Окраины Российской Империи: Государственное управление и национальная политика в годы Первой мировой войны - Бахтурина А.Ю.

Автор: Бахтурина А.Ю.

Теги: история российского государства история монография история россии первая мировая война отечественная история

ISBN: 5-8243-0455-6

Год: 2004

Похожие

Периферийная империя: циклы русской истории

Россия и Первая мировая война: экономические проблемы, общественные настроения, международные отношения

Русский фронт Первой мировой войны

Первая мировая война. Правители и военачальники.

Текст

А.Ю. Бахтурина
ОКРАИНЫ
РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ:
ГОСУДАРСТВЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ
И НАЦИОНАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА
В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
(1914-1917 гт.)
А. Ю. Бахтурина
ОКРАИНЫ
РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ:
ГОСУДАРСТВЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ
И НАЦИОНАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА
В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
(1914-1917 гт.)
Москва
РОССПЭН
2004
ББК 63.3(2) 612
Б 30
Издание осуществлено при финансовой поддержке
Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ)
проект № 02-01-16146
Бахтурина А.Ю.
Б 30 Окраины российской империи: государственное управ-
ление и национальная политика в годы Первой мировой
войны (1914 — 1917 гг.). — М.: «Российская политическая
энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. - 392 с.
В монографии рассматривается история национальной политики и го-
сударственного управления национальными окраинами Российской импе-
рии и временно оккупированными территориями в годы Первой мировой
войны. Рассматривается история национальной политики самодержавия
накануне революции через организацию управления окраинами Россий-
ской империи. Изучается система государственных учреждений империи,
занимающихся управлением окраинами, методы и формы управления,
система гражданских и военных властей, задействованных в управлении
временно оккупированными территориями. Особенности национальной
политики самодержавия исследуются на широком общеисторическом
фоне с учетом факторов идеологии войны, внешнеполитической конъюнк-
туры, предстоящего передела мира и стремления «малых народов» к фор-
мированию национальной государственности. На основе широкого круга
источников изучаются тенденции, характеризующие движение от импер-
ского унитаризма к федерализму как внутри российской бюрократии, так
и в среде национальных общественно-политических кругов.
Книга предназначена для специалистов и всех, интересующихся отече-
ственной историей.
© А.Ю. Бахтурина, 2004.
ISBN 5 - 8243 - 0455 - 6 © «Российская политическая энциклопедия», 2004.
Бахтуриной Ирине Ивановне
с любовью и благодарностью
ВВЕДЕНИЕ
Рубеж XIX - XX столетий ознаменовал собой начало новой
исторической эпохи, одной из характерных черт которой стали
возраставшие межнациональные противоречия. Движение к об-
разованию национальных государств и крах крупнейших импе-
рий в годы Первой мировой войны оказали огромное влияние на
развитие мира в XX в. Глобальные политические последствия
распада империй являлись тем фактором, который стимулиро-
вал активное всестороннее изучение государств имперского
типа. Распад СССР и социалистической системы повлек за собой
рост «Empire studies» в зарубежной исторической науке. Межэт-
нические конфликты на Балканах заставили под новым углом
зрения проанализировать проблему устойчивости империй и на-
циональных государств и попытаться ответить на вопрос о наи-
более оптимальных формах государственного устройства, позво-
ляющих лучше регулировать долгосрочные межэтнические от-
ношения. Кроме того, исторический опыт империй в настоящий
момент оказался актуальным в связи с тенденциями к европей-
ской интеграции.
Итоги изучения имперской проблематики в последние годы в
России и за рубежом привели историков к выводу о том, что распад
империй - следствие роста национальных движений и стремления
этносов к государственному самоопределению. Распад крупней-
ших империй в начале XX в. именно под влиянием национальных
движений дал основание зарубежным историкам рассматривать их
как важнейший фактор распада империй (Д.Джолл, Э.Хобсбаум)1
и др. В отечественной исторической науке также признается сущес-
твенная роль национализма в развитии государств начала XX в.
Авторы коллективного труда «История внешней политики России.
Конец XIX - начала ХХв» отмечают, что «национализм явился иде-
ологической основой в совпавших по времени исторических про-
цессах становления индустриального общества и завершения само-
организации государств-наций в Европе»2.
Следующим важным выводом исследований последних лет
стало убеждение в том, что многонациональные империи обрече-
ны на уход с исторической сцены3. В.С. Дякин утверждал, что
3
«при наличии определенной степени зрелости этносов, включен-
ных в состав многонациональных империй, удержание их в од-
ном государстве возможно только при помощи силы. Как только
империя высказывает отсутствие такой силы, она разваливает-
ся»4. Он также выделил факторы распада империй, к которым от-
носятся, во-первых, компактное проживание этноса, во-вторых -
достижение им определенной степени зрелости или наличие со-
бственной государственной традиции и развитой культуры. Пос-
ледние подталкивают этнос к автономии, а затем государствен-
ной независимости. Вспыхнувшие в последние годы в Европе
национальные конфликты пробудили ностальгию по многонаци-
ональным империям, которые, как стало многим казаться, умели
лучше регулировать долгосрочные межэтнические отношения,
чем современные национальные государства. В итоге современ-
ная историческая наука оказалась перед необходимостью отве-
тить на вопрос о том, насколько оптимальна многонациональная
империя как форма государственной организации и имеется ли в
истории империй некий положительный опыт, который можно
использовать сейчас.
Вопрос о том, как избежать национальных конфликтов волно-
вал политиков, государственных деятелей и ученых XX в. Мно-
гие из них пытались найти пути консолидации государств-импе-
рий. Разные в деталях, но похожие в своей сути проблемы
пытались решить и Австро-Венгрия, и Турция, и Россия, и Вели-
кобритания. Один из самых грандиозных планов реорганизации
Британской империи был выдвинут Чемберленом, министром
колоний. Он намеревался объединить колонии с белым населе-
нием в новую империалистическую федерацию и в то же время
развивать экономический союз, который превратит всю импе-
рию в свободную торговую зону, защищенную тарифами от окру-
жающего мира5. Это была идея защиты империи путем экономи-
ческой консолидации. Но в данном случае речь шла об империи,
где метрополия и колонии не составляют единого территориаль-
ного пространства.
В более сложном положении оказались империи, где различ-
ные нации и народности проживали в рамках единой имперской
границы. С одной стороны, в таких государствах разделение на
метрополию и колонию постепенно стирается, население сближа-
ется и возникает иллюзия единого государства. С другой стороны,
население, принадлежащее к одной нации, локализованное внут-
ри империи на какой-либо территории, обладающее различными
культурно-языковыми, религиозными, а нередко, и государствен-
ными традициями проявляет сперва стремление к автономии, а
4
затем и к государственной самостоятельности. Поэтому каждая
такая империя неизбежно оказывается перед необходимостью по-
иска способов и средств поддержания государственной целос-
тности. Одним из таких способов является развитие принципа на-
ционально-культурной автономии. Именно по этому пути в тече-
ние многих лет шла Австро-Венгрия.
Применительно к России, начиная с середины XIX в. эта про-
блема рассматривалась в контексте идеи укрепления националь-
ной империи. В 1864 - 1865 гг. М.Н.Катковым были сформулиро-
ваны условия, обеспечивающие наиболее стабильное развитие
российского государства. Российская империя, по его мнению,
могла существовать только как государство, в котором обеспечено
преобладание титульной национальности. Другие «племена» мог-
ли сохранять свой язык, религию, культурные особенности, ины-
ми словами, все, что не угрожает целостности государства. При
этом должно неуклонно поддерживаться единство законодат-
ельства, системы управления, государственного языка. Главной
опасностью для России, считал Катков, мог стать сепаратизм от-
дельных народов, стремящихся стать самостоятельными нация-
ми6. Поиск путей консолидации Российской империи к концу
XIX в. оказался теснейшим образом связан с обоснованием теории
национального государства. На рубеже столетий в европейской и
российской общественной мысли активно утверждалось мнение о
том, что оно открывает наиболее широкие возможности для разви-
тия нации.
В России, пожалуй, только К.Леонтьев был одним из немногих,
кто по-иному оценивал роль национального государства в разви-
тии национальных культур, языка, религии. В работе «Племенная
политика как орудие всемирной революции» известный русский
философ утверждал, что тенденция к национальному обособле-
нию является видоизмененной «космополитической демократи-
зацией» и стремлением к универсализму и межнациональной
интеграции7.
К началу XX столетия в русской общественной мысли доволь-
но прочно утвердилась идея необходимости национального еди-
нства империи, которая родилась под влиянием двух, казалось бы,
взаимоисключающих друг друга течений: консервативной «тео-
рии официальной народности», подразумевавшей развитие госу-
дарства на основе общей консолидирующей идеи, и либеральных
идеалов этнически единого национального государства. Оба на-
правления в итоге обосновывали идеи национальной госуда-
рственности и к началу XX в. трансформировались в идею созда-
ния национальной Империи.
5
Идея общерусского единения поддерживалась правите-
льственными верхами, поскольку вписывалась в концепцию
«исправления границ» России на западе. К призывам укреп-
ления «Империи русских» российскую бюрократию застав-
ляли прислушиваться и национальные проблемы внутри го-
сударства.
В конце XIX - начале XX в. были предприняты первые попыт-
ки создания новейшей истории окраин Российской империи8. В
1912 - 1914 гг. А.А.Корнилов впервые включил в «Курс русской
истории XIX века» самостоятельный раздел по истории нацио-
нальной политики самодержавия на Украине, Польше, Кавказе и
Средней Азии с середины XIX в. до конца столетия. С этого мо-
мента можно говорить о появлении первых концепций националь-
ной политики России, которая была оценена Корниловым как ру-
сификация, осуществлявшаяся в грубых формах. «Обличитель-
ная» тенденция в историографии национальной политики полу-
чила свое развитие после 1917 г.
После революции национальная политика Российской импе-
рии не изучается как самостоятельная проблема, центром вни-
мания становится история отдельных окраин, которая рассмат-
ривается как история их колониальной эксплуатации и нацио-
нально-освободительной борьбы угнетенных царизмом наро-
дов9.
Изменение оценок российской национальной политики нача-
лось в конце 20-х годов под влиянием усиления роли общефеде-
рального центра в управлении советскими республиками. Из ис-
ториографии постепенно вытесняется тема борьбы за националь-
ную независимость против русификаторской политики Россий-
ской империи. Национальные проблемы начинают рассматри-
ваться как следствие социально-экономических противоречий, а
национальные движения трактуются как форма борьбы против
капиталистической эксплуатации10. В 1937 г. рядом историков вы-
двигается теория «наименьшего зла», которая окончательно меня-
ет оценки национальной политики Российской империи. На сме-
ну обличительному подходу школы Покровского приходит на-
правление, провозглашающее величие русской нации и государ-
ства, тесным образом связанное с возрождением в СССР накануне
Великой отечественной войны идей державности. Сталинская по-
литика репрессий в отношении отдельных народов на долгое вре-
мя прекратила изучение национальной политики самодержавия в
целом.
С 1953 г. восстанавливается трактовка российской нацио-
нальной политики, характерная для историографии 20-х годов:
6
«царская Россия - “тюрьма народов”»11. Одновременно в конце
1950-х годов возобновилось изучение истории окраин Россий-
ской империи и территорий, находившихся под протекторатом
России. Появились работы Ефимова В.И.12, Искандарова Б.И.13,
Ковалева П.А.14, Мухамеджанова А.Р.15, Семенова А.А.16 по исто-
рии Бухарского эмирата и Туркестанского генерал-губернатор-
ства, Прибалтики (Жюгжда Ю.И.)17. В 1970-х - середине 1980-х
годов интерес исследователей к истории отдельных окраин Рос-
сийской империи возрос. Было продолжено изучение истории
Прибалтики. Т.Карьяхярм в своей монографии (1978 г.) подроб-
но рассмотрел процесс формирования буржуазных политичес-
ких партий, борьбу прибалтийского дворянства и национальной
буржуазии за влияние в экономической и политической жизни
края, исследовал разработку правительством проектов преобра-
зований в Прибалтийских губерниях18. В статьях Егорова Ю.А. в
1970 - 75 гг. впервые был рассмотрен правовой статус Остзей-
ских губерний в составе Российской империи, особенности
управления ими19. В эти же годы стала изучаться история Фин-
ляндии в монографиях Дусаева Р.Н. (1983 г.), Овчиннико-
вой А.Я. (1988 г.), Ошерова Е.Б. (1986 г.), Суни Л.В. (1979,1982,
1986 гг.)20 и др. Обращала на себя внимание история Бухарского
и Хивинского ханств21, Кавказского наместничества22. Но, не-
смотря на возросший интерес к истории окраин, в основном ве-
лись локальные исследования. Акцент был сделан на изучение
там революционных событий, общественно-политических дви-
жений, деятельности партии большевиков и экономического раз-
вития. Не было ни одной серьезной попытки дать обобщающую
картину национальной политики самодержавия. В результате к
80-м гг. в отечественной историографии сформировался «русо-
центристский» взгляд на историю России.
С конца 80-х - начала 90-х гг. заметно изменилось на-
правление исследований по истории национальной политики
Российской империи и отдельных окраин. Во-первых, про-
должается традиционное изучения истории отдельных регио-
нов23. Во-вторых, начинается изучение национальных групп,
положение которых до этого времени практически не иссле-
довалось. Так, в монографии П.Я.Крупникова (1989 г.) впер-
вые в отечественной историографии предпринята попытка
представить историю остзейских немцев как особой социаль-
ной и национальной группы24 на основе мало изученных до
настоящего момента источников - немецких публикаций, от-
носящихся к истории Латвии с конца XX в. до 1945 г.
П.Я.Крупников подробно рассматривает взаимоотношения
7
латышей и прибалтийских немцев и позицию различных по-
литических сил Германии в отношении к Латвии в XX в. В
отдельной главе автор анализирует позицию прибалтийских
немцев в годы войны и приходит к выводу о том, что немец-
кое дворянство в Прибалтике было категорически против ка-
ких-либо преобразований в управлении, проведение которых
считали необходимым многие высокопоставленные царские
чиновники: Т.Андреянов, И.Н.Манасеин, М.Зиновьев. В-треть-
их, в середине 1990-х гг.25 были предприняты первые попыт-
ки дать целостную картину многонациональной Российской
империи и ее национальной политики. При этом исследова-
тели столкнулись с проблемой, которая наложила отпечаток
на большинство работ этого времени: отсутствием в Россий-
ской империи единой национальной политики. Изучение от-
дельных регионов, ранее преобладавшее в историографии, до
определенной степени сглаживало эту проблему. Переход же
к комплексным исследованиям показал все разнообразие дей-
ствий самодержавия в отношении отдельных народов и окра-
инных территорий, особенно во второй половине XIX - на-
чале XX в. Многочисленные примеры диаметрально противо-
положных направлений в национальной политике данного
периода поставили российских и зарубежных историков пе-
ред необходимостью структурировать деятельность россий-
ского правительства по решению национального вопроса.
В.С.Дякин выделил два основных направления: официаль-
но-охранительное и «имперско-либеральное»26, то есть соче-
тание в национальной политике империи консервативного
курса и частичных уступок требованиям отдельных наций. К
сожалению, В.С.Дякин не успел закончить начатое исследо-
вание осветить вопрос о причинах двойственности и непос-
ледовательности национальной политики царизма. Для отве-
та на этот вопрос необходимы комплексные исследования по
культурной, языковой, конфессиональной, законодательной,
административной политике на всех окраинах империи. Пер-
вым среди такого рода исследований стала монография «На-
циональные окраины Российской империи. Становление и
развитие системы управления». (1998 г. ), подготовленная
коллективом авторов. В ней прослеживается эволюция систе-
мы управления на окраинах Российской империи в XVIII -
начале XX в. Исследование управления окраинами России
открывает весьма перспективное направление, т.к. помимо
анализа структурных изменений позволит вплотную подойти
к изучению вопроса о целях национальной политики и, в
8
частности, к проблеме русификации окраин, которая уже
давно изучается на Западе. В-четвертых, в начале 1990-х го-
дов возросло внимание к истории Первой мировой войны и
национальной политике Российской империи этого периода.
Опубликовано несколько сборников статей, в которых выде-
ляется проблема кризиса империи в периоды войны, рожде-
ние и развитие национальных и национально-освободитель-
ных движений, поведение этносов27.
Широкое распространение призывов к созданию «империи
русских» в общественно-политических и отчасти правительствен-
ных кругах в начале ХХв., активное противопоставление русских
другим народам страны накануне и особенно после Великой Оте-
чественной войны, идеологические акции в СССР конца 40-х - на-
чала 50-х годов, утверждавшие идею ведущей роли русской куль-
туры в стране, существенным образом повлияли на трактовку рос-
сийской национальной политики в зарубежной историографии.
Во-первых, это привело к тому, что в российской и зарубежной ис-
ториографии до последнего момента присутствовал взгляд на ис-
торию России как историю национального государства. Не оспа-
ривая правильность данного подхода, отметим, что его прямым
следствием стало то, что очень многие аспекты истории России,
связанные с национальными проблемами не изучались в течение
длительного времени. Недостаточность такого подхода признана
в настоящий момент и в России, и на Западе. Российские и зару-
бежные историки в последнее время склоняются к мысли о необ-
ходимости изучения истории России как многонационального го-
сударства, как империи28.
Одним из наиболее серьезных шагов, сделанных в этом направ-
лении за рубежом следует признать исследования А.Каппелера,
поставившего своей задачей преодолеть «русоцентристский»
взгляд на историю России и рассмотреть ее как пример многона-
ционального государства29. Среди отечественных историков ана-
логичным образом проблему поставил В.С.Дякин, но окончить на-
чатое исследование не успел30.
Вторым важнейшим следствием стало утверждение в зарубеж-
ной историографии мнения об однозначно русификаторском кур-
се национальной политики Российской империи и СССР. Напри-
мер, в Финляндии сложилась обширная историография, касаю-
щаяся «лет угнетения» («годами угнетения» называют в
Финляндии 1899 - 1905 и 1908 - 1917 годы). Большинство опуб-
ликованных исследований написано на основе финских материа-
лов и под финским углом зрения, тогда как аргументация россий-
ской стороны осталась большей частью за рамками большинства
9
работ. В этом плане выделяются труды Т.Полвинена (1984 г.),
О.Юссилы, П.Лунтинена (1985 г.)31, которые широко использова-
ли материалы российских и финских архивов. В большинстве слу-
чаев финские историки всю историю взаимоотношений Россий-
ской империи и Великого княжества Финляндского с середины
XIX в. определяют как политику русификации. Например «боль-
шой программой русификации» в финской историографии назы-
вается программа комиссии Корево, опубликованная осенью
1914 г. и предусматривавшая изменение законодательного меха-
низма при издании законов о Финляндии, ликвидацию таможен-
ной границы и ряд других административно-правовых и экономи-
ческих мероприятий.
На основании материалов российских архивов и финских до-
кументов Т.Полвинен подробно исследовал политику генерал-гу-
бернатора Н.И.Бобрикова в княжестве в начале XX в. и сделал вы-
вод о проведении в Финляндии в начале XX в. «административ-
ной русификации»32.
Особняком в этом плане стоит работа Э.Луутинена (1980 г.)33.
Рассматривая публикацию программы 1914 г., он отмечает, что
она должна была установить твердый административный кон-
троль в Великом княжестве, и подчеркивает, что имперские влас-
ти не планировали «русификацию», а лишь значительное ограни-
чение автономных прав княжества34.
В целом в зарубежной историографии национальная политика
Российской империи рассматривается как комплекс мер в области
административной, правовой, экономической, культурно-языко-
вой и религиозной. Большинство из них определяются как состав-
ляющие русификаторской политики, что представляется не со-
всем верным.
До недавнего времени причины русификации в зарубежной
историографии, как правило, объяснялись ростом русского на-
ционализма. Но в последнее время американские историки
Т.Р. Викс (1996 г.) и Э.Таден (1981 г.) поставили проблему
гораздо шире, попытавшись выявить причины русификатор-
ского курса. По мнению Викса русификаторская политика
была обусловлена исключительно ростом «русского национа-
лизма»35. Гораздо дальше продвинулся фон Хаген, который
попытался ответить на вопрос о том, что вызвало русифика-
торскую политику в Прибалтике и Финляндии в середине
XIX - начале XX в.: стремление к рационализации юридичес-
ко-административных основ государственного управления или
же последствия «эпохи великих реформ»36. В этом утвержде-
нии Тадена впервые появляется указание на то, что «русифи-
10
кация» являлась лишь следствием в выполнении более гло-
бальных задач имперской политики.
Э.Хобсбаум в своем исследовании «Нации и национализм по-
сле 1780 года» (1998 г.) поставил под сомнение стремление от-
дельных окраин Российской империи к образованию самостоя-
тельных государств. По его мнению, самостоятельные Эстония,
Латвия и Литва были созданы «победителями-немцами» и «не яв-
лялись для соответствующих народов предметом сколько-нибудь
заметных стремлений». Также итогом германского влияния Хоб-
сбаум считает возникновение независимых Грузии и Армении, а
британского - Азербайджана. Применительно к Закавказью бри-
танский ученый склонен считать, что национализм не представ-
лял там серьезной политической проблемы37. С замечаниями Хоб-
сбаума следует согласиться в той части, что центром националь-
ных противоречий в Закавказье накануне 1917 г. были националь-
ные и религиозные проблемы внутри Кавказского наместничес-
тва, а не противостояние народов Кавказа российскому имперско-
му центру. Но представляется недостаточным связывать образо-
вание национальных государств в Прибалтике и Закавказье ис-
ключительно с влиянием извне. В годы войны наблюдались до-
вольно ярко выраженные тенденции к национальному обособле-
нию, созданию местных национальных органов управления в эс-
тонских и латышских общественно-политических кругах, с одной
стороны. С другой, нельзя упускать из виду, что фактическое об-
особление этих территорий началось после февраля 1917 г. путем
создания национальных Советов, т.е. до заключения Брестского
мира, когда говорить о германском влиянии еще не представляет-
ся возможным.
В российской историографии термин «русификация» вновь
появился в начале 1990 гг. как под влиянием зарубежных ис-
следований, так и в связи со стремлением к опровержению
историо- графических оценок предшествующего периода. В
связи с этим представляется крайне важным дать определение
понятия «русификация», чтобы на его основе анализировать
отдельные мероприятия российской национальной политики.
Для этого необходимо отметить, что основными признаками,
при помощи которых определяется принадлежность к той или
иной нации, являются язык, религия и культура. Соотве-
тственно политика, направленная на нарушение национальной
идентичности, в данном случае курс на русификацию, дол-
жны, в первую очередь, затрагивать перечисленные компонен-
ты. Имеющиеся немногочисленные отечественные и зарубеж-
ные исследования единодушно подчеркивают, что значитель-
11
ную часть правительственной политики на окраинах составля-
ли административно-правовые мероприятия. Нередко их рас-
сматривают как проявление русификации. Поэтому в настоя-
щий момент в изучении истории национальной политики Рос-
сийской империи назрела настоятельная необходимость про-
вести границу между политикой русификации и деятельнос-
тью правительства по рационализации системы государствен-
ного управления, вычленить собственно русификаторские ме-
роприятия и меры по укреплению единого административ-
но-правового пространства империи. Для этого необходимо
комплексное исследование как проблем управления окраина-
ми, так и культурно-языковой и конфессиональной политики
на этих территориях.
Период Первой мировой войны, который практически полнос-
тью опускается в имеющихся работах по истории национальной
политики России, представляет собой существенный интерес для
проведения такого рода исследования.
Конец XIX начало XX столетия в истории России, целого ряда
государств Европы и Америки стали временем стремительного рос-
та промышленного и финансового капитализма и резко возросшей
его экспансии. Своеобразным рубежом этого бурного развития стал
мировой политический кризис 1914 г. и в течение многих лет в оте-
чественной историографии начало Первой мировой войны рас-
сматривалось как закономерный итог развития капитализма. В по-
следние годы, с учетом теоретико-методологических разработок
зарубежных авторов, российские исследователи высказываются за
необходимость изучения национальных и политических причин
глобального военного конфликта начала XX в. Накануне Первой
мировой войны «Национальный вопрос сплетался в запутанную
канву внутренних противоречий, блоковую политику великих дер-
жав, в амбициозные расчеты лидеров национально-освободитель-
ных движений, захватнические устремления которых часто оттес-
няли на второй план демократическое содержание справедливой
борьбы народов»38. Национально-освободительная борьба народов
Балканского полуострова, национальные движения в трех импери-
ях - Османской, Австро-Венгерской и Российской осложняли и без
того непростую ситуацию на европейском континенте. Влияние на-
ционального вопроса на российскую политику начала XX в. было
также несомненно.
Война явилась фактором, который существенно усилил вни-
мание самодержавия к национальным проблемам. Активизация
национальной политики в чрезвычайных условиях усилила
рост национального самосознания, нарушила космополитичес-
12
кий настрой национальных элит. Именно при изучении нацио-
нальной политики в годы Первой мировой войны можно будет
говорить о том, как самодержавие планировало обеспечить го-
сударственную целостность Империи не только в период вой-
ны, но и после ее окончания. С точки зрения изучения проблемы
русификации окраин Российской империи период Первой ми-
ровой войны также открывает довольно широкие возможности
перед исследователями. В1914-1916гг. образуется несколько
временных военных генерал-губернаторств на оккупированных
территориях (Восточная Галиция, Буковина, Турецкая
Армения). До последнего времени в отечественной историогра-
фии их история не связывалась с проблемами национальной по-
литики Российской империи. Исследователи руководствова-
лись формальным юридическим критерием принадлежности
этих земель Австро-Венгрии и Османской империи. Зарубеж-
ные историки затрагивали историю этих территорий в годы
Первой мировой войны в контексте истории российской окку-
пационной политики. В 1999 г. М. фон Хаген отметил связь на-
циональной политики самодержавия, украинского вопроса с
политикой в Восточной Галиции39.
Исследование национальной политики в Восточной Галиции,
Буковине, Турецкой Армении, занятых русскими войсками, по-
зволит ответить на вопрос о том, в чем отличие политики руси-
фикации от политики модернизации системы общеимперского
управления.
В предлагаемой монографии также будет рассмотрена исто-
рия национальной политики и государственного управления на
территориях, где военные события оказались определяющим
фактором в решении национальных проблем. К числу таких тер-
риторий можно отнести Великое княжество Финляндское, поль-
ские и прибалтийские губернии, Туркестанское генерал-губерна-
торство, Кавказское наместничество, Бухарское и Хивинское
ханства, а также временно оккупированные территории Авст-
ро-Венгрии и Турции. Представляется необходимым изучение
состояния нормативной базы и административной системы
управления, действовавших на перечисленных окраинах к нача-
лу войны. Исследование национальной политики и управления в
1914 - 1917 гг. покажет взаимодействие военных и гражданских
властей на территориях, объявленных на военном положении и
роль Ставки в формировании и проведении национальной поли-
тики.
Оказавшись перед задачей обеспечить политическую стабиль-
ность на прифронтовых территориях, особенно в русской части
13
Польши и Прибалтийских губерниях, царское правительство вы-
нуждено было не только раздавать обещания, но и проводить кон-
кретные мероприятия, многие из которых были намечены до вой-
ны, но постоянно откладывались. В предлагаемой работе будет
подробно рассмотрена эволюция правительственной позиции в
решении польского вопроса, разработка законодательных мероп-
риятий для прибалтийских губерний, их основные направления и
цель, влияние внешней политики на мероприятия правительства,
военных и местной администрации в Великом княжестве Финля-
ндском, структура управления Туркестанским генерал-губернато-
рством, недостатки в ее организации и последствия этих недостат-
ков, проявившиеся в восстании 1916 г.
Ответы на поставленные вопросы поможет дать комплексное
изучение фондов российских архивов (РГИА, РГВИА, АВПРИ,
ГА РФ), многие документы которых впервые вводятся в научный
оборот.
Глава I
ЦАРСТВО ПОЛЬСКОЕ в годы войны
1. ЦАРСТВО ПОЛЬСКОЕ' НАКАНУНЕ И В НАЧАЛЕ ВОЙНЫ
Одним из итогов разделов Польши между Австрией, Германи-
ей и Россией было различное положение польского населения на
территории названных государств с конца XVIII в. В русской час-
ти Польши - Царстве Польском - после восстания 1863 г. прово-
дилась довольно последовательная и успешная русификаторская
политика. С 1864 по 1904 г. во всех учебных заведениях Царства
Польского преподавание велось на русском языке. Согласно дей-
ствовавшему в Российской империи законодательству предусмат-
ривалось только преподавание польского языка в Варшавском
университете, в средних и высших учебных заведениях Варшав-
ского округа и 9 западных губерний. На польском языке шло пре-
подавание Закона Божия для католиков. Делопроизводство адми-
нистративных и судебных учреждений в «русской» Польше
велось на русском языке. Эти меры не повлияли на стремление по-
ляков к культурной автономии, а события 1905 г. создание Госуда-
рственной Думы и объединение в ней польских депутатов только
усилили эти тенденции.
В 1905 г. правительство несколько либерализировало свой под-
ход к национально-культурным правам населения Царства По-
льского. По указу 1 октября 1905 г. было разрешено учреждать
частные польские средние учебные заведения с преподаванием на
польском языке. При этом выпускники польских школ не имели
права поступления в высшие учебные заведения Российской им-
перии. На практике это выливалось в то, что выпускники этих
школ продолжали обучение за границей.
Ситуация должна была измениться в 1914 г., поскольку в июне
1914 г. в Государственной Думе был обсужден новый закон о час-
тных школах, который затрагивал и положение польских школ.
Согласно законопроекту выпускники частных школ с польским
15
языком преподавания получали право поступления в российские
университеты с обязательством сдачи экзаменов по русскому язы-
ку, литературе, истории и географии России, причем эти экзамены
можно было сдавать в течение всего срока обучения в университе-
те. Но началась война, и закон принят не был. В целом с 1875 г. в
распространении русского языка в Царстве Польском были дос-
тигнуты колоссальные успехи. В начале XX в. сфера применения
польского языка там была, насколько это было возможно, ограни-
чена целым рядом правительственных распоряжений. Но, каза-
лось бы, очевидные успехи русификаторской политики в Польше
не смогли подавить стремление к национальной независимости. И
исконные традиции польской государственности с трудом вмеща-
лись в узкие рамки ограниченных правительственных мероприя-
тий. Поэтому наряду со стремлением к продолжению активной
политики в Царстве Польском и «втягиванию» его в Российскую
империю, ликвидацией языковых и культурных различий между
польскими и русскими губерниями в начале XX в. в правит-
ельственных кругах формируется мнение о том, что Царство
Польское - инородное тело в составе Российского государства.
Эта тенденция проявилась уже незадолго до войны. Так, прави-
тельство Столыпина придерживалось прежнего русификаторско-
го курса в отношении «русской Польши», стремясь максимально
связать ее с Империей. В 1907 г., касаясь стремления польского на-
селения к расширению своих прав в области образования, приме-
нения польского языка, П.А.Столыпин заметил: «Станьте сначала
на нашу точку зрения, признайте, что высшее благо - это быть рус-
ским гражданином, носите это звание также высоко, как носили
его когда-то римские граждане, тогда вы сами назовете себя граж-
данами первого разряда и получите все права...»2. При этом поли-
тика русификации не была столь последовательной как в про-
шлом столетии. В польской политике доминирующей постепенно
становилась тенденция к проведению четкой национально-куль-
турной границы между Царством Польским и северо-западными и
юго-западными губерниями Российской империи. Пожалуй, глав-
ное опасение вызывало не столько развитие польской культуры
собственно в Царстве Польском, сколько ее распространение на
белорусских, украинских и литовских землях, на территориях,
когда-то входивших в «историческую» Польшу, т.е. Польшу вре-
мен Речи Посполитой. Российское правительство, допуская неко-
торые уступки национальным запросам поляков в Царстве Поль-
ском, внимательно следило за тем, чтобы за эти границы польские
национальные требования не шли. При этом проводились антипо-
льские мероприятия в северо-западных и юго-западных губерни-
16
ях: закрытие польских просветительных обществ в Вильне, Мин-
ске, Несвеже (1908 - 1909 гг.), решение о допущении только рус-
ского языка во внутреннем делопроизводстве 8 западных
губерний (1906 г.), закон о земстве в западном крае (1911 г.), огра-
ничивший число поляков в земстве и, наконец, выделение из со-
става Царства Польского восточных уездов Люблинской и Сед-
лецкой губерний и образование из них отдельной Холмской губер-
нии (1912 г.). Все они воспринимались поляками как откровенное
нарушение национальных прав. Недовольство подкреплялось не
только правительственными действиями, но и необычайно откро-
венными выступлениями крайних правых в Государственной
Думе, особенно по проекту о выделении Холмщины. Марков-вто-
рой, например, заявил, что это вредный законопроект, т.к. «укреп-
ляет ложное учение, будто бы существует какое-то реальное Цар-
ство Польское... Вместо того, чтобы осадить зазнавшуюся шляхту,
иезуитов и ксендзов на свое место, этот законопроект, ограничива-
ется... переименованием одной местности в другую». К началу XX
в. в польской политике России довольно четко выявилась тенден-
ция, направленная к повсеместному ограждению от «полонизиру-
ющего» влияния населения северо-западных и юго-западных гу-
берний России, исторически довольно тесно связанных с Поль-
шей, созданию барьера между Царством Польским и западными
губерниями.
В Германии в начале XX в. положение поляков было не менее
сложным. Прусское правительство в начале XX столетия присту-
пило к широким антипольским мероприятиям. Были предприня-
ты попытки прекратить преподавание Закона Божия на польском
языке. Также были сделаны шаги, направленные на то, чтобы при-
остановить рост польского землевладения. 18 января 1908 г. был
принят закон о принудительном отчуждении польских земель за
счет предоставления правительству права преимущественной по-
купки 70 тыс. га земли. В 1914 г. обсуждался проект нового зако-
на - устав о парцелляции, который проектировал предоставление
правительству права преимущественного приобретения всякого
продаваемого земельного имущества свыше 10 га для перепрода-
жи его крестьянам, что также должно было повлечь за собой со-
кращение польского землевладения в Пруссии. Принимались так-
же меры, ограничивающие употребление польского языка в
общественной жизни. В 1907 г. германский канцлер фон Бюлов
внес в рейхстаг новый закон об обществах и собраниях. Один из
параграфов этого законопроекта гласил, что прения на публичных
собраниях должны вестись на немецком языке, а исключения до-
пускаются с разрешения местной власти. С некоторыми
17
изменениями проект был принят 4 апреля 1908 г. В текст закона
была внесена поправка, предоставлявшая право «давно поселив-
шемуся не немецкому населению говорить на своем языке еще в
продолжении 20 лет, если не немецкий элемент превышает 60% на-
селения»3. Практически это лишало 45% польского населения
Пруссии говорить на собраниях по-польски. Не останавливаясь
подробно на характере польской политики России и Германии, за-
метим, что в целом права польского населения, находившегося в
составе России и, особенно, Германии, были ограничены. Это вы-
ражалось, в основном, в правах на употребление родного языка в
образовании, в деятельности местных учреждений и в конфессио-
нальной политике.
Часть польских земель, вошедших в состав Австрии по первому
разделу Польши (1772 г.), образовала в составе Австрии «Короле-
вство Галиции и Лодомерии с Великим герцогством Краковским.
Конституция 1867 г. и последующее законодательство Авст-
ро-Венгрии дали полякам значительные права национального са-
моуправления. Уже в 1869 г. постановлением «относительно язы-
ка делопроизводства императорских и королевских мест и лиц и
судебных учреждений в Королевстве Галицийском» было уста-
новлено, что языком внутреннего делопроизводства и сношений с
государственными учреждениями, должностными лицами и су-
дебными органами Галиции признается язык польский4. На поль-
ском языке «производились деловые сношения областных учреж-
дений прокурорского надзора с местами, лицами и судебными
учреждениями области»5.
На польском языке велось преподавание в Краковском и Львов-
ском (за исключением нескольких кафедр) университетах, ряде
технических учебных заведений. Польские учебные заведения в
Австро-Венгрии пользовались популярностью среди поляков из
Познани и Царства Польского. Ежегодно поляки-студенты из Рос-
сии отправлялись получать образование в университетах Львова и
Кракова, Львовском политехническом институте, земледельческой
академии в Дублянах, Львовском ветеринарном институте и Львов-
ском лесном училище. Польская Академия наук и польская
Академия художеств находились в Кракове. Краков стал центром
духовной жизни всего польского народа, благодаря старейшему
Ягеллонскому университету и целому ряду других учреждений.
Там постоянно происходили польские научные и национальные
съезды, формировались политические программы партий. По под-
счетам Г. Коэна в зимнем семестре 1909 - 1910 учебного года среди
3250 студентов Краковского университета насчитывалось 639 рос-
сийских подданных6. Постепенно центр польской культурной и
18
научной жизни перемещался из Варшавы в Краков и Львов. Поль-
ское население в Австро-Венгрии могло свободно пользоваться
родным языком в школе, в судопроизводстве и в административ-
ных учреждениях, могло создавать свои национальные организа-
ции. В результате Галиция становилась своеобразным польским на-
циональным центром. При этом необходимо заметить, что выходцы
из Познани и Царства Польского, находясь в Галиции, сохраняли
связь с соотечественниками в Германии и России, способствуя рос-
ту влияния Галиции на остальные части Польши.
Позиция России в отношении Царства Польского накануне
Первой мировой войны существенным образом отличалась от
политики Австро-Венгрии, также владевшей частью Польши с
конца XVIII в. Если в позиции российских правящих кругов пре-
обладало резко негативное отношение к любым попыткам гово-
рить об изменении статуса Царства Польского в составе Россий-
ской империи, т.к., по мнению одного из чиновников российского
МИД, «сегодня самоуправление, завтра автономия, а там и коро-
левство...»7, то польский вопрос в Австро-Венгрии рассматривал-
ся по-другому.
Сложность межнациональных отношений внутри Габсбург-
ской монархии заставляла правящие круги задумываться о фор-
мах взаимоотношений Вены с многочисленными народностями,
населяющими империю. Австрийские правящие круги в начале
XX в. последовательно шли по пути расширения национальных
прав народов Австро-Венгрии и не последнее место в этой поли-
тике занимали проблемы национальных прав польского населе-
ния. Накануне войны, в условиях разработки предварительных
планов внутри военного ведомства Австро-Венгрии, решался
вопрос о статусе польских земель в случае успешных военных дей-
ствий. Весной 1913 г. российским МИД было получено сообще-
ние о состоявшемся 2 марта 1913 г. в Вене совещании представи-
телей военного ведомства и представителей патриотических
польских организаций. На этом совещании присутствовал эр-
цгерцог Франц-Фердинанд, который огласил проект автономии
Польши, составленный военной канцелярией его высочества.
Согласно проекту, предполагалось включить в состав автоном-
ного государства части Польши, принадлежащие России и
Австро-Венгрии. Новому государству предполагалось присво-
ить название королевства Польского или герцогства Краковско-
го с центром в Кракове. Во главе автономного правительства дол-
жен был стоять наместник, назначаемый императором, обяза-
тельно из состава польской аристократии, принадлежащий к
католической церкви, на период, указанный императором.
19
Автономное правительство получало право содержания регуляр-
ной армии. Для решения законосовещательных и некоторых за-
конодательных вопросов предполагалось учредить на выборных
началах сейм, в исключительное ведение которого передавались
также вопросы духовных дел и просвещения.
Огласив текст проекта, эрцгерцог Франц-Фердинанд отметил,
что он не имеет характера официального правительственного до-
кумента, не накладывает на правительство никаких обязательств
и является его личным мнением по польскому вопросу. Эрцгерцог
подчеркнул, что при этом проект автономии Польши «явится
сильным двигателем как в деле широкого участия польского наро-
да в случае австро-русского столкновения, так и первым шагом в
деле объединения антирусской деятельности польских элементов,
живущих в России»8, поскольку исходит от него как наследника
престола. Хотя эрцгерцог Франц-Фердинанд выражал позиции
так называемой «военной партии», опиравшейся на аристокра-
тию, офицерство и клерикальные католические круги, не пользо-
вался симпатиями либеральной австрийской буржуазии, но его
мнение было весьма показательным и свидетельствовало о том,
что в австрийских правящих кругах накануне Первой мировой
войны сложилось достаточно четкое мнение по польскому вопро-
су и возможных перспективах государственного развития разроз-
ненных частей Польши.
Эта позиция не была секретом для российской дипломатии.
Еще в 1909 г. российские дипломатические чиновники отмечали,
что венский кабинет разрабатывает планы создания автономного
польского государства и ведет скрытую борьбу против русского
влияния в Царстве Польском9.
Вторым немаловажным моментом, касающимся польской про-
блемы, по мнению чиновников российского МИДа, было начав-
шееся в 1910-х гг. изменение отношения поляков к внешнеполити-
ческим планам Германии, связанными с продвижением последней
на Восток. В Записке чиновника МИД Олферева, датированной
1909 г., отмечалось, что отношение поляков к Германии и вообще к
немецкому «Drang nach Osten» за последнее время резко измени-
лось. В качестве подтверждения этой мысли от привел слова графа
Дедушинского, главы польского коло в Венском парламенте, кото-
рый сказал, что «пусть раздавит нас Пруссия, это будет лучше, чем
тонуть нам в кровавом русском море»10.
Позиция Германии, ее понимание целей войны и возможного
послевоенного устройства мира в немецких правительственных
документах раскрывалась крайне осторожно. Но осмотрительные
формулировки официальных документов дополнялись близкими
20
правительству органами печати, публицистами, общественными
деятелями. Существенное место в этих высказываниях занимал
восточный вопрос, а именно: отношение к славянству в целом и
Польше в частности. Особую роль в формировании общественно-
го мнения Германии в отношении восточной политики последней
сыграл Пангерманский союз. Его финансировали крупнейшие не-
мецкие промышленники. В своей политической концепции они
отказывались от политики Бисмарка, считавшего, что Германия -
«завершенное национальное государство с прочными граница-
ми»11. Пангерманский союз и родственный ему Союз содействия
германизму в восточных провинциях, основанный в 1894 г. на за-
падных польских землях и получивший наименование «Гакаты»
по инициалам его основателей Генземана, Кеннемана и Тидемана,
пропагандировали идеи о невозможности самостоятельного су-
ществования «малых народов».
Вторым заметным течением общественной мысли в Германии
было направление, отстаивавшее мнение, что любое немецкое пра-
вительство, ожидающее войны в Россией, должно добиваться
дружбы поляков вплоть до возможности возрождения польской
государственности на землях Царства Польского под контролем
Германии.
Наконец, необходимо назвать еще одно весьма важное для по-
нимания позиции правящих кругов Германии в польском вопросе
в 1914 г. течение общественной мысли, связанное с проектом
«Срединной Европы». История проекта «Срединной Европы» на-
считывала к началу XX в. несколько десятилетий. Но долгое вре-
мя этот план оставался только лишь предметом чистого теорети-
зирования, главным образом в среде экономистов, позже - среди
пангерманистов12. Но в начале Первой мировой войны отношение
официальных кругов Германии к этому проекту изменилось.
В августе 1914 г. канцлер Бетман-Гольвег, исходя из идей гер-
манских и австрийских экономистов, начал разрабатывать план
«Срединной Европы», положив в его основу идею таможенного
объединения Германии, Австро-Венгрии, Франции, Бельгии, Гол-
ландии, Польши, Балкан и Азиатской Турции. Таким образом,
Польша оказалась включенной в сферу германских интересов на
Востоке. В целом, по мнению польских историков, первый период
войны показал полное отсутствие конкретной политической про-
граммы в отношении Царства Польского13. Прусский министр
внутренних дел фон Лебель в меморандуме от 29 октября 1914 г.,
посвященном военным целям, усматривал в польском вопросе
лишь проблему прусской внутренней политики. Международный
аспект этого вопроса был решен, по мнению Лебеля, путем
21
разделов Польши и на Венском конгрессе. Несмотря на отсутствие
детально разработанной программы по польскому вопросу, пробле-
ма поставлена была. При германском верховном командовании был
создан специальный «Отдел по освобождению» по главе с Гут-
тен-Чапским, занимавшийся, в том числе, и проблемами славян-
ских народов. С самого начала войны в Берлине активно действо-
вал правительственный комитет заграничной службы, в котором
работали специалисты по «восточной проблеме» и действовал са-
мостоятельный польский отдел по руководством Эрцбергера14.
Близость Царства Польского к театру военных действий не об-
ещала царскому правительству ничего, кроме серьезных осложне-
ний. Еще до начала войны органы полиции и жандармерии актив-
но собирали сведения о настроениях поляков и о том, как
население Царства Польского намерено повести себя в случае
войны с Австро-Венгрией. Сведения были достаточно противоре-
чивыми. С одной стороны, местные органы Департамента поли-
ции регулярно сообщали в Петербург о том, что информация об
австрийской пропаганде на территории «русской Польши» не
подтвердилась. С другой, было немало настораживающих момен-
тов. Например, в 1909 г. было получено агентурное донесение о
том, что в Кракове состоялся конспиративный польский съезд,
принявший обращение к австрийскому императору. В обращении
сообщалось о готовности «разумной части польского населения
верно служить австрийскому правительству и с объявлением вой-
ны выставить отряды вооруженных повстанцев»15.
Несмотря на противоречивость агентурных данных, в правя-
щих кругах Российской империи сформировалось довольно
устойчивое мнение относительно готовности поляков поддер-
жать Австро-Венгрию в случае возможной войны. В 16 ноября
1913 г. министр иностранных дел С.Д.Сазонов писал Николаю II:
«Ввиду возможности столкновения между Россией и Австро-
Венгрией, поляки, при услужливой помощи со стороны послед-
ней, стали готовиться к тому, чтобы, пополняя ряды австрийских
войск, создать нам одновременно новые затруднения поднятием
мятежа в наших польских губерниях в случае войны»16. Сазонов
отмечал, что, «если нельзя ожидать, что отдельными уступками в
вопросах первостепенной важности можно привлечь к себе
польское население, что все же крайне желательно избегать... но-
вых поводов к недовольству, толкающему поляков в объятия на-
ших зарубежных врагов»17. Он предлагал решить в пользу поля-
ков некоторые вероисповедные вопросы, разрешить употребле-
ние местного языка во внутреннем делопроизводстве ряда
местных учреждений18.
22
В январе 1914 г. Сазонов вновь вернулся к этой проблеме и
вновь обратился к императору. В новой записке по польскому воп-
росу Сазонов писал о том, что для Российской империи необходи-
ма последовательная национальная политика, которая даст опре-
деленность в польском вопросе. Министр иностранных дел
подчеркивал, что «решение вопроса заключается ... в создании ре-
ального интереса, который бы связывал поляков с русской госуда-
рственностью»19. Сазонов считал, что эпоха узкого национализма
миновала. Именно для «великодержавных задач России» необхо-
димо в какой-то мере постепенно удовлетворить «разумные жела-
ния польского общества в области самоуправления, языка, школы
и церкви...»20. Сазонов подчеркивал, что Российской империи не-
обходимо определить свою позицию в отношении Польши, кото-
рая накануне 1914 г. существенным образом отличалась от планов
Австро-Венгрии и Германии. В ней доминировала общая для на-
циональной политики предвоенного периода тенденция наиболее
тесного сближения окраин с империей.
Превращение польских земель в театр военных действий и
вступление русских войск на территорию «австрийской Польши
настоятельно потребовало более или менее определенной пози-
ции в отношении к польскому населению. Это было необходимо
не только по политическим, но и по военным соображениям. К на-
чалу войны германское командование стало вплотную заниматься
вопросом дезорганизации тыла русской армии и в этих планах не-
малое место отводилось польскому населению в Российской им-
перии. Германское командование не исключало возможности
организации польского восстания в начале войны. 5 августа руко-
водитель ведомства иностранных дел в Берлине фон Ягов сооб-
щал германскому послу в Вене, что немецкие войска «носят в кар-
мане прокламации об освобождении Польши». Из германского
генерального штаба в тот же день докладывали канцлеру, что «вос-
стание в Польше уже началось»21. Вопрос о подготовке польского
восстания в случае начала войны между Россией и Автро-Венгри-
ей обсуждался еще задолго до начала войны. На территории Цар-
ства Польского регулярно распространялись прокламации с при-
зывами к организации в Польше вооруженного восстания в
момент объявления войны между Россией и Австрией22. Хотя эти
расчеты не оправдались, но в планах германского командования
осталась задача активной антирусской пропаганды среди поляков.
Инструктируя германского посла в Стокгольме 6 августа
1914 г., канцлер Бетман-Гольвег сформулировал лозунг: «Осво-
бождение угнетенных народов России, оттеснение русского дес-
потизма к Москве»23, all августа органам печати было дано ука-
23
зание направить пропагандистскую деятельность «в пользу
Польского и Украинского буферных государств»24. От имени
Верховного главнокомандования австро-венгерской и немецкой
армий было опубликовано воззвание к полякам. В нем содержал-
ся призыв «соединяться с союзными войсками» для того, чтобы
«выгнать из границ Польши азиатские орды»25. Одновременно
Главное командование соединенных армий Австро-Венгрии и
Германии выпустило прокламацию к евреям Польши. «Наши
знамена приносят вам права и свободу, равные гражданские пра-
ва», - говорилось в обращении26.
Российская сторона начала разработку аналогичного докумен-
та. 30 июля 1914 г. в Совете министров, по свидетельству
А.Н.Яхонтова, говорилось о возможности подготовки воззвания к
полякам «накануне вступления русской армии в польские земли».
Основной идеей документа должен был стать «лозунг воссоедине-
ния разрозненных» поляков27. В августе 1914 г. были опубликова-
ны два воззвания, оба за подписью Верховного главнокомандую-
щего великого князя Николая Николаевича - к народам
Австро-Венгрии и к полякам. В воззвании великого князя Нико-
лая Николаевича к полякам, датированном 1 августа 1914 г., гово-
рилось следующее: «Пусть сотрутся границы, растерзавшие на
части русский народ. Да воссоединится он воедино под скипетром
русского царя. Под скипетром этим возродится Польша, свобод-
ная в своей вере, языке и самоуправлении»28. Декларация велико-
го князя была воспринята в общественно-политических кругах
Царства Польского как правительственное заявление по польско-
му вопросу и обещание польской автономии.
Объяснения действиям великого князя Николая Николаевича
были самыми различными. Официальная версия, последовательно
распространявшаяся правительственными кругами, гласила, что
великий князь хотел в условиях начавшейся войны положить нача-
ло прочному сближению двух великих славянских народов. Эта
мысль была не нова. Решение польской проблемы, связывалось с
идеей повышения роли России среди славянских народов еще до
начала Первой мировой войны. Так, в записке кн. Г.Е.Львова и
В.А.Маклакова о необходимости изменения политики в Польше,
поданной вскоре после событий 1905 г., говорилось: «Перед Росси-
ей стоит задача примирить взаимные несогласия и рознь, сплотить
все славянские племена ради общей высшей идеи славянского еди-
нства, а задача эта невыполнима, пока внутри себя мы не разрешим
спор между двумя братскими народами - поляками и русскими»29.
Императрица Александра Федоровна считала, что великий
князь Николай Николаевич стремится к расширению своей влас-
24
ти и хочет добиться «трона» в Польше или Галиции. Об этом она
писала Николаю II в сентябре 1914 г.30 Эта версия представляется
неубедительной уже в силу ссылок на мнение Г. Е. Распутина, кото-
рый «опасался», по выражению императрицы, усиления власти
великого князя и выдвигал всевозможные версии о том, каким пу-
тем может пойти последний. «Польская» версия также принадле-
жала Распутину. При этом практически все современники сходи-
лись на том, что воззвание было делом единоличной инициативы
великого князя.
В 1917 г. появились версии несколько отличные от оценок, дан-
ных осенью 1914 г. О великом князе Николае Николаевиче пере-
стали говорить как о единственном авторе и инициаторе издания
воззвания к полякам. В 1917 г. в Чрезвычайной комиссии Времен-
ного правительства во время допроса графа С.И.Велепольского
последний сказал, что до появления воззвания, в самом начале
войны (точную дату он не помнил), ему удалось встретиться с
председателем Совета министров И.Л.Горемыкиным. Велепо-
льский всячески подчеркивал свое участие в появлении воззва-
ния, сказав, что во время встречи с Горемыкиным: «... я приехал и с
ним беседовал, и настаивал, чтобы русское правительство издало
акт по отношению к Польше...»31. Кроме того, граф упомянул о со-
стоявшемся заседании Совета министров по польскому вопросу,
где шла речь о воззвании к полякам. Заслуживает внимания еще
один приведенный Велепольским факт. Во время допроса он упо-
мянул, что дня за три, за четыре до издания воззвания он был по
телефону вызван министром иностранных дел Сазоновым, пока-
завшим Велепольскому воззвание, о котором еще никто офици-
ально не знал, которое еще не было опубликовано, и попросил его
перевести воззвание к полякам на польский язык.32 Велепольский
не акцентировал внимание Комиссии на этом факте. Для него это
был не более чем эпизод, связанный с технической работой по под-
готовке воззвания. Но для исследователя факт немаловажный.
Во-первых, подготовка воззвания уже не выглядит как единолич-
ная инициатива великого князя. Во-вторых, очевидно участие Са-
зонова и в его лице российского внешнеполитического ведомства
в этой работе. Похожие показания дал также генерал Н.Н.Янушке-
вич, начальник Штаба Ставки Верховного главнокомандующего.
Янушкевич утверждал со ссылкой на В.А.Сухомлинова, что текст
акта был заслушан Советом министров и одобрен его членами, а в
редактировании документа участвовали С.Д.Сазонов и А.В.Кри-
вошеин. Сама идея публикации воззвания получила в том числе
высочайшее одобрение. В своих воспоминаниях французский по-
сол Морис Палеолог отмечал, что на его вопрос о том, почему «ма-
25
нифест о Польше» решено обнародовать за подписью Верховного
главнокомандующего, а не императора, Сазонов сказал, что кон-
сервативная часть Совета министров убедили Николая II в том,
что поляки Галиции и Познани находятся еще под австрийским и
прусским владычеством и обращение к ним русского императора
как к будущим подданным преждевременно. С этой точки зрения
логичнее, если текст воззвания будет подписан Верховным глав-
нокомандующим как обращение к населению территории, на кото-
рую вступает русская армия33. И только после этого текст воззва-
ния был передан Верховному главнокомандующему для подписи.
Великий князь Николай Николаевич, по мнению Янушкевича, до
того как ему был передан уже готовый и одобренный текст о воз-
звании ничего не знал. Но получив необходимые сведения указал,
«что раз воззвание высочайше одобрено по идее, то, конечно, вели-
кий князь исполнит высочайшую волю»34.
После окончания Первой мировой войны появилось еще не-
сколько любопытных свидетельств, объяснявших причины и
условия появления воззвания к полякам, положившего начало об-
суждению польского вопроса в 1914 г. Одно из них принадлежит
английскому дипломату Джорджу Бьюкенену. В своих мемуарах
он утверждал, что в августе 1914 г. «император признал целесооб-
разным рассмотреть вопрос о восстановлении Польши и сделать
шаги к обеспечению лояльной помощи ее жителям в войне, теат-
ром которой суждено было вскоре стать этой стране. В этой целью
великий князь Николай Николаевич, по приказу его величества,
обнародовал манифест к полякам, предусматривавший дарование
широкой автономии»35. В воспоминаниях Раймонда Пуанкаре
также было сказано о публикации воззвания к полякам. Он писал,
что Николай II обратился «по собственному почину» «к польско-
му населению России, Германии и Австро-Венгрии с манифестом,
в котором торжественно заявляет о своем намерении восстано-
вить их национальное единство. Как Сазонов сообщил довери-
тельно Палеологу, восстановленная Польша будет пользоваться
местной автономией,.. Она будет управляться наместником рос-
сийского императора»36.
Отечественная историография обошла вниманием вопрос о
причинах появления воззвания 1 августа 1914 г. Существующая
отечественная литература в основном ограничивалась констата-
цией факта. Несколько дальше пошел В.С.Дякин. Рассматривая
основные направления развития общественных настроений в на-
чале войны, он отмечал, что «превращение польских территорий в
театр военных действий, присутствие солдат польской националь-
ности в составе армий обеих сторон - все это ставило неизбежно
26
на очередь дня польскую проблему. Очевидность этого заставила
и царские власти сделать вид, что они собираются пересмотреть
прежнюю политику в этом вопросе». Поэтому Верховный главно-
командующий великий князь Николай Николаевич и обратился с
воззванием к полякам37. Данное утверждение вполне справедливо
в той части, где В.С.Дякин утверждает, что внимание к польской
проблеме было теснейшим образом связано с приближением во-
енных действий к территории Царства Польского. Но вывод Дя-
кина представляется недостаточно полным, т.к. последний не уде-
лил достаточно внимания целям воюющих сторон в Первой миро-
вой войне.
О воззвании и реакции на него упомянул также Е.Д.Чермен-
ский, отметив, что позиция царского правительства в польском
вопросе была неопределенной, а правительственные чиновники
стремились полностью изолировать общественность от польской
проблемы38. Отсутствие пристального внимания к этому доку-
менту в отечественной историографии можно объяснить, пожа-
луй, тем, что в оценках самодержавия, царской бюрократии лю-
бое действие царского правительства, императора и т.д.
трактовалось как политический маневр, обусловленный классо-
вой борьбой, общественно-политической ситуацией и т.п. Но
данная трактовка не всегда себя оправдывала. И в случае с воз-
званием великого князя Николая Николаевича к полякам приве-
ла к тому, что не только история возникновения данного доку-
мента, но и польский вопрос в годы Первой мировой войны в
политике Российской империи не рассматривались как самосто-
ятельная научная проблема. На это обстоятельство обратил вни-
мание В.С. Васюков, отметив, в отечественной историографии не
отражена должным образом весьма важная наряду с овладением
черноморскими проливами цель русской внешней политики -
создание «целокупной» Польши в ее этнографических границах.
И тем самым, заметил В.С. Васюков, невольно создается некото-
рый «перекос»: будто не европейский, а балкано-ближневосточ-
ный театр занимал главенствующее место в русской внешней по-
литике в годы Первой мировой войны. В действительности оба
эти направления были тесно связаны между собой. То что задача
создания «целокупной» Польши - первой была поставлена в по-
вестку дня в самом начале войны, указывало, по мнению Васюко-
ва, на первостепенное значение для России Европейского регио-
на во внешней политике39. Наиболее подробно польский вопрос в
начальный период войны рассмотрен Васюковым в «Истории
внешней политики России. Конец XIX -- начало XX в.». Но воп-
рос о создании Польского государства в его этнографических
27
границах, проекты его решения в годы войны не отражены в оте-
чественной историографии должным образом40.
Мнения современников относительно того, кто же был автором
воззвания к полякам и, соответственно, подтолкнул обсуждение
польского вопроса в Российской империи в годы войны, были раз-
личны. Имеющиеся исследования также не дали определенного
ответа на этот вопрос, пойдя во многом за современниками собы-
тий. В настоящий момент стали доступны новые источники, кото-
рые позволяют более аргументировано говорить об авторах воз-
звания, целях, которые они преследовали. Вопрос этот требует
пристального рассмотрения, в первую очередь потому, что указан-
ный документ сыграл колоссальную роль в истории польского
вопроса в годы Первой мировой войны.
30 июля 1914 г. в Совете министров говорилось о желатель-
ности воззвания к полякам. К этому решению члены Совета ми-
нистров пришли под влиянием целого ряда факторов. Во-пер-
вых, определенную роль сыграли сведения, получаемые накану-
не и в начале войны от варшавского генерал-губернатора,
командующего войсками Варшавского военного округа Я.Г.Жи-
линского и местных органов полиции и жандармерии о готов-
ности поляков поддержать немцев. Во-вторых, члены Совета
министров руководствовались желанием обеспечить лояль-
ность поляков на территории Германии накануне вступления
туда русских войск.
Разработка текста воззвания была поручена военному минис-
тру Сухомлинову и министру иностранных дел С.Д.Сазонову. Но
в фондах Архива внешней политики Российской империи авто-
ром обнаружено письмо за подписью военного министра Сухом-
линова, где говорился о том, что к 31 июля 1914 г. С.Д.Сазоновым,
Н.Н.Янушкевичем и Сухомлиновым был разработан текст воззва-
ния к полякам и представлен императору. На документе имеется
официальная помета о том, что Николай II «изволил читать» упо-
мянутый документ. Таким образом, можно говорить о том, что к
разработке воззвания к полякам были причастны начальник Гене-
рального штаба Н.Н.Янушкевич, военный министр В.А.Сухомли-
нов и министр иностранных дел С.Д.Сазонов.
2 августа 1914 г. генерал Н.Н.Янушкевич отправил министру
иностранных дел Сазонову секретную телеграмму, где сообщал,
что великий князь Николай Николаевич ознакомился «с текстом
нашего обращения (курсив мой. - А.Б.) к польскому народу»41. Что
имел ввиду Янушкевич, говоря о «нашем обращении»? Скорее
всего, речь шла об участии Сухомлинова, Янушкевича и Сазонова
в подготовке текста. Косвенным подтверждением этого могут слу-
28
жить показания Велепольского и Янушкевича об участии Сазоно-
ва в подготовке документа. Из телеграммы Янушкевича и письма
Сухомлинова также следует, что именно великий князь контроли-
ровал подготовку текста обращения к полякам, но делал это с ве-
дома и одобрения императора. Таким образом, к появлению воз-
звания к полякам от 1 августа 1914 г. были причастны Николай II,
великий князь Николай Николаевич, Сухомлинов, Янушкевич и
Сазонов. Теперь, исходя из состава авторов документа, попытаем-
ся ответить на вопрос о том, чьим интересам отвечало воззвание и
насколько продуманы были возможные последствия публикации
такого документа.
В оценках правительственной и проправительственной перио-
дической печати воззвание оценивалось как положительное явле-
ние в духе весьма популярной летом 1914 г. идеи защиты и объеди-
нения славянства под покровительством России. «Русские
ведомости» отмечали, что «возникшее перед внешней опасностью
духовное единение разноплеменного населения России должно
быть раз и навсегда закреплено правовой организацией, обеспечи-
вающей каждой народности ее место в общем отечестве». Правда
при этом «Русские ведомости» констатировали, что «нам нужно
сперва объединить польские земли под одной какой-либо влас-
тью. Этой власти нам не дано выбирать. Она пока русская»42.
Либеральные круги были настроены более скептически. Так,
М.Лемке в дневниковой записи о воззвании писал: «Вексель выдан
большой: правда бланк на нем не поставлен, однако, платить в свое
время надо... Искренность векселедателя и сочувствие царя - блан-
конадписателя и правящих сфер вызывает общее сомнение»43.
В Царстве Польском воззвание было встречено с энтузиазмом.
В Лодзи прошла манифестация, в которой приняли участие
20 тыс. человек. При этом участники, выражая верноподданничес-
кое отношение российскому императору, пели польские патрио-
тические песни. Местные власти довольно скоро развеяли иллю-
зии польских патриотов. 2 августа 1914 г., когда в ответ на просьбу
поляков разрешить по случаю воззвания исполнить польский на-
циональный гимн и вывесить национальные флаги в Варшаве,
был получен отказ главнокомандующего армиями северо-запад-
ного фронта. Недовольство поляков позицией русских властей
усугубил помощник Варшавского генерал-губернатора А.О.Эссен,
который, сообщая представителям польской общественности о
том, что им отказано, не смог сдержаться и обронил фразу о том,
что воззвание является каким-то недоразумением и едва ли может
когда-либо осуществиться. Замечание генерал-губернатора сразу
же стало достоянием общественности и, кроме того, сразу же стало
29
использоваться австрийской и германской пропагандой. Эссену
пришлось давать объяснения главнокомандующему армиями Се-
веро-Западного фронта, но слово было произнесено и польская
общественность стала сомневаться в возможности немедленных
преобразований в Царстве Польском44. Уже 1 августа 1914 г. на
территории польских губерний стала распространяться проклама-
ция от имени Национального рабочего союза, Национального
крестьянского союза и Союза независимости, обращенная к запас-
ным. В ней говорилось: «За царя, угнетателя Польши, идете уми-
рать, за его разбойническую шайку чиновников, которые грабили
нас, окрадывали, преследовали и оплевывали. За московское иго
вы должны отблагодарить пролитием крови»45. По мнению по-
мощника Варшавского генерал-губернатора по полицейской час-
ти, таких заявлений в сравнении с верноподданническими вы-
ступлениями было довольно мало46. Формально большинство
польских общественно-политических организаций выражали
свою лояльность царскому правительству. От имени польских по-
литический партий на имя великого князя Николая Николаевича
был подан верноподданнический адрес, в котором говорилось, что
поляки «преисполнены горячим ожиданием победы русской ар-
мии... и ожиданием полного торжества ея на поле брани... Веруем,
что кровь сынов Польши, проливаемая вместе с кровью сынов
России в борьбе с общим врагом станет лучшим залогом новой
жизни в мире и дружбе 2-х славянских народов»47. Отметим, что в
адресе ничего не говорилось об отношении к воззванию и провоз-
глашенном единении Польши под скипетром российского само-
держца. Но и такое выражение позиции польской общественности
русские власти попытались максимально использовать. Адрес
был размножен в десятках тысяч экземпляров и разослан губерна-
торам польских губерний для распространения среди населения.
Так, в канцелярии Варшавского генерал-губернатора было полу-
чено 50 тыс. экземпляров адреса для дальнейшего распростране-
ния. Затем еще 2,5 тыс., получение которых заставило чиновников
задуматься, т.к. неясно было, куда девать такое количество. Адрес
был снова разослан по губерниям. И вскоре губернаторы стали
просить сообщить, «какое назначение имеют и как должны быть
использованы присланные экземпляры адреса»48.
Несколько позднее «Новое время» опубликовало воззвание
польского национального комитета, где отмечалось, что воззвание
великого князя «предуказывает осуществление нашей мечты: вос-
соединение растерзанного на части тела Польши... Воссоединение
Польши признано одной из великих задач... войны... И одна только
для нашего народа вырастает задача: разгром коварного могущес-
30
тва Германии и воссоединение Польши под державным скипетром
русского царя»49.
Воззвание вызвало интерес не только в России, но и за ее преде-
лами. Перепечатка иностранными газетами текста воззвания, его
комментирование поставило Совет министров и особенно минис-
терство иностранных дел перед необходимостью реагировать на
выступления зарубежной прессы. Ситуация осложнялась как сво-
бодой перевода и толкования воззвания Верховного главнокоман-
дующего за границей50, так и практически полной неосведомлен-
ностью русских послов в вопросе о том, как они должны толковать
этот документ. Так, посол Российской империи Бахметьев 23 ав-
густа 1914 г. сообщал Сазонову о поступающих к нему многочис-
ленных запросах о достоверности «слуха о манифесте, будто бы
изданном великим князем Николаем Николаевичем» и о том, что
он не имеет по этому вопросу никаких сведений, кроме сообщае-
мых иностранной печатью. Поэтому ему (Бахметьеву) «поневоле
приходится оставлять эти вопросы без ответа, что, несомненно,
возбуждает некоторое недоверие и смущение, которое начинает
проникать и в печать, сначала с таким восторгом приветствовав-
шую это известие»51. Посланник России при Св. престоле в Вати-
кане Нелидов в секретной телеграмме от 5 августа 1914 г. сообщал
Сазонову, что «Ввиду впечатления, произведенного Высочайшим
обращением к польской народности, мне было бы крайне важно
быть осведомленным об истинном характере и объеме предполага-
емых в этом вопросе мероприятий, а также и о пределах ожидае-
мых льгот»52. На многочисленные запросы Сазонов отвечал, что
все изложенное в обращении Верховного главнокомандующего к
полякам является «выражением действительных и серьезных на-
мерений правительства», но «о пределах и размерах предполагае-
мых льгот пока не может быть сообщено что-либо определенное, и
сам вопрос требует законодательного рассмотрения»53.
Несмотря на заявление Сазонова 2 августа 1914 г. о согласова-
нии текста воззвания с союзниками, о чем говорилось выше, пред-
ставители правительств стран Антанты, особенно Франция, реа-
гировали на появление воззвания к полякам с некоторым недоу-
мением. В своих мемуарах Р.Пуанкаре писал по поводу воззвания:
«Итак, Россия еще раз выступила здесь помимо нас», считая этот
шаг русского правительства серьезной политической ошибкой54.
Столь бурная реакция различных общественно-политических
кругов после публикации воззвания заставили членов Совета
министров задуматься над тем: считать ли публикацию докумен-
та обычным пропагандистским актом или действием, которое бу-
дет иметь реальные политические последствия. На заседании
31
1 августа 1914 г. А.В.Кривошеин предложил «извлечь максимум
выгод» из воззвания. Но И.Г.Щегловитов и Н.А.Маклаков возра-
зили. «Боюсь горьких плодов», - сказал первый из них. «Расхле-
бывать будет Министерство] внутренних] д[ел]. Нельзя [ре-
шать] такие вопросы без Сов[ета] министров]», - поддержал его
второй. Горемыкин, расценив воззвание как военно-политичес-
кую пропаганду, попытался отделить его от внутригосударствен-
ных дел, заявив: «Все области русские должны подлежать рус-
скому управлению. Что же касается Царства Польского, то вели-
кий князь может говорить, что хочет»55. Но активные выступле-
ния печати беспокоили, и уже на следующем заседании 3 августа
1914 г. А.В.Кривошеин заявил, что «акт о поляках» встретил
столь неединодушное отношение, что необходимо ослабить впе-
чатление от воззвания56. Маклаков заявил: «Газеты говорят об
«автономии». Как быть? Если промолчим, то как бы одобряем?
Не надо ли разъяснить для устранения излишних мечтаний».
Первоначально предполагалось положить конец разнообразным
выступлениям в печати официальным путем. 9 августа был под-
готовлен проект правительственного сообщения о Польше. В нем
говорилось, что «вследствие слухов, распространявшихся в связи
с воззванием Верховного Главнокомандующего к польскому на-
роду» Санкт-Петербургское телеграфное агентство уполномоче-
но заявить, что «принципиальные решения, заключающиеся в
упомянутом воззвании не могут быть пока облечены в юридичес-
кие формулы, ввиду того, что обычная законодательная деятель-
ность в стране неизбежно уступает требованиям военного време-
ни. Из объяснений с авторитетными представителями польского
общественного мнения явствует, что они вполне понимают эту
точку зрения»57. Но в Совете министров возникли опасения, что
официальная публикация подобного заявления будет восприня-
та как полный отказ от обещаний, данных Верховным главноко-
мандующим. Поэтому правительственное сообщение опублико-
вано не было, а вместо этого решено было поступить по предло-
жению Сазонова, который на заседании Совета министров 3 ав-
густа, согласившись с Кривошеиным и признав пропаганди-
стский характер заявлений Ставки, потребовал более простого и
радикального правительственного воздействия на печать: «Поз-
вать редакторов и запретить слова, которые не существуют в воз-
звании, и не раздувать»58. В итоге председатель Санкт-Петербу-
ргского комитета по делам печати сделал следующее заявление
редакторам столичных газет: «Председатель Совета министров
поручил мне передать вам: некоторые органы печати толкуют
воззвание Верховного главнокомандующего как обещание вос-
32
становления Королевства или автономии. Ни то, ни другое не со-
ответствует видам правительства»59. Таким образом, можно гово-
рить о том, что для Совета министров реакция на воззвание к по-
лякам явилась изрядной неожиданностью, которая грозила
усложнить и без того непростую внутриполитическую ситуацию.
Внешнеполитические последствия публикации воззвания так-
же озаботили Совет министров. В упоминавшейся телеграмме
Янушкевича к Сазонову от 2 августа 1914 г. начальник Генераль-
ного штаба писал, что великий князь спрашивает о том, «известна
ли сущность даваемых нами обещаний союзникам и не вызовут ли
эти обещания, существо коих предопределяет условия будущего
мирного договора, нарушение в согласованности и единстве дей-
ствий»60. Сазонов ответил, что иностранные послы им уведомле-
ны. Но, несмотря на заявление Сазонова 2 августа 1914 г. о согла-
совании текста воззвания с союзниками, представители
правительств стран Антанты, особенно Франция, реагировали,
как было сказано выше, на появление воззвания к полякам с неко-
торым недоумением. Но если великий князь без должного внима-
ния отнесся к внешнеполитической стороне документа, то мог ли
Сазонов, умевший рассчитывать ситуацию на несколько ходов
вперед, министр, которого современники называли «хитрой ли-
сой», не учесть международного значения воззвания?
Министр иностранных дел был весьма последовательным сто-
ронником объединения Польши под протекторатом России. Пози-
ция Сазонова формировалась во многом под влиянием внешнепо-
литических планов Германии и Австро-Венгрии. Перспектива
объединения после войны польских земель, толкала российское пра-
вительство и лично министра иностранных дел искать пути обеспе-
чения исключительного влияния России в будущей Польше. Еще
на заседании Совета министров 1 августа 1914 г. Сазонов сказал,
что идеальным было бы «перестать существовать разрозненным
полякам», но под скипетром русского царя, а не в форме суверен-
ного государства61.
Свой статус Польша должна была получить из рук России, ми-
нуя международные соглашения. Поэтому, в первую очередь, гло-
бальное заявление 1 августа 1914 г. должно было обеспечить прио-
ритет Российской империи в решении судеб Польши в случае
успешного завершения войны. Центральной мыслью воззвания и
для современников, читавших документ, и для составителей была
идея о воссоединении частей Польши под скипетром русского
царя. Такого рода заявление было ни чем иным, как попыткой ре-
шить вопросы о последующем переделе Восточной Европы, минуя
союзников, которые именно так и расценили этот документ. Союз-
33
2 — 9455
ники были по сути поставлены перед фактом, что Россия намерена
претендовать на польские земли Германии и Австро-Венгрии. В
этом контексте воззвание к полякам перестает выглядеть доку-
ментом, изданным торопливо и легкомысленно, без учета внутри-
политической ситуации. Расчет на скорое окончание войны за-
ставлял действовать именно так: как можно скорее определить
возможные территориальные приобретения России без участия
союзников.
Во-вторых, разработка Австро-Венгрией планов автономного
устройства Польши, разговоры о германофильской ориентации
поляков, планы Германии по созданию польского буферного госу-
дарства заставляли российские правящие круги также задуматься
над тем, как должны строиться отношения Российской империи и
Царства Польского. Исходя из имеющейся информации, россий-
ские государственные деятели стремились предвосхитить собы-
тия, опередить Германию и Австро-Венгрию в декларировании на-
мерений в отношении будущего славянских народов и, в частнос-
ти, Польши и сделать заявление, соответствующее общим настро-
ениям момента и предвоенным декларациям противника, издать
многообещающий документ.
В-третьих, перед военными стояла насущная задача - сохране-
ние лояльности польского населения и стабильной политической
обстановки на прифронтовой территории. Она заставляла велико-
го князя Николая Николаевича, Н.Н.Янушкевича, В.А.Сухомли-
нова спешить в поисках радикальных мер влияния на настроения
в Царстве Польском. В этом плане, воззвание можно считать ак-
том не пропаганды, а контрпропаганды в ответ на действия Герма-
нии. Эта цель была достигнута. Население Царства Польского со-
храняло лояльность по отношению к России вплоть до оккупации
немцами Варшавы в 1915 г.
Воззвание к полякам и опубликованное вслед за ним воззвание
к народам Австро-Венгрии переносили идеологию войны в дру-
гую плоскость: из оборонительной она становилась как бы насту-
пательной. Вместо защиты России от германских войск провоз-
глашалась идея собирания разделенных и угнетенных славянских
народностей под скипетром русского царя. Ближайшими задача-
ми борьбы с Германий и Австрией становились создание единой
Польши и свободной «подъяремной» Руси, имея в виду освобож-
дение славянских народов из-под власти Австро-Венгрии. Эти за-
явления можно было расценивать как некую политическую про-
грамму. Хотя она исходила непосредственно от военной власти, но
провозглашалась от имени российского императора и, следова-
тельно, в сознании общественности приобретала государственное
34
значение. Как отмечал позднее А.Н.Яхонтов «на Совет министров
постепенно налагалась задача, огромная по своему значению и по-
следствиям: пересмотр чуть ли не всех издавна наслоившихся
устоев нашего общеимперского уклада, а между тем война и при-
способление государственного организма к ежедневно нарождав-
шимся новым нуждам поглощали все правительственные силы»62.
Сформулированная в воззваниях Верховного главнокомандую-
щего идеология войны налагала определенный оттенок на даль-
нейшую внутреннюю политику и являлась обязательством для
правительства. Именно так воззвания за подписью великого князя
Николая Николаевича и были восприняты заинтересованными и
широкими общественными кругами. Этому способствовала рус-
ская и иностранная печать, снабжая заявления Верховного глав-
нокомандующего подробными комментариями, рисуя радостные
картины близкого будущего. Если одна часть газет привлекала
внимание преимущественно к всеславянской идее, то другие оста-
навливались более охотно на словах об «осуществлении народных
вожделений». В этом смысле воззвание к полякам имело огромное
значение на развитие национальных проблем на окраинах Россий-
ской империи, позиции национальных общественно-политичес-
ких кругов, которые с начала войны начинают ожидать аналогич-
ных шагов в отношении других окраин. Тем более велико было их
разочарование, когда уже в первые месяцы войны выяснилось, что
правительство не планирует каких-либо радикальных мер как в
национальной политике в целом, так и в польском вопросе. Чле-
нам Совета министров достаточным казалось обещание решить
польскую проблему после успешного завершения войны. Вступ-
ление русских войск на территорию Австро-Венгрии, захват части
Галиции с значительным польским населением заставили Совет
министров более внимательно отнестись к польскому вопросу.
В конце августа 1914 г. начальник Штаба Верховного главноко-
мандующего генерал Н.Н.Янушкевич обратился с письмом в Со-
вет министров к его председателю И.Л.Горемыкину. В самом нача-
ле письма он говорил о том, что разгар военных действий пред-
ставляет идеальные возможности для проведения практически
любых мероприятий в Галиции, сообразных с интересами Импе-
рии, проведение которых в мирных условиях может быть затруд-
нено. Но, с другой стороны, проводить их надо осторожно, чтобы
не скомпрометировать русские власти. Н.Н.Янушкевич считал,
что необходимо срочно определить позицию Совета министров в
польском и украинском вопросах. Он писал: «Вообще, казалось
бы, что наступило время дать полякам некоторые более положи-
тельные заверения относительно предполагаемых уступок им...
35
2*
сохранение полной неопределенности в этом вопросе создает бла-
гоприятную атмосферу для развития недоверия в польских кру-
гах»63, т.е. в условиях невозможности реформировать Царство По-
льское предлагалось продемонстрировать полякам некоторые об-
разцы будущих свобод на территории Восточной Галиции.
Второй, по мнению Янушкевича, не менее важный и требующий
незамедлительного решения на правительственном уровне, воп-
рос об украинском языке в Галиции. «Если нами будет признано, -
писал Н.Н.Янушкевич, - не допускать так называемого “украин-
ского” языка, то уже теперь должны быть преподаны указания, что
газеты на украинском языке не должны быть разрешаемы»64. И,
наконец, Янушкевич просил инструкций по вероисповедному
вопросу. При этом он весьма цинично заявлял, что «общее реше-
ние применять в Галиции веротерпимость и не допускать нас-
ильственного обращения униатов в православие может быть при-
менено различным образом. Власть наша может, сама тому откры-
то не содействуя, не препятствовать и даже косвенно помогать
обращению галичан в православие; возможно и сохранение ею
вполне выжидательного положения»65. Без ответов на эти вопро-
сы, без определения четкой правительственной позиции в отноше-
нии к полякам, украинскому языку и перехода униатов в правос-
лавие «управление этим краем, - писал Янушкевич, - станет не-
возможным»66. К предложениям Янушкевича члены Совета
министров отнеслись весьма осторожно. Лишь в конце октября
1914 г. в Совете министров на основании письма Янушкевича со-
стоялось обсуждение польского вопроса.
До этого члены Совета министров, хотя и затрагивали по-
льскую проблему, но их подход был весьма бессистемный. Боль-
шинство членов Совета министров не имели достаточно четкого
мнения о проблеме и весьма плохо представляли себе те задачи,
которые им предстояло решить. Пожалуй, только министр инос-
транных дел С.Д.Сазонов, осведомленный лучше, чем остальные,
имел более или менее определенный взгляд на развитие Царства
Польского в связи с провозглашенными в воззвании лозунгами.
Свои соображения по польскому вопросу Сазонов представил
членам Совета министров 29 сентября 1914 г. Он сформулировал
тезисы о будущих границах Польши и компетенции органов мес-
тного самоуправления. По мнению Сазонова, будущий польский
край должен был состоять из привислинских губерний Россий-
ской империи и польских земель, которые в случае победоносной
войны, отойдут к России от Германии и от Австро-Венгрии в За-
падной Галиции. Во главе их предполагалось поставить намес-
тника. Министр иностранных дел считал, что «пределы самоуп-
36
равления края определяются имперским законодательством,
причем должна быть обеспечена нераздельность связи его с
Империей... при сохранении участия представителей Польши в
имперских законодательных учреждениях»67. К компетенции
местных органов самоуправления было предложено отнести цер-
ковные вопросы, управление начальным и средним образовани-
ем, местным хозяйством и, частично, суд. При этом была постав-
лена задача максимального приближения местных органов
самоуправления к типу российских земских учреждений. Сазо-
нов предлагал также расширить права польского языка, введя по-
льский как язык преподавания в высших, средних и низших учеб-
ных заведениях при сохранении обязательного преподавания
русского языка68.
Параллельно свои соображения представили военные из Ставки
Верховного Главнокомандующего. Генерал-адъютант И.КТриго-
рович 3 октября 1914 г. представил записку о Польше, где помимо
общих рассуждений предполагал включить контроль над польским
законодательством в компетенцию Государственного Совета.
Первое заседание Совета министров, специально посвященное
польскому вопросу, состоялось 20 октября 1914 г. В нем приняли
участие И.Л.Горемыкин, И.К.Григорович, П.АХаритонов, С.В.Рух-
лов, А.В.Кривошеин, С.Д.Сазонов, И.Г.Щегловитов, Н.А.Макла-
ков, С.И.Тимашев, П.Л.Барк, В.К.Саблер. Лидерство в Совете ми-
нистров в начале войны принадлежало А.В.Кривошеину. По сви-
детельству П.Л.Барка и ряда других видных государственных
деятелей того времени, этот период соответствовал наибольшей
близости Кривошеина к царю и, тем самым, зениту его госуда-
рственной карьеры. Для Барка Кривошеин был вообще самым
влиятельным членом Совета министров. С ним был солидарен ми-
нистр торговли Шаховской. Аналогичного мнения придерживал-
ся в сентябре 1914 г. британский посол Бьюкенен, заметив в телег-
рамме Грею, что самый влиятельный член правительства -
министр земледелия69. О роли Кривошеина в Совете министров
писал также помощник управляющего делами Совета министров
А.Н.Яхонтов. «Наиболее влиятельным из членов Совета минис-
тров, был, несомненно, А.В.Кривошеин. Наблюдая за А.В.Криво-
шеиным до и после объявления войны, в нем нельзя было не заме-
тить крупного душевного переворота: его захватили величие и
небывалый масштаб разраставшихся событий, и в нем чувствова-
лось... непрестанное внутреннее горение и особый пафос, отнюдь
не напускной, а глубоко искренний... До лета 1915 г. между Криво-
шеиным и Горемыкиным царило неизменное согласие. Находясь в
дружеском общении, они обычно сговаривались по крупным воп-
37
росам... Получалось иногда впечатление, что председатель как бы
преднамеренно выдвигал Кривошеина на первый план и пред-
оставлял ему инициативу, вмешиваясь в обсуждения лишь в слу-
чае необходимости»70.
По мнению Яхотнова, Кривошеин был обязан своим выдвиже-
нием не «солидной протекции», которой у него не было, но «свое-
му тонкому уму, выдающейся трудоспособности, искусству при-
влекать сотрудников и поразительной чуткости к угадыванию
сменявшихся настроений и авторитетов. У него было какое-то
шестое чувство, сверхъестественный “нюх”, подсказывающий ему
благонамеренность шагов и действий»71. Оппозицию Кривошеину
в Совете министров составляли министр юстиции И.Г.Щеглови-
тов, обер-прокурор Св.Синода В.К.Саблер и Н.А.Маклаков. Все
они были представителями консервативного направления и во
многих вопросах, в том числе и польском занимали охранитель-
ную позицию. Члены Совета министров осенью 1914 г., приступая
к обсуждению вопроса о Царстве Польском, придерживались до-
вольно разных взглядов, единства между ними не было.
Участникам заседания предстояло высказать свое собственное
мнение по польскому вопросу, наметить основные принципы бу-
дущего управления Польшей, составить перечень вопросов, под-
лежащих детальной разработке. Примечательно, что в качестве
основания к обсуждению польского вопроса Советом министров в
мемории было названо не воззвание Верховного главнокомандую-
щего, а письмо генерала Н.Н. Янушкевича на имя председателя
Совета министров И.Л. Горемыкина, отправленное в августе
1914 г. Отметим, что реакция на письмо Янушкевича последовала
лишь в конце октября 1914 г. Объяснить данное обстоятельство
можно, пожалуй, лишь тем, что члены Совета министров понима-
ли невозможность радикального реформирования управления
Царством Польским в условиях войны, отсутствия определенных
границ и т.д. Кроме того в Совете министров не было какой-либо,
даже самой общей программы по польскому самоуправлению, по-
скольку предшествующий правительственный курс в отношении
Польши был прямо противоположен началам, провозглашенным
великим князем Николаем Николаевичем в воззвании к полякам.
Поэтому первые заседания Совета министров были посвящены
разработке общей позиции по польскому вопросу.
В первом заседании большинство участников пришло к выводу
о том, что в ходе возможных реформ управления Царством По-
льским должна быть обеспечена нераздельность связи его с Импе-
рией. Для этого предлагалось сохранить подчинение имперскому
законодательству и контроль органов Империи, при сохранении
38
участия представителей Польши в имперских законодательных
72
учреждениях .
В последующих заседаниях члены Совета министров конкре-
тизировали свою позицию. Министр юстиции И.Г.Щегловитов в
записке об устройстве Польши писал, что «при устройстве этого
края должен стоять незыблемо основной русский закон, глася-
щий, что государство Российское едино и нераздельно. Местные
учреждения в Польском крае могут получить известные полномо-
чия в строго очерченных границах местных хозяйственных нужд
без всяких полномочий законодательного характера и без переда-
чи им общеимперского управления. При осуществлении своих за-
дач частные учреждения Польского края могут пользоваться по-
льским языком с обязательным ведением всего делопроизводства
на русском языке. За этими пределами во всех государственных
учреждениях польского края - русский язык - живое и наглядно
проявляющееся связующее начало единого и нераздельного госу-
° 73
дарства российского» .
Члены Совета министров в заседаниях октября - ноября
1914 г. особое внимание обратили на определение общегосуда-
рственных сфер управления и способы обеспечения связи Ца-
рства Польского с Российской империей. К числу общегосуда-
рственных дел Щегловитов предлагал отнести дела русской
православной церкви, внешние сношения, оборону, суд, образова-
ние, управление железными дорогами, таможней, почтой и финан-
сами. Позиция Щегловитова практически совпадала с позицией
С.Д.Сазонова, сформулированной 29 сентября 1914 г.
Записки И.Г.Щегловитова и С.Д.Сазонова легли в основу «Пе-
речня вопросов для устройства Польши», составленного 30 октяб-
ря 1914 г. Первым и основным был вопрос о том, в чем выразится
политическое единство будущего польского края с Российской
империей. Это единство предполагалось обеспечить включением
в сферу общеимперского управления таких отраслей как оборона,
внешняя политика, финансы, таможенное дело, почта и телеграф.
Отдельным пунктом, обеспечивающим единство Польши и Импе-
рии, были выделены меры по укреплению значения русского язы-
ка в крае, а именно:
— обязательное употребление русского языка во всех сношени-
ях местных учреждений края с учреждениями Империи; во внут-
реннем делопроизводстве и сношениях областных учреждений
края; во всех представлениях низших чинов в губернские места;
— знание русского языка как обязательное условие предостав-
ления прав государственной службы и льгот по воинской повин-
ности;
39
— обязательное изучение русского языка во всех школах, в
средней и высшей - преподавание на нем части предметов74. Сле-
дующие пункты включали вопросы об участии представителей
края в Государственной Думе и Государственном Совете, введе-
нии должности наместника, подчинении судебных и администра-
тивных учреждений края Сенату как высшей инстанции. Особое
внимание также предполагалось обратить на проблему обеспече-
ния русского политического влияния в местных учреждениях Ца-
рства Польского после возможных преобразований. Помимо это-
го, членам Совета министров предстояло определить, в чем выра-
зятся вольности будущего польского края и разработать вопрос о
его будущих границах. Вопрос был тем более важным, поскольку
был непосредственно связан с проблемой послевоенного устрой-
ства мира.
Успехи русской армии в первые месяцы войны, поднявшие
цену ее военного сотрудничества у союзников, послужили осно-
вой для дипломатической инициативы Сазонова, предложившего
английскому и французскому правительствам определить цели
войны. В середине сентября 1914 г., когда русская армия, овладев
Львовом, продвигалась по направлению к Карпатам и Силезии,
Сазонов изложил Палеологу и Бьюкенену основные вехи будуще-
го мира. В основе будущих территориальных изменений должен
был лежать национальный принцип. К России должно было отой-
ти нижнее течение Немана и Восточная Галиция, Познань, Силе-
зия и Западная Галиция включались в состав Польши75. Исходя из
предварительной договоренности Сазонова с дипломатическими
представителями союзников в России, члены Совета министров
планировали решить, по какому признаку будут сформированы
будущие границы: определятся ли они чисто этнографическим
признаком или с учетом исторической государственной традиции
Польши.
В ноябре 1914 г. задачи и цели союзников в войне сформулиро-
вал Николай II во время аудиенции, данной французскому послу
Палеологу, император подробно остановился на европейских де-
лах и в частности, на «исправлении границ» в Восточной Пруссии.
При этом он пояснил, что Познань и часть Силезии будут необхо-
димы «для воссоздания Польши», Галиция же и северная часть
Буковины позволят России достигнуть своих «естественных пре-
делов»76.
Планы российской дипломатии относительно Восточной
Европы требовали предварительного решения вопросов, связан-
ных со статусом названных территорий в составе России, и за ее
пределами. Кроме того, возможный передел в Восточной Европе
40
затрагивал непосредственно российские территориальные инте-
ресы, а именно: положение Царства Польского после войны. Поэ-
тому Совету министров предстояло определить: должен ли поли-
тический строй польских областей быть однородным или видоиз-
меняться для различных областей Польши долгое время входив-
ших в состав различных государств77.
В конце осени 1914 г. была намечена программа заседаний Со-
вета министров по польскому вопросу, включавшая вопросы о
формах и способах обеспечения политического единства Царства
Польского и Российской империи, организации системы управле-
ния и местного самоуправления и границах будущей Польши.
Обсуждения перечисленных вопросов проходило в Совете ми-
нистров 5-12 ноября 1914 г. Главными вопросами в заседании
5 ноября 1914 г. стали вопросы о границах и употреблении в крае
русского и польского языков. В вопросе о границах участники за-
седания пришли к мнению о том, что при их определении необхо-
димо основываться на этнографических признаках. Было подчер-
кнуто, что глобальные задачи настоящей войны применительно к
польскому вопросу подразумевают не восстановление Польши в
ее исторических границах, а освобождение Россией поляков, жи-
вущих под властью Германии и Австро-Венгрии. Такая постанов-
ка вопроса определяла границы будущей Польши следующим об-
разом: губернии Царства Польского, часть Галиции, где преобла-
дало польское население (т.е. Западную) и Познань78.
Согласно действовавшему в Российской империи законода-
тельству предусматривалось преподавание польского языка в
Варшавском университете, а также в средних и высших учебных
заведениях Варшавского округа и 9 западных губерний. И.Г.Щег-
ловитов отметил, что с 1875 г. в распространении русского языка в
Царстве Польском достигнуты колоссальные успехи. Но при этом
участники заседания, в частности С.Д.Сазонов, отметили, что при-
дется расширить область употребления польского языка и, в час-
тности, «допустить судоговорение на польском языке», но при
этом сохранить за русскими в Польше право требовать судебные
решения на государственном языке и введения его в судебный
процесс. С С.Д.Сазоновым согласился С.В.Рухлов, отметив, что:
«Теперь уже нельзя становиться на точку зрения существующего
управления и в управлении и местном суде ввести польский
язык»79. Был затронут также вопрос о преподавании на польском
языке, но к единому мнению участники заседания не пришли80.
Незадолго до заседания 12 ноября 1914 г., где обсуждались воп-
росы об организации управления Польшей, С.Д.Сазоновым были
сформулированы общие положения об основах управления буду-
41
щей Польшей. Сазонов исходил из того, что в состав объединен-
ных польских земель в недалеком будущем войдут территории,
находившиеся под властью Германии, Австро-Венгрии и России.
Разница подходов в организации управления требует уже заранее
определить, как будет строиться система государственной власти
в Польше. Польские земли, поделенные между тремя государства-
ми, управлялись до 1914 г. совершенно по-разному. Наиболее жес-
ткой была прусская система управления, при которой Познань не
имела правильно организованной системы местного самоуправле-
ния. Австрийская система была более либеральна и основывалась
на весьма широкой автономии и признании национальных прав
поляков. Российская система управления основывалась на отри-
цании национальных прав польского населения и стремлении по-
лностью нивелировать различия между губерниями Царства По-
льского и российскими. В такой ситуации Совету министров
предлагалось определить не только свое отношение к существую-
щим системам управления, но и выработать некий усредненный
вариант приемлемый в будущем. В этой связи Сазонов отмечал,
что при формировании органов управления в будущей Польше,
должен приниматься во внимание один, наиболее важный крите-
рий - «разумно понятые интересы России»81. Он считал, что зада-
чи начавшейся войны в отношении славянства сделали невозмож-
ным для Российской империи сохранение политического курса в
отношении Польши, который сформировался в 60 - 70-х гг. про-
шлого столетия. Именно внешнеполитические интересы, по заме-
чанию Сазонова, требовали изменения позиции России в Поль-
ском вопросе. «Для России нынешняя война есть война за
освобождение славянских племен и за обеспечение свободного их
развития в будущем. Эта борьба, если она будет доведена до конца,
сулит России положение признанного руководителя всего славян-
ского мира.., а такое свободное признание станет невозможным,
если Россия... будет держать в рабстве второе по значению славян-
ское племя»82, - писал Сазонов 5 ноября 1914 г. Правда, при этом
он снова и снова подчеркивал, что изменение основ польского
управления должно быть осуществлено так, чтобы «интересы
Империи не потерпели ни малейшего ущерба»83.
Когда члены Совета министров приступили к обсуждению кон-
кретных вопросов, связанных с изменением системы управления в
Царстве Польском, центром их внимания стали вопросы об инсти-
туте наместника и земских учреждениях. Сазонов предложил
предоставить наместнику полномочия, превышающие генерал-гу-
бернаторские, в том числе право veto в отношении решений орга-
нов местного управления и самоуправления. Кроме института
42
наместника предполагалось создание Совета наместника как ис-
полнительного органа. Сазоновым же было оговорено, что все чле-
ны Совета при наместнике должны быть назначаемы и независи-
мы от органов местного самоуправления. При этом наместнику
должно быть предоставлено право назначать в Совет управления
не только русских, но и поляков.
Говоря об организации местного самоуправления на польских
землях, члены Совета министров связывали этот вопрос с поряд-
ком организации и деятельности земских учреждений в крае. Пер-
вой мыслью было ввести «то же самое, что и в России». Н.А. Макла-
ков заметил, что «надо равнять Польшу по России», то есть
предусмотреть деятельность уездного и губернского земства84.
Маклакову возразил А.В. Кривошеин. Он считал, что при разработ-
ке схемы местного самоуправления не лишним было бы удовлетво-
рить «чувству национальной обособленности поляков» и ввести в
Польше областное земство. При этом он исходил из своего понима-
ния задач предстоящих преобразований. На заседании А.В. Криво-
шеин заметил: «Какая наша цель: чтобы поляки лучше управлялись
или чтобы они были довольны? Второе - наша цель»85.
Обращение А.В.Кривошеина к идее областного земства было
не случайным. Вопрос о формах управления окраинами Россий-
ской империи стал одной из насущных проблем начала XX века.
Государственные деятели того времени видели разные способы
решения проблемы: от активной политики насильственной руси-
фикации (Н.И.Бобриков) до постепенной децентрализации
управления Империей (П.А.Столыпин, С.Е.Крыжановский и др.).
Областное земство было рассматриваемо как способ реализации
второго подхода. В 1907 - 1908 гг. С.Е.Крыжановским был состав-
лен проект об общем переустройстве управления Империей. Он
предусматривал разделение Империи на одиннадцать областей86.
Вне областного деления предполагалось оставить военные ка-
зачьи области, инородческие, Туркестан, Восточная Сибирь,
Крым и Кавказ. В каждой области предполагалось образование
областного земского собрания и областного правительственного
управления с гражданским начальником во главе, который дол-
жен был заменить генерал-губернатора. Областные земские со-
брания, образуемые на общих основаниях, принятых для земских
выборов, получали широкое право местного законодательства по
всем предметам, не имевшим общегосударственного значения.
При высочайшем утверждении решений областных земских со-
браний они получали статус местных законов. Общегосударствен-
ное законодательство предполагалось сосредоточить в Госуда-
рственном Совете. Проект Крыжановского, составленный, види-
43
мо, по просьбе П.А.Столыпина, оказался невостребованным. Он
не обсуждался в Совете министров и не был широко известен в
бюрократических кругах. Среди немногих государственных дея-
телей, осведомленных о его содержании, по свидетельству самого
Крыжановского был А.В.Кривошеин87.
Попытка Кривошеина вернуться к проекту областного зе-
мства на заседании Совета министров по польскому вопросу
15 ноября 1914 г. была неудачной. Идея областного земства была
отвергнута С.В.Рухловым, который заметил, что введение облас-
тного земства возможно только по всей Империи, т.к. Польша не
может быть исключением, а введение его по всей России - слиш-
ком радикальная мера. Более того, по мнению С.В.Рухлова, об-
ластное земство - «это начало разложения русского госуда-
рства» и поэтому «теперь давать больше того, что мы имеем - не
следует»88. Его поддержал Маклаков, заметивший, что хотя «по-
лякам будет отрадно, если они получат самоуправление, но наша
цель не то, чтобы поляки были довольны, а чтобы далеко не отхо-
дили от России»89. Вопрос о введении областного земства в Поль-
ше решено было отложить.
Отдельным направлением работы членов Совета министров по
польскому вопросу стало выявление круга ограничительных зако-
нодательных и нормативных актов в области преподавания, като-
лического вероисповедания в Царстве Польском относительно
других частей Империи. Отмена или переработка такого рода пра-
вовых норм могла, по мнению членов Совета министров, послу-
жить, с одной стороны, основой для будущих преобразований, с
другой, средством успокоения польской общественности. Прог-
рамма возможных преобразований в вероисповедной области на
территории Царства Польского была разработана министром
внутренних дел к 13 ноября 1914 г. Перечень предлагаемых мероп-
риятий включал:
— предоставление католическому духовенству свободы кате-
хизации в Царстве Польском;
— расширение прав католических епископов по надзору за ре-
лигиозным обучением в светских школах и управлению семина-
риями;
— отмену ряда ограничений по открытию нештатных монасты-
рей;
— изменение условий возникновения братств при костелах;
— расширение прав католических епископов по возведению
храмов, часовен, подвижных престолов;
— облегчение условий приобретения, отчуждения и распоря-
о QQ
жения церковными имуществами католической церкви’".
44
Результаты заседаний Совета министров 20 и 30 октября, 5,12 и
15 ноября 1914 г. были зафиксированы в мемории по польскому
вопросу. Совет министров пришел к заключению, что в связи с воз-
вещенными в воззвании Верховного главнокомандующего принци-
пами в состав будущего польского края должны войти как нынеш-
ние губернии Варшавского генерал-губернаторства, так и польские
земли, которые отойдут к России после побед над Австро-Венгри-
ей. В местностях, которые будут вновь присоединены, необходимо
сохранить военное управление91. Управление Польшей предпола-
галось строить на началах свободы вероисповедания. Для этого
предполагалось облегчить условия возникновения братств при кос-
телах, расширить права католических епископов в возведении хра-
мов, часовен и подвижных престолов. Признавалось возможным
расширить языковую автономию, признав необходимым знание по-
льского языка при назначении на местные административные и су-
дебные должности. Языковая автономия должна была включить
право обращаться в судебные и административные учреждения на
польском языке, свободу преподавания на польском языке во всех
учебных заведениях края, за исключением русского языка, русской
словесности, истории, географии, русского права. При этом предпо-
лагалось сохранить за русским населением право обращаться на
русском языке в местные учреждения края.
Предлагая схему административного управления, члены Сове-
та министров действовали весьма осторожно. Для управления
краем предполагалось учредить должность наместника его импе-
раторского величества, образовав Совет наместника, в который
должны были входить как члены по назначению правительства,
так и представители выборных учреждений края. Наместник дол-
жен был обладать достаточно широкими полномочиями и, глав-
ное, сосредоточить в своих руках всю кадровую политику. Поми-
мо учреждения института наместника, предполагалось ввести в
Царстве Польском суд присяжных, мировой суд, городское само-
управление и земские учреждения по имперскому типу.
Таким образом, осенью 1914 г. Совет министров наметил весь-
ма ограниченную программу преобразований в Царстве По-
льском, сосредоточенную в основном на предоставлении полякам
некоторой национально-культурной автономии при максималь-
ном сохранении прерогатив общеимперской власти в непосре-
дственном управлении краем. Контроль имперской администра-
ции должен был охватывать даже деятельность земских
учреждений. Так, наместнику предполагалось предоставить право
надзора за целесообразностью постановлений земских собраний и
право роспуска последних. Но и столь ограниченная программа
45
преобразований не была принята в Совете министров единоглас-
но. Противниками ее выступили И.Г.Щегловитов, М.А.Таубе,
Н.А.Маклаков, Они составили особое мнение меньшинства Сове-
та министров к мемории по вопросу о Польше. Они считали, что
польский вопрос на фоне комплекса задач стоящих перед Россией
в данной войне занимает далеко не первое место. Кроме того, ими
была высказана мысль о том, что «не следует ли эту, едва ли столь
существенную для русского народа, задачу объединения Польши
считать при будущем заключении мира вообще второстепенной
для России и не стремиться во что бы то ни стало к объединению
поляков под властью России»92. Правда это высказывание имело
скорее характер предположения, а центром «особого мнения»
была мысль о преждевременности обсуждения польского вопроса
вообще.
Мемория Совета министров от 20 октября - 15 ноября 1914 г.
об устройстве польского края была передана на рассмотрение им-
ператора, который в свою очередь передал ее великому князю Ни-
колаю Николаевичу, Он в целом поддержал позицию Совета ми-
нистров, отметив, что всесторонняя разработка польского
вопроса - задача будущего. Но при этом великий князь Николай
Николаевич «признал своевременным удовлетворение горячих
ожиданий польского населения услышать с высоты престола бла-
гую весть о предполагаемых для него льготах»93. Верховный глав-
нокомандующий предложил Совету министров разработать более
детальную схему будущего устройства польского края. Конкрет-
ных указаний о том, как будет организовано управление послево-
енной Польшей ни император, ни великий князь не дали. Совет
министров, в свою очередь, готовясь приступить к выполнению
возложенной на него задачи, исходил из того, что «будущий по-
льский край не может иметь чего-либо обособленного или отлич-
ного от остальных частей Империи в таких отраслях управления
как армия, флот, международные отношения, финансы, пути сооб-
щения, почта, телеграф, суд»94.
Таким образом, в 1914 г. не было принято принципиальных ре-
шений ни по вопросам управления «русской Польшей», ни Поль-
шей, которая должна была возникнуть по окончании войны. Это
было вызвано во многом тем обстоятельством, что внутри самого
Совета министров не было единства по польскому вопросу. Его
консервативная часть (Щегловитов, Таубе, Маклаков) склоня-
лась к тому, чтобы не допустить излишней либерализации в по-
льской политике. Либеральная часть и особенно А.В.Кривошеин
считали, что отступление от заявленного, пусть декларативно, в
начале войны курса недопустимо. В черновике письма Н.Н.Януш-
46
кевичу Кривошеин так оценивал осенние решения Совета минис-
тров по польскому вопросу: «... намечены полумеры, которые едва
ли кого удовлетворят, будут недовольны и русское и польское об-
щественное мнение. Это винегрет, нет руководящей мысли. Сняв-
ши голову, по волосам не плачут, а, главное, после победоносной
войны Россия займет такое положение, что надо будет и политику
вести более широкую по отношению к инородцам. Не по герман-
скому образцу, а, скорее, как Англия - децентрализация и терпи-
мость»95.
Решения Совета министров осенью 1914 г. стали толчком для
очень ограниченного ряда преобразований внутреннего управле-
ния в польских губерниях Российской империи. Они были вызва-
ны, во-первых, желанием правительства создать иллюзию реше-
ния польского вопроса. Во-вторых, ряд мероприятий был непосре-
дственно связан с объявлением Царства Польского на военном
положении.
В ноябре 1914 г. в Совете министров обсуждался вопрос о пре-
подавании истории и географии в учебных заведениях Царства
Польского. Выше говорилось о том, что накануне войны 1 июля
1914 г. законом о частных учебных заведениях Министерства на-
родного просвещения были отменены некоторые ограничения в
порядке преподавания ряда предметов. В частности, разрешался
выбор языка преподавания всех предметов, кроме русского языка
и словесности, отечественной истории и географии. Однако вско-
ре в Царстве Польском был издан циркуляр попечителя Варшав-
ского учебного округа Г.В.Левицкого, запрещавший полякам пре-
подавать на польском языке и в польских частных школах
всеобщую историю и всеобщую географию. Член Государственно-
го Совета граф С.И.Велепольский обратился к председателю Со-
вета министров И.Л.Горемыкину с просьбой отменить этот цирку-
ляр как противоречащий закону 1 июля 1914 г. Министерство
народного просвещения выступило против отмены циркуляра.
Оно рекомендовало Левицкому разъяснить его положения в том
смысле, что преподавание на польском языке указанных предме-
тов возможно, но их не могут преподавать поляки. Действительно,
закон 1 июля 1914 г. не отменял действующее с 1908 г. положение
о том, что преподавание истории и географии не может быть пору-
чено лицам польского происхождения. Позицию Министерства
народного просвещения отстаивал барон М.А.Таубе. Его поддер-
живал министр внутренних дел Н.А.Маклаков.
Обсуждение этого вопроса в Совете министров проходило тог-
да, когда правительство склонялось к тому, чтобы принять хоть
какие-то возможные в условиях военного времени шаги, которые
47
покажут изменения польской политики правительства. Маклаков,
отстаивая свое мнение на ноябрьском заседании Совета минис-
тров, отмечал, что «преподавание в польских руках обратится в
оружие. Есть предел благожелательству к полякам»96. Но Макла-
ков и Таубе потерпели поражение. Циркуляр Левицкого был от-
менен решением Совета министров.
Обсуждение статуса Царства Польского в Совете министров
проходили в то время, когда внутренняя жизнь «русской Поль-
ши» вплотную зависела от хода военных действий и положения
на фронтах. С началом войны польские губернии были объявле-
ны на военном положении. 20 июля 1914 г. было издано распо-
ряжение командующего войсками округа генерала от кавалерии
Жилинского. Им запрещалось проведение собраний, шествий,
манифестаций, уличная продажа газет, журналов и книг без спе-
циальных разрешений; вводился административный порядок
для решения дел, наказание по которым не превышало заключе-
ния в тюрьме до 3-х месяцев или штрафа до 3 тыс. рублей97. В
первые дни войны местные власти столкнулись с проблемой па-
дения курса бумажных денег: торговцы отказывались прини-
мать в уплату русские кредитные билеты, требуя в уплату золо-
то, серебро и разменную монету. Началась отчаянная спекуля-
ция. Военный генерал-губернатор Варшавы Турбин 25 июля
1914 г. издал постановление, согласно которому, лица, винов-
ные в отказе от приема кредитных билетов, в размене последних
не по обозначенной на них цене «будут немедленно задержи-
ваться полицией и... подвергаться распоряжением командующе-
го армиями тягчайшим личным наказаниям, до смертной казни
включительно»98.
Не менее важной проблемой был дефицит продуктов в круп-
ных городах. В октябре 1914 г. обязательным постановлением во-
енного генерал-губернатора Варшавы было запрещено вывозить
из города без особого разрешения продукты и предметы первой
необходимости99. Следующей заботой местных властей была
борьба со шпионажем. Заметим, что выявлением иностранных
агентов, в основном австрийских, органы полиции и жандармерии
занимались в Царстве Польском задолго до войны. С началом во-
енных действий отношение к вражеской агентуре и просто подо-
зреваемым стало более жестким. С сентября 1914 г. из польских
губерний стали высылать во внутренние губернии Российской
империи подозреваемых в шпионаже даже в тех случаях, когда от-
сутствовали доказательства их вины. Эта мера была официально
закреплена в секретном распоряжении Варшавского генерал-гу-
бернатора от 7 сентября 1914 г.100
48
Отдельным направлением правительственной политики в Цар-
стве Польском стала организация помощи мирным жителям. 3 де-
кабря 1914 г. Николай II утвердил Положение Совета министров о
выплате казенного содержания педагогическому персоналу учеб-
ных заведений Министерства народного просвещения, которые
приостановили свою деятельность по обстоятельствам военного
времени. Общая сумма выделенных средств составляла 325 000 р.
В этой связи в начале 1915 г. Варшавский генерал-губернатор
князь П.Н.Енгалычев обратился к И.Л.Горемыкину с просьбой об
отпуске из казны 180 000 р. на поддержку 14 средних учебных за-
ведений Варшавы, которые хотя и не приостановили своей дея-
тельности, но находились в «весьма затруднительном положе-
нии». После внесения Горемыкиным этого вопроса на рассмотре-
ние Совета министров на заседании правительства 6 февраля он
был переадресован управляющему Министерством народного
просвещения гр. П.Н.Игнатьеву. По его предложению Совет ми-
нистров постановил дать эту сумму101.
Не менее важным направлением в польской политике начала
войны была замена чиновников варшавской администрации. Не-
обходимо отметить, что к русским чиновникам в польских губер-
ниях относились весьма неприязненно. Во многом это было связа-
но с личными качествами администраторов. С началом войны
произошла замена крупных чинов Варшавского генерал-губерна-
торства. Для польских губерний эта проблема носила политичес-
кий характер. После воззвания к полякам общественность Ца-
рства Польского надеялась на смену администраторов, которая
свидетельствовала о том, что политика царского правительства в
польском вопросе действительно изменилась. 2 декабря 1914 г. со
своих постов были удалены помощники Варшавского генерал-гу-
бернатора по гражданской части - А.О. фон Эссен и по полицей-
ской - Л.К.Утгоф. Инициатива исходила от главноуправляющего
землеустройством и земледелием А.В.Кривошеина и начальника
Штаба Верховного главнокомандующего Н.Н.Янушкевича. Они
считали, что необходимо освободить высшую администрацию
Варшавского генерал-губернаторства от лиц с «немецкими фами-
лиями», поскольку это является одним из условий для осуще-
ствления новой, примирительной политики императорского пра-
вительства в польском вопросе. «Радуюсь, что убираете
Утгофа», - писал Кривошеин Янушкевичу во второй половине
ноября 1914 г., предлагая при этом удалить Радомского губернато-
ра Засядко и Эссена102. Реакция Янушкевича была мгновенной.
Он отвечал: «Многое уже идет в духе Ваших пожеланий: 1) Эссена
поведено назначить в Сенат и просить И [вана] Л[оггиновича]
49
Г[оремыкина] предназначить такого русского, который бы стал
все же работать в соответствии с воззванием»103. Весной 1915 г.
был удален со своего поста попечитель Варшавского учебного
округа Левицкий. Все названные лица зарекомендовали себя как
противники расширения национальных прав поляков.
Ожидаемого эффекта замена наиболее консервативно настро-
енных чиновников в Царстве Польском не дала. Она была прове-
дена слишком поздно. Ухода со своих постов Эссена, Утгофа и Ле-
вицкого польская общественность ожидала сразу после публика-
ции воззвания. Но они в течение нескольких месяцев оставались
на своих местах и проводили политику прямо противоположную
той, которая была обещана.
В феврале 1915 г. в Совете министров были сформулированы
основные направления преобразования в Царстве Польском. В
Особом журнале Совета министров 18 и 23 февраля 1915 г. «О
главных началах будущего устройства польского края» снова, как
и в октябре 1914 г. было отмечено, что будущий польский край не
может иметь чего-либо обособленного или отличного от других
частей Империи в следующих отраслях государственного управ-
ления: законодательные учреждения, армия и флот, международ-
ные отношения, финансы, монета, пути сообщения, почта, телег-
раф, суд104. В числе преобразований, которые предполагалось
провести в Царстве Польском, были перечислены: предоставле-
ние католическому духовенству права катехизации католического
юношества, предоставление местному населению права обращать-
ся на польском языке во все местные судебные и административ-
ные учреждения края с сохранением общегосударственного языка
в делопроизводстве этих учреждений, преподавание на польском
языке во всех учебных заведениях края за исключением русских,
знание польского языка как условие для назначения на все судеб-
ные и административные должности в крае, введение земских
учреждений общеимперского типа. Во главе будущей Польши
должен был стоять наместник его императорского величества105.
Но простого обсуждения проблемы к февралю 1915 г. было не-
достаточно. Польская общественность требовала открытого об-
суждения польского вопроса и конкретных мер по его разреше-
нию. Еще 9 июня 1914 г. министр внутренних дел по высочайшему
повелению внес в Государственную Думу проект закона о преоб-
разовании управления городов в губерниях Царства Польского.
Этот законопроект, в связи с приостановкой работы Государ-
ственной Думы остался нерассмотренным. И в феврале 1915 г.
члены Совета министров решили ввести его в действие в порядке
87 статьи Основных государственных законов, как уже готовую и
50
довольно безопасную меру, не затрагивающего существа положе-
ния Царства Польского в составе Российской империи.
Придя к такому решению, Совет министров обратился в Став-
ку Верховного главнокомандующего к великому князю Николаю
Николаевичу. Получение согласия великого князя требовалось,
во-первых потому, что речь шла о территории, находившейся на
театре военных действий, во-вторых, потому, что обсуждение по-
льского вопроса неофициально находилось в ведении великого
князя, что подтверждалось тем обстоятельством, что осенью
1914 г. император передал последнему работы Совета министров
по этому вопросу для рассмотрения. Ответ великого князя был по-
лучен 27 февраля 1915 г. В телеграмме говорилось: «Верховный
главнокомандующий не встречает возражений к изданию проекта
Городового положения для губерний Царства Польского, рас-
смотренного Советом министров с участием Варшавского гене-
рал-губернатора и обнародованию этого закона к предстоящему
празднику Пасхи как акта особой высочайшей милости»106.
Городовое положение для губерний Царства Польского было
высочайше утверждено 17 марта 1915 г. Положением в Царстве
Польском были упразднены городовые магистраты, особое строи-
тельное отделение при Варшавском городовом магистрате, были
определены права и обязанности Варшавского генерал-губернато-
ра, губернаторов и других должностных лиц107.
Периодическая печать оценила издание Городового положения
как первое мероприятие в ряду будущих преобразований. «Вар-
шавский дневник» 22 марта 1915 г. сообщал, что «ныне мы стоим
лицом к лицу пред совершившимся фактом: в ряду предстоящих
реформ объявлена одна из существеннейших, охватывающих ин-
тересы всего городского населения». Польская общественность
была настроена менее оптимистично. Городового положения было
недостаточно. Польские общественно-политические круги требо-
вали более весомых законодательных актов и стремились сами
принять активное участие в решении польского вопроса. Кроме
того, как и в случае с заменой чинов местной администрации, Со-
вет министров принял соответствующее решение с опозданием.
Только через 9 месяцев после публикации воззвания началось
введение в действие нового положения. Русская армия уже начала
свое отступление и реально к моменту введения в Польше Городо-
вого положения под контролем российских властей было только
3 польских губернии из 10.
В конце 1914 г. к галицкому генерал-губернатору гр. Г.А.Боб-
ринскому обратился профессор С.Ф.Грабский. Он писал о необхо-
димости созыва «во Львове для обсуждения связанных с будущей
51
судьбой польских земель вопросов съезда из представителей раз-
ных польских партий как России, так и Австро-Венгрии», причем
задачей такого съезда должно было стать, по мнению Грабского,
принятие решений по управлению будущей Польшей, приемле-
мых для «расположенного к России благомыслящего больши-
нства поляков»108. Сразу отметим, что Грабский был выразителем
взглядов лишь части польской общественности. Политические
взгляды поляков в это время были очень разными. А.Н.Яхонтов
отмечал, что «польский народ пред лицом разразившихся собы-
тий не являл собою единства взглядов и чаяний. Помимо русской
существовали еще и другие политические ориентации, настойчи-
во подготовлявшиеся перед войной Австро-Венгрией и Германи-
ей»109.
Бобринский сообщил о предложении Грабского начальнику
Штаба верховного главнокомандующего Н.Н.Янушкевичу, кото-
рый ответил, что «созыв съезда представляется преждевременным
и что если таковой съезд и будет созван, то местом его собрания бу-
дет Варшава, которая, в случае покорения доблестью русского
оружия всех польских земель, конечно, по-прежнему останется
центром управления»110.13 февраля 1915 г. вопрос о созыве съезда
польских общественных деятелей рассматривался на заседании
Совета министров, который согласился с мнением Янушкевича111.
Таким образом, зимой 1914-1915 гг. и Совет министров, и Ставка
склонялись к тому, чтобы по возможности приостановить обсуж-
дение польского вопроса до конца войны.
2. ВОЕННЫЕ НЕУДАЧИ И ДИСКУССИИ
О ПОСЛЕВОЕННОЙ ПОЛЬШЕ В 1915 г.
Осложнение положения на Западном фронте и угроза захвата
Царства Польского Германией потребовало от правительства
дальнейших шагов в решении польской проблемы. 9 апреля 1915 г.
варшавский генерал-губернатор отправил председателю Совета
министров И.Л.Горемыкину сообщение, в котором говорилось,
что император поручил ему написать Горемыкину о том, что он на-
ходит желательным:
— составление теперь же в окончательном виде проекта земско-
го положения для губерний Царства Польского;
— редактирование предположенного рескрипта по поводу по-
льских дел в связи с меморией Совета министров, дабы эти оба
акта были вполне готовы и объявлены, когда это будет признано
возможным112. Получение распоряжений по польскому вопросу от
императора заставило членов Совета министров вернуться к
52
оставленной проблеме. 9 апреля 1915 г. И.Л.Горемыкин отправил
Н.Н. Янушкевичу письмо, где говорилось: «Прошу доложить ве-
ликому князю, что под моим председательством предположено
организовать из русских и поляков совещание для предваритель-
ного обсуждения вопроса о порядке осуществления начал, возве-
щенных в воззвании Верховного главнокомандующего. Это сове-
щание без участия министров не будет иметь решающего
значения, а лишь только частного обмена мыслей и работы его
послужат материалом для обсуждения этих вопросов в Совете
министров, дабы затем внести их в Думу и Совет»113. Предвари-
тельно в Совете министров и Ставке было решено обсудить воз-
можные варианты государственного управления в Польше. Сове-
том министров был разработан проект. Первоначальный текст
обсуждался в Совете министров и в Ставке. В целом он изменен не
был и содержал положения уже сформулированные осенью 1914 г.
Но в Ставке в него был внесен ряд уточнений весьма консерватив-
ного характера, касающихся прав католического духовенства и
употребления польского языка. Во-первых, по предложению на-
чальника штаба Верховного главнокомандующего генерала
Н.Н.Янушкевича был исключен пункт, предлагавший «отмену не-
которых ограничений по открытию новых нештатных монасты-
рей», также предложено было внести уточнение в пункт о пред-
оставлении католическому духовенства права катехизации.
Н.Н.Янушкевич предложил добавить, что это право предоставля-
ется «при условии возложения на местные начальства наблюде-
ния, дабы не допускалась противная государственным интересам
пропаганда»114. Ставка, проявившая в начале войны в лице Вер-
ховного главнокомандующего инициативу в решении польской
проблемы, оказалась весной 1915 г. более консервативной, чем Со-
вет министров.
Отвечая на вопрос о том, почему весной 1915 г. было решено
привлечь к обсуждению польского вопроса представителей об-
щественности, отметим, что, во-первых, период весны - лета
1915 г., отмеченный целым рядом военных неудач России, привел
к некоторому, весьма недолговременному изменению внутрипо-
литической ориентации императора и части бюрократии. Как от-
мечал А.Я. Аврех, «страх перед полной политической изоляцией в
условиях острого внутреннего военного кризиса заставил царя...
продемонстрировать изменение курса в сторону “общественнос-
ти”»115. Изменение политического курса повлияло и на позицию в
польском вопросе, который перестает рассматриваться как про-
блема, подлежащая проработке исключительно в государствен-
ных структурах.
53
Во-вторых, перед созывом совещания в Совете министров
весьма тщательно рассмотрели состав участников. Министр внут-
ренних дел Н.А.Маклаков предложил весьма консервативный со-
став совещания. Он предлагал включить членов Государственной
Думы С.И.Шидловского, Г.В.Скоропадского, кн. В.М.Волконско-
го, представителя правых - Г.Г.Замысловского, представителей
националистов - П.Н.Балашева и Д.Н.Чихачева, а также членов
Государственного Совета - С.Н.Гербеля, А.С.Стишинского,
С.С.Манухина, П.П.Кобылинского, А.Б.Нейгарта, Н.И.Шрейбе-
ра, А.А.Макарова. Поляки - члены Государственного Совета и Го-
сударственной Думы в списке отсутствовали”6. Но список Макла-
кова был изменен и 21 мая 1915 г. состоялось первое заседание
«высочайше учрежденного совещания для предварительного об-
суждения о порядке осуществления возвещенных в воззвании
Верховного главнокомандующего мер, на которое были приглаше-
ны Д.И.Багалей, П.Н.Балашев, представители губерний Царства
Польского - С.И.Велепольский, Я.С.Гарусевич, С.Ф.Грабский,
Р.В.Дмовский, Е.Е.Добецкий, И.А.Шебеко, а также А.П.Николь-
ский, Д.Н.Святополк-Мирский, А.А.Хвостов, Н.П.Шубинский117.
Все участники совещания считали необходимым скорейшее пре-
кращение обрусительной политики в отношении Польши. Но в
остальном уже в первый день работы совещания мнения участни-
ков разделились.
Исходя из общих задач, провозглашенных Россией в Первой
мировой войне и обращаясь к идее будущего славянского союза,
польские участники пытались в этих рамках провести идею госу-
дарственной самостоятельности Польши. Ими было отмечено, что
«очередной, после окончания войны задачей политики России бу-
дет противопоставить стремлениям Германии прочно организо-
ванный славянский союз». Польские территории были названы
«главным орудием защиты всего славянского мира от немецкого
мирного завоевания». Поэтому, по мнению участников совеща-
ния, воссоединенная Польша «должна быть способна оказать свое
влияние на западных славян в целях использования их националь-
ных сил для борьбы с германизмом»1,8. Они считали, что при усло-
вии широкого удовлетворения национальных прав поляков впол-
не возможна сильная связь Польши с Российской империей. Идея
же государственного единства при широкой постановке рус-
ско-польского общения только выиграет, ибо «в государственном
единстве важна не механическая спайка, а внутренняя нравствен-
ная связь».
Русские участники совещания считали, что осуществление та-
ких глобальных задач и утверждение роли Польши в славянском
54
мире не должно идти вразрез с русской государственностью и не-
обходимо сохранение тесной связи Польши с имперским центром.
Разница в понимании основ будущих русско-польских отношений
определила различие основ конкретной программы. Русские учас-
тники придерживались мер, намеченных ранее Советом минис-
тров: образование особого наместничества с наместником во гла-
ве, введение польского «краевого» управления. Поляки, в свою
очередь считали необходимым создание польского законодатель-
ного двух палатного сейма, часть участников которого назначает-
ся Верховной властью. Сейм предлагалось наделить кругом зако-
нодательных полномочий в области местного самоуправления.
Сразу же возникло несогласие между участниками совещания.
Началась дискуссия о том, что понимать под «общегосударствен-
ными» делами. Польские участники пытались сузить круг таких
дел, в частности путем передачи суда в компетенцию местной
власти. Русские, в свою очередь пытались внести предложения по
уменьшению компетенции сейма, построив его по типу земских
органов и т.д. К согласию участники совещания не пришли, и было
принято постановления о разработке двух проектов «Главных
оснований местного устройства Царства Польского» от имени
русских и польских участников совещания119.
Открывая заседание, 22 июня 1915 г. И.Л.Горемыкин заметил,
что совещанию следует исходить в разработке проекта из того, что
воссоединение польских земель по окончании войны осуществит-
ся, вопрос же о преобразованиях в губерниях Царства Польского -
исключительно дело правительства. Он заметим, что обещание
восстановления свободной Польши может быть реализовано
только в случае захвата русскими войсками Познани: «есть Поз-
нань и т.д., есть и автономия, нет Познани, - нет и автономии»120.
Попытка Горемыкина направить работу совещания на обсуж-
дение абстрактной послевоенной ситуации не удалась. Ему возра-
зили участники совещания. И.А.Шебеко заметил: «Неужели ре-
шение польского вопроса может ставиться в зависимость от
удачного исхода войны»121. В итоге решено было обсудить как воп-
рос о формах устройства будущей объединенной Польши, так и
меры, которые могут быть осуществлены в Царстве Польском не-
медленно. Снова возникли расхождения между участниками сове-
щания при определении сферы общегосударственного законодат-
ельства. Русская сторона считала необходимым включить туда
законодательство, оборону, внешнюю политику, денежную систе-
му, финансы, судоустройство и судопроизводство, пути сообще-
ния, почту и телеграф. Польская сторона предполагала ограни-
читься сферой внешней политики, обороны, денежной системы,
55
дел Русской Православной церкви и императорского двора. Свя-
тополк-Мирский по этому поводу заметил, что «полная финансо-
вая обособленность Польши должна будет сопровождаться уста-
новлением таможенной границы между нею и внутреннею
Россиею». А.П.Никольский оценил попытки поляков сузить об-
ласть общегосударственных дел как попытку образования «от-
дельного политического организма с широкими правами, которые
могут быть присущи лишь государству, что ни в коем случае не мо-
жет быть названо самоуправлением или децентрализациею. Такой
характер намечаемого поляками устройства будущей Польши не-
сомненно вытекает также из желания отнести к местному законо-
дательству установление податей, повинностей и пошлин»122. Не
пришли к согласию участники совещания и по вопросу об органи-
зации управления Царством Польским. Русские участники сове-
щания во главе с Д.И.Багалеем отстаивали институт наместничес-
тва с учреждением областного земства или сейма в Варшаве.
Вопрос об областном земстве применительно к Царству По-
льскому, как было сказано выше, осенью 1914 г. в Совете минис-
тров пытался поднять А.В.Кривошеин. Тогда эта идея была бук-
вально сразу же отвергнута. Но в 1915 г. идея областного земства
была использована в качестве основы проекта русских участников
совещания об устройстве управления в Царстве Польском. Пред-
ложения русской стороны по управлению Царством Польским
были оценены Святополк-Мирским как «половинчатые». Он от-
метил, что «польский народ не удовлетворится одним названием.
Между тем русские увидят в означенном учреждении признак да-
рования Польше независимости». К нему присоединился Я.С.Га-
русевич, заметив, что «защищаемая Д.И.Багалеем схема устро-
йства управления польским краем не может удовлетворить
поляков»1".
К согласию русские и польские участники совещания так и не
пришли. Последнее заседание состоялось 1 июля 1915 г. Было со-
ставлено заключение, содержавшее основные моменты обсужде-
ния и внесено в Государственный Совет 7 июля 1915 г. Параллель-
но была продолжена работа по созданию самостоятельных
проектов устройства Царства Польского русской и польской сто-
роной в рамках совещания по обсуждению польского вопроса.
Польские члены Совещания категорически высказались про-
тив введения в Польше местного областного самоуправления зем-
ского типа, считая, что надо вести речь о «национальном самоуп-
равлении Польши как особого края, особого народа, равного
народу русскому, не по своей численности и силе, но по самостоя-
тельности своей культурной и духовной жизни». К числу общего-
56
сударственных дел они по-прежнему предлагали отнести внеш-
нюю политику, оборону, финансы и дела Русской Православной
церкви. Предлагалось учреждение 2-х палатного сейма и создание
краевых отраслевых ведомств, объединенных в Правительствен-
ном совете Царства Польского.
Проект русской стороны не отрицал возможности создания
сейма, который должен был обладать правами губернских земских
собраний, а также участвовать в издании общегосударственных
законов, касающихся интересов Польши в области управления
римско-католической церкви, народного образования, лесного хо-
зяйства и промышленности, охоты и рыбных промыслов, найма на
сельские работы, страхования, медицины и общественного при-
зрения. Оценивая проекты русской и польской стороны, Р.Дмов-
ский в интервью одной из российских газет сказал: «Мы, польские
члены совещания, представили план настоящей автономии, а рус-
ские члены говорили о чем-то вроде самоуправления... Из многих
бесед видно, что русские... боятся нашей автономии, которая мо-
жет быть примером для других народов России»124.
В ходе дискуссии по проектам нового государственного управ-
ления Царством Польским выявилась еще одна очень любопыт-
ная тенденция: русская сторона начала постепенно склоняться к
мысли о том, что лучше полностью независимая Польша, чем ав-
тономная. Святополк-Мирский в этой связи заявил, что «России
Польша не нужна»125. Введение автономии виделось как наруше-
ние основ государственного управления Российской империи в
целом. Дмовский, безусловно, был прав, когда говорил, что авто-
номия Польши будет примером и ориентиром для многих народов
России. Автономия Польши могла привести, по мнению многих
участников совещания, к общему переустройству системы управ-
ления империи.
Проекты русской и польской сторон были подготовлены к кон-
цу сентября 1915 г. и представлены совещанием на рассмотрение
Совета министров. Но конкретных решений по польскому вопро-
су последний не принял. Нежелание Совета министров обсуждать
польскую проблему осенью 1915 г. было связано с целым рядом
обстоятельств.
Отступление русских войск и взятие немцами Варшавы к лету
1915 г. усилило интерес германских правящих кругов к вопросу о
будущем государственном устройстве Польши. Захваченные не-
приятелем польские земли фактически делились на две сферы
слияния: австрийскую и германскую. Граница проходила по ли-
нии Варшавско-Венской железной дороги. На территории, нахо-
дившейся под контролем Германии русский язык в деятельности
57
административных учреждений был заменен немецким, были со-
зданы административные структуры по русскому образцу. Упот-
ребление польского языка было сохранено в прежнем объеме.
Австрийская администрация на своей территории вводила сис-
тему управления, аналогичную галицийской, спеша провести пре-
образования, несмотря на военное положение. Австрийские влас-
ти в Царстве Польском стремились выступить в роли освободите-
лей поляков от векового иноземного ига. Вместо русского языка
активно вводился польский. Фактически австрийцы стремились
создать для занятых ими губерний Царства Польского автономное
положение, которое Россия обещала полякам только после войны
и победы.
Эти обстоятельства подталкивали российскую сторону к кон-
кретным действиям в решении польского вопроса, что во многом и
предопределило решение о созыве совещания из русских и по-
льских участников. Конкретных заявлений в отношении Польши
требовала и внутриполитическая ситуация в стране, а именно:
предстоящий созыв Государственной Думы.
До разработки правительственной декларации работы совеща-
ния для предварительного обсуждения о порядке осуществления
возвещенных в воззвании Верховного главнокомандующего мер
были приостановлены и дискуссии по польскому вопросу снова
были перенесены в Совет министров. Перед открытием Госуда-
рственной Думы в июле 1915 г. состоялось совещание Совета ми-
нистров, на котором рассматривалось заявление, которое должен
был сделать председатель Совета министров И.Л. Горемыкин при
открытии Думы, затронув в нем польский вопрос. Необходимость
такого рода заявления представлялась тем более важной как в свя-
зи с военными победами Германии, так и в связи с общественными
настроениями внутри Империи, где польские общественные дея-
тели активно высказывали свое недовольство состоянием разра-
ботки польского вопроса в правительстве. Так, член Государствен-
ной Думы 4-го созыва Л.КДымша, отмечал, что со времени
воззвания Верховного главнокомандующего далее декларации
своих намерений в отношении Царства Польского российское са-
модержавие не пошло., что, несмотря на воззвание Верховного
Главнокомандующего «не сделано конкретного шага к тому, что-
бы ослабить прежнюю систему управления»126. В числе предложе-
ний польской общественности по автономии Царства Польского
было пожелание сократить объем полномочий наместника его им-
ператорского величества в Варшаве, назначение на администра-
тивные должности только лиц из числа местного населения, т.к.
«при густом населении края и большом количестве местной
58
интеллигенции не имеется каких-либо достаточных оснований
для того, чтобы ввозить систематически в край русских чиновни-
127
КОВ»1 .
В июле 1915 г. в Совете министров впервые весьма определен-
но заговорили о польской автономии, когда как ранее речь шла ис-
ключительно о «местном самоуправлении». При подготовке пра-
вительственного заявления в Государственной Думе, члены Сове-
та министров попытались рассмотреть вопрос о применимости
этого термина к Польше и о его юридическом наполнении. В
справке, составленной в Государственной канцелярии по запросу
Совета министров отмечалось, что «термин «автономия» россий-
скому законодательству не известен»128. В юридической практике
начала XX в. термин «автономия трактовался, как право самостоя-
тельного законодательства. Автономное положение какой-либо
территории подразумевало «часть государства, имеющую мес-
тный парламент или вообще какую-либо местную организацию
законодательной власти»129. Кривошеиным был подготовлен
текст, с которым Горемыкин должен был выступить в Думе. В про-
екте, в частности, говорилось, что после войны Польше будет
предоставлено «право свободного строения своей национальной,
культурной и хозяйственной жизни на началах местной автоно-
мии, под Державным скипетром государей российских и при со-
хранении единой государственности»130. Учитывая предшествую-
щую позицию Совета министров, следует отметить, что сам факт
обращения к термину «автономия» знаменовал собой начало из-
менения позиции последнего, во многом под влиянием внешнепо-
литической ситуации. Правда, министр иностранных дел С.Д.Са-
зонов считал, что говорить о предоставлении Польше националь-
но-культурной автономии после войны уже поздно.
В своих «Воспоминаниях» он писал, что на заседании Совета
министров 16 июля 1915 г. ему пришлось протестовать «против
подобного заявления», доказывать, «что вопрос о польской авто-
номии требовал немедленного разрешения путем Высочайшего
манифеста, не дожидаясь открытия заседаний Государственной
Думы» 131. Необходимость Высочайшего манифеста о польской
автономии, по мнению С.Д.Сазонова, была обусловлена сложной
обстановкой на фронте, предшествовавшей оккупации Царства
Польского. Требовалось заявить о правительственных мерах в по-
льском вопросе, чтобы обеспечить симпатии поляков к России.
«Такой акт произведет отличное впечатление на наших союзни-
ков, которых огорчают неуверенности и колебания нашей полити-
ки в отношении поляков. Поляки же увидят, что Россия, вынужда-
емая переменою военного счастья временно покинуть врагу
59
польские земли, не перестает заботиться о братском народе и под-
готовляет для будущего условия справедливого сожительства.
Манифест надо издать немедленно. Он должен быть расклеен на
стенах Варшавы перед уходом оттуда наших войск. Поляки устали
ждать... Императорский манифест поддержит эти надежды и не
даст обратиться симпатиям к немцам, которые с своей стороны го-
товы на все, чтобы подкупить поляков»132. Сазонова в Совете ми-
нистров не поддержали. Кривошеин расценил предложение ми-
нистра иностранных дел как «акт недопустимой трусости».
Рухлов заметил, что делать подобные заявления « недостойно ве-
ликодержавия России», а Хвостов отметил, что манифест о по-
льской автономии довольно бесполезен: «Поляки мечтаю о неза-
висимости и автономией их не удовлетворить»133.19 июля 1915 г.
И.Л.Горемыкин выступил в Государственной Думе с правит-
ельственным заявлением, в котором, в частности, говорилось: «В
эти дни польскому народу важно знать и верить, что будущее его
устройство окончательно и бесповоротно предопределено воззва-
нием Верховного главнокомандующего... Ныне государь импера-
тор высочайше соизволил уполномочить меня объявить вам, гг.
члены Государственной Думы, что его величеством поведено Со-
вету министров разработать законопроект о предоставлении
Польше по завершении войны права свободного строения своей
национальной, культурной и хозяйственной жизни на началах ав-
тономии под державным скипетром государей российских и при
сохранении единой государственности»134. Заявление это было
сделано за несколько дней до того, как русские войска оставили
Варшаву.
Надо сказать, что польский вопрос привлек весьма слабое
внимание членов Государственной Думы при обсуждении прави-
тельственного заявления и выступлений министров. Только три
человека - Я.С.Гарусевич, Н.С.Чхеидзе и П.Н.Милюков - затро-
нули в своих выступлениях проблемы Царства Польского. Гарусе-
вич выразил надежду, что «правительство пойдет по пути, соотве-
тствующему неоспоримым правам польского народа и согласному
с тем, чего ждет Польша с момента возникновения этой войны»,
Милюков обратил внимание на то, «сегодня мы услыхали наконец
это заветное - и до сих пор запретное слово - “автономия”. Чхеид-
зе был настроен более скептически. От сказал, хотя члены Госуда-
рственной Думы и услышали об автономии Польши, но это «авто-
номия после того как выпрямляется граница на фронте, и еще
неизвестно, где какая останется территория»135. Но в целом члены
Государственной Думы весьма индифферентно восприняли заяв-
ление Горемыкина. И в этом обстоятельстве можно усмотреть еще
60
одно подтверждение тому, что внимание Совета министров к
польскому вопросу меньше всего стимулировалось общественны-
ми настроениями. Гораздо большее значение для обсуждения
польского вопроса имели соображения внешней политики и воп-
росы послевоенного устройства мира. Но и внешнеполитический
фактор также не был решающим. Предложение Сазонова о немед-
ленном издании манифеста о польской автономии, которое могло
произвести «отличное впечатление на союзников», было едино-
душно отклонено членами Совета министров. Заявление Горемы-
кина о польской автономии было сделано в первую очередь под
влиянием военных неудач. Надо было определить правитель-
ственную позицию на будущее, отношение Российской империи к
проблемам оставляемой немцам территории. Именно этот момент
вызвал особое одобрение Ставки. Директор дипломатической
канцелярии при Ставке сообщал министру иностранных дел 7 ав-
густа 1915 г., что по поводу оставления русскими войсками Вар-
шавы и возможного поворота настроений поляков, генерал Януш-
кевич высказал следующую мысль: «Заявление И.Л.Горемыкина
об автономии Польши было сделано очень своевременно. Теперь
пусть поляки выбирают между нами и немцами. Если выяснится,
что они предпочитают последних, то это избавит нас от всех наших
обещаний им, теперешних и прежних»136.
Против ожидания летом - осенью германская сторона ка-
ких-либо радикальных мер по польскому вопросу не предприняла,
и в Совете министров Российской империи его снова отложили в
сторону. Важным поводом для того, чтобы не обсуждать польский
вопрос на правительственном уровне, стало отношение австрий-
цев и немцев к попыткам польской общественности получить
определенные ответы на вопросы о будущем Польши.
19 августа 1915 г. канцлер выступил с речью в рейсрате. В ней
он в самых общих словах выразил надежду на прекращение «про-
тивоположностей» между немцами и поляками, на более счастли-
вое их будущее «по освобождении от русского ига», что позволит
им развивать свои национальные особенности137.
Поляки австрийской ориентации также была разочарованы. В
сентябре 1915 г. стало известно, что Австро-Венгрия не склонна
отстаивать принцип неделимости Царства Польского и его присо-
единение к Галиции, так как Австро-Венгрия больше заинтересо-
вана в расширении своей территории за счет Украины.
Таким образом, летом — осенью 1915 г. поляков постигло опре-
деленное разочарование. Будущее Польши по-прежнему рисова-
лось весьма неопределенно. Ни австрийская, ни германская сторо-
ны никаких определенных заявлений относительно перспектив
61
Польши не сделали, что и дало возможность Совету министров
польский вопрос отложить.
Помимо обсуждения польского вопроса в Совете министров и
совещании по польскому вопросу шло обсуждение польских дел в
центральных учреждениях Империи. Поводом к проработке этих
вопросов в Министерстве внутренних дел, Министерстве народ-
ного просвещения и ряде других, послужили законодательные
предположения польских депутатов Государственной Думы, ко-
торые стремились добиться если не общегосударственных, то хотя
бы частных изменений в юридическом положении поляков и Ца-
рства Польского в Российской империи.
2 сентября 1915 г. ими было выдвинуто законодательное пред-
положение «об отмене содержащихся в законах ограничений по-
ляков, подписанное 38-ю членами Государственной Думы. В доку-
менте говорилось о том, что в настоящее время существует целый
ряд ограничений прав польского населения империи на террито-
рии 9 губерний Западного края, где последним запрещено приоб-
ретать в собственность имения, замещать должности, внесенные в
высочайше утвержденный 1 мая 1905 г. список должностей не под-
лежащих замещению лицами польского происхождения в губер-
ниях Западного края и ряд других. Члены Государственной Думы
предлагали отменить все перечисленные ограничения138. По пово-
ду этого законодательного предположения тогдашний министр
юстиции А.А.Хвостов писал И.Н.Лодыженскому 12 октября
1915 г.: «Помянутые ограничительные узаконения всегда имели
своею единственною целью ограждение населения местностей,
смежных с губерниями Царства Польского от полонизирующего
влияния местного польского населения. Я признавал бы осуще-
ствление мероприятий в целях полного уравнения поляков в пра-
вах - нежелательным»139. При этом Хвостов заметил, что обсужде-
ние вопроса о Польше и возможное получение автономии
последней никоим образом не могут иметь своим следствием от-
мену действующих ограничений, т.к., «даруя Царству Польскому
автономию, имперское правительство неизбежно должно будет
смотреть на поляков в известной мере как на население чуждое
русской народности и следовательно будет вынуждено озаботить-
ся не только сохранением в силе ныне действующих узаконений,
но быть может даже дальнейшим их развитием»140.
Более спокойно относились к преобразованиям внутри Ца-
рства Польского чиновники центральных ведомств. Законода-
тельное предположение членов Государственной Думы об отмене
вероисповедных ограничений поляков было рассмотрено в Ми-
нистерстве внутренних дел в 1915 г. Министр внутренних дел
62
пришел к выводу, что в настоящий момент «представлялось бы
своевременным осуществить лишь частичные изменения в дей-
ствующих в Царстве Польском в отношении католической церкви
узаконениях»141.
Фактически во второй половине 1915 г. замечается любопытная
правительственная тенденция в отношении Царства Польского: с
одной стороны, руководители ведомств пытаются придерживаться
позиции сохранения единства Польши с российской государствен-
ностью, с другой, постепенно приходит понимание того, что искон-
ные традиции польской государственности с трудом вмещаются в
узкие рамки местного самоуправления. В письме к Лодыженскому
А.А.Хвостов, может быть сам того не желая, высказал мысль о раз-
личиях между Польшей и Империей именно вследствие сильных
традиций самостоятельной польской государственности. В этом
плане заслуживает внимания составленная в мае 1915 г. записка
«По поводу “Воззвания” Верховного главнокомандующего к по-
льскому народу», подписанная Ф.Самариным, кн. АТолицыным,
кн. В.Голицыным, В.Кожевниковым, А.Корниловым, И.Лебеде-
вым, П.Мансуровым, Л.Тихомировым и Д.Хомяковым и представ-
ленная в Совет министров. На фоне подробного анализа русско-по-
льских отношений с XVII до начала XX в. авторы «Записки»
пытались показать, что «мысль об отречении от Польши и о созда-
нии из Польши самостоятельного государства вовсе не чужда рус-
скому политическому сознанию». Справедливость этой меры, по
мнению составителей записки, обуславливалась тем, что «никаким
великодушием мы не можем привлечь к себе сердца народа, кото-
рый не хочет от нас ни казни, ни милости, ни гнева, ни великоду-
шия, а только независимости и свободы», будучи народом иной
культуры, вероисповедания, обладая самостоятельными госуда-
рственно-политическими традициями. В связи с этим в «Записке»
отмечалось, что никакими полумерами поляки не удовлетворятся, с
одной стороны, для России «представляется нежелательным и
опасным включение в состав Русского государства как полноправ-
ных и привилегированных граждан многомиллионного польского
населения, чуждого нам во всех отношениях». С другой стороны,
«личная уния, т.е. полная государственная раздельность России и
Польши при общности лишь главы государства, также не приведет
к установлению прочного союза Польши и России». Поэтому, счи-
тали авторы записки, «оставаясь в пределах “Воззвания” Верховно-
го главнокомандующего невозможно найти такое разрешение
польского вопроса, которое, удовлетворяя поляков, было бы безо-
пасно для России. Поэтому неизбежным является преступить за
пределы, установленные “Воззванием” и образовать из Польши в
63
этнографических ея границах совершенно самостоятельное госуда-
рство; это решение наименее опасное с русской государственной
точки зрения вероятно удовлетворило бы поляков более чем поли-
тическая автономия или даже уния»142. -«Записка» выражала одну
из точек зрения российской общественности на способы управле-
ния Польшей. Существовала и другая позиция, прямо противопо-
ложная, отстаивавшая сохранение Польши в составе России как не-
обходимое в стратегических интересах. В «Записке» неизвестного
лица «О желательности объединения польских земель под властью
России» отмечалось, что мнение о том, будто «России не стоит бо-
роться за Польшу - ошибочное. Россия воюет не за Польшу, а за бе-
зопасность своих западных границ»143.
Как было сказано выше, к осени 1915 г. работы Совета минис-
тров и Совещания по польскому вопросу приостановились. Но
весной 1916 г. обсуждение проблемы возобновилось по инициати-
ве министра иностранных дел С.Д.Сазонова. Связано это было с
изменением ситуации в Германии.
3. ПОЛЬСКИЙ ВОПРОС В СОВЕТЕ МИНИСТРОВ
НАКАНУНЕ ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Среди правящих кругов и общественности Германии с начала
Первой мировой войны не было единства по польскому вопросу.
Отсутствие единства мнений было логическим следствием раз-
личного отношения отдельных общественно-политических и
правительственных группировок к дальнейшим перспективам
войны с Россией. Круги, группировавшиеся вокруг канцлера, до-
бивались продолжения войны с Россией вплоть до окончатель-
ной победы, разрабатывая проекты восстановления Польского
государства.
Вильгельм II, Т.Бетман-Гольвег считали присоединение Ца-
рства Польского к Германии нецелесообразным. Но отдельные
территории (Сувалкская губерния, Осовец с прилегающей час-
тью Ломжинской губернии) были необходимы Германии для
стратегического исправления восточной границы. Поэтому пред-
полагалось из части Царства Польского и белорусских земель со-
здать польское государство, находящее в военном и экономичес-
ком союзе с Германией. Необходимо отметить, что этот план
многие поляки, особенно проживавшие в Виленской губернии,
приветствовали144, т.к. эта идея, хотя и в урезанном виде подкреп-
ляла мечты о восстановлении исторической Польши «от моря и
до моря». «Военная партия», в которую входили кронпринц и
П.Гинденбург, считала, что Царство Польское должно быть
64
поделено между Германией и Австро-Венгрией по сферам окку-
пации. Австрийские и большая часть венгерских политиков к
зиме 1916 г. сходились на том, что желательно присоединение
Польши к Габсбургской монархии.
Но при этом среди отдельных групп промышленников и общес-
твенных деятелей господствовала ориентация на заключение се-
паратного мира на Востоке. В 1915 г. попытка заключения сепа-
ратного мира с Россией не удалась. И преобладающей в герман-
ских правящих кругах стала концепция необходимости создания
между Германией и Россией буферного государства - Польши. По
мере германских успехов на фронтах мировой войны все более ре-
шительным сторонником этой концепции становился канцлер
Т.Бетман-Гольвег. Но ему и его сторонникам не удалось одержать
верх. В Германии все больше чувствовался недостаток как в солда-
тах, так и в рабочих руках и ресурсах. И естественным выходом из
ситуации виделось использование ресурсов Польши. Особые наде-
жды германское командование возлагало на проведение там воен-
ного набора. Предполагалось, что Польша может дать от 900 тыс.
до 1 млн. солдат.
В начале июня 1916 г. австрийское правительство приняло ряд
экстренных мер для обеспечения своего тыла в Польше. Было объ-
явлено о возвращении полякам Холмщины, разрешении возобно-
вить деятельность польской матицы, привлечении польских го-
родских и иных общественных организаций к работе по
народному просвещению и по снабжению населения продов-
ольствием. Перечисленные мероприятия были ничем иным как
поспешной реакцией Австро-Венгрии на начавшееся наступление
русских войск на Юго-Западном фронте. Эти мероприятия дол-
жны были изменить настроение поляков, дожидавшихся от
австрийцев радикального решения польского вопроса. В украин-
ской периодической печати в Галиции отмечалось, что Австрия
поддерживает польский «империализм». Особенно взволновали
два обстоятельства: присоединение Холмщины к Люблинской гу-
бернии и новые попытки латинизации украинского алфавита.
Последняя мера, правда, не была объявлена официально, но в на-
чале лета 1916 г. в Галиции стали распространяться упорные слу-
хи о том, что австрийские власти намерены ввести латинский
шрифт при обучении чтению и письму в галицийских украинских
школах145. Правда, дальнейшее наступление русских войск заста-
вило австрийское правительство изменить политике исключи-
тельной поддержки поляков. После падения Коломеи галиций-
ским украинцам было обещано скорейшее открытие во Львове
украинского университета.
65
3 — 9455
Активные шаги Австро-Венгрии и Германии в решении поль-
ских и украинских национальных проблем на территории Гали-
ции и Царства Польского обеспокоили российскую сторону. Сно-
ва Совет министров вернулся к польскому вопросу, поскольку
планы Австро-Венгрии и Германии касались в первую очередь
территорий, входивших в состав Российской империи.
В феврале 1916 г. камергер Н.А.Базили представил в Министер-
ство иностранных дел записку, где сообщал, что «наши враги со вре-
мени занятия ими наших польских областей и особенно за по-
следнее время делают полякам систематические и далеко идущие
авансы.., «появляются и распространяются проекты нового устрой-
ства Польши на почве включения ея в той или иной форме в состав
среднеевропейского союза государств под главенством Германии,
говорят об образовании из польских областей России, Германии и
Австрии особого государства»146. Опасность позиции Германии в
польском вопросе для России, по мнению Базили усугублялась тем,
что доверие к России в польских кругах значительно упало как
вследствие долгого бездействия в вопросе об автономии, так и всле-
дствие противопоставления политики русских властей в Восточ-
ной Галиции действиям немцев на территории Царства Польско-
го147. Бездействие России в польском вопросе, по замечанию Бази-
ли, могло привести также к разногласиям с союзниками при разра-
ботке условий будущего мирного договора, поскольку неопреде-
ленность русских заявлений по польскому вопросу могла дать
союзникам, симпатизирующим полякам, основания для трактовки
их в самом широком смысле.
Министерство иностранных дел по-прежнему беспокоил
внешнеполитический аспект польского вопроса и, чтобы сгладить
новый взлет недовольства российской политикой в польском воп-
росе, С.Д.Сазонов выступил 24 февраля 1916 г. в Государственной
Думе с заявлением, в котором подтвердил намерения России объ-
единить Польшу. Речь Сазонова была весьма сдержанной. Говоря
об употреблении польского языка, он коснулся лишь школьного
вопроса, как бы игнорируя факт, что немцы уже ввели польский
язык в суде. Одновременно по польскому вопросу в Думе высту-
пил председатель Совета министров. В целом ни ему, ни Сазонову
не удалось добиться желаемого результата. Поляки русской ори-
ентации были разочарованы. Они вновь увидели, что русское пра-
вительство хотя и обещает автономию, но подразумевает только
расширение культурно-национальных и экономических прав, но
ни в коей мере политических и государственных148.
Внимание министра иностранных дел С.Д.Сазонова к пробле-
ме послевоенного управления Польшей усугублялось, по его со-
66
бственным словам, тем, что Германия и Австро-Венгрия пытались
выработать решения по польскому вопросу. Выступая в Совете
министров, С.Д.Сазонов усомнился в том, «было ли бы правиль-
ным, с точки зрения государственных интересов России сохра-
нить впредь до обратного завоевания Польши то пассивное
отношение к польскому вопросу, которое было усвоено прави-
тельством после отступления наших войск из пределов Царства,
летом минувшего года»149.
В своих воспоминаниях он писал: «Я не сомневался, что гер-
манское и австро-венгерское правительства используют это поло-
жение в ущерб России путем лживых обещаний, на самом же деле
для более или менее скрытого присоединения польских земель,
лежавших по ту сторону их границ»150. Поэтому «надо было во что
бы то ни стало... раньше, чем центральные державы успели под ви-
дом призрачного восстановления Польши, приступить к ея окон-
чательному расчленению, чтобы Россия объявила голосом своего
государя, как она понимала национальное возрождение польского
народа». При этом уже недостаточно было провозглашения прин-
ципов «вроде объединения раздробленного тела Польши, свободы
ея религиозной жизни и развития национальной культуры, но об-
еспечить ея возврат к политическому существованию, дав ей, для
начала государственное устройство, основанное на полном внут-
реннем самоуправлении»151. Так формулировал свою позицию
министр иностранных дел спустя несколько лет после описывае-
мых событий. Но весной 1916 г., поднимая в Совете министров по-
льский вопрос, Сазонов исходил не столько из стремления отсто-
ять «возрождение польского народа», сколько из насущных задач
внешней политики.
В апреле 1916 г. Сазоновым были составлены два документа:
«Памятная записка» министра иностранных дел С.Д Сазонова и
«Устав о государственном устройстве Царства Польского». В за-
писке, датированной 17 апреля 1916 г., С.Д.Сазонов писал: «Надо
создать в Польше такую политическую организацию, которая со-
хранила бы за Россией и ее монархом руководство судьбами по-
льского народа и в то же время давала бы его национальному дви-
жению широкий выход»152. По мнению С.Д.Сазонова, в решении
вопроса об устройстве Польши, необходимо было исходить из
задачи создания буфера между Россией и Германией. Иными
словами, Сазонов, стремился перехватить инициативу у Герма-
нии в деле создания буферного государства, поскольку ни та, ни
другая сторона не мыслили себе создание полностью независи-
мого «буфера». Польский вопрос окончательно стал для Сазоно-
ва вопросом внешнеполитическим. Он считал, что не только по-
67
з*
еле окончания войны, но и несколько десятилетий Россия
должна быть готова видеть в Германии постоянного политичес-
кого противника. Поскольку Польша представляет собой рубеж
между Россией и Германией, то «русско-германское разграниче-
ние на польской земле не исчерпывается проведением стратеги-
чески выгодной или топографически удобной пограничной чер-
ты, а представляет собою сложную политическую проблему,
сливающуюся с вопросом, как будет Россией решен польский
вопрос»153. В записке Сазонов снова подчеркнул свое отношение
к возможному участию союзников в решении польского вопроса:
«Отрицать международное значение польского вопроса значило
бы лишь закрывать глаза на действительность... Я полагаю, что
Россия не должна допустить формально международной поста-
новки польского вопроса и обязана перед своим прошлым и ради
своего будущего сама его разрешить... именно, чтобы избежать
формально-международной постановки вопроса, необходимо,
чтобы решение пошло возможно скорее... Только оно даст сре-
дство успешно бороться с политической интригой наших врагов
и неразумными исканиями поляков, выросшими на почве, безго-
сударственного существования»154. По мнению Сазонова, могло
быть три варианта решения польского вопроса со стороны Рос-
сии: предоставление Царству Польскому независимости, авто-
номное положение Царства в составе Империи и введение в Ца-
рстве Польском широкого местного самоуправления. Сазонов
считал, что одинаково невыгодны для России существование не-
зависимого Царства Польского и получение последним широко-
го самоуправления. Первый путь неприемлем потому, что нельзя
будет противодействовать возможному германскому влиянию на
территории независимой Польши. «Мы должны сохранить пря-
мой общий контроль над судьбами Польского края и не должны
отречься от нашей исторической традиции, созданной Екатери-
ной II и Александром I и осуществлявшейся в разных формах в
течение всего прошлого столетия»155, - писал Сазонов в своей за-
писке. Сазоновым были разработаны основные положения авто-
номного устройства Царства Польского в составе Российской
империи156.
Записка Сазонова была представлена в Ставку императору
и в Совет министров Б.В.Штюрмеру. В Ставке записку рас-
сматривали начальник Штаба Верховного главнокомандующе-
го М.В.Алексеев и генерал Брусилов. Брусилов написал пись-
мо в МИД и Совет министров по поводу записки Сазонова. В
письме он отмечал, что «единственная возможность располо-
жить поляков в пользу России состоит в том, чтобы теперь
68
же, без промедления, реально осуществить им обещанное, в
тех размерах, которые признаются ныне допустимыми, но ко-
торые не должны быть меньше того, что предлагает полякам
Австрия»157.
Позиция С.Д.Сазонова не вызвала сочувствия у членов Сове-
та министров и у его нового председателя Б.В.Штюрмера. Но Са-
зонову удалось заручиться поддержкой Николая II. 29 июня
1915 г. С.Д.Сазонову вместе с М.В.Алексеевым удалось предста-
вить Николаю II проект манифеста по польскому вопросу. В
«Воспоминаниях» Сазонов так описал эту встречу: «Проект был
прочитан Государю целиком и каждая его статья подверглась
тщательному разбору, причем Его Величество задавал мне воп-
росы, доказывавшие его интерес к предмету моего доклада. Пос-
ле меня генерал Алексеев разобрал его со специальной точки зре-
ния военной безопасности Империи и в заключение выразился...
в пользу его принятия». По некотором размышлении, по свидет-
ельству Сазонова, Николай II сказал, что «одобряет проект и на-
ходит его обнародование своевременным». На замечание минис-
тра иностранных дел о том, что проект встретит в Совете
министров сопротивление большинства вместе с председателем
и можно рассчитывать на поддержку только трех его членов, им-
ператор сказал Сазонову, что «по закону меньшинство в тех слу-
чаях, когда он (т.е. император. - А.Б.) становится на его сторону,
приобретает перевес над большинством»158, как бы обещая таким
образом свою поддержку сазоновского проекта. Сазонов в своих
воспоминаниях писал, что после согласия императора на разра-
ботку манифеста о Польше, он поручил разработку проекта спе-
циалисту по вопросам международного права барону Б.Э.Ноль-
де, а когда работа была закончена, проект был передан
С.Е.Крыжановскому для согласования его с имперскими закона-
ми159. О том, что Крыжановский приступил к разработке текста в
соответствии с указаниями императора, Сазонов сообщил по-
следнему уже 2 июля. Проект манифеста был составлен к 6 июля
1916 г. и тут же представлен императору, который его полностью
одобрил и 8 июля 1916г. передал на рассмотрение в Совет минис-
тров, наложив резолюцию: «Немедленно рассмотреть...»160. В
одобренном императором проекте манифеста говорилось, что на-
стало время «закрепить на твердых основаниях закона обещания,
данные нами народу польскому» и «предоставить Польше всю ту
свободу устроения ея внутреннего быта, какая совместна с сохра-
нением единой для обоих народов государственности как наи-
лучшей опоры в защите от общего врага». Основы управления
Польшей, сформулированные в проекте манифеста во многом со-
69
ответствовали ранее высказанным польским требованиям. Так,
весьма четко была отражена идея Сазонова об объединении эт-
нографической Польши под протекторатом России. В вводной
части манифеста говорилось: «Мы признаем за благо предоста-
вить Польше всю ту свободу устроения ея внутреннего быта, ка-
кая совместна с сохранением единой для обоих народов госуда-
рственности» и предлагалось российским законодательным
учреждениям «незамедлительно рассмотреть положение о новом
устройстве Польши в тех пределах, в коих промыслу Господнему
благоугодно будет вверить ее державному обладанию наше-
му»161 (курсив мой. - А.Б.)162.
После удачного решения вопроса с проектом манифеста о
Польше С.Д.Сазонов уехал отдыхать в Финляндию. Сразу после
его отъезда Б.В.Штюрмер отправился в Ставку для встречи с им-
ператором. После этой встречи 7 июля 1916 г. С.Д.Сазонов был
смещен с поста министра иностранных дел, а на его место назначен
Б.В.Штюрмер.
Отставка Сазонова с поста министра иностранных дел поро-
дила немало толков и слухов. Причины смены главы Министе-
рства иностранных дел Российской империи представлялись
современникам весьма туманными и потому зловещими. Ожи-
давшие завершения войны и начала мирных переговоров чинов-
ники российского МИД, военные чины Ставки были потрясены
сменой министра. Для них Сазонов был человеком, державшим
в своих руках все нити внешней политики Империи, последова-
тельно проводившим внешнеполитический курс России на
международной арене. Его отставка, по их мнению, влекла за со-
бой массу сложностей для работы внешнеполитического ведо-
мства. Любопытно в этом плане письмо Н.А.Базили к директору
канцелярии министра иностранных дел М.Ф.Шиллингу:
«Алексеев сказал, что он не понимает, как можно говорить об
уходе министра иностранных дел в настоящих условиях: «Сазо-
нов... с начала войны ведет дело, приближается момент ликвида-
ции, все нити в его руках - менять министра теперь невозмож-
но»163.
Дж. Бьюкенен в своих мемуарах связывал поездку Штюрмера в
Ставку и отставку Сазонова именно с разногласиями по польско-
му вопросу и стремлением обеспечить победу своей точки зрения
на будущее управление Польшей164. Такого же мнения придержи-
вался британский посол в Париже Ф.Берти. Он считал отставку
Сазонова, во-первых, результатом «комбинированной интриги
императрицы, реакционной и германской партий в России» и,
во-вторых, итогом действий Штюрмера, пытавшегося навязать
70
императору свой вариант решения польского вопроса. «Штюрмер
желал ограничить уступки Польше известными муниципальными
и областными привилегиями и децентрализацией в администра-
тивном отношении, без какой бы то ни было политической автоно-
мии... Во время его (Сазонова. - А.Б.) отсутствия Штюрмер и его
друзья обработали императора при помощи императрицы и Сазо-
нов пал»165. Но для Штюрмера польский вопрос не представлял
такого интереса как для Сазонова и обсуждение проекта манифес-
та «О будущем устройстве Польши» прошло в крайне консерва-
тивном духе.
Проект манифеста обсуждался в Совете министров 13, 16 и
18 июля 1916 г. В особом журнале Совета министров было отме-
чено, что разработанный статс-секретарем Крыжановским про-
ект является редакционным видоизменением составленных быв-
шим министром иностранных дел С.Д.Сазоновым начал внут-
реннего самоуправления в Царстве Польском. Члены Совета
министров отметили, что в манифесте речь идет о том, что даль-
нейшие взаимоотношения Польши и России «намечается пред-
решить в форме союзного государства, как она понимается совре-
менной наукой государственного права». Но подобная постанов-
ка вопроса, по их мнению, идет «гораздо дальше тех обещаний,
которые от имени вашего императорского величества были даны
польскому народу». Они заявляли, что «столь решительное пра-
вовое обособление польских земель» способно породить множес-
тво внутриполитических осложнений. Нельзя забывать что в со-
ставе Российской империи находятся и другие народности, «из-
давна проникнутые мечтами о племенном самоопределении и в
настоящее время под влиянием всеобщего подъема настроений с
особливою остротою относящиеся к национальным вопросам»166.
Большинство членов Совета министров и его председатель
Б.В.Штюрмер сошлись на том, что до окончания войны «предре-
шение нового устройства Польши могло бы породить недоразу-
мения»167.
13 июля 1916 г. в Совете министров обсуждали новую редак-
цию манифеста, в которой предлагалась следующая формули-
ровка статуса Польши: «Возродить под скипетром Российским
Польшу в составе губерний Варшавской, Калишской, Келецкой,
Ломжинской, Люблинской, Петроковской, Плоцкой и Радо-
мкской и части Сувалкской губернии, с преобладающим по-
льским населением, а равно и тех населенных польским народом
местностей, кои промыслу Господню угодно будет вверить дер-
жавному обладанию нашему...»168. В проекте Совета министров
подчеркивалось, что и впредь Польша составит «нераздельную
71
часть государства Российского и управляемая во всех делах об-
щегосударственных едиными для России законами и учреждени-
ями и властями, да получит объединенная Польша свободу внут-
реннего устройства, осуществляемую местными ее законодатель-
ными установлениями»169. Правда, единого мнения в Совете
министров все-таки не было. И.К.Григорович, Д.С.Шуваев и
Фиттих полагали, что «создающаяся на театре военных действий
обстановка повелительно требует оглашения во всеобщее сведе-
ние... намерений русского правительства в вопросе о правовом
положении польских областей под державою России. Наша ар-
мия приближается к пределам польских земель... Выполнение за-
дачи несомненно упростится, если русские войска встретят дру-
жескую поддержку среди местного населения»170. В связи с этим
Григорович и Игнатьев, известный своими либеральными взгля-
дами, составили особые проекты организации автономного
управления Польшей. Но в конечном итоге большинство Совета
министров пришли к выводу о преждевременности какого-либо
манифеста по польскому вопросу. В качестве аргументов были
выдвинуты следующие:
— возможность ответных мер со стороны немцев, которые в
ответ на российский манифест «способным провозгласить, на-
пример, образование самостоятельного польского госуда-
рства»;
— «нежелательные толки» внутри России. В итоге предлага-
лось вместо издания манифеста завершить разработку законоп-
роекта о Польше и внести его на рассмотрение Государственного
Совета и Государственной Думы171. На этом 19 июля 1916 г. за-
вершилось обсуждение в Совете министров проекта высочайше-
го манифеста о будущем устройстве Польши. Автономия Поль-
ши провозглашена не была, но, несмотря на то, что русская сто-
рона не проявила никакой инициативы в определении статуса
Польши, в ноябре 1916 г. Германия провозгласила образование
Польского государства.
5 ноября 1916 г. Варшавский генерал-губернатор Безелер
объявил жителям Варшавы, что германский и австрийский
императоры заключили соглашение об образовании из по-
льских областей самостоятельного государства с наследствен-
ной монархией и конституционным государственным строем
под названием Королевство Польское. Параллельно австрий-
ский император Франц-Иосиф издал рескрипт на имя минис-
тра-президента Кербера о расширении автономии Галиции172.
В связи с объявлением польской независимости на заседании
Государственной Думы 1 ноября 1916 г. была принята декла-
72
рация польского коло. Члены Государственной Думы отмеча-
ли, что хотя «польский вопрос Германией разрешен быть не
может», но российское правительство не сделало ничего для
того, чтобы укрепить веру польского народа в то, что «реше-
ние России, объявленное в историческом воззвании к по-
льскому народу, непоколебимо»173. Решить польский вопрос
должна Россия вместе с союзниками путем объединения всех
польский земель и провозглашения свободной Польши. От
имени правительства в Государственной Думе в этот же день
выступил А.Д. Протопопов, который сказал, что правительство
как прежде, так и теперь стоит на точном смысле воззвания
Верховного главнокомандующего и речи, сказанной в 1915 г.
Горемыкиным174, т.е. подтвердил правительственный курс на
автономию Польши. 2 ноября 1916 г. было опубликовано пра-
вительственное сообщение о положении в Польше, где гово-
рилось, что в намерения России входит образование «цело-
купной Польши, их всех польских земель, с предоставлением
ей, по завершении войны, права свободного строения своей
национальной, культурной и хозяйственной жизни на началах
автономии под державным скипетром государей российских и
при сохранении единой государственности»175.
Провозглашение Германией польской государственной самос-
тоятельности было теснейшим образом связано с попытками Гер-
мании создать польскую армию, которая выступила бы против
держав Антанты. Это обстоятельство обеспокоило Англию и
Францию и 5 ноября 1916 г. в Париже на совещании представите-
лей правительства Италии, Великобритании и Франции был раз-
работан текст протеста против германского акта. В нем говори-
лось, что «факт военной оккупации... отнюдь не может повлечь за
собой переход суверенных прав на оккупированную территорию, а
следовательно и дать кому-либо право располагать этой террито-
рией в чью-либо пользу»176. По сути это был протест против обра-
зования польской армии, но в нем ничего не говорилось о Польше
как государстве.
С момента объявления Германией государственной самостоя-
тельности Польши в польских политических кругах, как в Рос-
сии, так и в самой Польше, преобладающим стало мнение о том,
что автономия Польши поляков не удовлетворит и речь вести
можно только об образовании независимого польского госуда-
рства.
Подготовка русской армией наступления в 1916 г. помимо во-
енных, требовала и политических приготовлений и польский
вопрос снова занял не последнее место. Обеспечение лояльности
73
поляков при наступлении русской армии снова стало немало-
важной проблемой к зиме 1916 г. 12 декабря 1916 года Николай II
издал приказ армии и флоту за № 870, где среди задач России в
настоящей войне назвал «создание свободной Польши из всех
трех ея ныне разрозненных областей»177. Опубликование прика-
за стало толчком к возобновлению деятельности совещания для
разработки основных начал будущего государственного устрой-
ства Польши. По поводу начала деятельности совещания «Новое
время» отмечало, что «работы совещания дадут в самом ближай-
шем будущем такие результаты, которые, с одной стороны, удов-
летворят поляков, а с другой стороны, покажут и нейтральным и
нашим союзникам, какая существенная разница имеется между
шутовскими безеловскими прокламациями и истинно славян-
ским отношением к славянскому делу»178. Первое заседание со-
вещания состоялось 8 февраля 1917 г. под председательством
Н.Д.Голицына.
Совещание под председательством кн. Голицына существовало
недолго и именно о его деятельности практически ничего неизвес-
тно. Но в фонде Совета министров сохранились журналы Особого
совещания, где зафиксирована информация о заседаниях 8, 9,
12 февраля 1917 г.
В основе работы совещания лежал вопрос о том, какое по-
ложение по отношению и Российской империи должна за-
нять Польша после окончания войны: «Должна ли она быть
соединена с государством Российским узами унии по приме-
ру уний, связующих некоторые западные государства или от-
делившись от России стать государством совершенно незави-
симым»179.
В итоге работы совещания 12 февраля 1917 г. было приня-
то решение о даровании Польше прав независимого государ-
ства. Примечательно, что эту мысль члены Совета министров -
И.Г.Щегловитов, В.И.Гурко, С.Е.Крыжановский, Н.Н.Анцифе-
ров - обосновывали не принципом единой и неделимой Рос-
сии, а сохранением связи между Россией и воссоединенной
Польшей (т.е. автономия), получающей самостоятельное госу-
дарственное устройство коренным образом противоречит
основному принципу русской государственности180. Решение
совещания было оформлено в форме Особого журнала Совета
министров, но последний не был утвержден императором. По-
этому на основании данных документов невозможно одно-
значно говорить о том, что накануне Февральской революции
Россия предоставила Польше статус независимого госуда-
рства. Но тем не менее можно сделать целый ряд выводов об
74
эволюции позиции членов Совета министров как в польском
вопросе, так и в отношении к проблемам национальных окра-
ин в целом.
Во-первых, вспомнив ситуацию с обсуждением манифеста по
польскому вопросу летом 1916 г., можно говорить о том, что в
феврале 1917 г. позиция Совета министров принципиально из-
менилась. Его члены были готовы пойти на отказ от Царства
Польского. Разумеется, возникает сомнение в искренности дан-
ной позиции, поскольку речь шла о территории оккупирован-
ной противником и провозглашенной последним независимой в
ноябре 1916 г.
В данной ситуации, конечно, имел место элемент пропаган-
ды, особенно на фоне готовящегося наступления русских
войск. Но обращает также не себя внимание не только само
решение, но и его мотивировка: речь идет об отказе от «чу-
жой» в этническом и культурно-религиозном отношении тер-
ритории.
Накануне и в начале войны речь шла о консолидации Империи
на основании максимального сближения окраин с русским импер-
ским центром не только за счет системы управления, но и слияния
языка и культуры.
В первые годы войны правительство довольно последова-
тельно стояло на этой точке зрения. И именно этим, помимо
военных условий можно объяснить нежелание принимать ка-
кие-либо радикальные решения по вопросу о польской авто-
номии.
К концу войны наблюдается постепенное изменение взгля-
дов представителей общественности на пути решения нацио-
нального вопроса в Российской империи. П.Б.Струве писал:
«Вероятно, многим из русских интеллигентов до войны идеа-
лом государственного устройства представлялась безнацио-
нальная Австрия... Многие, может быть только на факте вой-
ны 1914 г. поняли, что Россия сильна как национальное
государство. Это ощущение России как национального госуда-
рства есть правда национализма как чисто политического на-
чала. Россия не просто национальное государство..., а именно
национальная Империя... Русская национальность в этой на-
циональной империи есть не только первенствующий, но и
скрепляющий элемент»181. С особенной силой к концу войны
начинает в различных общественно-политических кругах зву-
чать мысль о России как Империи русских и необходимости
консолидации государства на чисто национальной основе. Ре-
шения совещания по польскому вопросу и позиция членов
75
Совета министров показывают, что к концу войны эта мысль
была не чужда и правительственным верхам. Поэтому можно
говорить, если не о готовности России предоставить Польше
статус независимого государства, то, по меньшей мере, о серь-
езном изменении позиции Совета министров в польском воп-
росе и о формировании на правительственном уровне нового
взгляда на проблемы национально-территориальной целос-
тности Империи.
♦ ♦ *
Подводя итог, можно с уверенностью говорить о том, что
царское правительство на протяжении всей войны стреми-
лось, во-первых, к сохранению лояльного отношения поляков
к России, во-вторых, к обеспечению влияния Российской им-
перии на территории послевоенной Польши. Третьей, немало-
важной задачей Совета министров и МИДа было обеспечить
решение послевоенной судьбы Польши без участия государств
Антанты. Именно для решения перечисленных проблем в те-
чение 1914 - 1917 гг. делались шаги по внесению некоторых
изменений в структуру управления польскими губерниями,
кадровую политику, разрабатывались проекты послевоенного
устройства Польши, делались декларативные заявления пра-
вительства в печати и Государственной Думе. В ходе обсужде-
ния польского вопроса члены Совета министров вынуждены
были признать, что расширения культурных и религиозных
прав польского населения недостаточно. Даже лояльно отно-
сящиеся к России поляки русской ориентации настаивали на
радикальных изменениях в государственном управлении и
кадровой политике. Перспектива создания автономной Поль-
ши в составе Российской империи означала изменение не
только статуса Царства Польского, но и самого принципа вза-
имоотношений центра и мест, действовавшего на территории
Империи. Автономный статус Великого княжества Финля-
ндского складывался постепенно, в течение столетия и опре-
делялся документами, допускавшими двойственное толкова-
ние. В случае с Польшей самодержавие оказывалось перед не-
обходимостью подробно определить ее автономный статус.
Это могло быть началом процесса автономизации окраин в
целом. Российские государственные деятели прекрасно это
осознавали. В итоге, к концу 1916 г. большинство из них
склонялось к мысли о том, что оптимальным решением про-
блемы является предоставление Польше статуса независимого
государства. Такое решение проблемы вписывалось в концеп-
цию войны за освобождение «малых народов», провозглашае-
те
мую участниками Антанты. Оформление независимой Поль-
ши ликвидировало бы польскую проблему как таковую и не
создавало бы прецедента возникновения автономного образо-
вания на территории Империи. При этом царское правит-
ельство планировало создание независимой Польши, находя-
щейся в теснейшей связи с Россией. Основная ставка дела-
лась на сохранение экономического единства, которое гораздо
сильнее, чем правовой статус, могло обеспечить близость
Польши и России.
Глава II
ГОСУДАРСТВЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ
ПРИБАЛТИЙСКИМИ ГУБЕРНИЯМИ В ГОДЫ
ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
1. МЕЖНАЦИОНАЛЬНЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ В ПРИБАЛТИКЕ
И ПРОБЛЕМА ПЕРЕОРИЕНТАЦИИ НАЦИОНАЛЬНОЙ
ПОЛИТИКИ НАКАНУНЕ И В НАЧАЛЕ ВОЙНЫ
Провозглашение России Империей было непосредственно свя-
зано с окончанием длительной Северной войны за выход к Бал-
тийскому морю и подписанием Ништадского мирного договора со
Швецией. Согласно договору Швеция уступала России значи-
тельную часть Восточной Прибалтики (Ингерманландию, часть
Карелии, всю Эстляндию, Лифляндию, Моонзундские острова).
За эти земли победители выплатили два миллиона ефимков в ка-
честве компенсации и вернули занятую в ходе военных действий
Финляндию.
В 1772 г. состоялся первый раздел Речи Посполитой. К Россий-
ской империи отошла Польская Инфлянтия (Латгале) и часть
Восточной Белоруссии - воеводства Полоцкое, Витебское,
Мстиславское, часть Украины. Территория Польской Инфлян-
тии, населенная в основном латышами, была сначала оформлена
как Двинская провинция в составе Псковской губернии. В 1777 г.
она была разделена на 3 уезда - Двинский (Даугавпилсский), Ре-
жицкий (Резекненский) и Людинский (Лудзенский). В 1778 г. они
вошли в состав Полоцкого наместничества. В 1796 г. территория
Латгале была присоединена к Белорусской губернии, а в 1802 г.
она вошла в состав Белорусской - Витебской губерний, названной
впоследствии Витебской губернией. Таким образом, Латгале оста-
лась за пределами формировавшегося Прибалтийского (Остзей-
ского) края и не была включена в его состав.
После третьего раздела Польши (в 1795 г. к России отошло Кур-
ляндское герцогство и Пильтенский округ). Курляндское герцо-
78
гство было преобразовано в Курляндскую губернию. В первой по-
ловине XIX в. прибалтийские губернии были объединены в
Прибалтийское генерал-губернаторство. Оно состояло из трех гу-
берний - Лифляндской, Курляндской и Эстляндской. Именно они
составляли Прибалтийский (Остзейский) край. Вне Прибалтий-
ского края осталась восточная часть Латвии - Латгале, присоеди-
ненная к Витебской губернии.
В основе управления Прибалтийским краем в XIX в. лежал
принцип сохранения привилегий остзейских баронов, закреплен-
ный в местном законодательстве. Прибалтийские губернии в со-
ставе Российской империи обладали особым статусом. Общее
управление ими осуществлялось на основании Свода местных
узаконений губерний остзейских и изданных для Прибалтики за-
конов. Специфика административного устройства края заключа-
лась в том, что внутреннее управление осуществляли как органы
дворянства, так и правительственные учреждения, компетенция
которых неуклонно расширялась. Аналогичным образом шло раз-
витие законодательства в направлении замены местного права об-
щеимперским.
Прибалтийское дворянство образовывало две группы. Первую
составляли имматрикулированные роды, внесенные в матрику-
лу - дворянскую родословную книгу. Они именовались рыца-
рством, обладали всей полнотой прав в составе дворянской корпо-
рации при условии владения вотчинами. Вторая группа называ-
лась ландзассами. Существование института матрикуляции
дискриминировало представителей дворянства других губерний,
проживавших в Прибалтике, т.к. внесение в матрикулу зависело
от решения ландтага. Требование уравнения в правах рыцарства и
нематрикулованного дворянства неоднократно высказывалось в
публицистике, его справедливость признавалась правительствен-
ными кругами, видевшими в существующем порядке нарушение
прав российского дворянства1.
Прибалтийское дворянство объединялось в четыре общества
(рыцарства) - Эстляндское, Лифляндское, Курляндское и
о. Эзель (Саарема). Они образовывали органы самоуправления: В
Лифляндии - ландтаги (собрания дворян губернии), конвенты и
уездные собрания; на о. Эзеле - ландтаги и конвенты; в Эстляндии
- ландтаги, собрания дворянского комитета и уездные собрания; в
Курляндии - депутатские ландтаги, обер-гауптманские, уездные и
приходские собрания»2. По структуре ландтаги отличались друг
от друга. Так, лифляндский ландтаг представлял собой общее со-
брание всех рыцарей, курляндский же был представительным
органом выборных от дворян3. Ландтаг в Лифляндии избирал на
79
каждое трехлетие Дворянский конвент4, а в Эстляндии и Курлян-
дии - Дворянские комитеты, губернских предводителей дворя-
нства, уездных депутатов и л андратов5. В промежутках между лан-
дтагами губернский предводитель дворянства6, ландратская
коллегия, Дворянские комитеты и Дворянский конвент являлись
высшими органами местного самоуправления, а его низшую ин-
станцию составляли уездные дворянские собрания. Роль ландра-
тов была весьма значительна. Они образовывали ландратскую
коллегию в составе двенадцати членов, занимали важнейшие дол-
жности в руководстве лютеранской церкви. На свой пост ландра-
ты избирались пожизненно.
Органы местного дворянского самоуправления в Прибалтике
обладали весьма широкой компетенцией. Несмотря на то, что
формально они являлись органами дворянской корпорации, пред-
метом ведения ландтага могли быть вопросы, затрагивающие про-
блемы края в целом. Ландтаги представляли собой сословные
органы местного самоуправления, наделенные широкими полно-
мочиями. Ландтаги разрабатывали и обсуждали законопроекты,
касающиеся их губерний7. В целом их компетенция была значи-
тельно шире, чем компетенция органов дворянской корпорации и
земских учреждений в Российской империи. Это давало широкие
возможности родовитому дворянству для управления краем.
На особое положение остзейских немцев в 60-х гг. XIX в. обра-
тили внимание российские публицисты. Тогда же появился сам
термин «остзейский вопрос», который позднее вошел в официаль-
ную правительственную лексику. Особое внимание публицисты
славянофильского направления обращали на германскую экспан-
сию в Прибалтике, онемечивание коренного населения, которое
потомки рыцарей стремятся превратить «в пригодное для себя ве-
щество, которое через два поколения становится отъявленною не-
мецкою породою»8.
Немецкое влияние в Прибалтике в течение XIX столетия было
фактом, признаваемым русской государственной властью. Но в
конце XIX в. Александр III предпринял попытки заменить немец-
кое влияние русским. В 1885 г. делопроизводство во всех прису-
тственных местах было переведено на русский язык. В 1887 -
1893 гг. было введено обязательное преподавание всех дисциплин
в государственных и частных учебных заведениях на русском язы-
ке. Тогда же был ликвидирован особый статус Дерптского универ-
ситета, в 1893 г. городу Дерпт вернули старое русское название
Юрьев.
В начале XX в. под влиянием обострившейся внутриполити-
ческой ситуации маятник национальной политики, в том числе и
80
в Прибалтике, качнулся в другую сторону. 12 декабря 1904 г.
было опубликован именной высочайший указ с п. 7 об инопле-
менных народностях. На основании этого пункта, Комитет ми-
нистров признал, что нельзя из школ делать орудия искусствен-
ного проведения обрусительных начал и что учебные учрежде-
ния должны, прежде всего, преследовать цель образования детей
и юношества согласно потребностям местного населения. Все это
можно осуществить, если в школах будет обеспечено должное
место природному языку учащихся9. В итоге в Риге вновь была
открыта дворянская немецкая гимназия, и правительство уже не
препятствовало открытию частных гимназий с преподаванием на
немецком языке.
Дальнейшее развитие революционных событий побудило пра-
вительство поставить вопрос о возможных реформах в Прибал-
тийском крае. Указ 28 ноября 1905 г. предусматривал созыв Осо-
бого совещания при временном прибалтийском генерал-губерна-
торе для разработки законодательных предположений о введении
в крае земского самоуправления, об улучшении быта крестьян, о
реформах приходских учреждений и др.10 В марте 1906 г. была
опубликована программа работы совещания, и 12 июля его члены
приступили к работе. К концу сентября 1907 г. совещанием было
принято 5 проектов реформ (аграрной, земской, волостной, цер-
ковной, школьной). Проекты, разработанные совещанием, в даль-
нейшем частично учитывались при разработке правительствен-
ных законопроектов11. Но уже в момент создания совещания пра-
вительство понимало, что в обострившейся к концу 1905 г.
ситуации реформирование управления краем и различных сфер
социальной и культурной жизни не может полностью стабилизи-
ровать обстановку, поэтому вплоть до 1908 г. в Прибалтийских и
Западных губерниях действовало военное положение12.
События 1905 - 1907 гг. в Прибалтике показали, что в основе
антиправительственных выступлений лежит межнациональная
рознь. Революционное движение там носило национальный ха-
рактер, а государственная власть отождествлялась с властью не-
мецких помещиков и баронов. Освобождение крестьян без земли
в прибалтийских губерниях заложило основу для развития не-
примиримого конфликта между немцами-землевладельцами и
эстонскими и латышскими крестьянами. Сохранение за немцами
привилегий в крае к началу войны, обеспечивавшее их лидерство
в системе местного самоуправления, сделало участниками кон-
фликта эстонские и латышские буржуазные круги. Революция
1905 г. стала важнейшим рубежом в политическом развитии
Прибалтики. После революции взаимоотношения остзейских
81
«верхов» и коренного населения края продолжали ухудшаться.
Пятый год определил позицию основных политических сил края
в годы Первой мировой войны13. Под влиянием событий 1905 г. в
Прибалтике сформировались различные взгляды местного не-
мецкого дворянства на управление краем. Часть стремилась к
тому, чтобы сохранить в остзейских губерниях экономические и
социальные позиции господствующей немецкой прослойки и
расширить сферу ее политического влияния. Эти представители
общественно-политических немецких кругов были убеждены,
что гарантией может быть только личность самодержца. Измене-
ния в статусе монархии, а также недостаточная, по их мнению, ак-
тивность властей при подавлении революционных выступлений,
заставляли их с возрастающим недоверием относиться к россий-
ской администрации. По утверждению немецкого историка
Г. фон Пистолькорса, цель всей деятельности прибалтийского
немецкого дворянства в предвоенные годы состояла в том, чтобы
по возможности ограничить в прибалтийских губерниях влияние
русской бюрократии и заменить ее системой регионального са-
моуправления при решающем участии его представителей. По-
литика региональных реформ, направленная на эти цели, должна
была опираться на добровольное сотрудничество представите-
лей лояльных и преданных государству латышских и эстонских
групп. Официальная политика верхушки лифляндского дворя-
нства более чем когда-либо была направлена на создание регио-
нальной системы самоуправления при активном участии выбор-
ных представителей мелких землевладельцев. С другой стороны,
некоторые его представители готовили в Берлине почву на слу-
чай крушения самодержавия, недвусмысленно намекая на жела-
тельность аннексии прибалтийских провинций14.
Активные выступления коренного населения прибалтийских
губерний во время революции 1905 г. подтолкнули прибалтий-
ское немецкое дворянство и буржуазию к попыткам укрепления
немецкой диаспоры в крае. В 1905 г. Были основаны немецкие
общества в Эстляндии, Лифляндии и Курляндии. Создавая эти
общества, остзейская верхушка ставила своей целью сплотить
вокруг себя всех местных немцев, независимо от их социального
положения. Общества создавали школы и библиотеки, проводи-
ли лекции, устраивали вечера и т.п. Но, как отмечал глава Курля-
ндского немецкого общества К.Мантейфель, «мы, в общем и це-
лом, оставались офицерами без солдат... Положение немецкой
колонии здесь в перспективе было безнадежным, если не создать
в крае что-то новое». В этой ситуации он решил призвать «под-
крепление извне», т.е. немецких колонистов из других губерний
82
России15. В дальнейшем Мантейфель пришел к убеждению, что
возможности немецкой колонизации значительно расширятся,
если поселенцы в Курляндии смогут не только работать батрака-
ми, но и покупать земельные участки. С этой целью Курля-
ндский ландтаг создал специальную комиссию и учредил ссуд-
ную кассу. Сам Мантейфель в одном из своих имений уволил
всех латышских батраков, чтобы освободить места для колонис-
тов. Затем он разделил некоторые свои поместья на участки, ко-
торые сдал в аренду или продал колонистам. Ему удалось посе-
лить только на своих землях 4000 немцев. Тем самым, писал он в
своей книге «Моя колонизационная работа в Курляндии» (1941)
было положено начало «сплошному онемечиванию Курляндии, к
чему мы все стремились». Передача усадеб в аренду немецким
колонистам, по мнению Мантейфеля, явилась «хорошей подго-
товкой для вторжения в латышскую крестьянскую собствен-
ность»16. Но в итоге, по оценкам самого Мантейфеля, «все же не
удалось предотвратить продвижение латышей к государственной
власти... Было, может быть, уже поздно. А может быть, и вообще
невозможно изменить самостоятельно, собственными силами,
национальный состав края, создать недостающее немецкое крес-
тьянство, укрепить фундамент сильно накренившейся прибал-
тийско-немецкой башни... Вопрос о Прибалтике уже нельзя было
решить изнутри, а только извне»17.
Накануне войны можно было говорить о выраженном
стремлении части прибалтийского дворянства укрепить поло-
жение немцев в крае или, иными словами, провести «немец-
кую колонизацию» прибалтийских губерний. Но как замечал
и сам Мантейфель, «многим помещиком недоставало средств,
а большинству - решимости для того, чтобы сознательно от-
речься от старого, порвать с латышами как с народом в целом
и с каждым из них в отдельности»18. Заметим, что отсутствию
решимости способствовали, с одной стороны, экономические
соображения. Сам Мантейфель отмечал, что производитель-
ности немцев как сельскохозяйственных рабочих была много
ниже, чем латышских батраков19. С другой, часть прибалтий-
ских немцев накануне и после начала войны сохраняла вер-
ность самодержавию. В целом попытки немецкой колониза-
ции Прибалтики, предпринятые накануне войны, существенно
обострили ситуацию в крае.
События 1905 г. в Прибалтике заставили правительство заду-
маться о дальнейшем развитии национальной политики в регионе.
П.А.Столыпин начал принимать меры по преодолению нацио-
нального обособления не только немцев, но и латышей и эстонцев.
83
Накануне войны отказ от политики предпочтения той или иной
национальности был положен в основу будущих преобразований в
Прибалтике и предстоящих изменений в системе управления.
К началу войны стало возможным говорить о том, что реформы в
управлении Прибалтийским краем будут направлены к усилению
русского влияния, но решить эту проблему к лету 1914 г. не уда-
лось и население прибалтийских губерний встретило войну в со-
стоянии скрытой вражды.
На территории прибалтийских губерний 20 июля 1914 г. было
введено военное положение. Согласно Временным правилам о
местностях, объявленных на военном положении власть перешла
к главным начальникам двух военных округов - Двинского и
Петроградского. Они поделили управление Прибалтикой следу-
ющим образом: в ведении Двинского военного округа оказались
Курляндская губерния и Рижский уезд Лифляндской губернии,
в ведении Петроградского округа остальные уезды Лифляндской
губернии и Эстляндская губерния. Но фактически главные на-
чальники военных округов осуществляли лишь общее наблюде-
ние за управлением названными губерниями. Реальная власть
была по-прежнему сосредоточена в руках губернской админис-
трации. Более того, военные в первые месяцы войны не считали
возможным вмешиваться в гражданское управление краем. По
Двинскому военному округу 23 октября 1914 г. был издан по это-
° 20
му поводу специальный приказ , но оставить гражданское
управление вне всякого контроля военные также не могли. Поэ-
тому в Двинском военном округе в распоряжение начальника
округа на должность помощника на театре военных действий был
назначен генерал-лейтенант П.Г.Курлов. В его обязанности вхо-
дило наблюдение за гражданским управлением в губерниях, вхо-
дивших в состав округа, и «направление деятельности местных
учреждений по охране государственного порядка и общественного
спокойствия»2', но это была частная мера, которая руководству
Ставки представлялась недостаточной. Верховный главнокоман-
дующий, по свидетельству П.Г.Курлова, считал постановку
гражданского управления прибалтийскими губерниями совер-
шенно неправильной. Эстляндская и Лифляндская губернии,
кроме Риги и Рижского уезда входили в состав Петроградского
военного округа, а во главе гражданского управления стоял ко-
мендант Ревельской крепости адмирал Герасимов. Рига и Курля-
ндская губерния подчинялись начальнику Двинского округа. В
итоге этого возникала масса недоразумений, особенно из-за раз-
о о 22
личии во взглядах местной администрации на национальные
проблемы.
84
Начальник канцелярии по гражданскому управлению Обо-
ленский в октябре 1914 г., писал Н.Н.Янушкевичу, что, с одной
стороны, в Прибалтике «немецкое дворянство, благодаря связям
и близости к Петрограду» играет лидирующую роль. Хотя немец-
кое дворянство сохраняет лояльность, но «нельзя не придавать
значения расовым инстинктам»23. С другой стороны, местная
гражданская администрация связана с местным обществом, при-
выкла к методам и способам управления, рассчитанным на мир-
ное время, способна давать послабления немецкому населению.
Оболенский считал, что с точки зрения военных интересов Рос-
сии наибольшую опасность представляет сосредоточение управ-
ления Прибалтикой в разных руках. С началом войны Прибал-
тийский край стал единой в стратегическом смысле территорией.
То же должно произойти и в управлении. По мнению Оболенско-
го необходимо было объединить управление губерниями в руках
одного лица и создать в крае временное генерал-губернаторство с
центром в Риге24.
Великий князь Николай Николаевич хотел объединить
гражданское управление всего края, кроме Ревеля, в руках од-
ного лица, сохранив подчинение территории в военном отно-
шении военным округам. При этом он не считал целесообраз-
ным восстановить прежнюю должность генерал-губернатора.
Это было нежелательно по двум причинам. Во-первых, могли
возникнуть проблемы с МВД, которому стал бы подчиняться
генерал-губернатор. Во-вторых, создание генерал-губернато-
рства потребовало бы изменения границ военных округов25.
Как вариант объединения гражданского управления под кон-
тролем военных во всем Прибалтийском крае Н.Н.Янушкевич
предложил подчинение гражданского управления губерний в
составе Петроградского военного округа Курлову. Начальник
Петроградского военного округа не возражал. С ноября
1914 г. контроль за гражданским управлением в Прибалтий-
ских губерниях был сосредоточен в одних руках при сохране-
нии прежнего распределения губерний по округам26. В конце
ноября 1914 г. генерал-лейтенант П.Г.Курлов, был назначен
приказом главнокомандующего 6 армией особо уполномочен-
ным по гражданскому управлению прибалтийских губерний.
(Эстляндской, Лифляндской и Курляндской). Он был подчи-
нен главнокомандующему 6 армией. Функции Курлова были
определены довольно расплывчато. В его обязанности входи-
ло «объединение деятельности всех подчиненных ему лиц и
учреждений для достижения в крае задач русской госуда-
рственности». Курлову было предложено «принимать меры
85
против вражды между национальностями» в Прибалтийском
крае27. Сам Курлов впоследствии считал, что фактическим
главой гражданского управления в Прибалтике был главный
начальник снабжений генерал Данилов. Курлов же должен
был осуществлять контроль военных властей за гражданской
администрацией прибалтийских губерний.
Одной из наиболее глобальных задач, которую пришлось ре-
шать как военной, так и гражданской администрации в первые ме-
сяцы войны, стало урегулирование межнациональных противоре-
чий в Прибалтийском крае. Они были в значительной мере усиле-
ны как политикой царского правительства по отношению к
немцам на территории Российской империи, так и деятельностью
части крупных землевладельцев по укреплению немецкой диаспо-
ры в Прибалтике после революции 1905 г.
В начале войны официальная позиция российских немцев,
как впрочем, и других многочисленных народов, населявших им-
перию, была строго лояльной. На заседании Государственной
Думы 26 июля 1914 г. октябристы бароны Фелькерзам и Л.Г.Люц
от имени немцев выступили с такими же патриотическими заяв-
лениями, как и остальные думские депутаты. Но уже на этом за-
седании были слышны отзвуки тех противоречий, которые су-
ществовали в Прибалтике. Депутат Я.Гольдман в своей речи от-
метил, что «среди латышей и эстонцев нет ни одного человека,
который бы не сознавал, что все то, что ими достигнуто, это дос-
тигнуто только под защитою русского орла и что все то, что латы-
ши должны еще достигнуть, возможно только тогда, когда При-
балтийский край в будущем будет как нераздельная часть вели-
кой России»28. В этом заявлении был очевиден намек на
ликвидацию особенностей управления Прибалтикой и, как сле-
дствие, привилегий немцев. Но в первые дни войны еще была не-
ясна правительственная позиция в отношении немцев на терри-
тории Российской империи, поэтому речь Гольдмана была весь-
ма сдержана.
Общеимперская политика начала войны была направлена
на сохранение лояльного отношения к российской госуда-
рственной власти населения окраин. Особенно это касалось
народов, населяющих европейскую часть страны, непосре-
дственно соприкасавшуюся с театром военных действий.29 По-
этому, когда 3 августа 1914 г. в Совете министров попытались
обсудить вопрос о собственности выходцев из Германии и
Австро- Венгрии, управляющий Министерством внутренних
дел Н.А.Маклаков заявил, что в отношении немцев на терри-
тории Российской империи «пора покончить с позой сенти-
86
ментального уважения к закону». Но большинство Совета ми-
нистров в тот момент с ним не согласились. Главноуправляю-
щий земледелием А.В.Кривошеин заметил: «Мы должны вес-
ти себя как мировая держава, хотя слова Маклакова соблазни-
ло
тельны» .
Аналогичной позиции в первые дни войны придерживалась
Ставка. Главный начальник Двинского военного округа генерал от
инфантерии Чурин 2 августа 1914 г. издал специальное объявле-
ние, касающееся прибалтийских немцев. В нем говорилось, что по-
следние «не могут почитаться врагами России и находятся нарав-
не с прочими подданными Российской империи под покровит-
ельством правительства»31. Также вели себя и гражданские
власти. В связи с резким усилением антинемецких настроений
среди латышей и эстонцев, вызванных началом войны, для пред-
упреждения возможных беспорядков, курляндский губернатор
С.Д.Набоков опубликовал 23 июля 1914 г. обращение к населе-
нию. В котором отмечалась преступность любых насильственных
действий по отношению к его немецкой части и указывалось, что
немцы, как граждане Российской империи, вправе рассчитывать
на защиту закона32. Несмотря на заявления военной и граждан-
ской администрации об отношении властей к российским поддан-
ным немецкого происхождения в первые дни войны, дальнейшие
события в Прибалтике, позиция Ставки, Совета министров и от-
дельных министерств существенным образом подорвали лояль-
ное отношение значительной части немецкого прибалтийского
дворянства к самодержавию.
Важными факторами, оказавшими влияние на позицию при-
балтийских немцев в 1914 г., стал рост шпиономании в При-
балтике, антинемецкая пропаганда в прибалтийской и столич-
ной прессе и реакция на нее со стороны военных и граждан-
ских властей.
Латышские и эстонские общественно-политические круги с
первых дней войны повели активную пропаганду против немцев
в периодической печати. Появилась целая серия статей в различ-
ных газетах о немецких баронах, о том, что немцы не выражают
патриотических чувств в связи с началом войны, не проводят ма-
нифестаций. Особенно много такого рода материала печатала га-
зета «Голос Либавы». Уже 23 июля 1914 г. в ней была опублико-
вана статья, в которой говорилось, что «местные немцы с презре-
нием смотрят на происходящие манифестации». Заметим, что по-
сетивший прибалтийские губернии товарищ министра внутрен-
них дел майор В.Ф.Джунковский также отмечал заметное воздер-
жание немцев от участия в патриотических манифестациях33. Тем
87
не менее, на газету поступали многочисленные жалобы в связи с
публикацией клеветнических материалов. Очевидным было то,
что деятельность «Голоса Либавы» разжигала национальную
рознь в Прибалтике, дестабилизировала обстановку в крае. Кур-
ляндский губернатор Набоков закрыл газету и арестовал ее ре-
дактора34. Но националистические публикации в эстонской и ла-
тышской печати не прекратились. П.Курлов писал в этой связи
Янушкевичу: «В рижских газетах допускаются статьи, прямо
воспрещенные изданными мною обязательными постановления-
ми в целях успокоения вражды между немецким и латышским
населением края». Контроль за этими газетами был крайне за-
труднен, поскольку русская военная и гражданская администра-
ция не владела эстонским и латышским языками. В январе 1915г.
Курлов вынужден был констатировать, что в Лифляндской гу-
бернии ненависть латышей к немцам-землевладельцам все уси-
ливается, «замечается наклонность латышей держать себя не
только вызывающе, но и даже прямо оскорбительно по отноше-
нию к немцам». По мнению Курлова, это настроение сильно воз-
буждалось прессой.
Помимо прибалтийской печати, статьи с обвинениями в адрес
немцев в Прибалтике печатались и в столичной прессе. Особенно
много материалов, разоблачающих враждебную России деятель-
ность немцев в прибалтийских губерниях печатали «Новое вре-
мя», «Колокол», «Вечернее время», «Русский инвалид» и ряд
других столичных изданий. Первое место занимало «Новое вре-
мя». Его публикации четко делились на три основных группы.
Во-первых, «Новое время» много место уделяло сообщениям о
том, как немцы в Прибалтике содействуют Германии и приве-
тствуют противника. Например, в сообщении о ситуации на
о. Эзель говорилось: «Население буквально терроризовано... За
каждое непочтительное слово, сказанное по адресу Германии и
немецких войск, угрожают большие неприятности. Германские
цеппелины открыто спускаются в заповедных имениях о. Эзеля.
Когда у берегов острова показались германские суда, местные не-
мцы им открыто салютовали германским флагом»35. «Новое вре-
мя» сообщало, что немцы-помещики сигнализируют немецким
аэропланам условным освещением из своих замков и «жители
побережья Балтийского края свидетельствуют о таинственных
вспышках на берегу по ночам»36. Во-вторых, на страницах «Но-
вого времени» постоянно проводилась мысль о лояльности латы-
шей и эстонцев и необходимости удовлетворить их требования
по введению в крае земского самоуправления. В-третьих, «Новое
время» последовательно публиковало материалы, направленные
88
против российской администрации в Прибалтике, подчеркивая,
что «местные административные органы, по-видимому, растеря-
лись и не сумели занять по отношению к воинствующему герма-
низму той позиции, которая могла быть признана достойной...»37.
Также в газете активно критиковались все попытки администра-
ции занимать объективную позицию, не поддерживать ка-
кую-либо национальную группу и не усиливать межнациональ-
ных противоречий. «Возмутительнее всего снисходительное и
покровительственное отношение нашей администрации. Проч-
ные связи немцев с нашими влиятельными кругами объясняют
отчасти положение, но не только его не оправдывают, а служат
указанием на опасные размеры этого зла.., Те господа губернато-
ры, которые стесняются нарушать удобства немцев..., должны бы
проявлять свои административные способности где-нибудь пода-
льше... Их мирные стремления теперь не ко времени»38. Количес-
тво такого рода публикаций было весьма велико. Только в «Но-
вом времени» они были почти ежедневными. Аналогичным
образом выступали вышеназванные периодические издания, про-
водя, по сути, антиправительственные идеи, мешавшие россий-
ской администрации в Прибалтике стабилизировать ситуацию,
поскольку в отношении столичных газет местные военные и
гражданские власти были совершенно бессильны.
На заявления «Нового времени» и других изданий админис-
трация прибалтийских губерний и немецкое дворянство пыта-
лись отвечать, публикуя опровержения. Практически ни одна
статья не оставалась без отзыва из Прибалтики с указаниями
на искажение фактов, фамилий, приведение заведомо ложных
сведений. Но почти все усилия такого рода сводились на нет
комментариями редакции, которыми сопровождалось каждое
опровержение. В итоге, как отмечал в своей записке на имя
И.Л.Горемыкина Курляндский губернский предводитель дворя-
нства, картина неблагонадежности «верхних слоев прибалтий-
ского общества получилась ясная и для народа совершенно
убедительная»39.
С первых дней войны представители военной и гражданской
администрации в прибалтийских губерниях стали получать регу-
лярные сообщения о действиях германских шпионов. Особенно
много говорилось о сигнализации германским аэропланам, о про-
изводстве фортификационных земляных работ в имениях поме-
щиков-немцев. Наибольшее количество заявлений о нелояльном
или преступном поведении немцев приходилось на долю Лифля-
ндской губернии. Следует отметить, что любое нарушение зако-
нов военного времени классифицировалось периодической
89
печатью как шпионство или измена. Например, в газете «Рижский
вестник» от 1 ноября 1915 г. было напечатано: «Каждый день обна-
руживается по несколько притонов, где свил себе гнездо немецкий
шпионаж. За один месяц было открыто 65 таких притонов». Эти-
ми притонами корреспондент называл тайные склады спиртных
напитков40.
По каждому из письменных заявлений и сообщений в печати о
действиях прибалтийских немцев в интересах противника устраи-
валась проверка. Например, после заявления волостного старши-
ны об устройстве в имении Гросс Ауц «подозрительной площадки
для аэропланов или установки орудий», военными была найдена
площадка для тенниса41. Такого рода сообщений было чрезвычай-
но много. Нередко военные получали сведения о совершенно ре-
альных объектах, построенных по требованию военного ведо-
мства42. Осенью 1914 г. Эстляндский губернатор писал в Департа-
мент полиции МВД о то, что в имениях немцев-помещиков был
произведен целый ряд обысков по поводу заявлений о радиотелег-
рафных станциях, площадках для спуска аэропланов и т.д. и ни
одно из этих заявлений не подтвердилось43. Начальник отдельно-
го корпуса жандармов Эстляндской губернии Роговский в рапор-
те отмечал, что «в своем стремлении послужить делу борьбы с не-
мечеством, эстонцы приняли на себя добровольно обязанности
сыска в деле выяснения неблагонадежности немцев, внеся в это...
много страстности и мало такта и правдоподобности... Расследова-
ния, производимые по каждому отдельному заявлению, не давали
ни разу (курсив мой. - А.Б.) результатов»44. П.Курлов отмечал, за-
явлениям о шпионаже «вызываются в большинстве случаев не
патриотическим желанием содействовать военным властям, а по-
буждениями личными»45. По итогам обследования, проведенного
Министерством внутренних дел в Эстляндской, Лифляндской и
Курляндской губерниях был сделан вывод о том, что «сведения об
изменнеческих действиях балтийских немцев являются частью
вымышленными, частью возникли на почве общей нервности и
подозрительности, охватившей население края»46. К такому же
выводу пришел товарищ министра внутренних дел В.Ф.Джунков-
ский, предпринявший в сентябре 1914 г. поездку в Прибалтику
для проверки сведений об измене немецкой части ее населения. В
его докладе отмечалось, что таковые являлись отчасти измышлен-
ными, отчасти возникшими на почве общей нервозности и подо-
зрительности47.
Данные документов фонда Двинского военного округа и опуб-
ликованные в периодической печати сведения о возбуждении су-
дебных дел против немцев в Прибалтике показывают, что реаль-
90
ные преступления прибалтийских немцев заключались не в шпи-
онаже в пользу Германии и сигнализации немецким аэропланам,
а в массовом уклонении владельцев имений от реквизиций круп-
ного рогатого скота и лошадей. Уклонение от реквизиций боль-
ше, чем что-либо возбуждало местных крестьян против немцев,
поскольку они также вынуждены были отдавать лошадей на во-
енные нужды.
Обыски, которые осенью 1914 г. в массовом количестве прово-
дились по многочисленные доносам, существенно подорвали пре-
стиж немцев в Прибалтийского края в глазах местного населения.
Как отмечал Эстляндский губернский предводитель дворянства
барон Деллингсгаузе в письме П.Г.Курлову 2 декабря 1914 г., до-
нос «вызывает обыски и расследования... Это действует развраща-
юще на население». Он также подчеркивал, что донос уже стано-
вится «верным средством для сведения личных счетов и мести»48.
Постепенно сформировалось убеждение в том, что немецкое насе-
ление должно быть изгнано из прибалтийских губерний, а принад-
лежащие ему имения разделены между латышами и эстонцами. В
Курляндской губернии активно распространялись слухи о том,
что правительство уже сделало соответствующее распоряжение и
оно будет исполнено сразу же после окончания войны49. В сочета-
нии с запретами вести разговоры на немецком языке в публичных
местах, приказом снять вывески с немецкими надписями, публи-
кации в печати проекта о ликвидации части недвижимого имущес-
тва российских подданных немецкого происхождения все это со-
здавало у местного эстонского и латышского населения стойкое
убеждение в том, что немцы в Прибалтике не могут рассчитывать
на защиту правительства.
Одновременно помимо систематических доносов, обличитель-
ных публикаций в прессе, направленных против немцев со сторо-
ны эстонцев и латышей, с начала войны латышское и эстонское на-
селение стало обращаться с жалобами на местные гражданские
власти, обвиняя их в покровительстве немцам. 16 августа 1914 г.
министру внутренних дел была представлена докладная записка
члена Государственной Думы от Курляндской губернии Я.Го-
льдмана. В ней он обвинял губернатора Курляндии Набокова в
том, что он излишне покровительствует прибалтийским немцам.
Проверка МВД показала, что записка Гольдмана содержала невер-
ные фактические данные50.
Стремление местной гражданской администрации к сохране-
нию национального мира, проведению беспристрастной полити-
ки, направленной на укрепление исключительно русского влия-
ния в крае вызывало недовольство латышей и эстонцев, рассчиты-
91
вавших за годы войны при поддержке русской администрации
укрепить свое влияние в крае. Местные общественные деятели об-
ращались к представителям военных и гражданских властей с уве-
рениями в преданности. Так, частный поверенный П.А.Эверс пи-
сал П.Г.Курлову: «Освободите нас от них (немцев. - А.Б.) и будьте
уверены, что нет народа, который будет больше благодарен, боль-
ше предан русскому народу и царю». Но наряду с желанием «быть
свободными от немецкого ига, сделаться полноправными русски-
ми гражданами» Эверс выражал надежду на том, что «русский
царь, русский народ даст нам также возможность принять участие
в управлении краем, в заведовании делами края наравне с русски-
ми^ (курсив мой. - А.Б.).
Патриотические манифестации эстонцев и латышей, их увере-
ния в преданности российскому императору в первые месяцы вой-
ны положительно оценивались правительственными чиновника-
ми. Товарищ министра внутренних дел майор Джунковский счи-
тал, что это «отрадное явление, которое может в конечном итоге
способствовать сближению с русской государственностью нацио-
нальных групп доселе ее чуждавшихся»52.
В первые месяцы войны в МВД прислушивались к оценкам
местной губернской администрации латышами и эстонцами и
были готовы пойти навстречу их требованиям. Поэтому товарищ
министра внутренних дел Джунковский, ознакомившись с ситуа-
цией в Лифляндской губернии, основываясь на критических заме-
чаниях представителей латышского населения, предложил от-
странить от должности вице-губернатора князя Кропоткина. Кро-
поткин, по заявлению Джунковского, «не сумел снискать уваже-
ние и доверие населения губернии ввиду общеизвестной его
приверженности к немецкой культуре...»53.
Официальный Петроград в первые месяцы войны фактически
изменил уже сложившемуся правительственному курсу, направ-
ленному на последовательное укрепление только русского влия-
ния. Одобрение действиям латышского и эстонского населения
чувствовалось во всем. Обыски и аресты среди немцев, прово-
дившиеся по многочисленным доносам существенно подорвали
их престиж. МВД фактически поддержало обвинения россий-
ской администрации в Прибалтике, сменив ряд крупных чинов-
ников по обвинениям в покровительстве немцам. Чины Минис-
терства не задумались о том, что под видом борьбы с немцами в
Прибалтике идет скрытая борьба с российской государственной
властью. Чины местной губернской администрации придержива-
лись именно такого мнения. Курляндский губернатор Набоков в
ноябре 1914 г. сообщал в МВД, что, если говорить о проведении
92
политики по укреплению русской государственности в губернии,
то нельзя одинаково рассчитывать ни на содействие немцев, ни
на содействие латышей. В качестве примера он писал о том, что в
большинстве волостей Курляндской губернии население отказы-
вается от присоединения начальных школ к министерской
школьной сети, опасаясь введения там преподавания на русском
языке.
Весьма опасным для российской государственной власти был
«административный» аспект критики. Обвинения в адрес прибал-
тийских немцев постепенно сливались с обвинениями российской
администрации в потворстве «воинствующему германизму».
Вместе с критикой деятельности прибалтийских губернаторов и
вице-губернаторов звучали национальные требования латышской
и эстонской общественности, стремившейся занять ключевые по-
сты в управлении краем, вытеснив при поддержке российской
власти немецкое дворянство. Именно фактический отказ местной
администрации оказывать безоговорочную поддержку латыш-
ской и эстонской общественности рождал волну критики и подры-
вал престиж государственной власти в крае. Одновременно сде-
ланные в начале войны уступки, связанные с заменой ряда круп-
ных чиновников, обвиняемых в покровительстве немцам,
способствовали политической переориентации прибалтийского
немецкого дворянства, его отходу от традиционной поддержки са-
модержавия.
Был сделан крайне неосторожный шаг на пути поддержки од-
ной этнической группы. Еще Н.С.Лесков в статье «Русские деяте-
ли в Остзейском крае» писал: «Правитель... обязан заботиться,
чтобы всякий племенной антагонизм смешанного населения не
усиливался, а сглаживался и чтобы все равно чувствовали спра-
ведливость в беспристрастии правящей власти... История русской
администрации в Остзейском крае имеет немало доказательств,
что предпочтения как в ту, так и в другую сторону приносили го-
раздо более вреда, чем пользы»54.
Вторым дестабилизирующим фактором для прибалтийских
губерний в начале войны стали общеимперские мероприятия,
вызванные фактом вступления России в войну с Германией.
Некоторый толчок этому процессу был дан Николаем II в
октябре 1914 г., когда он высказался о немцах, находящихся в
России следующим образом: весьма сурово он заметил Петрог-
радскому градоначальнику: «Отчего много у вас немцев? Обра-
тите внимание, что надо это выяснить. Я приказываю всех вы-
слать. Мне это все надоело»55. Но, если император имел в виду
немцев, сохранявших германское подданство на территории
93
России, то крупные правительственные чиновники восприняли
его слова как указание на необходимость перехода к активным
действиям в отношении вообще всех немцев.
31 октября 1914 г. был высочайше утвержден журнал Совета
министров «Об исключении подданных воюющих с Россиею дер-
жав из состава обществ, союзов и других подобных частных и об-
щественных и правительственных организаций». На основании
этого решения Совета министров было издано постановление
Курляндского губернского по делам об обществах присутствия о
закрытии Немецкого общества Курляндской губернии и Общес-
тва для воспособления Либавскому театру. Закрытие названных
обществ было мотивировано стремлением последних к «нацио-
нальному обособлению», которое «угрожает общественному спо-
койствию и безопасности»56. Так, в обязательном постановлении
Курляндского губернатора от 25 октября 1914 г. говорилось об об-
язательном снятии вывесок и надписей на немецком языке. За
подписью адмирала Герасимова было издано распоряжение, кото-
рым в прибалтийских губерниях полностью запрещались разгово-
ры на немецком языке. На территории Российской империи зако-
нодательные меры Совета министров не вызвали бурной реакции.
В Прибалтике широкая кампания по закрытию немецких обществ
и введению языковых запретов была воспринята латышской и эс-
тонской общественностью как еще одно доказательство того, что
правительство склоняется к опоре на новую национально-полити-
ческую силу в Прибалтике.
К концу осени 1914 г. ситуация в Прибалтике усугубилась ори-
ентацией Ставки на проведение жесткого курса в отношении не-
мцев в прифронтовых районах. Аргументом российского генера-
литета был тезис о необходимости укрепления тыла русской
армии, защиты его от шпионов и борьбы с антиправительственны-
ми настроениями. Задача борьбы со шпионажем представлялась
одной из важнейших. Поэтому деятельность Ставки в этом на-
правлении с осени 1914 г. распространялась не только на немцев,
проживавших в пределах указанной территории, но и на евреев,
венгров, католических священников и др. Среди высших чинов
Ставки наиболее активным проводником политики борьбы с не-
мецкими шпионами стал начальник Штаба Верховного главноко-
мандующего генерал Н.Н.Янушкевич. Его взгляд на этот вопрос
были весьма резким. Он считал, что необходима срочная ликвида-
ция немецких колоний в прифронтовых районах. Первые практи-
ческие шаги в этом направлении были предприняты Ставкой уже
осенью 1914 г. Началось выселение немцев-колонистов из пригра-
ничных губерний. В ноябре 1914 г. главнокомандующий армиями
94
Северо-Западного фронта генерал Н.В.Рузский приказал высе-
лить немцев-колонистов из Сувалкской губернии. Тут же после-
довал запрос губернатора, о том, кого считать «немцами-колонис-
тами». Этот запрос весьма показателен, для понимания того, как
на местах восприняли политику военных властей. Если для чинов
Ставки немцы, независимо от подданства были, безусловно, врага-
ми, то для российского обывателя и даже для крупных граждан-
ских чиновников осенью 1914 г. они оставались лицами, которых
защищают законы Российской империи. Хотя прибалтийских не-
мцев в октябре-ноябре массовые мероприятия Ставки по высыл-
ке населения не коснулись, но позиция военных властей настора-
живала и беспокоила.
Представители прибалтийского немецкого дворянства пыта-
лись изменить ситуацию. В августе 1914 г. курляндский губер-
нский предводитель дворянства В.Е.Рейтерн-Нолькен обратил-
ся к министру внутренних дел Н.А.Маклакову с просьбой о
правительственном заявлении о недопустимости «травли нем-
цев латышами». Она была рассмотрена в Совете министров, где
ее решено было отклонить57. В ответе министра внутренних дел
В.Е.Рейтерну отмечалось, что охрана законных прав и интересов
прибалтийских немцев со стороны высших и местных органов го-
сударственной власти продолжала осуществляться как и до объ-
явления войны. При этом указывалось, что действия отдельных
представителей курляндского дворянства, перешедших в гер-
манское подданство и воевавших в рядах кайзеровских войск, не
давали никаких оснований ходатайствовать перед правит-
ельством о принятии мер для ограждения чести и достоинства
местной дворянской корпорации от нападок прессы или отдель-
ных лиц58.
В декабре 1914 г. В.Е.Рейтерн обратился непосредственно к им-
ператору и это обращение было более действенным. Высочайшая
резолюция гласила следующее: «Много правды в этой записке.
Следует принять меры к укрощению печати в ее нападках на при-
балтийское дворянство»59. МВД и местная администрация приня-
ли ряд мер, которые должны были сдержать активность прессы,
латышского и эстонского населения.
Постановлением за подписью П.Г.Курлова от 18 декабря
1914 г. было отменено ранее изданное за подписью адмирала Гера-
симова распоряжение, которым полностью запрещались разгово-
ры на немецком языке. Курлов хотел смягчить ситуацию и запре-
тил вести «демонстративно разговоры на немецком языке во всех
публичных местах»60. На практике возникло множество недоразу-
мений. Так, начальник рижского почтово-телеграфного округа
95
обратился к Курлову с письмом, прося разъяснить: разрешается
ли почтово-телеграфным служащим объясняться с клиентами на
немецком языке, если последние другим языком не владеют. Кур-
лов ответил: «Чиновники разговаривать в присутственном месте
на немецком языке права не имеют»61. Добиться выполнения при-
каза от 18 декабря 1914 г. оказалось довольно сложно. Более того,
как отмечал Курлов в своих воспоминаниях, «немецкий разговор
сделался всеобщим»62. Немецкое население, пользуясь расплыв-
чатостью формулировки, говорило на родном языке, заявляя, что
разговор «демонстративным не является. Это было важным пока-
зателем того, что в первые месяцы войны усилилась политическая
переориентация прибалтийских немцев, утрата ими традиционно-
го консерватизма и лояльности в отношении к самодержавию.
В январе 1915 г. Курлов был вынужден издать повторный при-
каз, где подчеркивал, что «немецкая речь не прекращается» и разъ-
яснял, что «во время войны с Германией, после изданного мной об-
язательного постановления, всякий разговор на немецком языке в
публичных местах лицами, имеющими возможность говорить на
других языках, должен почитаться демонстративным»63.
Для сокращения количества доносов Курлов 25 февраля 1915 г.
издал приказ, которым запрещал вести дознание по анонимных за-
явлениям и установить ответственность за ложный донос64. Этот
приказ в какой-то степени сократил количество соответствующих
заявлений, но в целом поиск немецких шпионов гражданским на-
селением продолжался.
Меры, принятые зимой 1914—1915 гг. для стабилизации ситуа-
ции в Прибалтике, не были восприняты обеими конфликтующи-
ми группами. Отношение прибалтийских немцев к самодержавию
существенно изменилось. Часть их продолжала заявлять о своей
верности российской государственной власти, другие все больше
и больше меняли свое отношение к России. После оккупации Кур-
ляндии в апреле 1915 г. появились различные издания, в которых
отразились настроения этой части прибалтийских немцев. Так, в
воспоминаниях курляндского журналиста Г.Дормана «Из дней
освобождения Курляндии» весьма ярко показана обнаружившая-
ся после начала войны политическая дифференциация среди при-
балтийских немцев. Многие из них сохраняли традиционную в их
кругах верность царскому дому и России. Другие, в том числе и
сам Дорман, «еще до войны начали освобождаться от привязан-
ности к царской империи» и постепенно переориентировались на
кайзеровскую Германию65.
В латышско-эстонской среде к зиме 1915 г. утвердилась уве-
ренность в поддержке национальных требований со стороны
96
правительства, поэтому любые действия, нарушавшие эту уве-
ренность, воспринимались однозначно негативно.
Межнациональные противоречия в Прибалтике, резко об-
острившиеся с началом войны, заставили правительство вновь за-
думаться о сущности пересмотра основных принципов управле-
ния краем. Ситуация в прибалтийских губерниях открывала два
пути: или опираться на латышей и эстонцев, или полностью отка-
заться от поддержки какой-либо национальной группы, идя по
пути укрепления русского влияния.
Вопросы управления Прибалтийским краем в 1914 г. обсужда-
лись Советом министров на заседании 19 декабря 1914 г. Криво-
шеин сказал, что обособленность прибалтийских немцев необхо-
димо преодолевать не только при помощи общеимперского зако-
нодательства, но и за счет изменений в системе управления. Он
считал, что необходимо ликвидировать обособленность Прибал-
тийского края и «покончить с обособлением учреждений прибал-
тийских»66. По мнению Кривошеина, на территории прибалтий-
ских губерний необходимо было ввести общероссийскую систему
земских и сословных учреждений. Его поддержал Маклаков. Он
заметил, что привилегии немецкого дворянства обидны для латы-
шей, которые стремятся к расширению своих прав. Это необходи-
мо в принципе. Но при этом Маклаков отмечал, что «не время
идти на травлю немцев, травлей угрожающей, но не имеющей фак-
тических оснований», т.к. традиционный консерватизм немецких
баронов в течение нескольких столетий был надежной опорой са-
модержавия67. Колебания членов Совета министров были вполне
объяснимы. Крайне сложно было изменить традиционное отно-
шение к прибалтийскому дворянству и поддержать новую поли-
тическую силу - эстонскую и латышскую буржуазию. В 1914 г. да-
лее простого обсуждения этого вопроса правительство не пошло.
Местная губернская администрация в Прибалтике также была
против опоры на эстонское и латышское население. На правит-
ельственном уровне и на местах наиболее оптимальным, как и до
войны, представлялось усиление русской администрации и оди-
наковое отношение к правам различных национальных групп. Во-
енные власти в свою очередь не отрицали принципиальной воз-
можности опоры на латышей и эстонцев для вытеснения немцев,
но в целом также придерживались курса на укрепление русского
влияния.
Таким образом, к концу 1914 г. окончательно определились по-
зиции гражданских и военных властей в прибалтийских губерни-
ях, относительно общих направлений национальной политики. В
целом и те и другие склонялись к тому, чтобы активно проводить
97
4 — 9455
курс на укрепление русского влияния в крае, отказавшись от под-
держки какой-либо национальной группы. Кратковременные ко-
лебания в вопросе о поддержке латышей и эстонцев, вызванные
волной эстонско-латышского патриотизма, существенным обра-
зом повлияли на отношение прибалтийских немцев к российской
гражданской администрации. Попытки смягчить ситуацию в де-
кабре 1914 г., изменив правила употребления немецкого языка не
увенчались успехом.
2. ВОЕННАЯ И ГРАЖДАНСКАЯ ВЛАСТЬ
В УПРАВЛЕНИИ ПРИБАЛТИКОЙ В 1915 - 1916 гг.
Зимой 1915 г. начался новый этап в истории административной
и национальной политики в прибалтийских губерниях. Несмотря
на попытки правительства сохранять нейтральную позицию по от-
ношению к немцам, уже осенью 1914 г. стали предприниматься по-
пытка законодательного оформления статуса не только поддан-
ных воюющих с Россией держав, но и выходцев из этих госу-
дарств, независимо от подданства.
Инициатива принадлежала члену Государственного Совета
Ф.Ф.Трепову. В октябре 1914 г. он представил в Совет министров
записку, в которой отметил, что «последовательно и неуклонно
развивается «немецкая колонизация в пределах Юго-Западного
края». Трепов указывал «на особливую с государственной точки
зрения настоятельность положить предел таковому явлению в
смысле не только прекращения дальнейшего расширения немец-
кого землевладения, но и ликвидации существующего». 8 октября
1914 г. царь повелел рассмотреть записку Ф.Ф.Трепова в Совете
министров. В итоге появился закон 2 февраля 1915 г., о влиянии
которого на ситуацию в Прибалтике будет подробно рассказано
ниже.
Принимая закон об ограничении немецкого землевладения зи-
мой 1915 г., высшие правительственные чиновники отмечали, что
его основная цель - ликвидация единой немецкой диаспоры в Рос-
сии. Немцы, с точки зрения гражданских властей, представляли
опасность именно как обособленная национальная группа. Еще в
декабре 1914 г. на одном из заседаний Совета министров говори-
лось, что надо «отчужденность немцев истребить и обособлен-
ность кончить»68. Но все-таки в начале войны члены российского
правительства еще не были готовы полностью изменить тем прин-
ципам управления, которые сложились в XIX в. и которые, по их
мнению, необходимо было соблюдать, чтобы поддержать статус
России как европейской державы, поэтому политика в отношении
98
немцев, подданных российского императора в первые месяцы вой-
ны была довольно сдержанной.
2 февраля 1915 г. Николай II утвердил пункты Особого журна-
ла Совета министров, которые после этого приобрели силу закона.
В соответствии с ним австрийским, венгерским, германским или
турецким подданным запрещалось приобретать какое-либо не-
движимое имущество на территории всей Российской империи.
Потомкам выходцев из Австро-Венгрии или Германии, состоя-
щим в русском подданстве, а также «волостным, сельским общес-
твам, образованным из бывших в австрийском, венгерском или
германском подданстве колонистов, поселенцев и иностранных
хлебопашцев» запрещалось приобретение недвижимого имущес-
тва. Кроме того, им предписывалось «отчудить в установленные
сроки и по добровольному соглашению свои недвижимые иму-
щества, находящиеся вне городских поселений». В случае если к
определенному времени добровольного отчуждения не происхо-
дило, недвижимость подлежала продаже с публичного торга. Эти
меры распространялись на местности в пределах 150-верстной по-
лосы вдоль государственной границы с Германией и Австро-Вен-
грией, границы в Бессарабской губернии, по побережью Черного и
Азовского морей, а также по всей государственной границе в За-
кавказье от Черного до Каспийского морей.
В законе присутствовала весьма важная оговорка, которая по-
казывала, что в Совете министров довольно осторожно отнеслись
к проведению ликвидационной политики в прибалтийских губер-
ниях. Члены Совета министров осознавали, что ликвидация не-
мецкого землевладения в этом крае могла иметь серьезные эконо-
мические и политические последствия. В экономическом смысле
речь могла идти о разрушении крупных помещичьих имений. С
точки зрения политической существовала опасность полной пере-
ориентации дворянской элиты в сторону Германии. Поэтому, по
закону 2 февраля 1915 г. ликвидации подлежали лишь те имения,
владельцы которых приняли русское подданство после 1880 г.
Исключения делались также для лиц, которые служили офицера-
ми в русской армии и их потомков, и для тех, кто принял правосла-
вие до 1914 г. Благодаря названному пункту закон, по сути, не за-
трагивал землевладельцев немецкого происхождения в Остзей-
ском крае. Но сам факт его принятия был достаточен для того,
чтобы стимулировать рост антинемецких общественных настрое-
ний и активизацию деятельности военных властей в прибалтий-
ских губерниях.
Периодическая печать и публицистика националистического
направления после публикации закона 2 февраля 1915 г. усилили
99
4*
критику проживавших в Российской империи выходцев из Герма-
нии. Многочисленные публикации были направлены на то, чтобы
убедить российское общество в следующем. Во-первых, не-
мцы-колонисты в России отнюдь не являются носителями высо-
кой земледельческой культуры. Это невежественные крестьяне,
абсолютно необразованные. Так, директор народных училищ Во-
лынской губернии в интервью газете «Новое время» заявлял:
«Наше русское общество воображает, будто немцы служат приме-
ром нашим русским крестьянам и дают им образцы высокой се-
льскохозяйственной культуры... Я много немцев встречал... и сме-
ло могу сказать, что это очень часто грубые, невежественные, на-
хальные дикари, которые не только не могут быть культуртрегера-
ми, но которым место как раз в рядах нынешней пьяной и
разнузданной германской армии»69.
Во-вторых, немцы в России - германские шпионы. Эта точка
зрения активно пропагандировалась и распространялась. В круп-
ных городах читались лекции на тему о немецких шпионах в Рос-
сии. Крупные чиновники и общественно-политические деятели,
сторонники национально-патриотического направления весьма
определенно высказывались по этому поводу. Так, главный на-
чальник Одесского военного округа генерал М.И.Эбелов тракто-
вал немецкие колонии как «готовую базу для германского нашес-
твия». Председатель Петроградского отдела Всероссийского на-
ционального союза Я.Н.Офросимов в письме в Ставку зимой
1915 г. требовал вести слежку за лицами немецкого происхожде-
ния. Напомним, что волна шпиономании была во многом поднята
и спровоцирована позицией Ставки, с первых месяцев войны при-
ступившей к борьбе с немецкими шпионами на российской терри-
тории. И именно в Ставку представители национально-патриоти-
ческих кругов обращались с предложениями ужесточить полити-
ку в отношении немецких колонистов, чтобы положить конец их
шпионской деятельности в пользу Германии.
Третьим, последовательно отстаивавшимся российскими на-
ционалистами тезисом, было утверждение того, что немецкие
сельскохозяйственные колонии - способ «мирного завоевания
России», путь для создания в стране экономической базы для
успешного вторжения Германии. Так, журнал «Русская будущ-
ность» публиковал целую серию статей, пропагандируя эту
идею. Их авторы отмечали, что «немцы при выборах мест их ко-
лонизации всегда останавливались на местах наиболее удобно
расположенных... [на] наиболее важных пунктах путей сообще-
ния... в местах, господствующих над окружающей местностью».
И все это потому, что колонии немцев создавались «со строгими
100
стратегическо-политическими целями» и, «преследуя... полити-
ческое значение в планомерном распределении колоний, Герма-
ния, в лице своих колонистов, придерживающихся данных им
правительством директив, твердо ведет свою политику мирных
70
завоевании» .
Тезисы о немцах-колонистах - тайных агентах Германии,
«мирных завоевателях» России по сути своей не были новыми и
звучали со страниц национально-патриотической прессы задолго
до войны. Но с началом войны появляется новый, весьма важный
аспект - отношение не только к немцам, но и к их собственности.
Логика вышеназванных положений приводила к выводу о том, что
собственность немцев-колонистов не является полноценной час-
тной собственностью. Это земля, полученная в результате «мир-
ного завоевания». «Но... где особенно были обширны и гибельны
для России мирные завоевания немцев, так это в области землев-
ладения. Хорошо понимая, что фактическим хозяином страны
всегда является тот, кто владеет большим количеством земельной
собственности немцы, начиная с императрицы Екатерины II, на-
правляли в Россию свое колонизационное течение», - отмечал
журнал «Русская будущность»71. И, как следствие, необходимо
остановить «внутреннее наше покорение немцами», которые
«остаются полновластными хозяевами и поработителями Рос-
сии»72. Основной путь борьбы с «внутренним немцем», по мнению
националистических кругов, заключался именно в политике ак-
тивной ликвидации немецкого землевладения, а «ликвидируемая
земля, несомненно, должна быть передана русскому народу. В
этом только - вся разумная государственная цель ликвидации»73.
Консерватизм национально-патриотического направления кон-
чался, когда речь заходила о немецкой земельной собственности.
Священное право собственности для немецких колонистов пере-
ставало существовать. Права немцев на землю рассматривались
как права завоевателей и, следовательно, владение землей со сто-
роны колонистов было незаконным.
Аргументы правых можно суммировать следующим образом:
внутренние враги России - немцы - не имеют права как на со-
бственность, так и на другие гражданские права. Независимо от
количества прожитых лет в России, положения, отношений с
властями, немец остается немцем, презирающим Россию и рус-
ских, остается потенциальным врагом. Но такое объяснение каса-
лось только немецких колонистов. К крупной земельной со-
бственности немецкого прибалтийского дворянства часть пред-
ставителей национально-патриотических кругов относилась
по-иному. Некоторые из них проводили резкую границу между
101
крупными прибалтийскими помещиками и немцами-колониста-
ми. Даже такие страстные обличители «немецкого засилья» как
Н.Е.Марков 2-й сетовали, что «почтенную деятельность прибал-
тийских баронов... присоединяют к деятельности германских ко-
лонистов... и тех жидов, которых выселяет военная власть»74. С
другой стороны, в среде правых присутствовали и противополож-
ные мнения. Некоторые считали, что немецкое землевладение в
Прибалтике ни что иное, как опора для Германии, своего рода го-
товый плацдарм для дальнейшего продвижения вглубь России.
Несмотря на то, что в среде общественно-политических лиде-
ров в отношении к немцам на российской территории не было еди-
нства, позиция Государственной Думы в целом в данном вопросе
была направлена против них. В решении Государственной Думы
по вопросу о правительственной политике в отношении колонис-
тов основным аргументом в поддержку ликвидационного законо-
дательства была обособленность немцев-колонистов от россий-
ского общества. Немецкое землевладение представлялось думско-
му большинству опасным не само по себе, а потому что «выходцы
являются частью обширного целого, именуемого колониями, про-
никнутыми духом обособленности от русской жизни и всенемец-
кими тенденциями»75. Одной из главнейших опасностей для Рос-
сии считалась именно сплоченность и обособленность населения
колоний от русских. Поэтому думское большинство считало необ-
ходимым принять меры к уничтожению этой сплоченности путем
преобразования управления колониями и расселения немцев-ко-
лонистов среди русского населения. Немцы-колонисты признава-
лись более опасными, чем отдельные помещики. При этом, по мне-
нию думского большинства, те лица, которые явились в Россию до
образования единой Германии, являются менее опасными для
русского народа, чем выходцы из Германии более позднего време-
ни, т.к. первые не подверглись пангерманскому воспитанию. И по-
этому в них менее заметно стремление к установлению немецкого
влияния в России.
В 1915 г. была опубликована книга А.Ренникова «Золото Рей-
на», построенная по типу путевых заметок автора - чиновника
Министерства народного просвещения. Первоначальный вариант
книги публиковался на страницах одной из наиболее читаемых
российских газет национально-патриотического направления
«Новое время» и, вследствие этого, ее влияние на общественность
было весьма велико. Очень тонкими намеками автор последова-
тельно подводил читателя к мысли о том, что немцы-колонисты
юго-запада России - агенты Германии. Писал Ренников о рытье
окопов в немецких колониях, о том, что хозяйственные постройки
102
в колониях имеют слишком толстые стены, превращающие их в
оборонные сооружения76; о том, что немецкие колонисты скупали
земли русских помещиков на деньги германских банков и нарочно
селились вокруг русских крепостей и портов, являясь шпионами и
агентами Вильгельма77. Книга была настолько резкой, что
П. Г. Кур лов запретил ее распространение на латышском и эстон-
ской языках в Прибалтике78. Вслед за Ренниковым опубликовал
сборник статей о прибалтийских немцах А.Тупин79.
В ответ на выступления Ренникова, Тупика и ряда других на-
ционалистически настроенных публицистов несколько остзей-
ских авторов опубликовали на русском языке ряд материалов, в
которых они отвергали обвинения Ренникова и других и торжес-
твенно заявляли о своей преданности царскому дому и России. Но
это была позиция лишь части прибалтийской немецкой верхушки.
О всеобщей лояльности немцев в Прибалтике в начале 1915 г. го-
ворить было уже невозможно.
К зиме 1915 г. окончательно оформились две позиции граждан-
ских и военных властей в отношении немцев-колонистов. Пози-
ция Совета министров, направленная на ликвидацию немецкого
землевладения путем продажи земель колонистов, и позиция
Ставки, стремящейся провести быстрое принудительное выселе-
ние немцев из прифронтовых районов. В конечном итоге, и те и
другие преследовали цель освобождения указанных земель и рас-
средоточению немцев по территории Российской империи.
Издание закона 2 февраля 1915 г. в сочетании с осложнением
обстановки на фронте явилось толчком к активизации политики
Ставки в прифронтовых районах, в том числе и в Прибалтике.
26 декабря 1914 г. Верховный главнокомандующий приказал
очистить от немцев-колонистов Привислинский край. Положение
резко изменилось после вступления германских войск на террито-
рию Курляндской губернии в апреле 1915 г. и взятия ими 24 апре-
ля Либавы.
В апреле 1915 г. приказами генерала М.В.Алексеева началось
выселение неблагонадежных немцев из района, занимаемого
10 армией. Немецких колонистов заставляли выехать в тыловые
губернии под негласное наблюдение полиции. В частности, по
приказу военных властей население прибалтийской колонии
Штоксмангоф в составе 350 немецких семейств отправили в Пе-
рмскую губернию «за явно враждебное отношение к российским
войскам и из опасения шпионажа и содействие противнику»80.
Основная задача, которую с зимы 1914-1915 гг. ставили перед
собой военные власти, заключалась в укреплении тыла русской
армии. Поэтому с 1915 г. военные начинают все более активно
103
вмешиваться в гражданское управление краем, мотивируя это
вмешательство необходимостью борьбы с немцами и евреями, ста-
билизации политической ситуации в прифронтовом районе.
Стремление военных ужесточить политику в отношении прибал-
тийских немцев было очевидно. Наибольшее беспокойство прави-
тельства вызвала активная политика выселения должностных лиц
прибалтийской администрации из числа местного дворянства. В
первую очередь из прибалтийских губерний были высланы наибо-
лее активные участники «немецкой колонизации» накануне вой-
ны. Так, в Вятку был сослан К.Мантенфейль81. Но нередко для об-
винения чиновников не было оснований. Конфликтную ситуацию
попыталось разрешить МВД, и часть распоряжений военных влас-
тей о высылке была отменена властью министерства. Каждое по-
добное дело дискредитировало царское правительство.
Показательно в этом отношении дело мичмана Рославца, ули-
ченного в измышлении ложных фактов. Его переписка с одним из
сотрудников контрразведки штаба армии Северного фронта, по
словам коменданта Ревельской морской крепости А.М.Герасимова,
показала «сколько глупости, сплетен и лжи доносилось в штаб ар-
мии Северного фронта... и как низко пала дисциплина при приня-
той штабом фронта системе разведки». Вымышленные сведения со-
общались Рославцем депутату Государственной Думы С.П.Мансы-
реву, чьи выступления имели большой резонанс в обществе82.
Одинаково негативную реакцию вызывали и высылки и аресты
в крае, и отмена таких распоряжений, являвшаяся фактическим
признанием того, что военные власти творят произвол. Для того
чтобы стабилизировать положение, требовалось достичь, в пер-
вую очередь, единства действий военных и гражданских властей.
МВД пыталось решить проблему в рамках своего ведомства в свя-
зи с арестами в прибалтийских губерниях. Весной 1915 г. МВД
указало военной администрации на необходимость предваритель-
ных сношений с гражданской властью для того, чтобы по возмож-
ности, избежать ситуаций, дискредитировавших правительство83.
Но Ставка была категорически против вмешательства МВД и дру-
гих ведомств, пытаясь проводить свою собственную политику в
Прибалтике.
В 1915 г. верховный главнокомандующий великий князь Нико-
лай Николаевич отдал Курлову приказ выселить из Курляндской
губернии всех евреев без различия пола, возраста и занимаемого
ими положения. Основанием такого распоряжения была гибель
русского отряда вблизи Шавлей. Внезапное нападение немцев объ-
являлось результатом еврейского шпионажа. Поскольку Курлянд-
ская губерния входила в черту еврейской оседлости, то фактичес-
ки
ки предстояло выслать большую часть населения губернии, в том
числе врачей, обслуживавших лазареты и госпитали. По ходата-
йству Курлова распоряжение было отменено84.
В ряду мероприятий, которые пытались инициировать воен-
ные в 1915 г. была попытка пересмотра кадрового состава адми-
нистрации. 8 сентября 1915 г. главнокомандующий Северным
фронтом генерал Рузский отправил в Совет министров телеграм-
му с предложением заменить всех немцев, занимающих админис-
тративные должности в прибалтийском крае, лицами русского
происхождения. По мнению Рузского, это было необходимо для
успокоения латышей. Во время обсуждения предложения Рузско-
го члены Совета министров отмечали, что такая мера должна за-
тронуть 50% состава всей администрации прибалтийских губер-
ний. Кроме того, чрезвычайно сложно найти такое количество чи-
новников, знакомых с местным языком. Одновременно Рузский
настаивал на полной замене Эстляндской администрации, высыл-
ке всех пасторов из прибалтийских губерний, эвакуации всех муж-
чин из Лифляндской губернии и т.д. Выраженное нежелание воен-
ных властей сотрудничать с гражданской администрацией приво-
дило к злоупотреблениям. Брат председателя IV Государственной
Думы П.В.Родзянко командовал ополченской дружиной г. Перно-
ва. «Этот совершенно неуравновешенный человек, - вспоминал
П.Г.Курлов, - вообразил себя генерал-губернатором, произносил
зажигательные речи, позволяя себе злоупотреблять даже именем
государя-императора»85. За время его руководства гарнизоном
Пернова городскому хозяйству был нанесен ущерб на сумму 1 млн
рублей. Без определенного мотива Родзянко на 7 часов арестовал
городскую управу. Управляющий МВД Н.Б.Щербатов писал
Янушкевичу о том, что присутствие Родзянко «до добра не дове-
дет», но ответа не получил86. Подобный случай не был единичным.
Члены Совета министров, обсуждая взаимоотношения военных и
гражданских властей в Прибалтике, отмечали, что положение гу-
бернаторов невыносимо, ими помыкают военные, а ответствен-
ность несет гражданская власть87. Основной причиной такой ситу-
ации был, безусловно, кризис управления в Империи. Невозмож-
ность найти оптимальные формы взаимодействия Ставки и Сове-
та министров, военных и гражданских властей любого уровня
приводила к фактическому двоевластию. Несмотря на то, что вза-
имоотношения военных и гражданских властей в Прибалтике не-
однократно обсуждались Советом министров, урегулировать их
так и не удалось.
В конце 1915 г. военная контрразведка обвинила члена Государ-
ственного Совета по выборам, Лифляндского губернского предво-
105
дителя дворянства барона А.А.Пилара фон Пильхау в участии в
создании «тайной немецкой администрации», якобы существо-
вавшей параллельно с русской в Курляндской, Лифляндской и
Эстляндской губерниях. «Было установлено, - вспоминал гене-
рал М.Д.Бонч-Бруевич, что в случае оккупации края созданная ба-
роном администрация будет хозяйничать до тех пор, пока Прибал-
тика окончательно не войдет в состав Германской империи»88. Об
этом Алексеев сообщил в Совет министров в начале декабря
1915 г. На заседании Совета министров военный министр Полива-
нов заметил, что «Бонч-Бруевич мутит»89. При этом члены Совета
министров сошлись на том, что если дело возбуждено военной
властью, то именно она и должна его завершить. Нежелание Сове-
та министров принимать какое-либо участие в скандальном деле
против члена Государственного Совета было очевидно. Крыжа-
новский сказал: «Дело неприятное. Все равно правительство будет
виновато, а скандал будет общий»90. Дело Пилара ясно показало,
что к концу 1915 г. взаимодействия военных и гражданских влас-
тей в прибалтийском вопросе достичь не удалось. Более того, Со-
вет министров, боясь дискредитации правительства, начинает от-
даляться от дел против прибалтийского дворянства, оставляя их
на усмотрение военных.
Помимо высылки прибалтийских немцев и евреев, стремления к
руководству гражданской администрацией весной 1915 г. руково-
дство Ставки пыталось инициировать подготовку реформ в при-
балтийских губерниях. Эту проблему Совет министров обсуждал
19 декабря 1914 г. Предусматривалось проведение ряда мероприя-
тий, направленных на унификацию управления Остзейских губер-
ний, относительно других частей Российской империи91. Вскоре
после этого начальник Штаба Ставки Верховного главнокоманду-
ющего Н.Н.Янушкевич 22 марта 1915 г. обратился к И.Л.Горемы-
кину с предложением организовать Особое совещание по делам
Прибалтийского края для обсуждения вопроса о привилегиях, са-
моуправлении, государственном языке и школе. Янушкевич наста-
ивал на этом, считая, что преобразования в Прибалтике помогут
предотвратить серьезные осложнения в будущем92. Основной про-
блемой будущего Янушкевич считал активизацию национальнос-
тей в Прибалтике и, особенно, латышей, которые, по его мнению,
проявляли ярко выраженное стремление к самоуправлению93. При
этом он отмечал, что последние в 1915 г. были весьма патриотично и
доброжелательно настроены в отношении к русской власти, чему,
по мнению Янушкевича, способствовала их «вековая ненависть к
немцам». Предложение Янушкевича отклонило МВД, руководство
которого сочло созыв Особого совещания несвоевременным. Хотя
106
предложение Янушкевича и намерения Совета министров в своей
сути совпадали, нежелание руководства МВД последовать предло-
жению Янушкевича было следствием противоречий между граж-
данской и военной властью, нежеланием допустить Ставку к делам
гражданского ведомства.
В качестве одного из немногих примеров единства позиций
Ставки и гражданских ведомств можно привести ситуацию с под-
готовкой к эвакуации Юрьевского университета в марте 1916 г.
Обсуждение этого вопроса в Ставке показало, что положение на
фронте позволяет не эвакуировать университет. Но, несмотря на
это Рузский и Плеве продолжали настаивать на эвакуации. Они
считали, что после этого в Прибалтике не будет могучего оружия
для воспитания немецкой молодежи в немецком духе, если
«Юрьевский университет обратится в Пермский или иной». Руз-
ский и Плеве отмечали, что «военные обстоятельства - отличный
предлог для эвакуации», а после войны нужно будет просто не воз-
вращать университет обратно в Юрьев. Вопрос был согласован в
Министерстве народного просвещения. Министр Игнатьев не воз-
Q4
ражал против предложения двух главнокомандующих .
Мероприятия в области образования в прибалтийских губер-
ниях были связаны не только с общеимперской политикой в отно-
шении немецкой культуры и языка, их распространения и упот-
ребления на территории Российской империи, но и с политикой,
проводившейся до начала войны отдельными ведомствами.
Одним из важнейших направлений национальной политики само-
державия накануне войны был вопрос об инородческой (нацио-
нальной) школе. В 1914 г. в МВД пришли к выводу о том, что на-
чался активный процесс национализации начального и частично
среднего образования. Под видом религиозно-просветительных
школ, кружков создаются полноценные начальные и средние
учебные заведения, где преподавание имеет националистическую
окраску. В прибалтийских губерниях это или подготовительные
конфирмационные школы, или школы, содержащиеся на средства
просветительных обществ95. Уже после начала войны были закры-
ты 12 школ Эстляндского немецкого общества распространения
образования, где преподавание велось на немецком языке.96
Превращение в годы войны Прибалтийского края в стратеги-
чески важную территорию, оккупация немцами Курляндии и об-
суждение в Германии на различном уровне будущего прибалтий-
ских губерний97 во многом стимулировали деятельность россий-
ского правительства. В 1915 г. центральными ведомствами было
проведено несколько ведомственных и межведомственных сове-
щаний для разработки проектов реформ в крае по широкому
107
кругу вопросов: земское самоуправление, дворянские учрежде-
ния, патронат, использование местных языков, отрезные земли,
привилегии помещиков и т.д. Так правительство намеревалось
ликвидировать привилегии немецкого дворянства, местные осо-
бенности прибалтийскими губерниями и урегулировать межна-
циональные противоречия. Названных целей предполагалось
достичь путем ликвидации привилегированного положения не-
мецкого дворянства.
В 1915 г. началась работа над второй редакцией проекта рефор-
мы сельского прихода. Первая редакция была разработана в
1911 г. В отличие от проекта 1911 г. действие реформы предпола-
галось распространить на все три прибалтийские губернии. Новая
редакция проекта предусматривала предоставление равных прав
всем прихожанам, участвовавшим в содержании храма, за исклю-
чением лиц, проживавших в приходе менее двух лет. Упраздня-
лись институт патроната и главные церковные попечительства,
рассматривавшиеся как проводники влияния прибалтийского
дворянства в церковных делах. В церковных советах и попечит-
ельствах допускалось употребление местных языков, но с обяза-
тельным переводом протоколов заседаний на русский язык. Пони-
жался образовательный ценз для попечителя и его помощника до
курса начального училища. Церковному совету разрешалось изби-
рать кандидатов и не отвечавших данному требованию, при усло-
вии достаточного знания ими государственного языка. Несколько
упрощался порядок выборов пастора. Для его избрания было дос-
таточно двух третей голосов всего состава церковного совета. Про-
ектом предусматривалась ликвидация всех церковных повиннос-
тей98. Вместо этого предполагалось установить ежемесячное де-
нежное содержание для пастора.
Законопроект рассматривался в Совете министров в сентябре
1916 г. Он был также передан на заключение в Министерство юс-
тиции и в Генеральную евангелическо-лютеранскую консисто-
рию, которая высказалась категорически против предлагавшихся
преобразований. В заключении Генеральной консистории, пред-
ставленном в Совет министров, содержались возражения по ряду
основных моментов намечаемой реформы. Во-первых, указыва-
лось на то, что проектируемые преобразования не соответствуют
местным условиям в целом. Во-вторых, либерализация выборов
руководства прихода приведет к тому, что руководство приход-
скими делами перейдет к лицам, не способным к этой деятельнос-
ти. В-третьих, указывалось на то, что упразднение Главных
церковных попечительств и передача надзора за деятельностью
приходских учреждений губернским правлениям негативно отра-
108
зится на жизни лютеранского прихода, так как светская структура
не сможет полноценно выполнять возложенные на нее функции.
Возражения Генеральной консистории были полностью отвергну-
ты Министерством внутренних дел. Проект не был окончательно
доработан. Его последнее обсуждение состоялось в феврале 1917 г.
в Министерстве юстиции.
В 1915-1916 гг. реформу сельского прихода предполагалось
дополнить реорганизацией системы органов управления лютеран-
ской церкви. Во главе управления делами евангелическо-люте-
ранской церкви в Российской империи стояла Генеральная еван-
гелическо-лютеранская консистория, созданная в 1832 г. Ей под-
чинялись б провинциальных (Петербургская, Московский, Лиф-
ляндская, Курляндская, Эстляндская, Эзельская) и 2 городовых
(Рижская и Ревельская). Генеральная и местные консистории воз-
главлялись президентами из светских лиц и вице-президентов из
духовенства. Эти должности были выборными. Президенты мес-
тных консисторий (кроме Петербургской и Московской) утвер-
ждались министром внутренних дел. В их руках было сосредото-
чено все управление церковными делами на подведомственной
территории. Предстоящая реорганизация должна была быть на-
правлена на ликвидацию лидирующего положения немцев в делах
лютеран Прибалтийского края.
Одновременно с проектом реформы приходских учреждений в
МВД был разработан законопроект «О языке переписки, делопро-
изводства, суждений и протоколов заседаний протестантских ду-
ховных учреждений и лиц». Проектом отменялась обязательность
богослужения на немецком языке в сельских приходах прибал-
тийских губерний, независимо от того, какой национальности
было большинство прихожан. Проект был внесен в Думу в марте
1916 г., но не был рассмотрен". Вопрос о языке делопроизводства
занимал одно из первых мест при подготовке отмены особеннос-
тей в административном управлении прибалтийскими губерния-
ми в целом. Согласно действовавшему к тому моменту законодат-
ельству местные государственные учреждения, а также органы
дворянского самоуправления имели право вести делопроизво-
дство и внутреннюю переписку на немецком, латышском или эс-
тонском языках. Для внешних сношений использовался русский
язык. В апреле 1916 г. Министерство юстиции представило в де-
партамент общих дел МВД справку, в которой говорилось о целе-
сообразности отмены употребления немецкого языка в органах
дворянского самоуправления и перехода на русский100.
Местные гражданские власти не были едины в своем отноше-
нии к употреблению языков в прибалтийских губерниях. Курля-
109
ндский губернатор считал, что возможен и необходим отказ от
употребления немецкого языка. Он писал, что особые правила о
производстве дел и ведении переписки в Курляндской губернии,
связанные с употреблением немецкого языка могут быть отмене-
ны без всякого ущерба для дела, так как должностные лица губер-
нии, независимо от национальной принадлежности, владеют рус-
ским языком101. При этом Курляндский губернатор высказался за
сохранение латышского языка в представительных общественных
учреждениях1 .
В феврале 1915 г. земский отдел МВД начал разработку проек-
та об обязательном выкупе крестьянских и отрезных земель в
Прибалтике при содействии казны. Для разработки проекта ре-
формы в 1915 г. были созваны три совещания: при МВД под пред-
седательством товарища министра Н.В.Плеве и два межведо-
мственных. Одно возглавил Н.В.Плеве, второе - управляющий
земским отделом МВД А.Н.Неверов. Совещание при МВД под
председательством Н.В.Плеве разработало к декабрю 1915 г. пять
редакций проекта об обязательном выкупе крестьянской и части
отрезных земель103. Но и пятая редакция считалась в Министе-
рстве внутренних дел не окончательной104.
Проект имел не столько экономическое, сколько политичес-
кое значение. При условии успешного проведения выкупных ме-
роприятий стало бы возможным говорить о ликвидации эконо-
мической зависимости эстонских и латышских арендаторов от
немецкого дворянства. Проведение выкупной операции за счет
казны должно было свидетельствовать о намерении российского
правительства урегулировать межнациональные противоречия в
Прибалтийском крае, которые нередко имели под собой эконо-
мическую основу.
Экономическое влияние дворянства также предполагалось
ограничить путем отмены привилегий собственников дворянских
вотчин. Эти привилегии105 вызывали бурное недовольство общес-
твенности106. Существование привилегий дворянства постоянно
обсуждалось на страницах периодической печати. Собственно
вопрос о том, что привилегии должны быть ликвидированы в пра-
вительстве и прибалтийской администрации сомнений не вызы-
вал. Не было лишь единого мнения в вопросе о том, должны ли
быть вознаграждены владельцы дворянских вотчин за их утрату
или нет. Война, как и во многих других ситуациях, разрешила эти
сомнения.
В августе 1915 г. в Государственную Думу был внесен законоп-
роект за подписью 205 депутатов об отмене особых привилегий без
вознаграждения собственников вотчин. Оно было обсуждено в
110
Комиссии по борьбе с немецким засильем. Члены Комиссии, ее
председатель С.П.Мансырев отнеслись к этой проблеме как воп-
росу общегосударственного значения. Мансырев на заседании
Думы в июне 1916 г. подчеркнул, что существование привилегий
собственников дворянских вотчин усиливает отчуждение края от
Империи107.
Разработка соответствующего законопроекта началась
осенью 1915 г. в Министерстве юстиции. Было образовано Осо-
бое совещание под председательством товарища министра
А. Н.Веревкина1 °8. В январе-феврале 1916 г. был разработан про-
ект закона, который предусматривал ликвидацию монополии
вотчинновладельцев на права в сфере торгово-промышленной
деятельности. Эти права переходили ко всем земельным со-
бственникам. Вознаграждение за ликвидируемые права не пред-
усматривалось. Совет министров рассмотрел законопроект в
июне 1916 г. Политический характер предлагаемой меры, об-
остренное внимание общественности к вопросу о вотчинных пра-
вах остзейского дворянства заставили Совет министров уско-
рить процедуру принятия закона. Он был принят в порядке
87 статьи Основных государственных законов и вступил в силу
накануне Февральской революции 3 декабря 1916 г.
В 1902 - 1904 гг. Министерство внутренних дел разрабатывало
вопрос о преобразовании рыцарств. Но работы не были заверше-
ны. Война заставила правительство вновь вернуться к этой про-
блеме. Недопустимым в условиях войны признавалось существо-
вание сословных организаций прибалтийского дворянства,
наделенных административно-политическими функциями. Лик-
видация отличного от общеимперского статуса сословных орга-
нов немецкого дворянства в Прибалтике должна была служить ад-
министративному сближению края с империей. Этот принцип
был положен в основу проекта «О дворянстве Лифляндской,
Эстляндской и Курляндской губерний», разработанному МВД
весной 1915 г. Положение о дворянстве прибалтийских губерний
предусматривало приведение сословных органов в соответствие с
общеимперской системой организации российского дворянства.
Вместо ландтагов предполагалось создание уездных и губернских
дворянских собраний. При сохранении рыцарств предусматрива-
лось изъять из их ведения управления церковными делами и обра-
зованием, оставив им исключительно сословные дела. Фактичес-
ки предполагалось распространить на прибалтийские губернии
общероссийские нормы дворянских сословных организаций, ко-
торые привели бы к полному изменению политического значения
остзейского дворянства.
111
К числу привилегий прибалтийского дворянства также относи-
лось право мызной полиции, т.е. полицейские функции помещика
на мызной территории109. Существование мызной полиции было
одним из признаков обособленности Прибалтийского края. В
октябре 1916 г. в рамках чрезвычайного законодательства вступил
в силу закон об упразднении мызной полиции. В соответствии с
законом охрана порядка и безопасности на территории мызных зе-
мель, пасторатов и смешанных имений переходила в ведение об-
щей полиции. Принятие закона было ускорено как условиями во-
енного времени, так и подготовкой реформы общей полиции в
Империи. В связи с предстоящей реформой требовалось унифи-
цировать систему полицейских учреждений в Империи. Данная
мера, как и многие другие, разрабатывавшиеся во время войны,
должна была служить урегулированию межнациональных проти-
воречий в Прибалтике.
Одним из наиболее часто повторявшихся требований сторон-
ников ликвидации привилегий немецкого дворянства в Прибал-
тике было изменение системы местного самоуправления и введе-
ния земских учреждений. Названные вопросы периодически
обсуждались на различном уровне с середины 60-х гг. XIX в. Один
из наиболее подробных проектов был разработан в 1906 - 1907 гг.
Особым совещанием при временном прибалтийском генерал-гу-
бернаторе, но остался нереализованным. 24 марта 1916 г. латыш-
ские депутаты Я.Залит и Я.Гольдман внесли в Государственную
Думу «Законодательное предложение о введении земских учреж-
дений в Прибалтийском крае»110. Проект подписали 93 члена
Думы, в том числе П.Н.Милюков, А.И.Шингарев, Ф.И.Родичев в
другие. Авторы проекта предлагали лишить местные рыцарства
земских функций и внести в прибалтийских губерниях бессослов-
ное двухступенчатое земское самоуправление (волостное и губе-
рнское земство) с деление Лифляндской губернии на две части по
национальному признаку. Они отвергли куриальную систему вы-
боров, считая необходимым предоставить избирательное право
всем плательщикам земских сборов. Имения рыцарств, все их ка-
питалы, земская касса и прочее имущество должны было перейти
в распоряжение бессословного самоуправления.
Проект был направлен в думскую комиссию по самоуправле-
нию. Однако большинство комиссии и председатель комиссии
С.И.Шидловский отказались включить в повестку дня вопрос о
прибалтийском земстве111. В апреле — мае 1916 г. проект до рас-
смотрения в Совете министров обсуждался в министерствах и ве-
домствах. Большинство крупных правительственных чиновников
высказались за необходимость проведения земской реформы в
112
Прибалтике. Излагая позицию Министерства внутренних дел, на-
чальник Главного управления по делам местного хозяйства
Н.Н.Анциферов в своем отзыве писал: «Устарелость земского
устройства в Прибалтийском крае и несоответствие его требова-
ниям жизни бесспорны»112.
Министр юстиции А.А.Хвостов констатировал: «... положение,
при котором хозяйственная жизнь целого края находится в руках
одного, весьма немногочисленного, класса, ...нельзя не признать в
высокой степени ненормальным. Последствием же такого приви-
легированного положения дворянских обществ в системе местно-
го управления является следующий крупный недостаток земского
хозяйства в прибалтийских губерниях, заключающийся в крайне
неравномерном распределении земских и денежных натуральных
повинностей, которые главною своею тяжестью ложатся на крес-
тьянские слои населения». Он находил, что земской реформой
«будут завершены проводившиеся в течение прошлого столетия
правительственные мероприятия по приобщению Прибалтийской
окраины к имперским порядкам управления и суда. Вместе с тем
будет ликвидирован единственный остаток былой автономии
прибалтийского права, выражающийся ныне в земском дворян-
ском устройстве»113.
Министры отвергли основные идеи проекта: деление Лифля-
ндской губернии на две части по национальному признаку, отсу-
тствие уездного земства, употребление местных языков в земском
делопроизводстве.
Особого внимания заслуживает мнение министра иностранных
дел С.Д.Сазонова. Свою позицию он основывал на внешнеполити-
ческих аспектах прибалтийской проблемы. Рассматривая Герма-
нию как противника России и после окончания войны, Сазонов
считал, что «всемерное укрепление русских государственных начал
в пределах географически примыкающей к Германии прибалтий-
ской окраины представляется делом первостепенной государствен-
ной важности». Проект создания прибалтийского земства, по мне-
нию министра иностранных дел, совершенно не соответствовал
внешнеполитическим интересам Российской империи. Особенно
неодобрительно Сазонов отнесся к проектируемому разделению
Лифляндской губернии на две земские единицы - эстонскую и ла-
тышскую и введению эстонского и латышского языков в делопро-
изводство земских учреждений. «Я не отношусь с предвзятым недо-
верием к тем или иным народностям Империи, но в то же время
считаю, что не в интересах России имперскими законодательными
мерами служить укреплению маленьких племенных групп на на-
ших окраинах... Введение земских учреждений в крае должно было
ИЗ
быть подчинено общим началам земского устройства установлен-
ным в империи, с безусловным господством общегосударственного
языка»114, - отмечал СД.Сазонов. Аналогичную позицию занимал
военный министр Д.С.Шуваев, который отмечал, что «результатом
настоящей войны... должно явиться укрепление русской нацио-
нальности на окраинах, в частности, в прибалтийских губерниях, а
при таких условиях и все реформы местного характера желательно
бы произвести после войны...». Шуваев считал, что «умаляя во имя
государственной необходимости немецкое влияние, мы, при созда-
нии земских учреждений в названном крае, можем впасть в другую
крайность, усилив значение преобладающих в прибалтийских гу-
берниях эстонской и латышской народностей», а это «поможет эс-
тонцам и латышам в их национальной работе и поставит их в доми-
нирующее положение в крае, вполне соответствующее их числен-
ности, но едва ли отвечающее общерусским интересам»115.
Сомнению была подвергнута лояльность эстонцев и латышей в от-
ношении русской власти. Шуваев отметил, что «если эти народнос-
ти в течение настоящей войны и держат себя в полной мере лояльно
и в некоторой части дают пример воинской доблести в борьбе с на-
шим врагом, но не следует закрывать глаза на то, что эта лояльность
и доблесть эстонцев и латышей вызываются не столько преданнос-
тью России и русской государственной идее, сколько ненавистью к
немцам»116.
В итоге после обсуждения 20 мая 1916 г. в Совете министров
вопроса о земской реформе в Прибалтийском крае было решено
отложить разработку правительственного законопроекта из-за во-
енных обстоятельств117.
Изменение внешнеполитической обстановки осенью 1916 г. в
связи с опубликованием Германией манифеста о создании по-
льского государства заставили правительство вновь вернуться к
этому вопросу. 9 ноября 1916 г. министр внутренних дел А.Д.Про-
топопов обратился к премьер-министру Б.В.Штюрмеру с предло-
жением рассмотреть вопрос заново. Он предложил заявить в
Думе, что правительство считает реформу своевременной и что
она будет осуществляться на основе принципа бессословности.
Изменения в позиции правительства Протопопов связывал имен-
но с событиями в Польше118. 23 ноября 1916 г. Совет министров
постановил поручить разработку проекта Министерству внутрен-
них дел. Однако обнаружилось, что необходимых данных для раз-
работки проекта в МВД не имелось. Начался их сбор. Февра-
льская революция прервала эту работу.
Нежелание правительства удовлетворить стремления эстон-
ских и латышских общественных кругов проявилось весной
114
1916 г. и при обсуждении в МВД вопроса о языке делопроизвод-
ства государственных учреждений и органов местного самоуправ-
ления в Прибалтийском крае. В начале 1916 г. управляющий Ми-
нистерством внутренних дел, член IV Государственной Думы
(председатель фракции правых) А.Н.Хвостов поднял вопрос об
отмене исключительных особенностей в административном
управлении губерниями Прибалтийского края. А.Н.Хвостов счи-
тал необходимым исходить из новых задач правительства на этой
территории.
* * *
В годы Первой мировой войны курс на укрепление «основ рус-
ской государственности» в крае достиг своего пика. Этому пред-
шествовал короткий период колебаний в первые месяцы войны,
который оказал весьма негативное влияние на позиции как не-
мцев, так и латышей и эстонцев в отношении государственной
власти Российской империи. Война стала фактором, который за-
ставил полностью отказаться от идеи опоры на немецкое дворя-
нство в Прибалтике. Именно под влиянием борьбы с «немецким
засильем», обострения национальных проблем в Прибалтике ак-
тивизировалась разработка ряда мероприятий, проведение кото-
рых в течение длительного периода времени признавалось необхо-
димым, но постоянно откладывалось.
Царское правительство отказалось также и от целенаправлен-
ной поддержки эстонцев и латышей, которые весьма рассчитыва-
ли на рост своего влияния. Разрабатывавшиеся в годы войны про-
екты преобразований в крае были направлены на ликвидацию
привилегий немецкого дворянства, но не давали преимуществ ла-
тышам и эстонцам. Все готовящиеся законы должны были укре-
пить положение общеимперского законодательства и полностью
встроить прибалтийскую администрацию в общеимперскую сис-
тему. В идеале российская политика в Прибалтике, особенно в на-
чале войны, основывалась на принципе объективного отношения
ко всем национальностям в крае. Но этот подход реализовать не
удалось. Особую роль в этом сыграли военные, которые всеми дос-
тупными им, стремились укрепить тыл армии, активно бороться
со шпионажем. Основное внимание в этой борьбе уделялось не-
мцам и евреям, которые считались потенциальными шпионами. В
результате в Прибалтике столкнулись интересы военных и граж-
данских властей, которые нередко пытались решить там диамет-
рально противоположные задачи.
Постепенное развитие антинемецкой линии в прибалтийской
политике способствовало политической переориентации части
остзейского дворянства, которое постепенно переставало быть
115
консервативной опорой самодержавия. Политическая дифферен-
циация немецкого дворянства в Прибалтике была вызвана целым
рядом причин, среди которых одно из первых мест занимал курс
самодержавного правительства и Ставки на унификацию управ-
ления краем и окончательную ликвидацию там особых дворян-
ских привилегий.
Отказ от предоставления явных преимуществ в управлении ла-
тышам и эстонцам наряду с попытками уравнять их в правах с не-
мцами в свою очередь способствовал росту антиправительствен-
ных настроений и в этой среде. Фактически стремление к
усилению российской администрации в Прибалтике путем рефор-
мирования сложившейся системы управления привело к тому, что
самодержавие постепенно утрачивало поддержку латышских и эс-
тонских общественно-политических кругов и немецкой дворян-
ской элиты в этом регионе. При этом другой путь: сохранение при-
вилегий немцев или выраженная поддержка латышей и эстонцев,
пожалуй, был невозможен. Межнациональные противоречия в
Прибалтике в начале войны обострились настолько, что предпоч-
тение какой-либо национальной группы могло легко спровоциро-
вать конфликт, который в условиях войны мог иметь весьма дале-
ко идущие для государства последствия.
Глава III
ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННЫЕ ТЕРРИТОРИИ
И НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС
1. УПРАВЛЕНИЕ ВОСТОЧНОЙ ГАЛИЦИЕЙ
И СЕВЕРНОЙ БУКОВИНОЙ
Галиция представляла собой историческую область на террито-
рии современной Западной Украины (Восточная Галиция) и Поль-
ши (Западная Галиция). В IX - начале XII вв. Восточная Галиция
входила в состав Древнерусского государства. В XII - XIII вв. Вос-
точная Галиция неоднократно подвергалась вторжениям польских,
венгерских, монголо-татарских и литовских войск. В1340 - 1387 гг.
польская знать захватила большую часть Восточной Галиции, раз-
делив ее на Галицкую, Львовскую, Перемышльскую, Саноцкую,
Холмскую и Белзкую земли. В середине XV в. Галицкая, Львов-
ская, Перемышльская и Саноцкая земли были объединены в рус-
ское воеводство с административным центром во Львове. Получив
по первому разделу Польши (1772 г.) западно-украинские и частич-
но польские земли, Австрия образовала на их основе «Королевство
Галиции и Лодомерии с Великим герцогством Краковским»1.
Пограничный характер этих земель, историческая связь терри-
тории Галиции с Древнерусским государством и Украиной (Ма-
лороссией), находившейся в составе Российской империи, и ряд
других факторов сделали Галицию объектом пристального внима-
ния со стороны австро-венгерского и российского правительств. В
августе 1914 г. русские войска вступили на территорию
Австро-Венгрии и заняли часть Галиции и Северной Буковины. И
сразу же была предпринята попытка реализовать в условиях вой-
ны задачу слияния Галиции с Российской империей как органи-
ческой ее части. Планы российских политиков были во многом
основаны на идее исторического единства этих территорий.
В момент присоединения территории Галиции к Австрии по
разделу Польши 1772 г. приблизительно две трети населения там
117
составляли русины - униаты и православные и одну треть - поля-
ки. Это соотношение сохранялось и в последующие периоды. Так,
в середине XIX в. большинство населения провинции составляли
русины и евреи (43,7% и 11,8%). Польское население занимало ли-
дирующие позиции потому, что местное дворянство, помещики
были поляками, а русины в основном составляли крестьянское на-
селение. Национальная и религиозная обособленность больши-
нства населения присоединенной Польши от поляков была до
определенной степени новостью для австрийского правительства.
Это обстоятельство оказалось крайне удобным для Вены при фор-
мировании политики в отношении польской шляхты. В течение
XIX столетия австрийские власти старались в периоды роста по-
льской оппозиции в Галиции поддерживать русинское население
как своеобразный национальный и политический противовес.
«Русское» население края, продолжавшее этнический массив
восточнославянского населения Подолии, Волыни и Холмщины в
XIX - начале XX вв. в российской научной литературе и публи-
цистике чаще всего обозначалось как «русины». Современная на-
учная литература в основном использует термин «украинское на-
селение». В этой связи необходимо отметить, что в начале XX в.
термин «украинец» в России и Восточной Галиции зачастую озна-
чал принадлежность к определенному политическому лагерю2.
Поэтому в данной работе термины «русины» и «украинцы» будут
использоваться с учетом специфики их применения в изучаемый
период. Само местное население Восточной Галиции довольно
долго именовало себя «руским» (с одним «с») или «руським».
Сложное историческое развитие Восточной Галиции позволя-
ло русским видеть там русских, полякам поляков. Австрийское
правительство довольно долго затруднялось в официальном опре-
делении национальной принадлежности русинского населения
восточной Галиции. В 1848 г. в официальную административную
лексику был введен термин «рутены» (Ruthenisch)3. Таким обра-
зом, австрийское правительство выделило часть коренных жите-
лей Восточной Галиции в особую национальную группу, подчер-
кнув их отличие и от поляков, и от русских.
Вопрос о национальной принадлежности галицийских русинов
был как объектом научных дискуссий, так и предметом полити-
ческих спекуляций, особенно к началу XX в. Известный русский
ученый А.Н.Пыпин в одной из своих работ замечал, что идеализа-
ция галичан как народа единого с Россией и отделенного от по-
следней только границами не имеет под собой оснований, по-
скольку галичане «при всех исторических связях с древнею вос-
точною Русью оставались особым народом, мало имеющим обще-
118
го с тем, что развилось приблизительно с XIX в. на русском севе-
ро-востоке»4. Основой для определения учеными и политиками
близости населения Галиции и России был язык. Основные поли-
тические течения среди галицийской русинской интеллигенции
сформировались именно на основе отношения к вопросу об этни-
ческой и языковой принадлежности части населения Галиции.
В 40-х гг. XIX столетия в Галиции начался процесс, получив-
ший в историографии название «Закарпатское национальное воз-
рождение». Горстка патриотически настроенных русинских рели-
гиозных и культурных деятелей в сложных условиях господства
немцев, венгров и поляков сумела возродить и создать ряд нацио-
нально-культурных центров, периодических изданий и полноцен-
ную литературу на родном или близком к нему языках. Не оста-
навливаясь на этом подробно, заметим, что между сторонниками
этого движения не было единства. Условно с середины XIX в. они
делились на две большие группы: приверженцев «народного» (по
существу украинского) и «традиционного» литературного языка
(т.е. русифицированного церковнославянского, а потом и велико-
русского языка)5. Эти противоречия в позиции интеллигенции,
различные взгляды на проблему культурного развития Восточной
Галиции к началу XX в. легли в основу политического размежева-
ния галицийской общественности. В результате в культурной и
политической жизни Восточной Галиции сформировались, услов-
но говоря, «украинофильское» и «москвофильское» направления.
С 1867 г. австрийское законодательство предоставляло различ-
ным национальностям как право использования родного языка,
так и возможность самостоятельно определять, какой язык для
них является обиходным. Это конституционное положение стре-
мились использовать галицийские и российские общественно-по-
литические деятели в своих попытках распространения русского
языка в крае. Галицко-русское общество на территории Галиции и
Буковины приступило к организации русских библиотек для гим-
назий. Осенью 1909 г. во Львове начали выходить ежедневная га-
зета «Прикарпатская Русь» на русском языке и еженедельная га-
зета «Голос народа» в качестве приложения. «Голос народа» был
ориентирован на крестьянское население Восточной Галиции и
печатался на местном галицийском наречии. В Буковине также
было организовано издание газеты на местном наречии «Русская
правда». Примечательно, что среди всех этих газет окупалось
только издание «Голоса народа». Это была единственная газета,
которая имела свой круг читателей и подписчиков. «Прикарпат-
ская Русь» выходила на русском языке. Она была рассчитана на
русскую интеллигенцию. Распространялась преимущественно во
119
Львове, где среди интеллигенции преобладали поляки. Расходи-
лась «Прикарпатская Русь» крайне плохо и ее издание не окупа-
лось.
Помимо издания газет, выделяемые русскими министерствами
средства использовались на организацию русских просветитель-
ных обществ и общежитий для русских гимназистов6. Второе на-
правление работы представлялось прорусски ориентированной
интеллигенции Восточной Галиции крайне важным, так как в Га-
лиции не было русских средних учебных заведений, и общежития
(по местной терминологии «бурсы») становились своеобразными
центрами русского образования молодежи. При бурсах были биб-
лиотеки, состоявшие преимущественно из произведений русской
классической литературы, изучались русский язык, история, ли-
тература.
Австрийское правительство отнеслось к этой деятельности как
к прорусской политической агитации. По поводу организации
русских бурс один из буковинских депутатов австрийского парла-
мента заметил, что «почти во всяком селе Восточной Галиции си-
дит платный русский агент и целый ряд уездов края охвачен небы-
валой русской агитацией. В маленьких деревушках учреждаются
русские бурсы-школы, где детей обучают русскому языку. Каж-
дый мужик, отдающий своих детей в эти бурсы, получает рубли на
руки. Агитация ведется так беззастенчиво, что агитаторы не успе-
вают даже разменять рублей на кроны и предоставляют это самим
крестьянам на городских ярмарках»7. Опасность, по мнению
австрийских властей, заключалась не в изучении русского языка и
литературы как таковых, а в том, что в бурсах молодежи препода-
вался взгляд на них как на родной язык и литературу. В связи с этм
28 июля 1910 г. был издан циркуляр наместника и председателя
областного школьного совета Бобжинского о средних учебных за-
ведениях. Этот циркуляр предписывал закрытие бурс, во-первых,
за то, что в них идет не просто обучение русскому языку, но по-
следний употребляется воспитанниками в повседневной жизни.
Попытки «москвофилов» распространить русский язык в Гали-
ции и ввести его в число обиходных языков в крае побудили
австрийские власти принять и другие ответные меры. Распоряже-
нием наместника Бобжинского от 27 ноября 1909 г. администра-
тивным властям предписывалось отклонять все без исключения
документы, составленные на русском языке. Циркуляр председа-
теля львовского областного апелляционного суда от 25 июня
1910 г. запрещал сторонам пользоваться русским языком в бума-
гах, подаваемых в областные учреждения, а учреждениям рассмат-
ривать подобные документы. Предписывалось возвращать без
120
рассмотрения также и те бумаги, где встречаются отдельные рус-
ские выражения8. Министерство внутренних дел Австрии в связи
с проводившейся переписью населения циркуляром от 10 августа
1910 г. впервые установило перечень разговорных языков, кото-
рые должны были указывать граждане, заполняя анкеты. В этот
список были включены немецкий, чешский, моравский, словац-
кий, польский, рутенский, словинский, сербо-хорватский, италь-
янский, румынский и мадьярский. Появление этого документа
говорило о весьма серьезной озабоченности австрийского прави-
тельства языковой проблемой, частью которой были попытки
«москвофилов» распространить русский язык в Галиции, исполь-
зуя либеральные нормы австрийского законодательства. По пово-
ду этого циркуляра «Прикарпатская Русь» писала, что это распо-
ряжение нарушает гарантированные конституционные права
части населения Австрии, так как все предшествующее законода-
тельство не содержит «никаких предписаний относительно разго-
ворного языка и, значит не содержит никаких стеснений граждан в
их природном праве называть своим разговорным языком тот, ко-
торый для них является таковым в действительности»9.
6 июня 1912 г. состоялось выделение Холмской губернии из со-
става Царства Польского. Еще до принятия окончательного реше-
ния, в то время как в Государственной Думе шли дебаты по по-
льскому вопросу, во Львове состоялась польская демострация у
памятника Мицкевичу. И, как сообщило Петербургское телеграф-
ное агентство, с пением польских патриотических песен был со-
жжен портрет Николая II. В связи с этим Гире в письме Сазонову
от 22 апреля 1912 г. отмечал: «Мы не можем скрывать от себя, что в
данное время галицийцы - как поляки, так и “мазепинцы” - явля-
ются нашими врагами и что Галиция останется опасным местом в
наших отношениях с Австро-Венгрией... Мы не можем забыть от-
ношение поляков и их подлую демонстрацию, но мы должны вы-
брать более благоприятный момент для решительных де-
йствий»10. Дипломатические и правительственные круги Россий-
ской империи старались держаться в стороне от событий в Гали-
ции. Они считали, что «чем меньше будет интерес нашей печати и
наших политических деятелей к состоящим в австрийском подда-
нстве малороссам, тем лучше будет и их положение, которое толь-
ко они сами могут улучшить», - писал Гире11.
Иной была позиция националистически настроенной общес-
твенности, которая начала в прессе кампанию против галиций-
ских поляков. 10 апреля 1912 г. В.А.Бобринский опубликовал в
газете «Times» статью о притеснениях русского населения в Га-
лиции, отмечая, что с 1340 г. там идет борьба «между аборигена-
121
ми, твердо отстаивавшими свою национальность и православную
веру и польскими завоевателями, употреблявшими все усилия,
чтобы полонизировать... часть древней Руси». Эта статья послу-
жила началом полемики между польскими и российскими об-
щественно-политическими деятелями. Польская сторона опуб-
ликовала несколько ответных писем в «Times», где говорилось,
что «славная борьба за духовную жизнь», по выражению Бобрин-
ского, есть ни что иное как «спорадические усилия русской про-
паганды, действующей главным образом посредством денег»12.
Обличительная кампания, начатая графом В.А.Бобринским,
была с неодобрением встречена российскими дипломатическими
кругами. Выступление Бобринского оказалось крайне несвоев-
ременным, осложнив еще более и без того сложные русско-авс-
трийские отношения.
Начало Балканских войн и дальнейшее обострение рус-
ско-австрийских отношений еще более усилили активность рос-
сийских националистов по отношению к Галиции и стали основа-
нием для просьб Бобринского об увеличении правительственных
субсидий на поддержку «русского движения» в Австро-Венгрии.
Бобринский просил увеличить финансирование до 200 тыс. руб-
лей в год.
Несмотря на весьма настороженное отношение правительства
и МИД к демонстративным заявлениям российских националис-
тов о положении в Галиции, запросы Бобринского не остались без
внимания. К лету 1913 г. вопрос о поддержке «русской» партии в
Галиции в условиях осложнившихся отношений с Австро-Вен-
грией представлял собой важную внешнеполитическую пробле-
му. Решение вопроса о субсидировании деятельности Бобринско-
го и Гижицкого в Галиции было передано председателем Совета
министров в МИД, С.Д.Сазонову. При этом именно Сазонову
предстояло решить, является ли полезным «оказание прикарпат-
ским славянам денежной помощи на предложенных в упомянутой
записке основаниях»13. В августе 1913 г. Сазонов сообщил минис-
тру финансов о целесообразности довести сумму на поддержку
русских в Австро-Венгрии до 200 тыс рублей. Эти средства дол-
жны были быть выделены в качестве кредита Министерству инос-
транных дел. Распределением денег должны были ведать МИД,
МВД и обер-прокурор Св. Синода14. С этого момента деятель-
ность «москвофилов» в Галиции стала наиболее активной.
Австрийские власти, в свою очередь, стали принимать ответные
меры. И, разумеется, действия той и другой стороны никоим обра-
зом не способствовали стабилизации обстановки в Европе накану-
не Первой мировой войны.
122
Подъем национального самосознания, стремление отдель-
ных народов Центральной и Юго-Восточной Европы к госуда-
рственному самоопределению не обошли стороной и Галицию.
Восточная Галиция к началу Первой мировой войны пред-
ставляла собой «пограничную» территорию со смешанным эт-
ническим составом населения. Национальности, проживавшие
на территории Восточной Галиции были разделены госуда-
рственными границами и стремились к слиянию с родствен-
ными по языку и культуре национальностями. Такие процес-
сы всегда являются чрезвычайно сложными как в националь-
но-культурном, так и в политическом отношениях, поскольку
затрагивают интересы не только отдельных народов, но и го-
сударств, для которых главным является сохранение единства
территории.
В начале XX в. применительно к взаимоотношениям Восточ-
ной Галиции и Российской империи ситуация обострялась тем,
что затрагивала как старейшую национальную проблему России -
польский вопрос, так и нарождающуюся - вопрос украинский и,
кроме того, внешнеполитические интересы, связанные с проти-
востоянием Австро-Венгрии и России. Но, несмотря на очевид-
ную сложность складывавшихся к началу Первой мировой войны
взаимоотношений действия правительственных кругов Россий-
ской империи были весьма осторожными, о чем свидетельствова-
ла передача всех конкретных мероприятий в руки обществен-
но-политических деятелей.
«Русофильская» агитация в Восточной Галиции должна была
служить, по мнению правительства, в первую очередь созданию
там своеобразного барьера против польско-украинской агитации в
России, поскольку Восточная Галиция представлялась источни-
ком распространения опасного «национального вольномыслия»
среди поляков и украинцев Империи и поддержка «русоф-
ильства» должна была служить созданию определенного равнове-
сия сил в этом регионе.
Не только российские дипломаты, но и видные представи-
тели российской бюрократии с сомнением относились к тому,
чтобы считать коренное население Восточной Галиции нас-
ильственно отторгнутым от России и к самой мысли о необ-
ходимости присоединения Галиции к Российской империи.
Военный министр А.Н.Куропаткин во всеподданейшем докла-
де Николаю II за 1900 г. высказывался против «улучшения»
западных границ России и присоединения Восточной Пруссии
и Галиции, которые стали бы своего рода «восточноевропей-
ской Эльзас-Лотарнигией»15.
123
С началом войны отношение к проблеме изменилось. Но-
вые территориальные приобретения представлялись необходи-
мыми. Тот же Куропаткин в своем докладе «Границы России
в результате войны 1914 - 1915 годов» признал ошибочным
свое мнение, высказанное в 1900 г., и считал, что Россия дол-
жна «предъявить союзникам такие требования, которые могут
обеспечить интересы России в XX в.», а именно: присоедине-
ние к России Восточной Пруссии, территорий Германии и
Австро-Венгрии с преобладающим польским населением и об-
разование автономной объединенной Польши, а также вхож-
дение в состав России Восточной Галиции и частей Венгрии
и Буковины, местностей с преобладающим русским населени-
ем, что «завершит собирание уделов Руси и объединение рус-
ского племени»16.
Летом 1914 г. русские войска вступили на территорию Авст-
ро-Венгрии и заняли Восточную Галицию и часть австрийской
Польши17.
Таким образом, пусть очень декларативно, уже летом 1914 г.
была определена судьба оккупированных территорий Авст-
ро-Венгрии в составе Российской империи. Эти заявления бурно
обсуждались в общественно-политических кругах, на страницах
периодической печати. Обращение к прикарпатским русским
было воспринято как провозглашение присоединения Галиции к
Российской империи.
Публицист С.Соловьев отмечал, что после первых побед на
фронтах Первой мировой войны «Россия оказывается по гла-
ве европейской коалиции, с честью играет свою роль и позор
своего поражения на Дальнем Востоке искупает трофеями на
Западе. Самая коренная русская область Галиция, Галицкая
Русь возвращается к нам и будущее нашей культуры тесно
связывается с Юго-западом»18. Со страниц правительственной
периодической печати бурным потоком полились заявления о
вступлении русских войск на исконно русскую территорию.
Появилась масса публицистических работ по истории этих зе-
мель от князя Даниила Романовича Галицкого до 1914 г. и
стихотворений, посвященных Галиции. Например, в сентябре
1914 г. «Прикарпатская Русь» опубликовала такие стихи поэ-
та из Витебска:
Восстань же, Галич, Лазарь хилый!
Могучим духом, Русь, воспрянь!
Раскрылися твои могилы:
Хребты Карпат - твоя уж грань!19
124
В русской прессе августа — сентября 1914 г. четко просле-
живались две ключевые темы: Россия - освободительница
угнетенного народа и ликование по поводу завершения фор-
мирования российской территории: «Великий народ должен
достигнуть своего полного национального объединения»20.
Сперва оба этих тезиса развивались в равной мере. Но посте-
пенно начинает преобладать мысль о великой Руси, «соверша-
ющей дело своего национального Воскресения»21. Присоеди-
нение Галиции трактовалось российской общественностью
чрезвычайно широко. Снова и снова решался вопрос о том,
что такое Россия: Азия или Европа. И в присоединении но-
вых земель на Западе виделось возрождение политического
значения России среди европейских государств.
Успешное начало Первой мировой войны, победы русских
войск на австро-венгерском фронте поставили перед граждански-
ми и военными властями Российской империи задачу организа-
ции управления обширной территорией, оказавшейся в распоря-
жении русских властей.
В конце августа 1914 г. начальник Штаба Верховного главно-
командующего генерал Н.Н.Янушкевич обратился с письмом в
Совет министров к его председателю И.Л.Горемыкину. В самом
начале письма он говорил о том, что разгар военных действий
представляет идеальные возможности для проведения практи-
чески любых мероприятий в Галиции, сообразных с интересами
Империи, таких мер, проведение которых в мирных условиях мо-
жет быть затруднено. Но, с другой стороны, проводить их надо
осторожно, чтобы не скомпрометировать русские власти.
Н.Н.Янушкевич считал, что необходимо срочно определить по-
зицию Совета министров в польском и украинском вопросах
применительно и к Галиции и к Империи в целом. По мнению
Янушкевича, требовал незамедлительного решения на правит-
ельственном уровне вопрос об украинском языке в Галиции.
«Если нами будет признано, - писал Н.Н.Янушкевич, - не допус-
кать так называемого «украинского» языка, то уже теперь дол-
жны быть преподаны указания, что газеты на украинском языке
не должны быть разрешаемы»22. И, наконец, Янушкевич просил
инструкций по вероисповедному вопросу. При этом он весьма
цинично заявлял, что «общее решение применять в Галиции ве-
ротерпимость и не допускать насильственного обращения униа-
тов в православие может быть применено различным образом.
Власть наша может, сама тому открыто не содействуя, не препя-
тствовать и даже косвенно помогать обращению галичан в пра-
вославие; возможно и сохранение ею вполне выжидательного
125
положения»23. Без ответов на эти вопросы, без определения чет-
кой правительственной позиции в отношении к полякам, украин-
скому языку и перехода униатов в православие «управление этим
краем, - писал Янушкевич, - станет невозможным»24. К предло-
жениям Янушкевича члены Совета министров отнеслись весьма
осторожно. Лишь в конце октября 1914 г. в Совете министров на
основании письма Янушкевича состоялось обсуждение польско-
го вопроса.
Вопросы, касавшиеся временно оккупированных террито-
рий обсуждались позднее в ноябре 1914 г. в связи с пробле-
мой послевоенных границ Российской империи. На этом засе-
дании было отмечено, что в Западной Галиции преобладает
польское население и русская политика в оккупированных об-
ластях Австро-Венгрии должна строиться с учетом этнографи-
ческого фактора. Осенью 1914 г. политика Российской импе-
рии в Восточной Европе была как бы разделена на две части:
мероприятия в Западной Галиции с точки зрения ее вхожде-
ния в состав будущей Польши и в Восточной Галиции как
территории, присоединяемой к Российской империи. Правда
никаких конкретных указаний о том, как должны русские
власти вести себя по отношению к польскому населению Вос-
точной Галиции Совет министров не дал. В итоге в отноше-
нии поляков в Восточной Галиции российская администрация
могла руководствоваться туманными формулировками отве-
тов И.Л.Горемыкина25 и воззванием к полякам 1 августа
1914 г. Вопрос о политике в отношении украинского населе-
ния Галиции оказался вообще вне внимания Петрограда.
Обращаясь в Совет министров, за разъяснениями, Янушкевич
подчеркивал, что проблема требует как принципиальных, так
и конкретных решений на правительственном уровне, имея в
виду вопросы о языке и вероисповедании населения Восточ-
ной Галиции.
Следовало определить отношение к украинцам в Галиции, что
было весьма сложно, поскольку затрагивало украинский вопрос
внутри Российской империи. Как отмечал журнал «Украинская
жизнь», «борьба за Галицию... неизбежно обострит постановку
украинского вопроса внутри России»26.
Поэтому разработка русской политики в Галиции летом - осенью
1914 г. оказалась в непосредственной зависимости от целого ряда
внутриполитических проблем и общественных настроений в Рос-
сийской империи. Это прекрасно понимали военные, которые пер-
выми вступили на территорию Галиции. Вопрос о будущем курсе га-
лицийской администрации имел общегосударственное значение.
126
В Совете министров дважды в сентябре 1914 г. обсуждали воп-
росы, связанные с занятием русскими войсками Восточной Гали-
ции. На первом заседании 10 сентября 1914 г. члены Совета ми-
нистров выявили еще одну проблему, не замеченную военными -
вопрос о порядке эксплуатации природных богатств края, а точнее
богатых запасов нефти, имевшихся в Галиции. На втором заседа-
нии 16 сентября 1914 г. члены Совета министров обсудили вопрос
об организации гражданского управления Галицией, ни слова не
сказав ни о национальных, ни о культурных, ни вероисповедных
проблемах27. В сентябре 1914 г. в отношении Галиции Совет ми-
нистров интересовали две проблемы: возможные экономические
выгоды от получения новой территории и решение администра-
тивных вопросов управления, - все остальное осталось вне внима-
ния правительственных кругов. Относительно национально-куль-
турной политики в отношении украинского населения в августе —
сентябре 1914 г. никаких распоряжений правительственного уров-
ня сделано не было и проблема эта как бы перестала существовать,
а по сути оказалась полностью в ведении местной администрации.
Единственно четкие указания были даны по вероисповедному
вопросу. 15 сентября 1914 г. военный генерал-губернатор Галиции
получил высочайшую телеграмму. В ней говорилось: «Подтвер-
жаю данные Вам Верховным главнокомандующим указания отно-
сительно осторожного разрешения религиозного вопроса в Гали-
ции. Давайте движение поэтому только тем ходатайствам о воссо-
единении с Православной церковью, которые совершенно
добровольно исходят от самих униатов. Это должно быть провере-
но администрацией»28. Телеграмма же Верховного главнокоман-
дующего, на которую делалась ссылка, была отправлена 13 сентяб-
ря 1914 г., где генерал-губернатору предлагалось сделать немед-
ленно распоряжение, «чтобы наша духовная власть не чинила
никаких притеснений униатам и униатскому духовенству. Поли-
тическая неблагонадежность не должна быть отождествлена с ре-
лигиозною разъединенностью... права и интересы галицкого насе-
ления и духовенства должны быть строго оберегаемы нашими
властями»29.
Помимо Совета министров, Ставки, МИД и императора основ-
ные направления политики России в Восточной Европе примени-
тельно к Галиции в конце лета - начале осени 1914 г. пытались
определить члены фракции националистов Государственной
Думы. Среди них лидирующая роль принадлежала графу В.А.Боб-
ринскому и Д.Н.Чихачеву.
С началом Первой мировой войны В.А.Бобринский доброволь-
но поступил в действующую армию в качестве корнета запаса гу-
127
сарского полка. Он был назначен в штаб 8-й армии под командова-
нием генерала Брусилова. И таким образом, стал одним из
участников галицийской военной операции и при этом приобрел в
штабе армии репутацию человека, детально знакомого с Галицией и
ее проблемами. Человек достаточно темпераментный и энергич-
ный, В.А.Бобринский при занятии городов Галиции лично отправ-
лялся освобождать заключенных в тюрьмы местных деятелей, арес-
тованных по подозрению в прорусских симпатиях. Роль избавителя
он исполнял в Тернополе, Бережанах, Золочеве, Перемышлянах,
Монастыриках, Галиче и, наконец, во Львове, где им было освобож-
дено из тюрьмы при окружном суде сразу 183 узника.
Газета «Прикарпатская Русь» назвала его «пророк освобожде-
ния Галичины», отмечая, что «в истории последних лет борьбы
Карпатской Руси с Австрией, имя графа В.А.Бобринского покры-
то венцом неувядаемой славы. Для австрияков имя графа звучало
как грозный вечевой колокол, как вечная укоризна. Не боясь наве-
тов мазепинцев... граф В.А.Бобринский исходил всю Галичину,
благословляя ее народ на страданье за веру и царя, утешая и суля
ее детям новую эру жизни, обновления в Руси и соединение с стар-
шим братом»30.
После битвы под Городком В.А.Бобринский остался во Львове,
где был назначен председателем Главного краевого благотвори-
тельного комитета. К Бобринскому обращались представители
Ставки и управления галицкого временного военного генерал-гу-
бернаторства как к человеку, хорошо знакомому с положением в
Галиции. Его мнение в среде военных имело влияние на формиро-
вание позиции генералов Ставки в отношении к украинскому язы-
ку и проблеме национально-культурного сближения населения
Восточной Галиции с Империей.
Собственную программу деятельности русской администра-
ции в Восточной Галиции и Буковине разработал Д.Н.Чихачев.
Основной задачей русской политики на этой территории Чихачев
считал умиротворение края, поднятие благосостояния коренного
русского населения и объединение его с Российской империей.
Им была предложена целая серия мероприятий по улучшению по-
ложения местного малоземельного крестьянства, во-первых, за
счет приобретения русской казной частновладельческих земель,
и, во-вторых, путем ликвидации местного еврейского землевладе-
ния. Вторая мера представлялась Чихачеву осуществимой только
в условиях действия военного положения, когда можно провести
конфискацию земель по политическим причинам. Пользуясь тем,
что часть евреев-землевладельцев покинула свои имения, уйдя с
австрийскими войсками, он считал необходимым безотлагательно
128
конфисковать возможно большее число еврейских имений, а евре-
ев - арендаторов и управляющих с их семьями — выслать из арен-
дуемых и управляемых ими имений.
Чихачев весьма трезво смотрел на перспективы перехода униа-
тов в православие, отмечая, что расчитывать на поголовный пере-
ход униатов в православие не приходится. Поэтому русская власть
«должна озаботиться о выборе достойных иерархов униатской
церкви. Митрополичьи и епископские кафедры должны быть за-
мещаемы... лицами, преданными русской народности»31.
В результате основы деятельности местной администрации в
Восточной Галиции вырабатывались сразу несколькими учрежде-
ниями: Ставкой Верховного главнокомандующего, Советом ми-
нистров, Министерством иностранных дел и Государственной Ду-
мой в лице отдельных националистически настроенных
представителей. При этом каждое учреждение стремилось отстаи-
вать свой приоритет и свою позицию только в какой-то отдельной,
наиболее близкой ему области. Совет министров заботили эконо-
мические выгоды и место гражданских властей в системе управле-
ния новой территорией, Ставка стремилась к разработке целого
комплекса мероприятий, так как из-за близости к месту событий,
военные слишком хорошо понимали, что второстепенных про-
блем в управлении Галицией нет. Но стремление Ставки далеко не
всегда встречало ответную реакцию Совета министров. И это при-
вело к тому, что в первые месяцы оккупации части Австро-Вен-
грии определенный вес в разработке основных мероприятий по
гражданскому управлению получили члены Государственной
Думы - В.А.Бобринский и, чуть позднее прибывший в Галицию,
Д.Н.Чихачев - сторонники безоговорочной русификации украин-
ского населения края. И имея весьма расплывчатую программу де-
ятельности и весьма большую самостоятельность русская граж-
данская администрация приступила к управлению Восточной
Галицией.
Первые распоряжения, относительно организации управления
занятой русскими войсками территории Австро-Венгрии были
сделаны 10 августа 1914 г. командующим 8-й армией Юго-Запад-
ного фронта генералом А.А.Брусиловым. Он приказал «для вре-
менного гражданского управления в местностях, занятых по праву
войны назначить в каждом корпусе энергичного штаб-офицера
для исполнения должности земского правителя в пределах кор-
пусного района. Временное управление в тыловом районе армии
организовать распоряжением начальника этапно-хозяйственного
отдела штаба армии, возложив исполнение обязанностей облас-
тного и окружного земских правителей на начальников этапных
129
5 — 9455
участков и этапных комендантов. Все местные гражданские влас-
ти должны продолжать действовать под наблюдением вышеука-
занных штаб-офицеров и комендантов»32. Назначенные таким об-
разом офицеры должные были, приступая к своим обязанностям
объявить «во всеобщее сведение, что: религиозная гражданская
свобода, жизнь, честь и имущество мирных жителей будут обеспе-
чены и охранены во всей их неприкосновенности, если местное на-
селение будет воздерживаться от всяких враждебных действий;
суд по делам гражданским и по уголовным (не затрагивающим
русских военных интересов) делам будет организован на прежних
основаниях и по местным законам; существующие в крае местные
и зч
учреждения должны продолжать действовать» .
Аналогичные распоряжения в связи со вступлением русских
войск на территорию другого государства отдавали и гражданские
власти Империи и, в первую очередь, Министерство иностранных
дел. 11 августа 1914 г. из российского МИД в действующую армию
был отправлен наказ чиновнику Министерства Олфереву, состоя-
щему в распоряжении генерал-адъютанта Н.И.Иванова. Министе-
рство рекомендовало по вступлении русских войск на территорию
Австрии распространять воззвания: «главные» - русским, поля-
кам, всем народам Австрии - за подписью Верховного главноко-
мандующего и «остальные» - по усмотрению генерал-адъютанта
Иванова. При этом подчеркивалось, что в последних не должно за-
ключаться никаких обязательств, связывающих правительство.
Особое внимание обращалось на издание особых приказов по вой-
скам, предупреждающих о том, что население оккупированных об-
ластей в основном русское и поэтому необходимо особенно гуман-
ное отношение к мирным жителям. Такое отношение к мирному
населению необходимо для того, чтобы показать ему, что «оно мо-
жет рассчитывать на заботливое отношение со стороны русской
государственной власти....»34.
Вопрос об управлении оккупированными территориями регу-
лировался ст. 11 Положения о полевом управлении войск в воен-
ное время, которым предусматривалась организация гражданско-
го управления на оккупированной территории, создание для этого
особых учреждений и формирование военного генерал-губернато-
рства35. Круг ведения, обязанности и права управления военного
генерал-губернаторства Положением приравнивались к правам и
обязанностям военно-окружных управлений на театре военных
действий. Функции военно-окружных управлений были весьма
широкими, а именно: своевременная заготовка всех предметов
снабжения для удовлетворения потребностей армий фронта, об-
щее руководство управлением гражданской жизнью, вопросы эва-
130
куации раненых и больных, заведование всеми военными учреж-
дениями и заведениями, расположенными в округе и др.
Положение предполагало, что аналогичные функции будут возло-
жены на управления военных генерал-губернаторств. При этом
положение детально не оговаривало, вопроса о подчиненности во-
енных генерал-губернаторств. Лишь в ст. 14 говорилось о том, что
«все местности и все гражданское управление театра военных де-
йствий... подчиняются главным начальникам соответствующих
военных округов или военным генерал-губернаторам»36. Эта
статья подчиняла гражданские власти на театре военных действий
военным и фактически выводила эти территории из сферы влия-
ния общеимперского правительства в лице Совета министров, а
равно и отдельных ведомств и способствовало установлению чрез-
вычайных полномочий военных властей относительно граждан-
ского населения. Недостатки Положения были очевидны. Непро-
работанность отдельных статей не замедлила сказаться уже в
начале врйны. Особенно важно было то обстоятельство, что Поло-
жение о полевом управлении войск в военное время по сути не
предусматривало создания какого-либо механизма, обеспечиваю-
щего согласованную деятельность высших военных и граждан-
ских властей - Ставки Верховного главнокомандующего и Совета
министров. Летом 1915 г. члены Совета министров отмечали, что
Положение совершенно не касалось вопроса о характере взаимо-
отношений между высшими военными и правительственными
властями. По их мнению, в этом документе ни разу не были упомя-
нуты ни Совет министров, ни председатель Совета министров, а
также отсутствовали указания о «порядке разрешения на подчи-
ненной Верховному главнокомандующему территории вопросов
общегосударственного и общеполитического значения»37. В ре-
зультате, отмечали члены Совета министров, «непроработанность
этих вопросов привела к тому, что государство в начале войны
оказалось как бы разделенным на две отдельные части - театр во-
енных действий и глубокий тыл внутри страны, самостоятельно
управляемые и не объединенные одной властью»38.
Положение о полевом управлении войск в военное время, по
свидетельству главноуправляющего землеустройством и земледе-
лием А.В.Кривошеина, «составлялось в предположении, что Вер-
ховным главнокомандующим будут сам император»39. В связи с
этим перед его авторами, по-видимому, не стоял вопрос о единстве
работы фронта и тыла, о координации действий Ставки и Совета
министров. Однако Верховным главнокомандующим был назначен
дядя императора великий князь Николай Николаевич. Отъезжая
на фронт, Николай Николаевич высказал главе правительства
131
5*
И.Л.Горемыкину «пожелание об установлении тесного взаимодей-
ствия между Верховным главнокомандующим и высшим граждан-
ским управлением Империей в лице Совета министров»40. По мне-
нию М.Ф.Флоринского, подробно исследовавшего взаимоотноше-
ния Ставки и правительства, обе стороны по-разному понимали
такое «взаимодействие». В правительственных кругах стремились
влиять на управление военной администрации на театре военных
действий. Совет министров рассчитывал иметь в Ставке своего
представителя по статусу не ниже начальника штаба. Однако по-
пытки штатских министров влиять на деятельность Ставки вызва-
ли негативную реакцию со стороны высших военных кругов. Горе-
мыкину пришлось отступить.
Перечисленные обстоятельства привели к тому, что после за-
нятия русскими войсками Восточной Галиции общие формули-
ровки положения об образовании военных генерал-губернаторств
на оккупированных территориях потребовали конкретизации. И
14 августа 1914 г. генерал-лейтенанту, графу Г.А.Бобринскому,
вскоре назначенному на пост военного генерал-губернатора об-
ластей Австро-Венгрии, занятых по праву войны, было поручено
совместно с главным начальником снабжений армий фронта гене-
ралом Забелиным разработать «Положение об управлении непри-
ятельскими областями» и штаты учреждений будущего гене-
рал-губернаторства. Они были утверждены Верховным главноко-
мандующим 19 августа 1914 г. Положение было разработано очень
быстро и по сути, и в конкретных формулировках практически
воспроизводило упоминавшийся выше брусиловский приказ
от 10 августа.
Согласно «Временного положения об управлении областями
Австро-Венгрии, занятыми по праву войны» для управления ука-
занными территориями, учреждались особые должности граждан-
ского управления: военного генерал-губернатора, губернаторов,
градоначальников и начальников уездов. Основной целью их дея-
тельности объявлялось «содействие всеми предоставленными в
их распоряжение средствами к удовлетворению краем потребнос-
тей армии и в облегчении сношений между войсками и местным
населением»41. Исходя из этих задач - создание промежуточного
связующего звена между армией и прифронтовой территорией -
определялась и подчиненность новых структур. Военный гене-
рал-губернатор был непосредственно подчинен главному началь-
нику снабжений генералу Забелину. Таким образом, вступив на
территорию Австро-Венгрии, военные власти в августе 1914 г.
сформировали своеобразный «придаток» к существовавшей сис-
теме управления тылом русской армии, чтобы «разгрузить»
132
военных и обеспечить большую стабильность в тылу наступаю-
щей армии.
Изданием Положения 19 августа 1914 г. организационные
вопросы не были исчерпаны. Связано это было, во-первых, с тем,
что в управлении Галицией столкнулись административные ин-
тересы военных и гражданских властей, каждая из которых стре-
милась сохранить за собой максимум полномочий в управлении
оккупированной территорией. Во-вторых, продолжающееся на-
ступление русских войск заставляло надеяться на захват Запад-
ной Галиции, заселенной по преимуществу поляками. Подход к
управлению этой территорией должен был быть иным. Этого не
отрицали ни военные, ни гражданские чиновники. Поэтому орга-
низация управления Галицией должна была в идеале учитывать
особенности двух ее частей. В начале сентября 1914 г. в Министер-
стве иностранных дел был составлен проект учреждения в Гали-
ции должности особого доверенного помощника Верховного
главнокомандующего - императорского российского полномоч-
ного комиссара. Полномочный комиссар должен был объединить
под своей властью управление двумя частями Галиции за счет
подчинения ему генерал-губернаторов на указанной территории.
С другой стороны, комиссар должен был стать во главе граждан-
ского управления оккупированными территориями. Предпола-
галось также, что пост полномочного комиссара в Галиции зай-
мет тогдашний вице-председатель Государственного Совета
С.С.Манухин. Проект был представлен Николаю II 6 сентября
1914 г., который идею в принципе одобрил, предложив обсудить
вопрос в Совете министров. Не вызвала одобрения императора
лишь кандидатура Манухина. По этому поводу император заме-
тил, что «он (т.е. Манухин. - А. Б.) в полгода испортил судебное
ведомство в 1905 г.»42.
Вопрос об организации гражданского управления на оккупиро-
ванной русскими войсками части Австро-Венгрии в сентябре
1914 г. дважды обсуждался в Совете министров - 10 и 16 сентября
1914 г. 10 сентября Совету министров был представлен отредакти-
рованный вариант записки по управлению Галицией, которую
предварительно просматривал император. С учетом разнообразия
областей и народностей Австро-Венгрии в записке предлагалось
Восточную и Западную Галицию рассматривать как две различ-
ные области. В связи с этим в документе подчеркивалось, что не-
обходимо теперь же создание двух разных генерал-губернаторств,
которые можно подчинить комиссару и «таким образом достигну-
то будет столь желательное проведение единого руководящего
взгляда во всех мероприятиях»43. На первом заседании в Совете
133
министров по управлению Галицией 10 сентября в проект Минис-
терства иностранных дел были внесены коррективы. Любопытно,
что участники заседания не одобрили название проектируемой
должности - комиссар. И 12 сентября 1914 г. за подписью минис-
тра иностранных дел С.Д.Сазонова появилась записка «Об учреж-
дении должности начальника гражданского управления» в Гали-
ции. От первого варианта она практически не отличалась. На
заседании Совета министров 16 сентября по инициативе минис-
тра иностранных дел С.Д.Сазонова был снова рассмотрен вопрос
об объединении гражданского управления в занятых русскими
войсками неприятельских областях. Сазонов, выступая по этому
вопросу, отметил, что Положение, утвержденное Верховным глав-
нокомандующим не исчерпывает всех проблем, которые намеча-
ются уже сейчас, когда речь заходит об управлении оккупирован-
ными областями. На очереди стоит вопрос о проведении в этих
областях целой серии мероприятий по административному
устройству края. Откладывать решение этих вопросов до оконча-
ния войны «было бы крайне нежелательно с политической точки
зрения ввиду тех ожиданий и надежд, которыми сопровождается в
местном населении вступление наших войск в славянские зем-
ли»44. В связи с этим Сазонов предложил создать в крае систему
гражданского управления для решения глобальных политических
вопросов, а «другим властям» оставить решение текущих вопро-
сов. Поднятый министром иностранных дел вопрос был чрезвы-
чайно важен.
Во-первых, Сазонов до определенной степени лукавил, гово-
ря, что скорейшее решение вопросов организации русского
управления в крае необходимо прежде всего для местного на-
селения. Перед Сазоновым в этом плане стояла совершенно
другая задача - введение русской государственной власти, мак-
симальное слияние галицийских территорий с Российской им-
перией до окончания войны, т.е. до того как вопрос о Галиции
будет решаться на международном уровне. Министр иностран-
ных дел спешил решить вопрос о присоединении Восточной
Галиции к русским губерниям Империи, а Западной Галиции к
Царству Польскому до того, как в решение проблемы смогут
вмешаться союзники.
Во-вторых, по сути Сазонов затронул вопрос о соотношении
компетенции гражданских и военных властей в Российской импе-
рии и роли Совета министров в управлении оккупированными
территориями. Еще в начале августа 1914 г. члены Совета минис-
тров обратили внимание на эту проблему и командировали в рас-
поряжение начальника Штаба Верховного главнокомандующего
134
помощника статс-секретаря Государственного Совета князя
Н.Л.Оболенского. Правда, командировали Оболенского «в целях
установления тесного взаимодействия между Верховным главно-
командующими и Советом министров» без каких-либо конкрет-
ных функций, оставив решение всех вопросов начальнику штаба.
Но с вступлением русских войск в Галицию ситуация изменилась,
так как появился вполне реальный объект управления - новая
территория и Совет министров естественно попытался закрепить
там свои позиции. В результате 16 сентября 1914 г. Совет минис-
тров постановил в дополнение к Положению о полевом управле-
нии войск в военное время от 16 июля 1914 г. учредить при Вер-
ховном главнокомандующем должность заведующего граждан-
скими делами в занятых по праву войны областях. Определение
задач нового должностного лица Совет министров на себя не взял,
отнеся это к компетенции Верховного главнокомандующего, но
несколько позднее предложил подчинить начальнику граждан-
ского управления должностных лиц, действовавших на основании
Положения 19 августа 1914 г.45. Предложение членов Совета ми-
нистров не встретило одобрения великого князя Николая Нико-
лаевича. Но 3 октября 1914 г. приказом Верховного главнокоман-
дующего в Ставке была создана Канцелярия по гражданскому
управлению46. Никаких реальных полномочий ни у Канцелярии,
ни у ее начальника князя Оболенского не было. Верховный глав-
нокомандующий по сути конституировал положение чиновника,
командированного Советом министров. Примечательно, что про-
изошло это накануне высочайшего утверждения журнала Совета
министров от 16 сентября 1914 г.: 4 октября император поддержал
предложение Совета министров о создании особой системы граж-
данского управления оккупированными территориями. Но прика-
зом 3 октября великий князь Николай Николаевич предвосхитил
высочайшую волю, с одной стороны, и настоял на своем, создав
желанное для Совета министров учреждение без каких-либо ре-
альных полномочий.
Параллельно с обсуждением вопроса о единой системе граж-
данского управления в Галиции, по инициативе Штаба Верхов-
ного главнокомандующего шло утверждение созданной Положе-
нием 19 августа 1914 г. организационной схемы. Схема управле-
ния оккупированной частью Австро-Венгрии, разработанная в
Штабе Верховного главнокомандующего была представлена в
МИД и председателю Совета министров И.Л.Горемыкину.
26 сентября 1914 г. вице-директор дипломатической канцелярии
российского МИД телеграфировал генералу Н.Н.Янушкевичу,
что И.Л.Горемыкин и С.Д.Сазонов согласны с тем, чтобы
135
военный генерал-губернатор Галиции был подчинен непосре-
дственно начальнику Штаба Верховного главнокомандующего и
через него сносился с Советом министров. Таким образом, при
образовании военного генерал-губернаторства на территории Га-
лиции было предусмотрено создание системы двойного подчине-
ния: Штабу Верховного главнокомандующего, с одной стороны,
и Совету министров, с другой. Согласие Сазонова было обуслов-
лено, в первую очередь, нежеланием Верховного главнокоманду-
ющего принять предложения Совета министров 16 сентября
1914 г. В результате, несмотря на многочисленные согласования
и попытки Совета министров контролировать систему граждан-
ского управления Восточной Галицией, на оккупированных тер-
риториях продолжала действовать схема, заложенная во Времен-
ном положении 19 августа 1914 г., согласно которой администра-
ция Галиции находилась в подчинении главнокомандующего
Юго-Западного фронта.
Приказом Верховного главнокомандующего от 29 августа
1914 г. в Галиции было образовано временное военное генерал-гу-
бернаторство. Его территорию составил театр военных действий,
расположенный в Австро-Венгрии. Генерал-губернаторство дели-
лось на губернаторства.
Правда, разработанная система губернских учреждений для Га-
лиции осенью 1914 г. отсутствовала. В Положении 19 августа
1914 г. не были определены порядок образования губерний, компе-
тенция губернаторов и т.д. Во главе губернии, согласно Положе-
нию, стоял губернатор со штатом чиновников, который осуще-
ствлял только функции контроля за деятельностью уездной
администрации, так как первоначально, и это было закреплено в
Положении, не исключалась возможность сохранения местных об-
щественных и административных учреждений при условии их под-
чинения русским властям. Губернии, расположенные на оккупиро-
ванных русскими войсками территориях Галиции и Буковины,
делились на уезды. Границы уездов совпадали с границами бывших
австрийских поветов. Образование губерний и уездов на террито-
рии Галиции было теснейшим образом связано с ходом военных
действий. Осенью 1914 г. были образованы Львовская и Тарнопо-
льская губернии. После оккупации части Буковины была образо-
вана Черновицкая губерния, губернатором которой стал ка-
мер-юнкер С.Д.Евреинов. Черновицкая губерния существовала до
7 октября 1914 г., затем была эвакуирована, а 15 ноября, после вто-
ричного вступлений русский войск на территорию Буковины, вос-
становлена и просуществовала до 1 февраля 1915 г. К ноябрю
1914 г. русские войска заняли значительную территорию западнее
136
Львова. В апреле 1915 г. на этих территориях была образована Пе-
ремышльская губерния, которую также возглавил СД.Евреинов47.
Жизнь почти сразу внесла свои коррективы в проектируемую
схему управления Галицией. Во-первых, большинство должнос-
тных лиц, австрийских чиновников покинули свои места в связи с
наступлением русских войск. Во-вторых, у русских властей сразу
же возникло недоверие к оставшимся в крае должностным лица.
Политическая обстановка была признана сложной, требующей
постоянного контроля. Уже в середине августа командующий ар-
мией генерал-адъютант фон Ренненкампф отправил телеграмму в
Министерство внутренних дел, в которой просил командировать в
Восточную Галицию и Восточную Пруссию несколько человек в
качестве начальников занимаемых местностей: восемь исправни-
ков и значительное количество стражников с урядниками48.25 ав-
густа 1914 г. Тарнопольский губернатор Чарторижский, объявил,
что в губернии «для восстановления порядка и спокойствия вво-
дится русское гражданское управление»49. Таким образом, граж-
данское управление губерниями в Галиции, независимо от при-
нципов, заложенных в Положении 19 августа, стало формировать-
ся по схеме, принятой в Российской империи.
Военное управление было сосредоточено в штабе временного
военного генерал-губернатора и управлениях: интендантском, по
квартирному довольствию войск, военно-санитарном, военно-ве-
теринарном, военно-окружного контролера и комендантских.
Функции гражданского управления были сосредоточены в канце-
лярии военного генерал-губернатора, а непосредственными ис-
полнителями этих функций должны были стать губернаторы, гра-
доначальник г. Львова и начальники уездов. В результате вопросы
управления Восточной Галицией, которые в момент вступления
туда русских войск решались на уровне Штаба Верховного глав-
нокомандующего, были переданы на более низкий уровень и поло-
жение русской администрации стало более самостоятельным, а
точнее, как выяснилось впоследствии, более бесконтрольным.
Хотя при создании военного генерал-губернаторства предпо-
лагалось, что произойдет своеобразная «разгрузка» военного ве-
домства от управления территорией Галиции, включая и задачи,
по управлению военными частями, расположенными на этой тер-
ритории. На практике управление военными гарнизонами ока-
залось не только в руках военного генерал-губернатора, но и руко-
водства Львовского укрепленного района, военно-эксплуатацион-
ного отдела (охрана железных дорог). Военные управления нахо-
дились в двойном подчинении: военному генерал-губернатору и
отделам управлений главного начальника снабжения армий
137
Юго-Западного фронта. Гражданское судопроизводство было вы-
ведено из подчинения военному генерал-губернатору, так как на-
блюдающий за совершением правосудия в местных судах подчи-
нялся непосредственно Верховному главнокомандующему.
Такого рода несогласованность и изначально заложенное отсу-
тствие единства в управлении завоеванными областями Авст-
ро-Венгрии вызвало опасения у ряда крупных российских чинов-
ников. Так, министр путей сообщения С.В.Рухлов считал, что
необходимо изъять из круга ведения различных учреждений воп-
росы управления оккупированными областями и сосредоточить
их в едином органе, поскольку отсутствие единства в управлении
частями Галиции и Буковины пагубно не только с организацион-
ной, но и политической точки зрения, так как «представители раз-
личных интересов и народностей зачастую стремятся заручиться
содействием того или другого ведомства своим видам»50. Да и
сами чиновники генерал-губернаторства в 1915 г. характеризова-
ли сложившуюся в Галиции систему управления как безначалие51.
После создания на занятых территориях Австро-Венгрии воен-
ного генерал-губернаторства и нескольких губернаторств в авгус-
те - сентябре 1914 г. началось формирование организационной
схемы управления Галицией. Военное управление осталось, по
сути, в руках военных, а гражданское - в ведении военного гене-
рал-губернатора и губернаторов. Иными словами, на практике
частично возникла та система, на введении которой в августе -
сентябре 1914 г. пытался настаивать Совет министров, стремясь
выделить особо гражданское управление. Это собственно и прои-
зошло. Но при этом гражданское управление Восточной Галицией
осталось в подчинении военных властей, которые по мере продви-
жения войск на Запад все меньше контролировали гражданскую
жизнь края, оставляя большинство текущих вопросов в компетен-
ции местной администрации.
В такой ситуации усиление местной администрации и, особен-
но, полиции становилось насущной проблемой. В уже упоминав-
шемся письме чиновника МИД Олферева, отмечалось, что рус-
ской администрации предстоит колоссальная работа. При этом
невооруженным взглядом видна «недостаточность тех сил и
средств, с которыми мы к ней приступаем... Россия представлена в
завоеванном крае, где уже нет русских войск исключительно не-
сколькими десятками заурядных полицейских чиновников, ко-
мандированных сюда из разных захолустных углов. Чиновники
эти далеко не лучшего качества»32.
Назначение на посты австрийских чиновников представителей
русской администрации как на губернском, так и уездном уровнях
138
началось практически сразу же после образования генерал-губер-
наторства. Основная масса чиновников была командирована с
территории Киевской, Подольской и Волынской губерний.
Несмотря на высочайшее указание о необходимости строгого
отбора посылаемых в Галицию и Буковину русских чиновников,
приглашенные на службу в Галицию лица из числа полицейских
чинов «ни по образованию своему, ни по общему развитию не го-
дились для той роли проводников русских государственных на-
чал, которая им была назначена»53. Чрезвычайно низким был об-
разовательный уровень местной администрации: с высшим обра-
зованием - никого, со средним - 6 человек, все остальные - с
начальным54. Напомним, что среди австрийской местной адми-
нистрации преобладали лица с высшим образованием. В 1914 г. на
должности начальников уездов попали лица, совершенно незнако-
мые с Галицией, в лучших случаях исправники и их помощники и
нередко полицейские приставы.
Возрастной состав чиновников был различен. Самому старому
представителю местной администрации было 70 лет55. Переход на
службу в галицкое генерал-губернаторство осуществлялся путем
назначений по различным ведомствам и должностными лицами.
Так, должностные лица в генерал-губернаторстве назначались
Верховным главнокомандующим (1 чел.), главнокомандующим
армиями юго-западного фронта (40 чел.), губернаторами - 29,
МВД - 138 чел., товарищем министра внутренних дел - 3 чел., ге-
нерал-губернатором Галиции - 144 чел56.
Как отмечалось позднее в служебной переписке личный состав
русской администрации в Галиции во многом способствовал недо-
вольству местного населения русской властью. Из России направ-
лялись «отбросы полиции». Кроме того, «негодные чиновники не
только присылались из России, но таковых выписывали власть
имущие в Галиции»57, так как перед ними открывалась возмож-
ность быстрого служебного роста.
Задачи русской администрации в Галиции в 1914 г. оказались
гораздо сложнее задач местного управления в мирное время. Но
при этом количество русских полицейских чинов было явно не-
достаточным. Для сравнения можно привести следующие цифры:
в мирное время в Львовском уезде служило от 80 до 90 жандармов.
Новый русский губернатор на территории, объединявшей в сред-
нем 15 уездов имел в своем подчинении 29 человек. В результате
новые русские начальники уездов, даже независимо от образова-
ния, умения, знания языка и т.д. с ничтожным штатом служащих,
преимущественно канцеляристов, не имея ни соответствующего
объема полномочий, ни денежных средств оказывались в ситуа-
139
ции, когда вообще какое бы то ни было реальное управление вве-
ренной территорией становилось невозможным. Чиновник Ми-
нистерства иностранных дел, командированный в Галицию
осенью 1914 г. писал, что «получается впечатление какой-то бес-
помощности и бессилия. Это не может не отозваться на столь не-
обходимом для нас именно теперь доверии населения к своему на-
чальству»58.
Интенсивная замена местных чиновников русскими на терри-
тории Галиции вызвала недовольство местной интеллигенции
русской ориентации. Поддерживавшая возможный переход Га-
лиции в состав Российской империи, она рассчитывала на полу-
чение важных административных постов в крае, которые на деле
оказались практически целиком заняты русскими. Отметим, что
замена местной администрации на территории галицкого гене-
рал-губернаторства должна была способствовать решению двух
задач: во-первых, целенаправленному проведению государствен-
ной политики, отвечающей русским интересам; во-вторых, пред-
отвращению межнациональных конфликтов между галицийски-
ми русскими, поляками и евреями за счет появления посредника
в лице русской администрации. Но решить эту задачу фактичес-
ки не удалось.
Злоупотреблениями чиновников среднего и низшего звена ад-
министрации галицкого военного генерал-губернаторства зи-
мой - весной 1916 г. занимался киевский военно-окружной суд.
Им было рассмотрено несколько дел. Когда слушалось дело быв-
шего чиновника канцелярии львовского градоначальства Антона
Костюкевича, обвинявшегося в похищении во Львове вещей, при-
надлежавших австрийским подданным, в обвинительно заключе-
нии указывалось, что «наказание Костюкевичу понижается всле-
дствие его чистосердечного признания, а также потому, что, совер-
шая преступление, он был увлечен примером лиц, имевших над
59
ним власть» .
Большинство рассмотренных дел было делами о взятках и вы-
могательстве. Так, околоточный Карпенко из Станиславова, обви-
нялся киевским военно-окружным судом в том, что вымогал у на-
селения взятки под угрозой ареста и ссылки в Сибирь, захватывал
имущество. Особенно страдало от околоточного еврейское населе-
ние. Однажды в субботу Карпенко явился в синагогу и объявил
всех молившихся арестованными. Ему тут же вручили мзду и
арест был отменен. Помощник прокурора на суде оценил действия
Карпенко как сугубое преступление, поскольку последний пред-
ставлял собой русскую власть. Околоточный Карпенко был при-
говорен к каторжным работам на 6 лет60.
140
Помимо преступлений в отношении отдельных лиц в киевском
военно-окружном суде летом 1916 г. рассматривались дела о раз-
громе крупных помещичьих имений. Так, 27 - 28 июня 1916 г. там
слушалось дело о разгроме имения графа Голуховского в Галиции.
Виновные были преданы суду61.
Кадровая проблема в Восточной Галиции оказалась одной из
наиболее сложных. Ситуация усугублялась также и войной. В во-
енных условиях крайне сложно было найти людей для работы в
Галиции, так как и во внутренних губерниях России ощущался не-
достаток полицейских чинов. Именно поэтому, в первую очередь,
столь низким оказался уровень новой администрации.
Активная замена местной администрации на территории Гали-
ции проводилась практически на всех уровнях. Исключение со-
ставили судебные учреждения.
Организация гражданского управления в Галиции в 1914 г.
включала, помимо создания там русской исполнительной власти,
организацию судебных учреждений. На территории Галиции до
вступления на ее территорию русских функционировала австрий-
ская судебная система. Осенью 1914 г. на занятой русскими вой-
сками территории продолжали действовать австрийские суды62.
С вступлением русских войск на территорию Австро-Венгрии
австрийские судебные чиновники в большинстве своем остались
на своих местах. 4 ноября 1914 г. председатель Львовского краево-
го суда опубликовал специальный циркуляр для австрийских су-
дебных чинов. Согласно циркуляра, им предлагалось с полным
штатом служащих оставаться на местах и «даже после захвата не-
приятелем территории отправлять свои обязанности... согласно
австрийским законам от имени его величества императора»63.
Правда далее следовала оговорка о том, что, если последует запрет
на упоминание имени австрийского императора, то с этим следует
согласиться, но «следует решительно отклонить отправление пра-
восудия от имени чужой военной власти»64 и в таком случае пре-
кратить деятельность судов. Такое решение вопроса первоначаль-
но вполне устроило русскую гражданскую администрацию. После
вступления русских войск на галицкую территорию было не толь-
ко признано возможным существование австрийских судов, но
австрийским судебным чиновникам прямо предложили не пре-
кращать своей деятельности. В сентябре 1914 г. военный гене-
рал-губернатор Г.А.Бобринский принял депутацию президиума
Львовской судебной палаты. Он предложил представителям
львовского суда продолжать свою работу и пообещал решить воп-
рос о выплате жалованья судебным чинам65. Сохранение австрий-
ского законодательства, чинов судебного ведомства и выплата по-
141
следним жалованья за счет русской казны - вот основные
принципы подхода к организации судебной системы, провозгла-
шенные генерал-губернатором Бобринским в 1914 г. Эти принци-
пы легли в основу деятельности судебной системы в Восточной
Галиции в 1914 г. В октябре 1914 г. проблема сохранения австрий-
ских судебных учреждений привлекла к себе внимание Ставки,
МИД и Министерства юстиции. Стабилизация военной обстанов-
ки и курс на скорейшее включение Галиции в состав Российской
империи заставили обратить внимание на сам факт функциониро-
вания на «русской» (как тогда казалось) территории австрийских
чинов, считавших себя исполнителями австрийских законов и
воли австрийского императора.
Министр иностранных дел С.Д.Сазонов 25 октября 1914 г. об-
ратился к министру юстиции И.Г.Щегловитову с письмом об
устройстве суда в Галиции. Сазонов выдвинул ряд предложений
по организации судебной системы Галиции, основываясь на том,
что Галиция - «искони русская область». Именно поэтому Сазо-
нову представлялось важным «дарование населению вместе с рус-
ским административным устройством и справедливого русского
суда»66. Правда при этом Сазонов делал оговорку, что «следовало
бы для первого времени избегать слишком коренной ломки судеб-
ных установлений, к которым привыкли галичане»67. Сазонов
предлагал сохранить высшую судебную инстанцию в Галиции -
Высший суд, но при этом считал необходимым начать постепен-
ную замену австрийских судебных чиновников людьми, знающи-
ми местное законодательство и преданными русской госуда-
рственной идее. Возможной кандидатурой на пост председателя
Высшего суда министр иностранных дел видел лидера «русофи-
льского» движения в Восточной Галиции В.Ф.Дудыкевича. Сле-
дует заметить, что предложение Сазонова назначить Дудыкевича
главой судебного ведомства основывалось не столько на желании
«даровать галичанам справедливый русский суд», как писал он в
письме Щегловитову, сколько на стремлении ограничить полити-
ческую активность местной интеллигенции. С Дудыкевичем вел
переговоры чиновник дипломатической канцелярии МИД при
Ставке Верховного главнокомандующего Олферев. О результатах
Олферев сообщал в письме к М.Ф.Шиллингу, который тогда од-
новременно занимал в МИДе пост советника первого Политичес-
кого отдела и директора Канцелярии министра, от 7 ноября 1914 г.
Он писал, что после намеков Дудыкевичу о возможности назначе-
ния его на пост председателя Высшего суда, у него сложилось впе-
чатление, что «Дудыкевич совсем не прочь быть генералом, но все
же опасается высказаться определенно, так как боится расстаться
142
со своим независимым положением общественного деятеля, про-
меняв его на пост, пусть высшего, но государственного чиновника.
И, может быть предчувствует, - писал Олферев, - что русские
власти намереваются локализовать его деятельность»06.
План Министерства иностранных дел, долженствующий
убить сразу двух зайцев: начать преобразование австрийских су-
дов и ослабить политическую деятельность Дудыкевича не был
поддержан министром юстиции И.Г.Щегловитовым. На предло-
жения Сазонова он ответил, что до присоединения Галиции к
Российской империи преждевременны какие-либо преобразова-
ния судебной системы уже потому, что вмешательство русской
власти в деятельность австрийских судов может вызвать недов-
ольство местного населения. По поводу кандидатуры Дудыкеви-
ча Щегловитов просто промолчал, упомянул лишь о том, что не
знает его лично69. Правда несколько позднее по поводу кандида-
туры Дудыкевича Щегловитов высказался более откровенно, за-
метив, что по соображениям принципиального и делового харак-
тера меньше всего хотел бы видеть во главе высшего суда в
Галиции представителя адвокатуры и местного политического
деятеля.
На этом попытки преобразования австрийской судебной сис-
темы в Галиции не кончились. Существование на оккупирован-
ной русскими войсками территории австрийского суда хотя по-
лностью соответствовало действовавшим нормам международ-
ного права и решениям мирной конференции в Гааге, не давало
покоя русской военной и гражданской администрации. Кампа-
нию за преобразование австрийских судов в Галиции в конце
октября 1914 г. начал начальник Штаба Верховного главноко-
мандующего Н.Н.Янушкевич. 29 октября 1914 г. он представил
председателю Совета министров И.Л.Горемыкину записку о про-
блемах, связанных с сохранением австрийских судебных учреж-
дений в Галиции. По мнению Янушкевича, сохранение австрий-
ских судов создало ряд весьма тревожных для русской госуда-
рственной власти ситуаций. Во-первых, среди судейских чинов
преобладают лица еврейской, немецкой и венгерской националь-
ностей, которые неприязненно настроены по отношению к Рос-
сии. Во-вторых, судопроизводство ведется на языках, признан-
ных австрийским законодательством - польском, немецком и
местных наречиях (для сношений с просителями). В-третьих, ко-
личество австрийских судебных чиновников чрезвычайно вели-
ко. Поскольку русское правительство намерено выплачивать им
жалованье, российской казне предстоит весьма крупный рас-
ход - 47 тыс. руб. ежемесячно. В связи с этим Янушкевич писал
143
Горемыкину, что, прежде чем материально поддерживать
австрийских чиновников, «необходимо увериться в том, что
оплачиваемые русскими деньгами судебные чины, если не преда-
ны нашей государственности, то во всяком случае не являются
носителями враждебных ей идей»70. Необходимость реорганиза-
ции судебных учреждений, по мнению Янушкевича, обусловли-
валась необходимостью обеспечить русскому языку в жизни
края «подобающее положение». Позицию Янушкевича в вопросе
о галицийских судах полностью разделял великий князь Нико-
лай Николаевич, считавший, что в качестве первого шага в пре-
образовании австрийского судебного ведомства в Восточной Га-
лиции необходимо установить там русский прокурорский над-
зор71. Записка Янушкевича была передана И.Г.Щегловитову, ко-
торый вновь высказался за необходимость воздержаться от ре-
формирования суда до окончательного присоединения к Россий-
ской империи Восточной Галиции и Буковины. Щегловитов
уступил лишь в одном: он согласился с необходимостью отправ-
ки в Галицию русского представителя прокурорского надзора72.
В качестве возможной кандидатуры он назвал прокурора Вар-
шавской судебной палаты действительного статского советника
Гессе. Активизация деятельности русской администрации в Га-
лиции к зиме 1914 - 1915 гг. привели к тому, что снова был по-
ставлен вопрос о суде. Из Ставки от Щегловитова требовали кон-
кретной программы организации галицийских судов. Высоко-
квалифицированный юрист, каким был тогдашний министр юс-
тиции, смотрел на проблемы, связанные с судебной системой Га-
лиции совсем не так, как видели этот вопрос в Ставке или в окру-
жении генерал-губернатора Бобринского. Там наличие австрий-
ского суда в Восточной Галиции и его преобразование
представлялись проблемой сугубо политического порядка. Став-
ку беспокоила лояльность австрийских чиновников, достои-
нство русского языка и т.д. Щегловитова же больше волновало
то, что реформируя галицийские суды нужно будет многое изме-
нить, ввести новый порядок судопроизводства. И, главное, что по
мнению Щегловитова, представляло задачу колоссальной слож-
ности, придется затронуть законодательство. Сложность задачи
определялась уже тем обстоятельством, что между русским и
австрийским уголовным и гражданским кодексами имелись
весьма существенные различия.
Для обсуждения вопросов по переустройству судов в Галиции
было образовано межведомственное совещание под председа-
тельством товарища министра внутренних дел И.М.Золотарева.
Параллельно в Галицию была командирована группа чиновников
144
судебного ведомства для ознакомления с ситуацией на месте73. Но
темпы Министерства юстиции не устраивали Ставку. Поэтому
27 января 1915 г. Янушкевич обратился непосредственно к Щег-
ловитову с программой неотложных мероприятий по преобразо-
ванию судов в Галиции. Янушкевич предлагал:
— организовать надзор за деятельностью австрийских судов в
Галиции;
— устранить из судебных учреждений лиц, враждебно относя-
щихся к русской государственной власти;
— по мере возможности, чтобы сократить расходы казны,
уменьшить чрезмерное число судебных чинов в Галиции;
— обеспечить русскому языку «подобающее положение», т.е.
ввести его в деятельность судебных учреждений наряду с другими
местными языками74.
Галицийская администрация и начальник Штаба Верховного
главнокомандующего отмечали, что судебная система в Восточ-
ной Галиции должна строится и функционировать на тех же при-
нципах, что и другие сферы жизни - господство русского языка и
введение русских законов. Но, оценивая реальную ситуацию,
Н.Н.Янушкевич в письме к ИЛ.Горемыкину осенью 1914 г. отме-
чал, что в Галиции сохранились и действуют австрийские судеб-
ные учреждения, где идет судопроизводство на польском языке по
австрийским государственным законам и русифицировать их не
представляется возможным. Поэтому Янушкевич просил Совет
министров организовать над деятельностью австрийских судов
контроль по типу прокурорского надзора из числа российских чи-
новников, служащих по Министерству юстиции.
Решение, урегулировавшее отношения русских властей в Га-
лиции и австрийских судебных учреждений было предложено
министром юстиции И.Г.Щегловитовым. Он исходил из того,
что решение вопроса о введении в Галиции русских судебных
установлений должно основываться на принципах международ-
ного права, согласно которым «занятие войсками неприяте-
льской территории, имеет своим последствием только времен-
ную замену правомерно существовавшей государственной
власти.., до тех пор, пока окончательное приобретение завоеван-
ной территории не закреплено международным соглашением»75.
Отметим, что Щегловитов был одним из немногих государствен-
ных чиновников, первым заговорившим о соблюдении в отноше-
нии к Галиции норм международного права и необходимости
международного соглашения по этому поводу, не видя в факте
вступления русских войск на австро-венгерскую территорию
оснований для введения там русской государственно-правовой
145
системы. Щегловитов предложил придерживаться в судоустрой-
стве и судопроизводстве Галиции следующих принципов (при
сохранении австрийских судебных учреждений):
— «выносить судебные решения не от имени австрийской вер-
ховной власти, а “во имя закона”;
— заменять чинов судебного ведомства в Галиции лицами, пред-
анными идее объединения местных славян под русским владычес-
твом;
— предоставить русскому языку в судах права равные с по-
льским»76. и сократить штаты судебных учреждений.
При этом Щегловитов снова высказался против отправки в Га-
лицию представителей российской прокуратуры. Он считал, что
при продолжающемся действии австрийских законов русские чи-
новники, не зная австрийского законодательства, оказались бы
там в ложном положении и были бы практически бесполезны.
Позднее, решение русских властей о сохранении в Восточной
Галиции австрийской судебной системы генерал-губернатором
Бобринским в интервью корреспонденту газеты «День» в апреле
1915 г. прокомментировал следующим образом: «Я поставил себе
в качестве военного генерал-губернатора в Галиции задачи вся-
кого рода: в мою обязанность входит обеспечение наших войск в
пределах вверенного мне генерал-губернаторства... и, кроме того,
я должен сохранить в крае спокойствие и порядок. Руководству-
ясь этими соображениями, я поставил своей задачей сохранение
в крае тех австрийских установлений, которые могут продолжать
свою деятельность без ущерба для наших интересов»77.
Предложения Щегловитова были приняты Горемыкиным и
Янушкевичем, одобрены великим князем Николаем Николаеви-
чем. Но замечания вызвал вопрос о языке. Щегловитову было ука-
зано, что под русским языком в Галиции подразумевается вовсе не
русский, а «русинский», т.е. «тот искусственный жаргон, который
создан австрийским правительством»78 и поэтому вопрос о языке
в судебных учреждениях нужно решать более радикально, в духе
задач русской государственности.
В феврале 1915 г. был издан проект обязательного постановле-
ния для местных судебных установлений занятых русскими вой-
сками частей Галиции, а 24 февраля 1915 г. окончательный вари-
ант постановления79. Согласно этому документу высший контроль
по наблюдению за работой судебной системы в Галиции возлагал-
ся на особое должностное лицо. Признавалась правомочность дей-
ствия австрийского законодательства и принципов судопроизво-
дства, правда при этом указывалось, что решения должны выно-
ситься не от имени австрийской верховной власти, а «во имя
146
закона». Постановлением был определен новый порядок судопро-
изводства с учетом того, что высший кассационный суд в Вене и
австрийское Министерство юстиции исключались из числа ин-
станций, чья компетенция распространялась на судебные учреж-
дения Галиции. Судебным языком признавался русский и «мес-
тные его поднаречия». «Поднаречиями» были названы гуцульское
и лемковское наречия, которые признавались менее враждебными
русской государственности и не связанными с «мазепинством».
Но поскольку это не было оговорено в официальных документах, то
в число «поднаречий» негласно включался украинский язык, кото-
рый был признан австрийским изобретением, так как изгнать его из
массового употребления одним росчерком пера оказалось невоз-
можным. По поводу термина «поднаречие» в газете «День» был
опубликован фельетон под названием «Зауряд-наречие»80. Автор
писал: «Поднаречие это даже меньше, чем наречие. Какой-то со-
всем незначительный чин, нечто вроде титулярного советника в
иерархии чинов и наречий. ...Поднаречие обязано вытягиваться
перед языком во фронт и козырять ему при встрече...»81. О по-
льском языке в постановлении было сказано, что «временно до-
пускается употребление и польского языка»82. Это обстоятельство
было весьма существенным для местного населения.
До начала Первой мировой войны суды Галиции относились к
категории имперских учреждений, но при этом в делопроизво-
дстве судов, как и во всех областных учреждениях, немецкий язык
использовался лишь в переписке с высшими имперскими учреж-
дениями, а внутреннее делопроизводство и судебный процесс ве-
лись на польском. Положение польского языка в судебной системе
Галиции безусловно обеспечивало господство поляков в этой сфе-
ре государственной деятельности. Поэтому, когда было опублико-
вано постановление военного генерал-губернатора Галиции «О
местных судебных установлениях в занятых русскими войсками
областях Галиции», оно произвело колоссальное впечатление на
польское население. Правда, внешнее недовольство поляков по-
чти никак не проявилось, в польской печати не было опубликова-
но никаких материалов по этому поводу. Но скрытое недов-
ольство поляков было велико. Настроения этой части населения
Галиции подробно описал исполняющий должность чиновника
для ведения дипломатической переписки при военном генерал-гу-
бернаторе Галиции И.Сукин. В его письме М.Ф.Шиллингу от
31 марта 1915 г. говорилось: «Упомянутое постановление резко
поразило и озадачило все те круги польского общества, которые
будучи расположены к совместной работе с русской властью в
деле успокоения и примирения польского населения с русским
147
завоеванием, строили свои политические расчеты на полной уве-
ренности в том, что за поляками Западной Галиции будут сохране-
ны те права, которыми они обладали при австрийском режиме.
Отсутствие в новом постановлении по устройству судов указания,
что оно распространяется лишь на Восточную Галицию и смеше-
ние таким образом обеих областей под одним общим судебным ре-
жимом, представляется этой категории поляков прямым несоот-
ветствием с положениями вступительной программной речи воен-
ного генерал-губернатора... В самом содержании настоящего
распоряжения о судах особенно поразил поляков пункт, согласно
которому судебным языком признается “язык русский, его подна-
речия” и лишь “временно допускается употребление польского
языка”. Намечаемое таким образом устранение в будущем по-
льского языка является, по мнению поляков, в отношении судов
Западной Галиции нарушением той свободы языка, которую они
считают дарованной им словами воззвания Верховного главноко-
мандующего»83.
Сообщение И.Сукина подтверждалось донесениями русских
послов. В мае 1915 г. российский посол в Лондоне Бенкендорф
сообщал С.Д.Сазонову: «Мне известно из серьезного источника,
что суровые меры нашей администрации во Львове становятся
все круче и грозят вызвать среди поляков недовольство... Эта
критика касается главным образом чиновников, присланных из
России, деятельность которых становится все более нетерпимой
и придирчивой... Представляется очевидным, что даже кажущее-
ся противоречие между провозглашенными политическими при-
нципами и применением их на месте может повлечь за собой
лишь предоставление симпатизирующим еще Австрии и герман-
ской политике польским элементам самого действительного ору-
жия»84.
Значение, которое местная русская администрация придавала
языку как средству объединительной политики, средству, которое
может быть более действенным, чем административные преобра-
зования, трудно переоценить. Организационная сторона судопро-
изводства практически не вызвала споров и принципиальных раз-
ногласий. Позиция Щегловитова, считавшего невозможным ре-
формировать австрийскую судебную систему в военных условиях,
в целом была признана верной. Но вопрос о языке судопроизвод-
ства рассматривался уже не как частная проблема организации
суда в Восточной Галиции, но как вопрос политический, показы-
вающий, в чьих руках сосредоточена реальная власть в крае.
Попытки реформирования суда в Галиции во многом остались
на бумаге, вызвав глухое недовольство польского населения,
148
увидевшего в предстоящей реорганизации судов признаки обру-
сительной политики. Реально на территории Галиции в 1914 -
1915 гг. из австрийских судов действовали суды всех уровней
только во Львове и Тарнопольской губернии. Поэтому функцию
дознания на местах выполняли административные учреждения, а
вынесение приговоров было возложено на судный отдел штаба ге-
нерал-губернаторства и военный суд XII армейского корпуса. Эти
структуры физически не могли решить ту массу дел, которые к
ним направлялись с мест. В январе 1915 г. был образован воен-
но-окружной суд. В нем должны были рассматриваться дела по
преступлениям, совершенным в местностях, где не действовали
австрийские суды, а также все без исключения дела, где потерпев-
шими были российские подданные или подданные союзных госу-
дарств, а также преступления против русской государственной
власти85. Этот суд оказался перегружен массой дел. Связано это
было, в первую очередь, с бездействием большинства австрийских
судов, поскольку уровень преступности в крае в целом остался
прежним. Фактически в 1914 — 1915 гг. проблема судоустройства
и судопроизводства в Галиции распадалась на две части: разработ-
ка проектов организации судебных учреждений для решения гло-
бальных политических задач и поддержание порядка в тылу рус-
ской армии.
Распространение русского языка как средства объединения
Восточной Галиции с Российской империей затронуло не только
судебную сферу, но и народное образование на всех уровнях.
27 сентября 1914 г. был опубликован циркуляр генерал-губер-
натора Г.А. Бобринского губернаторам Галиции, содержащий пе-
речень основных мероприятий, проведение которых на указанной
территории считалось необходимым... В их числе - русификация
среднего образования, прекращение деятельности общественных
организаций, контроль за действиями русского православного ду-
ховенства, чтобы не допустить насильственного обращения в пра-
вославие местного населения86.
Появлению циркуляра 27 сентября 1914 г. предшествовали два
документа. Во-первых, записка члена Государственной Думы
Д.Н.Чихачева «По учебному делу в Восточной Галиции и Букови-
не»87 на имя генерал-губернатора Г. А. Бобринского. В ней говори-
лось: «Имея в виду... существование глубоко враждебной России
школы с преподаванием на польском, немецком и на искусственно
созданном украинском жаргоне и задаваясь целью создания рус-
ской государственной властью в этом крае в ближайшие годы ис-
ключительно русской школы, низшей, средней и высшей, позво-
ляю себе предложить...
149
— университеты и другие высшие учебные заведения закрыть
на неопределенное время;
— немедленное устройство курсов русского языка для учите-
лей Восточной Галиции и Буковины в крупнейших местных цен-
трах и ввести с 1 января во всех учебных заведениях края препода-
вание русского языках как обязательного предмета;
— принять всесторонние меры для ознакомления с русским ли-
тературным языком, история и географией России и русской ли-
тературой учебного персонала и учащихся;
— обещать особые награды и благодарность русских властей
тем заведующим учебными заведениями, которые введут препода-
вание русской истории, географии, литературы в нынешнем учеб-
ном году и сумеют достигнуть хороших результатов;
— временно допустить в средней и низшей школе преподавание
на тех языках, на которых велось до сих пор, а также и на малорус-
ском наречии, с тем однако, чтобы фонетическое правописание за-
менено было русским, ас1916г. - преподавание вести исключи-
тельно на русском языке, допуская местные языки и наречия лишь
при первом объяснении с учащимися»88.
Помимо разработки положений по организации образования в
Восточной Галиции в первой половине сентября 1914 г. Д.Н.Чиха-
чев предпринял ряд практических шагов для реализации своей
концепции и начал готовить почву для устройства русских школ в
Восточной Галиции. Для этого Чихачев встретился в Киеве с по-
печителем киевского учебного округа А.Н.Деревецким. Послед-
ний предложил управляющему канцелярии В.Т.Иванову и дирек-
тору народных училищ Киевской губернии Б.В.Плескому разра-
ботать под руководством Чихачева положение о временном адми-
нистративном устройстве учебной части в Галиции, а также план и
программу курсов для подготовки учителей русского языка в Га-
лиции89.
Взгляды Чихачева разделял гр. В.А.Бобринский, который в сво-
ей записке «О языке в Галиции и Буковине» отметил: «Теперь, ког-
да Червонная Русь стала частью российской державы, искусствен-
ные успехи “украинской мовы” и фонетики должны рухнуть... В
начальных школах должен преподаваться наш русский литератур-
ный язык, но при обучении следует пользоваться и местными под-
наречиями. В гимназиях же и высших учебных заведениях, конечно
может иметь место только наш литературный язык»90.
Активными сторонниками введения русского языка на терри-
тории Восточной Галиции осенью 1914 г. выступили местные ру-
софильски настроенные общественные деятели. Один из лидеров
Русского народного совета Прикарпатской Руси Ю.Яворский
150
22 сентября 1914 г. опубликовал статью91 о будущем Галиции, в
которой, по его мнению «... прежде всего должна бы победно вос-
прянуть в ней... прекрасная и свободная, великая и могучая цар-
ственная русская речь! Во всех областях и проявлениях ее общес-
твенной и государственной жизни, в школах и канцеляриях, в
собраниях и печати, в надписях, объявлениях, речах... В исконно
русском крае... не должно быть другой публичной, общественной и
государственной речи, кроме единственной, победной, хозяйской
речи - русской»92. Ему вторил известный общественный деятель
С.Ю.Бендасюк: «Русской должна быть наша школа в полном сво-
ем составе, т.е. начиная с народных и кончая высшим учебными за-
ведениями»93.
Настойчивые требования к введению русского языка и русской
школы местные русофилы стремились представить как отражение
потребностей всего населения Восточной Галиции. Кроме того,
влияние националистически настроенных членов Государствен-
ной Думы на позицию генерал-губернатора Бобринского было
весьма велико. Видимо поэтому, в итоге пункт циркуляра 27 сен-
тября 1914 г. «О школах и обществах» предусматривал закрытие
всех средних, низших и высших учебных заведений, а вопрос о
возобновлении занятий был поставлен в прямую зависимость от
степени благонадежности учителей и уровня владения ими рус-
ским языком.
Отметим, что на территории Восточной Галиции находилось
значительное количество австрийских казенных учебных заведе-
ний, которые предполагалось полностью ликвидировать в крат-
чайшие сроки, а также школы с преподаванием на польском, не-
мецком и украинском языках Эти школы также были признаны
«глубоко враждебными России» и закрыты94. Фактическое за-
крытие всех учебных заведений на территории Восточной Гали-
ции вызвало недовольство местного населения, ряда членов Го-
сударственной Думы и Государственного Совета. 9 октября
1914 г. группа польских депутатов Думы и Государственного Со-
вета направила Бобринскому записку о положении в Галиции, в
которой отмечалось, что если ранее жителям последней казалось,
что под властью России им жилось бы лучше, «то настоящие дей-
ствия гражданской администрации, в частности, в области на-
родного образования, заставляют от этого мнения отказаться»95.
Аналогичную позицию заняли депутаты М.А.Стахович,
Н.Н.Львов, Н.А.Хомяков. В своем письме Г.А.Бобринскому, они
отмечали, что создается впечатление, что введение в Галиции
русского строя начинается с немедленной борьбы с польской
школой и польским языком на всей территории Восточной
151
Галиции96. Под воздействием общественного мнения и общепра-
вительственного курса в польском вопросе гражданская адми-
нистрация в Галиции скорректировала свою позицию.
25 ноября 1914 г. было утверждено приказом Верховного глав-
нокомандующего Временное положение о надзоре за учебной час-
тью Галиции. Им вводился штат дирекции и инспекции народных
училищ для контроля за средними и низшими учебными заведе-
ниями97. С 1 января 1915 г. во Львове и Галиции Бобринский раз-
решил открыть несколько частных русских и польских средних и
низших школ. При этом открытие польских школ было разрешено
при условии преподавания русского языка 5 часов в неделю,
утверждения генерал-губернатором состава преподавателей и ис-
пользования учебников по истории, географии, польскому языку
и польской литературе, одобренных Министерством народного
просвещения Российской империи98. С сентября 1914 г. в низших
и средних школах Галиции началось преподавание русского язы-
ка99, а к весне 1915 г. Г. А. Бобринский пришел к выводу о необходи-
мости введения в Галиции русской школы для «осуществления
мероприятий в области школы, направленных к духовному сбли-
жению галицкого народа с русским»100.
Проект организации русской школы в Галиции был разработан
дирекцией народных училищ в марте 1915 г. Дирекция признала
своевременным приступить к введению в Галиции всеобщего на-
родного образования. Предполагалось в течение 5 лет открыть в
Галиции 9 тыс. народных школ, открывая ежегодно 1800 школ. Ре-
форма должна была затронуть не только начальное образование.
Помимо народных школ признавалось необходимым открытие
70 высших народных училищ, около 60 курсов при этих училищах,
а также 25 мужских и 25 женских гимназий. Кроме этого особое
внимание должно было быть уделено подготовке преподавате-
льских кадров. Для этого планировалось открытие 10 учительских
семинарий и двух институтов101.
Кадры русскоязычных учителей начали готовить уже зимой
1914 - 1915 г. на краткосрочных курсах русского языка. Во Льво-
ве, Самборе, Тернополе, Станиславове были открыты двухмесяч-
ные курсы, на которые принимались лица, занимающиеся педаго-
гической деятельностью и знакомые с русским языком102. В
программу занятий на курсах были включены: обучение русскому
языку, изучение русской истории, литературы, истории русской
культуры. На курсы было зачислено 350 человек. Опыт работы
курсов к весне 1915 г. русские власти сочли успешным и в марте
1915 г. были разработаны планы открытия новых курсов, на кото-
рые предполагалось принять около 600 человек. Полностью эти
152
планы реализовать не удалось, но в начале мая 1915 г. были откры-
ты русские правительственные педагогические курсы в Бродах и
Жолкве103. Помимо правительственных курсов на территории
Восточной Галиции аналогичные курсы активно организовывали
местные общественные деятели. Так, народно-просветительное
общество им. М.Качковского с 1 мая 1915 г. открыло общедоступ-
ные бесплатные четырехмесячные курсы русского языка, истории
и географии России104.
Мероприятия по скорейшему введению в Галиции русской
школы были поддержаны Министерством народного просвеще-
ния и Петроградской городской думой, которые субсидировали
курсы по подготовке «русскоязычных» учителей-галичан, откры-
тые галицко-русским обществом в Петрограде. 23 января 1915 г.
Совет министров по ходатайству Галицко-русского общества пе-
ред Министерством народного просвещения об отпуске из воен-
ного кредита 35 тыс. руб. выделил требуемую сумму на содержа-
ние в Петрограде при женской гимназии М.А.Лохвицкой-Скалон
бесплатных временных курсов для 150 учительниц-галичанок. На
курсах слушательницы должны были ознакомиться с русской ли-
тературой, историей и географией105. 7500 руб. на организацию
курсов было выделено также Петроградской городской думой106.
Распространению русского языка в Галиции должна была слу-
жить и цензурная политика. 23 сентября 1914 г. в газете «Прикар-
патская Русь» было опубликовано постановление за подписью во-
енного генерал-губернатора Галиции Г.А.Бобринского о цензуре.
В основном постановление повторяло принципы цензурной поли-
тики, принятые в Российской империи для местностей, находя-
щихся на военном положении. Кроме того, постановлением запре-
щалась продажа книг на русском языке и «малорусском наречии,
изданных не в пределах Российской империи»107.
В Восточной Галиции насчитывалось несколько местных го-
воров. Губернатор Бобринский дал разрешение издавать газеты
на 4-х местных наречиях (помимо польских и русских изданий),
но категорически запретил издание газет на украинском, как язы-
ке «казенном, австрийском и изобретении мазепинцев»108, не
считаясь с тем, что на украинском читало и говорило больши-
нство населения Восточной Галиции. Это решение вызвало воз-
ражения со стороны части чинов Штаба Верховного главноко-
мандующего и И.Л.Горемыкина. Последний отмечал, что не
видит особой опасности для русских государственных интересов
в употреблении украинского языка в Галиции при «неуклонном
наблюдении за тем, чтобы местная пресса способствовала насаж-
дению начал русской государственности»109. Под местной прес-
153
сой, насаждающей начала русской государственности, И.Л.Горе-
мыкин подразумевал газету «Прикарпатская Русь», о которой
следует сказать особо.
Еще 14 августа 1914 г. Совет министров обсуждал вопрос о рас-
пространении в нейтральных государствах «истинных и благоп-
риятных» сведения о России и действиях русской армии. Одним
из решений, принятых по этому вопросу, было решение о коман-
дировании в распоряжение генерал-адъютанта Иванова коллеж-
ского асессора Олферева, которому было поручено возобновить
издание газеты «Прикарпатская Русь» для распространения среди
галицийского населения сведений в желательном для России
освещении110. Совет министров решил ежемесячно выделять на
издание газеты 5 тыс. рублей. Примечательно, что с момента обра-
зование военного генерал-губернаторства в Галиции газета «При-
карпатская Русь» (при сохранении прежних источников финанси-
рования) стала выходить от имени Русского народного совета во
Львове - общественной организации местной интеллигенции
прорусской ориентации, деятельность которой была разрешена
местными властями.
Косвенное влияние на ограничение в употреблении украинско-
го языка оказывало распоряжение штаба военного генерал-губер-
натора от 23 октября 1914 г. Населению сообщалось, что военная
цензура будет рассматривать частную корреспонденцию только
на русском, польском, чешском, румынском, французском, ан-
глийском и немецком языках. Письма и телеграммы на «прочих
языках и наречиях» подлежали уничтожению111.
Стремление части общественных деятелей Галиции к распрос-
транению русского языка на этой территории затронуло не только
образование. При Русском народном совете Прикарпатской Руси
была создана географическая комиссия, которая занялась вопро-
сом о восстановлении древних исторических русских названий
местностей и городов там, где они были заменены польскими, вен-
герскими, румынскими и немецкими.
Как уже было сказано выше, в конце августа 1914 г. начальник
Штаба Верховного главнокомандующего генерал Н.Н.Янушкевич
обратился с письмом к председателю Совета министров И.Л.Горе-
мыкину. В самом начале письма он говорил о том, что война пред-
ставляет идеальные возможности для проведения практически
любых мер, проведение которых в мирных условиях может быть
затруднено112. Судя по всему, члены Совета министров и его пред-
седатель И.Л.Горемыкин не разделяли мнения Янушкевича о том,
что необходимо срочно сформулировать программу правитель-
ственных мероприятий в Галиции.
154
Российское правительство заинтересовало, в первую очередь,
австрийское казенное имущество. После вступления русских
войск на государственную территорию Австро-Венгрии это иму-
щество по праву войны могло быть использовано на нужды Рос-
сийской империи. К числу австрийских казенных имуществ отно-
сились: крупнейший для того времени нефтеперерабатывающий
завод в Дрогобыче и казенные леса и соляные месторождения. Для
изучения вопроса об их эксплуатации в Галицию были команди-
рованы чиновники Министерства финансов и Главного управле-
ния землеустройством и земледелием.
Помимо организации использования имущества австрийской
казны, русским властям предстояло определить основные направ-
ления экономической политики в крае. Перспектива присоедине-
ния Восточной Галиции к Российской империи заставляла заду-
маться о серьезнейших проблемах экономического развития этой
территории. Для изучения экономики края в целом была создана
междуведомственная комиссия для обследования финансово-эко-
номического состояния Галиции.
Осенью 1914 г. также была предпринята попытка организовать
налогообложение населения Галиции. Но уже в октябре 1914 г.
было очевидно, что мирные жители разорены войной. «Во всем
крае торгово-промышленная жизнь затихла, фабрики и заводы
приостановили свою деятельности, значительные капиталы были
вывезены банками и имущей частью населения в глубь Австрии. В
более крупных населенных пунктах скопилось значительное ко-
личество лиц, существование которых поддерживается только
благотворительной помощью», - говорилось в отчете генерал-гу-
бернатора Бобринского113. В целом, попытки организации эконо-
мической жизни края носили весьма фрагментарный характер,
сводились к удовлетворению насущных нужд как военных, так и
местного населения и каких-либо осязаемых прибылей россий-
ской казне не принесли.
Бедственное положение большей части населения Восточной
Галиции привело к тому, что русские власти не только не смогли
обеспечить какие-либо реальные прибыли для российской казны,
но и оказались перед необходимостью организовать помощь мир-
ным жителям.
* ♦ ♦
Буковина представляла собой историческую область, располо-
женную в отрогах Карпатских гор. С 1849 г. Буковина являлась
герцогством в составе Австрии (с 1867 г. - Австро-Венгрии), со
столицей в г.Черновцы. Вскоре после начала военных действий на
территории Австро-Венгрии фронт переместился в глубь Галиции
155
и Буковина оказалась отрезанной от главных сил австрийцев. В
августе — сентябре 1914 г. русские войска заняли северо-восточ-
ную часть Буковины и г.Черновцы.
Осенью 1914 г. оборону края взяла на себя жандармерия и доб-
ровольческие батальоны, созданные из местных жителей. Органи-
зацией отрядов занимался начальник краевой жандармерии
Э.Фишер. Это явление получило в австрийской историографии
название «малой войны». При поддержке населения австрийские
силы сопротивлялись российским войскам вплоть до конца 1914 г.
Численный состав участников «малой войны» возрастал. В октяб-
ре Фишер имел уже 9 батальонов (8 тыс. человек), 150 сабель,
10 орудий. Сопротивление русским австрийцы поддерживали так-
же репрессивными мерами. Лиц, которые вступали в контакт с
русскими выявляли и предавали военно-полевым судам.
Буковина в большей степени, чем Восточная Галиция, отлича-
лась разнообразным национальным составом населения. На ее
территории проживали евреи, румыны, венгры, украинцы, рус-
ские. Преобладающей религией было православие. Буковинскую
православную церковь возглавлял митрополит Владимир Репта,
находившийся в юрисдикции Константинопольского патриарха-
та. Это обстоятельство позволяло российской администрации
надеяться на успех в организации русского гражданского управле-
ния. Осенью 1914 г. чиновники МИД, командированные в Буко-
вину, отмечали: «Здесь чувствуется новое звено между нами и
ими, особенно в разговоре со священниками. Здесь особенно под-
черкивается освободительный характер войны, хотя население
еще не уверено вполне в прочности нашего завоевания и боится
высказываться»114. Но надежды на доброжелательное отношение
местного населения к русской власти в целом не оправдались.
Сразу же были предприняты попытки организации в Буковине
русского гражданского управления. Но реально это было практи-
чески невозможно, т.к. на территории Буковины шли военные
действия. Несмотря на это черновицкий губернатор С.Д.Евреинов
предпринял попытки организации там русского гражданского
управления. Он распустил городскую управу и выслал в Россию
ее председателя Вейсельберга, еврея по национальности. Евреи-
нов назначил новую управу и нового городского голову. Город-
ским головой стал известный румынский общественных деятель
Боканча. Этот выбор был неслучаен. Вопрос о вступлении в войну
Румынии оставался открытым. Последняя была заинтересована в
приобретении южной Буковины, населенной преимущественно
румынам. Определенное поощрение румын в Буковине должно
было демонстрировать дружеские чувства царского правительства
156
к Румынии. Представитель МИД в Буковине Муравьев предлагал
использовать заинтересованность Румынии в буковинской терри-
тории. Он считал, что в случае ухода российских войск с террито-
рии, населенной румынами, необходимо обеспечить передачу
власти румынским органам. Это обстоятельство, по мнению Му-
равьева, поставило бы в весьма затруднительное положение
австрийцев, т.к. им пришлось бы подавлять фактически осуще-
ствленную независимость буковинских румын115. Православное
духовенство Буковины весьма настороженно отнеслось к россий-
ской администрации. Среди причин такого отношения была, по
видимому, чрезмерная заинтересованность российских ведомств
церковным имуществом, которое было весьма значительным и со-
ставляло Фонд православной буковинской церкви116.
В октябре 1914 г. русские войска оставили занятую территорию
Буковины. Население с энтузиазмом приветствовало австрийские
войска. Когда австрийцы вынуждены были вновь отступить, мит-
рополит перенес свою резиденцию в Дорка Ватра, т.е. на австрий-
скую территорию. Отъезд митрополита представлял собой ловкий
маневр. Он не покинул своей епархии и остался, находясь на
австрийской территории, митрополитом всей православной Буко-
вины. Выезд митрополита приветствовали все австрийские газе-
ты. После вторичного занятия Буковины отношение к местному
населению стало более жестким. Но в целом в силу военных обсто-
ятельств политика в Буковине существенно отличалась от поли-
тики в Восточной Галиции. В идеале предполагалось проведение
там курса аналогичного галицийскому. Но обстановка мешала
этому. Реальная власть сосредоточилась в руках военных. Времен-
ное военного генерал-губернаторство создано не было. Политика в
Буковине практически полностью зависела от политики в отно-
шении Румынии. Контроль над Буковиной представлялся важ-
ным именно для поддержки российского влияния в Бухаресте.
2. ГАЛИЦКОЕ ВОЕННОЕ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРСТВО
И КОМАНДОВАНИЕ ЮГО-ЗАПАДНОГО ФРОНТА В 1916 г.
Во время эвакуации русских учреждений из Восточной Галиции
в 1915 г. штат временного военного генерал-губернаторства вместе
с генерал-губернатором Г.А. Бобринским выехал в Киев. Формаль-
но аппарат генерал-губернаторства не был расформирован и про-
должал работать в Киеве до своей ликвидации 21 августа 1915 г.
приказом Верховного главнокомандующего. Но, несмотря на это,
вопрос об управлении Восточной Галицией окончательно снят не
был. Г. А.Бобринский предложил создать комиссию для разработки
157
нового положения управления Галицией, в котором предполага-
лось учесть допущенные ошибки. Разрешение было получено117.
Положение об управлении оккупированными областями
Австро-Венгрии, утвержденное в августе 1914 г., вызывало много-
численные нарекания еще в 1914 - 1915 гг. Недовольство органи-
зационной схемой управления Восточной Галицией усугублялось
многочисленными просчетами местной гражданской и военной
администрации. Самые явные ошибки предшествующего периода:
низкий образовательный и моральный уровень местных чиновни-
ков, реформаторские мероприятия в образовании и вероисповеда-
нии - заставляли задуматься о необходимости более оптимальной
организации галицийского управления. Этот вопрос и начал раз-
рабатываться 1915 г., после отступления русских войск из Гали-
ции. В ноябре 1915 г. была создана комиссия, в которую вошли
служащие военного генерал-губернаторства, представители дип-
ломатической канцелярии при Ставке, несколько общественных
деятелей.
Работа комиссии, предстоящие изменения принципов управле-
ния Восточной Галиции в случае вторичного вступления русских
войск на ее территорию привлекли внимание государственных и
общественных деятелей как в Российской империи, так и за ее
пределами. Основное внимание было сосредоточено на изучении
многочисленных ошибок, сделанных в Галиции в 1914 - 1915 гг.
Очевидные недостатки в организации гражданского управления, в
деятельности администрации, кадровой политике заставляли за-
думаться о том, какие изменения нужно внести для того, чтобы из-
бежать подобных ошибок в будущем. Особенно были обеспокоены
польские общественные деятели, которых чрезвычайно волновал
будущий курс российского правительства в отношении Восточ-
ной Галиции.
Среди многочисленных ошибок русской администрации по-
льский общественный деятель С.Ф.Грабский отмечал: отсутствие
единства в управлении, которое выражалось, во-первых, в том, что
каждый начальник уезда вел свою личную политику - «один из
них проводил на деле основную мысль освободительной войны,
другие же вели политику завоевателей», во-вторых, единство
управления нарушалось вследствие недостаточной свободы дей-
ствий и полномочий генерал-губернатора и постоянного вмешат-
ельства в управление Галицией незнакомых с местными условия-
ми «центральных Петроградских властей и политических пар-
тий»118. Грабский предлагал после занятия русскими войсками Га-
лиции установить равенство двух языков - русского и польского,
в уездах со смешанным составом населения назначить польских
158
помощников начальников уездов». Очевидно, что записка Граб-
ского выражала интересы только одной части населения Галиции,
занимавшей там привилегированное положение. Но в записке
были замечания и весьма объективные как, например, об отноше-
нии российских чиновников к Галиции как русской области.
Замечания и предложения Грабского встретили резкое неприя-
тие со стороны чинов военного генерал-губернаторства, у которых
была возможность ознакомиться с ее содержанием. Г.А.Бобрин-
ский по поводу этой записки отметил, что «вслед за занятием Га-
лиции русскими войсками, русской военно-административной
власти надлежит старательно оттенять взгляд свой на Восточную
Галицию как на чисто русскую область и, не давая никаких преи-
муществ полякам, предоставить им те же права, что и местному
русскому населению»1 .
О необходимости новых принципов в организации управления
Галицией в начале 1916 г. много писала русская периодическая пе-
чать. «Мы верим, что на этот раз не будут повторены те ошибки га-
лицийского управления, которые сделаны были в 1914 - 1915 гг.
Пока длится упорная борьба, завоеванные части Австрии остают-
ся передовыми позициями. На этих позициях все внимание
русского управления должно быть сосредоточено на всемерном со-
действии продвигающимся войскам, на обеспечении и укрепле-
нии тыла. Задачи политические, национальные, просветительные
не должны сейчас отвлекать внимание вновь создаваемой влас-
ти», - писала газета «Киевлянин»120. Говоря о предстоящем введе-
нии русского управления в Восточной Галиции, «Речь» также от-
мечала необходимость изменения принципиальных основ
руководства этой территорией. «Если мы добиваемся, - писали в
газете, - укрепления дружеских чувств к России не одной только
группы единомышленников одесского союзника Дудыкевича,
если государственная точка зрения властно диктует полный отказ
от традиционной окраинной политики, если русская власть дол-
жна в силу своего положения стать выше партийных и националь-
ных группировок, то этим предопределяется совершенно иное,
чем в прошлом году, отношение к языку, церкви и культурным
учреждениям всех групп населения Галиции и Буковины»121.
Комиссией были внесены отдельные изменения в «Положение
об управлении временно оккупированными областями Австро-
Венгрии», приняты решения по вопросам о языковой и конфесси-
ональной политике в крае. Правительственным языком в Галиции
по-прежнему признавался русский, а генерал-губернатор одно-
временно с русским мог допускать употребления «местных язы-
ков, если признает это необходимым»122.
159
Несколько месяцев, вплоть до весны 1916 г. продолжали свои
работы управление галицийского генерал-губернаторства и ко-
миссия по пересмотру Положения. Но в конце февраля 1916 г. в
Ставке и Министерстве иностранных дел был поднят вопрос о
расформировании штата галицкого генерал-губернаторства. Сот-
рудники канцелярии и штаба бывшего военного генерал-губерна-
тора Галиции, подлежащих ликвидации предложили преобразо-
вать названные структуры во временный отдел по галицийским
делам при главнокомандующем армиями Юго-Западного фронта.
Необходимость подобной реорганизации обосновывалась тем, что
в случае вторичного вступления русских войск в Галицию, управ-
ление может быть поручено новым людям и вновь придется из-
учать край на месте и повторять прежние ошибки123.
Летом 1916 г. Восточная Галиция снова была занята русскими
войсками. Вторичное вступление русских войск на галицийскую
территорию в 1916 г. не было уже таким эффектным как летом -
осенью 1914 г. Уже никто не говорил о долгожданном воссоедине-
нии единого народа, о воссоединении Руси. Все стало гораздо про-
заичнее и серьезнее. Дипломатический чиновник российского
МИДа при Ставке Верховного главнокомандующего 9 июля
1916 г. писал из Бердичева: «Грустную картину представляет из
себя занятая нами часть Галиции, следы боев.., мало населе-
ния, ...кто говорит, что австрийцы увели, а кто уверяет, что просто
попрятались, но лично я думаю, что население само бежало и в ту и
в другую сторону. Настроение населения мне не понравилось. От
прежнего раболепства и, как будто бы, симпатий, никакого следа,
скорее проглядывает нечто близкое к озлоблению и сочувствию
австрийцам. Очень помогают этому сочувствию наши же инжене-
ры, особенно путей сообщения, обманывая и озлобляя население
при расчетах за позиционные работы». И заключал: «Побывав те-
перь на участках, близких к позиции, я убедился, что от прежней
Галиции (в первую оккупацию) и следа не осталось»124.
Весной 1916 г. решено было вернуться к вопросу о способах
управления временно оккупированными территориями Австро-
Венгрии. Если в 1915 г. деятельность Комиссии для разработки
нового положения управления Галицией имела довольно абстрак-
тный характер, была рассчитана на перспективу, то к весне 1916 г.
положение стало более определенным.
Бывший генерал-губернатор Галиции граф Г.А.Бобринский и
дипломатический представитель МИД Олферев в марте 1916 г.
были командированы в распоряжение главнокомандующего
Юго-Западным фронтом генерал-адъютанта А. А. Брусилова.
25 марта 1916 г. они встретились с Брусиловым, который сказал,
160
что в случае успешных действий русских войск на Юго-Западном
фронте и вторичного занятия Галиции, нельзя допустить повторе-
ния первой ошибки в отношении подчиненности генерал-губерна-
торства. Брусилов считал, что, во-первых, генерал-губернатор Га-
лиции должен быть более самостоятельным, во-вторых, подчинен
непосредственно главнокомандующему125.
Еще до этого разговора Олферев приступил к разработке об-
щих положений новой схемы управления Галицией. В своей за-
писке «О желательных изменениях, касательно порядка отноше-
ний военных властей к нуждам мирного населения в местностях,
находящихся в районе действующей армии вообще и галичан в
частности» Олферев писал, что одной из важнейших проблем в
управлении Галицией является сложность взаимоотношений во-
енных и гражданских властей. Гражданские власти, по мнению
Олферева, будучи подчинены военным властям, стеснены в своих
действиях и лишены возможности и права самостоятельно прини-
мать зачастую важные меры, исполняя исключительно требова-
ния последних. Военные власти, в свою очередь, действуют ис-
ключительно в интересах армии и интересы местного населения
оказываются на последнем месте. Олферев считал, что главноко-
мандующий армиями фронта, его начальник штаба и главный на-
чальник снабжений не в состоянии уделять должное внимание
гражданским делам. Решить проблему Олферев предлагал за счет
структурных преобразований.
Еще в 1914 г. была учреждена при главнокомандующем дол-
жность чиновника по делам гражданского управления. Реальных
прав этот чиновник не имел и должность его была чисто номи-
нальной. Олферев считал, что при главнокомандующем армиями
фронта должен быть не чиновник для делопроизводства по граж-
данским делам, а целый отдел, глава которого будет иметь реаль-
ные и довольно обширные полномочия, дающие ему возможность
по мелким вопросам непосредственно сноситься с местной граж-
данской властью и решать их на основании указаний главноко-
мандующего или главного начальника снабжений126.
Фактически Олферев планировал создание промежуточного
структурного звена между галицким военным генерал-губернато-
ром, главнокомандующим и главным начальником снабжений. Ни-
чего принципиально нового проектируемая Олферевым схема в бу-
дущее управление Галицией по сравнению с предшествующим пери-
одом не вносила. Создание еще одного промежуточного звена в
управлении не изменяло сложившуюся в 1914 - 1915 гг. систему вза-
имоотношений гражданского и военного управления Восточной Га-
лицией. Брусилов в свою очередь считал, что единственно возмож-
161
6 — 9455
ный способ организации управления Восточной Галицией, это рас-
ширение компетенции военной власти и ликвидация какого-либо
вмешательства в управление занятой территорией со стороны.
В письме главнокомандующего армиями Юго-Западного
фронта генерал-адъютанта Брусилова начальнику Штаба Верхов-
ного главнокомандующего Алексееву от 6 июня 1916 г. говори-
лось, что в «деятельности военного управления не может быть
места какой-либо другой политике, кроме единственной цели -
поддержания полного спокойствия в крае и обеспечения армиям
полной свободы действий»127 Но взгляд Брусилова, которого ин-
тересовали исключительно военные вопросы, не совпадал с пози-
цией чиновников из Министерства иностранных дел.
В МИД безусловно понимали, что основным принципом
управления завоеванными областями до окончания войны дол-
жно быть не преследование чисто политических целей, а создание
условий, облегчающих войскам выполнение их задач, в числе ко-
торых - укрепление и стабилизация тыла, но при этом настоятель-
но подчеркивали, что все равно сохраняется круг вопросов, кото-
рые уже во время войны требуют политической оценки и решений
на общегосударственном уровне. К числу таких вопросов в Ми-
нистерстве иностранных дел относили украинский и еврейский
вопросы. При этом отмечалось, что, как и прежде, «никакие по-
слабления» в борьбе с проявлениями украинофильства недопус-
тимы. В отношении евреев предлагалось изменить тактику: отка-
заться от принудительных мер, поскольку практикуемое в 1915 г.
принудительное выселение евреев с прифронтовых территорий не
дало ожидаемого эффекта, «оказывалось неосуществимым и толь-
ко производило беспорядок, затруднявший войска» 128. Поэтому
предлагалось запретить возвращение беженцев с австрийской тер-
ритории и таким образом пресечь возвращение евреев в Восточ-
ную Галицию.
Помимо вопросов, связанных с организацией и выработкой
принципов управления Галицией, в начале лета 1916 г. предстояло
решить кадровые вопросы. Первым генерал-губернатором в Гали-
ции был граф Г.А.Бобринский, деятельность которого на этом по-
сту вызывала многочисленные и самые разнообразные нарекания.
Выбор кандидатуры на пост генерал-губернатора Галиции, учиты-
вая проблемы предшествующего периода, был довольно длитель-
ным и сложным. Единственно, что было очевидно с самого нача-
ла - невозможность вторичного назначения Г.А.Бобринского. По
этому поводу совершенно определенно высказался сам импера-
тор. 10 июня 1916 г. генерал Алексеев телеграфировал генералу
Брусилову: «Государь император в случае вторичного занятия
162
части Галиции не считает возможным назначить генерал-губерна-
тора гр. Бобринского, имея в виду необходимость лица твердого
характера, не склонного поддаваться постороннему влиянию»129
Кандидатуру на пост генерал-губернатора параллельно подби-
рали в Министерстве иностранных дел и в Ставке. Сазонов
14 июня 1916 г. телеграфировал в Ставку директору дипломати-
ческой канцелярии Н.А.Базили: «Считаю наиболее подходящим
для занятия должности генерал-губернатора Галиции Кривошеи-
на, если военный, то Евреинов»130. Предложение С.Д.Сазонова на-
значить на пост галицкого генерал-губернатора А.В.Кривошеина
было не случайно.
С.Д.Сазонов и А.В.Кривошеин во многом сходились во взглядах
на польский вопрос в связи с войной. Свое отношение к нему они
активно высказывали еще в 1914 г. во время обсуждения польского
вопроса в Совете министров в связи с воззванием к полякам за под-
писью великого князя Николая Николаевича. Во время одного из
заседаний, когда Сазонов отметил, что внешнеполитические инте-
ресы России требуют изменения позиции в польском вопросе, и
предложил свой проект организации управления Царством По-
льским, в полемике с Маклаковым его поддержал Кривошеин.
Поэтому предложение Сазонова назначить Кривошеина в Га-
лицию было не случайным. Он знал его как хорошего тактичного
администратора, человека, придерживающегося сходных с ним
взглядов на польский вопрос. Летом 1916 г. это было для Сазонова
тем более важно, поскольку снова на повестку для во внешней по-
литике Российской империи стал польский вопрос. Попытки Са-
зонова решить польский вопрос императорским манифестом, уси-
лившиеся весной - летом 1916 г. заставляли министра иностран-
ных дел искать на пост генерал-губернатора Галиции человека,
взгляды которого на польский вопрос полностью совпали бы с по-
зицией Министерства иностранных дел.
Переговоры по поводу назначения Кривошеина на пост галиц-
кого генерал-губернатора вел директор дипломатической канце-
лярии в Ставке Верховного главнокомандующего Н.А.Базили.
Кандидатура Кривошеина была отвергнута начальником Штаба
Верховного главнокомандующего М.В.Алексеевым. Единствен-
ным и основным аргументом Алексеева против назначения Кри-
вошеина было то, что последний не был военным. В связи с отри-
цательным ответом Алексеева Базили телеграфировал Сазонову
15 июня 1916 г.: «Переговорил с начальником Штаба. Назначение
гражданского лица на должность генерал-губернатора Галиции
исключено, как несовместимое с потребностями военного управ-
131
ления...» .
163
6*
Сазонов предвидел возможный отказ Ставки именно в связи с
тем, что Кривошеин был гражданским чиновником. Параллельно
он предложил Базили согласовать кандидатуру военного. Сазонов
предложил, помимо Кривошеина, на должность будущего галиц-
кого генерал-губернатора кандидатуру С.Д.Евреинова.
Как уже было сказано выше, Евреинов имел опыт работы в
Восточной Галиции в 1915 г., зарекомендовав себя деятельным
исполнителем. В конце зимы - начале весны 1915 г. Евреинов ак-
тивно критиковал деятельность местных гражданских властей за
«перегибы» в вероисповедной и языковой политике. Это сниска-
ло ему репутацию человека широких государственных взглядов.
М.В.Алексеев не возражал против кандидатуры Евреинова, но и
не поддержал ее. По сообщению Н.А.Базили - «принял к сведе-
нию». В конечном итоге вопрос о том, кто займет пост генерал-гу-
бернатора Восточной Галиции, был решен летом 1916 г. в Ставке
Верховного главнокомандующего. А.А.Брусилов предложил
кандидатуру генерал-адъютанта Ф.Ф.Трепова. Со своим предло-
жением Брусилов обратился непосредственно к императору и
оно было принято. 3 июля 1916 г. Трепов прибыл в Ставку132, а
16 июля 1916 г. на временно завоеванных территориях Буковины
(Тарнопольская и Черновицкая губернии) и Галиции было вновь
образовано военное генерал-губернаторство.
Оценка деловых качеств Ф.Ф.Трепова приводится в записях
великого князя Николая Михайловича от 23 сентября 1914 г., где
говорится о Ф.Ф.Трепове, который был командирован в Холм для
организации эвакуации раненых: «Генерал-адъютант Федор Тре-
пов,... видя те безобразия, которые творятся с ранеными и их эва-
куацией, и имея инструкцию очистить места для будущих увеч-
ных, совсем растерялся... сей господин с важной осанкой и глазами
блудного плута ничего не смыслит в этом ответственном деле, но
надеется самоуверенно отличиться на новом поприще при круп-
ном окладе жалования...»133. Но оценку великого князя нельзя
признать безусловной уже потому, что упомянутые записки изо-
билуют преимущественно отрицательными и резкими характе-
ристиками, очевиден крайний субъективизм их автора.
Военными властями летом 1916 г. были решены вопросы орга-
низации управления Восточной Галицией. Основные принципи-
альные решения принадлежали А.А.Брусилову. Независимо от
работы комиссии по разработке нового положения об управлении
Галицией им были сформулированы основные подходы к деятель-
ности русских властей в Галиции. Брусилов считал, что задача
управления временно оккупированными территориями Австро-
Венгрии во время войны должна исчерпываться мероприятиями
164
по организации содействия войскам и поддержанием порядка в
тылу134 и полностью контролироваться военной властью.
Это решение подробно комментировалось русскими газетами.
«Русские ведомости» высказывались в пользу режима «чисто воен-
ной оккупации, освобождающего войска от тянущегося вслед за
ними хвоста гражданских искателей мест»135. При этом «Русские
ведомости» подчеркивали, что осуществление такого режима воз-
можно лишь при строгом соблюдении некоторых предварительных
условий. «Во-первых, нужно пресечь в самом корне возможность
взгляда на вновь занимаемые земли как на новое благодарное по-
прище для проявления административных талантов, не находящих
себе достойного приложения на родине, и для создания новых ад-
министративных карьер. Внутренняя администрация в оккупируе-
мых местностях должна вестись под надзором военных властей при
помощи местных общественных сил... и без предвзятого и исклю-
чительного покровительства одной из местных партий и предостав-
ления ей особых привилегий... Во-вторых, нужно совершенно отка-
заться от стремления перестраивать общий уклад жизни в оккупи-
руемом крае... В-третьих, необходимо бережно охранять все
культурные приобретения местного населения». Уроки недавнего
прошлого, заканчивали «Русские ведомости», не должны пропасть
даром, «прежние ошибки не должны повторяться. В настоящий пе-
риод великой войны, которому, по-видимому, суждено сделаться
решающим, более чем когда-нибудь важно помнить о том, что гер-
манскому принципу милитаристической гегемонии четверное со-
гласие противопоставило идеи свободы и права в международных и
междунациональных отношениях»136.
Военные власти, начавшие играть лидирующую роль в управле-
нии Восточной Галицией в 1916 г., основывались на том, что необ-
ходимо «избегать всякой политической тенденции при управлении
краем»137. А.А.Брусилов считал, что в тех условиях, которые сложи-
лись в Восточной Галиции в 1916 г. возможно только чисто военное
управление, без политики религиозной, школьной и других вопро-
сов, которые были важны в 1914 - 1915 гг., что все население дол-
жно быть равно, без различия национальности и религии138. Подоб-
ной позиции придерживался и начальник Штаба генерал-адъютант
Алексеев. Такой подход, казалось должен был исключить всякие
проявления национализма на территории Восточной Галиции.
Новый генерал-губернатор занятых русскими войсками облас-
тей Австро-Венгрии, генерал-адьютант Трепов приступил к вы-
полнению своих обязанностей, руководствуясь именно этими
принципами. Проблемы, которые стояли перед ним как гене-
рал-губернатором были в целом такими же как в предшествующий
165
период: организация жизни гражданского населения, в том числе
образования, суда, снабжения продовольствием, так как урожай
1915 г. в основном погиб.
Осенью 1916 г. генерал-губернатор Трепов разрешил открыть
школы в Галиции и вести преподавание по ранее принятым про-
граммам. Единственное ограничение было наложено на препода-
вание немецкого и еврейского языков, а также предписывалось
русской администрации наблюдать за тем, чтобы в школе не «до-
пускались проявления враждебные России». Этим распоряжени-
ем устранялись прежние ограничения на преподавание на украин-
ском и польском языках и уже не делалось попыток сразу создать в
Галиции русскую школу. Но это распоряжение вызвало активные
возражения Министерства иностранных дел.
Летом 1916 г. МИД возглавил тогдашний председатель Совета
министров Б.В.Штюрмер, придерживавшийся крайне консерва-
тивных взглядов. С позицией председателя Совета министров и
министра иностранных дел никак не согласовывалась политика в
Галиции, предусматривавшая свободное развитие преподавания
на украинском языке. То обстоятельство, что Трепов не счел воз-
можным немедленно ввести в преподавание в школах Галиции
русский язык вызвало возражения МИДа. Хотя позиция Трепова
была вполне объяснимой: он считал, что введение в преподавание
русского языка потребует решения целой массы самых разнооб-
разных вопросов: поиск преподавателей, подбор учебников, опре-
деление места нового предмета в уже устоявшейся школьной про-
грамме и т.д. Все эти действия, по мнению Трепова, имели бы
смысл в более стабильной ситуации, а в тех условиях могли бы
только породить массу недовольных и в очередной раз скомпроме-
тировать русскую власть в крае. В Министерстве иностранных дел
не разделили взгляда Трепова на организацию образования в Га-
лиции. Открытие в сентябре начальных и средних школ не только
с польским, но и с украинским языками преподавания, вызвало
возражения МИДа. Министерство снова обратило внимание на
украинский вопрос в Галиции в связи с положением его внутри
Российской империи. В министерстве считали, что организация
преподавания в школах Галиции является вопросом первостепен-
ной важности, поскольку он тесно связан с «общим вопросом об
украинстве и отношении к нему русского правительства»139 и поэ-
тому школьный вопрос в Галиции должен быть «выяснен и решен
в строгом соответствии с нашими государственными и националь-
ными интересами и задачами. Важность этой проблемы, по мне-
нию Министерства иностранных дел, усугублялась тем, что то или
другое направление, данное русскими властями развитию образо-
166
вания в Галиции, рано или поздно окажет влияние на обществен-
ное мнение в малороссийских губерниях и может иметь после-
дствия политического характера. Это была внутриполитическая
сторона проблемы. Кроме этого, вопрос организации школьного
преподавания в Галиции, должен был иметь внешнеполитические
последствия.
Как и в 1914 г. Министерство иностранных дел заявляло, что
одной из главных задач российской внешней политики является
воссоединение «Прикарпатской Руси с Русью Державной» и по-
лное духовное объединение Галиции с русским народом должно
произойти прежде всего благодаря русской школе. Языки, кото-
рыми пользовалось население Восточной Галиции, по мнению ру-
ководства МИД, представляли собой «местные провинциальные
наречия русского языка»140, которые, хотя и имеют право на самос-
тоятельное существование, использование в местном самоуправ-
лении, но в школе «должны служить орудием к усвоению учащи-
мися их единственного языка национального, каковым является
только язык общерусский литературный»141.
Но военные власти, управляя галицким генерал-губернато-
рством в 1916 - начале 1917 г. исходили из задач армейского тыла,
а не национальной политики, которая по-прежнему волновала
Министерство иностранных дел.
Газета «Новое время» писала, что действия новой администра-
ции в Галиции граничат с легкомыслием и в школах «не должно
быть места ни для какой искусственной “мовы” австрийского изо-
бретения»142. Тем не менее, несмотря на возражения МИД и рос-
сийской консервативной общественности, в Галиции были откры-
ты школы на принципах, разработанных местными властями.
Наиболее важными вопросами в политике галицкой админис-
трации в 1916 г. были не школьный и конфессиональный, как это
было прежде, на первом месте стояли вопросы о помощи местному
населению, вконец разоренному войной. Русские власти вновь
приступили к организации помощи продовольствием, семенами.
Попытались наладить поставки из России. Деятельность военной
администрации в Галиции была прервана событиями Февраля
1917 г. и «галицийская проблема» досталась в наследство Времен-
ному правительству.
3. КОНФЕССИОНАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА
В ВОСТОЧНОЙ ГАЛИЦИИ В ГОДЫ ВОЙНЫ
Начиная с момента вступления русских войск на территорию
Австро-Венгрии расчет на присоединение Восточной Галиции к
167
Российской империи требовал проведения на этой территории по-
литики, направленной на укрепление не только стратегических,
но и государственных позиций России.
Русские власти прекрасно осознавали, что ставя перед собой
задачу присоединения Галиции к Российской империи, невоз-
можно игнорировать религиозный вопрос и проблему духовного
объединения территорий. Архиепископ Евлогий в обращении «К
галицко-русскому народу и духовенству» призывал к тому, чтобы
предстоящее объединение было «не государственное только, но и
внутреннее, духовное.., не в области только управления, законода-
тельства и вообще устроения внешних форм, но да сольются души
наши в единстве мыслей, чувств, настроений и всего более в едине-
нии веры и молитвы, как главнейшей основе единения духа народ-
ного»143, каковую предложил вести архиепископ Евлогий. Прави-
тельственные чиновники, чины Ставки, пожалуй, не всегда мыс-
лили такими категориями, но и у них не было сомнения в том, что
единство веры в России и на вновь присоединяемой территории
чрезвычайно важно. Необходимость объединения галицийских
униатов с православной церковью диктовалась целым рядом сооб-
ражений внутриполитического порядка. При этом необходимо
было учитывать следующие моменты:
— во-первых, сохранение унии в Галиции в случае ее присоеди-
нения к Российской империи означало восстановление униатства,
ликвидированного в России еще в конце XIX столетия;
— во-вторых, неустойчивая в конфессиональном плане пози-
ция значительной части населения западных губерний России, ак-
тивно переходившего в католичество после указа 17 апреля 1905 г.
заставляла задуматься о возможных обращениях не только униа-
тов в православие, но и православных Российской империи в
унию в случае присоединения Галиции к России;
— в-третьих, казавшееся недалеким начало мирных перегово-
ров, подталкивало российские правящие круги к тому, чтобы мак-
симально укрепить позиции России в Восточной Галиции, огра-
дить себя от возможных притязаний поляков на эти земли. По
поводу общегосударственного значения вероисповедной полити-
ки в Восточной Галиции архиепископ Евлогий в январе 1915 г. пи-
сал министру внутренних дел Н.А.Маклакову: «...ведь госуда-
рственное объединение Галичины с Россией тогда только будет
прочно, когда она объединится и в нашей родной православной
вере. Если же... она останется в унии, то она будет таким опасным
гнездом украинско-мазепинского сепаратизма, который доставит
нашему Правительству много забот, мы приобретем вторую Фин-
144
ляндию» .
168
Масса самых разнообразных причин толкала к проведению ак-
тивной конфессиональной политики, направленной в конечном
итоге к воссоединению галицийских униатов с православием.
Накопленный десятилетиями опыт воссоединения униатов с
православием, заставлял обратить самое пристальное внимание
на епископат и приходское духовенство греко-католической цер-
кви. Согласие униатского духовенства на переход в православие
практически решило бы проблему. Учитывая то колоссальное
влияние, которое имели униатские священники, можно было быть
уверенными, что им удастся убедить свою паству в необходимости
отказа от унии. Об этом свидетельствовал и опыт предшествую-
щих переходов российских униатов в православие. В 30-х и 70-х гг.
XIX в. этот процесс начинался именно с воссоединения с Правос-
лавной церковью греко-католического епископата, затем рядового
духовенства, а население следовало за своими пастырями.
В начале войны униатские епископы во главе с митрополитом
Андреем Шептицким играли весьма активную политическую
роль: объясняя униатской пастве сущность происходящих собы-
тий, они, по сути, формировали отношение населения к противни-
ку Австро-Венгрии - России. Особенно часто обращался к верую-
щим в проповедях и посланиях сам митрополит Андрей. В посла-
нии к пастве от 8 августа 1914 г. он писал: «Происходит война
между нашим Императором и Царем Москвы. Войну ведут за нас,
ибо московский Царь не мог стерпеть того, что в Австрийском го-
сударстве у нас есть свобода веры и народности...»145. О ка-
ких-либо религиозных вопросах в послании ничего не говорилось,
а основная его мысль заключалась в призыве к верующим униатам
соблюдать присягу австрийскому императору.
С вступлением русских войск на территорию Австро-Венгрии
политические и религиозные взгляды униатского епископата
остались прежними. Русские военные власти во время наступле-
ния, взятия Львова прекрасно понимали роль и значение униат-
ской иерархии на территории Восточной Галиции. С наступлени-
ем русской армии начался отъезд значительной части
австро-венгерских чиновников в глубь империи. Среди немногих
оставшихся на территории Восточной Галиции, были униатские
епископы во главе в митрополитом Андреем Шептицким, но
фактически именно они олицетворяли собой не только церков-
ную, но и политическую власть в крае. Например, как глава
Львовской митрополии митрополит Андрей Шептицкий входил
в австрийский парламент и сейм Галиции. Все перечисленные
обстоятельства требовали пристального внимания русских влас-
тей к униатскому духовенству.
169
Но уже осенью 1914 г. стала очевидной практически полная
бесперспективность политики привлечения униатского духовен-
ства к Православной церкви. В одной из своих докладных записок,
направленных в Св. Синод, архиепископ Евлогий отмечал, что
униатские священники в Галиции «в большинстве не на стороне
православных» и «подают мало надежды на присоединение к Пра-
вославной Церкви»146. Особенно твердую антиправославную по-
зицию, по мнению архиепископа Евлогия, занимал епископат
униатской церкви.
Аналогичного мнения относительно позиции униатского духо-
венства придерживались и российские чиновники. Департамент
духовных дел МВД осенью 1914 г. направил в Галицию специаль-
ную комиссию. В задачи комиссии входило изучение вероисповед-
ной ситуации в крае и выяснение настроений униатского епископа-
та и рядового духовенства. Сразу же после начала работы комиссии
один из ее членов сообщил в Министерство внутренних дел о том,
что если часть униатских епископов, оставшихся в восточной части
Галиции, готова сохранить лояльность по отношению к русской
власти, то в отношении возможного перехода в православие пози-
ция епископата единодушная. Все они категорически против смены
конфессии: «все это (т.е. униатское духовенство. - А.Б.) элементы,
на которые в некоторых случаях можно было бы еще опереться как
на сотрудников в проведении общерусских идей, но не в насажде-
нии православия», - заявлял чиновник МВД И.Драгомирецкий147.
Сразу после вступления русских войск на территорию Вос-
точной Галиции, назначенный военным губернатором генерал
Шереметьев прибыл во Львов и посетил митрополита Андрея.
Вслед за ним прибыли офицеры из штаба 8-й армии и после ухода
генерала предложили Шептицкому отправиться вместе с ними в
штаб командующего армией генерала Брусилова, находившегося
тогда, около 50 км к юго-востоку от Львова. Стремясь как можно
лучше и быстрее выполнить распоряжение Брусилова, офицеры
доставили митрополита в Ставку ночью, разбудив генерала, ко-
торый, по его собственным словам вовсе не одобрил чрезмерного
рвения подчиненных. Генерал Брусилов принял униатского мит-
рополита и сообщил, что произошло недоразумение: он не полу-
чал никакого приказа об аресте митрополита Шептицкого, а хо-
тел только ему сообщить, что делает его ответственным за
поведение населения в отношении русских властей, после чего
митрополиту было позволено отслужить там литургию и вер-
нуться во Львов.
Эту версию первой встречи митрополита Андрея Шептицкого с
русскими военными властями приводит в своей статье профессор
170
Д.Дорошенко, ссылаясь на свои беседы с митрополитом об обстоя-
тельствах ареста последнего в 1917 г.148. О встрече с митрополитом
Андреем Шептицким Брусилов позднее в своих воспоминаниях на-
писал следующее: «Униатский митрополит граф Шептицкий, яв-
ный враг России. С давних пор неизменно агитировавший против
нас, по вступлении русских войск по Львов был по моему приказа-
нию предварительно подвергнут домашнему аресту. Я его потребо-
вал к себе с предложением дать честное слово, что он никаких враж-
дебных действий, как явных, так и тайных, против нас предприни-
мать не будет; в таком случае я брал на себя разрешить ему
оставаться во Львове для исполнения его духовных обязанностей.
Он охотно дал мне это слово, но, к сожалению, вслед за сим начал
опять мутить и произносить церковные проповеди, явно нам враж-
дебные. Ввиду этого я его выслал в Киев в распоряжение главноко-
мандующего» 149.
Генерал-губернатор Бобринский также свидетельствовал, что с
митрополита при встрече было взято слово, что он прекратит ка-
кие бы то ни было политические выступления. Под политически-
ми выступлениями в первую очередь подразумевались обращения
Шептицкого к пастве, носящие антиправославный и антироссий-
ский характер, подобные тем, которые звучали в первые дни вой-
ны. Естественно, что русские военные власти опасались влияния
Шептицкого на настроения местного населения. Но при этом, от-
пуская митрополита «под честное слово», военные власти видимо
рассчитывали на то, что в случае лояльной позиции митрополита
Андрея по отношению к русским удастся впоследствии использо-
вать его авторитет в интересах России.
Получив разрешение Брусилова продолжить служение 6 сен-
тября 1914 г. в старейшем храме г. Львова Успенской церкви, мит-
рополит Андрей отслужил молебен и по окончании службы обра-
тился к народу с проповедью150. В частности он сказал: «Теперь,
когда попущением Божиим пали границы, используем предста-
вившуюся нам возможность познакомиться ближе друг с другом;
может быть мы будем даже в состоянии кое-что дать одни другим.
Вы можете, например, поделиться с нами своей набожностью и
глубоким благочестием. И мы тоже не останемся у вас в долгу. Но
прежде всего мы должны подойти поближе друг к другу, хотя во
многом мы и так уже близки. У вас то же богослужение, что и у нас.
Вы называете себя “православными”, и у нас тоже православная
вера. Однако наше “православие” - церковное, а ваше - госуда-
рственное и, так сказать, “казенное”. Это значит, что вы делаете
опорой своего православия государственную власть. Мы же, на-
против, черпаем духовную силу из нашего единства со Святой
171
Католической Церковью, через которую исходит благодать Божия
и в которой заключен подлинный источник спасения. Это-то мы и
можем вам дать»151.
Именно это место проповеди обратило на себя внимание при-
сутствовавшего в храме жандармского ротмистра Ширмо-Щер-
бинского, который сообщил об этих словах митрополита военно-
му губернатору Львова, не искажая смысла сказанного. Это заяв-
ление было расценено как призыв к борьбе с русской властью в
крае152. Если у командования Юго-Западного фронта и были до
этого какие-либо надежды на нейтральную позицию Шептицкого,
то после проповеди в Успенском соборе они рассеялись оконча-
тельно. Стало более чем очевидно, что митрополит останется по-
следовательным греко-католиком, сторонником Рима и ни на ка-
кие компромиссы церковного характера не пойдет. После этого в
Ставке был издан приказ об аресте униатского митрополита. Тако-
ва была официальная версия, которую изложил Г.А. Бобринский в
интервью корреспонденту газеты «Русское слово» о причинах и
обстоятельствах ареста митрополита Андрея Шептицкого и по-
зднее подтвердил Брусилов в своих мемуарах.
В действительности решение об аресте Шептицкого было при-
нято гораздо раньше. Официальный Петербург с самого начала
войны не питал никаких иллюзий относительно позиции униат-
ского митрополита. Его активная деятельность по распростране-
нию в России католичества восточного обряда накануне войны по-
стоянно обращала на себя пристальное внимание Министерства
внутренних дел и департамента полиции. За сторонниками Шеп-
тицкого устанавливалось негласное наблюдение, прослеживались
их связи со Львовом. Митрополит Шептицкий считался одним из
серьезнейших противников православия и одним из политичес-
ких лидеров направления, преследующего своей целью отторже-
ние Украины от России.
В справке департамента полиции от 15 сентября 1914 г. о дея-
тельности Шептицкого говорилось, что он предпринимал попыт-
ки «восстановления унии в России (вербовка русских православ-
ных священников и старообрядческого духовенства в орден Бази-
лиан); посредством подставных лиц занимался скупкой земель в
пограничных с Галицией губерниях и в Белоруссии с целью пере-
селения туда русских униатов из Галиции и пропаганды унии», в
Галиции «подвергал жестоким насилиям и преследованиям мес-
тных галицко-русских священников, принадлежавших к русской
народной организации» и, наконец, «организовал на свои средства
Украинско-мазепинские организации, направлял их деятельность
против России, делал доклады императору Францу-Иосифу в
172
противорусском духе и перед самой войной обмундировал целый
отряд мазепинских стрелков» .
В итоге на Шептицкого в русских бюрократических кругах
смотрели как на крупнейшего политического деятеля всецело
преданного австрийским интересам и не способного на заключе-
ние компромисса с русской властью. Кроме того, в МВД прекрас-
но осознавали, какой популярностью пользуется этот иерарх сре-
ди местного верующего униатского населения. И, имея в виду
впоследствии проведение курса на воссоединение униатов с пра-
вославием, вполне естественным и необходимым было удаление
униатского митрополита как силы, вокруг которой с успехом мог-
ли бы объединиться упорствующие униаты.
Поэтому задолго до распоряжения Ставки об аресте митропо-
лита Шептицкого, было издано распоряжение российского Ми-
нистерства внутренних дел о его розыске и аресте. Распоряжение
МВД было передано начальнику Штаба Ставки Верховного глав-
нокомандующего генералу Н.Н.Янушкевичу. Ему было поручено
еще в августе 1914 г. найти и арестовать Шептицкого, а также на-
ложить секвестр на его библиотеку и все его бумаги. В связи с воз-
ложенным на него поручением, Янушкевич в присутствии пред-
ставителя МИД при Ставке князя Н.Кудашева сказал, что он «не-
укоснительно исполнит это поручение и живым или мертвым
доставит Шептицкого, а в случае надобности не постесняется при-
казать покончить с ним»154. О столь решительном заявлении на-
чальника Штаба Кудашев не преминул немедленно сообщить в
Министерство иностранных дел С.Д.Сазонову, а тот, в свою оче-
редь Николаю II. В записке на имя императора от 3 сентября
1914 г., с приложением письма Кудашева из Ставки Сазонов пи-
сал: «Деятельность униатского митрополита Шептицкого была до
сих пор весьма вредной для нас и удаление его из края является
поэтому вполне обоснованным. Но достигнуть этой цели следует
не иначе как вполне законными и открытыми средствами, напри-
мер присуждением его к изгнанию; насильственное же устранение
названного иерарха... может лишь придать ему ореол мученичес-
тва и сильно подорвать уважение к русской государственной влас-
ти»155. Николай II в резолюции на письмо Сазонова написал:
«Вполне разделяю Ваши соображения»156.
Министерство внутренних дел стремилось обосновать арест
униатского митрополита, найти доказательства его антироссий-
ской политической деятельности. В конце августа - начале сен-
тября 1914 г. русские власти руководствовались текущими поли-
тическими соображениями и какими-либо вескими уликами его
антироссийской деятельности не располагали. Но вопрос о них
173
весьма волновал Министерство внутренних дел. И сентября
1914 г. жандармское управление военного генерал-губернаторства
получило из Ставки телеграмму следующего содержания: «Гоф-
мейстер Маклаков157 сообщает, что Ватикан пытается восстано-
вить унию в России с помощью униатского митрополита графа
Шептицкого, участника совещания деятелей католицизма в
Риме... Переписка, касающаяся причастности Шептицкого и Ва-
тикана к развитию униатского движения в России, хранится в де-
лах митрополичьего управления во Львове. МВД просит изъять из
дел Шептицкого подлинную упомянутую переписку и передать ее
в министерство»158.
Поиск документов митрополита Шептицкого занял важное
место в деятельности жандармского управления военного гене-
рал-губернаторства в Галиции. Часть документов митрополита
Шептицкого была обнаружена сразу после занятия русскими вой-
сками Львова. В основном это были делопроизводственные доку-
менты митрополичьего управления. Личные документы митропо-
лита Шептицкого, характеризующие его политическую и церков-
ную деятельность, были обнаружены только в январе 1915 г. О
том, как в подвале митрополичьего дома во Львове был найден
тайник, сообщил начальник жандармского управления временно-
го военного генерал губернаторства в телеграмме от 12 февра-
ля 1915 г.
Жандармскому управлению удалось установить, что в августе
1914 г. в подвале дворца митрополита Шептицкого были замурова-
ны различные документы и переписка его особо конспиративного
характера с пропагандистской комиссией в Риме. По данным сек-
ретной агентуры, работы производил австрийский подданный Лев
Гец. Он был арестован, допрошен и во время допроса указал место в
подвале дома митрополита, где он, по приказанию митрополита
Шептицкого, замуровал какое-то помещение. 11 февраля в указан-
ном Гецем месте был произведен тщательный обыск. Начальник
жандармского управления сообщал, что в результате обыска, «по
открытии замурованного подвального помещения, в таковом обна-
ружено 28 мест. Все сундуки и бумаги отправлены в департамент
полиции»159. В тайнике находились драгоценности, облачения, ред-
кие богослужебные книги, а также некоторые бумаги.
Документы личного архива митрополита Шептицкого в тот
момент, когда был обнаружен архив никем подробно не изучались.
Они были срочно вывезены из Львова в Петроград., хранились в
департаменте полиции, и уцелели от разгрома в Феврале 1917 г.,
когда были уничтожены документы многих административно-по-
лицейских учреждений царской России. Архиву Шептицкого
174
повезло, он сохранился, затем был передан в Академию наук, а в
апреле 1917 г. возвращен митрополиту Шептицкому во время его
пребывания в Петрограде. Таким образом, архив Шептицкого со-
стоял из двух частей: делопроизводство митрополичьего управле-
ния и личные документы митрополита. Вторая часть архива была
возвращена владельцу. Делопроизводственные документы, среди
которых также имелись бумаги за подписью Шептицкого оста-
лись в России и сейчас хранятся в Российском государственном
историческом архиве в С.-Петербурге. Пристальный интерес рос-
сийских чиновников к бумагам митрополита, отсутствие подроб-
ной информации о содержании документов архива привели к
тому, что и по сей день в историографии существуют разногласия
по вопросу о том, каков был характер документов архива Шептиц-
кого.
По этому поводу существует несколько версий. Первая осно-
вывается на свидетельстве Д.Дорошенко, который, будучи в то
время областным комиссаром Временного правительства в Гали-
ции и Буковине, весной 1917 г. ознакомился с бумагами Шептиц-
кого, когда они были в Академии наук. Дорошенко считал, что,
хотя впоследствии жандармы и утверждали, будто при обыске у
митрополита найдены документы, аттестовавшие митрополита
как «самого главного и выдающегося руководителя мазепинского
движения не только в Галичине, но и в Российской Украине... Бу-
маги, захваченные у митрополита при обыске, были архивные до-
кументы, имеющие большую историческую ценность, официаль-
ная и частная переписка митрополита, не содержавшая даже и
намека на какую-либо «революционно-террористическую дея-
тельность»160. Сразу следует заметить, что высказывания Доро-
шенко по этому поводу, в первую очередь, порождение эпохи. Дей-
ствительно, митрополит вряд ли был главой террористической
группы. И вполне естественно, что в то бурное время революцион-
ного комиссара Временного правительства Дорошенко интересо-
вало именно это. Свидетельство Дорошенко весьма активно ис-
пользуется в историографии авторами, которые считают, что
архив митрополита Шептицкого не содержал документов полити-
ческого характера.
Но российские чиновники в 1915 г. искали документы не о дея-
тельности «террористической группы», как писал Дорошенко. Их
интересовали сведения другого рода. Министерство внутренних
дел в первую очередь интересовала организация католической
пропаганды в юго-западных и северо-западных губерниях Россий-
ской империи, роль Шептицкого в австро-венгерской политике в
отношении Украины. Вопрос этот не был новым. Не один год
175
департамент полиции планомерно собирал сведения о сепарати-
стских настроениях в этих губерниях, о роли католической церкви
в их формировании. В отчете начальника жандармского управле-
ния военного генерал-губернаторства в Галиции также отмеча-
лось, что перед управлением была поставлена задача розыска пе-
реписки Шептицкого с папским римским престолом, которая
«должна была дать полное и действительное освещение деятель-
ности митрополита как самого главного и выдающегося руководи-
теля мазепинского движения не только в Галиции, но и в россий-
ской Украйне»161. Именно такие документы рассчитывали обна-
ружить в архиве Шептицкого. По свидетельству чинов Ставки,
среди бумаг Шептицкого были такие, которые содержали под-
тверждение планомерной и продолжительной деятельности мит-
рополита по устройству в Российской империи униатской епис-
копской кафедры, планы организации управления Малороссией в
случае ее захвата австро-венгерскими войсками, письма митропо-
лита настоятелям униатских приходов, в частности предписание
митрополита настоятелю униатского прихода в с. Ляцком принять
все меры «к искоренению замеченной... пропаганды Православия»
и «неустанно молиться Господу Богу и всем святым, дабы Они по-
могли уничтожить эту язву и оберечь несчастный галицкий народ
от этого несчастья»162.
Немецкий историк Э.Винтер в своей монографии «Папство и
царизм» со ссылкой на политический архив в Вене приводит из-
влечения из текста письма митрополита Шептицкого австрий-
скому императору Францу-Иосифу I, озаглавленному «Памят-
ная записка архиепископа Андрея графа Шептицкого». По
мнению Винтера, эта записка представляла из себя развернутый
план по присоединению Украины к Австро-Венгрии в случае
успешных военных действий. Шептицкий писал императору о
том, что «как только победоносная австрийская армия вступит на
территорию русской Украины, нам предстоит решить троякую
задачу: военной, правовой и церковной организации края. Реше-
ние этих задач должно отчасти предшествовать какой бы то ни
было мирной конференции не только для того, чтобы благоприя-
тствовать действиям нашей армии, но и для того, чтобы возмож-
но полнее отторгнуть эти области от России»163. Винтер также
полагал, что в руки русских в августе 1914 г. попали наброски
«Памятной записки» и именно это обстоятельство и послужило
причиной высылки Шептицкого из Галиции. Хотя аргументиро-
ванных доказательств этого предположения Винтер не приводит,
но по ряду косвенных свидетельств точку зрения немецкого ис-
торика можно признать верной.
176
В переписке главнокомандующего армиями Юго-Западного
фронта Н.И.Иванова с министром внутренних дел Н.А.Маклако-
вым в 1915 г. отмечалось, что среди найденных документов Шеп-
тицкого «обращала на себя внимание собственноручная записка
митрополита.., в которой он излагал план действий униатской цер-
кви в имеющих быть занятыми австрийцами русских областях»164.
Этот документ подтверждает высказанное Винтером предположе-
ние о том, что именно участие Шептицкого в составлении полити-
ческих планов Австро-Венгрии в отношении России явилось
основной причиной его ареста.
Так или иначе, но в сентябре 1914 г. основными аргументами в
пользу ареста митрополита Шептицкого стали его предшествую-
щая деятельность по распространению католичества на террито-
рии Российской империи и нескрываемая преданность своей
церкви.
В сентябре 1914 г. митрополит Андрей Шептицкий был заклю-
чен под домашний арест. Оставшиеся на свободе униатские епис-
копы придерживались тех же позиций в отношении униатской
церкви, что и митрополит. Переход в православие был для них
также невозможен как и для Шептицкого.
И уже в начале сентября 1914 г. стало очевидным, что присое-
динение униатов Галиции к Православной церкви не вписывает-
ся в привычную схему прошлого столетия, в основе которой ле-
жало присоединение к православию униатского епископата и
рядового духовенства. Тайная и явная оппозиция епископата
Львовской митрополии Православной церкви усугублялась по-
литической ситуацией, условиями войны держав Антанты с госу-
дарствами Тройственного союза, а также длительным политичес-
ким противостоянием Австро-Венгрии и Российской империи на
рубеже XIX - XX столетий. Позиция униатского епископата и
значительной части рядового духовенства в Галиции заставила
русские военные, гражданские и церковные власти задуматься о
путях распространения там православия и положении униатской
церкви.
Архиепископ Евлогий осенью 1914 г. по этому поводу писал в
Св. Синод из Галиции, что «надеяться на переход из унии в правос-
лавие всего русского населения Галиции оснований нет» (курсив
мой. - А.Б.). Он отмечал, что при нормальном развитии взаимоот-
ношений двух конфессий уния в Галиции, без сомнения останется,
«будучи поддержана отчасти духовенством, а отчасти монашески-
ми организациями и самим Римом. Она будет располагать боль-
шими средствами»165. Поэтому распространение православия в
Галиции виделось архиепископу Евлогию как результат длитель-
177
ной миссионерской работы при условии параллельного существо-
вания униатской и православной церквей на этой территории. По-
зиция архиепископа Евлогия было поддержана Св. Синодом и
было решено начать переговоры с униатским епископатом об
условиях существования двух церквей на занятой территории
Австро-Венгрии.
Митрополит Антоний (Храповицкий) от имени Св. Синода
вступил в переписку с митрополитом Андреем, предложив по-
следнему разработать вопрос о параллельном существовании в Га-
лиции греко-католической и православной церквей. Надо заме-
тить, что митрополит Андрей видел эту проблему не только как
чисто церковную, то и политическую. Такой подход был связан
прежде всего с тем, что в Российской империи существовал целый
ряд законодательных ограничений, связанных с деятельностью
католического духовенства, Ордена иезуитов, Базилианского
ордена, когда как в Галиции и иезуиты и базилиане пользовались
полной свободой. Поэтому митрополита Андрея Шептицкого в
первую очередь заинтересовало будущее отношение русского пра-
вительства к украинцам в Восточной Галиции, условия сохране-
ния в Галиции Базилианского ордена, формы охраны земельной
собственности166 как церковной, так и светской. И именно эти воп-
росы поднял униатский митрополит в переговорах с архиеписко-
пом Антонием. Последний не был уполномочен отвечать на эти
вопросы и представил их на рассмотрение Св. Синода только в
октябре 1914 г. Явная неторопливость в переговорах от имени
Св. Синода с митрополитом Шептицким была связана, в первую
очередь, с тем, что почти сразу же инициативу взяли в свои руки
военные власти, смотревшие на митрополита не столько как на
главу униатской церкви в Галиции, а как на крупнейшую полити-
ческую фигуру. Репутация верноподданного австрийского импе-
ратора, которую Шептицкий имел ранее и подтвердил своими пас-
тырскими посланиями в начале войны, способствовала тому, что
на него смотрели как на потенциального политического лидера,
способного объединить вокруг себя массы униатского населения в
борьбе против русских властей. Требования митрополита Андрея,
высказанные им архиепископу Антонию, политический оттенок
которых был очевиден, подтверждали опасения русской админис-
трации. И вопрос о возможности длительного параллельного со-
существования унии и православия в Галиции, как предлагал ар-
хиепископ Евлогий, решен не был.
19 сентября 1914 г. митрополит Андрей был отправлен в Киев.
Из Киева митрополит Шептицкий был перевезен в Нижний Нов-
город, где провел три дня, находясь под домашним арестом. Затем
178
его перевезли в Курск. В Курске он содержался под строгим арес-
том. Правда строгость ареста вскоре стала вызывать сомнения у
русских властей в Галиции. По сообщению чиновников МВД, на-
ходившихся в Галиции, «митрополит Шептицкий... фактически
управляет епархией и постоянно сносится с Галицией через раз-
ных лиц»’67. Действительно, на основании официального разре-
шения военного генерал-губернатора Бобринского Шептицкого в
Курске посетил епископ Боцян. Эти сообщения обеспокоили
МВД и в сентябре 1916 г. Шептицкий был переведен в один из
православных монастырей Суздаля. Перевод униатского митро-
полита в русскую «монастырскую тюрьму», как определили это
событие газеты, вызвал бурные протесты зарубежной прессы, в
первую очередь католического направления. Вопрос обсуждался в
Государственной Думе по инициативе А.Керенского и в россий-
ской печати. В результате 18 декабря 1916 г. Шептицкий был пере-
веден в Ярославль, где находился до 12 марта 1917 г. и был осво-
божден в связи с Февральской революцией.
Шептицкий был арестован и выслан в центральную Россию.
Арест униатского митрополита был одним из первых шагов новой
администрации на пути проведения в Галиции русской вероиспо-
ведной политики. Насколько удачным и дальновидным было по-
добное решение, судить весьма сложно. Арест митрополита Шеп-
тицкого, вызванный, по мнению русских военных и гражданских
властей исключительно политическими причинами, породил вол-
ну антирусских настроений не только в Галиции, но и за рубежом.
Уже в ноябре 1914 г. российский посланник при папском престоле
сообщал из Ватикана, что самые различные лица проявляют инте-
рес к ссылке митрополита в глубь России и положению униатской
церкви в Галиции. Особенно усилились выступления в прессе зи-
мой - весной 1915 г., когда русские войска укрепили свои позиции
и направление политики в крае оформилось окончательно. В доне-
сениях российских дипломатических представителей в Европе и
Америке осенью 1914 - весной 1915 г. отмечалось, что сторонники
митрополита развернули активную кампанию в прессе с целью
«возбудить против России общественное мнение Западной Евро-
пы и Америки»168. Международный резонанс, вызванный арестом
митрополита, был настолько заметным, что министр внутренних
дел стал отрицать какое-либо участие своего ведомства в этом
деле. В письме к Сазонову от 26 марта 1915 г. от отмечал, что «вы-
сылка митрополита Шептицкого состоялась по распоряжению
высших военных властей...»169.
Арест Шептицкого и его ссылка обеспокоили Ватикан. В нояб-
ре 1914 г. с русским посланником в Ватикане о Шептицком гово-
179
рил сам Папа. Он подчеркнул, что хотел бы договориться с Сазо-
новым о том, чтобы митрополиту дали свободу передвижения170. В
секретной телеграмме от 31 января 1915 г. Нелидов сообщал, что
«вопрос этот, судя по двукратным беседам Папы со мною и посто-
янным затрагиваниям его со стороны Ватикана в объяснениях с
представителями дружественных нам держав, составляет чу-
вствительное больное место»171. В этой связи министр иностран-
ных дел рекомендовал Нелидову в случае необходимости пояс-
нять, что митрополит Шептицкий «был удален как политический
агитатор и содержится в России в условиях, отвечающих его ду-
ховному сану»172. В Ватикане были заинтересованы в освобожде-
нии Шептицкого. Статс-секретарь кардинал Гаспарри передал в
Петербург предложение дать возможность Шептицкому уехать в
Канаду. Было предложено также обменять его на русских журна-
листов, взятых в плен австро-венгерской армией. Но официаль-
ный Петербург отклонил все эти предложения.
Население Восточной Галиции восприняло арест и высылку
митрополита более или менее спокойно. В числе причин, побудив-
ших принять решение о высылке митрополита Шептицкого из Га-
лиции существенное место занимало то обстоятельство, что пози-
ция Шептицкого по отношению к унии и католичеству до и после
начала Первой мировой войны не давала оснований к тому, чтобы
привлечь его на сторону Православной церкви. Его преданность
своему исповеданию была очевидной. И, имея в виду в обозримом
будущем переход униатов в православие, присутствие на террито-
рии Галиции видного греко-католического иерарха было более
чем нежелательным.
События, связанные с арестом Шептицкого, позиция униат-
ского епископата показали, что расчет на массовый переход униа-
тов Восточной Галиции в православие сразу же после вступления
туда русских войск не оправдался. Привычный порядок воссоеди-
нения униатов с православием прошлого столетия, осуществляв-
шийся при активном участии униатского духовенства для восточ-
ной Галиции начала XX в. оказался неприменим: слишком
отличной от предшествующего периода была политическая ситуа-
ция и отношение населения к униатской церкви было иным. Все
это заставляло задуматься об иных способах привлечения гали-
цийских униатов в православие. Бесперспективность опоры на
униатское духовенство заставляла задуматься о путях привлече-
ния к православию униатского населения. Но на этом пути пред-
стояло решить, что будет лежать в основе русской вероисповедной
политики в крае: длительная миссионерская работа или же поли-
тика активного прозелитизма.
180
Уже в августе 1914 г. представители Ставки обращали внима-
ние правительства на то, что «веротерпимость» - это ни что иное
как общий лозунг, конкретизировать который можно совершенно
по-разному. Начальник Главного штаба Н.Н.Янушкевич заявил
об этом в своем запросе в Совет министров. Он писал, что «общее
решение применять в Галиции веротерпимость и не допускать на-
сильственного обращения униатов в православие может быть при-
менено различным образом: власть наша может сама тому открыто
не содействуя, не препятствовать и даже косвенно помогать обра-
щению галичан в православие; возможно и сохранение ею вполне
выжидательного положения»173. Запрос был сделан в конце авгус-
та 1914 г., но в Совете министров практически не обратили на него
внимания. И инициатива по выработке программы конфессио-
нальной политики в Восточной Галиции в августе 1914 г. практи-
чески полностью сосредоточилась в ведении духовного ведомства,
а точнее - тогдашнего обер-прокурора В.К.Саблера.
Сразу же после вступления русских войск на территорию Вос-
точной Галиции, 26 августа 1914 г., состоялось заседание Особого
совещания Св. Синода, обсуждавшее вопросы об «устроении ре-
лигиозно-нравственного быта русского населения Галиции»174.
Это обсуждение носило предварительный характер. Никаких кон-
кретных решений члены Св. Синода 26 августа не приняли. Саб-
лер составил всеподданейший доклад, где предложил направить в
Галицию православного архиепископа, на которого возложить об-
язанности по удовлетворению нужд православного населения175.
Доклад был представлен Николаю II 28 августа 1914 г. Митропо-
лит Евлогий позднее в своих воспоминаниях писал со слов
В.К.Саблера, что в качестве возможной кандидатуры на аудиен-
ции был назван архиепископ Харьковский Антоний (Храповиц-
кий), но Николай II написал на докладе Саблера «Поручить дело
архиепископу Евлогию»176. Выбор императора был, по-видимому,
не случаен. Архиепископ Антоний имел репутацию пламенного
ревнителя православия и русской национальной идеи. Не исклю-
чено, что у Николая II возникли опасения как в плане возможного
общественно-политического резонанса такого назначения, так и
относительно того, насколько сдержан будет владыка в крайне не-
простой обстановке. Но может быть, что император пошел просто
по формальному пути: архиепископ Евлогий в тот момент зани-
мал Волынскую кафедру и его епархия граничила с территорией
Восточной Галиции.
Архиепископ Евлогий, направленный решением Св. Синода в
Галицию осенью 1914 г., был одним из весьма известных русских
иерархов. В 1892 г. он окончил Московскую Духовную академию
181
со степенью кандидата богословия. В январе 1895 г. был постри-
жен в монашество, а в 1897 г. он стал архимандритом, ректором
Холмской семинарии.
Холм - уездный город Люблинской губернии - представлял
собой чрезвычайно сложную в религиозном и национальном отно-
шении местность. Длительное господство поляков и католической
церкви (вплоть до конца XVIII в.) на этой территории привели, по
мнению архиепископа Евлогия, к утрате русского национального
самосознания в крестьянской среде. В своих воспоминаниях он
позднее писал, что «религиозная и народная жизнь Холмщины
была сложная. В ней скрещивались и переплетались разнородные
религиозные течения, воздействия разных культурных наслое-
ний, обусловленные всем историческим прошлыми этого края:
Русь и православие - как исторический фундамент; Польша и ка-
толичество в виде унии - как дальнейшее наслоение, заглушавшее
первоначальную стихию народной жизни и изломавшее душу на-
рода, его язык, быт и весь уклад»177.
Центром внимания архиепископа Евлогия во время его дея-
тельности в Холме стало «пробуждение православного самосозна-
ния»178 среди местного населения. В 1903 г. в Холме состоялась хи-
ротония архимандрита Евлогия во епископа Люблинского, вика-
рия Холмско-Варшавской епархии. С 1905 г. он стал самостоя-
тельным правящим епископом Холмским и Люблинским. Став
правящим архиереем, владыка Евлогий приступил к активной ра-
боте по распространению в укреплению православия в епархии. В
Государственной думе III созыва, членом которой он был, архие-
пископ Евлогий выступил с инициативой выделения Холмщины
из состава Царства Польского и образования самостоятельной Хо-
лмской губернии с целью защиты коренного русского населения
от польско-католического влияния.
В 1912 г. проект о выделении Холма и образовании Холмской
губернии был утвержден. 14 мая 1914 г. преосвященный Евлогий
был назначен архиепископом Волынским и Житомирским. По
сложившейся традиции он, будучи архиепископом Волынским,
являлся также экзархом Константинопольского патриарха в Гали-
ции и Карпатской Руси. Поэтому назначение архиепископа Евло-
гия в Галицию осенью 1914 г. было вполне закономерным и свя-
занным с его местом в православной иерархии. Определенную
роль в назначении архиепископа Евлогия сыграли также личный
выбор императора и то обстоятельство, что он имел значительный
опыт архипастырской деятельности на западнорусских террито-
риях, представлял всю сложность проблем взаимодействия между
православным, католическим и греко-католическим населением.
182
При отъезде в Галицию архиепископу Евлогию не было дано
каких-либо конкретных указаний относительно его будущей дея-
тельности в крае. Ему было предложено осуществлять «архипас-
тырское попечение о православном населении Галиции». Задача
эта была по сути такой же общей как и ранее высказанное требова-
ние к военным властям соблюдать принцип веротерпимости. Не-
определенность ситуации, недостаточная осведомленность о том,
что реально происходит на занятой русскими войсками террито-
рии Австро-Венгрии, не располагали Св. Синод к тому, чтобы ста-
вить перед владыкой Евлогием более определенные задачи.
Архиепископ Евлогий направился в Галицию через Житомир и
Почаев. К моменту прибытия его в Почаев три прихода пригра-
ничного Бродского уезда - Поповцы, Навакша и Борятин - были
присоединены к Православной церкви. По сообщениям периоди-
ческой печати первое воссоединение униатов состоялось 28 авгус-
та 1914 г. В день празднования памяти преподобного Иова, игуме-
на Почаевского, более 500 человек пришли крестным ходом из
трех сел. Обряд совершался епископом Кременецким Дионисием.
31 августа он совершил первое архиерейское богослужение в Га-
лиции в храме одного из приграничных сел. После этого к правос-
лавию присоединилось еще 1500 человек униатов179. В Почаеве
прибывшего архиепископа Евлогия встретили крестным ходом
два местных прихода, уже присоединившиеся к православию. В
Бродах состоялось архиерейское богослужение. Как сообщал ар-
хиепископ Евлогий в Св.Синод, торжество превзошло его ожида-
ния. Накануне, при въезде в Броды он был встречен крестным хо-
дом. Вся масса народа с пением провожала архиепископа по
улицам города до храма. Неподалеку от храма была поставлена
арка, украшенная фонарями с надписью: «Благослови нас, Высо-
копреосвященнейший Владыка». У арки архиепископа встречали
городской голова с хлебом, солью и два старейших священни-
ка-униата из Бродского уезда180. Поведение населения пригранич-
ных сел было вполне естественным, учитывая издавна существо-
вавшие тесные связи тамошнего населения с Россией и почитание
ими святынь Почаевской Успенской лавры. Но уже в этом присое-
динении появились настораживающие моменты. Тогда им, види-
мо, не придали значения на фоне всеобщего торжества и энтузиаз-
ма. Позднее, вглядываясь в прошлое, митрополит Евлогий
ситуацию в воссоединившихся приходах описал так: «Епископ
Дионисий предложил мне посетить сейчас же эти приходы, "... но
только надо жандармов с собою взять, потому, что священники
ключей от храма не дают, - надо будет их отобрать...”. Смотрю, мо-
лоденький жандарм тут же неподалеку вертится. Меня все это
183
очень покоробило. Присоединение к православию мне представ-
лялось постепенным сознательным процессом, - не такими скоро-
палительными переходами, да еще с участием жандармов»181. Эта
ситуация и нежелание священников-униатов отдавать ключи от
храма говорили о молчаливом, но упорном сопротивлении униат-
ского духовенства. Недовольство униатских священников усугуб-
ляли во многом не столько русские власти, сколько местные жите-
ли. Так, в одном из воссоединившихся приходов Бродского уезда
униатских священников заменили братья Борецкие, выходцы из
местных крестьян. Один из них окончил Житомирское пастыр-
ское училище. По мнению архиепископа Евлогия, «бритья Борец-
кие, грубые, неприятные люди, по-видимому, воспользовались
моментом, чтобы, отстранив прежних батюшек, занять их мес-
то...». Наблюдая эти картины в первые дни своего пребывания в
Восточной Галиции, владыка Евлогий сделал вывод о том, что
«православное самосознание держится главным образом в дерев-
не» и «народ в огромной своей массе будет с православными»182.
Следует заметить, что выводы о безусловной приверженности
к православию крестьянского населения Галиции делались и на-
кануне войны. Так, архиепископ Антоний (Храповицкий), высту-
пая на заседании Галицко-русского благотворительного общества
в 1914 г., говорил о том, что «униатское учение у наших галичан да-
леко не есть действительная уния, иначе говоря - приняв унию,
они на самом деле не сделались настоящими униатами даже в тео-
рии... Галицкий народ душою своею остался в православии, фор-
мально числясь в унии»183. События конца августа - начала сен-
тября 1914 г. в Восточной Галиции, свидетелем которых был архи-
епископ Евлогий, подтверждали эту точку зрения. Они укрепляли
надежду на быстрый переход в православие массы галицийских
крестьян и убеждали в необходимости миссионерской работы сре-
ди униатского населения. Но эти же события и приезд архиепис-
копа Евлогия в Галицию с полуофициальной миссией «архипас-
тырского попечения» вызвали совершенно противоположную ре-
акцию значительной части униатского духовенства и обществен-
но-политических деятелей Галиции и Российской империи. Его
появление в Восточной Галиции было воспринято как начало нас-
ильственного обращения местных униатов в православие. Значи-
тельное влияние на формирование общественного мнения оказала
российская пресса. Там появились сообщения о том, что древняя
митрополичья кафедра во Львове будет временно замещена пра-
вославным архиепископом, до тех пор, пока патриарх Константи-
нопольский не утвердит нового митрополита и не передаст Св. Си-
ноду своих прав по высшему духовному управлению Галицией.
184
В качестве будущего митрополита Львовского пресса называла
архиепископа Антония Волынского. Сообщалось также о том, что
в Галиции будут учреждены три епископские кафедры. Кандида-
тами называли ректора петроградской Духовной академии епис-
копа Ямбургского Анастасия, викария Оренбургской епархии
епископа Дионисия и архиепископа Кишиневского и Бессараб-
ского Платона184. Через несколько дней после назначения архие-
пископа Евлогия в периодической печати появилось сообщение
Петроградского телеграфного агентства о том, что он «назначен
церковным администратором завоеванной области», что от при-
был из «Житомира в Почаев и Львов 6 сентября для присоедине-
ния к православию галичан»185. Безапелляционный тон телеграм-
мы, опубликованной в «Правительственном вестнике», о миссии
архиепископа Евлогия чрезвычайно обеспокоил С.Д.Сазонова.
Он немедленно написал В.К.Саблеру, что подобные сообщения
создают неверные представления о деятельности высокопреосвя-
щенного Евлогия, тогда как «входя в новый край, нам желательно
создать в населении впечатление о том, что Россия применяет
приемы обратные тем, к коим прибегала Австрия» в вероисповед-
ной политике186. Чтобы прекратить распространение самых неве-
роятных слухов относительно планов Св. Синода было опублико-
вано следующее сообщение: «За последнее время в некоторых
органах печати появились сведения о том, что Св. Синод спешно
занят вопросом об устройстве церковных дел в Галиции, что ...
учреждаются в Галиции епископские кафедры... Все эти сведения
не соответствуют действительности. Св. Синод поручил лишь ар-
хиепископу Волынскому Евлогию, епархия которого находится в
ближайшем соседстве с Галицией, иметь архипастырское попече-
ние об удовлетворении духовных потребностей находящихся в Га-
лиции православных»187. Но, к сожалению, волну возмущения, на-
правленную против архиепископа Евлогия, начало которой было
во многом положено крайне неосторожным заявлением Петрог-
радского телеграфного агентства в «Правительственном вестни-
ке», остановить не удалось.
В одной из польских газет появилась передовая статья, где вы-
сказывалась мысль о том, что этот акт «спасения душ восстановит
против себя весь польский народ» и «правительство... обязано за-
претить архиепископу Евлогию «обращение христиан во Львове в
христианство»188. Действительно, всеобщая увлеченность мыслью
о том, что униаты в Галиции - это почти православные, привела к
тому, что никто - ни духовенство, ни военные и гражданские влас-
ти в Галиции, ни правительственные чиновники — не задумыва-
лись о том, что этот процесс затрагивает интересы католической
185
церкви, а, следовательно, и польского населения. То обстоят-
ельство, что униатская церковь находилась под юрисдикцией
Папы Римского, приводило к тому, что значительная часть по-
льского населения Галиции воспринимала процесс воссоедине-
ния униатов с православием именно как нарушение прав католи-
ков и, как следствие, национальных прав поляков. Приезд архие-
пископа Евлогия усилил эти настроения.
Воспоминания об активной деятельности православного ие-
рарха в 1905 - 1911 гг. по выделению Холма из состава Царства
Польского и образованию самостоятельной Холмской губернии,
запоминающихся выступлениях в III Государственной Думе по
этому вопросу были еще свежи в памяти польской общественнос-
ти. Приезд архиепископа Евлогия, независимо от его практичес-
кой деятельности, польским населением края был воспринят как
провозглашение начала антипольской и антикатолической поли-
тики на территории Восточной Галиции.
Недовольство поляков встревожило как местную администра-
цию, так и Верховного главнокомандующего великого князя Ни-
колая Николаевича. Всего несколько недель назад он подписал
многообещающее воззвание к полякам, обещавшее, в том числе
польскому народу свободу вероисповедания. В связи с воззванием
политика русских в Галиции в отношении польского населения
рассматривалась поляками в Российской империи как своеобраз-
ный индикатор того, насколько собирается царское правительство
выполнять свои обещания. Поскольку лояльности поляков в Ца-
рстве Польском в начале войны придавалось весьма большое зна-
чение как в стратегическом, так и внутри- и внешнеполитическом
аспектах, то и возмущение поляков в Галиции было чрезвычайно
нежелательным.
Недовольство польского населения края вероисповедной по-
литикой, а точнее отсутствием четко определенных ее принципов,
заставило военные и гражданские власти обратить пристальное
внимание на конфессиональные вопросы. Совет министров
осенью 1914 г., несмотря на запрос Янушкевича, никаких рекомен-
даций по вероисповедной политике в Галиции не дал, видимо по-
считав, что эта проблема полностью находится в компетенции
Св. Синода. В Ставке же наоборот решили, что именно духовное
ведомство и лично архиепископ Евлогий нуждаются в четких ука-
заниях от светских властей, поскольку дело касается не столько
церковных вопросов, сколько проблемы стабильности тыла рус-
ской армии.
13 сентября 1914 г. Верховный главнокомандующий великий
князь Николай Николаевич отправил Янушкевичу телеграмму,
186
где приказывал обратить особое внимание на то, «чтобы наша ду-
ховная власть не чинила никаких притеснений униатам и униат-
скому духовенству. Политическая неблагонадежность не должна
быть отождествлена с религиозною разъединенностью... права и
интересы галицкого населения и духовенства должны быть строго
оберегаемы нашими властями»189. На следующий день великий
князь телеграфировал Николаю II о том, что в Галиции очень
остро стоит религиозная проблема. О деятельности архиепископа
Евлогия великий князь сообщал, что «начались указания епархи-
альной власти о необходимости униатам и их пастырям перехо-
дить в православие, которые могут вызвать сильные волнения на-
селения в тылу русских войск. Под «указаниями епархиальной
власти» великий князь Николай Николаевич, вероятно подразу-
мевал обращение владыки к населению Галиции и униатскому ду-
ховенству, в котором он призвал униатских священников вести
свою паству «туда, куда влечет ее совесть народная, к вере отцов
ваших, к той вере, в которой жили и спасались святые родичи
ваши... и все предки ваши до конца 17 века. Вместе с народом вой-
дите под спасительный кров духовной матери нашей - святой
Православной Вселенской Церкви»190.
Великий князь просил императора установить, что переход
униатов в православие должен идти на добровольной основе и под
контролем администрации. Император полностью поддержал
Верховного главнокомандующего191. 15 сентября в Ставке была
получена высочайшая телеграмма. В ней император напоминал о
необходимости соблюдать в Восточной Галиции принципы веро-
терпимости и просил повторить указания великого князя об осно-
вах конфессиональной политики архиепископу Евлогию от своего
имени. После этого на архипастыря сразу стали смотреть как на
человека, приехавшего заниматься активным обращением униа-
тов, что противоречило как высочайшему распоряжению, так и
указаниям Верховного главнокомандующего. Местные военные и
гражданские власти также отнеслись к приезду архиепископа
Евлогия весьма настороженно. Генерал-губернатор Г.А.Бобрин-
ский, получив сообщение от архиепископа Евлогия о желании по-
следнего приехать во Львов в связи с состоявшимся назначением,
ответил, что «находит эту поездку преждевременной»192, боясь не-
довольства польского населения, которое во Львове преобладало.
К этому моменту архиепископ Евлогий по согласованию со
Св. Синодом разработал программу деятельности православного
духовенства в Галиции. Предполагалось введение должности бла-
гочинного, чтобы организовать работу священников на местах,
приезд в Галицию священников для удовлетворения потребнос-
187
тей новых православных приходов, создание миссионерской биб-
лиотеки, снабжение храмов богослужебными книгами, утварью,
распространение религиозно-нравственной литературы в правос-
лавном духе. Лично для себя архиепископ Евлогий просил осво-
бождения его от текущих дел по управлению Волынской епархи-
ей, чтобы иметь возможность основное время посвятить работе в
Галиции. Предложенная им программа была одобрена как Св. Си-
нодом, так и лично Николаем II193. Перечисленные мероприятия
во многом были связаны с той миссионерской работой, к которой
приступили еще в начале войны по инициативе архиепископа
Антония (Храповицкого). Св. Синодом при Московской духов-
ной академии был учрежден комитет для издания «политических
листков об унии» под председательством архимандрита Илларио-
на (Троицкого). В листках печатались критические материалы об
учебниках по Закону Божьему, по которым велось преподавание в
народных школах Галиции для детей униатов, и которые отлича-
лись чисто католическим содержанием. Кроме того листки дол-
жны были знакомить галицких униатов с православным благочес-
тием194. Намечаемые мероприятия тоже можно было рассматри-
вать как программу миссионерской деятельности, поскольку и
Св. Синод и архиепископ Евлогий исходили из того, что еще в те-
чение долгого времени уния и православие в Восточной Галиции
будут существовать параллельно.
Но как бы умеренна и осторожна ни была программа работы в
Галиции, осуществление ее стало невозможным. 13 сентября архие-
пископу Евлогию была передана копия телеграммы Н.Н.Янушке-
вича на имя генерал-губернатора Г.А.Бобринского, в которой гово-
рилось о том, чтобы «не было допускаемо никаких мер к обраще-
нию униатов в православие, исключая совершенно добровольного
желания отдельных лиц, самостоятельно ими выраженного»195. Эти
указания через два дня подтвердил лично Николай II. Фактически
уже в первой половине сентября 1914 г. архиепископ Евлогий ока-
зался лишен какой-либо возможности действовать самостоятельно
и реализовывать намеченную Св. Синодом программу. Любая мис-
сионерская работа могла быть расценена как «мера к обращению
униатов в православие».
Таким образом, серия распоряжений правительственной влас-
ти по вопросам вероисповедной политики наглядно продемо-
нстрировала недоверие к православному духовенству и стремле-
ние сосредоточить конфессиональные вопросы в руках военной и
гражданской администрации в Галиции. В итоге попытки граж-
данских и военных властей в Восточной Галиции соблюдать при-
нципы веротерпимости в сентябре 1914 г. свелись к нескольким
188
декларативным распоряжениям и ограничению деятельности ар-
хиепископа Евлогия. Но никоим образом не была ограничена ра-
бота галицийских и русских националистов, изыскивавших пути
скорейшей русификации края.
Сразу после получения архиепископом Евлогием упомянутых
телеграмм, к нему приехали по поручению генерал-губернатора
Г.А.Бобринского два члена Государственной Думы - В.А.Бобрин-
ский и Д.Н.Чихачев. В.А.Бобринский представил архиепископу
составленный им проект общей программы по устройству правос-
лавной церкви в Галиции.
Программа мероприятий в отношении униатов и униатского
духовенства разрабатывалась националистически настроенными
общественными деятелями как в Галиции, так и в Петрограде. На
заседании петроградского отделения Галицко-русского общества
14 сентября 1914 г. была принята подробная резолюция по религи-
озному вопросу в Галиции. Рекомендовалось строжайшее соблю-
дение принципа добровольности при переходе из униатства в пра-
вославие с сохранением для воссоединившихся всей местной
церковной обрядности. Наряду с этим предлагалось:
— немедленно прекратить в Галиции деятельность Базилиан-
ского ордена;
— отрешить от должности греко-католических епископов, стре-
мившихся к латинизации восточного обряда;
— пресекать всякую агитацию против православия;
— изгонять униатских священников из сел, которые целиком
*-* 196
перейдут в православие .
В октябре Галицко-русское общество приняло еще более ради-
кальную резолюцию, где помимо ранее высказанных предложе-
ний, были следующие пожелания:
— «желательно, чтобы во все приходы Галичины, Буковины и
Угорской Руси, охваченные православным движением еще до вой-
ны и занятые теперь русскими войсками, были посланы правос-
лавные священники и иеромонахи, знакомые с малорусским наре-
чием и с нравами и обычаями червонно-руссов, для удовлетворе-
ния религиозных потребностей населения;
— униатские храмы, где большая половина жителей воссоеди-
нилась с православием, должны быть переданы православным;
— необходимо упразднить существующий в Галичине и Буко-
вине орден иезуитов как воспрещенное в Российской империи
вредное и тайное сообщество...»197.
Среди предлагавшихся Галицко-русским обществом меропри-
ятий особенно примечателен пункт о фактической высылке уни-
атских священников. Отметим, что пункт о постепенной замене
189
униатского духовенства стал своеобразным центром вероисповед-
ной программы националистов. Все они сходились на том, что
местное население в большинстве своем малограмотно и инертно,
достаточно плохо понимает суть различий между униатской и
православной церковью, поэтому наиболее удобный и бескон-
фликтный путь присоединения униатов к православию, это не
долгая миссионерская деятельность (как это планировалось в
Св. Синоде), а активная замена местного униатского духовенства
православным. Резолюции Галицко-русского общества были при-
няты в Петрограде и носили характер пожеланий правительству,
но если в сентябре 1914 г. правительство относилось к пожелани-
ям общественности весьма осторожно, то национально-патриоти-
ческие круги были полностью солидарны с программой Галиц-
ко-русского общества. В восточной Галиции сторонником и про-
водником этой программы стал граф В.А.Бобринский. С
присущей ему энергией он начал проводить в жизнь идею посте-
пенного вторжения православного духовенства в униатские хра-
мы. Он составил обширную докладную записку на имя Верховно-
го главнокомандующего, где описывая ситуацию в Галиции, отме-
чал, что «почти все униатские церкви Галиции остались без
священников, потому, что 1) почти все священники “русофилы”
арестованы и частью казнены, частью угнаны в тюрьмы Западной
Австрии и Венгрии. Нашим войскам удалось освободить из тюрем
не более 10 таких священников; 2) священники-мазепинцы бежа-
ли при приближении наших войск и генерал-губернатор распоря-
дился, чтобы они не допускались обратно в свои приходы. Эта
мера вызвана тем, что духовенство украинской мазепинской пар-
тии было привлечено митрополитом Шептицким к яростной
борьбе против русской идеи и к организации боевых дружин... Эти
священники являлись главными доносчиками и подстрекателя-
ми»198 к карательным мерам против русского населения в начале
войны со стороны австрийских войск. Все это, как сообщал
В.А.Бобринский, привело к тому, что народ начал посещать косте-
лы, приглашать ксендзов для совершения треб. При этом, во все-
общей неразберихе прифронтовой территории «ожидать фор-
мальных заявлений о переходе в православие нельзя», уже хотя бы
потому, что народ всегда считал и ныне считает себя православ-
ным, но при этом местное население, по уверению Бобринского,
охотно примет православных священников, если они начнут бо-
гослужения в брошенных униатских храмах, не меняя местной об-
рядности199. Именно таким образом, по мнению Бобринского, лег-
че всего начать распространение православия в крае, без громких
шумных кампаний вокруг присоединения к православию униатов.
190
Для этого Бобринский предлагал русским властям сделать следу-
ющие распоряжения:
— разрешить православным священникам служить на своих ан-
тиминсах в пустующих униатских церквах, не принуждая крес-
тьян ходить в церковь
— разрешить этим же священникам совершать требы, не требуя
формального отречения народа от унии;
— разрешить униатским священникам принимать добровольно
православие;
— предложить всем православным священникам придерживать-
ся местной обрядности в той мере, в какой ее придерживались уни-
атские священники-русофилы200.
Предложения Бобринского были первоначально одобрены про-
топресвитером военного и морского духовенства Шавельским и
Верховным главнокомандующим201. Этот перечень мероприятий
был представлен В.А.Бобринским архиепископу Евлогию в тот мо-
мент, когда владыка был буквально поставлен в тупик многочис-
ленными указаниями, ограничивающими его деятельность. То, что
программа было одобрена великим князем Николаем Николаеви-
чем давало ей определенный официальный статус, чего нельзя
было сказать о программе Св.Синода, которая к тому моменту еще
не была представлена императору. Архиепископ Евлогий считал,
что программа В.А.Бобринского не лишена недостатков. Позднее
он сообщал в Св.Синод, что «программа эта была составлена спеш-
но и мало продумана, но так как она ослабляла силу неблагоприят-
ных указаний, которые заключались в вышеупомянутой телеграм-
ме, то я согласился с нею»202. В результате общественное мнение как
в России, так и в Галиции теснейшим образом связало имя архие-
пископа Евлогия с деятельностью местных и российских национа-
листов, сделало его ответственным за их ошибки и просчеты.
Как уже было сказано выше, центральным пунктом программы
Бобринского была задача вытеснения униатского духовенства из
приходов под разными предлогами и замена их православными
священниками. Но по некотором размышлении решено было
ввести формальный порядок в дело замены униатского духове-
нства православным. 26 сентября 1914 г. был опубликован цирку-
ляр военного генерал-губернатора Галиции Г.А.Бобринского, где
наряду с предложением строго соблюдать полную веротерпи-
мость, говорилось о том, что приезд православного священника в
село возможен только тогда, когда об этом будут просить 75% на-
селения. При этом в циркуляре была сделана любопытная оговор-
ка: запрещалось допускать обратно в села священнослужителей,
выехавших при появлении русских войск203. Поэтому циркуляр
191
26 сентября имел двойственное значение: генерал-губернатор, с
одной стороны, отстаивал принципы веротерпимости, с другой,
налагал ограничения на деятельность священников-униатов.
Тактики вытеснения униатского духовенства из приходов при-
держивались и местные интеллигенты-«русофилы», стремившие-
ся с приходом русских войск принять активное участие в управле-
нии краем. Глава местной русско-народной партии адвокат
В.Ф.Дудыкевич в начале сентября 1914 г. предложил Г.А.Бобрин-
скому свои услуги в деле проведения русофильской вероисповед-
ной политики. Дудыкевич попросил у генерал-губернатора разре-
шения «повлиять на униатское духовенство, чтобы они добро-
вольно отказались от исполнения своих обязанностей и освободи-
ли храмы и тогда можно будет передать их церкви в ведение
православного духовенства. Генерал-губернатор ответил отказом.
По поводу своего отказа он писал Н.Н.Янушкевичу: «Хотя Дуды-
кевич и уверял меня, что он проведет это дело совсем миролюбиво
и без всякого принуждения, однако, я просил его обождать хотя бы
один месяц»204.
Попытки генерал-губернатора Г.А.Бобринского ограничить ак-
тивность общественно-политических деятелей были с неодобре-
нием встречены националистами, которые, в частности В.А.Боб-
ринский, с сожалением констатировали, что в Галиции создались
такие формальные и административные условия, которые ограни-
чивают свободу православного вероисповедания, а точнее его рас-
пространение205. Критически отнеслись к действиям генерал-гу-
бернатора и в Св. Синоде.
Во-первых, неудовольствие вызвал сам факт регламентации
деятельности православного духовенства в Галиции без согласо-
вания со Св. Синодом. В связи с этим последним было отмечено,
что «совершенно несоответственным с достоинством Православ-
ной церкви является... условие, в силу коего для назначения пра-
вославного священника... необходимо 3/4 жителей. В делах веры и
совести нет места арифметическим вычислениям»206.
Во-вторых, указание циркуляра 26 сентября о порядке совер-
шения богослужений в униатских храмах православными священ-
никами тоже было расценено как непозволительное вмешат-
ельство в компетенцию Св. Синода. По мнению Св. Синода, такого
рода указания могли бы исходить «только от подлежащей духов-
ной власти». В итоге мнение Св. Синода о циркуляре Г.А.Бобрин-
ского сводилось к тому, что «такое решение вопроса представляет-
207
ся ныне и преждевременным и несправедливым» .
В воспоминаниях митрополита Евлогия, который с недоумени-
ем воспринял распоряжение о проведении точного подсчета насе-
192
ления, желающего приезда православного священника, приведе-
ны любопытные описания «голосования» в галицийских деревнях
за присылку православного батюшки.
«В село въезжали власти в сопровождении жандармов и при-
ступали к баллотировке. Населению раздавали горошинки, кото-
рые должны были играть роль баллотировочных записок. Тотчас
же возникали недоразумения. Бабы горошинки теряли, в ожида-
нии своей очереди их сгрызали; случалось, что самый факт балло-
тировки горохом вызывал протест: “Как можно на горохе мою веру
ставить!”»208. Действовала здесь и вековая крестьянская осторож-
ность: нежелание что-либо подписывать, боязнь всяческих бумаг
и начальства.
Распоряжение местной администрации о соблюдении фор-
мальных условий при приглашении православных священников,
позиция Св. Синода и личное мнение архиепископа Евлогия, счи-
тавших, что местное (особенно сельское население) стремится к
переходу в православие, породили осенью 1914 г. массу слухов и
сомнений. Господствовали три прямо противоположные точки
зрения: первая гласила, что идет насильственное обращение униа-
тов в православие, чему активно способствует архиепископ Евло-
гий, другая - что начался массовый переход галичан из унии в
православие, без всякого давления извне, и, наконец, третья сво-
дилась к тому, что в Галиции русские власти выражают всемерную
поддержку униатам в ущерб интересам православных. К сожале-
нию, крайне сложно в настоящий момент с абсолютной увереннос-
тью говорить о правоте той или иной стороны. Основанием для бо-
лее или менее объективных выводов о реальном содержании
конфессиональной политики в Восточной Галиции во второй по-
ловине 1914 г. могут служить данные об интенсивности переходов
из унии в православие в этот период. Правда, имеющаяся статис-
тика о переходе галицийских униатов в православие весьма проти-
воречива и в некоторой части политизирована.
Данные о количестве переходов из унии в православие на тер-
ритории Восточной Галиции содержатся в периодической печа-
ти, отчетах архиепископа Евлогия, документах Совета минис-
тров. По данным, опубликованным в «Церковно-общественном
вестнике», за два месяца оккупации Галиции из унии перешло в
православие свыше 30 тыс. человек209. Но при этом необходимо
учитывать, что перешедшими в православие в Восточной Гали-
ции считали всех униатов, исповедавшихся и причастившихся в
православном храме или у православного священника, когда как
для местного населения посещение православного храма далеко
не всегда означало отказ от унии. Статистические данные перио-
193
7 - 9455
дической печати частично подтверждаются другими источника-
ми, где говорится о количестве образованных в 1914 г. на терри-
тории Восточной Галиции православных приходов. Приводятся
данные о возникновении там 50 - 100 приходов. Все эти данные
российская пресса приводила вне сравнительного контекста,
преимущественно упирая на внушительное сочетание десятков
тысяч. Но если при этом учесть довоенную статистику, согласно
которой в Галиции проживало более 3,5 млн. униатов, то даже по
данным «Церковного вестника» в 1914 г. из унии в православие
перешло 0,85% униатского населения. Цифра небольшая, но, не-
смотря на отсутствие более убедительной статистики, представ-
ляется вполне реальной.
Помимо газетных сообщений имеется значительное количес-
тво свидетельств современников о массовых переходах галичан в
православие. Так, в ноябре 1914 г. священник Митрофан Мит-
роцкий, член Государственной Думы посетил Галицию и высту-
пил с докладом на заседании Галицко-русского общества в Пет-
рограде. В своем выступлении он сказал, что «масса населения...
признавая себя вообще православными, обращается к архиепис-
копу Евлогию с мольбами дать священников, таких “как в Киеве
и Почаеве”»210. Свидетельство такого рода не единственное. По-
добные утверждения, исходя из вышеприведенных статистичес-
ких данных, представляются в большей степени восторженными
отзывами, когда как даже весьма условные цифры не дают осно-
ваний для выводов о массовых переходах в православие. Но
именно эти отклики, публиковавшиеся в газетах, формировали
общественное мнение как в Галиции, так и в России, создавали
твердое убеждение в том, что обращение униатов в православие
идет полным ходом.
Официальные данные мало отличались от сообщений прессы.
В январе 1915 г. по ходатайству архиепископа Евлогия Св.Синод
утвердил 52 православных прихода в Галиции и принял постанов-
ление об отпуске средств на содержание там духовенства211.
Однозначно можно, пожалуй, сказать только то, что действия
местной русских военных и гражданских властей объективно спо-
собствовали тому, что наиболее активные националистические
проявления попыток скорейшего воссоединения униатов с пра-
вославием осенью 1914 г. были приостановлены. Удалось до опре-
деленной степени успокоить поляков-католиков и особенно ин-
теллигенцию г. Львова, убедив их, что насильственных обращений
в православие не будет. Но, несмотря на успокоительные телег-
раммы и циркуляры по вероисповедным вопросам, местная адми-
нистрация находила тактику националистов по неуклонному вы-
194
теснению униатского духовенства вполне оправданной и в
ближайшей перспективе допустимой.
В ноябре 1914 г. в Галицию была командирована комиссия
МВД, в которую входили М.М.Пуришкевич, Л.Д.Аксенов,
А.В.Петров, Н.К.Васильев, В.А.Крыжановский. В число задач ко-
миссии входило изучение вопроса о ходе обращения униатов в
православие. Предполагалось, что комиссия выявит злоупотреб-
ления, проанализирует ситуацию и даст рекомендации в области
вероисповедной политики. После изучения ситуации по делопро-
изводственным документам, встреч с местными крестьянами кан-
целярии галицкого генерал-губернатора было сделано заключе-
ние членом комиссии А.В.Петровым.
Комиссия работала в ноябре 1914 г., т.е. тогда, когда положение
русских войск на юго-западном фронте и администрации времен-
ного генерал-губернатора стало довольно прочным. Не вызывали
прежнего беспокойства и поляки в плане своей лояльности к влас-
тям Российской империи. Все это заставляло думать не только о
реализации в Галиции принципов веротерпимости, но и о соблю-
дении в крае русских государственных интересов. И именно с та-
ких позиций чиновник МВД А.В.Петров представил свои реко-
мендации по дальнейшей вероисповедной политике в Галиции.
Он отметил, что неизбежен в некоторых случаях нажим на униат-
ских священников, устранение их из приходов, «по возможности,
добровольное»212, с материальной компенсацией. На их места
предлагалось присылать православных священников. Петров пи-
сал, что личные встречи с галицийскими крестьянами убедили его
в неправильности применения метода опроса населения как осно-
вы для посылки в села православных священников. Он отмечал,
что крестьяне при встречах «откровенно сознавались, что сами
опасались, по вполне понятным местным отношениям просить
присылки православного священника, но если бы таковой был
прислан, они бы охотно его приняли»213. Особую опасность для
проведения русской вероисповедной политики в Галиции, по мне-
нию Петрова, представляла высшая греко-католическая иерархия.
Ее предлагалось «раскассировать», чтобы лишить униатское при-
ходское духовенство руководства214. Говоря о стремлении гали-
цийских крестьян к православию, Петров не привел никаких кон-
кретных цифр и даже не попытался хотя бы приблизительно
оценить, много или мало униатов перешло в православие. Сопос-
тавив текст записки с исходными материалами, которые находи-
лись в распоряжении А.В.Петрова, представляется, что у него не
было вообще каких-либо конкретных цифр по этому вопросу и,
видимо, на тот момент они просто отсутствовали.
195
т
Тем не менее, работа комиссии МВД и некоторая стабилиза-
ция ситуации в Восточной Галиции привели к тому, что местные
власти внесли некоторые коррективы в порядок взаимоотноше-
ний униатского и православного духовенства. 20 ноября 1914 г.
генерал-губернатор Г.А.Бобринский издал новый циркуляр гу-
бернаторам Галиции, в котором были изменены условия приезда
православных священников в униатские сельские приходы. В
циркуляре говорилось: «В тех селах, где униатский священник
бежал и большинство населения просит о присылке православ-
ного священника, то присылать такового незамедлительно и
предоставлять ему полное пользование униатской церковью».
Примечательно, что если месяц назад сохранение униатской об-
рядности при богослужении считалось весьма важным, то теперь
рекомендовалось сохранять ее «на первое время, по возможнос-
ти»215. Циркуляром запрещалось занимать униатские храмы,
если в селе остался униатский священник, который не желает
служить поочередно с православным, даже если 75% населения
просили о присылке православного священника. В таких случаях
предлагалось служить литургию на походных анитминсах. Пере-
дача храма православному священнику признавалась возможной
только в случае, если униатский храм в течение месяца практи-
чески не посещался.
Циркуляр был предварительно согласован с Н.Н.Янушкеви-
чем и протопресвитером Шавельским. Вышеперечисленные пун-
кты циркуляра и особенно первый, разрешавший посылать пра-
вославных священников в пустующие униатские приходы были
восприняты как официальная отмена ограничений на проповедь
православия среди униатов. Православное духовенство расшири-
ло свою деятельность в Галиции. К концу декабря 1915 г. в Гали-
ции было образовано 50 православных приходов, вместо пяти
бывших ранее. В связи с этим архиепископ Евлогий обратился в
Совет министров с ходатайством об организации финансирова-
ния православного приходского духовенства из казны, мотивируя
это крайним обнищанием крестьянского населения Галиции. Хо-
датайство архиепископа Евлогия было удовлетворено.
10 января 1915 г. Николай II утвердил журнал Совета минис-
тров, где было постановлено ассигновать ведомству православ-
ного исповедания чрезвычайным сверхсметным кредитом
20 тыс. рублей на содержание причтов в новоучрежденных пра-
вославных приходах Галиции из расчета по 100 руб. в месяц свя-
щеннику и по 25 руб. в месяц псаломщикам. Отметим, что,
во-первых, показателен сам факт включения причтов православ-
ных галицийских приходов в число лиц получавших жалованье
196
от казны. В начале XX столетия в Российской империи жало-
ванье получали лишь 2/3 причтов. Жалованье же, назначенное
священно- и церковнослужителям в Галиции было невелико как
относительно средних цифр по Российской империи (средний
оклад священника в начале XX в. составлял 300 руб., дьякона -
150 и псаломщика - 100)216.
Начало деятельности православных священников в Галиции
обеспокоило Ватикан. В ноябре 1914 г. российский посланник при
Святейшем престоле Нелидов сообщил в МИД о частной беседе с
Папой. В этой беседе Папа коснулся вопроса о православном бо-
гослужении, совершаемом русским духовенством в униатских
храмах Галиции. На это Нелидов ответил, что возможно имели
место единичные случаи, но они ни в коем случае не отражают на-
мерений императорского правительства. Папа, в свою очередь, за-
метил, что правительство он не обвиняет, но просит, чтобы были
приняты меры, препятствующие «вторжению православных в
униатские храмы»217. Но обеспокоенность Ватикана положением
униатов в Галиции не оказала влияния на позицию местной адми-
нистрации, где к зиме 1914 - 1915 гг. окончательно возобладали
националистические настроения.
Одновременно усилили свое участие в решении вероисповед-
ных вопросов на территории Галиции и русские националисты.
«Русская партия», по замечанию архиепископа Евлогия, считала
нужным устраивать яркие православно-русские манифестации
для подъема настроения галицкого населения218. Православное
богослужение, особенно праздничные архиерейские службы, мог-
ли служить этим целям. И в декабре 1914 г. произошли события,
имевшее далеко идущие последствия и значительный междуна-
родный резонанс.
6 декабря 1914г. архиепископ Евлогий прибыл во Львов. В этот
же день «Прикарпатская Русь» опубликовала пастырское посла-
ние архиепископа Евлогия «К галицко-русскому народу и его ду-
ховенству». В послании говорилось: «Добрые пастыри Галицкой
Руси!... Вы воспитались в традициях латинской унии, но она не
могла заглушить в вас русского духа... В жизни вверенного вам на-
рода совершается великий переворот, он вливается в общерусское
русло... Ведите же его по пути этого органического слияния с вели-
кой Россией и особенно восстановите и закрепите его древнейший
исторический союз с Православною Русскою Церковью»219.
В этот же день граф Владимир Бобринский предложил ему от-
служить литургию в самом большом униатском храме г. Львова,
принадлежащем Ставропигийному институту. Было получено
согласие Ставропигийного института и настоятеля храма прото-
197
иерея Туркевича. Отметим, что организация богослужения вы-
звала длительные переговоры между генерал-губернатором Боб-
ринским и униатским духовенством. Официальным поводом для
православного богослужения в храме Ставропигийного институ-
та было то, что Львов переполнен русскими войсками, правос-
лавный храм в городе один и не может вместить всех желающих.
Но по окончании богослужения архиепископ Евлогий произнес
слово, которое произвело сильное впечатление на присутство-
вавших в храме русских солдат, офицеров, военных и граждан-
ских чиновников, а также местных жителей. Архиепископ Евло-
гий 7 декабря 1914 г. в Преображенском соборе г. Львова сказал:
«... народ галицкий, хотя и увлечен был в унию два века тому на-
зад, но всегда сознавал и теперь сознает себя православным...
Наша общая мать - великая православная Россия и наша святая
Православная русская церковь раскрывают перед вами свои объ-
ятия...»220. Отношение к словам архиепископа Евлогия было
весьма неоднозначным.
«Москвофилы», по его собственному замечанию, «были в вос-
торге от патриотического энтузиазма, охватившего толпу после-
проповеди. Генерал-губернатор смущенно крутил ус: не очень ли
громко мы заявляем австрийцам о нашем присутствии?»221 В до-
несении дипломатического представителя российского МИД при
Ставке говорилось, что «архиепископ произнес слово, которое
произвело на всех молящихся сильное впечатление, среди галичан
высказывалось даже мнение, что «после такого пастырского слова
унии больше нет»222. Резко негативное отношение к призыву архи-
епископа Евлогия высказало униатское духовенство.
Группой униатских священников было подготовлено обраще-
ние к архиепископу Евлогию. В нем они открыто заявляли, что
хотя архиепископ и призвал униатских священников к воссоеди-
нению с Православной церковью вместе со своей паствой, но для
них воссоединение является ничем иным как тяжким грехом. Поэ-
тому униатское духовенство не может отступать от унии и будет
всячески оберегать от этого свою паству.
Возражения униатского духовенства вызвали также слова ар-
хиепископа Евлогия о том, что «народ галицкий всегда осознавал
и теперь сознает себя православным». В связи с этим униатские
священники писали: «Мы решительно протестуем против этого
утверждения и заявляем, что мы едины с Православной церковью
в обряде и народности, но совершенно различны во всем осталь-
ном, ибо общения церковного держимся с Римом и всеми римски-
ми церквами... и заявляем, что соединение наше с Римом не наси-
льственно... и верховное начальство Папы Римского не есть
198
“чужое ярмо”, а власть от Бога и Спасителя нашего св. Петру и его
наследникам данная...»
Представитель МИД при Ставке Верховного главнокомандую-
щего, сообщая о взаимоотношениях русских властей с униатским
населением зимой 1914 г., отмечал: «Сказать правду, архиеписко-
пу Евлогию не следовало в его проповеди касаться отношений
между двумя религиями и как бы провозглашать воссоединение
двух церквей, объясняя происшедшее разделение таковых случай-
ным недоразумением. Особенно в чужом храме не надо было этого
касаться...»224.
Проповедь архиепископа Евлогия, произнесенная в униатском
храме, пожалуй как ни одно действие русских властей обеспокои-
ла униатское духовенство. Оно отнеслось к ней как к провозглаше-
нию официального воссоединения унии с православием. Хотя, как
отмечал митрополит Евлогий в своих воспоминаниях, вероиспо-
ведная политика русских властей в Галиции отличалась двой-
ственностью: генерал-губернатор боялся раздражать местное на-
селение слишком яркими православно-русскими манифестация-
ми, тогда как «русская партия» считала нужным устраивать такие
225
демонстрации для подъема настроения народа .
Но именно эта двойственность: достаточно либеральная пози-
ция русских властей в вероисповедном вопросе, с одной стороны,
и приезд православных священников в Галицию, с другой, обеспо-
коили униатское духовенство и заставили искать пути к сохране-
нию унии. Приезд архиепископа Евлогия во Львов в начале декаб-
ря усилил эти процессы.
31 декабря 1914 г. в доме греко-католического митрополита во
Львове состоялось экстренное тайное совещание, на котором, кро-
ме членов униатского капитула, во главе которого стоял замести-
тель арестованного митрополита Шептицкого священник Белец-
кий, присутствовали римско-католический архиепископ Биль-
чевский и ксендз Сопух, член ордена иезуитов. На этом совещании
обсуждались меры, необходимые для ограждения унии от грозя-
щей ей опасности со стороны Православной церкви.
В итоге позиция униатского духовенства, относительная стаби-
лизация положения в Восточной Галиции к началу 1915 г. измени-
ли как отношение местных властей к униатскому духовенству, так
и самой проблеме воссоединения униатов с православием. Зимой
1914-1915 гг. проблема перехода из унии в православие перестает
рассматриваться местными властями как вопрос о вероисповеда-
нии, о свободе совести. Уния для местных властей и чиновников
МВД теперь является основой украинского национализма и базой
для организованного сопротивления русификации края.
199
Представитель МИД при Ставке отмечал в феврале 1915 г., что
«униатская церковь стала во главе мазепинцев и, с другой сторо-
ны, это движение стало опираться на униатскую церковь, другими
словами уния и украинство слились в одно целое и вместе работа-
ли против русской москвофильской партии. Поэтому провести
границу между церковью и политикой... почти невозможно»226
Греко-католические священники были весьма скоро отнесены к
числу опасных агитаторов и «мазепинцев».
25 января 1915 г. генерал-губернатор Г.А.Бобринский издал но-
вый циркуляр «По церковно-религиозному вопросу», которым
разрешалось присылать в приходы, где нет постоянного униатско-
го священника, православного, даже если об этом просит меньши-
нство населения. Циркуляр сохранял правило о присылке в при-
ходы православных священников, если об этом просит не менее
75% населения. При этом оговаривалось, что, назначенный по про-
сьбе 75% прихожан, православный священник должен предоста-
вить оставшемуся униатскому священнику возможность совер-
шать богослужения в храме и пользоваться церковной утварью.
Для этого по взаимному согласию двух священников устанавлива-
ется очередь. В январском циркуляре содержался любопытный
пункт, где говорилось: «В случае перехода униатского священника
в православие, он остается в своем приходе, если со стороны прихо-
жан не последует жалобы...»227.
Бобринский вводил следующий порядок назначения духове-
нства в приходы: в случае просьбы населения о присылке правос-
лавного священника местный православный епископ должен по-
добрать кандидата, сообщив об этом генерал-губернатору. Гене-
рал-губернатор в свою очередь делал распоряжение о допущении
православного священника в приход. Контроль генерал-губерна-
тора устанавливался также за назначениями духовенства в униат-
ские и католические приходы. Новые назначения делались соот-
ветствующей духовной властью с последующим утверждением
генерал-губернатором228.
Циркуляр, который казалось бы сохранял в неприкосновен-
ности принцип веротерпимости, в силу непродуманное™ ряда
пунктов, принятых, видимо, в спешке, оставил возможность осо-
бо ретивым местным администраторам толковать его по-своему.
Особенно это касалось пункта об оставлении униатского священ-
ника в своем приходе в случае перехода в православие. Многие
местные чиновники, не глядя на другие пункты циркуляра, вос-
приняли его как требование всем униатским священникам при-
нимать православие или же покидать свои приходы. В результате
в приходах, где священники-униаты продолжали служение, им
200
предлагали принять православие. Особенно усердствовали мес-
тные полицейские чины.
В феврале 1915 г. дополнительным циркуляром генерал-губер-
натора от 28 февраля была упрощена процедура назначения пра-
вославных священников в приходы. Теперь прихожане, выразив-
шие желание иметь православного священника, обращались к
высокопреосвященному Евлогию, затем к начальнику уезда, кото-
рый обязан был в 7-дневный срок провести баллотировку среди
прихожан и на основании ее результатов, решить вопрос о право-
мерности назначения православного священника.
Назначением православного духовенства в пустующие униат-
ские храмы зимой 1915 г. ведали архиепископ Евлогий и гене-
рал-губернатор. Священник, которому предстояло отправиться в
пустующий приход, получал от архиепископа Евлогия соотве-
тствующее удостоверение. Этот документ он представлял в кан-
целярию генерал-губернатора, где ему выписывали новое удос-
товерение о допуске в указанный приход. Сперва процедура была
очень быстрой. В день обращения выдавались все необходимые
документы. Но вскоре были отмечены случаи, когда назначения
делались в приходы, имевшие униатского священника и не же-
лавшие переходить в православие. После этого канцелярия гене-
рал-губернатора стала собирать сведения об униатских прихо-
дах, прежде чем выдать назначаемому священнику соответству-
ющие документы229. Чиновник департамента духовных дел МВД
В.С.Драгомирецкий сообщал зимой 1915 г. о постоянно возни-
кавших недоразумениях между местной администрацией и духо-
венством при назначении православных священников в прихо-
ды. Особое сопротивление крестьян, независимо от их отноше-
ния к переходу в православие, вызывало требование подписей.
Как замечал Драгомирецкий, многие крестьяне при проверках
заявляли, что ничего не подписывали или же, опасаясь преследо-
ваний австрийских властей, сразу же отказывались от ка-
ких-либо официальных заявлений230.
На почве переходов в православие расцвело невиданных разме-
ров взяточничество. Местные полицейские чины брали взятки со
сторонников унии, чтобы не допустить перехода крестьян в пра-
вославие и тогда «поносили перед крестьянами православие и за-
являли им, что здесь не Россия и что им не позволят отступать от
унии»231. Взятки брались также и в случае отказа населения при-
нять православного священника. По сообщению одного из католи-
ческих ксендзов из Тарнопольской губернии «российский началь-
ник закрыл и опечатал 4 униатские церкви в Войнилове. Униат-
ские прихожане на предложение, что пришлет им православного
201
священника отвечают отказом. Униаты русины... на различные
предложения русских отвечают, что польский ксендз может также
как униатский исполнять для них духовные нужды и что они веры
своих отцов не бросят»232.
В «вакантных» приходах, откуда униатские священники по ка-
ким-либо причинам выехали или были арестованы, чаще всего по
обвинению в украинофильской пропаганде, места занимали или
приехавшие из западнорусских губерний православные священ-
ники, или местные священники-униаты, перешедшие в правосла-
вие. Именно эти последние, как явствует из донесений военных
властей и частной переписки, чаще всего прибегали к нас-
ильственным мерам при обращении своих прихожан в правосла-
вие. При этом использовался один наиболее распространенный
прием - обвинение всех оставшихся в унии во враждебных на-
строениях против России.
За 9 месяцев управления русскими властями территорией Вос-
точной Галиции по данным канцелярии военного генерал-губер-
натора по разрешению Г.А.Бобринского было назначено в прихо-
ды 86 православных священников. Из них 35 по ходатайствам
прихожан и 51 по удостоверениям архиепископа Евлогия. 75 чело-
век получили назначения по Львовской губернии и И по Тарно-
польской и Перемышльской233. Эти данные несколько отличались
от данных канцелярии архиепископа Евлогия, согласно которым к
4 апреля 1915 г. в приходах Восточной Галиции находилось
ИЗ православных священников234. Цифра относительно общего
числа униатских приходов в Восточной Галиции весьма неболь-
шая. Эти данные опять же не позволяют говорить о переходах га-
лицийских униатов в православие как массовом явлении.
Деятельность православного духовенства в новых приходах за-
труднялась целым рядом обстоятельств. Во-первых, практика пас-
тырской работы униатского приходского духовенства существен-
но отличалась о того, что было принято в православных приходах
Российской империи. Православные священники, приехавшие в
Галицию были недостаточно осведомлены о традициях униатских
приходов, особенностях политической и национальной жизни
края. По преимуществу это были «священники, совершенно не
знакомые с религиозным и церковным вопросом в Галиции и чуж-
дые столь нашумевшему в России за последние годы русскому на-
циональному движению в крае». По мнению представителя МИД
при Ставке Олферева, хотя в церкви не должно быть политики, но
«считаться с политической жизнью паствы и вообще населения в
крае, особенно в Галиции, существенно необходимо и духове-
нству, тем более, что здесь народ привык видеть в лице своего
202
настоятеля прихода не только духовного пастыря, но и советчика
и наставника, во всех вопросах столь сложной в политическом и
национальном смысле жизни русского галичанина»235. Во-вторых,
православные священники, командируемые в Галицию, нередко
оказывались в тяжелом материальном положении. Они вынужде-
ны были за свой счет приобретать предметы, необходимые для бо-
гослужения, жалованье им выплачивалось крайне нерегулярно. И
материальные трудности также не способствовали их успешной
пастырской деятельности.
Распоряжения Г.А.Бобринского и действия местной админис-
трации в вероисповедной политике стали достоянием не только
российской, но и зарубежной общественности. В феврале 1915 г.
российский посланник при святейшем престоле в Риме Нелидов
сообщал в МИД: «Клерикальная печать начала недавно система-
тическую кампанию клеветы против действий императорских
властей в Галиции, особенно относительно вопроса принуждения
перехода в православие и непризнания законного существования
униатства... Приводится... факт ссылки в Сибирь восьми униат-
ских священников, а также повешение в местечке Олеско 4-х капу-
цинов вблизи австрийской границы»236. Российский МИД оказал-
ся перед необходимостью как-то реагировать на кампанию в
католической итальянской прессе. Нелидову было сообщено, что
ссылки униатских священников носят исключительно политичес-
кий характер и являются результатом активной антирусской дея-
тельности высланных лиц. По поводу казни капуцинов МИД не
мог сообщить нечего определенного, так как не удалось устано-
вить, было ли это в действительности или же явилось плодом жур-
налистской фантазии237. В дополнение к этому письму Нелидову
был отправлен циркуляр, подписанный в январе 1915 г. гене-
рал-губернатором Бобринским, чтобы посланник ознакомился с
документом, вызвавшим бурю общественного негодования, наря-
ду с общей политикой в крае. Нелидов счел возможным сообщить
содержание циркуляра в Ватикане. Высшее католическое духове-
нство крайне негативно отнеслось к этому документу и негодова-
ние Рима усилилось, получив документальное подтверждение
своих опасений. Кардинал Пачелли, ознакомившись с текстом
циркуляра, сразу же высказал свой протест, отметив, что ряд пун-
ктов циркуляра нарушает права католической церкви. Униатские
храмы, заметил кардинал, не могут становиться православными
или же находиться в совместном пользовании, поскольку храм,
несмотря ни на что, остается католическим.
С какой целью Нелидов довел до сведения Ватикана текст
циркуляра, остается неясным. Министр иностранных дел
203
С.Д.Сазонов был неприятно удивлен, узнав о неожиданных дей-
ствиях Нелидова и устных протестах Ватикана. Он телеграфи-
ровал Нелидову 4 мая 1915 г.: «Циркуляр галицкого генерал-гу-
бернатора был доставлен Вам, как сказано в препроводитель-
ном письме “для вашего сведения”. Предполагалось, что Вы ис-
пользуете его содержание при случае, наилучшим образом, но
никогда не имелось в виду передавать его, хотя бы в качестве
частной записки в статс-секретариат (имеется в виду статс-сек-
ретариат Ватикана. - А.Б.). Сожалею, что Вы таким образом вы-
звали последний на протест»238.
Бурная реакция на вероисповедную политику российских
властей в Галиции не только в Российской империи, но и за ее
пределами, заставила искать виновников происходящего. В руко-
водстве галицкого генерал-губернаторства, в Ставке, среди мес-
тной интеллигенции к весне 1915 г. сложилось твердое убеждение
в том, что бурное и не всегда добровольное обращение униатов в
православие - результат торопливой деятельности российского
духовного ведомства и лично архиепископа Евлогия.
Протопресвитер армии и флота Георгий Шавельский писал
по этому поводу: «Из писем своих петроградских друзей я знал,
что архиепископ Евлогий в своих воссоединительных действиях
вдохновляется другим, талантливым, но иногда плохо разбираю-
щимся в обстоятельствах, архиепископом Антонием и всецело
поддерживается и руководится своеобразным ревнителем пра-
вославия В.К.Саблером»239, которому, по мнению Шавельского,
«нужны были громкие цифры воссоединенных и “домики” (име-
ются в виду здания митрополичьей резиденции. - А.Б.) во Льво-
ве»240. Шавельский также утверждал, что генерал-губернатор
граф Бобринский в феврале 1915 г. «с раздражением говорил о
“вредной политике” архиепископа Евлогия, своими воссоедине-
ниями волновавшего население и в большей части его вызывав-
шего озлобление. Граф Бобринский считал работу архиепископа
Евлогия вредной для русского дела и опасной для местного насе-
ления»241.
Но, как мы уже говорили выше, переход униатов в правосла-
вие был стимулирован местными националистами еще до приез-
да архиепископа. Отмеченные случаи насильственного обраще-
ния униатов в Галиции, судя по сохранившимся донесениям в
российское Министерство иностранных дел, как правило, были
связаны с работой местной уездной администрации. Качество
присылаемых в Галицию местных чиновников оставляло желать
лучшего. Большинство из них отличалось выраженной склон-
ностью к поборам с населения. Нередко переход или непереход в
204
православие в масштабе отдельного села был связан с тем, какая
именно сторона - униаты или православные - оказывалась в со-
стоянии больше заплатить местному войту или даже уездному
начальнику242.
Но, несмотря ни на что, пресса, общественно-политические
круги, чины Ставки основным виновником неудачной политики
воссоединения галицийских униатов продолжали считать еписко-
па Евлогия.
В апреле 1915 г. Галицию посетил император Николай II. Эта
поездка отнюдь не была осмотром завоеванных земель и вновь
присоединяемых территорий, наоборот, она имела чисто деловой
военный характер. Николай II и чины Ставки весьма демонстра-
тивно старались подчеркнуть, что визит императора никоим обра-
зом не связан с вопросами российской политики в Галиции, а им-
ператор едет исключительно к войскам и с целью осмотра взятой
русскими войсками крепости Перемышль. Положение русских
войск в районе Перемышля было в тот момент чрезвычайно слож-
ным. Противник готовился к наступлению.
Сложность обстановки на Юго-Западном фронте, по мнению
генерала А.А.Брусилова, делала эту поездку несвоевременной.
Позднее он писал: «Я находил эту поездку хуже чем несвоевремен-
ной, прямо глупой... Я относился к ней совершенно отрицательно
по следующим причинам: всем хорошо известно, что подобные по-
ездки царя отвлекали внимание не только начальствующих лиц,
но и частей войск от боевых действий; во-вторых, это вносило не-
который сумбур в нашу боевую работу; в-третьих, Галиция нами
была завоевана, но мы ее еще отнюдь не закрепили за собой, а неиз-
бежные речи по поводу этого приезда царя, депутации от населе-
ния и ответные речи самого царя давали нашей политике в Гали-
ции то направление, которое могло быть уместно лишь в том крае,
которым мы овладели бы окончательно»243. Но именно с этой по-
ездкой, по мнению протопресвитера Шавельского, было связано
удаление епископа Евлогия из Галиции. В своих мемуарах он пи-
сал, что 12 апреля 1915 г. ему удалось побеседовать с императором
на станции Броды и сообщить Николаю II свое мнение о воссоеди-
нении униатов в Галиции. «Я говорил с жаром и увлечением. Госу-
дарь напряженно слушал меня...
— Что же, по-вашему надо сделать? - спросил меня Государь...
— Архиепископ Евлогий достойнейший человек, но в данном
случае он взял неверный курс, которого он не хочет изменить, так
как, кажется, он крепко верит в правоту принятого им направле-
ния. Его поэтому надо вернуть в Волынскую епархию.., а униат-
ское дело поручить другому...»244.
205
О беседе с императором Шавельский рассказал Верховному
главнокомандующему великому князю Николаю Николаевичу и
графу Г.А.Бобринскому. «Отлично!» - сказал великий князь, а
граф Бобринский чуть не со слезами обнял меня. «Вы разрешили
самый тяжелый и запутанный вопрос в Галицийском управле-
нии», - сказал он мне»245.
По свидетельству Шавельского, именно после этой беседы
протопресвитера с императором епископ Евлогий был удален
из Галиции с почетом: ему был пожалован крест на клобук, что
было высокой наградой для молодого иерарха, которому было
тогда 47 лет.
Не только протопресвитер Шавельский считал, что именно
благодаря ему епископ Евлогий был устранен от работы в Гали-
ции. Начальник Бродского уезда Б.Н.Евреинов в частном письме
утверждал, что именно он рассказал Шавельскому о происходя-
щем в Галиции, а последний затем пересказал эти сведения
императору.
В изложении Евреинова ситуация выглядела так: «В день об-
ратного проезда государя через Броды утром я имел доклад у гра-
фа Бобринского (о вероисповедной политике в Восточной Гали-
ции. - А.Б.) ...Граф был в восторге, так как это вполне совпадало с
его взглядами и он немедленно познакомил меня с протопресвите-
ром армии и флота, которому просил рассказать все подробно.
Вслед за сим на моих глазах государь дважды беседовал со Шаве-
льским и результатом было предписание не притеснять униатов и,
по-видимому, удаление отсюда архиепископа Евлогия, деятель-
ность коего находят слишком кипучей. Во Львове надо мною по-
том смеялись, что я свалил Евлогия»246. Но, по сути, деятельность
епископа Евлогия в Галиции прекратила война. В мае 1915 г. рус-
ские войска оставили крепость Перемышль, затем Львов и всю
Восточную Галицию.
Свидетельство протопресвитера Шавельского является, пожа-
луй, одним из самых ярких и до последнего времени наиболее
доступных для историков. Подробное описание истории воссое-
динения галицийских униатов в годы Первой мировой войны и
оценки протопресвитера, данные этому процессу, оказали огром-
ное влияние на формирование позиции существующей историог-
рафии.
Подавляющее большинство историков, авторов работ по исто-
рии русской православной церкви, римско-католической церкви,
истории Западной Украины, опубликованных в России и за рубе-
жом, придерживаются того же взгляда на роль епископа Евлогия и
Святейшего Синода, что и большинство современников, считая,
206
что именно они были сторонниками и проводниками политики
насильственного воссоединения галицийских униатов.
И.К.Смолич в своем фундаментальном труде «История рус-
ской церкви. 1700 - 1917 гг.» пишет, что «когда русские войска
взяли Львов, обер-прокурор В.К.Саблер настоял на образовании
церковного управления оккупированных областей.., армейское
командование, в том числе и сам Верховный главнокомандующий
великий князь Николай Николаевич, телеграфировали государю
о необходимости прекратить мероприятия по воссоединению уни-
атов в Галиции; у генерал-губернатора руки были связаны, и он
протестовал лишь в частных разговорах. Но обер-прокурор Саб-
лер, опиравшийся на кружок императрицы и Распутина, оказался
влиятельнее, чем слабовольный император Николай II»247.
Автор работы по истории создания в России Русско-католичес-
кого экзархата дьякон Василий также пишет о лидирующей роли
епископа Евлогия в воссоединении униатов в Галиции, используя
формулировки типа «епископу Евлогию удалось овладеть», «дос-
тижение епископа Евлогия» в деле воссоединения и т.п.248 Такого
рода высказываний в существующей литературе довольно много и
они не лишены оснований. Но необходимо заметить, что история
вероисповедной политики в Галиции в 1914 - 1915 гг. не может
считаться полной, если не учитывать роли местной администра-
ции и националистически настроенных местных и российских об-
щественно-политических деятелей, для которых воссоединение
униатов с Православной церковью было одним из важнейших мо-
ментов политической программы.
Вероисповедная политика русской администрации в Восточ-
ной Галиции в 1914 - 1915 гг. вызвавшая столько толков периоди-
ческой печати, протестов общественности, Ватикана, была тесней-
шим образом связана с вопросами не только конфессиональными,
но и политическими. Фактически до зимы 1915 г. можно было го-
ворить о том, что русской администрации удавалось до определен-
ной степени сдерживать «энтузиазм» националистов и регулиро-
вать отношения униатской и Православной церквей. При этом
местная администрация проявляла нерешительность и не всегда
проводила последовательную политику. В той ситуации, которая
сложилась в Галиции, любой повод к тому, что начинается нас-
ильственное обращение униатов в православие, мог иметь колос-
сальное значение. Таким поводом послужила проповедь архие-
пископа Евлогия. При этом заметим, что к этому моменту ситуа-
ция, вследствие неуемной активности местных и российских
националистов, была достаточно напряженной, и слова архиепис-
копа, которые в другой ситуации могли быть расценены как ней-
207
тральные, вызвали волну протеста среди униатского духовенства.
Открытое письмо униатских священников архиепископу Евло-
гию подтолкнуло местную администрацию к ответным мерам реп-
рессивного характера. Религиозная проблема превратилась в по-
литическую, затрагивавшую как внутри-, так и внешнеполитичес-
кие интересы Российской империи. Слияние в одном вопросе
религиозной веры и государственной политики, наложенное на за-
дачи укрепления тыла русской армии повлекло за собой меры, ко-
торые современники могли оценить только как новую волну гоне-
ний на греко-католическую церковь. Немногочисленная и, воз-
можно, неполная официальная статистика, утверждает обратное.
Формальное сопоставление цифр переходов униатов в правосла-
вие относительно общего количества униатского населения Вос-
точной Галиции показывает, что процент переходов был очень не-
высок. Основная масса населения продолжала оставаться в униат-
ской церкви. По некоторым данным только 29 священников в
Восточной Галиции (всего их было около двух тысяч) перешли в
православие. Православными стали около 100 приходов, причем
часть из них за счет того, что на пустовавшие по разным причинам
священнические места были присланы православные священни-
ки249. Поэтому основной причиной для возмущения конфессио-
нальной политикой русских властей в Восточной Галиции были
не ее реальные итоги, а попытки «обращений» на местах, деклара-
тивные заявления местных националистов - «русофилов» и, на-
конец, общее негативное и изначально настороженное отношение
местных общественно-политических деятелей (униатов и католи-
ков) к самому факту появления православного духовенства на
территории Галиции.
4. ВРЕМЕННОЕ ВОЕННОЕ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРСТВО
В ТУРЕЦКОЙ АРМЕНИИ И АРМЯНСКАЯ ПОЛИТИКА РОССИИ
Армянская политика Российской империи в начале XX в. пре-
терпела существенные изменения, что нашло отражение в новых
подходах к управлению Кавказским краем после назначения на
пост наместника е.и.в. И.И.Воронцова-Дашкова. Его предшес-
твенники придерживались курса на ослабление общественно-по-
литической активности армянского населения Кавказа. Ворон-
цов-Дашков, приступив к исполнению обязанностей наместника в
марте 1905 г., считал, что сближения Кавказа с Империей можно
достичь как за счет русской колонизации края, так и за счет под-
держки отдельных народов, населяющих Кавказ. Он писал, что
«культурное значение колонизации для края является важным и
208
насущным», в чем «нельзя не усматривать прочный залог дальней-
ших успехов русского дела на Кавказской окраине»250. Одновре-
менно И.И.Воронцов-Дашков большое значение придавал под-
держке отдельных национальностей, среди которых предпочтение
отдавал армянам. В письме Николаю II 10 октября 1912 г. он пи-
сал: «Покровительствуя армянам, мы приобретали верных союз-
ников, всегда оказывавших нам большие услуги»251. Ворон-
цов-Дашков считал, что, если раньше власть поддерживала
кавказских мусульман, то современная внешнеполитическая си-
туация требует переориентации национальной политики на Кав-
казе. Армяне должны были стать, по мнению наместника, союзни-
ками России в борьбе за влияние в Малой Азии.
Кавказский наместник был не одинок, занимая позицию под-
держки армян. К этому курсу постепенно склонялась российская
дипломатия с конца XIX в. Усиление российского экономическо-
го, политического и военного влияния в Персии в целом и персид-
ских областях, прилегающих к Турецкой Армении, в частности,
заставили обратить внимание на армян как нацию, играющую до-
вольно заметную роль во внутренней жизни Персии и Турции.
Усиление позиций Германии в этом регионе, особенно после гре-
ко-турецкой войны и получения концессии на строительство Баг-
дадской железной дороги, беспокоило Россию. Особую проблему
для Российской империи представляло развитие железнодорож-
ного строительства в Османской империи поблизости от русских
границ. В 1893 г. Россия заставила Германию отказаться от перво-
начального проекта вести Багдадскую дорогу в северном направ-
лении к Эрзеруму вдоль армянских областей. Стремясь к безопас-
ности кавказской границы государства, в 1900 г. Россия добилась
заключения соглашения с Турцией, запрещавшего строительство
железных дорог в граничащих с Россией северных и северо-запад-
° 252
ных вилайетах.
Армянофильская политика российской дипломатии была об-
условлена текущими задачами обеспечения безопасности кавказ-
ской границы Империи, а также перспективой укрепления влия-
ния Российской империи на Ближнем Востоке в целом. Взгляды
российской дипломатии и кавказского наместника далеко не всег-
да совпадали с позицией различных министерств, что проявля-
лось, в первую очередь, в политике в отношении армян на Кавказе.
В конце 1911 г. в Петербурге состоялся суд над лидерами пар-
тии «Дашнакцутюн»253. К суду Особого присутствия Сената были
привлечены около 160 человек по обвинению в принадлежности к
нелегальному революционному обществу и в совершении терро-
ристических актов. Воронцов-Дашков считал, что этого делать не
209
следует, чтобы не раздражать население254. Но в целом в Петербур-
ге придерживались курса на максимальную русификацию управ-
ления Кавказом. В 1910 г. в Тифлис прибыл министр юстиции
И.Г.Щегловитов, который проверил состав судебных учреждений
и потребовал удаления всех чиновников нерусской национальнос-
ти. Одновременно был удален председатель тифлисской судебной
палаты Кочубей за то, что при нем в судебных учреждениях на
средние и низшие должности занимали представители местного
населения255. Особое внимание Щегловитов обратил не только на
национальный, но и вероисповедный состав служащих по судеб-
ному ведомству на Кавказе. По его мнению, нельзя было допус-
кать мусульман в состав присяжных поверенных поскольку «нра-
вственные начала нехристианских исповеданий противоположны
в своих главных основаниях христианской морали».
Наместник и его окружение не считали, что в кавказской адми-
нистрации должны быть только русские. Более того, они призна-
вали, что «туземцы в составе администрации, особенно на низших
должностях не только полезны, но безусловно необходимы: зна-
ние условий края, бытовой стороны и местного языка делают их
назначение неизбежным»256. Суть вопроса, по мнению местных
властей, заключалась в том, чтобы вести отбор и контроль за лица-
ми, допущенными к административной деятельности, найти опти-
мальное соотношение в кавказской администрации русских и
представителей местного населения. Это соотношение должно
быть таково, чтобы не было преобладания коренного населения,
чтобы его представители не допускались к высшим должностям.
Но, как было сказано выше, такая точка зрения не встречала одоб-
рения в Петербурге. Требовалась полная русификация аппарата.
На этой почве накануне войны возникала масса трений между кав-
казской администрацией и высшими государственными учрежде-
ниями.
В 1909 г. в Государственную Думу поступил запрос от правых
националистов по поводу управления Кавказом. В.М.Пуришке-
вич, Марков 2-й обвиняли кавказского наместника и его админис-
трацию в бездеятельности, попустительстве армянам. Авторы за-
проса добивались признания деятельности наместника неудов-
летворительной и предлагали подчинить управление Кавказом
Совету министров. Запрос не был принят, и система управления
Кавказом осталась прежней.
С конца XIX в. в Российской империи начинают обращать при-
стальное внимание на положение армян Западной Армении. Вопрос
о положении Турецкой Армении был рассмотрен Россией, Англией,
Францией, Германией зимой 1912 - 1913 г. по инициативе России.
210
Российская сторона настаивала на образовании единой армянской
провинции из 6 вилайетов во главе с генерал-губернатором, кото-
рый назначался султаном с согласия великих держав. Предусмат-
ривалось равное представительство от мусульман и немусульман в
выборных органах, полиции и жандармерии и ряд других измене-
ний. Российский проект подвергся критике германской стороны.
Германский вариант ограничивал права армянского населения и
возможности контроля европейских государств. В итоге был разра-
ботан компромиссный вариант проекта, который предусматривал
деление Западной Армении на 2 сектора, каждый из которых управ-
лялся генеральным инспектором. Инспектора назначались Турци-
ей по рекомендации великих держав. Акт о реформах в Западной
Армении был подписан 8 февраля 1914 г. С началом войны вопрос о
реформах в турецкой Армении был снят. Дальнейшая ее судьба ока-
залась в прямой зависимости от исхода войны и послевоенного по-
ложения Османской империи в случае победы Антанты.
С началом военных действий в Европе и до вступления в войну
Турции в октябре 1914 г. армянская общественность стремилась
инициировать обсуждение армянского вопроса в Российской им-
перии на правительственном уровне.
18 июля 1914 г. католикос всех армян Кеворк V обратился к на-
местнику е.и.в. на Кавказе, в котором указывал, что проведение ре-
формы на основании соглашения 8 февраля 1914 г. не может удов-
летворить армян, которые хотели бы, чтобы после войны
административные реформы в Турции проводились по первона-
чальной российской программе под исключительным контролем
России257. Общее настроение армянского населения летом 1914 г.
было таково, что Воронцов-Дашков сообщал Горемыкину, что
«армянское население прямо жаждет войны с Турцией»258. Намес-
тник е.и.в. на Кавказе считал, что России необходимо, с одной сто-
роны, уверить армян при помощи правительственного заявления в
том, что по окончании войны Россия проведет свою программу в
Западной Армении. С другой, воинственные настроения армян, по
мнению наместника, возможно было использовать в случае вступ-
ления в войну Турции, поддержав их оружием. 10 августа 1914 г.
Воронцов-Дашков обратился к военному министру Сухомлинову
с просьбой выделить в распоряжение Кавказского военного окру-
га 25 тыс. винтовок и 12 млн. патронов для вооружения антитурец-
кого элемента в Турции259.
Предложения наместника не были одобрены Советом минис-
тров. Публикация правительственного заявления была признана
преждевременной. Раздались мнения также по вопросу о вооруже-
нии армян. Сама перспектива снабдить армян оружием возраже-
211
ния не вызвала, но некоторые министры были обеспокоены фак-
том активного участия в создании армянских отрядов на границе с
Турцией партии Дашнакцутюн. Особую осторожность проявлял
С.Д.Сазонов, который считал, что «в случае войны курды, армяне
и айсоры могут нам, конечно, быть очень полезными», но «им,
однако, ничего не предпринимать без нашего указания. Если бы
они подняли восстание и затем не были бы нами поддержаны, то
нашему престижу был бы нанесен непоправимый удар»260. В итоге
Совет министров не принял никакого определенного решения по
предложениям Воронцова-Дашкова261, и осенью 1914 г. наместник
писал католикосу всех армян: «Требования армянской нации я пе-
редал председателю Совета министров Горемыкину, который со-
общил, что русское правительство не сделает никаких уступок по
армянскому вопросу в том смысле, что реформы в армянских гу-
берниях в Турции должны быть введены по первоначальной про-
грамме и исключительно под контролем России. Считаю необхо-
димым сообщить, что действия армян в нашей стране и по ту
сторону границы в данный момент должны быть строго согласова-
ны с нашими указаниями»262.
С первых дней войны в печати началось обсуждение проектов
восстановления армянской государственности. В первое время
преобладало мнение о создании из 6 вилайетов Турецкой
Армении и Киликии независимого армянского государства под
суверенитетом Турции и протекторатом России. Эту позицию ак-
тивно отстаивали дашнакские газеты «Оризон», «Арев», извес-
тный общественный деятель и публицист АДживилегов. В этом
проявлялось недоверие к России армянских общественно-поли-
тических кругов. Высказываясь за суверенитет Турции, они под-
разумевали установление в Армении фактического контроля ев-
ропейских держав, т.к. Турция в случае поражения окажется в
подчиненном положении по отношению к государствам Антанты.
Более умеренная часть армян выступала за автономное админис-
тративное управление Арменией во главе с генерал-губернато-
ром - христианином, рекомендованным Россией, утвержденным
Турцией, за которым бы сохранялись суверенные права. Так, Джи-
вилегов писал, что наиболее оптимальным является протекторат
России над Арменией, особенно, если в состав последней войдет
богатая Киликия263. При этом на территории Турции будут обра-
зованы три новые автономные области Аравия с Месопотамией,
Сирия и Армения.
В вопросе о будущей армянской государственности в начале
войны сложилось и более крайнее течение. К нему примыкала ар-
мянская колония в Москве, которая с самого начала войны в телег-
212
рамме на имя наместника на Кавказе выступила за «свободное са-
моопределение под сенью русского орла», образование полунеза-
висимого государства под протекторатом России во главе с князем
из дома Романовых.
В октябре 1914 г. Турция вступила в войну и был открыт Кав-
казский фронт. Ведение военных действий в этом районе застави-
ло обратить более пристальное внимание на проблемы послевоен-
ного устройства Армении. Николай II в беседе с Палеологом в
ноябре 1914 г. сказал: «В Малой Азии я должен буду, естественно,
заняться армянами. Нельзя будет, конечно, оставить их под турец-
ким игом. Должен ли я буду присоединить Армению? Я присоеди-
ню ее только по особой просьбе армян. Если нет - я устрою для
них самостоятельное правительство»264.
Во время высочайшей аудиенции (без посторонних лиц), дан-
ной в Тифлисе императором католикосу в ноябре 1914 г. католи-
кос изложил надежды армян на то, что его величество согласится
даровать автономию турецкой Армении. Император ответил, что
полагает, что «армян ожидает светлая будущность и верит, что
Армения в будущем не последует примеру Болгарии»263.
В российском МИД зимой 1914 - 1915 гг. довольно присталь-
ное внимание обращали на перспективы послевоенного устрой-
ства Армении. Ряд чинов министерства склонялся к тому, что при
любом решении вопроса о статусе послевоенной Армении, послед-
няя должна находиться в сфере непосредственного влияния Рос-
сийской империи. При этом особой важности задачу представляло
обеспечение будущей Армении, а следовательно, и России, выхода
к Средиземному морю. «Для нас недопустимы разделение боль-
шой и Малой Армении и соединенная с таким разделением воз-
можность утверждения в Киликии какой-либо европейской дер-
жавы», сообщал советник II политического отдела МИД Гульке-
вич чиновнику для пограничных сношений при наместнике на
Кавказе Столице в декабре 1914 г.266 Но, несмотря на то, что в на-
чале войны в МИД рассматривалась возможность получения Рос-
сией выхода в Средиземное море через Киликию, отношение рос-
сийской дипломатии к пожеланиям армянских общественно-по-
литических и церковных деятелей относительно открытого
вмешательства Российской империи в дела Западной Армении
было весьма осторожным.
Зимой 1914 г. католикос всех армян обратился в МИД с пред-
ложением обнародовать от имени российского императора воз-
звание к турецким армянам. Это предложение снова не получило
одобрения российских властей. Нежелание выступать с подоб-
ными заявлениями было во многом обусловлено тем, что, как от-
213
мечали чиновники МИДа, «армянские военные организации..,
так и армяне, находящиеся в рядах войск наших, армянское насе-
ление занятых... турецких областей проявляют если не враждеб-
ное к русским отношение, то далеко не то благожелательное, на
которое... могли бы рассчитывать ввиду полной общности... инте-
ресов»267.
Фактически в 1914 - начале 1915 г. Россия занимала довольно
осторожную позицию в армянском вопросе, не отрицая своей воз-
можной роли в определении послевоенного статуса турецкой
Армении. За этот период, за исключением частных обещаний Ни-
колая II решить судьбу Армении в интересах армян, не было сде-
лано никаких официальных заявлений по армянскому вопросу.
При этом не исключалась возможность использования в россий-
ских военных интересах активных настроений армян.
После вступления Турции в войну Сазонов предложил Во-
ронцову-Дашкову «наметить надежных лиц, которым могла бы
быть поручена... организация отрядов» из армян, курдов и айсо-
ров268. Одновременно по согласованию с МИД Воронцов-Даш-
ков объявил тифлисскому городскому голове А.И.Хатисову и
видному армянскому лидеру епископу Месропу о возможности
сформировать на добровольные пожертвования армян армян-
ские добровольческие дружины для содействия русским войскам
в войне с турками, при условии принятия казной расходов по со-
держанию дружинников на театре военных действий. Партия
Дашнакцутюн, вместе с умеренной частью армянского общества,
приступила к созданию добровольческой дружины. Партия объя-
вила мобилизацию, дашнаки съехались на Кавказ и вместе с чле-
нами социал-демократической партии «Гнчак» вошли в дружи-
ны, во главе которых стали известные партийные боевики и тер-
рористы269. Для помощи армянским беженцам из Турции в
Тифлисе с разрешения Воронцова-Дашкова было создано «ар-
мянское национальное бюро» - «Центр помощи пострадавшим
от войны» во главе с ректором Тифлисской армянской духовной
семинарии Хухунцем. На него была возложена и организация ар-
мянских дружин.
Следует отметить, что местные комитеты организации армян-
ских дружин стали еще и политическими центрами. Наряду с
практическими (помощь беженцам, организация дружин) они
рассматривали и политические (об автономии Армении) вопросы.
В феврале 1915 г. в Тифлисе состоялось совещание местных коми-
тетов, на котором выступил глава добровольных отрядов
Андроник, который призывал объединить их в одно целое, что
важно в том случае, если Россия не выполнит своих обещаний. Он
214
заявил, что уже 25 лет борется с турецким игом и готов еще столь-
ко же бороться с новым врагом, если бы тот стал препятствием для
армянской свободы.
Участники совещания выразили недоверие русскому прави-
тельству и недовольство позицией русского общества, но решили
пока действовать вместе с русским правительством. Недоверие ар-
мян к России в связи с довольно пассивной позицией правит-
ельства в армянском вопросе росло. В первых числах марта 1915 г.
в Эчмиадзине состоялся съезд армянских национальных деятелей
(так называемый съезд Комитетов братской помощи) под предсе-
дательством епископа Вартазоряна, который постановил: хлопо-
тать о принятии в русское подданство беженцев из турецкой
Армении; просить императора о помиловании политических пре-
ступников, принадлежащих к Дашнакцутюн; ходатайствовать пе-
ред Тройственным согласием об освобождении армян из под ту-
рецкого ига и об объединении всех армян270. Решения съезда
свидетельствовали как о росте недоверия к России, так и о стрем-
лении иметь дело с державами Тройственного согласия и, нако-
нец, о стремлении к объединению всех армян, т.е. создании армян-
ского государства из турецкой и русской частей Армении.
В связи с продвижением русской армии в глубь Турецкой
Армении в начале 1915 г., взятием Эрзерума, затем Вана «Нацио-
нальное бюро» и «Эчмиадзинский Комитет братской помощи» за-
нимались переселением в Турецкую Армению беженцев. Пересе-
лялись не только недавние, но и давно бежавшие из Турции армя-
не. Этим переселением дашнаки пытались создать на этой
территории значительное армянское население и воспользовав-
шись военной ситуацией решить аграрный спор с курдским насе-
лением в турецкой Армении.
С конца XIX в. курдское население стало постепенно перехо-
дить к оседлому образу жизни. После армянской резни 1894 -
1896 гг. часть армян эмигрировала. Курды захватили не только
земли эмигрантов, но и многих из тех, которые остались на родине.
После провозглашения в Турции конституции, возвращения от-
нятой земли стали требовать не только те, кто оставался в Осман-
ской империи, но и эмигранты, которые стали возвращаться на ро-
дину. Начался сложный земельный спор. Сознавая справедли-
вость армянских требований, младотурецкое правительство
предлагало армянам добиваться своих прав судебным порядком.
Однако при турецкой судебной волоките этот способ не отвечал
интересам армян. Армянское духовенство и партия Дашнакцутюн
требовали от турецкого правительства разрешить этот вопрос ад-
министративным путем. Но на проведение такого мероприятия
215
младотурецкое правительство не пошло. Поэтому к началу войны
земельный спор осложнил и обострил и без того недружелюбные
отношения между курдами и армянами.
Партия Дашнакцутюн созвала совещание представителей дру-
гих армянских национальных организаций и предложила, чтобы
армяне оставались на этой территории и старались удержать ее за
собой, если по окончании войны русские войска станут уходить из
Турции. Фактически Дашнакцутюн готовилась к тому, чтобы с
оружием в руках отстаивать турецкую Армению. По сведениям
Тифлиского жандармского управления, при «Национальном
бюро» был создан финансовый комитет для сбора средств на по-
купку оружия и организацию дружинников. Комитет решил ввес-
ти принудительное обложение всех армян. В этой связи Ворон-
цов-Дашков приказал объявить «Национальному бюро» через его
председателя епископа Месропа, что никаких принудительных
сборов быть не должно, а создание комитетов, занимающихся воп-
росом о будущей судьбе турецкой территории «является преждев-
ременным и нежелательным»271.
Ярко выраженная тенденция к политическому сепаратизму в
среде армянских общественно-политических деятелей заставляла
российские правительственные круги со все большим скептициз-
мом относиться к перспективе объединения Армении под протек-
торатом России, видя в этом лишь появление новой внутриполи-
тической проблемы.
Позиция российской дипломатии в отношении будущей
Армении окончательно оформилась под влиянием союзников. В
феврале 1915 г. Франция начала активно проявлять заинтересо-
ванность в турецких землях сразу же после взятия русскими вой-
сками Эрзерума. 14 февраля М.Палеолог сообщил Н.А.Базили,
что при заключении мира Франция рассчитывает на присоедине-
ние Сирии и Киликии. Взамен она готова поддерживать планы
Российской империи в отношении Константинополя и проли-
вов272. Этот вопрос Палеолог обсудил с Николаем II 16 февраля
1915 г. и вскоре получил сообщение от Сазонова, что российская
сторона поддерживает планы Франции в отношении Сирии и Ки-
ликии273. Таким образом, отношение правительственных верхов к
послевоенной судьбе Армении в значительной степени определи-
лось в первой половине 1915 г. Признание французских интересов
в этом регионе предусматривало необходимость весьма осторож-
ного продвижения русских войск на Кавказском фронте, учиты-
вая стремления армянских общественно-политических кругов
организовать массовое переселение армян в Западную Армению
до окончания войны.
216
Позиция императора и правительства в отношении Армении
расходилась с позицией Кавказской военной и гражданской ад-
министрации, где по-прежнему придерживались курса на воссое-
динение разрозненных частей Армении. Активное продвижение
русской армии на Кавказе летом 1915 г. было крайне негативно
оценено членами Совета министров. На заседании 30 июля
1915 г. был затронут вопрос о военных действиях на Кавказе.
Члены Совета министров отметили, что российские войска кли-
ном проникают на неприятельскую территорию. Это, по мнению
большинства, свидетельствовало о том, что военные действия
развиваются в зависимости от политических соображения, осно-
ванных на симпатии наместника Воронцова-Дашкова к армянам.
«Даже при поверхностном взгляде на карту видно, что движение
войск направляется главным образом на армянские земли. Без
того положение повсюду тяжелое, а мы тут еще будем рисковать
ради воссоздания Армении», - заметил Харитонов. Он также об-
ратил внимание Совета министров на том, что продвижение на
Кавказе в интересах армянского населения вызывает негативную
реакцию в Думе. Так, Чхеидзе «не переставая, кричит об опаснос-
ти и обвиняет местную власть в чрезмерном пристрастии к ар-
мянским домогательствам столь влиятельным в наместническом
дворце»274. Аналогичное мнение высказали и остальные члены
Совета министров, считая, что, если даже оставить в стороне чис-
то военную сторону, с точки зрения внутренней и внешней поли-
тики нежелательно преждевременно раздувать армянский воп-
рос. По мнению Горемыкина, создание Армении могло стать в по-
слевоенном будущем источником различных осложнений на
Востоке. Сазонов попытался смягчить тон обсуждения, отметив,
что нельзя резко и вслух высказывать отрицательное отношение
правительства к планам армянской автономии, поскольку «за
границей, среди наших союзников, особенно в Англии издавна
относятся с большою симпатией к армянам». Но Сазонова не
поддержали. Кривошеин в этой связи заметил, что нельзя мол-
чать «из боязни англичан», когда «кавказские власти готовы жер-
твовать русскими интересами во имя армянских». В итоге воен-
ному министру Поливанову было поручено доложить императо-
ру о развитии ситуации на Кавказе275.
Через несколько дней 4 августа Совет министров вновь вернул-
ся к этому вопросу. Наступление на Кавказе продолжалось. Хари-
тонов отметил, что в связи с этим в Думе разгораются страсти.
«Чхеидзе впадает чуть ли не в истерику и грозит непоправимыми
несчастиями. При мне он кричал в Думе во время перерыва, что
кавказскою армией командует не Верховный главнокомандую-
217
щий и не наместник, а графиня Воронцова-Дашкова, опутанная
армянскими сетями». «В самом деле, куда мы там, с позволения
сказать, прем»? - спрашивал Харитонов. «Известно куда - к со-
зданию великой Армении», - ответил ему Поливанов.
Император Николай II, по свидетельству Поливанова, также
разделял всеобщую уверенность в том, что ситуация на Кавказ-
ском фронте, могущая привести к объединению частей Армении
силами русской армии, развивается под влиянием проармянских
настроений в Кавказском наместничестве276.
В 1915 г. при заключении соглашения о проливах, английское и
французское правительства приступили к обсуждению вопроса о
будущей судьбе турецких владений в Азии. Переговоры начались
по инициативе Франции, но велись в Лондоне. С английской сто-
роны в них участвовал дипломат Марк Сайкс, с французской -
бывший французский генеральный консул в Бейруте
Ф.Жорж-Пико. Поэтому достигнутое соглашение впоследствии
было названо соглашением Сайкса-Пико277.
Поначалу Сазонов заявил, что он заранее согласен с результа-
тами англо-французских переговоров, поскольку они будут ка-
саться лишь Аравии и Сирии, и конкретно - образования незави-
симого арабского государства, в чем Россия менее заинтересована,
чем Франция и Англия. Переговоры, однако, вышли далеко за
рамки первоначальных предположений. Поэтому между Лондо-
ном и Парижем было условленно, что окончательное решение бу-
дет принято только тогда, когда оно получит одобрение России.
Сообщая об этих переговорах Бьюкенену, Грей просил его пере-
дать Сазонову, что «британское и французское правительство до-
говорились и ясно понимают, что между кабинетами не будет за-
ключено никакого соглашения до получения согласия российско-
го правительства»278.
Для такой договоренности были серьезные основания. Проект,
разработанный английской и французской сторонами, касался не
только Сирии и Киликии, но и всей Малой Азии. Рассмотрев до-
кумент Сазонов отметил, что земли, на которые претендуют фран-
цузы «далеко внедрятся клином к русско-персидской границе
близ Урмийского озера279. Сазонову считал это неприемлемым. В
этой связи он писал Николаю II 13 марта 1916 г., что «появление
на большом протяжении нашей азиатской границы Франции,
хотя бы в настоящее время и союзной нам, должно быть признано
нежелательным»280.
Основной отправной точкой при обсуждении судьбы Запад-
ной Армении союзниками стало положение о том, что после мас-
сового истребления армян турками весной 1915 г. полностью ис-
218
ключей какой-либо сюзеренитет Турции. При этом французская
сторона считала невозможным создание единой Армении в лю-
бой форме (протекторат европейских держав, полная передача
Армении России и т.д.). Сайкс писал Бьюкенену, что любое объ-
единение Армении, «переполненной революционными общес-
твами», ухудшит политическую обстановку на Кавказе, из чего
впоследствии Германия извлечет свою пользу281. Оптимальным
решением проблемы Сайксу представлялась передача России
Эрзерума, Битлиса и Вана со смешанным составом населения,
где нет подавляющего армянского большинства. Франция полу-
чает остальную часть Армении. Предложения Сайкса о разделе
Армении на русскую и французскую зоны было по инициативе
императора передано на рассмотрение Особого совещания об
Армении в конце марта 1916 г. Хотя участники совещания отме-
тили, что раздел Армении не улучшит ситуацию на Кавказе и
лишь усилит антиправительственную агитацию, но в итоге согла-
сились с планом раздела Армении. Согласие Российской импе-
рии на предложения Франции было обусловлено, в первую оче-
редь тем, что союзники готовы были на передачу России
проливов. В этом случае получение выхода в Средиземное море
за счет присоединения Киликии теряло свою актуальность. Пе-
редача Франции земель с большинством армянского населения
также снимала с повестки дня вопрос об армянской автономии,
т.к. на территориях, которые предназначались России, армян-
ское население не составляло большинства. Соглашение о разде-
ле Азиатской Турции было оформлено обменом нот между
Францией и Россией 13 апреля, между Англией и Францией -
3 мая 1916 г. Сазонов сумел выговорить передачу России облас-
тей Эрзерума, Трапезунда Вана, Битлиса и части Курдистана. На
эти территории Россия начала претендовать еще в 1915 г., когда в
результате успешных военных действий русские войска заняли
часть турецкой Армении.
Одновременно российские и армянские общественно-полити-
ческие деятели с думской трибуны продолжали обсуждать вопрос
о юридическом статусе послевоенной Армении. При обсуждении
сметы МИД 11 марта 1916 г. П.Н.Милюков заявил, что Россия, обе-
щавшая армянам в Турции автономию еще при турецком режиме,
должна осуществить это обещание теперь, когда армянские вилай-
еты в значительной степени в ее руках. При этом он отметил, что,
если до 1915 г. можно было говорить о сохранении турецкого суве-
ренитета над автономной Арменией, то теперь, после массового
истребления армян турками о сохранении какой бы то ни было
связи с Турцией не приходится и думать282. Это заявление Милю-
219
кова было с энтузиазмом встречено армянской общественностью.
Высказывание о разрыве Армении с Турцией радикальные армян-
ские круги комментировали как необходимость политической ав-
тономии. Так, в газете «Оризон» говорилось, что «самый умный
политический деятель в России» торжественно заявляет, что «ар-
мянский народ, освобожденный от турецкого ига... должен полу-
чить... политическую автономию»283.
Достигнутая весной 1916 г. договоренность между союзника-
ми о послевоенном разделе Азиатской Турции существенным об-
разом повлияла на последующую политику России в Турецкой
Армении.
После вторичного вступления русских войск на территорию
Армении летом 1916 г. в правящих кругах Российской империи
стали обсуждаться формы и методы организации управления
занятых районов. В письме С.Д.Сазонова Кавказскому намес-
тнику великому князю Николаю Николаевичу от 14 июня
1916 г., написанном после занятия Эрзерума, Эрзинджана, Тра-
пезунда и ряда других пунктов, отмечал, что «крайними вехами,
между которыми ставится ...разрешение армянского вопроса,
являются два течения: одно - стремление армянских национа-
листов к полной автономии под эгидой России в духе... реформ
1913 года, другое.., низводящее политическое значение армян к
нулю и пытающееся поставить на их место мусульман»284. В
этой связи Сазонов считал, что государственным интересам
России может соответствовать только соблюдение принципа
«беспристрастного отношения ко всем разнородным элементам
в крае», особенно потому, что на завоеванной Россией армян-
ской территории армяне никогда не составляли большинства, а
после массового уничтожения армян турками их численность
не достигает 1/4 всего населения285. Поэтому Сазонов считал,
что армянам можно предоставить самостоятельность в образо-
вании, религиозной жизни, право пользования языком, самоуп-
равление. Великий князь Николай Николаевич был согласен с
позицией Сазонова, но подчеркивал, что при предоставлении
всех вышеперечисленных прав необходимо обеспечить «перве-
нство русского наречия во всех официальных случаях»286. В не-
посредственной связи с вопросом о равноправии многонацио-
нального населения занятой русскими войсками части Турец-
кой Армении находился вопрос об урегулировании землеполь-
зования на этой территории. С.Д.Сазонов и великий князь
Николай Николаевич сходились на том, что необходимо обес-
печить законное и беспристрастное распределение земли. Еще
19 марта 1916 г. великий князь Николай Николаевич как глав-
220
нокомандующий Кавказским фронтом издал приказ, в котором
население занятых областей предупреждалось, что самовольно
захватившие свободные поля и пастбища будут с них выдворе-
ны русской гражданской администрацией287. Фактически осно-
вы управления оккупированной частью Турции были определе-
ны МИД и командованием Кавказского фронта.
В июне 1916 г. было принято Положение об управлении
Арменией. На этой территории было образовано военное гене-
рал-губернаторство. В статье 8 говорилось, что главная обязан-
ность чинов военного генерал-губернаторства: восстановление и
поддержка спокойствия и порядка, наблюдение за правильным те-
чением административной и гражданской жизни.
Военный генерал-губернатор областей Турции, занятых по
праву войны назначался по представлению главнокомандующего
Кавказской армией высочайшим приказом и указом Сенату. Воен-
ный генерал-губернатор подчиняется непосредственно главноко-
мандующему Кавказской армией. Военному генерал-губернатору
подчинялись все войска постоянно и временно расположенные в
пределах генерал-губернаторства.
Для отправления правосудия среди местного населения в за-
нятых по праву войны турецких областях учреждались судебные
установления по образцу народных словесных судов, действую-
щих на территории военно-народного управления Кавказского
края288.
Приказом начальника штаба Верховного главнокомандующего
генерала Алексеева от 29 августа 1916 г. генерал-губернатор об-
ластей Турции, занятых по праву войны был подчинен непосре-
дственно помощнику по военной части наместника его император-
ского величества на Кавказе и главному начальнику снабжений
Кавказской армии, согласно Положению о полевом управлении
войск.
Как и в Галиции, перед руководством временного военного ге-
нерал-губернаторства, встала кадровая проблема. МВД в августе
1916 циркуляром уведомило начальников губерний о том, что во
вновь занятых местах Австрии и Кавказского фронта открывают-
ся вакансии уездных и окружных начальников с подчинением
главнокомандующим соответствующими армиями. В качестве
кандидатов министерство рекомендует представлять только лиц с
образовательным цензом и безупречной репутацией289. Боязнь по-
вторения «галицийской эпопеи», которая во многом была связана
с кадровым вопросом, привела к тому, что при формировании вы-
сшего звена управления на руководящие должности было решено
назначать только военных.
221
Осенью 1916 г. в военном генерал-губернаторстве началось
формирование судебных и административных органов государ-
ственного управления. Началась организация российской адми-
нистрации в районе Трапезунда. Его предполагалось разделить
на участки, округа и области с соответствующими начальника-
ми участков, округов и губернаторами и их управлениями. Па-
раллельно создавались три судебных инстанции: участковый,
окружной и областной суды по аналогии с российской судеб-
ной системой. Во всех инстанциях в число присяжных заседа-
телей предполагалось допустить представителей местного насе-
290
ления.
Уже первые шаги в деятельности генерал-губернаторства со-
провождались слухами и критикой в Государственной Думе.
П.Н.Милюков и Пападжанов отмечали, что оставленное бежав-
шими армянами имущество конфискуется русскими властями.
Это заявление опроверг Н.Н.Янушкевич, занимавший в тот мо-
мент пост помощника по военной части кавказского наместника,
заявивший, что специально проведенное расследование категори-
291
чески опровергло этом слух .
Армянские общественные и политические организации сразу
же стали разрабатывать планы возвращения на родину армян-
ских беженцев, организовывать им материальную поддержку.
Была образована Комиссия по восстановлению Армении для со-
действия васпураканским и вообще турецко-армянским интел-
лигентам в деле восстановления и воссоздания отечества под
председательством Д. Хан-Аван-Юзбашева. Она разослала ар-
мянским общественным организациям следующее обращение:
«Возвращение... Интеллигенция возлагает свои надежды на
вновь назначенного высшей русской властью губернатора Ван-
ского вилайета полковника русской армии Альфреда Термена,
который обратился к представителям Васпураканской интелли-
генции, предлагая образовать из турецких армян гражданскую
милицию для защиты населения вилайета и для охраны порядка.
Означенная милиция будет состоять из 200 лиц, под начальством
Арменака Екаряна, который был одним из вождей в Ванской обо-
роне. ...Губернатор обещает отдать возвращающимся армянам
свободные земли, т.к. теперь в Ванском районе очень много сво-
бодных земель и вообще оказывать воздействие возвращающим-
ся на родину...»292. Активная кампания по возвращению в
Армению беженцев натолкнулась на сопротивление военных. Ге-
нерал-губернатор генерал Пешков в интервью корреспонденту
газеты «Новое время» сказал, что, вопрос о возвращении бежен-
цев в Армению, по мнению генерал-губернатора, зависит не толь-
222
ко от окончания административной организации названных об-
ластей, но и от ситуации на фронте.
«В управлении заготавливаются списки всех армянских и неар-
мянских сел и деревень Армении. Когда условия создадут возмож-
ность возвращения беженцев, я запрошу все армянские благотво-
рительные учреждения о наличных беженцах из каждой местнос-
ти и каждому из них будет дана возможность вернуться в свою
деревню. Что же касается армян, бежавших из незанятых нами об-
ластей, то их распределю между этими же армянскими деревнями
на места погибших, но не иначе, как по сельским приговорам
коренных жителей и при условии равномерного распределения
наделов» .
Министерство земледелия сразу же стало разрабатывать пла-
ны переселения в Армению русских крестьян. Еще в феврале
1915 г. Главноуправляющий землеустройством и земледелием
А.В.Кривошеин писал: «Успешное развитие наших военных опе-
раций на турецком фронте дает основание предполагать, что в
ближайшем будущем окажется возможность исправления Кав-
казской границы и округления наших владений в Малой Азии и
Армении. Эрзерумский и Ванский вилайеты вполне пригодны
для широкого переселения... русских»294. Аналогичной планы
выдвигал командующий Кавказской армией генерал Юденич. В
письме к Воронцову-Дашкову от 5 апреля 1915 г. он предлагал на
освободившиеся после наступления русской армии земли турок
и курдов селить не армян, а казаков с Кубани и Дона295.
В 1916 г. ведомственная позиция Главного управления земле-
устройства и земледелия не изменилась. Кривошеин вновь обра-
тился к Сазонову в марте 1916 г. с просьбой рассмотреть вопрос об
использовании вновь завоеванных земель. Конкретных решений
по запросам Кривошеина на правительственном уровне принято
не было. Но налицо была приостановка русскими властями актив-
ного переселения в Армению, вызванная в большей степени стра-
тегическими соображениями.
После этого в особый отдел канцелярии Кавказского наместни-
ка стали поступать агентурные сведения о том, что дашнаки, не
дождавшись официального подтверждения со стороны русского
правительства о даровании автономии, решили готовиться к борь-
бе с Россией. Был ужесточен полицейский режим в Кавказском
наместничестве и временном армянском военном генерал-губер-
наторстве. После взятия Эрзерума был издан приказ о запреще-
нии армянам селиться в Эрзеруме. На поздравительную телеграм-
му епископа Месропа наместник ответил, что «Россия должна
крепко присоединить к себе Эрзерум»296.
223
Вплоть до признания французских интересов в Азиатской Тур-
ции в 1915 -1916 гг. правительство Российской империи крайне
осторожно относилось к перспективе присоединения Армении.
Заключение с союзниками соглашения о разделе Азиатской Тур-
ции заставило правительство окончательно отказаться от содей-
ствия объединению Армении или предоставления ей автономии в
составе Российской империи. Стало готовиться присоединение
части Армении к России и, возможно, заселение опустевших зе-
мель русскими переселенцами. Разочарование армян в россий-
ской политике к концу войны было полным.
Глава IV
УПРАВЛЕНИЕ ВЕЛИКИМ КНЯЖЕСТВОМ
ФИНЛЯНДСКИМ
1. ЮРИДИЧЕСКИЙ СТАТУС ФИНЛЯНДИИ
И ПОЛИТИКА ПРАВОВОЙ ИНТЕГРАЦИИ
КНЯЖЕСТВА НАКАНУНЕ ВОЙНЫ
Финляндия вошла в состав Российской империи в ходе рус-
ско-шведской войны 1808 - 1809 гг., во время которой начал
оформляться особый статус Великого княжества Финляндского.
В декабре 1808 г. император Александр I распорядился о пред-
оставлении всех финляндских дел, минуя российские министе-
рства, непосредственно на его рассмотрение. 12 февраля 1808 г.
было опубликовано воззвание к финнам, составленное Ф.Ф.Бук-
сгевденом и начальником его дипломатической канцелярии
Ю.М.Спренгпортеном, содержавшее обещание созвать сейм и
одновременно провозглашавшее присоединение Финляндии к
Российской империи «наравне с остальными завоеванными про-
винциями Российского государства». 16 марта 1808 г. император
Александр I объявил, что Финляндия «признается областью,
российским оружием покоренной и навсегда присоединяется к
Российской империи, что было закреплено манифестом от
20 марта 1808 г. «О покорении шведской Финляндии и о присое-
динении оной навсегда к России»1. Из формулировок манифеста
следовало, что Финляндии присоединяется к России на правах
обычной провинции. Но в высочайшей грамоте, подписанной ца-
рем 15 марта 1809 г. говорилось: «Произволением Всевышнего
вступив в обладание Великим княжеством Финляндским, при-
знали мы за благо сим вновь утвердить и удостоверить религию,
коренные законы, права и преимущества, коими каждое состоя-
ние сего княжества... по конституциям их (курсив мой. - А.Б.)
доселе пользовались, обещая хранить оные в нерушимой и непре-
ложной их силе и действии». Это обещание было повторено
225
8 — 9455
российским императором 28 марта 1809 г. на Боргоском сейме. В
основе финляндских законов, ранее действовавших на этой тер-
ритории, лежали Форма правления 1772 г. и Акт соединения и
безопасности 1789 г., ранее регулировавшие положение Финлян-
дии в составе Швеции. Согласно этим документам полномочия
монарха были ограничены. Например, обладая единоличным
правом созыва сейма, он не мог без его согласия утверждать но-
вые и заменять старые законы, вводить налоги, пересматривать
привилегии сословий. Монарх имел также широкие полномочия
в области торгового законодательства, распоряжаться доходами
и налогами, поступавшими от коронной собственности и тамож-
ни. Он выступал с законодательной инициативой перед сеймом,
утверждал или отклонял законы и бюджет. Его исключительной
прерогативой являлись вопросы обороны и внешней политики.
Такие различия в формулировках документов, принятых весной
1808 г., по мнению Ю.И.Семенова, были связаны с изменением
военной обстановки, рядом неудач русских войск в это время и
желанием привлечь финнов на свою сторону, пообещав им осо-
бый статус2.
1 октября 1809 г. в связи с ратификацией Фридрисгамского
трактата последовал манифест о присоединении Финляндии к
России, которым «финляндские губернии со всеми жителями, го-
родами, портами, крепостями, селениями, островами... будут от-
ныне состоять в собственности и державном обладании Империи
Российской»3. Император Александр I принял титул великого
князя Финляндского 25 декабря 1808 г. и включил в император-
ский титул наименование «великий князь Финляндский». При
этом в официальных документах ничего не говорилось об образо-
вании Великого княжества Финляндского. Термин «Великое кня-
жество Финляндское» впервые появился в Своде законов, состав-
ленном М.Н.Сперанским. Им было фактически использовано
название Финляндии, данное ей как части Шведского короле-
вства в 1581 г.
Таким образом, присоединение Финляндии к России было
оформлено несколькими документами: манифестами 20 марта и
5 июня 1808 г., высочайшей грамотой 15 марта 1809 г. Боргоско-
му сейму, Фридрихсгамским мирным договором с Швецией, ма-
нифестом о присоединении Финляндии к России от 1 октября
1809 г. Эти акты составили некую цепь, последовательно офор-
мляя присоединение Финляндии. Акты, предшествовавшие ма-
нифесту 1 октября 1809 г. можно рассматривать как своеобраз-
ный поиск законодателем наиболее оптимальных форм взаимо-
отношений России и Финляндии или как документы, каждый
226
из которых затрагивал отдельные аспекты будущего статуса но-
воприсоединенной территории. В итоге была найдена опти-
мальная формулировка, закрепленная манифестом, «о со-
бственности и державном обладании» России в «финляндских
губерниях». Безусловно, что манифест 1 октября 1809 г. рас-
сматривался в России как акт, определяющий статус Финлян-
дии. Но при этом Александр I не отказывался от данных ранее
обещаний.
Актом 15 марта 1809 г. российский император фактически про-
возгласил ограничение монарших прерогатив на территории и
Финляндии. Это решение было вполне сознательным: в черновом
варианте секретного высочайшего рескрипта на имя генерал-гу-
бернатора Финляндии 14 сентября 1810 г. Александр I подчерки-
вал: «Намерение мое при устройстве Финляндии состояло в том,
чтобы дать народу сему бытие политическое, чтоб он считался не
порабощенным России, но привязанным к ней собственными по-
льзами»4. М.М.Сперанский в одном из своих отчетов императору
по финляндским делам в феврале 1811 г. подчеркивал: «Финлян-
дия есть государство, а не губерния»5.
Такая очевидная непоследовательность в формулировках от-
ражала особенности переживаемого периода, двойственность и
противоречивость политики александровского царствования.
Влияние идей эпохи Просвещения, еще достаточно сильное в
России в начале XIX в., заставляло стремиться к провозглаше-
нию политических прав народов и государств. В то же время пер-
вая четверть столетия была временем зарождения новой консер-
вативной идеологии, основанной на принципе единства и неде-
лимости государства6. В итоге императорские манифесты о
Финляндии провозгласили одновременно и «бытие политичес-
кое», т.е. самостоятельную государственность, и «державное об-
ладание», т.е. вхождение в состав другого государства. Противо-
речивость законодательства о Финляндии отражала как поиск
законодателем наиболее оптимальных форм взаимоотношений
России и Финляндии, так и переходный характер эпохи, движе-
ние от идеологии, основанной на принципах Просвещения, к на-
циональной консервативной доктрине.
Сохранение административно-правовых основ управления,
сложившихся в Финляндии до присоединения к России в начале
XIX в., было также во многом обусловлено отсутствием практи-
ческих возможностей вплотную заниматься присоединением
окраины к Империи и немедленно вводить там общеимперскую
систему управления. Основное внимание Александра I привлека-
ли в тот момент вопросы внешней политики.
227
8*
В администрацию Великого княжества Финляндского в начале
XIX в. было введено только одно российское должностное лицо -
генерал-губернатор. Впоследствии ряд исследователей упрекали
Александра I за то, что он не ввел на территории Финляндии об-
щероссийские государственные учреждения7, забывая о том, что
система общеимперских учреждений находилась в это время в ста-
дии реформирования. Этот переходный для российского госуда-
рственного аппарата момент (создание министерской системы,
попытка преобразований в верховном государственном управле-
нии) в сочетании с внешнеполитическими проблемами заставлял
искать максимально простых способов в организации управления
Финляндией. В такой ситуации сохранение уже сложившейся
системы учреждений под российским контролем виделось наи-
лучшим решением проблемы.
Отношение к Финляндии как особой территории сформирова-
лось также под влиянием ряда практических трудностей в управ-
лении. Российские чиновники самого разного уровня оказались в
сложной ситуации из-за незнания шведского и финского языков.
На шведском велось все делопроизводство в княжестве, им же по-
льзовалось дворянство. Как отмечал в 20-х годах девятнадцатого
столетия граф А.А.Закревский, генерал-губернатор «шагу не мог
ступить без переводчика»8. В этой ситуации наиболее оптималь-
ным казалось не менять сложившихся порядок и предоставить на-
селению Финляндии определенную самостоятельность во внут-
реннем самоуправлении.
Александр I и его окружение вряд ли задумывались о глобаль-
ных политических последствиях публикуемых в 1808 - 1809 гг.
манифестов и констатации особого статуса Финляндии. Приме-
нительно к началу XIX в. большинство закрепленных император-
скими манифестами прав Финляндии были не более чем деклара-
цией. Так, бывший главным символом финской автономии сейм
не собирался с 1809 по 1863 г. Но именно их формулировки стали
использоваться в качестве решающих аргументов в националь-
но-политической борьбе финской общественности в конце XIX -
начале XX в.
Фактически Финляндия в составе Российской империи стала
обладать областной автономией. Она была настолько широкой,
что граничила с автономией, основанной на династической унии,
хотя юридически такое положение не было оформлено законода-
тельными документами9. Кроме того, в течение почти всего XIX в.
не был разработан порядок введения в действие общеимперских
законов на территории Финляндии, осуществления верховных
прав имперской власти на территории княжества. Эти моменты
228
открывали перед юристами, государственными и общественными
деятелями широкие возможности для истолкования правового
положения Финляндии в составе Российской империи, самых
разных оценок правомочности действий российских властей в от-
ношении княжества.
Как справедливо отмечал Н.Д.Сергиевский «в самой Фин-
ляндии привилегированное положение края послужило почвой...
для развития... учения о том, что Финляндия есть отдельное госу-
дарство, находящееся лишь в союзных отношениях с Россией»10.
Действительно, «Акт соединения» был знаком каждому гражда-
нину Финляндии. Уже в первой половине XIX в. появилось уче-
ние о финляндской государственности и стала разрабатываться
теория финляндского государства. Автором учения о финля-
ндском государстве стал профессор Абоского университета
Исраэль Вассер. Он разработал и представил свою концепцию в
памфлетах, написанных им в конце 30-х - начале 40-х гг. В 1838 г.
была опубликована его небольшая работа «О союзном трактате
Швеции с Россией». В ней автор доказывал, что Швеция Фрих-
сгамским трактатом отказалась от своих прав на Финляндию в
пользу России, но еще ранее Финляндия освободилась от своих
отношений к Швеции на сейме в Борго, т.е. стала самостоятель-
ным государством. Согласно представлениям Вассера, исходив-
шего из теории естественного права, на Боргосском сейме финны
эмансипировались, освободились от власти Швеции, заключили
«сепаратный мир» (договор) с российским императором и Фин-
ляндия превратилась из шведской провинции в конституцион-
ное государство. Его основными законами, подтвержденными
императором, были шведские законы. Это утверждение подвер-
глось критике ряда ученых, которые апеллировали к манифесту
5 июня 1808 г., считая именно его документом, который объявил
Финляндию провинцией России. Другие оппоненты Вассера
считали, что основополагающим документом, определяющим
статус Финляндии, является Фридрихсгамский мирный дого-
вор11. Профессор Й.Я.Нордстрем придал учению Вассера юриди-
ческую форму. Наиболее значимым дополнением Нордстрема к
этому учению был тезис о том, что Финляндия являлась авто-
номным государством, находившимся в реальной унии с Росси-
ей. Хотя в общественных кругах Финляндии в 40 - 50-х гг. XIX в.
это учение не получило широкого признания, оно было одобрено
политиками. И в целом, Боргоский акт рассматривался в Вели-
ком княжестве Финляндском как договор между императором
России и «законно избранными представителями финского на-
рода». Сознание своего особого правового положения глубоко
229
укоренялось в Финляндии и стало одной из главных парадигм в
общественно-политической жизни страны12. Но процесс этот
был очень постепенным и вплоть до 60-х гг. XIX в. финские юрис-
ты и общественные деятели крайне осторожно реагировали на то,
чтобы назвать Финляндию государством. Эта осторожность
была, пожалуй, следствием того, что сложившееся положение не
вызывало негативных реакций ни у российской, ни у финской
стороны. И первоначально обсуждение статуса Финляндии име-
ло чисто теоретический, научный характер.
С середины XIX в. интерес к статусу Финляндии возрос, что
было следствием целого ряда причин. Во-первых, с середины
XIX в., особенно после польского восстания 1863 г., российское са-
модержавие активно проводило политику, направленную на по-
степенную ликвидацию национальных особенностей в управле-
нии отдельными частями Империи. Но Великое княжество Фин-
ляндское оставалось исключением, чему во многом способствова-
ла стабильная внутриполитическая ситуация в княжестве. В итоге
автономное положение Финляндии к концу XIX в. становилось
все более заметным.
Вторая причина, усилившая интерес научных и обществен-
ных кругов к проблеме правового статуса Великого княжества
Финляндского, была связана с развитием юридической науки в
целом. Во второй половине XIX в. связи с объединением Герма-
нии в Европе активно изучается вопрос о путях возникновения
федеративных государств. Эта проблема рассматривалась в тру-
дах немецких государствоведов Лабанда, Еллинека, Пройса и
других. В них были заложены основных положения теории феде-
рализма, которые использовались юристами второй половины
XIX - начала XX в. Они исходили из того, что существуют суве-
ренные и не суверенные государства. Последние обладают всеми
свойствами и признаками государства, но в силу различных об-
стоятельств не являются субъектами международного права.
Этот признак Еллинек считал основополагающим при определе-
нии автономного образования. В своем труде «Учение о госуда-
рственных союзах» он отнес Финляндию к числу автономных об-
разований. Он считал, что Финляндия является автономией в со-
ставе Российской империи, поскольку последняя никогда не
была активным и самоопределяющимся субъектом международ-
ного права, а органы верховной власти России и Финляндии тож-
дественны: российский император и великий князь финлянд-
ский - одно и то же лицо. При этом Еллинек подчеркивал, что
«автономия Финляндии представляет самый совершенный вид,
самую высшую форму негосударственного самоуправления и
230
отличается от государственной автономии только в деталях»13.
Утверждение Еллинека подверглось резкой критике ряда юрис-
тов в Германии, Франции и других странах.
Немецкий государствовед Зейдлер в своей работе «Юридичес-
кий критерий государства» утверждал, что Россия и Финляндия
не составляют единого государства, а верховную власть делят
между собой российский император и финляндский сейм14. Фран-
цузский юрист Дельпеш отмечал, что «в Финляндии националь-
ным органам предоставлена абсолютная компетенция за исключе-
нием общих внешних дел Империи и Великого княжества»15. При
этом ряд специалистов, доказывая, что Финляндия не автономия,
а государство, апеллировали к актам Александра I, трактуя их не
как пожалование российского монарха, а как договор между двумя
равными сторонами.
В Великом княжестве Финляндском с 60-х гг. XIX в. также на-
чинает активно разрабатываться теория о государственной самос-
тоятельности Финляндии. Это был довольно постепенный про-
цесс. Финские юристы не были единодушны во мнении. Так,
профессор Гельсинфорского университета Я.Нордстрем называл
Финляндию государством, «подчиненным верховенству России»,
а профессор И.В.Росенборг отмечал, что княжество неразрывно
соединено с Империей, но «управляется по собственным основ-
ным законам»16. Й.В.Снельман в своем труде «Учение о госуда-
рстве» еще не включал Финляндию в число государств. Но после
1860 г. изменил свою позицию и стал утвержать, что Финляндия
стала государством с 1860 г.17. В целом вплоть до 80-х гг. XIX в.
юридическая наука в Финляндии не отрицала того, что последняя
является автономией в составе Российской империи, наделенной
широкими правами внутреннего самоуправления и обладающей
собственным законодательством.
Ряд российских ученых либерального направления также рас-
сматривали Финляндию как самостоятельное государство. Так,
по мнению А.Романовича-Словатинского, Финляндия «не инкор-
порирована, но находится в унии с Империей, в унии реальной, но
не личной, т.к. они связаны неразрывно; личная же уния бывает
временной»18. Аналогичной позиции придерживался Б.Н.Чиче-
рин. Он писал: «Не может быть ни малейшего сомнения, что Фин-
ляндия присоединена к России не как завоеванная область, а как
отдельное государство, неразрывно связанное с Россией, но имею-
щее свою особенную конституцию. Эта связь есть то, что в госуда-
рственном праве называется реальным соединением». Чичерин
подчеркивал, что права Финляндии, ее статус обусловлены тем,
что российская государственная власть ставила перед собой
231
задачу поставить «покоренную страну в такое положение, чтобы
ей выгодно было оставаться в соединении с Россией, а не стремит-
ся к отторжению...». И «единственное желание Финляндии состо-
ит в том, чтобы ее не трогали и позволили ей мирно развиваться
под охраною учреждений, дарованных ей русскими царями»19. Чи-
черин был безусловно прав, подчеркивая, что стабильность авто-
номного положения Финляндии является залогом ее пребывания
в составе Российской империи. Пока Финляндии выгодно нахо-
диться в составе Российского государства, эта окраина будет ста-
бильна в политическом отношении.
Такое отношение к правовому статусу Финляндии отличало
российских ученых либерального направления. Более консерва-
тивно настроенные ученые и политики рассматривали Фин-
ляндию как одну из российских провинций, хотя и наделенную
более широкой автономией. Таким образом, к концу XIX в.
сформировались два основных направления в отечественной и
зарубежной науке. Первое основывалось на том, что Финлян-
дия - самостоятельное государство, заинтересованное в союзе с
Россией, второе исходило из того, что Финляндия - автоном-
ная провинция.
Но в целом, несмотря на значительное расхождение во мнениях
при определении правового статуса Финляндии, дискуссии в сре-
де юристов не выходили за пределы научной полемики и выдвига-
емая сторонниками различных точек зрения аргументация не на-
ходила практического применения.
Во второй половине XIX в. автономный статус Финляндии
укрепился. Согласно манифесту Александра II от 13 июня 1886 г.
сейм получил право законодательной инициативы. Общему со-
бранию Сената в 1869 г. было разрешено самостоятельно решать
ряд дел, связанных с управлением княжеством. По военной ре-
форме 1878 г. Финляндия получила право на создание собствен-
ной армии. Кроме того в 1863 г. произошло важное событие: импе-
ратор Александр II придал финскому языку равный со шведским
статус. Финские историки впоследствии оценили этот акт шаг к
рождению нации, отличной от той, которая представляла в начале
XIX в. бывшую метрополию - Швецию, сформировавшуюся
именно в условиях финской автономии20.
Собственное законодательство и отличная и независимая от
общеимперской система государственного управления с середины
XIX столетия начали беспокоить российскую государственную
власть. При открытии 2-го финляндского сейма 26 января 1867 г. в
Высочайшей речи указывалось на необходимость упорядочения
финляндского законодательства, ввиду «утратившейся силою
232
обстоятельств совместности коренных законов Великом княжес-
тве Финляндском и Российской империи».
С конца XIX в. российское самодержавие предпринимает по-
пытки ограничить финляндскую автономию. Причины начав-
шегося перехода к новому курсу в отношении Финляндии за-
ключались в следующем. Во-первых, это было связано с консер-
вативным внутриполитическим курсом в целом. Во-вторых, в
дореволюционной и современной исследовательской литерату-
ре общепризнан тот факт, что политика царизма в Финляндии
определялась в значительной мере стратегическими соображе-
ниями и расчетами21. Действительно, географическое положе-
ние заставляло правящие круги России следить за всяким изме-
нением во внешнеполитической ориентации Швеции. Всякие
существенные перемены в международной обстановке сказыва-
лись на политике самодержавия в княжестве. После окончания
Крымской войны, Швеция перестает рассматриваться в качес-
тве потенциального военного противника России22. Датская
война 1864 г. упрочила в правительственных кругах России
мнение о неспособности Швеции к самостоятельным действи-
ям23. Под влиянием перечисленных факторов в конце XIX нача-
ле XX в. в Российской империи был принят целый ряд законо-
дательных актов, затрагивавших правовое положение Финлян-
дии в составе Империи.
В 1894 г. в Уголовном уложении Великого княжества Финля-
ндского было закреплено указание на то, что финны являются
российскими подданными. В идеале Александр III стремился
достичь объединения таможенной, почтовой и денежной систем
Финляндии с общеимперской. Но довести начатое дело до конца
не успел. Манифестом от 3 февраля 1899 г. из юрисдикции фин-
ляндского сейма были изъяты вопросы, имеющие общегосуда-
рственное значение. Например, в ведение МВД было передано
управление почтами на территории Финляндии. В 1899 г. был из-
дан манифест «О порядке издания общих для всей империи со
включением Финляндии законов». Затем 7 июня 1900 г. последо-
вал манифест «О постепенном введении русского языка в делоп-
роизводство».
Отметим, что законодательство в отношении Финляндии кон-
ца XIX в., несмотря на кажущийся радикализм, затрагивало ис-
ключительно административно-правовую сферу и не нарушало
основ ее автономного статуса. Но сам факт принятия этих и ряда
других законодательных актов в конце XIX - начале XX в., вво-
дивших на территории Финляндии действие некоторых общеим-
перских норм и ограничивавших законодательную компетенцию
233
сейма, перевел вопрос о правовом статусе княжества в иную плос-
кость. Если до этого обсуждалась проблема, чем является Фин-
ляндия в юридическом смысле, то теперь ставился вопрос о том,
имеет ли право российский император самостоятельно издавать
законы, касающиеся Финляндии как суверенного государства.
Направленность юридическо-правовой литературы меняется с
середины 80-х гг. Когда Л.Мехелин пишет работу о государствен-
ном праве Великого княжества Финляндского, которая была
опубликована на ряде западноевропейских языков специально
для ознакомления зарубежной общественности с финляндской
точкой зрения на характер русско-финляндских государственных
отношений. Эта наиболее признанная в Финляндии концепция
исходила из того, что страна была присоединена к России не на
правах губернии, а в качестве особого государства, состоявшего с
метрополией в реальной унии под скипетром единого монарха,
что, собственно и было закреплено Боргосским трактатом. Други-
ми словами, Финляндия была присоединена к России не в резуль-
тате Фридрихсгамского мирного договора со всеми вытекающими
отсюда последствиями государственно-правового характера, а в
результате соглашения между обеими сторонами, достигнутого на
Боргосском сейме.
Основные положения этой работы Мехелина оказались в рез-
ком противоречии не только с господствовавшими представлени-
ями о государственной природе русско-финляндских отношений,
но со всем характером внутреней политики. Переведенная на рус-
ский язык книга Л.Мехелина «Конституция Финляндии»24 поло-
жила начало затяжной полемике русских и финляндских правове-
дов о природе финляндской автономии, верховных правах
императорской власти на Финляндию.
Финские юристы считали, что ввиду отсутствия во взаимоот-
ношениях России и Финляндии органа верховной государствен-
ной власти законодательная деятельность российского императо-
ра является неправомерной. То обстоятельство, что Финляндия
не является субъектом международного права, по их мнению, ни-
сколько не сказывается на ее положении как государства.
Аналогичной позиции придерживался ряд зарубежных юристов.
Юристы, склонные рассматривать Финляндию как самостоятель-
ное государство, использовали для этого различную аргумента-
цию. В финской, шведской литературе сформировалось в 80-х гг.
XIX в. направление, представители которого считали, что Фин-
ляндия и Россия образуют союз государств, которые объединяет
общий монарх. В каждой части такого союзного государства име-
ется свое государственное устройство, свои основные законы,
234
денежная система, таможенные границы и особое подданство.
Отношения между Россией и Финляндией носят договорный ха-
рактер. Наиболее полно эта точка зрения, как было сказано выше,
была разработана известным финским политическим деятелем,
профессором, затем сенатором Лео Мехелиным в его работах
«Конституция Финляндии»25 и «Государственно-правовое поло-
жение Финляндии»26.
Параллельно в финской юридической литературе сложилась
более радикальная точка зрения. Ее авторы считали, что Финлян-
дия - особый тип независимого государства. Одним из ее последо-
вательных сторонников был известный профессор кафедры права
Гельсингфорсского университета Роберт Германсон. Для обосно-
вания своей позиции он отрицал, что наличие верховной власти
является существенным и необходимым признаком государства.
Таким образом он и его сторонники исключали немаловажный
признак, определявший статус Финляндии в Российской импе-
рии - власть российского монарха. Упор делался на наличие внут-
ренней автономии в управлении и законодательстве, которые не
могут быть изменены без согласия Финляндского сейма. И имен-
но отсутствие верховной государственной власти, по их мнению,
превращало Финляндию в государство. «Не существует централь-
ной государственной власти с общей государственной компетен-
цией, которая выполняет такую преимущественно государствен-
ную функцию как общее законодательство, стоящее выше
государств - частей и его ограничивающее... нет высшего госуда-
рственного единства (для этого недостаточно единства в порядке
престолонаследия и во внешних отношениях)»27.
Для обоснования этой точки зрения вводилась новая типоло-
гия государств. Предлагалось делить государства на две группы -
государства высшие со всеми признаками самостоятельной госу-
дарственности и государства низшие или государства-части, у ко-
торых отсутствует какая-либо самостоятельная государственная
функция. Ее отсутствие компенситуется каким-либо другим су-
щественным признаком, например, внутренней автономией, кото-
рую нельзя отменить чужой властью (имелась в виду власть рос-
сийского императора)28. К этой категории относилась Финляндия
как государство полностью самостоятельное во всех вопросах,
кроме внешних сношений.
Важно отметить, что отстаивая идею о государственной самос-
тоятельности Финляндии, Германсон и другие юристы постоянно
апеллировали к эпохе Александра I. Так, Германсон в одной из
своих работ ссылался на письмо Сперанского к Ребиндеру, где
видный российский государственный деятель писал: «Я вполне
235
убежден, что закон, обнародованный в России не может быть рас-
пространен на Финляндию ввиду того, что страна эта имеет осо-
бую, утвержденную монархом конституцию»29. Законодательные
акты начала XIX в. также подвергались детальному разбору,
целью которого был поиск отдельных фраз свидетельствующих о
том, что Финляндия - не провинция Империи, а государство. Гер-
мансон писал, что встречаются документы, где упоминается о под-
данных России и Великого княжества Финляндского. Он подчер-
кивал, что, если бы российский монарх не считал Финляндию
государством, то такие выражения не могли появиться в офици-
альных документах.
Консервативно настроенные русские юристы отрицали, что все
права, которые имеет Финляндия, могут быть изменены импера-
тором, поскольку им же и предоставлены. Исходя из того, что
Финляндия - это инкорпорированная провинция России, они
убежденно доказывали: «Нельзя указать ни одного акта русского
правительства, которым бы присоединенная провинция превра-
щалась в государство»30. Коркунов подчеркивал, что Финляндии
была предоставлена широкая местная автономия, но Россия «не
должна допускать полного ее отчуждения от себя, доходящего до
обособления ее в отдельное государство с особым подданством и с
особой территорией». Ему вторил А.Алексеев: «Финляндия ни-
когда самостоятельным государством не была и потому в договор-
ные отношения с Россией вступать не могла. Финляндия не при-
соединялась, а была присоединена к России. Связь между Россией
и Финляндией основывается на договоре не между Финляндией и
Россией, а между Швецией и Россией. Финляндия не самостоя-
тельное государство, связанное с Россией реальной унией, а ин-
корпорированная Россией провинция»31.
Одной из важнейших целей юридической полемики со сторо-
ны части финских юристов фенноманского направления было
стремление не только повлиять на общественное мнение Финлян-
дии, но и убедить российского монарха в необходимости сохра-
нить статус княжества в неприкосновенности32. С точки зрения го-
сударственной национальной политики действия части финской
общественности кажутся наивными, но они стали показателем
того, насколько к началу XX в. общественно-политические круги
Финляндии были разнородны и значительная часть финской об-
щественности стремилась лишь к сохранению и закреплению сло-
жившегося в течение XIX столетия автономного статуса
княжества.
Учение о государстве, отдельном от Российской империи, име-
ло огромные последствия для развития отношений между Росси-
236
ей и Финляндией. Оно возникло и распространилось в Финлян-
дии в то время, когда в России стала утверждаться идея «единой и
неделимой России». Теория финляндского государства оказалась
абсолютно несовместимой с теми идеями, которые были положе-
ны в основу внутренней политики Империи. В соответствии с
ними Финляндия могла быть только составной частью - провин-
цией или областью российского государства.
Дискуссии вокруг законодательных актов российского прави-
тельства в отношении Финляндии в конце XIX в. сформировали в
княжестве стойкое убеждение в неправомочности действий импе-
ратора без согласия сейма, хотя финская общественность, адми-
нистрация не вступали в открытые конфликты с российскими
властями, предпочитая путь пассивного сопротивления. После
того как основное положение учения о том, что Финляндия явля-
ется отдельным от России государством, хотя и несуверенным, об-
рело окончательные формы, финны перестали признавать обще-
государственное законодательство. Они считали, что законы,
общие для России и Финляндии следует издавать на договорной
основе, так, как это происходит в отношениях между суверенными
государствами33.
Курс на ограничение автономии Великого княжества Финля-
ндского ярко проявился в политике генерал-губернатора Финлян-
дии Н.И.Бобрикова34. Ее итогом стала ликвидация национальных
вооруженных сил, усиление русификации администрации и
школьного образования, полное или частичное закрытие 72 пери-
одических изданий и ряда общественных организаций, высылки
из Великого княжества Финляндского оппозиционных полити-
ческих деятелей. В годы первой русской революции 1905 г. был от-
менен сословный характер сейма, который был преобразован в од-
нопалатный парламент. Таким образом, с 1907 г. в Великом
княжестве Финляндском стал действовать однопалатный парла-
мент и система политических партий.
Революционные события 1905 г. заставили самодержавие скор-
ректировать курс в отношении Финляндии. В июне 1906 г. был из-
дан манифест, который подтвердил, что высшим органом управле-
ния в княжестве является однопалатный сейм, формируемый на
основе всеобщего, равного избирательного права. Стабилизация
внутриполитической обстановки привела к тому, что была пред-
принята новая попытка усилить роль общеимперского законодат-
ельства и управления в княжестве.
Поводом к возвращению объединительного курса в финлян-
дской политике стал поступивший 5 мая 1908 г. в Государствен-
ную Думу запрос «По поводу мер к ограждению России от
237
подготовлявшихся в Финляндии посягательств на государствен-
м 35
ныи порядок» .
17 июня 1910 г. был издан закон «О порядке издания касаю-
щихся Финляндии законов и постановлений общегосударствен-
ного значения». Этим законом к делам, подлежащим общегосуда-
рственному регулированию, были отнесены: участие Финляндии
в общегосударственных расходах, вопросы о правах русских в
Финляндии, государственном языке, деятельности имперских
учреждений в крае, порядке приведения в исполнение решений
судебных и иных учреждений Империи на территории Финлян-
дии, наблюдении за школьными программами, правилах о союзах
и обществах, законодательства о печати, денежной системе и др.
(ст. 2). Право законодательной инициативы принадлежало импе-
ратору (ст. 4). Законопроекты, затрагивавшие интересы Финлян-
дии могли быть рассмотрены помимо финляндского сената, если
последний не выскажет своего мнения в указанный ему срок
(ст. 5). Государственная Дума и Государственный Совет наде-
лялись правом издавать законы и для Финляндии, что нарушало
действовавший принцип разграничения законодательства России
и Финляндии. Принятые помимо финляндского Сената законы
автоматически отменяли противоречившие им местные законы и
постановления (ст. 10). Для представителей Финляндии в Госуда-
рственном Совете и Государственной Думе оговаривалась необхо-
димость знания русского языка.
Закон нанес чрезвычайно чувствительный удар по правовым
нормам, обеспечивавшим финляндскую политическую автоно-
мию. Фактически это была программа унификации законодат-
ельства, государственной и экономической жизни Финляндии,
приведение ее в единство с общероссийскими нормами.
Закон от 17 июня 1910 г. вызвал недовольство в Финляндии.
Большинство юристов и чиновников считали, что он не имеет
силы на территории Великого княжества Финляндского, т.к. его
принятие противоречит манифесту Александра I, где говорилось о
том, что никакой касающийся княжества «коренной» закон не мог
быть издан, отменен или изменен без согласия сейма.
Вопрос о правомерности этого законодательного акта и юриди-
ческих основаниях для вмешательства царского правительства в
дела Финляндии активно обсуждался юристами, как в России, так
и в Финляндии. Стремление российских правящих кругов к уси-
лению экономических, административно-правовых связей Вели-
кого княжества Финляндского с Империей снова дало толчок к
бурному обсуждению вопроса о его правовом статусе в юридичес-
кой литературе.
238
Комментируя этот документ, лидер Шведской народной пар-
тии, профессор кафедры государственного права Гельсингфорс-
ского университета Лео Михелин писал, что это - неправомерно
изданный закон, т.к. «законодательные установления Империи не
имеют права издавать закона, изменяющего основные законы
Финляндии»36. Против данного закона высказался и М.Ковалев-
ский, т.к. «он (т.е. закон. - А.Б.) не считается с требованием фин-
ляндской конституции, по которой ни один закон, в том числе и
основной, и никакой налог не может считаться легально установ-
ленным без согласия сейма»37. Эти мнения не были единичными.
Они отражали позицию многих иностранных юристов, специа-
листов в области государства и права и ряда российских ученых
либерального направления.
Дискуссии в печати, выступления профессоров с университет-
ских кафедр все больше убеждали общественность Финляндии в
незаконности действий российских властей. Научная дискуссия о
правовом статусе Финляндии в начале XX в. перешла в область
политической полемики. Аргументы ученых-правоведов стали
основанием для политической борьбы и сопротивления действи-
ям имперской власти. Принятие закона 17 июля 1910 г., активно
критиковавшееся с юридической точки зрения, можно достаточно
полно объяснить словами шведского публициста Георгеса. В сво-
ей работе «Политические мысли» он писал: «Мотивы действий
русского правительства вполне естественны... нельзя не признать,
что предоставить отдельной части страны особые прерогативы,
дать ей возможность быть государством в государстве и тормозить
работу имперского правительства, это значило бы перевернуть
мир вверх дном... На пути стремления к однородности, т.е. госуда-
рственному единству не должно быть никаких препятствий, ника-
м м 38
кои плаксивой сентиментальности...» .
Принятие закона 1910 г. без согласия сейма дало основание его
членам считать его не имеющим силы. На этом основании в марте
1913 г. сейм, например, отказался дать заключение по одобренно-
му Советом министров проекту закона о подчинении общим зако-
нам Империи дел о совершаемых на территории княжества госу-
дарственных и политических преступлениях. Члены сейма
заявили, что закон от 17 июня 1910 г., на который опирался зако-
нопроект, не имеет силы на территории Финляндии, поскольку он
не одобрен сеймом39.
Российское правительство, наоборот, считало этот закон всту-
пившим в силу, и он стал основой для последующей нормотвор-
ческой деятельности в отношении Финляндии. В первую очередь
предполагалось рассмотреть проекты законов об уравнивании
239
прав русских уроженцев в Финляндии с правами местных граж-
дан и о производстве из финляндской казны платежей Госуда-
рственному казначейству взамен отбывания финляндцами лич-
ной воинской повинности40.
Помимо мер общеимперского характера были предприняты
попытки дальнейшей интеграции административного законода-
тельства Финляндии. Так, в 1911 г. было издано постановление о
порядке административной ответственности финляндских чинов-
ников. Принятые в 1913 г. бюджетные правила ограничили воз-
можности сейма распоряжаться финляндскими бюджетными
фондами имперского подчинения. Был также усилен надзор за
финляндскими железными дорогами, при этом стратегическое
железнодорожное строительство на территории края предполага-
лось вести за счет Финляндии. Эти мероприятия, по замечанию
Н.Н.Корево, должны были в конечном итоге «обуздать фин-
ляндское чиновничество, играющее первую роль в борьбе против
объединительных мероприятий правительства»41.
По мнению А.Я.Авреха, принятием закона об уравнении в пра-
вах и об отбывании воинской повинности «закончилось по сущес-
тву антифинляндское законодательство царизма вообще». На том
основании, что вплоть до 1917 г.'«ничего сколько-нибудь значи-
тельного в этом направлении достигнуто не было», А.Я.Аврех
сделал вывод о провале всего антифинляндского курса цариз-
ма42. Но, в целом, от этого курса царизм не отступил. Деятельность
имперской администрации в Финляндии и центральных правит-
ельственных учреждений не оставляла сомнений в принципиаль-
ной неизменности позиции самодержавия в финляндском
вопросе43.
К началу Первой мировой войны Великое княжество Финля-
ндское не было ни суверенным государством, ни провинцией Рос-
сийской империи. Это была областная автономия, где автономное
образование было наделено чрезвычайно широкими правами. В
течение всего XIX в. усиливалась изоляция Финляндии от Импе-
рии. Попытки самодержавия изменить положение к концу XIX
столетия путем правовой, экономической, административной ин-
теграции княжества натолкнулись на сопротивление практически
всех слоев населения Финляндии. Активному отрицанию прав
российских правящих кругов вмешиваться в законодательный
процесс, управление и экономику княжества было дано научное
обоснование.
Независимо от того, как трактовался юридический статус кня-
жества юристами, политиками и общественными деятелями Рос-
сии и Финляндии, особый статус последней был реальностью. Он
240
позволил финнам создать свое особое законодательство, которое
фактически стало реальной правовой базой для финляндской
автономии.
Основной целью политики России в отношении Финляндии
накануне Первой мировой войны, была возможно более полная
правовая интеграция княжества. Требовалось исключить поло-
жение, при котором статус Финляндии приходил в противоречие
с общеимперскими интересами, тем более, что речь шла о страте-
гически важном регионе. Достичь этой цели, действуя в рамках
существующего законодательства, не представлялось возмож-
ным. Накануне войны намечались мероприятия, призванные
ликвидировать права, предоставленные Финляндии под влияни-
ем событий 1905г., и уничтожить основные элементы ее автоном-
ного статуса.
Деятельность российского правительства, направленную на
максимальное сближение княжества с Империей прервала война.
Попытки ее возобновления в чрезвычайных условиях будут рас-
смотрены в следующей главе.
2. УПРАВЛЕНИЕ ВЕЛИКИМ КНЯЖЕСТВОМ
ФИНЛЯНДСКИМ НАКАНУНЕ И В ГОДЫ ВОЙНЫ
Система органов управления, действовавшая в Великом кня-
жестве Финляндском к началу войны, сложилась в своей основе в
первые десятилетия XIX в. В Великом княжестве Финляндском
российский император обладал правами конституционного мо-
нарха. В качестве великого князя Финляндского, он обладал еди-
ноличным правом созыва сейма. Выступал с законодательной
инициативой перед сеймом. Вопросы внешней политики и оборо-
ны были отнесены к исключительной компетенции российского
императора. В июле 1809 г. Финляндия получила право на созда-
ние правительства. В качестве такого органа был учрежден Прави-
тельственный Совет, преобразованный в феврале 1816 г. в Импе-
раторский финляндский сенат. Представителем верховной власти
в Великом княжестве Финляндском был генерал-губернатор. Он
назначался царем и состоял по должности председателем Фин-
ляндского Сената. Но при этом он не мог приостанавливать уже
принятые решения Сената. В целом осуществлению этой обязан-
ности финляндского генерал-губернатора препятствовал языко-
вой барьер.
В 1811 г. территория Великого княжества Финляндского была
разделена на губернии: Або-Бьёрнеборгскую, Вазаскую, Выбо-
ргскую, Куописскую, Нюландскую, Санкт-Михельскую, Тавас-
241
ткусскую, Улеаборгскую. Во главе губерний стояли губернаторы,
которые были фактически независимы от генерал-губернатора и
непосредственно подчинялись последнему только в вопросах, ка-
сающихся охраны общественного порядка. В остальных случаях
вмешательство в деятельность губернаторов было возможно толь-
ко при участии Сената.
В сентябре 1863 г. в Гельсингфорсе был созван финляндский
сейм, не собиравшийся с 1809 г., а с 1886 г. ему было предоставлено
право законодательной инициативы. Это существенно подняло
статус сейма как представительного учреждения. В момент обра-
зования Государственной Думы и Государственного Совета воп-
рос о месте финляндского сейма в новой системе высших госуда-
рственных органов не рассматривался. Только в 1910 г., когда цар-
ское правительство вернулось к политике объединения княжества
с Империей, была предпринята попытка разрешить вопрос о поло-
жении сейма. Пункт об участии депутатов от Финляндии в Госу-
дарственной Думе был внесен уже в проект «булыгинской» Думы.
Более детальное определение формам этого представительства
дано было комитетом Сольского в 1906 г. Комитет разработал два
весьма подробных варианта участия финнов: один основывался на
принципе делегирования, другой на принципе прямого участия.
Но проект реализован не был. Финляндский генерал-губернатор
Н.Герард и министр статс-секретарь А.Лангоф высказались про-
тив, мотивируя невозможность участия финнов в Думе незнанием
ими русского языка44.
Только в 1910 г. Великому княжеству Финляндскому было
предписано посылать в Государственную Думу четырех и в Госу-
дарственный совет двух членов. П. А.Столыпин считал это времен-
ной мерой на пути перехода к обычной системе выборов в Думу и
Государственный Совет как во всех генерал-губернаторствах Рос-
сии. Однако сейм отказался выдвигать своих представителей в
российские высшие законодательные органы. Это предложение
российского правительства и отказ членов сейма имели весьма
глубокий подтекст. Финские публицисты, юристы, политики с
конца XIX в. активно доказывали, что во взаимоотношениях Рос-
сии и Финляндии не существует верховного государственного за-
конодательного органа, распространяющего свою компетенцию в
равной мере и на Россию и на Финляндию. При этом они подчер-
кивали, что единства в порядке престолонаследия и внешней по-
литике недостаточно, т.е. отрицали верховенство российского мо-
нарха45. После изменения прерогатив монарха в 1906 г., создания
представительных органов эта позиция получила новую опору.
Финляндский сейм, Государственный Совет и Государственную
242
Думу стало возможно рассматривать как равные представитель-
ные учреждения. Делегирование представителей Финляндского
сейма в Государственный Совет и Государственную Думу означа-
ло бы признание верховенства последних, на что члены финлянд-
ского сейма пойти не могли.
Изменения в государственном строе Российской империи по-
сле революции 1905 - 1906 гг. повлекли за собой ограничения в
правах финских органов. С созданием Совета министров министр
статс-секретарь и генерал-губернатор потеряли право непосре-
дственного доклада императору. Начиная с 1907 г. представление
финляндских дел было поставлено под контроль Совета минис-
тров путем учреждения при нем особой совещательной комиссии
по финляндским делам. Следует заметить, что это не была мера,
касавшаяся исключительно Финляндии. Контроль Совета минис-
тров распространялся не только надела княжества, но и на всех, у
кого до 1905 г. было право прямого представления дел императо-
ру. Законодательно новый порядок был закреплен в 1908 г. Ми-
нистр статс-секретарь А.Лангоф пытался сохранить прежнюю
процедуру, войдя в Совет министров, но это проект осуществлен
не был. Более того, генерал-губернатор потеснил министра
статс-секретаря и стал тем должностным лицом, которое направ-
ляло финляндские дела в Государственный Совет. Эти изменения
в системе административного управления Финляндии дали осно-
вание финским историкам утверждать, что «“свобода” России...
положила конец автономии Финляндии»46. Это утверждение
представляется слишком категоричным. Действительно, после ре-
волюции 1905 - 1907 гг. в Российской империи были предприня-
ты меры к ограничению финской автономии, но административ-
ные изменения были довольно ограничены, касались в основном
порядка взаимодействия финляндских учреждений с новыми вы-
сшими государственными учреждениями и императором в связи с
изменением статуса последнего и никак не затрагивали прерогати-
вы Финляндского сената и сейма.
Накануне Первой мировой войны финляндский сейм был рас-
пущен Советом министров по ходатайству финляндского сената,
поддержанного генерал-губернатором. Это было вызвано тем, что
действовавший к 1914 г. состав сейма оказался не в состоянии ре-
шить торпарский вопрос. Сенат и генерал-губернатор ходатай-
ствовали о назначении новых выборов на 1915 г., надеясь, что но-
вый состав сейма проведет закон о каком-либо обеспечении
подлежащих выселению финских крестьян-арендаторов47.
Таким образом, накануне войны в Финляндии фактически дей-
ствовала параллельная система органов управления: российская и
243
финская. При этом российская администрация в Финляндии об-
ладала довольно ограниченными возможностями для действенно-
го руководства делами княжества.
Финляндия была объявлена на военном положении 17 августа
1914 г.48 Была введена военная цензура, учреждена Особая финля-
ндская военно-цензурная комиссия под председательством под-
полковника Белостоцкого49. С введением военной цензуры на
финскую печать было распространено действие «Временных пра-
вил о военной цензуре» от 20 июля 1914 г. Было запрещено прове-
дение публичных собраний и народных сборищ, ограничено пере-
движение по стране и т.д.50 Чины полиции и жандармерии
получили право задерживать подозреваемых в совершении госу-
дарственных преступлений на срок до 2-х недель51. Постановлени-
ем финляндского генерал-губернатора были установлены пред-
ельные цены на продукты и предметы первой необходимости52.
После введения военного положения финляндский генерал-гу-
бернатор Ф.А. Зейн был подчинен командующему войсками гвар-
дии и Петроградского военного округа. Этим была ограничена, в
первую очередь, компетенция российской гражданской админис-
трации. Военные власти на местах стремились заверить населе-
ния, что при условии сохранения спокойствия система управле-
ния и законодательство Финляндии изменяться не будут. Так,
Свеаборгский комендант генерал Бауэр объявил, что «местные за-
° 53
коны остаются в полной силе» .
С введением в Финляндии военного положения появились но-
вые юридические основания для реализации там решений импер-
ских властей. Если до этого решения отдельных ведомств могли
быть распространены на Финляндию только в случаях, опреде-
ленных законом 17 июня 1910 г., то с началом войны ситуация из-
менилась. Появилась возможность издавать на территории Фин-
ляндии приказы за подписью главнокомандующего на основании
«Правил о местностях, объявленных на военном положении»54.
Также обязательными в Великом княжестве Финляндском стали
распоряжения военных властей и обязательные постановления ге-
нерал-губернатора. Но все эти нормы могли действовать только во
время войны. Русская военная и гражданская администрация в
Финляндии с введением военного положения получила возмож-
ность применять чрезвычайные меры в случае забастовок, сабота-
жа, появления враждебных российской государственности публи-
каций в прессе и т.д.
С начала войны в Великом княжестве Финляндском действо-
вали три ветви власти: русская гражданская администрация во
главе с генерал-губернатором Зейном, финская гражданская ад-
244
министрация и русская военная власть, которой с введением воен-
ного положения был подчинен генерал-губернатор. Широкие по-
лномочия, которые получали русские военные и гражданские
чиновники с введением военного положения в первые месяцы
войны никак реализованы не были в силу ряда причин.
Во-первых, население Финляндии с началом войны проявляло
полную лояльность в отношении России. Командование войск,
расположенных в Финляндии, благодарило местное население и
финляндскую администрацию за содействие в проведении моби-
лизации и выражение дружеских чувств. Около 500 финнов по-
ступили добровольцами в русскую армию. Многие прежние деяте-
ли пассивного сопротивления демонстративно обменивались
рукопожатиями с русскими официальными лицами и обещали за-
быть былые разногласия. Начался сбор пожертвований в фонд
Красного Креста, а на средства, собранные финляндскими про-
мышленниками, был оборудован полевой госпиталь. В больницах
княжества было выделено несколько сот коек для раненых55.
Во-вторых, даже ограниченные попытки русской администра-
ции вмешаться в какую-либо деятельность финнов натолкну-
лись на упорное сопротивление последних. Например, финская
общественность с началом войны приступила к организации по-
левых госпиталей на территории княжества. Генерал-губернатор
Зейн, который был вообще против организации полевых госпи-
талей силами финнов и попытался поставить этот процесс под
контроль Красного креста. В результате супругу генерал-губер-
натора М.А.Зейн и камергера М.М.Боровитинова -директора
канцелярии генерал-губернатора - занимавшихся по линии
Красного Креста закупками для госпиталя, обвиняли в злоупот-
реблениях казенными средствами. Слухи не подтвердились, но
намеки, прозвучавшие в печати, общее настроение финской об-
щественности иллюстрировали достаточно точно56. Фактически
у сторонников жесткого курса в отношении Финляндии не было
как оснований, так и возможности для его реализации, используя
военное положение.
Энтузиазм финнов в первые месяцы войны не был бескорыс-
тным. В это время в Финляндии с августа 1914 г. распространя-
лись слухи о том, что в Петрограде готовится высочайший мани-
фест, касающийся судьбы княжества. Центральный орган старо-
финской партии газета «Ууси Суометар» 5 августа поместила
статью, в которой со ссылкой на «Биржевые ведомости» сообща-
ла о том, что в течение ближайших дней готовится публикация
«весьма важного акта, касающегося русско-польских отноше-
ний». В статье также говорилось о том, что одновременно следует
245
ждать и манифест о правах и преимуществах подвластных ски-
петру России народностей, в том числе и о форме правления
Финляндии»57. Другая старофинская газета поместила анало-
гичную статью и уточнила, что манифест, якобы, будет оглашен в
Москве. Газета выразила уверенность, что финляндский народ
«стоит на пороге нового, более светлого времени, которое устра-
нит все конфликты и недоразумения», к чему честно стремится
Россия. Газета «Карьяла» сообщала о поездке в Петроград быв-
шего статс-секретаря Великого княжества Финляндского Ланго-
фа, видя в этом знак скорых и благоприятных для Финляндии пе-
ремен в государственной политике.
Младофинны также с энтузиазмом подхватили эти слухи. Газе-
та «Лаатокка» писала, что финны, в силу своих автономных прав,
находятся в исключительном положении и просят лишь, чтобы
эти преимущества были «сохранены в нерушимости», если бы
предполагаемый манифест «рассеял все то, что в течение послед-
них лет затемняло отношения между нами и Империей, то этого
было бы для нас достаточно»58. Ожидание привилегий спосо-
бствовало росту лояльного отношения к Российской империи со
стороны финских общественно-политических деятелей. Один из
лидеров старофинской партии, президент Национального акцио-
нерного банка Ю.К.Паасикиви высказал в тот период мысль, что
финнам следует стремиться к такой автономии, которая «была бы
не во вред, а на благо Российского государства»59.
Надежды на то, что лояльность финнов будет по достоинству
оценена правительством, выразила и центральная пресса в Гель-
сингфорсе. Небольшая статья, призывавшая власти соблюдать
права финляндского народа, вызвала крайнее раздражение пред-
седателя Совета министров И.Л.Горемыкина. Он направил Зейну
письмо и потребовал принять меры против «неуместных сужде-
ний» в финской печати вплоть до закрытия газет-нарушителей. В
течение августа 1914 г. управление по делам печати возбудило две-
надцать дел против различных финляндских газет на основании
правил военного времени. Помимо противоречивых сведений в
прессе косвенным указанием на возможность смягчения россий-
ской политики в отношении княжества стало кратковременное
пребывание там вдовствующей императрицы Марии Федоровны,
известной своим неодобрительным отношением к сторонникам
жесткой линии в вопросе о Финляндии60.
Но вместо ожидаемого манифеста об автономных правах
Финляндии в ноябре 1914 г. жители Финляндии получили воз-
можность ознакомиться с программой комиссии Корево в ее
окончательном варианте, когда она была распространена через
246
финляндское бюро новостей. Эта программа разрабатывалась в
течение нескольких лет. В ее основе лежала так называемая
Программа (под этим названием документ вошел в отечествен-
ную и зарубежную историографию) генерал-губернатора Фин-
ляндии Ф.А.Зейна, которая была разработана им вскоре после
издания закона от 17 июня 1910 г. В действительности, написан-
ный Зейном документ довольно сложно рассматривать как про-
грамму мер в отношении Великого княжества Финляндского. В
небольшом тексте содержались довольно эмоциональные оценки
деятельности финской администрации и ряд предложений о на-
правлении возможных изменений в управлении Финляндией.
Зейн рисовал картину вопиющего беззакония, творимого
финнами, постоянной оппозиции правительству и имперским за-
конам, говорил о «ненадежности многих должностных лиц», «по-
литиканствующем неправосудии местных судов, полной разнуз-
данности печати». Призывая к принятию решительных мер, Зейн
отмечал, что «среди финляндских чиновников идет действитель-
ная подготовка пассивного сопротивления, дабы поставить пра-
вительство в фактическую невозможность приводить в исполне-
ние по Финляндии издаваемые в общегосударственном порядке
законы и постановления».
Зейна предлагал установить подсудность финляндских дол-
жностных лиц имперским судам, передачу в эти суды дел по госу-
дарственным преступлениям. Планировалось изменить законы и
правила о печати, введя предварительную цензуру, наложить
ограничения на деятельность публичных собраний и обществен-
ных организация, увеличить численность жандармов и восстано-
вить в Финляндии «права русского языка в делопроизводстве».
Предложения Зейна были рассмотрены Особым совещанием
по делам Великого Княжества Финляндского в мае 1911 г. Рас-
смотрев записку Зейна, Особое совещание не приняло никакого
решения. Члены совещания решили, что проект Зейна неполон и
отрывочен, а некоторые из предложенных мер нельзя без трений
провести через Государственную Думу и Государственный Совет.
Совещание решило, что следует продолжить разработку програм-
мы, причем ее практическое осуществление требует чрезвычайной
осмотрительности. Это дело было поручено только что созданной
Подготовительной комиссии при Особом совещании по делам Ве-
ликого княжества Финляндского. Ее возглавил Н.Н.Корево61.
Комиссия работала до марта 1913 г. Главным результатом ее
деятельности стал пространный проект программы мероприя-
тий, которые предлагалось провести в области финляндского за-
конодательства. В ходе подготовки проекта для его авторов стало
247
очевидным, что для полного и всеохватного урегулирования
финляндской проблемы в ее юридическом аспекте недостаточны
изменения лишь общеимперского законодательства, нужны так-
же и меры, принятие которых входит в компетенцию местных
органов.
Проект программы состоял из трех основных частей. Пер-
вая включала мероприятия, направленные на усиление прави-
тельственной власти в Финляндии, охрану порядка и обеспе-
чение исполнения законов. Следует отметить, что больши-
нство пунктов этой части были инициированы генерал-губер-
натором Зейном.
Второй раздел был посвящен мерам, направленным на укреп-
ление обороны Империи и безопасности Петрограда. Третья часть
была посвящена мероприятиям, направленным на достижение по-
литического и экономического сближения Финляндии с осталь-
ной Империей. Проект в основе отражал пункты финляндской
программы, сформулированные Зейном. Исключение составила
вторая группа вопросов, появившаяся впервые62.
Комиссия отмечала главенствующее значение укрепления пра-
вительственной власти путем сосредоточения в ее руках полномо-
чий по надзору за исполнением законов и поддержанию порядка,
без чего невозможно достичь сближения Финляндии с Империей.
Новый проект дополнял и развивал программу Зейна. Его первый
раздел предусматривал пересмотр порядка подготовки чиновни-
ков, назначаемых на должности по управлению Великим княжес-
твом; издание закона о порядке введения чрезвычайного положе-
ния и положения усиленной охраны в Финляндии; установление
надзора российского Министерства народного просвещения за
учебными заведениями Финляндии.
Во втором разделе говорилось о пересмотре законодательства,
порядке изготовления и продаже в Финляндии оружия и боепри-
пасов, мерах против их ввоза, разработке планов железнодорожно-
го строительства, отвечающего стратегическим интересам Импе-
рии и повышении мобилизационной готовности финляндских
железных дорог. Планировалось также распространить на Фин-
ляндию правила учета и призыва офицеров и нижних чинов запаса
и ополчения.
В третьем разделе ставились задачи объединения денежной, та-
моженной и тарифной систем, издание общего закона о принятии
и оставлении подданства, а также создание благоприятных усло-
вий для деятельности в Финляндии торгово-промышленных,
транспортных и иных обществ и компаний, учрежденных на тер-
ритории Империи63.
248
Совет министров одобрил подготовленный документ в апреле
1914 г. В сентябре 1914 г. программа была одобрена Николаем II. В
своем окончательном варианте она состояла из двух разделов: ме-
роприятия по укреплению центральной государственной власти в
Финляндии и мероприятия, направленные на достижение сбли-
жения Финляндии с остальными частями Империи.
Разрешение первой группы вопросов признавалось наиболее
спешным. В нее среди прочих входили и предложения Зейна, но
таким образом, что вопрос об употреблении русского языка в
финляндских государственных учреждениях выделялся в самос-
тоятельную проблему. По сравнению с проектом комиссии Коре-
во был добавлен пункт о пределах полномочий финляндских чи-
новников и их участии в деятельности политических партий.
Исключительное внимание Совета министров к деятельности
финляндской администрации было не случайно. Вопрос о фин-
ляндском чиновничестве был едва ли не самым острым. Чинов-
ники-финны принимала активное участие в деятельности поли-
тических партий. Это вызывало особое раздражение Зейна и его
сторонников и, кроме того, шло вразрез с основополагающими
принципами деятельности российской бюрократии64. В идеале
предполагалось полностью вытеснить местных уроженцев с клю-
чевых постов в аппарате княжества. Одной из важнейших мер по
экономическому сближению Финляндии с Империей Совет ми-
нистров признал необходимость объединения таможни и созда-
ния условий для расширения сферы деятельности российских
банков в Финляндии.
В целом вариант Совета министров по сравнению с програм-
мой комиссии Корево был менее политизирован. Члены Совета
министров исключили из окончательного текста программы все
острые политические моменты. Например, из группы вопросов
по обороне империи Совет министров исключил пункт об оттор-
жении от Финляндии некоторых территорий на Карельском пе-
решейке как несоответствующий общему строю программы, был
изъят пункт о пресечении панфинской пропаганды в Карелии.
Основное внимание было сосредоточено на административ-
но-правовых преобразованиях.
Подготовка программы, несмотря на конфиденциальность
работы Особого совещания и Подготовительной комиссии, не
осталась незамеченной прессой как в России, так и в Финлян-
дии. Вариант проекта комиссии Корево попал на страницы
«Нового времени» сразу же после того, как был готов65.
Естественно, что в Финляндии такое сообщение было немед-
ленно подхвачено и обсуждалось не менее живо, чем на
249
страницах российских газет. Помимо сугубо политических ас-
пектов внимание финляндской общественности привлекли те
пункты программы, которые касались торпарского вопроса.
Вопрос о безземельном населении не был нов. Российское
правительство в опубликованной программе заявляло о своем
намерении самостоятельно, без участия сейма решить пробле-
мы торпарей. В окончательном варианте программы предпола-
галось осуществить наделение безземельного населения Фин-
ляндии землей путем создания юридических условий для рас-
пространения на территории княжества деятельности Крес-
тьянского земельного банка, т.е. внедрить законодательным
путем чисто русское финансовое учреждение в сферу позе-
мельных отношений Финляндии. В попытке такого урегули-
рования проблемы финляндская пресса практически едино-
душно увидела покушение на компетенцию сейма.
На фоне слухов о якобы готовящемся в русских правит-
ельственных кругах манифесте о правах и привилегиях народов
России, о форме правления Финляндии, которые усердно рас-
пространяла финская печать, разочарование населения княжества
было огромным.
Программа была названа финнами «Большая программа руси-
фикации». Под этим названием документ вошел и в финскую ис-
ториографию. При этом большая часть исследователей сходится
на том, что у российского правительства в 1914 г. было довольно
мало реальных возможностей изменить финляндскую политику66.
Поэтому значение программы 1914 г. необходимо оценивать с
двух сторон. Во-первых, с точки зрения содержания проектируе-
мых мер в отношении Великого княжества Финляндского и,
во-вторых, по степени ее влияния на политическую обстановку в
Финляндии в годы войны.
После публикации финляндской программы комиссии Коре-
во уже нельзя было говорить о всеобщей лояльности населения
княжества. Ситуация изменилась не в пользу России. Хотя в пра-
вительственных кругах считалось, что единственной целью про-
граммы является укрепление правительственного авторитета в
Финляндии, ее экономическое и политическое сближение с дру-
гими частями Империи, обеспечение безопасности госуда-
рственных границ67, население Финляндии восприняло ее нега-
тивно. Статс-секретарь Марков на запрос Янушкевича о том,
сделали ли последние законодательные акты российского прави-
тельства финнов враждебными России, сообщил в Ставку, что
программа вызвала у жителей княжества чувство разочарования
после надежд, порожденных ситуацией в первые месяцы войны.
250
Недовольство финнов, отмечал Марков, было спровоцировано
антирусской прессой в Стокгольме. Последняя под влиянием
Германии, представила ситуацию так, будто бы российское пра-
вительство решило положить конец автономной Финляндии в
момент, когда война не дает иностранным государствам возмож-
ности вмешаться68.
Резко изменились настроения многих финских политических
деятелей. Если раньше для большинства из них наиболее пред-
почтительным был поиск компромисса во взаимоотношениях с
Россией, то после публикации программы многие из них загово-
рили о необходимости активных действий против Империи.
Вице-канцлер Гельсингфорсского университета Э.Ельт писал:
«моральная обязанность по отношению к России и монарху нас
более не связывала после того, как император одобрил... програм-
му, уничтожающую последние остатки нашей автономии»69.
Весьма лояльно настроенный до ноября 1914 г. Паасикиви изме-
нил свой взгляд и писал: «Россия была и есть всегда враг Фин-
ляндии»70.
Программа во многом подготовила благодатную почву для
усиления прогерманской ориентации части населения Финлян-
дии, роста сепаратистских настроений. Публикация программы
произвела крайне негативное впечатление на общественное мне-
ние Швеции и дала дополнительные аргументы германской аги-
тации за вступление ее в войну против России для «спасения со-
племенников по другую сторону границы»71. После публикации
программы сложилась парадоксальная ситуация. С одной сторо-
ны, издание документа существенно изменило настроения фин-
ской общественности, было воспринято как начало нового этапа
в российской политике, направленной против финляндской ав-
тономии. С другой, правительственные верхи Империи не сде-
лали ничего для ее реализации. Война поставила царское прави-
тельство перед необходимостью решать более неотложные зада-
чи, чем пересмотр финляндского законодательства. Отвечая рос-
сийскому посланнику в Стокгольме А.В.Неклюдову, который
был обеспокоен сложившейся ситуацией, Сазонов писал: «Все
внимание Империи сосредоточено на военных действиях. Прис-
тупать к осуществлению данной программы не предполагает-
ся»72. Программа 1914 г. осталась лишь демонстрацией намере-
ний самодержавия, своеобразным политическим ориентиром. Не
успев привести к конкретным изменениям в законодательстве,
программа сыграла важную роль в развитии политических про-
цессов, имевших важные последствия в дальнейшем. Публика-
ция программы показала, что в целом российское правительство
251
предполагало сохранить довоенный курс в отношении Финлян-
дии, направленный на правовую, административную и культур-
ную интеграцию последней.
Незадолго до войны были подготовлены отдельные меропри-
ятия по укреплению русского влияния в княжестве. В авгус-
те-сентябре их попытались реализовать. 29 августа 1914 г. импе-
ратор Николай II подписал постановление о преобразовании
средних учебных заведений в Финляндии. Им вводились новые
учебные планы, согласно которым увеличивалось количество ча-
сов, отводимых на уроки русского языка73. 16 сентября импера-
тор одобрил проект закона об употреблении государственного
языка финляндскими учреждениями и о порядке их сношений с
имперскими властями. Законопроектом предусматривалось со-
ставление на русском языке представлений на высочайшее имя,
актов верховной власти, распространяемых в Финляндии, веде-
ние переписки финских учреждений и должностных лиц с фин-
ляндским генерал-губернатором, его канцелярией и всеми им-
перскими учреждениями и должностными лицами. Исключение
составляли акты сейма.
В этом законопроекте рассматривались не только вопросы об
употреблении русского языка, но и статус финляндского гене-
рал-губернатора. Там говорилось о том, что «сношения финля-
ндских учреждений и должностных лиц с высшими государствен-
ными учреждениями, министрами, а также сношения с имперски-
ми властями по вопросам, имеющим принципиальный характер,
производятся через финляндского генерал-губернатора»74.
Этой мерой предполагалось поднять значение генерал-губер-
натора и усилить его роль как должностного лица, осуществляю-
щего связь княжества с империей. В этой связи финляндскому
сенату было поручено начать работу по организации экзаменов
75
для чиновников на знание русского языка , но сенат под всячес-
кими предлогами откладывал выполнение этого решения вплоть
до 1917 г.
Осенью 1914 г. в правительственных кругах Российской им-
перии обсуждался вопрос о непосредственном подчинении фин-
ляндских учреждений соответствующим ведомствам империи, о
пространстве действия уголовных законов и об ограничении
свободы печати. Напомним, что большинство предлагавшихся
мер в отношении Финляндии были запланированы ранее. Нап-
ример, вопрос об уголовном законодательстве обсуждался в Со-
вете министров еще в 1913 г.76. Все эти мероприятия не были
проведены в жизнь и лишь усугубляли недовольство финнов
политикой имперских властей. Представляется вероятным, что
252
нормотворческая деятельность российских правительственных
учреждений в отношении Финляндии была следствием своеоб-
разной бюрократической инерции. Чиновники, независимо от
политической ситуации просто продолжали свою работу. Этому
способствовало то обстоятельство, что с началом войны прави-
тельство никак не определило свою позицию в отношении кня-
жества, как это было сделано, например, в отношении Польши.
В итоге, летом-осенью 1914 г. довоенная работа бюрократичес-
кой машины продолжалась, вызывая недовольство финской об-
щественности, подталкивая рост сепаратистских настроений.
Весьма важным поводом для недовольства финнов политикой
царского правительства стала высылка в Томскую губернию фин-
ского государственного и общественного деятеля П.Э.Свинхуву-
да. В 1907 - 1914 гг. он был депутатом Финляндского сейма от пар-
тии младофиннов. Одновременно в 1906 - 1914 гг. Свинхувуд
являлся председателем уездного суда в судебном округе Лаппве-
си. Занимая эту должность осенью 1914 г., он отказался признать в
качестве прокурора русского чиновника. За это он был арестован и
выслан по распоряжению финляндского генерал-губернатора
Зейна. Это событие вызвало большой общественный и внешнепо-
литический резонанс.
Юридически мера, которую применили к Свинхувуду, была
вполне законной. Но «в глазах скандинавского мира», как выра-
зился по этому поводу министр иностранных дел СД.Сазонов,
«Свинхувуд - мученик идеи»77. Особо сильное впечатление на
шведскую и финляндскую общественность произвел тот факт, что
он был выслан в Сибирь. «За границей Сибирь тождественна ужа-
су», - сказал государственный контролер П.А.Харитонов78.
Только во время обсуждения вопроса о последствиях высылки
Свинхувуда в Совете министров в ноябре 1914 г. члены прави-
тельства весьма четко сформулировали свои взгляды в отношении
Финляндии. А.В.Кривошеин сказал: «Настроение Финляндии ло-
яльно-показное. Не верю им. Но ведут себя хорошо, умно и кор-
ректно. Не надо ли и нам взять политику «показной снисходитель-
ности» на военное время, отнюдь этим не предрешая будущего,
после окончания войны. Тогда из “показной” опять “реальная” по-
литика»79. Эти слова весьма полно выразили существо дальней-
шей политики в отношении Финляндии.
Формированию такого подхода во многом способствовала
международная обстановка и «шведский фактор». В течение
многих десятилетий политика царизма в Финляндии определя-
лась в значительной мере стратегическими соображениями и
расчетами. Географическое положение Финляндии заставляло
253
правительственные круги России следить за всяким изменением
во внешнеполитической ориентации Швеции. Всякие сущест-
венные перемены в международной обстановке сказывались на
политике самодержавия в княжестве. На протяжении XIX в.
стратегическое значение Финляндии определялось не только ее
географической близостью к Петербургу, но и вероятностью во-
енных операций противника на данном направлении. Со второй
половины XIX в. в правительственных кругах Российской импе-
рии складывается стойкое убеждение в неспособности Швеции к
самостоятельным военным действиям80.
Возникновение угрозы со стороны Германии и Австро-Вен-
грии в конце XIX в. потребовало от военного ведомства разработ-
ки новой стратегической концепции. В случае возможной войны
предполагалась концентрация значительных контингентов войск
на западном и юго-западном театрах. Военное министерство отво-
дило Балтийскому флоту вспомогательную роль. Концепция под-
чиненности военно-морских сил сухопутным господствовала в во-
енном ведомстве до конца XIX в.8’ Поэтому в военных кругах
России начали меняться взгляды на характер и масштабы необхо-
димой обороны в районе Финляндии. Последняя с конца XIX в.
довольно долго не рассматривалась как стратегически важный ре-
гион, несмотря на близость Петрограда.
Но накануне и в начале Первой мировой войны ситуация изме-
нилась. В течение войны для государств Антанты оставался от-
крытым вопрос о позиции Швеции. Военный и экономический по-
тенциал союзников во многом зависел от взаимных поставок. С
началом войны большая часть Балтики оказалась под контролем
Германии и поэтому основной морской путь между Россией и за-
падными союзниками был закрыт. После вступления Турции в
войну на стороне Германии осенью 1914 г. Черное море также за-
крылось. Закрытие двух важнейших морских путей (Балтийского
и Черного морей) сократило российский импорт на 95 %, а экспорт
на 98% по сравнению с 1913 г. Требовались альтернативные вари-
анты. В этой ситуации резко возросло значение нейтральных Нор-
вегии и Швеции. Хотя вдвоем Норвегия и Швеция сохраняли ней-
тралитет в течение Первой мировой войны, их отношение к
воюющим сторонам значительно различалось. Норвегия придер-
живалась благожелательного нейтралитета в отношении к союз-
никам и с легкостью согласилась на организацию транзита82. В
Швеции консервативные и военные круги активно поддерживали
идею присоединения к Германии в войне против России. Финский
вопрос играл главную роль в кампании по формированию швед-
ского общественного мнения.
254
В начале войны шведское правительство надеялось, что Вели-
кобритания останется вне конфликта. 2 августа 1914 г. во время бе-
седы с британским послом Е.Ховардом К.А.Валленберг, шведский
министр иностранных дел сказал, что сильные антироссийские на-
строения в Швеции провоцируются российскими мерами в Скан-
динавии - шпионажем в частности, поэтому не исключено, что
Швеция будет втянута в войну на стороне врагов России. Заявле-
ние Валленберга и сообщение о возможной мобилизации Швеции
можно было истолковать как угрозу Великобритании, поэтому Хо-
вард предложил Британскому министерству иностранных дел,
чтобы Британское правительство гарантировало защиту шведского
нейтралитета. Эдвард Грей обсудил этот вопрос с правительствами
Франции и России и 4 августа Ховард информировал Валленберга
о том, что Британское правительство готово «уважать целостность
и независимость Швеции теперь и в будущем» в течение того вре-
мени, пока Швеция будет нейтральной. «С другой стороны, если
Швеция будет принимать активное участие в настоящей войне, Его
королевское правительство будет вынуждено считать себя свобод-
ным от обязательств перед ней»83. Подобные заверения поступили
от российского и французского правительств 6 и 7 августа. В итоге
Валленберг получил ценные гарантии, которые могло использовать
шведское правительство в случае внутреннего или внешнего давле-
ния против шведского нейтралитета. Ховард рассказывает в своих
воспоминаниях, как Валленберг говорил по получении документа.
«... с этой бумагой я смогу предотвратить мобилизацию шведской
армии на завтрашнем заседании Совета»84.
По мнению Е.Луунтинена, союзники преувеличивали опас-
ность от вступления Швеции в войну. Финский историк в своем
обширном исследовании, посвященном этом вопросу, подчер-
кивает, что вопреки подозрениям русских и британского прави-
тельства, Германия не особенно стремилась иметь Швецию в ка-
честве союзника в войне. Благожелательный нейтралитет в отно-
шении Германии, который подразумевал, что Германия может
продолжать импорт шведской железной руды и также надеяться
на получение через Швецию импортного продовольствия через
британскую блокаду, был достаточен для Германии в начальный
период войны. Кроме того, активные попытки Валленберга сохра-
нить нейтралитет заставляли германскую сторону подозревать на-
личие секретного соглашения между шведским и российским пра-
вительством85, что также не способствовало привлечению Шве-
ции в качестве союзника.
Но в начале войны российская и британская сторона серьезно
опасались вступления Швеции в войну на стороне Германии.
255
Лорд Роберт Сесил позднее писал, что в течение многих месяцев
было невозможно усиливать строгую блокаду товаров, идущих
через Швецию, потому что отношения между ней и союзниками в
первый период войны были крайне сложными. Шведский «двор,
ее армия, ее церковь, ее профессора — все были сильно прогер-
манскими. Он имел 500 000 войска, чье географическое положе-
ние давало ей возможность их использовать, как мы говорили, с
гибельными последствиями против наших российских союзни-
ков»86.
Довольно долго союзники опасались, что Швеция выступит
на стороне Германии. При этом шведская сторона с конца 1914 г.
вопрос о сохранении нейтралитета тесно связывала с финской
политикой России. Финская программа 1914 г., о которой гово-
рилось выше, была напечатана и широко комментировалась в
Швеции. Это способствовало активизации в шведских военных
кругах сторонников присоединения к Германии. В этой связи ми-
нистр иностранных дел Великобритании Э.Грей советовал бри-
танскому послу в Петрограде Дж. Бьюкенену просить Сазонова
попытаться успокоить подозрения шведов и выразить настоя-
тельное желание поддерживать мирные и дружеские отношения
со Швецией. Грей полагал, что «будущие преобразования в Фин-
ляндии в это время будут, непременно вызывать глубокие чу-
вства в Швеции и продвинут далеко вперед достижение Герман-
ских целей»87. В декабре 1914 г. Э.Грей телеграфировал
Бьюкенену о том, что дальнейшее давление на Финляндию вы-
звало бы возбуждение общественного мнения в Швеции. Он от-
мечал, что «было бы очень желательно, чтобы Россия делала как
можно меньше изменений в настоящем положении вещей». При
этом Грей стремился скрыть заинтересованность Великобрита-
нии в этом вопросе. Он предлагал Бьюкенену говорить на эту
тему лично от себя, «высказывая как бы свою ...точку зрения»88. В
свою очередь представители шведских политических кругов не-
однократно намекали, используя различные дипломатические
каналы, на необходимость сохранения благожелательной поли-
тики в Финляндии. Грей сообщал Бьюкенену 6 августа 1915 г. о
том, что «шведские политические лидеры... решили сохранить
нейтралитет, ...если бы могла проявиться некоторая симпатия в
связи с мерами, принимаемыми Россией в отношении к Финлян-
дии»89.
Швеция, будучи нейтральной державой, в годы войны вела ак-
тивную морскую торговлю с целым рядом государств, включая
Германию. Как отмечал посланник России в Стокгольме Неклю-
дов, Швеция извлекала огромные выгоды из экспорта в Герма-
256
нию90. Уже в начале войны государства Антанты, особенно Вели-
кобритания, несмотря на опасения относительно сохранения
шведского нейтралитета, активно разрабатывали вопрос о мор-
ской блокаде Германии. Сперва, Англия добилась того, чтобы в
Швеции были введены перечни товаров, запрещенных к вывозу в
воюющие страны. Осенью 1914 г. британское адмиралтейство объ-
явило все Северное море театром военных действий. Это ставило
под угрозу всю морскую торговлю Швеции с Западом. Россия вы-
ступила противником мер, ограничивающих шведскую торговлю.
Больше чем кого-либо, Российскую империю волновал вопрос о
шведском нейтралитете, а удар по экономике Швеции неминуемо
должен был повлечь сближение последней с Германией. Неклю-
дов в июне 1915 г. телеграфировал в Петроград: «Вопрос о мор-
ской торговле Швеции... становится вопросом чисто военного зна-
чения». Он считал, что и российское правительство, и союзники
должны решить, что им выгоднее: изолировать Германию, а следо-
вательно, Швецию, и рисковать почти наверняка вступлением
шведской или шведско-германской армии в Финляндию, или же
обеспечить себе нейтралитет Швеции и некоторые поставки из
нее в пользу России, но терпеть проникновение в Германию извес-
тной части предметов и продуктов91. Также Россия была заинтере-
сована в транзите российских грузов через Швецию в Норвегию и
далее на Запад. Все это заставило российские дипломатические
круги с осени 1914 г. активно заниматься вопросом о торговых вза-
имоотношениях со Швецией и корректировать позицию союзни-
ков. Государства Антанты в итоге согласились с аргументами рос-
сийской дипломатии и ограничились попытками контроля
транзита через Швецию92.
В ноябре 1914 г. было дано согласие российских военных влас-
тей на вывоз из Империи в Швецию предметов первой необходи-
мости. В обмен предполагалось получить согласие шведского пра-
вительства на транзит через Швецию в Россию товаров, не
запрещенных к вывозу в воюющие страны. Это согласие было по-
лучено лишь 3 июня 1915 г. При этом шведами был опубликован
новый список, которым запрещался вывоз стальных изделий, ко-
торые были крайне необходимы оружейной и снарядной промыш-
ленности России93.
Осенью 1915 г. союзники вновь вернулись к вопросу об объяв-
лении блокады всего германского побережья Балтийского моря. И
снова российские дипломатические круги выступили против это-
го предложения. Министр иностранных дел С.Д.Сазонов сообщил
императору, что блокада затронет интересы Швеции, нанесет
ущерб ее торговле с Германией, кроме того отвлечет для этого
257
9 — 9455
военно-морские силы, а наступление зимы сведет на нет предпола-
гаемые выгоды от блокады. Николай II согласился с доводами Са-
зонова. Таким образом, в течение всей войны Россия ради сохра-
нения нейтралитета Швеции шла на уступки в области торговли,
закрывая глаза на злоупотребления шведских коммерсантов.
В ноябре 1914 г. члены Совета министров под влиянием внеш-
неполитической ситуации пришли к выводу о необходимости из-
менения довоенного курса в отношении Финляндии, считая при
этом, что послевоенная политика в княжестве будет прежней.
Вступая на путь политики «показной снисходительности», необ-
ходимо было действовать последовательно, в тесном союзе граж-
данских и военных властей. Но в условиях войны крайне сложно
было отказаться от полного вмешательства в дела важного в стра-
тегическом, политическом и экономическом отношении региона,
особенно в тех случаях, когда интересы дипломатов и военных не
совпадали. Поэтому предложение Кривошеина оставить Финлян-
дию в покое, одобренное большинством Совета министров, вы-
полнить на практике оказалось крайне трудно.
* * *
Весной и летом 1915 г. русская армия потерпела ряд серьезных
неудач в Польше. Одновременно все более обострялся экономи-
ческий кризис. В этой ситуации некоторые члены правительства и
представители общественно-политических кругов высказались за
изменение курса в отношении великого княжества Финляндского
и расширение участия русской администрации в управлении кня-
жеством. В русской прессе появились обвинения в адрес Финлян-
дии в том, что ее жители, не неся бремени военных тягот, только
наживаются на поставках по военным заказам94.
Еще в августе 1914 г. в Совете министров обсуждался воп-
рос о недостаточности взноса Финляндии, который она упла-
чивала взамен отбывания жителями княжества воинской по-
винности. Была названа сумма в 200 млн финских марок, кото-
рая должна была быть предоставлена финнами в виде займов
сверх установленных ранее прямых платежей. Совет министров
пришел к решению, что с Финляндии следует получить взнос
из расчета пропорции населения княжества к населению Импе-
рии (1,8%). Однако финляндский сенат, ведавший финансовы-
ми вопросами, занял отрицательную позицию, хотя и не оспа-
ривал обязанность Финляндии участвовать в общегосудар-
ственных военных расходах. В качестве контраргументов сенат
указывал на неблагоприятные климатические условия, бед-
ность края. Приводились и юридические аргументы: по мне-
нию сената, вопрос об установлении новых платежей и взносов
258
подлежал рассмотрению в порядке общеимперского законода-
тельства при участии финляндских сената и сейма, а это было
едва ли осуществимо практически. Оспаривалась также сумма
требуемых платежей95.
Министерство финансов с осени 1914 г. стало детально разра-
батывать эту проблему. При министерстве было образовано меж-
дуведомственное совещание под председательством товарища ми-
нистра В.В.Кузьминского для обсуждения вопроса о привлечении
Финляндии к участию в имперских расходах. На совещании был
затронут вопрос о желательности привлечения Финляндии к
участию в расходах на содержание армии, дипломатического кор-
пуса и министерства императорского двора. Но основное внима-
ние члены совещания уделили вопросу об участии Финляндии в
чрезвычайных расходах военного времени. Была названа предпо-
лагаемая сумма, которую должна внести Финляндия на военные
нужды Империи - 25 млн рублей96.
Сложность ситуации заключалась не только в скрытом со-
противлении сената, но и в отсутствии денег в финской казне.
Наличные средства Финляндии находились в германских бан-
ках, и получить их не представлялось возможным. Но, несмотря
на это, совещание при министерстве финансов решило, что
Финляндии должно быть предложено внести определенную
сумму на военные расходы, предоставить ей право самой изыс-
кивать способы для покрытия этой суммы97, но в 1914 г. пробле-
ма решена не была.
Весной 1915 г. Министерство финансов вновь вернулось к
этому вопросу. Министр финансов П.Л.Барк считал, что Фин-
ляндия должна участвовать в военных расходах Российской им-
перии пропорционально численности населения. Эта доля дол-
жна была составить 1,8% экстраординарных кредитов
Государственного казначейства на войну. Предложения Минис-
терства финансов в апреле 1915 г. обсуждались финляндским се-
натом, генерал-губернатором Ф.А.Зейном и представителями
российских министерств. Разногласия возникли в вопросе о том,
должна ли Финляндия участвовать покрытии чрезвычайных
расходов военного времени и расходов на ликвидацию после-
дствий войны или только в прямых военных расходах. Финлянд-
ский сенат и генерал-губернатор единодушно высказались за то,
что Финляндия может финансировать только прямые расходы в
период войны. При этом они ссылались на § 45 Формы правле-
ния, где говорилось о том, что военные налоги не могут устанав-
ливаться без согласия сейма, за исключением времени, когда го-
м QR
сударство ведет воину .
259
9*
30 июля 1915 г. в Совете министров при обсуждении состоя-
ния экономики России речь вновь зашла о положении в Финлян-
дии. Н.Б.Щербатов заметил, что создавшаяся ситуация вызывает
негодование, что «рубль падает там с головокружительной быст-
ротой». Министр финансов П.Л.Барк в ответ на призыв Щерба-
това «положить границу зарвавшимся финнам» разъяснил, что
финансовым ведомством принимаются срочные меры к стабили-
зации курса рубля в Финляндии и что «обсуждается вопрос об
условиях привлечения этой окраины к участию в расходах на
войну».
Снова говорилось о том, что вклад Финляндии в дело оборо-
ны Империи явно недостаточен. Государственный контролер
П.А.Харитонов назвал Финляндию «блаженной страной», жи-
тели которой «наслаждаются и богатеют» в то время, когда «вся
Империя изнемогает в военных тяготах». «Даже от основной
гражданской обязанности: защищать государство от неприяте-
ля, - продолжал Харитонов, - они освобождены. Давно бы сле-
довало притянуть их хотя бы к денежной... повинности»99. Но
министр иностранных дел С.Д.Сазонов призвал не возбуждать
«рвения генерала Зейна» и оставить финнов в покое: «За этим
вопросом очень ревниво следят шведы и лучше пока заставить
совершенно о нем забыть»100. Позиция Сазонова имела некото-
рые основания. Министерство иностранных дел располагало
сведениями о том, что в Стокгольме внимательно следят за си-
туацией в Финляндии и что финляндские политические деяте-
ли, а также представители предпринимательских кругов и ин-
теллигенции имеют влиятельные связи в Швеции101.
Генерал-губернатор Зейн отмечал, что «администрация финля-
ндская с Швецией дружна»102. Об этом также неоднократно на-
поминал министр иностранных дел Сазонов. Еще в конце осени
1914 г. на заседании Совета министров Сазонов подчеркивал,
что взаимоотношения со Швецией во что бы то ни стало должны
быть хорошие, а Верховный главнокомандующий великий
князь Николай Николаевич считал, что война со Швецией - ка-
тастрофа для России.
Горемыкин согласился с доводами Сазонова, подведя итог об-
суждения финского вопроса довольно резко: «Я вполне согласен с
министром иностранных дел. Овчинка выделки не стоит. Пользы
от кучки чухонцев нам будет мало. А неприятностей не оберешь-
ся... И без того все осложняется, чтобы нам еще с финляндцами
возиться. Ну их всех к черту. Министр финансов примет меры для
ограждения рубля, а в Финляндском совещании обсудят и подго-
товят общие проекты. Посмотрим, что дальше будет, пока же я
260
прошу не касаться финляндского вопроса в общей постановке. У
нас и без того по горло всяких вопросов»103.
Фактически к лету 1915 г. вновь пришлось убедиться в том, что
реорганизация управления Великим княжеством Финляндским,
объединение его с остальными частями Империи и сокращение
его автономии теснейшим образом зависят не только от админис-
тративных мероприятий, но и от внешнеполитических факторов.
И тенденция к максимально осторожному курсу в отношении
Финляндии с течением времени все больше доминировала в пра-
вительственных кругах.
В августе-сентябре 1915 г. в России живо обсуждалась плат-
форма «прогрессивного блока», в котором российская буржуа-
зия заявляла о своих правах на решение ключевых политических
вопросов, стоявших перед страной. Выступая за «укрепление за
русской народностью господствующего значения», прогрессис-
ты делали допущение в отношении автономии для Финляндии и
Польши104.26 августа 1915 г. программа «прогрессивного блока»
была вынесена на заседание Совета министров. В шестом пункте
программы излагалась позиция кадетов по вопросу о финля-
ндской автономии. Кадеты выступили сторонниками «примири-
тельной политики в финляндском вопросе», перемен в составе
администрации и сената, прекращения преследований должнос-
тных лиц»105.
Во время обсуждения программы в Совете министров
И.Л.Горемыкин отметил, что еще ранее финляндскому гене-
рал-губернатору были даны указания о смягчении политики, а
для сосланного в Сибирь П.Свинхувуда «сделаны различные
облегчения». Оценивая возможные шаги, которых следовало
ждать от прогрессистов в финляндском вопросе, Совет минис-
тров пришел к выводу, что блок вряд ли станет «разменивать-
ся на такие мелочи», хотя можно ждать пожеланий о замене
Зейна по посту генерал-губернатора «более отвечающим совре-
менным настроениям человеком». Хвостов предположил, что
речь зайдет об общеимперском законодательстве в связи с за-
коном от 17 июня 1910 г. Но в действительности членов про-
грессивного блока в связи с Финляндией интересовали именно
кадровые вопросы. На заседании у государственного контроле-
ра Харитонова они потребовали не отмены закона 17 июня, а
замены, в первую очередь, Боровитинова - директора гене-
рал-губернаторской канцелярии, который, по словам некото-
рых прогрессистов был плох и бестактен, вызывая неудово-
льствие не только в Финляндии, но и в Швеции106. В целом
прогрессисты высказали пожелание о сохранении в отношении
261
Великого княжества «благожелательного» политического курса.
Эта идея не встретила возражений. Но при этом члены Совета
министров отметили, что нежелательно принимать какие-либо
обязательства по пересмотру законодательства о Великом кня-
жестве Финляндском, чтобы не связывать правительству руки
в будущем107. В итоге Совет министров в сентябре 1915 г. при-
нял решение «отложить рассмотрение» финляндских дел «по
существу до окончания настоящей войны»108.
Было решено отложить вопрос о законодательных мероприя-
тиях в отношении Финляндии до более спокойных времен. Дея-
тельность комиссии Корево по реформированию финляндского
законодательства была приостановлена. Она стала заниматься
лишь составлением справок и заключений по запросам различных
ведомств. Была также предпринята попытка свести воедино все
законодательные и распорядительные акты, изданные в связи с
войной и имеющие отношение к Финляндии. При этом со всей
очевидностью обнаружилось, что при строгом соблюдении всех
норм права российское правительство часто было формально
юридически не в силах принять какое-то решение, имеющее бес-
спорное действие на территории Великого княжества Финля-
109
ндского .
В 1915 г. русская администрация в Финляндии оказалась пе-
ред проблемой обостряющегося продовольственного положения.
Помимо общего ухудшения состояния продовольственного дела
в Империи ситуация в Финляндии усугублялась тем, что тради-
ционно специализируясь на товарном животноводстве, княжес-
тво импортировало значительное количество зерна и муки из
России и Германии110. Зимой 1914 - 1915 гг. германские постав-
ки прекратились. В этой связи стало увеличиваться количество
ввозимого российского зерна. По мере того, как росли хлебные
поставки из России в Финляндию, в ряде русских газет появи-
лись сообщения о том, что хлеб, поступающий в княжество, на-
капливается там для того, чтобы попасть в распоряжение герман-
ской армии, планирующей десант, или же тайно через Швецию
перепродается немцам.
Военные власти были убеждены в том, что через Финляндию
и Швецию идет поставка российского хлеба противнику, и попы-
тались обратить на это внимание Совета министров. В начале
февраля 1915 г. штаб Верховного главнокомандующего направил
в Совет министров подборку удивительно похожих друг на друга
писем российских граждан на имя великого князя Николая Ни-
колаевича. В них говорилось о «гнуснейшей государственной из-
мене» - вывозе через Финляндию запрещенных товаров, прежде
262
всего продовольствия”1, которые через Швецию попадают в
Германию.
13 февраля 1915 г. требование Верховного главнокомандующе-
го прекратить вывоз в Швецию и Финляндию излишнего хлеба,
меди и других товаров обсуждалось на заседании Совета минис-
тров. Члены правительства оказались в весьма двусмысленной си-
туации. С одной стороны, как отметил Горемыкин, сам великий
князь просил любезничать со Швецией”2, с другой, заявлял о не-
обходимости мер, которые, безусловно, должны были обострить
российско-шведские отношения.
Для выяснения вопроса о возможности злоупотреблений рус-
ским продовольствием и другими товарами в Финляндии Коми-
тет по ограничению снабжения и торговли неприятеля, действо-
вавший при Министерстве торговли и промышленности, провел
специальное обследование, но не обнаружил прямых доказа-
тельств. Руководствуясь этими данными, а также подсчетами,
проведенными Министерством финансов, П.Л.Барк считал, что
реальной опасности нет. И заявил об этом на заседании Совета
министров в феврале 1915 г. Правда, министр путей сообщения
С.В.Рухлов заметил, что попытки вывоза товаров из Финляндии
в Германию через Швецию предпринимаются, но тут же отметил,
что можно говорить лишь об отдельных злоупотреблениях. В
этой ситуации наибольшее внимание Совета министров обрати-
ло на себя то обстоятельство, что продовольствие для Финлян-
дии закупается в Петрограде, когда как столица ежедневно недо-
получает необходимое количество хлеба. В результате уменьша-
ются продовольственные запасы Петрограде, что может
привести к росту цен и недовольству столичного населения. Что-
бы избежать таких проблем, члены Совета министров пришли к
выводу о необходимости организовать ввоз продовольствия в
Финляндию только из внутренних районов Российской импе-
рии”3. Поэтому Зейн получил строгое предписание не закупать
для Финляндии хлеб в столичном округе с тем, чтобы не спосо-
бствовать росту цен. Совет министров также распорядился о не-
обходимости установления строжайшего таможенного контроля
в Финляндии с тем, чтобы вывоз зерна и муки за пределы импе-
рии через княжество не превышал необходимого уровня. В апре-
ле 1915 г. Зейн заверял Совет министров, что принимаются все
меры к недопущению злоупотреблений русскими товарами и
продовольствием в Финляндии”4.
В июне 1915 г. вопрос о вывозе продовольствия через Фин-
ляндию в Швецию, а затем, возможно, в Германию вновь обсуж-
дался в Совете министров. Было отмечено, что агитация в пользу
263
Германии в Швеции усиливается и необходимо решить, что для
Российской империи выгоднее: допустить вывоз продово-
льствия через Финляндию и Швецию в Германию или же риско-
вать тем, что Швеция вступит в войну на стороне центральных
держав. Горемыкин отметил, что нельзя международные отноше-
ния «сводить к яйцам». Его поддержали присутствующие, поста-
новив «дать яиц ради добрососедства»115. При этом было отмече-
но, что перепродаж хлеба в Германию нет. В сентябре Совет
министров снова вернулся к этому вопросу, и опять члены прави-
тельства подчеркнули, что важно «быть в добрых отношениях со
Швецией» и «задобрить их (т.е. шведов. - А.Б.) в коммерческом
отношении»116.
Однако обвинения в перепродаже русского хлеба неприятелю
не стихали. Военные власти готовы были отдать распоряжение о
запрещении экспорта зерна и муки в Финляндию. В это время
официальная «Финляндская газета» поместила статью, в кото-
рой опровергала слухи о том, что зерно накапливается в княжес-
тве для передачи врагу и, попутно, заверяла, что ни о каком вос-
стании в Финляндии не может быть и речи117. Но заявление
«Финляндской газеты» не улучшило весьма напряженную ситу-
ацию.
Вопрос о поставках продовольствия в Финляндию военные
круги все теснее увязывали с опасностью возникновения в кня-
жестве антирусского восстания. Главнокомандующий армиями
Северного фронта считал, что подготовка к нему идет весьма ин-
тенсивно. Однако гражданские власти придерживались иной точ-
ки зрения и не соглашались с аргументами военных.
В январе-феврале 1916 г. Зейн сообщал в штаб Северного
фронта, что администрация не располагает никакими сведения-
ми о чрезмерных запасах зерна, а потому прекращение продово-
льственного экспорта в Финляндию будет бессмысленно и
вредно, так как повлечет за собой голод, рост цен и, как сле-
дствие, недовольство и беспорядки среди населения. В итоге с
этим согласился и военный министр118. Позиция Ставки к
1916 г. также изменилась. Этому во многом способствовали пе-
ремены в ее руководстве. Новый начальник Штаба Верховного
главнокомандующего генерал Алексеев считал, что «нужно
оставить шведов в покое. Нам важен их нейтралитет»119. Это
означало продолжение политики невмешательства в финлянд-
ские дела.
Совет министров прислушался к аргументам Зейна. В итоге
Финляндия была приравнена к районам, которые испытывают за-
труднения в снабжении продовольствием. Вплоть до революции
264
продолжалось снабжение Финляндии продуктами из России по
твердым ценам.
Таким образом, попытки военных властей влиять на ситуацию
в Финляндии в связи с продовольственным вопросом, были до-
вольно безуспешными. Гражданская администрация в Финлян-
дии настояла на своем. С ней согласились и члены Совета минис-
тров.
В конце лета 1916 г. финляндский Сенат принял ряд решений,
которые практически прекращали вывоз в Петроград продоволь-
ствия и фуража, производимых в Финляндии (масло и др.). Эти
решения должны были привести к ухудшению продовольствен-
ного положения в Петрограде. После вмешательства главноко-
мандующего армиями Северного фронта, который приказом от-
менил решения Сената, за финляндским Сенатом было
сохранено только право урегулирования цен на продукты и кон-
троль над их вывозом в Россию. Но Сенат не стал выполнять этот
приказ, а на распоряжение главнокомандующего ответил разре-
шением на вывоз в российские губернии и Петроград 20% произ-
водимого в Финляндии масла. Военным властям так и не удалось
отстоять свое решение. Они лишь смогли повысить долю вывоза
до 33%120.
Генерал-губернатор Зейн в этом конфликте встал на сторону
Сената. Он подчеркивал, что, хотя продовольственный вопрос в
Финляндии имеет общегосударственное значение, его можно ре-
шить только путем сохранения в руках местной власти прав по
контролю и распределению продуктов.
Следует отметить, что с точки зрения действовавшего в тот мо-
мент законодательства, финляндский сенат не имел права ни нала-
гать запрет на вывоз продуктов в Империю, ни ограничивать его.
Поскольку формально в условиях военного положения вся власть
была сосредоточена в руках военных, но фактически военным в
продовольственном вопросе пришлось уступить как российской
гражданской администрации, так и финляндскому Сенату. Все это
было еще одним доказательством того, что военным положением
права имперской власти в Великом княжестве Финляндском
были расширены только на бумаге. Финляндская администрация
принимала решения автономно, игнорируя российскую военную
власть, что свидетельствовало о дальнейшем отрыве княжества от
Империи.
В течение 1915 - 1916 гг. самостоятельность финляндского
Сената в решении вопросов о вывозе товаров из Финляндии воз-
растала. Российское Министерство финансов стремилось урегу-
лировать процесс вывоза из Империи отдельных товаров, изда-
265
вая соответствующие распоряжения, запрещавшие вывоз от-
дельных видов товаров. Все ходатайства о вывозе рассматрива-
лись в Особом междуведомственном совещании при департамен-
те таможенных сборов министерства. Финляндский Сенат дуб-
лировал решения Министерства финансов, издавая соответству-
ющие распоряжения, запрещающие вывоз из Финляндии това-
ров из министерского списка. Но одновременно Сенат сохранял
за собой право давать конкретные разрешения на вывоз запре-
щенных товаров из Финляндии без какого-либо участия обще-
имперских учреждений121. Министр финансов П.Л.Барк писал
по этому поводу председателю Совета министров Б.В.Штюрмеру
в апреле 1916 г., что те изъятия, которые допускает император-
ский финляндский Сенат по вывозу товаров за границу, не всегда
согласуются с требованиями министерства. Так, Министерство
финансов резко ограничивало экспорт металлов, смолы, скипи-
дара, а финляндский Сенат давал разрешения на их вывоз122. Ми-
нистр финансов считал, что необходимо, чтобы его ведомство
принимало окончательное решение по всем ходатайствам о выво-
зе товаров за границу, которые поступают в финляндский Сенат.
Но добиться этого не удалось.
Помимо пассивного сопротивления финляндской админис-
трации распоряжениям военных властей в княжестве постоян-
но возникали разногласия между русской военной и граждан-
ской администрацией. В начале 1916 г. в Финляндии стали
распространяться слухи о том, что из-за острой нехватки солдат
в русской армии правительство планирует начать призыв фин-
нов на военную службу. Штаб Северного фронта предложил об-
народовать заявление о том, что эти слухи несостоятельны.
Вопрос о призыве финнов армию был вновь поднят военным
министром Д.С.Шуваевым в октябре 1916 г. Шуваев предложил
провести приписку к призывным участкам в Финляндии муж-
чин в возрасте от 18 до 43 лет и призвать их либо в действующую
армию, либо в трудовые формирования. Военный министр зая-
вил, что теперь, когда призываются под ружье представители
степных, сибирских и среднеазиатских народов, Финляндия
остается единственной частью Империи, не участвующей в ее
защите.
Финляндский генерал-губернатор выступил против проекта
призыва финнов в действующую армию. Он считал, что призыв на
военную службу может усилить враждебность и сепаратизм, спро-
воцировать рост незаконной эмиграции, а также приведет к про-
никновению в русскую армию элементов, «непримиримых к рус-
скому патриотизму», а возможно, даже и германских шпионов.
266
Зейн также обрисовал возможные политические последствия
принятия такого решения. По его оценке, начало мобилизации в
рамках действующего местного законодательства было невозмож-
но в принципе, а на решение, принятое общеимперским путем на
основании закона 17 июня 1910 г., финны ответят неповиновени-
ем. Этим, по мнению Зейна, могли воспользоваться в антирусских
целях немцы и шведы. Зейн отмечал, что призыв жителей Фин-
ляндии не только не усилит, но, напротив, подорвет мощь русской
армии, поскольку на обеспечение безопасности и спокойствия в
Финляндии придется направлять дополнительные силы, а в слу-
чае всеобщей стачки или саботажа военным властям придется
взять на себя все функции гражданской администрации. Неприя-
тель сможет тогда легко воспользоваться ситуацией и напасть на
Финляндию.
Таким же образом генерал-губернатор отверг предложение о
привлечении населения Финляндии на оборонные работы. В мае
1916 г. Совет министров рекомендовал военному ведомству «об-
ратить внимание на возможность почерпнуть рабочую силу в Ве-
ликом княжестве Финляндском». При этом, если не удастся найти
рабочих по вольному найму, то разработать принудительные меры
на основе военного положения. Зейн телеграфировал в Совет ми-
нистров о призыве финнов на тыловые работы: «Выражение дове-
рия финляндцам (т.е. мобилизацию. - А.Б.) считаю преждевре-
менным в виду многообразных явлений в местной жизни, свидет-
ельствующих о глубокой отчужденности от России»123. Он также
ссылался на то, что отвлечение части трудоспособного населения
обескровит экономику края, которая все больше и больше работа-
ет на нужды обороны Империи, не говоря уже о неминуемом недо-
вольстве финнов подобными мерами. Зейн не только предлагал
воздержаться от мобилизации населения княжества, но и, напро-
тив, изыскать возможности для увеличения поставок продоволь-
ствия из России.
Министр иностранных дел со свойственным ему стремлением
рассматривать финляндскую проблему в широком политическом
контексте обратил внимание Штюрмера на то, что вопрос о воз-
можности восстания в Финляндии связан с целым рядом других
вопросов, обсуждавшихся до войны в различных Особых совеща-
ниях и в Совете министров. Сазонов полагал, что «военные обсто-
ятельства в известной мере изменяют намеченные тогда (т.е. до
войны. - А.Б.) мероприятия и, может быть, требуют ныне их пере-
смотра»124.
В этой ситуации российские власти в Великом княжестве
Финляндском вновь оказались перед необходимостью решить
267
вопрос об ужесточении паспортного контроля, полном запреще-
нии выдачи заграничных паспортов лицам призывного возраста.
Позиция военных властей изменилась. Ранее они были готовы
передать контроль за выездом из Финляндии в ведение граждан-
ской администрации, считая, что обнаружение подпольных воен-
ных организаций студентов относится к компетенции органов
жандармерии125.
Летом 1916 г. военные попытались установить собственный
контроль над ситуацией в княжестве. В июле 1916 г. начальник
Штаба Верховного главнокомандующего генерал М.В.Алексеев
сообщал председателю Совета министров Штюрмеру, что жанда-
рмские органы в Финляндии не в состоянии пресечь вербовку
финнов в германские войска и предлагал перейти к введению в
княжестве карательных мер как в отношении лиц, поступивших на
службу неприятелю, так и их родственников126. Командование
6 армии в августе 1916 г. приказало Зейну довести до сведения на-
селения, что мужчины в возрасте от 17 до 35 лет, незаконно поки-
нувшие страну, будут приговариваться к смертной казни, а в слу-
чае, если они не будут пойманы, наказание понесут их ближайшие
родственники.
Одновременно военные попытались добиться регистрации и
надзора за лицами, прибывшими из-за границы в Финляндию, и
ограничения въезда в приграничные районы. Однако, по мне-
нию Зейна, предлагавшиеся военными меры, имели важное по-
литическое и международное значение. Поэтому он предлагал
предварительно обсудить их в Совете министров. Генерал-гу-
бернатор заявлял, что такие ужесточения явились бы фактичес-
ким признанием существования опасности восстания в княжес-
тве. Ранее он просил Совет министров противодействовать из-
лишне жестоким мерам, осуществляемым в Финляндии воен-
ными. Частично эти обращения имели успех. В ноябре 1916 г.
главнокомандующий армиями Северного фронта успокоил
Зейна, что речь о наказании родственников преступных элемен-
тов более не идет127.
В итоге военные власти не пошли на полный запрет эмиграции.
Однако в течение 1916 г. последовали распоряжения о том, что вы-
езд в США разрешается лишь под предъявлении оплаченного би-
лета, а поступавшие на службу на суда дружественных держав
должны были регистрироваться в русских консульствах в портах
приписки. Стремление военных с лета 1916 г. взять ситуацию в
Финляндии под свой контроль проявилось также в попытках до-
биться реального подчинения финляндского генерал-губернатора
военной власти.
268
В момент введения военного положения генерал-губернатор
был подчинен командующему войсками гвардии и Петроградско-
го военного округа. К 1916 г. финляндский генерал-губернатор
Зейн одновременно был подчинен командующему Балтийским
флотом, командующему 6-й армией, главному начальнику Пет-
роградского военного округа, главному начальнику снабжений ар-
мий Северного фронта и главнокомандующему армиями Северно-
го фронта. Все они отдавали нередко противоречивые распоряже-
ния, которые или в силу этого не выполнялись, или сказывались
на позициях русских властей в Финляндии. Наиболее опасным
было то, что отсутствие согласованности действий военной и
гражданской власти негативно влияло на обеспечение обороны се-
верных границ Империи. Так, военные пытались привлечь жан-
дармерию и полицию к охране ряда объектов, так как сил не хвата-
ло. В соответствии с предвоенными планами правительства в от-
ношении Финляндии число жандармов на территории княжества
должно было быть увеличено, но в связи с началом войны это сде-
лать не удалось. Гражданской администрации было приказано
организовать охрану канала Саймаа и ряда укреплений. С одной
стороны, Зейн возражал, аргументируя свой отказ недостатком
людей128. С другой, генерал-губернатор критиковал организацию
военными охраны побережья Ботнического залива и настаивал на
том, чтобы в соответствии с финским законодательством, были
расширены полномочия полиции в сравнении с военными. Ито-
гом нехватки людей и мелких конфликтов между военными и
гражданскими властями, которые с трудом находили общий язык,
охрана финской границы на некоторых участках была весьма не-
достаточна. Например, можно было практически беспрепятствен-
но пересечь приграничную реку около Торнио, когда как военная
охрана располагалась далеко позади Кемиоки, а полиции и жан-
дармов там не было вообще129.
Особую важность вопрос о координации усилий военных и
гражданских властей приобрел зимой 1916 г., когда были получе-
ны сведения о готовящемся вступлении Швеции в войну на сто-
роне Германии. Началась срочная подготовка к возможной эва-
куации Финляндии и работы по укреплению обороны террито-
рии. В этих условиях военные стремились установить стройную
систему подчиненности, поставив финляндского генерал-губер-
натора в непосредственную зависимость от командующего арми-
ями Северного фронта130, но в течение 1916 г. этого добиться не
удалось.
Противоречия между военными и гражданскими властями
в Финляндии возникали постоянно. В этой ситуации роль
269
третейского судьи играли Совет министров и центральные
ведомства. В большинстве случаев при решении вопросов о
поставках продовольствия, призыве финнов в армию Совет
министров поддерживал генерал-губернатора Ф.А.Зейна. Эта
поддержка во многом способствовала тому, что финские
учреждения, в свою очередь, игнорировали распоряжения во-
енной власти.
Не менее сложной в годы войны в управлении Финляндией
стала проблема взаимодействия высших органов управления
Российской империи и финских властей. Одной из важнейших
проблем весны — лета 1915 г. стал кризис управления. Члены Со-
вета министров единодушно отмечали крайнюю несогласован-
ность действий военных и гражданских властей в Империи, а
также разобщенность деятельности высших правительственных
и местных административных учреждений. В числе шагов, пред-
принятых для того, чтобы ликвидировать кризис управления,
было принятие закона об Особых совещаниях 17 августа 1915 г.
Создание Особых совещаний должно было усилить регулирую-
щее влияние правительства на военную экономику и особо важ-
ные вопросы военного времени (обеспечение топливом, продов-
ольствием, организация перевозок, устройство беженцев).
Действие этого закона не распространялось на Финляндию. Ког-
да в различных инстанциях обсуждался вопрос о вывозе продов-
ольствия из Финляндии в Петроград и российские губернии, и о
противодействии финляндского Сената, управляющий министе-
рством земледелия хотел использовать свои полномочия как
председателя Особого совещания по продовольствию, но это ока-
залось невозможным. Финские учреждения методом пассивного
сопротивления свели на нет распоряжения российских органов
управления. Закон об Особых совещаниях был распространен на
Финляндию в 1916 г. После этого приказом главнокомандующе-
го армиями Северного фронта от 18 июня 1916 г. была учреждена
должность особого уполномоченного представителя Особого со-
вещания по обороне в Великом княжестве Финляндском. На этот
пост был назначен М.М.Боровитинов. Но реализовать в полной
мере свои полномочия до 1917 г. не успел.
Одним из способов ограничения финской автономии в годы
войны стали попытки вмешательства в компетенцию сейма. В те-
чение войны русские высшие и местные гражданские учреждения
в Финляндии взаимодействовали в основном с финляндским Се-
натом. Сейм созыва 1913 г. успел собраться лишь однажды. В
условиях войны русское правительство не находило целесообраз-
ным возобновлять деятельность этого органа. Военное положение
270
в принципе позволяло российским властям обходиться и без фин-
ляндского сейма. Уже осенью 1914 г. правительство в обход сейма
приняло ряд важных с точки зрения финнов решений. Были уве-
личены существующие налоги и введены некоторые новые (на же-
лезнодорожные грузы, винокурение, массовые зрелища, телефо-
ны, табак и т.д.)131.
Однако несмотря на то, что сейм не созывался, его депутаты не
прекращали политической деятельности. Незадолго до начала
войны сейм обратился к императору с адресом по поводу полити-
ческого положения в Финляндии. Он обвинял русскую админис-
трацию в Финляндии и центральное правительство в присвое-
нии прав сейма в области законодательства, вмешательстве в
дела финляндской администрации, занятии ключевых постов в
местных органах управления .русскими чиновниками. Депутаты
сейма ходатайствовали о приостановлении применения в Фин-
ляндии актов, изданных с нарушением конституции Финлян-
дии132.
Генерал-губернатор Ф.А.Зейн направил в Совет министров
свои соображения по поводу акции сейма, отвергая все обвинения,
выдвинутые против аппарата генерал-губернатора и Сената. Зейн
заявил, что сейм исходит в своих рассуждениях из принципиально
неверной посылки о том, что Финляндия является автономным
государством с собственной конституцией. Вместо того, чтобы
возглавить народ, сейм, по мнению генерал-губернатора, занима-
ется противозаконной сепаратистской деятельностью, подрываю-
щей единство Империи, остается глухим к законным требованиям
государственной власти и, призывая к уступкам, оспаривает пред-
принимаемые центральным правительством шаги в финляндском
вопросе. Совет министров отклонил адрес сейма как необоснован-
ный133.
Одним из наиболее болезненных пунктов программы
1914 г. для финнов был вопрос об арендных отношениях в се-
льском хозяйстве. Еще до войны финские власти пытались
решить вопрос о судьбе арендаторов (торпарей). Но никакого
определенного решения принято не было. В итоге этот вопрос
был передан в Совет министров и затем разрешен царским
манифестом от 14 октября 1915 г. Это, однако, не означало
полного урегулирования проблемы. Принятие окончательного
решения было отложено до конца войны, поскольку, как гово-
рилось в манифесте, окончательное решение - за сеймом, со-
звать который в нынешней обстановке не представляется воз-
можным. Между тем торпарский вопрос продолжал обсуж-
даться в политических кругах Финляндии. Во время предвы-
271
борной кампании 1916 г. он был едва ли не центральным пун-
ктом межпартийных дебатов134.
В конце декабря 1915 г. созыв сейма был вновь отсрочен. Пра-
вительство мотивировало это обстоятельствами военного време-
ни. Это и вышеупомянутые попытки правительства и военных
властей в связи с разными обстоятельствами влиять на ситуацию в
княжестве и вмешиваться в дела внутреннего управления повлек-
ли за собой непрерывный рост оппозиционных настроений, кото-
рые поддерживались Германией.
МИД Германии разрабатывал и осуществлял программу «ре-
волюционизирования» Финляндии. В этом также принимало
участие политическое отделение Генерального штаба сухопут-
ных войск. Руководящая роль в этой работе принадлежала по-
мощнику статс-секретаря по иностранным делам, с ноября
1916 г. по август 1917 - министру иностранных дел Альфреду
Циммерману. Насколько успешной была немецкая пропаганда в
Финляндии, сказать довольно сложно. Поскольку вплоть до ре-
волюции финны, несмотря ни на что сохранили внешне лояльное
отношение к царскому правительству. Влияние «германского»
фактора на ситуацию в Финляндии до сих пор не получило одно-
значной оценки в историографии. Но можно с уверенностью го-
ворить о том, что оппозиция в Финляндии всегда могла рассчи-
тывать на поддержку Германии.
Толчок к росту финляндского сепаратизма, как было сказано
выше, был дан летом-осенью 1914 г., когда были приняты нор-
мативные акты, разработанные до войны, и опубликована про-
грамма комиссии Корево. Среди финских общественных деяте-
лей имелась группа политиков, которые мечтали о достижении
прочной автономии княжества при содействии западных дер-
жав. К ней, в частности, принадлежали лидеры младофинской
партии К.Стольберг и Р.Холсти, англофилы по мировоззрению.
Они считали, что Англия и Франция вынудят Россию пойти на
изменение своей политики и предоставить более широкую авто-
номию Финляндии. С началом Первой мировой войны «проан-
тантовская» группировка предпринимала попытки получить от
Великобритании и Франции официальные обещания поддер-
жать стремление финнов к автономии, а также убедить руково-
дителей этих государств в необходимости окончательного ре-
шения финляндского вопроса на послевоенном конгрессе. Фин-
ские политические деятели К.Игнатиус, Ю.Рейтер, Л.Килман
посетили США и Великобританию в ноябре-январе 1915 г. Все
эти поездки были неудачными. Они составили меморандум о
развитии Финляндии, в котором выразили надежду, что фин-
272
ская автономия будет установлена мирной послевоенной кон-
ференцией. Текст был передан лорду Грею и ряду других поли-
тиков. Но ответа не последовало. Сочувствие финским пробле-
мам выразили только некоторые представители британской
общественности135.
Разочарование в результативности пассивных методов борь-
бы за финскую автономию подтолкнуло развитие «активистско-
го» движения среди университетской молодежи, стремившейся
отстаивать независимость Финляндии с оружием в руках. Пер-
воначально это движение не находило поддержки ни в Финлян-
дии, ни за границей. Но 26 января 1915 г. в Берлине состоялось
совещание представителей военного министерства, Генерально-
го штаба и Министерства иностранных дел Германии. На нем
было принято решение об открытии недалеко от Гамбурга в Лок-
штедском лагере четырех недельных курсов для военной подго-
товки 200 финских добровольцев. Этим было положено начало
развитию егерского движения. В апреле 1915 г. командование
6 армии сообщило финляндскому генерал-губернатору Зейну о
фактах вербовки и незаконного выезда молодых людей за преде-
лы Империи с территории княжества в Германию136. Позднее эти
сведения были конкретизированы донесениями военного агента
в Швеции Д.Кандаурова, который 30 мая 1915 г. сообщил о под-
готовке в Германии молодых финнов с «целью поднятия в Фин-
ляндии мятежа». Информация, по свидетельству агента, была
получена от бывшего шведского премьер-министра К.Стаафа137.
Начиная с сентября генерал-губернатор, военные власти и чины
жандармерии начали принимать активные меры, хотя и по-раз-
ному оценивали степень опасности происходившего. Так, по мне-
нию жандармов, германская пропаганда вряд ли могла бы дос-
тичь своей цели, пока восстание в Финляндии не будет поддер-
жано революционным движением в других частях Империи. Они
также считали, что девять десятых финского населения не поже-
лают восстановления шведского правления в княжестве138. Зейн
в ноябре — декабре 1915 г. сообщал в штаб 6-й армии, а затем и
министру внутренних дел о том, что в Финляндии не обнаружено
«признаков мятежной организации», что вербовка и массовый
выезд за границу пресечены. Но 8 декабря 1915 г. в районе Торнео
русские жандармы задержали по подозрению в шпионаже сту-
дента Гельсингфорсского университета Э.Бруна, который зани-
мался вербовкой будущих егерей. 20 января 1916 г. министр юс-
тиции А.А.Хвостов обратился к Николаю II с просьбой «пойти в
обход закона» и создать специальную комиссию для расследова-
ния «дела Бруна»139. Нарушение законодательства было связано
273
с тем, что юридически подобные дела находились в компетенции
местных органов жандармерии. Полученные в итоге от Э. Бруна
сведения послужили точкой отсчета для расследования деятель-
ности финских «активистов».
Летом 1916 г. сведения, полученные русским правительством
ранее, были дополнены показаниями германского летчика и четы-
рех егерей, перебежавших на русскую сторону. Они сообщили, что
в лагерях на территории Германии в 1915 - 1916 гг. прошли обуче-
ние 5600 человек. Официальной целью обучения были подготовка
инструкторов для руководства восставшими финнами при вступ-
лении в Финляндию германских войск. Но уже в сентябре 1915 г.
финнам было предложено подписать обязательство с согласием
сражаться везде, куда бы их не отправило немецкое командование
и отказом от вспомоществования в случае инвалидности. После
этого в мае 1916 г. значительная часть финнов была отправлена на
Восточный фронт140. Все это подтверждало сведения о достаточно
интенсивной тайной эмиграции финской молодежи в Германию
для прохождения там военной подготовки.
После этого военные и гражданские власти начали разрабаты-
вать вопрос о способах пресечения выезда из Финляндии лиц
призывного возраста. Главнокомандующий армиями Северного
фронта генерал-адъютант Н.В.Рузский в ноябре 1915 г. написал в
Совет министров о происходящем и просил рассмотреть вопрос о
порядке выезда из княжества141. Военные были обеспокоены тем,
что существовавшая в Финляндии процедура выдачи загранич-
ных паспортов более доступна для злоупотреблений, чем в
остальных частях Российской империи. Согласно финляндско-
му законодательству о паспортах 1912 г. заграничный паспорт
мог получить и русский подданный, приехавший на некоторое
время в княжество. Генерал-губернатор и военные сходились во
мнении, что процедура пересечения финляндских границ дол-
жны быть обставлена «особо строгими гарантиями и ограничени-
ями»142.
Совет министров запросил по этому поводу генерал-губернато-
ра Зейна, который в ответ ходатайствовал о расширении своих по-
лномочий. Он просил предоставить ему право запрещать выдачу
заграничных паспортов по собственному усмотрению и сосредо-
точить их выдачу исключительно в руках губернаторов. В январе
1916 г. Совет министров счел целесообразным утвердить меры,
предлагавшиеся Зейном143.
К этому времени в Петроград из различных источников (в том
числе по дипломатическим каналам и по данным разведки из
Франции, Великобритании, Голландии и США) стали поступать
274
более подробные сведения о егерском движении. Было арестовано
несколько добровольцев, пытавшихся выехать из Финляндии. В
течение зимы-весны 1916 г. число финнов, задержанных по подо-
зрению в вербовке егерей, достигло 62 человек144. Частично они
содержались в следственных тюрьмах в Финляндии, частично их
вывозили в Петроград. Однако приговоры по этим делам выноси-
лись с большими задержками, а часто дела вообще не доходили до
суда. Предварительное следствие, начатое по высочайшему пове-
лению, затянулось и не приносило ощутимых результатов. Боль-
шинство арестованных было освобождено после Февральской ре-
волюции. Но в результате предпринятых мер по «активистскому»
движению в Финляндии был нанесен удар. Его лидеры или эмиг-
рировали или были арестованы.
Правительственные чиновники, российский генералитет
по-разному оценивали перспективы егерского движения и его
развития. Наибольшую тревогу проявил главнокомандующий
армиями Северного фронта генерал П. А.Плеве. В своем письме в
Совет министров от 7 января 1916 г. он писал, что располагает
сведениями о том, что в Финляндии «под личиною спокойствия
и лояльности» идет интенсивная подготовка восстания «с целью
отторжения княжества от России». Германия, по сведениям, име-
ющимся у Плеве, готова оказать финнам военную помощь. В ка-
честве меры, которая может улучшить ситуацию, Плеве предла-
гал прекратить ввоз в Финляндию продовольствия из Импе-
рии145. Морское министерство признавало, что «сведения о воен-
ной подготовке финляндцев в Германии действительно подтвер-
ждаются из некоторых источников», но не считало необходимым
принимать против ее населения такие суровые меры, как прекра-
щение подвоза продовольствия146. Глава военного министерства
А.А.Поливанов, как и Зейн, считал необходимым разграничивать
факты выезда егерей в Германию и возможную подготовку вос-
стания в Финляндии. Поливанов писал Штюрмеру в январе
1916 г., что число обученных военному делу в Германии финнов
невелико и возвращение их на родину едва ли может пройти неза-
меченным. Военный министр считал, что возможности неприя-
теля повлиять на ситуацию в Финляндии весьма ограничены.
Хотя восстание в княжестве, бесспорно, отвечало бы интересам
Германии, меры, предпринимаемые последней в отношении
Финляндии, носят по преимуществу демонстративный характер
и могут свестись к попыткам «вызвать среди финляндского насе-
ления отдельные вспышки восстания, которые... могут быть
предусмотрены и предупреждены местной властью». Следует
также обеспечить «более интенсивное освещение деятельности
275
финляндских уроженцев в местах их пребывания за границей».
Позднее Поливанов отмечал в письме Штюрмеру, что в нынеш-
них условиях в финляндском вопросе нужно проявлять осторож-
ность и осмотрительность147.
Зейн изложил Штюрмеру версию, близкую к поливановской:
•«Каких-либо внешних признаков готовящегося массового вос-
стания нет», а имеющиеся данные ограничиваются сведениями
«о попытках Германии посеять в Финляндии смуту и об измен-
нической деятельности отдельных финляндцев». По мнению
Зейна, массовое восстание в Финляндии возможно было лишь
под воздействием внешних факторов: вторжения неприятеля
или революции в Империи148. Зейн считал, что определенной га-
рантией может служить психологический фактор. Он писал:
«Огромное большинство финляндцев не выступит против Импе-
рии, азарт не в их характере, пуститься на авантюру могут лишь
ярые сепаратисты и слишком неуравновешенные люди. Вся эта
масса населения... вряд ли пожелает очутиться между молотом и
наковальней»149. Аналогичной точки зрения придерживался на-
чальник Финляндского жандармского управления А.М.Еремин,
считавший, что нельзя обвинять в сепаратизме все население
княжества130.
В конце зимы 1916 г. Совету министров были представлены две
противоположные точки зрения. Первая принадлежала командо-
ванию Северного фронта, считавшего, что в ближайшее время сле-
дует ждать восстания в Финляндии. Вторую выражала местная
гражданская администрация, склонявшаяся к тому, что подготов-
ка егерей в Германии не представляет для обстановки в княжестве
непосредственной опасности. Это мнение разделяли морской ми-
нистр И.К.Григорович, который с явным скептицизмом относил-
ся к слухам о возможности немецкого морского десанта в Финлян-
дии. Военный министр Поливанов считал, что слухи о морском де-
санте и восстание в Финляндии имели демонстративный характер
и являлись своеобразным маневром Германии с целью отвлечения
российских войск на Северный фронт151. Оказавшись перед необ-
ходимостью определить правительственную позицию в сложив-
шейся ситуации. Штюрмер в конце февраля командировал гене-
рал-адъютанта Трепова для выяснения политической ситуации в
Финляндии. 3 марта 1916 г. Трепов представил в Совет министров
соответствующий доклад. Он полагал, что главной целью лидеров
политических партий является не отделение от Российской импе-
рии, а широкая автономия, т.к. идеология активистского движе-
ния не воспринята широкими слоями населения княжества. Осо-
бое внимание во время своей поездки Трепов должен был уделить
276
вопросу о роли Германии в активизации финской общественнос-
ти. Он подтвердил, что в крае активно действуют немецкие эмис-
сары. При этом Трепов подчеркнул, что успеху германской пропа-
ганды способствует позиция российского правительства. В своем
докладе он писал, что вступление финской молодежи в егерский
батальон «облегчалось полной отчужденностью ее от госуда-
рственной жизни Империи и подогревалось слухами о намерении
российского правительства привлечь финляндцев к отбыванию
воинской повинности»152. В целом Трепов считал, что непосре-
дственной опасности для целостности Империи ни германская
пропаганда, ни егерское движение не представляют. Выводы Тре-
пова способствовали укреплению позиции противников жестких
мер в Финляндии.
В начале марта 1916 г. начальник Штаба Верховного главноко-
мандующего М.В.Алексеев запросил Штюрмера, ссылаясь на со-
общение из штаба Северного фронта, «предполагается ли Советом
министров принятие мер для пресечения преступной деятельнос-
ти отдельных финляндцев». Он подчеркивал, что «финляндцы,
хотя и стремятся к... политической самостоятельности или, по
крайней мере, к самой широкой автономии, решились бы на массо-
вое выступление, если бы оно не было сопряжено для них со
сколько-нибудь значительным риском, например, в случае втор-
жения в край неприятеля...»153. Обращение генерала Алексеева
было примечательно тем, что в нем егерское движение напрямую
увязывалось с деятельностью политических партий Финляндии.
Начальник Штаба обращал внимание Штюрмера на изменение
отношения финляндских партий к молодым сепаратистам. По его
наблюдениям, если первоначально мысль об отделении Финлян-
дии от России путем вооруженного восстания, распространявшая-
ся среди финляндского студенчества, не встречала сочувствия
среди «старшего поколения», то ситуация в корне изменилась по-
сле неудач русской армии в Галиции и Польше осенью 1915 г., а
также по мере развертывания егерского движения. Алексеев отме-
чал, что с осени 1915 г. симпатии политиков к студентам-сепара-
тистам переросли в активную поддержку деньгами и в виде помо-
щи в подготовке агитационной литературы. Он писал: «Наиболее
деятельное участие в судьбе военной студенческой организации
проявила партия “старофиннов”»154. Штюрмер немедленно обра-
тился к командующему 6-й армией, который доложил, что хотя
германская агитация «находит для себя благоприятную почву сре-
ди известной части финнов, легко поддающихся враждебному
России влиянию.., общее настроение всей массы финского народа
едва ли может быть признано угрожающим». В правительстве
277
постепенно утвердилась мысль, что егерское движение не обяза-
тельно связано с реальной опасностью восстания в Финляндии. В
феврале 1916 г. Плеве был освобожден от командования Север-
ным фронтом. На его место был назначен А.Н.Куропаткин, кото-
рый считал, что многие офицеры контрразведки больны шпионо-
манией и борьба с финляндскими «активистами» прекратилась
вплоть до июля 1916 г.
О причинах, породивших егерское движение и рост сепара-
тистских настроений в княжестве, говорили на самых разных
уровнях. Министр иностранных дел Сазонов считал, что воп-
рос о настроениях общественности в Финляндии теснейшим
образом связан с предвоенными мероприятиями. Он писал
Штюрмеру, что война требует изменения ранее намеченных
мероприятий и может быть и их пересмотра. Одним из факто-
ров, осложнивших обстановку в Финляндии, Сазонов считал
попытку следовать довоенному курсу независимо от ситуации.
Чины местной гражданской администрации считали, что при-
чины кроются в отсрочке созыва сейма, высылке политических
деятелей. А.М.Еремин отмечал, что «обещания восстановления
после войны “нормального положения” не могут изменить чу-
вство горечи в умах финляндцев, т.к. эти обещания слишком
туманны и поэтому теряют свою ценность»155. В итоге все со-
шлись на том, что жесткий курс в отношении Финляндии не-
приемлем.
Егерское движение имело противоречивое воздействие на
формирование подходов царского правительства к управлению
Финляндией в условиях войны. С одной стороны, военные
власти, обеспокоенные информацией о сотрудничестве финнов
с неприятелем, пытались осуществить меры по ужесточению
военного положения в княжестве. С другой стороны, желание
русской администрации в Финляндии поддерживать стабиль-
ность в крае привело в годы войны к относительно умеренным
шагам.
В вопросах об отношении к егерскому движению, снабжении
Финляндии продовольствием и др. военные и гражданские власти
стояли на различных позициях. Зейн считал, что сколько-либо
существенной опасности восстания нет, а строгие меры прави-
тельства могут только пробудить среди населения княжества но-
вую волну недовольства. Действительно, в крае в условиях воен-
ного положения не было ни митингов, ни излишне дерзких газет-
ных публикаций. Поэтому Зейн, возражая против ужесточения
военного контроля, доказывал эффективность гражданского
управления.
278
Одной из попыток царского правительства исправить поло-
жение было решение о созыве сейма в июле 1916г. Выборы состо-
ялись в июле 1916 г. при крайне невысокой активности избирате-
лей. В них участвовало лишь 55,5% имевших право голоса. Фин-
ляндские политические круги не придавали итогам выборов
большого практического значения в условиях, когда из-за цензу-
ры и ограничений на свободу собраний предвыборная борьба
была крайне затруднена. Выборы в сейм не улучшили ситуацию.
В результате выборов социал-демократы получили более 50%
мест в парламенте (103 из 200). Зейн сообщил Штюрмеру, что
вопреки иллюзиям российской прессы, новый сейм будет еще бо-
лее оппозиционным по отношению к центральной власти156. Ре-
шение о созыве сейма стало еще одним примером непоследова-
тельной политики правительства в Финляндии, которая отнюдь
не способствовала стабилизации положения в княжестве. Оппо-
зиционный характер нового состава сейма проявился довольно
скоро. В годы войны члены сейма попытались поднять его статус
на уровень Государственной Думы и Государственного Совета.
Летом 1916 г. в Особом совещании по делам Великого княжества
Финляндского был рассмотрен вопрос о праве сейма обращаться
с запросами к правительству по финляндским делам. Этим пра-
вом обладали члены Государственной Думы и Государственного
Совета. Таким образом, налицо была попытка членов сейма пре-
вратить последний в представительный орган равный по значе-
нию Думе и Государственному Совету. Ходатайство сейма было
отклонено, но проявившаяся тенденция в развитии сейма на-
глядно свидетельствовала о росте оппозиционности и сепаратиз-
ма157. И, несмотря на попытки успокоить финскую обществен-
ность (созыв сейма, отказ от планов привлечения финнов к воин-
ской провинности) прекратить эмиграцию молодежи из Фин-
ляндии не удалось.
Основным итогом развития Финляндии в годы Первой миро-
вой войны следует признать усиление фактической автономии
княжества. Этому способствовал комплекс самых разнообраз-
ных причин. Под воздействием внешнеполитических задач на
правительственном уровне отказались от политики интеграции
княжества. Для поддержания шведского нейтралитета россий-
ские правящие круги шли на уступки, фактически укрепляя фин-
скую автономию. Проведение преобразований в Великом кня-
жестве Финляндском было признано также несвоевременным в
связи с обстоятельствами военного времени, когда на первое мес-
то ставилась задача сохранения политической стабильности и
лояльности населения.
279
На развитие политики невмешательства во внутренние дела
княжества существенным образом влияла русская гражданская
администрация, возглавляемая генерал-губернатором Зейном.
Деятельность Зейна в этом направлении была весьма активной.
Во всех инстанциях он постоянно доказывал необоснованность
попыток военных властей ужесточить контроль над внутренней
ситуацией в княжестве. Буквально с первых дней войны гене-
рал-губернатор Зейн из непримиримого противника финской ав-
тономии, обращавшийся в Совет министров с предложениями о
ликвидации правовой самостоятельности Финляндии, превра-
тился в защитника финских интересов. Причины такой мгновен-
ной эволюции заключались в следующем. Во-первых, Зейн пре-
красно почувствовал суть позиции Совета министров, не
заинтересованного в развитии антифинляндского курса в услови-
ях войны. Во-вторых, поддерживая финнов, Зейн создавал себе
популярность среди населения княжества. Это было для него не-
обходимо, т.к. в первые месяцы войны в Империи произошли зна-
чительные перемены в кадровом составе губернской администра-
ции. Со своих постов были сняты непопулярные у населения
губернаторы и генерал-губернаторы, преимущественно с немец-
кими фамилиями. Зейн, стремясь сохранить свой пост, резко сме-
нил свою позицию, чего, например, не смог сделать помощник
Варшавского генерал-губернатора Эссен и многие другие, удален-
ные со своих постов администраторы.
Ужесточить правительственный курс в Финляндии и вме-
шаться в управление княжеством попытались военные власти.
Военное положение открывало перед ними широкие возмож-
ности. Но этому активно противодействовали как русская, так и
финская гражданская администрация. Аргументы Зейна и его
сторонников в 1914 - 1915 гг. звучали вполне убедительно и во-
енные довольно долго не настаивали на своем вмешательстве в
управление Финляндией. Развитие егерского движения показа-
ло, что успокоительные заявления Зейна не всегда соответству-
ют действительности. Использование финских добровольцев
Германией на Восточном фронте обеспокоило военных. Необ-
ходимость укрепления Петроградского военного округа в связи
с опасностью вступления в войну Швеции зимой 1916 г. также
заставляла военных стремиться к расширению своей власти в
княжестве. В 1916 г. военные попытались взять контроль над
ситуацией в Финляндии в свои руки, но полностью реализовать
это стремление не удалось. Радикальные меры, предлагавшиеся
военными снова смягчались русской гражданской администра-
цией.
280
Автономный статус Финляндии и поддержка русской граждан-
ской администрации во многом способствовали тому, что в годы
войны финляндская администрация последовательно проводила
политику пассивного сопротивления попыткам имперских влас-
тей проводить в Финляндии свои решения. Финляндский сенат
стремился или полностью игнорировать или сводить до миниму-
ма требования военных властей.
Важнейшим обстоятельством, не позволившим российскому
правительству эффективно проводить антифинляндский курс,
также стало неуклонно возраставшее в ходе войны экономическое
значение края. Тот факт, что при размещении заказов и заключе-
нии договоров, особенно в финансовой сфере, Финляндия часто
выступала по отношению к России в качестве внешнеэкономичес-
кого партнера, еще больше подчеркивал противоречие между фак-
тической и формальной сторонами ее государственно-правового
статуса.
Глава V
ТУРКЕСТАНСКОЕ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРСТВО
1. ПОДГОТОВКА РЕФОРМ УПРАВЛЕНИЯ СРЕДНЕЙ
АЗИЕЙ НАКАНУНЕ ВОЙНЫ
Начало завоевания Средней Азии в середине XIX в. и военные
успехи русских войск, расширение границ Российской империи
заставили обратить внимание на проблемы административного
устройства новых территорий. Территория Туркестанского гене-
рал-губернаторства формировалась постепенно. В 1876 г., после
захвата русскими войсками Кокандского ханства и высочайшего
повеления о включении его территории в состав Российской им-
перии, завоеванные земли вошли в состав Туркестанского гене-
рал-губернаторства, образовав Ферганскую область.
Дипломатические функции русской администрации на окраи-
нах и, в частности, связи с Китаем, привели к тому, что генерал-гу-
бернатор Западной Сибири и туркестанский генерал-губернатор
принимали иногда прямо противоположные решения по контак-
там с Китаем. Чтобы достичь единства во взаимоотношениях Рос-
сии и Китая на границе с последним в 1882 г. было создано Степ-
ное генерал-губернаторство. В него вошли часть территории Тур-
кестанского генерал-губернаторства (Семиреченская область) и
упраздненное в этом же году Западно-Сибирское генерал-губер-
наторство. В 1906 г. Семиреченская область вновь была включена
в состав Туркестанского генерал-губернаторства. В 1898 г. в Тур-
кестанское генерал-губернаторство была включена Закаспийская
область.
К началу Первой мировой войны в состав Туркестанского гене-
рал губернаторства входили следующие области: Сыр-Дарьин-
ская, Ферганская, Самаркандская, Семиреченская, Закаспийская.
Во главе Туркестанского края стоял генерал-губернатор, назнача-
емый непосредственно императором. Во главе областей стояли во-
енные губернаторы и областные правления. Военные губернаторы
282
областей назначались и увольнялись военным министром по со-
глашению с министром внутренних дел и туркестанским гене-
рал-губернатором.
Система управления Туркестаном и ее юридическая основа со-
здавались постепенно. В 1865 г. было издано Временное положе-
ние об управлении Туркестанской областью. Главная цель Вре-
менного положения заключалась в «установлении в новых
русских владениях спокойствия и безопасности, путем определе-
ния общих начал управления». Вся власть в новой области была
сосредоточена в руках военных. На администрацию области был
возложен лишь общий надзор за местным населением без попыток
вмешиваться в его внутренний быт, земельные и правовые отно-
шения. В 1867 г. император утвердил новый проект управления
Туркестаном. Основным принципом нового положения являлся
принцип единства административной и военной власти и объеди-
нение ее в одних руках. В управлении Туркестанским генерал-гу-
бернаторством были соединены гражданская и военная власть. На
территории Средней Азии был образован единый военно-адми-
нистративный район, возглавляемый одним человеком, в руках
которого были сосредоточены колоссальные полномочия. Это
было обусловлено, в первую очередь, удаленностью края от цен-
тра, Отсутствием стабильных коммуникаций, что не позволяло
оперативно управлять Туркестаном из Петербурга.
К 1867 г. обширные территории Средней Азии были включе-
ны в состав Российской империи. Для обсуждения проблемы ад-
министративного устройства завоеванных районов был создан
комитет под председательством Милютина. Комитет решил изъ-
ять среднеазиатские владения из ведения оренбургских властей
и образовать отдельное Туркестанское генерал-губернаторство.
Оно было создано из двух областей - Сыр-Дарьинской и Семире-
ченской И июля 1867 г. Первым генерал-губернатором был на-
значен генерал-адъютант К.П.Кауфман’. В рескрипте о полномо-
чиях, данных Александром II первому туркестанскому гене-
рал-губернатору К.П.Кауфману, было сказано: «Мы признаем за
благо снабдить нашим высочайшим полномочием нашего тур-
кестанского генерал-губернатора, Константана Кауфмана и
уполномочиваем его к решению всех политических, погранич-
ных и торговых дел, к отправлению в сопредельные владения до-
веренных лиц для ведения переговоров и к подписанию тракта-
тов, условий и постановлений... Обещаем императорским словом
нашим за нас и преемников наших за благо принять все, что в
силу сего означенного уполномоченным нашим заключено и под-
писано будет».
283
Первый генерал-губернатор Туркестана К.П.Кауфман прибыл
в край, имея большой опыт службы на других окраинах России. В
40 - 50-х гг. он служил в Западном крае и на Кавказе, в 60-х гг. - в
Польше и с 1867 по 1882 г. был туркестанским генерал-губернато-
ром. Параллельно с созданием туркестанского генерал-губернато-
рства в 1867 г. был создан Туркестанский военный округ. В этом
же году генерал-губернаторство и военный округ были подчинены
одному и тому же лицу.
В 1886 г. было принято новое Положение об управлении Тур-
кестаном, разработанное после первой сенаторской ревизии Тур-
кестанского генерал-губернаторства тайным советником Гир-
сом2. По представлению Гирса в 1884 г. была создана особая ко-
миссия, которая и подготовила в 1886 г. Положение об управле-
нии Туркестанским краем. Члены комиссии исходили из того,
что военное завоевание Средней Азии закончено, край доста-
точно обрусел и может управляться на основе общеимперского
законодательства при сохранении для коренного населения от-
дельных традиционных учреждений. Считалось, что необходи-
мость в максимально широких полномочиях для туркестанского
генерал-губернатора отпала. Поэтому практически все преобра-
зования в управлении краем с конца 80-х гг. XIX в. шли в направ-
лении отказа от чрезвычайных методов в управлении Туркеста-
ном. Положением 1886 г. были установлены основные начала
судебного устройства, поземельного устройства оседлого и коче-
вого населения, определены размеры налогов, земских повиннос-
тей.
Управление Туркестаном, за исключением суда, финансов,
контроля, народного просвещения, почты и телеграфа по Положе-
нию 1886 г. находилось в ведении Военного министерства3. При
генерал-губернаторе состояли его помощник и особый совет из во-
енных и гражданских чиновников края. Исполнительным органом
являлась канцелярия туркестанского генерал-губернатора4. Во
главе областей стояли военные губернаторы и областные правле-
ния, во главе уездов - уездные начальники, которым были подчи-
нены участковые начальники. Все они назначались из военных и
составляли военную администрацию.
Областные правления были исполнительными органами воен-
ных губернаторов областей. Они имели права и обязанности губе-
рнских правлений, установленные для русских губерний, ведали
административным устройством оседлого и кочевого населения,
осуществляли налоговое обложение и сбор доходов, руководили
городской, уездной и сельской администрацией, ведали вопроса-
ми городского хозяйства и т.д.
284
В 1886 г. был создан новый орган - Совет Туркестанского ге-
нерал-губернатора, которому было предоставлено право законо-
дательной инициативы в вопросах, связанных с практикой
управления краем. Кроме того, его ведению подлежали вопросы
поземельно-податного устройства, земских повинностей и обще-
административного характера.
Урезаны были полномочия генерал-губернатора и его канцеля-
рии и во внешнеполитических вопросах. В январе 1886 г. было
учреждено Российское императорское политическое агентство в
Бухаре - орган МИД. С 1899 г. внешнеполитические вопросы в
Туркестане в целом также были поставлены под контроль Минис-
терства иностранных дел. Они перешли в ведение дипломатичес-
кого чиновника, находившегося в двойном подчинении и непосре-
дственно занимавшегося связями с сопредельными странами.
Однако стремление сконцентрировать все дипломатические дела
в ведении чиновника внешнеполитического ведомства не было
проведено в жизнь. За начальником Закаспийской области было
оставлено право самостоятельно решать вопросы пограничных
сношений с Ираном, а начальник Аму-Дарьинского отдела сохра-
нил Статус дипломатического представителя при хивинском хане.
С 1900 г. было учреждена должность помощника туркестанского
генерал-губернатора, назначаемого царем. Помощник заменил ге-
нерал-губернатора на посту председателя совета.
Одновременно свобода действий генерал-губернатора была
существенно ограничена по ведомственной линии. В конце
XIX - начале XX в. она находилась под жестким контролем Воен-
ного министерства. Осуществлявшая этот контроль Азиатская
часть Главного штаба принимала непосредственное участие в
окончательном решении всех более или менее важных вопросов
колониального управления. Законом на генерал-губернатора
было возложено общее руководство и надзор за деятельностью
всех органов управления, кроме Государственного контроля и
суда. О положении генерал-губернатора, проводивший в 1908 г.
сенаторскую ревизию в Туркестане, граф К.К.Пален писал:
«В действительности влияние генерал-губернатора на органы
финансовые, торгово-промышленные и народного просвещения
не выражается почти ни в чем... По всем этим отраслям гене-
рал-губернатор имеет право законодательной инициативы, но
его право издания обязательных постановлений сужено до преде-
ла необходимостью согласования с ведомствами и долгой пере-
пиской»5. К началу Первой мировой войны все административ-
ные органы Туркестанского генерал-губернаторства находились
в ведении Ташкентского краевого управления. Ему подчинялись
285
все полицейские учреждения края, областная и уездная админис-
трация, учреждения образования.
Падение престижа и умаление статуса генерал-губернаторов
было также следствием их частой смены. Вследствие этого боль-
шую реальную власть приобрел управляющий канцелярией. В
начале XX в. сложилась такая практика, когда многие дела пол-
ностью решались управляющим канцелярией, минуя генерал-гу-
бернатора. Рост значения канцелярии привел также к падению
престижа военных губернаторов областей. Во многих ситуациях
они действовали как исполнители. Местная администрация в
Туркестане находилась в сложном положении из-за нехватки
кадров, обширности территорий, находившихся над контролем
ограниченного числа чиновников. Огромные территории уездов
при недостаточных штатах приводили к тому, что хуже и хуже
выполнялись полицейские функции, т.к. на участковых приста-
вов возлагалось множество несвойственных им обязанностей, а
уездная полиция отсутствовала. К.К.Пален по итогам сенатор-
ской ревизии 1908 г. констатировал, что в крае из-за этого растет
преступность, в степных районах часты кражи скота местными
кочевниками, «которые этим способом выражают свое враждеб-
ное чувство к русским переселенцам»6.
Отсутствие полиции в Туркестане к началу XX в. превратилось
в крайне сложную проблему. В1905 г. в Положение об управлении
Туркестанского края было внесено дополнение, в соответствии с
которым военные губернаторы получили право удовлетворять
своей властью ходатайства землевладельцев об учреждении в се-
льской местности на частные средства отдельных исполнитель-
ных полицейских должностей, должностей низших чинов поли-
ции и формировании команд конной и пешей стражи7. Это было
ярким показателем бессилия властей в решении кадровых вопро-
сов в Туркестане.
Положением 1886 г. оседлое население Туркестана в уезде
разделялось на волости, а волости на сельские общества (аксак-
альства). Волостные управители, сельские старшины и их по-
мощники назначались по выбору населения на три года. Однов-
ременно был предусмотрены ограничения. Во-первых, гене-
рал-губернатору предоставлялось в исключительных случаях
право назначать глав волостей собственной властью. Во-вторых,
военный губернатор имел право утвердить или не утвердить ре-
зультаты выборов. В последнем случае военный губернатор был
вправе потребовать проведения новых выборов или назначить
должностное лицо по своему усмотрению8. В конце XIX в. в Тур-
кестане были введены выборные волостные органы и для
286
кочевого населения. Эта реформа оказалась весьма неудачной.
Во-первых, сам принцип не был воспринят местным населением.
Как отмечал К.К.Пален, «в Туркестане население всегда дели-
лось на покорителей и покоренных. Устанавливалась власть од-
ной национальности, а задачей ее было лишь собирание пода-
ти-добычи с побежденного»9, поэтому выборы оказывались про-
фанацией, а власть фактически принадлежала главам родов.
Во-вторых, искусственные меры, разрушающие родовой быт,
подтачивали его внутреннюю сущность - уважение к старшим и
строгую подчиненность низших высшим. В-третьих, передача се-
льского управления в руки местного населения привела к тому,
что значительно ослаб контроль российской администрации над
волостью.
С момента присоединения Средней Азии к Российской импе-
рии для коренного оседлого и кочевого населения была сохранена
традиционная судебная система. В объяснительной записке к про-
екту Положения об управлении в областях Сыр-Дарьинской и Се-
миреченской (1867 г.) говорилось о необходимости «внутреннее
управление Туркестанским населением и суд по всем делам, не
имеющим политического характера, предоставить выборным из
среды самого народа, применяясь к нравам кочевого и оседлого на-
селения отдельно»10. Этот принцип был законодательно офор-
млен в Положении об управлении Туркестанского края 1886 г. Им
было установлено, что оседлое и кочевое население имеет отдель-
ные народные суды. В их компетенции был все дела о преступле-
ниях, совершенных туземцами, за исключением преступлений
против христианской веры, государственных преступлений и ряда
других, а также все гражданские дела, возникающие между корен-
ным населением Туркестана. Народные суды могли налагать
штрафы на сумму до 300 рублей и приговаривать к тюремному за-
ключению на срок не свыше 1,5 лет. Народные судьи избирались
населением. При этом Положением 1886 г. было установлено
ограничение, согласно которому в каждой волости мог быть толь-
ко один судья11.
Введение выборного начала в организацию народных судов в
Туркестане предполагало улучшить положение коренного населе-
ния, предоставив ему больше свободы в решении внутренних про-
блем. Фактически эта мера оказалась в полном противоречии с
традиционной организацией суда, которая существовала ранее.
В течение многих десятилетий судьи-кадии назначались хана-
ми. Эта должность была наследственной. Богатство кадиев было
своеобразной гарантией от повального взяточничества. Разумеет-
ся, злоупотребления имели место. После того как кадии стали
287
избираться, взяточничество в судах приобрело невероятные раз-
меры12. К.К.Пален в отчете о проведении сенаторской ревизии в
1908 г. отмечал, что «введение выборности подорвало авторитет
кадиев, привело к интригам и подкупам при выборах»13. По мне-
нию Палена, такая организация суда могла иметь серьезные поли-
тические последствия. Он отмечал, что «народный суд оседлого
населения служит оплотом мусульманства; это единственный
официальный орган, самим законом уполномоченный проводить
в жизнь правила проникнутого религиозною нетерпимостью му-
сульманского права и поддерживающий в туземном населении по-
степенно угасающий от соприкосновения с русскими госуда-
рственными и правовыми началами фанатизм»14. Пален предла-
гал или полную отмену народного суда, или же включение его в
общеимперскую судебную систему. Цель преобразования народ-
ного суда в Туркестане - «заставить их (кадиев. - А.Б.), а с ними и
все туземное население, уважать и соблюдать обязательные для
них предписания русских законов, укоренить в них убеждение, что
они не представляют собою замкнутого мусульманского мира, а
входят в состав единой России и обязаны жить одною с ней жиз-
нью и общими интересами»15.
У народного суда в Туркестане не было обязательного порядка
судопроизводства. Положением 1886 г. эти суды обязывались су-
дить «по обычаю». Так предполагалось ослабить влияние шариа-
та. Но оседлое население обычаем (адатом) не пользовалось и тра-
диционно кадии судили на основе шариата. В итоге суды кадиев
пользовались широкой самостоятельностью и никак не ограничи-
вались общеимперским законодательством в своей деятельности.
По мнению представителей туркестанской администрации, к на-
чалу XX в. в Туркестане народным судьям было предоставлено
больше полномочий, чем мировым судьям16.
Организация судебной системы по Положению 1886 г. привела
к тому, что русская администрация края практически полностью
утратила контроль за деятельностью народных судов, прекратив
активное вмешательство в их деятельность. Во многом это было
обусловлено недостаточной проработанностью правил организа-
ции судов в отдельных областях края. Так, в Положении о Закас-
пийской области имелось только указание на то, что на уездных
начальников возлагается надзор за «отправлением суда и распра-
вы у туземцев»17.
Помимо народных судов практически не зависели от россий-
ской администрации в Туркестане конфессиональная мусульман-
ская школа и мусульманское духовенство. Первый туркестанский
генерал-губернатор фон Кауфман придерживался принципа
288
невмешательства в дела веры и полного игнорирования мусуль-
манского духовенства. Не вникая глубоко в сущность ислама, Ка-
уфман считал, что мусульманская религия как -«примитивная» бу-
дет со временем деградировать под воздействием внешних
обстоятельств и мешать этому процессу не следует. Поэтому в от-
ношении исламского духовенства российская администрация из-
начально придерживалась нейтральной позиции. Правительство
имело опыт государственного управления «магометанством», со-
здав муфтиаты для руководства делами татарских и кавказских
мусульман. Муфтиаты находились в ведении МВД. Кауфман так-
же рассматривал вопрос о целесообразности создания муфтиата в
Туркестане, но вскоре оставил эту идею. Более того, в 1868 г. Ка-
уфман разорвал все официальные отношения с оренбургским Ма-
гометанским духовным собранием, которому, в соответствии с
«Уставом духовных дел иностранных исповеданий, должно было
подчиняться исламское духовенство Туркестана. Стремление Ка-
уфмана к укреплению автономного положения исламского духо-
венства в генерал-губернаторстве было вызвано, в первую оче-
редь, желанием не допустить какого-либо, пусть опосредованного,
через департамент духовных дел, вмешательства МВД в деятель-
ность туркестанского администрации. Постоянные противоречия
между МВД и администрацией Туркестана, стремившейся к неза-
висимости от Министерства, привели к тому, что вплоть до 1917 г.
сохранялось автономное положение мусульманского духовенства
в Туркестане, а многочисленные попытки Уфимского муфтиата
установить там свой контроль оканчивались неудачей.
Образованием коренного населения Туркестана ведали
вплоть до начала XX в. конфессиональные школы. Основы пра-
вительственной политики по отношению к мусульманскому ре-
лигиозному образованию были также сформулированы фон Ка-
уфманом. Мусульманскую школу, как и ислам в целом, Кауфман
считал анахронизмом, который следует терпеть, но не поощрять.
Он считал необходимым всемерно развивать среди мусульман-
ского населения российскую систему образования. Мусульман-
ская школа должна была существовать сама по себе. Поэтому по
настоянию Кауфмана на Туркестанский край не были распрос-
транены Правила о мерах к образованию населяющих Россию
инородцев от 26 марта 1870 г., в соответствии с которыми му-
сульманские религиозные школы могли рассчитывать на прави-
тельственную поддержку. Во время своего пребывания на посту
генерал-губернатора Кауфман пытался создать для местного на-
селения русские школы, но безуспешно, т.к. мусульмане предпо-
читали скорее вообще не учить своих детей, чем отдать их в шко-
289
'/2 Ю
лу, организованную русскими. Не имели успеха попытки
Кауфмана влиять на образование кочевников, населявших Тур-
кестан. Последние, если и обучали детей, то в мусульманских
школах. Существование мусульманских школ среди оседлого и
кочевого населения края убедительно свидетельствовало о про-
чности позиций ислама и постепенном распространении его сре-
ди кочевого населения. Политика Кауфмана в отношении му-
сульманских религиозных школ и его взгляды на них как
отживающее явление оказались ошибочными и впоследствии не-
однократно критиковались его преемниками. Но, несмотря на
это, принципы образовательной политики российской админис-
трации в Туркестане, сформулированные Кауфманом в последу-
ющем не изменились. Российское законодательство вплоть до
1917 г. не ограничивало развитие мусульманской конфессио-
нальной школы. Положением 1886 г. мусульманским обществам
разрешалось свободно открывать мектебы, но содержать их за
свой счет. Такой же порядок устанавливался Степным положе-
нием 1891 г., на основе которого строилось управление Семире-
ченской области. Аналогичные нормы были закреплены «Вре-
менным положением об управлении Закаспийской области»
(1890 г.). Распространение образования в среде мусульман не
было связано с образовательной политикой самодержавия. Му-
сульманские школы находились практически вне контроля ад-
министрации. В департаменте духовных дел МВД неоднократно
обсуждался вопрос об организации такого контроля. Еще в
1879 г. на инспекторов народных училищ Туркестанского края
была возложена задача наблюдения за мусульманскими школа-
ми. В 1889 - 1896 г. была создана особая инспекция, занимавшая-
ся исключительно ими. Инспекция выполняла только надзорные
и посреднические функции между мусульманскими школами и
российской администрацией. В 1896 г. главный инспектор учи-
лищ Туркестанского края Ф.М.Керенский настоял на ликвида-
ции централизованного надзора за деятельностью мусульман-
ских конфессиональных школ. Необходимость этой меры он
мотивировал том, что надзор раздражает духовенство, считаю-
щее, что российские власти грубо вмешиваются в деятельность
мектебе. В этом же году мусульманские учебные заведения были
переданы в ведение местной администрации. Это резко снизило
эффективность правительственного надзора за деятельностью
мусульманских религиозных школ, т.к. местная администрация
основное внимание уделяла организации работы русских школ18.
Ликвидация единой системы надзора за мусульманскими учеб-
ными заведениями в Туркестане привели к их отрыву от краевой
290
администрации, лишенной с этого момента достаточной инфор-
мации, необходимой для выработки единой образовательной по-
литики в крае.
К началу XX в. стали очевидны как недостатки организации ад-
министративно-правовой системы управления краем по Положе-
нию 1886 г., так и недостатки избранного принципа управления в
Туркестане в целом. Сохранение традиционных учреждений и дей-
ствие законов шариата для коренного населения уже не представ-
лялось наиболее оптимальным методом управления. В конце 60-х
годов XIX в. эта мера была оправдана отдаленностью территории,
невозможностью установить реальный контроль и, наконец, не за-
интересованностью самодержавия в расширении среднеазиатских
владений, которые не давали никакой прибыли в казну. К концу
XIX столетия задачи изменились. Началось активное освоение
этой территории. Государство стало финансировать развитие там
орошаемого земледелия, разрабатывать планы переселения крес-
тьян из Центральной России. Все это требовало усилить роль рус-
ской администрации на всех уровнях управления. Помимо эконо-
мических причин, заставлявших царское правительство внима-
тельно отнестись к вопросу об укреплении административных
связей со среднеазиатской окраиной, существовали причины
культурно-религиозного плана. Если в течение XIX столетия пра-
вящие круги Российской империи традиционно считали, что му-
сульманское население государства именно в силу своей вероис-
поведной принадлежности представляет собой крайне консерва-
тивный слой и, в силу своего консерватизма, безоговорочно
поддерживает монархию, то к началу XX в. ситуация изменилась.
Развитие панисламизма в мусульманских государствах, волнения
в Туркестане конца XIX - начала XX в. заставили по-иному взгля-
нуть на роль мусульманского духовенства и его отношение к цар-
ской власти.
На рубеже XIX - XX столетий российскими властями стали
предприниматься попытки изменить систему организации на-
родных судов в Туркестане. В 1889 г. туркестанским генерал-гу-
бернатором был назначен А.Б.Вревский. В период его гене-
рал-губернаторства в Туркестане прокатилась волна народных
выступлений, которые с 1892 г. были практически ежегодными.
Одной из причин волнений Вревский считал именно произошед-
шие изменения в системе управления краем. Особое внимание
Вревский обратил на выборный принцип в формировании судов
и органов городского управления. В 1892 г. им была составлена
новая Инструкция народным судьям, фактически отменявшая
выборность кадиев и биев. Также Вревский считал необходимым
291
‘/2 10
сократить представительство от местного населения в органах
городского самоуправления до 1 /5 общего количества членов до
тех пор, «пока обрусевшее поколение туземцев не окажется на
высоте восприятия благодеяний самодержавия»19. Для законода-
тельного оформления этой меры в марте 1896 г. Вревский образо-
вал комиссию для разработки нового городового положения для
Туркестана. Этот вопрос обсуждался вплоть до 1917 г., но такине
был решен20.
В 1900 г. А.Н.Куропаткиным был внесен в Государственный
Совет проект о народном суде в Туркестане. Предлагалось изме-
нить систему выборов, порядок вознаграждения судей, ограни-
чить круг их деятельности, установить непосредственный кон-
троль администрации за деятельностью судов. Проект был
отложен до получения письменного отзыва МВД, а затем был пе-
реработан комиссией Нестеровского, учрежденной в Туркестан-
ском генерал-губернаторстве в 1902 г. для составления нового По-
ложения об управлении краем. Члены комиссии Нестеровского
отметили, что сам факт существования народных судов в Туркес-
тане - явление отрицательное, если говорить о необходимости
укрепления в крае русских государственных начал. Кроме того,
деятельность народных судов на основе законов шариата и мес-
тных народных обычаев нарушает единство права в государстве.
Применение законов шариата ведет к укреплению связи населе-
ния Туркестана с мусульманским миром, а не с российским обще-
имперским центром. Поэтому в идеале необходимо постепенное
поглощение народного суда общеимперским. В качестве первого
шага комиссия предложила сузить компетенцию народных судов
в сравнении с проектом Куропаткина21. Кроме того, и Куропаткин,
и Нестеровский предлагали дела, подсудные народному суду, по
заявлению одной из сторон передавать в общеимперские суды.
Эта мера была весьма неоднозначно воспринята представите-
лями местной администрации. Часть чиновников считала, что
только требования законов шариата могут удержать мусульман-
ское население Туркестана в повиновении российским имперским
властям. Он отмечали, что «народ, оставшийся на той же ступени
развития лишь почувствовал, что с него сняты наказания, что ему
нечего бояться своего закона, т.к. он для него необязателен, нака-
зания же, налагаемые на него русскими законами, для него совер-
шенно не являются наказаниями и любой мусульманин ...всегда
скажет, что “русский закон слаб”»22. Другие, наоборот, отмечали,
что значительная часть населения Туркестанского генерал-губер-
наторства, например, киргизы, не руководствуются в своих делах
шариатом, поэтому гражданские дела совершенно безболезненно
292
могут быть изъяты из компетенции местного духовенства и народ-
ных судов23. За редким исключением представители администра-
ции в Туркестане были сторонниками ликвидации системы на-
родных судов, считая, что их существование было временной
мерой, уступкой «туземцам» для более спокойного перехода их
под власть России. Прокурор Ташкентской судебной палаты в
этой связи писал, что «введение для всего Туркестана общеимпер-
ского русского суда послужило бы самым надежным средством к
уничтожению обособленности, к объединению и слиянию инород-
цев с русскими»24.
В организации народных судов правительство и туркестанскую
администрацию больше всего беспокоила их исламизация и по-
стоянное движение к использованию законов шариата. Во время
разработки объединенного «Положения об управлении Туркес-
танским краем» в 1911 г. был подчеркнут факт «сползания» суда
биев к шариату и рекомендовалось подчинить его имперской су-
дебной системе, установив надзор за ним со стороны прокуратуры
и окружных судов.
В 1908 г. генерал-губернатор получил право устранять народ-
ных судей на основании представлений военных губернаторов25. К
началу Первой мировой войны выборный принцип в формирова-
нии народного суда в Туркестане на практике практически пере-
стал действовать. Утверждение кадиев и биев в должности рус-
ской администрацией свело на нет это начинание. Судьи стали
фактически назначаемыми. Кроме того, решением генерал-губер-
натора было введено требование обязательного знания русского
языка для мулл, судей. Это также резко сократило возможности
местного населения, т.к. в большинстве уездов оказалось некого
выбирать на общественные должности26.
Незадолго до Первой мировой войны вопросы управления
Туркестанским краем стали беспокоить не только краевую адми-
нистрацию, но и правительство. В 1908 г. графом К. К. Паленом
была проведена в Туркестане сенаторская ревизия, в ходе которой
необходимо было ответить на вопрос о возможности введения в
Туркестане общеимперской системы административного управ-
ления. Во время ревизии Пален выявил ряд существенных недос-
татков в управлении краем. По его мнению, они были, как сле-
дствием слишком поспешного введения в Туркестане элементов
общеимперской административной системы, так и результатом
самостоятельности местного населения в вопросах суда и сельско-
го управления. Во-первых, негативно влияло на отношение корен-
ного населения к имперской власти, по мнению Палена, существо-
вание народного суда, независимого от общеимперской судебной
293
10 — 9455
системы и законодательства. Во-вторых, к ослаблению возмож-
ностей российской администрации приводила ограниченность
прав генерал-губернатора. По результатам ревизии Пален предла-
гал или полностью ликвидировать народные суды, или же вклю-
чить их в общеимперскую систему, ограничив их компетенцию. В
области административного управления Пален предлагал восста-
новить права генерал-губернатора в Туркестане в том объеме, как
это было при Кауфмане. Он также считал, что сложности в управ-
лении Туркестаном возникают вследствие несогласованных дей-
ствий различных ведомств на территории генерал-губернато-
рства. В своем отчете Пален писал о том, что каждое ведомство
ведет в крае свою политику и вопросы, затрагивающие Туркестан,
решаются с позицией узковедомственных задач27. По итогам реви-
зии Пален предлагал: сосредоточить все основные дела по Туркес-
тану в руках одного центрального органа; усилить власть гене-
рал-губернатора до пределов власти наместника; ограничить
компетенцию совета при генерал-губернаторе утверждением
смет28; расширить власть военных губернаторов областей и осла-
бить их зависимость от канцелярии генерал-губернатора; расши-
рить компетенцию уездных начальников. Он также считал необ-
ходимым коренным образом изменить организацию волостного
управления. Пален находил, что привыкшие подчиняться власти
победителей «туземцы не считали бы нарушением своих прав,
если бы соединив русские селения в административном отноше-
нии с туземными волостями, во главе этой организации поставить
назначаемого правительственной властью русского волостного
старшину»29. Предлагалось объединить русское и туземное насе-
ление края «крепкими рамками единообразных административ-
ных учреждений»30. Предложения Палена сводились к тому, что-
бы повсеместно усилить в крае русскую администрацию и
ликвидировать те элементы военно-народного управления, кото-
рые ведут к «племенной розни и сепаратизму».
Выводы Палена послужили основой для разработки преобра-
зований в управлении Туркестаном. В 1911 г. начало работу высо-
чайше учрежденное Совещание для выработки основных начал
преобразования управления Туркестанским краем. Но по оконча-
нии работы совещания дальнейших шагов по реформированию
системы сделано не было. В 1912 г. военный министр В.А.Сухом-
линов после своей поездки в Туркестан писал В.Н.Коковцову, что
необходимо усовершенствовать административную систему. Не-
достаток чиновников в крае приводит к тому, что русская адми-
нистрация не обеспечивает должного порядка и безопасности в
крае: «Население видит, что, в конце концов, оно не всегда может
294
добиться удовлетворения по самым законным и настоятельным
своим просьбам и жалобам, и отдано в руки низшим агентам ту-
земной администрации»31. Сухомлинов отмечал, что полицейские
органы на местах чрезвычайно слабы и «административная власть
не имеет в руках никакой реальной силы, на которую она могла бы
опереться в случае надобности»32. Это письмо - наглядное свиде-
тельство того, что подготовка реформы управления Туркестаном
разрабатывалась довольно медленно. Через четыре года после се-
наторской ревизии 1908 г. Совет министров 20 ноября 1912 г. об-
суждал «Проект основных начал преобразования управления
Туркестанским краем. Было решено оставить Туркестан в ведении
Военного министерства. Члены Совета министров согласились с
предложениями К.К.Палена и туркестанского генерал-губернато-
ра Самсонова о том, что выборные должности в низовом звене
управления представляют собой «искусственное насаждение» и
решили отменить выборное начало полностью. Было также под-
держано предложение Самсонова о полной ликвидации народных
судов и передаче их дел в мировые суды. При этом было отмечено,
что последние поддерживают мусульманский фанатизм и проти-
водействуют решению общегосударственных задач в Туркеста-
не33. В Совете министров было подчеркнуто, необходимо ускорить
подготовку реформы и ее проведение. Для этого разработка кон-
кретных законопроектов по Туркестану была возложена на воен-
ное ведомство и туркестанского генерал-губернатора.
Накануне Первой мировой войны Совет министров вырабо-
тал основные принципы преобразований в управлении Туркеста-
ном. Они были одобрены императором 25 февраля 1913 г. С од-
ной стороны, предполагалось отказаться от чрезвычайных
подходов в организации управления, которые закрепились со
времен завоевания Средней Азии. Так, например, было решено
изменить подчиненность Туркестанского генерал-губернато-
рства, передав его из ведения Военного министерства в распоря-
жение МВД. С другой стороны, намечались меры, усиливавшие
власть русской администрации на всех уровнях. Во-первых, в це-
лях усиления власти генерал-губернатора представители раз-
личных ведомств в Туркестане, за исключением Министерства
императорского двора, Министерства юстиции, государственно-
го контроля и Государственного банка, должны были назначать-
ся только по согласованию с Туркестанским генерал-губернато-
ром. Во-вторых, разрабатывалась целая серия мер по надзору за
культурной жизнью мусульманского населения: создание ин-
спекции мусульманских школ, цензурных учреждений и особого
управления для наблюдения за жизнью местных мусульман.
295
ю»
В-третьих, для упорядочения правовой сферы планировалось со-
кратить компетенцию народных судов, изменить порядок выбора
народных судей, предоставить право сторонам по желанию пере-
давать дела на рассмотрение в имперские суды34.
В целом проект, одобренный Советом министров и императо-
ром в 1913 г., был менее консервативен, чем аналогичные проекты,
вырабатывавшиеся русской администрацией в Туркестане. Пос-
ледние были, с одной стороны, сторонниками укрепления адми-
нистративных связей Туркестанского генерал-губернаторства с
имперским центром, с другой, защитниками централизованных
методов в управлении Туркестаном, отличных от общеимперских.
Так, проект Совета министров предусматривал создание в Туркес-
тане органов местного самоуправления по типу земских учрежде-
ний и сохранение народных судов с ограниченными полномочия-
ми. Чины русской администрации в Туркестане напротив считали
невозможным существование там каких-либо выборных учрежде-
ний. Например, прокурор Ташкентской судебной палаты был ка-
тегорически против учреждения в Туркестане волостных судов на
основании закона 1912 г.
Сторонниками централизации управления в Туркестане, в пер-
вую очередь, выступали военные, но их аргументы довольно долго не
принимались Советом министров и МИД. Лишь к началу Первой
мировой войны царское правительство разработало основные при-
нципы нового управления Туркестаном. Но на этом работа практи-
чески завершилась. Новое Положение об управлении Туркестаном
не было составлено в окончательном виде и не поступило на рас-
смотрение в Государственный Совет и Государственную Думу.
Отсутствие системы контроля за деятельностью духовенства с
конца XIX в. также стало беспокоить русскую администрацию в
Туркестане. Ташкентские события 1892 г. и андижанские 1898 г.,
где явно прослеживалось участие духовенства, заставляли заду-
маться о правильности политики игнорирования. Вопрос о взаимо-
отношениях российских властей с мусульманским духовенством в
Туркестане к началу XX в. становился все более актуальным.
В 1898 г. после андижанских событий туркестанский гене-
рал-губернатор С.Духовской организовал комиссию для разра-
ботки проекта организации управления мусульманскими делами,
которой поручил параллельно рассмотреть вопрос о создании
органа управления мусульманским духовенством. Местная адми-
нистрация высказалась против создания муфтиата в Туркестане.
Аналогичной позиции придерживалось и руководство Военного
министерства. Предложения МВД по созданию муфтиата не были
поддержаны. МВД на время отступило, но с конца 1904 г. начало
296
энергично продвигать идею создания Туркестанского муфтиата в
правительстве, инспирировав поток соответствующих прошений
от подчиненного ему исламского духовенства и верующих.
Активность МВД привела к тому, что Комитет министров на засе-
даниях 22 февраля и 1 марта 1905 г. высказался за учреждение в
Туркестанском крае «Особого управления по делам веры». Пози-
ции МВД еще более усилились после издания царского указа «Об
укреплении начал веротерпимости» от 17 апреля 1905 г., в кото-
ром именно перед МВД ставилась задача создания новых муфтиа-
тов в разных регионах, в том числе и в Туркестане. Опасаясь утра-
ты своих позиций в Средней Азии, Военное министерство в мае
1905 г. предложило туркестанскому генерал-губернатору Тевяше-
ву подготовить для правительства документ, в котором обосновы-
валась бы «вредность» учреждения муфтиата в крае. 29 сентября
1905 г. Тевяшев направил такое представление, указывая в нем,
что в Средней Азии никогда не было «официального духовенства»
и оно испокон веков никем не управлялось. Тевяшев подчеркивал,
что в течение 40 лет правительство стояло на верном пути, т.к.
принцип «игнорирования» никаких недоразумений не вызывал и
не вызывает. Он отмечал, что создание муфтиата превратит му-
сульманское духовенство Туркестана в особую касту, и будет спо-
собствовать его консолидации во вред интересам Империи.
Издание указа 17 апреля 1905 г. активизировало деятельность
мусульман в Российской империи. III Всероссийский мусуль-
манский съезд в Нижнем Новгороде в 1906 г. рекомендовал со-
здание в Туркестане и Семиреченской области «особого Махка-
ма - и - исламия»35. В мае 1907 г. депутаты Государственной
Думы от Туркестанского края обратились с аналогичной про-
сьбой к П.А.Столыпину, которая была отклонена. В 1911 г. рядом
представителей мусульман Туркестана был выдвинут проект об-
разования самостоятельных Духовных правлений и расширения
прав муфтиатов. Департамент духовных дел МВД, Военное ми-
нистерство однозначно высказались против этого предложения.
Чиновники обоих ведомств единодушно отмечали, что учрежде-
ние мусульманских крупных центров для заведования религиоз-
ной жизнью населения имеет политическое значение, если гово-
рить о тенденциях к объединению мусульманского мира. Поэто-
му реформы в управлении мусульманскими делами были при-
знаны нецелесообразными36.
Идею об учреждении муфтиата накануне войны последова-
тельно отвергли Совещание по выработке основных начал преоб-
разования управления Туркестанским краем (1908 - 1911 гг.) и
Совещание по мусульманским делам при МВД (1914 г.). На по-
297
следнем совещании снова ярко проявились разногласия между
МВД и Военным министерством. Последнее по-прежнему счита-
ло, что мусульманское духовенство Туркестана не нуждается ни в
опеке своего муфтия, ни Уфимского. Вплоть до 1917 г. мусульман-
ское духовенство не было подчинено специальному органу, а пра-
вительство продолжало кауфмановскую политику. Этому спосо-
бствовали, с одной стороны, постоянные противоречия между
МВД и Военным министерством. Стремление военного ведомства
к сохранению власти в крае заставляло его руководителей и тур-
кестанскую администрацию искать все новые аргументы против
создания муфтиата. С другой стороны, правительство поддержи-
вало эту тенденцию, несмотря на возникшие незадолго до Первой
мировой войны сомнения в правильности прежнего курса. Реше-
ние продолжать прежнюю религиозную политику в Туркестане
было обусловлено боязнью распространения панисламизма в
Империи. Это обстоятельство существенно повлияло на решение
вопроса об организации управления мусульманским духове-
нством в Туркестане. С учреждением там муфтиата можно было
ожидать большего сплочения мусульманского духовенства в Тур-
кестане. Подчинение его Уфимскому муфтиату также казалось не-
желательным, т.к. могло привести к установлению тесных связей с
духовенством других областей и созданию в Российской империи
мусульманского треугольника: Туркестан — Поволжье - Крым.
Кроме того, образование муфтиата для туркестанской админис-
трации означало возникновение еще одного учреждения, занима-
ющегося делами коренного населения и в силу своей специфики
оторванного от местной русской администрации. Все это было
крайне нежелательным и муфтиат в Туркестане создан не был.
В вопросе о ликвидации обособленности конфессиональной
мусульманской школы в Туркестане правительство и туркестан-
ская администрация накануне войны также придерживались
весьма осторожной позиции. 27 октября 1907 г. были утвержде-
ны Правила о начальных училищах для инородцев Восточной и
Юго-Восточной Азии. Ими вводилась правительственная
помощь и регламентация деятельности инородческих школ. Их
действие не было распространено на Туркестан. В 1908 г. при
штабе Туркестанского военного округа была создана комиссия
для выработки отдельных правил для мусульманских школ Тур-
кестана. Альтернативный документ из-за возникших среди чле-
нов комиссии разногласий подготовлен не был. В итоге было ре-
шено, с одной стороны, не менять систему взаимоотношений
российской администрации и мусульманских школ, а с другой,
не распространять на них действие Правил 1907 г., т.к. чины
298
туркестанской администрации по-прежнему считали, что прави-
тельственная поддержка мусульманской школы будет способ-
ствовать укреплению в ней сепаратизма и самостоятельности.
Накануне и после революции 1905 г. в России началось созда-
ние так называемых новометодных мусульманских школ. Если до
этого школы были исключительно конфессиональные, то теперь в
них стали изучаться общеобразовательные предметы, был введен
звуковой метод обучения грамоте. Наибольшее распространение
они получили в среде российских татар. После революции были
предприняты попытки создания таких школ в Туркестане, но они
не имели успеха. Консерватизм мусульманского духовенства Тур-
кестана укрепил в правительстве мнение о том, что старая мусуль-
манская школа в Средней Азии может стать полезной в борьбе с
прогрессистскими тенденциями в исламе. Но правительство и
туркестанская администрация не могли полностью полагаться на
консерватизм туркестанского мусульманского духовенства и по-
степенно усиливали контроль за деятельностью исламских кон-
фессиональных школ в Туркестане. В августе 1909 г. туркестан-
ский генерал-губернатор Самсонов издал приказ о проведении
регистрации мусульманских школ и усилении наблюдения за их
деятельностью. В январе 1911 г. П.А.Столыпин внес в прави-
тельство представление «О мерах по противодействию панисла-
мистскому и пантюркистскому влиянию среди мусульманского
населения», в котором особо подчеркивалась необходимость уси-
ления контроля за деятельностью конфессиональных мусульман-
ских школ. В январе 1912 г. туркестанский генерал-губернатор
Самсонов издал циркуляр, в соответствии с которым учителя в
мектебе должны были иметь одинаковую с учащимися националь-
ность. Циркуляр был явно направлен против учителей-татар, мно-
гие из которых использовали новометодные принципы обучения.
Накануне войны туркестанская администрация попыталась
усилить контроль за деятельностью медресе. Мусульманская вы-
сшая школа, как и средняя, существовала автономно, вне контро-
ля администрации. Медресе Туркестанского края были тесным
образом связаны с Бухарой, пользовавшейся большим авторите-
том в области высшего религиозного образования мусульман.
Связи между среднеазиатскими медресе сложились задолго до
присоединения региона к России. Шел активный обмен препода-
вателями и учащимися. Туркестанская администрация попыта-
лась препятствовать этому процессу. В апреле 1910 г. туркестан-
ский генерал-губернатор Самсонов издал циркуляр, в соотве-
тствии с которым лица, желавшие отправиться на учебу в
Бухару, должны были получать письменные разрешения началь-
299
ников уездов, выдававшиеся только благонадежным. Были отпе-
чатаны специальные бланки удостоверений, в которых указыва-
лись все данные мигранта и подтверждался факт разрешения ему
выезда в пределы Бухарского эмирата. По прибытии в Бухару
было необходимо зарегистрироваться в Российском политичес-
ком агентстве. Фактически удостоверения выдавались без огра-
ничений. Введенная система позволяла только учитывать мигра-
ции туркестанских мусульман в Бухару для получения образова-
ния. Кроме того, многие отправлялись в Бухару без документов, а
власти не могли обеспечить реальный контроль за выездом за
пределы края.
Туркестанская администрация, понимая значение мектебе и
медресе, как распространителей ислама, пыталась влиять на их де-
ятельность. Основным средством такого влияния она считала вве-
дение изучения государственного языка в медресе, чтобы прибли-
зить будущее мусульманское духовенство к русской культуре и
расширить его контакты с русскоязычной средой. Однако эти по-
пытки не имели успеха. Наиболее успешными были попытки ад-
министрации отслеживать основные тенденции в развитии медре-
се и мектебе через централизованную инспекцию туземных
учебных заведений. Но после ее ликвидации контроль за деятель-
ностью мусульманской школы утратил свой эффект. В целом пра-
вительство не вмешивалось во внутреннюю жизнь медресе и мек-
тебе и не оказывало им государственной поддержки.
Преобразования в Туркестане, которые готовились накануне вой-
ны, должны были, в первую очередь, затронуть систему администра-
тивного управления, расширить права генерал-губернатора, усилить
штаты местной администрации. Готовилось преобразование судеб-
ной системы и слияние ее с общеимперской. Предполагаемые реор-
ганизации практически не затрагивали культурную и религиозную
жизнь мусульманского населения Туркестана. Правительство и тур-
кестанская администрация пытались установить контроль над му-
сульманским духовенством и конфессиональной школой накануне
войны, но шаги в этом направлении были крайне осторожны и су-
ществующего порядка практически не нарушили.
2. ТУРКЕСТАН В ГОДЫ ВОЙНЫ И ПОПЫТКИ
ПРЕОБРАЗОВАНИЙ В УПРАВЛЕНИИ
ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРСТВОМ В 1916 г.
В начале войны 24 июля 1914 г. Туркестанский край был объяв-
лен на положении чрезвычайной охраны. Туркестанская админис-
300
трация считала эту меру недостаточной. В августе 1914 г. команду-
ющий Туркестанским военным округом, обращаясь в Генераль-
ный штаб, просил об объявлении Туркестанского военного округа
на военном положении. Это было признано преждевременным.
Вопрос о том, как изменилась общественно-политическая ситуа-
ция в Туркестане за период войны остается одним из наиболее не-
ясных в истории Туркестана предреволюционных лет. Изменение
отношения коренного населения Туркестана к российской госуда-
рственной власти зафиксировать было крайне сложно. Начальник
Туркестанского охранного отделения в своем докладе от 21 мая
1915 г. директору департамента полиции сообщал: «Мусульман-
ское движение, охватившее с началом войны, в той или иной сте-
пени, почти все области края, но особенно Фергану, представляет
особенности, благодаря которым борьба с ним неминуемо должна
выдвинуть приемы более сложные, чем те, которые применяются в
Европейской России. Помянутое движение не создало никаких
организаций в том смысле, который им придается в русском рево-
люционном движении, а те группы, которые можно с натяжкой
подвести под понятие организации, за очень редким исключением,
не общаются письменно ни между собою, ни с иногородними груп-
пами, не имеют никаких письменных отчетов в поступающих де-
нежных суммах и расходе их, а... преступные сходки и сборища, об-
ставляемые крайней конспирацией, в случае открытия их объяс-
няются обычно практикуемыми... молитвенными собраниями, а
собранные на нужды Турции деньги, в случае обнаружения их, об-
ъявляются личной собственностью. Свидетельскими показания-
ми установить что-либо существенное невозможно, т.к. ни один
мусульманин не будет свидетельствовать против другого»37. В ра-
портах Туркестанского охранного отделения сообщалось о том,
что идет активная агитация, сбор денег и распространение воззва-
ний в пользу Турции. В агентурных сведениях 1915 г. говорилось о
том, что, к русским туземное население относится не только враж-
дебно, но и презрительно,... а престиж русской власти совершенно
подорван, благодаря корыстолюбию чиновников»38. В итоге де-
лался вывод о том, что мусульманское население нельзя считать
вполне благонадежным, несмотря на то, что оно стремится дока-
зать свою лояльность России. В 1915 г. Туркестанский генерал-гу-
бернатор сообщал директору Департамента духовных дел: «Ту-
земное население относится к событиям индифферентно и только
может быть опасение по отношению к муллам, могущим агитиро-
вать в нежелательном для нас смысле»39.
Кто был ближе к действительности? Современники и последу-
ющие исследователи так и не смогли дать однозначного ответа.
301
Генерал-губернатор и его окружение считали, что оснований для
беспокойства нет. Здесь сказалось отношение к Туркестанской
охранке в целом. Профессиональный уровень полицейских чи-
новников в Туркестане оставлял желать лучшего и поэтому боль-
шого доверия к агентурным данным не было. С мест поступала до-
вольно противоречивая информация. С одной стороны, говори-
лось о деятельности вражеских агентов, росте панисламистских
настроений, с другой, сообщалось о стабильности ситуации в крае.
Руководство генерал-губернаторства склонялось к мысли о том,
что большинство донесений с мест о дестабилизации обстановки -
фальсификация. Исполняющий обязанности генерал-губернато-
ра Мартсон отмечал, что обыски и аресты оказываются абсолютно
безрезультатными, поскольку сведения охранного отделения со-
держат множество «базарного качества слухов»40. Действительно,
охранное отделение в Туркестане в силу обстоятельств не могло
работать традиционными методами. Получить бесспорные факты
было практически невозможно. В январе 1916 г. был отстранен от
должности начальник Туркестанского охранного отделения по-
лковник Славин. Смена руководства не изменила ситуацию. Но-
вый глава охранного отделения полковник Волков также вынуж-
ден был признать, что «о действительном настроении населения
охранное отделение осведомлено вообще весьма поверхностно».41
Фактически за годы войны туркестанская администрация так и не
смогла составить ясное представление о настроениях коренного
населения Туркестана, предпочитая верить сведениям о стабиль-
ности ситуации и мирном настроении населения. В начале 1916 г.
в Туркестанском охранном отделении был сделан вывод о практи-
чески полном отсутствии влияния на настроения населения па-
нисламистского движения и германо-турецкой пропаганды. С
этим выводом можно согласиться. Действительно, во время вос-
стания 1916 г. призывы к священной войне были минимальны.
Также отсутствуют данные о влиянии германских и турецких
агентов на восставших. Но помимо панисламизма и вражеских
агентов в Туркестанском крае имели место другие дестабилизиру-
ющие факторы: военнопленные и беженцы.
В годы войны в Туркестанский край направлялось значитель-
ное количество военнопленных. Первая партия военнопленных
прибыла в Туркестан в сентябре 1914 г. К марту 1916 г. их число
достигло 200 тыс. В марте 1915 г. были утверждены «Правила об
отпуске военнопленных для работ в частных промышленных
предприятиях». С этого времени военнопленных начали отпус-
кать из лагерей. Фактически отменено было лагерное положение
для пленных офицеров. Туркестанская администрация была край-
302
не обеспокоена большим количеством военнопленных на террито-
рии края, считая, что в случае каких-либо беспорядков, наличие
военнопленных усугубит ситуацию. Количество военнопленных
стало превышать гражданское население городов. Так, население
Скобелева к весне состояло из 7 тыс. гражданского населения,
2 тыс. гарнизона и 15 тыс. военнопленных. В результате город тер-
пел проблемы с продовольствием. Ферганский губернатор писал,
что «внезапный наплыв пленных, в два с лишком раза превышаю-
щий гражданское население города, поставил последнее в положе-
ние страждущих»42. Только в апреле 1916 г. военнопленных нача-
ли вывозить и к началу 1917 г. осталось около 42 тыс.
Российская администрация в Туркестане весьма лояльно отно-
силась к военнопленным. Особенно снисходительно относились к
военнопленным офицерам славянского происхождения, поддан-
ным Австро-Венгрии, всячески облегчая их положение43. Они по-
лучили доступ в частные дома в качестве преподавателей. При
этом совершенно не учитывалось мировоззрение коренного насе-
ления, для которого свободное передвижение военнопленных по
территории края было свидетельством военной слабости русской
власти.
После поражений русской армии в 1915 г. на территории
Туркестана помимо военнопленных было сосредоточено зна-
чительное количество беженцев. Их насчитывалось
69 476 чел44. Военнопленные и беженцы увеличили население
края более чем на четверть миллиона. Появление беженцев не
только осложнило продовольственное положение, но и заста-
вило население говорить о том, что русская армия терпит по-
ражение и русская власть уже не такая сильная, как раньше.
Внешние доказательства слабости самодержавия были для ко-
ренного населения Туркестана более значимыми, чем панисла-
мистская и протурецкая пропаганда. Они оказали существен-
ное влияние на изменение настроений коренного населения,
вселяя в него уверенность в возможность неповиновения
власти «белого царя».
13 августа 1915 г. Азиатская часть Главного штаба была запро-
шена членами Государственной Думы и Государственного Совета
о возможности привлечения к защите Родины инородческого на-
селения окраин, в том числе Туркестанского края45. Этот вопрос
обсуждался до войны в 1910 г. в междуведомственной комиссии
по пересмотру устава воинской повинности. Комиссия, приняв во
внимание заключение Туркестанского генерал-губернатора и во-
енных губернаторов края, постановила привлечь к воинской по-
винности на общем основании русское население. Но применение
303
этой меры ко всем инородцам Туркестана было решено отложить
на неопределенное время.
Летом 1915 г. члены Государственной Думы и Государствен-
ного Совета высказались за необходимость «привлечения к за-
щите Родины инородческого населения окраин*. Начальник
Главного штаба в августе 1915 г. запросил мнение туркестанской
администрации. Временно исполняющий обязанности Туркес-
танского генерал-губернатора Мартсон ответил, что «призыв ту-
земцев в ряды армии даже как временная мера в настоящую вой-
ну при религиозном единстве их с народностями, настроенными
к нам враждебно, может вызвать крупное брожение и создать
благоприятную обстановку для выступления Афганистана и
Персии»46, а также подчеркнул, что «из киргиз военные кадры со-
здать не удастся»47. В ноябре 1915 г. в Совет министров поступил
законопроект Военного министерства о призыве инородцев, но
был отклонен. На заседании Совета министров по законопроекту
27 ноября 1915 г. товарищ министра внутренних дел С.П.Белец-
кий заметил, что коренному населению Туркестана, в частности
киргизам «чуждо понятие о России как об отечестве, которое
долг их защищать. Напротив, к воинской повинности они питают
непреодолимое отвращение»48.
Летом 1916 г. в Ставке состоялось совещание о производстве
работ по устройству оборонительных сооружений в прифронто-
вых местностях. Выяснилось, что нужен 1 млн. человек. Совет ми-
нистров обсуждал эту проблему 3, 6,14 июня 1916 г. Уже 6 июня
1916 г. Управление воинской повинности МВД послало секрет-
ную депешу на имя Туркестанского генерал-губернатора. В ней со-
общалось, что Совет министров в принципе одобрил законопроект
о привлечении инородцев, но считает необходимым собрать до-
полнительные сведения. При этом управление просило гене-
рал-губернатора ответить на вопрос: не следует ли опасаться ка-
ких-либо затруднений при призыве инородцев. Независимо от
ответа туркестанской администрации последовало высочайшее
повеление от 25 июня 1916 г. о наборе в принудительном порядке
рабочих для нужд действующей армии, объявленное военным ми-
нистром. В п. 2 высочайшего повеления говорилось: «определение
возрастов инородческого населения, подлежащих привлечению к
работам, а равно установление подробных правил привлечения их
к сим работам... предоставить соглашению министра внутренних
дел и министра военного»49. Затем последовал циркуляр МВД от
27 июня 1916 г. за подписью Штюрмера «О привлечении реквизи-
ционным порядком инородцев к строительным работам в районе
действующей армии». Им предписывалось с кратчайший срок
304
провести призыв инородцев50. Никакие правила проведения при-
зыва коренного населения Туркестана на тыловые работы разра-
ботаны не были. По этому поводу А.Ф.Керенский на закрытом за-
седании Государственной Думы 13 декабря 1916 г. заметил: «Этот
факт, этот случай очень характерен, потому, что здесь вы видите не
только пренебрежение со стороны министров к основным зако-
нам, не только их полное игнорирование интересов и нужд страны,
но и признание себя самих абсолютными самодержцами Россий-
ской Империи, признание, что для их министерской воли никаких
ограничений не существует. Даже точную волю Верховной власти
для себя они считают совершенно необязательной»51.
В Ташкенте 2-3 июля 1916 г. состоялось совещание у исполня-
ющего обязанности Туркестанского генерал-губернатора М.Р.Еро-
феева с участием губернаторов Сыр-Дарьинской, Ферганской и Са-
маркандской областей. Совещание возложило практическое вы-
полнение мобилизации на волостную и сельскую администрацию
из числа коренного населения. Они считали, что «опасаться вы-
ступления, эксцессов против реквизиций нет оснований: надо
только разъяснить и наиболее усердным пообещать медали».
2 июля 1916 г. участника совещания высказали полную уверен-
ность в том, что с началом мобилизации им удастся избежать бес-
порядков на своих территориях52. Внешняя стабильность ситуа-
ции в Туркестане, особенно в предвоенные годы, поддерживала
эту уверенность. Ферганский губернатор А.И.Гиппиус был еди-
нственным из участников совещания, который не разделял опти-
мистичных взглядов на предстоящую мобилизацию коренного на-
селения. Он возражал против организации набора рабочих силами
низовой администрации. Гиппиус отмечал, что обеспеченные
классы, используя свое влияние, постараются сделать так, что вся
тяжесть мероприятия упадет на беднейший класс. Это обстоят-
ельство может повести к возмущению народа. Гиппиус внес кон-
кретные предложения по организации набора: ввести денежную
повинностью для зажиточных классов и рабочую для бедноты, а
также ввести практику найма рабочих за плату. В таком случае, от-
мечал Гиппиус, мобилизация примет привычные традиционные
для населения формы, связанные с натуральных повинностей в се-
льской местности, когда наиболее состоятельные слои нанимают
себе заместителей. Также он предлагал ввести для мобилизуемых
оплату с выдачей аванса для обеспечения их семей. Предложения
Гиппиуса были направлены на то, чтобы обеспечить спокойствие в
крае, но они не были учтены.
На совещании 2-3 июля 1914 г. российская администрация в
Туркестане передоверила проведение сложнейшего мероприятия
305
низовому звену управления. Фактически, высшие правитель-
ственные чиновники в Туркестане, как и в Петрограде, довольно
смутно представляли себе возможные последствия мобилизации,
не учтя хозяйственных интересов, быта, нравов и обычаев корен-
ного населения. Все это свидетельствовало о том, что отрыв тур-
кестанской администрации от коренного населения Туркестана
был огромным.
Кадии и бии, которым было поручено составление списков
лиц, подлежащих призыву, начали по-своему толковать импе-
раторский указ. Как отмечал позднее прокурор Ташкентской
судебной палаты в рапорте министру юстиции, помимо того,
что толкование высочайшего манифеста было поручено «тузем-
ной администрации», наблюдалось довольно прохладное отно-
шение российских чиновников к своим обязанностям. В неко-
торых случаях они, приказывали собрать местное населения
для разъяснений указа, а сами на эти собрания не прибывали и
«население о высочайшей воле осведомлялось в лучшем случае
через таких же невежественных и темных людей, а в худшем
через людей, злоумышленно внушавших ему превратные идеи
и распространявших ложные слухи»53. В итоге стали распрос-
траняться сведения о том, что это не набор на тыловые работы,
а скрытый призыв на фронт, необходимый для того, чтобы ис-
требить население Туркестана, а на их земли переселить рус-
ских54. Успешное распространение этих слухов, подталкивав-
ших выступления, было обусловлено всей предшествующей по-
литикой самодержавия в Туркестане. Активное освоение зе-
мель киргизских кочевников казной и русскими поселенцами в
начале XX в. создавало весьма напряженную обстановку в
крае. Именно кочевники-киргизы, которых последовательно
вытесняли с их земель вплоть до начала войны, стали наиболее
активной частью восставших. Позднее А.Н.Куропаткин писал,
что, поскольку «метрик не было... послали старшин и разных
русских “статистиков” делать населению перепись. Население
во многих местностях возмутилось. Перебило свою туземную
администрацию, перебило “статистиков”»55.
Восстание началось выступлением в Ходженте 4 июля 1916 г.
Туркестанская администрация первоначально расценила эти со-
бытия как случайный эпизод. Убеждение местной русской адми-
нистрации в том, что ей удастся контролировать ситуацию, было
настолько сильным, что Джизакский уездный начальник Рукин,
получив сообщение о начавшихся беспорядках в Старом Городе,
пошел туда пешком, не взяв с собой даже шашки, в сопровождении
только одного переводчика, и погиб56.
306
С началом волнений была отмечена активизация мусульман-
ского духовенства. Это обстоятельство также было следствием не-
продуманное™ распоряжений о мобилизации на тыловые работы.
Не было учтено особое положение мусульманского духовенства и
в соответствующих распоряжениях ничего не говорилось о льго-
тах для мулл. Муллы инициировали серию беспорядков в Ферган-
ской области, выйдя 9 июля в Андижане из мечети Джами с про-
тестом против набора рабочих57. Ферганский военный губернатор
А.И.Гиппиус, чтобы успокоить население, был вынужден сам чи-
тать населению коран, чтобы показать, что он не содержит запре-
тов на выполнение распоряжений российских властей. Для успо-
коения коренного населения Гиппиус объехал практически все
города области, разъясняя смысл высочайшего манифеста. Но это
давало весьма незначительный эффект. Переговоры с наиболее
влиятельными представителями местного населения заходили в
тупик. «На словах представители туземного населения, - отмечал
губернатор, - принимают мои подробные объяснения, сочу-
вственно обещают переговорить с населением, но приходится
слышать возражения, что они-то все хорошо поняли, но население
будто не верит»58. В итоге А.И.Гиппиус сумел успокоить населе-
ние только исказив смысл высочайшего повеления, и заявил, что
на тыловые работы будут отправлены только добровольцы59. Об
этом 16 июля 1916 г. он разослал воззвание к населению. Чтобы
успокоить население Ферганы, Гиппиус отказался выполнять рас-
поряжение командующего войсками Туркестанского военного
округа о проведении мобилизации. Все это помогло успокоить на-
селение Ферганы, но усилило смуту в других областях, где губер-
наторы толковали указ по-другому. Следует отметить, что Гиппи-
ус был не одинок в своих попытках внести соответствующие
ситуации изменил в решения о мобилизации. Так, в Акмолинской
области было принято решение об освобождении от призыва
мулл, учителей, фельдшеров, переводчиков при учреждениях и
должностных лицах, писарей при волостных управителях и др.60.
По докладу временно исполнявшего должность военного ми-
нистра генерала от инфантерии П.А.Фролова о событиях в Тур-
кестане, где говорилось и о действиях Гиппиуса, император распо-
рядился «поставить на вид необдуманное и поспешное проведе-
ние» высочайшего повеления61. Затем в ход дела вмешался воен-
ный министр Д.С.Шуваев. который приказал Куропаткину нака-
зать Гиппиуса как можно сильнее. Последний был отстранен от
должности генерал-губернатора, но вскоре на основании новой ре-
золюции императора по докладу Шуваева был уволен с госуда-
рственной службы вообще. Шуваев был возмущен не столько по-
307
пытками Гиппиуса успокоить местное население, сколько его от-
казом подчиняться приказам командующего Туркестанского во-
енного округа. Пытаясь объяснить свои действия в Фергане, Гип-
пиус писал: «Я, не убоявшись ответственности, стал распоряжать-
ся самостоятельно. Не принимая во внимание никаких чиновных
рангов, а имея в виду лишь одну государственную пользу»62. Свое
неподчинение военной власти Гиппиус оправдывал тем, что «слу-
жебные отношения военных губернаторов к строевому начальству
установлены в законе не как отношения военных властей между
собою, а как отношения властей гражданских к властям воен-
ным»63. Дело Гиппиуса обсуждалось в периодической печати, на
заседаниях Государственной Думы 13 - 14 декабря 1916 г. При
этом никто не задумывался о том, сколько людей остались в жи-
вых благодаря предотвращенным беспорядкам.
Наибольшие потери мирного русского населения - более
2000 тыс. убитых и 1299 пропавших без вести - были в районе вос-
стания киргиз (Пишпек и Пржевальский уезд). Особый характер
имели выступления в Джизакском уезде Самаркандской области
и Семиречье, которые были направлены не против мобилизации, а
против российской власти и русского населения64. На территории
уезда была также провозглашена священная война. В Джизакском
уезде были избраны беки, провозгласившие образование самосто-
ятельных бекств и отделение их от Российской империи65.
Сразу же после начала восстания различные ведомства -
МИД, МВД. Военное министерство - попытались переложить
ответственность друг на друга. В секретной телеграмме от
16 июля 1916 г. управляющий 3 политическим отделом МИД
В.О.Клемм писал: «Призыв туземцев Туркестана и других окра-
ин состоялся без участия и даже ведома МИД, Главного штаба и
Туркестанского генерал-губернатора»66. Действительно, все вы-
шеназванные ведомства были поставлены перед свершившимся
фактом. Это обстоятельство также являлось нарушением дей-
ствовавшего законодательства. В ст. 205 Учреждения минис-
терств говорилось, что мероприятия общеимперского значения в
местностях, находящихся под управлением генерал-губернатора
принимаются только «по предварительном истребовании сооб-
° м К7
ражении и заключении» последнего .
Чиновники российского МИД ответственность за принятие
этого решения единодушно возлагали на МВД, а ошибки, допу-
щенные в циркуляре МВД от 26 июня 1916 г., объясняли малой
осведомленностью Министерства о туркестанских делах. Управ-
ляющий Министерством внутренних дел А.Д. Протопопов считал,
что отвечать должно Военное министерство, «т.к. оно все это
308
затеяло, а МВД выполняло»68. Военный министр С.Д.Шуваев счи-
тал, основную ошибку допустило МВД, направив на места цирку-
ляр о скорейшем призыве инородцев69. А.Н.Куропаткин в дневни-
ковой записи от 31 июля 1916 г. отмечал, что «... Штюрмер и
Шуваев сделали все возможное. Чтобы возбудить население. При-
казание о соборе туземцев отправлено Штюрмером без запроса на-
чальствующих лиц на местах и получения их мнения о порядке и
сроках приведения высочайшей воли о призыве населения к рабо-
там»70.
Имеющиеся документы позволяют говорить о том, что решение
о мобилизации было принято при обоюдном согласии Совета ми-
нистров, Военного министерства, Ставки и МВД71. При подготовке
текста высочайшего повеления о призыве «туземцев», во-первых,
не было учтено мнение местной администрации. Во-вторых, авто-
ры распоряжений о мобилизации не учли, что в Туркестане никог-
да не велась перепись инородческого населения. В результате тре-
бование призыва мужчин определенного возраста было невоз-
можно выполнить, не проведя предварительную перепись.
Циркуляр МВД требовал ускорить проведение мобилизации.
О последствиях этой меры не задумались. Уже после подавления
восстания, А.Н.Куропаткин в своем докладе Главному штабу от-
мечал, что одновременная и быстрая мобилизация, на которой на-
стаивало Министерство внутренних дел, была бы страшным уда-
ром для населения прежде всего в экономическом отношении.
«Оседлое туземное население лишилось бы урожая сего года, осо-
бенно хлопка, и не могло бы сделать посевы, в том числе и хлопка
на будущий год. Кочевое население - скотоводы - лишились бы в
значительной степени своих стад, ибо утратило бы способность
перекочевки... Вместо спокойной окраины получилась бы окраина
возбужденная, способная при близости Афганистана, под влияни-
ем фанатизма части населения создать России в тыловом азиат-
ском ее районе тяжкие затруднения»72.
Огромные потери среди русского населения были следствием
целого ряда причин. Обезземеливание коренного населения Тур-
кестана с конца XIX в. повлекло за собой колоссальный взрыв
1916 г. Но при этом необходимо отметить, что интенсивное обеззе-
меливание коренного населения шло не только в связи с переселе-
нием в Туркестан русских земледельцев. Развитие хлопкового хо-
зяйства в Фергане привело к тому, что земли малоимущих дехкан
активно скупались за долги. Русские власти пытались остановить
этот процесс обезземеливания значительной части коренного на-
селения, но предпринятые меры оказались весьма непоследова-
тельными. С одной стороны, вводились правила, сохранявшие за
309
должниками небольшие участки земли, с другой - действовали за-
конодательные нормы о взыскании долга по суду. Все это также
способствовало росту недовольства коренного населения Туркес-
тана русской властью.
Недостатки в организации системы управления Туркестаном
также способствовали распространению народных выступлений
по территории генерал-губернаторства. О недостаточном коли-
честве полицейских в Туркестане говорилось задолго до войны.
Это обстоятельство отмечали и туркестанская администрация, и
граф К.К.Пален. Но с началом войны русские села остались прак-
тические беззащитными. Оружие у населения было конфисковано
на нужды армии. На территории Пржевальского уезда 2000 безо-
ружных русских охранялись 15 нижними чинами73. Распростране-
нию беспорядков способствовала недостаточная оперативность
туркестанской администрации на всех уровнях. О низких профес-
сиональных качествах высшей администрации Туркестана Куро-
паткин со слов генерала Покотило, вернувшегося оттуда незадол-
го до восстания, писал следующее: «Мартсон, и.о. генерал-губер-
натора - развалился. Сыр-Дарьинский военный губернатор
Галкин каждый день пьян. Самаркандский Лыкошин - слепой...
Правитель канцелярии Ефремов, который вертит все дела, очень
подозрителен и, кажется, нечисто ведет дела. Помощник гене-
рал-губернатора Ерофеев очень неподготовлен...»74.
Российская администрация в Туркестане показала себя не с
лучшей стороны еще и потому, что практически никто из военных
губернаторов не ожидал такой вспышки на традиционно «тихой»
окраине. Недостатки в управлении Туркестаном, вытеснение кир-
гизских кочевников русскими переселенцами никогда не рассмат-
ривались как насущные внутриполитические проблемы. В тече-
ние многих лет вопрос обсуждался, разрабатывались различные
проекты, работали совещания и только события 1916 г. показали
трагические последствия неорганизованности администрации,
нерасчетливой земельной политики.
Перед российской администрацией в Туркестане и перед но-
вым генерал-губернатором Куропаткиным летом — осенью 1916 г.
стояли следующие проблемы: окончательное подавление выступ-
лений коренного населения, организация мобилизации на тыло-
вые работы, проведение необходимых изменений в работе русской
и «туземной» администрации, а также подготовка нового положе-
ния по управлению краем.
Подготовка новой мобилизации велась в течение двух недель.
23 августа 1916 г. вышел приказ генерал-губернатора о принципах
и порядке мобилизации населения на военно-тыловые работы. По
310
этому приказу общее количество призываемых рабочих по краю
сокращалось с 250 тыс. до 200 470 чел. Начало мобилизации при-
урочивалось к 15 сентября с расчетом ее окончания в 3 - 4 месяца.
От мобилизации освобождались должностные лица туземной ад-
министрации и полицейские, представители духовенства, учащи-
еся средних и высших учебных заведений, чиновники и служащие
правительственных учреждений. Приказ рекомендовал при набо-
ре рабочих принимать во внимание семейное положение75.
Вопрос о причинах восстания в Туркестане обсуждался на са-
мом различном уровне. По инициативе общественного деятеля
Туркестана эсера В.А.Чайкина и фракции в августе 1916 г. была
организована поездка ее членов в Туркестан. По их просьбе в Тур-
кестан приехал А.Ф.Керенский. Главную вину за неправильное
усвоение высочайшего указа туземным населением Керенский
возложил сперва на местные власти, а позднее обвинил в случив-
шемся правительство. 19 ноября 1916 г. главе правительства, воен-
ному министру, министрам внутренних дел и юстиции были пода-
ны три запроса думских депутатов. В них приводились
многочисленные примеры уничтожения коренного населения.
Авторы запросов указывали, что в ходе мобилизации было нару-
шено действующее законодательство, имели место должностные
преступления местной бюрократии. 13 - 15 декабря 1916 г. туркес-
танская проблема обсуждалась в Думе. Среди выступлений депу-
татов, обвинявших правительство, следует отметить выступление
Мансырева, который выделил в числе причин восстания архаич-
ный характер местного управления76.
В первый же день после своего приезда Куропаткин обратился
к представлявшимся ему чиновникам с призывом «высказаться
откровенно» о причинах «наблюдающегося падения среди тузем-
цев былого престижа русской власти». Изучение причин восста-
ния продолжалось несколько месяцев. Куропаткин по своей ини-
циативе созвал ряд специальных совещаний по вопросу о создав-
шемся положении в крае, начал сбор мнений представителей
администрации и местного населения о причинах критической си-
туации в крае. Эти мнения были весьма различны. Так, представи-
тели кокандских деловых кругов видели основную причину вос-
стания в религиозных воззрениях местного населения, исповеду-
ющего «самую нетерпимую и воинствующую доктрину ислама».
По мнению участников совещаний представителей админис-
трации в городах Ферганы «среди коренного населения всегда
жила мечта о мусульманском государстве, поддерживаемая посто-
янными связями с Аравией и Турцией... Под влиянием войны, по-
ражений царской армии, убеждения в слабости России... эта мечта
311
стала воплощаться в реальные стремления, в практические дей-
ствия сбросить ненавистное иноверное иго»77.
Военный губернатор Самаркандской области НЛыкошин пи-
сал в одном из своих отчетов, что набор туземцев - лишь повод.
«Видимо за протекшие после завоевания края полвека нем не уда-
лось побороть в народе фанатическую его нетерпимость к иновер-
цам завоевателям и убедить население в преимуществах русской
культуры и русской гражданственности... мы получили неоспори-
мое доказательство недостаточности полувекового воздействия
русской культуры на туземное население для прочного слияния
нашей колонии с метрополией». Лыкошин отмечал, что одна из
причин восстания заключается в совокупности неправильных
приемов управления краем, в числе которых он выделял частую
смену чиновников, неудачный их подбор, незнакомство их с бы-
том населения, малочисленность русского административного
персонала, невнимание к духовной жизни населения, равнодушие
к антирусской проповеди местных ишанов, проникновение в тол-
щу туземного населения не всегда благонадежных в колонизаци-
онном смысле русских людей и инородцев в качестве служащих и
переселенцев, допускающих самые возмутительные злоупотреб-
ления, подрывавших уважение к русской власти и к России»78.
Куропаткин с большой настороженностью отнесся к мнению
чиновников и местного русского населения о религиозных причи-
нах восстания. Он сомневался в роли мусульманского духове-
нства как основных руководителей и вдохновителей восстания.
Наиболее реальными ему представлялись политические и эконо-
мические причины, а именно: малочисленность и общая неподго-
товленность русского административного аппарата, неправиль-
ные приемы управления, отсутствие твердой правительственной
программы в управлении Туркестаном, частая смена чинов рос-
сийской администрации и недостаточное ее знание края и населе-
ния. Это обстоятельство Куропаткин считал важнейшим в деле
передачи ближайшего управления населением волостным упра-
вителям и старшинам из представителей коренного населения.
Среди экономических причин восстания Куропаткин выделял
разорение массы крестьянского населения в хлопковых районах,
рост числа безземельных дехкан, засилье богатых «туземцев», во-
шедших в контакт с русской администрацией и недовольство
обедневшей массы населения.
Отмечая специфические условия развития казахских, киргиз-
ских и туркменских районов края, Куропаткин видел причины
восстаний киргиз в аграрной политике, туркмен-йомудов - в на-
деждах на военную слабость России и успехи турецких войск в
312
Иране79. В итоге Куропаткин пришел к выводу о том, что основные
причины восстания - кадровые и административные. И именно на
их ликвидацию были направлены усилия российской админи-
страции с осени 1916 г.
После приезда Куропаткина коренное население стало пода-
вать жалобы на своих старшин. По некоторым данным за это вре-
мя было подано до 4 тыс. прошений и жалоб. Основная масса жа-
лоб шла из хлопковых районов, где коррупция и произвол низовой
администрации из коренного населения достигли ужасающих раз-
меров. Из Ферганской долины были поданы жалобы на 28 волос-
тных управителей, на многих сельских старшин. В письме военно-
му министру в ответ на запрос Куропаткин писал: «Сведения,
полученные МВД о злоупотреблениях чинов туземной админис-
трации Ферганской области имеют серьезные основания. Злоу-
потребления и поборы огромные, наряд рабочих многим служит
источником наживы. При объезде Ферганы мне принесено об этом
печальном явлении значительное число жалоб... Работа по искоре-
нению указанных выше злоупотреблений предстоит огромная и не
по одной лишь Ферганской области»80.
Российская администрация края провела расследование наи-
более злостных злоупотреблений волостных управителей и се-
льских старшин. Для производства дознания о незаконных дей-
ствиях волостных управителей посылались чиновники особых
поручений. Один из них только за сентябрь месяц по одному На-
манганскому уезду произвел 14 дознаний по 29 жалобам населе-
ния81. В целом с сентября 1916 по февраль 1917 г. было отстранено
от должности около десятка волостных управителей и ряд се-
льских старшин.
Одновременно произошли изменения в составе российской ад-
министрации. Куропаткин счел необходимым отстранить от дол-
жности и уволить десятки лиц из областной и уездной админис-
трации, в т.ч. военных губернаторов Галкина, Лыкошина и др.
Осенью 1916 г. Куропаткин начал работу по разработке нового
положения по управлению краем. После событий 1916 г. правит-
ельство вновь вернулось к туркестанской проблеме. Только те-
перь необходимость ее скорейшего решения сомнений не вызыва-
ла. Командированный для устранения беспорядков, А.Н.Куропат-
кин, считал, что политика «благожелательного попечительства» в
отношении инородцев, расширение прав «туземной администра-
ции», особенно в низовом звене управления, себя не оправдала». В
октябре 1916 г. он телеграфировал Протопопову: «Долгим опытом
службы в Туркестане пришел к заключению, что главнейшими на-
чалами в деятельности правительственной власти по отношению
313
к туземцам должны служить: полная определенность и устойчи-
вость требований, твердость власти, соединенная со справедли-
востью и отеческой заботливостью. Надо добиваться, чтобы нас
боялись и уважали. Полюбят после»82.
В своем дневнике А.Н.Куропаткин подчеркивал, что «мы за по-
следние 30 лет не приблизились, а отдалились от туземного осед-
лого населения»83. В рапорте на имя Николая II он отмечал, что
Положение об управлении Туркестанским краем 1886 г. отошло от
принципа «попечительной заботы русской администрации по от-
ношению к туземному населению»84. Отрыв русской администра-
ции от непосредственного управления коренным населением Тур-
кестана привел к тому, что она была плохо осведомлена и о начале
волнений, и о деятельности «туземной» администрации на местах.
События 1916 г. дали повод новому туркестанскому генерал-гу-
бернатору А.Н.Куропаткину, снова (как это уже было в 1892 г.),
обратиться к императору с проектом образования в Средней Азии
единого военного и административного района85.
На основе предложений Куропаткина к 1 февраля 1916 г. был
разработан проект нового Положения по управлению Туркестан-
ским краем. Проект предполагал усиление власти генерал-губер-
натора, областной и уездной администрации. Планировалось объ-
единить в областных правлениях и уездных съездах деятельность
представителей различных ведомств. Также признавалось необхо-
димым увеличить количество чинов администрации и полиции.
Это означало, с одной стороны, дальнейшее усиление власти воен-
ного ведомства на территории Туркестана, с другой, было показа-
телем отказа от прежней политики сохранения местных особен-
ностей в управлении.
В оценках причин восстания 1916 г. и при разработке последу-
ющих реформ в Туркестане основной акцент был сделан на адми-
нистративно-правовые и экономические аспекты проблемы. По-
пытки местной администрации обратить внимание Куропаткина
на религиозные особенности края не увенчались успехом. Специ-
фика Туркестана как мусульманской территории в составе Рос-
сийской империи была проигнорирована. Определенную роль при
этом сыграло то, что религиозный момент в восстании 1916 г. был
довольно слабо выражен. Объявление священной войны в Джи-
закском уезде было истолковано как следствие сохранения силь-
ных родоплеменных традиций. Нежелание учитывать значение
религиозных моментов было обусловлено во многом тем, что му-
сульмане Туркестана на правительственном уровне в меньшей
степени воспринимались носителями ислама, чем мусульмане в
Поволжье и Крыму. Представляется, что реальное значение рели-
314
гиозного фактора в восстании 1916 г. было сильнее, чем это было
интерпретировано Куропаткиным. Его слабое проявление в горо-
дах Ферганской области, где мусульманское духовенство занима-
ло весьма сильные позиции, было следствием продуманных дей-
ствий военного губернатора Гиппиуса, которому удалось стабили-
зировать ситуацию.
История управления Туркестаном в годы Первой мировой вой-
ны показывает, что край, несмотря на внимание правительства к
проблемам панисламизма, практически никогда не рассматривал-
ся как специфическая в религиозном отношении территория.
Проблемы административного управления формально решались
вне учета религиозных воззрений населения. Но стремление не
вмешиваться в традиционный быт мусульман было отражением
реального понимания ситуации, особенностей управляемой сред-
неазиатской территории.
С течением времени это понимание было утрачено. С конца
XX в. проводится политика административного и экономического
встраивания окраины в Империю. При этом российские власти
пытались одновременно идти по пути либерализации системы
управления, привнесения в Туркестан опыта волостного управле-
ния российских губерний второй половины XIX в. и сохранения
национальных особенностей в организации суда и образования.
Опыт управления Туркестаном в начале XX в. и анализ событий
периода Первой мировой войны показывают, что наибольшее вл и-'
яние на отношение населения к российской власти оказали про-
цессы колонизации киргизских земель и разрыв в системе управ-
ления краем. Эти факторы существенным образом повлияли на
процессы этнической консолидации в мусульманской среде, спо-
собствовали развитию разрыва между коренным населением и
русской администрацией.
Глава VI
СИСТЕМА РОССИЙСКОГО ПРОТЕКТОРАТА
В БУХАРСКОМ ЭМИРАТЕ И ХИВИНСКОМ
ХАНСТВЕ НАКАНУНЕ И В ГОДЫ
ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
1. РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ И БУХАРСКИЙ ЭМИРАТ
НАКАНУНЕ И В ГОДЫ ВОЙНЫ
23 июня 1868 г. был заключен русско-бухарский договор, со-
гласно которому самаркандские и каттакуранские земли, а также
верховья реки Зеравшан отходили к России.
После образования Туркестанского генерал-губернаторства ге-
нерал-губернатор ведал делами не только своего края, но и делами
по сношениям с Бухарой, Хивой и Афганистаном. При нем нахо-
дился особый чиновник, назначавшийся Министерством инос-
транных дел. Он именовался дипломатическим чиновником при
Туркестанском генерал-губернаторе. После установления протек-
тората в 1873 г. над Хивой и присоединения Кокандского ханства к
России, а Кашгара и Китаю, генерал-губернатор стал сноситься с
Бухарой только через своего дипломатического чиновника.
24 сентября 1873 г. в г.Шахрисябзе между Россией и Бухарой
был заключен новый, так называемый дружеский договор, со-
стоящий из 18 статей. Согласно 16-й статье договора царское
правительство должно было иметь в Бухаре своего политического
представителя. Этот российский агент должен был жить в доме,
построенном царскими властями и содержаться за их счет.
В марте 1880 г. Кауфман в донесении Н.КТирсу писал: «Для
сохранения за нашей политикой преобладающего значения в
Средней Азии... является существенно необходимым содержание
постоянного политического агента в Бухаре...»1. Кауфман считал,
что, создавая эту должность, «... надо сразу дать почувствовать
эмирскому правительству, что резидент есть такое особо доверен-
316
ное лицо», которое надлежит слушать во всех советах и во всех
требованиях... Резиденту следует предоставить известную свобо-
ду действий, дабы поставить его на тот пьедестал, который доста-
вит ему должное уважение»2.
Руководство российского МИД не согласилось с предложени-
ем Кауфмана. В Министерстве был подготовлен проект учрежде-
ния русского дипломатического представительства в Бухаре, ко-
торый основывался на том, что Бухарский эмират - независимое
государство. Позиция Кауфмана и в его лице Военного министе-
рства и позиция МИД были отражением разного понимания того,
как должны строиться отношения Российской империи по отно-
шению к Бухаре. Министерство иностранных дел, определяя свою
позицию, исходило из внешнеполитической ситуации, не желая
ухудшить отношения России с Великобританией. Военное минис-
терство было озабочено укреплением российской границы в Сред-
ней Азии.
Только согласно новому русско-бухарскому договору в январе
1886 г. указом Александра III в Бухаре было учреждено предста-
вительство России - Российское императорское политическое аг-
ентство во главе с политическим агентом, который назначался
МИД и подчинялся как Туркестанскому генерал-губернатору и,
следовательно Военному министерству, так и Министерству
иностранных дел. При этом обязанности и права политического
агента не были определены. Фактически в многолетней полемике
Военного министерства и Министерства иностранных дел побе-
дила позиция МИД. Министерство иностранных дел уступило во-
енным лишь в том, что согласилось на двойное подчинение рос-
сийского политического агента в Бухаре Военному министерству
и МИД. В остальном взаимоотношения политического агента и
бухарских властей должны были строиться в соответствии с тре-
бованиями российской дипломатии. Об этом было сказано в пись-
ма первого политического агента Н.Чарыкова к кушбеги эмира бу-
харского, где отмечалось, что в основе деятельности российского
политического агента «...будет положено поддержание искренней
дружбы с эмиром при невмешательстве русской власти в дела
внутреннего управления ханством»3.
Права и обязанности политического агента были впоследствии
утверждены Николаем 115 мая 1903 г. Согласно им агенту поруча-
лось сношение с бухарским правительством по всем полити-
ко-экономическим вопросам, касающимся их отношения к Рос-
сии. Он должен был осуществлять контроль за эмиром и его
министрами, надзор за памирскими бекствами, наблюдение за аф-
ганской границей, цензуру газет и театральных пьес в русских
317
поселениях эмирата, покровительство поселившимся в эмирате
иностранцам-христианам.
В начале XX в. законодательную и исполнительную власть в
Бухаре осуществлял эмир. При нем находился совещательный
орган джамоа, членами которого эмир назначал крупных феода-
лов. Функции джамоа в период царского протектората измени-
лись. Ранее эмир рассматривал с его членами вопросы внешней и
внутренней политики. Но с начала века из его ведения оконча-
тельно ушли вопросы внешней политики4.
Вопрос о необходимости проведения в Бухарском эмирате ре-
форм впервые официально был поднят в 1908 году дипломатичес-
ким чиновником при Туркестанском генерал-губернаторе А.Кал-
мыковым в его отношении на имя генерал-губернатора Мищенко.
Он советовал последнему предложить бухарскому эмиру точно
определить размер налога с населения Бухары. Калмыков считал
необходимым устроить в городах эмирата русско-туземные шко-
лы, соорудить в Восточной Бухаре колесные дороги, назначить
туда русского консула и основать в эмирате новые русские
поселения5.
В 1909 г. была издана книга Логофета «Страна бесправия», по-
священная описанию жизни Бухарского эмирата. В ней говори-
лось о жестоких феодальных порядках, тяжести жизни больши-
нства населения в эмирате. Она оказала заметное влияние на
общественное мнение и послужила своеобразным толчком к об-
суждению положения в Бухаре на правительственном уровне и в
печати.
Первым этапом в обсуждении бухарских дел стали Ташке-
нтские совещания осенью 1909 г. Там был тщательно рассмотрен
вопрос о реформах в Бухаре. Туркестанский генерал-губернатор и
другие участники совещания пришли к выводу о необходимости
централизации контроля за бухарскими делами. Для этого, по их
мнению, было необходимо устранить МИД от участия в управле-
нии эмиратом. Предлагалось подчинить российского политичес-
кого агента в Бухаре Туркестанскому генерал-губернатору.
Обсуждался комплекс мер, направленных на улучшение жизни
населения эмирата. Было решено предложить эмиру перейти от
системы «кормления» чиновников к системе установления им
твердого жалованья от государства, а также от хераджной системы
поземельного налога к потанапному обложению, т.е. к уплате на-
лога в соответствии с размером посевной площади. С этим было
согласно Министерство иностранных дел. Но при этом в МИД от-
мечали, что эти изменения должны быть проведены не торопясь и
в духе шариата6.
318
10 января 1910 г. в Бухарском эмирате начался конфликт меж-
ду суннитами и шиитами. Эти события явились полной неожидан-
ностью, как для российского политического агентства, так и Тур-
кестанского генерал-губернатора, МИД и Военного министерства.
В отчете генерал-губернатора Самсонова министру иностранных
дел А.П.Извольскому о положении в эмирате от 21 мая 1910 г. го-
ворилось: «Отсутствие донесений о Бухаре со стороны политичес-
кого агента заставляет меня предположить, что, или действитель-
но статский советник Люпин (глава российского политического
агентства. — А.Б.)... совершенно не осведомлен о положении дел в
Бухаре, или же, что негласные сообщения и частные слухи говорят
о полном подчинении бухарским правительством чиновников по-
литического агентства своим интересам путем подарков... и чины
политического агентства служат лишь интересам эмира»7.
Конфликт между суннитами и шиитами в Бухаре в январе
1910 г. преследовал цель политического переворота в эмирате.
События января 1910 г. показали, что феодальные методы
управления в Бухарском эмирате приводят к конфликтам, ста-
рая система устарела и требует реформирования. Современни-
ки отмечали, что «печальные результаты» январских событий
«наглядно указывают, что в настоящее время бухарское населе-
ние в ханстве уже давно переросло те примитивные формы, в ко-
торые оно оказалось заключенным волею судьбы и дипломати-
ей, как бы не заметившей его роста и продолжавшей придержи-
ваться правила невмешательства во внутреннюю жизнь...»8. В
ходе январских событий стало видно, что российское полити-
ческое агентство почти не способно влиять на развитие внут-
ренней ситуации в ханстве. В периодической печати появились
высказывания о том, что «в агентстве почти нет лиц хорошо зна-
комых с краем», «наше политическое агентство слишком рабо-
лепствует перед эмиром»9. Отмечалось также, что Министе-
рство иностранных дел ведет в Бухаре свою особую ведомствен-
ную политику невмешательства во внутреннюю жизнь эмирата,
создавая большие затруднения для проведения русских интере-
сов. Обращалось внимание на то, что невозможность влиять на
ход бухарских дел как со стороны Туркестанского генерал-гу-
бернатора, так и российского политического агента в Бухаре об-
условлена, в первую очередь, тем, что отсутствует единая поли-
тическая линия в отношении Бухары.
В прессе постоянно обсуждался вопрос о том, что необходима
«аннексия Бухарского ханства», установление его полной пря-
мой зависимости от Туркестанского генерал-губернаторства,
предлагалось провести «полную реорганизацию Политического
319
агентства с превращением его в управление Бухарского резиден-
та, подчиненного Туркестанскому генерал-губернатору»10.
В числе аргументов в пользу коренного изменения системы
российского протектората в Бухарском эмирате наряду с тезисом
о необходимости защиты «русских интересов» выдвигались при-
чины экономического порядка. В печати появилась серия статей,
сравнивавших Бухару и Тунис. Говорилось о том, что «европей-
ское государство - Россия должна по примеру Франции в Тунисе
руководить жизнью варварской азиатской страны»11, а также ис-
пользовать экономический потенциал эмирата в российских инте-
ресах за счет расширения там посевов хлопка, что «будет спосо-
бствовать освобождению русского хлопкового рынка от амери-
м 12
канской зависимости» .
28 января 1910 г. было образовано Особое совещание по бухар-
ским делам при Совете министров под председательством
П.А.Столыпина. Его участники обсудили решения совещания в
Ташкенте и пришли к выводу о том, что в конечном итоге должно
состояться присоединение Бухарского эмирата к России, но пред-
варительно в Бухаре необходимо провести целый ряд реформ.
Председатель Совета министров П.А.Столыпин сказал: «Не под-
лежит никакому сомнению, что находящаяся ныне в фактической
зависимости от России Бухара будет рано или поздно к ней присо-
единена, но момент... еще не настал»13. Он отметил, что не следует
форсировать события и стремиться к немедленному присоедине-
нию Хивы и Бухары к России. Он считал, что присоединение «вы-
звало бы новые, весьма крупные расходы для казны, едва ли оправ-
дывающиеся необходимостью»1'1. Участники совещания согласи-
лись с предложением МИД о проведении в Бухаре реформ «путем
воздействия на эмира»15. Предложения ташкентского совещания о
подчинении российского политического агента в Бухаре Туркес-
танскому генерал-губернатору члены совещания отклонили. Ми-
нистр иностранных дел Извольский отметил, что необходимо
только укрепить связь между Политическим агентством и Туркес-
танским генерал-губернатором16.
Решение совещания по бухарским делам о проведении в Буха-
ре реформ довольно долго обсуждалось в Военном министерстве,
МИД и МВД. Российский политический агент Люпин выступал
против реформы, т.к. считал, что реформы умалят престиж эмира,
который Россия должна поддерживать. Кроме того, по его мне-
нию, возрастала вероятность недоброжелательного отношения на-
селения эмирата к изменению векового уклада правительством
«народа другой расы»17. Он считал, что «выступление эмира с ре-
формами вызовет... беспорядки, подавлять которые придется
320
нам». Военное министерство и Министерство внутренних дел
склонялись к тому, чтобы упорядочить бухарские дела за счет бо-
лее активного вмешательства в дела Бухарского эмирата, чем пла-
нировалось в МИД. В МВД и Военном министерстве планирова-
лось учредить при бухарском эмире особый совет для проведения
реформ в эмирате и контроля за их исполнением. Отсутствие со-
гласия между Военным министерством и МИД в 1910 - 1911 гг.
привело к тому, что мероприятия российских властей по измене-
нию управления в Бухаре носили частный характер.
В июле 1910 г. генерал-губернатор Самсонов доносил
П.А.Столыпину, что турки в Бухаре готовят новую сунитско-ши-
итскую резню. Туркестанский генерал-губернатор обратился к
Бухарскому эмиру, прося его согласия на учреждение в Старой
Бухаре русского полицейского управления. При этом эмиру
было заявлено, что русский полицейский чиновник, должность
которого в Старой Бухаре была учреждена еще в 1908 г. не может
уследить за происходящими в столице событиями и резня может
вспыхнуть вновь.
По этому вопросу русско-бухарские переговоры продолжались
5 месяцев. В начале эмир сопротивлялся, пытаясь не допустить
усиления контроля российских властей над Бухарой, но затем вы-
нужден был согласиться, и в марте 1911 года в Старой Бухаре ста-
ло функционировать русское полицейское управление со штатом
в 12 человек.
Было решено, что из 7980 рублей ежегодно расхода на содер-
жание этого управления царское правительство берет на себя
2000 руб., а Бухарское - 5980. Отметим, что означенное управле-
ние было учреждено Самсоновым без соответствующего согла-
шения с министрами, военным и иностранных дел, т.е. он де-
йствовал на свое усмотрение. За это он получил строжайшее
предупреждение со стороны указанных министров, которые обя-
зали его впредь без их разрешения никакой новой должности в
Бухаре или Хиве не учреждать. Полицейское управление подчи-
нялось только российскому политическому агенту в Бухаре и на-
чальнику Туркестанского районного охранного отделения, а бу-
харский эмир над ним власти не имел.
Таким образом, создание этой структуры фактически ограни-
чивало права эмира. Впоследствии полицейские управления
были образованы в других городах эмирата. Аналогичным по
смыслу мероприятием, ограничивающим власть эмира и обеспе-
чивающим укрепление российских властей в эмирате, стала орга-
низация российского политического розыска в пределах Бухар-
ского эмирата.
321
Еще 14 марта 1909 г. генерал-губернатор Мищенко возбудил
перед военным министром вопрос об организации в Бухарском
эмирате и Хивинском ханстве политической разведки. Необходи-
мость в такой разведке обосновывалась тем обстоятельством, что
политический агент и его помощники могли контролировать толь-
ко эмира и его сановников. Но в 1909 г. инициатива Мищенко под-
держки не получила.
После январских событий в Бухаре, ввиду напряженных отно-
шений между суннитами и шиитами, генерал-губернатор Самсо-
нов летом и осенью 1910 года настоятельно стал просить у предсе-
дателя Совета министров П.А.Столыпина согласия на организа-
цию в Бухаре и Хиве политической разведки. Инициатива
Самсонова была поддержана не только Столыпиным, но и Нико-
лаем II. И в 1911 г. российскому политическому агенту в Бухаре
было направлено несколько опытных чинов из Туркестанского рай-
онного охранного отделения.
Создание в Бухаре российской полиции позволило, в первую
очередь, контролировать приток мусульманского населения в Бу-
хару. Согласно приказу Туркестанского генерал-губернатора от
24 апреля 1910 года каждый русской подданный, желающий ехать
на учебу в бухарское медресе, должен был просить разрешение
местной русской полицейской власти.
Генерал-губернатор Самсонов пытался добиться у П.А.Сто-
лыпина и Сухомлинова разрешения на проведение более ради-
кальных преобразований. Обращаясь к председателю Совета ми-
нистров и военному министру в декабре 1910 г., он просил, чтобы
ему разрешили предъявить бухарскому эмиру требование об от-
мене системы «кормления» чиновников и установления для них
оклада из казны эмира, об определении точного штатного состава
администрации. Самсонов считал необходимым предложить бу-
харскому эмиру Сеид-Алиму запретить своим чиновникам про-
изводить какие-либо сборы за исполнение своих обязанностей по
службе и прекратить подношения сановниками подарков эмиру.
Также Самсонов считал необходимым рекомендовать эмиру пе-
рейти от хараджной системы поземельного налога, ввести огра-
ничения смертной казни, отмены телесных наказаний. Самсонов
предлагал изменить порядок деятельности российского полити-
ческого агента в Бухаре. По плану Самсонова, агент должен был
получить распоряжения от МИД через Туркестанского гене-
рал-губернатора и через него взаимодействовать с Министе-
рством иностранных дел.
Стремление Самсонова к проведению собственными силами
реформ в Бухаре было настолько велико, что еще 28 ноября
322
1910 г. министры иностранных дел и военный запретили ему про-
водить в Бухаре какие-либо изменения без их санкции.
После многочисленных дискуссий в прессе, в государственных
учреждениях к 1912 г. было решено, что реформы в Бухарском
эмирате провести необходимо. Но МИД по-прежнему отрица-
тельно относился к идее преобразований в Бухаре. Больше всего
министра иностранных дел Сазонова беспокоило то, что реформы
нарушат внутренний быт эмирата, что в свою очередь вместо ожи-
даемой стабилизации положения приведет к новым как внутри-,
так и внешнеполитическим осложнениям.
Политика царского правительства в отношении реформ в Бу-
харе была изложена в секретной инструкции политическому аген-
ту в 1912 г. В ней указывалось, что Россия не будет проводить в Бу-
харе реформ. Все мероприятия будут проведены только от имени
эмира. «Руководя эмиром, мы должны это сделать так, чтобы на-
род по возможности был меньше осведомлен о нашей роли руко-
водителей и чтобы в его глазах все реформы и нововведения исхо-
дили от самого правителя»18.
Российский политический агент Сомов начал с эмиром перего-
воры о реформах. Сразу выяснилось, что у эмира есть свои про-
стые человеческие интересы, ради которых он готов пойти на
уступки. Так, оказалось, что эмир мечтал построить себе дом в Пе-
тербурге. Сомов, узнав об этом, сразу обратился в МИД. Он писал,
что необходимо этим воспользоваться, предоставив эмиру воз-
можность жить где захочется с редкими заездами в Бухару. Тем
временем можно было бы взять в свои руки проведение преобразо-
ваний в эмирате.
Российский политический агент предложил эмиру и кушбеги
отменить некоторые торговые сборы, что облегчило бы проникно-
вение российских предпринимателей в эмират. Проект этой ре-
формы осенью 1912 г. был обсужден на Особом совещании в Буха-
ре, на котором присутствовали представители русских госуда-
рственных и частных банков, русских и бухарских фирм, а также
бухарского правительства. Совещание приняло решение об отме-
не части налогов. Однако против этого решения выступили Тур-
кестанский генерал-губернатор Самсонов и министр иностранных
дел. Сазонов в принятых решениях видел покушение на патриар-
хальный быт бухарцев, считая, что проведение реформ вызовет
возмущение духовенства, т.к. может внести нарушение в предпи-
сания шариата19.
23 января 1913 г. Самсонов еще раз обратился к Сазонову с
предложением провести в Бухаре новые реформы, мотивируя это
тем, что поборы и произвол эмирских чиновников усиливаются и
323
может начаться восстание. После этого письма И марта 1913 г. в
Министерстве иностранных дел состоялось совещание по бу-
харским делам под председательством заведующего отдела
Среднего Востока фон Клемма. На совещании снова обсуждали
вопросы об отмене системы кормления чиновников, о замене
хераджа потанапным обложением. Как и раньше представители
Военного министерства и Туркестанского генерал-губернато-
рства, принимавшие участие в работе совещания, высказались
за проведение реформ в эмирате, а представители МИД - про-
тив. Министр иностранных дел С.Д.Сазонов от имени своего ве-
домства 24 марта 1913 г. сообщил Самсонову, что нельзя прово-
дить серьезные реформы, которые могут нарушить внутренний
быт эмирата.
Только к началу 1914 г. министр иностранных дел и Туркестан-
ский генерал-губернатор пришли к согласию. Параллельно воп-
рос о реформах в Бухарском эмирате был обсужден в комиссии за-
конодательных предположений Государственной Думы в связи с
разработкой новых штатов Политического агентства и на заседа-
нии 12 июня 1914 г., но принятие окончательного решения было
отложено до осени.
Хотя на законодательном уровне проведение реформ в Бухаре
не было утверждено, накануне войны российское Политическое
агентство приступило к их проведению. Особую роль в этом сыг-
рал назначенный на эту должность в феврале 1914 г. политичес-
кий агент Беляев. Именно ему было поручено начать переговоры
с эмиром о проведении отдельных реформ во внутреннем управ-
лении Бухарой. При этом Беляев попытался найти опору в окру-
жении эмира. По его мнению, сложность проведения реформ в
Бухаре заключалась в исключительной косности бухарской ад-
министрации. Только кушбеги эмира бухарского Насрулла Бий,
как сообщал Беляев в МИД А.А.Нератову, «чуть ли не еди-
нственный государственный ум во всей Бухаре»20.
Весной 1914 г. Беляев стал активно заниматься вопросом о
притеснениях местного населения беками. К нему обратились
500 жителей Бурдалыкского бекства с жалобой на незаконный за-
хват земли с просьбой или защитить их или принять в русское под-
данство. После получения этой жалобы российский политический
агент попытался добиться от эмира перевода всех чиновников на
жалованье, установления контроля за действиями беков и обеща-
ния не назначать на места беков кандидатов без совещания с куш-
беги Насруллой Бием. Бухарский эмир согласился с предложени-
ями Беляева и уже весной 1914 г. назначил жалованье бекам и
амлякдарам.
324
Российское политическое агентство накануне войны также
попыталось начать реформировать структуру управления в Бу-
харском эмирате. По инициативе Беляева эмир объединил не-
сколько небольших бекств в единую область под управлением
одного бека.
Одним из важнейших способов контроля над деятельностью
эмира и его сановников был подбор кандидатов на высшие госуда-
рственные должности в эмирате.
Стремление царского правительства скрыть, кто является дей-
ствительным инициатором преобразований в эмирате, не увенча-
лось успехом. Хотя все изменения во внутренней жизни Бухары
проводились от имени эмира, роль российского правительства
была очевидна. Это привело к тому, что накануне войны резко
упала популярность эмира. Российские чиновники в Бухаре от-
мечали, что эмир бухарский «среди населения никакой популяр-
ностью не пользуется и всеми не любим как «русский ставлен-
ник». На этом фоне в Бухаре стремительно рос престиж афган-
ского эмира21.
Начало войны сразу же существенным образом изменило отно-
шение населения Бухары к России. Союз Турции и Германии спо-
собствовал тому, что началась активная агитации турецких панис-
ламистов в Бухаре. Там стали распространяться воззвания, в кото-
рых говорилось о том, что «всюду мусульмане работают на
христиан... Но теперь настало время сбросить ненавистное иго.
Мусульмане всех стран имеют наконец удобный случай... объя-
вить ...священную войну неверным и спасти от них мусульманские
земли»22. Эти призывы до определенной степени дестабилизиро-
вали обстановку в Бухаре в начале войны. Возникали самые неве-
роятные слухи о разгроме русской армии в августе 1914 г. В доне-
сениях о политических настроениях в Бухаре говорилось, что по-
добные слухи «были встречены туземцами с какой-то странной
злорадной радостью, странной потому, что к русским местное на-
селение относилось всегда лояльно. Некоторые туземцы позволя-
ли себе даже обращаться к русским с... фразами: “Что вы сидите
„ 24
здесь, ведь ваше царство кончилось » .
С началом войны в Бухаре была проведена мобилизация среди
русского населения. Сбор русских на мобилизационные пункты
послужил поводом к ряду враждебных выступлений местного на-
селения. По утверждению политического агента, все они произош-
ли только на территории Кулябского бекства. Но, несмотря на это,
политический агент Беляев просил командующего Туркестан-
ским военным округом исходатайствовать ему право применения
репрессивных мер, которые, по его словам «могли бы произвести
325
сильное впечатление на население». Например, «стрелять по не-
повинующимся, повесить пойманного в грабеже или нападении на
русских и проч».
В Петрограде на проблему смотрели иначе. В МИД примене-
ние карательных мер в отношении местного населения находили
чрезмерным. А.А.Нератов на просьбе Беляева о предоставлении
ему чрезвычайных полномочий сделал помету: «Пусти козла в
огород!»24.
Вспышки недовольства среди коренного населения Бухары
прекратились к осени 1914 г. В сентябре политический агент Бе-
ляев сообщил в МИД, что «население Старой Бухары и прилегаю-
щих к столице местностей... проявляет в своей массе мало интере-
са к текущим событиям, совершенно не высказывает какой-либо
нам враждебности, ограничиваясь... пересудами о текущих собы-
тиях»25. Аналогичные сведения содержал рапорт начальника по-
лиции Старой Бухары от 26 ноября 1914 г.: «Европейская война
вообще и война с Турцией в частности на настроении туземных
масс и особенно на отношении последних к европейцам совершен-
но не отразилась»26. Такое положение сохранялось вплоть до
1917 г. Беляев регулярно информировал Петроград о том, что «в
настроении населения не произошло каких-либо существенных
изменений»27.
Контроль за настроениями населения в Бухарском эмирате по-
мимо российского политического агентства осуществляло Тур-
кестанское районное охранное отделение. Выше говорилось о том,
что вступление Турции в войну на стороне Германии активизиро-
вало панисламистскую пропаганду. Органы полиции и жандарме-
рии в Туркестане в годы войны активно занимались выявлением
случаев пропаганды в Бухаре и Хиве. В течение 1914-1915 гг. По-
литическое агентство и полицейские органы в Туркестане по-раз-
ному оценивали опасность пропаганды панисламистов в Бухаре.
Российский политический агент регулярно получал сообщения из
Туркестана о появлении в Бухаре эмиссаров из мусульманских
стран. Во время проверки этих сведений нередко выяснялась или
их ошибочность, или полная недостоверность. Так, в декабре
1914 г. было получено донесение о том, что в Гузарском бекстве
появился «турецкоподданный Мулла с полномочиями от султана
вести панисламистскую пропаганду». Политический агент отве-
чал, что после проверки в бекстве «был обнаружен беспаспортный
араб, знающий по-турецки и по-узбекски лишь несколько слов и
назвавший себя английским подданным»28. В течение 1914 -
1916 гг. российский политический агент регулярно сообщал в
МИД о том, что запросы Туркестанского районного охранного
326
отделения о случаях панисламистской пропаганды в Бухаре не
подтверждаются .
В 1916 г. появились новые основания для опасений. В январе
1916 г. в Вене состоялось совещание панисламистов. На нем об-
суждался вопрос о подъеме мусульманского движения. Было ре-
шено отправлять в Россию эмиссаров из числа персидских под-
данных, которым как представителям нейтрального государства
въезд в Россию не был запрещен30. МВД было крайне обеспокое-
но возможным расширением панисламистской пропаганды в
России. Бухара рассматривалась Министерством как один из ее
источников, поскольку там свободно проживают афганские, пер-
сидские и даже турецкие подданные, разъезжающие оттуда с
целью пропаганды по всей империи31. Но и в 1916 г. Политичес-
кое агентство вновь информировало МИД о том, что «несмотря
на бдительный надзор и тщательные розыски.., в Бухаре не было
обнаружено ни одного ни афганского, ни персидского, ни турец-
кого эмиссара»32.
Помимо полицейских функций с началом войны российское
политическое агентство в Бухаре выполняло целый ряд дополни-
тельных функций. На него были возложены дела по призыву за-
пасных и ополченцев в русских поселениях Бухарского ханства;
закупка лошадей для нужд армии и пограничной стражи; устрой-
ство сборов на нужды раненых; надзор за военнопленными и ряд
других. Агентство явно не справлялось с возросшим объемом ра-
бот, и его руководитель неоднократно обращался в МИД с про-
сьбами о расширении штатов агентства. Несмотря на трудности,
агентство и в годы войны пыталось продолжать политику прове-
дения реформ в Бухаре. На первом месте оказались администра-
тивные реформы, которые должны были облегчить повседневную
работу агентства. Политическому агенту Беляеву удалось добить-
ся того, что кушбеги бухарского эмира сформировал у себя особую
русскую канцелярию с хорошо подобранным штатом переводчи-
ков. Во главе канцелярии был поставлен русский подданный тата-
рин М.И.Ахиядов. В результате дела, касающиеся русских интере-
сов, стали решаться гораздо быстрее. Аналогичную реформу
планировалось провести и в бекствах, но до 1917 г. сделать этого не
33
удалось .
2. ХИВИНСКОЕ ХАНСТВО НАКАНУНЕ И В ГОДЫ ВОЙНЫ
В 1873 г. хивинский хан после взятия русскими войсками Хивы
уплатил России контрибуцию и уступил территорию по правому
берегу Аму-Дарьи. В этом же году была установлена система
327
наблюдения за внутренней жизнью ханства. Эта задача была воз-
ложена на начальника Амударьинского отдела. В начале XX в., как
и в отношении Бухары, Туркестанский генерал-губернатор Сам-
сонов поднял вопрос об усилении русского влияния в Хиве. Осо-
бое совещание по бухарским делам на заседании 28 января 1910 г.,
о котором было сказано выше, затронуло вопрос об организации
контроля российской администрации за делами Хивинского ха-
нства. Было решено создать должность 2-го помощника начальни-
ка Амударьинского отдела по хивинским делам34. Но вплоть до
1917 г. эта должность создана не была. К началу войны в Хивин-
ском ханстве проживало 600 человек русских подданных. Корен-
ное население ханства составляли две большие национальные
группы: узбеки и туркмены. Туркменские племена на территории
ханства в течение многих лет охраняли границы государства. В об-
мен на это их земли не облагались податями, им платили жалова-
ние, а земледельцы-узбеки брали на себя обязательство регулярно
чистить каналы, орошающие туркменские земли. С установлени-
ем российского протектората в Хиве надобность в охране границ
силами туркменских племен отпала. Хивинские ханы в течение
второй половины XIX - начала XX в. последовательно проводили
политику, направленную на ликвидацию привилегий туркмен.
Особенностью государственного устройства в Хивинском ханстве
являлось различие в организации управления для оседлого и для
кочевого населения и для различных национальностей. Туркме-
ны, казахи и каракалпаки, сохранявшие родовое устройство,
управлялись своими родовыми старейшинами. Вся эта многочис-
ленная администрация не получала из казны содержания, а жила
за счет сборов (большей частью натурой) с населения. Беки упла-
чивали из собранных податей определенную сумму в ханскую
казну, а остальное обращали в свою пользу. Так же поступали и
амлякдары. Ханы, их сановники, беки и амлякдары содержали за
свой счет своих чиновников и слуг. Эта система при отсутствии
контроля давала правителями и чиновникам неограниченные воз-
можности для произвольных поборов, которые существенно воз-
росли начиная с 80-х годов XIX в., когда хивинцы обложили тур-
кмен податью за землю и содержание арыков. В итоге с конца
1912 г. по самым разным поводам в Хивинском ханстве регулярно
вспыхивали волнения среди туркмен. Российские власти пред-
принимали попытки урегулировать конфликт. Начальник
Амударьинского отдела принял участие в мирных переговорах и
помог хану 25 января 1913 г. заключить подробный мирный дого-
вор с туркменами33. Оценивая ситуацию в ханстве, начальник
Амударьинского отдела А.Барановский писал, что действующая
328
система наблюдения за внутренними делами в Хиве не дает воз-
можности не только «предупреждать те или другие нежелательные
явления и направлять по должному пути деятельность хивинского
правительства», но и «препятствует своевременному осведомле-
нию о происходящих в ханстве событиях»36. Во многом, по мнению
Барановского, ситуация осложнялась рядом причин. Во-первых,
личные качества хивинского хана Сеида Асфендиара Богадура не
способствовали установлению тесного контакта между ним и на-
чальником Амударьинского отдела. Последний считал, что хан
слабохарактерен, ограничен, подвержен посторонним влияниям,
а также «болезненно стремится к самостоятельности, своеобраз-
но понимаемой им в смысле уклонения от советов начальника
Амударьинского отдела»37. Во-вторых, нарастанию противоречий
в Хиве способствовала устаревшая система поземельного обложе-
ния, полностью освобождавшая от налога наследственные земли.
Барановский утверждал, что необходимо «взять управление ха-
нством в свои руки». И это будет легко сделать, т.к. об этом «мечта-
ет большинство хивинцев», которые «открыто высказывают жела-
ние перейти в русское подданство и этим избавиться от произво-
ла» Л
Действительно, и в Хиве, и в Бухаре накануне войны имели
место случаи, когда местное население письменно или устно хода-
тайствовало о приеме в русское подданство. В российском МИД к
подобным ситуациям относились скептически. С.Д.Сазонов счи-
тал, что подобным прошениям нельзя придавать никакого значе-
ния», поскольку подобные документы «во множестве поступают
от лиц, желающих избавиться от ответственности или приобрести
покровительство»39. В целом в Министерстве иностранных дел
считали, что не стоит слишком увлекаться идеей перехода власти
из рук хивинского хана в ведение русской администрации.
Накануне войны российское правительство начинает рассмат-
ривать вопрос о реформах в Хивинском ханстве. Центром пред-
стоящих преобразований должно было стать изменение земельно-
го налогообложения. Планируемый переход к потанапному
обложению землевладельцев встретил множество противников в
Хиве. Против реформы выступали как сановники хана, так и тур-
кменское население. Крупным землевладельцам готовящиеся из-
менения были невыгодны, а туркмены стремились получить до-
полнительные льготы в обмен на согласие ввести новую систему
обложения земель. При этом у российской стороны к началу вой-
ны практически отсутствовала как более или менее проработан-
ная программа реформ в Хиве, так и орган или должностное лицо,
которое могло их проводить. Но при этом вмешательство в
329
11 — 9455
управление ханством было довольно активным за счет руково-
дства кадровой политикой. Для территорий, включенных в систе-
му российского протектората, к началу войны стало обычной
практикой назначение высших сановников из лиц, выбранных
российской администрацией Туркестанского генерал-губернато-
рства, политического агентства в Бухаре. Выбранная кандидатура
обсуждалась в 3 политическом отделе МИД. Применительно к
Хиве этот процесс в начале XX в. выразился в удалении из Хивы
приближенных хана. При этом было очевидно русское вме-
шательство, что весьма умаляло престиж последнего.
В итоге к началу войны в Хивинском ханстве сложилась кон-
фликтная ситуация. Возникла оппозиция хану. При дворе образо-
валось несколько партий, которые стремились привлечь хана на
свою сторону. Среди них были противники поземельной рефор-
мы, сторонники активных действий против туркмен и др. Послед-
ним удалось повлиять на хана в желательном направлении. 7 июня
1915 г. войско хивинского хана напало на туркмен и потерпело по-
ражение. Для урегулирования конфликта в Хиву были введены
русские войска и командирован помощник военного губернатора
Сыр-Дарьинской области генерал-майор Г.М.Геппенер, наделен-
ный широкими полномочиями. Ознакомившись с ситуацией в ха-
нстве, он предложил хану удалить ряд сановников, деятельность
которых Геппенер признал противоречащей интересам русского
правительства и пользе ханства. 24 июля 1915 г. был подписан до-
говор между ханом и туркменскими старшинами. В нем туркеме-
ны признавали себя верноподданными хана, обязались возмес-
тить убытки русским подданным, потерпевшим во время кон-
фликта, а также соглашались на переход к потанапному обложе-
нию земель.
Деятельность Геппенера послужила основанием для Туркес-
танского генерал-губернатора Мартсона ходатайствовать в Воен-
ном министерстве о необходимости учреждения должности по-
стоянного представителя русского правительства в Хиве с
правами военного губернатора. Он предлагал создать должность
генерала для поручений при Туркестанском генерал-губернаторе
по заведованию хивинскими делами, включая руководство внут-
ренним управлением ханства. Одновременно Туркестанский гене-
рал-губернатор отмечал, что учреждение должности второго по-
мощника начальника Амударьинского отдела, запланированное
Особым совещанием по бухарским и хивинском делам в январе
1910 г., «полумера, неспособная дать хивинской жизни желатель-
ное направление»40. С этим проектом Мартсон обратился в Воен-
ное министерство. Военный министр отказался от предложений
330
Туркестанского генерал-губернатора, оставаясь сторонником по-
литики невмешательства в хивинские дела.
Стремление Мартсона к активному вмешательству в управле-
ние Хивой было во многом обусловлено множеством неудачных
попыток воздействовать на хивинского хана в вопросах внутрен-
него управления. Туркестанский генерал-губернатор, начальник
Амударьинского отдела неоднократно отмечали, что со всеми
предложениями по стабилизации ситуации в Хиве хан с готовнос-
тью соглашается, но ничего не делает. И, кроме того, под влиянием
той или иной придворной партии предпринимает шаги, которые
еще больше дестабилизируют положение в ханстве. Например, по-
ход против туркмен в 1915 г. Мартсон считал, что основная причи-
на заключается в том, что «ни хан Сеид Асфендиар, ни кто-либо из
его сановников не хотят и совершенно неспособны не только про-
водить желательные для нас (т.е. Российской империи. - А.Б.) ре-
формы, но и поддерживать вообще порядок в ханстве»41.
Выводы, сделанные Туркестанским генерал-губернатором,
был и небезосновательны. В январе - феврале 1916 г. в Хиве воз-
обновились волнения. Туркмены под руководством Джуна-
ид-хана начали наступление на города Хивинского ханства. В
ночь на 13 февраля они захватили столицу ханства. Потребова-
лось введение дополнительных русских войск. На территорию
Хивы 15 февраля 1916 г. вступил казачий полк с конной батаре-
ей. Туркмены оказали сопротивление. В связи с этим Хивинское
ханство, Амударьинский отдел и все левобережье Амударьи с
низовьев и до Чарджуя 2 марта 1916 г. были объявлены на воен-
ном положении. В начале апреля 1916 г. в Хивинское ханство
были отправлены из Ташкента новые воинские части под коман-
дованием генерала Галкина (рота ополченцев, три дружины, вос-
емь сотен казаков и 4 батарии с 16 орудиями).
Отвлечение войск от нужд фронта для ликвидации беспоряд-
ков в Хиве обеспокоило правительство. Министр иностранных
дел Сазонов вынужден был констатировать, что выступление тур-
кмен зимой 1916 г. - «последствие проявленной ранее мягкос-
ти»42. Но и в этой ситуации Сазонов продолжал придерживаться
курса на сохранение внутренней самостоятельности Хивы. Он пи-
сал: «После покорения мятежников надо будет озаботиться укреп-
лением подорванной власти хана, дабы нам не было надобности
поминутно вмешиваться во внутренние дела ханства»43.
Хивинские дела в МИД и Военном министерстве никогда не
были первоочередными. Решение о создании должности помощ-
ника начальника Амударьинского отдела по хивинским делам не
было выполнено в течение шести лет. Выступления туркмен в
331
и*
1916 г., а особенно необходимость вводить в Хиву войска прида-
ли хивинским делам общегосударственное значение. В Министе-
рстве иностранных дел 22 марта 1916 г. состоялось заседание под
председательством управляющего 3 политическим отделом фон
Клемма. Участники заседания попытались разработать инструк-
цию Туркестанскому генерал-губернатору по хивинским и бу-
харским делам. Они, как и Сазонов, утверждали, что основная
причина беспорядков в Хиве - непоследовательная политика по
отношению к обоим ханствам. «Либо мы признаем их автономию
и в таком случае должны поддерживать авторитет туземных пра-
вительств, воздерживаясь от излишнего вмешательства в их
дела, либо мы должны присоединить ханства окончательно к
Империи и ввести в них нашу администрацию»44. Представитель
Военного министерства начальник Азиатской части Главного
штаба генерал Манакин отметил, что во время войны не следует
менять существующее положение. Хотя участники совещания и
высказались за сохранение прежних способов осуществления
российского протектората в Хиве, т.е. политики невмешат-
ельства во внутреннюю жизнь ханства, но при этом они активно
обсуждали вопрос о смене хивинского хана. В итоге они решили,
«если представится к тому возможность, не сменять нынешнего»,
поскольку «неизвестно, как будет вести себя новый хан»45. Сле-
дует отметить, что в целом управление хивинскими делами нака-
нуне и в годы войны при отсутствии там представителя россий-
ской администрации велось именно путем воздействия на кадро-
вую политику в ханстве. Это была принципиальная позиция
МИД - сохранение автономии Хивы при негласном контроле че-
рез приближенных хана, являвшихся ставленниками российских
властей. Выступления туркмен изменили коренным образом по-
зицию Министерства.
На совещании в МИД 22 марта фон Клемм предложил русско-
го чиновника в Хиве подчинить не начальнику Аму-Дарьинского
отдела, а Туркестанскому генерал-губернатору. По сути, речь шла
о том, как достичь большей централизации в управлении Хивой.
Несмотря на то, что в Военном министерстве и МИД постоянно
подчеркивали необходимость следовать принципу невмешат-
ельства в хивинские дела, ситуация в Хиве, сложившаяся к 1916 г.,
заставляла задуматься о способах осуществления этого принципа.
В МИД сходились на том, что необходимо поддерживать престиж
хана, но при этом было очевидно, что борьба различных группиро-
вок среди высших сановников Хивы, их влияние на хана, дей-
ствия, которые хан в результате предпринимает, не соответствуют
российским интересам. Поэтому фон Клемм в марте 1916 г.
332
предложил «рекомендовать» хану иметь при себе советника из
русских подданных, мусульманина с высшим образованием. Та-
кой человек, разумеется, подобранный на эту должность Министе-
рством иностранных дел, мог бы постоянно контролировать дей-
ствия хана гораздо лучше, чем российский чиновник. Кроме того,
по мнению фон Клемма, присутствие советника-мусульманина не
так бы подрывало престиж хана в глазах населения, как вмешат-
ельство русского должностного лица46. Но в условиях войны реа-
лизовать эти, без сомнения разумные предложения, не представ-
лялось возможным. В итоге весной 1916 г. было решено назначить
представителем при хане начальника оставляемого в Хиве рус-
ских войск (6 дружин и казачий полк).
Туркестанский генерал-губернатор и его администрация
были также обеспокоены непрекращающимися волнениями в
Хиве. Если на уровне МИД и Военного министерства проблема
рассматривалась как общегосударственная, с точки зрения гло-
бальных вопросов внешней и внутренней политики, а также по-
слевоенных задач, которые предстояло решить Российской им-
перии в среднеазиатском регионе, то для среднего звена - туркес-
танской администрации она имела более конкретное значение.
Волнения туркмен в течение войны приходилось останавливать,
в первую очередь, силами генерал-губернаторства. Поэтому в
июне 1916 г. Особое совещание по хивинским делам под предсе-
дательством Туркестанского генерал-губернатора Мартсона
пришло к заключению о необходимости назначить в Хиву особое
правительственное лицо, которое будет именоваться представи-
телем Туркестанского генерал-губернатора, а реально следить за
правлением ханством, руководить им, проводить в Хиве рефор-
мы, приближающие ханство к «организации управления корен-
ных областей Туркестана в целях облегчения в будущем ея неиз-
бежного с ними слияния»47. И далее: «За ханом же сохраняется
лишь внешнее значение, необходимое пока в целях видимого со-
хранения автономности ханства, оправдываемое соображениями
внешней политики»48. В итоге было принято, одобренное импе-
ратором решение об учреждении в столице ханства должности
российского военного комиссара с правами фактического прави-
теля страны с сохранением за ханом лишь внешних атрибутов
власти.
Серьезность положения в Хиве заставила военного минис-
тра Шуваева предложить министру иностранных дел Сазонову
обсудить следующие вопросы. Во-первых, не являются ли бес-
порядки в Хиве достаточным основанием для изменения прави-
тельственного курса в отношении Хивы, установленного в 1910 г.
333
Во-вторых, не настало ли время для решения вопроса о присое-
динении Хивы к Империи или проведения там мероприятий, ко-
торые восстановят порядок и подготовят ликвидацию ее авто-
номного положения49. Но глава Министерства иностранных дел
придерживался иной точки зрения. Хотя С.Д.Сазонов не отри-
цал, что русская политика в Хиве должна была быть более актив-
ной, чтобы поддерживать стабильность в ханстве, но считал, что
«настоящий момент является неподходящим для какой-либо
ломки существующих отношений к Хиве»50.
Таким образом, дестабилизация обстановки в Хиве в годы вой-
ны не привела к изменению статуса ханства в составе Российской
империи и его внутреннего управления. Вскоре хивинские дела
были оттеснены на второй план восстанием в Туркестанском гене-
рал-губернаторстве. Вооруженные выступления туркмен в Хиве
продолжались и после 1917 г.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Управление окраинами Российской империи и история нацио-
нальной политики второй половины XIX - начала XX в. нераз-
рывно связаны с решением проблемы сохранения территориаль-
ной и государственной целостности Империи. Со второй полови-
ны XIX столетия в вплоть до 1917 г. на этом пути доминирующей
становится тенденция отказа от особых систем управления окраи-
нами. Рождение в 30-х годах XIX в. «теории официальной народ-
ности», ставшей, несмотря на периодические отступления, на дол-
гие годы официальной государственной доктриной самодержа-
вия, потребовало целого ряда внутри- и внешнеполитических
мероприятий по ее реализации. В реализации «теории официаль-
ной народности» на одном из первых мест стояла задача укрепле-
ния единого административно-правового пространства Империи.
Решение этой задачи совпало с зарождением на окраинах России
движения к национальному самоопределению. Поэтому практи-
чески любые шаги на пути унификации системы регионального
управления встречали негативную реакцию либеральных общес-
твенно-политических кругов.
Административный подход к проблеме укрепления единого
пространства Империи усилился к началу XX в. Попытки унифи-
кации системы общеимперского управления окраинами наталки-
вались, во-первых, на сопротивление внутри отдельных окраин, и
во-вторых, специфика окраинных территорий (культурная, язы-
ковая, религиозная) была столь ярко выражена, что не всегда
представлялась возможность ввести на всех окраинах единую
унифицированную систему. Для национальной консолидации им-
перии единства административно-правового пространства стано-
вилось явно недостаточно. В итоге к началу Первой мировой вой-
ны правительственные и консервативные общественно-полити-
ческие круги оказались перед необходимостью найти новый кон-
солидирующий Империю идеологический компонент. В.В.Зень-
ковский писал по этому поводу, что в допетровскую эпоху русские
люди стремились к превращению России в «Святую Русь» «силой
благочестия». «С упадком церковного сознания и с торжеством
процессов секуляризации... эта духовная установка не исчезла, но
335
стала проявляться в новых формах»1. В этих условиях консерва-
тивное крыло сформулировало и стало активно пропагандировать
идею национальной Империи. С началом Первой мировой войны
эта тенденция усилилась и в Российской империи, необходимость
военного единства государства трансформировалась в лозунг еди-
нения русского народа и создания «империи русских». Он нашел
отражение в периодической печати, оказал огромное влияние на
формирование оценок российской национальной политики в по-
следующей историографии.
В эти годы консервативная общественность и отчасти прави-
тельственные круги пытаются сплотить государство под знаме-
нем общерусского и общеславянского единения. Воззвания за
подписью Верховного главнокомандующего великого князя Ни-
колая Николаевача, обращенные к полякам, славянам, населяю-
щим Австро-Венгрию сформулировали идеологию войны на ее
начальном этапе: освобождение «малых народов» и воссоедине-
ние разрозненных русских «племен». Национализм должен был
стать важнейшим лозунгом Первой мировой войны, объединяю-
щим все народы Российской империи в противостоянии общему
врагу. Обещание «возрождения» Польши породило массу над-
ежд на аналогичные шаги по отношению к другим народам, насе-
ляющим Российскую империю. В августе 1914 г. можно было го-
ворить о том, что лозунги национального единения в Империи
восторжествовали надо всеми другими социальными и полити-
ческими программами. Такие настроения поддерживались над-
еждами на скорые изменения в правовом положении отдельных
окраин. Быстрый крах этих надежд усиливал недовольство поли-
тикой самодержавия на окраинах. Кроме того, несмотря на рост
национального патриотизма в начале войны, фактически в созна-
нии населения понятия «власть» и «отечество» уже не сливались
воедино. В итоге вместо объединения Империи под националь-
ными лозунгами перед лицом общей опасности, в условиях вой-
ны многонациональное население Империи начинает проявлять
стремление к противостоянию центру.
История национальной политики Российской империи на окра-
инах показывает, что важнейшим средством консолидации Импе-
рии в годы войны и в послевоенной перспективе, несмотря на при-
зывы к национальному единению, царское правительство призна-
вало укрепление административно-правовой системы. Основной
целью проектов преобразований, отдельных актов периода войны
было стремление отказаться от действовавшей дифференцирован-
ной системы управления окраинами. Именно в этом виделась
основная причина роста национального сепаратизма, утраты
336
контроля за коренным населением отдельных областей, что наибо-
лее ярко прослеживалось в Туркестане. Следующим условием
укрепления Империи признавалось распространение госуда-
рственного языка. Самым, пожалуй, невостребованным способом
укрепления государственного единства России накануне револю-
ции 1917 г. была религия. О распространении православия на окра-
инах Империи (за исключением западных губерний) на правит-
ельственном уровне практически не говорилось.
В итоге в политике самодержавия на окраинах Российской им-
перии в годы Первой мировой войны четко прослеживаются не-
сколько комплексов мероприятий. Наиболее распространенной
была деятельность правительства по укреплению административ-
но-правового пространства Империи. Это направление активно
развивалось применительно к Финляндии и прибалтийским гу-
берниям.
Политика самодержавия в Великом княжестве Финляндском
в годы войны, получившая в зарубежной историографии (осо-
бенно финской) наименование политики русификации в боль-
шей степени была политикой административно-правовой цен-
трализации. Комплекс мероприятий программы комиссии Коре-
во, вошедшей в историографию под названием «большая
программа русификации» был направлен, в первую очередь на
устранение различий в управлении и законодательстве. Она не
затрагивала вероисповедные проблемы, а языковая политика
была направлена не на замену финского русским, а исключитель-
но на то, чтобы жители княжества владели государственным язы-
ком. Но даже нереализованные планы административных преоб-
разований в Финляндии способствовали политической переори-
ентации части финской общественности.
Основное внимание в программных документах 1914 г. было
уделено вопросам укрепления позиций российской администра-
ции и усовершенствованию законодательного механизма. Попыт-
ки вмешательства в языковую сферу ограничивались изменения-
ми в порядке делопроизводства и увеличении часов преподавания
на государственном языке истории и географии. В сравнении с
крайне ограниченным на практике употреблении в Финляндии
русского языка проектируемые меры не могли существенно по-
влиять на положение финского языка в княжестве. О каком-либо
вмешательстве в религиозную жизнь финского населения в годы
войны говорить не приходится. Практическое вмешательство в
дела управления княжества в годы войны было весьма ограничен-
ным. На это влиял целый ряд внешнеполитических факторов: не-
обходимость сохранения шведского нейтралитета, косвенное
337
вмешательство союзников. Попытки военных властей влиять на
ситуацию в княжестве и проводить более жесткий курс постоянно
сталкивались с сопротивлением российской гражданской адми-
нистрации и лично генерал-губернатора Ф.А.Зейна. С точки зре-
ния текущих задач (поддержания «спокойствия» в княжестве)
курс генерал-губернатора себя оправдал. Различные послабления
при пересечении финской границы, поставки продовольствия из
российских губерний действительно помогали стабилизации си-
туации. Опасения военных относительно восстания в Финляндии
не оправдались. Но с точки зрения последующих событий либе-
ральный курс в отношении Финляндии способствовал распрос-
транению революционной пропаганды, провозу в Россию неле-
гальной литературы и, в конечном итоге, подготовке револю-
ции 1917 г.
В прибалтийских губерниях политика также была направлена
к преобразованиям системы управления. Антинемецкие меропри-
ятия практически ничем не выделялись из ряда аналогичных рас-
поряжений по всей Империи. Но в Прибалтике в силу противосто-
яния там немцев латышам и эстонцам эта политика стала толчком
к усилению межнациональной розни, активизации националь-
но-патриотической пропаганды в центре, направленной против
прибалтийских немцев. Попытки российской администрации в
Прибалтике сгладить межнациональные противоречия в начале
войны были расценены как поддержка «воинствующего германиз-
ма» и немецкой диаспоры в крае. Шаги правительства, направлен-
ные к свертыванию привилегированного положения немцев в
крае, также не привели к улучшению внутриполитической ситуа-
ции. Они лишь усиливали оппозиционные настроения в эстон-
ских и латышских общественно-политических кругах, поскольку
не оправдывался расчет последних на правительственную поддер-
жку в деле установления своего влияния в крае. В результате, ад-
министративные преобразования в Прибалтике, направленные на
урегулирование межнациональных конфликтов, имели зачастую
прямо противоположный эффект и способствовали росту антип-
равительственных настроений.
На положение Польши в годы войны существенное влияние
оказывали несколько факторов. Во-первых, действовали внешне-
политические соображения. Польша имела традиционную под-
держку французского и, отчасти, английского общественного мне-
ния. Это обстоятельство не могло не отразиться на союзнической
дипломатии, которая, прямо не вмешиваясь во внутренние дела
России, указывала на политическое значение польского вопроса.
Также на польскую политику влияло стремление царского
338
правительства к созданию буфера между Россией и Германией по
окончании войны. Во-вторых, постепенно утвердившееся в прави-
тельстве под влиянием настроений польской общественности по-
нимание того, что стремление к восстановлению польской госуда-
рственности постоянно растет. В-третьих, желание приостановить
«полонизацию» населения западных губерний. И, наконец, посте-
пенная активизация и «полевение» польских общественно-поли-
тических деятелей в годы войны. В конечном итоге, все это приве-
ло к тому, что накануне революции в Совете министров серьезно
рассматривался проект предоставления Польше статуса независи-
мого государства.
Национальная политика самодержавия в Прибалтике, Польше,
Финляндии в годы привела к тому, что усилилось движение к от-
рыву от Российской империи внутри правящей элиты. До этого
можно было говорить об определенном космополитизме остзей-
ского дворянства, прорусской ориентации части польской и фин-
ской общественности, ряда политических деятелей. Рост антине-
мецких мероприятий в Прибалтике и запоздалая реакция на них
из Петрограда зимой 1914 - 1915 гг., публикация программы
1914 г. в Финляндии, размытые обещания решить польский воп-
рос привели к росту национального сепаратизма и укреплению на-
ционального самосознания.
Одной из важнейших проблем государственного управления в
годы Первой мировой войны было развитие взаимоотношений во-
енных и гражданских властей на различных уровнях. Деятель-
ность Ставки на театре военных действий в национальных вопро-
сах основывалась на более радикальных подходах, в сравнении с
курсом Совета министров и местной гражданской администра-
ции. Только на территории Финляндии военным не удалось реа-
лизовать практически ни одного из мероприятий, затрагивавших
управление княжеством и жизнь гражданского населения. Приме-
нительно к западным окраинам Российской империи можно гово-
рить о попытках Ставки проводить свою собственную националь-
ную политику. Стремление к укреплению тыла армии, борьба со
шпионажем на прифронтовых территориях и, наконец, тактика
«выжженной земли», которой военные пытались следовать во вре-
мя отступления русских войск в 1915 г. имели свои следствием, с
одной стороны, массовые высылки в глубь России представителей
различных национальностей, аресты и практику взятия заложни-
ков. С другой, в деятельности Ставки четко прослеживалась тен-
денция к поддержке отдельных национальностей. На театре воен-
ных действий поляки, армяне, литовцы латыши, эстонцы и другие
пользовались симпатиями и как бы выделялись из общей массы
339
населения. Уже в середине октября 1914 г. разрешено было начать
на фронте формирование национальных частей и прежде всего по-
льских легионов. Эта мера была одобрена Верховным главноко-
мандующим. Все это, безусловно, вело к усилению национальных
противоречий.
Особое место в истории национальной политики периода
Первой мировой войны занимает история управления временно
оккупированными территориями Австро-Венгрии и Турции.
Если на других окраинах правительственный курс был направ-
лен на унификацию управления и ликвидацию административ-
ного, политического и экономического лидерства отдельных на-
циональных групп, но на временно оккупированной территории
Восточной Галиции проводилась политика русификации, затро-
нувшая языковую и конфессиональную сферы. Галиция рассмат-
ривалась в российских политических кругах как источник укра-
инского сепаратизма, поддерживаемого Австро-Венгрией и
проникающего оттуда в Украинские губернии России. Кроме
того, по мнению руководства МВД, с территории Галиции шло
распространение польского языка и католичества в западных гу-
берниях Российской империи. Стремление ликвидировать эти
проблемы подталкивало к проведению там жесткой языковой и
активной конфессиональной политики. Меры, направленные на
вытеснение из употребления украинского языка, воссоединение
униатов с православием, поддерживались националистическими
общественно-политическим кругами, убежденным и в том, что
основная масса населения Восточной Галиции - русские, осво-
божденные от иноземного гнета. Эта ошибочная позиция в сое-
динении с намерением правительства присоединить территорию
Восточной Галиции к Российской империи по окончании войны
способствовала проведению там русификаторского курса.
Варианты решения армянского вопроса в годы Первой миро-
вой войны менялись под влиянием военных обстоятельств. По-
воротным пунктом в армянской политике Российской империи
стали договоренности между союзниками о послевоенном разде-
ле Азиатской Турции и военные успехи русских войск в 1916 г.
После этого вместо проектов автономного управления Арменией
на правительственном уровне обсуждаются условия присоедине-
ния части Турецкой Армении к Российской империи, в основу
которых был положен принцип благожелательного отношения
ко всем национальностям, населяющим данную территорию.
Отказ правящих кругов Империи оказывать особую поддержку
национальным требованиям армян и конкретные действия адми-
нистрации временного военного генерал-губернаторства на тер-
340
ритории Турецкой Армении в этом направлении привели к уси-
лению сепаратистских настроений в армянских
общественно-политических кругах.
В целом в организации управления окраинами в годы Первой
мировой войны доминировала тенденция к усилению админис-
тративных и правовых связей окраин с центром. Восстание в Тур-
кестане в 1916 г. показало безусловную важность таких преобразо-
ваний, но попытки их проведения в годы войны усиливали
национальные противоречия, недовольство правительственной
политикой. Именно в годы войны проявились недостатки адми-
нистративного управления на окраинах Российской империи: сла-
бая связь центра и мест, недостаточные полномочия гражданской
администрации, слишком медленная разработка преобразований
для отдельных окраин, способствовавшие в итоге распаду государ-
ства в 1917 г.
Примечания
1 Джолл Д. Истоки Первой мировой войны. Ростов н/Д, 1998; Хобсбаум Э. Век
империи. 1875 - 1914. Ростов н/Д.: Феникс, 1999.
2 История внешней политики России. Конец XIX - начало XX в. М., 1997. С. 12.
3 Каппелер А. Россия - многонациональная империя. М., 1997 .
4 Вопросы истории. 1996. №11-12.
5 Джолл Д. Указ. соч. С. 301.
6 Исаков С.Г. Остзейский вопрос в русской печати 60-х годов // Ученые записки
Тартуского государственного университета. Тарту, 1961. Вып. 107. С. 28.
7 Леонтьев К. Избранное. М., 1993. С. 308 - 309.
8 Ордин К.Ф. Собр. соч. по финляндскому вопросу. Т. 1 - 3. СПб., 1909; Бород-
кин М.М. Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н.И.Бобри-
кова. СПб., 1905; Еленев Ф.И. Финляндский современный вопрос по русским
и финляндским источникам. СПб., 1891; Еленев Ф.И. Учение о финляндском
государстве. СПб., 1893; Утверждение русского владычества на Кавказе. К сто-
летию присоединения Грузии к России. 1801 - 1901. Тифлис, б/г. Т. 1 - 4; Ива-
ненко В.Н. Гражданское управление Закавказьем от присоединения Грузии до
наместничества Великого князя Михаила Николаевича. Тифлис, 1901; Эсадзе Э.
Историческая записка об управлении Кавказом. Тифлис, 1907 и др.
9 Галузо Г.Г. Туркестан - колония: Очерк истории колониальной политики рус-
ского царизма в Средней Азии. Ташкент, 1935; Гессен Ю.И. История еврейско-
го народа в России. Т. 1 - 2. Л., 1925 - 1927; Гейликман Т.Б. История общес-
твенного движения евреев в Польше и России. М.; Л., 1930; Рыскулов Т.Р.
Восстание туземцев Средней Азии в 1916 г. Кзыл-Орда, 1927.124 с.
10 Подробнее см.: Бордюгов Г., Бухараев В. Национальная историческая мысль в
условиях советского времени // Национальные истории в советском и постсо-
ветских государствах. М., 1999. С. 25 - 26.
11 Панкратова А.М. СССР - страна великого содружества народов. М., 1953.
12 Ефимов В.И. К вопросу о взаимоотношениях России с Бухарой в конце XIX -
начале XX вв. // Труды Узбекского университета. 1958. Вып. 83. С. 199 - 227.
13 Искандаров Б.И. Из истории Бухарского эмирата (Восточная Бухара и Запад-
ный Памир в конце XIX в.). М., 1958.
14 Ковалев П.А. Кризис колониального режима и «реформы» Куропаткина в
Туркестане в 1916 г. // Среднеазиатский государственный университет. Тру-
ды. Новая серия. Ташкент, 1955. Вып. 57.
15 Мухамеджанов А.Р. Некоторые источники к истории взаимоотношений Буха-
ры и Хивы с Россией. Ташкент, 1957.
16 Семенов А.А. Очерк устройства центрального административного управления
Бухарского ханства позднейшего времени. Сталинабад, 1954; Его же. Очерк
устройства центрального административного управления Бухарского ханства
позднейшего времени // Материалы истории таджиков и узбеков Средней
Азии. Сталинабад, 1954. Вып. 2.
342
17 Жюгжда Ю.И. Историческое значение присоединения Литвы к России в кон-
це XVIII - начале XIX в. // Исторические записки. 1954. Т. 46. С. 198 - 229.
18 Карьяхярм Т. Эстонская буржуазия и царизм. Таллин, 1978.
19 Егоров Ю.А. Общественно-политический строй Эстонии (XIX в. - октябрь
1917 г.)// Ученые записки Тартуского государственного университета. Тарту,
1970. Вып. 244. Труды по правоведению. Т. X.; Его же. Губернские органы
управления в Эстонии в XIX — начале XX в.// Ученые записки Тартуского го-
сударственного университета. Тарту, 1975. Вып. 349. Труды по правоведению.
Т. 18.
20 Дусаев Р.Н. Становление государственной автономии Великого княжества
Финляндского (1808 - 1809). Свердловск, 1983; Суни Л.В. Очерк обществен-
но-политического развития Финляндии. 50 - 70-е гг. XIX в. Л., 1979; Его же. Са-
модержавие и общественно-политическое развитие Финляндии в 80 - 90-е гг.
XIX в. Л., 1982; Овчинникова А.Я. Революционная Россия и Финляндия. 1905 -
1907 г. Таллин, 1988; Ошеров Е.Б., Суни Л.В. Финляндская политика царизма
на рубеже XIX - XX вв. Петрозаводск, 1986.
21 Погорельский И. В. Очерки экономической и политической истории Хивин-
ского ханства конца XIX - начала XX вв. (1873 - 1917 гг.). Л., 1968; Тухтаме-
тов Т.Г. Российское императорское политическое агентство в Бухаре // Уче-
ные записки кафедры истории СССР Душанбинского государственного
педагогического института. Душанбе, 1979. Т. 95. С. 59 - 71; Его же. Россия и
Бухарский эмират в начале XX в. Душанбе, 1977.
22 Абдурахимова Н.А. Высший бюрократический орган царизма в Туркестане //
Общественные науки в Узбекистане. 1988. № И. С. 34 - 38; Ее же. Из истории
Туркестанского чиновничества второй половины XIX - начала XX в. // Вопро-
сы социально-экономической истории дореволюционного Туркестана. Таш-
кент, 1985. С. 32 - 48.;
23 Аманжолова Д.А. Казахский автономизм и Россия. История движения Алаш.
М., 1994; Гатагова Л.С. Правительственная политика и народное образование
на Кавказе в XIX веке. М., 1993; Соломещ И.М. Финляндская политика цариз-
ма в годы Первой мировой войны. Петрозаводск, 1992.
24 Крупников П. Пол века истории Латвии глазами немцев (конец XIX - 1945 г.).
Рига, 1989.319 с.
25 Национальная политика России. История и современность. М., 1995.
26 Вопросы истории. 1996. № 11 - 12. С. 52.
27 Первая мировая война: политика, идеология, историография: Сб. статей. Куй-
бышев, 1990; Первая мировая война и проблемы политического переустро-
йства в Центральной и Юго-Восточной Европе. М., 1991; Первая мировая вой-
на: дискуссионные проблемы: Сб. статей. М., 1994; Первая мировая война:
страницы истории: Сб. статей. Черновцы, 1994; Россия и Первая мировая вой-
на: Материалы международного научного коллоквиума. СПб., 1999; Первая
мировая война: пролог XX века. М., 1999.
28 Burbank J. Revisioning of imperial Russia // Slavic review. 1993.52. № 3. P. 555 - 567.
29 Каппелер А. Указ. соч. С. 8.
30 Дякин В.С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма // Вопро-
сы истории. 1995. № 9. С. 130 - 134; 1996. № 11 - 12. С. 39 - 72.
31 Luntinen Р. F.A.Seinn. 1862 - 1918. A political Biography of a Tzarist Imperialist
as Administrator of Finland. Helsinki, 1985. P. 214.
32 Полвинен T. Держава и окраина. Н.И.Бобриков - генерал-губернатор Фин-
ляндии. 1898 - 1904 гг. СПб., 1997. С. 253. (Первое издание на финском языке:
Polvinen Т.. Valtaakunta ja Rajamaa. Helsinki, 1984.)
343
й 3
Lyytinen Е. Finland in British politics in the First World War. Helsinki, 1980.
Ibid. P. 59.
35 Weeks T.R. Nation and the State in late imperial Russia. Nationalism and Rus-
sification on the Western Frontier. 1863 - 1914. Illinois, 1996.
36 Russification in the Baltic provinces and Finland. 1855 - 1914. Princeton, 1981.
37 Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 г. СПб., 1998. С. 261.
38 История внешней политики России. Конец XIX - начало XX в. М., 1997. С. 12.
39 Хаген М. Великая война и искусственное усиление этнического самосознания
в Российской империи // Россия и Первая мировая война. М., 1999. С. 385 -
406; См. также: Бахтурина А.Ю. Политика Российской империи в Восточной
Галиции в годы Первой мировой войны (1914 - 1917 гг.). М., 2000.
Глава I
1 Термин «Царство Польское» перестал официально употребляться с 1832 г.,
когда после восстания 1830 - 1831 гг. была проведена реформа управления
Польши. Сейм и Государственный совет упразднялись. Управление польски-
ми территориями осуществлял наместник с помощью совета управления и за-
менивших министерства комиссий. Воеводства переименовали в губернии, а
поветы - в уезды. В данной работе он используется для обозначения польских
губерний Российской империи.
2 Столыпин П.А. Полное собрание речей в Государственной Думе и Госуда-
рственном Совете. 1906 - 1911. М., 1991. С. 106.
3 Цит. по: Погодин А.Л. Славянский мир. Политическое и экономическое поло-
жение славянских народов перед войной 1914 г. М., 1915. С. 79.
4 Там же. С.65.
5 Там же.
6 Коэн Г. Политика в области высшего и среднего образования в Австрии в кон-
це XIX - начале XX вв. // Австро-Венгрия: опыт многонационального госуда-
рства. М., 1995. С. 176.
7 АВПРИ. Ф. 474. Д. 43. Л. 5 об.
8 Там же. Л. 25 - 26.
9 Там же. Л. 5 об. — 6.
10 Там же. Л. 9 - 10.
11 Цит. по: Григорьянц Т.Ю. К вопросу о преемственности империалистической
германизаторской политики в планов колонизации западных польских зе-
мель в период Первой и Второй мировых войн // Германская восточная по-
литика в новое и новейшее время: Проблемы истории и историографии. М.,
1974. С. 150.
12 Подробнее см.: Деборин И.А. Из истории одной концепции германского импе-
риализма // Славяно-германские отношения: Сб. статей. М., 1963.
13 Хлебович Ю. Роль польско-германский отношений в истории германского
«Дранг нах Остен» 1795 - 1918 годов // Германская экспансия в Центральной
и Восточной Европе: Сб. статей / Пер. с польского. М., 1965. С. 187.
14 См.: Теодорович И.М. Разработка правительством Германии программы заво-
еваний на Востоке в 1914 - 1915 гг. // Первая мировая война: Сб. статей. М.,
1968. С. 112.
15 ГА РФ. Ф. 215. On. 1. Д. 18. Л. 2 об.
16 АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 315/318. Л. 2 об.
t7 Там же. Л. 3.
18 Там же. Л. 3 об.
344
й Я S 8 8 R 8 а 8 S Я 8 Я й 8
19 АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 315/318. Л. 8 об.
20 Там же. Л. 9.
21 Цит. по: Теодорович И.М. Указ. соч. С. 112 - 113.
ГА РФ. Ф. 215. On. 1. Д. 121. Л. 14.
Цит. по: Теодорович И.М. Указ. соч. С. ИЗ.
Там же.
Цит. по: Яхонтов Арк.Н. Первый год войны (июль 1914 — июль 1915 г.). Запи-
си. Заметки, материалы и воспоминания бывшего помощника управляющего
делами Совета министров / Ввод. ст. и коммент. Р.Ш.Ганелина и М.Ф.Фло-
ринского // Русское прошлое. 1996. Кн. 1. С. 287.
ГА РФ. Ф. 215. On. 1. Д. 50. Л. 87.
Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны. Бумаги
Арк.Н.Яхонтова. СПб., 1999. С. 25.
Год войны с 19 июля 1914 г. по 19 июля 1915 г. Высочайшие манифесты и воз-
звание Верховного главнокомандующего. Пг., 1915. С. 3.
ГА РФ. Ф. 620. On. 1. Д. 107. Л. 2.
Переписка Николая и Александры Романовых. Т. 3. С. 8.
Падение царского режима. По материалам Чрезвычайной Комиссии Времен-
ного правительства. Л., 1926. Т. 6. С. 28.
Там же.
Палеолог М. Царская Россия во время Мировой войны. М.: Международные
отношения, 1991. С. 101.
Русско-польские отношения в годы Первой мировой войны. М.; Л., 1926.
С. 140.
Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. М., 1991. С. 171.
Пуанкаре Р. Воспоминания. 1914 - 1918. М., 1936. Т. 5. С. 56.
37 Дякин В.С. Русская буржуазия и царизм в годы Первой мировой войны
(1914-1917). Л., 1967. С. 56.
38 См.: Черменский Е.Д. VI Государственная Дума и свержение царизма в Рос-
сии. М., 1976. С. 75.
39 Васюков В.С. К историографии внешней политики России в годы Первой ми-
ровой войны (1914 - 1917 гг.) // Первая мировая война. Дискуссионные про-
блемы истории. М., 1994. С. 21
40 Первая мировая война. Дискуссионные проблемы истории. М., 1994. С. 21.
41 АВПРИ. Ф.474.Д.49.Л.З.
42 Война и Польша. Польский вопрос в русской и польской печати. М., 1914. С. 4.
43 Лемке М. 250 дней в царской Ставке. Пг., 1920. С. 15.
44 ГА РФ. Ф. 215. On. 1. Д. 182. Л. 14.
45 Там же. Д. 50. Л. 81-82.
46 Там же.
47 ГА РФ. Ф. 215. On. 1. Д. 182. Л. 23.
48 Там же. Л. 35,46.
49 Новое время. 1914.15 нояб.
50 Агентство Гаваса в Париже, переведя слово «самоуправление» термином
«autonomie» сообщило, что русский император принял решение «восстано-
вить территориальную целостность Польши и даровать ей полную автономию
под управлением наместника его величества» (Международные отношения в
эпоху империализма. Документы из архивов царского и Временного прави-
тельств. 1878 - 1917 годы. Серия III: 1914 - 1917 годы. Т. 6. Ч. 1. С. 120).
51 Международные отношения... Т. 6. Ч. 1. С. 125.
52 АВПРИ. Ф. 474. Д. 50. Л. 10.
345
53 Международные отношения... Т. 6. Ч. 1. С. 124.
54 Пуанкаре Р. На службе Франции. М., 1936. Т. 1. С. 56.
55 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны. С. 28 -
29.
56 Там же. С. 35.
57 АВПРИ. Ф. 474. Д. 52. Л. 3.
58 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны. С. 35.
59 АВПРИ. Ф. 474. Д. 52. Л. 14.
60 Там же. Д. 49. Л. 3.
61 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны. С. 35.
62 Яхонтов Арк.Н. Первый год войны (июль 1914 - июль 1915 г.). Записи. Замет-
ки, материалы и воспоминания бывшего помощника управляющего делами
Совета министров... С. 286.
63 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 896. Л. 30.
64 Там же.
65 Там же. Л. 30 об.
66 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 13. Л. 10 об.
67 Русско-польские отношения в годы Первой мировой войны. С. 10 - 12.
68 АВПРИ. Ф. 474. Д. 57/68. Л. 3.
69 The Journal of Modern History. Chicago, 1970. № 1 (31).
70 Яхонтов Арк.Н. Первый год войны // Возрождение. Париж, 1936. 26 сент.
71 Там же.
72 Русско-польские отношения в период Мировой войны: Сб. документов. М.; Л.,
1926. С. 10.
73 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 71. Л. 3.
74 Там же. Л. И.
75 Емец В.А. Очерки внешней политики России. 1914 - 1917. М., 1977. С. 108.
76 История внешней политики России. Конец XIX - начало XX в. М., 1997.
С. 459 - 460.
77 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 71. Л. И.
78 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 54. Л. 14 об.
79 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 71. Л. 35.
80 Там же.
81 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 54. Л. 15.
82 Там же. Л. 15 об.
83 Там же.
84 Русско-польские отношения в годы Первой мировой войны. С. 14.
85 Там же.
86 Прибалтийскую, Северо-Западную, Польшу, Правобережную и Левобереж-
ную Украину, Московскую (центральную промышленную), Верхнее и Ниж-
нее Поволжье, Северную Россию (две области) и Степную (Западная Сибирь).
87 Крыжановский С.Е. Заметки русского консерватора // Вопросы истории. 1997.
№4. С. 123.
88 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 71. Л. 26.
89 Русско-польские отношения в годы Первой мировой войны. С. 15.
90 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 61. Л. 3.
91 Там же. Л. 38 об.
92 Русско-польские отношения в годы Первой мировой войны. С. 22.
93 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 71. Л. 132.
94 Там же
95 РГИА. Ф. 1571. On. 1. Д. 245. Л. 90 - 90 об.
346
96 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны. С. 97.
97 ГА РФ. Ф. 215. On. 1. Д. 166. Л. 3 об.
98 Там же. Д. 161. Л. 67 об.
99 Там же. Л. 38.
io° ГА рф ф. 215. On. 1. Д. 75. Л. 137.
101 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны. С. 387 -
388.
102 Там же. С. 383.
103 Там же. С. 382.
104 РГИА. Ф. 1276. On. 11. Д. 19. Л. 4.
105 РГИА. Ф. 1276. Оп. И. Д. 19. Л. 5 об.
106 Там же. Д. 24. Л. 105.
107 Собрание узаконений. 1915 г. 22 марта. № 91. Ст. 762.
108 РГИА ф 1276 Оп. 10. Д. 80. Л. 44.
109 Яхонтов Арк.Н. Первый год войны (июль 1914 - июль 1915 г.) Записи. Замет-
ки, материалы и воспоминания бывшего помощника управляющего делами
Совета министров... С. 286 - 287.
1 ,0 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 80. Л. 44 об.
Там же. Л. 57-57 об.
112 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 71. Л. 211 - 211 об.
1,3 Там же. Л. 375.
114 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 71. Л. 187 - 189.
1,5 Аврех А.Я. Царизм накануне свержения. М., 1989. С. 83.
116 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 71. Л. 378.
1,7 Там же. Л. 380; On. 11. Д. 19. Л. 37.
1,8 РГИА. Ф. 1276. On. 11. Д. 19. Л. 39.
119 РГИА. Ф. 1276. Оп. И. Д. 19,41 - 42,52 об., 60.
120 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 79. Л. 4.
121 РГИА. Ф. 1276. Оп. И. Д. 19. Л. 124.
122 Там же. Л. 146.
123 Там же. Л.148 об. - 149,153 об.
124 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 79. Л. 4.
125 Там же.
126 ГА РФ. Ф. 620. On. 1. Д. 94. Л. 2.
127 Там же. Д. 95. Л. 12.
128 РГИА. Ф. 1276. Оп. И. Д. 19. Л. 386.
129 Словарь юридических и государственных наук. СПб., 1906.
130 Русский архив. М„ 1991. Т. 18. С. 22.
131 Сазонов С.Д. Воспоминания. Париж, 1927. С. 376.
132 Русский архив. Т. 18. С. 22.
133 Русский архив. Т. 18. С. 22 - 23.
134 Стенографический отчет Государственной Думы. 4-й созыв. Сессия IV. Пг.,
1915. Стб. 9 - 10.
135 Там же. Стб. 86 - 87,95,123.
136 Международные отношения... Т. 8. Ч. 2. С. 20.
137 АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 746/803. Л. 14.
138 РГИА. Ф. 1276. Оп. И. Д. 75. Л. 2.
139 Там же. Л. 7 - 9.
140 Там же. Л. 10.
141 РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 181. Л. 4.
142 Там же. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 71. Л. 422 - 423.
347
143 Там же. Ф. 821. Оп. 150. Д. 188. Л. 2 об.
144 АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 746/803. Л. 43.
145 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 32. Л. 2.
146 Там же. Д. 43. Л. 27.
М7 Тду жр II 26 лА
148 АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 746/803. Л. 68.
t49 Русско-польские отношения в годы Первой мировой войны. С. 86.
150 Сазонов С.Д. Указ. соч. С. 381.
151 Там же. С. 382.
152 Русско-польские отношения в годы Первой мировой войны. С. 86
153 Там же. С. 87.
154 Там же. С. 87-88.
155 Там же. С. 88.
,56 В проекте СД.Сазонова был выделен круг общегосударственных дел(междуна-
родные отношения, оборона, денежное обращение, дела православной церкви,
общегосударственные займы, почта, телеграф, телефон, железные дороги, казен-
ные монополии и ряд других), определен порядок действия законодательной
(император, в единении с сеймом) и исполнительной (император) властей. Свои
полномочия в области государственного управления император мог передавать
наместнику или иным учреждениям. Сейму и императору предоставлялось пра-
во законодательной инициативы в делах Царства Польского.
157 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 86. Л. 89.
158 Сазонов С.Д. Указ. соч. С. 388.
159 Там же. С. 387.
160 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 72. Л. 3.
161 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 86. Л. 109 об.
162 В проекте говорилось: «Царство Польское, составляя с государством Россий-
ским единое государство объединяется нераздельностью престола... В своих
внутренних делах Царство Польское управляется особыми установлениями на
основании особого законодательства». К числу общегосударственных дел
предполагалось отнести учреждение императорской фамилии, внешнюю по-
литику, оборону, дела Православной церкви, денежное обращение, железные
дороги общегосударственного значения, связь, законодательство, носящее об-
щегосударственный характер. Законодательная власть в Царстве Польском
должна была осуществляться императором и двухпалатным Сеймом, испол-
нительная - наместником, назначаемым императором. Суд был отнесен к
компетенции местных властей. Кроме того, проектом манифеста
предполагалось наличие особого законодательства для Царства Польского.
163 Цит. по: Черменский Е.Д. Указ. соч. С. 185.
164 Бьюкенен Дж. Указ. соч. С. 172.
165 Берти Ф. За кулисами Антанты. Дневник британского посла в Париже. 1914 -
1919. М.; Л., 1927. С. 106,109.
166 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 72. Л. 63 - 64.
167 Там же. Л. 26.
168 Там же. Л. 106.
169 Там же. Л. 108.
170 Там же. Л. 20 об.
171 Там же. Л. 26-30.
172 Речь. 1916.3 нояб.
173 Там же. 2 нояб.
174 Там же. 2 нояб.
348
175 Правительственный вестник. 1916. 2 нояб.
176 Речь. 1916.7 нояб.
177 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 73. Л. 1 об.
178 Новое время. 1917.25 янв.
179 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 73. Л. 50 об.
180 Там же. Л. 50 - 54.
181 Биржевые ведомости. 1914. 23 дек.
Глава II
1 Погодин М.П. Остзейский вопрос. М., 1869. С. 6.
2 Свод местных узаконений губерний Остзейских. Ч. 2: Законы о состояниях.
СПб., 1845.
3 Калнынь В. Очерки истории государства и права Латвии в XI - XIX веках.
Рига, 1980. С. 122.
4 В состав конвента входили: предводитель дворянства, уездные депутаты и чле-
ны ландратской коллегии. Конвент собирался два раза в год по созыву очеред-
ного ландрата, либо по надобности. Конвент главным образом подготавливал
вопросы для обсуждения на ландтаге.
5 В Курляндии должность ландрата отсутствовала.
6 Предводитель дворянства избирался ландтагом сроком на три годы. Одна из
главных его функций - председательство на заседаниях ландтага. Он пред-
ставлял рыцарство во всех имперских учреждениях.
7 Калнынь В. Указ. соч. С. 157.
8 Майков А. Всеславянство // Беседа. 1871. № 3. С. 219 - 262; Подробнее о раз-
витии взглядов российской общественности на роль немцев в России см.: Обо-
ленская С.В. «Германский вопрос» и русское общество конца XIX в. // Россия
и Германия. М., 1998. Вып. 1. С. 190 - 206.
9 Национальная политика России: история и современность. М., 1997. С. 55.
10 Карьяхарм Т.Э. Эстонская буржуазия и царизм. Таллин, 1983. С. 112.
11 Там же.
12 В декабре 1905 г. было введено военное положение в большинстве губерний
Прибалтики, Литвы и Белоруссии. Каждую губернию, где было объявлено во-
енное положение, возглавлял генерал-губернатор, которым, как правило, яв-
лялся начальник местного гарнизона. В Прибалтике в ноябре 1905 г. временно
была введена должность прибалтийского генерал-губернатора, на которую на-
значили генерала В.Сологуба. Затем его сменил Меллер-Закомельский, быв-
ший сторонником более жесткого политического курса. Военное положение
было отменено в сентябре 1908 г., но только в апреле 1909 г. ликвидируется
должность временного прибалтийского генерал-губернатора. (Национальные
окраины Российской империи: становление и развитие системы управления.
М., 1998. С. 214.)
13 Крупников П.Я. Полвека истории Латвии глазами немцев. Рига, 1989. С. 144.
14 Германия и Прибалтика: Сб. науч, трудов. Рига, 1983. С. 86 - 87.
15 Крупников П.Я. Указ. соч. С. 132 - 133.
16 Там же. С. 134-137.
17 Цит. по: Крупников П.Я. Указ. соч. С. 136.
18 Цит. по: Крупников П.Я. Указ. соч. С. 136.
19 Крупников П.Я. Указ. соч. С. 134.
20 РГВИА. Ф. 1932. Оп. 2. Д. 56. Л. 14.
21 Там же. Ф. 2005. On. 1. Д. 101. Л. 25.
349
22 Курлов П.Г. Гибель императорской России. М., 1992. С. 205
23 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 101. Л. 7.
24 Там же. Л. 8.
25 Курлов П.Г. Гибель императорской России. М., 1992. С. 205.
26 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 101. Л. 26.
27 Там же. Л. 31 -32.
28 Прибалтийский край и война. Материалы из русской печати / Сост. А.П.Ту-
пин. Пг., 1914. С. 1.
29 См., например: Бахтурина А.Ю. Воззвание к полякам 1 авг. 1914 г. и его авто-
ры // Вопросы истории. 1998. № 8. С. 67 - 76.
30 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны: Сб. до-
кументов. СПб., 1999. С. 33.
31 Курляндские губернские ведомости. 1914.6 авг.
32 Русское прошлое. 1998. Кн. 8. С. 206.
33 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 101. Л. 70.
34 Новое время. 1914.14 нояб.
35 Там же. 6 сент.
36 Там же. 5 сент.
37 Там же. 27 авг.
38 Там же. 30 авг.
39 Русское прошлое. 1998. Кн. 8. С. 207.
40 Рижский вестник. 1915.1 нояб.
41 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 56. Л. 13 об.
42 Там же. Д. 101.
43 Там же. Ф. 1932. Оп. 2. Д. 17. Л. 2.
44 Там же. Ф. 2005. On. 1. Д. 101. Л. 80 об.
45 Там же. Ф. 1932. Оп. 2. Д. 102. Л. 82.
46 Там же. Ф. 2005. On. 1. Д. 101. Л. 78 об.
47 Русское прошлое. СПб., 1998. Кн. 8. С. 205.
48 РГВИА. Ф. 1932. Оп. 2. Д. 37. Л. 1.
49 Там же. Д. 17. Л. 2 об.
50 Там же. Л. 77 - 78 об.; См. также: Джунковский В.Ф. Воспоминания. В 2 т. М.,
1997. Т. 2. С. 415-416.
51 РГВИА. Ф. 1932. Оп. 2. Д. 37. Л. 4 - 5 об.
52 Там же. Ф. 2005. On. 1. Д. 101. Л. 69 об.
53 Там же. Л. 76 об.
54 Исторический вестник. 1883. Нояб. С. 257.
55 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны: Сб. до-
кументов. СПб., 1999. С. 85.
56 РГВИА. Ф. 1932. Оп. 2. Д. 19. Л. 8,11 об.
57 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны. С. 54.
58 Русское прошлое. 1998. Кн. 8. С. 209.
59 Там же. С. 207.
60 Рижский вестник. 1915.1 нояб.
61 РГВИА. Ф. 1932. Оп. 2. Д. 102. Л. 16.
62 Курлов П.Г. Гибель императорской России. М„ 1992. С. 208.
63 РГВИА. Ф. 1932. Оп. 2. Д. 102. Л. 21.
64 Там же. Л. 82.
65 Крупников П.Я. Указ. соч. С. 152 - 153.
66 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны: Сб. до-
кументов. СПб., 1999. С. 110.
350
67 Там же.
68 Там же.
69 Новое время. 1915. 2 февр.
70 Русская будущность. 1916. № 3. С. 16 - 17.
71 Там же. 1915. №3. С. 8.
72 Там же. 1916. №11. С. 13.
73 Там же. №12. С. И.
74 РГИА. Ф. 1483. On. 1. Д. 29. Л. И об.
75 Цит. по: Линдеман К.Э. Прекращение землевладения и землепользования по-
селян-собственников. М., 1917. С. 70.
76 Ренников А. Золото Рейна. Пг., 1915. С. 141.
77 Там же.
78 Курлов П.Г. Гибель императорской России. М., 1991. С. 216.
79 Прибалтийский край и война. Материалы из русской печати за август, сен-
тябрь и октябрь 1914 г. / Сост. А.П.Тупин. Пг., 1914.
80 Курцев А.Н. Беженцы Первой мировой войны в России (1914 - 1917) // Воп-
росы истории. 1999. С. 97 - 114.
81 Крупников П.Я. Указ. соч. С. 137.
82 Русское прошлое. 1998. Кн. 8. С. 205.
83 РГИА. Ф. 1282. Оп. 2. Д. 1396. Л. 405 об.
84 Курлов П.Г. Гибель императорской России. М., 1991. С. 214.
85 Там же. С. 217.
86 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны. С. 266.
87 Там же.
88 Бонч-Бруевич М.Д. Вся власть Советам. Воспоминания. М., 1957. С. 75.
89 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны. С. 305.
90 Там же. С. 314.
91 Там же. С. 110.
92 Карьяхярм Т.Э. Эстонская буржуазия и царизм. С. 139.
93 Там же. С. 140.
94 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 101. Л. 307 - 313 об.
95 Народы и области. 1914. № 2. С. 25 - 26.
96 РГИВА. Ф. 1932. Оп. 2. Д. 8. Л. 8.
97 Подробнее о планах Германии в отношении Прибалтики см.: Крупников П.Я.
Указ. соч. С. 177 - 178.
98 В Прибалтике, на основании местных обычаев, со всех крестьянских дворов
взимался в пользу церкви так называемый четверик. Также крестьяне были
обязаны выполнять различные повинности в пользу приходского священ-
ника.
99 Государственная Дума. Указатель к стенографическим отчетам. Четвертый со-
зыв. Сессия четвертая. 1915 - 1916 гг. Пг., 1916. С. 310.
100 РГИА. Ф. 1284. Оп. 180.1916 г. Д. 3. Л. 77 об.
101 Там же. Оп. 185.1916 г. Д. 3. Л. 86 об.
102 Там же. Л. 86 об.
103 Карьяхярм Т.Э. Эстонская буржуазия и царизм. С. 141.
104 Обязательному выкупу в Эстляндской губернии подлежали непроданные
земли всех категорий: крестьянские, мызные, отрезные, состоявшие на 1 ян-
варя 1914 г. в аренде в качестве самостоятельных крестьянских хозяйств, за
исключением имений и мыз, арендовавшихся целиком, а также участков, за-
нятых мельницами и корчмами владельцев имений и предоставленных мыз-
ным батракам, полевым и лесным сторожам за исполнение служебных обя-
351
занностей. В Лифляндской губернии выкупу подлежали крестьянские и
отрезные земли, действие законопроекта не распространялось на участки
квотных и шестидольных земель, эксплуатировавшихся владельцем в со-
бственных экономических интересах. Согласно третьей редакции проекта,
отрезные земли, не подлежавшие обязательному выкупу, окончательно при-
соединялись к мызным и за их собственниками признавалось право неогра-
ниченного распоряжения ими. Министерство финансов высказалось против
закрепления за владельцами имений, не сдававшихся ими в аренду; по его
мнению следовало подчинить выкупу все квотные и шестидольные земли вне
зависимости от способа их эксплуатации собственником. Эти замечания
были учтены в пятой редакции, устанавливавшей выкуп всех неотчужденных
квотных и шестидольных земель в Лифляндской губернии. Ею также исклю-
чались из числа возможных покупателей участков иностранные подданные и
лица, которым по закону 2 февраля 1915 г. воспрещалось приобретать недви-
жимое имущество в пределах Российской империи. (Андреева Н.С. Прибал-
тийские немцы и российская правительственная политика в начале XX в.
Дис... канд. ист. наук. СПб., 1999. С. 122.)
105 На основании ст. 882 и 893 «Свода гражданских узаконений губерний Прибал-
тийских» собственники дворянских вотчин в Лифляндии, Эстляндии и на
о. Эзель обладали следующими правами:
1. Право винокурения, пивоварения и продажи пива и съестных припасов, а
также право заводить и содержать корчмы и шинки, согласно с действующими
о том постановлениями;
2. Право учреждать в пределах имения местечки и открывать установлен-
ным для сего порядком рынки и ярмарки.
В Курляндии собственники вотчин обладали:
1. Правом рыбной ловли, охоты и вообще звериной ловли на землях, и в ле-
сах и водах имения;
2. Правом винокуреня и пивоварения, а также правом заводить и содержать
корчмы и шинки для продажи пива и других напитков и съестных припасов;
106 По действующему законодательству особые права присваивались владельцу
дворянской вотчины вне зависимости от его сословия. Хотя аналогичные пра-
ва принадлежали пасторатам, землям, предназначавшимся для содержания
должностных лиц (видмам), мещанским ленам, имениям городских обществ и
благотворительных заведений. (Свод местных узаконений губерний Остзей-
ских. Ч. III. СПб., 1864. Ст. 887,894,895.)
107 Государственная Дума. Четвертый созыв: стенографические отчеты 1916. Сес-
сия четвертая. Пг., 1916. Стб. 5396.
108 Членами данного совещания были: сенатор, барон А.М.Нолькен, сенатор Р.Р.
фон Транзеге, сенатор П.Н.Милютин, представители МВД, Министерства юс-
тиции, Министерства земледелия, Министерства финансов, Государственной
канцелярии, представители прибалтийского дворянства присяжные поверен-
ные Ф.В.Альберте и А.Ф.Окель. (Андреева Н.С. Прибалтийские немцы и рос-
сийская правительственная политика в начале XX в. Дис... канд. ист. наук.
СПб., 1999. С. 127.)
109 В соответствии с Правилами о мызной полиции 1888 г., действовавшими к на-
чалу войны, помещик осуществлял охрану порядка и безопасности на мызной
территории сам или передавал свои функции заместителю, которого утвер-
ждал уездный начальник. В границах волости охрана порядка и безопасности
осуществлялась общей полицией, а в отсутствие уездного начальника или его
помощника самим землевладельцем. (ПСЗ III. СПб., 1888. Т. 8.)
352
110 Приложения к стенографическим отчетам Государственной Думы. Четвертый
созыв. Сессия четвертая. 1915 - 1916 гг. СПб., 1916. Вып. 4. № 190.
111 Проблемы Великой России. 1916. № И. С. 8.
112 Карьяхярм Т. Совет министров царской России о прибалтийском земстве в
1916 г. // Германия и Прибалтика: Сб. научных трудов. Рига, 1988. Вып. 9.
С. 50.
113 Цит. по: Карьяхарм Т. Совет министров царской России... Вып. 9. С. 50.
114 РГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 60. Л. 48 - 49.
115 Там же. Л. 18-19.
116 Там же. Л. 18-19.
117 Там же. Л. 52.
118 Там же. Л. 52-53.
Глава III
1 Отечественная история с древнейших времен до 1917 года: Энциклопедия. М.,
1994.Т. 1.С.510.
2 Савченко В.Н. Восточнославянско-польское пограничье. 1918-1921гг. Этно-
социальная ситуация и государственно-политическое размежевание. М., 1995.
С. 57.
3 Название «рутены» преимущественно использовалось в официальных доку-
ментах.
4 Вестник Европы. 1888. Т. 6. С. 355.
5 Досталь М.Ю. Проблемы закарпатского национального возрождения в трудах
русских и украинских эмигрантов в межвоенной Чехословакии // Славянове-
дение. 1997. № 6. С. 68.
6 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 152. Л. 25 - 29.
7 Казанский П.Е. Русский язык в Австро-Венгрии. Одесса, 1912. С. 12 - 13.
8 Там же. С. 19.
9 Цит. по: Казанский П.Е. Русский язык в Австро-Венгрии. С. 19.
10 Международные отношения в эпоху империализма. М.: 1939. Сер. II. 1900 - 1913.
Т. 19. Ч. II. С. 53.
11 Там же. С. 98.
12 Times. 1912.27 Мау.
13 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 152. Л. 37.
14 Там же. Ф. 133. Оп. 470.1913. Д. 16. Л. 2.
15 История внешней политики России. Конец XIX - начало XX в. М., 1997. С. 54
16 Емец В.А. Черноморские проливы и Польша в геополитических планах рос-
сийской дипломатии (конец 1916 - начало 1917 гг.) // Россия в XIX - XX вв.:
Сб. статей к 70-летию со дня рождения Рафаила Шоломовича Ганелина. СПб.,
1998. С. 305.
17 Летом 1914 г. между русскими войсками Юго-Западного фронта и австро-вен-
герскими войсками начались активные боевые действия. Они получили назва-
ние Галицийской операции или Галицийской битвы. Битва длилась 33 дня - с
5(18) августа по 8(21) сентября 1914г. Это была одна из крупнейших стратеги-
ческих операций Первой мировой войны. Войска Юго-Западного фронта под
командованием генерал-адъютанта Н.И.Иванова должны были окружить и
разгромить австро-венгерские войска и овладеть Галицией. 20 августа (2 сен-
тября) русские войска заняли Галич, 21 августа (3 сентября) - Львов. 30 авгус-
та (12 сентября) началось общее отступление австро-венгерских армий за
р. Сан. 4(17) сентября 3-я русская армия осадила австрийскую крепость Пере-
353
мышль, но из-за недостатка артиллерии сняла блокаду и отошла на восточный
берег р. Сан. Истощение войск и расстройство тыла заставили русское коман-
дование прекратить преследование противника 8(21) сентября на рубеже
р. Дунаец. В результате успешных военных действий русские войска вступили
на территорию Австро-Венгрии, продвинулись на 280 - 300 км, заняли Восточ-
ную Галицию и часть австрийской Польши, создали угрозу вторжения в Вен-
грию и Силезию.
18 Соловьев С. Богословские и критические очерки: Собр. статей и публичных
лекций. М., 1916. С. 1.
19 Прикарпатская Русь. 1914.20 сент.
20 Церковно-общественный вестник. 1914. № 35 - 36. С. 2.
21 Правительственный вестник. 1914.4 сент.
22 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 896. Л. 30.
23 Там же. Л. 30 об.
24 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 13. Л. 10 об.
25 На повторный запрос Янушкевича от 19 сентября 1914 г., как же вести себя
местной администрации по отношению к полякам в Галиции, председатель
Совета министров И.Л.Горемыкин дал весьма расплывчатый ответ, сообщив,
что «правительство, придавая означенному вопросу весьма важное значение...
уже приступило к подробному соображению мероприятий... Однако вопрос
этот пока находится в предварительной стадии своего обсуждения». (РГВИА.
Ф. 2005. Оп. 1.Д. 13. Л. Зоб.)
26 Украинская жизнь. 1914. № 8 - 10. С. 47.
27 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 895. Л. 17,36 - 40.
28 РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д.35. Л.20.
29 Там же. Л. 21.
30 Прикарпатская Русь. 1914.16 сент.
31 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 159. Л. 83,89.
32 Цит. по: Лемке М.К. 250 дней в царской Ставке. М.; Л., 1920. С. 202.
33 Там же.
34 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 158. Л. 2 - 3.
35 Положение о полевом управлении войск в военное время. Пг., 1914. С. 2.
36 Подробнее об особенностях Положения о полевом управлении войск в воен-
ное время см.: Ганелин Р.Ш., Флоринский М.Ф. Российская государствен-
ность и Первая мировая война // Февральская революция: от новых источни-
ков к новому осмыслению. М., 1997. С. И - 13.
37 Там же. С. И.
38 Маниковский А.А. Боевое снабжение русской армии в мировую войну. М.,
t 1937. С. 650.
39 Яхонтов А.Н. Тяжелые дни // Архив русской революции. Берлин, 1926.
Т. XVIII. С. 21.
40 Флоринский М.Ф. Кризис государственного управления в России в годы Пер-
вой мировой войны (Совет министров в 1914 - 1917 гг.). Л., 1988. С. 158.
41 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 896. Л. 1 - 2.
42 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 159. Л. 15.
43 Там же. Л. 23 об.
44 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 895. Л. 38.
45 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 1. Л. 13 об.
46 Там же. Л. 43.
47 Отчет временного военного генерал-губернатора Галиции по управлению кра-
ем за время с 1-го сентября 1914 года по 1-е июля 1915 г. Киев, 1916. С. 4.
354
й 3
48 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 895. Л. 8.
49 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 12. Л. 21.
50 РГИА. Ф. 1576. On. 1. Д. 204. Л. 1 об.
51 Отчет деятельности штаба временного военного генерал-губернатора Галиции
в период времени с 19 августа 1914 года по 1-е июля 1915 г. Киев, 1916. С. 36.
52 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 163.
РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 12. Л. 81.
Отчет временного военного генерал-губернатора Галиции в период времени с
19 августа 1914 года по 1-е июля 1915 г. Киев, 1916. С. 4.
55 Там же.
56 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 12. Л. 131 об.
57 Там же. Л. 94.
58 Там же. Л. 131 об.
59 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 895. Л. 109.
60 Русское слово. 1916. № 98.
61 Украинская жизнь. 1916. № 4 - 5. С. 131.
62 Там же. № 6. С. 73.
63 Во главе судебной системы находился высший и кассационный суд, представ-
ляющий собою высшую инстанцию как для гражданских и уголовных дел, так
и для отнесенных к его компетенции дисциплинарных дел. Следующую сту-
пень судебного устройства образовывали суды второй инстанции, по числу ко-
торых все государство разделялось на 9 судебных округов, обыкновенно совпа-
дающих с пределами отдельных областей. Только в Галиции было два суда
второй инстанции: один во Львове - для восточной Галиции и Буковины, и
другой в Кракове - для западной Галиции.
Краевые суды занимались гражданскими делами, цена иска по которым
была свыше 1000 крон (около 400 руб.), а также являлись апелляционной ин-
станцией, рассматривая жалобы на решения окружных судов. По уголовным
делам краевые суды должны были участвовать в предварительном следствии,
рассматривать дела об уголовных преступления с участием или без участия
присяжных заседателей.
64 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 908. Л. 18.
65 Там же. Л. 19.
66 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 170. Л. 38 об.
67 Там же. Л. 3.
68 Там же. Л. 3.
69 Там же. Д. 159. Л. 51.
70 Там же. Д. 170. Л.5-5об.
71 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 908. Л. 4 об.; АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 159. Л. 52 об.
72 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 908. Л. 4 об.; АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 159. Л. 52 об.
73 Украинская жизнь. 1914. № 11 - 12. С. 98.
74 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 908. Л. 30.
75 Там же. Л. 21.
76 Там же. Л. 30.
77 Украинская жизнь. 1915. № 34. С. 165 - 166.
78 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 908. Л. 31 об.
79 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 17. Л. 19 - 20.
80 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 170. Л. 20.
81 Там же.
82 РГВИА. Ф. 2005. on. 1. Д. 17. Л. 19.
83 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 170. Л. 17 об.
355
84 Международные отношения... Т. 8. Ч. 1. С. 11.
85 Отчет временного военного генерал-губернатора Галиции по управлению кра-
ем за время с 1-го сентября 1914 г. по 1 июля 1915 г. С. 18.
86 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 12. Л. 11.
87 РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 38. Л. 43 - 43 об.
88 Там же.
89 Львовский вестник. 1915.27 марта.
90 РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 38. Л. 48 об.
91 Прикарпатская Русь. 1914.22 сент.
92 Там же.
93 Прикарпатская Русь. 1914. И окт.
94 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 13. Л. 38.
95 Там же. Л. 19.
96 Там же. Л. 23.
97 Там же. Л. 38.
98 Отчет временного военного генерал-губернатора Галиции по управлению кра-
ем за время с 1-го сентября 1914 г. по 1 июля 1915 г. С. 33.
99 Правительственный вестник. 1914.26 сент.
100 Отчет временного военного генерал-губернатора Галиции по управлению кра-
ем за время с 1-го сентября 1914 г. по 1 июля 1915 г. С. 33.
101 Львовский вестник. 1915. 27 марта.
102 Прикарпатская Русь. 1914.4 дек.; Львовский вестник. 1915.27 марта.
103 Львовский вестник. 1915.2 мая.
104 Там же.
105 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны. Бумаги
А.Н.Яхонтова. СПб., 1999. С. 117,386
t 06 Украинская жизнь. 1915. № 1. С. 81.
107 Цит. по: Украинская жизнь. 1914. № 8 - 10. С. 104.
108 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 13. Л. 17 об.
109 Там же. Л. 4 об.
110 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 878. Л. 9,17.
111 Прикарпатская Русь. 1914.23 окт.
112 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 13. Л. 10 об.
113 Отчет временного военного генерал-губернатора Галиции по управлению кра-
ем за время с 1-го сентября 1914 г. по 1 июля 1915 г. С. 24.
П4 АВПРИ.Ф. 135.Оп.474. Д. 163. Л.боб.
1 ,5 Там же. Л. 30 об.
116 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 165. Л. 10.
117 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 14. Л. 4,147
118 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 159. Л. 272.
119 Там же. Л. 277.
120 Киевлянин. 1916. № 177.
121 Речь. 1916. №211.
122 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 159. Л. 278.
123 Там же. Л. 281 -285.
124 Там же. Д. 191. Л. 47 - 47 об.
125 Там же. Л. 3.
126 Там же. Л. 7 - 9.
127 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 13. Л. 45.
128 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 159. Л. 328 - 330.
129 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 14. Л. 5.
356
130 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 159. Л. 300.
131 Там же. Л. 302.
132 РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 14. Л. 22.
133 Красный архив. 1931. № 4 - 5 (47 - 48). С. 169.
134 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 159. Л. 332.
135 Русские ведомости. 1916.6 июня.
136 Русские ведомости. 1916.5 июля.
137 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 195. Л. 48.
138 Там же. Д. 191. Л. 48.
139 Там же. Д. 196. Л. 2.
140 Там же. Л. 3 об.
141 Там же. Л. 3 об.-4.
142 Новое время. 1916.16 нояб.
143 Евлогий, архиепископ Волынский. Обращение к галицко-русскому народу и
духовенству. Б.м., 1914. С. 1.
144 РГИА. Ф. 821. Оп. 12. Д. 150. Л. 70.
145 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 161. Л. 23.
146 РГИА. Ф. 797. Оп. 84. Отд. 2. Ст. 3. № 510. Л. 37 об. - 38.
147 Там же. Ф. 821. Оп. 12. Д. 150. Л. 135.
148 Подробнее см.: На чужой стороне. Прага, 1925. № 13. С. 163.
149 Брусилов А.А. Мои воспоминания. М., 1963. С. 100.
150 Полный текст проповеди см.: Василий, дьякон. Леонид Федоров. Жизнь и дея-
тельность. Рим, 1966. С. 288 - 289.
151 Цит. по: Василий, дьякон. Леонид Федоров. Жизнь и деятельность. С. 289.
152 Украинская жизнь. 1914. № 8 - 10. С. 102.
153 РГИА. Ф. 821. Оп. 12. Д. 150. Л. 16.
154 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 161. Л. 8.
155 Там же. Л. 3 об.
156 Там же. Л. 4.
157 Имелся в виду министр внутренних дел (1912 - 1915 гг.) Н.А.Маклаков.
158 Цит. по: Василий, дьякон. Леонид Федоров. Жизнь и деятельность. С. 290.
159 Там же.
1 во ЧуЖОй стороне. № 13. С. 164.
161 Отчет о деятельности жандармского управления военного генерал-губернато-
рства Галиции с 25 ноября 1914 г. по 4 июня 1915 г. Киев, 1915. С. 7.
162 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 161. Л. 43 об., 65 - 66.
163 Цит. по: Винтер Э. Папство и царизм. М., 1964. С. 490.
164 РГИА. Ф. 821. Оп. 12. Д. 150. Л. 125.
165 Там же. Ф. 797. Оп. 84. Отд. 2. Ст. 3. № 510. Л. 38 об.
166 Украинская жизнь. 1914. № 8 - 10. С. 103.
167 РГИА. Ф. 821. Оп. 12. Д. 150. Л. 60.
168 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 161. Л. 54.
169 Там же.
170 Винтер Э. Папство и царизм. М., 1964. С. 492.
171 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 161. Л. 38.
172 Там же. Л. 122.
173 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 896. Л. 30 об.
174 Церковно-общественный вестник. 1914. № 35 - 36. С. 10.
175 РГИА. Ф. 1276. Оп. 10. Д. 855. Л. 1.
176 Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни. М., 1994. С. 233.
177 Там же.С. 91.
357
178 Там же.
179 Прикарпатская Русь. 1914.15 сент.
180 РГИА. Ф. 797. Оп. 84. Отд. 2. Ст. 3. № 510. Л. 36 - 37.
181 Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни. С. 237 - 238.
182 РГИА. Ф. 797. Оп. 84. Отд. 2. Ст. 3. № 510. Л. 38 об.
183 Червонная Русь. 1914. № 3. С. 1.
184 Украинская жизнь. 1914. № 8 - 10. С. 100 - 101.
185 Правительственный вестник. 1914.9 сент.
186 РГИА. Ф. 797. Оп. 84. Отд. 2. Ст. 3. № 510. Л. 21 об.
187 Украинская жизнь. 1914. № 8 - 10. С. 102.
188 РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 35. Л. 13.
189 Там же. Д. 37. Л. 23.
190 Евлогий, архиепископ. Обращение к галицко-русскому народу и духове-
нству. С. 3.
191 РГИА. Ф. 797. Оп. 84. Отд. 2. Ст. 3. № 510. Л. 18 - 18 об.
192 Там же. Ф. 821.Оп. 150. Д. 38. Л. 22 об.
193 Там же. Ф. 797. Оп. 84. Отд. 2. Ст. 3. № 510. Л. 39 - 40.
194 Церковно-общественный вестник. 1916. №13. С. 69.
195 Всеподданейший доклад обер-прокурора Св. Синода об устройстве Правос-
лавной Церкви в завоеванной Россиею частью Галиции. Пг., 1915. С. 16.
196 Украинская жизнь. 1914. № 8 - 10. С. 95 - 96.
197 Прикарпатская Русь. 1914.6 окт.
198 РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 35. Л. 22.
199 Там же. Л. 23.
200 Там же. Л. 23 об.
201 Там же. Л. 24 об.
202 Всеподданейший доклад обер-прокурора Св. Синода... С. 18.
203 РГИА. Ф. 812. Оп. 150. Д. 37. Л. 177.
204 Там же. Д. 38. Л. 22 об.
205 Отчет Галицко-русского общества в Петрограде за 1914 - 1915 гг. СПб.,
1915. С. 29.
206 Приходской листок. 1914. 26 сент.
207 Там же.
208 Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни. С. 243.
209 Церковно-общественный вестник. 1914. № 41. С. 3.
210 Отчет Галицко-русского общества в Петрограде за 1914 - 1915 гг. С. 22.
211 РГИА. Ф. 797. Оп. 84. Отд. 2. Ст. 3. № 510. Л. 124.
212 Там же. Ф. 812. Оп. 150. Д. 39. Л. 70.
213 Там же.
214 Там же. Л. 70 об.
215 Там же. Д. 37. Л. 125.
216 Новый энциклопедический словарь. СПб., б. г. Т. 16. Стб. 934.
217 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 161. Л. 20.
218 Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни. С. 242.
219 Прикарпатская Русь. 1914.8 дек.
220 Там же.
221 Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни. С. 242.
222 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 162. Л. 20 об.
223 Там же. Л. 50 - 51.
224 Там же. Л. 44 об.
225 Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни. С. 242.
358
226 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 162. Л. 45 об.
227 Там же. Ф. 136. Оп. 890. Д. 59. Л. 2 об.
228 Там же. Л. 2 об.
229 Отчет канцелярии временного военного генерал-губернатора Галиции в пери-
од времени с 28 августа 1914 г. по 1 июля 1915 г. Киев, 1915. С. 29,73.
230 РГИА. Ф. 821. Оп. 12. Д. 150. Л. 59.
231 Там же. Л. 59 об.
232 АВПРИ. Ф.135. Оп. 474. Д. 162. Л. 57 - 57 об.
233 Отчет канцелярии временного военного генерал-губернатора... С. 29.
234 Там же.
235 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 162. Л. 43 об.
236 Там же. Ф. 136. Оп. 890. Д. 59. Л. 4.
237 Там же. Л. 6.
238 Там же. Л. 8.
239 Шавельский Г. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и
флота. Нью-Йорк, 1954. С. 172.
240 Там же. С. 170.
241 Там же. С. 173.
242 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 159. Л. 183.
243 Брусилов А.А. Мои воспоминания. С. 152.
244 Шавельский Г. Воспоминания последного протопресвитера... С. 180
245 Там же. С. 181.
246 АВПРИ. Ф. 135. Оп. 474. Д. 159. Л. 183 об. - 184.
247 Смолич И.К. История русской церкви. 1700 - 1917 гг. М., 1997. С. 349.
248 Василий, дьякон. Леонид Федоров. Жизнь и деятельность. С. 295.
249 Там же. С. 295 - 296.
250 Всеподданейший отчет за пятилетие управления Кавказом генерал-адъютанта
графа Воронцова-Дашкова. СПб., 1910. С. 38 - 39.
251 Красный архив. М.; Л., 1928. Т. 1 (26). С. 118 - 119.
252 История внешней политики России. Конец XIX — начало XX в. М., 1997.
С. 275; История дипломатии. М., 1963. Т. 2. С. 632.
253 «Дашнакцутюн» - политическая.партия, образованная в 1890 г. К 1904 г. она
стала общеармянской партией. В 1905 - 1907 г. членами партии была создана
российская программа «Кавказский проект», который предусматривал со-
здание Закавказской демократической республики в составе России путем
вооруженной борьбы с самодержавием. Кавказ, по программе дашнаков, дол-
жен был образовать союзную демократическую республику на основе всеоб-
щего избирательного права, равенства всех народов и религий, уничтожения
классовых и сословных привилегий и составить часть свободной России, свя-
занную с ней федеративными узами. (Отечественная история: Энциклопе-
дия. М., 1994. Т.1. С. 676.)
254 Падение царского режима. По материалам Чрезвычайной Комиссии Времен-
ного правительства. Л., 1926. Т. 2. С. 421.
255 Там же. С. 397 - 398.
256 Гершельман Ф. Причины неурядиц на Кавказе. СПб., 1908. С. 67.
257 Международные отношения в эпоху империализма. Документы из архивов
царского и временного правительств. 1878 - 1917 годы. Серия III: 1914 -
1917 годы. Т. 6.4.1. С. 183.
258 Там же.
259 Арутюнян А.О. Кавказский фронт (1914 - 1917 гг.). Ереван, 1971. С. 53.
260 Там же.
359

261 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны. СПб.,
1999. С. 74.
262 Басилая Ш.И. Закавказье в годы Первой мировой войны. Сухуми, 1968. С. 103.
Дживилегов А. Будущее Турецкой Армении. М., 1915. С. 35.
Палеолог М. Царская Россия во время Первой мировой войны. 1923. С. 169.
Международные отношения... Т. 7. Ч. 2. С. 456.
Там же. Т. 6. Ч. 2. С. 215.
Басилая Ш.И. Указ. соч. С. 108.
Цит. по: Арутюнян А.О.Указ. соч. С. 56.
Дякин В.С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (материа-
лы к исследованию). СПб., 1997. С. 537.
Там же. С. 539.
Там же. С. 541.
Международные отношения... Т. 7. Ч. 1. С. 483.
Там же. С. 495.
Русский архив. Берлин, 1926. Т. 18. С. 30.
Там же.
Там же. С. 37.
История внешней политики России. Конец XIX - начало XX века. С. 523.
Там же. С. 523.
Международные отношения... Т. 10. С. 372.
Там же. С. 393 - 394.
Там же. С. 383.
Армянский вестник. 1916. № 8. С. 1.
Там же. № 10. С. 19.
Раздел Азиатской Турции. М., 1924. С. 208.
Там же. С. 209.
Там же. С. 212.
Арутюнян А.О. Указ. соч. С. 350 - 351.
РГВИА. Ф. 2005. On. 1. Д. 17. Л. 4 - 11.
Армянский вестник. 1916. № 29. С. 1.
Там же. № 45. С. 8.
Новое время. 1916.30 марта.
Армянский вестник. 1916. № 5. С. 11.
Там же. № 45. С. 10.
Цит. по: Басилая Ш.И. Указ. соч. С. 108.
Арутюнян А.О. Указ. соч. С. 341.
Басилая Ш.И. Указ. соч. С. 110 - 114.
Глава IV
1 ПСЗ-1. Т. 30. 1808 - 1809. С. 146.
2 Национальная политика императорской России: Сб. документов. М., 1997.
С. 71.
3 ПСЗ-1. Т. 30.1808 - 1809. С. 1189.
4 Цит. по: Михайлов С.К. Юридическое положение Финляндии: Заметки по по-
воду отзыва сейма 1899 г. СПб., 1910. С. 3.
5 Михайлов С.К. Указ. соч. С. 4.
6 Бахтурина А.Ю. Принципы национальной самобытности в государственной
доктрине Российской Империи XIX — начала XX в. // Российская государ-
ственность: история и современность. М., 1997. С. 81 - 99; Бахтурина А.Ю.
360
8 8 8 8 8
Зарождение и сущность идеи Священного Союза // Вопросы истории. 1997.
№4. С. 151-156.
7 Бородкин М. Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н.И.Боб-
рикова. СПб., 1905. С. 8.
8 Цит. по: Там же.
9 Национальные окраины Российской империи. Становление и развитие систе-
мы управления. М., 1998. С. 223.
10 Сергиевский Н.Д. К вопросу о финляндской автономии и основных законах.
СПб., 1902. С. 6.
11 Лундаль Б. Руководство к законам Великого княжества Финляндского. Б. м.,
1857.
12 Национальные окраины Российской империи... С. 223.
13 Цит. по: Эрих Р. Государственно-правовое положение Финляндии в освеще-
нии иностранных юристов. СПб., 1908. С. 36.
14 Seidler G. Das juridische Kriterium des Staates. Tubingen, 1905. P. 98.
15 Цит. по: Эрих P. Указ. соч.
16 Цит. по: Михайлов С.К. Указ. соч. С. 14.
17 Юссила О. и др. Политическая история Финляндии. М., 1998. С. 45.
18 Романович-Словатинский А. Система российского государственного права в
его историко-догматическом развитии. Киев, 1886. Ч. 1. С. 98.
19 Чичерин Б.Н. Курс государственной науки. Общее государственное право. М.,
1894.4.1. С. 183.
20 Юссила О. и др. Указ. соч. С. 45,65.
21 Суни Л.В. Самодержавие и общественно-политическое развитие Финляндии
в 80 - 90- е годы 19 в. Л., 1982. С. 16.
22 Тарле Е.В. Крымская война. Соч. М., 1959. Т. 9. С. 43,62,63,78 - 82.
23 Суни Л.В. Указ. соч. С. 17.
24 Мехелин Л. Конституция Финляндии. СПб., 1888.
25 Там же.
26 Мехелин Л. Государственно-правовое положение Финляндии. Б.м., 1892.
27 Эрих Р. Указ. соч. С. 16.
28 Мехелин Л. К вопросу об автономии Финляндии и ея основных законах. Кри-
тика сочинений профессора Сергиевского. Берлин, 1903; Мехелин Л. Разног-
ласия по русско финляндским вопросам: Критический обзор. Гельсингфорс;
СПб., 1908; Германсон Р. По вопросу о законах Финляндии // Вестник Евро-
пы. 1890. №6. С. 776-798.
29 Цит. по: Германсон Р. Государственное положение Финляндии. СПб., 1892.
С. 123.
Коркунов Н. Русское государственное право. 7-е изд. СПб., 1909. Т. 1. С. 203.
Алексеев А. Русское государственное право. Пособие к лекциям. М., 1906. С. 167.
О взглядах фенноманов и их попытках влиять на взгляды Александра III под-
робнее см.: Суни Л.В. Указ. соч. С. 109 - 110.
Юссила О. и др. Указ. соч. М., 1998. С. 82
Бобриков Н.И. ликвидировал финскую армию, усилил русификацию адми-
нистрации, школьного образования, организовал издание газет на русском
языке, усилил положение Православной церкви в Финляндии. О деятельнос-
ти Бобрикова подробнее см.: Полвинен Т. Держава и окраина. Н.Бобриков -
генерал-губернатор Финляндии. 1898 - 1904 гг. СПб., 1997.
35 Бородкин М.М. Краткая история Финляндии. СПб., 1911. С. 180.
36 Михелин Л. Критический разбор закона 17 (30) июня 1910 г. Гельсингфорс,
1910. С. 197.
361
12 - 9455
37 Ковалевский М. Финляндский вопрос // Вестник Европы. 1910. № 7. С. 276.
38 Цит. по: Липранди А.П. (Волынец) Россия и ея финляндская окраина. Харь-
ков, 1910. С. 61.
39 РГИА. Ф. 1276. Оп. 18. Д. 413. Л. 102.
40 Аврех А.Я. Столыпин и Третья Дума. М., 1968. С. 78 - 89.
41 Корево Н.Н. Финляндия и общественное законодательство. Пг., 1914. С. 23 - 25.
42 Аврех А.Я. Указ. соч. С. 89.
43 Соломещ И.М. Финляндская политика царизма в годы Первой мировой вой-
ны (1914 - февраль 1917 гг.). Петрозаводск, 1992. С. 11.
44 Юссила О. и др. Политическая история Финляндии. М., 1998. С. 90
45 Эрих Р. Государственно-правовое положение Финляндии в освещении инос-
транных юристов. СПб., 1908. С. 3 - 16.
46 Юссила О. и др. Указ. соч. С. 95
47 Народы и области. 1914. № 2. С. 37.
48 Сборник узаконений, а также мер и распоряжений Правительства, изданных по
Финляндии на время войны, обнародованных или оповещенных в Собрании
узаконений и распоряжений правительства по 31 декабря 1915 г. Пг., 1916. С. 1.
49 Финляндская газета. 1914.6 авг.
50 Сборник узаконений, а также мер и распоряжений правительства, изданных по
Финляндии на время войны... С. 5 - 7,20 - 23,30,48,65,90,91.
51 Финляндская газета. 1914. № 164,191,193.
52 Там же. 1914.6 авг.
53 Народы и области. 1914. № 6 - 7. С. 25.
54 РГИА. Ф. 1276. Оп. 26. Д. 64.
55 Соломещ И.М. Финляндская политика царизма в годы Первой мировой вой-
ны (1914 - февраль 1917 гг.). Петрозаводск, 1992. С. 24.
56 Luntinen Р. F.A. Seinn. 1862 - 1918. A political Biography of a Tzarist Imperialist
as Administratior of Finland. Hels., 1985. P. 238.
57 Цит. по: Соломещ И.М. Указ. соч. С. 25.
58 Там же.
59 Цит. по: Новикова И.Н. Германия и проблемы финляндской независимости.
1914 - 1918. Дис... канд. ист. наук. СПб., 1997. С. 68.
60 Витте С.Ю. Воспоминания. Т. 3. М., 1960. С. 284; Евгении И.Н. Финляндия в
годину войны. Гельсингфорс, 1915. С. 21.; Luntinen Р. Op. cit. Р. 238.
61 РГИА. Ф. 1276. Оп. 18. Д. 407. Л. 5 - 9.
62 Luntinen Р. Op. cit. Р. 193.
63 РГИА. Ф. 1276. Оп. 18. Д. 407. Л. 232 - 235.
64 В различных статьях Устава о службе гражданской говорилось о несовместимос-
ти государственной службы с какой-либо политической деятельностью и оппози-
ционными настроениями. После создания легальных политических партий в
Российской империи циркуляром Совета министров 1906 г. и особым определе-
нием Сената 1908 г. была подтверждена несовместимость государственной
службы с участием в оппозиционном движении. (Ерошкин Н.П. История госу-
дарственных учреждений дореволюционной России. М., 1997. С. 236.)
65 Новое время. 1914.23 апр.
66 Luntinen Р. Op. cit. Р. 241.
67 Ibid. Р. 193.
68 Ibid. Р. 240.
69 Цит. по: Новикова И.Н. Указ. соч. С. 70.
70 Там же.
71 АВПРИ. Ф. 134. Оп. 473. Д. 41. Л. 12.
362
72 Там же.
73 Финляндская газета. 1914.3 сент.
74 Народы и области. 1914. № 6 - 7. С. 34.
75 РГИА. Ф. 1276. Оп. 26. Д. 59. Л. 1 об.
76 Там же. Оп. 18. Д. 578. Л.23
77 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны. СПб.,
1998. С. 102.
78 Там же. С. 198.
79 Там же. С. 102.
80 Суни Л.В. Самодержавие и общественно-политическое развитие Финляндии
в 80 - 90-е годы XIX в. Л., 1982. С. 16 - 17.
81 Там же.
82 Lyytinen Е. Finland in British politics in the First World War. Hels., 1980. P. 60.
83 Ibid. P. 61.
84 Ibid.
85 Ibid. P. 61 - 62.
86 Цит. no: Ibid. P. 62.
87 Цит. no: Ibid.
88 Международные отношения в эпоху империализма. Документы из архивов
царского и временного правительств. 1878 - 1917 годы. Серия III. 1914 -
1917 годы. Т. 6. С. 165.
89 Там же. Т. 8. Ч. 2. С. 9.
90 АВПРИ. Секретный архив. Оп. 467. Д. 418/437. Л. 7.
91 Там же. Л. 34.
92 Там же.
93 Там же. Л. 7,8,33.
94 Новое время. 1916. 4 сент.; Счастливая страна Финляндия в годину войны:
Обзор русской печати за 1915 г. Пг., 1916.
95 РГИА. Ф. 560. Оп. 28. Д. 500. Л. 48 - 58.
96 Народы и области. 1914. № 6 - 7. С. 35.
97 Там же. 1914. №6-7. С. 36.
98 АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 420/427. Л. 4 - 5.
99 Тяжелые дни. Секретные заседания Совета министров 16 июля - 2 сентября
1915 г. / Сост. А.Н.Яхонтовым // Архив русской революции. Т. 18. Берлин,
1926. С. 35.
100 Там же.
101 РГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 1789. Л. 174 - 176.
102 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны. С. 101.
103 Тяжелые дни. Секретные заседания Совета министров 16 июля - 2 сентября
1915 г.... С. 35.
104 Дякин В.С. Русская буржуазия и царизм... С. 146 - 147.
105 Тяжелые дни. Секретные заседания Совета министров 16 июля - 2 сентября
1915 г.... С. 110.
106 Там же. С. 119.
107 Там же. С. 112.
108 РГИА. Ф. 1276. Оп. 18. Д. 546. Л. 135.
109 Там же. Л. 6 - 7,12 - 14,131 - 156.
110 Финляндская газета. 1914.6 июля.
111 РГВИА. Ф. 1276. On. 11. Д. 1237. Л. 1,3 - 6.
112 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны. С. 130.
113 Там же. С. 131.
363
12*
1,4 РГВИА. Ф. 1276. Оп. И. Д. 1237. Л. 15 - 16,19 - 26.
1,5 Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны. С. 178.
1,6 Там же. С. 283.
117 Финляндская газета. 1915.17 мая.
1,8 РГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 35. Л. 5 - 6, И, 17.
1,9 АВПРИ. Ф. Секретный архив. Оп. 467. Д. 418/437. Л. 19.
120 РГИА. Ф. 1276. Оп. 26. Д. 66. Л. 7.
*2’ Там же. Оп. 12. Д. 1802. Л. 203
122 Там же. Л. 203 об.
123 Там же. Л. 76,83.
124 Там же. Д. 1789. Л. 175 - 176.
125 Там же. Д. 50. Л. 2 - 3,5 - 12.
126 Там же. On. 11. Д. 1810. Л. 16 - 16 об.
127 Там же. Оп. 12. Д. 50. Л. 7.
128 Luntinen Р. Op. cit. Р. 248.
129 Ibid. Р. 247.
130 РГВИА. Ф. 2003. On. 1. Д. 1465. Л. 109 - 110.
131 РГИА. Ф. 560. Оп. 26. Д. 1203. Л. 20 - 32.
132 Там же. Ф. 1276. Оп. 18. Д. 562. Л. 132.
133 Там же. Л. 132-135.
,34 Подробнее см.: Корнилов ГЛ. Царизм и торпарский вопрос в Финляндии
(1909 -1915 гг.)// Скандинавский сборник. Таллин, 1977. Вып. 23. С. 83 - 95.
135 Lyytinen Е. Op. cit. Р. 66.
136 РГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 35. Л. 16.
137 РГВИА. Ф. 2003. On. 1. Д. 1189. Л. 84.
138 РГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 35. Л. 14.
139 Там же. Ф. 1405. Оп. 521. Д. 476. Л. 1 - 2.
,4° АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 421/440. Л. 43 - 43 об.
141 РГВИА. Ф. 2003. On. 1. Д. 1465. Л. 14.
142 РГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 35. Л. 1 - 5.
143 РГВИА. Ф. 2003. On. 1. Д. 1465. Л. 14 об. -15.
144 АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 421/440. Л. 35 об.
145 РГИА. Ф. 1276. On. 11. Д. 1810. Л. 16 - 16 об.
146 Там же. Оп. 12. Д. 35. Л. 8.
147 Там же. Л. 5 - И.
148 Там же. Л. 12-20.
149 Цит. по: Новикова И.Н. Указ. соч. С. 124.
150 РГИА. Ф. 1282. Оп. 2. Д. 117. Л. 1 - 4.
*5' Там же. Ф. 282. Оп. 2. Д. 117. Л. 7.
152 АВПРИ. Ф. 134. Оп. 473. Д. 220. Л. 62.
153 РГИА. Ф. 1276. Оп. 12. Д. 35. Л. 13 об.
154 АВПРИ. Ф. 138. Оп. 467. Д. 421/440. Л. 32 - 35.
135 РГИА. Ф. 1282. Оп. 2. Д. 117. Л. 1 - 4.
136 ГАРФ. Ф. 499. On. 1. Д. 13. Л. 5 - 12.
137 РГИА. Ф. 1276. Оп. 26. Д. 63. Л. 3 об. - 4.
Глава V
1 Халфин Н.А. Политика России в Средней Азии. М., 1990. С. 169,226.
2 В ходе ревизии Гире установил, что в Туркестане действовало 4 временных по-
ложения об управлении. Сырдарьинская область управлялась на основании
364
положения 1867 г. В Зеравшанском округе действовало временное положение,
утвержденное Кауфманом в 1868 г. Амударьинский отдел управлялся на осно-
ве временных правил, утвержденных в 1874 г., а Ферганская область управля-
лась на основе проекта, предложенного Кауфманом в 1873 г., который не был
утвержден.
3 Национальная политика в императорской России: Сб. документов. М., 1997.
С. 378.
4 Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора, созданная в 1867 г. выпол-
няла функции высшего краевого исполнительного органа. Деятельность ее
была весьма многосторонней и разнообразной по содержанию. На первых по-
рах она сосредоточила в своих отделениях всю полноту полномочий в эконо-
мической, политической и административной сферах. Канцелярия ведала воп-
росами административно-штатского и инспекторского порядка, земельными
вопросами и повинностями, дорожным строительством и горным делом, реше-
нием вопросов, связанных с протекторатом России в Хиве и Бухаре, связями с
соседними странами Востока.
5 Всеподданейшая записка, содержащая главнейшие выводы отчета о произве-
денной в 1908 - 1909 гг. по высочайшему повелению сенатором гофмейстером
графом К.К.Паленом ревизии Туркестанского края. Ч. 2. Административный
строй. СПб., 1910. С. 99 - 125.
6 Там же.
7 Национальная политика в императорской России... С. 380.
8 Там же. С. 390 - 392.
9 Всеподданейшая записка... Ч. 2. Административный строй. СПб., 1910. С. 99 -
125.
10 Материалы по Туркестану. Б.м., 1883. С. 24.
11 Национальная политика в императорской России... С. 400.
12 Отчет капитана Давлетшина по командировке в Туркестанский край и степные
области для ознакомления с деятельностью народных судов. СПб., 1901. С. 59.
13 Всеподданейшая записка... Ч. 1. Правовой быт. СПб., 1910. С. 89.
14 Там же.
15 Там же.
16 Отчет капитана Давлетшина... С. 56.
17 РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 594. Л. 5 об.
18 «Реформу» Ф.М.Керенского критиковали многие специалисты в области об-
разования, члены туркестанской администрации (Миропиев М. О положении
русских инородцев. СПб., 1901. С. 384; Бобровников Н. Русско-туземные учи-
лища, мектебы и медресе в Средней Азии // Журнал Министерства народного
просвещения. 1913. Июнь. С. 64; Остроумов Н.П. Исламоведение. Введение в
курс исламоведения. Ташкент, 1914. С. 58.
19 Абдурахимова Н.А. Из истории Туркестанского чиновничества второй поло-
вины XIX - начала XX в. // Вопросы социально-экономической истории доре-
волюционного Туркестана. Ташкент, 1985. С. 45.
20 Абдурахимова Н.А. Указ. соч. С. 45.
21 РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 549.
22 Термен А.И. Воспоминания администратора. Пг., 1914. С. 9.
23 РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 577. Л. 179 об.
24 Там же. Д. 594. Л. 16.
25 Там же. Д. 594. Л. 5 об.
26 Там же.Д. 577. Л. 180.
27 Всеподданнейшая записка... Ч. 2. Административный строй. СПб., 1910. С. 99-125.
365
28 Недостаток совета, по мнению Палена заключался в том, что формальная кол-
легиальность в обсуждении насущных проблем управления, до некоторой сте-
пени ослабив «бюрократический радикализм» главных начальников края, вы-
звала многочисленные нарекания о том, что совет только подрывает престиж
генерал-губернаторской власти. ( Пален К.К. Отчет по ревизии Туркестанско-
го края: Краевое управление. СПб., 1910. С. 13 - 15.)
29 Всеподданейшая записка... Ч. 2. Административный строй. СПб., 1910. С. 99 -
125.
30 Там же.
31 Дякин В.С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (материа-
лы к исследованию). СПб., 1998. С. 885.
32 Там же.
33 Там же. С. 887.
34 РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 613. Л. 87 - 92.
35 III Всероссийский съезд мусульман. Казань, 1906. С. 10.
36 РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 577. Л. 102 - 102а.
37 Былое. 1924. № 27 - 28. С. 243.
38 Там же. С. 245
39 Там же. С. 244.
40 Цит. по: Ковалев П.А. Революционная ситуация 1915 - 1917 гг. и ее проявле-
ния в Туркестане. Ташкент, 1971. С. 101.
41 Цит. по: Там же.
42 Цит. по: Там же. С. 81.
43 Туркестанские ведомости. 1915.25 сент.
44 Туркестанский курьер. 1916.16апр.
45 РГВИА. Ф. 400. On. 1. Д. 4462. Л. 1.
46 Там же. Л. 5.
47 Восстание 1916 г. в Средней Азии и Казахстане. Сб. документов. М., 1960. С. 86.
48 РГИА. Ф. 1276. On. 1. Д. 89. Л. 25.
49 Исторический архив. 1997. № 2. С. 7.
50 Дякин В.С. Указ. соч. С. 934.
51 Исторический архив. 1997. № 2. С. 7.
52 РГИА. Ф. 1276. On. 11. Д. 89. Л. 77.
53 Там же. Л. 76 об.
54 АВПРИ. Ф. Среднеазиатский стол. Оп. 486. Д. 252. Л. 27.
55 Красный архив. 1929. № 3. С. 47.
56 Исторический архив. 1997. № 2. С. 9.
57 Красный архив. 1936. № 2. С. 190.
58 Цит. по: Ковалев П.А. Революционная ситуация 1915 - 1917 гг. и ее проявле-
ния в Туркестане. С. 127.
59 РГИА. Ф. 1276. On. 11. Д. 89. Л. 424.
60 Восстание 1916 года в Туркемении: Документы и материалы. Ашхбад, 1938.
С. 28.
61 РГИА. Ф. 1276. On. 11. Д. 89. Л. 424.
62 Там же. Л. 426.
63 Там же.
64 Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане: Сб. документов. М., 1960.
С. 70-72.
65 Красный архив. 1933. № 5. С. 64 - 65.
66 АВПРИ. Ф. 147. Оп. 486. Д. 343. Л.191 об.
67 СЗ. СПб., 1892. Т. 2. Ч. 2. Общее учреждение министерств. Статья 205.
366
68 Дякин В.С. Указ. соч. С. 930.
69 Там же.
70 Красный архив. 1929. № 3. С. 46 - 47.
71 Дякин В.С. Указ. соч. С. 930.
72 РГИА. Ф. 1276. Оп. И. Д. 89. Л. 53.
73 Там же. Л. 282.
74 Красный архив. 1929. № 3. С. 46.
75 Ковалев П.А. Кризис колониального режима и «реформы» Куропаткина в
Туркестане в 1916 году // Труды Среднеазиатского государственного универ-
ситета. История. Ташкент, 1954. С. 49.
76 Подробнее см.: Национальный вопрос в Государственных Думах России. М.,
1999. С. 195 - 199.
77 Цит. по: Ковалев П.А. Кризис колониального режима... С. 43.
78 Там же. С. 44.
79 Там же. С. 45 - 46.
80 Цит. по: Там же. С. 51.
81 Там же.
82 Красный архив. 1929. № 3. С. 56 - 57.
83 Там же. С. 64.
84 АВПРИ. Ф. Среднеазиатский стол. Оп. 486. Д. 252. Л. 27.
85 РГВИА. Ф. 165. On. 1. Ч. 1. Д. 373,429.
Глава VI
1 АВПРИ. Ф. 147. Оп. 485. Д. 310. Л. 2.
2 Там же. Л. 4 - 5.
3 Цит. по: Матвеева Н.В. Представительство России в Бухарском эмирате и его
деятельность (1886 - 1917 гг.). Душанбе, 1994. С. 93.
4 Тухтаметов Т.Г. Россия и Бухарский эмират в начале XX в. Душанбе, 1977.
С. 13.
5 Там же. С. 51.
6 Там же.
7 АВПРИ. Ф. 147. Оп. 485. Д. 295. Л. 356.
8 Логофет Д.Н. Бухарское ханство под русским протекторатом. СПб., 1911. Т. 2.
С. 286.
9 Средняя Азия. 1910. № 3. С. 129.
10 Логофет Д.Н. Указ. соч. Т. 2. С. 348.
11 Средняя Азия. 1910. № 3. С. 132.
12 Логофет Д.Н. Указ. соч. Т. 2. С. 338.
13 АВПРИ. Ф. 147. Оп. 485. Д. 306. Л. 17
14 Там же. Л. 14.
15 Там же. Л. 14 об.
16 Там же. Л. 15 об. — 16.
17 Там же. Д. 310. Л. 125.
18 АВПРИ. Ф. 147. Оп. 485. Д. 311. Л. 13.
19 ТуХТаметов Т.Г. Указ. соч. С. 59.
20 АВПРИ. Ф. 147. Оп. 486. Д. 182. Л. 12.
21 РГИА. Ф. 821. Оп. 133. Д. 603. Л. 77 об.
22 Там же. Л. 131.
23 Там же. Л. 77.
24 АВПРИ. Ф. 147. Оп. 486. Д.343 б. Л. 16.
367
25 Там же. Л. 98.
26 АВПРИ. Ф. 147. Оп. 486. Д. 182. Л. 33.
27 Там же. Д. 343 6. Л. 122.
28 Там же. Д. 182. Л. 32.
29 Там же. Д. 343 6. Л. 125.
30 Там же. Л. 128.
31 Там же. Д. 307. Л. 3 об.
32 Там же. Л. 6.
33 Там же. Д. 182. Л. 31 об.
34 Там же. Оп. 485. Д. 306. Л. 33.
35 Там же. Оп. 486. Д. 333 6. Л. 70.
36 Там же. Л. 36.
37 Там же. Л. 20.
38 Там же. Д. 333 6. Л. 34 - 37.
39 Тамже. Л. 71.
40 Там же. Л. 132.
41 Там же. Л. 146.
42 Там же. Л. 133 об.
43 Там же. Л. 133 об.
44 Там же. Д. 334 б. Л. 227.
45 Там же. Л. 233.
48 Там же. Л. 233.
47 Там же. Д. 3336. Л. 146.
48 Там же. Л. 146
49 Там же. Л. 9 об.
50 Там же. Л. 13.
Заключение
1 Зеньковский В.В. История русской философии. Л., 1991. Т. 1. Ч. 1. С. 169.
ИМЕННОМ УКАЗАТЕЛЬ
АКСЕНОВ Л.Д. - член комиссии Министерства внутренних дел 195
АЛЕКСАНДР I (1777-1825) - император российский (1801-1825) 68, 225, 226,
227,228,231,235,238
АЛЕКСАНДР II (1818-1881) - император российский (1856-1881) 232, 283
АЛЕКСАНДР III (1845-1894) - император российский (1881-1894) 80, 233,
317
АЛЕКСАНДРА ФЕДОРОВНА (1872-1918) - императрица, жена Николая II
24
Алексеев А.С. 236
АЛЕКСЕЕВ Михаил Васильевич (1857-1918) генерал-адъютант, генерал от ин-
фантерии, заслуженный профессор Николаевской военной академии.
С 12 июля 1912 г. - командир 13-го армейского корпуса. По время Первой
мировой войны - начальник Штаба Юго-Западного фронта (июль 1914 - ап-
рель 1915), главнокомандующий Северо-Западным фронтом (апрель - ав-
густ 1915). С августа 1915 г. - начальник штаба Верховного главнокоман-
дующего 68,69,70,103,106,162-164,221, 264,268,277
АНАСТАСИЙ (Александров) (1861-1918)- епископ Ямбургский, 3-й викарий
Петербургской епархии (30 мая 1913 - 23 июня 1918) 185
АНДРЕЙ (Шептицкий) (1865 - ?) - граф, униатский митрополит Галицийский
и Львовский 169,180,190,199
АНДРОНИК - глава добровольных отрядов Тифлиса 214
АНТОНИЙ (Храповицкий) (1863-1936) - архиепископ Волынский и Жито-
мирский (1906-1914). С 1914 г. - архиепископ Харьковский и Ахтырский. С
28 ноября 1917 г. - митрополит Харьковский 178,181,184,185,188
АНЦИФЕРОВ Николай Николаевич (1867 - ?) - начальник Главного управле-
ния по делам местного хозяйства Министерства внутренних дел (3 августа
1912 - 13 января 1917). С 13 января 1917 г. - товарищ министра внутренних
дел 74, ИЗ
АХИЯДОВ - глава русской канцелярии при кушбеги бухарского эмира 327
БАГАЛЕЙ Дмитрий Иванович (1857-1932) - действительный статский совет-
ник, заслуженный профессор, член Государственного совета по выборам от
Академии наук и университетов, группа левых (академическая) 54,56
БАЗИЛИ Николай Александрович (1883-1963). В годы Первой мировой войны
вице-директор, затем директор дипломатической канцелярии в Ставке Вер-
ховного главнокомандующего, с лета 1917 - советник российского посольст-
ва в Париже 66,70,163,164,216
БАЛАШЕВ (БАЛАШОВ) Петр Николаевич (1871 - после 1927) - в должности
егермейстера высочайшего двора, действительный статский советник, депу-
тат IV Государственной думы от Подольской губернии (председатель фрак-
ции националистов), во время Первой мировой войны - главноуполномо-
ченный Юго-Западного областного комитета по оказанию помощи раненым
54
БАРАНОВСКИЙ А. - начальник Амударьинского отдела 328,329
БАРК Петр Львович (1869-1937) - действительный статский советник, с 1 ян-
варя 1915 г. - тайный советник. С 30 января 1914 г. - управляющий Мини-
369
стерством финансов. С 6 мая того же года - министр финансов. Одновремен-
но, с И августа 1914 г. - член Верховного совета по призрению семей лиц,
призванных на войну, а также семей раненых и павших воинов. Принадле-
жал к либеральной группе Совета министров. С 29 декабря 1915 г. - член Го-
сударственного Совета по назначению (с оставлением в предыдущих
должностях) 259,260,263,266.
БАУЭР - генерал, комендант Свеаборгской крепости 244
БАХМЕТЬЕВ Б.А. - посол Российской империи 31
БЕЗЕЛЕР - Варшавский генерал-губернатор 72
БЕЛЕЦКИЙ - униатский священник, заместитель митрополита Андрея Шеп-
тицкого 199
БЕЛЕЦКИЙ Степан Петрович (1873-1918) - сенатор, товарищ министра внут-
ренних дел (28 сентября 1915 - 13 февраля 1916), Иркутский генерал-губер-
натор (13 февраля - 15 марта 1916) 304
БЕЛЯЕВ - российский политический агент в Бухаре 324,325,326
БЕНДАСЮК Семен Юрьевич (1877-1967) - общественный деятель 151
БЕНКЕНДОРФ, Александр Константинович фон (1849-1916) - граф, в
1903-1916 гг. - чрезвычайный и полномочный посол в Великобрита-
нии 148
БЕРТИ Ф. - лорд, посол Великобритании в Париже 70
БЕТМАН-ГОЛЬВЕГ Теобальд (1856-1921) - германский государственный дея-
тель. Министр внутренних дел Пруссии (1905-1907), имперский министр
внутренних дел и заместитель рейхсканцлера (1907-1909). В 1909-1917 гг. -
рейхсканцлер 21, 23,64, 65
БИЛЬЧЕВСКИЙ - римско-католический архиепископ 199
БИСМАРК Отто фон Шенхаузен (1815-1898) - князь, первый рейхсканц-
лер Германской империи в 1871-1890 гг., осуществил объединение Гер-
мании 21
БОБЖИНСКИЙ (БОБЖИНЬСКИЙ) Михаил (1840-1935) - государствен-
ный и политический деятель. Депутат галицийского сейма и австрийского
рейхсрата (1885-1891). Наместник Галиции (1908-1913). В 1917 г. - ми-
нистр австрийского правительства по делам Галиции 120
БОБРИКОВ Николай Иванович (1839-1904) - генерал-адъютант, член Госу-
дарственного совета (1900). С 1898 - Финляндский генерал-губернатор и ко-
мандующий войсками Финляндского военного округа. Сторонник ограниче-
ния финляндской автономии 43, 237
БОБРИНСКИЙ (БОБРИНСКОЙ) Владимир Алексеевич (1868 - ?) - граф,
председатель Богородицкой уездной земской управы (1897 ), уездный пред-
водитель дворянства. Член II - IV Государственной думы. В IV Государст-
венной думе принадлежал к фракции русских националистов и умеренно
правых. Председатель Галицко-русского благотворительного общества 121,
122,127-129,150,189-192,197
БОБРИНСКИЙ (БОБРИНСКОЙ) Георгий Александрович (1863-1928) -
граф, брат графа А.А.Бобринского, генерал-адъютант, генерал-лейтенант. С
26 мая 1910 г. - состоящий в распоряжении военного министра. Во время
Первой мировой войны - военный генерал-губернатор областей Авст-
ро-Венгрии, занятых по праву войны (до октября 1916) 51,132, 141,142,144,
146, 149, 151-153, 155, 157, 159, 160-163, 171, 172, 179, 187-189, 191, 192,
196,197,200,202-204, 206
БОГАДУР Сеид Асфендиар - хивинский хан 329,331
370
БОРОВИТИНОВ Михаил Михайлович (1874 - ?) - камергер высочайшего
двора, действительный статский советник. В 1914-1917 гг. - сенатор и ви-
це-председатель Хозяйственного департамента Финляндского сената, дирек-
тор канцелярии Финляндского генерал-губернатора 245,261, 270
БОНЧ-БРУЕВИЧ Михаил Дмитриевич (1870-1956) - генерал-лейтенант.
Во время Первой мировой войны - командир 176-го Перевлоченского
пехотного полка (июль-август 1914), генерал-квартирмейстер Штаба
3-й армии (август-сентябрь 1914), генерал-квартирмейстер Штаба Севе-
ро-Западного фронта (сентябрь 1914 - апрель 1915), начальник Штаба
6-й армии (апрель - август 1915), начальник Штаба Северного фронта
(август 1915 - февраль 1916), затем состоящий при Штабе Северного
фронта 106
БОЦЯН - епископ 179
БРУН Э. - студент Гельсингфорсского университета 273, 274
БРУСИЛОВ Алексей Алексеевич (1853-1926) - генерал, в годы Первой миро-
вой войны командовал 8-й армией (1914-1916), армиями Юго-Западного
фронта (1916-1917). В мае-июле 1917 - Верховный главнокомандующий
68,128,129,160-165,170-172,205
БУКСГЕВДЕН Федор Федорович (1750-1811) - С 1803 - инспектор войск
Лифляндской инспекции и рижский генерал-губернатор. В войне с
Францией - 1805 главнокомандующий Волынской армией. С начала рус-
ско-шведской войны 1808-1809 главнокомандующий действующей арми-
ей, которая овладела южной и средней Финляндией и Аландскими остро-
вами 225
БЬЮКЕНЕН Джордж Уильям (1854-1924) - чрезвычайный и полномоч-
ный посол Великобритании в России (1910-1918) 26, 37, 40, 70, 218,
219, 256
БЮЛОВ Бернгард, фон - германский канцлер и прусский премьер-министр
(1900-1908), с декабря 1914 г. по июнь 1915 г. - посол в Риме 17
ВАЛЛЕНБЕРГ Кнут Агатон (1853-1938) - шведский государственный деятель.
Министр иностранных дел (1914-1917). Сторонник соблюдения Швецией
нейтралитета 255
ВАРТАЗОРЯН - епископ 215
Василий, дьякон ЧСВ 207
ВАСИЛЬЕВ Н.К. - член комиссии Министерства внутренних дел 195
Васюков В.С. 27
ВАССЕР Исраэль - финский философ, профессор Абоского университета 229
ВЕЙСЕЛЬБЕРГ - председатель городской управы г. Черновцы 156
ВЕЛЕПОЛЬСКИЙ Сигизмунд Иосифович (1863 - ?) - граф, в должности
шталмейстера высочайшего двора, член Государственного совета по выборам
от землевладельцев Царства Польского (1909-1917, группа центра) 25, 29,
47, 54
ВЕРЕВКИН А.Н. - товарищ министра юстиции 111
Викс Г. 10
ВИЛЬГЕЛЬМ II (1859-1941) - император германский и король прусский
(1888-1918) 64, 103
Винтер 3.176
ВЛАДИМИР (Репта) - митрополит 156
ВОЛКОВ - полковник, начальник Туркестанского охранного отделения 302
371
ВОЛКОНСКИЙ Владимир Михайлович (1868-1953) - князь, в должно-
сти егермейстера высочайшего двора, действительный статский совет-
ник, депутат IV Государственной думы от Тамбовской губернии (вне
фракций). Товарищ министра внутренних дел (27 июля 1915 - 3 янва-
ря 1917) 54
ВОРОНЦОВ-ДАШКОВ Илларион Иванович (1837-1916) - граф, генерал-адъ-
ютант, генерал от кавалерии, член Государственного совета по назначению,
Наместник его величества на Кавказе и главнокомандующий войсками Кав-
казского военного округа (27 февраля 1905 - 23 августа 1915) 208, 209, 211,
212,214,216-218,223
ВРЕВСКИЙ Александр Борисович (1834 - ?) - барон, генерал от инфантерии,
Туркестанский генерал-губернатор (1889-1898) 291,292
ГАЛКИН Александр Семенович - генерал-майор, Самаркандский военный гу-
бернатор (1907-1911), Сыр-Дарьинский губернатор (1911-1916) 310,313
ГАНЗЕМАН (Ханземан) Фердинанд (1861-1900) - крупный германский поме-
щик, соучредитель Союза Восточной торговли 21
ГАРУСЕВИЧ Ян Семенович (1863 - ?) - коллежский советник, депутат IV Го-
сударственной думы от Ломжинской губернии (товарищ председателя поль-
ской фракции) 54,56,60
ГЕОРГЕС - шведский публицист 239
ГЕОРГИЙ Шавельский (1871-1951) - с 1906 по 1910 г. законоучитель в Смоль-
ном институте. С 1910 г. профессор богословия и член Духовного правления
при протопресвитере военного и морского духовенства. Протопресвитер во-
енного и морского духовенства (1911-1917) 191,196,204,205,206
ГЕППЕНЕР Г.М. - генерал-майор, помощник военного губернатора Сыр-Дарь-
инской области 330
ГЕРАРД Николай Николаевич - Финляндский генерал-губернатор (9 ноября
1905 - 4 февраля 1908) 242
ГЕРАСИМОВ - комендант Ревельской крепости, адмирал 84,94,104
ГЕРБЕЛЬ Сергей Николаевич (1858 - ?) - гофмейстер высочайшего двора,
член Государственного совета по назначению ( с 1912 - группа правых). Во
время Первой мировой войны - главноуполномоченный по заготовкам про-
довольствия для армий Юго-Западного фронта 54
ГЕРМАНСОН Роберт Фридрих (1846 - ?) - финский юрист, профессор кафед-
ры права Гельсингфорсского университета 235
ГЕССЕ - прокурор Варшавской судебной палаты 141
ГЕЦ Лев - австрийский подданный 174
ГИЖИЦКИЙ А.С. - депутат IV Государственной думы от Подольской губер-
нии 122
ГИНДЕНБУРГ, фон Бенкендорф Пауль (1847-1934) - генерал-фельдмар-
шал. В 1914-1916 гг. - главнокомандующий Восточным фронтом, в
1916-1918 гг. - начальник Генерального штаба германской армии 64
ГИППИУС Александр Иванович (1855 - ?) - генерал-лейтенант. В 1911 -
1916 гг. военный губернатор Ферганской области 305,307,308
ГИРС Н.К. - тайный советник 121,284,316
ГОЛИЦЫН Андрей Андреевич (1855 - ?) - генерал-лейтенант 63
ГОЛИЦЫН В. 63
ГОЛИЦЫН Николай Дмитриевич (1850-1925) - князь, действительный тай-
ный советник, сенатор (с 1903 ). С мая 1915 г. - председатель Особого коми-
372
тета по оказанию помощи русским военнопленным, находящимся во враже-
ских странах. С 24 ноября 1916 г. член Государственного совета по назначе-
нию (вошел в группу правых). С 27 декабря 1916 г. - председатель Совета
министров 74
ГОЛУХОВСКИЙ - граф 141
ГОЛЬДМАН Ян Юрьевич (1875 - ?) - депутат IV Государственной думы от
Курляндской губернии (фракция прогрессистов) 86,91,112
ГОРЕМЫКИН Иван Логгинович (1839-1917) - действительный тайный совет-
ник, статс-секретарь его величества (с 1910), член Государственного совета
по назначению (с 1899, группа правых). Председатель Совета министров (30
января 1914 - 20 января 1916) 25, 35, 37, 38, 47, 49, 50, 52, 53, 55, 58-61, 73,
89,106,125,126,132,135,143-146,153,154, 211,212,217,246, 261,263
ГРАБСКИЙ Станислав Феликсович (1871-1949) - польский общественный
деятель, публицист. Профессор политэкономии Львовского университета
(1910-1939). Во время Первой мировой войны придерживался русофиль-
ской ориентации 51,52,158,159
ГРЕЙ Эдуард (1862-1933) - английский государственный деятель, министр
иностранных дел (1905-1916) 37,218,255,256,273
ГРИГОРОВИЧ Иван Константинович (1853-1930) - генерал-адъютант, ад-
мирал, член Государственного совета по назначению (с 1913). С 19 марта
1911 г. - морской министр. Принадлежал к либеральной группе Совета
министров 37, 72, 276
ГУЛЬКЕВИЧ - советник II политического отдела Министерства иностранных
дел 213
ГУРКО Владимир Иосифович (1863-1927) - в звании камергера высочайшего
двора, действительный статский советник, член Государственного совета по
выборам от Тверского земства (1912-1917) 74
ГУТТЕН-ЧАПСКИЙ - глава «Отдела по освобождению» при германском вер-
ховном командовании 22
ДАНИИЛ Романович Галицкий (1201-1264) - князь галицко-волынский 124
ДАНИЛОВ Николай Александрович («Данилов-рыжий») (1867-1934) - гене-
рал от инфантерии, заслуженный профессор Николаевской военной акаде-
мии. С 19 февраля 1911 г. - исправляющий должность начальника Канцеля-
рии Военного министерства. Во время Первой мировой войны - начальник
снабжений армий Северо-Западного, а затем - Северного фронта 84
ДЕДУШИНСКИЙ - граф, глава польского коло в Венском парламенте 20
ДЕЛЛИНГСГАУЗЕ - барон, Эстляндский губернский предводитель дворян-
ства 91
ДЕЛЬПЕШ - французский юрист 231
ДЕРЕВЕЦКИЙ (Деревицкий) Алексей Николаевич (1859 - ?) - Тайный со-
ветник, доктор греческой словесности, попечитель Киевского учебного
округа (1910-1915). Попечитель Оренбургского учебного округа (1915-1917).
С 1 января 1917 г. - член Государственного совета по назначению (вошел в
группу правых) 150
ДЖИВИЛЕГОВ Алексей Карпович (Карапетович) (1875-1952) - историк, об-
щественный деятель. В годы Первой мировой войны возглавлял информаци-
онный отдел Всероссийского союза городов. В 1916-1918 гг. - фактический
редактор еженедельного журнала «Армянский вестник» 212
Джолл Д. 3
373
ДЖУНКОВСКИЙ Владимир Федорович (1865-1938) - генерал-майор Свиты
его величества. Товарищ министра внутренних дел и командир Отдельного
корпуса жандармов Министерства внутренних дел (25 января 1913 - 19 ав-
густа 1915), затем - на фронте, где последовательно командовал бригадой,
дивизией и корпусом 87,90,92
ДИОНИСИЙ (Сосновский) - епископ, викарий Оренбургской епархии (14 сен-
тября 1908-13 ноября 1914). С ноября 1914 г. епископ Измаильский, вика-
рий Кишиневской епархии 183,185
ДМОВСКИЙ Роман - (1864-1939) - польский политический деятель, пуб-
лицист. В 1907 - депутат II и III Государственной думы от Царства
Польского, возглавил Польское коло. В 1908 г. был вынужден отказать-
ся от депутатского мандата после критики польскими депутатами про-
российского курса Национально-демократической партии. Автор книги
«Германия, Россия и польский вопрос», где обосновывал необходимость
сотрудничества с российским правительством. С началом Первой миро-
вой войны - председатель Польского национального комитета. Выдви-
нул лозунг объединения всех польских земель под властью Российской
империи. В ноябре 1914 г. выехал за границу, пытаясь при посредниче-
стве правительств стран Антанты оказать давление на Россию в поль-
ском вопросе. В 1917 г. назначен официальным представителем Польши
на Западе 54, 57
ДОБЕЦКИЙ Е.Е. 54
ДОРМАН Г. - журналист 96
ДОРОШЕНКО Д. - областной комиссар Временного правительства в Галиции
171,175
ДРАГОМИРЕЦКИЙ 170
ДУДЫКЕВИЧ Владимир Феофилович ( ? - 1922) адвокат, общественный
деятель Галиции, принадлежал к «москвофильскому» направлению, пред-
седатель Русского народного совета Прикарпатской Руси, умер в тюрьме
г. Ташкента 142,143,159,192
Дусаев Р.Н. 7
ДУХОВСКОЙ Сергей Михайлович - генерал от инфантерии, Туркестанский
генерал-губернатор (1898-1901) 296
ДЫМША Л.К. - член IV Государственной думы от Седлецкой губернии 58
Дякин В.С. 3,8,9, 26,27
ЕВЛОГИЙ (Георгиевский Василий Семенович) (1868-1946) - архиепископ Во-
лынский и Житомирский (с 20 мая 1914) 168, 170, 177, 178, 181-189,
191-194,196-199, 201, 202, 204-207
ЕВРЕИНОВ Сергей Дмитриевич (1869 - ?) камер-юнкер высочайшего двора,
статский советник. Военный губернатор Черновицкой (до февраля 1915 г.)
губернии, затем Перемышльской на оккупированных территориях Авст-
ро-Венгрии. С 16 октября 1916 г. - помощник по гражданской части военно-
го генерал-губернатора областей Австро-Венгрии Ф.Ф.Трепова, занятых по
праву войны, 136,137,156,163,164, 206.
ЕКАРЯН Арменак - начальник милиции Васпуракана, один из руководителей
Ванской обороны 222
ЕКАТЕРИНА II Алексеевна (1729-1796) - российская императрица
(1762-1796) 68,101
ЕРЕМИН А.М. - начальник финляндского жандармского управления 276,278
374
ЕЛЛИНЕК Георг (1851-1911) - германский юрист, профессор Гейдельбергско-
го университета 230,231
ЕЛЬТ (Йельт) Э. - вице-канцлер Гельсингфорсского университета 251
ЕНГАЛЫЧЕВ Павел Николаевич (1864 - ?) - князь, генерал-адъютант, гене-
рал-лейтенант. Начальник Николаевской военной академии. С 23 декабря
1914 г. - Варшавский генерал-губернатор 49
ЕРОФЕЕВ М.Р. - исполняющий обязанности Туркестанского генерал-губерна-
тора 305,310
Ефимов В.И. 7
ЕФРЕМОВ - правитель канцелярии Туркестанского генерал-губернатора 310
ЖИЛИНСКИЙ Яков Григорьевич (1853-1918) - генерал от кавалерии. С
4 марта 1914 г. - Варшавский генерал-губернатор и командующий войсками
Варшавского военного округа. Во время Первой мировой войны - главноко-
мандующий Северо-Западным фронтом (июль-сентябрь 1914), затем состо-
ял в распоряжении военного министра. С конца 1915 по сентябрь 1916 г. -
председатель Русского верховного главнокомандования в Союзном совете в
Париже 28, 48
ЖОРЖ-ПИКО Франсуа - французский дипломат 218
Жюгжда Ю.И. 7
ЗАБЕЛИН - генерал, главный начальник снабжений армий Юго-Западного
фронта 132
ЗАКРЕВСКИЙ Арсений Андреевич (1783-1865) - граф, Финляндский гене-
рал-губернатор (1826-1828)228
ЗАЛИТ Я. П. - депутат IV Государственной думы от г. Риги 112
ЗАМЫСЛОВСКИЙ Георгий Георгиевич (1872-1920) - член III-IV Государст-
венной думы (фракция правых) 54
ЗАСЯДКО Дмитрий Иванович (1860 - ?) - гофмейстер высочайшего двора. Ра-
домский губернатор (17 июня 1906 - 30 марта 1915). Член Совета министра
финансов (30 марта 1915-31 мая 1916) 49
ЗЕЙД Л ЕР - германский юрист 231
ЗЕЙН М.А. - супруга финляндского генерал-губернатора Ф.А.Зейна 245
ЗЕЙН Франц-Альберт Александрович (1862-1918) - генерал-лейтенант. С
И ноября 1909 г. - Финляндский генерал-губернатор 244, 246-249, 253, 259,
260, 263-265, 267, 268,270, 271, 273-276, 278-280,338
Зиновьев М. 8
ЗОЛОТАРЕВ Игнатий Михайлович (1868 - ?) - действительный статский со-
ветник, с 24 июля 1915 г. - тайный советник. Товарищ министра внутренних
дел (22 октября 1911-24 июля 1912). С 24 июля 1915 г. - сенатор 144
ИВАНОВ В.Т. - управляющий канцелярией директора народных училищ Киев-
ской губернии 150
ИВАНОВ Николай Иудович (1851-1919) - генерал-адъютант, генерал от ар-
тиллерии. С 2 декабря 1908 г. - командующий войсками Киевского военного
округа. Во время Первой мировой войны - главнокомандующий Юго-Запад-
ным фронтом (июль 1914 - март 1916) 130,154,177
ИГНАТИУС К. - финский политический деятель 272
ИГНАТЬЕВ Павел Николаевич (1870 - 1945) - граф, в должности штал-
мейстера высочайшего двора, действительный статский советник. С
375
9 января 1915 г. - управляющий Министерством народного просвеще-
ния, 6 мая того же года - министр народного просвещения. Член либе-
ральной группы Совета министров. 27 декабря 1917 г. уволен со своего
поста без традиционного в таких случаях назначения в Государствен-
ный совет 49, 72, 107
ИЗВОЛЬСКИЙ Александр Петрович (1856-1919) - министр иностранных дел
(1906-1910), член Государственного совета по назначению. С 14 сентября
1910 г. - чрезвычайный и полномочный посол во Франции 319,320
ИЛЛАРИОН (Троицкий) (1886-1929) - преподавал в Московской Ду-
ховной академии (1910-1920). 5 июля 1913 г. возведен в сан архиман-
дрита 188
Искандеров Б.И. 1
КАЛМЫКОВ А. - Туркестанский генерал-губернатор 318
КАНДАУРОВ Дмитрий Леонтьевич (1880-1945) - полковник, российский во-
енный агент в Швеции (13 апреля 1914-1916) 273
Каппелер А. 9
КАРПЕНКО - околоточный в г. Станиславове 140
Каръяхарм Т. 7
КАТКОВ Михаил Никифорович (1817-1887) - публицист, редактор газеты
«Московские ведомости» (1851-1856) 5
КАУФМАН Константин Петрович, фон (1818-1882) - генерал-адъютант, пер-
вый Туркестанский генерал-губернатор (1867-1882) 283, 284, 288, 290, 316,
317.
КЕВОРК V - Католикос всех армян 211
КЕННЕМАН Херман (1815-1910) - крупный германский помещик, соучреди-
тель Союза Восточной торговли 21
КЕРБЕР - министр-президент Австро-Венгрии 72
КЕРЕНСКИЙ Александр Федорович-(1881-1970) - политический деятель, ли-
дер фракции трудовиков в IV Государственной думе, министр юстиции Вре-
менного правительства (март - май 1917 г.), премьер министр Временного
правительства с 8 (21) июня 1917 г. 179,305,311
КЕРЕНСКИЙ Федор Михайлович (1842 - ?) - главный инспектор училищ
Туркестанского края 290
КИЛМАН Л. - финский политический деятель 272
КЛЕММ В.О. - управляющий 3-м политическим отделом Министерства ино-
странных дел, заведующий отделом Среднего Востока 308,324,332,333
КОБЫЛИНСКИЙ Петр Петрович - член Государственного совета по назначе-
нию (группа правых) (1906-1917) 54
Ковалев ПА. 7
КОВАЛЕВСКИЙ М. - российский юрист 239
КОЖЕВНИКОВ В. - общественный деятель 63
КОКОВЦОВ Владимир Николаевич (1835-1943) - граф (с 1914 г.), министр
финансов (26 апреля 1906 - 30 января 1914, одновременно с И сентября
1911 г. - председатель Совета министров) 294
КОРЕВО Николай Николаевич (1860 - ?) - гофмейстер высочайшего двора,
действительный статский советник, с 1 января 1916 г. - тайный советник.
Председатель Комиссии для систематизации финляндских законов (6 мая
1913 - 1 января 1916) 240, 246,247,249, 250,262,272
Коркунов Н.М. 236
376
КОРНИЛОВ Александр - общественный деятель 63
КОСТЮКЕВИЧ А. - чиновник канцелярии львовского градоначальства 140
КОЧУБЕЙ - председатель Тифлисской судебной палаты 210
Коэн Г. 18
КРИВОШЕИН Александр Васильевич (1857-1921) - гофмейстер высочайше-
го двора, член Государственного совета по назначению (с 1906 - группа
правого центра). Главноуправляющий землеустройством и земледелием
(21 мая 1908 - 26 октября 1915). С 17 августа 1915 г. (по должности главно-
управляющего) - председатель Особого совещания для обсуждения и объе-
динения мероприятий по продовольственному делу. После ухода из состава
правительства - главноуполномоченный Российского общества Красного
Креста 25, 32, 37, 38, 43, 44, 46, 47, 49, 56, 59, 60, 87, 97, 131, 163, 164, 217,
223, 253, 258
КРОПОТКИН Н.Д. - князь, вице-губернатор Лифляндской губернии 92
Крупников П.Я. 7
КРЫЖАНОВСКИЙ Сергей Ефимович (1862-1935) - тайный советник. С
15 октября 1911 г. - государственный секретарь. С 1 января 1916 г. -
статс-секретарь его величества, с 1 января 1917 г. - член Государственного
совета по назначению с оставлением в предыдущих должностях и званиях
43,44,69,71,74,106,195
КУДАШЕВ Николай Александрович - князь, первый секретарь Российской им-
ператорской миссии в Токио, представитель МИД при Ставке Верховного
главнокомандующего 173
КУЗЬМИНСКИЙ Владимир Васильевич (1863 - ?) - тайный советник. С
19 мая 1914 г. - товарищ министра финансов. С 19 января 1917 г. - се-
натор 259
КУРЛОВ Павел Григорьевич (1860-1923) - генерал-лейтенант. В 1909-
1911 гг. - товарищ министра внутренних дел, командир Отдельного кор-
пуса жандармов, затем в отставке. Пользовался репутацией главного ви-
новника гибели П.А.Столыпина. С началом Первой мировой войны по
собственному ходатайству восстановлен на службе и назначен помощни-
ком начальника Двинского военного округа и особоуполномоченным гра-
жданского управления Прибалтийского края на правах военного гене-
рал-губернатора. 3 августа 1915 г. отчислен в резерв чинов Двинского во-
енного округа. Осенью 1916 г. исполнял обязанности товарища министра
внутренних дел, не занимая этой должности официально 84, 85, 87, 90-92,
95,96,103-105
КУРОПАТКИН Алексей Никоваевич (1848-1928) - Военный министр
(1898-1905). С 13 февраля 1904 г. - главнокомандующий русскими сухопут-
ными силами, с 12 сентября 1904 г. по февраль 1905 г. - главнокомандующий
всеми морскими и сухопутными силами России. С февраля 1916 г. - главно-
командующий армиями Северного фронта, с июля 1916 г. - Туркестанский
генерал-губернатор и командующий войсками Туркестанского военного
округа 124,278,292,306,307,309-315
ЛАБАНД Пауль (1839 - ?) - немецкий юрист, профессор государственного пра-
ва в Кенигсберге и Страсбурге 230
ЛАНГОФ Август Федорович - министр статс-секретарь по делам Великого кня-
жества Финляндского (30 января 1906 - ?) 242,243
ЛЕБЕДЕВ И. - российский общественный деятель 63
377
ЛЕВИЦКИЙ Григорий Васильевич (1852 - ?) - тайный советник, заслуженный
профессор, доктор астрономии. Попечитель Варшавского учебного округа
(12 сентября 1911 - 15 июня 1915). С 15 июня 1915 г. - председатель Учено-
го комитета Министерства народного просвещения 47,48, 50
ЛЕМКЕ Михаил Константинович (1872-1923) - историк цензуры в Рос-
сии. В 1915-1916 - военный цензор в Ставке Верховного главнокоман-
дующего 29
Леонтьев К. 5
Лесков Н.С. 93
Логофет Д.Н. 318
ЛОДЫЖЕНСКИЙ Иван Николаевич (1872 - ?) - действительный статский со-
ветник, с 3 февраля 1917 г. - тайный советник. С 21 мая 1914 г. - управляю-
щий делами Совета министров 62,63
ЛОХВИЦКАЯ-СКАЛОН М.А. 153
Лунтинет Э. 10
Луутинен Э. 225
ЛЬВОВ Георгий Евгеньевич (1861-1925) - князь, коллежский асессор. Во вре-
мя Первой мировой войны - главноуполномоченный Всероссийского зем-
ского союза помощи больным и раненым воинам. Одновременно, с 11 авгу-
ста 1914 г. - член Верховного совета по призрению семей лиц, призванных
на войну, а также семей раненых и павших воинов 24
ЛЬВОВ Николай Николаевич (1867-1944) - депутат IV Государственной думы
от Саратовской губернии, старший товарищ секретаря Думы 151
ЛЫКОШИН Нил Сергеевич - генерал-майор, Самаркандский военный губер-
натор (1914-1917) 310,312,313
ЛЮПИН - глава Российского политического агентства в Бухаре 319,320
ЛЮЦ Л.Г. - барон, октябрист, депутат IV Государственной думы от Херсонской
губернии 86
МАКАРОВ Александр Александрович (1857-1919) - тайный советник, член Го-
сударственного совета по назначению (с 1912, группа правых). Во время
Первой мировой войны член от верхней палаты в Особом совещании по топ-
ливу (19 августа 1915 - 7 июля 1916). Министр юстиции (7 июля - 20 декаб-
ря 1916) 54
МАКЛАКОВ Василий Алексеевич (1869-1957) - с 1906 г. член ЦК партии ка-
детов 24
МАКЛАКОВ Николай Алексеевич (1871-1918) - С 16 декабря 1912 г. - управ-
ляющий Министерством внутренних дел. С 21 февраля 1913 по 6 июня
1915 г. - министр внутренних дел 32,37,38,43,44,46,47,48,54,86,87,95,97,
163,168,174,177
М АН АКИН - генерал, представитель Военного министерства, начальник Ази-
атской части Главного штаба 332
МАНАСЕИН И.Н. 8
МАНСУРОВ Павел Борисович (1860 - ?) - действительный статский со-
ветник. Директор Главного архива Министерства иностранных дел в
Москве 63
МАНСЫРЕВ С.П. - князь, депутат IV государственной думы от г. Риги, предсе-
датель Комиссии по борьбе с немецким засильем 104,111,311
МАНТЕЙФЕЛЬ К. - Курляндский губерский предводитель дворянства 82,
83,104
378
МАНУХИН Сергей Сергеевич (1856-1921) - тайный советник, член Госу-
дарственного совета по назначению, сенатор. С 15 июня 1914 по 14 июля
1915 г. исполнял обязанности вице-председателя Государственного совета
54, 133
МАРИЯ ФЕДОРОВНА (1847-1928) - вдовствующая императрица, мать Нико-
лая II 246
МАРКОВ - министр статс-секретарь по делам Великого княжества Финлянд-
ского 250, 251
МАРКОВ Николай Евгеньевич, Марков 2-й (1866-1945) - депутат IV Государ-
ственной думы от Курской губернии, товарищ председателя фракции правых
17,102,210
МАРТСОН Федор Владимирович - генерал от кавалерии, исполняющий обя-
занности Туркестанского генерал-губернатора (1914-1916) 302, 304, 310,
330,331,333
МЕСРОП - армянский епископ 214,216, 223
МЕХЕЛИН ЛЕО (? - 1914) - финский политический деятель, профессор Гель-
сингфорсского университета, с 1905 г. один из руководителей Император-
ского финляндского сената 234,235,239
МИЛЮКОВ Павел Николаевич (1859-1943) - депутат IV Государственной
думы от Петрограда (председатель фракции кадетов) 60,112,219,222
МИТРОФАН (Митроцкий) (1883 - ?) - священник, депутат IV Государствен-
ной думы от Киевской губернии (фракция националистов) 194
МИЩЕНКО Павел Иванович (1853-1917). В 1908-1909 гг. Туркестанский ге-
нерал-губернатор. Отчислен по болезни 322
МУРАВЬЕВ - представитель Министерства иностранных дел в Буковине 157
Мухамеджанов А.Р. 7
НАБОКОВ Сергей Дмитриевич (1868 - ?) - действительный статский совет-
ник. Курляндский губернатор (23 августа 1910-26 мая 1915). Курский гу-
бернатор (26 мая - 17 августа 1915) 87,91,92
НАСРУЛЛА Бий - кушбеги эмира бухарского 324
НЕВЕРОВ А.Н. - управляющий земским отделом МВД 110
НЕЙГАРТ Алексей Борисович (1863-1918) - действительный статский со-
ветник, член Государственного совета по выборам от Нижегородского
земства (1906-1915, председатель группы правого центра). СИ августа
1914 г. - член Верховного совета по призрению семей лиц, призванных на
войну, а также семей раненых и павших воинов. Одновременно, с 14 сен-
тября 1914 г. - председатель Комитета великой княжны Татьяны Никола-
евны для оказания временной помощи лицам, пострадавшим от военных
действий 54
НЕКЛЮДОВ Анатолий Васильевич (1856 - ?) - Чрезвычайный посланник и
полномочный министр в Швеции с 27 октября 1913 г. 251,256,257
НЕЛИДОВ - посланник Российской империи при Св. престоле в Ватикане 31,
180,197, 203,204
НЕРАТОВ Анатолий Анатольевич (1863 - ?) - гофмейстер высочайшего двора.
С 14 ноября 1910 г. - товарищ министра иностранных дел. С 26 декабря
1916 г. - член Государственного совета по назначению (с оставлением в
предыдущей должности) 324,326
НЕСТЕРОВСКИЙ - председатель Комиссии для составления нового Положе-
ния об управлении Туркестанским краем 292
379
НИКОЛАЙ II (1868-1918) - император российский (1894-1917). С 23 августа
1915 г. - Верховный главнокомандующий армией и флотом 22, 25,26, 28, 29,
40, 49, 69, 74, 93, 99, 121, 123, 133, 173, 181, 187, 188, 196, 205, 207, 209, 213,
214, 216, 218,249,252,258,273,317,322
НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ (1859-1919) - великий князь 164
НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ (1856-1929) - великий князь, генерал-адъютант,
Верховный главнокомандующий армией и флотом (20 июля 1914 - 23 ав-
густа 1915). С 23 августа 1915 г. - наместник его величества на Кавказе и
главнокомандующий войсками Кавказского военного округа 24-31, 34, 35,
38, 46, 51, 85, 104, 131, 135, 144, 146, 163, 186, 187, 191, 206, 207, 220, 260,
262, 336
НИКОЛЬСКИЙ Александр Петрович (1851 - не ранее 1918) - тайный со-
ветник, статс-секретарь его величества (с 1916), член Государственного
совета по назначению (с 1908, группа правого центра), сенатор (с 1906)
54, 56
НОЛЬДЕ Борис Эммануилович (1876-1948) - барон, действительный статский
советник, магистр международного права. Управляющий юрисконсультской
частью Министерства иностранных дел 69
НОРД СТРЕМ Й.Я. - финский юрист, профессор 229,231
ОБОЛЕНСКИЙ Николай Леонидович (1878-1960) - князь, статский советник.
С 3 октября 1914 г. исполнял обязанности начальника Канцелярии по граж-
данскому управлению при Штабе Верховного главнокомандующего. Исправ-
ляющий должность директора канцелярии Варшавского генерал-губернато-
ра (23 февраля - 29 июня 1915) 135
ОЛФЕРЕВ - представитель МИД в Восточной Галиции 20, 130, 138, 142, 143,
160,161,202
ОФРОСИМОВ Яков Никандрович (1862 - ?) - член Государственного совета
по выборам (1910-1917) от Витебской губернии, член Галицкого благотво-
рительного общества, председатель Петроградского отдела Всероссийского
национального союза 100
ПААСИКИВИ Юхо Кусти (1870-1956) - финский государственный и общест-
венный деятель. В 1903-1913 и 1917-1918 гг. входил в руководящие органы
старофинской партии. В 1907-1913 гг. - депутат финляндского сейма, в
1914-1934 гг. - генеральный директор Национального акционерного банка.
В мае 1918 г. - премьер-министр 246,251
ПАЛЕН К.К. 285-288,293-295,310
ПАЛЕОЛОГ Жорж Морис (1859-1944) - В 1907-1912 гг. посланник в Болга-
рии, в 1912-1914 гг. - директор Политического департамента МИД Фран-
ции, чрезвычайный и полномочный посол Франции в России (1914-
1917 гг.). В 1920-1921 гг. - генеральный секрерать МИД Франции 25, 26,
40,213,216
ПАПАДЖАНОВ М.И. - член IV Государственной думы от Бакинской, Елиса-
ветпольской и Эриванской губерний 222
ПАЧЕЛЛИ - кардинал 203
ПЕТРОВ А.В. - член комиссии МВД 195
ПЕШКОВ - временный военный генерал-губернатор Ванского района 222
ПИЛАР фон ПИЛЬХАУ Адольф Адольфович (1851 - ?) - барон, член
Государственного совета по выборам от дворянских обществ (1912-
380
1917, группа центра). Лифляндский губернский предводитель дворян-
ства 106
Пистолькорс Г. фон 82
ПЛАТОН (Рождественский) - архиепископ Алеутский и Североамериканский,
архиепископ Кишиневский и Бессарабский (20 марта 1914 - 5 декабря
1915), архиепископ Картолинский и Кахетинский, экзарх Грузии 185
ПЛЕВЕ Николай Вячеславович (1871 - не ранее 1929) - действительный
статский советник, с 13 февраля 1916 г. - тайный советник, с 15 февраля
того же года - гофмейстер высочайшего двора. Товарищ министра внут-
ренних дел (7 марта 1914 - 13 февраля 1916). С 25 июня 1916 г. - по-
мощник главного начальника Петроградского военного округа по граж-
данской части (с оставлением в предыдущей должности). С 1 января
1917 г. - член Государственного совета по назначению (вошел в правую
группу) 110
ПЛЕВЕ Павел Адамович (1850-1916) - генерал от кавалерии. В годы Первой
мировой войны главнокомандующий Северным фронтом (декабрь 1915 —
февраль 1916) 107,275,278
ПЛЕСКИЙ Б.В. - директор народных училищ Киевской губернии 150
ПОКОТИЛО Василий Иванович (1856 - ?) - генерал от кавалерии (с 1913), во-
енный губернатор Ферганской области (1912-1916). Главный начальник
снабжений армий Северного фронта (4 мая 1916 - 20 октября 1916). С 20 ок-
тября 1916 г. - член Военного совета 310
Полвинен Т. 10
ПОЛИВАНОВ Алексей Андреевич (1855-1920) - генерал от инфантерии. Во
время Первой мировой войны состоял при верховном начальнике санитар-
ной и эвакуационной части принце А.П.Ольденбургском (11 ноября 1914 -
13 июня 1915). С 13 июня 1915 г. - управляющий Военным министерством.
Одновременно (по должности руководителя Военного ведомства) - предсе-
датель Особого совещания для объединения мероприятий по обеспечению
действующей армии предметами боевого и материального снабжения, а с
17 августа 1915 г. - председатель Особого совещания для обсуждения и объ-
единения мероприятий по обороне государства. С 10 сентября 1915 по 15
марта 1916 г. - военный министр. Принадлежал к либеральной группе
Совета министров 106,218,275,276
ПРОЙС Гуго - германский политический деятель 230
ПРОТОПОПОВ Александр Дмитриевич (1866-1918) - С 16 сентября
1916 г. - управляющий Министерством внутренних дел. С 20 декабря дого
же года министр внутренних дел и шеф Отдельного корпуса жандармов
73, 114, 313, 308
ПУАНКАРЕ Раймонд (1860-1934) - президент Франции (1913 - январь 1920)
26,31
ПУРИШКЕВИЧ Владимир Митрофанович (1870-1920) - депутат IV Государ-
ственной думы от Курской губернии (фракция правых) 210
ПУРИШКЕВИЧ М.М. - чиновник МВД, член комиссии Министерства внут-
ренних дел в Восточной Галиции 195
Пыпин А.Н. 118
РАСПУТИН (Новый, Новых) Григорий Ефимович (1869-1916) 25,207
РЕБИНДЕР 235
РЕЙТЕР Ю. - финский политический деятель 272
381
РЕЙТЕРЫ, граф Нолькен, фон Владимир Евстафьевич (1851 - ?) - барон, член
Государственного совета по выборам от землевладельцев Курляндской гу-
бернии (1906-1912, группа центра). С 12 марта 1909 г. - курляндский гу-
бернский предводитель дворянства 95
РЕННЕНКАМПФ (Ранненкампф), фон Павел Константинович
(1854-1918) - генерал-адъютант, генерал от кавалерии. С 20 января
1913 г. - командующий войсками Виленского военного округа. Командую-
щий 1-й армией (июль-ноябрь 1914) 137
РОДЗЯНКО Павел Владимирович (1854 - ?) - брат М.В.Родзянко, командир
ополченской дружины г. Пернова 105
РОДИЧЕВ Федор Измайлович (1853-1932) - один из основателей и лидеров
партии кадетов, член ЦК. Депутат I-IV Государственной думы от Петер-
бурга 112
Романович-Словатинский А. 231
РОСЕНБОРГ И.В. - профессор 231
РОСЛАВЕЦ - мичман 104
РУЗСКИЙ Николай Владимирович (1854-1918) - генерал-адъютант. В годы
Первой мировой войны - командующий 3-й армией (июль-сентябрь 1914),
главнокомандующий Северо-Западным фронтом (сентябрь 1914 - март
1915), главнокомандующий Северным фронтом (август-декабрь 1915), вто-
рично - с августа 1916 г. 95,105,107,274
РУКИН - Джизакский уездный начальник 306
РУХЛОВ Сергей Васильевич (1852-1918) - действительный тайный советник,
член Государственного совета (с 1905, группа правого центра). Министр пу-
тей сообщения (29 января 1909 - 27 октября 1915). Одновременно по долж-
ности министра путей сообщения - член Верховного совета по призрению
семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и павших воинов и
председатель Особого совещания для обсуждения и объединения мероприя-
тий по перевозке топлива и продовольствия и военных грузов 37, 41, 44, 138,
263
САБЛЕР (с 1915 - Десятовский) Владимир Карлович (1847-1929) - действи-
тельный тайный советник, член Государственного совета по назначению (с
1905, группа правых), обер-прокурор Святейшего синода (2 мая 1911 -
5 июля 1915) 37,38,181,185, 204,207
САЗОНОВ Сергей Дмитриевич (1860-1927) - член Государственного совета по
назначению (с 1913, кружок внепартийного объединения). Министр ино-
странных дел (8 ноября 1910-7 июля 1916). Входил в либеральную группу
Совета министров. С 12 января 1917 г. - чрезвычайный и полномочный по-
сол в Великобритании (к месту назначения не выезжал) 22-26, 28-33, 36,37,
39,40-43, 59-61,64, 66-71, ИЗ, 114,121,122,133,135,136,142,143,148,163,
173,179,180, 185, 204, 212, 214, 216-220, 223, 251, 253, 256-260, 267, 278, 323,
324, 329,331-334
САЙКС Марк (1879-1919) - британский дипломат 218, 219
САМАРИН Федор Дмитриевич (1858-1920) - брат А.Д.Самарина, член Госу-
дарственного совета по выборам (1906-1908, группа правых), земский дея-
тель 63
САМСОНОВ Александр Васильевич (1859-1914) - генерал от кавелерии, на-
чальник штаба Варшавского военного округа (1906-1907), наказный ата-
ман Войска Донского (1907-1909). С 1909 г. - Туркестанский генерал-гу-
382
бернатор и командующий войсками Туркестанского военного округа. В на-
чале Первой мировой войны командовал 2-й армией. Погиб при выходе из
окружения в Восточной Пруссии 295,299,319,321-324,328
СВИНХУВУД Пэр Эвинд (1861-1944) - финский государственный и общест-
венный деятель. В 1907-1914 и 1917 гг. - депутат Финляндского сейма от
Младофинской партии. Одновременно (в 1906-1914) - председатель уезд-
ного суда в Хейноле, затем - в судебном округе Лаппвеси 253,261
СВЯТОПОЛК-МИРСКИЙ Дмитрий Николаевич (1874 - ?) - князь, депутат
IV Государственной думы от Бессарабской губернии (беспартийный) 54,
56, 57
СЕИД-АЛ ИМ - бухарский эмир 322
Семенов А.А. 7
Семенов Ю.И. 226
Сергиевский НД. 229
СЕСИЛ Роберт 256
СКОРОПАДСКИЙ Георгий Васильевич (1873 - ?) - депутат IV Государствен-
ной думы от Черниговской губернии (фракция октябристов) 54
Снельман Й.В. 231
Смолич И.К. 207
СОЛОВЬЕВ Сергей Михайлович (1885-1942) - поэт, публицист, внук истори-
ка С.М.Соловьева 124
СОМОВ - российский политический агент в Бухаре 323
С ОПУХ - ксендз, член Ордена иезуитов 199
СПЕРАНСКИЙ Михаил Михайлович (1772-1839) - граф (с 1839), выдающий-
ся государственный деятель во время правления Александра I и Николая I
226,227, 235
СПРЕНГПОРТЕН Ю.М. - начальник дипломатической канцелярии Ф.Ф.Букс-
гевдена 225
СТААФ (Став) Карл (1860-1915) - шведский государственный и политический
деятель. В 1900 г. участвовал в основании либеральной партии Швеции, воз-
главил ее радикальное крыло, а в 1905 г. - партию. В 1905-1906 гг. и
1911-1914 гг. - премьер-министр. Ушел в отставку под давлением
прогерманских сил в Швеции 273
СТАХОВИЧ Михаил Александрович (1861 - ?) - член Государственного совета
по выборам (1907-1917), вне фракций 151
СТИШИНСКИЙ Александр Семенович( 1851-1922) -действительный тайный
советник, член Государственного совета по назначению (с 1904, группа пра-
вых). С 19 августа 1915 г. - член от верхней палаты в Особом совещании по
обороне государства. С 3 июля 1916 г. - председатель Особого комитета по
борьбе с немецким засильем 54
СТОЛЫПИН Петр Аркадьевич (1862-1911) - гофмейстер высочайшего двора,
член Государственного совета по назначению (с 1907). Председатель Совета
министров и министр внутренних дел (1906-1911) 16, 43, 44, 83, 242, 297,
299,320-322
СТОЛЬБЕРГ К. - лидер Младофинской партии 272
СТРУВЕ Петр Бернгардович (1870-1944) - статский советник, политический
деятель, публицист 75
СУКИН И. - чиновник для ведения дипломатической переписки при военном
генерал-губернаторе Галиции 147,148
Суни Л.В. 7
383
СУХОМЛИНОВ Владимир Александрович (1848-1926) - генерал-адъютант,
генерал от кавалерии, член Государственного совета по назначению (с 1911,
беспартийный). Военный министр (И марта 1909 - 13 июня 1915). Одно-
временно, в мае-июне 1915 г. - председатель Особого совещания по усиле-
нию артиллерийским снабжением действующей армии, а затем - Особого
совещания по усилению снабжения действующей армии главнейшими ви-
дами довольствия. Уволен от службы 8 марта 1916 г. По обвинению в госу-
дарственной измене 29 апреля того же года арестован и заключен в Петро-
павловскую крепость, в октябре - освобожден и переведен под домашний
арест 25, 28, 29,34, 211, 294,295,322
Таден Э. 10
ТАУБЕ Михаил Александрович (1869 - ?) - барон, действительный статский
советник, с И февраля 1915 г. - тайный советник. Товарищ министра на-
родного просвещения (22 апреля 1911 - И февраля 1915). СИ февраля
1915 г. - сенатор. С 1 января 1917 г. - член Государственного совета по на-
значению (вошел в группу правых) 46,47,48
ТЕВЯШЕВ (Тевяшов) Николай Николаевич - генерал от кавалерии, Турке-
станский генерал-губернатор (1904-1906) 297
ТИДЕМАН Кристоф, фон (1836-1907) - германский государственный служа-
щий, консервативный политик, руководитель имперской канцелярии
(1878-1881), правящий президент в Браунсберге (1881-1899), соучреди-
тель Союза восточной торговли 21
ТИМАШЕВ Сергей Иванович (1858-1920) - министр торговли и промышлен-
ности (5 ноября 1909 - 17 февраля 1915). С 17 февраля 1915 г. - статс-секре-
тарь императора. С 19 августа 1915 г. член Особого совещания по обороне
государства 37
ТИХОМИРОВ Лев Александрович (1852-1923) - публицист 63
ТРЕПОВ Федор Федорович (1854-1938) - генерал-адъютант, генерал от кава-
лерии, член Государственного совета по назначению (с 1905, кружок вне-
партийного объединения). Киевский, Подольский и Волынский генерал-гу-
бернатор (18 декабря 1908 - сентябрь 1914). Помощник верховного началь-
ника санитарной и эвакуационной части принца А.П.Ольденбургского
(И сентября - 25 декабря 1914). С 4 октября 1916 г. - военный генерал-гу-
бернатор областей Австро-Венгрии, занятых по праву войны 98, 164, 165,
166, 276, 277
ТупинА. 103
ТУРБИН - военный генерал-губернатор Варшавы 48
УТГОФ Лев Карлович (1852 - ?) - генерал-лейтенант. Помощник Варшавского
генерал-губернатора по полицейской части (26 сентября 1906 - 2 декабря
1914). 2 декабря 1914 г. уволен от службы с производством в генералы от ин-
фантерии 49, 50
ФЕЛЬКЕРЗАМ Г.Г. - барон, октябрист, член IV Государственной думы от Кур-
ляндской губернии 86
ФИТТИХ72
ФИШЕР Э. - начальник краевой жандармерии Буковины 156
ФРАНЦ ИОСИФ I (1830-1916) - император Австрии и король Венгрии (с
1848) 72,172, 176
384
ФРАНЦ ФЕРДИНАНД (1863-1914) - австрийский эрцгерцог, племянник им-
ператора Франца Иосифа I, наследник престола 19,20
ФРОЛОВ Петр Александрович (1852 - ?) - С 22 апреля по 14 сентября
1915 г. - главный начальник Петроградского военного округа. Главный на-
чальник снабжений армий Северного фронта (14 сентября 1915-2 апреля
1916). С 2 апреля 1916 г. - помощник военного министра 307
Хаген М. фон 13
ХАРИТОНОВ Петр Алексеевич (1852-1916) - действительный тайный совет-
ник, статс-секретарь императора (с 1911), член Государственного совета по
назначению (с 1906). Государственный контролер (12 сентября 1907 - 25 ян-
варя 1916). Принадлежал к либеральной группе Совета министров 37, 217,
218,253, 260,261
ХАТИСОВ Александр Иванович (1870-1945) - городской голова г. Тифлиса
(1910-1917). В 1918-1920 гг. министр иностранных дел, затем председатель
дашнакского правительства в Армении 214
ХВОСТОВ Александр Алексеевич (1857-1922) - тайный советник, член Госу-
дарственного совета по назначению (с 1912, группа правых). С 6 июля
1915 г. - управляющий Министерством юстиции. С 30 сентября 1915 г. по
7 июля 1916 г. - министр юстиции. С 7 июля по 16 сентября 1916 г. - ми-
нистр внутренних дел 54,60,62,63,113,115,261,273
Хобсбаум Э. 3,11
ХОВАРД Э. - британский посол в Швеции 255
ХОЛСТИ Р. - лидер Младофинской партии 272
ХОМЯКОВ Дмитрий Алексеевич (1841-1919) - общественный деятель консер-
вативной ориентации 63
ХОМЯКОВ Н.А. - депутат IV Государственной думы от Смоленской губер-
нии 151
ХУХУНЦ - ректор Тифлисской армянской духовной семинарии 214
ЦИММЕРМАН Альфред - помощник статс-секретаря по иностранным де-
лам. С ноября 1916 г. по август 1917 г. - министр иностранных дел Герма-
нии 272
ЧАЙКИН В.А. - российский политический деятель, эсер 311
ЧАРТОРИЖСКИЙ - Тарнопольский губернатор 137
ЧАРЫКИН Н. - российский политический агент в Бухаре 317
Черменский ЕД. 27
ЧИХАЧЕВ Дмитрий Николаевич (1867-1917) - действительный статский со-
ветник, депутат IV Государственной думы от Подольской губернии (секре-
тарь фракции националистов) 54,127,128,129,149,150,189
ЧИЧЕРИН Борис Николаевич (1828-1904) - юрист, историк, философ 231, 232
ЧУРИН - генерал от инфантерии, главный начальник Двинского военного ок-
руга 87
ЧХЕИДЗЕ Николай Семенович (1864-1926) - депутат IV Государственной думы
от Тифлисской губернии (председатель фракции социал-демократов) 60,217
ШАВЕЛЬСКИЙ см. Георгий Шавельский
ШАХОВСКОЙ Всеволод Николаевич (1874-1954) - князь, действитель-
ный статский советник. Начальник Управления внутренних водных пу-
385
тей и шоссейных дорог Министерства путей сообщения (8 февраля
1910 - 18 февраля 1915). С 18 февраля 1915 г. - управляющий Мини-
стерством торговли и промышленности. С 6 мая того же года - министр
торговли и промышленности. Одновременно, с 17 августа 1915 г. -
председатель Особого совещания для обсуждения и объединения меро-
приятий по обеспечению топливом путей сообщения, государственных и
общественных учреждений и предприятий, работающих для целей госу-
дарственной обороны. Был близок к либеральной группе Совета мини-
стров 37
ШЕБЕКО Игнатий Альбертович (1859 - ?) - член Государственного совета по
выборам от землевладельцев Царства Польского (1909-1917), группа цен-
тра) 54,55
ШЕПТИЦКИЙ см. Андрей Шептицкий
ШИДЛОВСКИЙ Сергей Илиодорович (1861-1922) - действительный стат-
ский советник, депутат IV Государственной думы от Воронежской губер-
нии (фракция октябристов). В 1915-1917 гг. - председатель Бюро Прогрес-
сивного блока 54,112
ШИЛЛИНГ Маврикий Фабианович (1872 - ?) - барон, действительный
статский советник. С 15 ноября 1911 г. директор канцелярии министра
иностранных дел. С 1 июля 1914 г. - советник 1-го Политического отдела
Министерства иностранных дел (с оставлением в предыдущей должно-
сти) 70,142,147
ШИНГАРЕВ Андрей Иванович (1869-1918) - депутат IV Государственной
думы от Петрограда (товарищ председателя фракции кадетов) 112
ШИРМО-ЩЕРБИНСКИЙ - жандармский ротмистр 172
ШРЕЙБЕР Н.И. - член Государственного совета 54
ШТЮРМЕР Борис Владимирович (1848-1917) - член Государственного совета
по назначению (с 1904, группа правых). Председатель Совета министров
(20 января - 10 ноября 1916), министр внутренних дел (3 марта - 7 июля
1916), министр иностранных дел (7 июля - 10 ноября 1916) 68-71, 114, 166,
266-268, 275-279,304,309
ШУБИНСКИЙ Николай Петрович (1853 - ?) - депутат IV Государственной
думы от Тверской губернии (фракция октябристов) 54
ШУВАЕВ Дмитрий Савельевич (1854-1937) - Начальник Главного интендант-
ского управления и главный интендант Военного министерства (8 августа
1909 - 15 марта 1916). Главный полевой интендант (13 декабря 1915 -
15 марта 1916). Военный министр (15 марта 1916 - 3 января 1917). Предсе-
датель Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по
обороне государства 72,114,226,307,309,333
ЩЕГЛОВИТОВ Иван Григорьевич (1861-1918) - тайный советник, член Госу-
дарственного совета по назначению (с 1907, группа правых, с марта по де-
кабрь 1916 г. - ее председатель). Министр юстиции (24 апреля 1906 - 6 июля
1915). С 1 января 1917 г. - председатель Государственного совета 32, 37, 38,
39,41,46,74,142-146,148,210
ЩЕРБАТОВ Николай Борисович (1868-1948) - князь, действительный стат-
ский советник, член Государственного совета по выборам от Полтавского
земства (1912-1917, группа правого центра), управляющий Министерством
внутренних дел (5 июня - 26 сентября 1915). Принадлежал к либеральной
группе Совета министров 105,260
386
ЭБЕЛОВ Михаил Исаевич (1855 - ?) - С 21 апреля 1913 г. помощник Коман-
дующего войсками Одесского военного округа. Во время Первой мировой
войны - командующий войсками названного округа 100
ЭВЕРС П.А. - частный поверенный 92
ЭРЦБЕРГЕР - глава польского отдела правительственного комитета загранич-
ной службы Германии 22
ЭССЕН, Антоний Оттович фон (1863 - ?) - егермействер высочайшего двора.
Петрококовский губернатор (1906-1910), помощник Варшавского гене-
рал-губернатора по гражданской части (22 марта 1910-2 декабря 1914).
С 2 декабря 1914 г. - сенатор 29,30,49,50,280
Юссила 0.10
ЯГОВ Готлиб (1863-1935) - германский дипломат. В 1913-1916 гг. - статс-сек-
ретарь иностранных дел Германии 23
ЯВОРСКИЙ Ю. - общественный деятель 150
ЯНУШКЕВИЧ Николай Николаевич (1868-1918) - генерал от инфантерии. С
5 марта 1914 г. - начальник Главного управления генерального штаба Воен-
ного министерства. Во время Первой мировой войны - начальник штаба
Ставки верховного главнокомандующего (19 июля 1914 - 21 августа 1915).
С августа 1915 г. - помощник наместника его величества на Кавказе по воин-
ской части 25, 26, 28, 29, 33-36, 38, 46, 49, 52, 53, 61, 85, 87, 94, 105, 106, 125,
126,135,143-146,154,173,181,186,188,192,196,222,250
ЯХОНТОВ Аркадий Николаевич (1876-1938) - статский советник. Помощник
управляющего делами Совета министров и председатель Хозяйственного ко-
митета при Совете министров в годы Первой мировой войны 24,35,37,38,52
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ.........................................3
Глава I
ЦАРСТВО ПОЛЬСКОЕ В ГОДЫ ВОЙНЫ..................15
1. Царство Польское накануне и в начале войны.15
2. Военные неудачи и дискуссии
о послевоенной Польше в 1915 г.................52
3. Польский вопрос в Совете министров накануне Февральской
революции......................................64
Глава II
ГОСУДАРСТВЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ
ПРИБАЛТИЙСКИМИ ГУБЕРНИЯМИ
В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ......................78
1. Межнациональные противоречия в Прибалтике
и проблема переориентации национальной политики
накануне и в начале войны.................78
2. Военная и гражданская власть в управлении Прибалтикой
в 1915- 1916 г............................98
Глава III
ВРЕМЕННО ОККУПИРОВАННЫЕ ТЕРРИТОРИИ И
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС...........................117
1. Управление восточной Галицией и северной Буковиной. ... 117
2. Галицкое военное генерал-губернаторство
и командование Юго-Западного фронта в 1916 г.157
3. Конфессиональная политика в Восточной Галиции
в годы войны.................................167
4. Временное военное генерал-губернаторство
в Турецкой Армении и армянская политика России.208
Глава IV
УПРАВЛЕНИЕ ВЕЛИКИМ КНЯЖЕСТВОМ
ФИНЛЯНДСКИМ.....................................225
1. Юридический статус Финляндии и политика правовой
интеграции княжества накануне войны......225
2. Управление Великим княжеством Финляндским накануне
ивгодывойны..............................241
388
Глава V
ТУРКЕСТАНСКОЕ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРСТВО. . . 282
1. Подготовка реформ управления Средней Азией
накануне войны................................282
2. Туркестан в годы войны и попытки преобразований
в управлении генерал-губернаторством в 1916 г.300
Глава VI
СИСТЕМА РОССИЙСКОГО ПРОТЕКТОРАТА
В БУХАРСКОМ ЭМИРАТЕ И ХИВИНСКОМ
ХАНСТВЕ НАКАНУНЕ И В ГОДЫ
ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ............................316
1. Российская империя и Бухарский эмират накануне
и в годы войны..........................316
2. Хивинское ханство накануне и в годы войны.327
Заключение........................................335
Примечания........................................342
Именной указатель.................................369

Александра Юрьевна Бахтурина (1966 г.р.).
Кандидат исторических наук. В 1989 г. окончила Московский госу-
дарственный историко-архивный институт. Доцент кафедры истории
государственных учреждений и общественных организаций Историко-
архивного института Российского государственного гуманитарного уни-
верситета. С 1993 г. специализируется в области истории государствен-
ного управления в России начала XX в. Читает лекционный курс «История
государственного управления в России» Автор ряда статей и монографии
«Политика Российской империи в Восточной Галиции в годы Первой
мировой войны» (М.: АИРО-ХХ, 2000).
Участник авторского коллектива книг «Административно-
территориальное устройство России IX—XX веков. История и совре-
менность» (М., 2003); «Исторические исследования в России — II» (М.,
2003) и сборников документов «Россия и США: экономические
отношения. 1917—1933» (М., 1998). Т. 1; «Россия и США: экономические
отношения. 1933—1941» (М., 2001). Т. 2.
Александра Юрьевна Бахтурина
Окраины российской империи:
государственное управление
и национальная политика
в годы Первой мировой войны
(1914-1917 гг.)
Редактор Л.Анохова
Художественное оформление А. Сорокин
ЛР № 066009 от 22.07.1998. Подписано в печать 12.01.2004.
Формат 60x90 716. Бумага офсетная № 1. Печать офсетная.
Усл.печл. 24,5. Тираж 1500 экз. Заказ №9455
Издательство «Российская политическая энциклопедия»
(РОССПЭН)
117393, Москва, Профсоюзная ул., д. 82.
Тел. 334-81-87 (дирекция);
Тел./Факс 334-82-42 (отдел реализации)
Отпечатано в полном соответствии
с качеством предоставленного оригинал-макета
в ППП «Типография «Наука»
121099, Москва, Шубинский пер., 6