Пилот «Штуки». Мемуары аса люфтваффе. 1939-1945. - Рудель Г.У.

$Ганс Ульрих Рудель ПИЛОТ \$

Глава 1. От зонтика до пикирующеrо бомбардировщика

Глава 17. Смертельная борьба в последние месяцы

$Ганс Ульрих Рудель ПИЛОТ \$

Автор: Рудель Г.У.

Теги: всеобщая история период второй мировой войны (1939 -1945 гг) вторая мировая война восточный фронт люфтваффе немецкая авиация

ISBN: 978-5-9524-4389-1

Год: 2009

Похожие

Пилот "Штуки". Мемуары аса люфтваффе.

Откровения пилота Люфтваффе.

Воспоминания адъютанта Паулюса

Восточный фронт. Черкассы. Тернополь. Крым. Витебск. Бобруйск. Броды. Яссы. Кишинев. 1944

Текст

ЗА ЛИНИЕЙ ФРОНТА
МЕМУАРЫ

ЗА ЛИНИЕЙ ФРОНТА
МЕМУАРЫ
Hans Ulrich Rudel
STUKA
PILOT

ЗА ЛИНИЕЙ ФРОНТА
МЕМУАРЫ
Ганс Ульрих Рудель
пилот
«ШТУКИ»
МЕМУАРЫ АСА ЛЮФТВАФФЕ
1939-1945
Москва
116НТРПОЛИГРПФ

УДК 94(430).086
ББК 63.3(0)62
Р83
Ши
Серия «За линией фронта. Мемуары»
выпускается с 2002 года
Разработка серийного оформления
художника И.А. Озерова
Рудель Ганс Ульрих
Р83 Пилот «Штуки». Мемуары аса люфтваффе.
1939—1945 / Пер. с англ. J1.A. Игоревского. — М.:
ЗАО Центрполиграф, 2009. — 285 с. — (За линией
фронта. Мемуары).
Эта книга — мемуары аса люфтваффе о пяти годах войны на Вос¬
точном фронте: от Польши до Москвы и от Сталинграда до Берлина.
Рудель — один из лучших пилотов в немецкой авиации, он совершил
2530 боевых вылетов, этого достижения не превзошел ни один пилот в
мире. Думающему искушенному читателю будет интересно познакомить¬
ся со взглядом на Вторую мировую войну человека иной идеологии.
ISBN 978-5-9524-4389-1
УДК 94(430).086
ББК 63.3(0)62
© Перевод,
ЗАО «Центрполиграф», 2009
ISBN 978-5-9524-4389-1
© Художественное оформление
серии, ЗАО «Центрполиграф»,
2009

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Представляя современному читателю книгу воспоми¬
наний Ганса Ульриха Руделя — одного из лучших пилотов
люфтваффе — о пяти годах полетов в боевых условиях от
Польши до Москвы и от Сталинграда до Берлина, хочется
еще раз повторить: «Люди, будьте бдительны — это может
повториться!»
Мальчик, мечтающий летать, юноша, преодолевающий
трудности на пути к цели, мужчина, героически перенося¬
щий страдания и гордо принимающий позор поражения,
ни в чем не раскаиваясь, ни о чем не сожалея. Разве это не
то, о чем мечтает каждый мальчишка? Рудель — герой, лет¬
чик, летающий с протезом вместо одной ноги и с гипсом на
второй!
Заслуги знаменитого летчика неоспоримы, он един¬
ственный во всем Третьем рейхе кавалер Рыцарского Же¬
лезного креста с дубовыми листьями, мечами и бриллиан¬
тами в золоте. Но язык его воспоминаний начисто лишен
рефлексии: только взлет — цель — возвращение. Рудель —
патриот, для него все немецкое — синоним отличного и со¬
вершенного, а все остальное — примитивное и грязное, до¬
стойно лишь того, чтобы смотреть на него в прицел борто¬
вого оружия. Идеальный продукт тоталитарного режима, ас
люфтваффе полностью совпадает с возложенной на него
функцией — он думающая военная машина, Терминатор
40-х. Парадоксальным образом такой патриот перестает
быть немцем, для него не существует культуры своего наро¬
да, он не вспоминает ни стихов, ни песен, поэтому другие
народы ничем не интересны ему, кроме утилитарных по¬
5

требностей, которые необходимо удовлетворить при их по¬
мощи. Все его наблюдения за жизнью русских граничат с
нелепостью и абсурдом, в функции сверхчеловека не вхо¬
дит ни милосердие, ни понимание, которыми так богата
истинная немецкая культура. Главная особенность его сти¬
ля — бесконечное повторение местоимения «я», напыщен¬
ность и пафосность. Для тех молодых военных на Западе,
кто встретился с ним в плену, Рудель был специалистом по
русскому Востоку. Свою позицию он не изменил и тогда,
когда стал одним из руководителей воссозданных ВВС За¬
падной Германии.
Издательство считает полезным познакомить думающе¬
го искушенного читателя со взглядом на Вторую мировую
войну человека иной идеологии.

пилот
«ШТУКИ»
МЕМУАРЫ АСА ЛЮФТВАФФЕ
1939-1945

ПРЕДИСЛОВИЕ
Во время любой войны иногда случается знать фамилии
тех, с кем приходится воевать, и особенно часто это бывает
в авиации. Но встретить после войны человека, о котором
слышал, доводится крайне редко. В конце Второй мировой
некоторые из нас имели возможность познакомиться с пи¬
лотами немецкой авиации, о которых раньше доводилось
только слышать. Сейчас фамилии многих из этих пилотов
я уже не помню, но у меня в памяти хорошо сохранились
встречи с Галландом, Руделем и пилотом ночного истреби¬
теля по фамилии Майер. Они были в Центральном управ¬
лении истребительной авиации в Тангмере в июне 1945 го¬
да, и кое-кто из их бывших противников из британских
ВВС смог обменяться с ними взглядами на самолеты и на
тактику применения авиации — самые интересные темы
для любого пилота. Помню, нас всех поразило, когда слу¬
чайно выяснилось, что один из беседовавших, Майер, сбил
другого — нашего знаменитого пилота Брэнса Барбрид-
жа, — когда тот делал заход для посадки на аэродром.
Большую часть войны я провел в качестве пленного в
Германии, и там мне пришлось много слышать о Гансе
Ульрихе Руделе. Про подвиги на Восточном фронте это¬
го пилота пикирующего бомбардировщика часто можно
было прочитать в немецкой прессе, и я с большим интере¬
сом ждал встречи с ним, которая должна была произойти
в июне 1945 года. Незадолго до этой встречи Рудель поте¬
рял ногу ниже колена — при обстоятельствах, описанных
в этой книге. В то время военным начальником летного учи¬
лища в Тангмере был известный пилот британских ВВС
9

Дик Этчерли. На встрече, кроме него, присутствовали Фрэнк
Кэри, Боб Так (во время войны находившийся в плену
вместе со мной), Раз Берри, Хок Уэллс и Рональд Бимон
(в настоящее время главный летчик-испытатель в «Инг¬
лиш электрик»). Мы все решили, что должны что-либо
сделать, чтобы достать Руделю протез. Мы доставили тре¬
буемые инструменты и гипс, но оказалось, что сразу пос¬
ле операции протез не ставится, и потому нам пришлось
отказаться от этой идеи.
Теперь мы все прочитали книгу, написанную челове¬
ком, с которым нас свела судьба, и этот интерес обуслав¬
ливался тем, что он сам написал о себе. Книга Руделя хо¬
роша тем, что рассказ ведется от первого лица о жизни на
войне, главным образом на Восточном фронте. Я не согла¬
сен со многими его заключениями и с некоторыми из его
мыслей. В конце концов, я воевал на другой стороне.
Книга не претендует на широкий охват событий, по¬
скольку посвящена деятельности одного человека — очень
отважного, но делавшего на войне довольно однообраз¬
ную работу. Однако она содержит интересные наблюдения
Руделя относительно его противников на Восточном фрон¬
те — летчиков русской авиации.
Полковник Дуглас Бадер —
кавалер ордена «За выдающиеся заслуги»
и креста «За летные заслуги»

ВВЕДЕНИЕ
Редко когда отец и мать пишут введение к книге свое¬
го сына, но мы считаем, что было бы неверным отказать¬
ся от предложения, тем более в наше время, когда не при¬
нято писать предисловия к книгам о войне.
Одним весьма знающим человеком было сказано:
«...Ганс Ульрих Рудель (с 2 января 1945 года полковник
люфтваффе двадцати восьми с половиной лет) отличился
много больше других офицеров и рядовых; его боевые вы¬
леты на ключевые объекты и в важнейшие районы фрон¬
та оказывали заметное влияние на общее положение войск
(поэтому он был первым и единственным солдатом, на¬
гражденным высшим орденом — Рыцарским Железным
крестом с золотыми дубовыми листьями, мечами и брил¬
лиантами)...»
«...Рудель прекрасно описал свои военные впечатления.
Важнейшие события войны еще слишком свежи в его па¬
мяти, чтобы уложить их в более или менее стройную сис¬
тему. Тем не менее важно, что люди, выполнявшие свой
долг до самого конца, правдиво описали свои военные
впечатления. На основе сбалансированного и объективно¬
го подхода к свидетельствам непосредственных очевидцев
впоследствии можно будет создать верную картину собы¬
тий Второй мировой войны. Имея 2530 боевых вылетов на
своем счету, Рудель — это вынуждены признать и его
объективно настроенные противники — является самым
выдающимся военным летчиком в мире...»
На протяжении всей долгой войны он практически не
имел отпусков; даже после ранения из госпиталя сразу от¬
11

правился на фронт. В начале апреля 1945 года Рудель по¬
терял правую ногу ниже колена. Не дожидаясь выздоров¬
ления, с незажившей раной, при помощи временного про¬
теза, Рудель поднялся в воздух. Своим кредо он считал
преданность офицера Отечеству и боевым товарищам, за¬
щищающим Родину; также он считал, что должен быть
примером для своих солдат — особенно в военное время —
служения не для наград или собственной выгоды. Рудель
не раболепствовал перед начальством, свое мнение выска¬
зывал открыто и искренне, за что пользовался уважением
и подчиненных, и командиров.
Служебная карьера Руделя строилась на традиционных
солдатских достоинствах — верности и послушании. Мой
сын следовал девизу: «Потерпел поражение лишь тот, кто
признал, что потерпел поражение!» Проживая в Аргенти¬
не, он остался верен этому девизу и поныне.
Мы — его родители, две сестры и бессчетное количе¬
ство родственников — часто испытывали тревогу за него и
молились, всегда повторяя при этом слова Эдварда Мори-
ке: «Пусть все, с начала до конца, будет в руках Господа!»
Мы хотели бы, чтобы эта книга была тепло встречена
многочисленными друзьями и почитателями Руделя и что¬
бы в Аргентину пришли вдохновляющие письма от его чи¬
тателей.
Иоханнес Рудель,
священник на пенсии
Саусенхофен под Гунсенхаузеном
Сентябрь 1950 года
К утешению всех матерей, имеющих мальчиков, я хоте¬
ла бы сказать, что наш Ганс Ульрих был болезненным и
нервным ребенком (он весил всего два с половиной ки¬
лограмма, когда родился). До двенадцати лет мне прихо¬
дилось держать его руку, если за окном бушевала гроза.
Старшая сестра Ганса Ульриха часто говорила: «Ули ни¬
когда ничего не добьется в жизни, он боится даже спус¬
титься в подвал в одиночку». Эти насмешки были столь
12

колкими, что Ули решил стать крепче духом и телом, при¬
нялся закалять себя физическими упражнениями. Но, не¬
смотря на достижения в этом, его школьные дела шли из
рук вон плохо, и Ули не решался показать дневник для
подписи отцу до самого последнего дня каникул. Когда я
спросила его классного руководителя: «Как успехи моего
мальчика?» — тот ответил: «Он очаровательный ребенок,
но ученик отвратительный». Об его школьных проделках
можно было бы рассказать много, но сейчас я счастлива,
что, несмотря на тяжелые испытания, у него была хотя бы
беззаботная юность.
Марта Рудель

Потерпел поражение лишь тот,
кто признал, что потерпел пора¬
жение!
Глава 1
ОТ ЗОНТИКА ДО ПИКИРУЮЩЕГО
БОМБАРДИРОВЩИКА
1924 год. Мне восемь лет, я живу в доме приходского
священника в маленькой деревеньке Сайфердау. Как-то
в воскресенье мои родители уехали в соседний городок
Швайдниц на День авиации, оставив меня дома. Помню
злость, охватывавшую меня, помню, как я заставлял их
описывать День авиации снова и снова. Рассказ о том, что
из самолета с большой высоты выпрыгнул человек с пара¬
шютом и благополучно приземлился, меня изумил. Я рас¬
спросил сестренку обо всех подробностях, после чего мама
сшила мне небольшую модель парашюта. Я привязал к
этой модели камень и был невероятно горд, когда камень
медленно спустился на парашюте к земле. Тогда мне при¬
шла в голову мысль: то, что может сделать камень, могу
сделать и я сам. И я принял решение: в следующее воскре¬
сенье, если хоть на пару часов останусь один, непременно
воплотить свою идею в жизнь.
Когда желанный час настал, я поднялся по лестнице на
второй этаж, вскарабкался с зонтом на подоконник, рас¬
пахнул окно, бросил короткий взгляд вниз и спешно, пока
не успел испугаться, прыгнул. Приземлился я на мягкую
клумбу, но, несмотря на это, я сломал ногу, у меня болела
каждая мышца. Зонты отличаются коварным нравом — и
мой зонт проявил себя именно с этой стороны: неожидан¬
но вывернувшись наизнанку, он почти не задержал мое
движение к земле. Но, несмотря на неудачный первый по¬
лет, я принял твердое решение: буду пилотом.
В школе мне довелось немного изучать современные
иностранные языки, после чего я взялся за классические и
14

овладел греческим и латинским. Мой отец часто переез¬
жал из прихода в приход, и потому образование я получал
в Сагене, Ниески, Гёрлице и Лойбане — прекрасных го¬
родках Силезии. Каникулы я посвящал спорту, в котором
не последнее место занимали мотоциклетные гонки. Ле¬
том я занимался атлетикой, а зимой ходил на лыжах — и
это заложило основу для моего крепкого здоровья и мощной
конституции на всю последующую жизнь. Мне нравилось
заниматься всем подряд, и потому я долго не специализи¬
ровался в какой-то конкретной области. Маленькая де¬
ревенька, в которой я окончил школу, не имела спортин¬
вентаря — о нем я знал лишь из газет, — и потому я прак¬
тиковался в прыжках с шестом, преодолевая веревку с
бельем при помощи деревянной подпорки. Позднее, ког¬
да у меня появился нормальный бамбуковый шест, я смог
взять приличную высоту... В десять лет я отправился в
Оленгебирге, в 40 километрах от нашего городка, с полу¬
тораметровыми лыжами, подаренными мне родителями в
качестве рождественского подарка, в надежде, что во вре¬
мя этого перехода научусь хорошо ходить на лыжах...
Помню, как я положил настил на козлы для пилки дров,
тщательно проверил, достаточно ли прочно стоит это уст¬
ройство, затем взобрался на мотоцикл и дал полный газ.
Мотоцикл въехал на настил, поднялся в воздух и призем¬
лился далеко не прямо. Но я тут же развернулся, чтобы со¬
вершить свое воздушное путешествие еще раз. Мне тогда
не пришло в голову, что для подобных трюков нужен точ¬
ный расчет. Своей бесшабашностью я очень огорчал отца,
а учителей замучил проказами. Когда я подрос, встал во¬
прос о моем будущем. Одна из моих сестер изучала ме¬
дицину, и большие расходы на ее учебу не оставляли мне
надежд получить диплом гражданского пилота, потому я
решил стать спортивным инструктором.
Неожиданно создаются люфтваффе, и им требуется
большое число обученных офицеров резерва. Поскольку я
не блистаю успехами в школе, то не могу надеяться пройти
трудные вступительные экзамены. Несколько моих знако¬
15

мых, старше меня по возрасту, пытаются поступить, но их
постигает неудача. Из шестисот претендентов отобрано
лишь шестьдесят, и я даже и не мечтаю оказаться в числе
десяти процентов счастливчиков. Судьба, однако, выбира¬
ет именно меня, и в 1936 году я получаю извещение о за¬
числении в военную школу в Вилдпарк-Вердере. Прибыть
туда я должен в декабре. До этого мне предписано два ме¬
сяца проработать вместе с другими курсантами в Службе
труда, после чего нас направляют в Вилдпарк-Вердер для
интенсивной учебы. Шесть месяцев нас тренируют как
простых пехотинцев; самолеты курсанты видят лишь с зем¬
ли, провожая их тоскливым взглядом. Ограничивать себя
приходилось во многом. Нельзя ни пить, ни курить; от¬
дыхом считаются физические упражнения и спортивные
игры. Никаких отпусков в город не было. На молочной ди¬
ете моя фигура постепенно теряет свой атлетический вид.
Но неудовлетворительных оценок по военной и физиче¬
ской подготовке у меня нет, и непосредственный коман¬
дир, лейтенант Фельдман, мной доволен. Однако кое-что
мне не удается, и у меня складывается репутация человека
«со странностями».
Второй учебный период мы проводим в городке рядом с
Вердером, в месте отдыха близ озера Хакел. Здесь нас нако¬
нец учат летать. Квалифицированные инструкторы с боль¬
шим трудом приобщают нас к тайнам авиации. Искусство
посадки воздушного маневра и поворотов преподает нам
сержант флота Дизельхорст. После примерно шестнадцати
полетов с ним меня отпускают в самостоятельный полет,
и это достижение перемещает меня из числа отстающих в
середину. Вместе с обучением полетам продолжаются и
уроки по технике и военному делу, а также изучение допол¬
нительных дисциплин, требуемых для получения офицер¬
ского чина. С окончанием второго срока прекращается и
летная подготовка — мы получаем право совершать поле¬
ты. Третий срок обучения, который мы снова проводим в
Вердере, уже не столь разнообразен. Искусству самолето¬
вождения уделяется совсем мало времени; основное время
посвящается тактике воздушного боя и действий наземных
войск, искусству обороны, а также другим специальным
16

вопросам. Вскоре меня на короткий срок командируют в
Гибельштадт, близ Вюрцбурга, — в прекрасный старый го¬
род на Майне, где меня зачисляют в строевое подразде¬
ление. По мере того как подходил срок выпускных экзаме¬
нов, нас все больше интересует наше направление и то,
какие функции мы будем выполнять. Почти каждый хочет
попасть в истребительную авиацию, но для всех это невоз¬
можно. Прошел слух, что наше подразделение в полном
составе должно стать бомбардировщиками. Те, кто прошел
трудные экзамены, получают направление в заранее опре¬
деленное подразделение.
Незадолго до окончания военной школы нас отвозят в
противовоздушную зенитную школу на балтийском бере¬
гу. Неожиданно школу посещает Геринг, чтобы нас при¬
ветствовать. В конце своей речи он спрашивает, есть ли
желающие стать пилотами пикирующих бомбардировщи¬
ков. Геринг сообщает, что требуются молодые офицеры
для формирования новых подразделений, на вооружении
которых состоят самолеты «Штука». Я недолго колеблюсь.
«Ты хотел быть летчиком-истребителем, — говорю я се¬
бе, — но придется стать бомбардировщиком. Так не лучше
ли принять свою судьбу добровольно и покончить с этим».
Вот эти нехитрые размышления и приводят к тому, что
моя фамилия появляется в списке летчиков самолетов
«Штука». Через несколько дней все мы получаем назначе¬
ния. Почти весь выпуск направлен... в распоряжение коман¬
дования истребительной авиации! Я испытываю чувство
горького разочарования, но поделать уже ничего нельзя.
Теперь я пилот «Штуки», и мне остается лишь смотреть на
счастливые лица уезжающих — моих товарищей по учебе.
В июне 1938 года я прибываю в Грац, расположенный
в живописной Штирии, чтобы стать старшим офицером
соединения бомбардировщиков «Штука». С того момента,
когда немецкие войска вошли в Австрию, прошло всего
три месяца, и местное население принимает нас с энту¬
зиазмом. Пилоты нашей эскадрильи проживают в дере¬
веньке Талерхоф, расположенной недалеко от города.
Эскадрилья недавно получила «юнкерсы»; одноместный
«хейнкель» больше в качестве пикирующего бомбардиров¬
17

щика использоваться не будет. На новом самолете мы учим¬
ся пикировать под разными углами — вплоть до 90 гра¬
дусов, — точно бросать бомбы и стрелять из бортового
оружия. Скоро мы уже достаточно хорошо осваиваем «юн-
керсы». Не могу сказать о себе, что я быстро учусь; к тому
же я приступаю к прохождению тестов, когда значитель¬
ная часть пилотов их уже прошла. Потому конечные тес¬
ты я сдаю с большим опозданием — слишком большим,
чтобы обо мне сложилось хорошее впечатление у коман¬
дира эскадрильи. Я набираю ход столь медленно, что у
него возникает подозрение, что я вообще никогда не при¬
ду к финишу. Моему положению в эскадрилье не способ¬
ствует ни то, что я редко бываю в офицерской столовой,
предпочитая молочную диету, ни то, что держусь особня¬
ком, проводя свободное время в горах или на спортпло¬
щадке.
Тем не менее я получаю звание лейтенанта. Под Рож¬
дество 1938 года эскадрилья получает команду выделить
одного человека для спецподготовки для полетов на разве¬
дывательном самолете. Другие эскадрильи отказались это
сделать, поскольку не хотят терять своих людей, но наш
командир счел, что ему представляется удобный случай
сплавить «любителя молока». Я, естественно, не соглаша¬
юсь — хочу остаться пилотом «Штуки», — но запущенной
в действие военной машине противостоять бесполезно.
Таким образом, в январе 1939 года я начинаю учебу в
школе летчиков-разведчиков в Хильдесгейме. Глубина мо¬
его горя не поддается описанию. Нам преподают теорию
и практику воздушной фотосъемки. Ходят слухи, что по
окончании учебы нас распределят в подразделения для вы¬
полнения специальных операций для военно-воздушных
сил. Нас всех учили быть наблюдателями, но в разведыва¬
тельных самолетах наблюдатель еще и штурман, так что
пришлось изучать и это искусство. Нам — обученным пи¬
лотам — приходится теперь просто сидеть в самолете, вве¬
ряя свою жизнь пилоту. Естественно, мы ему не доверяем и
думаем про себя, что рано или поздно он рухнет на землю,
вместе с нами. Аэрофотосъемке мы обучаемся, делая вер¬
тикальные, панорамные и прочие снимки в районе Хиль-
18

десгейма. Остальное время посвящено скучной теории. За¬
кончив курс обучения, мы все получаем назначения в соот¬
ветствующие части. Я должен был отбыть в 2/F121 — даль¬
нюю разведку в Пренцлау.
Через два месяца мы перебраемся в район Шнайдемюл.
Началась война с Польшей! Никогда не забуду мой первый
полет через границу в другую страну. Я напряжен, сидя в
своем самолете и ожидая того, что должно произойти. Пер¬
вое знакомство с зенитной артиллерией внушает нам страх
и почтение. Истребителей, однако, над Польшей оказыва¬
ется на удивление мало, и это в дальнейшем становится ча¬
стой темой наших разговоров. То, что раньше было сухим
теоретическим материалом в учебных классах, сейчас стало
волнующей реальностью. Мы делаем фотографии железно¬
дорожных станций в Торне, Кульме и других городах, что¬
бы определить направление передвижения польских войск
и места их концентрации. Позднее нас стали направлять на
самый восток Польши, к железнодорожной линии Брест-
Литовск—Ковель—Луцк. Высшее руководство желает знать,
как осуществляют перегруппировку сил русские и что они
собираются делать. Мы используем Бреслау как базу для
полетов в южном направлении.
Война в Польше скоро завершается, и я возвращаюсь в
Пренцлау с Железным крестом 2-го класса. Здесь коман¬
дир моего звена сразу понимает, что я не хочу быть пило¬
том разведывательного самолета, но он считает, что в ус¬
ловиях напряженной обстановки рано думать о переводе
меня в пилоты «Штуки». Я дважды делаю попытки пере¬
вестись, но обе успеха не имеют.
Зиму мы проводим в Фритцларе около Касселя в земле
Гессен. Отсюда наша эскадрилья делает вылеты на запад и
северо-запад, стартуя с аэродромов, выдвинутых на запад и
северо-запад насколько это возможно. Мы совершаем по¬
леты на очень больших высотах, и потому каждый летчик
должен выдержать экзамены в мастерстве проведения раз¬
ведывательных полетов на большой высоте. Я выезжаю в
Берлин и проваливаю экзамен. Поскольку самолеты «Шту¬
19

ка» действуют на низкой высоте, командование наконец
принимает во внимание мою просьбу о переводе в пилоты
пикирующих бомбардировщиков. Я полон надежд о воз¬
вращении к моей «первой любви». Однако вскоре два эки¬
пажа теряют пилотов, и меня снова посылают на экзамен.
На этот раз оценка следующая: «Исключительно хорошо
подготовлен к полетам на больших высотах». В первый раз
со мной явно обошлись чересчур круто. Хотя министерство
не отдало какого-либо конкретного распоряжения по мо¬
ему адресу, меня отправляют в Штаммерсдорф (под Ве¬
ной), в подразделение авиационной подготовки; позднее
это подразделение переводят в Крайльсгейм.
Во время начала кампании во Франции я служу адъю¬
тантом. Мои попытки найти обходные каналы и обратить¬
ся в управление по личному составу люфтваффе успехом
не завершаются — о боевых действиях я получаю инфор¬
мацию только из газет и по радио. Никогда я не чувство¬
вал себя столь отвратительно, как в это время. У меня по¬
является чувство, что я за что-то сурово наказан. Только
спорт, на который я направляю всю свою энергию и кото¬
рому посвящаю все свободное время, приносит мне облег¬
чение. В то время совершать полеты я могу только в ма¬
леньком спортивном самолете. Главной моей работой
становится военная подготовка курсантов. Однажды в вы¬
ходной, перевозя нашего командира на «Не-70» в отврати¬
тельную погоду, я чуть не попал в аварию. Но мне повез¬
ло, и самолет благополучно возвращается в Крайльсгейм.
Мои многочисленные письменные просьбы и телефон¬
ные звонки наконец приводят к желаемому результату.
Подозреваю, что просто оказался неудобен и от меня ре¬
шили избавиться. Я оправляюсь в знакомое мне по Грацу
подразделение — в тот момент оно находилось в Кане на
берегу Ла-Манша. Операции здесь уже практически завер¬
шились, и один из моих друзей по Грацу передает мне по¬
лученный в Польше и Франции опыт, совершая со мной
полеты. Я жадно впитываю эти знания, поскольку ждал их
два года. Но за пару дней догнать остальных невозможно,
да и ученик я всегда был неважный. Без практики усвоить
что-либо трудно. И здесь моя приверженность к воздер¬
20

жанной жизни, привычке пить молоко и преданность
спорту вызывает неприязнь — еще большую, чем раньше,
поскольку многим это кажется странным в располага¬
ющей к удовольствиям Франции. Из-за этих моих стран¬
ностей, когда эскадрилью переводят в Юго-Восточную
Европу, меня отправляют в резервное звено в Граце ожи¬
дать дальнейших распоряжений. Интересно — когда-ни-
будь я изучу свою работу на практике?
Начинается кампания на Балканах — и снова без меня.
Грац временно используется как база для подразделений
самолетов «Штука». Мне трудно следить за этой войной.
Следом за Югославией войска входят в Грецию — а я на¬
хожусь в тылу и практикуюсь в полетах в строю, в сбрасы¬
вании бомб и стрельбе из бортового оружия. Так продол¬
жается три недели, и внезапно я говорю себе: «Теперь твое
обучение закончилось, и ты можешь делать с самолетом все,
что захочешь». И это чистая правда. Инструкторы просто
изумлены моим мастерством. Дилль и Йохим могли выде¬
лывать любые трюки, когда возглавляли наш так называ¬
емый «цирк», но при этом мой самолет держится за ними
следом на определенной дистанции словно привязанный —
независимо от того, делают ли они петли, уходят в пики¬
рование или летят вверх колесами. Я бросаю бомбы так,
что они отклоняются от цели не больше чем на десять мет¬
ров. При стрельбе из бортового оружия получаю девяносто
очков из возможных ста. Словом, я преуспел в своем деле.
Как только фронт потребует новых пилотов для замены, я
непременно отправлюсь одним из первых.
Вскоре после пасхальных каникул, которые я провожу
с коллегами в окрестностях Пребикля в лыжных походах,
наступает долгожданный момент. Пришел приказ о пере¬
броске самолетов в эскадрилью пикирующих бомбарди¬
ровщиков, размещавшуюся на юге Греции. Этим же при¬
казом я зачислялся в эту эскадрилью. Прилетев через Аграм
и Скопье в Аргос, я узнал, что должен следовать дальше на
юг. Подразделение самолетов «Штука» находится на са¬
мой южной оконечности Пелопоннеса. Поскольку я изу¬
21

чал древнегреческий, полет вызывает во мне много эмо¬
ций и заставляет вспомнить школьные годы. Приземлив¬
шись, я немедленно обращаюсь с докладом о прибытии,
поскольку испытываю жгучее желание наконец принять
участие в настоящих боевых действиях. Первый человек,
который меня встречает, — это адъютант командира эс¬
кадрильи. Когда я его вижу, мое лицо мрачнеет — как и
его. Это мой старый знакомый — бывший инструктор из
Кана.
— Что вы здесь делаете? — спрашивает он. Его тон ми¬
гом охлаждает мой пыл.
— Я прибыл за назначением.
— У вас не будет боевых вылетов, пока вы не научитесь
управлять «Штукой».
Я с трудом сдерживаю гнев, но молчу, даже когда вижу
на его губах снисходительную улыбку.
— Вы еще учились?
Я выдержал ледяную паузу — столь долгую, насколько
это было возможно, и ответил:
— Я в совершенстве владею самолетом.
Почти презрительно — или мне это только показа¬
лось? — он медленно, с выражением говорит то, от чего у
меня по коже пробегают мурашки:
— Я доложу о вас командиру — и будем надеяться на
лучшее. Решать ему. Это все. А вы пока ждите, устраивай¬
тесь.
Выйдя из темной палатки, я щурюсь — и не только от
яркого света. Пришлось бороться с охватившим меня от¬
чаянием. Но здравый смысл подсказывает: нет причин те¬
рять надежду. Адъютант не расположен ко мне, но решать
командиру, а он может пойти навстречу, даже если и при¬
слушивается к мнению своего адъютанта. Не может же ко¬
мандир, который меня совсем не знает, составить обо мне
негативное мнение, руководствуясь чьими-то словами? В
результате этих размышлений я пришел к мысли немед¬
ленно явиться к командиру. Нет сомнения, что он будет
объективен. И я отправился доложить о себе. Командир
небрежно отвечает на приветствие и устремляет на меня
долгий изучающий взгляд, затем произносит:
22

— Мы уже знаем друг друга, — и, сочтя по моему лицу,
что я хочу возразить, отмахивается. — Конечно, мне гово¬
рил о вас адъютант. Я знаю о вас все, так что до дальней¬
ших распоряжений вы не будете летать в моем подразделе¬
нии. Если в будущем у нас будет нехватка...
Я не могу дождаться, когда он окончит. Впервые в жиз¬
ни на меня что-то нашло — словно в живот ударили. Нечто
подобное я испытал через несколько лет, когда мой само¬
лет, пробитый врагом, с трудом доставил меня к аэродрому,
а большая потеря крови совершенно лишила сил.
Я не помню, сколько еще говорил командир и о чем. Во
мне все протестовало, я говорил себе: «Не делай этого... не
делай... не делай». К реальности меня возвратил голос адъ¬
ютанта:
— Вы свободны.
Я с удивлением поворачиваю голову к нему. Я и не по¬
дозревал, что он здесь. Адъютант глядит на меня столь же
тяжелым взглядом. Я чувствую, что снова способен взять
себя под контроль.
Несколькими днями позже начинается операция на
Крите. На аэродроме постоянно слышится рев моторов; я
же сижу в своей палатке. В битве за Крит немецким ВВС
пришлось бороться с английским флотом. Крит — это ос¬
тров; согласно общепринятым взглядам, только превос¬
ходящие морские силы способны освободить остров от
англичан. Но Великобритания — это морская держава,
Германия — нет. К тому же контроль англичан над Гиб¬
ралтаром не позволяет перебросить сюда морские силы из
Балтики. Тем не менее, вопреки общепринятым взглядам,
вопреки английской морской мощи, англичан выбили с
Крита при помощи бомб самолетом «Штука». А я в это
время сидел в своей палатке.
«...До дальнейших распоряжений вы не будете летать в
моем подразделении». Эти слова я вспоминаю по тысяче
раз на дню, и каждый раз я чувствую унижение, презрение
и насмешку. Из-за стен палатки я слышу оживленный раз¬
говор вернувшихся летчиков о полученном опыте и об ус¬
пешной высадке наших воздушных десантников. Иногда я
пытаюсь упросить кого-либо из пилотов слетать вместо
23

него. Это бесполезно. Даже дружеские подарки не прино¬
сят мне удовлетворения. Я вижу снисходительность на ли¬
цах моих коллег, и от этой снисходительности мне стано¬
вится горько. Порой хочется зажать уши — лишь бы не
слышать вой моторов. Но и заглушить все звуки я не могу.
Мне приходится их слушать. Я ничего не могу с собой сде¬
лать! Вылет идет за вылетом. Самолеты творят историю в
битве за Крит — я же сижу в палатке, готовый рыдать от
ярости.
«Мы уже знаем друг друга». Вот уж нет! Ни в малейшей
степени. Я уверен, что я мог быть полезным членом бое¬
вой группы. Я владею самолетом в совершенстве и хочу
участвовать в боевых действиях. Но на пути к моим буду¬
щим наградам стоит чье-то предубеждение и нежелание
дать мне шанс доказать, что отношение ко мне неверно.
Тем не менее я докажу, что командование заблуждает¬
ся относительно меня. Но предубеждение не помешает мне
добраться до противника. Нет, не так надо относиться к
своим подчиненным — я теперь понимаю это. Меня тянет
совершить какую-нибудь выходку, но я борюсь с этим же¬
ланием. Дисциплина, дисциплина и еще раз дисциплина!
Управляй собой, и только путем самоограничения ты смо¬
жешь чего-нибудь добиться. Ты должен понимать, что
ошибки неизбежны, даже у командования. Лучший способ
подготовить себя в качестве солдата — учиться повиновать¬
ся. Твой опыт поможет тебе снисходительнее смотреть на
ошибки твоих подчиненных. Сиди спокойно в палатке и
сдерживай свой норов. Наступит время — и ты за все по¬
считаешься. Никогда не теряй веру в себя!

Глава 2
ВОЙНА ПРОТИВ СОВЕТОВ
Операция «Крит» завершается. Я получаю приказ пере¬
гнать один из поврежденных самолетов в ремонтную мас¬
терскую в Котбусе и дожидаться там дальнейших распоря¬
жений. Возвращаться обратно в Германию я должен был
через Софию и Белград.
В Котбусе некоторое время я не получаю ни весточки о
своей эскадрилье и теряюсь в догадках, куда меня напра¬
вят дальше. Ходят постоянные слухи о новой грядущей
кампании. Эти слухи основываются на том, что на Восток
двигаются многочисленные соединения и летят военные
самолеты. Большинство тех, с кем я обсуждаю эти слухи,
предполагают, что русские собираются пропустить немец¬
кие войска на Ближний Восток, что позволит нам завое¬
вать нефтяные поля и сырьевые ресурсы противостоящих
нам союзников. Но все эти разговоры базируются на пус¬
тых догадках.
22 июня в четыре часа утра я слышу по радио, что Рос¬
сии объявлена война. Как только рассветает, я отправляюсь
в ангар, где ремонтировались самолеты эскадрильи «Им¬
мельман», и спрашиваю: может ли какой-нибудь из само¬
летов использоваться? Не наступило и полудня, как я запо¬
лучил машину, и теперь меня уже ничто не могло удержать
на месте. Я полагаю, что мое подразделение расположено
где-то на границе Восточной Пруссии и Польши. Долетев
до Пруссии, я приземляюсь в Инстенбурге, чтобы разуз¬
нать все подробнее. Здесь я получаю информацию непо¬
средственно от командования люфтваффе. Место, куда мне
следует направиться, располагается юго-восточнее и назы¬
25

вается Рачки. Через полчаса я приземлился там, сразу очу¬
тившись среди множества самолетов, только что вернув¬
шихся с задания. После заправки они должны снова совер¬
шить вылет. Аэродром буквально забит самолетами. Мне
приходится затратить немало времени, чтобы найти своих,
что столь холодно относились ко мне в Греции. И на сей
раз прием холодный. Для меня у командования нет време¬
ни. Оно полностью поглощено подготовкой и проведением
операций.
Командующий отдает мне через адъютанта распоряже¬
ние: немедленно доложить о себе командиру 1 -го звена.
Я докладываю о прибытии командиру звена, лейтенанту,
который, как и командование, находится в дурном распо¬
ложении духа, но встречает меня дружелюбно только по
той причине, что в эскадрилье ко мне приклеился ярлык
«поганой овцы», а командир звена не доверяет своим кол¬
легам. Тем не менее мне приходится отдать тот самолет,
который я перегнал из Котбуса, с обещанием, что в следу¬
ющий вылет отправлюсь со всеми, хотя и на очень старой
машине. С этого дня я ставлю перед собой задачу: «Я по¬
кажу вам всем, что знаю свою работу и все предрассудки
на мой счет несправедливы». А пока мне предстояло ле¬
тать ведомым у командира звена. Также я должен отвечать
за техническую готовность самолетов звена в то время,
когда мы не совершаем вылеты. В мои обязанности, обя¬
занности старшего ремонтника, входит следить за тем,
чтобы самолетов в исправном состоянии было как можно
больше, а также поддерживать связь с военным инжене¬
ром эскадрильи.
Во время операций мой самолет, как хвост, сопровожда¬
ет ведущего. Потому поначалу ведущего беспокоит — не
протараню ли я его случайно; однако он скоро удостове¬
рился, что я хорошо управляю самолетом. К вечеру перво¬
го дня мы совершили четыре боевых вылета в район между
Гродно и Волковыском. Русские двинули вперед огромные
26

массы танков и вспомогательных колонн. По большей ча¬
сти мы видим «КВ-1», «КВ-2» и «Т-34». Мы бомбим танки,
противовоздушную артиллерию и оружейные склады. То
же самое повторяется и на следующий день. Мы поднима¬
емся первый раз в воздух в три часа утра, а последнюю по¬
садку совершаем в десять вечера. О том, чтобы выспаться,
не было и речи. Каждую свободную минуту мы использова¬
ли для того, чтобы, растянувшись под самолетом, немного
поспать. Когда нас кто-то окликает, мы выбираемся из-под
самолета, с трудом соображая, с какой стороны нас по¬
звали.
В первом же своем вылете я замечаю бессчетное количе¬
ство укреплений вдоль границы. Эти укрепления идут дале¬
ко в глубь России на протяжении многих сотен километ¬
ров. Частично позиции еще не завершены. Встречаются
наполовину построенные аэродромы; их бетонные взлет¬
ные полосы только созданы, и небольшое число самолетов
уже стоит на этих аэродромах. К примеру, у дороги на Ви¬
тебск, по которой шли наши войска, располагается один
из незавершенных аэродромов, набитый самолетами «мар-
тин»1. Должно быть, у этих самолетов не было экипажей
или топлива. Пролетая над этими аэродромами, над укреп¬
лениями, хотелось сказать: «Хорошо, что мы ударили...»
Выглядело так, словно Советы создавали базу для вторже¬
ния против нас. На кого еще на Западе Россия могла на¬
пасть?2 Если бы русские завершили свои приготовления, не
было бы возможности остановить их. Мы летали на острие
наступления наших армий — поддерживать их было глав¬
ной задачей.
На короткое время мы останавливались в Улле, Лепеле
и Яновичах. Наши цели те же: танки, машины, мосты, за¬
воды и объекты ПВО. Временами мы вылетаем на бомбеж¬
ки железнодорожных путей. Один раз нам приказано уни¬
чтожить бронепоезд — когда Советы выдвинули его для
1 Видимо, имеется в виду «СБ», похожий на американский бомбар¬
дировщик «мартин». (Примеч. пер.)
2 Эти слова Руделя противоречат его же утверждению, что совет¬
ские укрепления шли на сотни километров в глубь советской террито¬
рии. Укрепления в тылу создаются не для нападения. (Примеч. пер.)
27

поддержки своей артиллерии. Любое препятствие перед
боевыми порядками наших армий должно было быть уни¬
чтожено, чтобы увеличить скорость продвижения и насту¬
пательный порыв наших войск. Степень сопротивления
русских различна. Наибольшую опасность для нас пред¬
ставляет наземная артиллерия — от ручного оружия до зе¬
нитных пушек; пулеметы самолетов противника оказывали
мало действия. Единственным самолетом, которым распо¬
лагали в это время Советы, был «И-15» — «Рата» много
хуже нашего «Me-109». Где бы самолеты «И-15» ни появля¬
лись, их сбивали, как мух. Они не могли сравниться с «мес-
сершмитгами», но были маневренны и, конечно, намного
быстрее, чем «Штуки». Поэтому мы не могли совершенно
их игнорировать. Советские военно-воздушные силы, ис¬
требительные и бомбардировочные соединения, были бес¬
пощадно разгромлены — как в воздухе, так и на земле. Их
истребительные силы были малы; самолеты наподобие
бомбардировщиков «мартин» и «ДБ-3» по большей части
принадлежали к устаревшим конструкциям. Можно было
видеть крайне мало новых машин типа «Пе-2». Действия
авиации были едва заметны до того, как и на Восточном
фронте благодаря поставкам появились американские
двухмоторные «бостоны». Часто на нас совершали налеты
лишь небольшие самолеты — они нарушали наш сон да
разрушали дороги, по которым подвозили боеприпасы и
продовольствие. Ущерб от этих самолетов был невелик. Нам
пришлось испытать их действие под Лепелем. Несколько
моих коллег, спавших в палатках в лесу, получили ранения.
Когда пилоты этих «проволочных клеток», как мы называ¬
ем маленькие, скрепленные тросами бипланы, замечают
свет, они немедленно сбрасывают наполненные шрапне¬
лью бомбы. Такие самолеты летают повсеместно, даже над
линией фронта. Чтобы совершать налеты бесшумно, пило¬
ты часто заглушают двигатели и совершают планирующий
полет. В этом случае мы можем слышать только шум вет¬
ра в проводах. Маленькие бомбы падают на землю — и не¬
медленно после этого двигатели начинают рокотать снова.
Для нас такие самолеты скорее не оружие, а раздражающий
фактор.
28

У нас новый командир, капитан Штейн. Он прибыл к
нам из той самой школы, где я проходил обучение полетам
на «Штуке». Капитан быстро перенимает мой метод следо¬
вать близко за ведущим и старается сохранять дистанцию
всего в несколько ярдов даже во время пике. Его искусство
прицеливания превосходно — в тех редких случаях, когда
кто-то из нас мажет, второй обязательно поражает мост.
Следующие за нами самолеты могут сбросывать свой груз
на зенитные батареи и другие объекты. Штейна очень хо¬
рошо приняли в эскадрилье. Как-то его спросили: «Как вам
летается с Руделем?» — и он ответил: «Это лучший, с кем я
когда-либо летал». После этого у меня установилась проч¬
ная репутация. Штейн сразу увидел, как точно я поражаю
цели, но предрек мне недолгую жизнь, назвав «сумасшед¬
шим». Слово «сумасшедший» в его устах скорее похвала,
признание храбрости одного пилота другим. Штейн видит,
что я обычно спускаюсь очень близко к земле, чтобы на¬
верняка поразить цель и напрасно не тратить бомбы.
«Когда-нибудь ты непременно врежешься в землю»,—
заключает он. Может, когда-либо его пророчества сбудут¬
ся, но я твердо верю в свою удачу. К тому же с каждым вы¬
летом набираюсь опыта. Тем не менее я многим обязан
Штейну и считаю, что мне повезло с моим вторым но¬
мером.
В те дни похоже было на то, что Штейн в своих пред¬
сказаниях прав. Противовоздушный огонь из одной из
атакуемых нами русских колонн заставляет один наш са¬
молет совершить вынужденную посадку. Самолет с трудом
приземляется на небольшом поле, с трех сторон окружен¬
ном кустарником и русскими. Экипаж выбирается из ка¬
бины и укрывается под самолетом. Я вижу, как пули рус¬
ских пулеметов взрывают песок вокруг машины. Если не
забрать моих коллег, они погибнут. Но сделать это труд¬
но — красные совсем близко к самолету. Черт! Я должен
вывезти этих летчиков сам. Выпускаю посадочные за¬
крылки, и мой самолет планирует к земле. Я вижу защит¬
ного цвета гимнастерки иванов в кустах. Бац! Очередь из
пулеметов попадает в мой двигатель! Приземляться с по¬
врежденным мотором нет смысла — взлететь не удастся.
29

Мои товарищи поняли это. Их ждет смерть. Я вижу машу¬
щие в прощании руки. В двигателе что-то бешено стучит,
но он еще работает, потому самолет может перевалить че¬
рез рощу. Я со страхом жду, когда застрянет какой-нибудь
поршень. Если это случится, мой двигатель остановится
навсегда. Подо мной красные; лежа на земле, они стреля¬
ют в меня. Остальные самолеты моего звена поднимаются
примерно на 300 метров и уже вне досягаемости от огня с
земли. Но мой двигатель все же продолжает работать, по¬
тому я могу дотянуть до линии фронта. Попав к своим, я
немедленно приземлился. На аэродром меня доставляет
армейский грузовик.
Здесь меня ждал Бауэр, с которым я познакомился в
Граце, когда находился в резервном звене. Бауэр позднее
весьма отличился и оказался одним из немногих выживших
в русской кампании. Но для меня день его появления ока¬
зывается неудачным — я повреждаю правое крыло моего
самолета, при приземлении ослепленный густым слоем
пыли, не могу избежать столкновения с другим самолетом.
Требуется заменить крыло, но на аэродроме запасного нет.
Имеется лишь поврежденный самолет на нашем предыду¬
щем аэродроме в Улле. Известие о выходе из строя бомбар¬
дировщика приводит Штейна в ярость: «Ты полетишь снова
только тогда, когда твой самолет будет отремонтирован, —
и не раньше». Отстранение от полетов — суровое наказа¬
ние. И я делаю в этот день еще один вылет, чтобы призем¬
литься в Улле. Со мной вылетают два механика из другого
звена, чтобы мне помочь. Всю ночь мы возимся с крылья¬
ми, пытаясь отсоединить их от одного поврежденного са¬
молета и присоединить к другому. Нам помогают два пехо¬
тинца. Работу удается завершить лишь к трем утра. К этому
времени нам ничего не хочется, кроме нормального отды¬
ха. Тем не менее я докладываю, что готов к боевому выле¬
ту, который должен быть произведен в половине четверто¬
го. Старший пилот в ответ на это только улыбается и качает
головой.
Через несколько дней меня переводят в 3-ю эскадри¬
лью, и я прощаюсь со своим 3-м звеном. У Штейна нет свя¬
зей, чтобы помешать моему переводу, и потому я вынужден
30

распрощаться с 3-й эскадрильей. Но едва я прибываю в но¬
вую эскадрилью, как у нее меняется командование. И кто
же новый командир? Капитан Штейн!
— Твой переход был не так уж и плох, как тебе каза¬
лось, — произносит Штейн, приветствуя меня. — От судь¬
бы не уйдешь!
Когда он присоединяется к нашему столу в палатке сто¬
ловой аэродрома в Яновичах, раздался оглушительный
взрыв. Какой-то старый рабочий пытался заправить свою
зажигалку из большой канистры с бензином. Когда он на¬
клонил канистру, она залила его руки, но этот человек про¬
должал щелкать зажигалкой, проверяя, работает ли она.
Раздался оглушительный взрыв. Это досадная потеря бен¬
зина — местные старушки очень рады продать нам яйца за
совсем небольшое количество бензина. Торговать бензи¬
ном нам, конечно, запрещено, поскольку топливо пред¬
назначалось вовсе не для изготовления варева, что залива¬
ется в лампадки перед их иконами. Даже одна капля этого
варева обжигает кожу. Но это уже вопрос традиций. Здание
местной церкви превращено в кинотеатр, а часовня — в ко¬
нюшню.
— Разные люди, разные обычаи, — замечает капитан
Штейн со смешком.
Целью многих наших вылетов является большая автостра¬
да Смоленск—Москва; она переполнена русскими войска¬
ми. Грузовики и танки едут друг за другом, часто тремя па¬
раллельными колоннами. «Если эта масса выплеснется на
нас...» — думаю я, переходя в пикирование. В несколько
дней мы усеиваем дорогу множеством обгоревших облом¬
ков. Поступательное движение немецких армий продолжа¬
ется. Скоро мы уже поднимали самолеты с аэродромов в
Духовщине, неподалеку от железнодорожной станции Яр-
цево, за которую потом разгорятся упорные бои.
Однажды откуда-то сверху на наши самолеты пикиру¬
ет самолет «И-15» и таранит Бауэра; «И-15» разваливает¬
ся, и Бауэр возвращается домой на сильно поврежденном
самолете. Вечером московское радио рассыпается в сла¬
вословиях по поводу советского пилота, который «совер¬
шил таран и сбил свинячью «Штуку». Должно быть, им
31

на радио виднее. Все люди с детства любят волшебные
сказки.
Примерно в трех километрах от нас солдаты готовятся
к очередной крупной операции. Поэтому для нас доволь¬
но неожиданным оказывается приказ перебазироваться в
другой район. Наш пункт назначения назывался Рехиль-
бицы; он располагался примерно в 150 километрах к запа¬
ду от озера Ильмень. С рассвета и до захода солнца мы
осуществляем поддержку армии в восточном и северном
направлениях.

Глава 3
ПОЛЕТЫ В ПЛОХУЮ ПОГОДУ
В летние месяцы в Рехильбицах очень жарко. Как толь¬
ко служебное время кончается, мы немедленно забираемся
в прохладу палаток и ложимся на походные койки. Штур¬
ман нашего самолета живет с нами в палатке. Разговарива¬
ем немного, поскольку прекрасно понимаем друг друга без
слов. По характеру мы удивительно схожи. Вечером, после
разбора полетов, мы прогуливаемся в лесу или бродим по
степи. Когда я не сопровождаю его, то делаю продолжи¬
тельные пробежки вокруг аэродрома или бросаю диск. Все
это дает возможность восстановить силы после трудных
дневных полетов; утром мы уже полны сил. После прогулок
сидим в палатке. Мой сосед спиртное почти не пьет и мне
не предлагает, поскольку я не пью совершенно. Немного
почитав, он поднимает взгляд в потолок и спрашивает себя:
— Ну, Вайнике, ты, должно быть, сегодня сильно уто¬
мился? — и, не дожидаясь, что ему ответят, тут же добав¬
ляет: — Ладно, тогда ложись спать.
Таким образом, мы ложимся рано. «Живи сам и давай
жить другим» — вот девиз моего соседа. Военный опыт
Штейна во многом схож с моим. Штейн хочет максималь¬
но использовать свои знания для того, чтобы стать лучшим
командиром, чем те, под началом которых он служил. Во
время операций его действия оказывают большое влияние
на всех нас. Штейн не любит мощный огонь зенитной ар¬
тиллерии так же, как и каждый из нас, но даже самый
плотный огонь никогда не заставит его сбросить бомбы с
большой высоты. Он хороший товарищ, исключительно
хороший офицер и первоклассный пилот — а такая ком-
2 Г. Рудель
33

бинация встречается очень редко. У Штейна в экипаже са¬
мый возрастной задний стрелок в нашем подразделении —
унтер-офицер Леманн. У меня же в экипаже — самый мо¬
лодой из нашего подразделения, капрал Альфред Шарнов-
ски. Альфред — тринадцатый ребенок в незнатной семье
из Восточной Пруссии. Он редко говорит, и, возможно по
этой причине, ничто его не трогает. С ним мне можно не
бояться вражеских истребителей, поскольку никакой иван
не может быть мрачнее моего Альфреда.
Здесь, в Рехильбицах, нас застигают ужасные бури. Над
обширными территориями России континентальный кли¬
мат, и потому холодный воздух приходит с сильными вет¬
рами, которые порой превращаются в настоящие бури.
В середине дня внезапно становится темно, тучи спуска¬
ются к самой земле, дождь льет как из ведра. Даже на зем¬
ле видимость ограничена несколькими метрами. Когда мы
в воздухе сталкиваемся с бурей, то стремимся облететь ее
стороной. Однако меня не покидает предчувствие, что
рано или поздно мне предстоит познакомиться с этим яв¬
лением ближе.
Мы осуществляем поддержку войск при наступлении и
обороне в районе Луги. Временами приходится летать глу¬
боко в тыл противника. Целью одного такого вылета явля¬
ется железнодорожная станция в Чудове — связующее зве¬
но на железной дороге между Москвой и Ленинградом.
По предыдущим вылетам мы знаем про силу зенитного и
истребительного прикрытия этой территории. Особенно
силен артиллерийский огонь — но до того, как на этот
участок прибудут новые подразделения истребительной
авиации, мы не ожидаем каких-либо сюрпризов.
Незадолго до нашего взлета аэродром атакован русски¬
ми штурмовиками, которых мы называем железными гус-
тавами. Мы прыгаем в узкие окопы, вырытые позади наше¬
го самолета. Лейтенант Шталь прыгает последним — и
прямо мне на спину. Это большая неприятность, чем налет
густавов. Наши зенитные орудия открывают огонь, густавы
сбрасывают свои бомбы и уходят прочь на небольшой вы¬
соте. Теперь уже мы делаем вылет в северо-западном на¬
правлении на высоте трех километров. На небе ни облачка.
34

Я лечу вторым, следом за самолетом штурмана. Во время
полета я захожу сбоку, крылом к крылу с его самолетом, и
гляжу в кабину. Лицо штурмана излучает спокойную уве¬
ренность.
Через некоторое время впереди начинает поблескивать
озеро Ильмень. Сколько раз мы уже летали в этом направ¬
лении — на Новгород, расположенный у северной оконеч¬
ности озера, или на цели в районе Старой Руссы у южной
оконечности озера! Оба этих места являются важными
объектами, и у меня в памяти живо всплывают особенно¬
сти подхода к целям. Но по мере того как мы летим впе¬
ред, становится заметнее темная стена шторма. Где этот
шторм — впереди нашего пункта назначения или позади?
Я могу видеть, как лейтенант Штейн изучает карту; а мы
уже летим сквозь густые облака — передовой отряд штор¬
мового фронта.
Я не могу разглядеть землю внизу — ее заслоняет
шторм. Судя по часам, мы находились недалеко от цели.
К тому же местность однообразна, и взгляду не за что за¬
цепиться. Мешают и отдельные облака. Какое-то время
мы летим в полной тьме, потом снова выбираемся на свет.
Я приближаюсь к соседнему самолету, — чтобы не поте¬
рять в облаках из виду самолет штурмана. Приходилось
мириться с опасностью столкновения. Почему бы Штей¬
ну не повернуть обратно? Мы определенно не сможем
произвести атаку в такой шторм, это просто невозможно.
Пилоты, летящие за нами, наверняка думают так же. Воз¬
можно, штурман стремится определить по карте линию
фронта, чтобы атаковать цели. Какое-то время его самолет
ведет нас всех вниз, но облака есть и на этой высоте. На¬
конец Штейн отрывается от своей карты и внезапно раз¬
ворачивает свой самолет на 180 градусов. Возможно, он
понял бессмысленность продолжения полета в столь пло¬
хую погоду — но совсем забыл о близости моего самолета.
Моя реакция молниеносна — я тоже резко поворачиваю,
еще более резко, чем штурман, и только это спасает са¬
молеты от столкновения. Но поворот столь стремителен,
что я почти переворачиваюсь через крыло. Самолет несет
700 килограммов бомб, и их вес заставляет самолет клю¬
35

нуть носом, в результате чего я на большой скорости про¬
валиваюсь в облака.
Вокруг меня кромешная тьма, я слышу свист и завыва¬
ние ветра. По фонарю стучит дождь. Время от времени все
освещается молниями и становится светло, как днем. Сви¬
репые порывы ветра трясут самолет; сильные удары пробе¬
гают по всему фюзеляжу. Земли не видно. Не видно и гори¬
зонта, по которому я смог бы выровнять самолет. Стрелка
индикатора вертикальной скорости перестает колебаться.
Шарик и стрелка должны показывать положение самолета
по отношению к поперечным и продольным осям и долж¬
ны располагаться точно друг над другом. Стрелка верти¬
кальной скорости на нуле. Индикатор показывает, что ско¬
рость самолета быстро нарастает. Я должен что-нибудь
сделать, чтобы вернуть машину обратно в нормальное по¬
ложение — и чем быстрее, тем лучше, поскольку высото¬
метр указывает, что я стремительно несусь к земле.
Индикатор скорости показывает 600 километров в час.
Ясно, что я падаю почти отвесно. На высотометре 2300,
2200, 2000, 1800, 1700, 1600, 1300 метров. При такой ско¬
рости всего через несколько секунд я столкнусь с зем¬
лей — и это будет конец. Вода течет с меня. Это дождь или
пот? 1300, 1100, 800, 600, 500 метров на высотометре. По¬
степенно все приборы начинают функционировать нор¬
мально, но я продолжаю борьбу, поскольку ручка управле¬
ния давит мне руку, а это значит, что я продолжаю падать.
Индикатор вертикальной скорости показывает на макси¬
мум. А кругом — черно. Вспыхивающие во тьме молнии
еще больше затрудняют ориентирование. Чтобы перевес¬
ти самолет в горизонтальный полет, я тяну ручку обеими
руками. Высота 500, 400 метров! Кровь приливает к го¬
лове, мне трудно дышать. Что-то во мне говорит — сми¬
рись и не оказывай сопротивления силам стихии. К чему
продолжать борьбу? Все усилия ничем не увенчались. Вне¬
запно меня пронзает мысль — высотометр показывает
200 метров; стрелка чуть колеблется, как у барометра. Это
значит, что катастрофа последует совсем скоро. Нет, за¬
держись на этой высоте, дорогая, чего бы это ни стоило.
Оглушительный грохот. Ну, теперь я покойник... Возмож¬
36

но. Но если я — покойник, то как я могу думать? Кроме
того, я продолжаю слышать звук мотора. Вокруг все так же
темно, как и раньше. И вдруг невозмутимый голос. Шар-
новски произносит: «Похоже, мы во что-то врезались» —
или что-то в этом духе.
Спокойствие в голосе Шарновски лишает меня дара
речи. Но в одном я уверен: я снова владею самолетом. И
осознание этого дает мне силы сконцентрироваться. Прав¬
да, даже на полной скорости я не могу лететь быстрее, но
мой самолет набирает высоту, а пока что и этого достаточ¬
но. Компас показывает строго на запад; это не самое пло¬
хое направление. Остается надеяться, что компас все еще
исправен. Я внимательно всматриваюсь в приборы, слов¬
но гипнотизируя их. Наше спасение теперь зависит ис¬
ключительно от приборов! Мне приходиться тянуть ручку
изо всех сил — иначе «шарик» снова уползет в угол. Я уп¬
равляю самолетом осторожно, словно он — живое суще¬
ство.
Шарновски прерывает мои мысли:
— У нас две дыры в крыльях — и из них торчит пара бе¬
резок. Мы также потеряли большой кусок элерона и поса¬
дочный закрылок.
Я оглядываюсь и вижу, что самолет выбрался из грозы и
сейчас летит выше линии облаков. Нас освещает дневной
свет! Вижу я также, что Шарновски прав. Две огромных
дыры в каждом из крыльев доходят до главного лонжеро¬
на, и в них торчат обломки веток. Понятно, что потеря ско¬
рости объясняется этими дырами. Ими же объясняется
трудность в управлении. Как долго наш доблестный «Ju-87»
сможет продолжать полет? По моим прикидкам, я углубил¬
ся на 50 километров за линию русского фронта. И только
теперь я вспоминаю о бомбах, что несет самолет. Сбрасы¬
ваю их, и это делает управление легче. При каждом вылете
мы обычно встречаемся с вражескими истребителями. Се¬
годня они могут нас сбить без труда — сурового взгляда до¬
статочно, чтобы мой самолет упал на землю. Но я не вижу
в воздухе ни одного вражеского истребителя. Наконец пе¬
ресекаю линию фронта и медленно приближаюсь к нашему
аэродрому.
37

Я приказываю Шарновски быть готовым выброситься из
самолета в случае, если я не смогу справиться с управлени¬
ем. В голове всплывают недавние ужасы: ревет буря; я су¬
дорожно тяну на себя ручку, чтобы выйти из пике и заста¬
вить нормально работать приборы; самолет летит на низ¬
кой высоте, в любой момент готовый столкнуться с землей.
По всей видимости, тогда-то я и прошелся над лесом — или
над двумя одиноко стоящими березами — и получил в
крыльях дыры с ветками. Было невероятной удачей, что де¬
ревья пришлись на крылья, а не на винт, поскольку в этом
случае самолет потерял бы управление и через несколько
секунд рухнул на землю. Продолжать полет после удара де- •
ревьев по крыльям и благополучно доставить пилотов до¬
мой был способен только один самолет на свете — «Ju-87».
Полет до аэродрома занял намного больше времени, чем
мне бы хотелось, но вот я увидел впереди Сольцы. Наконец
я могу расслабиться и опустить плечи. В Сольцах есть не¬
сколько истребителей, так что скоро мы будем на земле.
— Шарновски, вам надо выброситься над полем.
Я не знаю, в каком состоянии машина и как она пове¬
дет себя при приземлении с двумя отверстиями в крыльях.
Не нужно лишних жертв.
— Я не прыгну. Вы прекрасно выполните посадку, — от¬
вечает мой бортстрелок почти спокойным тоном.
Что можно сказать на это?
Аэродром уже под нами. Я гляжу на него иначе, чем
раньше, — теперь он кажется мне домашним и родным.
Здесь мой «Ju-87» сможет отдохнуть; здесь мои друзья,
здесь много знакомых лиц. Где-то здесь висит мой китель,
в одном из карманов которого лежит полученное из дому
письмо. Что там писала моя мать? Дети должны читать
письма своих матерей более внимательно!
Внизу все выстроились в шеренгу — им ставили задачу
для следующего вылета, но в данный момент уже пора
было расходиться. В таком случае было принято поторап¬
ливаться. А сейчас летчики не расходились — они глазели
на мой самолет. Придется приземлиться в другом секторе
аэродрома, причем, для надежности, на довольно большой
скорости. Отойдя на приличное расстояние, делаю заход.
38

Самолет катится по земле, несколько пилотов бегут за ним
следом. Я выбираюсь из кабины, за мной следует Шарнов-
ски с совершенно бесстрастным видом. Нас окружают
коллеги, радостно хлопают по спинам. Я поспешно про¬
кладываю путь сквозь приветствующую меня толпу и до¬
кладываю командиру:
— Пилот Рудель вернулся с задания. После контакта с
землей в районе цели самолет к полетам непригоден.
Командир жмет нам руки, на его лице улыбка. Затем,
покачав головой, он направляется к штабной палатке.
Само собой разумеется, нам приходится пересказать свою
историю пилотам. Они, в свою очередь, поведали нам, что
их построили, чтобы выслушать сообщение командира.
«Пилот Рудель и его экипаж попытались сделать невоз¬
можное, — сказал он. — Попытались атаковать цель, не¬
смотря на шторм, и погибли».
Когда командир сделал вдох, чтобы начать следующее
предложение, в воздухе появился наш побитый «Ju-87».
Командир побелел еще больше и распустил строй. Даже
сейчас в палатке он не мог поверить, что я не умышленно
полетел к земле во время шторма, а просто пытался отвер¬
нуть от его самолета, когда тот внезапно совершил раз¬
ворот.
— Уверяю вас, что это было не нарочно.
— Ерунда! Вы отличаетесь подобными выходками. Вы
приняли решение атаковать железнодорожную станцию.
— Вы меня переоцениваете.
— Будущее покажет, что я прав. Кстати, скоро мы ле¬
тим на ту же цель.
Часом позже я уже летел следом за ним на другой маши¬
не в районе Луги. Вечером я игрой пытаюсь снять нервное
напряжение и физическую усталость. После этого сплю как
убитый.
На следующее утро наша цель — Новгород. Под наши¬
ми бомбами рушится большой мост, что соединяет берега
Волхова. Советы пытаются перебросить с севера как мож¬
но больше людей и грузов через Волхов и Ловать, пока не
стало слишком поздно. Это вынуждает нас разрушать мо¬
сты. Наши действия останавливают противника, но нена¬
39

долго — мы очень скоро понимаем это. Некоторое время
спустя между разрушенными мостами появляются понто¬
ны — таким образом Советы компенсируют ущерб, нане¬
сенный нашими бомбами.
Постоянные боевые вылеты без отдыха приносят уста¬
лость; иногда результаты нашей работы обескураживают.
Командир быстро это замечает. Теперь задания командо¬
вания, переданные в полночь и позже по телефону, долж¬
ны выслушивать и записывать два пилота. Часто эти запи¬
си разнятся, и один пилот обвиняет другого в неверном
понимании приказа. Причина ошибок — общая усталость.
Я и командир эскадрильи получаем распоряжение со¬
вместно выслушивать полуночный инструктаж для авиа¬
полка. Однажды ночью в палатке раздается звонок. На ли¬
нии командир полка.
— Штейн, мы встречаем истребители сопровождения
завтра в пять утра над Батецким.
Точное место очень важно. Подсвечивая фонариком,
мы ищем на карте Батецкое, но не находим. Мы даже не
знаем, где его искать. Наше отчаяние столь же велико, как
просторы России. Наконец Штейн произносит:
— Прошу прощения, я не могу найти это место на
карте.
Полковник в ярости, в его рассерженном голосе яв¬
ственно слышится берлинский акцент.
— Вот как! Вы называете себя командиром эскадрильи
и не знаете, где находится Батецкое!
— Вы не могли бы дать координаты? — просит Штейн.
Долгая пауза, которая тянется, казалось, бесконечно.
Я поглядываю на Штейна, он — на меня. Затем трубка
внезапно оживает.
— Черт меня побери, если я знаю, где оно находится,
но я передаю трубку Пекруну. Он знает, где это.
Его адъютант объясняет точное местоположение ма¬
ленькой деревушки на болотах. Странный парень наш
полковник — когда он сердит или когда хочет выглядеть
дружелюбным, у него прорезывается берлинский акцент.
В области дисциплины и системы наш полк обязан ему
многим.

Глава 4
БИТВА ЗА КРЕПОСТЬ ЛЕНИНГРАД
Эпицентр боевых действий перемещается все севернее.
Из-за этого в сентябре 1941 года нас переводят в Тырково,
севернее Луги. Мы ежедневно летаем над прилегающими
к Ленинграду районами, где наши армии ведут наступле¬
ние с запада и с юга. Расположение города между Фин¬
ским заливом и Ладогой дает преимущество защитникам,
поскольку направлений наступления немного. Некоторое
время продвижение идет медленно. Иногда создается впе¬
чатление, что войска чего-то ждут, оставаясь на месте.
16 сентября капитан Штейн вызывает нас на совещание.
Он объясняет положение на фронте и говорит, что особен¬
ную трудность в продвижении создает русский флот, кото¬
рый двигается на небольшом расстоянии от берега и под¬
держивает войска огнем своих крупнокалиберных орудий.
Русский флот базируется в Кронштадте, на острове в Фин¬
ском заливе, являющемся крупнейшей военно-морской
базой СССР. Примерно в 20 километрах к востоку от Крон¬
штадта располагается ленинградская гавань, а к югу — пор¬
ты Ораниенбаума и Петергофа. К двум этим городам стяну¬
ты крупные силы противника. Они располагаются на
полоске берега длиной примерно 10 километров. Нам дают
указание отметить на наших картах позиции очень точно,
чтобы иметь возможность узнать в полете нашу фронто¬
вую линию. Мы уже догадываемся, что нашей целью будут
скопления русских войск, когда Штейн вдруг делает вне¬
запный поворот. Он возвращается к русскому флоту и
объясняет, что главными нашими целями будут два линко¬
ра — «Марат» и «Октябрьская революция». Корабли имеют
41

водоизмещение около 23 тысяч тонн каждый. Там же рас¬
полагается четыре или пять крейсеров, и среди них «Мак¬
сим Горький» и «Киров», а также множество эсминцев. Эти
корабли постоянно меняют свое положение, чтобы поддер¬
жать наземные войска разрушительным и точным огнем.
Однако линкоры курсируют только в глубоководном
проливе между Кронштадтом и Ленинградом. Наш полк
только что получил распоряжение атаковать русский флот,
расположенный в Финском заливе. Обычные бомбарди¬
ровщики, как и обычные бомбы, применять нельзя из-за
сильного огня противовоздушной артиллерии. Штейн
сообщает, что ожидается прибытие 1000-килограммовых
бомб со специальным детонатором, с помощью которых
можно будет выполнить поставленную цель. Бомба с
обычным детонатором взрывается на палубе и, хотя по¬
вреждает корабельные сооружения, потопить корабль не
способна. Успеха можно ожидать, используя только дето¬
наторы, которые срабатывают, когда бомба пробивает па¬
лубу и проникает глубоко в корпус корабля.
Через несколько дней, при отвратительной погоде, мы
внезапно получаем приказ совершить налет на линкор
«Марат» — этот корабль замечен в бою разведывательным
патрулем. Погода плохая вплоть до Красногвардейска, рас¬
полагавшегося к югу от Ленинграда. Плотность облаков со¬
ставляет пять и семь десятых; нижняя кромка находится на
высоте 720 метров. Это означает полет через слой облаков,
который в месте назначения имеет толщину 2 тысячи мет¬
ров. Весь полк поднимается в воздух и берет курс на север.
Летит тридцать самолетов. Распоряжение сверху предус¬
матривало использовать восемьдесят, но число самолетов в
этом деле — не решающий фактор. К сожалению, 1000-ки-
лограммовые бомбы еще не прибыли. Поскольку одномо¬
торные «Штуки» не приспособлены к слепым полетам, наш
первый номер вынужден показывать незаурядное мастер¬
ство, используя всего несколько приборов. Остальные са¬
молеты следуют друг за другом так тесно, что постоянно
создается угроза столкновения. Полет в густых темных об¬
лаках вынуждает держаться друг от друга на расстоянии 3—
4 метра между концами крыльев. При отклонении мы рис¬
42

куем либо оторваться от остальных самолетов, либо вре¬
заться с полными баками в соседний самолет. От этой мыс¬
ли испытываешь страх. В подобных погодных условиях бе¬
зопасность всего полка в огромной степени зависит от
искусства нашего первого номера летать по приборам.
Ниже двух километров мы оказываемся в густых обла¬
ках. Видно, как отдельные машины, выбившиеся из строя,
пытаются вернуться на место. Земля по-прежнему от нас
скрыта. Судя по часам, мы скоро окажемся над Финским
заливом. Здесь слой облаков становится тоньше. Ниже нас
наконец мелькает чистое небо. Под нами — вода. Теперь
нам следует найти цель — но где мы находимся? Ответить
на этот вопрос невозможно — облака кажутся бесконечны¬
ми. Нет, густота облачности вовсе не пять и семь десятых —
мы видим только облака с очень редкими промежутками.
Внезапно через один такой промежуток я замечаю что-то и
немедленно связываюсь с капитаном Штейном по радио.
— Кениг-2 — Кенигу-1... Пожалуйста, ответьте.
Он немедленно откликается:
— Кениг-1 — Кенигу-2... Слушаю.
— Вы здесь? Я вижу под нами большой корабль... ду¬
маю, линкор «Марат».
Мы еще беседуем, когда Штейн теряет высоту и исчеза¬
ет в облаках, не закончив фразу. Я тоже ныряю вниз. Пилот
Клаус на другом штабном самолете следует за мной. Теперь
я могу хорошо разглядеть корабль. Это определенно «Ма¬
рат». Усилием воли подавляю волнение. Следует собрать¬
ся и мгновенно оценить ситуацию; на все есть считаные се¬
кунды. Именно мы должны нанести решающий удар —
вряд ли все пилоты смогут воспользоваться промежутком
между облаками. Этот промежуток передвигается; передви¬
гается и «Марат». Противовоздушная артиллерия не может
вести по нас эффективный огонь, пока мы не снизимся до
высоты 700 метров — нижней кромки облаков. Пока они
могут стрелять, только ориентируясь на звук, а этот огонь
не точен, что для нас хорошо: можно спикировать, сбро¬
сить бомбы и снова уйти в облака! Штейн уже сбросил бом¬
бу. Она падает мимо, хотя и совсем рядом с кораблем. Я
нажимаю на спуск бомбосбрасывателя... точно. Моя бомба
43

разрывается на палубе. Жаль, что она весит всего 500 кило¬
граммов! Но все равно — я вижу пламя. Приходится сдер¬
живать желание пролететь над кораблем и оценить резуль¬
тат — противовоздушная артиллерия открывает бешеный
огонь. Советские зенитчики к этому времени сообразили,
откуда летят «проклятые «Штуки», и стреляют в этом на¬
правлении. Нам подвертывается большое облако, и мы
поднимаемся в него. Наверняка в следующий раз условия
не будут столь же благоприятны.
По возвращении мы начинаем теряться в догадках: на¬
сколько сильными были повреждения в результате прямо¬
го попадания? Специалисты по кораблям утверждают, что
с бомбами столь малого калибра общий ущерб невелик.
Оптимисты пытаются им возражать. Словно в подтверж¬
дение их слов, разведывательный патруль через несколько
дней приносит весть, что, несмотря на продолжительные
поиски, корабль обнаружить не удалось.
А тем временем от попадания моей бомбы в течение
нескольких минут тонет крейсер.
Но после первого вылета наша удача исчезает вместе с
непогодой. В ослепительно-голубом небе мы встречаем бе¬
шеный огонь зениток. Я больше не видел ничего подобно¬
го за все время войны. Наша разведка оценивает мощь про¬
тивовоздушной артиллерии в сотню стволов, собранных в
районе нашей цели на площади в 10 квадратных километ¬
ров. От выстрелов возникает целое облако разрывов. Звук
порой от них громче, чем от наших собственных пушек.
Мы слышим не одиночные разрывы — скорее это шум
бури, предвещающей наступление Судного дня. Плотный
огонь начинается, как только мы подлетаем к береговой
полосе, которая все еще находится под советским контро¬
лем. Позднее начинаются налеты на Ораниенбаум и Петер¬
гоф; поскольку это гавани, их сильно защищают. На воде
множество понтонов, барж, судов и совсем маленьких ко¬
рабликов — и все они снабжены противовоздушной артил¬
лерией. Устье ленинградской гавани защищено от наших
подводных лодок огромной стальной сетью, которую под¬
держивает череда торчащих из воды блоков. И даже с этих
блоков по нас ведется огонь.
44

Еще 10 километров вглубь — и мы видим остров Крон¬
штадт с его огромной морской бухтой и городом с тем же
именем. Как гавань, так и порт хорошо защищены, и, по¬
мимо этого, в гавани на внешнем рейде в непосредствен¬
ной близости от нас стоит на якоре весь Балтийский флот.
И он создает смертоносную завесу заградительного огня.
Мы со Штейном летим в возглавляющих бомбардиров¬
щики штабных самолетах на высоте 3—3,5 тысячи метров.
Это очень низко, но, в конце концов, нам надо поражать
наши цели. При пикировании мы используем воздушные
тормоза, чтобы снизить скорость. Это дает больше време¬
ни для того, чтобы увидеть цель и скорректировать зада¬
чу. Чем точнее мы определим задачу, тем эффективнее бу¬
дет результат. Используя воздушные тормоза, мы делаем
свои самолеты более уязвимыми, лишаемся возможнос¬
ти быстро уйти вверх после пикирования. Но в отличие от
самолетов, которые следуют за нами, мы используем дру¬
гую тактику, чтобы уйти из зоны огня, — не поднимаем¬
ся вверх, а уходим низко над водой. Этот маневр позво¬
ляет избежать огня наземной зенитной артиллерии, рас¬
положенной на узком пространстве береговой полосы.
Когда мы отлетаем далеко от кораблей, то наконец пере¬
водим дух.
Мы возвращаемся на аэродром в Тырково после поле¬
тов в состоянии прострации и наполняем легкие воздухом,
на этот раз мы завоевали право дышать. Во время прогу¬
лок Штейн и я по большей части молчим, каждый из нас
знает, о чем думает другой, — вылеты очень тяжелые, но
мы будем продолжать выполнять задачу по уничтожению
русского флота, так что не о чем и говорить. Есть приказ,
и мы должны его выполнять. Через час мы возвращаемся
назад в палатку, внутреннее напряжение снято, и утром
снова отправимся в этот ад.
На одной из наших с капитаном прогулок я прервал
обычное молчание и нерешительно спросил:
— Как тебе удается оставаться таким спокойным и со¬
бранным?
Он на мгновение остановился, бросил на меня взгляд и
ответил:
45

— Мой дорогой друг, не думай, что я всегда спокоен.
Я выработал свое спокойствие тяжелыми годами горького
опыта. Знаешь, когда не видишь своих начальников, ког¬
да начальство не понимает, что в столовой надо забыть о
разногласиях и что разногласия мешают делу, это стано¬
вится сущим адом. Самая крепкая сталь получается толь¬
ко на самом горячем огне. И когда ты проходишь свой
путь один, хоть и не обязательно теряя связь с друзьями,
становишься сильнее.
Наступила долгая пауза — и я вдруг сообразил, почему
мы понимаем друг друга столь хорошо. Хотя я знал, что мое
замечание имеет мало отношения к военной службе, я ска¬
зал ему:
— Когда я был младшим офицером, как-то пообещал
себе, что, если мне доверят командование, я ни в коем
случае не буду вести себя так, как ведут себя некоторые из
моих начальников.
Штейн некоторое время молчал, а потом добавил:
— На меня оказали влияние и другие события. Лишь не¬
сколько моих коллег, знающих об одном факте моей био¬
графии, способны понять, почему я так серьезно смотрю на
жизнь. Я был обручен с девушкой, которую очень любил.
Она умерла в тот день, когда мы должны были пожениться.
Кто пережил такой удар, не забудет о нем никогда.
Я не стал продолжать разговор и молча вернулся в па¬
латку. Впоследствии я много размышлял над словами
Штейна. Теперь я понимаю их лучше, чем тогда, и знаю,
что задушевная беседа способна передать другому жизнен¬
ную стойкость зрелого человека, придать силы. Военные
обычно — люди неразговорчивые. Они выражают мысли
иначе, чем гражданские люди. Поскольку война лишает
человека всякого рода претенциозности и лицемерия, все,
что говорит воин, — и клятва, и простые сентиментальные
признания, — он говорит совершенно искренне и непод¬
дельно, и потому его слова гораздо глубже, чем бойкая ри¬
торика штатских.
21 сентября прибыли наши 1000-килограммовые бом¬
бы. На следующее утро разведка сообщила, что «Марат»
находится в гавани Кронштадта. Русские, очевидно, при¬
46

водят в порядок корабль после повреждений, нанесенных
атакой 16 сентября. Наконец наступил день, когда я пока¬
жу всем, на что способен. Я получил нужную информацию
о ветре и всех прочих погодных условиях. После этого
меня на земле уже ничто не интересует — мне не терпе¬
лось подняться в воздух. Если доберусь до корабля, я его
потоплю. Я должен его потопить! Когда самолеты взлета¬
ют, мы думаем только о предстоящем налете; каждый са¬
молет несет 1000-килограммовую бомбу для этой цели.
На ослепительно-голубом небе ни облачка. То же самое
при подлете к морю. Над узкой полосой, занятой русскими
войсками, мы встречаем несколько русских самолетов —
но они не могут заставить нас отвлечься от цели. Мы летим
на высоте 3 тысяч метров; огонь зениток страшен. Пример¬
но в 15 километрах впереди видим Кронштадт; путь до него
кажется нам бесконечным. При таком интенсивном об¬
стреле каждый самолет может быть сбит в любой момент.
Ожидание делает полет очень долгим. Штейн и я непре¬
клонно продолжаем следовать своим курсом. Я говорю
себе, что иваны не стреляют по нашим двум одиночным са¬
молетам — они лишь открывают заградительный огонь на
определенной высоте. Другие самолеты летят высоко — и
не только не эскадрильей, но даже не звеньями и не пара¬
ми. Мы считаем, что, изменяя высоту и описывая зигзаги,
многократно усложняем задачу зенитчиков. Отдельно ле¬
тят два штабных самолета с голубыми носами. Один из них
бросает свою бомбу. Небо над Кронштадтом усеяно обла¬
ками разрывов — угроза быть сбитым очень велика. Мы все
еще в нескольких километрах от нашей цели; впереди под
углом я вижу «Марат» в гавани. Грохочут орудия, снаряды
со свистом летят мимо нас, вспыхивают разрывы серо-си-
него цвета; все это напоминает стадо баранов, что резвятся
вокруг нас. Если бы все это не несло смерть, то подобное
зрелище можно было бы назвать воздушным карнавалом.
Я гляжу вниз на «Марат». Рядом с ним стоит крейсер «Ки¬
ров». Или это «Максим Горький»? Эти корабли раньше не
принимали участия в обстрелах самолетов. Так же про¬
изошло и на этот раз. Они не стреляют по нас, пока мы не
переходим в пикирование для атаки. Никогда раньше наш
47

полет через линию обороны противника не казался нам
столь медленным и опасным. Использует ли Штейн сего¬
дня свои воздушные тормоза или же при таком сильном со¬
противлении от них откажется? А вот и он. Воздушные тор¬
моза выпущены. Я иду следом, бросив взгляд на его кабину.
Штейн предельно сосредоточен. Итак, мы пикируем, со¬
блюдая небольшую дистанцию. Угол пикирования, долж¬
но быть, между 70 и 80 градусами. Я уже четко вйжу «Ма¬
рат». Мы несемся вниз; корабль медленно растет, посте¬
пенно достигая гигантских размеров. Вся его артиллерия
теперь направлена прямо на нас. Для нас в данный момент
ничего не играет роли, кроме нашей цели: если мы выпол¬
ним свою задачу, это спасет жизни наших братьев по ору¬
жию, воюющих на земле. Но что это? Самолет Штейна вне¬
запно уходит далеко вперед. Может, Штейн убрал воздуш¬
ные тормоза, чтобы лететь быстрее? Тогда я должен сделать
то же самое. Я пускаюсь вдогонку за самолетом Штейна и
скоро оказываюсь у него на хвосте, с трудом управляя само¬
летом. Прямо впереди я вижу искаженное ужасом лицо Ле-
манна, заднего стрелка самолета Штейна. Он боится, что я
отрублю винтом хвост и врежусь в него. Я насколько воз¬
можно увеличиваю угол пикирования — этот угол, должно
быть, составляет 90 градусов — и проскакиваю мимо са¬
молета Штейна на расстоянии волоса. Не предвестник ли
это будущей удачи? Корабль точно в центре прицела. Мой
«Ju-87» идеально выдерживает курс при пикировании, не
отклоняется ни на сантиметр. У меня возникает предчув¬
ствие, что промахнуться просто невозможно. «Марат» —
большой, как жизнь, — прямо передо мной. Моряки бегут
по палубе, перенося боеприпасы. Я нажимаю на спуск бом¬
бодержателя и всем телом наваливаюсь на ручку управле¬
ния. Успею ли я выйти из пике? Мои сомнения не беспоч¬
венные, поскольку я пикировал без воздушных тормозов и
высота, с которой я сбросил бомбы, не более 300 метров.
Штурман говорит, что 1000-килограммовые бомбы следует
сбрасывать с высоты не менее тысячи метров, поскольку
осколки могут разлететься на такое же расстояние, и спус¬
каться низко означает подвергнуть риску самолет. Но я за¬
был об этом — так мне хотелось попасть в «Марат»! Я жму
48

на ручку, почти не чувствуя пальцев, прилагая все силы.
Я ничего не вижу, перед глазами черно — с подобным яв¬
лением я еще никогда не встречался. Но если это возмож¬
но, я должен вытянуть. В моей голове еще не прояснилось,
когда я слышу голос Шарновски:
— Корабль взорвался!
Я осматриваюсь. Мы летим низко над водой — самолет
чуть накренился. Позади над «Маратом» — огромный столб
дыма, поднимающийся на высоту 400 метров. По всей ви¬
димости, бомба попала в орудийные погреба.
— Мои поздравления, командир.
Шарновски был первым, кто меня поздравил. После
него меня начали наперебой поздравлять по радио другие
экипажи. Со всех сторон несутся слова: «Отличное пред¬
ставление!» Стоп, неужели я слышу голос командира пол¬
ка? У меня ощущение, какое бывает у спортсмена, когда
он выполнил трудное упражнение. Хотелось бы сейчас по¬
смотреть в глаза тысяч благодарных пехотинцев. Но теперь
надо лететь на низкой высоте в направлении берега.
— Два русских истребителя, командир, — докладывает
Шарновски.
— Где они?
— Гонятся за нами, командир.
Я вижу, как два самолета летят среди облаков разрывов.
— Идиоты! Их обоих сейчас собьют собственные зенитки.
Многословие и, помимо этого, волнение в голосе Шар¬
новски — это что-то для меня новое. Подобного раньше не
было. Мы летим низко над бетонными блоками, на кото¬
рых стоят русские зенитки, и почти задеваем солдат крыль¬
ями. Те все еще стреляют в наших товарищей, атакующих
другие суда. Некоторое время ничего не видно из-за шлейт
фа дыма, идущего от «Марата». Грохот на поверхности
воды, должно быть, ужасный, поскольку зенитчики за¬
мечают мой самолет только тогда, когда он ревет у них над
головами. Они поворачивают орудия и стреляют по мне,
отвлекаясь при этом от главной группы, что летит высо¬
ко надо мной. Я в лучшем положении, чем остальные, по¬
скольку лечу на одиночном самолете. Подо мной мелькает
множество зениток, в воздухе полно шрапнели. Но как
49

приятно сознавать, что не все эти пушки стреляют по мне!
Теперь я пересекаю береговую линию. Узкая полоса рус¬
ских войск очень неприятна, а набирать высоту нельзя — я
при этом потеряю скорость и безопасной высоты достигну
не скоро. И потому я лечу низко. Сзади бьют автоматы и
орудия. Русские в панике бросаются на землю. Вдруг Шар-
новски кричит:
— За нами летит «Рата»!
Я оглядываюсь и вижу русский истребитель примерно
в 100 метрах позади.
— Пусть получит, Шарновски!
Шарновски молчит. Иван находится уже совсем близ¬
ко. Я пытаюсь маневрировать.
— Ты спятил, Шарновски? Огонь! Я посажу тебя под
арест! — кричу я ему.
Шарновски не стреляет. Наконец он спокойно произ¬
носит:
— Я не стал открывать огонь, командир, потому что под¬
летает наш «мессершмитт», и, если я выстрелю по «Рате»,
могу его повредить.
Вопрос закрыт — Шарновски контролирует ситуацию;
но я весь в поту от пережитого. Трассы от снарядов спра¬
ва и слева. Я выписываю невероятные зигзаги.
— Вы можете поворачивать, командир. «Мессершмитт»
сбил «Рату».
Я гляжу назад. Шарновски говорит правду — русский
истребитель лежит на земле. Мимо меня проносится «мес¬
сершмитт».
— Шарновски, хорошо бы ты подтвердил для пилота
факт сбитая самолета.
Ответа нет. Похоже, Шарновски уязвлен, что я не ока¬
зал ему доверия в этой ситуации. Я знаю его — он будет
дуться, пока мы не приземлимся. Мы уже совершили мно¬
жество полетов, во время которых Шарновски не произ¬
нес ни слова.
После посадки все экипажи выстраиваются перед палат¬
кой эскадрильи. Лейтенант Штейн сообщает, что командир
полка поздравил по телефону 3-ю эскадрилью с успехом.
Он лично видел очень впечатляющий взрыв. Штейна по¬
50

просили доложить имя офицера, который пошел в пикиро¬
вание первым и успешно сбросил 1000-килограммовую
бомбу, — этот офицер представлялся к Рыцарскому Желез¬
ному кресту.
Посмотрев на меня, Штейн произнес:
— Прости меня, но я сказал командиру, что горд за всю
эскадрилью, так как считаю, что этот успех принадлежит
всем.
В палатке он пожал мне руку и по-мальчишески рассме¬
ялся:
— Больше мы не услышим об этом линкоре в докладах.
Внезапно раздался звонок от командира полка.
— Трудный выдался сегодня день для 3-й эскадрильи. Вам
нужно немедленно вылетать, чтобы атаковать «Киров», ко¬
торый пришвартовался к «Марату». Хорошей охоты!
Фотографии, доставленные последним самолетом, по¬
казали, что «Марат» разломился на две части. Должно
быть, фотография была сделана уже после того, как рассе¬
ялся дым от взрыва.
Вдруг телефон зазвонил снова.
— Штейн, вы видели, куда упала моя бомба? Я не ви¬
дел — как и Пекрун.
— Она упала в море, господин полковник, за несколь¬
ко минут до атаки.
Пилоты помоложе с трудом сдерживают улыбки. Пол¬
ковник слышит в трубке сдержанные смешки — и это все.
Не нам судить нашего командира полка, который годится
нам в отцы, если, не справившись с нервами, он прежде¬
временно нажал спуск бомбосбрасывателя. Он заслужива¬
ет похвалы только за то, что отправился с нами на выпол¬
нение столь трудной задачи. Между возрастом двадцать
пять и пятьдесят большая разница. Особенно при полетах
на пикирующих бомбардировщиках.
Мы вылетаем снова, чтобы атаковать «Киров». Самолет
Штейна в вылете не участвует — по возвращении с преды¬
дущего задания колесо бомбардировщика попало в неров¬
ность на посадочной полосе, машина скапотировала и по¬
51

гнула винт. 7-е звено дает ему самолет на замену, и вот са¬
молеты эскадрильи уже разгоняются и поднимаются в воз¬
дух. Но самолет капитана Штейна снова наталкивается на
какое-то препятствие и снова непригоден к полетам. На
сей раз замены взять негде — самолеты уходят в воздух
один за другим. Из штаба никто, кроме меня, не летит.
И потому, выбравшись из своего покалеченного самолета,
Штейн вскарабкивается на крыло моего.
— Я знаю, что ты обозлишься на меня за то, что беру
твою машину, но командую эскадрильей я — я и должен
лететь с ней. Я возьму Шарновски для этого вылета.
Раздосадованный и сердитый, я направляюсь туда, где:
ремонтируются поврежденные машины, и занимаю себя
работой инженера. Эскадрилья возвращается через полто¬
ра часа. Первого номера — штабного самолета с зеленым
носом — нет. Я полагаю, он был вынужден совершить вы¬
нужденную посадку где-то на нашей территории.
Как только мои коллеги приземляются, я спрашиваю:
что произошло со штурманом. Слышу уклончивые ответы,
пока кто-то не произносит:
— Штейн пикировал «Киров», на высоте две или полто-
ри тысячи метров в него попал снаряд. Зенитка повредила
горизонтальное оперение, и его самолет потерял управле¬
ние. Я видел, как он пытался выйти прямо на корабль, ис¬
пользуя элероны, но промахнулся и упал в море. Взрыв ты¬
сячекилограммовой бомбы серьезно повредил «Киров».
Потеря нашего командира и моего верного капрала Шар¬
новски была тяжелым ударом для всей эскадрильи и стала
трагическим завершением успешно начавшегося дня. Это¬
го прекрасного парня Шарновски больше нет! Нет и Штей¬
на! Оба они были образцовыми воинами, и их потеря не¬
восполнима. Им повезло в том, что они погибли в то время,
когда еще пребывали в уверенности, что все перенесенные
ими трудности принесут победу Германии.
Временно руководство эскадрильей взял на себя капи¬
тан из штаба. Я выбрал в качестве бортового стрелка рядо¬
вого 1-го класса Хеншеля. Его прислали из резервного зве¬
52

на в Граце, где он был со мной в нескольких учебных поле¬
тах. Время от времени я беру в полеты других — нашего фи¬
нансиста, офицера разведывательной службы и, наконец,
офицера медицинской службы. Ни один из них не гаранти¬
рует мою безопасность с задней полусферы. Хеншель все¬
гда выходит из себя, когда я оставляю его на земле, а его
место занимает кто-то еще. Он ревнив, как влюбленная де¬
вица.
До конца сентября мы делаем множество вылетов в рай¬
он Финского залива и достигаем нового успеха, потопив
еще один крейсер. Однако с линкором «Октябрьская рево¬
люция» нам не везет. Он поврежден бомбами небольшой
мощности, но не очень сильно. В тот день, когда во время
вылета нам удается сбросить 1000-килограммовую бомбу
прямо на корабль, ни одна из тяжелых бомб не взрывается.
Несмотря на самое серьезное расследование, не удается оп¬
ределить, имело ли место вредительство. Так или иначе, но
Советы сохраняют один из своих линкоров.
Под Ленинградом наступает затишье, а мы нужны на
другом ключевом направлении. Наступление пехоты за¬
вершилось успехом, русские сброшены с берега, в резуль¬
тате чего Ленинград блокирован, но не пал, поскольку его
защитники контролируют Ладожское озеро, по которому
проходит трасса снабжения этой крепости.

Глава 5
ПЕРЕД МОСКВОЙ
Мы осуществляем еще несколько вылетов на Волхов¬
ский и Ленинградский фронты. Во время последнего вы¬
лета в воздухе совсем тихо, и мы заключаем, что нас скоро
переведут на другой участок. Нас посылают обратно в цен¬
тральный сектор Восточного фронта, и немедленно по при¬
бытии мы видим, что пехота готовится к действиям. Ходят
слухи о наступлении в направлении Калинин—Ярославль.
Через аэродромы Мошны и Кулешевка мы облетаем Ржев
и приземляемся в Старице. Нашего погибшего командира
заменил лейтенант Пресслер.
Постепенно устанавливается холодная погода и появ¬
ляются первые признаки наступающей зимы. Низкая тем¬
пература заставляет меня, офицера-инженера эскадрильи,
столкнуться со всеми мыслимыми техническими пробле¬
мами, которые может вызвать холод. Но вскоре опыт дает
мне возможность с ними справиться. Задача поддерживать
самолеты в рабочем состоянии в основном лежит на стар¬
ших механиках. А с моим механиком случилось неприят¬
ное происшествие. Он сгружал бомбы, одна из них выва¬
лилась и расплющила большой палец на его ноге. Когда
это произошло, я находился рядом. Какое-то время он не
мог произнести ни звука, затем с сожалением сказал:
«Больше мне в длину не прыгать!» Теперь он в наших вы¬
летах не помощник. Погода не морозная, небо затянуто
облаками, но воздух значительно потеплел.
Калинин уже занят нашими войсками, но Советы отча¬
янно стремятся его вернуть и до сих пор удерживают пози¬
ции около города. Нашим дивизиям трудно их сдержать,
54

особенно когда погода сильно помогает русским. Кроме
того, непрекращающийся огонь сильно уменьшает числен¬
ность наших войск. Наше снабжение затруднено, посколь¬
ку главная дорога от Старицы до Калинина, проходящая
прямо перед городом, находится в руках противника, ока¬
зывающего постоянное давление с востока на нашу линию
фронта. Скоро я сам могу видеть, насколько эта ситуация
тяжела и запутанна. В настоящее время результат воздей¬
ствия наших воздушных сил невелик. Причины — аварии,
плохие погодные условия и т. д. В отсутствие командира я
летаю первым номером при налетах на Торжок — железно¬
дорожную станцию северо-западнее Калинина. Нашими
целями являются станция и дороги в тыл. Погода плохая,
высота облаков примерно 600 метров. Это очень мало для
целей с сильной противовоздушной артиллерией. Если по¬
года ухудшится до такой степени, что возникнут трудности
для нашего возвращения, нам придется сесть на аэродром
недалеко от Калинина. Мы долго ждем истребителей со¬
провождения в точке встречи. Они не появляются — воз¬
можно, им помешала непогода. Мы потеряли много го¬
рючего. Облетаем Торжок, пытаясь определить наименее
защищаемый участок фронта. Поначалу нам кажется, что
огонь сильный повсеместно, но затем находим менее защи¬
щаемое направление и атакуем станцию. С удовольствием
я вижу, что мы при этом не потеряли ни одного самолета.
Но Погода становится все хуже, да еще начинается сильный
снегопад. Возможно, мы с нашим запасом топлива можем
добраться до Старицы, при условии, что нам не придется
делать большой крюк из-за погоды. Я быстро принимаю
решение и направляю самолеты к Калинину; кроме проче¬
го, небо в этом направлении яснее. Мы приземляемся в
Калинине. Кругом необычная суета, все в касках. Здесь уже
размещаются истребители-бомбардировщики из другого
полка. В тот момент, как я выключаю зажигание, на аэро¬
дром падает танковый снаряд. В нескольких самолетах вид¬
ны пробоины. Я поспешно направляюсь в комнату коман¬
дования, чтобы прояснить ситуацию. Из того, что я узнал,
понимаю, что должен спешно загружаться бомбами. На
аэродром наступают танки и пехота Советов, они уже в по¬
55

лутора километрах. Аэродром защищает по периметру тон¬
кая цепочка наших пехотинцев; железные чудовища могут
ворваться сюда в любое мгновение. Появление «Штук» —
благословение для защитников. Вместе с «Не-123» мы до
позднего вечера осуществляем непрерывные налеты на ата¬
кующих, поднимаясь в воздух всего через несколько минут
после приземления. Теперь наземные войска могут спра¬
виться и без нас, но мы постоянно наготове, если прорвут¬
ся русские танки. Ночь мы проводим в казармах на южных
окраинах города. Лязг гусениц постоянно нас будит. Это наш
трактор перетаскивает орудие или наступают танки иванов?
Здесь, в Калинине, может случиться всякое. Пехотинцы го¬
ворили нам, что вчера несколько танков выехали на рынок,
стреляя во все, что попадалось на пути. Они прорвали наши
передовые рубежи, и потребовалось немало труда, чтобы с
ними справиться. Мы слышим постоянный орудийный
гул; артиллерия стреляет по Иванам через наши головы.
Ночи из-за низких облаков очень темны. Воздушные
бои если и ведутся, то совсем низко над землей. Пути снаб¬
жения снова перерезаны наземными войсками, и у нас снова
многочисленные нехватки. Однако куда страшнее погод¬
ные условия. Внезапно грянувший мороз в 40 градусов за¬
мораживает обычную смазку. Пулеметы выходят из строя.
Говорят, русские не обращают внимания на холод — у них
есть специальный животный жир и прочие средства. У нас
же не хватает буквально всего, а это уменьшает наши воз¬
можности в условиях жуткого холода. До нас доходит со¬
всем немногое. Местные жители не могут припомнить
подобных холодов в последние двадцать—тридцать лет.
Борьба с холодом тяжелее, чем борьба с противником. Со¬
веты не могли и мечтать о лучшем союзнике. Танкисты ут¬
верждают, что башни их танков не поворачиваются, все за¬
мерзает. Мы возвращаемся в Калинин и на протяжении
нескольких дней совершаем боевые вылеты. Линия фрон¬
та снова отодвигается на несколько километров к востоку
от нашего аэродрома, и мы возвращаемся на свой аэродром
в Старице, где нас совсем заждались. Мы делаем вылеты на
Осташков, после чего получаем приказ перебираться в Гор-
стово около Рузы, примерно в 80 километрах от Москвы.
56

Брошенные сюда немецкие дивизии пробивались по
автостраде Можайск—Москва. На острие главного удара
через Звенигород и Истру наши танки уже в 10 километрах
от русской столицы. Другая группа проникает даже даль¬
ше на восток и захвывает два плацдарма на восточном бе¬
регу канала имени Москвы; один из этих плацдармов на¬
ходился в районе Дмитрова.
Но уже декабрь, и термометр показывает 40—50 граду¬
сов ниже нуля1. Ужасные снегопады, облачность низкая,
огонь зениток ужасный. Пилот Клаус, исключительно хо¬
роший летчик и один из немногих, с кем я начинал вое¬
вать, убит, по всей видимости, случайным попаданием
снаряда с русского танка. Здесь, как и в Калинине, глав¬
ным нашим врагом является погода. Она спасает Москву.
Русский солдат дерется отчаянно, но он тоже устал и без
этого своего союзника не смог бы задержать наше продви¬
жение. Даже свежие дивизии из Сибири не оказали бы ре¬
шающего значения. Немецкие армии из-за холода не спо¬
собны воевать. Поезда практически не ходят, резервов нет,
снабжения никакого, нет транспорта вывозить раненых.
Одной лишь железной решимости недостаточно. Мы до¬
стигли предела своих сил. Не хватает самых необходимых
вещей. Техника не работает, транспорт забивает дороги —
нет горючего, нет вооружения. Грузовики не ходят, един¬
ственное средство передвижения — сани. Все чаще прихо¬
дится перелетать на аэродромы, расположенные дальше
на западе. У нас осталось совсем мало машин. При низких
температурах двигатели живут недолго. Как и раньше, ког¬
да инициатива была у нас, приходится совершать вылеты
в поддержку наземных войск, теперь уже сдерживающих
наступающие Советы.
Проходит немного времени после того, как нам при¬
шлось покинуть канал имени Москвы. Мы уже не владе¬
ем большой дамбой северо-западнее Клина в направлении
Калинина. Испанская Голубая дивизия, оказав врагу храб¬
рое сопротивление, эвакуировалась в город Клин. Скоро
наступит и наш черед.
1 У автора так. (Примеч. ред.)
57

Уже приближается Рождество, а иваны все еще пробива¬
ются к Волоколамску, северо-западнее нас. Мы вместе с
штабом эскадрильи располагаемся в местной школе и спим
на полу большой классной комнаты; когда мы встаем, мне
передают, что я разговаривал во сне. Другая часть нашей
эскадрильи располагается в обмазанных глиной домах, ко¬
торые тут обычны. Когда входишь в подобный дом, созда¬
ется впечатление, что ты перенесся в какую-нибудь перво¬
бытную страну на три столетия назад. Жилая комната
отличается тем, что в ней ничего не видно из-за табачного
дыма. Мужская часть семьи курит траву, которую называет
«махорка» и которая своим запахом пропитывает все. Как
только привыкаешь к этому дыму, видишь самый лучший
предмет мебели — покрашенную известкой массивную ка¬
менную печь. Вокруг нее три поколения живет, ест, смеет¬
ся, плачет, рождается и умирает. В более богатых домах пе¬
ред печью находится деревянная выгородка, где играют в
догонялки поросята и другие домашние животные. Из тем¬
ноты на тебя пикируют отборные и налитые кровью кло¬
пы — пикируют с точностью, за которую их можно назвать
«Штуками» мира насекомых. Ужасная духота, но мужчины
и женщины, казалось, не замечают ее. Они не знают другой
жизни. Так жили их предки на протяжении столетий; так
будут жить и они. Только современное поколение, похоже,
перестало слагать сказки. Возможно, из-за того, что они
живут слишком близко к Москве.
Москва-река протекает через нашу деревню, чтобы нес¬
ти свои воды к городу с Кремлем. В нелетную погоду мы
играем на ней в хоккей. Это позволяет сохранить мышцы
упругими, хотя бывают и травмы. У адъютанта нашего ко¬
мандира, к примеру, после одной такой игры нос смот¬
рит несколько направо. Но игра хорошо отвлекает нас от
печальных мыслей, связанных с положением на фронте.
После яростных матчей на льду Москвы-реки я всегда на¬
правляюсь в сауну. Это одна из финских паровых бань в
деревне. Место для купания оказалось, однако, столь тем¬
но и скользко, что однажды я, переступая через прислонен¬
ную к стене лопату, делаю неловкий шаг и получаю рваную
рану.
58

Советы обошли нас с севера. Из-за этого поступило рас¬
поряжение перелететь на тыловой аэродром. Но мы не мо¬
жем подняться в воздух — на протяжении нескольких дней
облака висят над лесом по направлению к Вязьме, так что
о перелете не могло быть и речи. Снег на летном поле ле¬
жит толстым слоем. Нам сильно повезет, если сюда не за¬
явятся иваны вместе с Санта-Клаусом. Русские подразде¬
ления, что проходят мимо, определенно не знают о нашем
присутствии — иначе уже давно бы нас прихлопнули.
Таким образом, нам приходится очень тихо праздно¬
вать Рождество в школе Горстова. С наступлением темно¬
ты многие молчаливы; все прислушиваются — не раздастся
ли откуда-либо громкий звук. Пара стаканов крепчайшей
водки подняла настроение даже самых угрюмых. Зазвуча¬
ли рождественские песни, и плохое настроение исчезает.
В полдень нас посещает командир полка, чтобы вручить
ордена. В нашей эскадрилье я был первым, получившим
Рыцарский Железный крест. В первый день рождествен¬
ских каникул мы посылаем вызов нашим спортивным
коллегам из Москвы на хоккейный матч. Ответа не следу¬
ет, и нам приходится играть на льду Москвы-реки самим.
Плохая погода продолжается еще несколько дней.
Как только погода улучшилась, мы отправляемся в путь,
следуя над безбрежными лесами вдоль автострады на Вязь¬
му. Скоро погода портится, и самолеты, сбившись в кучу,
спускаются к самым верхушкам деревьев. Вокруг только се¬
рые облака, кружащиеся клочья тумана и снег. При этом
трудно не потерять друг друга из виду. Безопасность в воз¬
духе зависит от мастерства ведущего группы. Подобный пе¬
релет опаснее любого боевого вылета. Тот день оказался
для нас поистине черным — мы потеряли несколько экипа¬
жей, которые оказались неспособными преодолеть труд¬
ности. Над Вязьмой мы поворачиваем направо и летим в
направлении Сычевка—Ржев. Совершив посадку на по¬
крытый густым снегом аэродром в Дугине, примерно в
20 километрах южнее Сычевки, мы располагаемся в колхо¬
зе. Здесь безжалостный холод, но наконец к нам по возду¬
59

ху прибывают подходящее обмундирование и оборудова¬
ние. На нашем аэродроме ежедневно приземляются транс¬
портные самолеты, доставляющие одежду, лыжи, сани и
другие вещи. Но время для захвата Москвы уже упущено.
Тех десятков тысяч наших товарищей, которых убил холод,
уже не вернуть. Нового наступательного порыва для армии
уже не будет, она зарылась в дыры и окопы из-за безжало¬
стного удара невыносимо тяжелой зимы.
Мы летаем в районах, знакомых нам по боевым действи¬
ям прошлого лета, — около истока Волги западнее Ржева и
вдоль железнодорожной линии около Оленина и к югу.
Глубокий снег создает нашим войскам колоссальные труд¬
ности; Советы же в своей стихии. Теперь самый умный тех¬
ник — это тот, который использует самые примитивные
методы работы и передвижения. Двигатели больше не заво¬
дятся, все твердо от мороза, гидравлика не работает, наде¬
яться на показания приборов нельзя. Утром моторы от¬
казываются работать при таких температурах, хотя мы и
укрываем их матрасами из соломы. Механикам приходит¬
ся проводить ночь вне стен, чтобы каждые полчаса прогре¬
вать моторы — иначе утром они не заведутся. Присматривая
за моторами ночь напролет, механики получают обмороже¬
ния. Как инженер-офицер, я всегда на морозе, чтобы быть
наготове между вылетами и по мере надобности чинить са¬
молеты. Во время полетов случаев обморожения мало. Нам
приходится летать низко из-за плохой погоды, в нас бьют
зенитки, так что времени обращать внимание на холод нет,
хотя, конечно, вернувшись в теплое помещение, мы заме¬
чаем у себя обмороженные места.
В начале января генерал фон Рихтхофен в «шторьхе»
приземляется на нашем аэродроме и именем фюрера на¬
граждает меня Рыцарским Железным крестом. В приказе
о награждении упоминаются успешные атаки кораблей и
разрушенные за прошедший год мосты.
На следующий день наступает еще более сильный хо¬
лод, который очень усложняет нашу задачу сохранить са¬
молеты в работоспособном состоянии. Я вижу, как отча¬
60

явшиеся механики согревают двигатели открытым пламе¬
нем, пытаясь возвратить их к жизни. Один из них сказал
мне:
— Двигатели либо заработают, либо сгорят дотла. Если
они не заработают, пользы от них все равно никакой.
Этот метод поражает меня тем, насколько крайние меры
приходится выбирать, и я придумываю другой способ. Бен¬
зин можно греть в жестяной печи. Сверху приделать тру¬
бу с перфорированной крышкой, чтобы задерживать иск¬
ры. Мы ставим это устройство под двигателем и зажигаем
огонь, направляя трубу на топливный насос, вокруг кото¬
рого теперь распространяется тепло. Прогревание длится
до появления результата. Устройство примитивно, но для
русской зимы работает сносно. Позднее мы получаем
сложные нагреватели и технические приспособления. Они
прекрасно сконструированы, но, к сожалению, зависят от
работы своей точной техники — слабеньких моторов и
сложных устройств. Их самих нужно заставлять работать, а
они этого не желают из-за холода. Таким образом, на про¬
тяжении всей зимы пользы от наших самолетов мало. Не¬
многие пригодные машины даются опытным, слетанным
экипажам, так что отсутствие количества в некоторой сте¬
пени компенсируется качеством.
Несколько дней мы совершаем налеты на железно¬
дорожную линию Сычевка—Ржев, где русские пытаются
прорвать фронт. Наш аэродром находится близ линии
фронта — как и несколько недель назад в Калинине. На
сей раз у нас нет наземных войск, которые бы остановили
его продвижение, и однажды ночью иваны,.наступая из
Сычевку, внезапно появляются на окраинах Дугина. Офи¬
цер Крескен, командир нашей комендантской роты, соби¬
рает группу частью из наших наземных служб, частью из
соседних подразделений и удерживает аэродром. Наши от¬
важные механики дежурят по ночам в траншеях с грана¬
тами и винтовками; днем они продолжают свою работу.
Ничего не может произойти с нами днем, поскольку у нас
еще есть запас бензина и бомб. Два следующих дня нас
атакуют кавалерия и отряды лыжников. Ситуация стано¬
вится критической, и мы уже сбрасываем бомбы недалеко
61

от границ аэродрома. Советские потери очень велики. За¬
тем Крескен, бывший спортсмен, организует контрна¬
ступление, лично возглавляя боевую группу. Наши само¬
леты висят над ним, стреляя и бросая бомбы на всех, кто
может ему помешать. В результате окрестности нашего
аэродрома снова очищены. Солдаты люфтваффе в начале
войны не предполагали, что их будут использовать подоб¬
ным образом. Затем войска с бронетехникой расширяют
отбитую нами территорию, занимают Сычевку и перено¬
сят в нее свой командный пункт. Таким образом, положе¬
ние на линии Гжатск—Ржев, прикрывающей наш аэро¬
дром, снова стабилизируется. Дни скучного отступления
завершились.
Лисы лучше нас приспособлены к холоду. Каждый раз,
как мы возвращаемся обратно из Ржева на низкой высоте
над скрытыми снегом равнинами, мы замечаем крадущих¬
ся в снегу лис. Когда мы проносимся над ними на высоте
нескольких метров, они приседают и испуганно смотрят
на нас. У Якеля оставались патроны в пулемете, он прице¬
ливается в одну лису и убивает ее. Затем Якель вновь воз¬
вращается на это место, однако оказывается, что шкура
лисы совершенно испорчена пулевыми отверстиями.
Неприятным сюрпризом для меня становится новость,
что за большое количество боевых вылетов я должен не¬
медленно отправляться в Германию. После отпуска мне
приказано следовать в Грац в Штирии, где предстоит воз¬
главить звено резерва, чтобы передавать новым пилотам
свой опыт. Мои уверения, что мне не нужен отпуск, что я
не хочу оставлять свой полк, — и даже использование зна¬
комств, — успеха не имеют. Полученный приказ обжа¬
лованию не подлежит. Трудно прощаться с товарищами, с
которыми свела меня судьба. Наш командир лейтенант
Пресслер хочет запросить меня обратно, как только я при¬
ступлю к новой работе. Я готов ухватиться за любую воз¬
можность.
62

И вот я лечу на запад в транспортном самолете, кото¬
рый следует через Витебск, Минск и Варшаву в Германию.
В отпуске я катаюсь на лыжах в Ризенгебирге и Тироле и
пытаюсь бороться со своей яростью, вкладывая эмоции в
спортивные упражнения под ярким солнцем. Постепенно
покой горной страны, в которой расположен мой дом, и
красота сверкающих снегом горных вершин снимают на¬
пряжение, накопленное за время ежедневных вылетов.

Глава 6
УЧЕБА И ПРАКТИКА
Незадолго до перехода на работу по подготовке новых
экипажей я женюсь. Мой отец все еще служит приходским
священником, и именно он проводит свадебную церемо¬
нию венчания в нашей маленькой деревенской церквуш¬
ке, с которой у меня связано столько счастливых воспоми¬
наний беззаботного детства.
Затем я отправляюсь в Грац — на этот раз не для уче¬
бы, а в качестве инструктора. Полет в строю, пикирование,
сброс бомб, стрельба. Часто мне приходится проводить в
самолете восемь часов в день, поскольку в настоящее вре¬
мя на помощников рассчитывать не приходится. При пло¬
хой погоде или плановом техническом обслуживании мы
занимаемся строевой подготовкой или спортом. Экипажи
присылаются ко мне для совершенствования мастерства из
школ по подготовке пилотов для «Штук»; от меня пилоты
улетают на фронт. Когда-нибудь я с ними снова встре¬
чусь — возможно, кто-то из них попадет и в мое подразде¬
ление. В этом случае я спокоен за их подготовку. В часы от¬
дыха я продолжаю заниматься спортом: играю в теннис,
плаваю или провожу время в живописной местности вокруг
Граца. Через два месяца мне дают помощника. Пилот Якель
из 3-го звена только что награжден Рыцарским Железным
крестом и одновременно с этим переведен в учебную часть.
Мы совершаем вылеты на мирные цели так, словно они
боевые. Под моим началом два «мессершмитта», и это дает
возможность имитировать перехват «Штук» противником.
Курс подготовки трудный и напряженный, но я верю, что
летчики, прошедшие его и выполнившие все, что от них тре¬
64

буется, узнают очень много. Выносливость и физическую
крепость им дает спорт. Почти каждое утро в понедельник
звено делает забег на десять километров. В полдень мы от¬
правляемся в Андритц поплавать и испытать свои нервы.
Пилоты успешно сдают нормы по прыжкам, за сдачу норм
по плаванию разгорается увлекательное состязание.
Якель всего на несколько лет моложе меня, но он до сих
пор ведет себя по-мальчишески. Невозможно сердиться на
него, каким бы неприятным ни был его проступок. Он ве¬
сел и полон энергии; принимает жизнь во всей ее полноте.
В полдень по воскресеньям я обычно отправляюсь в горы.
Перед пропускным пунктом находится автобусная оста¬
новка, и я сажусь в автобус, чтобы добраться до города.
Когда я вижу тень от автобуса, то замечаю на крыше фигу¬
ры. Обычно на крышу забираются подурачиться — особен¬
но когда по тротуару идет девушка. По головным уборам я
понимаю, кто это. Это солдаты из нашей части, но опреде¬
ленно не мои подчиненные, поскольку я неоднократно ог¬
лашал строгий приказ для военнослужащих не кататься на
крышах автобусов. Довольно ядовито я замечаю сидящему
рядом лейтенанту наземного подразделения:
— Эти парни, должно быть, ваши.
Чуть высокомерно он отвечает:
— Вы будете смеяться, но это ваши.
Когда солдаты прибывают в Грац, я приказываю им до¬
ложиться мне в одиннадцать утра в понедельник. Они при¬
бывают в указанное время получить то, что заслужили, и я
говорю:
— Что, черт побери, это значит? Вы нарушили приказ.
Это неслыханно!
По их лицам я вижу, что они хотят что-то сказать, и
спрашиваю, что они могут сказать в свое оправдание.
— Мы думали, что не делаем ничего предосудительно¬
го, если с нами офицер Якель.
Я поспешно распускаю их, едва сдерживая смех. Затем
представляю себе Якеля, скорчившегося на крыше автобу¬
са. Когда я спрашиваю Якеля, зачем он подвергает себя
опасности, он делает такое невинное лицо, что я не могу
не улыбнуться.
3 Г. Рудель £5

Через несколько дней в Граце мы с трудом избегаем не¬
приятного инцидента во внеслужебное время. Планерный
клуб уговорил меня буксировать их планер на древнем чеш¬
ском биплане, поскольку у них не было пилотов. Я согла¬
сился, и поскольку это было в нерабочее время, то взял с
собой свою жену, которая очень интересовалась полетами.
Через два с половиной часов полета я запросил землю:
сколько бензина осталось? Индикатор топлива не работал.
Меня уверили, что топлива на четыре часа; я могу продол¬
жать полет, ни о чем не волнуясь. Я поверил этому увере¬
нию и направился обратно к аэродрому. Когда мы пролета¬
ли на низкой высоте над картофельным полем, двигатель
заглох. У меня было только время крикнуть: «Крепко дер¬
жись!» — поскольку я знал, что моя жена не привязалась, —
и пошел вниз на борозды. Самолет перескочил какую-то ка¬
наву, а потом благополучно пробежал до кукурузного поля.
Мы достали немного бензина, и я взлетел снова с поля,
чтобы приземлиться на аэродроме, находившемся в трех
километрах.
Как много моих коллег, особенно из люфтваффе, про¬
шли сквозь кровопролитные бои с врагом без единой ца¬
рапины только для того, чтобы погибнуть в какой-нибудь
совершенно глупой гражданской аварии! Этот инцидент
подтвердил истину, что в воздухе надо быть столь же осто¬
рожным в элементарном полете, как и в самой трудной
атаке. Вместе с тем во время боевых действий нужно вся¬
чески избегать ненужного риска, даже если мысли о вы¬
полнении боевой задачи отвлекают нас от мыслей о соб¬
ственной жизни.
Когда я приземлился на аэродроме на своем древнем
биплане, то узнал, что все резервное звено другой эскад¬
рильи направляется в Россию. Тогда скоро наступит и
наша очередь. Уже несколько месяцев я нахожусь дома, но
только сейчас понимаю, как сильно я хочу на фронт. Меня
постоянно раздражает, что я нахожусь в тылу столь долго
и что теряю опыт, что может быть опасно. Я — всего лишь
обычный человек и инстинктивно стремлюсь к жизни, а
не к смерти. Я люблю жизнь, и эта любовь растет: я чув¬
ствую, как радостно бьется мое сердце, когда после атаки
66

снова избегаю гибели или когда спускаюсь по крутому
альпийскому склону. Я хочу жить и люблю жизнь. Я чув¬
ствую это в каждом вдохе, каждой порой своей кожи, каж¬
дой жилкой моего тела. Я не боюсь смерти: бывали секун¬
ды, когда я смотрел ей в глаза и не отводил взгляда, но
каждый раз после благополучного исхода мое сердце на¬
полнялось радостью и мне хотелось восторженно кричать,
чтобы этот крик перекрыл шум моторов.
Вот о чем я думал, когда механически прихлебывал
суп в столовой. И именно тогда я принял твердое реше¬
ние. Я использовал все возможные связи, чтобы выбрать¬
ся из этой ямы, для того чтобы меня послали обратно на
фронт.
Я не добиваюсь намеченной цели, но через какое-то
время поступает приказ нам всем направляться в Крым.
Сарабуз, место нашего назначения, расположен недалеко
от Симферополя. Здесь мы в любом случае ближе к фрон¬
ту, чем раньше. Поскольку транспортных самолетов не
хватает, мы используем наши «Ju-87» в качестве буксиров¬
щиков грузовых планеров. По маршруту Краков—Львов—
Проскуров—Николаев мы скоро достигаем пункта назна¬
чения. Здешний аэродром очень велик и вполне пригоден
для тренировочных полетов. Наши временные квартиры
мало отличаются от тех, что были у нас на фронте, но те,
кто хочет делать дело, его делает. Мы возобновляем наши
ежедневные учебные полеты по программе, которую мы вы¬
полняли в Граце. Особенное удовольствие пилотам прино¬
сит приземление на различных аэродромах — утром мы
можем приземлиться где-нибудь на берегу Черного моря,
а в полдень — на северо-западе, около Азовского моря. Мы
купаемся по меньшей мере полчаса на прекрасных пляжах
под обжигающим солнцем. Гор здесь нет, за исключением
окрестностей Керчи; и на юге тянутся Крымские горы
вдоль Южного берега Крыма. Остальная часть этого края
плоская — обширные степи, в центре которых находятся
огромные плантации помидоров. Между морем и Крым¬
скими горами береговая полоса совсем узкая. Это — рус¬
67

ская Ривьера. Мы часто бываем здесь, доставляя дрова на
грузовиках: там, где мы останавливаемся, деревьев нет. Но
на настоящей Ривьере лучше. Здесь я видел всего три паль¬
мы, да и те далеко, в Ялте. Поднимающийся вдали пар по¬
блескивает на солнце, особенно если лететь на низкой
высоте над берегом. Впечатление на удивление хорошее —
но стоит прогуляться по улицам Ялты, внимательнее по¬
смотреть вокруг, как всеобщая примитивность и вуль¬
гарность этого советского места отдыха полностью лиша¬
ет иллюзий. В соседних Алуште и Алупке — то же самое.
Моим солдатам понравились виноградники между этими
двумя городками; виноградный сезон как раз начался. Мы
пробуем виноград на каждом склоне холма и возвращаем¬
ся домой с тяжелыми резями в животе.
Я нервничаю оттого, что очень долго не принимаю уча¬
стия в войне. Я звоню генералу, возглавляющему авиаци¬
онное командование на Кавказе, и предлагаю ему свои
«Штуки» в качестве боевого подразделения — большинство
экипажей готовы для отправки на фронт. Я отмечаю, что
военные действия будут отличной учебой и что любое под¬
разделение было бы счастливо получить не просто обучен¬
ных пилотов, но и имеющих боевой опыт. И вот, наконец,
первая задача. Мы перелетаем в Керчь. Разведка обнаружи¬
ла, что с юга часто идут русские поезда снабжения. С аэро¬
дрома в Керчи мы можем их атаковать. Но «можем атако¬
вать» не значит «атакуем». В течение многих часов мы ждем
наготове, однако поезда так и не появляются. Однажды я
решаю рискнуть, сделав вылет на «мессершмитте», чтобы
уничтожить вражеские разведывательные самолеты. Но эти
надоевшие нам самолеты тут же уходят в море, направляясь
на Туапсе и Сухуми, и я не могу преследовать их, посколь¬
ку вообще не имею права вылетать как истребитель. Скоро
я добиваюсь нашего перевода в Белореченск, около Май¬
копа, где находится еще один авиаполк. Здесь нам предсто¬
ит участвовать в боевых вылетах, поскольку нас хотят ис¬
пользовать для поддержки наступления в направлении
Туапсе.
68

И вот внезапно мы становимся фронтовой частью, весь¬
ма загруженной боевыми заданиями. С утра до вечера мы в
воздухе над долинами, что ведут к Туапсе. Для нас это зада¬
ча нелегкая, поскольку в тренировочных полетах мы ис¬
пользовали относительно изношенные старые машины, а
действующий здесь полк, с которым мы часто летаем, име¬
ет самолеты новейшего типа. При полетах в строю на боль¬
ших высотах это особенно заметно.
Полеты в узких долинах между высокими горами дают
волнующие ощущения. Часто, преследуя врага или вы¬
сматривая его в земле, пилоты оказываются в ловушках.
А долины столь узки, что мы совсем не можем маневри¬
ровать. Иногда в конце такой долины высится гора, пре¬
граждая путь вперед. Приходится принимать быстрые ре¬
шения; снова и снова мы благодарим за свое спасение
прекрасные возможности наших машин. Но перечислен¬
ные трудности — это просто детские игрушки по срав¬
нению со скрытыми в облаках горами, внезапно появля¬
ющимися в 200 метрах впереди.
Горные вершины здесь достигают 1200—1500 метров.
Несколько легче пилотировать, когда мы летаем в те же до¬
лины по нескольку раз и уже знаем, какие они имеют выхо¬
ды и за какими горами можно вылететь на открытое про¬
странство. При низкой облачности или плохой погоде
полеты часто превращаются в угадайку. Когда мы атакуем
дороги в долине, огонь по нас ведется даже сверху, по¬
скольку горные склоны тоже заняты иванами.
Наши малочисленные войска пробивались вперед, не¬
смотря на упорное противодействие намного превосходя¬
щего численностью врага, имеющего сильно укрепленные
позиции в горах. Мы поддерживаем тесную связь с назем¬
ными силами и делаем все, на что способны, когда нас вы¬
зывают для поддержки или атаки. Сражения в горных лесах
особенно трудны, поскольку мы не можем видеть врага.
Когда мы получаем задание вылететь для бомбежки опре¬
деленного участка в лесу, то выполняем это распоряжение,
даже если не можем ясно разглядеть местность. Удивитель¬
но, но именно благодаря таким вылетам армейское коман¬
дование отмечает полезность и эффективность наших атак.
69

Соседние высоты уже в наших руках. С упорными бо¬
ями мы продвигаемся на юго-запад. До Туапсе остается
менее 13 километров. Но потери в горных боях велики, а
резервов практически нет. Поэтому наступление в долине
отменено и конечного успеха мы не достигаем.
Начинается упорное сражение за железнодорожную
станцию.
Советский бронепоезд пускает тяжелые снаряды в наши
редкие атакующие цепи. Этот бронепоезд действует умело.
Сделав огневой налет, он, словно дракон, уползает в свое
логово. Этим логовом является туннель в горах неподалеку
от Туапсе. Когда мы вылетаем, он стрелой уносится в тун¬
нель, и мы видим лишь его хвост. Однажды мы его почти
накрыли. Почти. Мы подкрались к нему, но в последний
момент он, похоже, получил предупреждение. Бронепоезд
удалось накрыть, но повреждения не были серьезными; че¬
рез несколько дней, починенный, он появляется снова. Но
теперь этот стальной монстр был донельзя пуглив — мы
больше его не видим. Тогда мы пришли к следующему ре¬
шению: если мы не можем поймать этого стального монст¬
ра, мы хотя бы поквитаемся с его ангелом-хранителем —
туннелем! Мы блокируем выходы из туннеля с помощью
специальной бомбы, которая не дает бронепоезду выбрать¬
ся из туннеля. Наши товарищи из наземных войск получа¬
ют крайне необходимую им передышку. «Давай и бери —
вот вся философия жизни», — говорит с улыбкой мой бор¬
товой стрелок.
Мы также атакуем порт Туапсе, который, как и всякий
порт, сильно защищен противовоздушной артиллерией.
Город и гавань, укрытые горами, все еще в руках Советов.
Если мы летаем на высоте 3 километров, легкие зенит¬
ки достают нас, когда мы еще на подлете к цели. Зенитки
располагаются на горах на протяжении нескольких кило¬
метров. Чтобы избежать этого огня, мы спускаемся до вы¬
соты 800 метров, поскольку горные вершины поднимают¬
ся перпендикулярно из моря на высоту 1500—1700 метров.
Наши атаки направлены против доков, портовых сооруже¬
ний и покоящихся в гавани кораблей, главным образом
танкеров. Обычно все, что способно перемещаться, на¬
70

чинает двигаться, чтобы избежать наших бомб. Если рус¬
ские суда не будут этого делать, то мои летчики покажут
им все свое мастерство. Противовоздушная защита здесь
совершенно несравнима с той, что мы встретили в Крон¬
штадте, — тем не менее она довольно сильна. Невозмож¬
но летать напрямик через горы, поскольку они слишком
высоки. Мы обычно пикируем очень низко к цели, после
чего уходим в сторону моря, набирая максимальную высоту.
Это позволяет покинуть зону противовоздушной обороны
сравнительно быстро. Однако в море уже ждут преследу¬
ющие нас советские истребители. Нам теперь приходится
забираться на добрых 3 тысячи метров, чтобы вернуться
домой и при этом иметь по крайней мере 1000-метровый
запас при полете над зенитками в горах — и еще потому,
что во время воздушного боя теряется высота.
Условия, в которых мы атакуем в районе Геленджика,
примерно те же. Здесь мы время от времени совершаем ата¬
ки на морские цели в заливе. Советы скоро обнаруживают
наш аэродром в Белореченске; впервые они бомбят нас и
днем и ночью. Общий ущерб у нас невелик, но серьезный
ущерб понес полк, у которого мы были в гостях. Во время
одного из налетов погиб командир эскадрильи Ортхофер.
В это время я как раз приземлялся — бомбы падали от меня
и слева, и справа. Мой самолет был прошит несколькими
осколками и вышел из строя, но у меня ранений не было.
Генерал Пфлюгбайл, командовавший всеми подразде¬
лениями люфтваффе на данном участке, часто присутству¬
ет на наших построениях. Он приносит нам известие, что
мы должны двигаться дальше на восток на аэродром око¬
ло Терека. Здесь идет новое наступление — и мы должны
его поддержать. Наступление ведется в направлении Гроз¬
ный—Каспийское море. Мы летим на нашу новую базу в
Солдатском по маршруту Георгиевск—Пятигорск—Мине¬
ральные Воды. Внизу — огромный и великолепный Эль¬
брус. На полпути мы делаем небольшую остановку в Ми¬
неральных Водах для отдыха. Здесь настоящее царство
мышей. В соломенных матрасах, в кухонных шкафах и в
71

щелях, в любом укромном месте и уголке слышится их то¬
поток. Мыши выпрыгивают из наших вещмешков и едят
все подряд. Спать невозможно, их возню слышно даже че¬
рез подушки. Я открываю все, чтобы выгнать их прочь. На
несколько минут наступает тишина, но вскоре шум возоб¬
новляется. В Солдатской мышей нет. Возможно, постоян¬
ными бомбежками иваны перепугали их и заставили уб¬
раться. У нашего аэродрома несколько зенитных орудий.
Теперь мы не делаем вылетов, как первоначально предпо¬
лагалось, на поддержку наступления на востоке. Первый
наш вылет — на юг. Через несколько дней Нальчик занят
немецкими и румынскими войсками. Когда мы летим на
юг, перед нами разворачивается восхитительная панорама.
Впереди нас снежные пики высотой 5 километров, блис¬
тающие на солнце всеми вообразимыми цветами, под
нами — зеленые луга, на которых видны желтые, красные
и голубые пятна. Это растения и цветы. Над нами — со¬
вершенно голубое небо. При приближении к цели я совер¬
шенно забыл и про бомбы, что несет мой самолет, и про
нашу цель. Все кругом вызывает умиротворяющий, спо¬
койный, поэтический настрой. Мир гор вокруг Эльбруса
подавляет своей мощью — в его долинах можно было бы
упрятать несколько таких горных хребтов, как Альпы.
После взятия Нальчика у нас было еще несколько вы¬
летов на восток к фронту в районе Терека, рядом с Моздо¬
ком. Затем, довольно неожиданно, следует отход к Белоре-
ченску в зоне боев у Туапсе, где продолжаются упорные
бои. Так продолжается до ноября. Я совершил свой 650-й
боевой вылет, после чего почувствовал себя плохо. Желту¬
ха! Я догадывался о ней какое-то время, но надеялся, что
недуг пройдет и не помешает моим боевым вылетам. Бел¬
ки моих глаз желтого цвета — такая же и кожа. Я скрываю
плохое самочувствие ото всех, кто меня спрашивает, осо¬
бенно от генерала Пфлюгбайла, который довольно долго
пытается заставить меня лечь в кровать. Генерал доставил
шампанское на празднование моего 650-го боевого выле¬
та; он крайне изумлен, когда я сообщаю, что мои коллеги
72

будут крайне признательны ему за подарок, но сам я не
имею слабости в этом направлении. Через несколько дней
с двумя ведрами взбитых сливок прибыло несколько боль¬
ших тортов. Учитывая, сколько в данной местности коров,
устроить это было совсем нетрудно. Два дня мы не едим
практически ничего, кроме этих сладостей. В первый день
такой диеты едва ли хотя бы один экипаж будет готов к
вылету. В настоящий же момент я имел такой же айвовый
цвет, как и «Ме-108», который прибыл из Ростова с при¬
казом забрать меня, даже если придется применить силу.
Мне удалось уговорить пилота сделать остановку в Карпо¬
ве, рядом со Сталинградом, где расположился мой старый
полк. Мы летим туда курсом на север через Элисту. Здесь
я, казалось, готов перевернуть мир, чтобы меня оставили
в полку, а мое звено передали кому-либо еще. Но успеха я
не достигаю, хотя командир полка обещает мне, что при
моем появлении здесь я получу самолет номер один, на
котором летал еще в начале русской кампании.
— Но сначала в госпиталь!
Таким образом, в середине ноября я оказываюсь в гос¬
питале в Ростове.

Глава 7
СТАЛИНГРАД
Пребывание в госпитале действует мне на нервы. Я на¬
хожусь здесь почти неделю, но изменений в состоянии по¬
чти не вижу, кроме того, что ослаб из-за строгой диеты и
непривычного пребывания в кровати. На посещения кол¬
лег мне рассчитывать не приходится — им добираться сюда
слишком далеко.
Хотя мы находимся около моря, уже становится холод¬
но; я могу сказать это по сквозняку через окно, закрыто¬
му не столько стеклами, сколько крышками картонных
ящиков.
Доктор, который мной занимается, отличный парень,
но он потерял со мной всякое терпение, и потому он ста¬
новится строгим, когда входит в мою палату и бросает:
— Послезавтра в Германию отправляется санитарный
поезд. Я организовал вашу отправку на этом поезде.
— Я не хочу туда ехать.
— Но вам следует отправиться домой для лечения. О чем
вы думаете?
Он рассержен.
— Меня нельзя отправлять в тыл из-за такой смешной
болезни. Это хороший госпиталь, но я уже належался. —
Чтобы у него не оставалось сомнения в том, что я стоек в
своем желании, я добавляю: — Я должен лететь в мою эс¬
кадрилью немедленно.
Доктор в ярости. Он открывает рот, затем снова его за¬
крывает и наконец начинает горячо протестовать:
— Тогда я сниму с себя всякую ответственность. Слы¬
шите — всякую ответственность! — Какое-то мгновение
74

он молчит, а затем энергично добавляет: — Кроме того, я
должен указать это в ваших документах на выписку.
Я складываю свои вещи, получаю документы на выпис¬
ку в соответствующем кабинете и — обратно на аэродром.
Здесь работает механик, который часто ремонтировал са¬
молеты моего полка. Требуется лишь немного везения.
Именно в этой момент мой отремонтированный самолет
выкатывают из ремонтного ангара; так случилось, что он
должен быть перегнан на фронт в авиаполк, что находит¬
ся в Карпове, в 15 километрах от Сталинграда. Не могу
сказать, что у меня достаточно сил для полета, я брожу,
как сонный, однако приписываю это не моей болезни, а
обилию свежего воздуха.
Точно через два часа я уже на летном поле в Карпове.
Посадочная площадка забита самолетами, по большей ча¬
сти «Штуками» из нашего авиаполка, а также из соседней
эскадрильи. Аэропорт не дает возможности замаскировать¬
ся, он лежит на совершенно открытой местности, имея не¬
большой уклон в одну сторону.
После приземления я отправляюсь искать указатели.
Точная ориентация в нашем подразделении всегда была
сложной задачей. Даже если я не встречу знакомых, меня
выручат указатели. Благодаря им я довольно быстро нахо¬
жу штаб полка. Это сооружение в центре аэродрома — про¬
сто яма в земле — величается в военных донесениях бунке¬
ром. Приходится немного подождать, пока я не получаю
возможность доложить о себе командиру — он только что
отправился на краткий боевой вылет с моим другом Крау¬
сом. Когда он входит в палатку, я докладываю о прибытии;
командир более чем удивлен моим столь быстрым возвра¬
щением:
— Ну у вас и вид! И глаза, и все прочее — желтое, как
айва.
Правду говорить бесполезно, и потому я бесстыдно вру:
— Я здесь потому, что меня выписали из больницы.
Это срабатывает. Командир смотрит на офицера меди¬
цинской службы и, покачав головой, произносит:
— Если его выписали, то я понимаю в желтухе больше,
чем все доктора. Кстати, где ваши медицинские бумаги?
75

Трудный вопрос. На аэродроме в Ростове мне срочно
потребовалось немного бумаги, и я использовал подпи¬
санный доктором документ на то, на что он лучше всего
годился. Мне приходится думать быстро, и я отвечаю
столь же деловым тоном:
— Как я понимаю, медицинские бумаги пересылаются
курьером.
В соответствии с обещанием, данным мне десятью дня¬
ми раньше, мне дают командование моим старым звеном.
Мы совершаем мало боевых вылетов и только на одну
волжскую пристань в окрестностях Астрахани. Затем на¬
шей задачей становятся объекты в городской черте Ста¬
линграда. Советы защищают его как крепость. Командир
моей эскадрильи сообщает мне, что произошло за время
моего отсутствия. Изменений в наземном составе мало. От
стрелка Готца до главного механика Писсарека все по-
прежнему. В летном составе в связи с разного рода проис¬
шествиями изменений больше — но все новые экипажи,
что я готовил, собраны в резервную эскадрилью. Жилые
и служебные помещения располагаются под землей. До¬
вольно скоро я избавляюсь от болезни и чувствую себя как
дома. На следующий день мы уже летим на Сталинград,
примерно две трети которого уже находятся в немецких
руках. В руках русских всего треть города, но эта треть за¬
щищается русскими с почти религиозным фанатизмом.
Сталинград — это город Сталина, а Сталин — это бог для
этих молодых киргизов, узбеков, татар, туркмен и прочих
монголов. Они появляются как сама неумолимая смерть
над грудами кирпичей, они прячутся за каждым обломком
стен. Для своего Сталина они — стражники извергающих
огонь зверей войны, и, когда зверь действует нерешитель¬
но, умелый выстрел их политического комиссара заставля¬
ет их упасть на землю, которую они защищали. Эти ази¬
атские ученики тотального коммунизма и стоящие за их
спинами политические комиссары предназначены судь¬
бой заставить Германию — а с ней и остальной мир — от¬
казаться от мысли, что коммунизм является политическим
76

кредо, подобно многим другим. Вместо этого они должны
убедить — сначала нас, а затем и все народы, что они —
проповедники нового Евангелия. И Сталинград должен
стать Вифлеемом нового столетия. Но Вифлеемом войны
и ненависти, разрушения и уничтожения.
Эти мысли занимают меня, когда я лечу на очередной
боевой вылет к крепости красных. Район города, что еще
находится в руках Советов, начинается сразу на восточном
берегу Волги, и каждую ночь русские получают через Вол¬
гу все необходимое для Красной армии. Жестокие бои
идут за жилые кварталы, за каждый погреб, за кусок завод¬
ской стены. Нам приходилось бросать бомбы с большой
точностью, поскольку наши солдаты находятся всего в не¬
скольких метрах в другом подвале или за другой стеной.
На наших фотографических картах города хорошо раз¬
личим каждый дом. Каждому пилоту давали карту с точно
отмеченной красной стрелкой целью. Мы поднимаемся в
воздух с картой — и долго не можем сбросить бомбу из-за
того, что трудно определить положение цели и расположе¬
ние наших собственных войск. Когда же мы пересекаем за¬
падную часть города, что находится в руках наших войск,
мы видим спокойствие и почти обычное дорожное движе¬
ние. Все, в том числе и гражданские, неторопливо двига¬
ются по своим делам, словно город не пересечен линией
фронта. В западной части города остался небольшой квар¬
тал близ Волги, где засели русские и где наши войска ведут
самые яростные атаки. Часто русские зенитки замолкают в
полдень — по всей видимости, потому, что иссякают сна¬
ряды, переправленные сюда через реку ночью. На другом
берегу Волги иваны взлетают с нескольких истребительных
аэродромов в попытке сорвать наши атаки на русскую
часть Сталинграда. Они редко преследуют нас над нашими
позициями и обычно поворачивают назад, как только мы
пересекаем линию фронта. Наш аэродром расположен не¬
далеко от города, и при полетах в строю нам приходится
делать один-два круга, чтобы набрать нужную высоту. Это¬
го достаточно, чтобы советская воздушная разведка пре¬
дупредила свою противовоздушную оборону. Я ни часа не
провожу без своего звена — битва вступает в решающую
77

фазу, мы чувствуем это инстинктивно. Здоровье меня силь¬
но подводит, но доложить о болезни не могу, поскольку
меня бы отстранили от командования, и этот страх прида¬
ет мне новые силы. Через пару дней, в течение которых я
ощущаю себя скорее в Гадесе, царстве теней, чем на земле,
я начинаю постепенно восстанавливать силы. В это вре¬
мя мы совершаем вылеты на северный участок фронта, где
наши войска вышли к Дону. Несколько раз мы атакуем
цели около Бекетовки. Здесь зенитный огонь особенно си¬
лен, и потому каждый вылет труден. Согласно показаниям
пленных, расчеты зенитных орудий здесь состоят исключи¬
тельно из женщин. Когда наши пилоты утром получают
приказ вылететь к Бекетовку, они всегда говорят: «Сегодня
отправляемся на свидание к зенитчицам». В этих словах
нет иронии, поскольку каждый, кто летал туда, знает, как
точно они стреляют.
Мы регулярно атакуем мосты через Дон к северу от го¬
рода. Самый большой из этих мостов находится около
деревни Клетской; плацдарм на западном берегу Дона осо¬
бенно сильно защищен противовоздушной артиллерией.
Пленные говорят, что здесь расположен командный пункт.
Плацдарм с каждым днем расширяется; Советы направля¬
ют сюда все новых солдат и новую технику. Разрушение
моста временно лишает их возможности пополнять силы,
но относительно скоро русские наводят понтоны, так что
активное движение быстро восстанавливается.
Вверх по Дону фронт удерживается главным образом ру¬
мынскими войсками. Только там, где идет настоящая бит¬
ва, находится 6-я немецкая армия.
Однажды после получения торопливых инструкций наш
авиаполк направляется в сторону плацдарма у деревни
Клетской. Погода отвратительная — низкие облака, лег¬
кий снег, температура где-то около 20 градусов ниже нуля.
Мы летим низко над землей. Что это за войска идут в на¬
шем направлении? Мы еще не проделали и половины
78

пути. Солдаты одеты в коричневую форму. Русские? Нет.
Румыны. Кое-кто из них бросил винтовки, чтобы бежать
быстрее. Зрелище ужасное, и мы готовимся к очень не¬
приятным известиям. Пролетев колонну, мы двигаемся на
север и долетаем до артиллерийских позиций нашего со¬
юзника. Орудия не повреждены огнем — они просто бро¬
шены. Боеприпасы лежат здесь же. Нам приходится по¬
рядком пролететь дальше, прежде чем мы видим советские
войска.
Русские уже обнаружили, что румыны ушли со своих
позиций. Мы атакуем противника бомбами и бортовым
оружием — но много ли это принесет пользы, если на зем¬
ле русским никто не оказывает сопротивления?
Нас охватывает ярость, в голове теснится мысль: как
можно предотвратить катастрофу? Я бросаю бомбы на
врага и поливаю огнем из пулеметов желто-зеленые волны
двигающихся вперед войск, которые бросили сюда откуда-
то из глубин Азии или с монгольской прародины. У меня
не остается ни одного патрона, я даже не смогу защитить
себя, если за мной погонится истребитель. Надо быстрее
перезаправиться и вставить новые ленты. Этим ордам
наши атаки что слону дробина — но я не хочу об этом сей¬
час думать.
На обратном пути мы снова видим бегущих румын. Им
повезло, что я израсходовал все патроны, а то я прервал бы
их трусливый бег.
Они бросили все — а они могли легко удержать пози¬
ции, со своей тяжелой артиллерией и запасами боепри¬
пасов.
Эта трусость вызовет катастрофу всего фронта.
Не встречая сопротивления, советское наступление идет
в направлении на Калач. Захватив Калач, русские возьмут в
полукольцо и нашу часть Сталинграда.
Наша 6-я армия удерживает позиции в городе. Под гро¬
хот сосредоточенного артиллерийского огня она отражает
нескончаемо бросаемые на нее волны русского наступле¬
ния. 6-я армия буквально истекает кровью, за спинами сол¬
дат рушатся стены — тем не менее они продолжают сра¬
жаться и наносить ответные удары.
79

Сталинградский фронт идет с севера на юг вдоль серии
равнинных озер и продолжается в степи. В этом океане рав¬
нины нет ни одного островка на сотни километров, вплоть
до небольшой Элисты. За Элистой фронт поворачивает на
восток.
Расположенная в городе немецкая пехотная моторизо¬
ванная дивизия держит под контролем обширные степ¬
ные пространства. Наши союзники закрывают брешь меж¬
ду этой дивизией и 6-й армией в Сталинграде. Руководство
Красной армии подозревает нашу слабость на этом участке,
особенно в северном секторе района озер. Здесь русские и
прорываются на запад. Они пытаются дойти до Дона! Пара
дней, и русские на этой реке. Затем русские бросают силы
на наши позиции на северо-западе, пытаясь выйти к Кала¬
чу. Это обрекает нашу 6-ю армию на тяжелую судьбу. Две
наступающие русские армии сходятся в Калаче, создавая
таким образом кольцо вокруг Сталинграда. Все это проис¬
ходит с ошеломляющей скоростью. Значительная часть на¬
ших резервов не способна среагировать на меняющуюся
ситуацию и оказывается в клещах. Это время стало вре¬
менем массового героизма солдат, имена которых сейчас
уже восстановить невозможно. Немецкие солдаты дрались
в окружении до последнего пистолетного патрона, до по¬
следней фанаты, продолжая бой до самого конца.
Мы теперь летаем по всем направлениям вокруг окру¬
женных войск — туда, где ситуация становится наиболее
угрожающей. Советское давление на 6-ю армию усилива¬
ется, но немецкое сопротивление остается твердым. Где
русским удается прорваться, враг тут же блокируется и от¬
брасывается назад контратаками. Наши товарищи делают
все возможное, чтобы остановить поток. Они держатся
стойко, уже зная, что пути отрезаны из-за трусости и пре¬
дательства, которые пришли на помощь Красной армии.
Наш аэродром теперь часто становится объектом русских
воздушных налетов с малых и больших высот. Но, несмот¬
ря на массивность атак, результат невелик. Только теперь
мы начинаем испытывать недостаток бомб, бензина и бое¬
припасов. В таких условиях неразумно держать всю эскад¬
рилью в пределах котла. В два или три захода самолеты
80

улетают; больше авиационной поддержки с этого аэро¬
дрома не будет. Особое звено под командованием офице¬
ра Юнгклаузена остается в котле для помощи 6-й армии —
до тех пор, пока отсюда можно будет делать вылеты. Ос¬
тальные самолеты перелетают из котла в Обливскую, в
150 километрах западнее Сталинграда.
Довольно значительные немецкие силы теперь идут из
района Сальска для совместного прорыва с двумя только
что прибывшими танковыми дивизиями. Дивизии были
сняты с фронта; это элитные части, тщательно пополнен¬
ные. Наступление ведется в северно-восточном направле¬
нии и имеет целью восстановить разрушенную связь со
Сталинградом и освободить 6-ю армию. Мы вылетаем на
поддержку этой операции весь день напролет, с утра до ве¬
чера. Она должна окончиться успехом, окруженные диви¬
зии будут освобождены. Наступающие быстро продвига¬
ются вперед, скоро наши товарищи проходят Абганерово,
всего в 30 километрах южнее котла. С постоянными боя¬
ми они преодолели около 60 километров.
Несмотря на упорное сопротивление, наши войска про¬
должают неуклонно идти вперед. Если бы 6-я армия могла
оказать давление на южную границу котла, эта облегчило и
ускорило бы операцию, но армия на это не способна, даже
если бы вышел соответствующий приказ. Солдаты достиг¬
ли крайней степени физического истощения; только желез¬
ная воля позволяет им держаться. У окруженных нет само¬
го необходимого. Нет ни еды, ни вооружения, ни бензина.
Свой вклад вносит и холод — обычно в 20—30 градусов
ниже нуля. Какой-то шанс выжить до помощи извне дает
только строжайшая экономия в том, что удается перебро¬
сить им по воздуху. Но погода определенно на стороне про¬
тивника. Продолжительный промежуток плохой погоды не
дает нам осуществлять переброски. До сих пор нам всегда
удавалось налаживать достаточные поставки окруженным,
но на сей раз солдатам достаются буквально крохи. Позднее
возникают проблемы с посадкой, и нам приходится сбра¬
сывать грузы с высоты. Мы летаем, доставляя все необхо¬
димое, сквозь густые снежные бури; в таких условиях часть
драгоценного груза падает за линией русского фронта.
81

Скоро приходит еще одна ужасная весть: Советы проби¬
ли огромную брешь на участке фронта, занимаемом наши¬
ми союзниками на юге. Если этот прорыв не закрыть, он
может привести к крушению всего Южного фронта. А ре¬
зервов нет. Как-то прорыв все же нужно закрыть. Побли¬
зости есть только группа, предназначенная для освобожде¬
ния солдат из Сталинградского котла. Самые лучшие части
срочно перебрасываются на возникший опасный участок.
Мы ежедневно летаем над клином наступающих немецких
войск и знаем о силе сопротивления. Мы также знаем, что
эти немецкие дивизии обязательно дойдут до котла и осво¬
бодят окруженную там армию.
Но поскольку силы теперь приходится делить, для сол¬
дат в Сталинграде все кончено. Теперь освобождать 6-ю ар¬
мию слишком поздно. Ее ждет трагическая судьба. Ударная
группа больше не продвигается на Сталинград, сравнитель¬
но небольшой отряд не может выполнить спасительную
миссию. Это тяжелый удар.
На двух решающих участках наши союзники отступили
перед давлением русских. Хотя немецкие солдаты вели
себя безукоризненно, 6-я армия потеряна, а с ней потерян
и Сталинград. А со Сталинградом потеряна и возможность
уничтожить самый активный центр русских армий.

Глава 8
ОТСТУПЛЕНИЕ
Юнгклаузен только что совершил вылет, используя ос¬
татки бензина. В трудных условиях он сделал отличную
работу, но, даже вернувшись сюда, в Обливскую, он не на¬
ходит тишины. Однажды утром мы слышим одиночные
выстрелы на краю аэродрома. Как я узнаю позднее, назем¬
ный состав другого подразделения вступил в перестрелку
с регулярными советскими силами. Метеорологи пуска¬
ют вверх красные ракеты, поднимая тревогу. Я немедлен¬
но взлетаю вместе со своей эскадрильей и неподалеку от
аэродрома вижу лошадей. Рядом с ними — спешившиеся
всадники. Это иваны. Еще дальше на север — неисчисли¬
мая армия лошадей, солдат и техники. Зная состояние на¬
шей обороны, я набираю высоту, чтобы получить общее
представление о положении дел. Довольно быстро я пони¬
маю: вперед идет русская кавалерийская дивизия и на дан¬
ном участке нет сил, способных остановить ее продвиже¬
ние. К северу от нас нет непрерывного фронта, так что
русские могут незамеченными проникать через только что
сделанный Прорыв. Их главные силы находятся в трех-че-
тырех километрах от нашего летного поля; головная колон¬
на направляется на его окраину. Здесь нет наземных сил,
а это значит, что наше положение очень серьезно. Первое,
что мы должны сделать, — это уничтожить их артиллерию
бомбами и бортовым оружием, пока русские не окопа¬
лись; затем мы будем атаковать все остальное. Спешивши¬
еся кавалеристы очень уязвимы, и у нас нет выбора, при¬
ходится уничтожить всех их лошадей.
83

Мы взлетаем и садимся практически без перерыва; все
делается с лихорадочной быстротой. Если мы не уничто¬
жим русских до заката, ночью они будут нам угрожать.
В полдень мы замечаем несколько советских танков. Они
катят на полной скорости к нашему аэродрому. Мы долж¬
ны уничтожить их, иначе нас сотрут с лица земли. Мы сбра¬
сываем бомбы. Танки маневрируют, пытаясь их избежать.
Страх за свой аэродром дает такую точность попадания, ко¬
торой у нас раньше не было никогда. После атаки мы наби¬
раем высоту и направляемся к летному полю по самому ко¬
роткому маршруту, весьма довольные хорошо сделанной
работой и успехом наших защитных мер. Внезапно я заме¬
чаю перед собой... прямо на краю летного поля... это совер¬
шенно невозможно! Последний советский танк. Он избе¬
жал нашей бомбардировки и полон решимости выполнить
свою задачу. В одиночку он вполне способен превратить
все, что находится на аэродроме, в щепки. Я ухожу в пике,
и хорошо нацеленная бомба поражает танк в нескольких
метрах от взлетной полосы.
Вечером, делая семнадцатый вылет за день, я с удоволь¬
ствием оглядываю поле боя. Здесь тихо, противник бук¬
вально сметен. Сегодня мы определенно поспим спокойно.
Во время наших последних вылетов противовоздушная ар¬
тиллерия покидает свои позиции и создает нечто вроде
защитного заслона перед аэродромом, на случай если ка-
кой-нибудь уцелевший иван забредет сюда ночью. Я лично
считаю, что это вряд ли возможно. Немногие уцелевшие
скорее спешат в штаб, чтобы доложить, что кавалерийский
отряд больше не существует и его следует вычеркнуть из
документов.
Перед Рождеством мы в Морозовске, немного дальше
на запад. Здесь с нами случается похожая история. Иван
просачивается в нескольких километрах от нашего аэро¬
дрома в Урюпинске. Погода затрудняет вылеты. Однако
нам приходится спешить, поскольку, если мы не справим¬
ся с иванами днем, они удивят нас ночным появлением
24 декабря в любом случае нам предписано перелететь на
84

другой аэродром на юго-востоке. Продолжительная плохая
погода вынуждает нас повернуть и отпраздновать Рождест¬
во в Морозовске. В канун Рождества мы знаем, что охрана
может поднять тревогу в любой момент. В этом случае нам
придется защищать свой аэродром с оружием в руках. Ни¬
кто не чувствует себя спокойно; у одних это заметно мень¬
ше, у других сильнее. Хотя мы поем рождественские гим¬
ны, настоящей христианской атмосферы здесь нет. Пис-
сарек покончил с ней после восьмого гимна. Он схватил
Юнгклаузена, словно медведь, и закружил его по комнате.
Вид нашего трезвенника, превратившегося в танцующего
медведя, оживил атмосферу. Он развеселил всех, заставил
забыть мрачные мысли и развеял общую скованность. Ско¬
ро мы все чувствовали себя хорошими друзьями.
На следующий день мы узнали, что накануне Рождест¬
ва Советы захватили соседний аэродром в поселке Тацин-
ском, в 45 километрах к западу, где располагалась транс¬
портная эскадрилья нашего подразделения. Советы вели
себя безобразно — трупы наших коллег были изуродованы,
глаза выколоты, а носы и уши отрезаны.
Мы смогли представить, что произошло с оставшими¬
ся в Сталинграде. В рождественскую неделю мы атакова¬
ли силы противника около поселка Тацинского и нашего
собственного аэродрома. Постепенно прибывают боеспо¬
собные подразделения люфтваффе из тыла; из резерва
подбрасываются к фронту свежие войска. Все это позволя¬
ет создать защитный рубеж впереди нашего аэродрома.
Оптимисты могут назвать это фронтом, но реальной бое¬
вой ценности эти подразделения не представляют — до тех
пор, пока сюда не переводят боевые дивизии, способные
восстановить положение, ухудшившееся не по их вине. Но
до того как это должно случиться, мы испытываем труд¬
ности и вынуждены часто прибегать к импровизации. Си¬
туация меняется, и мы уже не способны поддерживать
войска на фронте в районе реки Чир, а также поселков
Нижний Чир и Суровикино.
Этот вновь созданный, простирающийся с запада на
восток фронт создан как барьер от войск, атакующих в се¬
верном направлении. Местность совершенно ровная, зем¬
85

ля не создает наступающим никаких препятствий. Степь
простирается до горизонта. Укрыться можно только в так
называемых «балках» — расселинах или промоинах в зем¬
ле, дно которых лежит примерно в 10 метрах ниже окру¬
жающей равнины. Балки относительно широки, так что
здесь могут укрыться даже грузовики — хотя и впритык
другк другу. И такой здесь является вся местность, рас¬
стилающаяся на многие сотни километров от Ростова до
Сталинграда. Если противник не находится на марше, то
он всегда прячется в таких балках.
В ясную холодную погоду по утрам всю местность оку¬
тывает туман, но он часто появляется и позже, после того
как мы поднимаемся в воздух. Во время одного вылета в
район реки Чир, когда мы двигаемся в обратный путь, ту¬
ман внезапно начинает густеть. Я немедленно даю коман¬
ду своему звену приземлиться на большом поле. Хеншель
с кем-то из стрелков отправляется на разведку. Возвраща¬
ется он через три часа. Нашел он нас с трудом, крича во
все горло последние несколько сот метров. В густом тума¬
не я с трудом мог разглядеть свою собственную руку. Не¬
задолго до полудня туман начал подниматься, и немного
позже мы смогли вернуться на аэродром.
Январь быстро проходит, и временно наш штаб переби¬
рается в поселок Тацинский — перед тем как перебазиро¬
ваться в Шахты. Мы действуем главным образом против
тех вражеских сил, которые угрожают району реки Донец;
возможные попытки форсировать реку могут быть отсюда
легко отражены. Мы совершаем столь же много боевых
вылетов и так же страдаем от наземного огня, как под Ста¬
линградом, и потому несем большие потери в самолетах.
В целой эскадрилье вряд ли наберется столько самолетов,
чтобы возможно было составить из них одно сильное зве¬
но. Поскольку от одиночных вылетов пользы немного,
мы летаем строем, возглавлять который обычно приходит¬
ся мне. В районе Донца много промышленных объектов,
главным образом угольных шахт. Если Советы вернут себе
86

все эти объекты, отбить их обратно будет трудно — здесь
войска могут и легко укрыться, и замаскироваться. Наши
атаки заводских труб и угольных шахт приносят обычно не
очень большой успех — пилотам чаще всего приходится уде¬
лять слишком много внимания тому, что происходит во¬
круг, и они не могут сосредоточиться на цели.
В один из дней пилоты Нирманн и Куфнер празднуют
день рождения. К северо-западу от Каменска-Шахтинско-
го мы ищем противника, но преимущественно замечаем
танки и как в воздухе строятся в боевой порядок самоле¬
ты «Ла-5». Я предупреждаю об их появлении, и Нирманн
спрашивает: «Где?» Он не видит «Ла», поскольку тот захо¬
дит сзади. А объяснять поздно — советский пилот уже от¬
крыл огонь с близкой дистанции. Я немедленно разворачи¬
ваюсь, уже не надеясь, что успею, и спустя мгновение даю
предупредительную очередь позади хвоста самолета Нир-
манна — и только сейчас Нирманн начинает соображать,
что происходит. После этого случая он никогда больше не
хвастал, что без труда способен заметить в воздухе любой
самолет.
Празднование дня рождения обычно проходит весело,
бывает много шуток; так было и на этот раз. С нами наш
офицер медицинской службы. Летчики поговаривали, что
он не выносит «грома орудий». Утром, когда есть немного
времени до вылета, Юнгклаузен отправляется к телефону
и будит звонком доктора. Юнгклаузен изображает из себя
начальство из воздушного медицинского корпуса:
— Немедленно готовьтесь вылететь в котел.
— Простите, вы не можете это повторить?
— Немедленно готовьтесь вылететь в Сталинградский
котел. Вы должны лечить там своего коллегу.
— Мне кажется, я вас не понял.
Доктор живет этажом ниже, и мы удивляемся, что он не
слышит громкий голос Юнгклаузена. Должно быть, очень
перепугался.
— Вы же знаете, что у меня плохое сердце.
— Это не играет роли. Вы должны отправиться в котел
немедленно.
87

— Но вы же знаете, что я недавно перенес операцию.
Не лучше бы было передать эту задачу какому-нибудь дру¬
гому врачу?
— Вы не можете говорить это всерьез! Не могу предста¬
вить, что вы пытаетесь увильнуть от своего воинского дол¬
га. В какой же дыре мы сидим, если не можем рассчиты¬
вать даже на вас?
Нас распирает смех. На следующее утро доктор в ужас¬
ном волнении, но хвастается всем, что его хотели напра¬
вить для выполнения особо важного задания. Через не¬
сколько дней он узнает о шутке и меняется. Это лучше и
для него, и для нас.
В эти дни мы короткое время пользуемся аэродромом в
Ровеньках, а затем нас перебрасывают в Горловку, недале¬
ко от Сталина, центра донецкого промышленного района.
Снежные бури ограничивают нашу летную активность —
собрать в таких условиях эскадрилью в воздухе трудно.
Офицер Швирблат послан мне в качестве подкрепле¬
ния. На первый свой боевой вылет в район Артемьевска
ему приходится лететь лишь со мной. Я лечу немного впе¬
реди, поскольку имею больший опыт в полетах во время
снежных бурь. Но, поднявшись в воздух, он не идет сразу
за мной, а отрывается на большое расстояние. Несколько
самолетов «Ла» развлекаются с ним, используя в качест¬
ве учебной мишени. Удивительно, но его не сбивают — он
летит прямо, не предпринимая никаких защитных мер;
по всей видимости, думает, что это самый лучший образ
действий. Я вынужден повернуть и занять место позади
него, после чего истребители исчезают/ После приземле¬
ния Швирблат обнаруживает несколько пробоин в хвосте
и фюзеляже. Он говорит мне:
— Как точно бьют зенитки. Должно быть, это был зе¬
нитный огонь, поскольку я не видел ни одного истреби¬
теля.
Я говорю с налетом сарказма:
— Я от души поздравляю вас с превосходным бортовым
стрелком, который, по всей видимости, ничего не заме¬
88

тил — даже то, что самолеты «Ла» использовали вас для
практики в стрельбе.
Позднее, однако, Швирблат превратился в лучшего пи¬
лота эскадрильи, став образцом твердости. Все в моем под¬
разделении говорят о нем как о моей тени — во время вы¬
летов он привязывается за мной как репей. Кроме того,
он столь же рьяно присоединяется ко мне во всех моих
спортивных занятиях. Как и я, он не курит и не пьет. Весь¬
ма скоро обнаруживается его высокое летное мастерство.
В полеты он отправляется моим вторым номером; часто мы
вылетаем лишь вдвоем. Расслабляться не приходится, по¬
скольку Советы пробиваются на западе по дороге от Кон-
стантиновки к Краматорску в направлении на Славянск,
который находится от нас на севере. Здесь число моих бое¬
вых вылетов доходит до тысячи. Мои коллеги поздравляют
меня и дарят поросенка. Несмотря на упорные просьбы,
мой 1001-й вылет становится последним на многие ме¬
сяцы.

Глава 9
«ШТУКА» ПРОТИВ ТАНКА
Мне дано указание перед вызовом в Берлин сперва по¬
ехать домой в отпуск; но я игнорирую указание и лечу
в Берлин, чтобы выяснить, куда меня хотят направить.
Предстоит какое-то особое задание, и потому мне прихо¬
дится обращаться в один из отделов министерства военно-
воздушных сил. Всему причиной большое количество
моих вылетов. Если бы я знал, что так все кончится, я бы
вообще не вел счет.
В Берлине никто ничего не знает.
— В таком случае я должен немедленно вернуться в
свое подразделение; у меня в полку, по всей видимости,
произошла ошибка.
В министерствах и отделах, однако, ошибку не призна¬
ют из принципа. После многочисленных телефонных звон¬
ков мне приказано следовать после отпуска в Рехлин, где
проводятся исследования по использованию противотан¬
кового оружия с самолетов. Руководит всем этим капитан
Штеппе — мой старый знакомый. После испытаний новое
оружие предполагается проверить под Брянском. Это не¬
сколько обнадеживает, но все равно это не руководство
боевыми вылетами. Я благодарю руководство за присвое¬
ние мне звания капитана.
Следующие две недели я провожу, катаясь на лыжах в
окрестностях местечка Сант-Антон. Здесь проходят боль¬
шие соревнования по лыжам. Как хороший лыжник и
старший по званию офицер, я возглавляю участвующих в
соревновании офицеров люфтваффе. Под моим началом
немало известных спортсменов — Йенневайн, Пфайфер,
90

Габел и Шулер, — поскольку они тоже служат в люфтваф¬
фе. Отпуск получается прекрасным, и после этих двух не¬
дель в меня словно вставили новые аккумуляторы.
Мне не хочется лететь в Рехлин. Я бы предпочел отпра¬
виться прямо в Брянск. Экспериментальное противотанко¬
вое подразделение уже собрано и проходит предварительные
испытания. В нем имеется самолет «Ju-88» с 75-миллимет¬
ровым орудием, установленным под сиденьем пилота, а
также самолеты «Ju-87» («Штука»), на которых я всегда ле¬
тал, вооруженные 37-миллиметровой пушкой под каждым
крылом. Пушки используют особые боеприпасы с вольф¬
рамовым сердечником, которые могут пробить любую бро¬
ню. Эти снаряды взрываются только после проникновения
в танк. «Ju-87» сам по себе имеет маленькую скорость, но
теперь он летит еще медленнее; груз пушек затрудняет пи¬
лотирование. Маневренность сильно уменьшилась, а поса¬
дочная скорость значительно возросла. Но в настоящий
момент важнее вооружение, чем летные качества.
Эксперименты с «Ju-88» скоро прекращаются, посколь¬
ку не видно путей по преодолению возникших трудностей.
И боевые вылеты на «Ju-87» приносят только потери. Боль¬
шая часть наших пилотов настроена скептически; меня
привлекает только возможность стрелять с точностью в
пределах 20—30 сантиметров. Я заключаю, что при такой
точности можно поразить малозащищенные части танков,
если подлететь достаточно близко. По моделям мы учимся
распознавать различные типы русских танков и изучаем их
наиболее уязвимые места: двигатель, бензиновый бак, ме¬
сто расположения боезапаса. Только лишь попасть в танк
недостаточно, чтобы его уничтожить, — необходимо пора¬
зить особенный участок (то есть попасть в бензобак или в
комплект боеприпасов) зажигательными или взрывчатыми
материалами. В испытаниях прошли две недели, после чего
министр пожелал узнать, готовы ли мы для немедленного
перевода в Крым. Советы оказывают сильное давление, и
там мы определенно найдем лучшее поле для практической
проверки наших теорий.
Лететь на низкой высоте и открывать огонь с несколь¬
ких метров над землей просто невозможно при стабили¬
91

зировавшемся фронте с сильной противовоздушной ар¬
тиллерией. Мы знаем это лучше других, поскольку наши
потери больше, нежели результаты. Можно использо¬
вать это оружие только там, где фронт, а соответственно,
и зенитная артиллерия перемещаются. Капитан Штеппе
остается в Брянске, чтобы позднее последовать за нами.
Я веду через Конотоп и Николаев в Керчь все пригодные
для использования самолеты на Крымский полуостров.
Здесь, попадая в свой полк, я безумно рад видеть знако¬
мые лица, рад и тому, что снова буду выполнять боевую
работу. Полк совершает налеты на плацдарм в Крымской,
где разгорелись яростные бои. Товарищи сообщают мне,
что советские танки, проломив нашу оборону, продвину¬
лись вперед не более полутора километров — то есть ушли
недалеко от прежней линии фронта. А это значит, нам при¬
дется атаковать танки, еще прикрытые противовоздушной
артиллерией фронта, и что нас ждет сильный зенитный
огонь.
Противовоздушная оборона в данном районе сосредо¬
точена на крайне ограниченном пространстве. По оконча¬
нии битвы за нефтяные поля неподалеку от Каспийского
моря практически вся противовоздушная артиллерия пе¬
реброшена из этого далекого района сюда. Переброска
осуществлялась по маршруту Моздок—Пятигорск—Арма¬
вир—Краснодар. Через несколько дней, в первый же вы¬
лет после нашего прибытия, нам привелось испытать ее
действие при вылете на цель к северу от Крымской. Тан¬
ки, преодолевшие нашу линию обороны, располагались в
250 метрах от основной линии окопов. Мы легко обнару¬
жили их и начали прикидывать — что нам предпринять.
Но предпринять я мог немного, поскольку, еще пролетая
над немецкой линией фронта, получил попадание из зе¬
нитки. Другие самолеты встретили аналогичный прием.
Вдобавок в небе появились истребители — «спитфайры»
старых выпусков. Это был первый раз, когда я встретил
данный тип самолета в России. Одного из наших молодых
пилотов сбили в мгновение ока. Он вернулся на аэродром
в тот же вечер с какими-то фруктами в руках, страдая
сильнейшим поносом.
92

Столь неудачное начало испытаний нашего нового ору¬
жия не внушило нам оптимизма. Где бы мы ни появлялись,
нам выражали сочувствие. Мало кто верил, что наши пило¬
ты протянут долго. Чем гуще был зенитный огонь, тем
больше я раздумывал над нашей тактикой. Было очевидно,
что для подавления вражеской обороны самолеты должны
нести бомбы. Но мы не могли нести бомбы в своих самоле¬
тах — имея еще и пушки, эти самолеты становились черес¬
чур тяжелы. Кроме того, имея на борту пушки, «Ju-87» не
мог уйти в пикирование, поскольку нагрузка на крыло ста¬
новилась слишком велика. Отсюда практический вывод: у
самолетов с пушками должен быть эскорт из обычных
«Штук».
Новое русское наступление дало нам возможность оп¬
робовать новую тактику. К северо-востоку от Темрюка Со¬
веты пытаются прорвать Кубанский фронт. Они начинают
переправлять части двух дивизий с тем, чтобы зайти в тыл.
У нас на этом участке только несколько не связанных друг
с другом опорных пунктов и тонкая вспомогательная ли¬
ния, проходящая по болотистым местам северо-восточнее
Темрюка. Естественно, боевые возможности здесь крайне
ограниченны и совершенно несопоставимы с теми силами,
что имеются у русских.
Наша разведка подтвердила наличие большого числа
средств для переправы в Ейском лимане и около Ахтарска.
Они были атакованы «Штуками». Но цели столь малы, а
суденышки столь многочисленны, что эти атаки сами по
себе не могут помешать русским в осуществлении их пла¬
нов. Переправа через лиман идет днем и ночью. По воде
русским нужно преодолеть расстояние около 45 километ¬
ров. Озера соединяются небольшими каналами; русские
двигаются все ближе к Темрюку, в тыл Кубанскому фрон¬
ту. Чтобы отдохнуть, они делают остановки под прикрыти¬
ем высоких камышей, в которых обнаружить их с воздуха
крайне трудно. Тем не менее, когда русские снова отправ¬
ляются в путь, им приходится двигаться по открытой воде.
Мы в воздухе с рассвета до заката, рыская над водой и ка¬
мышами в поисках лодок. Иваны переправляются на самых
примитивных средствах; моторов почти нет. С собой иваны
93

берут ручные гранаты и автоматы. В лодке обычно пять—
семь человек; на самой большой — двенадцать. Уничтожая
эти лодки, мы не прибегаем к нашему специальному про¬
тивотанковому оружию, поскольку его большой потенциал
здесь не нужен, хотя взрыв противотанкового снаряда мо¬
жет нанести несколько больший вред за счет разрыва. Но
обычное бортовое оружие с подходящим взрывателем ока¬
зывается наиболее удобным. Любой, кто пытается перепра¬
виться по воде, обрекает себя на смерть. Потери при пере¬
праве серьезны для Иванов. Я один уничтожаю семьдесят
лодок в течение нескольких дней.
Постепенно сила наступления растет — но это нас не
останавливает.
Капитан Руффер, великолепный стрелок из соседней
противотанковой эскадрильи самолетов «Не-129», сбит.
Приземлившись на островке в лимане, он попал в положе¬
ние Робинзона Крузо. Руффер оказался счастливчиком —
его спасла немецкая штурмовая группа. Скоро Советы по¬
нимают, что им следует отказаться от своего плана, по¬
скольку потери становятся слишком велики.
Примерно 10 мая я получаю известие, что фюрер награ¬
дил меня дубовыми листьями; я должен немедленно выле¬
тать в Берлин для получения награды. На следующее утро,
вместо обычного полета на самолете с пушками на низкой
высоте над проливами в районе Керчи в поисках лодок,
я лечу в Берлин на «Ме-109». По пути я раздумываю над
тем, как мне вернуться в свой родной полк. В рейхсканце¬
лярии я узнаю от оберста фон БелОу, адъютанта команду¬
ющего люфтваффе, что вместе со мной будут получать на¬
грады около двадцати солдат. Они служат в разных родах
войск и имеют разные чины. Я сообщаю фон Белоу, что
намерен объяснить фюреру, как устал быть на вторых ро¬
лях в экспериментальном подразделении и хотел бы сно¬
ва вступить в командование моей старой фронтовой эс¬
кадрильей самолетов «Штука». Я приму награду только на
этом условии. Фон Белоу уговаривает меня не делать это
и обещает уладить все сам. Мне стоило труда промолчать
о моих служебных записках, направленных в министерст¬
во авиации.
94

Незадолго до того, как мы должны доложиться фюреру,
фон Белоу приносит известие, что все улажено. Я возвра¬
щаюсь в свою эскадрилью с условием, что я должен про¬
должать исследовать полезность экспериментальных ма¬
шин. Я с готовностью соглашаюсь. Наконец, я и в самом
деле могу порадоваться, что меня награждают дубовыми
листьями.
Фюрер лично пришпиливает награды на грудь каждого
из нас. И с каждым говорит о положении на фронте, о
прошлых планах, настоящих и будущих. Особенно его ин¬
тересует описание первой зимы в России, а также Сталин¬
град. Все мы поражены, насколько подробно осведомлен
фюрер об обстановке. Фюрер не ругает немецких солдат за
неудачи — он видит ситуацию точно так, как мы, испытав¬
шие все на себе. Он полон идей и планов и откровенно
делится ими с нами. Снова и снова он повторяет, что мы
должны выиграть войну против большевизма, поскольку в
противном случае мир погрузится в ужасающий хаос, вы¬
хода из которого не будет. Таким образом, большевизм
должен быть нами сокрушен, даже если его западные со¬
юзники не осознают, насколько катастрофической будет
их близорукая политика — как для них, так и для осталь¬
ного мира. Фюрер излучает спокойствие, которое переда¬
ется всем нам. Каждый из нас уходит буквально окрылен¬
ный. Через два дня я возвращаюсь в свои полк в Керчь и
принимаю командование над своей бывшей эскадрильей.

Глава 10
НА КУБАНИ И ПОД БЕЛГОРОДОМ
Я привез с собой самолеты с пушками и ввел их в со¬
став моей эскадрильи. Если возникает возможность при¬
менить экспериментальное подразделение, оно взлетает с
нами. Позднее из этих самолетов формируется противо¬
танковая эскадрилья; она действует независимо от основ¬
ной группы, но ее задачи определяю я. Позднее прибыва¬
ют остальные самолеты, которые испытывались под
Брянском; с ними возвращается к нам капитан Штеппе.
У бомбардировщиков «Штука» много работы, посколь¬
ку Советы переправились через Черное море и зашли в тыл
нашему фронту. Переправившись через море, русские со¬
здали плацдарм на холмистом берегу восточнее и южнее
Новороссийска. Здесь они часто становятся целями наших
боевых вылетов — тем не менее на берег продолжают по¬
ступать все новые войска и техника. Противовоздушная
артиллерия стреляет столь же яростно, как и на самых кри¬
тических участках Кубанского плацдарма. Многие мои то¬
варищи сделали здесь свой последний вылет. Командир на¬
шей эскадрильи вынужден был выброситься с парашютом
над русским плацдармом; ему везет с ветром, который от¬
носит парашютиста к нашим окопам. Мы постоянно лета¬
ем на бомбежки то к Крымской, то к плацдарму. Обычно я
в пикировании спускаюсь почти к земле, а затем ухожу на
низкой высоте к морю или же над болотами севернее, где
противовоздушная оборона слабее. Сброс бомб на низкой
высоте существенно улучшает результаты, а уход без набо¬
ра высоты затрудняет задачу советским зенитчикам, кото¬
рые не привыкли к такой тактике.
96

Когда мы летим по направлению к Крымской над та¬
бачными плантациями и начинается обстрел зенитками,
многие новички начинают нервничать, но они быстро ус¬
покаиваются, когда слышат в наушниках шутки «стариков»
или песенку из фильма. Кто-то кричит: «Максимилиан,
начинай!» Это относится к штурману из 2-й эскадрильи —
он кружит в разрывах зенитных снарядов, порядком затя¬
гивая переход в пикирование, в результате чего следующие
за ним самолеты противника теряют ориентировку. Такое
самообладание и хладнокровие скоро оказывает действие
на новичков. Временами я делаю петлю, круг или какую-
нибудь фигуру высшего пилотажа; наверное, в этот мо¬
мент зенитчики думают, что я над ними решил подшутить.
Погода здесь не мешает нашим вылетам. Почти всегда
ясное синее небо и великолепная солнечная летняя пого¬
да. Когда у нас нет боевых вылетов, мы летим купаться —
либо к Азовскому морю, либо к Черному. Некоторые уча¬
стки побережья имеют превосходные пляжи. Когда мы с
Швирблатом хотим нырять в воду, то отправляемся в Кер¬
ченский пролив, где есть портовые краны и стены доста¬
точной высоты.
Аэродром в Керчи столь забит, что нас вместе с нашей
эскадрильей переводят в Керчь-Багерово в 10 километрах
к западу. Мы располагаемся в так называемом «колхозе».
Здесь много лесоматериалов, и мы вскоре возводим барак
для столовой. Бензина не хватает, и мы делаем вылеты
только в случае крайней необходимости. Потому в течение
нескольких недель у нас появляются трехдневные переры¬
вы, которые мы проводим каждый на свой манер. Швир-
блат и я почти каждый день совершаем пробежку в радиу¬
се ближайших километров. Это позволяет узнать район не
только с воздуха.
Каждую ночь нас посещают советские «По-2» и старые
«ДБ-3» — они бомбят главным образом железнодорожную
станцию, гавань и аэродром в Керчи-4. У нас есть несколь¬
ко зенитных установок, а также ночных истребителей. Мы
обычно присутствуем при взлетах истребителей, и вскоре с
4 Г. Рудель
97

неба падают объятые пламенем русские самолеты. Наш
противник явно не искусен в ночных полетах — ему опре¬
деленно следовало бы иметь больше практики. Иногда ему
везет. Одна из бомб падает на стоящий на запасном пути
состав с боеприпасами, и в течение нескольких часов небо
освещается призрачными всполохами, а земля сотрясается
от разрывов. Скоро налеты противника становятся при¬
вычной частью нашей повседневной жизни — во время на¬
летов мы обычно остаемся в постели и продолжаем спать,
поскольку в противном случае недостаток сна может ска¬
заться в вылете на следующее утро, а последствия этого мо¬
гут быть катастрофическими.
В последние дни июня мы готовимся к переводу из
Крыма. Нас посещает министр Шпеер — у него есть проект
строительства дороги до Керчи. Примерно в это же время
нас посещает японская делегация.
В эти же дни у командира нашей эскадрильи майора Куп-
фера день рождения. Это хороший повод устроить празд¬
ник. Прекрасный сад, в котором расположены летние квар¬
тиры полка, оглашается приятной игрой музыкантов из
наших пилотов. Мелодии веселые, но играются немного не
в такт. Музыканты играют все, что им заказывают, а потом
все, что еще знают. У каждого свои пристрастия. В подоб¬
ные минуты все забывают, что дом очень далеко и что идет
война. Мы словно выпадаем из реальности, чтобы погру¬
зиться в невидимый мир красоты и покоя, где нет Крым¬
ской, нет русского плацдарма на песчаном берегу, нет бомб
и нет нехваток во всем. Такие часы буквально восстанавли¬
вают нас.
К началу июля советское давление ослабевает и немец¬
кий фронт стабилизируется. Он останавливается между
Крымской и Молдаванской, немного отодвинувшись на¬
зад. Нам не приходится заниматься обустройством наше¬
го барака к зиме, поскольку 4 июля мы получаем срочный
приказ готовиться к отлету. Никто точно не знает, куда
нас направляют; нам надлежит пока отправляться в Мели¬
тополь, но информацию о конечном пункте назначения
мы получим только завтра. И вот мы летим над голубыми
волнами в северном направлении.
98

Мелитополь — место пересечения дорог, расположен¬
ное далеко за линией фронта. Аэродром занят авиацион¬
ным подразделением, использующим самолеты «Не-111».
Наши коллеги сообщают, что предвидится развлекательное
представление — из Германии прибыла балетная труппа из
десяти прелестных девушек в возрасте от 18 до 20 лет. Мы
быстро зачехлили самолеты — их осмотр после перелета
переносится на следующий день. Купидон окрыляет всех.
Со скоростью молнии мы устремляемся в театр и букваль¬
но влетаем туда. Вид прелестных немецких девушек после
столь продолжительного пребывания на русском фронте не
может не тронуть сердца как молодых, так и старых солдат.
Всегда изобретательный любитель развлечений лейтенант
Якель рвет все попадающиеся ему по дороге в театр цветы,
чтобы составить из них букеты и вручить девушкам. Другие
воинские подразделения тоже не хотят ударить в грязь ли¬
цом, и между нами возникает острейшее соперничество.
Я раздумываю, как мы после долгого отсутствия женского
общества будем воспринимать этих девушек: как невероят¬
но обаятельные существа или же сохраним самообладание?
Швирблат в этом не уверен. Наконец он изрекает здравую
мысль: нам следует снова отправиться на нашу обычную
десятикилометровую пробежку, и тогда мы не будем му¬
читься подобными вопросами.
Утром двигатели снова заводят давно знакомую песню.
Наконец мы знаем место нашего конечного назначения —
Харьков. Мы совершаем посадку на аэродром к северу от
города и отправляемся на прогулку по городу. Город созда¬
ет совсем не плохое впечатление; это, без сомнения, один
из самых приятных глазу уголков Советской России. Не¬
боскреб на Красной площади является типичным образцом
советской архитектуры и, даже поврежденный, может слу¬
жить предметом гордости иванов. Большинство же зданий
построено еще при царе. В городе есть парки, широкая сеть
оживленных улиц, много кинотеатров; имеется и театр.
На следующее утро с рассветом мы летим на Белгород.
В этом направлении нам предстоит совершать боевые вы¬
леты на протяжении последующих нескольких недель. Мы
поддерживаем с воздуха наших старых знакомых по Восточ¬
99

ному фронту — ударные дивизии, ради которых мы и совер¬
шаем свои вылеты. Мы знаем, что на данном участке наши
войска идут вперед и потому неприятных неожиданностей
не предвидится. За танковыми дивизиями идут дивизии СС
«Тотенкопф» и «Гроссдойчланд». Наступление ведется в
северном направлении, на Курск, в районе которого на¬
ходятся значительные силы. Наши дивизии врезаются по
диагонали в выступ русского фронта. Он простирается на
запад до Конотопа и делает крюк к Белгороду на юге, а на
севере граничит с открытой местностью в районе Орла.
Идеальным было бы установить линию фронта на рубе¬
же Белгород—Орел — но смогут ли брошенные в бой вой¬
ска выполнить эту задачу? Мы всячески помогаем им в
выполнении этой задачи, совершая вылеты с рассвета до
заката над наступающими частями, которые скоро проры¬
ваются на 40 километров в глубь русской обороны и до¬
стигают пригородов Обояни.
Советское сопротивление очень сильно, даже в воздухе.
В один из первых дней наступления, вылетев рано утром, я
при подлете к Белгороду увидел справа впереди от себя ле¬
тящее выше меня подразделение «Не-111». Зенитки откры¬
ли по нему огонь и попали удачно. Самолет разлетелся в
щепы. Видеть такое тяжело. Нельзя допустить, чтобы жиз¬
ни наших товарищей пропали безнаказанно. Впоследствии
мы атакуем зенитные позиции в этом районе. Во время вы¬
ходов из атаки на низком уровне я часто вижу поблескива¬
ющий на солнце обломок сбитого «хейнкеля». В полдень ко
мне подходит капитан люфтваффе и сообщает, что в этот
день был убит мой двоюродный брат. Я говорю — скорее
всего, он был сбит этим утром северо-западнее Белгорода в
«Не-111». Капитан удивлен — я сказал точно. Мой двою¬
родный брат — это уже третий из сыновей дяди, которым
предстояло погибнуть в этой войне. Сам дядя позднее про¬
падет без вести.
Следующие недели приносят большие потери в нашем
полку. Мой друг по учебе, капитан авиации Вутка, коман¬
дир 8-го звена, погиб. Убит и офицер-летчик Шмидт, у ко¬
100

торого недавно в небе над Сицилией погиб брат. И в слу¬
чае с Вуткой, и в случае со Шмидтом не совсем ясно —
взорвались их самолеты при нажатии на спуск бомбо¬
сбрасывателя или же во время перехода в пикирование.
Возможно, имело место вредительство — кто-то устроил
короткое замыкание. Несколько месяцев спустя это подо¬
зрение снова всплывает в памяти, поскольку происходят
аналогичные случаи. Но, несмотря на самое скрупулезное
расследование, явных улик найти не удается.
Во время наших вылетов на земле разыгрывается гран¬
диозное танковое сражение — подобного мы не видели с
1941 года. Большие массы танков встречаются на открытой
равнине. Вражеская противотанковая артиллерия распола¬
гается в тылу; орудия тщательно замаскированы. Иногда в
обороне участвуют и танки; их зарывают в землю, особен¬
но когда танки не могут двигаться, а пушки еще в состоя¬
нии стрелять. Числом советские танки намного превосхо¬
дят наши, однако в качественном отношении сразу видно
наше превосходство в танках и вооружении. Именно здесь
впервые были массированно применены «тигры». Все типы
наших танков имеют большой темп стрельбы, а стрелки
стреляют более точно. Главная причина этого — лучшее ка¬
чество нашего оружия, но решающим его делает лучшее ка¬
чество людей, которые управляют этим оружием.
Более опасной для наших танков является советская
тяжелая и сверхтяжелая противотанковая артиллерия, ко¬
торая появляется на всех решающих участках битвы. По¬
скольку русские являются мастерами камуфляжа, их про¬
тивотанковые пушки обнаружить и уничтожить трудно.
Массы танков напоминают мне о самолетах с пушками
из экспериментального подразделения, которое я взял с со¬
бой из Крыма. Поскольку танки противника велики, можно
попробовать эти самолеты против них. Правда, прикрыва¬
ющая русские танковые подразделения противовоздушная
артиллерия очень сильна, но я говорю себе, что обе группы
противостоят друг другу на расстоянии 1—1,5 километра и,
если меня не собьют прямым попаданием зенитного снаря¬
да, всегда можно совершить вынужденную посадку за на¬
шей линией фронта. Таким образом, 1-е звено отправится
101

в полет с обычными бомбами, а я буду возглавлять их на са¬
молете с пушкой. И я предпринимаю попытку.
В первом же вылете от огня моего орудия взрывается че¬
тыре танка; к вечеру общий счет доходит до двенадцати.
Мы просто в восторге оттого, что спасли множество немец¬
ких солдат, которых могли уничтожить эти танки.
Но после этого дня пришлось немало потрудиться на¬
шим ремонтникам, поскольку противовоздушная артилле¬
рия нанесла нам урон. Жизнь подобного самолета всегда
будет недолгой. Но главной цели мы достигли — недоверие
к подобному оружию исчезло. Таким образом, мы обрета¬
ем оружие, которое легко доставить туда, где оно необходи¬
мо и способно успешно действовать против значительного
числа советских танков. Вскоре было сформировано про¬
тивотанковое подразделение. Для непосредственного вы¬
полнения боевых задач эти самолеты передали под мое ко¬
мандование.
Сражения в последующие дни доказали полезность но¬
вого оружия. Перед атаками пушечных самолетов часть
наших пикирующих бомбардировщиков уничтожала на¬
земную противовоздушную оборону; другая же часть лета¬
ла кругами на низкой высоте, чтобы не дать истребителям
противника сбить наши противотанковые самолеты.
Понемногу я все лучше усваиваю тактику применения
новых самолетов. Но это мастерство — результат горьких
ошибок. Мы теряли самолеты потому, что летали между
стреляющими друг в друга сторонами. Следовало избегать
полетов в районе траекторий снарядов, иначе возникал
риск быть сбитым случайной пулей.
Через некоторое время Советы научились довольно ус¬
пешно противостоять нашим воздушным атакам на их тан¬
ки. Когда это было возможно, они снабжали головные тан¬
ки противовоздушными средствами, дымовыми снарядами
для создания завесы или имитации дыма от горящего тан¬
ка, чтобы преследователь убрался восвояси в уверенности,
что уничтожил цель. Опытные экипажи быстро разгадали
эту уловку, и она их больше не обманывала. Танк, который
действительно горел, показывал очень яркое пламя — ими¬
тировать такое пламя было слишком трудным делом. Во мно¬
102

гих случаях танк взрывался, как только огонь доходил до
боеприпасов, что обычно находились в каждом танке. Это
было очень опасно для нас, когда самолеты летали на высоте
5—10 метров над танками. В первые несколько дней такое
случалось со мной дважды. Я летел сквозь внезапно взмет¬
нувшееся вверх пламя и думал: «На этот раз тебе конец».
Однако оба раза я вылетал из пламени живой и невре¬
димый — даже когда обугливалась зеленая краска на об¬
шивке, а в самолете оставались дыры от осколков.
Иногда мы делали заходы на стальных чудовищ со сто¬
роны, иногда — с тыла. Угол пикирования был не очень
велик, чтобы не опускаться близко к земле, а так бывало,
когда стрельба оказывалась слишком продолжительной.
При долгой стрельбе трудно избежать контакта с землей —
со всеми вытекающими отсюда опасными последствиями.
Мы всегда пытались попасть в одно из уязвимых мест
танка. Передняя его часть всегда лучше всего укреплена,
потому танкисты и стремятся поставить свой танк перед¬
ней частью к противнику. Боковые же стороны танка име¬
ют более тонкую броню. Но лучшей целью для нас явля¬
лась корма. Именно здесь расположен двигатель, и необ¬
ходимость охлаждать этот источник энергии вынуждает
защищать эту часть обшивкой, перфорированной больши¬
ми отверстиями. Это хорошая цель, тем более что там, где
двигатель, всегда есть бензин. Когда двигатель работает,
танк легко распознать с воздуха по синеватому выхлопу.
По сторонам танк несет бензин и боеприпасы. Но там
бронирование сильнее, чем с кормы.
Танк часто несет на себе пехоту. Когда мы делаем за¬
ход, пехотинцы поспешно спрыгивают даже тогда, когда
танк движется на полной скорости. Они все думают, что
настал их последний час и что мы уничтожим их за не¬
сколько секунд. Иваны предпочитают встретить нашу ата¬
ку твердо стоящими на земле.
Во второй половине июля сопротивление немецким ди¬
визиям усиливается. Войска преодолевают один ряд колю¬
чей проволоки за другим, но прогресс очень невелик. Мы
103

делаем вылеты с утра до вечера на поддержку наступающим
войскам, которые продвигаются на север через реку Псёл
вдоль железной дороги, ведущей к Белгороду.
Однажды на построении мы поражены появлением
большого подразделения бомбардировщиков «Ил-2», кото¬
рое незамеченным подошло к нашему аэродрому на низкой
высоте. Мы улетаем в разных направлениях, лишь бы уве¬
сти самолеты с аэродрома — многие из наших машин при
этом поднимаются со взлетной полосы в противоположных
направлениях. Удивительно, но ничего неприятного для
нас не происходит — наша противовоздушная артиллерия
начинает стрелять во все, что они считают стоящим внима¬
ния, и эта стрельба явно оказывает впечатление на иванов.
Мы видим своими глазами, что наши 20-миллиметровые
снаряды рикошетируют от брони русских бомбардиров¬
щиков.
У «Ил-2» очень мало уязвимых мест, но бронебойны¬
ми 20-миллиметровыми снарядами наши легкие зенитные
пушки все же могут сбить бронированных иванов.
Довольно неожиданно мы в это время получаем приказ
перебазироваться в Орел, на другую строну выступа линии
фронта, где Советы перешли в наступление и угрожают
Орлу. Несколькими часами позже мы прибываем на аэро¬
дром к северу от Орла, рядом с Конотопом. Здесь мы об¬
наруживаем, что ситуация вокруг Орла примерно соответ¬
ствует слухам, доходившим до нас под Харьковом. Советы
атакуют город с севера, востока и юга.
Наше продвижение остановлено по всему фронту. Мы
наглядно видим, как дивизии снимаются с фронта и убыва¬
ют в Европу, поскольку после высадки на Сицилии против
Муссолини начался путч. Часто мы говорим друг другу: Со¬
веты должны благодарить своих западных союзников за то,
что они продолжают действовать как эффективная военная
сила!
Наступает горячий август — горячий для нас во всех
смыслах. На юге упорное сражение за Кромы. Во время
одного из первых боевых вылетов в этом районе, когда мы
должны были уничтожить мост, со мной происходит лю¬
бопытный случай. Когда я ухожу в пикирование, русский
104

танк начинает переезжать через мост. Через мгновение я
ясно вижу мост в прицел. Полутонная бомба попадает в
мост, когда танк преодолел его наполовину. Как мост, так
и танк разлетаются на куски.
Оборона здесь необычно сильна. Через несколько дней,
когда я вылетел в северный район, западнее Волхова, в мой
двигатель попал снаряд. Осколки летели прямо в лицо,
первой мыслью было выброситься с парашютом — но кто
знает, куда меня отнесет ветер? К тому же я могу и не до¬
браться до земли, поскольку в этом районе много «яков».
И я с заглохшим мотором иду на вынужденную посадку,
которую мне удается совершить перед самым фронтом не¬
мецких позиций. Обороняющее этот сектор подразделение
доставляет меня обратно на базу через пару часов.
Я сразу вылетаю на очередное задание и в тот же район.
Возникает странное чувство, когда возвращаешься на мес¬
то, где совсем недавно был сбит. Но это скоропалительное
возвращение позволило мне выбросить из головы возник¬
шие колебания и размышления о риске, которому подвер¬
гаешься в воздухе.
Мы близки к району цели. Я забираюсь довольно высо¬
ко, чтобы определить местонахождение тяжелой противо¬
воздушной артиллерии. Она ведет огонь по нашему строю
и заметна по дыму от стрельбы. Я немедленно делаю за¬
ход, чтобы остальные самолеты последовали за мной и
тоже сбросили свои бомбы на позиции русских зенитных
расчетов. После всего лечу домой с радостной мыслью, что
теперь досталось и русским зенитчикам.
Русские самолеты каждую ночь совершают налеты на
аэродром в районе Орла. Поначалу мы пережидали бом¬
бежки в палатках, позднее — в каменных домах на аэро¬
дроме. Вдоль палаток идут узкие окопы; предполагается,
что во время налета мы сможем в них прятаться. Некото¬
рые из ;:ас, однако, во время этих налетов спали, посколь¬
ку после вылетов весь день требуется посвятить хорошему
сну, чтобы оставаться пригодными для боевой работы.
Иваны обычно бомбят нас ночь напролет. Мой друг Валь¬
тер Краус, выполнявший обязанности штурмана 3-й эс¬
кадрильи, был убит во время одного из этих налетов. Он
105

проходил учебу вместе со мной в резервном звене в Граце,
затем служил в воздушной разведке, после чего перешел в
штурмовики и оказался ценным приобретением для наше¬
го полка. Непосредственно перед гибелью он стал возглав¬
лять строй нашей эскадрильи и получил дубовые листья к
своему кресту. Мы с глубокой скорбью узнали о гибели
нашего друга и боевого товарища; его смерть стала для нас
тяжелым ударом. Сколько еще тяжелых ударов нанесет
нам непредсказуемая судьба?
Меня освободили от командования 1-м звеном, пору¬
чив вместо этого 3-ю эскадрилью. Я знал эту эскадрилью
с ее первых шагов; неужели я уже не служу здесь инжене¬
ром? Даже новые летчики мне знакомы. Довести их летное
искусство до мастерства нетрудно, поскольку эскадрилью
ведет Бекер. Мы прозвали его Фридолин. Нет ничего, чего
бы он не знал. Для наземного персонала он словно забот¬
ливый отец. Здоровье пилотов эскадрильи находится в ру¬
ках капитана медицинской службы Гадерманна, который
тоже может поделиться знаниями и готов помочь любому.
Скоро командующий состав 3-й эскадрильи превращает¬
ся в дружную семью, в которой все команды отдаются и
выполняются в атмосфере взаимного сотрудничества. Это
означает взаимозаменяемость в воздухе — в этом году я
сам несколько раз вел строй.
Скоро число моих вылетов доходит до 1200. К слову, в
эскадрилье истребителей сопровождения служит знамени¬
тый лыжник Йенневайн. Между боевыми вылетами мы ча¬
сто вспоминаем родные горы и, конечно, ходьбу на лыжах.
Однажды он не вернулся из вылета, и о нем послали уве¬
домление как о пропавшем без вести. По всей видимости,
в него попал снаряд, после чего летчик, по словам коллег,
передал по радио: «Попадание в двигатель, лечу на солнце».
В то время солнце находилось почти строго на западе. Это
было лучшим для него направлением, но на севере, в Вол¬
хове, где находилась цель нашей атаки, Советы пробили ус¬
туп в виде воронки — на фронте, тянущемся с востока на
запад. Если бы Йенневайн полетел на запад, ему бы при¬
шлось лететь над серединой зоны прорыва, то есть над за¬
нятой русскими территорией. Если бы он повернул на юг,
106

то достиг бы наших позиций всего через несколько кило¬
метров, поскольку место прорыва было очень узким. В Орле
нас продолжал преследовать злой рок. Адъютанту моего
9-го звена довелось летать с бортстрелком лейтенанта —
Хорнером; он был награжден Рыцарским Железным крес¬
том и являлся одним из опытнейших офицеров нашей эс¬
кадрильи. В их самолет попали из зенитки в районе северо-
восточнее Орла; машина перешла в пике и приземлилась
на брюхо на ничейной территории. Самолет так и остался
лежать на склоне небольшого оврага. Поначалу я думал,
что Йенневайн совершил вынужденную посадку, хотя было
видно, что машина получила сильное повреждение в воз¬
духе. Странным было то, что самолет ударился о землю с
большой силой. Пролетев над ним несколько раз, я не за¬
метил вокруг него никакого движения. Наш офицер меди¬
цинской службы отправился к месту падения и с помощью
солдат наземных войск добрался до самолета — но оказа¬
лось слишком поздно. Поскольку он захватил священника,
оба наших товарища успели обрести вечный покой.
На протяжении нескольких дней после этого в эскадри¬
лье все были необычно молчаливы. Говорили только в слу¬
чае нужды. Горечь утрат последних дней подействовала на
всех. В других подразделениях положение было не лучше.
На утренний вылет на важные по значению советские ар¬
тиллерийские позиции восточнее Орла звенья 1-й эскадри¬
льи вылетали под моим командованием, 2-е звено вел пи¬
лот Якель. Он стал превосходным летчиком, и у него есть
любимый трюк, который он проделывает время от време¬
ни. Когда он видит истребитель, то атакует его, даже если
тот превосходит его в скорости и вооружении. На Кубан¬
ском фронте он доставил нам этим немало веселых минут.
Якель всегда утверждает, что его «Ju-87» — самый быстрый
в эскадрилье и на полном газу он обставит нас всех. Этот
весельчак часто сбивает вражеские истребители. Мне он
представляется оленем, который рыскает по лесу в поисках
охотника и, обнаружив его, немедленно бросается в атаку.
Якель — душа нашего звена, он придает нам всем жизнен¬
107

ные силы. Шутки из него сыплются с девяти вечера до че¬
тырех утра, никогда не повторяясь. Разумеется, у него в ре¬
пертуаре «Бонифаций Кизеветтер» и другие баллады.
Этим утром он вместе со своим звеном атаковал нахо¬
дящуюся неподалеку русскую батарею, после чего стал
возвращаться обратно. Мы находились как раз над лини¬
ей фронта, когда кто-то крикнул по радио: «Истребители!»
Я вижу их, они очень далеко и, похоже, не собираются нас
атаковать. Якель разворачивает свой самолет и летит им
навстречу. И вот один уже сбит — но толстый Йенч, обыч¬
но надежный бортстрелок, на этот раз, похоже, смотрит
куда угодно, но только не перед собой. Я вижу, как за
самолетом пристраивается еще один «Ла-5» — после чего
«юнкере» начинает падать к земле с высоты 200 метров,
охваченный пламенем. Не могу понять, как Эгберт мог за¬
быть, что летит низко, а в таких условиях воздушной акро¬
батикой не занимаются. Так или иначе, но мы потеряли в
этот день нашего дорогого товарища.
Многим из нас приходит на ум: «Один за другим уходят
«старики». И я могу по календарю примерно определить,
когда наступит мой черед». Любая случайность может про¬
изойти с каждым; мы слишком долго ждем, когда закон¬
чится полоса наших неудач. Жизнь с постоянной угрозой
гибели приводит к фатализму и делает человека черствым.
Теперь никто из нас не вылезал из кровати, когда ночью
падали бомбы. Мы смертельно устали из-за того, что со¬
вершаем вылеты без перерыва. С этого времени, не выхо¬
дя из сна, мы слышали разрывы бомб каждую ночь.
В зоне прорыва к северу от нас дела шли все хуже. Угро¬
за нависла над Кричевом, что располагался северо-запад-
нее. Чтобы быстрее долетать до этого района, а также до
района Жиздры, дальше на север, мы перебрались на аэро¬
дром Кричева. Большая часть боев проходит в лесах, где
цели сверху разглядеть нелегко. Красные маскируют свои
позиции, и атаковать их очень трудно. Танки я вижу край¬
не редко и потому пересаживаюсь на пикирующий бомбар¬
дировщик. Поскольку на меня возложили командование
108

эскадрильей, звено с противотанковым оружием еще более
тесно связывается с эскадрильей; личный состав — как тех¬
нический, так и тот, что разрабатывает операции, — быст¬
ро осваивает использование самолетов с пушками.
Наше пребывание в Кричеве длится недолго. Какое-то
время ходят разговоры о нашем переводе на юг, где поло¬
жение становится критическим. После нескольких вылетов
из Брянска нас и в самом деле переводят обратно в Харь¬
ков. Но на этот раз наш авиаполк размещается на аэродро¬
ме, расположенном на южной стороне города.

Глава 11
НАЗАД К ДНЕПРУ
Здесь, под Харьковом, много изменилось с тех пор, как
мы были здесь прошлый раз. Наши дивизии полного со¬
става отведены, и Советы перешли в наступление. Не про¬
ходит и одного-двух дней после нашего появления, как со¬
ветские снаряды начинают падать на город. Поскольку на
аэродроме осталось мало бензина и бомб, для нас не явил¬
ся неожиданностью приказ перебираться на другой, более
удобный аэродром, который располагается в 150 кило¬
метрах южнее, неподалеку от деревни Димитриевки. По¬
скольку отсюда до линии фронта летать очень далеко, мы
используем два запасных аэродрома: один в Барвенкове —
для действий в районе Изюма и реки Донец, другой в Ста¬
лине — для вылетов в район реки Миус. Каждый из аэро¬
дромов имеет небольшой наземный персонал для обслу¬
живания наших самолетов в течение дня. Каждое утро мы
доставляем первую смену пилотов и обслуживающий ору¬
дия персонал по воздуху. И в районе Изюма, и в районе
Донца удалось создать стабильный фронт, отражающий
бешеные атаки советских войск. Часто оперативный офи¬
цер ставит нам те же задачи, что и прежде, — тот же
лес, тот же овраг. Скоро мы совсем забываем о карте и
тому подобных вещах. Как любит говорить Штейн: «Мы
уже взрослые».
Во время одного из первых боевых вылетов в район
Изюма кто-то вызывает меня по радио: «Ханнельоре (это
мой позывной)! Это ты — тот парень, что колол орехи?»
Я не отвечаю, но он продолжает повторять свой вопрос
снова и снова. Внезапно я узнаю голос — он принадлежит
110

офицеру разведки, с которым мы часто сотрудничали и с
дивизией которого прекрасно взаимодействовали, когда я
«колол орехи» — уничтожал танки. Я нарушаю правила бе¬
зопасности, поскольку не могу не ответить, что я действи¬
тельно колол орехи и что помню о его футбольном мастер¬
стве. Он радостно принимает мою похвалу. Все воздушные
экипажи, которые слышат наш разговор, забавляются, что
позволяет им не обращать внимания на яростно лающие
зенитки. Этот капитан службы воздушной разведки по
имени Эпп был одним из лучших центрфорвардов Вены.
Мы с ним находимся в самом центре боевых действий, у
нас появляется возможность чаще встречаться.
Капитан Антон, взявший на себя командование 9-м
звеном после смерти Хорнера, погиб над рекой Миус. Его
самолет взорвался при переходе в пикирование по столь
же непонятной причине, как и несколько самолетов ранее.
Снова мы теряем «старика», кавалера Рыцарского Желез¬
ного креста. Наши авиационные экипажи постоянно ме¬
няют свой состав, никто не задерживается надолго — их
поглощает беспощадная война.
В воздухе уже чувствуется осень, когда мы получаем
приказ присоединиться к нашим операциям на Днепре.
Это означает перелет дальше на запад. Несколько дней мы
совершаем вылеты с аэродрома северо-западнее Красно¬
армейского. Здесь Советы пробиваются в донецкий про¬
мышленный район с востока и северо-востока. По всей
видимости, это крупная операция; русские наступают по¬
всеместно. Кроме того, они делают налеты на наши аэро¬
дромы — это досадная помеха, поскольку приходится
чинить машины, и боевые задачи выполняются с опозда¬
нием. Во время этих налетов мы прячемся в узких транше¬
ях рядом с самолетами и ждем, когда иваны натешатся
вдоволь. К счастью, наши потери в самолетах и материаль¬
ной части невелики.
Мимо прошло последнее отступающее подразделе¬
ние, но никто не предупредил нас об этом и о том, что Ива¬
ны приближаются. Нам пришлось узнать это самим — и до¬
вольно быстро. Мы поднимаемся в воздух с западного
аэродрома и пролетаем над городом, набирая высоту. Наша
111

задача — атаковать вражеские войска примерно в 40 кило¬
метрах северо-восточнее. На другом конце города я краем
глаза увидел шесть—восемь танков; они были покрыты за¬
щитным камуфляжем и походили на наши. Тем не менее их
форма показалась мне странной. Хеншель прервал мои со¬
мнения:
— Посмотрим на эти немецкие танки по пути назад.
Мы полетели дальше к нашей цели. Значительно запад¬
нее я обнаружил значительные вражеские силы — при пол¬
ном отсутствии немецких войск.
Возвращаясь, мы решаем разглядеть поближе танки. Все
они оказались русскими «Т-34». Экипажи стоят позади
танков, изучая карту, — проводится инструктаж. Испуган¬
ные нашим приближением, танкисты разбегаются по сво¬
им машинам. Но в настоящее время мы не можем ничего
предпринять — нам требуется приземлиться и пополнить
запас бомб. А Советы тем временем входят в город. Че¬
рез десять минут я снова вылетаю и ищу танки среди домов.
Во время моей атаки они пытаются укрыться в закоулках.
Я подбиваю четыре из них, но остаются другие, и они мо¬
гут появиться на нашем аэродроме в любую минуту. А мы
не можем осуществить эвакуацию, поскольку часть назем¬
ного персонала находится в городе и нужно ждать их воз¬
вращения. К тому же я вспоминаю, что послал машину с
квартирмейстером на армейский склад в восточной части
города. Если только квартирмейстер не исключительно ве¬
зуч, то он уже попал в руки русским. Позднее я узнаю, что
его машина подъехала к армейскому складу одновременно
с русскими танками. Дав полный газ и пригнувшись, квар¬
тирмейстер смог благополучно исчезнуть.
Я делаю еще один вылет. Эскадрилья не может после¬
довать за мной — иначе мы израсходуем бензин, необхо¬
димый для перелета в Павлоград. Я могу только надеять¬
ся, что ко времени моего возвращения весь личный состав
вернется обратно на аэродром. После долгого поиска я об¬
наруживаю два танка в западной части города и уничто¬
жаю их. Они явно двигались в направлении аэродрома,
чтобы спалить осиное гнездо самолетов «Штука». Но вот
наступает время перелета. Мы стреляем во все, что может
112

как-то быть использовано противником, а затем поднима¬
емся в воздух. Когда мы делаем круги над полем, чтобы
последние самолеты встали в строй, я вижу, как на грани¬
цах аэродрома вырастают разрывы снарядов. Танки нако¬
нец прорвались сюда — но нас здесь уже нет.
Направление мы держим на северо-запад. Какое-то вре¬
мя мы летим на низкой высоте над дорогой. Снизу по нас
ведет огонь из противовоздушных средств моторизованная
колонна, сопровождаемая эскортом танков. Мы нарушаем
строй и кружимся над колонной из советских танков и гру¬
зовиков — по большей части американского производства.
Должен сказать, меня весьма озадачило то, что эти парни
прошли столь далеко на запад; я с трудом верю, что это рус¬
ские. Я набираю высоту и отдаю приказ подавить зенитную
артиллерию, которая должна быть нейтрализована прежде,
чем мы сделаем заход на колонну на низкой высоте.
После того как мы уничтожаем большую часть зенит¬
ной артиллерии, мы разделяемся на части и атакуем раз¬
ные участки колонны. Дневной свет медленно гаснет; до¬
рога как огненная змея — на ней огромная пробка из
горящих машин и танков, не успевших свернуть с дороги.
Мы потеряли всего один самолет, а потери русских весь¬
ма значительны. Но что это? Я лечу над первыми тремя
или четырьмя машинами, все они несут немецкий флаг на
своих радиаторах. Это грузовики немецкого производства.
Через 200 метров дальше вверх взвиваются белые сигналь¬
ные ракеты из кустов по сторонам дороги. Это сигнал на¬
ших собственных войск. Давно я не чувствовал такую го¬
речь. Я был готов немедленно направить свой самолет в
землю. Неужели я разгромил немецкую колонну? Она го¬
рит. Но почему тогда в нас так бешено стреляли с грузо¬
виков?.. Откуда появились эти американские грузовики?..
Наконец, я сам видел бегущих людей в коричневой форме!
Меня прошиб пот, страх не дает собраться с мыслями.
Уже порядком темно, когда мы приземляемся в Павло¬
граде. Все молчат. У всех одна мысль: неужели это была не¬
мецкая колонна? Неопределенность душит нас. По телефо¬
ну я не могу узнать ни от армейского командования, ни из
люфтваффе, что это была за колонна. К полуночи начина¬
113

ют прибывать солдаты. Оперативный офицер будит меня —
что нетрудно, поскольку от волнения я плохо сплю, — и
говорит, что для меня есть важное сообщение. Наши ар¬
мейские товарищи просят передать благодарность за свое
спасение. Они сообщили, что их грузовики были захвачены
русской колонной. Им удалось убежать и укрыться в кустах
в нескольких сотнях метров от русской колонны. В этот
момент появились мы и начали стрелять по Иванам. Сол¬
даты тут же воспользовались ситуацией и пробежали еще
200 метров. Это сняло груз с моей души, и я разделил ра¬
дость моих товарищей по оружию.
Вскоре после этого случая мы уже в Днепропетровске.
Самолеты стоят на аэродроме на восточном берегу Днепра,
очень далеко от наших казарм, что в центре города. Для
русского города Днепропетровск выглядит неплохо, как и
Харьков. Советские бомбардировщики часто налетают на
мост через Днепр в центре города; временами этот район
атакуют и советские наземные силы. Красные надеются
уничтожением моста отрезать путь к отступлению для не¬
мецких войск и техники, а также хотят лишить обороня¬
ющихся подвоза вооружения и резервов. До сих пор рус¬
ские налеты на мост успеха не имеют. Возможно, мост
слишком мал для этого. Гражданское население радуется
каждому русскому налету. После каждой бомбардировки
они бросаются к Днепру с ведрами, поскольку на поверх¬
ность воды поднимается мертвая рыба. Такое огромное ко¬
личество рыбы за день съесть определенно невозможно.
Мы попеременно летаем на северо-восток и юг, в то вре¬
мя как Советы движутся из района Дона, чтобы не дать нам
окопаться на берегу Днепра и укрепить там позиции. Ког¬
да мы переносим наш аэродром из Днепропетровска в
Большую Костромку, в 120 километрах на запад, я теряю
Бекера. Он переведен в штаб полка. Я долгое время борюсь
против этого перевода, поскольку Бекер принадлежит к
нашему «семейному кругу», но это бесполезно, и после тя¬
желой борьбы наступает неизбежный финал.

Глава 12
ДАЛЬШЕ НА ЗАПАД
Большая Костромка является типично русской дерев¬
ней, со всеми преимуществами и недостатками, которые
подразумевают эти слова; для нас, жителей Центральной
Европы, в ней больше недостатков. Деревня состоит из
разбросанных в беспорядке, обмазанных глиной домов, и
лишь несколько зданий сделаны из камня. Деревню пере¬
секают под причудливыми углами мощеные дорожки, ко¬
торые трудно назвать улицами. В плохую погоду наши ма¬
шины увязают по самую ось в грязь, и вытащить их очень
сложно. Аэродром находится на северном конце деревни
по дороге к Апостолову; обычно дорога не может исполь¬
зоваться для машин. Но наш наземный персонал быстро
осваивает передвижение на телегах и лошадях, так что мы
полностью сохраняем подвижность. Авиационные экипа¬
жи часто вынуждены отправляться к своим самолетам вер¬
хом на лошадях, но, пересев с лошадей в кабину, они чув¬
ствуют себя немногим лучше, поскольку взлетная полоса
во многом напоминает дорогу. При дождливой погоде она
представляет собой море грязи с редкими островками —
и если бы не широкие шины «Ju-87», в воздух было бы
подняться невозможно. Штаб эскадрильи располагается в
помещении школы, у нас есть общая комната, что-то вро¬
де «офицерской столовой», в так называемом штабном
здании.
Площадь перед этим зданием часто покрывается водой
и замерзает, и иногда мы играем на ней в хоккей. Эберс-
бах и Фикель всегда участвуют в игре. Однако скоро оба
получают ранения и на предложение поиграть откликают¬
115

ся с неохотой. В плохую погоду мы устраиваем хоккей в
помещении, хотя его маленькие размеры делают трудной
работу вратаря. Мебель при этом не страдает, поскольку
таковой не имеется.
Русских удивляют те мелочи, которые каждый солдат
имеет с собой. Они считают, что фотографии наших до¬
мов, наших комнат и наших девушек — это пропаганда.
Стоит труда убедить их, что все это подлинное, что немцы
вовсе не каннибалы. Теперь они сомневаются в истинно¬
сти внушенного им лозунга «У немцев нет культуры». Че¬
рез несколько дней после нашего появления здесь — как и
повсеместно — русские приходят, чтобы спросить: можно
ли им снова повесить иконы и распятия. Раньше при со¬
ветском режиме им приходилось все это прятать из-за воз¬
ражений сына, дочери или комиссара. То, что мы не воз¬
ражаем, определенно производит впечатление. Когда мы
говорим, что и в нашей стране можно увидеть много рас¬
пятий и изображений религиозных сюжетов, они с трудом
в это верят. Поспешно соорудив иконостасы, они не¬
сколько раз просят не отказываться от своего разрешения.
Русские живут в страхе перед комиссарами, которые ведут
наблюдение за деревней и шпионят за ее обитателями. Это
часто поручают деревенскому учителю.
Скоро земля превращается в грязь, и мы испытываем
постоянные трудности в подвозе; приходится сокращать
даже рацион. Низко пролетая над Днепром, я часто вижу
наших и русских солдат наземных войск, которые бросают
ручные гранаты в воду, чтобы потом собрать рыбу. Мы на
войне, Днепр — это зона боя, все возможности снабжения
войск должны быть использованы. И потому однажды и я
решаю поискать удачу с небольшой 50-килограммовой
бомбой. Гослер, наш квартирмейстер, посылается вперед с
небольшой группой к Днепру. Я показываю ему на карте
участок, где намерен бросить мою бомбу. В воздухе я опре¬
деляю расположение моих приятелей и бросаю бомбу при¬
мерно с 20—30 метров. Она падает в реку очень близко от
берега и после небольшой задержки взрывается. Мои рыбо¬
ловы ниже по течению, должно быть, испуганы этим взры¬
вом, поскольку внезапно бросают удочки и падают на жи¬
116

вот. Несколько догадливых парней, рыбачивших на сере¬
дине реки в древних лодках, быстро соображают, что к
чему, но их качают волны от взрыва. Сверху я могу разгля¬
деть на поверхности мертвую рыбу, всплывающую кверху
белым брюхом. Солдаты бросаются в эту мешанину, стара¬
ясь забрать как можно больше рыбы. Местные рыболовы
выбираются из своих укромных мест и тоже вытаскивают
на берег столько рыбы, сколько в состоянии. Грузовик с
отрядом рыболовов возвращается от Днепра через несколь¬
ко часов после моего вылета, с собой он привозит несколь¬
ко центнеров рыбы. В нашем улове есть несколько экземп¬
ляров в 30—40 килограммов — в основном осетровые и
какая-то разновидность речного карпа. На протяжении
десяти дней у нас настоящая рыбная оргия; мы находим та¬
кую диету превосходной. Особенно хороша осетрина, коп¬
ченая или вареная; даже огромные карпы не имеют привку¬
са ила. Через пару недель мы производим еще одну рыбную
операцию, которая завершается таким же успехом.
Наши почти ежедневные боевые вылеты осуществляют¬
ся в самых разных направлениях. На востоке и юго-восто¬
ке Советы постоянно ведут атаки на наш плацдарм у Нико¬
поля, главным образом из района Мелитополя. Названия
населенных пунктов часто немецкие: Гейдельберг, Грюн-
таль, Густавфельд. Здесь дома немцев, чьи предки колони¬
зовали этот район столетия назад. Дальше на север фронт
уходит на восток вдоль другого берега Днепра выше Запо¬
рожья и продолжается по другому берегу Днепра в районе
Кременчуга. Днепропетровск лежит за русским фронтом.
Советы, как они часто делают, оказывают давление в раз¬
ных направлениях и во многих местах неглубоко проника¬
ют в наш фронт. Положение восстанавливается благодаря
нашим контратакам, которые совершают обычно танковые
дивизии. Промышленный город Кривой Рог, который рас¬
полагается во фронтовой зоне к северу от нас, имеет бетон¬
ную взлетную полосу, но мы не можем ею пользоваться.
Однажды утром Советы прорываются к Кривому Рогу и
аэродрому. Советское наступление ведется с севера, с Пя-
117

тихаток. Здесь пропадает без вести капитан Менде. Поло¬
жение восстанавливается с помощью контратаки, и фронт
отодвигается на несколько километров к северу. В эту
группу по дороге непрерывно перебрасываются подкреп¬
ления, поэтому мы должны атаковать днепровские мосты.
Наши цели лежат главным образом между Кременчугом и
Днепропетровском. Однажды утром из-за нового наступ¬
ления русских, идущих с севера, я вынужден вылетать в
плохую погоду. Моей целью является определение пози¬
ций вражеских войск и оценка возможностей атаки в пло¬
хую погоду большим количеством самолетов. Перед от¬
летом я получаю информацию, что одна определенная
деревня все еще в наших руках, но ее яростно атакуют, и
потому наши солдаты нуждаются в поддержке. На месте
мне следует связаться по радио с наземным подразделени¬
ем; оперативный офицер связи уже находится там.
Поскольку облака висят низко, приходится лететь к зоне
цели среди деревьев. Наконец я слышу голос офицера-свя-
зиста, которого хорошо знаю. Судя по голосу, это именно
он, а не кто-то другой. Должен сказать, что все хотят полу¬
чить от нас воздушную поддержку. Необходимость в воз¬
душной поддержке столь велика, что нам потребовалось бы
в двенадцать раз больше самолетов и людей, чтобы отве¬
тить на все запросы. Судя по голосу, со мной говорит с зем¬
ли тот самый футболист Эпп, но и без беседы с ним я уже
вижу большую вражескую группировку в 1—1,5 километра
впереди. Я еще раз пролетаю над нашей линией фронта,
делая поворот назад, когда вдруг вижу вспышки множества
зенитных орудий. Я не могу разглядеть разрывы снарядов,
поскольку их прячут облака, но что-то ударяет в мой дви¬
гатель и фонарь. Один осколок попадает мне в лицо, дру¬
гой — в руку. Двигатель может заглохнуть в любую минуту.
Еще пара минут — и я начну падать. За этот интервал вре¬
мени я обнаруживаю поляну к западу от деревни. Уверен,
что русские не смогли заметить, где я приземлился. Посад¬
ка на полянке получается мягкой. Фикель быстро призем¬
ляется следом. Мы не знаем, как долго эта территория бу¬
дет в руках немецких войск, и потому Фикель и я берем
самое необходимое — наше оружие, часы.и парашюты — и
118

забираемся в машину Фикеля. Третий наш самолет уже
вернулся и доложил об инциденте. Вскоре после него и мы
совершаем посадку в Костромке. В эти дни удачливым ока¬
зывается и капитан Фритч. После того как его сбил истре¬
битель юго-восточнее Запорожья, около Гейдельберга, он
удачно выбрасывается из кабины, хотя во время прыжка са¬
молет задевает его хвостовым оперением. После небольшо¬
го лечения этот великолепный летчик, возглавляющий в
полете свое звено, кавалер Железного креста, снова возвра¬
щается в строй.
Но мы не всегда столь удачливы. Однажды по пути на¬
зад из района боев на северо-востоке мы подходим к
нашему аэродрому и, готовясь к посадке, низко проходим
над землей. Внезапно противовоздушная оборона откры¬
вает огонь. Высоко над нами русские истребители. С их
стороны не заметно желания атаковать нас, но зенитки
продолжают огонь, конечно стреляя между нашими само¬
летами. В результате имеются попадания в самолеты капи¬
тана Герлинга, ведущего 7-го звена, и капитана Круминг-
са, инженера эскадрильи. Оба самолета падают на землю.
Немного позднее погибает капитан Фритч. Трое моих дру¬
зей, которые были столь же неразлучны со мной, как три
листочка на клевере с четырьмя листьями1, три офицера,
награжденные Рыцарским Железным крестом, сложили
головы за свою страну. Мы ошеломлены их потерей, счи¬
тая эти смерти крайне несправедливыми. Погибшие были
первоклассными летчиками и хорощими^говарищами для
своих солдат. Но на фронтевременами наступают несчаст¬
ливые периоды, когда кажется, что из неудач выбраться
невозможно.
В ноябре получено сообщение по радио: я награжден
Рыцарским крестом с дубовыми листьями и мечами. Для
получения этих наград я немедленно должен отбыть в став¬
ку фюрера в Восточной Пруссии. Примерно в это время я
1 Клевер с четырьмя листьями по немецким обычаям приносил ред¬
кую удачу. (Примеч. пер.)
119

уничтожаю сотый русский танк. Лично я рад новой награ¬
де, во многом потому, что она говорит о моем вкладе в до¬
стижения моей эскадрильи, но в то же время я недоволен,
что мое представление Хеншеля к Рыцарскому кресту не
прошло. Возможно, оно где-то застряло. Тогда я решаю
взять моего бортстрелка с собой. Хеншель как раз сделал
свой тысячный боевой вылет; сбив недавно несколько со¬
ветских самолетов, он стал нашим лучшим стрелком. Мы
летим в Восточную Пруссию над Винницей, Проскуровом,
Львовом и Краковом в ставку фюрера около Гольдапа.
Сначала мы приземляемся в Лётцене, и я докладываю о
себе оберсту фон Белоу. Он сообщает мне, что майор Хра-
бак тоже должен получить дубовые листья к ордену; он
встретится с фюрером одновременно со мной. Посколь¬
ку я привел Хеншеля с собой, то спрашиваю фон Белоу —
дошло ли до его учреждения мое представление на на¬
граждение. Он говорит, что не дошло, но он немедленно
узнает у рейхсмаршала, как обстоит дело. Там бумаги не
обнаруживаются. Возможно, их только передали рейхс¬
маршалу на подпись. Когда это подтверждает сам Геринг,
фон Белоу отправляется к фюреру сообщить, что я доста¬
вил с собой Хеншеля по вышеописанным причинам и что
командующий люфтваффе утвердил награждение. Ответ
фюрера: «Хеншель должен прийти с остальными». Это не¬
вероятная удача для моего верного бортстрелка. Не многие
получают Рыцарский крест из рук фюрера, поскольку лич¬
но получают награду от главнокомандующего только те,
кто имеет дубовые листья.
И вот майор Храбак, Хеншель и я перед фюрером. Сна¬
чала он награждает нас, а затем мы все вместе пьем чай в
его кабинете. Фюрер рассказывает о последних операциях
на Востоке и об уроках, что извлек из них. Он сообщает о
создании подразделений, которые должны остановить
приближающееся вторжение западных союзников. В стра¬
не еще можно создать большое количество дивизий, и
наша промышленность способна снабдить их соответству¬
ющим количеством оружия. А тем временем изобретатель¬
ный германский гений, как сообщает фюрер, работает над
грандиозными проектами, которые позволят одержать по¬
120

беду над большевизмом. Только мы способны сделать это,
считает фюрер. Он гордится солдатами своего Восточного
фронта, он знает об их напряженных усилиях и об их труд¬
ностях. Фюрер выглядит хорошо, он полон идей и излуча¬
ет уверенность в будущем.
Покинув Лётцен, мы над Хохенцальце немного откло¬
няемся от маршрута, делая посадку в Гёрлице, где даем на¬
шему отважному «Ju-87» двухдневный отдых. Неподалеку
отсюда находится дом Хеншеля в Саксонии, и он отправля¬
ется туда на поезде, чтобы через два дня вернуться. Теперь
мы летим на фронт. Погода ужасная, когда мы летим через
Вену, Краков, Львов и Винницу в Кировоград. Чем дальше
на восток мы летим, тем явственнее приближение зимы.
Низко летящие облака с густым снегом мешают полету и
создают трудности в прокладке курса. Мы очень рады, ког¬
да наконец вываливаемся из нашего воздушного такси на
морозный воздух аэродрома в Костровке и снова оказыва¬
емся среди наших друзей. Здесь уже холодно, но у нас нет
оснований ворчать по этому поводу, поскольку мороз улуч¬
шает состояние дорог в деревне. Большие открытые про¬
странства покрыты толстым льдом, и порой их нелегко
преодолеть без коньков. Когда нам приходится отложить
Шхой погоды, возобновляются наши хок-
1юбая спортивная инициатива энергично
семи. Мы используем все, что годится для
Зычных хоккейных клюшек до старых ме-
[ые примитивные русские коньки сосед-
1ьными ботинками для катания на льду и
с нормальными лезвиями. Многие неуклюже бегают в лет¬
ных меховых ботинках. Важно то, что мы упражняемся.
Внезапно здесь, в Южной России, начинаются теплые
дни, которые снова превращают все вокруг в непролазное
болото. Возможно, оказывает свое влияние Черное или
Азовское море. Наш аэродром не способен выдержать та¬
кие перемены климата, потому нам приходится перелететь
на аэродром в Кировограде. Один из подобных грязевых
промежутков приходится на Рождество и Новый год. По¬
121

тому подразделения вынуждены отмечать рождественские
праздники отдельно, не участвуя в общей вечеринке эс¬
кадрильи. Санта-Клаус принес подарки каждому солдату,
и, глядя на счастливые лица при получении, трудно ска¬
зать, что идет уже пятая зима военной кампании.
В начале 1944 года установилась совсем плохая пого¬
да, а активность на фронте возросла. Советы прорывались
в восточном и юго-восточном направлениях из района
Днепропетровска и за довольно короткое время наруши¬
ли наши коммуникации между Кривым Рогом и Кирово¬
градом. Контрнаступление наших старых друзей, 14-й и
24-й танковых дивизий, оказалось успешным. Помимо
захвата большого числа пленных и техники, мы смогли
добиться в этом секторе затишья — по крайней мере на ка¬
кое-то время. Мы постоянно делаем вылеты из Кирово¬
града; наши казармы здесь расположены недалеко от аэро¬
дрома. Штаб полка располагается неподалеку. День, когда
он разместился в своем здании, принес неприятный сюр¬
приз. Адъютант полка, майор Бекер, по прозвищу Фридо-
лин, и инженер, капитан Кетшнер, не вполне освоились с
местными печками. Когда Кетшнер проснулся, то обнару¬
жил Фридолина уже без сознания. Он поспешил на све¬
жий воздух, таща за собой Фридолина. Это спасло жизнь
им обоим. Потеря солдата в результате нелепого несчаст¬
ного случая, а не в бою всегда действует удручающе. Позд¬
нее мы находим забавным это происшествие, и оно ста¬
новится постоянным источником для шуток; обоих много
поддразнивают по этому поводу.
Примерно в это время мы становимся свидетелями
очень необычной драмы. Я отправляюсь на боевое задание
на самолете с противотанковыми пушками на юг или юго-
запад от Александрии; расстреляв свои боеприпасы, мы
направляемся обратно в Кировоград пополнить бензобаки
и запас снарядов для нового вылета. Мы летим ровно на
низкой высоте, как вдруг на пол пути к Кировограду за гу¬
стой рощей видим около двенадцати движущихся танков.
Я узнаю их сразу — это «Т-34». Они направляются на се¬
вер. Я мгновенно набираю высоту, чтобы оглядеться. От¬
куда, черт побери, они появились? Танки, нет сомнения,
122

принадлежат Советам. У нас не осталось снарядов, пото¬
му нам приходится лететь дальше. Кто знает, куда они уй¬
дут ко времени, когда мы вернемся со снарядами и смо¬
жем их атаковать?
«Т-34» не обращают на нас никакого внимания и про¬
должают следовать своим курсом за рощей. Дальше на се¬
вер я вижу что-то движущееся на земле. Мы летим на низ¬
кой высоте и узнаем наших товарищей на танках «Т-IV».
Они глазеют на нас из своих танков, думая о чем угодно, но
только не о близости противника и о возможной схватке.
Оба танковых подразделения движутся друг другу навстре¬
чу; их разделяет лишь небольшой ряд кустов. Друг друга
они не видят, поскольку Советы двигаются в углублении
рядом с железнодорожным полотном. Я стреляю красной
ракетой, мащу рукой из кабины и бросаю вниз контейнер с
запискойУв которой сообщаю коллегам-танкистам, кто и
что движется к ним в радиусе трех километров. Пикируя на
«Т-34», я указываю на близость противника. Обе группы
продолжают сближаться. Делая круги, я смотрю, что про¬
изойдет! Танки останавливаются в роще на месте просеки.
Теперь в любую минуту наши могут внезапно увидеть рус¬
ских. Я с, нетерпением жду мгновения, когда это произой¬
дет. Русские закрыли крышки на своих башнях, возможно
что-то заподозрив из-за моих маневров. Они все еще двига¬
ются в прежнем направлении, и довольно быстро. Рассто¬
яние между группами теперь не больше 150—200 метров.
Вот оно!
Русские, двигаясь в углублении, доезжают до просеки и
замечают противника с другой стороны. Потребовалось
лишь две секунды, чтобы первый танк «Т-IV» выстрелил
в своего противника с расстояния 200 метров, от того ос¬
таются лишь обломки. Проходит еще несколько секунд, и
загорелось еще шесть русских танков. Они не успели сде¬
лать ни одного выстрела. У меня создается впечатление,
что для русских все случившееся было полной неожидан¬
ностью. Даже сейчас они не могли понять, что происхо¬
дит. Несколько «Т-34» двигаются ближе под прикрытием
рощи, спеша ретироваться через железнодорожную на¬
сыпь. Последних немедленно уничтожают немецкие тан¬
123

ки, у которых прекрасный обзор через просеку. Бой про¬
должался не более минуты. В своем роде он был уникаль¬
ным. Без потерь для нас все «Т-34» были уничтожены.
Наши товарищи на земле были горды и рады такому успе¬
ху; мы рады не меньше. Мы сбрасываем вниз контейнер с
добрыми пожеланиями, немного шоколада и летим домой.
Серии обычных боевых вылетов без особых происшест¬
вий перемежаются тяжелыми ударами. Вот и еще один,
когда мы летим втроем, с капитанами Фикелем и Штеле-
ром на бомбежку танкового подразделения. У нас нет эскор¬
та истребителей. Когда мы пролетаем над нашим танковым
подразделением, перед нами появляется 12—15 «аэрокобр»
с самыми агрессивными намерениями. У них всех красные
носы, и в воздухе они выглядят монолитной командой. На¬
чинается дикая карусель на низкой высоте — и я рад, когда
удается привести обоих моих коллег домой, хотя наши са¬
молеты и не обошлись без повреждений. Мой опыт стано¬
вится предметом споров и обсуждений. Фикель и Штелер
считают, что они чудом избежали опасности. В то же время
это обсуждение — полезный урок для новичков, как пра¬
вильно уходить из воздушного боя.
Первая эскадрилья размещена в Злынке, к северу от
Новоукраинки и к западу от нас. Моя 3-я эскадрилья по¬
лучает приказ также перебазироваться туда со всеми эки¬
пажами, тогда как наземный персонал должен отправить¬
ся по дороге в Первомайск на Южном Буге. В последние
дни моего пребывания в Кировограде приходит приказ о
присвоении мне звания майора.
В Злынке зима уже входит в свои права. Злой восточ¬
ный ветер дует почти непрерывно, температура опускает¬
ся ниже 20—30 градусов. В результате выходит из строя
множество машин, поскольку осуществлять ремонт и под¬
держивать их в рабочем состоянии на открытом воздухе по
силам только подготовленным специалистам. Это особен¬
но печально, поскольку клин русского наступления к се¬
веру от Кировограда перерезал Мариновскую долину. Рус¬
ские подтягивают сильные резервы, чтобы закрепиться на
124

новых позициях и создать трамплин для нового броска.
Каждый пригодный самолет используется нами для атак
на низком уровне. Во время подобного боевого вылета в
восточном направлении капитан Фикель из-за сильного
повреждения самолета в воздухе совершает вынужденную
посадку. Земля здесь не самая плохая для посадки, и мне
удается опуститься совсем рядом с Фикелем, чтобы взять
его на борт самолета вместе с бортстрелком. Проходит со¬
всем немного времени, и мы на аэродроме. Но еще одним
самолетом у нас стало меньше.
Русские танки редко совершали ночные атаки, но на
протяжении нескольких дней нам — и нашим коллегам
севернее — приходится с ними столкнуться. В полночь
офицер разведывательной службы будит меня в большом
волнении, чтобы сообщить, что несколько человек из рас¬
положенной в Малых Вьшжах истребительной эскадрильи
прибыли с вестью, что Сбветы ворвались на их аэродром
и двигаются к их казармам в деревне. Меня это известие
буквально сорвало с места. На безоблачном небе светят звез¬
ды. Я решил поговорить с беглецами сам. Малые Вышки
всего в 30 километрах к северу, несколько подразделений
люфтваффе со свбими самолетами размещены на этом
аэродроме.
— Мы можем только сказать, что когда спали, то услы¬
шали внезапный грохот, а затем увидели идущие мимо
русские танки с сидящей на броне пехотой.
Другие пилоты говорили о нападении танков на аэро¬
дром. Все произошло очень быстро, летчики были застиг¬
нуты врасплох, на них были лишь пижамы.
Я постарался оценить ситуацию и пришел к выводу, что
лететь туда бессмысленно, поскольку для того, чтобы по¬
пасть в танк, надо его хорошо видеть. Ясно, что звездного
неба для этого недостаточно. Придется дождаться утра.
Мы взлетаем с самым рассветом; к сожалению, над зем¬
лей еще стоит туман. Приближаясь к аэродрому, замечаем,
что на земле активно работают наши тяжелые орудия. Они
уже поразили несколько самых смелых из стальных монст¬
ров; остальные убрались восвояси. Весь персонал воздуш¬
ных подразделений уже на своих постах. Солдаты радостно
125

приветствуют нас, поскольку понимают, что мы прилетели
их выручать.
Один «Т-34» въехал в здание управления полетами и
стоит там криво, словно пьяный, среди развалин. Некото¬
рые танки спрятались в районе завода. Здесь пикировать
опасно из-за высоких труб. Нам приходится проявлять чу¬
деса точности, чтобы не налететь на одну из них. Наши
орудия стреляют из-за каждого угла. Мы бросаем бомбы за
границами деревни. Наконец иваны понимают, что разум¬
нее всего ретироваться. Большинство танков движется к
восточному выходу из деревни, где можно укрыться в глу¬
боких оврагах. Здесь останавливаются и их грузовики с
бензином и боеприпасами. Русские пытаются отогнать нас
с помощью зениток малого и среднего калибра, но мы при
помощи бомб и орудий заставляем их зенитные орудия за¬
молчать. Грузовики загораются и начинают взрываться.
Иваны поспешно направляются через снег на восток.
Самым трудным делом сегодня является посадка в Злын-
ке, поскольку туман на аэродроме не поднимается и види¬
мость ограничивается небольшим расстоянием, когда мы
наконец приземляемся.
К закату делаем семь вылетов в составе эскадрильи. Что
касается меня, то я делаю пятнадцать одиночных вылетов.
Малые Вышки освобождены от противника; шестнадцать
танков уничтожено с воздуха.
Вскоре после этого эпизода наш летный персонал вы¬
летает на север на Первомайск, куда уже прибыл наш на¬
земный персонал. Аэродром здесь имеет небольшую бе¬
тонную полосу, однако пользы от нее немного, кроме как
ставить на нее самолеты, чтобы они не утонули в грязи.
Практически все время невозможно ни взлетать, ни са¬
диться; здесь просто кошмарные условия. Возле летного
поля стоит деревушка, где мы размещаемся. После долгих
дневных вылетов — и в дни, когда полеты невозможны, —
Гадерманн отправляется делать физические упражнения.
После долгой пробежки по пересеченной местности мы
всегда принимаем контрастный душ. Все это завершается
126

нырянием в снег перед домом в голом виде. Чувство све¬
жести после таких упражнений непередаваемо — словно
ты заново родился. Паны и паненки, которые редко видят
воду в любом виде, обходят нас на солидной дистанции,
раскрыв рты от удивления. Уверен, что они получили еще
одно подтверждение пропагандистскому лозунгу о «не¬
культурных немцах».
Без метеорологической разведки утренний вылет боль¬
шой группы бывает бесполезным. Зона цели может быть
закрыта туманом, и это делает невозможной атаку. Бес¬
цельный вылет — это потеря драгоценного бензина, не го¬
воря уж о том, что плохая погода может быть фатальной для
неопытных пилотов. Потому был выпущен строгий приказ,
что на рассвете должен подниматься в воздух специальный
метеорологический самолет и его доклад о погоде в районе
предполагаемой цели должен определять, полетим мы или
нет. Эта задача столь важна, что я не могу поручить ее слу¬
чайному человеку. С разведчиком должен вылетать Фи-
кель; когда он нуждается в отдыхе, его заменяют.
Однажды утром мы летим к линии фронта. В этот день
я решил воспользоваться хорошей погодой, и мы отправ¬
ляемся в полет до рассвета. Я пытаюсь восстановить в па¬
мяти конфигурацию фронта на этом участке. В утреннем
полумраке ясно вижу, как противник ведет артиллерий¬
ский огонь. Поскольку огонь интенсивен, я знаю, что за
задачи буду ставить в этот день. Обнаруженные позиции я
немедленно заношу на карту. Совсем скоро они будут не¬
различимы, а очень похоже, что именно сюда мы и напра¬
вимся для их бомбардировки. Результаты нашей разведки
такжб очень интересны для наземных войск. Теперь не¬
ожиданностей не будет. Оказывают сильное впечатление,
даже на меня в воздухе, многочисленные вспышки выст¬
релов множества орудий в полутьме. Немного напомина¬
ет железнодорожную станцию, где постоянно включаются
и выключаются огни. Внезапно мимо нас проносятся ярко
трассирующие пули, их траектории еще долго мерцают,
соединяя небо и землю. Вражеская противовоздушная обо¬
рона нас обнаружила. Снизу взвиваются вверх разноцвет¬
ные сигнальные ракеты — сигналы между отдельными на¬
127

земными подразделениями. Во время наших постоянных
утренних визитов мы постепенно стали приближаться
слишком близко к Иванам, такое они не смогли спокойно
перенести. Русские тоже хотят извлечь преимущества из
раннего утра для неожиданных рейдов — и потому сейчас
яростно стреляют в нас. Это неприятная помеха, посколь¬
ку в утренние часы мы раньше частенько заставали тан¬
ковые экипажи врасплох. Можно понять ивана, когда он
посылает своих «красных соколов» очистить небо над
фронтом перед рассветом. Мы часто схватываемся с «крас¬
ными соколами». Не очень приятно двум нашим самоле¬
там выкручиваться в бою с превосходящими силами без
прикрытия истребителей.
Во время этих вылетов Фикель очень устает, и Гадер-
манн советует мне временно снять его с полета или осво¬
бодить от полетов со мной на одиночном самолете. Когда
Фикель говорит после приземления на сильно поврежден¬
ном самолете: «Я потерял еще несколько лет жизни», он
пытается превратить эти слова в шутку, но я вижу, что он
уже совсем не такой силач, как прежде, и даже его вынос¬
ливость имеет свои пределы. Но я благодарен, что он не
поднимает вопрос о своем переводе на другой самолет; я
всегда уверен в его дружбе.
Сегодняшний наш разведывательный вылет направлен
в район к северо-западу и юго-западу от Кировограда, где
Советы предпринимают многократные попытки пробиться
большими массами своих неисчерпаемых сил. Если погода
еще будет летной, мы совершим боевой вылет всей эскад¬
рильей. Она поднимется в воздух через полчаса после на¬
шей посадки, чтобы атаковать цели, которые мы сейчас за¬
несем на карту. Но на дворе зима, и непроницаемая вуаль
тумана не позволяет определить цели точно. Мы взлетаем
без уверенности, что через час сможем приземлиться на
том же аэродроме. Внезапно туман начинает прибывать; он
обычно висит по нескольку часов, видимость ухудшалась.
В такие минуты жалеешь, что находишься в самолете, а не
в машине.
128

На этот раз я лечу с Фикелем; мы успешно провели
нашу разведку и даже произвели несколько атак на низком
уровне в районе Кировограда. Уже наступил день, и мы
летим домой на запад. На полпути, у Новоукраинки, мы
внезапно оказываемся в быстро густеющем тумане. Фи-
кель на своем самолете подлетает ближе, чтобы не поте¬
рять меня из виду. Земля еле различима. Внезапно я за¬
мечаю, что внизу торчат несколько высоких труб. Туман
поднимается на очень большую высоту, так что мы не в
состоянии его перелететь. Мне необходимо пройти где-
нибудь под туманом. Кто знает, как далеко он простирает¬
ся? Если мы улетим вверх, то можем блуждать в тумане,
пока не кончится бензин, и придется совершать посадку
где-нибудь на занятой партизанами территории. Проходит
немного времени, и мы добираемся до линии фронта, по¬
явление которой я так страстно желал увидеть. У нас со¬
всем мало бензина после долгого разведывательного поле¬
та, поэтому нам приходится держаться близко к земле,
чтобы в условиях минимальной видимости не пропустить
свой аэродром. Внизу сплошная серая пелена. Горизонта
не видно. Самолет капитана Фикеля исчез. Я не видел его
еще с Новоукраинки. Возможно, он все же столкнулся с
заводской трубой. \
Поскольку земля остается ровной, мы можем продол¬
жать полет сквозь туман. Как только появляется какое-
либо препятствие — телеграфный столб, деревья или воз¬
вышенность, — мне приходится тянуть на себя ручку, чтобы
немедленно влететь в непроницаемый снежный пух. Воз¬
вращаться обратно вниз довольно рискованно. Землю вид¬
но с высоты лишь 3—4 метров, но на этом уровне из тумана
может вынырнуть какое-либо непредвиденное препят¬
ствие. Я лечу лишь по компасу; по часам определяю, что
через двадцать минут лёта должен подлететь к аэродрому
в Первомайске. Вот либо равнина уступает место холмам,
либо туман становится гуще. Небольшое нажатие на руч¬
ку, и я беру чуть выше. Это позволяет мне избежать встре¬
чи с несколькими высокими столбами. Мне невероятно
повезло.
— Хеншель, мы спускаемся для посадки.
5 Г. Рудель 129

Где будет посадка, я не знаю, поскольку ничего не ви¬
жу — впереди лишь серая муть. Я выпускаю посадочные
закрылки и уменьшаю газ. Самолет летит на низкой ско¬
рости и касается земли. Его никуда не заносит, и он быст¬
ро останавливается. Хеншель откидывает фонарь и вы¬
прыгивает с радостной улыбкой.
— На этот раз повезло.
Видимость составляет едва 50 метров. Мы, по всей види¬
мости, на возвышении, с которого туман струится вниз.
Я прошу Хеншеля немного пройти назад — похоже, там
слышен звук моторов. Возможно, там дорога. Я все еще
сижу в своем верном «Ju-87» и не перестаю радоваться ус¬
пешному приземлению. Хеншель быстро возвращается.
Моя догадка оказывается верной — впереди нас дорога. Ар¬
мейские водители сообщили ему, что до Первомайска еще
40 километров и что дорога ведет именно в этом направле¬
нии. Мы снова заводим двигатель и направляемся к дороге.
Видимость все еще немногим больше 30, максимум 40 мет¬
ров. Мы едем по широкой дороге, как обычная машина,
следуя правилам дорожного движения и пропуская тяже¬
лые грузовики. Где движение затруднено, я приостанавли¬
ваюсь, поскольку в тумане какой-нибудь водитель может
не увидеть мой самолет, пока не окажется прямо перед
ним. Многие, наверное, думают, что перед ними самолет-
призрак. Таким образом я еду два часа, то вверх на возвы¬
шение, то вниз. Но вот впереди перекресток. Его с такими
длинными крыльями мне не преодолеть. Приходится съез¬
жать с дороги. До Первомайска всего 10 километров. Я са¬
жусь в проходящую мимо армейскую машину. Хеншель
остается с самолетом. Наши товарищи уже начали волно¬
ваться за нас, поскольку по времени бензин уже должен
был кончиться, а мы при возвращении ни с кем не свя¬
зывались. Поэтому они шумно радуются нашему возвра¬
щению.
Но Фикель на аэродром не прибыл. Это тревожит. К се¬
редине дня туман поднимается, я еду к моему самолету и
взлетаю прямо с дороги. Через несколько секунд я снова на
аэродроме в Первомайске; наш верный механик смотрит
на «Штуку», словно на только что вернувшегося блудного
130

сына. В полдень новый вылет. Когда я возвращаюсь, Гадер-
манн сообщает, что Фикель звонил из Новоукраинки. Он
благополучно нашел дорогу из тумана. Он потерял меня из
виду, когда туман стал густым, и приземлился примерно в
то же время, что и я. Наша радость очень велика.
Через некоторое время после этого центр наших опера¬
ций перемещается дальше на север. Немецкие войска по¬
пали в окружение в районе Черкасс; операция по их осво¬
бождению должна быть произведена с помощью недавно
подброшенных резервов. Прорыв планировалось осуще¬
ствить главным образом с юга и юго-запада. Обычно мы
поддерживали 11-ю и 13-ю дивизии, которые, двигаясь на
север западнее Новомиргорода, вышли к реке. За рекой
Советы сильно окопались. Для нас здесь много прекрас¬
ных целей; активность в воздухе с обеих сторон велика, в
частности железные густавы стремятся подражать нам,
атакуя танковые дивизии и их вспомогательные подразде¬
ления. На наших медлительных «Ju-87» мы всегда стре¬
мимся сделать все, что возможно, чтобы атаковать и ото¬
гнать эти «Ил-2», но они немного быстрее, поскольку у
них убираются шасси. Кроме этого, имея больше брони,
они значительно тяжелее. Это особенно видно при пере¬
ходе в атаку — они набирают скорость гораздо быстрее.
Поскольку у нас всегда по горло дел с наземными войска¬
ми, мериться силами с «илами» мы не можем.
Но во время этих боев мне улыбается удача в одной
встрече с железными густавами. Мои звенья вылетают на
бомбардировку советских войск, готовящих позиции в
лесу. Я кружу над ними на самолете с пушкой, тщетно вы¬
сматривая какой-нибудь танк. В это время подразделение
«Ил-2» летит по диагонали впереди от нас, на 300 метров
ниже курсом на юго-восток. Их сопровождают «аэрокоб¬
ры» и «Ла». Мой второй номер несет бомбы. Я говорю ему,
что мы атакуем подразделение «илов». Мы идем вниз, но
когда находимся в 100 метрах над железными густавами, я
понимаю, что не могу их догнать, поскольку летят они бы¬
стрее, чем я. Кроме того, ко мне начинают проявлять инте-
131

pec истребители. Два из них уже пристроились мне в хвост.
Для стрельбы далековато, но я прицеливаюсь в одну из этих
недосягаемых птиц и делаю очередь из своей медленно
стреляющей пушки противотанковыми снарядами. Густав
превращается в пламя и распадается на горящие части. Ос¬
тальные, похоже, поняли, откуда дует ветер; они бросают¬
ся вниз, и расстояние между нами заметно увеличивается.
До для меня наступает время прощания, поскольку истре¬
бители уже сели на хвост мне, «злодею». Я решаю спастись,
направившись ближе к своей эскадрилье, от которой рус¬
ским приходится повернуть прочь. Без сомнения, русские
решили, что неподалеку наши истребители сопровожде¬
ния, так что сбить меня будет непросто. В полдень капитан
Кунц не возвращается из боевого вылета в тот же район; у
него было на счету семьдесят заявленных танков, и он воз¬
главлял список пилотов, уничтоживших наибольшее число
этих машин. Его удачи начались под Белгородом и Харь¬
ковом, где он приобрел много опыта. Потеря этого пилота
оказалась для нас большим ударом. В ряду моих товарищей
появилась еще одна брешь.
Общее наступление для освобождения окруженных в
районе Черкасс сил оказалось успешным, наши ударные
группы смогли сделать что-то вроде коридора в котел. Как
только связь с окруженными была возобновлена, фронт
здесь отодвинулся. В связи с этим мы перебираемся из
Первомайска в Раховку. Район Миргорода, где мы столько
потрудились, переходит к русским.
Вскоре после этого мы начинаем встречать летящие на
восток подразделения американских бомбардировщиков.
Самолеты приземляются в Миргороде, где пополняются
бомбами, после чего отправляются в обратный путь через
Германию к Средиземному морю.
Южнее от нас тем временем положение быстро меняет¬
ся, и нам приходится оставить Никопольский плацдарм.
Советы оказывают давление в районе Николаева, и немец¬
кие дивизии северо-восточнее ввязываются в очень тяже¬
лые бои.

Глава 13
ОТСТУПЛЕНИЕ К ДНЕСТРУ
В марте 1944 года наш Южный фронт находится в обо¬
роне, яростно сопротивляясь попыткам крупных русских
сил произвести решающий прорыв на юге и тем самым со¬
вершенно ликвидировать южный фланг германского фрон¬
та. Моя эскадрилья самолетов «Штука» поддерживает
армейские подразделения с аэродрома в Раховке, распола¬
гавшиеся в 200 километрах к северу от Одессы. Мы в возду¬
хе с рассвета до заката, стрельбой по танкам и налетами на
артиллерию и «катюши» делаем все возможное, чтобы ос¬
лабить давление на наших товарищей на земле. Эти усилия
завершаются успехом — нам удается предотвратить про¬
рыв фронта. В результате наших совместных победоносных
действий армия получила возможность через несколько
дней в установленном порядке отойти на новую линию ук¬
реплений, расположенную значительно западнее прежней.
Однажды во время этих боев мы отправляемся на раз¬
ведку вдоль Днестра на северо-запад. Река ниже нас дела¬
ет поворот на северо-запад. Румыны прислали панические
сигналы, что большая колонна танковых и моторизован¬
ных сил красных движется вокруг Ямполя и на запад. Это
кажется невероятным, поскольку означает, что Советы
прорвались на севере в то же время, когда они начали на¬
ступление на юге, и в настоящее время проникли уже
на 200 километров в наши тылы в Бессарабию. Для компа¬
нии я взял в разведывательный полет еще один самолет.
Все страхи, к сожалению, подтвердились. В районе Ямпо¬
ля была замечена крупная группировка советских войск,
для переправы сооружался большой мост.
133

Кому-нибудь наверняка покажется странным, что столь
обширная операция была пропущена нашей разведкой. На
самом деле в этом ничего странного нет, мы часто — и
даже слишком часто — сталкивались с подобным во время
русской кампании. Наш Восточный фронт всегда был тон¬
ким. Часто целые участки между временными опорными
пунктами лишь патрулировались. Сбив цепь опорных пун¬
ктов, враг углублялся в незащищенную зону. Часто он
натыкался в глубине фронта на какую-нибудь группу, пе¬
кущую хлеб, или на какое-нибудь аналогичное вспомога¬
тельное подразделение. Обширность территорий России
была для нее самым надежным союзником. Неистощимые
людские ресурсы русских позволяли им легко проникать
большими массами в любую недостаточно защищенную
местность.
Хотя положение в районе Ямполя было трудным, мы не
считали его абсолютно безнадежным, поскольку этот сек¬
тор, являющийся воротами в Румынию, был доверен ру¬
мынам. И потому на инструктаже перед разведыватель¬
ным полетом мне сказали, что я увижу румынские дивизии,
прикрывающие Днестр. Мне предписывалось быть осто¬
рожным в этом районе, поскольку с воздуха отличить ру¬
мын от русских трудно.
Стратегическая цель советского наступления была яс¬
на — оттеснить немцев от наших окруженных сил на юге
и одновременно прорваться через Яссы к нефтяным полям
Плоешти. Поскольку в районе Николаева все еще требова¬
лось участие моей эскадрильи, поначалу мы могли делать
на новый участок не более одного-двух вылетов в день.
Для всех наших операций мы используем запасной аэро¬
дром в Котовске, к югу от Балты. Таким образом, обычно
мы вылетаем на задания в западном направлении. Моей
главной целью являются сосредоточения войск в окрест¬
ностях Ямполя, а также построенный там мост. После
каждого налета Советы немедленно меняют поврежден¬
ные понтоны. Строительство моста ведется очень быстро.
Русские пытаются помешать нам интенсивным зенитным
огнем, а также истребителями, но каждый раз эти истре¬
бители возвращаются ни с чем.
134

Наши успехи замечены врагом, что видно из перехва¬
ченных радиопереговоров с землей. Переговоры главным
образом состоят из жалоб «красных соколов» на свои ис¬
требители и обвинений летчиков наземными солдатами в
трусости, из-за которой приходится терять людей, воору¬
жение и строительные материалы. Мы часто можем слу¬
шать русские радиопереговоры, поскольку в моей эскад¬
рилье есть говорящий по-русски офицер. Он настраивает
свою радиостанцию на их волну и делает синхронный пе¬
ревод. Русские часто дико орут, чтобы помешать нашему
приему. Их частота почти та же, что и у нас. Советы часто,
говоря по-немецки, пытаются указать нам в полете другую
цель. Конечно, эта новая цель лежит в глубине немецкого
фронта. Это ложное целеуказание дается на совершенном
немецком, но мы быстро раскусываем этот трюк, и пото¬
му, получив указание, я всегда опускаюсь вниз, чтобы убе¬
диться, что указанная нам цель действительно находится в
расположении противника. Часто мы слышим предупреж¬
дающий крик: «Прекратить атаку! Цель занята нашими
собственными войсками». Говорит это, конечно, русский.
Его последние слова обычно перекрываются взрывами на¬
ших бомб. Мы часто смеемся, когда с земли проклинают
русские истребители.
— «Красные соколы», мы доложим комиссару о вашей
трусости. Давайте нападайте на немецких свиней. Мы сно¬
ва потеряли строительные материалы и кучу оборудования.
Нам уже известно о низком боевом духе большинства
красных пилотов; только несколько первоклассных под¬
разделений являются исключением из правила. Эти докла¬
ды о потере материалов — бесспорное свидетельство на¬
ших успехов.
Перед 20 марта 1944 года несколько дней стоит отврати¬
тельная погода с сильными проливными дождями. У летчи¬
ков по поводу такой погоды есть поговорка: «Даже воробью
приходится ходить пешком». Полеты невозможны. Пока
стоит эта погода, Советы продолжают свое продвижение и
форсируют Днепр без помех. Возможностей создать защит¬
135

ные порядки в этом направлении нет — от Николаева не
может быть оттянуто ни одно подразделение; все резервы
использованы. Нам остается надеяться, что румыны будут
защищать свою собственную страну с яростью людей, бо¬
рющихся за самих себя, и это компенсирует численный пе¬
ревес противника.
20 марта, после семи боевых вылетов в районы Никола¬
ева и Балты, я возглавляю восьмой вылет моей эскадри¬
льи. Это первый за последние пять дней налет на мост в
Ямполе. Небо ослепительно-голубое; не может быть со¬
мнений, что за прошедшее время оборона была значитель¬
но усилена зенитками и истребителями. Поскольку летное
поле в Раховке превратилось в болото, наша истребитель¬
ная эскадрилья перелетела на покрытый бетоном аэро¬
дром в Одессе. Мы с нашими широкими шинами лучше
справляемся с грязью и не всегда в ней застреваем. По те¬
лефону мы договариваемся с истребительной эскадрильей
встретиться в определенное время в 45 километрах от цели
на высоте 2,5 километра выше заметного поворота Днест¬
ра. Но очевидно, в Одессе возникли какие-то трудности.
Мой эскорт на место встречи не явился. Поскольку наша
цель была ясно видна, мы, естественно, атаковали. В моей
эскадрилье появилось несколько новых экипажей. Их ма¬
стерство было не так высоко, как требовалось. Лучший че¬
ловеческий потенциал уже давно воевал на фронте, к тому
же для учебных целей сейчас выдавали очень ограничен¬
ное число литров бензина на человека. Думаю, если бы
меня готовили в подобных условиях, моя подготовка была
бы не лучше новичков. Мы находились еще в 20 километ¬
рах от нашей цели, когда я предупредил: «Вражеские ис¬
требители». К нам приближалось более 20 советских само¬
летов «Ла». Бомбы на борту снижали нашу маневренность.
Мы перестраиваемся в оборонительный круг, поскольку
легче всего сбить замыкающий самолет. Несмотря на бой,
этот круг медленно перемещается к нашей цели. Отдель¬
ных русских, которые пытаются идти на меня в лобовую
атаку, я разочаровываю исключительно мобильной такти¬
кой; при близком сближении в последний момент ухожу
вниз, чтобы потом уйти в набор высоты. Если новые эки¬
136

пажи сегодня выберутся из этой заварухи, они смогут мно¬
гому научиться.
— Приготовьтесь к атаке. Все вместе. Ближе друг к дру¬
гу — атака!
И я перехожу в атаку на мост. Пикируя, я вижу вспыш¬
ки зенитных орудий. Мимо моего самолета летят снаряды.
Хеншель говорит, что небо напоминает массу ваты, — так
ему представляются облака разрывов. Наш строй наруша¬
ется, что делает его более уязвимым для истребителей.
Я предупреждаю следующих за мной:
— Продолжайте полет, догоняйте, нам так же трудно,
как и вам.
Ни одного бранного слова с моего языка. Я поворачи¬
ваю назад и пикирую с высоты 400 метров, так что моя бом¬
ба падает совсем рядом с мостом. По всей видимости, дует
сильный ветер.
— Ветер с правого борта, внесите поправку направо.
Прямое попадание нашего третьего номера уничтожает
мост. Делая круг, я определяю местоположение все еще ве¬
дущих огонь зенитных орудий и отдаю приказ атаковать их.
— Они сегодня работают чертовски точно, — выражает
свое мнение Хеншель.
К сожалению, два новых экипажа немного отстали пос¬
ле пикирования. Русские «Ла» сбивают их. Один из них со¬
вершенно изрешечен и проносится мимо меня в глубь вра¬
жеской территории. Я пытаюсь догнать его, но не могу ради
него бросить всю эскадрилью. Я кричу ему по радио, ругаю
его — все бесполезно. Он летит на русский берег Днестра.
От самолета идет только тонкий дымный след. Самолет оп¬
ределенно может летать еще некоторое время и вполне спо¬
собен достичь нашей линии фронта.
— Этот идиот не может справиться со своими нерва¬
ми, — замечает Фикель по радио.
Я больше не могу отвлекаться на подбитый самолет, по¬
скольку мне нужно собирать рассыпавшийся строй и дви¬
гаться назад. Через четверть часа красные истребители
вынуждены несолоно хлебавши повернуть назад, а мы в
обычном строю возвращаемся на нашу базу. Я приказываю
штурману 7-го звена вести самолеты домой. Вместе с лей¬
137

тенантом Фишером, летящим на другой штабной машине,
я поворачиваю и на низкой высоте лечу назад, обыскивая
поверхность Днестра и ровные берега на другой стороне.
На небольшом расстоянии впереди в направлении моста я
вижу русские истребители на высоте 1—3 километров. Но
здесь, над самой поверхностью воды, меня трудно заме¬
тить, и вряд ли они меня обнаружат. Поднявшись над бере¬
гом, я внезапно замечаю наш самолет в 3—4 километрах на¬
право. Самолет совершил вынужденную посадку на поле.
Рядом стоит экипаж; при моем появлении они отчаянно
машут руками.
— Если бы вы столько же внимания уделяли мне рань¬
ше, эта трудная операция бы не понадобилась, — бормо¬
чу я себе, разворачиваясь, чтобы осмотреть поле и выбрать
место для посадки самолета. Вот здесь. Я подбадриваю
себя, выдыхая: — Все в порядке пока... продолжай. Сего¬
дня я спасу седьмой по счету экипаж, который подберу
под носом у русских.
Я прошу лейтенанта Фишера оставаться в воздухе, что¬
бы мешать истребителям, если они перейдут в атаку,
стрельбой по танкам и налетами на артиллерию и «катю¬
ши». Благодаря результатам бомбежки моста я знаю на¬
правление ветра.
— Выпусти закрылки, уменьши газ, через мгновение ты
будешь на земле.
Но что это? Я проскакиваю место посадки и теперь дол¬
жен подниматься в воздух снова. Такого в подобные мо¬
менты со мной никогда не случалось. Может, это знак не
сажать самолет?
— Ты очень близок к цели, которая только что была ата¬
кована. Неужели ты трусишь?
Закрылки снова выпущены, газ уменьшен, я приземля¬
юсь — и тут же замечаю, что земля очень мягкая; мне даже
не нужно пользоваться тормозом. Мой самолет останавли¬
вается перед двумя моими коллегами. Это новый экипаж,
капрал и ефрейтор. Хеншель поднимает фонарь, и я даю им
сигнал побыстрее забираться в самолет. Двигатель продол¬
жает работать, они забираются позади Хеншеля. «Красные
соколы» кружат над головой; они еще не обнаружили нас.
138

— Готов, Хеншель?
-Да.
Я даю газ и освобождаю тормоз, намереваясь влететь тем
же путем, которым делал посадку, но мое правое колесо
глубоко увязает в земле. Чем больше я даю газ, тем больше
колесо погружается в землю. Самолет отказывается взле¬
тать с места. Похоже, между колесом и обтекателем заби¬
лось много грязи.
— Хеншель, выбирайся и убери обтекатель. Возможно,
мы тогда сможем взлететь.
Держащие обтекатель штифты разбиваются, но мы все
равно не можем взлететь — колесо застряло в грязи. Я при¬
жимаю ручку к животу, отпускаю ее и даю реверс. Ничего
не помогает. Лейтенант Фишер, пролетая на максимально
низкой высоте, кричит, спрашивая нас:
— Мне нужно приземлиться?
После секундного размышления я прихожу к выводу,
что если он приземлится, то взлететь уже не сможет, и по¬
тому отвечаю:
— Нет, вам не надо приземляться. Вы должны лететь
домой.
Я оглядываюсь вокруг. Сюда бегут иваны, целыми тол¬
пами, уже в 400 метрах. Нам нужно срочно убираться.
— Следуйте за мной! — кричу я, и мы несемся на юг так
быстро, как только способны наши ноги. Еще в полете я
заметил, что место аварии в шести километрах от Днестра.
Мы должны переправиться через реку — в противном слу¬
чае станем легкой добычей приближающихся красных. Бе¬
жать нелегко, поскольку у меня высокие меховые ботинки
и меховой костюм. С меня фадом льет пот. Никого из нас
не надо подгонять — мы не хотим оказаться в советской
тюрьме, поскольку это означает немедленную смерть для
многих пилотов пикирующих бомбардировщиков.
Наверное, мы представляем живописное зрелище вме¬
сте с иванами, которые уже в километре от нас. Мы бежим
полчаса и неожиданно оказываемся на берегу резко, почти
перпендикулярно спускающегося к реке утеса. Какое-то
время ищем более пологий спуск, но... его нет! Иваны уже
совсем близко. Тут я внезапно вспоминаю свое детство:
139

мы часто спускались с елей, цепляясь за ветки, чтобы за¬
медлить спуск, и добирались до земли в целости и сохран¬
ности. На поверхности утеса много колючих кустарников,
похожих на наш шиповник. Один за другим мы спускаем¬
ся вниз и приземляемся на берегу реки. Руки и ноги исца¬
рапаны, одежда порвана. Хеншель сильно испуган. Он
кричит:
— Сразу прыгайте! Лучше утонуть, чем быть захвачен¬
ным русскими.
Я, однако, привлекаю здравый смысл. Сразу мы плыть
не можем, поскольку задыхаемся от бега. Немного отды¬
шавшись, сбрасываем с себя одежду. Иваны тем временем
подбегают к обрыву. Нас они не видят, поскольку мы в
мертвой зоне. Они бегают вдоль берега вперед и назад, не в
силах сообразить, куда мы исчезли. Наверняка они думают,
что с утеса спуститься вниз невозможно. Днестр разлился —
снег тает, мимо нас плывут льдины. Мы прикидываем, что
ширина реки составляет около полукилометра, температу¬
ра — 3—4 градуса. Трое моих спутников уже прыгнули в воду,
я задержался, освобождаясь от меховых ботинок и меховой
куртки, Теперь следую за ними, облаченный только в ру¬
башку и брюки; под рубашкой карта, в карманах брюк ме¬
дали и компас. Дотрагиваясь до воды, я говорю себе: «Сюда
войти невозможно», но выхода нет, и вот я уже прыгаю
вперед.
Проходит совсем немного времени, и холод начинает
оказывать свое парализующее действие. Я хватаю ртом воз¬
дух и уже, похоже, не плыву вперед. «Сконцентрируйся как
следует! — говорю я себе. — Думай только о гребках и про¬
должай движение!»
Совсем не заметно, что противоположный берег сколь¬
ко-нибудь приближается. Остальные плывут впереди. Я ду¬
маю о Хеншеле. Он проходил экзамены по плаванию со
мной, когда мы были еще в резервном звене в Граце; если
он сегодня преодолеет эту дистанцию в столь трудных усло¬
виях, он будет способен повторить рекордное время — или,
возможно, приблизится максимально к нему. На половине
реки я догоняю Хеншеля, но все еще отстаю от бортстрел¬
ка другого экипажа; капрал же порядком вырвался вперед.
140

Похоже, что он отличный пловец. Постепенно все чувства
исчезают, кроме инстинкта самосохранения, который при¬
дает мне силы. Меня удивляет выносливость капрала, по¬
скольку я сам бывший спортсмен и привык к перегрузкам.
Я вспоминаю былое. Мне всегда удавалось приходить
первым на дистанции 1500 метров, и часто я просто сгорал,
когда пытался показать наилучшие результаты в девяти
других спортивных дисциплинах. Эта тяжелая подготовка
сейчас мне пригодилась. В спортивной терминологии мое
истощение сейчас не превышает 90 процентов моих воз¬
можностей. Капрал выбирается из воды и падает на берег.
Немного позже и я достигаю спасительного берега; ефрей¬
тор выплывает почти сразу за мной. Они оба лежат непо¬
движно, промерзшие до костей, бортстрелок что-то бормо¬
чет. Бедняга! Сидя на берегу, я вижу, как Хеншель борет¬
ся с волнами. Ему осталось всего 70 метров. Внезапно он
вскидывает руки и кричит: «Я не могу, не могу больше!» —
и погружается под воду. Ему удается всплыть, но он снова
тонет. Я прыгаю в воду, используя те 10 процентов энергии,
что, надеюсь, у меня осталось. Наконец добираюсь до мес¬
та, где видел Хеншеля в последний раз. Но нырнуть не спо¬
собен, поскольку для этого мне нужно набрать в легкие
воздух, а холод мешает мне сделать это. После нескольких
безуспешных попыток я могу лишь вернуться к берегу.
Если бы мне даже удалось зацепить Хеншеля, то я остался
бы с ним в Днестре. Он очень тяжел, и такой груз был бы
для меня слишком большим. Теперь я лежу в изнеможении
на берегу, без сил и с глубокой печалью о моем друге Хен-
шеле. Немного позже мы произносим молитвы по нашему
товарищу.
Карта испорчена водой, но я многое помню. Но как да¬
леко мы находимся за русским фронтом? Есть у нас шанс,
что рано или поздно мы выйдем к румынам? Я проверяю
оружие — у меня револьвер калибра 6,35 мм с шестью пат¬
ронами, у капрала — калибра 7,65 мм с полным магази¬
ном. Ефрейтор потерял свой револьвер в воде, у него толь¬
ко сломанный нож Хеншеля. Мы отправляемся в путь на
юг с этим оружием в руках. Расстилающаяся перед нами
равнина знакома нам по полетам в воздухе. Деревень здесь
141

мало, в 50 километрах на юг находится дорога, идущая с
запада на восток. Я знаю на ней две станции — Балта и
Флорешти. Даже если русские сделали глубокий прорыв,
можно считать, что здесь нет противника.
Время примерно три часа дня, солнце стоит высоко на
юго-западе и слабо освещает наши лица с правой стороны.
Сначала мы направляемся в долину с относительно высо¬
кими холмами по сторонам. Я призываю к осторожности.
Нам следует избегать населенных мест. Каждому поруча¬
ется сектор для наблюдения.
Внезапно дает знать о себе голод. До меня доходит, что
я весь день не ел. Это был восьмой вылет, и для еды между
вылетами времени не хватило. Мне требовалось написать и
отправить рапорт после каждого вылета, а также получить
по телефону инструкции для следующего задания. В это вре¬
мя самолеты заправлялись горючим и пополнялись бомба¬
ми. Экипажи получали возможность немного отдохнуть и
даже перекусить, но я не мог к ним присоединиться.
Думаю, мы шли около часа; солнце начало заходить,
а одежда — сильно холодить тело. Вдруг я что-то замечаю
впереди, но поначалу боюсь ошибиться. Нет, в самом
деле, впереди, в тени от заходящего солнца, три фигуры.
Они определенно заметили нас. Возможно, эти люди ле¬
жали на животе за холмами. Это крупные парни и, без со¬
мнения, румыны. Теперь я могу разглядеть их лучше. Тот,
кто в середине, вооружен пистолетом-пулеметом. У его
товарищей винтовки на плече. Автоматчик совсем молод;
остальным примерно по сорок — возможно, это резерви¬
сты, они в коричнево-зеленой форме и приближаются к
нам с некоторой опаской. Внезапно до меня доходит, что
на нас нет формы и что наша национальная принадлеж¬
ность совсем не очевидна. Я поспешно прошу капрала уб¬
рать свой револьвер и тороплюсь спрятать свой, пока ру¬
мыны их не заметили и не открыли по нас огонь. Трио
останавливается в 100 метрах и с юмором нас оглядывает.
Я начинаю объяснять нашим союзникам, что мы немцы,
совершившие вынужденную посадку, и умоляю их помочь
с пищей и одеждой, говорю, что мы хотим как можно бы¬
стрее вернуться в наше подразделение.
142

Я говорю:
— Мы — немецкие летчики, совершившие вынужден¬
ную посадку, — и в это время вижу, как лица румын тем¬
неют, а три дула направляются мне в грудь.
Тот, кто моложе, быстро хватает мою кобуру и вытаски¬
вает оттуда револьвер. Они стоят спиной к солнцу. Я вни¬
мательно всматриваюсь. Серп и молот. Это русские. Я ни се¬
кунды не думаю о плене, только бегство. Шансов убежать —
один из ста. Скорее всего, за мою голову в России назначе¬
на хорошая цена, и этих людей весьма щедро наградят. Но
как я могу бежать? Я безоружен. Медленно оглядываюсь
посмотреть, есть ли люди на берегу. Русские угадывают мое
намерение, и один из них кричит: «Стой!» Я пригибаюсь,
делая резкий поворот, и бегу прочь. Сзади раздается три
выстрела; за ними следует непрерывная очередь из автома¬
та. Я чувствую острую боль в плече. Парень с пистолетом-
пулеметом попал в меня, двое других промахнулись.
Я несусь как заяц, зигзагами поднимаясь на холм. Пули
свистят выше и ниже меня, справа и слева. Иваны бегут за
мной, останавливаются, стреляют, снова останавливают¬
ся, снова стреляют. Только недавно я настолько сильно
замерз, что с трудом переставлял ноги, но теперь бегу стре¬
мительно, как никогда в жизни. Я никогда не пробегал
400 метров за столь малое время. Кровь хлещет из плеча, в
глазах темнеет. Я обогнал моих преследователей на 50—
60 метров; пули свистят нескончаемо. У меня в голове един¬
ственная мысль: «Потерпел поражение лишь тот, кто при¬
знал, что потерпел поражение». Холм, кажется, никогда не
кончится. Я продолжаю держать направление на солнце,
чтобы Иванам труднее было целиться. Но и меня самого
слепит солнце, и я могу совершить какую-нибудь ошибку.
Только что я уже совершил одну такую. Я наконец добира¬
юсь до гребня, но здесь чувствую, что силы на исходе, и,
чтобы расходовать их экономнее, решаю держаться верши¬
ны гребня — больше спуска вниз и подъема я не выдержу.
Здесь я с трудом верю своим глазам: с вершины холма
ко мне бегут двадцать иванов. По всей видимости, они все
видели и теперь намерены догнать раненого и уставшего
беглеца. Моя вера в Бога колеблется. Зачем Ему понадо¬
143

билось поначалу дать мне надежду на освобождение? Я
ведь почти выбрался из этой абсолютно безнадежной си¬
туации, самой трудной в моей жизни. Как Он мог допус¬
тить, чтобы я оказался без возможности сопротивляться,
лишенный последнего оружия — физической силы? Вне¬
запно во мне снова возрождается стремление к свободе и
к жизни. Я бросаюсь вниз с холма. Позади меня в 200—
300 метрах бегут те, кто начал преследовать меня первым;
новая партия бежит немного сбоку. Один из них остался
караулить моих товарищей, что остались стоять, когда я
побежал. Ищейки справа пытаются бежать вниз по холму
параллельно с преследователями, чтобы перерезать мне
дорогу. Впереди — перепаханное поле; спотыкаясь, бегу и
какое-то время не смотрю на иванов. Я смертельно устал,
от комка под ногами падаю плашмя и лежу неподвижно.
Скоро наступит конец. Я могу лишь пробормотать про¬
клятие, у меня нет револьвера, и потому я не могу лишить
иванов радости захватить меня живьем. Я бросил взгляд в
сторону красных. Они сейчас бежали по тому же полю и
потому вынуждены были смотреть себе под ноги. Так они
пробежали около 15 метров, прежде чем подняли глаза и
стали искать меня глазами. Они дошли бы до меня, если
бы не отклонились на 250 метров в сторону. Оглядываясь,
они меня не видят. Я лежу неподвижно на тронутой моро¬
зом пашне. Обламывая ногти, пытаюсь закопаться. Это
трудная задача — земля промерзла и с трудом поддается.
Но мне удается выкопать что-то вроде лисьей норы. Из
раны сочится кровь. Перевязать ее нечем — я лежу на хо¬
лодной земле, покрытой ледяной коркой; но меня обдает
жаром от мысли, что в любой момент могу быть обнару¬
жен! Снова у меня один шанс из ста. Но разве это основа¬
ние отказываться от надежды в ситуации, когда только
вера может сделать невозможное возможным?
Теперь русские снова идут в моем направлении, посте¬
пенно сокращая расстояние. Каждый из них ищет меня
самостоятельно; никакой системы у них нет. Некоторые
из них вообще глазеют по сторонам с бессмысленным вы¬
ражением. Они меня не волнуют. Но один направляется
прямо ко мне. Это ожидание непереносимо. Всего в два¬
144

дцати шагах от меня он останавливается, смотрит на меня.
Так! Нет сомнения, он смотрит в моем направлении. Он
подходит! Чего он ждет? Несколько минут русский колеб¬
лется; для меня это время — вечность. Время от времени
он поворачивает голову чуть вправо, затем чуть влево; он
смотрит куда-то выше меня. На мгновение я обретаю уве¬
ренность, что я незаметен, но тут же вижу, что опасность
не миновала. Тем временем на гребне появляются силуэ¬
ты моих первоначальных преследователей. По всей види¬
мости, когда столько ищеек идут по следу, они перестают
относиться к своей задаче серьезно.
Внезапно я слышу откуда-то сбоку рокот самолета.
Обернувшись, я вижу, как моя эскадрилья «Штук» летит
через Днестр с сильным истребительным эскортом и дву¬
мя «шторьхами». Это значит, что капитан Фишер поднял
тревогу и меня разыскивают, чтобы вызволить из трудно¬
го положения. Там, вверху, они не знают, что ищут меня в
неверном направлении, что я уже на этой стороне реки, в
10 километрах от места посадки. На этом расстоянии я не
могу никак привлечь их внимание; не могу осмелиться
даже поднять свой мизинец. Самолеты делают один круг за
другим на разных уровнях. Когда они исчезают в восточном
направлении, то наверняка думают: «На этот раз достали
даже этого». Они улетают домой, и я с тоской гляжу им
вслед. Они, по крайней мере, знают, что сегодня вечером
будут ночевать под крышей, я же не знаю, буду ли жив че¬
рез несколько минут. Я лежу едва дыша, ежась от холода,
солнце медленно садится. Почему меня еще не нашли?
По склону холма движется колонна иванов, вразброд,
словно индейское племя, с лошадьми и собаками. Снова я
раздумываю о Божьей справедливости, поскольку, если бы
иваны пошли чуть позже, меня скрыла бы темнота. Я бук¬
вально чувствую, как под ногами русских дрожит земля.
Мои нервы напряжены до предела. Я украдкой смотрю на¬
зад. Люди и лошади проходят мимо меня на расстоянии
всего 100 метров. Почему ни одна собака меня не учуяла?
Почему никто меня не нашел? Пройдя мимо меня, рус¬
ские расходятся цепью на два метра друг от друга. Если бы
они сделали это на 50 метров раньше, они бы натолкну¬
145

лись на меня. Скоро русские исчезают в медленно сгуща¬
ющихся сумерках.
Вечернее небо становится темно-голубым, появляются
первые слабые звезды. На моем компасе нет фосфориче¬
ского покрытия, но света еще достаточно, чтобы я мог оп¬
ределить направление, — следует двигаться на юг. Я заме¬
чаю перед собой крупную и легко различимую звезду, име¬
ющую небольшую соседку. Пусть она будет моей путевод¬
ной звездой. Интересно, как русские называют созвездие?
Опускается темнота, и я больше ничего не вижу, останав¬
ливаюсь, одеревенелый, голодный, почти не чувствуя боли,
от нестерпимого желания пить. Я вспоминаю о моем шоко¬
ладе — но я оставил его в меховой куртке на берегу Днест¬
ра. Обходя дороги, тропинки и деревни, в которых иван
наверняка имеет дозоры, я иду прямо к своей звезде по пе¬
ресеченной местности, вверх и вниз по холмам, пересекаю
ручьи, болота и трясины, а также поля торчащих стеблей
кукурузы. Мои голые ноги порезаны. Снова и снова в от¬
крытом поле я спотыкаюсь о большие камни. Постепенно
перестаю ощущать нижние конечности, только желание
жить и сохранить свободу побуждает меня продолжать
путь. Они неразделимы — жизнь без свободы теряет смысл.
Как глубоко иван прорвал фронт? Сколько мне еще идти?
Когда я слышу лай собаки, мне приходится идти в обход,
поскольку дома поблизости наверняка населены не друзь¬
ями. Время от времени я вижу вспышки артиллерийских
выстрелов на далеком горизонте и слышу глухой рокот; по
всей видимости, наши ребята начали артиллерийский об¬
стрел. Но это означает, что русские прорвались далеко.
В долинах между холмами непроницаемая темень, и здесь я
временами попадаю в ямы, наполненные грязью по коле¬
но. Однажды увязаю столь глубоко, что не хватает сил вы¬
браться — падаю вперед на твердый край ямы, чтобы выз¬
волить ногу. Здесь я лежу десять минут, чувствуя, что мои
аккумуляторы совсем разрядились. Немного отдохнув, на¬
бираюсь сил, чтобы подняться на покатое возвышение. Но
скоро такая же неприятность повторяется со мной снова,
на следующей же неровности. Это происходит в девять ве¬
чера. Теперь мои резервы истощились полностью. Даже
146

после продолжительного отдыха я не могу восстановить
силы. Без воды, еды и сна продолжать путь невозможно.
И я решаю заглянуть в какое-нибудь уединенное жилище.
Я слышу, что где-то на расстоянии лает собака, и иду
на звук. Похоже, я недалеко от какой-то деревни. Через
какое-то время подхожу к какому-то сельскому домику, и
здесь мне трудно справиться с яростно лающей собакой.
Боюсь, что она может привлечь часовых из какой-нибудь
близлежащей деревни. Я стучу в дверь, но никто не отве¬
чает; возможно, здесь никого нет. То же повторяется в
следующем доме. Я направляюсь к третьему. Когда и здесь
не удается добиться никакого результата, я начинаю испы¬
тывать нетерпение и бью окно, чтобы забраться внутрь.
В этот момент дверь открывает старая женщина с закоп¬
ченной керосиновой лампой. Я уже почти пролез в окно,
но теперь выпрыгиваю обратно и вхожу в дверь: Старая
женщина пытается выдворить меня обратно. Я решитель¬
но проталкиваюсь мимо нее. Повернувшись к ней, я пока¬
зываю в направлении на деревню и спрашиваю: «Больше¬
вики?» Она кивает. Отсюда я заключаю, что иван занял
деревню. Тусклый свет лампы совсем слабо освещает ком¬
нату, в которой есть лишь стол, скамья и древний шкаф.
В углу какой-то седоволосый старик храпит на довольно
кривоногой кровати. Ему где-то около семидесяти. У этой
пары есть только эта кровать. Не произнеся ни звука, я иду
к ней и ложусь. Что я могу сказать? Русского я не знаю.
Тем временем они видят, что я не хочу сделать им ниче¬
го дурного. Босой, в рваной одежде, с запекшимися на
рубашке пятнами крови, я скорее жертва нападения, чем
грабитель. И меня не трогают. Старуха укладывается в но¬
гах. Над нашими головами продолжает слабо светить лам¬
па. Мне даже не приходит в голову спросить: есть у них
что-то из одежды и обуви, можно ли перевязать мою рану.
Я хочу лишь отдохнуть.
Скоро меня начинает мучить жажда и голод. Я сажусь
на кровати и умоляюще складываю руки, после чего жес¬
тами показываю, что хочу есть и пить. После короткого
колебания старуха приносит мне кувшин с водой и ломоть
немного заплесневелого кукурузного хлеба. Не ел ничего
147

лучшего за всю мою жизнь. С каждым глотком и каждым
куском хлеба чувствую, как растут мои силы, воля к жиз¬
ни и инициатива. Поначалу я глотаю хлеб жадно, затем
начинаю жевать более тщательно, обдумывая ситуацию и
составляя план действий на будущее. Наконец я покончил
с хлебом и водой. До часу ночи мне следует поспать. Сей¬
час 9.30 вечера. Отдохнуть необходимо. И потому я снова
ложусь на деревянное ложе и погружаюсь в чуткий сон.
Приходится просыпаться каждые четверть часа с пункту¬
альностью будильника, чтобы проверить время. Ни в коем
случае нельзя глубоко засыпать — мне нужно уйти как
можно дальше на юг. 9.45, 10 часов, 10.15 и так далее;
12.45, 1.00. Пора! Я осторожно выхожу из дома; старуха
закрывает за мной дверь. Спросонья, из-за непроглядной
темноты или же скользкой ступеньки, я оступаюсь.
Идет дождь. Даже собственной руки я не могу разгля¬
деть. Путеводная звезда исчезла. Как же теперь найти до¬
рогу? Вдруг вспоминаю, что, когда я выходил из дома, ве¬
тер дул мне в спину. Снова нужно идти по ветру, чтобы
держать курс на юг. А не переменился ли он? Направление
ветра определить трудно — боюсь, что, ориентируясь на
него, я начну ходить по кругу. Передо мной непроглядная,
как чернила, темнота и препятствия разного рода. Я про¬
валиваюсь куда-то и ушибаю голень. Собаки подняли
лай — значит, где-то поблизости дома, деревня. Мне оста¬
ется только молиться, что я в следующую минуту не столк¬
нусь с русским часовым. Наконец на открытом простран¬
стве определенно можно сказать, что ветер дует в спину.
Дворняги успокоились и стихли. Я бреду, как раньше,
вверх по холму, затем спускаюсь по его склону, снова
вверх, вниз, через кукурузные поля, по камням, сквозь
перелески, где сохранять направление труднее, поскольку
там уловить, куда ветер дует, сложней. На горизонте вижу
непрекращающиеся вспышки орудий и слышу мерные
раскаты выстрелов. Можно прокладывать курс по слуху.
Вскоре после трех утра я замечаю слева от себя серый
свет — начинается день. Это хороший признак, посколь¬
ку говорит, что ветер не изменил направление и я иду точ¬
но на юг.
148

Я прошел уже 10 километров. Поскольку вчера уже были
преодолены еще 15, то теперь я нахожусь примерно в 25 ки¬
лометрах от Днестра, передо мной вырастает холм пример¬
но в 250 метров высотой, лезу наверх. Возможно, с верши¬
ны будет видна общая панорама, и тогда я отмечу для себя
несколько ориентиров. Но хотя местность уже ярко осве¬
щена, каких-то определенных ориентиров найти не удает¬
ся. На многие километры справа и слева видны лишь три
маленькие деревушки. Хорошо то, что холм тянется с севе¬
ра на юг, так что я продолжаю двигаться по хребту. Скаты
холма пологие, а кустов мало, так что, если кто-либо ко мне
будет приближаться, его легко будет увидеть. Преследова¬
телям придется карабкаться на холм, а я быстро спущусь по
другой стороне. Да и кто будет меня здесь искать? На серд¬
це у меня легко, поскольку я чувствую, что смогу пройти на
юг немало километров. Хочется уйти как молено дальше от
места, где меня искали.
Длина холма, по моим прикидкам, составляет 10 кило¬
метров, это для меня бесконечное расстояние. Но так ли
это уж и много? Я подбадриваю себя, что бегал 10 кило¬
метров по утрам. Причем несколько раз, и укладывался в
сорок минут. То, что ты тогда сделал за сорок минут, ты
можешь сейчас сделать за шестьдесят — и призом будет
свобода. И потому представь, что ты бежишь марафон!
Подобную картину может изобразить только сумасшед¬
ший художник — бегущий марафон человек на вершине
горы, с босыми, истекающими кровью ногами, с тесно
прижатыми руками, чтобы уменьшить боль от раненого
плеча.
Ты должен сделать это... думай только о беге... и беги...
и продолжай бег.
Но время от времени мне приходится переходить на
медленную трусцу или на шаг, чтобы преодолеть следу¬
ющую сотню метров. Затем я начинаю бег снова... Это не
займет больше часа.
Но вот, к несчастью, мне приходится оставить спаси¬
тельную высоту, поскольку холм спускается. Передо мной
расстилается широкая равнина, причем в моем направле¬
нии идет небольшая лощина. Это опасно, если мне встре¬
149

тится какая-либо неожиданность. Кроме того, время под¬
ходит к семи, и вероятность нежелательной встречи возра¬
стает.
К тому же мои аккумуляторы снова разряжены. Я хочу
пить... есть... отдохнуть. До сих пор я не видел ни одной
живой души. Какие мне предпринять предохранитель¬
ные меры? Что я могу сделать? Я не вооружен; я только
хочу есть и пить. Вспомнить про воздержанность? Воздер¬
жанность — это добродетель, но голод и жажда — это
элементарные потребности. Нужда заставляет забыть об
осторожности. На горизонте появились в утреннем ту¬
мане два деревенских дома. Я должен пробраться в какой-
нибудь...
На мгновение я останавливаюсь в двери сарая и огля¬
дываю уголки. Ничего нет. Абсолютно пустое помещение,
ни упряжи, ни сельскохозяйственных орудий, ни одного
живого существа. Постой! Из угла в угол бегает крыса. На
току лежит большая куча полусгнивших кукурузных лис¬
тьев. Я жадно хватаю их пальцами. Если бы найти хотя бы
пару кукурузных зерен... Но я ничего не нахожу... Я ищу,
ищу, ищу... но ничего!
Внезапно я слышу позади шорох. Какие-то фигуры ос¬
торожно крадутся мимо двери в другой сарай. Кто это —
русские или беженцы, столь же оголодавшие, как и я, и
которые также пытаются добраться до своих? Или это гра¬
бители, ищущие очередную жертву? Я обыскиваю другую
ферму. И здесь я роюсь в куче кукурузных листьев с преж¬
ней тщательностью — но и здесь я ничего не нахожу. Разо¬
чарованный, я прихожу к решению: если здесь нет пищи,
нужно хотя бы отдохнуть. Я выкапываю в куче кукурузных
листьев нору достаточных размеров, чтобы в нее залезть, —
и только я собираюсь в ней устроиться, как слышу шум: по
дорожке тарахтит телега. На ней сидит человек в высокой
меховой шапке, позади него девушка. Там, где девушка, не
может быть опасности, потому я подхожу к ним. По высо¬
кой меховой шапке я понимаю, что человек — румынский
крестьянин.
Я спрашиваю девушку:
— У вас есть что-нибудь поесть?
150

— Если вы захотите это... — Она вытаскивает из мешка
несколько засохших лепешек. Крестьянин останавливает
лошадь. Только сейчас до меня доходит, что я спрашивал
по-немецки и по-немецки же получил ответ.
— Где вы научились говорить по-немецки?
Девушка объяснила, что она ушла с немецкими солда¬
тами из Днепропетровска и что она учила там немецкий.
Теперь она хочет остаться с румынским крестьянином, что
сидит рядом с ней. Они бегут от русских.
— Но вы идете прямо в их направлении. — По их лицам
я вижу, что они мне не верят. — Русские уже в том городе?
— Нет, это Флорешти.
Этот неожиданный ответ ободряет. Флорешти лежит на
железнодорожной линии Балта—Флорешти.
— Девушка, вы можете сказать, там еще есть немецкие
солдаты?
— Нет, немцы ушли, но там могут быть румынские сол¬
даты.
— Спасибо, и Бог в помощь.
Я машу вслед уезжающей телеге. Сейчас меня часто
спрашивают: почему я не «реквизировал» телегу? Эта идея
не приходила мне в голову. Эти двое были такими же бег¬
лецами, как и я. К тому же именно благодаря им я узнал,
что Бог позволил мне уйти от преследователей.
После того как мой восторг несколько угас, меня охва¬
тила слабость. На протяжении последних 10 километров я
чувствовал сильную боль. Рана в руке давала о себе знать на
каждом шагу; внезапно напомнила о себе и расцарапанная
нога. Идя дальше, я встретил поток беженцев с тележками,
в которых было самое необходимое. Беженцы очень спе¬
шили.
На окраинах Флорешти я увидел двух солдат на куче
песка. Они заметили мою немецкую форму. Еще несколь¬
ко метров, и .мои надежды сбудутся. Незабываемое зре¬
лище!
Я крикнул им:
— Подойдите сюда!
Они отозвались:
— Что это значит — иди сюда? Кто ты, приятель?
151 ‘

— Я — майор Рудель.
— Ну уж нет. Майоры выглядят не так.
У меня не было документов, но я вытащил из кармана
Рыцарский крест с дубовыми листьями и мечами и пока¬
зал им. Поглядев на награду, капрал произнес:
— Тогда мы вам верим.
— Здесь есть немецкая комендатура?
— Нет, только штаб войск охраны тыла на перевязоч¬
ном пункте.
Именно туда я и отправился. Все там бросились ко мне
и принялись обнимать. К этому времени я уже почти не
мог ходить. Доктор осторожно отделил от кожи ткань ру¬
башки и брюк — они прилипли к моей коже. Он смазал
свежие порезы на ногах йодом и перевязал плечо. Во вре¬
мя этой процедуры я наслаждаюсь самой вкусной сосис¬
кой в моей жизни. Позднее я спрашиваю: можно ли наде¬
яться на самолет, который доставит меня в эскадрилью?
— Какую одежду вы собираетесь носить? — спрашива¬
ет меня доктор. — Мы не можем вам ничего одолжить.
Меня закутывают в одеяло и в таком виде везут на авто¬
мобиле в Балту. Мы подъезжаем к пропускному пункту на¬
шего аэродрома. Но что это? Лейтенант Эберсбах открыва¬
ет дверь машины:
— Лейтенант Эберсбах, командующий передовой час¬
тью 3-й эскадрильи, перебазирующейся в Яссы.
За ним следует какой-то солдат, у которого в руках не¬
много одежды для меня. Это означает, что в Балту по
телефону уже доложили, что я еду, и Эберсбаху довелось
находиться на пропускном пункте, когда пришло это со¬
общение. Ему сообщили, что его коллега, которого счита¬
ли погибшим, скоро прибудет голый, как бы вновь рож¬
денный. Я забираюсь в «Ju-52» и лечу в Раховку, для того
чтобы присоединиться к эскадрилье. Здесь немедленно
зазвонил телефон, новость распространилась с быстротой
молнии. Полковой повар Рункель уже готовит пирог в
честь моего спасения. Вокруг улыбающиеся лица, вся эс¬
кадрилья выстроилась в мою честь. Возвращение к товари¬
щам стало возвращением к жизни и самой большой награ¬
дой за тяжелые испытания в моей судьбе.
152

Мы со скорбью вспомнили смерть Хеншеля, нашего луч¬
шего бортстрелка, имевшего 1200 боевых вылетов. Этим
вечером мы все долго сидим вместе вокруг огня. Царит
праздничная атмосфера. Группа, в которую входит наше
подразделение, прислала делегатов, в том числе и доктора,
которому предписывается «сидеть в изголовье моей крова¬
ти». Он передает мне поздравления генерала и приказ об
отстранении от полетов, чтобы я полетел в отпуск, как
только буду способен совершить это путешествие. И сно¬
ва мне придется разочаровать бедного генерала. Меня
сильно беспокоит складывающаяся ситуация. Можем ли
мы сейчас задержать Советы, двигающиеся большими си¬
лами на юг через Днестр? Я не могу лежать в постели ни
единого дня.
На следующее утро нам приходится перебираться в
Яссы со всем персоналом. Погода скверная, летать невоз¬
можно. Пока нам приходится оставаться на земле, я могу
слушаться доктора и отдыхать. Но уже на следующий день
я лечу вместе с моей эскадрильей в Яссы; отсюда не очень
далеко летать на будущие цели в районе Днестра. Мое пле¬
чо перевязано, и я не могу двигать рукой, но во время по¬
лета это не играет особой роли. Гораздо труднее на земле,
поскольку израненные ноги слушаются меня плохо. Лю¬
бое давление на педали вызывает резкую боль. До самоле¬
та меня несут на руках.
Яссы — это красивый румынский город, совершенно не
тронутый войной. Нам он кажется великолепным, напо¬
миная города нашей родины. Мы заглядываем в витрины
и радуемся, как дети.
На следующее утро разведка обнаруживает сильные
бронированные и моторизованные подразделения врага,
продвинувшиеся уже почти к северной части Балты. Воз¬
можно, они даже достигли этого города. Погода еще пло¬
хая; поскольку местность гористая, из тумана выглядыва¬
ют лишь самые высокие вершины. Положение скверное:
войск, способных создать фронт, нет. Моторизованные
соединения могут подойти только через полдня. Как оста¬
новить врага? Мы остались одни. Воздушная разведка до¬
кладывает о сильном огне противовоздушной артиллерии,
153

которую Советы везут с наступающими частями. Совет¬
ские «спитфайры» и «Ла-5» постоянно защищают насту¬
пающих клиньями русских. Под угрозой как наш Южный
фронт в России, так и румынские нефтяные поля — оба
этих фактора имеют для нас огромное значение. Я игнори¬
рую все сомнения руководства по поводу моего физиче¬
ского состояния. Русских надо задержать, их танки и на¬
ступательные средства уничтожить. Проходят недели, пока
наши коллеги на земле создают оборонительную линию.
Унтер-офицер Ротманн, мой преданный бортстрелок
еще с прежнего времени, перед вылетами заносит меня в
кабину самолета. До трех пополудни я делаю три боевых
вылета в ужаснейшую погоду. Сильный зенитный огонь.
Осколки делают пробоины, но самолетов на смену нет.
Я и сам в очень скверной форме. Только решимость оста¬
новить Советы всеми доступными способами позволяет
мне продолжать свою работу. Кроме того, это наверняка
те солдаты, которые хотели меня поймать, — в тот день,
когда я бежал, московское радио сообщило, что захвачен
майор Рудель. По всей видимости, они не верят, что я мог
добраться до линии фронта. Неужели те двое, кто не стал
бежать, выдали мое имя?
Мы атакуем танки, вспомогательные колонны с продо¬
вольствием и бензином, пехоту и кавалерию, бросая бом¬
бы и стреляя из пушек. Нам приходится атаковать с высот
между 10 и 200 метрами, поскольку погода отвратительна.
Я вылетаю на самолете в составе моего противотанково¬
го звена самолетов с 37-миллиметровыми пушками, чтобы
охотиться за танками на возможно низкой высоте. Скоро
все экипажи отстраняются от полетов, поскольку при попа¬
дании в мой самолет я беру себе другую машину и таким
образом лишаю возможности летать всех остальных. Я при¬
казываю заправить и пополнить снарядами мою машину в
числе первых. Мы вдвоем отправляемся к фронту между
общими вылетами эскадрильи сами по себе. Как правило,
истребители нас не сопровождают, и потому русские име¬
ют возможность реализовать свой огромный численный
перевес. Маневрирование затруднительно в этих воздуш¬
ных сражениях, поскольку я не могу нажимать на педали и
154

вынужден пользоваться только ручкой. До сих пор, однако,
в меня попадали только из зениток — но так было каждый
вылет, а это достаточно часто. Во время последнего за день
вылета я лечу на обычной «Штуке» (без противотанковой
пушки) с бомбами и двумя 20-миллиметровыми пушками.
С таким оружием нельзя пробить броню. По всей видимо¬
сти, красные не ожидают видеть нас так поздно; нам нуж¬
но определить места их сосредоточения и получить общее
представление о картине в целом, что важно для наших зав¬
трашних вылетов. Мы летим вдоль двух дорог, идущих на
север в направлении Балты. Солнце уже низко над линией
горизонта; огромные облака дыма поднимаются от дерев¬
ни Фал ешты. Возможно, там дерется румынский отряд.
Я опускаюсь ниже всех и лечу над деревней — по самолету
открывают сильнейший зенитный огонь. Я вижу множе¬
ство танков, за которыми идет большая колонна грузови¬
ков и моторизованной пехоты. Танки, к моему удивлению,
несут два-три бака с горючим. Внезапно я понимаю — рус¬
ские не будут ждать наших завтрашних вылетов, они хотят
сегодня ночью совершить прорыв и проникнуть в самое
сердце Румынии, в богатые районы нефти, и тем самым от¬
резать наш Южный фронт. Русские пользуются сумерками,
поскольку днем их продвижению вперед препятствуют мои
«Штуки». На серьезные намерения русских указывают и
баки с топливом на танках — с ним можно при необходи¬
мости далеко продвинуться даже без подвоза горючего. По¬
хоже, я вижу начало большой операции. И видим это толь¬
ко мы; на нас теперь лежит большая ответственность. Я даю
распоряжения по радио:
— Самой важной целью для атаки...
— Вы должны бросать каждую бомбу отдельно...
— В дальнейшем производите атаки на низкой высоте,
пока не израсходуете последний снаряд...
— Те, у кого есть пушки, также должны стрелять по гру¬
зовикам.
Я сбрасываю свои бомбы, после чего начинаю охоту со
своей 20-миллиметровой пушкой. В любое другое время
стрелять по танкам из пушки этого калибра — впустую тра¬
тить снаряды, но сегодня на броне у Иванов баки с горю¬
155

чим, так что рискнуть стоит. После первых бомб русская
колонна останавливается, а затем танки перестраивают¬
ся, увеличивая дистанцию; зенитки начинают бешеную
стрельбу. Но мы не отвлекаемся на борьбу с ними. И рус¬
ские понимают, что мы полны непреклонной решимости.
Они в панике уезжают с дороги куда-нибудь подальше или
же начинают кружить, чтобы затруднить нам прицелива¬
ние. Во время каждого захода я попадаю в бак либо зажига¬
тельным, либо разрывным снарядом. По всей видимости,
горючее проникает через соединения; некоторые танки,
стоящие в глубокой ’тени холмов, взрываются с ослепитель¬
ными вспышками. Если огонь от взрыва боезапаса вырыва¬
ется из танка, небо озаряется настоящим фейерверком.
Если при этом танк имел сигнальные ракеты, они раскра¬
шивают этот фейерверк в самые разнообразные цвета.
Каждый раз, заходя в атаку, я чувствую лежащую на нас
ответственность и надеюсь на то, что мы успешно выпол¬
ним нашу задачу. Как удачно, что мы сегодня обнаружили
эту колонну! У меня кончились боеприпасы. Только что я
вывел из строя пять танков, но в поле видно еще несколь¬
ко монстров, некоторые из них продолжают двигаться.
Когда-нибудь я расквитаюсь и с ними.
— Ханнельоре 7,1, — это позывной командира 7-го зве¬
на, — истратив снаряды, вы должны лететь домой.
Я же вместе с моим ведомым на большой скорости лечу
к аэродрому. Мы не будем задерживаться на заправку топ¬
ливом — у нас в баках его еще достаточно, — нам требуется
только пополнить запас боеприпасов. Темнота опускается
быстро. Хотя те отличные ребята, что подвешивают бомбы
и загружают снаряды, стараются изо всех сил, мне кажется,
что все делается слишком медленно. Я уже объяснил им,
что стоит на кону, и они совсем не хотят подвести своих
товарищей в воздухе. Всего через десять минут после при¬
земления я снова взлетаю. Мы видим возвращающуюся эс¬
кадрилью; она подлетает к аэродрому с включенными габа¬
ритными огнями. Мне кажется, что я вернулся к цели
спустя целое столетие. Когда я улетал, взрывы ярко осве¬
щали поле битвы ярким огнем, танки и грузовики горели —
сейчас же почти ничего не видно. Я лечу на север и, спус¬
156

каясь на низкую высоту, двигаюсь вдоль железной доро¬
ги, пытаясь догнать двух стальных монстров, двигающихся
в том же направлении, возможно, чтобы доставить печаль¬
ную новость своему командованию. Чуть наклонив само¬
лет, я иду в атаку. В сгустившейся мгле я способен четко
различить цель только в самые последние секунды, когда
уже рискую врезаться в землю. Это нелегкая цель — но эти
танки, как и их подбитые предшественники, несут на себе
большие баки, и благодаря этому мне удается взорвать обе
машины, хотя для этого и приходится израсходовать весь
боезапас. С этими двумя танками я уничтожил за сего¬
дняшний день семнадцать машин. Моя эскадрилья имеет
примерно такое же число, так что потери иванов состави¬
ли около тридцати танков. Довольно черный день для вра¬
га. Сегодня после всех этих событий мы, я уверен, можем
спокойно спать в Яссах. Насколько был сбит наступатель¬
ный порыв врага, мы узнаем завтра. Свою последнюю по¬
садку мы делаем уже в темноте. Только теперь я начинаю
чувствовать, как болит мое тело, и только сейчас я позво¬
ляю себе расслабиться. Как армейское командование, так и
командование авиагруппы хочет знать все подробности.
И мне приходится сидеть половину ночи с трубкой у уха.
На следующий день задача очевидна: вылетать для дей¬
ствий против тех же сил, что и вчера.
Мы вылетаем очень рано, так чтобы прибыть к рассве¬
ту на место, поскольку иваны наверняка захотят использо¬
вать это время. Погода отвратительна, облака висят на вы¬
соте 100—150 метров над летным полем. Снова святой Петр
помогает нашему противнику. Окружающие возвышен¬
ности не видны. Мы можем лететь только над долинами.
Я раздумываю — какая неожиданность ждет нас сегодня.
Пролетая над Фалештами, мы видим усеянное обломками
поле — точно в таком виде, в каком мы оставили его вче¬
ра. Строго на юг от Балты мы встречаем первые танковые и
моторизованные колонны. Они хорошо прикрыты — как
зенитным огнем, так и истребителями. Должно быть, рус¬
ские уже знают, что мы вчера устроили хорошее представ¬
157

ление. Но я гоню от себя мысль, что сегодня могу сделать
здесь вынужденную посадку. Мы сразу атакуем и тут же
ввязываемся в воздушный бой, как и во время каждого вы¬
лета, поскольку на этом участке нет совершенно ни одного
истребителя, который можно было бы выделить для нашей
поддержки. Воздушный бой приходится принимать в усло¬
виях плохой погоды. Из-за низкой высоты мы несем поте¬
ри, но надо сохранять эту высоту, поскольку дело срочное
и терять нельзя ни минуты. Если мы не задержим иванов,
они скоро появятся на нашем собственном аэродроме.
Жаль, что со мной летает бортстрелком не Хеншель — этот
парень имел отличный опыт, и в вылетах с ним было на¬
много спокойнее. Сегодня моим бортстрелком является
унтер-офицер Ротманн — хороший парень, но опыта у него
недостаточно. Летчики любят летать с ним, поскольку ве¬
рят, что Ротманн может выбраться из заварухи, из которой
не выберется никто другой. По возвращении эскадрильи на
аэродром я не мог дожидаться, когда заправятся остальные,
и вылетел в паре с лейтенантом Фишером. Мы отправились
к танкам на окраинах Балты. Над целью нас встречает не¬
сколько истребителей. Погода еще хуже, чем раньше; при¬
ходилось лететь совсем низко; видимость не превышает
250 метров. Немного подняв самолет около Балты, я осмот¬
релся — не появятся ли наши истребители. Но наших нет —
есть лишь русские.
— Смотри, Фишер, здесь одни «аэрокобры». Подходи
ко мне ближе и держись на хвосте.
Русские нас уже заметили. Их самолетов около двадца¬
ти. Для них мы удобная цель, и вот они уверенно идут в
атаку. Мы не можем теперь набрать высоту, приходится
лететь у самой земли, вжимаясь в любую узкую лощину,
чтобы попытаться скрыться. Быстрых поворотов мой са¬
молет при этом делать не может, поскольку при резком
нажатии на педаль я ощущаю резкую боль, приходится ис¬
пользовать для маневров только ручку. Эта тактика меня
не спасет, если за мной охотится пилот, который знает
хотя бы азы пилотирования. А у меня на хвосте, похоже,
пилот, который знает свое дело в совершенстве. Ротманн
начинает проявлять беспокойство:
158

— Они собьют нас!
Я кричу, чтобы он заткнулся и стрелял, вместо того
чтобы болтать языком. Он вскрикивает, — по моему фю¬
зеляжу бьют снаряды. Попадание следует за попаданием,
а я не состоянии сдвинуть педаль. Мной овладевает слепая
ярость. От злости я просто вне себя. Раздаются сильные
удары снарядов большого калибра: «аэрокобра» стреля¬
ет из 37-миллиметровой пушки. Помимо этого, у нее есть
20-миллиметровые орудия. Сколько еще снарядов выдер¬
жит мой верный «Ju-87»? Сколько еще ждать, когда он за¬
горится и начнет рассыпаться? Меня сбивали во время
войны тридцать раз — но всегда зенитным огнем, а не ис¬
требителями. Каждый раз я был способен управлять педа¬
лями и маневрировать с их помощью. Это был первый и
последний раз, когда снаряд из истребителя попал в мой
самолет.
— Ротманн, стреляй!
Он не отвечает. Его последние слова: «Я застрял... О!»
Это значит, что защиты сзади нет. Иваны быстро это пони¬
мают; они становятся еще агрессивнее, чем раньше, при¬
ближаясь ко мне сзади, справа и слева. Какой-то парень
атакует меня спереди, заход за заходом. Я нахожу убежище
в очень узком овраге, в котором едва помещаются крылья
моего самолета. Мастерство пилотов неплохое — удар в са¬
молет следует за ударом. Шансов у меня вернуться обратно
совсем мало. Но близ моего аэродрома в Яссах преследова¬
ние прекращается — возможно, у истребителей кончились
боеприпасы. Я потерял Фишера. Он летел от меня по диа¬
гонали, и я не имел времени следить за ним. Ротманн тоже
не знает, что с ним случилось. Сделал ли Фишер вынуж¬
денную посадку или был сбит? Это так и осталось невыяс¬
ненным. Потеря этого умного молодого офицера особенно
тяжело поразила эскадрилью. Мой самолет был в дырах от
20-миллиметровых орудий и получил восемь пробоин от
37-миллиметровых пушек. Ротманн не мог бы долго защи¬
щать мою жизнь.
После подобного приключения любой бы почувствовал
страх и усталость, но этот страх не помог бы делу. Я сажусь
на другую машину и снова поднимаюсь в воздух. Советы
159

должны быть остановлены. В этот день я уничтожаю девять
танков. Тяжелый день. Во время последнего вылета прихо¬
дилось напрягать зрение, чтобы высмотреть какой-нибудь
танк. Хороший знак. Думаю, что ударные силы разгромле¬
ны; пехота сама по себе без танков далеко продвинуться не
сможет.
На следующее утро наземная разведка подтвердила мои
предположения. Никакой активности, почти мертвая ти¬
шина. Когда я приземлился после первого вылета, за этот
день, на крыло моего самолета вскочил молодой пилот,
дико размахивая руками. Он сообщил, что я награжден
бриллиантами к Рыцарскому кресту. Мной было получено
сообщение по междугороднему телефону от фюрера, но в
этом сообщении содержалось и запрещение летать. Неко¬
торые слова пилота были заглушены ревом моторов, но я
понял общий смысл того, что мне говорили. Чтобы не ви¬
деть запрещение в виде приказа, я на этот раз не пошел
в комнату управления полетами, а стал ждать у моего са¬
молета окончания приготовлений к следующему вылету.
В полдень генерал по телефону вызвал меня в Одессу.
Тем временем на меня хлынули телеграммы с поздрав¬
лениями буквально со всех сторон — даже от членов пра¬
вительства рейха. Я собираюсь упорно бороться за право
продолжать полеты. Меня угнетает даже мысль, что я по¬
лечу в Одессу, когда мои товарищи идут на боевое задание.
Я чувствую себя дезертиром. Это чувство тяготит меня всю
дорогу и совершенно лишает радости от признания заслуг.
В Одессе я не узнаю ничего нового — только то, что я уже
знаю и не желаю слышать еще раз. Слова поздравлений я
слушаю рассеянно; мои мысли с моими товарищами, у ко¬
торых не было этой неприятности и которые продолжают
летать. Я завидую им. Мне предстоит немедленно отпра¬
виться в ставку фюрера, чтобы получить из его рук брил¬
лианты. После остановки в Тирасполе мы пересаживаем¬
ся на «Ju-87» — когда-то я летел к фюреру с Хенщелем, на
этот раз бортстрелком у меня Ротманн. Мы летим через
Фокшани, Бухарест, Белград, Кечкемет, Вену и Зальцбург.
160

Редко когда глава государства принимает офицера, обуто¬
го в мягкие летные меховые ботинки, но мне приходилось
остаться в них, поскольку они не причиняли сильной
боли. Оберст фон Белоу прибыл в Зальцбург, чтобы со¬
провождать меня, в то время как Ротманн отправился до¬
мой поездом — мы решили, что я захвачу его в Силезии по
пути обратно.
Два дня я загораю на солнце на террасе гостиницы
«Берхтесгаденер», вдыхая в себя великолепный воздух род¬
ных гор. Постепенно я расслабляюсь. Двумя днями позже я
встаю в присутствии фюрера в величественном Бергхофе.
Он знает в подробностях о моих вылетах в течение послед¬
них двух недель и выражает радость, что судьба оказалась
столь милосердна, что нам удалось столь многое. Я тронут
его теплым отношением и почти нежной сердечностью.
Фюрер говорит, что я сделал достаточно, поэтому он от¬
страняет меня от полетов. Он считает, что нет смысла в
том, что лучшие солдаты гибнут на поле боя. Гораздо луч¬
ше, чтобы их пример и их опыт сохранился для нового по¬
коления. Я отвечаю, что отказываюсь от награды, если она
обуславливается моим отстранением от обязанностей ко¬
мандира эскадрильи. Фюрер хмурится, следует короткая
пауза, затем его лицо озаряется улыбкой.
— Очень хорошо, тогда вы можете летать.
Вот теперь я действительно счастлив. Я с радостью гля¬
жу на моих товарищей, на лицах которых тоже вижу ра¬
дость от сознания, что я вернусь в эскадрилью. Мы пьем
чай с фюрером и беседуем час или два. Темой наших раз¬
говоров являются новые виды военной техники, стратеги¬
ческая ситуация и история. Фюрер специально для меня
рассказывает о «Фау», который недавно прошел испыта¬
ния. В настоящее время, считает он, было бы ошибкой пе¬
реоценивать его эффективность, поскольку точность это¬
го оружия все еще невелика, но, добавляет он, это не так
важно, поскольку уже есть надежда на производство абсо¬
лютно точных ракет. Позднее мы будем использовать не
обычные взрывчатые вещества, а нечто совершенно от¬
личное, столь мощное, что, используя его, мы сразу пре¬
кратим войну. Фюрер сообщил мне, что разработка этого
6 Г. Рудель ] £ ]

оружия уже продвинулась далеко и что завершение не за
горами. Для меня все это — вещи совершенно непонятные,
и я не могу себе представить этого нового оружия. Позд¬
нее фюрер сообщает, что взрывную силу ракетам даст
атомная энергия.
Впечатление от каждого визита к фюреру длится долго.
Из Зальцбурга я делаю короткий перелет в Гёрлиц, мой
родной город. Приемы, сделанные в мою честь, выматыва¬
ют не меньше, чем некоторые из моих боевых вылетов.
Однажды в семь часов утра, когда я еще лежу в кровати,
меня будит серенада, которую поет в мою честь хор деву¬
шек. Моей жене приходится долго убеждать меня сказать
им «доброе утро». Довольно трудно объяснить людям, что,
несмотря на то что меня наградили бриллиантами, при¬
емов и празднований я не желаю. Все, чего я хочу, — это
отдохнуть. Еще несколько дней я провожу в деревне, в
доме моих родителей, в тихом семейном кругу. Я слушаю
по радио сводки новостей с Восточного фронта и думаю
о продолжающих сражаться солдатах. Теперь меня ничто
уже здесь не держит. «Ju-87» снова летит по маршруту
Вена—Бухарест на юг.

Глава 14
СУДЬБОНОСНОЕ ЛЕТО 1944 ГОДА
Через несколько часов я приземляюсь в Фокшани в Се¬
верной Румынии. Моя эскадрилья сейчас располагается в
Хуси, немного севернее Фокшани. Фронт держится мно¬
го лучше, чем две недели назад. Он идет от Прута к Днес¬
тру вдоль плато к северу от Ясс.
Маленький городок Хуси притулился среди гор. На
некоторых из них видны обширные виноградники. Ин¬
тересно, сможем ли мы дождаться вина нового урожая?
Аэродром располагается на северной окраине города, а
поскольку наши казармы находятся на прямо противопо¬
ложном конце, нам приходится проходить город каждое
утро и каждый вечер. Население наблюдает за нами с ин¬
тересом. Во время бесед горожане всегда показывают свое
дружелюбие. Особенно близкие контакты с нами устано¬
вили представители церкви — и причину объяснил мне
священник, чьим гостем я часто бываю. Он часто говорит,
что только наша победа может обеспечить религиозную
свободу и независимость от государства и что он страстно
желает нашей скорейшей победы. В городе много торгов¬
цев, здесь изобилие маленьких магазинов. Все это резко
отличается от Советской России, которую мы недавно по¬
кинули и где средний класс исчез, проглоченный проле¬
тарским молохом.
Что особенно изумляет меня, когда я прохожу по горо¬
ду, так это удивительное число собак. Похоже, у этих стай
нет хозяев. Собаки шляются повсюду; их можно видеть у
каждого угла и на каждой площади. Я временно размес¬
тился на маленькой вилле с виноградником, на одной сто¬
163

роне которого протекает небольшой ручеек, где можно ку¬
паться. Ночью в этом винограднике бродят своры псов.
Они движутся, как индейское племя, стаями по двадцать—
тридцать собак. Однажды я еще лежу в кровати, когда в
комнату заглянула огромная собака, поставив лапы на по¬
доконник. За ней стали заглядывать и другие собаки —
всего около пятнадцати штук. Когда я прогнал их, они,
даже не лая, печально потрусили прочь, чтобы продол¬
жить свою бесконечную прогулку.
Недостатка в еде нет. Мы живем прекрасно, поскольку
получаем жалованье в леях и, даже несмотря на то, что ку¬
пить здесь почти нечего, всегда берем яйца. Постепенно
почти все наше жалованье начало уходить на их покупку.
Лейтенант Штелер установил среди офицеров рекорд по
потреблению яиц; он покупает их в огромных количествах.
В те дни, когда недостаток бензина вынуждает нас оста¬
ваться на земле, этот новый источник энергии подвергает¬
ся интенсивному испытанию — вся эскадрилья, как один
человек, приступила к физическим упражнениям; обычно
это кросс по пересеченной местности, гимнастика или, ко¬
нечно, футбол.
Для меня эти упражнения еще недоступны, поскольку
ноги еще не зажили, а при резких движениях дает знать о
себе раненое плечо. Но для эскадрильи в целом эти допол¬
нительные физические упражнения являются превосход¬
ным отдыхом. Кое-кто — и я среди первых — использует
дополнительное свободное время для прогулок в горах или
для каких-либо других спортивных упражнений.
Обычно нас отвозят на аэродром рано, чтобы мы мог¬
ли сделать первый свой вылет где-то между четырьмя и
пятью часами. На дальней стороне города мы часто въез¬
жаем в огромное стадо овец с шествующим впереди ослом.
Глаза осла почти полностью покрыты длинной и беспо¬
рядочной гривой; нас удивляло, как он ухитряется видеть.
Из-за этой гривы мы назвали осла Затмение. Однажды,
с трудом протискиваясь через стадо, мы в шутку дернули
осла за хвост. Этот толчок вызвал целую серию послед¬
ствий. Поначалу осел начал дико лягаться, как настоящий
необъезженный жеребец, затем, видно вспомнив, кто
164

он такой, замер неподвижно, после чего трусливое сердце
подсказало ему, что лучше смыться, — и осел понесся
прочь с быстротой ветра. Оставленное на его попечение
стадо не понимает, что происходит, и причины, по кото¬
рым осел лягается. Когда овцы увидели, как убегает осел,
ими овладел страх, и они бросились галопом вдогонку за
ним... Во время вылета мы встречаем сильное сопротивле¬
ние — но нам все равно, поскольку у нас перед глазами все
еще стоит устроенное животными комическое представле¬
ние, и наши сердца полны радостью жизни. Это веселье
позволяет забыть о грозящих нам опасностях.
Нам поручают задачи на сравнительно стабилизировав¬
шемся участке фронта, где, однако, постоянно прибыва¬
ющие подкрепления показывают, что Советы стремятся
проникнуть в сердце Румынии. Район наших операций
простирается от деревни Тыргу-Фрумос до плацдармов на
Днестре южнее Тирасполя. Большая часть боевых вылетов
совершается в район севернее Ясс между этими двумя точ¬
ками — здесь Советы пытаются выбить нас с высот, окру¬
жающих Карбити около Прута. Самые отчаянные бои в
этом районе разыгрались у развалин замка Станца на так
называемой Замковой горе. Здесь русские несколько раз
захватывают наши позиции, но мы снова их отбиваем.
К этому району Советы постоянно подбрасывают ог¬
ромные резервы. Много раз мы атакуем речные мосты в
этом районе; при этом мы летим над Прутом к Днестру,
над Кишиневом и далее на восток. Мы надолго запомним
эти названия — Кошица, Григориополь и плацдарм у Бу-
тора. Короткое время на нашем аэродроме размещаются
товарищи из 52-го истребительного. Ими командует май¬
ор Баркхорн, знающий свою работу от «а» до «я». Истре¬
бители часто сопровождают нас на боевые вылеты, и это
создает им бездну трудностей, поскольку недавно появив¬
шиеся у противника новые «Як-3» время от время пока¬
зывают свои возможности. У авиагруппы есть запасной
аэродром в Яссах, откуда легче патрулировать воздушное
пространство над линией фронта. Командир группы час¬
165

то появляется на передовой для наблюдения за взаимодей¬
ствием его подразделений с наземными войсками. Его
пост снабжен радиопередатчиком, который позволяет свя¬
зываться и с воздухом, и с землей. Пилоты истребителей
говорят друг с другом и со своим командиром; пилоты
«Штук» общаются между собой, со своим офицером свя¬
зи на земле и с другими. Обычно мы пользуемся разными
длинами волны. Хочу вспомнить забавный случай, о ко¬
тором рассказал командир группы во время разбора поле¬
тов, — этот случай хорошо иллюстрирует его заботу о своих
«овечках». Командир видел, как наша эскадрилья подлета¬
ет к Яссам. Мы направлялись на север, нашей целью были
объекты в районе замка, которые армейское командова¬
ние хотело нейтрализовать с нашей помощью, указывая
цели с земли. Мы встретились над Яссами — но не с на¬
шими истребителями, а с крупным подразделением само¬
летов «Ла». Через несколько секунд в небе началась беше¬
ная суматоха. Медлительные «Штуки» с трудом могли
соревноваться с быстрыми, как молнии, русскими истре¬
бителями, особенно если учитывать, что наш полет замед¬
ляли бомбы. Капитан нашей авиагруппы наблюдал за
боем со смешанными чувствами — и он случайно подслу¬
шал следующий разговор. Штурман 7-го звена, решив, что
я не вижу идущий на меня снизу «Ла-5», выкрикнул: «Ог¬
лянись, Ханнельоре, один из них собирается тебя сбить!»
Я уже заметил этот самолет, но для маневра время еще не
настало. Я не люблю вопли по радио — они расстраивают
экипажи и мешают методичному выполнению задачи. По¬
тому я ответил: «Тот, кто меня собьет, еще не родился».
Это была не бравада — я хотел показать пример само¬
обладания другим пилотам, поскольку спокойствие в по¬
добных обстоятельствах действует на всех отрезвляюще.
Командир завершил рассказ этой истории широкой
улыбкой.
— Когда я услышал это, то больше не волновался за вас
и ваше подразделение. В самом деле, в этой неразберихе
можно было найти что-то забавное.
Сколько раз позднее на инструктажах я давал наставле¬
ние пилотам:
166

— Любой, кто оторвется от меня, будет сбит истребите¬
лем. Любой отставший станет легкой добычей и не сможет
полагаться на поддержку. Таким образом, держитесь ря¬
дом со мной. Зенитки часто промахиваются. Если вам не
везет, то на вас все равно упадет плитка с крыши или вы
вывалитесь из трамвая. К тому же на войне нужно риско¬
вать.
Бывалые пилоты уже знали мои взгляды и принципы.
Когда я учил новичка, они прятали улыбки и думали:
«Возможно, он прав в этом». Тот факт, что мы практиче¬
ски не несли потерь из-за истребителей, подкреплял мою
теорию. Новичкам следовало преподать несколько основ¬
ных истин прежде, чем они отправятся к линии фронта.
К примеру, через несколько дней мы вылетели на боевое
задание в тот же район — и снова были атакованы мно¬
гочисленными вражескими истребителями. Недавно при¬
бывший лейтенант Рем, перейдя в пикирование следом за
своим ведущим, отрубил ему хвост винтом и повредил свой
винт. К счастью, ветер отнес экипажи к нашим позициям.
Мы выстроились в круг и охраняли спускающихся до самой
земли, поскольку советские истребители стали регулярно
открывать огонь по выбросившимся летчикам. Через не¬
сколько месяцев полетов с эскадрильей лейтенант Рем стал
первоклассным летчиком, возглавлявшим во время боевых
вылетов часть эскадрильи, а иногда и всю эскадрилью. У
меня всегда сохраняются теплые чувства по отношению к
тем, кто медленно учится.
Лейтенант Швирблат оказался не столь удачлив. На его
счету было 700 боевых вылетов, за которые он был награж¬
ден Рыцарским Железным крестом. Ему пришлось в зоне
нашей цели сделать вынужденную посадку после попада¬
ния снаряда. Лейтенант потерял левую ногу и несколько
пальцев. Нам доведется воевать вместе в финальной фазе
войны.
У нас нет передышки — ни в районе к северу от Ясс, ни
к востоку, где русские захватили плацдарм через Днестр.
Три самолета вылетели однажды в полдень в район, где
167

Днестр делает петлю — между Кошицей и Григориопо-
лем — и где большое число танков «Т-34» прорвали нашу
оборону. Меня сопровождают на бомбардировщиках лей¬
тенант Фикель и унтер-офицер. Предполагается, что над
петлей нас будут ждать наши собственные истребители.
Приближаясь к месту, я замечаю истребители, низко летя¬
щие в районе цели. Поскольку я оптимист, то заключаю,
что летят наши, и направляюсь к району цели, отыскивая
танки. И тут вдруг понимаю, что истребители — это не
наше сопровождение, это иваны. А мы по своей глупости
уже оставили строй, разыскивая цели. Двое моих спутни¬
ков не могут быстро догнать меня, и движутся они очень
медленно. Поскольку беда не приходит одна, то сегодня
иваны очень жаждут драться; это желание возникает у них
нечасто. Очень скоро самолет унтер-офицера вспыхивает
огнем и, уходя на запад, превращается в факел. Лейтенант
Фикель докладывает, что он тоже подбит и должен ухо¬
дить. Ко мне на хвост садится пилот «Ла-5», который явно
знает свое дело; неподалеку от него еще несколько истре¬
бителей. Что я ни делаю, я не могу стряхнуть «Ла-5» с хво¬
ста — он выпустил закрылки, чтобы уменьшить скорость.
Я лечу в глубоких лощинах, чтобы заманить преследовате¬
ля вниз и заставить его опасаться столкновения с землей.
Но русский остается наверху, и время от времени трассы
от его пуль пролетают близко от носа моего самолета. Ло¬
щина расширяется и поворачивает куда-то на юго-запад от
реки — и я пытаюсь резко повернуть, тогда как «Ла-5» еще
висит на хвосте. Гадерманн докладывает, что его пулемет
заело. Трассы прошивают нижнюю плоскость крыла мое¬
го самолета. Гадерманн кричит:
— Поднимайся выше!
Я отвечаю:
— Не могу. Ручка и так уперлась мне в живот.
Меня начинает удивлять, что летчик позади меня ухит¬
ряется на своем истребителе маневрировать не хуже меня.
По моему лбу течет пот. Я продолжаю тянуть на себя руч¬
ку снова и снова; пули продолжают свистеть под моим
крылом. Повернув голову, я вижу напряженное лицо Ива¬
на. Другие «Ла-5» отстали, по всей видимости считая, что
168

их коллега меня собьет. Такие полеты для них не сахар —
повороты вверх-вниз на высоте 3—5 метров. Внезапно на
вершине земляного укрепления я вижу немецких солдат.
Они машут как сумасшедшие, очевидно не в силах понять,
что происходит. Внезапно раздается радостный вопль Га-
дерманна:
— Этот «Ла-5» упал!
Гадерманн сбил его из своего пулемета? Или какой-ни¬
будь лонжерон треснул из-за сильного давления и резких
поворотов? Меня это уже не волнует. В своем шлемофо¬
не я слышу громкие вопли русских и шум. Русские видели,
что произошло, и это, по всей видимости, было чем-то не¬
обычным. Я уже не вижу лейтенанта Фикеля и лечу назад
в одиночестве. Подо мной лежит в поле горящий «Ju-87».
Унтер-офицер и его бортстрелок в целости стоят около
машины, и к ним бегут немецкие солдаты. Так что завтра
наши пилоты вернутся. Недалеко от аэродрома я догоняю
машину Фикеля. Думаю, мы трое — я, Фикель и Гадер¬
манн — можем отпраздновать второй день рождения. Фи¬
кель и Гадерманн поддерживают идею празднования. На
следующее утро звонит офицер, управляющий полетами в
этом секторе, чтобы сообщить, с каким беспокойством они
наблюдали вчерашнее представление, и сердечно поздрав¬
ляет меня от имени всей дивизии. Радиоперехват вчераш¬
ней ночи позволил сделать вывод, что пилотом истребителя
был довольно знаменитый советский ас, дважды награж¬
денный званием Героя Советского Союза. Он был хоро¬
шим летчиком, и это я должен признать.
Через какое-то время после этого события мне дважды
доводится докладывать рейхсмаршалу. Первый раз я при¬
земляюсь в Нюрнберге и следую в замок, унаследованный
рейхсмаршалом от его предков. Войдя во двор, я в край¬
нем удивлении вижу Геринга, стоящего рядом со своим
личным лечащим врачом. Он облачен в средневековый не¬
мецкий охотничий костюм и стреляет из лука в ярко рас¬
цвеченную цель. Геринг не обратил на меня никакого вни¬
мания, пока не расстрелял всех своих стрел. Меня изумило
169

то, что ни одна из стрел не попала мимо цели. Я мог толь¬
ко надеяться, что ему не придет в голову показать свою
спортивную ловкость, устроив соревнование со мной, — в
этом случае Герингу пришлось бы узнать, что с моим ра¬
неным плечом я не в состоянии держать лук, не говоря уж
о натягивании тетивы. Тот факт, что мне приходится до¬
кладывать ему в меховых ботинках, уже сам по себе гово¬
рил о моей физической форме. Геринг сказал, что уделяет
много времени стрельбе из лука — таким образом он со¬
храняет форму. Его доктор вольно или невольно вынуж¬
ден присоединяться к нему. После простого обеда в семей¬
ном кругу, на котором в качестве гостя присутствовал один
генерал Лорцер, я узнал причину моего вызова. Рейхс¬
маршал решил наградить меня Золотой медалью пилота с
бриллиантами и просит меня сформировать эскадрилью
из новых, вооруженных 50-миллиметровыми орудиями,
самолетов «Ме-410» и затем возглавить ее. Он надеется,
что с этим типом оружия мы достигнем решающего пре¬
восходства над четырехмоторными самолетами противни¬
ка. Из этого я заключаю: поскольку совсем недавно я был
награжден бриллиантами, новая награда дается с целью
уговорить меня превратиться в пилота-истребителя. Уве¬
рен, что Геринг мыслит категориями Первой мировой, в
которой все пилоты, награжденные Pour le Mdrite, были
пилотами-истребителями, как и он сам. Геринг явно бла¬
говолил к своей области в люфтваффе и к тем, кто при¬
надлежал к ней, и потому хотел включить меня в эту ка¬
тегорию. Я рассказываю ему, как сильно я желал раньше
стать истребителем и что этому помешал только случай.
Но я упоминаю и про приобретенный бесценный опыт
пилота пикирующего бомбардировщика, и что я категори¬
чески не хочу изменений. Я умоляю рейхсмаршала отка¬
заться от своей идеи. Геринг сообщает, что уже есть одоб¬
рение фюрера по поводу этого перевода, хотя он и не был
особенно рад, что я оставлю пикирующие бомбардиров¬
щики. Тем не менее фюрер согласился с ним, что я ни в
коем случае не должен более приземляться за русской ли¬
нией фронта, чтобы подбирать экипажи подбитых самоле¬
тов. Это приказ. Если нужно подобрать экипажи, то пусть
170

это делают другие. Услышанная новость удивила меня. Сре¬
ди наших правил было одно самое важное: «Любой сбитый
должен быть подобран». Я придерживаюсь мнения, что
как раз я и должен подбирать, поскольку имею больше
опыта и потому эту операцию мне выполнить легче. Но
возражать в данных условиях было бы пустой тратой сил.
В критические моменты я буду поступать так, как этого
потребуют обстоятельства. Через два дня я возвращаюсь
обратно, чтобы принять участие в операциях в Хуси.
Во время паузы в несколько дней я решаю совершить
небольшое путешествие в Берлин на совещание, которое
долго откладывалось. На обратном пути я приземляюсь в
Гёрлице, чтобы некоторое время побыть дома. Затем я
продолжаю двигаться на восток через Вёслау близ Вены.
Здесь кто-то пытается дозвониться ко мне ночью; утром я
делаю звонок друзьям и выясняю, что из штаб-квартиры
рейхсмаршала в Хуси пришло телефонное сообщение и
меня повсюду разыскивали, но не могли до меня дозво¬
ниться. Я немедленно звоню Герингу, и его адъютант со¬
общает, что я должен немедленно проследовать в Берх-
тесгаден. Я подозреваю, что будет предпринята еще одна
попытка либо привлечь меня к выполнению каких-нибудь
особых поручений, либо назначить в штаб. Я спрашиваю:
— Для меня это будет хорошо или плохо?
Адъютант знает, что я имею в виду.
— Определенно не плохо.
Все еще с подозрением я впервые лечу низко вдоль Ду¬
ная. Погода — самая скверная из всех, что можно предста¬
вить. Облака на высоте всего в 40 метров; практически все
аэродромы запрещают посадку. Под Веной в густом тума¬
не перед самолетом постоянно появляются из леса высо¬
кие деревья. Я лечу над долиной из Санкт-Пёлтена в Ам-
штеттен курсом на Зальцбург, где и приземляюсь. Здесь
меня уже ждут; отвозят в загородный дом рейхсмаршала
недалеко от Бергхофа в Оберзальцбурге. Геринга нет — он
находится на совещании с фюрером. Когда Геринг возвра¬
щается, мы садимся за стол. Его дочь Эдда уже взрослая и
вполне оформившаяся девушка; ей разрешено сидеть с
нами. После короткой прогулки в саду разговор принима¬
171

ет официальный оборот. Мне не терпится узнать, куда
дует ветер на этот раз. И сад, и дом говорят о хорошем
вкусе; ничего вульгарного или роскошного. Семья ведет
простой образ жизни. Мы переходим в кабинет Геринга,
освещенный из-за множества окон ярким светом. Из них
открывается величественная панорама на горы, поблес¬
кивающие в лучах весеннего солнца. Геринг явно имеет
слабость к древним традициям и старинным костюмам.
Я даже не смог бы описать его одеяние — что-то вроде
мантии или тоги, в которые облачались древние римляне,
красно-коричневого цвета и скрепленная золотой бро¬
шью. Я не могу точно описать ее — с подобной одеждой
я никогда не сталкивался. Геринг курит длинную, доста¬
ющую до пола трубку с изящно разукрашенной фарфоро¬
вой чашечкой на конце. Помню, мой отец когда-то имел
подобную трубку; в те дни трубка была длиннее, чем я.
Поглядев на меня в молчании, Геринг начинает говорить.
Меня вызвали, чтобы вручить еще одну награду. Он при¬
крепляет на мою грудь Золотую медаль фронтовой службы
с бриллиантами в качестве награды за недавно выполнен¬
ный двухтысячный вылет. Это совершенно новая награда,
которую раньше не вручали никому, поскольку никто до
этого не совершил столько боевых вылетов. Медаль сдела¬
на из цельного золота, но в центре находится платиновый
венок с перекрещенными саблями, над которыми крошеч¬
ными алмазами выложено число «2000». Я рад, что с этой
наградой не связано какое-нибудь неприятное поручение,
которое мне пришлось бы выполнять.
Затем мы обсуждаем положение на фронте, и Геринг
высказывает мнение, что мне необходимо, не теряя вре¬
мени, возвращаться на аэродром. Я намеревался сделать
именно это в любом случае. Он сообщает, что готовится
большое наступление и в следующие несколько дней сле¬
дует ожидать сигнал к его началу. Он только что вернулся с
совещания, на котором ситуация была обсуждена во всех
деталях с самим фюрером. Геринг удивлен, что я не заметил
на своем участке этих приготовлений, поскольку в опера¬
ции должно участвовать примерно триста танков. Я не
верю своим ушам. Число триста показалось мне невероят¬
172

ным. Примерно столько каждодневно присутствовало с
русской стороны — но чтобы столько было у нас, верилось
с трудом. Я выражаю вслух свои сомнения и позволяю себе
вольность поинтересоваться названиями дивизий и числом
находящихся в них танков, поскольку у меня имеется точ¬
ная информация о большинстве подразделений на моем
участке фронта и их укомплектованности пригодными к
службе танками. Накануне моего отъезда с фронта я разго¬
варивал с генералом Унрайном, командовавшим 14-й тан¬
ковой дивизией. Это было две недели назад. Генерал горь¬
ко жаловался мне, что у него остался только один танк, да
и тот невозможно использовать для боя, поскольку танк пе¬
реоборудован для управления полетами, что было куда бо¬
лее ценно для генерала, чем наличие обычного танка, по¬
скольку хорошее взаимодействие со «Штуками» позволяло
нейтрализовать многие объекты, не пуская в ход танки. Та¬
ким образом, я точно знал силу 14-й танковой дивизии.
Рейхсмаршал с трудом поверил мне, поскольку у него были
совсем другие цифры для этой дивизии. Он сказал мне, на¬
половину серьезно, наполовину в шутку:
— Если бы я не знал вас, арестовал бы за подобные раз¬
говоры. Но вы сейчас все сами узнаете.
И он отправился к телефону, чтобы связаться с началь¬
ником Генерального штаба.
— Вы только что сообщили фюреру, что для операции
«X» выделено триста танков.
Телефон был громкий, я мог слышать ответ.
— Так точно.
— Я хочу знать названия всех дивизий, которые будут
участвовать в операции, и наличие в них танков на теку¬
щий момент. У меня есть человек, который хорошо знает
данный район.
— Кто это? — спросил начальник Генерального штаба.
— Один из моих людей, который должен знать об этом
в силу своих обязанностей.
К несчастью для начальника Генерального штаба, он
начал с 14-й танковой дивизии. Он назвал для нее цифру
в шестьдесят танков. Геринг едва мог себя сдержать.
— Мой человек говорит, что 14-я имеет только один!
173

На другом конце провода наступила продолжительная
тишина.
— Когда он покинул фронт?
— Четыре дня назад.
Снова тишина. Потом:
— Сорок танков сейчас на пути к фронту. Остальные в
ремонтных мастерских, что находятся на линиях комму¬
никаций, но все они будут в подразделениях ко времени
операции, так что цифры правильные.
Такие же ответы были и по остальным дивизиям. Рейхс¬
маршал в гневе бросил трубку на рычаги:
— Вот как обстоит дело! Фюреру дали совершенно не¬
верную картину, основанную на неверных данных, а он
удивляется, почему нет ожидаемых успехов. Сегодня бла¬
годаря вам это случайно удалось выяснить но как часто
мы строим наши надежды на подобных утопиях! Юго-во¬
сточная зона с ее сетью коммуникаций в настоящее время
постоянно подвергается налетам вражеских бомбардиро¬
вочных подразделений. Кто знает, сколько из этих сорока
танков, к примеру, доберется до линии фронта? Кто может
знать — будут ли в мастерских в наличии запасные части
и успеют ли с ремонтом в указанный срок? Я должен не¬
медленно доложить об этом фюреру.
Все это произносится в гневе. Затем наступает тишина.
Когда я лечу к фронту, то обдумываю, что только что
слышал. Какой была цель этих ложных и вводящих в за¬
блуждение докладов? Случайно это делается или нарочно?
В любом случае это на руку врагу. Кто и какие круги от¬
ветственны за это?
Я решаю сделать остановку рядом с Белградом. Когда
захожу на посадку на аэродроме в Землине, в воздухе появ¬
ляется группа американских четырехмоторных бомбарди¬
ровщиков. Выруливая, я вижу, что персонал аэродрома
поспешно бежит прочь. К западу от взлетной полосы нахо¬
дятся холмы, в которых, по всей видимости, вырыты тун¬
нели в бомбоубежище. Самолеты прямо надо мной. Попал
я в переделку. Я выскакиваю из самолета и стремглав бегу
174

за остальными — настолько быстро, насколько позволяют
меховые ботинки. Когда я добегаю до входа в туннель, на
аэродроме взрываются первые бомбы, поднимая огромные
столбы дыма. Трудно поверить, что после таких бомб что-
нибудь уцелело. Через какое-то время тучи дыма начинают
развеиваться, и я возвращаюсь обратно на аэродром. Тут
разрушено почти все; позади обломков стоит мой верный
«Ju-87», немного поврежденный осколками, но с совершен¬
но целым двигателем и потому способный летать. Основ¬
ные элементы системы управления также работают. Я рад,
что могу лететь дальше, и ищу, где можно взлететь с аэро¬
дрома. Мой преданный раненый самолетик точно доставля¬
ет меня обратно в юго-восточную зону к моему полку в Хуси.
Во время моего отсутствия полку придано румынское
звено самолетов «Ju-87». Экипажи состоят в основном из
офицеров; у некоторых из них есть некоторый летный
опыт, но мы скоро понимаем, что румынам лучше летать
с нами только в составе больших подразделений. В про¬
тивном случае возрастут потери. Румыны очень боятся
истребителей, и до них не сразу доходит то, что если мед¬
ленно лететь на самолете в составе большой группы, то ве¬
роятность быть сбитым мала. Штабные офицеры переса¬
живаются на «Fw-190». Наша 1-я эскадрилья временно
отстраняется от операций для восьминедельного отдыха
на тыловом аэродроме в Саксиш-Регене. Здесь наши вете¬
раны снова учатся — на этот раз для полетов на самоле¬
те нового типа. Рано или поздно переучиться предстоит
всем, поскольку производство «Ju-87» прекращается. Пока
мы находимся в Хуси, я между вылетами на боевые зада¬
ния упражняюсь в полетах на одном из штабных «Fw-190»,
поэтому причин отстранить меня от операций нет. Я за¬
вершаю свое обучение двумя вылетами к линии фронта на
самолете нового типа. В нем я чувствую себя практически
в полной безопасности.
Наступил июль. Наши вылеты становятся намного чаще,
задуманная локальная наступательная операция в районе
Ясс идет полным ходом. Не с тем числом танков, что было
175

запланировано, и позднее первоначальной даты, но, тем не
менее, с более свежими силами, чем те, с которыми мы име¬
ли дело раньше. Необходимо захватить плато между Пру¬
том и Тыргу-Фрумосом. Эту местность легче удерживать,
и захват ее лишит противника удобного трамплина для на¬
ступления. Вся линия фронта в этом секторе находится в
движении, и мы достигаем успеха, отбрасывая Советы
на солидное расстояние. Но несколько ключевых объектов
продолжают оказывать упорное сопротивление. Русским
везет, поскольку атаки, призванные захватить эти объекты,
уже некому производить. Несколько наших штурмовых
групп отозваны, как «пожарные бригады», на участки, где
разгорелись упорные бои. Во время этого наступления я со¬
вершаю свой 2100-й боевой вылет. Мои цели мне уже зна¬
комы: мост в Скуленах, который жизненно важен для снаб¬
жения едва удерживающих позиции Советов. Каждый раз,
когда мы совершаем заходы на цели к северу от Ясс, поле
боя закрыто густым дымом, и мы никогда не можем быть
уверены, что не бросаем бомбы близко от наших передовых
порядков. Каждый раз, когда я вижу этот густой дым, я
смеюсь, представляя лица Иванов, которые внизу смотрят
на наше приближение. Не надо быть лингвистом, чтобы
перевести одно повторяющееся слово: «штука-штука-шту-
ка». Но наши дни пребывания в Хуси заканчиваются.
После празднования дня рождения в моем виноградни¬
ке в первой половине июля мы получаем приказ переле¬
теть в Замосць в центральном секторе Восточного фронта.
Здесь русские предпринимают новое широкомасштабное
наступление.
Мы прибываем на новый аэродром, пролетев над Север¬
ными Карпатами, над Струем и обойдя стороной Львов.
Замосць — это прелестный маленький город, от которого
остается хорошее впечатление. Мы размещаемся в ста¬
рых польских бараках на северной окраине города. Наш
аэродром лежит довольно далеко от города и состоит из не¬
скольких покрытых стерней полей. Посадочная полоса
узкая; она однажды становится причиной одной прискорб¬
ной аварии. Во время своего самого первого приземления
на этом аэродроме самолет унтер-офицера В. переворачи¬
176

вается и пилот получает довольно серьезные травмы. Ун¬
тер-офицер является одним из моих лучших снайперов в
борьбе с танками, но теперь вернется он к нам не скоро.
У нас снова бездна работы по уничтожению танков — осо¬
бенно на линии фронта, который здесь не стабилизировал¬
ся и постоянно меняется. Прорывы танков — вещь каждо¬
дневная. Мы еще держим Ковель, но Советы обходят его и
готовятся к переправе через Буг. Проходит совсем немного
времени, и клинья их наступления появляются северо-за-
паднее Львова — в районе Рава-Русской и Томашева. На этой
фазе боев мы еще раз перебазируемся, на этот раз в Милек,
небольшой польский город в 100 километрах от Кракова.
Цель советского наступления ясна — русские хотят выйти
к Висле на широком фронте. Мы атакуем колонны и техни¬
ку, переправляющиеся через Сан к северу от Перемышля.
Приходится принимать во внимание все чаще появляющи¬
еся американские истребители, сопровождающие подраз¬
деления четырехмоторных бомбардировщиков. Они подни¬
маются со своих баз в Средиземном море и, отбомбившись,
приземляются на русской территории для заправки. Затем
снова делают боевой вылет, после чего приземляются на
своих базах. Однажды во время боевого вылета в район
реки Сан я встретил подобное подразделение «мустангов».
Их было около трехсот. У нас же было пятнадцать бомбар¬
дировщиков без истребительного прикрытия, мы находи¬
лись в 30 километрах от Ярослава — нашей цели на сего¬
дняшний день. Чтобы не подвергать риску эскадрилью, в
которой были необлетанные экипажи, я приказал сбросить
бомбы, чтобы самолеты получили возможность легче ма¬
неврировать. Я не сразу решился отдать этот приказ —
раньше мы всегда выполняли поставленную задачу, даже в
условиях подавляющего преимущества противника. Это
был первый раз — до конца войны он остался и последним.
Но в тот момент у меня не было выбора. Сделав это, я до¬
вел эскадрилью до аэродрома без потери и смог выполнить
поставленную нам задачу на следующий день при более
благоприятных обстоятельствах. Мои действия оправдало
услышанное вечером известие, что соседнее подразделение
понесло тяжелые потери от этого огромного подразделения
177

«мустангов». Несколькими днями позже в середине дня во
время заправки нас неожиданно атаковало американское
подразделение. Противовоздушная оборона нашего аэро¬
дрома была слабой, к тому же застигнутые врасплох зенит¬
чики не сразу открыли огонь. Тем не менее американцам
зенитный огонь пришелся не по душе, а поскольку в их
программу не входило остаться на вражеской территории,
они улетели в поисках легкой добычи, не причинив нам
никакого вреда.
Телефонный звонок из штаба люфтваффе сообщает: в
первый раз за войну русские ступили на немецкую террито¬
рию. Они двигаются вперед в Восточной Пруссии из райо¬
на Волковыска в направлении Гумбиннен—Инстенбург1.
Я хочу немедленно лететь в Восточную Пруссию; вскоре
приходит приказ о переводе, и на следующий день я уже в
Инстенбурге со всем своим летным персоналом. В мирной
атмосфере Восточной Пруссии невозможно верить в то, что
война подошла столь близко, что вылеты с бомбами и про¬
тивотанковыми пушками придется осуществлять из этого
тихого места. Население Инстенбурга еще не осознало всю
серьезность нависшей опасности. На аэродроме до сих пор
множество лишнего, что мешает развернуть наши действия
в полной мере. И потому мы перебазируемся в Лётцен в
районе Мазурских болот, где аэродром совсем мал, но где
мы одни.
В этой прелестной местности Восточной Пруссии лето
в самом разгаре. Неужели эта земля станет полем боя?
Именно здесь мы понимаем, что боремся за наши дома и
за нашу свободу. Сколько немецкой крови было пролито
напрасно! Это не должно снова повториться! Именно эти
мысли занимают нас, когда мы летим к нашей цели — к
северу от Мемеля или Шяуляя, на Сувалки или на Авгус¬
тово. И на пути обратно нас мучают те же мысли. Мы сно¬
ва там, где начинали войну в 1941-м; именно отсюда нача¬
лось вторжение на восток. Приобретет ли этот монумент в
Танненберге2 еще более величественное значение? На са¬
1 В наши дни — города Гусев и Черняховск. {Примеч. пер.)
2 Под Танненбергом были разгромлены русские силы, вторгшиеся
в Восточную Пруссию в 1914 г. (Примеч. пер.)
178

молетах нашей эскадрильи изображена эмблема немецкой
кавалерии — никогда раньше эта эмблема не значила для
нас столь много.
Вокруг Волковыска идут упорные бои; город переходит
из рук в руки. Здесь обороняются небольшие немецкие
танковые силы, которые мы поддерживаем от восхода до
заката. Они несколько дней отражают непрерывные ата¬
ки русских. Несколько русских «Т-34» прячутся в высоком
кукурузном поле. Мы поджигаем поле зажигательными
снарядами. Когда танк больше ничто не скрывает, мы ус¬
траиваем охоту на них. Лето жаркое; поскольку мы живем
довольно близко к воде, то часто купаемся во время полу¬
часовых перерывов между вылетами. Это настоящее на¬
слаждение. Эффект нашей непрерывной работы ощутим:
русское наступление заметно ослабевает. Контратаки ста¬
новятся все более частыми, это позволяет в некоторой сте¬
пени стабилизировать фронт. Но когда бои затихают на
одном участке, это говорит, что они вспыхивают на дру¬
гом. Советы движутся к Литве, стремясь отрезать наши
армии в Эстонии и Латвии. А это означает, что нам всегда
есть работа в воздухе. Советы сравнительно хорошо знают
о силе нашей обороны как на земле, так и в воздухе.
После одного нашего вылета лейтенант Фикель снова
считает, что у него прибавился еще один день рождения.
Мы переходим в атаку на красных, и они снова проделы¬
вают старый трюк, переходя на нашу длину волны. Лично
я не могу разобрать, что они болтают, но, по всей видимо¬
сти, речь идет о нас, поскольку я узнаю слово «Штука».
Мой коллега, знающий язык, а потом и солдат с наземной
станции прослушивания, где имеется переводчик, впо¬
следствии пересказывают мне всю историю. Вот что при¬
близительно произошло.
— «Штуки» приближаются с запада. Вызываю всех «крас¬
ных соколов». Вы должны немедленно атаковать «Штуки».
Их примерно двадцать. Впереди одиночная «Штука» с дву¬
мя длинными полосками — это определенно эскадрилья
майора Руделя, того, кто подбивает наши танки. Вызываю
всех «красных соколов». Вы должны сбить эту «Штуку» с
длинными полосками.
179

Лейтенант Марквардт делает мне примерный перевод,
когда мы находимся в воздухе. Фикель говорит со смехом:
— Если они собираются подбить ведущего, тогда их со¬
бьет ведомый.
Фикель обычно летает как мой ведомый и говорит то,
что знает из опыта.
Впереди нас и ниже движутся иваны с машинами, ар¬
тиллерией и прочим по идущей среди редких деревьев
дороге. Начинает свое представление противовоздушная
артиллерия. Появляются «красные соколы», нас атакуют
«аэрокобры». Я отдаю приказ атаковать. Часть нашего
подразделения пикирует на грузовики, часть на проти¬
вовоздушные батареи. Все самолеты энергично маневри¬
руют. Пилоты истребителей думают, что настало их время
показать себя. Облака разрывов от зенитных снарядов
вспыхивают совсем недалеко от нашего самолета. Перед
самым уходом в пикирование лейтенант Фикель получа¬
ет прямое попадание в крыло. Он поспешно сбрасывает
бомбы и улетает в направлении на аэродром. Его само¬
лет горит. Сбросив бомбы, мы выходим из пикирования.
Я набираю высоту, чтобы посмотреть, куда Фикель напра¬
вился. Он приземляется на очень неудобную для посадки
землю, полную ям, канав, пней И прочих препятствий. Са¬
молет проскакивает через две ямы, как резвый козлик, —
удивительно, что он не перевернулся. Пилот и борт¬
стрелок выбираются из самолета. Положение скверное —
кавалерия, за которой следуют танки, направляется к
самолету из леса, с явной целью захватить экипаж. А свер¬
ху меня яростно атакуют «аэрокобры». Я говорю по
радио:
— Кто-нибудь должен немедленно приземлиться. Вы
знаете, что мне это больше не разрешено.
У меня ужасное чувство: мне ясно запретили призем¬
ляться, и в таких обстоятельствах совершать посадку —
явно нарушать приказ. Мы все еще кружим над сбитым
самолетом. Фикель и Барч внизу наверняка считают, что в
такой ситуации никто им не поможет. Советы постепенно
приближаются, но ни один самолет до сих пор не опустил¬
ся. Все внимание экипажей поглощено тем, как увернуть¬
180

ся от истребителей. Решение приземлиться самому при¬
нять трудно, но я понимаю, что, если не сделаю этого, мои
товарищи погибнут. Наилучшие шансы спасти их у меня.
Неподчинение приказу, конечно, непростительно, но же¬
лание спасти моих товарищей сильнее, чем чувство долга.
Я забыл обо всем, о последствиях, о том, что может про¬
изойти. Я должен вызволить их. Я отдаю приказ:
— Седьмое звено — вы должны атаковать кавалерию и
пехоту с низкой высоты. Восьмое звено — вы должны по¬
строиться в круг на средней высоте, чтобы прикрыть Фи-
келя и меня. Девятое звено — вы должны остаться вверху
и отвлечь истребители. Если истребители начнут пикиро¬
вать, тогда девятое звено должно атаковать их сверху.
Я лечу очень низко над землей, чтобы выбрать место, на
котором при доле везения можно совершить посадку. Мед¬
ленно я увеличиваю газ, но впереди яма, и я снова умень¬
шаю газ. Следует ужасный удар, на какое-то мгновение
хвост самолета поднимается к небу, и вот «Ju-87» останав¬
ливается. Фикель и Барч бегут спасать свою жизнь. Они
быстро оказываются в кабине. Пули Иванов летят так дале¬
ко, что на них можно не обращать внимания. Я снова даю
газ в большом волнении, смогу ли я взлететь? Поднимется
ли самолет в воздух раньше, чем в него попадет пуля или
какое-нибудь препятствие превратит его в обломки? Впе¬
реди яма! Я тяну ручку на себя, самолет перелетает через
яму и чуть стукает колесами о землю. Но остается в возду¬
хе. Медленно напряжение исчезает. Эскадрилья строится в
боевой порядок, и мы летим домой без потерь.
«Бродячий цирк Руделя» разместился на убранном поле
около от городка Венден, неподалеку от латвийско-эстон¬
ской границы. Фельдмаршал Шернер приложил все силы,
чтобы заполучить мою эскадрилью, и потому мы сейчас
находимся на Курляндском фронте. Едва мы устроились
на кукурузном поле, как к нам прибыл огромный торт с
поздравлениями — везде, где я воевал, появлялись эти
торты, обычно с «Т-34» из сахарной глазури и надписью,
в которой было указано число уничтоженных мной к это¬
181

му времени танков. На этот раз на торте красовалась циф¬
ра «320».
Общая ситуация здесь следующая: в районе Тукумса мы
предприняли наступление, чтобы восстановить прерван¬
ную связь с остальной частью Восточного фронта. Прорыв
осуществляется штурмовой группой под командованием
весьма отличившегося полковника графа Штрахвица и
идет успешно. Советы, однако, предпринимают постоян¬
ные атаки, чтобы отодвинуть наш фронт на востоке Кур¬
ляндии. Этот сектор долго был шипом, упиравшимся в их
бок. По это причине немецкие солдаты обороняют его с
невиданной храбростью, несмотря на огромный перевес
сил у противника. В данный момент сектор снова подвер¬
гается необычно сильному давлению. Чтобы его умень¬
шить, фельдмаршал Шернер обращается к нашей помо¬
щи. Во время первых же вылетов мы обнаруживаем, что
фронт здесь не будет сильно меняться — русские укрепля¬
ют свои позиции и камуфлируют их. Зенитные батареи
хорошо размещены и повсеместно достаточно сильны. Ак¬
тивность противника в воздухе не стихает и довольно вы¬
сока. Мы видим орды вражеских истребителей и совсем
немного наших собственных подразделений, поскольку
снабжение совсем плохое. А запасы бензина, бомб и обо¬
рудования должны быть легко доступны, когда они нам
требуются, — и им нужно много места. Еда здесь стоит до¬
рого, везде, куда мы летаем: и на востоке, и на юге котла,
на фронте у Тукумса, и на главном фронте, где идет рус¬
ское наступление на Дерпт, имеющее цель захватить Тал¬
лин. Сделав несколько вылетов, мы успешно уничтожаем
большой моторизованный конвой, в который входит мно¬
жество танков. Конвой шел на Дерпт — но теперь наступ¬
ление остановлено, и теперь армия может закрепиться.
Откуда русские берут такие бесконечные массы людей и
техники? Этого понять совершенно невозможно. Грузови¬
ки, которые мы уничтожаем, по большей части американ¬
ского происхождения. Иногда мы видим небольшие группы
«шерманов». Русским даже не нужны эти американские
танки, поскольку их собственные лучше приспособлены к
русским условиям и их число огромно. Это несметное ко¬
182

личество техники приводит нас в замешательство, а часто
и в уныние.
Мы часто встречаемся с произведенными в Америке са¬
молетами, особенно с «аэрокобрами», «кинг-кобрами» и
«бостонами». Американцы серьезно помогают своему со¬
юзнику с грузовиками, но особенно сильно с самолетами.
Но в их ли интересах давать русским столько помощи? Мы
часто спорим по этому поводу.
Однажды ночью, в половине второго, меня будит лейте¬
нант Вайсбах, офицер разведки нашей эскадрильи. Фельд¬
маршал Шернер хочет со мной срочно поговорить. Уже
долгое время я отключаю на ночь телефон, поскольку вы¬
летаю рано и должен выспаться. Потому все ночные звон¬
ки получает офицер разведки, который не обязан вылетать
рано утром, но для фельдмаршала я всегда на проводе. Он,
как всегда, сразу приступает к делу:
— Вы не можете вылететь немедленно? Прорываются
сорок танков с моторизованной пехотой. Наши фронто¬
вые подразделения не могут остановить их своими силами
и хотят закрыть брешь этим вечером. Но русские далеко
углубились в наши позиции; нужно немедленно атаковать
их, чтобы остановить распространение из зоны прорыва.
Если не сделать этого, то русские могут нанести огромный
урон нашим линиям снабжения в тылу армии.
Повторяется старая история. Я нахожусь у Шернера до¬
статочно долго, чтобы не удивляться подобным новостям.
Наши братья по оружию на земле отсиживаются в окопах
и позволяют танкам проходить в тыл, а мы должны таскать
каштаны из огня. Они оставляют нам разбираться с танка¬
ми в их тылу, надеясь закрыть брешь этим же вечером или
через два дня, чтобы таким образом обезвредить прорвав¬
шиеся вражеские силы.
Здесь, в Курляндии, это особенно важно, поскольку
крупное проникновение противника может привести к
краху всего фронта.
После недолгого размышления я говорю фельдмар¬
шалу:
183

— Сейчас очень темно, и боевые вылеты не имеют шан¬
сов на успех, поскольку мне нужен дневной свет для атак на
танки и грузовики. Я обещаю взлететь на рассвете со своей
3-й эскадрильей и противотанковым звеном в тот квадрат
на карте, который вы мне укажете. После этого я немедлен¬
но вам позвоню, чтобы сообщить, как обстоят дела.
Красные проникли на запад в районе озер, и сейчас их
танковый клин движется по дороге между двумя озерами.
Я прошу лейтенанта Вайсбаха собрать доклады о погоде по
телефону из всех возможных источников. Нужно разбудить
пилотов, чтобы ещё в сумерках мы взлетели, а с первы¬
ми рассветными лучами уже были над целью. Я отдаю ко¬
роткие инструкции штурманам по телефону — и дальше все
идет автоматически. Что уже выполнялось сотни раз, мож¬
но повторить и во сне. Повар сам знает, как готовить кофе.
Главный механик знает до секунд, когда наземный состав
должен выстраиваться на аэродроме, чтобы починить са¬
молет. Все, что необходимо, — это отдать короткий приказ
звеньям:
— Первый боевой вылет в 5.30.
Ранним утром над аэродромом на высоте примерно
50 метров висит густой туман, но из-за срочности нашей
задачи мы взлетаем. На юго-восток мы движемся на не¬
большой высоте. К счастью, местность здесь ровная, в
противном случае полет был бы невозможен. Видимость
не больше 400 метров, особенно из-за того, что еще не
рассвело. Мы летим примерно полтора часа, как вдруг ту¬
ман опускается почти до земли — из-за того, что мы уже
долетели до озер. Я даю приказ на перестроение, из-за
трудностей, связанных с полетами на высоте 50—70 мет¬
ров. Ради безопасности мы летим в ряд. Я едва вижу само¬
леты — они движутся в облаках и время от времени исче¬
зают в тумане. Успешную атаку в таких погодных условиях
осуществить невозможно. Мы можем бросать бомбы лишь
со столь малой высоты, на которой возникает риск быть
поврежденными осколками. Это пользы никакой не при¬
несет, и потому я отдаю приказ вернуться. Простое пребы¬
вание в зоне цели никому сегодня не поможет. Я рад, ког¬
да последний самолет приземляется благополучно. Когда
184

я звоню фельдмаршалу, он говорит, что получил такой же
доклад о метеорологической обстановке с линии фронта.
Наконец где-то ближе к девяти часам слой тумана над
аэродромом немного рассеивается и поднимается до
400 метров. Я взлетаю с противотанковым звеном, в со¬
провождении 7-го звена, которому достанутся цели,
требующие бомбардировки. Мы летим на юго-восток, и
туман снова густеет. Скоро мы спустились до высоты
50 метров, видимость просто фантастически плохая. На¬
земных ориентиров не видно, и потому я лечу по компасу.
Начинается район озер, погода остается отвратительной.
Я еще не достиг места русского наступления, которое ука¬
зал мне фельдмаршал, — я подбираюсь к нему по дуге,
чтобы, выйдя из пике, сразу двигаться к собственному
аэродрому. Это необходимая предосторожность для столь
скверной погоды. Если силы противника и в самом деле
столь сильны, как это мне сообщено, наверняка русские
имеют соответствующее противовоздушное прикрытие.
Не может быть речи о том, чтобы подойти к цели под при¬
крытием холмов или деревьев, поскольку на цель я выхо¬
жу со стороны воды, соответственно при выборе тактики
следует принимать во внимание противовоздушную обо¬
рону. Мы не можем прятаться и в облаках, поскольку при
атаках со столь малой высоты есть угроза столкновений при
полете большими подразделениями. Помимо того, пило¬
там придется следить, чтобы не столкнуться с соседом, а
это мешает концентрироваться на своей цели.
Мы летим с юга низко над водой. Еще темно и пасмур¬
но, впереди я не вижу ничего дальше 70—80 метров. Вне¬
запно я замечаю прямо по курсу черную движущуюся мас¬
су — это дорога, танки, машины, русские. Я сразу кричу:
«Атакуем!» Тут же противовоздушная оборона начинает
яростный огонь, сосредоточенный на моей машине, из спа¬
ренных и из счетверенных зенитных установок. Вспышки
от выстрелов ярко освещают все вокруг в этом густом тума¬
не. Пролетая на высоте 30 метров, я попадаю в самый центр
этого осиного гнезда. Не лучше ли мне убраться отсюда?
Другие самолеты летят справа и слева, и огонь по ним
меньше. Осуществляя противозенитный маневр, мне при¬
185

ходится делать бешеные повороты, чтобы в меня не попа¬
ли. Я стреляю не прицеливаясь, поскольку это уже второ¬
степенная задача; если не уделять главное внимание проти¬
возенитным маневрам, меня собьют наверняка. Но вот я
вылетаю на грузовики и танки, чуть поднимаю самолет и
парю над ними — каждую секунду я жду катастрофы. Все
это кончится плохо; моя голова столь же горяча, как и ме¬
талл, что со свистом летит мимо моей машины. Через не¬
сколько секунд раздается громкий стук. Гадерманн истош¬
но кричит: «Мотор горит!» Попадание в двигатель. Мотор
заметно теряет мощность. Языки пламени уже лижут ка¬
бину.
— Эрнст, выбрасываемся. Я немного наберу высоту,
чтобы мы улетели как можно дальше от русских, я видел
неподалеку отсюда несколько наших парней.
Я попытался поднять самолет выше, не имея представ¬
ления, на какой высоте я нахожусь. На стекле темное пят¬
но от бензина; бензин проникает и внутрь. Я ничего не
вижу и потому сбрасываю фонарь, но и это мало помога¬
ет, поскольку пламя закрывает передний обзор.
— Эрнст, нам придется выбрасываться немедленно.
Двигатель стучит и грохочет, затем останавливается,
снова стучит, останавливается, стучит... На этом лугу наш
самолетик превратится в крематорий. Мы должны выбро¬
ситься!
— Мы не можем! — кричит Гадерманн. — У нас высота
всего тридцать метров!
Ему сзади лучше видно. Гадерманн тоже сбрасывает фо¬
нарь, и это оборвало провод интеркома. Теперь мы не мо¬
жем переговариваться. Его последние слова:
— Мы над лесом!
Я тяну ручку на себя изо всех сил, но самолет не хочет
набирать высоту. Благодаря Гадерманну я знаю, что мы
летим слишком низко, чтобы прыгать. Неужели придется
делать на «Ju-87» аварийную посадку? Может, это еще воз¬
можно, даже несмотря на то, что я ничего не вижу. Но для
посадки мотор должен продолжать работать, хоть и слабо.
186

Тогда мы сможем сесть, если местность окажется подхо¬
дящей.
Я медленно уменьшаю газ. Самолет опускает нос, а я
гляжу по сторонам. Мимо проносится земля. Мы не выше
семи метров. Я напрягаю мышцы, ожидая удара. Когда
внезапно колеса касаются земли, я выключаю зажигание.
И тут наступает катастрофа. Мотор глохнет. Это, должно
быть, конец. Я слышу какой-то скрежещущий звук и те¬
ряю сознание.
Первое, что я понимаю, когда прихожу в себя, — кру¬
гом тихо. Я жив. Я пытаюсь понять, что со мной. Я лежу
на земле, хочу подняться, но не могу. Ноги и голова ужас¬
но болят. Затем мне приходит в голову, что где-то побли¬
зости должен быть Гадерманн. Я окликаю его:
— Где ты? Я не могу подняться.
— Подожди немного. Возможно, мы сможем справить¬
ся с этим. Ты сильно поранился?
Проходит некоторое время, прежде чем он, припадая
на ногу, подбирается ко мне, чтобы попытаться вытащить
из обломков. Только сейчас я понимаю, из-за чего мне так
больно, — длинный металлический кусок от хвоста само¬
лета прижал нижнюю часть моего бедра, весь хвост лежит
на мне, так что я не могу сдвинуться с места. Благодарение
Небесам, что ничего рядом со мной не горит. Куда делся
горящий мотор? Гадерманн сначала снимает кусок метал¬
ла с моей ноги, а затем убирает другие части самолета, ко¬
торые мне мешают. Чтобы сбросить их, ему приходится
прикладывать все силы.
— Как ты думаешь, русские уже здесь?
— Трудно сказать.
Вокруг нас лес и кусты. Когда я поднимаюсь на ноги,
то испытываю потрясение от представшей моим глазам
картины катастрофы — горящий двигатель лежит пример¬
но в 30 метрах; на 15—20 метров отброшены крылья, одно
из них еще дымится. Прямо передо мной, довольно дале¬
ко, лежит часть фюзеляжа с сиденьем стрелка-радиста, в
котором застрял Гадерманн. Вот почему я услышал голос
Гадерманна спереди, когда его окликал. Обычно я привык
слышать бортстрелка сзади, где он располагался. Мы пе¬
187

ревязываем наши раны, поскольку я потерял много крови
и без надлежащей перевязки мне грозят серьезные послед¬
ствия. Мы относим тот факт, что остались в живых и
относительно целы, к везению. Похоже, наше падение с
тридцатиметровой высоты имело следующие стадии: удар
от него был смягчен деревьями на краю леса, после чего
самолет рухнул на песчаную почву, где развалился на час¬
ти. Поскольку мы собирались прыгать, то оба расстегнули
ремни. Для меня до сих пор осталось загадкой, почему
я не ударился головой о приборную панель. Я лежал на
земле довольно далеко от частей, оставшихся в моем си¬
денье, — должно быть, отлетел назад вместе с хвостом. Да,
видимо, я родился в рубашке.
Внезапно в кустах раздался треск — кто-то пытался
добраться до нас сквозь подлесок. Мы смотрим в направ¬
лении этих звуков, затаив дыхание... и выдыхаем с облег¬
чением. Это немецкие солдаты. Они услышали звук удара
с дороги, после того как вдалеке прогрохотала стрельба и
горящий немецкий самолет пронесся над ними. Солдаты
просили нас поспешить.
— За нами нет наших ребят... только полчища Ива¬
нов... — Один из них усмехнулся. — Но, я думаю, вы и са¬
ми заметили иванов. — Он бросил значительный взгляд на
наш самолет. Мы забрались в грузовик, который был у сол¬
дат, и этот грузовик на полном ходу направился на север.
В эскадрилью мы вернулись в полдень. Никто не заме¬
тил нашей аварии, поскольку у всех были свои заботы.
Первые четыре часа моего отсутствия обычно не вызыва¬
ют беспокойства, поскольку я часто приземляюсь на сво¬
ем отважном «Ju-87» у линии фронта из-за вражеских зе¬
ниток и потом докладываю об этом по телефону. Однако
если проходит больше четырех часов, то лица товарищей
мрачнеют и вера в моего легендарного и неизменного ан¬
гел а-хранителя гаснет. Я звоню фельдмаршалу — он боль¬
ше, чем кто-либо еще, радуется, что я снова вернулся на¬
зад, и замечает, что к сегодняшнему вечеру подоспеет еще
один торт «в честь дня рождения».
Небо сейчас ослепительно-синее, последние клубы ту¬
мана рассеялись. Я докладываю фельдмаршалу, что готов
188

взлетать снова; я очень рассержен на своих советских дру¬
зей. Закон войны гласит — или я, или они. На этот раз это
оказался не я — значит, это должны быть они. Полк при¬
сылает на «шторьхе» офицера медицинской службы. Он
делает новую перевязку и объявляет, что у меня сотрясе¬
ние мозга. Гадерманн сломал три ребра. Я не могу сказать,
что чувствую себя хорошо, но мое желание летать переве¬
шивает все прочие соображения. Я инструктирую экипа¬
жи, давая им цели. Мы должны атаковать противовоздуш¬
ную артиллерию всеми нашими самолетами с бомбами —
и только после этого примемся уничтожать танки и маши¬
ны атаками с малой высоты.
Моя эскадрилья быстро поднимается в воздух и на¬
правляется на юго-восток. Вот впереди снова район озер.
Мы летим на высоте 2200 метров, подходя к северу с юго-
востока, чтобы появиться со стороны солнца, — зенитчи¬
кам будет трудно нас обнаружить, а мы сможем увидеть их
орудия по блеску на солнце. А вот и они, на том же самом
месте, что и раньше! По всей видимости, русские не хотят
двигаться дальше, пока не прибудет подкрепление. Мы
кружим вокруг нашей цели, вынуждая зенитки открыть по
нас огонь. Часть противовоздушной артиллерии находит¬
ся на грузовиках, остальные размещаются по кругу вокруг
грузовиков. Как только зенитки открывают огонь, я опре¬
деляю их местоположение, и они становятся нашей целью.
При этом я испытываю мстительное чувство, поскольку
всего несколько часов ранее моя жизнь висела из-за них
на волоске. Мы с противотанковым оружием летим сквозь
дым взрывов от бомб и атакуем танки «Т-34». Приходится
постоянно оглядываться, чтобы не оказаться над взрыва¬
ющейся бомбой. Зенитный огонь скоро смолкает. Танки
взрываются один за другим, грузовики зажигаются. Они
никогда не дойдут до Германии. Этот танковый клин оп¬
ределенно приостановит наступление.
Мы возвращаемся на аэродром с чувством, что сделали
все, что в наших силах. Вечером фельдмаршал звонит мне
и сообщает, что наши товарищи из наземных войск успеш¬
но контратаковали, фронт в районе прорыва восстановлен,
а окруженный противник уничтожен. Он благодарит нас от
189

имени командования за поддержку. Первое, что я сделаю
завтра, — это передам эту благодарность эскадрилье. Услы¬
шать от наших братьев по оружию на земле благодарность
за сотрудничество — это самая высокая награда. Она вдох¬
новляет нас на новые успехи.
В Латвии мы узнаем тревожную весть, что Советы вторг¬
лись в Румынию. Нас немедленно перебрасывают в Бузэу,
к северу от Бухареста. Мы летим на юг из Восточной Прус¬
сии через Краков и Дебрецен. Это восхитительный перелет,
поскольку в Восточной Европе бабье лето в самом разгаре.
В полет отправились 3-я эскадрилья и штаб полка, 2-я на¬
ходится в варшавской зоне, а 1-я уже в Румынии. В Дебре¬
цене много времени тратится на заправку, так что вылетать
до темноты уже поздно. Нам предстоит перевалить через
Карпаты, а я не собираюсь терять экипажи во время про¬
стого перегона самолетов. Таким образом, мы остаемся на
ночь в Дебрецене и по моему предложению вечером от¬
правляемся в баню. В городе есть великолепные бани, вода
поступает из горячих источников, имеющих медицинское
значение. Мы обнаруживаем в бане много женщин, сидя¬
щих в ваннах с книгами, сумками и вязаньем на коленях —
к изумлению и восторгу моих компаньонов. Дамы обме¬
ниваются сплетнями; в эти бани они ходят ежедневно. Для
ветеранов русской кампании видеть столько стройных,
полных женственности фигур — удивительное зрелище.
На следующее утро мы делаем посадку в Клаузенберге, в
прекрасном старинном городке, где трансильванские нем¬
цы осели несколько столетий назад — вот почему местные
жители говорят по-немецки. Здесь мы делаем лишь корот¬
кую остановку, чтобы заправиться топливом, поскольку
спешим. В это время над нами появляется на высоте при¬
мерно семь километров американский разведчик, что мо¬
жет означать скорое появление американских бомбарди¬
ровочных подразделений. Перелет над Карпатами в Бузэу
оставляет незабываемое впечатление, как любой полет над
горами в хорошую погоду. И вот мы видим впереди город;
его аэродром обычно считался второстепенным и исполь¬
190

зовался при перелетах к линии фронта, когда нам требова¬
лось вылетать на задания далеко на севере. Но теперь этот
аэродром становится главным для наших вылетов. Что же
случилось с такой, казалось бы, стабильной линией оборо¬
ны на рубеже Яссы—Тыргу-Фрумос и далее к Хуси?
Аэродром лежит на открытой местности — спрятать са¬
молеты тут негде. Поблизости расположен город Плоешти,
нефтяной центр Румынии, непрестанно атакуемый амери¬
канскими бомбардировщиками под мощным прикрытием
истребителей. Число эскорта превышает число всех немец¬
ких истребителей на этом участке фронта. Эти истребители
могут обратить свое внимание и на нас, если посчитают нас
достойной внимания целью.
Спускаясь вниз, я замечаю, что ведущая к аэродрому
дорога забита румынскими солдатами, движущимися не¬
скончаемой вереницей на юг. Кое-где движение останав¬
ливается из-за пробок. На дороге видно тяжелую артил¬
лерию всех калибров. Однако немецких войск нигде нет.
Я являюсь свидетелем последнего акта трагедии. Целые
секторы, где должны были находиться румынские подраз¬
деления, не оказывают никакого сопротивления, посколь¬
ку солдаты полным ходом идут в тыл. Советы быстро про¬
двигаются вперед. Где на фронте встречаются немецкие
солдаты, они сражаются и удерживают позиции — но ско¬
ро их отрежут, и они попадут в плен. Немецкие солдаты не
могут представить себе, что их румынские союзники спо¬
собны дать русским войти в их страну и предоставить ру¬
мынский народ своей печальной судьбе.
После приземления наши самолеты немедленно гото¬
вятся для вылетов на задания — я же отправляюсь с до¬
кладом к командованию моего старого полка. Там очень
рады заполучить нас обратно. Как здесь считают, работы
для нас много. Русские танки уже на пути к Фоскари, их
целью является быстрый захват Бухареста и Плоешти. Се¬
вернее немецкие войска из группы армий «Юг» еще удер¬
живают фронт.
Пока я узнаю это, наши самолеты уже готовы к вылету.
Мы немедленно поднимаемся в воздух и летим на боль¬
шой высоте, держась главной дороги на Фоскари. В десяти
191

километрах к югу от этого города мы видим огромные об¬
лака пыли — это наверняка танки. Так оно и есть! Мы ата¬
куем; танки сворачивают с дороги и уходят в поле. Но это
их не спасает. Мы подбиваем некоторые из танков, затем
возвращаемся обратно, чтобы пополнить запас снарядов и
вернуться к той же колонне. Куда ни кинешь взор, везде
видны огромные количества людей и техники. У русских
резерв человеческих ресурсов вообще когда-нибудь исто¬
щится? Мы получаем новое наглядное свидетельство, что
производственные мощности СССР были очень сильно не¬
дооценены нами и что никто не знал истинного положения
вещей. Самым явным доказательством этого стали вновь и
вновь появляющиеся огромные массы танков. Много так¬
же грузовиков американского производства. У нас один
трудный вылет следует за другим, с утра до вечера — как и
все предыдущие годы.
Наступает один из последних дней августа. Рано утром
я взлетаю, чтобы лететь в район, где красные прорвались
на север, и поднимаюсь на высоту 50 метров над своим
аэродромом. Внезапно открывают огонь зенитки. Зенит¬
чиками служат румыны; они открывают огонь при при¬
ближении русских или американских истребителей. Я гля¬
жу туда, где видны разрывы снарядов, стараясь разглядеть
американские бомбардировщики. Неужели американцы
сегодня поднялись так рано? Я поворачиваю свое подраз¬
деление к автостраде, чтобы подождать развитие событий
под прикрытием своих зениток. Удивительно, но разрывы
снарядов снижаются и вспыхивают совсем близко к мое¬
му самолету. Я гляжу вниз на стреляющие батареи и вижу,
что орудия поворачиваются, чтобы отслеживать наши ма¬
невры; один снаряд разрывается совсем рядом со мной. В
небе ни одного вражеского самолета. Теперь у меня нет
никаких сомнений — зенитки стреляют по нас. Это совер¬
шеннейшая неожиданность для меня — но факт есть факт.
Мы летим на север, чтобы выполнить нашу задачу и при¬
остановить советское наступление в районе Хуси—Бар-
лад—Фоскари.
192

Возвращаясь на аэродром, я уже готов к новому обстре¬
лу румынами — наземное управление полетами сообщило,
что теперь зенитки будут бить по нашим самолетам. С это¬
го дня Румыния с нами в состоянии войны. Мы сразу
спускаемся низко при подлете к аэродрому и садимся по¬
одиночке. Отдельные зенитки снова открывают огонь, но
не столь меткий, как раньше. Я немедленно отправляюсь
к телефону, чтобы связаться с командующим румынскими
воздушными силами Ионеску. Он командует как авиаци¬
онными, так и зенитными румынскими подразделениями.
Я лично знаю его еще с Хуси, у него есть немецкие награ¬
ды. Я спрашиваю: что означает это недружественное отно¬
шение румынских зенитчиков ко мне и моей эскадрилье?
Он не отрицает факт обстрела и говорит, что зенитчики
видели, как немецкий самолет сбил румынский самолет
связи, и что после этого они стреляют по всем немецким
самолетам. Командующий еще не говорит о состоянии
войны между Германией и Румынией. Я отвечаю, что не
хочу больше сталкиваться с подобным поведением. У меня
была боевая задача — вылет против русских войск к севе¬
ру от Румникул—Саррат. Однако теперь я вынужден уни¬
чтожить бомбами и автоматическими пушками самолетов
«Штука» зенитчиков нашего аэродрома, чтобы не мешали
мне при вылетах. Другая эскадрилья атакует штаб — его
расположение нам хорошо известно.
— Ради бога, не делайте этого. Мы всегда были хоро¬
шими друзьями; мы не можем отвечать за действия прави¬
тельств. Я предлагаю — мы не делаем ничего друг против
друга. Для нас объявление войны как бы не существует.
Я даю вам личные гарантии, что по моему приказу ни од¬
ного выстрела не будет сделано по вашим самолетам.
Ионеску снова клянется в своих дружеских чувствах
ко мне лично и к Германии в целом. После того как мы
заключили этот сепаратный мир, я не имею оснований
жаловаться на действия румын. Забавное положение — я
нахожусь вместе со всем летным персоналом на аэродро¬
ме в стране, которая ведет с нами войну. Две румынские
дивизии с полным снаряжением, включая тяжелую артил¬
лерию, окружают мой аэродром. Ночью они могут нас
7 Г. Рудель 1 93

уничтожить. Мы сильны днем, ночью же возможно вся¬
кое. Но эти две дивизии не имеют агрессивных намерений
по отношению к моим «Штукам», поскольку располага¬
ются довольно скученно на совершенно открытой мест¬
ности.
Наш запас бомб и бензина на исходе, а подвезти их сюда
нельзя, поскольку Румыния уже не в наших руках. Для нас
есть единственная возможность — перелететь на другую
сторону Карпат и попытаться создать там новый фронт из
остатков пробившихся из Румынии частей, а также из того,
что удастся наскрести из резервных соединений. Но совер¬
шенно ясно, что нашу тяжелую артиллерию через Карпаты
не переправить; ее придется оставить в Румынии. Хорошо,
если большей части армии удастся выбраться из этого дья¬
вольского котла измены, за который мы должны прокли¬
нать румынское правительство! Оружие можно изготовить,
как бы трудно это ни было, а вот потерю людей не возмес¬
тить. Наш наземный персонал готов к захвату дороги через
перевал Бузэу. Мы используем последнее топливо, атакуя
русскую танковую колонну, которая приближается к Бузэу.
Частично наши полеты проходят далеко в русском тылу —
мы пытаемся облегчить судьбу окруженных немецких час¬
тей, все еще отчаянно сопротивляющихся. Охватывает от¬
чаяние, когда видишь, как ветераны русской кампании с
гордо поднятой головой сопротивляются в окружении пре¬
восходящих сил, почти без оружия. Артиллерия уже давно
использовала все боеприпасы, скоро не останется и патро¬
нов. Только атаки позволяют пополнить запас боеприпа¬
сов. Маленький Сталинград.
Теперь история с нашим аэродромом наконец заверше¬
на, и мы летим на запад через Карпаты на новый оператив¬
ный аэродром в Саксиш-Регене в Венгрии. В этом малень¬
ком городке почти все говорят по-немецки — это цитадель
трансильванских немцев. Здесь есть немецкая церковь и
немецкие школы; когда идешь по городу, все напоминает
Германию. Город весьма живописно раскинулся на поло¬
гих холмах. В окрестностях очень много лесов. Наш аэро¬
194

дром располагается на плато, окруженном деревьями. Мы
квартируем в городе и в немецких деревнях, лежащих се¬
вернее и северо-восточнее. На данный момент наши опера¬
ции направлены против противника, пробивающегося че¬
рез карпатские проходы на восток. Эта местность дает
отличные возможности для обороны, но у нас нет сил за¬
щищать ее, поскольку необходимая для этого тяжелая ар¬
тиллерия осталась в Румынии. Даже самые важные участки
невозможно отстоять одним героизмом против самого со¬
временного оружия. Мы контролируем Ойтозский и Гым-
нозский проходы и горные дороги к северу от них. У меня
еще со времен боев на Кавказе есть опыт полетов в горис¬
той местности, но здесь долины крайне узки, и потому при¬
ходится набирать значительную высоту, когда необходимо
развернуться. Дороги через проходы извилисты и на боль¬
ших участках прорублены в горах через их склоны. Когда
заходишь в атаку на танк или грузовик, то нужно помнить
о скалах, которые возвышаются повсюду. Когда на один
участок вылетает две группы, есть риск, что они неожидан¬
но налетят друг на друга из-за скал. Горы представляют
большую опасность, чем зенитный огонь, так что угрозой
с их стороны нельзя пренебрегать. Русские поняли, что зе¬
нитная артиллерия не должна сопровождать конвои, по¬
скольку мы можем совершенно неожиданно вылететь из-за
гор, и потому разместили зенитки на склонах гор. Истреби¬
тели нам почти не мешают. Неужели русские столь медлен¬
но осваивают румынские аэродромы? Вряд ли, поскольку у
русских много линий снабжения и в их распоряжении есть
аэродромы в Бузэу, Романе, Текуче, Бакау и Силистре, ко¬
торые отлично расположены и вполне могут использовать¬
ся для боевых действий. По всей видимости, иваны не име¬
ют склонности к полетам в горах; мне они кажутся
особенно неуверенными при пилотаже на малой высоте в
долинах, поскольку здесь часто путь преграждает внезапно
появившаяся гора. Два года назад с подобным я часто стал¬
кивался в долинах и горных проходах Кавказа.
В это время я получаю приказ принять на себя коман¬
дование полком и сдать мою 3-ю эскадрилью. Командова¬
ние 3-й эскадрильей принимает лейтенант JIay. Он служит
195

в ней еще с Греции, со времен битвы с британским фло¬
том; там лейтенант весьма отличился. После первой фазы
русской кампании его перевели на штабную работу, а те¬
перь он возвращается обратно на фронт. Повышение не
влияет на мои возможности совершать вылеты; в распоря¬
жении штаба полка находятся все исправные самолеты,
так что я могу летать с любым подразделением в любое
время.
Однажды в начале сентября я рано утром вылетаю с
моей 3-й эскадрильей; 2-я летит за нами в качестве сопро¬
вождения. Сам я направляюсь к Ойтозскому проходу на
самолете с противотанковыми пушками. Положение пло¬
хое, и я решаю совершить сюда еще один вылет, но на
«Fw-190», пока другие самолеты готовятся к следующему
вылету. Лейтенант Хофмайстер тоже готов взлететь; он со¬
провождает меня в качестве разведчика.
Мы летим обратно к Ойтозу, производим атаки с низ¬
ких высот и изучаем общее положение в нашем секторе.
Я возвращаюсь буквально без капли горючего и без едино¬
го патрона к нашему аэродрому, когда вдруг вижу сорок
поблескивающих серебром самолетов, летящих на той же
высоте, что и я. Мы сближаемся. Нет, ошибки нет — это
американские «мустанги». Я говорю Хофмайстеру:
— Ты должен немедленно приземлиться.
Я выпускаю шасси, закрылки и приземляюсь, пока «му¬
станги» не развернулись, чтобы пойти в атаку. Вынужден¬
ная посадка — всегда нервное дело, поскольку в это время
самолет совершенно беззащитен и ничего нельзя сделать до
самого последнего момента, когда машина не остановит¬
ся. Хофмайстер, по-видимому, оказался не столь удачлив,
как я, — он куда-то пропал. Мой самолет все еще бежит по
земле, когда я вижу над собой заходящие для атаки «мус¬
танги» — один из них идет прямо на меня. Я поспешно от¬
кидываю фонарь — хотя самолет еще движется со скорос¬
тью примерно 50 километров в час, — перебираюсь на
крыло и спрыгиваю на землю. Я лежу плашмя, когда «мус¬
танг» открывает огонь. Мой самолет, продолжая двигать¬
ся вперед, загорелся с первого же захода. Я рад, что меня в
нем нет.
196

У нас на нашем аэродроме не было противовоздушной
артиллерии, поскольку никто не ожидал, что нас придется
переводить сюда. Из-за бомбежек производительные воз¬
можности настолько сократились, что мы уже не в силах за¬
щитить все наши аэродромы. Враги, имевшие неограни¬
ченные запасы в своем распоряжении, могут установить
зенитки на каждом углу. Мы, к несчастью, на это не спо¬
собны. «Мустанги» рассредоточиваются над аэродромом и
начинают методичное, как в мирное время, упражнение
в стрельбе. Моя эскадрилья, которую требуется заправить
бензином и пополнить бомбами, в это время находилась на
земле. Множество транспортных самолетов, которые дос¬
тавляют боеприпасы, бензин и бомбы, совершенно откры¬
ты. Пригодные для использования самолеты стоят в имп¬
ровизированных ангарах в лесу, и в них трудно попасть. Но
ремонтируемые и транспортные самолеты с бомбами и
бензином летят на воздух; «мустанги» уничтожают все, что
видят их пилоты. Меня охватывает ярость, но мы не в силах
нанести ответный удар. Весь аэродром покрывается ды¬
мом. Сквозь него видны горящие истребители. В этой су¬
мятице можно подумать, что наступил конец света. Хоть
звучит и абсурдно, но мне захотелось заснуть: ведь когда я
проснусь, все уже кончится. Если парень, который прибли¬
жается ко мне на своем самолете, меня убьет, то пусть это
произойдет во сне.
Пилот «мустанга», который поджег мой самолет, по-ви-
димому, заметил, что я лежу на земле неподалеку. Возмож¬
но, он видел, как я выбирался из машины. Так или иначе,
но он делает на меня заходы снова и снова. Должно быть,
не может четко разглядеть меня в прицел. Желая прове¬
рить, жив ли я после его атак, он спускается на высоту 4—
5 метров, чтобы разглядеть меня. Я лежу неподвижно на
животе, только немного поворачиваю голову, чтобы бро¬
сить на него взгляд из-под полуопущенных век. После каж¬
дого захода в меня летят песок и земля от пуль, ввинчива¬
ющихся в землю справа и слева. Попадет ли он в меня в
следующий раз? Но бежать нельзя — тогда он не отстанет
от меня наверняка. Остается лежать; это время кажется мне
вечностью. Но вот, похоже, он израсходовал патроны, по¬
197

скольку, пролетев прямо надо мной, улетает прочь. Его
коллеги тоже использовали свои боеприпасы, и надо при¬
знать, очень успешно. Самолеты строятся в боевой порядок
над аэродромом и летят прочь.
Наш аэродром представляет собой ужасную мешанину,
особенно с первого взгляда. Первое, что я делаю, — это
ищу лейтенанта Хофмайстера. Его самолет лежит на краю
аэродрома — должно быть, лейтенант промедлил и его
подбили при посадке. Лейтенант ранен; одну ногу придет¬
ся ампутировать. Пятьдесят самолетов горят и взрывают¬
ся на летном поле. К счастью, только несколько из при¬
годных для использования самолетов, укрытых в ангарах,
подверглись налету. Когда я посещаю каждое подразде¬
ление, мне сообщают, что наземный персонал, как было
приказано, вел непрерывный огонь из стрелкового ору¬
жия — пистолетов-пулеметов, винтовок, пулеметов и ре¬
вольверов. Около аэродрома лежало четыре «мустанга».
Учитывая, что у нас не было зенитных орудий, это можно
было считать превосходным достижением. Для «мустан¬
гов» наш аэродром не стал легкой учебной целью. Через
несколько дней к нам прибыла противовоздушная артил¬
лерия, и столь же успешных рейдов у американцев больше
не было.
На немецких самолетах часто летали румынские лет¬
чики, поскольку их подразделения получали немецкую тех¬
нику. Сейчас на этих самолетах румынские опознаватель¬
ные знаки, и они воюют на стороне русских. База румын¬
ских самолетов располагалась недалеко от нас. Поэтому мы
потратили два дня на атаки с низкой высоты на аэродромы
в районе Карлсбурга, Кронштадта и Германнштадта. Злые
языки утверждают, что мы подражаем «мустангам» — они
делали то же с нами раньше. Мы уничтожаем более 150 са¬
молетов на земле и несколько в воздухе; по большей части
это тренировочные и курьерские самолеты, но даже они
служат на пользу румынских авиационных сил. Успех этих
атак в большой степени зависит от силы сопротивления на
земле.
198

Сражения в Румынии подходят к своему завершению.
Советское наступление затопило всю страну, и теперь рус¬
ские пробиваются к Венгрии везде, где это возможно. В на¬
стоящее время по Ротер-Турмскому проходу движутся, не
соблюдая дистанцию, конвои в направлении на Германн-
штадт. Боевые вылеты против вторгнувшихся танковых ко¬
лонн особенно тяжелы, поскольку эти колонны особенно
хорошо прикрыты артиллерией. Во время одного из выле¬
тов к северной части прохода 40-миллиметровый снаряд
разбивает фонарь моей кабины, и я внезапно оказываюсь
сидящим на открытом воздухе. К счастью, ни одного ос¬
колка в меня не попадает.
В тот же день офицер разведки сообщает, что почти каж¬
дый день слушает по радио пропагандистские передачи на
немецком языке, главным образом рассказы о зверствах
немецких солдат и призывы к партизанской войне. Переда¬
чи всегда начинаются со слов: «Говорит Кронштадт». Свя¬
завшись с штабом авиагруппы, я прошу разрешения на
налет на радиостанцию. Мы делаем этот налет, но оказы¬
вается, что на следующий день ее уже починили. Придется
всерьез взяться за этих провокаторов. Утром мы направля¬
емся к Кронштадту — старому поселению трансильванских
саксонцев. Город поблескивает прямо по курсу в утреннем
тумане под первыми лучами солнца. Нам не требуется ле¬
теть к городу — станция выдает свое присутствие двумя
своими мачтами, стоящими на главной дороге примерно в
восьми километрах севернее. Между высокими мачтами
стоит небольшое строение, нервный центр всего переда¬
ющего организма. Когда я подлетаю ближе, готовясь к ата¬
ке, то вижу, как из двора этого здания выезжает машина.
Если бы я был уверен, что именно пассажиры этой маши¬
ны — те самые люди, что призывали партизан бить нам в
спину, я бы потрудился их поймать. Машина исчезла в
лесу, ее пассажиры могут наблюдать нашу атаку на переда¬
ющую станцию со стороны. Спускаться слишком низко мне
нельзя — мачты соединены кабелями, и я легко могу вле¬
теть прямо в них. Наконец маленькое здание в прицеле, и я
нажимаю кнопку бомбосбрасывателя, вывожу самолет из
пике и делаю круг вокруг мачт, желая посмотреть на ре¬
199

зультаты, пока моя эскадрилья снова не построилась в бо¬
евой порядок. Случается так, что одна из моих маленьких
10-килограммовых бомб попадает в верхушку одной из
мачт; мачта надламывается и сгибается под ровным углом.
Домика внизу не видно — бомбы сделали свою работу. Те¬
перь отсюда довольно долго не смогут передавать злобные
пропагандистские передачи. С этой утешающей мыслью я
возвращаюсь на аэродром.
Возрастающее давление на карпатские проходы все яс¬
нее показывает тот урон, которой нанесло нашим силам
предательство румын. Советы продвинулись далеко за Гер-
маннштадт; они уже около Торенбурга и пытаются захва¬
тить Клаусенбург. Большая часть подразделений на этом
участке принадлежит венграм — в основном это венгер¬
ские 1-я и 2-я танковые дивизии. Здесь практически нет
немецких резервов, которые смогли бы стать становым
хребтом обороны этого важного сектора. Продвижение Со¬
ветов подвергает опасности германские подразделения,
удерживающие Карпаты севернее. Им придется оставить
свои позиции, а это будет иметь серьезные последствия,
поскольку Карпаты, как естественная крепость, защищают
равнины Венгрии, которые крайне трудно удерживать на¬
шими небольшими силами. В это же время у Советов сей¬
час совсем легкая работа, поскольку они без помех продви¬
гаются по «союзной» ныне Румынии. В Румынии какое-
либо организованное сопротивление немецких частей уже
невозможно. Наш лозунг: «Прочь из Румынии, наша следу¬
ющая остановка в Карпатах». Но у Румынии протяженная
граница, а это означает, что наш и без того слишком тон¬
кий в глубину фронт придется растягивать.
На несколько дней мы перебираемся обратно на аэро¬
дром к западу от Саксиш-Регена. Отсюда нам предстоит
совершать почти ежедневные боевые вылеты в район То¬
ренбурга. В первый раз с бог знает какого времени в боях
снова начинают принимать участие железные густавы. Во
время каждого вылета мы остаемся в зоне боев, насколь¬
ко это позволяет запас топлива, чтобы поквитаться с на¬
200

шими соперниками со стороны противника. 3-я эскадри¬
лья осуществляет бомбежки, ее сопровождает 2-я эскадри¬
лья, со штабом в «Fw-190», на одном из которых лечу и я
сам. На этой фазе боев нам удается сбить довольно боль¬
шое число русских штурмовиков и истребителей. Штур¬
ман 2-й эскадрильи, награжденный дубовыми листьями
лейтенант Кеннель, особенно удачлив в этой охоте. Ко¬
нечно, не пикирующие бомбардировщики и штурмовики
должны сбивать вражеские самолеты, но в сложившемся
критическом положении мне кажется важным поддержать
наших товарищей на земле. И потому наши мастера снай¬
перской стрельбы по танкам начинают целиться в самоле¬
ты — и с блестящими результатами. Эти операции ясно
показывают пилотам старых «Ju-87», что лучше быть гон¬
чим, чем зайцем. Тем не менее мы по-прежнему преданы
нашим старым машинам.
В сентябре 1944 года начинается .сражение за равнины
Венгрии. В это время мне присваивают звание подполков¬
ника. Штаб полка и наземный персонал короткое время
размещается в Таснаде, к северу от Токая. 1-я и 3-я эскад¬
рильи со своим оперативным управлением и я размещаем¬
ся юго-восточнее от Таснада, 3-я эскадрилья перебирается
в район Мишкольц, где отвратительный аэродром, — всю
окружающую местность, включая ведущие к аэродрому
дороги, непрекращающиеся дожди превратили в болото.
Здесь мы останавливаемся ненадолго; отсюда можно де¬
лать вылеты в район Гроссвардейн—Сегед—Дебрецен. Рус¬
ские орды движутся быстро, почти всегда ночью. Днем они
стоят на месте, хорошо маскируясь в деревьях около дорог
или в кукурузных полях, или же останавливаются в дерев¬
нях. Бомбардировки и воздушные атаки теперь очень силь¬
но зависят от воздушной разведки, поскольку сначала сле¬
дует найти цель и только после этого наносить по ней удар.
В настоящее время германский фронт уже не представлял
собой непрерывную линию — это изолированные очаги со¬
противления, поспешно собранные либо из отступавших
из Румынии солдат, либо из солдат линий коммуникаций в
201

Венгрии. В этих подразделениях оказывались солдаты всех
видов войск. На ключевых участках время от времени мы
слышим названия пехотных подразделений с великими
боевыми традициями, танковых подразделений, подраз¬
делений СС — все они наши старые знакомые и друзья, с
которыми мы разделили тяготы трудных лет в России. Они
любят и высоко оценивают наши «Штуки» — так же, как и
мы. Если мы знаем, что внизу знакомое подразделение, то
уверены, что никаких неожиданностей не будет. Большин¬
ство офицеров с наземных пунктов управления полетами
мы знаем лично — по крайней мере, узнаем их по голосам.
Они указывали нам каждый узел вражеского сопротивле¬
ния, как бы мал он ни был, и мы атакуем его всем, что у нас
есть. После нашей атаки наземные подразделения перехо¬
дили в наступление с быстротой молнии, буквально сметая
все перед собой, но численный перевес противника столь
значителен, что даже самые крупные локальные успехи
оказывались лишь каплей в море. Русские обходят наши
подразделения слева и справа, и у нас не хватает солдат их
остановить. Новый русский прорыв приводит к тому, что
даже те подразделения, что стояли твердо, вынуждены от¬
ходить, чтобы не быть отрезанными.
Так продолжается снова и снова, пока мы не оказыва¬
емся на Тиссе, которая теперь становится новой линией
обороны. Река узкая и в войне с современными техниче¬
скими средствами не представляет собой серьезное пре¬
пятствие. У Сегеда русские скоро захватывают хороший
плацдарм, который нам не удается отбить и с которого они
предпринимают стремительное наступление на северо-за-
пад, на Кечкемет. Моему полку снова приходится переби¬
раться дальше в тыл, и теперь мы в Фармосе, западнее
Сзольнока, на железнодорожной линии из Сзольнока на
Будапешт. Наш аэродром часто навещают четырехмотор¬
ные американские бомбардировщики; позднее они пере¬
носят свои действия на железнодорожный мост в Сзоль-
ноке.
Здесь у нас'нет причин жаловаться на рацион, посколь¬
ку Нирманн получил разрешение охотиться, а в этих мес¬
тах зайцы — настоящее бедствие. Каждый день он возвра¬
202

щается с большим мешком; скоро Фридолина начинает
тошнить при виде зайцев. Иногда в воздухе становится по-
настоящему холодно; дело стремительно идет к зиме. Де¬
лая свои ежедневные пробежки в окрестностях Фармоса, я
не могу сдержать восхищения от вида равнин; никак не
ожидал, что с моей любовью к горам это возможно.
Мы делаем вылеты к берегам Тиссы и к уже многочис¬
ленным плацдармам, которым Советам удалось захватить
на западном берегу. Наши цели, как всегда в случае пере¬
прав, сосредоточение людей и техники у реки и на веду¬
щих к переправам дорогах, вновь возводимые мосты через
реку, а также средства переправы, часто весьма примитив¬
ные. Плоты, старые парусные суда, лодки рыболовов и
простенькие прогулочные суда — все это движется через
Тиссу. У Иванов нет времени наладить нормальную пере¬
праву. Активность поначалу велика в районе между Сеге¬
дом и Сзольноком, а позднее она проходит севернее. Созда¬
ние множества плацдармов всегда говорит о готовящемся
наступлении. Советы накапливают технику для нового на¬
тиска. Наши войска, чтобы воспрепятствовать этим при¬
готовлениям, предпринимают успешное наступление в
районе Сзольнок—Мезотуер—Кисуйзалас—Туркеве. Мы
постоянно делаем вылеты на поддержку. Новое русское
наступление на Тиссу значительно задерживается. Ког¬
да оно начинается, оно довольно слабое, поскольку мы
прервали их линии коммуникаций, по крайней мере в
этом северном секторе. Но русские в состоянии расши¬
рить большой плацдарм в Сегеде и соединяются с другим,
маленьким плацдармом севернее.
В конце октября на всем фронте идет наступление. Сна¬
чала следует удар к северо-западу и северу от Кечкемета.
Цель наступления ясна: сокрушить наши оборонительные
порядки на Тиссе и пройти по равнине к столице Венгрии
и Дунаю. Иван крайне активен в воздухе. Оказывается, что
он занимает целую серию аэродромов вокруг Дебрецена, и
потому нам приходится во время вылетов сталкиваться с
численным превосходством противника. Мы страдаем так¬
203

же от больших потерь из-за действий зенитной артиллерии,
а замена и припасы прибывают во много меньшем числе,
чем хотелось бы. Советы не могут поставить себе в заслугу
наше затруднительное положение — они должны благо¬
дарить своих западных союзников, серьезно нарушивших
наши коммуникации налетами своих четырехмоторных
бомбардировщиков на железнодорожные станции и горо¬
да. Железные дороги и автострады патрулируются также и
американскими самолетами. Нем не удается прикрыть пути
сообщений из-за нехватки людей и техники. С оставшим¬
ся в полку небольшим количеством самолетов, включая
звено с противотанковыми пушками, я часто делаю боевые
вылеты в район юго-восточнее Кечкемета. Наши силы
убывали столь стремительно, что однажды я отправился на
боевой вылет в сопровождении только четырех «Fw-190».
Приближаясь к цели, я с трудом верю своим глазам: к севе¬
ру от Кечкемета на огромном участке дороги непрерывно
идут русские танки. Над ними, как гроздья винограда, на¬
висает непроницаемый зонт из советских истребителей,
прикрывающих танковую колонну. Один из сопровождав¬
ших меня офицеров знает русский, и он начинает перево¬
дить то, что слышит, поскольку Советы снова используют
почти ту же частоту, что и мы. Русские кричат друг другу и
производят такой шум, что я не могу поверить, что что-
либо можно разобрать. Мой переводчик в «Fw-190» перевел
следующее:
— Вызываем всех «красных соколов» — одиночная
«Штука» с двумя длинными полосами подходит для атаки
на наши ганки. Мы уверены, что это те самые нацистские
свиньи, которые подбивали наши танки. С ними несколько
«фоккеров» (мой эскорт). Вы все должны атаковать «Шту¬
ку», а не «фоккеры» — она должна быть сбита сегодня!
Слушая все это, я не сразу спустился вниз и перешел в
атаку. Один танк загорелся. Два «Fw-190» кружат надо мной,
пытаясь отогнать несколько «Ла-5». Два идут за мной, сле¬
дуя за моими маневрами; они не собираются меня остав¬
лять, что произошло бы, если бы они ввязались в бой с ива-
нами. Двадцать или тридцать самолетов «Ла-5» и «Як-9»
теперь повернули к нам — по всей видимости, офицер
204

управления полетами на земле указал на нас, поскольку
в воздухе слышалось истошное: «Давай, давай, сбивай эту
нацистскую свинью. Разве ты he видишь, что один танк уже
горит?» Для меня это верное свидетельство моих успехов.
Каждый раз, как меня атакует какой-нибудь истребитель,
я резко поворачиваю, точно тогда, когда истребитель го¬
товился стрелять; скорость истребителя не позволяет по¬
вернуть столь же резко, и он теряет позицию для стрельбы.
Затем я снова делаю разворот и оказываюсь позади от ис¬
требителя, на некотором расстоянии. Хотя мне жаль рас¬
ходовать снаряды для борьбы с танками, я пускаю вслед
истребителю два 37-миллиметровых снаряда. Хоть снаря¬
ды и пролетели мимо своей цели, парень, для которого
они предназначались, наверняка видел по следу, откуда
они идут, и пережил шок, когда совсем рядом пронеслись
два огненных шара. Я снова слышу вопли — это кричит
тот, в кого я стрелял:
— Поберегитесь... будьте осторожней... вы видите? Эта
нацистская свинья стреляет сзади. Берегитесь.
Он ревет так, словно я уже его сбил. Другой голос, оче¬
видно командира этого подразделения, произносит:
— Мы должны атаковать его с разных углов одновре¬
менно. Встречаемся над деревней, к которой я сейчас на¬
правляюсь. Мы обсудим, что можно сделать.
Тем временем я атакую другой танк. Танки не стремят¬
ся скрыться, уверенные, что они находятся под надежной
защитой истребителей. И вот еще один вспыхивает огнем.
«Красные соколы» кружат над деревней и ужасно орут —
все высказывают идеи, как сбить мой «Ju-87». Управля¬
ющий полетами офицер на земле в ярости; он угрожает и
спрашивает, видят ли летчики, что горит уже четыре тан¬
ка. Истребители прилетают снова, действительно с разных
углов, и я рад, что на пятом танке кончились мои боепри¬
пасы, поскольку затянувшаяся игра может кончиться про¬
игрышем. С меня все время катится пот, хотя в воздухе
очень холодно, — возбуждение согревает больше, чем лю¬
бая меховая куртка. То же относится и к пилотам моего
эскорта. Лейтенанты Бирманн и Кинадер больше беспоко¬
ятся о том, чтобы выполнить свои обязанности по защите
205

своего командира, чем о том, что их собьют, однако по¬
хоже, что иваны говорят себе: если мы не можем сбить
«Штуку» с полосками, то попытаемся, по крайней мере,
сделать это с «фоккерами». Мы поворачиваем домой; Ива¬
ны преследуют нас недолго. Через какое-то время мы слы¬
шим проклятия, изрыгаемые офицером управления поле¬
тами на земле, и извинения «красных соколов».
Часто на пути русского наступления нет никого, кроме
изолированных подразделений, собранных для решения
какой-либо срочной задачи и часто состоящих из персона¬
ла аэродромов и зенитных расчетов, а также подразделений
обслуживания. У нас нехватка людей и техники — и это
продолжается уже долго. Отдельные проявления храбрости
и изолированные действия могут остановить на какое-то
время, но не способны сдержать продвижение колоссаль¬
ного числа людей и техники. Несколько «пожарных» под¬
разделений, которыми мы еще располагаем, не могут быть
в разных местах одновременно. Тем не менее наши товари¬
щи на земле ведут немыслимо упорные бои. Фронта по
Тиссе уже нет; следующей линией обороны будет Дунай.
Меня беспокоят признаки советского проникновения да¬
леко на юг через Фюнфкирхен в направлении на Капош-
вар; если это произойдет, тогда наши новые позиции ока¬
жутся под угрозой. Проходит совсем немного времени, и
эти мои предположения получают подтверждение.

Глава 15
БИТВА ЗА ВЕНГРИЮ
Один из наших последних дней в Фармосе. Только что
получено сообщение, что иваны просочились сильной тан¬
ковой колонной в направлении гор Матра и достигли окра¬
ин Гьонгеса. Наши войска, окруженные с флангов, пыта¬
ются по возможности закрыть брешь и восстановить
прежнее положение. Погода отвратительная, что особенно
неприятно, поскольку местность здесь гористая и облака
висят ниже, чем где-либо еще. Мы оставляем Будапешт
справа и скоро видим впереди горы Матра, а за ними город
Гьонгес. В нескольких километрах южнее замечаем пожа¬
ры — по-видимому, там что-то происходит. И в самом деле,
по дороге идут танки, и они определенно не немецкие. Де¬
лая широкий круг, чтобы получить общее представление о
силе врага, я встречаю сильный огонь из зениток малого и
среднего калибра. Мы кружим над передовым отрядом на
низкой высоте. Прямо перед танками «Т-34» и «ИС» идет
танк, который я раньше никогда не видел. Этот танк не
американского производства. Я сначала уничтожаю эту ма¬
шину, потом принимаюсь за остальные. Когда горит пять
танков, у меня кончаются боеприпасы. Сегодня противо¬
танковое звено славно потрудилось; этот день для Ива¬
нов начался плохо. Мы перестраиваемся и направляемся
к аэродрому, отстреливаясь от советских истребителей
«Як-9», которые к этому времени появились на сцене, но
не причиняют нам никакого вреда.
Нам остается десять минут лёта до базы, и мы уже по¬
рядком углубились за линию нашей обороны, когда мне в
голову приходит мысль: как я буду описывать новый танк в
207

рапорте? Сделала ли моя автоматическая камера достаточ¬
но четкие снимки, чтобы определить, что это был за танк?
Очень важно, чтобы Генеральный штаб был хорошо ин¬
формирован о новом типе оружия, появившемся на нашем
секторе фронта. Точное описание позволит понять, начало
ли новое оружие выпускаться или доставлено из другой
страны. Я должен знать, что за модель представляет собой
этот танк, и потому даю приказ командиру 3-й эскадрильи
отвести подразделение на аэродром, разворачиваюсь и сно¬
ва лечу к танкам.
Немного сбавив газ, я облетаю таинственный стальной
монстр четыре-пять раз на высоте 4—5 метров по неболь¬
шому радиусу, чтобы произвести тщательное изучение с са¬
мого близкого расстояния. По одну сторону танка стоит
«ИС», который, по всей видимости, прибыл из хвоста ко¬
лонны, чтобы выяснить, .что произошло. Странный танк
все еще горит. Делая последний круг, я вижу, как несколь¬
ко Иванов карабкаются на башню «ИС» к установленному
там 13-миллиметровому зенитному пулемету. Я вижу, что
они поднимают головы и из зенитки идет дым, и понимаю,
что по мне ведется огонь. Я нахожусь от них в 15, самое
большее — в 20 метрах, но, видно, им слишком трудно про¬
следить за мной, когда я описываю свои круги, или они не
очень опытные стрелки. Я все еще раздумываю, почему они
не могут в меня попасть, когда по самолету дважды ударя¬
ет словно огромным молотом и мою левую ногу пронзает
боль. Гадерманн сидит позади меня — я говорю ему, что со
мной случилось, но он ничем не может помочь, поскольку
не в состоянии двинуться вперед. У меня с собой нет бин¬
тов. Местность, над которой мы летим, населена очень сла¬
бо, земля не годится для вынужденной посадки. Если мы
приземлимся здесь, один Бог знает, сколько времени потом
придется ждать квалифицированной медицинской помо¬
щи; я могу истечь кровью. И потому я решаю лететь в Буда¬
пешт, который находится в двадцати пяти минутах лёта от¬
сюда.
Силы быстро оставляют меня. Кровь не останавливает¬
ся... голова начинает кружиться... я впадаю во что-то вро¬
де транса... но продолжаю полет, поскольку органы чувств
208

мне еще не изменили. Включив интерком, я спрашиваю
Гадерманна:
— Как ты думаешь, я внезапно потеряю сознание... или
силы будут оставлять меня постепенно?
— Ты не доберешься до Будапешта... как бы ни пытал¬
ся... но ослабевать ты будешь медленно.
Последние слова были добавлены поспешно, чтобы я
не очень расстраивался.
— Тогда я продолжу полет... может, повезет.
Газ полный, насколько это возможно... минуты напря¬
женного ожидания... я не сдамся... не сдамся... вот и аэро¬
дром для истребителей, Будапешт... выпустить закрылки...
убрать газ... приземляюсь... все кончено!..
Я прихожу в себя на операционном столе в частной кли¬
нике. Медсестры, собравшиеся у кровати, смотрят на меня
с состраданием. Позади хирурга, профессора Фика, стоит
Гадерманн; он качает головой. После некоторого молчания
он говорит, что я только что пришел в себя после наркоза и
сейчас узнаю одну очень забавную вещь — но эта вещь явно
не кажется медсестрам забавной. Но что можно поделать?
Профессор Фик объясняет, что он извлек пулю от 13-мил-
лиметрового автомата, которая вошла мне в ногу под уг¬
лом; другая пуля проскочила навылет. Профессор сообща¬
ет, что я потерял много крови и что после того, как мою
ногу поместят в гипс, меня сразу отправят в больницу на
озеро Балатон, чтобы я мог как можно быстрее восстано¬
вить силы под лучшим медицинским присмотром и где в
мире и покое у меня больше всего шансов благополучно
вылечить мои раны. Тем временем появляется Фридолин,
который ругает меня за то, что я позволил любопытству
втянуть себя в эту неприятность, но, хоть он этого и не при¬
знает, он рад, что дело не обернулось еще хуже. Фридолин
сообщает, что нам придется снова перебазироваться в рай¬
он Штульвайссенбурга, мы будем стоять в Боргонде. Меня
помещают в медицинский «шторьх», который доставляет
меня в Хевис на озере Балатон, где меня отвозят в сана¬
торий доктора Петера. Я спрашиваю профессора Фика, че¬
209

рез какое время я смогу ходить — или, по крайней мере, ле¬
тать, — но получаю уклончивый ответ, возможно, потому,
что Гадерманн уже сообщил ему о моей нетерпеливой нату¬
ре. Я настаиваю, чтобы доктор Петер немедленно снял гипс
и сообщил, сколько времени он собирается меня держать
на постельном режиме. Доктор отказывается тревожить
мои раны, затем после долгих споров исследует мою ногу и
говорит:
— Если не будет осложнений, вы пролежите шесть не¬
дель.
До этого момента мои раны меня не угнетали, но те¬
перь я чувствую, что лишен всего, поскольку бездействую
во время, когда на фронте на счету каждый человек. Я ру¬
гаюсь от бешенства. Это лишь и остается, когда нога в
гипсе и двигаешься с трудом. Но я уверен, что так будет
недолго. Мне не нужно ни медицинского ухода, ни отды¬
ха — я не успокоюсь, пока не вернусь в полк и не получу
возможность летать с ним. Фридолин прилетает к мне из
Боргонда каждый день с портфелем бумаг мне на подпись.
Он сообщает об операциях нашего подразделения, о про¬
блемах и насущных нуждах. Временно наш полк пере¬
веден, только на несколько дней, на аэродром в Векесе,
пригороде Будапешта. Недавно ноябрьская погода стала
совсем плохой, и, несмотря на критическое положение на
фронте, делается очень мало вылетов. На восьмой день
Фридолин сообщает мне, что Советы наступают на Буда¬
пешт значительными силами и что они уже захватили
плацдарм по эту сторону Дуная. Но еще хуже новость, что
новое наступление с юга на Балатон позволило русским
прорвать нашу оборону. Фридолина не удивляет, когда я
заявляю ему, что больше не хочу лежать в кровати и воз¬
вращаюсь в полк вместе с ним.
— Но... — Он не закончил свое предложение. Он знает
о моем упрямстве.
Сестра видит, как Фридолин пакует мои вещи; она не
может поверить своим глазам, когда, просунув голову в
окно, наблюдает за тем, что происходит. Когда по ее вызо¬
ву прибывает доктор Петер, он видит меня уже готовым к
отбытию. Я хорошо знаю, что он не может принять на себя
210

ответственность отпустить меня. Поэтому ничего у него не
прошу. Он только качает головой, наблюдая, как я сажусь в
машину. На станцию мы прибываем всего через час.
Наши казармы располагаются в деревне. Люди здесь бо¬
лее чем дружелюбны, что неудивительно — только на нас
надежда, что мы остановим русских и освободим уже час¬
тично оккупированную страну. Дал манн, мой денщик, уже
приготовил и натопил комнату в небольшом сельском до¬
мике, несомненно полагая, что именно это нужно больно¬
му в первую очередь. Проходит несколько дней, и плохая
погода проходит. С первого же дня я снова несу свой тяж¬
кий крест, но для этого мой гипс приходится укрепить не¬
сколькими дополнительными ремнями. Передвижение да¬
ется с большим трудом, но я с ним справляюсь. В середине
декабря наше поле становится больше похожим на болото
из-за сильного снегопада и снега, и мы снова перебираем¬
ся в Варпалоту. Этот аэродром хорошо расположен на воз¬
вышенности, и мы имеем возможность взлетать в любое
время.
Моя 3-я эскадрилья в конечном счете должна перево¬
диться на «Fw-190»; учитывая сложившуюся ситуацию, я
не хочу снимать летчиков с полетов для переучивания.
Я последовательно перевожу одного-двух пилотов в штаб
и между вылетами учу, как управлять новым самолетом.
Каждый пилот должен сделать некоторое количество кру¬
гов, в зависимости от мастерства полета; затем я беру
его в качестве ведомого на операции. После пятнадцати—
двадцати боевых вылетов знакомство с новой машиной
может считаться законченным и наступает очередь других
пилотов. Таким образом 3-я эскадрилья обучается, не пре¬
кращая боевых вылетов.
Во время первых вылетов на боевые задания экипажи
обычно проходят весьма суровую школу, поскольку про¬
тивовоздушная оборона повсеместно сильна и, кроме того,
летчики немного боятся нового самолета, особенно из-за
отсутствия заднего стрелка, который бы оберегал их от на¬
падений сзади. В своем первом вылете на «Fw-190» лейте¬
211

нант Штелер получил попадание в мотор из зенитки, из-за
чего был вынужден сразу повернуть назад. Ему повезло ус¬
пешно приземлиться за нашей линией фронта. В этот день
нас преследовали одни неприятности. Только я собирался
вылететь на боевое задание с лейтенантом М., тоже про¬
шедшим у меня курс обучения, когда сильное подразде¬
ление самолетов «Ил-2» в сопровождении истребителей
пролетело мимо меня к линии горизонта на высоте 600 мет¬
ров. Был холодный декабрьский день, и нам требовалось
какое-то время, чтобы разогреть двигатели, но, пока мы
будем этим заниматься, иван наверняка исчезнет. Тогда
мне пришло в голову, что в последние несколько очень хо¬
лодных дней механики снабдили нас аппаратами, которые
разогревали двигатели быстрее, чем обычно. Этим аппа¬
ратам требовалось специально приготовленное топливо.
Я даю знак М., не теряя время, заправляться и лететь за
мной. Бомбы для запланированного вылета все еще висят
под нашими машинами, и я не хочу оставлять их, посколь¬
ку нам еще надо выполнить боевую задачу. Возможно, мы
и с бомбами догоним подразделение «Ил-2». М. летит мед¬
леннее и отстает, я же постепенно настигаю железных Гус¬
тавов, но они пересекают фронт, когда отстаю от них еще
на 250 метров. Все-таки у меня ослиное упрямство, и я по¬
лон решимости догнать их, пусть даже и в одиночестве. На
моем «Fw-190» я не боюсь мастерства пилотов, летающих
на истребителях «Ла-5» и «Як-9». Внезапно в моем моторе
раздается какой-то шум, после чего стекло кабины залива¬
ет масло; я ничего не вижу, в мгновение ока весь фонарь
становится непрозрачен. Первой моей мыслью было, что в
мой самолет попал зенитный снаряд или снаряд от русско¬
го истребителя, но позднее я понимаю, что это дефект в
двигателе, вызвавший заедание цилиндра. Двигатель трясет
самолет и дико рычит; в любое мгновение он может совсем
остановиться. Как только я понял причину шума, то реф¬
лексивно развернул самолет и направился к линии нашего
фронта. Вот я над ней. Но выброситься из кабины невоз¬
можно из-за моей ноги в гипсе, не говоря о том, что я лечу
слишком низко. Этот самолет не сможет подняться даже на
метр. Я сбрасываю фонарь для того, чтобы, по крайней
212

мере, видеть, что происходит по сторонам и сзади. Самолет
несется на высоте 50 метров; ниже нет места для вынужден¬
ной посадки. Кроме того, я желаю сесть как можно ближе
к аэродрому, чтобы быстрее вернуться в свое подразделе¬
ние. Близко от меня проскакивает церковный шпиль —
мне повезло, что он оказался не на моем пути. Вдали я не¬
ясно вижу насыпь дороги. В любую секунду мой двигатель
может остановиться; я могу только надеяться, что это про¬
изойдет не перед насыпью. Я тяну ручку на себя и жду ре¬
зультата. Перелетит самолет насыпь или нет? Перелета¬
ет! Теперь я сажусь на землю. Скрипя и разворачиваясь на
промерзшей земле, самолет скользит параллельно широ¬
кой яме и наконец останавливается. Несмотря на все опа¬
сения, с ногой совершенно ничто не произошло. Я огляды¬
ваю тихий, мирный зимний пейзаж. Только отдаленные
раскаты артиллерийских выстрелов говорят, что мира еще
нет, хотя Рождество совсем близко. Я выбираюсь из сиде¬
нья и, бросив взгляд на дымящийся мотор, сажусь на фю¬
зеляж. По дороге движется машина с двумя солдатами. Они
внимательно изучают меня издали, чтобы удостовериться,
что я не русский, поскольку по эту сторону фронта садятся
их самолеты много чаще, чем наши. Затем солдаты кладут
небольшие стволы через яму и несут меня в свою машину.
Через час я снова на своем аэродроме и готов к новому вы¬
лету.
Мы квартируем в казармах в нескольких километрах
от летного поля, на окраине Варпалоты. Как-то днем меж¬
ду вылетами я лежу на кровати, чтобы немного отдохнуть,
когда вдруг слышу рев самолетов — это не немецкие маши¬
ны. Бросив взгляд в открытое окно, я замечаю подразделе¬
ние русских, летящих на высоте 400 метров. Они направля¬
ются прямо на нас. И вот уже со свистом летят бомбы. Даже
со здоровыми ногами я не мог бы оказаться на полу быст¬
рее. Разорвавшаяся в 150 метрах от меня бомба вдребезги
разносит «БМВ», который должен был отвезти меня на
аэродром. Далманн, вошедший в этот самый момент в про¬
тивоположную от окна дверь, чтобы предупредить меня об
213

опасности, внезапно обнаруживает, что оконная рама ви¬
сит у него на шее. У молодого человека шок — но никаких
физических повреждений. С тех пор Далманн начал ходить
осторожно, с опущенными плечами и внезапно постарев¬
шим лицом. Он явно изменил свое мнение о войне. Нам
всем смешно видеть этого молодого парня в таком нелепом
образе.
При поддержке с воздуха наземные войска задают треп¬
ку русским в районе Балатона, но на востоке Советы об¬
ходят Будапешт и достигают реки Гран к северу от Дуная.
Южнее Будапешта они продвигаются вперед со своих
плацдармов и во взаимодействии с войсками, пробива¬
ющимися с юга на северо-запад, переходят в наступление.
Их передовые части на восточных склонах гор Векек к се¬
веру от Штульвайссенбурга, так что Будапешт оказывает¬
ся в кольце. Мы пытаемся разорвать коммуникации про¬
тивника далеко в тылу, в районе Хадвана, где уже ходят
вражеские эшелоны. В этих постоянно меняющихся усло¬
виях мы мастера на все руки — и пикирующие бомбарди¬
ровщики, и штурмовики, и истребители, и разведчики.

Глава 16
РОЖДЕСТВО 1944 ГОДА
Попытки деблокады Будапешта в самом разгаре. Мы
сейчас размещаемся в Кемемеда-Санкт-Петере в районе
Папы. Мы, летный персонал, только что прибыли на аэро¬
дром в Варпалоту, и, когда мы еще не начали устраивать¬
ся, Фридолин внезапно поднимает голову и спрашивает:
— Парни, а вы знаете, что до Рождества всего два дня?
Он прав — согласно календарю, так и должно быть. Наш
ритм был: «взлет — выполнение боевой задачи — призем¬
ление — взлет — выполнение боевой задачи — приземле¬
ние»; и так день за днем, год за годом. Следуя этому рит¬
му, мы забывали обо всем — о зиме и лете, о выходных и
воскресеньях. Наши помыслы были сосредоточены на не¬
скольких задачах, которые полностью занимали нас. День
следовал за днем, а наши помыслы оставались прежними,
особенно сейчас, когда война стала настоящей борьбой
за выживание. «Боевой вылет!», «Куда?», «Против кого?»,
«метеорологический прогноз», «зенитки» — эти слова и
эти мысли всецело владели каждым пилотом, от самого
юного до командира полка. Неужели это никогда не кон¬
чится?
И вот послезавтра будет Рождество. Фридолин с офи¬
цером административного состава отправляется в штаб
авиагруппы, чтобы привести нам рождественскую почту.
Поздравления цирку «Иммельман» пришли даже от ар¬
мейских подразделений. Мы возвращаемся с нашего по¬
следнего боевого вылета в самый канун Рождества в пять
часов. Все вокруг выглядит по-рождественски, веселым и
праздничным, почти как дома. Поскольку у нас нет боль¬
215

шого зала, каждое звено празднует отдельно в самой боль¬
шой комнате своего штаба. Я навещаю все звенья. Каждое
из них отмечает праздник по-своему, в зависимости от вы¬
думки своего командира, но везде весело. Сам я провожу
большую часть времени перед Рождеством в компании шта¬
ба полка. Здесь комната украшена ветками омелы и паду¬
ба и ярко освещена свечами. Две большие рождественские
ели с находящимся перед ними столом напоминают мне
мое детство. В глазах солдат ностальгия; их мысли сейчас
направлены к дому, к женам и детям, к родителям и семь¬
ям, к прошлому и будущему. Но все мы видим сквозь ми¬
шуру немецкий флаг. И это возвращает нас обратно к ре¬
альности: мы празднуем Рождество на поле боя. Мы поем
«Stille Nacht, Heilige Nacht» («Тихая ночь, святая ночь») и
все другие святочные песни. Хриплые солдатские голоса
пытаются хором спеть тихую песню. И с нашими сердца¬
ми случается великое чудо: мысли о бомбах, целях, снаря¬
дах, зенитном огне и смерти смягчаются удивительным
чувством мира, безмятежности и утешительного умиро¬
творения. Мы снова способны думать о возвышенных и
прекрасных вещах так же просто, как думаем о каштанах,
пунше и пряниках. Но вот замирает в воздухе эхо прекрас¬
ных немецких рождественских песен. Я говорю несколько
слов о нашем немецком Рождестве, что я хочу, чтобы и
завтра мои солдаты прежде всего видели во мне не своего
командира, а своего товарища. Мы безмятежно празднуем
еще час или два; затем наступает Рождество.
Святой Петр добр к нам в первые дни рождественских
праздников — в воздухе висит густой туман. Из разговоров
по телефону я узнаю, что иван наступает и что в нас есть
срочная нужда. Но полеты совершенно невозможны. На
следующее утро я немного играю в хоккей на льду с мои¬
ми солдатами, что на этот раз означает стояние в воротах
в меховых ботинках, поскольку с раной пятинедельной
давности я могу только ковылять. Кататься на коньках
совершенно невозможно. В полдень меня приглашают с
несколькими коллегами на охоту хозяева, у которых мы
216

расквартированы. Я очень мало знаю об «обычной», «са¬
довой» охоте на твердой земле. В нашей группе множество
людей с ружьями, но загонщиков немного. Зайцы знают,
что судьба на их стороне, и без колебаний быстро про¬
шмыгивают через большие прорехи в нашем «котле». Мы
пытаемся идти по глубокому снегу, но и в этом случае
прогресса не достигаем. Мой шофер, капрал Бёме, нахо¬
дится сбоку от меня. Внезапно я вижу, как из своего укры¬
тия в направлении Бёме несется великолепный экземпляр.
Прицелившись, я делаю поворот, словно заправский охот¬
ник, закрываю глаз и... бабац! Я нажал на спусковой крю¬
чок. На снегу переворачивается тело — но не зайца, а
Бёме, которого я не заметил. Он все еще не уверен в моих
истинных намерениях и глядит на меня из сугроба с подо¬
зрением, после чего укоризненно произносит: «Что же вы,
господин капитан!» Он вовремя заметил мою цель и бро¬
сился плашмя вниз. Крупная дробь миновала его — но ми¬
новала она и зайца. Эта история очень напугала меня. Вот
это действительно рождественский сюрприз! Это еще одно
подтверждение бытующей в нашем подразделении «Штук»
поговорки: «Ничего само собой не получается, если не
практиковаться».
На следующее утро наконец наступает хорошая летная
погода. Иван поднялся рано и атакует наш аэродром. И
снова результаты на удивление плохи, самый настоящий
срам. Русские бросают бомбы с высоты не менее 400 мет¬
ров; мы практически не несем ущерба. Следующий день
мы с утра до вечера вылетаем на выручку наземных сил се¬
веро-восточнее реки Гран и на фронт у Будапешта. Уми¬
ротворенное рождественское настроение рассеивается, и
нас снова охватывает пыл борьбы. Спокойный, радостный
мир Рождества уходит в забвение.
Яростные схватки идут и в воздухе, и на земле. С нашей
стороны подбрасываются свежие силы, все они мне знако¬
мы — это друзья с Восточного фронта, танкисты, которые,
как и мы, являются «пожарной бригадой» Перед ними, как
и перед нами, стоит задача «пробить дорогу» частям наших
дивизий, окруженным в Будапеште, открыть для них кори¬
дор, по которому они смогли бы соединиться с остальной
217

армией. Вместе мы сможем вытащить эти каштаны из огня.
Воюя год за годом, совершая вылеты почти каждый день, я
побывал в боях почти в каждом секторе Восточного фрон¬
та, и думаю, что довольно хорошо знаю военную тактику.
Из опыта извлекаются уроки, эти уроки проверяются прак¬
тикой. Именно практика показывает, что плохо, а что хоро¬
шо, что возможно, а что нет. Благодаря каждодневным вы¬
летам мы изучили каждое углубление в земле, каждую
складку, поскольку мы летаем низко. Нам довольно трудно
одобрить то, что делается наземными силами. Некоторые
из танковых подразделений разделяются на мелкие части, а
гренадеры используются отдельно от танков. Танкисты,
всегда действовавшие с гренадерами в связке, сейчас чув¬
ствуют себя без них неуверенно; войска, которые прида¬
ются танковым подразделениям, не имеют опыта практи¬
ческого взаимодействия с танками — и это приводит к
неприятным неожиданностям. Не могу понять, как можно
отдавать подобные приказы, — тем не менее для наступле¬
ния выбирается район с болотами и другими препятствия¬
ми, тогда как есть другие, более благоприятные варианты.
Пехота, с другой стороны, вынуждена наступать по совер¬
шенно плоской открытой местности, которая была бы иде¬
альной для продвижения танков, но никак не для пехоты.
Противник полностью использует все это, и, таким обра¬
зом, пехоте приходится противостоять советским стальным
чудовищам без поддержки танков. К чему все эти совер¬
шенно напрасные потери? Виновников нужно отдавать под
суд. Кто отдает такие приказы? Мы сидим вечером, обсуж¬
дая эти вопросы.
30 декабря по радио приходит сообщение, которое пред¬
писывает мне немедленно отправляться в Берлин, чтобы
сделать доклад для рейхсмаршала. Я крайне недоволен, по¬
скольку знаю, что именно сейчас трудные операции требу¬
ют моего присутствия здесь. В тот же день я лечу в Берлин
через Вену, полный решимости вернуться к своим товари¬
щам через два-три дня. Приказ есть приказ. Единственный
багаж, который я беру с собой, — большой портфель для
218

донесений со сменой белья и туалетными принадлежностя¬
ми. В связи с серьезностью положения на фронте я не со¬
бираюсь задерживаться в Берлине надолго.
Еще в дороге у меня возникает тревожное ощущение,
что вызов обусловлен какой-то неприятностью. Когда я
был ранен в последний раз, в ноябре, я получил еще один
приказ о запрещении полетов, несмотря на который начал
летать, как только покинул госпиталь. До сих пор никто не
поднимал этот вопрос, и я принимал молчание за одобре¬
ние, но, возможно, кто-то вспомнил о запрещении, и меня
вызывают на ковер. Я летел в Берлин очень неохотно, зная,
что никогда не подчинюсь этому приказу. Я не мог спокой¬
но смотреть — ограничиваясь советами или следуя при¬
казам, — как моя страна нуждается в пилотах, особенно с
моим огромным опытом, который дает мне преимущество
перед летчиками, такого опыта не имеющих. Успех — это
результат опыта и соразмерен с ним. Я был ранен пять раз,
в том числе и серьезно, но всегда я быстро восстанавливал¬
ся и снова обретал способность делать вылеты — день за
днем, год за годом, на разных участках Восточного фрон¬
та — от Белого моря до Москвы, от Астрахани до Кавказа.
Я досконально знаю русский фронт. Таким образом, я чув¬
ствую своей первейшей обязанностью продолжать летать и
сражаться, пока пушки не смолкнут и угроза свободе моей
стране исчезнет. Физически я могу сделать это, поскольку
здоров и хорошо тренирован благодаря занятиям спортом;
моя хорошая форма — один из наиболее ценных источни¬
ков моей силы.
После короткой остановки у друзей в Вене, тремя ча¬
сами позже, я приземляюсь в Берлине, чтобы немедлен¬
но доложить о прибытии в Каринхалле. Я предпочел бы
встретиться незамедлительно, чтобы иметь возможность
вернуться не теряя время. К моему разочарованию, меня
просят остаться в Фюрштенхофе, чтобы утром явиться в
министерство авиации за пропуском в специальный поезд
рейхсмаршала, который должен отправиться на запад.
Становится ясно, что мое путешествие оказывается более
продолжительным, чем я ожидал. Похоже, меня вызвали
не для того, чтобы наказывать за своеволие.
219

На следующий вечер мы отправляемся на запад со стан¬
ции Грюневальд. Это означает, что я встречу Новый год
в поезде. Я пытаюсь не думать о своем подразделении —
мои мысли становятся слишком мрачными. Что нам несет
1945 год?
Рано утром 1 января мы прибываем в район Франкфур¬
та. Я слышу рев моторов и смотрю в сереющее утреннее
небо. Низко у окна вагона летит целая армада истребите¬
лей. Первая моя мысль: американцы! Прошла целая эпо¬
ха со времен, когда я видел одновременно в небе столько
же немецких самолетов. В это невозможно поверить, но
все эти самолеты имеют свастики и являются «Ме-109» и
«Fw-190». Самолеты направляются на запад. Позднее я
должен узнать, что за задачу они выполняли. А сейчас
поезд продолжает идти вперед; похоже, что мы находим¬
ся где-то около Наугейма-Фридберга. Машина встречает
меня и отвозит по лесной дороге к зданию, напоминающе¬
му древний замок. Здесь меня приветствует адъютант
рейхсмаршала. Он сообщает, что Геринг еще не прибыл и
мне придется подождать. Он не знает, с какой целью меня
вызвали. Ничего не остается, кроме как щелкнуть каблу¬
ками и остаться здесь, в западной штаб-квартире люфт¬
ваффе.
Пару часов я гуляю по окрестностям. Что за чудесный
воздух в этих немецких горах и лесах! Я с удовольствием
наполняю им легкие. Почему же меня вызвали сюда? Мне
сказали вернуться в три часа — к этому времени ожидает¬
ся возвращение рейхсмаршала. Надеюсь, меня не заставят
ждать приема. Но когда я возвращаюсь, рейхсмаршала еще
нет. Кроме меня, его ждет прибывший генерал — старый
мой друг еще по времени учебы в Граце. Генерал расска¬
зывает о сегодняшних операциях, за планирование и про¬
ведение которых он отвечает. К нему постоянно прихо¬
дят рапорты о крупномасштабных атаках на аэродромы в
Бельгии и Северной Франции.
— Самолеты, которые вы утром видели, — часть под¬
разделений, которые мы посылаем для атак с низкой вы¬
соты на аэродромы союзников. Мы надеемся, что окажем¬
ся в состоянии уничтожить столько самолетов, сколько
220

достаточно для уничтожения численного превосходства в
воздухе, которое остановило наше продвижение в Арден¬
нах.
Я сообщил генералу, что подобное было бы невозможно
на Восточном фронте, поскольку расстояния, которые
приходится преодолевать над вражеской территорией, че¬
ресчур велики и полеты на низкой высоте приводят только
к большим потерям из-за сильной противовоздушной обо¬
роны противника. Неужели на западе это не так? Это ка¬
жется невероятным. Если американцы и преуспели в своих
налетах на Германию, так это только потому, что у нас не
было достаточной защиты наших аэродромов — по той
простой причине, что у нас для этого не было необходимо¬
го числа людей и техники. Генерал говорит мне, что сего¬
дня всем подразделениям предписано совершать налеты с
малых высот. На востоке мы уже давно руководствуемся не
теорией, а практикой и потому действуем совершенно ина¬
че. Никто не предписывает командиру подразделения, как
ему действовать, поскольку это его дело — определять, как
ему выполнить поставленную задачу. В настоящее время
война в воздухе стала уравнением с несколькими неизвест¬
ными, так что на теории полагаться больше нельзя; только
командир подразделения имеет нужный опыт для приня¬
тия решений в критические моменты — и только он спосо¬
бен принять правильное решение. Хорошо, что мы на Вос¬
токе поняли это вовремя, в противном случае никто из нас
уже бы не летал. Помимо этого, неужели в штабе еще не
осознали, что мы беззащитны против столь огромной мас¬
сы людей и техники?
Для врага на земле лишних пятьсот истребителей ниче¬
го не решают. Намного важнее было бы использовать ис¬
требители, которые столько времени берегли, чтобы очи¬
стить воздушное пространство над нашим фронтом. Это
бы избавило нас на какое-то время от кошмара несчет¬
ного воздушного превосходства противника, а мы, в свою
очередь, смогли бы намного эффективнее помогать на¬
шим товарищам на земле. Тогда перемещения войск и
припасов.намного облегчатся. Самолеты, уничтожаемые
над территорией противника, — невозвратимая потеря,
221

поскольку с этими самолетами пропадают обученные пи¬
лоты.
Все эти соображения пронеслись в моей голове. Через
несколько часов поступили результаты операции, которые
подтвердили мои опасения. Пятьсот вражеских самолетов
было уничтожено, но около двухсот двадцати наших само¬
летов не вернулось с их экипажами с задания. Среди про¬
павших — командир этого подразделения с большим опы¬
том командования, один из немногих, кто был на войне
долгое время. Вечером об операции будет доложено рейхс¬
маршалу и главнокомандующему как о выдающейся побе¬
де. Это умышленный обман или чьи-то личные раздутые
амбиции?
Входит адъютант, чтобы сказать мне:
— Только что звонил оберст фон Белоу. Он хотел бы
пригласить вас на чашку кофе.
— Но могу ли я не доложить непосредственно рейхс¬
маршалу?
— Рейхсмаршала здесь еще нет, и к тому же нет при¬
чин, по которым вы не могли бы нанести короткий визит
фон Белоу.
Я размышляю — следует ли мне переодеться, но решаю
этого не делать, поскольку последнюю свежую рубашку
мне нужно оставить для встречи с рейхсмаршалом.
Я довольно долго еду через лес, пока не въезжаю в го¬
родок из бараков и сельских домиков штаб-квартиры фю¬
рера на Западе. После кофе я рассказываю фон Белоу о
последних событиях на русском фронте; через двадцать
минут он выходит, но тут же возвращается и коротко про¬
сит меня следовать за ним. Ни о чем не подозревая, я иду
через ряд комнат, когда он вдруг, открывая дверь, отстра¬
няется в сторону, и я оказываюсь лицом к лицу с фюре¬
ром. Все, о чем я думаю в этот момент, — это то, что на
мне несвежая рубашка; больше мыслей в моей голове нет.
Я узнаю стоящих вокруг него: рейхсмаршал, светящийся
довольством, — что необычно для него последнее вре¬
мя, — адмирал Дёниц, фельдмаршал Кейтель, начальник
Генерального штаба, генерал-лейтенант Йодль и множе¬
ство других военных чинов, включая генералов с Восточ¬
222

ного фронта. Они все собрались вокруг огромного стола,
на котором лежит карта с текущим положением на фрон¬
те. Они все смотрят на меня, и это внимание мне непри¬
ятно. Фюрер замечает мое замешательство и после некото¬
рой паузы приветствует меня. После этого он протягивает
мне руку и хвалит меня за последнюю операцию. Он гово¬
рит, что в знак признания успешного ее проведения он на¬
граждает меня высшей наградой — золотыми дубовыми
листьями с мечами и бриллиантами к Рыцарскому Желез¬
ному кресту — и присваивает мне звание оберста. Я слы¬
шу его слова как бы в тумане, но когда он с выражением
произносит: «Теперь вы совершили достаточное коли¬
чество полетов. Ваша жизнь должна быть сохранена ради
германской молодежи и сбережения бесценного опыта» —
я на грани обморока. Это значит, что меня отстраняют от
полетов. Прощайте, мои товарищи!
— Мой фюрер, я не могу принять эту награду и повы¬
шение, если мне не разрешат летать с моим полком.
Я все еще сжимаю его руку, фюрер все еще смотрит мне
в глаза. Он протягивает мне черную, покрытую бархатом
коробку, в которой находится новая награда. Яркое осве¬
щение комнаты заставляет бриллианты сверкать. Фюрер
очень мрачно смотрит на меня, после чего говорит:
— Ладно, вы можете продолжать летать, — и улыба¬
ется.
Прямо к сердцу проходит теплая волна радости, и я улы¬
баюсь в ответ. Впоследствии фон Белоу говорит, что его и
генералов чуть не хватил удар, когда я сделал свое заявле¬
ние; он уверил меня, что испепеляющее выражение на лице
фюрера далеко не всегда переходит в улыбку. Все приносят
свои поздравления — командующий люфтваффе с особой
сердечностью; от восторга он дружески толкает меня кула¬
ком в руку. Адмирал Дёниц довольно сдержан в своих по¬
здравлениях; он добавляет к ним довольно раздраженно:
— Я считаю, что, обратившись к фюреру с просьбой
позволить вам летать, вы поступили не как солдат. У меня
тоже были хорошие капитаны подводных лодок, но рано
или поздно им приходилось расстаться с морем.
Хорошо, что он не мой командир!
223

Фюрер подвел меня к столу с картой и сообщил мне,
что на совещании они только что обсуждали тревожную
ситуацию в Будапеште; я прибыл из этого сектора, не так
ли? Он перечислил мне причины, предоставленные ему в
качестве причин не совсем удачных действий, производи¬
мых сейчас в районе Будапешта, которые так и не приве¬
ли к прорыву окруженного города. Я делаю заключение,
что погодные, транспортные и прочие трудности приведе¬
ны только в качестве извинений, но никто не сообщил о
просчетах, которые мы видели во время каждого боевого
вылета, — разделение танковых подразделений и выбор
неподходящей местности для наступления как танков, так
и пехоты. Я выражаю свое мнение, основанное на долгом
опыте боев на Восточном фронте и том факте, что во вре¬
мя операции находился в воздухе по восемь часов в день,
большей частью на малых высотах. Все слушают меня в
тишине. После короткой паузы фюрер замечает, бросив
взгляд в сторону своих советников:
— Видите, как меня вводят в заблуждение, — и кто зна¬
ет, как долго?
Он никого конкретно не обвиняет, хотя и знает истин¬
ных виновников, но ясно видно, что он возмущен сообща¬
емыми ему ошибочными сведениями. Показывая на кар¬
ту, он говорит о своем желании перегруппировать наши
силы для новой попытки деблокировать Будапешт. Фюрер
спрашивает меня, где наиболее благоприятная местность
для наступления танковых частей. Я выражаю свое мнение.
Позднее эта операция заканчивается успешно и штурмо¬
вые группы достигают передовые посты защитников Буда¬
пешта, которым этот прорыв позволяет вырваться из ло¬
вушки.
Когда совещание заканчивается, фюрер отводит меня в
свой личный кабинет в соседней комнате, обставленной с
хорошим вкусом и утилитарной простотой. Мне жаль, что
в эти часы со мной нет моих товарищей, поскольку я здесь
благодаря их достижениям. Фюрер дает мне какой-то на¬
питок, и мы говорим о многих вещах. Он расспрашивает о
моей жене, о нашем мальчике, о родителях и моих сестрах.
Подробно расспросив о моих личных делах, он начинает
224

говорить о своих идеях в области перевооружения. Впол¬
не естественно, что начинает он с люфтваффе, особенно
останавливаясь на модификациях тех самолетов, что мы
используем. Он спрашивает меня: считаю ли я по-прежне¬
му разумным летать на медлительных «Ju-87» в наше время,
когда вражеские истребители летают быстрее на 400 кило¬
метров в час? Обращаясь к каким-то чертежам и подсче¬
там, он отмечает, что убирающиеся шасси у «Ju-87» позво¬
лят увеличить скорость по меньшей мере на 50 километров
в час. С другой стороны, их управляемость намного умень¬
шится. Фюрер спрашивает моего мнения по каждому во¬
просу. Он обсуждает мельчайшие детали в области баллис¬
тики, физики и химии с легкостью, которая оказывает на
меня впечатление, а я много времени уделил этим вопро¬
сам. Фюрер также сообщает о своем желании в порядке
эксперимента установить четыре 30-миллиметровые пуш¬
ки в крыло вместо имеющихся двух 37-миллиметровых.
Он думает, что аэродинамические свойства нашего про¬
тивотанкового самолета будут сильно улучшены благода¬
ря этим усовершенствованиям; снаряды будут иметь те же
вольфрамовые сердечники, так что общая эффективность
самолетов определенно увеличится.
Объяснив мне долговременные улучшения в других об¬
ластях, таких как артиллерия, оружие пехоты и подводные
лодки, — везде фюрер показывал изумительную осведом¬
ленность, — он сообщил мне, что лично сделал набросок
надписи для моей самой последней награды.
Мы, по всей видимости, разговариваем уже около по¬
лутора часов, когда к фюреру пришли с докладом, что
«фильм уже готов для показа». Каждый недельный ролик
с новостями немедленно показывают фюреру, чтобы он
дал санкцию на выпуск. Мы прошли всего один пролет по
лестнице и сели на места в кинотеатре. Так случилось, что
первыми кадрами хроники после титров была сцена, сня¬
тая во время моей остановки в Щтульвайссенбурге, после
чего мелькнул кадр со взлетающей «Штукой», за которым
появились побитые мной в районе Будапешта танки. Пос¬
ле просмотра фильма я покинул главнокомандующего.
Оберст фон Белоу вручил мне лежавшие в рейхсканцеля¬
8 Г. Рудель
225

рии грамоты к Рыцарскому кресту с дубовыми листьями,
мечами и бриллиантами. Каждая из наград весила больше
килограмма. Особенно тяжелыми были последние две на¬
грады, обрамленные золотом и, если не брать в расчет их
духовное значение, по всей видимости, очень дорогие.
Я еду на машине в штаб-квартиру Геринга. Рейхсмаршал
выражает свое удовольствие — мои успехи очень кстати,
поскольку недавние события сделали его положение весь¬
ма шатким. Превосходство врага в воздухе усиливает по¬
чти все наши неприятности и даже делает многое невоз¬
можным — но как этому можно помешать? Геринг очень
рад и горд, что в столь трудный момент именно один из
его подчиненных вынудил фюрера учредить новую немец¬
кую награду за храбрость. Отводя меня немного в сторону,
Геринг шутливо говорит:
— Видите, как мне завидуют и какое трудное у меня по¬
ложение? На совещании фюрер сказал, что он лично уча¬
ствовал в создании новой награды для вас, поскольку ваши
достижения уникальны. Тут же представители других родов
войск стали возражать против получения награды солдатом
люфтваффе, поскольку именно из-за люфтваффе возникло
множество трудностей. Они хотели знать: можно или нет —
по крайней мере теоретически — получить эту награду
представителю других родов войск? Вот с чем я столкнулся.
Дальше он сказал, что никогда бы не поверил, что мне
удастся уговорить фюрера не отстранять меня от полетов.
Теперь, после разрешения на столь высоком уровне, он
сам уже не может запретить мне летать. Он просит меня,
как уже делал раньше, принять на себя командование под¬
разделениями штурмовиков. Но в словах Геринга сквозит
неуверенность — видя, что я оказался неуступчив с фюре¬
ром, он не надеется, что сможет уговорить меня.
Ближе к вечеру я сажусь в вагон специального поезда
на Берлин, где меня ждет самолет, который должен отвез¬
ти меня к моим товарищам на фронт. Я провожу в Берли¬
не только несколько часов, но этого достаточно, чтобы
привлечь целую толпу любопытных, поскольку в прессе и
по радио уже сообщили о моем награждении. Вечером
меня посещает Риттер фон Хальт, в то время занимавший¬
226

ся курированием немецкого спорта. Он сообщает, что пос¬
ле долгих попыток сумел убедить Гитлера в том, что я дол¬
жен принять на себя руководство спортивным движением
в рейхе в конце войны. Когда будет описан моей военный
опыт и я передам своему преемнику пост, мне предложат
это назначение.
По дороге я делаю остановку в Гёрлице, чтобы пови¬
даться с семьей, и в тот же день держу курс на Будапешт,
поскольку сообщения с этого участка фронта самые пе¬
чальные. Когда я приземляюсь, весь полк выстраивается,
чтобы заместитель командира полка мог поздравить меня
от имени полка с новой наградой и повышением. Затем я
снова поднимаюсь в воздух на боевой вылет в район Буда¬
пешта.
— Если бы русские знали, сколько золота и бриллиан¬
тов летит над их головами, — с усмешкой говорит кто-то
из наземного персонала, — держу пари, они стреляли бы
лучше и старались бы изо всех сил.
Через несколько дней я получаю послание от главы Венг¬
рии, Салаши, с приглашением посетить его штаб-кварти¬
ру к югу от Сопрона. Меня сопровождают генерал Фютте-
рер, командующий венгерскими воздушными силами, и
Фридолин. Отмечая мою борьбу против большевизма на
территории Венгрии, Салаши вручает мне высшую венгер¬
скую военную награду, медаль «За храбрость». Эту медаль
до меня получили лишь семь венгров. Я восьмой из на¬
гражденных и единственный иностранец. Поместье, кото¬
рое следует к награде, меня особо не интересует. Оно бу¬
дет мне даровано после войны, и, несомненно, я сделаю
его местом отдыха для своего подразделения.
Незадолго перед серединой января мы получили тре¬
вожные сообщения, что Советы предприняли наступление
со своих плацдармов в Баранове и уже глубоко проникли в
глубь Силезии. Силезия — мой родной дом. Я сделал за¬
прос о немедленном переводе на этот сектор фронта. Ника¬
кого определенного ответа нет до 15 января, когда мне дают
распоряжение передислоцировать полк, за исключением
22 7

1-й эскадрильи, в Удетфельд в Верхней Силезии. Посколь¬
ку у нас не хватает транспортных самолетов, мы берем пер¬
вую смену и вооруженцев с нами на борт «Ju-87», чтобы
быть готовыми начать боевые действия немедленно по
прибытии. Во время полета приходится остановиться в Ол-
мюце для заправки. Когда мы пролетаем над Веной, штур¬
ман противотанкового звена вызывает нас по радио:
— Мне придется приземлиться... проблемы с двига¬
телем.
Меня очень раздосадовало это, не столько из-за того,
что у штурмана в Вене живет невеста и этот факт может
оказать свое действие на поломку двигателя, сколько по¬
тому, что со штурманом летит мой офицер, лейтенант
Вайсбах. Вынужденная посадка означала, что при призем¬
лении на новый аэродром мне самому придется сидеть на
телефоне!
Мы подходим к нашему месту назначения над знакомы¬
ми, покрытыми снежными шапками склонами Судет. Мог
ли я подумать, что однажды начну летать на операции над
этим районом? В те времена, когда мы еще летали над без¬
брежными степями России — в 1700 километрах от дома —
и нам в первый раз пришлось отступать, мы шутили: «Если
так будет и дальше, то наша база будет в Кракове».
Мы относились к Кракову как к типичной базе снабже¬
ния с обычными для подобных городов удобствами, где
каждый мог найти развлечение — по крайней мере на не¬
сколько дней. Теперь наша шутка обратилась в реальность,
и даже в худшем варианте. Краков сейчас находится далеко
за позициями русских.
Мы приземляемся в Удетфельде. У командования раз¬
мещенной там авиадивизии я узнаю очень мало. Ситуация
запутанна, коммуникации с нашими передовыми частями
по большей части отрезаны. Мне говорят, что русские тан¬
ки уже в 40 километрах от Ченстоховы — но до сих пор ни¬
чего не известно наверняка, как это всегда происходит,
когда дело валится из рук. Танковая «пожарная бригада»
этого сектора, 16-я и 17-я танковые дивизии в настоящий
момент изолированы и отчаянно сражаются за свое суще¬
ствование, неспособные прийти на помощь другим диви¬
228

зиям. Русское наступление, похоже, имеет крупные мас¬
штабы; ночью красные пробили оборонительные порядки
16-й и 17-й танковых дивизий, а это значит, что воздуш¬
ные налеты требуется производить с величайшей осторож¬
ностью, поскольку наши танки могут оказаться и за лини¬
ей русского фронта.
Эти танки могут принадлежать к подразделениям, кото¬
рые пытаются пробиться к своим. Потому я отдаю при¬
каз пилотам удостовериться пролетом на низкой высоте,
что они атакуют именно советские войска. Перед тем как
мы покинули Венгрию, мы пополнили запас снарядов. Но
к аэродрому бензиновозы никак не приедут. Я гляжу на
указатель топлива — у нас достаточно бензина для коротко¬
го вылета. Через двадцать минут после посадки в Удетфель-
де мы делаем первый вылет в этом районе. И вот мы видим
Ченстохову. Я обыскиваю идущую на восток дорогу, по ко¬
торой, как нам докладывали, должны двигаться русские
танки. Мы летим низко над городом. Что, черт побери,
здесь происходит? По главной улице движется танк, за ним
второй, следом — третий. Они очень похожи на «Т-34», но
это совершенно невозможно. Должно быть, они принадле¬
жат 16-й и 17-й дивизиям. Я делаю еще один круг. Теперь
нет никакого сомнения: это определенно «Т-34» с сидящей
на броне пехотой. Никакой ошибки — это иваны. Танки не
относятся к захваченным и используемым нами, как это ча¬
сто бывало, поскольку в этом случае я увидел бы свастики
и сигнальные ракеты. Мои последние колебания исчезают,
когда стрелки на башнях открывают по нас огонь. Я отдаю
приказ об атаке. Мы не должны бросать бомбы в городе —
всегда есть вероятность, что население все еще здесь, что
людей застали неожиданно и они не имели возможности
покинуть город. Высоко расположенные провода троллей¬
бусных линий и высокие дома с антеннами и прочими
препятствиями делают атаки с низкого уровня на самолете
с пушкой делом крайне затруднительным. Некоторые из
«Т-34» объезжают кварталы по кругу, так что при переходе
в пикирование можно потерять танк из виду. Я уничтожил
три танка в центре города. Они определенно откуда-то при¬
шли — не могли же они всего втроем проникнуть в город.
229

Мы летим на восток, вдоль шоссе и железной дороги. Все¬
го в нескольких километрах мы видим группу танков, ка¬
тящую к фронту в сопровождении грузовиков с пехотой,
боеприпасами и зенитками. Здесь, на открытой местности,
мы в своей стихии и преподносим танкам нежданный сюр¬
приз. Постепенно темнеет, восемь танков горят. Мы израс¬
ходовали боеприпасы и возвращаемся на базу.
Мы всегда относились к своей задаче серьезно, но в охо¬
те за танками, возможно, присутствовал спортивный эле¬
мент; теперь для меня это уже не игра. Когда я вижу еще
один танк, а у меня больше нет снарядов, я буквально готов
пойти на таран. Не могу сдержать ярость при мысли, что
орды из степей движутся прямо в сердце Европы. Кто-ни-
будь сможет когда-либо вернуть их обратно? Сегодня у них
есть мощные союзники, снабжающие их техникой и от¬
крывшие второй фронт. Не принесет ли это поэтическое
единство ужасные результаты?
Теперь мы летаем с утра до вечера, невзирая ни на что —
погоду, сопротивление противника, потери. Мы ведем кре¬
стовый поход. Мы молчим между вылетами и по вечерам.
Каждый выполняет свои обязанности стиснув зубы, гото¬
вый, если нужно, отдать свою жизнь. Офицеры и рядовые
сейчас не различают рангов и классов — они стали просто
товарищами в борьбе за жизнь. Но так было у нас всегда.
В один из этих дней от рейхсмаршала пришло срочное
сообщение, в котором меня немедленно вызвали в Карин-
халле. Мне полностью запрещалось летать — этот приказ
исходил от фюрера. Я в ярости. Лететь в Берлин, когда на
фронте ужасная ситуация! Невозможно. Я не могу! В дан¬
ный момент я считаю, что никто не может отдавать мне
распоряжения. Звоню в Берлин между вылетами, желая по¬
просить рейхсмаршала повременить с моим отстранени¬
ем, пока кризис не минует. Надеясь на уступку со стороны
фюрера, я должен получить возможность летать; я не могу
быть сторонним наблюдателем, это немыслимо. Рейхсмар¬
шала нет на месте. Я пытаюсь связаться с начальником Ге¬
нерального штаба. Они все на совещании у фюрера. Дело
230

не терпит — я хочу использовать все возможности, прежде
чем открыто не подчиниться приказу. В качестве послед¬
ней меры я звоню фюреру. Телефонный оператор в ставке
фюрера, похоже, не понимает меня и пытается переклю¬
чить на какого-нибудь генерала. Когда я повторяю, что
хочу соединиться непосредственно с фюрером, оператор
спрашивает:
— Какое у вас звание?
— Капрал, — отвечаю я.
На том конце линии смеются — там поняли шутку, и
меня соединяют с оберстом фон Белоу.
— Я знаю, чего вы хотите, но я умоляю вас не раздра¬
жать фюрера. Разве рейхсмаршал не звонил вам?
Я отвечаю, что именно из-за этого звонка я и пытаюсь
связаться с фюрером, и объясняю всю серьезность сложив¬
шейся ситуации. Бесполезно. Фон Белоу советует мне при¬
быть в Берлин и лично поговорить с рейхсмаршалом; он
полагает, что у рейхсмаршала есть для меня новое назначе¬
ние. Когда я вешаю трубку, во мне кипит ярость. Ярость не
утихает и во время разговора в столовой. Все знают — ког¬
да во мне все кипит, лучше оставить меня и дать возмож¬
ность остыть в одиночестве.
Завтра мы должны передислоцироваться в Кляйн-Айхе.
Я хорошо знаю этот район — наш старый знакомый из тан¬
ковых сил, граф Штрахвиц, живет неподалеку. Лучшая воз¬
можность справиться с моим унынием — это слетать в Бер¬
лин, чтобы повидать рейхсмаршала. Он принимает меня
в Каринхалле. Он немедленно открывает огонь по мне из
орудий самого крупного калибра:
— Я говорил с фюрером по вашему поводу примерно
неделю назад, и вот что он сказал: «Когда Рудель здесь, у
меня не хватает духа приказать ему прекратить полеты, я
просто не в состоянии этого сделать. Но для чего вы ко¬
мандующий люфтваффе? Вы можете приказать ему, я нет.
Хотя я и рад был бы увидеть Руделя, я не хочу видеть его
до тех пор, пока он не станет мне подчиняться». Я цити¬
рую слова фюрера и говорю вам об этом прямо. Я больше
231

не хочу обсуждать этот вопрос. Я знаю все ваши аргумен¬
ты и возражения!
Это был ошеломляющий удар. Я взял отпуск и отпра¬
вился обратно в Кляйн-Айхе. В пути я думаю, что настали
последние часы старой жизни. Теперь мне придется не
подчиняться приказам. Я знал, что мой долг перед Герма¬
нией, перед моей родной страной, обязывает меня исполь¬
зовать мой опыт. Я продолжу свои попытки. В противном
случае я буду трусом в своих собственных глазах. Я про¬
должу полеты, к каким бы последствиям это ни привело.
В мое отсутствие полк продолжает вылеты. Лейтенант-
Вайсбах, которого я отстранил от полетов, поскольку мне
требовался офицер-связист, отравился в охоту за танка¬
ми с унтер-офицером Людвигом, первоклассным стрел¬
ком, награжденным Рыцарским Железным крестом. Они
не вернулись. Мы потеряли двух бесценных товарищей.
В эти дни мы должны дать все, на что способны. Для меня
эти операции труднее, чем обычно, поскольку в голове по¬
стоянно сидит мысль о том, что я не подчиняюсь прика¬
зам главнокомандующего. Особенно тяжелым испытани¬
ем может стать лишение военных наград, тогда мое имя
будет опозорено. Но я не могу не летать, и я в воздухе с
утра до вечера. Всем офицерам дано указание, что при те¬
лефонных вызовах они должны говорить, что я «вышел»,
но ни в коем случае — отправился на боевой вылет. Заяв¬
ки на число уничтоженных танков каждого пилота всегда
вносятся в ежедневные отчеты, которые ежевечерне высы¬
лаются в штаб авиагруппы, — при этом авиационное ко¬
мандование всегда вносит имя пилота. Поскольку я счита¬
юсь списанным, мои заявки больше не включаются, их
относят за счет группы в целом. Прежде к этой категории
относили сомнительные случаи, когда танк поражался при
атаке двух самолетов. Чтобы избежать повторения, подоб¬
ные заявки шли под грифом: «Имя пилота сомнительно;
успех отнесен к общим действиям подразделения». Позд¬
нее с высоких уровней идут постоянные запросы: почему
мы практически всегда указывали точное имя, а вдруг по¬
явилось большое число сомнительных имен? Поначалу мы
отделывались утверждением, что стали атаковать появив-
232

шиеся танки одновременно. Однажды во время моего вы¬
лета какой-то большой чин из офицеров люфтваффе ре¬
шил расследовать это дело и привязался к моему офицеру-
связисту, который, взяв обещание, что секрет не будет вы¬
дан, открыл правду. Кроме того, на аэродроме в Гротткау,
куда нас только что передислоцировали, он поймал меня
сразу после моего возвращения из боевого вылета. Генерал
не поверил, что это был только «короткий испытательный
полет», но это не играло роли, поскольку генерал сказал,
что «он ничего не видел». Однако я скоро обнаружил, что
истинное положение дел уже известно главнокоманду¬
ющему. Вскоре после генеральского визита, записав за
день на счет подразделения одиннадцать танков, я полу¬
чил по телефону еще один вызов в Каринхалле. Я полетел
туда, чтобы встретить очень неприятный прием. Первые
слова маршала были следующими:
— Фюрер знает, что вы продолжаете летать. Я подозре¬
ваю, что эта новость дошла до него из вчерашнего коммю¬
нике. Он сказал мне, чтобы я предупредил вас раз и навсег¬
да. Вы не должны позорить его, заставляя предпринимать
меры дисциплинарного воздействия за неподчинение при¬
казу. Он очень недоволен подобным поведением человека,
который носит высшую немецкую награду за храбрость. От
себя я не считаю нужным добавлять какие-либо коммен¬
тарии.
Я выслушал его молча. Коротко расспросив меня о си¬
туации в Силезии, рейхсмаршал отпустил меня, и я в тот
же день полетел назад. По всей видимости, я достиг грани¬
цы. Тем не менее мне совершенно ясно, что я должен про¬
должать летать, если хочу не сойти с ума от мысли о поло¬
жении моей страны. Независимо от последствий я все еще
пребываю в уверенности, что отвечать обязан только перед
собой. Я буду продолжать летать.
Мы продолжаем охоту за танками в промышленных и
лесных районах Верхней Силезии, где противнику сравни¬
тельно легко маскироваться, а нам — трудно искать. Наши
атакующие «Ju-87» крутятся между трубами промышлен¬
233

ных городов Верхней Силезии. В Кифернштёдтеле мы об¬
наруживаем подразделения гаубичной артиллерии — кото¬
рые не видели много времени — и помогаем им ликвидиро¬
вать войска, намного превосходящие наши численностью и
их «Т-34». Постепенно на Одере устанавливается новая ли¬
ния. Создать новый фронт из ничего способен только
фельдмаршал Шернер! Мы часто видим его на своей базе,
когда он приезжает обсудить со мной текущую ситуацию
или возможные операции. Результаты наших разведыва¬
тельных полетов для него очень важны. В это время коман¬
дир эскадрильи Jlay докладывает о невозвращении своего
экипажа. Самолет был сбит зениткой и совершил вынуж¬
денную посадку в районе Гросс-Вартенберга; экипаж был
захвачен русскими, поскольку пришлось приземлиться в
самой гуще советских войск.
Постепенно фронт на Одере немного стабилизируется.
Я получаю по телефону приказ немедленно перебросить
полк в Меркиш-Фридланд в Померании, а 2-ю эскадри¬
лью во Франкфурт; ситуация там серьезнее, чем в Силе¬
зии. Густая снежная метель мешает нам лететь правиль¬
ным строем, так что мы разбиваемся на тройки и летим в
Меркиш-Фридланд над Франкфуртом. Нескольким из на¬
ших самолетов приходится делать промежуточную посад¬
ку на аэродромах в Сагане и Сорау. Погода отвратитель¬
ная. Во Франкфурте уже ожидают моей посадки — я без
промедления должен позвонить на свою старую базу в
Гротткау. Когда я дозваниваюсь, то узнаю, что вскоре пос¬
ле отлета фельдмаршал Шернер появился повидать меня и
поднял большой шум. Стуча по столу кулаком, он спро¬
сил: кто дал мне приказ покинуть его сектор? Лейтенант
Нирманн, мой оперативный офицер, сообщил ему, что
приказ пришел из авиагруппы и штаба люфтваффе.
— Из авиагруппы и штаба люфтваффе, вот как! Все это
ширма! Я хочу знать, кто взял отсюда Руделя? Позвоните
ему во Франкфурт и попросите ждать. Я улажу это дело с
самим фюрером. Я настаиваю, чтобы он оставался здесь.
От меня требуется держать фронт с одними винтовками?
Я узнаю обо всем этом по телефону. Если я должен до¬
лететь до Меркиш-Фридланда до темноты, мне надо спе¬
234

шить. Я звоню в ставку фюрера, чтобы узнать — оставаться
мне на месте или возвращаться в Силезию. В первом случае
фельдмаршал Шернер должен освободить мой персонал, в
настоящее время задержанный им в Гротткау, чтобы по
прибытии я мог располагать штабом и техникой в полном
составе. Мне сообщают, что только что принято решение:
мой полк перебрасывается на север, поскольку положение
войск под командованием рейхсфюрера СС Гиммлера в са¬
мом деле более чем серьезное. Я приземляюсь в Меркиш-
Фридланде с несколькими первыми самолетами в густую
снежную метель и в полной тьме. Остальные подразделе¬
ния должны прибыть завтра, 2-я эскадрилья останется во
Франкфурте и будет действовать оттуда. Найдя, где распо¬
ложиться на ночь, я звоню Гиммлеру в Орденсбург-Крёс-
синзее. Он доволен, что я прибыл в его распоряжение и что
таким образом он выиграл дуэль с фельдмаршалом Шерне-
ром. Гиммлер спрашивает меня: что я хотел бы сейчас де¬
лать. Время около одиннадцати вечера, поэтому я отвечаю:
«Отправиться спать» — поскольку желаю вылететь утром,
для того чтобы получить общее представление о текущем
положении дел. Гиммлер думает по-другому.
— Я не могу спать, — сообщает он.
Я говорю ему, что ему не надо вылетать завтра утром и
что, когда люди летают без перерыва, сон незаменим. Пос¬
ле долгой праздной болтовни Гиммлер говорит, что он по¬
сылает за мной машину, чтобы меня доставили к нему бы¬
стро, как это только возможно. Поскольку в любом случае
у меня нет горючего и боеприпасов, знакомство с команду¬
ющим новым сектором, по крайней мере, упростит множе¬
ство организационных проблем. По пути в Орденсбург мы
застреваем в снежном сугробе. Когда я наконец добираюсь
до места, уже два часа ночи. Сначала я встречаюсь с началь¬
ником штаба, с которым долго обсуждаю ситуацию и об¬
щие вопросы. Мне особенно любопытно слышать, как
Гиммлер, имея недостаточные образование и опыт, пыта¬
ется приспособиться к своей новой задаче. Начальник шта¬
ба является армейским офицером, а не членом СС. Он со¬
общает, что работать под началом Гиммлера настоящее
удовольствие, поскольку тот не настаивает на своем мне¬
235

нии и не стремится утвердить свой авторитет любой ценой.
Он не думает, что знает все лучше, чем знатоки из его шта¬
ба, и охотно прислушивается к советам, чтобы затем бро¬
сить вес своего авторитета для воплощения принятого ре¬
шения в жизнь. Потому дела идут гладко.
— Только одно, я думаю, будет вам неприятно. У вас по¬
стоянно будет ощущение, что Гиммлер не говорит то, что
думает.
Через несколько минут я обсуждаю с Гиммлером ситу¬
ацию и мои задачи в своем секторе. Было сразу видно, что
Гиммлер очень встревожен. Советы обошли Шнайдемюл
с обеих сторон, пробиваясь по Восточной Померании к
Одеру, частично вдоль долины Нетце, частично к северу и
югу от нее. В этом районе было мало наших подразделе¬
ний, которые можно было бы назвать боеспособными.
В окрестностях Меркиш-Фридланда была сформирована
боевая группа, чтобы задержать прорвавшиеся вражеские
силы и помешать их дальнейшему наступлению на Одер.
Однако нельзя предвидеть, сколь долго наши подразде¬
ления в районе Позен-Грауденца будут способны отра¬
жать атаки; в любом случае они не скоро восстановят свою
боеспособность в полной мере. Разведывательные полеты
приносят противоречивую информацию, так что связной
картины нет. Разведка станет одной из наших задач, по¬
мимо атак противника на достигнутых им позициях —
главным образом механизированных и танковых сил.
Я перечислил Гиммлеру мои нужды: потребность в бом¬
бах, бензине и боеприпасах. Если мы не получим требуемо¬
го, то уже через несколько дней окажемся неспособными
выполнять боевые задачи. Гиммлер говорит, что в его соб¬
ственных интересах проследить, чтобы данный вопрос
имел приоритетное внимание. Я объясняю ему, как можно
использовать подразделение, и излагаю мое видение карти¬
ны, которую Гиммлер мне только что обрисовал.
Я покинул Орденсбург-Крёссинзее в 4.30, зная, что че¬
рез два часа я уже должен подняться в воздух в этом секто¬
ре. С этого дня «Штуки» висели в воздухе все дни напролет
без перерывов. На наших самолетах изображена эмблема гер¬
манского рыцарского ордена, поскольку сейчас, как и шесть
236

столетий назад, мы ведем битву с Востоком. Устанавлива¬
ется очень холодная погода, на аэродром ложится мелкий
снег, временами высотой до пяти сантиметров; когда мы
взлетаем, эти мелкие снежинки залетают в механизм ору¬
дий наших противотанковых самолетов и замерзают, как
только мы поднимаемся в воздух. Когда мы заходим на
цель, после одного-двух снарядов пушки заклинивает. Я в
ярости от бессилия. Русские танковые колонны идут в
глубь Германии, и, когда мы идем в лобовую атаку, часто —
при очень сильной противовоздушной обороне — орудие
не делает ни одного выстрела. Порой хочется в приступе
отчаяния обрушить самолет на танк. Мы атакуем снова и
снова — но все бесполезно. Подобное происходит с нами в
Шарникау, в Филене, во многих местах. Танки «Т-34» ка¬
тят на запад. Иногда для того, чтобы взорвать танк, требу¬
ется всего один выстрел, но куда чаще одного-то и не хва¬
тает, самые ценные дни потеряны, поскольку мне не сразу
дают достаточно людей для расчистки взлетной полосы. От
сверхъестественного числа танков волосы становятся ды¬
бом. Мы летаем по всем направлениям — даже если бы
день был втрое длиннее, нам бы все равно его не хватало.
Взаимодействие с истребительной эскадрильей в этом рай¬
оне превосходное — она мгновенно реагирует на каждый
свежий результат нашей воздушной разведки: «Передовые
отряды противника в такой-то или такой-то точке». В со¬
вместной операции к востоку от Дойчкроны мы наносим
Советам большой удар, и они несут значительные потери —
как и севернее Шлоппе в лесном массиве. Когда танки вхо¬
дят в деревни, они обычно въезжают в дома и пытаются там
спрятаться. Тогда их можно распознать только по длинно¬
му стволу — этот ствол принадлежит танковому орудию.
Поскольку вряд ли немцы живут в доме, занятом танком,
мы подлетаем к танкам сзади и стреляем в двигатель. Дру¬
гих методов поразить танк нет. Танк загорается и затем
взлетает в воздух, вместе с обломками дома. Если экипаж
еще жив, иногда он пытается увести танк под другое укры¬
тие, но в этом случае танк обречен, поскольку по таким
танкам можно стрелять в любое уязвимое место. Я никогда
не бросаю бомбы на деревни, даже если это диктуется воен¬
237

ной необходимостью, поскольку меня приводит в дрожь
мысль, что я могу попасть в немецких жителей своими бом¬
бами, в то время как они уже и так беззащитны перед рус¬
ским террором.
Мучительно летать и сражаться над нашими собствен¬
ными домами, мучительно видеть, как масса людей и тех¬
ники затопила страну подобно наводнению. Мы — всего
лишь валун на их пути, который чуть замедляет движение,
но не способен его остановить. Дьявол играет сейчас в свою
игру, и ставки у него — Германия и вся Европа. Бесценные
силы тают, последний бастион мира рушится под напором
красной Азии. Вечером мы устаем больше от осознания
этого, чем от произведенных за день вылетов. Нас подкреп¬
ляет упрямое нежелание смириться с судьбой и решимость,
что «это не должно произойти». Мне не в чем укорять себя
за то, что не сделал все, что было в моих силах, и не пытал¬
ся остановить пугающий призрак поражения.
Южнее нашего сектора положение выглядело очень
мрачным. Угроза нависла над Франкфуртом-на-Одере.
Потому ночью мы получили приказ передислоцироваться
ближе к кризисному участку. Через несколько часов мы
уже летим в район боевых операций Франкфурт—Юост-
рин. На окраинах Франкфурта советское наступление уже
продвинулось к Одеру. Дальше на восток окружен Кюст-
рин, и противник, не теряя времени, пытается, используя
замерзшую реку, создать плацдарм в Гёритц-Райтвайне на
западном берегу.
Однажды, подобно прусскому кавалерийскому генера¬
лу Цейтену тремя столетиями ранее, мы вступаем в сраже¬
ние восточнее Франкфурта, у исторических мест. Здесь
небольшие немецкие силы окружены советскими танка¬
ми. Мы атакуем эти танки, которые загораются не сразу и
пытаются уйти по открытой местности. Мы снова и сно¬
ва атакуем их. Наши товарищи на земле, которые уже со¬
всем было пали духом, кричат от радости и бросают в воз¬
дух винтовки и стальные каски и весьма неразумно бегут
вслед ретирующимся танкам. После того как все танки
238

захвачены, я пишу поздравления от себя и своих товари¬
щей по полку и упаковываю их в контейнер, приложив к
посланию немного шоколада. Сделав круг, я сбрасываю
контейнер прямо у их ног. Вид этих благодарных, счастли¬
вых людей вдохновляет нас на новые трудные операции и
дает новый импульс в усилиях по помощи нашим товари¬
щам по оружию.
К несчастью, первые дни февраля очень холодны; во
многих местах Одер промерз столь основательно, что рус¬
ские способны переправиться через реку. Для надежности
они кладут на лед доски, и я часто вижу двигающиеся по
доскам машины. Но лед, по-видимому, не столь твердый,
чтобы выдержать вес танка. Поскольку фронт на Одере до
сих пор нестабилен и существует несколько брешей в ли¬
нии обороны, где нет ни одного немецкого солдата, Сове¬
ты успешно захватили несколько плацдармов — к приме¬
ру, один в Райтвайне. Наши танковые силы, которые были
переброшены слишком поздно, столкнулись на западном
берегу Одера с сильным противником, уже снабженным
тяжелой артиллерией. Переправы с первых же дней имеют
мощную противовоздушную защиту. Иван хорошо инфор¬
мирован о нашем присутствии в этом секторе. Мне прика¬
зывают день за днем вылетать на уничтожение мостов,
чтобы задержать противника и выиграть время для выдви¬
жения из тыла подкреплений и техники. Я отвечаю, что в
настоящее время такие задачи не имеют смысла, посколь¬
ку Одер можно пересечь почти везде. Бомбы пробивают
лед насквозь, проделывая сравнительно небольшие дыры,
и это все, что мы можем сделать. Я хочу атаковать только
распознаваемые цели по обеим сторонам реки — или пе¬
ресекающие реку машины, — но не так называемые мос¬
ты, которых фактически нет. То, что на снимках с воздуха
выглядит как мосты, на самом деле является всего лишь
досками, заменяющими мосты. Если мы бомбим эти сле¬
ды, иван просто объезжает их сбоку. Это становится мне
ясно в самые первые дни, поскольку я пролетаю над рекой
на низкой высоте бессчетное число раз и, кроме того, этот
239

трюк мне уже знаком по Дону, Донцу, Днестру и другим
русским рекам.
Потому я не подчиняюсь приказу и атакую настоящие
цели на каждом берегу — танки, машины и артиллерию.
Однажды присланный из Берлина генерал сообщает мне,
что фотографии с разведывательных самолетов всегда по¬
казывают новые мосты.
— Но, — говорит он, — вы не докладываете, что эти
мосты были уничтожены. Вы должны атаковать их.
— В общем и целом, — объясняю я, — они вообще не яв¬
ляются мостами. — И когда я вижу, как его лицо превраща¬
ется в знак вопроса, мне в голову приходит неожиданная
идея. Я говорю, что собираюсь отправиться в боевой вы¬
лет, и прошу его сесть позади, чтобы предоставить ему
практические доказательства. Какое-то мгновение генерал
колеблется, но, заметив любопытствующие взгляды моих
младших офицеров, которые слышали мое предложение,
соглашается. Я даю подразделению приказ атаковать плац¬
дарм, сам же направляюсь к цели на низкой высоте и лечу
из Шведта к Франкфурту-на-Одере. На некоторых участках
мы встречаем довольно ощутимый огонь с земли, и генерал
скоро признает, что мосты на самом деле являются следами
машин. Он увидел достаточно. После приземления он до¬
волен, что во всем убедился сам и может сделать соответ¬
ственный доклад. А мы отправляемся на наши ежедневные
вылеты. Однажды вечером рейхсминистр Шпеер привозит
мне новое назначение от фюрера. Я должен составить план
для его выполнения. Коротко он описывает план следу¬
ющим образом:
— Фюрер планирует налет на плотины гидростанций,
снабжающие промышленность вооружений Урала. Он хо¬
чет подорвать производство вооружений у противника,
особенно танков. Это даст нам шанс воспользоваться пере¬
дышкой. Вы должны организовать операцию, но вы сами
не полетите, это фюрер повторял очень выразительно.
Я заметил рейхсминистру, что для подобной задачи тре¬
буются намного более квалифицированные люди, а имен¬
но из командования авиации дальнего действия, — они бо¬
лее компетентны в таких вещах, как навигация по звездам
240

и так далее, в то время как меня учили на пилота пикиру¬
ющего бомбардировщика, и потому у меня совершенно
другие знания и опыт. Кроме того, мне должно быть остав¬
лено право совершать вылеты, иначе я не смогу правильно
инструктировать свои экипажи.
— Фюрер хочет, чтобы именно вы руководили опера¬
цией, — возразил Шпеер.
Я задаю несколько важнейших технических вопросов
относительно типа самолета и вида бомб, которые нуж¬
но использовать в этой операции. Если задачу требует¬
ся выполнить срочно, может быть использован только
«Не-177», хотя полной уверенности, что он подходит для
этой операции, нет. Единственной возможной бомбой, по
моему мнению, является какая-нибудь разновидность тор¬
педы, но и она предварительно должна быть испытана.
Я совершенно отказываюсь от предложения использовать
бомбы весом в одну тонну — я уверен, что этими бомбами
ничего добиться невозможно. Я показываю рейхсминист¬
ру фотографии, сделанные в северном секторе Восточно¬
го фронта, где я сбросил две тонные бомбы на бетонные
опоры моста через Неву и они не рухнули. Таким образом,
надо вначале решить проблему с бомбой. Я также подвер¬
гаю сомнению мою способность спланировать выполне¬
ние этой задачи. Фюрер знает, что мой практический опыт
лежит в совершенно иной области, и я не думаю, что он
будет настаивать на том, чтобы я занимался этой задачей.
Я беру папку с фотографиями заводов, о которых идет
речь, и с интересом их изучаю. Я вижу, что значительная
часть их под землей, так что заводы частично недоступны
для атак с воздуха. На фотографиях видны плотина и элек¬
тростанция, а также несколько заводских строений; сним¬
ки сделаны во время войны. Как это оказалось возможно?
Я вспоминаю о времени моего пребывания в Крыму, и
многое становится ясно. Когда мы размещались в Сарабу-
зе и пытались сохранить спортивную форму, бросая после
вылетов диск, на аэродроме часто приземлялся окрашен¬
ный в черное самолет, из которого выходили очень за¬
гадочные пассажиры. Однажды один из членов экипажа
сказал мне под секретом, что происходит. Этот самолет
241

доставил русских священников из свободолюбивых стран
Кавказа, которые добровольно вызвались выполнить важ¬
ное задание германского командования. У каждого свя¬
щенника была окладистая борода и объемистая ряса, под
которыми были фотоаппараты или взрывчатка — в зависи¬
мости от задачи. Эти священники связывали с победой Гер¬
мании восстановление независимости своих стран, в ко¬
торые должна вернуться религиозная свобода. Они были
фанатическими противниками мирового большевизма и,
соответственно, его союзников. Я словно вижу их: это
люди со снежно-белыми волосами и благородными про¬
филями, словно вырезанными из дерева. Из глубинных
районов России они доставляли самые разнообразные фо¬
тографии; до возвращения после выполнения миссии они
находились в дороге целыми месяцами. Если кто-либо из
них исчезал, он, скорее всего, отдавал жизнь ради свобо¬
ды — либо при неудачном прыжке с парашютом, либо во
время выполнения своей задачи, либо на пути обратно че¬
рез линию фронта. На меня оказало огромное впечатление
описание прыжков в ночь этих святых людей, которых
поддерживала вера в их великую миссию. В это время мы
сражались на Кавказе, и этих людей сбрасывали в долинах
и горах, где они устанавливали отношения с теми, кто по¬
могал им организовывать сопротивление и подрывную ра¬
боту.
Все это всплыло в моей памяти, когда я размышлял над
фотографиями промышленных предприятий.
С наступлением утра, после нескольких общих заме¬
чаний по поводу текущего состояния дел на фронтах, в
которых Шпеер выразил свое полное доверие фюреру, он
покинул меня, пообещав держать в курсе дальнейших пла¬
нов относительно Урала. Но этого так и не произошло, по¬
скольку события 9 февраля сделали это невозможным.
Так что задача разработки этого плана была возложена
на кого-то еще. Но в потоке событий, ведущих к концу вой¬
ны, его выполнение уже теряло практический смысл.

Глава 17
.СМЕРТЕЛЬНАЯ БОРЬБА
В ПОСЛЕДНИЕ МЕСЯЦЫ
Рано утром 9 февраля последовал телефонный звонок из
штаба — из Франкфурта только что доложили, что про¬
шлой ночью русские навели мост через Одер в Лебусе, не¬
много севернее Франкфурта, и с несколькими танками уже
переправились на западный берег. Ситуация более чем
критическая — на этом участке наземных войск нет, нет и
возможностей быстро доставить на место тяжелую артилле¬
рию, чтобы остановить их. Таким образом, совершенно
ничто не мешает советским танкам докатить прямо до сто¬
лицы или, по крайней мере, перерезать железную дорогу и
автобан Франкфурт—Берлин — обе жизненно важные ли¬
нии снабжения для сохранения линии фронта на Одере.
Мы вылетаем туда, чтобы подтвердить, что сообщение
правдиво. Еще издали я могу разобрать понтонный мост;
мы встречаем сильный зенитный огонь задолго до того, как
достигаем его. Русские определенно припасли для нас роз¬
ги! Одна из моих эскадрилий атакует наведенный через лед
мост. У нас нет иллюзий относительно результатов, кото¬
рые мы можем достичь, поскольку мы знаем, что у Иванов
столько материалов для строительства, что они восстановят
мост в мгновение ока. Сам я лечу с противотанковым зве¬
ном, высматривая танки на западном берегу реки. Но я
могу разглядеть только следы гусениц — не сами танки.
Я спускаюсь ниже, чтобы приглядеться внимательнее, и
вижу в неровностях речной долины хорошо замаскирован¬
ные танки на северном краю деревни Лебус. Их где-то око¬
ло 12—15 штук. В этот момент что-то бьет в крыло моего
243

самолета — в меня попали из мелкокалиберного зенитного
орудия. Я держусь малой высоты, повсюду вокруг видны
вспышки выстрелов — похоже, переправу через реку защи¬
щает шесть—восемь батарей. Зенитчики, похоже, опытные,
уже имевшие дело со «Штуками». Они не используют трас¬
сирующих снарядов — кажется, никто в тебя не стреляет,
как вдруг самолет резко вздрагивает от точного попадания.
Как только мы набираем высоту, зенитный огонь прекра¬
щается и наши бомбардировщики не могут атаковать зе¬
нитки. Огонь из орудий — слабый, как от карманного фо¬
нарика, — можно разглядеть, только когда летишь низко.
Я размышляю — что делать. Открытая местность не дает
возможность подобраться к цели в складках рельефа. Нет
здесь и высоких деревьев или зданий. Трезвая оценка гово¬
рит: придется забыть обо всех тактических приемах и об
опыте, никакие основные правила здесь не проходят. При¬
дется атаковать открыто, надеясь лишь на удачу. Если бы я
в прошлом так действовал, то мог уже дюжину раз оказать¬
ся в могиле. Но на этом участке нет наших наземных войск,
а отсюда всего 80 километров до столицы рейха — опасно
короткое расстояние, когда вражеские танки уже движутся
в направлении на Берлин. Сейчас не время для здравых
размышлений. На этот раз придется довериться удаче, го¬
ворю я себе и иду в атаку. Другим пилотам я приказываю
не идти за мной — среди них несколько совсем новых эки¬
пажей, и они не нанесут врагу большого урона, а при столь
интенсивном огне зениток могут понести потери, так что
игра не будет стоить свеч. Когда я спущусь ниже и по мне
откроют огонь, они должны подавлять зенитные расчеты
огнем своих пушек. Есть шанс, что это напугает Иванов и
лишит их точности. Я вижу перед собой несколько танков
«ИС», остальные — «Т-34». После того как я поджег четыре
танка, снаряды кончаются, и мы летим обратно. Я докла¬
дываю свои наблюдения и особо указываю на факт, что я
атаковал только потому, что противник находится в 80 ки¬
лометрах от Берлина, в противном случае это было бы не
извинительно. Если мы еще удерживаем фронт восточнее,
нам нужно выждать более благоприятной ситуации — по
крайней мере того, чтобы танки покинули зону прикрытия
2 44

своих зениток вокруг моста. После двух боевых вылетов я
меняю самолет, поскольку получил серьезное попадание
зенитным снарядом. После четвертого вылета на моем сче¬
ту двенадцать горящих танков. Я не включаю сюда танк
«ИС», который дымил, но не загорелся.
Каждый раз перед переходом в атаку я забираюсь на вы¬
соту 800 метров, поскольку зенитки не могут сбить меня на
этой высоте. С высоты я перехожу в пологое пикирование,
делая резкие повороты из стороны в сторону. Когда я близко
у танка, то какое-то время иду строго по прямой, стреляю,
а затем ухожу низко над танком, используя ту же тактику,
что и при подлете к цели. Уйдя на безопасное расстояние,
я снова набираю высоту. Подходить к танку следовало бы
медленно, лучше управляя самолетом, но в данных обсто¬
ятельствах это было бы самоубийством. Я способен, пере¬
ходя на доли секунды в прямой полет, поразить танк в одно
из уязвимых мест только благодаря огромному опыту и
сверхъестественной точности. Такие атаки, конечно, не¬
возможны для моих коллег, у которых нет моего опыта.
Пульс бьется в моей голове. Я знаю, что играю в кош-
ки-мышки со смертью, но эти «ИС» нужно поджечь! Сно¬
ва на высоту 800 метров — и снова вниз на шестидесяти¬
тонного левиафана. Он опять не загорелся! Меня
охватывает ярость — он должен быть в огне!
Замигал красный индикатор моего орудия. Опять! Заело
казенную часть; у меня только один снаряд в другой пушке.
Я снова набираю высоту. Не сошел ли я с ума, подвергая
себя риску из-за единственного выстрела? Не спорь —
вспомни, как часто ты расправлялся с танком при помощи
одного-единственного снаряда?
На «Ju-87» высота 800 метров набирается долго — так
долго, что у меня есть время оценить аргументы за и про¬
тив. Мое собственное «эго» говорит: «Если тринадцатый
танк еще не горит, не воображай, что ты можешь заставить
его запылать от единственного снаряда. Лети домой за но¬
выми снарядами, в следующий раз ты сделаешь это навер¬
няка». На это мое другое «эго» отвечает:
«Возможно, требуется всего один снаряд, чтобы поме¬
шать этому танку двинуться в глубь Германии!»
245

«Помешать этому танку двинуться в глубь Германии!
Это звучит слишком мелодраматично. Намного больше
танков собирается двинуться в глубь Германии, если ты
сейчас ошибешься. А ты ошибешься. Может, все сейчас
зависит от этого. Это сумасшествие — снова идти на ма¬
лую высоту ради единственного выстрела. Чистое сума¬
сшествие!» ' _
«Дальше ты скажешь, что я ошибусь потому, что этот
танк — тринадцатый. Вера в предрассудки — чепуха. У тебя
остался только один снаряд, поэтому прекрати болтовню и
примись за орехи!»
Я лечу вниз с высоты 800 метров. Сосредоточься на по¬
лете и на противозенитном маневре; снова по мне стреля¬
ет множество орудий. Теперь я выравниваю самолет...
Огонь... Танк вспыхивает ярким пламенем! С радостью в
сердце я низко пролетаю над горящим танком. Я по спи¬
рали иду вверх... удар в двигатель, и что-то проскакивает
сквозь мою левую ногу, словно раскаленная докрасна
сталь. В моих глазах все чернеет, я хватаю ртом воздух. Но
я продолжаю лететь... лететь... Я не должен терять созна¬
ние. Стисни зубы, ты должен справиться со своей слабос¬
тью. Все тело пронзает приступ острой боли.
— Эрнст, у меня нет левой ноги.
— Нет, твоя нога на месте. Если бы ее не было, ты бы не
смог говорить. Но левое крыло горит. Тебе придется сесть,
в нас дважды попали 40-миллиметровые снаряды.
Глаза застилает ужасающая тьма, я не могу ничего ра¬
зобрать вокруг.
— Скажи мне, где я могу совершить аварийную посадку.
Потом быстро вытащи меня, чтобы я не сгорел заживо.
Я больше ничего не вижу и веду самолет по наитию.
Я слабо припоминаю, что заходил в атаки с юга, а после
них уходил налево. Это значит, что до дому я смогу до¬
браться, если буду лететь на запад. Так я лечу несколько
минут. Почему полк еще не улетел, я не знаю. На самом
деле я лечу на северо-северо-запад, почти параллельно
русскому фронту.
— Тяни ручку на себя! — кричит Гадерманн по перего¬
ворному устройству.
246

Я чувствую, что медленно погружаюсь в какой-то ту¬
ман... довольно приятное забытье.
— Тяни ручку на себя! — вопит Гадерманн снова — не
увидел ли он деревья или телефонные линии?
Я уже ничего не чувствую и тяну ручку, только когда мне
кричит Гадерманн. Если бы только эта лишающая сил боль
в ноге прекратилась... как и этот полет... если бы я только
мог погрузиться наконец в этот странный серый мир и в ду¬
шевный покой, который приходит ко мне...
— Тяни!
Снова я автоматически налегаю на ручку, но на этот раз
Гадерманн своим криком заставил меня очнуться. В мгно¬
вение ока я соображаю, что должен немедленно что-то сде¬
лать.
— Как выглядит земля? — спросил я в микрофон.
— Плохо: холмы.
Но я должен сесть, поскольку слабею из-за раны и опас¬
ная апатия может овладеть мной в любую минуту. Я давлю
на педаль левой ногой и кричу от боли. Так в правую ногу
я получил попадание или нет? Я тяну ручку направо, нос
самолета поднимается, и «Ju-87» садится на брюхо. В этих
обстоятельствах устройство выпуска шасси, по всей види¬
мости, не работает, потому мне приходится совершать по¬
добную посадку, которая получается неудачной. Самолет
стучит и подпрыгивает какую-то секунду... затем загора¬
ется.
Теперь я могу отдохнуть, могу уплыть прочь, в серую
пелену... как чудесно! Дикая боль возвращает мне созна¬
ние. Меня тащат?.. Меня опускают на голую землю? Те¬
перь все позади... Наконец я совершенно уплываю в оби¬
тель тишины...
Я просыпаюсь, вокруг меня все бело... сосредоточенные
лица... едкий запах... Я лежу на операционном столе. Вне¬
запно меня пронизывает дикий страх: где моя нога?
— Ее нет?
Хирург кивает. Что теперь все это: спуск вниз по холму
на фирменных новых лыжах... прыжки в воду... спорт...
247

прыжки с шестом? Но сколько моих товарищей были ране¬
ны куда серьезнее? Ты помнишь... того, в госпитале Днеп¬
ропетровска, у которого разрывом мины оторвало обе руки
и искалечило лицо? Потеря ноги, руки и даже головы не так
важна, если эта жертва может спасти фатерланд от смер¬
тельной угрозы... это не катастрофа, катастрофа лишь то,
что несколько недель я не смогу летать... и это во время на¬
стоящего кризиса на фронте! Эти мысли в какое-то мгнове¬
ние промелькнули в моей голове. Хирург мягко говорит мне:
— У меня не было выбора. Кроме нескольких кусочков
мяса и сухожилий, ничего не было, так что мне пришлось
произвести ампутацию.
Если «ничего не было», подумал я с горьким юмором,
то что он ампутировал?
— Но почему ваша вторая нога в гипсе? — спросил он
в изумлении.
— Это с прошлого ноября. Где я нахожусь?
— Главный перевязочный пункт в Зелове.
— О, в Зелове! — Это меньше чем в семи километрах за
линией фронта. Так что я, очевидно, летел не на запад, а
на северо-северо-запад.
— Солдаты ваффен СС принесли вас сюда, и один из
наших медиков сделал операцию. На вашей совести еще
один раненый, — добавил он с улыбкой.
— Я, наверное, покусал хирурга?
— Вы так далеко не заходили, — ответил он, покачав
головой. — Нет, вы его не покусали, но лейтенант Корал
пытался приземлиться на «шторьхе» на то место, где вы
совершили аварийную посадку. Но должно быть, это было
трудно, поскольку он перевернулся... и теперь у него тоже
голова в бинтах!
Старина Корал! Похоже, когда я летел почти без созна¬
ния, у меня был не один ангел-хранитель.
Оказывается, рейхсмаршал послал своего персонально¬
го доктора с указанием перевезти меня немедленно в гос¬
питаль в бомбоубежище, находящемся в бункере в Зоо, но
хирург не хотел об этом и слышать, поскольку я потерял
слишком много крови. Но завтра со мной будет все нор¬
мально.
248

Доктор рейхсмаршала сообщил мне, что Геринг немед¬
ленно доложил о том, что со мной произошло, фюреру.
Гитлер, сказал он, был рад, что я отделался так легко.
— Конечно, когда цыплята хотят быть умнее, чем пе¬
тух... — сказал он помимо прочего.
Я был доволен, что он не упомянул о своем запрете на
мои полеты. Я также думаю, что в связи с отчаянной борь¬
бой, которая велась последние несколько недель, мое уча¬
стие в боевых действиях принималось как само собой ра¬
зумеющееся.
На следующий день меня перевезли в бункер в Зоо, ко¬
торый прикрывали очень тяжелые зенитные орудия, уча¬
ствующие в предотвращении бомбежек мирного населения
столицы союзной авиации. На второй день у моей кровати
поставили телефон — мне требовалось связываться со сво¬
им полком по поводу операций, общего положения и т. д.
Я знаю, что не буду лежать долго, и потому не хочу остав¬
лять командование полком. Я беспокоюсь, чтобы мне со¬
общали все подробно, так чтобы я мог участвовать во всех
действиях — даже хоть и не в полной мере. Доктора и си¬
делки, которым пришлось мной заниматься, не очень до¬
вольны своим новым пациентом. Они постоянно что-то
говорят об «отдыхе».
. Почти ежедневно меня навещают коллеги из подраз¬
деления или друзья — некоторые из них называли меня
друзьями только для того, чтобы проникнуть в мою комна¬
ту. Когда ко мне прорываются две прелестные девушки, они
широко открывают глаза и высоко поднимают брови, видя
у кровати мою жену. «Вот как?» — так говорят берлинцы.
Я уже провел несколько профессиональных бесед по по¬
воду искусственных конечностей. Если бы только я мог
этим воспользоваться! Я нетерпелив и очень хочу снова хо¬
дить. Немного позже мне наносит визит изготовитель про¬
тезов. Я прошу его изготовить мне временную искусствен¬
ную ногу, с которой могу летать даже с еще не зажившей
раной. Несколько первоклассных фирм отказывают мне на
основании того, что у меня слишком свежая рана.
249

Только один человек принимается за заказ — и то в по¬
рядке эксперимента. Он принимается за дело столь энер¬
гично, что у меня кружится голова. Помещает часть моего
тела от бедра до паха, не смазав поверхность и не приспо¬
собив защитный колпачок, в гипс. Оставив гипс сохнуть,
он лаконично говорит:
— Думай о чем-нибудь приятном!
После этого он изо всех сил тянет гипс, к которому
присохли волосы, и вырывает их с корнем. Мир для меня
меркнет. Парень явно ошибся со своим призванием, из
него бы вышел отличный кузнец.
Моя 3-я эскадрилья и штаб полка тем временем пере¬
бираются в Гёрлиц, где я когда-то ходил в школу. Дом
моих родителей совсем поблизости. Русские как раз во¬
шли в эту деревню; советские танки едут по земле, на ко¬
торой я играл в детстве. Думая об этом, можно сойти с
ума. Моя семья, как и миллионы семей, с тех пор надолго
становятся беженцами — им не удается сохранить ничего,
кроме своих жизней. Я же лежу, приговоренный к непо¬
движности. Что я сделал, чтобы заслужить это? Мне не хо¬
чется думать обо всем этом.
Цветы и самые разные подарки служат доказательством
любви народа к своим солдатам; каждый день их доставля¬
ют в мою комнату. Кроме рейхсмаршала, меня дважды
навещает Геббельс, с которым я раньше не был знаком.
Разговор с ним оказывается очень интересным. Он спра¬
шивает мое мнение о стратегическом положении на во¬
стоке.
— Фронт на Одере, — говорю я, — является нашей по¬
следней возможностью сдержать Советы; кроме этого, я не
вижу ничего, что смогло бы удержать столицу от падения.
Но Геббельс сравнивает Берлин с Ленинградом. Он счи¬
тает, что город не пал потому, что все его жители превра¬
тили свои дома в крепости. И жители Берлина тем более
смогут выдержать то, что выдержали жители Ленинграда.
Он выдвигает идею создания хорошо организованной ли¬
нии обороны между домами путем установки радиопере¬
датчиков в каждом строении. Он убежден, что «его берлин¬
цы» скорее предпочтут погибнуть, чем стать жертвами
250

красных орд. Насколько серьезно он это говорил, показал
впоследствии его собственный конец.
— С военной точки зрения я оцениваю дело иначе, —
отвечаю я. — Как только фронт на Одере будет прорван и
начнется сражение за Берлин, город станет совершенно
невозможно удержать.
Я говорю Геббельсу, что сравнение между двумя города¬
ми неуместно. Ленинград имел то преимущество, что с за¬
пада его защищал Финский залив, а на востоке — Ладож¬
ское озеро. На севере был слабый и узкий финский фронт.
Реальные возможности захватить город были только с юж¬
ного направления, но с этой стороны Ленинград был силь¬
но укреплен и мог использовать заранее подготовленные
позиции; кроме того, город не был совершенно отрезан от
линий снабжения. Грузовые суда могли пересечь Ладож¬
ское озеро летом, а зимой русские укладывали железно¬
дорожные рельсы на лед, что давало возможность снабжать
город с севера.
Но мои аргументы его не убедили.
Через две недели я поднимаюсь в первый раз, на не¬
большое время. Наконец я могу вдохнуть свежий воздух.
Во время налетов союзников я нахожусь на площадке зе¬
нитных орудий и наблюдаю с земли за тем, что доставля¬
ло нам столько неприятностей в небе. Мне никогда не
скучно — Фридолин доставляет бумаги на подпись или
заставляет меня решать какие-нибудь текущие вопросы.
Что-либо постоянно происходит; единственное, что меня
мучает, так это внутренняя неугомонность. Когда я при¬
был в бункер Зоо, я «клятвенно» пообещал, что буду хо¬
дить снова через шесть недель и снова начну летать. Док¬
тора знают, что их запреты меня только разозлят и будут
бесполезны. В начале марта я отправляюсь на прогулку на
свежий воздух в первый раз, на костылях.
Во время моего выздоровления меня приглашает одна
из моих сиделок к себе домой — и так я оказываюсь гос¬
тем министра иностранных дел. Из солдата редко получа¬
ется хороший дипломат, и потому предстоящая встреча с
фон Риббентропом очень интригует. Представляется воз¬
можность поговорить о той стороне войны, которая ведет¬
251

ся без оружия. Риббентропа весьма интересует моя оценка
наших сил на Восточном фронте, а также нашего военно¬
го потенциала. Я даю ему ясно понять, что мы на фронте
надеемся, что он сделает что-нибудь по дипломатическим
каналам, чтобы ослабить мертвую хватку, в которой нас
держат.
— Не могут же западные державы не видеть, что больше¬
визм является их величайшим противником, и что после их
окончательной победы над Германией он будет такой же
угрозой для них, какой был для нас, и что в одиночку они
не способны избавиться от него?
Он воспринимает мое замечание как выраженный в
мягкой форме упрек к нему лично — я не сомневаюсь, что
ему уже приходилось выслушивать нечто подобное много
раз от других. Риббентроп сразу начинает объяснять, что
уже много раз делал попытки, но они оказывались безус¬
пешными, поскольку каждый раз после начала перегово¬
ров следовало какое-нибудь новое отступление на каком-
нибудь участке фронта, и это побуждало противника
покидать стол переговоров, чтобы продолжить войну. Он
рассказывает об этих случаях, а затем с какой-то укориз¬
ной замечает, что договоры, которые он заключил перед
войной, в том числе с Великобританией и Россией, были,
без сомнения, большими достижениями, если не триум¬
фом. Но никто сейчас о них не вспоминает, сейчас люди
видят только то плохое, за что он ответственности нести
не должен. На самом деле переговоры продолжаются и
ведутся постоянно даже в настоящее время, но в сложив¬
шейся ситуации желаемые результаты проблематичны.
Этот взгляд за кулисы дипломатии надолго удовлетворяет
мое любопытство, и у меня больше нет желания узнавать
больше.
В середине марта я впервые совершаю прогулку под
солнечным светом в Зоо с сиделкой. На моей самой пер¬
вой экскурсии происходит небольшой инцидент. Мы в
толпе любопытствующих с интересом разглядываем клет¬
ку с обезьянами. Меня особенно привлекает одна огром¬
252

ная обезьяна, лениво и равнодушно сидящая на суку. Ее
длинный хвост свешивается вниз. Конечно, я не могу
удержаться и делаю то, что не следовало делать, — я про¬
совываю костыль сквозь прутья с намерением ткнуть в
хвост. Но не успеваю я коснуться хвоста, как обезьяна хва¬
тает костыли и со всей своей нечеловеческой силой тянет
меня в клетку. Я скачу на одной ноге к решетке, но, ко¬
нечно, этот зверь не способен втянуть меня сквозь прутья.
Сестра Эделгарде хватается за меня, и мы вдвоем тянем за
конец костыля в тяжелой борьбе с обезьяной. Человек
против человекообразного! У обезьяны удается вытянуть
конец костыля, но тут ее пальцы натолкнулись на резино¬
вые чашечки внизу костыля, призванные заглушить стук
удара при ходьбе и предназначенные против утопания
кончика костыля в земле. Эти чашечки вызывают интерес
обезьяны, она обнюхивает их, срывает с костыля и прогла¬
тывает с широкой улыбкой. В это мгновение я получаю
возможность вытянуть оголенные палки из клетки и могу
наконец, хоть и частично, отпраздновать победу над обе¬
зьяной. Через несколько секунд вой сирен возвещает о
воздушном налете. Быстрая ходьба по песчаным дорожкам
Зоо заставляет меня вспотеть, поскольку костыли глубоко
застревают в земле. Все вокруг торопятся и суетятся и вряд
ли смогут оказать мне помощь, так что я продолжаю с тру¬
дом ковылять. Получается очень медленно. Мы едва при¬
бываем в бункер, как вниз летят первые бомбы.
Постепенно приближается Пасха. Я хочу вернуться с
моими коллегами до ее наступления. Сейчас полк разме¬
щается в Гроссенхайне в Саксонии. Моя 1-я эскадрилья
снова передислоцирована из Венгрии в район Вены и все
еще остается на Юго-Восточном фронте. Гадерманн в Бран-
свике. Время моего отсутствия он использует для того,
чтобы практиковаться в своей профессии доктора. Я зво¬
ню ему, чтобы он передал приказ прислать в Темпельхоф
«Ju-87» к концу недели, чтобы тот мог доставить меня в
часть. Поскольку незадолго до этого Гадерманн разговари¬
вал с дежурным врачом о моем состоянии, он не может
поверить в то, что слышит. Кроме того, он сам еще нездо¬
ров. Я не увижу его больше до самого конца войны, в тех
253

последних операциях, в которых мне еще придется прини¬
мать участие.
Его место, место моего стрелка, занимает лейтенант
Нирманн, у которого нет недостатка в боевом опыте и ко¬
торый уже имеет Рыцарский Железный крест.
Но прежде нужно выполнить приказ — явиться для
доклада фюреру. Я прощаюсь с бункером. Фюрер выража¬
ет удовольствие, что все прошло относительно гладко. Он
не упоминает о своем запрете на полеты — возможно, эта
мысль просто не пришла ему в голову. Я снова, впервые
за шесть недель, сажусь в самолет, чтобы проложить курс
для своих товарищей. Это канун Пасхи, и я чувствую себя
счастливым. Незадолго перед вылетом мне звонит Фридо-
лин и говорит, чтобы я летел прямо в Судеты; он в насто¬
ящее время передислоцирует подразделение в Куммерам-
Зее около Нимеса. В самолете поначалу я чувствую себя
очень странно, но скоро снова ощущаю себя в своей сти¬
хии. Управление затруднено тем, что я могу использовать
только одну педаль. Поскольку я еще не получил искусст¬
венную конечность, мне приходилось левой ногой подни¬
мать педаль, чтобы получить требуемый результат. Моя
культя в гипсе и вытянута под приборной панелью, так что
не может задеть ее. Управляя таким образом, я через пол¬
тора часа приземляюсь на моем новом аэродроме в Кум-
мере. Летный персонал полка прибыл сюда часом ранее.
Наш аэродром лежит среди величественного пейзажа
между двумя вершинами Судетских гор, окруженных лесом
и обширными озерами. Рядом находится живописное кар¬
стовое озеро Куммер. Пока не решена проблема с размеще¬
нием, мы проводим вечер в гостиничном номере. Здесь, в
Судетах, все дышит миром и покоем. Враг за горами, фронт
здесь защищает фельдмаршал Шернер — именно это и слу¬
жит причиной непотревоженной тишины. Ближе к один¬
надцати часам мы слышим нестройные голоса детского
хора, поющие «Бог приветствует вас». Этой песней нас
встречает местная школа во главе с директрисой. Это что-
то новое для закаленных вояк, песня задевает нас, посколь¬
ку затрагивает струны, о которых на этой стадии войны мы
успели забыть. Мы слушаем задумчиво. Каждый из нас по¬
254

гружен в свои собственные мысли — мы чувствуем, что эти
дети верят в нашу способность устранить надвигающуюся
опасность со всем сопровождающим ее ужасом. Здесь, на
пороге их домов, у нас не будет недостатка в решимости.
В конце их песни я благодарю за прекрасный прием и при¬
глашаю посетить аэродром утром и посмотреть на наших
«птиц». Они выражают живой интерес. На следующий день
дети появляются на аэродроме, и я начинаю экскурсию с
того, что взлетаю на моем противотанковом самолете и по¬
ражаю квадратную цель размером метр на метр. Дети, сто¬
ящие полукругом, могут теперь представить, как атакуются
вражеские танки. Это хорошая тренировка для меня в уп¬
равлении самолетом с одной ногой. На другой стороне Су¬
детских гор стоит туман, и поскольку мы не можем совер¬
шать боевые вылеты, то, не желая напрасно тратить время,
я взлетаю на «Fw-190D9» и упражняюсь в пилотаже на ма¬
лых и больших высотах. Наш гений, капитан Клатцшнер,
инженер полка, уже переоборудовал ножные тормоза, ко¬
торые незаменимы для этого быстрого самолета, так что
ими можно управлять при помощи рук.
Когда я приземляюсь, солдаты энергично машут ру¬
ками, показывая в небо. Я гляжу вверх и через разрывы
в облаках вижу американские истребители и истребители-
бомбардировщики, делающие круги в небе. Они летят в
1600—1800 метрах над верхней границей тумана. Меня
они вряд ли заметили, поскольку сам я их в небе не обна¬
ружил. Быстро, как это только возможно для одноногого в
гипсе, я прыжками двигаюсь туда, где стоят дети. Они все
должны быть в укрытии. Я прячу детей в подвал, где их не
заденет осколками, но не спасет при попадании, а эти
парни наверху наверняка выберут этот дом управления по¬
летами, поскольку он единственный на аэродроме. Я вхо¬
жу последним, чтобы успокоить детей, когда разрываются
первые бомбы, одна из них близко к дому; взрыв выбива¬
ет окно и срывает крышу. Наша противовоздушная обо¬
рона слишком слаба, чтобы отогнать бомбардировщики,
но достаточна, чтобы помешать атакам с малой высоты. К
счастью, среди детей пострадавших нет. Мне жаль, что не¬
винные, идеальные представления об авиации столь жест¬
255

ко были развеяны суровой реальностью. Дети скоро снова
успокаиваются, и школьная руководительница, словно па¬
стух овечек, гонит свое маленькое стадо к деревне. Капи¬
тан Нирманн сияет — он снимал на пленку всю атаку аме¬
риканских самолетов. Во время представления он
находился в окопе, запечатлевая падающие бомбы с мо¬
мента их сброса до удара о землю и фонтана земли, подни¬
маемого при взрыве. Это просто лакомый кусок для наше¬
го опытного фотографа со Шпицбергена, где он имел
возможность сделать несколько уникальных фотографий.
Свежие метеорологические доклады из района Гёрлиц—
Баутцен указывают на постепенное улучшение погоды,
и потому мы взлетаем. Советы миновали Гёрлиц и идут
мимо Баутцена, где окружен немецкий гарнизон, в надеж¬
де пробиться к Дрездену через Бишофсверд. Против насту¬
пающих клиньев, призванных сокрушить фронт Шернера,
предпринимаются постоянные контратаки. С нашей под¬
держкой Баутцен разблокирован; нам удается уничтожить
большое число танков и грузовиков. Эти полеты потребо¬
вали от меня много сил, поскольку я, по всей видимости,
потерял много крови при ранении и прежде неистощи¬
мая энергия выдохлась, дойдя в конце концов до предела.
Своими успехами мы частично обязаны подразделениям
штурмовиков и истребителей, которые переходят под мое
командование и размещаются на нашем аэродроме и в ок¬
рестностях.
В первые две недели апреля по радио мне приходит
приказ, вызывающий меня в рейхсканцелярию. Фюрер го¬
ворит мне, что я должен возглавить командование всеми
подразделениями реактивных самолетов и с их помощью
очистить воздушное пространство над новой армией гене¬
рала Венка, которая в настоящий момент собирается в
районе Гамбурга. Первой целью этой армии будет удар из
окрестностей этого города на Гарц, для того чтобы перере¬
зать линии снабжения армий союзников, продвинувших¬
ся на восток. Успех операции в этом критическом пункте
зависит от предварительной расчистки воздушного про¬
странства над нашими собственными линиями снабже¬
ния, в противном случае она обречена на неудачу — фю-
256

pep убежден в этом, и с ним согласен проводящий опера¬
цию генерал Венк. Я умоляю фюрера освободить меня от
этого задания, поскольку уверен, что в данный момент не¬
заменим в секторе яростно обороняющейся армии фельд¬
маршала Шернера. Я рекомендую выбрать для выполне¬
ния этой задачи кого-нибудь из командиров реактивной
авиации, кому это ближе. Я замечаю, что мой опыт огра¬
ничен бомбардировками с пикирования и уничтожением
танков и что я никогда не отдавал приказы, на выполне¬
ние которых не отправлялся бы сам. С реактивными само¬
летами я не способен это сделать и потому не буду чув¬
ствовать себя уверенно с командирами подразделений и
экипажей. Я всегда должен быть примером своим подчи¬
ненным.
— Вам вообще не придется летать, вы займетесь орга¬
низационной стороной. Если кто-либо усомнится в вашей
храбрости из-за того, что вы на земле, я его повешу.
Радикальная мера, думаю я, но, возможно, фюрер толь¬
ко хочет развеять мои сомнения.
— Есть много людей с опытом, но одного опыта мало.
Мне нужен человек с достаточной энергией, чтобы орга¬
низовать и выполнить эту задачу.
В этот день не удается прийти к конечному решению.
Я лечу обратно только для того, чтобы через несколько
дней получить вызов от рейхсмаршала, который переда¬
ет мне приказ выполнить эту задачу. К этому времени по¬
ложение на фронте таково, что Германия может оказаться
разорванной на две части, и выполнение операции уже
вряд ли возможно. По вышеизложенным причинам я от¬
казываюсь. Судя по тому, как рейхсмаршал воспринимает,
это для него не является неожиданностью, поскольку еще
со времени отказа командовать истребителями-бомбарди-
ровщиками он хорошо знает мои настроения. На этот раз,
однако, я выдвигаю принципиальное возражение, что не
могу взять на себя ответственность за выполнение задачи,
которую считаю теперь невыполнимой. Скоро я вижу, как
мрачно рейхсмаршал оценивает ситуацию. Когда мы об¬
суждаем положение на фронте, он бормочет про себя,
склонившись над картой:
9 Г. F/дель 257

— Думаю, что нам придется поджигать этот сарай. — Он
имеет в виду Каринхалле.
Он советует мне отправиться в штаб-квартиру фюрера и
лично сообщить о своем отказе. Поскольку, однако, пря¬
мого приказа нет, я немедленно отправляюсь в свой полк,
где меня с нетерпением ждут. Но это не последний мой по¬
лет в Берлин.
19 апреля по радио меня снова вызывают в рейхсканце¬
лярию. Долететь в Берлин из Чехословакии к этому време¬
ни без сопровождения нелегко: во многих местах русский
и американский фронты очень близки. В воздухе много
самолетов, но среди них нет ни одного немецкого. Я при¬
бываю в рейхсканцелярию, и в полдень меня пропускают
в бункер фюрера. Здесь царит атмосфера спокойствия и
уверенности, которые исходят главной частью от армей¬
ских офицеров, участвующих в текущих или планируемых
операциях. За стенами слышны удары тонных бомб, кото¬
рые «москиты» сбрасывают на центр города.
Примерно в одиннадцать часов вечера я встаю в при¬
сутствии главнокомандующего. Я предвижу цель вызова —
наверняка мне снова поручат прежнюю задачу. У фюрера
странное обыкновение ходить около, а не переходить не¬
посредственно к цели разговора. И в этот вечер он начи¬
нает с получасовой лекции о решающем значении разви¬
тия техники, в чем мы всегда были мировыми лидерами, и
о том, что необходимо использовать это преимущество и
таким образом переломить ситуацию и добиться победы.
Он говорит мне, что весь мир боится немецких науки и
технологии, и показывает мне некоторые доклады развед¬
ки, демонстрирующие, в какой степени союзники обворо¬
вали нас в технических достижениях и науке. Каждый раз,
когда я слушаю его, поражаюсь памяти фюрера на цифры
и его специальным знаниям в области техники. К этому
времени я налетал в воздухе около шести тысяч часов, и со
своим обширным опытом знаю о различных типах самоле¬
тов почти все, но нет ничего, о чем бы он не мог говорить
с неповторимой простотой и по поводу чего не сделал бы
резонные предложения о модификации. Физическое со¬
стояние фюрера уже не столь хорошее, как три-четыре ме¬
258

сяца назад. Его глаза ярко блестят. Оберст фон Белоу со¬
общает мне, что последние восемь недель Гитлер практи¬
чески не спал — у него было совещание за совещанием.
Руки фюрера дрожат; это следствие покушения на него
20 июля. Во время долгого обсуждения в тот вечер я за¬
метил, что фюрер несколько раз повторяет одно и то же.
Раньше этого не было. Но предложения ясно сформулиро¬
ваны, и в них звучит непреклонная решимость.
Когда долгая вступительная часть завершена, фюрер пе¬
реходит к главной теме, которую я слышу от него чересчур
часто. Он вновь приводит доводы, которые слышал не¬
сколькими днями раньше, и заключает:
— Это мое личное желание, чтобы данную трудную за¬
дачу выполнили именно вы — единственный человек, ко¬
торый носит высшую немецкую награду за храбрость.
Я использую прежние и похожие на прежние доводы
и снова отказываюсь от задачи, говоря, что положение на
фронте ухудшается и только вопрос времени, чтобы Вос¬
точный и Западный фронты соединились в середине рейха.
Когда это произойдет, два котла должны будут действовать
самостоятельно. Для выполнения его плана подходит толь¬
ко северный котел, и потому необходимо сосредоточить
все реактивные истребители внутри его. Оказывается, что
число пригодных к использованию реактивных самоле¬
тов, включая бомбардировщики и истребители, на насто¬
ящий момент равно 180. На фронте мы давно ощущаем, что
противник имеет численное преимущество примерно два¬
дцать к одному. Учитывая, что реактивные самолеты требу¬
ют особенно длинных взлетных полос, ясно, что взлетать
они могут лишь с немногих аэродромов в северном котле,
о котором идет речь. Я отмечаю, что, как только мы собе¬
рем наши самолеты на этом небольшом числе аэродромов,
их днем и ночью начнут бомбить вражеские бомбардиров¬
щики, и с чисто технической стороны боевая эффектив¬
ность сведется к нулю через пару дней. В этом случае воз¬
душное пространство над армией генерала Венка очистить
не удастся, и катастрофа станет неизбежной, поскольку ар¬
мия потеряет стратегическую мобильность. Я знаю из лич¬
ной беседы с генералом Венком, что его армия рассчитыва¬
259

ет на мои гарантии свободного от врага неба, считая это на¬
дежным фактором, — так было много раз во время наших
совместных действий в России.
На этот раз я не могу взять на себя такую ответствен¬
ность и твердо отказываюсь от назначения. И снова вижу,
что Гитлер позволяет свободно выражать свое мнение тем,
кто, как он верит, действует в интересах страны. Я вижу,
что Гитлер готов пересмотреть свое мнение. С другой сто¬
роны, он не верит тем, кто берет на себя ответственность,
а потом не выполняет обещанного.
Гитлер считает, что мое предсказание появления «двух
котлов» неточно. Он основывает свое мнение на твердых —
и, на мой взгляд, непрофессиональных — обещаниях, дан¬
ных ему командующими секторами, что они не отступят на
фронте, проходящем по Эльбе на западе и по Одеру на во¬
стоке, а также по Нейсе и Судетским горам. Я говорю, что
верю в то, что немецкий солдат покажет особое мужество в
условиях, когда война идет на немецкой земле, но, если
русские соберут группировку для концентрированного уда¬
ра на каком-либо ключевом участке, они проделают боль¬
шую брешь и разорвут фронт. Я напоминаю о событиях на
Восточном фронте в последние годы, когда русские пуска¬
ли в сражение танк за танком; если три танковые дивизии
не выполняли поставленную задачу, русские просто броса¬
ли десять, прорывая наш фронт за счет громадных потерь
в людях и технике. Их ничто не может остановить. Вопрос
состоит в том, будет ли Германия повержена на колени
прежде, чем у русских иссякнут людские ресурсы. Но это¬
го не будет, поскольку русские получают с Запада очень
значительную помощь. С чисто военной точки зрения при
наших отступлениях в России мы наносили противнику
такие потери в людях и технике, что эти отступления мож¬
но считать победами обороны. Хоть Советы и радовались
каждой своей удаче, мы знали, как обстоят дела на самом
деле. Но в настоящее время подобное победное отступле¬
ние бесполезно, поскольку русских отделяет от Западного
фронта всего несколько километров. Великие державы по¬
несут ответственность за то, что ослаблением Германии
они придали России дополнительные силы — и, возможно,
260

на грядущие столетия. В конце нашего разговора я сказал
фюреру следующее:
— По моему мнению, в данный момент война не может
окончиться победно на обоих фронтах — нужно на одном
из фронтов добиться перемирия.
На лице фюрера появилась усталая улыбка.
— Вам легко это сказать. Еще в 1943 году я беспрестан¬
но пытался заключить мир, но союзники на это не пошли;
с самого начала они требовали безоговорочной капитуля¬
ции. Естественно, я думаю не о себе, но каждый человек
в здравом уме видит, что я не могу признать безоговороч¬
ную капитуляцию немецкого народа. Переговоры ведутся
даже сейчас, но я уже не верю в их успешное завершение.
Так что нам остается лишь сделать все возможное, чтобы
преодолеть этот кризис, решающее слово оружия сможет
принести нам победу.
Поговорив еще немного о положении армии Шернера,
он сказал мне, что хочет подождать несколько дней, что¬
бы посмотреть, будет ли развитие ситуации таким, как я
предвижу. Было час ночи, когда я покинул бункер фюре¬
ра. В соседней комнате уже ждали посетители, чтобы по¬
здравить фюрера с его днем рождения.
Я отправляюсь в Куммер рано, летя на низкой высоте,
чтобы избежать встречи с американскими самолетами —
«мустангами», четырехмоторными бомбардировщиками, и
«тандерболтами», которые вскоре появляются в вышине и
летят надо мной почти всю дорогу. Поскольку я летаю в
одиночку и внизу, мне постоянно приходилось держаться
начеку — не заметили ли меня? От этого ожидания я устаю
больше, чем от боевого вылета. Ничего нет удивительно¬
го, что мы с Нирманном вспотели. Зато как мы рады вы¬
браться из самолета на нашей родной базе!
Некоторое ослабление давления русских к западу от
Гёрлица частично объясняется нашими ежедневными вы¬
летами, которые привели к большим потерям у них. Од¬
нажды вечером после последнего за день вылета я поехал в
Гёрлиц, мой родной город, который ныне находился в зоне
261

боев. Здесь я увидел много знакомых по юношеским годам.
Они все заняты делами, и не последнее из них — участие в
«фолькстурме». Это странная встреча — мы стесняемся вы¬
разить свои чувства. У каждого есть свой груз проблем, горя
и тяжелых утрат; но в данный момент мы думаем только об
угрозе с Востока. Женщины делают мужскую работу, копая
противотанковые рвы; они откладывают свои лопаты толь¬
ко для того, чтобы покормить грудью голодных малышей.
Седобородые старики забывают о своей немощи и работа¬
ют так, что с бровей капает пот. На лицах девушек написа¬
на твердая решимость; они знают, что с ними произойдет,
если красные орды прорвутся. Люди борются за выжива¬
ние! Если бы западные народы могли только видеть соб¬
ственными глазами, что происходит в эти судьбоносные
дни, и поняли их значение, они скоро бы избавились от
своего легкомысленного отношения к большевизму.
Только 2-я эскадрилья квартирует в Куммере; штаб пол¬
ка располагается в школьном здании Нимеса; некоторые из
нас живут в домах местных жителей, которые на 95 процен¬
тов являются немцами и потому стремятся предупредить
каждое наше желание. Путешествие от аэродрома и обрат¬
но — дело нелегкое; кто-нибудь всегда становится на под¬
ножку каждой машины, чтобы высматривать вражеские са¬
молеты. Американские и русские самолеты летают на низ¬
кой высоте в любое время дня; в этом районе их маршруты
пересекаются. Самые неприятные посетители появляются
с запада, остальные — с востока.
Когда мы вылетаем на боевое задание, то часто обна¬
руживаем, что «ами» поджидают нас с одного направле¬
ния, а «руски» — с другого. Наш старый «Ju-87» ползет как
улитка по сравнению с вражескими самолетами, и, когда
мы добираемся до цели, постоянно завязывается воздуш¬
ный бой, который доводит наши нервы до предела. Если
мы атакуем наземные цели, небо гудит от летящего роя
врагов; когда мы возвращаемся домой, нам снова прихо¬
дится пробиваться через круг вражеских самолетов перед
тем, как сможем приземлиться. Наши зенитки на аэродро¬
ме постоянно вынуждены «пробивать нам свободную до¬
рожку».
262

Американские самолеты не увязываются за нами, если
видят, что мы направляемся к линии фронта и уже вступи¬
ли в воздушный бой с иванами.
Мы обычно делаем вылеты с самого утра с аэродрома в
Куммере подразделением из четырех-пяти самолетов с
противотанковыми пушками, в сопровождении двенадца¬
ти—четырнадцати несущих бомбы «Fw-190», которые вы¬
полняют роль нашего эскорта. Враг ждет нашего появле¬
ния, имея подавляющее превосходство. Очень редко, если
только у нас достаточно бензина, мы в состоянии провести
совместную операцию всеми подразделениями под моим
командованием — и тогда соотношение сил всего один к
пяти! Да, наш ежедневный хлеб дается потом и слезами.
25 апреля по радио приходит еще одно сообщение, ко¬
торое меня совершенно озадачивает. Понять сообщение
трудно, по всей видимости, меня снова вызывают в Бер¬
лин. Я звоню в штаб, сообщаю, что меня, вероятно, вызы¬
вают в Берлин, и прошу разрешения туда лететь. Разреше¬
ния мне не дают, поскольку в сводке сообщается, что бои
идут вокруг аэродрома в Темпельхофе и нет уверенности,
имеется ли свободная от противника посадочная полоса.
Мой начальник говорит:
— Если вы приземлитесь за русской линией фронта,
мне не сносить головы за то, что я вам разрешил взлететь.
Он сказал, что немедленно попытается связаться с обер-
стом фон Белоу по радио, чтобы уяснить смысл сообщения
и уточнить — могу ли я приземлиться вообще. Два дня я
не получаю никаких сведений, затем в одиннадцать вече¬
ра 27 апреля он звонит, чтобы сообщить, что наконец свя¬
зался с Берлином и что я должен лететь туда сегодня вече¬
ром на «Не-111», чтобы приземлиться на широкой, идущей
с запада на восток дороге через Берлин в районе, где стоят
Бранденбургские ворота и монумент Победы. Сопровож¬
дать меня будет Нирманн.
Взлет на «Не-111» ночью весьма неудобен, поскольку
на нашем аэродроме нет прожекторов по периметру, как
и каких-либо огней. Кроме того, летное поле невелико и
263

имеет с одной стороны высокие горы. Чтобы иметь воз¬
можность взлететь в таких условиях, нам пришлось не за¬
полнить бензином бак полностью. Естественно, это со¬
кращает время, которое мы можем находиться в воздухе.
Мы поднялись в воздух утром, когда еще стояла непро¬
глядная тьма. Нам приходится лететь через Судетские горы
над зоной боев, курсом северо-северо-запад. Земля под
нами освещена пожарами, горели многие деревни и города,
Германия объята пламенем. Мы осознаем свою неспособ¬
ность этому помешать, но не следует об этом думать. На ок¬
раине Берлина нас ловят русские прожекторы и зенитки.
Почти невозможно ориентироваться по плану города, по¬
скольку город закрыт густым дымом и клубами пара. В не¬
которых местах интенсивность огня столь велика, что
по-настоящему ослепляет. Мне приходится какое-то время
смотреть в сторону, чтобы восстановить зрение, но даже
при этом я не могу разглядеть дорогу с востока на запад.
Мой радист связался с землей; нужно ждать инструкций.
Это становится опасно, поскольку у нас мало горючего.
Примерно через пятнадцать минут приходит сообщение от
оберста фон Белоу, что посадка невозможна, так как доро¬
гу обстреливают тяжелые снаряды, а Советы уже захватили
Потсдамскую площадь. Мне дается распоряжение лететь в
Рехлин и позвонить оттуда, чтобы получить новый приказ.
Мой радист настраивается на волну Рёхлина, мы тороп¬
ливо вызываем землю, поскольку баки почти пусты. Ниже
нас — море огня, что может означать лишь то, что и на дру¬
гой стороне Берлина красные прорвались в район Нойе-
руппина и в настоящее время для бегства свободен толь¬
ко узкий коридор. На мой запрос зажечь посадочные огни
аэродром Рехлина отвечает отказом — там боятся немед¬
ленно привлечь самолеты противника. Я читаю им приказ
приземлиться у них, добавляя свои не самые вежливые за¬
мечания. Нам становится совсем неуютно, поскольку бен¬
зин может кончиться в любой момент. Внезапно справа,
ниже от нас, словно для парада выстраиваются огни, очер¬
чивающие аэродром. Мы садимся. Где мы? В девятнадцати
милях от Рехлина. В Виттстоке слышал наш разговор с Рех-
лином и решил показать свой аэродром. Часом позже, под¬
264

нявшись в три утра, я отправляюсь в Рехлин, где в комнате
командующего авиацией есть высокочастотная связь. Бла¬
годаря ей я получаю возможность позвонить в Берлин.
Оберст фон Белоу сообщает, что я теперь не должен лететь
в Берлин, поскольку ему звонил фельдмаршал Грейм и от¬
менил задачу; кроме того, говорит фон Белоу, в настоящий
момент невозможно сделать посадку в Берлине. Я отвечаю:
— Полагаю, что мне следует приземлиться этим утром,
когда рассветет, на дороге с востока на запад — но только
на «Штуке». Если я использую «Штуку», то, полагаю, это
еще возможно. Кроме того, я считаю существенно важным
вывезти правительство из этого опасного места, чтобы оно
не теряло контроль над ситуацией в целом.
Фон Белоу просит меня оставаться на линии, пока он
запрашивает инструкции. Вернувшись к телефону, он го¬
ворит:
— Фюрер принял свое решение. Он полон абсолютной
решимости удержать Берлин и, таким образом, не может
покинуть город, где ситуация выглядит критической. Он
аргументировал это тем, что, если он покинет город, сол¬
даты, сражающиеся за удержание Берлина, скажут, что он
покинул город, и сделают заключение, что сопротивление
бесполезно. Потому фюрер принял решение остаться в го¬
роде. Вы тут больше не требуетесь и должны немедленно
возвращаться в Судеты, чтобы оказать поддержку армии
фельдмаршала Шернера, которая должна начать наступле¬
ние в направлении Берлина.
Я спрашиваю фон Белоу, как он оценивает ситуацию,
поскольку он говорил чрезвычайно спокойно и сухо.
— Наше положение трудное, но возможно наступление
генерала Венка или Шернера на выручку Берлина.
Я восхищаюсь его спокойствием. Мне все ясно, и я лечу
обратно в мое подразделение, чтобы выполнять поставлен¬
ную задачу.
Поразительная новость, что глава государства и главно¬
командующий вооруженными силами рейха мертв, оказа¬
ли парализующее воздействие на войска. Но красные орды
265

опустошают нашу страну, и таким образом мы должны
продолжать борьбу. Мы можем сложить оружие только тог¬
да, когда приказ об этом отдадут наши командиры. Мы
будем продолжать борьбу в соответствии с военной при¬
сягой. Мы будем продолжать борьбу, потому что знаем об
ужасной судьбе, ожидающей нас, если мы безоговорочно
капитулируем, на чем настаивает наш противник. Мы бу¬
дем продолжать борьбу, поскольку судьба разместила нашу
страну географически в сердце Европы, чтобы на столе¬
тия сделать нас бастионом Европы против Востока. По¬
нимает это Европа или нет, нравится ей это или нет, но на
нас судьбой возложена эта роль. Если Европа проявляет
преступное равнодушие к этой роли — или даже враждеб¬
ность, — это ни на йоту не лишает нас обязанности выпол¬
нять свой долг перед ней. Когда наконец будет написана
история этого континента, включая опасное время, кото¬
рое еще ждет нас впереди, мы будем вписаны в эту историю
как люди с гордо поднятыми головами.
Восточный и Западный фронты приближаются друг к
другу ближе и ближе, наши операции выполнять все труд¬
нее. Дисциплина у моих солдат заслуживает восхищения;
она совершенно не отличается от дисциплины первых
дней войны. Я горд ими. Самым тяжелым наказанием для
моих офицеров, как и раньше, является отстранение от
очередного боевого вылета. У меня самого, однако, про¬
блемы с моей культей. Мои механики сконструировали
для меня оригинальное приспособление, похожее на ко¬
пыто дьявола, и с ним я летаю. Устройство прикрепляет¬
ся ниже колена, и каждый раз, когда я давлю на него — то
есть, скажем, когда мне нужно нажать на правую педаль, —
нижняя часть культи, которая только начала затягиваться,
натирается так, что на коже образуется рана, она открыва¬
ется и сильно кровоточит — особенно в воздушном бою,
когда мне требуется делать сильный поворот направо.
Временами моему механику приходится вытирать с частей
двигателя пятна крови.
266

В первые дни мая я снова оказываюсь удачлив. Мне на¬
значена встреча с фельдмаршалом Шернером, и до нее я
хочу заглянуть по дороге в штаб люфтваффе в замок Гер-
маннштадт, расположенный примерно в 25 километрах к
востоку от нас. Я лечу туда на «шторьхе». Сверху я вижу,
что замок окружен высокими деревьями. Это парк, в сере¬
дине которого я решаю приземлиться. Позади меня сидит
мой верный Фридолин. Посадка происходит без проблем;
после короткой остановки, чтобы забрать карты, я сажусь в
самолет. Он разбегается для взлета в направлении высоких
деревьев. «Шторьх» набирает высоту медленно. Чтобы по¬
мочь ему быстрее подняться, я выпускаю закрылки перед
самым краем леса. Но это приводит к тому, что самолет те¬
ряет высоту. Я давлю на ручку, но результата мало. Давить
на ручку сильнее смысла не имеет — взмыв, самолет клю¬
нет носом. Вот я слышу удары и треск. Теперь я окончатель¬
но загубил свою культю, если не хуже. Внезапно наступает
тишина. Я на земле? Нет, я сижу в кабине, как и Фридолин.
Мы застряли в развесистых ветвях огромного дерева, весе¬
ло раскачиваясь взад и вперед. Дерево качнулось еще не¬
сколько раз — видимо, удар был для него слишком силен.
Я опасаюсь, что «шторьх» выкинет еще какой-нибудь трюк
и перевернется вверх колесами. Продвинувшись вперед,
Фридолин спрашивает с некоторой тревогой:
— Что происходит?
Я говорю ему:
— Не шевелись, а то ты сбросишь то, что осталось от
«шторьха», с дерева с десятиметровой высоты.
Хвост сломан — как и большие куски плоскостей кры¬
ла; эти куски и хвост лежат на земле. Ручка управления все
еще у меня в руке, моя культя не пострадала, она ни обо
что не ударилась. Надо же так повезти! Мы не могли спу¬
ститься с дерева — было слишком высоко, а ствол был
толстый и гладкий. Мы ждем, и через какое-то время на
сцене появляется генерал — он слышал треск и теперь раз¬
глядывает нас, устроившихся на дереве. Он невообразимо
рад, что мы отделались так легко. Поскольку других воз¬
можностей снять нас нет, генерал посылает за местной
267

пожарной бригадой. Они помогают нам спуститься с по¬
мощью длинной выдвижной лестницы.
Русские обошли Дрезден и пытаются переправиться че¬
рез Эрзгебирге с севера, чтобы достичь протектората и та¬
ким образом обойти армию фельдмаршала Шернера. Ос¬
новные советские силы находятся в районе Фрайберга и
северо-западнее. Во время одного из наших последних вы¬
летов мы видим южнее Дипольдисвальде длинную колонну
беженцев, спасающихся от советских танков, они катятся,
словно паровой каток, и сокрушают все, что попадает под
их гусеницы.
Мы немедленно атакуем танки и уничтожаем их; ко¬
лонна продолжает свой путь на юг. По всей видимости, бе¬
женцы надеются спрятаться за защитным барьером Судет¬
ских гор, где, как они считают, будут в безопасности. В том
же самом районе мы атакуем еще большее число вражеских
танков в настоящем торнадо разрывов зенитных снаря¬
дов. Выстрелив по танку «ИС», я поднимаюсь на высоту
200 метров и оглядываюсь — и вдруг замечаю за хвостом
дождь из частиц и обломков. Они падают откуда-то сверху.
Я спрашиваю:
— Нирманн, кто из нас сейчас был сбит?
Это кажется мне единственным объяснением — и Нир¬
манн думает то же самое. Он поспешно пересчитывает
наши самолеты — все они на месте. Так что никого из нас
не сбили. Я гляжу вниз на «ИС» и вижу пустое место. Мо¬
жет, танк взорвался и его обломки взлетели на столь боль¬
шую высоту?
После операции экипажи, летевшие сзади меня, под¬
твердили, что танк взорвался и его части взлетели в воздух.
Обломки, падавшие позади меня, принадлежали «ИС». По
всей видимости, в танке была взрывчатка, которая пред¬
назначалась для устранения противотанковых загражде¬
ний и других препятствий с дороги других танков. Я зави¬
дую спокойствию Нирманна в наших вылетах, поскольку
сейчас полеты особенно опасны. Если мне придется сде¬
лать где-нибудь вынужденную посадку, шансов спастись
уже не будет. Нирманн летает с ни с чем не сравнимым
спокойствием; его самообладание просто изумляет.

Глава 18
КОНЕЦ
7 мая проходит совещание всех командиров люфтваффе
зоны армии Шернера. Оно проходит в штабе авиагруппы
и посвящено обсуждению плана, который только что был
прислан главнокомандующим. Предлагается постепенно
отвести весь Восточный фронт, сектор за сектором, пока он
не станет параллельным Западному фронту. Мы чувствуем,
что придется принять очень горестные решения. Неужели
Запад даже сейчас не понимает своих возможностей отно¬
сительно Востока и не осознает сложившееся положение?
Наши мнения по этому вопросу разделяются.
8 мая мы летаем в поисках танков к северу от Бро и око¬
ло Оберлойтенсдорфа. В первый раз за все время я не спо¬
собен сконцентрироваться на выполнении задачи — меня
охватывает какое-то непонятное чувство разочарования.
Я не уничтожаю ни одного танка — они все в горах и для
меня недоступны.
Погруженный в свои мысли, я лечу домой. Мы призем¬
ляемся и направляемся к пункту управления полетами.
Фридолина здесь нет — мне говорят, что его вызвали в
штаб авиагруппы. Не значит ли это?.. Я мигом выхожу из
депрессии.
— Нирманн, позвони в эскадрилью в Райхенберг, дай
инструкции на новый вылет и назначь время следующей
встречи с истребителями сопровождения.
Я изучаю ситуацию по карте... но какой в этом смысл?
Где Фридолин все это время? Я вижу, как за окном при¬
земляется «шторьх». Это Фридолин. Мне надо выйти к нему
навстречу? Нет, лучше подождать здесь... Похоже, для это¬
269

го времени года здесь очень тепло... Позавчера на двух моих
человек напали из засады и убили чехи в гражданской
одежде... Почему Фридолин не появляется так долго? Я
слышу, как открывается дверь и кто-то входит в помеще¬
ние; с трудом сдерживаюсь, чтобы не повернуться. Кто-то
мягко кашляет. Нирманн все еще говорит по телефону...
Так это не Фридолин. У Нирманна какие-то неприятнос¬
ти со связью... Забавно. Я замечаю, что сегодня мой мозг
очень отчетливо регистрирует каждую деталь... маленькие
нелепые вещи, не имеющие никакого смысла.
Я поворачиваюсь, дверь открывается... Фридолин. Его
лицо выглядит изможденным, мы глядим друг на друга, и
внезапно у него сжимается горло. Все, что я могу сказать ему:
— Ну?
— Все кончено... Безоговорочная капитуляция. — Лицо
Фридолина выражает все яснее, чем его шепот.
Конец... Я чувствую себя падающим в бездонный коло¬
дец; перед глазами проносятся в беспорядке лица товари¬
щей, которых я потерял, те миллионы солдат, которые по¬
гибли в море, в воздухе и на полях сражений... миллионы
тех, кто стал жертвами насилия в Германии... восточные
орды, которые теперь заполняют нашу страну... Внезапно
Фридолин отрывисто бросает:
— Повесь этот проклятый телефон, Нирманн. Война
окончена!
— Мы должны решить, когда прекратить огонь.
Кто-то истерически смеется. Этот смех слишком гром¬
кий, он может принадлежать только потерявшему рассу¬
док. Я должен сделать что-нибудь... сказать что-нибудь...
задать вопрос...
— Нирманн, передай эскадрилье в Райхенберге, что
«шторьх» приземлится через час с важными приказами.
Фридолин замечает мои замешательство и беспомощ¬
ность и начинает сообщать детали; в его голосе слышится
волнение.
— Отступление на запад определенно невозможно... ан¬
гличане и американцы настаивают на безоговорочной сда¬
че к 8 мая... то есть сегодня. Нам приказано передать все
русским без каких-либо условий к одиннадцати вечера. Но
270

поскольку Чехословакия будет занята Советами, решено,
что все немецкие подразделения как можно быстрее долж¬
ны двигаться на запад, чтобы не попасть русским в руки.
Летный персонал может лететь домой или куда-либо еще...
— Фридолин, — прерываю я его, — построй полк.
Я не могу больше сидеть неподвижно и слушать все это.
Но что я могу сейчас сделать, кроме как передать приказ
более высокой инстанции?.. Что ты можешь сказать своим
солдатам? Они никогда не видели тебя подавленным, но
теперь ты в самых глубинах уныния. Фридолин прерывает
мои мысли:
— Все выстроились.
Я выхожу. Моя искусственная конечность не позволя¬
ет мне идти нормально. Весеннее солнце сияет вовсю...
кое-где на расстоянии чуть поблескивает серебром ту¬
ман... Я останавливаюсь перед строем своих солдат:
— Друзья!
Я не могу продолжать. Здесь стоит моя 2-я эскадрилья.
1-я размещена в Австрии... загляну когда-либо им в глаза
снова? А 3-я в Праге... Где они сейчас, когда я так хочу уви¬
деть их вокруг меня... всех... как живых, так и мертвых...
По строю пробегает шум, глаза всех моих солдат направ¬
лены на меня. Я должен сказать что-то.
— После того как мы потеряли столько товарищей... пос¬
ле всей крови, что была пролита дома и на фронтах... непо¬
стижимая судьба... лишила нас победы... храбрость наших
солдат... народа в целом... была беспримерной... война про¬
играна... Я благодарю вас за преданность, с которой вы... в
этом подразделении... служили нашей стране...
Я жму руку каждому солдату по очереди. Никто из них
не произносит ни слова. Молчаливые рукопожатия пока¬
зывают, что они поняли меня. Когда я ухожу от строя в
последний раз, я слышу, как Фридолин отрывисто прика¬
зывает:
— Направо равняйся!
«Направо равняйся!» для многих, многих наших товари¬
щей, принесших в жертву свои молодые жизни. «Направо
равняйся!» нашему народу за его героизм, наиболее блиста¬
тельный за всю историю человечества. «Направо равняй¬
271

ся!» для самого прекрасного наследия, которые мертвые
когда-либо завещали потомкам. «Направо равняйся!» для
стран Запада, которые они старались защитить и которые
сейчас заключены в смертельные объятия большевизма...
Что нам сейчас нужно делать? Окончена ли война для
полка «Иммельман»? Можем ли мы дать немецкой молоде¬
жи еще одну причину когда-нибудь гордо поднять голову
при воспоминании о нашем последнем поступке, таком,
к примеру, как таран всем полком какого-нибудь важного
вражеского штаба или какой-нибудь другой вражеской
цели? Или нам искать смерть в деянии, которое бы поста¬
вило достойную точку в списке наших боевых побед? Я уве¬
рен, что весь полк, как один человек, пошел бы на это.
Я ставлю такой вопрос перед командованием авиагруппы.
Ответ: нет... Возможно, это правильно... но уже достаточно
смертей... и возможно, у нас будет для выполнения другая
задача.
Я решаю сам возглавить колонну, которая идет обратно
к дороге. Это будет очень длинная колонна, поскольку все
подразделения под моим началом, включая зенитчиков,
двигаются с наземным персоналом. Все будет готово к ше¬
сти часам, и тогда мы начнем движение. Командир 2-й эс¬
кадрильи получил приказ увести все самолеты на запад.
Когда наш командир узнает о моей решимости вести ко¬
лонну, он приказывает мне лететь — возглавить движение
должен Фридолин. Мне передается командование подраз¬
делением на аэродроме в Райхенберге. Я не могу связаться
с этим аэродромом по телефону, потому лечу туда с Нир-
манном. Во время перелета фонарь моего «шторьха» отле¬
тает, и потому самолет набирает высоту с трудом — мне,
однако, нужна высота, поскольку Райхенберг лежит по дру¬
гую сторону гор. Я осторожно приближаюсь к аэродрому
над долиной; там уже пустынно. Я никого не вижу и выру¬
ливаю к ангару, намереваясь воспользоваться телефоном
пункта управления полетами. В тот момент, когда я выби¬
раюсь из «шторьха», раздается ужасающий взрыв и ангар у
меня на глазах взлетает в воздух. Инстинктивно мы падаем
272

на землю, чтобы переждать град камней, несколько из ко¬
торых пробивают дыры в моем самолете. Мы, однако, не
задеты. Рядом с пунктом управления полетами горит грузо¬
вик с сигнальными ракетами; взрываясь, эти ракеты окра¬
шивают все вокруг в разные цвета. Это выглядит как сим¬
вол нашего поражения. Только я вспоминаю о нем, мое
сердце начинает кровоточить. Здесь определенно никто не
ждет меня с новостью, что все кончено; весть явно уже при¬
шла из другого места.
Мы снова забираемся в продырявленный «шторьх»;
после бесконечно долгого разбега он с трудом поднима¬
ется в воздух. Следуя по той же самой долине, мы возвра¬
щаемся в Куммер. Тут все заняты упаковкой своих вещей.
Нам приказано двигаться тем маршрутом, который кажет¬
ся в тактическом отношении наиболее удобным. Зенитные
орудия распределены по всей колонне, чтобы быть в со¬
стоянии защитить нас от атак с воздуха, если такая по¬
требность возникнет и кто-нибудь захочет помешать на¬
шему движению на запад. Пункт нашего назначения —
оккупированная американцами южная часть Германии.
После того как колонна отправляется в путь, все осталь¬
ные — кроме тех, кто хочет подождать моего вылета, —
поднимутся в воздух на самолетах. Многие из них имеют
возможность избежать плена, если им посчастливится при¬
землиться около своих домов. Но для меня это невозмож¬
но; я намереваюсь приземлиться на аэродроме на занятой
американцами территории, поскольку моя нога требует не¬
медленного медицинского вмешательства. Потому спря¬
таться я не могу. Кроме того, меня может опознать очень
много людей. Я не вижу причин, по которым не могу при¬
землиться на нормальный аэродром, поскольку верю, что
солдаты союзников будут обращаться со мной по-рыцар-
ски, даже несмотря на то, что перед ними поверженный
противник. Война окончена, и потому я думаю, что задер¬
живать меня или держать пленником долго не будут и до¬
вольно скоро нам всем разрешат вернуться домой.
Я стою чуть в стороне, глядя, как грузится колонна,
когда вдруг слышу в вышине шум моторов — это пятьде¬
сят или шестьдесят русских бомбардировщиков. Едва я ус¬
273

певаю предупредить, как бомбы со свистом устремляются
вниз. Я бросаюсь на дорогу вместе с костылями и думаю,
что, если эти парни умеют хорошо целиться, у нас при на¬
шей скученности будет множество погибших. Вот уже
слышен грохот разрывов, бомбы ковром ложатся в сердце
города, в километре от дороги, на которой выстроилась
наша колонна. Бедные жители Нимеса!
Русские сбрасывают бомбы, сделав два захода. Даже со
второй попытки они не наносят вреда нашей колонне. Мы
снова строимся и отправляемся в путь. Я гляжу на мое
подразделение, которое было для меня всем на протяже¬
нии семи лет и все значило для меня. Сколько крови, про¬
литой за общее дело, сцементировало наше братство! Я от¬
даю солдатам честь в последний раз.
Северо-западнее Праги, около Кладно, колонна наты¬
кается на русские танки и очень сильную вражескую обо¬
рону. Согласно условиям перемирия вооружение должно
быть сдано и сложено на землю. Свободный проход гаран¬
тируется только невооруженным солдатам. Не проходит
много времени, как вооруженные чехи нападают на наших
уже безоружных солдат. С отвратительной, поистине звер¬
ской жестокостью они безжалостно убивают немецких сол¬
дат. Лишь немногие способны пробиться на запад — среди
них мой молодой офицер разведки пилот Хауфе. Осталь¬
ные попадают в руки чехов и русских. Одним из тех, кто
стал жертвой чешских террористов, стал мой лучший друг
Фридолин. Бесконечно жаль, что он погиб тогда, когда
война уже завершилась. Подобно своим товарищам, сло¬
жившим головы в этой войне, они тоже являются мучени¬
ками за свободу Германии.
Колонна трогается, а я возвращаюсь на аэродром в Кум-
мер. Кетшнер и Фридолин чуть задерживаются со мной;
потом они уезжают за колонной навстречу своей судьбе.
Шесть других пилотов настаивают на том, что полетят со
мной на запад; у нас три «Ju-87» и четыре «Fw-190». Среди
274

этих офицеров командир 2-й эскадрильи и лейтенант
Швирблат, который, как и я, потерял ногу, но, несмотря на
это, в последние недели проделал большую работу, уничто¬
жая вражеские танки. Он всегда говорит: «Все равно — под¬
биваешь ты танки двумя ногами или одной!»
После трудного расставания с Фридолином и капита¬
ном — у меня мрачное предчувствие, что мы больше не
увидимся, — мы вылетаем в наш последний полет. Стран¬
ное и непередаваемое чувство. Мы прощаемся с нашим
миром и решаем лететь в Китцинген, потому что знаем,
что там есть большой аэродром и наверняка его заняла
американская авиация. В районе Сааца мы вступаем в бой
с внезапно появившимися из тумана русскими, которые, в
упоении победой, хотят сделать из нас фарш. Но то, что
им не удавалось пять лет, они не могут сделать и на этот
раз, в последнем сражении.
Через два часа полета мы подлетаем к аэродрому, напря¬
женно ожидая, откроют ли огонь американские зенитки
после заключения перемирия. И вот внизу большое летное
поле. Я отдаю распоряжение моему пилоту по радио, что
мы должны совершить аварийную посадку, но пригодные к
службе самолеты мы не имеем права передавать в руки вра¬
га. Я приказываю выпустить шасси и затем сломать их при
посадке на большой скорости. Лучший метод сделать это —
резко затормозить с одной стороны и надавить на педаль на
этой же стороне. Я вижу толпу солдат на аэродроме; они
выстроились — возможно, для победной речи — под амери¬
канским флагом. Поначалу мы летим низко над аэродро¬
мом, чтобы удостовериться, что при приземлении нас не
обстреляют зенитки. Несколько из выстроившихся замеча¬
ют нас и немецкие свастики на крыльях. Часть строя пада¬
ет ниц. Мы приземляемся точно так, как приказано, —
только один из наших самолетов совершает мягкую посад¬
ку и катит до самой остановки. У старшего сержанта 2-й эс¬
кадрильи на борту девушка, и он боится, что аварийная по¬
садка может повредить его бесценный женственный груз.
Конечно, он не знает ее — она просто очень одиноко стояла
рядом с аэродромом, и он не хотел, чтобы она досталась
русским. Но его коллеги знают ее судьбу лучше.
275

Поскольку я приземлялся первым, мой самолет лежит
в самом конце посадочной полосы. Вот уже у кабины сто¬
ит солдат с наставленным на меня револьвером. Я откры¬
ваю кабину, и немедленно он протягивает руку, чтобы
схватить мои золотые дубовые листья. Я отталкиваю руку
и снова закрываю фонарь. Возможно, это первое столкно¬
вение оказалось бы и последним, если бы к нам не подъ¬
ехал джип с сидящим в нем офицером. Офицер отзывает
солдата и отсылает его по делам. Американцы подходят
ближе и видят окровавленную повязку — результат столк¬
новения над Саацем. Поначалу они отвозят меня на свой
перевязочный пункт, где мне делают перевязку. Нирманн
не упускает меня из виду и следует за мной как тень.
Позднее меня провожают в большую, разделенную пере¬
городками комнату на верхнем этаже, который использу¬
ется в качестве офицерской столовой.
Здесь я вижу остальных моих коллег, которых достави¬
ли сразу сюда: они тут же встают по стойке «смирно» и от¬
дают приветствие, введенное фюрером. На другой сторо¬
не комнаты находится несколько американских офицеров;
это спонтанное приветствие явно им не нравится, и они
недовольно переговариваются. Американцы, по всей ви¬
димости, принадлежат к размещенному здесь смешанному
истребительному звену «тандерболтов» и «мустангов». Ко
мне подходит переводчик, чтобы спросить, понимаю ли я
по-английски. Он говорит, что их командир помимо про¬
чего запрещает нам это приветствие.
— Даже если я говорю по-английски, — отвечаю я, —
мы в Германии и будем говорить по-немецки. Что касает¬
ся салюта, нам приказано приветствовать друг друга таким
образом, и, поскольку мы солдаты, мы будем выполнять
приказы. Кроме того, нам не важно — возражаете вы или
нет. Скажите вашему командиру, что мы принадлежим к
полку «Иммельман», и, поскольку война сейчас окончена,
а в воздухе мы не были побеждены, мы не считаем себя
пленными. Немецкие солдаты, — отмечаю я, — не были
разбиты, их просто задавили превосходящей массой. Мы
остановились здесь потому, что не хотим остаться в совет¬
ской зоне. Я предпочел бы больше не обсуждать этот во¬
276

прос, нам хотелось бы помыться и привести себя в поря¬
док, а потом что-нибудь съесть.
Некоторые офицеры продолжали хмуриться, но мы так
усердно обливаемся водой, что на полу целая лужа. Мы
ведем себя как дома — а почему мы должны вести себя
иначе? В конце концов, мы в Германии. Мы разговарива¬
ем без всякого стеснения. Потом едим — и в это время
приходит переводчик, чтобы спросить: не хотим ли мы по¬
говорить с ним и его офицерами после обеда? Это пригла¬
шение интересно мне как летчику, и мы соглашаемся,
особенно если не будет подниматься вопрос, кто проиграл
и кто победил. За стенами дома слышатся звуки выстрелов
и шум — солдаты-негры празднуют победу под сильным
воздействием спиртного. Я не хотел бы спускаться на пер¬
вый этаж — пули в честь победы летят со всех сторон. За¬
сыпаем мы очень поздно.
Ночью у нас украдено все, кроме того, что у нас было на
себе. Наиболее ценным, что я потерял, был мой полетный
журнал, в котором были записаны в деталях все боевые вы¬
леты, с первого по две тысячи пятьсот тридцатый. Пропала
также копия бриллиантов, удостоверение на бриллианто¬
вую летную медаль, высшая венгерская награда и много
прочего, не считая часов и других вещей. Даже мой сделан¬
ный на заказ протез обнаружен Нирманном под кроватью
какого-то малого — возможно, тот хотел сделать сувенир,
чтобы потом продать как «кусок фрица, имеющего высо¬
кий офицерский чин».
Рано утром я получаю сообщение, что мне нужно при¬
быть в Эрланген, в штаб 9-й американской армии. Я отка¬
зываюсь это сделать, пока мне не вернут все мои вещи.
Поскольку вызывают меня срочно, тут же начинаются ин¬
тенсивные розыски. Когда вор пойман, вещи возвращают
и я отправляюсь в дорогу с Нирманном. В штабе воздуш¬
ной армии нас сначала допрашивают три офицера Ге¬
нерального штаба. Они начинают с показа фотографий,
где запечатлены, как они утверждают, жертвы злодеяний в
концентрационных лагерях. Поскольку мы сражались за
эту мерзость, утверждают американцы, мы должны нести
свою долю ответственности. Они не верят, что я никогда
277

не видел концентрационных лагерей. Я добавляю, что
если какие-либо эксцессы .и имели место, то они заслужи¬
вают всяческого сожаления и порицания, и подлинные
их виновники должны быть наказаны. Я отмечаю, что по¬
добные жестокости осуществляли не только немцы, но и
другие народы в каждом столетии. Я напоминаю им о бур¬
ской войне. И там подобные эксцессы могут быть оцени¬
ваться с той же точки зрения. Я не могу себе представить,
что горы трупов, изображенных на фотографии, были сде¬
ланы в концентрационных лагерях. Подобное мы действи¬
тельно видели, но не на фотографиях, а своими глазами,
после воздушных атак на Дрезден и Гамбург, а также дру¬
гие города, когда четырехмоторные самолеты союзни¬
ков без всякого разбора буквально затопили их фосфором
и бомбами огромной разрушительной силы, в результате
чего погибло бессчетное количество женщин и детей. И я
уверяю этих джентльменов, что если они интересуются
зверствами, то они найдут обильный материал у своих во¬
сточных союзников.
Больше мы этих фотографий не видели. Посмотрев на
нас со злобой, офицер начал составлять доклад о допросе
с комментариями, которые я бы кратко перевел как «ти¬
пичный нацистский офицер». Не могу понять, почему ты
становишься типичным нацистским офицером, когда все¬
го лишь говоришь правду? Знают ли эти джентльмены, что
мы никогда не боролись ради политической партии — но
только ради Германии? В этой вере погибли миллионы
наших товарищей. Когда американцы услышали мои сло¬
ва, что когда-нибудь они пожалеют о том, что сокрушили
нас и уничтожили бастион против большевизма, они на¬
звали это пропагандой и отказались в это верить. Они ска¬
зали, что мы желаем натравить союзников друг на друга.
Через несколько часов нас направили к командующему
этой воздушной армией Уайланду.
Про генерала мне сказали, что у него немецкое проис¬
хождение, он из Бремена и произвел на меня очень хоро¬
шее впечатление — в ходе беседы я рассказал ему о воров¬
стве вышеупомянутых вещей, таких дорогих и важных для
меня, в Китцингене. Я спрашиваю: в порядке ли вещей та¬
278

кое у американцев? Генерал ругается, но не из-за моей
прямоты, а из-за смущения за этот грабеж. Он приказыва¬
ет адъютанту передать приказ командиру расквартирован¬
ного в Китцингене подразделения вернуть мое имущество
и грозит военным трибуналом. А пока все не вернут, он
просит меня побыть его гостем в Эрлангене.
После этой беседы меня и Нирманна отвозят на джипе
на окраину города, в виллу, которую отдают в наше распо¬
ряжение. Часовой у ворот показывает, что мы не сов¬
сем свободны. За нами будет приезжать машина, чтобы
доставить в офицерскую столовую на обед. Новость о на¬
шем прибытии скоро распространилась среди населения
Эрлангена, и часовому все время приходится вести пере¬
говоры с многочисленными визитерами. Если внезапно
прибудет начальство, у него припасена фраза: «Я никого
не видел». .
Так мы проводим пять дней в Эрлангене. Оставшихся в
Китцингене наших коллег мы больше не видим — основа¬
ний их задерживать больше нет.
14 мая на вилле появляется капитан Росс, офицер раз¬
ведки воздушной армии. Он хорошо говорит по-немецки.
Капитан приносит сообщение от генерала Уайланда, в ко¬
тором выражается сожаление, что до сих пор нет прогрес¬
са в розыске моих вещей — но ему только что пришел
приказ отправить нас немедленно в Англию для допроса.
После короткой остановки в Висбадене нас доставляют в
лагерь близ Лондона, куда свозят офицеров для допроса.
Квартиры здесь простые, кормят без затей, отношение со
стороны английских офицеров корректное. Пожилой ка¬
питан, который нами занимается, в гражданской жизни
имел патент адвоката и жил в Лондоне. Он навещает нас
каждый день и однажды замечает у меня на столе золотые
дубовые лиистья. Офицер задумчиво смотрит на них, за¬
тем поднимает голову и бормочет почти со священным
ужасом: «Скольких жизней это стоит!»
Когда я объясняю ему, что заслужил свою награду в Рос¬
сии, он покидает нас значительно ободренным.
279

В течение дня меня часто посещают английские и аме¬
риканские офицеры разведки, любопытство которых
различно. Я довольно быстро обнаруживаю, что мы при¬
держиваемся различных взглядов. Они удивлены, что по¬
давляющее число моих вылетов было произведено на
самолете с совсем небольшой скоростью, — это противо¬
речит представлениям союзников, считающих важным
ради безопасности иметь большую скорость. Они с трудом
верят, что я совершил более 2500 вылетов на таком мед¬
ленном самолете, и им совсем не интересен мой опыт, по¬
скольку они считают, что мои полеты были слишком
опасны. Они хвастаются своими реактивными самолета¬
ми, которые можно поразить только с еще более быстрого
самолета. При этом они молчат, что точность оружия у та¬
ких самолетов невелика по сравнению с моим самолетом
с пушкой. Я особо не возражаю против этих допросов —
мои успехи не были результатами какого-то технического
секрета. Потому наши разговоры — всего лишь немного
большее, чем беседа об авиации и о только что закончив¬
шейся войне. Эти островитяне-британцы не скрывают
своего восхищения достижениями противника, особенно
их поражает моя меткость. Каждый день я совершаю про¬
гулку в течение трех четвертей часа, прогуливаясь вдоль
колючей проволоки. Остальное время мы читаем или со¬
ставляем планы на послевоенное будущее.
Примерно через две недели нас отправляют на север; мы
интернированы и находимся в обычном американском ла¬
гере для военнопленных. Здесь много тысяч пленников.
Кормят на самом минимуме, некоторые из наших това¬
рищей, находящихся здесь долгое время, слабы от недоеда¬
ния. У меня проблемы с культей; ее требуется оперировать.
Лагерный офицер отказывается делать операцию на осно¬
вании того, что я летал с одной ногой; ему совершенно все
равно, что с моей культей. Она раздувается и воспаляется;
я страдаю от острой боли. Лагерные власти не могли бы
сделать лучшей пропаганды среди тысяч немецких солдат в
пользу бывших немецких офицеров. Очень многие из на¬
шей охраны знают немецкий — это эмигрировавшие после
1933 года; они говорят по-немецки так же свободно, как и
280

мы. У солдат-негров добрый нрав, и они предупредитель¬
ны, за исключением тех случаев, когда напиваются.
Через три недели меня переводят в Саутгемптон, с Нир-
манном и большинством наиболее серьезно раненных офи¬
церов. Мы толпимся на палубе грузового корабля «Кайзер».
За двадцать четыре часа нашего пути мы не получаем ни
крошки еды и начинаем подозревать, что так будет до са¬
мого Шербура, поскольку американская команда намере¬
вается продать наши пайки на французском черном рынке.
Часть ветеранов русского фронта врывается в складское
помещение и берет распределение в собственные руки.
У матросов вытягиваются лица, когда они много позже уз¬
нают, что произошло.
Путешествие через Шербур в наш новый лагерь около
Карентана трудно назвать приятным, поскольку француз¬
ское гражданское население даже серьезно раненных сол¬
дат приветствует камнями. Трудно не вспомнить в связи с
этим, что французские гражданские лица в Германии час¬
то чувствовали себя весьма комфортно. Многие из них то¬
гда были достаточно разумны, чтобы признать, что, пока
они живут в удобствах, мы сдерживаем Советы на востоке.
Хорошо было бы напомнить это тем, кто сейчас бросает
камни.
Условия в новом лагере во многом напоминают те, что
были в английском лагере. Здесь мне тоже поначалу отка¬
зываются сделать операцию. У меня нет надежд на осво¬
бождение — кроме уважения к высокому званию. Однажды
меня отвозят на аэродром в Шербур, и я начинаю подозре¬
вать, что меня хотят передать иванам. Это был бы ценный
подарок для Советов — получить фельдмаршала Шернера и
меня в качестве награды за войну на земле и в воздухе! Но
компас поворачивается на 300 градусов, а это значит, что
меня везут в Англию. Зачем? Мы приземляемся на острове
примерно в 20 километров длиной, на аэродроме в Тангме¬
ре, где располагается школа для командиров британской
авиации. Здесь я узнал, что на моем переводе сюда настоял
полковник Бадер.
Бадер является самым известным летчиком в британ¬
ской авиации. Его сбили, и он летал без обеих ног. Бадер
281

узнал, что я нахожусь в лагере в Карентане. Этот пилот
сам во время войны был в плену в Германии; он предпри¬
нял несколько попыток бежать. Тем злобным агитаторам,
которые стремятся любыми средствами заклеймить нас
как варваров, он мог бы рассказать совсем другое.
На этот раз мое пребывание в Англии — целительный
отдых по сравнению с пребыванием в лагере для военно¬
пленных. Здесь я снова вижу, что сохраняется уважение
к воинским заслугам, как и рыцарство, которое должно
быть естественным для каждого офицера каждой страны в
мире.
Бадер посылает в Лондон за человеком, сделавшим ему
протезы, чтобы тот изготовил мне искусственную ногу.
Я отклоняю это великодушное предложение, поскольку
у меня нет денег, чтобы заплатить. Все, что у меня было,
я потерял на востоке — к тому же я еще не знаю, что ждет
меня в будущем. В любом случае я не могу заплатить в фун¬
тах стерлингов. Полковник Бадер почти обижен, когда я
не принимаю его великодушие и беспокоюсь об оплате. Он
приводит человека, который накладывает гипс. Этот чело¬
век возвращается через несколько дней, чтобы сообщить,
что культя, должно быть, раздулась. Поэтому, прежде чем
изготовить протез, необходимо произвести операцию.
Через несколько дней являются американцы, заявля¬
ющие, что «отдали меня только на время» и теперь сле¬
дует меня вернуть. Мой целительный отдых подходит к
концу.
В один из последних дней в Тангмере у меня произошел
весьма зажигательный спор с проходившими обучение в
школе парнями из британской авиации. Один из них — не
англичанин, — несомненно желающий меня разозлить или
как-нибудь уязвить, спросил, что, по моему мнению, сде¬
лают со мной русские, если мне придется вернуться к себе
домой в Силезию.
— Я думаю, что русские достаточно умны, — ответил
я, — чтобы воспользоваться моим опытом. Только в обла¬
сти борьбы с танками, которые будут играть значительную
282

роль в любой будущей войне, мои инструкции могут поста¬
вить противника в невыгодное положение. За мной записа¬
но более пятисот уничтоженных танков; я полагаю, что за
последние несколько лет я подготовил пятьсот—шестьсот
пилотов, каждый из которых уничтожил по меньшей мере
сто танков. Вы можете сами представить, сколько танков
военная промышленность противника должна поставить,
чтобы возместить нанесенный мной ущерб.
Этот ответ вызвал общее удивление — и мне с волнени¬
ем задали вопрос, как я могу совместить подготовку пило¬
тов для русских с моим прежним отношением к больше¬
визму. До того мне не позволяли говорить ничего дурного
об их союзнике — России. Но теперь я могу говорить и о
массовых депортациях на востоке, о насилиях и зверствах,
о кровавом терроризме, с которым орды из азиатских сте¬
пей распинают свои жертвы... Наша беседа стала для меня
неожиданностью, поскольку до того англичане делали все,
чтобы избежать этой темы, но сейчас их взгляды — точ¬
ное отражение провозглашаемых нами лозунгов, они ис¬
пользуют те же выражения, что и мы. Командиры подраз¬
делений британской авиации, которые летали на «харри-
кейнах» на русской стороне в Мурманске, рассказали о
своих впечатлениях; они поражают. Из наших экипажей,
что были сбиты русскими, вряд ли один пилот остался в
живых.
Больше в моем присутствии о России никто не упо¬
минал.
Я полетел обратно в лагерь во Францию, где на корот¬
кое время был интернирован. Усилия немецких докторов
по переводу меня в лагерь для больных наконец заверши¬
лись успехом. Нирманн был освобожден несколькими
днями раньше в британской зоне. Он несколько раз обра¬
щается с просьбой, чтобы его оставили со мной, но бес¬
конечно он это делать не может. Не проходит и недели
после отъезда из французского лагеря, как я оказываюсь
в госпитальном поезде, который должен направиться в
Старнбергерзее. В Аугсбурге паровоз поворачивает и катит
в Фюрт. Здесь, в военном госпитале, в апреле 1946 года я
получил известие об освобождении.
283

Как один из миллионов солдат, выполнивших свой
долг, и благодаря воле Провидения оставшийся в числе вы¬
живших, я описал свой опыт войны против СССР, в ко¬
торой молодежь Германии и многие убежденные в своей
правоте европейцы отдали свои жизни. Моя книга не про¬
славляет войну и не призвана реабилитировать какую-либо
определенную группу людей и их приказы. Пусть мой опыт
сам по себе говорит голосом правды.
Я посвящаю свою книгу погибшим в этой войне и мо¬
лодежи. Это новое поколение ныне живет в ужасающем
хаосе послевоенного времени. Пусть оно, несмотря на все,
сохраняет веру в фатерланд и надежду на будущее. Потер¬
пел поражение лишь тот, кто признал, что потерпел пора¬
жение!

СОДЕРЖАНИЕ
От издательства 5
Предисловие 9
Введение 11
Глава 1. От зонтика до пикирующего бомбардировщика 14
Глава 2. Война против Советов 25
Глава 3. Полеты в плохую погоду 33
Глава 4. Битва за крепость Ленинград 41
Глава 5. Перед Москвой 54
Глава 6. Учеба и практика 64
Глава 7. Сталинград 74
Глава 8. Отступление 83
Глава 9. «Штука» против танка . 90
Глава 10. На Кубани и под Белгородом 96
Глава 11. Назад к Днепру 110
Глава 12. Дальше на запад 115
Глава 13. Отступление к Днестру 133
Глава 14. Судьбоносное лето 1944 года 163
Глава 15. Битва за Венгрию 207
Глава 16. Рождество 1944 года 215
Глава 17. Смертельная борьба в последние месяцы 243
Глава 18. Конец 269

Рудель Ганс Ульрих
ПИЛОТ «ШТУКИ»
МЕМУАРЫ АСА ЛЮФТВАФФЕ
1939-1945
Ответственный редактор Л.И. Глебовская
Художественный редактор И.А. Озеров
Технический редактор Н.В. Травкина
Корректор М. Г. Смирнова
Подписано в печать с готовых диапозитивов 21.05.2009.
Формат 84х108,/.(Г Бумага газетная. Гарнитура «Таймс».
Печать офсетная. Уел. печ. л. 15,12. Уч.-изд. л. 13,75.
Тираж 3 ООО экз. Заказ № 2426.
ЗАО «Центрполиграф»
111024, Москва, 1-я ул. Энтузиастов, 15
E-MAIL: CNPOL@DOL.RU
ww.centrpoligraf.ru
Отпечатано в ООО «Спектр-П*
305025, г. Курск, ул. Строительная, 8

иентрполигрАФ
Книга-почтой
Приобретайте книги издательства «Центрполиграф»
без торговой наценки, с помощью нашей
службы «Книга-почтой»!
Книги высылаются наложенным платежом без предварительной
оплаты. Заказы принимаются на отдельные издания, а также на
целые серии, выпускаемые нашим издательством.
Обращаем ваше внимание, что цены указаны без учета
стоимости доставки и услуг Почты РФ.
Заполните почтовую карточку по образцу четко и разбор¬
чиво и отправляйте по адресу: 111024, Москва/ I-я улица
Энтузиастов, д. 15 («Центрполиграф»),
Также вы можете заказать книги через сайт издательства
«Центрполиграф» www.centrpoligraf.ru.
КАРТОЧКА ПОЧТОВАЯ
п, ^ Ивановой Г.П.
откуда г. Хабаровск, ул. Мира,
Д- 10* кв .5
«Центрполиграф»
^ г. Москва,
1-я ул. Энтузиастов, д. 15
Ипдекс месте
=ШШШ 01115
понятом
Пчимп (vcmvcimmwi иао§ ihtniI nmtm ipanirno м «иацг 0 liwin -Itapu- Яяа«и Ронж tm. 117ИМ.ПТМГ
На обратной стороне карточки укажите количество экземп¬
ляров книг, которые вы хотите приобрести, или серию, на кото¬
рую вы хотели бы подписаться.
В зависимости от суммы заказа, веса посылки и удаленности
места заказа общая стоимость книг может увеличиться от 20 до 70%.
Если вам необходима подробная информация, пришлите
письмо с вложенным конвертом и вам отправят бесплатный и по¬
дробный прайс-лист.
Стоимость пересылки почтового перевода наложенным пла¬
тежом составляет от 7% от стоимости заказа.
МЫ РАДЫ ВАШИМ ЗАКАЗАМ!

Фирменные магазины издательства «Центрполиграф»
в Москве и Ростове-на-Дону
«Новослободскоя»
«Рижская»
Москва - ул. Октябрьская, д. 18, тел.
для справок: (495) 684-49-89, мелко¬
оптовый отдел — тел. (495) 684-49-68;
пн—пт — 10.00—19.00, сб — 10.00—
17.00, курьерская доставка книг по
Москве.
Ростов-нв-Дону - Привоизвльнвя пл., д. 1/2 (мелкооптовый отдел),
Официальный дистрибьютор издательства ООО "ДТОН". Санкт-Пе¬
тербург, набережная р. Фонтанки, д. 64, пом. 7-н, тел. для справок:
(812) 575-52-80, (812) 575-52-81. Пн-пт - 9.00-18.30; сб, вскр - вы¬
ходной. E-mail: aton@ppp.delfa.net
'I Санкт-Петербург^\ |/ I
Ломоносова
Ч
(0
к
X
<0
Б
%
о
*
Q.

ЗА ЛИНИЕЙ ФРОНТА
МЕМУАРЫ
Ганс Ульрих Рудель
ПИЛОТ «ШТУКИ»
.
МЕМУАРЫ АСА ЛЮФТВАФФЕ
1939-1945
Ганс Рудель — один из лучших пилотов
«Юнкерса-87» («Штуки») в немецкой авиации,
совершил 2530 боевых вылетов, достижение, кото¬
рое не смог превзойти ни один пилот его времени.
Метод атаки, присущий этому пилоту, представлял
собой почти отвесное пикирование, а затем сброс
бомб на минимальной высоте и мгновенный уход на
уровне верхушек деревьев, сквозь разрывы снаря¬
дов. Его целью были русские танки, колонны грузо¬
виков, артиллерийские батареи, а на линии оборо¬
ны блокадного Ленинграда даже мощный линкор
«Марат». Книга воспоминаний о пяти годах полетов
в боевых условиях от Польши до Москвы и от
Сталинграда до Берлина выражает взгляды челове¬
ка, сформированного нацистским режимом.
Высшее руководство и сам Гитлер чрезвычайно
ценили фанатично преданного им Руделя. Фюрер
лично сделал эскиз к особой медали, которой пилот
был удостоен за свой 2000-й вылет.
11€НТРПО.ЛИГРАЯР