ИСТОРИЯ В ЛИЦАХ


Александр Боханов
ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР III
6-е издание
МОСКВА «РУССКОЕ СЛОВО» 2019


УДК 929 ББК 63.3(2)-8 Б 72
Художественное оформление, макет — НИКИТА ОРДЫНСКИЙ Составление иллюстративного ряда, подбор материалов - АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ БОХАНОВ
На фронтисписе воспроизведен фрагмент дневника цесаревича Александра Александровича; на последней сторонке переплета — катафалк и балдахин для похорон императора Александра III в усыпальнице Императорского Дома Романовых в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга. Вид с востока. Художник Н.Иванов. 1895
Боханов А. Н.
Б 72 Император Александр III / А.Н. Боханов. — 6-е изд. — М.: ООО «Русское слово —учебник», 2019. — 512 с.: ил. — (История в лицах).
ISBN 978-5-533-00806-8
Главная цель данной книги — создать жизнеописание русского царя Александра III, очертить его земной путь, показать его мысли, чувства, представления, прояснить его отношение к Богу, к людям, миру, к монаршему долгу и России.
Портрет монарха создается практически «с чистого листа». В основе его — разнообразные документы личного и общественного характера, а также свидетельства непосредственных очевидцев событий, дошедшие до нас во множестве, но до сих пор неизвестные широкой публике.
УДК 929 ББК 63.3(2 У8
© А.Н. Боханов, текст, 1998, 2019 ISBN 978-5-533-00806-8 © ООО «Русское слово — учебник» 1998, 2019


Ты умер, как и многие, без шума, Но с твердостью. Таинственная дума Еще блуждала на челе твоем, Когда глаза сомкнулись вечным сном; И то, что ты сказал перед кончиной, Из слушавших не понял ни единый.
М.Ю. ЛЕРМОНТОВ


ПРЕДИСЛОВИЕ
Династия Романовых правила в России с 21 февраля 1613 года — дня воцарения Михаила Федоровича до 2 марта 1917 года — дня отречения последнего самодержца Николая II. За эти 304 года 18 царей и одна некоронованная правительница (Софья Алексеевна) запечатлели свои имена в истории Отечества. Об одних представителях династии известно больше, о других меньше, а некоторые остались лишь туманными образами давно ушедшего времени. Такие монархи, как Петр II или Иоанн Антонович, хоть и считались царями, но, в силу своего юного возраста, влияния на течение событий оказать не могли.
Иные же Романовы не только лично воздействовали на ход дел и в государстве, и вне его, но и фокусировали как бы и образ самого времени. «Эпоха Петра», «Блестящий век Екатерины», «Правление Александра Благословенного», «Николаевское царствование», «Время царя Освободителя» — это не только эмблемы времени, но и обозначения переломных исторических рубежей.
Именно царствования Петра I, Екатерины II, Александра I, Николая I, Александра II традиционно привлекали повышенный интерес. Их дела и судьбы современниками и потомками воспринимались и трактовались по-разному, но
6


Предисловие
своеобразие олицетворяемых ими периодов никто не ставил под сомнение. О времени этих царей и о самих венценосцах существует огромное количество разножанровых произведений: от серьезных научных исследований до легковесных голливудских киноповествований. О других Романовых-мо- нархах известно значительно меньше.
При несомненной преемственности облика и смысла верховной власти каждое царствование являлось самобытным историческим периодом, с эндемичными чертами политики, общественных настроений, всей социально-психологической атмосферы страны.
Однако до сих пор то, что можно почерпнуть из литературы о большинстве коронованных правителей и их эпохах, пропитано и пронизано очевидными предубеждениями и мировоззренческими приоритетами. Здесь господствуют примитивные шаблоны и затертые клише. «Царская тема» остается неизменно идеологизированной, тенденциозной, и любой сочинитель, даже из числа тех, кто только овладел исторической грамотой, уже «знает наверняка», какой царь «хороший», а какой «плохой». Здесь в авторской палитре всегда доминируют лишь два цвета — черный и белый, других красок почти и не встречается.
Некоторым венценосцам, как казалось, навсегда была уготована роль нелицеприятных героев. Наиболее примечательны здесь Петр III и Павел I — отец и сын, — убитые и оклеветанные. Их мрачные «исторические портреты» сразу же после гибели старательно и целеустремленно, оправдывая себя, создавали участники цареубийств или их симпатизанты.
Позже пристрастные оценки канонизировались отечественной историографией, где уже почти сто лет безраздельно господствует западническая мировоззренческая концепция. В соответствии с ней Россия — это царство темноты, невежества, варварства, «азиатчины», а если что и было там светлого и передового, то лишь благодаря воздействию «прогрессивного Запада». Так издавна писали иностранцы о России, что вполне понятно и объяснимо. Подобные же трюизмы тиражировали (и тиражируют) без устали и отечественные «европейцы», не чувствующие русского исторического материала, а по сути, и не понимающие его.
7


Александр III
В XIX веке в русской исторической науке существовала школа жизнеописаний венценосных фигур, школа, представители которой: барон М.А. Корф, Н.К. Шильдер, В.А. Биль- басов, С.С. Татищев — создали документированные, фундаментальные труды о жизни и делах монархов. Хотя их работы далеко не бесспорны, но они ответственно и уважительно относились к прошлому, стараясь показать настоящую драматургию минувшего времени и героев его. В XX веке все резко и принципиально изменилось.
С утверждением у власти коммунистов писать что-либо пристойное о царях вообще практически было невозможно. Исключение делалось лишь для Петра I. В отношении остальных разрешалось лишь упражняться в оскорбительном острословии, дозволялось лишь «разоблачать и клеймить». Любая не ангажированная подобной, с позволения сказать, «научной методологией» попытка была чревата самыми печальными последствиями. Негативная реакция превратилась в своеобразный код сознания.
Когда же пали коммунистические вериги, то многие так и не смогли побороть «генетику мировоззрения», продолжая повторять то, что когда-то было затвержено. Молодое же поколение авторов, хотя и формировалось в иных общественно-политических условиях, не стало (во всяком случае, пока) провозвестником духовно-мировоззренческого раскрепощения мысли и слова. Не принимая символы и знаки коммунистической поры, они, вольно или невольно, сделались эпигонами другого западнического направления общественной мысли, именуемого либеральным. Касательно России у этого якобы центристского течения нет существенных разногласий с левыми.
Конечно, качество процесса постижения истории нельзя сводить к мировоззрению: каждый волен исповедовать ценности и идеи, созвучные его представлениям и взглядам. Здесь не о чем спорить. Речь о другом. Пошлый вариант западничества, утвердившийся в отечественной исторической и околоисторической литературе на исходе XX века, препятствует научному поиску, наперед априори безапелляционно утверждая незыблемую систему исторических координат.
8


Предисловие
Либеральный догматический террор беспощаден и бескомпромиссен. Всякий, кто смотрит на Русский Мир, на Россию без пренебрежения, уважительно относится к истории Родного Дома, к делам своих предков, не считает прошлое России историей «темного царства», немедленно квалифицируется как «монархист» и «реакционер».
В России давно уж повелось не спорить, не доказывать и опровергать по сути, а «изничтожать» мировоззренческих противников. Аргументированность точки зрения не имеет значения. Разговора по существу почти никогда не получается. Клишированность мышления неизбежно ведет к тому, что из сотен страниц сочинения оппонента запоминают лишь несколько фраз, а то всего и несколько слов, и клеймят «отступника» уничижительными ярлыками. Из предметного разговора научная дискуссия нередко быстро перерастает в нудную перебранку глухих...
Среди Романовых традиционно «не везло» и царю Александру III, правившему с 1 марта 1881 года до 20 октября 1894 года. Его, в отличие от прапрадеда (Петра III) и прадеда (Павла I), в отличие от собственного отца (Александра II) и старших сыновей (Николая и Михаила), не убили. Он умер своей смертью, имея 49 лет от роду.
Он не отличался свирепостью нрава, не был замешан ни в каких скандальных делах, не затевал войн, но имя этого царя часто употребляется со множеством уничижительных эпитетов. Причина проста: Александр III не восхищался Западом, не поклонялся либерально-эгалитаристским идеям, считая, что буквальное насаждение иноземных порядков не станет благом для России.
«Русские европейцы» прощали (и до сих пор прощают) Петру I все: немыслимый разврат, убийство собственного сына, невероятную жестокость, безумные военные авантюры, ограбление и истребление собственного народа, численность которого за время его правления сократилась на четверть. Они всегда славословили его за то, что он «прорубил окно в Европу».
Александру III, однако, не прощали и не забывали ничего именно потому, что он являлся антизападником. Клевретам либерализма подобного «первородного греха» было доста¬
9


Александр III
точно. Обвинительный вердикт был вынесен «раз и навсегда». Русского* монарха изображали: ограниченным> а то и просто глупым, насквозь пропитанным предрассудками, способным лишь «давить и не пущать»; из него делали человека, изменившего «делу отца» — царя Освободителя Александра II. Даже изобрели термин «контрреформы», постоянно фигурирующий в работах о времени Александра III.
До сих пор нет ни одной работы, где сколько-нибудь связно и объективно освещалась жизнь и дела Александра III. Говоря об этом монархе, авторы неизменно пользуются одним и тем же приемом: изучение документов подменяется набором расхожих уничижительных цитат, а описания царя и его времени — политизированными ярлыками, которые нередко просто лишены исторического смысла (например, понятие «контрреформы»).
Циркулирующие же умозаключения (не отличающиеся разнообразием) лишь подчеркивают, насколько сознание историков (и неисториков) находится в плену традиционного догматизма, как много в оценках русского прошлого умозрительного верхоглядства, откровенного невежества, а порой и политико-коммерческой корысти. В результате вместо живой истории получается мертвая интерпретация.
В 1894 году, через неделю после смерти Александра III, выступая в заседании Императорского общества истории и древностей российских при Московском университете, известный историк В.О. Ключевский сказал: «Наука отведет Императору Александру III подобающее место не только в истории России и всей Европы, но и в русской историографии, скажет, что Он одержал победу в области, где всего труднее добиться победы, победил предрассудок народов и этим содействовал их сближению, покорил общественную совесть во имя мира и правды, увеличил количество добра в нравственном обороте человечества, ободрил и приподнял русскую историческую мысль, русское национальное сознание и сделал все это так тихо и молчаливо, что только теперь, когда Его уже нет, Европа поняла, чем Он был для нее».
Именитый знаток русского прошлого ошибся. За более чем столетний период предпоследний император не стал полноправной фигурой истории. Чаще всего его изображают «унте-
ю


Предисловие
ром Пришибеевым на троне»; из живого человека делают лишь функцию, «медиума» неких темных, реакционных сил.
Автор настоящей книги не собирается специально полемизировать с носителями заемных мыслей и расхожих суждений, хотя возражения по существу, по целому ряду принципиальных моментов, неизбежны.
Главная цель — создать жизнеописание русского царя Александра III, очертить его земной путь, показать его мысли, чувства, представления, прояснить его отношение к Богу, к людям, миру, к монаршему долгу и России.
Портрет монарха создается практически «с чистого листа». В основе его — разнообразные документы личного и общественного характера, а также свидетельства непосредственных очевидцев событий, дошедшие до нас во множестве, но до сих пор неизвестные широкой публике.


ГЛАВА 1
ВНУК И СЫН ИМПЕРАТОРА
Февраль 1845 года в Петербурге не отличался приятностью. Погода стояла безрадостная; за весь месяц ни разу солнце не выглянуло, и хотя морозов сильных не наблюдалось, но почти каждый день — ветер, нередко со снегом. Публики на улицах фланировало мало, и даже на Масленой гулянье не отличалось многолюдством. Великий пост начинался в тот год в понедельник, 26 февраля.
При императорском дворе уже несколько недель соблюдался траур, объявленный на три месяца повелением императора Николая I еще 24 января, после получения известия о смерти 16 января при родах великой княгини Елизаветы Михайловны, дочери брата царя великого князя Михаила Павловича. Мужчины теперь носили черные повязки на рукавах мундиров, женщины появлялись при дворе лишь в строгих темных платьях; все балы и увеселения отменили. Только год тому назад восемнадцатилетняя племянница императора вышла замуж за владетельного герцога Адольфа Вильгельма Нассауского. Император любил кроткую и жизнелюбивую Лизу, этого «истинного ангела», искренне радовался ее счастью. Скорбное известие его надолго опечалило.
Совершенно неожиданно для многих 26 февраля, в три часа пополудни, со стен Петропавловской крепости начали
12


Внук и сын императора
стрелять пушки. Это был верный знак: что-то случилось важное. Грохот орудий раздавался долго, до самого вечера, всего прозвучал 301 залп. Канонада возвестила о большом событии: в царской фамилии прибавление. Жена наследника престола Александра Николаевича, великая княгиня Мария Александровна родила сына, которого при первой благодарственной молитве нарекли Александром.
Николай I радовался появлению внука от всей души. В подписанном в тот же вечер Манифесте, оглашенном затем в церквах и опубликованном в газетах, говорилось: «В 26-й день сего февраля Любезная Наша Невестка, Цесаревна и Великая Княгиня Мария Александровна, Супруга Любезного Нашего сына Наследника Цесаревича разрешилась от бремени рождением Нам Внука, а Их Императорским Величествам Сына, нареченного Александром. Таковое Императорского нашего Дома приращение, приемле новым ознаменованием благодати Божией, в утешение Нам ниспосланной».
Рождение царского внука ознаменовалось различными событиями. Появились царские указы о досрочном производстве по военному, гражданскому и придворному ведомствам, некоторые сановники получили ордена. Кроме того, государь «повелеть соизволил снять траур вовсе». Счастливый же отец, цесаревич Александр Николаевич, выделил из своих средств 3000 рублей серебром «для помощи беднейшим жителям столицы».
В день своего рождения малютка великий князь Александр Александрович высочайшим приказом был зачислен в состав лейб-гвардейских Гусарского, Преображенского и Павловского полков и назначен шефом Астраханского Карабинерского полка, с того дня получившего название Карабинерского Его Императорского Высочества Великого Князя Александра Александровича полка.
17 марта 1845 года в Большой церкви Зимнего дворца состоялось крещение внука императора. Участниками и созерцателями величественного торжества явились члены императорской фамилии, высшие военные и гражданские чины империи, сенаторы, члены Государственного совета, иностранные послы при русском дворе.
13


Александр III
В начале 11-го утра по анфиладам дворца тронулась блестящая процессия: впереди гоф- и камер-курьеры, затем церемониймейстер и обер-церемониймейстер, первые чины двора, царь с царицей, наследник, члены императорской фамилии. Следом, на подушке, укрытого шелковым одеялом, утопавшего в кружевах и лентах, несли маленького великого князя Александра Александровича.
Эту почетную миссию выполняла статс-дама графиня Мария Дмитриевна Нессельроде (урожденная Гурьева), которую сопровождали, помогая нести бесценную ношу: муж ее, министр иностранных дел вице-канцлер граф К.В. Нессельроде и генерал-фельдмаршал граф И.Ф. Паскевич-Эриванский.
Таинство крещения исполнял митрополит Петербургский и Новгородский Антоний. Как только малыша опустили в купель, хор грянул «Тебе Бога хвалим», протодьякон провозгласил многолетие, загремел пушечный салют, зазвонили колокола всех петербургских церквей. Затем Николай I взял звезду и цепь Святого Андрея Первозванного и осторожно положил на массу кружев и лент, покрывавших великого князя. Восприемниками при крещении стали: император Николай I, брат цесаревны принц Александр Гессенский, великие княгини Мария Николаевна (сестра цесаревича), Мария Павловна (дочь Павла I) и Елена Павловна (жена брата Николая I великого князя Михаила Павловича).
В тот же день в честь знаменательного события в 1ербовом зале Зимнего дворца был дан праздничный обед на 500 персон. Провозглашались тосты, сопровождаемые пушечной стрельбой из орудий Петропавловской крепости: за здравие новорожденного великого князя (31 выстрел), за здравие государя императора и государыни императрицы (51), за членов императорского дома (31), за всех верноподданных (21). Вечером город был ярко иллюминирован, а на Марсовом поле публика любовалась фейерверком.
В семье цесаревича Александра Николаевича (с 1855 года императора Александра II), помимо сына Александра (1845— 1894), родилось еще семеро детей: Александра (1842—1849), Николай (1843—1865), Владимир (1847—1909), Алексей (1850-1908), Мария (1853-1920), Сергей (1857-1905), Павел (1860—1919). Лишь двое из детей — Владимир и Мария —
14


Внук и сын императора
преодолели рубеж шестидесятилетия. Некоторые умерли в ранних летах (Александра, Николай), другие ушли, не дожив до старости (Александр III, Алексей Александрович). Порфирородные младшие сыновья, Сергей и Павел, погибли насильственной смертью: первого разорвала бомба террориста в начале 1905 года, а больного Павла расстреляли во дворе Петропавловской крепости в январе 1919 года коммунисты. Горькая судьба людей, династии, России...
Вскоре после крещения великого князя Александра в столичном журнале «Маяк» появилась ода, заканчивавшаяся словами:
Да будет же твой век России благодатен!
Как родом, так душой будь Николаю внук!
Да будешь Ты земле и небесам приятен!
И брату-первенцу — всегда по сердцу друг!
Как Невский Александр, будь Князь Благословенный,
Как новый Александр, герой позднейших лет,
Будь Александр миролюбивый!
Смиреньем будь велик, любя небесный свет! Благословенному достойно соименный,
Еще величия России Ты прибавь,
И имя Русское во всех концах вселенной Своею жизнию прославь!
Эти строки, подписанные инициалами «Б.Ф.», принадлежали перу поэта «второй руки» Бориса Федорова. Они далеки от того, чтобы зачислять их в разряд поэтических шедевров. Удивительно другое: как точно отражено то, что случится потом, как буквально воспроизведены черты характера, личность, дела и заслуги нового члена династии, впоследствии царя Александра III Александровича. Б.Ф. как будто заглянул вперед, увидел за горизонтом то, что никому из смертных знать не дано. Эти стихи — предсказание.
Великие князья и великие княжны с рождения являлись государственными людьми, были мишенью сокрушительных воздействий и соблазнов, подвергались тяжелейшим моральным и психологическим испытаниям. Самой судьбой они обязаны были нести тяжелую ношу царскородного происхождения. Как не раз говорил своим детям и внукам император Николай I: «Всякий из вас должен всегда помнить, что
15


Александр III
только своей жизнью он может искупить происхождение великого князя». Весь земной путь, до последнего мига бытия, о том нельзя было забывать. Жизнь в хрустальном дворце, жизнь на виду у всех была трудна и порой непереносима. Не все выдерживали. Некоторые оступались. В числе же наиболее крепких и стойких оказался Александр Александрович.
Великому князю Александру, которого в семейном кругу звали «Мака», с детства была уготована обычная великокняжеская судьба: учеба, служба в гвардии, женитьба на пресной, бледнолицей, костлявой (или дородной) принцессе, а затем какая-нибудь заметная (или не очень) должность в системе военного или гражданского управления. Это имя могло остаться в ряду нескольких десятков великих князей, но Его Величеству Случаю было угодно сделать из второго сына императора Александра II русского царя.
Конечно, в 40-е годы XIX века все казалось предопределенным на десятки лет вперед. На престоле находился крепкий физически, энергичный император Николай I Павлович, наследником престола — цесаревичем являлся его первый сын Александр, у которого, в свою очередь, тоже был старший сын Николай («Никс»), родившийся 8 сентября 1843 года. Поэтому никому и в голову не могло прийти готовить маленького великого князя Александра к будущей роли правителя.
Он был окружен заботой и лаской, которые, впрочем, никогда не были чрезмерными. Родители имели много обязанностей, и редко выдавался случай, когда с ними проводили целый день. Отец, и как престолонаследник, а уж тем более как император, имел множество поручений и государственных забот, ему часто приходилось отлучаться из столицы. Его матушка — цесаревна, а затем царица — Мария Александровна, урожденная гессен-дармштадтская принцесса Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария (1824—1880), имела свои обязанности, связанные с благотворительной деятельностью, с каждодневными придворными присутствиями. Однако каждую свободную минуту старалась уделять детям.
Почти у всех, кто знал Марию Александровну, кто хоть раз с ней встречался, оставалось самое приятное впечатление о
16


Внук и сын императора
цесаревне, а затем о царице. Лишенная внешней красоты, она обладала другими дарами — добросердечностью души, отзывчивостью сердца. Поэт Федор Иванович Тютчев, познакомившись с ней в Ницце осенью 1864 года, написал:
Кто б ни был ты, но встретясь с Ней Душою чистой иль греховной,
Ты вдруг почувствуешь живей,
Что есть мир лучший, мир духовный.
Она была хорошо музыкально образована, неплохо рисовала, знала новейшую европейскую литературу. Истинную же радость находила лишь в общении со своей семьей и в христианском служении. Она не отличалась крепким здоровьем; много и продолжительно болела, а последнюю часть жизни практически постоянно. Ее измучила и преждевременно свела в могилу чахотка (туберкулез)...
Мария Александровна вышла замуж в неполные семнадцать лет и переехала в Россию в 1841 году. Потеряв мать в девятилетием возрасте, свои юные годы гессенская принцесса провела почти безвыездно в Дармштадте, большую часть времени в загородном замке Югенхайм. Мало кого видела и мало с кем общалась. Это была скромная, даже нелюдимая барышня, но обладавшая несомненной прелестью простоты и искренности, «натуральностью», которая порой завораживала светских людей. Именно так и случилось, когда цесаревич Александр Николаевич в 1839 году, во время поездки по Европе, случайно увидел пугливую голубоглазую пятнадцатилетнюю девушку (еще почти ребенка!) в дармштадтском театре. Она стала его избранницей.
Переезд в Россию для нее был сопряжен с тяжелыми потрясениями. Она оказалась при таком блеске роскоши и многолюдье, которые и вообразить не могла. Она не могла уклониться, не умела защитить себя и бессчетное число ночей провела в слезах. Первые годы она пугалась всего: свекрови, свекра, фрейлин, придворных, своей несветскости, неумения произвести впечатление, неумения говорить по-русски, своего «недостаточного французского». Она все время переживала, как бы не доставить неудовольствие мужу, которого любила беззаветно. Цесаревич вел себя по-рыцарски и, как мог, опекал и защищал свою Марию от окружающего неласкового мира.
*7


Александр III
Николай I был педантом; все, что касалось придворных программ, соблюдалось им неукоснительно и аккуратно. Он всегда и везде приходил и прибывал непременно в назначенное время; входил в церковь с боем часов, появлялся на балу ровно в момент начала, принимал именно в тот час, когда указал. Император не терпел нарушений регламента и не раз обрушивал свой верховный гнев на нерадивых.
Прожив при русском дворе многие годы, цесаревна Мария Александровна так и не переборола страх перед самодержцем, хотя Николай I ни разу свою невестку ничем даже не укорил и ни одного не только грубого, но даже резкого слова не сказал.
Цесаревна смертельно боялась опоздать: на церковную службу, на бал, на прием, на выход, на утреннее представление императрице Александре Федоровне. Она везде поспевала в срок. Случалось, что когда вдруг императрица Александра Федоровна неожиданно назначала по своему капризу некое собрание у себя или приглашала вдруг на прогулку, на которую «Ее Величество отбудут через десять минут», то и тогда цесаревна успевала собраться и преодолеть анфилады дворцовых зал. Иногда Мария Александровна просто бежала в покои императрицы впереди фрейлин! Все это стоило огромных нервных усилий. Позднее вспоминала, что когда была цесаревной, «жила, как волонтер».
Прибыв в страну, языка, верований и обычаев которой почти не знала, с немецкой основательностью погрузилась в изучение и постижение русского мира. Быстро освоила язык, стала образцовой верующей. Православие ее захватило и подчинило. Она и раньше была глубоко религиозна, но в России это чувство ею овладело целиком. Если бы был выбор, она, может быть, удалилась бы из повседневности. Но выбора не было.
Дочь поэта Тютчева Анна Федоровна — фрейлина цесаревны Марии Александровны — характеризуя ее, писала: «Душа великой княгини из тех, что принадлежат монастырю. Ее хорошо можно было себе представить под монашеским покрывалом, коленопреклоненной под сенью высоких готических сводов, объятую безмолвием, изнуренную постом, долгими созерцательными бдениями и продолжительными церков¬
18


Внук и сын императора
ными службами, пышною торжественностью которых она бы с любовью руководила».
Глубокую веру она прививала и детям. Все они с малых лет безропотно выполняли положения церковного устава и выстаивали продолжительные литургии, не жалуясь на усталость. Александр Александрович ни разу не пренебрег обязанностями верующего православного христианина. Так было с ранних лет и до последнего часа.
Мария Александровна уделяла особое внимание воспитанию и обучению старшего сына Николая, своей особой отрады, дорогого Никса. Здесь все имело значение, и все надо было согласовывать, обо всем докладывать свекру-императо- ру Николаю I. Так уж получилось, что ее сын-первенец оказался в числе особо привилегированных; он удостаивался наибольшего внимания.
Матушка любила всех детей, со всеми была неизменно ласкова, но после смерти Никса переключила основное внимание на дочь Марию и младших сыновей Сергея и Павла, с которыми почти не расставалась. Им отдавала нежность своего сердца.
Сына Александра ценила за честность и прямоту, но к числу любимцев матери он все-таки не принадлежал. Он это чувствовал. Порой было обидно, досада брала, слезы наворачивались от ревности, что дорогая Мама все с Марией, Сергеем и Павлом, а он уж потом. Однако любовь сына к матери всегда оставалась ровной, крепкой и неизменной. Александр Александрович был скуп на словесное выражение чувств. Лишь в редчайших случаях рассказывал о них письменно. Мать была тем исключением, когда не стеснялся признаваться в любви. Сохранился ряд таких документов, а самый проникновенный относится к 1884 году.
Прошло несколько лет после кончины Марии Александровны, но боль оставалась острой. В письме жене царь Александр III исповедовался в своей сыновьей любви. «Если есть что доброе, хорошее и честное во мне, то этим я обязан единственно нашей дорогой милой Мама. Никто из гувернеров не имел на меня никакого влияния, никого из них я не любил (кроме Б.А. Перовского, да и то позже); ничего они и не могли передать мне, я их не слушал и на них не обращал
19


Александр III
решительно никакого внимания, они для меня были просто пешками. Мама постоянно нами занималась, приготовляла к исповеди и говению; своим примером и глубоко христианской верою приучила нас любить и понимать христианскую веру, как она сама понимала. Благодаря Мама мы, все братья и Мари, сделались и остались истинными христианами и полюбили и веру и церковь. Сколько бывало разговоров самых разнообразных, задушевных; всегда Мама выслушивала спокойно, давала время все высказать и всегда находила, что ответить, успокоить, побранить, одобрить и всегда с возвышенной христианской точки зрения... Папа мы очень любили и уважали, но он по роду своих занятий и заваленный работой не мог нами столько заниматься, как милая, дорогая Мама. Еще раз повторяю: всем, всем я обязан Мама: и моим характером, и тем, что есть!»
Хотя Александр и не был престолонаследником, но он родился, жил, мужал в том мире, где каждый шаг был под контролем. Отец, но особенно мать внимательно следили за поведением и успехами своих отпрысков. Его готовили к жизни, воспитывали по меркам, принятым в императорской фамилии, в соответствии с традицией и потребностями времени. Общеобразовательные предметы чередовались с военной подготовкой, фехтованием, вольтижировкой, фортификацией, танцами, гимнастикой.
Основательно обучали иностранным языкам: немецкому (родной язык матери), французскому и английскому. Наилучшие знания имел по французскому языку, которым владел свободно с юности. Первое самостоятельное письмо «дорогой Мама» Александр написал по-французски в восемь лет. На других европейских языках умел изъясняться, но не любил ни немецкого, ни английского и владел ими неважно.
Любимейшим же всегда оставался родной, и он никогда не пользовался иностранным, если можно было говорить по- русски. Уже когда стал вполне взрослым и посещал аристократические рауты, то случалось, что какая-нибудь очередная «роза бала» мило начинала с ним щебетать на языке Вольтера и Гюго. Он же всегда, с упрямой последовательностью, отвечал на языке Державина, Пушкина и Лермонтова (последний являлся для него лучшим поэтом). Это могло
20


Внук и сын императора
быть воспринято как неучтивость, но происхождение и положение молодого человека не позволяли обвинить его в нарушении светских норм.
Регулярное обучение великого князя началось в восьмилетием возрасте и продолжалось двенадцать лет. С каждым годом число уроков увеличивалось. В 1857 году он имел в неделю обязательных занятий: Закон Божий (2 часа), математика (3), география (2), всеобщая история (2), русская история (2), русский язык (2), французский язык (4), немецкий (3), английский (2), чтение (6), чистописание (1), рисование (2), гимнастика (6), верховая езда (2), фехтование (1), фронтовые приемы (1), музыка (1), практические занятия по механике (1). Каждый год количество предметов увеличивалось. В пятнадцать лет у Александра Александровича было еженедельно 46 часов уроков. Выходным днем было воскресенье. Занятия прерывались лишь на месяц летом, а также в дни больших государственных и церковных праздников.
Почти неизменно лучшие оценки («хорошо» или «очень хорошо») имел по Закону Божьему, французскому, рисованию, географии и истории. С остальными предметами случалось всякое; нередко в журнале занятий преподаватели ставили оценку «недостаточно».
Учителей придирчиво отбирали, но далеко не все они оправдывали доверие. Однако среди них имелись и блестящие знатоки своего предмета и интеллектуалы. Русскую словесность преподавали — профессор Я.К. Грот и лицейский товарищ А.С. Пушкина, затем директор Публичной библиотеки в Петербурге, писатель барон М.А. Корф; русской истории обучал знаменитый историк, профессор С.М. Соловьев, праву — профессор Московского университета К.П. Победоносцев, военному делу — генерал М.И. Драгомиров, Закону Божьему — профессор Петербургской духовной академии Н.П. Рождественский. Главная установка родителей никогда не менялась: вырастить достойных, честных, трудолюбивых, образованных и богобоязненных людей.
Обращаясь к нему, восьмилетнему, отец писал: «Я часто о вас думаю и молюсь за вас Богу. Да благословит Он вас быть такими, какими мы желаем вас видеть, т. е. умными, прилежными и послушными ребятами».
21


Александр III
Александр Александрович не о всех из наставников и учителей сохранял добрую память. О некоторых же неизменно отзывался с уважением. Когда в 1879 году умер историк С.М. Соловьев, цесаревич послал письмо вдове, где писал, что разделяет со всеми русскими людьми скорбь от невосполнимой потери, что чтил в покойном «не только ученого и талантливого писателя, но и человека добра и чести, верного сына России, горячо принимавшего к сердцу и в прошедших и в будущих судьбах ее все, что относится к ее славе, верно хранившего в душе своей святую веру и преданность Церкви, как драгоценнейший залог блага народного».
Наставниками-воспитателями к своему сыну император Александр II сначала определил честных и добрых офицеров Н.В. Зиновьева и Г.Ф. Гогеля. Однако выяснилось, что для исполнения воспитательной роли одних добродетельных качеств мало. Наставники занимались в свободное от обязательных уроков время тем, что прививали отроку навыки военной службы, учили «держать ногу» и «делать шаг», следили за физическими упражнениями, старались, чтобы он рос крепким физически. Прогулки, ориентирование в лесу, умение отличать гвардейские полки, офицерские знаки отличия и тому подобные «главнейшие вещи» большую часть времени и изучал мальчик в свои ранние годы.
Положение изменилось, когда в 1860 году наставником был определен граф Борис Алексеевич Перовский, возглавлявший раньше Корпус путей сообщения (высшее учебное заведение, готовившее инженеров-путейцев). Он был придирчивым, но добросердечным человеком, и у него постепенно установились добрые отношения с воспитуемым. Однако на первых порах взаимопонимания часто не было. Молодой великий князь отличался твердым характером и если вдруг чувствовал несправедливость, «придирки», то «упирался намертво», и воспитатель ничего не мог поделать. Тогда наставник апеллировал к императору или императрице, авторитет которых в глазах сына был непререкаемым.
Перовский сразу же установил, что общее образование Александра Александровича оставляет желать лучшего, что он порой ленится и любит заниматься лишь тем, что ему нравится, а остальное старается под всякими предлогами,
22


Внук и сын императора
любыми правдами и неправдами игнорировать, отбывает «как повинность».
Наставник вступил в борьбу с натурой, не лучшие черты которой, в силу безответственности предыдущих наставников, становились уже привычками. Он зорко следил за тем, чтобы Александр исполнял все, что положено, чтобы он непременно готовился к занятиям, и подробно обсуждал с каждым из педагогов прошедший урок, знания высокородного ученика.
Перовский обязан был ежедневно составлять для царя письменные отчеты о поведении, времяпрепровождении и учебных успехах Александра Александровича. После нескольких месяцев службы при великом князе 24 мая 1861 года он представил Александру II подробный отчет и высказал свои наблюдения. Это одно из самых ранних и подробных описаний характера и поведения будущего царя.
«Я никак не могу упрекнуть Ал. Ал. в том, что до сих пор почитали в нем главным пороком или недостатком: в непреодолимой лени. Напротив, он старается и готовит свои уроки по своему разумению и совестливо. Но он не по летам ребенок; так сегодня, не получи он из-за музыки дурной отметки, я почти не сомневаюсь, что в последующих за этим классах преподаватели им были бы довольны. Но, заслужив дурную отметку там, где он ожидал лучшего, он расстроен на весь день... Ал. Ал. чувствителен как нельзя более к ласковому слову или выговору, когда он этого заслуживает, и я уверен, несколько слов, написанных ему иногда Вашим Императорским Величеством или Императрицей, имели бы на него самое благотворное влияние».
Александру особенно тяжело давались «отвлеченные материи». В таких случаях он терялся, замыкался, стеснялся показать свое незнание. Когда в 1863 году начались занятия по государственному праву с профессором И.Е. Андреевским (через полгода его сменил К.П. Победоносцев), для Александра наступили «черные деньки». Чопорный профессор читал лекцию, как перед студентами в университете. Обилие незнакомых слов и понятий, цитирование древних законодательных документов сначала повергло в ужас, а потом стало навевать скуку. Великий князь старался внимательно слушать, но на первых порах мало что понимал.
23


Александр III
После первых уроков Андреевского Перовский сообщал императору: «Когда дело доходит до ответов и Ал. Ал. надо говорить, в особенности же когда дело касается понятий несколько отвлеченных, в таком случае он впадает в крайнее затруднение, мешается и не находит или не решается находить выражений для объяснения самой простой мысли. Все это происходит от непривычки говорить вообще, и в особенности от непривычки вести и поддерживать серьезный разговор».
Когда же государственное право стал вести Константин Петрович Победоносцев, ситуация стала иной. Новый учитель подробно все разъяснял, приводил много примеров не из времен Греции или Рима, а из русской истории. Это живо интересовало, увлекало, и великий князь стал заниматься предметом с охотой, а с преподавателем у него установились самые дружеские отношения.
Александр II не оставлял без внимания пожелания и замечания наставника, «уважаемого Бориса Андреевича». Не раз вызывал сына и говорил ему, что тот его «огорчил». Для Александра это было всегда тяжелым испытанием. Доставить дорогому Папа неприятность — что может быть хуже? Он пытался оправдаться, уверял, что в неудовлетворительных оценках не его вина, что он «старается». Император редко готов был слушать «этот лепет». Он всегда требовал, чтобы Саша дал слово исправиться, чтобы больше жалоб не было.
Вначале великого князя раздражало и возмущало поведение Перовского: такой ерундой обременять Папа, доносить ему всякую чепуху! Он же весь вечер читал рекомендованную книгу, «писал задания», а на уроке преподаватель, как назло, порой такой ставил «заковыристый вопрос», что не знал, как ответить. Потом воспитатель все выпытывал и сообщал Папа. Манера доносительства, «зоильства», наушничества ему была не по душе. Однако через некоторое время понял, что Перовский старается для его же блага, делает нужное ему и родителям дело. Неудовольствия прошли, возникла симпатия к наставнику.
Главное внимание обучению и воспитанию уделяла Мария Александровна. Она постоянно призывала к аккуратности, прилежанию, послушанию. Даже когда была далеко, и тогда
24


Внук и сын императора
вниманием не оставляла. Так, 26 сентября 1861 года писала сыну Александру в Царское Село из Ливадии: «Саша, что меня очень огорчает, то что ты опять ленив и иногда ведешь себя не как 16-летний юноша, но как ребенок, забывая все данные тобою обещания и все твои добрые намерения. Молись прилежно, друг мой, и Господь тебе поможет; верь мне, и тебе самому легче станет. И не забывай, что твое теперешнее поведение нас сильно огорчает. Ты знаешь, что мы тебя любим, так ты из любви к нам старайся как можешь больше и сам, тем более, что это не так трудно, как кажется. Но прежде всего моли Бога, без Его помощи ты ничего не сделаешь». Сын усердно молился, но в учебе это помогало мало.
Александр был сообразительным, но особым прилежанием не отличался и учился с ленцой. Ему так хотелось поиграть в саду, сбегать на ферму и скотный двор, посмотреть на лошадей, увидеть, как доят коров, понаблюдать за важно разгуливающими красивыми голландскими петухами, половить рыбу в пруду или покататься на лодке, а приходилось сидеть писать сочинения, учить грамматику, зубрить несносные французские глаголы.
Успехи в учебе не впечатляли. Молодой великий князь часто не успевал сделать домашние уроки, так как на это времени не хватало. Но каждый день надлежало приходить к Мама и докладывать ей о своей успеваемости. Можно было что-то скрыть, не все сказать, может быть, не узнала бы, но никогда ничего не утаивал. Вообще не умел лукавить и самым страшным позором и оскорблением считал уличение в неискренности.
С самых ранних пор великий князь Александр Александрович выказывал неподдельный интерес к военному делу и к истории, которыми очень увлекался и занимался без принуждения. Затаив дыхание, часами готов был слушать повествования о военных баталиях, о тяжелых военных буднях, о трудных переходах и о замечательных победах русской армии. Его привлекали и рассказы живых участников событий, тех офицеров, кто прошел горнило мужественно-безнадежной Крымской войны. Он ужасно переживал, узнавая о неудачах «наших», и в такой момент не мог сдержать своих восклицаний и вопросов.
25


Александр III
Александр рос живым и непосредственным ребенком. Воспитание и придворный этикет ломали, «шлифовали», принуждали вести «как надо», говорить «что надо» и «когда надо», но природная естественность время от времени все равно прорывалась наружу.
Это была русская натура, русская не по составу крови (пошло-дотошные критики высчитали, что у него была всего 1 /64 часть русской крови!), а по строю своих мыслей, чувств, восприятий. Он искренне верил в Бога, никогда не испытывая никаких великосветских сомнений, почитал старших, имел склонность к простоте в окружающем мире. Всю жизнь не расставался с животными, а с любимыми собаками охотно проводил время и мог часами бродить с ними по окрестным лесам, не ощущая тоски или одиночества. Ценил доброту и честность. Если убеждался, что человек его любит, то всегда помнил об этом и не стеснялся демонстрировать свою признательность. Родовитость не имела значения.
Вот его бонна-няня, англичанка Екатерина Струтон, на руках которой вырос и которая была при нем с первых дней жизни (она прослужила в царской семье 46 лет). Он обожал «дорогую Китти», знавшую и хранившую его детские тайны. Когда она умерла в 1891 году, он, уже император, был на панихиде и счел обязанным отдать ей последний долг — пойти за ее гробом. Это был, как тогда говорили, натуральный человек, в котором было много естественного, даже стихийного.
В 1855 году князь Александр впервые остро ощутил свое необычное происхождение. Ему в феврале должно было исполниться десять лет, но за неделю до праздника рождения умер его дедушка император Николай I. Все произошло так быстро и внезапно, что трудно было в это поверить. Могучий и строгий царь сошел в могилу за считанные дни, к великому ужасу и горю одних, к тайной радости и злорадству других. Внук любил деда, хотя виделись они, особенно в последние месяцы, нечасто. Он дарил мальчику такие интересные вещи, а большая лошадь-качалка долго была любимой игрушкой. Еще была сабля (как настоящая!) и ружье. Радовало, что дедушка очень хвалил его за силу, называл «Саша-богатырь». Такого ласкового обращения Александр ни от кого не слышал.
26


Внук и сын императора
Вместе с братьями и родителями Александр на коленях стоял у постели умирающего в неказистой комнате нижнего этажа Зимнего дворца. Когда после кончины императора внуков привели прощаться, братья Владимир и Алексей, «глупые», разревелись от страха. Он же не плакал; с детства усвоил, что «он мужчина» и должен вести себя соответственно.
Ввиду своего малолетства Александру не были известны подробности болезни и смерти дедушки; его в них не посвящали. Много позже, из рассказов отца, матери и других очевидцев, узнал перипетии последних дней Николая Павловича. Был потрясен величественной простотой и истинным смирением, сопровождавшими последние мгновения земной жизни грозного царя. Умер, как правил, — честно, благочестиво, благородно.
Николай I скончался вскоре после полудня 18 февраля 1855 года. Он уже накануне знал, что умирает. Исповедался и причастился. Рано утром позвал свою родню, и объявил о близкой своей кончине, и всех благословил крестным знамением. В этот момент императрица упала на колени, обхватила царя-супруга руками и, обливаясь слезами, воскликнула: «Боже! Отчего я не могу умереть вместе с тобою!» — «Ты должна жить для них», — сказал царь, обведя взглядом детей.
Затем обратился к сыну-наследнику со словами напутствия, которые Александр II помнил всю жизнь: «Ты знаешь, что все мои попечения, все усилия стремились к благу России, я хотел продолжать трудиться так, чтобы оставить тебе государство благоустроенное, огражденное безопасностью извне, совершенно спокойное и счастливое, но ты видишь, в какое время и при каких обстоятельствах я умираю. Видно, так угодно Богу. Тяжело тебе будет». Цесаревич, рыдая, вымолвил, что надеется, что батюшка «там будет молиться Ему о России, о нас всех». Твердым, но уже прерывающимся голосом царь ответил: «Да, я всегда молился Ему за Россию и за всех вас, буду молиться и там. Вы же останьтесь навсегда, как было доселе, в тесном союзе любви семейной».
После того Николай I впал в забытье. Как только сознание воротилось, выказал новый пример великого мужества, отдав последние приказания. Сам назначил место в Зимнем дворце, где должны быть выставлены для прощания его ос¬
27


Александр III
танки, и указал место для могилы в Петропавловском соборе. Еще насчет одного распорядился: чтобы погребение было совершено с возможно большей скромностью, без пышного катафалка, без «всяких великолепных в зале и церкви убранств». Потом нашел силы поблагодарить дворцовых служащих за службу. Голос его начал слабеть и вскоре совсем пропал. До последней минуты не выпускал из своих рук руки императрицы и цесаревича. В середине дня 18 февраля, в двадцать минут первого часа царя не стало.
Александр Александрович навсегда сохранил и личные воспоминания о том сером февральском дне: простая железная кровать поперек узкой комнаты, на которой лежал умирающий, его удивительно крепкая рука, которая была так неестественно горяча. Еще твердо осталось в памяти: запах каких-то лекарств, слезы, нескончаемые скорбные лица и какаялю, незнакомая доселе, чернота, обступавшая со всех сторон.
Пройдет двадцать шесть лет, и здесь же, в главной резиденции российских императоров в центре Петербурга, Александр будет стоять на коленях перед истекающим кровью и умирающим отцом, а через несколько часов сам станет императором. До последнего часа жизни будет почти ненавидеть Зимний дворец: эти огромные и помпезные залы, нескончаемые анфилады, сумеречный блеск бронзы, хрусталя, мрамора; вечная полутьма за дверьми освещенных комнат. Он не боялся этого, просто не любил.
Судьбе было угодно так распорядиться, что, когда наступил последний земной час Александра III, трагическая картина его ухода невольно будет напоминать ту, давнюю, когда двадцать шесть лет назад умирал Николай I...
Похороны дедушки прошли 5 марта 1855 года. Дни до и после погребения стали безрадостными для всех, и конечно же для детей. Им не разрешалось бегать и шуметь, запрещалось громко разговаривать, выходить за пределы своих комнат. Но и царскородные дети оставались детьми. Так хотелось поглядеть на родителей, так тянуло хоть в щелочку увидеть то, что делали взрослые, — столько в Зимнем дворце находилось военных в таких красивых мундирах и других важных господ.
Брат Никса сделался цесаревичем и стал важничать. Удивленным няням и фрейлинам матери заявил вскоре после по¬
28


Внук и сын императора
хорон: «Папа теперь так занят, что он совершенно болен от усталости. Когда дедушка был жив, он ему помогал, а Папа помогать некому», а он «еще слишком мал, чтобы помогать ему». Взрослые опешили от столь серьезного заявления одиннадцатилетнего мальчика, а брат Александр не выдержал и заметил: «Дело совсем не в том, что ты слишком мал, ты просто слишком глуп». Никса стал возражать, но младший стоял на своем, и в конце концов разгорелась небольшая потасовка, которую с трудом разняли няньки. Наследник удалился, сильно обиженный таким непочтением брата. Родители, несмотря на горестную ситуацию, не могли сдержать улыбки, когда им рассказали эту историю. Возникавшие же размолвки между братьями никогда не отражались на их задушевной дружбе.
Мария Александровна особые надежды возлагала на старшего, Николая, которого считала чрезвычайно серьезным ребенком, удивлявшим нередко своими неожиданными размышлениями. Однажды, когда ему исполнилось только пять лет, малыш сказал ей, что после дедушки царем будет Папа, затем — он, а после его смерти «царем будет Саша». Молодую мать позабавили подобные высказывания несмышленого существа. Ее сыну Саше не суждено быть императором.
Законы престолонаследия строги, и их соблюдали неукоснительно: корона могла переходить лишь к старшему сыну императора, а если такового не имелось, то к старшему по близости родства к последнему монарху члену династии. Никто не рассчитывал на трагические обстоятельства и не мог знать, как повернутся события в будущем, что слова пятилетнего малыша окажутся предсказанием.
В детские лета Александра мало куда возили. Царское — Павловск — Петергоф — Петербург — вот тот «географический круг», в котором он вращался. Правда, было еще одно место — Гапсаль в Эстляндской губернии (современный город Хаапсалу в Эстонии), входивший в моду водолечебный и климатический курорт. Там не раз Александр бывал и с Мама, и с Перовским. При Николае I вошло в обычай заниматься «закаливанием». Это государь перенял от англичан, жизнеустройство которых считал весьма рассудительным. Гимнастика, прогулки и водные процедуры стали признаком
29


Александр III
«хорошего тона» при воспитании детей. Их непременно надлежало «закаливать».
То была главная цель вояжей в Гапсаль. Александр любил этот маленький чистый городок на берегу Балтийского моря, нравилось, что здесь жили проще, чем в Петербурге, меньше было этикета, да и уроков мало: не более двух-трех в день. Сначала «брать ванны» не особенно было по душе. Но с годами пристрастился и без страха погружался и в ванну, и в море, даже при температуре не выше 15—16 градусов. На Александре мода на закаливание дурно не отразилась. Брат же Никса стал ее жертвой: когда в середине 1864 года у того возникли признаки почечной болезни, то врачи тут же предписали «процедуру закаливания» и отправили купаться в Голландию, где престолонаследник целый месяц нырял в холодную воду, вместо выздоровления окончательно занемог и уже не поправился...
Из Гапсаля Александр в семилетием возрасте написал и первое письмо отцу. Александр III никогда, начиная с малолетства, не проявлял тяги к эпистолярному жанру. Брат Никса — тот умел подробно все описать, красочно рассказать, и его послания было любо-дорого прочесть. У Александра «по1 лучалось плохо». Его письмо — это в лучшем случае три-четы- ре странички «в четвертушку писчего листа». Лишь когда женился, его письма к жене стали иными; там было всегда много чувства, и слова находились, и событий для описания хватало.
В детстве же часто не знал, о чем и писать. Ничего запоминающегося не случалось. Один день походил на другой, а всякие «глупости» нечего и на бумагу заносить. Но писать было надо, ему о том говорили и родители, и наставники. Не спорил. Всегда сообщал о самом важном, главном. Особенно сосредоточенно составлял послания отцу. «Милый Па. Поздравляю тебя с твоими именинами, желаю, чтобы ты провел их весело, посылаю тебе кальян моей работы вместо того, который у тебя сломался». Это одно из ранних писем дорогому Папа, отправленное из Гапсаля 25 августа 1853 года.
Александру непросто давалось письмописание, знал, что отцу и матери нельзя посылать листы с грамматическими
30


Внук и сын императора
ошибками. Родители же категорически запретили наставникам помогать детям в этом деле. Пусть сами делают и покажут, на что способны. Александр это знал и всегда переживал. Относился к делу чрезвычайно ответственно. Сначала составлял черновик, затем правописание слов проверял по словарю, а уж затем переписывал набело. Но это была часть заботы. Другая, не менее важная, — само содержание. Так хотелось, чтобы родителям понравилось!
Наиболее «обширное» из юношеских писем относится к осени 1859 года. В тот год в России отмечали большое событие: окончание многолетней Кавказской войны и пленение Шамиля. Александр II проявил истинное великодушие к бывшему непримиримому врагу России, ставшему не столько пленником, сколько гостем государя. Осенью того же года Шамиль посетил Царское Село и представился царице и наследнику. Император находился в поездке по России, и 3 октября Александр писал отцу:
«Милый Папа. Поздравляю Тебя и Марию с рождением. Мы видели в это воскресенье Шамиля, он нас всех очень интересовал. Сначала его приняла Мама, а после Никса. Сын Шамиля подарил Никсе пистолет очень красивый, он был заряжен пулею. Потом Мама хотела видеть офицера и двух казаков, которые с ним приехали, и их позвали в Китайскую комнату. Завтра мы хотим устроить охоту на зайцев в Царской Славянке. Мама читала Владимиру Твое письмо, где Ты пишешь об охоте в Белой Церкви. У нас сегодня было батальонное учение в Манеже Образцового пехотного полка. Сережа любит смотреть, как Мама печатает к Тебе письмо, и он всякий раз кричит: «ай, Ма!», а Мария относит письмо фельдъегерю. Прощай, милый Папа. Надеюсь, что Ты приедешь скоро к нам и отдохнешь от своего путешествия. Твой Саша».
Александру был интересен Шамиль, и когда придворный фотограф сделал несколько его фотографий, он выпросил одну для себя и повесил в своей комнате. Пройдет еще несколько лет, и Шамиль принесет присягу на верность России. А на свадьбе Александра Александровича, в октябре 1866 года, некогда мятежный имам будет почетным гостем. Тогда в Зимнем дворце он произнесет незабы¬
З1


Александр III
ваемые слова: «Старый Шамиль на склоне лет жалеет о том, что не может родиться еще раз, дабы посвятить свою жизнь служению белому царю, благодеяниями которого он теперь пользуется».
Летом 1861 года Александр впервые проехал по России, побывав в Москве, где провел неделю. Осмотрел старые храмы, овеянные легендой кремлевские стены, терема, усыпальницы, величественные монастыри, ощутил размах, величие прекрасной России, которую с детства любил, любил, как отца и мать, как жизнь, но дух которой впервые по-настоящему ощутил лишь в свои шестнадцать лет. Он понял, почувствовал тогда и нечто другое, нечто такое, о чем ему много раз говорили: истинное величие царской власти.
Нет, конечно, он видел на официальных церемониях в Царском Селе, Петергофе, Петербурге и уважение, и торжественность, и пиетет, но там все было холодно-торжественно, все было слишком заученно, официально. Люди в великолепных мундирах, многоцветие муаровых лент, блеск орденов, аксельбантов, киверов — все это производило сильное впечатление.
Праздничные же выходы в Зимнем дворце ослепляли и завораживали. Появление царя приводило всех в состояние оцепенения; вся яркая и многоголосая толпа придворных и бесчисленных гостей замирала в раболепном почтении. Все смотрели на царя, ждали его взгляда, мечтали о малейшем признаке внимания, злословили насчет тех, кто хоть на миг привлек внимание, удостоился нескольких милостивых слов. Однако среди царедворцев и сановников почти не было искренней любви, и почти все надеялись только на царские милости, во имя которых многие готовы были унижаться, лгать, интриговать, обливать грязью других. Александр знал об этом с ранних пор.
Совсем другое дело вдали от имперской столицы. Александр мало был скован официальными церемониями, мог позволить себе оглядеться вокруг и узреть много примечательного; он увидел и услышал то, что раньше ему видеть и слышать не доводилось.
Эти многотысячные толпы, это бессчетное число простых крестьян и крестьянок, которых никто не приглашал,
32


Внук и сын императора
сами, по доброй воле, иногда за многие десятки верст, приходили лишь только для того, чтобы издалека поглядеть на царского сына. Часами ждали проезда, а увидев проезжавший кортеж, выражали неподдельный восторг. Эти протянутые руки, эти бесхитростные лица, эти светящиеся глаза, смотревшие со всех сторон, эти восторженные крики: «Цесаревич!», «Цесаревич!», «Батюшка!», «Ура!». Как дети радовались, плакали от умиления, вытирая слезы грубыми руками. Такое не забывается.
Эта необозримая людская масса, эти тысячи и тысячи молодых и старых, здоровых и больных мужиков и баб принадлежали всей душой царю извека и навсегда. Они готовы пойти за одно его слово на войну, на пытку, на плаху. Казалось, никакой владыка на земле не имел такой власти над своими подданными, никому другому люди не были так преданы своей жизнью и смертью, как русскому царю. Никого иного так не могли любить! Александру, как царскому сыну, надо быть достойным этой высокой и беззаветной преданности и любви, которыми веками держалась Россия.
Великий князь и немало другого важного тогда запомнил: беседы с митрополитом Филаретом, Романовские палаты, где жили их предки, Оружейную палату, Романовскую усыпальницу в Новоспасском монастыре, домик Кутузова в Филях, строившийся храм Христа Спасителя. Посетили и Новый Иерусалим, впечатления остались самые светлые. И еще одно незабываемое: попросил Перовского тайно, без сопровождающих, побывать на службе в церкви и увидеть, как молится простой народ. Наставник исполнил желание: незаметно прибыли в храм Симонова монастыря. Никто вначале не обратил внимания. Но прошло не более получаса, их узнали, и сразу образовалась толпа, пришлось уехать.
Александра никогда не пугали неудобства быта, ему с детства была чужда тяга к роскоши и неге, которую проявлял его младший брат Владимир и над которым не раз подшучивали с Никсом. Летом 1864 года он впервые был послан отцом в составе Конногвардейского полка служить в лагере в Красном Селе, где жил в палатке, поднимался в пять, а то и в четыре часа утра, делал многокилометровые марши,
33


Александр III
но это его не раздражало. 3 июля 1864 года сообщал матушке: «Я уже 3-й день в лагере и в 1-й раз нашел свободную минуту писать Тебе. Вчера мы встали в 4 часа и пошли на маневры, а пришли только в 12. Вечером опять учения от 5 до 7. Ложимся спать около 10-ти. Ночью сыро и холодно, но сплю в палатке очень хорошо, потому что целый день на ногах».
День шел за днем, разочарования не было. Появлялась уверенность в себе, уверенность, что он может «как все». Это радовало. 23 июля писал: «Я очень доволен, что мог служить в лагере, потому что здесь настоящая служба, которая всегда приятна, если ее хорошо исполнять, а я надеюсь, что я исполняю ее как нужно, и мною до сих пор довольны». Наполняла гордостью похвала командира гвардии великого князя Николая Николаевича. Тогда он ему представлялся выдающимся командиром, почти «живым Суворовым» (с годами категорически переменит свое мнение о «дяде Низи»).
Еще одна наклонность проявилась в детстве: тяга к чтению. Это пошло от Мама. С ранних лет перед сном обязательно читали детям или сама она, или кто-нибудь из придворных. Почти непременно книги духовного содержания: Евангелия, жития православных святых. Но постепенно ему открылась и другая литература. Его учитель французского языка, месье Реми, регулярно на уроках зачитывал страницы литературных сочинений, главным образом с рассказами о подвигах средневековых рыцарей. Порой эти истории так увлекали, что Александр и после урока продолжал чтение: не терпелось узнать, что же дальше.
Вскоре открыл, что и по-русски есть «порядочные книги» и не менее интересные. В отроческие годы просто упивался историческими романами М.Н. Загоскина (1789— 1852), но особенно И.И. Лажечникова (1792—1869). Уже когда стал цесаревичем, послал письмо Лажечникову, где объяснил свои пристрастия. «Мне приятно заявить, что «Последний Новик», «Ледяной дом», «Басурман», вместе с романами Загоскина («Юрий Милославский» и другие), были в первые годы молодости любимым моим чтением и возбуждали во мне ощущения, о которых я теперь с удовольствием вспоминаю. Я всегда был того мнения, что пи¬
34


Внук и сын императора
сатель, оживляющий историю своего народа поэтическим представлением ее событий и деятелей в духе любви к родному краю, способствует оживлению народного самосознания и оказывает немаловажную услугу не только литературе, но и целому обществу.»
«Во вторые годы молодости» у Александра Александровича дошла очередь до сочинений Мельникова-Печерского, Гоголя, Достоевского, Толстого.
Брат Никса увлек поэзией. Вместе читали разные стихи, но особенно захватил Лермонтов. В лермонтовских строках было столько чувства, страсти, порыва; они завораживали и никогда не оставляли равнодушным. Лермонтов навсегда остался любимым поэтом.
Тяга к честной простоте и к безыскусной ясности отражалась на многом, в том числе на отношении к еде. В молодые годы великий князь Александр «любил покушать». Гурманом не был и гастрономические «выкрутасы» не ценил. Все эти «жюльены», «консоме», «трюфели», «каперсы», «галантины», «фрикасе», «устрицы», «фритюры», неизменно фигурировавшие на приемах и подававшиеся в домах тетушек и дядюшек, удовольствия не доставляли. Он предпочитал простую пищу: щи, уху и жареную рыбу, котлеты, кашу, жаркое, квашеную капусту, моченые яблоки, соленые огурцы, простоквашу. Самым вкусным и изысканным блюдом многие годы считал гурьевскую кашу (манная каша с яйцами, запеченная в духовке и подаваемая с орехами, фруктами, сметаной или сладким сиропом).
В детские годы очень радовался, гуляя с отцом по Царскому, посещать булочную Петерсена, где продавались горячие сдобы. Он готов был скушать зараз несколько штук, но стеснялся отца, боялся его подтрунивания над «богатырским аппетитом». Горячие булки долго оставались его излюбленным лакомством.
Став взрослым, совсем не понимал и не участвовал в модных гастрономических беседах: у кого какой повар, где лучше готовят спаржу и артишоки, в каком ресторане Парижа лучший раковый суп и т.д. Все это считал «пустыми разговорами». Но свои оценки качеству приготовления пищи, особенно в молодые годы, иногда давал. Когда были в Новом
35


Александр III
Иерусалиме в 1861 году, случился маленький конфуз. Осмотр монастыря затянулся, наступило время обеда, ехать в Москву было далеко, и Перовский повел обедать в монастырскую гостиницу. Меню было простым донельзя: щи, каша, жаркое. Служащие не знали, как угодить, стеснялись скудости.
Совершенно неожиданно после трапезы молодой великий князь громко сказал Перовскому, что у «нас никогда не подают таких вкусных щей». Кругом были люди, которые все слышали. Перовский опешил, ничего не ответил, но в тот же вечер сообщил царю об инциденте, а с великим князем провел беседу, убеждая того впредь на публике «подобного не произносить», так как это «недопустимо». Александр же не мог понять, что в его словах «крамольного».
Он никогда не понимал, почему черное нельзя назвать черным, а белое — белым. Так до конца жизни его душа и не приняла светских условностей, придворного «политеса» и притворства, аристократического «бонтона».
Бывая же на публике, тем более официально, присутствуя на приемах, очень старался «не опростоволоситься», делал все как полагается. Даже придирчивому Перовскому редко удавалось в чем-нибудь упрекнуть. Когда первый раз поехал за границу (осенью 1864 года Папа наградил этой поездкой после почти двухмесячной службы в лагере), наставник очень переживал. Не был уверен в светских способностях подопечного и, главное, — в его умении свободно вести беседу по-французски. Опасения оказались напрасными.
В Кенигсберге, в Берлине, в Штутгарте, в Дармштадте все прошло гладко. Оказалось, что девятнадцатилетний Александр Александрович способен, без посторонней помощи, среди родовитых и именитых, выглядеть вполне достойно. Беседу умел поддержать, литературные новинки обсудить. У своего дяди, герцога Гессенского Александра (брата матери) даже рискнул на рояле сыграть для присутствующих, и «недурственно получилось».
1ермания (в тот раз только по немецким землям и путешествовали) понравилась. Но особого восхищения не вызвала. Домой вернулся с радостью. Мысль одна не давала покоя: надо было перво-наперво по своей Руси проехать. Накануне поездки писал матери: «Как-то совестно ехать за границу, не
Зб


Внук и сын императора
объехав Родной Земли, но надеюсь, что я скоро познакомлюсь и с Россией».
Этим надеждам в обозримом будущем не суждено было сбыться. В следующем, 1865 году события в царской семье приняли драматический оборот, многое изменилось, перевернулся весь порядок вещей.


ГЛАВА 2
НЕИСПОВЕДИМЫЕ ПУТИ
Александр Александрович с детства знал, что ему не суждено стать царем, и не испытывал по этому поводу никаких сожалений. Он начисто был лишен амбициозных черт характера, которые могли бы хоть на минуту уязвить самолюбие. Более того, ему претила сама мысль о возможности сделаться венценосцем именно по складу характера: он был человеком, любившим уединение и простые занятия, всю жизнь с трудом переносившим официальные церемонии, тяжелые кандалы придворного этикета. Александр ни с кем не говорил об этом, только с Никсом, который его понимал, так как то- му-то выпал как раз царский жребий.
У Никса наставником состоял «умудренный сединами» граф С.Г. Строганов (1794—1882). Ранее он был попечителем Московского учебного округа, а затем московским генерал- губернатором. Это был блестяще образованный аристократ (учился в университетах в Германии и во Франции), объехавший «весь мир» и перечитавший библиотеки книг. При дворе он заслуженно считался одним из самых знающих людей, а император Николай I не раз уважительно называл его «теоретиком», хотя никогда не питал расположения к «умничавшим». Симпатию граф вызвал и у цесаревича Александра Николаевича, и, когда тот в 1855 году стал императором, по¬
38


Неисповедимые пути
зиции Строганова лишь упрочились: 8 сентября 1859 он назначен попечителем старшего сына, цесаревича Николая Александровича.
Некоторые дивились тому, что при своей образованности и уме Строганов оставался стойким консерватором. Такие взгляды в конце 50-х — начале 60-х годов XIX века не соответствовали модным среди аристократии настроениям. Тогда пользовались популярностью либеральные идеи. Граф же не разделял увлечений столичного бомонда и говорил с издевкой, что слишком стар и опытен, чтобы «гоняться по парижской панели за конституциями».
Наставник считал, что цесаревичу не надо навязывать традиционные ценности, считал, что следует их постепенно раскрыть, наглядно убедить, сделать так, чтобы сам отрок дошел до понимания характера власти в России, осознал особые черты устройства общественной жизни в империи.
Строганов стал пользоваться невиданным при обучении царских детей приемом. Сначала приглашал одного профессора прочитать лекцию о пользе конституции; затем, через несколько дней, — другого, утверждавшего обратное, — невозможность применить к условиям России конституционные формы правления, объяснявшего причины, приводившего аргументы. Сравнивая, сопоставляя, размышляя, цесаревич сам должен был разобраться. При помощи графа Строганова Николай Александрович постигал сложную премудрость и к своим двадцати годам уже не сомневался, что конституция и парламент — вещи для России в обозримом будущем неприемлемые.
Николай Александрович усвоил с малолетства, что грядущее предназначение — управление Россией — требует знаний и навыков основательных. По этой причине, хотя был самолюбивым и обидчивым, но не пропускал мимо ушей критику и советы, даже когда они и не нравились. Однако готов был выслушивать подобное из уст лишь тех, кому или полностью доверял, или уважал за ум и образованность. Каждый день, когда не были в разлуке, беседовал с братом Сашей — первым и верным другом.
Александр был моложе Николая на полтора года. В силу этого, как и по причине своей «второродности», знал мень¬
39


Александр III
ше, видел меньше. Цесаревич на этот счет не заблуждался. Однако ценил Александра за честность и аккуратность, за умение сказать то, что другие никогда не говорили в глаза. Не раз отмечал, что у брата Александра «честная, правдивая, хрустальная душа». Еще ценил его преданность и силу.
Среди сыновей Александра II Александр Александрович был самым рослым и крепким. Никс порой просто любовался Александром. Особенно ему нравилось, как он работал молотобойцем в кузнице. Такой сосредоточенный, деловитый. Пот градом струился, видно, что устал, но держался, не жаловался. Что ни попроси, всегда исполнит, никогда не забудет. Верный, надежный человек.
Высоко ставил его наблюдения. Когда бывали вместе на публике, на приеме депутаций (на Николая эта тяжелая обязанность легла в неполные двенадцать лет), Александр всегда переживал за старшего брата, только и думал, как бы все хорошо прошло. Если случался повод, то высказывал Никсу замечания: говорил тихо, стоял спиной к даме, засмеялся не к месту. Николай внимательно выслушивал. Спорил порой, убеждая, что Саша не прав, но всегда был благодарен. Знал, что только два человека так любовно-придирчиво к нему относятся: Мама и Саша.
Чем взрослее становились, тем чаще Николаю приходилось отлучаться. Ездил с отцом и другими по разным надобностям. Он же цесаревич и должен знать страну, показываться народу. В 1863 году все лето прошло в большой поездке по России. Николай Александрович проехал по Волге, был на Дону, на Украине, в Крыму и на Кавказе. Писал родным. Сашу не забывал. Рассказывал о своих впечатлениях и встречах, о восхищении от «несравненной матушки-Руси». Александр эти послания прочитывал по нескольку раз, радовался за Никса, но и досада брала: самому хотелось все это увидеть и ощутить. Но все в свое время.
Весной 1864 года Александр узнал, что Папа решил летом отправить Никса в поездку по Европе. И еще одна весть до него дошла (сам Никс рассказал): родители настаивали, чтобы цесаревич непременно посетил Копенгаген. Они хотели, чтобы Николай познакомился со второй дочерью датского короля Христиана IX (1818—1906) Марией Софией Фредери¬
40


Неисповедимые пути
кой Дагмар, которой еще не было семнадцати лет. Никс показал брату фотографию юной датчанки, и Александр не нашел в изображении «ничего особенного»; так, милая барышня, принцессы «бывают и получше». Никс воспринял эти заявления чуть ли не как оскорбление, произошла словесная перепалка. Александр уступил, признался, что «сказал глупость», и опять наступило полное согласие между братьями.
За неделю до отъезда Николая по «заграничным городам и весям» Александр II прислал ему из немецкого города-курорта Киссингена, где находился вместе с императрицей, письмо-напутствие. Этот примечательный документ, раскрывавший представления самодержца, служил Никсу своеобразным «кодексом поведения», подлежащим строгому исполнению. Так же к этому относился позже и Александр III, хранивший это послание отца в своем столе до самой смерти. Приведем его полностью.
«Прошлый 1863 год ознаменовался для тебя важным событием, любезный Никса, ты ознакомился с коренною Россией, и Бог благословил твое путешествие, которое произвело везде наилучшее впечатление. Тебя встречали и провожали везде как свою дорогую Надежду. Да будет так!
Ныне настало время другого, не менее важного дела. Ты покажешься в свете чужеземном, с тою же отчасти целью, т.е. узнать и запастись впечатлениями, но уже богатый знакомством с Родною Страною, и видимое будешь беспристрастно сравнивать без всякого предубеждения.
Многое тебя прельстит, но при ближайшем рассмотрении ты убедишься, что не все заслуживает подражания и что многое достойное уважения, там, где есть, к нам приложимо быть не может, мы должны всегда сохранять нашу национальность, наш отпечаток, и горе нам, если от него отстанем; в нем наша сила, наше спасение, наша неподражаемость. Но чувство это не должно отнюдь тебя сделать равнодушным или еще менее пренебрегающим к тому, что в каждом государстве или крае любопытного или отличительного. Напротив, вникая, знакомясь и потом сравнивая, ты много узнаешь и увидишь полезного и часто драгоценного тебе в запас для возможного подражания.
Везде ты должен помнить, что на тебя не только с любопытством, но даже и с завистью будут глядеть. Скромность,
41


Александр III
приветливость без притворства и откровенность в твоем обращении всех к тебе, хотя или нехотя, расположит. Будь везде почтителен к государям и их семействам, не оказывая малейшего различия и учтивости к тем, которые, к несчастью, не пользуются добрым мнением, — ты им не судья, но посетитель, обязанный учтивостью к хозяевам.
Оказывай всегда полное уважение к церковным обрядам и, посещая церкви, везде крестись и исполняй то, что их обрядам в обычае. Будучи со всеми приветлив, будь особенно ласков с военными, оказывая везде войскам должное уважение предпочтительно перед прочими. Не дозволяй себе никаких политических суждений, избегай сих разговоров и вообще слушай, рассуждая про себя, и только в необходимости отвечай и тогда всегда по совести.
Требую от тебя, чтобы ты всегда советовался с гр. Строгановым во всех случаях, где он найдет нужным тебя предупредить, и уважай его мнение. С нашими посланниками будь почтителен и не пренебрегай их советами. Где русских встречать будешь, обходись, как дома делаем. Неимущим помогай, но без нужды не расточай. Молись усердно, чтобы Бог тебя подкрепил и наставил, и помни советы твоего друга.
Папа А. Киссинген. 6(18) июня 1864».
Для великого князя Александра отъезд брата стал тяжелым событием. 20 июня 1864 года он признавался матери: «18-го июня проводили мы Никса на железную дорогу. Грустно было расставаться с ним на такое долгое время, очень хотелось плакать, но было совестно, слишком много народу было на станции. Зато, приехав домой и оставшись один, я не мог удержаться от слез. Я думаю, что Никсе будет так весело за границей, что он забудет про меня и что ему будет все равно, с ним ли я или нет, но мне, милая Ма, это не все равно». Переживания «милого Маки» родителей мало интересовали.
Царь надеялся, что датская принцесса и Никс полюбят друг друга и станут мужем и женой. Это было важно. Это соответствовало интересам империи. Династический брак — сфера высокой политики, здесь все подвергалось обсуждению и тщательному изучению. Александр II был заинтересован в брачной унии с правившей в Дании династией Шлез- виМольштейн-Зонденбург-Глюксбургских.
42


Неисповедимые пути
Король Христиан IX вступил на престол в ноябре 1863 года. Датское королевство сотрясали общественные распри, раздирали национальные конфликты. Южные районы королевства (Шлезвиг, Гольштейн, Люнебург), населенные преимущественно немцами, не желали подчиняться Копенгагену, требовали самостоятельности. Сепаратистов открыто поддерживала Пруссия. В феврале 1864 года началась война. Против Дании выступила объединенная армия Пруссии и Австрии, которая к середине лета 1864 года разгромила датские армию и флот и оккупировала большую часть Датского королевства. В середине июля было заключено перемирие, а вскоре в Вене начались переговоры. Победители продиктовали условия: Дания потеряла все южные районы, переходившие под совместное управление Пруссии и Австрии.
Дания, разоренная и униженная, пыталась сопротивляться. Король взывал к европейским державам с просьбами о поддержке. Никто не откликался. Казалось, что в Лондоне, Париже и других столицах в одночасье вдруг позабыли, где и расположена эта Дания. Лишь Россия проявила участие. Александр II встретился со своим дядей королем Прусским Вильгельмом I и прямо заявил, что оккупация Дании для России неприемлема. В Копенгаген же прибыл наследник русского престола с намерением познакомиться и жениться на дочери короля принцессе Дагмар. В тот момент, когда королевство было на грани полного краха, престиж невесты не мог высоко котироваться. Однако царя это не смутило. Он принимал в расчет обстоятельства дальнего прицела.
Во-первых, такая демонстрация расположения со стороны России будет способствовать сохранению независимости Дании, хранившей «ключи» от Балтийского моря. «1орячим головам» в Берлине и Вене теперь придется учитывать и русский фактор. Во-вторых, династический альянс позволял надеяться на улучшение отношений с Великобританией, так как старшая дочь Христиана IX Александра с марта 1863 года являлась женой наследника британской короны принца Уэльского Альберта Эдуарда. Имелись и другие резоны в пользу датской партии, но не столь существенные.
В Данию цесаревич Николай прибыл не сразу; до того были визиты в Берлин, к прусскому королю, «дедушке Виль¬
43


Александр III
гельму» (покойная бабушка, императрица Александра Федоровна, доводилась родной сестрой королю), посещение нескольких других владык в Германии. Затем — это роковое «закаливание» в Голландии, и лишь в середине сентября 1864 года Николай прибыл в Данию. Здесь его встречали с необычным радушием. Он явился как вестник света в мрачное время. Мир с Пруссией и Австрией еще не был подписан, суверенитет Дании, что называется, «висел на волоске». Русский принц оказался на редкость желанным гостем. Король даже прослезился при встрече.
Когда цесаревич Николай Александрович ехал в Копенгаген, то на первый случай хотел лишь посмотреть на датскую чаровницу, которую так расхваливал дорогой Папа, видевший ее за год до того при дворе баденского короля. Однако случилось так, что сердце впечатлительного молодого человека она сразу пленила. Дагмар не блистала яркой красотой, не отличалась незаурядным умом, но в ней было нечто такое, что притягивало и завораживало. Она обладала тем, что французы обозначают словом «шарм».
Принцесса выросла в большой и дружной семье. У Христиана IX и королевы Луизы было шестеро детей: Фредерик (1843—1912) — наследник престола, с 1906 года — король Дании Фредерик VIII, Александра (1844—1925), Вильгельм (1845—1913), с 1864 года — греческий король Георг I, Дагмар (1847-1928), Тира (1853-1933) и Вальдемар (1858-1934). Но наибольшей любовью родителей пользовалась именно Дагмар за свою доброту, искренность и деликатность. Она умела всем нравиться и могла завоевать симпатию даже у самых ворчливых и неуживчивых тетушек и дядюшек, каковых было немало. Датский королевский дом находился в родстве со многими династиями Европы, а в Германии подобные узы охватывали немало графских и княжеских родов. Вся родня звала ее «Минни».
Дагмар знала о тайном смысле миссии русского цесаревича, о чем ей говорили мать и отец. Она была послушной дочерью и не сомневалась, что если ее брак нужен, то она готова к нему. Она без колебаний согласилась поменять конфессию и перейти из лютеранской веры в православие, что являлось непременным условием замужества.
44


Неисповедимые пути
Русский принц ощущал расположение, выказываемое ему, но несколько дней не решался приступить к объяснению. Наконец 16 сентября 1864 года оно состоялось, и Дагмар сразу же дала согласие стать его женой. Это желанное «да» вознесло Никса от радости почти на небеса. В дальнем уголке парка загородной королевской резиденции Фреденсборг Никс и Дагмар страстно целовались. Они были счастливы. О помолвке объявили официально; все их поздравляли, высказывали добрые пожелания. Был праздничный обед с шампанским и тостами. Свадьбу наметили на лето следующего года.
Через день, все еще в состоянии крайнего возбуждения, Николай Александрович писал отцу: «Dagmar была такая душка! Она больше, чем я ожидал; мы оба были счастливы. Мы горячо поцеловались, крепко пожали друг другу руки, и как легко было потом. От души я помолился тут же мысленно и просил у Бога благословить доброе начало. Это дело устроили не одни люди, и Бог нас не оставит». Никс много рассказывал о России, о которой Дагмар почти ничего не знала, и эти повествования слушала с большим интересом и вниманием. С каждым днем чувство цесаревича к принцессе становилось все глубже и крепче. Он уже звал ее по первому имени — Мария; она принимала это как должное. Император Александр II и императрица Мария Александровна прислали послание, где выражали радость и поздравляли молодых.
Примерный сын писал отцу 24 сентября: «Более знакомясь друг с другом, я с каждым днем более и более ее люблю, сильнее к ней привязываюсь. Конечно, найду в ней свое счастье; прошу Бога, чтобы она привязалась к новому своему отечеству и полюбила его так же горячо, как мы любим нашу милую родину. Когда она узнает Россию, то увидит, что ее нельзя не любить. Всякий любит свое отечество, но мы, русские, любим его по-своему, теплее и глубже, потому что с этим связано высоко религиозное чувство, которого нет у иностранцев и которым мы справедливо гордимся. Пока будет в России это чувство к родине, мы будем сильны. Я буду счастлив, если передам моей будущей жене эту любовь к России, которая так укоренилась в нашем семействе и которая составляет залог нашего счастья, силы и могущества. Надеюсь, что Dagmar душою предастся нашей вере и нашей церк¬
45


Александр III
ви; это теперь главный вопрос, и, сколько могу судить, дело пойдет хорошо».
Весть о помолвке цесаревича стала в России важной новостью, превратилась в предмет оживленных обсуждений. В аристократических дворцах и салонах на все лады спрягались плюсы и минусы этой брачной партии, обсуждались мыслимые и немыслимые политические последствия этого брака.
Многие были искренне рады, что наконец-то женой цесаревича и в будущем русской царицей станет не очередная немецкая принцесса из захудалого княжества, а дочь короля Дании, страны, к которой в России не было предубеждения. Другие же просто радовались за Николая Александровича, которому посчастливилось встретить достойную невесту. На имя императора шел поток поздравлений от его подданных. Скоро фотографии датской принцессы поступили в продажу в нескольких фешенебельных магазинах Петербурга и пользовались у публики большим спросом.
Но самый близкий друг-родственник цесаревича, великий князь Александр Александрович не выражал особых восторгов еще при обсуждении весной 1864 года перспективы возможной брачной партии для цесаревича. Мнением «милого Маки» родители не интересовались, принимать участие в этих обсуждениях ему не довелось, но он многое знал, слыша обрывки разговоров Мама и Папа, но главным образом — из рассказов самого Никса.
Великий князь Александр, понимая неизбежность брака, угодного родителям и России, старался не думать об этом, так как это его лишь расстраивало. Его ближайший друг, его милый Никса скоро расстанется с ним. А как же он? Как он теперь будет жить? С кем будет проводить время? С кем длинными зимними вечерами будет вести задушевные беседы и обсуждать события истекшего дня? Эти переживания молодого человека никого не волновали. Всех увлекали лишь династические мотивы и политические прогнозы.
Александр был уверен, что брак по расчету, а именно таким, по его мнению, только и мог быть династический брак, не будет радостным. Жениться надо непременно по любви. Лишь тогда люди будут по-настоящему счастливыми и создадут действительно крепкую семью. Какое же может быть со¬
46


Неисповедимые пути
гласие, если люди выросли в разных мирах? Правда, перед глазами был пример отца и матери, но это он воспринимал как исключение.
Ему вообще не нравился обычай привозить невест для русских великих князей из дальних стран. Становясь великими княгинями, некоторые из принцесс, как он знал хорошо по личным наблюдениям, так и оставались иностранками, не знавшими толком ни языка своей страны, ни ее преданий, ни ее обрядов.
Он видел, как мало во дворцах самых родовитых семей русского духа, как все там пронизано какими-то отвлеченными от России заботами и интересами, а французский язык звучит куда чаще, чем русский. Такова была традиция, так было уже давно, и из романовских предков еще Петр I положил тому начало, женившись второй раз не на русской. Конечно, бедный Никса выбора не имел; он ведь цесаревич. А что будет с ним? Точного ответа не было, но одно Александр знал наверняка: он-то женится лишь по любви, на той, которая и его полюбит.
Когда Никс уехал, то «милый Мака» остался почти один. Папа все время занят, дорогая Мама отбыла лечиться на воды в Киссинген, а досуг скрашивали братья Владимир и Алексей и кузен Николай Константинович. Они были добрые малые, но с ними было не особенно интересно. Каждый день ждал письма от Никса. Тот пару раз написал, а потом — кончено. Почему? Что случилось? Неужели их дружба забыта? Александр от других узнал о помолвке, другие ему рассказывали подробности всей этой истории: все прошло как нельзя лучше, невеста очень хороша, свадьба назначена на следующее лето.
Ему же хотелось услышать все от самого брата, но тот молчал. 10 октября 1864 года Александр послал письмо матери, где с горечью заметил: «Никса ничего не пишет с тех пор, как жених, так что я не знаю ничего про время, которое он провел в Дании... Теперь он меня окончательно забудет, потому что у него только и на уме, что Dagmar, конечно, это очень натурально».
Прошло еще несколько недель, и наконец в середине ноября Александр получил подробное письмо от Никса. Стар¬
47


Александр III
ший брат был счастлив, благодарил Бога за ниспосланное и восклицал: «Если бы ты знал, как хорошо быть действительно влюбленным и знать, что тебя любят также. Грустно быть так далеко в разлуке с моей милой Минни, моей душкой, маленькою невестою. Если бы ты ее увидел и узнал, то, верно, бы полюбил, как сестру. Я ношу с ее портретом и локон ее темных волос. Мы часто друг другу пишем, и я часто вижу ее во сне. Как мы горячо целовались, прощаясь, до сих пор иногда чудятся эти поцелуи любви! Хорошо было тогда, скучно теперь: вдали от милой подруги. Желаю тебе от души также любить и быть любимому». Никто тогда не предвидел, что через несколько месяцев все изменится бесповоротно.
Жених и невеста расстались в октябре. Она осталась с родителями. Он же продолжил свою поездку и должен затем был встретиться со своей матерью императрицей Марией Александровной в Ницце, где та с младшими детьми намеревалась провести зиму. У нее были слабые легкие, и врачи рекомендовали ей пожить в теплом климате. Николай и Даг- мар условились, что, если все будет благополучно, она приедет к нему в Ниццу. Пока же они писали друг другу письма, писали часто, объяснялись в любви, горевали от разлуки.
Дагмар теперь корреспондировала и царю с царицей, своим «новым родителям», проявлявшим к ней откровенную симпатию, за что была бесконечно благодарна. Особенно выказывал расположение император Александр II, человек прямой и эмоциональный. Он был рад принять в свою семью дочку датского короля, которая ему нравилась и своими душевными качествами, и своей внешностью.
Конечно, интересы династии, престиж империи, благо государства — это то, чем обязан дорожить и что обязан пуще глаза своего защищать русский самодержец. Александр II и дорожил, и защищал. Но ему не были чужды и обычные человеческие чувства. Он, еще совсем не старый мужчина, питал большую слабость к молодым, живым девушкам, и копенгагенская принцесса была как раз из числа таковых. Эта симпатия никогда ни на йоту не выходила за рамки допустимого, но она существовала многие годы.
Дагмар, девушка развитая и чуткая, несомненно ощущала повышенную ласковость и доброту, исходившие к ней от рус¬
48


Неисповедимые пути
ского царя. Она платила ему тем же. Минни никогда не умела лукавить. Нет, она, конечно, была достаточно умна и воспитанна, чтобы не знать, как себя вести, чтобы не понимать, «что говорить», «кому говорить» и «когда говорить». Однако никогда не уверяла людей в своей симпатии, если таковой в действительности не существовало. Фальши в личных отношениях не переносила. Если говорила о своей любви, то действительно любила, если говорила о своей ненависти, то это не было данью настроению или моменту, если заявляла, что ценит и уважает кого-то, то так оно и было.
Прожив всю свою жизнь на самом верху общества, вращаясь с малолетства среди самых именитых и родовитых, проводя большую часть времени среди дворцовых ритуалов, в совершенстве овладев искусством придворного этикета, дочь датского короля до глубокой старости сохраняла искренность чувств и свежесть восприятий людей и мира, что отличало ее с юности.
У принцессы с русским царем Александром II сразу же установились добрые, сердечные отношения. Она писала ему, как пишет любящая дочь любимому отцу. Когда на следующий день после помолвки цесаревич Николай отправлял отцу письмо — отчет о происшедшем событии, его нареченная невеста вложила в конверт свое небольшое послание: «Мои любимые родители! Разрешите мне добавить эти несколько строчек к письму Вашего дорогого сына, моего любимого Никса, чтобы выразить Вам то счастье, которое я испытываю в этот момент от того, что чувствую себя связанной с Вами столь дорогими для меня узами. Пусть Бог своей добротой поможет мне сделать его также счастливым, чего я сама желаю от всего моего сердца. Отдайте и мне немного той любви, которую Вы испытываете к Вашему сыну, и Вы сделаете меня тоже счастливой. Преданная Вам Дагмар».
«Преданная Вам...» Она действительно была таковой. Русский царь это чувствовал и уже иначе, как «наша дочь», ее не называл. «С какими чувствами радости и признательности я получила Ваше дорогое письмо, в котором вы обращаетесь ко мне, прямо как отец к дочери, — писала она императору через две недели после первого послания. — Никс и я были от этого растроганы просто до слез! Я прошу Бога, чтобы он
49


Александр III
был всегда рядом при выполнении моих обязанностей, чтобы я стала достойной такой любви и моей новой родины, которую я уже нежно люблю. Моим единственным желанием всегда будет поддержка моего любимого Никса, я буду следовать примеру его родителей».
В ноябре в Италии с Никсом случилась беда. Приступ страшных болей сковал, не отпуская несколько дней. Не мог спать, есть, мучился часами без перерыва. Признаки болезни (на медицинском языке это называлось «люмбаго», в обиходе — «прострел») проявились еще весной в Царском. Потом вроде бы все прошло. Время от времени боли в пояснице случались, но быстро проходили. Когда приехал во Флоренцию, стало невероятно плохо. Поездку пришлось прервать, все визиты отменить, цесаревича уложили в постель. Во Флоренции провел полтора месяца, а в конце декабря 1864 года его перевезли в Ниццу, где ждала мать. Отсюда ему выбраться уже не пришлось.
Во Флоренции и в Ницце царский сын скучал. Неделями даже на улицу не выходил. Матушка скрашивала одиночество, но она сама была плоха, быстро уставала, и виделись всего по нескольку часов. Она жила на вилле Дисбах, для Никса сняли недалеко виллу Бермон. Здесь он и прожил последние месяцы своей жизни.
Никто не знал, что они последние. Всем казалось, что эта болезнь временная, что молодой организм ее непременно осилит. В том уверяли и разные врачи, посещавшие не раз больного. «Парижские медицинские светила» — профессора Нелатон и Рейе дважды осматривали Николая, диагностировали «простудный ревматизм» и не считали положение опасным. Николай Александрович сам в это верил. Но мало-помалу уверенность уходила. Тосковал. Очень хотелось видеть Дагмар, это было первое желание. Переживал за нее, был огорчен, когда случилась в ноябре неприятность. Долго не мог успокоиться.
30 октября 1864 года Дания подписала унизительные условия Венского мирного договора. Король Христиан IX был в полном отчаянии. В стране царило уныние, чуть ли не траур. Дагмар все происшедшее сильно переживала и решилась написать царю, просить у него заступничества.
50


Неисповедимые пути
«Извините, что я обращаюсь к Вам впервые с прошением, но видя моего бедного Папа, нашу страну и народ, согнувшихся под игом несправедливости, я естественно обратила мои взоры к Вам, мой дорогой Папа, с которым меня связывают узы любви и доверия. Вот почему я, как дочь, идущая за своим отцом, умоляю Вас употребить Вашу власть, чтобы облегчить те ужасные условия, которые Отца вынудила принять грубая сила Германии. Вы знаете, как глубоко мое доверие к Вам. От имени моего Отца я прошу у Вас помощи, если это возможно, и защиты от наших ужасных врагов». Россия была возмущена агрессивным поведением Германии, но предпринять сильные, решительные дипломатические шаги в этом случае не имела никакой возможности.
Царя же покоробило столь неожиданное вторжение в сферу высокой политики «маленькой принцессы». Он совсем не собирался становиться исполнителем чужой воли. Александр II даже близких родственников к международным делам не допускал, а тут вдруг «такой антраша». Царь решил, что это уловка короля, и был обескуражен, что тот прибег к ней. Сыну Николаю ничего не сообщил, но в письме Марии Александровне высказал возмущение. Та и рассказала сыну. Для Никса это стало ударом. Под впечатлением новости даже болезнь как будто отступила. Недовольство отца больно ранило. Папа даже употребил выражение «паутина интриг». Дагмар — интриганка! Это невозможно вообразить. Несколько дней Никс обдумывал ответ и 5 декабря составил отцу письмо.
«Мне Мама уже говорила о письме, которое Ты получил от Дагмар в Берлине. Ты можешь себе представить, милый Па, как мне было неприятно, тем более, что у Дагмар характер твердый и не наклонный поддаваться каким-либо наущениям. Я убежден, что это дело королевы, и удивляюсь, как она решилась заставить дочь писать такое письмо, особенно тогда, когда мир уже был подписан. Я надеюсь, милый Па, что Ты не будешь сетовать на мою бедную невесту за бестактность ее матери. Ты, верно, полюбишь мою милую Дагмар, когда ее узнаешь; у нее редкое сердце, и она, конечно, будет для Тебя и Мама любящей и благодарной дочерью».
Царь подозревал, что королева Луиза (урожденная принцесса Гессен-Кассельская) «шалая особа», но все-таки не раз¬
51


Александр III
делял представлений сына, что именно она инспирировала это «неприличие». Впрочем, вся эта история скоро отошла в прошлое. Другие страсти и заботы захватили и царя, и всю царскую фамилию.
Брат Александр писал Никсу нечасто. Сначала была обида на то, что тот ему долго ничего не сообщал («ведь обещал при расставании»), затем обида прошла. Писал мало потому, что не любил «это дело», и еще потому, что опасался. Что в письме напишешь? Разве можно там сказать что-либо важное, потаенные мысли излить, душу открыть. Никогда. Вдруг кто-то чужой узнает; одна эта мысль для Александра была непереносима. Вот когда Никс приедет, уж тогда и поговорим вволю. Но не случилось. Не поговорили уже больше.
26 февраля 1865 года у Александра Александровича был день рождения — 20 лет. Никс прислал поздравительную телеграмму, а за несколько дней до того писал отцу: «Скоро день рождения Саши, и я заранее поздравляю Тебя, милый Па! Очень мне грустно проводить врозь с ним этот день, особенно для него важный. Славный человек наш Саша, можно пожелать ему всегда быть нравственно таким, каков он есть. Умственно ему надо еще развиваться и поработать над самим собой. Для меня он есть и будет верный, любящий друг. Желаю одного: быть ему как можно более полезным. Я рад и счастлив, что наши взаимные отношения установились так, что их ничем не расшатаешь. Какой славный залог для будущего!» Но этого самого будущего у цесаревича уже не было. Свеча его жизни догорала...
В конце марта в Петербург пришли сообщения, что положение цесаревича Николая ухудшается с каждым днем. Царь вызвал Александра и сказал, что тому надо ехать в Ниццу. Сам обещал вскорости отправиться следом.
4 апреля, в Светлое Христово воскресенье, Александр встал как обычно, еще не было восьми часов. Похристосовался с близкими, затем пошел к Папа. Поздравил, получил напутствия. Уже в десять часов был в вагоне, и сразу же отправились. С ним ехал только Б.А. Перовский. Настроение было неважное, хотя обычно он так любил Пасху. В этот раз печальные думы одолевали. Радовался предстоящей встрече с дорогим Никсом, но, с другой стороны, грусть не оставля¬
52


Неисповедимые пути
ла. Все так мрачно настроены, ждут печальных событий. Нет, нет, этого не может быть. Господь не допустит! Помолился перед сном, на душе полегчало, и заснул крепко.
Рано утром 5 апреля приехали в Берлин, сразу отправились в русское посольство и тут узнали, что из Ниццы пришло сообщение: цесаревич причащался. Александра эта весть сразила. Только тут он понял, что дело плохо. В посольстве пробыли всего чуть больше часа и сразу же отправились дальше. Спешили, даже визит королю не нанесли. Вечером приехали в Кельн и здесь узнали, что Никсу стало лучше. Слава Богу, может быть, худшее уже позади.
Александр II наметил свое отбытие на 6 апреля. Надо было решить несколько неотложных дел. Среди них не забыл и о невесте Николая, которая тоже собралась в Ниццу. 5 апреля русский посол при датском дворе барон Л.П. Николаи получил повеление передать королю, что предоставляет в распоряжение Дагмар царскую яхту «Штандарт», которая находилась на стоянке у Копенгагена. Христиан IX выразил признательность государю, но сообщил, что, «к сожалению», воспользоваться приглашением не может, так как дочь сопровождает королева, и он «находит более подходящим», чтобы поездка совершилась на судне датского королевского флота. Однако выяснилось, что плавание займет слишком много времени. Решили, что королева Луиза с Дагмар и сыном Фредериком отправятся по железной дороге, о чем и уведомили телеграммой царя.
Император Александр II с сыновьями Владимиром и Алексеем отбыл из Петербурга вечером 6 апреля. Царский поезд с невероятной скоростью пересек всю Европу; понадобилось всего 85 часов, и они были в Ницце. При этом самодержец успел провести краткие беседы на вокзалах, в Берлине — с Вильгельмом I, а в Париже — с императором Наполеоном III. Во Франции, в городе Дижоне, к царскому поезду присоединился другой, шедший из Дании с королевой, наследным принцем и невестой цесаревича. Утром 11 апреля прибыли в Ниццу.
Великий князь Александр был там уже 9-го числа, во второй половине дня. Он был полон «ужасных ожиданий». Они его не обманули. Никс был при смерти. Почти все время нахо¬
53


Александр III
дился в забытьи, бредил, редко кого узнавал. Все были подавлены, а дорогая Мама просто убита горем, плакала почти не переставая. Александр зашел в комнату к брату, но тот спал. Вид его настолько изменился, что в первый момент трудно было и узнать. Невольно навертывались слезы, и Александр дал им волю, когда ушел к себе.
10 апреля опять было худо. Никс так его и не узнал, хотя Александр не раз поднимался к нему. Он или спал, или тихо стонал, и от этих звуков у Александра сердце разрывалось. Несколько часов провел в обществе генерала О.Б. Рихтера, состоявшего при цесаревиче. Тот подробно рассказал все события, начиная с предыдущей осени. В тот день, ближе к вечеру, приехал Папа с братьями и датчане. Перед сном у Мама познакомился с Дагмар. Это была их первая встреча. Ни о чем почти не говорили и скоро разошлись.
11 апреля Александра, который остановился на вилле Бер- мон, разбудили около пяти часов утра. Сказали, что «цесаревич слабеет». Тут же собрался и бросился на первый этаж к брату. И — о чудо! — Никс узнал его, даже улыбнулся, протянул исхудавшую, почти прозрачную руку и сказал: «Славный человек». У Александра слезы текли сами собой, он поцеловал брата и сел рядом.
В девять утра пришла Дагмар. В первый раз она видела жениха после расставания в октябре. Что она пережила! В углу большой полутемной комнаты, в постели, она увидела того, которого так искренне и безнадежно любила. На изможденном, худом, желто-землистого цвета лице появилась слабая улыбка. Он ее узнал и был рад этой встрече. Она не могла сдержаться и разрыдалась. Цесаревич взял ее за руку, и она поцеловала его.
Несколько часов принцесса провела рядом, и он все время держал ее руку в своей. А с другой стороны сидел его брат Александр, державший вторую руку дорогого Никса. Здесь, у тела умирающего, дочь датского короля как бы соединилась с тем, кому суждено было стать самым важным человеком в ее жизни, стать для нее всем. Будущий царь Александр III тоже у смертного одра брата встретил свою судьбу. Реальная жизнь создала фантасмагорический сюжет. Как написал позднее очевидец тех событий поэт князь П.А. Вяземский, «са¬
54


Неисповедимые пути
мый плодовитый вымысел изнемогает иногда перед ужасами действительности». Потом Александр и Мария Федоровна будут бессчетное количество раз возвращаться к этой истории и увидят здесь Промысел Всевышнего. Но это все будет потом.
Тогда же, в тот невероятно драматический момент, никто этого не знал и никто ни о чем не думал. Все ждали чего-то, молились, плакали и молчали. Днем Николай Александрович причастился и попрощался со всеми. В медицинском журнале за этот день записано: «Его Высочество, окруженный Августейшим семейством, приобщается Святых Тайн с глубоким умилением. Силы совершенно истощены». Вечером сознание его покинуло, и он уже никого не узнавал. Вскоре после полуночи, в 00 часов 50 минут, цесаревич скончался. По заключению врачей, смерть наступила в результате «ревматизма почечных мышц и поясничной спинной фации». Все было кончено.
Все плакали, страдали, но сильнее всех, наверное, Дагмар. Ей еще не исполнилось восемнадцати лет, но она уже невес- та-вдова. Где было взять энергию, чтобы жить дальше? Она одеревенела. Не было ни сил, ни чувств, а лишь темнота и пустота. Небольшая, изящная, она сделалась как бы еще меньше, еще тоньше. Она присутствовала на заупокойных службах, и от вида ее сжималось сердце. По окончании первой панихиды ее лишь с большим трудом удалось оторвать от тела усопшего и увести. Родители Николая, сами находившиеся в состоянии тяжелого потрясения, трогательно опекали датскую принцессу, ставшую для них родной.
16 апреля 1865 года гроб с телом цесаревича Николая Александровича был перенесен на фрегат «Александр Невский», на котором отбыл в Петербург. Туда он должен был прибыть примерно через месяц.
Ниццу покидали русские. Император Александр II, императрица Мария Александровна, дети и приближенные отбыли в Россию по железной дороге. По пути домой царская семья на несколько дней задержалась у брата русской императрицы, великого гессенского герцога Людвига III. Они уговорили побыть там с ними и Дагмар. В загородном замке гессенских герцогов Югенхайм, в живописном месте
55


Александр III
на берегу Рейна, безутешная Дагмар провела несколько дней в окружении родственников своего скончавшегося жениха. Затем они расстались. Она поехала домой в неизвестности и печали, а царская семья — в Петербург, готовиться к последнему прощанию с дорогим Никсом.
«Александр Невский» прибыл в Кронштадт 21 мая, откуда гроб на императорской яхте «Александрия» доставили в Петербург. Через неделю, 28 мая, тело великого князя цесаревича Николая Александровича было погребено в царской усыпальнице, в Петропавловском соборе Петропавловской крепости, там, где покоились его предки, начиная с Петра I.
12 апреля 1865 года великий князь Александр Александрович стал цесаревичем. Он тогда многое перечувствовал и повзрослел. Через год занес в дневник проникновенную исповедь-воспоминание: «Бог призвал меня на это трудное и неутешительное место. Никогда я не забуду этот день в Ницце, первую панихиду над телом милого друга, где все несколько минут стояли на месте, молчали, и только слышались со всех сторон рыдания, и рыдания не поддельные, а от глубины души. Никогда я не чувствовал в себе столько накопившихся слез; они лились обильно, облегчая грусть.
Все жалели и жалели Отца и Мать, но они лишились только сына, правда, любимого Матерью больше других, но обо мне никто не подумал, чего я лишился: брата, друга, и что всего ужаснее — это его наследство, которое он мне передал. Я думал в те минуты, что я не переживу брата, что я буду постоянно плакать только при одной мысли, что нет больше у меня брата и друга. Но Бог подкрепил меня и дал силы приняться за новое мое назначение. Может, я часто забывал, в глазах других, мое назначение, но в душе моей всегда было это чувство, что я не для себя должен жить, а для других; тяжелая и трудная обязанность. Но «Да будет Воля Твоя, Боже» — эти слова я твержу постоянно, и они меня утешают и поддерживают всегда, потому что все, что ни случится, все это Воля Божия, и потому я спокоен и Уповаю на Господа!..»
В те дни Александр впервые увидел датскую принцессу, увидел, как она убита горем, и в его душе пробудились жалость и симпатия. Под грузом трагических обстоятельств, сделавших его наследником престола, он плохо соображал,
56


Неисповедимые пути
мало обращал внимания на окружающую обстановку. Чувствовал лишь тяжелую утрату понимал, что все милое прошлое ушло без следа, что теперь ему придется жить совсем иначе. Но как? Что теперь делать, у кого спросить и можно ли спросить? Дорогой Папа успел ему сказать несколько слов, призвал его к стойкости и мужеству, выразил уверенность, что Александр будет достоин своей новой роли. Больше разговора не получалось. Мама же была убита горем, занемогла и почти не вставала с постели. Среди родни и свиты остался совсем один, не с кем поговорить запросто, некому излить душу.
Он всегда ощущал нехватку друзей — людей искренне любящих, преданных, понимающих и верных; многие годы все еще надеялся, что, может быть, таковые у него появятся. Но не появлялись. Родственников, знакомых, сопровождающих было всегда достаточно, а вот друзей не хватало. Жизненный опыт убедит, что в его положении рассчитывать на истинную, рыцарскую дружбу невозможно; что те, кто клянется в верности и преданности, почти всегда преследуют тайные или явные, но непременно корыстные цели. Понимая это умом, он сердцем не мог смириться и всегда завидовал тем, кто богат друзьями. Самый же близкий его друг ушел от него навсегда, и они на земле уже больше не встретятся.
Осталось еще несколько друзей, и наиболее надежным среди них долго был князь Владимир Мещерский, внук известного историка Н.М. Карамзина, сын его дочери Екатерины. «Вово», как называли Владимира Петровича в их кругу, был старше великого князя на семь лет и отличался серьезностью и бескорыстием. Александр с ним дружил с ранних пор и нередко убеждался в глубоких знаниях Вово, в его горячей любви к России. Как он страстно всегда рассказывал о безобразиях и неполадках, как живо и умно откликался на все общественные события и умел дать им правильную оценку! Александр, будучи тугодумом, завидовал остроте ума и быстроте реакции князя, его умению в любой ситуации предложить верный ход. Он несколько раз по-настоящему помог цесаревичу Александру, а в одном случае просто спас его от безумного шага. Такой друг многих стоил. Потом, когда их отношения начали затухать, Александр Александрович не
57


Александр III
забывал друга юности, поддерживал с ним отношения, хотя репутация Вово в обществе была безнадежно подорвана эпатажными половыми пристрастиями.
Но друга Никсу никто заменить не мог. Александр был полон тяжелых мыслей. Немного легче стало в Югенхайме, где он с родителями и Дагмар провел несколько дней по пути в Россию. Здесь молодой человек близко познакомился с датской принцессой, и она вызвала сочувственную симпатию. Бедная! Ей ведь тоже, как и ему, так нелегко! Горе сблизило молодых людей. Они подолгу гуляли вдоль Рейна. Разговаривали, и почти всегда об усопшем, память которого была дорога обоим. Эти прогулки и беседы протекали под неусыпным и поощрительным взглядом императора. У Александра II возникла, казалось бы, тогда совсем неуместная мысль: женить сына Александра на датской принцессе. Именно в Югенхайме царь высказал вполне определенно мечту «оставить дорогую Дагмар возле нас». Тогда никто не принял всерьез это замечание царя. Никто... кроме, может быть, Дагмар.
Потом, когда самое невероятное случится и дочь датского короля все-таки сделает такую блестящую брачную партию, при разных дворах, в высшем свете России будут многократно обсуждать эту необычную историю. Некоторые злословили, утверждая, что принцесса после смерти одного цесаревича «бегала» за другим, осаждала его и в конце концов «взяла штурмом крепость». Среди великосветских «львиц» и «пантер» быстро утвердилась именно эта точка зрения. Ее разделяли и некоторые другие завсегдатаи петербургских салонов, не понимавшие, как же так получилась, что невеста одного брата стала женой другого? Это действительно было достаточно необычно для брака лиц императорской фамилии.
Дагмар дала свое согласие стать женой Николая Александровича лишь тогда, когда в ее душе появилось большое чувство к русскому престолонаследнику. Они полюбили друг друга. И когда, через два года после того, она венчалась с младшим братом умершего, то и тогда она любила своего суженого. Она любила одного, она любила и второго. Здесь не было притворства. Вся ее жизнь с Александром III наглядно подтвердила искренность ее чувств.
58


Неисповедимые пути
Было бы наивно полагать, что юную Дагмар не манила сладостная перспектива стать царицей огромной империи, жить и сверкать при самом богатом и блестящем дворе Европы. Ее самолюбивая и чрезвычайно чуткая натура не могла оставить без внимания и практическую сторону замужества. Став русской царицей, она смогла бы помогать своей бедной Дании, которой грозили опасности со всех сторон. Но при всех трезвых расчетах и прагматических раскладах в основе брака все-таки была чистая и возвышенная любовь к человеку, которому говорила «да».
В Югенхайме Дагмар ничего императору не ответила. В состоянии глубокого потрясения вернулась она во Фре- денсборг и проводила дни в молитвах и слезах. Родители и близкие были не на шутку встревожены. Их милая Минни, такая живая, такая беззаботная, превратилась в тень, обрекла себя на горькое одиночество. Она никого не хотела видеть, потеряла аппетит, и улыбка не появлялась на ее лице.
Почти через две недели после возвращения домой принцесса получила письмо от русского царя, письмо, полное ласки, добрых слов утешения. В нем же нашла и нечто такое, что заставило ее истомленное сердце затрепетать. Александр II написал, что очень желал бы, чтобы Дагмар навсегда осталась в их семье. Намек был достаточно очевиден. Речь могла идти лишь о замужестве.
Дагмар не только любила умершего, но и уже сильно привязалась к царской семье, к загадочной стране России, религию, обычаи и язык которой усердно изучала еще с прошлой осени. Принцесса жила этим последние месяцы — и вдруг потеряла все сразу. В этой непростой ситуации нельзя было сказать лишнее слово, невозможно было проявить неделикатность.
Ее знакомство с князем Александром было мимолетным, окрашено горестным событием. Ни о чем другом не думала. Молчаливый, совсем непохожий на покойного жениха, он не пытался завоевать ее расположение, что было вполне понятно и объяснимо. Они вместе рыдали у тела Никса, и эти слезы, эта тяжелая потеря их сблизила. Потом уже, когда они беседовали на берегу Рейна, он много ей рассказывал о старшем брате, и она поняла, как он ему был дорог. Душев¬
59


Александр III
ные симпатии двух молодых людей, чувства к умершему объединили живых. Они расстались друзьями и договорились писать друг другу «время от времени».
Дагмар не предполагала, что уже скоро надо будет отвечать на определенное предложение, надо будет искать трудные слова о себе, о своем будущем. Она их нашла, написала замечательное письмо царю, которое, при самом пристальном анализе, не могло бросить тень на ее добропорядочность, но оставляло надежду.
«Мне очень приятно слышать, — писала Дагмар, — что Вы повторяете о Вашем желании оставить меня подле Вас. Но что я могу ответить? Моя потеря такая недавняя, что сейчас я просто боюсь проявить перед ней свою непреданность. С другой стороны, я хотела бы это услышать от самого Саши, действительно ли он хочет быть вместе со мной, потому что ни за что в жизни я не хочу стать причиной его несчастья. Да и меня бы это, скорее всего, также не сделало бы счастливой. Я надеюсь, дорогой Папа, что Вы понимаете, что я этим хочу сказать. Но я смотрю на вещи так и считаю, что должна об этом Вам честно сказать». Она оставляла право решающего хода за цесаревичем, проявив этим и такт, и ум.
Представлять датский королевский дом на похоронах в Петербурге должен был старший брат Минни Фредерик, «добрый Фреди». Он совершенно неожиданно вручил Александру от имени короля высшую награду Дании — орден Слона. Это была первая такого рода награда у Александра Александровича. Еще Фреди привез в Россию грустный рассказ о тяжелых переживаниях сестры, чем вызвал новый отклик добрых чувств к ней со стороны русских, особенно со стороны царя.
Датский принц быстро подружился с Александром, и все дни пребывания в столице Российской империи они часто встречались и проводили много времени вместе. С братом Дагмар передала фотографию Никса, которую сопроводила запиской, первым ее посланием Александру: «Посылаю Вам обещанный портрет нашего любимого усопшего, прошу Вас сохранить ко мне Ваши дружеские чувства. Пусть воспоминания о нем хотя бы иногда станут нас объединять. Ваша любящая сестра и подруга Дагмар».
6о


Неисповедимые пути
Вполне определенно датская принцесса проявляла интерес к молодому, красивому и такому большому русскому принцу, который, в свою очередь, выказывая симпатию к своей датской «сестре и подруге», не склонен был строить далеко идущих планов. Но расположение к ней у него уже было. В те дни писал матери: «Грустно было покидать милый Югенхайм, где так приятно живется, и в особенности было хорошо, когда была там с нами милая душка Дагмар; когда-то мы ее увидим, неужели она не приедет сюда? Можно сказать, что вся Россия ее полюбила и считает ее Русскою».
Однако цесаревич был противником скорых решений, а обсуждать свою женитьбу чуть ли не у гроба умершего брата считал просто неприличным. Вскоре после похорон отправил небольшое любезное письмо Дагмар, и в их переписке наступил затяжной перерыв. Она не могла ему писать по нормам этикета. Ведь она же все еще в трауре, и что она может сообщить? Он же не писал потому, что не знал, что сказать, так как еще не мог разобраться в своих чувствах. Но на стороне маленькой датчанки было время и еще один мощный союзник: император Александр II.
Самому же цесаревичу Александру на пути к брачному венцу предстояло многое прочувствовать, пережить и преодолеть.


ГЛАВАЗ
СЕРДЕЧНАЯ ТАЙНА
После смерти старшего брата жизнь Александра переменилась. Он стал наследником престола, ему теперь надлежало быть чрезвычайно серьезным и требовательным к себе, к своему обучению и образованию, очень аккуратным и выдержанным в общении с людьми. Цесаревич — значительно больше, чем великий князь; к нему отношение было подобострастно-пристрастное. Видя в нем будущего царя, его слушали, оценивали и за ним наблюдали совсем по-иному. Многие придворные, ранее не проявлявшие особого внимания, начинали льстить и заискивать. Друзья тоже понимали новую роль Александра Александровича.
Деятельный и неугомонный Вово сразу же после похорон подарил толстую тетрадь, умоляя Александра регулярно вести дневник, чтобы «сохранить для потомков слова и дела». На первую страницу даритель занес пожелание: «Его Императорскому Высочеству Государю Наследнику Цесаревичу Александру Александровичу. Первая книга, предназначаемая для Ваших дум, чувств, впечатлений». Наследник престола дал обещание ежедневно вести записи, хотя это ему и не нравилось. У него раньше была памятная книжка, куда он по прошествии дня заносил несколько фраз. Теперь же надо было подробно описывать свое житье-бытье.
62


Сердечная тайна
На протяжении последующих лет, вплоть до воцарения, Александр Александрович аккуратно, каждый вечер или утро, мелким почерком заполнял обширные листы толстой книжки. Он никогда не был уверен, что это кому-нибудь понадобится, но ведь «так надо», а раз дело касалось долга, то здесь будущий царь никаких уступок себе не делал. К тому же первое время, почти каждый день, к нему забегал Вово, и они, как было условлено сразу, читали друг другу свои дневниковые записи, а потом обсуждали их. Через некоторое время цесаревичу надоела эта процедура, а манера Мещерского все подвергать критике, давать бесконечные советы раздражала, и совместные чтения и обсуждения постепенно прекратились.
После смерти Никса Александр стал атаманом всех казачьих войск, шефом нескольких полков, членом Государственного совета и канцлером Александровского университета в Гельсингфорсе (Хельсинки). 20 июня 1865 года в Большой церкви и Георгиевском зале Зимнего дворца состоялось важное событие: принесение присяги. В тот день появился царский манифест, где говорилось:
«В настоящий день Его Императорское Высочество принес торжественно, в присутствии Нашем, присягу на верность Нам и Государству. Неисповедимое в судьбах своих Провидение указало торжественному обряду, совершенному за шесть лет пред сим, оплакиваемым Нами и всею Россиею в Бозе почившим любезнейшим сыном Нашим, повториться при жизни Нашей в лице его брата и законного преемника в наследовании Нам. Призывая на него благословение Божие, мы с непоколебимою верою молим Всевышнего о его преуспеянии на стезе Всемогущею волею ему ныне предначертанной».
Александру Александровичу приходилось теперь безропотно делать то, к чему душа не лежала, но что входило в круг обязанностей наследника престола. Отец начал приучать сына к государственным делам и стал приглашать его на доклады министров, переправлял ему для ознакомления некоторые деловые бумаги, требуя от сына ознакомиться с ними и высказать свое мнение. Александру было трудно. Надлежало многое знать и судить о вещах основательно и серьезно. Помогали учителя, помогали друзья. Он сам много
63


Александр III
читал, изучал, размышлял, и придворные наблюдали очевидную перемену. Этот любитель простых удовольствий и бесшабашного времяпрепровождения часами сидел за письменным столом, внимательно знакомясь с книгами и бумагами. Такого усердия за ним раньше не замечали. Теперь же многое стало другим. Изменялся и он сам. Но некоторые привычки и пристрастия сохранились.
Вечерами или днем, в перерывах между занятиями, встречами, приемами, он уединялся и играл на корнете*. Увлечение этим старым духовым инструментом, которым уж мало кто и пользовался, было одним из любимейших занятий Александра с юности. У близких эта слабость вызывала снисходительную усмешку, а некоторые заглазно подтрунивали. Трудно было сдержать улыбку, видя, как молодой, рослый человек сидит в своей комнате и добрый час (иногда и больше) «дует в трубу», вызывая сильные, но довольно однообразные звуки. Репертуар тоже не отличался особым разнообразием: в основном исполнялись военные марши, некоторые солдатские песни и народные мелодии. Что при этом испытывал сам исполнитель, какие чувства у него вызывало это занятие, осталось неразгаданным. Никому он этого не раскрыл, но любовь к духовым инструментам и духовой музыке сохранил до конца своих дней.
Лето 1865 года царская семья, как обычно, проводила частью в Петергофе, частью в Царском. Туда переезжала императорская фамилия и двор. Император наведывался к семье от случая к случаю, редко оставаясь больше нескольких дней, и опять возвращался в столицу, где его ждали бесконечные дела и заботы.
Но и за городом, на природе, придворный этикет соблюдался неукоснительно. Правила поведения распространялись не только на придворных, но и на детей. Они обязаны были каждое утро являться к «дорогой Мама» для поцелуя, справляться о здоровье, рассказывать о своих планах на день. Вечером Александр, как старший, должен был непременно присутствовать на вечерах у императрицы, где собирались избранные по ее приглашению. Читали, музицировали, игра¬
* Корнет — медный духовой мундштучный музыкальный инструмент в виде рожка. (Примеч. ред.)
64


Сердечная тайна
ли в карты. Каждый день одно и то же. В Петергоф и Царское иногда приезжали артисты, давали спектакли, и это было всегда радостным событием, особенно для молодежи.
При Мама стало проще, чем прежде, когда придворная жизнь определялась его бабушкой императрицей Александрой Федоровной, умершей в 1860 году. Кое-что о том времени он сам помнил, но многое ему рассказывали: капризная и неспокойная императрица за несколько летних месяцев так умудрялась замучить всех, что впору было ехать лечиться. Нескончаемые изменения запланированных программ, бесконечные переезды сбивали с толку, раздражали и шокировали. Все лето по дорогам между Царским Селом, Павловском, Петергофом, Гатчиной кочевали придворные кареты, придворные обозы, перемещавшие из очередного пункта «дислокации» в новый посуду, мебель, как и множество придворных лиц и прислуги.
По велению императора Николая I в нижней части Петергофа, на берегу моря, на обширной территории был разбит огромный парк, названный в честь его супруги Александрией. Здесь возвели несколько десятков различных строений, большая часть которых была построена на скорую руку. Все эти увеселительные павильоны, голландские мельницы, швейцарские шале, китайские домики, итальянские виллы не были рассчитаны на долгую жизнь и предназначались для сиюминутных встреч и кратковременных времяпрепровождений.
Именно в Александрии, все еще мало обжитой и плохо обустроенной, придворным приходилось особенно несладко. Здесь часто было невероятно сыро. Говорили, что грибы росли даже в комнате императрицы в самом основательном здании Александрии — дворце под названием Коттедж, построенном в английском стиле архитектором Адамом Мене- ласом. В отдельные дни становилось невыносимо жарко, и все задыхались от духоты.
Став императрицей, мать Александра Александровича, Мария Александровна, первое время следовала традиции своей свекрови. Нередко случалось, что кофе она желала пить в одном месте, а дневной чай в другом, расположенном от первого не в одном километре. Все приходило в движение, и скакали ездовые с развевающимися по ветру плюма¬
65


Александр III
жами, оповещавшие приглашенную публику прибыть к указанному часу в надлежащее место. И все волновались и переживали, так как боялись не успеть, что считалось чуть ли не преступлением для тех, кто не входил в семейный круг императрицы. Постепенно Мария Александровна начала вести более спокойную и простую жизнь, а ритм двора стал умиротворенным и предсказуемым.
Александра всегда раздражала придворная суета и пустота, все эти обязательные и вымученные приемы и вечера, но изменить он ничего не мог. Лишь став императором, внес в жизнь двора немало нововведений, изменил многие придворные процедуры и придал этим величественную простоту повседневной жизни царской семьи. Но это все будет потом, а тогда, в первые месяцы своей новой роли наследника, он был молчалив и аккуратен, а свои мысли и неудовольствия доверял лишь своему дневнику.
Однако с некоторых пор посиделки у матушки стали радовать Александра. Нет, конечно, не сами эти собрания, а та возможность, которую они предоставляли: возможность видеть симпатичных людей, но особенно одного, точнее — одну. Молодой цесаревич влюбился. Эта не была любовь с первого взгляда; она развивалась постепенно, исподволь, медленно, но неукротимо, все больше и больше овладевая сердцем юноши. Это была его первая, чистая и светлая любовь.
Еще весной 1864 года Александр заметил новую молодую фрейлину своей матери, неяркую, но очень живую и стройную княжну Марию Мещерскую. Она не блистала красотой, и великий князь, может быть, и не обратил бы на нее особого внимания, но несколько коротких разговоров, случайных фраз, которыми они обменялись, остались в памяти. Она несомненно была умна, что сразу же выделило ее в глазах великого князя из толпы пресных и жеманных фрейлин и придворных дам. Мария приходилась дальней родственницей Вово, и Александр расспросил о ней.
Друг рассказал, что отцом Марии Элимовны был князь Эл им Петрович Мещерский, а матерью — Варвара Степановна, урожденная Жихарева, из старого, но небогатого дворянского рода. Элим Мещерский служил при русской дипломатической миссии сначала в Турине, а затем в Париже, был
66


Сердечная тайна
бретер и бонвиван, человек светский, образованный, поэт, причем стихи писал исключительно по-французски. Он умер рано, тридцатишестилетним, в 1844 году, когда дочери Марии еще не было и года. Мать осталась почти без средств, а отношения со свекровью — богатой, знатной и своенравной Екатериной Ивановной, урожденной Чернышевой, женой, ас 1851 года — вдовой действительного тайного советника и обер-прокурора Святейшего Синода князя Петра Сергеевича Мещерского, не сложились.
Свое детство Мария провела в Париже и на Лазурном Берегу, постоянно переезжая от матери к бабке. В 15 лет ситуация изменилась: она потеряла мать, а «бабушка Катя» предоставила внучке большую самостоятельность, что тогда считалось предосудительным. Затем, когда ей исполнилось 18 лет, был переезд в Россию, протекция родственников, представление императрице и получение фрейлинского шифра. Александр, как чисто русская натура, сразу же проникся состраданием к судьбе «бедной сиротки», но его чувства к ней развивались «крещендо» совершенно по другой причине.
Он еще никогда не имел сильных сердечных влечений. Он любил многое и многих, но то, что он стал ощущать теперь, ни на что знакомое не походило. Это было нечто совсем иное, пленительно-сильное, невероятное. Он себе не мог объяснить, что с ним происходит и почему постоянно в голове всплывают воспоминания о Марии, а он бессчетное количество раз переживает и повторяет подробности их встреч и разговоров. Сначала же все было довольно невинно и традиционно: она ему понравилась и он с радостью виделся с ней.
Каждый год начинался в Петербурге балами и маскарадами, бывавшими чуть ли не ежедневно. Так продолжалось до Великого поста, когда бурная светская жизнь затихала. Все стремились навеселиться всласть, набраться впечатлений и тем для разговоров на многие последующие месяцы.
Кругом лютовали морозы, завывали метели, стояли длинные северные ночи, а в богатых особняках русской знати, в величественных дворцах императорской фамилии бушевало веселье: залы были озарены огнями, все кругом блестело
67


Александр III
и блистало от парадных мундиров, дорогих шелков и кружев, немыслимых маскарадных одеяний, водопада драгоценных камней на дамах: на руках, на шеях, в волосах. Куртины живых цветов, изысканно сервированные столы, ночные трапезы и шампанское, шампанское, шампанское...
Английский посланник при русском дворе сэр Лофтус описал это зрелище: «Двор блистает и поражает своим великолепием, в котором есть что-то, напоминающее Восток. Балы с их живописным разнообразием военных форм, среди которых выделяется романтическое изящество кавказских одеяний, с исключительной красотой дамских туалетов, сказочным сверканием драгоценных камней, своей роскошью и блеском превосходит все, что я видел в других странах».
Александр Александрович с детства был достаточно стеснительным, и ураган светских балов его пугал. В силу своей мощной комплекции он не любил танцевать, боясь выглядеть смешным. Но зимой 1864/65 года переборол себя и часто выходил в центр зала. У него были разные партнерши, но самой желанной — Мария Мещерская. Кадриль на балу в Зимнем, котильон на балу в Эрмитаже, кадриль в Дворянском собрании... Она прекрасно танцевала, и Александр не ощущал с ней неловкости; они улыбались и были оба счастливы. Отец заметил оживление сына, но смотрел на это благосклонно, как на естественное увлечение молодого человека.
Еще весной 1864 года Александр выказал признаки внимания к Мещерской и не скрыл от матери, что ему симпатична одна из ее фрейлин. Императрица отнеслась снисходительно — молодость, молодость... Как все это понятно. В начале июня, рассказывая о своей жизни в письме к матери, заметил: «Ездили с обществом в Павловск на ферму и пили там чай. М.Э. Мещерская ездила с нами также верхом и часто бывала с нами в Павловске; она оставалась в Царском до сегодняшнего дня, потому что княгиня Чернышева все откладывала свой отъезд в Париж по разным причинам. Мы, конечно, об этом не жалели».
У них уже была своя компания, в которой охотно проводили время: брат Александра Владимир, кузен Николай Лейхтенбергский («Коля»), кузен Николай Константинович («Никола»), князь Мещерский, князь Владимир Барятин¬
68


Сердечная тайна
ский («Бака»), молодой граф Илларион Воронцов-Дашков, задушевная подруга Марии Мещерской фрейлина Александра Жуковская — дочь поэта и наставника Александра II Василия Андреевича Жуковского. Дорогой брат Никса был душой этой компании, но в начале лета 1864 года он уехал в Европу.
К весне 1865 года Александр Александрович уже вполне определенно знал: Мари Мещерская ему симпатична значительно больше остальных, хотя при дворе было немало «милых мордашек». Он не думал, что это любовь, то чувство, которое захватывает целиком, о чем он читал в различных книгах и о чем они постоянно говорили с друзьями. После смерти старшего брата Александр с особой силой ощутил свое одиночество. Мимолетным видением перед глазами промелькнул трагический образ датской принцессы Дагмар, и кто знал, увидятся ли они еще.
Летом того печального года чувства к Марии Мещерской стали принимать характер не просто симпатии, а большого и серьезного увлечения. 7 июня записал в дневнике: «Каждый день то же самое, было бы невыносимо, если бы не М.». Он уже не только ждал встречи, думал постоянно о ней; общение с княжной стало потребностью его молодой жизни. Она, как никто, была участлива, так сердечно отнеслась к его горю, так внимательно и сострадательно слушала его рассказы о смерти дорогого Никсы! Он был глубоко тронут и бесконечно благодарен судьбе, что она подарила ему столь чуткого друга.
Александр относился к себе очень критически: ему казалось, что он некрасивый, неуклюжий и не может нравиться женщинам. Ему не были присущи легкость и изящество, отличавшие и некоторых родственников и многих офицеров гвардии. Не раз с завистью наблюдал, как молодые щеголи, пригласив партнершу на танец и еще только дойдя с ней до центра зала, уже весело болтали. Он же всегда себя чувствовал неловко, не зная, что говорить и о чем говорить, и в большинстве случаев так и не раскрывал рта за весь тур. С Мещерской неловкости не было. С ней просто. Мари его понимала.
Они стали друзьями и сами, таким образом, определили свои отношения. Но оставался двор, этикет, обязанности и
б9


Александр III
нормы, мешавшие свободному и желанному для обоих общению. Он — наследник престола, она — фрейлина. Они не имели возможности непринужденно видеться. В Царском и Петергофе было все-таки проще. Можно было, условившись заранее, якобы случайно встретиться на прогулке в парке и провести в беседе час-другой. Но подобные маленькие хитрости не могли долго оставаться незамеченными.
Придворный мир, жестокий и замкнутый, не позволял долго находиться за пределами его внимания. Кто-то непременно что-то видел, слышал, и в конце концов все становилось темой обсуждений. Тем более когда касалось жизни и увлечений наследника престола. Тут уже не было мелочей, все подвергалось особо внимательному наблюдению и пристрастному комментированию.
Несколько недель они встречались регулярно на прогулках, но главным образом на вечерах у императрицы. Там составлялись партии в карты, и цесаревич старался выбрать себе партнершей Марию Элимовну, которую он обозначал в дневнике как М.Э. Конечно, довольно быстро об очевидных пристрастиях Александра Александровича стало известно, и ему пришлось иметь объяснения с Марией Александровной, которая нашла подобное поведение «неприличным».
Ничего не оставалось, как подчиниться воле матери-императрицы. 19 июня 1865 года, как обычно, цесаревич увиделся с М.Э. вроде бы случайно на живописной, так называемой Английской дороге из Царского Села в Павловск. Он был верхом, она — в коляске с гувернанткой-англичанкой. Александр пересел в экипаж, и началась беседа по-русски, на языке, незнакомом попутчице княжны.
Пошел дождь, они вышли из экипажа и встали под деревом. Здесь цесаревич решился сказать неприятное для обоих: «Мы больше не можем быть в таких отношениях, в каких мы были до сих пор», что во время вечерних собраний они не могут сидеть вместе, потому что это только дает повод «к разным нелепым толкам». Княжна сказала, что «совершенно с тем согласна». Александр признался в дневнике: «Как мне ни грустно было решиться на это, но я решился. Вообще, в обществе будем редко говорить с нею, а если придется, то — о погоде или каких-нибудь предметах более или менее неин¬
70


Сердечная тайна
тересных. Но наши дружеские отношения не прервутся, и если мы увидимся просто, без свидетелей, то будем всегда откровенны». Дорогая «М.Э.» все прекрасно понимала, ей не надо было долго объяснять. Несколько последующих дней они не виделись.
Хранительницей их тайны являлась Александра Жуковская (1842—1899, в замужестве — баронесса Вормен), в тяжелые минуты помогавшая им: доставляла записки, улаживала размолвки, охраняла их покой на прогулках, наблюдая за дорогой, как бы кто ненароком не появился. В периоды разлук Александра Васильевна непременно передавала цесаревичу устные приветы от «дамы его сердца».
Наконец 27 июня они увиделись с Мещерской на обедне в дворцовой церкви, а затем на завтраке у императрицы. По окончании трапезы Мари улучила удобный момент и подарила ему фотографию, где была изображена в экипаже с Сашей Жуковской. На обороте значилось: «В воспоминание последнего дня в милом Царском». На следующий день, 28 июня, цесаревич записал: «В 9 с четвертью был вечер у Мама, все почти играли в карты, я сочинял стихи и страшно скучал и грустил по М.Э., которая не была приглашена».
Летом у мужской половины императорской фамилии много времени уходило на военные сборы, традиционно проходившие в Красном Селе под Петербургом. Здесь, по давней традиции, устраивались военные лагеря, проводились учения, смотры и парады частей гвардии. В отдельные дни объявлялась тревога, и гвардейские подразделения, которые чаще всего возглавляли великие князья, совершали многокилометровые марш-броски. Нередко в Красном организовывались состязания офицеров по стрельбе и вольтижировке.
Александру были близки жизнь и заботы гвардии. Участвовал он и в военных соревнованиях. Однако на широкой публике стеснялся демонстрировать свои навыки верховой езды, которые не впечатляли. Но стрелял отлично. Свое первоклассное мастерство много раз проявлял и на учебных офицерских стрельбах, и на многочисленных охотах.
В период красносельских лагерей, как только выдавалась свободная минута, освобождался от прямых обязанностей, опять подступала к сердцу тоска, и снова неведомая сила тя¬
71


Александр III
нула назад, в Царское или Петергоф, туда, где он мог увидеть свою М.Э.
Княжна Мещерская была на год старше цесаревича. У нее был значительно богаче жизненный опыт, чем у доброго, честного и наивного обожателя. Она за свои годы успела узнать и перечувствовать немало и уже хорошо владела тонким искусством салонного обращения. Знала, как посмотреть, когда улыбнуться, в какой момент встать и пройти невзначай около молодого человека, овеяв едва уловимым, но пленительным ароматом дорогих французских духов, приведя в состояние почти невменяемое. Некоторые при дворе уверенно говорили, что «эта кокетка» просто «подстрелила» первого из великих князей, что не могло не польстить самолюбию любой светской женщины.
Александр долго не был уверен, любит ли его по-настоящему М.Э. или это всего лишь игра, становившаяся порой для него нестерпимой мукой. Убедился в ее чувствах лишь через несколько лет. Накануне смерти, в свой последний час, уходя из жизни в тяжелых мучениях, Мария Элимовна призналась задушевной подруге Саше Жуковской, что никого и никогда не любила... кроме цесаревича. Александр узнает об этом и испытает горестно-сладостное чувство. Но это все будет позже, а пока шел еще 1865 год, и Александр Александрович каждый день вспоминал о М.Э.
В августе—сентябре 1865 года несколько недель провел в имении Ильинском под Москвой у Мама. Уезжая, попросил наставника-опекуна графа Перовского показать Жуковской и Мещерской его комнаты в Александровском дворце Царского Села. Граф выполнил пожелание, провел молодых фрейлин по личным покоям наследника: кабинет, библиотека, спальня... Они все внимательно рассмотрели, и, когда встретились, Мария сказала, что у хозяина «есть вкус» и что его апартаменты ей очень понравились. Александр был счастлив и по-настоящему ощутил впервые в жизни свою человеческую нужность кому-то.
В Ильинском, в сентябре, в первый день рождения Никса без него, престолонаследник пережил тяжелые минуты. На панихиде Александр не мог сдержать слез. Нахлынули воспоминания. Снова живо вспомнилась Дагмар, и опять она для
72


Сердечная тайна
него стала близкой, почти родной. Она связывала его с ушедшим, и эта связь была нерасторжима. В тот день записал: «Плакал как ребенок, так сделалось грустно снова, так пусто без моего друга, которого я любил всех более на земле и которого никто на свете мне заменить не может, не только теперь, но в будущем. С ним я разделял и радость, и веселье, от него ничего не скрывал и уверен, что и он от меня ничего не скрывал. Такого брата и друга никто из братьев мне заменить не может, а если и заменит его кто отчасти, то это Мать или будущая моя жена, если это будет милая Dagmar». Полной уверенности в том не было, а датская принцесса все еще обитала где-то далеко и высоко, как будто на другой планете.
На земле же, рядом, были другие, была его М.Э. Черная меланхолия не свойственна молодости; слишком много еще вокруг нового, интересного, неузнанного, непрочувствованного. Великий князь все еще не имел возможности видеться с Мещерской так часто, как того хотелось бы. Они посылали друг другу записочки, коротенькие письма, где горевали от разлуки, но где не было недопустимых признаний. Он ждал встреч, а без них его одолевало непонятное и незнакомое чувство неуютности. «Сегодня опять несчастный день, не виделся совсем с М.Э.», — записал цесаревич 18 сентября.
Однако теперь не каждая встреча радовала. Ему все больше и больше не хватало ее внимания, подтверждения ее заинтересованности в нем. Княжна же вдруг могла за весь вечер ни разу на него не взглянуть, могла демонстративно беседовать с кем-нибудь другим и, уходя, даже не повернуть головы в его сторону. Раньше этого не замечал. Теперь же это выглядело как вызов и уязвляло мужскую гордость. Александр тоже проявлял характер и на следующий вечер после такой обструкции нарочито не глядел в сторону Мещерской и выказывал полное безразличие. Начинались заочные выяснения и объяснения, и бедная Саша Жуковская курсировала между дворцами, передавая устные и письменные послания. Недоразумение выяснялось, и в следующий раз все выглядело как всегда, а потом опять могло нечто случиться.
Жизнь двора порой разнообразилась, когда происходили спектакли, приглашались с концертами известные музыканты, читали стихи и прозу писатели, делали научные доклады
73


Александр III
на художественные и на исторические темы именитые профессора. Нередко устраивались и спиритические вечера. Традиция приглашать «мэтров оккультных наук» была положена покойной императрицей Александрой Федоровной, и к ним очень пристрастился император Александр II. Сын Александр не питал особого интереса к таким занятиям, но несколько раз, ради любопытства, присутствовал на спиритическом сеансе известного в Европе мага Юма. На такие таинства допускались лишь самые близкие императору лица.
Один из таких сеансов в октябре 1865 года цесаревич описал в дневнике: «Сначала долго ничего не было, но потом пошло отлично. Аккордеон играл великолепно, стол подымался, крутился и отвечал на вопросы. Потом начал писать княгине Гагариной, как будто от имени ее мужа, который недавно умер. Потом еще что-то писал, и тем кончились все манифестации духов. Во время сеанса многие чувствовали, что их трогали. Я чувствовал несколько раз в колено и даже раз в нос, а В.А. (Барятинского) — в плечо». Впечатления были, но они не были сильными, и, вернувшись домой, Александр «сейчас же лег спать» и сразу же заснул. В последующей жизни никогда не проявлял тяги к подобным светским забавам.
Совершенно иные, несравненно более глубокие эмоции цесаревич испытывал от общения с М.Э., причем сила этого воздействия постоянно возрастала. Молодой человек прекрасно понимал, что у их отношений нет будущего, что им никогда не суждено быть вместе, и именно потому, что он сам себе не принадлежит. Цесаревич понимал и другое: в любой момент может появиться некто, кто сделает предложение М.Э., и если она его примет (она ведь должна устроить свое семейное счастье!), то он ее больше уже не увидит (фрейлинские обязанности выполняли лишь незамужние).
Об этом не раз думал, и у него появилась мечта: как бы было хорошо, если бы на Мещерской женился его близкий друг, наследник огромного состояния граф Илларион Иванович Воронцов-Дашков. Цесаревич считал, что «это был бы великолепный муж: честный, благородный и умный малый. Я был бы совершенно счастлив и спокоен, если бы этим кончилось». Графу уже было двадцать восемь лет — пора обзаводиться женой, а лучше, чем М.Э., другу Иллариону не
74


Сердечная тайна
найти. Александр несколько раз расхваливал его в разговоре с княжной и очень сожалел, что они мало знакомы. Но эта мечта так и осталась мечтой. Вскоре Воронцов-Дашков обвенчался с графиней Елизаветой Шуваловой, у них была большая и дружная семья. Прошли годы, и случилось так, что единственный сын Марии Мещерской Павел женился на дочери Иллариона Ивановича — Софье.
Встречи и разговоры наследника престола и княжны снова привлекли внимание при дворе. 9 ноября записал: «Опять пошли неприятности. М.Э. мне сказала, что к ней пристают, зачем она садится возле меня так часто. Но это не она, а я сажусь возле нее. Снова придется сидеть Бог знает где и премило скучать на собраниях. О глупый, глупый свет со своими причудами». Очередное предостережение произвело лишь краткосрочное действие.
Они продолжали видеться на вечерах у императрицы и на катке, где можно было вести себя значительно более раскованно. Уже 17 ноября Александр и княжна, мало обращая внимания на окружающих, проговорили добрых два часа. Разговор был очень интересен наследнику, так как впервые Мещерская многое рассказала о своей жизни, о своих сиротских годах на чужбине. Ее откровенность глубоко тронула Александра Александровича.
Вскоре последовала жестокая кара. Обер-гофмейстерина императрицы, сухая и чопорная графиня Екатерина Тизен- гаузен, хранительница устоев и традиций, которую при дворе многие боялись, вызвала фрейлину и устроила ей настоящую «головомойку». Она сообщила княжне, что та ведет себя крайне неприлично, что она чуть ли не открыто «бегает» за наследником и ставит в неловкое положение не только себя, но, что совершенно недопустимо, и его. Как можно себя так вести, ведь это ни на что не похоже! Она категорически приказала Мещерской, во избежание «серьезных последствий», перестать встречаться с цесаревичем, намекнув, что это желание императрицы. Мещерская подчинилась.
Верная Саша Жуковская на следующий день умудрилась встретиться с цесаревичем и все рассказала, прибавив, что княжна очень сожалеет, но «больше не будет садиться ря¬
75


Александр III
дом». Александр Александрович был вне себя от возмущения: «Опять снова начались сплетни. Проклятый свет не может никого оставить в покое. Даже из таких пустяков поднимают истории. Черт бы всех этих дураков побрал!!! Даже самые невинные удовольствия непозволительны; где же после этого жизнь, когда даже повеселиться нельзя. Сами делают черт знает что, а другим не позволяют даже видеться, двух слов сказать, сидеть рядом. Где же после этого справедливость!» На эти вопросы Александру никто не мог ответить, да он и не надеялся на разъяснения. Несовершенство окружающего мира его расстраивало, но не удивляло.
Последующие недели у наследника было дурное настроение. Сославшись на недомогание, несколько раз пропустил вечера у Мама. Много думал о счастье, о справедливости и о своей судьбе, которая ему представлялась такой безрадостной. Находился как бы в оцепенении. Однако события развивались вне зависимости от жизнедеятельности самого наследника, и предначертанное должно было случиться.
28 ноября 1865 года его вызвал отец. Он сообщил, что получил письмо от Дагмар, в котором она передавала свою фотографию для Александра. Император попросил сына написать принцессе ответ и поблагодарить за подарок. Но прошло почти три недели, прежде чем сын исполнил цареву волю и отправил в Копенгаген несколько слов. Мыслями и чувствами он был далеко от Дании. В начале декабря семья царя переехала на постоянное жительство в Петербург, и Александр записал: «Жалко было покидать Царское, где, может быть, в последний раз провел такую весну и осень... Сколько милых воспоминаний».
В столице все завертелось обычным порядком: учеба, встречи с родственниками, а вечером — театр и чтение. Самые яркие впечатления того трудного и печального для цесаревича периода: опера Александра Серова «Рогнеда», поставленная на главной императорской сцене в Мариинском театре, драма А.С. Пушкина «Дубровский», которую он узнал впервые и где описана так талантливо большая и настоящая любовь, верность и предательство, а также «Тарас Бульба» Н.В. Гоголя, где показан такой сильный характер, вызывавший его симпатию.
76


Сердечная тайна
Незадолго до Нового года императрица имела беседу с сыном о Дагмар, сказав, что она и император «были бы рады», если бы Саша и Дагмар стали мужем и женой. Александр вначале молчал, но затем выразил согласие «сделать все, что надо». Через две недели, 11 января 1866 года, разговор был продолжен уже в присутствии царя. При молчаливом согласии сына царь и царица решили, что Александру необходимо ехать в Копенгаген и просить руки. Он не возражал, считая, что, «если Бог даст, все будет, как желаем».
Как желаем! Он подчинялся безропотно долгу. Через три дня у императрицы цесаревич осмотрел коллекцию драгоценных подарков — украшений для датской принцессы, которые начали делать еще при Никсе, но потом все остановили. Сейчас все было завершено и выглядело очень впечатляюще. В тот день занес в дневник, что, «если Бог даст, она будет моей женой». Судьба семейной жизни, как казалось, окончательно обозначилась.
Император Александр II условился с датским королем Христианом, что его сын приедет в начале лета в Копенгаген. Смысл визита был вполне очевиден, и все исподволь начали готовиться к важному событию. Александр знал, что обязан отправиться в Данию и попытаться там добиться согласия Дагмар стать его женой. Все казалось простым, ясным и невыносимо тоскливым. Дагмар ему нравилась, она именно та, которую он только и мог видеть своей женой. Однако оставались другие привязанности, а до лета еще было так далеко...
16 февраля 1866 года Мари Мещерской исполнилось 22 года, и Александр послал ей свою фотографию и передал поздравления. Через десять дней наступил день рождения цесаревича. Настроение было безрадостным: «Вот минуло мне 21, что-то будет в этот год? Вспомнил я письмо милого брата, которое он написал мне ровно год тому назад, где он поздравляет меня с 20 годами... Но вот его не стало, и он оставил мне свое место, которое для меня было всегда ужасно, и я только одного желал, чтобы брат мой был женат скорее и имел сына, тогда только, говорил я себе, я буду спокоен. Но этому не суждено было исполниться».
Через два дня на вечере у Мама читали Евангелие от Иоанна с пояснениями. И опять вспомнилась Ницца, нахлынули
77


Александр III
воспоминания. «Да не смущается сердце ваше; веруйте в Бога и в Меня веруйте. В доме Отца Моего обителей много; а если бы не так, Я сказал бы вам: «Я иду приготовить место вам». И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтоб и вы были, где Я. А куда Я иду, вы знаете, и путь знаете». Эти проникновенные слова звучали у постели умирающего Никса, и Александр навсегда их запомнил, и на какое-то время он вдруг позавидовал своему старшему брату. Мысль являлась крамольной, и цесаревич ее быстро отбросил.
Той весной, как никогда раньше и никогда потом, он остро ощутил свою земную неприкаянность. Кто он, зачем он? Нет, конечно, он знал все о предназначении, о долге и беспрекословно готов был нести крест судьбы. Однако оставались чувства, оставались желания, естественные и неизбежные для молодой и искренней натуры. Ему хотелось любить, быть любимым, ежеминутно осознавать и ощущать свою нужность близкому человеку. Юность проходила, мальчик становился мужчиной.
Его уже не удовлетворяла отроческая влюбленность; он мечтал о чем-то большем, хотел совсем иного, нежели простых встреч и милых разговоров с симпатичной женщиной. Он жаждал настоящей близости. Дорогая и желанная М.Э. находилась рядом. 15 марта записал: «Я ее не на шутку люблю, и если бы был свободным человеком, то непременно бы женился и уверен, что она была бы совершенно согласна». Но это невозможно, на это он не имеет права. Опять эти мысли о правах, о возможном и допустимом. Как хорошо простым смертным: они принадлежат сами себе, они могут вести угодную себе жизнь, строить ее, исходя из личных наклонностей и желаний.
В нем все время происходила борьба между чувством долга и порывами молодого сердца. В марте он окончательно решил, что пора расстаться с М.Э. Он уже несколько раз говорил с Мама о поездке в Данию. Они основательно все уже обсудили, и цесаревичу надлежало теперь полностью оторваться от других симпатий и целиком сосредоточиться на подготовке к будущей встрече с датской принцессой и к возможной женитьбе на ней. С Мещерской же они останутся, как и раньше, друзьями.
78


Сердечная тайна
Вечером 23 марта наследник занес в дневник: «Теперь настает совсем другое время, серьезное; я должен думать о женитьбе, и дай Бог найти мне в моей жене друга и помощника в моей незавидной доле. Прощаюсь я с М.Э., которую любил, как никого еще не любил, и благодарен ей за все, что она мне сделала хорошего и дурного. Не знаю наверное, любила ли она меня или нет, но все-таки она со мною была милее, чем с кем-либо. Сколько разговоров было между нами, которые так и останутся между нами. Были и неприятности и ей, и мне за нашу любовь. Сколько раз я хотел отстать от этой любви, и иногда удавалось на несколько времени, но потом опять сойдемся и снова мы в тех же отношениях».
Теперь, он был уверен, ему удалось преодолеть себя и устремиться целиком в будущее, а милая М.Э. — это теперь прошлое. Радостное и счастливое, но — прошлое. Подведя итоги, Александр Александрович привел поэтическую цитату:
В толпе друг друга мы узнали;
Сошлись и разойдемся вновь.
Была без радости любовь,
Разлука будет без печали.
Это был его любимейший Лермонтов, стихотворение «Договор», которое они неоднократно читали вслух на вечерах. М.Э. тоже любила Лермонтова, ей и Александру нравились одни и те же места и особенно «Договор». «Пускай толпа клеймит презреньем наш неразгаданный союз...» Им казалось, что это написано про них, про их тайну, про их печаль и радость.
В последние дни марта на семейном совете решили, что Александр вместе с братом Владимиром поедет в Данию в конце мая, проведет там «недели три», а по возвращении совершит большое путешествие по России. Он теперь иногда виделся с Мещерской, охотно с ней разговаривал, но все время отгонял от себя чувственные порывы.
В середине апреля 1866 года у Александра случилась неприятность. Как-то вечером тетя Маруся (сестра царя, в замужестве герцогиня Лейхтенбергская) сообщила, что в одной французской газете появилась скандальная статья, где говорилось, что наследник русского престола ведет несерьезную жизнь, отказывается от брака с датской принцес¬
79


Александр III
сой, так как увлечен княжной Мещерской. Тетя уверяла, что по некоторым данным эта статья перепечатана в других странах, и даже — о ужас! — в Дании.
Александр был обескуражен. Могла сложиться неприятная ситуация. Если об этом узнают король, королева и Дагмар, то вполне вероятно, что ему дадут отрицательный ответ. Но главным образом его расстраивало не это. Он был озабочен другим. «За себя мне все равно, но бедная, бедная М.Э.! Вот до чего я ее довел, что об ней печатают в газетах! Вот он, мир-то! Вот люди!»
Император и императрица были обеспокоены слухами и сплетнями, которыми обрастало предстоящее сватовство сына-наследника. Александр II напрямую его спросил, какие у него отношения с Мещерской. Цесаревич ответил, что никаких и что все эти разговоры — досужие домыслы. Александр Александрович был честен, не лукавил. Он не знал и не предполагал, что есть вещи, есть порывы, которые далеко не всегда можно легко преодолеть. Что-то в нем надломилось, что-то вдруг сделалось с молодым богатырем, и он буквально потерял голову. На какое-то время все было забыто, все отошло на задний план, а самым главным для него стала М.Э., для которой он готов был пожертвовать всем. Это был безумный, самый необъяснимый момент его жизни, о котором позднее скажет, что был тогда «как помешанный».
18 апреля на царском балу в Зимнем дворце княжна танцевала с цесаревичем и мимоходом, невзначай, сказала ему, что ей сделал предложение молодой князь Витгенштейн. Сообщив это, «парижская сиротка» невинно спросила наследника: как он думает, стоит ли ей выходить за него замуж? Молодой человек испытал потрясение, «чуть не упал, слышав это» и после этого «был как сумасшедший», плохо соображал, но, к счастью, бал скоро кончился. Придя к себе и несколько успокоившись, русский принц пришел к заключению, что, может быть, свыкнется с этим положением, но всегда будет сожалеть, что она ему «не принадлежала хоть на один час». Дневниковая запись того дня заканчивается меланхоличным восклицанием: «Прощайте, Дусенька!»
Однако прощаться было рано. Ничего не выходило. Избавиться от мыслей о М.Э. не удавалось. Его дорогая, желанная
8о


Сердечная тайна
княжна скоро может принадлежать другому! Боже мой, за что такое наказание! Наследник в ту ночь не мог уснуть, долго ворочался, вставал курить, наконец утром решил посоветоваться с умным и деятельным Вово. Получился долгий, обстоятельный и непростой разговор. Князь Мещерский знал об увлечении наследника его взбалмошной родственницей. Однако до того апрельского дня 1866 года не предполагал, что это увлечение столь серьезно.
Александр сказал, что пойдет на все, готов даже отказаться от прав на престол, лишь бы соединить свою жизнь с «ненаглядной Дусенькой». Вово был шокирован и удивлен. Кто бы мог подумать, что у Александра Александровича такая страстная натура, что он во имя любви способен перечеркнуть свою жизнь, отбросить дорогое и возвышенное, пойти на скандал, на разрыв, на всеобщее осуждение, лишь бы обладать этим «бель флер».
Мещерский умолял не совершать опрометчивого шага, заклинал подумать о России, о своем предназначении, но быстро понял, что доводы рассудка мало действуют на цесаревича. Тогда прибег к другому аргументу. «Ну, хорошо, — заявил князь, — вы откажетесь от прав на престол, от титула, от положения, откажетесь от всего и женитесь на Мещерской. Но ведь она вас не любит, она не способна любить. Это мелкая эгоистическая натура, испытывающая удовольствие лишь от того, что кружит голову престолонаследнику!» Вово нанес сильный удар.
Александр в душе не был уверен в чувствах княжны, ведь они даже ни разу не объяснились. Он иногда осторожно говорил ей о своих чувствах, но княжна никогда не отвечала ничего определенного. Да, она была мила, она была добра с ним, но ведь это еще не любовь. Беседа с другом Александра не успокоила; она лишь ухудшила его настроение, которое и до того было безрадостным.
Вечером, уже в одиночестве, вспомнив весь разговор, Александр пришел к заключению, что Вово не прав. «Я достаточно знаю М.Э., уже два года, чтобы не ошибаться, по крайней мере, в этом». Она всегда смотрела на него так ласково и всегда говорила, что без него скучала. Он же не мог теперь представить своей жизни без Мари. «Что бы я дал за
81


Александр III
один поцелуй от нее. Были минуты, когда было недалеко до этого, но все-таки было нельзя, потому что или В.А., или Владимир были там, хотя и не видели и слышали,что мы делали. Когда мы христосовались, то эта минута была для меня каким-то сном, когда я прикасался губами к ее губам, почти к самым губам». В молодом человеке бурлила страсть, она порой подавляла все остальные чувства и мысли.
Иногда наступали периоды прозрения, и он опять с полной ответственностью относился к своим обязанностям. Тогда он спокойно и рассудительно обсуждал с родителями свою будущую семейную жизнь, предстоящую поездку в Копенгаген и объяснение с Дагмар. Отец несколько раз возвращался к той скандальной газетной публикации и выражал беспокойство, что это может «сделать неприятное впечатление в Дании». Александр же все время выражал надежду, что «все пройдет благополучно». Но в душе твердой уверенности не было.
В начале мая брат Алексей, с детских пор предрасположенный к морскому делу (в свои зрелые годы он станет Главным начальником флота и морского ведомства), завершил строительство небольшой яхты, которую назвал «Dagmar», и пригласил Сашу прибыть на церемонию освящения. Название судну Алексей избрал не случайно: все были уверены, что скоро датская принцесса, которую уже знали и любили в России, станет женой цесаревича. У самого же Александра существовали сомнения. Он поехал по приглашению брата и уже доехал до Адмиралтейской верфи, но, увидев толпу народа, «поспешил удалиться, потому что боялся разных намеков на свой счет».
Александру порой казалось, что он «пережил свои желания», но наступали другие минуты, и все опять возвращалось: тоска, грусть, неотступные мысли о М.Э. В конце апреля двор переехал в Царское, и Александр решил больше не ходить на вечера к Мама. Свой афронт он объяснил так: «Во- первых, чтобы заниматься дома, а во-вторых, они мне надоели. Мне теперь мало видеться только с М.Э., что прежде уже для меня было счастьем; я чувствую, что теперь это меня не насыщает и мне надо больше, но что это больше». Далее следовало многоточие.
82


Сердечная тайна
Сын царя конечно же знал, как «появляются дети», и у него были возможности найти простой и доступный путь к «ласкам и блаженству». Но его искренняя и цельная натура не принимала и не понимала, как можно вступать в отношения с женщиной без любви. А любовь — значит брак, значит на всю жизнь. В том не сомневался. Это вечное раздвоение личности, беспрерывная борьба между тем, чего хотелось, и тем, что он был обязан делать, истомила, измучила. В конце концов принял невероятное решение.
Несколько дней непрерывно размышлял о будущем, о своем выборе и в конце концов склонился к тому, что трудно было еще совсем недавно и предположить. Май 1866 года стал для цесаревича Александра трудным рубежом в жизни, тем Рубиконом, перейдя который будущий император воспитал волю, закалил характер в очень непростой, мучительной борьбе с самим собой.
В те дни записал: «Я только и думаю теперь о том, чтобы отказаться от моего тяжелого положения и, если будет возможность, жениться на милой М.Э. Я хочу отказаться от свадьбы с Dagmar, которую я не могу любить и не хочу. Ах, если бы все, о чем я теперь так много думаю, могло бы осуществиться! Я не смею надеяться на Бога в этом деле, но, может быть, и удастся. Может быть, это будет лучше, если я откажусь от престола. Я чувствую себя неспособным быть на этом месте, я слишком мало ценю людей, мне страшно надоедает все, что относится до моего положения. Я не хочу другой жены, как М.Э. Это будет страшный переворот в моей жизни, но если Бог поможет, то все может сделаться, и, может быть, я буду счастлив с Дусенькой и буду иметь детей. Вот мысли, которые теперь меня все больше занимают, и все, что я желаю. Несносно, что поездка в Данию на носу и преследует меня, как кошмар».
Искреннее безумие молодости! Если бы не предусмотрительный Владимир Мещерский, настоявший на том, чтобы наследник вел свой исповедальный дневник, вряд ли бы кто потом мог узнать, что император Александр III, этот целеустремленный, честный и уверенный правитель, подвергался серьезным искушениям и колебаниям. Во имя любви он готов был отказаться от судьбы венценосца, готов был бросить
83


Александр III
вызов всем и вся. Для этого надо было иметь сильный характер, обладать смелостью незаурядной. Этими качествами Александра природа не обделила.
Он не видел особой трагедии в том, что вместо него наследником престола станет брат Владимир. Тот был всего на два года младше Александра, имел ровный характер, умел нравиться окружающим. Папа и Мама должны все понять! Он ведь любит так глубоко и так серьезно! Правда, оставалась Дагмар, но ведь он не связан с ней никакими обязательствами, и, кто знает, может быть, она и не захочет стать его женой! В конце концов, все можно объяснить.
Александр непрестанно думал о разговоре с отцом, снова и снова мысленно перебирал аргументы и доводы. Посоветоваться было не с кем. Вово почти каждый день забегал, все время умолял его пересмотреть свое намерение, и цесаревич решил с ним больше эту тему не обсуждать. Никому другому доверяться нельзя. Все могло до срока стать известным, и тогда жди волны сплетен, слухов, клеветы.
Приняв решение за себя, Александра смущало одно, но очень важное обстоятельство: позиция самой княжны. 17 мая записал: «Я каждый вечер молю горячо Бога, чтобы Он помог мне отказаться от престола, если возможно, и устроить счастье мое с милой Дусенькой. Меня мучит одно, это то, что я боюсь очень за М.Э., что, когда наступит решительная минута, она откажется от меня, и тогда все пропало. Я непременно должен с ней переговорить об этом, и как можно скорее,чтобы ее не застали врасплох. Хотя я уверен, что она готова за меня выйти замуж, но Бог один знает, что у нее на сердце, не хочу больше об этом». Но объясниться с княжной ему так и не удалось.
Потом наступили дни решений. Эти несколько майских дней 1866 года в Царском Селе навсегда врезались в память Александра Александровича. Они принесли страшные душевные переживания, но привели к «выздоровлению от тяжелого недуга».
18 мая Александр встал, как обычно, около восьми, пил кофе, затем занимался русской историей с С.М. Соловьевым. Потом визит к родителям и прогулка. Затем опять были занятия по государственному праву с К.П. Победоносцевым и
84


Сердечная тайна
урок музыки. Ближе к вечеру с Бакой Барятинским отправился в Павловск, на обед в честь фрейлины Наденьки Бартеневой. Здесь были Саша Жуковская и Мари Мещерская. Обед прошел оживленно, много смеялись, танцевали и разъехались все довольные. Около девяти вечера вернулся к себе и сразу же узнал, что его вызывает отец.
Александр II сообщил сыну, что статья в газетах о нем и Мещерской, как теперь точно известно, перепечатана в Дании и что король беспокоится, прислал письмо, в котором спрашивает: правда ли это? Этот вопрос отец переадресовал цесаревичу. Александр уклонился от прямого ответа и стал говорить, что теперь никак не может ехать в Данию, так как ему совсем не хочется жениться. Император поинтересовался, что же все-таки ему мешает ехать в Данию: уж не любовь ли к Мещерской? Сын молчал, и царь перенес беседу на следующий день, попросив сына все хорошо за это время обдумать.
Потом был вечер у Марии Александровны. Собралось все то же общество, в том числе и М.Э., с которой цесаревич не рискнул сесть. На клочке бумаги написал ей короткую записку, где сообщил, что отказывается ехать в Данию. Мещерская тут же ответила, что он должен ехать. Александр Александрович считал, что на самом деле Мещерская рада такому решению, так как в душе желает стать его женой, но говорить об этом напрямую он так и не решился, потому что «она может испугаться и отказать». В эту ночь Александру плохо спалось, так как было «много тяжелых и приятных впечатлений сегодняшнего дня».
Наступил следующий день. Стояла почти летняя погода, в Царском все цвело и благоухало, но в этот раз радости Александру буйство весны не доставляло. После утреннего кофе был урок английского языка. Затем визит к родителям, после которого остался на доклад военного министра у Папа. Далее были прогулки, опять уроки. В шесть часов — семейный обед. По окончании Александр уединился у себя и написал письмо Мещерской, где сообщил, что решил, во имя их любви, отказаться от престола. Письмо запечатал и собрался вечером, после собрания у Мама, отправить.
Около девяти часов вечера император пригласил сына для объяснения. Александр теперь вполне определенно сказал,
85


Александр III
что не хочет ехать в Данию, так как чувствует, что не может любить Дагмар, потому что любит Мещерскую. Отец был удивлен и спросил, что же он предлагает написать в Копенгаген: что наши переговоры ничего не стоят, а все, что опубликовано в газетах, — правда? Тогда Александр Александрович решился выложить все начистоту, заявив, что отказывается от престола, «так как считает себя неспособным».
Услыхав такое, самодержец всероссийский, повелитель огромной державы, на какое-то время потерял дар речи. Уму непостижимо! Кто бы смел подумать, что дело зайдет так далеко! Бедный Мака, он совсем сошел с ума! Ну всегда при дворе были всякие амурные истории, постоянно возникали любовные увлечения, но чтобы во имя них отказаться от Богом возложенной миссии, от святой обязанности, которая выше всех земных страстей! Такого еще не бывало. Наследник отказывается от престола, и из-за чего? Из-за мимолетного увлечения, во имя эгоистических сиюминутных удовольствий! Придя в себя, император разразился таким гневным монологом, пришел в такую ярость, в состоянии которой сын его никогда не видел. Он и не подозревал, что его дорогой Папа способен на такие резкости.
«Что же ты думаешь, — вопрошал император, — что я по доброй воле на своем месте? Разве так ты должен смотреть на свое призвание? Знай, что я сначала говорил с тобой, как с другом, а теперь я тебе приказываю ехать в Данию, и ты поедешь, а княжну Мещерскую я отошлю». Это было крушение всех надежд и мечтаний, всего того, о чем Александр так долго и основательно думал. Сын не ожидал, что разговор примет такой оборот, что Папа откажется понимать его. Особенно его задели слова об участи «милой Дусеньки». Александр попытался вступиться за нее, взяв всю вину на себя. Император же не хотел ничего слушать и заявил, чтобы тот «вышел вон», так как «он его знать не желает».
С этим Александр и удалился, неся тяжелый груз разбитых чувств. Придя к себе, послал за Вово и все тому рассказал. Друг успокаивал, как мог, но на душе все равно было черным-черно. Особенно угнетала мысль, что он стал причиной несчастья М.Э. и что ее, теперь уж наверное, вышлют от двора, что может сломить ее. «О Боже, что за
86


Сердечная тайна
жизнь, стоит ли того жизнь после этого. Зачем я родился, зачем я не умер раньше».
Написал Мещерской, рассказал в общих словах про случившееся и посоветовал, если будут спрашивать, не давать никаких его писем и записок, а все, что у нее есть, или спрятать, или сжечь. Он понял тогда, теперь уже окончательно, что не может жить, как захочет, что ему надо повиноваться судьбе. Таков его крест, и он должен со смирением нести его до последнего вздоха.
Следующий день начинался как всегда. Встречи, уроки и беседа с Мама и Папа. Отец к нему отнесся сердечно, ничем не выказал неудовольствия. Со стороны казалось, что отношения были обычными. Александр радовался такому великодушию императора, но угрызения совести не давали покоя. После завтрака Саша Жуковская успела передать Александру записку от Мещерской, где та сообщала о своем потрясении после его письма. На словах Жуковская добавила, что ее подруга ужасно расстроена, не находит себе места, плачет не переставая и даже не смогла быть на выходе, сославшись на болезнь.
Вечером, как было условлено, Александр встретился с М.Э. на прогулке в парке. Это было горестное объяснение. Александр сказал, что он едет в Данию, что у него нет другого выхода, но что он навсегда сохранит к Марии чувства любви и благодарности. Княжна все понимала, она ни в чем его не винила. Мари была грустна, как никогда, и сказала, как показалось цесаревичу, с сожалением, что не подозревала о его любви. Они пожали друг другу руки и разошлись.
На вечере у Мама Александр улучил минутку и решился еще раз попросить отца не поступать с княжной бессердечно, сказав, что она ни в чем не виновата. В разговор вмешалась Мария Александровна, заметившая, что сын может не беспокоиться. Она все сделает очень тонко, и Мещерская поедет на время в Париж со своей тетушкой княгиней Чернышевой, о чем та уже порядочно времени назад просила императрицу.
В последующие дни все шло обычным порядком, и Александр начал успокаиваться. Он готовился к встрече с Дагмар. Почти каждый день виделся с Мещерской. Встречи
87


Александр III
эти стали походить на те давние, когда были лишь добрыми друзьями.
28 мая горячо, со слезами молился у могилы милого Никса в Петропавловском соборе. Прошло чуть больше года с того дня, как дорогого брата не стало. Много переменилось уже. Если бы Николай остался жить, то, может, и у него было все совсем по-другому и не пришлось бы испытывать потрясения, что пережил недавно. Но на все Божья воля...
Отъезд в Данию был назначен на 29 мая. Утром того дня он встретился в парке с М.Э., и они сердечно простились. В половине десятого утра была обедня, а затем он пошел прощаться с обер-гофмейстериной графиней Тизенгаузен. Войдя в длинный коридор Лицейского корпуса, здания, примыкающего к Большому Царскосельскому дворцу, где раньше размещался известный Царскосельский лицей, а теперь жили придворные служащие и фрейлины, он увидел Мещерскую, шедшую к себе.
Что-то необычное вдруг случилось с ними. Прозвучали какие-то слова, затем взялись за руки, вошли в какую-то пустую комнату. Княжна бросилась на шею Александру, и они слились в страстном поцелуе. Время остановилось. И стояли обнявшись, и трепетали, и целовались, целовались без конца. То, о чем он мечтал давно, о чем грезил в своих юношеских мечтаниях, сбылось. Милая М.Э. была в его объятиях. Она принадлежала ему и страстно призналась, что всегда любила только его одного и никого никогда больше не любила. Это была радость великая, горестно-сладостная радость. Им не суждено быть вместе. Судьбу нельзя выбрать и переиначить. Они простились. Ему надо было спешить на яхту «Штандарт», отправлявшуюся из Кронштадта. Его уже ждали, и времени было в обрез. У Марии была своя дорога.
В следующий раз их пути пересекутся через год, в Париже, куда цесаревич приедет с отцом по приглашению императора Наполеона III. Там, «в столице мира», он увидит ее в доме княгини Чернышевой, а вскоре узнает, что княжна помолвлена с молодым и богатым Павлом Демидовым, князем Сан- Донато. Он будет рад за нее и искренне пожелает ей счастья.
Еще через год до него дойдет скорбная весть, что Мария, родив сына Элима, умерла на следующий день в тяжелейших
88


Сердечная тайна
муках. Ей было всего 24 года. Ему об этом подробно расскажет Саша Жуковская, с которой Александр не раз будет вспоминать ушедшие времена, дорогую М.Э., эту сладкую тайну юности. Он не посвятит в нее свою Минни, с которой был всегда откровенен и которую любил больше всего на свете. Может быть, боялся обидеть, а может быть, стеснялся показать свою слабость...
Через несколько лет его младший брат Алексей, влюбленный в Сашу Жуковскую, родившую от него сына, вознамерит- ся на ней жениться. Отец категорически запретит третьему сыну (не престолонаследнику) вступать в морганатический брак. В этой печальной истории человеческое сочувствие Александра будет на стороне несчастных влюбленных. Однако как цесаревич Александр осудит намерение брата, собиравшегося пренебречь святым чувством долга во имя женщины.
Уже став императором, он пожалует сыну великого князя Алексея Александровича и Александры Жуковской Алексею Алексеевичу титул графа Белёвского. Но это уже ничего исправить не сможет. Жуковская выйдет замуж без любви и покинет Россию, а великий князь Алексей навсегда останется холостяком.
Александр Александрович никогда не забудет первую свою любовь. Будет вспоминать и размышлять над таким удивительным событием своей жизни. После женитьбы начнет воспринимать себя и свое поведение весной 1866 года критически. 1 января 1867 года запишет в дневнике: «Много я переменился в эти месяцы, но все еще много остается переделать в самом себе. Часто молодость заставляет забывать мое положение, но что же делать, ведь раз только в жизни бываешь молод». Цесаревич овладел трудным искусством самообладания.


ГЛАВА 4
НА ПУТИ К БРАЧНОМУ ВЕНЦУ
29 мая 1866 года, в три часа пополудни, от рейда Кронштадтского порта отошла императорская яхта «Штандарт», сопровождаемая кораблем «Олаф». Море было относительно спокойным и качка небольшой. Цесаревич так устал за последнее время, что отправился спать в тот день рано, и хотя долго не мог уснуть, но спал крепко. Проснулся довольно поздно, около девяти, и, приведя себя в порядок, поднялся пить кофе в кают-компанию.
Там уже собралось все небольшое общество: великий князь Владимир Александрович, граф Перовский, Бака Барятинский, офицеры экипажа. Затем курили, обсуждали всякие разности, гуляли по палубе. Позже Александр читал, а перед обедом, как всегда, немного вздремнул. Потом пили чай, опять курили, болтали, а после цесаревич поиграл на корнете. Вечером выяснилось, что механик яхты неплохо играет на фортепьяно. Он был немедленно вытребован наследником и исполнил ему несколько фортепьянных пьесок собственного сочинения. Причем Александр Александрович даже музицировал дуэтом с ним. Последующие несколько дней плавания все походили один на другой.
В Копенгагене ждали, готовились к встрече, и больше всех Дагмар. Прошло больше года с тех пор, как она видела
90


На пути к брачному венцу
последний раз Александра, и много воды утекло. Как они встретятся, что он ей скажет и скажет ли что-нибудь? За прошедшее время они почти не переписывались; десяток ее коротких посланий и несколько ответных от него — вот и все. Но зато с русским царем датская принцесса вела довольно интенсивную переписку. Трудно сказать, в какой мере это являлось тонко рассчитанным ходом, а в какой — проявлением искренних душевных симпатий. Дагмар, конечно, понимала, что окончательное решение ее судьбы будет в значительной степени зависеть от императора. И она постоянно корреспондировала ему, пользуясь каждым удобным случаем.
Еще в августе 1865 года в Данию нанесла визит русская военная эскадра под командованием брата царя, генерал-адмирала Константина Николаевича. Принцесса участвовала в торжественной встрече, беседовала с великим князем Константином и затем посетила русские корабли. Царю в Петербург полетело ее послание: «Вы представляете, дорогой Папа, какие чувства я испытала, посещая в первый раз территорию России, и каким радушным и симпатичным был прием, который никогда не исчезнет из моей памяти. Это был такой прием, который облегчил для моего сердца тот трудный и страшный первый момент. Я также распознала Ваше сердце в сердце Вашего милого брата, который доказал мне, что он просто прочитал все, что творится в этот момент в моей душе. Хочу сказать Вам, что я очень хочу увидеться с ним вновь, так же как и со всеми вами!»
Письма любящей дочери обожаемому отцу... Она не позволяла ничего лишнего, ничего, что выходило бы за рамки этой раз и навсегда принятой роли. В октябре 1865 года признавалась царю: «Я даже не могу найти слов, чтобы объяснить Вам, как я была тронута, поняв по Вашему письму, что Вы все еще видите во мне одного из Ваших детей. Вы знаете, дорогой Папа, какое значение я этому придаю и что ничто не может меня сделать более счастливой. Вот мы уже шесть месяцев без нашего любимого Никса. И только год, как я его увидела отъезжающим в полном здравии! Все это время было мучительным для меня со всеми этими дорогими воспоминаниями о моей недолгой мечте о счастье, за которую я никогда не перестану благодарить небо». Она теперь писала
91


Александр III
обращение по-русски («Мой душка Па»), как бы подчеркивая свою привязанность к языку ее новых родственников. «Мечта о счастье», за которую Дагмар «не переставая благодарила небо», не развеялась. Она могла стать явью, и русский наследник, как вполне определенно написал царь в начале 1866 года, непременно приедет в Данию «для серьезного разговора». Она ждала этой встречи, она ее боялась и надеялась на нее.
Все шло, как должно было идти. 31 мая яхта «Штандарт» сделала краткую остановку на шведском острове 1отланд. Цесаревич со спутниками совершил большую прогулку по живописной местности. Затем подняли якорь и снова тронулись в путь. Рано утром 2 июня вошли в датские территориальные воды в заливе Зунд, бросили якорь и несколько часов выжидали, чтобы прийти в намеченное время. В 12 часов подошли к местечку Гумлебек — пригороду датской столицы, где и стали на якорь. До Копенгагена было рукой подать. Здесь к борту царской яхты подошел катер с русским послом при датском дворе бароном Николаи и с датским адмиралом Ермингером, назначенным сопровождать его императорское высочество.
Затем на собственном катере русские визитеры и сопровождающие лица прибыли к пристани, где Александра ожидал король со свитой. Представление сопровождающих, обмен любезностями... По завершении официальной церемонии король пригласил Александра и Владимира в свою карету, которая направилась во Фреденсборг.
Во Фреденсборгском парке кортеж встретился с экипажем, в котором находились королева и принцесса Дагмар. Александр был несколько сконфужен, но старался не показать смущения. Образ возможной невесты вызвал много чувств. «Ее милое лицо мне напоминает столько грустных впечатлений в Ницце и то милое и задушевное время, которое мы провели с нею в Югенхайме. Опять мысль и желание на ней жениться снова возникли во мне». Было целование рук, приветствия. Король и Александр пересели к дамам, и кортеж тронулся. Через несколько минут сквозь густые зеленые заросли показалось светлое массивное здание королевского дворца. У парадной лестницы стояли придворные и
92


На пути к брачному венцу
младшие дети короля: дочь Тира (12 лет) и сын Вальдемар (семь лет).
Христиан IX лично проводил русского наследника до его апартаментов, не скрыв от него, что именно в этих комнатах останавливался в прошлом году его брат Николай. Александр внимательно осмотрел помещения и нашел на стекле одного из окон нацарапанные имена Nix и Dagmar. Он сразу же вспомнил, как милый Никса написал ему об этом. Стало невыразимо грустно, и ком подступил к горлу. Но сдержался, не заплакал. Цесаревич помолился, и обратился к дорогому брату с просьбой молиться за него, и попросил Бога устроить его земное счастье, его счастье с Дагмар.
Затем состоялся поздний завтрак в присутствии лишь членов королевской фамилии и русских гостей. Александр сидел между королевой и Дагмар. Чувствовал себя стесненно, не зная, как себя вести, что говорить, какие темы обсуждать. Почти ничего не ел и произнес за столом всего несколько общих фраз. Он впервые в жизни оказался далеко от дома, окруженный малознакомыми и незнакомыми людьми, проявлявшими к нему повышенный интерес. Надлежало не потерять лицо, надо было суметь показать себя светским и учтивым. Это было трудно, ой как трудно, в особенности для такой несветской натуры. Брат Владимир вел себя значительно уверенней и бойко рассказывал о путешествии. Слава Богу, завтрак быстро кончился.
После гуляли в парке, сидели и беседовали в апартаментах у короля, отдыхали. В шесть часов — парадный обед. Мужчины — во фраках и лентах, дамы — в вечерних туалетах. Король был невероятно внимателен и наградил Владимира высшим датским орденом — орденом Слона (Александру этот орден был пожалован раньше). Неловкость не проходила. Цесаревич все еще чувствовал себя не в своей тарелке, мало говорил. Он даже стеснялся лишний раз посмотреть в сторону Дагмар, сидевшей от него по левую руку.
На вечернем рауте повторилось то же самое. Он лишь несколько раз улыбнулся, встретившись глазами с Дагмар, и она ответила ему улыбкой. На сердце немного полегчало. Но настроение в общем мало изменилось. Разошлись около двенадцати. Первый день во Фреденсборге оказался для наслед¬
93


Александр III
ника трудным. Он во многом не был уверен, терялся в догадках насчет будущего, но в одном теперь не сомневался: он хотел бы жениться на Дагмар.
На следующий день, 3 июня, Александр Александрович чувствовал себя значительно уверенней. Неловкость исчезала, и роль дорогого гостя королевской семьи переставала угнетать. Завтракать все поехали в парк. Столы сервировали на берегу озера, и обстановка была совсем непринужденной. Много говорили, шутили. После завтрака пили вино, болтали обо всем на свете. Всем было хорошо. Александр заключил, что «здесь так приятно и весело, как я и не ожидал».
Александр настолько раскрепостился, что вместе с Владимиром рискнул спеть несколько куплетов из новой оперетты Жака Оффенбаха «Прекрасная Елена», которая тогда вошла уже в моду в Петербурге, но которую еще не знали хозяева Фреденсборга. Александр благодарил Папа, что тот послал вместе с ним брата Владимира, сумевшего очень быстро освоиться в новой обстановке и завоевать расположение многих, а для младших детей, Тиры и Вальдемара, сделаться просто предметом обожания. Но больше всего Александр был благодарен судьбе за то, что она познакомила его с Дагмар, которой он теперь любовался каждую минуту.
Вечером послал отцу подробный отчет. «Милый Па, пишу Тебе из места, где Никса, наш милый, был так счастлив и выехал отсюда женихом. Дай Бог, чтоб и я был также счастлив... Мы всегда больше говорим с Минни о милом брате. У нее постоянно навертываются слезы, когда она говорит о нем. Почти во всех комнатах на окошках Никса вырезал свое имя и год своего пребывания, которые до сих пор остались на стеклах».
В силу основательного отношения к любому делу Александр не мог оставить без объяснения один существенный момент, который все еще его угнетал: тот тяжелый разговор, который был менее месяца назад. Он теперь не сомневался, что уже любит Минни, и не мог себе объяснить, почему он в какой-то момент поддался порыву и хотел отказаться от нее. Это было какое-то безумие. Теперь он другой, нынче уж точно знает, где настоящее, а где придуманное, мимолетное. Он хотел, чтобы это понял и отец.
94


На пути к брачному венцу
«Милый Па, пожалуйста, не думай, что это только пустые слова, я боюсь, что Ты не будешь мне верить после всего того, что было в последнее время в Царском. Но я совершенно переменился и сам себя не узнаю». Царь поверил, он никогда по-настоящему и не думал, что Мака способен изменить долгу и отдаться целиком на волю случая. Александр II знал своего сына: не такой это человек.
Датская принцесса цесаревичу все больше и больше нравилась. Он со стыдом вспоминал свои сомнения и мечтал о женитьбе на Дагмар. Но сумеет ли он убедить ее стать его женой, сможет ли найти слова, которые тронут ее душу и заставят сказать желанное «да». Этого не ведал. Будучи скромным, застенчивым и чувствительным, Александр Александрович не склонен был надеяться на доводы рассудка, не думал, что только династические интересы заставят честную и искреннюю девушку стать его женой. Он не представлял себе брак без любви.
Александр очень хотел, чтобы Дагмар его полюбила. Они все время были вместе: на прогулках, за столом на завтраках и обедах, вечером, играя у короля в лотто-дофин. Он находил ее «очень милой». Ее манера разговаривать с ним, как с давним знакомым, была так симпатична. На второй день своего пребывания в Дании сын писал царю: «Я чувствую, что могу, и даже очень, полюбить милую Минни, тем более, что она так нам дорога. Дай Бог, чтобы все устроилось, как я желаю. Решительно не знаю, что скажет на все милая Минни; я не знаю ее чувства ко мне, и это меня очень мучит. Я уверен, что мы можем быть так счастливы вместе».
Цесаревичу казалась милой и общая обстановка жизни королевской семьи, где отношения были значительно проще и сердечней, чем то, что он наблюдал в Петербурге. Здесь меньше придавалось значения формальностям, а люди могли общаться, не обращая особого внимания на династическую субординацию и придворный этикет. При дворе дозволялось быть самим собой почти всегда, в любой обстановке.
Время проходило во встречах, прогулках, беседах, посещениях различных мест. В один из дней русских гостей отвезли в замок Эльсинор. Там провел свою короткую жизнь несчастный, легендарный шекспировский принц Гамлет, и
95


Александр III
визитерам была показана даже его могила. Александр знакомился с интересной страной, в котрой прошлое и настоящее теснейшим образом переплетались. Здесь жили гордые, спокойные и независимые люди, здесь царил жизненный уклад, ранее ему совсем незнакомый. Он полюбит Данию всей душой и это чувство пронесет через всю жизнь. Возникло же оно у Александра Александровича тогда, в том переломном для него 1866 году.
Некоторые дни особенно были насыщены переездами и встречами. 4 июня вернулся из путешествия брат Дагмар Фреди, которого цесаревич уже считал своим давним другом. 5 июня Александр вместе с принцем Фредериком, свитой и датскими сопровождающими поехали в Копенгаген, где решили сфотографироваться и сделать визиты. Но по пути случилась неприятность: их экипаж сбил на дороге мальчика, у которого оказалась сломанной нога. Все сразу вышли из карет, приняв самое живейшее участие в судьбе ребенка. Его немедленно препроводили в ближайшую больницу. Позднее пострадавшего посетили и члены королевской семьи, и наследник русского престола. Этот случай всех опечалил.
Затем были у фотографа, где сделали памятные снимки, посетили русскую церковь, занимавшую тогда лишь одну комнату в небольшом обычном доме. Далее — завтрак в русском посольстве. Проведя там немногим более часа, отправились в королевский музей. Здесь было много редкостей и диковин, о существовании которых цесаревич не догадывался. Особенно его поразил «пояс целомудрия», сложная «штука с замком», которую надевал на свою возлюбленную правивший в XVI веке в Дании король Христиан IV, «чтобы она ни с кем не могла быть в связи».
В этот же день Александр встретился с братом Алексеем, служившим гардемарином на корабле «Ослябя», пришедшем с визитом в Копенгаген. Впервые в столице Дании собрались вместе три русских великих князя. Поехали на королевский обед во Фреденсборг. Обед оказался многолюдным и весьма оживленным. Играла музыка, и Александр и Минни не столько были заняты застольем, сколько беседой, первой их беседой «тет-а-тет». Хотя кругом было множество народа, но можно было быть уверенным, что никто ничего не услы-
Ф


На пути к брачному венцу
шит. Звуки королевского оркестра заглушали все. После обеда Минни «крепко пожала руку» наследнику, сказав, что ей было «очень приятно с ним».
Такое признание наполнило душу радостью. Возникало убеждение, что она к нему неравнодушна. Вечером Александр занес в дневник впечатления дня, а в конце написал: «До сих пор я еще не предпринял ничего решительного. Собираюсь на днях говорить с Фреди. Хочется поскорее, да не решаюсь, а уехать без ничего невозможно, да и не следует. Дай Бог, чтобы все уладилось, как я бы желал. Молюсь постоянно об этом».
Дни шли, а наследник русского престола все никак не отваживался на объяснение. Ситуация становилась двусмысленной. Все знали, зачем русский принц приехал в Данию, все были уверены в благоприятном исходе его миссии, все... кроме самого Александра. Что-то ему все время мешало превозмочь себя и выяснить все и до конца. Он писал родителям, объясняя свое состояние: «Она мне еще больше понравилась теперь, и я чувствую, что я ее люблю и что я достоин ее любить, но дай Бог, чтобы и она меня полюбила. Ах, как я этого желаю и молюсь постоянно об этом. Я чувствую, что моя любовь к Минни не простая, а самая искренняя и что я готов сейчас же все высказать ей, но боюсь».
Нерешительность русского престолонаследника ставила в неловкое положение и Дагмар. Чем дальше, тем больше эта неловкость ощущалась. Она ждала и тоже писала царю. «Первый момент, когда я увидела дорогих братьев, был для меня очень тяжелым, потому что Вы понимаете, дорогой Папа, с какими смешанными чувствами я их приняла, главным образом Сашу! Мы поехали на встречу с ними, чтобы не принимать их на том же месте, куда прибыл мой любимый Никс. Мои дорогие родители сделали все возможное, чтобы облегчить для меня тот тяжелый момент, во время которого столько воспоминаний вернулось в мое сердце. Но теперь я счастлива. И их радость оказала на меня такое воздействие, которого я и сама не ожидала. Вы понимаете, что мы говорим о нем, и каждое место кажется им знакомым».
Тень умершего Николая незримо витала над Фреденсбор- гом, сковывая действия и решения Александра. Несколько
97


Александр III
раз он уже почти подходил к важнейшей для него теме, но в последний момент опять «духу не хватало». Минни ему становилась близкой. Он радовался каждой новой встрече, ему нравилось, как она играет на фортепьяно, как она рисует, как она смотрит, как она смеется. Чем сильнее становилось чувство, тем больше он боялся ненароком разрушить его. Дагмар постоянно говорила о Никсе, все время вспоминала его прошлогоднее пребывание в Дании. Это трепетное внимание свидетельствовало о том, что она любила и все еще любит покойного. Но надо было что-то делать.
8-го вечером Александр имел обстоятельный разговор с Фредериком. Он прямо спросил датского принца-друга, насколько возможно, чтобы Минни дала согласие стать его женой. Фреди сразу же заявил, что он почти уверен в благоприятном ответе, что родители тоже — за. Минни, по словам брата, питает большое расположение к Александру, зная, как его любил умерший Никс. Разговор вселял надежду, и на душе у Александра «стало немного легче». Фреди обещал завтра же серьезно обсудить с родителями эту важную тему.
Принц сдержал обещание и утром же переговорил с отцом, королем Христианом IX, который пригласил для беседы Александра. Встреча цесаревича с датским королем состоялась в королевской конюшне, куда монарх каждый день ходил кормить лошадей хлебом. Король сказал потенциальному зятю, что «он совершенно согласен» и позволяет говорить с Минни, когда Александр захочет. Попросил лишь, чтобы тот прежде хорошенько подумал, сможет ли он ее любить всегда. Цесаревич тут же заявил, что за это ручается и «что никогда не решился бы просить ее руки без этого». Тогда король крепко пожал русскому гостю руку и заверил, что успел его полюбить так же, «как раньше его брата Николая». Цесаревич был тронут и «от всей души благодарил». С этим и расстались.
Король искренне желал дочери счастья. Он знал о скандальных слухах, о «пламенной страсти» князя Александра к русской княжне, просочившихся из России и ставших темами статей в некоторых европейских бульварных газетах. Правда, русский царь уверял его в письме, что это все лишь досужие салонные сплетни, но тревога у короля осталась.
98


На пути к брачному венцу
Раньше он совсем не знал второго сына императора Александра И, и, когда тот приехал в Копенгаген, Христиан IX внимательно и придирчиво всматривался в облик и поведение молодого русского, стараясь понять и оценить его.
Впечатление складывалось самое благоприятное: серьезный, основательный, добросердечный молодой человек. Говорил мало, но всегда весомо. К тому же истинный христианин. Про него никак нельзя сказать, что это светский жуир или салонный бонвиван. Может быть, ему несколько не хватало аристократического лоска и изящества манер, но это такие мелочи, которые поддавались исправлению. Главное, чтобы Минни и Александр любили друг друга. Дочь явно неравнодушна к русскому принцу, а после беседы в конюшне король понял, что и Александр питает большое чувство к Дагмар.
Вступив на датский престол в ноябре 1863 года, Христиан IX был заинтересован в брачной унии с Домом Романовых. Эта заинтересованность постоянно возрастала. Общеполитическая ситуация в Центральной Европе обострялась, и будущее Датского королевства делалось труднопредсказуемым. В 1864 году территория королевства уже сократилась чуть ли не наполовину, а впереди маячили новые опасности. Эпоха посленаполеоновского устройства в Европе подходила к концу.
Созданный на Венском конгрессе 1815 года Германский союз — конфедерация юридически самостоятельных немецких государств (в 1866 году их число достигало 32), в котором главенствующую роль играла Австрийская империя (с 1867 года — Австро-Венгрия), явно доживал свой век. В 1864 году Дания потерпела поражение в войне с Пруссией и Австрией и уступила победителям Шлезвиг, Гольштейн и Люнебург, фактически лишившись всякого влияния в делах Германского союза, и оттеснялась на далекую периферию европейской политики.
В 1866 году началась война между Пруссией и Австрией за гегемонию в Германии. В те дни, когда наследник русского престола прибыл в Копенгаген, прусская армия развернула свое продвижение на юг и на запад, овладев Дрезденом, Ганновером, Касселем. Через несколько недель Пруссия завер-
99


Александр III
шит военную кампанию полным разгромом Австрии, что приведет к ликвидации 1ерманского союза и ускорит создание консолидированного 1ерманского государства под главенством прусской династии 1огенцоллернов.
Для Датского королевства соседство с Пруссией (с 1871 года — 1ерманской империей) — причина постоянных тревог и волнений на протяжении всей второй половины XIX века. Династическая уния с Россией могла бы стать одной из опор датского суверенитета (в итоге она ею и стала). Однако осуществление подобного проекта непосредственно зависело от того, смогут ли договориться датская принцесса и русский наследник, сумеют ли они понять и полюбить друг друга. Они сумели и смогли.
Долгожданное объяснение случилось на десятый день пребывания цесаревича Александра Александровича в Дании. Была суббота, 11 июня. Дело происходило во Фреденс- борге. День начался, как и предыдущие. После утреннего чая русский престолонаследник гулял с Алексеем, Владимиром и Фредериком. Затем все сели рисовать. Ближе к завтраку Минни пригласила посмотреть ее комнаты наверху, где Александр еще не бывал. Поднялись вместе с королем, но Христиан IX и великий князь Алексей скоро ушли. Александр и Дагмар остались одни. В этот момент предусмотрительная принцесса Тира закрыла их на ключ. Путь к отступлению был отрезан. Должно было случиться неизбежное, и оно случилось. Дальнейшее развитие сюжета описал сам будущий русский царь.
«Сначала осмотрел всю ее комнату, потом она показала мне все вещи от Никсы, его письма и карточки. Осмотрев все, мы начали перебирать все альбомы с фотографиями... Пока я смотрел альбомы, мои мысли были совсем не об них; я только и думал, как бы решиться начать с Минни мой разговор. Но вот уже все альбомы пересмотрены, мои руки начинают дрожать, я чувствую страшное волнение. Минни мне предлагает прочесть письмо Никсы. Тогда я решаюсь начать, и сказал ей: говорил ли с Вами король о моем предложении и о моем разговоре? Она меня спрашивает: о каком разговоре? Тогда я сказал, что прошу ее руки. Она бросилась ко мне обнимать меня. Я сидел на углу дивана, а она на руч¬
юо


На пути к брачному венцу
ке. Я спросил ее: может ли она любить еще после моего милого брата? Она отвечала, что никого, кроме его любимого брата, и снова крепко меня поцеловала. Слезы брызнули и у меня, и у нее. Потом я ей сказал, что милый Никса много помог нам в этом деле и что теперь, конечно, он горячо молится о нашем счастье. Говорили много о брате, о его кончине и о последних днях его жизни в Ницце».
Наконец-то произошло то, чего так давно и напряженно ждали. Дверь отперли, и к молодым пришли с поздравлениями королева, король, родственники и приближенные. Почти все плакали от радости. Этот день был полон слез, сумбурной суеты. Александр сиял. Страшная ноша спала у него с плеч. Минни плакала, смеялась и была счастлива. Объявили о помолвке официально.
В шесть часов вечера состоялся праздничный обед на берегу моря. Тосты звучали много раз. Шестнадцатилетний великий князь Алексей Александрович был так рад за старшего брата, что несколько переборщил с возлияниями и потом «не помнил, что говорил и что происходило». В тот же день послали телеграмму в Россию и на следующий день получили ответ от родителей: «От всей души обнимаем и благословляем вас обоих. Мы счастливы вашим счастьем. Да будет благословение Божие на вас».
Александр подарил Дагмар подарки от себя и от родителей, которые произвели большое впечатление на всех. Блеск бриллиантов, изумрудов, жемчугов привел датскую принцессу в неописуемый восторг. Она восторгалась, как дитя. Всю свою жизнь она любила украшения и, переехав в Россию, имела огромную и изысканную коллекцию, состоявшую главным образом из подарков ее дорогого Саши.
На следующий день Александр отправил обстоятельное письмо родителям, которое начал так: «Милые мои Па и Ма, обнимите меня и поздравьте от всей души. Так счастлив я еще никогда не был, как теперь». В этот день в Петербург отправлялся нарочный, чтобы передать русскому царю письма, которых там уже с нетерпением ждали. Послала свою депешу царю и Дагмар: «Душка Па! Я обращаюсь к Вам сегодня как невеста нашего дорогого Саши. Я знаю, что Вы меня примите с любовью! Теперь мне только остается добавить,
Ю1


Александр III
что я себя чувствую вдвойне привязанной к Вам и что я вновь Ваш ребенок. Я прошу Бога, чтобы Он нас благословил, чтобы я смогла сделать счастливым дорогого Сашу, чего он заслуживает!»
В свой первый день в качестве жениха Александр встал рано и вместе с братьями поехал в Копенгаген, где священник И.В. Рождественский отслужил для них обедню и благодарственный молебен в русской церкви. Затем опять был обычный, но теперь уже окрашенный особыми обстоятельствами день. Гуляли, обедали, разговаривали, катались на лошадях.
13 июня вместе с королем, королевой, принцами посетили корабли русской эскадры в порту Копенгагена. На фрегате «Ослябя» был накрыт стол, убранный флагами и цветами. За ужином опять звучали тосты, причем после каждого раздавался пушечный залп. По окончании ужина Александр увлек Дагмар в одну из кают и там ее страстно поцеловал, «первый раз на русской территории». В этот день бедная Минни так устала, что когда вернулись во Фреденсборг, то у нее подкашивались ноги, и Александр почти внес ее на руках во дворец. Но теперь это не могло быть предосудительным: они уже жених и невеста.
Александр провел в Дании еще две недели. Они были для него радостными и приятными. Король Христиан использовал помолвку своей дочери с наследником русского престола и в политических целях. В Германии грохотали залпы австро-прусской войны, а в Датском королевстве с нарочитой пышностью отмечали возникавшую династическую унию между Домом Романовых и Домом Шлезвиг-Гольштейн-Зон- денбург-Глюксбургских. Король предложил Александру совершить поездку на север страны, в Ютландию на сельскохозяйственную выставку. Цесаревич с благодарностью принял это приглашение, хотя такая поездка первоначально и не предусматривалась протоколом визита. Но Христиан IX, руководствуясь политическими соображениями, «очень просил». Александр не смог отказать.
Вечером 14 июня 1866 года престолонаследник на королевской яхте «Шлезвиг» отбыл вместе с королем. Русский «Штандарт» шел следом. На другой день утром прибыли на рейд города Орхус. Пристань была полна народу. На торже¬
102


На пути к брачному венцу
ственной встрече присутствовали все местные власти, представители общественных организаций. Состоялся военный парад с музыкой. Здесь же, в порту, звучали речи, прерываемые аплодисментами и криками «ура».
Александр многое не улавливал, так как все говорили по- датски, а ему успевали перевести лишь кое-что. Но он понял, что народ радовался видеть своего короля и его, сына русского царя — жениха принцессы Дагмар. Стояла страшная жара, и весь этот день король, принц Фредерик и его именитый гость вместе со свитой провели в павильонах и загонах, осматривая достижения датских фермеров, которые впечатляли.
Цесаревич страшно устал и от жары, и от постоянного внимания. Он несколько раз себя корил за то, что согласился отправиться в эту поездку, вместо того чтобы уютно провести время в прохладе Фреденсборга. Наконец этот утомительный и нескончаемо длинный день подошел к концу. На следующее утро прибыли в Копенгаген и в десять часов были во Фреденсборге, где его ждала соскучившаяся уже «его Минни».
День летел за днем, и приближалось время разлуки. Об этом ни Александру, ни Дагмар не хотелось думать. Они были счастливы и веселы, как никогда прежде. В один из дней поднялись на верхний этаж дворца во Фреденсборге и на окошке нацарапали перстнем свои имена. И много раз потом, приезжая сюда, они, как молодые влюбленные, непременно будут подниматься на антресольный этаж дворца, навещая свою эту надпись-талисман, и будут стоять обнявшись, молчать и вспоминать. Минни ему расскажет все о себе и своей любви к Никсу. Она ничего не утаит и в парке Бернс- дорфа покажет даже сокровенное место у беседки, где они впервые поцеловались.
В том июне было много фотосъемки. Придворный фотограф Хансен делал фотографии групп и портреты. Впервые Александр снимался с Минни. Потом все те фотографии будут вклеены в несколько специальных альбомов, которые останутся с Марией Федоровной до сокрушительного 1917 года. Эти мемориальные документы переживут всех действующих лиц того фреденсборгского июня, переживут падение динас¬
103


Александр III
тии и монархии в России. В обшарпанном и поврежденном виде, на дальних стеллажах архивов, они сохранятся до конца XX века.
И почти через сто пятьдесят лет эти пожелтевшие и местами попорченные изображения донесут память тех дней, память о радостях и надеждах людей, обреченных на неповторимую, феерическую и трагическую жизнь. Сидящий в кресле наследник русского престола в темном костюме и галстуке в полоску (рисунок и цвета датского государственного флага), с гвоздикой в петлице. Рядом стоит Дагмар, молодая, улыбающаяся, с непокорными вьющимися волосами, расчесанными на прямой пробор. На ней простое закрытое светлое платье, на шее, на темном шнурке, камея... Непринужденно разместившаяся, прямо на лестнице королевского дворца, группа лиц: король Христиан, королева Луиза, принц Фредерик, принц Вальдемар, принцесса Тира, великий князь Владимир, а в центре — Дагмар и цесаревич Александр. Они молоды, и у них еще столько всего впереди.
День расставания жениха и невесты наступил 28 июня 1866 года. Цесаревича провожала вся королевская семья. Накануне Александр и Дагмар провели несколько часов в уединении, о многом в очередной раз переговорили, объяснились в любви. Минни плакала, а Александр с трудом сдерживал слезы. Ему очень не хотелось покидать милую Данию, таких добрых и теперь уже почти совсем родных хозяев, но надо было возвращаться.
Он увозил сладкие воспоминания и письмо Дагмар царю, написанное накануне. «Это письмо Вам передаст Саша, потому что, к несчастью, момент нашего расставания уже пришел. Я очень сожалею, что он уезжает. Но я также очень признательна Вам, дорогие родители, что Вы позволили ему так долго побыть у нас. Мы воспользовались этим, чтобы лучше узнать друг друга. Каждый день сближал наши сердца все больше, и я могу сказать Вам, что уже чувствую себя счастливой. Заканчивая, я хочу еще раз выразить Вам мою искреннюю признательность за Ваши дорогие письма, адресованные нам обоим, которые нас так тронули! Шлю Вам также просьбу прислать ко мне его осенью! Я Вас покидаю, дорогие родители, чтобы побыть с ним еще немного до его отъез¬
104


На пути к брачному венцу
да. Обнимая Вас от всего сердца, остаюсь навсегда Вашей Минни».
Свадьба была назначена на май следующего года, а до того времени русский принц обещал часто писать и непременно еще приехать.
В России известие о помолвке наследника нашло живой и благожелательный отклик. Мнение многих выразил извест- ный публицист, редактор влиятельной газеты «Московские ведомости» Михаил Никифорович Катков. «Есть что-то невыразимо симпатическое, что-то глубоко знаменательное в судьбе юной принцессы, которую узнал, полюбил и усвоил себе русский народ в то самое время, когда, вместе с нею, оплакивал безвременную кончину равно дорогой и для нее, и для него, едва расцветшей жизни. И в эту минуту, когда она казалась навсегда утраченной для России, Россия не хотела тому верить. Все были убеждены, что она будет возвращена тому предназначению, которое суждено ей Провидением. Она была наша, когда казалась утраченной для нас; она не могла отречься от нашей веры, которая уже открыла для нее свое лоно; она не могла отказаться от страны, которую уже признала своим вторым отечеством. Образ юноши на мгновенье, как бы в благодарном сновидении, представший ей возвестить предназначенную ей судьбу, останется навсегда святой поэзией ее жизни, как навсегда останется этот юный образ в воспоминаниях страны, для которой он также явился на мгновенье».
Великий князь Александр вернулся в Россию 1 июля. На подходе к Кронштадту «Штандарт» встретила эскадра русских военных кораблей. На яхте «Александрия» прибыл император. На борту «Штандарта» отец и сын крепко обнялись. По пути в Петергоф к ним присоединились два брата царя: великий князь Николай Николаевич («дядя Низи») — главнокомандующий войсками гвардии и Петербургского военного округа и великий князь Константин Николаевич («дядя Костя») — председатель Государственного совета. Цесаревич был в центре всеобщего внимания; его все поздравляли. В столичном обществе давно уже брак наследника вызывал живейший интерес, а теперь, после объявления помолвки, этот интерес не стал меньше. Все жаждали деталей, подробностей того, что произошло в Копенгагене.
105


Александр III
В аристократических гостиных циркулировали слухи о сложных перипетиях этой партии. Как всегда, много было всяких домыслов, невероятных предположений. Некоторые же члены императорской фамилии сами, без помощи врагов трона и династии, с упоением злословили по поводу будущей жены цесаревича и по адресу его самого.
Хозяйка влиятельного петербургского салона, шестидесятилетняя великая княгиня Елена Павловна (вдова сына императора Павла I, великого князя Михаила Павловича, урожденная принцесса Каролина Вюртембергская), на следующий день после объявления помолвки нашла уместным рассказать своим гостям о неохоте, с которой поехал наследник (ее крестник) в Копенгаген, о его любви к Мещерской, о том, что он, во имя княжны, отказывался от престола. Подобные утверждения, хоть и исходили от великой княгини, производили впечатление недобросовестной сплетни, и им мало кто верил. Все, кто хоть немного знал Александра Александровича, не могли себе представить, что он способен на такие безрассудные поступки.
Сразу по прибытии на цесаревича обрушилось множество дел и обязательств. Беззаботные дни во Фреденсборге остались сладким воспоминанием. Здесь же, на родной земле, у него не было никакой возможности проводить время не спеша, в череде приятных прогулок и бесед. Надлежало сразу же нанести визиты всем родственникам и каждому обстоятельно рассказать о происшедшем, внимательно выслушивать трафаретные поздравления, обниматься и целоваться даже с теми из родни, к кому не было расположения.
Его братья и сестра, большинство дядей и тетей, кузин и кузенов искренне радовались за Александра, сумевшего найти достойную, добропорядочную невесту. Дорогая Мама с младшими братьями Сергеем и Павлом все еще была в Ильинском, и сын не мог обняться с ней. Но зато отец находился рядом, не скрывал своей радости и несколько раз горячо и сердечно поздравлял сына. Старые неудовольствия были забыты, и царь ни пол словом не напомнил Александру о недавних, но теперь таких уже далеких, размолвках.
Расставшись с датской принцессой, Александр Александрович быстро понял, что теперь ему без нее будет трудно, ой
юб


На пути к брачному венцу
как трудно! Она ему вспоминалась все время, и все эти мысли окрашены были такой нежностью, так согревали душу, и представить было невозможно, как же ему теперь находиться так долго в отдалении от милой Дагмар! Уже в день приезда записал в дневнике: «Так грустно без милой душки Минни, так постоянно об ней думаю. Ее мне страшно недостает, я не в духе и долго еще не успокоюсь». У Александра созрел план: дождаться приезда Мама, все ей рассказать и попробовать добиться приближения срока свадьбы. Ну почему надо ждать еще почти целый год; неужели нельзя все решить хотя бы осенью? Он написал об этом Дагмар, не скрыв, что главная причина такого решения — его любовь.
Она ему часто писала, не реже чем через два-три дня, и каждое ее послание тоже дышало любовью. Тем летом началась их задушевная, лирическая переписка, продолжавшаяся до последнего срока жизни Александра III. Став мужем и женой, они редко расставались, но иногда все-таки разлуки случались. Тогда они разговаривали письменно, доверяя листкам бумаги сокровенное, самое дорогое.
Первые годы Дагмар писала исключительно по-французски, и ее беглым, бисерным почерком заполнены многие сотни страниц. Большинство посланий — сравнительно небольшие рассказы о себе, о каждодневном времяпрепровождении, о нежных чувствах к милому, навсегда единственному. Позднее она начала делать значительные вставки по-русски, но перейти целиком на язык своей новой родины так и не смогла. Но обращения к дорогому адресату всегда, начиная с лета 1866 года, делала только на русском языке.
В начале июля 1866 года из Бернсдорфа Дагмар писала: «Мой милый душка Саша! Я даже не могу тебе описать, с каким нетерпением я ждала твое первое письмо и как была рада, когда вечером получила его. Я благодарю тебя от всего сердца и посылаю тебе поцелуй за каждое маленькое нежное слово, так тронувшее меня. Я ужасно грустна оттого, что разлучена с моим милым, и оттого, что я не могу разговаривать с ним и обнимать его. Единственное утешение, которое теперь остается, — это письма... Мы находимся здесь со вторника, и ты понимаешь, как мне все напоминает о том дне, когда мы здесь были вместе и, главное, тот тягостный момент, ког¬
107


Александр III
да я тебе показала это место в саду, с которым у меня связано столько дорогих воспоминаний, которые теперь мне кажутся просто сном. Часто я спрашиваю себя, почему это должно было случиться? Значит, Бог так хотел, и Его воля исполнилась. Он всегда желает нам блага. Я признательна Ему за Его Божественную волю, направленную на меня, потому что я снова счастлива. Дорогой мой душка Саша, я все время думаю о тебе, день и ночь, не проходит минуты, чтобы я не посылала к тебе мои мысли, чтобы они следовали за тобой повсюду. Ну когда же настанет день и мы вновь увидимся?»
Получив это послание, великий князь Александр несколько раз его перечитал, перецеловал каждую страницу и пришел к заключению, что «никогда, я думаю, невеста не писала своему жениху таких писем, как Минни пишет мне».
Александр не переставая думал о свадьбе. Наконец 4 июля вернулась императрица Мария Александровна. Встреча была радостной. Но в первый день поговорить один на один не удалось. Кругом были люди, нескончаемые приемы. На следующий день опять то же самое: встречи, приемы, трапезы, разговоры с разными посетителями.
Вечером наследник записал: «Сегодня ровно неделя, что мы покинули милый Фреденсборг. Какая перемена в жизни. Из такого рая попасть в Петербург, в смертную скуку; решительно не знаю, что делать от тоски и грусти. Единственное утешение, и большое, — это быть с Мама, да и то не удается мне поговорить с нею на один обо всем, что меня всего более интересует, а именно: когда будет свадьба и когда опять вернусь в милую Данию. Меня так и тянет туда! Я надеюсь на Бога, что Он поможет мне устроить все, как можно. О Дания! О Минни! Только об этом я и мечтаю и надеюсь, что буду там еще в нынешнем году».
Не исключено, что предубежденные критики и злопыхатели, комментируя сокровенные мечты и желания будущего императора, начнут, в бессчетный уж раз (как давно повелось) рассуждать об «ограниченности духовных запросов» царя, о том, что его «интересовало только личное благополучие», что он «не был создан для роли правителя». Мыслимое ли дело: наследник престола вместо того, чтобы денно и нощно готовиться к государственному служению, целиком
ю8


На пути к брачному венцу
погрузился в личные переживания и почти забыл обо всем остальном! Вот если бы он, молодой и пышущий здоровьем человек, проводил свои юные дни с томиком Джона Милля, а не в мечтах о любви, о семейном счастье, то, может быть, тогда некоторые из них и поставили бы маленький плюсик при описании его личности.
Спорить с подобными умозаключениями, разубеждать «хулителей и ниспровергателей» дело бесполезное. Их маниакальная убежденность в том, что Россия под скипетром Романовых лишь «темное царство», где господствовали произвол и отсталость, где властвовали ограниченные, примитивные люди, — это «священный догмат», это тот чугунный «символ веры», которому поклонялось несколько поколений «русских европейцев», потерявших национальные корни, утративших духовную связь с русской почвой.
Их всегда было сравнительно немного, но они непременно представляли шумную и беспардонную компанию, клеймившую и критиковавшую всех и вся. Для них «правильная организация банковского кредита», мощеные улицы в городах, количество ватерклозетов было выше, а главное, «понятней» и Сергия Радонежского, и Серафима Саровского; они никогда не чувствовали боли, скорби и радости русской истории, ее неповторимого величия и многоцветия. Незаконнорожденные русские дети западной цивилизации! И в конце XX века эпигонов, правда весьма измельчавших, пес- телей, Милюковых, керенских и Лениных немало. Им бессмысленно рассказывать о духовном облике русских царей, об их личных и нравственных качествах. Им кажется, что они знают сюжет, даже и не раскрыв книги. «Реакционеры» же ведь правили!
Наследник русского престола великий князь цесаревич Александр Александрович и вообразить не мог, что когда-нибудь о его родственниках будут писать многостраничные уничижительные трактаты, обвиняя одного в скудоумии, другого — в жестокости, третьего — в алчности, четвертого — во всем сразу. Он жил своей жизнью, дарованной родителями по воле Божией. Земной удел он не мог выбирать; все было за него решено. Ему надлежало лишь смиренно и достойно нести свою ношу, не ропща.
109


Александр III
В том же 1866 году Александр понял уже окончательно, что для него чувство долга должно всегда быть выше всего остального. Ему, честному, добросердечному человеку, было конечно же нелегко. Он все время пытался оставаться самим собой и не играть две партии сразу. Никуда нельзя было укрыться, и все, что бы с ним ни происходило, неизбежно приобретало характер общественного события. Женитьба же вообще являлась вопросом первостепенной государственной важности. Какое же счастье ему выпало, что будущая жена им горячо любима. И он любим. Цесаревич боялся, что какие-то непредвиденные обстоятельства разрушат эту, такую хрупкую еще, связь между ним и Дагмар.
Наконец 10 июля в Петергофе во дворце Коттедж объяснение наследника с родителями состоялось. Александр показал письма Дагмар, рассказал о своих чувствах и заметил, что ему очень хотелось бы ускорить свадьбу. Мария Александровна сказала, что ей тоже этого бы хотелось, но она не знает, как бы это поделикатней и получше осуществить, но немедленно напишет королю и королеве об этом предложении. Цесаревич не сомневался, что король и Дагмар будут целиком на его стороне, но вот королева...
Здесь возникала неуверенность, так как «мама Луиза» была слишком щепетильна, слишком придавала большое значение формальной стороне дела, и не исключено, что у нее могли возникнуть возражения. Ввиду этого сын попросил мать написать послание в сильных и решительных тонах, что Мария Александровна и обещала. Они все подробно оговорили и пришли к заключению, что Минни могла бы приехать в сентябре, с тем чтобы свадьба состоялась в октябре.
Затем потянулись дни ожиданий и надежд. Днем учения в Красном, по вечерам посиделки у Мама, театр и чтение романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Произведение его захватило. «Страшно, но сильно написано», — заключил он.
Александра очень занимали события австро-прусской войны, принимавшей в Германии характер гражданской. «Черт знает что за война! Отец против детей, брат против брата, дядюшка против племянника». Сообщения о деталях сражений, о разорении городов и целых районов, о череде жесто¬
1Ю


На пути к брачному венцу
костей постоянно поступали в Россию. Цесаревич поражался, как этим «канальям пруссакам» так быстро удалось поколотить австрийцев. В один из дней он узнал, что сгорел Кис- синген, тихий и мирный курортный городок, где он бывал с Мама. Это известие его расстроило. «Варвары», — только и мог сказать, думая о пруссаках.
27 июля был день рождения императрицы Марии Александровны — ей исполнилось 42 года. А накануне прибыл гонец из Копенгагена, полковник О.Б. Рихтер, с письмами и с долгожданным известием о согласии короля и королевы, чтобы свадьба состоялась осенью. Радость была великая у цесаревича. Он получил несколько фотографий Минни, и с удовольствием их показывал близким, и не мог не заметить, что особенно пристально и долго их изучает отец.
Дагмар написала и Александру, и императору. Своему жениху сообщала: «Я надеюсь, что ты доволен и что ты мне признателен за то, что я готова без промедления, в любой момент покинуть родительский дом, только ради тебя, моя душка. Твое письмо так тронуло меня. Видя, как нежно ты меня любишь, я могу быть бесконечно признательна за это Богу, за все то добро, которое Он послал мне. Ты, конечно, можешь понять, мой ангел, насколько это грустно для меня — так быстро собраться и покинуть отцовский дом. Ведь я надеялась остаться здесь еще на зиму. Но я уверена, что найду настоящее счастье подле тебя, милый Саша!!!!»
Письмо датской принцессы русскому царю было выдержано несколько в иной тональности, но общий смысл его был тот же: «Мое сердце теперь разделено на две равные части. Счастье для меня побыть еще несколько месяцев в родительском доме. Сначала Вы позволили мне лелеять эту надежду, но затем своими письмами внезапно отняли ее. В то же время желание оказаться в среде моей новой семьи, которое я уже лелеяла в себе давно, наполняет меня какой-то тягостной неуверенностью. Но так как решение уже принято, я с радостью и счастьем думаю о будущем и надеюсь, что Вы найдете во мне дочь, достойную Вас».
Последующие недели были для цесаревича полны разнообразных забот. К тому, что было раньше: встречи, военные учения в Красном, присутствие на докладах у императора, вечера
in


Александр III
у императрицы, беседы с друзьями, чтение — прибавились и новые. Они были связаны с будущей семейной жизнью.
До того Александр жил вроде бы и самостоятельно, но под крылом родителей, а теперь надлежало готовиться к устройству семейного гнезда, собственного дома, куда он должен привести свою Минни. Александр II и Мария Александровна договорились с сыном, что ему переходит Аничков дворец. Это было большое здание в самом центре Петербурга на берегу реки Фонтанки. Дворец боковым фасадом выходил на главную магистраль столицы — Невский проспект и был окружен тенистым парком. Это здание очень нравилось Александру, и он с энтузиазмом принялся за обустройство.
Дворец несколько обветшал и требовал быстрого и основательного ремонта. Дело поручил известному архитектору Ипполиту Монигетти, тому самому, кто построил царский дворец в Ливадии. Большое значение новый хозяин придавал оформлению церкви и это важное дело доверил своему учителю рисования, художнику-маринисту, выпускнику Петербургской академии художеств Алексею Петровичу Боголюбову, известному своими пейзажами и картинами сцен морских сражений.
По заданию императора Александра II Боголюбов написал серию картин по истории русского флота, весьма понравившихся венценосцу. Позднее, при покровительстве Александра III, в городе Саратове, организовал картинную галерею имени известного вольнодумца XVIII века Александра Радищева, которому приходился внуком. Александр Александрович весьма ценил этого живописца, оказывая много лет ему высочайшее покровительство, покупая его работы для собственной коллекции. Этому художнику суждено было стать и одним из учителей рисования будущей жены наследника престола.
Но в Аничков дворец они переедут на зиму, а первое время будут жить в Царском Селе, в Александровском дворце, который был построен по распоряжению императрицы Екатерины II для ее любимого внука Александра, будущего императора Александра I. Здесь тихо, спокойно, и сюда он привезет свою Минни. Это будет их первый дом. Дворец уступал в размерах Большому Царскосельскому дворцу (Екатеринин¬
112


На пути к брачному венцу
скому), где часто летом жили родители. Александровский же был несколько в удалении от главных царскосельских артерий, тут было значительно тише и можно было наслаждаться покоем и уединением.
Здесь они проведут свой медовый месяц, и здесь появится их первенец — сын Николай. Став императором — последним императором в истории России, — Николай II здесь же проведет дни своего медового месяца с гессенской принцессой Алисой — императрицей Александрой Федоровной. Пройдет время, и дворец, построенный архитектором Джакомо Кваренги, превратится в тюрьму для семьи Николая II, где ее будут содержать пять месяцев. Но от благословенного 1866 года до трагического 1917 года было еще очень и очень далеко.
Заниматься только устройством семейных дел цесаревич не имел никакой возможности, да он и прекрасно понимал, что теперь уже вряд ли когда сможет жить в соответствии лишь со своими желаниями. В августе совершил большую поездку по стране. Наконец-то давнее желание осуществилось.
Дорогие Мама и Папа решили, что Россия должна хорошо знать наследника престола. Двумя годами ранее она лицезрела другого сына императора, а теперь наступила очередь Александра предстать перед заинтересованными взорами старых и малых. Свита подобралась по вкусу наследника: брат Владимир, художник А.П. Боголюбов, который должен был зарисовать и сохранить для потомков наиболее примечательные эпизоды, знаток русской старины И.К. Бабст, К.П. Победоносцев, князь В.П. Мещерский, граф Б.А. Перовский и некоторые другие.
В Тверь прибыли по железной дороге 9 августа. Торжественная встреча в присутствии всех высших чинов губернии, хлеб-соль, почетный караул. Затем представление дворянства и служащих, посещение учебных и лечебных заведений, богоугодных учреждений, храмов, монастырей, торговых и промышленных предприятий. Вечером посещение бала в дворянском собрании, фейерверк, а к концу дня — полное изнеможение. И звучали здравицы, и гремело «ура», и гимн «Боже, Царя храни!» исполнялся множество раз. На следующий день сели на пароход «Наяда» и отпра¬
113


Александр III
вились на восток: Рыбинск, Углич, Ярославль, Кострома, Нижний Новгород.
В этом крупнейшем торговом городе Поволжья, центре Всероссийской ярмарки, встречи и церемонии отличались особой торжественностью и многолюдьем. Здесь провели пять дней, и почти не было ни одной свободной минуты. Бесконечные представляющие, поток просьб, адресов, тостов, рапортов. Много надо было осмотреть и в самом городе, и на ярмарке. Знакомство с «карманом России», с наиболее значительным торжищем империи, произвело на наследника сильное впечатление. Он еще никогда не видел такого скопления товаров, такого коммерческого размаха, как на обширной территории ярмарочного комплекса. В меховых рядах ему приглянулась богатая шуба из черно-бурой лисицы, которую он и купил для Минни.
Александр опять ощутил, сколь велики почитание и любовь, которыми он, как сын императора, пользуется среди народа. Толпы мужчин и женщин на всем пути следования и радость на всех лицах, как только он покажется. Некоторые всю ночь дежурили у его нижегородской резиденции, лишь бы только утром одним глазком посмотреть на государя цесаревича. А приехали вечером в театр, так казалось, не прекратятся никогда овации, крики «ура», а гимн исполняли раз шесть.
Однако наследник сталкивался не только с парадной стороной жизни. Ему пришлось впервые так близко наблюдать темное и страшное. В больницах, в холерных отделениях, видел умирающих, а в женском отделении впервые довелось встретиться с публичными женщинами. Такие молодые и простые лица, и кто бы мог подумать, что они уже падшие и больны нехорошими болезнями. Все они «работали» на ярмарке, и ему рассказали, что в летние месяцы туда съезжалось до 3 тысяч подобных особ со всей России.
Далее проследовали в Казань. Здесь было опять много встреч и визитов. Затем повернули назад, в Нижний, откуда по железной дороге 27 августа прибыли в Москву. На вокзале с многочисленной свитой встречал генерал-губернатор князь Владимир Андреевич Долгоруков, только в прошлом году назначенный на этот важный административный пост. По пути в Кремль остановились у московской святыни —
114


На пути к брачному венцу
Иверской часовни, где помолились у иконы Иверской Бо- жией Матери. Затем, уже во дворце, опять была «пропасть представляющихся». Потом посетили Успенский собор и Чудов монастырь. В этот же день осмотрели подробно царскую сокровищницу — Оружейную палату. Троны московских государей, старое оружие, усыпанные драгоценными камнями царские одеяния. В Москве не ночевали и вечером отбыли в Петербург, в Царское Село.
Цесаревич все время много думал о предстоящем в его жизни важном событии, а по мере приближения к столице эти мысли становились все настойчивей, все тревожней. Как там все будет обставлено, ведь Минни уже через три недели должна прибыть в Россию. Он не сомневался в том, что любит ее; он уже был уверен и в ее чувствах, но как все будет на самом деле — этого не знал никто. Они ведь все еще так мало знакомы, а Дагмар, выросшая совсем в другой обстановке, сможет ли она понять его, его страну? Сумеет ли стать не только нежной женой и матерью, но и русской цесаревной, а в будущем, возможно, и русской царицей?
Перед глазами был пример Мама, которая тоже приехала молодой иностранкой, но очень быстро сумела всему обучиться, все понять и почувствовать, и сейчас она пользуется таким уважением! И в прошлом были такие же случаи. Вот, например, супруга императора Павла I императрица Мария Федоровна, урожденная София Доротея, принцесса Вюр- темберг-Штутгартская. После трагической смерти императора Павла Петровича она так много сделала добрых дел, так истово и страстно занималась благотворительностью, сумев оставить о себе добрую память.
А его Мария? Сможет ли она всей душой принять новую веру, иную жизнь? Господь не оставит! Да и он сам будет помогать всем, чем сможет.


ГЛАВА 5
СЕМЕЙНОЕ СЧАСТЬЕ
1 сентября 1866 года в Копенгаген отбыла на царской яхте «Штандарт» представительная русская делегация под руководством флигель-адъютанта и контр-адмирала графа А.Ф. Гейдена, которая должна была сопровождать в Россию датскую принцессу. Через две недели, 14 сентября, цесаревич уже встречал свою невесту. Стояла удивительная погода. Было по-летнему тепло (более 20 градусов в тени), и небо было каким-то особенно голубым и бездонным, что необычайно редко случалось в Северной Пальмире.
За несколько дней по пути в Россию Дагмар многое пережила и многое перечувствовала. Она давно знала, что ей предстоит покинуть отчий дом и навсегда переселиться в далекую, неведомую страну. Когда настал день прощания с близкими, когда принцесса, обливаясь слезами, целовалась с отцом и матерью, то лишь тогда тяжесть неизбежного стала ощущаться со всей силой. Она уже никогда не будет той, что была, она навсегда прощается со своей юностью и уезжает навстречу трудной судьбе. Через много лет она скажет, что те несколько дней по пути в Россию были «очень тяжелыми днями ее жизни». На глазах у всей Европы ей надлежало выдержать серьезное испытание, сдать самый трудный экзамен. В Россию ее сопровождал брат Фредерик, который дол¬
116


Семейное счастье
жен был пробыть с ней несколько недель, что немного поднимало настроение.
Дагмар знала, ей об этом рассказывали отец и мать, что за ней будут следить внимательно не только в Дании и России, но и во многих других странах и столицах. Однако больше всего страшила неизвестность жизни в новой, далекой и незнакомой стране. Нет, кое-что она уже успела узнать, у нее были специальные уроки по русской истории, по истории православия, она даже освоила несколько русских слов и фраз. Почти целый год ее обучал профессор богословия, священник православных церквей при русских миссиях в Берлине и Висбадене, известный богослов и писатель И.Я. Янышев, «отец Иоанн». Но этого было бесконечно мало. Чтото ей рассказывал Никс, а потом Саша, но все это было скоротечно, так отрывочно, что не могло походить на серьезное знание.
Угнетало Дагмар и другое: она ведь бесприданница. Своему жениху она ничего не могла привезти, даже сколько-нибудь дорогой подарок. Принцесса дарила лишь свое сердце, свою любовь. Дания, разоренная и ограбленная войной 1864 года, с трудом сводила концы с концами, и бюджет королевского двора еле покрывал текущие расходы семьи. Экономили буквально на всем. Но эта королевская нищета никого не обескуражила в России. Датскую принцессу любили, о ней думали, ее ждали.
Встречать в Кронштадт невесту престолонаследника выехали царь, царица и их дети: Владимир, Алексей, Мария, ну и, конечно, Александр. Навстречу королевскому «Шлезвигу» вышла императорская яхта «Александрия» с членами царской семьи, а по периметру акватории стояла русская военная эскадра из более чем 20 судов. Все было исполнено высокой торжественности.
На палубе «Шлезвига» Александр наконец-то обнялся с Минни. Оба прослезились. Затем датчане перешли на катер и поехали на царскую яхту. Здесь была устроена шумная встреча. Объятия, поцелуи, вопросы, рассказы. Две компаньонки — служанки принцессы мадемуазель де Билли и мадемуазель де Эскайль были поражены теплотой и сердечностью, с которыми встречали в России. Им представлялось, что здесь все будет чопорным и холодным.
117


Александр III
«Александрия» отбыла в Петергоф, и ей салютовали корабли и орудия прибрежных фортов. На пристани творилось что-то невообразимое; такого количества народу здесь давно никто не видел. Сюда собрались не только жители этого столичного пригорода, но многие специально приехали ради такого события из Петербурга. Будущая царица впервые сошла на русскую землю в Петергофе. Императрица Мария Александровна сразу взяла под свое покровительство принцессу, посадила ее с собой рядом в открытый экипаж, который скоро двинулся в Царское Село.
Вдоль всей дороги стояли войска: Учебный батальон, Уланский и Конногренадерский полки, Конная гвардия, Гвардейский экипаж, Атаманские и Уральские казаки. Впереди живописно гарцевали всадники из лезгин и грузин. Кортеж двигался более часа и в половине второго прибыл к Александровскому дворцу, у которого в торжественном почтении замерли служащие. Здесь был отслужен благодарственный молебен, а священник В.Б. Бажанов произнес приветственную речь на немецком языке. Затем Александр проводил свою невесту до ее апартаментов, где ее приветствовала вся императорская фамилия. После краткой церемонии представления дорогих датских гостей оставили отдыхать.
Несколько дней Дагмар провела в Царском Селе, каждый день встречаясь с царской семьей и часто со своим милым Александром, с которым лишь несколько раз недолго удалось побывать наедине и украдкой поцеловаться. Цесаревич был счастлив и благодарил от всей души Бога за то, что дождался «той минуты, когда моя милая душка Минни приехала к нам в Россию. Да будет благоволение Божие над нами». Дагмар, насколько было возможно, обживалась на новом месте, внимательно и заинтересованно приглядывалась к укладу жизни и поведению при русском дворе. Она изучила церемониал въезда в столицу и хорошо запомнила все обязанности.
Принцесса сильно переживала, но умело скрывала волнение. Брат Фреди очень помогал. Он был уже своим среди царской родни, и к нему относились совсем дружески. У нее тоже сразу же возникли свои особые симпатии. Конечно, сам царь был очень внимателен и любезен, но и императрица Ма¬
118


Семейное счастье
рия Александровна оказалась такой милой и доброй, что ей делалось всегда легко рядом с ней. Да и другие были добры и приветливы: великий князь Владимир, великий князь Алексей, их кузина, великая княжна Ольга Константиновна, та самая, которая очень скоро выйдет замуж за ее старшего брата Вильгельма («Вилли») — греческого короля Георга I.
В один из дней Александр отвез Дагмар к памятнику Никсу, поставленному в Царскосельском парке. Скульптурное изображение было очень похожим, и в душе Дагмар опять ожила старая рана.
Наступило 17 сентября — торжественный въезд невесты цесаревича в столицу. День был ясный, солнечный, и многие удивлялись: что это за итальянская погода установилась! И какой контраст во всем через полвека, когда русская царица Мария Федоровна холодным и серо-безликим днем, без всяких торжественных церемониалов, выедет в своем поезде из Петербурга (к тому времени переименованного уже в Петроград) в Киев. Ей думалось, что она ненадолго отлучается из столицы, а окажется, что — навсегда.
Но всегда свято верила в предначертанность жизненного пути. На пороге своего сорокалетия написала: «Это все Бо- жия милость, что будущее сокрыто от нас и мы не знаем заранее о будущих ужасных несчастьях и испытаниях; тогда мы не смогли бы наслаждаться настоящим и жизнь была бы лишь длительной пыткой». К этому времени она уже была умудрена жизненным опытом, перенесла немало невзгод. Но в 1866 году она о своем далеком будущем ничего не знала и старалась с подобающим достоинством вести себя.
Датская принцесса вместе с императрицей Марией Александровной ехала в золоченой карете в Петербург и не могла не поражаться пышности церемонии, атмосфере праздника, которой была захвачена многочисленная публика на всех дорогах.
Ей кричали «ура», махали руками и головными уборами. Некоторые, особенно ретивые, посылали воздушные поцелуи, и, видя это, она с трудом сдерживала улыбку. С левой стороны кареты ехал цесаревич и время от времени отдавал какие-то распоряжения. Почти через два часа доехали до центра Петербурга и у Казанского собора, фамильного собо¬
И9


Александр III
ра династии Романовых, сделали остановку. Вышли из экипажей, приложились к образу Казанской Божией Матери. Затем тронулись дальше и через небольшое время прибыли к Зимнему дворцу — главной императорской резиденции.
В Зимнем неспешно поднялись по парадной лестнице, прошли по нарядным залам и вошли в церковь. Состоялся молебен. Затем завтрак в покоях императрицы, но Дагмар почти ничего не ела, и царица заставила ее хоть немножко подкрепиться. После трапезы принцессу проводили в отведенные ей комнаты, где она смогла перевести дух. Вечером в окружении царя, царицы, цесаревича и почти всех членов фамилии Дагмар была на иллюминации. Толпы народа приветствовали высоких особ. Крики «ура» почти не смолкали. Взоры всех были обращены в первую очередь на нее.
Ее внимательно наблюдали и придирчиво оценивали. Одним она показалась очень миловидной, другие нашли, что она слишком простовата, третьи решили, что она красавица. Умный и язвительный министр внутренних дел граф Петр Александрович Валуев записал в дневнике: «Торжественный въезд состоялся при великолепной погоде с большим великолепием земного свойства. Да будет это согласие неба и земли счастливым предзнаменованием. Видел принцессу. Впечатление приятное. Есть ум и характер в выражении лица». Общее мнение несомненно было в пользу будущей цесаревны. У Дагмар началась новая жизнь; она ступила на тернистую дорогу своей русской судьбы.
На пути к брачному венцу Дагмар предстояло преодолеть еще несколько рубежей. И главный из них — миропомазание. Принадлежность к государственной конфессии — православию — непременное условие для невесты, в будущем царицы. Другие иностранные принцессы-протестантки, становясь членами Дома Романовых, получая титулы великих княгинь, отнюдь не обязаны были менять свои религиозные привязанности.
Некоторые из них, прожив десятилетия в России, став родоначальницами целых ветвей обширного древа императорской фамилии, или вообще не вступали в православие, или принимали его через десятилетия после прибытия на новую родину. Дело это являлось сугубо добровольным, и насилия
120


Семейное счастье
над личными пристрастиями здесь не допускалось. У цесаревны такого выбора не было. Принцесса знала об этом и готовилась серьезно к будущему.
Она, как девушка воспитанная и благонравная, соблюдала все христианские обряды, знала и почитала традиции веры. Однако в православии имелось много специфического, существовали вещи и явления, неизвестные в Датском королевстве. Там не было монастырей, монахов, чудотворных икон, почитания Богородицы, святых мощей, не существовало постов и еще много чего не было из того, что принцессу ждало в России.
Да и власть монарха базировалась в империи двуглавого орла на совсем другой основе. В Дании король правил, опираясь на мирские учреждения, по воле своих подданных, а русский царь — по благоволению Всевышнего, перед Которым только и держал ответ за дела свои. В России даже время было другим. Здесь все еще жили по юлианскому календарю, тогда как в Европе перешли на григорианский, а разница составляла 12 дней. Она приехала в Россию 14 сентября, в то время как в Дании уже было 26-е, а 14-го она еще находилась дома. Первое время принцесса иногда путалась в датах.
Дагмар предстояло научиться определенным правилам, молитвам и кодексу поведения. Но этого недостаточно. Нужно теперь уметь чувствовать и жить по-иному. Понимая это, изо всех сил стремилась стать своей среди нового, но уже дорогого для нее мира. Царская фамилия трогательно опекала принцессу, которую все как-то сразу стали за глаза любовно звать Минни. В ее присутствии никто не позволял себе говорить по-русски; все старались изъясняться или по-французски, или по-немецки. На этих языках при русском дворе говорили многие, и ими свободно владела и датская, пока еще, гостья.
Конечно, главные заботы, основное внимание уделял ей цесаревич. Он находился с ней рядом каждую свободную минуту, многое показывал и объяснял. В первые же дни отвез невесту в Петропавловскую крепость, в Петропавловский собор, на могилу Никса. Молча стояли рядом со слезами на глазах. Рассказал ей о других родственниках, покоившихся рядом: дедушке императоре Николае I, бабушке императри¬
121


Александр III
це Александре Федоровне, старшей сестре Александре («Лине»), умершей в семилетием возрасте в 1849 году.
Дагмар были внове величественность и богатство, окружавшие царскую семью. Бессчетное количество прислуги, готовой удовлетворить любое желание, строгие придворные ритуалы, множество сопутствующих лиц при любых выходах и проездах императора и его близких, шикарная сервировка стола и изысканные яства на царских трапезах, бессчетные толпы народа на улицах, красочность кортежей... Она приняла новую обстановку как должное, и со стороны могло показаться, что в атмосфере богатства и надменной чопорности она прожила все предыдущие годы. Но это было не так.
До того как ее отец стал королем в 1863 году, она — лишь шлезвиг-голыытейнская принцесса, далекая от придворного мира. В ее детстве все было скромным, тихим, бесхитростным. Она прекрасно научилась обходиться без слуг, умела сама убирать поутру постель, причесываться и умываться без посторонней помощи, запросто общаться с простыми людьми. Когда же судьба сделала ее дочерью короля, то многое вокруг стало иным. Она с легкостью приняла новые правила жизни-игры.
В России Дагмар пришлось меняться. Нельзя задавать лишних вопросов, предосудительным считалось более мгновения смотреть на кого-либо, начинать самой разговор с царем и царицей, надевать туалеты по собственному усмотрению, без предварительного согласования с гофмейстериной. Здесь немыслимо выбежать после дождя в парк и босиком пробежать по теплым лужам, или, заскочив перед обедом в столовую, утащить со стола тартинку, или пойти одной на конюшню и кормить лошадей, или, без напыщенных придворных, посидеть в одиночестве с книгой в парке.
Иногда правила приличия озадачивали. С некоторым удивлением, например, узнала, что увлекательные романы француженки Жорж Санд, которые она читала с большим интересом, в России хоть и не были запрещены, но считались почти вульгарными. Многое другое ей надлежало открыть, узнать и освоить без предубеждения в этой странной, своеобразной стране, в которую она прибыла навсегда. При¬
122


Семейное счастье
родная чуткость, доброжелательность и воспитанность помогли ей справиться с новой ролью.
Многое удивляло на первых порах, но она не показывала вида и не ставила неловких вопросов, хотя они невольно возникали. Через несколько дней по приезде царская семья и блестящая свита посетили вечером спектакль в Мариинском театре — на главной императорской сцене. Публика была изысканная, так как приглашались по особым билетам лишь избранные. Впервые Дагмар увидела такое обилие драгоценностей на дамах.
Присутствовавшие (ей сказали, что здесь около трех тысяч) плотно занимали партер и все ложи огромного театра. Нельзя было не заметить, что собравшиеся, затаив дыхание, не столько наслаждались романтической оперой Джакомо Мейербера «Африканка», сколько прислушивались и приглядывались к тому, что происходило в императорской ложе, там, где восседал самодержец и его близкие. Но ее озадачило не это.
Когда императорская семья вошла в зал, воцарилась мертвая тишина. Все стояли, обернувшись к царской ложе, замерев в почтительном поклоне, но не было привычных криков «ура» и оваций. Раздался гимн «Боже, Царя храни!» и опять — тишина. Затем оркестр исполнил датский гимн, в ответ — леденящее безмолвие. От внимания Дагмар не ускользнуло, что император раздосадован и что-то с негодованием говорил подоспевшему министру императорского двора графу Владимиру Адлербергу. Но что он сказал — она не поняла.
Как только закончился первый акт, царь сообщил цесаревичу, что они уходят, и императорская фамилия покинула театр. А вслед им летели торжественные звуки русского гимна. Но никто не оборачивался, и никто ей ничего не объяснил. Она не знала, что это скандальное происшествие ненароком спровоцировал начальник русской полиции граф Петр Шувалов. Чтобы не затягивать время, он запретил публике аплодировать, о чем и было сообщено особой повесткой, приложенной к каждому приглашению. Подданные царя беспрекословно подчинились.
Побыв с сестрой неделю, брат Фредерик 21 сентября на «Шлезвиге» покинул Россию. Дагмар взгрустнула; она впер¬
123


Александр III
вые оказалась в полном отдалении от всех своих родственников. Принцесса привезла с собой фотографии родных и часто перелистывала альбомы, наполненные дорогими изображениями. Она им писала. И хоть времени было всегда в обрез, она выкраивала его из своей очень насыщенной событиями и встречами жизни в России. Корреспондировать приходилось не только в Копенгаген. Листки ее посланий регулярно отправлялись и в Англию, к милой сестре Александре («Алике»).
С самых ранних пор Дагмар любила старшую сестру, доверяла ей все детские тайны, которые та надежно берегла. Они всю юность прожили в одной комнате, и сколько там было всего обсуждено перед сном! Она радовалась за Алике, когда та собралась выйти замуж за наследника английского престола, старшего сына королевы Виктории Альберта Эдуарда, принца Уэльского (в русских документах той поры часто писали «Балийский»), Она видела его, когда он приезжал в Копенгаген и произвел на всех самое хорошее впечатление: веселый, добродушный человек, который так заразительно смеялся и мастерски рассказывал забавные истории. Она знала, что Александра счастлива со своим «Берти», любимым ею искренне, всем сердцем.
Алике же не знакома еще с ее вторым женихом. Ей удалось увидеть в 1864 году Никса, но с Александром встретиться не довелось. Дагмар так хотелось, чтобы теперь сестра познакомилась с ее будущим мужем. В тот год не получилось.
У Александры Уэльской была уже большая семья. В январе 1864 года родился сын Альберт Виктор, в июне 1865 года — 1е- орг (будущий король Ieopr V). Осенью 1866 года она опять находилась в «интересном положении», и намечалось еще одно прибавление в Ганноверской династии (в феврале 1867 года в семье принца и принцессы Уэльских появится дочь Луиза).
Кроме того, королева Виктория — женщина сильная, своенравная и властная, оплакав и похоронив в 1861 году своего горячо любимого мужа Альберта, герцога Саксен-Кобургско- го, переключила внимание на детей и внуков. Александре приходилось получать у правительницы-свекрови разрешение почти на все. Согласие же давалось далеко не всегда. Положение невестки порой напоминало положение придвор¬
124


Семейное счастье
ных служащих: она и муж получали распоряжения, которые нельзя было оспаривать, а надлежало лишь выполнять. Принцесса Уэльская, будучи кроткой и незлобивой натурой, относилась к подобным вещам, иногда похожим на причуды, спокойно, не вступая с матерью мужа в пререкания.
Королева в то время не склонна была поощрять даже неофициальные встречи семьи наследника короны с русскими. Она всегда была очень щепетильна и иногда придавала второстепенным событиям чрезмерное значение. Конечно, Виктория никак не могла повлиять на решение датского короля, да выбор Копенгагена ее и не заботил. Но вот все, что касалось поведения ее близких — сфера интересов Британской империи, а к этому она никогда не оставалась равнодушной.
Правда, со временем, по мере расширения состава семьи и эволюции строгих бытовых устоев, родственники королевы иногда стали совершать эпатажные поступки, делать скандальные заявления журналистам. Пресечь все это, предупредить недопустимые, а порой и безнравственные «эскапады» королева Виктория уже не имела возможности. Болезни, физическая немощь королевы, как и заметный пересмотр пуританских этических норм в высшем обществе, привели к концу XIX века к заметному ослаблению морального авторитета британского монарха.
Однако в 60-е годы «слово королевы» имело решающее значение. Англия и Россия все еще находились в состоянии конфронтации, в отношениях плохо скрываемого недружелюбия. Королева Великобритании и Ирландии относилась ко всему, что исходило из России, с повышенной настороженностью. Но существовали светские нормы, династические традиции, и в чем-то непримиримая королева должна была уступать. Не могла поступить иначе.
Пока датская принцесса считалась лишь нареченной невестой наследника русского престола, она не могла рассчитывать на благосклонность в Лондоне. В июне 1866 года сестру Дагмар Александру королева не отпустила побывать у родителей в Дании, когда там находился цесаревич. Когда же «девочка из Копенгагена» стала женой наследника русского престола, Виктории пришлось переступать через личные чувства. Здесь уже начиналась большая политика...
125


Александр III
Не имея возможности часто видеться, Александра и Дагмар вели интенсивную переписку. Когда-нибудь может статься, что фолианты их корреспонденции будут опубликованы. Письма Дагмар хранятся в Виндзорском архиве и мало кому доступны. Они — личная собственность королевской семьи. Многие же сотни писем Александры находятся в России, и здесь их может увидеть каждый интересующийся. Однако если и увидит, то немало будет озадачен, так как перед ним окажутся пухлые тома, включающие тысячи страниц плохо читаемых рукописных текстов, в тому же — на датском («стародатском») языке. Русская императрица и английская королева вели личную переписку между собой на языке своего детства, на языке их первой родины.
Никто не думал, что в далеком будущем интимная корреспонденция датских принцесс представит огромный познавательный интерес, может стать бесценным источником для реконструкции не только их исторических образов, но и для воссоздания важных повседневных реалий жизни британской королевской и царской семей. Послания Александры проникнуты неизменной нежностью и симпатией. Эти чувства всегда отличали ее отношение к младшей сестре. Между ними была трехлетняя разница в возрасте, но порой казалось, что Дагмар значительно старше, так как нередко именно она становилась советчицей, наставницей для Алике в ее непростых, а порой безрадостных семейных обстоятельствах.
Александра же, проведя большую часть жизни в стабильной и благополучной стране, немало переживала за «дорогую Минночку», выдерживавшую не только личные трагедии, но и тяжелые общественные потрясения в далекой империи, годами охваченной беспощадным вихрем смуты. Она всячески старалась помочь царице-сестре и в конце концов, наперекор неблагоприятным обстоятельствам, сумела сделать почти невозможное: спасла ей жизнь.
Лишь благодаря заступничеству королевы-матери, ее настоятельным просьбам и мольбам, безвольный и беспринципный сын ее — король Георг V предпринял некоторые усилия, и в конце марта 1919 года у берегов Крыма появился дредноут «Мальборо», на котором императрица Мария
126


Семейное счастье
Федоровна покинула страну, царицей которой стала 48 лет назад...
Принцесса Дагмар приехала в Россию уже влюбленной в русского престолонаследника и чувствовала, что и он к ней питает большое чувство. Нельзя было не заметить, как он волнуется, когда остаются одни, с какой нежностью смотрит, как трепещет при поцелуе. Она старалась не разочаровать своего жениха, тонко и умело вела себя. Не отличаясь яркой природной красотой, принцесса покоряла своей добротой, искренностью, какой-то чарующей женственностью, что на такого открытого человека, как цесаревич Александр, производило самое благоприятное впечатление.
Дочь датского короля была удивительно элегантной на вечерах, на балах, при каждом появлении на публике. Когда впервые, в сентябре 1866 года, присутствовала на царской охоте в окрестностях Царского Села, она сумела произвести должный эффект. В элегантной, облегающей еще совсем девичий стан амазонке, в маленькой, под стать наезднице шляпке, на рысистой лошади со стеком в руке Дагмар выглядела великолепно и невольно выделялась из группы дам, сопровождавших охотников-мужчин. Александр был очарован, и даже образ его кузины и подруги, принцессы Евгении Лейхтенбергской («Эжени»), слывшей первой красавицей династии, сильно поблек рядом с «его Минни».
Неподдельное веселье на вечерах тоже подкупало. Александр Александрович видел ее раньше на праздниках в копенгагенских дворцах, но был приятно удивлен, что и в России, в мало знакомой еще обстановке, невеста вела себя так же непринужденно. При этом ни на секунду не выходила за рамки принятого бального этикета, что говорило об уме и воспитанности. На первом своем балу в Царском веселилась от души; танцевала и танцевала. Жених исполнил с ней мазурку, но на большее духу не хватило. Она же, почти без перерыва, два часа не останавливалась. Партнеров было более чем достаточно, так как каждому молодому великому князю и члену императорской фамилии (не говоря уже о чинах двора) хотелось исполнить тур с будущей цесаревной.
Дагмар всю жизнь любила блеск огней, звуки музыки, калейдоскоп туалетов, лиц, настроений. Она обожала балы.
127


Александр III
Всегда чувствовала себя легко и свободно в водовороте веселой суеты. Став женой, матерью, а затем — императрицей, не изменила этой привязанности. До последних лет жизни Александра III с удовольствием, с каким-то даже самоотрешением, погружалась в бальную стихию; часами, со знанием дела, исполняла все полагающиеся тому или иному танцу проходы, наклоны и фигуры. Император Александр Александрович знал об этой слабости жены, и даже когда себя неважно чувствовал, то и тогда порой оставался на балу дольше желаемого, лишь бы сделать приятное жене. Та же могла до трех-четырех часов утра танцевать не утомляясь. Когда же возвращались домой, то лишь тогда ощущала изнеможение и падала в постель почти без сил. Но наступал следующий вечер, начинался новый бал, и опять все повторялось. Это был какой-то сладостный наркотик, от которого ее с трудом избавили лишь время и годы.
В эти первые недели русской жизни принцессу занимали не только предстоящие церемонии. Все время думала о повседневности будущей семейной жизни, о том, насколько долговечна любовь Саши. Будучи решительным человеком, она значительно легче могла подойти к самой щекотливой теме, обставив все дело весьма умело. В воскресенье, 25 сентября, цесаревич, как обычно уже, с несколькими родственниками зашел к невесте вечером поговорить. Небольшая компания скоро разошлась, а Минни и Александр остались вдвоем. Это была редкая приятность.
Здесь Дагмар сделала, казалось бы, невозможное: она села на колени к жениху, поцеловала его и спросила, что он думает об их совместной семейной жизни; уверен ли он, что будет любить ее всегда? Большого и сильного русского витязя эта необычность, это близкое присутствие дорогой и желанной, привело в сильное волнение, и он, чуть ли не стуча зубами от сильных эмоций, сказал, что их отношения, как он вполне уверен, в будущем еще больше укрепятся. Оба были счастливы и расстались с большой неохотой.
Чем ближе узнавал принцессу Александр, чем больше с ней общался, тем сильнее и удивительней были впечатления. В один из дней он сидел у нее, они мирно беседовали, и вдруг будущая цесаревна совершенно неожиданно встала,
128


Император Александр III


2. Императрица Мария Федоровна


3- 	Императрица Мария Александровна


4- 	Император Александр II с детьми (слева направо): Мария, Сергей, Владимир, Александр, Алексей, Николай, i860 г.


. Сыновья Александра II (слева направо): Сергей, Владимир, Александр, Павел


8. Княжна М.Э. Мещерская


д. Датская королева Луиза с детьми (слева направо): Тира (Тюра), Вольдемару Александра, Дагмар. 1863 г.


. Датский король Христиан IX


li. 	Цесаревич Александр Александрович (второй справа) и принцесса Дагмар (третья справа) в дни помолвки. Дания. Июнь 1866 г.


12. 	Великий князь Владимир Александрович и датский принц Вольдемар. 1866 г.


13. 	«Автопортрет» и стихи принцессы Дагмар, оставленные в дневнике цесаревича после помолвки. (Перевод стихотворения:
«Цветы тихо шепчут О главном в моей жизни - Что я ношу в своем сердце Радость и соль любви».)


14. 	Супруга наследника британского престола принцесса Уэльская Александра (сестра Марии Федоровны)


15. 	Наследник британского престола Альберт Эдуард, принц Уэльский


i6. 	Цесаревич Александр Александрович и цесаревна Мария Федоровна. i86j г.


Семейное счастье
оперлась руками на два кресла и совершила переворот через голову. Жених был потрясен, и потом они вдвоем хохотали от души. Он знал, что Дагмар каждое утро делает гимнастику, что она ежедневно тренируется, обливается холодной водой, но что она способна на нечто подобное — он никогда не подозревал.
Цесаревич видел выступление акробатов в цирке, а теперь выяснилось, что и его будущая жена способна выделывать «подобные кренделя». При этом Дагмар сказала, что не очень хорошо себя чувствовала, так как грустила после полученных из Дании писем и к тому же целый день мучилась желудком. Но внешне это было совсем незаметно. Она была такая шаловливая, такая непосредственная, и это тоже вызывало симпатию. Она и потом много раз, к вящей радости мужа, будет делать при нем «колесо», и эти «забавные манипуляции» прекратятся лишь в зрелых летах.
По своему темпераменту они — довольно разные люди, но это различие не отдаляло, а сближало. Принцесса была благодарна жениху, такому большому, милому, доброму. Дагмар нравилось, как он улыбался, как курил свои любимые сигары, как гордо восседал на лошади; нравилась его молчаливая сосредоточенность, серьезная основательность. У него имелась своя лодка, и когда перевели, что она называется «Увалень», то невеста не могла по-доброму не рассмеяться. Увалень, ее увалень...
И не было сомнений, что цесаревич защитит ее, слабую иностранку, от всех жизненных неурядиц, от злых, нехороших людей. Рядом с ним — надежно и спокойно. Существовала уверенность, что Александр любит ее сильно и глубоко. Даже начинал ревновать, что удивляло и радовало. В первые дни произошла маленькая история: на прогулке в парке весело болтала с кем-то из компании и так увлеклась, что какое-то время ни разу не посмотрела на Сашу. А он заметил, обиделся и высказал обиду. Она опешила вначале, но затем попросила прощения, которое тут же и получила.
Во всем же остальном наблюдалось полное взаимопонимание. Они начали играть дуэтом: он — на корнете, она — на фортепиано. Незатейливые, веселые мелодии Штрауса и Оффенбаха у них стали получаться сразу. Вместе рисовали.
129


Александр III
Дагмар уже неплохо владела карандашом и пером, а ее излюбленная тема — морские пейзажи. Она выросла у моря, и водная стихия никогда не оставляла ее равнодушной.
Каждый день Дагмар приходилось по нескольку часов заниматься. Нормам православия ее обучал священник Иван (Иоанн) Леонтьевич Янышев (позднее он станет духовником царской семьи), помогал и Александр. Она ему вслух читала по-русски молитвы, и цесаревич удивлялся, как хорошо и быстро она это делала. Службу миропомазания несколько раз повторили, а затем показали императрице. Мария Александровна была удовлетворена и в маленькой домовой церкви учила будущую невестку, как надо подходить к образам, как делать поклоны. Все получалось неплохо.
Чем ближе наступал торжественный момент, тем больше волновались и принцесса, и цесаревич. У Александра было много забот. Дела по ремонту Аничкова дворца шли успешно, но время свадьбы приближалось, и постоянно мучил вопрос: успеют ли? Мебель, бронза и люстры, заказанные во Франции, в середине октября начали поступать в Петербург. Почти завершился ремонт церкви, бани; работы по оформлению библиотеки, столовых, кабинетов, спален близились к завершению. К тому же времени прибыли экипажи, упряжь и лошади из Англии. Заведование конюшней поручил англичанину.
Все шло полным ходом, дел по устройству семейного очага было много, но оставались и другие, не менее важные дела. Заседания в Государственном совете отнимали много времени, так как надо было не только сидеть несколько часов там, но и знакомиться заранее с бумагами, чтобы иметь свое мнение. После нескольких посещений Александру стали нравиться эти занятия, так как многое приходилось узнавать. Хотя он пока не имел права решающего голоса и не мог участвовать в голосовании, но внимательно слушал выступления, иногда кратко излагал собственный взгляд.
В среду, 12 октября 1866 года, наступил день миропомазания. Церемония происходила в Зимнем дворце. Около 11 часов из царских апартаментов по залам дворца тронулась торжественная процессия. Виновница торжества была в простом белом платье и впервые — без всяких украшений. Вошли в
130


Семейное счастье
Большую дворцовую церковь. Молитва прочитана безукоризненно. Свидетельницей по чину миропомазания была сама императрица, которая подводила будущую жену сына к иконам и святому причастию. В России появилась новая благоверная великая княгиня Мария Федоровна.
Затем отслужили обедню. Вся процедура заняла не более полутора часов. В этот день была перевернута последняя страница в книге о датской принцессе Дагмар. Начиналась совсем другая жизнь. Еще давно, когда впервые возникли предположения о переходе в православие, она получила заверение императора Александра II, что в России будет сохранено ее первое имя — Мария (полное ее имя — Мария София Фредерика Дагмар). И вот все исполнилось.
На церемонии присутствовала блестящая публика: члены императорской фамилии, дипломаты, высшие сановники империи. Некоторые из них впервые увидели ту, которой суждено в будущем стать царицей. Интерес был неподдельный, и все детали, малейшие нюансы процедуры и поведения пристально запечатлевались, чтобы затем рассказывать и пересказывать бессчетное количество раз впечатления того дня. Формально придраться было не к чему, но все равно, как всегда бывало, какие-то вещи кого-то непременно не устраивали.
Одним казалось, что принцесса говорила «металлическим голосом», что она произносила слова, не понимая их смысла; другим привиделось, что она не чувствовала торжественности момента, так как у нее «были сухие глаза». Находились и такие, кто горевал об императрице, которая, как показалось, была «излишне» грустна. Когда они стояли рядом, Мария Федоровна и Мария Александровна, молодость и зрелость, то впечатление было не в пользу царицы. Но ведь по- другому и быть не могло: весна всегда (почти всегда) радостней глазу, чем осень...
На следующий день, 13 октября, был обряд обручения. Опять, тем же порядком, что и накануне, процессия прошла по залам Зимнего и вошла в церковь. Службу служил митрополит. Император взял за руку сына и его невесту и подвел их к алтарю. У молодых сильно билось сердце, и цесаревич позднее написал, что оно никогда раньше «так не билось».
гЗ1


Александр III
Слова были сказаны, молитвы прочитаны. Александр и Мария вышли из церкви с кольцами на руках. Все было трогательно и торжественно.
Александр вместе со своей теперь уже «полной невестой» зашел к ней. С ним были братья Владимир и Алексей и кузен Коля Лейхтенбергский. Все радовались и по случаю выпили целую бутылку шампанского. Затем — большой парадный обед с музыкой, солистами и хором. Позже в Белом зале Зимнего дворца была церемония представления невесте дипломатического корпуса, а вечером — большой полонез- ный бал.
Александр и Мария сделали десять туров. «Итак, первый шаг сделан! Дай Бог мне и ей счастливую супружескую жизнь», — записал перед сном цесаревич.
Свадьбу назначили на 26 октября. Но затем, по нездоровью императрицы, отодвинули на 28-е. Времени оставалось мало, и Александр целыми днями был занят встречами, обсуждениями, продолжавшимися уроками, заседаниями в Государственном совете, хлопотами по устройству Аничкова дворца. Эта круговерть изматывала и раздражала. Бесконечные визитеры с поздравлениями, депеши со всех концов света, суета, суета.
Радости только и было, когда видел свою Минни. Они теперь вместе говели перед свадьбой, вместе молились. Невеста впервые исповедовалась в России. Но еще накануне церковной исповеди сообщила своему жениху, что в ее жизни была и еще одна любовь. В юности она увлеклась молодым аристократом, сыном датского премьер-министра графа Мольтке. Александра эта откровенность ничуть не обескуражила. Все это было когда-то давно, в старые времена, а теперь все забыто и прощено. У них начинается совсем другая жизнь.
Стали съезжаться гости на свадьбу. Фреди прибыл 20 октября, и сестра очень обрадовалась брату. Ей было в эти дни очень непросто, требовалась поддержка, а никого из близких часто не бывало рядом. Родители далеко, царица больна, царь все время занят, а Александр, ее дорогой жених, мог бывать с ней лишь урывками. Затем приехал прусский кронпринц Фридрих Вильгельм, принц Герман Веймарский, а 25 октября, в сопровождении блестящей свиты, прибыл на¬
132


Семейное счастье
следник английского престола Альберт Эдуард, муж сестры Александры.
Цесаревич встречал всех высокородных гостей, а с принцем Уэльским быстро установились самые дружеские отношения. Сын королевы Виктории попросил русского престолонаследника называть его просто «Берти» и быть с ним на «ты». Каждый день череда приемов, проходов, балов, официальных обедов, вечеров. Александр Александрович был вконец затормошен и душу изливал на страницах дневника.
За два дня до свадьбы написал: «Я теперь нахожусь в самом дурном настроении духа в предвидении всех несносных празднеств и балов, которые будут на днях. Право, не знаю, как выдержит моя милая бедная душка Минни все эти мучения. Даже в такие минуты жизни не оставляют в покое и мучат целых две недели. Это просто безбожно! И потом будут удивляться, что я не в духе, что я нарочно не хочу казаться веселым. Господи, как я буду рад, когда все кончится и наконец можно будет вздохнуть спокойно и сказать себе: теперь можно пожить тихо и как хочешь. Но будет ли это когда-нибудь или нет? Вот это называется веселье брачное. Где же оно, и существует ли оно для нашей братии? Пока я еще не отчаиваюсь и уповаю на Бога, хотя и тошно приходится иногда. Что меня больше всего огорчает, так это то, что прихожу иногда к моей бедной душке в таком расположении духа и не могу удержаться, чтобы скрыть это. Каково же ей выдерживать все это и слышать от меня вечное ворчание и неудовольствие. А она, душка, для меня пожертвовала всем и даже оставила своих родителей, мать и отца, родину свою покинула, а теперь я в таком настроении духа прихожу к ней и постоянно почти такая история. Да укрепит нас Господь Бог в эти важные минуты нашей жизни. Все упование мое на Него!»
За день до свадьбы состоялось освещение церкви в Анич- ковом дворце. Был молебен, затем окропление святой водой главных помещений. Присутствовали царь, царица, их дочь Мария (в будущем — герцогиня Эдинбургская. — А.2>.). Императрица лично взялась украшать будуар Минни, а отец давал наставления сыну насчет семейной жизни. Днем была еще встреча с принцем Уэльским, позабавившим рассказом о
133


Александр III
своей свадьбе. Этот последний предсвадебный день так долго тянулся. Вечером отец и мать благословили Александра и Марию образами, обняли, поцеловали, пожелали счастья. Императрица не могла сдержать слез, а Минни хоть и крепилась, но тоже была недалека от того, чтобы разрыдаться.
Вечером состоялась еще одна очень важная для цесаревича беседа. Лейб-медик Николай Федорович Здекауэр имел с женихом разговор весьма интимного свойства. Он сообщил ему то, что должен знать невинный юноша, которому предстоит встреча с новобрачной в опочивальне.
В ночь перед свадьбой Александр плохо спал, его мучили разные мысли, да к тому же брат Владимир, с которым его поместили в одной комнате в Зимнем дворце, «храпел как лошадь».
Наконец-то наступило это долгожданное число, этот день 28 октября, который навсегда останется в их жизни самым радостным и счастливым. Не только они его будут отмечать; на несколько десятилетий он станет праздником всей императорской фамилии.
Встали около половины девятого. Чашка кофе, приход друзей и родственников. Затем — обедня в Малой церкви, где присутствовали только четверо: царь, царица, Минни и Александр. По окончании разошлись по своим комнатам и стали одеваться к свадьбе. Цесаревич быстро надел щеголеватый мундир казачьего Атаманского полка, шефом которого был. Но потом долго пришлось ждать, когда закончат облачать в свадебный наряд невесту.
Когда двери отворились, Александр замер в восхищении: на его Минни был сарафан из серебряной парчи, малиновая бархатная мантия, обшитая горностаем, на голове — малая бриллиантовая корона. Невеста была великолепна.
Процессия тронулась в церковь. В начале второго часа дня состоялось бракосочетание по обычному чину. Император Александр II взял их за руки и подвел к алтарю. Венцы над головами держали: у него — братья Владимир и Алексей, у нее — датский принц Фредерик и Николай Лейхтенберг- ский. Вся церемония не заняла много времени, но стоила многих переживаний и жениху, и невесте, теперь соединившим свои жизни перед алтарем.
134


Семейное счастье
Последующее было утомительным и малоинтересным для новобрачных. Парадный обед в Николаевской зале с музыкой и пением. Поздравления, тосты за счастье молодых. Вечером в концертном зале молодые принимали поздравления дипломатического корпуса, а по окончании в Георгиевском зале — полонезный бал. Народу «была пропасть», и стояла страшная духота. Затем, пройдя торжественным шествием по всем парадным залам, молодые в золотой карете отбыли в Аничков дворец, где был накрыт ужин для членов фамилии.
Цесаревна первый раз оказалась в своем доме. Теперь здесь она полноправная хозяйка, но находилась в таком подавленном состоянии, что мало что видела и никак не могла освоиться. Ужин был утомительным, и было видно, что новобрачные устали. Скоро все разъехались, остались лишь Александр II и Мария Александровна. Царица и царевна удалились в комнаты Минни, а император остался с сыном. Родители готовили детей к брачному ложу.
Согласно старой традиции, в первый раз жених должен войти к невесте в тяжелом и громоздком халате из серебряной нити. Но Александр не чувствовал ноши. Он был как в лихорадке, плохо соображал, мысли путались. Без четверти час ночи императрица вошла к мужчинам и со слезами на глазах сказала, что «пора, Минни ждет». Александр встал, попросил родительское благословение и на подгибающихся ногах вошел в спальню, запер за собой дверь.
Огни были потушены, горела лишь одна свеча на маленьком столике. В полумраке на постели он увидел испуганное лицо Минни. Он подошел, обнял ее... И провалились куда- то, и закружились, и полетели вдвоем. И перестал существовать весь остальной мир, а лишь он и она, вместе, в едином порыве, в радостном вздохе, навсегда. Они стали мужем и женой.


ГЛАВА 6
ЖИТЬ С ЛЮБОВЬЮ И НАДЕЖДОЙ
Бракосочетание принцессы и наследника русского престола шумно отметили в Дании. В день свадьбы Копенгаген украшали русские и датские национальные флаги, звучал пушечный салют, а вечером центр города был красочно иллюминирован. Во дворце Кристиансборг Христиан IX устроил парадный банкет, на котором произнес прочувствованную речь, призвав благословение Всевышнего для августейшей своей дочери, и выразил надежду, что она составит счастье своей новой родины. Вечером в зале ратуши состоялся большой бал, на котором присутствовали король и королева. Народное гулянье в парках датской столицы продолжалось до глубокой ночи...
В России свадьба наследника престола стала важнейшим государственным событием. Гремели салюты, раздавались царские милости: кого-то произвели в фельдмаршалы, кого- то во флигель-адъютанты, обер-шенки, гофмейстеры. Были пожалованы родовые титулы, Андреевские ленты (орден Андрея Первозванного), следовали назначения в Государственный совет (полным членом последнего стал и наследник). Взоры многих и многих были обращены к Аничкову дворцу, где разместился со своей женой будущий царь.
136


Жить С ЛЮБОВЬЮ И НАДЕЖДОЙ
На следующий день после свадьбы и всех сопутствовавших треволнений молодому супругу пришлось встать как обычно. Еще не было девяти утра, а уже пришли люди с поздравлениями: служащие его двора, некоторые родственники. Александр Александрович почти все годы семейной жизни неизменно пробуждался раньше жены. Редкий день он выходил из спальни позже половины девятого. Ждали дела и обязанности.
Мария Федоровна, как правило, почивала значительно дольше и обычно просыпалась около десяти. Она любила некоторое время понежиться в постели, где иногда и пила кофе. Затем был туалет, продолжавшийся, в зависимости от обстоятельств, когда 20 — 30 минут, а порой — и целых два часа.
В свой первый день в роли жены Мария Федоровна плохо себя чувствовала. Выглядела грустной и необычайно бледной. Огромное нервное напряжение, в состоянии которого провела предыдущие недели, не могло не сказаться. Но надо было делать то, «что нужно», а датская принцесса с детства хорошо знала, что нельзя себе давать послаблений и следует честно и аккуратно относиться к обязанностям.
В полдень молодожены отбыли на встречу с родителями в Зимний. Ехали впервые в собственной карете, четверкой, с форейтором и двумя казаками верхом впереди. Царь встретил их на парадной лестнице, провел к императрице. Посидели, поговорили. Мария Александровна заметила бледность Минни, но объяснила ее вполне понятными обстоятельствами.
Из Зимнего проследовали к визитами дальше: к «дяде Мише» (великому князю Михаилу Николаевичу), «тете Ольге» (великой княгине Ольге Николаевне, в замужестве — королеве Вюртембергской), «дяде Косте» (великому князю Константину Николаевичу), «тете Елене» (великой княгине Елене Павловне, вдове великого князя Михаила Павловича, урожденной принцессе Вюртембергской), «тете Кате» (великой княгине Екатерине Михайловне, в замужестве — герцогине Мекленбург-Стрелицкой), «тете Мари» (великой княгине Марии Николаевне, в замужестве — герцогине Лейхтенберг- ской), «дяде Низи» (великому князю Николаю Николаевичу (старшему).
137


Александр III
Везде надлежало выслушивать поздравления, напутствия и благодарить, благодарить. Затем вернулись домой, немного отдохнули, а к пяти часам уже съезжались гости на обед. Собралось всего человек 35: великие князья и княгини, иностранные принцы. Цесаревич с цесаревной насилу выдержали.
Мария Федоровна, когда все разъехались, почти замертво упала в постель. Она себя так плохо чувствовала, что пришлось пригласить датского доктора Плума (семейного врача датского короля). Он установил, что у его давней пациентки — сильная простуда. Последующие три дня молодая цесаревна провела в постели, а затем все опять вошло в повседневное русло. Началась обычная, будничная жизнь в России, насколько эта «обычная жизнь» была доступна людям положения Александра Александровича и Марии Федоровны.
У цесаревича было больше официальных обязанностей, а у его жены — династических и фамильных обязательств. Она непременно должна каждый день делать визит к свекрови, беседовать с ней, навещать других родственников. Порой ей становилось грустно, а милого мужа целыми днями не видела. Он ей принадлежал целиком лишь ночью да иногда урывками днем. Когда выдавались такие часы, то гуляли в Анич- ковом саду, пили чай в кабинете Александра на втором этаже Аничкова, в углу, с видом на Невский проспект, откуда хорошо наблюдать суету главной столичной улицы. Мария Федоровна только в России увидела настоящую зиму — снежную, вьюжную, морозную — и впервые в жизни проехала в санях, что ей очень понравилось.
Случались и маленькие размолвки — недоразумения: мужу казалось, что жена недостаточно крепко его любит, а ей не нравилось, что он часто отлучается, хотя и мог бы, как казалось, побыть с ней. Но все быстро разъяснялось. Вечером, когда все затихало, уединялись в опочивальне, и здесь уже никто не мог потревожить. У них была общая постель, в которой они имели возможность обсудить все, что угодно. Иногда эти интимные беседы так затягивались, что засыпали далеко за полночь. До самых последних месяцев жизни Александра III альковные собеседования перед сном оставались непременным элементом жизни, взаимной потребностью мужа и жены.
138


Жить С ЛЮБОВЬЮ И НАДЕЖДОЙ
Александр любил свою Минни простой и искренней любовью, а после свадьбы уж совсем не сомневался, что это счастье послано Всевышним. Он понял, что она его судьба. Через месяц после венчания записал: «Я часто чувствую, что я не достоин ее, но если это и правда, то постараюсь быть достойным ее. Часто я думаю, как все это случилось. Как я наследовал от моего милого брата и престол, и такую жену, как Минни... Вот что значит Божия Воля. Человек думает одно, а Бог совершенно иначе располагает нами. Не наше дело рассуждать, лучше или хуже было бы прежде или теперь! Теперь одного прошу я у Господа: это силу и бодрость на моем трудном пути и чтобы Он благословил наш брак! Жена во многом мне может помочь, и я должен быть с ней, как только могу, в самых коротких и дружеских отношениях. Такую жену, какую я имею, дай Бог каждому иметь, и тогда можно быть спокойным и счастливым». Предчувствие его не обмануло. Он был спокойным и счастливым. За все 28 лет брака ни разу не воспламенился при виде другой женщины...
Первые послесвадебные недели балы давались почти ежедневно, но эту «каторгу» цесаревна, в отличие от супруга, отбывала не только с охотой, но и с большим подъемом. Торжественные обеды и ужины ей нравились меньше, но и здесь она вела себя с неизменным достоинством и тактом. Даже когда за столом оказывалась рядом с прусским кронпринцем Фридрихом Вильгельмом (будущим германским императором Фридрихом III), то и тогда умела улыбаться и дружески беседовать, хотя к пруссакам питала стойкое, почти физическое неприятие.
Иногда трапезы разнообразились какой-нибудь необычностью, что неподдельно радовало. На одном из царских обедов в Зимнем дворце наследник английской короны преподнес сюрприз: шотландец из свиты был зван исполнить на волынке шотландские мелодии, которые тот добрый час исполнял, обходя вокруг столов. Вид рослого мужчины в юбке вызвал веселое оживление собравшихся, и цесаревна поблагодарила Берти за приятную интермедию.
14 ноября 1866 года цесаревна впервые отметила свой день рождения в России — ей исполнилось девятнадцать лет. Вся обстановка разительно отличалась от того, что она зна¬
139


Александр III
ла в минувшие годы. Теперь это праздник огромной империи, торжество могучей династии. В Аничковом дворце случилась настоящая «инвазия» (нашествие).
Александр поднялся в четверть девятого и тихо, на цыпочках, покинул спальню. Приведя себя в порядок, пошел в кабинет, где пил кофе, курил сигару и читал бумаги, остававшиеся с прошлого дня. Пришли чины двора цесаревича: граф Б.А. Перовский, князь В.А. Барятинский и другие. Без пятнадцати десять в будуар цесаревны, которая, как ни странно, была почти готова, вошла целая процессия во главе с мужем. Поздравляли, желали счастья, вручали подарки. Первым поздравил Александр, подаривший маленькие золотые часики с бриллиантами и на цепочке. Она давно о таких мечтала, и вот муж угодил.
Ну, а затем началась династическая череда. Приехал «дядя Миша», поздравил, подарил браслет. Был Фреди, обнял сестру, подарил кольцо. Затем вместе с мужем принимала депутацию казаков, доставивших в дар чудную икону Божией Матери. Только ушли эти рослые красавцы, надо было сразу же ехать в Зимний, где ждал царь. В золотой карете промчались за десять минут.
Там собралась царская фамилия. Императрица не могла выйти, так как у нее был флюс. Торжественная служба в Большой церкви, а по окончании в дворцовой ротонде великие князья и великие княгини подходили поочередно, по старшинству, к цесаревне. Мужчины целовали руку, дамы прикладывались к щеке. Говорили добрые слова, подносили дары. Самый замечательный подарок сделал царь: золотой с чернью браслет с бриллиантами и изумрудами. За фамильным завтраком настроение было у всех повышенное. Цесаревна пользовалась всеобщей симпатией и несомненным расположением императора, о чем все уже хорошо знали.
Вечером же был изысканный бал в особняке английского посла в Петербурге (1864—1871) лорда Эндрю Бьюкенена, куда съехалась почти вся императорская фамилия. Такого собрания эти стены еще не видели. Распоряжался принц Уэльский. Облаченный в шотландский национальный костюм, по отзыву одного из русских министров, имевший «внушительный вид и величественные манеры», он уделял цеса¬
140


Жить С ЛЮБОВЬЮ И НАДЕЖДОЙ
ревне повышенное внимание. Они успели немного поговорить и конечно же вспомнили тосковавшую в Лондоне Алике. Бал продолжался всю ночь, и Мария Федоровна, по словам мужа, «была как сумасшедшая». Она танцевала почти без перерыва, много смеялась и была необычайно хороша. Но это не радовало Александра, по временам испытывавшего приступы необъяснимой ревности. Он вдруг становился замкнутым и раздражительным, демонстративно не смотрел на жену, с головой погрузившуюся в водоворот веселья.
Ее поведение ему начинало казаться неприличным. На следующий день было объяснение. Минни со слезами на глазах просила сказать, в чем именно виновата, но муж лишь повторял, что она вела себя неподобающим образом. Но что она могла сделать: ей так нравились танцы, ее ведь все время приглашали, и не могла же она отказать царю, послу ее величества, Берти, наконец. Александр исполнил с ней лишь один танец — кадриль, а затем вообще ушел из зала, и она его долго не видела. Ему же нравится сидеть с мужчинами, курить, вести длинные разговоры на эти скучные политические темы; она ведь его не упрекает, а почему ей отказано в самом малом? Они любили друг друга и не умели долго сердиться. Все закончилось поцелуями и уверениями в вечной любви.
Этот длинный и мучительный для цесаревича, но приятный цесаревне праздник завершился 21 ноября. Провожали гостей: уехал прусский кронпринц, князья, герцоги, принцы. Еще 17-го отбыл наследник английского престола. Днем цесаревич и цесаревна поехали прощаться. Апартаменты Берти помещались в Зимнем дворце, и в России к нему относились подчеркнуто уважительно. Это был первый визит в Россию принца Уэльского, визит, который стал возможным лишь благодаря брачной партии наследника русской короны. Неоднократно принца неофициально посещал император Александр II, обсуждавший некоторые деликатные вопросы сложных межгосударственных отношений между Англией и Россией. «Друг юности» королевы Виктории ненавязчиво объяснял будущему королю смысл русской политики на Востоке, не направленной против Британии. Царь искренне хотел установления дружеских отношений с Великобританией.
141


Александр III
Однако в Лондоне все еще преобладали резкие антирусские настроения, выразителем которых в 60-е годы являлся министр финансов, а затем премьер-министр Бенджамен Дизраэли, считавший, что «Россия непрерывно усиливается. Катится, как снежная лавина, к границам Афганистана и Индии и представляет собой величайшую опасность, какая только может существовать для Британской империи».
Взгляды своего министра разделяла и хозяйка Букингем- ского дворца королева Виктория. Еще свежи были в памяти перипетии Крымской кампании, и все помнили, что ее величество тогда совершила невероятное: на своей яхте провожала «до последнего маяка» британскую эскадру, отправлявшуюся в Крым воевать с русскими, продемонстрировав всему миру, что это не только война Британии, но и личная война королевы. Эта «вечная вдова» (она сорок лет не снимала траур по своему обожаемому мужу) принципиально не изменила своих взглядов и потом.
Старший же сын ее не был так категоричен. Это была открытая и незлобивая натура, человек, которого в России назвали бы «добрым малым». Любил жизнь, умел ценить красоту и неоднократно испытывал на себе сокрушительные воздействия запретных, но таких сладостных мирских соблазнов. Он проникся симпатией к русскому царю, а с наследником цесаревичем быстро установились самые дружеские отношения.
В тени матери-повелительницы принц Уэльский часто чувствовал себя неуютно и с радостью уезжал на длительные охоты в самые глухие уголки Шотландии или же, при первой возможности, вообще покидал пределы Британии. Он прибыл в Россию по собственной инициативе, по настоятельной просьбе Александры, считавшей, что они двое не могут не присутствовать, когда «решается счастье Минночки». Альберту Эдуарду понравился Петербург. Он и не думал, что в столице далекой империи все так величественно, что здесь такое утонченное общество и так много красоты и настоящего, просто парижского шика. Второй раз приедет сюда через пятнадцать лет, по восшествии на престол Александра III, а затем уже на его похороны.
Принц Уэльский избавится от антирусских предубеждений и, когда станет королем, будет содействовать тому, что
142


Жить С ЛЮБОВЬЮ И НАДЕЖДОЙ
было немыслимо при Виктории: заключению союзного договора с Россией. И трудно удержаться от соблазна и не предположить, что первый камень в монументальное здание будущей Антанты был заложен в те недели октября — ноября 1866 года, когда наследник английской короны породнился с русским престолонаследником. Но это все будет потом, уже в XX веке. А пока ему так не хотелось покидать гостеприимных хозяев. Берти был печален и не скрывал грусти. С Минни и Александром простились самым сердечным образом.
Вскоре уехал и Фредерик, и для Дагмар Марии началась трудная повседневность. Почти каждый день уроки по русскому языку, русской истории, праву, Закону Божьему, музыке и любимые занятия по рисованию с художниками Кюндинге- ром, Племацци и Боголюбовым. Но больше всего сложностей возникало при вживании в среду императорской фамилии. Нет, всему, что полагалось по протоколу, цесаревна научилась быстро; тут все шло без особых осложнений.
Тяжелей давалось усвоение нравов и психологии, писаной, но особенно незримой субординации, сложных хитросплетений симпатий и антипатий в этом небольшом, но чрезвычайно влиятельном сообществе. Здесь существовали свои характеры, типы, лидеры, любовь и неприязнь которых немалого могли стоить. Датская принцесса сразу же оказалась в центре внимания императорской фамилии. Мария Федоровна на первых порах производила впечатление «простушки», и у некоторых возникало предположение, что можно легко стать ментором при ней. Но это впечатление было обманчивым. Она немало ошибалась в жизни, порой доверялась суждениям недобросовестных людей, но никогда не была никем управляема, кроме своего мужа.
Александр являлся для супруги авторитетом. Она ему безусловно верила во всем, что касалось отношений с родственниками и вообще всего того, что относилось до России. Хотела помогать, но ничего не умела, боялась «сделать глупость». Цесаревич свою Минни ни в какие государственные дела не втягивал.
В первый год семейной жизни у Александра Александровича много времени отнимало занятие продовольственным делом. Еще летом 1867 года выяснилось, что в некоторых за¬
143


Александр III
падных губерниях (Новгородской, Смоленской и других) наблюдается сильный недород, крестьяне зимой будут в большой скудости. После сбора урожая плохие предположения подтвердились. Земство ситуация застала врасплох.
Помощь пришла совершенно с неожиданной стороны. В начале декабря, когда безрадостная картина вырисовалась во всей красе, князь В.П. Мещерский немедленно обратился к цесаревичу. Рассказал положение, призвал того проявить участие и предложил меры. Александра не пришлось уговаривать. Идею Вово поддержал сразу: составить комитет и собрать благотворительные пожертвования для помощи крестьянам. Тут же отправился к Папа, попросил разрешение и его получил.
Мещерский составил воззвание, опубликованное в популярной газете «Русский инвалид», призывавшее жертвовать деньги в комитет под председательством «Великого Князя Цесаревича Александра Александровича». Сам комитет расположился в Аничковом дворце, куда пожертвования и начали поступать.
Александр пригласил к себе в помощники председателя новгородской земской управы Н.А. Качалова, человека умного, сведущего в делах местного управления. Тот, в свою очередь, добился согласия цесаревича на участие в предприятии купца из Череповца Н.А. Милютина, честного и опытного хлеботорговца. Последний предложил план, очень понравившийся цесаревичу: не дожидаясь, пока благотворительные пожертвования достигнут большой суммы, получить у государства в долг капитал, чтобы сразу развернуть дело. Замысел удался: по просьбе цесаревича Александр II распорядился выдать из государственного казначейства требуемый миллион рублей.
Череповецкий купец тут же отправился в восточные районы, где имелся избыток хлеба, закупил нужное количество. Все делалось втайне, чтобы не создавать коммерческого ажиотажа, способного повысить рыночные цены. Александр полностью согласился со своими советниками, что зерно не должно раздаваться даром. Бесплатная выдача может лишь трудовые навыки отбить. Его надлежало продавать в кредит по низким ценам, с расчетом после следующего уро¬
144


Жить С ЛЮБОВЬЮ И НАДЕЖДОЙ
жая. Операция прошла блестяще. Пожертвований поступило почти на 2 миллиона рублей (огромная по тем временам сумма).
В конце 1868 года комитет цесаревича полностью рассчитался с казной. Александр II был удивлен: не ожидал такой распорядительности, «деловой хватки» у сына. Наградил того благодарственным рескриптом, в котором говорилось: «Мне отрадно ныне выразить Вашему Императорскому Высочеству за столь полезные и достохвальные труды Ваши, перед лицом всей России, Мою душевную признательность, а с тем вместе и уверенность, что Вы и впредь всегда будете неуклонно трудиться на пользу Нашего любезного Отечества». Все прочие участники тоже удостоились милостивого одобрения.
Однако имелись и недовольные. Деятельность новоявленных «хлебных негоциантов» вызывала противодействие некоторых влиятельных лиц, и первый среди них — министр внутренних дел П.А. Валуев. Его ведомство, в ведении которого находилось продовольственное дело, было не готово оказывать помощь в широких масштабах, а сам министр вообще считал, что «ничего необычного не случилось». Когда же стало ясно, что «случилось», начало выясняться, что небольшой группе лиц под руководством цесаревича удастся заменить в таком государственном деле целое ведомство, то министерство пыталось ставить «палки в колеса». Государю всякие слухи передавали, на местах чинили препятствия. Не получилось сорвать. Александр осенью 1867 года имел «неприятное объяснение» с Валуевым и на всю жизнь сохранил о нем неблагоприятное мнение.
Еще два крупных благотворительных начинания непосредственно были связаны с именем цесаревича Александра Александровича. С 1865 года под его покровительством находился Дом призрения бедных детей в Петербурге. Через несколько лет его увлекла мысль организовать для детей школу, где бы те получали необходимые для жизни профессии. Так возникло Петербургское ремесленное училище, деньги на которое (почти 500 тысяч рублей) собрал по подписке комитет, возглавляемый Александром Александровичем. В честь покойного Никса учебно-воспитательное заведение получило название «Ремесленное училище Цесаревича Николая».
45


Александр III
За два с половиной года для него построили большое здание в центре столицы, рассчитанное на несколько сот учеников. 28 декабря 1874 года состоялось торжественное открытие.
Одновременно с этим, опять на пожертвования, собранные по инициативе и при живейшем участии наследника престола, в восьми верстах от Петербурга около станции Удельной начали строить больницу — «Дом призрения для душевнобольных». Она предназначалась для лиц любого звания и насчитывала вначале 130 кроватей, позже их число возросло до 250. Осуществление этих двух крупных проектов удостоилось царской признательности. В благодарственном рескрипте (во втором по счету) на имя цесаревича, подписанном в день его рождения 26 февраля 1875 года, он был назван «главным виновником как самого устройства сказанных заведений, так и настоящего их преуспеяния». К благотворительным занятиям быстро приобщилась и Мария Федоровна...
Событий в первые месяцы брачной жизни Александра и Марии было много, но почти все текущие, часто походившие одно на другое. Первый Новый год, 1867-й, цесаревич и цесаревна встречали вдвоем, выпили по бокалу пунша. Накануне получили подарки из Англии. Алике прислала Минни дорожный мешок, а Александр получил от нее маленькую золотую галстучную булавку с крошечной жемчужиной, а от Берти — серебряный портсигар.
Вскоре после Нового года произошла неприятность. Трое служащих, нанятых в Англии состоять при лошадях и экипажах цесаревича, стали вести себя неподобающим образом. На Рождество и Новый год они перепились, самовольно отлучились. Это было возмутительно. Кто бы мог предположить, что и англичане подвержены неумеренному потреблению горячительных напитков. Их пришлось уволить.
В остальном все было мирно, тихо, тепло, и так хотелось, чтобы это великое семейное счастье никогда не прерывалось. Случались и кратковременные семейные размолвки. Один раз Минни захотелось вечером поехать на спектакль в Немецкий театр, а Александру — на представление в цирк. Жена выражала обиду: он ее не любит, ее желания для него не имеют никакого значения. Подобными «универсальны¬
146


Жить С ЛЮБОВЬЮ И НАДЕЖДОЙ
ми» аргументами, наверное, во все времена пользовались жены для своего семейного самоутверждения. Александр сердился, говорил, что «отпускает ее куда угодно», а сам же останется дома. Потом были поцелуи, ласковые слова и женские слезы примирения. Той, первой, зимой их совместной жизни случилось и еще раз такое.
Цесаревич был зван братом Владимиром к себе на ужин, в узкой мужской компании. Обсудили с Минни. Она согласилась. Написал записку Владимиру и уведомил, что будет на вечере. Но в назначенный день Мария Федоровна вдруг стала выражать недовольство. Ну, зачем он едет, что там интересного, не лучше ли будет, если они проведут вечер вместе. Александр вспылил: я уже дал согласие и поеду непременно. Но жена не успокаивалась, зазвучали упреки. В конце концов цесаревич категорически заявил, что никуда не поедет, и тут же дал знать об этом Владимиру Александровичу. Прошло немного времени, и Минни, видя, как расстроен муж, начала уговаривать его поехать. Он был непоколебим. Она рыдала, просила прощение. В конце концов они помирились.
Однако Минни считала, что обязана себя наказать за глупое поведение, испортившее настроение мужу. Она придумала себе страшную кару: этой ночью она будет спать не с Сашей, а одна на кушетке. Сообщение повергло мужа в уныние, и ему стоило некоторых усилий сломать настроение жены, убедив ее, что этим она наказывает не только себя, но и его. Подобные маленькие «семейные турниры», в которых проигрывали обе стороны, со временем совсем прекратились. Они научились понимать друг друга.
Александр Александрович любил тихие семейные вечера в любимом Аничкове, когда никого не было. Они читали, разговаривали, писали письма, обсуждали происшедшие события. Наследник престола просто упивался романом Федора Достоевского «Преступление и наказание», публиковавшимся в журнале «Русский вестник». 8 марта 1867 года записал в дневнике: «Так интересно, как никогда еще не было». Он не рисковал переводить Минни с листа, а только пересказывал некоторые сюжетные куски и сцены. Читал еще «Войну и мир» Льва Толстого, но этот роман нравился меньше и интересовал главным образом описанием батальных сцен.
*47


Александр III
Но не только художественные произведения занимали престолонаследника: он внимательно знакомился и с журналом «Колокол», издававшимся за границей врагом трона и династии Александром Герценом и нелегально переправляемым в Россию. Александр с удивлением обнаруживал, что некоторые нелицеприятные оценки и суждения Герцена, касающиеся высших должностных лиц империи, порой совпадали с его собственными.
Первые годы жизни в России Мария Федоровна по-русски читать не умела. До поры же она отдавала предпочтение французским романам и регулярно знакомилась с парижским журналом «Revue des deux Monde» («Обозрение двух миров»), помещавшим статьи о событиях европейской жизни, загадочных происшествиях, о тайнах мира, жизни и смерти. Этому изданию она сохранила верность до конца дней и даже в старости, в эмиграции, не изменила привязанности молодости.
Когда же сносно овладела русским языком, то по настоянию мужа первым делом прочла знаменитый роман «Преступление и наказание», пережив потрясение от силы и глубины произведения. Достоевский стал ее любимым русским писателем, с которым она позднее лично познакомилась.
8 мая 1880 года цесаревна присутствовала на вечере у великого князя Константина Константиновича (старший сын Константина Николаевича, двоюродный брат цесаревича) в Мраморном дворце. Там писатель почти три часа читал свои вещи: исповедь старца Зосимы из «Карамазовых» и рассказ «Мальчик у Христа на елке». В тот вечер цесаревна исполняла роль хозяйки, сама разливала чай присутствующим. Но неотрывно слушала и слушала. Константин Константинович записал в дневнике, что во время чтения «у цесаревны глаза подернулись влагой».
Минни с восторгом рассказывала Саше о встречах с Достоевским (указанная, 8 мая, была вторая). В конце концов и цесаревич, который давно являлся почитателем великого писа- теля-пророка, решил лично встретиться с ним. Инициативу проявил обер-прокурор Святейшего Синода Константин Победоносцев, порекомендовавший писателю преподнести только что вышедший целиком роман «Братья Карамазовы»
148


Жить С ЛЮБОВЬЮ И НАДЕЖДОЙ
цесаревичу. Для подарка Федору Михайловичу пришлось заказать дорогой переплет для одного экземпляра.
15 декабря 1880 года Победоносцев писал Достоевскому: «Я предупредил письменно великого князя, что Вы завтра на исходе 12-го часа явитесь в Аничков дворец, чтобы представиться Ему и Цесаревне». Достоевский посетил дворец 16 декабря, за полтора месяца до своей смерти.
Дочь писателя Любовь Федоровна потом вспоминала о том эпизоде в биографии Федора Михайловича: «Его и Ее высочества приняли его вместе и были восхитительно любезны по отношению к моему отцу. Очень характерно, что Достоевский, который в этот период жизни был пылким монархистом, не хотел подчиняться этикету двора. Он говорил первым, вставал, когда находил, что разговор длится достаточно долго, и, простившись с цесаревной и ее супругом, покидал комнату так, как он это делал всегда, повернувшись спиной». О содержании беседы сведений не сохранилось, но нарушение светских приличий никак не отразилось на симпатии цесаревича, ставшего через два с половиной месяца царем. К имени Достоевского неизменно относился с симпатией.
Именитых гостей в Аничкове принимали не часто. Если же и принимали, то Александр Александрович придавал встречам неофициальный характер, не любил из своего дома делать место помпезных церемоний.
Первые годы Александр с Минни постоянно вспоминали Никса, Ниццу и все, что было так еще недавно, но уже казалось далеким прошлым. Вместе не раз перечитывали его письма и ей, и ему. Потом сидели обнявшись, молча, и слезы текли по щекам обоих. 12 апреля остался в их памяти днем сожаления и печали. Умерший стал для них ангелом-храни- телем, которому обязаны были своим счастьем и благополучием. Когда появится сын-первенец, то вопроса с именем просто не будет: его нарекут Николаем.
Если не было балов и приемов, спать ложились около полуночи. Перед сном обычно почти не ели. Александр выпивал стакан простокваши, а Минни съедала или апельсин, или яблоко. Она вообще всю жизнь проявляла умеренность в пище и, хоть никогда не придерживалась строгой диеты,
149


Александр III
ела чрезвычайно мало. Почти не потребляла хлеб. Правда, когда подносили на встречах хлеб-соль, приходилось отщипывать маленький кусочек от увесистого каравая, но зато на обедах и ужинах к нему редко притрагивалась. Овощи, фрукты, молочные продукты составляли главное содержание меню.
Несмотря на заботу и ласку, которые окружали в России, цесаревна сильно скучала по датскому дому, по своим родителям, братьям и сестрам. Первые месяцы после свадьбы она мало надеялась, что сможет посетить Копенгаген в недалеком будущем. Император Александр II и императрица Мария Александровна объяснили ей, что они с Александром обязаны совершить большое путешествие по стране. Россия должна видеть и знать будущую царицу. Она не спорила, понимая свои новые обязанности. На душе же порой было так грустно.
Александр ей сочувствовал и рискнул переговорить с родителями, чтобы изменили программу. Царь вошел в положение. Он не хотел огорчать любимую невестку. Решили так: весной поедут ненадолго в Москву, а затем Александр с Минни отправятся в Копенгаген. Повод представился серьезный: в мае 1867 года отмечалась серебряная свадьба короля Христиана и королевы Луизы.
Однако существовала одна политическая сложность. Царь должен посетить императора Наполеона III, о чем уже ранее была достигнута договоренность. Французский император с некоторых пор выказывал признаки дружеского расположения к России и не стеснялся публично сожалеть о несчастной Крымской войне, где две державы являлись противниками. Теперь общая ситуация в Европе сильно изменилась, с каждым годом все явственней заявлял о себе германский колосс, и Париж хотел мира, согласия и дружбы с Россией. В Париже весной должна была открыться грандиозная Всемирная выставка, и Александр II дал согласие приехать. Царя должен был сопровождать наследник, которому пришлось согласиться на утомительные переезды из Копенгагена в Париж и обратно. Другого выбора не было.
20 апреля 1867 года царь, цесаревич с женой, великий князь Владимир в сопровождении свиты отбыли в Москву.
150


Жить С ЛЮБОВЬЮ И НАДЕЖДОЙ
Мария Федоровна еще России и не видела. Ей пока знакома была лишь жизнь светского Петербурга, а теперь — Москва, древняя столица России, первопрестольная, где русские цари всегда венчались на царство. Петербург называли головой государства, а Москву — сердцем. Она много раз еще побывает здесь. Вместе с Сашей будет короноваться, молиться в древних храмах. Потом проедет через весь город за гробом своего любимого супруга, переживет радости и печали коронационных торжеств своего сына Николая.
Александр рассказывал Марии, что Москва очень непохожа на Петербург, но цесаревна не думала, что это различие такое резкое. В старой столице все было как-то ниже, менее помпезно, но не менее величественно и более страстно. И людей на улицах толпилось больше, и крики «ура» как будто звучали громче, а кругом, куда ни брось взгляд, купола церквей и непрерывный почти благовест колокольный.
Остановились поначалу в Петровском дворце, в старом путевом дворце русских царей, за городской заставой. 21 апреля был торжественный въезд. По всей дороге стояли войска: конные уланы, драгуны, казаки, на всех домах развевались флаги. Александр — верхом, а Мария Федоровна ехала в коляске, заказанной цесаревичем в Англии и специально доставленной по этому случаю из Петербурга. Прибыли к Иверской, вошли в часовню, приложились к чудотворной иконе Иверской Божией Матери.
Потом проехали в Кремль. Успенский собор: усыпальница московских патриархов и митрополитов. Краткий молебен. Архангельский собор: усыпальница царей. Краткий молебен. То же самое и в Благовещенском соборе. Затем взошли на Красное крыльцо, где именитое московское купечество подносило хлеб-соль. Проследовали в кремлевские покои. Немного передохнув и перекусив, царь повел невестку показывать дворцовые помещения и царскую сокровищницу — Оружейную палату. Минни была в восхищении от богатого убранства помещений, от блеска драгоценных металлов и камней.
Со следующего дня началась череда парадов, приемов, визитов. Мария Федоровна очень волновалась, так как ей надо было благодарить разные депутации и отдельных лиц. Она


Александр III
дала слово царю, что непременно будет делать это по-русски, и сдержала обещание. Александр написал жене небольшие шпаргалки, две-три любезные фразы, которые она усердно учила в Аничкове и по дороге в Москву. Теперь надо сдавать экзамен, и она справилась успешно. Медленно, но вполне внятно произносила слова о том, что благодарит именитое купечество за его службу России, о том, что искренне благодарит дам — попечительниц богоугодных заведений за их нужную работу. Вечерами — иллюминации и балы: у московского генерал-губернатора князя Владимира Андреевича Долгорукова, в Благородном собрании.
Посетили несколько раз и московские театры. В Большом слушали героическую оперу Михаила Глинки «Жизнь за царя» и смотрели красочный балет, поставленный на музыку жившего в России итальянца Чезаро Пуньи по сказке Петра Ершова «Конек-Горбунок». Были в первом русском драматическом театре — Малом. Смотрели «Женитьбу» Н.В. Гоголя и некоторые другие одноактные спектакли. Мария Федоровна с трудом еще понимала русскую речь, но Саша ей переводил и объяснял непонятное. Но и не все улавливая, цесаревна невольно обратила внимание на игру одного, пожилого уже актера, который был особенно хорош на сцене. Имя его тогда гремело в России. Его звали Пров Михайлович Садовский.
Немало посещали и других мест. Приюты, училища, Романовские палаты — дом, где родился первый царь из династии Романовых Михаил Федорович. Визит Марии Федоровны в Московский воспитательный дом длился больше запланированного. В огромном здании на берегу Москвы-реки содержались многие сотни незаконнорожденных детей и детей- сирот. Цесаревна испытала щемящее чувство жалости к этим малюткам, лишенным материнской заботы и ласки. Обошла многие помещения, посмотрела на работу персонала. Поблагодарила.
Десять дней продолжался этот первый визит в Москву. 2 мая вернулись в Петербург. Здесь ждало приятное свидание: в Петербург в тот же день приехал брат Марии Федоровны Вильгельм («Вилли») — греческий король Георг I. Давно не виделись, и встреча была радостной. Греческий монарх прибыл с деликатной миссией личного свойства: он хо¬
!52


Жить С ЛЮБОВЬЮ И НАДЕЖДОЙ
тел жениться на великой княжне Ольге Константиновне, кузине Александра Александровича. Эта живая, непосредственная девушка, характером напоминавшая Марию Федоровну, пользовалась симпатией и цесаревича, и цесаревны. Они очень хотели, чтобы у двадцатидвухлетнего короля и семнадцатилетней русской княжны все сладилось.
Вилли — одногодок Александра, но уже три года занимал королевский трон. Он был избран королем греческим Национальным собранием, через год после свержения предыдущего короля — баварского принца Оттона. Греция была разрушена смутой, и новому монарху досталось тяжелое наследство. Его кандидатуру поддерживала Англия, державшая в те годы Грецию в тисках финансовой зависимости. Но на земле древней Эллады были сильны симпатии к России, к стране, где жили братья-единоверцы, и брак с русской княжной несомненно укреплял положение молодого короля.
Датскому принцу, как раньше и сестре, тоже повезло: свою избранницу он полюбил страстно, всей душой. Княжна Ольга, девушка гордая и своенравная, не сразу дала согласие. Она не хотела уезжать из России, но настоятельные увещевания родителей, великого князя Константина Николаевича и великой княгини Александры Иосифовны, других родственников, а главное — несомненная любовь к ней Георга сделали свое дело. Она дала согласие, и 15 октября 1867 года в Петербурге состоялась свадьба.
Летом того же года цесаревич с женой совершили первый «заграничный вояж». 7 мая 1867 года из Петербурга вышел специальный поезд, в котором ехали цесаревич, цесаревна, чины двора. Путь лежал на Ригу. Там сели на корвет «Аскольд» и отбыли в Данию. Три дня плавания были наполнены волнениями. Мария Федоровна занемогла. Вскоре после отплытия судна у нее началась сильная рвота, продолжавшаяся с пугающей регулярностью почти все время. Ничего не ела и так ослабела, что не могла без посторонней помощи встать. Ее на руках выносили на палубу, где она и лежала. Александр неотступно находился рядом, ужасно переживал.
Советовался с доктором Плумом. Тот высказал предположение, что, возможно, цесаревна беременна. У молодого супруга радостно забилось сердце, но вид больной Минни сво¬
153


Александр III
дил всю радость на нет. Когда жена заболевала, Александр всегда переживал и самозабвенно за ней ухаживал. Еще как- то зимой у Марии вдруг резко поднялась температура, и несколько дней у нее была горячка. И ночами Александр почти не спал: обтирал ей лицо лимоном, сам готовил питье, менял белье. Он и потом в подобных ситуациях будет вести себя так же трогательно и заботливо.
К Копенгагену подошли 10 мая, в середине дня. На удивление всех, Мария Федоровна, как только показался датский берег, почувствовала себя лучше, а когда судно подплывало, уж совсем без посторонней помощи оделась и причесалась.
На «Шлезвиге» встречали король и Фреди. Объятия, поцелуи, слезы. На пристани ждала вся королевская семья, многочисленное общество. Когда приехали во дворец Ама- лиенборг, то Минни опять стало плохо. Она легла в постель, где провела весь вечер и весь следующий день. Затем состояние улучшилось, и она даже протанцевала несколько туров на балу. 14 мая был день свадебного юбилея короля и королевы, и дочь была уже на ногах. Цесаревич с женой подарили юбилярам роскошный серебряный сервиз в русском стиле с затейливыми украшениями.
Проведя несколько дней среди датской родни, Александр Александрович покинул Данию и отбыл в Париж. Папа ожидал в Кельне. Двинулись дальше вместе, а от границы Франции ехали в поезде императора Наполеона. Затем был торжественный въезд в «столицу мира».
На вокзале встречал Наполеон III, и красочный кортеж через весь город проследовал во дворец Тюильри, где ожидала императрица Евгения. В Париж, по случаю открытия Всемирной выставки, съехались именитости со всей Европы: король и кронпринц Прусские, король и королева Бельгийские, герцог Гамильтон, герцог Герман Веймарский, герцог Гессенский и многие другие. Но самым важным гостем в Париже был русский император. Ему и его свите отвели Ели- сейский дворец, и Наполеон III оказывал особое внимание. Он сопровождал царя почти повсюду, давал в его честь приемы и балы.
А рядом, в этом вихре блестящей суеты, находился цесаревич, мысли которого были далеко от Парижа, там, где оста¬
154


Жить С ЛЮБОВЬЮ И НАДЕЖДОЙ
лась его дорогая душка, его маленькая жена. Он понял вдруг, как без нее плохо, как одиноко. Не покидал вопрос: как она себя чувствует, неужели и правда случилось, что Минни беременна. Мария Федоровна каждый день писала, рассказывала о времяпрепровождении и о своей тоске по нему, единственному. Каждое письмо непременно заканчивала страстно: «Целую тебя, моя душка. Целую тебя, ангел моего сердца, от души». Он тоже регулярно отправлял послания, где говорил о любви, но не умел сказать всего, что в сердце.
В Париже случались и особо запомнившиеся встречи. С отцом нанесли визит княгине Чернышевой и там, по прошествии более года, снова увидел Марию Мещерскую. Александр испытал какое-то странное чувство, смешение радости и безразличия.
Через пять дней, по приезде в Париж, случилось ужасное происшествие. 25 мая состоялся большой парад французских войск. Возвращались обратно. В экипаже вместе с царем сидели Наполеон III, цесаревич, Владимир Александрович. Когда проезжали Булонский лес, раздался сильный выстрел — стреляли в Александра II. Но, слава Богу, пуля прошла мимо и ранила в морду одну из лошадей, с левой стороны кареты, и кровь несчастного животного обрызгала всем костюмы.
Первый раз покушение на Папа случилось 4 апреля 1866 года. Тот день Александр помнил во всех подробностях. Около пяти часов вечера, возвращаясь в Зимний дворец, цесаревич узнал, что в государя стреляли. «Услыхав это, я выбежал вон из комнаты, сказал Владимиру, и побежали оба к Папа. У него в кабинете застал почти все семейство, а Папа сам принимал Государственный совет. Я кинулся к Папа на шею, и он только мне сказал: «Меня Бог спас».
Скоро стали выясняться детали. Император с сестрой Марией и ее сыном, как это он часто делал перед обедом, гулял в Летнем саду. Когда прогулка завершилась и он садился в коляску, услышал выстрел и увидел человека с пистолетом в руках, на которого уже успели наброситься несколько прохожих. Злодеем оказался студент, выходец из бедной дворянской семьи, некто Дмитрий Каракозов. Вскоре установили, что он давно принадлежал к тайному обществу нигилистов,
!55


Александр III
вознамерившихся свергнуть царскую власть и установить какую-то социалистическую республику.
Боже мой, что за люди! Стрелять в государя! Что он им, извергам, сделал, как у них могла подняться рука! Безумцы! Папа так много делает для России: отменил крепостное право, проводит реформы, которые должны укрепить государство и привести к миру и процветанию. Работает целыми днями, не жалея себя, не покладая рук, но находятся выродки, не дорожащие Россией, ум которых отравлен ядом европейских учений. А ведь если бы злодейство удалось, то вместо дорогого Папа он оказался бы на троне! Уму непостижимо! Нет, нет, об этом даже страшно подумать!
В последующие дни служились благодарственные молебны, возносилась хвала Всевышнему, спасшему жизнь русского царя. Казалось,что это лишь печальное недоразумение, которое не должно (не может!) повториться.
Вот прошло только чуть больше года, и опять рука злодея, теперь уже в Париже, посягнула на жизнь Папа. Покушавшимся оказался поляк, некто Березовский, которого схватили на месте преступления, и толпа чуть не разорвала его. Лишь вмешательство полиции предотвратило самосуд. Вечером был бал в русском посольстве, на который прибыли Наполеон и императрица Евгения. Они принесли извинения царю. Перед тем как лечь спать, цесаревич записал: «Чуяло мое сердце, что-то недоброе в Париже, и вот сбылось! Боже милосердный, помоги рабам Твоим. Господи, не оставь нас и помилуй нас! Да будет Воля Твоя!»
Лишь только 31 мая, вечером, Александру Александровичу удалось вырваться «из ужасного Парижа», этого «нового Вавилона». Он летел в Копенгаген. Когда через сутки увидел свою милую, то счастью не было границ. «Наслаждение было снова быть вместе и спать в одной постели». Она рассказала о своем состоянии, заметив, что, по всей вероятности, она действительно беременна. Эта была такая волнующая весть: у них будет ребенок! В это невозможно было сразу поверить.
Но, увы, через короткое время оказалось, что радость преждевременная. В конце июня Александр писал матери: «Доктор Плум говорит все время, что это не есть беременность, но мы все были уверены, что Минни беременна. Мин¬
156


Жить С ЛЮБОВЬЮ И НАДЕЖДОЙ
ни была в отчаянии... Она была счастлива быть матерью, но, видно, мы ошиблись. Дай Бог, через несколько времени Минни правда будет беременна. Мы все в отчаянии, что так ошиблись».
Александр II, которого сын тоже уведомил, что ожидают ребенка, находился в приподнятом настроении. Когда же вдруг царь узнал, что для радости нет основания, возмутился. Как можно так себя вести! В таком важном, государственном деле проявлять подобное легкомыслие недопустимо! Цесаревич был расстроен и тем, что прибавления в семье не ожидается, и тем, что Папа огорчен. 27 июня 1867 года составил подробное письмо, где обстоятельно прояснял щекотливую ситуацию.
«Милый Па, я пишу Тебе, чтобы объяснить ошибку Минни. Она и все были уверены, что Минни беременна, потому что второй месяц ничего не показывалось. Вчера вечером явились регулы (менструации. — А.Б.), и довольно сильные, так что она должна была лечь в постель... Она беременна не была. Ты можешь себе представить, милый Па, наше отчаяние с Минни. Но Бог милостив, и я не теряю надежды иметь детей. Что же делать, когда так случилось». Делать было действительно нечего: надо было лишь ждать и надеяться.
Почти все три летних месяца 1867 года Александр и Мария провели в Дании. Время здесь текло приятно и медленно; кругом такая спокойная обстановка, почти никаких обязательств. Императрице Марии Александровне сын сообщал: «Милая Ма, пишу тебе снова из милейшего Фре- денсборга, где я себя чувствую так хорошо и так счастливо, что и написать не могу».
Целыми днями Александр и Мария не расставались, чего раньше не бывало. И никто не лез со всякими вопросами, не надоедал докладами, бумагами, доносами. Здесь можно было отдыхать, наслаждаться жизнью. Они пользовались этой возможностью. Но все время оставалась их общая мечта, их стойкое желание иметь ребенка. В конце июля Александр записал: «Моя единственная забота и молитва, чтобы Господь даровал нам детей, как я бы был счастлив... Дай Бог мне тоже быть достойным и полезным сыном нашего милого отечества, нашей Родной России»,
*57


Александр III
Столь длительное пребывание в Дании первоначально не предусматривалось, но теплая идиллия Фреденсборга так затягивала, так расслабляла, что возвращение все время откладывалось. Но надо было получить согласие Папа, и цесаревич обращался с просьбой. Царь понимал чувства сына и невестки и согласие давал, однако счел уместным напомнить об обязательствах.
20 августа Александр II писал сыну: «Да сохранит тебя Бог, любезный Саша, нам на радость и утешение и в будущем для счастья и славы нашей Матушки России. Я знаю, что Бог тебе даровал чистое, любящее и правдивое сердце, и еще больше убедился в этом из твоего письма, за которое благодарю тебя от души. Желаю только, чтобы ты почаще и серьезно думал о твоем призвании и готовил себя меня заступить ежеминутно, не забывая 4 апреля и 25 мая, где рука Всевышнего отстранила еще на время от тебя ту страшную обузу, которая тебя ожидает и на которую и я иначе не смотрю, как на крест, который, по воле Божией, нам суждено нести на этом свете. Уповай на Его милость, как и я, и Он верно тебя не оставит, как Он доселе меня не оставлял и поддерживал». Далее царь заметил, что в будущем «подобные долгие пребывания ваши за границею не должны впредь часто повторяться, в России оно крепко не нравится. А вы оба принадлежите ей и должны помнить, что вся жизнь ваша должна быть посвящена вашему долгу, т.е. России».
Александр не забывал о своем предназначении, просто исполнение долга ему виделось в таком отдаленном времени, что и представить трудно. Папа еще такой молодой мужчина, он еще полон сил и энергии, а злую руку злоумышленника отвел же Господь. И впредь не оставит! «Меня постоянно ожидает страшная и трудная обязанность и ответственность, но я не падаю духом, потому что знаю, что Господь со мною, и в трудный момент моей жизни я уповаю на Его милосердие и постоянно молюсь, чтобы Он укрепил мой дух и благословил меня на эту трудную обязанность, что я призван Им Самим на это поприще. Со мною жена, которая меня любит и которую я обожаю, как нельзя больше. И я готов на все и все переносить с терпением, лишь бы она была счастлива и была бы здорова и весела. Это моя главная забота, и для
158


Жить С ЛЮБОВЬЮ И НАДЕЖДОЙ
моей душки я готов всем пожертвовать и все сделать, потому что Господь вручил мне ее, и я обязан заботиться о ней».
Тем летом в Дании у Александра Александровича проявился новый интерес. Он стал коллекционером. Осматривая собрания королевских дворцов, не раз восхищался «изумительными вещами». Принц Фредерик решил сделать приятное и договорился с антикварами. В один из дней Александру принесли различные предметы, предлагаемые к продаже. Александр не удержался, купил несколько старых стеклянных бокалов и «этим начал мою коллекцию старинных стеклянных вещей». Постепенно все сильнее втягивался, увлечение приняло системный характер. Покупал хрусталь, майолику, фарфор, изделия из серебра. Постепенно собрал большую коллекцию подобных предметов, а позже составил собрание картин (главным образом русских мастеров). Все свои сокровища размещал в Аничковом дворце, который к концу его жизни походил на музей.
В сентябре цесаревич и цесаревна покинули гостеприимную Данию и поехали в Висбаден, где должны были увидеться с герцогом и герцогиней Уэльскими. На вокзале встретил Берти и сразу повез на свою виллу. Здесь произошло знакомство Александра Александровича с сестрой жены — Александрой. Так много слышал о ней, и казалось немыслимым, что еще не виделись.
Знакомство оказалось приятным. Алике цесаревичу сразу же понравилась. Это была высокая, красивая молодая женщина; такая любезная, такая предупредительная, такая добрая. Алике сразу же прониклась симпатией к мужу Минни и это расположение сохранила на всю жизнь. Она называла его «братом», а он ее «сестрой». Старшая дочь короля Христиана считалась самой привлекательной при датском дворе, и это не было преувеличением. Она производила впечатление на многих, а когда ее увидел тонкий ценитель красоты, английский престолонаследник, то потерял голову. Со временем, правда, этот «любовный угар» прошел.
В Висбадене с родителями находилось и трое детей Берти и Алике, что радовало Минни и Александра. Так было приятно смотреть на эти забавные существа, с которыми и цесаревич, и цесаревна проводили немало времени. Цесаревна осо¬
*59


Александр III
бенно внимательно слушала рассказы Алике о малышах, о материнских переживаниях в связи с ними. Ее теперь эти темы чрезвычайно интересовали. Она ведь сама должна стать матерью. С умилением наблюдая за играющими на ковре детьми, Мария Федоровна и не ведала, что двухлетнему карапузу Джорджи суждено будет стать королем, тем самым Георгом V, на субсидию от которого она будет доживать свой век!
В Висбадене семьи русского и английского престолонаследников проводили дни почти все время вместе. У женщин были свои дела и разговоры, а у мужчин — свои. Александр и Альберт Эдуард много гуляли, обсуждали политические вопросы и европейские светские новости. Они хорошо понимали друг друга. Вечером несколько раз Берти водил Александра в казино. Сам страстный игрок, он и своего русского родственника хотел заразить азартом. Ничего не получилось. Александра подобные увлечения никогда не интересовали, и в рулетку он так ни разу и не сыграл.
Через короткое время цесаревич неожиданно открыл, что Берти не особенно внимателен к Алике, что у него имелись и другие интересы и привязанности, а при каждом удобном случае тот старался улизнуть из дома. В первый момент в том не было ничего удивительно, но уже через несколько дней такое поведение стало обескураживать. Последние вечера их пребывания они все время оставались втроем, и Александр не мог не заметить, что Алике, хотя и вела себя с большим самообладанием, но не была радостной. Потом уж они с Минни узнают разные подробности о приверженности Берти к азартным играм, о его эпатирующих любовных историях. Будут ужасно переживать и сочувствовать «бедной Алике», испытывавшей такие потрясения.
Висбаденские каникулы длились десять дней, и 17 сентября цесаревич и цесаревна отбыли в Россию. Их провожали Уэльские, и Алике была невероятно грустна. Минни, Александр, Берти и Алике потом еще много раз встретятся. Их встречи будут происходить регулярно, обычно летом, в Дании.
Потом наступит лето 1873 года, и цесаревич и цесаревна приедут официально в Лондон в качестве гостей королевского дома. Королева Виктория выкажет им внешнюю симпатию без внутреннего расположения. Она будет уязвлена, что «эти
160


Жить С ЛЮБОВЬЮ И НАДЕЖДОЙ
русские» прибыли с визитом к ней так поздно, чуть ли не в последнюю очередь, в то время как другие принцы и принцессы из разных европейских домов вели себя совершенно иначе. Александр ворчанию «старой Queen» не придаст большого значения. Ему, как и отцу, она тоже не понравится.
В том же сентябре 1867 года по дороге домой Александр Александрович и Мария Федоровна сделали остановку в Берлине. Визиты вежливости прусскому дому. В неурочное время к цесаревичу совершенно неожиданно явился именитый визитер: бывший прусский посол в Петербурге, а ныне первый министр короля Вильгельма I Отто Бисмарк. Александру было любопытно пообщаться с политиком, известным уже всей Европе. Состоялась беседа.
«С ним я говорил долго и много спрашивал о теперешних делах Пруссии, о последней войне. Бисмарк объяснял по- своему, и заметно было, что он многое скрывает и многого не скажет ни за что. Говорили тоже о вопросе Северного Шлезвига, но результат очень неудовлетворительный, и, кажется, кроме некоторых городов, Пруссия ничего не отдаст Дании». Считая Бисмарка умным человеком, он одновременно не сомневался, что «это хитрая лиса» и ни одному его слову «верить нельзя».
Вернулись в Петербург только 23 сентября, пробыв за границей четыре месяца. Никогда в последующие годы они так долго не будут отсутствовать. Поселились в Царском, в Александровском дворце, который был уже полностью готов после переделки. Они по-прежнему были счастливы, но Александр замечал, что Минни по временам бывает грустна, и несколько раз заставал ее плачущей. Он не мог понять, в чем дело, но сам догадался, что это от переживаний по несбыв- шемуся еще материнству. К тому же в октябре она опять простудилась и проболела свадьбу Вилли и Ольги. В конце октября Минни сказала, что вроде бы беременна. Замерло сердце: неужели теперь правда? А может, опять ошибка? Нет, не может этого быть; они не прогневили Господа, и Он пошлет им долгожданную радость.
Цесаревич переживал от отсутствия детей; его мучили страхи от мысли, что, может быть, у них с Минни их и не будет. Черные мысли гнал, надеялся на лучшее. В первую го¬
161


Александр III
довщину свадьбы записал: «Этот год прошел быстро, счастливо и довольно спокойно. Я постоянно благодарю Бога за это счастье, которое Он мне даровал, и, конечно, большего счастья на свете нельзя иметь. Однако, что меня очень печалит — это то, что до сих пор у нас нет детей, но я готов ждать с терпением этого великого события — благословения Божие- го, если только я имею надежду иметь детей. Теперь, благодаря Господа, я имею и счастлив без конца, но одной надежды мало, и я уповаю во всем на Господа. Да будет Воля Его».


ГЛАВА 7
ВЕЛИКАЯ РАДОСТЬ
К весне 1868 года уже все при дворе знали, что цесаревна должна стать матерью. Новость была «горячей», и в свете внимательно наблюдали и оценивали ее поведение, ее вид. Тем более что уже появились слухи о том, что Мария Федоровна «не способна к деторождению». Беременность действительно протекала у нее сложно, ей нередко приходилось проводить по нескольку дней в постели, но, появляясь на публике, держалась безукоризненно. Видимых поводов для злословия Мария Федоровна не давала.
Как и раньше, Мария Федоровна аккуратно выполняла свои обязанности: посещала свекровь, бывала на вечерах, в театрах, на приемах. Внешне она мало изменилась. Только при внимательном взгляде можно было различить некоторую деформацию фигуры, да те, кто достаточно знал, не могли не заметить, что фасоны платьев изменились: они стали более свободными.
Об истинном состоянии цесаревны были осведомлены лишь единицы, но и этого хватало, чтобы все стало секретом полишинеля. Аристократический мир не умеет хранить тайн. Все так или иначе становилось известно, обрастая попутно немыслимыми подробностями. Достаточно было императрице Марии Александровне за утренним туалетом
163


Александр III
лишь выразить сочувствие состоянию здоровья невестки. Дальше шло обычным порядком: ближайшая фрейлина сказала об этом сестре, матери или подруге, та — другой, а затем пошло-поехало. Некоторые светские дамы целый день тем и были заняты, что объезжали дома людей своего круга, чтобы поделиться последними новостями. В числе главных — здоровье цесаревны.
Как только Мария Федоровна появлялась на публике, сотни внимательных глаз буквально впивались в ее невысокую фигуру. А тем же вечером и на следующий день начинали обсуждать. Вы видели, как она бледна? Вы заметили, с каким трудом она ходит, как она неулыбчива, какие у нее появились странные пятна на лице? Некоторые так увлекались нагнетанием страстей, что приходили к выводу: «Цесаревна угасает».
Подобные предположения были совершенно беспочвенны. Несмотря на приступы болезненной слабости, Мария Федоровна сохраняла крепость духа. Она была счастлива.
Счастлив был и Александр. Но в марте, когда Минни была «на сносях», ему пришлось на несколько недель покинуть жену. Он получил распоряжение государя отправиться в Ниццу на открытие православной часовни на месте виллы Бермон, где тремя годами ранее скончался цесаревич Николай Александрович. 14 марта 1868 года состоялось освящение, и сын писал матери: «Тяжело было снова увидеть этот город, который всем напоминает мне самые ужасные минуты моей молодой жизни, минуты, которые никогда не изгладятся из моей жизни, потому что я не мог себе представить, что я могу сделаться Наследником и заменить моего милого друга Никсу».
...Часовня Николая Чудотворца, построенная в византийском стиле и расписанная художником К. Неффом, простояла сорок лет. В начале XX века, по инициативе уже вдовствующей императрицы Марии Федоровны (второй раз в жизни она побывала в Ницце в 1896 году), по проекту архитектора М.Т. Преображенского здесь начали воздвигать большой храм — Никольский собор, освященный в 1912 году (во Франции он занесен в разряд выдающихся памятников архитектуры). Храм отличается богатством убранства, высо-
164


Великая радость
нехудожественными росписями и иконами. Среди реликвий в крипте собора находится окровавленная рубашка царя Александра II, переданная морганатической супругой убитого княгиней Юрьевской, прах которой покоится неподалеку на кладбище Кокад. Непредставимое переплетение судеб, дел, образов живых и мертвых...
С Лазурного Берега Александр писал жене, рассказывая о своих мрачных мыслях в солнечной Ницце. Она его хорошо понимала. У нее были свои волнения, связанные с ее положением. Однако надо было держаться, нельзя было расслабиться. Душа все время тосковала по мужу. Корреспондировала регулярно. Ее письма бодры, трогательны, полны изъяснений в любви: «Как скучно без тебя. Ты этого и представить не можешь, потому что я тебя гораздо больше люблю, чем ты меня; не правда ли?» Она называла его теперь любовно «пусси-пусси», и цесаревич улыбался, когда это слышал. У них уже был свой мир, свой язык, свой стиль отношений, недоступные посторонним.
О своем физическом состоянии почти ничего не сообщала, не хотела отягощать лишними переживаниями. Если не знать реального положения вещей, то эти письма можно принять за послания веселой и беззаботной особы, не обремененной ни страхами, ни переживаниями, ни регулярно повторяющимися приступами слабости, а лишь чувствами к своему любимому.
«Здравствуй, ангел сердца моего. Ты видишь, что мои мысли не покидают тебя ни на минуту. Ты был моей последней мыслью, когда я засыпала, и сейчас, как только я проснулась, снова пишу тебе. А от тебя все еще нет ничего. Ты мог бы хотя бы прислать хоть одно маленькое словечко телеграммой уже из Пскова или с какой-нибудь другой станции, но ничего нет. Пусси, Пусси, ты так увлекся игрой в карты, что уже забыл меня, не правда ли?» Она знала, что это неправда, но так хотелось еще раз услышать, что ее сильно любят!
Супруг наслаждался посланиями. «Сел читать только что полученные письма от моей душки-жены, и мне хотелось плакать от удовольствия и вместе с тем от грусти».
Мария Федоровна подробно описывала состояние императрицы. У Марии Александровны уже в начале 60-х годов
165


Александр III
появились признаки чахотки, и она постоянно лечилась у известнейших докторов и на лучших курортах как в России, так и за границей. Почти двадцать лет супруга Александра II боролась с недугом, который в конце концов преждевременно свел ее в могилу. И более десяти лет рядом с ней была невестка, которая просто могла бы написать историю болезни свекрови. Она почти ежедневно ее навещала, выслушивала, сочувствовала, обсуждала с докторами течение болезни.
Цесаревна была так заботлива, так искренне участлива, что это не могло не тронуть добродетельное сердце царицы. «Твоя дорогая Мама, к несчастью, опять перенесла неприятный приступ. В 4 часа у нее вдруг началось харканье кровью, чего с нею не было уже несколько лет. Но Гартман (лейб-медик) не волнуется и надеется, что это более не повторится. Он только попросил ее, чтобы она вела как можно более спокойный образ жизни и много не разговаривала. За обедом, однако, она разговаривала... Но сегодня вечером для чтения она не может появиться. Только бы Бог сделал так, чтобы это не повторилось. Несчастная, как это ужасно и для нее, и для нас, которые не могут ей ничем помочь». «Спокойный образ жизни» надо было вести и самой Марии Федоровне, но энергия била через край, и она усидеть дома не могла.
Александр летел домой «как на крыльях». Все мысли и заботы лишь о Минни, только о грядущем волнующем событии. Знал, что ей необходимо оставить все дела и думать только в Самом Важном. Он пытался бороться с Минни, уговаривал «беречься», «сидеть дома». Уговоры не действовали. Она была «такая живая» и до последней возможности не отказывалась от своих семейно-династических обязательств.
С конца апреля 1868 года семья цесаревича жила в Александровском дворце Царского Села, а рядом, в Большом дворце, обосновался царь с царицей. С начала мая важного события можно было ждать в любую минуту. Александр в эти дни почти не отлучался, лишь в самом крайнем случае, находясь все время или вместе с женой, или поблизости. Рано утром 6 мая Мария Федоровна проснулась, ощущая сильную боль в нижней части живота. Она тут же разбудила Сашу, который сам не знал, что делать. Позвал акушерку. Та сказала: начинается...
166


Великая радость
Цесаревич тут же написал и отправил записку матери: «Милая душка, Ма! Сегодня утром, около 4-х часов, Минни почувствовала снова боли, но сильнее, чем вчера, и почти вовсе не спала. Теперь боли продолжаются, и приходила м-ль Михайлова, которая говорит, что это уже решительно начало родов. Минни порядочно страдает по временам, но теперь одевается, и я ей позволил даже ходить по комнате. Я хотел приехать сам к Тебе и Папа, но Минни умоляет меня не выходить от нее. Дай Бог, чтобы все прошло благополучно, как до сих пор, и тогда-то будет радость и счастье». Но прошло еще несколько часов, пока все окончательно определилось.
Дальнейший ход событий цесаревич описал подробно: «Мама с Папа приехали около 10 часов, и Мама осталась, а Папа уехал домой. Минни уже начинала страдать порядочно сильно и даже кричала по временам. Около 12 1/2 жена перешла в спальню и легла уже на кушетку, где все было приготовлено. Боли были все сильнее и сильнее, и Минни очень страдала. Папа вернулся и помогал мне держать мою душку все время. Наконец, в 1/2 3 час. пришла последняя минута, и все страдания прекратились разом. Бог послал нам сына, которого мы нарекли Николаем. Что за радость была, это нельзя себе представить. Я бросился обнимать мою душку жену, которая разом повеселела и была счастлива ужасно. Я плакал как дитя, и так легко было на душе и приятно».
Чувства были естественны и понятны. У них — сын! Они дождались долгожданного благословения Господнего! И палили пушки, и гремели салюты, и сыпались высочайшие милости. У императора Александра II появился первый внук. Родился последний русский царь, человек, которого ждала небывалая судьба...
Через две недели состоялись крестины. Великий князь Николай Александрович впервые покинул отчий кров. В золотой царской карете его отвезли в Большой дворец. Восприемниками были: царь, великая княгиня Елена Павловна, датский наследный принц Фредерик, датская королева Луиза и русская царица Мария Александровна.
Ребенок был здоровым и жизнерадостным. Очень редко плакал; няньки и кормилицы поражались его спокойному
167


Александр III
нраву. Родители же находились на вершине блаженства. Минни после родов сразу как-то заново ожила, а у Александра «душа пела». Каждый день, как только вставал, направлялся к сыну и умилялся лицезрением улыбчивого малыша, который почти всегда «был в духе». Вскоре после появления сына цесаревич записал: «Да будет Ваш Твоя, Господи! Не оставь пас в будущем, как Ты не оставлял нас троих в прошлом. Аминь». Их теперь уже было трое, и цесаревич молился за всех.
В июне царь с царицей переехали в Петергоф, куда последовали и цесаревич с цесаревной. Они разместились во дворце Коттедж, в том самом, где много времени в раннем возрасте проводил Александр Александрович. Он наизусть знал все эти небольшие комнаты, сюжеты картин, висевших на стенах, прекрасно помнил малейшие детали быта в этом дворце: и как с ним играл дедушка, и как его ласкала бабушка.
Здесь много было интересных диковин и редкостей: старинные замысловатые часы, забавные серебряные кружки и чайники, изящные фарфоровые и стеклянные вазы и бокалы, затейливые люстры, абажуры и другая всякая всячина, развешанная и расставленная во всех комнатах двухэтажного дворца. Александр сам начал собирать коллекцию старинного фарфора и стекла, и ему все это было очень интересно. Минни эти вещи нравились, но особого внимания она им не уделяла.
Лето было спокойным и радостным. Спал с души груз затаенных страхов и опасений. Мария Федоровна была умиротворена сознанием того, что смогла произвести на свет здорового сына, а то уж, в какой-то момент, начала разувери- ваться в возможности стать матерью. Цесаревич тоже все время находился в ровно-спокойном настроении. У них теперь был сын, и, что бы ни случилось, продолжение рода обеспечено. Наконец-то не надо больше ничего объяснять и бояться снисходительно-сочувственных взглядов родных и придворных.
Они веселились, как молодожены. Сами давали балы, ездили на праздники к другим. Благо в Петергофе в тот год собралось блестящее общество. Почти все родственники и «родственники родственников»: Лейхтенбергские, Ольденбургские, Мекленбург-Стрелицкие.
168


Великая радость
Александра впервые каскад балов и гуляний не раздражал. Сам усердно танцевал и с удовольствием наблюдал за женой, которая танцевала, почти без перерыва, часами. Днями гуляли или ездили кататься в коляске. Однажды произошел забавный случай. Проезжали мимо усадьбы Ольденбургских и увидели группу женщин, занимавшихся невероятным занятием: они загорали. Все были «дезабилье», а некоторые почти совсем обнажены. И это днем и чуть ли не на большой дороге! Престолонаследник испытал смущение.
Сын старого принца Петра Ольденбургского (сын великой княгини Екатерины Павловны и принца Ieopra Ольденбургского) Александр славился своей широкой натурой, образованностью и не раз демонстрировал пренебрежение к нормам высшего света. Вот и теперь эти «голые дамы» из его окружения наверняка дадут светским кумушкам повод позлословить.
Цесаревич не осуждал принца «Алека», но и одобрить не мог подобные фривольности. Мария Федоровна же восприняла это зрелище не только спокойно, но и с большим интересом, и мужу показалось, что если бы не ее положение, она немедля присоединилась бы к этой авантажной компании. Александр не сомневался, что Минни способна совершать вызывающие поступки, не боясь оскандалиться. В Петергофе не раз позволяла себе раздеться донага в укромном уголке парка, а затем в таком виде плавать в море. Муж же сидел поблизости и ужасно переживал, как бы кто не увидел «это безобразие», но был рад, что Минни хорошо.
Светская кутерьма в конце концов Александру начала надоедать. Придумал необычный ход: устроил большой вечер, да такой, что завсегдатаи-родственники ушли потом «на вакации». Подробности 29 июля 1868 года сообщал отцу: «Наш бал удался как нельзя лучше, и все были в духе и танцевали усердно. Я заставил их плясать до 5 часов утра и не отпускал раньше, хотя все уже выбились из сил: и танцующие, а в особенности музыканты. Но я хотел замучить всех до одного, чтобы они больше не плясали всю неделю и не устраивали больше танцевальных вечеров, и отдыхали бы. Кажется, мне это удалось, потому что до сих пор не слышно ничего о предстоящих балах. Всего гостей было человек около 200».
169


Александр III
В июле 1868 года стало известно, что Фреди помолвлен с дочерью короля Швеции и Норвегии Карла XV шестнадцатилетней Ловизой (Луизой). Александр и Мария Федоровна радовались за Фредерика, но и жалость просыпалась. Уж больно шведская принцесса была некрасивой, «уродиной», как считал цесаревич. Но на все Божья воля. Все последующие годы Александр с Фредериком продолжал поддерживать самые дружеские отношения, к его же супруге Луизе, «чопорной и нелюбезной», так симпатии и не возникло.
В августе на несколько дней приехали тесть и теща из Копенгагена. Это был первый визит датской королевской четы в Россию. Здесь им оказали радушный прием. Поселили в Большом дворце Петергофа, устраивали в их честь балы и приемы. Царь и цесаревич все время были рядом с Христианом IX, а Александр II специально организовал для него охоту на волков. Король был весьма удивлен, что недалеко от русской столицы можно в избытке встретить таких животных. Королева же Луиза большую часть времени проводила с Минни и ее малышом, которого первый раз увидела еще в мае.
Александр и Мария показали датским родителям свой дом — Аничков дворец и собранные в нем редкости. Сильное впечатление на короля и королеву произвела туалетная комната императрицы Анны Иоанновны, где все предметы были сделаны из чистого золота.
Тем же летом Мария Федоровна впервые посетила Гатчину. Ее отвез туда Александр, показавший и дворец, и парк, и все окрестности. Жене эта царская резиденция очень понравилась. Они еще не знали, что в Гатчине проведут счастливые и радостные годы...
Однако не только тихие семейные радости, увеселения и приятные встречи занимали цесаревича. Все его деловые обязательства сохранялись: лагерная служба, занятия в Государственном совете, участие в заседаниях Комитета министров. Там часто обсуждались серьезные вопросы, и надо было иметь свой взгляд и уметь его изложить. Александр Александрович первые годы по большей части молчал, слушал, советовался, размышлял. Смысл дела всегда видел лишь в полезности для России, в государственном интересе. В те первые годы своей «государственной карьеры» цесаревич быстро
170


Великая радость
уяснил, как сложна государственная механика, как много в делах высших сановников бывает скрытых намерений и корыстных целей. Подозрения подобного рода неизбежно вызывали возмущение. Пытался противодействовать, вступал в борьбу.
В конце лета 1868 года Александр II, отбывший вместе с императрицей за границу, поручил сыну председательствовать в Комитете министров. На первом же заседании, рассматривавшем вопрос о выдаче концессии на строительство Харьково- Кременчугской железной дороги, произошел инцидент.
Еще накануне цесаревич подробно обсудил предложения концессионеров, ознакомился со сметами и сроками осуществления проекта. На своем собрании министры должны были обсудить все эти вещи и дать «добро» концессионеру, предлагавшему построить дорогу в наилучшие сроки и просившего наименьшую цену (собственно говоря, для этого конкурс и объявляли). Но случилось совсем иначе: право на строительство совершенно неожиданно получила группа лиц во главе с А.А. Абазой. Последний служил чиновником в Министерстве финансов и был «очень хорош» с товарищем министра С.А. Грейгом, курировавшим железнодорожные дела.
Было очевидно, что предложения этих концессионеров не отвечали пользе государства, почти открыто преследовали личную цель — «сорвать куш». Глава Комитета министров князь П.П. Гагарин загодя проинформировал цесаревича об этом деле, и тот, возмущенный, сразу решил, что концессию Абаза «не получит». Однако в начале обсуждения Грейг заявил, что «Его Величество одобрил» предоставление концессии именно группе Абазы. Воля монарха обсуждению не подлежала, все промолчали. Цесаревич не знал, что и сказать, и лишь выразил недоумение, что Грейг того не сказал раньше. Но в душе не смирился, написал письмо царю, прося того пересмотреть решение.
Понимая, что для Папа авторитет сына в таком деле не может быть весомым, он подробно изложил свои переговоры и обсуждения «со сведущими людьми», которые «в один голос» выступили против, присовокупив, «что в Министерстве финансов в последнее время были неоднократно подобные сделки».
171


Александр III
«Прости меня, милый Папа, — восклицал Александр Александрович, — что я решился Тебе высказать всю правду, но кому же, как не мне, Тебе ее выговаривать. Это мой долг, и в этом пока состоит моя служба Тебе и Отечеству, и если только Ты мне позволишь раз и навсегда писать и говорить Тебе истинную правду постоянно, то я буду счастлив, как никогда».
Александр знал, что император не любил пересматривать свои решения, и мало надеялся, что в данном случае добьется успеха. Однако молчать не мог, видя, как бессовестно обогащаются за счет государства недобросовестные чиновники. Отец через неделю удостоил ответом, сухо поблагодарил сына за усердие, но заметил, что «дело уже решено», и посоветовал «поменьше слушать других», которые сами не без греха.
Александра больно задели эти слова. Неужели Папа думает, что он стал проводником чужих намерений? Неужели у того появилась мысль, что он — орудие недобросовестных людей? Сомнения не давали покоя. Мог устраниться, не возвращаться к этой «некрасивой истории», чтобы не вызвать новых нареканий. Однако это был не такой человек.
Через несколько недель возникла очередная скандальная ситуация с новой концессией, когда опять Грейг, сославшись «на Высочайшее повеление», настоял на передаче железной дороги «своим концессионерам». Цесаревич просто взорвался и 14 сентября 1868 года написал отцу необычно «дерзкое письмо», где высказался не только по данному частному вопросу.
«Я видел некоторых министров, и они все возмущены этим делом, до того оно гадко и грязно со стороны Министерства финансов, и жаль, если Правительство до того будет скомпрометировано и потеряет вовсе доверие публики, а это может очень легко случиться, если это дело будет решено в пользу Министерства финансов. Я больше ничего не буду писать и говорить об этом, но умоляю Тебя, милый Па, не соглашаться с мнением Грейга, это будет очень грустно и в особенности своими последствиями. Я боюсь, что ты и в этом деле подумаешь, что я под влиянием кого-нибудь пишу Тебе об этом, но даю слово, что я поступаю честно и не смею
172


Великая радость
иначе поступать! Мне было очень и очень грустно, что мое письмо о первом журнале (Комитета министров. — А.Б.) не помогло переломить твоего убеждения, но в этот раз я просто буду в отчаянии, до того эта мерзость со стороны Министерства финансов нагла и бессовестна. Прости меня, милый Па, за эти слова, брани меня, но я остаюсь при своем убеждении и еще раз повторяю, что в этом министерстве делаются дела нечистые».
Таких резкостей от «милого Маки» царь еще не получал. Позицию Александра II призывы сына не поколебали. Нет никаких указаний на то, что хоть одно сколько-нибудь важное государственное решение было принято царем под воздействием престолонаследника.
Александр чувствовал это. Сначала думал, что Папа игнорирует его советы, считая его несведущим, но постепенно все более убеждался, что другие причины существовали. Самодержец слушал и принимал к сведению лишь суждения некоторых лиц, к которым имел особое расположение, кого относил к числу доверительных друзей. Среди них сына Александра не было. Цесаревич все больше и больше замыкался и к концу правления Александра II уже не питал иллюзий насчет своих возможностей «открыть глаза государю». Такие попытки становились бессмысленными.
В 60-е же годы чистосердечный и еще по-юношески наивный Александр Александрович не понимал, что в прибыльных железнодорожных делах на «волю государя» воздействовали не такие люди, как Грейг. Там действовали куда более мощные закулисные силы, влиявшие на Александра II практически весь период его правления. Среди них братья царя великие князья Константин Николаевич (с 1865 года — председатель Государственного совета) и Николай Николаевич (командир гвардии), известная «любительница муз и граций» великая княгиня Елена Павловна, возлюбленная монарха княжна Е.М. Долгорукая и другие.
Некоторые члены династии и высокопоставленные сановники были не прочь «отхватить лакомый кусочек» от золотого концессионного пирога. Железнодорожные махинации прекратились, лишь когда сам Александр Александрович стал царем. Ему удалось покончить с подобного рода «безобразия¬
173


Александр III
ми», и почти за четырнадцать лет его царствования ни одной аферы в «железнодорожном эльдорадо» не случилось...
К концу 1868 года семья цесаревича вернулась в Аничков, а уже к Рождеству Александр знал, что в семье намечается новое прибавление. Теперь это известие лишь радовало; все опасения прошлого были забыты. Мария Федоровна ничем не показывала вида и вела себя, как обычно. Бал следовал за балом, и цесаревна везде была обворожительна.
На одном из ночных увеселений в Зимнем дворце в январе 1869 года цесаревича потянуло в прошлое. Он и сам понять не мог, почему ему вдруг захотелось вернуться назад. Очень захотелось. «Протанцевал три кадрили с А.В. Жуковской, с которой больше всего вспоминали про милое прошедшее время и, конечно, про бедную М.Э., о которой вспоминать мне всегда тяжело, а в особенности после несчастной ее кончины, подробности которой ужасно грустны... Я все остальное время бала и ужина был грустен, потому что все так живо напоминало милое и грустное прошлое». Минни он в это не посвящал, да та так была увлечена и разгорячена стихией бала, что и не заметила перемену настроения мужа. Она опять была «как сумасшедшая».
Прошел год, и ситуация повторилась. Опять бал в Зимнем дворце, и снова цесаревич уединился с А.В. Жуковской (теперь фрейлиной цесаревны) и начал «разговор, наполненный воспоминаниями и такими, которые она одна знает, и я только с ней одной могу так разговаривать от души об этом». Александра Александровича тянуло к этим воспоминаниям, они были так трогательно-сладостны. Та, уже теперь давняя, история все никак не отпускала. Лишь через год ситуация резко начала меняться и к концу 1871 года поменялась окончательно. Причина — решение брата Алексея жениться на Александре Васильевне Жуковской, ожидавшей от него ребенка.
Некогда «милая Саша Жуковская» стала теперь для Александра «опасной особой». Брат Алексей, по наблюдениям цесаревича, вел себя «как помешанный». «Вот что значит попасть в руки женщины, и еще какой!» — завершил свои размышления о превратностях жизни Александр 7 октября 1871 года. Вся эта история ему представлялась «грустной и печальной». С Жуковской (которая к тому времени уже уеха¬
174


Великая радость
ла из России) он больше уже никогда не встретился, а без нее не с кем было и поговорить о М.Э....
Зимой 1868/69 года цесаревич и цесаревна решили организовать в Аничкове театр. Цесаревич пригласил придворного архитектора Ипполита Монигетти (построившего для царской семьи первый дворец в Ливадии, где и умрет Александр III), занявшийся переоборудованием большого зала. В марте состоялась премьера. Ставили живые картины: «Комната с обществом времен Людовика XV», «Дуэль» Жерома, «Ангел» Лермонтова и «Аве Мария» Шуберта, «с музыкой, пением и хором».
«Роли» и «фигуры» исполняли: цесаревич, Мария Федоровна, Саша Жуковская, великий князь Алексей, Юрий Лейхтенбергский, великий князь Николай Константинович, граф Илларион Воронцов-Дашков и некоторые другие из числа друзей и родственников. Представление прошло успешно. Зрители не скупились на аплодисменты, и особенно усердно хлопал царь. По желанию высокой публики представление было повторено.
Через два месяца, 20 мая 1869 года, Мария Федоровна разрешилась от бремени сыном, которому дали имя Александр. В роду Романовых было много Александров, и вот одним стало больше. Двое детей — какое это счастье, какое это богатство, какая отрада родительскому глазу. Наследник престола признавался своему учителю Победоносцеву: «Рождение детей есть самая радостная минута жизни, и описать ее невозможно, потому что это совершенно особое чувство, которое не похоже ни на какое другое».
Прошло два месяца после родов, и надо было собираться в дорогу и на несколько недель покидать своих малюток. Тем летом Александр и Мария проехали по России. Посетили Москву, Нижний Новгород, Кострому, Казань, Симбирск и множество других городов и местечек. Именно после той поездки цесаревна сказала мужу, что Россия — «ее страна навечно». Престолонаследник был счастлив, что Минни поняла и приняла его мир, его дом.
В апреле же 1870 года случилось большое горе. В середине того месяца маленький Александр заболел. Он простудился. Первое время не было никаких опасений, но через
175


Александр III
пару дней состояние одиннадцатимесячного великого князя резко стало ухудшаться. Были приглашены все лучшие врачи: Шмидт, Раухфус, Гирш. Они не давали утешительной надежды.
Мать не отходила ни днем, ни ночью от ребенка. Александр был рядом. Он отменил (впервые в жизни) свои дела и ждал будущего. Ездили в соборы. Молились там, молились и в своей церкви. 17 апреля был день рождения Александра II, царю исполнилось 52 года. Но радости не было. В Аничкове впервые за время их там проживания царила грустная атмосфера. Когда маленький засыпал, то Александр старался отвлечь Минни от грустной безысходности и продолжал ей читать записки императрицы Екатерины II, начатые еще раньше. Жена слушала как будто внимательно, но порой замечал, что ее мысли где-то далеко и судьба русской царицы, которой так интересовалась, теперь ее не волнует.
Наступило 20 апреля, и в половине четвертого дня маленький Александр умер на руках у Марии Федоровны. Родители были убиты горем. «Боже, что за день Ты нам послал и что за испытание, которое мы никогда не забудем до конца нашей жизни, но «Да будет Воля Твоя 1осподи», и мы смиряемся пред Тобой и Твоею волей. Господи, упокой душу младенца нашего, ангела Александра». Был позван художник Иван Крамской, сделавший карандашный рисунок умершего. На следующий день рассказали старшему сыну Николаю, что его братик умер. Двухлетний мальчик воспринял все спокойно и, когда повели прощаться с Александром, чего совсем не боялся, поцеловал мертвого в лоб и положил на него красную розу, как ему было сказано.
Тяжелей же всех переживала мать. На Марию Федоровну было жалко смотреть. Она за несколько дней осунулась, почернела и постарела. Опять смерть вслед за радостью, снова слезы, горе, когда казалось, что все вокруг так светло и безоблачно. Неисповедимы пути Господа, и замысел Его смертным не ведан. Надо смириться, надо жить.
Господь послал Александру Александровичу и Марии Федоровне еще четверых детей. 27 апреля 1871 года родился Георгий, 25 марта 1875 года — Ксения, 22 ноября 1878 года — Михаил. Младшенькая Ольга появилась на свет 1 июня 1882 го¬
176


Великая радость
да. Она была единственным порфирородным ребенком, так как к тому времени отец и мать уже более года были венценосцами.
Александр был склонен баловать детей и смотреть сквозь пальцы на их шалости и забавы. Мария Федоровна же, напротив, наследовала принципы воспитания, проверенные на ней самой при датском дворе. Она не занималась мелкой опекой, никогда не сюсюкала с сыновьями и дочерьми, но всегда, как и отец, требовала выполнения ими своих обязанностей и безусловного послушания. Еще родители требовали правдивости.
Со стороны семья Александра III производила впечатление патриархальной русской семьи. Признанным главой — хозяином был отец, которому все подчинялись. Мир и духовные ценности семьи тоже традиционные: почитание старших, вера в Бога, соблюдение всех церковных обрядов и бытовых норм. Но это внешнее восприятие фиксировало лишь формальную сторону. На деле все было не совсем так.
Муж, оставаясь признанным хозяином (его роль базировалась лишь на бесспорном моральном авторитете, и он никогда ничего не делал, чтобы утвердиться в этой роли какими-то силовыми методами), фактически передал Марии Федоровне все права по управлению семейной жизнью. Как воспитывать детей, каких учителей к ним приглашать, куда ехать отдыхать, какие книги им читать, кому писать письма, когда читать молитвы и за многое другое отвечала именно мать. Конечно, она согласовывала свои действия и решения с мужем, но тот почти никогда не менял ничего по существу, порой только вносил некоторые коррективы.
Дети делились «на старших» (Николай, 1еоргий, Ксения) и «младших» (Михаил, Ольга). Родители любили всех, но некоторые нюансы этого чувства все-таки можно уловить по сохранившимся документам. Мария Федоровна отдавала предпочтение старшим, отец — младшим.
С маленькими так приятно, они такие непосредственные, сердечные, безобидные. Александр Александрович, и став императором, мог часами гулять с детьми, кататься на санях, заниматься строительством ледяных горок и домов в парке. Душа всегда отдыхала и радовалась, но времени часто не хватало
*77


Александр III
вдоволь. По мере взросления у детей появлялся свой мир, куда взрослым, в том числе и «дорогому Папа», хода не было. Это было понятно, но грустно. «Вообще, когда дети подрастают и начинают скучать дома, невесело родителям, да что делать? Так оно в натуре человеческой», — с тоской писал Александр III жене весной 1892 года. Но до подобных тоскливых посланий еще было далеко. Александру и Марии еще предстояло столько увидеть, узнать, пережить и перечувствовать...
Цесаревичу везде, «денно и нощно», приходилось ощущать груз престолонаследства. Нигде не мог забывать о том, что он не простой смертный. За пределами империи следовало быть особо осторожным. Там никто никаких скидок не делал. Лишь в Дании, «милой и родной», всегда чувствовал себя уютно, спокойно. В других же местах часто не было ни того, ни другого. К нему неизбежно обращались с различными политическими и династическими вопросами, затрагивали темы, касавшиеся важных международных дел. Никогда нельзя было забывать о том, что ненароком оброненное слово может сделать неприятность Папа и России.
За свою жизнь Александр III много раз вояжировал по Европе и чаще всего бывал в Германии. Однако с юных лет не питал расположения к немцам, особенно к пруссакам. Это выглядело довольно странно, учитывая, что ближайшие родственники — немецкого происхождения: бабушка Александра Федоровна — прусская принцесса, матушка — гессенская. Трудно сказать, когда подобные чувства начали зарождаться, но в 1870 году они уже проявились вполне определенно. В тот год началась франко-прусская война, закончившаяся разгромом наполеоновской Франции и провозглашением Германской империи в 1871 году.
Хотя цесаревич не испытывал никакого уважения к «императору французов» Наполеону III, считая его «никчемным», но сочувствовал Франции. Здесь взгляды престолонаследника и царя расходились: Александр II неизменно симпатизировал своему дяде кайзеру Вильгельму I и Пруссии, эта симпатия порой походила на германофилию.
Александр Александрович смотрел на вещи совсем иначе. Осенью 1870 года, когда военное превосходство Пруссии
178


Великая радость
стало очевидным, Александр писал матери: «Как укрепится и увеличится вся Германия, что невыгодно для нас, и рано или поздно, я убежден, мы будем на собственных плечах чувствовать силу Германии». Его предвидение оправдалось через 44 года, когда началась Первая мировая война.
Александр придерживался мнения, что франко-прусская война должна многому научить. «Дай Бог нашей Родине долгое время мира, но, вместе с тем, не спать, а быть всегда готовым на отпор и не забывать, что мы в военном отношении далеко отстали от Пруссии и, к сожалению, скорее ближе к французской организации». Но та война принесла цесаревичу и удовлетворение, наступившее после отказа России от Парижского трактата 1856 года, заключенного после неудачной Крымской войны и запрещавшего России иметь флот на Черном море.
Теперь с тем позором покончено. 4 ноября 1870 года цесаревич писал матери: «Какой огромный шаг сделала Россия, решившись, наконец, разделаться с трактатом 1856 года. Дай Бог теперь провести этот важный вопрос до конца без войны. Но главное — настойчиво требовать свое право и ни на шаг не отступать от своих прав, которые, кажется, не посмеет опровергать ни одно из европейских государств, показавших уже несколько раз, как они исполняют свои трактаты, тогда как Россия в продолжение 14 лет не нарушала своего трактата ни одного раза».
Александр Александрович по вопросам международной политики откровенничал лишь с матушкой. С Папа редко такие темы затрагивал и уж во всяком случае старался не перечить взглядам монарха. С Мама было проще, она готова выслушивать даже то, что и не нравилось.
У Марии Александровны имелись веские причины не испытывать симпатий к Пруссии: еще во время войны 1866 года Гессен-Дармштадтское герцогство выступило на стороне Австрии и проиграло войну. Однако как русская царица, как жена Александра II она обязана была во всем следовать за своим супругом-повелителем. Ее беспокоили антипрусские и даже антигерманские высказывания, приписываемые сыну Александру. Нет, ничего подобного на людях он не говорил, только в кругу «своих», но и это неизбежно просачивалось
179


Александр III
наружу. К началу 70-х годов некоторые при дворе стали числить цесаревича главой «антигерманской партии». Это была неправда, царица о том знала, но призвала цесаревича «оставить непозволительные речи».
В мае 1873 года Александр послал матушке пространное письмо, где подробно рассказал о своих взглядах: «Меня всегда обвиняют в том, что я не люблю немцев, в особенности пруссаков. У меня вовсе нет ни особенной симпатии, ни особенной антипатии к пруссакам, но если дружба наша с Германией нужна России, то, конечно, я всегда готов быть в самых лучших отношениях к нашим соседям. Я, однако, никогда не поверю, пока они нам не покажут это на деле, что Пруссия истинно нам привержена. Что касается до доброго и честного старика короля, то я, конечно, верю, что пока он жив, Пруссии нам нечего бояться, а что будет потом, один Бог знает. Но одно можно положительно сказать, что, конечно, не Россия первая порвет хорошие отношения свои с Прус- сиею». Предвидение Александра Александровича сбылось: когда стал царем, Россия сохранила с Германией дружеские отношения, начавшие заметно ухудшаться после смерти в 1888 году старого кайзера Вильгельма I.
Александр знал, что он «государственный человек» и главное для него — благо России. В одном из писем матери в начале 1875 года в сердцах заметил, что в окружающем «многое становится безразличным». Однако тут же заявил, что «есть вещи, которые я не переношу хладнокровно, и это все, что касается Папа, до Тебя, до жены, до детей и до дорогой России».
Во имя Папа и дорогой России приходилось многое делать из того, что делать не хотелось. В этом ряду и незабываемое событие, случившееся в 1873 году, когда русский престолонаследник посетил с официальным визитом Англию.
В 1866 году наследник британской короны принц Уэльский присутствовал на свадьбе Александра и Минни в Петербурге, давно настала очередь отдать визит. Но Александр под разными предлогами долго откладывал поездку. Если бы имелась возможность навестить семью Уэльских, милых Алике и Берти, частным образом, то уж давно бы съездили. Но ни при каких условиях визит семейным быть не мог. С Ве¬
180


Великая радость
ликобританией отношения у России оставались прохладными; правительство «Ее Величества» неизменно выступало противником царской империи. Да и перспектива общения с чопорной и надменной королевой Викторией Александра не радовала.
Этот визит долго планировался и подробно обсуждался в высших коридорах власти в столицах России и Великобритании. В Петербурге тогда больше полагались на сотрудничество с Берлином, но заинтересованность в установлении более теплых отношений с Лондоном, несомненно, существовала. Однако надлежало все обставить осторожно, чтобы не ущемить имперские интересы и не умалить престиж династии. Трудно сказать, сколько бы лет продолжались еще эти обсуждения и согласования, если бы у Марии Федоровны не существовало сильного желания совершить эту поездку, желания, которое питалось чувствами симпатии к близкому человеку — сестре Александре.
Цесаревич сочувствовал этому, но в таких случаях больше полагался на мнение дорогого Папа, который один и мог решать подобные вопросы. Царь счел, что настала пора.
18 мая 1873 года из Петербурга вышел поезд, в котором ехали император, его сыновья Александр, Владимир и цесаревна Мария Федоровна. Вместе с ними путешествовали и чада наследника: Николай и Георгий. Через два дня именитые русские прибыли в Вену. Их ждала торжественная встреча. В столице Австрии провели неделю и были окружены чрезмерным вниманием императора и всего высшего общества. Затем отбыли в Штутгарт, в столицу королевства Вюртемберг.
С этим владетельным домом Романовых связывали давние и тесные родственные узы. Король (с 1864 года) Вюртембергский Карл I (1823—1891) был женат (1846) на сестре императора Александра II великой княгине Ольге Николаевне (1822—1892); матерью же короля (женой его отца, короля Вильгельма I) являлась дочь императора Павла I русская великая княгиня Екатерина Павловна (1778—1818).
Вюртембергское герцогство было провозглашено королевством в 1806 году по воле «неистового корсиканца» Наполеона I, смело перекраивавшего политическую карту Евро¬
181


Александр III
пы по своему усмотрению. После разгрома Бонапарта Вюртемберг сохранил свой статут только благодаря поддержке России.
В Штутгарте русских гостей принимали по-родственному. Здесь вместе провели три дня, а затем ненадолго заехали в Дармштадт к гессенскому герцогу Людвигу III.
В Дармштадте расстались: царь с сыном Владимиром поехал на север Германии в Эмс, где лечилась царица, а Александр с Минни и детьми отправились дальше одни. Посетили родственников Минни во Франкфурте, затем на пароходе прибыли в Кельн.
Здесь состоялась неожиданная встреча со свергнутой французской императрицей Евгенией и ее семнадцатилетним сыном Евгением Людовиком. Беседа была краткой и радости никому не принесла. Александр помнил гордую и величественную императрицу на приемах в Париже во дворце Тюильри. Теперь же это была состарившаяся несчастная женщина, оплакивающая своего скончавшегося в январе 1873 года мужа и занятая лишь проблемами своей распавшейся семьи.
Из Кельна на поезде отправились в Антверпен, и по пути, на одной из станций, их приветствовали король и королева Бельгийские. Поздно вечером 31 мая перешли на императорскую яхту «Штандарт». Здесь провели двое суток, и так приятно было пожить среди своих, без официальных церемоний. Читали, ходили по магазинам, гуляли с детьми. Выжидали положенное время: протокол не позволял прибыть в Англию ранее оговоренного срока, к тому же у Александра выскочил флюс, и надо было привести себя в приличный вид. Затем тронулись к берегам Альбиона.
В середине дня 4 июня 1873 года царская яхта прибыла в устье Темзы и стала на якорь в местечке Вулич. Здесь их встречали Алике и Берти. Были объятия, поцелуи, слезы радости. В открытом экипаже двинулись в Лондон в сопровождении королевских драгун. По пути следования стояло много публики, кричавшей «ура», что было весьма трогательно.
В половине четвертого прибыли в резиденцию Уэльских — дворец Мальборо-хауз. Гостей поместили на третьем этаже, рядом с детьми хозяев. У Альберта и Александры к этому
182


Великая радость
времени родилось уже пятеро детей: Альберт Виктор, Георг, Луиза, Виктория и Мод. В семье цесаревича было двое сыновей: пятилетний Николай и двухлетний Георгий. Гости немного освоились, отдохнули, а вечером их повезли в королевский театр Ковент-Гарден на оперу Джузеппе Верди «Эрнани» с несравненной Аделиной Патти и с не менее знаменитым Франческо Грациани.
Последующие дни были заполнены встречами, поездками, балами. Цесаревича дружески опекал английский престолонаследник, а Минни почти не разлучалась с Алике.
Первые дни королева не выказывала желания видеть русских гостей. Но вот на пятый день, на субботу 9 июня, приглашение в Виндзор было получено. Александр и Минни завтракали с Викторией и ее младшими детьми: двадцатилетним сыном Леопольдом и шестнадцатилетней дочерью Беатрисой. Прием был любезный, но довольно непродолжительный и не произвел особого впечатления. По окончании высочайшего завтрака королева предложила осмотреть парк, что сделали с большим удовольствием. Эта прогулка понравилась. Все в Виндзорском парке радовало глаз. «Парк идеальный и что за аллеи — чудо!» — записал цесаревич.
Цесаревичу и Минни многое нравилось в Англии. Неповторимый английский пейзаж, удивительные парки и цветники, благоустроенные улицы и аккуратные дома в городах, распорядительность и воспитанность всех сопровождающих и прислуги. Александр с борта королевской яхты «Виктория и Альберт» наблюдал на маневрами британской военной эскадры на рейде Портсмута и нашел флот в прекрасном состоянии.
Цесаревича почти все время сопровождал принц Альберт Эдуард, с которым русскому престолонаследнику было просто; они оставались добрыми друзьями. Берти его возил в театры, в аристократические клубы («Marlborough Club»), где допоздна задерживались за партией в вист. Однажды в Лондоне поехали смотреть новую английскую игру в поло, где участвующие были верхом на лошадях. Александру вообще очень нравилось, как подобные публичные мероприятия продуманно организованы в Англии.
Немало было и других впечатлений. Почти два месяца семья цесаревича провела в Англии. Много путешествовали.
183


Александр III
Александр несколько дней потратил на поездку на северо- восток, в город Гулль, где по его заказу строилась яхта «Цесаревна». В присутствии хозяина судно было спущено на воду и совершило пробное непродолжительное плавание. Александр был в восторге от судна, и его радовала мысль, что теперь и у него будет собственная яхта.
Русским гостям были показаны королевские резиденции: Букингемский и Сандригемский дворцы в Лондоне, резиденции в Виндзоре на запад от столицы и Осборн, на юге страны на острове Уайт. Наиболее сильные воспоминания остались от Виндзора. Огромный замок, заполненный замечательными художественными и историческими предметами, казался сказочным, производил неизгладимое впечатление. Один из дней им почти целиком посвятила дочь королевы принцесса Елена (в замужестве герцогиня Шлезвиг-Гольштейнская), показавшая парк, мавзолей и капеллу Сент-Джордж. Александр подробно осмотрел лошадей в конюшнях и псарню, где содержались знаменитые гончие королевы.
Русскому престолонаследнику многое нравилось в Британии, но существовали причины и для недовольства. Королева вначале не проявляла желания демонстрировать свое расположение к гостям из России. Лично Александра это ничуть не задевало; ему по-человечески это было безразлично. Но как наследник он имел право рассчитывать на большее внимание. Прекрасно помнил, что когда Берти приезжал в Петербург, то Папа уделял ему столько времени, не стесняясь показывал всем, что наследник британской короны — гость царя. Они же с Минни оказались не гостями королевы, а гостями Берти и Алике.
К тому же первые недели их пребывания совпали с приездом в Лондон шаха Персидского Наср Эддина, который был в центре внимания и забот официального Лондона. В честь восточного владыки давались балы, устраивались торжественные приемы, смотры, концерты, спектакли. Александра и Минни тоже приглашали, но они невольно делались как бы лишь присутствующими, но не виновниками. При этом было столько утомляющей суеты.
Через неделю после приезда в Англию Александр Александрович записал в дневнике: «Вообще нельзя до сих пор ска¬
184


Великая радость
зать, что было сильно весело и приятно наше пребывание в Лондоне. Так мне надоели все эти празднества для Шаха. Несносно, и даже нет времени спокойно провести время и посмотреть хорошенько Лондон. Утром бывает прескучно, потому что я встаю почти всегда в 9 час. и остаюсь один до 12, а иногда и позже, так что никого раньше 12 не увидишь, все спят; такая тоска берет, что просто ужас».
Мария Федоровна проявляла значительно меньше неудовольствия. Ей нравилось в Англии. Она была рада, что наконец-то посетила дом милой Алике и могла проводить с ней много времени каждый день. Она быстро познакомилась с окружением сестры и уже через несколько дней чувствовала себя почти как дома. В отличие от мужа, ее не раздражали официальные церемонии, блеск и шум, окружавшие жизнь высочайших особ. Ей это было по душе.
Дети Уэльских и Романовых сразу же подружились, и они с Алике с удивлением обнаружили, что их сыновья Джорджи и Ники (последний был на три года моложе английского кузена) очень похожи друг на друга. С годами эта похожесть будет возрастать, и когда уже цесаревичем Николай приедет на свадьбу Георга в 1893 году, то несколько раз возникнут забавные истории, когда их перепутают даже придворные. Потом они с Мама будут не раз смеяться над этим.
Александр Александрович и Мария Федоровна хоть и не слышали сетований от герцогини Уэльской на свою семейную жизнь — Алике самозабвенно любила Берти, но знали, что ей в Англии живется непросто. Королева, после смерти в 1861 году своего супруга «незабвенного принца-консорта Альберта», проявляла повышенный интерес к семейной жизни своих детей.
Первой невестке постоянно приходилось выслушивать строгие замечания свекрови о том, что «она неподобающим образом» одета, что «допускает излишнюю мягкость в воспитании детей», что «не уделяет мужу должного внимания». Когда случалось, что по вине Берти они опаздывали с ним к королеве на несколько минут, то виноватой почему-то всегда была она. И еще много чего приходилось бывшей датской принцессе выслушивать от неулыбчивой королевы, авторитет которой был непререкаемым.
185


Александр III
Герцогиня Уэльская старалась изо всех сил заслужить расположение свекрови, но не чувствовала, что ей это удается. К тому же Алике была глуховата, а королева не считала нужным повышать голос в разговоре с ней, и многое герцогиня Уэльская просто не слышала (может быть, и к лучшему!). Мария Федоровна обо всем этом знала с ранних лет и подробно о том рассказывала мужу.
Александр и Мария не питали к английской королеве симпатий и не рассчитывали на какие-нибудь проявления добрых чувств с ее стороны. Когда первые дни Виктория их игнорировала, то цесаревна не была удивлена; она даже старалась убедить Александра, что «ничего другого ожидать не приходится». Им передавали, что королева недовольна тем, что русские прибыли к ней лишь через семь лет после свадьбы, что по пути к ней они заезжали к другим. Цесаревич и цесаревна это слышали, но не считали подобные упреки справедливыми.
Они представляют ведь не какое-то вассальное княжество, а великую империю и не обязаны ездить на поклон в Лондон, лишь только для того, чтобы удостоиться чести позавтракать с ее величеством. Они вообще не думали, что Виктория может быть объективной и беспристрастной. Уже став царем, Александр III сохранил нерасположение к королеве, не раз называл ее в узком кругу «старой сплетницей».
Во время пребывания семьи цесаревича в Англии летом 1873 года за кулисами разворачивалась одна история, приведшая к неожиданным европейским династическим пертурбациям. Впервые в истории между царской фамилией и английским королевским домом устанавливалась близкая родственная уния. Второй сын королевы Виктории герцог Саксен-Кобург-Готский, граф Кентский, герцог Эдинбургский Альфред (1844—1900), влюбленный в дочь царя Александра II великую княжну Марию Александровну, вознамерился на ней жениться.
Его мать, невзирая на свою традиционную русофобию, не препятствовала, дала разрешение на брак, заметив сыну, что она не только согласна, но «и желает этого». Теперь надлежало заручиться согласием родителей Марии. Царица Мария Александровна написала королеве, что я «Вам ее
186


Великая радость
(дочь Марию. — А.Б.) рекомендую». Через годы хозяйка Бу- кингемского дворца будет уверять Александра III, что «эти слова остались для меня святыми». Возможно, так оно и было. Легкость, с которой королева одобрила русскую партию, невольно удивляла.
Хотя сама русская великая княжна проявляла симпатию к бравому морскому офицеру Альфреду Эдинбургскому, но необходимо было соблюсти династический этикет. Принц обязан был официально просить руки дочери у Александра II, и лишь после царского согласия она могла стать невестой.
Несколько раз Альфред вечерами заходил к Александру и допоздна обсуждал с ним свой предстоящий шаг. Цесаревич отнесся к этой истории чрезвычайно внимательно и сочувственно, был рад за Мари, которая, «если согласится Папа», может обрести свое семейное счастье. Он не сомневался, что отец, так любивший Мари, не станет препятствовать ее выбору. Свою уверенность цесаревич не скрыл от Альфреда.
В конце июня герцог Эдинбургский поехал для решительного объяснения в Германию, в Гессен, где в то время находились царь, царица и их дочь Мария. Вместе с ним туда же на несколько дней отбыл из Англии и Александр. Там, в замке Югенхайм, состоялось объяснение, согласие царя и царицы было получено, и 29 июня 1873 года о помолвке объявили официально. Свадьбу наметили на следующий год. Александру весть «сделала удовольствие», хотя и грустные мысли приходили: милая Мари теперь покинет Россию и видеться им придется нечасто.
Главное было решено в Югенхайме, оставались лишь формальности. Вот тут-то королева Виктория и проявила себя «во всей красе». Цесаревич писал матери 14 июля: «Как мне надоела Королева, просто ужас! Берти был просто в отчаянии и не знал, что делать. Каждый день телеграмма от Королевы, и все новые предложения насчет свидания с Мари... Я просто боюсь показаться ей на глаза после всего этого, заест!!!»
Все наконец-то, казалось, было преодолено, и встречу назначили через несколько недель в Кельне, вдруг снова возникло непредвиденное обстоятельство. Когда уже Александр собирался возвращаться в Англию, Минни с нарочным при¬
187


Александр III
слала письмо, где сообщала следующее: Виктория имела разговор с Алике, передав через нее желание «как можно скорее» познакомиться с невестой сына, и высказала намерение, чтобы отец привез к ней дочь в Осборн.
Александр немедленно сообщил царю, тот был удивлен и обескуражен. О подобном визите не могло быть и речи. Суверенный монарх не может ездить на поклон к другому монарху, да к тому же и без официального приглашения. Царь просил передать тем же путем Виктории, что он «очень занят» и, к сожалению, не может воспользоваться случаем и погостить в Осборне. На этом все и закончилось.
В те недели Александр и Мария насмотрелись и на многие другие «милые выходки» английского монарха. Особенно уязвил один случай, имевший место в самом конце визита, когда находились на острове Уайт. В порту стоял русский корабль «Рюрик», и 27 июля, в день рождения императрицы Марии Александровны, Александр и Мария намеревались отслужить молебен за здоровье царицы. Берти и Алике тоже захотели быть. Для цесаревича и цесаревны это стало желанным известием.
Накануне же вечером, совершенно неожиданно, герцог Уэльский получил послание от своей матери-королевы, где категорически запрещалось ему с женой ездить на службу. Те подчинились, но у всех остался горький осадок. Александр с раздражением заметил в письме отцу, что «в этом роде истории Королева постоянно делает и ставит их (Уэльских) всегда в фальшивое и неприятное положение. Вот образец милых выходок Quenn!!!»
Цесаревич и цесаревна находились в Англии до 1 августа 1873 года и отбыли с острова Уайт на царской яхте «Штандарт». Последние недели их пребывания королева проявляла больше внимания, и неоднократно им доводилось присущ ствовать на завтраках и обедах в Осборне, где тогда находился английский двор. Но разговоров серьезных не было, и Виктория лишь подробно беседовала с Минни о детях, об их здоровье и воспитании. Они уехали полные впечатлений и эмоций.
Оба неизменно сочувствовали Алике, которой, как они теперь точно знали, было так нелегко. Она страдала от притес¬
i88


Великая радость
нений Виктории. Но в несравненно большей степени досаждал Берти, не проявлявший необходимого внимания и порой попадавший в неловкие ситуации.
Пройдет 18 лет, и в июне 1891 года, комментируя судебное разбирательство в Лондоне дела о нелегальном игорном доме, император Александр III напишет императрице: «Какой скандал этот процесс в Лондоне из-за карточной игры в баккара и, с позволения сказать, этот глупый Берти, который тоже замешан в этой грязи! К чему он сунулся в суд, оставался бы в стороне, подумал ли он, как приятно должно быть бедной Алике и детям, что отец их, наследник престола, и замешан в эту мерзость! Подробности процесса возмутительны. Нет, слава Богу, подобные истории могут быть только в Англии, чтобы замешаны были наследник и высшее общество Лондона! Бедная Алике, через что она только не проходит, благодаря ее безмозглому и развращенному мужу! Ей-бо- гу, противно!» Царь был прав: подобных дел с участием членов династии в России не было. Однако здесь хватало других, «своих историй».
Легкомыслие герцога Уэльского не составляло секрета и для других родственников. В октябре 1882 года сестра Александра Александровича герцогиня Эдинбургская Мария писала из Лондона брату-царю: «В Париже мы встретили ветреного Берти со своими взрослыми сыновьями, которых он провожал до Швейцарии, где в Лозанне они должны в два месяца отлично выучиться говорить по-французски и по-немецки; на этих языках они говорят весьма плохо. Берти этим воспользовался, чтобы остаться в Париже и там позабав- ляться. Алике живет пока в Лондоне со своими дочерьми».
В памяти Александра III и Марии Федоровны навсегда запечатлелась их поездка в Англию в 1873 году. Они увезли тогда не только впечатления, не только радостные эмоции, но и груз переживаний. Всю жизнь оба будут питать плохо скрываемую антипатию к английской королеве Виктории. Нет, они никогда не позволят злословить или на публике критиковать английского монарха; они просто навсегда сохранят к ней нелюбовь.
Александр III больше с королевой не встретится, а Мария Федоровна увидится еще один раз, весной 1896 года, на Ла¬
189


Александр III
зурном Берегу. Она приедет навестить своего сына Георгия и нанесет визит вежливости старой королеве, отдыхавшей на юге Франции. Встреча будет протокольной: две женщины кратко поговорят о погоде, о здоровье детей и внуков и расстанутся навсегда.
В январе 1901 года патриарх европейских монархов и последняя коронованная представительница Ганноверской династии королева Виктория умерла. В день ее похорон в далекой от Виндзора столице Российской империи случилось неожиданное. Вдовствующая царица Мария Федоровна, с осени 1894 года не снимавшая траура по своему мужу, в тот день траур сняла и приехала впервые за много лет в Мариинский театр, чтобы насладиться оперой Э.Ф. Направника «Дубровский». Что заставило ее это сделать? Может быть, радость от сознания того, что ее любимая сестра Алике наконец-то освободилась из гнетущего плена?
Мария Федоровна приедет второй раз в Англию лишь через тридцать четыре года, когда английским королем под именем Эдуарда VII будет Берти, а королевой — ее сестра Александра. Сестры будут вспоминать давно прошедшие годы, свою молодость, Александра III и плакать не раз.


ГЛАВА 8
ДОЛГ ЦЕСАРЕВИЧА
Александр Александрович не принадлежал к разряду людей, предрасположенных к меланхолии. Состояние тоски, безрадостности хоть и было знакомо, но ему никогда не отдавался целиком. Непременно существовали люди и вещи, интересовавшие, увлекавшие, вселявшие оптимизм. Ненаглядная Минни и бесценные дети-малютки наполняли жизнь радостным смыслом, дорогая матушка своим примером учила смирению и земным добродетелям, высокочтимый батюшка служил образцом преданности своему долгу. И всегда, что бы ни делал, какая бы житейская трудность ни встретилась, всегда помнил, что есть еще одна — важнейшая, святая, незыблемая опора — Бог.
В своей повседневности, в разговорах и обсуждениях лишь в редчайших случаях касался вопросов веры. Хотя в столичных салонах уже с 60-х годов темы о христианстве, о его потаенной сути, о «вере истинной» и «вере мнимой» сделались модными, цесаревича это аристократическое поветрие не захватило. Он вообще не любил «умствований» там, где считал их неуместными. Это как раз и относилось до православия. Надо знать Священное Писание, чтить предание и традицию, усердно молиться, соблюдать канон, оставаться абсолютно откровенным перед Всевышним, и Он не оставит.
*9*


Александр III
Жизненный опыт убеждал, что если иметь чистое сердце, открытую Богу душу, то сумеешь многое преодолеть и не собьешься с пути. На пороге своего тридцатилетия писал Мама: «Да, много в жизни человека бывает непонятного, смутного, невероятного, и человек неверующий попадает в омут жизни земной и пропадает навсегда, если не опомнится. Когда что меня смущает, и я чувствую, что человеческими силами не выйти из тяжелого состояния души, стоит вспомнить слова Евангелия: «Да не смущается сердце Ваше, веруйте в Бога и в Мя веруйте». И этого довольно, чтобы прийти в себя».
Цесаревич не сомневался, что истинный дух России, ее душа — православие. Только с верой Христовой в сердце русскому народу и удалось так много пережить и выдюжить, сохранить себя и отстоять державу предков. Это все Божья милость, что Россия, даже в «самых невозможных положениях», сохранялась и укреплялась. Истинное служение России — святая обязанность всех, но в первую очередь тех, кто самим Богом поставлен на высокое место. Александр знал, что в числе прочих и ему предназначена такая судьба.
В 1877 году ему пришлось доказывать на деле свое высокое предназначение, сдать трудный экзамен на преданность и верность России. В тот год началась жестокая война на Балканах, и Александр оказался в центре событий: семь месяцев находился на передовой военной линии. До самого последнего момента надеялся, что удастся избежать войны, что дипломаты найдут мирный выход. Но все закончилось кровавым противоборством...
Потом, когда время российских царей закончится, напишут «пуды сочинений», где на все лады станут спрягать коронованных правителей, расписывать их прегрешения «перед народом», «страной», «прогрессом», инкриминируя им самые непотребные мысли, обвиняя во всевозможных грехах и провинностях. Никто из сочинителей-хулителей (имя им — легион) не удосужился признать очевидное: та война обусловлена была не «империалистической политикой», как гласит расхожий штамп, а высоким гуманистическим порывом спасти от геноцида славянские народы. Это — нравственный подвиг России и ее царя.
192


ДОЛГ ЦЕСАРЕВИЧА
И еще одно важное неизменно станут замалчивать: участие в военных баталиях членов императорской фамилии. В ту войну на поле брани погиб племянник Александра II (сын сестры Марии) молодой герцог Сергей Максимилианович Лейхтенбергский (1849—1877), двоюродный брат цесаревича Александра Александровича.
Все пять сыновей царя побывали на войне, а старшие (Александр, Владимир, Алексей) непосредственно участвовали в сражениях и находились на военных позициях по нескольку месяцев. «Специалисты по истории» о таких «мелочах» не писали. Подобные умолчания, историческая «вивисекция» не были случайными. Многие историки слишком долго являлись публичной функцией власти. Поэтому ничего о том, что не укладывалось в русло идеологической доктрины, не писали, написать не могли, да и не умели. Как это: дети правителя отправляются на войну и участвуют в военных сражениях, рискуют жизнью? Этого же не может быть!
Когда же рухнули «бесценные коммунистические ориентиры» прошлого и на смену им пришли из дальних стран другие «нетленные истины», но уже с либеральным окрасом, то многие историки с энтузиазмом заняли места на новой «идеологической панели». Нередко величина оплаты их «разоблачительных штудий» напрямую связана со степенью усердия в пересказе опусов профессоров из Гарварда и Принстона. Появилась даже категория «хорошо грантированных молодых дарований», успевших сделать себе «паблисити» на тиражировании заемных мыслей.
В этой системе координат тоже нет места признанию каких-либо исторических и нравственных заслуг за коронованными правителями России. «Не было таковых у царей, и быть не могло!» — так формулируется суть современной либеральной инвективы. Они же, т.е. цари, не читали, не чтили «самую-самую свободолюбивую» Декларацию независимости США, составленную... рабовладельцем Томасом Джефферсоном!
Это действительно так. Читали совсем другое, поклонялись иным символам, но умели проявлять себя и как настоящие патриоты Отечества, и как истинные христиане. Один из ярчайших примеров того — русско-турецкая война 1877—
193


Александр III
1878 годов, которую еще называли Болгарской. Освобождение Болгарии обошлось России в 21 981 человека убитыми и 38 431 ранеными...
Неудача России в Крымской войне лишь усугубила старый и больной «восточный вопрос». Турецкая империя, весь XIX век перманентно находившаяся в состоянии кризиса, стала фокусом интереса для мировых держав. 1еополитичес- кие устремления Англии, Франции, Австрии, 1ермании и России неизбежно проявлялись в этом районе, охватывавшем как значительную часть Балканского полуострова, так и обширные территории Малой Азии и Ближнего Востока.
Борьба за имперские приоритеты происходила на фоне жесточайших межэтнических и межконфессиональных конфликтов, сотрясавших империю Османов. При подавлении движения недовольных, в борьбе против национально-освободительного движения неисламских народов, турецкие власти использовали приемы и методы, которые, по сути, можно квалифицировать как геноцид (хотя сам термин в политической лексике того времени не употреблялся). Православные сербы, болгары, греки, армяне, черногорцы подвергались массовому истреблению.
Немыслимые жестокости творились во время восстания сербов и болгар в 1875—1876 годах. Турки вырезали целые селения, не щадили никого. Число убитых женщин, детей, стариков исчислялось десятками тысяч. Десятью годами ранее, во время восстания в Польше, правительственные деятели в Лондоне и Париже страстно выступали в защиту «несчастных поляков», хотя ничего, подобного турецким злодеяниям, русская армия никогда не совершала. Теперь же «демократические правительства» словно оглохли и ослепли. Лишь Россия не осталась в стороне; не могла остаться.
Александр II долго не хотел доводить дело до войны. Царь надеялся, что совместными усилиями мировых держав удастся воздействовать на Стамбул, что дипломатическим путем можно будет обуздать его. Но он ошибся. Особенно «индифферентно» вела себя Англия. В Лондоне не только не собирались предпринимать никаких серьезных мер против своего союзника султана, но даже не выразили возмущения, ограничились лишь призывами «к сдержанности».
194


ДОЛГ ЦЕСАРЕВИЧА
Выступая 30 октября 1876 года на приеме депутаций в Московском Кремле, Александр II сказал, что при всем миролюбии, при всем своем желании «беречь драгоценную русскую кровь», он, как и вся Россия, не может оставаться безразличным к страданиям «наших братьев по вере и крови» и будет добиваться улучшения их положения. Если же этого нельзя будет достичь мирными переговорами и если честь России того потребует, он вынужден будет действовать самостоятельно, без помощи иностранных держав. «Да поможет нам Господь исполнить наше святое призвание», — закончил царь свою речь.
В декабре 1876 года в Стамбуле (Константинополе) началась конференция по «восточному вопросу». Представители России (делегацию возглавлял посол Н.П. Игнатьев) совместно с дипломатами США разработали проект-максимум, предусматривавший предоставление Болгарии широкой автономии. Однако надежд на то, что европейские страны (в первую очередь Англия и Австро-Венгрия) поддержат его, почти не было. Ввиду этого был составлен и второй — минимум, в соответствии с которым Болгария делилась на две провинции, которые должны были возглавлять христианские губернаторы. В начале апреля 1877 года все эти предложения султан Абдул- Гамид II безоговорочно отклонил. Война с Турцией становилась неизбежной, и 12 апреля 1877 года Россия ее объявила.
Решение было трудным. Министр финансов М.Х. Рейтерн составил специальный доклад («записку»), умоляя царя не начинать войны, которая самым неблагоприятным образом отразится на финансах, на всей внутренней политике. Приводил доводы и цифры. Александру II эти опасения были известны. Но помимо финансовых расчетов существовал еще долг, святые обязанности России, которыми пренебрегать нельзя. Царь с раздражением заметил своему министру, что «ни он, ни наследник не допустят унижения России».
Военные действия развернули на Балканах и в Закавказье. Но главный район сражений — земли центральной Болгарии, куда почти двухсоттысячное русское войско, переправившись через Дунай, вступило 10 июня 1877 года.
Главнокомандующим этой, так называемой Дунайской, армией был назначен брат царя великий князь Николай Нико¬
195


Александр III
лаевич. Он был против присутствия на фронте и самого монарха, и других родственников. Еще до начала кампании послал государю письмо, где приводил резоны на сей счет: печальный исторический опыт (присутствие царя Александра I при Аустерлице в 1805 году), «ненужное» участие великих князей во время различных войн, «делавших лишь затруднения» командующим.
Александр II считал иначе и заверил брата, что сам приедет «с его согласия» и «будет лишь братом милосердия». Что же касается сына Александра, то здесь прямо заявил, что «Саша, как будущий Император, не может не участвовать в походе». Тема была закрыта, но не исчерпана: главнокомандующий все месяцы войны демонстрировал почти нескрываемое нерасположение к племяннику-цесаревичу...
Поздно вечером 21 мая 1877 года из Царского Села вышел поезд, где помимо монарха ехали и его сыновья. 25-го прибыли в румынский городок Плоешти, где размещался штаб армии. С 10 июня началась переправа через Дунай, завершившаяся через пять дней, когда русская армия нанесла поражение туркам и заняла болгарский город Свиштово.
Согласно стратегическому замыслу, основные наступательные действия разворачивались по двум направлениям. Первая, Южная, армия должна была овладеть древней болгарской столицей Тырново. Второй, Западной, надлежало занять важный стратегический пункт Плевна, открывавший дорогу на Софию.
В восточных районах Болгарии турки имели мощные крепости и сосредоточили крупные силы (около ста тысяч человек). Они представляли реальную угрозу успешному продвижению русской армии на юг и на запад. Чтобы обезопасить левый фланг армии, было решено создать сильную группировку, способную парализовать действия неприятеля. Для этой цели были выделены 49 батальонов, 22 эскадрона, 19 казачьих сотен и 224 орудия. Общая численность Восточной армии составляла примерно 45 тысяч человек. По названию турецкой крепости Рущук, блокада и взятие которой входили в задачу Восточной армии, она получила название «Рущукского отряда». Царским решением во главе ее был поставлен наследник Александр Александрович.
196


ДОЛГ ЦЕСАРЕВИЧА
Участник и очевидец тех событий генерал Н.А. Епанчин позднее вспоминал, что цесаревич во время командования Рущукским отрядом «был вне упреков и добросовестно исполнял свои нелегкие обязанности; в этот период проявились особенные черты его характера — спокойствие, медлительная вдумчивость, твердость воли и отсутствие интриг».
Отряд был образован 22 июня и немедленно начал продвигаться на восток, чтобы создать надежный плацдарм. Турки вначале отступали без боя. Возникал соблазн начать их преследование. Как позднее выяснилось, на такое развитие событий турецкое командование и рассчитывало: заманить русских в западню и потом ударить всей мощью стотысячной армии. Замысел провалился.
«Медлительная вдумчивость» командира Рущукского отряда не позволила разыграть задуманный сценарий. Русские войска продвигались на восток медленно, шаг за шагом, надежно укрепляясь на каждом занятом рубеже. В конце концов турецкие военачальники Мехмед-паша и Сулейман-паша поняли, что русские неумолимо расширяют зону своего контроля. Начались атаки, которые первое время неизменно заканчивались поражением и бегством аскеров (турецких солдат).
Александр Александрович, хоть и имел звание генерал- лейтенанта, присвоенное ему еще в одиннадцатилетнем возрасте, хоть и являлся пунктуальным офицером-командиром, но никакого военного опыта, естественно, не имел. До прибытия в Болгарию Папа ни полсловом не обмолвился о том, что ему придется командовать военной группировкой. Накануне отбытия в армию, 15 мая 1877 года, в письме главнокомандующему Николаю Николаевичу цесаревич писал: «Я еще ничего не знал о намерении Папа ехать самому на Дунай; для меня это был совершеннейший сюрприз. Папа меня берет с собой; вот и все, что я знаю про себя; о том: желает ли он, чтобы я остался на время при тебе, или я останусь в армии только то время, пока Папа будет при ней, до сих пор я не знаю. Папа мне ничего не говорил об этом, и я остаюсь в совершенном неведении о моей судьбе. Сам я не желаю спрашивать у Папа об этом, чтобы не навязываться».
Назначение на командный пост стало для цесаревича полной неожиданностью. Никаких возражений не высказал; он
!97


Александр III
готов был служить России и Папа в любом качестве. Эту свою «философию» не раз доносил до царя, который неоднократно интересовался, где бы Александр «желал служить». В середине сентября 1877 года даже случился «инцидент». Александр II, в присутствии большого числа офицеров, спросил у сына: хотел бы он сражаться под Плевной? Александр опешил, так как уж не раз объяснял Папа свою позицию. Пришлось опять, теперь уже во всеуслышание, сказать, что, где ему будет приказано, «там и будет», добавив, что «желать того или другого я не имею права, так как я служу».
Военные премудрости постигал сам, рассчитывать можно было лишь на интуицию и на советы толкового начальника своего штаба генерала П.С. Ванновского. В штабе главнокомандующего Рущукский отряд почти и не замечали. Цесаревич порой по нескольку дней не знал, что происходит на других фронтах, и приходилось отправлять верховых к «дяде Низи» (Николаю Николаевичу), чтобы добиться необходимых сведений.
Русская армия оказалась в тяжелых условиях. Почти не было дорог, существовали огромные трудности с доставкой продовольствия, не хватало фуража. Бытовые условия были самые примитивные. Даже для царя, находившегося неотлучно при армии более шести месяцев, часто не могли найти сколько-нибудь приличное пристанище. Про других и говорить не приходилось.
Цесаревич все эти долгие месяцы войны жил в таких «хижинах», убожество которых не поддавалось описанию. Никакого комфорта просто не существовало. Порой не было даже воды, чтобы умыться. При его врожденной чистоплотности перенести подобное было непросто. Перенес, приспособился. Единственное, что из того отразилось на Александре Александровиче: перестал бриться. Именно на войне обзавелся окладистой бородой, ставшей позже легендарнораспознаваемой приметой облика монарха. Начиная с Петра I никто из царей бороды не носил. Александр III возродил старую традицию, которой потом следовал и его сын Николай II...
Неудобства быта, военные опасности Александра по-настоящему не волновали. В письмах матери, жене, детям он
198


ДОЛГ ЦЕСАРЕВИЧА
об этом практически не писал. Главные заботы, тяжесть переживаний и страданий тех месяцев совсем иные. Судьба кампании, положение армии, успех России. В начале июля писал матери: «Если нам придется жертвовать собою, то я уверен, душка Ма, Ты нас знаешь хорошо, мы не посрамим ни наше имя, ни наше положение! Краснеть Тебе не придется за нас, за это я отвечаю, а что будет дальше, одному Богу известно!»
В августе 1877 года частям Рущукского отряда пришлось выдерживать тяжелый натиск аскеров. Турки рвались к Тырново, чтобы расчленить русские соединения. Начали серьезные военные схватки. Рущукский отряд удачно маневрировал и не нес больших потерь. Однако дела могли бы идти лучше, если бы все выполняли порученное дело, как надлежит. Некоторые офицеры, осведомленные о натянутых отношениях между главнокомандующим и цесаревичем, порой откровенно «манкировали» распоряжения последнего. Однако Александр не назначал в свой отряд офицеров, его власть здесь была ограничена. Все надо было согласовывать с Главной квартирой армии. Командир Рущукского отряда не раз имел объяснения с дядей Низи. Одно из них произошло после отступления в середине августа некоторых частей с позиций. В письме к главнокомандующему 18 августа писал:
«Я очень недоволен начальником штаба 13 корпуса полковником Ильяшевичем: постоянно спорит, не исполняет, что приказано, и, благодаря ему, мы потеряли 11 числа Аяс- ларскую позицию, которую он не хотел укрепить, несмотря на приказания, а сегодня потеряли обе позиции в Караха- санкиной и Попкиой (название деревень), и все из-за его упрямства... Я решительно прошу, чтобы полковника Ильяше- вича сменили: с подобными подчиненными дело не может идти. Кем его заменить: напишу, подумавши хорошенько с Ванновским об этом. Досадно, что из-за нераспорядительности, или, лучше сказать, из-за нежелания исполнять то, что приказано, теперь мы отступили, что делает всегда неприятное впечатление». Николай Николаевич «оказал милость» племяннику: неугодного полковника отозвали...
Главные баталии Балканской войны разворачивались летом и осенью 1877 года на Южном и Западном направлени¬
199


Александр III
ях. Русской армии довольно быстро удалось овладеть Тырно- во (7 июля) и занять Шипкинский перевал через Балканские горы. Путь на Стамбул (Константинополь) был открыт, но достаточных сил для успешного движения к столице Османской империи не было. Турки перебросили сильные подкрепления, и русским пришлось обороняться. Самые же кровопролитные сражения развернулись вокруг крепости Плевна, ставшей стратегическим ключом всей кампании.
Попытка захватить крепость была предпринята 8 июля численно небольшим отрядом, но, столкнувшись с превосходящими силами турецкого генерала Осман-паши, отступили, понеся значительные потери убитыми и ранеными (1 генерал, 74 офицера, 2771 нижний чин). Этот эпизод вошел в историю войны под названием «первой Плевны». Второй раз русская армия штурмовала Плевну 18 июля. Попытка снова не удалась. Русская армия во «второй Плевне» потеряла еще несколько тысяч человек (1 генерал, 168 офицеров, 7167 нижних чинов).
«Третья Плевна» стала самым жестоким сражением всей войны. Оно происходило 27—31 августа и, несмотря на отдельные позиционные успехи, главную задачу армия не выполнила: крепость осталась в руках турок. Битва была кровопролитной: погибли 2 генерала, 285 офицеров и 12 471 нижний чин. Эта неудача произвела удручающее впечатление. Александр II, узнав, плакал, плакали и многие другие. Но и те, кто не плакал, тяжело переживали. В их числе был и цесаревич.
Его больше всего возмущало, что командование не сделало выводов из предыдущих неудач. Опять несогласованность действий, неумение управлять обстановкой во время боя. Александр знал, что Николай Николаевич ведет себя, как диктатор, не принимает к сведению противоположные своему мнения, хотя в его штабе достаточно умных и серьезных офицеров. Нет, сам все определил, решил выслужиться: приурочил штурм к именинам Папа (30 августа), вознамерился «принести победу к ногам государя в день Его ангела». Вместо этого армия получила оплеуху. Да еще какую! Сколько жизней зря положили. Негодяи!
Александр просто клокотал от негодования. Даже через месяц после плевненского провала в письме к матушке не
200


ДОЛГ ЦЕСАРЕВИЧА
удержался: «Да, эта Плевна! Никогда ее не забудем. Что ужасно в этом штурме 30 августа, что даром пожертвовали такой массой дорогой русской крови, безрассудно, без всякой надобности. Все уверены были в невозможности атаки и, несмотря на это, все-таки штурмовали. Одним словом, повторилось под Плевной то же самое, что уже было два раза прежде, и в этом я вижу не только безрассудство действий Главнокомандующего и его штаба, но и преступление, за которое он и все виновники этого страшного дня должны будут отдать отчет не только перед всею Россией, но перед самим Богом».
Императрица, получив эти гневные филиппики, не на шутку встревожилась: старший сын позволяет себе выходить за рамки, бросает тяжелое обвинение члену династии! Немедленно отправила ответ, где увещевала не произносить подобного, иначе может произойти «неприятность», и, Боже упаси, если о том дознается Папа! Она знала, что в императорской фамилии и так довольно интриг, и в такое трудное время ее «милый Саша», не дай Бог, станет возмутителем спокойствия. Александру были понятны опасения Мама; он не собирался с дядей Низи «рвать отношения» или устраивать оскорбительные выходки. Однако вполне определенно заявил, что теперь знает тому «истинную цену», и повторил, что забыть «преступное поведение» родственника не сможет. Он готов был прощать (и прощал) дяде Низи нерасположение к себе, но небрежение к России, к долгу простить и забыть был не в силах.
Рущукскому отряду во время «третьей Плевны» и в последние недели пришлось испытать сильный нажим турецких войск, намеревавшихся прорваться к осажденному анклаву. Вновь разгорелись кровопролитные бои. Наследник все время находился на переднем крае, порой сам занимался рекогносцировкой, распоряжался дислокацией и не раз собственными глазами видел «спины аскеров». Причем бежали они так ретиво, что «догнать не могли». (Султан отдал под суд своих генералов, не сумевших разгромить Рущукскую группировку, хотя турецкие части имели более чем двукратное численное превосходство.)
После предыдущих неудач успехи Рущукского отряда стали глотком живительного воздуха. Николай Николаевич и
201


Александр III
его штаб праздновали успех, хотя к нему не имели практически никакого отношения. Воспрянул душой и царь. 15 сентября подписал грамоту цесаревичу, где говорилось: «Благоразумные распоряжения Вашего Императорского Высочества во время командования отдельным значительным отрядом в действующей армии, вполне соответствуют видам Главнокомандующего и общему плану кампании, дают Вам право на особенную нашу признательность. Предводительствуемые Вами храбрые Наши войска неоднократно отражали все нападения превосходящего их численностью неприятеля и выказывали при этом свои превосходные боевые качества». Успехи были отмечены: Александр Александрович удостоился ордена Владимира I степени.
Хотя монарх и упоминал, что действия цесаревича «соответствуют видам» главнокомандующего, но на самом деле это было не так. Его стратегия совсем не соответствовала стратегии Николая Николаевича. Ничего не предпринимал по первому чувству; все старался обдумать, и лишь затем следовало решение. И еще одно непременно учитывалось в первую очередь: безопасность людей. При любой военной удаче всегда горькое чувство появлялось, когда узнавал, сколько убито и ранено.
Своему учителю К.П. Победоносцеву писал 8 сентября: «Под Плевною дело затянулось, и весь вопрос во времени; решено вести правильную осадную тактику, чтобы не терять больше такого громадного количества людей. Страшно подумать, что мы из-за этой Плевны потеряли войска, за все три атаки, с 9 числа июля до настоящей минуты, потеряли убитыми и ранеными с лишком 25 тысяч... У меня в отряде, с самого начала до сих пор, во всех делах я потерял не более 3000 человек, несмотря на весьма жестокие дела; это замечательное счастье, так как можно было потерять гораздо больше».
Наследник престола не чурался простых солдат, знал, что именно они — основа, залог, корень всякого успеха. Посещал раненых, часто бывал на отпеваниях, любил и побеседовать с солдатами «запросто». При нем офицеры никогда не позволяли (попробовали бы!) никаких оскорбительных или даже насмешливых разговоров и высказываний про солдат.
202


ДОЛГ ЦЕСАРЕВИЧА
Для него, в отличие от некоторых дворян-командиров, они были не «темной скотиной», а русскими людьми. Этим для Александра все было сказано. Настанет черед, и ему придется надеть корону, и для них он станет «царем-батюшкой», каким сейчас является Папа. Забота о них сродни отеческой. Они — добрые и не очень, умные и дуралеи — непременно верные, преданные царю и Отечеству. Иначе ведь и быть не может!
Он сжился со своим отрядом. Когда же до него дошли слухи, что Николай Николаевич вынашивает план уговорить царя перевести Александра на другое место, то решил предотвратить подобное развитие событий. 20 сентября писал дяде Низи: «Ты не можешь себе представить, до чего я привязался к моему дорогому отряду, с которым впервые привелось мне служить серьезно в военное и походное время и разделять с ним: и радость, и горе, и нести серьезную ответственность!»
На войне для Александра многое по-другому открылось. Знал, что его собственное участие в войне — необходимо и обязательно. Ни разу не зародилась мысль бросить все и уехать в Царское, к своей ненаглядной Минни, к обожаемым деткам. Нет, он вернется лишь с победой. В том же, что она настанет, не сомневался ни минуты. Жизнь — это всегда преодоление трудностей. Так Господь распорядился, испытывая людей. И ему теперь такой жребий выпал.
В одном из первых с войны писем сообщал императрице Марии Александровне: «Я так счастлив, что мне пришлось выдержать эту тяжелую школу, которая мне весьма пригодится со временем, что благодарю Господа за все и молю Его до конца помогать мне, как до сих пор, и выдержать это испытание с честью и славою для нашего оружия и достоинства дорогой Родины!»
В трудные месяцы болгарской войны престолонаследник постоянно размышлял о жизни и смерти, о долге и чести. В письме жене заметил: «Во всем, что делается на земле, есть воля Божия, а Господь, без сомнения, ведет судьбы народов к лучшему, а не к худшему, если они, конечно, не заслужили полного Его гнева. Поэтому да будет воля Господня над Россией, и что ей следует исполнить, и что ей делать, будет указано Самим Господом. Аминь».
203


Александр III
Александр на войне изменился. Это касалось не только внешности, но и представлений и взглядов. Они не стали иными. Никакого мировоззренческого переворота не произошло. Просто многое стало вырисовываться в другом освещении и обрамлении. Он воочию узнал неполадки в государстве и армии, понял, как много здесь надо улучшать. Ощутил, что значит принимать решения, от которых зависят не только судьбы, но и жизни людей. Он узнал, что такое страх смерти, понял глубоко и искренне ценность жизни. Какими мелкими представлялись ему порой собственные «пустые» переживания прежних лет, как много из прошлого не стоило потраченных страстей. Теперь смерть бродит рядом и каждый день может посетить.
Остро это почувствовал, когда 12 октября 1877 года, во время рекогносцировки, недалеко от «хижины» Александра шальная пуля наповал сразила его кузена Сергея Лейхтен- бергского. 1ерцог состоял при цесаревиче, который его очень любил за аккуратность, исполнительность, преданность общему делу. Весельчак, балагур, вообще добрый малый. Совсем еще не старый, на четыре года моложе. Бедная мать, несчастная тетя Мари! Как она любила сына. Хорошо, хоть у Сержа детей нет, сирот не оставил. Не успел обзавестись семьей, хотя столько раз рассказывал о своих семейных планах. Но 1Ъсподь рассудил иначе, и все теперь кончено.
После гибели Сергея как-то особенно начал ощущать душевное одиночество. Порой такое щемящее чувство появлялось, что просто оторопь брала. Скучал по жене и детям. Всегда праздник был, когда поступали весточки от своих дорогих близких, но нынче таких далеких. Мария Федоровна писала часто, но корреспонденция поступала нерегулярно, и случалось, что сразу пачку ее посланий получал. Уж тогда, если не было срочных дел, уединялся, читал и перечитывал. Минни сообщала все подробности о повседневных делах и заботах: где была, с кем встречалась, какое происшествие случилось. Ну и, конечно, о детях — во всех подробностях. И непременно о своей любви к дорогому, единственному, «любимому Саше».
Александр отвечал, но не так часто, как на то надеялись в Петербурге. Времени по нескольку дней порой совсем не
204


ДОЛГ ЦЕСАРЕВИЧА
было. Да и другое тоже мешало. Он ведь на войне, а текущие фронтовые события душке Минни интересны быть не могут. Хоть и не мастак был «красивые фразы складывать», но о том, что «любит сильно-сильно», что скучает, ждет встречи и молится за всех них, о том обязательно писал. Писал и сыновьям. Старшему Николаю будет десять лет, и многое он уже понимает.
«Благодарю вас, мои душки, Жоржи и Ники, за ваши письма. Мне очень скучно и грустно без вас, и я часто думаю о вас и душке Ксении. Как давно мы не виделись, и я думаю, что вы меня совершенно забыли... Как мне хочется скорее поехать к вам, назад домой. Целуйте от меня крепко Мама и не забывайте вашего Папа, молитесь за него и за всех наших молодцов солдат. Обнимаю и целую вас крепко, мои душки. Постоянно думаю и молюсь за вас» (2 октября).
«Благодарю тебя, милый Ники, за твое письмо. Очень рад, что ты хорошо учишься и что тобой довольны. Мне страшно скучно без вас, и так тянет домой, но нечего делать. Когда служишь, так думать о своих не приходится, и надо исполнять свой долг!.. У меня решительно ничего нет для вас на елку; Мама вам подарит от меня, а здесь ничего достать нельзя. Дай Бог, до скорого свидания, и чтобы можно было мне вас скорее обнять всех троих. Поцелуй крепко-крепко от меня душку Мама, Георгия и Ксению. Христос с вами, мои душки!» (13 декабря).
Дорога к дому была долгой и трудной. В середине ноября разгорелись новые сражения. Турецкий генерал Сулейман-па- ша предпринял отчаянную попытку рассечь русские части, и Рущукскому отряду пришлось отражать яростный натиск турецкой пехоты у деревни Мечка. Русская армия стойко держалась, удачно контратаковала. Начиная с 14 ноября — первого дня атаки, цесаревич все время был на передовых позициях. В отдельные дни поспать удавалось лишь урывками, не более двух-трех часов. Позиционная ситуация непрерывно менялась, и постоянно приходилось быть начеку и принимать оперативные решения. Они оказались удачными. Мужество русского солдата, преданность делу офицеров, как и грамотное руководство, принесли военную славу Рущукскому отряду. 30 ноября армия Сулейман-паши была полностью разбита.
205


Александр III
Двумя днями ранее сдалась Плевна, и исход войны был предрешен. Александр II решил вернуться в Россию. Меч- кенская операция подтвердила уверенность императора в скором победоносном завершении кампании. Когда вечером 30 ноября ему принесли телеграмму цесаревича о полной победе, царь радовался не меньше, чем при известии о капитуляции Плевны. Сын Саша проявил себя мужественно, достойно. Теперь царь окончательно удостоверился в своей правоте. Хоть другие и отговаривали, не советовали назначать сына руководить большим воинским соединением, чтобы в случае неудачи не подорвать престиж будущего монарха, но Александр II постановил иначе.
Теперь все могут видеть, что цесаревич серьезный и ответственный командир, а имя его с уважением начали произносить умудренные опытом офицеры. Император принял сразу же решение наградить сына орденом Георгия II степени и отдал распоряжение заготовить о том грамоту. Однако просил все сохранить в тайне. Вознамерился через день-другой поехать к сыну Саше и вручить ему награду.
В наградной грамоте на имя цесаревича Александра Александровича, подписанной Александром II поздно вечером 30 ноября, говорилось: «Рядом доблестных подвигов, совершенных храбрыми войсками вверенного Вам отряда, блистательно выполнена трудная задача, возложенная на Вас в общем плане военных действий. Все усилия значительно превосходного численностью неприятеля прорвать избранные Вами позиции, в течение пяти месяцев оставались безуспешными и, наконец, 30-го ноября сего года отчаянные атаки на Мечку мужественно отбиты под личным Вашим предводительством».
Ближе к вечеру 3 декабря 1877 года император прибыл в село Берестовец, где находился штаб Рущукского отряда. После торжественного парада он выслушал рапорт цесаревича о сражении под Мечкой. Это была славная победа. Потери русской армии были таковы: убито офицеров 4 (ранено 20), нижних чинов — 120 (ранено 655), пропало без вести 5 человек. В то же время турки потеряли только убитыми более 2 тысяч человек...
Александр II расцеловал сына, сообщил ему о награждении 1еоргиевским крестом II степени и собственноручно
2о6


ДОЛГ ЦЕСАРЕВИЧА
прикрепил его к мундиру. Цесаревич так расчувствовался, что с большим трудом сдержал слезы. Какое счастье! Папа так высоко оценил его заслуги. Георгиевский крест — самая почитаемая награда, дается только за боевые заслуги, за личное мужество в бою. Ее нельзя получить ни за выслугу лет, ни за прочие дела; ее нельзя добиться по протекции.
У Александра всегда в душе вызывали восхищение и зависть командиры, удостоенные такой награды с девизом «За службу и храбрость». Он считал, что среди офицерского корпуса у них положение несколько иное: они особо отличные. Теперь и он таким знаком отмечен, что льстило ему и как мужчине, и как офицеру, и как цесаревичу. Все последующие годы именно эту награду будет чаще всего носить.
Папа оставался у престолонаследника лишь сутки и на следующий день, 4 декабря, выехал в Россию. Перед отбытием сказал сыну, что «если ничего особенного здесь не будет», то пусть Александр возвращается в Петербург к Рождеству.
Главная задача Рущукского отряда была выполнена, и Александр Александрович мог с чистой совестью вернуться домой. Однако война еще не была закончена. Хоть турецкая армия и сокрушена, но надо дождаться окончания кампании, тем более что появились признаки новой опасности: Англия, недовольная успехами России, ввела свой флот в Мраморное море, а в Австро-Венгрии начались военные приготовления.
Вот она, Европа! Когда надо помогать слабым и страждущим — не допросишься, не дождешься, а когда у России победа, то тут уж равнодушными быть не могут. Желающих принять участие в антирусской интриге всегда находилось достаточно, и не исключено, что и теперь в Лондоне, Берлине и Вене что-нибудь «пакостное придумают».
В декабре 1877 года — начале января 1878 года подобные тяжелые мысли посещали не только цесаревича. Александр II прекрасно осознавал опасность такой перспективы. После того как русская армия 6 января 1878 года заняла Адрианополь и оказалась практически у дверей турецкой столицы, отдал приказ Стамбул не занимать. 19 января 1878 года Россия заключила перемирие с Турцией, хотя речь должна была идти фактически о капитуляции последней. Но угроза новой войны заставила царя не доводить дело до подобного.
207


Александр III
Цесаревич не принимал заметного участия в событиях начала 1878 года. Его отряд лишь добился сдачи крепостей Раз- град и Рущук, укрепил свои позиции. Командир знал, что покинет армию, лишь когда все в главном решится.
Разговоры о возможности войны с новыми противниками цесаревич не любил, их не поддерживал, но пребывал в твердой уверенности, что если вдруг нежелательное случится, то будет снова воевать. 25 января 1878 года писал матушке: «Я исключительно буду служить Папа и Родине, которым принадлежу всецело и которым готов пожертвовать всем!» Мария Александровна знала, что сын Александр таких слов на ветер не бросает. Потому все месяцы войны очень переживала за него; он же не переживет унижения в случае поражения. Не дай Бог такое случится! Тогда может броситься в самое пекло, лишь бы избегнуть позора. Но Господь оказался милостив, сын с честью и славой возвратился.
В те же дни Александр получил неожиданно ласковое письмо от дяди Низи. Главнокомандующий «наговорил массу любезностей»: «Милый Саша! Нет у меня достаточно слов, чтобы тебе выразить всю мою глубокую и душевную благодарность за все время кампании, в которую тебе выпало на долю столь трудное дело охранения моего левого фланга. Ты, поистине, выполнил эту нелегкую задачу вполне молодецки». Дядя уведомлял, что перемирие заключено и начались мирные переговоры. Война завершилась.
К концу января стало ясно, что новые битвы России в обозримом будущем не грозят. Все понимали, что скоро — домой. 1Ътовился к отъезду и Александр. Конечно, радость предстоящей встречи с дорогой семьей не могла ни с чем сравниться. Но и грусть навещала: так сблизился с армией, с людьми, столько вместе пережили, а теперь надо расставаться. Столько прошло перед глазами радостного, но и печального, трагического. Столько пришлось испытать тяжелых минут, довелось перенести сомнений, опасений, унижений. Но самое главное: все теперь завершилось и Россия выстрадала заслуженную победу.
Перед отъездом послал письмо участнику кампании, своему доброму знакомому-родственнику генералу от инфантерии принцу Александру Ольденбургскому, где признавался:
208


ДОЛГ ЦЕСАРЕВИЧА
«Поверь мне, что если вы все страдали физически в эту кампанию, то я, наверное, перестрадал в тридцать раз более морально. Да, много мне пришлось выстрадать и перетерпеть в эти семь месяцев; но об этом переговорим, когда увидимся, Бог даст,- в России».
1 февраля цесаревич выехал в Россию, и уже через пять дней его встречали с триумфом в столице. Впервые в своей жизни ощутил, что эти почести получает не за свое происхождение, а за службу России. Горд был.
Встреча с детьми и женой растрогала до слез. Вид плачущей от радости Минни тронул, и сам от слез не удержался. Аничков ему показался «раем». Когда поздно вечером 6 февраля уединились наконец с Минни, то опять трепетал, как юноша. Через девять месяцев на свет появился сын Михаил...


ГЛАВА 9
ЦАРСКИЙ ЛАБИРИНТ
19 февраля 1880 года исполнилось 25-летие восшествия на престол императора Александра II. Однако торжества не были радостными. В стране, а в высших коридорах власти в особенности, царила напряженная, почти унылая атмосфера. За две недели до того, 5 февраля, было совершено очередное злодейское покушение на царя. Причем все было организовано так хитро и изощренно, что могла погибнуть вся царская семья. Негодяи умудрились заложить мощное взрывное устройство в нижнем этаже Зимнего дворца, и взрыв раздался как раз под так называемым «морганатическим залом», где должен был происходить царский обед в присутствии всей фамилии. Но, слава Богу, трапеза была несколько задержана из-за опоздания брата царицы, герцога Александра Гессенского. Однако 10 солдат Финляндского полка, несших караул, погибли на месте, а несколько других позже скончались от ран, десятки получили ранения. Потом были молебны и слова благодарности Всевышнему, рука Которого отвела угрозу от особы монарха.
Цесаревич был возмущен и обескуражен. Он сам оказался непосредственным очевидцем события. Тот день не предвещал ничего необычного. Утром был у Папа на приеме докладов министров, затем, вернувшись домой в Аничков и позав¬
210


Царский лабиринт
тракав, отправился вместе с женой кататься на лошадях в манеже, потом — семейное чаепитие, по окончании которого Александр полчасика вздремнул. Разбудила Минни; время оставалось в обрез, так как надо было ехать на Варшавский вокзал встречать дядю Александра. Оттуда поехали все в Зимний, и, когда вошли в большой коридор и император Александр II вышел навстречу, раздался страшный грохот, под ногами все зашаталось, и тут же всюду погасло газовое освещение.
Дальнейшее цесаревич описал сам: «Мы все побежали в желтую столовую, откуда был слышен шум, и нашли все окна перелопнувшими, стены дали трещины в нескольких местах, люстры почти все затушены, и все покрыто густым слоем пыли и известки. На большом дворе совершенная темнота, и оттуда раздавались страшные крики и суматоха. Немедленно мы с Владимиром побежали на главный караул, что было не лег- ко, так как все потухло, и везде дым был так густ, что трудно было дышать. Прибежав на главный караул, мы нашли страшную сцену: вся большая караульная, где помещались люди, была взорвана, и все провалилось более чем на сажень глубины, и в этой груде кирпичей, известки, плит и громадных глыб сводов и стен лежало вповалку более 50 солдат, большей частью израненных, покрытых слоем пыли и кровью. Картина раздирающая, и в жизнь мою не забуду я этого ужаса!»
Весь вечер того дня, не забываемого Александром III до самой смерти, был наполнен переживаниями; чуть ли не каждую минуту вскрывались новые подробности, а в Зимнем все только о том и говорили. До глубокой ночи цесаревич и цесаревна пробыли у Александра И, который, на удивление, выглядел спокойным и даже сел за ломберный столик и сыграл партию в вист. Александр Александрович же, кроме как о происшествии, ни о чем другом думать не мог. Далеко за полночь вернулись в Аничков и еще добрых два часа проговорили. Заканчивая описания впечатлений того страшного дня, занес в дневник: «Господи, благодарим Тебя за новую Твою милость и чудо, но дай нам средства и вразуми нас, как действовать! Что делать!» Ответа никто не знал.
В последующие дни цесаревич неоднократно ездил навещать раненых финляндцев, присутствовал на похоронах по¬
211


Александр III
гибших и лично заботился, чтобы их семьи получили хорошее вспомоществование.
Только чуть-чуть успокоились, на следующий день после того, как торжественно отметили 25-летний юбилей царствования Александра II, 20 февраля случилось новое происшествие. В середине дня пришла весть, что на графа Ло- рис-Меликова, который только за неделю до того приступил к своим обязанностям председателя Верховной распорядительной комиссии, совершено покушение. Но на этот раз обошлось. Хотя злоумышленник стрелял в упор прямо на пороге дома его сиятельства в центре Петербурга, но генерал не растерялся, выбил из рук мерзавца револьвер и сам скрутил его. На следующий день террориста казнили. Цесаревич восхищался смелостью графа и той решительностью, с которой негодяй получил по заслугам: «Вот это дело и энергично!»
Но не только дерзкие покушения навевали уныние. Существовала и еще одна причина, вносившая в жизнь двора атмосферу печали: состояние здоровья императрицы Марии Александровны. Она только в январе вернулась из многомесячного пребывания в Крыму и за границей, на юге Франции, где врачи пытались спасти царицу от разрушительного недуга — туберкулеза.
Мария Александровна болела уже давно, но в 1879 году состояние заметно ухудшилось. Царица была бледна как смерть, постоянно невесела. Ее терзало не только собственное нездоровье, но и не проходившее беспокойство за жизнь государя. Он все время был на мишени у злодеев, и она постоянно переживала. Когда 2 апреля 1879 года на прогулке в Летнем саду в него стрелял некто Соловьев, с императрицей случилась истерика. Это уже третий случай! Неужели этот кошмар не прекратится? Она долго рыдала, все время повторяя, что «больше незачем жить, я чувствую, что это меня убивает». И вот только вернулась из-за границы, и опять весь этот ужас.
Первый раз такое потрясение пережила задолго до того: 4 апреля 1866 года, когда дошла весть о первом злоумышлении. Как узнала, что государь жив, не давала покоя мысль: кто злодей? Было бы понятно, если бы он был поляк, еврей, иностранец, но когда сообщили, что он не только русский,
212


Царский лабиринт
но и дворянин, Дмитрий Каракозов, это усугубило печаль. Она в те дни не раз плакала, молилась горячо, страстно, благодарила Всевышнего, что отвел удар, сохранил ей дорогого супруга, детям отца, а России государя.
Каждый последующий случай она переживала всегда остро, а сила этого переживания все время увеличивалась. Было ли это связано с общим ухудшением ее здоровья, или, наоборот, не проходивший страх за жизнь венценосного супруга усугублял недуг царицы? Так или иначе, но покушение Соловьева, взрыв железной дороги перед царским поездом той же осенью совпали с усугублением ее болезни.
Взрыва в Зимнем дворце в феврале 1880 года Мария Александровна не слышала. Ей о нем рассказал сам Александр II, постаравшись представить дело печальным недоразумением. Она не задала в ответ ни одного вопроса; лишь долго затем на щеках царицы блестели слезы. Только молитва и любовь детей поддерживали угасавшие силы. Любви супруга уже не ощущала.
Брак Александра II и Марии Александровны долго считался образцовым. Хотя при дворе говорили о мимолетных увлечениях цесаревича, а затем императора, но ничего серьезного замечено не было. Казалось, что подобные разговоры — всего лишь домыслы.
Однако в конце 60-х годов при дворе и в петербургском высшем свете возникли слухи о том, что у императора Александра II появилась постоянная привязанность: молодая фрейлина княжна Екатерина Михайловна Долгорукая. Родилась она в Москве в 1847 году и происходила из древнейшего княжеского рода. Многие находили ее красавицей, другие же, и таких было немало, не разделяли подобных утверждений. Однако никто не решался опровергать очевидное и оспаривать несомненную привлекательность молодой и стройной княжны, смотревшей на мир широко раскрытыми глазами. Некоторые считали, что это взгляд «испуганной газели», недоброжелатели же полагали, что ее облик выдает в ней авантюристку.
Царь впервые увидел будущую свою привязанность, когда той только исполнилось десять лет. Он тогда проездом посетил имение Долгоруких Тепловку и невольно обратил внима¬
213


Александр III
ние на шаловливую и улыбчивую девочку, нарушившую этикет и самовольно решившую познакомиться с императором. Живость и непосредственность черноглазой девочки умилили.
В конце 50-х годов отец княжны, Михаил Михайлович, увлекся предпринимательской деятельностью, и это увлечение закончилось полным разорением. Некогда большое состояние улетучилось без следа. Вскоре папенька умер, и дети князя (две дочери и четверо сыновей) остались без всяких средств. Александр II проявил трогательное участие: имение было взято в опеку, а сироты стали императорскими подопечными.
Дочери покойного князя были определены в Институт благородных девиц в Петербурге, который чаще называли Смольным институтом (по названию расположенного по соседству Смольного монастыря). Основанный императрицей Екатериной II в конце XVIII века по образцу Сен-Сирского института мадам де Ментенон (фаворитки, а затем жены Людовика XIV), он предназначался для представительниц русских дворянских фамилий и находился под патронажем императорской фамилии. Царь регулярно посещал это аристократическое учебное заведение и всегда интересовался успехами своих подопечных, но особенно — Екатерины Долгорукой.
В 1864 году княжна закончила Смольный институт, получила шифр и стала фрейлиной императрицы Марии Александровны. Ее переполняли романтические мечтания, однако бесприданнице устроить благополучно семейную жизнь было непросто. Но скоро все так резко и так бесповоротно вокруг переменилось, а ее жизнь ей уже больше не принадлежала. В нее влюбился царь. Она давно заметила, что повелитель огромной державы оказывал ее персоне невероятные знаки внимания: дарил подарки, часто и охотно беседовал, на зависть другим, подолгу прогуливался с ней наедине. Когда же однажды, в укромном уголке петергофского парка, объяснился в любви, она обомлела. Молодая и неискушенная княжна представляла себе любовь совсем иначе. Она ждала молодого красивого принца, а перед ней оказался человек, годившийся в отцы.
Император был почти на тридцать лет старше княжны. В 1868 году ему исполнилось пятьдесят лет, он считался вид¬
214


Царский лабиринт
ным мужчиной. Французский писатель Теофиль Готье, увидевший русского царя на одном из балов в Зимнем дворце в 1865 году, оставил красочный портрет монарха: «Александр II был одет в этот вечер в изящный военный костюм, выгодно выделявший его высокую, стройную и гибкую фигуру. Он был одет в белую куртку, украшенную золотыми позументами и спускавшуюся до бедер. Воротник и рукава были оторочены мехом голубого сибирского песца. Светло-голубые брюки в обтяжку, узкие сапоги четко обрисовывали ноги. Волосы государя были коротко острижены и хорошо обрамляли высокий и красивый лоб. Черты лица изумительно правильны и кажутся высеченными художником. Голубые глаза особенно выделяются благодаря коричневому тону лица, обветренного во время долгих путешествий. Очертания рта так тонки и определенны, что напоминают греческую скульптуру. Выражение лица, величественно-спокойное и мягкое, время от времени украшается милостивой улыбкой».
Княжна Долгорукая не восприняла вначале серьезно признания монарха. Она готова была повиноваться самодержцу, но ее сердце ему, как мужчине, тогда еще не принадлежало. Она приходила на тайные свидания с царем, была мила, участлива, но умело ускользала из его объятий, играя роль шаловливой и беспечной девчонки. Позднее скажет своей ближайшей приятельнице Варваре Шебеко: «Не понимаю, как я могла противиться ему в течение целого года, как я не полюбила его раньше».
Александр II считал свой брак счастливым. Его супруга, «дорогая Мари», два десятилетия являлась для него самой дорогой. Она — царица, мать его детей, женщина, преданная ему беспредельно. Но после рождения в 1860 году сына Павла Мария стала часто и подолгу недомогать, уезжала на длительное время лечиться за границу, на отдых в имение Ильин- ское под Москвой. Царь и царица виделись все реже и реже. Случалось, по два-три месяца проводили порознь.
Полноценное супружество постепенно сходило на нет и в конце концов завершилось. Обожание супруги оставалось неизменным, но с его стороны все стало походить на заученный ритуал. Утром бесстрастный поцелуй, дежурные вопросы о здоровье, о занятиях и поведении детей, какие-то беско¬
215


Александр III
нечно однообразные родственно-династические темы. Человеческую верность и преданность Александр II к своей Мари сохранил. При свете дня, на людях, Мария Александровна оставалась женой самодержца. Но с вечера и до утра их жизни больше не пересекались. Никогда. Ушло чувственное содержание отношений.
Император, занятый своими каждодневными многотрудными делами, ощущал мужское одиночество. Он хотел отдохновения, он хотел, чтобы любили не титул, пост, власть, корону, им олицетворяемые, а его самого; жаждал той самозабвенной страсти, которую может подарить только пылкое сердце влюбленной женщины. Екатерина Долгорукая с каждым годом все больше и больше притягивала внимание, и когда вдруг, совершенно для него неожиданно, он увидел вместо ребенка перед собой живую и непосредственную девушку, он ощутил то, что, казалось, уж давно осталось в прошлом: душевный порыв, радость ожидания. Царь страдал. Вспоминал. Хотел видеть ее снова и снова. Он ждал отклика в ее сердце.
Император был настойчив и терпелив. Он полюбил молодую княжну со всем жаром своей натуры, и эта поздняя страсть не давала покоя ни днем, ни ночью. Он ничего не мог с собой поделать и, если долго не видел свою возлюбленную, становился грустным и раздражительным. Постепенно и Екатерина Долгорукая все больше и больше привязывалась к своему влюбленному повелителю. Все должно было чем-то закончиться, и все закончилось грехопадением. Случилось это 1 июля 1866 года в Петергофе. Дата известна точно: Екатерина Михайловна тот день помнила до самой смерти, о чем не раз рассказывала. Забыть не могла и не хотела.
Так уж случилось, что у императора тот день был невероят- но насыщенным. Утром из Копенгагена пришла яхта «Штандарт», на которой вернулся цесаревич. Александр II встретил сына с подобающей торжественностью и уделил ему много времени. Состоялась беседа, затем — обычные придворно-династические «повинности». Почти вся фамилия перебывала в тот день в Петергофе. Все хотели видеть новоиспеченного жениха, поздравляли, выражали государю свою радость. Еще у монарха были дела по придворному ведомству и по 1осудар- ственному совету. В пять часов вечера Александр II устроил
216


Царский лабиринт
парадный обед, который, сославшись на дела, покинул необычно быстро. Никто не придал тому особого значения: государь волен поступать по своему разумению.
На вечер всех пригласила к себе в усадьбу Сергиевку сестра царя Мария Николаевна (Лейхтенбергская). Около восьми часов начали съезжаться гости. Царя не было. Он появился лишь около девяти. Был необычно оживлен, любезен и даже много острил, веселя родственников. Давно уж такого не наблюдали. Всем было хорошо, и никто не ведал, что за те три с небольшим часа, что император исчез из поля зрения родни, произошло событие, которое через годы отзовется потрясением династии, создаст угрозу ее распада.
Тем ранним вечером на тайном свидании в одном из павильонов парка Петергофа девятнадцатилетняя Екатерина Долгорукая отдалась сорокавосьмилетнему мужчине — Александру II. В тот день царь услышал то, что давно желал слышать: она его любит всем сердцем и будет ему верна до конца. И он ей сказал нечто, на что она не рассчитывала, но что так согрело ее истерзанное сердце: «Увы, я сейчас не свободен. Но при первой же возможности я женюсь на тебе, ибо отныне я навеки считаю тебя своей женой перед Богом».
С монархом случилось что-то невероятное. Человек, обязанный Богом и судьбой всегда стоять неколебимо на охране основ и традиций, неукоснительно выполнять свой долг, преодолевать собственные прихоти и наклонности во имя высших интересов династии и империи, все забыл и всему изменил. Нет, конечно, сам факт интимной близости царя с молодой фрейлиной еще ничего не нарушал. Адюльтеры и случайные связи были всегда столь распространены, что на них многие смотрели как на неизбежный атрибут светской жизни.
Давать же своего рода брачный обет, зная, что его исполнение приведет к громкому скандалу, — это выходило не только за рамки общепринятого, но и за пределы всего известного ранее. Может быть, он не рассчитывал, что доживет до времени, когда «будет свободным», а может быть, лишь хотел скрасить горести молодой княжны, потерявшей невинность и испытывавшей страхи перед будущим. Но через четырнадцать лет, когда поведет ее к алтарю, вспомнит о том давнем обещании («слове мужчины»), а в беседах с близ¬
217


Александр III
кими будет ссылаться на него, как на причину бесповоротного и эпатажного решения.
В царском окружении припомнят другое. В 1868 году, давая согласие на брак герцога Евгения Лейхтенбергского (кузена Александра И, внука императора Николая I, сына его старшей дочери Марии) на фрейлине цесаревны Дарье («Долли») Опочининой, Александр II сказал наследнику Александру (Александру III): «Я дал согласие на брак Евгения, поскольку не вижу никакого реального препятствия. Лейхтенберги не Великие князья (титул великого князя переходил к внукам лишь по мужской линии. — А.Б.), и мы можем не беспокоиться об упадке их рода, который ничуть не задевает нашей страны. Но запомни хорошенько, что я тебе скажу: когда ты будешь призван на царствование, ни в коем случае не давай разрешения на морганатические браки в твоей семье — это расшатывает трон». А через три года после того наотрез откажет своему сыну Алексею связать свою жизнь с Сашей Жуковской и разобьет безжалостной рукой их высокую и искреннюю любовь.
Сама княжна Долгорукая, ставшая для императора «дорогой Катрин», далеко вперед не заглядывала. Главное, она любит и сама любима. Все остальное вначале не имело особого значения. А этого, «всего остального», было более чем достаточно, чтобы отравить жизнь. Не занимая видного поста при дворе, она как фрейлина обязана была участвовать во многих церемониях и смогла близко наблюдать и прочувствовать холодную и напыщенную атмосферу той «золотой клетки», где находился ее возлюбленный.
Позже она отказалась от своих фрейлинских обязанностей, но не в силу прихоти или своеволия, а потому, что находиться в придворной среде становилось непереносимо, и потому, что надо было воспитывать детей императора, которых у нее было трое: 1еоргий (1872), Ольга (1873), Екатерина (1877). В 1874 году Екатерине Михайловне и ее детям именным императорским указом были пожалованы дворянские права (внебрачные дети таких прав не имели), а в 1880 году — родовой титул светлейших князей Юрьевских.
Первые месяцы после того июльского события 1866 года в Петергофе Екатерина Долгорукая испытала немало волне¬
218


Царский лабиринт
ний и переживаний. Она расставалась на несколько месяцев с царем, чтобы избавиться от этого наваждения, но уже в 1867 году решила раз и навсегда предоставить все судьбе. Император ей постоянно говорил о любви. Крепость собственных чувств сомнений не вызывала.
Она отдала любимому мужчине всю себя без остатка, все чувства, мысли, воображение, заботы. Княжна стала не только возлюбленной царя; она сделалась для него целым миром, миром тайным и сладостным, где монарх находил успокоение и утешение от своей трудной и непрерывной миссии. Долгорукая знала, что Александр II сдержит обещание, и если Богу будет угодно, то он преодолеет трудности и станет законным мужем. Она верила возлюбленному, когда он говорил, что после встречи с ней не имел близости ни с одной женщиной, в том числе и с женой.
Екатерина Михайловна, выполняя несколько лет фрейлинские обязанности, прекрасно знала, что императрица Мария Александровна серьезно больна и редкий день чувствовала себя хорошо. Царица только и была занята здоровьем, своими детьми и бесконечными молитвами и панихидами, а для «бедного Александра» у нее совсем не оставалось времени. Близко наблюдая императрицу, княжна не сомневалась в своем женском превосходстве, но оставалось многое другое, что женским чарам было неподвластно.
Княжна следовала за царем повсеместно. В 1867 году она инкогнито приехала в Париж, остановилась в небольшом отеле и каждую ночь встречалась с Александром II. Он, к ужасу русской тайной полиции, без сопровождения посещал ее в отеле; принимал в саду Елисейского дворца, столь любимом когда-то легендарной фавориткой Людовика XV мадам де Помпадур. Она ездила за ним в Крым, жила на частной даче, и император ее навещал. Они встречались в павильонах Петергофа, на прогулках в Павловске и Красном Селе. В Петербурге местом их свиданий стали две небольшие комнатки на первом этаже Зимнего дворца, где жил последние годы и где скончался император Николай I.
Из личных царских покоев на втором этаже сюда вела тайная лестница, и император, проведя вечер в кругу родных и близких, ближе к полуночи спускался незамеченным вниз, что¬
219


Александр III
бы встретить свою желанную (позже Екатерина Михайловна с потомством перебралась на третий этаж дворца).
Она всегда его ждала. Он это знал и был рад, что есть человек, преданный ему целиком, до конца. Императору было хорошо в обществе княжны, так свободно, так раскованно, как никогда раньше и не было. Не надо было ничего сочинять, не надо было быть царем, а можно остаться лишь мужчиной и ощущать тихую радость простого семейного очага. Катрин готовила чай, помогала снять сапоги, окружала таким теплом и заботой, которых в других местах и иных помещениях царь и не знал никогда. Когда он целовал ее, то у него кружилась голова, и он, человек, проживший уже большую жизнь и испытавший на своем веку немало сердечных привязанностей, трепетал, как зеленый юнец. Царь был счастлив.
Но тайна самодержца всех интересует и всем принадлежит. О серьезном увлечении Александра II и о его тайных свиданиях очень скоро стало известно сначала придворным, а затем и всему высшему обществу. Конечно, никто открыто не обсуждал столь щекотливую тему. В интимных же собраниях о том много судачили. Как всегда бывало в таких случаях, правда перемешивалась с вымыслом, факты с ложью. Но в общих чертах картина в начале 70-х годов XIX века сложилась вполне объективная: у императора появилась вторая семья. Однако почитание самодержца в России было еще столь прочным, что никто не решался хоть как-то осудить повелителя. Все стрелы критики и поношения направлялись лишь по адресу Екатерины Долгорукой. Беспощадная молва приписывала ей самые невероятные поступки, немыслимо скандальное поведение, шокирующие высказывания.
1оворили, что княжна невероятно развратна чуть ли не с пеленок, что она ведет себя нарочито вызывающе и, чтобы «разжечь страсть у императора», танцует перед ним обнаженная на столе, что в непристойном виде проводит целые дни и якобы даже принимает посетителей «почти не одетой», что она вымогает драгоценности и за бриллианты «готова отдаться первому встречному». И много чего еще говорили, рисуя облик молодой Долгорукой в самом непривлекательном виде.
220


Царский лабиринт
Чадолюбивые мамаши, наслушавшись подобных разговоров, только и думали о том, как бы ненароком их молодые дочери, которых начинали вывозить в свет, даже издали не смогли бы увидеть ту, которую называли то Мессалиной, то куртизанкой. Родня царской возлюбленной тоже была обеспокоена, и Екатерине пришлось фактически прекратить близкие общения и с сестрой, и с братьями.
Княжна пожертвовала всем во имя любви и почти перестала таиться. Пусть будет так, как будет, а что делать — это должен решать Александр. Но постепенно роман императора перестал быть «горячей темой» в свете. Все было сказано, все было многократно обсуждено, и новых деталей и подробностей уже и выдумать было нельзя. Когда же жители столицы встречали на прогулке в Летнем саду императора под руку с Катрин, то лишь улыбались, обменивались многозначительными взглядами и только иногда шепотом комментировали: «Император прогуливает свою мадемуазель».
В 70-е годы высшее общество заинтересованно обсуждало и иные громкие истории, пристрастно наблюдало за развитием других скандальных романов. Брат царя, председатель Государственного совета великий князь Константин Николаевич жил почти открыто с бывшей балериной Анной Кузнецовой, имевшей от него детей. Законная же супруга, великая княгиня Александра Иосифовна (1830—1911; урожденная принцесса Саксен-Альтенбургская) горько переживала крушение своего семейного счастья. Она пользовалась авторитетом среди членов династии, и ее любовно называли «тетя Сани». В 50—60-е годы она считалась если и не первой, то одной из первых красавиц русского двора.
Ей, гордой и самолюбивой, пришлось испытать множеств во унижений и при бессмысленных объяснениях со своим мужем, который ей все рассказал сам, и от сочувственных взглядов и вздохов окружающих. В сорок лет княгиня стала совсем седой. Приняв полную меру женских страданий, она проявила истинное великодушие и настоящее христианское смирение. Три последних года жизни своего мужа (умер в январе 1892 года) неотступно ухаживала за ним, впавшим в состояние маразма. Заточив себя вместе с больным в Павловске, днями и ночами находилась она рядом с тем, кто когда-то был
221


Александр III
ее счастьем и любовью. Теперь же перед ней был выживший из ума рамолик, не отличавший ночь ото дня, почти никого не узнававший и часами издававший какие-то нечленораздельные звуки. Жалея непутевого супруга, она воспринимала его болезнь, как Божье наказание за грехи.
Александре Иосифовне пришлось пережить и еще одну тяжелую трагедию, ставшую притчей во языцех. Ее старший сын, умный и воспитанный великий князь Николай Константинович (1850—1918), «ее Никола», совершил в 1874 году немыслимую вещь, опозорил и семью, и династию. Он увлекся заезжей из этой ужасной Америки актриской и певичкой по имени Фанни Лир. Но, Бог с ним, если бы это было только увлечение молодости. Однако во имя этой кафешантанной дивы, этой еврейки, он готов был всем пожертвовать и собирался даже на ней жениться! Осыпал ее подарками и деньгами и — о ужас! — совершил ужасное святотатство: похитил с оклада их фамильной иконы в Мраморном дворце драгоценные камни, а затем долго отпирался, лгал, сваливая свою вину на других. Чтобы спасти престиж фамилии, Николая Константиновича царским указом объявили сумасшедшим, взяли под арест и выслали из столицы. Мать навсегда потеряла сына.
Семейная жизнь другого брата царя, генерал-фельдмаршала, командующего войсками гвардии и Петербургского военного округа, великого князя Николая Николаевича (старшего) тоже была далека от праведной. Он, как и брат Константин, тоже очаровался балериной — Екатериной Числовой. Это увлечение оказалось столь сильным, что «дядя Низи» забыл обо всем на свете и целиком подпал под влияние смешливой инженю, выделывавшей такие антраша, что видавшие виды салонные завсегдатаи лишь руками разводили. Она, что называется, вертела великим князем, как хотела. Перейдя полностью на его содержание, балерина оставила сцену и целиком занялась «устройством гнездышка», где Николая Николаевича ждали не только ласки и объятия.
С годами «мадам Числова» вошла в такую власть, что устраивала своему высокородному мужу-любовнику скандалы, гремевшие на весь Петербург. Говорили, что она даже нещадно избивала этого высоченного мужчину. Она родила от
222


Царский лабиринт
великого князя четверых детей, во имя которых тот забыл двух своих законнорожденных отпрысков: великого князя Николая Николаевича (младшего) и великого князя Петра Николаевича. Жену же свою, великую княгиню Александру Петровну (1838—1900; урожденную принцессу Ольденбургскую), Николай Николаевич фактически выгнал из дома, и та долго скиталась, пока не приняла монашество и не поселилась в монастыре в Киеве.
Ореол скандала, окружавший семейную жизнь великих князей Константина и Николая, долго был вне поля зрения царя. Боялись рассказывать. Когда же шеф жандармов граф Петр Шувалов набрался храбрости и сообщил о предосудительном поведении царских братьев, Александра II охватил приступ ярости. «Как? Незаконные связи, внебрачные дети в нашей семье, ведь у нас никогда не было ничего серьезнее гостиных интрижек!» Он не мог не знать, что в истории его рода было всякое, и дело не ограничивалось только «салонными интрижками». Да и сам он к тому времени уже давно пересек «непреодолимую заповедную черту» и пал жертвой страсти. Чьим примером царь мог укорить братьев? Нехотя пожурил лишь однажды «за недопустимое поведение», и все!
Александр II понимал двусмысленность собственного положения, но ничего не мог с собой поделать. Его привязанность к княжне Долгорукой приобрела маниакальный характер. Чувство долга уступало чувству любви. То, чему учил своих сыновей, нарушалось им самим. Это было тяжелым испытанием и для него, и для его близких, но в первую очередь — для императрицы.
Когда эпатирующая связь императора с молодой княжной уже ни для кого не составляла секрета, то у многих невольно возникали вопросы: как на это смотрит императрица? Неужели она ничего не видит, ничего не знает? Она видела и знала. Факты ей были не нужны. Женское сердце трудно обмануть, любящее женское сердце обмануть невозможно. Безмерно почитая своего супруга, она никогда не позволила себе ни единого слова, ни малейшего намека на неудовольствие, что могло бросить тень на официально-добропорядочный образ супруга-самодержца. В царской семье было наложено
223


Александр III
негласное табу на тему об увлечениях императора. Имя Долгорукой в присутствии царицы ни разу не прозвучало.
Дети Александра II неукоснительно соблюдали это правило и даже между собой никогда не приближались к опасному рубежу. Они все уже были взрослые, некоторые имели собственные семьи, детей и конечно же знали о скандальной истории не только с чужих слов. Случались неловкие сцены, неприятные встречи.
Однажды в Царском Селе отца на прогулке в экипаже сопровождали сын Сергей и дочь Мария (герцогиня Эдинбургская). Вдруг в глубине парка, почти у самого Павловска, император попросил остановиться, попрощался с детьми и на их глазах пересел в экипаж, где помещалась Долгорукая со своими детьми. Позднее, вспоминая этот эпизод, великий князь Сергей Александрович заметил своей знакомой: «Поверите ли, во время всего пути от Павловска до Царского мы с Марией не только не обмолвились ни одним словом об этом событии, но и взглядом не обменялись». Эта «игра в молчанку» длилась долго, но она не могла продолжаться бесконечно. В 1880 году весь прозрачный камуфляж стал рушиться просто на глазах.
Когда императрица Мария Александровна вернулась в начале 1880 года в Россию, то мало у кого оставалась надежда, что она долго проживет. Она слабела с каждым днем, и врачи определенно уже говорили, что смерть наступит очень скоро. Царица уже не вставала с постели, ее мало что интересовало. Сил хватало лишь на молитву и на краткие встречи с детьми.
Порой приходил супруг, и в эти мгновения наступало просветление. В ней вдруг пробуждались какие-то силы, и она становилась бодрее, даже улыбка появлялась на бескровных губах. Мария радовалась, видя мужа. Ничем не упрекала, ни на что не жаловалась, а лишь интересовалась его делами. Император же ощущал себя неловко. Лишь ненадолго присаживаясь на краешек стула у кровати, говорил какие-то ничего не значившие слова, гладил ее руку и, уходя, целовал в мертвенно-бледную щеку. Не раз приближенные видели, что у императора, выходившего из опочивальни жены, на глазах блестели слезы.
224


Царский лабиринт
Все ждали неотвратимого будущего. В наиболее сложном положении находился цесаревич. Занимая второе место в династической иерархии, наследник волей-неволей оказывался в центре неприятных и нежеланных событий. Он видел, что вокруг происходит, но сохранял самообладание, внешнее спокойствие. Сдержанный и послушный Александр Александрович долго не позволял себе обсуждать деликатную ситуацию даже со своей Минни. Оба знали, что, в то время как императрица умирает, Александр II проводит почти все вечера и ночи в обществе любовницы, начинавшей вести себя все более заносчиво и самоуверенно.
1Ъворили, что некоторые особенно расторопные царедворцы нащупывали возможность установить с княжной «милые отношения», видя в ней будущую хозяйку не только Зимнего дворца, но, кто знает, может быть, и России. Утверждали даже, что она, пользуясь близостью к императору, оказывала протекцию некоторым дельцам, проталкивавшим сомнительные финансовые проекты. Все это было неприятно и порой вызывало возмущение в душе, но цесаревич молчал.
Мария Федоровна тоже молчала. На людях не позволяла себе никаких намеков и замечаний, хотя ей это давалось значительно труднее, чем мужу. Она очень чтила свекровь — редкого по добросердечию человека. Цесаревна с большим трудом переносила ложь и притворство в личных отношениях. Для нее это была «мука адова». Живя в России, знала, что воля монарха есть закон империи, а решения и поступки самодержца никогда не подлежали публичному не только осуждению, но даже обсуждению. Это являлось азбучной истиной, и датская принцесса приняла ее без колебаний.
Ей было непонятно и неприятно поведение некоторых родственников, позволявших в своем кругу нелицеприятные обмолвки и высказывания, так или иначе задевавшие честь особы государя. Особенно досаждала великая княгиня Ольга Федоровна, считавшая возможным вести предосудительные разговоры и гневно клеймившая «проходимцев», окруживших царя. Чтобы избавить себя от ненужных переживаний и не участвовать в подобных недопустимостях, Мария Федоровна старалась как можно реже видеться с «тетей Ольгой» и уж, во всяком случае, не оставаться с ней наедине.
225


Александр III
Александр Александрович, чтобы не сорваться, вообще в те месяцы избегал встреч с этой «иерихонской трубой».
Цесаревна же не могла уклониться. Но злой язык «тети Оли» задевал, да не ранил. Ранило другое, то, что видела, что ощущала сама, без всяких подсказок. Почти каждый день, посещая Марию Александровну, не могла без слез смотреть на нее. Она сама уже много пережила; смерть уже оставила неизгладимый след в ее памяти, но привыкнуть к горю было невозможно, как невозможно было равнодушно наблюдать за всем происходившим вокруг. Она не раз тихо плакала, но не могла излить своих чувств даже мужу, которому самому было невероятно тяжело.
Позднее она будет удивляться, как ей удалось «пережить весь этот кошмар». Невообразимы были муки женщины, знающей, что ее муж находит утешение в объятиях другой. Свекровь же несла этот крест до последнего мига своего земного бытия. Боже мой, эту пытку и представить себе немыслимо! Однажды цесаревна не сдержалась и откровенно сказала царю, пригласившему ее на вечер к себе, что «не хочет присущ ствовать там, где так много нежелательных лиц». Любивший невестку император был обескуражен подобным пренебрежением, меланхолически заметив, что «стоит ему проявить к кому-то расположение, как семья начинает ненавидеть этого человека». Минни промолчала, но на вечере не была.
Рано утром 22 мая 1880 года императрица Мария Александровна умерла. Ангел смерти так тихо пролетел, что даже сиделки не могли с точностью указать минуту ее кончины. За несколько времени до смерти императрица выразила свою мечту умереть в тишине и одиночестве, без душераздирающих сцен прощания с родными и близкими. «Не люблю я этих пикников возле смертного одра», — заключила она. Казалось, что Господь услыхал и исполнил ее последнюю волю.
Живший в Зимнем сын Сергей первым оказался около дверей опочивальни, где покоилась дорогая матушка. Дальше дверей его не пустили. Скоро подошли все остальные. Войти нельзя было. Ждали государя. Так около двери стояли и плакали почти целый час. Цесаревича Александра душили не только слезы, но и отчаяние. Ему казалось, что если бы не этот самодовольный дядя Коко, то и не было этого непри¬
226


Царский лабиринт
личного стояния. Именно Константин Николаевич накануне вечером уговорил Папа уехать из города, уверяя, что «ничего не случится». Случилось же страшное...
Лишь в 10 часов утра прибыл из Царского Александр II и молча прошел к покойной. Двери затворились. Стояла напряженная тишина, и время как будто остановилось. Самодержец вышел с красными от слез глазами. Затем наступил черед детей, членов династии, приближенных. Но в тот день царь не отменил докладов министров и обязал цесаревича на них присутствовать. Александр Александрович заметил, что Папа «держал себя, как обычно».
В час дня состоялась первая панихида. Все плакали. Столько искренних слез любви и сожаления Зимний дворец, наверное, никогда не видел. Большинство прощалось не с царицей, а с добрым, сердечным человеком, прожившим добропорядочную, праведную жизнь и ушедшим в мир иной тихо и незаметно. Когда провели вскрытие, то выяснилось, что одного легкого у Марии Александровны уже не существовало, а от второго осталось меньше половины, и было чудом, что в таком состоянии она так долго жила.
Был объявлен национальный траур, начались печальные церемонии, продолжавшиеся больше недели. Два раза в день у белого гроба, покрытого национальным флагом России, служились панихиды: сначала в церкви Зимнего дворца, а затем в соборе Петропавловской крепости. На них непременно присутствовал царь, и нельзя было не заметить, что поведение монарха в этот период было безукоризненным. Свой последний долг усопшей жене и матери его детей отдавал как истинный христианин, как верный муж, глубоко опечаленный тяжелым несчастьем. Затем в присутствии императорской фамилии и самых близких придворных состоялось погребение.
Для Александра Александровича смерть матушки стала тяжелым потрясением. Он все первые месяцы находился в подавленном состоянии и плакал не раз. Брату Сергею писал 22 июля: «Да, это потеря громадная для нас всех, и, Боже, до чего все изменилось во всем, во всем с потерей этого дорогого и ангельского существа! Так грустно, так безотрадно, что выразить нельзя; я могу только чувствовать и глубоко чувствую,
227


Александр III
но не могу высказать. Одно утешение, и оно громадно, это то, что душка, дорогая Мама не забудет нас и там и продлит свое благословение на нас, и будет постоянно молиться за нас, как молилась за нас на земле!» Он не мог о многом говорить, не мог обсуждать в письме «все изменения», но знал уже наверняка, что жизнь теперь будет совсем другая.
После похорон царская фамилия переехала в Царское, но в середине июня семья цесаревича, неожиданно для многих, отбыла на известный водолечебный и климатический курорт на западной окраине Российской империи — Гапсаль. Этот отъезд был неприятен Александру II, который имел резкий разговор с сыном-наследником, но тот объяснил, что Минни неважно себя чувствует, ей нужен отдых и морские купания. Скрепя сердце царь уступил.
Дочь императора Мария, герцогиня Эдинбургская, недоумевала: «Как старший брат мог оставить Папа в такую минуту». У нее у самой уже давно была семья и дети, но в этот момент она решила уделить все свое внимание, все свои заботы исключительно отцу. Позднее она призналась одной из фрейлин, что ее тогда обуревало наивное желание сблизить отца с семьей и отвратить от общения «с той, другой». Это была зыбкая иллюзия, и герцогиня очень скоро это поняла.
В Гапсале, в маленькой вилле на берегу Балтийского моря, цесаревич с цесаревной и их дети вели тихий и спокойный образ жизни. Кругом были сосны, море, зеленые острова на горизонте. Всей семьей много гуляли, читали различные книги, несколько раз ходили слушать музыку в курзале. Мария Федоровна много купалась и почти каждый день рисовала свои любимые морские пейзажи. Александр в воду заходил редко, но с наслаждением наблюдал за тем, как его жена и дети плещутся в воде. Через месяц после приезда Александр писал графу М.Т. Лорис-Меликову: «Слава Богу, у нас все благополучно, и мы продолжаем наслаждаться чудной погодой, морскими купаниями и, главное, тишиной и спокойствием симпатичного Гапсаля!»
Но настоящего спокойствия на душе не было. Оставаясь вдвоем, они много говорили, теперь уже без утаек и недомолвок. Александр еще в Царском передал свой разговор с отцом, повергший наследника в состояние ужаса. Тогда «доро¬
228


Царский лабиринт
гой Папа» сообщил сыну, что принял решение, «выждав положенный срок», жениться на княжне Долгорукой, «которой он многим обязан» и перед которой «имеет обязательства». Сын потерял дар речи и ничего внятного ответить не мог. Даже не попытался отговорить отца от невероятного шага.
Покинув Петербург, Александр иногда задавал себе вопрос: правильно ли он сделал, что не высказал своего возмущения, не попытался что-то предпринять. Но что можно было сделать? Папа ведь все равно бы его не послушал, и все закончилось бы лишь ненужными пререканиями, а может быть, и того хуже. Александр чувствовал, что отец относится к нему все более и более прохладно, и знал, что изменить положение он не в силах. Цесаревна была настроена более решительно, но и она понимала, что их слова вряд ли что-нибудь изменят.
Они никому ничего не сказали, но сделали то, что считали нужным сделать: удалились, предоставив событиям идти своим чередом. Если бы на то была их воля, то долго бы не возвращались в столицу, предвидя, что грядущее будет безрадостным, сулит им одни лишь неприятности. В своих предчувствиях они не ошиблись.


ГЛАВА 10
ФАМИЛЬНЫЙ СКАНДАЛ
Все шло своим чередом, и свершалось то, что должно было случиться. Смерть императрицы развязала руки Александру II, и царь, уже не скрываясь, стал появляться с Юрьевской на публике. Давно он не возобновлял разговора о браке с Кат- рин, но через месяц после смерти Марии Александровны сам вернулся к этой теме и объявил, что 6 июля обвенчается с ней. Сердце женщины радостно затрепетало, и она была так взволнованна, что не нашлась что сказать. Так как после смерти царицы был объявлен годичный траур, то самодержец решил обставить все дело тайно, без всякой огласки, посвятив в свой план лишь нескольких верных людей. Всех, к кому бы он ни обращался, подобное намерение повергало в состояние шока. Монарх же нарочито того не замечал.
Неприятный разговор произошел с верным графом Александром Адлербергом, давнишним другом Александра II, министром императорского двора. Занимая столь влиятельный пост с 1870 года, граф прекрасно был осведомлен о жизни императорской фамилии. Его ведомство заведовало обширным хозяйством царской фамилии, повседневным укладом как большого императорского двора, так и малых великокняжеских дворов. Почти все денежные выплаты и расходы проходили через контору министра двора, и Александр Владими-
23°


Фамильный скандал
рович Адлерберг прекрасно был осведомлен о многом, о чем говорить было не принято. Знал и о связи императора с Долгорукой. Если бы понадобилось, то с точностью до рубля мог определить, во что эта романтическая история обошлась его ведомству; все счета за подарки и подношения княжне проходили через его руки. Однако он и представить не мог, что Александр II вознамерится соединить свою жизнь с этой дамой у алтаря. И когда завел о том разговор? Ведь только минуло сорок дней со дня смерти императрицы!
Вечером 4 июля 1880 года царь пригласил к себе министра двора, сообщил о решении вступить в брак и попросил того быть свидетелем. Граф вначале опешил, но затем, собравшись с духом, буквально выпалил все, что было на уме у многих: этот шаг будет иметь самые неблагоприятные последствия, он поведет к падению престижа династии и империи, к умалению ореола верховной власти и может вызвать даже брожение в стране. Выслушав все это, император остался непреклонен. Мало того, заявил, что, имея право давать разрешения на морганатические браки членов династии, он вправе распорядиться и своей персоной. Хотя министру стало ясно, что Александр II желает брака любой ценой, но он все продолжал приводить какие-то аргументы, думая, что речь идет об отдаленном будущем. Когда же сановник узнал, что венчание назначено на послезавтра, то понял, что все уже бессмысленно.
Затем у Адлерберга состоялась встреча тет-а-тет с Екатериной Михайловной, с которой он разговаривал впервые в жизни. Министр пытался и невесте доказать опасность, пагубность предстоящего, но быстро пришел к заключению, что с таким же успехом мог бы убеждать и «дерево». Княгиня на все доводы и аргументы неизменно отвечала одной фразой: «Государь будет счастлив и спокоен, только когда повенчается со мной». В момент этого «диспута» дверь в комнату приоткрылась, и самодержец робко спросил, может ли он войти. В ответ на это Юрьевская закричала: «Нет, пока нельзя». Это было сказано таким тоном, которым, по наблюдениям Адлерберга, приличные люди не разговаривают «даже с лакеем». Это потрясло царедворца. Граф был сломлен, растерян, и когда государь в очередной раз попро¬
231


Александр III
сил его стать шафером, то уже с полным отрешением дал свое согласие.
Через два дня, б июля 1880 года, вскоре после полудня, в небольшой комнате нижнего этажа Большого Царскосельского дворца у алтаря походной церкви состоялся обряд венчания. Государь был в голубом гусарском мундире, невеста в простом светлом платье. Священник трижды повторил: «Обручается раб Божий, благоверный государь император Александр Николаевич с рабой Божьей, Екатериной Михайловной». Они стали мужем и женой. Свидетелями на церемонии были: граф Александр Владимирович Адлерберг, начальник Главной императорской квартиры Александр Михайлович Рылеев и генерал-адъютант Эдуард Трофимович Баранов.
Царь попросил всех присутствующих сохранять происшедшее в тайне. Но сразу же возник вопрос о реакции наследника, который граф Адлерберг и задал. На это Александр II заметил, что сам сообщит ему по приезде из Гапсаля и что он не видит тут никаких препятствий, так как государь «единственный судья своим поступкам». В тот же вечер император подписал указ Сенату о предоставлении морганатической супруге и своим незаконнорожденным детям титула светлости и фамилии Юрьевских (этот указ держался в тайне и был опубликован через шесть месяцев).
Император не скрывал своего счастья. В письме к своей сестре Ольге Николаевне (в замужестве королеве Вюртембергской) сразу после венчания писал: «Княжна Екатерина Долгорукая, несмотря на свою молодость, предпочла отказаться от всех светских развлечений и удовольствий, имеющих обычно большую привлекательность для девушек ее возраста, и посвятила всю свою жизнь любви и заботам обо мне. Она имеет полное право на мою любовь, уважение и благодарность. Не видя буквально никого, кроме своей единственной сестры, и не вмешиваясь ни в какие дела, несмотря на многочисленные происки тех, кто бесчестно пытался воспользоваться ее именем, она живет только для меня, занимаясь воспитанием наших детей, которые до сих пор доставляли нам только радость».
..Александр и Мария мирно гуляли вдоль моря и не подозревали, что в Царском Селе происходят такие драматичес¬
232


Фамильный скандал
кие события. Лишь по их возвращении, 13 августа, император сообщил о случившемся старшему сыну и его жене. Он просил их быть добрыми по отношению к Екатерине Михайловне и заверил, что никогда не будет навязывать им ее общество. Мало того. Он попросил сына войти в состав небольшой комиссии приближенных, готовивших указ об обеспечении прав Юрьевской и ее детей в случае его преждевременной кончины. Цесаревич стоял как громом пораженный, безропотно приняв волю царя. Минни же от полученного известия чуть не лишилась чувств. Затем появилась Юрьевская, которая поцеловала руку цесаревне и сказала, что император сделал ее супругой, что она вполне счастлива и никогда не позволит себе «выйти из своей скромной роли».
После расставания с царем и «его дамой» у цесаревны с мужем состоялся долгий, «просто душераздирающий разговор». Нет, они конечно же не исключали, что отец и свекор рано или поздно может осуществить свое намерение, но что это случится так быстро, всего через шесть недель после смерти Марии Александровны — такого представить не могли. Это просто выходило за рамки человеческого разумения, не имело прецедента. На душе у обоих было так тоскливо, что передать нельзя. Но сердце царево в руках Божьих, и Он один ему судья. Они пытались смириться, но человеческие чувства все равно порой прорывались наружу.
Цесаревич, обладая сильным характером, держался стоически, хотя окружающие замечали отрешенность и грусть, не покидавшие наследника после возвращения из Гапсаля. Куда девались его жизнелюбие и веселость. Даже на фамильных обедах, в присутствии своих, он почти ничего не говорил, не интересовался едой и большую часть времени неотрывно и сосредоточенно смотрел лишь на тарелку. Мария Федоровна тоже ужасно переживала. Необходимый стиль поведения соблюдала, хотя это и давалось с большим трудом.
Испытанием являлись личные встречи с новоиспеченной женой императора, которых цесаревич и цесаревна всеми силами старались избежать, но это не было в их власти. Вскоре у царя возникла навязчивая идея сблизить старую семью с новой, и в этом своем желании он не считался с чувствами сына и невестки. Однажды Мария Федоровна прямо зая¬
233


Александр III
вила Александру II, что не желает общаться с Юрьевской, на что тот возмущенно заявил: «Попрошу не забываться и помнить, что ты лишь первая из моих подданных». Так с ней он никогда еще не позволял себе разговаривать. Однако самые большие потрясения ждали впереди.
В конце августа император отбыл в Ливадию, попросив цесаревича приехать к нему с семьей. Сын обещал. Обсудив ситуацию, Александр и Минни пришли к заключению, что во имя мира в императорской фамилии они должны смириться и беспрекословно выполнять волю монарха. Нетрудно было предположить, что в Ливадии им уготованы тяжелые испытания. Они уже знали, что Юрьевская с детьми впервые открыто поехала в царском поезде, хотя это вызывало повсеместное недоумение, так как о браке императора наверняка знал лишь ограниченный круг лиц. Никаких сообщений и заявлений публично все еще сделано не было.
Через три недели после отъезда императора в Крым выехала семья цесаревича. Александр и Мария тешили себя надеждой, что государь сдержит обещание и не будет навязывать им общество своей новой семьи. Раньше они, а особенно Мария Федоровна, так любили бывать в Ливадии.
Минни первый раз вместе с мужем оказалась там летом 1869 года. Цесаревич тоже тогда впервые видел Крым. Впечатлений у обоих осталась масса. Очаровала красота пейзажа, живописность туземных нарядов населения, голубизна необозримого моря. Они еще не бывали на берегах теплых морей (кратковременное пребывание в Ницце в трагических обстоятельствах 1865 года в счет не шло) и не думали, что морская вода может иметь такой изумрудно-голубой цвет. Мария Федоровна, выросшая на берегу моря, не подозревала, что оно бывает совсем другим. А эти невыразимо прекрасные закаты и восходы? Они и такого яркого солнца еще никогда не видели.
Царская резиденция в Крыму возникла усилиями и стараниями императора и императрицы. Обширная Ливадийская усадьба была приобретена казной у графа Потоцкого в 1860 году. В тот период она не представляла собою ничего примечательного. Все кругом еще было диким и малопригодным для долговременного проживания.
*34


Фамильный скандал
За обустройство ее принялась Мария Александровна. По ее желанию придворный архитектор Ипполит Монигетти в 1862—1867 годах воздвиг здесь целый ряд сооружений, и главное среди них — Большой дворец, предназначавшийся для императора и его семьи. Построенный из камня, весь отделанный деревом внутри, он производил впечатление легкости, излучал теплоту. Недалеко помещалась небольшая вилла-дворец цесаревича. Кругом проложены аллеи, разбиты цветники, устроены мраморные фонтаны и беседки. Окрестные же места совсем девственные: заросшие деревьями и густым кустарником склоны гор, уносившиеся в небо утесы, пропасти, с ручьями, журчащими внизу, огромное количество птиц и животных. Мария Александровна много раз бывала в Ливадии и одна, и вместе с семьей.
Царские дети тоже очень любили бывать здесь. Но в этот раз поездка в Крым цесаревича и цесаревну не радовала. Они и раньше знали, что во время пребывания в Крыму императора Юрьевская тоже бывала там, но жила уединенно и на глаза двору не показывалась. Как-то будет теперь?
Дорога была длинной: от Петербурга до главной военно- морской базы русского флота на Черном море — Севастополя — ехали в поезде почти двое суток. Затем плыли на пароходе. Всю дорогу одна тема занимала. Терялись в догадках, не хотели верить плохим предчувствиям. Ситуация сразу же стала проясняться по прибытии на рейд Ялты.
На причале встретил Александр II. После первых приветствий и поцелуев он огорошил заявлением, что княгиня нездорова и не могла приехать на встречу. Мария Федоровна не знала, как реагировать, и лишь спросила: «Как же я могу с ней видеться, если ваш брак содержится в тайне?» Императора вопрос не смутил, и с видом беспечного ребенка он заявил: «О, здесь так трудно что-либо скрыть, моя свита не может ничего не знать». — «Но моя-то совершенно ничего не знает, потому что я верно хранила доверенную мне тайну», — возразила цесаревна и разрыдалась к неудовольствию императора. Пока ехали в экипажах из Ялты в Ливадию, цесаревич и цесаревна не проронили ни слова. Но испытания только начинались.
Войдя в Ливадийский дворец, прибывшие были встречены Юрьевской и ее детьми: сразу стало ясно, что она во
235


Александр III
дворце распоряжается, как полноправная хозяйка. И это в доме, который так долго, любовно и заботливо создавался покойной императрицей, где все было пронизано воспоминаниями о ней, где кругом находились ее портреты и личные вещи! За что нам такое наказание, чем мы провинились перед Тобой, Господи, получив эту страшную душевную муку! Минни испытывала стыд перед слугами, и ей казалось, что все они возмущены и опечалены происходившим.
Беззаботной была лишь новая хозяйка. Да и императора, по всей видимости, вполне устраивало все, и он не чувствовал неловкости и двусмысленности сложившейся ситуации. Он несомненно любил эту женщину, находясь под сильным ее влиянием. Не замечал даже бестактностей по своему адресу, которые всем остальным бросались в глаза. «Эта Катрин» на людях говорила ему «ты», могла, без стеснения, прервать его на полуслове, и монарх принимал все это как должное! Однажды Александр П пригласил цесаревича и цесаревну с собой на прогулку в коляске и не нашел ничего лучше, как привести их к тайному домику, где он встречался раньше с Юрьевской, заставил их пить там чай и «ублажал» рассказом о том, как ему здесь было хорошо вдвоем с княгиней. Во время этой интермедии Марии все время казалось, что она вот-вот упадет в обморок.
Александр держался как мог, а его жена плакала чуть не каждую ночь, и однажды «эта женщина» позволила ей, цесаревне, сделать замечание, что у нее почему-то по утрам красные глаза! Поводы для слез возникали постоянно. Как можно было сдержаться, когда видишь собак, лежащих в кресле покойной царицы; как можно было сохранять самообладание, когда за семейным обедом княгиня по любому поводу начинала учить и давать советы. А эта брошка на ее груди с выложенной бриллиантами датой: б июля? Она ее почти не снимала, хотя у нее было вдоволь других украшений, и Мария Федоровна, понимая толк в таких вещах, не могла не заметить, что все драгоценности Юрьевской были высокого качества и, несомненно, очень дорогими. Уже позже, комментируя данное обстоятельство, она язвительно заметит, что «у императора несомненно был вкус».
Раздражали эти ужасные дети, эти «бастарды»! Они совершенно невоспитанны и ведут себя, «как в конюшне». Осо¬
236


Фамильный скандал
бенно досаждал старший, Георгий, «их Гого». Редкий день он не выделывал что-нибудь такое, от чего хотелось встать и выйти из дворца навсегда. Он все время лез то к императору, то к матери, то к ее Ники. Никакой управы на него не было. Мария Федоровна не могла не заметить, что император с такими нежностью и лаской относился к нему, с какими никогда не относился к законным внукам.
Невольно просыпались в душе какие-то смутные опасения, всплывали в памяти, как казалось, совершенно абсурдные слухи о том, что император со временем намерен короновать Юрьевскую и сделать этого самого Гого наследником. Конечно, подобный шаг мог сделать лишь безумец. Это привело бы к катастрофе, к распаду всех основ, к трагическому расколу не только династии, но и всей империи. Об этом страшно было и подумать. Самодержец не сможет подобного совершить. Но, с другой стороны, то, что казалось абсурдным в Петербурге, здесь, при каждодневном общении, не виделось столь уж нереальным. Царь, несомненно, полностью закабален, почти лишен воли, и «эта дама» может заставить его сделать все, что угодно.
Особенно нестерпимым для Марии Федоровны являлось то, что подобное неприличие разворачивалось на глазах ее детей, и она горько сожалела, что послушалась мужа и привезла их в Ливадию. Какое воздействие подобное зрелище окажет на них, в первую очередь на старшего, Николая, которому исполнилось двенадцать лет, и он уже многое видел и понимал. Мария Федоровна воспитывала его честным и правдивым человеком. Теперь же ей самой приходилось лукавить, а иногда и просто лгать, объясняя происходящее.
Уже на первом семейном обеде Юрьевская так по-амико- шонски вела себя с императором, что мальчик спросил: «Эта дама нам родственница?» Мария Федоровна обомлела и рассказала сыну сочиненную наскоро историю о том, что император женился на вдове и усыновил ее детей. Матери показалось, что Ники ей не поверил, так как тут же последовал новый вопрос: «Как он мог это сделать, Мама? Ты ведь сама знаешь, что в нашей семье нельзя жениться так, чтобы об этом не узнали все». Позднее он сказал своему гувернеру: «Нет, тут что-то неясно, и мне нужно хорошенько поразмыс¬
237


Александр III
лить, чтобы понять». У цесаревны разрывалось сердце от горечи и досады.
Александр II забыл об обещании «не навязывать общество княгини» и всячески старался сблизить родственников. Но тут уж проявила характер Мария Федоровна. Она мирилась, когда их ставили в оскорбительные ситуации, но интересы детей для нее было выше собственных амбиций. При молчаливо-отстраненном поведении мужа она одна встала на защиту своего потомства и выиграла это тяжелое сражение. Вернувшись в столицу, цесаревна поделилась с одной доброй знакомой «незабываемыми» впечатлениями «от отдыха» в Крыму.
«Я плакала непрерывно, даже ночью. Великий князь меня бранил, но я не могла ничего с собой поделать. Чтобы избежать этого отвратительного общества, мы часто уходили в горы на охоту, но по возвращении нас ожидало прежнее существование, глубоко оскорбительное для меня. Мне удалось добиться свободы хотя бы по вечерам. Как только заканчивалось вечернее чаепитие и государь усаживался за игорный столик, я тотчас же уходила к себе, где могла вольно вдохнуть. Так или иначе я переносила ежедневные унижения, пока они касались лично меня, но, как только речь зашла о моих детях, я поняла, что это выше моих сил. У меня их крали как бы между прочим, пытаясь сблизить их с ужасными маленькими незаконнорожденными отпрысками. И тогда я поднялась, как настоящая львица, защищающая своих детенышей. Между мной и императором разыгрались тяжелые сцены, вызванные моим отказом отдавать ему детей помимо тех часов, когда они, по обыкновению, приходили к дедушке поздороваться. Однажды в воскресенье перед обедней в присутствии всего общества он жестоко упрекнул меня, но все же победа оказалась на моей стороне. Совместные прогулки с новой семьей прекратились, и княгиня крайне раздраженно заметила мне, что не понимает, почему я отношусь к ее детям, как к зачумленным».
Новая супруга монарха или не понимала, или действительно делала вид, что не понимает того, что существовали писаные и неписаные правила, непререкаемые традиции, нормы воспитания, наконец. Минни же это знала великолепно и всю свою жизнь вела себя так, чтобы ничем не нарушить их. Как человек
238


Фамильный скандал
высокой самодисциплины, воспитала в себе редкую, даже для людей ее круга, способность приспосабливаться к формальным требованиям, превращая «так надо» в «так должно быть». Это ей очень помогло позже, когда она стала царицей и обязана была, невзирая на личные пристрастия, ежедневно делать «что надо». Не в последнюю очередь именно благодаря своему умению вести себя, не выказывая на публике внутренних настроений и неудовольствий, она пользовалась неизменным авторитетом и уважением в империи.
Той осенью Мария Федоровна многое поняла и многое передумала. Она одержала победу как женщина-мать, отстояла свои права, но многое и изменилось. Она впервые ощутила нерасположение императора. Он неизменно много лет питал к ней симпатию и даже позволял быть своенравной. Но он не мог ей простить пренебрежение к той, которую любил больше всего на свете. Минни узнала тогда, что государь впервые критически отозвался о ней, заметив, что у невестки «вздорный характер».
Цесаревна окончательно уяснила и другое: в стране самодержавия любой каприз монарха становится законом, непререкаемым и окончательным, перед которым все должны склониться. Она в первый раз в жизни осознала, что формулу «так надо» не принимает ее натура. Ведь помимо чувства долга существуют и другие чувства, не позволяющие уподобиться бессловесной овечке, смиренно идущей на заклание. Цесаревна не осуждала мужа, который стиснув зубы наблюдал за происходившим. Ей было жаль его — большого, сильного и такого беспомощного, — страдавшего не меньше, но мало что высказывавшего вслух. Она видела, как он усердно молился, как был задумчив и печален все дни, и знала, что он никогда не пойдет против воли отца. Она будет с ним, что бы ни случилось потом. Саша ей дороже жизни. Его судьба — это и ее судьба тоже.
Ливадийская пытка продолжалась два месяца, и в ноябре Александр и Мария вернулись в Петербург. Они были разбиты морально и физически, но следовало вернуться к своим «церемониальным повинностям».
Досаждали родственники, выпытывавшие у них детали и подробности столь продолжительного пребывания в Крыму.
239


Александр III
Нельзя было не заметить, как грустна чета престолонаследника, и возникали предположения о каких-то роковых событиях в Ливадии. Многим хотелось знать все из первых рук. Особенно настойчивой была великая княгиня Ольга Федоровна, тоже некоторое время находившаяся в Крыму в имении Ай-Тодор и многое успевшая разглядеть и запечатлеть в своей бездонной памяти. От Минни же она почти ничего не узнала нового.
14 ноября наступил день рождения Марии Федоровны. Ей исполнилось 33 года. В Аничковом дворце состоялся торжественный обед, прошедший в траурной атмосфере. У некоторых присутствующих сложилось впечатление, что они находятся на панихиде. Фигурально говоря, так оно и было: не хватало лишь физического покойника. Но было прощание с прошлым, с дорогими воспоминаниями и чертами жизни, которым вряд ли найдется место в будущем, становившимся непредсказуемым. Все это понимали, но реагировали по-разному.
Подавляющее большинство покорно смирялось. В их числе — наследник с женой. Во имя мира и согласия в династии они приняли новые условия. В декабре цесаревич Александр Александрович послал письмо брату, великому князю Сергею Александровичу, находившемуся в Италии. В этом послании излил душевную боль.
«Про наше житье в Крыму лучше и не вспоминать; так оно было грустно и тяжело! Столько дорогих, незабвенных воспоминаний для нас всех в этой милой и дорогой, по воспоминаниям о милой Мама, Ливадии! Сколько было нового, шокирующего! Слава Богу, для вас, что вы не проводите зиму в Петербурге; тяжело было бы вам здесь и нехорошо! Ты можешь себе представить, как мне тяжело все это писать, и больших подробностей решительно не могу дать ранее нашего свидания, а теперь кончаю с этой грустной обстановкой и больше никогда не буду возвращаться в моих письмах к этому предмету. Прибавлю только одно: против свершившегося факта идти нельзя, и ничего не поможет. Нам остается одно: покориться и исполнять желания и волю Папа, и Бог поможет нам всем справиться с новыми тяжелыми и грустными обстоятельствами, и не оставит нас Господь, как и прежде!»
240


Фамильный скандал
Некоторые родственники и царедворцы безропотно приняли правила игры при дворе, демонстрируя симпатию новой хозяйке Зимнего дворца. Великий князь Николай Николаевич (старший), давно игнорировавший собственные династические обязанности, при каждом удобном случае рассыпался в любезностях и комплиментах по адресу Юрьевской. Однажды на царском обеде он так увлекся беседой с ней, воспоминаниями о прошлом времени, что просидел долго повернувшись спиной к цесаревне, находившейся рядом. Та не смолчала и при всех сделала родственнику замечание, что его поведение «неприлично». Позже сказала близкой фрейлине: «Гордыня не в моем характере. Я охотно подам руку солдату или крестьянину, когда это нужно, но неблагородные манеры великого князя меня так возмутили, что я даже не постеснялась присутствия государя».
Перед волей монарха склонялись не все. Единственная дочь царя, герцогиня Эдинбургская, отправила из Лондона отцу резкое письмо, где были такие слова: «Я молю Бога, чтобы я и мои младшие братья, бывшие ближе всех к Мама, сумели бы однажды простить Вас». Александр II был расстроен и говорил потом, что не ожидал от Мари такого удара. Однако герцогиня была далеко, а находились недоброжелатели и ближе. В письме младшему брату, великому князю Михаилу Николаевичу, царь заметил: «Что касается тех членов моей семьи, которые откажутся выполнять мою волю, я сумею их поставить на место».
Монарх имел в виду в первую очередь жену брата Михаила, великую княгиню Ольгу Федоровну, которая, как донесли царю, публично выражала свое негодование. Александр II не намеревался с подобным мириться. Княгиня сразу же поняла царский намек, впервые в жизни на несколько недель онемела, а близким объяснила: «Я не настолько глупа, чтобы махать революционным флагом перед лицом Израиля. Я думаю о карьере моих шестерых сыновей и сделаю все, что мне прикажут, но не более того». Сходную позицию заняла и Мария Федоровна.
Зима 1880/81 года выдалась в Петербурге на удивление неустойчивой. Сильные морозы и вьюги сменялись почти весенними оттепелями, когда над столицей многие дни сто¬
241


Александр III
ял густой туман. Все было серо и тоскливо. На душе и у Александра, и у Минни тоже было безрадостно. Царь со своей новой семьей возвратился из Крыма в конце ноября, и сразу в Зимнем дворце возобновились вечера и приемы. Раньше за право участвовать в таких собраниях избранных боролись; теперь же многие страшились получить приглашение. Некоторые находили в себе мужество, сославшись на болезнь, не являться, другие же — в тоске и печали — вымучивали положенное время во дворце и потом долго приходили в себя от всего виденного.
У цесаревича и цесаревны возможности уклониться не было. Они должны были регулярно присутствовать, созерцать неприятных людей, окружавших императора и теперь задававших тон всей придворной жизни. Однажды Александр сорвался и выпалил, что не хочет общаться с «новым обществом», что Юрьевская «плохо воспитана» и ведет себя возмутительно. Александр II пришел в неописуемую ярость, начал кричать на сына, топать ногами и даже пригрозил выслать его из столицы. Слово было произнесено, и старые опасения подтвердились с новой силой.
Стали ходить упорные слухи о подготовке к коронации Юрьевской, причем некоторые при дворе уверяли, что уже даже заказан вензель для новой императрицы «Е.Ш» (Екатерина III). Терпение наследника явно истощалось, и он однажды прилюдно заявил, что мечтает «удалиться куда угодно, лишь бы не иметь больше ничего общего с этой кабалой».
Александр сочувствовал Папа, считал, что его заманили «в сети», сделав «неспособным» выбраться оттуда. Наблюдая жизнь монарха каждодневно, цесаревича не оставляло чувство жалости по отношению к отцу. В начале февраля 1881 года писал брату Сергею в Италию: «Как жаль бедного Папа во всем этом, ты себе представить не можешь, и как надо быть осторожным, чтобы нехотя его не обидеть, потому что он обращает внимание на самые мелочи, на которые прежде и не думал обращать внимание! Ах, вообще так тяжело и грустно, и столько бы можно было написать об этом, но невозможно всего пересказать. Зимний дворец наводит такую грусть и такую скуку, что выразить нельзя, и бедный Алексей, который теперь один живет там, просто иногда в отчая¬
242


Фамильный скандал
нии и не знает куда деваться; ваше возвращение будет для него истинным утешением и радостью».
Потом некоторые царедворцы, вспоминая то смутное время, станут говорить, что цесаревич «вел борьбу» против Юрьевской. Ничего подобного не было. Это неизбежно бы означало противостояние с царем. Но Александр был не только послушный сын, но и истинный монархист, он и по этой причине никогда бы не смог перечить воле самодержца.
В конце февраля 1881 года начался Великий пост. По православной традиции, в пятницу, накануне исповеди, все просили друг у друга прощения. Александр не выказывал своеволия, вел себя внешне, как полагается, Минни же не смогла с собой совладать. Быстро стало известно, что цесаревна проявила своеволие и, встретившись с Юрьевской, отделалась лишь рукопожатием, но не обняла и не попросила. Царь был взбешен и устроил Марии Федоровне разнос, потребовал от нее «соблюдать приличия» и «не забываться». Александр II был уверен, что кругом одни интриги, и у него стало складываться впечатление, да и дорогая Катрин о том не раз говорила, что и его невестка в том замешана.
Однако совсем неожиданно Мария Федоровна проявила удивительную кротость и во время обличительной царской тирады не проронила ни слова. Когда обвинительный монолог завершился, она подошла к Александру II и попросила у него прощения «за то, что обидела его». Император был тронут до слез и сам попросил прощения у невестки. Обстановка разрядилась. В день причастия, 28 февраля, монарх сказал своему духовнику Ивану Бажанову: «Я так счастлив сегодня — мои дети простили меня!» Затем наступило 1 марта 1881 года...
Было воскресенье. По давно уже заведенному порядку, в этот день император присутствовал на разводе караулов. Утром император принял графа М.Т. Лорис-Меликова, затем, прослушав обедню и позавтракав, Александр II зашел проститься с Юрьевской и сказал ей, что вернется около трех, и тогда, «если хочешь, мы пойдем гулять в Летний сад». В огромном Михайловском манеже церемония не заняла много времени. Уделив несколько минут беседам с послами Германии, Австрии и Франции, присутствовавшими тут же, царь
243


Александр III
заехал ненадолго к своей кузине, великой княгине Екатерине Михайловне (в замужестве герцогиня Мекленбург-Стре- лицкая), где наскоро выпил чашку чая и в начале третьего часа выехал в Зимний дворец.
Царскую карету сопровождали шесть казаков на лошадях, а один располагался на козлах. За каретой в двух санях ехали офицеры полиции. Через несколько минут кортеж выехал на Екатерининский канал и двинулся вдоль решетки сада Михайловского дворца. Это место было малолюдным, и только несколько одиноких фигур маячили на всей перспективе. Вдруг раздался страшный взрыв. Когда рассеялись клубы дыма, перед глазами предстала страшная картина. На тротуаре лежали убитые наповал мальчик-прохожий и два казака. Все кругом было залито кровью людей и лошадей. Царская карета была полностью уничтожена, но сам император не пострадал. Он бросился к лежащим, хотя чины полиции умоляли его немедленно в санях отправиться во дворец.
Царь не послушался, так как хотел увидеть схваченного анархиста, бросившего бомбу. В это время другой заговорщик, стоявший опершись на перила канала, бросил еще одну бомбу прямо под ноги царя. Через мгновение все увидели Александра II лежащего на земле, всего в крови, а из разорванного в клочья мундира торчали раздробленные ноги. Зрелище было ужасающим. Глаза его были открыты, но казалось, что он ничего не видит. Подоспевшему брату, великому князю Михаилу Николаевичу прошептал: «Скорее во дворец, там умереть». Это были последние слова, произнесенные пятнадцатым самодержцем из династии Романовых.
Через несколько минут весть о злодейском покушении на государя облетела Петербург. Одними из первых об этом узнали цесаревич и цесаревна в Аничковом дворце. Александр, в чем был, сразу бросился на улицу, на первом попавшемся извозчике помчался в Зимний. Мария Федоровна с детьми прибыла туда следом. На парадной мраморной лестнице там и тут виднелись следы крови. Император лежал на кушетке в своем кабинете, около письменного стола, почти под портретом дочери Марии.
Глаза были закрыты, и мертвенно-бледный цвет лица свидетельствовал о безнадежном состоянии. Около умирающего
244


Фамильный скандал
суетились врачи, металась княгиня Юрьевская, отдававшая распоряжения медикам и прислуге. Старого протопресвитера Рождественского так трясло, что он с трудом держался на ногах, но успел причастить умирающего, в бессознательном состоянии сумевшего проглотить святое причастие.
В ранних мартовских сумерках 1 марта 1881 года император Александр II испустил свой последний вздох и душа его отлетела. Когда лейб-медик Сергей Боткин объявил об этом, новый император Александр III бросился перед телом отца на колени, рыдая навзрыд. Это был первый случай в жизни, когда он так открыто проявлял свои чувства на публике. Рыдали и многие другие.
Затем новый самодержец поднялся, увидел княгиню Юрьевскую, находившуюся в полуобморочном состоянии, подошел к ней и обнял. К телу усопшего начали подходить другие родственники, приближенные, высшие сановники империи. Смерть монарха сняла все возражения, затмила все прошлые обиды и неудовольствия. Императорская фамилия, двор, огромная Россия искренне горевали по поводу безвременной кончины царя.
Мария Федоровна плохо соображала, находилась как в тумане, и потоки слез лились, не останавливаясь. Вслед за мужем распростерлась перед телом покойного. Поднявшись, подошла к несчастной княгине, обняла ее, и обе женщины стояли так обнявшись и плакали. Горе их было огромным и искренним.
В тот момент это были только две женщины, сердца которых страдали. Но то было лишь кратковременным единением. С каждой минутой дистанция между ними все увеличивалась, делаясь непреодолимой. Одна, теперь уже царица, другая, потерявшая безмерно любимого, и которой, может быть, не хватило всего «пяти минут», чтобы стать хозяйкой трона. Мария Федоровна получила судьбу, которую по праву рождения и положения должна была иметь, а Екатерина Михайловна не дождалась того, на что могла рассчитывать лишь как возлюбленная венценосца. Все встало на свои места.
Александру Ш присягали должностные чины всех рангов по всей необъятной России. Радость и печаль, боль и надежда, отчаяние и уверенность, — все было перемешано, все сливалось
245


Александр III
в единый поток впечатлений и настроений, окрасивших те солнечные весенние дни. 15 марта 1881 года в соборе Петропавловской крепости состоялось погребение покойного. Кончилось одно время, начиналось другое. Эпоха царствования императора Александра II («царя Освободителя») сменилась эпохой императора Александра III («царя Миротворца»).
Отовсюду шли сочувственные послания. Королева Виктория той весной прислала Александру III два проникновенных письма, где выражала соболезнования и добрые пожелания новому царю, к которому обращалась «мой дорогой брат». Она сообщала о том, что ее охватили «чувства глубокого отчаяния и истинной грусти». «Я до сих пор пребываю в ужасе от этого страшного события, этого жуткого преступления, которое было так же воспринято везде в моем королевстве», — восклицала в письме от 20 марта 1881 года.
Королева разрешила поехать в Петербург сыновьям Альберту (Берти) и Альфреду. 12 апреля 1881 года Виктория писала из Осборна Александру III: «Для меня было большим удовольствием думать, что присутствие моих детей рядом с Вами и Минни в эти ужасные дни и в этот момент, такой простой и волнительный, наполненный всякого рода сложными вещами, стало для Вас обоих и большим удовольствием, и большим утешением... Вы можете быть уверены, что я, так же как и Вы, готова делать все в борьбе против таких выступлений против Общества и Христианской веры. Мои министры и Нация разделяют мои чувства».
Наибольшее же потрясение и возмущение испытывали русские люди. Через два дня после цареубийства поэт Аполлон Майков написал стихотворение «1 марта», где были такие строки:
О Царь возлюбленный! О, будь и по кончине Ты нам хранителем! Да будет нам отныне Кровавый образ Твой — и нашей пустоты И нашей шаткости навек во обличенье!
Многие не могли уяснить и объяснить: почему все это произошло? Почему убили не какого-то тирана, не притеснителя и деспота, а царя-реформатора, так много сделавшего для устройства и переустройства русской жизни. Было бы понятно, если бы подобное совершили «люди вчерашнего
246


Фамильный скандал
дня», связанные с прошлым своими взглядами и благополучием. Убийцами же стали совсем другие, те, кто якобы хотел «прогресса» и «свободы». На самом деле им нужен был прогресс вне культуры и свобода вне морали.
Непосредственные устроители цареубийства оказались лишь крайней фракцией тех общественных кругов, где господствовала, по выражению Ф.М. Достоевского, «идеология государственного отщепенства». Уже к 70-м годам XIX века она прочно укоренилась в головах значительной части «образованного общества» России.
31 марта 1878 года нарядная публика в зале петербургского суда устроила овацию преступнице-народоволке Вере Засулич, покушавшейся на убийство начальника столичной полиции Ф.Ф.Трепова. Оправдательный вердикт коллегии присяжных, соответственно настроенных и риторикой «прогрессивной печати», и всей атмосферой судебного заседания, стал индульгенцией политическому убийству. Именно тогда, в чаду восторженных рукоплесканий и слезных умилений, был вынесен окончательный приговор царю. Уголовница с револьвером в руках сделалась «премьершей сезона». Имя «отважной Веры Ивановны» оказалось «у всех на устах».
В роли национальной героини, в качестве «спасителя отечества» террористка изображалась чуть ли не отечественной Жанной д’Арк, «светлый образ которой» неизбежно рождал последователей. Правда, французская Жанна пожертвовала собой во имя освобождения страны от иностранных захватчиков, доморощенные же «жанны» боролись за «освобождение» народа от его истории, от его традиций, от его духовных ценностей, во имя нового, немыслимо тяжкого и неимоверно страшного закабаления игом социалистической утопии. Но кто тогда об этом думал! Знали другое: Засулич «жертвовала собой» во имя «высокой идеи», а такие деяния общественным сознанием всегда воспринимались восторженно.
Когда грянуло 1 марта, некоторым представилось, что ужас преступления, кровь царя образумят, заставят опомниться не тех, кто вынашивал планы новых кровавых злодеяний (таких были единицы, и здесь надеяться было не на что), но куда более многочисленный контингент зрителей «из рядов парте¬
247


Александр III
ра», тех «по-европейски просвещенных», кто славословил «героев освободительной борьбы».
Дальнейшее показало, что, по существу, ничего не изменилось. Надежды Аполлона Майкова и других правоверных русских патриотов-монархистов не оправдались. Хотя при Александре III «прогрессивная общественность» затихла, ее кумиры поблекли, а герои присмирели, но своей «отщепен- ской сущности» она не поменяла. Не наблюдалось раскаяний, а значит, не могло случиться и преображения. Не ведали, какое будущее творили, и не хотели ведать...


ГЛАВА 11
ТЯЖЕЛОЕ НАСЛЕДСТВО
Уже при жизни, но особенно после смерти Александра II велись страстные дискуссии и споры о личности этого монарха, о его планах и делах. Он вошел в историю под именем царя Освободителя. Этот человек несомненно обладал широким кругозором и большим личным мужеством. Взойдя на престол и видя неполадки в работе государственной машины, несуразности в экономике и быту, он, после нескольких лет колебаний и раздумий, сделался сторонником глубоких преобразований. В его правление произошла грандиозная перестройка всей хозяйственной и общественной жизни России.
19 февраля 1861 года Александр II подписал Манифест и «Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости». Юридическая принадлежность крестьянина по- мещику-землевладельцу безусловно ликвидировалась, а он получал личную свободу и участок земли. Так как эти наделы выделялись из земель помещиков, главным образом дворян, то землепашцам надлежало выкупить недвижимость. Ввиду неплатежеспособности основной их части, эти деньги вносило государство, которому крестьяне и должны были погашать свою задолженность небольшими ежегодными платежами. Их называли «выкупными платежами».
249


Александр III
Существовавшее несколько столетий унизительное крепостное право было упразднено при сильном сопротивлении влиятельной части дворянства, но по желанию самодержца. Хотя значительная часть населения Российской империи не испытывала уже на себе тягот крайней личной несвободы, но реформа 19 февраля 1861 года освободила от уз полурабства почти 20 миллионов селян, или около 25% населения России.
В царском манифесте говорилось: «Самый благотворный закон не может людей сделать благополучными, если они не потрудятся сами устроить свое благополучие». Раскрепощалась частная инициатива и частное предпринимательство. Эпоха жесткого административного контроля за общественной и хозяйственной деятельностью уходила в прошлое.
В 1864 году появилось «Положение о земских учреждениях». В России стало вводиться местное самоуправление, построенное на избирательной основе. К земствам перешли главнейшие местные нужды: пути сообщения, медицинское обслуживание, образование, продовольственное дело. Каждому земству в пределах своей территории разрешалось устанавливать свои налоги («земские сборы»).
В 1862 году началось осуществление коренной реформы судопроизводства. На смену суду зависимому, сословному, долгому, закрытому и часто неправому пришел суд самостоятельный, независимый, гласный. Вводилось участие присяжных заседателей, выбираемых от населения. Устанавливалось полное равенство обвинения и защиты и устное их состязание между собой. Каждый подданный русской короны получал возможность отстаивать свои права в суде.
Проводилась и военная реформа. Срок службы в армии первоначально сократился с 25 до 15 лет, а в 1874 году была введена всеобщая воинская повинность, уравнявшая в правах лиц всех сословий и распространявшаяся и на дворянство, ранее свободное от этой государственной обязанности. Продолжительность армейской службы, в зависимости от рода войск, сократилась до трех—пяти лет.
В царствование императора Александра II было осуществлено и еще много более локальных мер, нацеленных на превращение России из закрытой, авторитарной страны в правовое государство, где властвует не безотчетный и всемо¬
250


Тяжелое наследство
гущий начальник, а закон. Бурно развивалась экономика, росли города, строились железные дороги.
Были существенно облегчены цензурные ограничения, и в 60—70-е годы число газет и журналов умножалось с каждым годом. Повышалась грамотность населения; открывалось множество школ, училищ. Увеличилось и количество университетов. Власть разрешила свободный выезд за границу, и тысячи русских туристов и путешественников ежегодно начали посещать Европу и иные места; многие стали обучаться там.
В политике царя Александра II Николаевича отчетливо проступали либеральные черты. Он несомненно хотел, в известных пределах, использовать опыт западноевропейских стран в деле создания правового государства. Но этот процесс рассчитан был на длительный срок; ему требовалась поддержка и понимание всех политически сознательных элементов. Формирование гражданского общества, политическое и социальное структурирование его, в перспективе неизбежно должно было привести к появлению на политической арене социальных сил и течений, способных стать полноправными партнерами верховной власти. Однако курс преобразований встречал скрытое, но ожесточенное сопротивление со стороны русских консерваторов, считавших незыблемыми исконные традиции и основы, исключавшие развитие самодеятельности и инициативы снизу.
Куда большей была другая опасность, проявившаяся во всей своей угрожающей силе в 60-е и особенно в 70-е годы XIX века: левый радикализм. Европейские эгалитарно-социалистические учения опьянили немало русских сердец и стали в России необычайно популярными, особенно в среде учащейся молодежи и выпускников различных учебных заведений.
Либеральный внутригосударственный курс и прекращение преследований за вольнодумство привели к тому, что теории о радикальном переустройстве всей жизни сделались в этой среде необычайно модными. Некоторые юноши и девушки, как правило, выходцы из малообеспеченных семей, получавшие возможность учиться, овладевать современными профессиями благодаря реформам Александра II, стали с
251


Александр III
маниакальной одержимостью ратовать за уничтожение не только политического строя, но и всего традиционного жизненного уклада, намереваясь на этих обломках построить «царство света и справедливости».
Русский характер всегда отличал максимализм во всем, что касалось веры и преданности. Или безграничная вера в Бога и царя, безмерное раболепие перед земной и небесной властью, или полное отречение от того и другого, абсолютное игнорирование традиций и национальных святынь. Русская натура — это чаще всего стихия порывов и устремлений. Ее обуревают страсти, заставляющие совершать труднообъяснимые с прагматических позиций (или вообще необъяснимые) поступки, приносить себя в жертву во имя любви, ненависти и часто мифических идеалов. Русскому человеку тесно в «сегодня». Его душа, мысли и мечты устремлены во «вчера», в «завтра», а нередко и вообще в запредельную высь.
Поэтому на русской почве дали такие страшные плоды схемы и теории, направленные на насильственное разрушение реального мира и сочиненные по большей части в благополучной Западной Европе. Русский радикализм — это болезнь души, отринувшей Бога, потерявшей национальную почву и исторические корни.
Этих анархистов и радикалов, с легкой руки писателя Ивана Тургенева называемых в России нигилистами, было всегда немного, но они были чрезвычайно деятельными и отличались фанатической преданностью своим фантастическим идеям. Подобная одержимость производила сильное впечатление не только на последователей, но даже на врагов. Начитавшись сочинений Прудона, Фурье, Маркса и других светочей теорий социализма и радикализма, они были уверены, что только социальная революция может открыть дорогу к «светлому будущему людей». Но так как, по их представлениям, народ пребывает в темноте и невежестве, не может сам освободиться от грабителей и угнетателей, то его необходимо «просветить и просветлить».
Обуреваемые прекраснодушными мечтами, в 60-е годы XIX века толпы одержимых молодых людей отправились в русские деревни, чтобы там вести «разъяснительную работу». Устраивались фельдшерами, учителями, агрономами,
252


Тяжелое наследство
ветеринарами и в свободное от трудов праведных время вели беседы «с бедными тружениками», во время которых не скупились на критику общественного устройства. Подобные собеседования заканчивались почти всегда одинаково: возмущенные богохульными речами этих «стриженых девок» и «худосочных мужиков» крестьяне или сдавали их полиции, или расправлялись с ними сами. Немалому числу «борцов за народное счастье» с трудом удавалось уносить ноги от разъяренной толпы. Несколько лет продолжалось это «хождение в народ», закончившееся полным провалом.
Осознав, что поднять «народное восстание» таким путем не удается, радикалы избрали другую тактику, начав прибегать к беспощадному террору против представителей власти. В их воспаленном мозгу возникла маниакальная идея: необходимо добиться убийства самого царя, и этот акт вызовет повсеместное брожение, а может быть, и революцию. Каждая либеральная мера властей воспринималась ими как уступка, как проявление слабости. Они не хотели преобразований, они грезили о крушении.
Самодержавный олимп был немало озадачен: реформы были нацелены на мирное преобразование жизни, на улучшение материального благосостояния и правовой защиты населения и, казалось бы, должны встретить поддержку грамотных и просвещенных. Получалось же наоборот. Почему это происходит? Чего добиваются эти молодые люди, вместо того чтобы учиться и служить стране, становящиеся такими ненавистниками государства? Ответы были, но они мало что объясняли. Здравомыслящим и ответственным людям невозможно было принять очевидное и согласиться с тем, что юноши и девушки жертвовали своей карьерой, своим благополучием, а иногда и жизнью (и не только своей!) лишь для того, чтобы сделать абсурдное реальным. Но это было именно так.
Разгул террора вызывал возмущение. Причем возмущались не только самими нигилистами, но и беспомощностью властей, не умеющих (а может, «не желающих»?) принять надлежащие меры и покончить с этой кровавой оргией. Чего стоил один только эпизод с этой Верой Засулич! Говорили, что это девушка из хорошей дворянской семьи, закон¬
253


Александр III
чившая пансион. Затем связалась с этими ужасными анархистами и в январе 1878 года совершила дерзкое покушение на жизнь петербургского градоначальника (шефа столичной полиции) Ф.Ф. Трепова. Но особо возмущало не это, а решение суда присяжных, ее оправдавшего. Правоверным монархистам было от чего негодовать.
Цесаревич Александр Александрович, как верный сын и преданный подданный, никогда не ставил публично под сомнение распоряжения и указы Папа. У него не раз возникали внутренние несогласия, он много раз в душе не разделял назначения на высшие посты в империи, но никогда не выражал неудовольствия и не стремился изменить свершившееся. На заседаниях Государственного совета случались споры и пререкания и с всесильным шефом жандармов графом П.А. Шуваловым, с министром внутренних дел П.А. Валуевым, министром финансов М.Х. Рейтерном и некоторыми другими высшими сановниками империи, но они касались частных вопросов. Престолонаследник никогда не позволял критиковать правительственный курс, зная, что этот курс отражает волю его величества.
Александр знал, что Папа наушничают на него, что недоброжелатели в невыгодном свете рисуют его слова и замечания. Однажды он имел разговор с отцом и сказал, что «есть люди, желающие поссорить нас», и спросил, не потерял ли самодержец к нему расположение? В ответ услыхал то, что помнил всегда и что так согрело его сердце: «Я скорее начну сомневаться в себе, чем в тебе». Потом были другие случаи, иные эпизоды, вызывавшие неудовольствие монарха поведением наследника, но расположение к сыну сохранял. Лишь в последние недели жизни Папа Александр почувствовал, что отношение начало меняться. Что-то в государе надломилось, и сын уже не был уверен, что пользуется такой же, как и раньше, любовью.
После же 1 марта 1881 года Александр Александрович навсегда отбросил душевные неудовольствия, и его память об отце осталась высокой и светлой.
С великим душевным трепетом, с несказанной радостью, со слезами читал завещание Александра И, слова и наставления «дорогого Папа». «Я уверен, что сын мой, Император
254


Тяжелое наследство
Александр Александрович, поймет всю важность и трудность высокого своего призвания и будет и впредь, во всех отношениях достоин прозвания честного человека, которым величал его покойный старший брат, его Никса. Да поможет ему Бог оправдать мои надежды и довершить то, что мне не удалось сделать для улучшения благоденствия дорогого нашего Отечества. Заклинаю его не увлекаться модными теориями, пещись о постоянном его развитии, основанном на любви к Богу и на законе. Он не должен забывать, что могущество России основано на единстве Государства, а потому все, что может клониться к потрясениям всего единства и к отдельному развитию различных народностей, для нее пагубно и не должно быть допускаемо. Благодарю его, в последний раз, от глубины нежно любящего его сердца, за его дружбу, за усердие, с которым он исполнял служебные свои обязанности и помогал мне в Государственных делах».
Александр Александрович не мечтал о короне, но когда смерть отняла отца, проявил удивительное самообладание и смирение, приняв то, что давалось лишь по воле Всевышнего. Новый монарх проявил еще и великодушие. Он и Мария Федоровна участливо отнеслись к Юрьевской и ее детям. Старые неудовольствия предавались забвению, княгиню окружили заботой и вниманием.
Александр III разрешил ей говорить ему «ты», а Мария Федоровна навещала ее, безропотно уступала ей первое место на траурных церемониях. По решению нового монарха за ней сохранялись апартаменты в Зимнем дворце; она до конца дней своих обеспечивалась рентой из казны, составлявшей 100 тысяч рублей в год. Ей были оставлены все вещи и подарки, принадлежавшие ранее. Дочери могли рассчитывать на царское приданое, а сын имел право получить образование за счет государства.
С этой особой у нового монарха было немало хлопот. Вела же она себя слишком эпатирующе, чтобы можно было, даже во имя светлой памяти покойного монарха, долго сохранять расположение. В одном из своих писем княгиня заметила, что все время «находится в полусознательном состоянии». Может, так оно и было, во всяком случае, благовоспитанностью и тактом княгиня не блистала.
255


Александр III
Молодую вдову обуревали страсти и желания, подаваемые с отталкивающей аффектацией. То она вдруг начинала претендовать на одну из императорских резиденций, то требовала к себе внимания, «соответствующего вдове императора», то выражала негодование, что ей не вернули «два канделябра», купленные ей покойным. Она могла без приглашения, совсем неожиданно, примчаться в Аничков и устроить скандал придворным, не желающим ее пускать к императору, «которому она обязана сообщать важные вести», а затем сетовала и негодовала «за непочтительное отношение». Постоянные претензии часто обосновывала «волей Того, который ушел, но который с Небес все видит».
Играя на сыновьих чувствах, «друг Екатерина» часто просила Александра III о невозможном. Причем непременно ссылалась якобы на волю умершего монарха. Так случилось, когда она потребовала себе орден Святой Екатерины (им награждались представительницы династии и в редчайших случаях другие дамы, но лишь за выдающиеся заслуги), а затем стала настаивать на зачислении ее сына loro в царскую роту Преображенского полка, «как того желал его Отец». Домогательства нежеланной родственницы не находили отклика в душе Александра III.
Юрьевская рассчитывала занять прочное место возле трона, наивно полагая, что ее ухищрения и напор могут изменить ситуацию, сделают ее «своей» в семье нового царя. Но чем дальше, тем больше здесь она встречала холодное безразличие, лишь усугублявшееся ее претензиями. Юрьевская недолго оставалась в Петербурге и скоро уехала за границу.
Первые годы она нередко приезжала в Россию, и эти «вояжи» доставляли немало переживаний венценосцам. Мария Федоровна как-то однажды поведала фрейлине графине Александре Толстой: «Она полагала, что обладает неоспоримыми правами на нас. Но время сделало свое дело, и она не находила у нас ничего, кроме простого проявления вежливости. Тогда она стала закатывать сцены. Государь ей предложил заняться воспитанием сына, она в ответ дошла до того, что заявила, будто он не заслуживает ее доверия из-за своего отношения к ней. Она была так груба, что даже я позволила себе сказать ей несколько нелицеприятных слов, чтобы на-
256


17. 	Цесаревич Александр Александрович. 1873 г.


i8. 	Аничков дворец


19. 	Цесаревич Александр и цесаревна среди учителей и воспитателей цесаревича (две дамы в первом ряду - компаньонки Марии Федоровны). 1866 г.


20. 	Цесаревич Александр Александрович. Середина уо-х гг.


21. 	Цесаревна Мария Федоровна. Конец бо-х гг.


Императрица Мария Александровна в последние годы жизни


23- Княжна Е.М. Долгорукая (Юрьевская)


Император Александр II


25- Александр II на смертном одре


гб. Император Александр III. 1881


27- Императрица Мария Федоровна. 1881 г.


28. Коронация Александра III. Торжественное шествие из Грановитой палаты в соборы Кремля. Май 1883 г.


29- Министр императорского двора граф И.И. Воронцов-Дашков


30. 	Наследник датского престола принц Фредерик и его супруга Луиза. 1894 г.


31. 	Король Греции Георг I (брат Марии Федоровны) и его супруга Ольга Константиновна (кузина Александра III)


32. 	Александр III в датском адмиральском мундире. 1891 г.


Тяжелое наследство
помнить, сколько мы перестрадали из-за нее... В один из своих приездов в Россию княгиня заявила нам, что, как только ее дочери подрастут и станут выезжать в свет, она вернется в Петербург и станет давать балы. Эта затея ничуть мне не улыбалась, так как я предвидела, какие неприятности нас могут ожидать. Я ничего не ответила, но Государь, следивший за разговором, вмешался и произнес всего одну короткую фразу, которая подействовала на мечтания княгини, как ушат холодной воды. «На Вашем месте, — сказал ей Государь очень спокойным тоном, — вместо того, чтобы давать балы, я бы заперся в монастыре».
Молодая вдова вела себя довольно эпатажно и не слишком учтиво как по отношению к русской императорской фамилии, так и по отношению к памяти своего покойного мужа. Оказавшись в Берлине, она решила нанести визит императору Вильгельму I (дяде покойного царя) и «просить благословения для своих детей». Но старый кайзер демонстративно ее не принял, передав через адъютанта, что «не имел понятия, что император Александр был второй раз женат», хотя в свое время и получил сообщение о том своего убитого русского племянника.
Обосновавшись во Франции, на Лазурном Берегу, княги- ня-вдова жила широко. Вояжировала по Европе, везде останавливалась в лучших отелях, устраивала приемы, содержала свой двор. Было ясно, что 100 тысяч рублей в год для такой жизни недостаточно. Бывший начальник III Отделения, а затем посол в Лондоне граф Петр Шувалов, имевший знакомства в европейском банковском мире, узнал достоверно, что Юрьевская имела на своих счетах в банках Лондона и Парижа несколько миллионов. Часть этой суммы составляли капиталы императора Александра И, а другая часть — «подношения» фаворитке от железнодорожных магнатов за оказанное содействие в получении концессий. Александр III не хотел «копаться» во всей этой истории, его угнетало лишь то, что Юрьевская «марает» имя его отца.
Ее жизнь за границей окружал ореол скандала. Рассказывали, что она с помощью одного французского журналиста, некоего Лаферте, издала книгу воспоминаний, где содержалось много интимных подробностей о ее отношениях с
257


Александр III
Александром II. Естественно, что это сочинение попало и в Россию, где и циркулировало в придворных кругах. Хотя «неприличие княгини» все и осуждали, но писания читали с жадным интересом.
Еще рассказывали, что несостоявшаяся Екатерина III открыто сожительствует со своим врачом, с которым без стеснения появляется на публике, что когда умерла любимая собака царя, черный сеттер, то додумалась похоронить ее на кладбище французского города По, установить надгробие, где было начертано: «Здесь покоится Милорд, любимая собака императора Александра II. Памятник ей воздвигнут неутешной вдовой». (Это было похоже на анекдот, но великая княгиня Мария Павловна, во время своего очередного вояжа в Париж, не поленилась заехать в По и все увидела своими глазами.) Много и другого сообщали.
Александр III знал, что похождения Юрьевской служат темой пересудов в высшем свете, понимал, что нежеланная родственница оскорбляет память об отце, но сделать ничего не мог. Он никогда на людях не высказывался критически по поводу княгини, но среди своих не раз в сердцах называл ее «дурой». Однако неприятности с Юрьевской составляли лишь малую толику забот нового монарха.
Тяжелое наследство досталось царю Александру III. Он знал, что улучшения в различных областях жизни и государственного управления необходимы, они давно назрели, с этим никто не спорил. Знал он и то, что «смелые преобразования», как те, которые проводились в 60 — 70-е годы, часто порождали еще более острые проблемы. Ведь еще немного, и все бы могло провалиться в тартарары! С конца 70-х годов вся общественная обстановка в стране стала такой напряженной, что многие решили: скоро наступит крушение. Некоторые старались уехать подальше из Петербурга: кто в имение, а кто и за границу.
Безрадостность положения ощущалась повсеместно. Финансы были расстроены, экономическое развитие замедлилось, в сельском хозяйстве наблюдался застой. Земства плохо справлялись с делами местного благоустройства, все время просили денег из казны, а некоторые земские собрания превращались в центры публичных обсуждений полити¬
258


Тяжелое наследство
ческих вопросов, которые их никак не касались. В университетах царила почти анархия: чуть ли не открыто распространялись антиправительственные издания, устраивались студенческие сходки, где звучали нападки на правительство. И главное: постоянно происходили убийства и покушения на убийства должностных лиц и власть не могла справиться с террором. Сам монарх превратился в объект этих злодейских намерений!
Александру III трудно приходилось. Советчиков имелось вдоволь: каждый родственник и сановник мечтал о том, чтобы царь «пригласил к разговору». Но Александр Александрович знал, что эти рекомендации часто слишком пристрастны, слишком небескорыстны, чтобы им доверяться без оглядки. Покойный отец порой приближал к себе людей беспринципных, лишенных воли и твердых монархических убеждений.
Взять хотя бы первого среди них, графа Михаила Тарие- ловича Лорис-Меликова: министр внутренних дел, начальник Верховной распорядительной комиссии. Диктатор! Папа ему так доверял, передал такие полномочия! Ну и чем закончилось? Расшатыванием устоев, всего государственного порядка, а вместо успокоения случилось невероятное: в центре столицы негодяи убили Помазанника Божьего! А последние годы император чуть ли не в осаде жил, выйти на прогулку спокойно даже не мог. Если и выезжал в Петербурге, то лишь в сопровождении конвоя, и даже в Летнем саду гулял под охраной. Такого ужасного положения ведь никогда раньше в России не было.
Да и многие другие сановники были слишком «вертлявы», пропитаны этим либеральным духом, модными конституционными настроениями и вместо того, чтобы искренне, честно и самоотверженно делать порученное государем дело, все время спорили, ставили под сомнение волю монарха! Нагляделся он на них за почти пятнадцать лет в 1осударственном совете! Им не Россия нужна, не ей они служат, а лишь своему самомнению и рады бывают, когда в какой-нибудь заграничной газетке про них хвалебную статью напишут. Европейцы! Сами же чуть не все воруют, все какие-то «концессии» проталкивают, и говорят, что даже его дядя, великий князь Константин Николаевич, в том замешан.
259


Александр III
Вот хотя бы граф (с 1880 года) Петр Александрович Валуев, один из самых известных деятелей 60-х годов. Как только Александр II вступил на престол в 1855 году, Валуев, тогда курляндский губернатор, сочинил записку, которую назвал, в соответствии с модными славянофильскими настроениями, «Думой русского». В этой своей «Думе» будущий граф много написал нелицеприятного о положении дел в России, а его фраза «сверху блеск, снизу гниль» сделалась очень популярной для обозначения положения дел в империи. Был в своей критике беспощаден, страстно разоблачал пороки царствования Николая Павловича, произвол чиновников, беззакония. Тогда такие люди были нужны.
Брат Александра II, всесильный в то время великий князь Константин Николаевич, привлек энтузиаста к государственному управлению. Валуев занимал разные посты: от министра внутренних дел до председателя Комитета министров, с литературным блеском составлял деловые бумаги и еще в начале 60-х годов сочинил проект конституции, где пытался сочетать неограниченные права монарха с избранным представительством.
Значительно раньше, еще в начале XIX века, в период Александра I, подобными же химерами увлекался другой чиновник-прожектер, изобретатель сказочных проектов М.М. Сперанский. Того хоть на время сослали, а Валуева не только не сослали, но его «прожекты» читались и обсуждались царем и его окружением. Правда, никаких последствий для государства это сочинительство не имело, хотя он не раз обращался с подобными проектами. Однако Петр Александрович прослыл сторонником конституции, а следовательно, заимел репутацию «прогрессиста», чем очень гордился.
В конкретной своей государственной деятельности никакими талантами Валуев себя не проявил. Выяснилось, что куда проще и выгодней составлять проекты, писать обличительные «записки» и куда тяжелее руководить, предлагать меры и решения, отстаивать их перед монархом, в Государственном совете, доказывая их полезность и важность. Здесь способностей и характера не хватало. Да и принципы были шаткие: сегодня мог предлагать одно, а завтра — прямо противоположное. И это был «государственный муж»! Цесаре¬
260


Тяжелое наследство
вича Александра Александровича возмущало подобное легкомыслие, совершенно недопустимое в делах государственных. Не раз называл Валуева «Виляевым».
Сам «господин Виляев» был уверен, что все движется к крушению. В своем дневнике записал в 1879 году, что не видит «правительственного сознания, хотя и вижу правитель- ствование. Мне кажется, что все-таки по частям все крушится и рушится, и я бессилен крушению и обрушению ставить преграды». Это писал человек, занимавший в тот момент пост председателя Комитета министров!
Однако «что-то надо делать», и как «прогрессист» Валуев предложил меру, которая «способна разрядить обстановку»: он сочинил новый проект конституции. Вот если написать некую бумагу, на которой начертать права и обязанности граждан, то положение неизбежно улучшится. Ведь «общество того желает». Правда, никто не знал, где это самое «общество» находится и кто его олицетворяет, но в петербургских гостиных так много об этом говорили, что, право, невозможно было этому не верить.
В 1880 году с записным борцом «за прогресс» и «преобразования» графом Валуевым случилась неприятность, которую некоторые называли крушением. Выяснилось, что новоиспеченный граф, за несколько лет до того возглавляя Министерство государственных имуществ, способствовал преступному расхищению государственных земель, т.е. участвовал в разворовывании государственной собственности. Эти возмутительные факты выявила ревизия сенатора М.Е. Ковалевского, и ретивый борец «за европейские порядки» всячески старался скрыть результаты ревизии и дискредитировать сенатора. Не удалось.
Однако чтобы сохранить реноме влиятельного чиновника, комиссия сделала заключение, что сановник для себя не крал, он лишь не препятствовал красть другим. Александр II, снисходительно относившийся к финансовым «грешкам» должностных лиц и своих родственников, и на этот раз не принял мер. Валуев не был отрешен от должности председателя Комитета министров, это было сделано лишь Александром III в октябре 1881 года, но в виде особой царской милости за ним было сохранено место в Государст¬
261


Александр III
венном совете. Своей государственной службой Валуев показал, что «гниль» бывает не только снизу, но и наверху...
Цесаревич Александр знал о многих нелицеприятных делах высших сановников империи, знал он и о том, что часто те самые, которые громче всего ратовали за «глубокие преобразования», больше всего неполадок в управление и вносили.
Любят в салонах, большей частью все по-французски, разглагольствовать о пользе конституции, а какое дело ни поручили, почти наверняка провалят. Русского-то часто в них лишь одна фамилия (а у иных и того нет): не чувствуют они России, не понимают, что не какие-то конституции стране нужны, а мир и порядок, которые и может водворить только крепкая верховная власть при помощи верных и надежных слуг ее. У Папа таких людей с каждым годом становилось все меньше, и он однажды признался Александру, что «ни на кого положиться не может». Обступили, облепили его в последние годы какие-то прохвосты во главе с этой дурой Юрьевской, и Бог ведает, до чего бы дошли.
Дела надо вести по-другому, в том не сомневался Александр III. Перво-наперво следует не новые законы составлять, а добиться того, чтобы уже существующие соблюдались. Это убеждение созрело у него в те весенние дни 1881 года. Еще раньше, в январе, выступая на совещании у главного покровителя конституционалистов, брата государя Константина Николаевича, будущий царь определенно заявил, что «не видит необходимости навязывать России все неудобства конституционализма, препятствующего хорошему законодательству и управлению». Такое заявление немедленно было истолковано как проявление «реакционных настроений». «Дядя Коко», погрязший в семейных скандалах и финансовых махинациях, терпеть не мог своего «примитивного» племянника.
Александр III платил тем же. Еще весной 1866 года записал в дневнике, что, беседуя с Вово Мещерским, ругали дядю «за его манеры и презрение к людям». Хамское поведение кого бы то ни было Александр Александрович никогда не оправдывал. Что уж говорить об отношении к другим, когда и его — цесаревича! — как он знал точно, дядя Коко не раз прилюдно презрительно называл то «мальчишкой», то «Сашкой». Со
262


Тяжелое наследство
временем выяснил и другое: Константин Николаевич не стеснялся Папа, позволял себе перечить его воле, не выполнял распоряжения. Все в России ему не по душе. Считал, что «надо все менять». Бога же забыл и в церковь ходит лишь по случаю. Когда же разгорелся скандал с женой, великой княгиней Александрой Иосифовной, Александр Александрович просто возненавидел «дядю Коко». Но в силу династической солидарности никогда, в отличие от дяди, публично не критиковал и не шельмовал члена императорской фамилии.
Александр III никогда не искал популярности, не заискивал перед антрепренерами и завсегдатаями петербургских салонов ни до того, как стать царем, ни после. Через несколько лет после воцарения, беседуя с приближенными, Александр III сказал, что считал бы «конституцию очень покойною для себя самого, но очень опасною для России». По сути дела, Александр III повторил мысль, высказанную его отцом не раз.
Потом «специалисты по русской истории» будут постоянно утверждать, что Александр III свернул с «дороги прогресса и процветания», повернул Россию на путь «контрреформ и реакции». Уже в XX веке некоторые начнут уверенно писать, что если бы в 80-е годы XIX века не наступили «заморозки» и сын бы «довершил дело отца», «увенчал бы здание» — ввел бы конституционный образ правления, призвал бы выборных от населения к выработке государственных решений, то все «было бы по-другому» и революции 1917 года не случилось бы. Вполне возможно, что действительно 1917-й не стал бы таким судьбоносным, потому что крушение наступило бы значительно раньше...
В общественном сознании исторические мифы и стереотипы удивительно живучи. В отечественной истории в числе наиболее клишированных — противопоставление политики отца и сына, Александра II («царя Преобразователя») и Александра III, которого часто изображают только ограниченным реакционером. Но как ноты — это еще не музыка, так и в истории: любая схема никогда не отражает многообразие противоречий, реальности самой жизни.
Александр II задолго до своей гибели понял, что давать широкие общественные свободы — вещь недопустимая, так
263


Александр III
как в России еще не сложились исторические условия для утверждения западноевропейских норм. Он прекрасно был осведомлен о механизмах власти в Англии, во Франции, в Германии, других странах. Но не сомневался в том, что Россия — все еще слишком самобытная страна и рано вводить тут западноевропейские порядки.
Не раз о том говорил и в узком кругу, и за пределами царских чертогов. В сентябре 1865 года, принимая в Ильинском под Москвой звенигородского уездного предводителя дворянства П.Д. Голохвастова, царь сказал: «Я даю тебе слово, что сейчас, на этом столе, я готов подписать какую угодно конституцию, если бы я был убежден, что это полезно для России. Но я знаю, что сделай я это сегодня, и завтра Россия распадется на куски».
И потом не раз говорил, что если бы «был убежден, что это принесет пользу России, то я бы это сделал, ибо желаю России только добра. Но этого убеждения у меня нет, и я не могу действовать против моей совести». В своем же завещании, заповедуя сыну дела по управлению державой, призывал того беречь единство империи, сохранять сильную царскую власть. Но ни то, ни другое нельзя было сохранить, вводя представительные учреждения и устанавливая широкую самостоятельность на местном уровне.
Задолго до своей гибели царю стало ясно, что тот удалой реформаторский замах, проявившийся в начале 60-х годов, — неуместен, сделан до срока. Все первоначальные законоположения приходилось потом корректировать, подгонять под реальные условия. Через десять лет после отмены крепостного права это стало уже очевидным. В этой связи Федор Тютчев, комментируя поток славословий по адресу «царя Преобразователя», язвительно заметил: «Вероятно, в таких случаях государь испытывает то же самое, что каждый из нас, когда по ошибке вместо двугривенного даешь нищему червонец; нищий рассыпается в благодарности, прославляет ваше великодушие, отнять у него червонец совестно, а вместе с тем ужасно досадно за свой промах».
Уже после восстания 1863 года в Польше Александр II пришел к выводу, что ослабление центральной власти неизбежно будет вести к ухудшению порядка, к обособлению, а затем
264


Тяжелое наследство
и отделению различных частей: Польши, Финляндии, Прибалтийских губерний. Вслед и другие могут захотеть отделиться, а подобный распад, разрушение создавшегося веками государства не имел права допускать ни один из царей, если только он не находился в состоянии безумия. Александр II сумасшедшим не был. Никакого ограничения прав самодержца вводить не собирался. Но он уверился, его в том постоянно убеждали некоторые приближенные, что в государстве много неудовольствия и нестроений оттого, что центральная власть, все эти петербургские чиновники, плохо знают нужды страны и народа, что центральная власть слишком оторвана от потребностей простых подданных.
Эту разобщенность власти и народа Александр II и сам, без подсказок, всегда ощущал. Действительно, если студенты недовольны, земские собрания возмущаются ведением дел и в газетах постоянно намекают на неполадки, да и в ближайшем окружении многие о том говорят, то надо что-то делать. Брат Константин, Валуев и другие не раз предлагали пригласить в Петербург представителей из разных частей империи, послушать их предложения и затем, услыхав «голос земли Русской», выработать политику, способную сплотить всех. В свое время Екатерина II собирала таких представителей, да и он сам, в самом начале царствования, когда встал вопрос об отмене крепостного права, создал губернские комитеты, где местные землевладельцы выдвигали свои предложения по поводу предстоящего преобразования. Эти пожелания затем два года обсуждались в центральной Редакционной комиссии, где и был выработан окончательный проект отмены крепостного права.
Правда, как во времена Екатерины II, так и из своего опыта Александр II знал, что когда собирается сколько-нибудь большое собрание в России, то не жди от него быстрой и деловой работы. Начинаются препирательства, высказывания взаимных обид и упреков, или увязнут в бесконечных прениях о том, где собираться, как организовать работу, где кто должен сидеть, кто должен и как должен подносить адрес государю, и еще многими такими же второстепенными вещами, записками и протестами измотают и себя, и власть. Однако к концу 70-х годов положение в стране складывалось столь
265


Александр III
неопределенное, что надо было что-то делать. Со многими советовался и не раз слышал, что «надо выслушать представителей с мест». Окончательно убедил Лорис-Меликов.
Это был последний любимец царя Александра II. Михаил Ториелович Лорис-Меликов, родом армянин, происходил из дворян Тифлисской губернии. Получил военное образование и, окончив Петербургскую школу подпрапорщиков, принимал участие в военных действиях против отрядов Шамиля на Кавказе. Затем участвовал в Крымской войне, по окончании которой занимал различные посты в системе военного управления на Кавказе. Его звезда взошла в период войны 1877—1878 годов, когда он командовал русским корпусом против турок на Кавказе, где одержал блестящие победы. Затем исполнял обязанности астраханского, саратовского, самарского, а позже харьковского генерал-губернатора. Прославился распорядительностью и умелыми действиями во время эпидемии холеры и в борьбе с нигилистами.
После взрыва в Зимнем дворце, 12 февраля 1880 года, царским указом Лорис-Меликов был назначен начальником учрежденной тогда Верховной распорядительной комиссии, которая должна была выполнять функции главного центра исполнительной власти. Эту кандидатуру очень поддерживал цесаревич, считавший генерала способным и деятельным руководителем. 20 февраля 1880 года наследник записал в дневнике, что именно такой человек «так нужен теперь бедной России».
Лориса тут же окрестили «диктатором». Тот не возражал, но считал, что успокоения в стране можно добиться не только путем репрессивных мер, но и поддержкой «благомыслящей части общества». В связи с этим он не раз встречался с представителями печати, старался расположить к себе «властителей дум», выражал свое сочувствие и симпатию гуманным формам правления. Его политику полуиронически стали называть «диктатурой сердца».
Верховная распорядительная комиссия просуществовала шесть месяцев, и за это время террористические акты пошли на убыль. Как оказалось в дальнейшем, это явилось результатом не деятельности правительства, а простым стечением обстоятельств (террористы лишь перегруппировывали свои
266


Тяжелое наследство
силы и готовились к достижению главной цели: убийства царя), а у Лорис-Меликова сложилось убеждение, что политика «мягких перчаток» приносит свои плоды. Для развития «достигнутого успеха» ему казалось необходимым продолжить законодательные преобразования для удовлетворения «насущных народных и общественных нужд». Этот курс он намеревался осуществлять при участии представителей самого этого общества.
Он не считал возможным устанавливать в России конституцию, ни представительства по западноевропейскому образцу, так как такая мера внесет «в политические воззрения русского народа полную смуту». Он предлагал учредить в Петербурге «временные подготовительные комиссии», наподобие существовавших в период подготовки отмены крепостного права. Результаты работы этих комиссий должны были потом рассматриваться «общей комиссией», с участием выборных представителей от земств и городов. В этом была суть так называемой «лорис-меликовской конституции», о которой так много говорилось тогда и так часто писали потом.
Конечно, это не была конституция, но это, несомненно, был первый шаг к ней. Правоверных монархистов в идее министра внутренних дел настораживало не желание «выслушать представителей». В этом ничего крамольного не было. Угрозу видели в другом: эти представители хоть и приглашаются коронной властью, но не избираются ею. А это могло превратить их не в слуг государевых, а в прислужников избирательного собрания, беспечной и корыстной толпы. Остается неясным, осознавал ли подобную опасность сам граф. Публично об этом никогда не говорил.
Утром 1 марта 1881 года Александр II принял Лорис-Мели- кова и одобрил идею особого указа по этому поводу, который надлежало опубликовать. Правда, царь в те последние часы своей жизни порекомендовал Лорис-Меликову окончательно обсудить текст указа в собрании министров, которое было намечено на 4 марта. Через несколько часов прогремели взрывы на Екатерининском канале, все так резко, трагически изменилось.


ГЛАВА 12
ПРАВО КАЗНИТЬ И МИЛОВАТЬ
В Основных законах Российской империи было записано: «По кончине Императора, Наследник Его вступает на престол силою самого закона о наследии, присвояющего Ему сие право. Вступление на престол Императора считается со дня кончины Его предшественника». С 1 марта 1881 года императором стал Александр III, хотя так называемая «интронизация» (торжественное восшествие на престол) состоялась лишь на следующий день.
Прошло менее суток после убийства монарха, а с самого утра 2 марта 1881 года в Зимний дворец стали съезжаться члены императорской фамилии, высшие сановники империи, дипломаты. Расшитые золотом и серебром мундиры, разноцветные наряды дам — все это блестело и переливалось под ярким мартовским солнцем, лучи которого, через широкие дворцовые окна, озаряли все происходившее. Эта яркость так контрастировала с тем, что творилась в душах. Александр Ш никогда не будет отмечать дату воцарения, неизменно повторяя: «Для меня этот день не является праздником, и я не принимаю никаких поздравлений»...
Церемония интронизации началась в Николаевском зале, где висел огромный портрет Николая I, под которым разместилась основная часть присутствующих. На противополож¬
268


Право казнить и миловать
ном конце обширного зала замер караул Кавалергардского полка. Стояла полная тишина, никто не разговаривал. Вскоре после 10 часов появился Александр III, ведя под руку Марию Федоровну. На нем генеральский мундир, императрица в белом платье, с бриллиантовой диадемой на голове. За ними, в мундире Преображенского полка — цесаревич, далее следовали чины двора.
Царь поклонился присутствующим, и несколько сот человек в полной тишине ответили низким поклоном. Затем самодержец, как показалось некоторым «вполголоса», поздоровался с караулом: «Здорово, кавалергарды». Рослые гвардейцы ответили тоже не в полную силу, как будто боясь потревожить покой усопшего царя: «Здравия желаем, ваше императорское величество». В первый раз Александра III так титуловали на публике.
Затем произошло что-то невероятное, как лавина обрушилась. Вся огромная масса приглашенных вдруг начала приветствовать царя. Кто кричал «здравия желаем», кто —«слава», кто — «многие лета», некоторые начали даже петь гимн «Боже, Царя храни». Ощущения были такими сильными, что потом этот громогласный, восторженный то ли крик, то ли стон очевидцы не могли забыть. Казалось, что люди так выражали свой протест против свершившегося злодеяния, высказывали свою верность и преданность новому царю. Многие плакали, да и Александр III и Мария Федоровна с платками не расставались и часто слезы утирали. Вокруг дворца тоже творилось что-то невообразимое: насколько хватало глаз, все было запружено народом, людьми разного положения и звания.
Затем, под шум восторженных восклицаний, венценосцы двинулись в дворцовую церковь. Храм смог вместить лишь небольшую часть процессии, остальные запрудили все соседние помещения. Здесь Александр принес монаршую присягу. Затем, подойдя к алтарю, царь с царицей встали на колени. Следом и все остальные, кто был в огромном дворце, опустились на колени. Начался молебен, и после горячей соборной молитвы на душе у царя полегчало.
После выхода из церкви происходил прием депутаций, на котором Александр III сказал: «Я принимаю венец с решимо¬
269


Александр III
стью. Буду пытаться следовать отцу моему и закончить дело, начатое им. Если бы Всевышний и мне судил ту же участь, как ему, то, надеюсь, вы будете моему сыну так же верны, как моему отцу».
Александр Александрович все еще находился в подавленном состоянии. Хотя он уже почти 16 лет являлся наследником престола и, казалось бы, должен был давно психологически подготовиться к участи венценосца. Однако то, как это произошло, лишило душевного равновесия. Папа все еще находился в своей комнате, там, где скончался, и его незримое присутствие ощущал все время. Позднее Победоносцев, близко наблюдавший в этот тяжелый момент Александра III, напишет: «Страшно было его вступление на царство. Он воссел на Трон отцов своих, орошенный слезами, поникнув головой, посреди ужаса народного, посреди шипящей злобы и крамолы». Касательно своей судьбы у Александра Александровича давно никакого выбора не существовало. Понимал и не сетовал на свою участь. Значит, так угодно Всевышнему!
3 марта тело Александра II положили в гроб, который затем по анфиладам дворцовых зал препроводили в дворцовую церковь. Прах усопшего несли великие князья, а новый царь поддерживал головную часть. Следом следовала Юрьевская, а несколько поодаль — Мария Федоровна. У самого входа в церковь вдова вдруг, совершенно неожиданно, начала так кричать, что пришлось пригласить врачей, и ее увели.
7 марта совершилось перенесение покойного в собор Петропавловской крепости. У гроба постоянно служились панихиды, и на многих присутствовал Александр III. 15 марта состоялось погребение. Эти дни были полны печали, а слезы постоянно видели на лице нового царя.
Однако император не имел возможности целиком посвятить себя траурным церемониям. Ждали другие, неотложные дела. Перерыва в управлении страной быть не могло. Требовалось спешно овладевать сложной государственной механикой. Александр Александрович и раньше многое и многих знал, но нынче у него совсем другая роль — повелителя. Теперь важно не ошибиться.
270


Право казнить и миловать
Не только Россия, но и весь мир смотрели в тот момент на Петербург, ждали решений и слов царя. От этого многое зависело. Уже 4 марта русским послам при иностранных правительствах была послана депеша, где говорилось, что «Государь Император посвятит себя прежде всего делу внутреннего государственного развития, тесно связанному с успехами гражданственности и вопросами экономическими и социальными, составляющими ныне предмет особых забот всех правительств». Никакого изменения внешнеполитического курса не намечалось.
Главное в настоящее время конечно же положение внутри империи. Надо положить конец политическим шатаниям и укрепить власть. Это перво-наперво надлежит сделать. Прав Победоносцев: необходимо сразу же показать твердость и принципы. Хоть и не очень обер-прокурор Святейшего Синода симпатичен, все критикует, брюзжит при каждом случае, но человек он умный, без розовой окраски и, уж во всяком случае, не предаст, не побежит в эти либеральные столичные салоны, где признаком хорошего тона считается критиковать все и рассуждать «о несомненной пользе» конституции для России. А ведь спроси, так толком никто и объяснить не сумеет, что такое конституция и почему без нее, как им кажется, нынче прожить невозможно.
Еще 1 марта, поздно вечером, к царю прорвался Победоносцев и умолял, для блага России и династии, выгнать немедленно Лорис-Меликова, который своим соглашательством, бездеятельностью довел дело до цареубийства. С негодяями и противниками власти нельзя разговаривать, нечего искать с ними «согласия». Они понимают только силу, образумить их может только беспощадная рука; они боятся лишь неотвратимости наказания. Иным путем добиться спокойствия и порядка невозможно.
Александр III разделял эти представления обер-прокурора Синода. Никакого расположения к Лорис-Меликову у него уже не было. Действительно, тот не проявил ни характера, ни воли, а лишь все носился с какими-то проектами «реформ», протежировал всяким прохвостам вроде министра просвещения Сабурова, который, чтобы положить конец беспорядкам в учебных заведениях, предложил разрешить свободные сход¬
271


Александр III
ки. Еще он очень хотел, чтобы газетам разрешили «свободно высказываться». «Навысказывались» уже, чуть не все и всех в России облили грязью!
Да и другие представители этой «либеральной партии» хороши! Один лучше другого. Что хоть министр государственных имуществ Ливен, при котором это ведомство превратилось в «министерство воровства», что беспринципный и глупый министр почт и телеграфов Маков, всегда с чужого голоса поддерживавший «преобразования». И все нечисты на руку, а у Макова вообще, говорят, любовница заправляет в его министерстве. Хороши «царевы слуги». С такой репутацией, как у них, не только в министры, в дворники принять нельзя.
В придворных кругах в последние недели жизни Александра II можно было услышать разговоры, что великий князь Константин Николаевич и вся его «партия» вынашивала план: дождаться срока и короновать Юрьевскую. Этим путем можно было отрешить от надежды на власть цесаревича, не питавшего расположения к сановным либералам. Александр Александрович сам ничего не расследовал, не выведывал, но до его ушей долетали такие разговоры. Он не придавал им особого значения, хотя невольно убеждался, что они не беспочвенны. Все «конституционалисты» во главе с Лорисом лебезили перед Юрьевской, стали завсегдатаями в ее апартаментах.
Совсем вроде бы неожиданно в высшем обществе пробудился интерес к истории второй женитьбы Петра I, а тема о коронации Екатерины I стала модной. Даже несколько статей в «независимых» журналах о том напечатали. Расшифровать подобное было несложно: явно намекалось, что морганатический брак не может служить препятствием для воцарения. Теперь, конечно, правды не дознаешься, да и не будет он ворошить все это. Дело не в его самолюбии, он им готов поступиться, дело в надежности людей, без которых не будет крепкой власти.
Александр III знал, что Лорис не главный, что над всеми «реформистами» стоит высокий покровитель — дядя Коко. Ничего, для всех настанет свой черед. Начинать сразу же с изгнания министров отца неудобно, надо выдержать время,
272


Право казнить и миловать
чтобы не подумали, что отвергает все то, что делал отец. Но и терпеть долго бессовестных и вертлявых сановников невозможно.
Уже в марте 1881 года последовало несколько увольнений. Первый был отставлен А.А. Ливен, затем Л.С. Маков, после него А.А. Сабуров.
Сразу же после воцарения встал вопрос о том, что же делать с проектом того указа, который покойный государь собирался опубликовать после обсуждения в собрании министров 4 марта. Новый царь не мог не исполнить воли покойного, и собрание было назначено на 8 марта.
В два часа дня в Зимний дворец на совещание у государя были приглашены: председатель Государственного совета, генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич, командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа великий князь Владимир Александрович, генерал- фельдмаршал великий князь Михаил Николаевич, воспитатель детей Александра II граф С.Г. Строганов, министр внутренних дел М.Т. Лорис-Меликов, министр путей сообщения К.Н. Посьет, председатель Департамента законов Государственного совета князь С.Н. Урусов, председатель Департамента экономии 1осударственного совета граф Э.Т. Баранов, министр финансов А.А. Абаза, государственный контролер Д.М. Сольский, морской министр А.А. Пещуров, военный министр граф Д.А. Милютин, председатель Комитета министров граф П.А. Валуев, генерал-адъютант принц П.Г. Ольденбургский, министр государственных имуществ А.А. Ливен, товарищ министра иностранных дел Н.К. Гире, заведующий делами Комитета министров Н.П. Мансуров, министр юстиции Д.Н. Набоков, министр почт и телеграфов Л.С. Маков, министр народного просвещения А.А. Сабуров, обер-прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев, министр императорского двора граф А.В. Адлерберг, секретарь Государственного совета Е.А. Перетц.
То было историческое заседание. За исключением графа Строганова и принца Ольденбургского, все остальные занимали важнейшие посты в государственном управлении. Это был поистине «мозговой центр» империи. Накануне вечером участвовавшие получили повестки-приглашения, где не был
273


Александр III
указан предмет собрания. Когда стали собираться в Малахитовой гостиной, то не все даже знали, о чем пойдет речь. Ровно в два часа появился государь и попросил всех пройти в соседний зал, где должно было состояться заседание. Новый царь со всеми приветливо поздоровался за руку.
В так называемой «Малиновой гостиной» покойной императрицы Марии Александровны стоял огромный стол, покрытый малиновым сукном, вокруг которого располагалось 25 кресел (приглашен был еще генерал-фельдмаршал великий князь Николай Николаевич, но он занемог и не приехал). Напротив каждого кресла лежала бумага и карандаши. Александр III сел в центре, спиной к окнам на Неву. Справа от него расположился великий князь Константин Николаевич, а слева — граф Строганов.
Когда все разместились, Александр III, явно волнуясь, сказал, что собрал всех для обсуждения «в высшей степени важного вопроса». Граф Лорис-Меликов докладывал покойному государю, что «для удовлетворения общественного мнения» необходимо созвать представителей от земств и городов. Мысль эта была одобрена, но покойный предложил подробно обсудить ее еще раз. «Прошу вас быть вполне откровенными и говорить мне ваше мнение относительно всего дела, нисколько не стесняясь». Затем, обратясь к министру внутренних дел, монарх попросил ознакомить собравшихся с проектом. Лорис-Меликов начал читать тот доклад, который представлял Александру II утром 1 марта. В первой части его говорилось об успехах, достигнутых в последнее время примирительной политикой. Как только прозвучал этот пассаж, царь не удержался от восклицания: «Кажется, мы заблуждались». Затем еще почти полчаса Лорис читал, читал каким-то отрешенным и, как показалось некоторым, «совершенно бесцветным голосом». Основная идея была всем хорошо известна, и ничего неожиданного собравшиеся не услышали: при подготовке новых законов необходимо, чтобы они составлялись и обсуждались при «участии людей практических, знающих условия губернской жизни». Поэтому граф испрашивал разрешение на учреждение особой редакционной комиссии, в которой, кроме должностных лиц, участвовали бы избранные представители: по два от каждой гу¬
274


Право казнить и миловать
бернии и городов, и по одному от каждого губернского города, и по два человека от Петербурга и Москвы.
Как только министр закончил, воцарилась полная тишина, которую прервал царь. Он попросил еще раз «высказаться совершенно откровенно, не смущаясь фактом одобрения предлагаемого покойным государем».
Затем он обратился к графу Строганову с вопросом: что тот думает? Престарелый граф, имевший 86 лет от роду, который, казалось, даже задремал во время монотонного чтения, вдруг оживился, обвел всех взглядом и твердым голосом заявил, что предлагаемая мера, ввиду переживаемых печальных событий, не только не своевременная, но и вредная, так как с ее принятием власть перейдет из рук самодержавного монарха, «который теперь для России безусловно необходим, в руки разных шалопаев, думающих не о пользе общей, а только о своей личной выгоде. В последнее время, и без новой меры, власть значительно ослабла, в журналах пишут Бог знает что и проповедуют невозможные доктрины». Заканчивая монолог, Строганов воскликнул: «Государь, путь этот ведет к конституции, которой я не желаю ни для вас, ни для России».
Во время выступления почтенного старца некоторые еле сдерживали улыбки. Хотя у Строганова была безупречная репутация и он в свое время сделал немало полезного на посту попечителя Московского учебного округа, но он, по мнению «прогрессистов», «человек вчерашнего дня», а пригласил его государь явно из почтения к сединам.
Однако улыбки сразу исчезли, когда Александр III бросил реплику, что он, как и граф, опасается, что «это первый шаг к конституции». Надо было спасать положение. Либеральная партия «пошла в атаку». Первым поднялся П.А. Валуев.
Он начал убежденно говорить, все время глядя на монарха, что эти опасения напрасны, что предлагаемая мера очень далека от конституции, что она вызывается лишь желанием узнать нужды людей, живущих далеко от Петербурга. «Граф Сергей Григорьевич совершенно справедливо, — продолжал Валуев, — указывает на то, что теперь в газетах пишут Бог знает что. Такие злоупотребления печатным словом могут иметь гибельные для государства последствия. Поэтому необходи¬
275


Александр III
мо озаботиться, чтобы журналистам, этим самозваным представителям общественного мнения, был создан противовес настоящих, законных представителей общества, которое, без малейшего сомнения, и мыслит, и чувствует совершенно иначе, нежели авторы газетных статей». Это, конечно, был сомнительный аргумент. Откуда графу Петру Андреевичу было сие известно? Все понимали, что Валуев слишком перегнул палку.
Затем слово взял военный министр Д.А. Милютин, утверждавший, что предлагаемое нововведение совершенно необходимо, что каждое новое царствование всегда знаменовалось заявлением монарха о своих намерениях и видах на будущее. По словам Милютина, «в самое последнее время общество ожило, всем стало легче дышать, действия правительства стали напоминать первые лучшие годы минувшего царствования». Сделав подобный вывод, звучавший кощунственно после убийства царя, граф «горячо поддержал» предложения Лорис-Меликова.
Следующим выступал Маков. Он говорил путано и как бы, с одной стороны, вроде бы был и не против («если ваше величество найдет возможным, то, значит, тому и быть»), а с другой, заявлял, «что в смутное наше время нужно думать только о том, чтобы укрепить власть и искоренить крамолу». Либеральная партия была разочарована речью Макова. Они не ожидали от него такого «двурушничества» (после заседания великий князь Константин Николаевич отвел Макова в сторону и «устроил ему нагоняй»).
На защиту «великой идеи» бросился один из главных деятелей «конституционалистов» министр финансов Абаза. Вначале он оспорил точку зрения Макова, что надо укреплять власть «в нынешние смутные времена», заявив, что смута идет не от народа, а от кучки негодяев, а для «борьбы с ними нужны не недоверие к обществу и всему народу, не гнет населения, а совершенно иные средства». В числе этих средств — создание редакционных комиссий, которые должны иметь значение совещательного органа. Без такого органа, как считал глава финансового ведомства, обойтись невозможно, только таким путем можно узнать «настоящие нужды страны». «Трон не может опираться исключительно
276


Право казнить и миловать
на миллион штыков и на армию чиновников», — патетически воскликнул Абаза. Министр финансов, очевидно, не знал действительной природы и исторических опор русской монархии. Да его эти вещи никогда и не интересовали. Зато, как ему казалось, был сведущ в том, как власть устроена «в передовых странах».
Затем слово опять взял Лорис-Меликов. Он сообщил собравшимся, что хотел подать в отставку сразу же 1 марта, но новому государю «не угодно было его уволить». Далее он заявил, что нужно принимать к злодеям самые энергичные меры (правда, было непонятно, почему в течение целого года таких мер принято не было). Завершая свое второе выступление, министр внутренних дел опять затронул любимую тему: о необходимости добиться поддержки правительства «всеми благомыслящими людьми». Казалось, что общее настроение склоняется в пользу проекта. Однако вскоре атмосфера переменилась. Слово взял обер-прокурор Синода Победоносцев.
Худой, в глухом черном сюртуке, бледный как полотно, он за все время предыдущего разговора неотрывно смотрел на сукно на столе, не выражая никаких чувств. Он как бы утонул в глубоком кресле, и, когда стал подниматься, могло показаться, что глава Синода обезумел. Но с первых же слов стало ясно, что это не так. Он произнес яркую, пламенную речь, речь настоящего русского монархиста, наверное, лучшую в своей жизни, хотя ему на своем веку приходилось выступать бессчетное количество раз. Потом в салонах злословили, что он выглядел, как «Зевс Громовержец».
Глаза его блестели, голос вначале дрожал, но это скоро прошло, зазвучал металл. Он смотрел на государя и, когда его речь достигала особо высокой обличительной ноты, впивался взглядом в великого князя Константина Николаевича, который оцепенел под взором неистового обер-прокурора.
«Я нахожусь не только в смущении, но и в отчаянии... Нам говорят, что для лучшей разработки законодательных проектов нужно приглашать людей, знающих народную жизнь, нужно выслушивать экспертов. Против этого я ничего не сказал бы, если бы хотели сделать только это. Эксперты вызывались и в прежние времена, но не так, как предлагается теперь. Нет! В России хотят ввести конституцию, и если не
277


Александр III
сразу, то, по крайней мере, сделать к ней первый шаг. А что такое конституция? Ответ на этот вопрос дает нам Западная Европа. Конституции, там существующие, суть орудие всякой неправды, орудие всяких интриг... Нам говорят, что нужно справляться с мнением страны через посредство ее представителей. Но разве те люди, которые явятся сюда для соображения законодательных проектов, будут действительными выразителями мнения народного? Я уверен, что нет. Они будут выражать только личное свое мнение и взгляды».
Речь Победоносцева продолжалась 10—15 минут, но некоторым показалось, что она длилась целую вечность. Он доказывал, убеждал, призывал, разоблачал. «Нам предлагают устроить говорильню наподобие «генеральных штатов». Мы без того страдаем от говорилен». Обращаясь к царю, Победоносцев негодующе восклицал: «Теперь, когда прошло лишь несколько дней после совершения самого ужасающего злодеяния, никогда не бывшего на Руси, — когда по ту сторону Невы, рукой подать отсюда, лежит в Петропавловском соборе не погребенный еще прах благодушного русского царя, который, среди белого дня, растерзан русскими же людьми. Я не буду говорить о вине злодеев... Но и мы все, от первого до последнего, должны каяться в том, что так легко смотрели на совершавшееся вокруг нас; все мы виноваты в том, что, несмотря на постоянно повторявшиеся покушения на жизнь общего нашего благодетеля, мы, в бездеятельности и апатии нашей, не сумели охранить праведника! На всех лежит клеймо несмываемого позора, павшего на Русскую землю. Все мы должны каяться!»
В этом месте Александр III со слезами в голосе заметил: «Сущая правда, все мы виноваты. Я первый обвиняю себя». Завершая выступление, Победоносцев еще раз призвал не устраивать говорильню, а действовать. Его речь произвела сильное впечатление. Благодушное настроение, витавшее вначале, исчезло без следа. Все чувствовали, что эмоциональные пассажи обер-прокурора переломили настроение царя. Как только Победоносцев сел в свое кресло, опять слово взял Абаза. Его задача состояла в том, чтобы свести к минимуму эффект от выступления Победоносцева. Цели не добился. Он в основном лишь повторил то, что говорил ранее,
278


Право казнить и миловать
сочтя уместным добавить, что смотреть так мрачно, «как Константин Петрович», может лишь человек, сомневающийся «в будущем России, кто не уверен в ее жизненных силах». Дискуссия явно начинала выдыхаться. Хотя потом еще выступали Сольский, Посьет, Урусов, Сабуров, принц Ольденбургский, великие князья Владимир Александрович и Константин Николаевич, но ничего принципиально нового они не сказали. Все главные аргументы прозвучали ранее. В конце концов князь Урусов предложил составить комиссию из «назначенных вашим величеством лиц», где можно было бы подробно рассмотреть проект Лорис-Меликова. Эта мысль понравилась царю. Заседание закончилось. Часы показывали без пятнадцати минут пять.
Вопрос о созыве представителей находился «в подвешенном состоянии» несколько недель. Александр III все еще колебался. Понимал, что отказ от такого шага приведет к возмущению определенной части публики. Но это его мало занимало. Существовали другие соображения, не позволявшие сразу же отбросить эту меру, которую Победоносцев без устали квалифицировал как опасную. Во-первых, воля незабвенного Папа. Он это начинание одобрил, хотя более 15 лет сопротивлялся таким проектам.
Конечно, нельзя упускать из виду, что в последний срок земной жизни Папа не был свободен в выборе. Он слишком оказался закабаленным всей этой компанией, собиравшейся каждый вечер в гостиной Юрьевской. Это горькая правда. Сначала думали, что там лишь сплетничают и флиртуют, но потом выяснилось, что и важные политические разговоры велись постоянно.
Было и еще одно сомнение, не позволявшее вот так просто и сразу откинуть проект Лориса: его собственное понимание роли самодержца. Он знал, что его дедушка, император Николай I, незадолго до смерти записал в дневнике: «Вступая тридцать лет тому назад на Престол, я страстно желал знать правду, но, слушая в течение тридцати лет ежедневно лесть и ложь, я разучился отличать правду от лжи».
Ужасный вывод! А ведь дедушка и отец желали всегда только блага России! И того, и другого перед кончиной постигло горькое разочарование. Неужели и ему уготован такой итог?
279


Александр III
Надо править не для блага придворных, не в угоду всем этим напыщенным сановникам и самодовольным аристократам, а для блага простых людей, для величия и процветания России. Именно в народной гуще — истинная вера в Россию, царя, Бога, там опора, там основа!
Он сам видел на войне, как простые мужики мужественно воевали на чужой земле и безропотно умирали по воле монаршей, как сияли их лица, когда видели или самого царя, или его родственников. Тут-то не было никакого притворства. Да простые русские люди и притворяться не умеют. Не раз за долгие месяцы войны цесаревич с нижними чинами сидел у огонька, и чай пил вприкусочку, и разговоры разговаривал.
Усвоил навсегда одно, что ему не раз говорили простые солдаты: власти надо быть ближе к народу. Александр III не сомневался, что так оно и должно быть. Но как того достичь? Как преодолеть это «средостение», этот «нарост» из чиновников и аристократов, который справедливо критиковали славянофилы, а теперь так беспощадно клеймит Катков в своих «Московских ведомостях»?
Александр Александрович и раньше об этом часто думал. Еще в молодости вел о том беседы у князя Вово Мещерского с Иваном Аксаковым, Михаилом Катковым, с писателем Алексеем Константиновичем Толстым и с другими. Не раз слышал мнение, что надо, как встарь, созывать Земский собор. Но другие, в их числе маститый историк Сергей Михайлович Соловьев, были против, считая, что древние времена (последний Земский собор состоялся в 1682 году) нельзя оживить, что надо применять другие меры. Кто прав?
Александру Александровичу идея Земского собора нравилась. Формула «Земле — мнение, царю — решение» сама по себе была хороша. Но как только заходила речь о том, как такое практически провести, сразу же возникали сложности, да такие, что руки опускались. После долгих размышлений и колебаний к концу марта 1881 года у Александра III созрело твердое убеждение, что никаких новаций в настоящий момент вводить нельзя. Надо улучшить работу государственной машины, повести беспощадную борьбу с врагами, и когда наступит спокойное время, то, может быть, и можно будет вернуться к планам политических реформ.
280


Право казнить и миловать
25 марта, во время беседы в Аничкове со своей давней знакомой, дочерью поэта Тютчева Анной Федоровной, бывшей фрейлиной, а ныне женой известного славянофила И.С. Аксакова, издававшего в Москве популярную газету «Русь», царь сказал: «Я читал все статьи вашего мужа за последнее время. Скажите ему, что я доволен ими. В моем горе мне было большое облегчение услышать честное слово. Он честный и правдивый человек, а главное, он настоящий русский, каких, к несчастью, мало, и даже эти немногие были за последнее время устранены, но этого больше не будет».
Скоро слово нового монарха прозвучало на весь мир. 29 апреля 1881 года появился Высочайший манифест, прогремевший, как гром набатного колокола: «Посреди великой Нашей скорби глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело правления, в уповании на Божественный Промысел, с верою в силу и истину Самодержавной власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких поползновений». Далее новый царь призывал всех верных сынов Отечества ободриться и содействовать «искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую, к утверждению веры и нравственности, к доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России ее благодетелем, возлюбленным Родителем». О политических преобразованиях теперь речи не шло.
Манифест для многих оказался неожиданным. Стало ясно, что времена либеральных улыбок миновали. Падение политических прожектеров-неудачников стало лишь вопросом времени. Лорис-Меликова во весь голос объявляли виновником цареубийства, раздавались даже голоса, что его надо судить. Царь так не считал, но пока и не собирался разом удалять всех. Однако события приняли неожиданный для него оборот.
На следующий день после опубликования Манифеста император получил прошение об отставке Лорис-Меликова, затем подали свои прошения Абаза и Милютин. Это была демонстрация. Царь не ожидал такого афронта и уже 30 апреля написал Лорису: «Любезный граф Михаил Тариелович, получил Ваше письмо сегодня рано утром. Признаюсь, я ожи¬
281


Александр III
дал его, и оно меня не удивило. К сожалению, в последнее время мы разошлись совершенно с Вами во взглядах, и; конечно, это долго продолжаться не могло. Меня одно очень удивило и поразило, что Ваше прошение совпало со днем объявления моего манифеста России, и это обстоятельство наводит меня на весьма грустные и странные мысли». Строптивые сановники отставку получили: Лорис-Меликов 4 мая, Абаза 6-го, а Милютин 21-го.
Александр III считал такой исход логичным. Брату Сергею писал 11 июня: «Назначив почти везде новых людей, мы дружно принялись за тяжелую работу и, слава Богу, с трудом и понемногу идем вперед, и дело идет гораздо успешнее, чем при прежних министрах, которые своим поведением заставили меня уволить их от занимаемых должностей. Они хотели меня забрать в свои лапы и закабалить, но это им не удалось, и как я счастлив, что отделался от них, а в особенности от гр. Лориса, который заварил такую кашу своим популярничани- ем с журналистикой и игрой в либерализм, что еще немного, и мы были бы накануне полнейшей революции. Не могу скрыть, что и теперь еще далеко мы не в нормальном состоянии, и много еще будет разочарований и тревог, но на все надо быть готовым и идти прямо и смело к цели, не уклоняясь в сторону, а главное — не отчаиваться и надеяться на Бога!»
Хотя никаких преследований, арестов, высылок неугодных сановников не происходило (все они удалялись с почетом, получали назначения в Государственный совет), но некоторым показалось, что на вершине власти «началось землетрясение». После падения Лориса все ждали, что же будет с великим князем Константином Николаевичем. Брат покойного государя, столько лет у власти, неужели происхождение и положение не защитят его? В высшем обществе упорно передавали слух, что якобы Константин, после Манифеста и падения Лорис-Меликова, прилюдно заявил, что «сам не уйдет», «пусть выгоняют».
Александр III, при всей своей антипатии к дяде Коко, понимал, что здесь следует быть особенно деликатным. Личным чувствам волю давать нельзя. Это затрагивает престиж династии! Однако не сомневался, что Константин уже не может занимать важнейший пост — председателя Государствен¬
282


Право казнить и миловать
ного совета. Надеялся, что у того хватит благоразумия не доводить дело до скандала и принять решение. В конце концов строптивый великий князь попросился в отставку «по состоянию здоровья» и 13 июля 1881 года ее получил. Его сменил младший сын Николая I великий князь Михаил Николаевич.
Через несколько недель Константин Николаевич получил украшенный алмазами двойной портрет Николая I и Александра II для ношения на груди. В благодарственном рескрипте от 22 августа 1881 года говорилось, что Александр III выражает признательность «за труды, понесенные Вами в служении России и 1Ъсударю». Эти куртуазные жесты никого не ввели в заблуждение. Все понимали, что наступили другие времена.
Чиновное ухо всегда тонко улавливало импульсы и настроения в высших коридорах власти, определявшие поведение и служебное усердие должностных лиц. Как только на престоле оказался Александр III, быстро стало ясно, что с новой властью шутки плохи, что молодой император — человек крутой, даже резкий, и воле его надлежит повиноваться беспрекословно. Сразу же все завертелось, стихли дискуссии, а государственная машина вдруг заработала с новой силой, хотя в последние годы царствования Александра II многим казалось, что у нее и сил-то уж нет.
Александр III никаких чрезвычайных органов не создавал (вообще за время его правления новых подразделений в системе государственного управления появилось немного), никакой «чистки» чиновного аппарата не производил, чинов и званий не лишал, но атмосфера в стране и в коридорах власти переменилась.
Салонные краснобаи, только недавно страстно отстаивавшие свободолюбивые принципы, вдруг почти онемели и больше не решались популяризировать «либертэ, эгалитэ, фратернитэ» не только на открытых собраниях, но даже среди своих, за плотно закрытыми дверями столичных гостиных. Постепенно сменялись сановники, слывшие либеральными, а на смену им приходили другие, готовые служить царю и Отечеству беспрекословно, не заглядывая в европейские шпаргалки и не боясь прослыть «реакционерами».
Александр III смело и решительно повел борьбу с врагами. После цареубийства прошли аресты и прямых исполните¬
283


Александр III
лей, и некоторых других, которые в этом злодеянии лично не участвовали, но готовили новые. Всего арестовали около пятидесяти человек.
Самые главные — убийцы государя. Их было пятеро; шестой, поляк Игнатий Гриневицкий, бросивший 1 марта ту самую, вторую роковую бомбу на Екатерининском канале, сам оказался жертвой взрыва и после страшных мучений скончался на следующий день в тюрьме.
Арестованные — все довольно молодые люди: Т.М. Михайлов (21 год), Н.И. Рысаков (20), А.И. Желябов (30), Н.И. Кибальчич (28) и С.И. Перовская (28). Главари: Желябов — сын крестьянина, недоучившийся студент — организатор всего дела, его верная сообщница-любовница дворянка Перовская и крестьянский сын, тоже студент-недоучка — Кибальчич, создатель бомб, брошенных в царя. Остальные лишь исполнители — «метальщики».
Вина их была полностью доказана, и 26 марта в особом присутствии Правительствующего Сената начался суд. Была еще одна непосредственная участница — мещанка Г.С. Гельф- ман (28 лет), но ее дело выделили в особое производство, так как она оказалась беременной. 29 марта суд вынес решение: виновные приговариваются к повешению. Помиловать теперь мог лишь царь.
Александру III постоянно докладывали о ходе расследования министр внутренних дел М.Т. Лорис-Меликов, градоначальник Н.М. Баранов и верный граф И.И. Воронцов-Дашков, который в те дни проявил невероятное рвение, взяв заботу об охране особы монарха на себя. Царь читал и все протоколы судебных заседаний. Он знал, что преступники на допросах вели себя вызывающе, смеялись следователям в лицо, обменивались шуточками и никакого не только раскаяния, но даже сожаления не выражали. Их наглость так потрясла коменданта Петропавловской крепости барона Е.И. Майдела, что у него случился апоплексический удар, и 21 марта он скоропостижно умер. На суде показали себя не лучше. Господи, какие-то выродки!
Царя возмущало и то, что находились люди, выступавшие за помилование убийц. Во Франции, под руководством Виктора Гюго, развернулась шумная кампания, имевшая целью
284


Право казнить и миловать
не допустить «жестокой расправы». Но, Бог с ними, с французами, у них там свои порядки: чуть не каждые двадцать лет революции, потоки крови. До сих пор там в городах устраивают публичные казни на площадях за обычные уголовные преступления, а в России ведь казнят только государственных преступников, да и число таких случаев невелико.
Обидно, что и в России находились такие «сердобольные». 28 марта в зале собраний Петербургского кредитного общества известный философ, профессор Владимир Соловьев (сын покойного историка) перед аудиторией в 800 человек выступил с лекцией о просвещении в России в XIX столетии. В конце речи, ни с того ни с сего, допустил высказывания о начавшемся процессе над цареубийцами. «Сегодня судят и, вероятно, будут осуждены убийцы царя на смерть. Царь может простить их, и, если он действительно чувствует свою связь с народом, он должен простить».
Градоначальник Баранов доносил, что накануне лекции Соловьев ему «дал честное слово» не касаться политических событий. Царь был обескуражен: сын почтенного Сергея Михайловича оказался каким-то психопатом! Шеф полиции испрашивал разрешение исключить Соловьева из числа профессоров и выслать из Петербурга. Александр III такой крутой меры не одобрил. Распорядился: выразить через министра просвещения профессору царское порицание и временно запретить публичные выступления.
В защиту убийц выступил и писатель граф Лев Толстой. Он написал письмо царю, где, взывая к христианскому милосердию, кликушествовал: «Простите, воздайте добром за зло, и из сотен злодеев десятки перейдут не к вам, не к ним (это неважно), а перейдут от дьявола к Богу, и у тысяч, у миллионов дрогнет сердце от радости и умиления при виде примера добра престола в такую страшную для сына убитого отца минуту». Граф обратился к Победоносцеву, прося передать послание. Когда же обер-прокурор прочитал его, то с гневом отказался. В конце концов брат царя великий князь Сергей Александрович исполнил просьбу писателя, хоть и не был с ним согласен.
Царь прочитал послание, и возмущению не было предела. Простить — значит забыть. Забыть этих окровавленных ка¬
285


Александр III
раульных в Зимнем дворце в феврале 1880 года, несчастных людей с оторванными руками, ногами, с изуродованными лицами? Забыть слезы вдов и детей? Забыть невозможное — вид растерзанного отца своего, кровь его?
Действительно, не зря, наверное, говорили ему, что Толстой, написавший столько замечательных литературных произведений, в последнее время явно не в себе. Что же яснополянский граф, когда эти анархисты и нигилисты убивали и калечили людей, не обращался к ним с просьбой прекратить насилие? Что же ему тогда в голову не приходило просить снисхождения к тем, кто был на прицеле у злодеев? Не попросил, не обратился, а теперь Евангелие поминает, именем Божиим к прощению призывает.
Царь распорядился передать графу, что, если б покушение было совершено на него самого, он мог бы помиловать, «но убийц отца не имеет права простить». Александр III не хотел больше обсуждать поведение Толстого, но Победоносцев все никак не мог успокоиться и несколько раз к этой теме возвращался, говоря, что у писателя «затемнение ума». Наконец сам написал письмо и показал царю. Оно ему понравилось.
В июне 1881 года в Ясную Поляну пришло послание из Петербурга от обер-прокурора Синода, где говорилось: «Прочитав Ваше письмо, я увидел, что Ваша вера одна, а моя и церковная другая, и что наш Христос — не ваш Христос. Своего я знаю мужем силы и истины, исцеляющим расслабленных, а в Вашем показались мне черты расслабленного, который сам требует исцеления».
Пройдет еще несколько лет, и Толстой окончательно покажет себя противником церкви, собственности и государства. Возмущенный хулой графа, Победоносцев поставит перед Александром III вопрос об отлучении Толстого от церкви, с которой граф уже порвал и духовно, и фактически. Выслушав все аргументы «за», самодержец скажет: «Не делайте из него мученика, а из меня его палача». Тема будет закрыта, и «сиятельный нигилист» останется свободным критиком порядка и ниспровергателем устоев в «стране самовластья».
Сетования и недовольные голоса не смутили монарха, считавшего, что снисхождение к нераскаявшимся преступ¬
286


Право казнить и миловать
никам, осознанно нарушившим человеческий и Божеский законы, будет попустительствовать новым злодеяниям. 3 апреля 1881 года на Семеновском плацу было повешено пять цареубийц: Желябов, Перовская, Кибальчич, Рысаков, Михайлов. 1еся 1ельфман была помилована и приговорена к каторге.
Мера эта большинству подданных русской короны казалась вполне обоснованной. Казнь проходила при огромном стечении народа, и поражало то, что публика открыто выражала удовлетворение. Для России это было неслыханно. Мало того: когда какая-то курсистка захотела бросить к ногам Перовской букетик цветов, выразить этим ей симпатию, то на нее набросились. Та еле вырвалась, побежала, а за ней погналось более сотни человек. Когда несчастная, выбившаяся из сил, сумела, уже за несколько кварталов от Семеновского плаца, на Николаевской улице, вскочить в один из домов, а дворник, чтобы спасти девицу, запер за той входную дверь, то обезумевшая толпа выломала дверь, избила швейцара и чуть не разорвала нигилистку. Полиция подоспела, спасла от самосуда.
Цареубийц проклинали на всех углах. Однако через несколько десятилетий, когда в России пришли к власти беспощадные радикалы-большевики, имена «первомартовцев» сделались символами героизма и мужества. В их честь переименовывались улицы, им воздвигали памятники, их восхваляли в многочисленных книгах, кинофильмах, радио- и телепрограммах. Когда же развеялся дурман коммунизма, все встало на свои места: в XXI веке редко кто отваживается воздавать хвалу убийцам.


ГЛАВА 18
САМОДЕРЖАВНЫЙ ОЛИМП
Александр III видел, что в империи немало неполадок, что многое надо изменять и совершенствовать, но был убежден, что следует искать только национальные пути в будущее, что Россия слишком своеобразная страна, чтобы легкомысленно пытаться использовать здесь западные модели.
Потом, когда эпоха Александра III отойдет в историю, появятся утверждения, что его приход к власти означал «поворот к реакции». Подобные тезисы звучат и поныне, что лишний раз подчеркивает, насколько история до сих пор находится в плену политизированных мифологем. В связи с этим уместно сделать отступление, так сказать, онтологического (сущностного) свойства. В оценках отечественной истории так много путаницы, противоречий, несуразностей, поэтому для выяснения действительной исторической драматургии невольно приходится обращаться к определению исходных понятий.
Слово «реакция» имеет несколько значений и в буквальном смысле означает противодействие. В биологии, например, этим понятием определяют ответ организма на те или иные внутренние или внешние раздражения. Применительно к химии и физике термин «реакция» используется в значении не столько «противодействия», сколько «взаимодей¬
288


Самодержавный олимп
ствия» различных элементов и веществ. В политике же под словом «реакция» обычно разумеют сопротивление старого новому, реанимацию порядков и норм, препятствующих «прогрессивному развитию общества».
При доктринерском отношении к истории трюизмы очень удобны. Они якобы дают «надежные ориентиры» в безбрежном море прошлого, предоставляют возможность «легко» и «доступно» очертить бег времени. Не надо изучать «скучную русскую эмпирику», не требуется заниматься поиском собственных ответов на исторические дилеммы. Живые противоречия ушедшей жизни заменяются школярскими представлениями о ней. Порой они базируются на элементарном невежестве и, уже непременно, на пренебрежении к прошлому, на неуважении дел своих предков. Там же, где господствует самодовольная самодостаточность, нет и науки, которой не бывает без поиска. Зачем решать исторические головоломки, когда все главные ответы получены. Эпоха реакции, она и есть лишь серое, а то и черное пятно. Никаких других красок не требуется.
А ведь поинтересуйся у подобных «пейзажистов от истории», что есть прогресс в истории вообще, а применительно к России в частности, чем отличается он от эволюции, какие измерения имеет, возможен ли прогресс культуры и нравственности, как соотносится культура и цивилизация и еще о многом другом, важнейшем и исходном, спроси, так ничего вразумительного в ответ не прозвучит. Да и вопросы такие некоторые воспримут как «проявление реакционных настроений». Ведь все это якобы «общеизвестно».
К числу подобных «бесспорностей» относится и такая: реформы — это хорошо. Чем «глубже», чем «масштабней» они, тем лучше для «страны и народа». Для тех, кто не сомневается в аксиоматичности аналогичных «прописных истин», не имеет особого значения историческая обусловленность новаций; главное, чтобы они непременно были. Это стало своего рода тестом «на прогрессивность» исторических персонажей. Не важно, что в конце царствований Петра I и Александра II Россия находилась в состоянии глубочайшего кризиса. Все равно эти цари «самые прогрессивные», они ведь — преобразователи. Это же самое главное! Развалива¬
289


Александр III
лось же все в стране потому, что, как уверяют начетчики-всезнайки, «мера реформ», «их масштаб» были недостаточными. Оказывается, что они «мало» разрушали и «непоследовательно» насаждали!
Здесь хочется извиниться перед читателем за очередное отступление, но чтобы продраться через дебри пустопорожнего словоблудия, опять придется обратиться к скучной этимологии (науке о происхождении слов). Слово реформа происходит от латинского глагола reformare, означающего «преобразовывать», «переустраивать».
Те или иные переустройства общественной и хозяйственной жизни государства наблюдались почти при всех царях. Однако ярлыком «прогресса» вестернизированная историография отмечает лишь двух: Петра I и Александра II. Большинство же других безусловно клеймятся как реакционеры. При таком подходе не имеет значения, что в эпоху Николая I («Николая Палкина») происходило немало преобразований («реформ»), а жить было куда спокойней и благополучней, чем во времена неистового Петра I Алексеевича. Все равно Николай I — реакционер! Он ведь крепостное право сохранил! Это было действительно так, хотя и осознавал его порочность.
Но ведь если следовать этой логике, то надо признать, что и все президенты Соединенных Штатов Америки до Авраама Линкольна были исключительно «реакционерами», так как мирились с вопиющим общественным злом — работорговлей! Однако для доморощенных западников подобные сопоставления немыслимы; это для них есть покушение на «святая святых».
Не менее абсурдно и отношение к сыну и внуку Николая I Александру II и Александру III. Первый превозносится как «реформатор», второй часто клеймится как «отступник-ре- акционер». Как уже отмечалось, Александр II приступил к преобразованиям не во имя самих преобразований, а исключительно для ускорения развития страны. С этой же целью проводились и широкие изменения в общественной жизни, вводились новые формы социальной организации. Когда же монарх стал убеждаться, что изменения слишком быстры, что Россия просто не в состоянии в такие сжатые сроки ос¬
290


Самодержавный олимп
воить их, то «не повернул к реакции», как о том нередко писали и говорили, а лишь попытался нажать на тормоза.
Александр III продолжил дело отца. Он никуда не собирался поворачивать (даже самые непримиримые критики не рискнули все-таки обвинить его в том, что стремился вернуть крепостное право); он хотел наладить работу государственной машины, добиться мира и согласия в стране, для блага всех и каждого. Взойдя на престол, он не знал, как того достичь, но очень скоро понял, что его первейшее дело — привлечь к управлению лиц с крепкими монархическими убеждениями.
Он всегда питал симпатию к «людям с принципами» (за исключением оголтелых нигилистов-революционеров), особенно к тем, кто исповедовал традиционные ценности. Конформизм, соглашательство, отступничество ничего в душе, кроме отвращения, не вызывали. Во имя большого он мог пойти на компромисс, всегда болезненно переживаемый, но Александр III не был человеком компромисса.
Конечно, никакого «курса контрреформ» он не инициировал. Да, отказался созывать представителей от земств и городов, но не потому, что боялся за себя или не хотел улучшений, а потому, что в свои 36 лет многое уже понимал и чувствовал. Он слишком хорошо знал историю, чтобы игнорировать ее опыт. Французского короля Людовика XVI тоже в свое время приближенные уговорили «посоветоваться с народом», узнать «его нужды и чаяния». Благодушный монарх послушал совета, собрал в 1789 году, после почти двухсотлетнего перерыва, Генеральные штаты, которые через два месяца провозгласили себя Учредительным собранием и свергли коронную власть. Так началась эта страшная революция, унесшая столько жизней.
Однако тень французского короля не определяла воззрения царя. Существовали другие, более весомые доводы. Неполадки в государстве надо исправлять, предложения необходимо выслушивать, но для этого совершенно необязательно созывать ассамблею. Можно ведь пригласить специалистов, знатоков того или иного вопроса, выслушать, обсудить, взвесить «за» и «против» и принять правильное решение. Это должно стать непременным правилом. Все надо делать по за¬
291


Александр III
кону, а если окажется, что закон устарел, то его необходимо пересмотреть, опираясь на традицию и только после обсуждения в Государственном совете. Отныне так и будет.
Его отец, только своей волей, послушав случайного совета, порой переступал через норму, пренебрегал традицией. То кто-то, вне срока, получал офицерское или чиновное производство, удостаивался награды в обход других, более достойных, то, по протекции, зачисляли в свиту случайного человека. К концу его царствования свита государя насчитывала более пятисот человек, многих из которых монарх и в лицо не знал. А уж какими темными путями раздавались железнодорожные концессии, о том и вспомнить стыдно. Разве это допустимо? Разве можно было закрывать глаза на взятки и хищения, которые расцвели в правительстве? Но монарху лишь только Бог судья! Пусть так оно и будет. Сын никогда публично не только не критиковал умершего отца, но даже двусмысленных замечаний по адресу усопшего не делал.
Александр III с первых дней знал, что некоторые важные вещи теперь надо устраивать по-иному. Во-первых, чины и отличия должны получать лишь те, кто имеет на то законное право. Правда, первый год новому царю приходилось уступать домогательствам, так как ссылались на волю покойного государя. Но в дальнейшем сановно-придворный мир ждали неприятные сюрпризы. Государственные награды обычно давались два раза в год: на Рождество и на Пасху, когда на страницах официального «Правительственного вестника» появлялись обширные списки лиц, удостаиваемых чинов, званий, назначений на должности, орденов и медалей.
Подобные милости случались и в иное время (по военному и некоторым иным ведомствам), но лишь в редких случаях. Позиция Александра III, сформулированная еще в начале царствования, оставалась неизменной: «Я непременно хочу, чтобы награды были действительно наградами за хорошую службу, а не за то, что человек прожил несколько лет». Общее число «производств до срока» резко сократилось, а потом такие «подарки хорошим людям» почти совсем прекратились. Царская же свита была уменьшена наполовину. Теперь в окружение государя мог попасть лишь человек, которого монарх сам знал. Протекции больше не помогали.
292


Самодержавный олимп
Большая проблема, с первых дней занимавшая царя, состояла в поиске людей для ведущих государственных постов. Никакой своей «команды антиреформаторов» у Александра III не было. Он многих знал лично, но никого из друзей или людей, вызывавших лишь душевное расположение, к государственному управлению не допускал. Назначаемые им министры имели большой служебный опыт, занимая те или иные посты и при Александре II. Исключение составлял лишь граф И.И. Воронцов-Дашков (1837—1916), звезда которого взошла весной 1881 года.
Когда стало ясно, что министр (с 1870 года) императорского двора старый граф А.В. Адлерберг совсем плох и после гибели Александра II стал проситься в отставку, выбор Александра III остановился на друге юности и его адъютанте графе Илларионе Ивановиче. Граф происходил из знатного дворянского рода и был женат на представительнице не менее именитой семьи графине Елизавете Андреевне Шуваловой («Лили»). Хотя Александр III и считал, что в политике у Воронцова «нет никаких убеждений», но не сомневался, что тот обладал сильным характером, смелостью и личной преданностью. После событий 1 марта 1881 года именно Воронцов-Дашков проявил завидное рвение и по доброй воле взял на себя заботу об охране жизни нового монарха. Не спал, лишил себя удобств, но несколько месяцев, что называется, «денно и нощно» был начеку.
Энергия графа в тот момент била через край. Именно он стал инициатором-вдохновителем создания тайной «Священной дружины», которая должна была защищать особу государя и отвечать тайным террором на террор нигилистов. Вначале эта идея Александру III понравилась. Все еще находясь под грузом тяжелых чувств, он тоже считал, что не только сановники в Петербурге должны трепетать за свою жизнь. Пусть и главари революционеров, окопавшиеся в Париже, Лондоне и Женеве, пусть и они испытают страх, который, может быть, их образумит. Но когда сильные эмоции улеглись, пришло осознание, что коронная власть не может, не имеет ни морального, ни исторического права, действовать, как революционеры-террористы, и опускаться на такой уровень. «Священная дружина» была распущена.
293


Александр III
Именно Воронцова-Дашкова Александр III и решил назначить на должность министра императорского двора. Он хорошо знает их семью, к нему очень расположена Минни (с Лили они просто подруги), граф вхож в великокняжеские покои, знаком со многими секретами династии и умеет их хранить. В данном случае это очень важно. А то, что Илларион плохо разбирается в политике — небольшой недостаток. Решения государственные он же принимать не будет. Но служака верный. 17 августа 1881 года граф И.И. Воронцов- Дашков был назначен министром и оставался на этом посту почти шестнадцать лет. Однако Воронцов не стал первым министром Александра III.
В числе других главных фигур, появившихся наверху иерархической пирамиды в начале 80-х годов, были: граф Н.П. Игнатьев (министр внутренних дел), граф А.Д. Толстой (министр внутренних дел), Н.Х. Бунге (министр финансов), П.С. Ванновский (военный министр). Во главе важнейшего — Министерства иностранных дел — до марта 1882 года номинально оставался престарелый канцлер князь А.М. Горчаков, которого сменил Н.К. Гире, а должность обер-прокурора Святейшего Синода еще с 1880 года занимал стойкий консерватор К.П. Победоносцев (он отошел от дел лишь в конце революционного 1905 года).
Особое значение имело Министерство внутренних дел. Вся безопасность империи, дела по административному управлению входили в его компетенцию. Здесь руководить должен человек, способный действовать твердо и решительно. Но где взять такого, чтобы имел и убеждения, и характер? Размышляя о возможных претендентах, царь остановился на Игнатьеве.
К моменту воцарения Александра III граф (с 1877 года) Николай Павлович Игнатьев (1832—1908) имел большой послужной список. Он исполнял различные поручения, служил России на военных и дипломатических должностях, а на посту русского представителя и посла в Стамбуле (Константинополе) находился почти тринадцать лет (1864— 1877). После русско-турецкой войны 1877—1878 годов граф потерял расположение Александра II, так как подверг резкой критике политику уступок князя Горчакова и беспомощ¬
294


Самодержавный олимп
ность правительства, упустившего «плоды победы». Тогда, казалась, звезда Игнатьева закатилась. Хотя он и оставался членом Государственного совета, но был отправлен в бессрочный отпуск в свое имение «для поправки здоровья». Тяготился опалой и очень хотел послужить «матушке-России».
Александр III был с ним раньше знаком, не раз встречались. Помнил, что во время русско-турецкой войны ему приходилось беседовать с Игнатьевым, который в должности флигель-адъютанта сопровождал Александра II на театр военных действий. Однажды ночью, под Плевной, у него произошел долгий разговор с цесаревичем, с которым говорил обо всем без утайки. Александру Александровичу такая манера нравилась. Он считал, что истинный монархист только так и должен себя вести. Из того разговора будущий царь особо запомнил одно высказывание. На свой вопрос, что же делать, чтобы исправить существующие недостатки, граф сказал: «Ваше высочество, будьте ближе к народу».
После трагедии цареубийства кандидатуру Н.П. Игнатьева поддерживал К.П. Победоносцев. В письме Александру III 6 марта 1881 года писал: «Смею назвать Вам разве гр. Николая Павл. Игнатьева. Он имеет еще здоровые инстинкты и русскую душу, и имя его пользуется доброй славой у здоровой части русского населения — между простыми людьми. Возьмите его на первый раз».
Александр III в тот период полностью доверял обер-прокурору. Знал, что при всех недостатках Победоносцева у него есть одно великое достоинство: он за версту распознает этих либералов-краснобаев. Константин Петрович каким-то удивительным чутьем, своим «нутром» чувствует человека, безошибочно определяя его политические пристрастия. В такой трагический момент это особенно ценно.
25 марта 1881 года появился указ о назначении Игнатьева министром государственных имуществ. Прошло чуть больше месяца, и царь (после ухода Лорис-Меликова) поручил графу Игнатьеву важнейший в империи пост министра внутренних дел. Перед министром была поставлена первейшая задача: добиться прекращения террористической деятельности. Чуть больше года находился граф в должности министра и за это время нанес нелегалам смертельный удар. Все главные деяте¬
295


Александр III
ли были арестованы. В 1883 году, уже при преемнике Игнатьева графе Д.А. Толстом, «Народная воля» была окончательно разгромлена и перестала существовать как организация. Выяснилось, что в ее рядах находилось всего несколько сот человек, а самых активных — не больше сотни. И такая кучка колебала устои общественного порядка империи, да так, что некоторые уж решили, что они скоро одержат победу.
Александр III не сомневался, что с врагами России надо вести непримиримую борьбу. Но не только полицейскими методами, но и милосердием. Надо различать, где истинные, непримиримые противники, а где заблудшие души, позволившие, по недомыслию, втянуть себя в противоправительственные действия. Такие достойны снисхождения. Император сам всегда следил за ходом дознания по делам политическим. В конце концов все судебные решения предоставлялись на его усмотрение, многие просили о царской милости, и ему надлежало знать подробности. Порой и дело до суда решал не доводить.
Когда в 1884 году в Кронштадте был раскрыт кружок революционеров, то царь, узнав из показаний обвиняемых, что мичман флотского экипажа Григорий Скворцов обливается слезами, кается и дает чистосердечные показания, отдал приказание: доставить мичмана к нему. После беседы, когда убедился, что тот действительно страдает и переживает, распорядился: Скворцова отпустить и судебному преследованию не подвергать.
Несмотря на твердую и последовательную политику в борьбе с террором, который почти совсем удалось подавить, в царствование Александра III случилось несколько неприятных событий. Первое произошло в декабре 1883 года. Тогда был убит инспектор Петербургской секретной полиции Г.П. Судейкин. Убийцей оказался некто Сергей Дегаев, который ранее состоял членом «Народной воли», но затем, после ареста в 1882 году, сделался осведомителем и выдал еще остававшихся на свободе руководителей «Народной воли», их планы, явки, каналы получения денег, оружия. Затем опять связался с террористами и, чтобы «искупить вину предателя», убил Судейкина, а потом скрылся от властей. Это было досадное дело.
296


Самодержавный олимп
Александр III по этому поводу имел неприятное объяснение с шефом столичной полиции и министром внутренних дел. Император понимал, что кого-то винить трудно: как можно что-то предвидеть, когда имеешь дело с ненормальными субъектами. Но на будущее в таких делах следует проявлять крайнюю осмотрительность.
Показания Дегаева многое открыли. Выяснилось, что следствие в марте 1881 года выявило не всех активных участников подготовки цареубийства. Некоторые укрылись от возмездия. Теперь настал и их черед. В сентябре 1884 года в Петербургском военно-окружном суде состоялся процесс над 14 лицами. Главная обвиняемая — Вера Фигнер, не раз привлекавшаяся к ответственности за антиправительственные выступления. Другие тоже давно уж в числе нигилистов. Суд вину обвиняемых полностью доказал и приговорил шестерых к казни.
Однако царь смягчил наказание. Вере Фигнер и трем другим смерть была заменена тюремным заключением и каторгой. Лишь двум обвиняемым Александр III оставил приговор без изменения: Н.М. Рогачеву и А.П. Штромбергу. Оба были офицерами, дворянами (Штромберг даже титул барона носил) и участвовали в подготовке убийства царя! Присяге, долгу изменили, но ни на следствии, ни на суде раскаяния не проявили. Не может к таким быть снисхождения. 10 октября 1884 года оба были повешены в Шлиссельбургской крепости.
Прошло несколько месяцев после назначения на пост Н.П. Игнатьева, а у Александра появились сомнения в правильности сделанного выбора. На «первый раз», как писал Победоносцев, может быть, оно и верно, но не такого человека царь желал видеть министром внутренних дел. Граф, вначале проявив похвальное усердие, скоро стал вести себя странно. Начал разыгрывать вельможу, окружил себя клевретами, постоянно вел разговоры о том, что какие-то важные преобразования грядут. Как позднее вспоминал князь В.П. Мещерский, «все как будто ждали чегото от графа Игнатьева и ничего не видели на горизонте ни ясного, ни определенного, а сам граф Игнатьев с неизменно сладкой улыбкой на устах как будто повторял всем слова одной французской пьесы, где антрепренер театра говорит публике: «Vous alles
297


Александр III
voir ce que vous alles voir» (Сейчас вы увидите то, что сейчас увидите). Так тянулось всю зиму 1881/82 года».
Александр III не мог долго терпеть отсутствие «ясного» и «определенного». Не такой это был человек. Монарх крепился, давал министру наставления «уделять внимание текущим делам», но в конце концов не выдержал. Причиной разрыва царя и сановника стала идея созыва Земского собора.
Сама мысль давно привлекала внимание Александра Александровича. Как уже говорилось, он еще цесаревичем живо этим интересовался и не раз обстоятельно беседовал о том и с Иваном Аксаковым, и с Михаилом Катковым, и с другими людьми твердыми, русскими, без розовой окраски. В 60-е и в начале 70-х годов было так важно найти свой, «русский ответ» либеральным разговорам, безответственным поползновениям установить в России конституцию и парламентский строй. В конце царствования Папа по-другому многое стало вырисовываться. А уж после 1 марта 1881 года совсем не о том нужно вести речь. Между тем граф Николай Павлович решил, что надо вернуться к этой мысли. Ему показалось, что было бы уместно провести это «собрание людей земли Русской» во время коронации в Москве и тем подтвердить факт полного единения царя и народа. Игнатьев знал, что в свое время Александр Александрович питал к Земскому собору несомненное сочувствие, и надеялся, что встретит со стороны царя полную поддержку. Эти надежды не оправдались.
Александр III уже не разделял подобных иллюзий. Он теперь не сомневался, что все прежние страхи и опасения оказались пустопорожними. Ведь в Петербурге накануне гибели Папа только и говорили, что без представительства и без конституции в России непременно будет революция, которая «все сметет». Как эти петербургские господа плохо знали свою страну и свой народ! После трагедии стало ясно, что эти страхи — лишь плод больного салонного воображения, что Россия едина, монолитна и тверда, а поднимать Земский собор — значит снова бередить зажившие раны. Что же, без Земского собора нет единения царя и народа? Как не понимают простых вещей люди, приставленные к делам государственного управления!
298


Самодержавный олимп
Царь не раз говорил приближенным и министрам, что «чиновничество есть сила в государстве, если его держать в строгой дисциплине». Надо, чтобы люди работали, а не занимались умствованиями на службе, не «строили воздушные замки», по крайней мере в урочное время. Особый спрос с высших сановников. Они должны первыми деловитость показывать. Случается же совсем наоборот. Просто болезнь какая-то: как только человек получит должность, то сплошь и рядом, вместо того чтобы честно служить и добросовестно делать порученное дело, тут же начинает сетовать «на тяжесть», записки «об улучшениях» писать, а некоторые и того больше: планы «преобразований» всего государства сочиняют. И как такой зуд бумагомарания одолеть? Неужели это наша русская черта? Казалось, что уж Игнатьев-то не будет прожектером, а оказалось, и он из числа таковых.
Граф представлял себе Земский собор панацеей от всех зол. Ему он виделся чем-то вроде финала оперы М.И. Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»): на авансцене несколько солистов в национальных костюмах поют «Славься», за ними хор обывателей в едином порыве подпевает, а кругом флаги, стяги, хоругви, и все под звон и переливы колоколов сотен московских церквей. Сплошной восторг и умиление! Но жизнь не спектакль, тут праздничное действо поставить куда сложнее, да и не нужно ничего изобретать специально. Однако Н.П. Игнатьев был заколдован прекраснодушными славянофильскими видениями.
Когда министр внутренних дел представил царю свой план созыва Земского собора, который тот вынашивал в большой тайне, то Александр III решил, что пора с этим разобраться открыто. Конечно, можно было все это оставить без последствий, но царь решил на будущее отбить охоту заниматься подобными вещами и у других.
Сначала он дал записку и проект манифеста о созыве Собора на прочтение Победоносцеву. Тот возмутился и в тот же день, 4 мая 1882 года, вечером, ответил царю: «Прочитав эти бумаги, я пришел в ужас при одной мысли о том, что могло бы последовать, когда бы предположение графа Игнатьева было приведено в исполнение. Не могу не подивиться, как он решился с такою легкостью и быстротою на дело такой великой
299


Александр III
важности». Сведения о предложении Игнатьева проникли в публику, и в нескольких газетах появились сообщения об этом.
27 мая 1882 года в Гатчине состоялось собрание высших сановников империи. Открывая заседание, Александр III сказал, что хотел бы обсудить проект графа Игнатьева и желал бы «уяснить раз и навсегда, в какой мере удобно возбуждать подобные вопросы». Затем выступил с путаной речью Игнатьев, которого несколько раз царь прерывал восклицаниями «это неправда», «это не так». Ни один министр не поддержал идею графа, и почти все выступили с резкой критикой. В заключение царь сказал, что «согласия своего на созыв собора не дает», и присовокупил, что, «кто не согласен, тот должен уйти». Так был решен не только вопрос с собором, но и участь министра внутренних дел.
Царь еще до собрания в Гатчине уже думал о том, кем заменить Игнатьева. Всех прочих кандидатов затмевал один человек, имя которого стало уже давно символом и знаменем консерватизма. Это был член Государственного совета граф Дмитрий Андреевич Толстой (1823—1889). Царь знал, что среди либералов он пользуется стойкой антипатией, но не желание досадить ненавистным либералам им двигало. Это его мало занимало.
Руководствовался совсем иными соображениями: нужен человек, способный быть твердым в отстаивании самодержавного принципа. Граф Толстой, даст Бог, будет именно таким, каким его сам знал Адександр Александрович, когда тот один противостоял на заседаниях Комитета министров Государственного совета всей этой либеральной компании и даже мужественно перечил тогда всесильному предстателю Государственного совета великому князю Константину Николаевичу. Александр III, может быть, и раньше бы его привлек, но Толстой одно время был слишком «хорош с Юрьевской». Теперь все то уже отболело и ушло.
Граф Дмитрий Андреевич окончил Царскосельский лицей в 1842 году, затем служил в Собственной Его Величества канцелярии, а затем в Департаменте духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел, а в 1853 году был назначен директором канцелярии Морского министерства. На всех постах Толстой отличался служебным рвением,
Зоо


Самодержавный олимп
завидной деловитостью. При его природном уме и образованности такой чиновник многих стоил. Главой Морского ведомства тогда являлся второй сын Николая I генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич, с которым у графа вначале установились доверительные отношения. Это длилось недолго.
Графу пришлись не по душе те далеко идущие устремления «константиновской команды», намеревавшейся в короткие сроки сделать в России все, «как в Европе». Окружение великого князя, который после воцарения своего старшего брата Александра в 1855 году вошел в огромную силу, стало в то время «мозговым центром» нового курса. Среди этой «великокняжеской дворни» было вдоволь пронырливых честолюбцев, невзлюбивших графа. Толстой, не скрывавший своих консервативных воззрений, не умевший лебезить и приспосабливаться, пришелся не ко двору «Его Высочества». Ему пришлось уйти на малоприметную должность в Министерстве народного просвещения.
Граф не был лишен и научных дарований и за несколько лет написал капитальный труд «История католицизма в России», который вышел в двух томах в 1863—1864 годах на французском языке в Париже. Книга создала автору известность как знатоку церковных вопросов, а Лейпцигский университет присвоил ему степень доктора философии. В 1865 году Толстой назначается обер-прокурором Святейшего Синода, а через год, в апреле 1866 года, одновременно и министром народного просвещения. Здесь граф получил возможность начать серьезную подготовку к борьбе с нигилизмом, свившим свое «осиное гнездо» в учебных заведениях.
Его консервативная программа была проста и понятна: упор на классическое образование (древние языки, история, классическая литература), система отбора при поступлении (экзамены) и при переходе из класса в класс, запрет всякой политической деятельности в высших учебных заведениях, предоставление стипендий лишь «в связи с успехами и поведением». Кроме того, начальные училища были выведены из-под контроля земских учреждений и переданы Министерству народного просвещения, а открытые при Толстом высшие женские курсы в Москве, Казани, Петербурге и Киеве
301


Александр III
должны «не просто давать образование», а готовить специалистов (фельдшериц, стенографисток, счетоводов и т.д.).
Эти, как и некоторые другие, меры графа Толстого совершенно не отвечали модным общественным представлениям о «прогрессе» и «просвещении». Толстого поносили во всех либеральных салонах, его имя шельмовали в периодической печати, где в 60 — 70-е годы преобладали либеральствующие издания. «Матадор консервативной клики», «Дон-Мерза- вец», «православный иезуит», «бешеная собака» — таковыми и им подобными оскорбительными ярлыками его награждали. Самого графа это почти и не задевало. Он служил своему государю и молча склонялся лишь перед его волей. Не проронил ни слова, когда 24 апреля 1880 года Александр II, по наущению великого князя Константина и его протеже Ло- рис-Меликова, уволил Толстого в отставку.
Поводом послужило заседание Комитета министров, состоявшееся 12 апреля 1880 года. О нем потом много говорили. Обсуждался довольно частный вопрос: об открытии часовен в старообрядческой общине Рогожского кладбища в Москве. Несмотря на резкие возражения обер-прокурора Синода, решение было принято в пользу раскольников. По окончании заседания граф Толстой обвинил тогдашнего министра внутренних дел Л.С. Макова в получении взятки от старообрядцев. Что тут началось! Министры-прогрессисты вознегодовали. Как он смеет, кто позволил этому ретрограду «марать честное имя»! Если у него есть факты, пусть докажет. Документов у Толстого не было, но информация из надежного источника была. Доказывать он ничего не собирался.
Либеральная партия решила использовать этот случай для расправы с неисправимым консерватором. Через день после заседания по Петербургу уже циркулировали слухи, что «Толстой сошел с ума». Глава либеральной партии великий князь Константин Николаевич рекомендовал Лорис-Мели- кову уговорить государя «гнать мерзавца немедленно взашей». Лорис составил соответствующий доклад, который и представил Александру И. Одновременно развернулась салонная кампания по дискредитации.
Особенно неистовствовал товарищ (заместитель) министра финансов А.А. Абаза (через шесть месяцев он возглавил
302


Самодержавный олимп
финансовое ведомство), воспринимавший министра просвещения как личного врага. Наживший себе огромное состояние на финансовых махинациях с железнодорожными концессиями, Абаза слыл убежденным «прогрессистом». Среди «команды реформаторов» хищения пороком не являлись, главное — либеральные убеждения. Через десять дней царь уступил натиску, Толстой был уволен.
Прошло некоторое время, и (уже после смерти Александра II) выяснилось, что утверждения Толстого были обоснованными. Маков был уличен и 28 февраля 1883 года покончил жизнь самоубийством (застрелился). Однако перед оклеветанным Толстым не счел нужным извиниться ни один из числа тех, кто обливал его имя грязью.
Получив отставку, граф тихо удалился, погрузившись в чтение книг и научные занятия. Казалось, что ему, имевшему расстроенное здоровье, не суждено появиться на петербургском сановном небосклоне. Убийство Александра II и воцарение Александра III изменили всю общественную ситуацию. О графе вспомнили. В начале 1882 года, когда в правительственных кругах обсуждали конкордат (договор) с Римской курией, Победоносцев попросил опального графа написать справку об истории отношений России с Ватиканом. Тот быстро исполнил.
Александр III прочел сочинение Дмитрия Андреевича, и ему оно очень понравилось. Чувствовалось, что граф не только хорошо знает предмет, но и умеет мыслить широко, национально. Самодержец несколько раз лично побеседовал с Толстым, и впечатления остались самые благоприятные: образован, смел, принципиален. В 1882 году Толстой был назначен президентом Императорской Академии наук, а вскоре и возглавил самое мощное государственное ведомство — Министерство внутренних дел. 30 мая 1882 года император подписал указ о его назначении.
Перед этим император имел продолжительную беседу с будущим министром и лишний раз убедился, что этот не будет вести двойную игру. 1оворит все прямо, в том числе и нелицеприятные вещи. Попросил государя о двух вещах: разрешить рассказывать ему все «как на духу» и немедленно его уволить, как только потеряет расположение. Александр III с этим со¬
303


Александр III
гласился. Ему такой подход нравился. Вот если бы и другие подобным образом себя вели, то многое бы улучшилось, а дело пошло бы быстрее. В конце своей жизни Александр III с горечью пришел к убеждению, что его попытки переломить психологию чиновного люда, заставить их открыто и честно сообщать о положении дел, не увенчались победой. Интриги, лесть, двурушничество так и не удалось одолеть.
Граф Толстой подготовил несколько законопроектов, среди которых особое значение имели два: введение института земских начальников (1889) и Положение о земских учреждениях (1890) (об этих преобразованиях подробно речь пойдет ниже). Дмитрий Андреевич оставался министром шесть лет: до самой своей смерти, наступившей 25 апреля 1889 года. Царь присутствовал на панихидах и на погребении. Для него это стало большим несчастьем. После похорон графа в письме к Победоносцеву заметил: «Потеря графа Толстого для меня страшный удар, и я глубоко скорблю и расстроен».
Среди главных административных постов в империи всегда в числе первых — Военное министерство. После афронта Дмитрия Милютина, находившегося на должности 20 лет, Александр III назначил министром Петра Семеновича Банковского (1822—1904), остававшегося в этой должности бессменно до января 1898 года. Указ об этом был опубликован 22 мая 1881 года.
Царь хорошо знал этого офицера, принимавшего участие в Крымской кампании, а затем и в русско-турецкой войне 1877—1878 годов. Здесь Александр Александрович близко с ним сошелся, так как Ванновский состоял начальником штаба возглавляемого цесаревичем Рущукского отряда. За мужество и отвагу получил 1еоргия и флигель-адъютантство.
Ванновский не был «паркетным генералом», которых так много развелось, умевших с шиком носить эполеты и аксельбанты, не пропускавших ни одного столичного бала, где лихо отплясывали мазурку, в петербургских гостиных и одерживавших свои «виктории». Говоруны, острословы, а мортиру от ружья отличить не могут. Ванновский другой: открытый, честный, смелый, принципиальный офицер, умница и труженик. Казалось, что никогда не знал усталости, работал на зависть много и почти всегда добивался результата.
304


Самодержавный олимп
Если случались ошибки, то брал на себя, никогда не прятался за чужие спины.
Александр III знаком был с состоянием дел в армии не понаслышке. Положение там незавидное. Вооружения устарели, тыловое обеспечение, интендантская и санитарная службы поставлены из рук вон плохо, система подготовки офицеров никуда не годится, а механика рекрутского набора почти не менялась за последние 100 лет. Находясь на фронте, Александр Александрович понял, что многое надо изменять и улучшать. Иначе, случись, не дай Бог, новая война, так опять выяснится, что «не готовы», «не успели», «не ожидали». Сколько жизней понапрасну, от нерадивости и беспечности всегда теряли. Не должно было такого больше случиться. Хватит уж на одном геройстве русского солдата успехи строить. Надо и организацией озаботиться!
Преобразование военного дела взял на себя Петр Семенович. Эта деятельность не только контролировалась, но и направлялась императором. Смысл преобразований состоял в том, чтобы повысить боеготовность армии за счет сокращения небоевых частей, но без увеличения общей численности армии и без значительного повышения государственных расходов на оборону. К концу царствования Александра III главные цели военной реформы были достигнуты. Армия во многом отличалась от существовавшей в конце правления Александра И.
Характер управления войсками был изменен, и руководство было сосредочено в министерстве (раньше различные части подчинялись генерал-инспекторам, должности которых были упразднены, как и штаты управления «местного войска»), введены новые подразделения (мортирные полевые полки), преобразовано управление крепостями, усилены артиллерийские части, упрощено местное военное управление и управление полевых войск в военное время, увеличено число казачьих частей, численность кавалерии, усилены саперные и железнодорожные подразделения и т.д. Система комплектования войск претерпела изменения. Увеличен срок службы в войсках лиц, имевших льготы по образованию, учреждены ежегодные военные сборы для запасных и ополченцев, увеличено количество военных училищ.
3°5


Александр III
Армия получила новые вооружения (ружья, стрелявшие бездымным порохом, полевые мортиры). Именно при Александре III, в 1891 году, на вооружение поступила легендарная винтовка русского изобретателя генерал-майора С.И. Мосина (1849—1902), ставшая главным видом ручного огнестрельного оружия на протяжении последующего полувека.
Увеличилось содержание офицерам (главным образом младшему и среднему составу) и продовольственное довольствие солдат. Дневной рацион теперь составлял: 1,2 килограмма (3 фунта) печеного хлеба, 180 грамм крупы, 300 грамм мяса, 2 грамма чая, 30 грамм сахара, 30 грамм масла, а также обязательно овощи: свекла, картофель, капуста, морковь, репа. Это была низшая, обязательная степень довольствия. Многие воинские части имели свое артельное (подсобное) хозяйство, и там обеспечение было значительно лучше.
Среди всех забот и дел Александр III особое внимание всегда уделял положению армии. Здесь его все интересовало, и никаких мелочей без внимания не оставлял. На всех учениях и сборах обязательно прибывал в расположения воинских частей, осматривал все помещения, непременно заходил в лазарет, на кухню и пробовал солдатскую пищу. Если случались несчастья в войсках, когда бывали раненые и убитые, то подробно во всем разбирался, виновные в «халатности», «расхлябанности» обязательно наказывались. И еще одно непременно всегда делал: обязательно разговаривал не только с офицерами, но и с солдатами, узнавал, что заботит, как кормят, какие есть просьбы и жалобы.
Он всю жизнь терпеть не мог лжи, а среди военных в особенности. Ему можно было сказать любую правду, самую горькую, и ее принимал. Но если уличал кого-то в лицемерии, в желании «во имя чести мундира» скрыть неприятный или постыдный факт, то такой офицер (вне зависимости от звания) мог распрощаться со своей карьерой. Эти «вояжи по казармам» не нравились многим придворным и свитским. За спиной монарха шушукались: разве это царское дело — щи из солдатского котла хлебать да с этими «скудоумными мужиками» часами разговаривать? Конечно, неудовольствия вслух не высказывали, но когда случалось очередное посещение, когда монарх шел в казарму или в лазарет, то лица сопровож¬
Зоб


Самодержавный олимп
дающих, ожидавших повелителя на выходе, порой по нескольку часов на плохой погоде, ничего, кроме недовольства, не выражали.
Царя удобства свитских не интересовали. Это было неважно. А вот положение в армии, настроение и состояние простого офицера и солдата — вот что важно, вот где основа крепости армии и залог ее военных побед. Ему удалось достичь, казалось бы, невозможного: впервые за долгий период прекратились интендантские махинации. Были проведены строгие ревизии тылового хозяйства; некоторых выгнали, нескольких военных чиновников отдали под суд. Сразу же положение изменилось.
Раньше же считалось, что в армии сплошь и рядом «крадут», так как «не красть никак невозможно». Интенданты, не стесняясь, покупали роскошные особняки и имения, а во время войны на Балканах, когда солдаты и офицеры проливали кровь, мерзли и голодали, господа тыловики шиковали, без всякого стеснения разъезжали в дорогих экипажах по самым фешенебельным ресторанам, а некоторые и того хлеще: выписывали кокоток из Парижа, осыпали их подарками, тысячными бриллиантами, без страха абонировали ложи в театрах, где всему свету демонстрировали увешанных драгоценностями мадемуазелей.
Теперь же воровство прекратилось. Подрядчики в срок поставляли продукты, вооружения, амуницию, и только требуемого качества, а армейские как зеницу ока берегли казенное достояние от порчи и разворовывания. Все, от генерала до простого каптенармуса, знали, что случись что-то, не дай Бог, попадешься на воровстве, то уж точно несдобровать. Самому царю каждый такой случай сообщают. Наведению порядка в армии способствовала позиция императора, его неотрывное внимание к военным проблемам. Важным было и то, что такой человек, как Ванновский, оказался на министерском посту. Петр Семенович не только отличался личной кристальной честностью, но и непримиримостью ко всякого рода беззакониям.
Помимо должностей министра внутренних дел и военного министра, Александру III вскоре после воцарения пришлось решать и вопрос о министре финансов.
3°7


Александр III
После отставки А.А. Абазы на это место 6 мая 1881 года был назначен его заместитель («товарищ») Николай Хрис- тианович Бунге (1823—1895), один из крупнейших русских экономистов, профессор, автор целого ряда серьезных научных работ, имя которого было известно далеко за пределами империи. Александр Александрович лично знал Бунге еще с 1863 года, когда тот преподавал брату Никсу курс финансового права и политическую экономию. Некоторое время, правда весьма непродолжительное, он и сам был его учеником. Царь считал его «превосходным, благородным, без задних мыслей человеком». И еще — это знаток, настоящий специалист, а именно такие теперь нужны.
Александр III принял бразды правления, когда экономическое хозяйство страны если и не лежало в руинах, то очень скоро могло в них превратиться. Война с Турцией и массовый выпуск в обращение бумажных денег подорвали кредит и поставили финансы России на грань краха. После окончания войны делались попытки исправить положение. Заключили крупные займы за границей, и хотя банкротства не последовало, но тяжелое положение сохранялось.
В 1881 году государственный долг превышал 1,5 миллиарда рублей (при государственном доходе в 653 миллиона), а ежегодные платежи по заграничным займам поглощали более 30% всех государственных поступлений. Плохой урожай 1880 года усугубил экономическое положение. Деньги стремительно обесценивались, деловая активность замирала.
Император ставил главную задачу: выправить положение. Почти шесть лет находился Бунге на посту министра финансов и за это время добился многого.
Одной из первых мер стало понижение выкупных платежей для крестьян, сумма которых была сокращена на 12 миллионов рублей в год, что при остром дефиците бюджета стало непростым решением. Но его однозначно поддержал Александр III, считавший, что правительство должно заботиться о повышении благосостояния сельского населения. Для облегчения возможности получения кредита мелким хозяевам в 1882 году был учрежден Крестьянский поземельный банк. Он выдавал ссуды на покупку земли. За первые десять лет существования Крестьянского банка крестьяне на
3°8


Самодержавный олимп
займы банка приобрели в собственность более 2 миллионов десятин земли (десятина =1,01 гектара).
По предложению Бунге была отменена (с 1887 года) подушная подать, введенная еще Петром I. Ее размер к началу 80-х годов колебался от 1 рубля 15 копеек до 2 рублей 60 копеек с каждого крестьянина («души»). Это был смелый шаг, сделанный по настоянию Александра III: при хроническом дефиците бюджета казна лишалась ежегодно 70 миллионов рублей.
Но Бунге не был кудесником, способным делать деньги из воздуха. Сокращение доходов неминуемо вело к необходимости изыскивать дополнительные средства. В связи с этим увеличивались налоги на спирт, сахар, табак («косвенные налоги»), удорожалась цена заграничных паспортов, повышались почтовые и таможенные тарифы. Кроме того, были приобретены в казну некоторые частные железные дороги, доходы от эксплуатации которых стали поступать в бюджет. Хотя Бунге и не решил главную задачу: ликвидировать дефицит бюджета и добиться сбалансированности доходов и расходов, но к моменту оставления им министерского поста экономическое хозяйство стояло достаточно крепко и перспектива финансового краха России не грозила.
Несмотря на знания и способности министра финансов, оздоровление хозяйства шло медленно. Через несколько лет Александр III заключил, что Николай Христианович оказался «недостаточно энергичным». В конце декабря 1886 года Бунге был переведен на место председателя Комитета министров, а его сменил известный предприниматель и общественный деятель И.А. Вышнеградский (1830—1895).
Александр III призвал последнего к управлению потому, что тот предлагал исправить «кривобокость бюджета» не путем повышения налогов и займов (что отстаивал Бунге), а совсем иначе: ввести питейную и винную монополию, установить единый, «правильный» тариф на железных дорогах. Вышнеградский являлся и решительным сторонником покровительственной политики по отношению к отечественной промышленности. Эти идеи разделял и император, оказавший новому министру финансов полное содействие.
Вышнеградский сразу поставил цель, которую поддержал и царь, — прекратить выделение сверхсметных сумм. Бюд¬
3^9


Александр III
жет стал законом, который нельзя было нарушать, и никакие «дополнительные выдачи» казенных средств в течение года не допускались. Уже в 1889 году, впервые за долгое время, удалось добиться важного результата: статьи расходов и доходов стали сбалансированными.
Среди высших сановников периода царствования Александра III особняком стоит одна фигура — обер-прокурора Святейшего Синода Константина Петровича Победоносцева.
С ним Александр Александрович был знаком с юности и на протяжении нескольких десятилетий поддерживал не только служебные, но и доверительные отношения. Они переписывались, и цесаревич, не любивший эпистолярные занятия, этому своему учителю-наставнику писал в молодости регулярно. Многое открывал, что было внутри и что другим сказать было нельзя. Победоносцеву можно, тот понимал и хранил душеизлияния цесаревича в тайне. Александр Александрович порой спрашивал совета. Победоносцев всегда откликалея. Учил, советовал, наставлял, просил, почти всегда о чем-то общественно значимом, но никогда не пользовался близостью к наследнику, а затем к царю для личных карьерных или материальных выгод.
Это был консерватор-государственник старого закала. Его острый и желчный ум вызывал страх и ненависть у многих. Он умел сказать так, чтоб услышали, заявить то, что другие были не способны по трусости или иным соображениям огласить публично. Либералы и радикалы его ненавидели люто («обскурант»), аристократы презирали («поповский сын»), сановники боялись, заискивали, но не любили. Недоброжелатели говорили, что в его натуре проявлялись черты Савонаролы, Фомы Аквинского, Игнатия Лойолы, патриарха Никона.
Победоносцева нельзя было назвать светским человеком. Нет, что касается воспитания и образования, то здесь трудно было чем-то укорить. Однако он не только не любил, но и презирал столично-салонный мир, всех его «героев» и «фигурантов». Чувства не скрывал. Александр III, не питавший расположения к бомонду, не считал это недостатком. Мария же Федоровна, уважая симпатии мужа, тем не менее никогда не имела душевного расположения к Победоносцеву. Он не¬
310


Самодержавный олимп
изменно навевал на нее тоску. Однажды заметила, что после общения с Константином Петровичем «хочется в монастырь уйти».
После воцарения Александра III в чиновной среде утвердилось мнение, что Победоносцев всемогущ, что для государя он чуть ли не поводырь. Это было далеко не так. Царь ценил в Константине Петровиче стойкий консерватизм убеждений. Знал, что такой человек нужен, так как «помогает сдерживать увлекающихся». Однако Победоносцев никогда не был русским «кардиналом Ришелье», по той простой причине, что Александр III складом характера совсем не походил на праздного и безвольного Людовика XIII. Однако самодержец слушал и слышал Победоносцева лишь тогда, когда его слова, оценки и рекомендации совпадали с собственными. Такое случалось далеко не всегда, а к концу царствования Александра III влияние «черной пифии» почти совсем сошло на нет.
Со временем царя начала угнетать мрачная меланхолия обер-прокурора, его какая-то не проходившая «безрадостность». Сколько же можно лишь критиковать, на то все горазды, этого мало. Правда, делал свое обер-прокурорское дело неизменно достойно, добился немалого, но за пределами своих повседневных занятий ничего крупного, масштабного, государственного не предлагал. Александр Александрович согласен был со старым графом С.Г. Строгановым, считавшим, что Победоносцев «всегда отлично знает, что не надо, но никода не знает того, что надо».
Александру III требовались помощники, люди энергичные, знающие и умеющие. Но таких мало, и достопочтенный Константин Петрович не из их числа.


ГЛАВА 14
ДИНАСТИЧЕСКАЯ КРУГОВЕРТЬ
В конце марта 1881 года семья Александра III покинула Петербург. Потом говорили, что «царь испугался», что опасения за свою жизнь заставили его укрыться в безопасном месте — Гатчине. Конечно, нельзя сказать, чтобы монарх вовсе не думал об опасности, что ему было безразлично благополучие жены, детей и свое собственное. Конечно, нет. Но решение его объяснялось не только и не столько этим. На изменение географии жизни венценосцев повлияло и то, что происходило вокруг них до 1 марта 1881 года, и все то, что случилось в тот окаянный день. Затем все эти, рвущие душу, траурные церемонии, заботы, проблемы, люди, люди, люди.
Каждый день депутации и представители, выражение соболезнований, заверения в преданности. Всем надо было уделять внимание, выслушивать, благодарить. Он знал, что теперь так будет всегда. Царское служение — превыше всего; личные желания и настроения теперь роли не играли. Надо было думать не о своих удобствах, а о престиже династии, империи, участвовать в праздничных церемониях, когда на душе невесело. Уже на следующий день после погребения Папа такое случилось.
Отдать последний долг русскому царю приехали делегации из многих стран. Особо представительные — из 1ермании и
312


Династическая круговерть
Англии, возглавляемые престолонаследниками: фельдмаршалом, принцем Прусским Фридрихом Вильгельмом (будущим императором Фридрихом III) и принцем Уэльским Альбертом Эдуардом (будущим королем Эдуардом VII). Александра III последнее особо тронуло: в данном случае королева Виктория сумела проявить себя с наилучшей стороны.
Александр любил общаться с Берти, но в этот раз виделись мало. Некогда было, да и настроение не соответствовало веселью. Ведь там, где Берти, — непременно забавные истории, уморительные анекдоты, бесконечные остроты. Однако Альберт Эдуард привез высшую награду Британии — орден Подвязки, любезно пожалованный королевой Викторией. Это уже — высокая политика, и все надлежало обставить соответственно.
16 марта 1881 года в Зимнем дворце состоялась пышная церемония, где присутствовали высшие должностные лица империи, члены династии, а также великий герцог Гессенский, наследный германский принц, члены британского посольства.
Принц Уэльский, его брат герцог Эдинбургский и их свита были торжественно встречены у парадного подъезда и в сопровождении почетного гвардейского караула препровождены в Николаевский зал, где около трона стоял император Александр III. Принц Уэльский приветствовал монарха и сообщил ему о награждении, после чего с помощью герцога Эдинбургского повязал орден вокруг левой голени царя. Затем сопровождающие передали британскому престолонаследнику знаки ордена (ленту и звезду с изображением Георгия Победоносца), которые тот надлежащим образом разместил: лента повязана через левое плечо, а звезда прикреплена на левой стороне груди. Александр Александрович растрогался и попросил сердечно поблагодарить королеву «за высокую награду».
В те первые недели казалось, что приемам не будет конца. Александр совсем измотался. Надо было дух перевести, обдумать, как править и куда править. 27 марта царская семья покинула Петербург.
Александр III не любил главную императорскую резиденцию — Зимний дворец, а став царем, просто возненавидел
3!3


Александр III
это место. С ним было связано столько горького, тяжелого, невыносимого. Здесь умер его дед, здесь скончалась обожаемая матушка, здесь простился с жизнью и дорогой Папа. А эти вечера с Юрьевской, вся эта пошлость и глупость, разве можно такое забыть? Никогда не было ощущения, что ты у себя дома. Все время казалось, что ты или на плацу, или в манеже. Толпы придворных, какой-то вечный шум и гам. И погулять некуда выйти. Разве в этот чахлый садик у западного фасада да оранжереи внутри. Вокруг же дворца какая- то каменная пустыня! В плохую погоду, особенно зимой и осенью, так дуло, что чуть с ног не сбивало у самого дворца.
Марии Федоровне тоже этот помпезный дворец не нравился. Она любила блеск и роскошь, но еще больше ценила семейный уют, природу, тишину, а в Зимнем разве мыслимо это?
Александр III и его семья в Зимнем дворце уже не жили. Огромное здание в самом центре Петербурга осталось главной императорской резиденцией, где происходили приемы, парадные выходы, устраивались балы, но этот дворец уже не был царским домом. Венценосцы оставались жить зимой в Аничковом дворце, а с весны переезжали в Гатчину, в 42 верстах по Варшавской железной дороге от имперской столицы.
В 60-е годы XVIII века это было имение известного фаворита императрицы Екатерины II графа Григория Орлова, одного из главных участников переворота 1762 года, приведшего к власти Екатерину. После его смерти в 1783 году усадьба была куплена императрицей, подарившей ее своему сыну Павлу — будущему императору Павлу I. Более десяти лет нелюбимый сын провел здесь, деятельно занимаясь переустройством дворца и благоустройством парка. С тех пор Гатчина превратилась в одну из загородных резиденций царской семьи.
Построенный архитектором Антонио Ринальди из гранита в строгом «германском стиле», огромный Гатчинский дворец (некоторые даже находили сходство с Виндзорским замком) был устроен внутри так удобно, что масштабы здания не подавляли. Дворец состоял из двух обширных флигелей, соединенных полукруглой постройкой, «арсенальным каре», где располагались парадные залы. В 1851 году перед дворцом, по распоряжению Николая I, был поставлен па¬
34


Династическая круговерть
мятник Павлу I. По воле последнего Гатчина еще в 1797 году получила статус города.
К началу 80-х годов XIX века здесь насчитывалось более двадцати тысяч жителей (летом население значительно увеличивалось за счет отдыхающих из столицы), имелось четыре православные и одна лютеранская церкви, 62 лавки, 50 магазинов, сиротский институт и пансион при нем, училище практического садоводства, две богадельни для слепых и бедных, а также военный госпиталь.
Гатчинские придворные парки изобиловали причудливыми сооружениями («сюрпризами»), среди которых особо занимательным было искусственное подземелье («ущелье»), именуемое «эхо», попасть в которое можно было через наружный свод, закрываемый тяжелой железной решеткой. Сама длинная подземная галерея была так устроена, что сказанное даже шепотом слово через несколько секунд каким- то замогильным басом звучало снова.
Украшением и гордостью Гатчины являлся зверинец, целое животное царство, где обитали редкие виды из разных уголков света. В дворцовом парке имелись еще закрытые специальной сеткой обширные «фазаньи поля» с множеством птиц, а также беломраморные «римские бани», живописные «античные руины», беседки и гроты.
Семья Александра III разместилась в главном дворцовом каре, в «антресоли», между нижним этажом и бельэтажем. Их жилые комнаты были расположены подряд вдоль довольно узкого коридора, да и сами помещения для царской семьи не отличались размером. Те немногие, кому доводилось сюда попадать, невольно поражались простоте жилища, непритязательности окружающей обстановки. Пожалуй, лишь гостиная Марии Федоровны выделялась: она всегда была наполнена цветами, и ее дети называли «комнатой ароматов».
Этажом ниже сохранялись в неприкосновенности комнаты императора Павла Петровича, личные вещи, портреты, его трон и кровать, привезенная из Михайловского замка, на покрывале которой еще можно было разглядеть следы крови. Александр III, всегда живо интересовавшийся прошлым, с особой болью воспринимал павловскую историю, ужасный конец прадеда. Придворные не раз видели, как император,
315


Александр III
когда выдавались «мертвые дни» в Гатчине, не было жены и детей, ходил один в эти комнаты и проводил там порядочно времени. Что влекло его туда, какие мысли навевали старые вещи, осталось тайным и ушло вместе с ним навсегда.
После Павла Петровича императоры в Гатчине бывали лишь наездами: Николай I несколько раз ненадолго останавливался да Александр II ночевал, выезжая на охоту. Время как будто не касалось этого уголка, расположенного по соседству с шумным Петербургом. К началу 80-х годов XIX века здесь все еще, как во времена Екатерины II, стояли на постах городовые («будочники») с алебардами(!) в руках. Казалось, что вообще никакой охраны не требовалось: все друг друга знали и никаких серьезных происшествий за многие годы не случалось. В Гатчине царила патриархальная тишина, и, как писал один современник, «со своими чудными парками она походила на спящую красавицу». Но весной 1881 года Гатчина пробудилась, все пришло в движение.
Приезду царя предшествовали «мероприятия». На территорию Гатчинского дворца спешно вселялись придворные службы, прибывали чины двора, полицейские и военные подразделения. Всем руководил граф Воронцов-Дашков. Все входившие и выходившие из дворца регистрировались в особой книге, а дворцовых служащих ждало новшество: каждый обязан был иметь фотографическую карточку, на обратной стороне которой писалось имя и должность. Благонадежность теперь строго проверялась. Придворная охрана все еще не опомнилась от шока после взрыва в Зимнем дворце, устроенного в феврале 1880 года столяром Степаном Халтуриным, действовавшим по заданию тайной преступной организации.
Обыватели, дома и дачи которых располагались сразу же за территорией императорской резиденции, получили распоряжение «заделать лазы и калитки» в заборах, что и было исполнено в несколько дней. Теперь на обширную территорию так называемого Приоратского парка попасть можно было лишь через охраняемые главные ворота. Все это делалось для того, чтобы не допустить проникновения «злоумышленников».
Александр III, понимая необходимость некоторых мер предосторожности, не считал чрезмерное усердие в деле ох¬
3x6


Династическая круговерть
раны уместным. Как всегда, перегнули, хватили через край. Когда узнал, что помимо установления полицейских постов и введения казачьих патрулей жители Гатчины лишены и ключей от своих калиток в парк, немедленно объявил, чтоб никаких неудобств обывателям не чинили, ключи вернули, а ретивому графу Воронцову шутя заметил: «Думаешь, что им удобнее будет лазить через забор?»
Жизнь в Гатчине для царской семьи имела немало преимуществ. Во-первых, здесь, в удалении, можно было чувствовать себя спокойней, чем в столице, где ни на минуту в покое не оставляли. Во-вторых, дворец окружал великолепный парк, с множеством павильонов, искусственных озер, каналов, мостов. Лейб-медик С.П. Боткин уверял, что Гатчина, расположенная на высоте 350 футов над уровнем моря, обладает всеми качествами курорта: чистый воздух, отличная вода, тишина.
Здесь было приятно жить, работать и отдыхать. Мария Федоровна особенно ценила возможность сочетать все это, понимая, что мужу очень трудно, но в Гатчине он часто может бывать на воздухе и совершать полезные для здоровья прогулки. В гатчинских прудах было много рыбы, и Александр III, заядлый рыбак и охотник, часто отправлялся рыбачить. Он особо любил ночную подледную ловлю с острогой.
Император работал много и напряженно. Редко спать ложился раньше полуночи, а вставал часто еще затемно. С первого дня воцарения график сложился такой напряженный, что даже времени пообщаться с детьми порой почти не оставалось. Хоть и обитали все рядом, но случались дни, что только за завтраком в полдень и встречались. Император не раз говорил, что «его дело за него никто не сделает». Этот «воз» дел и забот предстояло везти, тяжелую ношу служения надлежало «тащить» каждодневно.
Как человек, преданный долгу, Александр III никогда не манкировал своими обязанностями. Так было буквально до последнего дня земной жизни, когда он, превозмогая боли и головокружения, все знакомился с деловыми бумагами и уже нетвердой рукой ставил свои резолюции...
Александр Александрович всегда возмущался, что от него нередко добивались санкций по самым второстепенным во¬
3*7


Александр III
просам, спокойно решаемым на уровне ведомства. Но нет, чтобы не попасть впросак, «на всякий случай», посылали на его «благоволение».
На всю жизнь запомнил «дурацкий случай», происшедший с ним еще в молодости, когда он решил перестроить свои конюшни. Все было обсуждено и решено с управляющим двором и архитектором, но шло время, а работы не начинались. Когда спросил через несколько недель, почему так, узнал, что прежде, чем начинать работы, необходимо одобрение проекта царем. Чертежи посланы на высочайшее имя, но ответа еще нет. Боже мой, на такую ерунду отвлекать государя! Александр Александрович был возмущен. Возмущение еще более усилилось, когда выяснилось, что посланные бумаги «где-то потерялись». Почти полгода длилась эта канитель, пока цесаревич получил у монарха необходимую письменную резолюцию.
Случай с конюшнями многому научил. Когда сам стал императором, сделал немало для упрощения и ускорения решения текущих государственных дел. Однако качественно изменить психологию служилого люда Александр III был не в силах, да такое «преображение» было и невозможно при авторитарной власти.
Строгая административная иерархия неизбежно заставляла нижестоящих должностных лиц ждать импульса сверху. Редко кто хотел брать на себя ответственность в тех случаях, когда можно было ее избежать. На закате империи все это привело фактически к параличу государственной власти, так как последний царь Николай И, в силу деликатности натуры, почти не прибегал к серьезным наказаниям в тех случаях, когда его распоряжения не исполнялись и даже откровенно игнорировались. С его же отцом шутки были плохи.
Расхлябанности, неделовитости и краснобайства Александр III терпеть не мог, о чем все знали. Однако и ему приходилось постоянно сталкиваться со старым чиновным пороком — нерадивостью. Отдал распоряжение и, кажется, все — жди, когда доложат об исполнении. Но нет, сплошь и рядом через какое-то время выяснялось, что «возникли непредвиденные обстоятельства», «требуются новые указания». Когда же обсуждали или в Государственном совете, или в кругу
318


Династическая круговерть
иных должностных лиц, тех «обстоятельств» вроде бы и не было. Как только надо начинать работу, исполнять, сразу же — «сложности».
Император ввел невиданное в России новшество: потребовал, чтобы ему представляли ведомость всех неисполненных поручений и решений, с указанием лиц, отвечающих за них. Это известие очень повысило «трудовой энтузиазм» чиновничества, и волокиты стало значительно меньше.
Нерадивых царевых слуг ждала неминуемая кара. Не спасали ни должности, ни прежние заслуги. Так случилось с министром юстиции Д.Н. Набоковым (дедом известного русского писателя, лауреата Нобелевской премии Владимира Набокова). Он был назначен на свой пост Александром II еще в 1878 году и принадлежал к числу либеральствующих сановников. Однако это не стало поводом для его удаления при новом монархе. Лишь через несколько лет, когда выяснилось, что министр не может (или не хочет?) исполнять волю царя и улучшать работу судебных органов, лишь тогда, после неоднократных наставлений, терпение самодержца иссякло.
В начале ноября 1885 года Набоков получил царское послание: «Любезный Дмитрий Николаевич! Вы знаете мое давнишнее желание изменить к лучшему нынешние порядки судопроизводства, желание это, к сожалению, доселе не исполняется, и потому я поставлен в необходимость назначить другого министра юстиции. Это для меня тем тяжелее, что Вы назначены были дорогим моим Отцом. Надеюсь, что это не изменит наших личных отношений. Искренне Вам благодарный Александр». Сановник удостоился благодарственного рескрипта и членства в Государственном совете, где и оставался до самой своей смерти в 1904 году. Все эти почти двадцать лет он при каждом удобном случае утверждал, что якобы «пострадал за либеральные убеждения»; о своей же нерадивости и игнорировании царской воли не рассказывал...
Александр III знал, что сановники часто заняты не столько разработкой законов, не изучением предмета для подготовки обоснованных решений и законопроектов, а выведыванием настроений монарха, чтобы затем «попасть в тон». Эту манеру терпеть не мог и всегда старался не высказывать свое суждение о предмете до предстоящего обсуждения. Ког¬
319


Александр III
да же ему говорили, что без заявления монаршей воли «будут разногласия», не раз подчеркивал, что «присутствие разных мнений очень полезно для дела».
В то же время его раздражала манера затягивать вопрос бесконечными обсуждениями в министерских комиссиях, в госсоветовских заседаниях. Когда председателем Государственного совета стал его дядя великий князь Михаил Николаевич, то он ему все время напоминал «не тянуть», принять наконец решение. Однако никогда не стремился ликвидировать или игнорировать это совещательное учреждение, где заседали известные сановники, умудренные опытом государственного управления люди. Одновременно пресекал попытки превратить этот синклит во второе «я» монарха. Свою позицию заявлял не раз открыто: «Государственный совет есть ближайшее, помогающее мне и правительству учреждение, а не противодействующее ему».
Когда же происходило общее заседание Государственного совета и император потом получал стенограмму, так называемый «Журнал Совета», он не просто ее прочитывал, а подробнейшим образом изучал. Кто, что сказал, какие аргументы привел, какое суждение высказал — все это важно знать в подробностях. Особенно когда при голосовании того или иного вопроса возникали разногласия. Теперь надо было открыто высказываться и царю: он мог поддержать или мнение большинства, или меньшинства, в зависимости от разных обстоятельств, но руководствуясь всегда исключительно пониманием государственной пользы.
За все время правления Александра III не было принято ни одного сколько-нибудь важного государственного решения, не утвержден ни один закон без предварительного, нередко многолетнего обсуждения в кругу высших должностных лиц и специалистов. Эта «государственная механика» со стороны часто видна не была, и неосведомленным современникам могло показаться, что грозный царь, запершись у себя в палатах, принимает любые решения, может позволить себе все, что угодно, а его прихоть или настроение только и определяют политический курс.
Обывательские представления не имели ничего общего с действительностью. Самодержавие — правление, регулируе¬
320


Династическая круговерть
мое традицией и законом, деспотизм — произвол, обуславливаемый интересами и желаниями («хотениями») власти предержащей (или властей предержащих). Это совершенно разные вещи, и, может быть, когда-нибудь сию простую истину постигнут и некоторые «специалисты по русской истории», часто путающие монархический авторитаризм русского образца с деспотией.
Распоряжения Александра III исполнялись, и самодержавная система работала на полную мощность, но это требовало огромных затрат времени и душевных сил от самого самодержца. Царь не жалел себя. Лучше всех об этом знала царица. Мария Федоровна всю свою семейную жизнь боролась против чрезмерностей в жизни мужа, но добиться победы «на этом фронте» ей так и не удалось. Александр III всегда выслушивал сетования жены, но к своей «царской работе» относился с полной самоотдачей. Он ведь себе не принадлежит и ничего в собственной судьбе изменить не может...
Несмотря на свою солидную комплекцию, император в пище был ограничен и очень хотел похудеть. Его с юности мучило неудовольствие от собственного вида, который он находил «нехорошим». Пилка и рубка дров, разгребание снега, езда на лодке, колка льда должны были, по его мнению, заставить его похудеть. И царь отдавался им с рвением и усердием.
Он никогда не злоупотреблял алкоголем, а про него пустили сплетню, ставшую непременным атрибутом многих исторических и «околоисторических» сочинений, что он был чуть ли не заправским пьяницей. Он иногда выпивал рюмку- другую водки, настойки или наливки, но ни разу в жизни не был пьян. На официальных приемах почти всегда пил шампанское, разбавленное водой. Из всех напитков больше всего любил квас, которым угощал и иностранных гостей, воспринимавших его как «русскую экзотику».
Здесь уместно сделать отступление и совершить экскурс в «лабораторию мифотворчества», разобраться в происхождении наиболее пошлого и особо расхожего стереотипа: о пьянстве царя. О том, что Александр III отличался неумеренными алкогольными возлияниями, писали так часто, что это стало своего рода «азбучной истиной», каковых немало в
321


Александр III
отечественной истории («Екатерина II — потаскушка», «Павел I — дурак», «Николай II — слабовольный неврастеник» и так далее, и тому подобное).
Нет надобности приводить имена сочинителей и названия опусов доморощенных и зарубежных «разоблачителей царизма», важно понять, как фабриковались подобные «факты».
Упоминая о пьянстве Александра III, авторы непременно используют оборот «как известно», а далее сообщают, как император, тайно от императрицы, вместе с начальником придворной охраны генерал-адъютантом П.А.Черевиным (1837—1896), предавался «пороку Бахуса». Якобы и надежные документы о том имеются: воспоминания самого Черевина.
В изложении все выглядело неприглядно: как только выдавалась свободная минутка, а императрица отлучалась, монарх и приближенный генерал сразу удалялись в укромное местечко, доставали из-за голенища сапога (!!!) фляжку с горячительным и «припадали к источнику», да так страстно, что к вечеру порой «на ногах еле держались». Императрица же так и не догадалась, каким образом они «успевали надраться». Подобные повествования невольно навевают мысли о том, что нравы в царском доме почти и не отличались от атмосферы третьеразрядного трактира, что таких правителей нельзя почитать, что они не должны править Россией. Да и вообще, чего хорошего можно было ждать, если на престоле дурак и пьяница!
Вот на то, чтобы подобные мысли возникали, и рассчитывали те, кто непристойные небылицы сочинял и пропагандировал. При этом некоторые были профессиональными историками, и, казалось бы, уж кому, как не им, была ведома «истина истории». Однако некоторые так увлекались нагромождением «разоблачительных деталей», что уж и сами в них уверовали (наверное, самый яркий пример — известный советский профессор П.А. Зайончковский, исступленно, как личного врага, ненавидевший Александра III и несколько десятилетий в своих статьях и книгах с упоением тиражировавший слухи и сплетни о нем).
Ну, а что же Черевин? Как быть с его «воспоминаниями»? Это же очевидец! Генерал Черевин со времен русско-турецкой войны 1877—1878 годов близко стоял к Александру Алек¬
322


Династическая круговерть
сандровичу: тогда в звании полковника возглавлял Отдельный кавалерийский отряд, прославившийся лихими рейдами. В 1883 году возглавил дворцовую охрану и стал совсем своим в царской семье. Да, действительно, он отличался пристрастием к «русскому зелью» — водке. О том хорошо знали венценосцы, а Александр III не раз возмущался, но не изгнал Черевина потому, что тот, невзирая на свою «досадную слабость», неизменно отличался двумя качествами: обязательностью в исполнении поручений и правдивостью.
Но раз это так, может заметить пытливый читатель, раз Черевин отличался «правдивостью», то, значит, и воспоминаниям его можно доверять. Наверное, так оно и было бы, если бы не одно «но». Генерал никаких мемуаров не писал! Все же сказания о сапогах, фляжках, пьяном похмелье царя почерпнуты из рассказов... физика П.Н. Лебедева, умершего в 1912 году. С самим царем Лебедев никогда не встречался, но якобы запросто общался с Черевиным. Знакомство состоялось после смерти Александра III в городе Страсбурге, где молодой русский готовился защищать степень по философии и куда генерал приезжал навещать свою сестру (Наталию Шульц), бывшую замужем за профессором из местного университета.
Якобы в Страсбурге, в каком-то кафе, начальник дворцовой охраны Александра III и «раскрыл глаза» Лебедеву на истинный облик «царя-миротворца». Ничего другого о царе тот не узнал. Очевидно, остальное его и не занимало.
Примечательно и то, что сам Лебедев о легендарных откровениях Черевина тоже не написал. Он лишь «рассказал». Сам Черевин в последние годы своей жизни (умер в Петербурге в присутствии Николая II 19 февраля 1896 года от пневмонии) за границу не ездил. Но если даже допустить, что подобные глупости Лебедев и мог когда-то услышать от Черевина, находившегося «подшофе», то непонятно, по какой причине, в пылу какого необъяснимого порыва, после многих лет молчания, физик перед смертью поведал «сакраментальные подробности» давнему врагу трона и династии, «профессиональному разоблачителю царизма» В.П. Бурцеву. Именно последний в своей парижско-эмигрантской газетке «Будущность» о том и поведал в 1912 году. Уже после паде¬
3^3


Александр III
ния монархии в 1917 году пошло-поехало; и сам разоблачитель перепечатал, и другие подхватили.
По своей политической ориентации Бурцев примыкал к партии социалистов-революционеров («эсеров»), запятнавшей себя многочисленными кровавыми преступлениями, и прославился громкими разоблачениями тайных агентов полиции в рядах революционных партий. Одновременно он опубликовал множество разного рода фалыпивых-подлож- ных государственных «секретных документов», нацеленных на дискредитацию власти. Уж по одной этой причине бур- цевские «свидетельства» должны были вызвать настороженное отношение. Но не вызвали. Они пришлись очень кстати. «Революционной эпохе» не требовались никакие экспертизы, источниковые анализы; важно было заклеймить «проклятое прошлое» и главных деятелей его. Как казалось, заклеймили.
Не имело никакого значения, что существовала масса подлинных документов о жизни и времяпрепровождении предпоследнего царя, множество дневников современников, некоторые из авторов которых были приближены ко двору и никаких симпатий к Александру III не питали. Однако никто, даже из числа самых критически настроенных, не додумался изображать царя пьяницей. К тому не было ни малейшего повода. Однако для революционеров-разоблачителей и последующих идеологически ангажированных «истори- ков-специалистов» все это не имело никакого значения. Бесконечно повторяемой лжи придавали характер «исторического факта».
Самого Александра III всегда мало интересовало, что о нем скажут. Он читал всякие небылицы о себе и о своих предках, публиковавшиеся в различных эмигрантских изданиях. Фальшивки серьезно не беспокоили. Не сомневался, что если душа чиста, если помыслы открыты Всевышнему, если существуешь в ладу со своей совестью, то не имеет значения ни мирская молва, ни недовольства и злобные шипения. Пусть себе! Бог им судья!
Конечно, то, что случится потом с Россией, с его детьми и внуками, грядущую вселенскую катастрофу не представлял и представить не мог. На подобное не хватило бы воображе¬
324


Династическая круговерть
ния. Но если бы даже нечто подобное и предчувствовал, то воспринял бы это как Божье наказание людям за грехи их. Наверное, еще страстней стал бы молиться, прося милости у Всевышнего для России и своих близких. Сам бы не стал другим. Для этого он был слишком цельной натурой. Собственным вере, убеждениям и принципам никогда не изменял...
В Гатчине почти каждый день царь час-два непременно гулял. Мария Федоровна зорко за тем следила. Это стало нормой. Только в редчайших случаях, после препирательств и серьезных возражений, когда убеждалась, что у Саши просто совсем нет свободного времени, лишь только тогда позволяла ему уклониться от ритуала.
При всех удобствах и приятностях Гатчина, по мнению царицы, имела существенный недостаток: все-таки была слишком близка к столице, тут непременно каждодневно родственники одолевали, другие домогались встречи. Мария Федоровна очень радовалась, когда семье удавалось уехать подальше. В Дании или в царских резиденциях в Ливадии, Спале (недалеко от Варшавы), в Беловеже было значительно спокойней. Хоть и туда через день-два прибывали фельдъ- егери с толстыми пакетами бумаг из столицы, но все-таки там Саша имел возможность больше отдыхать. Она понимала, как ему тяжело, видела, что с каждым годом его вид становится все хуже. Однако не могла сломить упорство мужа, категорически противившегося всем попыткам основательно обследоваться у докторов.
Главным лейб-медиком царской семьи долго состоял Сергей Петрович Боткин, известнейший врач, родоначальник школы русских клиницистов, умерший в 1889 году. К другим же «эскулапам» у царя доверия не было, и когда случались простуды и недомогания, пользовался народными приемами. Малина, мед, парная баня, обтирание холодной водой, травяные настои — вот основные методы лечения.
Мария Федоровна, напротив, к врачам относилась с большим почтением и даже делала иногда невероятные исключения из правил повседневной жизни. Так, с лейб-хирургом Густавом Гиршем говорила на его родном языке — немецком, хотя в иных случаях никогда не пользовалась «языком гуннов». Царица внимательно слушала рекомендации врачей,
325


Александр III
которым непременно следовала, когда это касалось здоровья ее и детей. Побороть же медицинский скептицизм мужа у нее не хватало сил.
На отдыхе царица имела больше возможностей находиться неотлучно около супруга и устанавливать более щадящий для него распорядок дня. Муж любил бывать на охоте, и Мария Федоровна с удовольствием разделяла эту давнюю привязанность. Она сама стреляла и, затаив дыхание, могла часами сидеть «на номере», ожидая появления дичи. В Спале охотились главным образом на оленей, и стены двухэтажного царского дворца там были увешаны огромными рогами. По окончании охоты устраивались трапезы в лесу, во время которых живо обсуждали впечатления происшедшего. Мария Федоровна там всегда распоряжалась.
Все, что касалось стола, ее живо интересовало, и она вникала в малейшие детали организации как торжественных застолий, так и камерных завтраков и обедов в кругу своих. А дневной чай — это было в буквальном смысле целиком ее рук дело. Она сама заваривала его и сама же разливала гостям. Заботливая хозяйка никого не обделяла вниманием. Царица устраивала «чайную церемонию» в английском вкусе, продолжавшуюся обычно около часа.
Царь в семейной жизни почти всегда повиновался супруге, но некоторые вещи были введены в оборот по его инициативе. С детьми разговаривали всегда только по-русски, и некоторое время лишь для маленькой княжны Ольги делалось исключение: выросший на руках няни-англичанки порфирородный ребенок первые годы умел изъясняться лишь по-английски. Сама же императрица тоже старалась говорить на языке своей «второй родины», но акцент сохранила и некоторые слова так и не научилась правильно произносить. Например, вместо «воспрещается» упорно говорила «уоспрещается».
Между собой царь и царица порой говорили и по-французски. В минуты эмоционального напряжения Марии Федоровне проще было излить свои чувства французскими словами и фразами. Александр Александрович не возражал, но никогда сам не поощрял «заморские речи». На официальных же церемониях, на встречах при поездках по России из уст венценосцев слышали только русскую речь.
326


Династическая круговерть
Мария Федоровна нередко ложилась одна, Саша все еще работал в кабинете, и просыпалась, когда мужа уже не было рядом. Она все понимала, никогда не упрекала, а только сочувствовала. В исключительных случаях удавалось целый день провести вместе. Это случалось лишь на короткое время, или когда плавали на яхте, или когда отдыхали в Ливадии, в Спале или Беловеже. Да еще были счастливые семейные дни, когда через год выезжали к родителям в Данию. Там уж они были неразлучны. Но император не мог долго отсутствовать и, погостив неделю-две у тестя и тещи, уезжал. Мария Федоровна имела большую свободу и оставалась подольше, а порой совершала поездки к своим многочисленным родственникам в различные районы Германии.
Много всегда говорили о том, что императрица Мария Федоровна оказывала огромное влияние на мужа, что именно она, «деликатная», «европейски просвещенная», немало способствовала «облагораживанию» своего «недалекого» и «грубого» мужа, что она «влияла» и «определяла». Можно встретить даже утверждения, что чуть ли не исключительно ее симпатиями диктовался внешнеполитический курс, что охлаждению отношений с Германией и установлению политического альянса с Францией Россия обязана в значительной степени ее «германофобии». (Германский канцлер Бисмарк не раз язвительно называл царицу «датской патриоткой».)
Утверждения о влиянии Марии Федоровны на выработку внешнеполитического курса России лишены оснований. Вообще бессмысленно искать в политических коллизиях правления Александра ГГГ «альковный след». Ничего подобного не существовало. Искренне и глубоко любя свою супругу, царь никогда не был проводником чужих мыслей и настроений. На него вообще нельзя было «влиять», в том смысле, как себе это представляли записные знатоки «дворцовых тайн». Царь никогда не уступал жене там, где не мог уступать. Это перво-наперво касалось дел государственного управления.
Он всегда знал, что каждый должен на своем месте делать свое дело и «не лезть» туда, куда ему не полагается. Вопросы внешней политики он обсуждал с министром иностранных дел, с послами, с иностранными дипломатами и правителя¬
327


Александр III
ми, с главой Комитета министров, порой с председателем Государственного совета, но уж никак не со своей Минни.
То же касательно вопросов внутренней жизни империи. Министры, высшие сановники — с ними обсуждал, их внимательно выслушивал, они «могли влиять», так как он их слышал, и эти суждения для него имели несомненный вес. Но с женой? Она в этом ничего не понимает. У нее совсем другие обязанности: дети, семья, представительство, благотворительность, организация балов и приемов. Здесь она на месте, в этом ей доверял, а ее пожелания и просьбы почти неизменно исполнял. В других случаях вел себя совсем иначе.
Характер у Марии Федоровны был под стать супругу: она умела настоять на своем. Но в случае с Сашей твердости не хватало, да и не стремилась ее проявлять. Она знала, что Богом и судьбой им предназначены разные роли, и никогда не хотела играть чужую партию. Но распределение обязанностей в венценосной семье было не просто разглядеть. Посторонние же, прекрасно знавшие и видевшие ту несомненную привязанность, испытываемую монархом к супруге, не раз пытались использовать ее для воздействия на самодержца. Ничего из этого не получалось.
Особенно часто такие случаи происходили во время вояжей царицы за границу. Ее многочисленные родственники из числа владетельных правителей, а также прочие, наделенные властью и имевшие государственно-династические интересы, не упускали случая, используя присутствие царицы, добиться благорасположения царя и угодных ддя них решений.
Устраивали торжественные встречи, очаровывали Марию Федоровну, а на приемах и балах, так, между прочим, сообщали, что удивлены и озабочены тем-то, недовольны кем-то и надеются, что «его величество правильно поймет», «окажет содействие», «проявит участие». Русская императрица выслушивала корыстные рулады с бесстрастным выражением лица, никогда не обсуждала ни политику России, ни общую политическую ситуацию в мире и Европе, неизменно завершая разговор уверением, «что расскажет все услышанное государю». Это она обязательно делала письменно и устно. Ничего не утаивала, и никакой «второй дипломатии», в отличие от Германии и Англии, у России не было.
328


Династическая круговерть
Если вдруг царь замечал, что его супруга вмешивается не в свое дело, то сразу же пресекал подобные поползновения. Несколько раз царица получала выговоры публично, потом о «царских бестактностях» долго судачили. Громкая история произошла в начале 1886 года. Тогда на похоронах генерал- адъютанта барона Р.Г. Бистрома (1809—1886) случилось происшествие: несколько офицеров лейб-гвардии Кавалергардского полка отлучились из строя и отправились обедать в соседний ресторан. На их беду, исчезновение заметил командующий гвардией великий князь Николай Николаевич (старший) и немедленно отдал приказ арестовать офицеров и препроводить их на гауптвахту.
В тот же день императрица устраивала танцевальный вечер. Она была шефом Кавалергардского полка, и красавцы- офицеры неизменно удостаивались приглашения в Аничков дворец. В этот раз их пришло мало, и Мария Федоровна лишь в Аничкове узнала о неприятности. Она была обескуражена и тут же обратилась к Николаю Николаевичу с просьбой немедленно освободить провинившихся. Не успел глава гвардии рот раскрыть, как подошел император и во всеуслышание изрек: «Сколько раз я тебе говорил, не вмешивайся в дела: дядя поступил совершенно правильно, и взыскание не следует отменять». Лицо Марии Федоровны от волнения покрылось красными пятнами, но ничего не сказала. Конечно, тот вечер был для нее безнадежно испорчен, но этот тяжелый урок Саши она не забыла, и больше ничего подобного не случалось.
Если служебные дела с супругой царь не обсуждал, то нравственные устои людей и общества всегда служили темами семейных разговоров. Александр Александрович рассказывал Минни о неприличном поведении офицеров, чиновников, членов династии. Просил совета. Вместе думали, как поступить в том или ином случае. Легкомысленное, а уж тем более «наплевательское» отношение к семейному долгу неизменно осуждалось. Здесь царь и царица всегда являлись единомышленниками.
Александр III в особо возмутительных случаях не делал тайны из своей позиции и оглашал порицание публично («чтоб другим неповадно было»). Таких эпизодов в биогра¬
329


Александр III
фии царя было немало, некоторые имели широкий резонанс. Так случилось в 1884 году, когда умер адмирал Степан Степанович Лесовский. Он в 1876—1880 годах управлял Морским министерством, а затем командовал Тихоокеанской эскадрой. Это был настоящий труженик, умница и честный служака. Александр III к подобным людям питал расположение и присутствовал на панихиде и на погребении адмирала, что некоторых сановников озадачило («он ведь не был даже членом Государственного совета»). Вдова покойного получила щедрую пенсию.
Прошло менее года, и вдруг имя покойного опять появилось на устах у столичной публики. Поводом стала резолюция монарха. В свое время Лесовский женился уже в зрелых летах (ему было далеко за сорок) на барышне, которая чуть ли не во внучки годилась (урожденная Вестман). Не прошло и года после смерти адмирала, а вдова решила снова выйти замуж и при этом «набралась наглости» обратиться к царю с прошением, чтобы перемена фамилии не отразилась на выплате пенсии, при этом выражала надежду, что император «не забыл службу ее мужа». Александр III эту бумагу показал жене, оба искренне возмутились. Вскоре поступил ответ-резолюция на прошение: «Ни я, ни Россия не забыли службу почтеннейшего Степана Петровича, а вот вдова его забыла. Отказать».
Но если чужим было проще отказывать, простым смертным уместней напоминать об их долге, «ставить на место», то со «своими», с членами династии, все обстояло значительно сложней. Здесь часто встречались такие головоломки и ребусы, что голова кругом шла.
Александр III получил в «наследство» две громкие скандальные истории, связанные с личной жизнью братьев покойного императора, великих князей Константина и Николая Николаевичей. Уважение к членам династии требовало от царя и царицы деликатных и продуманных решений. Самодержец, вне зависимости от возраста, считался всегда старшим, и его распоряжения надлежало строго и неукоснительно соблюдать. Конечно, можно вызвать их, отдать приказ, подвергнуть каре и даже сослать. Это было исконное право царя. Но оставались человеческие чувства.
330


Династическая круговерть
Александру III и Марии Федоровне было их жаль. Они запутались с этими своими танцовщицами, имели внебрачных детей, положение которых было неопределенным. И тот, и другой так слились со своими новыми семьями, что почти забыли про старые, про своих жен и детей. Константин Николаевич без всякого стеснения ездил отдыхать с Анной Кузнецовой в Крым, прогуливался с ней в людных местах. Рассказывали, что он, представляя ее знакомым, говорил: «В Петербурге у меня казенная жена, а здесь — законная».
Царь и царица искренне возмущались. Какое неприличие! Бедная тетя Сани, что ей только приходится переживать! Чего стоила лишь одна история с ее старшим сыном Николаем и американской кокоткой Фанни Лир! Александр, когда узнал об этой «грязи», испытал страшное потрясение. С Николой они дружили с ранних лет, много общих воспоминаний связывало. Но сочувствия к бывшему другу-родственнику не испытывал никакого. Когда Николая Константиновича объявили умалишенным и выслали из столицы, цесаревича подобный исход не удовлетворил. Он считал, что его надо лишить звания великого князя и судить «по всей строгости». Став императором, наотрез отказался простить своего опального кузена и разрешить ему вернуться в Петербург.
Зато у других детей дяди Константина и тети Сани все благополучно. Дочь Ольга замужем за братом Минни Вильгельмом и, хотя живет в Афинах, часто приезжает в Россию. У них большая и дружная семья. То же и у второй дочери тети Сани, Веры, вышедшей в 1874 году замуж за принца Вюртембергского. А их сын Константин? Учтивый, образованный человек. Поэт. Он читал Марии Федоровне свои стихи, и они ей понравились. Кроме того, занимается переводами Шекспира, и, говорят, у него хорошо выходит. Живет вместе с матерью в Мраморном дворце и так заботлив и внимателен. Младший же, Дмитрий, такой честный, добрый, серьезный, религиозный. Мария Федоровна была бы счастлива, если бы, когда наступит срок, подобный молодой человек стал бы мужем Ксении.
От всех них, по сути, отрекся отец! И во имя кого, и во имя чего? В свое время Константин Николаевич слыл заядлым
ЗЗ1


Александр III
либералом, все подталкивал Папа к «глубоким преобразованиям» и чуть ли не за конституцию ратовал. Законник! А Божеский закон преступил и уж сколько лет живет во грехе!
Второй дядя, Николай Николаевич, не лучше. Мало того что он открыто уже переехал из своего дворца в частную квартиру на Почтамтскую улицу к своей «этуаль» Числовой, но теперь добивается от царя-племянника разрешения зачислить своего старшего незаконнорожденного сына в гвардейский полк! Александр со времен Балканской войны не имел никаких добрых чувств к дяде Низи. Один раз, еще в 1880 году, прилюдно заметил, что «если бы он не был просто глуп, я бы назвал его подлецом».
Дядя Низи вообще заметно изменился. Раньше проявлял серьезность, деликатность, а в последние годы сделался просто невозможным. Куда делись манеры, благовоспитанность! Теперь это какой-то лавочник: грубый и вульгарный. Разговаривая с ним, все время кажется, что ты в кухмистерской! И это сын императора! Не зря же существует поговорка, что если хочешь услыхать грубую брань, то женись на кухарке. А какие позволяет высказывания о своей законной жене Александре Петровне? Нет сил даже повторять эти мерзости. Но ведь надо что-то делать!
Положение было скандальным. Император не хотел обижать своих дядей, но не мог и оставить все как есть. Когда в свое время его отец узнал об этих историях, ужасно негодовал. Потом смирился, и история с Юрьевской наверное была причиной того. В конце концов Александр III принял решение, порадовавшее «дядю Коко» и «дядю Низи». В 1883 году их гражданским женам и детям были пожалованы дворянские права и новые фамилии: Князевы (семье Константина Николаевича) и Николаевы (семье Николая Николаевича). Такого же царского благодеяния удостоился и незаконнорожденный сын брата Алексея и Александры Жуковской Алексей. Ему были пожалованы дворянские права и родовой титул графа Белёвского.
Венценосную чету занимали и другие темы, волновали иные истории, привлекавшие внимание высшего общества и затрагивавшие династические интересы и престиж. Александр III вступил на престол, когда не были женаты три его
332


Династическая круговерть
брата, а несколько кузенов и кузин подходили к порогу брачного возраста. Согласно закону и традиции, на каждый брак лицам императорской фамилии надлежало получать согласие старшего в роду — царя. Это согласие чаще всего давалось. Но прежде Александр III очень внимательно выслушивал мнение Минни. Она была строга в оценках, но неизменно сердечна и участлива и чрезвычайно симпатизировала брачным партиям, возникающим по взаимной любви.
Она была рада за великого князя Константина Константиновича, когда тот решил соединить свою жизнь с принцессой Елизаветой Саксен-Альтенбургской. Свадьба состоялась в апреле 1884 года в Петербурге, и новая русская великая княгиня получила имя Елизаветы Маврикиевны. В кругу Романовых ее заглазно стали называть «Маврой». Новая родственница не очень нравилась царю и царице. Александр III вообще ее среди близких называл «уродиной», но Костя настоял на своем выборе. И тетя Сани была рада: ее невестка ей нравилась и была к свекрови так внимательна. У Кости и Мавры родилось девять детей: три девочки и шесть мальчиков — князей императорской крови.
Много внимания царь и царица уделяли браку великого князя Сергея Александровича. Это был сын умершего и брат правившего монарха. Минни прекрасно знала, что Саша очень любит своих младших братьев Сергея и Павла. Когда она приехала жить в Россию, они были еще детьми. Сергею тогда исполнилось девять лет, а Павлу — шесть. Теперь это уже взрослые молодые люди, и надлежало подыскивать соответствующие их положению партии. И если Павлу еще рано, то вот Сергею не мешало бы серьезно над этим задуматься. Но тот не проявлял желания вступать в брак. Он служил в Преображенском полку, ему нравилась служба, и однажды сказал, что он еще подождет, пока брат «Алексей женится». Но Александр Александрович и Мария Федоровна знали, почему Алексей Александрович живет холостяком. Он все еще любил милую Сашу Жуковскую, с которой расстался по воле отца.
Для Сергея была на примете невеста: вторая дочь гессенского герцога Людвига IV Елизавета (Елизавета Александра Луиза Алиса), родившаяся в 1864 году. Александр III хорошо
333


Александр III
знал гессенскую семью, неоднократно и с родителями, и с Минни посещал Дармштадт, видел всех детей Людвига (приходившегося императрице Марии Александровне племянником) и его супруги, урожденной английской принцессы Алисы. У них была такая добрая и сердечная атмосфера в семье.
Покойная матушка однажды, уже почти на смертном одре, высказала мечту, чтобы ее любимый сын Сергей со временем женился на Елизавете Гессенской. Сергей Александрович, боготворивший мать, несколько лет не решался на ответственный шаг. В пользу этого брака была очень расположена сестра, герцогиня Эдинбургская, писавшая без обиняков Александ- руШ в 1882 году: «Сергей будет просто дурак, если не женится на ней. Красивее и милее принцессы он никогда не найдет». Но наконец в ноябре 1883 года в Дармштадте состоялась помолвка, и великий князь сообщал брату-императору: «Я счаст- лив и доволен». Елизавета любила Сергея и во имя него отвергла предложения других претендентов, среди которых был принц Прусский Вильгельм (будущий германский император Вильгельм II).
Александр III и Мария Федоровна тоже были довольны. Невеста князя Сергея прибыла в Россию в конце мая 1884 года, а 3 июня состоялась их свадьба. Это было по-настоящему царское торжество. Такого парада великолепия и роскоши давно никто не видел. Новая русская великая княгиня получила имя Елизаветы Федоровны, а в фамильном кругу ее называли «Элла». Вместе с ней в Россию приехали ее отец, брат и сестры.
Среди них была и юная серьезная девочка, с распущенными белокуро-золотистыми волосами, смотревшая на мир умными и грустными глазами. Это была младшая сестра Елизаветы — Алиса, но все на немецкий манер ее звали «Алике». Ей было всего двенадцать лет.
Самый способный провидец не рискнул бы предположить тогда, что этой прелестной девочке суждено стать последней русской царицей и через тридцать четыре года погибнуть вместе со своим мужем и детьми в тесном подвале на далеком Урале. Но никто не знал своей судьбы. Жизнь была еще увлекательной книгой, страницы которой хотелось бы¬
334


Династическая круговерть
стрей и быстрей перелистывать. Именно в том мае Алиса впервые увидела того, кто стал ее судьбой, ее обреченным счастьем. Это был наследник русского престола Николай. Красивый, воспитанный юноша, выполнявший обязанности шафера на свадьбе своего дяди Сергея. Цесаревичу только исполнилось шестнадцать лет.
Царь и царица были чрезвычайно внимательны к княгине Элле. Хотя в жилах Марии Федоровны и текла германская кровь, но она с ранней юности не имела прогерманских настроений. Стойкую неприязнь вызывало Прусское королевство, а после 1871 года, когда была провозглашена Германская империя под главенством Дома Гогенцоллернов, Пруссия стала олицетворять в глазах многих всю Германию. С этой подменой не могла согласиться Мария Федоровна, всегда проводившая грань между собственно Пруссией и Германией. Ее антипатии распространялись лишь «на пруссаков».
Когда императрице приходилось проездом бывать в Берлине, то непременно случались встречи и визиты, избежать которых было невозможно и которые приходилось терпеть «стиснув зубы». К императору Вильгельму Г русская царица особой любви не питала, но и неприязни не выказывала. Когда в мае 1884 года, проезжая через столицу рейха, кайзер посетил ее в поезде, то она была тронута и писала царю, что «нашла его очень старым и неуверенно держащимся на ногах до такой степени, что я боялась, как бы он не упал в вагоне. Он был очень вежлив и разговорчив, все время спрашивал о тебе». Старику было почти девяносто лет, и одно это обязывало к учтивости.
Но во многих других случаях было совсем по-иному. Иногда лишь вмешательство Александра 111 предотвращало неприятный инцидент. Когда в начале 1884 года на царском балу в Петербурге присутствовал, в качестве секретаря германского посольства, недавно прибывший сын всесильного германского канцлера Отто Бисмарка Герберт Бисмарк, то императрица откровенно его игнорировала. Дело доходило то того, что когда Бисмарк-младший оказывался рядом, то она демонстративно поворачивалась к нему спиной.
Министр иностранных дел Николай Гире умолял царицу оказать германскому представителю знаки внимания, но она
335


Александр III
оставалась непоколебимой. Император это заметил и просил обер-церемониймейстера князя Александра Долгорукова передать царице, что проявить внимание к Бисмарку «необходимо». Лишь узнав волю супруга, царица подошла к сыну знаменитого отца и мило с ним побеседовала.
Александр III неизменно питал к княгине Элле нежные чувства и всегда был рад видеть эту добрую, улыбчивую и, как казалось, совсем бесхитростную жену брата Сергея. Император испытал большую радость, когда она, по доброй воле, приняла в 1891 году решение присоединиться к православию. Через три дня после этого события царь писал своему сыну цесаревичу Николаю Александровичу: «Я должен сознаться, что был глубоко проникнут серьезностью и знаменательностью этого события, и чувствовалась близость и участие чего-то таинственного и присутствие самого 1оспода!» У великой княгини был выбор, и она могла сохранить преданность лютеранской конфессии. Но сердце подсказало иное: путь, приведший ее к православию, сделавший ее монахиней, а затем — мученицей.
Фамильный мир поглощал немало времени. Все время возникали какие-то новые группы и «партии», соревнование тщеславий никогда не прекращалось. Родственники доставляли немало хлопот.
В 80-е годы на небосклоне петербургского света начинала всходить еще одна великокняжеская звезда — великая княгиня Мария Павловна (1854—1920), происходившая из рода герцогов Мекленбург-Шверинских. В двадцатилетием возрасте пышнотелая принцесса стала женой третьего сына Александра II великого князя Владимира Александровича и получила имя Марии Павловны. В романовском кругу ее звали «Михень». Женщина неглупая, но чрезвычайно тщеславная и претенциозная, она тратила немало сил и времени на самоутверждение.
Первые годы в России Михень себя мало проявляла, но после смерти Александра II мало-помалу начинала претендовать на звание первой «гранд-дамы» империи. Но тогда это место прочно было занято женой председателя 1Ъсударствен- ного совета великого князя Михаила Николаевича, великой княгиней Ольгой Федоровной. В силу этого между старой и
ззб


Династическая круговерть
молодой «львицами» быстро установились недружелюбные отношения.
Великий князь Владимир, преданно любивший свою Мари, все больше и больше подпадал под ее влияние и постепенно начал говорить и действовать лишь с ее голоса. Александр III крепился некоторое время, а затем решил все-таки объясниться со своим младшим братом. Его особенно раздражали постоянные и многомесячные поездки Владимира и Михень по европейским курортам. К тому же великокняжеская пара вела себя за границей слишком вызывающе.
Мало того что они обосновывались там всегда по-царски (лучшие апартаменты, многочисленная прислуга, богатый выезд, непременная ложа в театре), но Михень старалась играть и заметную общественную роль. Встречи с правителями и принцами, с политическими деятелями и журналистами, с известными актерами, писателями, художниками.
Брат царя вызывал повсеместный интерес, и Мария Павловна просто купалась в лучах известности и пиетета. Без мужа она не любила выезжать, так как в таком случае не было необходимого внимания. Царь долго молчал, но в конце концов не выдержал. В октябре 1884 года писал Владимиру: «Вообще мне и многим другим кажется странным, что вот уже почти 10 лет подряд ты каждый год ездишь за границу без всякой нужды; это тебе очень вредит в глазах и мнении твоих подчиненных и неправильно в служебном отношении» (великий князь в это время занимал пост командующего войсками гвардии и Петербургского военного округа).
Мягкое увещевание монарха имело лишь краткосрочный эффект, и через некоторое время заграничные вояжи Михень и Владимира возобновились. В феврале 1889 года произошло резкое объяснение между братьями, и Александр III с горьким сожалением писал брату: «Теперь я вижу, что ни мои просьбы, ни мои желания, ни предложения вами не принимаются. То, что хочет твоя жена, ты будешь добиваться во что бы то ни было и никаким моим желаниям не подчинишься. То, что Папа и Мама было легко делать, мне невозможно: это приказывать! Как может брат брату приказывать! Это слишком тяжело!» Император был возмущен и свое нераспо-
337


Александр III
ложение продемонстрировал отказом навестить Михень в день ее рождения 2 мая 1889 года.
Брат Владимир был обескуражен, высказал обиду. Объясняя свой афронт, царь сообщал Владимиру: «Действительно, я не доволен твоей женой. Несмотря на все мои просьбы, желания, предложения и требования, она преспокойно прокатилась за границу и настояла на своем. Как же я должен смотреть на это? Промолчать и проглотить явное глумление над моим желанием и ждать, что это будет продолжаться всякий раз, когда она этого пожелает?! Вдобавок возвратиться накануне своего рождения и ждать, чтобы ехали к ней с поздравлениями; это уж чересчур бесцеремонно и странно». Завершая послание, Александр III задал брату вопрос: «Почему ни с кем из семейства у меня таких столкновений не было, как из-за твоей жены?» Ответа он не получил. Михень же и дальше продолжала вести себя слишком своенравно, что порой граничило с неуважением к особе государя.
Муж Марии Павловны занимал высокое место в династической иерархии. После царя и его сыновей он был следующим по старшинству, и это обстоятельство очень укрепляло самомнение бывшей мекленбургской принцессы. Во дворце великого князя постепенно образовался влиятельный салон, где обсуждались и осуждались важнейшие аспекты государственной политики, все сколько-нибудь заметные династические истории. При этом Михень позволяла себе делать критические замечания о царе, о царице и даже злословила на их счет. Это было возмутительно, раздражало Александра III и Марию Федоровну, но изменить они ничего не могли. Власти самодержца было недостаточно, чтобы заставить родственников вести себя подобающим образом.
Царица не могла смириться и сделала то, что должна была сделать: она перестала подавать руку Михень, демонстрируя тем нерасположение. Сухой кивок головы на официальных церемониях и семейных трапезах — это все, на что могла рассчитывать Мария Павловна. Но иногда она получала и такие удары, от которых долго не могла прийти в себя.
На одном из придворных балов Мария Федоровна публично прокомментировала внешний облик родственницы. «Бог знает, на что она похожа, она такая красная, что можно по¬
338


Династическая круговерть
думать, что она пьет», — заметила императрица. Высказывание царицы со скоростью электричества облетело все гостиные. Конечно, его находили не слишком изящным, но зато «пуля попала точно в цель». После таких потрясений тридцатилетней великой княгине Марии Павловне, считавшей себя неотразимой красавицей, действительно надо было срочно ехать лечиться в Биарриц или Баден-Баден!
Династические «бои местного значения», по сути дела, никогда не прекращались. Внешне все соблюдали «политес», но за кулисами кипели страсти, клокотали амбиции, плелись интриги. Александр III старался не придавать значения неудовольствиям близких и неблизких родственников. Однако устраниться было невозможно. Все годы правления ему волей-неволей приходилось уделять фамильному миру немало времени и сил.


ГЛАВА 15
БОЖЕ, ЦАРЯ ХРАНИ!
За годы царствования Александру III пришлось немало пережить печальных и радостных мгновений. Случались и незабываемые. Не сравнимые ни с чем чувства, великий душевный подъем ощутил во время коронации...
По законам империи, царь становился правителем сразу же, как только умирал его предшественник. Но то было земное установление. Существовал еще закон сакральный. Он вступал в действие после акта священного коронования и миропомазания, когда правитель молился Всевышнему у алтаря, прося ниспослать ему премудрость, даровать способность благостно управлять царством, не оставить Своей милостью православного монарха. Высшее благословение самодержец получал именно тогда.
Царей величали на Руси «помазанниками Божьими». По давней традиции, восходящей еще к Византийской империи, существовал особый ритуал венчания на царство. Это был как бы акт мистического брака между правителем и страной, благословляемый Небесами. Само название «помазанник Божий» говорило о том, что монархи в России получали свои прерогативы, неоспоримые права не от народа, а от Всевышнего, наделявшего их властью на земле.
Коронация являлась великим национальным событием. К нему всегда долго готовились, подробно разрабатывая все
340


Боже, Царя храни!
детали. Церемониальные торжества неизменно происходили в древней столице России—Руси, в «ее сердце» — Москве.
Коронование случалось через некоторое время после восшествия на престол; подготовка грандиозного события требовала времени и значительных средств. Александр I короновался через полгода после воцарения (15 сентября 1801 года), Николай I — по прошествии девяти месяцев (22 августа 1826 года), Александр II венчался на царство через полтора года (26 августа 1856 года).
У Александра III период от воцарения до коронации растянулся более чем на два года. Первоначально намечалось ее провести в мае 1882 года. Однако за несколько месяцев до того выяснилось, что царица Мария Федоровна в положении и в конце весны должна разрешиться от бремени (дочь Ольга появилась на свет 1 июня 1882 года). Подготовка к коронации была приостановлена. После совета с церковными иерархами и родственниками Александр III назначил событие на май 1883 года.
С начала того года в Москве шла деятельная подготовка. Подновлялись фасады, ремонтировались дороги, приводились в порядок гостиницы, дворцы, храмы. Ожидалось прибытие большого количества именитых гостей со всей России и из-за границы, а также наплыва огромного числа простых людей не только из Москвы и Московской губернии, но из многих других мест.
Последнее очень заботило должностных лиц, занятых охраной государя и общественного порядка. Министр внутренних дел граф Д.А. Толстой, министр императорского двора граф И.И. Воронцов-Дашков и начальник дворцовой охраны генерал П.А. Черевин особо беспокоились, чтобы не случилось какого-либо злодейства против императора и членов фамилии. Программа торжеств предусматривала постоянное появление царя перед народом. Так было всегда на Руси, и никаких происшествий не случалось. Но убийство Александра II показало, что в России появились люди, для которых не существует ничего святого, готовые использовать любую возможность, чтобы нанести предательский удар.
Эти мысли особо занимали министра внутренних дел Д.А. Толстого. Он хотел не просто обеспечить безопасность,
341


Александр III
но предупредить даже теоретическую возможность какого- либо злодейства. Граф знал, что группки нигилистов подавлены, но не мог исключить, что не найдется некто, вознамерившийся использовать торжество для осуществления преступного замысла. С Александром III конкретные меры безопасности не обсуждал; государь не любил этих разговоров и никакого рвения тут не поощрял. Наоборот, неоднократно выражал «неудовольствие» и П.А. Черевину, и петербургскому градоначальнику П.А. Грессеру, что его слишком усердно охраняют. Запретил сопровождать свои выезды и проезды большому конвою, считая, что это «ничего не дает».
Граф Толстой понимал, что обеспечить безопасность проезда — лишь часть дела. Не менее важное и трудное — охранить жизнь монарха во время общения с толпой. Поди узнай, что там у них на уме, не прячет ли кто чего за пазухой. На крестьян, конечно, можно вполне положиться. Сделать какую-то пакость государю — такое и в голову никому из них прийти не может. А вот за благонадежность публики поручиться с полной уверенностью нельзя. Министр был осведомлен о настроениях в разных кругах. До него доходила информация, что среди студенческой молодежи ведутся порой антигосударственные разговоры. Однако разговоры разговорами, но активное «агентурное просвечивание» не выявило никаких признаков наличия какого-либо заговора. Тем не менее предосторожности принимались самые тщательные.
Последние недели перед коронацией министр внутренних дел почти «не вылезал» из Москвы. Толстой сам осмотрел все подвалы и чердаки домов и церквей, где или предполагалось присутствие царя, или мимо которых должен был проехать коронационный кортеж, изучил весь протокол празднеств и маршруты перемещения в мельчайших подробностях. Сам инструктировал чинов полиции, придирчиво изучал списки депутаций. О каждом из них чины министерства и полиции собирали подробную информацию. Все домовладельцы, дома которых располагались в центре Москвы, обязывались предоставить списки лиц, которые будут лицезреть процессию. В конечном итоге все прошло благополучно, и ни одного инцидента за более чем две недели коронационных торжеств не случилось...
342


Боже, Царя храни!
Уже в конце апреля 1883 года в Москву доставили государственные регалии: Большую и Малую императорские короны, скипетр, державу, порфиры, коронные знаки ордена Святого Андрея Первозванного, Государственную печать, меч, знамя. Данные предметы — символы государственной власти имели огромное историческое значение, а некоторые являлись высокохудожественными произведениями и оценивались баснословными суммами. Это в первую очередь касалось Большой короны и скипетра.
Большая императорская корона — шедевр ювелирного искусства. Ее всего за несколько недель создал известный ювелир И. Позье из Женевы по заданию Екатерины II накануне ее коронации (22 сентября 1762 года). Для этой цели ему были переданы лучшие драгоценные камни из царской коллекции. Императрица хотела, чтобы новая корона превосходила по красоте и роскоши все прочие. Мастер исполнил заказ. При этом умудрился соблюсти и важное требование: она не должна была весить более пяти фунтов. Историческое предание гласит, что Екатерина осталась довольна и, примерив «обнову», заметила, что «выдержит эту тяжесть». После нее этой короной короновались все монархи.
Сделанный из чистого золота главный символ царской власти был украшен множеством бриллиантов и других драгоценных камней. Самым известным среди них был большой рубин на дуге, разделявшей две половинки короны. Поверх него красовался крест из пяти больших бриллиантов. К началу 80-х годов XIX века ювелирная стоимость (историческая ценность не поддавалась определению) короны превышала 1 миллион рублей.
Золотой скипетр (жезл), сделанный по заказу императора Павла I, имел длину 81 сантиметр и был украшен крупными драгоценными камнями: у ручки посредине и внизу имелось два бриллиантовых обруча, а наверху красовался знаменитый бриллиант «Орлов», принадлежавший к числу крупнейших в мире — 185 карат. Стоимость скипетра оценивалась в 2,5 миллиона рублей, и он относился к числу экстрадорогих ювелирных изделий в мире.
Уникальны были и царские троны. Для коронации Александра III использовались «престольные места» царей Михаила
343


Александр III
Федоровича и Алексея Михайловича. Первый украшали сотни бриллиантов, рубинов, сапфиров, смарагдов (изумрудов), жемчужин и других драгоценных камней, среди которых попадались «в половину голубиного яйца». Трон Алексея Михайловича, называемый еще «Алмазным креслом», со всех сторон покрывали драгоценные камни разного цвета и величины. Он был сделан в 1659 году и имел надпись на спинке, что «сей трон великим искусством соделанный, да будет предзнаменованием грядущего в небесах вечного блаженства»...
Александр III, Мария Федоровна с детьми выехали из Гатчины поздно вечером 7 мая 1883 года и на следующий день, в 7 часов утра, прибыли в Москву. Прямо с вокзала царь проследовал в старый Петровский дворец, расположенный за городской заставой на Петербургском шоссе. Построенное по приказу Екатерины II в конце XVIII века архитектором М.Ф. Казаковым красно-белое здание причудливой формы являлось свидетелем многих исторических событий. Здесь в 1812 году была резиденция Наполеона. Но не это принесло Петровскому дворцу всероссийскую известность. Он являлся царской резиденцией, где монархи обязательно проводили несколько дней перед коронацией, молились и постились, чтобы очиститься перед таинством миропомазания.
Александр III провел в Петровском дворце три дня, а 10 мая состоялся торжественный въезд в Москву. В первопрестольном граде уже все было готово. Фасады зданий, заборы, столбы, праздничные арки покрывали гирлянды зеленых веток и цветов, русские национальные флаги, транспаранты с изображением вензеля царя и государственного герба.
Уже с раннего утра несколько сотен тысяч человек плотной массой запрудили все пространство между Петровским дворцом и Кремлем. Свободной была лишь Тверская, по которой должна была пройти процессия. Грандиозное зрелище у всех очевидцев запечатлелось ярким событием.
В тот день Александр III спал плохо. Хотя он в мельчайших деталях знал весь церемониал, но предстоящее событие держало в нервном напряжении. Однако виду не подавал. Со стороны было заметно, что царь сосредоточен сверх обычного и не склонен к каким-либо разговорам. Ему не докучали текущими заботами.
344


Боже, Царя храни!
С утра в Петровский дворец начали съезжаться члены императорской фамилии, министры, чрезвычайные послы. Среди наиболее именитых представителей: герцог и герцогиня Эдинбургские, правитель (господарь) Черногории князь Николай, наследник германского престола принц Фридрих Вильгельм (будущий император Фридрих III), правитель Болгарии Александр Баттенбергский. В 12 часов 30 минут гостей пригласили в Белый зал к царскому завтраку, который продолжался ровно 50 минут.
В два часа дня царская семья вышла из дворца на крыльцо, где уже стояла золоченая царская карета. В нее села Мария Федоровна с дочерью Ксенией. Затем подали коней императору и его сыновьям Николаю и Георгию (для последнего предназначалось пони). Сев на коня, Александр III, перекрестившись, сказал: «С Богом». Процессия тронулась в путь.
Порядок движения был строго расписан. Впереди ехали на лошадях полицмейстер и 12 жандармов по два в ряд, за ними собственный его величества конвой, эскадрон лейб-гвардии Казачьего полка и эскадрон лейб-гвардии Драгунского полка. Далее на лошадях, опять же попарно в ряд, представители подвластных России азиатских народов, в ярких одеяниях. Далее двигались депутации и делегации казачества и дворянства. За ними, пешим порядком, придворные, лакеи, скороходы, ловчие. Далее на фаэтонах церемониймейстеры с жезлами, придворные чины на лошадях и прочие, прочие, прочие. Казалось, что им и конца не будет.
Прошло не менее часа, прежде чем перед глазами публики на Тверской предстал император верхом на белом коне. Его сопровождали военный министр, министр императорского двора, несколько генерал-адъютантов и флигель-адъютантов. Следом шествовала императорская фамилия: дамы в парадных каретах, мужчины верхом. Далее — иностранные принцы и гости тем же порядком. Следом появилась, запряженная восьмеркой цугом, карета императрицы, сопровождаемая офицерами и придворными чинами. Торжественную процессию замыкали эскадроны лейб-гвардии Кирасирского полка.
По пути следования предусматривались остановки. У Триумфальных ворот царя приветствовал хлебом-солью городской голова Б.Н. Чичерин с гласными городской думы и де¬
345


Александр III
путациями купеческого и мещанского сословий, у Страстного монастыря ожидала делегация земства, у дома генерал-губернатора монарха приветствовало московское дворянство во главе с губернским предводителем графом В.А. Бобринским и губернатором B.C. Перфильевым.
Почти два часа двигались до центра города. У Воскресенских ворот новая остановка: царь и царица вошли в часовню иконы Иверской Богоматери, где встречал с крестом и святой водой епископ Дмитровский Алексий. Царская чета стала на колени и помолилась перед образом Пречистой Владычицы, приложились к образу. Затем двинулись дальше.
Въезд в Кремль состоялся через Спасские ворота. Около Успенского собора ожидали митрополиты Новгородский и Петербургский Исидор, Киевский Платон и Московский Иоанникий. Здесь состоялось благодарственное молебствие. В соборе венценосцы прикладывались к образам. Потом посетили Архангельский, где тоже приложились к святыням и поклонились могилам предков. Посетив затем Благовещенский собор, направились к Красному крыльцу Большого Кремлевского дворца, где верхом на коне с хлебом-солью встречал московский генерал-губернатор князь В.А. Долгоруков. Как только величества взошли на крыльцо, грянул пушечный салют, и зазвонили колокола всех московских церквей.
Этот день оказался таким радостно-трудным и так долго длился. Царь устал «смертельно», а царица вечером призналась супругу, что до опочивальни себя «еле дотащила».
Сам акт коронования был назначен на 15 мая. 11 мая в Оружейной палате происходила церемония освящения Государственного знамени, по окончании которой царская семья переехала из Кремля в Александровский дворец в Нескучном саду, где пробыла три дня, готовясь постом и молитвой к принятию Святых Таинств при священном короновании. Ни в каких праздничных собраниях царь не участвовал.
Другие же веселились вовсю. Весь цвет империи оказался в Москве. Ездили друг у другу с визитами, балам счету не было. Театры были переполнены, на улицах сутолока, бессчетное количество гуляющих ежевечерне любовалось иллюминацией. Гимн «Боже, Царя храни!» исполнялся бесконечно, и казалось, что эта величественная музыка разлита в самом
В4б


Боже, Царя храни!
московском воздухе. Город украшали праздничные афиши, составленные в духе и стиле времени.
«Всепресветлейший, Державный, Великий Государь Император Александр Александрович, восшед на прародительский Престол, наследственный престол Российской Империи и нераздельные с оным престолы Царства Польского и Великого Княжества Финляндского, по образу Благочестивых Государей предков своих, указать соизволил: Священному Коронованию Его Величества и от Святого мира помазанию быть, при помощи Всевышнего, сего мая 15 день, приобщая сему священному действию и Супругу Свою Государыню Императрицу Марию Федоровну. О сем торжестве всем верноподданным чрез сие извещается, дабы в вожделенный оный день усугубили мольбы свои к Царю Царствующих, да всемощною Своею благодатию приосенить Царство Его Величества и да утвердить в нем мир и тишину во славу свою Святую и к непоколебимому благоденствию Государства».
Все считали, что торжественный въезд царя в Москву прошел как нельзя лучше. Даже скептики не находили повода для критики. Надменный и желчный секретарь Государственного совета А.А. Половцев записал в дневнике: «Против обыкновения, все чинно, в высшей степени благоприлично. Кареты великолепны, упряжи превосходны, лошади в иных экипажах замечательны... У всякого свалился с сердца камень, все идут по домам с улыбкою на устах, чуть не христосуются на улицах». Но среди должностных лиц, наверное, больше всех радовался министр внутренних дел Д.А. Толстой. Граф считал, что благополучное 10 мая — 75% успеха всего дела, в чем видел свою большую заслугу.
Наконец наступало событие, которого так ждали, так долго готовились, навсегда оставшееся для Александра III незабываемым. Вспоминая коронацию, царь потом напишет, что это «счастливейший день» в жизни, за что благодарен Господу, «благословившему этот священный день для нас и всей России, которая с таким трогательным участием и вниманием ждала и встретила это великое событие для нас и доказала всей изумленной и испорченной нравственно Европе, что Россия самая святая, православная Россия, которой она была и при Царях Московских и каковой, дай Бог, ей остаться вечно!»
347


Александр III
Во второй половине дня 14 мая царская семья вернулась в Кремль, в Николаевский дворец. Вечером в церкви Спаса за Золотою Решеткою стояли на всенощной...
С раннего утра 15 мая все и всё в Москве находилось в ожидании. Лавки и магазины были закрыты, экипажи не ездили, большинство улиц словно вымерло. Жизнь сосредоточилась в центре города. Сотни тысяч людей занимали пространство вокруг Кремля, а в самом Кремле «яблоку негде было упасть»: из Николаевского дворца было видно лишь море человеческих голов.
Площадь между соборами, как писала одна газета, «не поддается описанию словами: так была она поразительно ярка, так пестрела она алым сукном своего помоста, золотом мундиров и роскошным разнообразием одеяний». От Красного крыльца до Успенского собора был сооружен помост, вокруг которого амфитеатром располагались трибуны для гостей. Все же свободное пространство занимал простой народ, начавший собираться у Кремля уже с вечера предыдущего дня.
В 7 часов утра раздались пушечные залпы, и вослед зазвонили колокола. Все начали занимать свои места. В 9 часов в Успенском соборе кончилось заздравное молебствие, и три митрополита — Московский, Новгородский и Киевский — в сопровождении духовенства вышли из собора навстречу наследнику цесаревичу Николаю Александровичу, который, согласно церемониалу, первым прошествовал в собор.
Через несколько минут на Красном крыльце появились Александр III и Мария Федоровна, вставшие под так называемым «царским балдахином». Он был сделан из золотой парчовой ткани, сверху украшен перьями, имел в длину 3 сажени (примерно 6,5 метра) и более сажени в ширину. Его несли 16 генералов, а 16 генерал-адъютантов держали золотые шнуры балдахина. Как только процессия тронулась, зазвонили колокола, загремела полковая музыка, ударили барабаны.
У дверей Успенского собора встречал митрополит Московский Иоанникий, обратившийся к царю с напутственным словом: «Благочестивый Великий Государь! Исполнилось заветное желание Твое и всех Твоих верноподданных. В царственном величии торжественно вступаешь Ты в знаменитый храм первопрестольной столицы Твоей, воспри¬
348


Боже, Царя храни!
нять, по примеру Благочестивых Предков Твоих, видимые знаки великого, Богом предопределенного Тебе царственного служения и священного помазания от Святого мира, а с ним и все дары Духа Святого, необходимые для прохождения великого к Богу служения Твоего. Миллионы Твоих верноподданных по всем градам и весям обширнейшей в мире державы Твоей торжествуют и ликуют, сопровождая шествие Твое молитвенными благожеланиями».
Потом митрополит Новгородский и Петербургский Исидор поднес монарху крест для целования, а митрополит Киевский Платон окропил святой водой. В 9 часов 50 минут царь и царица вошли под сень древних сводов.
В соборе приложились к иконам и заняли места на тронах, установленных в центре на помосте перед алтарем. Затем Александр III прочитал «Символ веры», произнося слова ясно, сильным голосом. Далее следовало чтение Евангелия, а по окончании возложение на монарха порфиры (мантии) и бриллиантовой цепи ордена Андрея Первозванного. Надев порфиру и цепь, царь преклонил голову, и первенствующий митрополит (Исидор) осенил его крестным знамением и, положив на голову монарха крестообразно руки, прочитал полагаемые по чинопочитанию две молитвы. Как только молитвы отзвучали, царь попросил корону, которую его «ассистенты» (великие князья Владимир и Алексей Александровичи) и поднесли. Александр III, как было сказано в официальных сообщениях, «возложил ее на главу Свою». В этот, самый патетический, момент коронации на глазах царя блестели слезы...
К восседавшему на троне царю подошла царица, «преклонила колена», и монарх, сняв корону, прикоснулся ею к голове Марии Федоровны. Через минуту «ассистенты» императрицы (великий князь Сергей Александрович и датский принц Вальдемар) поднесли Малую корону, которую Александр III и возложил на голову супруги, а следом надел на нее порфиру и коронационные знаки ордена Андрея Первозванного. На часах было 11 часов.
В этот момент протодьякон провозгласил многолетие, певчие грянули «Многая лета». Снаружи пение сопровождалось звоном колоколов и грохотом орудийного салюта, возвещавших народу, что священное коронование случилось.
349


Александр III
В соборе все пришло в движение, и присутствовавшие (члены фамилии, чрезвычайные послы) троекратным поклоном приветствовали царскую чету, а затем члены династии поочередно (по старшинству) поднимались на помост к тронам и лично поздравляли.
Затем царь на коленях читал по книге молитву «Господи Боже отцев и Царю царствующих». Все в Успенском соборе встали на колени. По окончании царской молитвы коленопреклоненный митрополит Исидор обратился к самодержцу с приветственной речью, закончив ее словами: «Твоею благо- датию непоколебим Всероссийский Престол. Твоею милостью крепка Россия: Слава Тебе, Богу Благодетелю нашему, во веки веков». Хор запел «Тебе Бога хвалим», и этим завершился чин коронования. Началась Божественная литургия, во время которой совершалось миропомазание царя и царицы, происходившее перед Царскими вратами алтаря.
По окончании церемонии митрополит Исидор ввел государя в алтарь. Там он причастился Святых Христовых Таинств по чину царскому, как приобщаются священнослужители, то есть особо Тела и особо Крови Христовой. Выйдя из алтаря, царь остановился у иконы Спасителя. Наступила очередь Марии Федоровны принять причастие. Согласно чину, она приняла его обычным порядком у Царских врат от митрополита Исидора. Затем царь и царица опять заняли места на тронах.
По окончании литургии их величествам поднесли крест для целования, и все присутствующие снова поздравили но- вовенчанных троекратным поклоном. Акт коронования и миропомазания завершился.
Из Успенского собора Александр III и Мария Федоровна проследовали в Архангельский, затем в Благовещенский соборы, а далее направились к Красному крыльцу. Они следовали в коронах, под балдахином, окруженные ассистентами и свитой. Взойдя на крыльцо, они три раза поклонились народу и удалились в дворцовые покои. Было 1 час 20 минут пополудни. Самые важные события того дня случились. Все, что должно было еще произойти, являлось данью светской традиции.
Через полтора часа в Грановитой палате состоялся парадный обед, который воспроизводил в точности весь ритуал праздничных трапез московских государей.
350


Боже, Царя храни!
Царь и царица появились в мантиях и коронах. К обеду были приглашены дипломаты и высшие сановники империи, имевшие чины первых двух классов по Табели о рангах, генерал-адъютанты, высшее духовенство; всего 159 человек. Члены императорской фамилии и иностранные принцы «вкушали» обед отдельно, по соседству, в так называемом «тайнике».
Венценосцы заняли места на тронах под балдахином, где был сервирован стол на два прибора: справа — для царя, слева — для царицы. Кушанье для их величеств вносили штаб-офицеры; распоряжались обер-гофмаршал и гофмаршал. Митрополит Московский благословил трапезу. Меню царского обеда состояло из следующих блюд: борщ и похлебка, пирожки, стерлядь паровая, телятина, жаркое из цыплят и дичи, спаржа, гурьевская каша и мороженое.
При звуках труб, громких восторженных криках толпы, доносившихся с улицы, за столом были провозглашены четыре тоста, каждый из которых сопровождался пальбой орудий: за здравие императора (61 выстрел), государыни императрицы (51), наследника-цесаревича и всего императорского Дома (31), за духовных особ и всех верноподданных (21). Во время трапезы хор императорских театров исполнил кантату, специально написанную к коронации П.И. Чайковским на стихи поэта А.Н. Майкова.
Царский обед продолжался около часа. При пении хором «Славься» Александр III и Мария Федоровна в парадном облачении удались в дворцовые покои.
Вечером из окон дворца они любовались иллюминацией. Впервые для этого применили электричество. В вечерних сумерках горевшие «живым огнем» стены и башни Кремля производили неизгладимое впечатление. Особенно грандиозно выглядела колокольня Ивана Великого, для освещения которой было использовано 3500 «лампочек Эдисона». Хотя погода была дождливая, но народ толпился на улицах и площадях первопрестольной столицы до самого утра. Людей «была пропасть», однако никаких происшествий не случилось, и полиция не выявила даже ни одного пьяного...
Торжественное величие коронационной церемонии никого не оставляло равнодушным. Даже те, кто не испытывал добрых чувств к Александру III, восхищались. Впавший в не¬
351


Александр III
милость великий князь Константин Николаевич писал 15 мая своей возлюбленной («второй жене») Анне Кузнецовой: «Надо сознаться, что это чудная церемония. Несколько есть в ней моментов, которые так хватают за душу, так что вряд ли остается один сухой глаз в Церкви. Такова та молитва, которую Митрополит читает, держа обе руки на преклоненной главе Государя, когда он сам на себя накладывает корону, когда он коронует Императрицу, стоящую перед ним на коленях, — когда Государь стоит один на коленях и читает громко молитву, а все кругом стоят, и, наконец, когда он один стоит, а все остальные на коленях, и Митрополит тоже на коленях читает молитву. Все эти моменты удивительно умилительны».
День коронации отмечали по всей России. Но и за пределами империи состоялись торжества. В Дании это стало национальным событием. Повод явился нешуточный: датская принцесса венчалась на царство в могучей России. По этому случаю члены королевской семьи во главе с Христианом IX присутствовали на богослужении в церкви русского посольства, а затем стоя слушали русский национальный гимн «Боже, Царя храни!», несколько раз исполненный матросами с русских кораблей, находившихся в порту Копенгагена.
В 5 часов во дворце Амалиенборг король дал праздничный обед, на который были приглашены все высшие должностные лица королевства, члены русской миссии и русские морские офицеры. Христиан IX произнес тост за здоровье государя императора и так расчувствовался, что прослезился.
В столице Дании царила праздничная атмосфера. В городском саду «Тиволи» к этому дню была подготовлена специальная развлекательная программа. Публики было очень много, а к русским матросам и офицерам, для которых по распоряжению короля вход везде был бесплатным, датчане относились с подчеркнутым вниманием; их везде пропускали на первые места, считали за честь угостить пивом. В тот год в Дании «русский праздник» повторился: 18 августа в Копенгаген пришла яхта «Держава», на которой прибыл в гости к королю Александр III со своей семьей. Впервые после воцарения он посетил Данию, где его встречали по-родственному радушно...
352


Боже, Царя храни!
Со следующего за коронацией дня для Александра III началась «праздничная канитель», длившаяся почти две недели. Балы следовали один за другим, приемы происходили ежедневно. Уже 16 мая царь принял около двух тысяч представителей: сановники, дипломаты, высшие иерархи церкви, представители народов и областей Российской империи, земств и городов. Все приносили поздравления, вручали хлеб-соль на блюдах, которых в итоге набралось несколько сот. Некоторые из них отличались удивительным великолепием. Каждого представляющегося царь наградил благодарственным рукопожатием, после чего облагодетельствованный прикладывался к царицыной ручке.
В честь коронации сыпался «наградной дождь»: именные благодарственные рескрипты, пожалования орденов, чинов, должностей. Как всегда, кто-то был доволен, а кто-то нет. Одним казалось, что их незаслуженно обошли, другие уверяли, что «стали жертвою интриг», так как вместо Владимира получили лишь Станислава, иные сетовали, что в благодарственном рескрипте не все их заслуги перечислены. Клокотание сановно-чиновных амбиций и себялюбий не прекращалось даже в момент великих национальных торжеств.
Члены Государственного совета, министры, другие высокопоставленные лица между официальными церемониями «коротали время» в обсуждении текущих назначений. Это была излюбленная тема. Сталкивались интересы разных групп («партий»), объясняемые личными пристрастиями, родственными узами, служебными связями. На царя пытались влиять в угодном духе разные чиновно-придворные круги, но это плохо удавалось.
Казалось бы, что за два года правления Александра III можно было уяснить, что проталкивание «своего кандидата» удается лишь тогда, когда претендент обладает несомненными способностями для занятия той или иной должности. Только это для царя имело значение. Всему остальному значения не придавал. Однако традиционная атмосфера чиновной среды мало менялась. Некоторые решили, что «под шумок коронации», когда монарх пребывает в благостном состоянии духа, можно воспользоваться моментом.
353


Александр III
К тому же стало известно, что царь выказал невероятную милость к отлученному от председательства в Государственном совете великому князю Константину Николаевичу, пообещав через министра двора пожаловать дворянское достоинство его второй семье, пяти незаконнорожденным детям. Хоть известие и не афишировалось, но слух о том быстро распространился, и некоторые даже заключили, что такое благодеяние свидетельствовало о «перерождении царя». Конечно, это были иллюзии. Александр III, проявив великодушие, не собирался ничего менять по существу в направлении государственной политики.
Некоторые сановники «изнемогали» от церемоний, им были в тягость и продолжительные церковные службы, многочасовые приемы, многолюдные балы, где «задыхались от духоты». Лишь царь и царица ни разу не пожаловались на усталость, хотя в силу своего характера Александру III было неимоверно трудно. Невзирая на нагрузку, все время находился в приподнятом настроении. Это богоугодное дело, это все во имя славы и процветания России. Все переносил стоически еще и потому, что его Минни, казалось, вообще не знала усталости. Случалось, весь день была на ногах, но не сетовала. Ко всем с расположением, с улыбкой, а разговоры вела непременно с «милой миной на лице». Александр III просто восхищался супругой.
В те праздничные дни он не раз ощущал великое проявление духа народного. 18 мая были в Большом театре, где давали «Жизнь за царя». Как только царь с царицей появились в ложе, сразу же грянул гимн, а потом публика, более тысячи человек, с таким энтузиазмом хлопала, повернувшись к царской ложе. Некоторые даже начали опасаться, что старые стены театра просто не выдержат.
Запомнился и прием волостных старшин в Петровском дворце, состоявшийся 21 мая. Всего было 700 человек, представлявших крестьянство всей России. Там царь произнес свою единственную политическую речь, которую пересказывали бесконечно.
За два года правления Александр III утвердил ряд законов, направленных на улучшение быта крестьянского сословия. В числе важнейших — отмена еще сохранявшейся юридиче¬
354


Боже, Царя храни!
ской зависимости землепашцев от помещиков. Подобные отношения объяснялись неисполнением обязательств по выкупу земель, и такие крестьяне назывались временнообязанными. Царским указом зависимость крестьян с 1 января 1883 года повсеместно прекращалась, и все они получали землю на правах собственников. Вторая важная мера была связана с первой и касалась недоимок по выкупным платежам. В 1882 году размер их был сокращен вдвое.
У некоторых разыгралось воображение. Перед коронацией в крестьянской среде начали циркулировать утверждения, что грядут новые царские милости и что государь в Москве объявит о дополнительном наделении землей. Никаких действительных поводов к тому не было, но народное сознание всегда верило в то, во что хотелось верить. Александр III решил развеять детские мечтания, твердо и ясно указать свою волю.
«Я очень рад еще раз видеть вас. Сердечно благодарю за ваше сердечное участие в торжествах наших, к которым так горячо отнеслась вся Россия. Мое сердечное спасибо. Следуйте советам и руководству ваших предводителей дворянства и не верьте вздорным и нелепым слухам и толкам о переделах земли, дарованных прирезках и тому подобному. Слухи эти распускаются нашими врагами. Всякая собственность, точно так же как и ваша, должна быть неприкосновенна. Дай Бог вам счастья и здоровья». Крестьяне на коленях благодарили, хором повторяли: «Мы довольны, много довольны». Затем старшин пригласили к царскому обеду, по окончании которого каждому был подарен на память поясной портрет царя.
Один из дней, 22 мая, семья царя провела в Троице-Сер- гиевой лавре. Александр III впервые оказался здесь еще юношей и навсегда сохранил наилучшие чувства к этой обители благочестия. Теперь приехал в период радости, но в день печальной памяти: смерти Мама. Вот уже три года, как Господь призвал ее, но боль от потери не проходила. Как она там, на Небесах, радуется, глядя на происходящее в Москве, но как здесь, на земле, ее недостает всем близким. После молитвы у раки преподобного Сергия отлегло от сердца, на душе стало тихо и светло...
355


Александр III
В аристократических салонах Москвы в те майские дни только и разговоров было, что о коронации. Но говорили не столько о самом событии, сколько злословили о разных происшествиях. Тем предоставлялось более чем достаточно. Обсуждали «пикантную подробность»: как у княгини МА. Голицыной на одном из балов во время танца «упало исподнее», злословили по поводу того, как на торжественном обеде обер- гофмаршал Э.Д. Нарышкин публично сказал министру иностранных дел Н.К. Гирсу: «Дорогой министр, так вилку и нож не держат», как министр внутренних дел во всеуслышание обозвал генерал-адъютанта князя Д.И. Святополк-Мирского «дураком», как княгиня обер-гофмейстерина Е.П. Кочубей «устроила сцену» министру двора, что во время въезда в Москву она ехала не одна в карете, а с какими-то «левретками», чем оскорбила представительниц досточтимых фамилий, и т.д.
До ушей самодержца подобное не долетало. Он терпеть не мог такой «ерунды». Его волновало и заботило совсем иное. После коронационного дня самым впечатляющим оказался день 26 мая, освящение крупнейшего православного собора в России — храма Христа Спасителя. Александр Александрович впервые увидел его в 1861 году, когда только закончили делать кровлю. Внутри еще было пусто и неуютно. Потом непременно интересовался ходом работ и еще цесаревичем из своих средств выделял на храм — символ величия и подвига России.
Он воздвигнут по обету императора Александра I, который возвестил о том еще манифестом 25 декабря 1812 года, сразу же после изгнания французов за пределы России. «Благословенный» хотел воздать этим благодарность Всевышнему, спасшему его державу от страшного нашествия. Император Александр Павлович одобрил план строительства храма на Воробьевых горах по проекту художника А.Л. Витберга. Однако в силу разных причин, главным образом из-за отсутствия требуемых средств, замысел реализовать не смогли, провели лишь кое-какие подготовительные работы.
Дело было возвращено из забвения энергичными усилиями императора Николая I. Ему совсем не нравился старый проект. Витберговский собор походил не на православную святыню, а на какое-то грандиозное языческое капище. Да и
356


Боже, Царя храни!
место для собора было выбрано явно неудачно: в значительном удалении от города, куда добираться трудно.
Николай Павлович хотел, чтобы храм был выполнен в старинном стиле, по образцу византийских соборов. Был объявлен новый конкурс, и предпочтение было отдано проекту архитектора К.А. Тона. Место для постройки определил сам царь: в самом центре города, на берегу Москвы-реки, на месте бывшего Алексеевского женского монастыря, который по такому случаю перевели в район Сокольников. В присутствии царя 10 сентября 1839 года состоялась закладка. Однако Николай I так и не увидел окончание строительства.
Лишь в 1859 году были закончены наружные работы и храм предстал во всем своем внешнем великолепии. Потом более двадцати лет отделывали внутри. Работы осуществляли известные художники и скульпторы: барон П.К. Клодт, А.В. Логановский, В.П. Верещагин, Г.И. Семирадский и другие. Он был рассчитан на 10 тысяч молящихся. Его освящение прошло при стечении огромного количества людей.
После того дня пройдет 29 лет, и 30 мая 1912 года рядом с храмом Христа Спасителя откроют грандиозный памятник Александру III, созданный скульпторами А.Н. Померанцевым и А.М. Опекушиным (от основания постамента его высота достигала почти 15 метров). Царь-миротворец будет изображен сидящим на троне, лицом к Кремлю, в порфире и короне, со скипетром в правой руке и с державой — в левой.
Таким он запечатлелся в памяти участников коронации 1883 года, таким его запомнил сын — император Николай II, по воле которого и проводился по всей России сбор средств. На эти добровольные пожертвования и создадут памятник, на массивном гранитном постаменте которого значилось: «Благочестивейшему Самодержавнейшему Великому Государю нашему Императору Александру Александровичу Всея Руси. 1881—1894». Пройдет менее двадцати лет, и храм и памятник будут полностью уничтожены. Но наступление тех горьких времен и трагических событий в день освящения храма не дано было никому предвидеть.
Коронационные торжества закончились 28 мая 1883 года царским смотром войск. Александр III покидал Москву с легким сердцем, благодаря Господа за подаренное счастье.


ГЛАВА 16
ЗАБОТЫ И ПЕЧАЛИ МОНАРХА
В ряду государственных изменений, представлявшихся царю неотложными, — правовое положение императорской фамилии. Семейные дела членов династии — браки, мезальянсы, морганатические союзы — это текущее. Решение их стоило сил, времени, а порой и нервов. Однако существовал и более общий вопрос, требовавший урегулирования в соответствии с условиями времени: статус, права и обязанности царских родственников. Их определял свод правовых актов — «Учреждение об императорской фамилии», включенный в первый том Основных законов Российской империи.
Законы о престолонаследии и старшинстве степеней родства Дома Романовых появились в 1797 году при императоре Павле I. Проживший многие годы под угрозой отлучения от власти, нелюбимый сын Екатерины II хотел, чтобы право тронопреемства было раз и навсегда урегулировано и не зависело от воли или каприза самодержца. Это было тем более необходимо, что в XVIII веке не раз случалось такое.
Перед самой смертью в 1740 году императрица Анна Иоанновна «назначила царем» сына своей племянницы Анны Леопольдовны (1718—1746), маленького Иоанна Антоновича (1740—1764), а регентом (фактическим правителем) ненавистного всем Э. Бирона, хотя была жива прямая наследница,
358


Заботы и печали монарха
дочь царя Петра I Елизавета (будущая императрица Елизавета Петровна).
Не менее возмутительное своеволие повторилось через 22 года. В результате переворота в июне 1762 года, когда отрешили от власти внука Петра I императора Петра III (1728—1762), на престоле оказался не его сын Павел Петрович (1754—1801), а жена-заговорщица — Екатерина II (1729— 1796). С того времени Павлу (законному наследнику) была отведена роль изгоя, и «великая самодержица» всерьез намеревалась лишить сына прав на престол и «переадресовать корону» своему внуку Александру (Александру Павловичу). Смерть помешала осуществлению намерения «матушки-императрицы».
Когда Павел Петрович оказался на престоле в ноябре 1796 года, то сразу же вознамерился навести в важнейшем государственном деле порядок. Акт об этом составили в первые же недели царствования, а оглашен он был особым манифестом в день коронации Павла 15 апреля 1797 года. Этот кодекс и получил название «Учреждение об императорской фамилии».
В соответствии с ним право на престол определялось не желанием правящего царя (как было до того), а исключительно степенью родства с императором: от отца к старшему сыну, от того к своему сыну и т.д. Если же у сыновей не имелось мужских наследников, то право переходило к женским особам фамилии, начиная от жены и дочери старшего сына.
Закон устанавливал титулы и величание членов династии: «великий князь цесаревич» и «ваше императорское высочество» для наследника престола, «великий князь» и «императорское высочество» для прочих детей, внуков и правнуков императора. Последующие поколения именовались князьями императорской крови и удостаивались лишь титула «высочества». Эти же правила распространялись и на женскую половину династии — дочерей, внучек и правнучек императора, а также жен членов фамилии.
Все великие князья при крещении получали ордена Андрея Первозванного, Александра Невского, Белого орла, Анны и Станислава первых степеней, а великие княжны — орден Святой Великомученицы Екатерины. Князья и княжны
359


Александр III
императорской крови получали эти награды по достижении совершеннолетия.
«Учреждение» определяло размер денежного содержания и приданого для членов императорской фамилии. С этой целью все имения Романовых (главная собственность того времени) получали названия удельных, для управления которыми в 1797 году организовали особое ведомство — Департамент уделов (Главное управление уделов), вошедшее позже в состав образованного в 1826 году Министерства императорского двора. Великие князья и великие княгини, как и прочие члены императорской фамилии, обеспечивались ежегодными денежными выплатами, а при замужестве или женитьбе еще и единовременной субсидией.
Когда Павел I подписывал «Учреждение», то династия Романовых была малочисленной. Помимо императора и императрицы Марии Федоровны, в это число входили лишь их дети: Александр (1777—1825), Константин (1779—1831), Александра (1783-1801), Елена (1784-1803), Мария (1786-1856), Екатерина (1788-1819), Анна (1795-1865), Николай (1796-1855). Через год родился еще сын Михаил (1798—1849).
В дальнейшем династия неуклонно увеличивалась и к началу 80-х годов XIX века составляла 39 человек. К этому моменту в составе императорской фамилии имелись не только собственно Романовы. Появились носители иностранных титулов, узаконенные в России: герцоги Мекленбург-Стре- лицкие (брак племянницы Николая I Екатерины Михайловны с герцогом Георгом Мекленбург-Стрелицким в 1851 году); принцы Ольденбургские (брак дочери Павла I Екатерины с принцем Петром Фридрихом Ольденбургским в 1809 году); герцоги Лейхтенбергские (брак дочери Николая I Марии с герцогом Максимилианом Лейхтенбергским в 1839 году).
Ко времени воцарения Александра III брачные матримониальные союзы связывали царский дом со многими династиями Европы: 1огенцоллернов, Вюртембергской, Баденской, Мекленбург-Шверинской и другими. В XIX веке династические связи постепенно расширялись, выходя за пределы многочисленных германских княжеств, герцогств и королевств.
Королевой Нидерландов (Нассауская династия) с 1840 года являлась сестра Николая I великая княгиня Анна Павлов¬
360


Заботы и печали монарха
на (1795—1865), еще в 1816 году вышедшая замуж за наследника нидерландской короны принца Вильгельма (Вильгельм II). Женитьба в 1866 году цесаревича Александра Александровича на датской принцессе Дагмар способствовала возникновению династических уний между Романовыми и Датским королевским домом, а также Английским (Ганноверская династия) и Греческим королевскими домами (Шлезвиг-Гольштейн-Зонденбург-Глюксбургская династия).
Согласно законам о престолонаследии, иностранные принцы, женатые на великих княгинях, представляли боковые ветви рода и прав на престол не имели никаких. Иное дело — русские великие князья — прямые потомки императоров.
После Александра II в составе династии образовалось несколько генеалогических линий, старшинство которых определялось степенью первородства. Александровичи (от Александра III), Владимировичи (от имени третьего сына Александра II Владимира), Павловичи (от младшего сына Александра II Павла), Константиновичи, Николаевичи, Михайловичи (от сыновей Николая I — Константина, Николая, Михаила).
Александр III понимал, что состав фамилии будет неуклонно расширяться. У него самого — пятеро детей, у брата Владимира четверо, у дяди Михаила Николаевича — семеро. Женихи подрастали в семьях его дядей Константина и Николая.
Александр III, намереваясь видоизменить законодательные положения, отнюдь не собирался перечеркивать законодательство Павла I, как и нормы, добавленные в «Учреждение» при Александре I и Николае I. Он хотел лишь пересмотреть то, что не соответствовало новым условиям. Это вызывалось в первую очередь необходимостью сократить расходы.
Александр III сам был чрезвычайно рачительным и экономным в расходовании собственных средств. Среди близких встречал понимание. Императрица Мария Федоровна, имея личный бюджет в 200 тысяч рублей, на себя тратила не более 50 тысяч, а все остальное передавала на благотворительные надобности. Старший сын, цесаревич Николай Александрович по достижении совершеннолетия в 1884 году (16 лет) имел право получать ежегодно 300 тысяч рублей (стоимость хорошего имения).
361


Александр III
Однако император, с согласия Ники, решил иначе: сын продолжал жить под отцовским кровом, продолжал получать свое прежнее ежегодное содержание в 33 тысячи рублей, а император покрывал расходы двора наследника из собственной кассы (бюджет императора не превышал 500 тысяч рублей). Таким путем за десять лет удалось сэкономить несколько миллионов рублей. (Для сравнения: годовой бюджет всего Министерства императорского двора равнялся примерно 10 миллионам рублей.)
Чего легко можно требовать от членов семьи, трудно было добиться от других родственников. По закону все члены Дома Романовых имели право на получение ежегодного содержания, размер которого колебался от 500 тысяч рублей для императора до 30 тысяч рублей для дальних родственников. За исключением императора, императрицы и наследника, чьи расходы оплачивались из Государственного казначейства, средства для содержания остальных брались из доходов уделов. Постепенно сложилась практика, когда по решению императора отдельным членам династии выдавались «добавочные» суммы, что нарушало закон и неблагоприятно отражалось на финансах царской фамилии.
В 1864 году Александр II «предписал» Департаменту уделов ограниться лишь выдачами оговоренных законом денег. Однако сам нарушал это положение и не раз «сердечно» воспринимал просьбы родственников. В кассе Департамента уделов требуемых средств часто не оказывалось, и тогда их выписывали из Государственного казначейства «заимообразно» (государственные фонды и деньги царской фамилии существовали раздельно). Александр III вознамерился положить конец беззаконию, установив прочное и незыблемое правило, без всяких «изъятий».
Подобная мысль приходила ему на ум еще цесаревичем, но лишь в 1883 году публично высказался за пересмотр законов об императорской фамилии с тем, чтобы сократить число великих князей и княгинь и уменьшить удельные расходы. Царь понимал, что подобное намерение неизбежно вызовет неудовольствие родни. Поэтому долго и пребывал в размышлении.
Действительно, каково будет узнать жене брата Владимира Марии Павловне или жене дяди Михаила Ольге Федоров¬
362


Заботы и печали монарха
не, что их внуки уже не будут великими князьями и не смогут рассчитывать пожизненно на государственный карман. Конечно, и некоторые иные выразят недовольство, но уж эти не в меру амбициозные и претенциозные дамы непременно встанут в оппозицию, начнут будировать, критиковать, интриговать. В конечном итоге царь не ошибся в таких предположениях.
Недовольство Михень и тети Оли Александра III не пугало. От них ничего иного и не ждал. Куда больше занимало другое: как бы своим решением не внести раскол в императорскую фамилию. Он ведь первый обязан сохранять и поддерживать единство. Родственники должны понять и принять эту меру; терпеть существующее положение далее невозможно.
Попросил графа А.В. Адлерберга подготовить предложения. Старый граф более десяти лет возглавлял Министерство императорского двора, был хорошо осведомлен о состоянии дел. Свои представления монарх сформулировал вполне определенно. «Оставить все так — значит пустить по миру свое собственное семейство. Я знаю, что все это поведет к неприятностям, но у меня их столько, что одною больше — нечего считать, но я не намерен все неприятное оставлять своему сыну».
Экс-министр приступил к исполнению поручения неспешно. Понимая, что регламентация прав и укрощение аппетитов — мера крайне необходимая, осознавал и другое — лавров на этом поприще не сыщешь. Для того чтобы, даже при поддержке императора, бросить вызов могущественному фамильному клану, надо было обладать мужеством незаурядным. У Адлерберга его не оказалось. Волынил, то ссылаясь на расстроенное здоровье, то на необходимость подробно изучить «состояние династического вопроса» в других странах. Александр III не раз напоминал, просил ускорить. В конце концов не выдержал и в 1884 году передал вопрос в Департамент законов 1осударственного совета.
Александр III заключил, что пересмотр фамильных законов нельзя откладывать в долгий ящик. Пока еще в их роду нет правнуков императора, но после женитьбы в апреле 1884 года старшего сына Константина Николаевича велико¬
363


Александр III
го князя Константина Константиновича («К.Р.») на Елизавете Саксен-Альтенбургской (Елизавете Маврикиевне) перспектива появления царского правнука становилась вполне реальной. Если не будет нового закона, то новорожденный получит права великого князя, а за ним надо будет наделять подобным званием и прочих.
Такая перспектива не прошла незамеченной в салонах. Появились слухи, что император решил нанести новый удар своему дяде Константину. Ждали бурной реакции бывшего председателя Государственного совета. Когда сообщили об этих опасениях, царь язвительно заметил: «А это и кстати, он любит либеральничать, а это будет либеральная мера». К удивлению, дядя Коко не проявил себя никак. Очевидно, судьба законнорожденных внуков занимала мало; его гораздо больше интересовала участь незаконнорожденных детей.
Куда более остро реагировали Михайловичи. Председатель Государственного совета великий князь Михаил Николаевич находился всю жизнь под сильным влиянием своей жены, неугомонной Ольги Федоровны. Некоторые даже утверждали, что на самом деле существует два председателя Государственного совета, и какой из них «первее», трудно сказать. Царь знал, что дядя подробно сообщал супруге о всех делах, и понимал, что тетя Оля неизбежно окажется в курсе всего дела еще на подготовительной стадии. Чтобы не вызывать до срока волны сплетен, пересудов и жалоб, попросил всех причастных к делу держать все пока в секрете, в том числе и от Михаила Николаевича. Но слух о готовящейся реформе прошел.
Ольга Федоровна негодовала: возмущало и само намерение, и тот факт, что супруга отстранили. Теперь к ее излюбленной теме — обсуждению и осуждению манер, туалетов и общества великой княгини Марии Павловны прибавилась еще одна: поведение царя, царицы и их детей. Бывшую баденскую принцессу теперь уже многое не устраивало. Свои умозаключения не скрывала от посторонних и не раз в своем палаццо на Дворцовой набережной позволяла себе оглашать колкости и делать двусмысленные замечания и намеки насчет царской семьи, вызывая порой шоковое состояние у гостей.
364


Заботы и печали монарха
Царь и царица знали об этом. Мария Федоровна не раз именовала Ольгу Федоровну «профессиональной сплетницей», считая, что та живет интересами «провинциального захолустья». Александр III старался не обращать внимания, но однажды тоже не смолчал и заметил: «Ольгу Федоровну все признают умною женщиной. В чем же выражается этот ум? Сплетничает и читает пустейшие романы, а никаким серьезным делом заниматься не хочет». Монарх не сгущал краски: его тетушка, единственная из женской половины династии, не имела никаких благотворительных забот и общественных обязательств.
22 января 1885 года в Аничковом дворце состоялось обсуждение новой редакции законов об императорской фамилии, в котором принял участие узкий круг доверенных лиц: А.В. Адлерберг, министр двора И.И. Воронцов-Дашков, великий князь Владимир Александрович, секретарь Государев венного совета А.А. Половцов. Решили, что надо не ограничиваться дополнением отдельных статей «Учреждения», а обновить весь кодекс, издав на первое время лишь закон о преимуществах степеней родства.
Первоначально царь настаивал на том, чтобы внуки императора не считались больше великими князьями. Когда же ему указали, что этим ущемляются интересы его детей, сказал, что «обязан в отношении своего потомства поступать суровее, чем в отношении потомства своих дядей и братьев». Такая позиция не нашла поддержки. Императора уговаривали не прибегать к такой «жесткой мере». Александр III уступил. Обсуждали и другие моменты династического законодательства, но главным оставался вопрос о звании великого князя. Через два часа пришли к единому мнению.
Пять дней спустя в «Правительственном вестнике» появился царский указ, где говорилось, что отныне званием великого князя, соответствующими титулами и правами пользуются лишь дети и внуки императора. Все же остальные получали звание князей императорской крови. В указе также предусматривалось создание специальной комиссии для пересмотра всего свода династических законов («Учреждения об императорской фамилии»).
Появление указа стало полной неожиданностью для большинства Романовых. Потом рассказывали о бурной сцене в
365


Александр III
Мраморном дворце, где Константин Николаевич и Александра Иосифовна «впали в бешенство». Так оно было или нет, сказать трудно, достоверных сведений о том не обнаружилось. Точно же известно о том, как негодовали во дворце Михаила Николаевича. Ольга Федоровна просто взвилась.
«Нас желают унизить. Он (Александр III. — А.Б.) ненавидит императорскую фамилию», — стало рефреном почти при всех ее разговорах. Еще она непременно уверяла, что «если императрица попросит меня дать бал, то я отвечу, что у меня нет средств для этого, так как я должна делать сбережения для своих внуков». Не забывала упомянуть и о том, что Александр III находится в «плену плохих советчиков».
Особое раздражение Ольги Федоровны вызывало то, что в составлении указа участвовал муж ненавистной Марии Павловны великий князь Владимир Александрович. Масла в огонь добавило известие, что монарх назначает брата Владимира руководителем той самой комиссии, о которой говорилось в указе.
Ольга Федоровна решила поведать «городу и миру» об «истинном облике» этой пары, к которой царь, как ей казалось, «по непонятной причине» мирволил. В последующие дни чуть ли не первому встречному жена председателя 1осударст- венного совета сообщала, что Владимир и Михень мечтают о короне, «копают под царя» и якобы уверяют, что «правили бы значительно лучше», что в «общих интересах» Александру Александровичу надо было бы в свое время разрешить жениться на Мещерской. Еще много подобного кочевало по столичным гостиным с легкой руки царской родственницы.
Эти дискредитирующие пассажи явно предназначались для царских ушей. Однако Александр III сплетнями не интересовался, считал их «несносными». Критическая реакция в великокняжеских дворцах его ничуть не поколебала. 2 июля 1886 года появилась новая редакция Учреждения об императорской фамилии.
Статья 21 гласила: «Титул Великого Князя, Великой Княгини и Императорских Высочеств принадлежит сыновьям, дочерям, братьям, сестрам, а в мужском поколении и всем внукам Императоров». (Исключение делалось лишь для потомства дочери Николая I Марии Николаевны (Лейхтен-
366


Заботы и печали монарха
бергской), которому в 1852 году императорским указом были пожалованы звания императорских высочеств.)
Денежные выплаты теперь подробно определялись законом, а «мера их» находилась в прямой зависимости от степени родства. Дети царя получали до совершеннолетия по 33 тысячи рублей в год, а наследнику, помимо содержания двора, выделялось 100 тысяч. Дети и внуки императоров получали по миллиону рублей при женитьбе или замужестве, правнуки — по 100 тысяч, следующие за ними — по 30 тысяч рублей.
Закон 1886 года четко «прописал» родовую субординацию, права, преимущества и денежное содержание императорской фамилии. В примечании к статье 39, определявшей состав имущества и капиталов династии, говорилось, что «удельные имения подчиняются платежу государственных, земских и городских повинностей на основании надлежащих уставов и узаконений». Данное положение появилось в законе по настоянию Александра III. Это принципиально новый момент: впервые в истории доходы царской фамилии стали облагаться налогами.
Царь добился систематизации и правового урегулирования статуса Дома Романовых. Не сомневался, что только путем упорядочения норм и можно навести порядок в любом деле.
Изменение фамильного законодательства не привело ни к каким заметным осложнениям и пертурбациям. Куда больше страстей вызвали скандальные «амурные истории» среди Романовых. Только-только улеглись страсти по поводу брачных дел его дядей, как ждал новый «антраша». Сын Николая Николаевича (старшего) Николай Николаевич (младший; 1856—1929) вознамерился жениться на купчихе Софье Бурениной, с которой несколько лет был в интимных отношениях. Сама по себе любовная связь уже мало кого возмущала: за последние десятилетия столько куда более шокирующего случилось. Но женитьба — это уже совсем другое. Породниться с царем можно было лишь с его согласия. В соответствии с законом монарх имел право разрешать морганатические браки, но в таком случае потомство теряло все великокняжеские права.
В один из вечеров в декабре 1887 года в Аничков дворец приехал дядя царя великий князь Николай Николаевич. Он
367


Александр III
поведал монарху печальную историю своего старшего сына: Николай уже несколько лет влюблен в одну даму, без которой «не мыслит жизни», и «как джентльмен» имеет перед ней «обязательства». Александра III шокировала эта неожиданная история, он даже вначале растерялся. Ничего определенного дяде Низи не ответил, сказал лишь, что «надо подумать». Но генерал-фельдмаршал воспринял это как согласие, о чем и оповестил сына. Понадобилось лишь пару дней, чтобы весть облетела Петербург. Это была первостатейная сенсация: царской родственницей станет дочь купца- меховщика с Гостиного двора.
Великая княгиня Ольга Федоровна, услышав такое, занемогла, а ее муж великий князь Михаил Николаевич, спокойный и уравновешенный, стал неузнаваемым и впервые высказался критически об Александре III: «Я вижу, что у царствующего императора есть желание по возможности всех членов своего семейства, кроме своих братьев и сыновей своих, отодвинуть в толпу; что я стану делать с шестью своими сыновьями — всякая кокотка, имея перед глазами примеры, будет иметь основательную надежду выйти за одного из них замуж». Очевидно, генерал-фельдцейхмейстер (глава артиллерии) в крепость чувства долга собственных отпрысков не верил; грядущее «нашествие кокоток» ему представлялось неизбежным.
Почти через три недели, когда переговорили, обсудили, «пережевали» не раз новость в салонах, лишь тогда скандальная новость настигла Марию Федоровну... 2 января 1888 года императрица вместе с Александром III была на обеде у великого князя Алексея Александровича. Затем царь поехал к себе в Аничков заниматься, а жена — в Михайловский театр. Настроение у нее было спокойным, впечатления дня — самые обычные, и казалось, что ничего непредвиденного произойти не может. Но произошло.
На обратном пути из театра она ехала в карете вместе с великим князем Сергеем Александровичем и от него услыхала о событии, о котором знала уже вся фамилия. Оказывается, старший сын дяди Низи, великий князь Николай Николаевич состоит уже несколько лет в связи с купчихой, некой Бурениной, что ей уже сорок лет, она имеет двоих сыновей.
368


Заботы и печали монарха
Сам же великий князь сгорает от любви и добивается права вступить с ней в брак. И это кузен императора!
Императрица не очень хорошо знала Николашу, так как он мало бывал при дворе, все больше был занят военной службой (в начале Первой мировой войны этот великий князь станет главнокомандующим русской армией). И вдруг выясняются такие подробности. Боже мой, отец живет с танцовщицей, а сын — с торговкой! Самое ужасное, что якобы его отец, Николай Николаевич, этот известный греховодник, добился у Саши разрешения на брак! Не может этого быть! Почему ничего не сказал ей!
Около полуночи необычайно возбужденная Мария Федоровна ворвалась в кабинет мужа, «как фурия». Царь в таком волнении жену давно не видел. Состоялось горячее объяснение, из которого выяснилось, что к императору за этим действительно обращались, но он не придал истории особого значения и «забыл» рассказать Минни. Царица возмущалась, все время повторяя, что это касается ее лично, так как «у нее тоже есть сыновья». Ночь прошла без сна.
Весь следующий день царица переживала известие, передумывала сложившуюся ситуацию. Беспокоилась, конечно, не за судьбу Николаши (Бог ему судья!), а за будущее своих детей. Какой пример они получат? Как станут они относиться к своему долгу и закону, если увидят, что во имя страсти можно переступить через происхождение, пренебречь положением и делать непозволительное?
Александр успокаивал, как мог, но волнение жены передалось ему, и он пообещал завтра же покончить со всей этой историей. Слово сдержал. Брак был безоговорочно запрещен. По Петербургу потом ходил анекдот, очень похожий на правду, что якобы Александр III, узнав о намерении своего кузена, в сердцах воскликнул: «Я в родстве со всеми дворами Европы, а вот с Гостиным двором (крупнейший столичный торговый центр. — А.Б.) в родстве еще не был!»
Александр III не отличался злопамятством. Если даже родственники и доставляли неудовольствия, то с годами прощал и забывал, а когда умирали, то отдавал последний долг искренне и добросердечно. Уж сколько неприятностей доставляла ему и Минни эта неистовая Ольга Федоровна. Но вот
369


Александр III
она отошла в мир иной, и царь с царицей опечалились надолго. С тетей Олей столько всего уходило, исчезал целый мир старых воспоминаний, чувств, звуков, образов. Траур венценосцы соблюдали неподдельный.
Ольга Федоровна скончалась 31 марта 1891 года по дороге в Крым. Когда траурный поезд 4 апреля доставил ее бренные останки в столицу, то царь с царицей встречали на станции Тосно, а затем проявили трогательное участие в горе неутешного Михаила Николаевича. 5 апреля состоялось погребение в Петропавловском соборе, во время которого Александр III плакал. Большинство же других членов династии горести не испытывало, а вечная антагонистка покойной великая княгиня Мария Павловна была явно довольна. Место первой гранд-дамы империи теперь вакантно, и она единственная претендентка...
Вскоре после похорон Ольги Федоровны пришло новое траурное известие: в своем имении в Крыму 13 апреля 1891 года умер великий князь Николай Николаевич. Александр Александрович не поддерживал с ним близких отношений. Дядя Низи находился последние годы в состоянии прогрессировавшего психического расстройства. Александр III испытывал к нему жалость, а когда сумасбродный дядя скончался, повелел соблюсти весь ритуал государственных похорон.
Сыну Николаю царь писал 16 апреля: «Еле успели мы похоронить бедную тетю Ольгу, как опять новая кончина бедного дяди Низи в Алупке, но эта смерть скорее была желательна; в таком страшно печальном положении находился он все последнее время, почти в полнейшем идиотизме, и для всех, окружающих его, это была чистая каторга и тяжелое испытание. Я все еще не могу забыть, в каком грустном состоянии мы его оставили при прощании в августе в Ровно, а потом оно шло все хуже и хуже, и в Алупке он уже не жил, а прозябал».
Закат жизни у другого дяди, великого князя Константина Николаевича, был не менее печален. Некогда грозный, почти всемогущий брат Александра II, глава «либеральной партии», при Александре III утратил все свое влияние. Пребывал в удалении от дел. Последние годы находился не в лучшем состоянии, чем его младший брат Николай Николае¬
37°


Заботы и печали монарха
вич, «прозябая» в Павловске. Его «казенная жена» Александра Иосифовна бессменно находилась при нем, выполняя роль сестры милосердия. Она все еще любила этого человека, доставившего ей столько горя. Императрице Марии Федоровне она однажды призналась, что в тяжелой болезни своего супруга видит «кару Божию».
В Павловске ее порой навещали царь и царица. Один из таких визитов в октябре 1889 года Александр III описал сыну Николаю: «Поехали в Павловск к тете Сани, и, к нашему удивлению, дядя Костя пожелал нас видеть. Мы нашли его мало переменившимся. Он очень, по-видимому, обрадовался нас видеть, несколько раз обнимал и принимался плакать, а когда мы прощались, он вдруг вскочил и непременно хотел проводить нас до дверей. Говорить он ничего не может, правая рука и нога совершенно без движения, и вообще он делает страшно тяжелое впечатление».
Когда 13 января 1892 года стало известно о кончине великого князя Константина Николаевича, то в «сиятельном Петербурге» начали гадать: будут ли похороны бывшего председателя Государственного совета семейными или государственными. Для Александра III здесь вопроса не существовало. Похороны объявили государственные, с трауром в императорской фамилии, с поминальными службами в храмах, с памятным заседанием в Государственном совете. Правда, на погребении в Петропавловском соборе, как отмечали очевидцы, на лицах присутствовавших не появилось «ни одной слезинки»...
В фокусе внимания русского царя постоянно находились не только внутренние династические события, но и дела родственников за пределами империи. Александр III вел обширную переписку со своими близкими, но лишь с некоторыми был откровенным и делился мыслями без утайки. Узнав о намечающемся браке своей племянницы, дочери сестры Марии (герцогини Эдинбургской), шестнадцатилетней принцессы Марии («Мисси») с наследником румынского престола принцем Фердинандом Гогенцоллерн-Сигмарингенским, самодержец написал 14 июня 1892 года брату Сергею:
«Помолвка милейшей Мисси нас поразила и удивила, и не могу сказать, что обрадовался, так как я ничего хорошего не
371


Александр III
ожидаю для будущего. Что за положение — быть Королем Румын! Какие отношения будут в семействе: муж католик, жена протестантка, а дети православные! Нет, эта свадьба несимпатична и нехороша. Жаль бедной Мисси; она такая душка и так мила, до сих пор совсем ребенок, и жаль, что так рано выходит замуж». Царь, конечно, не мог и на секунду представить, что самая трагическая судьба ожидает его детей, его близких у себя в стране, в «его России».
Родственники тоже писали. Но радости доставляли далеко не все послания. Родня нередко старалась втянуть царя во внутрисемейные распри, конфликты. Но этим не ограничивались. Порой путем доверительных писем родственники пытались влиять на международную политику России. В январе 1886 года двоюродная сестра Александра III греческая королева Ольга прислала кузену обширное послание, где просила не больше не меньше как взять Грецию под покровительство России!
«Россия стоит слишком высоко, чтоб помнить мелкие обиды; ей только стоит вспомнить, что Греция православная, что и за нее когда-то проливалась священная русская кровь, что она для нее и близкая, и родная страна, что народ, в котором свято хранятся предания, никогда не менялся, а что изменились только высшие слои общества под развращающим влиянием нашей безумной конституции и под влиянием западной цивилизации, ослабляющей всякие братские и религиозные узы. Как будто только одни славяне достойны покровительства России? Неужели она отказалась от старинных преданий, от покровительства всем православным Востока без различия племен? Нет, этого не может быть! Я не могу верить этому и решаюсь умолять Тебя, дорогой Саша, воскресить опять старинные предания и взять Грецию под Твое покровительство. Мне кажется, что это так просто, так легко, — Тебе стоит только захотеть, соединив все православные народы под одно православное знамя; какая это будет могучая сила против Запада, этого Запада, который только ликует, видя раздор между православными народами! Он вселяет и раздувает ненависть между балканскими народностями и употребляет один за другим из народов как оружие против России».
372


Заботы и печали монарха
Александр III был раздосадован. Он любил двоюродную сестру — честную, открытую, добрую. Когда встречались, то всегда относился с неизменной сердечностью. Однако Оля перешла все пределы! Он разделял многие ее представления, но призывать царя взять на себя защиту и покровительство греков и Греции — значит просто не знать политической азбуки. Да прояви он хоть малость подобных намерений, как тут же против России выступят единым фронтом все европейские державы, и — не дай Бог! — до войны дело дойдет.
Вот что значит допускать в политику женщин! Не их ума это дело. Ольга уверяла, что ее муж, король Георг, ничего об этом письме не знает. Это-то и плохо. Может быть, узнав, не допустил бы подобного. В какое положение она ставит и себя, и его, и Россию! Александр III не счел нужным отвечать кузине на ее «глупости».
Но существовала и другая корреспонденция, лишенная всякой политической подоплеки. Всегда было приятно получать весточки от сестры жены герцогини Уэльской Александры. Бесхитростные, простые, нежные, родственные письма. Алике любила его и Минни, и это нежное чувство сквозило в каждой строке.
«Мой душка Саша! Я, как настоящая дура, позабыла тебе передать письмо для обожаемой Минночки; оно у меня было в муфте во время нашего прощания. Я надеюсь, что вы хорошо доехали и что милая Мама не страдала от холода; был ужасный туман, и ничего не было видно. Прошу тебя, телеграфируй мне, как только вы приедете в Париж» (24 ноября 1874 года). «Я часто вспоминаю о столь приятном пребывании всех вас в милом старом Фреденсборге. Нам недостает всех вас, и мы никак не привыкнем к жизни без вас. Ужасно, что мы должны всегда жить отдельно» (30 декабря 1887 года).
«Мой дорогой Саша! Два слова благодарности тебе и твоей милой Минни за те восхитительные вещи, которые вы прислали к Рождеству; вы нас ужасно балуете. Нам очень грустно было узнать, что и ты, и дети болели скучной инфлю- энцией; она теперь так распространена. Минни мне сообщает, что она у тебя повторилась два раза: это действительно очень скучно... Я так часто думаю о нашем прекрасном пре¬
373


Александр III
бывании в Бернсдорфе и о нашем печальном прощании, когда ты уехал один со своим маленьким Джорджи» (30 декабря 1889 года).
Какая она, Алике, милая! Александр III неизменно радовался встрече с ней. Когда виделись в Дании, готов был с ней беседовать часами: о детях, о погоде, о новинках сезона, о событиях в английской королевской семье, о здоровье королевы Виктории. Хотя эти темы его мало интересовали, но Александра была так обворожительна, и царь не раз ловил себя на мысли, что в ее устах и банальности звучали занимательно...
У царя хватало и иных забот. Перерыва не было никогда. Все дела и нужды огромной империи, ее внутренние и внешние дела и проблемы замыкались на императоре. Много неприятного и нежелательного доводилось пережить. Одно из самых сильных потрясений случилось осенью 1888 года.
Той осенью царская семья посетила Кавказ. Мария Федоровна впервые оказалась здесь, ее поразила красота и своеобразие этого края. Восхищалась и восторженностью встреч. Таких ярких впечатлений у нее уже давно не было. По окончании поездки императрица заметила, что отныне «не желает больше ничего видеть». Это слова так радовали Александра III; он испытывал сходные чувства.
В середине октября отправились обратно в Петербург: морем до Севастополя, а оттуда по железной дороге. Царский поезд тянули два локомотива. Состав включал пятнадцать вагонов и двигался со средней скоростью 65 верст в час. 17 октября был обычный дорожный день. В полдень сели завтракать. В столовой собралась вся царская семья (за исключением шестилетней Ольги, которую оставили с няней в купе) и свита — всего 23 человека. За большим столом сидел Александр III, Мария Федоровна, несколько свитских дам, министр путей сообщения генерал-адъютант Константин Посьет, военный министр Петр Ванновский. За невысокой перегородкой, за отдельным столом, завтракали дети и гофмаршал Владимир Оболенский.
Трапеза должна была скоро закончиться, так как до Харькова, где ожидалась торжественная встреча, оставалось ехать менее часа. Лакеи, как всегда, обслуживали безукоризненно. В ту минуту, когда уже подавали последнее блюдо, лю¬
374


Заботы и печали монарха
бимую Александром III гурьевскую кашу, и лакей поднес государю сливки, все вдруг куда-то исчезло.
Потом Александр III и Мария Федоровна будут бесконечное количество раз вспоминать тот случай, но так и не смогут восстановить его во всех подробностях.
Сохранился рассказ царицы о том происшествии. Она вспомнила, что все вокруг как-то сразу закачалось, раздался страшный треск. Опомнилась под кучей обломков. Моментально пришла в себя. В разорванном платье, с растрепанными волосами, с ссадинами на теле выбралась на свет и оказалась перед грудой щепок и исковерканного металла — это все, что осталось от вагона-ресторана императорского поезда. И ни одной живой души. Смертельный ужас объял ее. В тот момент в гробовой тишине раздался душераздирающий крик императрицы-матери, который потом вспоминали многие: «Et nos entants?» (Что с детьми). За несколько минут, показавшихся вечностью, Мария Федоровна пережила и перечувствовала столько — хватило бы на целую жизнь. Вдруг, откуда ни возьмись, перед ней появилась дочь Ксения.
«Она, — вспоминала императрица, — явилась мне, как ангел, явилась с сияющим лицом. Мы бросились друг другу в объятия и заплакали. Тогда с крыши разбитого вагона послышался голос сына Георгия, который кричал мне, что он цел и невредим, точно так же, как брат его Михаил. После них удалось наконец государю и цесаревичу выкарабкаться. Все мы были покрыты грязью и облиты кровью людей, убитых и раненных возле нас. Во всем этом была видна рука Провидения, нас спасшего». Маленькую Ольгу спасла нянька, которая, когда стали рушиться стены и потолок, успела вытолкнуть ее на насыпь железной дороги.
Выяснилось, что поезд сошел с рельсов и большинство вагонов полностью разрушены. Погибло 23 человека, в том числе и лакей, подававший сливки государю. Раненых насчитывалось 19 человек. Из царской семьи серьезно не пострадал никто. Лишь у Марии Федоровны была помята левая рука, а у шестилетней княжны Ольги ушиблена спина.
Позднее была образована государственная следственная комиссия, на основании выводов которой принимались над¬
375


Александр III
лежащие меры: кого-то отправили в отставку, кого-то повысили в должности. Пересмотрели весь артикул движения царского поезда. По всей империи служились молебны, возносилась хвала Господу, спасшему семью Помазанника от смерти. На месте крушения, у местечка Борки, в 43 верстах от Харькова вскоре был заложен храм.
День 17 октября навсегда остался днем памяти, когда неизбежно приходили на ум мысли о случайности всего земного, о непредсказуемости жизни. Через месяц после катастрофы Александр III писал брату Сергею: «Через что Господу угодно было нас провести, через какие испытания, моральные муки, страх, тоску, страшную грусть и, наконец, радость и благодарение Создателю за спасение всех дорогих сердцу, за спасение всего моего семейства от мала до велика! Что мы перечувствовали, что мы испытали и как возблагодарили Господа, ты можешь себе представить! Этот день не изгладится никогда из нашей памяти. Он был слишком страшен и слишком чуден, потому что Христос желал доказать всей России, что Он творит еще чудеса и спасает от явной погибели верующих в Него и в Его великую милость».
Как только появились сообщения о крушении царского поезда, некоторые решили, это — покушение нигилистов. Еще свежи были в памяти подкопы и взрывы, направленные против Александра И. Теперь невольно мысль о том появлялась. На самом деле злого умысла тут не обнаружилось. Совсем другое проявилось: нераспорядительность, халатность, головотяпство. Однако и злокозненные действия известных радикальных группировок совсем со счетов сбрасывать было нельзя. Враги не дремали. Это наглядно проявилось за полтора года до аварии в Борках.
Шесть лет прошло со времени убийства царя Александра II. После принятия энергичных мер против властенена- вистников казалось, что положен конец вакханалии покушений. Однако праздновать окончательную победу было рано.
22 марта 1887 года цесаревич Николай Александрович писал своему другу-родственнику великому князю Александру Михайловичу: «Вероятно, ты уже знаешь о неудавшемся заговоре против дорогих Папа и Мама. 1-го Марта, за четверть часа до их проезда в крепость, шесть негодяев, из них три
376


Заботы и печали монарха
студента, были арестованы, и при них найдены две большие бомбы и старая книга с динамитом. После панихиды мы завтракали в Зимнем, и только тогда Грессер (шеф столичной полиции. — А.Б.) приехал доложить о случившемся, раньше этого никто ничего не знал».
Наследник престола кратко пересказал события, имевшие место в столице в шестую годовщину убийства Александра II. Именно в этот день несколько заговорщиков вознамерились устроить «второе 1 марта» и убить Александра III. Не получилось. Агенты тайной полиции выследили злодеев еще накануне. Ими оказались студенты Петербургского университета и Медико-хирургической академии. Главный заводила — двадцатиоднолетний студент третьего курса естественного отделения Петербургского университета Александр Ульянов.
Александр III отнесся к известию спокойно. На доклад министра внутренних дел графа Д.А. Толстого об аресте наложил резолюцию: «На этот раз Бог нас спас, но надолго ли? Спасибо всем чинам полиции, что не дремлют и действуют успешно. Все, что узнаете более, присылайте». Среди прочего ему доставили и революционную программу, составленную Ульяновым. Она давала представление о том, чего же добивались эти молодые люди.
Они хотели «постоянного народного представительства, выбранного свободною, прямою и всеобщею подачею голосов без различия пола, вероисповедания и национальности и имеющего полную власть во всех вопросах общественной жизни. Широкого местного самоуправления, обеспеченного выборностью всех должностей. Самостоятельности мира (общины), как экономической и административной единицы. Полной свободы совести, слова, печати, сходок, ассоциаций и передвижения». Еще ратовали за «национализацию земли, национализацию фабрик, заводов, всех вообще орудий производства. Замену постоянной армии земским ополчением. Даровое начальное обучение».
Царь прочитал жалкий текст несколько раз, испещрил его пометками. Уж сколько подобных глупостей и раньше писали! Опять то же самое. «Чистейшая коммуна», «это записка даже не сумасшедшего, а идиота». Против места, где говорилось, что «революционеры — лучшие люди России» не удержался
377


Александр III
от восклицания: «Действительно, это все перлы России». Далее тоже «в масть»: оказывается, террористы намечали действовать заодно с либералами. Увы, как это ни грустно, но справедливо. «К сожалению, это уже давно и без того так».
Дело велось полицией ретиво. За несколько дней арестовали 19 человек, связанных с бомбистами. Некоторых пришлось отпустить, других же задержали по подозрению в пособничестве. Александр III понимал, что судебный процесс над заговорщиками неизбежно вызовет ажиотаж в публике («у нас иначе не бывает»), некоторые начнут жалеть и сочувствовать. Царь одобрил мысль А.Д. Толстого опубликовать в газете «Правительственный вестник» информацию о заговоре. Чтобы не начались кривотолки.
«Совершенно одобряю, и вообще желательно не придавать большого значения этим арестам. По-моему, лучше было бы, узнавши от них все, что только возможно, не призывать их к суду, а просто отправить без всякого шуму в Шлиссель- бургскую крепость — это самое сильное и неприятное наказание». Но такое решение противоречило закону. Царь в конце концов не захотел поступаться правовой нормой. Следствие завершилось уже 21 марта. Все преступники сознались, откровенно заявили о своих намерениях: «для блага народа» осуществить убийство царя. Дела 15 человек передали в суд Сената.
Через неделю царю доставили прошение матери одного из главарей заговорщиков, вдовы действительного статского советника дворянки Марии Александровны Ульяновой: «Милостивый Монарх! Милости, Государь, прошу! Пощады и милости для детей моих! О, Государь! Если б я хоть на один миг могла представить своего сына злодеем, у меня хватило бы мужества отречься от него... Сын мой был всегда убежденным и искренним ненавистником терроризма в какой бы то ни было форме». Одним словом — «невинный агнец». Прочитав слезное прошение, царь сделал пометку на полях: «Хорошо же она знает сына!»
Ведь и родители в том виноваты, что их дети становятся преступниками. Куда глядели? Как воспитывали? Неужели не знали, какая гниль в душах отпрысков гнездится? А если не знали, то грош цена таким родителям.
378


Заботы и печали монарха
30 марта на письме царь начертал резолюцию: «Мне кажется желательным дать ей свидание с сыном, чтобы она убедилась, что за личность ее милейший сынок, и показать ей показания ее сына, чтобы она видела, каких он убеждений». На следующий день свидание состоялось. А в апреле заседал Сенатский суд, и пять человек, в том числе и Ульянов, были приговорены к смерти и казнены 8 мая в Шлис- сельбургской крепости.
То событие, казалось, никак не отразится на жизни империи. Оно и не отразилось. Даже на жизни близких родственников государственных преступников не сказалось. Брат казненного Ульянова, Володя в тот год окончил Симбирскую гимназию, а осенью спокойно поступил в Казанский университет на юридический факультет; его привлекало право.
Пройдет ровно 30 лет, и 2 марта 1917 года сын Александра III Николай II отречется от престола, а еще через восемь месяцев большевистская клика во главе с «юристом» Владимиром Ульяновым (Лениным) — младшим братом неудачника- цареубийцы Александра Ульянова — захватит власть в стране. Режим, который утвердят эти «пламенные революционеры», по своей жестокости, бесчеловечности не имел аналогов в истории России. Убивали людей «красные хозяева» бессчетными массами, крушили страну с патологическим сладострастием. Первыми в ряду жертв — дети и внуки Александра III. Не допустят никаких судов, никаких прошений, свиданий, обсуждений. Все, без разбора, лишь за кровь, только за принадлежность к роду Романовых — на смерть. Потом, в свой черед, и многих прочих изведут. Этот «русский Апокалипсис» пригрезиться в XIX веке не мог никому...
Александр III никогда не размышлял вслух о жизни и смерти, о сроке земного бытия. То ведает лишь Всевышний; простым смертным такое не дано знать. Но пока свет не померк, надлежит непрестанно, каждодневно нести свою ношу и делать Богом посланное дело: управлять империей. О будущем думал. Знал, что сына Николая надо готовить к тяжелой доле. Царь наследником был доволен: смышленый, аккуратный, учтивый и искренний православный христианин. В нем Александр III ценил и выдержку: никогда не сорвется, ни разу никто не пожаловался на его грубость. Сам же царь
379


Александр III
знал за собой «грешок»: «сгоряча», «в сердцах» и резкость мог сказать, и разухабистую резолюцию наложить. Потом переживал. Как хорошо, что за Ники такое не водится!
Монарх не сомневался, что для дел управления одних регулярных занятий с учителями и наставниками недостаточно. Надо и живую жизнь знать, людей уметь различать, находить выход в необычной ситуации. У него самого такой трудной школой стала Балканская война. Даст Бог, Ники не придется через такое пройти. Однако кругозор расширять необходимо.
Весной 1890 года у цесаревича заканчивались регулярные занятия, и у Александра III возникла мысль отправить сына в большое кругосветное путешествие. Нечего ему в петербургских салонах околачиваться и, как они это называют, «хлыщить по улицам». Пусть поедет, посмотрит мир, обогатится впечатлениями и знаниями. Обсудил с Минни, та не возражала в принципе, но сразу же стала ставить вопросы: кто с ним поедет, как он будет устроен, не опасно ли? Царь уверил, что все будет организовано «наилучшим образом».
Долго не могли прийти к окончательному решению насчет маршрута. Обсуждалось два варианта. Первый: через Атлантический океан, далее через Америку, Тихий океан и Сибирь. Посетить Североамериканский континент очень рекомендовал брат царя Алексей Александрович. За 15 лет до того великий князь провел в Штатах несколько месяцев и считал, что «страна удивительная». Царь знал, что в Америке нравы более чем свободные. Наверное, не в последнюю очередь именно это обстоятельство особо и приглянулось Алексею. В добропорядочности сына царь не сомневался. В отличие от Алексея, тот не побежит в притоны, не станет дарить куртизанкам бриллианты. Смущало другое: маршрут был чрезвычайно длинным и путешествие не могло закончиться ранее чем через год.
Второй путь представлялся короче и был не менее интересным: на пароходе вокруг Азии, а затем через всю Сибирь. Бог с ней, с Америкой, никуда она не денется. Пусть сыновья посмотрят лучше чудные страны и главное — Сибирь, где ему самому так побывать и не пришлось.
7 января 1890 года Александр имел с сыном-цесаревичем обстоятельный разговор о предстоящей поездке. Николай
380


Заботы и печали монарха
впервые услыхал о том, был смущен, взволнован и обрадован. Папа сказал, что решил отправить его вместе с братом Георгием в поездку вокруг Азии, с тем чтобы обратно они возвратились через Сибирь. Сын не возражал, как никогда не возражал и раньше. Вопрос был решен. Поездку наметили на осень, а пока обсуждали детали, утверждали подробный маршрут, свиту. Все, казалось, предусмотрели, но потом выяснилось, что все предвидеть просто нельзя. Круиз сыновей принес две большие неприятности царю, доставил ему немало переживаний.
В сопровождении небольшой свиты цесаревич Николай и его брат Георгий выехали из Гатчины 23 октября Г 890 года. По железной дороге прибыли в Вену, а оттуда в Триест и там 26 октября пересели на фрегат «Память Азова». Сошли на берег в Греции, недолго погостили у короля Георга и королевы Ольги, где к экспедиции присоединился греческий принц Георгий. Русский фрегат покинул греческие воды 7 ноября и через три дня причалил в Порт-Саиде. Затем отправились по Суэцкому каналу на юг, до Исмаилии; там встречал правитель (хедив) Египта Хусейн. Далее в экипажах отбыли в Каир. Пробыли там несколько дней. Путешествовали по Нилу.
Затем через Аден проследовали в Бомбей, куда пришли Г Г декабря. В Индии и на Цейлоне провели почти два месяца. Впечатлений было много. Здесь случилось неприятное: брат цесаревича, великий князь Георгий Александрович тяжело заболел и из Бомбея отправился обратно. У великого князя проявилась болезнь, которую потом диагностируют как туберкулез.
Александр ГГГ писал цесаревичу Г 4 января Г 891 года: «Ты можешь себе представить, в каком мы отчаянии, что бедный Жоржи не может продолжать плавания и что его здоровье все еще не поправляется. Как грустно, и как ему и тебе должно быть печально расстаться, и как это должно было вас расстроить! Дай Бог только, чтобы он скорее мог вернуться домой и чтобы ему не нужно было еще таскаться за границей, это всего хуже и всего более нас беспокоит».
Через неделю царь написал новое письмо, пронизанное горькими чувствами: «До сих пор мы не можем успокоить¬
381


Александр III
ся об отъезде бедного Жоржи... Мы посылаем к Жоржи в Афины доктора Алышевского, который специалист по грудным болезням, и я его давно знаю как отличного доктора. Нет, к сожалению, никакого сомнения, что лихорадка происходит от бронхита, который тянется уже давно, а при таких условиях ему даже и вернуться к нам нельзя будет теперь, а придется ждать до наступления теплой погоды. Все это далеко не весело и делает эту зиму для нас без вас обоих еще грустнее и тяжелее! А теперь еще балы, обеды, вечера! Тоска!»
Ники продолжил путешествие уже со своим кузеном Ieop- гом Греческим. После Индии и Цейлона посетили Сингапур, остров Яву (Индонезия — «Батавия»), Сиам (Таиланд), Сайгон (Французский Индокитай), Гонконг, Ханькоу, Шанхай (Китай). 15 апреля 1891 года экспедиция русского престолонаследника прибыла в Нагасаки (Япония), где была торжественно встречена. Затем была поездка по стране.
После двух недель пребывания в Стране восходящего солнца престолонаследник с сопровождающими из древней японской столицы Киото поехал в город Оцу. Осмотрели древний храм, затем — обед у губернатора. По окончании трапезы сели в повозки-рикши и отправились обратно. Вот тутто 29 апреля 1891 года на Николая Александровича произошло покушение. Второй раз в жизни (первый раз в Борках) он оказался буквально на волосок от смерти.
Подробности наследник описал в письме к матери: «Не успели мы отъехать двухсот шагов, как вдруг на середину улицы бросается японский полицейский и, держа саблю обеими руками, ударяет меня сзади по голове! Я крикнул ему по-русски: что тебе? и сделал прыжок через моего джип-рик- шу. Обернувшись, я увидел, что он бежит на меня с еще раз поднятой саблей, я со всех ног бросился по улице, придавив рану на голове рукой».
Все произошло так быстро и неожиданно, что сопровождающие просто оцепенели. Быстрее всех опомнился кузен Николая, греческий принц Георгий — рослый и крепкий молодой человек. Он кинулся на убийцу и одним ударом повалил на землю. Фанатик-психопат не успел нанести смертельный удар: сабля лишь задела голову цесаревича, не причинив
382


Заботы и печали монарха
серьезных повреждений. Позже выяснилось, что злоумышленник — психически ненормальный человек.
Вокруг негодовали, выражали сочувствие престолонаследнику. Японский император с семьей принесли свои извинения. На имя русского престолонаследника пришло более тысячи телеграмм со всех концов Японии с выражением сожаления. Все переживали, но больше всех — в России, куда весть об этом пришла по телеграфу в тот же день. Известие потрясло родителей. Мария Федоровна чуть не лишилась чувств, не раз плакала. Александр III хоть и не плакал, но тяжело переживал. Император б мая написал сыну трогательное письмо — самое проникновенное из всех написанных:
«От всей души благодарим Господа, милый мой Ники, за Его великую милость, что Он сохранил Тебя нам на радость и утешение. До сих пор еще не верится, чтобы это была правда, что действительно ты был ранен, что все это не сон, не отвратительный кошмар. Никогда не забуду, когда получили первое сообщение об этом ужасном происшествии... Как достаточно благодарить Господа, что Он тебя сохранил и что ты мог уже через день вернуться на фрегат к эскадре и быть снова среди своих и дома! Я воображаю отчаяние Микадо (императора. — А.Б.) и всех сановников японских, и как жаль для них и все приготовления и празднества — все пропало и не к чему! Но Бог с ними со всеми, радуюсь и счастлив, что, благодаря всему этому, ты можешь начать обратное путешествие скорее и раньше, дай Бог, вернешься к нам! Что за радость будет снова быть всем вместе и дома, дождаться этого не могу от нетерпения. Ни о чем другом не могу сегодня писать, так эти дни мы мучились и беспокоились... Сегодня день твоего рождения, а я так увлекся, что и не поздравил тебя, но все письмо — поздравление и благодарение Всемогущему за все Его милости! Христос с тобой, мой дорогой Ники! (Истинно Он был с тобой.)»
Александр III приказал прервать путешествие и возвратиться в Россию, куда цесаревич и прибыл 11 мая 1891 года, а 4 августа родители со слезами на глазах смогли обнять своего сына в Петербурге...


ГЛАВА 17
ПРЕСТИЖ ВЕЛИКОЙ ДЕРЖАВЫ
В последней четверти XIX века царский двуглавый орел гордо реял над огромными территориями Восточной Европы, Северной и Центральной Азии. На западе Российская империя граничила со Швецией, Германией, Австро-Венгрией, Румынией; на юге — с Турцией, Персией (Ираном), Афганистаном; на востоке — с Китаем, Японией, США. Сама по себе обширность географического пространства делала из России мировую державу. Но этим дело не исчерпывалось. Куда более значительными являлись другие факторы: мощная государственная организация, военный и экономический потенциал страны. Существовало и обстоятельство историкопсихологического порядка, заставлявшее прочих главных фигурантов мировой политической сцены всегда внимательно относиться к России, искать ее прямой или косвенной поддержки.
На протяжении длительного времени империи царей удавалось выигрывать множество военных кампаний, большинство которых начинались в самых невыгодных для нее условиях. Исторические биографии известнейших европейских полководцем и политиков безнадежно пострадали от «этих русских», сумевших сокрушить и превратить в прах «непобедимые армии» шведского короля Карла XII, прусского короля Фридриха II («Великого») и «императора французов» На¬
384


Престиж великой державы
полеона I. Хотя Россия, по представлениям немалого числа западноевропейцев, являлась «варварской страной», но ее триумфальные победы требовали объяснений. Появлявшиеся умозаключения никогда не отличались ни объективностью, ни разнообразием.
Силу самой России, доблесть ее солдат и искусство военачальников почти и не признавали. Причины неудач и крушений «совершенных армий» и «передовых стратегий» западные политики и ученые искали где угодно, но только не там, где они действительно находились. «Ужасный климат», «дикие пространства», неумение русских «воевать по правилам» — подобные трюизмы-объяснения неизбежно на первый план и выставляли.
...Подобный подход распространен и поныне. Одним из последних и наиболее показательных в этом ряду сочинений — работа известного французского историка Жана Тю- лара «Наполеон, или Миф о «спасителе», изданная и в русском переводе. Автор много лет изучал историю жизни и судьбы «неистового корсиканца». Исследование наполнено огромным количеством документов, увлекательными описаниями различных страниц биографии этого незаурядного человека. Но пафос повествования, его высокое интеллектуальное напряжение блекнет, слабеет и сходит на нет, когда профессор Сорбонны касается русской темы. Здесь все схематично, примитивно, убого. Никакой объективности уже нет и в помине.
Русскому походу, во время которого «Великая армия» перестала существовать, в солидном фолианте отведена всего пара страниц. Читатель узнает, что кампания была неудачной потому, что «задумывалась как партия в шахматы между порядочными людьми», а «переросла в драку, в которой дозволялись любые удары и не соблюдались никакие правила». То, что Наполеон вторгся без объявления войны, а его воинство насиловало, грабило, убивало, мародерствовало без разбора, о том — ни звука. И о многом другом читатель не узнает. Например, о том, что еще до начала вторжения для подрыва финансов России французы изготовили поддельные русские ассигнации. Фальшивомонетчики в роли цивилизаторов! Все это «по правилам», все это «по-европейски».
385


Александр III
Ни полсловом не признав какие-либо заслуги русской армии и ее командования (М.И. Кутузов всего лишь — «старик»), Тюлар популяризирует совершенно фантастические утверждения о том, что французов русские «варили в котле и сажали на кол». О действительных же злодеяниях солдат «Великой армии» не говорится вовсе. Грабежи наполеоновских солдат называются «трофеями». При этом автора не занимает вопрос: почему же, когда русская армия («орда варваров») покидала Париж после разгрома Наполеона, почему же тогда ее «не обременяли трофеи», почему же в столице Франции не случилось ни одного грабежа? В Москве же наполеоновское воинство разграбило не только дворцы знати и дома простых обывателей, но и все церкви, многие из которых были разрушены! Вот так предвзято пишется история «объективными учеными».
Тенденциозность сочинений историков не следует сводить к частному вопросу о научной добросовестности. Все значительно сложней. Подобные описания — лишь внешнее проявление старых западноевропейских предрассудков, касавшихся «этой странной» России и всего того, что с ней связано. В силу своей огромности, «непонятности» и «непохожести» империя царей вызывала неприятие и страх. Сам факт ее существования плодил недоброжелателей и врагов, русофобским комплексом страдали многие политические деятели. Не в последнюю очередь именно поэтому на протяжении XVIII века и почти всего XIX у России так и не появилось ни одного надежного союзника в Европе, хотя в Петербурге порой убаюкивали себя иллюзиями, что таковые имеются. Разочарования оказывались горькими, а часто и запоздалыми...
Александр III наследовал корону в момент, когда Россия, пережив унижения и потери Крымской войны, возвращала себе статус полноправной великой державы. Хотя на Черном море флот еще не был воссоздан, а на Берлинском конгрессе 1878 года русская дипломатия потерпела сильное поражение, ни один сколько-нибудь важный мировой вопрос не решался без участия царской империи.
Важнейшим центром мировой политики того периода, помимо Лондона, Парижа, Берлина и Вены, являлся и Пе¬
386


Престиж великой державы
тербург. Все остальные страны — более или менее удаленная, но периферия. То, что происходило в Европе, то, что решали русские, французские, английские, германские и австрийские политики, и определяло международную жизнь не только на «старом континенте», но и в самых удаленных районах и уголках земного шара. Поэтому отношения с Англией (Великобританией), Францией, Германией (Пруссией) и Австро-Венгрией находились в фокусе русского дипломатического интереса.
В России царь всегда являлся «первым дипломатом»; вопросы внешней политики — первостепенная и приоритетная область забот монарха. Александр Александрович здесь никаких новшеств не вводил, взяв внешние дела под свой неусыпный контроль. Министр же иностранных дел стал при нем как бы «исполнительным секретарем». Князь А.М. Горчаков хоть и считался главой Министерства иностранных дел, но, в силу преклонности лет и расстроенного здоровья, делами не занимался. Из-за «уважения к сединам» он номинально оставался на своем посту до марта 1882 года, когда его сменил Н.К. Гире, и до того фактически руководивший внешнеполитическим ведомством.
Александр III являлся открытым и нелукавым человеком. Такие качества не считались добродетелью для дипломата. Ценилось другое: мастерство интриги, искусство лицедейства. К числу выдающихся дипломатов всегда относили того, кто мог выиграть партию, не имея козырей на руках. Разборчивость в средствах для достижении цели особого значения не имела. За «большим игорным столом» мировой политики нередко пользовались краплеными картами, передергивали, жульничали. Главное — результат. В этом отношении Александр III являлся плохим игроком.
Однако он обладал тем, чем владели далеко не все соотечественники-дипломаты: искренним чувством любви к своему дому — России. Ее благу хотел и готов был служить верой, правдой и честно. Все, что касалось международного положения страны, ее престижа, являлось важным. Тут не существовало мелочей.
Вступая на престол, Александр Александрович не имел ни дипломатического опыта, ни определенной программы дей¬
387


Александр III
ствий. Представлениями же обладал вполне четкими. Его «политическая философия» проста, ясна и практична: правительство должно проводить политику исключительно угодную России, только в ее интересах, не допуская их ущемления. При Александре III именно так Россия и поступала. Министр иностранных дел Н.К. Гире позднее справедливо называл внешнеполитический курс «спокойной политикой». Никому не угрожая, Россия в то же время не склонялась перед неблагоприятными обстоятельствами.
В минуту откровенности Отто Бисмарк заметил в 1887 году: «Русский император если чего желает, то желает крепко, но он сам не знает, чего желает». «Железный канцлер» явно не мог скрыть раздражения от собственной политической неудачи: несмотря на все ухищрения, ему никак не удавалось «переиграть» царя, втянуть Россию в комбинации и конфликты, выгодные Берлину. Не помогали ни посулы, ни демонстрации силы рейха. Легендарного германского политика на Востоке ждало горькое разочарование. Раньше было куда проще: словами и заверениями удавалось «убаюкивать» и князя 1орчакова, и императора Александра II. Теперь «Бис- марковая механика» не работала.
Александр III не только хорошо знал историю, но и умел делать из нее надлежащие выводы. Это был, пожалуй, первый император из династии Романовых, не добивавшийся «любви Европы». Император никогда не забывал, как цинично пользовались благородством и великодушием его предков различные «друзья на час», как Россию обделяли, предавали, а часто и просто дурачили различные «верные союзники», которым Александр I, Николай I и Александр II порой так опрометчиво доверяли. Кровь русскую за них проливали, престолы спасали, бескорыстие проявляли. Даже Франция после разгрома Наполеона никаких контрибуций и репараций не платила, хотя Россия от вторжения французов понесла такие убытки! Теперь такого не случится. Только свою выгоду надо блюсти во всем непременно. Не станет более Россия каштаны из огня для других таскать.
Что же касается «любви Европы», то — дешевая она. Фальшивые елейные статьи в продажных газетах да пустые благодарственные речи политиков не стоят и капли русской кро¬
388


Престиж великой державы
ви. Будет Россия единой, мощной, проявит себя твердой в словах и делах, так и расположение появится. Только силу умеют ценить в политике, если боятся, то только тогда и способны разговаривать как с равным. Никакой же «любви» России не требуется. Пусть уважают, и того довольно.
Вступив на престол, Александр III получил тяжелое наследство. Баланс внешнеполитической деятельности сводился с «отрицательным сальдо». Берлинский конгресс 1878 года прозвучал «погребальным звоном» для русской внешней политики и главы Министерства иностранных дел князя А.М. 1орчакова. Занимая этот пост с апреля 1856 года, блестяще образованный и эрудированный, князь являлся рыцарем порядочности и приличий.
Эти качества, бесспорные сами по себе, мало годились для дипломатического поприща. В мировой дипломатической практике складывались новые условия политической игры, когда на первый план выдвигались циничные своекорыстные имперские интересы, в защите которых отбрасывали любые нормы приличий. Моральные категории и раньше не особо ценились, теперь они не значили ничего. На «слово государя» и «слово министра» уже нельзя было полагаться.
Князь же с упрямой последовательностью продолжал верить в магическую силу дружеских заявлений, напыщенных речей и велеречивых дипломатических нот, которые часто не имели ничего общего с теми делами, которые предпринимали партнеры. Оставаясь джентльменами, князь Горчаков и его повелитель Александр II неизбежно проигрывали, порой по-крупному. Когда после Берлинского конгресса, где у России, объединенными усилиями европейских стран, отняли плоды ее победы в Балканской войне, Горчаков признался царю, что это «его крупнейшее поражение», то услышал от монарха лишь одно: «И мое тоже».
Это была правда, нелицеприятная, горькая, «полынная», но правда. Все усилия по созданию в Европе «устойчивого мира» по русскому рецепту, на основе дружественного расположения монархов, провалились. Особенно удручала позиция Берлина.
Пруссия, которую в Петербурге так опекали, так долго симпатизировали, которой не препятствовали одержать по¬
389


Александр III
беду над Францией в 1870 году и провозгласить Германскую империю, которую воспринимали как надежнейшего стратегического союзника, «изменила», «предала». В дядю Александра II, германского императора Вильгельма I стрелы критики не летели. Для них существовала другая мишень — первый министр кайзера. Главу правительства Германии князя Отто Бисмарка многие в России считали главным в Европе врагом.
Александр III смотрел на дело несколько иначе: он не заблуждался насчет дружбы Берлина, знал, что там «ищут свою выгоду», и, не умаляя антирусских «заслуг» канцлера Бисмарка, справедливо спрашивал: «Сами-то куда глядели?» Ответа не было. Действительно, «проворонили», «недоучли», «упустили». Царь соглашался с влиятельным издателем консервативных «Московских ведомостей» М.Н. Катковым, когда тот клеймил позором отечественных дипломатов. Однако не разделял его призывы «отплатить пруссакам за предательство» и разорвать с Берлином союзнические отношения.
За годы правления Александра III русская дипломатия не потерпела провала. Однако неудачи случались. Самая болезненная и раздражающая — Болгария. По сути дела, монарху и русской дипломатии приходилось платить по счетам, оставшимся от прежнего царствования. Болгарские дела доставили немало переживаний Александру III.
После Балканской войны в начале 1878 года Россия подписала с Турцией Сан-Стефанский мирный договор, в соответствии с которым Турция признавала независимость Болгарии. К новому государству отходили все болгарские земли. Однако через несколько месяцев состоялся международный Берлинский конгресс, на котором Сан-Стефанский мирный договор был целиком пересмотрен, территория нового государства сокращена вдвое.
Россия настаивала на включении в его состав и юго-восточных районов (Восточной Румелии), но европейские страны единым фронтом выступили против, считая, что создание сильного славянского государства дает России слишком большие преимущества. Если бы можно было вообще не допустить возникновения Болгарии, не допустили бы. Однако Россия одержала полную победу над Турцией и жизнью
390


Престиж великой державы
своих солдат заплатила за независимость этого балканского государства.
В соответствии с решениями Берлинского конгресса, к новому государству — княжеству Болгария со столицей в Софии — отошли лишь северные болгарские земли, и оно признавалось в вассальной зависимости от Турции. Под мощным напором европейских держав Россия вынуждена была согласиться на такие условия, но настояла, чтобы Восточная Румелия имела в составе Турецкой империи автономный статус и наместником там обязательно назначался бы христианин. Еще России удалось добиться, чтобы князем Болгарским стал принц Александр Баттенбергский (1857—1893). Позже выяснилось, что это явилось серьезной ошибкой.
Александр был вторым сыном Александра Гессенского (брата царицы Марии Александровны) от его морганатического брака с Юлией фон Гауке, потомство которых в 1858 году получило титул принцев Баттенберг. Принц Александр учился и жил большую часть времени в Германии, там же и состоял на службе в армии. В Россию принц приезжал часто, и к нему относились как к близкому родственнику. Александр II пребывал в уверенности, что племянник — надежный союзник России. Баттенбергский обосновался в Софии летом 1879 года, и на первых порах никаких конфликтов не возникало.
Россия имела там неоспоримое влияние. Ее представители входили в состав администраций, в том числе и в состав правительства. Министром внутренних дел состоял генерал Л.Н. Соболев, а военным министром — генерал А.В. Кауль- барс. Это никого не смущало, так как любовь к России и всему русскому носила национальный характер. Россия являлась единственной страной, оказывавшей безвозмездную материальную и техническую помощь молодому государству.
Баттенбергского, выросшего в немецкой среде и пропитанного германским духом, не устраивала ориентация на Петербург. Он стал проводить и во внутренней, и во внешней политике курс, далеко не всегда отвечавший видам России. Вена и Берлин вызывали в нем куда больше симпатии. Они постепенно возрастали. К тому же представители деловых кругов Германии и Австро-Венгрии развивали в Болгарии бурную деловую активность. Начал возникать слой болгар¬
391


Александр III
ских предпринимателей, связанных в Германией и Австрией коммерческим преуспеванием. Влияние этих элементов усиливалось. В 1883 году князь добился отзыва из Болгарии Ка- ульбарса и Соболева. В отношениях между Россией и Болгарией наступило охлаждение. Затем дело дошло до полного разрыва и почти всех прочих межгосударственных связей.
Однако правитель Болгарии не мог ощущать себя спокойно, придерживаясь антирусской ориентации. Предпринимались попытки улучшить отношения. В мае 1884 года Александр Баттенбергский пытался использовать в этих целях встречу в Германии с царицей. Мария Федоровна писала супругу: «Он приблизился ко мне после того, как его отец поведал мне, что он хочет сказать мне два слова. Он сказал мне в очень смущенной манере, что у него ко мне есть просьба. Он хочет, чтобы я передала тебе, что, несмотря на все то, что говорят о нем, он хочет уверить тебя, что его уважение к тебе всегда было и остается прежним. Я ответила ему на это, что было бы ошибкой отделять твою личность от твоей политики, потому что это — одно и то же».
Александр III воспринимал происходившее в Болгарии как личную обиду. Столько жертв, усилий, и все понапрасну! Мало того что Баттенберг (его двоюродный брат!) заискивает перед Берлином и Веной, но и провоцирует столкновение с Турцией. В сентябре 1885 года он самочинно присоединил Восточную Румелию. Повод к войне был налицо. Подобный конфликт грозил непредсказуемыми последствиями. Вероятный разгром Болгарии мог окончательно перечеркнуть все успехи России на Балканах и заново целиком подчинить Болгарию султану. «Этот идиот» Баттенбергский не понимает простых вещей. Австрия и Германия на помощь не придут. На этот счет царь не заблуждался. Бисмарк прямо заявил, что его «не интересует судьба овцекрадов» из Восточной Румелии. Однако оставаться в стороне не хотел, понимая, что торг за чуждую 1ермании Болгарию дает очевидные дипломатические выгоды. Рейхсканцлер же являлся большим мастером «торговать чужим добром».
На помощь болгарскому князю пришла Англия. Правительство ее величества первоначально воспринимало Болгарию враждебно, видя в ней русскую марионетку. По мере того как
392


Престиж великой державы
она отдалялась от России, в Лондоне все тепле и теплее к ней относились. Из «привратника России» у ворот Стамбула Болгария превращается в антирусский бастион. Этот шанс нельзя было упустить. Если Россия втянется в болгарские дела и захочет вооруженным путем изменить ситуацию, то Англии удастся мобилизовать «всю Европу» и поставить Россию на колени. Однако царь и не помышлял о военном вторжении. Он готов был пережить горечь дипломатической неудачи, но затевать войну — такого в мыслях не держал.
В декабре 1885 года самодержец вполне определенно обрисовал свои представления русскому послу в Берлине графу П.А. Шувалову. «Принц Александр Баттенбергский — враг России, и покуда он будет там царствовать, его влияние всегда будет для нас враждебно. Его прогонят непременно рано или поздно. Поддерживать его в достижении объединения Болгарии под его скипетром... значило бы награждать его за все его поступки, которые заслуживают не поощрения, а наказания. Впрочем, интересы России в настоящее время требуют, чтобы мы воздержались от вмешательства в дела Балканского полуострова, покуда там не возникает вопросов, более прямо до нас касающихся».
Относительно судьбы своего кузена Баттенберга Александр III не ошибся. 9 августа 1886 года группа прорусски настроенных болгар свергла его с престола и переправила в Россию, «для суда над предателем». Узнав об этом, царь распорядился: немедленно освободить принца и отпустить его «на все четыре стороны». Князь вернулся в Болгарию и сразу же послал царю телеграмму, где заявлял, что «вручает свою корону монарху России, давшему ее ему». Император откликнулся резким заявлением, что знать такого не желает. После такого афронта Александр Баттенберг 25 августа 1886 года отрекся от короны и уехал в Германию.
Хотя болгарские перипетии доставили царю немало горьких минут, но все, что там происходило, являлось делом второстепенным. Мировые судьбы войны и мира решались совсем в других местах, там, где находились главные центры мировой политики.
Из крупнейших европейских держав только с Австро-Венг- рией отношения неизменно оставались стабильно-холодны¬
393


Александр III
ми и недружелюбными. Противоречия являлись непреодолимыми, так как касались извечных споров о приоритете в Восточной Европе и на Балканах. Да Петербург и не особенно стремился сближаться с империей Габсбургов, понимая, что в концерте мировых держав она лишь «младший партнер».
Отношения же России с тремя ведущими мировыми державами: Англией, Германией и Францией — в XIX веке не отличались такой ровностью и предсказуемостью.
Первая мировая держава — Великобритания — придерживалась стойкой антирусской позиции. Во время русско-турецкой войны 1877—1878 годов королева Виктория настаивала на «решительных шагах», а в письме премьер-министру Дизраэли (лорду Биконсфилду) истерически восклицала, что «будь она мужчиной, она немедленно отправилась бы бить русских».
Когда русская армия подходила к Стамбулу (Константинополю), хозяйка Букингемского дворца приветствовала отправку английской военной эскадры в Мраморное море. Правительство в Лондоне совершенно не беспокоила турецкая политика геноцида славян; главное — не допустить русских до Черноморских проливов. Хотя Александр II заверил Лондон, что его армия не войдет в Константинополь, в атмосфере имперского цинизма и оголтелой русофобии этим искренним словам царя не придали никакого значения.
В феврале 1878 года семь английских военных кораблей появились на рейде Стамбула. Командиром одного из них — броненосца «Султан» — являлся второй сын королевы, капитан английского флота и капитан I ранга русского флота герцог Альфред Эдинбургский! Угроза столкновения русских и английских сил представлялась вполне вероятной, и королева Виктория без колебания отправила «бить русских» своего сына. Ее нисколько не смущало, что Альфред, женатый на дочери Александра И, приходился царю зятем. Родственные связи уже ничего не стоили рядом с желанием политической выгоды, в данном случае весьма сомнительной.
Династический фактор терял свое политическое значение, и королева Виктория немало сделала для его разрушения. Когда через три с половиной десятилетия начнется Первая мировая война, то она сделает близких родственни¬
394


Престиж великой державы
ков в разных странах врагами, разведет их по разные стороны фронтовой линии. От корней, от прошлого, от родственных уз станут отрекаться, преподнося это как акт великого патриотического служения. Даже династические названия («фамилии») поменяют! В 1917 году, в пылу националистического угара, Английский королевский дом из Ганноверско- Саксен-Кобург-ГЪтского сделается Виндзорским. Реальная «генетическая география» приносилась в жертву ненависти к Германии...
Александр III не верил в то, что между Россией и Англией в обозримом будущем возможны столько-нибудь дружеские отношения. Пока эта «интриганка» — королева Виктория на троне, ждать улучшения не приходилось. В письмах царю королева уверяла, что остается «любящей и доброй сестрой», однако он знал, что от этой «сестрички» и ее министров в любой момент можно ждать подвоха. Его опасения оказались не напрасными. За время его правления возникали острые англо-русские конфликты, а один раз дело чуть не дошло до войны.
Центром напряжения являлась Средняя Азия. Российская граница там не имела четкого обозначения: Россия утвердилась в Туркмении и в верховьях Амударьи лишь недавно. Отряд под руководством прославившегося в русско-турецкую войну генерала М.Д. Скобелева овладел последним оплотом воинственных ахалтекинцев (туркмен) 1еок-Тепе 12 января 1881 года, а 18 января вступил в аул Асхабад (потом город Ашхабад). Туркмены стали подданными царя. Дальше Россия продвигаться не собиралась. Хотя между Индией и российскими владениями пролегал Афганистан, но в Лондоне видели в русской экспансии угрозу своему владычеству.
Афганистан, формально независимый, англичане рассматривали как свой протекторат. Россия же намеревалась урегулировать пограничные вопросы с правительством Афганистана и первоначально не хотела обсуждать эту тему с Лондоном. Но правитель Афганистана эмир Абдуррахман находился в полной зависимости от англичан и никаких самостоятельных действий предпринять не мог.
В конце концов России пришлось проводить демаркацию русско-афганской границы при участии англичан. Но преж¬
395


Александр III
де чем все решилось миром, дело чуть не дошло до войны. В 1881 году Англия выступила резко против включения в состав российских владений Мервского оазиса. Еще более острая ситуация сложилась через четыре года.
Англия постоянно подталкивала эмира Абдуррахмана на выступления против России. В конце концов провокация удалась. В начале 1885 года отряд афганских племен, вооруженный англичанами, под руководством английских инструкторов, перешел на российскую территорию, по соседству с крепостью Кушка, угрожая этому форпосту. Возмущенный царь отправил командующему грозный циркуляр, предписывавший выгнать пришельцев и «проучить их как следует».
Воля монарха была исполнена. 18 марта, после скоротечного боя, афганцы были разбиты и изгнаны. Вместе с ними бежали и английские наставники. Посол Британии в Петербурге получил предписание потребовать от царского правительства отдачи под суд командира, принесения извинений и передачи Афганистану некоторых территорий. Александр III не только не собирался извиняться, но даже демонстративно наградил начальника пограничного отряда полковника К.А. Комарова 1еоргиевским крестом. В Лондоне негодовали. Правительство объявило частичную мобилизацию, флот привели в состояние повышенной боевой готовности, разработали план нанесения удара по Черноморским портам.
Петербург получил новую, еще более угрожающую ноту, и русские дипломаты нервничали. Но сам царь сохранял хладнокровие и на замечание министра иностранных дел Николая Гирса, что России угрожает война, меланхолически изрек: «Хотя бы и так». Тема была исчерпана, Англии пришлось уступить. Начались переговоры, и 10 сентября 1885 года было подписано соглашение о русско-афганской границе, где права на основные спорные районы признавались за Россией.
За два месяца до того королева Виктория, встретившись проездом в Дармштадте с братом царя, великим князем Сергеем Александровичем, просила передать императору, что она «искренне желает мира, и только журналисты кричат о войне». Это была полуправда. Королева, как и многие другие политики в Лондоне, действительно желала мира, но лишь...
396


Престиж великой державы
на английских условиях. «Русская пилюля» оказалась для них очень горькой.
Неприязни ни к Англии, ни к англичанам Александр III не испытывал. Да и политические деятели, не проявлявшие антирусских настроений, всегда пользовались его симпатией. Хотя официальные отношения между Лондоном и Петербургом все еще были далеки от дружеских, но потребность в сближении уже просматривалась. Это стало ясно во время визита влиятельного британского политика, занимавшего одно время ключевой пост канцлера казначейства в консервативном кабинете Роберта Солсбери — сэра Рандольфа Черчилля (отца Уинстона Черчилля).
Он прибыл вместе с женой Дженни (урожденная Джаром) 11 декабря 1887 года. Супруги провели в Петербурге несколько недель. Никакой официальной миссии визитеры из Англии не выполняли, но чету Черчиллей ждала самая радушная встреча. Уже на третий день их принимали в Гатчине царь и царица. Александр III уделил особое внимание, сам показал дворец, удостоил милой беседой. Мария Федоровна же была просто обворожительна, покорив сэра Рандольфа и его жену.
Затем были другие приемы в царских дворцах в кругу самых избранных, а на интимных ужинах Черчилль непременно приглашался за стол императрицы, что было необычно и непривычно. Кто такой этот господин, что он удостаивается подобной чести? Этот вопрос в те дни чрезвычайно занимал столичное общество. Александр III был скуп на публичное выражение эмоций, а императрица не раз публично восхищалась гостями, в том числе и «этой дамой». Но она ведь американка! По представлениям аристократии, это являлось синонимом чуть ли не какой-нибудь дикой папуаски!
Черчилль был в восторге от приема, от Петербурга и неоднократно заявлял о своей симпатии к России и о нелюбви к 1ермании. Эти речи доставляли удовольствие в столице Российской империи многим, в том числе и венценосцам. Накануне 1888 года в Петербурге получили неофициальную информацию из Лондона о том, что премьер-министр намерен добиваться сближения с Берлином. Это известие вызвало негодование Черчилля, заявившего о намерении поспе¬
397


Александр III
шить домой, чтобы противодействовать новому курсу кабинета. Черчилль уезжал из России как друг царя и царицы.
За время царствования Александра III заметного потепления англо-русских отношений не наступило. Острых конфликтов с конца 80-х годов больше не случалось, хотя закулисная борьба имперских интересов не прекращалась ни на миг.
В 90-е годы королева Виктория вдруг начала оказывать кавалеру ордена Подвязки — императору Александру III личные знаки внимания. В январе 1894 года, когда стало известно о предстоящем браке дочери русского самодержца великой княжны Ксении с великим князем Александром Михайловичем, из Осборна к царю поступила восторженная телеграмма. «Примите мои поздравления по поводу помолвки Вашей дорогой дочери Ксении с великим князем Александром, четвертым сыном Вашего дяди Михаила, которого я имею удовольствие знать. Я рада за Вас, так как она останется в Вашей стране, и прошу Вас передать молодой чете самые наилучшие пожелания».
Вряд ли эти строки отражали действительные настроения английского монарха. «Королева и императрица» (официальный титул Виктории) Ксению никогда в глаза не видела, а жениха — один раз, мельком. Короли редко что делают «просто так», исходя лишь «из добрых чувств». Меньше всех на подобное была способна Виктория, остававшаяся, по ее собственным словам, монархом «24 часа в сутки». Угроза со стороны Германии все время возрастала, и интересы Британии требовали улучшения отношений с Россией. Поэтому королева и попыталась возобновить «династическую дипломатию», которой раньше часто пренебрегала. В тот, последний, год жизни Александра III ее величество начала регулярно присылать весточки в Россию. Благо и приличные поводы находились.
В апреле 1894 года, в Кобурге (Германия), в присутствии Виктории состоялась помолвка наследника престола Николая Александровича с внучкой королевы Алисой Гессенской. Когда еще в 1883 году возник вопрос о замужестве старшей сестры Алисы Елизаветы с братом царя великим князем Сергеем Александровичем, Виктория не выказала к этой партии никакого расположения. Даже наоборот. Но тогда был еще
398


Престиж великой державы
жив отец принцессы Людвиг Гессенский, с радостью согласившийся на брак. Игнорировать волю отца было невозможно. Виктория промолчала и поздравительных телеграмм в Россию не посылала. Когда же через несколько лет возникли предположения о возможности замужества внучки Алисы с цесаревичем Николаем, королева выступила против. Ее позиция долго оставалась неизменной.
В 1894 году она уже не только приветствовала этот союз, но и сама уговаривала Алису дать согласие и без колебаний перейти из лютеранства в православие. Когда 8 апреля помолвка состоялась, то Виктория немедленно отправила депешу царю и царице: «От всего сердца поздравляю Вас с помолвкой наших дорогих внуков. Да благословит их Господь». Королева так торопилась, что впопыхах совершила невероятный для нее промах — перепутала степени родства. Через три часа пришлось посылать новую телеграмму, уже лично царю: «Я прошу у Вас тысячу извинений за то, что в моей телеграмме, составленной наспех, я говорила о моих внуках вместо Вашего дорогого сына и моей внучки».
В тот год царь получил и еще несколько весточек от «доброй и преданной сестры». На том дело и завершилось. На политике двух держав «телеграфное творчество» заметно не отразилось. Предвидение Александра 111 его не обмануло: лишь после смерти Виктории, уже в XX веке, когда королем стал Эдуард VII («Берти»), отношения между Петербургом и Лондоном начали заметно улучшаться, и в конце концов Россия и Великобритания превратились в геополитических союзников.
Отношения с Англией русской дипломатии доставляли немало хлопот, но особых головоломок тут не было. Куда сложнее развивалась история связей с Германией, которая во второй половине XIX века уверенно выдвинулась в число мощнейших держав, заняв лидирующие позиции в мировой политике.
У Германской и Российской империй, казалось, не имелось видимых противоречий. Никаких территориальных претензий друг к другу не существовало. На протяжении длительного времени Россия и Пруссия являлись союзниками, и последнее военное столкновение между ними случи¬
399


Александр III
лось еще в середине XVIII века. Династии Гогенцоллернов и Романовых связывали близкие династические узы, выходцы из 1ермании занимали влиятельные позиции при царском дворе. Однако несмотря на все это, невзирая на явные, а порой и просто нарочитые проявления взаимного расположения, существовала внутренняя напряженность в отношениях. Частично она вызывалась старыми этнофобиями. В целом же взаимные негативные восприятия объяснялись далеко не только этим.
В России антигерманские настроения начали заметно прогрессировать с провозглашением 1ерманской империи в 1871 году и особенно после Балканской войны и Берлинского конгресса. Даже, ранее безусловный германофил, Александр II понял необходимость корректировки старой внешнеполитической формулы: Пруссия (Германия) — первейший и надежнейший союзник России. После позорного провала российской дипломатии на Берлинском конгрессе в 1878 году только слепой мог не увидеть, что Берлин ведет свою игру и с интересами России считаться не желает. Качественное же изменение русско-германских отношений наступило при Александре III. 1ермания и Россия, как формально, так и фактически, перестали быть союзниками. Путь к разрыву был тернист и долог.
Еще в 1873 году императоры 1ермании, Австро-Венгрии и России — Вильгельм I, Франц Иосиф I и Александр II — заключили договор о политическом сотрудничестве. Он получил название «Союза трех императоров» и обязывал стороны проводить консультации по всем важнейшим международным вопросам, а в случае нападения на одну из стран четвертой державы принять меры по взаимной обороне и поддержке. России этот союз не был выгоден, так как у нее связывались руки на Балканах, где она имела свои виды. Этот же район разжигал имперские аппетиты и Вены. Однако угроза антирусского блока 1ермании и Австрии заставила царя согласиться на тройственный альянс.
Больше всех выгод получал Берлин. «Союз императоров» позволял 1ермании обезопасить себя со стороны России (Австро-Венгрия была целиком преданна) и подготовить новый удар по заклятому врагу — Франции, которая слишком быстро
400


Престиж великой державы
оправилась после поражения 1870 года и явно не намеревалась мириться с аннексией немцами восточных провинций — Эльзаса и Лотарингии. Когда в 1875 году устремления Германии обозначились вполне определенно, Александр II твердо дал понять, что Россия «не допустит разгрома Франции». Это стало для Берлина неожиданным ударом. Договорные отношения, по существу, сошли на нет. Бисмарку пришлось отложить свой заповедный замысел до лучших времен.
После воцарения Александра III рейхсканцлер сразу же повел речь о возобновлении «Союза трех императоров», полагая, что «простого и бесхитростного» нового русского монарха удастся провести без особых затруднений. Царю не импонировала идея союза с Австро-Венгрией — главным конкурентом на Балканах. Он охотней пошел бы на двусторонний союз с Германией. Однако Берлин и не помышлял об отказе от уз со своим стратегическим партнером. У России выбора тогда не существовало. В июне 1881 года Бисмарк, а также послы Австрии и России от имени своих монархов возобновили договор 1873 года, дополнив его.
Стороны обязывались соблюдать «благожелательный нейтралитет» при военном конфликте одной из них с прочей страной. Договор предусматривал, что в случае войны России с Турцией нейтралитет Германии и Австрии обеспечивается соглашением об условиях мира, а возможные изменения турецких границ должны оговариваться особым соглашением.
Эти пункты, выгодные в первую очередь Германии и Австро-Венгрии, заставляли Россию по отношению к Турции считаться с их интересами. Однако договор имел одну статью (№ 3), которая заставила Александра III принять все остальное. Она предусматривала признание принципа безусловного закрытия Черноморских проливов для военных судов. В тот момент перспектива столкновения с Англией представлялась вполне реальной, а у России еще не было ни флота на Черном море, ни укрепленных баз.
Договор был заключен на три года и в 1884 году продлен. На первый взгляд он предоставлял несомненные преимущества Берлину, давая свободу рук в случае войны с Францией. Однако реальную выгоду от него получила все-таки Россия. Когда в 1885 году Англия готовилась к нападению на Рос¬
401


Александр III
сию, Петербург в резкой форме потребовал от Бисмарка содействия в соблюдении третьей статьи договора «Трех императоров».
На удивление канцлер проявил кипучую активность, мобилизовал германских союзников — Австро-Венгрию и Италию — и совместными усилиями добился от Стамбула заверения в недопущении движения военных судов через проливы. Военная кампания Англии теряла всякий смысл и становилась бесперспективной.
Позиция Бисмарка потом не раз подвергалась критике националистическими кругами в Германии. Некоторые обвиняли канцлера в невыгодных уступках царю и даже в «предательстве национальных интересов». Конечно, это было упрощение. Глава правительства Германии в тот период ничего так страстно не желал, как войны между Россией и Англией. Она смогла бы парализовать двух главных германских противников и развязать руки рейху для полного разгрома Франции, что являлось важнейшей задачей «великого имперского дела».
Но как искушенный политик канцлер учитывал то, что некоторые «твердокаменные националисты» не понимали. Противоречия между Россией и Англией, при всей их остроте, в данном случае вызывались «скоропортившейся» причиной. Речь шла о каких-то километрах дикой пустынной земли, затерянной в глубине Азии. Канцлер не исключал возможности, что Россия проявит уступчивость и Лондону и Петербургу удастся договориться, что может стать основой для дальнейшего сближения. Перспектива союза Англии и России, к которому неизбежно присоединится и Франция, преследовала Бисмарка, как кошмар. Как писал канцлер в тот год кайзеру, ничего опасней подобной коалиции «для Германии и быть не может». (Возможность уступок со стороны России канцлер просчитывал вполне обоснованно: в самый критический момент англо-русского конфликта царь обсуждал такую перспективу.)
По отношению к Бисмарку Александр III всегда испытывал двойственные чувства. С одной стороны, он почти восхищался этим сильным, целеустремленным и неутомимым человеком, настоящим сыном фатерланда (отечества).
402


Престиж великой державы
Именно ему Германия была обязана и своим единством, своей политической силой и экономической мощью. Когда лично встречался с рейхсканцлером, то проявлял повышенный интерес и хоть не верил «ни единому слову», но слушал всегда с неизменным вниманием, сам стараясь говорить как можно меньше.
Однако восхищение личностью Бисмарка ни на минуту не заслоняло в душе царя чувства неприятия его как политика. Не сомневался, что канцлер, что бы он ни говорил и какие бы уверения ни давал, всегда будет стараться, где возможно, вредить России. Он уж столько раз тем прославился, что только и жди новых «гостинцев». Конечно, пока жив старый кайзер Вильгельм I (в 1887 году ему исполнилось 90 лет!), то дело до войны вряд ли дойдет, а что будет потом, один Бог ведает. Да и вообще, русский с немцем может договориться, может поладить, но дружить — никогда. Война же, не приведи Господь, между Россией и Германией — это такое бедствие, что и вообразить нельзя. Поэтому, пока есть хоть малейшая возможность, надо делать все, чтобы сохранять даже хрупкие союзные связи. Это лучше, чем ничего.
При русском дворе прекрасно знали о сложных династических перипетиях, происходивших за помпезным фасадом кайзеровской Германии. Эта тема чрезвычайно занимала Александра ГГГ, понимавшего, что время «дедушки Вильгельма» заканчивается, а от того, кто придет на смену, многое будет зависеть в мире и на России неизбежно отразится.
Наследником (кронпринцем) в Доме Гогенцоллернов являлся старший сын императора, фельдмаршал прусской армии Фридрих Вильгельм. Он родился в 1831 году, а в 1858 году женился на старшей дочери английской королевы Виктории, красивой восемнадцатилетней принцессе Виктории Адельгейде Марии Луизе, под стать своей матери, обладавшей сильным характером и большим честолюбием. Она быстро подчинила своему влиянию добродушного и довольно ограниченного супруга. В 1861 году свекр стал королем Пруссии, Фридрих сделался кронпринцем, а Виктория — кронпринцессой.
Первые годы замужества кронпринцесса главное внимание уделяла мужу и семье. Прусскому дому Виктория подари¬
403


Александр III
ла семерых детей — принцев и принцесс: Фридриха Вильгельма (1859), Шарлотту (1860), Генриха (1862), Викторию (1866), Вальдемара (1868), Софию (1870) и Маргариту (1872). Любила она всех... кроме одного.
Потом различные биографы последнего императора 1ер- мании Вильгельма II станут разгадывать историческую шараду: как и почему из всех детей мать с ранних пор демонстративно не питала нежных чувств к тому, кому, казалось, должна уделять особое внимание, — старшему сыну, будущему кайзеру. Предположения появятся разные. Некоторые станут объяснять это тяжелейшими родами, чуть не закончившимися смертью Виктории, другие увидят причину в физической ущербности мальчика; при родах у него повредилась левая рука, на всю жизнь оставшаяся парализованной; будут искать ответ в характере будущего кайзера, в его окружении, другие аргументы приводить. Но все сходятся в одном: чуть ли не с колыбели старший сын стал для матери нелюбимым. Родителям их отпрыск платил тем же.
Ко времени прихода Александра III к власти династическая вражда в Доме Гогенцоллернов являлась очевидным фактом. Амбициозная кронпринцесса Виктория сумела нажить себе немало врагов. Она всю жизнь преклонялась перед Англией, а двор ее матери ей казался верхом совершенства и изысканности. В Берлине же ее почти все не устраивало. Свои апартаменты она обязательно обустраивала «в английском духе»: кругом висели портреты королевы-матери, виды английских замков и «несравненные английские пейзажи». В своем дворце всегда разговаривала только по-английски, прислуга, кухня и посуда непременно были английскими. Она даже ткани для мебели и гардин заказывала в Англии.
Именно там, «на родине», по ее бесспорному убеждению, находился «центр мироздания», только там жили и творили действительные политики, писатели, ученые, артисты. В Германии же ей все казалось «примитивным» и «невыразительным». Прусские порядки она постоянно критиковала.
Ее безмерная англомания обернулась личной трагедией. Весной 1887 года у Фридриха Вильгельма придворные врачи обнаружили рак горла, предложили немедленную операцию. Виктория же категорически воспротивилась, пригласила из
404


Престиж великой державы
Англии модного доктора Макензи, уверившего кронпринцессу, что операция не требуется. Это решение оказалось роковым. Когда через год умер старый Вильгельм I, новый кайзер являл жалкое зрелище. Это была полная развалина. Через три месяца Фридрих III скончался...
Среди прусской аристократии «непатриотическое» поведение будущей императрицы вызывало глухой ропот. Не добавляло симпатий и то, что Виктория и находившийся у нее под пятой наследник Фридрих постоянно враждовали с канцлером Бисмарком.
Старый кайзер и в силу своего возраста, и по причине характера («истинный пруссак не должен растрачивать себя в салонах») подобными раздорами не интересовался. Хотя поинтересоваться бы стоило, потому что это касалось будущего и 1ермании, и династии. Однако Вильгельм I всегда сторонился слухов и интриг. Последние годы своей жизни проводил безмятежные вечера в старом королевском дворце в центре Берлина, в будуаре супруги королевы Августы (1811—1890; по материнской линии внучка Павла I ), в немногочисленном кругу дам и господ «своего поколения». Там, в так называемой «бонбоньерке», за бокалом шампанского предавались сладостным воспоминаниям о днях давно ушедших.
За стенами же «бонбоньерки» бушевали нешуточные страсти. «Партия кронпринца» (точнее, «кронпринцессы») и «партия канцлера» готовы были сражаться «до последнего патрона». В середине 80-х годов схватка достигла высокого накала. Бисмарка чрезвычайно волновало будущее. При обычном ходе событий после смерти старого императора у власти в 1ермании окажутся откровенные англофилы! Необходимость предотвратить подобную катастрофу невольно навевала мысли о династической рокировке. У руля рейха должен встать внук Вильгельма I — Вильгельм II. Практически осуществить такую комбинацию было почти невозможно, и глава кабинета все время нервничал.
Противников же Бисмарка заботило лишь одно: как убрать «этого паладина». На кайзера не раз пытались воздействовать. Тот отмалчивался, но однажды не выдержал и сказал начальнику своей канцелярии: «Несмотря на всю мою благо¬
405


Александр III
дарность, я и сам об этом не раз уже думал. Его самоуверенность иногда невыносима. Но родина в нем нуждается». На земле для истинного пруссака ничего дороже фатерланда не существовало...
Александр III был прекрасно осведомлен о передрягах при берлинском дворе. Радости никакой не испытывал, сожалений тоже, но по-человечески не переставал удивляться нравам. Как царя его не столько занимали династические интриги, сколько политические козни канцлера Бисмарка. Здесь все подвергалось пристальному изучению. Информация из Берлина к нему поступала по разным каналам, и уж совершенно для него неожиданно на какой-то период его осведомителем стал... первый внук кайзера.
Принц Вильгельм испытывал плохо скрываемое раздражение при общении с родителями. Его постоянно оскорбляли унизительными характеристиками, даваемыми матерью и отцом. Виктория обзывала его «несуразным», «долговязым», «никчемным» (после его восшествия на престол вообще начала именовать сына «чудовищем»). Кронпринц Фридрих, как и во всем прочем, полностью разделял представления супруги и не раз на публике говорил, что Вильгельм «лишен всяких способностей».
Обида, раздражение, а затем и ненависть все накапливалась и накапливалась в душе Вильгельма. Антипатию к родителям перенес на все то, что им близко и дорого. Англию возненавидел столь же сильно, как мать любила. Когда Виктория обращалась к нему по-английски, называя его Вильямом, тот всегда вздрагивал, как от удара хлыста.
Вильгельм не допускался ни до каких государственных дел, но поддерживать династические связи за пределами 1ерма- нии не возбранялось. В Англию он ездил всегда без охоты и чувствовал, что и бабушка королева Виктория к нему расположения не имеет.
В Россию он первый раз попал весной 1884 года, когда присутствовал на акте совершеннолетия цесаревича Николая. Его принимали радушно, почти по-родственному. Ему многое тогда понравилось, но больше всех царь. Большой, сильный, твердый в своих словах и делах. Не чета его отцу, безвольному и малодушному. Еще принца тронула та атмо¬
406


Престиж великой державы
сфера тепла и семейного уюта, в которой жила царская семья. Было сразу же видно, что дети с родителями находятся в мире и любви, в том мире, которого сам Вильгельм не ведал с малолетства.
Отправляя внука в Россию, кайзер не преминул наставить того, «при случае», говорить с царем в пользу дальнейшего сближения с Германией. Такие беседы состоялись, и кайзер потом говорил, что Вильгельм произвел хорошее впечатление на царя «и выполнил поручение очень хорошо».
Германский император не знал другого: внук не просто беседовал с царем о политике, но живо обсуждал придворные дела, поведение отца и матери. При этом его венценосный собеседник выразил явное сочувствие к нему, которое он так редко встречал за 25 лет своей жизни. Принц уехал очарованный царем и обещал тому писать «обо всем». Тот не возражал и разрешил обращаться на «ты».
Первое письмо Вильгельм прислал еще из Москвы, куда он проследовал из Петербурга. Оно датировано 25 мая Г884 года и полно изъявлений восторга и симпатий, благодарностей за доверие и участие. Но этим будущий германский владыка не довольствовался. Принц горел желанием разоблачить английские интриги.
«Остерегайся своих английских дядей. Не пугайся того, что ты услышишь от моего отца. Ты его знаешь, он любит быть в оппозиции, он под влиянием моей матери, которая руководится с своей стороны английской королевой, заставляет его видеть все сквозь «английские очки». Уверяю тебя, что между императором, князем Бисмарком и мной царит согласие, и я не перестану считать своим высшим долгом везде поддерживать и укреплять «Союз трех императоров» — треугольный бастион, который должен защищать Европу от валов анархии; а именно этого-то и боится больше всего на свете Англия!»
Не известно, что ответил на эти пассажи Александр III (и ответил ли вообще), но хорошо известно, что он не только не склонен был доверять Англии, но не имел и особого доверия к политике Германии. Да и сам германский принц не вызвал расположения. Он его раньше видел в Германии, но близко узнал лишь при встрече в 1884 году. Впечатления ос¬
407


Александр III
тались неважные. Какой-то издерганный молодой человек, неврастеник, даже достойно вести себя не умеет. Вскакивал во время беседы, размахивал перед царем рукой (второй владел с трудом), без всякого стеснения трогал вещи и бумаги в кабинете. Этот мальчишка мнил из себя государственного деятеля и даже, уму непостижимо, давал ему, царю, политические советы!
Об отце и матери же говорил так неприятно, что даже стыдно слушать. Конечно, у него нелегкая жизнь — нелюбовь родителей, интриги, наветы, но ведь существуют нормы поведения. Минни говорила, что, по словам его матери, «Вильгельм не знаком с приличиями». Может быть, Виктория права?
Вильгельм же вернулся в Германию переполненный симпатией к царю. Эти чувства не таил и несколько раз заявлял о них во весь голос. Это совсем не соответствовало настроениям отца и матери. Случились очередные семейные инциденты. Кронпринц Фридрих устроил сыну настоящий «разнос». Вильгельм услышал в свой адрес обвинения в том, что он «русофил», что в России «ему свернули голову». Принца эти обвинения нисколько не смутили. Он даже радовался, что наконец-то отец с матерью хоть стали его замечать!
В одном из посланий царю Вильгельм писал: «Я клянусь тебе, дорогой кузен, что сделаю все, что буду иметь возможность сделать, для тебя и для твоего государства, и клятву свою я сдержу... Прошу тебя, не упоминай об этом ни при ком, потому что эти известия предназначаются только для тебя, для твоего осведомления, потому что нельзя ничего сделать в этот момент, он слишком полон ненависти (английской)».
Переписка принца с царем и его высказывания в пользу России привлекли пристальное внимание первого министра кайзера. Положение складывалось нежелательное: с одной стороны, рейху угрожали англофилы, не хватало еще, чтобы появилась новая угроза со стороны русофилов! Бисмарк немедленно начал действовать. Именно в 1884 году его отношение к внуку кайзера меняется. 9
Всесильный канцлер вдруг «воспылал» нежными чувствами к Вильгельму: принимал его у себя, вел продолжительные беседы. Но дело этим не ограничилось. Рейхсканцлер начал знакомить Вильгельма и с конфиденциальными дипломати¬
408


Престиж великой державы
ческими документами. Взору Вильгельма предназначались лишь те из них, где политика России рисовалась в неблагожелательном свете. Понадобилось немного времени, чтобы маститый политик полностью «преобразил» тщеславного и наивного принца. Вильгельм, вряд ли сам и подозревая, быстро стал «рупором» канцлера.
В 1885 году, в момент обострения англо-русских противоречий, принц уверял царя, что он «целиком на стороне России», высказывал радость по поводу «удачи» отряда Комарова в Средней Азии. При этом неизменно проклинал англичан, уверяя, что хочет помочь «дорогому кузену». Подробно сообщал Александру III о том, что делал и что говорил во время визита в Берлин английский наследник Альберт Эдуард, информировал о численности и расположении английских частей в Индии, о состоянии британского флота. Одновременно призывал в отношениях с Англией «проявлять твердость» и не бояться войны, так как в Лондоне ее смертельно сами боятся и уступят России «все, что пожелаете».
Никакого воздействия послания принца Вильгельма на взгляды царя не оказали. Все, что тот писал, Александр III знал из более надежных источников. В «словесах» и фразах принца он сразу же разглядел «почерк Бисмарка». Постепенно его отношение к Вильгельму становилось все более и более критическим. С годами он стал не просто не любить принца, но почти презирать. Правда, когда тот стал летом 1888 года германским императором, Александр III вел себя с подобающей монархам учтивостью. Наносил визиты в Берлин, принимал кайзера у себя. Однако ни расположения, ни доверия к нему не испытывал.
Посетив Берлин вместе с сыном 1еоргием по пути из Дании в сентябре 1889 года, Александр III писал Марии Федоровне: «Вот мы уже в этом поганом Берлине и просто в отчаянии с Джорджи попасть в этот омут! Как тяжело и невыносимо скучно быть в этой обстановке после нашей тихой, симпатичной жизни в Фреденсборге! Встреча была торжественная со всеми войсками берлинского гарнизона, которые потом прошли церемониальным маршем мимо нашего посольства на улице, где мы стояли с императором. Потом был большой завтрак с музыкой у нас в посольстве,
409


Александр III
который дал нам гр. Шувалов с женой и на котором было человек 50 за столом. После этого мы были с Джорджи с визитами... В половине 5-го принимали князя Бисмарка, который нарочно приехал сюда встретить меня и был даже на станции, чего он не делал ни для императора Австрийского, ни для короля Итальянского, и, конечно, все пруссаки поспешили мне сообщить это».
Александр III в узком кругу не раз нелицеприятно отзывался о Вильгельме и считал «несчастьем» его приход к власти летом 1888 года. О настроениях русского монарха был осведомлен Бисмарк, сам не питавший уважения к новому повелителю рейха. В 1889 году, когда положение канцлера сделалось шатким, он, просто в состоянии отчаяния, бросил на стол «царскую карту»: ознакомил Вильгельма II с высказываниями царя. Они содержались в дипломатическом донесении посла в Лондоне Гатцфельда. «Он безумец! Это дурно воспитанный человек, способный на вероломство!» Унизительным являлись и сами характеристики, и то, что они циркулировали при лондонском дворе, и то, что их знали другие люди до рейхсканцлера включительно. Болезненное самолюбие императора Германии было смертельно уязвлено...
Двуличная бисмарковская политика по отношению к России, стойкое взаимное нерасположение правителей двух стран неизбежно отчуждали две великие державы. Дружба между Берлином и Петербургом уходила в область исторического предания. Политический разрыв становился вопросом времени. В 1890 году на донесении русского посла в Берлине, где говорилось о позиции императора, Александр III наложил резолюцию: «От нервного и шалого Вильгельма можно всего ожидать». К этому времени Россия уже начала осуществлять принципиальный поворот во внешней политике.
Александр III, не доверяя Бисмарку, в одном не сомневался: канцлер не желает войны Германии с Россией и повода к ней не ищет. Его дипломатические «махинации» преследовали другие цели: отстранить Россию от решения многих европейских дел и позволить Германии утверждать* безраздельное господство в Западной и Центральной Европе. Но путь преграждала неисправимая антогонистка: Франция. Ее разгром являлся вожделенным для Берлина, но он был возмо¬
410


Престиж великой державы
жен лишь при молчаливом согласии восточного соседа рейха. Россия же не могла допустить такого развития событий. Превращение Германии в безраздельного гегемона в Европе не сулило ничего хорошего.
Между тем Бисмарк снова вернулся к своему сокровенному намерению: уничтожить окончательно «галльского петуха» и присвоить французское колониальное наследство. В начале 1887 года он решил, что настал подходящий момент. Россия, втянутая в болгарские дела, нуждалась в германской поддержке. Бисмарк готов был ее предложить. Но не бескорыстно. В Берлине прошли переговоры канцлера с русским послом графом П.А. Шуваловым, на которых обсуждалась возможность дальнейшего сближения между двумя странами. Уверяя в своей неизменной симпатии, Бисмарк хотел получить твердую гарантию невмешательства России в случае войны с Францией. Шувалов считал, что такая гарантия будет. В ответ канцлер обещал содействовать овладению Россией Черноморскими проливами и восстановлению влияния в Болгарии. Записной германофил Шувалов «окрыленным» отправился в Петербург, полагая, что «исполнил великую историческую миссию». В Германии же началась военная мобилизация.
Некоторые российские высокопоставленные дипломаты считали, что царь, придерживаясь стойких монархических принципов, будет лишь приветствовать теснейший альянс с Берлином. Но министра Гирса и посла в Берлине ждало горькое разочарование. Александр III не только не желал рисковать благополучием империи во имя проливов, но и не собирался безразлично взирать на планируемый разгром Франции. Мало того, он сделал выговор послу за «чрезмерное усердие», дав понять, что такие важнейшие вопросы без царской санкции не решаются, а «самоуправные» инициативы неуместны. Через несколько дней русский посол в Париже А.П. Моренгейм получил депешу, где говорилось, что посольство может заверить французское правительство в том, что Россия не останется безучастной в случае конфликта.
Бисмарк проиграл. Военные приготовления пришлось прекратить. Его терпение явно истощилось. Начиная с февраля 1887 года он с удесятеренной энергией отдался антирус¬
411


Александр III
ским интригам, стараясь вредить России везде, где только возможно. Он хотел таким путем заставить царя понять, что вне союза с Берлином Россию ждут большие неприятности. Однако никаких особых достижений канцлер не добился, кроме одного: царь дал добро началу переговоров о продлении союза. Угроза Франции миновала, а поддержание добрых отношений с Берлином представлялось весьма необходимым.
В июне 1887 года Россия и Германия заключили тайное соглашение, так называемый «Договор перестраховки». В соответствии с ним стороны брали на себя обязательство соблюдать нейтралитет в случае войны одной из них с третьей страной, за исключением случая нападения России на Австро- Венгрию и Германии на Францию. Договор заключили на три года, но в 1890 году Германия отказалась от его продления.
Бисмарка этот договор не особенно устраивал. Он надеялся, что царь пойдет дальше по пути сближения. Однако Александр III не собирался превращать Россию в молчаливого наблюдателя германской экспансии. Никуда «дальше» двигаться не собирался. Поняв это, Бисмарк с новой энергией возобновил антирусскую деятельность, желая силой сломить упорство царя.
Осенью 1887 года Германия начала финансово-таможенную войну. Пошлины на ввоз товаров из России были повышены, германским банкам было негласно запрещено кредитовать русскую промышленность и принимать в залог ценные бумаги из России. Царь не испытывал по этому поводу особых волнений. На докладе министра финансов Вышнеградского, где говорилось о неблагоприятных последствиях закрытия германского рынка, сделал пометку: «Не такие беды Россия переживала и, благодаря Бога, уцелела».
После воцарения Вильгельма II Александр не сомневался, что часы канцлера Бисмарка сочтены. Новый правитель не захочет долго терпеть при себе этого «опекуна». Так и случилось: в марте 1890 года Вильгельм II уволил Бисмарка в отставку. ,
В начале 90-х годов XIX века Россия пошла во внешней политике на то, что трудно было еще недавно и представить: она заключила военно-политический союз с республикан¬
412


Престиж великой державы
ской Францией, страной, где находили прибежище русские диссиденты и престолоненавистники. Но государственные интересы возобладали над консервативными убеждениями, и две столь непохожих страны стали союзниками, определив тем самым расстановку сил в мире в последующие десятилетия. Суверенитет Франции получил мощную опору. Царь стал чуть ли не народным героем во Франции. В память о нем в Париже был построен самый красивый мост через Сену, и по сию пору носящий имя императора Александра.
В свою очередь, Россия прорвала дипломатическую изоляцию и заручилась стратегическими союзниками на случай возможных военных осложнений. Заключение франко-русского союза стало крупнейшим поражением германской дипломатии, означало крушение всех хитроумных политических комбинаций, так искусно и последовательно создаваемых в предыдущие десятилетия канцлером Бисмарком. В Берлине недооценили решимость русского царя и долго не хотели верить в свершившееся.
Александр III переступил через свои политические пристрастия и поддержал альянс, вызвавший замешательство в рядах отечественных германофилов. Но интересы империи, геополитические приоритеты требовали прагматических решений, освобождения от гнета старых предубеждений. Царь демонстрировал поразительную для окружающих толерантность.
Когда летом 1891 года в Кронштадт прибыла с дружеским визитом французская военная эскадра, гофмаршала князя B.C. Оболенского очень беспокоил протокол. Согласовывая его, спросил у царя, будут ли тосты на торжественном обеде. Александр III сказал, что непременно будут за Францию, за адмирала и за эскадру.
Князь обомлел. «Но, ваше величество, в таком случае надо исполнять гимн!» — «Так и следует поступать», — последовал ответ. «Но, ваше величество, — не унимался гофмаршал, — это Марсельеза». — «Но ведь это их гимн, значит, его и следует играть». Князь, решив, что император его не понял, опять повторил: «Это же Марсельеза!» Александр III не выдержал: «Ах, князь, вы, кажется, хотите, чтобы я сочинил новый гимн для французов; нет уж, играйте тот, какой есть».
413


Александр III
Когда после тоста царя за Францию в Петергофском дворце раздались звуки Марсельезы — гимна восторжествовавшей революции — это произвело сильное впечатление. Впервые такая музыка исполнялась в России публично...
Первым шагом к образованию союза стало политическое соглашение от августа 1891 года, в котором стороны обязывались прилагать все силы к поддержанию мира и для этого проводить консультации по всем острым международным вопросам. Через год, в августе 1892 года, Россия и Франция разработали военную конвенцию. Ее основной смысл содержался в первой статье: «Если Франция подвергнется нападению со стороны Германии или Италии, поддержанной 1ер- манией, Россия употребит все войска, какими она может располагать, для нападения на Германию. Если Россия подвергнется нападению Германии или Австрии, поддержанной 1ерманией, Франция употребит все войска, какими может располагать, для нападения на Германию».
В конвенции говорилось, что Франция должна выставить против 1ермании армию в 1300 тысяч человек, Россия от 700 до 800 тысяч. Обе стороны обязывались ввести эти силы в действие «полностью и со всей быстротой», с тем чтобы 1ер- мании пришлось одновременно сражаться и на Западе, и на Востоке. Положения франко-русского союза были секретными. На этом настаивали в Петербурге, чтобы не форсировать военно-стратегическое сближение между Берлином и Веной. Но сохранять долго в тайне столь важный международный договор было сложно, и через несколько лет Франция и Россия официально признали свои союзнические обязательства.
Когда в апреле 1894 года наследник престола цесаревич Николай Александрович был помолвлен с гессенской принцессой Алисой, в Париже возникли опасения за судьбу союза, тем более что в Берлине умышленно раздували этот факт, стараясь придать ему некое политическое значение. Опасения оказались совершенно безосновательными. Россия твердо была намерена придерживаться заключенного соглашения.


ГЛАВА 18
КУРС ИМПЕРСКОГО КОРАБЛЯ
Поэт Александр Блок в поэме «Возмездие», обращаясь к времени начала 80-х годов XIX века, восклицал:
В те годы дальние, глухие,
В сердцах царили сон и мгла:
Победоносцев над Россией Простер совиные крыла,
И не было ни дня, ни ночи,
А только тень огромных крыл...
Множество раз эти строфы воспроизводились в различных сочинениях. Стихи большого поэта традиционно воспринимали не только как литературное произведение, как личный взгляд русского интеллигента, но и как бесспорную эмблему времени, как некую формулу мига бытия России. Мистический образ мрака и безнадежности — страшных совиных крыл — завораживал сознание, потрясал воображение, виделся чуть ли не сакральным знаком грянувшего социального Апокалипсиса.
Оставим в стороне анализ путаного и противоречивого блоковского исторического мировоззрения, его замечательные рефлексии и великие аллюзии. В данном случае куда
415


Александр III
большее значение имеют, как говорили в XIX веке, прозаические «экзерциции» (упражнения) людей, пишущих на темы русской истории.
В период царствования Александра III общественно-политическая ситуация в России стабилизировалась, укрепилось экономическое положение. Это признавалось и современниками, как правоверными монархистами, так и недоброжелателями и даже непримиримыми врагами самодержавной власти. Сам факт «стабилизации» в принципе не оспаривали и историки. Констатацией этой очевидности единомыслие в оценках эпохи царствования предпоследнего императора всегда и заканчивалось.
В объяснении же причин, характера и последствий этой самой стабилизации всегда существовала разноголосица. После крушения монархии в 1917 году возобладала крайне негативная точка зрения. Суть ее в том, что умиротворение государства достигалось ценой «неимоверных жертв», «невиданным полицейским гнетом», «произволом цензуры», «пропагандой крайнего национализма и антисемитизма», «удушением прогрессивной мысли». Немало и иных чугунномрачных эпитетов можно найти в исторических трудах.
Подобные оценки — по большей части идеологический продукт. Однако просто сказать, что все это — неправда, явилось бы упрощением, насилием над материалом, но с иным идеологическим знаком. Выяснять же «меру правды», анализировать расхожие умозаключения — значит составлять многостраничный трактат и в очередной раз погружаться в старые и бесплодные (для дискутантов) споры о возможности, образно говоря, выращивания экзотических растений на Валдайской возвышенности...
В эпоху царствования Александра III в России сохранялась строгая административная регламентация социальной жизни. Враги государственной власти подвергались преследованиям, арестам, высылкам. Такие факты имелись и до, и после Александра III, однако, в оправдание непреложного тезиса о некоем «курсе реакции», именно период erqправления принято характеризовать как особо мрачный и беспросветный. Гневных слов по этому поводу сказано много, конкретных фактов в подтверждение приведено куда меньше.
416


33- 	Семья Александра III. 1878 г.


34- 	Великий князь Константин Николаевичу его супруга Александра Иосифовна и их сын Николай. Начало бо-х гг.
35. 	Гражданская жена великого князя Константина Николаевича А.В. Кузнецова


36. 	Великий князь Николай Николаевич (старший)
37. 	Гражданская супруга великого князя Николая Николаевича Е.Г. Числова


38. 	«Михайловичи». Великий князь Михаил Николаевичу его супруга Ольга Федоровна и их дети: (стоят слева направо) Георгийу Сергей, Александр; (сидят) Алексей и Николай


39- Великие князья (слева направо): Александру Михаил и Сергей Михайловичи и супруга Михаила Михайловича София Николаевна (внучка А. С. Пушкина)


40. Младшие дети Александра III и Марии Федоровны: Ольга, Михаил, Ксения. 1885 г.


. Цесаревич Николай Александрович. 1889


42. В дни серебряной свадьбы Александра III и Марии Федоровны. Ливадия. 1891 г.


43- 	На отдыхе в Ливадии (справа налево):
Мария Федоровна, великая княжна Ксения Александровна, Александр /Д великий князь Михаил Александрович, министр императорского двора граф И.И. Воронцов-Дашков, его супруга Елизавета Андреевна и неизвестная. 1885 г. (?)


44- 	Великий князь Владимир Александрович
45. 	Великая княгиня Мария Павловна


46. Великий князь Георгий Александрович
47. Великий князь Михаил Александрович


48. 	Английская королева Виктория. 1894


. Германский император Вильгельм II. 1894 г.


50. Малый дворец в Ливадии
51. 	Комната и кресло, в котором скончался Александр III (место обозначено крестом на полу)


52. 	Александр III в гробу


53- Мост императора Александра III в Париже и авеню Николая II. Начало XX в.


Курс имперского корабля
Сошлемся на мнение известного американского исследователя России Ричарда Пайпса, которого никто не может заподозрить в каких-либо симпатиях к монархической России, и уж тем более к Александру III. По его данным, за политические преступления (за другие провинности в России вообще не лишали жизни) в «период реакции» было казнено 17 человек. Все казненные или участвовали в цареубийстве, или готовились к нему, и ни один из них не раскаялся. Всего же за антигосударственные деяния было допрошено и задержано около 4 тысяч человек. Это данные за почти 14 лет!
Американский профессор логично заключил, что в свете обширности России указанные «цифры кажутся весьма незначительными». Вывод представляется обоснованным еще и потому, что в Российской империи к концу царствования Александра III проживало свыше 120 миллионов человек. Оставим любителям математики подсчет долей процента населения, непосредственно затронутого «репрессиями». Ясно, что ни о каком «разгуле» речь вести нельзя.
Судебно-тюремные «расправы» являются лишь частью той «мрачной картины русской жизни», которую так часто рисуют. Существенный момент ее — «гнет цензуры», якобы «душившей» всякую «свободу мысли».
В России, как в XIX веке и во всех прочих даже самых-са- мых демократических государствах, цензура существовала. В царской империи она не только охраняла нравственные устои, религиозные традиции и верования, но и выполняла функцию защиты государственного интереса.
Согласно принятым в 1882 году «Временным правилам о печати», в России, как и раньше, сохранялась процедура предварительного просмотра цензором готовящихся к выходу материалов («предварительная цензура»). Это касалось главным образом газет и журналов (далеко не всех); для книг же существовала последующая цензура. В случае появления в печати статей «нежелательного содержания» (цензоров было мало, квалификация их часто оставляла желать много лучшего, да и за всеми органами печати они уследить просто не могли) издание получало «предупреждение». Когда число таких «внушений» достигало трех, то газета или журнал подлежали закрытию. В исключительных случаях периодическое
417


Александр III
издание могло быть запрещено к выходу решением совещания четырех министров (внутренних дел, юстиции, обер- прокурора Синода и просвещения).
При Александре III, в результате административного запрета или по другим причинам, главным образом финансового характера, прекратили свое существование несколько десятков газет и журналов. Однако это не означало, что в стране «заглох голос печати». Появилось немало новых изданий, а многие старые продолжали выходить. Ряд либерально ориентированных изданий (самые известные — газета «Русские ведомости» и журнал «Вестник Европы»), хоть и не допускали теперь прямых нападок на власть и ее представителей, от критического («скептического») тона не избавились и благополучно пережили «эпоху репрессий».
В 1894 году (год смерти Александра III) в России издавалось 804 периодических органа на русском и прочих языках. Примерно 15% из них составляли государственные («казенные»), а остальные принадлежали различным обществам и частным лицам. Существовали общественно-политические, литературные, богословские, справочные, сатирические, научные, учебные, спортивные (последних насчитывалось 12) газеты и журналы.
Что же касается книгоиздания, то за время царствования Александра III число типографий росло неуклонно; ежегодно увеличивалась и номенклатура выпускаемой печатной продукции. В 1894 году перечень наименований изданных книг достиг почти 11 тысяч (в 1890 году — 8638). Многие тысячи книг ввозились из-за границы. За все время царствования менее 200 книг не были допущены к обращению в России. (В это число входил, например, пресловутый «Капитал» Карла Маркса.) Большинство запрещалось не по политическим, а по духовно-нравственным соображениям: оскорбление чувств верующих, распространение непристойности.
«Духовного застоя» в стране явно не наблюдалось. Работали десятки театров и «свободных антреприз», художественные выставки в столичных городах устраивались постоянно.
Жили и творили замечательные русские писатели: Н.С. Лесков, А.П. Чехов, М.Е. Салтыков-Щедрин (умер в 1889 году), Л.Н. Толстой, Д.Н. Мамин-Сибиряк, И.А. Гончаров (умер
418


Курс имперского корабля
в 1891 году). Столкновения с цензурой случались у Лескова, Салтыкова-Щедрина, Толстого. Последнему, например, запретили первоначально публиковать повесть «Крейцерова соната», которую император назвал «циничной». Однако через два года она появилась в печати (1891).
Шумный скандал произошел с драмой Толстого «Власть тьмы, или Коготок увяз, всей птичке пропасть», написанной в 1887 году. Министр императорского двора И.И. Воронцов- Дашков устроил в своем особняке чтение пьесы в присутствии царя и царицы. Изображение темных нравов потрясло. Александр III заметил, что пьеса «сильная и интересная».
Директор Императорских театров И.А. Всеволожский расценил это как знак одобрения. Драма была принята к постановке на сцене столичного Александрийского театра. Прошло несколько недель, уже готовилась генеральная репетиция спектакля, когда в дело вмешался Победоносцев. Он отправил царю страстное письмо, где подробно разбирал пьесу, в которой, как он утверждал, страшные преступления не связаны с наказанием и покаянием. Это и возмущало обер-прокурора Святейшего Синода.
Александр III согласился с доводами и запретил театральную постановку. Победоносцеву же ответил, что «эту драму на сцене давать невозможно, она слишком реальна и ужасна по сюжету. Грустно очень, — продолжал царь, — что столь талантливый Толстой ничего лучше не мог выбрать для своей драмы, как этот отвратительный сюжет, но написана драма мастерски и интересно». Однако печатать произведение было дозволено.
Запреты и ограничения несомненно нервировали и досаждали. Однако утверждать, что цензурные вмешательства подрывали «творческие силы России», нет никаких оснований. Не существует и указаний того, что хоть один писатель или художник, произведения которого не разрешались к печати или чьи картины снимались с выставок (наиболее известные случаи с И.Е. Репиным и Н.Н. 1е), что хоть один из них в силу этого «психологически сломался» и «творчески иссяк».
Никакого «запрета на имя» в царской России не существовало. Если данное произведение не разрешалось к печати, к постановке на сцене или к размещению в экспозиции, то это
419


Александр III
не являлось запрещением писателя или художника как такового. Не встречая административных препятствий, на суд публики выносились другие вещи, да и судьба «неугодных» произведений не являлась безнадежной. Проходило какое- то время, и все практически находило дорогу к читателю и зрителю.
Да и вообще, о каком «удушении всякой свободной мысли» можно вести речь, если в самые «мрачные годы реакции», в период полного размаха блоковских «совиных крыл», издавались произведения М.Е. Салтыкова-Щедрина, наполненные такой едкой социальной сатирой, до уровня которой редко кто поднимался. Признаки «тоталитарной системы», которые, на основании запретительных примеров, некоторые авторы усматривают в правлении Александра III, — лишь плод впечатлительного сознания.
В период царствования Александра III страна не являлась «оазисом застоя». Она динамично развивалась, социальные и экономические показатели заметно изменялись.
Бюджет России к концу 80-х годов стал сбалансированным (ранее расходы неизменно превышали доходы), что позволило через несколько лет (уже при Николае И) перейти к введению золотого обращения.
Стремясь пополнить доходы, правительство повысило пошлины на импортные товары. Вводились новые прямые налоги, ставки старых налогов повышались. Эти меры затрагивали в первую очередь состоятельные слои населения. В 1882 году был введен налог на имущество, переходившее от владельца к владельцу в результате завещаний и дарений, в 1885 году были повышены (на 3%) налоги на промышленные предприятия, поземельный налог, а также налог на недвижимое имущество в городах (дома, магазины, склады).
Одновременно государственная власть пошла на снижение налогообложения крестьянства, понимая, что без улучшения материального положения основной массы населения надеяться на качественное улучшение всего народного хозяйства невозможно. В 1882 году был снижен на 12 миллионов рублей размер ежегодных выкупных платежей, а в 1883 году появился царский указ, предписывавший приступить к отмене подушной подати.
420


Курс имперского корабля
Этот вид налога установил еще Петр I. Его платили главным образом крестьяне (на дворян, духовенство и купцов он не распространялся). Ежегодно каждый мужчина-крестьянин («рабочая душа») обязывался вносить в казну определенную сумму. Размер ее в различных районах был неодинаковым (при определении этого налога в расчет принималась доходность крестьянских хозяйств и дополнительные заработки). К концу 60-х годов XIX века подушная подать колебалась от 1 рубля 15 копеек до 2 рублей 60 копеек. В 1867 году эти налоги принесли государству почти 70 миллионов рублей (более 10 % всех доходов).
Во время царствования Александра III произошло и еще одно примечательное событие: в 1882 году был учрежден Крестьянский поземельный банк. Его задача состояла в том, чтобы выдавать отдельным крестьянам и крестьянским обществам (общине) кредиты для покупки земли. За первые десять лет на ссуды банка крестьяне приобрели в собственность более 2 миллионов десятин земли.
Россия оставалась сельскохозяйственной страной. Вне городов проживала подавляющая часть населения (более 80%), а основными занятиями жителей империи были хлебопашество, скотоводство, различные сельскохозяйственные промыслы. В середине 80-х годов XIX века на долю России приходилось 20% мирового производства пшеницы, 60% ржи, 30% ячменя, 25% овса. Производство этих культур постоянно увеличивалось, рос и вывоз на мировые рынки.
Главными статьями экспорта империи традиционно являлись продукты земледелия и животноводства. Если в конце 60-х годов ежегодно в среднем экспортировалось около 55 миллионов пудов пшеницы, ржи, ячменя и овса, то через 20 лет экспорт возрос до 145 миллионов пудов, или почти в три раза. Кроме этих продуктов, Россия много вывозила льна (на нее приходилось 2/3 всего мирового производства), леса, изделий из древесины, щетины, яиц, пеньки, мяса, птицы, кож.
Основные предметы импорта: хлопок, красители, металлы, машины.
Политика поощрения индустрии, проводимая правительством Александра Ш, приносила заметные результаты: 80—90е годы
421


Александр III
XIX века стали периодом интенсивного экономического роста. Начатое в 1891 году строительство Транссибирской магистрали дало тяжелой индустрии мощный импульс. С 1881 по 1893 год выплавка чугуна в империи поднялась с 27,3 до 70,8 миллиона пудов (+159%), выплавка стали — с 18,7 до 59,3 миллиона пудов (+217%), добыча угля — с 200,9 до 460,2 миллиона пудов (+129%), нефти —с 21,4 до 337 миллионов пудов (+1475%). Протяженность железнодорожного пути к 1 января 1881 года в России (без Финляндии) составляла 21 226 верст, а к 1 января 1894 года возросла до 33 869 верст (+60%).
С 1882 по 1891 год возникло 383 акционерные компании, что почти в два раза превышало число обществ, появившихся в предыдущее десятилетие.
Все это постепенно меняло социальную структуру населения. Если в 1881 году в России на фабриках и заводах трудилось 770 842 рабочих, то в 1893 году — уже 1 406 792. Появление значительной категории наемных тружеников ставило перед властью задачу правового регулирования их положения. Именно при Александре III появляются законы, ставшие основой российского рабочего законодательства.
В 1882 году в России в структуре Министерства финансов возник новый государственный орган: Фабричная инспекция. Ее функция — следить за исполнением фабричного законодательства и предотвращать возникновение конфликтов между рабочими и хозяевами.
В том же 1882 году, 1 июня, появился закон, запрещавший детям до 12 лет работу на фабриках и заводах; рабочий день подростков до 15 лет мог длиться не более восьми часов с перерывом после четырех часов или шесть часов без перерыва. Запрещалось использовать несовершеннолетних (до 16 лет) на ночных работах, в выходные и праздничные дни.
Законом от 3 июня 1885 года воспрещалась ночная работа на текстильных фабриках женщинам и подросткам до 17 лет. Но такие ограничения не нашли понимания в самой рабочей среде, так как подобный труд в большинстве случаев оплачивался выше дневного. В инстанции сыпались прошения разрешить «добывать средства к пропитанию». 24 апреля 1890 года положение было видоизменено: работа женщинам и подросткам разрешалась, но лишь с согласия фабричной инспекции.
422


Курс имперского корабля
3 июня 1886 года появились важные нормативные акты: «Правила о найме рабочих на фабрики, заводы и мануфактуры» и «Особенные правила о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих». Они регулировали взаимные обязательства рабочих и нанимателей и предусматривали: заключение договора найма с записью его условий в расчетной книжке (величины заработной платы, стоимости аренды жилья и т.д.); размеры штрафов за нарушение трудового распорядка, обязывая хозяев направлять штрафные суммы в особый капитал для выдачи пособий рабочим. Закон запрещал выдавать зарплату продуктами или товарами, взимание платы на врачебную помощь. Хозяевам запрещалось понижать заработную плату после заключения договора о найме, уменьшать число рабочих дней. Выдача заработной платы должна была производиться не реже одного-двух раз в месяц, причем из этих сумм не разрешалось делать вычеты для уплаты долгов рабочего. Для того времени подобные нормативы являлись огромным шагом вперед.
Заметно повышалось общее благосостояние населения: если в 1881 году в сберегательных кассах России общая сумма вкладов едва достигала 10 миллионов рублей, то в год кончины Александра III (1894) она превысила 330 миллионов рублей.
Страна уверенно развивалась, превращаясь из аграрной в аграрно-индустриальную.
Однако, при очевидных успехах и достижениях, Россия конечно же не являлась сказочной «землей обетованной», умилительным конфетно-бисквитным царством, каким ее порой изображали русские эмигранты, бежавшие за пределы отечества после революции 1917 года. Немало существовало в империи двуглавого орла темного, даже дикого, немало встречалось в повседневности печального, нежелательного.
В социологии (науке об обществе) существует категория «качество жизни», определяющая уровень социально-экономического развития отдельных стран. Она включает целый ряд характеристик. Остановимся лишь на одной интегральной: статистике смертности.
Если по рождаемости Россия являлась европейским лидером (48 рождений на тысячу жителей, в западноевропей¬
423


Александр III
ских странах этот показатель колебался от 22 до 41), то показатель смертности давал иную картину. В 80-е годы XIX века в России умирало в среднем 35 человек на тысячу жителей, и около 30% этого числа приходилось на детей в возрасте до пяти лет. В то же время в Англии на тысячу жителей умирало 17 человек, во Франции — 22, в Германии — 24.
Россия заметно отставала от Англии, Франции, 1ермании по уровню грамотности населения, по числу врачей, количеству школ и больниц. Это непреложная историческая реальность.
Попутно уместно сделать одно важное пояснение. Все подобные сопоставления, встречаемые и в специальных исторических работах, и в учебниках по истории России, почти всегда делаются с игнорированием одного принципиального обстоятельства. Когда говорят о смертности населения (как, впрочем, и о прочих социальных характеристиках), то применительно к Англии имеют в виду исключительно метрополию — Британские острова, где жили почти исключительно англичане. О населении Индии и других подвластных Британии народов речи не возникает.
Применительно же к России дело выглядело иначе. Никакой «метрополии» здесь не существовало. Поэтому статистика оперирует показателями населения или всей империи, или Европейской России. Если же использовать подобный прием и в других случаях и, допустим, к показателю «качества жизни» Британии приплюсовать аналогичные данные по Индии, то картина станет совсем другой. Конечно, тот факт, что в Индии детей умирало больше, чем в России, не может явиться поводом для какого-либо национального самодовольства.
Вышесказанное отнюдь не означает, что «если правильно подсчитать», то социально-экономическая ситуация в России окрасится в радужные тона. В стране с лихвой хватало нищеты и отсталости. Важно другое: заметный разрыв между Россией и западноевропейскими странами по уровню жизни медленно, но неуклонно сокращался.
Александр III знал о социальных проблемах, как и о трудностях, возникавших постоянно в делах государственного управления по их преодолению. Искренне стремился добиться изменений. Все время озадачивал вопрос: как достичь лучшего? Найденные варианты, как потом выясня¬
424


Курс имперского корабля
лось, не всегда оказывались оптимальными. При запутанных, сложных и противоречивых реалиях русской жизни идеальные мог изобрести лишь кудесник.
Потом появятся утверждения, что царь не «понял потребности времени» и «по наущению черного кардинала» Победоносцева лишь «заморозил Россию». Об этом всегда много писали отечественные и зарубежные «профессиональные разоблачители царизма», возлагая особую вину на Александра III, якобы «не желавшего преобразований». Такие тезисы не верны и по сути, и по форме.
На самом деле никакой консервации «негатива» при Александре Александровиче не наблюдалось. Смысл и направление политики были совсем иными: неустанно, но лишь постепенно, шаг за шагом, без резких кренов и рывков преодолевать отсталость и несуразности. Внутренний (как и внешний) курс России этого периода можно с полным правом обозначить как «спокойную политику». Никакого «анабиоза» социальной, экономической, культурной жизни в империи не наблюдалось.
Приверженность «исконному», «традиционному», стойкий консерватизм убеждений не превратили Александра III в ретрограда, с порога, без колебаний, отбрасывавшего новые идеи и неординарные предложения, лишь только потому, что они непривычные и необычные. Однако принимал к сведению, к исполнению лишь то, что отвечало его представлениям, что не противоречило сыновьей любви к России, его знанию и пониманию ее.
Мирослужение императора раскрывало глубокий смысл, историческое содержание известного постулата консервативной идеологии, изображавшей Россию триединством православия, самодержавия и народности. Когда вместе с подданными мощная фигура царя склонялась у алтаря в молитвенном обращении ко Всевышнему простить грехи, даровать мир и благополучие стране, людям, семье, то именно в этот момент органическое сближение самодержца и подданных раскрывалось в своем патетическом величии. Отдаваясь душевно, всегда искренне, порыву Божественного предначертания, Александр III никогда не забывал, что его первейшая обязанность — служить земным пастырем миллионов.
425


Александр III
Он не принадлежал к числу социальных экспериментаторов, готовых ставить опыты над подвластной империей. Происходившие при нем изменения приемов управления и форм социальной жизни отражали трудный поиск приемлемого соотношения между «потребностями времени» и «возможностями страны».
В числе особо значимых и показательных шагов в этом ряду: преобразование местного самоуправления, учебного дела, судопроизводства.
Местное управление, сформированное при Александре И, наделяло земства и города большими правами в деле решения местных нужд. Однако законодательство о земском и городском самоуправлении оставляло много правовых неясностей и во взаимоотношениях между самими местными органами, и в отношениях с государственной властью. Сенаторские ревизии некоторых губерний, проведенные в 1880— 1881 годах, выявили множество проблем и потребностей.
Придя к власти, Александр III поддержал давнишнюю идею провести общую реформу местного управления. С этой целью в 1881 году под председательством члена Государственного совета М.С. Каханова была учреждена специальная комиссия, которой надлежало подготовить проект его общего преобразования. За несколько лет работы комиссии не удалось разработать универсальный вариант подобной реформы. В 1886 году кахановская комиссия была закрыта и ее материалы поступили в Министерство внутренних дел.
К этому времени министр внутренних дел граф Д.А. Толстой убедил царя, что необходимо установить постепенность в данном деле, начав преобразования с местных органов по крестьянским делам. Лишь затем следует вносить изменения в положениях о земских и городских учреждениях.
После отмены крепостной зависимости в 1861 году крестьянство имело местное самоуправление в виде особых крестьянских органов: сельских и волостных (сельские старосты, сельский и волостной сход), в ведении которых находились повседневные, текущие дела крестьянской общины. Они подчинялись государственному должностному лицу — мировому посреднику. Последний имел право утверждать и
426


Курс имперского корабля
отрешать от должности избранных крестьянством лиц (волостного старшину, сельского старосту), решать крестьянские судебные тяжбы (при иске не выше 30 рублей), заключать под арест сроком до семи дней и наказывать розгами до 20 ударов.
Мировые посредники назначались губернатором по согласованию с губернским предводителем дворянства из числа местных дворян. Следующими инстанциями государственного крестьянского управления являлись съезды мировых посредников и особые уездные и губернские присутствия по крестьянским делам.
Важнейшая задача мировых посредников состояла в урегулировании земельного раздела между крестьянами и их бывшими хозяевами — дворянами-землевладельцами. В 1874 году, когда эта проблема в главном была решена, институт мировых посредников ликвидировали. Их обязанности перешли к уездным присутствиям по крестьянским делам, к начальникам полиции и судебным учреждениям. Единообразного крестьянского управления на местах не сложилось. Законодательные неясности вели к дублированию функций, вносили сумятицу в административные дела, порождали злоупотребления и произвол. Неустроенность крестьянского управления становилась очевидной.
В конце 70-х годов, пожив некоторое время в своем имении в Тамбовской губернии, порядки в «стране крестьянин» ярко описал в письме к цесаревичу Александру Александровичу его «друг Илларион» (граф Воронцов-Дашков): «Необузданность волости, своеволие судей, взяточничество, равнодушие земства — вот где настоящий корень революции, а не в нескольких тысячах недоучившихся мальчишек, у которых нет почвы под собой... Полуграмотный писарь ради штофа водки заставляет пьяного и безграмотного старшину делать все, что ему вздумается. Волостное правление и крестьянское общество обыкновенно решают дела по числу поставленных штофов или ведер, сам выбор в должности на водке основан».
Трудно было не заметить, что ослабление государственного контроля вело не к «демократии», не к «повышению социальной ответственности», а лишь к ослаблению общих ус¬
427


Александр III
тоев. И эту сумятицу в управлении некоторые газеты и журналы называли демократическим «крестьянским самоуправлением»!
О безобразиях в деревне Александр III знал не только из писем близких лиц. Не сомневался, что подобное положение нетерпимо. Пока не будет наведен внизу порядок, не будет настоящего порядка нигде. Когда обязанности, а значит, и ответственность распылены, то и спросить по-настоящему не с кого. Императору понравилась идея учредить новый институт — земских начальников, обязанных надзирать за положением дел в сельском мире и оперативно разрешать текущие дела. По сути дела, речь шла о возвращении в крестьянскую жизнь мировых посредников, но с более широкими правами.
Такое предложение отстаивал министр внутренних дел граф Д.А. Толстой, считавший, что появление земского начальника, наделенного административными и судебными полномочиями, укрепит государственную вертикаль власти и улучшит эффективность управления.
Согласившим с этим мнением в принципе, император, как и в других случаях, решил не спешить, высказавшись за подробное обсуждение предложения в департаментах Государственного совета, хотя имел полное право учредить новые государственные должности прямым царским указом.
Несколько лет проект обсуждали, и лишь в начале 1889 года, после неоднократного напоминания императора, дело дошло до голосования. Мнение «госсоветовских мудрецов» разделилось. Меньшинство (13) поддержало графа Толстого, а большинство (39) выступило против наделения земского начальника одновременно административными и судебными правами.
Получив журнал 1осударственного совета, Александр III 28 января 1889 года «собственноручно начертать соизволил» резолюцию: «Соглашаясь с мнением 13 членов, желаю, чтобы мировые судьи в уездах были упразднены, для того, чтобы обеспечить нужное количество надежных земских начальников в уезде и облегчить уезду тяжесть платежей. Часть дел мировых судей может перейти к земским начальникам и в волоса ные суды, а меньшая часть, более важные дела, могли бы отойти к окружным судам». Понадобилось еще несколько ме¬
428


Курс имперского корабля
сяцев, прежде чем монаршая воля обрела форму законопроекта, который царь утвердил 12 июля 1889 года.
Земские начальники назначались губернатором из числа дворян, владевших недвижимой собственностью в данном районе, имевших среднее или высшее образование. В их руках сосредотачивались административная власть над органами крестьянского самоуправления, контроль за деятельностью волостных и сельских управлений, утверждение избранных лиц в уезде. Земскому начальнику передавалась и функция мирового судьи.
Преобразование крестьянского управления вызвало необходимость корректировки и земского управления. Всесословные выборные органы земского самоуправления возникли в 1864 году, им принадлежали дела «о местных хозяйственных пользах и нуждах». Привлечение к управлению местных жителей по выбору являлось важным шагом в развитии социальной самодеятельности населения. Однако со временем выявились и крупные недостатки в организации всего начинания.
Средства для. своих целей земства могли получать путем введения особого (земского) налогообложения. Закон четко не очерчивал ни пределы этих сборов, ни их соотношение с государственными повинностями. Естественно, что сразу начались конфликты и тяжбы. Земства сетовали, что у них не хватает средств для строительства и содержания больниц, школ, что нет денег на ремонт и строительство дорог. В свою очередь, состоятельные местные жители, особенно предприниматели, постоянно жаловались на финансовый произвол, на «земскую обдираловку», уверяли, что получаемые средства земствами разбазариваются, что значительная их часть расходуется на оплату служащих земской управы.
Часто утверждалось, что одна из главных причин неэффективной работы земств состоит в самом составе земских органов. Ввиду низких имущественных избирательных цензов в состав земских управлений нередко попадали люди, не связанные с хозяйственными интересами данной местности. При этом далеко не все избранные отличались политической благонадежностью. В силу этого в некоторых земствах предпочтение отдавали не решению практических задач
429


Александр III
благоустройства, а бесконечным дискуссиям о вещах, часто весьма отвлеченных. Иногда дело доходило до того, что заседание земского собрания походило на антиправительственную сходку.
После длительных обсуждений и согласований Александр III 12 июня 1890 года утвердил новое положение о губернских и уездных земских учреждениях. Суть изменений сводилась к следующему.
Система распределения земских избирателей по роду имущества заменялась распределением их по трем сословным группам: дворянской, городской и крестьянской, с предоставлением дворянскому элементу численного преобладания в земских собраниях. Высшее наблюдение за деятельностью земских собраний возлагалось на министра внутренних дел, текущее же — на губернатора и особую при нем коллегию — губернского по земским делам присутствия.
Все постановления земских собраний предоставлялись теперь на утверждение губернатору, который в случае своего несогласия с решением апеллировал к министру внутренних дел. Губернатор получал право на время приостановить решение земского собрания, если считал, что оно не соответствует закону. Однако земства имели возможность отстаивать свою правоту в суде, обжаловать решения губернатора и министра в высших инстанциях. Разногласия между земствами и государственными ведомствами окончательно разрешались Сенатом, если речь шла о законности постановлений земства, и Государственным советом и Комитетом министров, когда вопрос касался целесообразности распоряжений земства.
Вслед за земским подверглось переустройству и городское общественное управление, действовавшее на основании Городового положения 1870 года. После его появления развитие городского хозяйства добилось заметных успехов — дело благоустройства городов сильно продвинулось. Однако выяснились и недостатки устава 1870 года. Они во многом проистекали из системы городских выборов, неудовлетворительности состава и устройства органов управления, фактической бесконтрольности в расходовании городских фондов, в отсутствии надлежащих правил составления смет и отчетов.
430


Курс имперского корабля
11 июня 1892 года Александр III утвердил новое Городовое положение, направленное на упорядочение городского самоуправления.
Существовавшая ранее практика избрания гласных городских дум, в соответствии с размером уплачиваемого ими в пользу города налога, привела к тому, что почти во всех городах образовались, с одной стороны, влиятельное меньшинство крупных плательщиков городских налогов, а с другой — бесправное большинство мелких домовладельцев. Фактическими хозяевами городского магистрата нередко становились люди, не имевшие никакой значительной недвижимости в данном городе и лично не заинтересованные в благоустройстве.
Теперь положение менялось: избирательные права сохранялись лишь за собственниками недвижимых имуществ, а также за лицами, приобретавшими купеческие свидетельства в данном месте: первой гильдии для столичных городов и первой и второй гильдий для всех прочих. В отношении утверждения должностей, контроля и обжалования решений местных органов самоуправления вводились нормы, сходные с земским положением.
При Александре III произошла корректировка и некоторых сторон судопроизводства. Утвержденные императором Александром II в 1864 году судебные уставы вводили в России для того времени самую демократическую судебную процедуру (в их разработке принимал деятельное участие К.П. Победоносцев). Суд отделялся от администрации, утверждалось равенство всех перед законом, гласность и состязательность сторон в судебном процессе, несменяемость судей и судебных следователей. Документы устанавливали в России суд присяжных и институт присяжных поверенных (адвокатов).
Коронный суд имел две инстанции. Первой являлся окружной суд, а второй — судебная палата. В отдельных губерниях, в зависимости от их размеров и численности населения, могло существовать от одного до трех окружных судов. Несколько губерний составляли судебный округ во главе с судебной палатой. На местном уровне существовала еще категория мировых судей, занимавшихся рассмотрением мелких исков и бытовых тяжб.
431


Александр III
Суд присяжных действовал в рамках окружного суда, и в его компетенцию входили уголовные преступления. Присяжные заседатели (обычно их число не превышало 14 человек) избирались на основе имущественного ценза из числа местных жителей. Они устанавливали лишь виновность или невиновность подсудимого, а меру наказания определял судья. Суд присяжных отражал стремление судить человека не только «по букве закона», но и «по сердцу».
Судебная практика показала, что в делах, касавшихся тяжких преступлений, в том числе и политических, подобное правило порой приводило к оправданию преступлений. Самым известным случаем такого рода стал в 1878 году процесс над Верой Засулич, которую коллегия присяжных признала невиновной.
Создатели передовых судебных уставов 1864 года не предполагали, что вводимая система гласности судопроизводства приведет к нежелательным общественно-политическим последствиям. Как правило, судебные заседания являлись открытыми (исключение делалось лишь при разбирательстве богохульства, оскорбления женской чести и некоторых категорий имущественных дел). Ограничения на информацию о подобных процессах не налагались, и газеты подробно воспроизводили речи подсудимых и адвокатов, являвшиеся порой, по существу, антиправительственными декларациями. Зал суда становился трибуной политической агитации. Находились юноши и девушки, для которых такие отчеты становились своего рода «политическими университетами». На обличительных речах террористов они постигали «премудрость ненависти».
12 февраля 1887 года царь одобрил заключение Государств венного совета, в соответствии с которым доступ в судебное заседание малолетних и учащихся запрещался, двери судебного заседания закрывались для публики в тех случаях, когда суд признавал, что обстоятельства разбирательства могут оскорблять религиозное чувство, нравственность, затронуть достоинство государственной власти и нанести вред общественному порядку. В таких случаях никаких подробных отчетов, а уж тем более стенограмм судебных разбирательств публиковать не разрешалось.
432


Курс имперского корабля
Еще одно важное нововведение касалось самого проведения процесса. Такой указ царь подписал 7 июля 1889 года. Отныне наиболее тяжкие преступления, в том числе касающиеся покушения на политические устои, изымались из ведения окружных судов и передавались в судебные палаты, где дела рассматривались судьями с участием сословных представителей (председателя дворянского общества, городского головы и волостного старшины местного уезда).
Несмотря на ряд нововведений, все основополагающие принципы судебной реформы 1864 года (несменяемость судей, независимость судопроизводства, суд присяжных, право на защиту) пересмотру не подлежали.
Преобразования коснулись и организации учебного дела в империи. В 70-е годы XIX века стало ясно, что дело организации просвещения нуждается в реорганизации. Даже самые твердокаменные приверженцы «исконных начал» и «исторических основ» не спорили с тем, что необразованность и невежество — общественное зло, что учебных заведений в империи явно не хватает, а кадры преподавателей готовились плохо. Со всей определенностью обозначилась и еще одна проблема — организация высшего образования.
В моменту воцарения Александра III в Российской империи действовали университеты: Московский, Дерптский (современный эстонский город Тарту), Петербургский, Казанский, Варшавский, Киевский, Новороссийский (Одесса), Гельсингфорсский (Хельсинки), Харьковский. В 1888 году открылся и первый университет в Сибири — Томский.
Университетский устав 1863 года предоставлял высшим учебным заведениям широкую автономию, передав «ученой корпорации» все дела по организации преподавания и внутреннего распорядка. Ректор и профессора избирались, студенты имели право на создание землячеств и ассоциаций «по интересам», дисциплинарные нарушения рассматривались особым университетским судом, существовала и особая университетская полиция.
Автономия высших учебных заведений, их обособленность от государства вели к тому, что они становились центрами антиправительственной агитации, нелегальная литература распространялась здесь почти свободно, а студенческие
433


Александр III
ассоциации главное внимание уделяли обсуждению жгучих политических вопросов. Беспорядки студентов, участие их в антиправительственных акциях — все это стало обычным явлением в 60—70-е годы XIX века.
Обозначился и еще один существенный недостаток организации. Единых, общероссийских учебных программ не существовало, и в каждом университете дисциплины преподавались на свой лад. В результате — знания по одному и тому же предмету выпускников различных университетов часто мало сочетались.
В правительственных кругах считали ненормальным положение, при котором университеты, существовавшие главным образом на государственные средства, превратились в анклавы антигосударственной деятельности! Заводилами выступало меньшинство студентов, но именно это меньшинство и будоражило умы, мешало учиться остальным. Часть профессоров, особенно преподававших гуманитарные дисциплины, читали лекции не столько по своему предмету, сколько по текущей политической злобе дня, не скупясь на критику «общих порядков», разжигая страсти. При этом на них повлиять было почти невозможно, так как они избирались «ученой корпорацией». Подобная ненормальность требовала устранения.
Еще при Александре II в 1880 году тогдашний министр просвещения граф Д.А. Толстой внес в 1осударственный совет проект нового университетского устава, предусматривавший усиление государственного контроля за высшими учебными заведениями (главные пункты: введение единых государственных экзаменов, назначение ректора Министерством народного просвещения, ликвидация университетского суда). Но вскоре граф Толстой получил отставку, и дело заглохло.
Задача наведения порядка в высших учебных заведениях досталась Александру III по наследству от отца. В ноябре 1882 года министр просвещения И.Д. Делянов опять внес в Государственный совет проект изменения университетского устава, в основном совпадавший с предложениями Толстого. После длительных обсуждений в мае 1884 года дело дошло до голосования общего собрания. Мнения разделились. Меньшинство поддержало предложения по введению кон¬
434


Курс имперского корабля
троля, большинство же высказало различные оговорки, настаивая на продолжении «изучения вопроса». Дело могло опять затянуться на годы.
Через три месяца царь созвал особое совещание, на которое пригласил высших должностных лиц империи для подробного обсуждения. Здесь опять прозвучали лишь аргументы, уже известные монарху по журналам Государственного совета. Выслушав доводы, самодержец решил больше не откладывать решение. 15 августа 1884 года он утвердил мнение меньшинства Государственного совета. В России начала действовать новая редакция университетского устава.
В куда большей степени царя заботила другая задача, представлявшаяся первостепенной: развитие сети народных школ. В университетах учатся сотни и тысячи, но оставались миллионы, пребывавшие в темноте неграмотности. Александру III была близка идея широкого развития в стране сети церковно-приходских школ. Подобные начальные учебные заведения не только давали основы грамотности, учили детей читать и писать, но и прививали духовно-нравственные ценности, так как преподавателями являлись по преимуществу приходские священники. Такие школы существовали и раньше, но их число к началу его царствования не достигало и пяти тысяч. Этого было до обидного мало. Но мешало отсутствие средств и необходимого персонала.
Эта проблема все время находилась в центре внимания Александра III. Просвещение ума плюс религиозное просветление душ — вот залог нравственного здоровья народа, вот непременное условие дальнейшего уверенного существования России. Утверждая 13 июня 1884 года «Правила о церковно-приходских школах», император наложил резолюцию: «Надеюсь, что приходское духовенство окажется достойным своего высокого призвания в этом важном деле».
Несмотря на тяжелое состояние государственных финансов, вопрос о выделении добавочных средств на развитие церковно-приходского образования решался довольно оперативно. Уже в 1882 году первые суммы поступили на счета Святейшего Синода (ведавшего церковно-приходскими школами). Их размер неизменно увеличивался. Забота власти способствовала небывалому увеличению числа церковно¬
435


Александр III
приходских школ. Общее их количество в 1894 году достигло почти 31 тысячи, в них обучалось более миллиона мальчиков и девочек.
Религиозно-православное попечение о нравственном здоровье народа проявлялось в период царствования Александра III и в особом внимании к нуждам духовенства. Еще при Николае I в 1842 году были утверждены штаты церковных принтов, с отпуском из казны ежегодно значительных сумм на их содержание. При Александре II, с 1861 года, поток средств почти прекратился, выделяемые деньги шли почти исключительно на нужды духовенства на окраинах России. Необеспеченность большинства церковнослужителей центральных губерний России превратилась в вопиющую проблему. Александр III распорядился «восстановить порядок», существовавший до 1861 года, что и было исполнено.
Одновременно в империи развернулось невиданное прежде строительство церквей и часовен. За неполные 14 лет правления Александра III в России открылось около пяти тысяч церквей. Если разделить время царствования на число новых храмов, то окажется, что почти каждый день сопровождался возникновением новой церкви или часовни.
Перечисляя главные направления внутренней политики предпоследнего царя, нельзя миновать большую и сложную тему о национально-религиозном характере ее. Это тем более необходимо, что «пропаганду национализма и шовинизма», «политику русификации» часто особо вменяют в вину Александру III.
Россия не была неким ветхозаветным ковчегом, где мирно уживались все и всё. Межнациональная напряженность являлась фактом, существовала и довольно жесткая национальная политика, которую обычно обозначают девизом «Россия для русских». (Под понятием «русские» тогда подразумевали не только этнически русских, но и всех прочих, в первую очередь представителей других славянских народов, придерживавшихся православного вероисповедания.)
При этом речь не шла о том, чтобы все «нерусские» должны быть или изгнаны, или насильственно «превращены в русских». Таких целей никто не ставил и не мог ставить. Суть «русификаторства» формулировалась совсем иначе: обеспе¬
43б


Курс имперского корабля
чить приоритеты русскому (православному) элементу, добиться того, чтобы русские и русское стало в империи первым и главным.
При Александре III происходило формирование национально-государственного политического курса, преследовавшего цель защитить национальные, религиозные и культурные интересы и ценности основной православной массы жителей империи, составлявших около 80% населения.
Царь являлся русским националистом. Потом, уже в XX веке, это понятие будет дискредитировано крайними, гипертрофированно-шовинистическими его проявлениями (фашизм, нацизм). Для предыдущего периода ничего предосудительного данное определение не содержало. Становление нации, духовно-нравственное самоопределение ее во всех странах, на определенных этапах истории, неизбежно приводило к торжеству национальной идеи и национальных лидеров. В России такое время — вторая половина XIX века.
Признавая националистические настроения Александра III, следует сразу же оговориться, что они никогда не опускались до уровня шовинизма. Никакой травли других народов, преследования их культур и верований, только потому, что они нерусские, в России по инициативе монарха не велось. Империя веками являлась многонациональной и таковой должна была остаться. Однако мириться с дискриминацией русских в своем доме — России — царь не мог и не хотел. Наиболее наглядно это проявилось в отношении Прибалтийского края.
Три прибалтийские губернии — Лифляндская, Эстляндская и Курляндская — находились в обособленном от всей империи положении. Местные помещики — немецкие бароны — ревностно охраняли свои права и преимущества, полученные ими еще в XVIII веке при присоединении этих территорий к России. Крестьяне латыши и эстонцы (эсты) находились в полном закабалении; православные же (как русские по крови, так и нерусские) облагались большими сборами в пользу лютеранских церквей, а сами православные приходы подвергались всевозможной дискриминации.
Более того, русский язык вообще не являлся государственным: в учебных заведениях, в судах и даже в казенных учреж¬
437


Александр III
дениях господствовал немецкий язык. Дело доходило до абсурда: на территории Российской империи государственные ведомства не принимали документы, написанные по-русски! Царь решил положить этому предел и ликвидировать административную и культурную замкнутость прибалтийских территорий. Защита самих православных верующих и православных общин стала делом государственной важности. В этой связи был принят целый ряд новых законов.
10 февраля 1886 года появился указ о мерах к обеспечению православных церквей, принтов и школ в балтийских губерниях потребными помещениями и об отводе земельных участков под православные кладбища. В случае невозможности достичь добровольного соглашения с местной властью и собственниками недвижимости, необходимый участок земли мог быть занят принудительно, с уплатой владельцу соответствующего вознаграждения, подобно тому, как это всегда делалось при отчуждении недвижимых иму- ществ для государственных и общественных нужд.
Святейший Синод начал получать специальные средства для строительства церквей и школ в трех балтийских губерниях. Кроме того, лютеранские консистории (территориальные церковно-административные управления) были поставлены под контроль центральной власти, а лютеранские проповедники, препятствовавшие принятию православия местным населением и деятельности православных приходов, теперь отрешались от должности.
Еще раньше этих мер появились царские указы относительно русского языка. 11 января 1882 года Александр Ш утвердил мнение Государственного совета, обязывавшего все государств венные учреждения Прибалтийского края принимать к рассмотрению прошения и заявления, написанные на русском, эстонском, латышском и немецком языках. Следом, 12 апреля 1882 года вышел указ, вводивший русский язык в качестве обязательного в делопроизводстве местных по воинским повинностям присутствиям («военкоматах»). Наконец, 14 сентября 1885 года царь утвердил закон, предписывавший всем присутственным местам и должностным лицам вести делопроизводство на русском языке. Потом появилось еще несколько законодательных актов, устанавливавших обязательное
438


Курс имперского корабля
использование государственного русского языка при судопроизводстве, в учебных заведениях, в делопроизводстве городских управлений, при составлении метрических книг.
Эти, как и некоторые другие меры, направленные на ликвидацию обособленности трех западных губерний от России, вызвали бурные протесты местных немецких дворян, увидевших в них угрозу своим старым привилегиям. Однако они никак не повлияли на царя. Он знал, что единая империя должна управляться на единообразных основах, и утверждал принцип, являвшийся непременным законом существования любой империи.
Среди проблем национально-государственной политики Александра III далеко не последнее место занимала старая, запутанная и больная проблема российского еврейства.
В 1839 году, назначая генерала Д.Г. Бибикова киевским генерал-губернатором, император Николай I произнес монаршее напутствие: «Ты знаешь, что я поляков не люблю, поэтому ты должен предо мною за них заступаться и ни в коем случае не играть на этой струнке». Отношение Александра III к евреям было сходным. Он никогда не превращал свои этносимпатии или антипатии в импульс государственной политики. И уж тем более никогда не мог бы приветствовать социальные беспорядки.
Сам по себе «еврейский вопрос» возник в 1772 году, при Екатерине II, когда в результате раздела Польши к России отошли территории со значительным еврейским населением. Именно тогда и появились первые законодательные акты, регулировавшие статус евреев в Российской империи. На протяжении последующего столетия государственная политика по отношению к этой самобытной религиозно-этнической группе колебалась от предоставления полного равенства в правах с прочими подданными (указ Екатерины II от 16 августа 1772 года) до строгих ограничительных мер.
При Александре I, указом от 9 декабря 1804 года, для жительства евреев отводились территории ряда западных, южных и юго-западных губерний, получившие название «черты оседлости».
При Николае I в 1835 году появилось общее положение, законодательно регулировавшее статус еврейского населе¬
439


Александр III
ния. Согласно этому своду норм, многие из которых сохраняли свою силу на протяжении последующих десятилетий, все евреи разделялись на разряды: земледельцев, купцов, ремесленников и мещан. Им дозволялось постоянно проживать в 15 южных и западных губерниях, за исключением городов Киева, Николаева и Севастополя.
Вне черты оседлости разрешалось только временное проживание для принятия наследства, для торговых дел, подрядов, поставок и откупов и «для усовершенствования в науках: художествах и ремеслах». В черте оседлости разрешалось переселяться из одного места в другое, приобретать недвижимость (кроме населенных имений), устраивать промышленные предприятия и селиться для хлебопашества на казенных землях.
В последующие годы издавалось немало нормативных актов, то смягчавших общие условия, то ужесточавших их. Задача ликвидации этнической обособленности евреев не раз возникала перед властью, принимались законодательные меры различного свойства: от упразднения кагалов (общин) до запрещения ношения особой одежды и обычая брить женщинам голову.
При Александре II появился ряд законов, существенно смягчавших ограничения. В 1856 году купцы-евреи первой гильдии получили разрешение на проживание в любом районе империи; в 1861 году право повсеместного жительства и поступления на государственную службу было предоставлено лицам, окончившим высшие учебные заведения и имевшим ученые степени. В 1865 году царь утвердил мнение 1Ъсударст- венного совета, в соответствии с которым евреям механикам, винокурам, пивоварам, как и всем ремесленникам, дозволялось для занятий ремеслами и промыслами проживать на всей территории России. В 1879 году эти права получили все окончившие курс в высших учебных заведениях, а также дантисты, аптекарские помощники, фельдшеры и повивальные бабки, как и те, кто изучал фармацию и повивальное искусство. К этому времени евреи (лица иудейского вероисповедания) составляли менее 4% населения империи.
Расселение евреев в среде православного населения нередко приводило к возникновению межэтнического напря¬
440


Курс имперского корабля
жения. Этому способствовало то, что часто они оказывались владельцами винных лавок и ростовщиками, ссужавшими деньги в долг под большие («лихвенные») проценты.
Уже вскоре после восшествия на престол Александр III помимо своей воли столкнулся с еврейским вопросом. В середине апреля 1881 года в городе Елизаветграде (Кременчуге), а затем и во многих других пунктах случились антиеврей- ские выступления — погромы, вспыхивавшие потом на протяжении многих месяцев. Поводом к ним послужили широко расходившиеся в народной массе слухи, что якобы именно евреи были повинны в убийстве царя Александра II.
Правительство России и лично царя Александра III потом много раз будут совершенно бездоказательно обвинять чуть ли не в потакании таким насильственным акциям. В действительности все выглядело совсем иначе.
После начала погромов, приведших к разорению домов, магазинов, лавок, к расхищению имущества и к жертвам (за все время погибло 2 еврея и 19 крестьян, участвовавших в погромах), царь настаивал на применении жестких мер в отношении смутьянов. Войска для прекращения беспорядков использовались без колебаний. Именно для предотвращения подобных волнений 14 августа 1881 года появилось «Положение о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия». Оно предусматривало возможность введения в той или иной местности положения или «усиленной», или «чрезвычайной» охраны. Генерал-губернаторы и министр внутренних дел получали право: отрешать от исполнения обязанностей должностных лиц, закрывать собрания и печатные органы, арестовывать и высылать без суда возмутителей спокойствия.
В связи с этим законом потом будет произнесено множество обличительных тирад, обвиняющих царскую власть в желании чрезвычайными мерами задушить «права и свободы», что якобы именно таким путем власть пыталась одолеть «революционную опасность». Эти риторически-патетические инвективы лишены исторической обусловленности. Никакая «революция» летом 1881 года России не грозила; подобной возможности тогда просто не существовало. Террористы-народовольцы (общее их число не превышало в тот
441


Александр III
период 500 человек) или были арестованы, или затаились в глубоком подполье, или скрывались за границей.
Причины межэтнических беспорядков стали предметом изучения особого сенаторского комитета, учрежденного 19 октября 1881 года. Комитет признал необходимым, помимо общего пересмотра действовавших законов о евреях, немедленно принять ряд временных мер, способных успокоить население и предотвратить беспорядки в будущем. Эти рекомендации вызвали появление разработанных Комитетом министров временных правил, утвержденных царем 3 мая 1882 года. Они касались лишь губерний черты оседлости — местностей, где и происходили в основном антиеврей- ские выступления.
Правила носили ограничительный характер и предусматривали: запрет евреям селиться вне городов и местечек, совершать ими покупку и аренду недвижимого имущества вне городов и местечек, а также производить торговлю в воскресные дни и в дни больших христианских праздников.
Весной 1882 года, принимая делегацию еврейской общественности, состоявшую из числа богатейших предпринима- телей-евреев (барон Г.О. Гинцбург, С.С. Поляков, М.А. Варшавский), просившую об отмене ограничительных норм, министр внутренних дел граф Н.П. Игнатьев изложил как бы правительственную программу:
«Ваше положение неутешительно, но от вас во многом зависит его исправить... Живя среди чуждого вам населения, вы навлекли на себя такую ненависть, что я несколько месяцев вынужден напрягать все силы, чтобы только охранять вас... Русский народ, как и государство, очень веротерпимы — много нужно, чтобы его вывести из терпения. На Востоке среди русского населения живет много инородцев, не христиан. Там, однако, не приходится употреблять войск для их защиты. Глубоко скорбя о прошедших беспорядках и делая все, что от меня зависит, для их предотвращения, я предупреждаю вас, что не буду действовать односторонне... На штык можно опереться, на него нельзя сесть. Помните, что вас ограждают, но что нет возможности терпеть порядок вещей, при котором постоянно нужно ограждать евреев от последствий народной ненависти. Старайтесь отыскать
442


Курс имперского корабля
себе производительные, трудовые занятия, бросайте шинкарство (виноторговлю. — A.J5.), ростовщичество. Не рассчитывайте на обходы закона, которые вам доселе удавались».
...В 1883 году была учреждена государственная комиссия под председательством члена Государственного совета графа К.И. Палена для подготовки единого свода нормативных актов. Она проработала пять лет и представила свои соображения. Суть их сводилась к следующему.
Не следует формулировать новое законодательство в виде особого положения или устава, что «принципиально противоречило бы усилиям правительства ликвидировать обособленность евреев»; в этом деле следует соблюдать постепенность и «величайшую осторожность», система репрессивных и исключительных мер должна со временем уступить место системе «уравнительных и освободительных законов». Но пора такого рода законов так и не наступила.
В последующие годы лишь издавались дополнительные правила, главным образом ограничительного характера. Еврейская проблема оставалась больной и острой.


ГЛАВА 19
ЗЕМНОЙ ПРЕДЕЛ
У правителя огромной Российской империи редко выдавались свободные от государственных забот часы, а уж тем более дни. Когда же такое везение случалось, Александр III наслаждался тихими семейными радостями. Любимая жена и дети составляли тот «департамент», делам которого отдавался всей душой. С годами, когда все больше и больше сказывалась усталость, только в семье и черпал силы.
Однако собираться всем вместе доводилось редко. Младшие, Михаил и Ольга, все время находились рядом; с ними, особенно с непоседливым «Мишкиным», готов был заниматься без счета времени. Ему прощались всякие выходки и даже нарушение порядка. В кабинет отца-императора, во время присутствия высокопоставленных посетителей, без спросу дозволялось заходить. Сын и в отсутствие отца посещал «святилище», и порой император заставал на столе «настоящий разгром»: бумаги перепутаны, карандаши все поломаны, а кругом исписанные, изрисованные и исчерканные листы. Устраивал Михаилу «головомойки», но сердиться долго не мог и забывал происшедшее быстро.
Нежность в отношениях со старшими детьми уходила, уходила, к великому сожалению для отца. Таков закон жизни: чем взрослее дети, тем меньше им нужны родители.
444


Земной предел
Сын Джорджи с 1891 года почти постоянно находился на лечении на далеких курортах. Отец переживал за него, писал письма, но ничего изменить в судьбе больного не мог. Собирался съездить к нему в Абастуман, но так и не удалось; государственные заботы не отпустили.
У сына Николая складывалась собственная жизнь: служба в Преображенском полку требовала тщательности, отнимала много времени. Свободные же от занятий часы молодой гвардейский офицер отдавал обычным радостям светской жизни: театрам, балам, любовным интрижкам. В некоторые недели отцу только мельком старшего сына и удавалось увидеть.
Дочь Ксения, повзрослев, целиком растворилась в девических интересах, ее захватили личные «важные заботы»: туалеты, светские выезды, сердечные дела. До остального ей дела мало. Любезная, но совсем отстраненная. Когда в 1893 году решался вопрос о ее замужестве с великим князем Александром Михайловичем (ее двоюродным дядей), отец долго не мог примириться с мыслью, что дочь скоро покинет родительский дом. Он не имел особого расположения к сыновьям дяди Михаила Николаевича — своим кузенам. Напыщенные, самолюбивые, особенно старшие: Николай и будущий зять Александр. От своей матери унаследовали не самые лучшие черты натуры.
Если бы была его воля, то другого супруга для дочери приискал. Но так Ксения сама решила, сообщив родителям, что «любит Сандро». Раз так, то и говорить нечего: счастье детей выше родительских сомнений. Александр III не перечил, дал согласие на брак по ее выбору. Помолвка состоялась в январе 1894 года, а свадьба через полгода — 25 июля.
Непросто обстояли дела и с браком сына Ники. Александр III ни разу не пытался навязать здесь свое решение. Мария Федоровна не раз рассказывала супругу о подходящих партиях, которых в достатке имелось при разных европейских дворах. Жених был завидный: красивый, светский молодой человек, наследник престола огромной империи. Редкая невеста могла бы устоять. Выслушивая все внимательно, сам царь в это дело не вмешивался. Хотя вопрос являлся государственно-первостепенным, но Александр III придерживался твердого убеждения, что сын сам должен найти избранницу.
445


Александр III
Тема брака русского престолонаследника занимала немалое число людей и в России, и за границей. Александра III раздражала манера иностранцев «лезть в дела, их не касающиеся». Демонстративно не хотел придавать женитьбе сына какую-либо политическую окраску. Редко оглашал свои взгляды открыто, да и то лишь тогда, когда отмалчиваться уже не имелось возможности.
Когда в начале 1889 года в России ожидали приезда гессенского герцога Людвига с младшей дочерью, в английских газетах появились статьи, где утверждалось, что во время визита состоится помолвка цесаревича с внучкой королевы Виктории гессенской принцессой Алисой. Одновременно в германских же газетах начали муссировать слух, что цесаревичу Николаю следует, «во имя сближения России и Германии», остановить свой выбор на сестре кайзера принцессе Прусской Маргарите. Эту идею закулисно поддерживал император Вильгельм И.
Русские дипломатические представители в европейских столицах слали в Петербург запросы, просили сведений; тема волновала немалое число высоких умов. Подтвердить или опровергнуть мог лишь царь. Министр иностранных дел Н.К. Гире долго крепился, боялся затрагивать личную для монарха тему. В конце концов на одном из докладов в самом начале 1889 года вынужден был сообщить о статьях в европейских газетах.
Император искренне удивился и со всей определенностью ответил: «Об этом я в первый раз слышу; великий герцог действительно собирается сюда с дочерью постом, но о свадьбе я и не думал». Что касается Маргариты, то заметил, что ему «больно и тяжело подумать о браке единственно с политической точки зрения».
Заверения царя произвели лишь краткосрочный эффект. Весной 1889 года тема «прусской партии» опять всплыла; берлинские газеты снова и снова к ней возвращались. На очередном докладе министра иностранных дел Александр III оставил письменную резолюцию: «Ничего подобного нет, и это произвело бы в России самое дурное впечатление». Мнение самодержца о неприемлемости данной невесты стало широко известно. Разговоры о Маргарите прекратились.
446


Земной предел
С сыном Николаем царь все эти слухи и сплетни не обсуждал. Когда же в начале 1894 года тот высказал намерение поехать в Германию и добиваться руки гессенской принцессы Алисы, возражать не стал, хотя Мария Федоровна не раз отзывалась не очень благожелательно о претендентке.
8 апреля 1894 года из Кобурга пришло известие, что Алиса дала согласие на брак. Царь сердечно радовался за сына, нашедшего невесту по любви. Через несколько дней послал Николаю нежное отеческое письмо:
«Признаюсь, я не верил возможности такого исхода и был уверен в полной неудаче твоей попытки, но Господь наставил тебя, подкрепил и благословил, и великая Ему благодарность за Его милости... Сегодня Владимир и Михень первые передали нам некоторые подробности, потом твое письмо к Мама, так что, наконец, мы знаем, как все это происходило и через что ты прошел в эти дни. Но теперь, я уверен, ты вдвойне наслаждаешься, и все пройдено, хотя и не забыто, но принесло тебе пользу, доказавши, что не все достается легко и даром, а в особенности такой великий шаг, который решает всю твою будущность и всю твою последующую семейную жизнь!» Царь все это знал по собственному женить- боустройству и не сомневался, что без испытаний, трудностей не бывает и настоящего счастья...
Помимо семьи существовало еще две области интересов, которым царь посвящал свой досуг всегда с большой охотой. Первая — занятия историей.
Александр III знал историю России, дела своих венценосных предков, и немало сделал для изучения ее. Когда в 1866 году возникло Русское историческое общество, цесаревич не только горячо поддерживал учредительскую идею — способствовать развитию правильных знаний о прошлом России, но и стал деятельным участником собраний общества.
Местом заседаний сделался дом цесаревича, а затем царя. Библиотека Аничкова дворца превратилась на длительное время в центр регулярных собраний как маститых историков, так и любителей. Здесь читались доклады на различные темы, велись дискуссии по спорным вопросам, оглашались и обсуждались неизвестные до того документы. При прямой финансовой и неустанной моральной поддержке Александ-
447


Александр III
pa III издавались объемные фолианты — сборники Исторического общества, содержавшие множество уникальных материалов.
Император считал недопустимым пренебрежительное отношение к прошлому. Ведь без развития исторических знаний невозможно утверждать уважительное отношение к России. Без исторического просвещения страна, как дерево без корней: не может крепко стоять, расти и плодоносить. Именно историческое знание дает настоящую силу природному национальному чувству.
По инициативе Александра Александровича начался сбор воспоминаний участников обороны Севастополя 1854— 1855 годов, которые потом публиковались в сборниках Исторического общества.
Близко к сердцу он принял и создание Исторического музея в Москве. Сама мысль создать доступное для обозрения публики национальное хранилище предметов русской старины существовала давно. Однако лишь в 70-е годы XIX века приступили к строительству большого здания на Красной площади. Дело оказалось трудным, дорогостоящим и не раз грозило расстроиться.
В сентябре 1879 года Александр писал своему брату Сергею, входившему в Комитет по сооружению музея: «Жду теперь твоего письма об Московском историческом музее. Очень досадно, что дело его так запуталось, и надо непременно помочь этому делу и привести все в порядок, в чем я надеюсь очень на тебя, что ты мне поможешь в этом». С «Божией помощью» и непрестанными усилиями различных людей, в том числе и Александра Александровича (ему приходилось не раз просто «вырывать» государственные ассигнования), начинание удалось достойно завершить. Открытие главного исторического музея России состоялось в коронацию Александра III.
Став императором, Александр Александрович, несмотря на всю свою загруженность, непременно старался выкроить время для участия в собраниях Исторического общества. Когда же, по какой-либо важной государственной причине, намеченное заседание приходилось переносить, то всегда ощущал досаду и извинялся перед приглашенными.
448


Земной предел
У царя установились и личные отношения с историками, в последние годы жизни особо тесные с Николаем Карловичем Шильдером (1842—1902). Выпускник Пажеского корпуса и Николаевской инженерной академии, участник русско-турецкой войны 1877—1878 годов, он уже при Александре III (1886) стал начальником Николаевской инженерной академии, а в 1893 году был произведен в генерал-лейтенанты. Почти все свободное время Шильдер уделял изучению истории, превратившись в блестящего знатока истории России XVIII и первой половины XIX века. Написал фундаментальные труды о императорах Павле I, Александре I и Николае I.
Александр III знал и ценил Шильдера именно как историка, личным распоряжением разрешил тому доступ к документам династии, в том числе и к материалам личного характера. При этом император предоставил ему право самостоятельно решать, что публиковать, а что — нет.
Не раз начальник Инженерной академии удостаивался приглашения для вечерней беседы в Аничков. Царь слушал его рассказы с неподдельным вниманием, задавал вопросы, пытался разобраться в сложных темах. Одна из них, особо интересовавшая царя, — смерть Александра I. Занимал вопрос: умер ли в действительности в Таганроге в ноябре 1825 года Александр Благословенный и насколько обоснованны слухи, что смерть была фиктивной, что якобы на самом деле император тогда тайно удалился от мира, странствуя потом многие годы в образе благочестивого проповедника старца Федора Кузмича.
Шильдер, изучивший все имевшиеся по делу документы, считал, что не существует неопровержимых доказательств в пользу ни первой, ни второй версий. Александра III такой ответ не удовлетворил. Он хотел во что бы то ни стало разобраться в этой истории, или надежно опровергнуть ее, или пересмотреть официальную точку зрения. Последнее делать совсем не хотелось, но истина стоила риска, и он предложил способ, который, как казалось, снял бы неясности: вскрыть захоронение Александра I в Петропавловском соборе.
Вначале от царского предложения Шильдер опешил, не понимая: серьезно ли оно? Но Александр III не оставил сомнений в своем намерении «пойти до конца». Придя в себя,
449


Александр III
историк начал горячо возражать, считая, что такой путь не является надежным, что на самом деле вскрытие могилы неизбежно породит новые слухи. К тому же обставить дело тайно не удастся, и всему могут придать нежелательный смысл. А вдруг могила вообще окажется пустой? Слух об этом существует. Что тогда? Царь принял к сведению аргументы и опасения Шильдера, и гробница Александра I осталась нетронутой...
Еще одной душевной привязанностью для Александра III являлось собирание произведений искусства. Он не имел никаких специальных знаний, его вкус и представления формировались постепенно и со временем сделали из него завзятого коллекционера-любителя.
Вначале все было невинно. Оказавшись впервые в Дании, ему приглянулись некоторые изделия из стекла и фарфора, которые и приобрел «для украшения своего дома». Первые годы интерес дальше собирания случайных вещей, изделий из стекла, бронзы и фарфора не распространялся. Живопись не занимала. Художнику А.П. Боголюбову признался, что «должен любить» картины старых мастеров, ибо «все признают их великими», но «собственного влечения не имею».
Но уже в 70-е годы цесаревич начал проявлять «влечение» именно к изобразительному искусству и почти оставил собирание прочих вещей. Его пристрастия скоро стали вполне определенными: картины русских художников. Хотя в его коллекции находились работы и европейских художников (Ватто, Жерома, Галле, Робера, Мебиуса, Бонвена и других), но приоритет отдавал отечественным живописным школам. Первые купленные им работы принадлежали кисти К. Гуна и А. Харламова.
В середине 70-х годов цесаревич приобрел коллекцию разорившегося предпринимателя В.А. Кокорева, и его собрание обогатилось рядом первоклассных полотен русских художников: К. Брюллова, В. Боровиковского, Ф. Бруни, М. Клодта, П. Басина, Н. Сверчкова.
Став царем, собирательские увлечения не оставил. Именно благодаря Александру III было приобретено для Эрмитажа парижское собрание древних раритетов известного коллекционера А.П. Базилевского (русское и западноевропейское
450


Земной предел
оружие, изделия из серебра и слоновой кости), за которое из собственных средств царь заплатил 6 миллионов франков (более 2 миллионов рублей). В силу природной экономности, Александру III было очень непросто решиться; долго колебался, просил сбавить цену. В конце концов соблазн сделать достоянием России уникальные ценности пересилил царские сомнения.
Когда в 1870 году возникло Товарищество передвижных художественных выставок, а в 1871 году начались регулярные выставки передвижников, Александр Александрович сделался непременным посетителем вернисажей. Русская реалистическая школа живописи ему была близка и понятна. Он не только посещал, но и непременно покупал. Со временем установилась даже традиция на выставках передвижников: не продавать никаких работ до приезда Александра III.
Хотя некоторые картины вызывали неудовольствие своим «резким содержанием» (картины И.Е. Репина «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года» и Н.Н. Ге «Что есть истина?» по воле монарха сняли с показа), но на расположении к передвижникам это не сказалось. Когда в 1890 году в Академии художеств возник очередной скандал (интриги, растраты средств, склоки регулярно сотрясали это «ведомство искусств»), Александр III не выдержал и без обиняков сказал секретарю Академии, что «надо всех выгнать и пригласить передвижников».
То, что покупал Александр III, размещалось в Эрмитаже, в Гатчине, в царскосельских дворцах. Наиболее близкие вещи находили пристанище в Аничковом дворце, где под коллекцию хозяин отвел два больших зала, примыкавших к столовой. Здесь все было заставлено и завешано бронзовыми и серебряными вещами, фарфоровыми вазами и тарелками, металлическими безделушками, гравюрами и художественными полотнами. Картины и гобелены висели и во многих других помещениях. Во дворце находились и замечательные мраморные изваяния: «Святая Варвара» (В. Беклемишева), «Амазонка» (Н. Либериха), бюст императрицы Александры Федоровны (X. Рауха), «Пробуждение» (Л. Эпинэ), «Раздумье» (А. Клезантера).
451


Александр III
Несколько великолепных работ скульптора М. Антокольского украшали комнаты дворца: «Мефистофель» и «Нестор- летописец» (мрамор), «Ермак» (бронза), «Ярослав Мудрый» (горельеф, бронза). Другие произведения этого мастера пополнили собрание Эрмитажа: «Петр Великий», «Христос», «Умирающий Сократ».
Некоторые приобретенные Александром III полотна потом получили признание первостатейных произведений национальной живописи: «Садко на дне морском», «Святой Николай Мирликийский останавливает неправую казнь», «Запорожцы, сочиняющие письмо турецкому султану» (И.Е. Репина), «Сватовство майора» (ПА. Федотова), «На войну» (КА Савицкого), «Взятие Сибири Ермаком» (В.И. Сурикова), «Блудная жена» (В.Д. Поленова), «Фрина на празднике Посейдона в Элевсине» (Г.И. Семирадского).
Кабинет царя в Аничковом походил на музей. Среди значимых вещей: «Приготовление к Варфоломеевской ночи» (К. Гуна), «Искушение» и «Торквато Тассо в заключении» (Л. Галлэ), «Тайная вечеря» (Н. Ге), «Баня в серале» (Л. Жерома), «Вид Версаля во время революции» (Г. Робера), «Возвращение после дуэли» (К. Гоффа), мраморная статуя работы П. Забелло «Татьяна».
Последние годы своей жизни Александра III увлекла мысль создать большой музей национального искусства. Он об этом не раз говорил с президентом Академии художеств великим князем Владимиром Александровичем и с другими людьми, имевшими отношение к искусству. Открытие для публики картинной галереи братьев Третьяковых в Москве в 1892 году, которую царь посетил и «получил истинное наслаждение», утвердило его в желании организовать нечто подобное и в столице империи. Однако осуществить намерение не успел.
Лишь только при его сыне Николае II, в 1898 году, в Петербурге в Михайловском дворце открылся подобный музей. Основу его коллекции составили произведения из собраний Романовых, в том числе и приобретения покойного царя. На фронтоне величественного здания значилось: «Русский музей имени императора Александра III»...
Среди желанных встреч и любимых занятий неизменно на самом-самом первом месте всегда находился только один
452


Земной предел
человек — супруга Мария Федоровна. Его чувства к Минни не поблекли со временем, они приобретали лишь новые оттенки, раскрывались неведомыми в молодости широтой и глубиной. Никогда не сомневался, что именно дорогой Минни он нужен всегда не как повелитель, а как человек. Что бы ни случилось, она-то никогда не оставит.
Привязанность к жене с годами лишь возрастала. Разлука становилась пыткой. Ждал письма от нее, как пылкий юнец, и когда выдавался день без весточки, то настроение портилось.
Письма от Марии читал по нескольку раз, изучал во всех деталях. Непременно душевно радовался, хотя ничего сущест- венного супруга, как правило, не сообщала. Так, какие-то житейские мелочи. Но все, что было с ней связано, умиляло. Почерк у супруги неважный, всегда скоропись, сокращения, помарки. Нередко приходилось просто расшифровывать «эти каракули». Опять куда-то спешила!
Ей всегда недостает времени, постоянно устремлена на какие-то встречи, беседы, занятия. То уйдет на полдня на каток (в ее-то возрасте!), то отправится смотреть какую-то оранжерею, то несколько часов кряду проведет среди сироток в детском приюте, а то начнет болтать о пустяках со своей задушевной подругой Сандрой Оболенской. Неужели интересно битый час говорить о том, кто был в каком туалете на недавнем балу? И ведь это мать семейства, жена, царица, наконец! Сколько в ней еще ребяческого, наивного. Чуть ли не всем верит на слово и скрывает от него проступки прислуги, чтобы не последовало наказания. Какая у нее добрая душа и какое любящее сердце!
Ворча и иногда подтрунивая над супругой, Александру все время не хватало ее общества. Он был снисходителен к ней, как только и может быть влюбленный. Когда она уезжала, он следил за тем, чтобы ее комнаты не потеряли жилой вид. Их убирали и отапливали, как всегда, и во всех вазах непременно стояли цветы, так любимые хозяйкой. И он приходил сюда каждый день и нередко сидел подолгу в одиночестве.
Только ради нее последние годы он выдерживал эту «муку адову» — зимние балы в Петербурге. Последний полный бальный сезон при Александре III был в первые месяцы 1893 года, когда веселились «как угорелые». Брату Сергею царь пи¬
453


Александр III
сал 11 февраля 1893 года: «Прости, что так поздно отвечаю тебе, милый Сергей, на твое письмо, за которое сердечно благодарю, но времени у меня свободного было немного на Масленице, и мы все порядочно были утомлены невозможной неделей. Как я счастлив наступлению поста; просто наслаждение — отдых, и можно опомниться, а то я чувствовал, как с каждым днем я тупел и все забывал, а ложиться спать часто приходилось в 5 часов утра! Мы все-таки, несмотря на короткий сезон, дали 4 бала в Зимнем дворце, 1 — в Эрмитаже и 2 — в Аничкове. На Масленой Алексей дал бал у себя, а кроме того, был еще на балу у французского посла Монтебелло».
В следующую зиму такого веселья уже не было. В январе 1894 года царь заболел «скучной инфлуэнцией», переросшей в пневмонию. Несколько дней его положение оставалось очень тяжелым, и у многих стали возникать мысли о трагическом исходе. На Аничков дворец были обращены взоры и России, и Европы. В Петербурге знали, что Александр III занимает комнаты на третьем этаже с видом на Невский проспект. Все время болезни, продолжавшейся почти две недели, за дворцовой оградой можно было видеть группы публики, ждавшей известий. Другие же, проходя по главной улице столицы, останавливались, снимали шапки и крестились, глядя на окна дворца. Они желали всей душой выздоровления императору.
Больше всех переживала Мария Федоровна. Она всегда беспокоилась за здоровье Саши, но тем январем это беспокойство чрезвычайно усилилось. У него была высокая температура, беспрестанно мучил кашель. Старый Гирш успокаивал, говоря, что это инфлуэнца, но волнение не проходило. По настоянию царицы были вызваны другие врачи, которых сначала не хотел видеть царь. Но царица проявила такой напор, что Александр уступил и позволил себя осмотреть и прослушать. Мнение было единодушным: положение серьезное, но не очень опасное. Однако обстоятельного обследования проведено не было, и врачи не разглядели острую форму сердечной недостаточности.
Потом вроде бы все нормализовалось. Царь стал появляться на официальных церемониях, принимал, посещал смотры и парады. 26 февраля ему исполнилось 49 лет, и ни¬
454


Земной предел
кто не предполагал, что это последний день его рождения. Внешне он мало изменился, но состояние здоровья было неважным, о чем почти никто не догадывался, кроме Минни.
Царь не любил рассказывать о своем самочувствии (ну зачем ее расстраивать!), но она и без его рассказов видела, что Саше плохо бывает. Каждый день по нескольку раз спрашивала о самочувствии, и он ей почти никогда не жаловался. Летом же состояние заметно ухудшилось, скрывать это уже было невозможно. Однажды на учениях в Красном Селе царю стало очень плохо, от резкой опоясывающей боли он чуть не потерял сознание, и его пришлось спешно отправлять домой, прекратив учебные занятия войск. Гирш диагностировал хроническое заболевание почек.
То лето начали в Петергофе, в милом Коттедже. Одно время, как показалось, наступило улучшение. В начале августа для консультаций был приглашен известный врач-терапевт из Москвы Григорий Захарьин. После осмотра пациента он без обиняков сказал царице, что опасается за ближайшее будущее и что следует принимать решительные меры. Во-первых, необходима строжайшая диета, а во-вторых, надо немедленно перейти на лечебный режим и покинуть столицу.
После обсуждения с придворными, родными и лейб-медиками было принято решение ехать в Беловеж, где император любил бывать на охотах. Даст Бог, чистый воздух хвойных лесов, размеренный режим дня и уход дадут благоприятный результат. Но в Беловеже стало плохо. В начале сентября переехали в Спалу. Положение не улучшалось. Здесь 8 сентября 1894 года Александр III написал письмо дочери Ксении в Крым:
«Прости, что только теперь отвечаю на твои милейшие письма, которые доставили мне огромное удовольствие. С тех пор, что переехали сюда, чувствую себя немного лучше и бодрее, но сна никакого, и это меня мучит и утомляет ужасно, до отчаяния. В Беловеже я совсем не охотился, и бывали дни, что не выходил из дома, такая мерзкая была погода. Здесь я почти каждый день на охоте, и погода чудная, летняя. Радуюсь страшно увидеть тебя в Ливадии, на что ты похожа, как выглядишь и как поживаешь... Сегодня катались с Мама и Беби (дочь Ольга. — А.Б.). Мама и Беби набрали много гри¬
455


Александр III
бов, а я больше сидел в экипаже, так как очень слаб сегодня, и ходить мне трудно. К сожалению, я не обедаю и не завтракаю со всеми, а один у себя, так как сижу на строгой диете, и ничего мясного, даже рыбы не дают, а вдобавок у меня такой ужасный вкус, что мне все противно, что я ем или пью. Больше писать сегодня не могу; так меня утомляет это».
Письмо заканчивалось: «Твой старый и пока никуда не годный Папа». Это последнее письмо Александра III. Он больше уже вообще никому не напишет. Ему оставалось всего 42 дня жизни.
В Спале пробыли недолго и 21 сентября уже были в Крыму. Врачи нашли, что сухой южный климат может улучшить состояние. В Ливадии царь поселился не в Большом дворце, а в той сравнительно небольшой вилле, где он жил еще цесаревичем. Ему все время было плохо.
Пульс не опускался ниже 100, ноги сильно опухли, полная бессонница по ночам и сонливость днем, мучительное чувство давления в груди, невозможность лежать, сильная слабость. Он почти не мог ходить. Последний раз его вывели на улицу 2 октября, когда с женой совершил небольшую поездку в коляске. Со следующего дня он уже больше не покидал комнат на втором этаже. Ужасно похудел. Некогда большой и мощный, он как-то усох; исчезли его могучие плечи, большая голова вдруг стала маленькой, и казалось, что она с трудом держится на тонкой шее.
К началу октября 1894 года почти все приближенные чувствовали, что царь долго не проживет (об этом вполне определенно говорили врачи). Императрица же не теряла надежду. Она верила, что Господь не допустит такой несправедливости. Что же: она останется жить, а Саша умрет?
Она не раз говорила мужу, что уверена в том, что умрет раньше. Он не любил этих ернических разговоров и всегда порицал ее за них. Никому не дано знать о своем земном сроке. Но она даже вообразить не могла, что расстанется с бесценным мужем. Царица делала все, что могла.
В Ливадии Мария Федоровна почти полностью изолировала монарха от всех визитеров (кроме врачей и членов семьи, к нему никто не допускался), день и ночь не отходила от больного. Ее мольбы возымели действие: последние недели
456


Земной предел
своей жизни Александр III передал большинство поступающих к нему бумаг на рассмотрение цесаревича, оставив за собой лишь дела по дипломатическому и военному ведомствам (последний приказ подписал за день до кончины).
По настоянию императрицы в Ливадию приглашались не только самые лучшие врачи из России. Сюда прибыла и европейская знаменитость, профессор нескольких германских университетов доктор Эрнст Лейден. Уже потом выяснилось, что этот врач имел конфиденциальное поручение кайзера Вильгельма II каждый день сообщать о положении дел в Ливадии. Через потайную систему профессор регулярно отправлял агентурные данные в Берлин.
Врачи осматривали умирающего, что-то советовали, но Александр III отказывался исполнять их предписания, и лишь мольбами и слезами жене удавалось заставить мужа принять лекарство, сделать новую перевязку, согласиться на осмотр медиков.
Больного, вследствие сильного отека, все время мучил сильнейший кожный зуд, и он расчесывал руки и ноги до крови. Врачи умоляли этого не делать, и императрица сама часами делала ему легкий успокаивающий массаж.
Но как только она отвлекалась, случалось непредвиденное. Царь несколько раз заставлял сына Михаила, предварительно заперев дверь на ключ, чесать ему ноги щеткой. Узнав это, Мария Федоровна весь свой гнев обрушила на сына. Мужа она лишь просила этого не делать.
Все кругом находились в каком-то оцепенении, и Марии Федоровне часто приходилось неоднократно дважды просить о чем-то, прежде чем ее желание-повеление исполнялось. Одному из врачей она в сердцах призналась, что «ее опутывают интригами даже в эти тяжелые минуты». А минуты были тяжелые. Царь убедил царицу, что надо послать вызов невесте цесаревича принцессе Алисе Гессенской. Он хотел успеть благословить детей. Со слезами на глазах Мария Федоровна дала согласие, и принцесса уже б октября была на пути в Ливадию.
В Ливадию начали прибывать члены династии. Приехали братья царя великие князья Владимир, Алексей, Сергей, Павел, великая княгиня Александра Иосифовна, великая кня¬
457


Александр III
гиня Мария Павловна. Из Афин с детьми прибыла греческая королева, кузина царя Ольга Константиновна. Недалеко от Ливадии в своем имени Ай-Тодор находился великий князь Михаил Николаевич, его сыновья и великая княгиня Ксения Александровна со своим Сандро.
Настроение у всех было подавленное, и, чтобы его поднять у окружающих, царь распорядился устроить 9 октября фамильный завтрак с оркестром. Когда все собрались за большим гофмаршальским столом и под музыкальное сопровождение, казавшееся кощунственным, пытались принимать пищу, царь у себя, тайно от всех, кроме императрицы, исповедовался и приобщался Святых Тайн у своего духовника отца Иоанна Янышева. Многие чувствовали, что грядет трагическое событие, способное перевернуть весь ход вещей.
10 октября в сопровождении великой княгини Елизаветы Федоровны приехала Алиса Гессенская. Ее на дороге из Симферополя встретил цесаревич, около пяти вечера они прибыли в Ливадию и сразу же из экипажа прошли к царю. Невеста сына держала в руках большой букет белых роз, который и оставила в комнате императора. Царь был очень рад встрече, обнял, поцеловал. Он так изменился, что Алиса в первое мгновение даже его не узнала. Она вышла из комнаты со слезами на глазах.
Наступило 20 октября. Всю ночь царь не смыкал глаз, закуривал и тут же бросал одну папиросу за другой, чтобы хоть как-то отвлечь себя. С ним в комнате находилась императрица и один из врачей. Они пытались занять больного разговорами. В пять утра он выпил кофе с женой.
Затем больного посадили в кресло в середине комнаты. В восемь утра появился цесаревич. Затем стали приходить другие: великий князь Владимир и герцогиня Эдинбургская, только накануне вечером приехавшая. Постепенно собралась вся фамилия. Государь был со всеми ласков, но почти ничего не говорил. Лишь улыбался и кивал головой. Полулежал в глубоком кресле, рядом сидела царица, а остальные стояли: кто ближе, кто дальше в коридоре.
Никто почти ничего не говорил. Все в каком-то оцепенении смотрели на того, кто олицетворял силу и мощь огром¬
458


Земной предел
ной империи, кто был повелителем всех и вся, символом и хранителем власти и страны, а теперь готовился покинуть земные чертоги. Монарх сохранил самообладание до последней минуты. Вспомнил и поздравил с днем рождения великую княгиню Елизавету Федоровну, которой исполнилось 30 лет.
В половине одиннадцатого Александр III пожелал причаститься. Вся семья встала на колени, и умирающий неожиданно уверенным голосом стал читать молитву «Верую, Господи, и исповедую». И не было ни одного человека в этом ливадийском доме, кто бы не плакал.
Императрица находилась в сомнамбулическом состоянии. Она измоталась вконец. Почти не спала последние ночи и почти ничего не ела. Но усталости не ощущала, лишь какое- то отупение. Происходившее, всех окружающих она видела как в тумане и лишь одного различала ясно, за одного молилась не переставая. Ее Саша, ее любовь, радость, жизнь, ее — всё. Нет, нет, этого никогда не может случиться! Господи, спаси нас, пощади! Она готова была пожертвовать чем угодно, только бы он остался с ней! Не плакала. Не было сил.
Стояла на коленях у края кресла, обняв его голову руками, закрыв глаза, и крепко-крепко, как только могла, прижимала его к себе. Голова к голове, сердце к сердцу, как всегда, как всю жизнь. И никто, никогда их разлучить не сможет. Она чувствовала его тихое дыхание и не слышала, не чувствовала больше ничего. Священник читал отходную молитву, кругом рыдали. Около трех часов дня доктор Лейден потрогал руку императора и сказал, что «пульса нет». Самодержец скончался. Обливаясь слезами, родные стали подходить прощаться, но Мария Федоровна все сидела в том же положении, и когда прощание уже заканчивалось, лишь тогда заметили, что царица без сознания.
Мария Федоровна долго находилась без чувств. Одни потом говорили, что тридцать минут, другие — час. Ее же никто успокоить не мог. Она вернулась из черного провала человеком с сердечной раной навсегда.
Многое, очень многое ушло безвозвратно, и следовало учиться жить «как надо» теперь уже без Саши. Неужели она его никогда больше не увидит? Неужели не услышит его го¬
459


Александр III
лос, его неспешные и уверенные шаги, не почувствует больше запах его сигар и папирос, не ощутит его прикосновения?
В трагические же недели октября — ноября 1894 года в душе овдовевшей императрицы была лишь темнота. Уже 20 октября, вечером, служилась в спальне первая панихида. Маленькая, изящная Мария Федоровна была вся в черном и напоминала мрачное изваяние. В ней как будто и жизни не осталось. Все делала механически и мало на что реагировала. Лишь слезы, текшие по лицу, выдавали человека с раненым сердцем. Она не могла уединиться, чтобы в тишине и печали оплакать невосполнимую потерю.
На престол вступил сын умершего монарха Николай II, и уже 20 октября ему начали присягать на верность члены династии и чины свиты. Он был молод, неопытен. Придворные и родственники знали его лишь как «милого Ники», и первое время он терялся. И шли к Марии Федоровне, и та, превозмогая себя, должна была следовать своему долгу, делать «царево дело». С ней согласовывали все детали траурных процессий, предстоящих похорон. Надо было безотлагательно решать и еще один важнейший государственный вопрос: устройство семейной жизни нового царя. Невеста находилась в Ливадии и 21 октября в 10 часов утра в маленькой Ливадийской дворцовой церкви была миропомазана. Она стала православной благоверной великой княгиней Александрой Федоровной. Надлежало определиться со свадьбой. 1ессенская невеста получила благословение Александра III. Но возникла драматическая коллизия: как устроить свадьбу, чтобы не оскорбить память ушедшего и не нарушить церковный закон и традицию? Жизнь и смерть, горе и радость, надежда и безысходность, можно ли их совместить? Как соединить несопоставимое?
И мать и сын пришли к мысли, что уместно провести скромный обряд венчания сразу же после миропомазания, под крышей ливадийского дома, пока их незабвенный отец и муж находится с ними. Но это предложение вызвало бурную реакцию в императорской фамилии. Большинство родственников считало, что нельзя этого делать в семейной обстановке, что брак царя — акт государственного значения и это все надлежит осуществлять лишь в столице. У Марии Фе¬
460


Земной предел
доровны не было сил спорить, а Николай II еще слишком терялся перед своими старшими по возрасту родственниками и не находил в себе мужества им противоречить. Было решено отложить бракосочетание до Петербурга. Пока же главные заботы вызывали предстоящие похороны.
Вся империя оплакивала смерть русского монарха. Большой, далекий, грозный, он вызывал страх, восхищение и раболепный восторг у подавляющей части населения. Он обитал где-то в заоблачной выси, почти там же, где Господь, олицетворяя закон, высшую правду, суд честный и скорый. Все же те непорядки и несправедливости, вокруг наблюдавшиеся, это — от чиновников, от бессовестных богачей и бар- белоручек. Царь не знает. Вот если бы ему рассказать!
Мало кому выпадало счастье лицезреть самодержца хоть издали. Лишь некоторые вернувшиеся со службы солдаты рассказывали односельчанам, как однажды, на учениях, они видели «самого царя». Вопросам не было конца, и сидели долгими осенними вечерами в тесных крестьянских избах и слушали, бессчетное количество раз повторенные, повествования о ЦАРЕ. Другие же вспоминали, что вот тем годом, когда на Троицын день ударил мороз, они были в губернском городе, там как раз проезжал государь. Такой большой, грозный, ну впрямь как Илья Пророк на колеснице. Кто-то вспоминал иные незабываемые случаи встреч. Обсуждали, горевали, и многие плакали на панихидах в церквах, плакали, как будто расставались с самым близким. Александра III любили многие подданные, любили так, как только и могут любить правителя в России: безмерно, необъяснимо, до конца. Так же страстно в России умеют и ненавидеть...
Через неделю после смерти Александра III, 27 октября, в половине девятого утра гроб с телом покойного покинул царскую резиденцию в Ливадии. Его на плечах несли казаки и стрелки конвоя. Эти несколько километров до Ялты Мария Федоровна шла пешком за гробом, и, из-за уважения к ней, все остальные тоже двигались пешком. Сохранились фотографии той печальной церемонии, на которой с большим трудом можно разглядеть небольшую женскую фигуру Марии Федоровны, почти слившуюся с толпой женщин в траурных одеяниях. В тот же день, ближе к вечеру, прибыли
461


Александр III
в Севастополь, где уже ждал специальный железнодорожный состав.
В 17 часов 20 минут поезд тронулся. Умершему предстояло преодолеть еще многие сотни верст, чтобы обрести последнее пристанище в далекой северной столице, в родовой усыпальнице царской династии.
Царица почти не выходила из своего купе. Сердце болело не переставая. Вся жизнь осталась позади, а что будет впереди, один Господь ведает. 28 октября исполнилась годовщина их свадьбы. Боже мой, неужели все это было на самом деле! Как любила этот день раньше, как была по-настоящему счастлива. А теперь, через 28 лет после того незабываемого октября, она едет в поезде с гробом Саши! Господь милостив к ней, иначе давно бы лишилась рассудка!
Она нашла в себе силы сесть за письмо сыну Георгию. После происшедшего он стал ей еще дороже, сделался самым близким: несчастный больной мальчик, совсем один, в немыслимой глуши, после всего перенесенного. Он плакал в Ливадии так горячо и так часто, что матери, самой находившейся в потрясенном состоянии, даже несколько раз приходилось его успокаивать. Она ни о чем другом не могла писать, кроме того, что занимало ее всю, с чем не расставалась ни на мгновение.
«Ты знаешь, как тяжело опять быть в разлуке с тобой, особенно теперь, в это ужасное время! И это путешествие в том самом вагоне, где только пять недель назад наш Ангел Папа был вместе с нами! Видеть его место на диване всегда пустым! Повсюду, повсюду мне кажется, что в любой момент он может войти. Мне чудится, что я вижу, как сейчас появится его дорогая фигура. И я все не могу осознать и заставить войти в мою голову эту страшную мысль, что все кончено, правда, кончено, и что мы должны продолжать жить на этой грустной земле уже без него!»
На грустной земле было пусто и одиноко. Но надлежало держаться. По пути следования все время бывали остановки, служились панихиды, и она на них присутствовала. Она обязана была делать свое дело достойно, во имя памяти ее незабвенного. 1 ноября прибыли в Петербург. Здесь встречала вся фамилия, высшие должностные лица. Четыре часа от
462


Земной предел
вокзала многолюдная и скорбная процессия тянулась до Петропавловской крепости. После панихиды поехали в Аничков. И здесь снова нахлынуло непередаваемое отчаяние.
«С того момента, как началась для меня эта чернота, мы пережили тяжелые и душераздирающие моменты, и, главным образом, это был приезд сюда, в наш любимый Аничков, где мы были так счастливы в течение 28 лет. А теперь все кажется мне таким пустым и страшным. Любимые комнаты, когда-то такие родные и симпатичные, а теперь пустые и грустные. Я чувствую себя в них абсолютно потерянной. Я ощущаю, что душа их покинула».
Каждый день служились панихиды в крепости и в Аничкове, и ни одной императрица не пропустила. Было очень тяжело, неимоверно трудно. 2 ноября Мария Федоровна потеряла сознание по пути в церковь. Забеспокоились, забегали. Но как только пришла в себя, не сетуя и не плача, продолжала нести земную тяжелую ношу и как вдова, и как царица. Мысль о Саше ее не оставляла, и порой делалось так спокойно за него. «Мое единственное утешение — сознавать, что он покоится в мире, что он счастлив и больше не страдает. Мы могли это увидеть по экспрессии и лучезарной улыбке, которую отражало его дорогое лицо. Сейчас он молится за нас и готовит нам дорогу. Мы должны стараться следовать его хорошему примеру, который он показал здесь, и жить так, как Бог считает достойным, а затем присоединиться к нему, когда настанет наш час».
Погребение русского царя в Петропавловской крепости совершилось 7 ноября. Гроб с телом опустили в могилу рядом с могилами дорогих родителей: Александра II и Марии Александровны, деда Николая I и брата Николая. День был теплый, но густой туман заволакивал все перспективы Северной Пальмиры. Когда началось погребение, зазвучали оружейные выстрелы, загремели артиллерийские залпы. Люди снимали шапки, крестились. Народу в крепости собралось великое множество, и редко у кого глаза не блестели от слез.
На лице Марии Федоровны их не было. Она была величественна в своей горести и боль своего сердца не выносила на обозрение посторонних. Когда подходила к гробу для прощального поцелуя, то не открыла глаз и не помнила, как это
463


Александр III
произошло. Она так ни разу своего обожаемого Сашу после Ливадии и не видела. Ей рассказывали, что лицо мало изменилось, а в профиль он совсем «как живой». Ей не говорили, конечно, что бальзамирование провели неудачно и признаки разложения стали проступать на теле царя уже вскоре после смерти. Их в течение двух недель пытались скрыть различными медицинскими и косметическими ухищрениями. Она этого не знала, и ей этого не нужно было знать.
«О как это было страшно и ужасно — последнее прощание. Это было повторением незабываемого 20 октября, когда добрый Бог отобрал у меня того, которого я лелеяла и любила больше всего на свете и который всем вам был лучшим из отцов», — восклицала в письме сыну Георгию.
Все время думала, ну почему так случилось, почему именно он должен был уйти так рано, так необъяснимо скоро. Ведь Александр нужен был не только ей, не только детям, но и стране. Она видела скорбь людей, видела, как искренне оплакивают его кончину разные, большей частью совсем незнакомые люди, и понимала, что это не только ее потеря. Но для нее она самая большая и невосполнимая.
«Я так и не могу привыкнуть к этой страшной реальности, что дорогого и любимого больше нет на этой земле. Это просто кошмар. Повсюду без него — убивающая пустота. Куда бы я ни отправилась, везде мне его ужасно не хватает. Я даже не могу подумать о моей жизни без него. Это больше не жизнь, а постоянное испытание, которое надо стараться выносить не причитая, отдаваясь милости Бога и прося Его помочь нам нести этот тяжелый крест! Да, как говорят, Бог, видимо, находит самых хороших и самых чистых и не оставляет их надолго между нами, грешниками. Да, он сделал свое дело. Ведь в каком ужасном состоянии он получил Россию. И во что он превратил ее за тринадцать лет своего царствования и чего только не сделал для нее. Это чувствуется и видится повсюду».
Воспитание и самообладание помогали Марии Федоровне соблюдать положенный ритуал. Она не только присутствовала на траурных церемониях, но и встречалась со множеством людей. На похороны Александра III приехали делегации со всех концов света, в том числе и представители королевских
464


Земной предел
домов: король Дании Христиан IX, король Греции Георг I, наследник британской короны принц Альберт Эдуард, князь Черногорский, брат германского кайзера Генрих Прусский, брат австрийского императора эрцгерцог Карл Людвиг, герцог и герцогиня Эдинбургские и многие другие принцы и принцессы. Более ста именитых гостей из почти всех владетельных домов Европы сочли необходимым отдать последний долг русскому царю. Такого представительного съезда в столице Российской империи уже больше не было.
Через неделю после похорон, 14 ноября 1894 года, в день рождения императрицы Марии Федоровны, когда по православной традиции можно было ослабить строгий траур, в большой церкви Зимнего дворца состоялось бракосочетание Николая II и Александры Федоровны.
Торжественное шествие в церковь по дворцовым анфиладам открывала Мария Федоровна под руку со своим отцом, датским королем. За ней шли Николай II и Александра Федоровна. По окончании бракосочетания из церкви шли другим порядком, и вторая пара двигалась первой. В тот день в России появилась новая царица, а Мария Федоровна получила официальный титул «вдовствующая императрица».
Правление Александра III с каждым днем все сильней и заметней отодвигалось в прошлое. Имя покойного царя становилось образом минувшего времени, эхом навсегда ушедшего. Ему воздвигали памятники, открывали памятные доски, о нем писали воспоминания, его политика превратилась в предмет обсуждений. Он и его царствование стали лишь моментом мировой истории. Закончилась одна эпоха, началась другая. Другие дела, заботы, проблемы, иные страсти, интересы, устремления увлекали людей. По-другому и быть не могло.
Однако многие годы на земле оставался человек, для которого царь Александр не умер, — Мария Федоровна. Наперекор беспощадному здравому смыслу, ей часто казалось, что Саша непременно вернется. Она его всегда ждала. О нем постоянно напоминали вещи, комнаты, здания, ритуалы, дневные занятия, цвета, запахи, звуки — все-все, чем жила и что окружало потом.
Проведя без него 34 года, она не забывала о нем ни на день, и если бы случилось действительно невозможное и
465


Александр III
Александр III, восстав из мертвых, предстал перед ней, то, кроме беспредельного восторга, ничего бы не ощутила. Даже и не удивилась бы.
Он являлся к ней во сне, и она разговаривала с ним. Пробудившись, старая царица потом долго не могла и не хотела возвращаться к реальности. Боясь оскорбительных усмешек, стеснялась делиться с окружающими этими сладостными видениями. Они остались ее тайной почти до самого конца.
Мария Федоровна не страшилась смерти, зная, что после длинной разлуки грядет встреча со своим милым, и уж там- то, в вечном мире, их никто не разлучит. В свой прощальный земной миг, оставляя бренный мир, подаривший ей столько радости и доставивший столько горя, она не чувствовала печали.
На небольшой вилле в пригороде Копенгагена свеча ее жизни погасла 13 октября 1928 года. Именно в тот момент исчез последний живой отблеск императора Александра III...


ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Александр III умер, не дожив до 50 лет. В отличие от отца (Александра II) и деда (Николая I), он не оставил никакого письменного завещания. (Воспроизводимый же порой под таким названием текст не более чем апокриф.) Однако, в отличие от двух своих венценосных предшественников, он оставил нечто большее: сильную государственную систему, крепко стоявшую страну.
Казалось, что Россия, пережив неуверенности и разброд 60—70-х годов XIX века, уверенно движется в будущее. В том не сомневалось большинство современников. Это несомненно подтверждали статистические показатели развития народного хозяйства. Но не прошло и четверти века после смерти Александра III, как русская монархия рухнула. Это крушение трагически изменило не только судьбу страны. Русская катастрофа 1917 года непосредственно отразилась на ходе мировой истории, повлияла на облик и содержание всего XX века.
О том вселенском обвале сказано и написано необозримо много, диагноз «болезни и смерти» монархической империи устанавливали бессчетное количество раз. Суть самого растиражированного: революция случилась потому, что правящие круги (цари) препятствовали «общественному про¬
467


Александр III
грессу», не пошли на «широкие и глубокие социальные преобразования», а отказавшись от «революции сверху», спровоцировали «революцию снизу». (Подобный трюизм повторяют даже современники и очевидцы результатов горбачевской «революции сверху».) В том же, что так случилось и иначе не могло случиться, — огромная «вина» и Александра III. Царь «не предвидел», «не учел», «не предотвратил»; он лишь «не пущал» страну вперед. Эта формула традиционная, логичная и... бессодержательная.
Старая французская пословица гласит: управлять — значит предвидеть. Хоть она и не является «парадигмой ранжирования» политических деятелей на «великих», «выдающихся» и всех «прочих», но сходный принцип лежит в основе используемой классификации исторических персонажей. Так общепринято. Кто предвидел, «предучел», «предвосхитил» «направление исторического движения» — тот «великий». При внимательном отношении к историческому материалу невольно возникают вопросы, закрадываются сомнения в непогрешимости устоявшегося метода.
Немалое число «великих исторических деятелей» (Александр Македонский, Карл Великий, Петр Великий, Фридрих Великий, Наполеон, Бисмарк, Сталин, Черчилль и т.д.) или сами потерпели полное политическое крушение, или после смерти результаты их жизненных устремлений и дел превращались в прах. Конечно, «великий» не только созидает «сегодня», но и готовит «завтра»; такие личности во многом определяют «будущее человечества».
Грядущее же далеко не всегда оказывается лучше («уютней») минувшего, и уж по одной этой причине созидатели, «ускорители» исторического рывка не обязательно достойны восторженных славословий. Но субъективные исторические оценки существовали издавна и будут наличествовать и впредь. Иным просто неоткуда взяться. Они же не ниспосланы с небес, их придумали люди. Человеческое же мировоззрение неизбежно формируется средой, обстоятельствами времени и места.
Вышесказанное отнюдь не есть желание опровергнуть или пересмотреть устоявшиеся представления и подходы. Акцент совсем иной: подчеркнуть историческую условность,
468


Заключение
относительность любых, даже самых на первый взгляд «абсолютно истинных» определений.
Александр III не предвидел ни революции 1917 года, ни жуткой участи, уготованной его детям, внукам и всей России. У него на подобное не хватило бы фантазии. Лишенный эсхатологического воображения, монарх был наделен другими качествами: остро осознаваемым чувством долга и нелукавой, естественно-природной любовью к России. Его «неспешно-основательная» натура не принимала резких перемен и переломов. Можно как угодно относиться к подобным качествам правителя, но нельзя не признать несомненное: в значительной степени именно благодаря им Россия обрела покой и уверенность.
Личность сильного самодержавного монарха, его консервативные убеждения играли стабилизирующую роль на конкретном хронологическом отрезке, на излете XIX века. Дальнейшее обнажило новые коллизии, принесло невиданные общественные страсти, обрисовав историческую драматургию совсем иного масштаба. Поэтому бесполезно сопоставлять политику отца и сына, сравнивать, «экспертировать» характеры Александра III и Николая II, ломая голову над нерешаемой шарадой: что бы было, если бы Александр III прожил дольше. Такая постановка вопроса лишена исторического смысла.
Александр III прожил, сколько прожил, и умер, когда умер. Если отдалиться от вполне понятных суетно-пристрастных оценок современников той переходной эпохи (и через сто лет они все еще воспроизводятся без всякого корректива, для многих — это все еще «мировоззрение») и попытаться посмотреть на ход времен с высоты знания о последующем, то невольно возникает печально-неотвратимая констатация: «русскому монархическому ампиру» не было места в XX веке.
Утверждать, что проведением каких-то «принципиальных реформ», введением конституции, можно было предотвратить крушение власти, избежать распада традиционного истеблишмента, а следом и всей русской цивилизации, значит просто идти путем удобных объяснений и в конечном итоге путать жанры, заниматься подменой: выдавать трагедию за фарс.
469


Александр III
Сакральная природа монархии точно очерчивала возможности политического маневра системы, определяла шкалу движения по пути новаций. Русский царь — понятие религиозное. Для абсолютного большинства подданных царские порфиры отражали свет Всевышнего, служили знаком исключительного избранничества. Религиозный же авторитет не подлежит реформированию.
Столкновение веры с политическим прагматизмом, социальным эгоизмом и секуляризмом — нерв всей русской истории последних перед 1917 годом десятилетий. Так было не только в России, но в начале XX века именно здесь подобная драматическая коллизия проявилась и обнажилась со всей остротой.
Российская империя, соединив несоединимое, вобрав в себя несочетаемое, являлась Великой Аномалией. Территориальные, национальные, культурные, социальные, конфессиональные проблемы и противоречия существовали веками. Две главные скрепы держали это величественное сооружение: сильная царская власть и православная вера. Однако страна не походила на некий «ледяной дом», где все замерло и оцепенело.
Россия являлась живым социальным организмом, развивавшимся под воздействием различных факторов, в том числе и влияния извне. Как составная часть мира она ощущала то, что происходило за ее пределами. Желая улучшений, перенимая чужеземный опыт и навыки, правители стремились не отбрасывать национально-государственную самобытность, сохранять преемственность форм и норм. Сделать это было трудно, но на протяжении длительного времени подобное удавалось. Со второй же половины XIX века адаптивный процесс все более и более осложнялся. Давали о себе знать факторы, которых раньше или не существовало вовсе, или которые не играли существенной роли.
Видоизменялись экономические и социальные условия, менялись и люди. Это касалось не только привычек, повседневного уклада, стандартов жизнеустройства, но и духовносоциальных представлений и ориентаций. Чем более высокое социально-иерархическое положение занимала такая группа, тем сильнее ощущались трансформации.
470


Заключение
Основная масса населения России — крестьянство — в наименьшей степени подвергалась воздействию западных «ветров перемен». Если бы во второй половине XIX века курский, тверской или костромской крестьянин встретился со своим далеким предком, допустим, из времени царя Алексея Михайловича, то они говорили бы не только на одном языке, но и общих тем обнаружилось бы вдоволь. Если бы подобное случилось с дворянами, то это была бы встреча совершенно разных, даже чужеродных людей. Традиционные патриархальные приоритеты для большинства привилегированных самоценности не имели. Социальный разлом усугублялся, отчуждение от прошлого становилось все заметней. Скрепы слабели, центробежные силы проявлялись все отчетливей...
Ставка царя на дворянство, как на главную опору трона, порядка и устоев, диктовалось желанием придать динамизм и надежность государству, обеспечить ему перспективу. Согласно распространенным представлениям, именно дворянство, являясь просвещенной и дееспособной силой, создавало под монаршим скипетром славу и величие империи. Но в действительности к концу XIX века «корпорация слуг государевых» слишком далеко ушла по пути европейского секуляризма и скептицизма и не являлась больше безусловной созидательноохранительной величиной. Самоотверженное служение царю и Отечеству уходило в область исторического предания.
Другие же социальные сегменты были или слабы и дезориентированы (купечество), или распылены и социально-инертны (крестьянство), чтобы оказывать сознательно-активную поддержку. У русской монархии терялись исторические возможности. «Путь в Европу» закрыть было невозможно, но эта дорога неминуемо вела к гибели традиционных укладов, верований, приемов властеустройства.
Александр III далеко не всегда знал, что и как надо наилучшим образом делать для блага государства. Значительно чаще он знал, что не надо делать. Здесь чувство его редко обманывало. В этом смысле он куда ближе был именно к крестьянству, чем к окружавшему его дворянско-чиновному миру. Более чем за 150 лет существования империи это был, пожалуй, наиболее русский, самый народный монарх.
471


Александр III
В последние годы своей жизни он все острее ощущал бремя власти. Это вызывалось не только естественной причиной постепенного убывания человеческих сил. Имеются указания и на то, что его заботила перспектива самой власти, потребность приблизить ее к народным корням. В тех конкретных условиях подобная задача не имела решения.
Царь, как истинный рыцарь-монархист, никогда бы не изменил историческим принципам и, как преданный солдат, остался бы на своем посту, защищал бы свой рубеж, даже если бы и узнал, что война проиграна. В этом случае смерть явилась бы избавлением от позора и отчаяния поражения.
Однако Александру III не довелось дожить до крушения. Его кончина прошла в спокойный, даже благословенный момент жизни России. Он почил тихо, с молитвой на устах, окруженный родными и близкими, и ничего не заповедовал. Он оставил свой пример бескорыстного служения России. Его искренняя преданность ей ставит его в ряд самых верных сынов Отечества.


ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА III И ВАЖНЕЙШИЕ СОБЫТИЯ ЦАРСТВОВАНИЯ
1845, 26 ФЕВРАЛЯ. Рождение Александра Александровича.
17 МАРТА. Крещение великого князя Александра.
1855, 18 ФЕВРАЛЯ. Смерть императора Николая I.
1865,12 АПРЕЛЯ. Смерть цесаревича Николая Александровича.
Александр Александрович становится престолонаследником. 1866,11 ИЮНЯ. Помолвка цесаревича Александра Александровича с дочерью датского короля Христиана ЕХ Марией Софией Фредерикой Дагмар.
14 СЕНТЯБРЯ. Приезд невесты цесаревича в Россию.
12 ОКТЯБРЯ. Присоединение невесты цесаревича к православию с именем Мария Федоровна.
28 ОКТЯБРЯ. Бракосочетание Александра Александровича и Марии Федоровны.
1868, 6 МАЯ. Рождение сына Николая.
20 МАЯ. Крещение великого князя Николая Александровича.
1869, 20 АПРЕЛЯ. Рождение сына Александра.
1870, 20 АПРЕЛЯ. Смерть сына Александра.
1871, 27 АПРЕЛЯ. Рождение сына Георгия.
1875, 25 МАРТА. Рождение дочери Ксении.
1877, 12 АПРЕЛЯ. Начало русско-турецкой войны.
21 МАЯ. Отбытие цесаревича Александра Александровича на театр военных действий.
473


Александр III
22 ИЮНЯ. Назначение цесаревича Александра Александровича командующим Восточной армией (Рущукским отрядом).
15 СЕНТЯБРЯ. За умелое командование Александр Александрович награждается орденом Святого Владимира I степени. 30 НОЯБРЯ. Разгром Рущукским отрядом армии Сулеймана- паши у села Мечки. Награждение цесаревича орденом Святого Георгия II степени.
1878,1 ФЕВРАЛЯ. Отъезд цесаревича из армии в Петербург.
22 НОЯБРЯ. Рождение сына Михаила.
1880, 5 ФЕВРАЛЯ. Террористический взрыв в Зимнем дворце.
22 МАЯ. Смерть императрицы Марии Александровны.
6 ИЮЛЯ. Морганатический брак Александра II с княгиней Е.М. Долгорукой.
1881, 1 МАРТА Гибель императора Александра II. Восшествие на престол Александра Александровича.
2 МАРТА Интронизация императора Александра III.
8 МАРТА Совещание в Зимнем дворце по поводу политических преобразований.
15 МАРТА. Погребение Александра II.
3 АПРЕЛЯ. Казнь цареубийц.
29 АПРЕЛЯ. Царский манифест о политическом курсе.
6 ИЮНЯ. Возобновление Союза трех императоров.
14 АВГУСТА. Закон об усиленной и чрезвычайной охране.
28 ДЕКАБРЯ. Закон и выкупе крестьянами земли и о понижении выкупных платежей.
1882, 18 МАЯ. Учреждение Крестьянского банка.
1 ИЮНЯ. Рождение дочери Ольги.
2 ИЮНЯ. Закон об ограничении труда малолетних, создание Фабричной инспекции.
15 ИЮНЯ. Закон о налоге с наследств.
22 ИЮНЯ. Закон о создании кадетских корпусов.
24 ИЮНЯ. В Красном Селе состоялось первое в мире испытание самолета, созданного А.Ф. Можайским.
27 АВГУСТА. Временные правила о печати.
1883, 28 АПРЕЛЯ. Закон о государственном флаге: черно-желтобелое полотнище заменялось бело-сине-красным.
3 МАЯ. Предоставление гражданских прав раскольникам.
15 МАЯ. Священное Коронование в Москве.
474


Основные даты.
26 МАЯ. Освящение храма Христа Спасителя в Москве.
27 ДЕКАБРЯ. Указ о сельскохозяйственных школах.
1884, 12 ИЮНЯ. Закон о школьном обучении малолетних работающих на фабриках.
13 ИЮНЯ. Закон о церковно-приходских школах.
15 АВГУСТА. Утверждение нового университетского устава. 3 ДЕКАБРЯ. Запрещение высшим чиновникам участвовать в коммерческих предприятиях.
1885, 30 АПРЕЛЯ. Введение института податных инспекторов.
20 МАЯ. Введение налога на доходы от операций с ценными бумагами.
3 ИЮНЯ. Запрещение ночных работ для женщин и детей. 10 СЕНТЯБРЯ. Договор с Англией о разграничении границы с Афганистаном.
1886, 12 МАРТА. Закон о семейных крестьянских разделах.
28 МАЯ. Закон о полной отмене с 1886 года подушной подати. 3 ИЮНЯ. Закон о найме рабочих и об ответственности за забастовки.
2 ИЮЛЯ. Новая редакция Закона об императорской фамилии.
1887, 25 ФЕВРАЛЯ. Указ об открытии в 1888 году университета в городе Томске.
1 МАРТА. Арест заговорщиков, намеревавшихся убить Александра III.
22 МАРТА. Закон об охране лесов.
18 ИЮНЯ. Заключение договора между Россией и Германией («Договор перестраховки»).
1888, 17 ОКТЯБРЯ. Крушение царского поезда около станции Борки.
1889, 12 ИЮНЯ. Закон о земских начальниках.
1890, 12 ИЮНЯ. Новый Закон о земских учреждениях.
1891, 16 АПРЕЛЯ. Решение о принятии на вооружение винтовки С.И. Мосина.
17 МАРТА. Указ о начале строительства Великого Сибирского пути (Транссибирской магистрали).
29 АПРЕЛЯ. Покушение в городе Оцу (Япония) на цесаревича Николая Александровича.
15 ИЮНЯ. Политический договор России с Францией о совместных действиях в случае угрозы миру.
1892, 11 ИЮНЯ. Новое Городовое положение.
475


Александр III
5 АВГУСТА. Русско-французская военная конвенция.
1893, 8 ИЮНЯ. Закон о сроках перераспределения общинных земель. 14 ДЕКАБРЯ. Запрет залога и продажи общинных земель.
1894, 29 ЯНВАРЯ. Заключение торгового договора с Германией.
8 АПРЕЛЯ. Помолвка цесаревича Николая Александровича с принцессой Алисой Гессенской.
20 ОКТЯБРЯ. Кончина императора Александра III.
7 НОЯБРЯ. Погребение Александра III.


УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
АБАЗА АЛЕКСАНДР АГЕЕВИЧ (1821-1895). Государственный контролер (1871—1874), председатель Департамента экономии Государственного совета (1874—1880, 1883—1890), министр финансов (1880-1881).
АБДУЛ-ХАМИД (ГАМИД) (1842-1918). Турецкий султан с 1876 по 1909 год. 34-й султан из рода Османов и 28-й после взятия Константинополя.
АВГУСТА ВИКТОРИЯ, германская императрица (1858—1921). Урожденная принцесса Шлезвиг-Гольштейн-Зонденбург-Аугустенбург- ская, жена (1881) прусского принца Вильгельма, ставшего германским императором и прусским королем Вильгельмом II (1888—1918).
АДЛЕРБЕРГ АЛЕКСАНДР ВЛАДИМИРОВИЧ (1818-1888). Граф, генерал-адъютант, командующий императорской Главной квартирой (с 1861), министр императорского двора и уделов (1870—1882).
АДЛЕРБЕРГ ЕКАТЕРИНА НИКОЛАЕВНА, графиня (1822-1910).
Урожденная Полтавцева, статс-дама, жена графа А.В. Адлерберга.
АКВИНСКИЙ ФОМА (1226—1274). Католический философ и теолог, доминиканский монах. Сформулировал 5 доказательств бытия Бога.
АКИНФЬЕВА НАДЕЖДА СЕРГЕЕВНА (1844-1891). Урожденная Анненкова, морганатическая супруга (1868) Николая Максимилиановича Лейхтенбергского, князя Романовского, в 1879 году получила титул графини Богарне.
477


Александр III
АКСАКОВ ИВАН СЕРГЕЕВИЧ (1823-1886). Известный славянофил, писатель и публицист, редактор газет «День», «Русь», «Москва» и журнала «Русская беседа».
АЛЕКСАНДР I ПАВЛОВИЧ (1777-1825). Император (12 марта 1801—19 ноября 1825). Старший сын императора Павла I. Женат (1793) на принцессе Луизе Августе Баденской, в России — Елизавета Алексеевна (1779—1826).
АЛЕКСАНДР II НИКОЛАЕВИЧ (1818-1881). Император (19 февраля 1855—1 марта 1881). Старший сын императора Николая I. Женат (1841) на принцессе Марии Гессен-Дармштадтской (Максимилиане Вильгельмине Августе Софии Марии), в России — Мария Александровна (1824—1880).
АЛЕКСАНДР III АЛЕКСАНДРОВИЧ (1845-1894). Второй сын императора Александра II. Император (1 марта 1881—20 октября 1894). Женат (1866) на принцессе Датской Марии Софии Фредерике Дагмар, в России — Мария Федоровна (1847—1928).
АЛЕКСАНДР БАТТЕНБЕРГСКИЙ (1857-1893). Принц, сын принца Александра Гессенского, племянник Александра II. В 1879 году был избран князем Болгарским. Отрекся от престола в 1886 году и после отречения принял титул графа Гартенау.
АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ (1866-1933). Великий князь, генерал-адъютант, адмирал, четвертый сын великого князя Михаила Николаевича, внук Николая I, двоюродный брат Александра III и двоюродный дядя Николая II. Женат (1894) на дочери Александра III Ксении Александровне.
АЛЕКСАНДРА АНГЛИЙСКАЯ (1844-1925). Урожденная принцесса Датская, жена (1863) наследника английского престола принца Уэльского Альберта Эдуарда, ставшего с 1901 года королем Эдуардом VII, старшая сестра императрицы Марии Федоровны.
АЛЕКСАНДРА ГРЕЧЕСКАЯ (1870—1891). Дочь греческого короля Георга I и его жены русской великой княгини Ольги Константиновны. Племянница императрицы Марии Федоровны. С 1889 года замужем за младшим сыном Александра II великим князем Павлом Александровичем.
АЛЕКСАНДРА ИОСИФОВНА (1830—1911). Великая княгиня, урожденная принцесса Саксен-Альтенбургская (Фредерика Генриетта Паулина Мариана Елизавета), жена (1848) великого князя Константина Николаевича, третьего сына Николая I.
478


Указатель имен
АЛЕКСАНДРА ПЕТРОВНА (1838—1900). Великая княгиня, дочь принца Петра Георгиевича Ольденбургского, жена (1856) великого князя Николая Николаевича (старшего).
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА, императрица (1798—1860). Урожденная прусская принцесса Фредерика Луиза Шарлотта Вильгельми- на, сестра прусского короля Вильгельма I, супруга (1817) великого князя Николая Павловича, ставшего в 1825 году императором Николаем I.
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА, императрица (1872-1918). Урожденная гессенская принцесса Алиса Виктория Елена Луиза, супруга (1894) императора Николая II.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1850-1908). Великий князь, четвертый сын императора Александра II. Генерал-адъютант, генерал- адмирал, главный начальник флота и морского ведомства (1880- июнь 1905), член Государственного совета.
АЛ ИКС — см. Александра Английская.
АЛЬБЕРТ ВИКТОР (1864—1892). Старший сын наследника английского престола Альберта Эдуарда, принца Уэльского (с 1901 года — английского короля Эдуарда VII), внук английской королевы Виктории.
АЛЬБЕРТ ЛЕОПОЛЬД (1835—1909). Герцог Саксонский, принц Саксен-Кобург-Готский, король Бельгийский Леопольд II (1865— 1909). Сын короля Леопольда I и жены его Луизы, дочери французского короля Луи Филиппа. Женат (1853) на эрцгерцогине Марии Генриетте Анне (1836—1912), дочери эрцгерцога австрийского Иосифа, Палатина Венгерского.
АЛЬБЕРТ ЭДУАРД (1841—1910). Старший сын английской королевы Виктории, принц Уэльский, женат (1863) на принцессе Александре, старшей дочери датского короля Христиана IX. Стал королем Великобритании и Ирландии после смерти своей матери в 1901 году под именем Эдуарда VII.
АЛЬФРЕД ЭРНСТ АЛЬБЕРТ (1844-1900). Второй сын английской королевы Виктории, герцог Саксен-Кобург-Готский, герцог Эдинбургский, граф Ульстерский и Кентский, муж (1874) единственной дочери императора Александра II Марии Александровны.
АНАСТАСИЯ МИХАЙЛОВНА (1860-1922). Великая княжна, дочь великого князя Михаила Николаевича, внучка Николая I. Замужем
(1879) 	за герцогом Фридрихом МекленбурЫЛверинским (1851—1897).
АНАСТАСИЯ НИКОЛАЕВНА ЧЕРНОГОРСКАЯ (1868-1935). Великая княгиня, жена (1907) великого князя Николая Николаевича
479


Александр III
(младшего), дочь короля Черногорского Николая I Негоша. В первом браке с герцогом Георгом Максимилиановичем Лейхтенберг- ским, князем Романовским (1852—1912).
АНДРЕЕВСКИЙ ИВАН ЕФИМОВИЧ (1831-1891). Юрист, специалист по русскому государственному праву, профессор Училища правоведения в Петербурге.
АНДРЕЙ ВЛАДИМИРОВИЧ (1879-1955). Третий сын великого князя Владимира Александровича и великой княгини Марии Павловны (старшей), внук императора Александра II, двоюродный брат Николая II.
АННА ИОАННОВНА (1693-1740). Императрица (19 октября 1730 - 17 октября 1840). Племянница Петра I, дочь его брата Ивана Алексеевича. Жена (1710) герцога Курляндского Фридриха Вильгельма (1692-1711).
АННА ЛЕОПОЛЬДОВНА (1718-1746). Правительница России (19 ноября 1740—25 ноября 1741), племянница императрицы Анны Иоанновны. Жена (1739) герцога БрауншвейгЛюнебургского Антона Ульриха (1714—1774), мать Иоанна (Ивана VI) Антоновича (1740—1764), императора (17 октября 1740—25 ноября 1741).
АНТОКОЛЬСКИЙ МАРК МАТВЕЕВИЧ (1843-1902). Известный скульптор, примыкал к передвижникам.
АППЕР ФЕЛИКС АНТУАН (1817—1891). Генерал, французский посол в России (1883—1886).
БАЖАНОВ ВАСИЛИЙ БОРИСОВИЧ (1800-1883). Протопресвитер и духовник (1848) царствующего Дома. Сын сельского дьякона. Окончил Тульскую семинарию и Петербургскую духовную академию, доктор богословия. Профессор богословия в Петербургском университете (1827—1836). С 1835 года — законоучитель наследника великого князя Александра Николаевича (Александра II).
БАКА — см. Барятинский В.А.
БАРАНОВ ЭДУАРД ТРОФИМОВИЧ (1811-1884). Граф, генерал- адъютант, член Государственного совета.
БАРАНОВ НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ (1837-1901). Генерал-лейтенант, участник русско-турецкой войны 1877—1878 годов, петербургский градоначальник (1881), архангельский (1882—1883) и нижегородский (1883—1897) губернатор.
БАРТЕНЕВ ПЕТР ИВАНОВИЧ (1829-1912). Археограф, библиограф, редактор-издатель журнала «Русский архив».
480


Указатель имен
БАРТЕНЕВА НАДЕЖДА АРСЕНЬЕВНА (1821-1902). Фрейлина императрицы Марии Александровны.
БАРЯТИНСКИЙ ВЛАДИМИР АНАТОЛЬЕВИЧ (1843-1914). Князь, генерал-адъютант, состоял при императрице Марии Федоровне. Руководитель путешествия цесаревича Николая Александровича в 1890—1891 годах.
БАСАРГИН ВЛАДИМИР ГРИГОРЬЕВИЧ (1838-1893). Морской офицер, командир императорской яхты «Полярная звезда», затем контр-адмирал, флаг-капитан императора Александра III.
БАТТЕНБЕРГСКИЙ ЛЮДВИГ (1854-1921). Принц, старший сын Александра 1ессенского. С 1917 года — лорд Маунтбеттен. Женат
(1884) на принцессе Виктории 1ессенской (1863—1950), сестре императрицы Александры Федоровны. Главнокомандующий английским флотом. Дети: Алиса (1885—1969) и Людвиг (1900—1979). Сын Алисы от ее брака с греческим принцем Андреем (сын Ольги Константиновны) Филипп (р. 1921), герцог Эдинбургский, муж английской королевы Елизаветы II и отец наследника английского престола принца Чарлза (р. 1948).
БАТТЕНБЕРГСКИЙ ГЕНРИХ МАВРИКИЙ (1858-1896). Принц, женат (1885) на Беатрисе, младшей дочери английской королевы Виктории.
БЕАТРИСА (1857—1944). Принцесса Баттенбергская, урожденная принцесса Английская, младшая дочь королевы Виктории, жена
(1885) принца Генриха Маврикия Баттенбергского (1858—1896), тетка императрицы Александры Федоровны.
БЕРТИ — см. Альберт Эдуард.
БИБИКОВ ДМИТРИЙ ГАВРИЛОВИЧ (1792-1870). Генерал-адъютант, киевский военный губернатор (1839—1848), министр внутренних дел (1852—1855), член Государственного совета.
БИЛЬБАСОВ ВАСИЛИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ (1837-1904). Историк, публицист, профессор Киевского университета (1867—1871), редактор петербургской газеты «Голос» (1871—1883).
БИСМАРК ОТТО ФОН ШЕНХАУЗЕН (1815-1898). Князь. Посол Пруссии в Петербурге (1859—1862), затем министр-президент (премьер) и министр иностранных дел Пруссии. Первый канцлер 1ер- манской империи (1871—1890).
БИСМАРК ГЕРБЕРТ (1849—1904). Князь, сын Отто Бисмарка, германский дипломат, советник германского посольства в России (1886-1890).
481


Александр III
БЛОК КОНСТАНТИН АЛЕКСАНДРОВИЧ (1833-1897). Генерал- майор, командир лейб-гвардии Конного полка.
БОГАРНЕ (БОГАРНЭ) ЗИНАИДА ДМИТРИЕВНА (ум. 1899). Графиня, урожденная Скобелева, морганатическая жена Евгения Максимилиановича князя Романовского, герцога Лейхтенбергско- го, возлюбленная великого князя Алексея Александровича.
БОГОЛЮБОВ АЛЕКСЕЙ ПЕТРОВИЧ (1824-1896). Русский художник, учил рисованию цесаревича Александра Александровича (Александра III) и цесаревну Марию Федоровну. Передвижник. Автор многих пленэрных пейзажей и сцен морских сражений.
БРУННОВ ФИЛИПП ИВАНОВИЧ (1797-1875). Граф, дипломат, посол России в Лондоне (1840—1854, 1858—1874) и Берлине (1856— 1858).
БУНГЕ НИКОЛАЙ ХРИСТИАНОВИЧ (1823-1895). Экономист, профессор, ректор Киевского университета, товарищ министра финансов (1879—1881), министр финансов (1881—1886), председатель Комитета министров (1887—1895).
ВАЛУЕВ ПЕТР АЛЕКСАНДРОВИЧ (1814-1890). Граф, министр внутренних дел (1861-1868), министр государственных имуществ (1872—1879), председатель Комитета министров, член Государств венного совета.
ВАЛЬДЕМАР (ВОЛЬДЕМАР) (1858-1939). Принц Датский, сын короля Христиана IX и королевы Луизы, младший брат императрицы Марии Федоровны. Женат (1885) на принцессе Марии Орлеанской (1865—1909), старшей дочери герцога Шартрского.
ВАННОВСКИЙ ПЕТР СЕМЕНОВИЧ (1822-1904). Генерал-адъютант, военный министр (1881—1898), министр народного просвещения (1901—1902).
ВЕЛЬЯМИНОВ НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1855-1920). Профессор медицины, с 1890 года — лейб-хирург. Учредитель и издатель первого в России медицинского журнала по хирургии «Хирургический вестник» (1885).
ВЕРДЕР БЕРНГАРД ФРАНЦ ВИЛЬГЕЛЬМ (1823-1907). Прусский генерал, военный атташе германского (прусского) посольства в Петербурге (1869—1886), германский посол в России (1892—1895).
ВИКТОРИЯ I АЛЕКСАНДРИНА (1819-1901). Королева Великобритании и Ирландии и императрица Индии (1837—1901). Дочь Эдуарда, герцога Кентского, четвертого сына короля Ieopra III и
482


Указатель имен
принцессы Виктории Саксен-Саальфельд-Кобургской. В супружестве (1840) с принцем Альбертом Саксен-Кобургским (1819—1861). Вступила на престол после смерти своего дяди, короля Вильгельма IV.
ВИКТОРИЯ МАРИЯ (1867-1953). Супруга (1893) сына наследника английского престола Георга — короля (с 1910 года) Георга V, дочь герцога Текского.
ВИКТОРИЯ ПРУССКАЯ (1840-1901). Урожденная принцесса Английская Виктория, старшая дочь английской королевы Виктории, замужем (1858) за принцем Фридрихом Вильгельмом Прусским (1831—1888) — германским императором Фридрихом III (1888), мать императора Вильгельма II.
ВИКТОР ЭММАНУИЛ (1820-1878). С 1849 года - король Сардинский, с 1861 года — итальянский король Виктор Эммануил II. Женат (1842) на принцессе Аделаиде Австрийской (1822—1855).
ВИЛЬГЕЛЬМ I (1797—1888). Император Германский и король Прусский. Сын прусского короля Фридриха Вильгельма III и принцессы Мекленбург-Стрелицкой. Вступил на прусский престол в 1861 году, после смерти своего брата короля Фридриха Вильгельма IV. Провозглашен первым императором Германской империи в январе 1871 года. Жецат на Августе (Августа Мария Луиза Катарина) (1811—1890), урожденной принцессе Саксен-Веймарской.
ВИЛЬГЕЛЬМ II (1858—1941). Император 1ерманский и король Прусский (1888—1918). Вступил на престол в 1888 году после смерти своего отца императора Фридриха III. Матерью его была старшая дочь английской королевы Виктории принцесса Виктория. Женат (1881) на принцессе Августе Виктории Шлезвиг-Гольштейнской (1858-1921).
ВИТТЕ СЕРГЕЙ ЮЛЬЕВИЧ (1849-1915). Граф (1905), директор Департамента железнодорожных дел Министерства финансов (1889— 1892), министр путей сообщения (1902), министр финансов (1892— 1903), председатель Комитета министров (1903—1905), председатель Совета министров (1905—1906), член Государственного совета.
ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ (1847-1909). Великий князь, сын императора Александра II, генерал-адъютант, главнокомандующий войсками гвардии и Петербургского военного округа (1884—1905), член Государственного совета, президент Академии художеств. Женат (1874) на дочери великого герцога МекленбурМНверинского Фридриха Франца II принцессе Марии, принявшей в России имя великой княгини Марии Павловны (старшей).
483


Александр III
ВОРОНЦОВ-ДАШКОВ ИЛЛАРИОН ИВАНОВИЧ (1837-1916). Граф, генерал-адъютант, генерал от кавалерии. Друг императора Александра III. Министр императорского двора (1881—1897), наместник на Кавказе и главнокомандующий войсками Кавказского военного округа (1905—1915). Женат (1867) на Елизавете Алексеевне, урожденной графине Шуваловой.
ВЫШНЕГРАДСКИЙ ИВАН АЛЕКСЕЕВИЧ (1831-1895). Профессор, инженер и ученый в области механики, предприниматель, управляющий Министерством финансов (1887), министр финансов (1888-1892).
ВЯЗЕМСКИЙ ПЕТР АНДРЕЕВИЧ (1792-1878). Князь, поэт, литературный критик, публицист, товарищ министра просвещения (1855-1858).
ГАГАРИН ГРИГОРИЙ ГРИГОРЬЕВИЧ (1810-1893). Князь, обер- камергер (1891), вице-президент Академии художеств, художник.
ГАГАРИН ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ (1789-1872). Князь, сенатор, председатель 1осударственного совета (1864—1865), председатель Комитета министров (1864—1872).
ГАЦФЕЛЬД ПАУЛЬ МЕЛЬХИОР (1831-1901). Граф, германский дипломат, с 1885 года — посол 1ермании в Лондоне.
ГЕ НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ (1831-1894). Русский живописец, один из создателей Товарищества передвижников.
ГЕЙДЕН ФЕДОР ЛОГИНОВИЧ (1821-1900). Граф, генерал-адъютант, генерал от инфантерии, начальник Главного штаба (1866— 1880), финляндский генерал-губернатор (1881—1897).
ГЕОРГ АВГУСТ, герцог Мекленбург-Стрелицкий (1824—1876). 1ене- рал-адъютант, генерал-инспектор стрелковых батальонов, супруг (1851) великой княгини Екатерины Михайловны (1827—1894).
ГЕОРГ I (1845—1913). Принц Датский Вильгельм, второй сын датского короля Христиана IX, брат императрицы Марии Федоровны. Принял в 1863 году предложенную греческим Национальным собранием корону, после того как Россия, Франция и Англия высказали свое согласие. Женат (1867) на великой княгине Ольге Константиновне (1851—1926).
ГЕОРГ V (1865—1936). Король Великобритании и Ирландии и император Индии. Вступил на престол в 1910 году после смерти своего отца, короля Эдуарда VII. Женат (1893) на Виктории Марии (1867—1953), дочери герцога Текского.
ГЕОРГИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1871-1899). Великий князь, сын императора Александра III и брат императора Николая И. В 1894—
484


Указатель имен
1899 годах — наследник престола. В начале 90-х годов заболел туберкулезом и последние годы жизни жил почти безвыездно в местечке Абастуман (Абас-Туман) на Кавказе, куда его отправили врачи. Здесь основал самую высокогорную в мире обсерваторию.
ГЕОРГИЙ МИХАЙЛОВИЧ (1863-1919). Великий князь, генерал- адъютант, сын великого князя Михаила Николаевича, внук Николая I, двоюродный брат Александра III и двоюродный дядя Николая II. Женат (1900) на Марии Греческой (1876-1940), племяннице императрицы Марии Федоровны. Нумизмат, директор Музея императора Александра III в Петербурге (Русский музей).
ГЕССЕНСКИЙ АЛЕКСАНДР (ЛЮДВИГ ГЕОРГ ФРИДРИХ ЭМИЛЬ) (1823—1888). Третий сын великого герцога Гессен-Дармштадтского Людвига II и брат императрицы Марии Александровны. Состоял на русской, а затем на австрийской службе, где имел звание фельдмаршал-лейтенант. В 1851 году оставил службу и вступил в морганатический брак с фрейлиной сестры (тогда цесаревны Марии Александровны) графиней Юлией фон Гауке (1825—1895) — дочерью русского артиллерийского генерала Морица фон Гауке, которая, вместе со своим потомством, получила титул графини (а в 1858 — принцессы) Баттенберг. Родоначальник рода князей (принцев) Баттенберг (Маунтбеттен).
ГИНЦБУРГ ГОРАЦИЙ ОСИПОВИЧ (1838-1909). Барон, известный предприниматель и банкир.
ГИРС НИКОЛАЙ КАРЛОВИЧ (1820-1895). Статс-секретарь, министр иностранных дел России (1882—1895).
ГИРШ ГУСТАВ ИВАНОВИЧ (1828-1907). Лейб-хирург Александра III и Николая II.
ГЛАДСТОН УИЛЬЯМ ЮАРТ (1809-1898). Английский политик, лидер либеральной партии, премьер-министр в 1868—1874, 1880— 1885, 1886 и 1892-1894 годах.
ГЛИНКА МИХАИЛ ИВАНОВИЧ (1804-1857). Русский композитор, родоначальник русской классической музыки.
ГЛИНКА-МАВРИН БОРИС ГРИГОРЬЕВИЧ (1810-1896). Генерал- адъютант, генерал от инфантерии, член Военного совета.
ГОГЕЛЬ ГРИГОРИЙ ФЕДОРОВИЧ (1808-1881). Генерал-адъютант, состоял при сыновьях Александра II — Николае, Александре и Владимире. С 1860 года — помощник главноуправляющего Царским Селом, с 1865 года — управляющий Царскосельским дворцовым управлением и Царским Селом.
485


Александр III
ГОГОЛЬ НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ (1809-1852). Известнейший русский писатель, автор рассказов, повестей, романов, комедий и религиозно-нравственных сочинений.
ГОЛЕНИЩЕВ-КУТУЗОВ АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ (1846-1897).
Граф. Генерал-майор свиты, гофмаршал (1893).
ГОЛЕНИЩЕВ-КУТУЗОВ АРСЕНИЙ АРКАДЬЕВИЧ (1848-1913).
Граф, гофмейстер, управляющий Дворянским земельным и Крестьянским поземельным банками (1889—1895), затем управляющий канцелярией императрицы Александры Федоровны. Поэт, член Российской академии наук. Его стихи любил император Александр III.
ГОЛИЦЫН ВЛАДИМИР ДМИТРИЕВИЧ (1816-1888). Светлейший князь, генерал-адъютант, обер-шталмейстер, президент Придворной конюшенной конторы.
ГОРЧАКОВ АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ (1798-1883). Князь, советник посольства в Вене (1833—1838), посланник в Штутгарте (1841-1850); министр иностранных дел (1856—1882), государственный канцлер.
ГОТЬЕ ТЕОФИЛЬ (1811—1872). Французский писатель и литературный критик.
ГРЕЙГ САМУИЛ АЛЕКСЕЕВИЧ (1827-1887). Генерал-адъютант, товарищ министра финансов (1866—1874), государственный конт- ролер (1874—1878), министр финансов (1878—1880), член Государственного совета.
ГРЕССЕР ПЕТР АПОЛЛОНОВИЧ (1832-1892). Генерал-адъютант, петербургский градоначальник (1882-1892). Умер от неудачного впрыскивания «виталина», изобретенного неким Гачковским для омоложения.
ГРОТ ЯКОВ КАРЛОВИЧ (1812-1893). Выпускник Царскосельского лицея, профессор русской словесности, академик Петербургской академии наук, преподаватель русского языка у цесаревича Александра Александровича.
ГУРКО ИОСИФ ВЛАДИМИРОВИЧ (1828-1901). Генерал от кавалерии, командующий войсками гвардии во время войны 1877— 1878 годов. Петербургский временный военный губернатор с 7 апреля 1879 по 14 февраля 1880 года. Варшавский военный губернатор и командующий войсками Варшавского военного округа (1883- 1894). Член Государственного совета.
48б


Указатель имен
ГЮББЕНЕТ АДОЛЬФ ЯКОВЛЕВИЧ (1830-1901). Статс-секретарь, товарищ министра путей сообщения (1880—1885), министр путей сообщения (1889—1892).
ГЮГО ВИКТОР МАРИ (1802-1885). Французский писатель.
ДАНИЛОВИЧ ГРИГОРИЙ ГРИГОРЬЕВИЧ (1825-1906). Генерал- адъютант, генерал от инфантерии. Директор 2-й военной гимназии, воспитатель Николая II и его брата великого князя Георгия Александровича.
ДЕЛЯНОВ ИВАН ДАВЫДОВИЧ (1818-1897). Граф, статс-секретарь, министр народного просвещения (1882—1897).
ДЕМИДОВ ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ, князь Сан-Донато (1839-1885).
Наследник огромного состояния уральских заводчиков, публицист, один из организаторов «Священной дружины».
ДИЗРАЭЛИ БЕНДЖАМЕН, граф Биконсфилд (1804-1881). Премьер-министр Великобритании в 1868 и 1874—1880 годах, лидер Консервативной партии.
ДМИТРИЙ КОНСТАНТИНОВИЧ (1860-1919). Великий князь, внук императора Николая I, третий сын великого князя, генерал- адмирала Константина Николаевича (1827—1892) и великой княгини Александры Иосифовны (1830—1911), двоюродный брат Александра III и двоюродный дядя Николая И.
ДОЛГОРУКОВ ВЛАДИМИР АНДРЕЕВИЧ (1810-1891). Князь, генерал-адъютант, генерал от кавалерии, московский генерал-губернатор (1865—1891).
ДОСТОЕВСКИЙ ФЕДОР МИХАЙЛОВИЧ (1821-1881). Знаменитый русский писатель, автор романов, рассказов, повестей, публицистических произведений.
ДРАГОМИРОВ МИХАИЛ ИВАНОВИЧ (1830-1905). Русский военный теоретик, генерал от инфантерии, последователь А.В. Суворова.
ДРЕНТЕЛЬН АЛЕКСАНДР РОМАНОВИЧ ФОН (1820-1888). Генерал-адъютант, шеф жандармов и начальник III Отделения (1878— 1880). Киевский, подольский и волынский генерал-губернатор (13 января 1881—15 июня 1888).
ДУРНОВО ИВАН НИКОЛАЕВИЧ (1830-1903). Товарищ министра внутренних дел (1882—1885), министр внутренних дел (1889—1895), председатель Комитета министров (1895—1903).
ЕВГЕНИЯ МАРИЯ ДЕ МОНТИХО ДЕ ГУЗМАН, французская императрица (1826—1920). Дочь испанского графа де Монтихо и Теба,
487


Александр III
герцога Палеранде. С 1851 года жила в Париже, супруга (1853) императора Наполеона III.
ЕКАТЕРИНА II АЛЕКСЕЕВНА (1729-1796). Императрица (28 июня 1762 — 6 ноября 1796). Урожденная принцесса Августа София Фредерика Ангальт-Цербстская. Жена (1745) внука Петра I великого князя Петра Федоровича (1728—1762), в 1761—1762 годах — императора Петра III.
ЕКАТЕРИНА МИХАЙЛОВНА (1827-1894). Великая княгиня, дочь Михаила Павловича (брата Николая I), замужем (1851) за герцогом Георгом Мекленбург-Стрелицким (1823—1876).
ЕЛЕНА (1846—1923). Дочь английской королевы Виктории, в супружестве (1866) с принцем Христианом Шлезвиг-Гольштейн-Зон- денбург-Аугустенбургским.
ЕЛЕНА ПАВЛОВНА (1806—1873). Великая княгиня, урожденная принцесса Фредерика Шарлотта Мария Вюртембергская, жена (1824) сына Павла I великого князя Михаила Павловича.
ЕЛИЗАВЕТА МАВРИКИЕВНА (1865-1927). Великая княгиня, урожденная принцесса Саксен-Альтенбургская. В замужестве (1884) за великим князем Константином Константиновичем (1858—1915).
ЕЛИЗАВЕТА МИХАЙЛОВНА (1826-1845). Великая княжна, дочь великого князя Михаила Павловича, племянница императора Николая I. Жена (1844) Адольфа Вильгельма, герцога Нассауского (1817-1905).
ЕЛИЗАВЕТА ФЕДОРОВНА (1864—1918). Великая княгиня, урожденная принцесса Гессен-Дармштадтская, вторая дочь герцога Людвига IV. Жена (1884) великого князя Сергея Александровича, сестра императрицы Александры Федоровны. В 1910 году приняла монашеский постриг. В 1992 году причислена Русской Православной Церковью к лику святых.
ЖЕЛЯБОВ АНДРЕЙ ИВАНОВИЧ (1850-1881). Народоволец, один из организаторов покушений на Александра II.
ЖУКОВСКАЯ АЛЕКСАНДРА ВАСИЛЬЕВНА (1842-1899). Дочь поэта В.А. Жуковского, фрейлина императрицы Марии Александровны. Возлюбленная великого князя Алексея Александровича, с которым она тайно обвенчалась в Италии, но брак был аннулирован императором Александром II. Имела от великого князя сына, Алексея Алексеевича, получившего титул графа Белёвского (1871— 1932). Вышла замуж на барона Вормена и уехала из России.
488


Указатель имен
ЗАГОСКИН МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ (1789-1852). Писатель, автор исторических романов.
ЗАСУЛИЧ ВЕРА ИВАНОВНА (1849-1919). Член «Народной воли», в 1878 году совершила покушение на петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова.
ЗАХАРЬИН ГРИГОРИЙ АНТОНОВИЧ (1829-1897). Директор факультетской терапевтической клиники Московского университета, известный врач-терапевт.
ЗДЕКАУЕР НИКОЛАЙ ФЕДОРОВИЧ (1815-1897). Профессор Медико-хирургической академии, лейб-медик.
ЗИНОВЬЕВ ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ (1814-1891). Генерал-майор, гофмаршал (1868) двора наследника престола Александра Александровича, генерал-адъютант (1870).
ЗИНОВЬЕВ НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ (1801-1882). Генерал-адъютант (1855), состоявший при сыновьях Александра II— Николае, Александре и Владимире (1849—1860). Член Комитета о раненых.
ЗИЧИ МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1827-1906). Придворный художник, академик.
ИГНАТЬЕВ НИКОЛАЙ ПАВЛОВИЧ (1832-1908). Граф, генерал- адъютант, посол в Турции (1864—1877), министр внутренних дел (1881—1882), член Государственного совета. Женат на Екатерине Леонидовне, урожденной княжне Голицыной (1843—1917).
ИМЕРЕТИНСКИЙ АЛЕКСАНДР КОНСТАНТИНОВИЧ (1837-1900).
Светлейший князь, генерал-адъютант, член Государственного совета, главный военный прокурор и начальник Главного военно-судного управления (1881—1891).
ИОГАНН АЛЬБРЕХТ (1857-1920). Герцог Мекленбург-Шверин- ский, брат великой княгини Марии Павловны (старшей).
ИСИДОР (НИКОЛЬСКИЙ ЯКОВ СЕРГЕЕВИЧИ 1799-1892). Митрополит Петербургский и Новгородский (1860—1892).
КАРАКОЗОВ ДМИТРИЙ ВЛАДИМИРОВИЧ (1840-1866). Террорист, в 1866 году покушался на Александра II.
КАРЛ ФРИДРИХ АЛЕКСАНДР (1801-1883). Принц Прусский, сын Фридриха Вильгельма III, брат императрицы Александры Федоровны (супруги Николая I), генерал-фельдцейхмейстер прусской армии.
КАРЛ ФРИДРИХ АЛЕКСАНДР (1823-1891). Принц Вюртембергский, с 1864 года — король Вюртембергский. Муж (1846) дочери императора Николая I великой княгини Ольги Николаевны.
489


Александр III
КАТКОВ МИХАИЛ НИКИФОРОВИЧ (1818-1887). Журналист- публицист, с 1851 года редактор газеты «Московские ведомости», с 1856 года издатель журнала «Русский вестник».
КАХАНОВ МИХАИЛ СЕМЕНОВИЧ (1833-1900). Статс-секретарь, управляющий делами Комитета министров (1872—1880), товарищ министра внутренних дел (1880), сенатор.
КИБАЛЬЧИЧ НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ (1853-1881). Террорист- народоволец, участник подготовки убийства Александра И.
КОВАЛЕВСКИЙ МИХАИЛ ЕВГРАФОВИЧ (1829-1884). Сенатор, член Государственного совета.
КОКО дядя — см. Константин Николаевич.
КОНСТАНТИН (1868—1923). Старший сын греческого короля Георга I и великой княгини Ольги Константиновны, племянник великого князя Константина Константиновича, внук великого князя Константина Николаевича, племянник императрицы Марии Федоровны. Король Греческий Константин I (1913—1917 и 1920—1922). Отрекся от престола в 1922 году. Женат (1889) на Софии, принцессе Прусской (1870-1932).
КОНСТАНТИН КОНСТАНТИНОВИЧ (1858-1915). Великий князь, второй сын великого князя Константина Николаевича и Александры Иосифовны, внук императора Николая I, двоюродный брат Александра III. Генерал-адъютант, генерал от инфантерии. С 1891 года — командир Преображенского полка, начальник военно-учебных заведений (1900—1910); с 1910 года — генерал-инспектор военноучебных заведений. С 1889 года — президент Академии наук. Поэт, драматург, переводчик (литературный псевдоним «К.Р.»). Женат (1884) на принцессе Елизавете Саксен-Альтенбургской, получившей в России имя Елизаветы Маврикиевны.
КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ (1827-1892). Великий князь, второй сын императора Николая I. Генерал-адмирал. С 1855 года управлял флотом и морским ведомством на правах министра, с 1860 года — председатель Главного комитета по крестьянскому делу, наместник Царства Польского (1862—1863), председатель Государственного совета (1865—1881). Женат (1848) на Александре Иосифовне, принцессе Саксен-Альтенбургской (1830—1911).
КОРФ МОДЕСТ АНДРЕЕВИЧ (1800-1876). Барон, лицейский друг А.С. Пушкина, директор Публичной библиотеки в Петербурге (1849—1861), учитель словесности у великого князя Александра
49°


Указатель имен
Александровича (Александра III), председатель Департамента законов 1Ъсударственного совета (1864—1872), граф (1872).
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА (1875-1960). Великая княгиня, старшая дочь императора Александра III, сестра императора Николая II. Жена (свадьба — 25 июля 1894) великого князя Александра Михайловича.
КУЗНЕЦОВА АННА ВАСИЛЬЕВНА (1847-1922). Балерина, с начала 70-х годов — возлюбленная великого князя Константина Николаевича.
ЛАЖЕЧНИКОВ ИВАН ИВАНОВИЧ (1792-1869). Писатель, автор русских исторических романов.
ЛЕЙХТЕНБЕРГСКАЯ МАРИЯ МАКСИМИЛИАНОВНА (1841-1914).
Дочь великой княгини Марии Николаевны (дочери Николая I) от ее брака с герцогом Максимилианом Лейхтенбергским. С 1863 года — супруга принца Вильгельма Баденского.
ЛЕЙХТЕНБЕРГСКИЙ ЕВГЕНИЙ МАКСИМИЛИАНОВИЧ (1847-1901).
1ерцог, князь Романовский, второй сын старшей дочери императора Николая I великой княгини Марии Николаевны. Генерал-адъютант. В 1868 году женился на фрейлине цесаревны Марии Федоровны Дарье Константиновне Опочининой («Долли»), умершей в марте 1869 года. Вторым браком был женат на Зинаиде Дмитриевне Скобелевой, получившей титул графини Богарне.
ЛЕЙХТЕНБЕРГСКИЙ МАКСИМИЛИАН (1817-1852). Герцог, сын Евгения Богарне, герцога Лейхтенбергского, князя Эйхштадтско- го, пасынка Наполеона I, первый муж дочери Николая I великой княгини Марии Николаевны (1819—1876).
ЛЕЙХТЕНБЕРГСКИЙ НИКОЛАЙ МАКСИМИЛИАНОВИЧ (1843- 1891). Герцог, князь Романовский, старший сын великой княгини Марии Николаевны, дочери Николая I, кузен Александра III. 1ене- рал-адъютант, шеф лейб-гвардии Конногвардейского полка. Женат на Надежде Сергеевне, по первому мужу Акинфьевой, урожденной Анненковой (1839—1891), получившей в 1879 году титул графини Богарне.
ЛЕЙХТЕНБЕРГСКИЙ ГЕОРГИЙ (ЮРИЙ) МАКСИМИЛИАНОВИЧ (1852—1912). 1ерцог, князь Романовский, сын старшей дочери императора Николая I Марии Николаевны и герцога Максимилиана Лейхтенбергского, двоюродный брат Александра III. В первом браке состоял с принцессой Терезией Ольденбургской (ум. 1883). В 1890 году женился на Анастасии Николаевне Черногорской.
491


Александр III
ЛЕРМОНТОВ МИХАИЛ ЮРЬЕВИЧ (1814-1841). Русский поэт.
ЛИВЕН АНДРЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1839-1913). Князь, статс-секретарь, управляющий Министерством государственных иму- ществ (1879—1881), член Государственного совета.
ЛОРИС-МЕЛИКОВ МИХАИЛ ТАРИЕЛОВИЧ (1825-1888). Граф
(1880), генерал-адъютант (1866), генерал от кавалерии (1875). Герой русско-турецкой войны (на Кавказском фронте). Министр внутренних дел (1880—1881).
ЛОФТУС АУГУСТУС (1817—1904). Посол Великобритании в Берлине (1865—1871), посол в Петербурге (1871—1879).
ЛУИЗА (ВИЛЬГЕЛЬМИНА ФРЕДЕРИКА КАРОЛИНА АВГУСТА ЮЛИЯ) (1817—1898). Урожденная принцесса Гессен-Кассельская, жена (1842) сына герцога Шлезвиг-Гольштейн-Зонденбург-Глюксбургского, ставшего в 1852 году наследником датской короны, а в 1863 году вступившего на престол под именем короля Христиана IX. Мать императрицы Марии Федоровны.
ЛЮДВИГ III ГЕССЕНСКИЙ (1806-1872). Великий герцог Гессен- Дармиггадтский. Первый раз женат на Матильде, принцессе Баварской (1813—1862); второй раз (1867) — на Магдалене, баронессе Хёх- штадтенской (1846—1917). Брат императрицы Марии Александровны.
ЛЮДВИГ IV ГЕССЕНСКИЙ (1837-1892). Великий герцог Гессенский, правивший в 1877—1892 годах после смерти своего дяди Людвига III. Был женат на третьей дочери английской королевы Виктории Алисе (1843—1878). Их дочь Елизавета (Елизавета Федоровна) — жена (1884) великого князя Сергея Александровича, а Алиса (Александра Федоровна) — императора Николая II.
ЛЮДОВИК XVI (1754-1793). Французский король (1774-1792). В результате революции свергнут с престола и казнен.
МАКОВ ЛЕВ САВВИЧ (1830—1883). Министр внутренних дел (1878-1880), министр почт и телеграфов (1880—1881), член Государственного совета.
МАЛЬЦЕВА АНАСТАСИЯ НИКОЛАЕВНА (1820-1894). Урожденная княжна Урусова, фрейлина императрицы Марии Александровны.
МАЛЬЦОВА ИРИНА СЕРГЕЕВНА (1820-1883). Фрейлина императрицы Марии Александровны, поддерживала дружеские отношения с ее сыновьями Сергеем и Павлом Александровичами.
МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА, императрица (1824-1880). Урожденная Максимилиана Вильгельмина Августа София Мария, принцес¬
492


Указатель имен
са 1ессен-Дармштадтская, дочь великого герцога Гессенского Людовика II, жена (1841) наследника русского престола, с 1855 года — императора Александра И.
МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА (1853—1920). Великая княжна, единственная дочь императора Александра II. С 1874 года замужем за сыном английской королевы Виктории Альфредом Эрнстом Альбертом, герцогом Саксен-Кобург-Готским, графом Кентским, герцогом Эдинбургским (1844—1900).
МАРИЯ МАКСИМИЛИАНОВНА (1841-1914). Герцогиня Лейхтен- бергская, княгиня Романовская. Дочь великой княгини Марии Николаевны, внучка Николая I. С 1863 года — жена принца Вильгельма Баденского.
МАРИЯ НИКОЛАЕВНА (1819—1876). Великая княгиня, старшая дочь императора Николая I. В первом браке за Максимилианом, герцогом Лейхтенбергским, во втором — за графом Григорием Александровичем Строгановым.
МАРИЯ ПАВЛОВНА (СТАРШАЯ) (1854-1920). Великая княгиня, урожденная принцесса Мекленбург-Шверинская, дочь великого герцога Мекленбург-Шверинского Фридриха Франца II и супруги его Августы, урожденной принцессы Рейс-Шлейцкой. Жена (1874) великого князя Владимира Александровича.
МАРИЯ РУМЫНСКАЯ (1875-1938). Принцесса Мария, дочь второго сына английской королевы Виктории Альфреда, герцога Сак- сен-Кобург-1отского, герцога Эдинбургского и супруги его, великой княгини Марии Александровны — дочери императора Александра И. Замужем (1893) за принцем Фердинандом Гогенцоллерн-Сиг- марингенским (1864—1927), наследником румынского престола, позже румынским королем Фердинандом I (1914—1927).
МАРИЯ ФЕДОРОВНА, императрица (1847—1928). Урожденная принцесса Датская Дагмар (Мария София Фредерика Дагмар), четвертый ребенок в семье датского короля Христиана IX и королевы Луизы. Жена (1866) наследника русского престола Александра Александровича, с 1881 года — императора.
МЕКЛЕНБУРГ-СТРЕЛИЦКИЙ ГЕОРГ (1824-1876). Герцог, муж
(1851) 	великой княгини Екатерины Михайловны (1824—1894).
МЕКЛЕНБУРГ-СТРЕЛИЦКИЙ ГЕОРГИЙ ГЕОРГИЕВИЧ (1859— 1909). Герцог, сын герцога Георгия Мекленбург-Стрелицкого и великой княгини Екатерины Михайловны, дочери великого князя Михаила Павловича (брата Николая I).
493


Александр III
МЕЛЬНИКОВ-ПЕЧЕРСКИЙ ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ (1818-1883).
Писатель, автор произведений из жизни старообрядцев.
МЕЩЕРСКАЯ МАРИЯ ЭЛИМОВНА (1844-1868). Княжна, фрейлина императрицы Марии Александровны, жены Александра И. В 1867 году вышла замуж за Павла Павловича Демидова (1839—1885).
МЕЩЕРСКИЙ ВЛАДИМИР ПЕТРОВИЧ (1838-1914). Князь, действительный статский советник, камергер, внук историка Н.М. Карамзина. Окончил Училище правоведения. С 1872 года — редактор-издатель консервативного журнала «Гражданин».
МЕЩЕРСКИЙ ПЕТР СЕРГЕЕВИЧ (1779-1856). Князь, обер-прокурор Святейшего Синода (1817—1833), сенатор.
МИЛЮТИН ДМИТРИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ (1816-1912). Граф, генерал-адъютант, военный министр (1861—1881), генерал-фельдмаршал.
МИННИ — см. Мария Федоровна.
МИССИ — см. Мария Румынская.
МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1878-1918). Великий князь, генерал-майор, член Государственного совета, младший сын императора Александра III, брат императора Николая II, наследник русского престола в 1899—1904 годах.
МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ (1861—1929). Великий князь, внук Николая I, сын великого князя Михаила Николаевича. В феврале 1891 года без согласия родителей и без ведома императора Александра III вступил в брак с внучкой А.С. Пушкина Софией Николаевной Нас- сауской, графиней Меренберг де Торби (1868—1927). За это был исключен со службы, и ему был воспрещен въезд в Россию.
МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ (1832-1909). Великий князь, младший сын императора Николая I, генерал-фельдцейхмейстер, намест^ ник на Кавказе (1863—1881), генерал-фельдмаршал, председатель Государственного совета (1881-1905). Женат (1857) на принцессе Цецилии Баденской (1839—1891), получившей в России имя великой княгини Ольги Федоровны.
МИХАИЛ ПАВЛОВИЧ (1798—1849). Великий князь, младший сын Павла I, генерал-фельдцейхмейстер, генерал-инспектор по инженерной части, главнокомандующий Гвардейским и Гренадерским корпусами. Женат (1824) на принцессе Каролине Вюртембергской, в России — великая княгиня Елена Павловна (1806—1873).
МИХЕНЬ — см. Мария Павловна.
494


Указатель имен
МОНТЕБЕЛЛО ГУСТАВ (1838-1907). Граф, посол Франции в Петербурге (1891-1903).
МОРЕНГЕЙМ АРТУР ПАВЛОВИЧ (1824-1906). Барон, русский посол в Париже (1884—1898).
МОРЬЕР РОБЕРТ (1826—1893). Английский посол в Петербурге в 1884-1893 гг.
МОСИН СЕРГЕЙ ИВАНОВИЧ (1849-1902). Генерал-майор, конструктор стрелкового оружия. В 1890 году создал магазинную трехлинейную винтовку.
М.Э. — см. Мещерская М.Э.
НАБОКОВ ДМИТРИЙ НИКОЛАЕВИЧ (1826-1904). Статс-секретарь, сенатор, министр юстиции (1878—1885), член Государственного совета.
НАПОЛЕОН III (ЛУИ НАПОЛЕОН БОНАПАРТ) (1808-1873). Император Франции в 1853—1870 годах. Племянник Наполеона I. Женат (1853) на Монтихо Евгении Марии, испанской графине Теба (1826-1920).
НАССАУСКИЙ АДОЛЬФ (1817-1905). Герцог Нассауский, вступил на престол в 1839 году, лишился своих владений, присоединенных к Пруссии после австро-прусской войны 1866 года. Женат первым браком на великой княгине Елизавете Михайловне (1826—1845), дочери великого князя Михаила Павловича. С 1900 года — великий герцог Люксембургский.
НЕССЕЛЬРОДЕ КАРЛ ВАСИЛЬЕВИЧ (1780-1862). Граф, статс-секретарь, управляющий Министерством иностранных дел (1812— 1816), министр иностранных дел (1816—1856), государственный канцлер (1845).
НЕССЕЛЬРОДЕ МАРИЯ ДМИТРИЕВНА (1786-1849). Урожденная Гурьева, дочь министра финансов Д.А. Гурьева, жена К.В. Нессельроде.
НИЗИ ДЯДЯ — см. Николай Николаевич (старший).
НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1843-1865). Великий князь, старший сын Александра II, наследник престола, цесаревич (1855—1865).
НИКОЛАЙ II АЛЕКСАНДРОВИЧ (1868-1918). Старший сын императора Александра III, император России (20 октября 1894 — 2 марта 1917). Женат (1894) на Александре Федоровне, урожденной гессенской принцессе Алисе (1872—1918).
495


Александр III
НИКОЛАЙ КОНСТАНТИНОВИЧ (1850-1918). Великий князь, старший сын великого князя Константина Николаевича и Александры Иосифовны. В 1874 году совершил святотатство: похитил в кабинете своей матери в Мраморном дворце в Петербурге драгоценные камни с оклада семейной иконы. Был признан психически больным и выслан из Петербурга.
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ (1859-1919). Великий князь, внук Николая I, старший сын великого князя Михаила Николаевича и великой княгини Ольги Федоровны. Генерал-адъютант, генерал от инфантерии, командующий Кавказской гренадерской дивизией (1897). Историк, энтомолог.
НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ (СТАРШИЙ) (1831-1891). Великий князь, третий сын Николая I, генерал-инспектор по инженерной части
(1852), командир Отдельного гвардейского корпуса (1862—1864), командующий, а потом главнокомандующий войсками гвардии и Петербургского военного округа (1864—1880), генерал-инспектор кавалерии (1864), главнокомандующий армией во время войны с Турцией 1877—1878 годов. Генерал-фельдмаршал. Женат (1856) на принцессе Александре Петровне Ольденбургской (1838—1900).
НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ (МЛАДШИЙ) (1856-1929). Великий князь, старший сын Николая Николаевича (старшего) и его жены Александры Петровны, урожденной принцессы Ольденбургской. Генерал-адъютант, генерал от кавалерии. Внук императора Николая I. Генерал-инспектор кавалерии (1895—1905), председатель Совета государственной обороны (1905—1908), главнокомандующий войсками гвардии и Петербургского военного округа (1905—1914). Верховный главнокомандующий всеми вооруженными силами России в первый год мировой войны (1914—1915).
НИКОЛАЙ I ПАВЛОВИЧ (1796-1855). Третий (порфирородный) сын императора Павла I. Император (19 ноября 1825—18 февраля 1855). Женат (1817) на Шарлотте Каролине, принцессе Прусской (1798—1860), в России — Александра Федоровна.
НИКОЛЬСКИЙ КСЕНОФОНТ ЯКОВЛЕВИЧ (ум. 1886). Протоиерей придворного собора Зимнего дворца. 6 июля 1880 года обвенчал Александра II и княжну Е.М. Долгорукую.
НИКОН (НИКИТА МИНОВ) (1605-1681). Патриарх с 1651 года, провел церковные реформы, вызвавшие раскол в Русской Православной Церкви. Церковный собор 1666—1667 годов снял с него сан патриарха.
НИКС — см. Николай Александрович.
496


Указатель имен
ОБОЛЕНСКАЯ АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВНА, княгиня. Урожденная графиня Апраксина, замужем за гофмаршалом, флигель-адъютантом князем Владимиром Сергеевичем Оболенским (Оболенский- Нелединский-Мелецкий, ум. 1891). Фрейлина императрицы Марии Федоровны, многолетняя ближайшая ее приятельница.
ОБОЛЕНСКИЙ ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ (1847-1891). Князь, генерал-лейтенант, гофмаршал, близкий друг семьи Александра III, муж А.А. Апраксиной.
ОБОЛЕНСКИЙ НИКОЛАЙ ДМИТРИЕВИЧ (1860-1912). Князь, флигель-адъютант императора Александра III, управляющий кабинетом императора Николая И.
ОБОЛЕНСКИЙ НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ (1833-1898). Князь, генерал-адъютант, генерал-лейтенант. Командир Преображенского полка (с 1876 года), герой русско-турецкой войны 1877—1878 годов. С 1891 года — командир Гвардейского корпуса.
ОБРУЧЕВ НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ (1830-1904). Генерал-адъютант (1878), генерал от инфантерии (1887). Участник русско-турецкой войны 1877—1878 годов. Начальник Главного штаба (1881—1897), член Государственного совета (1897—1904), почетный член Академии наук.
ОФФЕНБАХ ЖАК (1819—1880). Французский композитор, один из создателей классической оперетты.
ОЗЕРОВ ПЕТР ИВАНОВИЧ. Дипломат, генеральный консул во Франкфурте-на-Майне (1884—1895), министр-резидент в Гессене (1895-1905).
ОЛЬГА АЛЕКСАНДРОВНА (1882—1960). Младшая дочь Александра III, сестра Николая II. В первом браке (1901) за принцем Петром Александровичем Ольденбургским (1868—1924), с которым развелась в 1915 году. В 1916 году вступила в морганатический брак с ротмистром лейб-гвардии Кирасирского полка Николаем Александровичем Куликовским (1881-1958).
ОЛЬГА КОНСТАНТИНОВНА (1851-1926). Великая княжна, дочь великого князя Константина Николаевича, внучка императора Николая I. Замужем (1867) за принцем Датским Вильгельмом — королем Греции Георгом I.
ОЛЬГА ФЕДОРОВНА (1839—1891). Великая княгиня, урожденная принцесса Цецилия Баденская, жена (1857) младшего сына императора Николая I великого князя Михаила Николаевича.
ОЛЬДЕНБУРГСКАЯ ЕВГЕНИЯ МАКСИМИЛИАНОВНА (1845-1925).
Жена принца Александра Петровича Ольденбургского, урожден-
497


Александр III
нал герцогиня Лейхтенбергская, княжна Романовская, внучка Николая I.
ОЛЬДЕНБУРГСКИЙ ГЕОРГ (1784-1812). Принц, муж (1809) великой княгини Екатерины Павловны (1788—1819), тверской и ярославский генерал-губернатор.
ОЛЬДЕНБУРГСКИЙ ПЕТР ГЕОРГИЕВИЧ (1812-1881). Принц, сын великой княгини Екатерины Павловны от ее брака с принцем Георгом Ольденбургским (1784—1812). Учредил Училище правоведения в Петербурге и до смерти был его попечителем.
ОЛЬДЕНБУРГСКИЙ АЛЕКСАНДР ПЕТРОВИЧ (1844-1932). Принц, женат на Евгении Максимилиановне, герцогине Лейхтенбергской, княжне Романовской; генерал-адъютант, член Государственного совета, сенатор. Командир лейб-гвардии Преображенского полка (1870—1876), командир Гвардейского корпуса (1885—1889). Основатель в Петербурге Института экспериментальной медицины.
ОРЛОВ АЛЕКСЕЙ ФЕДОРОВИЧ (1786-1861). Граф (1825), князь (1856), командующий Императорской главной квартирой, шеф жандармов, начальник III Отделения императорской канцелярии (1844—1856), первый уполномоченный на Парижском конгрессе 1856 года, председатель Государственного совета и Комитета министров (1856-1861).
ОРЛОВ НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ (1827-1885). Граф, князь (1856), сын шефа жандармов и начальника III Отделения А.Ф. Орлова, генерал-адъютант, один из ближайших друзей великого князя Константина Николаевича. Посол в Бельгии (1859—1869), в Вене (1869—1870), в Лондоне (1870—1871), в Париже (1871—1884), затем — в Берлине.
ОСТРОВСКИЙ МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ (1827-1901). Сенатор, действительный тайный советник, член Государственного совета. Министр государственных имуществ (1881—1893), председатель Департамента законов Государственного совета (1893—1899), брат писателя и драматурга А.Н. Островского.
ПАВЕЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1860-1919). Великий князь, младший сын императора Александра II. Женат (1889) на греческой принцессе Александре Георгиевне (1870—1891). Командир лейб-гвардии Конного полка (1890—1896), командир Гвардейского корпуса (1898— 1902), генерал от кавалерии, почетный председатель Русского общества охраны народного здравия и покровитель всех поощрительных коннозаводских учреждений в России.
498


Указатель имен
ПАВЕЛ I ПЕТРОВИЧ (1754-1801). Император (6 ноября 1796 - 12 марта 1801). Женат (1773) на принцессе Гессен-Дармштадтской Вильгельмине Луизе (1855—1876), в России — Наталья Алексеевна; второй раз женат (1776) на принцессе Вюртембергской Софии Доротее (1759—1828), в России — Мария Федоровна.
ПАЛЛАДИЙ (в миру РАЕВ ПАВЕЛ ИВАНОВИЧ) (1827-1898). Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, первенствующий член Святейшего Синода.
ПАЛЬМЕРСТОН ГЕНРИ ДЖОН ТЕМПЛ (1784-1865). Виконт, премьер-министр Великобритании в 1855—1858 и 1859—1865 годах. Лидер партии вигов.
ПАСКЕВИЧ-ЭРИВАНСКИЙ ИВАН ФЕДОРОВИЧ (1782-1856). Граф, светлейший князь Варшавский, главнокомандующий на Кавказе (1827—1830), генерал-фельдмаршал, наместник Царства Польского (1832-1856).
ПЕРОВСКАЯ СОФЬЯ ЛЬВОВНА (1853-1881). Член исполнительного комитета «Народной воли», возглавляла подготовку убийства Александра II.
ПЕРОВСКИЙ БОРИС АЛЕКСЕЕВИЧ (1815-1881). Граф (1849), сын графа Алексея Кирилловича Разумовского, генерал-адъютант (1862), начальник Корпуса путей сообщения (1858—1860), наставник при сыновьях Александра II — Александре (Александре III) и Владимире Александровичах (1860—1863), затем член Государственного совета.
ПЛЕМАЦЦИ ЛЮДВИГ. Художник-пейзажист, уроженец Милана, где учился в Академии художеств. Затем переехал в Россию и жил в Петербурге. Известнейший акварелист, основатель Русского общества акварелистов, в 1867 году получил звание профессора Петербургской академии художеств. Обучал технике живописи цесаревну Марию Федоровну.
ПОБЕДОНОСЦЕВ КОНСТАНТИН ПЕТРОВИЧ (1826-1907). Юрист, профессор, статс-секретарь, сенатор. Обер-прокурор Святейшего Синода (1880—1905), член Государственного совета. Преподавал законоведение сыновьям Александра II, в том числе и будущему императору Александру III.
ПОЛОВЦОВ АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ (1832-1910). Государственный секретарь (1883—1892), член Государственного совета.
ПОМПАДУР ЖАННА АНТУАНЕТТА (1721-1764). Маркиза, фаворитка французского короля Людовика XV.
499


Александр III
ПОСЬЕТ КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ (1819-1899). Генерал- адъютант, адмирал, министр путей сообщения (1874—1888).
РЕЙТЕРН МИХАИЛ ХРИСТОФОРОВИЧ (1820-1890). Граф, министр финансов (1862—1878), председатель Комитета министров (1881-1886).
РЕПИН ИЛЬЯ ЕФИМОВИЧ (1844-1930). Русский живописец, передвижник.
РИХТЕР ОТТОН БОРИСОВИЧ (1830-1908). Генерал-адъютант, генерал от инфантерии. С 1858 года — воспитатель сына Александра II Николая, затем при Александре и Владимире, которые его звали Дмитрием Борисовичем. Заведующий делами Комиссии прошений на высочайшее имя (1881—1895), член 1осударственного совета.
РОЖДЕСТВЕНСКИЙ НИКОЛАЙ ПАВЛОВИЧ (1840-1882). Писатель, магистр богословия, профессор Петербургской духовной академии. Преподавал великому князю Александру (Александру III) Закон Божий, позже состоял духовником царской семьи.
САБУРОВ АНДРЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1838-1916). Статс-секретарь, сенатор, министр народного просвещения (1880—1881), член Государственного совета.
САВОНАРОЛА ДЖИРОЛАМО (1452-1498). Католический религиозный фанатик, обличитель нравов Папской курии. Отлучен от церкви и казнен.
САНД ЖОРЖ (настоящее имя АВРОРА ДЮПЕН) (1804-1876).
Французская писательница.
СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1857-1905). Великий князь, четвертый сын императора Александра II. Женат (1884) на принцессе Гес- сен-Дармштадтской Елизавете, в России — Елизавета Федоровна (1864—1918). В феврале 1891 года Сергей Александрович назначен московским генерал-губернатором и командующим войсками Московского военного округа.
СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ (1869-1918). Великий князь, пятый сын великого князя Михаила Николаевича, внук императора Николая I, двоюродный брат Александра III и двоюродный дядя Николая И. Генерал-адъютант, генерал от артиллерии.
СКАРЯТИН ВЛАДИМИР ЯКОВЛЕВИЧ (1813-1870). Гофмейстер двора наследника-цесаревича Александра Александровича, потом егермейстер, убит на охоте. Убийцей оказался обер-егермейстер граф Павел Карлович Ферзен (1800—1884).
500


Указатель имен
СОЛОВЬЕВ СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ (1820-1879). Историк, член Петербургской академии наук, ректор Московского университета, преподавал русскую историю детям Александра II.
СОЛОВЬЕВ ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ (1853-1900). Философ, поэт, публицист, приват-доцент Петербургского университета (1877-1881).
СОФИЯ ГРЕЧЕСКАЯ (1870—1932). Урожденная прусская принцесса, сестра императора Вильгельма II (дочь императора Фридриха III и императрицы Виктории, старшей дочери королевы Виктории Английской). Жена (1889) греческого наследного принца Константина («Тино»), ставшего в 1913 году греческим королем Константином I.
СПЕРАНСКИЙ МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ (1772-1839). Граф, русский государственный деятель.
СТААЛЬ ЕГОР ЕГОРОВИЧ (1824-1907). Российский посол в Лондоне (1884-1903).
СТРОГАНОВ ГРИГОРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ (1824-1878). Граф, генерал-адъютант, член Государственного совета. Морганатический супруг дочери Николая I великой княгини Марии Николаевны, по первому браку герцогини Лейхтенбергской.
СТРОГАНОВ СЕРГЕЙ ГРИГОРЬЕВИЧ (1794-1882). Граф, генерал от кавалерии, член Государственного совета, попечитель Московского учебного округа (1835—1847), московский военный губернатор (1859—1860), председатель Комитета железных дорог (1863— 1865), попечитель наследника Николая Александровича и его братьев Александра, Владимира и Алексея.
СТРУТОН ЕКАТЕРИНА ИВАНОВНА (1823-1891). Няня-англичан- ка, с 1845 года воспитывала будущего императора Александра III.
ТАТИЩЕВ СЕРГЕЙ СПИРИДОНОВИЧ (1846-1906). Дипломат, историк, публицист.
ТИЗЕНГАУЗЕН ЕКАТЕРИНА ФЕДОРОВНА (1803-1888). Урожденная Хитрово. Графиня, камер-фрейлина.
ТИРА (1853—1933). Герцогиня Кумберлендская, урожденная принцесса Датская, дочь короля Христиана IX и королевы Луизы, младшая сестра императрицы Марии Федоровны, жена (1878) герцога Эрнеста Августа Кумберлендского (1845—1923), сына последнего короля Ганновера Ieopra V (1819—1878) — сына герцога Кумберлендского, пятого сына английского короля Ieopra III.
501


Александр III
ТОЛСТОЙ АЛЕКСЕЙ КОНСТАНТИНОВИЧ (1817-1875). Граф, писатель, член Петербургской академии наук.
ТОЛСТОЙ ДМИТРИЙ АНДРЕЕВИЧ (1823-1889). Граф, обер-прокурор Синода и министр народного просвещения (1866—1880), министр внутренних дел (1882—1889).
ТОЛСТОЙ ЛЕВ НИКОЛАЕВИЧ (1828-1910). Граф, писатель, автор рассказов, повестей, романов, драматических произведений.
ТРЕПОВ ФЕДОР ФЕДОРОВИЧ (1812-1889). Генерал-адъютант, петербургский обер-полицмейстер (1866—1873), петербургский градоначальник (1873—1878).
ТЮТЧЕВ ФЕДОР ИВАНОВИЧ (1803-1873). Дипломат, поэт, член Петербургской академии наук.
ТЮТЧЕВА АННА ФЕДОРОВНА (1829-1889). Дочь поэта, фрейлина императрицы Марии Александровны и воспитательница ее дочери Марии (1853—1866), жена Ивана Сергеевича Аксакова.
ТЮТЧЕВА ДАРЬЯ ФЕДОРОВНА (1834-1903). Дочь Ф.И. Тютчева, фрейлина императрицы Марии Александровны.
ТЮТЧЕВА ЕКАТЕРИНА ФЕДОРОВНА (1835-1892). Дочь Ф.И. Тютчева, фрейлина.
УЛЬЯНОВ АЛЕКСАНДР ИЛЬИЧ (1866-1887). Активный деятель террористической фракции «Народной воли», один из организаторов подготовки покушения на Александра III.
УЛЬЯНОВ ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ (ЛЕНИН) (1870-1924). Брат А.И. Ульянова, окончил юридический факультет Петербургского университета. Известный революционер, лидер крайне левого социалистического течения, глава Российской социал-демократической рабочей партии. Осенью 1917 года возглавил коммунистическое правительство.
УЛЬЯНОВА МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА (урожденная БЛАНК) (1835— 1916). Потомственная дворянка, мать А.И. и В.И. Ульяновых.
УМБЕРТО I (1844—1900). Итальянский король с 1878 года. Сын короля Виктора Эммануила II. Женат (1868) на Маргарите (1851— 1926), дочери герцога 1енуэзского.
УЭЛЬСКИЙ герцог — см. Альберт Эдуард.
ФЕРДИНАНД I КОБУРГСКИЙ (1861-1948). Князь Болгарский с 1887 года; царь Болгарский (1908—1918). Сын принца Августа Сак- сен-Кобург-Готского и Клементины, принцессы Орлеанской.
502


Указатель имен
ФИГНЕР ВЕРА НИКОЛАЕВНА (1852-1941). Известная террористка, член «Народной воли», участница подготовки покушения на Александра II в 1881 году.
ФИЛАРЕТ (1782—1867). Митрополит Московский (в миру Василий Михайлович Дроздов), известный проповедник, писатель, церковный деятель. Сын коломенского соборного протоиерея, постригся в монахи в 1808 году. С 1812 года — профессор и ректор Петербургской духовной академии. С 1821 года — архиепископ Московский. Переводчик на современный русский язык Евангелия от Иоанна, составитель Манифеста об освобождении крестьян 1861 года.
ФРЕДЕРИК (1843—1912). Старший сын датского короля Христиана IX и его жены, королевы Луизы. Брат императрицы Марии Федоровны. Женат (1869) на дочери шведского короля Карла XV принцессе Ловизе (Луизе) (1851—1926).
ФРЕДИ — см. Фредерик.
ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ (1826-1884). Ландграф Гессен-Кассель- ский. Первый раз женат (1844) на дочери Николая I великой княгине Александре Николаевне (1825—1844). Второй раз женат (1853) на принцессе Анне Прусской (1836—1901). Брат датской королевы Луизы — жены короля Христиана IX, дядя императрицы Марии Федоровны.
ФРИДРИХ III (1831—1888). Принц Фридрих Вильгельм, старший сын германского императора Вильгельма I, германский император и прусский король (9 марта 1888—15 июня 1888). Женат (1858) на старшей дочери английской королевы Виктории принцессе Виктории (1840—1901).
ХРИСТИАН IX (1818-1906). Датский король (1863-1906). Сын герцога Вильгельма ШлезвигТольштейн-Зонденбур1-Глюксбургского. Наследовал трон после смерти короля Фридриха VII (1863). Женат (1842) на Луизе, дочери ландграфа 1ессен-Кассельского (1817—1898).
ЧЕРЕВИН ПЕТР АЛЕКСАНДРОВИЧ (1837-1896). Генерал-адъютант, товарищ министра внутренних дел (1880—1883), начальник охраны Александра III.
ЧЕРЧИЛЛЬ РАНДОЛЬФ (1849—1895). Английский политический деятель, отец Уинстона Черчилля.
ЧИСЛОВА ЕКАТЕРИНА ГАВРИЛОВНА (1845-1889). Балерина, возлюбленная великого князя Николая Николаевича (старшего).
503


Александр III
ЧИХАЧЕВ НИКОЛАЙ МАТВЕЕВИЧ (1830-1916). Генерал-адъютант, адмирал, начальник Главного морского штаба (1884—1888), управляющий Морским министерством (1888—1896), член Государственного совета (1896).
ШАМИЛЬ (1799—1871). Родом аварец, третий имам Дагестана и Чечни (1834—1859), руководил борьбой горцев против России под лозунгами мюридизма. Пленен русскими войсками в 1859 году.
ШАХОВСКОЙ ЯКОВ ИВАНОВИЧ (1846-1899). Князь, флигель- адъютант, капитан 1-го ранга, командир императорской яхты «Полярная звезда», контр-адмирал, командир Гвардейского экипажа.
ШВЕЙНИЦ ГАНС ЛОТАР (1822-1901). Прусский генерал и дипломат, прусский военный агент в Петербурге (1865—1869), германский посол в Петербурге (1876—1893).
ШЕРЕМЕТЕВ ВЛАДИМИР АЛЕКСЕЕВИЧ (1847-1893). Флигель- адъютант, полковник, командир императорского конвоя. Близкий друг семьи Александра III. Был женат на внучке Николая I Елене Григорьевне, урожденной Строгановой, дочери великой княгини Марии Николаевны от ее второго морганатического брака с Г.А. Строгановым.
ШЕРЕМЕТЕВ СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ (1844-1918). Граф, обер- егермейстер, член Государственного совета, археолог, историк, меценат, почетный член Российской академии наук, действительный член Академии художеств. Был женат (1868) на Екатерине Павловне (1849—1929), урожденной княжне Вяземской.
ШЕРЕМЕТЕВА ЕЛЕНА ГРИГОРЬЕВНА (1861-1908). Урожденная графиня Строганова, дочь графа Григория Александровича Строганова и великой княгини Марии Николаевны, дочери Николая I, двоюродная сестра Александра III, жена графа В.А. Шереметева.
ШУВАЛОВ ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ (1830-1908). Граф, генерал-адъютант, генерал от инфантерии, член Государственного совета, посол России в Берлине (1885—1894).
ЭДИНБУРГСКАЯ герцогиня — см. Мария Александровна.
ЭДУАРД VII (1841-1910). Английский король (1901-1910). Старший сын королевы Виктории Альберт Эдуард, принц Уэльский. Родоначальник Саксен-Кобургской династии на английском престоле. Женат (1863) на принцессе Александре, старшей дочери датского короля Христиана IX.
ЭЛЛА — см. Елизавета Федоровна.
504


Указатель имен
ЮРЬЕВСКАЯ ЕКАТЕРИНА МИХАЙЛОВНА (1847-1922). Светлейшая княгиня, урожденная княжна Долгорукая, морганатическая супруга (с 6 июля 1880) императора Александра II, от которого имела троих детей.
ЯНЫШЕВ ИОАНН ЛЕОНТЬЕВИЧ (1826-1910). Протопресвитер, духовник царской семьи. Сын диакона Калужской губернии. Окончил Петербургскую духовную академию. С 1856 года — профессор богословия в Петербургском университете. В 1865—1866 годах обучал принцессу Дагмар (Марию Федоровну) русскому языку и нормам православия. С 1883 года — духовник императора и императрицы, заведующий придворным духовенством и протопресвитер Большого в Зимнем дворце и московского Благовещенского соборов.


источники
И ЛИТЕРАТУРА
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ (ГАРФ)
№ фондов:
102 (Департамент полиции МВД);
542 (В.В. фон Валь);
543 (Коллекция рукописей Царскосельского дворца); 564 (А.Ф.Кони);
569 (М.ТЛорис-Меликов);
583 (А.А.Половцов);
597 (С.С.Татищев);
601 (император Николай II);
641 (императрица Мария Александровна);
642 (императрица Мария Федоровна);
646 (Николай Николаевич);
647 (Елена Павловна);
648 (Сергей Александрович);
649 (Михаил Николаевич);
652 (Владимир Александрович);
660 (Константин Константинович);
662 (Ксения Александровна);
665 (Николай Александрович);
668 (Михаил Александрович);
674 (Ольга Федоровна);
675 (1еоргий Александрович);
677 (император Александр III);
5°6


Источники И ЛИТЕРАТУРА
678 (император Александр II);
681 (Алексей Александрович);
686 (Ольга Константиновна);
694 (Мекленбург-Стрелицкие);
704 (Зиновьев Н.В.);
722 (Константин Николаевич);
730 (Н.П. Игнатьев);
1020 (Ольденбургские);
1054 (Екатерина Михайловна).
Александр Михаилович, великий князь. Книга воспоминаний. М., 1991.
Александр III и генерал Буланже// Красный архив. 1926. Т. 1 (14). Альбом священного коронования Его Императорского Величества Государя Императора Александра III Александровича и Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Федоровны 15 мая 1883 года. М., 1883.
Анненков Г.И Царствование императора Александра III. СПб.,
1895.
Башкирцева М.К. Дневник. СПб., 1893.
Бисмарк О. Мысли и воспоминания. М.,1940—1941. Т. 1—3.
Блудова А.Д. Воспоминания графини Антонины Дмитриевны Блудовой. М., 1888.
Богданович А.В. Три последних самодержца. Дневник. М., 1990.
Боголюбов А.П. О в Бозе почившем Императоре Александре III. (Воспоминания проф. живописи А.П. Боголюбова). СПб., 1895.
Валуев П.А. Дневник. 1877—1884. Пг., 1919.
Валуев ПЛ. Дневник П.А. Валуева, министра внутренних дел <1861—1876>. М., 1961. Т. 1-2.
Верещагин А.В. Дома и на войне. 1853—1881. Воспоминания и рассказы. СПб., 1886.
Воспоминания Н.А. Вельяминова об императоре Александре III// Российский архив. 1994. Вып. 5.
Вступление на Всероссийский Престол 1осударя Императора Александра Ш и описание печального события 1 марта 1881 г. СПб., 1881.
Вяземский П.А. Вилла Бермон (Villa Bermont). СПб., 1865.
507


Александр III
Вяземский ПЛ. Речь, произнесенная при открытии Русского исторического общества в 1876 году. СПб., 1910.
Гатчинский дворец. Описание предметам, имеющим преимущественно художественное значение. СПб., 1884.
Головин К.Ф. Мои воспоминания. СПб., 1908—1910. Т. 1—2.
ГрубеВ.Ф. Воспоминание проф. В.Ф. Грубе об императоре Александре III. СПб., 1898.
Дельвиг А.И. Мои воспоминания. М., 1912—1913. Т. 1—4.
Ден В.И. Записки генерал-лейтенанта Владимира Ивановича Дена (1823-1888). СПб., 1890.
Дмитриевский АЛ. Императорское Православное Палестинское общество и его деятельность за истекшую четверть века (1882— 1907). СПб., 1907.
Дневник императора Николая И. 1890—1906 гг. М., 1991.
Дневники императора Николая II. М., 1992.
Дневник Наследника Цесаревича Великого Князя Александра Александровича. 1880 г. // Российский архив. 1995. Вып. 6.
Епанчин НЛ. На службе трех императоров. Воспоминания. М., 1996.
Журнал военных действий Рущукского, впоследствии Восточного отряда в войну 1877/78 г. СПб., 1883.
Завещание и последние дни жизни императора Николая Первого. М.,1856.
Зегер В. Император Александр III в Фреденсборге. СПб., 1913.
Императорское Русское историческое общество. 1866—1916. Пг., 1916.
Карлетти Томасо. Современная Россия / Пер. с итал. СПб., 1895—
1896. 	Ч. 1-2.
Катков М.Н. и Александр III в 1886—1887 гг.// Красный архив. 1933. Т. 3(58).
Комаровский Н.Е. Записки. М., 1912.
Ламздорф В.Н. Дневник В.Н. Ламздорфа. 1886—1890. М., 1926. Ламздорф В.Н. Дневник В.Н. Ламздорфа. 1891—1892. М., 1934. Ламздорф В.Н. Дневник В.Н. Ламздорфа. 1894—1896. М., 1991.
Май 1883 года. (Из писем баронессы Эдиты Раден к своей сестре.) М.,1896.
Манифест от 26 февраля 1845 года о разрешении великой княгини Марии Александровны от бремени сыном Александром. СПб., 1845.
508


Источники И ЛИТЕРАТУРА
Мещерский В.П. Мои воспоминания. СПб., 1897—1912. Ч. 1—3.
Мещерский В.П. Император Александр III. СПб., 1895.
Милютин Д.А. Дневник. М., 1947—1950. Т. 1—4.
«На штык можно опереться, на него нельзя сесть». Записки барона Г.О. Гинцбурга Александру Ш//Источник. 1993. № 3.
Назаревский В.В. Царствование императора Александра III. 1881— 1894. М.,1910.
Нарышкина Е.А. Мои воспоминания. СПб., 1906.
Некоторые материалы для истории жизни и царствования великого царя-миротворца Александра III. М., 1903.
Ольга Николаевна, королева Вюртембергская. Сон юности. Париж, 1936.
Переписка Александра III с графом М.Т. Лорис-Меликовым (1880—1881 гг.)// Красный архив. 1925. Т. 1 (8).
Перетц Е.А. Дневник (1880—1883). Л., 1927.
Письма К.П. Победоносцева к Александру III. М., 1925—1926. Т. 1—2.
Письма цесаревича Александра Александровича/ / Источник 1993. № 1.
Платонов С.Ф. Из воспоминаний. Симферополь, 1927.
К.П. Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки. М.; Пг., 1923. Т. 1-2.
Победоносцев К.П. Письма о путешествии государя наследника цесаревича по России из Петербурга до Крыма. М., 1864.
Подшивалов Д.И. Воспоминания кавалергарда. Тверь, 1904.
Половцов А.А. Дневник государственного секретаря А.А. Половцова <1883—1892>. М.,1966. Т. 1-2.
Прахов А.В. Император Александр III как деятель русского художественного просвещения. СПб., 1903.
Преображенский И. В. Последние дни и часы жизни государя императора Александра III. СПб., 1914.
Семенов-Тян-Шанский П.П. Император Александр III как покровитель отчизноведения. СПб., 1892.
Скалой Д.А. Мои воспоминания. 1877—1878. СПб., 1913. Т. 1—2.
Татищев С. С. Император Александр II. Его жизнь и царствование. СПб., 1903. Т.1-2.
Уоллес Дональд Мекензи. Россия (очерк о современном положении) / Пер. с англ. СПб., 1880-1881. Т. 1-2.
5°9


Александр III
Феоктистов Е.М. За кулисами политики и литературы. 1848—1896. М., 1991.
Четыре письма принца Вильгельма Прусского к Александру III// Красный архив. 1922. Т. 2.
Чичагов Л.М. Дневник пребывания Царя-Освободителя в Дунайской армии в 1877 году. СПб., 1995.
Чичерин Б.Н. Воспоминания. М.,1929—1934. Т. 1—4.
Шевелев А.А. Некоторые материалы к истории жизни и царствования великого царя-миротворца Александра III Александровича. М., 1897-1903. Т. 1-3.
Шереметев С.Д. Воспоминания. СПб., 1899. Т. 1—3.


ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ 6
ГЛАВА 1. ВНУК И СЫН ИМПЕРАТОРА 1 2
ГЛАВА 2. НЕИСПОВЕДИМЫЕ ПУТИ 38
ГЛАВА 3. СЕРДЕЧНАЯ ТАЙНА 62
ГЛАВА 4. НА ПУТИ К БРАЧНОМУ ВЕНЦУ 90
ГЛАВА 5. СЕМЕЙНОЕ СЧАСТЬЕ 116
ГЛАВА 6. ЖИТЬ С ЛЮБОВЬЮ И НАДЕЖДОЙ 136
ГЛАВА 7. ВЕЛИКАЯ РАДОСТЬ 163
ГЛАВА 8. ДОЛГ ЦЕСАРЕВИЧА 191
ГЛАВА 9. ЦАРСКИЙ ЛАБИРИНТ 210
ГЛАВА 10. ФАМИЛЬНЫЙ СКАНДАЛ 230
ГЛАВА 11. ТЯЖЕЛОЕ НАСЛЕДСТВО 249
ГЛАВА 12. ПРАВО КАЗНИТЬ И МИЛОВАТЬ 268
ГЛАВА 13. САМОДЕРЖАВНЫЙ ОЛИМП 288
ГЛАВА 14. ДИНАСТИЧЕСКАЯ КРУГОВЕРТЬ 312
ГЛАВА 15. БОЖЕ, ЦАРЯ ХРАНИ! 340
ГЛАВА 1б. ЗАБОТЫ И ПЕЧАЛИ МОНАРХА 358
ГЛАВА 17. ПРЕСТИЖ ВЕЛИКОЙ ДЕРЖАВЫ 384
ГЛАВА 18. КУРС ИМПЕРСКОГО КОРАБЛЯ 415
ГЛАВА 19. ЗЕМНОЙ ПРЕДЕЛ 444
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 467
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ ИМПЕРАТОРА АЛЕКСАНДРА III И ВАЖНЕЙШИЕ СОБЫТИЯ ЦАРСТВОВАНИЯ 473
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН 477
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА 506


Научно-популярное издание Серия «История в лицах»
Боханов Александр Николаевич ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР III
6-е издание
Руководитель Центра историко-обществоведческих дисциплин К.А. Кочегаров Редактор Ю. В. Полежаева Художественный редактор Н.Г. Ордынский Корректор М.Г. Курносенкова Верстка JI.X. Матвеевой, Ю.А. Костиной
Подписано в печать 27.02.19. Формат 60 х 100 V 16- Бумага офсетная. Гарнитура «Баскервиль». Печать офсетная. Уел. печ. л. 35,52+3,33(вкл.). Тираж 1500 экз. Заказ № 2207. Изд. № 12002.
ООО «Русское слово — учебник».
115035, Москва, Овчинниковская наб., д. 20, стр. 2.
Тел.: (495) 969-24-54, (499) 689-02-65 (отдел реализации и интернет-магазин).
Вы можете приобрести книги в интернет-магазине: www.russkoe-slovo.ru e-mail: zakaz@russlo.ru
\t. Отпечатано в ОАО «Можайский полиграфический комбинат» 143200, г. Можайск, ул. Мира, 93. www.oaompk.ru, www.OAOMnK^ тел.: (495) 745-84-28, (49638) 20-685
ISBN 978-5-533-00806-8