годы и люди
ОТ ЭЛЬБРУСА ДО АНТАРКТИДЫ ★ а. м. ГУСЕВ
Издательство
«СОВЕТСКАЯ
РОССИЯ»
Москва
1972

ОТ ЭЛЬБРУСА
ДО АНТАРКТИДЫ
7А.6
Г96
Памяти родителей и брата — Виктора Гусева
посвящаю эту книгу
Гусев А. М.
Г96 От Эльбруса до Антарктиды. М., «Сов. Россия»,
1972.
352 с. с или. па вкл. (Годы и люди.)
Ученый, доктор физико-математических наук, профессор Гусев
Александр Михайлович проводил наблюдения на дрейфующей стан-
ции у Северного полюса, был начальником первой антарктической
внутриматериковой станции Пионерская, плавал на научном судне
к Галапагосским островам.
В путешествия по планете его влекла наука — физика моря.
Спорт, охота, любовь к природе сопровождали его в путешествиях
но нашей стране.
В 1934 году он вместе с Виктором Корзуном совершил первое
зимнее восхождение, на Эльбрус.
Во время Отечественной войны, тогда еще молодой ученый, он
был в отряде альпинистов, выполнявшем специальные задания
командования; зимой 1943 года отряд Гусева снял фашистские
флаги с вершин Эльбруса и водрузил над Советским Кавказом
знамя пашей Родины. За покорение горных вершин Кавказа ему
было присвоено звание заслуженного мастера спорта по альпи-
низму.
7—2	7А6+551.5
63^72“
ЛУЧШЕ ГОР МОГУТ БЫТЬ глава первая
ТОЛЬКО ГОРЫ

ц
 Яикогда мне не забыть этого первого путешествия,
 совершенного летом 1928 года через Клухорский
перевал по Военно-Сухумской дороге. Трудно сказать, что
в первый раз произвело на меня большее впечатление —
горы или море? Горы потрясли меня своим спокойствием
и величием. Контрасты снега и скал, снега и зелени, снега
и слепящего жаркого солнца, яркий ковер альпийских
лугов, фиолетовое небо над снегами, гул водопадов и ра-
дуги в облаках рожденных ими брызг произвели своим
своеобразием и неповторяющейся от места к месту красо-
той неизгладимое впечатление. Горы покорили меня
навек...
После длинного пути па лошадях по узким горным
дорогам и пешком по кручам первого в моей жизни пере-
вала я с группой туристов добрался до базы в Синопе
под Сухуми. Ночевать расположились в палатках базы
в парке под какими-то невидимыми во тьме теплой и влаж-
ной ночи тропическими деревьями. Заснул сразу от уста-
лости, но, когда едва посерело подернутое влажной дымкой
небо, проснулся. Разбудили незнакомые звуки: завывал
какой-то зверь, слышались резкие голоса незнакомых
птиц, и все это звучало на фоне мерного, периодически
повторяющегося своеобразного рокота. Начинало подни-
маться солнце, и на крышу палатки легли тени листьев
пальмы. В разных местах полотняных скатов скачками
перемещались, исчезали и вновь появлялись какие-то крес-
тики. Только по непрерывному щебету я догадался, что
это тени от лапок каких-то мелких ничуг, резвящихся на
крыше палатки.
7
В одних трусах помчался я по аллее стройных высоких
пальм навстречу рокоту, догадываясь, что это шумит
морской прибой. И вот за кромкой желтой полосы пес-
чаного пляжа я увидел бескрайнее, уходящее как бы
вверх и сливающееся с небом, подернутое утренней си-
реневой дымкой море. Я не вбежал в него стремительно,
я даже не вошел в него, а остановился, изумленный его
величием, у лижущего песок укрощенного прибоя, а потом
прямо-таки с благоговением медленно погрузился в воду...
Пляж был еще пуст, и я долго один на один оставался
с морем...
Я был тогда студентом электротехникума им. Л. Б. Кра-
сина в Москве.
Техникуму и нам, студентам, особенно повезло на
преподавателей, среди которых были математики П. Н. Со-
колов, С. Н. Успенский, физик В. А. Зайцев и другие.
Особенно запомнился мне энергичный молодой инженер-
электрик П. Ф. Поярков, брат крупного уже в то время
ученого.
В курс обучения широко входила производственная
практика па различных предприятиях и, в частности, па
Электрозаводе. Здесь началась моя трудовая деятельность.
Мне было тогда 17 лет.
Я с удовольствием учился технической специальности,
по меня неотступно манили неведомые дали, другие стра-
ны за морями и океанами, природа, любовь к которой
во мне зародилась с детства, когда вся паша семья про-
водила летние месяцы в Подмосковье или в Воронежской
губернии.
Обучение в техникуме сочеталось с общественной рабо-
той студентов, военной подготовкой и спортом.
Москва в ту пору не была еще «портом пяти морей»,
но водный спорт как по военпой, так и по чисто спортив-
ной линии был среди молодежи весьма популярен. В вод-
но-моторном клубе им. Баранова возникла парусная сек-
ция, одними из первых членов которой стал мой приятелЕ»
по школе и техникуму Лепя Сухов и я. Флот состоял из
невероятных гибридов, я не рискую даже назвать класс!»
этих суденышек: «Норд» и «На румбе». Единственное, что
на них было законным,— это парусное гафельное воору-
жение. Корпус «Норда» представлял собой слегка опалуб-
ленную с носа прогулочную лодку с прорезанным дном и
8
примитивно сооруженным швертом. Корпус «На румбе»
был передней частью какой-то не то большой шлюпки,
пе то катера, не то древней небольшой яхты с невероятно
широкой в связи с этим искусственной транцевой доской.
Судно было опалублено, со швертом и довольно большой
парусностью. Капитаном «Норда» был первый энтузиаст
парусного дела в Москве и он же председатель секции
Глеб Кравец.
Вскоре и наша группа обзавелась «яхтой», как гордо
называли мы свое суденышко: это была купленная нами
по дешевке в Воскресенске старая шлюпка «шестерка»
с допотопным полуторасильпым мотором. В момент покуп-
ки, когда мотор извлекли из сарая, мы обнаружили, что
из отверстия для свечи проросли на свет божий какие-то
жизнерадостные растения. Завести мотор так и пе удалось.
Шлюпку гнали по реке Москве где на веслах, где зацепив-
шись за баржу.
Мне очень нравилось высокое, острое, как птичье кры-
ло, парусное вооружение «гуари» с вздернутым, примы-
кающим к самой мачте гафелем грота. И мы сделали его
на всю длину реквизированных у родителей случайных
кусков парусины, простыней, не очень считаясь с теорией
парусности. Беда случилась при первом же испытании
нашей «яхты». Закончив последние приготовления, я ото-
шел от причала клуба, расположившегося у Крымского
моста. Прошел под мостом окружной железной дороги
и здесь, заложив крутой «оверштаг», хотел развернуться
и идти в обратную сторону. Но не тут-то было... Центр
парусности был поднят непомерно высоко, и суденышко
распласталось на боку посередине реки. С проходящего
невдалеке водного трамвая кто-то выкрикивал: «Парус
хорошо, а мотор лучше». На берегу меня с интересом
ожидала развлекавшаяся здесь компания ребят. Быстро
появились ведра, вода была из лодки выкачена. После то-
го, когда паруса просохли, сильно зарифив их, я благо-
получно при слабом ветре добрался до нашей базы.
Вот из этих-то милых нашим сердцам неуклюжих
суденышек вырос теперешний многочисленный парусный
флот, бороздящий водохранилища Подмосковья, уходящий
в дальние походы по каналу Москва — Волга. Теперь вы
видите в летний день сотни стройных яхт, швертботов,
бесшумно скользящих па фоне синей воды и синего неба,
на фоне кудрявой зелени берегов, с загорелыми парнями
и девушками па борту, а порой и с убеленными сединами
9
любителями этого чудесного спорта, возрастной ценз кото-
рого имеет весьма широкий диапазон.
Я увлекался парусным спортом и позже, когда под
Москвой уже возникли водохранилища и появились совер-
шенные парусные суда. Подъезжая к базе, где стояли они,
последние сотни метров я уже ие мог идти спокойно, а
бежал, точно подгоняемый свежим ветром, предвкушая
удовольствие поднять парус, взяться за румпель и шкоты
и с хорошим крепом помчаться по слегка взволнованной
поверхности огромного водохранилища, слушая, как шу-
мит вода под форштевнем и свистит ветер в вантах,
и смотреть, смотреть на зелень берегов, воду, синее небо
и чаек, летящих вместе с тобой и будто демонстрирующих
свое аэродинамическое совершенство. Но настоящим яхт-
сменом я не стал, хотя и неплохо могу водить яхту: я пе
участвовал в соревнованиях, не стал судьей по этому виду
спорта, каким стал мой друг детства Леонид Сухов, постиг-
ший этот вид спорта в совершенстве.
Нас, детей, в семье было трое. Самый старший Виктор,
потом я и младшая Зоя. Увлечения у пас были разные.
Однако, поддаваясь моим уговорам, порой ходил со мной
на охоту или на рыбалку и брат. Но он часами мог лежать
неподвижно па душистом сене с открытыми глазами, гля-
дя в звездное небо. Он слушал крики коростеля, сонный
щебет каких-то пичуг в камышах, всплески «плавящего-
ся» — гуляющего у поверхности воды леща, шум уходящих
по железной дороге поездов, и из всего этого у пего воз-
никали стихи. Впоследствии я находил в его произведе-
ниях что-то из тех чудесных времен, от тех юношеских
впечатлений, зародившихся в близком соприкосновении
с природой.
Л один раз чуть было не случилась беда. Как-то мы
с братом переночевали у реки, наловили вдоволь рыбы и
собрались идти домой. Наступил уже день, стало жарко.
Нам не хотелось идти через железнодорожный мост и
затем по шпалам до станции Калиповка. Куда приятнее
было пройти по лугам с небольшими болотцами, да так
было и короче добираться до дома. Но для этого надо было
переплыть Пахру. Мы знали, где это можно было проще
сделать. Зашли по грудь, чтобы меньше осталось плыть
до другого берега, и отсюда я решил буксировать что было
можно на противоположный берег по воде, а одежду при-
вязали на головы, чтобы пе замочить. С грузом па буксире
я поплыл раньше брата; переплыл реку, бросил на берег
-10
груз и обернулся посмотреть, где плывет Виктор. Он был
на середине реки, по плыл с большим трудом. Я пошел
к нему навстречу, зашел по горло в воду и стал ждать,
показывая ему расстояние, которое надо было еще про-
плыть. Лицо брата постепенно бледнело, а глаза сосредото-
чились на спасительной точке — моей голове. Когда
расстояние, разделяющее нас, стало равным примерно
30 метрам, я поплыл навстречу брату. Мы первый раз
попали в такую беду и пе знали, как следует в таких
случаях поступать. Обопрись он немного одной рукой на
мое плечо, и мы без приключений добрались бы до берега.
Но, когда я подплыл к нему вплотпую, он обхватил мою
шею правой рукой, и как я не старался удержаться на
поверхности — оказался под водой... Работали мы оба энер-
гично, без особой паники и, видимо, в нужном направле-
нии, так как через некоторое время я почувствовал под но-
гой спасительное дно. Немного усилий, и я, приподняв
в воде брата, высунул голову на поверхность воды. Дер-
жась друг за друга, шатаясь от усталости, мы выбрались
па зеленый берег и долю молча лежали... Яркий зеленый
в цветах луг, радостное солнце над ним в синем небе,
откуда лились серебряные струи песни жаворонка, никак
не вязались с тем, что произошло с нами. Молчаливые мы
брели по лугу, развесив па корзинке с рыбой и донках
подмоченную одежду. А потом все сменилось буйной ра-
достью существования. Вспоминая о подробностях се-
годняшнего лова, мы бодро шагали напрямик по лугу
к дому, разбрызгивая босыми ногами пагретую солнцем
воду мпогочислеппых болотец и мочажин, встречавшихся
на нашем пути.
Если в деревне я, в основном, был «заводилой», то в
Москве это право переходило к брату. Дома у пас изда-
вался журнал и ставились спектакли, актерами в которых
были картопные фигуры персонажей различных литера-
турных произведений. Вырезывались эти фигуры и декора-
ции к спектаклям из издававшихся в ту пору специальных
детских книг для домашнего театра. Так проявилось ран-
нее увлечение Виктора литературой и искусством театра.
Я и раньше замечал, что Виктор пишет стихи, а в нашем
журнале прочитал его первое «официально» опубликован-
ное произведение. Опо начиналось так:
По океану клипер плыл,
То ночью дело было;
И вдруг па камень наскочил,
11
Бока его разбило.
Л океан заштормовал,
Нельзя на шлюпках плыть.
Корабль совсем уж потопал,
Ну, как людям тут быть?!
Основой для содержания этого стихотворения явился
рассказ Станюковича, произведениями которого мы увлека-
лись в то время. В «театре» Виктор был и режиссер,
и постановщик, и актер, читавший роли за всех действую-
щих картонных лиц. Я и в том, и другом мероприятиях
использовался как подсобная техническая сила. При изда-
нии журнала мпе доверялось только брошюровать тираж,
написанный под копирку в несколько экземпляров. В теат-
ре на меня возлагалась установка декораций, свет, вся
пиротехника, которую я особенно любил, занавес и иногда
голоса за сценой.
Читателями и зрителями у нас были: родители, знако-
мые, товарищи по дому, их родители. Сестра была мала
и в наши затеи активно не вникала. Впоследствии она
занялась изучением английского языка, который стал ее
специальностью.
После окончания школы мой брат, Виктор Гусев, блуж-
дал в поисках призвания между театром и литературой.
Вместе с одним из своих товарищей, Исидором Штоком,
ныне известным драматургом, они поступили в одну из
первых театральных школ — курсы юниоров, созданные
при театре Революции. Программа курсов была очень
обширной, и, кроме того, юниоры в порядке практики
должны были работать статистами и на мелких ролях
в спектаклях. Таким образом, брат с утра до позднего
вечера пропадал в театре. Кроме обычных учебных курсов
театральных школ, в программу обучения в большом объеме
входили физкультура, акробатика, биомеханика и еще ка-
кие-то замысловатые вспомогательные дисциплины. Это
было новшеством, но, видимо, внесенным в непропорцио-
нально большом объеме. Порой Виктор возвращался домой
едва держась на ногах. Облокотившись на подокопник,
устало глядя па темные ночные улицы Москвы, он о чем-то
сосредоточенно думал, прежде чем съесть приготовленный
заботливой мамой ужин. Видимо, свои мысли тех дней
выразил он в словах старого актера Медведева из его
пьесы «Слава»: «...акробатика, биомеханика, а сердца,
сердца актерского нет».
На курсах юниоров занимались легкой атлетикой, эле-
12
ментами тяжелой, учили ходить на лыжах, съезжать, ви-
димо, для преодоления чувства страха, по существовавшей
на Воробьевых горах трассе, наподобие трассы бобслея,
прыгать с большой высоты, работать на батуте, нырять,
плавать и многому другому в таком же духе. Вероятно,
все это считалось необходимым для более яркой натуры
в спектаклях. Однажды в боевом эпизоде, изображаемом
в спектакле юниорами, Исидор Шток выстрелил холостым
патроном из винтовки себе снизу в пос. Не знаю, насколько
это было натурально в спектакле, но следы от этого выстре-
ла сохранились у тогдашнего артиста на долгое время.
К счастью, красивый нос Исидора уцелел.
Все это, вероятно, отбило охоту у него и у Виктора
стать артистами такого плана. Виктор ушел из театра
в открывшиеся в го время при Московском университете
Высшие литературные курсы,
Но любовь к театру вообще у брата не поколебалась,
несмотря па перенесенные им на курсах испытания: он
стал не только поэтом, по и драматургом.
Круг знакомых Виктора быстро разрастался. Часто они
собирались у нас дома. За чаем затевались бесконечные
споры о литературе и искусстве, проходивших в ту пору
период своего становления. Из всех бывавших у Виктора
мне особенно запомнились Костя Финн, Шура Столпер,
Миша Ромм, Исидор Шток. Да простят меня они, ставшие
теперь известными советскими писателями и режиссерами,
за такое фамильярное обращение. Но так вот без отчеств
обходились мы тогда, да, кроме того, откровенно говоря,
и приятно называть так всех, вспоминая нашу молодость.
Я любил проникать на эти встречи и слушать их бесконеч-
ные разговоры. Не помню уж, кто-то, только не Финн
и не Столпер, был весьма застенчив и, являясь к пам, гово-
рил, извиняясь, маме, долго вытирая при этом ботинки
о половик: «Простите — у меня ноги грязные». Услышав
это, Костя всегда кричал: «Виктор, дай ему, пожалуйста,
воды».
В какой-то момент в этой компании стал появляться
молодой венгерский писатель — коммунист Мате Залка.
Жил он рядом с нами в соседнем доме по Подсосенскому
переулку. Что-то в пем было такое, что особенно тянуло
меня к нему. Разве я мог подумать, что был в ту пору
рядом с человеком, который геройски дрался потом в Испа-
нии и погиб в бою, легендарный генерал Лукач. Какой
это был простой, жизнерадостный, доброжелательный и
13
обаятельный человек! Глаза его излучали неиссякаемую
энергию и притягивали к нему людей.
Появилась одналгды у нас слушательница литератур-
ных курсов Нина Степанова. Появилась, да так и оста-
лась у нас, став женой Виктора.
Мои вторжения в эту компанию не всегда приветство-
вались Виктором, так как нарушали, по его словам, рабо-
чую обстановку или, как говорили, «вносили ветер» или
что-то в этом духе. Я пе знал, обижаться мне па этих
серьезных и так правившихся мне людей или пет? Если
опи под этим понимали мое легкомыслие, то можно было
и обидеться, но иной раз мне казалось, что это говорят
о том ветре, солнце, природе вообще, без которых я не мог
жить, и тогда я жалел их, запершихся здесь в душной
комнате. Но так или иначе, а тихое присутствие, где-ни-
будь в сторонке, в углу, мне всегда разрешалось, а я любил
их слушать и принимал любые условия. Основными моими
защитниками при этом были Финн и Мате Залка.
У Виктора путь в жизни был уже определен, а я все
еще кружил в выборе специальности, хотя и продолжал
учиться в техникуме. После путешествия на Кавказ меня
тянуло в горы. При распределении на работу после окон-
чания техникума можно было остаться в Москве. Но мне
хотелось ветра странствий. В Киргизской ССР, в долине
реки Чу, недалеко от города Фрупзе строился первый
в республике сахарпый завод и при нем электрическая
станция. Обширные земли Киргизии сулили богатые уро-
жаи сахарной свеклы, и в республике решено было создать
сахарную промышленность. На строительство завода и
направлен был я после окончания техникума. Было и же-
лание поработать на «ударной» стройке и посмотреть новые
места—долину в предгорьях Тянь-Шаня—«Небесных
гор», долину, по которой мчит свои быстрые воды и затем
теряется в песках необыкновенная река с необыкновенным
названием — Чу.
В одну сторону горизонта с территории завода были
видны снежные горы, просвечивающие сквозь топкую дым-
ку и оттого загадочные и влекущие, а в другую — степь,
по которой несла свои бурные, рождепные в снегах воды
река Чу. Плыли облака над горами и степью, сияло солнце,
порой гремели громы, мириады звезд мерно двигались
ночами от горизонта к горизонту, а иной раз вздрагивала
земля, появлялись трещины па ее поверхности, напоминая
о сейсмической активности этих мест. Все это влекло меня
14
неотвратимо, это было необычайно, и красиво, и инте-
ресно.
Завод был сдан в эксплуатацию. Я был направлен
в Москву в проектную организацию по своей специаль-
ности. Но в душе у меня была полная сумятица: продол-
жать ли работать, поступать ли в Энергетический институт
пли менять свою специальность?
Толчок к действиям появился в определенной мере
случайно, но, конечно, основание для выбора специаль-
ности складывалось во мне постепенно.
Двоих, наиболее близких мне по техникуму друзей —
Павла Муравьева и Леонида Сухова я уговорил пойти
в поход через перевал Кавказского хребта в Сванетию.
Эта своеобразная страна, расположившаяся между Глав-
ным и Свапетским хребтами, в наиболее недоступной части
Кавказа, в то время как бы открывалась заново, и туда
устремлялось в летнее время большое число туристов.
Сваны в давние времена были вынуждены, пе желая под-
чиниться поработителям, отходить, обороняясь, в непри-
ступные горы. Все это наложило много своеобразных черт
на культуру и быт сванов. Дом каждого свана в прошлом
это крепость. И из таких крепостей состоят целые селения.
В первом этаже свапского дома — сванской башни — рас-
полагается хозяйство: скот, птица, запасы корма. Второй
этаж — жилое помещение. Третий этаж и крыша с бой-
ницами — крепость.
Чтобы проникнуть в Сванетию с Северного Кавказа,
мы избрали перевал Твибер — далеко не самый легкий
перевал через Кавказский хребет. Пройдя после этого
через всю ГЗерхпюю Свапетию с заходом в ее столицу
Местию, мы намеревались вернуться на северную сторону
хребта под Эльбрус в Баксанское ущелье, находящееся в
Кабардино-Балкарии, через перевал Бечо. Но это не все.
Здесь мы собирались совершить восхождение на Эльбрус,
а потом через перевал Чипер-Азау выйти па Ингурскую
тропу и по ней спуститься к морю.
Отправились мы с Павлом Муравьевым, а Лепя Сухов
присоединился к нам позже. И вот мы тронулись поездом
в путь, в город Нальчик — столицу туристов и альпинистов
па Кавказе. Но и до Нальчика в то время надо было ехать
трое суток. Однако мы не теряли времени зря и готовились
к походу. В пути надо было изготовить альпинистскую
15
веревку, так как готовых настоящих практически достать
было невозможно. Мы плели ее «в четыре» из каких-то
хлопчатобумажных шпуров, купленных в москательном
магазине, и приводили в удивление этим занятием весь
вагон, внутренне гордясь тем вниманием, которое мы
привлекали, отчего самим нам стало казаться, что мы идем
не в туристский маршрут, а в трудную экспедицию.
Веревка к моменту приближения к Нальчику была
готова, по она отличалась совсем необычным для альпи-
нистской веревки качеством, скорее пригодным для за-
пуска планера: при натяжении она растягивалась почти
в два раза по длине. Наши «горные» ботинки так же остав-
ляли желать много лучшего, и мы прикидывали, па каком
километре у нас отвалятся подошвы, и приготовили сыро-
мятные ремешки для их подвязывания. Подошвы ботинок,
конечно, ничем не были подбиты. При восхождении на
Эльбрус мы рассчитывали получить напрокат «кошки».
Не было у нас и ледоруба и даже не удалось достать
альпенштоки. Их заменили нам вырубленные позже по
пути в лесу крепкие ореховые палки, заостренные концы
которых мы для прочности обожгли на костре.
Да, с таким снаряжение.м нас бы сейчас в горы не
пустили.
И вот после утверждения маршрута в туристской базе
мы с огромными рюкзаками, весом для начала килограм-
мов по тридцать, тронулись в путь. Никакого попутного
транспорта не было даже в начальной части нашего пути,
и мы зашагали пешком прямо из Нальчика. Сейчас, про-
носясь по этим дорогам, покрытым асфальтом, на авто-
машине, я всегда мысленно вижу пас, согнувшихся под
тяжестью рюкзаков, но бодро шагающих по обочине шоссе
Нальчик — Пятиюрск. Рюкзаки были очень тяжелые,
и когда мы снимали их при остановках на отдых, то нам
казалось, что мы сейчас упадем вперед. Так нам до пере-
вала предстояло пройти километров 80. Рассчитывали мы
это сделать дня за три-четыре. Первое селение у входа
в Чегемское ущелье — селение Личинкай, теснила с водо-
падами Су-Аузу. Такие начались красоты, что мы пере-
стали замечать и рюкзаки, начала сказываться и трениров-
ка, да и рюкзаки становились легче — аппетит у пас был
отличный. В селениях жители этих мест — балкарцы
радушно предоставляли пам ночлег, поили вкусным моло-
ком, угощали чуреками — лепешками, испеченными «на
поду». А кругом зеленели склоны гор, кое-где на вершинах
16
начинал поблескивать снежок, синело небо над нами,
и журчали, журчали кристально чистые ручьи по склонам,
сливаясь в ревущий поток Чегема. Мне полюбились эти
места и этот горский народ, среди которого впоследствии
у меня появилось так много друзей.
Судя по рассказам, впереди нас шла еще какая-то ту-
ристская группа. В составе ее был врач, и местные жители
с уважением говорили о «дохтуре», который, останавли-
ваясь в селениях, оказывал помощь больным, давал лекар-
ства. Надо учесть, что в то время медицинская помощь
для жителей в глухих ущельях была организована пе так
хорошо, как сейчас.
Мы пытались догнать группу незнакомых туристов, но
они, видимо, были опытными ходоками, и, несмотря на
паши старания, расстояние между нами не сокращалось.
Встретились мы с ними только в Местии, где они отдыха-
ли, и позже под Эльбрусом, куда они пришли через пере-
вал Донгуз-Оруп. Это была группа опытного уже в то
время, казавшегося нам тогда пожилым, доктора Н. Н. Ка-
линовского. Впоследствии у нас с ним завязалась большая
дружба. В какой-то момент своей жизни он, будучи влюб-
ленным в горы, переселился совсем в Баксанское ущелье.
Работал в научных экспедициях Академии наук СССР,
в альпинистских лагерях, а позже и в местной поликлини-
ке. Балкарцы очень любили и уважали Николая Нико-
лаевича. Так и жил наш милый, известный всем альпи-
нистам Советского Союза «альпинистский доктор», готовый
в любой момент прийти па помощь в беде, до конца дней
своих у подножия своей любимой горы Эльбруса, среди
балкарцев. И лишь совсем недавно похоронили его друзья
здесь же среди гор, у входа в одно из красивейших уще-
лий — ущелье Адыл-Су.
В Верхнем Чегеме — селении в верховьях ущелья —
среди обычных балкарских домиков стоит несколько полу-
разрушенных сванских башен. Отсюда на пути к Твибер-
скому перевалу уже пе было жилья, если пе считать
кошей — пастушеских хижин, расположенных па травя-
нистых склонах. В одной из таких хижин, ближайшей
по пути к перевалу, был организован Северный приют, где
могли переночевать туристы перед тем, как совершить
переход через перевал. Здесь жил начальник приюта —
«сторож перевала». У пего можно было узнать о состоянии
пути, уточнить детали маршрута. Большие и пе очень
опытные группы переходили перевал под его руководством.
17
В самом верховье ущелье Чегема раздваивается: на-
право по ходу вверх идет ущелье Клумкол, палево —
ущелье Твибер, по нему-то мы и поднялись к Северному
приюту. На противоположной стороне ущелья в этом месте
гордо поднимает к небу свою острую спежно-скальпую
вершину Тихтинген, справа от которой па хребте и нахо-
дится Твнберский перевал. Тихтинген — одна из красивей-
ших и трудных вершин Кавказа. Здесь мы жили сутки,
готовились к переходу и отдыхали.
Чтобы пройти перевал совсем рано утром, когда снег
еще тверд и не проваливается, мы ночевали последнюю
ночь не на приюте, а выше, у самого ледника, поднявшись
туда с вечера. Противоположный склон ущелья здесь пред-
ставлял собой крутые обрывы северной стороны Тихтнп-
гена. Ночь перед выходом па перевал была теплой,
подтаявшие за день снега продолжали таять и ночью,
и с северной стены Тихтипгеиа, будя нас, до рассвета,
грохотали лавины, усугубляя и без того зловещую в почи
картину ее скально-ледовых отвесов.
На перевал по крепкому пасту вышли сравнительно
легко, отдохнули немного на седловине и начали спуск.
Склоны верхней части Кавказского хребта, обращенные
к морю, круче северных. Так и здесь на Твибере с перевала
вниз путь шел по крутому снежному склону высотою
в две-три сотпи метров. У основания склона при переходе
на более пологое спешное поле его подрезала глубокая п
довольно широкая подгорная трещина — бергшрунд, в ко-
торую легко можно было угодить, сорвавшись со склона.
Это и было самым трудным участком пути через перевал.
Шли как полагается по очереди, охраняя друг друга на-
шей «резиновой» веревкой, перекинутой и постепенно
стравливаемой через воткнутый в снег папг доморощенный
альпеншток. С величайшей осторожностью прошли по снеж-
ному мостику, образовавшемуся над бергшрундом, и бегом
побежали по ровному снежному полю к видневшейся уже
внизу зелени лугов и леса, забыв от радости о возможных
скрытых трещинах и на этом участке пути. Пока шли
по снегу, кое-где встречали следы шедшей перед памп
группы. Значит, шли мы по правильному маршруту, да
и вообще природа, оставив в этом месте путь для прохода
через хребет, сама как бы строго определила маршрут,
до минимума ограничив варианты его. Но как только мы
дошли до леса, все изменилось: надежной тропы не было,
то и дело мы меняли путь, убедившись, что идем по зве-
18
рипой тропе. До вечера блуждали по ущелью, пока, нако-
нец, начавшаяся гроза и ливень пе зашали нас под навис-
шую скалу, где мы и решили обсушиться у костра и
заночевать. Какова же была паша радость, когда мы
обнаружили в этом естественном укрытии двух сванов —
охотников. Удача была двойная: во-первых, мы познако-
мились с первыми для пас сванами, во-вторых, они указали
нам правильный путь и, больше того, дали адрес своего
родственника в ближайшем отсюда сванском селении
Жабеш, где мы могли отдохнуть после трудного перехода.
Взаимно угощаясь, мы отведали их замечательных лепе-
шек-блинов, свернутых в трубочку и изготовленных из сли-
вок с небольшой добавкой муки, напоминающих по вкусу
запеченные цепки с неснятого молока. Отличпая, калорий-
ная и удобная для охотника пища.
Утром чуть свет сваны ушли вверх. Легко, без всякого
напряжения прыгая с камня на камень в своей легкой
кожаной обуви с переплетенной сыромятными ремнями
подошвой, они стали быстро удаляться. Только горцы мо-
гут так ходить — непринужденно и красиво. Они быстро
поднимались по склону стройные, легкие, как те туры,
па которых шли опи охотиться.
В Жабеше пас встретили радушно. Предыдущая группа
прошла через селение пе останавливаясь; сваны сожалели
об этом, так как в то время связь с другими районами была
сложной, радио еще не было здесь, и жители бывали рады
гостям, приносящим уйму новостей. Вообще гостеприимст-
во— отличительная черта жителей Кавказа, и пас просто
пе отпустили из селения. Да мы и не очень сопротивля-
лись, так как хотели отдохнуть и поближе познакомиться
со сванами.
В селении был какой-то местный праздник. Там и тут
виднелись группы женщин в скромных национальных
одеждах, стройных мужчин в изящных сванских шапоч-
ках из тонкого войлока, с огромными кинжалами впереди
на поясе и с винтовками за плечами — традиция, сохра-
нившаяся с тех времен, когда парод здешних мест в
любую минуту должен был быть готовым к обороне от
врагов.
Селение расположилось па пологом зеленом склоне.
Окружающие его горы, покрытые богатой растительностью,
имели какое-то своеобразное плавное, мягкое, очень при-
влекательное очертание. Здесь как будто все смягчено
близостью теплого моря, и зелень здесь другая, и цветы
19
альпийских лугов и крупнее, и ярче, и солнце кажется
другим. И только па северо-востоке высоко в небе про-
тянулась гряда снежных гор, напоминая о только что
пройденной нами суровой стране скал, снега и льда. Осно-
вание гряды вершин будто подчеркнуто полосой кудрявой
зелени. До чего же по-своему иной и по-своему прекрасен
Кавказский хребет, когда смотришь па него с севера пли
с юга... А всему пейзажу в целом какой-то совершенно
неповторимый колорит придавали башни селения, удиви-
тельно гармонично вписывающиеся своими очертаниями
в общий ансамбль, будто их создали не люди, а сама
природа.
Из различных мест селения доносились неспи: пели
в домах, пела молодежь па площади селения, танцуя, встав
в круг и положив друг другу руки на плечи, сванский
танец «Варайда».
Выпив с хозяином по стаканчику водки местного проис-
хождения, такой же приятной на вкус, как и хмельной,
мы сидели па низких скамейках у пылающего очага.
Хозяин без конца угощал какими-то диковинными для нас
яствами из муки, молока, яиц и, наконец, потребовал, чтобы
мы вместе с ним пошли в курятник и указали ему петуха,
которого хотим отведать на обед. Отказаться не было ни-
какой возможности, и вот, ловко взмахнув кинжалом,
хозяин отсек голову у выбранной жертвы, и скоро в поме-
щении распространился аппетитный запах блюда из птицы
с какими-то ароматным травами.
Хозяин водил нас ио селению, представляя своим род-
ным и знакомым. И каждое повое знакомство сопровожда-
лось радушным угощением.
Мы шли по Сванетии пе переставая восхищаться ею.
В столице Сванетии новые встречи, новые друзья. Здесь я
познакомился с тогда уже известными альпинистами-сва-
нами, братьями Габриэлем и Бекну Хергиапи. Эта дружба
сохранилась па долгие годы.
Перевал Бечо, через который мы направились в район
Эльбруса, был легче Твибера. Мы преодолели его без осо-
бых приключений. Именно здесь, с седловины его я увидел
Эльбрус — одно из величайших чудес природы. Рассмот-
реть его, понять, осознать и описать я смог только позже,
еще и еще раз наблюдая, любуясь им с разных сторон,
живя па его склонах, неоднократно поднимаясь па его
вершину. А в первый раз я был просто ошеломлен видом
снежного великана, но как-то сразу понял, что многое
20
в жизни моей будет связало с этой горой. Так оно и слу-
чилось...
В Баксанском ущелье нас ждал Лепя Сухов. Изучив
обстановку на туристской базе в селении Тегенекли, позна-
комившись с более опытными альпинистами, мы стали
готовиться к восхождению па Эльбрус.
Путь на вершину шел через туристскую базу «Круго-
зор», расположенную на высоте 3200 м над уровнем
моря на южных склонах Эльбруса. Там находилась и пер-
вая в этом районе высокогорная метеорологическая стан-
ция. На высоте 4250 м над уровнем моря у скал, названных
«Приютом одиннадцати» в честь одной из первых групп
восходителей на Эльбрус, был построен небольшой дере-
вянный домик. Здесь альпинисты могли переночевать,
акклиматизироваться и отдохнуть перед штурмом верши-
ны. Группы восходителей формировались в Тегенекли,
новичков вел инструктор-проводник. После ряда переста-
новок мы включились в группу, в которой па вершину
наряду с другими шли сотрудники метеорологической
станции. Поход прошел успешно.
Так, в августе 1932 г. мне довелось первый раз под-
няться на высочайшую вершину Европы Эльбрус.
По пути на вершину и при спуске с нее я близко
познакомился с сотрудниками метеостанции и, в частности,
с начальником ее, уже в то время опытным альпинистом
Виктором Корзуном. Все мпе понравилось на этой стан-
ции — и люди, и работа, и своеобразные суровые условия
жизни, и я, признаться, завидовал ему. Расстались мы
большими друзьями.
Пока мы отдыхали после восхождения и готовились
к походу через перевал Чипер-Азау и дремучее ущелье
реки Ненскрыры к морю, на Эльбрусе случилась беда:
со склона под Восточной вершиной сорвался один из участ-
ников самодеятельной группы Коля Чистяков. Пролетев
по склону более двух километров, он получил серьезные
травмы и только чудом уцелел, пе попав в бездонные
трещины, остановившись буквально па границе района, где
они начинались. Попутчики его тоже пострадали, кто
от мороза, кто в результате снежной слепоты, потеряв очки
при поисках товарища. Кто-то из них полуслепой добрался
до хижины и сообщил о случившемся. Весть мгновенно,
хотя радиосвязи там и не существовало в то время, обле-
тела ущелье Баксана. На спасательные работы стали
формироваться отряды добровольцев. Наша группа под
21
руководством опытного альпиниста, в то время уже инст-
руктора Николая Гусака должна была доставить постра-
давшего с «Кругозора» до медпункта в Тегенекли. Помога-
ла одна из первых организаторов горного туризма в пашей
стране, консультант по району Эльбруса Ирина Покров-
ская, «мама всех туристов», как трогательно называли ее
многочисленные путешественники. В этом походе я по-
знакомился с Николаем Гусаком, и мы стали друзьями
на всю жизнь. Дружба с ним прошла какой-то особой
чертой в моей жизни. Мы всегда встречались с ним на
трудных путях в горах.
Колю Чистякова несли на импровизированных носил-
ках, закутав в спальный мешок. Он весь был переломан,
и каждый наш неосторожный шаг причинял ему боль.
Мы старались нести его осторожно, по как это можно было
сделать на крутых тропинках, извивающихся среди скал,
когда носилки порой накренялись под 45° к горизонту.
Но Коля держался героически, не издал на всем пути ни
единого стона, хотя мы и видели, как трудно ему прихо-
дится порой. Тряхнем мы его где-нибудь невзначай и
спрашиваем:
— Как дела, Коля?
— Ничего,— отвечает он чуть слышным голосом из
мешка, откуда торчит только один его заострившийся пос.
В Тегенекли, куда мы принесли Колю к вечеру, он
попал в надежные руки, к видавшему виды II. Н. Кали-
новскому. У Коли оказалось более 19 переломов, которые
удалось обнаружить Калиновскому без рентгена.
Падение с Эльбруса сломало его кости, по пе сокру-
шило любви к горам и альпинизму. Уже на следующий год
Коля повторил восхождение па Эльбрус и без всяких
приключений.
Мы отправились в поход через перевал Чипер-Азау
в ущелье реки Ненскрыры. Сведения об этом районе были
весьма скудны. Только одна группа и довольно задолго
до нас прошла этот маршрут. Вероятно, и свапы редко
ходили в районе среднего течения этой реки, так как в вер-
ховье ее, где были хорошие для пастбищ альпийские луга,
можно было довольно просто проникнуть из соседних
легкопроходимых ущелий через перевалы на боковых
хребтах.
Перевал оказался для нас пе сложным.
Вот и верховье этой таинственной реки. Начался лес,
с ним основные трудности маршрута. Мы шли по правому
.22
берегу, так как оп казался нам псе же более проходимым,,
чем левый ее берег. С трудом пробирались через завалы
крупного леса, бурелом и упавшие от старости стволы.
Никаких признаков троп не было. Даже звериные тропы
в этих местах встречались нам редко. Потом мы прыгали
как белки ио горизонтально наклоненным лавинами ство-
лам молодых берез и каких-то еще не ломающихся де-
ревьев и веткам крунпого кустарника. Иного пути не было,
так как пробраться под ними по земле не позволяла густая
чаща зарослей. Иной день мы проходили по 2—3 километ-
ра. Под угрозой стал условленный срок прихода в селение
Хаиши на Ингурской тропе, откуда мы должны были
телеграммой через Сухуми сообщить о себе в Тегепекли
на туристскую базу. Значит, под угрозой был так назы-
ваемый «контрольный срок возвращения» — святая свя-
тых туриста и альпиниста. Этот срок никто, будучи жи-
вым и здоровым, пе имеет право нарушать, так как по
законам альпинизма час спустя после наступления его в
любую погоду выходит спасательный отряд.
Скоро стало ясно, что если хотя бы еще один день
будем идти вперед в надежде на улучшение пути, а этого
не случится, то не успеем к установленному сроку вер-
нуться на базу. Итак, пришлось отступить...
Было нелегко смириться с постигшей пас неудачей, тем
более, что это произошло не на сложном и опасном пере-
вале или па вершине, а всего лишь, как думалось нам,
в лесу. Пробились через скалы, лед и снег и застряли
в лесу почти на уровне моря! Но в то же время это было
и хорошим уроком, пригодившимся в дальнейшем. Здесь
нельзя пренебрегать значением любого участка маршрута
и особенно малоизвестного, так как природа гор очень
сложна и неизвестно, где потребуется приложить макси-
мальные усилия, какой участок пути будет решающим.
Конечно, в пашей неудаче было повинно и незнание тогда
еще тактики проведения длительных походов в горах,
незнание правил распределения нагрузки. Мы отступили
пе из-за физической усталости, а скорее из-за морального
утомления общим длительным переходом. Это тоже было
полезным уроком для будущего.
Так рассуждал я, возвращаясь с Кавказа в Москву,
переполненный впечатлениями столь насыщенного со-
бытиями летнего сезона. Я многое узнал о горах, прошел
самостоятельно довольно сложный маршрут, приобрел
новых друзей, вошел в альпипизм. Я понял, что теперь
23.
навек принадлежу горам, что я, как совсем недавно заяви-
ла моя дочь, поднявшаяся на несколько вершин и даже
на Эльбрус, «не могу жить без гор». Я строил уже планы
новых походов и восхождений.
Все это, конечно, не могло не отразиться и на отноше-
нии моем к прежней специальности. Я продолжал работать
над чертежами промышленных электростанций в проект-
ном тресте Спецпроектмонтаж, по мысли о горах, о ме-
теорологической станции, приютившейся на склонах
Эльбруса, о полярных зимовках и различных экспедициях,
проводившихся в связи с начавшимся интенсивным изуче-
нием Арктики и освоением Северного морского пути, не
оставляли меня. Я работал по старой своей специальности,
но понял, что поступать в технический институт для про-
должения образования не буду.
И вот тут-то и сыграл решающую роль для меня один
случай. Еду я как-то в конце лета на трамвае и читаю
объявления, расклеенные над окнами вагона. И вдруг:
«Московский гидрометеорологический институт объявляет
прием заявлений на факультеты: Климатологический,
Синоптический, Гидрологический, Океанологический...»
В одно мгновение все для меня стало ясным. Будто яркий
луч осветил лабиринт дорог, в котором я блуждал. Путь
был наконец избран. Через час я уже был в институте,
расположившемся в Большевистском переулке, в тихом
зеленом переулке недалеко от Красной Пресни. Однако,
имея специальность, я мог по существующему положению
поступить в институт иной специальности, только прорабо-
тав после окончания техникума три года. Я знал об этом,
но как-то от волнения забыл. Главное — найден путь, най-
дена работа и специальность, которой можно отдать себя
целиком. А что, если на этот год махнуть в горы на метео-
рологическую станцию па Эльбрус и, проработав там,
прямо оттуда и послать заявление в институт? Действи-
тельно, ведь Виктор Корзуп — начальник эльбрусской ме-
теорологической станции рассказывал мне, что по плану
Второго международного полярного года, в котором при-
нимает активное участие и наша страна, метеорологиче-
ская станция с «Кругозора» должна бытьперенесена выше.
Ее должны были установить на выходах скал в 200 метрах
от «Приюта одиннадцати». Эти скалы, расположенные на
высоте 4250 метров пад уровнем моря, так же в честь одной
24
из первых групп восходителей, ночевавших в них, были
названы «Приют девяти». По плану Второго международ-
ного полярного года ученые разных стран должны были
обратить основное внимание на изучение Арктики, по
сопредельным с этим вопросом исследований было и изуче-
ние высокогорных оледенений и метеорологических усло-
вий высокогорья в различных областях северного полу-
шария Земли. Начальником повой станции назначался
В. Б. Корзун. Вот ему-то и решил я написать письмо
с просьбой принять меня на работу на эту станцию.
С древних времен привлекал седой великан Эльбрус
людей, проникавших сюда в поисках новых земель. Нахо-
дясь на историческом тракте, соединяющем Европу и
Азию, он стал известен многим народам. Его называли
по-разному: Альборс — «высокая гора» — так окрестили
его персы; Ял-буз — назвали его грузины, что означает
«грива снега»; Джин падишах — «царь горных духов»,
Минги-тау — «тысячная гора» или «тысяча гор» — под та-
ким именем он был известен у балкарцев; кабардинцы
назвали его «горой дня»— Ашхамо-хуа, Куска-мафь —
«гора, приносящая счастье» и Аш-гемахо — «священная
высота» — были черкесскими названиями его; в русской
же литературе встречалось и такое название как Шат-гора.
Отовсюду, откуда бы люди ни видели его, их поражали
грандиозные размеры и классически строгие формы вели-
кана, а фантастический вид его среди клубящихся облаков
или сквозь завесу тумана породил легенды о горе, «одну
треть ночи освещенной солнцем», как сообщали греческие
мореплаватели, первыми проникшие в Черное море. Сохра-
нились очень древние сказания о нем, как о дымящейся
горе, видимо, относящиеся ко времени его затухающей,
но счце заметной вулканической деятельности. Древпиэ
писатели связывали с ним миф о Прометее, похитившем
с него огонь, чтобы отнести на землю...
Если бы воздух был абсолютно прозрачным, Эльбрус
можно было бы видеть с расстояния примерно в 600 км,
что составляет в градусном измерении около 5°5/, то есть
его можпо было бы видеть с берегов Черного и Каспий-
ского морей. Пыль, облака, влага в воздухе уменьшают это
расстояние, по оно все же огромно.
Когда приближаешься морем к цветущему Батуми,
на северо-востоке, среди хаоса облаков Эльбрус
25
сверкает снегами. Когда подъезжаешь к Кисловодску, па
юго-западе, прямо из темных предгорий поднимается оди-
нокий, громадный снежный конус с раздвоенной верши-
ной. Рано утром, если его основания и предгорий еще пе
коснулись лучи солнца и сиреневая дымка окутала их,
Эльбрус, точно фантастический белый колокол, плавает
над горизонтом, а если дымка сгущается и очертания
становятся неясными, он царит в небе как серебристый
призрак какой-то неведомой горы.
Первое, что представляется взору поднявшегося на
любую вершину Кавказа, это Эльбрус — либо в хаосе
облачных протуберанцев, либо сияющий, чистый, со снеж-
ным «флагом», взметаемым ветром па вершине, либо
нахмурившийся из-под облачной шапки. Л кому доведется
подняться на вершину Эльбруса, тот увидит необъятные
просторы нашей Родины. На север уходит бескрайняя
равнина Кубани, на юге, востоке и западе раскинулись
хребты Кавказа. Чудесная Сванетня, солнечная Грузия
видны за суровой стеной главного хребта. Собратья Эльбру-
са — пятитысячные Дыхтау, Мижирги, Каштантау, Шхара,
Казбек — замыкают хребет с юга; еще дальше в туманной
дымке Арарат, а па юго-западе, особенно часто зимой,
когда воздух чист и прозрачен, за далекими вершинами
и хребтами видно Черное море.
Исследования Эльбруса начались в XIX в. Но сведения
об Эльбрусе имелись еще с очень давних времен. В «Космо-
графии» Себастиана Мюнстера, например, приводится кар-
та XVI в., где уже отмечен Эльбрус; он изображен там
в виде действующего вулкана. Вся история исследования
Эльбруса тесно связана с развитием альпинизма — горо-
восхождепия.
Из литературы известно, что первая экспедиция, про-
никшая к Эльбрусу, была организована в июле 1829 г.
начальником Северо-Кавказской горной линии генералом
Эммануэлем. Есть сведения о попытке одного военного
отряда проникнуть к Эльбрусу в 1817 г. Отряд этот на
подступах к Эльбрусу почти весь погиб в лавине. Но све-
дения эти недостаточно проверены.
Отряд генерала Эммануэля состоял из 1000 казаков
и имел артиллерию. В экспедиции приняли участие
приглашенные из Петербургской Академии наук доктор
философии, академик Купфер, физик Ленц, ботаник Мейер,
зоолог Менетрие и архитектор Бернардацци. Возглавлял
научную группу академик Купфер.
26
Экспедиция шла к Эльбрусу с севера и местом основ-
ного лагеря избрала одно из небольших ущелий бассейна
реки Малки. Отряд, шедший па восхождение, состоял из
двух проводников (один из них кабардинец Киллар),
группы казаков и группы ученых.
Из описаний Купфера известно, что он, Менетрие,
Мейер и Бернардацци поднялись до высоты 4800 м. Ленц
с двумя проводниками и казаком Лысенковым поднялись
до седловины. Одному из этой группы, а именно провод-
нику Киллару, удалось, по свидетельству Купфера, достичь
Восточной вершины Эльбруса.
В своих воспоминаниях Купфер описывает, как Эмма-
нуэль следил за движением группы восходителей, наблю-
дая ее в подзорную трубу. Оп видел, как группа раздели-
лась па две, и одна из них пошла к седловине. Потом он
увидел одного человека, который был выше всех и прошел
уже последний участок снежного склона перед грядой скал
на вершине. Наблюдения, производившиеся пз лагеря,
и свидетельство участников восхождения, достигших высо-
ты 4800 м и седловины, являются вполне достаточными
доказательствами факта этого первого восхождения. Объяс-
няя, почему Киллару удалось подняться на вершину,
Купфер пишет, что хотя Киллар раньше и не пытался
подниматься на Эльбрус, но, живя постоянно в горах, он
хорошо знал их, и организм его был лучше приспособлен.
Поднимаясь на Эльбрус, оп лучше других воспользовался
утренним холодом и, идя по крепкому снегу, значительно
опередил всех. Когда Лепц достиг седловины, Киллар
возвращался с вершины. Сейчас об этом событии свиде-
тельствует доска, установленная па стене дома 14 по улице
Лермонтова в г. Нальчике. Надпись на ней гласит:
Въ
Царствоваше
Всероссийского императора
Николая I.
Стоял здъеь лагеремъ
съ 8 по И поля 1829 года
Комапдуюпцй
Накавказской лишей
генералъ отъ кавалерш
Георгий Емануель:
27
при немъ находились:
сынъ его Георгий 14 лътъ
посланные россйскимъ правительствомъ
Академики:
Купферъ, Ленцъ, Meneipie и Мейеръ,
так—же
чиновникъ горного корпуса Вансановичъ
Миперальпыхъ водъ архитектор 1ос. Бернардоцци
и
Венгерсюй путешественникъ Ив. Бессе.
Академики и Бернардоцци, оставивъ лагерь, располо-
женный въ 8000 футахъ (т. е. 1143 саженяхъ) выше мор-
ской поверхности, всходили 10 числа на Эльбруса, до 15 700
футовъ (2243 саженей) вершины же оного 16330 футовъ
(2333 саженей) достигъ только кабардинецъ Хиларъ.
Пусть сей скромный камень передасть потомству имена
техъ, кои первые проложили путь къ достижешю поныне
почитавшегося неприступными
Эльбруса
Отлита въ Луганскомъ Заводе въ 1829 годъ.
Только через 39 лет, в 1868 г. было повторено восхож-
дение на вершину Эльбруса. Это восхождение было совер-
шено членом альпийского клуба, основанного в Лондоне
в 1857 г., Дугласом Фрешфильдом, которого сопровождали
австрийские проводники Мурр и Туккер и два местных
проводника, один из пих Ахия.
В 1874 г. на Западную вершину Эльбруса поднялись
с проводником Сотаевым Грове, Уоккер, Гардинер и Кну-
бель.
До 1890 г. па Эльбрус совершили восхождение еще
четыре группы, а 31 июня этого года на Западную верши-
ну поднялся топограф А. В. Пастухов. Он взошел па вер-
шину вместе с тремя казаками Хоперского полка: Тара-
новым, Нехорошевым и Мерновым. Пастухов и раньше
пытался подняться па Эльбрус, но из-за непогоды и горной
болезни вынужден был отступать. Упорство, с которым
Пастухов стремился подняться на вершину, объясняется
пе только спортивным интересом. Для его работ по топо-
28
графической съемке Большого Кавказа наблюдения с та-
кой вершины представляли огромную ценность.
В 1896 г. Пастухов вновь поднимается на Эльбрус,
теперь уже на Восточную его вершину.
С 1890 ио 1917 г. известно 17 восхождений на Эльбрус,
из них семь восхождений было совершено русскими альпи-
нистами. В 1911 г. с одной из этих групп поднялся па
Эльбрус и Сергей Миронович Киров.
После Октябрьской революции первыми восхождения-
ми, совершенными в горах Кавказа и ознаменовавшими
собой начало советского альпинизма, были восхождения
групп Преображенской и Николадзе па вершину Казбека
в 1923 г.
В 1925 г. Николадзе с группой в 18 человек поднимает-
ся на Восточную вершину Эльбруса. Это первое советское
восхождение па Эльбрус было и первым массовым восхож-
дением. Ни разу еще одновременно па вершине не было
столько людей. В составе этой группы было пять женщин
и среди них Александра Джапаридзе, ныне заслуженный
мастер спорта СССР, впоследствии первая из женщин,
побывавшая па одной из труднейших вершин Кавказа —
на Ушбе. Восхождение этой группы как бы определяло
новое в содержании советского альпинизма.
С 1925 г. восхождения на Эльбрус совершаются еже-
годно.
Самым «беспокойным» для старого Эльбруса был
1935 год, когда на его вершину поднялись отряды Кабар-
дино-Балкарской колхозной альпиниады в составе 638 че-
ловек.
На Эльбрусе побывали представители всех республик
Союза, чуть ли не всех национальностей. Сибирь, Дальний
Восток посылали свои отряды на Эльбрус; прибыв из-за По-
лярного круга, па пего поднялись участники альпиниады
народов Севера.
В эти же годы над Эльбрусом появились первые само-
леты. Когда колонны альпинистов шли на штурм вершин,
самолеты реяли над ними, совершая бесстрашные полеты
в горах. Энтузиазм и мастерство летчиков побивали все
рекорды и нормы. Скромная машина У-2 парила над
Эльбрусом, далеко перекрыв предписанный ее потолок
полета. Альпинисты с уважением и любовью вспоминают
первого «воздушного альпиниста» — летчика Липкина и
пилотов его звена.
В последующие годы, начиная с 1936 по 1941 г., ра.з-
29
1
витие советского альпинизма ознаменовалось большими
достижениями. Советскими альпинистами были совершены
восхождения мирового спортивного класса. Тяга к таким
восхождениям приняла массовый характер. Но Эльбрус
при этом все же не потерял своей популярности, и каждый
год на его вершины поднимались сотни спортсменов, при-
обретая тем самым право па звание альпиниста Советско-
го Союза.
Постепенно альпинисты стали осваивать Эльбрус и
в .зимних условиях.
Первая серьезная попытка подняться на его вершину
зимой была предпринята в 1933 г. В марте на метеорологи-
ческую станцию, расположенную па выступе, возвышаю-
щемся над левой мореной ледника Большой Азау и назван-
ном за прекрасный вид, открывающийся с пего на Кав-
казский хребет, «Кругозором», пришла группа лыжников,
совершивших переход по Свапетии. Теперь они должны
были подняться па вершину Эльбруса. Группу лыжников
возглавлял председатель московской горной секции Алек-
сей Гермогенов; в состав группы входили известные совет-
ские альпинисты Евгений Абалаков, Данила Гущин,
Андрей Малеинов и др. К этой группе, состоявшей из
девяти человек, присоединился начальник метеорологи-
ческой станции альпинист Виктор Корзун.
Выйдя из «Приюта одиннадцати» в час ночи, альпи-
нисты только к 9 часам утра подошли к скалам «Приюта
Пастухова», а до седловины добрались поздно вечером.
Небольшая группа Гермогепова шла последней. Оп жало-
вался на страшную головную боль. Ночевали на седловине.
На рассвете 25 марта на руках у товарищей от паралича
сердца умер начальник первого зимнего штурма Эльбру-
са — Алеша Гермогенов.
Пришлось возвращаться па «Кругозор», неся в спаль-
ном мешке труп начальника экспедиции. Гермогенов был
похоронен на «Кругозоре». Многие из группы вернулись
вниз с серьезными обморожениями.
Так жестоко отбил Эльбрус первую попытку подняться
на его вершину зимой.
Трудности восхождения па Эльбрус зимой определяют-
ся очень низкой температурой на этих высотах, сильными
ветрами, дующими непрерывно месяцами и даже в ясную
погоду и частой длительной непогодой с метелями и тума-
нами (облаками), сводящими видимость до нуля. Поэтому
для того, чтобы восхождение было успешным, его надо
30
проводить, выбрав, по возможности, хорошую погоду,
в кратчайшие сроки и обязательно без ночевок в пути
после выхода с «Приюта одиннадцати».
Вторая основная трудпость определяется состоянием
склонов. Обычный для зимних условий почти сплошной
ледяной склон от «Приюта одиннадцати» до седловины
можно преодолеть только па хороших кошках.
Первыми, кому посчастливилось подняться на вершину
Эльбруса, были Виктор Корзун и я — зимовщики метеоро-
логической станции, построенной летом 1933 г. па высоте
4250 м в скалах «Приюта девяти» на южных склонах
Эльбруса. Эти скалы расположены примерно в трехстах
метрах к востоку от «Приюта одиннадцати». Это было
в феврале 1934 г. Успеху нашего восхождения способство-
вали опыт первых попыток, знание зимних условий пого-
ды и состояния склонов, детальное знакомство с маршру-
том подъема.
Этим первым в истории альпинизма зимним восхож-
дением вообще был открыт путь на вершину зимнего
Эльбруса.
Уже зимой следующего, 1935 г. па Эльбрус поднялось
три группы. К этому году надо отнести и начало массовых
зимних восхождений. В январе на Западную вершину
поднялся новый зимовщик станции Николай Гусак с това-
рищами.
6 февраля 1935 г. я вновь поднялся зимой па вершину
с группой студентов Московского гидрометеорологического
института в составе девяти человек. Восхождение прохо-
дило в очень тяжелых метеорологических условиях.
В эту же зиму 23 февраля на Восточную вершину
успешно поднялись под руководством Виталия Абалакова
32 участника армейской зимней альпиниады, но при спуске
один из участников — Агафонов — отстал и, заблудившись,
погиб, видимо, в трещинах фирновых полей к югу от сед-
ловины.
Если посмотреть на карту метеорологических станций,
то легко обнаружить, что сеть их в горных районах и
в высокогорной части Кавказа оказывается более редкой.
Расположение их вблизи селений, находящихся в глубо-
ких ущельях, создавало неблагоприятные условия для
изучения процессов, происходящих в атмосфере, потому
что наблюдения могли характеризовать лишь особенности
31
этих процессов для очень небольшого района, иногда осо-
бенности погоды данного ущелья. Естественным поэто-
му было стремление вынести станции на перевалы.
Об организации метеорологической станции на Эльбру-
се мечтали еще члены Русского географического общества.
В 1898 г. на Эльбрус, имея целью выбрать место для бу-
дущей метеорологической станции, проник известный ис-
следователь Кавказа альпинист Н. В. Паггенполь. Место,
рекомендуемое им для устройства станции, находилось
между ледником Малый Азау и Гара-баши па высоте
4000 м. Но этот замысел ученых так и остался в проекте.
В 1906 г. инициативу организации метеорологических
наблюдений на Эльбрусе взяло па себя Кавказское горное
общество. Но и эти попытки оказались неосуществимыми
в условиях дореволюционной России.
После Октябрьской революции Эльбрус стал привле-
кать внимание пе только метеорологов, но и представите-
лей других областей науки. В 1925—1927 гг. Я. Фролов,
В. Альтберг проводили наблюдения над эльбрусскими
ледниками; в 1926 —1928 гг. на Эльбрусе работала экспе-
диция главной Геофизической обсерватории под руковод-
ством Н. Н. Калитипа. В 1.928 г. физиком Вериго были
произведены на вершине Эльбруса наблюдения за интен-
сивностью космических лучей.
В 1925 и 1929 гг. были предприняты первые попытки
определить минимальную температуру на седловине Эль-
бруса, для чего там были оставлены приборы. Спустя год
они были найдены испорченными, а в 1930 г. не нашли
даже метеорологической будки — ее унесло ветром.
В 1932 г. решением Гидрометеорологического комитета
СССР Кавказскому горному бюро погоды было поручено
организовать на Эльбрусе в скалах «Приюта девяти» метео-
рологическую станцию. Однако в этом году ее удалось
открыть только па высоте 3200 м па «Кругозоре».
Строительство метеорологической станции на «Приюте
девяти» затянулось до поздней осени 1933 г., а полноцен-
ная работа ее началась только в январе 1934 г., когда
была налажена регулярная радиосвязь с Пятигорском.
Хижина па «Приюте девяти» строилась для кругло-
годичного пребывания в пей людей, и поэтому необходимо
было создать в ней элементарные удобства и нормальные
условия для жизпи. Установка станции на открытом место
в полосе свирепых зимних штормов вынуждала придать
домику но возможности более обтекаемые формы. Поэто-
32
-му, кроме мачты флюгера, других выступавших частей
на домике пе было.
Внутренность домика состояла из четырех небольших
комнат-кают, расположенной посередине здания кают-ком-
пании, тамбура и двух вспомогательных помещений.
Жилая часть была защищена от действия преобладаю-
щих ветров тамбуром и вспомогательными помещениями.
Стены домика были тройными, а промежутки между стен-
ками заполнены шевелином, снаружи все здание было
обито толем, установлена чугунная печь. Зимовщики пер-
вого года существования станции благополучно прозимо-
вали. Перед второй зимой домик обили железом, построили
дополнительный тамбур, установили новую печь и. усовер-
шенствовали дымоход.
Вначале неудачный выбор наблюдателя-метеоролога,
не сумевшего подняться па станцию, вынудил начальника
станции Корзуна и радиста Горбачева решиться зимовать
вдвоем. Но при последнем подъеме на зимовку Горбачев
отморозил ноги, и ему пришлось спуститься в Пятигорск
для лечения.
Неудачи следовали одна за другой. К концу двухне-
дельного пребывания в одиночестве па зимовке Корзун,
продолжая дооборудовать станцию, ранил себе топором
руку. С большими трудностями он спустился в ущелье.
Таким образом, моя просьба оказалась весьма своевре-
менной и для Корзуна — начальника зимовки. Меня торо-
пили: хотя здание станции было уже построено, но
заброску продуктов и оборудования закончить не успели
из-за рано наступившей зимы. Последние караваны ослов
с грузом увязали в спогу и вернулись. Теперь его ещо
предстояло поднять па станцию.
Итак, я ехал на зимовку.
Начальник проектного бюро и сотрудники по работа
хотя и удивились такому решению, но после моих востор-
женных рассказов не разубеждали и пе препятствовали
переводу на другую работу. Отец, выслушав меня, спросил,
все ли я обдумал, выдержу ли я все трудности, которые
там меня ожидают, и после утвердительного ответа одоб-
рил решение. Мать однозначно возражала, она считала
и летние-то походы в горы нежелательными. Но мама есть
мама. Брат решительно поддержал меня. Это был хотя
и не первый уже мой длительный отъезд из дома, по и не-
обычный — поэтому и шло обсуждение.
И вот — Пятигорск. Отсюда ужо виден в хорошую
2 А. м. Гусев	33
погоду белый великан, на который мне предстояло в бли-
жайшее время подняться на зимовку.
. . Кавказским горным бюро погоды в то время руководил
Н. И. Туроверов, в составе бюро работал известный метео-
ролог, специалист по облакам Н. П. Ашкенази. Оформление
не задержалось, а практику пришлось сокращать до ми-
нимума: наступала зима, и Корзун ждал меня,, метеороло-
га-наблюдателя, в Нальчике с тем, чтобы оттуда на попут-
ной машине отправиться далее в Баксанское ущелье.
В то время это было нелегкой задачей, так как регулярного
автомобильного сообщения с верховьем ущелья не было;
дорога и в летнее время плохая, с хилыми мостами через
Баксан, зимой и осенью, совсем становилась труднопрохо-
димой. Надежда была только на грузовую машину «Ин-
туриста», база которого в полузакопсервированном виде
продолжала работать в Тегенекли и зимой. Добрались
до базы и, подготавливаясь к походу на станцию, ожидали
Горбачева, которому надо было еще продолжать лечение.
В начале декабря 1933 г. Корзун и я, не дождавшись
Горбачева и приняв решение зимовать вдвоем, вышли из
туристской гостиницы, расположенной недалеко от ущелья
Адыл-Су.
Переночевав в селении Терскол, на рассвете погрузили
остатки оборудования станции и продукты на лошадей
и в сопровождении вьюковожатых вышли на «Кругозор».
Кроме них, с нами шли два наших друга альпиниста,
сотрудники туристской базы Николай Гусак и Василий
Андрюшко. Они понимали, что путь нам предстоит нелег-
кий, и решили проводить пас как можно выше по пути
к станции.
Все чаще встречается поваленный лес, все очевиднее
следы недавно пронесшегося урагана, с корнем вырваны
стволы многолетних сосен. Путь становится крайне труд-
ным: наваленные друг на друга сосны засыпаны снегом...
А вот и причина этого ветра и этих жутко скрюченных
и кинутых на десятки метров деревьев. Крутым склоном
поднимается отрог Главного Кавказского хребта; высоко,
на самой вершине его видно место, откуда сорвалась лежа-
щая сейчас у подножья лавина. Многотонная масса снега,
рухнув с километровой высоты, своим падением создала
ветер, поваливший несколько квадратных километров леса.
Недаром в последнем селении рассказывали о грохоте,
донесшемся из глубины ущелья, и сильных порывах ветра.
Поляна Азау — подошва Эльбруса, откуда начинается
34
подъем на первый выступ «Кругозора», яркая и живопис-
ная летом,—сейчас мертва. Не шумят воды Баксана, но
видно стад, пасущихся на склонах альпийских лугов,
не слышно крика птиц; только высоко в скалах гудит
холодный ветер, взметая вихри снега.
Подняться с лошадьми до «Кругозора» нам не удалось,
лошади начали проваливаться в снег по брюхо. Пришлось
развьючить их и спустить вниз. Вьюковожатые долго тряс-
ли нам руки и уговаривали вернуться.
Поздно вечером с половиной всего груза мы подошли
к горной хижине «Кругозор». Бураны засыпали хижину,
и в нее удалось проникнуть только через окно. Разведен-
ный в печи огонь осветил неприглядную картину: на полу
снег, на топчанах снег, у окон сугробы. Дым не проходил
через забитую снегом трубу и медленно плавал внутри
хижины. Со всем приходится мириться. Ветер усиливается,
вырываясь из ущелья на площадку «Кругозора», он ки-
дается на домик, хлопает ставнями. Из домика выходить
не хочется, спать еще рано, и все четверо сидим у огня
и с наслаждением пьем чай.
Не раздеваясь залезли в спальные мешки, но долго
не могли уснуть, прислушиваясь к нарастающему шуму
ветра. Ночью проснулись от грохота на крыше. Оторван-
ный ветром лист железа гремел, ставни хлопали; в метал-
лических растяжках, предохраняющих дом от срыва,
бешено свистел ветер. Плохо в такую ночь на Эльбрусе
даже летом и совсем плохо зимой.
Серое утро. Ветер свирепо кидается на хижину, бросая
в щели стен охапки снега. Из мешков вылезать не хочет-
ся, ио надо идти за оставшейся половиной груза, притом
надо спешить, иначе все будет бесследно погребено под
снегом.
Стараясь не потерять друг друга в тумане, спускаемся.
Порой на крутом склоне оступится кто-нибудь и летит
вниз, зарываясь головой в рыхлый снег. Но падения в этих
местах не опасны, так как нет обрывов и склоны короткие.
Так, где идя, где скатываясь по склонам, быстро добрались
до вещей, извлекли их из-под снега, и опять метр за мет-
ром начался подъем. -
На этот раз идти было очень трудно. Увязая порой по
пояс, двигались мы вверх, часто сменяя идущего впереди.
Апдрюшко, или Василь-тау (Василь-гора), прозванный так
за свой колоссальный рост, дольше всех идет впереди.
Он очень силен и легко несет свою ношу. Николай Гусак
2*
35
в смысле роста и характера— полная противоположность v
Андрюшко, а по выносливости трудно найти ему равного. ;
Там, где Василь-тау проваливается лишь по колено, у Ни- 1
колая под снег уходит половина туловища, но зато, когда !
Василь, прислонившись к скале от наседающего ветра, бур- _
чит невнятные ругательства, Николай весело посвистывает
и шутит, точно он не на склонах Эльбруса, а в домашней
обстановке. Оба эти проводника-альпиниста много раз по-
бывали на Эльбрусе.
Первый этап подъема завершен. Назавтра трудно ожи-
дать хорошей погоды. Долго светился огонек в хижине,
и сквозь усиливающийся шторм слышалась негромкая
песня. Везде она выручает.
Вынужденный отдых оказался более продолжительным,
чем ожидали: буран бушевал три дня. Только на четвер-
тый день затих, и мы с товарищами выбрались из полу-
засыпанного домика. Было очень холодно, и шел снег.
Следующий этап пути заканчивался на высоте 3800 м
у последней большой гряды скал перед фирновыми по-
лями.
Последний осенний караван, шедший с грузом на зи-
мовку, не дошел до ное, увязнув в снегах, и на этих скалах
был организован временный склад. Нам предстояло позже
постепенно поднять и этот груз на себе. Вот к этому-то
складу и надо было перенести последнюю партию груза
с «Кругозора», после чего можпо было обосноваться в зда-
нии станции «Приюта девяти».
С трудом протиснувшись с двухпудовыми рюкзаками
через окно домика, начали подъем. С каждым метром вверх
ветер крепчал. Согнувшись, чтобы легче было идти, осто-
рожно ступали мы по острому гребню морены. Ветер сдул
с нее снег, и гребень черной извилистой линией убегал
вверх. Пройдя первую морену, остановились: белая стена
преградила путь. Это «лоб» ледника Малый Азау. Ветер
вихрит снег и облака, и пет никакой возможности ориен-
тироваться, все сливается и растворяется в белой завесе.
Снизу слышен крик отставших... Вот и первое несчастье:
у Василия во всю левую щеку белое пятно — отморозил!
Приходится сложить рюкзаки под камни и быстро спус-
каться.
На следующий день, проводив Андрюшко вниз почти
до поляны, пошли опять наверх, теперь уже втроем.
От места, где лежали рюкзаки, я вынужден был вер-
нуться на «Кругозор». По леднику без лыж идти
36
невозможно, а у меня лыж не было — их надо было при-
нести со склада.
Корзун и Гусак дошли до склада и, оставив там груз,
принесли лыжи. Но неудачи сопровождали нас с самого
выхода, и несчастья сыпались на наши головы так же
обильно, как и снег в последние дни. Первый поход на
склад дорого обошелся нам. Гусак сильно обморозил ноги.
На следующий день местами волоком на связанных
лыжах, местами поддерживаемый под руки обмороженный
был спущен в ближайшее селение. Из селения верхом его
доставили до места, откуда машиной он мог выехать в
Нальчик. Погода установилась, и нам надо было идти на
станцию...
Последний лес. На снегу видны следы зверей. Аккурат-
ной строчкой вьется лисий след. Под елками часто встре-
чаются следы куниц, а иногда путь нам пересекает
размашистый крупный след волка. Лес кончается,— про-
щай! — теперь долго мы его не увидим.
Налегке мы идем быстро и вот опять на «Кругозоре».
При хорошей погоде в хижине все кажется еще более
неуютным. Вспоминая недавно проведенные здесь дни,
мы с тревогой прислушиваемся к каждому шелесту ветра.
Только бы не испортилась назавтра погода.
Солнечные лучи, проникая сквозь щели, ложатся иа
стенах желтыми пятнами. Тишипа... Только где-то совсем
рядом кричит горная индейка; очевидно, ее резкий свист
и разбудил нас. Спешно оделись и выбрались из дома.
Со скал срываются две крупные птицы, и долго еще слыш-
ны из пропасти ледника Большого Азау их тревожные
крики. На севере, четко вырисовываясь на фоне голубого
неба, видны две белоснежные, такие близкие и, кажется,
доступные отсюда, вершины Эльбруса.
Па первой площадке над «Кругозором» три могилы
с торчащими в изголовьях чугунными ледорубами; Гермо-
генов, Фукс, Зельгейм — жертвы Эльбруса. Положив сосно-
вые ветки на могилы, продолжаем путь.
Погода чудесная, и в чаше ледника Малый Азау, где
как в фокусе гигантского зеркала собираются солнечные
лучи, отраженные от всех склонов, даже жарко. Солнце
слепит, и приходится надеть темные очки.
За гребнем второй морены там, где па снежном склоне
видна гряда скал, торчит на фоне неба лопасть пропеллера
от ветряного двигателя, установленная в прошлый подъем
в качестве маяка на складе в скалах. Здесь лежит около
37
ста пудов различных вещей: .мешки с мукой, уголь, бидоны
с маслом, горючее, ветряной двигатель. Все это надо будет
постепенно перенести на станцию. Выше оклада подъем
стал труднее: груз около двух пудов на человека, да и
высота давали себя чувствовать. Чтобы не терять времени,
закусывали на ходу. Что нас ждало впереди — было не-
известно, а путь был еще далек. От морозного, сухого воз-
духа потрескались губы, пересохло горло, хотелось пить,
но воды нет, а снег не утоляет жажды.
Наконец, когда солнце совсем близко склонилось к за-
падному плечу Эльбруса, из-за очередного склона показа-
лась гряда скал и среди них домик с высоким флюгером.
Я отстал немного и с удивлением наблюдал, как
Корзун бродит вокруг хижины в нерешительности. Оказы-
вается, сильный ветер приоткрыл дверь и дом был бук-
вально до потолка забит снегом. Растерянные стояли мы,
не снимая тяжелых рюкзаков. Фиолетовая тень скользнула
по снежным полям, солнце скрылось, с вершин потянул
ветер; сразу сделалось холодно, лед от мороза начал
потрескивать.
Пришлось выломать окно одной из комнат или, как
часто называют их па зимовках, кают хижины. На наше
счастье, дверь из этой каюты в кают-компанию — общую
комнату была наполовину закрыта и поэтому снег лежал
в ней только немного выше кровати.
Оставив рюкзаки в скалах, с трудом протискались
в маленькое оконце и, расчистив снег на кровати, сели,
поджав под себя уставшие ноги. Сидим... Вот так сюрприз!
Вот вам и уют, и тепло, и вода, и ужин! Быстро темнеет.
Холод начинает пробираться под одежду. Керосин в лампе
в а столе от холода сгустился, и она горит слабо. Попытка
растопить на лампе хотя бы немного снега не удалась, а
пить хочется так, что мысль о сне и еде исчезает.
От неестественного положения, уставшие ноги начинает
сводить судорога. Совсем измученные, мы заснули только
под утро, но уже с первыми лучами солнца с удовольст-
вием поднялись со своего неуютного ложа. Работа пред-
стояла серьезная. Нужно было выкинуть из дома несколь-
ко тонн плотно слежавшегося снега. Жажда обострилась
до крайности, поэтому первой задачей было откопать спир-
товую кухню. Я прокопал, как крот, ход под потолком
к двери и, понемногу выбрасывая снег в оставшуюся щель,
скоро мог открыть ее. В тамбуре откопали одноручную пилу
и работа пошла быстрее: один выпиливал куски снега,
38
другой выносил их и сбрасывал со склона. Откопанный
анероид показывал 432 мм — это против 760 нормальных!
От работы сильно стучит кровь в висках и болит голова.
Только к полудню откопали спиртовую кухню. Пили f
воду, кофе, потом опять воду; пили много и только после
этого почувствовали, что очень хотим есть. Работать
пришлось весь день. Надо было вычистить снег, чтобы
можно было затопить печь и ночью отдохнуть.
Постепенно из-под снега появились стены, оклеенные
веселыми обоями с голубыми цветами, полки, скромная
мебель, дежурный метеорологический столик с приборами
и журналами, и, наконец, откопали печь.
Уже начинало темнеть, когда в печи весело затрещали
дрова и по комнатам начало распространяться тепло; тем-
пература поднялась до +14°. Все двери плотно закрыты,
на печи варится суп из барашка. Сидим молча, говорить
но хотелось, глаза сами собой закрываются от утомления,
и, наверно, оба погрузились в сон. Ветра нет; тихо только
трещит огонь в печи да бурлит суп в кастрюле, и вдруг...
среди этой тишины стук в дверь... Что это, где мы, кто
и откуда пришел, или мы спим? Смотрим друг на друга
в крайнем смятении. Скрипнула дверь, по тамбуру раз-
даются медленные шаги, уже без стука открывается вто-
рая дверь, и... как бы продолжение сна... появляется
закутанная фигура. На груди, как лоток, через шею, висит
обмотанный тряпкой аккумулятор... Через несколько се-
кунд из бесчисленных' одежд вылупляется радист Саша
Горбачев. Один, еще больной, на такую высь, в такой
мороз — молодец! Шум, поднявшийся в хижине, наверное,
можно было сравнить с шумом лавины. Сашу качали, чуть
не проломив им потолок хижины. В эту ночь, впервые
за долгое время раздевшись, мы мирно спали в теплых
спальных мешках на высоте 4250 м над уровнем моря,
а совсем рядом высились две седые главы старого вулкана.
В первые же дни пребывания па станции мы стали
свидетелями очень интересного явления. Работая около
дома, мы обнаружили странное облачко над Восточной
вершиной Эльбруса. Это не было обычное стоячее облако —
предвестник надвигающегося метеорологического фронта,
раздела двух различных воздушных масс, с характерными
зализанными контурами. Это облачко было неправильной
формы, курчавое по краям; оно то появлялось, то исчезало.
Больше всего оно напоминало струю пара, вырвавшуюся
откуда-то и растекающуюся над вершиной. Но мы пе ду-
39
Мали q возможном» возобновлении вулканической деятель-
ности Эльбруса, даже в такой безобидной форме.
Открытие высокогорной метеорологической стапции мы
решили ознаменовать первым в истории альпинизма зим-
ним восхождением на вершину Эльбруса.
В почь с 16 на 17 января 1934 г. на вершину собира-
лись двое — Корзун и я. Радист был не совсем здоров,
да и нельзя было приостановить начавшихся на стапции
наблюдений. Кроме того, хотя бы один должен был остать-
ся в качестве резерва.
С вечера к валенкам были привязаны кошки и приго-
товлена необходимая теплая одежда. Вышли в 3 часа почи,
надев на себя по нескольку свитеров и брюк, а сверх всего
меховые полушубки. Веревкой связались еще в хижине,
чтобы не затруднять себя этим на морозе.
Все небо усеяно звездами, но темно и вершин не видно.
Не сильный, но холодный ветер дул с севера; он как бы
падал с невидимых вершин Эльбруса. В метеорологической
будке термометр показывал 25° мороза. Перо барографа,
уверенно тянуло линию вверх, влажность падала; хоро-
шо — значит в ближайшее время не будет сильного ветра
и облачности.
Взяв направление на Полярную звезду — она стоит как
раз над вершинами Эльбруса, начали подъем.
Тишина. Мы уже успели привыкнуть к ней за два
месяца пребывания на станции, но сейчас, ночью, она
особенно поражает. От тишины точно звепит в ушах. На-
тянулась веревка, визгливо скрипнули кошки, царапая
твердую поверхность льда; медленно ступая, идем вверх,
в темноту. Шли около часа, делая лишь короткие оста-
новки, чтобы перевести дыхание. Каждый раз, когда отды-
хали, опираясь на ледорубы, оглядывали горизонт: не по-
серел ли уже восток? Но тьма еще не рассеивалась.
Окружающие горы, так же как и вершины Эльбруса, едва
заметны даже для уже привыкших к темноте глаз. Горы
застыли в оцепенении, и ничто не тревожит глубокого сна
высокогорного ледяного мира.
Попав на очень крутой ледяной склон, мы стали травер-
сировать его — пересекать поперек, предполагая, что укло-
нились от направления на «Приют Пастухова» — назван-
ный так по имени одного из первых восходителей. Дейст-
вительно, через 15—20 минут перед ними встала темная
гряда скал. Устроились в камнях на отдых и задремали.
Очнулись от громоподобного удара, пробежавшего по скло-
' 40
нам. Это лопалась ледяная броня Эльбруса, скованная
морозом. С вершин его тянул резкий холодный ветер,
температура упала до —31°.
Чтобы согреться, пошли быстрее, но скоро попали на
счень плотный лед, и кошки на валенках от ударов начали
разбалтываться. Одна из них сползла с подошвы, идти
стало невозможно. Остановились поправить. Чтобы кошки
в дальнейшем не сползали и не надо было тратить силы
на их перевязку, которая на этой высоте и при морозе
давалась нелегко и была сопряжена с опасностью, пошли
короткими зигзагами, поворачиваясь к склону по правым,
то левым боком.
Восток посветлел. Вершица Эльбруса осветилась неве-
домым голубоватым светом. Мороз усиливался. На одной
из остановок отметили —34°. Вокруг все уже было отчет-
ливо видно, а внизу еще лежала непроглядная тьма; только
наиболее высокие вершины, так же как и Эльбрус, начали
окрашиваться в голубой цвет, делавший их похожими на
громаДы голубого мрамора, освещенного изнутри холодным
лунным светом. Но вот запылал огнем восток, и первые
лучи солнца скользнули по вершинам. Окрашенная в неж-
но-розовый цвет, будто потерявшая вес, парит над нами,
застывшими в восторге, уже близкая вершина Эльбруса.
Вспыхнули пожаром снежные шапки Дыхтау, Каштан-
тау и других пятитысячных великанов. Оживился, за-
искрился кругом снег, и тьма под натиском наступающего
дпя поползла в дымящиеся предутренним туманом ущелья.
На западе, в стороне моря, на морозной дымке, как на
экране, вдруг возникла фантастическая грандиозная тень
Эльбруса. Основание тени как бы растворилось, и она
витала в воздухе, не касаясь горизонта. Одну-две минуты ,
стояла на западе, над просыпающимися горами, эта гигант-
ская тень, а потом упала длинным конусом в ущелья. На-
чало конуса обозначилось на дымке морозного воздуха
чертой, отходящей от Западной вершины. В этом месте
тень была легкой и прозрачной. Ниже, где дымка и туман
были плотнее, она сгущалась и становилась сиреневой.
А вершина сияла, непрерывно меняя окраску, и, когда ,
солнечный диск уже весь поднялся над горизонтом, снега
вершины окрасились в светло-оранжевый цвет.
Наконец, мы очнулись. Мы стояли на крутом ледяном
склоне. Было светло, наступил день, по внизу лежали
глубокие тени, и солнце своими лучами еще долго не каса-
лось склонов далеких ущелий,
41
1
Внизу чуть заметной точкой виднелся домик станции;
до него круто падал вниз трех-четырехкилометровый ледя-
ной, склон.
Несмотря на высоту, пошли быстро — холод подгонял.
На ходу подкреплялись кусочками сахара.
При подъеме на конус Восточной вершины, на которую
мы вышли, не заходя на седловину, останавливаться стали
чаще. Атмосферное давление на этой высоте уменьшилось
вдвое против нормального. Дыхание участилось, и в висках
стучала кровь. Мы находились выше седловины, примерно
на высоте 5350 м. Это вторая зона на Эльбрусе, где осо-
бенно сильно дает себя знать горная болезнь. Первая зона
находится на высоте «Приюта Пастухова», на 4800 м, но
там горная болезнь проявляет себя, как правило, только
тем, что появляется сонливость и апатия.
Подходя к вершине, мы волновались — близка была
к осуществлению мечта многих. Особенно волновался Кор-
зун, вспоминая прошлогоднюю неудачную попытку зим-
него штурма вершины.
Небо чистое, тихо, и до вершины оставалось каких-ни-
будь пятьдесят метров. Но какими тяжелыми были эти
последние метры! Наконец, цель достигнута — первые лю-
ди вступили зимой на вершину Эльбруса.
Холод не давал долго задерживаться на вершине. Сфо-
тографировали друг друга па фоне Западной вершины,
оставили записку, положив ее в консервной банке под
небольшой тур, сложенный из камней; посмотрели крутом,
в сторону Кисловодска, где все было залито облаками;
на юг, где точно рельефная карта раскинулись под нашими
ногами горы Кавказа; на Черное море, видное на юго-за-
паде за далекими хребтами, и темную полосу турецких гор
с белой каймой снега, просвечивающуюся сквозь дымку
пад морем.
Начали быстро спускаться к седловине. Еще при
подъеме мы обратили внимание на ноздреватый снег, обле-
пивший скалы на конусе вершины. Этот снежный палет,
напоминающий замерзший пар, был и на самой вершине
и па западном склоне его, по которому мы начали спускать-
ся к седловине. Обогнув выступ скал, мы в изумлении
остановились. С довольно большого участка склона подни-
мался в разных местах пар. Забыв о крутизне, побежали
по склону к месту, где поднимался пар. Подбежав ближе,
почувствовали запах серы. Несмотря на мороз, скалы,
откуда выделялся пар, были влажными. Значит, не потух
42
еще в недрах Эльбруса прежний бурный огонь его вулка-
нической деятельности. Вот оно, объяснение странным
облакам, которые не раз в тихие зимние дни наблюдали
мы над вершиной Эльбруса.
Диаметр фумарол’ оказался невелик — 2—3 м, глубина
их не превышала 1 м. Сделав снимки нескольких фумарол
и определив их место, мы продолжили спуск.
На седловине не задерживались. Отсюда опять было
видно Черное море. Оно освещалось уже склоняющимся
к западу солнцем и блестело как расплавленный металл.
При спуске все шло хорошо, только Корзун заметно
ослаб. Когда отдыхали на «Приюте Пастухова», откуда
уже хорошо была видна зимовка, тонко, как комар, запело
что-то внизу, и мы узнали звук сигнальной сирены. Это
радист Горбачев заметил нас и, приветствуя, приглашал
к обеду. Мы поспешили вниз. Видно уже, как Горбачев
выбегает из хижины, машет руками и вновь исчезает
с охапкой дров. Из трубы густо валит дым.
Дома, утолив жажду и голод, начали лечить Корзуна.
Так как лекарств не было, решено было растереть его керо-
сином и потом поставить банки. Но банок тоже не было,
и больному пришлось поставить стаканчики от бритвенных
приборов, чашки и небольшие кастрюльки. Могучий орга-
низм и молодость взяли свое, несмотря на старания «вра-
чей» и примененные методы лечения, больной вскоре
выздоровел, и вечером мы долго сидели у пышущей огнем
печи, делясь впечатлениями о совершенном восхождении.
Итак, Эльбрус еще дышал. Об этом косвенным образом
свидетельствуют и многочисленные горячие источники
у подножия северных склонов его. Но дыхание вулкана
едва заметно, и обнаружить его можно только в ясный,
зимний, очень морозный день.
Интересная радиограмма пришла в ответ на наш запрос
дать совет по наблюдениям за вулканической деятель-
ностью Эльбруса. Какой-то ученый успокаивал и советовал
не уходить с зимовки. Он уверял, что в ближайшее время
ожидать извержения не было основания.
25 января был праздничным днем на Эльбрусе. Синее
небо, ослепительное солнце, белый снег. Под ружейный
салют на флюгере поднят красный флаг. В час дня послана
первая радиограмма со сводкой погоды. Получены поздрав-
1 Фумаролы — места выхода газа и пара, остающиеся на
склонах вулкана в период угасания его деятельности.
43
ления. Станция вступила в строй. Завтра жизнь па станции.
войдет в нормальную колею, начнутся систематические
занятия и работа.
19 февраля 1934 г. в газете «Правда» сообщалось:
«В редакцию доставлены письмо и фотоснимки, отправлен-
ные 5 февраля зимовщиками эльбрусской высокогорной
гидрометеорологической станции, расположенной па вы-
соте 4250 метров. 17 января,— сообщается в этом письме,—
начальник станции тов. Корзун и наблюдатель тов. Гусев
совершили первое зимнее восхождение на Эльбрус — вы-
сочайшую вершину Европы.
Восхождение происходило в очень трудных условиях,
при морозе 30—31°. В пути проведены интересные метео-
рологические наблюдения. На вершине сделаны фотосним-
ки. Восхождение на такую большую высоту в самое суро-
вое время зимы является большим успехом зимовщиков.
22 января,— пишут работники станции,— налажена
постоянная радиосвязь с Пятигорском. Каждый день в Кав-
казское горное бюро погоды с высокогорной станции на
Эльбрусе посылаются метеорологические радиограммы. На
синоптическую карту наносятся сведения с еще одного
недавнего «белого пятна».
Жизнь на станции была весьма необычной, своеобраз-
ной, ко всему надо было приспосабливаться. Однажды
Виктор Корзун, занимаясь каким-то делом у домика, хотел
перебежать от скалы к скале по снежному склону, а обут
он был в валенки. Он поскользнулся на затвердевшей
от ветра поверхности и заскользил вниз, пытаясь задер-
жаться руками в варежках. Это ему не удалось, он исчез
за перегибом склона. Дальше склон был еще круче и вел
К подгорной трещине. Мы заволновались. Вскоре далеко
внизу покатилась шапка Виктора... Волнение наше усили-
лось, и мы, надев кошки, направились по пути падения.
Но вот мы увидели Виктора, догонявшего шапку. Ему
повезло: он, набрав большую скорость, перелетел через
глубокую трещину и остановился уже па более пологом
склоне, проехав таким образом метров 600. После этого
случая территория станции была ограждена канатам.
Ветер в зимнее время дул практически без перерыва
и с большой силой. Выйдешь колоть дрова, поставишь
полепо, но не успеет до него коснуться топор, как ветер
уносит полено в сторону. Пришлось выбрать специальное
место для колки дров среди скал.
Порой, когда ветер превышал 40 метров в секунду, а
44
это было нередко, до метеорологической будки можно
было добраться от дома только по специально натянутому
для этого канату. Но при движении против ветра невоз-
можно было дышать, да и лицо можно было обморозить.
Не знаю для какой цели, но на станции оказались два
противогаза. Мы обшили резиновые маски изнутри фла-
нелью, отсоединили шланги от банок с поглощающей
смесью и надевали маски при выходе на наблюдения.
Шланг при этом просовывался на груди под тулуп и поме-
щался под мышку. Так и ветер не дул в лицо и рот и ды-
шать можно было относительно теплым воздухом. Это
в наших условиях было очень важным изобретением.
До лета у нас были только мука, макароны и сахар.
Масло было в очень ограниченном количестве, мало было
и мяса: всего пять туш небольших баранов. Уже вскоре
после прихода, когда они с последнего промежуточного
склада были перенесены на станцию, их разрубили на су-
точные порции примерно по половине килограмма каждая
и в каждую воткнули палочку с указанием даты употреб-
ления и разложили па полках в холодной кладовой. Так
возник на станции своеобразный календарь. Овощей, если
не считать двух мешков замерзшей как камень картошки
и двух-трех килограммов полузамерзптего лука, но было.
У каждого из нас кроме работы были какие-то личные
занятия. Виктор Корзун много читал, писал стихи.
Впоследствии он стал педагогом и исследователем в облас-
ти литературы. Его кандидатская диссертация была посвя-
щена творчеству Коста Хетагурова. Саша Горбачев кон-
струировал радиоприемники и передатчики. Я готовился
к экзаменам в институт. Условия Для занятий были
нелегкими. Днем был занят наблюдениями, первичной
обработкой их, работами по станции, по очереди дежурили
на «камбузе», как по морскому мы называли кухню. Зани-
маться приходилось вечером и после ужипа в ожидании
ночного срока наблюдений. В это время товарищи уже
спали. В доме было очень холодно, печь ради экономии
дров чуть теплилась. Я обычно сидел на стуле, натянув
до подмышек спальный мешок. Руки мерзли, писал в пер-
чатках. Замерзали чернила, и я периодически помешивал
их лежащим специально для этого в печи напиль-
ником.
Жили мы в общем дружно, по порой, естественно, воз-
никали мелкие размолвки. На такие случаи Горбачев при-
думал замечательное средство. Оп установил в каждой
45
каюте ключ для передачи азбукой Морзе. Все они были
включены в цепь громкого зуммера, расположенного в
кают-компании. Каждому из нас были присвоены позыв-
ные, составленные из первых букв фамилии, имя и отчест-
ва. Когда не хотелось говорить, а дела этого требовали,
беседа происходила по азбуке Морзе. От этого изобретения
было очень много пользы: мы освоили работу на ключе,
что могло в наших условиях пригодиться и разнообразило
наш быт.
Усталость и физическая и моральная накапливалась
в тяжелых условиях зимовки. Надо было как-то «разря-
дить» ее. Перед первым днем апреля заранее каждый уже
обдумывал безобидные обманы для других. В этот день па
зимовке никто никому и ничему не верил и все же мы
по очереди попадались «на удочку». В солонку кто-то
насыпал сахара, а в сахарницу — соли. Во всех моих каран-
дашах вместо графита были гвоздики. Два раза Виктор
стремительно выскакивал в тамбур с ружьем, чтобы под-
стрелить пролетавшую мимо окна на скалы галку, а я
видел, как перед этим Саша, живший с ним по соседству,
просовывал через форточку лыжную палку с привязанной
к ней черной тряпкой и махал ею у него перед окном.
Потом он незаметно установил на скале перед входом в дом
сделанное мною чучело галки, отчего я чуть было не
лишился моего произведения, если бы сам Саша не оста-
новил уже прицеливавшегося через щель Виктора. А к ве-
черу мы очень крупно «попались» вместе с Виктором.
Работая, мы не обратили внимания на какие-то сборы
и довольно длительную отлучку Саши из дома. Под вечер
я вышел с ведром, чтобы выкинуть мусор, и увидел... чело-
века внизу па склоне. Он покачивался, рассматривая стан-
цию. По склону ползли облака, и казалось, что человек
тоже движется в направлении к нам. Я вбежал в дом и
взволнованно сообщил о виденном. Саша лукаво, а Виктор
всерьез рассмеялись и стали утверждать, что я хочу их
обмануть. Я настаивал, «божился», и тогда Виктор, нахло-
бучив шапку, вышел вместе со мной. «Человек» все «шел»,
но как будто остался там, где я его видел ранее. Мы напра-
вились с Виктором к нему, но вдруг при сильном порыве
ветра он упал и рассыпался на составные части... лыжные
палки, валенки, куртку, шарф, чугунок, шапку и еще
что-то. Мы вернулись в дом. Саши там пе было: на всякий
случай, пока мы не «остынем», он отсиживался где-то
в скалах,
46
В феврале были штормы. Двадцать шесть дней бушевал
ураган над Эльбрусом; Двадцать шесть дней мы не видели
солнца. Плотной массой проносился снег и облака. Сорва-
ло и разбило ветряной двигатель, двери плотно не закры-
вались, так как под напором ветра все здание покосилось.
Скользящий по склонам сухой снег заряжался электри-
чеством; от него заряжалась уцелевшая еще чудом антен-
на, отчего вся радиорубка трещала и искрилась от раз-
рядов.
Несмотря на шторм, радиосвязь не прерывалась. Каж-
дый день, входя в радиорубку, радист садился к аппарату,
как на электрический стул. Прокладки между ушами и
телефонными трубками пе помогали, и оп, как ужаленный,
подпрыгивал от ударов при разрядах. И вот сквозь буран
и вьюгу, сквозь грохот разрядов, соревнуясь с полярными
станциями, летят в эфире сводки: «Эльбрус, Эльбрус!
Шторм 10, температура — 30, видимость 0». А в ответ на
юг, на 43-ю параллель шлют тревожные радиограммы:
«Все ли здоровы? Хватит ли дров? Выдержит ли здание?»
Наибольшей силы буран достиг 23 февраля, 22-го баро-
метр упал против нормальных для этих мест 436 мм до
408 мм. Топить перестали, так как трубу унесло ветром
и теперь ветер свободно врывался в печь, выкидывая тучи
пепла. Ртуть у комнатного термометра поползла вниз
и остановилась на —11°.
Вечером восточный угол дома стал дрожать, так как
ветер, изменив направление, поддувал теперь под эту сла-
бо укрепленную сторону здания. В час ночи, связавшись
канатом, Корзун и Горбачев пошли снимать наблюдения.
Вернулись только через полчаса, хотя до будок было не
больше 100 м. Температура упала до —35°. В хижине
быстро холодало.
Утренние наблюдения должен был снимать я. Проснул-
ся от холода. За окном гудело, точно работали тысячи вен-
тиляторов. Будильник остановился, скованный холодом;
беспомощно разведенные стрелки его показывали четыре
часа ночи; стенные часы погибли еще раньше. Посеревший
квадрат окна показывал, что пора производить наблюде-
ния. В кают-компании мпе представилось нерадостное зре-
лище: в образовавшиеся под напором ветра щели в дверях
надуло сугробы снега; барограф на наблюдательском сто-
лике умирал, и стрелка его опускалась все ниже
и ниже. Керосин сгустился, и лампы пе горели. Пришлось
освещаться спичками. Долго я искал ртуть в термометре
47
и, наконец, обнаружил ее на —27°. Когда выбрался через
Сугробы из дола, ветер сбил меня с ног. К метеобудкам
пришлось продвигаться ползком, держась за канат. Ото-
гретый на груди электрический фонарь слабо осветил
приборы, но... приборы не выдержали: самописцы стояли,
минимальный термометр унесло, так как дверцу будки
оторвало ветром; в уцелевших термометрах ртуть ушла
в резервуары и там замерзла; ветер превышал 40 м в се-
кунду. Когда, обеспокоенные долгим отсутствием, това-
рищи помогли мне пролезть в хижину, у меня оказались
отмороженными руки и правая часть лица.
Трое суток сидели мы как в осаде, забаррикадировав-
шись в одной каюте от наседавшего с прежней силой
бурана. Работы не прекращались. Хотя и не полные, но
регулярно пять раз в сутки производились наблюдения.
Помогал и радист, тем более, что он остался без работы,
так как источники питания его радиостанции замерзли.
27 февраля снег прекратился, облака исчезли, но ветер
продолжал свирепствовать. По склонам шла сплошной пе-
леной поземка; на неровностях она напоминала волны.
На вершине Эльбруса снег срывался и ураганным ветром
подбрасывался на сотни метров вверх: Эльбрус раскосма-
тился, а в разрывах облаков и пелены снега блестели от-
шлифованные грани его склонов. С окружающих Эльбрус
вершин вздымались такие же вихри снега, и они были
похожи на белые факелы.
Постепенно ветер затихал, ртуть оттаяла. Часы на ,
зимовке быстро затикали, точно торопясь наверстать по-
терянное время. Отослав накопившиеся сводки погоды, мы
занялись ликвидацией аварий. Мы попросили по радио
разрешения частично разобрать для отопления станции
альпинистскую хижину. Не успели мы получить ответа,
как метель и вызванные ею сильнейшие электрические
разряда в антенне, приемнике и передатчике надолго на-
рушили связь с Пятигорском.
Когда буран несколько ослаб, мы собрались в радио-
рубке и следили за Сашей Горбачевым, пытавшимся нала-
дить в условленные сроки радиосвязь с Бюро погоды
в Пятигорске. Вдруг он начал записывать обрывки фраз,
которые, казалось, в начале пе имеют к нам никакого
отношения, так как на зимовке все было уже в порядке,
а из-под руки Саши на бумагу ложились такие слова:
«Все ли живы и здоровы?», «Держитесь, к вам шлем для
сброса топлива и продуктов самолеты, из Баксанского
48
ущелья идет сцасательный отряд». Не успели мы разо-
браться, в чем дело, как послышался негромкий стук
в дверь... ну, это уже было сверх всякого ожидания: здесь,
на Эльбрусе, в такую пору, после многих месяцев одино-
чества и вдруг стук... Я выскочил мигом в тамбур, захватив
с собой, не знаю почему, ружье. Приоткрыл осторожно
выходную дверь... За сугробом стояли две фигуры в оле-
денелых масках и снежных очках, одна огромного роста,
другая в половину ее.
— Живы? — вдруг услышал я голос.
— Живы,— ответил я в некотором замешательстве.
— Врешь, а где другие?!
Тут я узнал нашего друга альпиниста, помогавшего
осенью в организации станции — Васю Андрюшко.
— Живы, так помогайте нам: руки и ноги помороже-
ны,— произнес невысокий, и я узнал Гусака.
Что творилось потом в хижине нашей, рассказать труд-
но. Оказалось, что встревоженная нашим долгим молча-
нием и бураном на Эльбрусе дирекция Бюро погоды реши-
ла принять все меры для выяснения обстановки у нас,
направить к нам спасательный отряд из Баксанского
ущелья. Отряд с грузом топлива и продуктов шел медлен-
но. Коля и Вася, опасаясь за паше состояние, вырвались
вперед. Еще при подходе к хижине они стали кричать.
Ветер еще выл во всех углах хижины, мы сидели в радио-
рубке и не услышали их голосов. Это совсем встревожило
их. Но вот все выяснилось. Горбачев не отрывается от пере-
датчика, я, надев лыжи, мчусь вниз к отряду, чтобы вер-
нуть его, так как буран вновь усиливается. Виктор отти-
рает побелевшие ноги и руки пришедших...
Затих наконец буран на Эльбрусе, подлечились наши
товарищи и ушли вниз в ущелье, а нам предстояло еще
долго вести наблюдения на склонах Эльбруса.
В марте ветры уже пе превышали 30 м в секунду,
температура редко опускалась ниже —28°. В середине
марта к нам пожаловали первые гости. Мы сидели в своих
каютах, когда вдруг услышали звонкое карканье: это было
так ново, что все выбежали, как по команде, из дома.
На скалах сидела стайка альпийских галок с желтыми
клювами и красными лапками. С этих пор их веселые
крики слышались каждый солнечный день. И, что греха
таить: не одна из них впоследствии, когда кончилось моро-
женое мясо, поплатилась за свою смелость и попала в
жаркое.
49
Сквозь бураны, вьюги и туманы приближалось Первое
мая. Утро этого дня было необыкновенно хорошим. Дул
легкий, появляющийся на Эльбрусе только с апреля,
восточный' ветер. За Сванетским хребтом фиолетовой по-
лоской виднелось Черное море. Красный флаг на флюгере
развевался на фоне снежных вершин.
На крыше домика установили репродуктор и, выжимая
из батарей и аккумуляторов остатки электроэнергии, слу-
шали передачу парада с Красной площади Москвы. Такую
роскошь мы могли допустить только по случаю большого
праздника. И, когда пад площадью столицы раздалось
многоголосое «ура», мы присоединили к нему и свои
голоса.
Весна пришла на Эльбрус снизу из ущелий. Ее шаги
сопровождались грохотом лавин. Видно было, как со скло-
нов гор летят вниз огромные пласты снега, разбиваясь
о скалы. Шум от их падения продолжался до полуночи,
когда скованные холодом лавины останавливались.
В конце мая начались грозы. Грозовые облака очищали
вершины от снега, точно дворники крыши. Сядет такое
облако на вершину, и начнется канонада, смешанная из
ударов грома и шума падающих лавин и камнепадов,
вызванных обильным дождем. А когда ветром сгонит обла-
ка с вершины, глазам представляется уже совсем иная
картина: оголились черные скалистые грани, появились
сине-зеленые пятна вечного льда, оставшийся снег пожел-
тел. А в эго время работа идет уже на другой вершине,
куда ветром перенесло грозовую тучу.
Первая гроза, близкая к Эльбрусу, разразилась ниже
станции — на «Кругозоре». Страшно было смотреть на
сверкавшие внизу зигзаги молний; гром гремел, точно
где-то внутри Эльбруса. Наверное, таким грохотом начина-
лись здесь в былые времена извержения. Когда грозовое
Облако поднялось до уровня станции и окутало все крутом,
грохот разрядов стал слышен совсем рядом. Он почти
мгновенно следовал за вспышкой, освещавшей снежные
склоны и клубящиеся облака фантастическим голубым
светом. Было душно, и ощущалась какая-то непонятная
тяжесть. Все металлические предметы наэлектризовыва-
лись. Искрило и иногда странно гудело все: вилки, ножи,
ложки, кастрюли и особенно печь, а в радиорубку просто
страшно было входить. Когда стемнело, стало видно, как
с больших металлических предметов стекает избыточное
электричество; около острых частей их появились языки
50
. фиолетового йламени. Светился флюгер, а острия нефоско-
па1 напоминали горящие свечи.
Пришло лето, а вместе с ним и смена. Я уходил со стан-
ции, Мы расстались, сохранив теплое воспоминание
о трудных днях, проведенных вместе на Эльбрусе.
После зимовки на Эльбрусе альпинизм и горные лыжи
стали теми видами спорта, которые овладели мною пол-
ностью. Я считал очень важным и их прикладное значе-
ние для научно-исследовательской экспедиционной рабо-
ты, к которой я себя теперь готовил, и для оборонных дел.
Все другие виды спорта отошли на задний план, а па-
рус и водный спорт остался, так сказать, в запасе и как
средство отдыха в свободное от работы и «собственного»
спорта время.
Много времени я уделял и инструкторской работе и
организационной работе в соответствующих секциях Мос-
ковского и Всесоюзного комитетов по делам физической
культуры и спорта, а позже и в альпинистских секциях
добровольных спортивных обществ. После войны я был
избран председателем Всесоюзной секции альпинизма и
работал па этом общественном посту в течение двух лет.
Одним словом, альпинизм, если можно так сказать, стал
моей второй профессией или, правильнее, вспомогательной
профессией.
Трудности зимних восхождений особенно привлекли
меня, и уже в январе 1935 г. я задумал повторить восхож-
дение на Эльбрус, но теперь уже не вдвоем, как это мы
сделали во время первого восхождения, а с группой и
достаточно большой, чтобы продемонстрировать возмож-
ность массовых восхождений и в зимнее время.
В то время Общество пролетарского туризма и экскур-
сий — ОПТЭ имело в районах Москвы свои комитеты.
По месту жительства я был в альпинистской секции ко-
митета Бауманского района. Комитет этот возглавлял
опытный уже в то время турист и альпинист Б. С. Брод-
кин. Инициатива была поддержана Бауманским районным
комитетом ВЛКСМ, и поход стал именоваться Походом
комсомольцев Бауманского района города Москвы. Прини-
мали в нем участие и студенты Московского гидро-
1 Нефоскоп — прибор.для определения относительной ско-
рости движения облаков.
51
метеорологического института, в котором я в то время
учился.
На Эльбрусе я снова встретился со своими товарищами:
Виктором Корзуном, Сашей Горбачевым и Колей Гусаком.
Борис Бродкин был политруком похода. Восхождение
проходило в очень трудных условиях: мы вышли со стан-
ции в облаках при сильном ветре, пе видя вершин.
Я и Борис взошли па вершину в 1 час дня. Для Бориса
это было первым его восхождением на Эльбрус.
. . Пока поднимались остальные, мы сложили небольшой
постамент для установки бюста Владимира Ильича Лени-
на, который я нес в рюкзаке. Я стоял к Борису спиной
и не заметил, как он, сняв для удобства рукавицу, стал
выцарапывать штырьком ледоруба дату восхождения на
основании бюста. Когда я обернулся, то обнаружил, что
Борис ужо установил высочайший в мире памятник
- Ильичу, но рука его побелела и он не может разжать ее...
Мороз был не меное 40 градусов. Вырвав из окоченевших
пальцев ледоруб, я попросил подошедших оттереть обморо-
женную руку снегом, а сам стал собирать подходивших
в одну группу, так как видимость с каждой минутой ухуд-
шалась.
Цель была достигнута. На вершину, кроме меня и
Бродкипа, поднялись: Ручкин, Мизинов, Иванов, Новиков,
Гордиенко, Тренин и Зограф. Поздравили друг друга с вос-
хождением, но нависла беда над одним из наших това-
рищей: оттирание не помогало, хотя местами с кисти
Бориса была даже содрана кожа. Надели на руку несколь-
ко рукавиц, запасную шапку-ушанку и обвязали шарфом.
Начали спуск.
Состояние Бориса омрачало радость победы: ночью он
пе спал, а утром на руку страшно было посмотреть. Она
распухла, превратилась в огромный сиреневый лапоть и
очень болела. В Нальчик радист станции Горбачев послал
радиограмму с просьбой срочно выслать в ущелье машину.
Наиболее опытные лыжники направились на рассвете
вниз, чтобы взять в ближайшем ауле для Бориса лошадь
и поджидать его в том месте, куда она сможет пройти
по засыпанной снегом тропе.
Спуск в ущелье был труден, но Борис стойко переносил
все невзгоды, обрушившиеся на него, и тем поддерживал
вас. Врачи спасли ему руку, но первые фаланги на паль-
цах все же пришлось ампутировать.
В последующие годы наши пути с Бродкиным как-то
52
.надолго разошлись. Но однажды,. будучи в Арктике, ,я
узнал, что среди штурманов полярной авиации есть один
по фамилии Бродкий. Какой такой Бродкин, как его имя?
«Борис Семенович,— отвечали мне.— Да у него еще паль-
цы на руке отрезаны: отморозил на Эльбрусе». Борис стал
одним из лучших штурманов полярной авиации. Значит,
снега и холод Эльбруса не остудили его характера, а за-
калили волю этого смелого человека, замечательного това-
рища. А потом мы встретились с ним в Антарктиде.
Он был там в должности флагштурмана третьей советской
Антарктической экспедиции.
На следующий год в зимние каникулы я отправился
в новый поход в горы. Мне представлялись очень важными
для подготовки горных войск не только зимние восхож-
дения, но и переходы через перевалы в горах в зимних
условиях: именно они могут стать в военное время очень
важным для проведения различных боевых операций.
На этот раз шли в основном студенты Московского гидро-
метеорологического института. Маршрут похода, согласно
разработанному плану, пролегал из селения Теберда в Ка-
рачае в Баксанское ущелье. Путь шел через селения Даут,
Уч-кулан, Хурзук и разделявшие их перевалы Эпчик и
Карачай-Ауш. Эти перевалы находятся в отрогах главного
хребта. Из селения Хурзук в Баксанское ущелье путь
ведет через перевал Хотю-Тау, находящийся в перемычке
между Главным Кавказским хребтом и массивом Эльбруса.
Эльбрус стоит несколько в стороне от хребта к северо-восто-
ку. Маршрут этот в зимнее время никем еще тогда не был
пройден. Перевалы Эпчик и Карачай-Ауш простые и в лет-
нее время без снега, но перевал Хотю-Тау, расположенный
на высоте 3200 метров над уровнем моря, скально-сйеж-
ный, достаточно трудный зимой, насколько было извест-
но, также никто не проходил. Протяженность маршрута
была достаточно велика — около 100 километров, селений
по пути мало, а на переходах между ними через перевалы
никаких строений, кроме пустующих зимой примитивных
летних жилищ пастухов — кошей, сложенных из обломков
скал, продуваемых насквозь и полузасыпанных снегом.
Таким образом, в самых ответственных местах — под
перевалами — надо было рассчитывать на ночевки под
открытым небом в скалах или снегу/
«Среди лавин» — так назвали впоследствии мы этот
поход. Они висели над нами, грозя сорваться, с зловещим
свистом неслись рядом, с грохотом оседали под нами. Пи-
когда опасность лавин для меня не (нала столь близкой,
как в этот поход.
Мы подходили к последнему участку пути — к перева-
лу Хотю-Тау. Снега засыпали верховье реки Кубани. Здесь
выяснилось, что Виктор Гульдан — наш проводник на этом
участке пути — был тут лишь летом, один раз и сейчас,
в новых условиях, никак пе может определить путь.
Я уже потерял надежду выйти точно на перевал
Хотю-Тау, и поэтому, ориентируясь на вершину Уллу-кам-
Баши, по отношению которой расположение перевалов нам
было примерно известно, пошли по направлению, как нам
казалось, самой низкой на хребте седловины. Упрекать
Виктора было не время, да и невозможно, так как он не
мог предугадать, что так неузнаваемо изменится вид пере-
валов и пути к ним в условиях зимы.
Виктор — восторженный энтузиаст, романтик, горячий
человек — был прекрасным товарищем, готовым в трудную
минуту отдать другому последнюю рубашку, кусок
хлеба, взвалить на свои богатырские плечи не только груз
уставшего товарища, но и самого его. Мне много пришлось
бывать с ним в горах, но он рано умер от болезни сердца.
Когда солнце начало уже склоняться к гребню Глав-
ного Кавказского хребта, мы подошли к склону, ведущему
непосредственно на седловину. Достаточно крутой, в дли-
ну он имел метров 700—800, а в ширину — 200—300 мет-
ров. На нем ни одной скалы, ни одного темного пятнышка.
Ровный й, казалось, достаточно плотный покров его так
и манил пойти по нему на лыжах. Сделав несколько кру-
тых зигзагов, можно было быстро достигнуть перевальной
точки. По краям снежного склона тянулись вверх нагро-
мождения скал, густо пересыпанные снегом. Я повернул
па скалы. Сзади послышались тяжкие вздохи и негромкий
ропот: все понимали, что путь по скалам, хотя и более
короткий, будет более долгим и более трудным. Ропот
усилился, когда выяснилось, что среди скал на лыжах идти
нельзя из-за узости проходов, а без лыж снег, как всегда
более рыхлый, чем па открытом месте, стал проваливаться,
и мы погружались в него местами по грудь, а как правило,
выше колен и до пояса. Мы поднимались все выше и выше
и как бы не давали заходящему солнцу скрыться за хреб-
том. Внизу в ущелье уже легли глубокие сумерки, тень
от хребта, двигаясь по склону, догоняла нас. Присели от-
дохнуть на скалы, пройдя примерно три четверти пути
до гребня. Оставалось метров 200 — два, три перехода
54
с небольшими остановками. Все очень устали, жажда мучи-
ла нещадно: вода во всех флягах либо замерзла,.,либо
кончилась; снег, как известно, не помогал. Но надо как
можно скорее выйти на хребет. Дело в том, что прибли-
жается контрольный срок, установленный нами самими
в радиограмме. Зимовщики «Кругозора» и «Приюта девя-
ти» уже с полудня, по крайней мере, не спускают глаз
с перевала Хотю-Тау и примыкающих к нему склонов
в надежде увидеть цепочку спускающихся людей. Только
тот, кто бывал в горах и ожидал вот так друзей из далекого
и опасного похода, понимает чувства ожидающих. В ска-
лах на хребте нас могут в сумерки и не увидеть, но мы
дадим условленную ракету, зажжем фонарики и факелы,
из тряпья со спиртом. Такие мысли шли чередой в моей
голове и в головах товарищей, когда раздался, как нам
показалось, оглушительный орудийный грохот... Секунда,
и спокойный снежный склон, что шел рядом с нами на
большой своей протяженности и по всей ширине, будто
взорванный взрывом огромной силы, точно вскипел в стре-
мительном движении вниз... Нарастающий в начале страш-
ный рев лавины стал стихать по мере спуска ее в ущелье.
Но долго еще стояло там, внизу, где недавно были мы,
облако снега. Оно медленно оседало, погребая навек все,
что было снесено лавиной. Мы были в безопасном месте,
но инстинктивно прижались плотно к скалам, окруженные
вихрями снежной пыли, которые, как зловещее дыхание
«белого дьявола», клубились и над нами...
Последний участок пути после отдыха преодолели
быстро, да и снег здесь стал поплотнее. Шли молча, никому
не хотелось говорить о только что виденном: мы ведь были
там, внизу и многие так хотели идти в том месте, где
прошла лавина.
Па перевале нас ждало худшее: противоположный
склон представлял собой в этом месте отвесные скалы.
Мы вышли на ложный перевал. Искать место спуска, дви-
гаясь по разорванному скальному гребню, было уже позд-
но, темнота окутала горы. Предстояло ночевать на гребне.
Положение было не из легких, настроение после утоми-
тельного перехода не ахти какое, но когда мы, повернув-
шись к массиву Эльбруса, увидели разгорающиеся огни
костров, зажженных нашими товарищами, в темноте над
хребтом прокатилось продолжительное «ура» и силы вновь
вернулись к нам. Как я был благодарен своим друзьям
на Эльбрусе за эти огни дружбы. Конечно, они не услыша-
55
ли нашего крика, но вот и мы зажгли факелы. На Эльбрусе
появились мерцающие огоньки сигнальных фонарей! Зна-
чит, нас увидели, значит, все в порядке, значит, если можно
было так тогда выразиться, будем спокойно спать. А завтра
лишь бы не Подвела погода. Спуск мы найдем, а если и
будет трудно, то помогут товарищи. С такими мыслями
забрались мы в мешки. Промокшую одежду сушили на
морозе, носки — на груди. Тесно прижались друг к другу,
и вскоре лагерь затих. Лишь дежурный сидел в мешке
и не дремал, наблюдая, чтобы кто не раскрылся во сне,
не скатился при неловком движении со склона. Вскоре
облака скрыли звезды. Белый массив Эльбруса был едва
виден к северо-востоку от нас. На груди его горел яркий
огонь — единственное теплое пятнышко во всем окружаю-
щем нас застывшем мире гор: его поддерживали друзья на
Эльбрусе всю ночь.
К полудню следующего дня мы встретились с друзьями
па склонах Эльбруса. Первыми из них была группа зимов-
щиков «Кругозора», возглавляемая моим старым другом,
Сашей Глуховским.
Среди участников похода отличались два студента
аэролога — Саша Боровиков и Юра Гильгпер. Впоследст-
вии они стали видными альпинистами. Сейчас доктор наук
А. М. Боровиков заслуженный мастер спорта и уже много
лет возглавляет Всесоюзную федерацию альпинизма.
10. А. Гильгнер — мастер спорта. Я горжусь своими уче-
никами и «открытие» их считаю одним из своих дости-
жений в альпинизме.
Были и еще у меня зимние походы в горах.
Четыре зимы в высокогорных районах Кавказа дали
очень многое для понимания условий зимних гор, зимней
погоды в горах, лавинной опасности. Позволили приобрести
большой опыт движения в горах зимой. Как пригодилось
все это нам в дни битвы за Кавказ, как благословлял я
эти дни и годы, проведенные с друзьями зимой в горах
в мирное время, когда пришлось отражать натиск врага,
а потом и гнать его зимой с перевалов Кавказа.
Летом 1935 г. я работал инструктором в альпинистском
лагере в ущелье Адыл-Су. В то время такие лагери раз-
личйых спортивных обществ, как грибы, рождались то
в одном, то в другом ущелье Кавказа, и туда устремлялся
поток молодежи, чтобы обучаться альпинизму, штурмовать
перевалы и вершины, закалять свой организм и волю
56
В":'	’
I" в этом трудном, но интересном виде спорта. Их было много,-
таких лагерей, но я расскажу о жизни в них на примере
одного,, особенно полюбившегося мне за несколько лет
работы в нем — лагере спортивного общества железно-
дорожников «Локомотив». После этого я работал в других
лагерях и инструктором, и начальником учебной части,
был и уполномоченным Всесоюзного комитета физической
культуры и спорта, направлявшимся на летний сезон для-
контроля и организации хода спортивной жизни в горах,
но сезоны, проведенные в лагере Адыл-Су,— первые сезо-
ны моей инструкторской деятельности в альпинизме —
оставили в памяти неизгладимые воспоминания.
Выбирая место для лагеря, организаторы заботились не
только о простоте подходов к нему, близости участков
для учебной работы, тренировочных и зачетных восхожде-
ний, но и о живописности места расположения, так как
элемент эстетики в этом виде спорта имеет очень большое
значение. Лагерь Адыл-Су по праву считался одним из
красивейших. Я пришел туда ночью. Над верши-
нами плыла полная луна, сияли вечные снега, в ущелье,
как занавеси, повисли облака. Среди скал и кустов внизу
на дне ущелья глухо гудел бурный поток кристальйо
чистой воды Адыл-Су. Белые пятна палаток лагеря жи-
вописно разбросаны на поросшем сосновым лесом склоне.
Догорает вечерний костер... Вот он, высокогорный лагерь,
расположившийся на высоте 2200 метров пад уровнем
моря. Скрываются одна за другой звезды за массивом хреб-
та, а вот и лупа, мигнув напоследок краем яркого диска,
спряталась за снежный горб вершины Бжедух. Потянул
ветер, и зашевелился на флагштоке лагерный флаг. Рассвет
наступает быстро: заалели вершины в лучах восходящего,
но еще не видного из ущелья солнца, на востоке четко
вырисовалась па фоне посветлевшего неба гряда хребта,
а вот уже из-за седловины перевала Джан-Туган показался
ослепительный край солнца...
В 7 часов прозвучал сигнал подъема, и лагерь ожил.
Из палаток, окруженных цветущими кустами шиповника,
выбегает молодежь. Физическая зарядка перед нелегкими
занятиями по технике альпинизма, веселые возгласы на
берегу брызжущей каскадами алмазов реки, завтрак, и вот
уже выстроился весь лагерь.
Со всех концов Советского Союза собралась сюда спор-
тивная молодежь для изучения техники горовосхождения.
В лагере изучается теория альпинистской техники, читают-
57
•ся лекции по географий; геологий, метеорологии, проводят-
ся практические занятия на различных видах горного ;
рельефа. После этого совершается восхождение на одну
из вершин первой, простейшей категории трудности, кото-
рое и дает право получить звание «Альпинист СССР».
Среди инструкторов, вышедших к построившимся в
группы, несколько австрийцев, нашедших убежище от пре-
следований на родине в Советском Союзе.
Уже по снаряжению видно, куда направится та или
иная группа на занятия. Вот группа с ледорубами и в под-
битых шипами ботинках — они пойдут изучать технику
движения по моренам, осыпям и травянистым склонам;
группе, оснащенной ледорубами, «кошками» и веревками,
предстоит осваивать правила движения по ледникам;
группе с веревками, специальными молотками, связками
крючьев и карабинов, подвешенных у пояса, в кедах или
специальных ботинках на войлочной подошве предстоит
сегодня быть скалолазами.
Разошлись на занятия группы, опустел лагерь, остались
только дежурные. Из лагеря видно, как движется к лед-
нику цепочка людей. В бинокль можно рассмотреть, как,
выйдя с морены на ледник, альпинисты надели на ботинки
«кошки» и отправились вверх по ледяным склонам, оста-
навливаясь на крутых подъемах, пока впереди идущий
инструктор рубит ледорубом ступени. Вот они вышли на
крутой лоб ледника и скрылись в лабиринте трещин ледо-
пада.
По едва заметной тропинке, вьющейся среди деревьев
и скал, идет к месту занятий «скальная группа». Остано-
вились у, казалось бы, неприступной стены, и начались
занятия. Распластавшись, точно ящерица «идет», по выра-
жению альпинистов, по скалам инструктор Густав Деберль.
Удивлению учеников нет границ: гладкая, почти отвесная
стена, а он уверенно и спокойно продвигается по ней.
Снизу раздаются взволнованные голоса: «Товарищ инст-
руктор, почему вы идете без охранения?» А в ответ спо-
койный голос, искажая русские слова и путая их с австрий-
скими, отвечает: «Ничефо, пока мошно и так. Абер ман
мусс три точка опор махен». Лагерь отсюда виден почти
прямо под ногами, так крут склон, по которому только что
подпялась группа. Там, точно карточные домики, стоят
палатки лагеря и среди них, как муравьи, движутся люди.
Примостившись на небольшом уступчике, инструктор
забивает два крюка, прикрепляется к одному шнуром, а
58
на другой укрепляет, карабин и продевает через него ве-
ревку. К . концу ее внизу привязывается специальным
узлом обучаемый и начинает подъем по пройденному ,
инструктором маршруту, а он, выбирая через карабин
веревку, охраняет новичка на случай срыва. Подняв, таким
образом, всех по очереди и собрав в безопасном месте,
инструктор продолжает подъем, доверив на этот раз охра-
нение обучаемому, находящемуся под контролем второго
инструктора. Шедший вначале уверенно вперед, Деберль
вдруг «обрывается» и виснет на веревке, вовремя задер-
жанной пе растерявшимся охраняющим. В группе наблю-
давших общий вздох облегчения: они вздрогнули и затаив
дыхание ждали, что будет, увидев, как «сорвался» инструк-
тор. А он, крутясь на веревке, поворачивает к охраняе-
мому весело улыбающееся лицо и произносит с неизмен-
ным спокойствием, довольный тем, что ученик не рас-
терялся: «Дас ист правильно».
Три-четыре часа идут занятия, новички отчаянно уста-
ли, но не подают и вида. А из лагеря слышен сигнал.
С разных сторон туда спускаются утомленные, но доволь-
ные люди с букетами альпийских цветов, и среди них
неповторимые по красоте цветы снежных высот — родо-
дендроны.
Обед, отдых и продолжающиеся до вечернего чая тео-
ретические занятия, лекции. А после ужина зажигается
огромный костер, и вокруг него собирается весь лагерь.
Слушают новости, переданные по радио за день, рассказы
бывалых альпинистов, а потом негромко поют, точно боясь
потревожить уснувшие вершины. Поют русские, украинцы,
белорусы, казахи, балкарцы, грузины, австрийцы... Горит
костер, и искры красивыми вихрями устремляются ввысь,
к освещенным лунным светом вершинам и ярким южным,
немерцающим в горах звездам, и с ними вместе устрем-
ляется туда братская, разноязыкая, но общая песнь моло-
дежи... Двадцать дней пребывания в лагере, в нелегких
походах, в постоянной заботе о товарище превращает лю-.
дей в крепкий спаянный коллектив, и расстаются они став
навеки друзьями. В конце срока учебы все отправляются
па зачетное восхождение. Это кульминационный пункт.
Во время похода предстоят наиболее тяжелые испытания,
кто выдержит их — станет альпинистом и с гордостью
будет носить на груди замечательный значок с двуглавым
снежным великаном на фоне синего неба.
Как-то собирался я в такой поход с группой молодых
59
альпинистов. Вторым инструктором в отряде шел австриец I
Фердинанд Кропф. Блестящий альпинист, Кропф в Совет-
скбм Союзе стал профессионалом, инструктором альпиниз- ’
ма и много сделал в области организации и развития этого
вида спорта,
В то время жестких норм для зачетных восхождений
начинавших альпинистов не было, и маршрут в значитель-
ной мере определялся руководством данного лагеря и «на-
бором» окружающих лагерь вершин. Мы решили вести
группу на перевал Гумачи, что лежит рядом с перевалом
Джан-Туган в отроге Кавказского хребта, разделяющим
ущелья Адыл-Су и Адыр-Су. С перевала мы должны были
пройти траверсом, то есть описать контур участка Главного
Кавказского хребта, через три небольших вершины Гума-
чй, спуститься на перевал Гурмач, перейти по гребню
через вершины Лацга и Чегет-тау-чана и спуститься
в ущелье Адыр-Су. Для группы новичков в составе 48 че-
ловек этого было более чем достаточно для зачета.
Кроме нас с Кропфом в группе было два инструктора-
стажера. Среди будущих альпинистов выделялась группа
девушек-парашютисток, студенток Московского химико-
технологического института. Перед тем как попасть в ла-
герь, они совершили по нескольку спортивных прыжков,
готовились стать инструкторами парашютного спорта,
и за все их спортивные достижения и общественные дела
были премированы путевками в высокогорный лагерь. Ин-
тересно было наблюдать, как они осваивали новый для них
вид спорта. В упорстве, настойчивости, волевых качествах
им нельзя было отказать, но общей физической подготовки,
выносливости у них явно было недостаточно. Парашю-
тизм — спорт, если можно так сказать, спринтерского
характера, в то время как альпипизм— спорт типично
стайерский, своеобразный марафон. Невозможны различия
в спортивных нормах для мужчин и женщин в альпинизме,
когда человек соревнуется с природой. Потому что в аль-
пинизме не исключено формирование смешанных групп.
Таким образом, может оказаться, что в группе, формально
состоящей из спортсменов одинаковой квалификации, люди
не одинаково способны преодолевать трудности восхож-
дения.
В поход, па основании всех данных, полученных о чело-
веке за время учебы в лагере, отбирали строго, так как
восхождение дело не легкое. Какие только хитрости не
применяли при этом новички. Скрывались травмы, общее
60
состояние здоровья, возраст, так кай по рекомендации
врачей альпинизмом рекомендуется начинать заниматься
только с 18 лет.
На рассвете выступили из лагеря. Вьется тропинка
среди соснового леса. Постепенно он редеет, становится
ниже. Стройные сосны сменяет низкорослая, погнутая
ветрами береза. Крутыми зигзагами уводит нас тропинка .
все выше и выше, и вот, пройдя зеленые цветистые склоны
альпийских лугов, мы вступаем в полосу морен и лед-
ников.
Чем выше поднимаемся по леднику Джан-Куат, тем
больше на его поверхности снега, а с ним и опасности про-
валиться в закрытую трещину. Идем, связавшись верев-
ками по четыре человека. Темп уменьшился и от этого и
от высоты — мы уже поднялись на 3300 метров над уров-
нем моря.
Снежный цирк ледника обступили вершины: на западе
острый зуб вершины Джан-Тутан, а рядом перевал того же
названия. Это — ворота в Сванетию, дорога через эти воро-
та нелегкая. На востоке скалистый гребень перевала
Гумачи, куда мы должны добраться обязательно сегодня
и заночевать, чтобы оттуда, на рассвете, штурмовать трех-
главую вершину Гумачи, расположившуюся справа от него.
На севере, как будто над входом в ущелье, виден массив
Эльбруса.
К вечеру на перевал шли уже с трудом: сказался -
дневной переход, да и скалистый путь был не легок, кру-
тизна достигала порой более 45 градусов. Местами прихо-
дилось охранять идущих с помощью веревки, и группа
растянулась по всему склону. Стемнело, часть группы
вышла на перевал, но часть еще осторожно продвигалась
в темноте по скалам. На трудных участках пути размести-
лись инструктора, чтобы помогать новичкам преодолевать
их. Темно и тихо, слышно, как переговариваются на пере-
вале устанавливающие на крошечных скальных площад-
ках палаточный лагерь. Видно, как разгорается костер из
принесенных в рюкзаках дров. Последние десятки метров
до перевала идут молча. Слышно только, как царапают
шипы горных ботинок — трикони — о крепкие гранитные
скалы, а иной раз сорвется камень из-под уставшей ноги
неопытного, неловкого еще новичка, и тогда раздается
короткий тревожный сигнал «Камень!». Идущие внизу
прижимаются к скалам, скрываются за укрытиями, а смер-
тоносный камень, шипя во тьме, летит вниз, отмечая свой
61
путь пунктиром искр, выбиваемых при ударе о скалы.
Прошипит где-то совсем рядом и продолжает свой огнен-
ный путь во тьму ущелья.
Когда последняя «связка» вышла на перевал, там уже
высланные вперед высокогорные квартирмейстеры все при-
готовили для ужина и отдыха. Завтра трудный день штур-
ма вершины, поэтому уже вскоре лагерь затих, все забра-
лись в уютные спальные мешки и заснули богатырским,
молодым сном, не ощущая неровностей каменистой
«перины». Ночь высокогорья вступила в свои права: мороз
крепчал, трещал лед веками ползущих ледников, ветер
шарил по скалам перевала, налетал на палатки, шелестя
их пологами...
Утром проснулись от неприятного шума: по крышам
палаток барабанил дождь. Однако несплошные облака
позволяли надеяться на улучшение погоды. Чтобы не на-
мокнуть перед выступлением в поход, решено было остать-
ся в палатках и ограничиться холодным завтраком.
Дождь кончился. Начался штурм вершины. Путь на нее
шел по крутому скально-снежному гребню с нависшими
местами снежными карнизами. Снега нестерпимо сияли
кругом; невольно все старались смотреть на темные скалы,
но это не помогало, и, чтобы не началась снежная слепота,
пришлось надеть защитные темные очки. Путь по гребню
из-за карнизов был очень опасен. Вправо гребень круто
обрывается скальной стеной в 500—600 метров, внизу под
скалами на снегу — широкая подгорная трещина — берг-
шрунд. Влево очень крутой ледяной склон, книзу у конца
его хищно ощерились огромные зубья скал.
Ступая след в след, проверяя каждый шаг, не делая
лишних движений, идет группа по гребню, связанная
но четыре человека веревками. Каждый внимательно сле-
дит за впереди идущим товарищем, прислушивается к дви-
жению сзади идущего. В случае срыва одного из них,
немедленно надо броситься на противоположную сторону
гребня. Другого выхода нет: только так можно предотвра-
тить срыв всей группы с гребня.
Маленькая девушка, та самая, которая при комплекто-
вании группы скрыла, что ей пет еще 18 лет, самая жизне-
радостная и веселая из всей группы, сейчас серьезна.
Но пи страха, ни нерешительности нет и в помине. Спо-
койно шагает опа по острому гребню, будто и не замечая
страшные пропасти по сторонам его.
И вот мы на вершине Гумачи. Впервые поднялась сюда
62
F
такая большая группа, альпинистов. На самом пике вер-
шины могут разместиться только три человека, остальные,
пройдя ее друг за другом, расположились на гребне и по
склонам, как стайка птиц.
На юге за склонами вершин проглядывали ущелья
Сванетии. Плавные контуры зеленых склонов так и манят
к себе. А на севере видный отовсюду, окутанный облаками,
с облачной шапкой на вершине Эльбрус. Облачная шапка
над ним предвещала непогоду.
Начался спуск к седловине, именуемой перевалом
Гумач. Оттуда мы должны были начать подъем на вер-
шину Лацга, но на перевале нам предстояло заночевать
перед восхождением. Ночевка была самой трудной на всем
пути, так как ее предстояло провести без палаток.
В одном месте спуск оказался довольно сложным, почти
отвесные скалы пришлось преодолевать с помощью верев-
ки. После того, как я спустился на всю тридцатиметровую
длину ее и укрепился на небольшой площадке, за мной
должна была начать спуск группа парашютисток. Одна
из них неловко наступила на качающийся, «живой», как
говорят альпинисты, камень, и он рухнул вниз, устремив-
шись прямо на меня. Когда камень начал падать, я услы-
шал предупреждающий крик Фердинанда: «Камень!», а
затем тревожный возглас — «Мама» одной из парашютис-
ток. Я узнал голос той, которая приглянулась мне.
Настроение стало отличным и хотелось, чтобы на мепя
еще посыпались камни...
Только к вечеру собрались все на перевале. Утомлен-
ные переходом, все очень быстро угомонились, забравшись,
кто поменьше, по двое в один мешок, «безмешочнику» от-
давали свою теплую одежду. Заснули все и не видели, как
портится погода, не слышали, как усиливается ветер, неся
из Сванетии через перевал облака.
Разбуженный холодом, рано поднялся лагерь. Погода
стала совсем плохой: густые облака плотным слоем накры-
ли горы, сильный ветер нес их над перевалом, шел холод-
ный дождь, временами переходящий в мокрый снег.
Замерзшие пытались согреться движением, другие бродили
по перевалу, отыскивая укрытия от ветра и дождя, по
это было трудно сделать. Вернулась группа инструкторов
и наиболее сильных участников похода, направленная рано
утром на вершину Лацга с целью выяснить возможность
движения и подготовить путь для подъема всей группы.
Они поднялись почти до вершины, но там ветер был на-
63
-столько силен, а видимость столь плоха, что от дальней- т
шого подъема пришлось отказаться. Решено было остаться
на день па перевале и выйти в дальнейший путь, если
улучшится погода, на следующий день.
Чтобы кто-нибудь не сорвался в тумане со скал, при-
шлось ограничить движение по перевалу и окружить лагерь
перилами из веревок. С трудом разожгли под защитой
камней примуса, спиртовые кухни и начали готовить так
необходимый сейчас, горячий завтрак. Процесс приготов-
ления затянулся настолько, что завтрак практически пере-
шел в обед, после которого настроение у участников похо-
да повысилось. Молодость брала свое, и опять на перевале
зазвенели веселые песни.
А погода разбушевалась не на шутку: дождь перешел
в снег, ветер метался по перевалу, бросая в нас охапки
снега. Прямо не верилось, что всего на два километра
ниже нас — зелень, тепло. Пусть даже идет дождь, но
тепло, а дальше к морю совсем хорошо: наступает южная
ночь, трещат цикады в кустах...
Далекие вначале раскаты грома все усиливались, и вот
они грохочут где-то совсем рядом с нами и возникают
одновременно с ослепительным блеском молнии: над пере-
валом, громыхая и сверкая, проносилось грозовое облако.
С вечера все приготовились встретить вторую суровую ночь
на перевале: сделали укрытия из камней от ветра. По от
снега спастись пе удавалось, сугробы его покрывали лежа-
щих на перевале. Спальные мешки, промокшие вначале
от дождя, а теперь замерзшие, совсем не грели. Весь лагерь
не спал. Ураган крутил спег, пес мелкие камни, гудел
в расщелинах скал, как в фантастических органных тру-
бах. Блеск молний освещал косматые от облаков и снега
скалы, а когда наступала тьма, видно было, как стекают
с клювов ледорубов, отнесенных заблаговременно подальше
от людей, зеленые языки электричества — холодные «огни
святого Эльма»...
Гроза кончилась после полуночи, ветер несколько утих,
ио спег валил не переставая. Мне и Кропфу пе спалось,
мы бродили среди полузасыпанных альпинистов, стараясь
укрыть их скудными запасами промокшей одежды.
На уступе скалы, как замерзшие птахи, сидели нахохлив-
шись две девушки-парашютистки. Как-то получилось, что
они остались и без мешков и без места и сейчас старались
согреться разговором. Подсели и мы к ним. Одна из них
была Женя Любимова, та самая, которая вчера в испуге
64
Е. замени кричала «мама». И мне вдруг показалось, что
f мрачные тучи вокруг нас стали розовыми, а ветер пспол-
» нял какой-то торжественный гимн. Сколько мы сидели и
" говорили, не помню, подружки волновались, как мы будем
f спускаться в такую непогоду. Замерзли они очень сильно,:
но от моего полусухого пухового мешка героически отказы-
вались. Однако приказ начальника похода есть приказ,
и вот они вдвоем, забравшись в него, свернулись клубоч-
ками под засыпанными снегом скалами. А я остался один
бодрствовать на перевале, и мне хотелось отдать всем все,,
что на мне было. Под утро и я немного поспал, укрывшись,
как говорят альпинисты, верёвкой, прижавшись спиной
к спине Фердинанда, также спавшего без мешка..,
Еще до рассвета мы начали с Кропфом поднимать
участников похода, так как боялись, что будут обмороже-
ния: мороз к утру усилился. Нехотя вылезали они из меш-
ков, поднимались с неуютного ложд. Снег и ветер продол-
жались. На перевале дольше оставаться нельзя: подходили
к концу продукты, послезавтра кончится контрольный срок
и, если мы пе дадим о себе знать, выйдут спасательные
отряды. Продолжать путь по маршруту в такую погоду -
неблагоразумно и опасно, в пути неизбежна опять ночевка,
да и не уложимся мы в срок. Остается одно — идти назад.
Но и это нелегко в таких условиях. Возвращаться можно
через вершину Гумачи на место первой ночевки, но это
значит повторить в очень трудных условиях восхождение
с совершенно измотанной двумя бессонными ночами груп-
пой. Второй вариант отхода — это подняться до подступов
к вершине Гумачи, там перевалить хребет и попытаться
спуститься на Джан-Туганское плато по крутым и длин-
ным снежным склонам, выйти к перевалу Джан-Туган
и там уже спуститься в ущелье. Это тоже не простой путь:
на снежпых склонах возможны лавины, на плато много
скрытых снегом трещин. И все-таки это, видимо, единст-
венный путь для отхода. Так рассуждали мы с Фердинан-
дом, пока остальные запихивали в мокрые заледенелые
рюкзаки мокрые спальные мешки, раскисшие хлеб и суха- .
ри, банки консервов и снаряжение.
Связались веревками и вышли в путь. Сразу начался
подъем по засыпанной снегом скальной стене. По узким
полочкам идут одна за другой связки, тщательно охраняя
друг друга. Веревки оледенели и не гнутся, руки кочепеют
при прикосновении к скалам, снег залепляет глаза, облака
так густы, что уже третий человек в связке не виден. А тут
3 A. M. Гусев
65
опять налетело грозовое облако. Крупный град со снегом .1
больно хлещет по. лицу, разряды грохочут опять где-то |
совсем рядом, ледорубы трещат и гудят, заряжаясь элек- |
тричеством. И бросить их нельзя и металл в руках держать |
в таких условиях опасно. Но делать нечего — упорно идем 
вверх, до гребня нас отделяет 300—400 метров заснежен- ;
ных скал. Когда гребень был уже недалек, я попросил i
Фердинанда с группой подняться туда побыстрее и ветре- ‘
чать измученных до предела участников похода. Они
шагали и карабкались, казалось, из последних сил, когда
вдруг раздался радостный крик: «Перевал!» Фердинанд
затянул, мешая австрийские слова с русскими, тирольскую
песпю. Это было как нельзя кстати. Будто силы прибави-
лось у всех. Растянувшиеся по диагонали на стене, чтобы
не сыпать друг на друга камни, не видящие друг друга
в облаках «связки», стали перекликаться, шутить. Вскоре
все собрались на гребне. По скалам дальше через вершину
идти было нельзя, так как уже у нескольких человек были
отморожены пальцы. Задерживаться здесь также нельзя
ни минуты. Вниз, впиз как можно скорее...
Чем ниже мы спускались, тем тише становился ветер,
но зато снег становился глубже. Через час мы почувство-
вали, что идем почти по ровной местности. Значит, спусти-
лись на плато и теперь надо было остерегаться трещин.
Движение опять замедлилось, у двух девушек потеряли
чувствительность пальцы на ногах. Пока оттирали снегом,
сидящих заслонили от ветра вставшие кругом товарищи.
Чтобы самим не отморозить ноги, они топтались на месте,
точно совершая какой-то ритуальный танец.
С трудом ориентируясь в тумане, все же довольно пра-
-вйльно вышли к пику Семеновского, возвышающемуся
над самым перевалом. Вот и осыпь, где мы ночевали
в одном из восхождений па Баш-Кару, сейчас опа вся
под снегом. Перевал! Наконец-то! Но останавливаться
нельзя. Вниз, вниз, вниз! В этом наше спасение...
Начали спуск по очень крутому склону уже в сторону
ущелья Адыл-Су. Где-то внизу раскрыл пасть широкий,
но невидимый сейчас в облаках бергшрунд, точно поджи-
дая неосторожных. Он открылся неожиданно темной ямой
с клубящимися в пем обрывками облаков. Нам повезло:
мы вышли прямо к снежному мосту, нависшему аркой
над ледяной пропастью. По нему можно передвигаться
только ползком с охранением веревкой: стоящего человека
мост вряд ли выдержит. Прополз через мост и укрепился
66
для надежного охранения на противоположной стороне.
Моя «четверка» шла первой, в ней сразу за мной была
наша самая молодая девушка, Наташа, казалось, совсем
посерьезневшая за эти два дня. За пей была Женя Любимо-
ва, и последним шел крепкий, хорошо показавший себя
в походе паренек.
Я утаптывал площадку в снегу, когда услышал крик:
«Еду!» — и увидел нашу несовершеннолетнюю альпинист-
ку, стремительно скользящую в пасть бергшрунда... Сейчас
она сдернет не приготовившуюся к охранению Женю,
и, рухнув вдвоем в трещину, они, конечно, потащат за собою
последнего в нашей связке: двоих при. свободном их паде-
нии ему не удержать. Потом все трое рванут меня. Я сбе-
жал вниз по склону, чтобы сократить свободный конец
веревки и тем хоть сколько-нибудь ослабить рывок и быть
подальше от края пропасти, забил ледоруб в снег, пере-
кинул через него веревку и стал ждать, наблюдая за проис-
ходящим наверху. Надежда на мало-мальски благополуч-
ный исход была только одна: переползая по снежному
мосту, я видел внизу снежные «пробки» и перекрытия на
фоне зиявшей чернотой бездны. Вот если падающие
попадут па них и не пробьют их при падении, тогда, может
быть, отделаемся травмами...
Наташа, видимо, от испуга не пытаясь тормозить, по-
летела через край в трещину. Я крикнул Жене: «Охраняй-
ся!», но было уже поздно: веревка натянулась, свалила ее,
и она начала сползать к краю бергшрунда, пытаясь затор-
мозить свое движение, воткнув клюв ледоруба в снег и
навалившись на него грудью. Последний в связке успел
занять хорошее положение и приготовился принять, удар...
Теперь все, казалось, зависело от него... Но что такое?
Женя остановилась, веревка, идущая от нее в трещину,
ослабла. Значит, либо Наташа оторвалась и улетела в про-
пасть, либо застряла на снежной «пробке». Я бросился
бегом наверх к краю бергшрунда, но, не достигнув его,
услышал голос из недр ледника:
— Помогите, я застряла в снегу!
Наташа лежала на спине полузасыпанная снегом и ви-
новато улыбалась.
— Ноги, руки целы?
— Все в порядке,— отвечала она с глубины примерно
6—7 метров.
— Пу, тогда лежи, шут бы тебя побрал, тихо, чтобы
дальше не провалиться. Сейчас будем тебя вытаскивать.
3*	67
Накажи меня бог, если я еще раз соберусь с детским садом
в торы!
Женя села на склоне, закрепилась веревкой за воткну-
тый в снег ледоруб. Коля — наш четвертый из связки —
подошел к краю бергшрунда, и мы с двух сторон начали
поднимать Наташу, подтягивая к моему менее отвесному
краю трещины. Хорошо, что она была маленькой. Пока
висела над бездной, Наташа молчала, но стоило ей всту-
пить на край, как опа вновь затараторила, будто с ней
ничего и не случилось. Затем осторожно переползли по
снежному мосту Женя и Коля, и мы продолжили теперь
уже не опасный спуск. Облака несколько поредели, и все,
что с нами происходило, наблюдала группа, спускавшаяся
с перевала за нами. Дальше спуск прошел без приключе-
ний — они учли наш опыт.
Вниз, вниз, скорее к недалекому уже лесу. Там немного
отдохнем и скорее в лагерь. Девушки паши совсем изму-
чены тяжелым походом, и ставшие вдвое тяжелее намок-
шие вещи пришлось переложить па плечи ребят. Только
поздно ночью вернулись мы в лагерь...
На следующий день после заслуженного отдыха обвет-
ренные, немного похудевшие, но окрепшие морально и фи-
зически стояли участники трудного восхождения в строю,
слушали приветствие начальника лагеря и принимали бу-
кеты альпийских цветов. И у каждого на груди голубой,
как небо над горами в этот день, значок с двумя вершина-
ми, перекрещенными ледорубом, значок выдержки и му-
жества «Альпинист СССР».
Уехала смена, опустел лагерь, а для меня будто и весь
мир стал пуст и неуютен. Между сменами мы с группой
инструкторов собирались идти па трудное восхождение —
по северной стене на вершину Шхельды. Готовились к по-
ходу тщательно, а мои мысли были пе здесь: они следова-
ли за уехавшей в Москву парашютисткой. Ей предстоя-
ло совершить с группой девушек рекордный прыжок,
мне — подняться на сложную вершину. В голове все время
звучали мелодия и слова выбранной нами «пашей» песни:
«Песнь моя, лети с мольбою...», а вечерами я подолгу гля-
дел на поднявшееся над горами «паше» созвездие — созвез-
дие Ориона...
До осени я не видел Женю; а потом мы уже и пе разлу-
чались, а когда и приходилось уходить па фронт или в да-
лекую и долгую экспедицию, то нас связывала «наша пес-
ня» и видимое в двух полушариях земли созвездие Орио-
68
на. Таким образом, идея спутника Связи была испОльзб-
'вайа нами почти тридцать пять лет тому назад. Вот так
встретившись па горной тропе, мы рука об руку щагаем
четвертый десяток лет по сложным жизненным тропам.
Много было у меня в жизни походов и проще, и труднее
описанного, по этот поход стал для меня самым незабывае-
мым.
Трудно перечислить и тем более рассказать обо всех
походах. Расскажу об одном восхождении, которое мы со-
вершили с Сашей Глуховским (оно стало источником аль-
пинистской легенды), о первом моем восхождении , по
очень трудной скальной стене.
Мы работали вместе с Глуховским в лагере альпини-
стов Адыл-Су. В промежуток между двумя сменами, когда
инструкторы свободны от занятий с новичками, мы со-
брались на тренировочное восхождение на вершины Баш-
Кара и Гадыл, стоящие рядом в одном гребне. Эти пе очень
сложные вершины оценивались совместно по шестибалль-
ной шкале трудности четвертой категорией. Нам нрави-
лась красивая, но несколько мрачноватая Баш-Кара. А в
то время альпинисты ходили еще не только па те верши-
ны, которые прибавляли им балл в.их официальной, альпи-
нистской квалификации, чем, к сожалению, слишкомувле-
каются теперь, по и потому, что вершины просто нрави-
лись им. Бывало, поднимешься па какой-нибудь скали-
стый или снежный пик, стоишь очарованный открывшимся
перед тобой видом и выбираешь новую, красивую вер-
шину.
На восхождение вышли во второй половине дпя с рас-
четом подняться на перевал Джан-Туган и там заночевать
у подножия вершины.
Саша шел медленно, видимо, ему нездоровилось: он
еще за день до выхода жаловался на какое-то недомогание
и, очевидно, вышел в поход пе окончательно справившись
с ним. Уже вечерело, когда мы вышли на перевал и распо-
ложились на ночь на каменной осыпи под пиком Семеновт-
ского — вершины, названной так в честь одного из зачи-
нателей советского альпинизма. Саша сразу залез в спаль-
ный мешок и отказался от ужина. Мы лежали рядом в
мешках, перед нами поднималась стена темных скал с вер-
шинами Гадыл и Баш-Кара. Черное облако клубилось над
вершиной, придавая и без того мрачным скалам зловещий
вид. Не случайно балкарцы назвали эту вершину Черной
головой. Перевал Джан-Туган имеет дурную славу: здесь
69
непогода очень частое явление и, даже когда в Эльбрус-
ском районе кругом ясно, здесь, над перевалом и окру-
жающими его вершинами, почти всегда висят тяжелые обла-
ка. Этим перевалом не любят ходить ни балкарцы, ни сваны.
Уже совсем плохо стало видно, а я все рассматривал
путь нашего завтрашнего подъема по скалам гребня вер-
шины. Саша заснул. У пего, видимо, поднялась температу-
ра: это было заметно по его воспаленному лицу, чуть вид-
ному из-под капюшона мешка. Спал он неспокойно, бре-
дил и будил этим меня. Заснул я крепко только под утро,
но вдруг услышал громкий голос Саши: «Стой, стой, куда
ты?— кричал он во сне кому-то и потом, уже обращаясь ко
мне, тревожно повторял: — Саша, ты видел, видел?» Я по-
верну л ей в его сторону. Он приподнялся и, опираясь на
локоть, смотрел назад, в сторону пика Семеновского, про-
должая что-то невнятно говорить...
Оказалось, что ему приснился сон, перешедший, как
ему казалось, в явь. Будто спим мы с ним вот здесь, па
Джан-Туганском перевале, и на рассвете, слышит он, что
сзади кто-то идет по осыпи. Посмотрел — стоит оборван-
ный, весь в ссадинах, обросший бородой маленький чело-
вечек. На вопрос, кто он, человечек ответил, что альпинист,
когда-то отбился от группы, попал в трещину. Вот и бро-
дит он теперь, одичавший, средь ледового лабиринта и вы-
бирается на поверхность ночью, чтобы раздобыть у поки-
нутых альпинистами лагерей остатки пищи. Вернуться к
людям он почему-то не может. При попытке Саши позвать
его к себе оп убежал и скрылся.
Начали готовиться к походу. Саша медленно собирался:
сказалась болезнь и неспокойная ночь, но и отказаться от
восхождения он не хотел.
Скалы были крупные, пе трудные, мы быстро вышли
на гребень и начали подниматься. Взошло солнце, облака
сползли с вершины, погода обещала быть хорошей. В пу-
ти настроение Саши улучшилось. Вскоре мы преодолели
последние нагромождения па хребте и вышли на вершину,
а затем прошли по гребню ко второй вершине. Оставив в
турах, сложенных из камней, записки о своем восхожде-
нии, начали спуск. По крутым скалам спуск порой слож-
нее подъема, поэтому обычно альпинисты поздравляют
ДРУГ друга с восхождением не па вершине, а только спу-
стившись с нее. Спускались, используя для быстроты ве-
ревку. В одном месте с гребня, обычно наиболее безопас-
ного от камнепадов, пришлось перейти на скальную степ-
70
ку. По ней уже летели время от времени небольшие кам-
ни, оттаявшие где-то наверху под лучами посленолуденио-
го солнца. Пока один шел вниз по стене, другой наблюдал
и предупреждал о летящем кампе. Один камень вырвал-
ся совсем близко от нас неожиданно, так что наблюдавший
Саша по мог вовремя предупредить меня. Камень шел так,
что должен был ударить либо Сашу, стоящего выше, либо
меня. Саша понимал это и пе отвернулся, приняв удар на
себя... Переносица его, куда ударил камень, вздулась, лицо
залило кровью, по, к счастью, камень был невелик, и, что
самое главное, скорость ого была также не очень большой.
Перевязать лицо было трудно, пришлось ему полежать ми-
нут сорок, пока запеклась кровь на рассеченной переноси-
це и лбу. Да и вообще следовало полежать после удара.
На лоб Саши положили варежку со снегом.
Я люблю после восхождения заночевать под вершиной,
а не спускаться сразу в лагерь, чтобы лучше ощутить все
события, происходившие в трудные минуты похода. Но Са-
ша категорически отказался.
Много лет спустя мы опять оказались с Сашей в одном
из альпинистских лагерей. Вечером пошли к костру послу-
шать рассказы альпинистов, песни, рожденные в горах.
Кто-то из новичков попросил рассказать молодого инструк-
тора «Легенду о Джан-тугапском человеке». Мы заинтере-
совались и приблизились к костру. Молодежь уступила
нам, как «ветеранам гор», места поближе к огню. Рассказ
шел о двух альпинистах, встретивших па Джан-Тугане
необыкновенное существо. Чем дольше мы слушали рас-
сказ, том больше узнавали в неизвестных альпинистах се-
бя. Видимо, рассказанный нами в лагере, после восхожде-
ния, случай со сном Саши распространился по ущельям,
лагерям, потерял своих авторов, обрел множество новых,
но небывалых подробностей и превратился в альпинист-
скую легенду. Слушала молодежь рассказ, затаив дыха-
ние: среди гор у костра он звучал очень впечатляюще.
Так же слушали его и мы.
Саша был профессионалом альпинистом и большую
часть года проводил в горах. Так продолжалось до войны.
В самом начале ее он был мобилизован, но в горные части
не попал. Его направили во вновь сформированное пехот-
ное училище под Москвой. В трудные для столицы дни все
училище было брошено в район прорыва противника. Кур-
санты остановили врага до подхода основных сил, но ценой
огромных потерь: большая часть личного состава училища
71
погибла в этих боях. Погиб и Саша Глуховский. Я уверен,
что он дорого отдал свою жизнь, защищая Родину, но как?
бы он много мог сделать со своим знанием гор для обороны
Кавказа. И не раз вспоминал я его в трудные минуты, ког-
да противник наступал в районе Клухорского перевала.
Как хотелось порой, когда цепи егерей лезли на обороняе-
мый рубеж, чтобы он был среди нас...
Вершина Шхельда или, точнее, группа скальных башен
на 5-километровом участке Главного Кавказского хребта,
ограниченного перевалами Ужбинский с востока и Ак-Су
с запада, ничем не напоминает землянку, что буквально
означало зто слово на балкарском языке. Отвесные, оледе-
нелые во многих местах скалы северной стены имеют пере-
пад высот от ледника до гребня в 1500—1700 метров. Столь
же грозны и скальные отвесы ее южной стороны. Эти сте-
ны й острые гребни с бесчисленным количеством «жандар-
мов», протянувшиеся от обеих перевалов к четырем основ-
ным башням массива, обеспечили их неприступность на
долгое время. Подъем по северной степе па любую из ба-
шен оценивался высшей категорией трудности — шестой.
В то время — в 1935 г. — по северной стене на Шхельду
было совершено только два восхождения зарубежными
альпинистами. Альпинисты Советского Союза только еще
осваивали этот грозный массив. При одной из попыток вос-
хождения на восточную башню Шхельды Фердинанд
Кропф получил серьезное ранение: камень, от которого он
не успел отвернуться, ударил его в скулу под самым гла-
зом.
Мы собирались идти па западную башню, ту, что ближе
других расположена ко второй, не менее грозной вершине
этого- района — Ужбе. Шли мы двумя двойками — самой
мобильной и падежной комбинацией групп. На трудных
скалах, когда одновременное движение невозможно, двой-
ка тратит минимальное время па движение с поперемен-
ным подъемом и спуском. Но уже один, выбывший из
строя, ставит такую группу в чрезвычайно тяжелое, а по-
рой и катастрофическое положение. Вторая двойка, дви-
жущаяся по одному и тому же маршруту самостоятельно,
на некотором удалении от первой, в значительной мере
снимает такую опасность, и поэтому две двойки считаются
у советских альпинистов идеальной группой. Трое в связке
на трудном маршруте замедляют темп движения в два
раза по сравнению с темпом «двойки».
В первую связку нашей группы входили австрийцы Гу-
72
[К**	-	.<
К став;Деберль й Франц Бергер. Густав бйл блестящим ска-.-
L лолазом, Франц больше любил снег. Николай Гусак и я
к составляли вторую двойку. Гусак в равной мере отлична
' владел и скальной и снежно-ледовой техникой, я имел
больший опыт восхождения на снежно-ледовые вершины.
Там, где сливается река Адыл-Су с рекой Шхельдой,
тропа повела нас вверх по Шхельдипскому ущелью. Шхе-
льда.отсюда уже видна: башни ее, как неприступные бас-
тионы гигантской крепости, предстали перед нами во всем
своем суровом величии.
С травянистых склонов тройника повела нас по огром-
ным валунам концевой морены ледника и затем пошла по
левой, ораграфически (по течению реки) боковой морене.,
Собственно то была уже и не тропинка: на высоких валу-
нах виднелись пирамидки, сложенные из небольших кам-
ней — туры. Опи-то и указывали нам путь по нагромож-
дению валунов. Ледник Шхельды широкий и ровный, те-
кущий в конце своем в северном направлении, выше круто
изгибается и идет вдоль массива Шхельды. Здесь на пово-
роте за мореной, на песчаной ровной площадке, поросшей
местами травой, нам предстояло организовать базовый ла-
герь и заночевать. Здесь оставляли палатки и запас про-
дуктов. Отсюда возьмем с собой только спальные мешки,
1азгольдеровые накидки — палатки Здарского, веревки,
кошки, крючья, карабины1, молотки, ледорубы, теплую
одежду и пищевые концентраты, обладающие минималь-
ным весом. При штурме сложйых скальных вершин основ-
ной вес в рюкзаке составляет снаряжение и особенно желез-
ное. Крючьев приходится брать большой запас, так как
много их и особенно при спуске приходится оставлять за-
битыми в скалы. Пущен и запас карабинов. Они вдеваются
в отверстие крюка, в него вкладывается для охранения BeL
ревка. В то время паше отечественное альпинистское спа-
ряжение еще не отличалось разнообразием и особенно лег-
костью, поэтому груз получался весьма солидный. А кара-
бины специальные вообще были редкостью. У пас среди
других карабинов имелись несколько больших, неизвестно-
го происхождения,- возможно колодезные. Мы окрестили
их «лошадиными». И мешки были тяжеловаты, и обувь не
та, что теперь, а специальные скальные ботинки были толь-
ко у Густава. Да, это было время, когда спортивные вос-
1 Карабины — стальные кольца с откидывающейся на пру-
жине частью для зацепления за крюк и вкладывания веревки.
73
хождения высокого класса только еще начинались и сна-
ряжение для таких восхождений оставляло желать много
лучшего.
Место, где мы остановились на ночлег, называлось Ла-
герем Аристова. Олег Аристов, замечательный советский
альпинист, первым с группой совершил восхождение на
башню Шхельды по гребню с перевала Ак-Су. Здесь был
лагерь его группы. Так его назвали после гибели Олега.
Он погиб при восхождении на пик Коммунизма.
Затемно покинули мы наш последний уютный лагерь,
дальше нас ждали «холодные бивуаки» на стоне. Ледник
Шхельды здесь ровен как дорога, трещин мало, и все они
в это время скрыты. Мороз сковал все, и камнепады со сте-
ны прекратились, а вчера вечером стена, разогретая днев-
ным теплом, продолжала грохотать до темноты, сбрасывая
со своих склонов оттаявшие за день кампи. Слышали мы
эту канонаду п сквозь сон. В темноте падающие камни
чертили по стене огненные трассы, брызгали снопами искр
при ударе о скалы. А когда мы только что подошли к ла-
герю и пачали располагаться, раздался звук летящего
снаряда, мы несколько пригнулись, удара пе последовало.
Так нам и осталось непонятным, что же это над нами
пролетело: или метеорит, или осколок разбившегося при
ударе о скалу при падении со стены камня?
Вот и место начала нашего подъема.
Степа круто возносилась в начинавшееся светлеть небо.
Мы стояли и смотрели на нее, высоко запрокинув головы:
средняя крутизна здесь градусов 60—70. Подъем начинал-
ся с довольно широкого вппзу и быстро сужающегося квер-
ху снежного кулуара. В верхней части но бокам его обрам-
ляли отвесные скалы, дальше были видны более узкие,
засыпанные снегом и чисто скальные кулуары. Но виден
был далеко пе весь путь, так как многое было скрыто пе-
редним планом. Маршрут по стене мы изучали еще рань-
ше, заблаговременно, с противоположного берега ледника,
когда водили сюда группы новичков, рассматривали стену
в бинокль. В общих чертах, во всяком случае в нижней по-
ловине степы, маршрут был понятен, ио, естественно, в де-
талях рассмотреть его пе было возможным, и поэтому нас
могли ожидать всякие неожиданности. Очень существен-
ным в пашем ознакомлении с маршрутом было установле-
ние мест и времени наиболее частых камнепадов.
Снежный кулуар легко преодолели па кошках. Вся
поверхность его была исчерчена бороздами, испещрена
74
ямами от падающих камней. Но сейчас, рапо утром, можно
было идти спокойно. Чтобы не рассказывать в деталях на-
ше, казалось, бесконечное лазание по скалам и все же дать
представление о трудностях пашего пути, скажу, что пер-
вую ночь на узкой скальной полочке двое из нас сидели в
мешках, а двое полулежали. Мешки пришлось оставить на
этом бивуаке, так как рюкзаки с ними для такого маршру-
та были великоваты. Вторую ночь мы сидели на очень уз-
кой полке, свесив ноги с натянутыми на них для тепла
рюкзаками в пропасть, прикрепив себя на случай нелов-
кого движения во спе веревками к забитым в скалы
крючьям. Третью и чётвертую ночи кое-кто висел в вере-
вочных люльках, положив па веревку для мягкости рюк-
заки. Более удобного ночлега найти было трудно, да и
темнота иас застигала именно на таких местах, а мы
спешили использовать каждую светлую минуту для за-
тянувшегося уже против расчета восхождения.
Трудности скального маршрута усугублялись холодом.
Солнце лишь ненадолго и косыми лучами заглядывало на
северную степу горы. Начинать движение после проведен-
ных таким способом ночей было очень трудно: руки и но-
ги, затекшие и замерзшие, первое время не слушались, ве-
ревка оледеневала и плохо проходила по карабинам, ска-
лы заледенели и руки кочепелп от прикосновения к ним.
Но помогали и специально взятые с собой для этого шер-
стяные перчатки с обрезанными пальцами. В обычных пер-
чатках по скалам идти нельзя, так как пальцы не чувству-
ют небольших выступов — «зацепок», скользят по ним.
Камни пас не очень беспокоили, так как мы старались идти
по выступающим на степе гребешкам, по однажды из-за
огромного «живого» обломка скалы чуть пе случилось не-
счастье. Мы преодолевали очередную отвесную стенку,
опи стали теперь встречаться очень часто. Эта, кроме того,
в верхней своей части нависала — имела отрицательный
угол наклона. Густав, шедший впереди в скальных ботин-
ках, забил крюк на выступе, сделал стремя и, повисев
некоторое время в воздухе, каким-то невероятно ловким
движением преодолел нависающий карниз и скрылся за
ним. Охраняемому им сверху Францу проще было преодо-
леть это' препятствие. Теперь предстояло двигаться мпе.
Я ждал, стоя на маленьком уступчике лицом к скале, по-
глядывал из-под руки на охраняющего меня снизу Нико-
лая и ждал сигнала сверху для пачала движения. Внизу
под пами — более чем километровый отвес. Вдруг я заме-
75
тил, что глаза у Гусака расширились и ой побледнел. В
это й<ё мгновение сверху пбсйпались мелкие камешки, а 1
потом меня обдало потоком воздуха, и какая-то тень, мель- 1
кнув за спиной, исчезла в бездне, откуда через некоторое
время донесся грохот.
Потом Коля рассказывал, что это была огромная двух;
йетровйя непрочно лежавшая каменная плита. Она опро-
кинулась от движения Франца и при этом как бы перешаг-
нула через меня. А ведь она могла и оступиться... Все это
и видел Коля, но не произнес ни слова. Крикни он, или
предупреди — я мог, не попяв в чем д; го, отклониться от
стены, и глыба зацепила бы меня. Не сразу раздался гро:
хот удара из бездны: большой путь глыба прошла в сво-
бодном падении — так крута была в этом месте стена. Да-
же издалека удар был оглушителен. Только когда все за-
тихло, сверху нас нерешительно оклнкпули с целью убе-
диться — не улетели ли мы вместе с глыбой?
— Ты пе помнишь, Саша, в чем мы с тобой родились? —
спросил Коля, пе терявший в любых обстоятельствах чув-
стйо юмора. Каждый вечер, укладываясь, если можно так
выразиться про наши почевки, спать, Коля как молитву,
несколько заменив слова модной тогда мелодии, напевал:
«Айне нахт ам ПГхельде вапде». Менялось только первое
слово: «айне, цвайте, дрите и так далее, а Густав неиз-
меппб продолжал: «Мит айп пферде карабин». У пего в
обратном порядке ото дня ко дню менялось число «лоша-
диных» карабинов. Кое-где карабины приходилось остав-
лять, тяжелые, нескладные п не очень надежные со-
оружения.
Мы поднялись уже до половины высоты западной баш-
пи. По мере того как это происходило, из-за степы все
больше и больше становилась видна Ужба. Теперь мы ви-
дели ее почти «по пояс», она высилась совсем рядом, мрач-
ная и красивая. А за спиной у нас стояла громада Эльбру-
са. Вершины его были чисты, пи единого облачка, погода
.стояла хорошая и устойчивая.
Вскоре после выхода с четвертой почевки, наткнулись
на гладкие оледенелые скалы, которые, казалось, были та-
кими до самой вершины, до нее оставалось метров 30—40.
Но как мы пи пытались найти на степе хоть малейшие за-
цепки, нам этого по удавалось. Мы скалывали натечный
лед со скал в надежде найти трещины, чтобы вбивать в
них крюки и последнюю часть пути пройти «висячим ла-
занием» на стременах, но скалы были гладки и монолит-
76
ны. Теперь такую стену преодолевают без особых затруд-
нений. На смену старой пришла новая альпинистская тех-
ника; альпинисты придумали и изготовили небольшие, лег-
кие, из высших сортов стали шлямбуры, в отверствия,. вы-
битые ими, вставляются специальные пробки с крючьями,
й, используя их, альпинист па стременах идет по такой
стене как но лестнице. Но тогда этого пебыло, кроме того,
подходил к концу и запас наших обычных крючьев, а нам
предстоял еще и нелегкий спуск.
Половину дня мы потратили на поиски выхода на вер-
шину. Передвигались по степе то вправо, то влево, но вез-
де наталкивались все на те же гладкие, оледенелые скалы.
За день па стременах, присоединенных к крючьям, мы
поднялись еще метров на десять, но выше продвинуться
не удалось. Можно было спуститься немного, пройти по
стене па гребень до основания башни и попытаться под-
няться на пее оттуда. Возможно, что путь на нее там
окажется проще. По на это потребуется, вероятно, еще.
около двух дней, а чтобы не опоздать к назначенному
нами сроку возвращения, мы должны начать спуск уже
завтра к вечеру... Что делать? Трудно было решиться на
возвращение, когда вершина была рядом, когда 95 про-
центов пути было пройдено. Но иного выхода не было.
Оставили в консервной банке записку и начали спуск.
И опять висели мы ночь па крючьях.
Сколько передумаешь за такую ночь, сколько всего
вспомнишь. Порой, когда уж очень худо, задумаешься: и
откуда это у тебя такое увлечение?
Качаясь в веревочной люльке, я вспоминал детство,
жизнь на сахарном заводе под Воронежем, было мне тогда
9 лет.
На территории завода я запомнил ограду, которая шла
по холму, а на него вел крутой обрыв мелового обнажения.
Высота обрыва была метров 30—40, но тогда он мне казал-
ся гигантским. Подняться на холм по обрыву стало моей
мечтой.
Однажды утром я собрался в поход. Завтракал, к удив-
лению родителей, в это утро особенно усердно и запихнул
в карман кусок хлеба и сахара.
Пе помню, сколько времени я карабкался по меловой
круче,— казалось, вечность. Но вот я наверху, весь завод
подо мной. Чувство удовлетворения овладело мной, и, гор-
дый победой, я сел отдохнуть и подкрепиться запасом про-
дуктов.
77
На обратном пути я убедился, что спуск, когда склон
Крут, порой опаснее подъема. Довольный собой я подхо-
дил к «цивилизованным местам», когда вдруг случилось
непредвиденное: из-за сарая появилась стая гусей во
главе с самым крупным на заводе гусаком, встречи с ко-
торым один па один мы, ребята, на всякий случай избегали.
Гусак увидел мепя и пошел в атаку. Опа была слишком
неожиданной, и я совершил роковую ошибку, повернув-
шись к нападающему спиной. Гусак воспользовался этим
и вцепился мне клювом в штаны. Это был позор, но я по-
бежал, а гусак, упираясь лапами в ноги, бил меня крылья-
ми. Где и когда я освободился от преследования, не
помню...
Всю ночь я не спал, а к утру стало ясно, что не смогу
жить, если не смою позорного пятна. Я начал думать о ре-
ванше.
Вскоре среди приходивших к нам ребят из села я на-
шел настоящего героя, бывавшего во всяких переделках,
знавшего, как надо поступать в таких случаях.
На следующее утро я опять шел в направлении от скло-
на к сараям. Гусак опять заметил мепя, узнал и, как мне
казалось, гогоча с усмешкой, направился ко мне, предвку-
шая удовольствие. Вот он все ближе, ближе, идет, вытянув
и нагнув к земле шею, грозно шипит и распластал крылья.
Я неподвижен. Когда клюв коснулся моих ботинок, я бы-
стро нагнулся и схватил врага за горло. Гусак пе ожидал
такого оборота дела и как-то сразу сник. Ноги его подко-
сились, крылья опустились на землю, а из клюва вместо
грозного шипения раздавался жалобный свист. Враг был
повержен и отпущенный, жалко изогнув голову, бочком,
бочком скрылся за сараем.
Мне казалось, будто я вновь совершил восхождение, но
уже на более значительную вершину. Однако надо было
не подать и вида, не измениться в лице: так поступают все
настоящие мужчины, а ипдейцы племени сиуксов, как нам
было известно, не менялись в лице даже тогда, когда отре-
зали головы своим врагам или наоборот — когда враги им
отрезали головы.
Уж не в этом ли восхождении проявилась впервые моя
тяга к горам, думал я, раскачиваясь над пропастью.
Для убыстрения спуска весь следующий день шли спе-
циальным способом на карабинах по веревке, а местами
иного выбора и не было — так круты были скалы. Веревка
в таких случаях пропускалась через подвешеппый на крю-
78
ке карабин, и Последний, спустившийся по пей, возвращал
ее, протаскивая в обратном направлении привязанной к ее
верхнему концу тонкой вспомогательной веревкой — репс-
пшуром. Карабин при этом оставался безвозвратно навер-
ху, поэтому число спусков таким способом было ограниче-
но. Можно было пропускать веревку через веревочную пет-
лю, но при этом способе оледенелая веревка могла «за-
есть» и тогда надо было одному подниматься наверх для
устранения заедания и повторять спуск без гарантии, что
все не повторится. Можно было оставить веревку, но их у
нас было всего две.
Шел третий день спуска, когда мы под вечер добрались
до начала кулуара. Темнота застала нас при входе в него.
Идти стало рискованно и пришлось располагаться кое-как
на ночевку врозь двумя «двойками», разделенными три-
дцатью метрами тьмы и крутых скал. Я и Коля отдыхали
сидя на скальных полочках, доедая остатки продуктов.
Жажда мучила нас, а где-то совсем рядом в кулуаре жур-
чал невидимый и недоступный для нас ручеек. От этого
звука пить хотелось еще сильнее, а впереди была долгая
ночь.
Мы негромко переговаривались с находившимися ниже
нас Густавом и Францем. У них тоже не было воды. В ти-
шине вдруг нам почудился тихий, мелодичный, после гро-
хота камней, звон. Он повторялся не часто и все усиливал-
ся, как бы приближаясь. Вскоре мы поняли, что это па-
дает, редко ударяясь о скалы, консервная банка, сдутая
вечерним ветром с места нашей одной из самых верхних
ночевок. Коля Гусак что-то мрачно сострил по этому пово-
ду, и мы невольно подняли головы, вглядываясь в навис-
шую над нами темную громаду стены, откуда доносился
этот будто бы погребальный звон.
На следующее утро, как мы пе спешили со спуском, на-
чавшийся после восхода солнца кампепад застал нас на
середине кулуара. Камни, как ядра орудий, со свистом и
шипением рассекали воздух, с грохотом дробились при
ударах о стены кулуара, глухо ударялись в снег. Ждать до
вечера не хотелось, пришлось спускаться поочередно. Двое
за укрытием наблюдали за камнями, двое в связке бежали
вниз к месту следующего укрытия. В случае появления
камня, по сигналу наблюдавших, бегущие бросались к
укрытию у стен кулуара. Так поочередно, охраняя друг
друга, мы, наконец, вышли па Шхельдипский ледник в зо-
ну, безопасную от камнепада.
79
У -у 	'	-/:	‘,ч;		•	• - -
I > <  . •. '7^ -'-r .	-J - .
i-1-	’
i; . , . , Через некоторое время мы уже шагали по склонам, по-
Г . ; росшим чудесным высокогорный цветком — рододендро-
( ном. Вышли из ущелья Шхельды, обернулись назад и
I увидели силуэты грозных башен, четко вырисовывавшиеся
* па фоне ясного неба. До лагеря, до дома, оставался час
i . ходьбы по хорошей тропе.
§	' Базовый лагерь показался пам раем: было тепло,
s / сквозь песок, теплый, мягкий, пробивалась зелень, в палат-
!;	' ках было обилие разных продуктов, кругом журчали ручьи
t кристально чистой воды. Плотно позавтракав, сразу распо-
ложились отдыхать. Франц забрался в палатку, Густав в
'• пуховом мешке расположился на солнцепеке, я и Коля в
, . ч мешках в тени под скалой. Не прошло и минуты, как мы
‘ провалились в бездну блаженства...
МОЕ ПРИЗВАНИЕ— глава вторая
НАУКА О МОРЕ

 в нова Пятигорск, но теперь уже приветливый, летний.
^^Бесконечные вопросы: интерес к работе станции
очень большой — ведь это первая зимовка, проведенная на
такой высоте. Материал наших наблюдений очень важен
для правильного представления об особенностях метеоро-
логических условий в горах, об особенностях их на боль-
ших высотах в различное время года. Толстые связки ме-
теорологических книжек с результатами наблюдений, на-
шими заметками и стопки лент с различных самопишущих
приборов уже поступили в распоряжение учепых для ана-
лиза и изучения.	'
С приятным чувством выполненного трудного дела по-
кидал я Пятигорск, направляясь на учебу в Московский
гидрометеорологический институт. Заявление туда я по-
слал еще по радио с Эльбруса. Когда самолет поднялся с
аэродрома в Минеральных Водах, я неотрывно смотрел на
начинающий окутываться дневными облаками белый ко-
нус Эльбруса. На его склонах где-то в снегах затерялась
хижина, давшая нам приют в течение почти года работы
в трудных условиях высокогорья. «Этот домик, маленький,
уютный, дал приют троим зимовщикам...» — вспоминались
мне стихи Виктора Корзупа, вспоминались и друзья-това-
рищи по зимовке Виктор и Саша, оставшиеся работать на
станции еще на одип год.
Самолет вылетел с небольшим опозданием’ ждали кого-
то из Кисловодска. Оказалось, что это был задержавшийся
по пути на аэродром Н. В. Крыленко — известный госу-
дарственный деятель, один из первых советских альпини-
стов, председатель Общества пролетарского туризма и эк-
83
х скурсий. Н. В. Крыленко в то время был уже опытным го-
ровосходителем, он бывал в горах и до революции, а позже
поднимался на Эльбрус, Казбек, вершины в других горных i
районах страны, руководил экспедициями, штурмовавши-
ми высочайшие горы Памира.
Одежда на мне была альпинистская, рюкзак и ледо-
руб — в качестве багажа, лицо черное от многих дней, про-
веденных под лучами горного солнца. Одним словом, оши-
биться в моей принадлежности к «больным горной болез-
нью» было невозможно. Н. В. Крыленко подсел ко мпе и,
узнав, откуда я возвращаюсь, стал подробно расспраши-
вать о зимовке и о первом зимнем восхождении па вер-
шину Эльбруса. Оп пригласил меня участвовать в ближай-
шей экспедиции на Памир, организацией которой он в это
время занимался. Читая его описания экспедиций, я зави-
довал участникам их и особенно двум «мальцам», как на-
зывал их Н. В. Крыленко: Арию Полякову и Стаху Гапец-
кому — его постоянным и очень молодым попутчикам в
экспедициях. При этом оп сказал, что такие, как я, «гор-
ные зубры» нужны для памирских экспедиций. Можете
представить, что я ощущал, стараясь казаться спокойным,
при таком соблазнительном предложении, да еще от пер-
вого альпиниста страны.
Московский гидрометеорологический институт был пер-
вым высшим учебным заведением в Советском Союзе, со-
зданным для подготовки метеорологов, океанологов и гид-
рологов. Институт по существу зародился еще в Москов-
ском государственном университете и выделился из пего в
1932 г.
Гидрометеорологическая служба в России, ведущая,
как и аналогичные службы других стран, наблюдения и
изучение процессов, протекающих в атмосфере, океанах,
морях, реках и озерах, существовала с 1849 г., когда в Пе-
тербурге была организована Главная физическая обсерва-
тория — теперь Главпая геофизическая. Эта обсерватория
была первым в мире научно-исследовательским метеороло-
гическим учреждением. Основателем и первым руководи-
телем ее был А. И. Воейков.
Единой по всей стране метеослужбы тогда и долго еще
потом не существовало, если не считать нескольких метео-
рологических станций, возникших в различных районах
России в значительной мере случайно. Начало оргапиза-
84
ции такой службы в. России было положено только в пер-,
вые годы Советской власти, когда декретом, подписанным
В. И. Лениным; была организована Метеорологическая
служба РСФСР. Это было 21 июня 1921 г., а в августе
1929 г, возник Гидрометеорологический комитет СССР,
реорганизованный позже в Единую гидрометеорологиче-
скую службу, именуемую теперь Главным управлением,
гидрометеорологической службы при Совете Министров.
СССР.	. . : .
Первое время метеорологами, океанологами и гидроло-
гами становились энтузиасты этих паук — пришельцы из.
других областей знания. Они много сделали в период ста-
новления науки о Земле в целом, но этого было не-
достаточно при намечавшейся перспективе развития ее.
Потребовалась подготовка метеорологов, мореведов, гео-
физиков.
В организации нового института большую роль сыгра-:
ли энтузиасты молодой науки, в то время уже видные уче-
ные: В. В. Шулейкин, Н. Н. Зубов, Б. П. Орлов, И. Е. Ко-
чип, С. П. Хромов, И. А. Кибель, П. И. Близняк, препода-
вавшие специальные дисциплины, П. Я. Полубаринова-.
Кочина, С. С. Ковпер, преподававшие математику; и друг
гне. На океанологическом факультете, на котором учился!
я, ведущими преподавателями являлись Н. Н. Зубов,
В. В. Шулейкин и Б. П. Орлов. Ближе всех к этой спе-
циальности по образованию стоял Б. 11. Орлов. Он был гео-
графом, но океанография была его «копьком». Вообще же.
оп был ходячей энциклопедией по всем вопросам морской
науки, гидрографии и далеко за пределами их. Кроме того,,
он обладал замечательным даром лектора, и лекции его по.
океанографии мы слушали с величайшим интересом. Впо-
следствии он стал действительным членом Академии педа-
гогических наук СССР.	, .
В. В. Шулейкин по образованию инженер-энергетик,,
оп окончил Московское высшее техническое училище. Поз-
же он работал в Физическом институте АН СССР. Увлек-
шись мореведением, оп со временем развил исследования
по динамике, термине, оптике, акустике и другим разде,-.
лам физики моря, по существу создав новое направление
мореведепия и школу физиков моря. Это нашло признание
как в нашей стране, так и за рубежом. Его объемистый
труд «Физика моря», неоднократно переиздававшийся,
получил высокую оценку — Ленинскую премию. Эта книга
стала основным пособием в учебных заведениях гидроме-
теорологического профиля и настольной книгой всех
мореведов. В дальнейшем Шулейкин стал и первым ди-
ректором Морского гидрофизического института АН СССР
и заведующим кафедрой физики моря на физическом
факультете Московского государственного университета,
был избран академиком АП СССР.
Н. Н. Зубов — в прошлом кадровый военный. Он окон-
чил до революции кадетский корпус и после этого в каче-
стве мичмана участвовал в походе Русской эскадры па вос-
ток в 1904 г. и в Цусимском сражении. В произведении
Новикова-Прибоя «Цусима» молодой мичман Зубов вспо-
минается теплыми словами. Перед самой Октябрьской ре-
волюцией Н. Н. Зубов командовал миноносцем. После Ок-
тября он перешел на научную и педагогическую работу,
продолжив, таким образом, традиции русских военных мо-
ряков, с давпих пор являвшихся инициаторами морских
исследований. Он стал известным исследователем Северно-
го полярного бассейна, много сделал в области изучения
формирования ледового покрова полярных морей, прогно-
за их ледовитоСти. Практическое значение его работы бы-
ло огромно, началось интенсивное освоение Северного мор-
ского пути. Оп был участником многих полярных экспеди-
ций.
Мы, студенты океанологического института, обязаны
В. В. Шулейкину, Н. Н. Зубову и Б. П. Орлову не только
знаниями предмета, по и любовью к своей специальности,
любовью к морю, которую они, будучи сами великими эн-
тузиастами моря и морской пауки, привили нам.
Среди педагогов океанологического факультета был
один очень еще молодой океанолог А. Д. Добровольский.
Он был в составе первого выпуска МГМИ по морской спе-
циальности. Его недюжинные способности исследователя
и талант экспедиционера позволили ему уже вскоре после
окончания учебы стать воспитателем пового поколения мо-
реведов. Сейчас профессор А. Д. Добровольский, чей педа-
гогический стаж уже исчисляется более чем тремя десят-
ками лет, руководит кафедрой океанологии, возникшей па
географическом факультете МГУ.
Одним из основоположников отечественной морской
пауки в России был профессор 10. М. Шокальский. Его
фундаментальный труд «Океанография» вышел в свет в
1917 г. Оп явился книгой, по которой училось пе одно по-
коление мореведов в нашей стране. Много сделали для
развития морской пауки И. М. Книпович, К, М. Дерюгин,
86
Л. Ф. Рудовиц и другие ученые. По инициативе энтузиа-
стов науки о море декретом 10 марта 1921 rv подписанным
В. И. Лениным, был учрежден при Народном комиссариа-
те просвещения Плавучий морской научный институт —
первое в нашей стране научно-исследовательское учреж-
дение морского профиля. В задачи его входили всесторон-
ние и планомерные исследования северных морей, их ост-
ровов, побережий, имеющих, как писалось в декрете, в на-
стоящее время государственно важное значение. В органи-
зационных работах по созданию института активное уча-
стие приняли II. И. Месяцев, А. В. Алпатьев, Л. А. Зен-
кевич, А. А. Шарыгин и несколько позже С. А. Зернов,
профессор В. К. Солдатов, В. А. Яшнов и Н. Н. Зубов. Пер-
вым директором Института стал профессор Тимирязевской
сельскохозяйственной академии, гидрохимик А. И. Россо-
лимо. Институту был передан новый недостроенный кор-
пус зверобойного деревянного судна водоизмещением
550 тонн, который после специальной достройки превра-
тился в первое советское научно-исследовательское судно
«Персей». Институт имел морскую базу на севере.
В 1929 г. по инициативе В. В. Шулейкина па южном
побережье Крыма недалеко от Симеиза в поселке Кациве-
ли была создана Черноморская гидрофизическая станция
Физического института АН СССР. Если первое научно-ис-
следовательское учреждение — ПЛАВМОРПИН — имела
комплексный характер и вело исследование по всем разде-
лам мореведения в северных и полярных морях, второе
научно-исследовательское морское учреждение, или, вер-
нее, пока зародыш такового — Черноморская гидрофизи-
ческая станция — основное внимание должно было уде-
лять изучению физических процессов, протекающих в
морях и океанах. В это время в Севастополе уже суще-
ствовала станция, изучающая биологию южных морей.
Со временем в учреждениях Гидрометеорологической
службы не чисто морского профиля, в Гидрографической
службе Военно-Морского Флота, в университетах и науч-
но-исследовательских институтах АН СССР и различных
ведомств также стали возникать отдельные группы уче-
ных, занимающихся вопросами мореведения.
Результаты их упорного и вдохновенного труда доходи-
ли до нас, студентов-океанологов, через лекции наших учи-
телей. Нам все яснее и яснее становились задачи нашей
пауки, взаимосвязь между ее различными направлениями
и общая грандиозная задача по изучению природы мирово-
87
го океана. От перспектив, которые открывались перед на-> >
м.й, кружилась голова. Студенты проходили производствен- .
пую практику на морях, а в институте принимали участие/
в работе научно-исследовательского морского кружка,; ко-
торый явился хорошей школой научной работы для сту-
дентов океанологического факультета.
Примерно такая же обстановка была и на других фа-
культетах института. Преподаватели их были виднейши-
ми специалистами того времени, создателями школ совет-
ски^ метеорологов и гидрологов. Особо следует отметить
Н. Ё. Почина, Е. С. и Д. С. Кузнецовых, И. А. Нибеля,
много сделавших но внедрению точных методов исследова-
иий в метеорологии.
, Метеорология и океанология, физика океана и физика
атмосферы оказались очень сложными науками. И пе слу-
чайно, что в целом ряде новых отраслей знания за более
короткий срок удалось добиться несравненно более зна-
чительных результатов, чем в этих науках. Так, например,
ядерная и атомная физика сделала за какие-нибудь
30—40 лет огромный шаг вперед, обеспечивший человеку
возможность использования внутриядерной энергии; до-
стижения астрофизики, механики и инженерной ракетной
техники сделали реальными полеты человека в космос,
а метеорология, имеющая более продолжительную исто-
рию, пе может еще решить достаточно надежно основного :
и практически очень важного вопроса — краткосрочного
прогноза погоды. Еще хуже обстоит дело с точным про-
гнозом погоды на длительные сроки и прогнозом естест-
венных изменений климата. И это отнюдь не потому, что
нерадивы ученые-метеорологи, пет: очень сложной оказа-
лась физика процессов, протекающих в атмосфере й
океапе; очень неустойчивы эти процессы в силу большой
подвижности сред, что вносит много случайного в их разви-
тие. Сказываются при этом и огромные масштабы изучае-
мых объектов, в одном из которых — атмосфере мы живем
и до последнего времени могли наблюдать и изучать ее
только изнутри, не могли увидеть со стороны в целом, а й
другой — океан пе можем до настоящего времени доста-
точно глубоко проникнуть для непосредственного изуче-
ния. Если плохо пока обстоит дело с прогнозами метеороло-
гических характеристик, то еще менее надежными являют-
ся прогнозы океанологических характеристик: температуры
воды, течений, волнения, солености, ледовитости, так
важных для целого ряда отраслей народного хозяйства. Но,
88
ТТ- '	'	'
%.
ft
конечно, нельзя сказать, что в этой области нет никаких'
достижений. Современные краткосрочные прогнозы, на-
пример, стали несравненно совершеннее прежних.
Трудности с прогнозами приводили к предположениям,
что, возможно, мы прежде научимся управлять погодой,
чем предсказывать ее. Здесь была доля истины, но, конеч-
но, это могло относиться лишь к процессам самого малого
масштаба. Действительно, вряд ли стоит пытаться осуще-
ствить какое-нибудь крупное мероприятие или техниче-
ское сооружение с целью изменения климата какого-либо1
района, не зная заранее, к каким результатам это приве-
дет. А для того чтобы это знать, нужен прогноз, необ-
ходимо знание законов, по которым будет формироваться
новый климат в результате вмешательства в естественный
ход.
Сложность проблем метеорологии и океанологии усу-
1убляется и тем, что основные крупномасштабные процес-
сы в океане и атмосфере возникают и формируются в ре-
зультате их теплового и динамического взаимодействия.
Изучение режима же мирового океана оказалось очень
сложным и потому, что очень сложной является и берего-
вая черта, расчленяющая поверхность планеты на матери-
ки и океаны, и рельеф дна Мирового океана, о котором мы
и в настоящее время многого не знаем. Проникнуть в глу-
бины океана, па его дно, находящееся порой более чем на
10 километров ниже его уровня, оказалось из-за огромного;
давления труднее, чем в верхние слои атмосферы и даже в
космос.
Так постепенно с самого начала нашей учебы в инсти-
туте знакомились мы с проблемами науки, которой реши-
ли посвятить себя, знакомились с огромными трудностями
решения их, с широкими планами развития этих исследо-
ваний в пашей стране. Трудности не обескураживали нас,
так как на наших глазах многое, казавшееся фантастиче-
ским, становилось былью.
Мпого раз перечитанные описания многочисленных по-
лярных экспедиций, походы и плавания Р. Амундсена и
Ф. Нансена и даже события экспедиции Нобиле, хотя уже
и происходившей в «наше время», все же звучали для ме-
ня, как-то издалека. Но по-иному уже воспринимались со-
бытия, связанные с изучением и освоением Северного мор-
ского пути советскими учеными и моряками. Плавания
советских экспедиционных кораблей в высоких северных
широтах, сквозной проход «Сибирякова» за одип летний
89
сезоп из Архангельска в Тихий океап, героическая Челю-
скинская эпонея, зимовки вдоль трассы Северного морско-
го пути на материке и островах и, наконец, высадка дрей-
фующей станции на Северном полюсе и дрейф героической
четверки к берегам Гренландии — все ото было уже более
близким, реальным, более ощутимым. Мы встречались с
участниками этих экспедиций. Мы видели в этих делах
возможность применения наших знаний, приобретаемых
в институте. Давние мечты вскоре должны были превра-
титься в реальность, и от таких перспектив захватывало
дыхание. Мы с нетерпением ждали начала учебной прак-
тики, когда должны были выйти в море.
Первая практика проводилась в Феодосии на базе Гид-
рометеорологического техникума. В паше распоряжение
был дан небольшой рыболовецкий бот, приспособленный
для простейших океанологических исследований: измере-
ния температуры воды па различных глубинах, взятия
проб морской воды с помощью батометра Нансена для ана-
лйза на соленость, измерения скорости и направления те-
чения прибором, именуемым «вертушка Экмапа», измере-
ния глубины. Бот был небольшой, плавание его ограничи-
валось 20 милями от берега. Сотрудники Феодосийской
морской обсерватории проводили на нем систематические
наблюдения за режимом температуры и других характери-
стик по какому-нибудь интересному для изучения при-
брежного района моря направлению, обычно перпендику-
лярному береговой черте. Это было лишь первое знакомст-
во с морем. Его туманные дали, другие материки и страны,
острова оставались для пас еще мечтой, по уже реальной:
мы как бы видели их за сливающимся с небом горизонтом.
Поняли мы на практике, что море мало любить. Надо при-
способиться к специфическим условиям морской жизни.
Море бывает не только красивым и кротким, но и сварли-
вым, Суровым, трудным, грозным. В первые выходы в мо-
ре, как только начинало штормить, большая часть из нас
ложилась пластом па палубу, отдавая дапь богу моря Неп-
туну, испытывавшему нас морской болезпью. Но постепен-
но начали «прикачиваться», стали работоспособными при
любом волнении, но некоторые так и не поднимались с
палубы. Их были единицы, по им серьезно предстояло по-
думать о будущем и, может быть, следовало избрать друг
гие специальности. Были и такие счастливчики, на кото-
рых качка совсем не действовала, и они с удовольствием
использовали свои преимущества во время обеда в море,
90
утоляя свой непомерный в таких случаях аппетит за счет
поверженных морской болезнью.
В свободное время мы знакомились с приморским го-
родом Феодосией, который в давние времена назывался
Кафа. Следы тех времен сохранились здесь в виде своеоб-
разных памятников архитектуры — генуэзских башен.
Особый морской колорит придавало городу кафе рыбаков,
куда приходили труженики моря, как в рассказе Паустов-
ского собирались турецкие рыбаки обсудить перспективы
предстоящей путины, посоветоваться о погоде по одним
им ведомым признакам, возможно и таким:
Если чайка села в воду —
Жди хорошую погоду.
Ходит чайка по песку —
Моряку сулит тоску.
В это кафе в день получки приходили бригады порто-
вых грузчиков, среди которых было несколько еврейских
бригад. Это пе были бесшабашные гулянки, люди отдыха-
ли от трудной работы, обсуждали дела, выпивали по круж-
ке добротного пива, закусывая его вареными креветками
или ароматными чебуреками. Интересно было сидеть где-
нибудь в отдаленном уголке и наблюдать за этими загоре-
лыми людьми с фигурами атлетов, слушать их своеобраз-
ные песни, наблюдать, как подпоясанные традиционным
куском рыбацкой сети вместо ремня танцевали они танец
«джигу», засунув под жилетку большие пальцы обеих рук.
Танцевали под скрипку, которой порой аккомпанировала
гармонь.
Вторая практика проходила уже с учетом более узкой
специализации. Меня интересовали крупномасштабные
и, как теперь стали говорить, глобальные для всей планеты
задачи, такие, например, как общая циркуляция вод от-
дельных морей и океанов, общая циркуляция атмосферы,
или муссонная циркуляция, рожденная тепловыми кон-
трастами поверхности моря и материка в различные сезо-
ны года. Чем крупнее масштаб явления в океане или ат-
мосфере, тем сложнее его точное количественное изучение,
необходимое для построения достаточно строгой теории.
Но именно такой подход к решению задач привлекал меня.
Я избрал для специализации физику моря, изучающую
процессы, протекающие в морях и океанах, с использова-
нием современных достижений физики, с применением
достаточно сложного математического аппарата. Такое ис-
91
следование крупномасштабных процессов в атмосфере и
океане в то время только еще начиналось. Избрав физику
'моря как специальность, я должен был и практику пре-
ходить частично в морской лаборатории, начинавшей
формироваться в то время в стенах института и в Крыму,
недалеко от Симеиза на Черноморской гидрофизической
станции. Эта станция сыграла огромную роль в формиро-
вании школы советских физиков моря.
Помню свой первый приезд на Черноморскую гидро-
физическую станцию. Я со своим другом и однокашником
Володей Дыбчепко приехал поздно вечером в Симеиз для
следования в поселок Кацивели, где находилась станция.
Искать ночлега в Симеизе в такое позднее время пе имело
смысла, и мы, расспросив о дороге, отправились в Каци-
велп пешком уже ночью.
Студенческий багаж наш был не велик — у одного порт-
фельчик, у другого чемоданчик, и мы зашагали сначала по
дороге, обходя подножие горы Кошка, скалистые склоны
которой обрывались в сторону моря, а потом по галечному
Пляжу Лименской бухты. Кончился пляж, и мы подошли
к прибрежным скалам мыса Кекепииз. Среди деревьев па
склоне виднелись строения станции, но была глубокая
ночь, на станции ни единого огонька, и мы решили остать-
ся на берегу до утра. Ночь была теплая, море тихое, не-
большие волны тихо шипели, накатываясь лижущими язы-
ками на галечный пляж. Разровняли некрупные камни й с
удовольствием улеглись на не совсем еще остывшее от днев-
ного зпоя импровизированное ложе, подложив под головы
портфель и чемодан. Над нами раскинулся безбрежный
звездный океан, рядом тихо дышало море, дух захватывало
от счастья существования, и мы сладко заснули.
Проснулись от негромких, но твердых и настойчивых
вопросов: «Кто такие?» Перед нами стояла группа красно-
флотцев с винтовками — пограничный патруль... Докумен-
ты были в порядке. Молодые ребята-краспофлотцы с неко-
торой долей превосходства, стараясь быть солидными,
объяснили нам, в чем заключалось паше нарушение по-
граничного режима. Пока шли разговоры, совсем рассве-
ло, мы умылись соленой морской водой и направились к
станции.
Было еще совсем рано, а Василий Владимирович Шу-
лейкин — директор станции — оказался ужо у себя в каби-
нете с круглым, в виде корабельного иллюминатора, ок-
ном, обращенным к морю.
92
После короткого разговора мы уже ходили с ним по ла-
бораториям станции. Наконец, мы пришли в «щитовую».
Здесь в большом помещении находился щит, напоминаю-
щий щит электростанции. Это, наверное, пришло сюда от
первой инженерной специальности Василия Владимиро-
вича. На щите много удивительных приборов: они похожи
на обычные электрические приборы, но регистрируют раз-
личные характеристики режима моря, атмосферы над
ним и солнечной радиации. Сюда стекалась вся информа-
ция от многочисленных «датчиков», расставленных и в мо-
ре, и в воздухе. Это был удивительный храм морской нау-
ки. Мы как бы заглядывали в глубь раскинувшегося до го-
ризонта моря, ощущали его дыхание, биение пульса этой
синей бесконечности.
На станции студенты должны были в первую очередь
поработать во всех лабораториях, а затем, выбрав тему
диплома, работать над ней в составе соответствующей на-
учной группы. Жизнь на станции шла чудеснейшим обра-
зом: утром, если подняться в 5—6 часов,, то до работы
можно было сделать уйму интересных и приятных дел:
искупаться в море, побродить по склонам, поросшим мел-
кими дубками, выпугивая из кустов горлиц, зайцев и мно-
гочисленных перепелов; половить рыбу на надувной лод-
ке-«пузыре», «заякорив» ее недалеко от берега. Учителем
моим и попутчиком в этих делах был Захар Фадеевич
Олейпичепко, потомственный моряк и прирожденный ры-
бак. На рыбацких ботах он еще промышлял белугу в Чер-
ном море, служил на флоте, стал отличнейшим механиком.
Отец его коренной севастополец, участник Цусимского
сражения, несмотря на преклонный возраст, работал на
станции в должности рыбака; в обязанности его входил
отлов различных рыб и доставка дельфинов для исследова-
ний по биофизике. Оп очень гордился своими нестандарт-
ными обязанностями рыбака по отлову, как он говорил,
«научной рыбы». Жил он в небольшом домике у самого
моря, заполненном всякими рыболовецкими снастями и
пропахшем смолой и рыбой.
Мы любили сидеть у него вечерком после работы. Оя
рассказывал нам всякие интереснейшие истории из своей
жизни и угощал пас искусно приготовленной им ухой, ма-
ринованной и печеной рыбой самых разнообразных пород,
в том числе и «научной», которая поступала к нему после
экспериментов.
Чтобы не канителиться с яликом, мы с Захаром Фаде-
93
евичем ловили рыбу па падувпой лодке. Когда я.в услов-
ленный час подходил рано утром к зданию станции, то
слышал мерные «вздохи» мехов, которыми он надувал
наш «корабль». Вот мы уже качаемся на пологих в безвет-
рие волнах. Вот-вот взойдет солнце. «Бунация»,— удовлет-
воренно говорит Захар Фадеевич, употребляя термин не то
1реческого, не то турецкого происхождения и долженст-
вующий определить штиль и спокойствие моря. Значит, и
рыба будет ловиться хорошо, и можно не опасаться, что
сорвет волной и ветром с каменного якоря.
Якорь брошен, и уже летит наша рыбацкая снасть в
воду. Иной раз не успеет наживка дойти до дна, а рука
уже чувствует, как кто-то теребит лесу или решительно
начинает увлекать ее в глубину. Подсекай и тащи, тащи
скорей, чтобы не сорвалась добыча! И чего, только не вы-
таскиваешь из этой лазурной поутру глубины: то страш-
ный с огромной пастью ерш, то изящная ставрида, то рез-
вый окунь-смарида, то круглый как тарелка морской ка-
рась-ласкирь, то невероятно красивой раскраски, но со-
вершенно безвкусная, зеленуха. С волнением тащишь
сильного и красивого каменного окуня-горбыля, а иной
раз приценится донная с ядовитым шипом на спине рыба,
и не знаешь потом, как от нее избавиться. Бывало и так,
схватит в невидимой глубине твой крючок с наживкой, и
не знаешь, что делать — тащить добычу вверх или бросать
лесу: так сильно ее натянуло, что она вот-вот оборвется,
а бросать не хочется. Утомив рыбину, начинаешь осторож-
но поднимать ее, и вот па поверхности появляется кат-
ран — черноморская акула, достигающая порой полутора
метров в длину. Эту уже без специального крюка «ганджи»
в лодку и не втащишь. Рыба эта, вообще говоря,
несъедобная, но хороший спортивный трофей — все-таки
акула!
С 8 часов начинался рабочий день, незаметно проходив-
ший среди увлекательной работы. После работы опять мо-
ре, а потом все жители поселка собирались в помещении
клуба на лекции, самодеятельный концерт или просто по-
слушать музыку.
Спасаясь от летней жары, пе спадавшей порой и в ноч-
ное время, молодежь всей компанией ночевала на плоской
крыше здания стапции, являвшейся и наблюдательной
площадкой, где размещались различные метеорологиче-
ские приборы. Здесь ночной бриз позволял избавиться р.т
назойливых москитов. Эти ночи со звездным шатром над
94
головой, тихим рокотом прибоя и звонкими трелями ци-
кад — незабываемы.
Всякого рода приключения преследовали меня с малых
лет. Давно-давно, лет двенадцати, живя летом в деревне
под Москвой, я любил встречать «хозяйских» коров, воз-
вращающихся со стадом, куском хлеба. Чем-то не угодив
одной, я оказался у нее на рогах.
Как-то в Кацивели мы вечером сидели на круглой ве-
ранде и слушали доклад. Яркая луна освещала пол и бе-
лые колонны веранды. Вдруг на полу появилось что-то
черное и помчалось от одного сидящего к другому, вызы-
вая испуганные возгласы. Все были в белом, мои же брюки
были черные... Это «что-то» я зажал руками около колена,
потом ощутил мягкое волосатое и бросил его озйиь, так
как острые зубы пронзили мне палец... Зверек исчез... Что
делать, чем лечить? До больницы далеко. Решили прижечь
раскаленным железом, но потом сжалились и помазали
йодом.
Три дня, оказывается, потом друзья следили за мной:
ждали, пе откажусь ли я утром идти купаться. Если так —
водобоязнь! Тогда вязать и в больницу.
А тут новые приключения, после которых меня стали
звать «сколопендроотводом». И действительно, уж если я
был в компании, то все, кроме меня, могли пе опасаться
этого ядовитого насекомого. Один раз я вынул сколопендру
вместе с платком из кармана, другой раз сел па нее, вовре-
мя погубив врага. В третий раз произошла иная история.
Мы спали компанией человек в шесть па крыше станции.
Проснулся я от грохота, вскочил и увидел сидящего ря-
дом со мной Володю Дыбченко с полуботинком в руках,
которым оп только что расплющил около самого моего уха
крупную сколопендру. Оказывается, он, случайно повер-
нувшись в мою сторону, увидел, как насекомое, освещен-
ное яркой луной, бежало по направлению к моей подушке.
Но этим дело не кончилось: одна из них все же добралась
до меня. Под выходной день я спал в саду на земле под
большим камнем. Я очень рано утром хотел подняться по
интересному скальному маршруту на вершину горы Кош-
ка со стороны моря и не хотел будить своих товарищей.
Ночь была лунная и тихая. Спал я в «спальном мешке»,
представлявшем собой сложенное пополам и сшитое с
двух сторон байковое одеяло. Сшито оно было кое-как, не
сплошь, а с просветами, так как рассчитано было не на хо-
лодные ночевки в горах. На этот раз я проснулся от острой
95
боли в мизинце левой ноги. При осмотре ноги крови не;
оказалось. Явно, что это был результат укуса, по кто укуг
сил? Если сколопендра, то ничего не поделаешь, надо тер-!
петь, а если это змея, то надо принимать какие-то меры, а
какие? Медицинского пункта в поселке нет. Решил исхо-
дить из худшего варианта — укусила змея. Тогда надо на-
ложить жгут, чтобы ослабить кровообращение в укушен-
ной ноге и выдавить кровь. Однако сколько я не давил
палец — кровь не появлялась. Боль усиливалась, она полз-
ла вверх по ноге, охватывала все тело, отчего по ноге «му-
рашки», и как бы начало знобить. Жгут сделал из двух
носков, затянул его с помощью палки. Боль стала зати-
хать, и я заснул. Проснулся, когда солнце только начало
подниматься из-за горизонта. Боли не было, но посипев-
шая от жгута нога лежала «как колода». Могла случиться
беда, по все обошлось благополучно. Значит, все-таки
меня укусила сколопендра.
Наступило время выбирать тему диплома. Руководите-
лем у меня был Василий Владимирович Шулейкип, он ра-
ботал в то время над проблемой «Физические корни кли-
мата и погоды». В ней исследовалось влияние океанов и
морей на тепловой режим атмосферы, на особенности кли-
мата и погоды. Одним из фрагментов этой проблемы была
теория муссонов, определение количества тепла, переноси-
мого в процессе муссонной циркуляции с моря на мате-
рик.
Это направление исследований очень заинтересовало
меня, так как было и достаточно точным и одновременно
касалось процессов крупного, общеземного масштаба. Я
считал и считаю, что геофизик, какую бы оболочку Земли
он не изучал: жидкую — мировой океан, газообразную —
атмосферу или твердую часть Земли — земную кору или
ее внутренние области, обязан, если он даже и не зани-
мается непосредственно исследованиями крупномасштаб-
ных процессов, в них происходящих, всегда помнить о них,
иметь о них четкое представлепие. Не понимая того, что в
конце концов решение мелкомасштабных геофизических
задач должно служить решению глобальных геофизиче-
ских проблем, геофизик постепенно может превратиться
просто в физика. Это, конечно, не смертный грех, но гео-
физика как наука от этого страдает.
Влияпие муссопной циркуляции па температуру возду-
ха над материками можно определить теоретически рас-
четным путем. Надо для этого знать, какое количество теп-
96
ла переносится с моря па материк и особенно в осенне-
зимнее время. Это и явилось темой моей дипломной рабо-
ты. Зная общие закономерности циркуляции муссонного
типа, распределение скорости ветра и температуры возду-
ха в атмосфере над береговой чертой, общее количество
переносимого тепла можно было оценить и по наблюдени-
ям за величиной потока тепла у поверхности Земли. Для
этого надо было непрерывно регистрировать величину
перпендикулярной к береговой черте составляющей пото-
ка воздуха и его температуру. В холодную часть года хо-
лодный, как более тяжелый, воздух устремляется с мате-
рика в море, в то время как па высоте от одного до двух
километров на материк движется теплый морской воздух.
Это и обуславливает перенос тепла. Одной из частей
моего диплома была разработана конструкция прибора,
который должен был регистрировать потоки тепла в ат-
мосфере.
Этот прибор был сконструирован, построен и испытап.
Позже два таких прибора, усложненные и усовершенство-
ванные, превратившиеся одновременно и в автоматические
метеорологические станции механического действия, были
установлены мною один па Кольском полуострове на ме-
теорологической стапции недалеко от прибрежного посел-
ка Териберка, другой — на метеорологической обсервато-
рии острова Диксон в Карском море. Часовой механизм
станции периодически подзаводился действием ветра. Ме-
ханизм был грубоват, но так надежнее в условиях суровой
погоды,— думал я, вспоминая наши выносливые эльбрус-
ские «ходики». Приборы проработали там до начала Вели-
кой Отечественной войны и погибли в период военных
действий.
После защиты основное содержание моей дипломной
работы было опубликовано в журнале «Известия АН
СССР».
В институте мы проходили общую строевую и специ-
альную военно-морскую подготовку. Всей подготовкой и,
в частности, первым этапом ее в институте руководил уже
не молодой, в прошлом офицер царской армии, активный
участник обороны севера нашей страны в период интер-
венции, генерал-лейтенант Самойло. Это был высокообра-
зованный и многоопытный боевой командир. Лекции его
по различным вопросам военного дела и рассказы о круп-
ных военных операциях прошлого и нашего времени были
чрезвычайно интересны.
4 A. M. Гусев	97
Итоги военной подготовки в течение учебного года за-
креплялись на практике летом в лагерях. И в этом деле
было два этапа. Вначале мы служили в составе 1-й Проле-
тарской дивизии Московского военного округа. Жизнь в
походных палатках, строевая и физическая подготовка,
изучение наставлений для боевых действий, практика,
стрельбы, походы с «полной выкладкой», стремительные
«броски» пехоты, учения, ночные учебные тревоги. Летний
военный лагерь был отличной военной школой. Было не
легко порой, но как говорится: трудно в учении...
Вторая часть военной практики проводилась в составе
Черноморского военного флота, в его Учебном отряде или,
иначе, в полуэкипаже, заканчивавшаяся плаванием на гид-
рографическом судне в качестве курсантов.
Жили мы в морской казарме полуэкипажа на Кора-
бельной стороне Севастополя.
Каждое утро чуть свет просыпались от зычного и в то
же время дружеского и доброго голоса нашего учебного
«дядьки», строевого морского командира с совсем неподхо-
дящей фамилией — Солдат. После завтрака — на берег
бухты, на шлюпочные занятия. Обладая огромной силой,
крупного роста Солдат требовал, чтобы и мы при гребле
вкладывали в весла все силы. Занятия были трудные, но
приятные, тут уж и в прямом и переносном смысле пахло
морем. А как приятно было слышать после команды: «Вес-
ла под рангоут»,— следующую обычно за ней другую:
«Купаться». И плавать, с удовольствием ощущать, как
приятно ласкает вода раскаленные о весла натруженные ла-
дони. А уж если после этого случалось так, что ветерок
бежал над морем, то наступало совсем замечательное вре-
мя. По команде мы ставили мачту, па ней поднимали шлю-
почное «разрезное» парусное вооружение с гротом и стак-
селем на одном гафеле, без . гика и. скользили по
слегка взволнованной поверхности бухты, расположив-
шись, чтобы пе мешать управлению парусами прямо па
еланях на дне шлюпки, и так возвращались на пристань
Учебного отряда. Петь на шлюпке не полагалось, а вот
когда мы после обеда и отдыха направлялись строем по го-
роду па лекции в Гидрографическое управление, тут не
только можно, но и должно было петь. «Запевай»,— коман-
довал Солдат, и Захаров, самый высокий из нас, барито-
ном затягивал что-пибудь «морское», а мы бодро подхва-
тывали и слегка покачивающейся походкой, которую впол-
не одобрял наш «дядька», шли вверх по улице к центру
98
города, с бескозырками слегка по форме набекрень н не
совсем по форме длинными лентами по ветру.
Лекции, признаться, в севастопольскую летнюю жару,
да еще после хорошей работы на веслах, слушать было
трудно. Форма была хотя и летняя, но в тельняшке все же
жарко. Но мы узнали, как можно внешне сохранить поло-
женную по уставу форму и избавиться от тельняшки. Для
этого отрезали от нижней части тельняшки кусок, именуе-
мый «гюйсом», и вшивали его в ворот летней белой гим-
настерки с синим полосатым воротником. И по форме, и
не жарко. Краснофлотская находчивость. Узнали, как
сделать, чтобы брюки были всегда наглаженными. Оказы-
вается, каждый краснофлотец имеет под матрацем два
вырезанных по брюкам куска фаперы, которые н встав-
ляются на ночь в брюки. А вырезаны эти куски так, чтобы
получался клеш, но, избави бог, слишком большой, а то
рискуешь, встретившись с патрулем, быть отправленным в
казарму или на корабль.
Читали здесь нам опытные командиры — специалисты
гидрографы. Читались лекции о тактике морского боя,
применении различных видов морского оружия, для эффек-
тивного использования которого так важпо знать режим
океана и атмосферы над ним, то есть именно то, что явля-
лось предметом пашей гражданской специальности. Пер-
вая часть военной практики кончилась. И вот мы на «Гид-
рографе» — флагманском, самом крупном гидрографиче-
ском судне Военно-Морского Флота Черного моря.
Корабль водоизмещением около 750 тонн — настоящий
хороший морской корабль, с острым крейсерским носом и
отклоненными слегка назад мачтами, что придает ему вид
быстроходного судна. Окрашен в цвет боевых кораблей,
команда вся военная — одним словом, пусть ие боевой, по
настоящий военный корабль, и нам предстоит плавать па
нем без захода в Севастополь целый месяц.
Началось наше первое настоящее плавание, первая на-
стоящая морская практика.
Первый день плавания запоминается на всю жизнь.
Корабль, мерно покачиваясь, шел в точку, где должен был
начать работы. Мерно стучала машина, как бы подчерки-
вая строго размеренный распорядок корабельной жизни.
Утренняя уборка судна, окатывание палубы водой из
шлангов, судовые работы, занятия, плотный морской зав-
трак, ранний, в 12 часов обед, чай в семнадцать часов и
ужин — и все это в строжайше соблюдаемые сроки.
4*	99
На первых занятиях по изучению судового магнитного
компаса нас удивило распоряжение проводившего их ка-
питана корабля. Он приказал снять и отложить в сторону
бескозырки. Но все скоро разъяснилось: капитан сразу же
по виду наших модно распяленных чехлов бескозырок
определил, какое большое количество железа и стали таит-
ся в них, и обеспокоился за поведение и судьбу магнитной
стрелки.
Шли дни, корабль курсом на юго-юго-восток прибли-
жался к Кавказскому побережью. Погода стояла отличная,
ясная. Ночи были совсем тихие, а днем поднимавшийся
свежий ветер разводил по морю небольшую волну, мерпо
покачивавшую «Гидрограф», Мы проходили практику ко-
раблевождения и несли вахты в качестве помощников вах-
тенного штурмана: прокладывали па учебной карте курс,
вели определение места корабля по счислению,, используя
для этого отсчеты по компасу и лагу, вели астрономические
определения места корабля. Эти занятия меня особенно
привлекали: «поймаешь» в секстан по очереди две звезды
или два раза в разное время солнце, «приведешь» их к го-
ризонту и тем самым определишь высоту светил в угловом
измерении с одновременной отметкой времени по хроно-
метру, «берегущему» Гринвичское время, время нулевого
меридиана и путем расчетов находишь свое место на по-
верхности планеты. Интересное и даже волнующее внача-
ле занятие, и я «ловил» звезды и солнце и в урочное и в
неурочное время, мечтая усовершенствовать сферапт —
один из приборов, созданный еще очень давно для опреде-
лений на море места корабля.
Однажды я стоял на почпой вахте, когда мы подходили
к берегу. На рассвете открылся прямо по носу мыс Пи-
цунда. Скоро его осветило солнце. Песчаный низкий мыс
далеко выступает в море. На берегу стена стройного сосно-
вого леса, единственного в своем роде на Черноморском
побережье. На песчаном мысу изящный маяк й несколько
соревнующихся с ним по высоте сосен с кронами как у
пальм — в самой вершине ствола. Море, песчаный берег
и теплое утро субтропиков. От этого сосны казались
пальмами. Вся картина представлялась как берёг неведо-
мой тропической страны.
Мыс Пицунда, открывшийся мне в туманной дымке на
рассвете, врезался в память на всю жизнь, и теперь, когда
бы я ни проходил морем мимо него, я выхожу на палубу
для встречи с мысом, который был как бы предвестником
100
моих многочисленных встреч с другими мысами и маяка-
ми чужих берегов. А далеко от Родины, когда с моря
я вижу маяки других стран на суровых скалах или среди
пальм, всегда вспоминаю тот далекий родной мыс.
Начались промерные работы. «Гидрограф», двигаясь
галсами, перпендикулярными к берегу, часто останавли-
ваясь для измерения лотом глубины, методически покры-
вал прибрежную полосу густой сеткой промеров, уточняя
рельеф дна в этом районе. Погода благоприятствовала
проведению работ: было ясно и тихо, хорошая видимость
позволяла точно определять место корабля по береговым
знакам, что так важно при промерных работах. Не меша-
ло и волнение, так как достаточно большой «Гидрограф»
не реагировал на волну, рожденную не сильным дневным
бризом. Ночью, когда мы подходили поближе к берегу,
чтобы стать на якорь, сменивший направление бриз до-
носил до нас запахи субтропического леса, и мы подолгу
не уходили с палубы, с удовольствием вдыхая как бы
сгустившийся ароматный воздух, всматривались в огоньки
на берегу, ярко светившие нам из темноты непроглядной
южной ночи. На берег нам предстояло попасть только
после завершения программы промерных работ.
Наконец «Гидрограф» лег курсом на порт Сухуми.
Это было почти спустя месяц после выхода из Севасто-
поля. Волнение охватило нас, курсантов, когда судно
коснулось бортом стенки далеко выдающегося в море
пирса. А до чего приятно было ходить по твердой земле.
Правда, казалось, что и она будто бы покачивается на
палубе корабля, — ощущение, которое долго испытывает
каждый после длительного плавания.
На обратном пути в Севастополь мы зашли на несколь-
ко дней в Новороссийск. Обширная Цемесская бухта,
лучшая бухта на всем Кавказском побережье Черного
моря, самой природой, казалось, была создана для удобной
стоянки кораблей. Конечная ее часть, где расположился
город и порт, укрыта от всех ветров с моря, а на берегу
за ней поднимается стена хребта Варада, возвышающего-
ся над уровнем моря почти на 500 метров и протянув-
шегося многокилометровой грядой с северо-запада на юго-
восток. Это по существу северо-западная оконечность
Кавказского хребта. В районе Новороссийска хребет
представляет собой правильную непрерывную гряду, а к
северо-востоку от нее и параллельно ей протянулась вторая
гряда, именуемая Свинцовым хребтом, прорезанная в не-
101
скедьких местах сквозными ущельями, ведущими к Кубан-
ской низменности. Склоны хребта. Варада, обращенные к
морю, голые, лить местами растет жесткая трава. Во мно-
гих местах это серо-желтые обломки или плиты мергеля —
ценнейшего.сырья для производства цемента, залежи кото-
рогоздесь ноиетине неисчерпаемы. Неприветлив вид этого
хребта, а рваные облака, выползающие- из-за него, по-
стоянно, даже в ясный день, создают впечатление какой-то
тревоги, насторажива ют. Когда же над хребтом забурлит
сплошной вал облаков, когда, перевалив через хребет к
морю, повиснет, как ее тут называют, «облачная борода»,
от которой космы оторвавшихся облаков начнут спускать-
ся по склонам к берегу, картина становится зловещей. А
внизу, у берега раскинулся живописным амфитеатром по
склонам красивый город- е- устремленными наверх по
склону хребта лучами улиц. И атот контраст усугубляет-
своеобразие картины. Вал облаков над- хребтом —это
предвестник: страшного северо-восточного1 ветра — боры.
Бора — бич этого; участка побережья. Перевалив через
хребет Варада, холодный воздух с огромной силой обру-
шивается на город и порт. Ветер достигает нередко; 50*—
60 метров в секунду. Бора налетает неожиданно, выбрасы-
вая застигнутые врасплох корабли на берег. Бора дует и
летом и зимой,, когда она бывает особенно жестока. 15.0-дней
в году ветер в Новороссийске иревышает 10 метров в се-
кунду. Все это делает лучшую ио конфигурации бухту
Кавказского побережья очень сложной для стоянки флота,
очень трудной эксплуатацию крупного’ порта, в1 давних пор
возникшего здесь. В последующем мне довелось долгое
время заниматься исследованием этого грозного явления
природы, много раз побывать в этих местах.
Испытали и мы бору, совсем недолго находясь в Ново-
российском порту. Мы стояли у угольной пристани и при-
нимали тонливо на борт. Ветер налетел неожиданно, и
день потускнел от поднятой тучи угольной пыли. Ветер
был и не очень силен — 10—15 метров в еедунду, но по-
грузку пришлось прекратить, так как ковши раскачива-
лись на. тросах и значительная часть угля не попадала
в трюмы. Корабль закрепили дополнительными шварто-
выми. Ветер бесчинствовал сутки. Все па корабле было
пропитано угольной пылью, на палубе в затишьях ско-
пились кучи ее. Но это были, как говорят, «цветочки»,
«ягодки» я почувствовал позже.
Мне захотелось испытать на себе всю силу «норд-
102
вега», как еще называют здесь бору, исследовать ее физи-
ческую природу и причины с тем, чтобы внести и свою
ленту в изучение этого грозного явления, изучения, на-
чавшегося с давних пор с целью уметь предсказывать его,
а может быть, со временем и принять меры для его -
ослабления, чтобы уменьшить те беды, которые приносит
бора городу и порту Новороссийск.
Очень многое дала нам эта морская практика: мы
приобрели опыт плавания и ведения научно-исследова-
тельских работ в море, освоили морскую дисциплину и
порядок, получили навыки работы по своей военно-мор-
ской специальности, непосредственно убедились, как
много неизвестного и очень интересного таит в себе море,
«ознакомились с явлениями природы, пором еще непо-
нятными, от которых существенно зависит работа флота.
Бора, «тягун», ветер «калач», штормы в районе Бату-
ми — это примеры таких явлений, которые могли впо-
следствии стать темами наших исследований. Феодосий-
ский «тягун» — непонятное еще во многом явление,
когда вода в «ковше» порта начинает медленно и ритмич-
но менять высоту уровня и настолько, что огромные
корабли как бы виснут на швартовых, рвут своей тя-
жестью стальные тросы или выворачивают причальные
тумбы из каменных пирсов. Это явление, вероятно, свя-
занное с резонансом колебаний всего объема воды в «ков-
ше» порта, возникающих в результате колебаний уровня,
приходящих в него е моря. Опо доставляет много не-
приятностей морякам, но пока еще не ясны до конца его
причины и способы борьбы с ипм.
Стремительный «калач», неожиданно вырывающийся
в море из долины реки Рионп,— бпч для мелкого рыбац-
кого флота и для всякого рода катеров и шлюпок, пла-
вающих в прибрежных водах. Его начало пока трудно
предсказать, и, неожиданно налетев, он уносит маломощ-
ные суденышки в открытое море.
Столь же неожиданно налетают на Батуми в зимнее
время штормы от юго-запада. Порт слабо прикрыт от этих
ветров, и согласно указаниям лоции корабли в таких
случаях должны уходить в открытое море, где они ока-
зываются в менее опасном положении. Но, чтобы сделать
это своевременно, опять-такп надо своевременно предска-
зать начало шторма, однако способа для этого пока на-
дежною нет. Так открывались перед памп проблемы
различных морских и метеорологических исследований.
103
'1
А «ГиДрограф» наш шел уже домой, в Севастополь.
Это плавание’ нам не забыть... Там проходила наша
юность в бескозырках с ленточками и полосатых тель-
няшках. Тогда мы по-настоящему полюбили море.
На старших курсах мы слушали лекции о морских
баталиях прошлого, изучали стратегию и тактику мор-
ского боя, слушали лекции по прямой нашей специаль-
ности — гидрографии.
Наиболее близкими моими друзьями по институту бы-
ли студенты Михаил Сомов и Иван Овчинников, посту-
пившие на год раньше меня. Я перешел на их курс
с младшего, воспользовавшись моментом, когда для
перехода надо было сдать минимальное количество экза-
менов, чему способствовали мои знания по физике и не-
которым другим предметам, приобретенные еще в техни-
куме. Я стремился «перепрыгнуть» через курс, так как
мне нетерпелось приступить скорее к работе по специаль-
ности, которую я так неожиданно нашел и которая так
нравилась мне.
Однако направления в работе мы собе выбрали раз-
ные. Сомов примыкал к школе Н. Н. Зубова, для работ
которого были характерны исследования крупномасштаб-
ных процессов в океане, исследования ледового режима
Северного полярного бассейна. Овчинникова интересова-
ли исследования ледовитости полярных морей, проводимые
В. 10. Визе в Арктическом научно-исследовательском ин-
ституте, в которых особое внимание уделялось влиянию
на ледовптость общей циркуляции атмосферы в этих Шп-
ротах. Мепя, как я уже писал, привлекали исследования
гидрофизического характера, развиваемые в то время
школой В. В. Шулейкина, но в их разделе, относящемся
к крупномасштабным процессам взаимодействия океана
с атмосферой.
Как это часто бывает, между этими тремя крупней-
шими представителями различных направлений мореве-
деиия шла непрерывная полемика по целому ряду вопро-
сов, принимавшая порой весьма острый характер. При
этом иногда п в нас летели щепки. Вот мы и решили,
чтобы сглаживать разногласия, неизбежно накапливаю-
щиеся в научных спорах на симпозиумах и семинарах,
собираться па свои особые «симиозпумы», чтобы там вос-
станавливать и крепить поистине братскую дружбу, сло-
жившуюся между нами. На этих «симпозиумах» запреща-
лось продолжать научные споры, но мечтать о будущей
104
работе, о будущих плаваниях и путешествиях не воз-
бранялось.
Собирались обычно у меня дома. Ваня приносил бу-
тылку вина, мы с Мишей обеспечивали питание. Не делая
культа из еды, Миша обычно являлся с двумя килограм-
мами мелко нарезанной в магазине вареной колбасы, ко-
торую мы и пытались одолеть во время «симпозиума»,
успевая в разговорах побывать во всех странах, во всех
морях и океанах.
Каждый из нас сохранил верность выбранному на-
правлению и крепкую дружбу. Миша и Ваня были заме-
чательными товарищами. Овчинников не дожил до наших
дней. Он погиб в самом начале Великой Отечественной
войны. В то время он работал в Арктическом институте
и в период навигации в качестве научного сотрудника
Штаба ледовой проводки судов по трассе Северного мор-
ского пути часто занимался самолетной ледовой развед-
кой. Одновременно он собирал материал для своей канди-
датской диссертации. Сомов также работал в Арктическом
институте в Ленинграде и очень часто бывал в Арктике.
Перед войной они находились на острове Диксон, где
располагался штаб, руководивший проводкой судов.
Однажды с борта самолета, где был и Овчинников,
сообщили, что при подходе к Новой Земле они обнару-
жили какой-то, кажется, военный корабль и идут к нему
на сближение. Больше сведений с самолета по поступило,
и он не вернулся на остров Диксон. Позже выяснилось,
что к Новой Земле в то время подошел немецкий крейсер
«Тирпиц», который и расстрелял беззащитный граждан-
ский самолет, обломки которого и весь экипаж поглотили
воды Карского моря.
С Сомовым мне пришлось впоследствии работать вме-
сте. Мне посчастливилось попасть в состав Первой совет-
ской антарктической экспедиции, начальником которой
был назначен Михаил Михайлович Сомов, к этому вре-
мени уже известный полярный исследователь, дрейфо-
вавший на станции «Северный полюс 2» — первой после
папанинской дрейфующей стапции в Северном Ледови-
том океане. За работу во время дрейфа ему было
присвоено звание Героя Советского Союза.
Во время нашей учебы в институте исследования и
освоения Северного морского пути развертывались все
шире и шире. Высокоширотные экспедиции, переход по
всей трассе Северного морского пути за одну навигацию,
105
героическая Челюскинская эпопея, высадка на Северный
полюс дрейфующей научно-исследовательской станции —
все это были вехи грандиозного штурма Арктики, прово-
дившегося нашей страной. Много труда было вложено
в это дело первым начальником Главного управления
Северного морского пути академиком О. Ю. Шмидтом.
Можно себе представить, какой отклик находили все эти
дела среди студентов института: это ведь были уже и
наши будущие дела.
Быстро промчались студенческие годы, не успели мы
и оглянуться, как наступили выпускные экзамены, защи-
та дипломов, и вот уже в 1938 г. нас распределяют на
работу.
В это время в Академии наук СССР, в ее Отделении
географических паук организовывался по инициативе
академика О. 10. Шмидта Институт теоретической геофи-
зики—первое научно-исследовательское учреждение стра-
ны, да, пожалуй, и во всем мире, которое должно было
в едином геофизическом комплексе наук о Земле занять-
ся исследованием всех оболочек нашей планеты: твердой
части ее, гидросферы и атмосферы.
Вновь организованный институт состоял из отдела
твердой оболочки, возглавляемого академиком П. П. Ла-
заревым, морского отдела, возглавляемого член-коррес-
поидентом АН СССР В. В. Шулейкиным, отдела атмосфе-
ры и математического отдела. Директором института был
назначен академик О. 10. Шмидт. В этот институт, в Мор-
ской отдел его и решили мы идти с моим другом и
едпокашпиком Володей Дыбченко. Он вскоре стал заме-
стителем директора Черноморской гидрофизической стан-
ции в поселке Кацивели, переданной в ведение вновь
организованного института. Директором там оставался
В. В. Шулейкин.
Началась новая пора. Моей темой научной работы в
институте стало исследование циркуляций вбздуха, свя-
занных с тепловым взаимодействием моря, поверхности
материков и атмосферы: бризов, муссонов, боры. К таким
циркуляциям относились и циркуляция воздуха над Грен-
ландией и окружающими ео областями океана и цирку-
ляция над Антарктикой. Они но своей физической при-
роде были аналогичны муссонным, хотя в них сезонной
смены направления ветра и не происходило.
Еще будучи студентом, преддипломную практику я
провел на Кольском полуострове. Из Мурманска вместе
106
со студентом-аэрологом Ю. Гильгнером мы должны были
отправиться в Териберку на стареньком пассажирском
пароходике «Ястреб», курсировавшим в то время вдоль
побережья между Мурманском и Архангельском. На ме-
теорологической станции в Териберке мы установили
прибор «муссонограф» и занимались изучением поляр-
ного муссона, зондируя муссонный слой атмосферы с по-
мощью специального метеорологического змея, запускае-
мого на стальном тросе с прикрепленным к змею также
специальным прибором — змейковым метеорографом, фик-
сирующим во время полета температуру, давление, влаж-
ность воздуха, а также направление и скорость ветра.
С северным поморским радушием встретили нас со-
трудники метеорологической станции в Териберке, рас-
положившейся на мысу у входа в бухту, в 5—6 километ-
рах от поселка. Месяц не заходило солнце за горизонт,
и мы работали, потеряв счет суткам. В свободные часы
уходили в глубь полуострова в тундру, изобилующую
здесь большими озерами. До чего ж хороша тундра ле-
том. А хороша она потому, что там с приходом солнца
все весна и лета, в сущности, нет в нашем понимании
лета. А что может быть лучше весны да еще весны на
севере, где она ощущается особенно сильно.
Как-то мы сидели на скалистом берегу Баренцева
моря. Холодное море было спокойным, 12 часов ночи,
солнце уже низко опустилось к горизонту, но за него еще
не погружалось. Мы сидели среди коричневых и бордо-
вых скал, цвета которых как бы сгустились в лучах низ-
кого солнца, и думали, что ось вращения Земли проходит
между нами и полуночным Солнцем, и от этого почему-то
Северный полюс показался нам каким-то совсем близким,
ощутимым.
В августе тундра с ее многочисленными озерами и мо-
чажинами стала настоящим раем для охотника. Утки
всевозможных пород, гуси вышли из своих гнездовий и
«подняли на крыло» многочисленные выводки. Стайки их
буквально в течение всего дпя можно было наблюдать
летящими над тундрой и озерами.
Институт теоретической геофизики быстро рос и на-
бирал силы. Скоро он стал ведущим геофизическим науч-
ным учреждением страны, его работы и научные семина-
ры привлекали широкий круг исследователей. Авторитет
107
директора института О. Ю. Шмидта, академика, Героя
Советского Союза, полярного исследователя, обществен-
ного и государственного деятеля, был огромен. Было не-
понятно, как он, выдающийся математик, астроном, гео-
физик, успевает, не оставляя и науки, вести огромную
научно-организационную, административную и общест-
венную работу. Даже в годы после героического дрейфа
«Челюскина», тяжело больной, он пе сложил оружия. Его
метеоритная теория происхождения планет Солнечной
системы, утверждавшая, что планеты возникли в резуль-
тате длительной эволюции холодного газово-пылевого
облака, захваченного некогда Солнцем, явилась вепцом его
деятельности как геофизика и астрофизика, прочно утвер-
дилась и указала новые пути развития многим направле-
ниям науки о Земле.
Член-корреспондент АН СССР В. В. Шулейкин, вско-
ре избранный в академики, объединил в морском отделе
молодых ученых с диапазоном в возрасте порядка десяти
лет. В. Г. Дыбченко, А. Б. Шпольский и я были самыми
молодыми. Только мы трое имели специальное гидроме-
теорологическое образование. Остальные были физиками,
окончившими Московский, Ленинградский, Ярославский
университеты. Это было в то время обычным явлением.
В. Б. Штокман занимался в отделе исследованием мор-
ских течений, А. А. Иванов — экспериментальными ис-
следованиями морского ветрового волнения, П. Н. Успен-
ский — теоретическими исследованиями волновых процес-
сов. Исследования А. Г. Колесникова касались тепловых
процессов, происходящих в море. Н. Д. Ершова вместе
с В. В. Шулейкиным исследовала закономерности рас-
пределения тепла в процессе муссонной циркуляции в
атмосфере. Особняком стояли работы И. И. Стась и
С. П. Левченко: первый из них изучал динамику движе-
ния рыб и дельфинов, второй изучал качку кораблей.
Экспериментальные исследования крупномасштабных
морских течений проводила Л. Г. Лебедкина. В. Г. Дыб-
чеико и А. Б. Шпольский занимались экспериментальны-
ми исследованиями волнения: Дыбченко — условиями
развития ветровых волн, а Шпольский искал способы
разрушения волн с целью создания пневматических вол-
ноломов для ограждения акваторий портов.
На Черноморской гидрофизической станции, принад-
лежавшей теперь институту, С. В. Доброклонский, один
из старейших сотрудников станции, вел работы по терми-
108
ке и по акустике моря. Р. Н. Иванов исследовал особен-
ности прибрежной циркуляции вод в море и изучал -за-
коны гашения волн масляными пленками.
В составе отдела твердой оболочки института работа-
ла группа сейсмической разведки под руководством
члена-корреспондента АН СССР Г. А. Гамбурцева, кото-
рая в дальнейшем реорганизовалась в крупный отдел
сейсмических методов разведки полезных ископаемых.
В математическом отделе института, руководимом
С. С. Ковнером, работал Е. С. Кузнецов, очень много сде-
лавший в то время по теоретическому исследованию про-
цессов распространения солнечной радиации в атмосфере
Земли. Там же работал видный ученый, ныне акаде-
мик, Герой Социалистического Труда А. Н. Тихонов —
математик. Он отличался замечательным пониманием
физических и геофизических задач и был постоянным
наставником в вопросах математики для нас, начинаю-
щих еще только исследования научных работников. Не
случайно, что впоследствии он возглавил кафедру матема-
тики именно на физическом факультете Московского го-
сударственного университета, готовящую физиков-ма-
тематиков.
Небольшой вначале, институт быстро рос, развивались
его отделы. Впоследствии из него выделились четыре
ведущих в стране института геофизического направления:
Институт физики Земли имени О. Ю. Шмидта, Институт
физики атмосферы, Морской гидрофизический институт
и Институт прикладной геофизики. Уже одно это гово-
рит, какую огромную роль сыграл Институт теоретиче-
ской геофизики в развитии этой отрасли знания в нашей
стране. Исследования этого института хорошо были из-
вестны и за рубежом.
Мои работы непосредственно примыкали к исследова-
ниям В. В. Шулейкина по теории муссонов и влияния
Северной Атлантики на климат Европы п всего Совет-
ского Союза. Основываясь на выводах В. В. Шулейкина,
я построил электрическую модель переноса тепла в атмо-
сфере для высоких широт, которая позволяла приближен-
но предвычислять среднемесячную температуру воздуха
по трассе Северного морского пути на полтора месяца.
Это, конечно, был далеко не точный метод прогноза, но
тенденция изменений температуры в холодную часть года
улавливалась им, как показало сопоставление с действи-
тельными наблюдениями, достаточно надежно.
109
Для дальнейшего развития теории циркуляции возду-
ха муссонного типа было очень важным провести наблю-
дения либо в море по возможности правильной формы,
окруженном материком, либо на материке, так же доста-
точно правильной формы, окруженным водным простран-
ством. Наблюдения должны были заключаться в измере-
нии поля атмосферного давления, температуры, скорости
и направления ветра в толще атмосферы по крайней ме-
ре до 3000 метров над уровнем моря по направлению,
проходящему через центр моря или материка и прости-
рающемуся в обе стороны от береговой черты на доста-
точно большое расстояние соответственно в глубь матери-
ка и в море.
Идеальным местом для таких исследований является
Антарктика, где сама природа будто создала модель та-
кой циркуляции: огромный ледяной материк, располо-
женный достаточно симметрично относительно географи-
ческих координат и полюса, окруженный сплошным коль-
цом вод. Естественно, что в таких условиях и при таких
огромных контрастах температуры поверхности материка
и океана надо было ожидать там вознпковения мощной
и геометрически правильной, а следовательно, более до-
ступной и для теоретического изучения циркуляции. Я
пишу: надо было ожидать. Действительно, в то время это
была еще совсем не исследованная область земного шара.
Отдельные экспедиции, побывавшие там, собрали еще
весьма разрозненный и несистематический материал
наблюдений и то лишь в ничтожном количестве мест
огромного ледяного континента. Антарктика и тем более
Антарктида оставались «терра инкогпита», и об экспеди-
ции туда даже мечтать тогда не имело большого смысла.
Моделью Антарктиды в какой-то мере могла служит:.
Гренландия. Там и должна была развиваться интересую-
щая нас циркуляция воздуха, пусть не столь симметрич-
ная и правильная. Об этом свидетельствовало достаточно
большое число наблюдений, проводившихся длительное
время на побережье Гренландии, и сведения, собранные
Ф. Нансеном, пересекавшим ее на лыжах в 1888 году
по 44 параллели. Нансен писал, как все время, пока они
шли с восточного побережья вверх по куполу оледенения,
ветер дул им в лоб. Вблизи вершины купола и на ней
наступили штили. Это хорошо согласовалось с картой
поля давления, которую теперь уже регулярно состав-
ляют для этих мест и неизменно указывающую на нали-
цо
чие над Гренландией области повышенного давления
атмосферы — Гренландского максимума, обусловленного
тяжелым выхоложенным воздухом, формирующимся над
оледенением острова. А в центре атмосферного давления
всегда наблюдаются штилевые условия, так как именно
из этих мест начинается, постепенно усиливаясь к пери-
ферии, движение воздуха. Нансен писал далее, что, прой-
дя вершину и начав спуск к Баффинову заливу, они име-
ли постоянный ветер в спину, который по мере спуска
усилился настолько, что они поставили парус на своих
партах.
В то время у нас еще не было опыта организации
экспедиций подобного рода, экспедиций, которые должны
были работать на территории другого государства в со-
дружестве с зарубежными учеными. Однако план Грен-
ландской экспедиции в Морском отделе института был
разработан. Предполагалось, что экспедиционное судно
установит в Алгмаксалике и Готхавне — начальном н ко-
нечном пунктах пересечения Гренландского оледене-
ния — специальные автоматические приборы и высадит
в Алгмаксалике береговую партию. В то время, когда
береговая партия будет пересекать Гренландию, ведя ме-
теорологические и змейковые аэрологические наблюде-
ния, такие же наблюдения будут проведены судном ио
нескольким перпендикулярным к береговой черте острова
направлениям в различных точках его. Одновременно
должны были вестись непрерывные наблюдения и в на-
чальном и конечном пункте перехода. После завершения
перехода судно должно было взять на борт береговую
партию в Готхавне и снять пункты наблюдения па по-
бережье. Для оценки структуры воздуха над оледенением
было очень важно определить точную высоту его но
маршруту перехода.
Уже в более ранних экспедициях на севере, в частно-
сти, при полете к полюсу через Новую Землю было обна-
ружено, что барометрическое нивеллирование, то есть оп-
ределение высоты с помощью анероида по давлению
атмосферы, весьма неточно в областях с центрами атмо-
сферного давления. Это связано с тем, что повышенное
давление, наблюдающееся в данном месте, как бы зани-
жает, а пониженное — повышает измеряемую высоту
местности. При обычном барометрическом нивелировании
без дополнительных наблюдений учесть этот эффект, а
следовательно, и определить поправку невозможно. Та-
Hl
ким образом, истинную высоту ледяного купола Гренлан-
дии, а по ней структуру атмосферы и толщину шапки
выхоложенного воздуха надо было определить независи-
мым от давления механическим путем. Провести точное
геодезическое нивелирование, определить высоту с по-
мощью теодолитов в таких условиях за короткий срок
было невозможно, и поэтому был разработан и построен
специальный механический измеритель высоты — альтп-
граф. Точность его измерений, конечно, была несравнен-
но меньше обычного геодезического нивелирования, но
все же они позволяли исключить ошибку, связанную с
изменением давления.
Береговая партия должна была состоять из шести
научных сотрудников и каюров. Я, как имевший опыт
зимних походов в горах, возглавил эту группу.
Много было положено сил на организацию этой экспе-
диции: заготовлена стандартная аппаратура для наблю-
дений, специальные приборы для установки на береговых
станциях. Это были те самые приборы, которые потом я
установил в Териберке и на острове Диксон. Но общие
трудности организации и проведения такой экспедиции
усугубились осложнившейся международной обстановкой,
и опа не состоялась. Однако я пишу о проекте этой экс-
педиции, о научном плане ее, приборах и основной идее,
как о некоторых прообразах, осуществленных впоследст-
вии в Антарктической экспедиции, которая, как не каза-
лась она тогда маловероятной, все же состоялась.
На случай неудачи с Гренландской экспедицией в
морском отделе были запланированы работы по изучению
муссонной циркуляции над Черным морем.
В зимнее время, когда температурный контраст меж-
ду поверхностью моря и материка достаточно велик, на
синоптических картах удается провести изобару, оконту-
рйвающую Черное море, изобару несколько более низко-
го давления, свидетельствующую о прогреве атмосферы
морем. В таких условиях ветер на побережье принимает
ярко выраженный муссонный характер с особенно свой-
ственной двуслойностью: потоками холодного воздуха в
, нижнем слое и теплого, идущего на материк, в верхнем
I слое. Этот воздух и приходил к нам часто на Эльбрус
зимой от юго-юго-запада с обильными осадками.
Это было зимой 1939 г. Мы договорились с Управле-
нием танкерного флота в Одессе взять нас на борт тапке-
112
ра, перевозящего нефть из Батуми в Одессу, Танкер
«Иосиф Сталин» имел 16 тысяч тонн водоизмещения.
Переход через море он совершал за 5 суток. В Батуми
стоял недолго: сам процесс приема нефти занимал всего
5 часов, и огромный корабль буквально на глазах оседал
почти на два метра по грузовую ватерлинию. После ко-
роткой стоянки он шел в Одессу, сливал там половину
груза и шел по каналу в Херсон, где сдавал вторую поло-
вину нефти. Затем рейс повторялся. Маршрут его проле-
гал почти по направлению наибольшей протяженности
моря и через центр его. Это было очень удобно для на-
ших наблюдений, и мы рассчитывали в течение месяца
повторить их несколько раз, чтобы набрать достаточное
количество материала. Во время переходов предполага-
лось непрерывно измерять температуру поверхностного
слоя воды, вести метеорологические наблюдения и по
возможности аэрологические в толще атмосферы до 500—
800 метров с помощью метеорологического змея. Метео-
рологические и аэрологические наблюдения, ведущиеся
на станциях в различных точках побережья, результаты
которых мы должны были получить после плавания, по-
зволяли нам увидеть всю картину изучаемой циркуляции
за весь период исследований.
После окончания плавания по Черному морю надо
было собираться вновь на север, но теперь уже на остров
Диксон, где предполагалось установить прибор для реги-
страции потоков тепла, идущих в воздухе с моря на
материк. Второй из этих приборов устанавливался в Тери-
берке. Таким образом, приборы располагались в «воро-
тах», через которые устремляется поток тепла, рожден-
ный Гольфстримом, на Евразийский континент, обуслов-
ливая особенностп его климата по пути своего вторжения.
На остров Диксон я отправлялся на транспортном
судне, доставлявшим из Мурманска в порты и на метео-
рологические станции сотрудников и грузы для зимовок.
Кольский залив, Баренцево море, курс к Новой Земле,
к проливу Маточкин Шар. Около четырех суток шли но
спокойному белесому морю, и все время на небе ни об-
лачка. Подошли к Новой Земле. Она сплошной полосой
лежала перед нами, и не ясно было, как собирается
капитан проникнуть здесь в Карское море: никаких на-
меков на пролив не было видно. Только подойдя вплот-
ную к земле, мы увидели как бы глубоковдающуюся в
землю бухту с высокими гористыми берегами, а вскоре
ИЗ
уже плыли во проливу как ио широкойнепокойной реке.
Оба острова Новой Земли здесь гористы. Особенно высо-
ки горы в центральной части пролива.
Я не уходил с палубы, любуясь горами, и вспоминал
далекие горы Кавказа. Здесь они были и другие и в то же
время похожие на Кавказские. Скалистые вершины были
присыпаны снегом, под ними небольшие снежные ноля,
а еще ниже широкие, пологие реки ледников, спускаю-
щиеся местами прямо в воды пролива. Облака повисали
иад вершинами, и занавес их спускался до половины вы-
соты горы. Так захотелось сойти на берег и проникнуть
в этот мир малохоженных незнакомых гор. Но корабль
шел и шел, не останавливаясь, средним ходом по проли-
ву, и вот уже расступились как бы преграждавшие нам
путь, делая его извилистым, горы и показалась вода,
видимая уже до горизонта. Впереди было Карское море,
уже более холодное, чем Баренцево, так как путь струям
Гольфстрима туда преграждала Новая Земля и они
устремлялись на север в обход ее.
В Карском море встречался уже и плавающий лед —
остатки разрушенного зимнего ледового покрова, а в од-
ном месте на скоплении довольно крупных льдин мы
заметили трех белых медведей; медведицу с небольшим
медвежонком и годовалым подростком. Увидев корабль,
проходящий скоиление льда, опи спокойно отошли на его
дальний край и наблюдали оттуда за нами. Это уже была
настоящая Арктика.
Еще неделю шел корабль вдали от берегов и наконец
прибыл в порт Диксон, один из крупнейших портов Со-
ветской Арктики, расположенный в Енисейском заливе,
недалеко от устья реки. Остров Диксон, где расположи-
лась крупная метеорологическая обсерватория.
На острове оказалось много знакомых и даже одно-
кашников по институту: здесь зимовал уже третий год
в качестве гидролога обсерватории А. Г. Дралкин, в шта-
бе ледовой проводки работала синоптик, бывшая студент-
ка нашего института А. Н. Петрова и мой друг по инсти-
туту И. Г. Овчинников. На ледоколе «И. Сталин», кото-
рый порой подходил к Диксону, в плавающей части
штаба работал М. М. Сомов. Командовал всей операцией
по проводке И. Д. Папанин. После перехода О. Ю. Шмид-
та в Академию наук СССР, где он стал вице-президентом,
Папанин был назначен начальником Главного управле-
ния Северного морского пути.
Весь зимовочный состав возглавлял опытный поляр*
ник Н. И. Михайлов, он был начальником острова, и здесь
был отличный порядок.
Привезенный мною прибор — автоматическую стан-
цию — решено было установить на метеорологической
площадке, построенной над крышей одноэтажного здания
обсерватории. Автоматичность в таких условиях в опре-
деленной мере теряла смысл, и отдельные показания стан-
ции предполагалось передать непосредственно в здание
для удобства наблюдений. Приемная часть, фиксирующая
воздушный поток, ориентировалась должным образом
относительно генерального направления береговой черты,
совпадающего здесь с направлением с востока на
запад, то есть параллелью. Отладка установки требо-
вала значительного количества времени, и поэтому надо
было спешить, так как арктическое лето короткое.
Обсерватория в летний период работала с большим
напряжением, так как, кроме основных наблюдений, про-
водившихся по широкой программе, надо было обеспечи-
вать оперативное обслуживание по проводке кораблей на
этом участке пути, давать справочный материал для шта-
ба проводки и обеспечивать прогнозами работу полярной
авиации. Значительная часть ее обеспечивала ледовую
разведку по трассе Северного морского пути.
Коллектив научных сотрудников обсерватории со-
стоял из опытных уже полярников, в большинстве своем
зимовавших и в других районах Арктики: синоптики
Н. В. Шацилло, В. В. Аристов, гидролог А. Г. Дралкип,
магнитолог С. М. Мансуров, аэролог О. М. Оликова и
другие.
В него влились прибывшие на сезон на время
проводки научные сотрудники из Москвы и Ленин-
града.
Часто бывал на острове известный уже хорошо и
в то время полярный летчик В. И. Махоткин.
Его заслуги по исследованию Арктики были велики,
именем его назывался остров в архипелаге Норденшельда
в Карском море. Шутя он говорил, что как только выйдет
на пенсию, так построит на этом необитаемом скалистом
острове дачу и переселится туда. Мне очень нравился Ва-
силий Иванович: опытный летчик, человек волевой и
скромный в то же время, романтик. Прилетит он, бывало,
на остров, зайдет поздороваться с друзьями в домик об-
серватории, и глядишь, уже видна его фигура на самой
115
высокой поблизости точке острова — скалистом холме. Си-
дит и долго смотрит на необъятные просторы, будто не
нагляделся на них во время своих бесчисленных полетов
в Арктике. Все на острове любили и уважали Василия
Ивановича, подружился с ним и я. Уже позже мы нередко
встречались с ним в Москве, где он жил с семьей и откуда
частенько провожали мы его в Арктику.
Когда он летел на Диксон, то по радио заказывал себе
обед, просил натопить баню. Обсерватория непрерывно
поддерживала с ним связь, сообщая состояние погоды и
условия посадки. Летал он в то время на лодке «Дорнье-
Валь». Как-то он шлет радиограмму: «Лечу остров сооб-
щите условия погоды». Ему отвечают, что погода хоро-
шая. В то время здесь работала аэролог О. Оликова,
очень высокого, будто по специальности, роста, стройная
и красивая женщина. Рост ее, видимо, смущал. Но все
мы дружно считали, что он ей ничуть не вредит, и уверя-
ли ее в этом. И вот вдруг от Махоткина поступает сле-
дующая радиограмма: «Приближаюсь к острову, вижу
Оликову»... Оля начала вскипать, а тут поступает сле-
дующая: «Теперь уже вижу радиомачту»... Что тут было!
Громы и молнии метала Оля в адрес Василия Ивановича
и тут же скрылась в синоптическое бюро, чтобы угово-
рить друзей не дать ему согласия на посадку.
— Пусть летает, пока пе кончится бензин, и где хо-
чет, там и садится в море, — грозно произнесла она, свер-
кая глазами.
Но Василий Иванович скоро прилетел и обещал ей не
давать больше телеграмм в такой последовательности.
Мне удалось полетать с Махоткипым. На метеороло-
гической станции, расположенной на противоположной
острову Диксон стороне Енисейского залива, заболела
женщина. Надо было срочно доставить ее в больницу пор-
та Диксон. Махоткин был на острове, но моторы его са-
молета уже выработали положенный ресурс часов, и ему
надлежало лететь по Енисею в Красноярск без каких-
либо отклонений от маршрута. Василий Иванович, ко-
нечно, полетел за больной. Штурман был не здоров, но
полет был не дальний, около часа, и решили, что оп
полемат на всякий случай в фюзеляже, а не на своем
месте в носу лодки. Таким образом место штурмана осво-
бождалось, и я упросил Василия Ивановича взять меня
с собой. Полетели. Я сижу в люке в самом посу лодки,
сзади первый и второй пилоты, рядом за ними и выше,
116
как обычно у летающих лодок, два мотора, расположен-
ные «тдндемом». Пилоты и я летим открыто, только не-
большие ветровые щитки перед нами, механик и больной
штурман в фюзеляже.
Через пятьдесят минут полета над заливом — под на-
ми станция. Делаем круг и идем на посадку у открытого
берега моря. На море волна пока не велика, но ветер уси-
ливается. Плюхнулись, как утка, на воду и закачались
на волне. Подрулили по возможности к берегу, и мне
приказали с носа бросить якорь, находившийся в моем
отсеке. Предвидя усиление ветра и чтобы не остудить
долгой стоянкой моторы, Махоткин сообщил на остров,
чтобы к прилету катер с больной был наготове. Но его
все пет и нет. Около часа, наверное, ждали мы, пока он
наконец подошел к самолету, а все это время качались на
усиливающейся волне, и, признаться, мне на носу, кото-
рый высоко поднимался, а потом резко пырял с каждой
волны, было не совсем «по себе». Больную прппяли, ушел
катер, загудели моторы, лодка, взяв направление на вол-
ну и ветер, начала разбег. Казалось, что мы вот-вот ото-
рвемся от поверхности и меня наконец перестанет поли-
вать брызгами волн. Но в последний момент подошла
более высокая волна, гулко ударилась лодка днищем о
нее и, потеряв от этого скорость, осела в море. Дальше
в этом направлении разбегаться было невозможно, так
как впереди из-за расположения береговой линии волнение
было сильнее. Пришлось развернуться и плыть к месту
первоначального старта. Опять повторили попытку взле-
теть, и опять неудачно. А тут с одним мотором что-то
случилось, и механику пришлось вылезать из фюзеляжа
и осматривать его. Положение становилось сложным, так
как дело шло к вечеру, ветер и волна усиливались, а
бухты какой-либо для укрытия поблизости не было. То-
гда Василий Иванович подрулил совсем вплотную к бере-
гу, чтобы увеличить длину разбега в полосе, где волнение
было поменьше, и решительно начал разбег. Моторы ре-
вели, казалось, на пределе своих возможностей, самолет
быстро набирал скорость, удары о днище наконец стали
потише, брызги не столь обильны... Лодка поднималась,
но навстречу опять катил «девятый вал»... Эх, ударит
или пе ударит?.. Но он прошел уже не коснувшись дни-
ща. Взлетели! Хорошо стало в моем отсеке: не льет на
меня соленая вода, не качает. Лодка набирала высоту и
через несколько минут вошла в сплошную, но, видимо,
117
не высокую, судя по освещению; пелену облаков. Полет
продолжался вслепую, смотреть было некуда, и я, отды-
хая от качки на волне, вздремнул в своем люке.
Проснулся от изменившегося движения самолета. Нос
его круто накренился вниз, и мы с ускорением снижа-
лись. Впереди, прямо по носу, видно что-то очень темное,
и я спросонья с тревогой подумал: не гора ли это какая?
Но, оглянувшись, увидел улыбающиеся лица Махоткина
и второго пилота и понял, что мы «нырнули» в разрыв
облачного покрова, а темпов — это свинцовая поверх-
ность вечернего моря. А вот и остров. Через минуту-две
лодка легко скользнула по зеркальной глади закрытой
от ветра летной бухты на восточном крае острова. Воль-
ную срочно отправили на катере в порт.
В этот вечер на острове отмечалась ка1:ая-то полярная
дата, и мы с самолета попали на званый ужин. Блюдо
за ужином было одно, но неповторимое: енисейский
омуль, только утром выловленный и всего на несколько
часов погруженный в раствор соли. Подавали его со
сладким луком, и он таял во рту, вполне успешно сорев-
нуясь с семгой и лососем.
На следующий день проводили Махоткина с экипа-
жем в Красноярск. Навигация подходила к концу, кораб-
ли спешили пройти наиболее сложные участки пути, идя
одни на восток, другие на запад по трассе Северного мор-
ского пути. Караваны судов замыкали мощные ледоколы,
готовые в любой момент прийти на помощь застрявшим
во льдах. Вместе с сотрудниками, обслуживавшими на
острове операцию проводки судов, я предполагал возвра-
щаться в Мурманск па ледорезе «Литке», который дол-
жен был зайти в конце навигации на Диксон.
Станция моя была установлена, начала работать, по-
этому в ожидании парохода я стал помогать сотрудникам
обсерватории.
Побывал я и на метеорологической станции, где в уют-
ном домике жил и работал небольшой коллектив под ру-
ководством опытного полярника К. М. Якубова. Он был
образцовым полярным хозяином, на станции было очень
хорошо и уютно.
Кругом домика был идеальный порядок: ни щепки, ни
обрывка бумаги, ни консервной банки, ни бутылки. По-
верхность тундры здесь была девственна, чисты и про-
зрачны небольшие озерца вокруг домика. Более того, вод-
ном ,из них около дома всегда содержался небольшой запас
118
свежего омуля, вылавливаемого регулярно в водах Ени-
сейского залива и служившего отличным дополнением к
и без того хорошему рациону питания. Но в полярных
условиях свежая пища имеет огромное значение, и поэто-
му как у хорошего полярного хозяина у Якубова всегда
была «свежанина» — рыба или в осеннее время дичь.
Придешь к ним в гости, а хозяин зачерпнет подсачником
свежего омуля из домашнего пруда и такую изготовит к
обеду уху, что и оторваться от нее невозможно. «Так и
жить бы в этом замечательном работящем коллективе»,—
думал я, сидя по вечерам у жарко натопленной печки в
кают-компании, слушая рассказы о делах полярных, на
которые такие мастера были сотрудники Якубова. Мы ча-
сто вспоминали с Константином Михайловичем эти встре-
чи на Диксоне много лет спустя, когда мне довелось вме-
сте с ним участвовать в работах Первой советской антарк-
тической экспедиции.
Шли корабли мимо Диксона в Мурманск и Архан-
гельск, заканчивая полярные плавания. Одни из них за-
ходили в порт, и мы видели их, о других, идущих без
захода Карским морем, узнавали по сводкам в штабе.
На короткое время зашел в норт флагманский ледокол
«И. Сталин». На Диксон из плавающего состава штаба
проводки прибыл для завершения дел группы, находив-
шейся па острове, М. М. Сомов. Таким образом мы, три
друга по институту Сомов, Овчинников и я, оказались
опять вместе, но теперь уже «в деле», в экспедиции, в
Арктике, о чем не раз мечтали па наших «семинарах».
Приятно было думать, что и домой пойдем отсюда все
вместе.
«Литке» пришел и встал на рейде Диксона, когда у
берегов острова в сторону материка уже образовалась
хотя и пе очень толстая, но довольно широкая полоса
льда, которую катера пробивали с трудом. Надо было
спешить на корабль. «Литке» не приспособлен для пере-
возки пассажиров, а их тогда скопилось, и планируемых
и случайных, достаточно много. Мне досталось место в
салоне команды на диванчике около привинченного к па-
лубе стола. Место считалось по тем временам комфорта-
бельным. Всего в салопе разместилось 8 человек. Овчин-
ников и Сомов, как штатные сотрудники штаба проводки,
разместились на диванах в каютах членов экипажа ко-
рабля.
В путь тронулись через несколько дней вечером, ко-
119
гда уже стемнело, на небе метались в прощальном салюте
огни полярного сияния. Залив уже сплошь покрылся
льдом, но «Литке» легко резал его острым форштевнем,
на средней скорости выходя из Енисейского залива.
Утром мы еще не вышли из полосы льда: тихая и
морозная погода способствовала его быстрому распро-
странению по поверхности залива и в море. Только при
подходе к острову Олений стало ощущаться легкое пока-
чивание корабля: это под сплошной, по уже тонкий по-
кров льда проникала волна из открытого моря.
После острова Олений вышли на чистую воду, и ко-
рабль закачался на тяжелой волне, идущей от северо-за-
пада, именно оттуда, куда должен был теперь держать
путь корабль, направляясь к проливу Маточкин Шар,
где ждал нас вышедший раньше ледокол «И. Сталин».
Война на западе разгоралась. В это время боевые дей-
ствия на море между Германией и Англией достигли
широкого размаха, и в Северной Атлантике, а воз-
можно, и у берегов Скандинавии струи Гольфстрима
и его продолжений на севере несли к берегам Новой Зем-
ли сорванные плавающие мины. Случаи встреч с ними
наших кораблей торгового и экспедиционного флота уже
были. Корабли стали ходить караванами в-сопровождении
военных тральщиков. Такой караван и ждал нас в проли-
ве Маточкин Шар.
Но море распорядилось по-своему.
Огромные волны, шедшие в правую скулу «Литке»,
стали класть его с борта па борт на 40—45 градусов.
Пассажиры начали кататься по палубам. Капитан судна
Ю. К. Хлебников развернул корабль носом к волне. Уда-
рами волн повредило капитанский мостик. Одна волна,
перекатив через борт, ударила в стену передней над-
стройки, где помещался салоп команды. Привинченное к
этой стенке в салоне пианино оторвалось и, звеня стру-
нами, каталось по палубе, грозя раздавить пассажиров.
Пришлось его ловить и, обвязав веревками, закрепить
между подпиравшими потолок салона пиллерсами. Сами
мы ни сидеть, ни лежать на диванах уже пе могли, при
крене нас сбрасывало. На палубу выходить без дела за-
претили. Мы старались лежать на матрасах, положенных
на палубу, закрепившись кто как мог. Я разместился под
столом, положив доску поперек одной пары ног стола
и чемодан с подушкой на нем поперек другой пары, и
расперся в таком положении.
120
Сомов и Овчинников по долгу службы порой бывали
в штурманской рубке и, пробравшись Ко мне, рассказы-
вали корабельные новости. Все свободные от вахт и ра-
боты на корабле лежали, так как другое положение теря-
ло при такой качке всякий смысл. Прогноз погоды не
радовал.
Трое суток мотал шторм «Литке», и он едва удержи-
вался носом к волне. Только большой опыт капитана и
выносливость и опыт всей команды спасли положение.
Караван в Маточкином Шаре ждать нас более не мог.
Капитан, после того как шторм несколько затих, связав-
шись с караваном, решил идти один через Югорский шар.
По проливу шли малым ходом, наводя порядок и в каю-
тах и на палубах, где шторм натворил много бед.
Выходили из пролива в Баренцево море поздпо вече-
ром в полной темноте. На носу зажгли мощные прожек-
торы. Непрерывно дежурили на случай встречи с плаваю-
щими минами двое впередсмотрящих. Ветер утих, но
море еще не успокоилось. С черного неба в черную воду
шел мокрый снег. Крупные хлопья его сложной сеткой
опускались в лучах прожекторов, сильно ухудшая види-
мость. На палубе было сыро, в море неуютно. «Литке»
шел малым ходом, остерегаясь столкновения с минами.
И вот вдруг раздался крик одного из впередсмотрящих:
«Прямо по носу мина». Все, кто слышал его, ринулись
на палубу, машина мгновенно дала задний ход, но в тот
же мпг раздался уже более спокойный, но не менее мрач-
ный голос впередсмотрящего: «А, черт возьми... утка».
И действительно, в свете прожекторов видна была взле-
тевшая птица. Здесь, недалеко еще от земли, она отдыха-
ла на поверхности воды и, зачарованная огнем прожек-
тора, совсем близко подпустила к себе корабль. Трудно
было упрекать и впередсмотрящего, хотя все на корабле
сильно переполошились: в такую тьму и снегопад, в та-
кой тревожной обстановке да еще без должного военного
опыта пе мудрено было принять одинокую головку пизко-
иогружеяноп в воду птицы за грозный рог-взрыватель
мины.
Ветер опять окреп и пе прекращался в течение всей
оставшейся части пути по Баренцеву морю. Но это было
уже нормальным для места и времени плавания: серое
низкое небо со срывающимся порой из туч снегом, силь-
ный штормовой ветер и бесчисленные косматые гребни
длинных и высоких волн. Скоро показались знакомые
121
уже скалистые берега Кольского -полуострова, где в ту-
мане скрывалась Териберка; отсюда недалеко было и до
Кольского залива. В заливе все стихло — и ветер и волны,
а он, все сужаясь и сужаясь, подступая берегами к нам,
вскоре привел в порт Мурманск: суровый, но интересный
и по-своему красивый северный порт.
Много было дел у меня по возвращении: надо было
обработать материалы наблюдений, привезенные с севе-
ра, надо было закончить плановую годовую тему, а тут
еще прибавилось и новое большое, но приятное дело: мне
была присуждена государственная аспирантская стипен-
дия, и в течение ближайших полутора-двух лет я должен
был подготовить кандидатскую диссертацию, тема кото-
рой хотя и была связана с моими прежними работами, но
все же требовала дополнительных исследований и обоб-
щений.
Работа посвящалась влияниям температуры водной
поверхности на деятельность центров атмосферного дав-
ления. В пей надо было выяснить и рассчитать, как, на-
пример, относительно теплые в зимнее время воды, несо-
мые Гольфстримом в северную Атлантику, создают и
влияют на режим постоянно наблюдающегося там центра
пониженного давления воздуха, именуемого Исландским
минимумом. Как эта область пониженного давления ат-
мосферы совместно с областью повышенного давления,
расположенной над Сибирью, — Восточно-Сибирский мак-
симум — создает мощную циркуляцию воздуха, охваты-
вающую всю Европу и значительную часть Центра и
Севера Азии. Как эта циркуляция переносит тепло с моря
на материк и влияет на климат охваченных ею областей.
То есть ряд вопросов, относящихся к тепловому взаимо-
действию океана с атмосферой.
Наступил 1341 год. Кончался мой кандидатский стаж,
и в апреле я был принят в члены партии большевиков.
Работа над диссертацией шла успешно, и я намере-
вался защитить ее в середине года.
НАМ В БОЯХ РОДНЕЕ глава третья
СТАЛИ ГОРЫ

к	Г ...
андидатская диссертация на тему «Влияние Гольфст-
 "рима на циркуляцию атмосферы» написана, теперь
предстоит ее защитить. Но июнь месяц не та пора —
геофизики или уже в экспедициях, или заняты подготов-
кой к их проведению, и кворум Ученого совета собрать
невозможно.
Тогда отпуск. Завтра на рассвете самолетом в Мине-
ральные Воды, затем снова в Нальчик и далее в горы.
Вее дороги открывала Родина предо мной, и сердце на-
полнялось чувством свободы и радости, когда я шагал по
не проснувшейся еще Москве с рюкзаком за плечами и
ледорубом в руках, вслух повторяя стихи брата, влюблен-
ного в Москву:
Не хочу идти домой
В этот час рассветный.
С добрым утром, город мой,
Друг ты мой заветный!
Над Москвой весна идет,
Снят в кроватках дети.
Звонко улицы метет
Дворник на рассвете.
Ах, весна московская,
Всех обнять готовая,
Площадь Маяковского,
Улица Садовая.
В этот раз я ехал на Кавказ со всей семьей — с же-
ной, тоже альпинисткой, и годовалым сыном.
Комфортабельный по тому времени двадцатиместпый
125
самолет поднялся с аэродрома близ Ленинградского шос-
се, и вот уже скрылась Москва в мареве наступающего
знойного дня. Впереди семь часов полета с несколькими
посадками. После полудня в воздухе стало «болтать».
На сына качка не действовала, и он развлекал не укачав-
шихся еще пассажиров, смешно ковыляя среди кресел.
Несмотря на сильную «болтанку», настроение пассажи-
ров было бодрое, все, как могли, шутили: впереди отпуск,
юг, горы. Только один человек среднего возраста с вни-
мательными глазами неподвижно сидел в кресле и неот-
рывно, сосредоточенно смотрел в иллюминатор. Что тре-
вожило его? Какие заботы владели им?
Мпе пришлось снова встретиться с ним, но уже мерт-
вым. Он оказался в лагере врага.
В горах Кавказа начинался летний спортивный сезон.
Мне предстояло работать начальником учебной части
альпинистского лагеря добровольного спортивного обще-
ства «Самолет», расположенного в верховье Баксанского
ущелья недалеко от подножия Эльбруса.
Лето в горах вступало в свои права, и ничто, казалось,
не должно было омрачить его. Отгремели весенние грозы
и вторившие им обвалы и лавины. Вершины, накопившие
за зиму снег, стряхнули его со своих могучих нлеч.
В ущельях появились спортсмены первой смены аль-
пинистских лагерей. Опытные альпинисты совершали
тренировочные восхождения, «привыкали» к высоте, го-
товясь к штурму труднейших вершин Кавказа.
Усадив сына верхом на набитый всякой походной вся-
чиной рюкзак и привязав его, мы отправлялись с женой
и друзьями в поход. Так совершал сын свои первые вос-
хождения.
В высокой траве у скал мы разбивали наш лагерь.
Рядом звенел каскадом водопадов ручей, отделившейся
от общего потока, с шумом низвергавшегося из-под навис-
шего невдалеке на склоне ледника. Кругом расстилался
пестрый ковер цветов; нас обступали, теснясь одна к дру-
гой, снежные и скальные вершины, а на севере, видимый
От самого основания до вершин, доминировал над всем
снежный великан Эльбрус... Рядом были верные друзья
альпинисты — и все это переполняло сердце радостью и
счастьем.
До поздней ночи сидели мы у небольшого костра, по-
том он угасал, и мы оставались один на один с горами.
Трудно было уснуть в такую ночь, и порой тихая друже-
I2S
ская беседа об интересной жизни нашей текла до утра.
Когда друзья разбредались по палаткам, я еще долго
оставался у остывшего костра: все смотрел на склоны
Эльбруса, отыскивая среди снежных полей группу скал
и домик метеорологической станции.
Еще ночь царствовала в глубоких ущельях и у нас на
склоне, а вершины Эльбруса уже начинали алеть. Окрас-
ка их постепенно менялась. Мраморно-белые, точно осве-
щенные внутренним светом вначале, они становились си-
реневыми, потом окрашивались в алый цвет с неповтори-
мо красивой непрерывной сменой промежуточных
переходных тонов и, наконец, начинали сиять ослепитель-
ной белизной, блестя ледяными гранями, когда солнце
поднималось над цепью гор.
Тих и безоблачен обычно Эльбрус в первые часы лет-
него утра. Но вот на склоне его появились отдельные
облачка — это конденсируется при соприкосновении . с
холодной поверхностью влага, поднятая восходящими по-
токами из нагретых уже солнцем ущелий. Облаков ста-
новится все больше и больше, они все выше и выше под-
нимаются как огромные белые башни. Вершины башен
клубятся и вскоре закрывают Эльбрус. Взорам открывает-
ся грандиозная картина титанической работы сил приро-
ды. Много часов при полном безмолвии идет эта битва
облачных великанов. Эльбрус все чаще и чаще начинает
появляться в разрывах облаков. Точно утомившись в
жестокой схватке, облака начинают опускаться. Они еще
яростно клубятся и как бы нехотя отступают, спускаясь
все ниже и ниже по его склонам, уползают в начинающие
темнеть ущелья. И вот уже Эльбрус снова гордо возвы-
шается среди соплеменных гор, сбросивший с себя «бес-
конечные полчища тьмы».	‘
Безмятежно шла жизнь в горах. 22 июня утром, чуть
свет мы ушли на ближайшие к лагерю склоны. Уже
кончали занятия, когда увидели бежавшую к нам от ла-
геря женщину. Вскоре я узнал в ней жену. Она бежала,
прижав к себе сына.
«Что-то случилось в лагере или с кем-нибудь в го-
рах»,— с тревогой подумали мы.
— Война! Война с Германией!—крикнула она, под-
бегая к нам, и тихо опустилась на усыпанный цветами
склон. Сын весело приветствовал нас, крепко ухватив-
шись одной рукой за растрепанные волосы жены...
Бегом помчались в лагерь. Весь день мы с тревогой
127
ждали и слушали- сообщения по радио о развертываю-
щихся грозных событиях. Вражеские самолеты бомбят
наши города и села!.. Горят города, деревни и хлеб на
полях!..
Вначале все зто казалось каким-то кошмаром, наваж-
дением, надеялись, что начавшееся сражение должно
скоро закончиться. Но всеобщая мобилизация, объявлен-
ная по стране, и продолжающееся продвижение войск
врага показывали, что все обстоит значительно серьезнее,
чем хотелось бы думать. Все яснее и яснее стали выри-
совываться огромные масштабы обрушившейся на нашу
страну беды.
Жизнь в лагерях начала быстро замирать: уехали обу-
чающиеся и основная масса инструкторов. Одни спешили
в военкоматы по месту жительства, другие — на работу,
к семьям.
Надо было ехать в Москву. Как решится судьба ин-
ститута, в котором я работал, а с ним и моя? Решили,
что жена и сын пока останутся в Нальчике: все еще на-
деялись, что война будет непродолжительной.
По дороге в Москву опять приключение — я заболел
и, как вскоре выяснилось... коклюшем! Второй раз и уже
далеко не в детском возрасте! Я кашлял, задыхаясь и
синея. Заразился я этой болезнью от сына. Он болел еще
в Москве. От большой высоты в горах, как и обещали
врачи, ему стало лучше. Я часто носил его на руках и
па рюкзаке за спиной — вот и получилось зто трагикоми-
ческое недоразумение. В такое время оно совсем было
не к месту — даже в военкомат идти неудобно.
К Москве подъезжали на рассвете.
Какой контраст по сравнению с тем, что было тогда
утром, при отъезде! Сейчас притихший город насторожен-
но спал перед трудным военным рабочим днем, а над
ним в рассветной мгле застыли в воздухе серебристые
аэростаты воздушного заграждения. Некоторые из них
уже спустили и медленно, как-то, казалось, торжественно
вели в укрытия, и они представлялись какими-то неве-
домыми слоноподобными животными.
Ночью душераздирающий вой сирен и спокойный,
даже несколько торжественный голос диктора заставили
меня вскочить с постели: «Граждане, воздушная трево-
га»... В соседней комнате родители жены деловито, без
паники собирали приготовленные уже с вечера вещички
перед тем, как спуститься в подвал дома, в бомбоубежи-
128
ще. Для них воздушный налет был уже привычным со-
бытием.
Ураганным огнем били зенитные батареи, небо уже
кипело от разрывов их снарядов, когда я вылез на крышу
через слуховое окно и встал под укрытие какого-то кар-
низа, так как сверху непрерывно сыпались осколки. Одно
орудие стояло где-то совсем рядом, и слышно было, как,
вырвавшись из дула, снаряд, визжа па все голоса, уходил
в черное небо. А оттуда вместе с грохотом разрывов доно-
силось до нас мрачное завывание вражеских самолетов.
Зловещий желтый свет вдруг начал разливаться над
нами. Медленно спускались на парашютах сброшенные
врагом осветительные ракеты. Эти дьявольские светиль-
ники появились и над другими районами города. К ним
потянулись со всех сторон разноцветные щупальца трас-
сирующих пуль. Пулеметные очереди дробят, срезают
ракеты, и все вновь погружается в грохочущую тьму.
Воющий шум моторов, нарастающий свист бомбы запол-
няет собой все. Содрогнулся и качнулся дом от близкого
разрыва, снова рев, снова бомба...
Налеты на Москву совершались почти каждую ночь.
Москвичи стали сосредоточенными и серьезными. До че-
го же больно смотреть на очереди у входов в метрополи-
тен: матери с детьми, старики, старушки...
Если первый налет и бомбардировка как бы оглушили
меня, то последующие начали нагнетать злобу к врагу и
желание действовать. А над Москвой в эти дни, и не
только над Москвой,— над всей страной днем и ночью
гремела великая по силе песня, родившаяся в первые
дни войны, как мощный гневный возглас всего советско-
го народа:
Вставай, страна огромная.
Вставай на смертный бой.
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой.
Опа звала, повелевала, хотелось сделать все, что толь-
ко ты можешь для защиты Родины... Я и сейчас не могу
спокойно слушать эту песню, зтот призывный гимн Вели-
кой Отечественной войны.
Институт теоретической геофизики Академии наук
СССР продолжал работать в Москве, приспосабливая
свою деятельность к нуждам военного времени, по уже
стоял вопрос об эвакуации его со всеми другими учреж-
дениями Академии наук на восток страны. Каждый со-
5 А. м. Гусев
129
трудник старался включитьсй в военную тематику, даже
если она, порой, и не совсем соответствовала основной его
специальности.
Эффективность зенитной стрельбы в то время в зна-
чительной мере снижалась из-за невозможности точно
определить фактическую дистанцию до места разрыва
снаряда, то есть определить, как бьет орудие: с недоле-
том или перелетом. Значит, надо заставить снаряд взры-
ваться в момент пролета его на ближайшем расстоянии
от самолета. Вспомните, как меняется высота звука сиг-
нала встречного поезда. Физики называют это явление
«аффектом Доплера». То же самое зафиксирует и некото-
рый приемник шума самолета, установленный на летя-
щем к нему снаряде. Следовательно, этот эффект можно
использовать для взрыва снаряда в самый уязвимый для
самолета момент, думали мы, решая эту задачу. Но
осколки разорвавшегося снаряда только в первые доли
секунды после взрыва опасны для самолета: не ударив
в него, они уже бесполезно падают на землю. А нельзя
ли заставить снаряд рассыпаться в пространстве на ча-
сти, которые затем начнут медленно спускаться на не-
больших парашютиках и при столкновении с очень быст-
ро летящим самолетом «смертельно» поразят его. При
достаточно плотном зенитном огне они могут создавать
в нужных местах перед летящими самолетами непрохо-
димую преграду. Эти предложения и многие другие, им
подобные, были направлены нами в военные организации.
Группа альпинистов из состава Всесоюзной секции
обратилась в Генеральный штаб с предложением исполь-
зовать их в действующей армии или для обучения горных
частей и соединений. Все, кто еще не был мобилизован
из альпинистов, оставались на гражданской работе в со-
ответствии с бронированием. Поэтому мы составили спи-
сок добровольно желающих пойти в армию.
'Когда мои дела стали выясняться, я срочно вызвал
жену с сыном из Нальчика. Надо было спешить, так как
враг приближался к основным путям, соединяющим юг
страны с Москвой. Ожидал я их с тревогой: вражеская
авиация уже атаковала основные железнодорожные ма-
гистрали. Поезд опаздывал, и тревога среди встречавших
его увеличилась, когда мы увидели пробитые пулями сте-
ны вагонов и выбитые окна. Оказывается, в пути, под
130
Курском, их настиг фашистский самолет. При нервом .за-
ход® поезд маневрировал, то увеличивая, то сбавляя ско-
рость, а перед вторым остановился, чтобы дать возмож-
ность пассажирам спрятаться в укрытиях вдоль дороги.
Жена с сыном в светлой летней одежде укрылись где-то
в канаве, но были, конечно, отлично видны сверху. Самб-
лет приближался бреющим полетом и бил из пулемета.
В этот момент пробегавший боец бросил на них шинель
и исчез куда-то. Несколько раз прошел самолет над без-
защитными людьми... С паровоза подали сигнал к посад-
ке. Были раненые и убитые. Не вернулся и боец за своей
шинелью...
Обстановка в Москве становилась все более напряжен-
ной. Эвакуировались заводы и учреждения, женщины,
дети, старики. Жена могла выехать из Москвы только
после эвакуации завода, на котором она в это время рабо-
тала, и поэтому, ожидая своего направления в армию, я
повез сына в Ветлугу, куда ужо переехали из Москвы
моя мать и сестра.
Ветлуга — милый древний городок в глубине России.
Два дня всего я был в Ветлуге. Стояла пасмурная дожд-
ливая погода. Невеселы были и эвакуированные. Жили
они одними мыслями: а что там в оставленных городах
и селах? Что там на фронте, где сражаются их отцы,
сыны и братья? Они с тревогой слушали каждое новое
сообщение по радио, с тревогой ждали почтальона.
Опять Москва с тревогами и бомбежками. Враг значи-
тельно продвинулся вперед, несмотря на ожесточенное
сопротивление наших войск. Нашу альпинистскую груп-
пу вызвали для отправки в армию. Всех направляли в
различные места: Закавказский, Северокавказский и
Среднеазиатский военные округа и фронты.
Основной нашей задачей была организация и прове-
дение горной подготовки горнострелковых частей и со-
единений.
Горнострелковые соединения всегда существовали в
Советской Армии, но по снаряжению и подготовке они
мало чем отличались от обычных войсковых соединений.
Автомобильный транспорт был частично заменен на
вьючный, несколько иным было артиллерийское вооруже-
ние. Вот, пожалуй, и все отличие. Не проводилось в этих
соединениях и специальной горной подготовки.
Солдаты горнострелковых соединений носили вместо
фуражек и пилоток шляпы. Но этот атрибут горных войск
5*
131
был не столь уж необходимым по сравнению с гордыми
ботинками, которых эти войска не имели. Горные ботин-
ки с шипами абсолютно необходимы при движении в
горах.
Сапоги при длительном движении ио сколь-лйбо кру-
тым склонам, пе будучи затянутыми в стопе, пе дают на-
дежной опоры, натирают ноги, а при движении по ледни-
кам и скалам просто опасны для жизни человека. Не
было у нас в горных войсках и другого совершенно необ-
ходимого снаряжения: веревок, ледорубов, горных лыж,
снегоступов и многого, многого другого.
Исправить этот недостаток быстро было невозможно.
Однако кое-что сделать все же удалось. Общий объем
горной подготовки и слияние ее с боевой подготовкой
должен был определиться -па место командованием в за-
висимости .от расположения и основных задач и возмож-
ностей данной части пли соединения.
Враг все продвигался вперед. Прекратилось железно-
дорожное движение на юг через Курск и Харьков. Тяже-
лой была обстановка под Орлом.
Институт эвакуировался в Казань.
Наконец в октябре определился и день моего отъезда.
За день я зашел проститься с братом. Оп заведовал в то
время литературным отделом Московского радиовещания.
Мы шли с ним по улице Горького, вспоминали детство.
Стояла сырая и холодная погода. Мы зашли не то
в магазин, не то в кафе, где почему-то ’ продавался го-
рячий грог.
— Выпьем грогу па дорогу,— сказал брат.
Согретые напитком, мы еще долго ходили по Москве.
Па прощанье я его спросил:
— А что будет, Виктор, если падет Москва?
— Москва не последний рубеж страны,— ответил
оп.— Но этого не будет.
. Жена провожала меня на вокзале. Она должна была
уехать в Ветлугу дпя через три-четыре. Все люди в труд-
ную минуту немного суеверны, и нам казалось, что если
мы будем думать все время друг о друге, то обязательно
встретимся вновь...
Я с трудом протиснулся с лыжами и рюкзаком в пере-
полненный вагон. В рюкзаке лежали самые необходимые
вещи и снаряжение, которое могло пригодиться в горах.
Захватил я с собой и старый ледоруб, с которым довелось
подняться на многие вершины, который не раз выручал
132
меня в трудные минуты. В окно вагона среди множества
людей на перроне я увидел на миг печальную, одинокую
фигуру жены. Она махала рукой уходящему вагону...
Когда все кое-как разместились и волнение последних
минут расставания несколько улеглось, мысль под мер-
ный стук колес побежала назад к родной Москве. Я по-
кидал, по существу, уже фронтовой город и ехал в спо-
койные и теплые края, в тыл, и заниматься мне предстоя-
ло обучением горных войск, а не сражаться в рядах
действующей армии. Это никак не соответствовало моим
желаниям и настроению.
Со мной на юг ехал мой старый знакомый А. И. Си-
доренко. Он был профессиональным альпинистом и на-
правлялся в район Эльбруса в один из спортивных лаге-
рей. В этих лагерях сконцентрировалась часть инструкто-
ров-профессионалов. Они должны были поддерживать
лагеря в готовности на случай использования в каких-
либо военных целях.
Саша Сидоренко должен был сойти в Прохладной, мой
путь лежал дальше: через Баку и Тбилиси.
Поезд все дальше и дальше уходил от Москвы. Утом-
ленные пассажиры отдыхали кто как мог, устроившись
на всех полках и полу. Я лежал на верхней полке. Сквозь
шум колес мне все слышалось:
Вставай, страна огромная.
Вставай на смертный бой...
Поезд шел медленно, часто и надолго останавливался,
пропуская военные эшелоны. Осень была в разгаре. По
утрам пустые уже поля покрывались белым покрывалом
первых заморозков. Ясная погода сменялась холодным
моросящим дождем; мокрые вороны и сороки печально
нахохлились на столбах и проводах телеграфа. На вокза-
лах сутолока, очереди за кипятком, лужи грязной воды
па перронах. Разговоры об одном — о войне, о тяжелом
положении на фронтах, о разрушениях в тылу.
Мы ехали пока совершенно спокойно, но по слухам
между Воронежем и Ростовом, где железная дорога при-
ближалась к фронту, она часто подвергалась бомбарди-
ровке. Фашисты уже двигались к Ростову и стремились
разрушить все пути, ведущие к нему. И действительно,
за Воронежем близость фронта стала ощущаться весьма
заметно.
Серые дни сменялись непроглядной тьмой прифронто-
133
вых- воней о ледяными дождями и холодным, пронизы-
нающим насквозь ветром, гуляющим над степными про-
сторами. В одну из таких ночей при подъезде к станции
Звереве объявили воздушную тревогу. Вышли из вагонов
и кто где мог прижались к стенам зданий разъезда. Вот
послышался шум приближающегося самолета: идет низ-
ко вдоль железнодорожного пути. Самолета не видно,
только пулеметные светящиеся трассы как бы щупают
землю. Приходится прятаться. Поблизости нет ничего
подходящею, кроме бетонного колодца. Упершись ногами
и спиной в разные стороны его, как при преодолении
скальных «каминов» в горах, опускаюсь на некоторую
глубину. С ревом и стрельбой проносятся над разъездом
несколько невидимых во тьме осенней ночи самолетов.
В стороне станции Звереве видны огненные вспышки,
слышны разрывы бомб.
. Утром, проезжая Зверево, видим следы ночного нале-
та: стоят разбитые вагоны, некоторые здания разрушены.
Пригороды Ростова — это мощная полоса укреплений.
Заграждения из колючей проволоки, линии траншей,
противотанковые рвы видны по обе стороны от полотна
железной дороги.
Фашистские войска были уже недалеко от города,
" авиация бомбила Ростов, налеты совершались не только
в ночное время, но и днем. Враг спешил занять «ворота
Кавказа» п не считался пи с какими потерями. В Ростов
прибыли после полудня, стоять должны были недолго,
но вдруг объявили воздушную тревогу. Было еще совсем
светло, где-то интенсивно били зенитные батареи, ухали
бомбы. Воздушный бой шел в стороне; говорили, что са-
молеты пытаются в обход города прорваться к железно-
дорожному мосту через Доп. В последние дни он стал
основным объектом их налетов. Ночью с потушенными
огнями поезд тронулся в путь. Вскоре по шуму колес мы
поняли, что медленно движемся по мосту через Дон.
Мост уцелел и на этот раз.
Утром, когда мы проснулись после тревожной ночи,
поезд резво бежал уже по плодородным кубанским зем-
лям. Мы будто попали в иной мир: на станциях все спо-
койно, на пристанционных базарах еще изобилие продук-
тов н много таких, о которых мы уже и не вспоминали:
белый хлеб, птица, овощи, фрукты!
И опять, и опять неотступно сверлит мозг мысль: не
туда ты сейчас едешь, не туда...
434
. В Тбилиси, в штабе Закавказского фронта я застал
еще некоторых товарищей, которые уехали из Москвы
раньше меня. Остальные были направлены Штабом фрон-
та согласно указанию откомандировавшего нас Управле-
ния горной, лыжной и физической подготовки Красной
Армии в различные горнострелковые соединения фронта.
Я получил назначение в 9-ю горнострелковую дивизию,
стоявшую в то время в районе Батуми.
В Штабе нас встретили хорошо — от начальника отде-
ла боевой подготовки полковника Шестакова до коман-
дующего фронтом генерала армии Тюленева. Здесь счи-
тали важным для укрепления боеспособности личного со-
става частей и соединений горных войск проведение
специальной их подготовки.
9-я Кавказская краснознаменная и ордена Красной
Звезды, имени ЦИК Грузинской ССР горнострелковая
дивизия 4б-й армии Закавказского фронта, в которой мне
предстояло служить, имела задание оборонять довольно
большой район Аджарии. Части ее расположились на
побережье от самого южного на этом месте участка со-
ветско-турецкой границы у селения Сарны до Кабулётти
и позднее до Нотанеби. В горах части дивизии стояли
параллельно границе от Сарпы до реки Чорох и далее
но ущелью реки Аджарис-цхали и ущельяхМ ее притоков,
ведущим к границе, до Годерского перевала. Штаб диви-
зии располагался в Батуми.
Командовал дивизией полковник В. С. Дзабахидзе,
комиссар — полковой комиссар А. П. Поморцев и началь-
ник штаба— майор М. И. Мельников.
Начальник штаба представлялся мне очень опытным
и волевым человеком. Именно с ним и начальником бое-
вой подготовки штаба дивизии майором К. И. Мбзгуно-
вым предстояло в дальнейшем решать все дела, касаю-
щиеся горной подготовки соединения.
Уже на следующий день после моего приезда был
издан приказ о проведении сборов по горной подготовке
для средних и младших командиров дивизии. Они долж-
ны были пройти подготовку по расширенной программе
и стать в дальнейшем инструкторами массового обучения
личного состава дивизии движению в горах. Такая орга-
низация позволяла вести работу с нарастающими темпа-
ми и закончить первый основной этап ее в кратчайшее
135
время. Я решил приложить все усилия, чтобы доказать
значение горной подготовки как одной из сторон боевой
и, по возможности, слить их. Начальником первых сборов
был назначен старший лейтенант Г. С. Петросов. В диви-
зии оказалось несколько альпинистов: младший лейте-
нант В. Г. Шгшлевскнй, младший лейтенант Л. П. Келье,
сержант П. И. Власов и сержант-кавалерист И. С. Крапи-
ва. Только Келье в горах бывал не однажды, остальные
были начинающими альпинистами, но всех их я предпо-
лагал использовать в качестве инструкторов на предстоя-
щих сборах. Должности начальника горной подготовки
в дивизии не существовало, и я был зачислен на какую-то
вакантную и прикомандирован в отдел боевой подготовки
в непосредственное подчинение майору Мозгунову.
На третий день я со старшим лейтенантом Петросо-
вым выехал в горы для выбора места занятий.
За городом машина быстро понеслась по прямой ас-
фальтированной дороге. В этом месте, где Чорох впадает
в Черное море, местность совершенно ровная. Турецкая
граница здесь совсем недалеко, и вот мы проезжаем уча-
сток дороги, просматриваемый со склонов с той стороны.
Иаш шофер сержант Арташ Симонян свободно вла-
деет кроме родного армянского аджарским, курдским и
турецким языками; Петросов хорошо говорит по-турецки,
и, таким образом, мы легко получаем все необходимые
нам сведения, так как население здесь весьма смешанное.
Ночевали в городе Хуло. Город расположен на терра-
сах правого по течению реки склона ущелья.
Выше к Годерскому перевалу склоны пологи, поросли
густыми зарослями лавровишни, каштанами, грушами и
буком. Чем ближе к перевалу, тем чаще встречаются сос-
ны и ели.
Остановились у последнего по пути к перевалу селе-
ния — Данис-параули.
, Здесь мы и решили проводить наши занятия. Правда,
плоховато было со скалами, но зато для остальной части
программы и особенно по горнолыжной подготовке здесь
было все необходимое. Скальные же занятия решено было
провести на обратном пути в районе города Хуло.
8 ноября автомашины с участниками сборов, инструк-
торами, обслуживающим персоналом выехали из Батуми
в горы. Шел дождь, все кругом было серым и тоскливым.
Дожди вызвали оползни, и асфальтовое покрытие во мно-
гих местах завалило землей и камнями. Ехали медленно.
136
Бойцы и командиры, укрывшись плащ-палатками в кузо-
вах машин, модленпо, но верно промокали. Только к вече-
ру добрались до города Хуло. Кое-как переночевали, заняв
несколько общественных помещений, и на рассвете по-
ехали дальше. Дождь шел но переставая. К полудню
добрались до селения Даиис-параули, расположенном
па высоте около 1500 метров над уровнем моря. Было хо-
лодно.
Единственное помещение, которое удалось найти для
размещения личного состава сборов, был длинный чердак
фермы колхоза. Летом здесь было бы не так уж плохо,
по сейчас ветер гулял по чердаку, шевеля сухое сено и
стебли кукурузы. На двоих было по одному спальному
мешку, спать должны были по очереди — один в спаль-
пом мешке, другой под двумя шинелями. Для сушки
одежды установили небольшие железные печи, но топить
их приходилось с большой осторожностью и лишь при
крайней необходимости. До комфорта было весьма дале-
ко, но ничего — эти трудности тоже были элементом гор-
ной и вообще фронтовой подготовки, да и обучать-то мы
приехали сюда не отдыхающих, а бойцов и командиров,
впереди у которых было еще много испытаний, и все им
могло пригодиться.
К вечеру дождь перешел в снег. Мы были в высоко-
горье субтропиков, и снегопад здесь был необычный:
огромные пышные хлопья его величиной почти с кулак
медленно опускались в совершенно спокойном воздухе,
быстро покрывая толстым пушистым слоем грязную зем-
лю, крыши домов и ветви островерхих елей на склонах
гор. В сплошной пелене облаков появились просветы. Ко-
гда начало темнеть, небо совсем очистилось. Было такое
впечатление, что облака целиком выпали на землю в виде
снега. За короткое время слой его достиг почти метра
толщины. Яркие звезды появились над головой, небо на
западе было ярко-зеленым, и на фоне его красиво про-
ектировались темные силуэты сосен и елей. Притоптывая
сапогами, у фермы ходил часовой; лагерь уже спал, только
у кухни хлопотало несколько бойцов.
Утром стало ясно, что порядок занятий надо срочно
менять: все склоны были покрыты снегом, он быстро
уплотнялся нод действием солнечных лучей, и лучших
условий для занятий на горных лыжах трудно было себе
представить. После завтрака всем были выданы лыжи.
Вспомнил, как в Тбилиси, в армейском складе все от ду-
137
ши смеялась, когда я принимал партию лыж для отирав-,
кй в Батуми *— в субтропики. Хотел бы я, чтобы эти това-
рищи были сейчас здесь. ,
Владел лыжами более или менее прилично только я,
но, конечно, это была не та скоростная техника, которой
владеют наши горные лыжники сейчас. В то время гор-
ные лыжи у нас только начинали осваиваться. Я был
самоучка — изучил правила езды на горных лыжах во
время зимовки на Эльбрусе и во время зимних походов
в горах. Моя техника не отличалась изяществом, так как
осваивал я ее не иа учебных склонах, а в работе с тяже-
лым рюкзаком, по стоял я на лыжах прочно и мог прой-
ти по любому горному маршруту. Мне и теперь трудно
перейти на новый стиль езды. Все время я чувствую, что
«сижу на пятках» — не переношу вес на носки, не «па-
даю вперед» во время движения. Поэтому на вопрос:
«что за стиль у тебя?» — отвечаю: «древне-эльбрусский».
Немного владели лыжами Келье и Шпилевский. Наши
курсанты были мало знакомы с лыжами и тем более с
горными, многие же из южных республик вообще видели
лыжи впервые.
К выстроившимся для встречи ио поводу открытия
сборов курсантам я съехал прямо от домика на лыжах;
по пути перемахнув на большой скорости холмик, я кру-
то развернулся перед самым строем так, что строй не-
сколько попятился назад, не веря в возможность такого
разворота. Мон лыжи с креплением «каидахар» и первый
наглядный урок управления ими произвели на курсантов
хорошее впечатление. Когда начальник сборов Петросов
представил меня, командиры дружно и весело ответили
на мое приветствие.
Лыжами занимались много и с увлечением, и, дейст-
вительно, мало кого из здоровых людей этот вид спорта
может оставить равнодушным. Морозный воздух, ослепи-
тельно белый снег на склонах, поросших местами сосно-
вым и еловым лесом, искрящаяся в лучах солнца пыль
и упругий воздух, как бы поддерживающий, когда
летишь вниз по крутому склону — ощущение ни с чем
не сравнимое. Но дело пе только в спорте и приятных
ощущениях. Нам надо было доказать, что боец при глубо-
ком снеге и особенно в горах без лыж беспомощен, он не
может ни активно наступать, пи эффективно обороняться.
Для закрепления приобретенных навыков решено бы-
ло организовать два похода на лыжах. Первый поход
138
включал b себя элементы занятий по тактике. Перед дву-
мя взводами была поставлена задача подняться на бли-
жайший гребень разными путями примерно,, одной и той
же трудности. Один взвод шел на лыжах, другой без
лыж. Формировались взводы из добровольцев — верящих
и неверящих в преимущества движения на лыжах. Взйо-
ды должпы были*выйти на гребень скрытно и залечь, ста-
раясь обнаружить третий взвод. Он направлялся обходным
путем за гребень, чтобы установить мишени и замаскиро-
ваться в стороне от них, одновременно пытаясь обнару-
жить расположившихся на гребне.
Для неверящих в лыжи этот поход был жестоким
уроком. Измученные, мокрые от снега и пота, курсанты,
шедшие без лыж, поднялись на гребень на 3,5 часа позд-
нее лыжников, когда те уже, закончив стрельбы, лихо
атаковали «противника» в лощине. Картина атаки была
внушительной, но, к сожалению, пока еще было много
«жертв»: то один, то другой атакующий вонзался в снег,
поднимая белое облако. Весь вечер и следующий
день курсанты оживленно обсуждали первое учение. Ав-
торитет лыж значительно вырос.
Курсанты быстро освоились с новой обстановкой. На-
строение было бодрое, учеба шла отлично. Все заинтере-
совались альпинизмом, и мы, инструкторы, не скупились
на рассказы о знаменитых восхождениях и известных
альпинистах, о суровых условиях гор, особенно в зимнее
время. В иные вечера из селения к нам на песню загля-
дывали аджарцы. Они приходили из далеко разбросан-
ных по склонам домиков, преодолевая нелегкий засне-
женный путь на своих ступающих лыжах. С любопытст-
вом рассматривали они горные лыжи, с сомнением
качали головой. Они доверяли больше своим тхеламури,
сделанным из расщепленных толстых ветвей прочного
дерева в виде неправильного овала, переплетенного туги-
ми жгутами из веток лавровишни. В дальнейшем, когда
военные действия развернулись на Главном Кавказском
хребте, эти лыжи и им подобные «снегоступы» были из-
готовлены по указанию Штаба фронта в большом количе-
стве. Ими были снабжены части, сражавшиеся в высоко-
горных районах. В горных частях противника в зимнее
время мы обнаружили такие же лыжи. Но их «снегосту-
пы» были хуже аджарских тхеламури.
В дни, когда погода была уж совсем из рук вон
плохой, мы читали курсантам лекции по технике движе-
139
ния в горах, которые мы строили на базе разработанного
для армии наставления, истории развития горного спорта
в СССР. Курсанты должны были стать проводниками
знаний по горной подготовке и альпинизму в массу лич-
ного состава дивизии, и мы старались готовить их по наи-
более широкому плану.
Мы вспоминали своих друзей альпинистов и всю мно-
гочисленную армию советских горповосходителей и дума-
ли, как хорошо было бы собрать их воедино в одно
соединение для обороны горных районов нашей страны.
Какая бы это была сила!
Мы не знали тогда еще, что в соответствии с предложе-
ниями Всесоюзной секции альпинизма, указаниями Гене-
рального штаба и Управления по формированию уже была
учреждена воинская альпинистская специальность. Аль-
пинисты отзывались из частей и направлялись на Закав-
казский фронт. Кроме того, формировалась особая диви-
зия, состоящая из представителей различных видов
спорта. Части ее в ходе войны отличались на многих
участках фронта.
Курсанты с большим интересом вникали в историю и
теорию горовосхожденпя, практика явно увлекала мно-
гих. Командный состав быстро понял все преимущества,
которые может дать горная подготовка для ведения боя
в горах. Старший лейтенант Петросов не был альпини-
стом, но он много сделал для того, чтобы провести горную
подготовку по наиболее широкому плану.
Второй поход имел целью подвести итог наших заня-
тий по освоению горных лыж, утвердить в курсантах
веру в себя как лыжника. Предстояло подняться на Го-
дерский перевал высотой около 2000 метров. Снегу выпа-
ло очень много, и без лыж туда пробраться было невоз-
можно.
На перевале было неуютно: дул сильный ветер, види-
мость была плохой, внизу в разрывах облаков виднелись
заснеженные лесистые склоны, а иногда и далекое
селение. Побеседовав коротко с пограничниками, я дал
команду для спуска. Задача была поставлена простая:
парами, на случай падения и травмы, спуститься по про-
извольному маршруту и в возможно короткое время в ла-
герь. И вот началась эта своеобразная шестнадцатики-
лометровая гонка на лыжах по крутым лесистым
склонам.
Подбадривая себя свистом и криками, ринулись три
140
взвода с перевала вниз. Пушистый снег вихрями вьется
за лыжниками, и вот они уже прошли первый склон, вот
все скрылись в лесу. Падений нет — отлично! У погранич-
ников лыжи есть, но крепления, увы, «мягкие», а с ними
разве можно в горах?! Спуск произвел на пограничников
хорошее впечатление, с завистью поглядывали опи на на-
ши лыжи. Я пообещал им прислать несколько пар. Креп-
кие рукопожатия, и я помчался догонять своих...
Только лыжник может попять это ни с чем пе сравни-
мое, захватывающее, чудесное ощущение своеобразного
полета: ветер туго хлещет в лицо; мимо мелькают де-
ревья; лыжи, шипя, стремительно скользят по причудли-
вому снежному рельефу; летишь, и не хочется останав-
ливаться.
Обогнал курсантов у опушки леса. Здесь начинался
сразу очень крутой склон. Остановился — как-то наши
ребята преодолеют это неожиданное препятствие?..
Можно представить себе много разных картин, де-
монстрирующих силу и мужество. Буду немного при-
страстным и опишу как образец ту из них, которую я
тогда увидел: сосновый лес стоит стеной, на склоне горы
у опушки среди сугробов разбросаны группы елок. Из
леса, лавируя среди деревьев, вылетает лыжник; за спи-
ной автомат, за поясом гранаты, шапка лихо заломлена
на затылок, решительно, сосредоточенно загорелое обвет-
ренное лицо. Сколько воли и силы в этой быстро мчащей-
ся фигуре! Стремительный поворот у обрыва. Облако
снежной пыли окутало фигуру. На секунду притормозив
движение, лыжник вновь уже мчится по крутому склону,
и пет, кажется, силы, которая могла бы остановить его...
Курсанты один за другим, парами, группами вылетели
из леса. Первым был Келье. Леонид был отличным спортс-
меном, его хорошо сложенная фигура прямо-таки была
создана для спорта. До войны он после окончания инсти-
тута был в Алма-Ате учителем физики. Теперь, после
ускоренной военной школы, уже имел звание лейтенанта,
стал хорошим строевым командиром. Великий оптимист,
он был энтузиастом всех новых начинаний, и ему быстро
все удавалось. В нем прекрасно слились спортсмен и
воин, и это очень пригодилось ему в дальнейшем, когда
мы были направлены в действующие соединения на пе-
ревалы Главного Кавказского хребта. Леонид был очень
начитан. Мужество в нем сочеталось с деликатностью,
скромностью, граничащей с застенчивостью.
141
Я старше Леонида, но тиы стали друзьями на всю
жизнь. Побывал он во многих переделках и уцелел. Встре-
чаясь теперь, мы всегда вспоминаем об этих трудных
днях.
Вскоре я встречал первых лыжников у лагеря. То, что
я видел тогда, было лучшей наградой за наши труды.
Я поделился своими впечатлениями с командованием
'сборов и инструкторами. Все были рады и взволнованы
не менее, чем я. Возбуждены были и курсанты. Они
оживленно обсуждали события похода. Лыжи победили
окончательно; курсанты наши полюбили их как свое ору-
жие — ведь они были в составе горного соединения.
Снега отрезали нас от Хуло и Батуми. Долгое время
всякая связь была прервана. Мы опаздывали, а надо бы-
ло провести занятия на травянистых склонах, осыпях и
скальном рельефе. Пора было возвращаться.
Путь до Хуло прошли частью на лыжах, частью пеш-
ком; имущество наше тащили быки. Здесь по телефону
из Батуми мы получили разрешение задержаться еще па
7 дней для завершения программы.
Снова в Батуми. Декабрьский зимний Батуми пе
похож на курортный город субтропиков летом мирного
времени. Во всю ширину улиц и переулков текут к морю,
как реки, потоки серой воды, местами заливая и тротуа-
ры... Редкие прохожие осторожно переходят их вброд.
Серо, уныло выглядит и море. Ни корабля, ни лодки на
его поверхности, только длинные, извивающиеся, как змеи,
гирлянды бакланьих стай одна за другой низко летят над
морем, гонимые дождем и ветром. Безлюдны приморский,
вечно зеленый парк, широкий галечный пляж с рядами
стройных, так украшавших его в солнечный летпий день
пальм. Сейчас на фоне их, укрытый темной зеленью де-
ревьев парка, виден звукоулавливатель, чутко прислуши-
вающийся к неспокойному шуму неба. Эта установка с
огромными ушами, медленно поворачивающаяся среди
деревьев, представлялась неведомым гигантским сущест-
вом, некогда жившим на нашей планете.
Веста с фронта невеселые: враг подошел к Москве,
Ленинград в блокаде, захвачена Украина, Крым, пал Се-
вастополь. Нарастает напряжение на Черном море. Не-
вольно задумываешься, почему еще спокойно на турецкой
границе. В городе много эвакуированных из Одессы, Се-
вастополя и других городов черноморского побережья.
Многие семьи были разлучены при спешной эвакуации;
142
и дети и родители ищут друг друга. Порт, вокзал, почта
полны объявлений, за каждым из которых несчастье и
горе.
Иногда на рейде появлялись наши боевые корабли.
Постоят ночь, сдадут на берег раненых, примут на борт
боеприпасы и все необходимое для очередного плавания
и опять исчезнут в серой мгле неспокойного моря. Вез
баз снабжения и ремонта в море, начиненном у берегов
минами, а в открытой части — вражескими подводными
лодками, под огнем авиации Черноморский военный флот
оберегает советские берега Черноморья, всеми средствами
помогает сухопутной армии, шлет ей на помощь отряды
морской пехоты, от одного вида которой трезвеет и пя-
тится назад упоенный своими успехами враг.
А в горах тишина и умиротворяющая красота приро-
ды, мы учим бойцов, правда, много стреляем, но ведь
стреляют и в мирное время... Умом можно осознать необ-
ходимость нашего дела, по с сердцем справиться трудно.
Можно, конечно, привлечь на помощь рассуждения о
максимальном коэффициенте полезного действия, о том,
что с нашими знаниями мы сейчас именно здесь особенно
необходимы, по и физика и математика не всегда дают
однозначные ответы на поставленные вопросы, а в иных
делах и точные расчеты, проведенные на основании стро-
жайших законов, не убеждают...
Командный состав дивизии был еще не на казармен-
ном положении и жил на частных квартирах. Я располо-
жился у матери нашего шофера Симоняна.
Первые сборы прошли удачно. Теперь были подготов-
лены кадры для широкого развертывания горной
подготовки. Мысленно я уже видел Кельса, Шпилевского
и некоторых других в ролях начальников горной подго-
товки полков, а наших курсантов — их помощниками в
частях и подразделениях, помощниками, проводящими
горную подготовку наряду с исполнением своих основных
обязанностей как командиров этих частей и подразде-
лений.
Несколько дней по заданию начальника штаба диви-
зии я занимался разработкой общего плана горной подго-
товки всего соединения и сделал отчет о проведенных
первых сборах штабу Закфронта. Надо было спешить с
подготовкой, и в плане предусматривалось осуществление
ее одновременно со всем личным составом полков на
месте их расположения и проведение сборов в горах со
143
специальными подразделениями: взводами пешей развед-
ки, ротами автоматчиков, командами снайперов. Кроме
этого, для повышения квалификации командиров-ин-
структоров, прошедших первые сборы, намечалась орга-
низация семинаров. Позже к этому плану командование
добавило изучение подразделениями разведки различного
рода частей и оружия троп в бездорожных районах, при-
мыкающих к месту дислокации дивизии.
В середине декабря план горной подготовки дивизии
был утвержден.
В первое время основные занятия решили проводить
около селения Кеды. Кеды находится недалеко от Бату-
ми— всего в 40 километрах — и соединено с городом
хорошим асфальтированным шоссе. Склоны ущелья здесь
круто поднимаются вверх. Перепад высот от дна ущелья
до ближайших вершин и хребтов достигает 1000 метров.
Покрытые лесом склоны чередуются с открытыми участ-
ками, очень удобными для обучения горнолыжной техни-
ке. На склонах много выходов скал с маршрутами самой
разнообразной трудности. Притоки реки Аджарис-цкали
прорезали в склонах небольшие ущелья с крутым паде-
нием дна, небольшие скалистые теснины, удобные для
обучения транспортировки раненых, боеприпасов, тяже-
лого вооружения, использованию сложного рельефа во
время боевых действий в горах.
Первыми по новому плану выходили в горы взводы
пеших разведчиков трех полков дивизии.
При занятиях с разведывательными подразделениями
особое внимание мы уделяли ориентированию в горах,
обучению технике движения по особенно сложным участ-
кам горного рельефа.
С ротами автоматчиков, которые прибыли к нам поз-
же, детально отрабатывались приемы стрельбы в горах.
С этой целью все упражнения по стрельбам, указанные
в Наставлении, были переработаны для гор, но по дистан-
ции, скорострельности и оценке они, естественно, не изме-
нялись. Так, например, при выполнении упражнения по
стрельбе из автомата, в котором по Наставлению боец
должен был подбежать из укрытия к огневому рубежу
и, остановившись, поразить из автомата тремя очередями
три мишени, в переработанном нами варианте боец дол-
жен был съехать к огневому рубежу из укрытия на лы-
жах, поразить мишени в движении.
Была разработана обширная программа стрельб под
144
большим углом к горизонту. Пришлось провести спе-
циальные расчеты и проверочные стрельбы для разработ-
ки таблицы поправок при углах стрельбы более 15 граду-
сов к горизонту. Надо было также приучить бойцов
правильно оценивать «на глазок» расстояние в горах.
Здесь оно кажется неодинаковым, когда смотришь в раз-
ных направлениях по отношению к склону: смотришь на
склон — оно как бы сокращается, смотришь вниз по скло-
ну — то же расстояние кажется большим.
Когда на сборы пришли минометчики, особое внима-
ние было уделено вопросам транспортировки в горах
тяжелого вооружения, особенностям выбора огневых по-
зиций для минометов в горах с учетом камнепадов, снеж-
ных лавин.
Новизна программы, ее конкретных задач и особенно
задач, возникших в результате слияния горной и боевой
подготовки, требовала дополнительных занятий и для ин-
структоров и командиров, так как и для нас это было
делом новым. Мы много тренировались в стрельбе и ме-
тании гранат в движении на лыжах. Задачи эти были
нелегкие, а при ведении боевых стрельб и метании тре-
бовалась и разработка особых мер предосторожности.
Особенно отличался в этих упражнениях Шпилев-
ский. Его меткий огонь из автомата в стремительных ата-
ках на лыжах, смелые и точные броски боевых гранат
вызывали у бойцов восхищение, усиливая и без того их
большое уважение к этому волевому, смелому командиру,
замечательному товарищу.
В марте 1942 г. командиром дивизии стал полковник
М. В. Евстигнеев. Получив положительные отзывы о хо-
де горной подготовки в дивизии, он с оркестром встретил
нас в Батуми, когда мы возвращались с разведчиками из
Кеды. С полковником Евстигнеевым были и другие
командиры из штаба дивизии. Это было приятным для
нас вниманием и большой наградой за труды.
Как-то, когда я находился в штабе дивизии, мне сооб-
щили, что ко мне прибыл какой-то красноармеец. Каково
же было мое удивление и радость — им оказался Николай
Гусак, альпинист, мастер спорта, мой старый друг по
горам. Вот ведь как удивительно судьба связала нас!
Из рассказов его я узнал, что он в первые дни войны
служил в войсках противовоздушной обороны под Моск-
вой и вот недавно был откомандирован в Закавказский
фронт для службы в горнострелковых соединениях.
145
В-конце сборов рот автоматчиков к нам прибыл на-
чальник штаба майор Мельников. Кроме занятий на
лыжах, па скалах и стрельб, мы продемонстрировали и
выполнение разработанной нами тактической задачи:
захват переправы через горную реку в узком ущелье.
Майор Мельников был вообще немногословен и сей-
час произнес только одпо слово: «Здорово».
Мнение майора Мельникова было для нас очень важ-
но. И когда вскоре ознакомиться с нашими занятиями
приехали сразу полковой комиссар Поморцев и комиссар
штаба дивизии батальонный комиссар Гуревич, мы были
довольны вдвойне: видимо, майор Мельников нас хвалил.
Теперь нам следовало ожидать приезда командира диви-
зии, и мы готовились к этому визиту.
Рельеф близкого к границе с Турцией района Кеды
был сложен. Склоны гор покрыты лесом и порой непрохо-
димыми зарослями колючего кустарника. Троны запута-
ны. Пограничники помогали нам ориентироваться во
время наших походов, рекомендовали хорошо знающих
местность проводников. Одним из наших местных Дереу-
Узала, как мы его называли, был аджарец Мамед-Али
Петридзе. Он был уже немолод, но очень крепок, был
хорошим охотником и следопытом. Он отлично знал все
особенности этих мест, ему не нужен был ни компас, ни
прогнозы погоды, с ним можно было надолго застрять
в горах и не страдать ни от голода, ни от холода. Он
зпал, где лежат сегодня кабаны, куда ушли на дневку
олени и козы, где залег на зимнюю пору медведь.
Все знал Мамед-Али в горах. Заболеет кто-нибудь —
он уже ищет какие-то листья и травы; обожжет кто-ни-
будь руку у костра — он накладывает повязку с ломтем
свежего мяса, и пострадавшие быстро излечиваются. Хо-
дить с ним в горах было одно удовольствие. Он всегда
охотно делился своим богатым жизненным опытом, полу-
ченным в результате многолетнего непосредственного об-
щения с природой. Он прекрасно понимал, куда и зачем
мы готовим бойцов и командиров. Он, как и все мы, будто
слышал гром жестоких боев на севере и часто с тревогой
и грустью смотрел на нас, понимая, что неотвратимо при-
ближается разлука.
Весной к нам прибыла инспекция из отдела горной
подготовки Главного управления горнолыжной и физиче-
ской подготовки Красной Армии — старший лейтенант
Юхин и капитан Лагофет,
146
Учитывая положительный опыт нашей работы, по
инициативе инспектирующих, в штабе Закавказского
фронта, вскоре было принято решение о проведении на
базе нашего соединения общефронтовых сборов команд-
ного состава по горной подготовке.
Мы уже собирались уезжать из Кеды, так как сборы
стрелковых рот были по плану последними, а общефрон-
товые намечались позже, как вдруг получили приказ
командира дивизии провести комплексные сборы по бое-
вой и горной подготовке со снайперскими командами трех
полков, недавно созданными в дивизии. Снайперы очень
важные боевые единицы на всяких участках фронта и
особенно в условиях сложного рельефа гор. То, что
команды снайперов были направлены для подготовки
к нам, говорило о высокой оценке нашей работы коман-
дованием дивизии. Принимать команды после подготовки
должен был командир дивизии.
Если раньше инструкторы не расставались с автома-
тами и гранатами, осваивая их применение в условиях
гор, то теперь они овладевали спайперской винтовкой.
В силе этого грозного оружия я лично убедился, когда
попал в действующую на Клухорском направлении диви-
зию. Там снайперская винтовка всегда была у меня с со-
бой и не раз помогала в трудные минуты боя.
Но инструкторам горной подготовки надо было не
только вместе со снайперами овладеть точной стрельбой,
но и совместно составить таблицы поправок к прицелу
для стрельб под большим углом к горизонту.
Сила тяжести неодинаково искривляет траекторию
пули, выпущенной под различными углами к горизонту.
Если вы стреляете горизонтально, сила тяжести направ-
лена примерно перпендикулярно к линии прицеливания
и искривление траектории получается значительное. Ес-
ли вы стреляете отвесно вверх или вниз, то сила тяжести
совпадает с направлением полета пули и искривления ое
траектории не происходит. Следовательно, и обычный
прицел винтовок и оптический, рассчитанные и пристре-
лянные, как обычно, для углов до 15 градусов, будут
непригодны для стрельбы под большими углами, тем бо-
лее отвесно.
Вог эти-то особенности в горах и пытались мы учесть
путем составления соответствующей таблицы поправок.
Точный час приезда полковника Евстигнеева не был
известен. Поэтому на подступах к нашему лагерю в тес-
147
нпне на скалах засела группа снайперов. Они должны
были' своевременно обнаружить голубую «эмку» коман-
дира, стремительно спуститься на альпинистских караби-
нах по веревкам, сброшенным с отвесных скал на дорогу,
остановить машину как бы для проверки документов и,
убедившись, что это командир, пропустить его вверх по
ущелью.
Выше ио дороге должна была стоять машина Симоня-
на, готовая ринуться в паш лагерь, как только начнется
процедура проверки документов. Таким образом, мы рас-
считывали не быть застигнутыми врасплох и должным
образом встретить командира.
Все прошло так, как и было намечено. Командир ди-
визии потом рассказывал, как перед машиной вдруг не-
ожиданно, будто с неба свалившись, появилась группа
бойцов. По всему видно было, что он остался доволен
их стремительными действиями и выправкой. Сделал
свое дело и Симонян. Он был на редкость искусным шо-
фером.
Я пе беспокоился за результаты проверки, но все же
мобилизовал все для наилучшего показа успехов наших
снайперов. Хотелось показать не только их стрельбы, но
и горную подготовку наших инструкторов, овладевших в
совершенстве техникой движения в горах. Сожалели, что
нельзя продемонстрировать командиру и результаты гор-
нолыжной подготовки, так как остатки снега лежали те-
перь уже высоко в горах.
Смотр стрельб проводился в боковом ущелье. Пока
одна команда готовилась к стрельбам, полковник прика-
зал другой зайти скрытно на исходный рубеж вниз по
ущелью и затем по сигналу продвигаться на наш команд-
ный пункт, подойти к нам незамеченными на расстояние
50 метров. Снайперы стреляли отлично.
Раззадоренный отличной стрельбой, взял снайперскую
винтовку и полковник, за ним и я, а потом и наш Мамед-
Али. И полковник, и я не ударили лицом в грязь, но
особенно удивил всех Мамед-Али. Оп стрелял точно на
любую дистанцию: чувствовался зоркий глаз и твердая
рука охотника.
Кончились стрельбы, и мы собрались на возвышенно-
сти, чтобы наблюдать начавшееся уже по сигналу скрыт-
ное продвижение снайперов. 10 человек наблюдали в оп-
тические прицелы. Полковник, я и инструкторы вооружи-
лись биноклями. Снайперы как будто сквозь землю
148
провалились или стали невидимыми. Прошло уже доволь-
но мпого времени, а снайперов нет и нет. Вдруг чуть
слева раздалось условное «ку-ку» и из кустов поднялся
совершенно слившийся с местностью снайпер. «Ку-ку»
уже раздалось теперь прямо перед нами, и во весь рост
поднялась высокая фигура, искусно замаскированная
ветками. Командир подозвал к себе снайперов, чтобы по-
благодарить за отличное выполнение задачи, но в тот
момент сзади нас началось сплошное «кукование»:
командный пункт был окружен в соответствии с замыс-
лом наступающих плотным кольцом снайперов. Да, если
бы «кукование» превратилось в выстрелы, худо бы при-
шлось нашему командному пункту.
— Пешком до Батуми не пойдете,— говорит коман-
дир снайперам на прощание,— пришлю транспорт.
Замечательный был наш комдив — боевой, требова-
тельный и заботливый.
Повар в этот день постарался. Командиры и инструк-
торы собрались отобедать вместе с полковником и,
ожидая обеда, делились впечатлениями о результатах
смотра. Подали отменный борщ, но полковник что-то не
приступал к нему. Наступило молчание, мы, скромно по-
тупив взоры, смотрели в дымящиеся тарелки...
— Да что вы вина, что ли, не пьете? — не выдержал
полковник.
— Пьем, но по праздникам.
— А разве у нас сегодня не праздник?— заметил пол-
ковник.
— Симонян! — позвал кто-то.
— Есть,— раздался немедленно ответ. Дверь распах-
нулась... На пороге стоял Арташ с небольшим бочонком
виноградного вина! На второе появился противень с жа-
реной форелью.
— Алла балык,— объявил Симонян, именуя божест-
венную рыбу по-турецки. Это тоже была его работа. Бо-
чоночек вина он занял по такому торжественному случаю
у знакомого аджарца, а форель наловил каким-то одному
ему известным «секретным» способом.
Кончились последние сборы в Кеды, все вернулись в
Батуми. Здесь стало тревожнее. Воздушные разведчики
врага бродили на большой высоте над всем Кавказом,
изредка сбрасывая то там, то тут бомбы. Враг вплотную
подошел к Волге у Сталинграда, занял Ростов, продви-
гался на Таманский полуостров, па Элисту к Каспию.
149
Положение Черноморского флота теперь стало еще более
тяжелым.
Вскоре штаб дивизии переехал за город, и все коман-
диры были переведены на казарменное положение...
Наступил последний этап горной подготовки. Занятия
проводились по полкам на месте их расположения,
Успешно прошли армейские сборы.
Дивизия наша в начале лета 1942 г. получила допол-
нительное задание по охране побережья Черного моря
к северу от Батуми, от границы с Турцией у селения
Сарпы к югу почти до Поти. Остался и пограничный уча-
сток от Батуми до Годерского перевала.
Инспектируя горную подготовку, я объехал все пунк-
ты этой линии, где стояли наши части.
Командир дивизии и другие командиры штаба, бывая
в частях и подразделениях, шутя говорили, что стало не-
возможно управлять соединением, так как личный состав
почти все время висит в воздухе, то спускаясь, то подни-
маясь на веревках, или скрывается на головокружитель-
ной высоте в расщелинах скал. «Микроб» горной подго-
товки проник даже в штаб дивизии.
В дивизии у пас к этому времени произошли некото-
рые изменения в составе командования. Уехал па долж-
ность начальника штаба 3-го стрелкового корпуса под-
полковник Мельников.
Во время инспектирования я всячески «нажимал» на
темп подготовки, так как чувствовалось, что скоро нам
будет не до этого: обстановка на Кавказе становилась все
более и более серьезной. Торопило и командование. Когда
практически весь личный состав дивизии уже прошел гор-
ную подготовку, командир дивизии приказал мне сформи-
ровать сводную роту альпинистов. Предполагалось, что она
будет выполнять специальные задания в случае боевых
действий в горной местности.
Противник занял Армавир, Черкесск. По мере того
как бронированный кулак Клейста, преодолевая упорное
сопротивление наших войск, продвигался в направлении
к Орджоникидзе, от основных сил его отчленялись спе-
циально обученные для действий в горах немецкие,
итальянские и румынские соединения. Противник избрал
три основных направления на Кавказском хребте, чтобы
проникнуть через перевалы к морю. Фашисты хотели
расчленить войска Закавказского фронта, отрезать при-
морскую группу геперал-майора Петрова, мешавшую ему
150
обойти хребет со стороны Таманского полуострова, и тем
самым осуществить захват Закавказья. Это облегчало и
взятие Баку с его нефтяными богатствами, могло-наста-
вить Турцию вступить в войну и сулило возможность
дальнейшего продвижения немецкой армии в Азию.
Каковы же были эти направления? Первое из них —
это перевалы, ведущие к Туапсе, Сочи, Гагры; второе
направление — па Клухорский перевал и перевал Марух
по Военно-Сухумской дороге и третье — из Орджоникид-
зе на перевал Крестовый но Военно-грузинской дороге
в Тбилиси. Однако, отлично понимая значение и других,
более трудных перевалов в общей операции по прорыву
через хребты, противник направил части, отряды й не-
большие группы фактически на все даже самые .трудно-
проходимые перевалы хребта.
Вскоре паша 40-я армия вступила в соприкосновение
с противником: части соединений 3-го стрелкового корпу-
са, штаб которого находился в Сухуми, вели тяжелые
бои в районе Клухорского и Марухского перевалов и
перевала Санчаро. Так говорилось во внутренних армей-
ских сводках, которые начали ежедневно зачитываться
командирам штаба дивизии.
Мы и раньше писали рапорты с просьбой направить
нас в действующую армию. Теперь мы их начали пода-
вать один за другим и с большим основанием, как нам
казалось, чем когда-либо. Командир дивизии сначала шу-
тя, но твердо отвергал наши просьбы, а потом предупре-
дил серьезно, что за очередной рапорт последует нака-
зание.
— Что ж,—сердился он,—я с дивизией век буду
сидеть во втором эшелоне?
Мы решили послать рапорт прямо в штаб армии. По-
ступили мы так не потому, что не уважали командира и
считали его действия неправильными. Нет, мы не только
уважали, но и полюбили этого волевого, опытного боевого
командира. Но больше ждать пе могли и знали, что он
поймет наши чувства.
С тревогой и нетерпением мы ждали ответа. На сле-
дующий день неожиданно для всех пришел приказ на-
править в Сухуми 121-й полк. Всем ясно стало, что
оттуда он пойдет на перевалы.
Провожали полк и мы, остающиеся в дивизии альпи-
нисты. Тепло распростившись с инструкторами и знако-
мыми по сборам бойцами, пообещав, что обязательно
151
встретимся под перевалами, я пошел проститься’ с коман-
диром полка майором И. И. Оршавой. Его провожали
жена и дочь. Это было их последнее свидание...
Я стоял в стороне и ждал удобного момента, чтобы
послать с ним записку для начальника штаба 3-го корпу-
са с просьбой направить нас на перевалы. Оршава обещал
добиться моего назначения к себе в полк на должность
ПН1П-2 по разведке. Итак, казалось, что все меры с на-
шей стороны для отправки на перевалы нами были при-
няты. Оставалось только ждать. Ушел эшелон. Долго пе
расходились провожающие, глядя вслед отправившимся
на передовую... А на следующее утро в штаб дивизии
прибежал начальник шифровальщик и показал телеграм-
му. В ней говорилось: откомандировать Гусева, Гусака,
Кельса и Шпилевского в распоряжение штаба 46-й армии
в Кутаиси.
Поезд из Батуми уходил ночью. Друзья-однополчане
усаживали нас в вагоны. И вот прощай, Батуми, вернем-
ся ли мы когда-нибудь сюда? Останемся живы, всегда
будем вспоминать эти места, друзей и нелегкую службу.
На следующий день мы шагали по улицам Кутаиси,
отыскивая штаб 46-й армии, где должна была решиться
наша дальнейшая судьба. Каковы же были наша радость
и удивление, когда па одном из перекрестков города мы
столкнулись с 10. Губановым.
Губанов вместе с другими добровольцами альпиниста-
ми Н. Хромовым, Б. Берковичем и А. Уваровым прибыли
в Тбилиси раньше меня. Их направили в 7-ю горнострел-
ковую дивизию 57-й армии, стоявшую под Казбеком. Не
долго они занимались горной подготовкой и вскоре оказа-
лись со своими частями в Крыму. Н. Хромов, Б. Беркович
и А. Уваров погибли, 10. Губанов уцелел. После возвра-
щения из Крыма он служил по своей основной специаль-
ности в отделе связи штаба Закфронта. Он как и мы
настоятельно просил направить его в действующую
армию на перевалы и был откомандирован в штаб
46-й армии. Теперь уже впятером дружно двинулись к
штабу, выбивая искры из булыжников мостовой трико-
иями — металлическими шипами на подошве наших высо-
когорных ботинок.
В штабе мы немедленно были приняты членом Воен-
ного Совета армии бригадным комиссаром В. Н. Емель-
152
яновым. Бригадный комиссар рассказал нам об обстановке
па перевалах и общей обстановке на Кавказе. Мы под-
робно доложили о всех особенностях местности в районе
развернувшихся боевых действий.
В предписании указывалось, что мы направляемся
для организации и проведения по заданию командования
разведки в районах боевых действий. Комиссар предло-
жил каждому выбрать наиболее знакомый район и поже-
лал успехов. Сейчас же были заготовлены документы:
Шпилевский направлялся па Мамисонский перевал,
Келье и Губанов — па Эльбрусское направление, на пере-
валы Допгуз-Орун и Бечо. Я и Гусак должны были сле-
довать на Клухорское, самое тревожное сейчас направле-
ние, а там, разделившись, направиться: я — на перевал
Клухор, а Гусак — на перевал Марух.
В пашем распоряжении оставался вечер в этом незна-
комом, ио чудесном древнем грузинском городе. Знако-
мых здесь у нас, казалось, не было, но вдруг Гусак вспом-
нил о старом своем друге альпинисте докторе Мельничу-
ке А. И., служившем сейчас здесь в военном госпитале.
Разыскали его, вечер и ночь провели у него. Вспоминали
горы, пили чудесное вино. Вскоре его чистый тенор не-
громко заполнил тишину летнего вечера:
Голубыми туманами наша юность прошла... —
пел он, аккомпанируя себе на гитаре. Затем кто-то из
нас, вторя ему и импровизируя, продолжал:
По горам, по вершинам наша молодость шла.
Голубыми туманами наша юность прошла.
Проиеслася и скрылася как лихой буйный шквал.
Перед нами, друзья мои, жизненный перевал...
и что-то еще в этом же духе.
Когда заря заглянула в окно нашей комнаты, мы за-
пели песню моего брата Виктора, написанную точно
для нас:
Были два друга в нашем полку,
Пой песню, пой.
Если один из друзей грустил,
Смеялся и пел другой.
И нынче их вызвал к себе командир.
Пой песню, пой.
«На Запад поедет один из вас,
Па Дальний Восток другой.
153
Выпили по последнему бокалу на дорогу, обнялись и
тронуяись в путь...
В сторону Сухуми уезжало четверо. Путь Володи
Шпилевского на Мамисонский перевал шел прямо из Ку-
таиси. Кто знал тогда, что мы прощаемся в это яркое
летнее утро с нашим другом навсегда. Володя погиб в
одном из первых боев под перевалом. На станции Ингури
сошли Леня Келье и Юра Губанов. Их одинокие фигуры
на фоне далеких гор долго были видны нам из окна ухо-
дящего поезда.
На следующее утро мы прибыли в Сухуми, где рас-
полагался в это время штаб 3-го стрелкового корпуса.
Город совсем недавно бомбили фашисты. Знойное солнце,
синее море, зелень горных склонов, стройные пальмы
вдоль улпц и па набережной. Все зто как прежде, но
город уже совсем иной: на мостовой и тротуарах битый
кирпич и стекла зияющих пустотой витрин.
Нам пришлось некоторое время подождать, прежде
чем начальник штаба корпуса подполковник Мельников,
наш знакомый по 9-й горнострелковой дивизии, смог по-
говорить с нами. Обстановка, видимо, была очень напря-
женной, и подполковника все время вызывали по телефо-
ну, пли оп сам давал какие-то срочные указания.
Мельников встретил нас приветливо, подробно описал
обстановку на перевалах. Так, по мере продвижения из
дивизии к фронту, мы ознакомились с обстановкой на
хребте и на всем огромном фронте боевых действий на
Кавказе. Конечно, и тогда многое было непонятным и
неясным. Только теперь после полного описания и глубо-
кого анализа этих событий, приведенных в книге Марша-
ла СССР А. А. Гречко и других книгах, посвященных
этим событиям, становится ясным вся грандиозная карти-
на этой уникальной битвы.
По плану «Эдельвейс», так немецкое командование
именовало операцию по захвату Кавказа, в первую оче-
редь предполагалось овладеть Северным Кавказом, а за-
тем, обойдя Кавказский хребет с запада и востока и
проникнув через его перевалы, захватить Закавказье.
Выполняя этот план, группа войск должна была захва-
тить все восточное побережье Черного моря и парализо-
вать порты. Для этого прежде всего планировался захват
Таманского полуострова и района Новороссийска и Туап-
се. Другая группа войск, содержащая в основном танко-
вые соединения, имея конечной целью Баку, должна бы-
154
ла двигаться в направлении основной железнодорожной *
магистрали через Армавир, Прохладную, Моздок» Орджо-
никидзе, Грозный, Махачкалу, перерезая Военно-Осетин-
скую и Военно-Грузинскую дороги.
Прорыв в Закавказье через Главный Кавказский
хребет от дороги на Туапсе до Мамисонского перевала
был поручен 49-му горнострелковому корпусу. В состав
корпуса входили: 1-я горнострелковая дивизия «Эдель-
вейс» — одно из лучших соединений немецкой армии,
4-я горнострелковая дивизия, 97-я и 101-я легкопехотные
дивизии. Обе горнострелковые дивизии — 1-я генерал-
лейтенанта Ланца и 4-я генерал-майора Эгельзеера, были
укомплектованы альпинистами, жителями горных райо-
нов Германии. Как эти, так и две других дивизии уже
имели немалый опыт боевых действий в горах, оснащены
специальным альпинистским снаряжением и экипиро-
ваны.
Продвижение 49-го горнострелкового корпуса на
перевалы началось в начале августа в основном из
района Невинномысска и Черкесска.
Разделив войска на четыре группы, противник начал
продвигаться к перевалам Санчаро и Псеашха но долине
реки Б. Лаба, на перевалы Наурский и Марух но доли-
нам рек Марух и Б. Зеленчук, по долине реки Теберда
на перевал Клухорский и перевал Домбай-Ульген.
Четвертая группа направлялась но долине реки Кубань
к перевалу Нахар на Главном Кавказском хребте и далее
вдоль хребта на перевал Хотю-Тау. Этому направлению
противник придавал большое значение, так как перевал
Хотю-Тау вел в тыл наших частей, отходивших вверх
по Баксанскому ущелью. Именно в этой группе находил-
ся отряд немецких альпинистов капитана Гротта, впо-
следствии занявший «Приют одиннадцати» и метеорологи-
ческую станцию на южных склонах Эльбруса. Этот отряд
совершил восхождение на его вершину и установил там
фашистские флаги. Само восхождение,, конечно, никакого
тактического значения не имело, но, заняв горный узел
и массив Эльбруса, противник стал господствовать над
Баксанским ущельем и мог поставить под удар пути,
ведущие на перевалы Донгуз-Орун и Бечо, а также прой-
ти по ущельям рек Ненскрыра и Секена на Ингурскую и
Военно-Сухумскую дороги в глубокий тыл наших войск,
оборонявших перевалы с юга.
Когда противник вторгся на Северный Кавказ, Зак-
155
фронту, оборонявшему Черноморское побережье от Сарп
до Лазаревской и турецкую границу, поручена была и
оборона Главного Кавказского хребта. Командовал фрон-
том геперал-армии И. В. Тюленев.
Эта задача была возложена на 46-ю армию, части ко-
торой, как мы уже знаем, стояли на побережье и на
турецкой границе, командовал ею генерал-майор
В. Ф. Ссргацков, а позднее генерал-лейтенант К. Н. Ле-
селидзе. Членом военного совета армии был бригадный
комиссар В. Н. Емельянов, начальником штаба являлся
до 11 октября 1942 г. полковник А. П. Рассказов, а потом
его сменил генерал-майор М. Г. Микеладзе.
Участок обороны армии был огромен и разнообразен
по характеру местности — от условий южного побережья
до высокогорных областей. В состав 46-й армии входили:
9-я горнострелковая дивизия с известным нам уже рас-
положением частей; 394-я стрелковая и 20-я горнострел-
ковая дивизии, объединенные в 3-й стрелковый корпус,
оборонявшие участки побережья от Поти до Гудаут и от
Гудаут до Лазаревской и по Главному Кавказскому
хребту от перевала Белореченский до перевала Аишка и
далее перевалы Санчаро, Марух, Клухор и другие до
узла Хотю-Тау. Дальше по хребту от Эльбруса до Мами-
сона несла оборону 63-я кавалерийская дивизия со
штабом, расположенным в Сванетии, смененная позже
242-й горнострелковой дивизией; оборона Мамисонского
перевала поручалась 351-й стрелковой дивизии, а на
Военно-Грузинской дороге в районе Казбеги располагал-
ся штаб 267-й стрелковой дивизии, охранявшей Кресто-
вый перевал. Один из полков 351-й стрелковой дивизии
находился в Кутаиси в расположении штаба армии.
Такое расположение и состав сил 46-й армии были на
15 августа 1942 г.
По этому поводу А. А. Гречко в своей книге «Битва
за Кавказ» писал: «Однако недостаток сил, вызванный
разбросанностью армии на большом фронте, и то, что
некоторые наши командиры не придали должного значе-
ния подготовке перевалов к обороне, считая Главный
Кавказский хребет непреодолимой преградой для против-
ника, привели к тому, что к началу немецкого вторжения
па Северный Кавказ перевалы к обороне подготовлены
не были».
Когда противник начал выходить на перевалы, прак-
тически все силы 3-го стрелкового корпуса находились
156
на южных склонах хребта. Разведка на северных склонах
не проводилась, поэтому неизвестны были силы наступав-
ших.
Противник шел па перевалы. Но нельзя сказать, что
это продвижение было беспрепятственным. По ущельям
в сторону хребта отходили разрозненные небольшие
части, отрезанные от основных сил нашей армии в пред-
горьях. Эти части оказывали сопротивление на отдельных
наиболее выгодных для обороны участках пути.
В этот период в горах и предгорьях интенсивно на-
растала партизанская война. Партизанские отряды в
Кабардино-Балкарии, в Карачаево-Черкессии и других
районах Северного Кавказа активно помогали нашим
войскам на всех этапах оборонительных боев, не давали
врагу покоя ни днем, ни ночью в течение всего времени
оккупации и затем громили его в период начавшегося
наступления.
Обстановка на Кавказском хребте становилась все
более и более тревожной, и 20 августа 1942 г. Ставка
Верховного Главнокомандования дала Закавказскому
фронту специальную директиву, требующую принятия
немедленных мер по усилению обороны его.
Стали отзываться из частей и направляться в войска
Закавказского фронта для помощи по организации обо-
роны Кавказского хребта альпинисты. Командование
фронтом дало указание использовать для организации
обороны на перевалах альпинистов, уже находившихся
в соединениях 46-й армии, и срочно сформировать отряды
альпинистов из наиболее подготовленных для действий
в горах бойцов и командиров.
Клухорский перевал к моменту подхода немцев обо-
роняли подразделения 1-го батальона 815-го полка 394-й
стрелковой дивизии. Одна рота находилась на седловине
перевала, а две другие на южных склонах его. Второй
батальон 815-го полка находился в селении Ажары,
в средней части реки Кадор, а третий батальон — в
Сухуми. Наступая несколькими колоннами и, видимо,
обойдя фланги обороны по скалистым склонам вершин,
возвышающихся по обе стороны, противник 15 августа
неожиданно атаковал нашу роту и потеснил ее на южные
склоны, взяв перевал.
Из рассказа подполковника Мельникова стало ясно,
что противник не ограничился только наступлением на
Клухор. Его части вышли на перевал Марух и движутся
• 157
в сторону Хотю-Тау, занимая по пути перевалы на
Главном хребте от Клухора до Эльбруса. Этим они при-
крывали свой фланг и- тылы, создавая угрозу тылам
наших частей, уходящих через Баксанское ущелье. Мы
предложили начальнику штаба опередить противника,
для чего выслать на перевал Хотю-Тау самолетами
специальный отряд. Мы были уверены, что посадка
легких самолетов возможна на снежные поля Хотю-Тау.
Однако посылка такого отряда выходила за пределы
полномочий командования корпуса, и подполковник Мель-
ников обещал доложить предлагаемый нами план коман-
дованию 46-й армии, а нам пока приказал готовиться к
срочной отправке в расположение штаба 394-й стрелко-
вой дивизии, который в это время находился где-то у
селения Генцвиш, куда в связи с серьезным положением
выехал командир корпуса генерал-майор Леселидзе.
Утром выяснилось, что самолетом к штабу дивизии
нам не добраться. Получили последние указания и, на^-
путствуемые добрыми пожеланиями подполковника,
направились с попутной автомашиной в Захаровну, что-
бы возможно быстрее попасть в расположение штаба
394-й дивизии.
Это было примерно 24—25 августа.
Наш автомобильный путь закончился в Захаровне
примерно в 30 километрах от Сухуми. Здесь был пере-
валочный пункт и располагались тылы 394-й дивизии.
Комиссар штаба дивизии лично наблюдал здесь за пере-
броской войск, боеприпасов, снаряжения и питания.
У нас было много снаряжения, необходимого на перева-
ле. Для дальнейшей транспортировки его требовались
лошади. Нам обещали двух лошадей и погонщиков из
местного населения, но только к вечеру. На себе всего
унести мы не могли, и поэтому пришлось ждать.
На левом берегу реки Мажарки, куда можно было
пройти но железному мосту, собиралась в дорогу какая-
то часть. Какова же была наша радость, когда мы узнали,
что это был 121-й полк. Оп шел к перевалам на помощь
отходящему под ударами противника 815-му полку
394-й дивизии. Приятно было встретиться со своими
учениками и друзьями, а их тут было очень много.
Командир полка майор И. И. Оршава предложил дви-
гаться на перевал вместе, но свободных лошадей у пего
не было. Решили догнать его в пути.
Вышли в 4 часа утра, однако как ни спешили мы, но
158
только в темноте подошли к Чхалте. Я немного обогнал
остальных, чтобы подыскать в селении место для ночлега.
Было уже совсем поздно, искать долго не стал и остано-
вился ждать товарищей на центральной площади селения,
чтобы и заполевать здесь под деревьями.
На рассвете продолжали движение. Наши вьюково-
жатые вскоре начали отставать. Видимо, сказывался
вчерашний 50-километровый бросок. Здесь уже были
слышны разрывы мин и снарядов, доносившиеся из вер-
ховий ущелья. Недалеко от селения, сливаясь с рекой
Клыч, рожденной под Клухорским перевалом, из ущелья
вырывается река Чхалта. Ущелье этой реки ведет к Ма-
рухскому перевалу. И там уже шли тяжелые бои. Доро-
ги с Клухора и Маруха сходятся в Чхалте. Таким обра-
зом, от успеха действий на одном направлении в значи-
тельной мере зависит судьба другого направления. Это
и учел противник, совершая при штурме Клухора обход-
ный маневр через Марух.
У селения Ажары догнали обозы 121-го горнострел-
кового полка. Движение замедлилось. Лыжи на наших
вьюках привлекали к себе внимание. Какой-то молодой
боец-украинец, видимо, впервые попавший из родных ему
степей в горы, крикнул нам:
— А деж вы литом снигу найдете, мабудъ, с собой
везете у мишках, — и весело рассмеялся.
В Ажарах выяснилось, что штаб дивизии находится
где-то чуть ниже слияния рек Клухор и Гвандра в селе-
нии Генцвиш на правом берегу реки Клыч. Разрывы
снарядов слышались уже совсем близко. Над ущельем
гудели самолеты противника. Временами гул усиливался,
самолет снижался, и слышны были длинные очереди из
его пулеметов: немецкая авиация обстреливала с воздуха
колонны наших войск и вьючные караваны, продвигаю-
щиеся к передовой.
. Передовой отряд полка догнали в лесу на подходах
к селению Гепцвиш. Отряд расположился на отдых, так
как дальше двигаться было рискованно из-за неясной
обстановки; наряду с разрывами мин временами были
слышны винтовочная стрельба и автоматные очереди.
Командира полка майора Оршавы здесь не было. Гово-
рили, что он направился с небольшой группой бойцов и
командиров в расположение штаба дивизии. -
Минут 15 отдыхал я в роте автоматчиков у командира
ее лейтенанта Зеленина и его замполита Блиндера —•
159
наших лучших учеников по сборам под Батуми. Через
несколько часов они оба геройски погибли в первом же
бою в лесу вокруг штаба дивизии. Погибла и часть роты,
но она сыграла в этот день решающую роль в обороне
штаба дивизии.
Я поспешил к штабу, до которого было, вероятно, уже
недалеко. Это было неосторожно. Как вскоре выясни-
лось, прорвавшийся к штабу противник находился где-то
возле тропы в тылу штаба, наблюдал за ней. Тропинка
вилась в густом высоком лесу. Ни впереди, ни сзади
никого не было видно. Тревога овладела мной. Кругом
шла стрельба, и я почти бегом помчался вперед, стараясь
не появляться на полянках... При выходе на большую
поляну меня задержал патруль. Здесь среди букового
леса и расположился в нескольких домиках селения
штаб 394-й стрелковой дивизии.
Среди поломанной и измятой кукурузы в неглубоких
окопах расположилась штабная рота, здесь же в глубо-
ких свежевыкопанных ровиках изготовились для стрельбы
расчеты пулеметов и несколько стрелков с противотанко-
выми ружьями. Прямого применения им здесь не находи-
ли и приготовили для прикрытия штаба с воздуха, так
как над ущельем летал какой-то самолет без опознава-
тельных знаков.
Меня провели в штаб. Над картой склонилась группа
командиров. Майора Оршавы среди них я не увидел, на-
верное, я обогнал его, идя по более короткой дороге. Мне
указали на командира дивизии полковника Кантария.
Я было начал докладывать, но полковник остановил меня,
сказав, что здесь есть старший по чипу. После яркого
солнечного света в домике с маленькими окошками я не
разглядел командира корпуса, которому уже через не-
сколько дней пришлось стать командующим 46-й армией,
генерал-майора К. Н. Леселидзе.
Я представился генералу. Прочитав мой документ, он
несколько удивился столь скорому приходу из Захаровки,
спросил, не встречали ли мы 121-й полк, и, узнав, что его
передовой отряд стоит поблизости в лесу, а командир
направился в расположение штаба, видимо, был очень до-
волен этим и переглянулся с окружающими. А через не-
сколько минут в комнату вошел и сам майор Оршава,
которого все ждали с нетерпением.
— Вы нам здесь крайне необходимы, — сказал мне
генерал,— но сейчас, сию минуту основная задача —
160
ликвидировать большую группу немецких автоматчиков,
прорвавшихся в расположение штаба и, возможно, уже
окруживших нас. Вам надлежит все время находиться
вблизи штаба на случай его обороны.
Я вышел, чтобы связаться с командиром штабной
роты. Вскоре из дома вышли все находившиеся там.
Командир полка с группой охраны быстро направился к
коновязи у леса, на ходу сказав мне, что получил задание
ликвидировать группу немецких автоматчиков. Сам гене-
рал с другим отрядом направился в лес в противополож-
ную сторону. Это было смелым действием. Но именно
такими качествами отличался генерал. В этот момент
только решительные действия небольших сил, находив-
шихся в расположении штаба и подразделений полка с
внешней стороны кольца окружения, могли быстро лик-
видировать очень трудное и опасное положение, в кото-
ром оказался штаб 394-й стрелковой дивизии. Все в шта-
бе также приготовились к обороне.
Наши вьюки к штабу не подпустили, и я увидел
Колю Гусака на краю поляны у развьюченных лошадей,
нервно подрагивающих от выстрелов и разрывов, а рядом
сидящих на земле вьюковожатых.
Кругом шла беспорядочная стрельба, пули свистели
где-то рядом, но жертв пока не было. Догадывались, что
немецкие автоматчики с деревьев или со склона видят
расположение штаба и ведут огонь по нему. Через неко-
торое время стрельба в лесу вокруг штаба усилилась: это
подразделения полка и штабная рота вступили в бой с
прорвавшейся к штабу группой противника.
В течение некоторого времени обстановка была
крайне напряженной. После взятия Клухорского пере-
вала это был решающий момент событий на Клухорском
направлении — 27 августа 1942 г. Прорыв противника
здесь позволил бы ему выйти в более широкое ущелье,
и опасность проникновения к морю, к Сухуми возросла.
В тяжелом положении оказались бы паши войска на
Марухе и под Клухором. Но смелыми действиями отряда
курсантов Сухумского пехотного училища и роты 121-го
горнострелкового полка прорыв и окружение штаба были
ликвидированы.
Ожесточенная перестрелка в лесу начала постепенно
затихать.
По тропинке к штабу какой-то лейтенант вел пленно-
го немца. Пленные пока были редкостью, и поэтому
6 А. М. Гусев
161
приведенный обер-ефрейтор вызвал повышенный инте-
рес.'Он оказался минометчиком из состава прорвавшейся
к штабу группы. Одежда с изображением на рукаве и
шапке цветка эдельвейс и хорошие высокогорные ботин-
ки,. обитые специальными шипами, говорили о его
принадлежности к горным войскам немецкой армии, что
и подтвердил он при допросе. Держался он первое время
вызывающе. На вопросы, касающиеся плана операции, пе
отвечал. Но вскоре понял свое безнадежное положение и
заговорил по-другому. Он рассказал, что по заданию
командования войсками, наступавшими по Военно-Су-
хумской дороге, были сформированы и направлены через
перевал на передовую три специальных отряда по 100 че-
ловек в каждом. Они должны были самостоятельно обойти
по склонам ущелья фланги наших войск, и встретиться
для активных действий у селения Генцвиш. Его отряд,
выйдя на склоны над штабом, начал действовать мелки-
ми группами самостоятельно, обстреливая расположения
штаба, вступая в перестрелку с группами постов охраны
штаба. В отряде имели и легкие ротные минометы. В плен
он попал, выйдя из леса на тропу, где его захватили трое
наших бойцов. Боевой пыл обер-ефрейтора совсем исчез,
когда к домику стали подводить новых пленных и ране-
ных егерей. Он попросил разрешения сесть и бессильно
опустился на скамейку, испуганно оглядывая окружаю-
щих.
Среди тяжело раненных немцев был офицер. Рассмат-
ривая его документы, я обнаружил спортивную медаль
альпиниста и горнолыжника, выдаваемые за большие
спортивные достижения, чуть ли пе за 100 восхождений
па сложные вершины.
Вскоре вернулся с группой бойцов разгоряченный
боем Оршава. Вернулись генерал-майор Леселидзе и ко-
миссар дивизии Сячин, который лично повел отряд
бойцов вверх по реке к мосту. Бой совсем затих. В лесу
раздавались только одиночные выстрелы и короткие оче-
реди автоматов — это части наших отрядов заканчивали
прочесывание леса вокруг штаба, вылавливая остатки
разгромленного и разбежавшегося отряда противника.
Бойцы Оршавы захватили склад противника, где
перед началом боя были сложены рюкзаки. В наступле-
ние они пошли совсем налегке. В рюкзаках было много
альпинистского снаряжения: веревки, кошки, крючья,
карабины.
162
В штабе нам рассказали о боевой обстановке. В райо-'
но Южной палатки — туристской базы на южных скло-
нах перевала — расположился штаб полка 1-й немецкой
горнострелковой дивизии, подразделения которой теснй'-
ли наш 815-й полк. Линия огня находилась где-то совсей
недалеко от слияния рек Клухор и Гвандра.
Обстановка в ущелье реки Гвандра была неизвестна.
Из двух отрядов, посланных туда, один не вернулся,
а другой дошел до его середины, вернулся и сообщил, что
горы кругом неприступны, противника не обнаружили
и вряд ли он может там появиться. В этом донесении
ярко сказывалось полное отсутствие у разведки понима-
ния гор: значение этого ущелья в общем ходе боев было
очень велико. Туда была направлена часть 20-го кавале-
рийского полка, находившегося в распоряжении дивизии.
Но сведений от полка пока никаких не поступало.
В ущелье Гвандры противник мог проникнуть из
ущелья Клухор через боковой перевал Клыч и с север-
ных склонов главного хребта через перевал Гондарай.
Ущелье реки Секен, выходящее в тыл дивизии, ничем не
беспокоило пока командование, хотя, вероятно, против-
ник и находился на перевале Морды. Не беспокоило пока
и ущелье Чхалты, куда направили, правда, другим путем
прямо из Сухуми через Келасури 810-й полк дивизии.
В составе передовой группы дивизии, кроме 815, 810-го
полков, был 20-й кавалерийский полк, подразделения
256-го артиллерийского полка, подразделения 155-й
стрелковой бригады, отряд курсантов Сухумского учили-
ща и только что прибывший 121-й горнострелковый полк.
Этот полк, утомленный дневным переходом и боем,
в конце дня стягивал свои силы к расположению штаба.
Ойней не разжигали, так как под вечер над ущейьем
на довольно большой высоте появился самолет против-
ника; покружив над ущельем, он сбросил наугад две
бомбы и улетел в направлении Клухорского перевала.
Утром следующего дня, а это было 28 августа,
в ущелье было тихо: ни единого выстрела, ни единого
разрыва снаряда, не слышно и самолетов. Противник,
видимо, еще не пришел в себя от вчерашнего поражения,
а 815-й полк, находившийся у ущелья Клухор п отрезан-
ный на некоторое время от штаба, смыкал свои поредев-
шие порядки, улучшал оборону, эвакуировал раненых,
в*	163
С полком была установлена прерванная вчера связь.
Обстановка на какое-то время стабилизировалась. Вос-
пользовавшись этим и учитывая, что пришло свежее
подкрепление, командование решило взять инициативу
в свои руки.
Нас вызвали к командиру дивизии. В помещении на-
ходились и прибывшие в штаб члены военного совета и
геперал-майор Леселидзе.
В это время пришло донесение от 20-го кавалерийско-
го полка. Он, оказывается, находился уже не в ущелье
реки Гвандра, а стоял на левом берегу реки Клыч, чуть
ниже по течению от штаба дивизии... Но как он попал
туда, минуя селение Гепцвиш? Оказывается, у выхода из
ущелья полк остановился, услышав беспорядочную
стрельбу внизу и особенно ожесточенную в районе, моста
у слияния рек. Решив, что наши части и штаб дивизии
отошли и полк, таким образом, отрезан в ущелье Гвандры,
командир полка, вместо того, чтобы, разведав, включиться
в бой за мост, повернул полк и через лесистую оконеч-
ность хребта, разделяющего ущелье Гвандры и Секена,
повел ого туда, чтобы у селения Секеп при впадении ее
в реку Клыч выйти на Военно-Сухумскую дорогу. Когда
же он узнал, что, несмотря на нажим противника, поло-
жение передовой линии не изменилось, ему ничего дру-
гого не оставалось, как ночью вернуться в район распо-
ложения штаба.
Наступление в лоб вверх по ущелью реки Клухор
было трудной задачей, и наше командование решило
сочетать его с фланговыми операциями с заходом в тыл
основных сил.
На перевале Марух находился 810-й полк нашей ди-
визии, однако из-за трудности связи между ущельями
этот участок фронта оказался достаточно самостоятель-
ным и фактически руководство действиями полка осуще-
ствлялось непосредственно штабом корпуса. Там было
в те дни относительно спокойно, поэтому и Гусака оста-
вили здесь, под Клухором.
Нас попросили подробно охарактеризовать дороги
этого района, возможные пути захода противника к нам
в тыл и пути проникновения в тылы его войск. Интере-
совались, возможно ли перейти из ущелья Гвандры в
ущелье Клухора к штабу противника у Южной палатка
Мы знали, что там есть тропа, идущая в ущелье Гванд-
ры, как раз из расположения Южной палатки. Этой тро-
164
пой пользовались сваны на хребте Клыч и в верховьях
реки Гвандры для перехода на пастбища в зоне альпйй-
ских лугов. По этой тропе можно было провести доста-
точно большой отряд с вооружением до батальонного
80-миллиметрового миномета включительно.
Командование интересовалось временем, необходи-
мым для захода в тыл штаба противника. Мы доложили,
что для этого потребуется около полутора суток, если
считать, что по пути не окажется заслонов противника.
Полк, поднявшийся по ущелью Гвандры почти до кошей,
откуда начинается тропа на гребень хребта, противника
не встретил, но немцы могли с успехом маскироваться на
склонах, видя значительные силы. Сведения, поступив-
шие от отряда, ходившего в ущелье раньше, были туман-
ны и разноречивы.
В результате обсуждения складывался план первой
наступательной операции па Клухорском направлении.
Я и Николай Гусак с отрядом 20-го кавалерийского полка
должны были проникнуть из ущелья реки Гвандра в рас-
положение штаба полка противника, находящегося в
районе Южной палатки. Так как считалось, что на гребне
противника нет, мы должны были подойти к Южной па-
латке к 10 часам утра 31 августа и напасть на штаб
полка. За час до этого артиллерия дивизии, подтянутая
к передовой в ущелье реки Клухор, должна была начать
массированный обстрел расположения штаба и передовой
линии обороны противника. К 10 часам основные силы
815-го стрелкового полка совместно с его резервными
частями должны были нанести удар по основной линии
обороны противника в направлении вверх по ущелью
реки Клухор.
Решено было хребет переходить двумя отрядами в
двух местах. Так было надежнее на случай, если все яге
противник окажется там. Тогда один из отрядов, меньший
по численности, прикрыл бы фланг другого, переходящего
хребет по тропе. Это было необходимо и потому, что в
одном из пунктов полученного нами приказа значилось:
«В случае, если на хребте окажется противник — уничто-
жить его».
С меньшим отрядом в составе 25 человек должен был
идти лейтенант П. И. Максимов и Николай Гусак. Троны
на их маршруте не было и путь был труднее, чем у
второго отряда.
Лейтенанты Хатенов, Голубев, Сали и я с отрядом в
165
60 человек должны были проникнуть в глубь ущелья и
лереходить хребет по тропе. Провожать отряды до начала
подъемов на хребет решил сам командир полка с эскадро-
ном. До этих мест все должны были двигаться верхом на
лошадях.
Поскольку я был направлен штабом дивизии, был
старшим в отряде по званию и знал горы, начальником
отряда считали меня. Но какой же я был строевой
командир со своей специальностью гидрографа?
С полудня авиация немцев опять начала проявлять
активность. Возобновился и артиллерийский обстрел моста
у слияния рек и поселка Генцвиш.
По характеру стрельбы я все более и более убеждал-
ся, что на хребте Клыч находятся фашистские корректи-
ровщики. Таким образом, встреча отряда с противником
была весьма вероятна.
Наш отряд выступил из расположения полка. Первой
пошла малая группа. Опа должна была лишь сравнитель-
но немного углубиться в ущелье и уже ночью начать подъ-
ем на гребень. Отряд растянулся длинной цепочкой по
узкой здесь дороге, проскакивал полянки мелкими группа-
ми на галопе. В лесу перед выходом на большую поляну
к левобережной части селения Генцвиш скопилась боль-
шая часть отряда. Начиная отсюда до переправы местность
была открытая, и на нее падали мины 82-миллиметровых
минометов. Противник, видимо, решил и в наступивших
сумерках пе прекращать методического обстрела этого мес-
та, а может быть, он уже обнаружил движение нашего
отряда.
Одну из групп, пытавшуюся проскочить открытое мес-
то, накрыло минами, были убитые и раненые. Сообщил об
этом боец: лошадь, оглушенная близким разрывом мины,
понесла ого обратно.
Командир полка горячился, так как мы теряли послед-
ние часы сумерек. Скомандовав: «За мной!» — он помчал-
ся к переправе. Я старался пе отставать от командира и
шпорил лошадь каблуками горных ботинок. Но этого и не
требовалось: хорошая кавалерийская лошадь мчалась во
весь дух за майором. Сзади нас, слегка рассредоточившись,
скакала галопом остальная часть отряда.
На пустынных улицах селения с разрушенными дома-
ми и сваленными деревьями продолжали рваться мины.
Здесь майор еще сильнее погнал коня. Мины стали падать
вокруг нас. Моя лошадь вдруг захрапела, уперлась с ходу
166
на передние ноги и шарахнулась в сторону. Чудом удер-
жался я на ней, хотя и свалился на бок, хорошо еще, что
подпруги были затянуты крепко... Перед нами лежал труп
только что убитой лошади. Придя в себя, я помчался до-
гонять командира полка. Он не поехал по шаткому мости-
ку, а, свернув, направился к реке, и лошадь его в несколь-
ко прыжков одолела быстрый, но не глубокий и не очень
широкий поток реки, а затем стремительно выскочила на
другой берег ее, на тропу. Я неотступно следовал за коман-
диром полка. Через реку в разных ее местах по обе сторо-
ны от моста перебиралась последняя группа отряда.
Стараясь не потерять тропу в наступившей темноте,
группы отряда стали медленно втягиваться в ущелье. До-
гнали первый отряд — он готовился начать подъем. Пере-
кликнулись с Николаем на прощанье.
Впереди, отыскивая тропу, шла группа недавно побы-
вавших здесь кавалеристов. Лошади шли совсем медлен-
но, осторожно ступая, фыркая на светящиеся под ногами
гнилушки. Но скоро мы тропу потеряли и буквально лезли
по крутому склону, поросшему частым сосновым лесом,
едва продираясь между деревьев. Копыта лошадей все
время скользили по корням, и только их стволы спасали
от падения. Стало ясно, что такое продвижение дальше бес-
смысленно. Поэтому как только вышли на сравни-
тельно некрутой, так необходимый для отдыха лошадей
склон, отряд остановился. Начали устраиваться на отдых.
Командир приказал расставить караулы.
Чуть только рассвело, найдя потерянную вчера тропин-
ку, продолжали верхом путь.
Ущелье расширилось, и тропинка пошла уже по само-
му дну его среди старого довольно редкого букового леса.
До этого места доходил кавалерийский полк, его разведка
проходила еще километра на 2—3 вперед. Здесь мы спеши-
лись и должны были расстаться с провожавшей нас груп-
пой, так как, по-видимому, где-то скоро должна была на-
чаться тропа на перевал на гребне Клыч... Командир пол-
ка сказал, что будет стоять здесь до полудня и, если от нас
никаких тревожных вестей не будет, вернется в располо-
жение полка, оставив здесь группу бойцов для связи.
Пошли. Тропа действительно скоро разветвилась: одна
шла вверх по ущелью, другая вела вниз к реке и через
мостик к двум маленьким сванским домикам пастухов. От
них тропа шла на подъем к перевалу.
Примитивная утварь пастушеских хижин была в бес-
КТ
порядке разбросана вокруг них. Огонь в очагах не зажи-
гался давно.
Перед подъемом требовался отдых, надо было сварить
мяса и пообедать: вверху на дрова надежды пе было.
Так и сделали, но не успела еще согреться вода в ко-
телках, как раздались очереди из немецких автоматов,
вокруг засвистели пули, разбрасывая головешки костров.
Костры потушили, укрылись за деревьями.
Стрельба периодически повторялась. Стреляли из раз-
ных точек со склопа, на который шел наш путь, два авто-
матчика. Почему они так невыгодно обнаружили себя? По-
чему только двое? Все это было неясным, по в то же время
стало очевидным, что план выполнения нашего задания с
самого начала меняется и встреча с противником на пере-
вале и при подходе к нему неизбежна.
Возможность перехода через хребет в установленный
срок становилась сомнительной. С таким сообщением я
направил связного в группу, оставшуюся внизу. Стрельба
со склонов прекратилась.
Начали подъем по тропе. Вперед послали разведку, по
сторойам боевое охранение, отряд рассредоточили друг за
другом по тропе на три группы.
Кончился лес, и тропа стала зигзагами подниматься по
крутому травянистому склону. Облако накрыло склон, и
видимость ограничилась до двух-трех сотен метров. Это
была удача. Подошли к особенно крутому лбу склона, за
которым виднелся пастушеский шалаш, сплетенный из ве-
ток, а вокруг пего наше боевое охранение. Движением рук
нас приглашали идти. Кругом в безветрии царила тишина,
и мы старались идти так, чтобы не было слышно.
На краю крутого склона в нескольких метрах от шала-
ша находилось сложенное из камней укрытие для пулеме-
та, обращенное в сторону ущелья. Вокруг него разбросаны
сотни две уже частично окислившихся гильз. Явные следы
стычки! Значит, наши отряды или хотя бы один из них —
не вернувшийся — поднимались и сюда. Почему же такие
неточные сведения были получены в штабе? Совершенно
ясно становилось, что перевал Клыч немцы нам без боя не
сдадут.
Легкий, горный бриз гнал облака вверх по склонам,
космы их цеплялись за неровности рельефа, за траву, точ-
но сопротивляясь действиям ветра. Укрылись в траве и
камнях и стали ждать, когда склон впереди очистится.
Убедившись, что на видимом участке его противника
168
нет, разделились па четыре группы и решили по разным
маршрутам продолжать подъем.
; Первую группу по склону центрального травянистого
гребня повели я и Хатенов. Лейтенант Сали повел группу
по левой лощине, а лейтенант Голубев — по правой. У ша-
лаша, замаскировавшись, осталась четвертая группа на
случай, если бы противник попытался окружить нас.
Примерно через час, без каких-либо приключений, мы
подошли к гряде скальных лбов и по травянистым склонам
между ними вышли на участок, откуда должен был быть
виден гребень. Но он еще был окутан облаками.
Здесь была намечена встреча трех групп отряда, чет-
вертая должна была ночевать в районе шалаша. Тщатель-
но замаскировавшись, стали с нетерпением ждать проясне-
ния на хребте.
С приближением вечера становилось все холоднее, об-
лака начали стекать вниз по лощинам. Гребень постепен-
но очистился, но солнце зашло за него, и поэтому мы ви-
дим только причудливый силуэт, не имея возможности
изучить рельеф, обращенный к нам. Правда, и мы сверху
должны быть незаметны.
В бинокли следим за гребнем, стараемся рассмотреть
каждую морщинку рельефа и вдруг... Люди! На гребне лю-
ди! Кто они? Может быть, это наш малый отряд вышел на
гребень. Но это маловероятно, да и много их слишком на
склоне. Приглядевшись, видим, что это немцы. Решили,
ничем не выдавая себя, наблюдать до полной темноты.
Обстановка меняла паши планы. Я созвал командиров
групп отряда.
Первое, что надо было сделать в нашем положении,—
это выяснить силы противника и разведать его расположе-
ние. Сейчас же, ночью, мы направим к перевалу, к двум
седловинам его, две группы по три человека, чтобы попы-
таться вылепить, есть ли противник па подступах к гребню.
До этого ни завтра утром, ни тем более сейчас продолжать
движение к перевалу было невозможно. Приняв такое ре-
шение, я послал вниз по образовавшейся у нас цепочке
связи донесение в штаб дивизии. Связные должны были
к рассвету вернуться обратно к нам.
Как хорошо, что мы все же сварили внизу мясо; сейчас,
после утомительного подъема и перед завтрашним, вероят-
но, не менее трудным днем, надо было как следует подкре-
питься. Огня не разводили, разговаривали шепотом и ку-
рили, накрывшись шинелями.
169
Спать приходилось урывками по очереди, да и не спа-
лось — все ожидали возвращения разведки. Часа в три но-
чи сверху послышались осторожные шаги и шепот — это
боевое охранение встречало возвращающихся разведчиков.
Ходившие на левую седловину сообщили, что довольно
близко подошли к ней и остановились, услышав немецкую
речь. Судя по всему, это был заслон, поставленный егеря-
ми на подступах к перевалу.
Едва только посерело небо на востоке, рассыпавшись
широким фронтом, поотрядно двинулись в сторону перева-
ла. Я пошел с группой Хатенова. Справа и слева немного
ниже нас шли группы Сали и Голубева. На месте ночевки
оставалась группа бойцов с ручным пулеметом.
Хатенов и я были в голове разведки, остальной отряд
шел метров на пятьдесят ниже по склону. Вероятно, дво-
им этого делать не следовало, так как отряд сразу мог
остаться без двух командиров.
Солнце уже освещало верхнюю часть склонов впереди
нас, граница света и тени, и мы двигались друг другу на-
встречу. Лучи его коснулись нас на склоне, ведущем уже
непосредственно к гребню и седловинам перевала. Впере-
ди— никаких признаков противника. Не может быть, что
немцы оставили перевал без боя?! До него было метров
600. Видимо, сюда и доходила вчера наша разведка, встре-
тившая заслон. Надо было быть особенно осторожным.
Склон, в основном травянистый вначале, далее изобиловал
выходом скал, верхняя часть которых могла служить
хорошим укрытием для заслона противника. Выше склон
переходил в осыпь, идущую непосредственно к перевалу.
Мы продолжали очень осторожно продвигаться вперед;
немного впереди и по сторонам два бойца, затем я.
Хатенов и пемного ниже еще двое бойцов. Отряд еще не
достиг последнего перегиба склона и нам был пока
невидим.
Двое бойцов впереди начали обходить скалы, и, едва
они скрылись за ними, раздались два винтовочных выстре-
ла... Все четверо бросились туда, чтобы выяснить, в чем
дело, и очутились на пологом травянистом склоне, окру-
женном выступами скал. Бойцы лежали за камнями на
склоне. Раздался залп, началась беспорядочная стрельба.
Я упал, пытаясь укрыться за камнем, пули свистели где-то
рядом и тыкались в землю и в камни вокруг меня. Я отки-
нул руку, притворившись убитым, чтобы выиграть время и
ориентироваться в обстановке, укрыта от огня была лишь
170
одна голова. Наши не отстреливались. Чуть повернув го-
лову, я увидел, что двое впереди и двое левей меня сзади
лежат ничком в траве. Только Хатенов успел укрыться за
скалу и ведет наблюдение. Немцы опять, теперь уже не
спеша, начали стрелять по лежащим. Надо было немедлен-
но отходить назад, за перегиб в скалы, так как теперь они
могли и не промахнуться.
В этот момент я услышал тихий окрик Хатенова:
— Живы? — И потом: — Ранены?
— Стреляйте, если укрыты,— тихо ответил я,— будем
отходить за скалы.
Наметив скалу сзади метрах в 15 от меня, осторожно
прижатой рукой отстегнул одну лямку тяжелого, камнем
лежащего на мне рюкзака, вскочил, сбросив рюкзак с дру-
гого плеча, и помчался к скале, каждую секунду ожидая ‘
пули в спину. Кубарем скатился по склону под скалу и
стал рассматривать место столкновения с противником.
Хатенов продолжал стрелять короткими очередями по
скалам впереди. Немцы, видимо, сидели метрах в 60 от
нас, четверо наших бойцов продолжали лежать без движе-
ния. Чтобы дать возможность им отойти, я начал поливать
длинными очередями места, где засели немцы. Трое пере-
бежками и ползком стали отходить к скалам й, укрывшись
за ними, начали стрелять.
Обстрел прекратился. Среди скал за ветками рододенд-
ронов появились две каски. Казалось, сейчас можно было
расплатиться за павшего товарища, но автомат подвел:-за-
ел затвор и выстрела не получилось... В этот момент сзади
ко мне подполз боец и протянул винтовку. Среди рододенд-
ронов виден был теперь верх одной каски. Выстрелил —•
каска исчезла.
Хатенов с частью группы пошел влево для обхода по-
зиции немцев. Вскоре наверху слева послышались выстре-
лы, и мы перебежками направились к скалам, где были
немцы. Когда мы поднялись на скалы, то увидели, как
под огнем бойцов Хатенова к перевалу бегом отходит че-
ловек десять егерей в зеленых куртках. Мы присоедини-
лись к обстрелу отходящих, и они вынуждены были за-
лечь в крупных камнях.
Рубеж наш был хороший: мы видели оборону немцев
на всем протяжении ее по фронту, все подходы к перевалу
и, изучив их, могли начать наступление, но сейчас сил для
этого у нас было маловато. Кроме того, меня беспокоил
наш тыл. Немцы могли спуститься в ущелье Гвандры и с
171
други? более удаленных от перевала, мест гребня, и, если
учесть, что там, кроме связных групп, больше никого не
было, нас могли легко окружить и уничтожить. Обо всем
этом я послал второе донесение в штаб дивизии и, так как
срок намеченных совместных действий миновал, решил
ждать новых указаний.
Наступала вторая очень напряженная ночь.
Указание штаба дивизии пришло вместе с отрядом под-
крепления лейтенанта Петрова. Оп имел 2 ручных пулеме-
та и один ротный миномет. Командование приказывало
взять перевал и укрепиться па нем. Ущелье реки Гвандра
становилось все более и более важным для развития насту-
пательных операций на Клухорском направлении, поэтому
для прочного удержания его й для обеспечения нашего ты-
ла й снабжения в район, где начинался подъем на перевал,
передислоцировался 20-й кавалерийский полк. Теперь на-
до было действовать — штурмовать перевал.
Вечером я собрал под скалой командиров групп. План
наступления был таков: на левую седловину шла группа
Голубева с задачей взять ее и укрепиться там. Это было
_ необходимо для прикрытия нашего левого фланга и исклю-
чения возможности захода немцев к нам в тыл.
Вторую группу я послал вправо с задачей закрыть ло-
щину, где шла тропа на осповную перевальную точку, так
как у шалаша по-прежнему находилась лишь группа свя-
зи, а кавалерийский полк, видимо, только еще начал свое
движение в ущелье. На центральную седловину с основ-
ными силами шли Хатенов, Сали, Петров и я. При под-
ходе к перевалу я и лейтенант Петров должны были
остаться с центральной группой, а группы Хатепова и
Сали должпы были разойтись вправо и влево с тем, чтобы
наступать на перевал по скальным гребням, спускающим-
ся с двух сторон седловины в нашу сторону. Основной
командный пункт отряда был у нас под скалами на зани-
маемом теперь рубеже. В качестве резерва и для охраны
здесь оставалось десять бойцов с ручным пулеметом. Я пе
рассчитывал, что завтра мы возьмем перевал, но надо
было подойти вплотную к нему, занять позиции на боко-
вых скалах, чтобы обеспечить решающий штурм совмест-
но с обещанной новой группой подкрепления.
Вечером разделили скромный запас продуктов, раздали
боеприпасы, все было готово для завтрашнего наступления.
Для многих из нас завтрашний бой был первым настоящим
боем. Надо было отдохнуть, ио что-то не спалось.
172
Вышли, когда было еще совсем темно, разделились на
три группы.
Нам повезло: к рассвету на хребте задержалось не-,
сколько облаков, не успевших сползти в ущелье. Против-
ник и на рассвете не видел нас.
Стало совсем светло, немцы, видимо, услышав наше
движение по каменной осыпи, начади беспорядочную
стрельбу. Но вот остатки облаков вдруг сдуло легким вет-
ром. Мгновенно немцы исчезли за укрытиями и открыли
ураганный винтовочный и автоматный огонь, в который
вплетались длинные очереди двух или трех пулеметов.
Пришлось залечь и отстреливаться. Наша центральная
группа, как и следовало ожидать, попала в наиболее тя-
желое положение. Камни давали возможность укрыться от
огня с седловины гребня, но огневые точки противника на-
ходились и на боковых гребнях справа и слева от нас, и
их огонь был для нас особенно опасен. Фланговые группы,
уже дошли до скал боковых гребней и укрывались от огня,
передвигаясь от одной расселины к другой, от одного вы-
ступа к другому. Но пока действия этих групп были не
столь еще активны, чтобы облегчить наше положение. На
какое-то время я и лейтенант, лежавшие под одним кам-
нем, потеряли возможность управлять отрядом и вообще
наблюдать за тем, что происходит. Мы попали в огневой
мешок, так как к обстрелу с перевала добавился методиче-
ский обстрел снайперов с боковых хребтов. К счастью, мы
оказались за камнем в углублении, но снайперы заметили
все же нас, и пули их то и дело ударялись о наш камень.
Тут в углублении мы отчетливо почувствовали, так
сказать, «моральную» силу снайперского огня. Каждая пу-
ля была предназначена персонально нам, они следовали
неотвратимо за каждым нашим движением, и хотелось
уйти от них в землю.
В этом первом бою в горах я сразу почувствовал одну
из основных его особенностей. Бой в горах ведется в трех-
мерном пространстве, здесь недостаточно представлений о
фронте, о флангах, тыле. Огромную роль начинает играть
то, что над тобой и под тобой. Вероятно, подобное про-
исходит в воздушном бою.
Положение наше было незавидное, но вскоре на по-
мощь нам пришла своеобразная природа гор.
Последние дни стояла хорошая жаркая днем погода, и
вот, как только пригрело солнце, со дна ущелья к хребту
пока еще ниже нас, начали подниматься все разрастаю-
173
щиеся и уплотняющиеся, гопимые восходящими потоками
воздуха, кучевые облака. Как много раз любовался я этим
явлением в мирное время на метеорологической станции
па Эльбрусе, когда в погожие дни группы этих облаков,
точно стада огромных белых баранов, поднимались как на
пастбища по зеленым склонам альпийских лугов... Снизу
на нас надвигалось облако. Только не пронесло бы его ми-
мо! Но нет, рядом и чуть ниже движется другое, и, конеч-
но, они укроют пас.
Наконец долгожданное облако прикрыло нас, и стрель-
 ба сразу утихла. Подозвал к себе нескольких бойцов и на-
правил для связи с франговыми группами. Им предлага-
лось, используя всякую возможность, подниматься на ска-
лы и вести как можно более интенсивный огонь по пере-
валу. Я напомнил, что над ними расположились немецкие
снайперы: доставку боеприпасов и эвакуацию раненых
производить только в облаках. На правый фланг послал
трех бойцов с задачей выйти на гребень и очищать его от
снайперов.
Используя наступившее затишье, выровняли линию на-
ступающих, бойцы начали строить себе укрытия из облом-
ков камней, валявшихся здесь в изобилии. Мы перенесли
наш командный пункт к более надежному камню; сзади
нас за камнем расположилось двое бойцов для связи.
Пока бойцы с минометом перетаскивали свое имущест-
во к повой позиции, облако стало редеть. По пути опи
что-то замешкались, кричу им — скорей, бегом в укры-
тие!— а в это время облако вдруг неожиданно двинулось в
сторону и открылись скалы перевала. Почти сразу разда-
лись выстрелы, и один из бойцов упал. Двое бросились
к ному, но он был мертв. Стрельба усилилась, они укры-
лись в камнях и оттуда начал бить наш миномет.
...Мины ложились прямо иа гребне в расположении
немцев, и они немного приутихли. Справа от нас я видел,
как трое бойцов незаметно вышли па гребень бокового
хребта и продвигаются по нему в сторону перевала. Скоро
они завязали перестрелку со снайперами, и их огонь в
нашу сторону заметно ослаб.
Облака продолжали периодически накрывать нас, и в
одпу из таких передышек пришли связиыо от Сали и Хате-
пова. Дела у пих были неплохие, но не хватало боеприпа-
сов.
Боец Ощепко, забравшись чуть выше седловины пере-
вала, как потом он говорил, в «орлиное гнездо» на левом
174
фланге, поразил 14 немцев. Один из них, мы видели, упал
в пашу сторону и все кричал: «Алло, алло»; — прося помо-
щи. Но теперь уже никто из немцев высунуться из-за
хребта в открытую не рисковал и тем более спуститься на
нашу сторону.
Шли новые и новые облака на перевал, и мы продвига-
лись вместе с ними вперед. Немцы стали пулеметными
очередями прочесывать облака, появились новые Потери.
Мы подошли вплотную к перевалу, но боеприпасы были на
исходе, продуктов не было, да и людей значительно поуба-
вилось. Ранены были минометчики, и миномет молчал. В
нашей группе для активного действия сохранилось 26 че-
ловек. Скоро Должны были уйти вниз паши «союзники» -г-
облака. Надо было закрепиться до подхода свежих сил.
Продумав все это, я решил спуститься с последним об-
лаком па наш командный пункт в скалах. Старшим оста-
вался Хатенов. Внизу я рассчитывал получить какие-либо
сообщения из штаба дивизии, организовать доставку на
передовую линию ночью питания, боеприпасов и вынос в
тыл убитых и раненых.
Набежало, теперь уже сверху, облако, и я начал спуск.
До командного пункта добрался быстро, стараясь не
отставать от облака.
Со связным командир полка сообщил, что в ущелье ре-
ки Клухор пока затишье и основные действия развиваются
у нас на хребте Клыч. Меня вызвали в полк для доклада.
В полной темноте добрался я до шалаша.
Рассказал командирам эскадрона, собравшимся в шала-
ше, обстановку на перевале и события последних дней.
Дальнейших решений пока принимать не стали, так как
назавтра я должен был встретиться с командиром кава-
лерийского полка.
Лагерь затих, и приятно было заснуть в натопленном
шалаше под слабый шум затихающего уже дождя.
Командира полка в штабе не было. Пока я докладывал
майору — его заместителю — об обстановке под перевалом
Клыч, пришел приказ из штаба дивизии. На основании мо-
их сообщений командование дивизии приказывало кавале-
рийскому полку выделить нам требуемое подкрепление и
взять перевал 8—9 сентября. К этому времени назнача-
лось наступление и основных сил дивизии по ущелью реки
Клухор. После взятия перевала нам предлагалось пресле-
довать противника в направлении Южной палатки.
Я был очень рад, когда на мой вопрос о судьбе второго
175
отряда, майор сообщил, что здесь находится вернувшийся
вчера Коля Гусак.
Николай сильно похудел и от истощения покрылся фу-
рункулами. Отряд их поднялся на гребень, не встретив
противника, и расположился там, послав связных с доне-
сением. Связные не вернулись. Шло время, отряд голодал,
и командир его послал двух других бойцов за указания-
ми и с просьбой прислать питание. Эти двое тоже не
вернулись. Не оказалось их и в полку. Видимо, они по-
гибли при спуске на крутых скалах или были перехвачены
следившими за отрядом корректировщиками противника.
Подождав некоторое время, командир направил вниз, как
наиболее опытного, Гусака, тем более что все остальные
очень ослабли, так как питались корнями трав и брусни-
кой. Николай пришел в полк поздно ночью. Сейчас же
отряду были посланы с группой бойцов продукты, отряд
отзывался для отдыха в расположение полка. Николай
должен был отдохнуть немного и следовать за ними, чтобы
нагнать их у места наиболее трудной части подъема.
Когда он с бойцами поднялся па гребень, на месте, где
располагался штаб, они нашли труп командира, кругом
валялись исковерканные о камни виптовки. Видимо, сле-
дившие за отрядом немцы напали на него врасплох.
Ослабший за дни голодовок отряд, конечно, не мог ока-
зать врагу должного сопротивления. Похоронив команди-
ра, они спустились в расположение полка.
После обеда верхом вместе с новым отрядом майор и я
вышли к перевалу.
Когда мы достигли своего КП, выяснилось, что немцы
его обнаружили и обстреляли из миномета. Был убит наш
пулеметчик и двое бойцов ранено.
Утром 7 сентября уже с Хатеновым мы обсуждали план
штурма. Чтобы иметь все необходимые сведения о распо-
ложении немецких частей на перевале, требовалась раз-
ведка на вершину, поднимавшуюся слева от центральной
седловины. На вершину пошли по узкому заспеженному
кулуару. Уже в самом начале подъема выяснилось, что
двое из четырех нам не попутчики.
Погода была плохая.
Из скопившихся над хребтом облаков шел дождь, а по-
том пошел мокрый снег. Скалы становились скользкими.
Пошли по кулуару. По пути подъема вскоре встретился
карниз, ведущий от края кулуара к перевалу. Очень заман-
чиво было пройти по нему, сколько возможно, и заглянуть
176
на перевал. Осторожно, чтобы не уронить ни одного камня,
сначала бесшумно шли по узкой полочке скал, а потом вы-
нуждены были почти ползти, когда скалы начали нависать
над нами.
Просвет появился в сторону ущелья. Стали видны скло-
ны, где расположилась наша передовая линия и КП, чер-
нели едва видимые и скалы на гребне перевала. Неожидан-
но там, совсем рядом от нас, поднялась во весь рост фигу-
ра немца. Ребята сзади заволновались, но я стрелять за-
претил: все это мы сделаем завтра, если дело пойдет по
плану. Немец стоял лицом к ущелью, потом повернулся и
что-то негромко скомандовал. Раздался выстрел миномета,
потом еще. По всей видимости, миномет стоял совсем ря-
дом, за гребнем. Он завтра будет первой нашей мишенью —
решили мы. Облака сгущались, снег усиливался. При подъ-
ема они были нам полезными, укрывали от врага, но на-
блюдению мешали.
Вновь осторожно карабкаемся по кулуару. Снегу все
больше и больше, местами он заледенел. Идти становилось
все труднее, особенно бойцам, у которых ботинки не под-
кованы, как у меня, триконями. Уже несколько раз они
срывались, и в тревожной тишине шум, вызванный паде-
нием, казался нам раскатами грома. Приходилось останав-
ливаться и долго вслушиваться: пе привлекли ли мы вни-
мание снайперов. Решили, что я поднимусь до вершины
один, чтобы разведать туда путь, а они начнут пе спеша
спускаться.
Продолжаю осторожно подниматься по кулуару, он ста-
новится все уже и менее глубоким. В одном месте, чтобы
не идти по крутым скалам, я пролез через снежный грот
длиною около 3—4 метров и, когда вышел из него, то до
вершины казалось совсем близко. Отдыхаю, как мне каза-
лось, перед последним участком пути и вдруг... Выстрел!
Он прозвучал где-то совсем рядом и чуть наверху. Было
такое впечатление, что это выстрелил мой карабин, и по
характеру звука мне показалось, что я нахожусь не впере-
ди дула, из которого произвели выстрел, а сзади него. Мгно-
вение спустя я сообразил, что совсем рядом за скалой
лежит снайпер, стрелявший, вероятно, в просвет в облаках,
в сторону нашего отряда, и ясно только что не в меня... Что
делать? Жду, затаив дыхание, и с ужасом вижу цепочку
следов, оставленную мной при выходе из грота. Снег, прав-
да, сыплет крупными хлопьями, скоро скроет их. Тут я
услышал негромкий шум над собой и голос. Вставший со
177
своего места снайпер, видимо, кликнул соседа. Последовал
ответ. Насколько я мог понять, они советовались относи*
тельно того, не пора ли идти на перевал. А где и как они
пойдут, заглянут ли в кулуар?.. Дольше оставаться сидеть
открыто было рискованно, и я быстро съехал по склону в
снежный грот и стал оттуда наблюдать. Следы свои я та-
ким образом стер, и теперь немцы могли принять их за
след небольшой лавинки. Раздались торопливые шаги по
скалам: видимо, снайперы все же расслышали шум моего
спуска, так как кругом стояла абсолютная тишина.
Положение у меня было сложное. Взять немцев в плен
я не могу, пристрелить — наделаю шуму и тогда сорву наш
план на завтра. Однако вероятнее всего в такой обстановке
могли пристрелить меня. Я- начал осторожно пятиться в
грот. Вверху тишина. Видимо, успокоившиеся снайперы
ушли на перевал... Разведка, как я считал, удалась; дорогу
на вершину теперь знали, знали, где располагались днем
снайперы, стало ясно и то, что, если мы поднимемся неза-
долго до рассвета, то, видимо, снайперов еще не встретим.
На КП меня ждали с нетерпением. Приступили к раз-
работке плана наступления на перевал. Начало штурма
назначили на 4 часа утра 9 сентября. План был прост:
основные силы отряда численностью 90 человек на-
капливаются к этому времени на передовой линии у заня-
тых уже нами рубежей, имея на флангах ручные пулеметы.
Я с группой в 4 человека поднимаюсь на вершину над пе-
ревалом. В 4 часа мы забрасываем находящуюся под нами
часть гребня перевала гранатами и открываем огонь из
имеющегося у пас стрелкового орудия. Это является сиг-
налом к началу штурма. После этого со стрелками, находя-
щимися на скалах, спускаемся на перевал.
Ночь перед наступлением была темна, я поднял свою
группу до рассвета. Нам надо, было по крайней мере за час
до выхода всего отряда начать подъем на вершину, так
как путь был и более длинным и более сложным. С Хате-
новым согласовали детали своих действий, назначили мес-
то встречи на перевале и, пожелав друг другу удачи, обня-
лись по-братски перед боем. Осторожно ступая среди отды-
хающих бойцов, направились вверх.
Путь к вершине в темноте выбрать нелегко. Она угады-
вается лишь тем, что громада ее закрывает часть звездного
неба со знакомыми созвездиями. Прошли последний пост,
178
8а ним нас ожидала неизвестность. При подходе к осно-
ванию верйшны сели закурить — я трубочку, ребята —
цигарки. Это последние перед боем, дальше курить не
придется.
Немцы, уже с час не дававшие ничем о себе знать,
вдруг полоснули длинной очередью по склону, вслед за
этим взлетела ракета и, освещая все белым светом, стала
медленно спускаться на парашюте. Мы припали к склону.
Прямо перед нами вздымался черный клык — вершина, на
которую нам предстояло подняться.
Погасла ракета, но разноцветные смертоносные молнии
трассирующих пуль продолжали пронизывать ставшую,
казалось бы, еще более непроглядной тьму ночи. Надо
было до очередной ракеты укрыться в кулуаре.
Бойцы со мной на этот раз шли более ловкие. Я по-
старался отобрать тех, кто хоть раз побывал в горах,
обул их в трофейные немецкие ботинки. Подходим к мес-
ту, где я вчера чуть было не столкнулся со снайперами.
Посидели около снежного грота до очередной ракеты,
тщательно прислушиваясь... Тишина.,; Вот и выход на
предвершинные скалы. Ползем по двое друг за другом,
приготовив оружие. Вершина. Осторожно обшарили мы
всю вершинную площадку, охраняя поочередно друг дру-
га. Никого! Снайперы, видно, еще спали на перевале.
К нему шел короткий, но крутой гребень, настолько кру-
той, что, когда мы осторожно заглянули туда, то седлови-
на оказалась прямо под нами. До нее было метров 30—40.
На одном из краев вершинной площадки, чуть ниже ее,
в расселине скал заметили гнездо снайпера. Вокруг валя-
лись стреляные гильзы.
К рассвету предупредительный огонь с перевала ослаб;
и только изредка с седловины неслись светящиеся струи
трассирующих пуль... Надо было заметить, откуда они
начинали свой бег, чтобы по этим местам направить натп
огонь сверху.
Посерел горизонт на востоке, заалели снежные склопы
наиболее высоких вершин, тьма начала отступать в
ущелья. Уже можно разглядеть склон, где должен быть
наш отряд. Там никакого движения — значит, всё вовремя
укрылись в скалах. На перевале стали видны блиндажи и
сгорбившиеся фигуры продрогших от холода часовых. На-
ступала решающая минута...
4 часа. Пора. Чуть приподнявшись, мы все сразу мет-
нули на перевал гранаты, затем сразу еще четыре. Взрывы
179
грянули на перевале дружно. Сразу откуда-то выскочило
много немецких солдат. Они заметались по перевалу, хва-
тая разложенное или стоящее у скал оружие. Тут же за-
гремели выстрелы снизу — это пошел в атаку наш отряд.
Немцы поняли, что мы над ними, только тогда, когда мы
начали обстреливать их сверху. Они некоторое время пы-
тались отстреливаться, но очень неорганизованно: паника
охватила весь лагерь, а снизу доносился шум поднимаю-
щегося по осыпям отряда. Фигуры наших бойцов были еще
плохо видны, но вспышки от выстрелов указали, что ос-
новные силы отряда дружно наступают на перевал.
Сопротивление было сломлено быстро, несколько на-
ших бойцов уже вырвались на гребень, и мы где по скалам,
где для быстроты по крутым стенкам на веревке поспеши-
ли вниз, чтобы присоединиться к ним.
На перевале среди скал лежали трупы, в беспорядке
валялись имущество, оружие, боеприпасы, альпинистское
снаряжение. Как и было приказано, часть отряда после
взятия перевала начала преследование противника. Хате-
нов находился на противоположном крае седловины, туда
и направился я.
За одним из скальных выступов на гребне лежал на-
взничь труп немецкого офицера. Мне надо было перешаг-
нуть через него. Тут я увидел лицо убитого и невольно
остановился... Где я видел это лицо? Неужели это он? В
памяти мелькнуло сосредоточенное лицо одного из пасса-
жиров самолета по пути в Минеральные Воды перед са-
мым началом войны. Нет, не может быть! Я наклонился,
чтобы лучше разглядеть убитого. Пуля пробила голову за
ушами, и лицо сохранилось. Да, нет сомнения, это он. Я
обыскал труп, надеясь найти какие-либо интересные до-
кументы, но ничего не обнаружил, кроме нескольких фо-
тографий какой-то девушки. Потрясенный такой встречей,
я медленно шел, отыскивая Хатенова. Он стал сомневать-
ся — не изменила ли мне память, но зрительная память
у меня была хорошая и я знал, что не ошибся.
Во второй половине дня получили приказ спуститься в
ущелье Клухор для соединения с основными силами диви-
зии.
В ущелье царила полная тишина. Разведка еще не
вернулась, и ночь мы провели в лесу. Ущелье было
«ничье»: противник оторвался от наших частей, на под-
ступах к Клухору мы видели отходящие группы солдат
и вьючные караваны.
180
Утром мы лежали на склонах и безмолвно наблюдали
за дррогой в ущелье. Далеко со стороны Генцвиша показа-
лись люди. Пригляделись к ним в бинокль, и стало ясно,
что это передовые части продвигающегося вверх по ущелью
121-го горнострелкового полка.
Начали спуск в ущелье. Первой к нам подошла развед-
ка во главе е помощником начальника штаба. В следую-
щей группе шел начальник штаба дивизии майор Жашко
и еще несколько незнакомых мне офицеров. Началось
наступление дивизии, и майор искал место для расположе-
ния штаба. После моего доклада об обстановке, разведка
дивизии пошла выше. Подъехал на лошади комиссар ди-
визии Сячин, Встреча была очень теплой: он расцеловал
меня и, собрав всех, кто уже спустился на дорогу, поздра-
вил с выполнением задания. Прощаясь уже с лошади,
крикнул, что представляет меня к ордену и приказал пред-
ставить к наградам бойцов и командиров отряда.
Радость наша была омрачена печальным известием:
среди знакомых из 121-го горнострелкового полка я не
видел его командира. Подошедший к нам комиссар полка
рассказал о гибели майора Оршавы.
Немцы в ущелье упорно сопротивлялись, прежде чем
начать отходить под ударами 121-го полка. Погибло много
наших бойцов, но полк действовал в горах умело, и про-
тивник, не выдержав, начал отступать. Во время одного из
боев прямым попаданием мины в блиндаж и был убит май-
ор Оршава. Капитан Кожемякин, начальник штаба полка,
находившийся рядом с ним, был тяжело рапен. Майора
Оршаву. посмертно наградили орденом Ленина. Тело его
для захоронения направили в Сухуми.
Части 121-го горнострелкового полка проходили по
останавливаясь — спешили настигнуть отходившего про-
тивника.
Из кавалерийского полка за нами прислали десятка
два лошадей и, получив указание от майора Жашко отой-
ти в район расположения штаба на отдых, мы направились
вниз по ущелью. Здесь на каждом шагу встречались следы
недавних ожесточенных боев.
В боях за перевал Клыч мне ярко представилась боль-
шая роль в горном сражении перевалов через боковые
хребты, отходящие от главного и образующие ущелья
рек. Они важны как при обороне, так, особенно, и при на-
ступлении, являясь путями захода в тыл противника. По
существу ни одна наступательная операция в горах не
181
может,быть осуществлена без огромных потерь, если не
предпринять обходного маневра.
И еще стало ясным, что сложный горный рельеф неиз-
бежно заставляет боевые действия в горах дробиться на
действия все более и более мелких групп, подниматься из
ущелий па хребты и вершины. И нередко успех сражения
малых групп наверху, как лавина, нарастая, начинает пе-
ремещаться в основные ущелья, где расположены главные
силы противника, и, как бы дирижируя симфонией боя,
решает судьбу всего сражения в горах.
В штабе дивизии, который находился пока на старом
месте, но уже собирался к перебазированию, я предста-
вился новому командиру дивизии полковнику П. И. Беле-
хову. Прежний командир в связи с болезнью был отозван
в штаб армии. Полковник принял нас приветливо и позд-
равил отряд с выполнением задания. Меня он подробно
расспросил о всех деталях нашего наступления и штурма
перевала Клыч. Интересовался топографией района, вы-
яснял возможность новых обходных маневров при наступ-
лении на Клухорский перевал. Начиная с того памятного
-момента, когда были уничтожены автоматчики, прорвав-
шиеся в расположение штаба и затем остановлены силы
врага, наступавшего по ущелью реки Клухор, 394-й стрел-
ковая дивизия уже не отступала ни разу в своем упорном
продвижении к перевалу. Но оно было медленным и труд-
ным и каждый раз сопровождалось обходными маневрами
отрядов на фланги и в тыл противника.
Командир дивизии предложил мне сохранить отряд
альпинистов, несколько переформировав его. Предполага-
лось, что отряд будет состоять из 30—40 человек, с кото-
рыми я буду проводить специальные занятия. В зависи-
мости от характера очередного боевого задания ему будут
давать подкрепление. В качестве моего постоянного заме-
стителя в отряде был назначен лейтенант Хатенов. Я был
очень рад, что удалось получить на это согласие
командира дивизии: Хатенова как опытного командира
пытались не отпускать из полка. Я сдружился с этим
спокойным и очень смелым человеком, на которого можно
было положиться в любую самую трудную минуту.
Два дпя дали отряду на отдых, затем мы должны были
экипироваться трофейным альпинистским снаряжением
и приступить к занятиям, готовясь к выполнению новых
боевых заданий. Но уже на третий день после возвращения
в штаб мы направились в новый поход.
182
121-й горнострелковый полк продолжал подниматься
по ущелью и вел бой с арьергардом противника, пытавше-
гося задержать наше наступление, чтобы дать возмож-
ность основным своим силам укрепиться на наиболее
выгодном для обороны рубеже. В качестве такового не-
мецкое командование выбрало теснину, образованную в
верховьях ущелья реки Клухор крутыми склонами хребта
Клыч у места его соединения с Главным хребтом и контр-
форсом горы Хакель. В глубокой, узкой теснине, на дне
ее бушевала река Клухор.
При подходе к теснине снизу ущелья, то есть но на-
правлению наступления дивизии, дорога разветвлялась.
Влево по узким карнизам, как бы с трудом пробираясь
через нагромождение скал, шла основная Воепно-Сухум-
ская дорога, некогда проезжая для колесного транспорта,
но в настоящее время сильпо разрушенная и, по существу,
являющаяся вьючной тропой. Вправо от нее вела тропа
на перевал Нахар в Главном Кавказском хребте. Таким
образом, южные скаты Пахарского перевала как бы на-
висли над тесниной и подступами к ней. Наступать здесь,
имея постоянную угрозу сверху, было бы чрезвычайно
трудно, а противник был и на Пахаре и на всем участке
хребта от него до Клухора. Таким образом, выбранный
противником для обороны подступов к перевалу рубеж
был чрезвычайно выгодным.
Итак, для дальнейшего наступления на перевал надо
было прежде всего преодолеть оборону немцев в теспине,
а перед этим занять перевал Нахар.
Пройти в тыл немецких частей, в ущелье реки Нахар
на северные склоны Главного Кавказского хребта, можно
было через ущелье реки Гвандры и перевал Гондарай.
Однако путь этот был долог и, что самое главное — пере-
вал Гондарай тоже наверняка был занят противником.
Поэтому я предложил командиру дивизии проникнуть
на северную сторону Нахара непосредственно за ним через
стык хребта Клыч с Главным хребтом. Путь этот был неле-
гок, пройти его ночью было трудно, вероятность того, что
днем нас обнаружат с перевала Гондарай, была велика, но
что-нибудь другое придумать было трудно. Кроме всего,
для успеха наступления на перевал Нахар были полезны
не только наши действия в тылу, но и сама угроза захода
в тыл.
Командир дал согласие на все наши предложения, а
начальник штаба майор Жашко поручил офицерам штаба
183
разработать общий план наступления на перевал Нахар.
Срок совместного наступления с фронта и тыла назначался
на 6 часов утра, если мне память не изменяет, 15 сентяб-
ря, то есть на третий день после выхода нашего отряда из
расположения штаба дивизии.
Мы прошли в тыл обороны Нахара, но попали в же-
стокую непогоду. В назначенный для совместных действий
срок, находясь в облаках и вихрях разыгравшейся метели
при видимости, не превышающей 3—5 метров, открыли
огонь в направлении завязавшейся где-то несколько выше
нас вялой перестрелки, которая вскоре прекратилась.
Спускаться дальше в ущелье и искать путь на перевал
в такой обстановке не имело смысла. Оставаться здесь
еще на одну почь — значило погубить отряд: больше по-
ловины состава его уже имели обморожения. Оставалось
одно — вернуться через хребет в ущелье Гвандры и ждать
там указаний штаба. Бросили в направлении предпола-
гаемой тропы гранаты, открыли для создания паники ура-
ганный огонь из всего имеющегося оружия и отошли.
Не успели мы просушиться у костров в ущелье и
перевязать пострадавших, как явился связной. Нас отзы-
вали в штаб. Позже узнали, что рота 121-го горнострел-
кового полка, усиленная другими подразделениями, не-
смотря на очень плохую погоду и видимость, начала на-
ступление на перевал Нахар, пе рассчитывая на взаимо-
действия с нашим отрядом. Противник встретил роту не
очень интенсивным огнем. В какой-то момент наступаю-
щие слышали разрывы наших гранат и стрельбу за
перевалом. Противник оборонялся, но рота, продолжая
наступление, вскоре вышла на перевал и там укрепилась
в оставленных немцами укрытиях и блиндажах. Позже,
однако, оказалось, что они вышли не на самый перевал,
а на склоны, господствующие над его седловиной справа,
если смотреть из ущелья Клухора. Седловина перевала
с тропой остались на нейтральной полосе. Однако непо-
средственная угроза сверху для наших частей у теснины
была, таким образом, устранена.
На второй день пребывания отряда в штабе меня вновь
вызвали к командиру дивизии. Полковник сидел за столом,
па котором была разложена карта нашего района. Здесь
же находились комиссар дивизии Сячин и начальник
штаба Жашко. Полковник спросил, может ли мой отряд
184
ликвидировать огневые точки, мешавшие входу в тесни-
ну. Ответить на этот вопрос здесь, в штабе было трудно.
На месте, возможно, удастся предложить и что-нибудь
другое.
Через два часа отряд выступил в составе 26 человек,
включая меня и Хатенова, вверх по ущелью Клухора.
У Южной палатки — тылы полка, выше пе то санитар-
ная часть, не то небольшой полевой госпиталь. Он распо:
ложился на левом берегу реки Клухор, а напротив виден
вход в боковое ущелье. Здесь уже недалеко и до передо-
вой. Оттуда иногда доносилась винтовочная стрельба, раз-
рывы мин.
Боковое ущелье Симли-Мипари, как оно значилось на
картах, было коротким и крутым, без троп.'Я по этому
ущелью раньше не ходил, а сейчас присматривался к нему
внимательно. Отрог вершины горы Хакель был скалист и
крут с одной трети своей длины, начиная от вершины и
до нижнего конца — до теснины. В начале этой части его
возвышалась скальная вершина, обозначенная на наших
военных картах высотой 1360. Склон этой вершины круто
обрывался в сторону Хакель. «А нет ли там перевала?» —
мелькнула мысль. Насколько можно было разглядеть от
нас, к седловине за вершиной 1360 подходили хотя и
очень крутые, но травянистые склоны. Нижняя часть
ущелья заросла густым лесом и кустарником. Подняться
туда нетрудно. Если сложным окажется спуск с седлови-
ны в противоположную сторону, то все же с перевала так
или иначе можно будет заглянуть в глубокий тыл против-
ника, обороняющего теснину. Оттуда, судя по карте, дол-
жен быть виден уже и Клухорский перевал.
Подошли к штабу полка. Он расположился немного не
доходя до развилки троп на перевалы Клухор и Нахар.
Нолком после гибели Оршавы командовал майор
Агаев. Но оп вместе с представителем штаба армии под-
полковником Неведомским находился на командном
пункте. Противник, по-видимому, предпринимал какие-то
активные действия, на командном пункте сложилась тре-
вожная обстановка, и мне предложили идти туда со всем
отрядом.
В наступившей темноте по тропе интенсивное движе-
ние: шли подносчики боеприпасов и питания, вели вниз
раненых. Встреченные нами патрули указывали, как ми-
новать наиболее простреливаемые участки дороги. Команд-
ный пункт находился на дороге под скалой.
185
Здесь я и встретился с майором Агаевым и подполков-
ником Неведомским. Командир полка был рад нашему
приходу, так как здесь сейчас сложилась трудная обста-
новка. Рота полка с целью улучшить свои позиции попы-
талась продвинуться несколько вперед, немцы предприня-
ли контратаку, и рота вот-вот могла быть отрезанной.
Командир роты нервничал и требовал немедленного
подкрепления. Командир полка выслал ему свой резерв,
но сам остался с небольшой группой.
Я сидел, свесив ноги в пропасть, где шумел в темноте
Клухор, и ждал, когда освободится командир, чтобы пого-
ворить о нашем задании. Припять участие в общих попыт-
ках наступать через теснину не входило в задачу нашего
отряда; охота за снайперами и пулеметчиками на скалах
могла затянуться надолго и не решала задачи наступле-
ния; обход с правого фланга исключался, так как от
дороги в теснине до самого гребня хребта у перевала
Нахар располагались немецкие войска. А что, если под-
няться по ущелью Симли-Мипари на перевальную точку
у высоты 1360? Если это нам удастся, то мы окажемся
километрах в трех в тылу немецких войск, обороняющих
теснину. Накопив на перевале достаточное количество
сил, можно будет отрезать немцев от перевала Клухор и
тем самым помочь осуществлению общей задачи по про-
ходу через теснину. Но не может быть, чтобы немцы, если
перевал хотя бы мало-мальски проходим, не заняли его.
Ведь они давно здесь и, конечно, хорошо изучили мест-
ность. А если это и так, то тем более надо произвести
разведку в ущелье Симли-Мипари. Ведь оно выходит к
практически не обороняемому сейчас участку дороги в
тылу полка, к беззащитному госпиталю. Майор и подпол-
ковник одобрили мой план, но надо было доложить его и
их мнение командиру дивизии.
В единственную линию связи все время подключались
промежуточные пункты, линия была перегружена. Но вот
прозвучал условный сигнал — «Гроза на линии». Все
затихло, и я услышал голос полковника. Открыто по те-
лефону я мог передать лишь основные сведения о плане
и сообщал, что подробности направляю в письменном до-
несении. Полковник приказал действовать. Условились о
связи и с командиром полка. Чтобы не попасть под огонь
немцев, не дожидаясь рассвета, направились к штабу
полка и оттуда в ущелье Симли-Мипари.
Тропы в ущелье не было, пошли по правому заросше-
186
му густым лесом крутому склону. По мере подъема кру-
тизна все возрастала, и нам приходилось уже идти, дер-
жась за стволы и корни деревьев. В лесу тихо й жарко,
колючий кустарник обдирал руки, рвал одежду, цеплялся
за ноги. Я уже жалел, что не пошел по дну ущелья вдоль
ручья. Но нет — правильно: ведь именно там мы могли
вероятнее всего столкнуться с противником, если он на-
ходился в ущелье. А так, выйдя из леса на травянистые
склоны, удастся незаметно рассмотреть эту часть ущелья
сверху.
Начали траверсировать лесистый склон — пересекать
его, двигаясь под небольшим углом к горизонту и держа
муть влево, к видимым уже с деревьев влево и вверху
травянистым склонам. При такой крутизне склона травер-
сирование его не легче подъема в лоб. Лес начал редеть,
вышли па открытое место. Но это был еще только скали-
стый участок, а не начало альпийски? лугов. Пошли, по
скалам. Сначала они были нетрудными, но вот склон все
круче, и мы уже пересекаем почти по горизонтали скаль-
ную стенку крутизной градусов 80, используя для опоры
небольшие выступы и короткие карнизики. Идти так нам
надо метров 100. Веревок у нас две, даже на перила их
не хватит. Идем, как говорят, па «моральном охранении»,
а высота стены под нами значительная, смотреть вниз не
хочется.
Часть отряда уже приближалась к противоположному
краю стены, но другая застряла где-то по середине ее:
наш ловкий, смелый боец Ощепко, так хорошо отличив-
шийся на перевале Клыч, стоял, судорожно уцепившись за
скалы, повернув голову к стене и, видимо, закрыв глаза. За
ним остановилась вся остальная цепочка. У него кружи-
лась голова, и он не мог дальше идти, боясь сорваться.
Кроме него, еще двое двигались по стене крайне неуве-
ренно. Что делать? Пришлось всех оставшихся вернуть
назад для обхода стены снизу. Нам же предстояло их
дожидаться при выходе из леса на травянистые склоны.
До них было уже не очень далеко. Оттуда я рассчитывал
увидеть перевальную точку. Только бы там не было нем-
цев, думали мы с Хатеновым, а то не выйти нам на пере-
вал, если его обороняют хотя бы десяток солдат. Нас было
уже только 22 человека: двое осталось под скалой недале-
ко от входа в ущелье, двоих оставили внизу под стеной —
так создавалась цепочка связи.
Вот и опушка леса. Осторожно наблюдаем, не выходя
187
на склон из-за деревьев. Никаких признаков жизни. Не
звали мы тогда,. что промедление могло для; нас
кончиться плохо... Вдруг справа в кустах что-то зашумел»
и из леса выскочил на склон... тур! Это был крупный са-
мец, мощные ,рога его красиво изогнулись пад головой к
шее. Видимо, он спускался уже с дневной лежки на ска-
лах к пастбищу и наткнулся на нас. Затаив дыхание,
следили мы за туром, когда он большими прыжками по-
мчался вверх по склону. Сейчас все должно было выяс-
ниться: если тур пойдет на гребень или тем более на
перевал, то, значит, там немцев нот. Недаром же охотники
сваны говорят, что тур никогда не ходит ниже человека.
Великолепным чутьем, телескопическим зрением тур спо-
собен обнаружить малейшую опасность, грозящую ему, и
уйти наверх в неприступные скалы, где он скачет с такой
же легкостью, как и по травянистому склону...
К нашей всеобщей радости, красавец тур скакал прямо
к левой наиболее низкой седловине и скрылся в скалах.
Все ясно, перевал свободен! Теперь скорее, скорее туда,
но разведка впереди все же необходима.
Разведка подошла к седловине, но на гребень не вышла
и сигналом давала знать, что можно подниматься и всему
отряду. Разведчики стояли у каменной глыбы на ровной
площадке. Под нависшими краями глыбы можно было
укрыться от дождя. Выбрали зто место для базы отряда
и сложили здесь продукты и боеприпасы, рассчитывая
для начала выйти на гребень налегке. Перевальная точка
находилась почти на уровне площадки на расстоянии
около 60 метров от пас и представляла собой узкий проем
в скалах. При входе в проем, как коврик, лежал небольшой
снежничок. Круто наверх от проема в сторону горы Ха-
кель уходил скально-травянистый гребень, вправо снача-
ла очень круто и затем почти горизонтально к вершине
1360 шел скалистый гребень.
Мне казалось, что из узкого прохода на седловине мы
хуже разглядим ущелье на той стороне отрога, чем с пра-
вого гребня. Кроме того, мне, подобно туру, все время
хотелось не оказаться ниже противника: а вдруг немцы
все же притаились за этим низким проходом и ждут,
чтобы мы подошли поближе?
А тут еще среди камней на площадке кто-то нашел
разорванные пакетики из-под порошка для приготовле-
ния какого-то напитка и консервную, немного уже за-
ржавленную, банку без этикетки. Значит, немцы здесь
188
уже-бывали? Видимо, это была немногочисленная развед-
ка и, судя по следам, они здесь не ночевали. Следы ста-
рые, но, может быть, они вновь поднялись и сейчас следят
за нами? Но тур-то прошел прямо сюда! Значит, сейчас
их все же нет... Но могут прийти в любую минуту! Одним
словом, надо идти скорее на гребень справа от седловины,
а разведку послать на участок слева от нее и еще на гре-
бень справа от вершины 1360. Небольшую группу надо
оставить и здесь, чтобы она, укрывшись в камнях, неот-
ступно следила за перевальной точкой и прикрыла в
случае необходимости нащ отход со склонов. Так быстро
обдумывали мы план действий с Хатеновым. Но нас-то
совсем мало: четверо пошло налево, трое направо, на
плс-щадке осталось 8 человек. На центральную часть греб-
ня со мной и Хатеновым вместе начали подъем следующие
7 человек. Все остальные в цепочке связи. До гребня
по прямой было метров 100—120, а по высоте — мет-
ров 30.
С волнением подходили к гребню. Гребень... Осторож-
но, не высовываясь из-за его скальных зубьев, заглянули
мы на северную сторону его и... как по команде, сползли
обратно и переглянулись... Внизу по снежному полю, на-
правляясь к занятому нами перевалу, шел отряд немецких
солдат! Теперь уже совсем осторожно, сняв пилотки, чтоб
ничем пе выдать себя, вновь подползли к гребню и про-
должали наблюдения.
Немцы шли плотной цепочкой, их было 40 человек, по
прямой пас разделяло не более 200 метров. Шли они не
спеша, с винтовками и автоматами за плечами, у многих
в руках ледорубы, а на рюкзаках веревки...
Крутые почти отвесные склоны горы Хакель слева от
нас, столь же крутые скалы вершины 1360 и гряда скаль-
ного гребня под нами образовывали на северных склонах
отрога скальный цирк, дно которого было заполнено
небольшим ледником, засыпанным снегом. Пологий язык
ледника спускался в ущелье Клухора, образуя перед со-
бой невысокую копцевую морену, по которой, вероятно,
поднялся сюда отряд альпинистов.
От верхней части снежного поля в сторону седловины
протянулся быстро сужающийся снежник, входящий в
кулуар. По нему и шел путь к прорезу седловины. Туда-
то и направлялся отряд немецких альпинистов. Кулуар
был узок, дно его нам пе видно... Может быть, там уже
находилась разведка противника?
189
Немцы продолжали спокойно, не маскируясь, подни-
маться. Порой они отдыхали. Приглядевшись, мы замети-
ли еще одну группу, отдыхавшую па камнях морены под
основанием вершины 1360, ниже нас метров па 400 по
прямой. На скалах трудно было подсчитать состав второго
отряда, но их было около сотни, то есть примерно
рота. Дело принимало серьезный оборот. Гранат у нас для
ближнего боя маловато — по одной, по две штуки, и не у
всех, и пет ни одного пулемета. Не успел я сосчитать отряд
противника, отдыхавший в скалах, как в воздухе проши-
пела мина и сзади немного ниже нашего лагеря грохнул
взрыв! За ним второй уже на самой площадке. Третья
мина разорвалась прямо перед нами на северной стороне
в скалах. Завыли разными голосаим осколки и куски от-
битого взрывом гранита, но для нас они были не опас-
ны: склон как бы отразил их в противоположную сто-
рону.
Мин 15 беглым огнем было выпущено по перевалу из
крупного миномета. Что это за обстрел? Знают немцы, что
мы здесь, или щупают огнем? Видимо, все же не знают:
первый отряд продолжает двигаться вперед, приближает-
ся к скалам. Надо немедленно принять решение, иначе
будет поздно: они могут рассыпаться и наступать по
скалам. Подаю команду приготовиться к стрельбе.
Уславливаемся: я стреляю по первому, Хатенов по по-
следнему, остальные по середине цепочки. Затаив дыха-
ние, следим через прицелы за продолжающими подъем.
В горле пересохло, глаза от напряжения задергивала пеле-
на... Отряд вдруг остановился, до них оставалось метров
40—50... Тут-то и раздалось сначала два выстрела, а потом
залп и очереди из автоматов... Сразу упало семь человек,
остальные заметались по склону, потом побежали вниз,
бросая оружие и пытаясь тащить по снегу упавших. Дал
команду стрелять как можно чаще, чтобы создать впечат-
ление многочисленности нашего отряда.
Падали на бегу зеленые фигуры, кое-кто пытался
съехать или сползти вниз по склону... О скалы начали
ударять пули. Укрылись за гребнем и перенесли огонь в
камни морены. Жаркая в начале перестрелка начала за-
тихать. Прекратился и минометный обстрел. Немцы боль-
ше попыток подняться па перевал не предпринимали.
Тьма наступающей ночи быстро опускала занавес на не-
давнее поле боя. Только слабые огоньки виднелись в
ущелье на дороге к перевалу, а на снежном поле темные
190
иятна: камни и трупы... Там осталась, наверное, половина
отряда егерей...
Постепенно остывая после боя, мы сидели на гребне и
обсуждали паше положение. Немцев сегодня на перевал
мы пе пустили, а что будет ночью и завтра днем при таком
соотношении сил? Ну ночью опи серьезных попыток про-
никнуть па перевал, не зпая еще наших сил, не предпри-
мут, а вот завтра наверняка будет тяжелый день. Мы
заняли очень важный рубеж, определяющий па ближай-
шее время весь ход событий на Клухорском направлении.
Следовательно, завтра или в последующие дни после
разведок боем немцы предпримут все возможное, чтобы
выбить нас с перевала.
Вскоре к нам па гребень поднялись связные. Слева от
перевала наша группа пе обнаружила ничего подозри-
тельного. Услышав паши выстрелы, опи вышли к скалам
и увидели всю картину боя. На правую, невидимую отсюда,
закрытую массивом вершины 1360, седловину наши бойцы
вышли без всяких приключений. За гребнем опи увидели
довольно пологий травянистый вперемежку с осыпями
склон, обильно усеянный крупными камнями, очень удоб-
ными для наступления снизу. Склон этот был виден
метров на 500—600, а далее становился более крутым.
Дальше вправо и гребень отрога и северные склоны его
также становились очень крутыми и труднопроходимыми.
На гребне оставили семь человек: пять из нашей груп-
пы и двух пришедших связных. С Хатеновым спустились
к камню, где был паш склад продуктов и боеприпасов.
Обстановка заставляла нас занять круговую оборону, а
сил для этого было очень мало. Семь бойцов остались .на
гребне, троих надо было оставить на левом фланге и
троим закрыть выход па перевал. Эти группы повел рас-
ставлять Хатенов. К двум на правом фланге я должен
был проводить еще двух бойцов. Двоих мы решили на
ночь опустить несколько вниз по пути, по которому днем
поднимались из ущелья. Завтра, если все будет благопо-
лучно, мы рано утром отправим с ними по цепочке связи
донесение в полк и штаб дивизии. Один боец оставался,
так сказать, резервом командования — не много! Он йсе
связной и часовой у командного пункта и склада.
Так складывалась оборона на нашем своеобразном ру-
беже над основными силами, столкнувшимися в ущелье,
на высоте более 2000 метров над уровнем моря и в кило-
метре над дном ущелья.
191
В донесении штабу дивизии и командиру 121-го горно-
стрелкового полка я подробно описывал обстановку на
занятом нами рубеже. Рубеж оказался чрезвычайно
выгодным, и я просил прислать подкрепление. Сообщал
я также о необходимости закрыть достаточно сильным
заслоном выход из ущелья Симли-Мипари на случай, если
немцы все же возьмут перевал и попытаются наступать
дальше, иначе полк, госпиталь и вся дорога к штабу ди-
визии окажутся в очень опасном положении.
Казалось, что все наиболее опасные места нами
прикрыты. Оставалась сама вершина 1360. Она господст-
вовала над всем перевальным участком гребня, и тот, кто
поднимется на нее, станет хозяином положения. А под-
няться на нее мОжно и с нашей стороны и со стороны
немцев.
Ночь, тревожная для пас ночь плотно закрыла своим
темным пологом горы, и мы ощупью пробирались к греб-
ню, ориентируясь по звездам. Но вот из-за гор поднялась
в небо почти полная луна, идти стало легче. На гребень
вел очень крутой травянистый склон с выходами скал.
Вправо в нашу сторону склон становился все круче и
круче и обрывался в ущелье Симли-Мипари отвесными
скалами. Виден был и гребень отрога. Он, как огромная
пила с кривыми неровными зубьями, уходил вправо от нас
в сторону теснины.
Из ущелья Симли-Мипари к гребню, после жаркого
дня, клубясь, поднимались облака. Из общей массы их
вздымались отдельные облачные столбы, они тянулись,
как щупальца огромного спрута, к гребню, и вот уже бли-
жайшие склоны и мы оказались в их влажных объятиях.
Все это, освещенное бледным светом луны, представлялось
зловещим и фантастическим — настоящим «жилищем
демонов». Бойцы, впервые увидевшие подобную картину,
были, видимо, поражены ею и с тревогой поглядывали в
безмолвно клокочущую бездну.
Недалеко от гребня я негромко свистпул. Слева тихо
ответили. Пошли на свист и скоро нашли бойца. Он лежал
между двумя скальными выступами на гребне. Одного из
пришедших со мной отвел влево метров на 40 в сторону
вершины, с другим пошли вправо по гребню, где оставил
и его. Теперь надо было найти и проверить, как дела у
второго, находящегося уже здесь с вечера бойца. Он дол-
жен был остаться самым правым в обороне этого участка
гребня.
192
Два раза я уже свистел, осторожно продвигаясь по
гребню, но боец не отвечал. Собрался уже свистнуть в
третий раз, но остановился, чуть не споткнувшись о ле-
жачего человека... Боец лежал, закрыв голову ватником.
Неужели убит? Но вот он поднялся, услышав, наконец,
мои тихие шаги. В луппом свете лицо его было совсем бе-
лым, нижняя челюсть дрожала. Часа четыре он уже на-
ходился здесь, слушая нашу перестрелку и разрывы
мин, прислушиваясь к малейшему шороху, доносившегося
с северных склонов гребпя. Когда стемнело, а от нас все
еще не было никаких известий, нервы его напряглись до
предела, а тут еще фантастическая картина ползущих к
нему из бездны облачных чудовищ... Состояние его было
таким, что он казался на грани помешательства. Мой
приход вызвал бурную реакцию: он вдруг заплакал, по-
детски. Странно и в то же время страшно было видеть его,
прошедшего уже большой путь войны, штурмовавшего
перевал Клыч, в таком состоянии. Он просил дать ему
любое задание, но не оставлять дольше здесь одного.
А кем заменить? Я сидел с ним, рассказывая об обстанов-
ке па перевале, о том, как мы задали жару немцам и вся-
кие истории из жизни в горах. Боец успокоился. Я подо-
звал его соседа поближе, чтобы до рассвета они нахо-
дились рядом, и направился в обратный путь к нашему
лагерю. По дороге я еще некоторое время слышал тихие
свистки на гребне: ребята, как и сказано было им, не дре-
мали...
Проснулся от толчка Хатенова в бок, услышал шипе-
ние летящей мины и оглушительный, где-то совсем рядом,
разрыв ее: казалось, что она попала в камень, под кото-
рым мы лежали. Немцы, видимо, знали рельеф и били
точно. Надо было идти на гребень и перенести туда бое-
припасы. Мы уже к этому времени знали, а здесь на
гребне при вчерашнем обстреле убедились еще раз, что
лучшее средство уберечься в горах от минометного обст-
рела — это выбраться на самый гребень. Чем круче скло-
ны гребня, тем спокойнее вы себя можете чувствовать
там. Действительно, при крутой траектории мины точное
попадание в гребень очень маловероятно. Небольшой же
перелет, и мина разорвется далеко внизу на крутом скло-
не гребня. Мина, ударившая даже очень близко в кру-
той склон перед вами, безопасна. И, наконец, если даже
мина попадает и точно в гребень, она нанесет минимум
потерь, поскольку бойцы лежат среди выступов скал, как
7 А. М, Гусев
193
в индивидуальных окопах, стены которых абсолютно не-
проницаемы для осколков.
Выпустив по перевалу около сотни мин, немцы начали
наступать примерно по пути вчерашнего подъема отряда,
во, конечно, не так открыто. Их действия походили скорее
на разведку боем, чем на попытку наступления на перевал.
Когда перестрелка затихла, мы начали присматри-
ваться и изучать обстановку в ущелье Клухора. Мы как
бы нависли над тылами противника, обороняющего тесни-
ну. Под нами хорошо видна дорога, ведущая к перевалу
Клухор. Непосредственно под нами она шла по широкой
части ущелья. На пологом дне его разлилась на много-
численные рукава река Клухор. На дне ущелья у дороги
белый огромный обломок скалы точно врос в землю. Во-
круг него часовые. Камень кругом обложен аккуратной
каменной стенкой для укрытия от обстрела пространства
под его навесами. Там, наверное, штаб части, обороняю-
щей теснину. Выше к перевалу идет серпантин дороги.
Вверху серпантина на повороте непосредственно к пере-
валу постоянно дежурят группы солдат. По всей видимо-
сти, там пулеметная, а может быть, и более серьезная
огневая точка. Рубеж очень выгодный для обороны непо-
средственных подступов к перевалу.
Район теснины мы рассмотрели позже, находясь на
гребне справа от высоты 1360. Белый камень был виден
и оттуда. От него шла дорога к теснине. Сама теснина
была видна неполностью, в скалах ее трудно было рассмот-
реть всю систему обороны, она угадывалась только по
вспышкам выстрелов. Над тесниной виден перевал Нахар
й все его северные склоны, занятые нашими частями и
частями противника, и склоны, идущие от него в сторону
Клухорского перевала. На них значительно выше дороги,
под вершиной на главном хребте с отметкой на карте
1550, па горизонтальной площадке за камнями располо-
жились артиллерийская и минометная батареи. Оттуда и
снизу немцы ведут обстрел нашего перевала.
Протяженность части ущелья, видимой нами, равна
километрам четырем, и мы находимся над серединой.
В ущелье идет пока довольно спокойная жизнь. С перева-
ла к входу в теснину и в обратном направлении движутся
небольшие караваны лошадей и ослов, группы солдат. Вот
от камня к реке бежит солдат с котелком, у камня ходит
часовой с автоматом, стоят два офицера. И все зто откры-
то... Ну, подождите! Только бы нам тут удержаться, а,
194
накопив силы, мы прижмем вас к земле, отрежем от пере-
вала.
Так размечтались мы с Хатеновым о будущих наших
делах. Но суровая действительность быстро напомнила о
себе: начался новый минометный обстрел.
Хотя мы и продолжали пока уделять основное внима-
ние центральному участку гребня, но нам все яснее ста-
новилось, что наиболее слабым местом нашей обороны
будет часть его справа от вершины. Хатенов направился
туда, захватив с собой двух бойцов. Ночевали мы с моим
боевым другом Хатеновым опять под камнем.
Утром, точно по расписанию, начался минометный
обстрел перевала. Мы ждали этого и быстро поднялись
на гребни — Хатенов на правый, я — на левый.
В течение часа обрабатывался таким образом перевал,
и чувствовалось, что противник готовится сегодня к более
серьезным делам, чем вчерашняя разведка боем.
Как только начал затихать огонь минометов, внизу
от скалы к скале, от камня к камню, от трещины к трещине
на леднике начала перебегать фашистская пехота, нача-
лась ружейная стрельба по перевалу. Слышны были
выстрелы и на правом фланге у Хатенова. Это было новым
в действиях противника. Вчера немцы еще раз убедились
в трудности наступления по снегу, сегодня они попытают-
ся наступать в основном именно на правый участок гребня.
Мы пока не стреляли на своем участке по наступающим —
подпускали ближе. Мы могли это сделать, так как крутые
высокие скалы гребня позволяли стрелять почти отвесно
вниз. У Хатенова же довольно пологий склон, усеянный
крупными камнями, позволял фашистам по широкому
фронту продвигаться перебежками и накапливаться па
непосредственных подступах к гребню, поэтому он со
своей группой начал отвечать огнем сразу.
От Хатенова прибежал связной — отряд немцев числен-
ностью около 50 человек двумя цепями наступал на
гребень.
На наш участок тоже наступало около 50 человек, но
обстановка была более благоприятной: мы загнали немцев
в трещины. Послал Хатенову трех бойцов.
Горячая перестрелка справа от меня к середине дпя
утихла. На моем участке противник вовсе перестал насту-
пать. Лишь изредка раздавалась очередь из пулемета да
нули снайперов ударялись о скалы. Пулю снайпера
узнаешь сразу.
7*
195
Во второй половине дня после перерыва на перевал
вновь обрушились мины. Затем противник вновь предпри-
нял попытку наступления, но теперь уже только справа
от вершины 1360 и значительно более энергичную, чем
в первой половине дня. У меня было совсем тихо, а там
перестрелка разгоралась все сильнее и сильнее. Я перешел
к Хатенову.
Хатенов и его группа (их было теперь 8 человек), не
отрываясь от прицелов, следили из-за камней. Хатенов
лежал на высоком месте гребня, руководил огнем, указы-
вая бойцам на наиболее опасные места скопления насту-
пающих и сам бил из карабина. Весь день они лежали
здесь под огнем противника. В короткую передышку съели
концентрат каши, спрятав на завтра по сухарю. Это все,
что оставалось из питания в нашем отряде. Противник был
рядом, и приходцлось все время наблюдать, ожидая нового
наступления. Нам повезло. Весь день не было ни единого
облачка. Поползи облака на перевал из ущелий, и оборона
стала бы труднее во много крат.
Позиции наши были очень выгодны, бойцы приспосо-
бились к местности, сделали для себя хорошие укрытия
с широким обзором, а от мин нас спасал гребень хребта.
Хатенов наблюдал в бинокль за вновь начавшимся
наступлением по склону. Вдруг он быстро опустил бинокль
и прицелился куда-то влево. В направлении дула карабина
я увидел, как под самой стеной вершины 1360 пробираются
два фашиста. Оба они были одеты в наши ватники. До
них было не более 30 метров. Раздался выстрел. Один
бросился бежать за камни, а другой медленно сполз по
скале и упал на склон. Я прилег рядом с Хатеновым, и мы
еще около двух часов вели ожесточенную перестрелку с
наступающими на перевал. В эту ночь мы не спускались
с гребня. Отдыхали по очереди, опасаясь атаки против-
ника. Немцы не любят воевать в темноте, но для остраст-
ки мы постреливали периодически впиз вдоль склона.
Ночь прошла спокойно, наступал новый боевой день,
а у нас по сухарю и совсем мало патронов, подкрепления
же можно было ждать только к вечеру.
Первые мины грохнули на перевале с первыми лучами
солнца, коснувшимися скал гребней. Обстрел становился
все более и более интенсивным. Там и тут на травянистых
склонах за нами взметаются столбы взрывов.
Перевал грохотал от разрывов и каменных лавин, а мы
прижались к скалам, ожидая конца канонады, готовые
196
встретить наступающего врага. Прекратился обстрел, а
немцев нет... До чего же томительно это ожидание. Уж луч-
ше бы шли, а так черт их знает, что они затеяли? Вот
где-то внизу вновь охнули минометы, выбрасывая мины.
Знакомое шипение, и опять загрохотало на перевале.
Таких огневых налетов было три, а в промежутках
между ними тишина. Ничего не понимаем... Что затевают
немцы? Напряжение достигло, казалось, предела... А нем-
цев нет и нет... Сначала нам показалось, что мы ослыша-
лись, но'пет, все ясно: где-то, невидимый еще за верши-
нами, летел самолет. Вот он появился над Клухорским
перевалом и пошел к нам с явным намерением определить
наши силы с воздуха.
Дали по нему залп из винтовок, он огрызнулся длинной
очередью, и цепочка пылевых облачков на скалах указала
нам место удара пуль. Самолет поднялся выше, покружил-
ся еще немного и улетел обратно.
Утро сменил знойный день, которые нередко бывают
в горах осенью. Немцы опять начали обстрел перевала,
и опять после этого тишина. Совсем, что ли, решили они
оставить нас в покое? Или ждут результатов авиаразведки?
Голод мучил нас, и, забыв осторожность, ползали мы
по скалам, собирая растущую между камнями мелкую
бруснику. Хотя бы галка какая прилетела на перевал, но
нет ни пернатых, ни четвероногих. Одни только мы уцепи-
лись здесь за скалы и глядим голодными, покрасневшими
от бессонных ночей глазами то со злобой в сторону про-
тивника, то с надеждой в сторону, откуда должна прийти
помощь...
На командном пункте у нас теперь ничего не было.
Спустились туда с Хатеновым, чтобы продолжить укладку
каменной стены вокруг него: не могли же фашисты совсем
успокоиться.
Я решил пойти на разведку на вершину 1360. Надо
было проверить, насколько сложен был путь туда со сто-
роны противника, попытаться определить силы, действую-
щие против нас, силы, обороняющие теснину. Все это свер-
ху, с вершины можно было увидеть лучше, чем с гребней
перевала. Хатенов на время разведки должен был поднять-
ся на гребень к бойцам.
Вытрясли с Хатеновым наши рюкзаки, набралась не-
полная кружка сухарных крошек. Разделили пополам,
размешали с водой и быстро покончили с этим немудреным
обедом.
197
С собой в разведку я взял трех бойцов: Нурулиева —
моего ординарца, Гурамишвили — он числился у нас сан-
инструктором, третий был разведчик нашего отряда —
Федоров. Совсем молодой еще, спокойный и смелый, он
был умелым разведчиком, часто расспрашивал меня об
альпинизме, об особенностях природы гор.
Шли осторожно и очень медленно. Прямо на юге от нас
виден перевал Клыч с острым скальным клыком справа
от него. Там мы не так давно дрались с немцами, там
остались навеки многие наши товарищи. Скальная верши-
на, как обелиск их славы, гордо устремлена в чистое небо.
Ущелье Клухора лежало перед нами. Отсюда мы рас-
смотрели, что под самым основанием гребня, на котором
находился наш отряд, скрытая крутыми скалами вершины
1360, расположилась часть противника. Видимо, опа была
заслоном против нас. Виден был палаточный лагерь и тро-
пы па оба участка наступления. Возможность захода в тыл
немецким частям, оборонявшим теснину, отсюда нам стала
еще более очевидной. Но сейчас главная задача — удер-
жаться до прихода подкрепления, а его все нет и нет.
Л пемцы после авиаразведки могут стать более решитель-
ными.
Немцы обнаружили нас на вершине. На первый разрыв
шрапнели над вершиной мы не обратили внимания, но
второй снаряд уже ударил метрах в 10 от нас и осыпал
мелкими осколками скалы. Последовали еще выстрелы.
Немцы били очень точно: едва мы успевали продвинуться
по гребню к началу спуска, как на то место, где мы только
что были, ложился снаряд. Когда разорвались друг за дру-
гом два последних снаряда — трое из нас были уже на
склоне гребня и начали спуск. Оглянувшись, увидели Фе-
дорова. Он покачнулся, упал на крутые скалы, покатился
по ним в сторону нашего лагеря и исчез. Только глухие
удары тела о выступы скал доносились до нас...
Молча опустились к подножию вершины. Здесь на об-
ломках скал среди желтой уже травы альпийских лугов
лежало изуродованное тело нашего отважного разведчика.
Здесь и похоронили мы товарища под грудой камней.
На дощечке, уложенной в камни, было написано: «Здесь
24 сентября 1942 года в боях с немецкими фашистами
геройски погиб отважный разведчик отряда альпинистов
К. Федоров. Вечная память ему».
Голод совсем одолевает нас, а подкрепления все нет
и пет и нового донесения послать не с кем. Если сегодня
188
не придут, придется вновь сообщить о нашем положении.
Осенний день клонился к вечеру, когда пришло доне-
сение от Хатенова. Он сообщал, что немцы мелкими груп-
пами, без единого выстрела, появились в начале склона и
осторожно за камнями продвигаются к перевалу. Хатенов
запретил пока стрелять. Все, кто был, поспешили на
гребень.
Немцы действительно были видны на склоне, они вы-
ходили с крутой невидимой для нас части его и накапли-
вались за большими камнями. Что-то задумал противник?
Наверное, после разведок наших сил на перевале он гото-
вился к решительному штурму. Решили спустить вниз
в сторону противника боевое охранение. Потянулась еще
одна ночь на перевале.
Скорей бы рассвет, хотя и несет он для нас новые испы-
тания. От усталости, истощения, холода и крайнего напря- -
жения кажется, что все камни па склоне начинают дви-
гаться, превращаясь в немцев...
Грохот разрывов потряс воздух. Горы вторили им, эко
во много крат усиливало гром канонады. И вот из-за кам-
ней, точно повторяя ночное видение, пошла пехота немцев.
Вначале в перестрелку с наступающими включилось
наше боевое охранение, одновременно начав отходить па
гребень. Мы прикрывали огнем отход. Наступил решающий
момент обороны перевала...
Уже около часа шла ожесточенная перестрелка, немцы
подошли совсем близко, когда я, в какой уже раз не помню,
взглянул назад вниз... Не веря своим глазам, я сполз с
гребня и стал искать в бинокль показавшуюся на склоне
цепочку наших бойцов. Нет сомнения — идут наши: под-
крепление, боеприпасы, продукты... «Ура!» — закричал я
не своим голосом, вылезая опять к гребню. Все поняли
меня, не оглядываясь. «Ура!» — прокатилось по всему
перевалу, и огонь с гребня усилился. Но помощь была
еще далеко, и нам надо было во что бы то ни стало
продержаться здесь около часа.
Послал одного связного на левый фланг с указанием
оставить там минимум бойцов, а остальных привести
к пам. Раненного в руку бойца Хатенов направил вниз
к идущему к нам отряду с приказом, оставив груз, срочно
подняться к перевалу.
Теперь уже никто из нас не экономил патроны. Хате-
нов же меньше всего экономил фашистов. Спокойный
в любой обстановке, опытный охотник на кабанов, он стре-
199;
лял поразительно метко, пули его не летели зря: стрельнет,
толкнет меня в бок, чтобы посмотрел на результат, кряк-
нет, погладит приклад карабина и опять прильнет к нему
щекой. Глядишь — еще фашист свалился. Один особенно
лихо рвался к перевалу, и его все не удавалось остановить,
но как только он попал в поле зрения Хатенова, мгновенно
растянулся на склоне. Все старались не отставать от Хате-
нова, но немцы все же были рядом с перевалом. Некоторые
из них подошли шагов на 10, в них приходилось стрелять
почти в упор. Начались и у нас потери: трех ранило, но
они еще держались, одного тяжело...
И мы и немцы дрались отчаянно. На правом конце
пашей обороны завязалась рукопашная, двое немцев вы-
шли на гребень. Плохо сложатся наши дела, если туда
сейчас устремятся и другие. Хатенов направил к ним
комсорга нашего отряда с двумя бойцами. Они пошли,
прячась за выступы гребня. Немцы не заметили их, по-
зволили подойти нашим близко и были сняты очередями
автоматов в упор.
Отчаянно отбивая все новые и новые атаки немцев, мы
потеряли ощущение времени. Минометный обстрел прекра-
тился, так как все основные'силы наступавших были уже
непосредственно под перевалом... Вдруг кто-то лег рядом
со мной... Что за видение! Сержант Иванов, наш ученик
из 9-й горнострелковой дивизии, отличный стрелок, лыж-
пик, блестящий скалолаз! Вот это помощь! Значит, и отряд
уже на подходе! Оказывается, Иванов сам попросился
в отряд, узнав, что мы находимся в трудном положении.
Иванов расположился поудобнее, сделал укрытие и быстро
установил... ручной пулемет! Расцеловал я его только
после первого диска.
Пулемет рокотал уверенно и косил пытавшуюся было
выскочить из-за камня ближайшую к нам группу насту-
пающих.
Строчил пулемет, стреляли и мы остатками патропов,
а к гребню начали подходить и другие из пришедшего
отряда, они без команды ложились за скалы рядом с на-
шими бойцами, вытаскивали боеприпасы, пищу. После не-
скольких гранат порыв немцев ослаб, и они укрылись
за камнями, только далеко внизу они еще продолжали
продвигаться вверх.
К нашему командному пункту подошел уже весь отряд,
всего их было 40 человек. Нас стало почти в три раза
больше, чем было! Это уже серьезная сила, и теперь в лоб
200
нас будет выбить с перевала трудно. У пришедших было
три ручных пулемета и один ротный миномет. Ну, как тут
не радоваться после того, что мы пережили за послед-
ние дни!
Хатенов остался на гребне, а я пошел на командный
пункт.
Здесь уже укладывали под камни принесенные бое-
припасы и продукты. Часть отправили на гребни и начала
формировать смену бойцам на всех участках обороны.
Надо было также немедленно отправить вниз раненых.
С тяжело раненным Семеновым было плохо, а его еще
предстояло спускать на импровизированных носилках по
крутым склонам и достаточно долгое время. Все легко-
раненые заявили, что дойдут только до полкового госпи-
таля и в ближайшее время вернутся в отряд на «нага»
перевал, как называли теперь бойцы это место.
Едва я начал читать письма из штабов дивизии и полка,
поднялась перестрелка на левом фланге обороны. С не-
большой группой вновь пришедших мы направились туда.
На первый взгляд, за перевалом все было по-прежнему:
на скалах при выходе на ледник видны фигуры немцев,
группы их выдвинуты вперед в нашем направлении. На
самом леднике, вернее на снежном поле, идущем от него
к нам, валяются какие-то мелкие предметы, оставленные
группой немцев при бегстве во время первой нашей встре-
чи с ними... Ни оружия, ни трупов не видно — все убрано
в течение последних ночей. Стрельба со стороны противни-
ка велась из пулеметов и винтовок очень интенсивно, но
явных признаков наступления или даже подготовки к нему
обнаружить не удалось. Вскоре их замысел стал ясен.
Продолжая опасаться удара с вершины 1360, я тща-
тельно осматривал гребень, идущий на нее с северной
стороны. Казалось, что на нем никого не было, но вдруг
я увидел в бинокль, как из-за скалы появилась рука, ощу-
пала выступ на крутой стенке. Потом — по пояс фигура.
Немец забил крюк в трещину скалы, нацепил карабин,
вставил в него веревку и, немного спустившись, вышел
на стенку лицом к пей, а спиною оказался к нам.
Видимо, этот участок подъема удавалось преодолеть
только так. Было это уже не доходя четверти пути от
подножия скал до вершины. Из-за гребня выглядывали
еще две головы.
До немцев было не более 200 метров. Снайперской
винтовки для надежного выстрела у пас не было. Быстро
201
прицелился из карабина и выстрелил... Немец повис на
веревке и размахивал руками. Выстрелил еще раз — пуля
ударилась в скалу рядом с ним. В этот момент из-за
скалы, куда скрылись при выстреле обе головы, высуну-
лась рука с ледорубом, зацепила клювом за веревку и
быстро стала перетаскивать вертящуюся фигуру в укрытие.
Так вот что они задумали: неудача наступления на
правом фланге нашей обороны вынудила их хотя бы не-
большой группой подняться на вершину и ударить на нас
сверху. Не медля ни минуты, послал на вершину трех
бойцов с указанием ночевать там и ждать дальнейших
моих указаний завтра днем. Провожать их на вершину
пошел Нурулиев. За поднимающейся группой и самой вер-
шиной установили непрерывное наблюдение и пристреля-
ли по ней один из ручных пулеметов.
После этого события на нашей части гребня .стрельба
начала быстро затихать. Скоро затихла перестрелка и на
правом фланге. По сообщению оттуда, немцы с наступле-
нием сумерек начали отходить.
Так закончился самый трудный период нашей обороны,
самый трудный день боев нашего отряда за перевал у вер-
шины 1360.
Впервые после нескольких ночей мы с Хатеновым
легли отдыхать «дома» — в яме под скалой, обнесенной
теперь надежной стенкой, укрывающей нас от миномет-
ного обстрела. Спустились сюда для отдыха и все бойцы
первоначального состава нашего отряда, которых теперь
заменили бойцы от отряда 121-го горнострелкового полка.
Из штаба дивизии мне пришло следующее распоря-
жение:
Боевое распоряжение № 4
Штадив 394, 1,5 км. сев. водопада.
22.9.42 г. 12.3Р. Карта 42.000
Командиру отряда альпинистов
в/технику I ранга т. ГУСЕВУ
1.	На достигнутом рубеже северо-западнее ската отм.
1360 закрепиться и до подхода подкрепления дальнейшего
продвижения не производить (подкрепление выслано
22.9.42 15.00).
2.	Вести непрерывную активную разведку по Клухор-
202
скому ущелью, не допустив выхода во фланги и тыл
автоматчиков противника.
3.	С прибытием подкрепления начать действовать ак-
тивно, обстреливая минометным огнем скопления против-
ника.
4.	Держать непрерывную связь со штабом 121 ген по
цепочке, цепочка связи устанавливается 121 гоп.
5.	Пополнение боевыми припасами и руководство
боевой деятельностью возложена на командира 121 гсп.
За командира 394 сд полковник — Белехов
Военный комиссар 394 сд ст. батальонный
комиссар — Сячия
Начальник штаба 394 сд майор — Жашко
Из 121-го полка Неведомский и Агаев приказывали
уточнить расположение частей противника в ущелье и
прикрыть все возможные пути захода его в тыл полка.
Однако немцы не отказались от мысли захватить пере-
вал. На следующий день вновь появился самолет. Он не-
сколько раз заходил на наши позиции и длинными пуле-
метными очередями поливал пас вначале с большой высоты.
Летчик, видимо, был опытный и смелый, так как про-
делывал все свои виражи и заходы близко от скальных
вершин. Возникла ситуация, возможная только при боях
в горной местности: оп иногда летал ниже нас. Мы били
по нему из винтовок не вверх, а вниз. Это уже никак но
вязалось с обычным представлением о зенитной стрельбе
по самолетам.
Самый крупный оборонительный бой на перевале у вер-
шины 1360 произошел 27 сентября. Он, как всегда, начался
с минометного и артиллерийского обстрела, а затем начали
наступать егеря. На этот раз они вели наступление и с пра-
вого и с левого флангов. Всего на перевал шло не менее
трехсот человек. Немцы при подходе к гребням открыли,
кроме ружейного и пулеметного огня, интенсивный об-
стрел из ротных минометов. Но теперь мы уже, распола-
гая большими силами, вынесли свой передний край на
всех участках обороны па склоны в сторону противника.
На следующий день я писал в донесении командиру ди-
ВИЗИМ.
«27.9.42 г. противник, проведя интенсивный артилле-
рийский и минометный обстрел перевала, начал наступать
с северных склонов высот 1360 и 990. В первые часы ему
удалось выбить наш передний край обороны и подойти
непосредственно к гребню перевала. После упорного боя
203
противник был отброшен с большими для него потерями.
Наши потери: 2 убито, 2 ранено, 5 из состава переднего
края пропали без вести, ведем розыски.
Утром 28,9 противник большой активности не прояв-
лял. Направил разведку на северные склоны».
28 сентября к полудню немцы вновь начали наступле-
ние. К этому времени к нам подошел из ущелья расчет
82-миллиметрового миномета и десять бойцов.
В качестве очередного подкрепления. Они же достави-
ли просимые мною еще в первом донесении и так необхо-
димые здесь снайперские винтовки.
Усилившийся винтовочно-пулеметный огонь с нашей
стороны и несколько мин ротного и батальонного мино-
метов приостановили наступление в самом его начале.
Это была последняя серьезная попытка противника
выбить нас с перевала. После этого инициатива прочно
перешла в паши руки.
Отряд мой разрастался, приходили повыв люди с новы-
ми командирами, и в связи с этим в одном из указаний
командир полка майор Агаев писал мне:
Командиру Альпийского отряда тов. Гусеву.
1.	Со своего места расположения не продвигаться до
моего особого указания, вести глубокую разведку, и своим
огнем уничтожать противника.
2.	Посылаю Вам 2 снайперские винтовки, 82 м/м мино-
мет с минами, 200 трассирующих пуль. По мере возмож-
ности корректируйте огонь подразделений, расположенных
против вас.
3.	Общее руководство живой силой и огневыми сред-
ствами па вашем участке возлагаю на Вас.
к-р 121 гоп
майор	(Агаев)
ПНШ-1
121 гсп л-т	(Садовой)
25	.9.42 г.	17.00.
Еще в самом первом донесении в штабы полка и диви-
зии я предлагал зайти в тыл немецких частей в теснине
и просил прислать для этого подкрепление. Подкрепление
прислали, но «добро» на предлагаемую операцию, как
видно из предписания Агаева, я не получил. Я решил
повторить свое предложение.
Штадив 394. Командиру дивизии полковнику Белехову.
204
1. Ведем разведку склоном противника и обстреливаем
группы (небольшие) внизу у реки.
Наблюдения показали очень малое движение в распо-
ложении противника. Утром и днем несколько групп в со-
ставе 10—15 человек двигались в сторону Клухорского
перевала. Движения в сторону фронта нет. На передовой
активности нет. В местах наших возможных спусков в тыл
противника ведут редкий огонь снайперы. В тылу против-
ника слышны отдельные винтовочные выстрелы.
2. Предлагаю вечером и ночью направить глубокую
разведку и в случае отсутствия крупных сил намечаю
спуск на дорогу группы до 50 человек под прикрытием
станковых и ручных пулеметов для того, чтобы отрезать
отходящие части противника. Предполагаемый их отход
уточняю и связываюсь с Агаевым. Прошу Ваших указаний.
Гусев.
Полковник, видимо, ознакомил с моим письмом коман-
дира 121-го горнострелкового полка, и майор Агаев при-
слал мне указание:
1.	Ваша идея о выходе в тыл п-ка мною разрабатывает-
ся, подробности сообщу дополнительно.
2.	Сообщите требуемую силу для захода в тыл п-ка.
3.	До разработки плана вам: а) продолжать оборонять
занимаемый рубеж, не допустив просачивания п-ка в доли-
ну реки Клухор; б) вести разведку в направлениях: отм.
1677 и вдоль хребта Клухор по северо-восточным его
скатам.
Коль скоро мы планировали окружение противника,
то, чтобы при проведении операции не оказаться ниже его,
требовалась глубокая разведка его сил...
«Как же разглядеть, что делается под нами?» — ломали
мы себе головы. И, наконец, кто-то предложил опустить
разведку в ущелье ночью левым краем ледника, где немцев
не было, в нагромождение крупных камней концевой море-
ны, находившиеся почти у самого дна ущелья. Там надо
было провести весь день и наблюдать.
Чтобы застраховать наших бойцов от обнаружения, мы
решили заранее пристрелять все подходы к месту располо-
жения разведчиков.
Весь следующий день прошел в волнении за товарищей,
среди которых был вдвойне дорогой мне теперь и сержант
Иванов. Были острые моменты, когда вдруг к тому месту,
где они сидели, направились три немецких егеря. Однако
мина заставила их отказаться от своего похода. Разведка
205
среди ночи вернулась благополучие на перевал, мы повто-
рили ее через день.
- Теперь мы располагали всем необходимым для состав-
ления плана операции по окружению немцев в теснине.
План во всех подробностях был нами разработан, мы были
уверены в успешном его выполнении, но приказа на его
выполнение все не поступало. Оказывается, в это время
было принято решение об отводе истощенного боями силь-
но обескровленного 121-го горнострелкового полка и заме-
не его отдохнувшим и доукомплектованным 815-м стрелко-
вым полком. Конечно, в такой обстановке задуманная нами
операция была несвоевременной.
121-й горнострелковый полк возвращался в свою 9-ю
горнострелковую дивизию. Много воинов его осталось
навек в горах под Клухорским перевалом, Но полк с честью
выполнил свой воинский долг и в самый трудный для этого
направления момент преградил путь врагу к морю.
Из штаба дивизии стали доходить сведения о том, что
на наше направление должны прибыть специальные горно-
стрелковые отряды и что меня, поскольку у нас обстановка
стабилизировалась, предполагают отозвать для выполне-
ния какого-то нового задания.
Вскоре сообщения из штаба подтвердились. 29 сентября
ко мне на перевал прибыл капитан Авакян с двумя орди-
нарцами. Я должен был сдать ему дела по гарнизону на
перевале, а 1 октября мне пришел приказ прибыть в распо-
ложение штаба 815-го полка для встречи с заместителем
командующего фронтом.
В штабе полка, недалеко от теснины, не было уже
такого напряжения, как прежде, но открыто чуть дальше
штаба ходить все же было рискованно — немцы по-преж-
нему упорно и искусно охраняли вход в теснину.
Генерал И. А. Петров подробно расспросил меня об об-
становке в расположении моего отряда, хотел выяснить
общую характеристику проходимости этого района до пере-
вала Клухор включительно и общую схему хребтов и пере-
валов по обе стороны от перевалов Клухор и Нахар.
Воспользовавшись случаем, я рассказал ему о нашем пла-
не окружения противника в теснине. Он, оказывается, знал
уже об этом. Из его слов можно было понять, что сейчас
важно, не тратя сил и пе неся потерь, удержать на запятых
рубежах немцев до зимы, когда судьба этих мест будет
решена крупными действиями наших войск на других
участках горного фронта. Рассказал я ему и о предстоящих
206
трудностях зимой, о необходимости введения службы
лавинной безопасности и разработки наставлений по этим
вопросам, изготовления разборных домов, горных лыж,
снегоступов специального обмундирования и другого-сна-
ряжения, особого пайка для высокогорных гарнизонов.
Генерал внимательно выслушал меня и ответил, что
относительно операции по окружению он еще подумает,
а всем остальным должны заняться мы — альпинисты,
имеющие уже и опыт боевых действий в горах, которых
собирают сейчас воедино в Тбилиси при штабе Закавказ-
ского фронта.
Я тоже отзывался в штаб дивизии, чтобы ознакомиться
с Отдельным горнострелковым отрядом, прибывшим из
Тбилиси. Я попросил подняться еще раз на перевал у
высоты 1360, проститься с боевыми товарищами, и при-
быть в распоряжение штаба Закфронта. Теплилась у меня
и надежда осуществить намеченный план...
Путь па лошадях до штаба дивизии был для меня
после стольких дней на перевале настоящим отдыхом.
Ехали вместе с генералом. Он подробно расспрашивал
об особенностях гор, истории покорения вершин вообще
и вершин Кавказа в частности. Интересовали его и: де-
тали боевых действий моего отряда альпинистов, и опыт
горной подготовки 9-й и других горнострелковых диви-
зий Закавказского фронта.
Незаметно разговор о боевых делах перешел на дела
мирные. Генерал живо заинтересовался моей работой гео-
физика до войны. Я давно не вспоминал уже об этих делах
и поэтому с большим удовольствием рассказал ему о физи-
ке моря, физике атмосферы, климате, погоде, прогнозах
погоды и перспективах развития этих наук. Рассказал,
конечно, настолько, насколько я тогда был искушен в этих
вопросах, но во всяком случае с энтузиазмом, так как
очень любил свою специальность. Уже тогда я мечтал
после войны защитить диссертацию, мечтал о работе в
новых проблемах науки об океане и атмосфере, об изуче-
нии процессов их взаимодействия, о новых экспедициях...
Вот так за разговорами мы, казалось, очень быстро
доехали до штаба дивизии.
Здесь я опять встретился после долгой разлуки с
Колей Гусаком. Он находился при штабе и должен был
в качестве проводника вместе с генералом выехать на
Эльбрусское направление, а затем через некоторое время
в Тбилиси, куда собирались все альпинисты.
207
Обстановка под Клухорским перевалом и на перевале
Марух в октябре стала спокойнее, спокойнее стала и жизнь
в штабе дивизии. Я впервые так долго находился в штабе
и теперь мне довелось ближе познакомиться с командным
составом его, с которым раньше встречался на ходу. Позна-
комился здесь с новым командиром штаба, старшим лейте-
нантом Н. С. Златиным. Ему пришлось много заниматься
делами частей на перевале у вершины 1360. Златин был
художником. Даже здесь на фронте он пытался писать или
зарисовывать. Он хорошо был знаком с художественной
литературой, и вокруг пего в часы редкого и короткого
досуга собирались офицеры штаба. Тогда можно было
услышать стихи Пушкина, Лермонтова, Маяковского, Есе-
нина и других. Приятно было побыть в такой компании,
поговорить на далекие от фронтовых дел темы, послушать
хорошую музыку, о чем уже позаботились паши тыловые
подразделения, отдохнуть и вспомнить о доме.
Но как ни хорошо было в штабе, мысли мои были на
перевале среди моих друзей.
4 октября вместе с комиссаром дивизии Т. И. Сячиным
поехали знакомиться с прибывшим в дивизию 9-м От-
дельным горнострелковым отрядом Закавказского фрон-
та. Отряд расположился ниже по ущелью, где находилась
и 155-я стрелковая бригада.
Такой же отряд — 1-й ОГСО прибыл и на Марухский
перевал. Отдельные горнострелковые отряды были созда-
ны в Закавказском фронте и предназначались специально
для действий в высокогорной местности. Всего было созда-
но 16 отрядов, каждый состоял из двух рот автоматчиков
по 100 человек и одной пулеметно-минометной роты с при-
данным ей взводом саперов. Общая численность отряда
составляла 300—320 человек.
При знакомстве с отрядом я был поражен блестящей
экипировкой его. В этом отношении ничего большего,
пожалуй, и не оставалось желать как для условий лет-
него, так и зимнего времени. На каждого бойца в отряде
имелись: ледорубы, десятизубые кошки, штормовые
костюмы, спальные мешки, меховые жилеты, меховые
носки, шерстяные и кожаные перчатки, подшитые вален-
ки, лыжи с жестким креплением и бамбуковыми палка-
ми, снегоступы, рюкзаки, горнолыжные ботинки, лавин-
ные шнуры, защитные очки, веревки альпийские, палатки
горные, спиртовые кухни, крючья скальные и ледовые,
скальные молотки и другое более мелкое снаряжение.
208
Проверка состояния горной подготовки отряда пока-
зала, что весь личный состав вл'адеет основными навыка-
ми движения в горах в летнее и зимнее время.
Создание отдельных горнострелковых отрядов было
очень важным событием. Этим впервые в Советской
Армии было положено начало созданию настоящих пер-
воклассных горнострелковых войск, не уступающих ни-
чем по вооружению, экипировке таким же войскам в
армиях других государств, и в частности германской
армии. Организация таких отрядов была мечтой альпи-
нистов.
С комиссаром дивизии я договорился, что отряд в
самое же ближайшее время будет проходить своеобразную
боевую практику на перевале у высоты 1360 на рубеже,
являющемся, пожалуй, одним из типичных для боевых
действий в горах. Отряд был хорошо организован и
подготовлен, но не был еще «обстрелян».
Комиссар дивизии Т. И. Сячин спешил в штаб, и мы,
чтобы не петлять в темноте по узкой тропе, поехали по
старой Военно-Сухумской дороге. Отдохнувшие за день
лошади резво скакали по дороге, нервно храпя при виде
разбросанного немецкого снаряжения и обмундирования,
которое сейчас при свете луны принимало какие-то не-
ясные загадочные очертания. Из густого леса тянул тяже-
лый трупный запах. Бледный сквозь пелену облаков
лунный свет и заунывный крик совы придавали окру-
жающей пас картине какой-то мрачный вид...
В штабе нас ждало печальное известие — с перевала
у высоты 1360 сообщили, что погиб капитан Авакян, тот,
кому я сдавал дела. Выяснилось, что, отправившись с дву-
мя солдатами на поиски наиболее безопасного места
спуска, он провалился в трещину.
Командир дивизии решил вернуть меня на случай,
если немцы предпримут какие-либо действия. У меня
вновь появилась надежда осуществить задуманный нами
план окружения противника. Я уговорил комиссара ди-
визии подняться со мной, и мы верхом, захватив с собой
и моего верного оруженосца Нурулиева, направились в
815-й полк, а оттуда пешком на перевал. Дождь, шедший
всю ночь и утро, наконец, прекратился, идти было хоро-
шо, и мы довольно быстро — за 6 часов поднялись на пере-
вал.
На перевале нас встретили очень радушно, особенно
первый состав моего отряда, а Хатенов устроил нам под
209
скалой на нашем старом командном пункте настоящий
прием. .
Я ознакомил комиссара с системой обороны. Правда,
сейчас ее надо было всю перестроить.
День и ночь прошли спокойно. Утром я повел комис-
сара на левый фланг нашей обороны, чтобы именно там,
откуда должна была начаться операция по заходу в тыл,
рассказать ему о плане ее проведения. Комиссар сразу
понял всю выгодность нашего положения. Он одобрил
предложение и обещал доложить командиру дивизии. .
На следующий день к вечеру к нам пришел капитан
Каркусов — начальник штаба 815-го стрелкового полка.
Его направили сюда для уточнения плана операции по
окружению.
Стоило Каркусову подняться на гребень перевала, как
он уже после первого взгляда вниз стал сторонником
предлагаемой нами операции. Он удобно разместился на
левом краю гребня и с интересом стал наблюдать в би-
нокль за тем, что там происходило. По карте он никак
не мог представить себе всего того, что увидел сейчас.
Сегодня в расположении противника было какое-то
оживление: то и дело фашисты появлялись во весь рост
над камнями морены, а какая-то группа возилась с рюк-
заками, и похоже было, что собиралась идти вниз.
По-видимому, сюда пришла смепа. До немцев здесь было
метров 300. Вот появился над мореной один. Выстрелил
из снайперской винтовки. Фигура неуклюже не то спрыг-
нула, не то упала с камня. Опять по пояс виден силуэт на
фоне светлых камней. Бью опять. Фигура исчезает. В
прицел вижу, как в расщелине скал недалеко от того ме-
ста, куда я стрелял, появилась чуть заметная каска и блес-
нула оптика прицела. Так, так, вызвали снайпера. Бью
по нему и вижу, как моя бронебойно-зажигательная пуля
у самой каски дает яркую вспышку. Это очень удобный
способ корректировать свою стрельбу. Каска исчезает, но
тут же появляется еще более осторожно правее. Бью опять.
Снайпер нервничает: я не даю ему осмотреться. Из-за вы-
ступа скал левее кто-то бьет, но явно не видя меня, так
как пуля ложится метрах в трех правее. Наша дуэль про-
должалась минут 10—15.
На командном пункте уточняли условия взаимодейст-
вия с полком при осуществлении нашего плана по
окружению теснины. План в общих чертах выглядел так:
отряд в 120 человек спускается ночью на ледник и но
210
левой его стороне небольшими группами проникает в
ущелье реки Клухор. Там отряд объединяется и пере-
крывает ущелье немного выше каменной глыбы, под
которым расположен штаб немецкой части, обороняющей
теснину. В этом месте, разделившись на две равные час-
ти, отряд дожидается сигнала общих действий, после чего
одна из его частей начинает наступать вниз по ущелью
на штаб и в тыл частям, находящимся в теснине. Одно-
временно с этим переходят в наступление части полка
снизу на теснину и на склонах перевала Нахар.
Вторая часть отряда, перекрывшего ущелье, должна
была предотвратить попытки противника оказать под-
держку окруженным частям со стороны перевала Клухор.
К моменту начала действий рота и заслон противни-
ка, охранявшие выход с нашего перевала, должны были
оказаться выше нашего отряда и могли парализовать его
действия. Этого допустить было нельзя. Для уничтоже-
ния этой опасности намечалось заложить над располо-
жением роты на отвесных стенах вершины 1360,
обращенных к противнику, заряд аммонала, взорвать
скалы и тем самым обрушить на лагерь противника
каменную лавину. Этот взрыв должен был явиться и сиг-
налом к общему наступлению.
Каменная лавина могла «вспугнуть» заслон на морене
ледника, но не уничтожить его, так как он находился в
стороие от ее падения. Поэтому для его уничтожения с
перевала направлялся второй отряд численностью 20 че-
ловек. Сразу после взрыва артиллерия полка должна была
совершить короткий, но интенсивный огневой налет на
теснину и огневые артиллерийские и минометные точки
противника под высотой 1505 и в других местах ущелья
реки Клухор. Третий отряд под руководством Хатенова
должен был оставаться в резерве на перевале и оказать в
случае необходимости поддержку действующим внизу.
После организации спуска двух отрядов на ледник мне
предстояло спуститься для руководства боем в располо-
жение той части первого отряда, которая во главе с лей-
тенантом Худобиным перекрывала ущелье.
Каркусов ушел в полк.
Ночью па перевал позвонил Сячин: командование
дивизии, наконец, давало «добро» на проведение опера-
ции и устанавливало срок —11 октября на рассвете.
Сигнал начала операции — взрыв на вершине 1360 в
4 часа утра. На подготовку ее нам оставалось два дня.
211
На перевал доставили 100 килограммов аммонала.
Надо было закладывать его в склон вершины 1360. Но
утро бы но ясным н появиться на склоне, обращенном к
немцам, да еще с таким грузом было рискованно. Поэто-
му, чтобы отвлечь внимание противника, организовали
разведку по гребню на вершину Хакель, видимому со
стороны противника. Обстрел хребта был маловероятен,
поскольку расстояние до него от противника было доста-
точно велико. Разведка поручалась группе наиболее
сильных альпинистов из пришедшей на перевал части
9-го ОГСО.
Закладывать аммонал пошли Худобин, я и четверо
бойцов. Путь предстоял сложный, и поэтому в первый
заход положили в рюкзаки только половину аммонала.
Над ущельем теперь висели облака. Спустились на се-
верный склон и, прижимаясь к скалам в'ершины, стали
осторожно обходить ее. Когда определили, что находимся
над ротой противника, выбрали для большего эффекта при
взрыве наиболее разрушенную часть стены. В это время
левый фланг наш затеял отвлекающую перестрелку с про-
тивником. Немцы отвечали, а потом, заметив поднимаю-
щихся на гребень горы Хакель, открыли огонь из пулеме-
тов и по ним. Казалось, что наша уловка удалась. Уложи-
ли в расщелины принесенный аммонал и направились на
перевал за остальным грузом. Но тут нас обнаружили.
Пули захлопали по скалам совсем близко, осыпая нас ос-
колками. Мы забились в какую-то расщелину. К счастью,
ущелье начало заполняться облаками, одно из них подо-
шло к вершине и скрыло нас. Мы отошли в безопасное
место. Облака то наползали на вершину, то удалялись от
нее, и в просветы видно было, как наши преследователи
неотступно наблюдают в бинокли у пулемета. Дождались
более надежного облака. Вскоре заряд был заложен пол-
ностью и подготовлен к взрыву. Начали отходить на
перевал. Под вечер облака на нашей высоте сплошной
пеленой накрыли горы. Это уже были не летние облака
бриза, предвещавшие устойчивую хорошую погоду, а на
горы надвигался метеорологический фропт с присущей
ему непогодой.
Ну, теперь все было готово к проведению операции!
Аммонал заложен, отряды сформированы, снаряжение,
боеприпасы и продукты розданы. Оставалось ждать ночи
на 11 октября. Поздно вечером на перевал пришел
лейтенант Воробьев. Ему предстояло возглавить Пасть
212
отряда, наступающую с тыла на теспипу навстречу час-
тям из 815-го стрелкового полка.
Бойцы весь день отдыхали и попивали чаек, вскипя-
ченный па кострах. Днем их разжигать здесь уже пе
опасались, за дровами же ходили в ближайший лес в
ущелье Симли-Мипари. Погода стояла переменная: то
прояснялось, то падал мелкий снежок, над горами броди-
ли при несильном ветре низкие облака. В лагере было
как-то необыкновенно тихо в этот день. Каждый по-свое-
му переживал предстоящие события — и те, кто пойдет
вниз на это важное и опасное дело, и те, кто останется на
перевале. Для всех нас эта операция являлась венцом
боев за этот перевал, начавшихся почти месяц тому
назад.
Стемнело. В 23 часа отряды подтянулись к гребню
левого фланга обороны. Командиры собрались вокруг
меня, чтобы обсудить последние детали начинающегося
дела. Хатепов, Худобип, Воробьев и бойцы столпились за
скалами в ожидании начала спуска на ледник, докуривая
последние перед боем закрутки. К месту, где заложен
аммонал, отправляем группу из трех человек. Они долж-
ны были дойти туда по оставленным нами на скалах
приметным знакам. Один боец должен вернуться и доло-
жить о прибытии к месту взрыва и готовности еще до на-
чала спуска отрядов. Взрывать точно в 4 часа будет один,
другой на некотором расстоянии будет находиться в ка-
честве запасного и страхующего. После взрыва бойцы
возвращаются прежним путем в расположение лагеря на
перевале...
За несколько минут до 24 часов вернулся связной —
все в порядке, к взрыву готовы.
Привязанные к веревкам, спустились с перевала по
снежному кулуару и по скалам первые бойцы. Они долж-
ны выйти на всю длину веревки, убедиться в безопаснос-
ти спуска и, закрепив ее, принимать спускающихся,
располагая их в укрытиях на случай освещения ледника
ракетами. К счастью, противник, видимо, успокоившийся
за последнее время, освещал ледник не очень часто.
Чтобы ускорить спуск, бойцы располагались по
натянутой веревке друг за другом на расстоянии метра.
Командиры стояли у места, где была привязана веревка,
проверяли каждого бойца; они через секунду уже исче-
зали во тьме внизу, будто паппзываясь один за другим
на веревку. Когда она заполнилась до отказа, то натяну-
213
ласъкак струна, невольно вызывав опасение за ее
прочность. Но вот натяжение веревок стабилизирова-
лось: это впереди идущие начали отцепляться от них.
Спуск непрерывно продолжался, спустились и командиры
двух групп отряда.
В последний момент перед спуском ко мне подошел
Воробьев. Он понимал, что именно его отряду предстоит
осуществить наиболее опасную часть операции. Вынув из
кармана уже приготовленный пакетик, он просил меня
взять его и «в случае чего» переслать родным. Я взял, но
мне ведь тоже предстояло спуститься вниз. Когда Во-
робьев ушел, я добавил к его посланию свое и передал
все это Хатенову.
Через некоторое время спустили и малую группу,
идущую на уничтожение заслона, вместе с ними и я,
довел их до исходного рубежа — под скалы вершины 1360.
Метров 200 отделяло пас от передовых постов противни-
ка: идти надо было особенно осторожно, чтобы не потре-
вожить заслон.
Вернулся с Нурулиевым на перевал к нетерпеливо
поджидавшему пас Хатенову. Веревки не поднимали на
случай вынужденного отхода отрядов.
Пока все шло по плану, темная безлунная ночь спо-
собствовала выполнению его первой части.
Началось томительное ожидание. Все, кто был на
перевале в это время, напряженно вглядывались в тьму
ночи, пытаясь представить себе обстановку.
После взрыва я должен был немедленно спуститься
вниз в расположение первой части отряда. Только оттуда
можно было руководить всей операцией. Но я не мог
дождаться этого часа, поскольку операция развивалась
нормально, мы спустились с Нурулиевым и еще двумя
бойцами на ледник раньше и залегли на левой его сторо-
не в камнях морены, откуда было видно место ожидае-
мого взрыва.
Оставались считанные секунды до 4 часов, и сердце
невольно громко отсчитывало их.
Яркая вспышка, точно необыкновенная и совсем
близкая молния, вспыхнула над нами, осветив на мгнове-
ние вершину с белыми прожилками снега на темных
скалах. Она точно вырвала на мгновение эту громаду из
тьмы, и тут же все исчезло вповь. Страшный грохот.
Казалось, он расколет окружающие горы. Эхо гор усили-
ло его и повторяло много раз. Казалось, не будет конца
214
этому адскому грому. Но это уже не грохот взрыва со-
трясал горы: выбивая потоки искр, с вершины в ущелье
ринулась каменная лавина, непрерывно нарастая по своей
мощи и сметая все на своем пути. Огненный поток во тьме
напоминал лаву, ринувшуюся из кратера вулкана. Тут же
со стороны 815-го полка начался интенсивный артилле-
рийский обстрел: то тут, то там на склонах вспыхивали
огни разрывов... Этой ночи забыть нельзя...
Грохот и канонада затихли так же неожиданно, как
и наступили, но долго еще летели с вершины отдельные
камни, указывая свой путь вспышками искр. Слышны
были беспорядочные выстрелы, крик в стане врага.
В том месте, где находился заслон, а мы теперь были
ниже его, мелькали огоньки фонарей, а небольшая цепоч-
ка их стремительно двигалась вниз по морене. Бойцы мои
ударили по ним из автоматов.
Внизу выстрелов еще пе было слышно, однако оттуда
доносился топот ног по камням. Это часть отряда, пере-
крывающего ущелье, пошла врукопашную к каменной
глыбе, где, по данным разведки, был штаб, а отряд Во-
робьева устремился к теснине, столкнулся с остатками
разгромленного лавиной гарнизона под вершиной 1360,
пытавшегося выйти на дорогу и отойти к перевалу.
В темноте произошел бой.
После взрыва немцы в теснине не приняли боя с час-
тями 815-го стрелкового полка, стали отходить и тоже на-
ткнулись на отряд Воробьева. В завязавшемся ближнем
бою много их было убито, человек 15 сдалось в плен. Но
все же значительной группе удалось вырваться на склоны
перевала Нахар и по ним уйти на Клухорский перевал,
так как части 815-го полка не продвинулись ни по этим
склонам, ни в теснине. Отряд Воробьева, уничтожая
остатки прикрытия, встретился с нашими недалеко от
входа в теснину.
Но все это я узнал позже, а тогда мы бегом поспеши-
ли вниз и вскоре присоединились к отряду, перекрывше-
му дно ущелья и приготовившемуся к бою. Я нашел
Худобпна под большим камнем у самой реки и лег рядом.
Тут же остался и Нурулиев, а два пришедших с нами
бойца влились в общую цепь обороны.
Сзади нас началась интенсивная перестрелка. Это
отряд Воробьева вошел в контакт с противником.
Начинало светать, и мы с тревогой поглядывали назад
и вверх в направлении, где находился заслон противни-
215
ка, опасаясь, что если он уцелел, то мы окажемся здесь
внизу совершенно открытыми для его огня.
Едва мы начали различать камни на дне ущелья, как
обнаружили густую цепь немецкой пехоты впереди себя.
Они шли очень осторожно со стороны перевала. Наши
залпы заставили ее залечь. Началась перестрелка. Немцы
прощупывали нас, не зная наши силы. Но вот по коман-
де передние поднялись и перебежками от камня к камню,
поддерживаемые винтовочным и пулеметным огнем
остальных, начали наступать на нас. Мы отстреливались
из автоматов, винтовок, пулеметов, открыли огонь из
ротного миномета. «Только бы не ударили сверху», —
думали мы, но там все было спокойно.
Кто-то позвал меня сзади из-за большого камня.
Я отполз туда. Оказалось, как и было условлено, к нам
подошла группа, отправленная на уничтожение заслона.
Как только грянул взрыв, они бросились к месту распо-
ложения заслона. Однако в темноте быстро идти по
скалам и среди трещин ледника было невозможно. Их,
видимо, услышали, прозвучало несколько выстрелов.
Когда они выскочили на площадку, готовые к рукопаш-
ной схватке, лагерь был пуст. Хозяева покинули его
только сию минуту. От лавины лагерь, как мы и ожидали,
не пострадал, но гарнизон его, видимо, был потрясен
морально, так как покинул лагерь в полной панике, кто
в чем только был во время сна. Палатки были разорваны,
кругом валялись спальные мешки, шинели, брюки, бо-
тинки, альпинистское снаряжение, продукты, боеприпасы,
оружие.
В лагере немцев остались завидные трофеи, и коман-
дир отряда, послав одну группу для преследования, за-
нялся с оставшимися сбором их. Они присоединились к
нам, с огромными тюками ценного альпинистского снаря-
жения. Боец Никифоров, ходивший со мной во все похо-
ды, принес мне трофейный подарок — альпинистский
походный разборный примус и резиновую надувную по-
душку.
Примус и сейчас хранится у меня, как память о том
ночном бое под перевалом Клухор.
После того как санинструктор сделал раненому пере-
вязку, я присоединил к нему еще двух легко раненных
бойцов и приказал им пробираться на перевал.
Слева противник под большим камнем начал группи-
роваться, видимо, затеяв какой-то маневр. Вот оттуда,
216
прячась за камнями, стали подниматься на склон и про-
двигаться к нам одна за другой несколько фигур, вероят-
но, с целью обойти наш левый фланг. Перебежали туда
с группой бойцов и Нурулиевым. Два немецких солдата
выскочили из-за камня и, быстро перебежав в нашем
направлении, скрылись за двумя другими камнями.
В оптический прицел снайперской винтовки вижу, как
выскочил ефрейтор для новой перебежки. Выстрел,
и ефрейтор на четвереньках пятится обратно за камень.
Поднимается из-за камня второй: стреляю — он исчезает
за камнем, не сделав ни шага. Вижу, как второй мой
«подопечный», видимо, не пострадавший от выстрела,
высовывает голову сбоку из-за камня.
На этом активные действия группы прекратились, но
они еще долго наблюдали за нами из-за камней, а мы
методически стреляли. На камне вспыхивал огопек, осто-
рожный наблюдатель исчезал.
Немцы несколько раз пытались возобновить попытки
обхода нас и с левого, и с правого флангов, но везде их
встречали меткие выстрелы, и они отходили.
Уже было далеко за полдень. Перестрелка в теснине
затихла. Видимо, Воробьев с отрядом сделал свое дело,
по сведений оттуда еще не поступало. Устали и немцы,
не добившись никакого успеха в своих атаках, устали
и мы.
На юры надвинулись тяжелые слоистые облака. Опи
как бы срезали вершины гор, нижняя граница пх протя-
нулась ровной чертой по склонам, и только в отдельных
местах обрывки облаков, как щупальца, спускались
ниже ее. Облака закрыли перевал Клухор и опускались
на перевал у вершины 1360. Наступали сумерки.
Со стороны противника пулеметные очереди стали
совсем редкими. Очевидно, нас обстреливали не только
из ущелья вдоль дороги, но и огневые точки, располо-
женные на склонах ущелья по пути к перевалу, с послед-
них зигзагов серпантина, к которому почти вплотную
подошел наш отряд. Сейчас им мешали облака.
Мы ждали части 815-го полка для организации проч-
ной долговременной линии обороны, так как дальнейшее
наступление на перевал Клухор на ближайшее время не
планировалось.
Я с Нурулиевым направился в штаб полка.
Мы, казалось бы, вышли из зоны обстрела, поэтому
шли по широкой здесь тропинке не опасаясь. В это время
217
облака немного поднялись над горами и в ущелье посвет-
лело. Разговаривая, мы не обратили внимания на это, но
вот Вокруг нас, точно стайка каких-то злых насекомых,
засвистели пули. Кубарем скатились мы под невысокий
берег реки и замерли. Нас обстреливали с поворота доро-
ги, идущей на перевал Клухор. До сих пор там были
облака, сейчас они поднялись. Придется подождать, мо-
жет, облака опять закроют ее. Крикнул об этом Нурулие-
ву и продолжал наблюдать... От нижнего края облаков
опускалась косматая лапа. Она медленно двигалась на
наших преследователей и скоро точно густой серой ки-
сеей накрыла то место, где находился вражеский пуле-
мет. Не теряя времени, постоянно оглядываясь на спаси-
тельное облако, стали быстро идти от камня к камню в
сторону теснины, пока стены ее совсем не укрыли нас.
Здесь было тихо, только Клухор глухо ворчал глубоко
под нами. Всюду были видны недавно оставленные огне-
вые позиции противника, кое-где валялись трупы немцев,
оружие, снаряжение. В середине теснины мы встретили
часть 815-го полка, идущую к отряду Худобина. Отряд
Воробьева был уже в расположении штаба полка.
В полку мы разделили вместе со всеми радость по
случаю успешно проведенной операции. Около ста уби-
тых и раненых солдат и офицеров противника, 12 плен-
ных,. трофеи — оружие, боеприпасы, продовольствие. Но
самое главное — резкое улучшение наших позиций, столь
необходимое вообще и на зимнее время особенно.
Почти неделю находился я в штабе: докладывал о
деталях боев на перевале под вершиной 1360, составил
описание перевала Клухор и ближайших к нему ущелий,
зимних условий этого района, занимался горной подго-
товкой 9-го ОГСО. Отряд этот находился еще при штабе
дивизии, но скоро его должны были целиком придать
815-му стрелковому полку.
Я уже совсем было собрался уезжать, как новые
события задержали меня в 394-й дивизии. Снег повалил
неожиданно и шел три дня подряд. Склоны покрылись
снегом, грозя лавинами. Чтобы не погубить людей, надо
было отвести в ущелье части, стоявшие на больших вы-
сотах. Части с Нахара, расположенные недалеко от
полка, уже спустились, а отряд Хатенова все еще оста-
вался на перевале. Линия телефонной связи была раз-
218
рушеиа, и ему не могли передать приказ о спуске. После
снегопада надо было ожидать усиления мороза, и отряд
Хатенова, не имея зимнего обмундирования, подвергался
большой опасности. Командир дивизии приказал мне
взять в 815-м полку группу бойцов, запас теплого обмун-
дирования и вывести отряд Хатенова с перевала.
Это был трудный поход. Мы пробились через лес в
ущелье Симли-Мипари, но застряли в снегу у начала
подъема на травянистые склоны. Снег был выше пояса.
Лыж было всего две пары, но и они не помогли в рыхлом
снегу. Весь склон над нами набряк лавинами, а мы бес-
помощно барахтались, поднимаясь вверх на сотню метров
в час. Снег перестал идти, прояснилось, температура
резко понизилась.
Мы совершенно уже выбились из сил, когда вдруг
заметили, будто бы камни под перевалом начали двигать-
ся. Думали, что это нам кажется, что это обман зрения, в
результате движущейся там прозрачной пелены облаков,
а потом эти «камни» превратились в людей. Вниз, цепоч-
кой друг за другом, чтобы пе вызвать лавину, шел отряд
Хатенова!
Не имея приказа о спуске, он держался на перевале
в труднейших условиях. Заметив нас, Хатенов правильно
понял обстановку и решил спуститься нам навстречу.
Своим решением он спас и пас и свой отряд, среди кото-
рого уже много было обмороженных. В санитарной части
у входа в ущелье Симли-Мипари им была оказана не-
обходимая помощь.
Я вернулся в штаб дивизии, который передислоциро-
вался вниз и находился теперь недалеко от входа в:
ущелье реки Секен. Сюда теперь лишь немного не дохо-
дили автомашины, недалеко был создан аэродром для
легких транспортных самолетов. Отряд мой расформиро-
вался. Его теперь должен был заменить 9-й ОГСО.
Зима принесла много неприятностей, особенно высо-
когорным гарнизонам. Дело было не только в холоде —
возникла опасность лавин. Крайне усложнилось передви-
жение пе только па больших высотах, но и в самом
ущелье. Резко осложнилось снабжение войск.
Из истории горных войн и в том числе из опыта
походов Суворова известно, что нередко при ведении
боевых действий в горах потери людского состава от
огня оказываются меньше потерь от суровых условий
высокогорья. Это закон войны в горах зимой,
219
Поступали сведения о погибших в лавинах целых
группах, отравлявшихся в разведку или по хозяйствен-
ным делам. Нередко люди гибли совсем рядом с располо-
жением части, иногда, казалось бы, на безопасных
склонах.
Наблюдатели с передовой передавали, что и у против-
ника дело обстояло не лучше. Однажды целый взвод,
пересекавший склон недалеко от перевала Клухор, был
сметен лавиной, вызванной их же движением.
Особенно велики потери от мороза и лавип были в
первые дни после выпадения снега: и люди еще не
приспособились к новыхм условиям, и опасность лавин в
это время особенно велика. Естественно, что в такой
обстановке командир дивизии не мог пока отпустить меня
в Тбилиси. Намечалась инспекция всех частей дивизии,
находящихся выше штаба по направлению к Клухорско-
му перевалу, с оценкой степени лавинной опасности в
районе их расположения и передислокации их в случае
необходимости; маркировка всей дороги па этом участке
с указанием опасных мест, направления возможного
схода лавин, безопасных путей обхода этих мест; прове-
дение бесед о лавинной опасности, способах постройки
снежпых пещер и укрытий от ветра и мороза, способах
предупреждения обморожений.
Начался мой последний поход от штаба к передовой.
В какую бы я часть не попадал, везде узнавал о бедах,
принесенных неожиданно наступившей зимой. Во многих
местах землянки и палатки располагались под лавино-
опасными склонами, под нависшими на скалах карнизами
снега, напротив желобов и кулуаров, по которым в любой
момент могла сойти невидимая снизу лавина. Они во
многих местах уже пересекли своими конусами дорогу.
Части переводились в более безопасное место. На дороге
через снежные завалы прорывались траншеи. На опас-
ных местах на деревьях, на столбиках устанавливались
предупредительные знаки, мимо которых надо было про-
ходить быстро и рассредоточив группу. Штаб 815-го пол-
ка переместился от теснины в лес, где было тише, теплее
и безопаснее, лес задерживал Лавины.
Передовая встретила редкой, как бы ленивой пере-
стрелкой. Сразу после наступления зимы и немцы и
наши части, ошеломленные неожиданным ударом суро-
вой природы гор, отошли к своим тылам с наиболее
трудных участков фронта. По мере приспособления к
220
левым условиям все возвращались на свои прежние мес-
та. Правда, передовые части полка как заняли позиции
нашего отряда, так и остались здесь, зарывшись в снежно-
каменные убежища.
Условия здесь были очень тяжелые. Лавины передо-
вой линии, правда, не угрожали, но зато укрыться
от непогоды и холода было нелегко. Помещение команд-
ного пункта батальона под ^камнем было низким, даже
сидеть там не везде можно было, не согнувшись. Под
ногами почти везде лежал снег, снег пробивался сквозь
щели в каменной защитной стенке, потолок заиндевел,
п с него непрерывно капало. Обогревалось это убежище
маленьким камельком. Здесь находился командир ба-
тальона и бойцы, вернувшиеся с передовой линии. Их
приходилось часто менять, чтобы они могли отогреваться
в убежищах, построенных в каменных завалах морены.
И все же сейчас это было намного лучше, чём на пере-
вале под вершиной 1360. Перевал был занесен снегом, да-
же крутые обрывы скал побелели. Над перевалом и
безымянной высотой 1360 бушевали снежные вихри.
Задание командира дивизии было выполнено. В штаб
вернулся в конце октября, доложил о проделанной работе
и стал собираться в Тбилиси. Распростился с командова-
нием дивизии, офицерами штаба. Я сожалел, что не мог
поближе познакомиться с ними, смелыми и отважными
командирами, несшими на своих плечах всю тяжесть ор-
ганизации боевой деятельности соединения в тяжелых и
своеобразных условиях. Мой отряд все время действовал
почти самостоятельно, и в штабе я бывал редко.
Ход событий на других перевалах Кавказского хребта
напоминал в общих чертах боевые события на Клухорском
направлении. На некоторых перевалах, так же как и у
нас, действовали сформированные в соединения отряды
альпинистов. Позже их смешали с ОГСО.
Заняв Армавир, Черкесск, Минеральные воды, против-
ник, как уже говорилось, двинулся на перевал, и в том
числе в верховье реки Кубани на перемычку, Соединяю-
щую массив Эльбруса с Главным Кавказским хребтом, на
перевал Хотю-Тау, с тем, чтобы проникнуть через пего
в Баксанское ущелье, в Кабардино-Балкарию.
После взятия Нальчика по Баксанскому ущелью отхо-
дили наши войска, направляясь через перевал Донгуз-
221
Орун и Бело в Сванетию, в Закавказье. Через эти же
перевалы эвакуировалось население ущелья и Тырны-
Аузский молибденовый комбинат.
Переход большой массы людей через эти перевалы в
осенне-зимних условиях был чрезвычайно труден. Орга-
низовывали и обеспечивали его альпинисты, находившиеся
в то время в законсервированных лагерях Приэльбрусья:
Ю. Однолюбов, А. Малейнов, А. Сидоренко, Любовь
Кропф, Г, Хергиани, Б. Хергиани, С. Гвалия, В. Кухтин.
Невозможно описать обычными словами все удивитель-
ные подробности этого поистине легендарного перехода.
Более полутора тысяч гражданского населения перевели
альпинисты и воины через перевалы. По снежным мостам
через черные пасти бездонных -трещин по ступеням, вы-
рубленным во льду на крутых склонах, стариков и старух
вели под руки, больных и детей несли на руках,, а малых
ребят в рюкзаках. Не сделав ни одного выстрела во время
войны, люди совершили подвиг.
Помешать этому и хотел противник, заняв перевал
Хотю-Тау и склоны Эльбруса, господствующие над верх-
ней частью Баксанского ущелья.
Немецкие войска с перевала Хотю-Тау поднялись на
метеорологическую станцию и Приют одиннадцати.
База Кругозор охранялась большим гарнизоном, не-
сколько раз в боях переходила опа из рук в руки. На мас-
сиве Эльбруса, перевала Чипер-Азау завязались ожесто-
ченные бои, в которых принимали участие альпинисты.
Немцы поднялись на вершины Эльбруса, но спуститься
в ущелье и помешать отходу и эвакуации им не удалось.
После эвакуации населения и отхода наших частей было
оставлено ущелье Баксан, чтобы занять наиболее выгод-
ные для обороны позиции.
В Тбилиси, в штабе Закавказского фронта было соз-
дано альпинистское отделение, начальником которого
назначили меня. В его состав вошли: старшие лейтенанты
Е. А. Белецкий, Е. В. Смирнов и А. Г. Гвалия, лейтенан-
ты Л. И. Келье, Н. А. Гусак, Б. Ф. Кудинов. Мы разра-
батывали предложения по совершенствованию структуры
и организации ОГСО, наставления и памятки для действий
войск в горах, организовали производство специального
снаряжения для войск, действующих в условиях высоко-
горья: горных лыж, жестких креплений, снегоступов,
разборных домов для высокогорных гарнизонов, опреде-
лили специальный рацион питания и другое.
222
Офицеры, альпинистского отделения консультировали
командование по вопросам проходимости различных
участков высокогорного театра военных действий, вы-
езжали на места для инспектирования высокогорных
гарнизонов, участвовали в планировании и проведении
разведок в юрах.
На группу инспекторов горной и горнолыжной подго-
товки в Отделе боевой подготовки штаба Закавказского
фронта возлагалась организация и проведение горной
подготовки в горнострелковых соединениях фронта.
Возглавлял эту группу старший лейтенант К. Джаври-
швили. В ведение Отдела входила и школа альпинизма и
горнолыжного дела.
Штаб Закавказского фронта решил провести глубокую
разведку в районе перевала Морды с целью выяснить
возможность перехода через него на дорогу, идущую от
селения Хурзук к перевалу Хотю-Тау, в тыл Эльбрусской
группировки противника. Такая операция могла бы отре-
зать противника, находящегося в Эльбрусском районе от
его баз снабжения.
В связи с этим в 46-ю армию последовало следующее
указание:
«Командующему 46-й армией генерал-лейтенанту
т. Леселидзе.
Для установки разборных домов на перевалах и на
подступах к ним, а также для организации гарнизонов
согласно инструкции о несении гарнизонной службы на
перевалах в зимнее время, в 394 сд направляется началь-
ник альпинистского отделения в/техник 1-го ранга
т. Гусев.
Кроме того, т. Гусеву поручается организовать раз-
ведку в долине р. Морды с выходом на дорогу, идущую
из сел. Хурзук к перевалу Хотю-Тау. Задача разведки:
выйти на перевал, идущий из ущелья реки Секен в
ущелье реки Морды, организовать па перевале гарнизон
и определить силы противника по ущелью реки Морды
и на дороге Хурзук — Хотю-Тау.
В связи с этим необходимо:
1.	Дать соответствующие указания командиру 394 сд.
2.	Доставить т. Гусева на самолете из Сухуми в
Ажары.
3.	Для выбора места перехода через Кавказский
хребет и ознакомления с расположением противника в
районе дороги от Хурзука до пер. Хотю-Тау, ущелья
223
реки Морды включить т. Гусева в одну из авиаразведок
в качестве летчика-наблюдателя».
С этим предписанием я вместе с лейтенантом
Л. Кельсом выехал 21 ноября в штаб 46-й армии. Оттуда
Келье с соответствующими указаниями направился
в 394-ю стрелковую дивизию для формирования отряда,
а я — в 23-й авиационный полк ВВС ВМФ для участия в
воздушной разведке. 23-й полк в это время находился в
районе абхазского селения Рухи.
Однако вылететь в разведку удалось не сразу: вре-
менный прифронтовой аэродром размок от дождей, и
даже небольшие самолеты-разведчики Р-10 не могли с
него подниматься. Летать мне предстояло с летчиком
Кудряшовым вместо его штурмана — стрелка и бомбоме-
тателя. Считали, что до района разведки недалеко, а в го-
рах штурмана заменю я, ориентируясь по знакомым мне
вершинам и ущельям. Самолет Р-10 был вооружен двумя
пулеметами, управляемыми летчиком, турельным пуле-
метом в кабине штурмана и двадцатипятикилограммовы-
ми бомбами. Все это мне надо было изучить, освоиться
в кабине и хотя бы теоретически научиться пользоваться
парашютом.
Мне вспомнилось довоенное время. Жена моя еще
студенткой увлекалась парашютным спортом, совершила
15 прыжков, была инструктором. У нас шли частые
споры о пользе альпинизма и парашютного спорта. Тогда
и я записался в кружок, прошел теоретическую часть
подготовки, прыгнул два раза с вышки, натерпевшись при
этом страху. Но жена, утешая меня, говорила, что с са-
молета прыгать проще. Теперь, собираясь в воздушную
разведку, я очень сожалел, что не освоил в свое время
прыжки с самолета.
Время шло, вылет задерживался, и я волновался, по-
скольку Келье, вероятно, уже подошел к исходным рубе-
жам, откуда должен был выступить наш отряд — к за-
слону 394-й стрелковой дивизии, стоящему в средней
части ущелья реки Секен.
Но однажды утром в домик, где я жил с экипажем
нашего самолета, до рассвета прибежал связной из шта-
ба — в горах ни облачка, нам лететь!
Чтобы не потерять скорость разбега на не просохшей
еще части взлетной полосы, Кудряшов оторвал машину от
земли немного рановато. Несколько секунд самолет как
будто не знал, что ему делать. Силы для подъема не
224
;было, машина начала уже валиться на левое крыло, ког-
да отчаянно взревевший мотор вернул ее в нормальное
положение.-Самолет выровнялся и, брея траву и мелкий
кустарник, пошел, набирая скорость и высоту.
На северо-востоке из-за хребта вставал ослепительно-
белый правильной формы конус. Чем выше поднимался
самолет, тем грандиознее становился снежный великан,
и, казалось, сколько ни поднимайся, все равно пе срав-
няешься с его вершиной.
На высоте 4500 метров самолет лег курсом па Эльбрус
и полетел теперь уже с медленным набором' высоты.
Я летел без кислородной маски, надеясь на свою не-
давнюю акклиматизацию в горах. Но подъем здесь про-
исходил значительно быстрее, и общее состояние стано-
вилось все хуже и хуже. Заболела голова, появилась
слабость, дыхание участилось, не хотелось делать ника-
ких движений.
Я надел по совету Германа, с которым мы
переговаривались с помощью ларингофонов, маску и
сразу будто ожил.
Грудной -парашют очень стеснял мои движения и
мешал работать с картой. Еще на земле штурман реко-
мендовал мне отстегнуть его от лямок, положить в сто-
рону, а пристегнуть «когда понадобится». Но, подумав,
что, когда он понадобится, я могу забыть это сделать,
решил отстегнуть его только от одной лямки и повесить
сбоку рядом с сиденьем.
К вершине подлетели на высоте около 5800 метров.
Это было мое новое «восхождение» на Эльбрус. Кружась,
Герман стал осторожно снижаться. От сильного мороза
над Эльбрусом повисла серебристая дымка. С восточной
вершины длинным языком на юг сползало облако. По
наблюдениям еще во время первой зимовки, мы заметили,
что обычно этому явлению сопутствуют сильные нисхо-
дящие потоки холодного воздуха. С вершин в таких
случаях стремительно рушатся массы холодного воздуха.
Ледяной ветер, дующий прямо с вершин, бушует
5—10 минут, температура и давление резко падают, по-
том внезапно все затихает. Через 10—15 минут следует
новый шквал и так иногда повторяется несколько раз.
Мы тщательно изучали склоны и наносили на карту
расположение частей противника. Хорошо был виден до-
мик метеорологической станции и трехэтажное здание па
«Приюте одиннадцати». Там в скалах видны укрытия и
8 А. М. Гусев	-	225
огневые точки. И у зданий и на склонах видны группы
немецких лыжников. На перевале Хотю-Тау и подступах
к нему — оживление: от блиндажа к блиндажу перебе-
гают солдаты, по тропам передвигаются караваны.
В Баксанском ущелье движения нет. Наши части,
расположенные там, видны немцам сверху и подвергают-
ся артиллерийскому обстрелу с перевала.
Делаем заход па Эльбрус со стороны Баксапского
ущелья, со стороны Ушбы, чтобы быть от немцев против
солнца. Предварительно в сторону перевала Донгуз-Орун
даем нашим частям условленную опознавательную крас-
ную ракету.
Пошли к Эльбрусу по направлению на «Приют один-
надцати». Высота 4800 метров — уровень «Приюта
Пастухова». Громада Эльбруса стремительно надвигалась,
и Гермапу, без привычки ориентироваться. в горах, без
детального знания рельефа местности казалось, что са-
молет вот-вот врежется в снежные склоны.
— Отворачивать? Отворачивать? — спрашивал он в
ларингофон.
При подходе к Эльбрусу в движении самолета стала
ощущаться какая-то неуверенность; иногда он вздраги-
вал, как будто где-то рядом рвались зенитные снаряды.
Вдруг самолет рвануло вниз, и он стал стремительно
падать... Одна, две, три, пять секунд... Рука невольно
потянулась к ручке, чтобы открыть крышку кабины и
приготовиться к прыжку... Но куда прыгать? В трещины,
к немцам?.. Да и Герман молчит — значит, рано...
Почти четыреста метров падал самолет, пока не вы-
рвался из смертельных объятий нисходящего потока
холодного воздуха. «Приют одиннадцати» был совсем
рядом. Видно было, как внизу работал зенитный пулемет
и бегали среди скал люди. Длинной, злой очередью по-
лоснул Герман из пулеметов, а когда развернулся, я про-
должал стрелять из своего пулемета, пока скалы и зда-
ние не закрыли хвост нашей машины.
Чтобы уйти от сильного огня немцев, Герман повел
самолет к западному плечу Эльбруса. Проплыла засне-
женная стена вершины Кюкюртлю, и самолет нырнул в
ущелье Уллу-Кам. Здесь мы были уже недосягаемы.
Произвели разведку вдоль ущелья Уллу-Кам и
Морды. Разогнали в его верховье группу лыжников,
а затем перевалили через Главный хребет и, снижаясь,
пошли к сияющему на западе морю,
226
Сведения, собранные во время этой разведки, были
чрезвычайно интересными и полезными.
Во время второго полета надо было уже в деталях
рассмотреть место возможного перехода через хребет,
а также уточнить возможность более точной бомбарди-
ровки «Приюта одиннадцати» и частей противника на
перевале Хотю-Тау.
Вскоре после наших разведок были произведены но-
вые бомбардировки немецких частей на Эльбрусе и пере-
вале Хотю-Тау, после чего активность противника в этих
местах заметно уменьшилась.
На воздушную разведку ушло очень много времени.
Надо было спешить к отряду. Я договорился о доставке
меня в его расположение на самолете. Садиться надо бы-
ло, по существу, на нейтральной полосе, на «целину» без
аэродрома. Уверенности в возможность посадки не было,
поэтому решили, что в случае необходимости я спрыгну
с парашютом. Снова я пожалел, что до войны прыгал
только с вышки.
Облака все ниже прижимали самолет к горам, пошел
спег, внизу, видимо, мело. В таких случаях посадка была
опаснее прыжка, возвращаться нельзя, стало быть, выбо-
ра не было... Парашют открылся, как мне показалось,
очень быстро, наверное, я почти сразу дернул ручку, что
и советовал мне летчик, так как высота была очень не-
большой. Летели мы над довольно крутым лесистым скло-
ном, рассчитывая, что ветром меня снесет на дно ущелья,
где видны были поляны. По снижался я как-то очень
быстро и не туда, куда мне хотелось. Земля с торчащим
мне навстречу лесом налетела неожиданно и стремитель-
но. Я толком и опомниться не успел, как среди деревьев
сел на землю... Спину пронзила сильная боль, отчего я
растянулся па снегу и лежал некоторое'время... Парашют
висел надо мной на двух деревьях. Попробовал сесть. По-
лучилось, но тупая теперь уже боль давила меня, будто
что-то тяжелое легло мне на плечи. Ноги двигались, руки
двигались, но наклоняться и особенно вперед было боль-
но. Вырубил ножом палку и начал спускаться к тропе,
которая была видна со склона реки. Тропа была пробита
лыжниками, здесь прошел отряд Кельса, и по ней шла
связь передового охранения с тылами дивизии.	4
Вскоре я встретил группу бойцов. С ними и добрал-
ся до отряда. Келье заждался меня, но времени зря не
терял — учил бойцов ходить на горных лыжах. Сюда, к
8*	227
морй большой радости, прибыл Хатенов. Штаб дивизии
прикомандировал на время разведки по моей просьбе
своего офицера — капитана Н. С. Златина. Отряд, состояв-
ший из 120 человек, был хорошо вооружен и экипиро-
ван—дивизия не . пожалела для его снаряжения ничего.
Среди бойцов было много и из моего прежнего отряда.
Бойцы тепло одеты, обуты, имели спальные мешки, сухой
спирт для приготовления горячей пищи. Мы несли с со-
бой .два разборпых домика, которые должны были устано-
вить на подступах к перевалу.
Как мы и ожидали, перевал Морды охранялся — нем-
цы и здесь оберегали вьючную тропу, ведущую па пере-
вал Хотю-Тау. По на самом перевале были немногочис-
ленные посты. Небольшому отряду Кельса удалось вплот-
ную подойти к нему, по присланное противником подкреп-
ление заставило его отойти с потерями. Во время этого боя
у нас на глазах едва не погиб и Келье.
Теперь картина была ясна полностью. Мы заняли не-
обходимые рубежи и ждали дальнейших указаний коман-
дования.
Приказ пришел неожиданный: пас отзывали в район
расположения заслона в средней части ущелья реки Се-
кеп, откуда мы начали свой путь. Мы отошли, заминиро-
вав спуск с перевала.
Оказывается, после окончания эвакуации через пере-
валы Донгуз-Орун и Бечо наши части оставили Баксан-
ское ущелье и заняли более выгодные для обороны рубе-
жи на этих перевалах. Таким образом, окружение немцев
на массиве Эльбруса теряло смысл. В штабе дивизии мы
узнали о скором отходе ее на другое направление. Назре-
вали какие-то крупные события. Я должен был возвра-
щаться с Кельсом в штаб фронта.
В Тбилиси в штабе фронта, как всегда, шла сложная
напряженная работа, по сейчас настроение у всех было
приподнятое. Готовилось и па пашем фронте крупное,
решающее наступление. Соединения отводились пз уще-
лий. Они требовались на других участках Кавказского
фронта. Па рубежи, занимаемые ранее частями этих со-
единений, выдвигались ОГСО.
После того как ОГСО заняли на большинстве участ-
ков линии фронта, проходившей по Кавказскому хребту,
высокогорные рубежи, задачей их стала разведка сил
.228
противника и подготовка к повсеместному переходу через
Кавказский хребет на Северный Кавказ. ,
В конце декабря 1942 г. после разгрома немецких,
войск под Сталинградом паши войска, развивая наступ-
ление в направлении к Ростову, овладели Курмоярской й
Котельпиково. Сложилась реальная угроза окружения
немецких войск, вторгнувшихся в пределы Кавказа.
Продвигаясь в предгорьях вдоль Кавказского хребта,
паши войска 3 января освободили Моздок, 4 января Наль-
чик. Под ударами наших частей немецкие части начали
отходить с перевалов и из ущелий. Их преследовали от-
дельные горнострелковые отряды.
Так бесславно закончилась попытка фашистских от-
борных горнострелковых войск прорваться через Кавказ-
ский хребет к морю.
Со второй половины января до конца его я пролежал
в Тбилиси в госпитале — обострились травмы, получен-
ные мной при неудачном приземлении, оказалось, что у
меня компрессивпый перелом позвоночника. К счастью,
без смещения. По я стал ниже на пять миллиметров.
Отлично тренированные в то время мышцы послужили
хорошим корсетом и замаскировали травму, а «ранняя
гимнастика» позволила сохранить гибкость.
Однажды после полудня, лежа на больничной койке,
я услышал так хорошо знакомые шаги в подкованных
железными шипами горных ботинках и оживленные, как
будто знакомые, голоса нескольких человек.
До чего же я был рад, когда в палату вошли Келье,
Смирнов и Кудипов. Кудинов принес приказ, а в руках
Смирнова оказался завернутый в бумагу просвечивающий
рубином небольшой плафон от фонаря.
Содержимое его было выпито со всеми выздоравли-
вающими, как только удалился дежурный врач.
Оказывается, предписанием от 2 февраля 1943 г.
командование Закавказским фронтом направило группу
альпинистов, участников обороны Главного Кавказского
хребта на Эльбрус, для снятия фашистских флагов й
установления на его вершинах государственных флагов
Советского Союза. Это мероприятие осуществлялось в
ознаменование начавшегося изгнания немецко-фашист-
ских войск с Кавказа и общего наступления Советской
Армии па фронтах Великой Отечественной войны.
Вот текст этого предписания:
229
ШТАБ ОПЕРГРУППЫ ЗАКФРОНТА
ПО ОБОРОНЕ ГЛАВНОГО КАВКАЗСКОГО ХРЕБТА
- 4 февраля 1943 г.	№ 210/ог	г. Тбилиси
Начальнику Альпинистского отделения
военинженеру 3 ранга ГУСЕВУ А. М.
ПРЕДПИСАНИЕ
С группой командиров опергруппы в составе: полит-
рука БЕЛЕЦКОГО, лейтенантов ГУСАКА, КЕЛЬС,
старшего лейтенанта ЛУБЕНЕЦ, воепслужащего СМИР-
НОВА на машине ГАЗ-МКА-7-07-44 (шофер МАРЧЕН-
КО) выехать по маршруту Тбилиси—Орджоникидзе—
Нальчик—Терскол для выполнения специального задания
в районе Эльбруса по обследованию баз укреплений про-
тивника, снятию фашистских вымпелов с вершин и уста-
новления государственных флагов СССР.
Местным и партийным организациям просьба оказы-
вать содействие начальнику группы, воепинженеру
3 ранга ГУСЕВУ, необходимое для выполнения указан-
ных задач.
Зам. командующего
войсками Закфронта
Старший лейтенант В. Д. Лубенец был направлен к
нам Политическим управлением Закавказского фронта,
кроме того, к группе прикомандировывался кинооператор
инженер-капитан П. А. Петросов.
На следующий день я выписался из госпиталя, а еще
через день мы уже ехали на машинах по Военпо-Грузип-
ской дороге к Крестовому перевалу с тем, чтобы дальше
следовать через Орджоникидзе и Нальчик в Баксанское
ущелье. С нами пе было только Н. А. Гусака. Оп нахо-
дился в это время в Сванетии и формировал там из со-
става альпинистов 242-й горнострелковой дивизии вто-
рую группу отряда, с которым мы должны были соеди-
ниться на «Приюте одиннадцати».
Дорога через Крестовый перевал, трудная в условиях
зимы, поддерживалась воинскими частями и населением
в идеальном состоянии, была отлично укреплена, так как
имела в то время для ведения боевых действий на Север-
ном Кавказе огромное значение.
На Северном Кавказе дороги были разрушены отхо-
230
дящим противником. В Баксанском ущелье регулярных
частей противника уже не было, но отставшие при от-
ступлении еще- бродили группами в боковых ущельях,
тщетно пытаясь пробраться к своим. Дорога была разру-
шена, мосты взорваны, их только что начали восстанав-
ливать. Продвигались медленно.
В селении Тегенекли нас встретил старый зпакомый
X. Ч. Залиханов, местный житель, сын старейшего чело-
века в ущелье Чоки Аслаповича Залиханова. Хусейн .
вышел из дома на костылях. Ноги его были прострелены
в боях с остатками отступавших. Оп описал нам обста-
новку в ущелье, снабдил продуктами.
Альпинистов, пришедших через перевалы из Свапе-
тии, мы догнали па «Приюте одиннадцати». Пришли две
группы: одна под руководством II. А. Гусака через пере-
вал Бечо и другая, возглавляемая А. И. Грязновым, через
перевал Донгуз-Орун. В группе Грязнова была одна де-
вушка — отважный альпипист-разведчик Люба Коро-
таева.
Здесь все группы объединились в один отряд.
Нас было двадцать человек: политрук Е. А. Белец-
кий, инженер-капитан Н. А. Петросов, старший лейте-
нант В. Д. Лубенец, старший лейтенант Б. В. Грачев,
лейтенант Н. А. Гусак, лейтенант Н. П. Персиянинов,
лейтенант Л. Г. Коротаева, лейтенант Е. В. Смирнов,
лейтенант Л. И. Келье, лейтенант Г. К. Сулаквелидзе,
лейтенант Н. П. Маринец, лейтенант А. В. Багров, лей-
тенант А. И. Грязнов, младший лейтенант А. И. Сидорен-
ко, младший лейтенант 10. В. Одноблюдов, младший лей-
тенант А. А. Немчинов, рядовой В. П. Кухтин, рядовые
Сванского истребительного отряда братья Габриэль и
Бекну Хергиани и я.
По поляне Азау на «Кругозор» шли осторожно, обхо-
дя заминированные и нашими частями и противником
места. База была разрушена, ночевали в каменных зем-
лянках, сооруженных немцами.
Разрушено было и здание метеорологической стапции,
где мне довелось зимовать еще в 1933—1934 гг. Фасад
«Приюта одиннадцати» весь изрешечен пулями, иско-
веркан осколками, крыша с дизельной станции. снесена
взрывом — это следы наших ударов с воздуха. И на «Кру-
гозоре» и здесь груды боеприпасов, оружия, взорванных
складов с продуктами.
Со склонов Эльбруса вновь перед нами открылась
231
грандиозная панорама Главного Кавказского хребта с его
вершинами и перевалами.
Мы остановились, и молча вспоминали каждый свое...
Здесь в походах и восхождениях прошла юность большин-
ства из нас. Дружба, сложившаяся тогда, сейчас еще более
окрепла, и вот мы снова в одном из боевых походов. Это
была незабываемая встреча друзей-альпинистов, боевых
товарищей.
Знакомые вершины теснились кругом, верные друзья
собрались в хижипе, все как будто было прежним. Но как
заметно изменились мы, пройдя через тяжелые испыта-
ния войны в горах.
Здесь я и услышал военную песню альпинистов.
История ее такова. Грязнов и Коротаева были вместе
с группой в разведке на хребте над Баксанским ущельем.
Кто-то предложил оставить здесь, как памятку для
«грядущих дней», разряженную гранату с запиской. По-
сле удачного завершения разведки отдыхали в ущелье,
вспоминая тяжелый зимний поход. Грязнов произнес од-
ну строчку, кто-то добавил другую, и так сложилась пес-
ня, ставшая популярной в то время:
Где снега тропинки заметают,
Где лавины грозные гремят,
Эту песнь сложил и распевает
Альпинистов боевой отряд.
Нам в боях роднее стали горы,
Не страшны бураны и пурга.
Дан приказ. Недолги были сборы
На разведку в логово врага.
Помнишь, товарищ, белые снега,
Стройный лес Баксана, блиндажи врага,
Помнишь гранату и записку в ней
Па скалистом гребпе для грядущих дней.
На огпе в печи трещали вотки,
В котелке дымился крепкий чай;
Ты пришел усталый из разведки,
Много пил и столько же молчал.
Синими замерзшими руками
Протирал вспотевший автомат
И вздыхал глубоко временами,
Головой откинувшись назад.
Помнишь, товарищ, вой почпой пурги,
Помнишь, как бежали в панике враги,
Помнишь, как ответил с воем автомат,
Помнишь, как вернулись мы домой в отряд.
Час придет, решительно и смело
В бой пойдет народ в последний раз,
И мы скажем, что в спегах недаром
Мы стояли насмерть за Кавказ.
232
Время былое пролетит, как дым, .	
В памяти развеет прошлого следы,
По пе забыть пам этих ярких дней,
Вечпо храпим их в памяти своей.
Разместиться удалось в уцелевших комнатах здания.
Это было весьма кстати — надвигалась непогода...
Ветер бушевал почти педелю. Кончались продукты —
и те, которые мы принесли с собой, и те, которые случай-
но уцелели после взр/лва склада отступавшими. Положе-
ние становилось критическим.
Я разделил отряд, на две группы для штурма вершин
в любую погоду, страхуя друг друга. Первую группу из
шести человек повел на западную вершину Гусак, полит-
руком в его группе был назначен Белецкий. Они исчезли
на рассвете в сером хаосе бурана и появились из пего
только к ночи, когда мы уже собирались идти к ним на
помощь.
Перед памп лежало изорванное ветрами знамя со сва-
стикой.
Буран продолжался еще три дня и, наконец, затих.
17 февраля я повел на Восточную вершину остальных.
Политруком в группе был Лубенец. Это было мое двена-
дцатое восхождение па Эльбрус.
Обдутый ветрами Эльбрус блестел на солнце ледяны-
ми склонами, идти можно было только па острых «кош-
ках». Через восемь часов мы достигли вершины.
Салют из пистолетов и автоматов возвестил о выпол-
нении задания.
Фашистские флаги низвергнуты. ,
Па вершинах Эльбруса развевались алые знамена
Родины...
Через некоторое время в Тбилиси п штабе фронта мы
рапортовали о выполнении задания. Командующий вой-
сками Закавказского фронта генерал армии И. В. Тюле-
нев вручил нам правительственные награды.
С тех пор каждый год, в день этого необычного вос-
хождения собираемся мы у кого-нибудь дома в Москве.
Но пе все: вскоре после восхождения погиб в разведке
Пика Персиянинов, после войны в горах в геологической
экспедиции погиб Андрей Грязнов, засыпала зимой в го-
рах лавина Габриэля Хергиаии. На столе весь вечер стоят
их нетронутые бокалы с вином.
233
В конце февраля 1943 г. было расформировано альпи-
нистское отделение, объем работ по горной подготовке
сокращался. Альпинисты отзывались или для работы в
гражданских учреждениях, или на службу по своей ос-
новной специальности.
Меня переводили на службу в Главное управление
гидрометеорологической службы Советской Армии, где в
это время создавался Океанографический институт.
В феврале 1968 г. в дни двадцатипятилетней годовщи-
ны битвы за Кавказ и водружения советских флагов на
вершинах Эльбруса комсомольцы-алытинисты Московско-
го высшего технического училища имени Баумана совер-
шили восхождение на Эльбрус и установили там бюст
В. И. Ленина. Ветераны Советского альпинизма — участ-
ники боев в горах Кавказа были вместе с ними, проводи-
ли и встретили молодых восходителей, передав эстафету
поколений.
В СНЕГАХ АНТАРКТИДЫ глава четвертая.

ц
|ga аэродроме в Минеральных Водах, ожидая само-
 “лета в Москву, я встретился с председателем Все-
союзного Комитета по делам физической культуры и
спорта В. П. Снеговым. Он обратил внимание па мою
форму альпинистских отрядов Советской Армии, значок
альпиниста на кителе и поинтересовался, откуда я.
Мы познакомились, и он сообщил мне приятное изве-
стие: за организацию горной подготовки в соединениях
Советской Армии и проведение боевых операций мне бы-
ло присвоено звание заслуженного мастера спорта СССР
по альпинизму.
В. П. Снегов хорошо понимал значение альпинизма
как спорта, имеющего большое прикладное значение, и
много сделал для его развития. Однако к восхождениям,
и особенно спортивным па трудпые вершины, он отно-
сился весьма осторожно. При малейшем ухудшении по-
годы в горах, выпадении снега больше обычной пормы он
запрещал всякие восхождения. Особенно эта строгость
ощущалась, когда он сам приезжал знакомиться с рабо-
той альпинистских лагерей. Поэтому, когда он появлялся
в горах, альпинисты говорили: «В горах выпал Сне-
гов»,— значит меди запрещения восхождений.
После службы в Закавказском фронте меня избрали
председателем президиума Всесоюзной секции альпиниз-
ма. Я проработал на этом общественном посту два года.
Это был сложный период восстановления альпинистской
деятельности в стране и организации новых форм работы
в этом виде спорта.
В 1946 г. было создано несколько школ, в которых за
237
сезон было подготовлено 230 младших инструкторов аль-
пинизма.-
Огромные средства, ассигнованные правительством па
развитие альпинизма, позволили организовать в следую-
щем году 12 учебных альпинистских лагерей. За летний
сезон этого года в восхождениях участвовало 6729 чело-
век, из них сдавших норм на значок «Альпинист СССР»
первой ступени было 3404 человека.
Ведущая роль в создании отдела туризма и альпиниз-
ма ВЦСПС, в ведении которого находились все альпи-
нистские лагеря добровольных спортивных обществ и спа-
сательной службы в горах, принадлежала известному
советскому альпинисту, пионеру этого вида спорта в на-
шей стране, Борису Федосеевичу Кудинову.
Делами военного альпинизма ведал отдел в Управле-
нии физической подготовки Советской Армии, возглав-
ляемый И. В. Юхиным.
Президиум Всесоюзной секции поддерживал с этим
отделом тесный контакт.
После войны большое внимание было обращено на
высотные восхождения, на покорение высочайших вер-
шин.
Представители секции альпинизма выезжали в горные
районы всей страны для организации широкого плана
спортивных мероприятии. В качестве такого уполномо-
ченного работал и я в Эльбрусском районе.
Кроме этого, несколько сезонов я был начальником
учебной части альпинистского лагеря добровольного
спортивного общества «Самолет» в этом же районе. За
сезон через лагерь проходит 400—500 человек. Всю эту
переполненную энтузиазмом молодежь надо, во-первых,
обуздать строжайшей дисциплиной, без которой немыс-
лимо занятие горным спортом, обучить навыкам движе-
ния в горах, привить им любовь к горам или, как говорят
альпинисты, заразить «горной болезнью», но не той, кото-
рая валит с ног на высоте, а той, которая не позволит
больше забыть этот сказочный мир снежных и скальных
великанов, той любовью к горам, которую хорошо выразил
поэт: «Лучше гор могут быть только горы».
Много было затрачено времени и труда на дела аль-
пинистские, по я не жалею об этом. Я родился в Москве,
но горы, Эльбрус стали второй моей родиной, а альпи-
низм второй специальностью.
Много можно писать о советских альпинистах, с кото-
238
рыми мне довелось ходить по горным тропам, воевать в'
горах или просто быть знакомым. Но для этого потребо-
валась бы не одна книга.
Широки горизонты советского спорта и, в частности,
альпинизма. Сейчас в Эльбрусском районе создается спор-'
тивно-гуристский комплекс — несколько многоэтажных
комфортабельных гостиниц в ущельях, хижин на перева-
лах и подступах к наиболее популярным вершинам,
подъездных дорог и троп, канатных дорог, которые осо-
бенно нужны горнолыжникам.
Особенно популярна сейчас горнолыжная трасса на
склонах горы Чегет в районе Эльбруса. Здесь строится
грандиозный подъемник, который будет доставлять
спортсменов и туристов вначале на «Приют одиннадца-
ти» на высоту 4200 метров над уровнем моря, а потом на
вершину Эльбруса. Приэльбрусье стало популярнейшим
горным районом и среди наших спортсменов и туристов,
и среди зарубежных. Их привлекают сюда грандиозные
масштабы гор, не сравнимые с горами Западной Европы,
вершины мирового класса трудности, необычайная живо-
писность пейзажа и первоклассные по трудности горно-
лыжные трассы.
Приятно смотреть на молодежь в ущелье Баксана,
когда на трассе идут соревнования. Как возросло мастер-
ство наших спортсменов — альпинистов и горнолыжни-
ков, каким отличным снаряжением отечественного про-
изводства они могут пользоваться, как удобно в горных
отелях и хижинах. И со смешанным чувством грусти
о прелести тех ушедших дней, когда мы пионерами осваи-
вали эти места и большого удовлетворения смотришь па
все это. Я и сейчас приезжаю сюда подышать воздухом
гор, посмотреть на снега и фиолетовое небо над Эльбру-
сом, подняться на вершину, спуститься со скоростью, ес-
ли уже не ветра, то той, которую допускает твой возраст
и благоразумие по заоблачной горной трассе. А влечет
туда непреодолимо и не можешь не приехать в эти места
после всего виденного и пережитого здесь в молодости.
И никогда не бываешь одинок в горах: всегда встре-
тишь здесь старого друга по боевым походам, по работе
в горах, так как и их неудержимо тянет сюда. Сидишь
с ними в вечерний час у лагерных костров или в уютной
хижине у очага в непогоду и вспоминаешь былое и тех:
«...кого уж нет, а те далеко».
Прочен контакт между старыми альпинистами и в го-
239
родах. При секциях возникли комитеты ветеранов аль-
пинизма. По давней традиции осенью, когда кончается
спортивный сезон, собираются они, чтобы увидеть друг
друга, подвести итоги, отметить награды за альпинист-
ские достижения, поздравить с юбилеями. Съезжаются на
эти встречи со всех городов страны. Кто не мог присут-
ствовать на встрече, шлет друзьям телеграммы со всех
.концов Советского Союза, а порой и из разных стран,
с морэй и океанов нашей планеты. Руководят деятель-
ностью комитета ветеранов молодой, даже в свои более
чем 75 лег, известный советский альпинист и обществен-
ный деятель Артем Сергеевич — Артем Поясов, ветеран
альпинизма Осип Данилович — Ося Грипфельд и другие,
1943 г. В Москве было уже спокойно, налеты пре-
кратились давно — враг отходил все дальше и дальше на
запад. Эвакуированные из Москвы понемногу возвраща-
лись домой.- Выехал и я за своей семьей в Ветлугу, И го-
'родок этот, укрывший в суровые годы моих близких, был
теперь совсем иной — летний, веселый. Сын заметно под-
рос (прошло почти два года). Жена похудела от забот
и ожидания.
Мы шагали по улице Ветлуги, планируя наш переезд
в Москву. Навстречу бежала стайка ребят. Заметив мою
необыкновенную форму военного альпиниста, они остано-
вились, с любопытством провожая нас взглядом. Когда
мы миновали их, я расслышал, как один паренек тихо
говорил, видимо, разглядев у меня на кителе новый тогда
орден Отечественной войны: «Смотрите, смотрите, ребя-
та,— новый орден».
Не обошла нас вниманием и группа девочек. Одпака
реакция была совсем иная: не отрывая очарованных глаз
от нас, одна из девчушек восторженно произнесла: «Ка-
кие пуговички!» — и я понял, что это не мои, а особые
. пуговички на платье жепы. Да, кому что!
В институте, который уже вернулся из Казани в Мо-
скву, сослуживцы организовали защиту моей диссерта-
ции, написанной еще весной 1941 г. Защита состоялась
в январе 1944 г. па Ученом совете физического факульте-
та МГУ, в составе которого в то время уже зародилась по
инициативе В. В. Шулейкина, А. С. Предводителева —
декана факультета и других геофизическое отделение и
в составе его кафедра физики моря.
?40
Мне пришлось вступить на мирный путь моей даль-
нейшей научной деятельности еще военным, защищать
диссертацию в форме и с пистолетом. Защита прошла
успешно. Из 21 члена Ученого совета «за» голосовал» . <
20 человек.
Утешая меня, кто-то после сказал, что один просто
хотел показать, что не подчинился силе оружия.
Последний год войны был омрачен для нашей семьи
тяжелой потерей: умер брат Виктор, не прожив и 35 лет.
В это время снимался его фильм «В шесть часов вечера
после войны». Н. Охлопков готовил в своем театре спек-
такль по пьесе Виктора «Сыновья трех рек»—драма,
написапная под впечатлением тяжелых событий вой-
ны, вскрывала ужасы ее, показывала звериный лик
фашизма.
Работал он над пьесой «Сып Рыбакова», посвященной
проблеме воспитания нового поколения молодежи. В это
время он руководил литературным радиовещанием, выез-
жал на’фронт в качестве военного корреспондента. Го-
ловные боли, высокое давление не заставили его работать
меньше.
И вот после очередной напряженной репетиции спек-
такля, после обсуждения очередных планов съемок филь-
ма, после очередного заседания в радиокомптете... в клу-
бе писателей среди своих друзей он покачнулся и укал,
по дожив до «шести часов вечера после войны». Потрясен-
ный потерей старшего сына, только полтора года прожил
мой отец. Мать умерла, когда я зимовал в Антарктиде.
Ушел Виктор из жизни, по живут его произведения,
в которые он вложил свою великую любовь к Родипе,
к Москве. Долго с успехом шел его спектакль «Сыновья
трех рек», фильм «В шесть часов вечера после войны».
Живут его стихи во многих изданиях. Была дописана его
другом В. В. Винниковым пьеса «Сып Рыбакова». До сих
пор театры страны ставят его пьесы: «Славу», «Веспу в
Москве»; оживает на экране «Свинарка и пастух»—пер-
вая музыкальная комедия, созданная им в содружестве
с И. Пырьевым. Висит табличка с надписью «Улица Вик-
тора Гусева» в дачном поселке писателей во Внутсове,
который оп так любил. Плавает по Волге, его любимой
реке, пароход его имени. Дети его вступили в самостоя-
тельную трудовую жизнь. Сын Михаил уже доцент био-
логического факультета, подготавливает докторскую дис-
сертацию; Лена, окончившая этот же факультет,
'i'll
кандидат биологических наук. Готовятся поступать в
университет после школы и его впуки и среди них Виктор
Михайлович. Жизнь продолжается...
Государственный океанографический институт, куда
меня направили, по идее его организаторов должен был
продолжить традиции первого морского научно-исследо-
вательского учреждения страны Плавморнипа.
Вскоре в нашей стране возникло еще два научно-ис-
следовательских морских учреждения: Институт океано-
логии п Морской гидрофизический институт АН СССР.
Возник п Институт рыбного хозяйства и океанографии
Министерства рыбной промышленности СССР. Все это
диктовалось развитием морской науки, торгового п рыб-
ного флота, нуждами военно-морского флота.
Океанографический институт объединил многих вид-
пых советских мореведов, работавших ранее в разных
учреждениях гидрометеорологического профиля, разроз-
ненных в годы войны эвакуацией.
В институте были развернуты исследования по широ-
кому кругу вопросов океанографии. Исследования носили
и теоретический, и экспериментальный, и экспедиционный
характер.
Мне как начальнику одного из отделов института
предстоял^ заниматься исследованиями влияния ветра и
волнения на движение корабля. В Институт был передан
гидростат — аппарат, приспособленный для погружения
с человеком в море и проведения наблюдений на глуби-
нах до 400 метров.
Первые испытания гидростата проводили на Каспии,
на внешнем Бакинском рейде па глубине 18 метров.
Надо было проверить всю аппаратуру гидростата,
обеспечивающую возможность наблюдений и жизнеобес-
печение. Проверялись и все средства всплытия аппарата,
а их было три: с помощью лебедки и троса с борта кораб-
ля; путем накачивания воздуха из баллонов в водоизме-
щающую цистерну, заполненную в нормальных условиях
водой; путем отдачи балласта, прикрепленного к дну ци-
линдрического корпуса гидростата.
Первое погружение производилось без человека для
проверки герметичности аппарата. Во втором погружении
участвовал конструктор аппарата.
Испытания гидростата на Каспии прошли успешно,
242
все участники экспедиции побывали под водой. Коррес-
пондент «Комсомольской правды» изобразил меня в га-
зете приготовившимся к прыжку с вершины Эльбруса в
пучину морскую со скафандром на голове.
Под дружеским шаржем была подпись: «Я опущусь
на дно морское, я поднимусь за облака»...
Основные работы с гидростатом проводились на Бе-
лом море.
Особенно впечатляюще погружение в гидростате
ночью. Вначале луч прожектора освещает подводную
часть борта, днище корабля, покрытые кое-где облупив-
шейся краской. Но вот луч коснулся киля, днище уже
где-то над головой, луч ушел в черную бесконечность,
и ты повис над черной бездной... В зелено-синем пятне,
вырванном прожектором из тьмы, вспыхивают огоньки
отраженного от мелких рыбешек света, обрывки водорос-
лей извиваются, несомые течением, иногда привлеченная
светом как бы зачарованная медленно проплывет мимо
иллюминатора крупная треска, тараща неподвижные гла-
за. Где-то по бокам пятна света медленно проходят тени
каких-то неведомых морских существ.
А в это время там высоко над головой течет нормаль-
ная корабельная жизнь, с которой тебя связывала лишь
тонкая нить троса и провод, по которому товарищи вни-
мательно слушают все твои сообщения по телефону.
Временами мы выходили для проведения работ в Ба-
ренцево море к Канину носу или на запад к Зеленцам,
идя вдоль берега Кольского полуострова. Плавание мы
начали, когда ночи еще не было, а вернулись в Архан-
гельск с первыми признаками осени Заполярья.
Исследования дрейфа корабля проводились в Океано-
графическом институте по широкому плану. Чтобы про-
следить в деталях за этим явлением в натуре, проверить
теоретические предположения и результаты лаборатор-
ного эксперимента, наблюдения за дрейфом проводились
в нескольких экспедициях и специальных испытательных
плаваниях на судах торгового и военного флота на Кас-
пии, Черном и Белом морях.
Стоящий па стыке проблем гидро-аэромеханики, гео-
физики и теории корабля, вопрос о дрейфе корабля, то
есть смещение его под действием ветра и волнения отно-
сительно воды (не следует путать дрейф со смещением
корабля течением), долгое время оставался недостаточно
изученным. Объяснялось это и некоторыми особенпостя-
243
ми развития мореплавания. Во времена парусного флота
углы, дрейфа, то есть углы между направлением истинно-
го движения корабля и направлением диаметральной
плоскости его или курсом корабля, были велики и исчис-
лялись десятками градусов, а сам дрейф использовался
для передвижения по воде. Специальная система парусов,
глубоко погруженный киль и руль позволяли делать та-
кой дрейф управляемым. Точность кораблевождения в то
время была невелика и поэтому для введения поправки
к курсу угол дрейфа определялся визуально или простей-
шим угломером по отклонению кильватерной струи от
направления диаметральной плоскости судна.
С появлением паровых судов соотношение площадей
надводной и подводной, частей . их существенно измени-
лось: площадь надводной части, на которую действует
ветер, резко уменьшилась. Это повлекло за собой и резкое
уменьшение влияния ветра па движение судна: углы
дрейфа стали настолько незначительными, что их при
существующей тогда точности плаваний не имело смыс-
ла учитывать.
О дрейфе забыли.
Дальнейшее развитие кораблестроения привело к то-
му, что в стремлении увеличить скорость корабли стали
строить относительно мелкосидящими. Влияние ветра на
такие корабли стало более заметным и углы дрейфа их
вновь возросли и стали достигать при срежем ветре 5—
10 градусов. Если учесть, что в настоящее время про-
кладка курса ведется с точностью до одной четверти гра-
дуса, станет попятным и появившаяся необходимость
введения поправки на дрейф.
Увеличение точности плавания в военное время дик-
товалось и необходимостью постановки минных полей и
плавания в оставляемых в них узких проходах.
Все, что касается поправки на дрейф, относится лишь к
одному способу определения места корабля во время дви-
жения— счислению. В этом случае курс корабля, опреде-
ляемый по компасу, прокладывается па карте из точки,
где местоположение корабля было известно, и затем прой-
денный путь отмечается по показаниям лага — прибора,
фиксирующего скорость движения корабля и пройденный
этим курсом путь.
При этом способе определения места корабля необхо-
димо знать или определять по пути скорость течения и сме-
щения с линии заданного курса, происходящие вследствие
244
неустойчивости движения корабля и за счет ветрового
дрейфа. Существуют и другие способы определения места
корабля, так называемые абсолютные. Они позволяют
фиксировать тем или иным способом место корабля не от-
носительно движущейся в результате течений воды, а от-
носительно неподвижных берегов, относительно географи-
ческих координат. Так определяются с помощью угломера,
именуемого пеленгатором, по двум или трем знакам —
маякам, установленным па берегу и точно нанесенным на
навигационные карты; . астрономическим способом по
Солнцу или звездам; с помощью радиолокаторов по нане-
сенным на карту специальным береговым установкам или
маякам; с помощью специальных радиометодов определе-
ния. 15 последнее время применялись и другие абсолютные
методы определения.
Какой из этих методов более точен, какой более удобен
и прост, на каких судах они применимы, насколько целе-
сообразно сохранение старых, казалось бы, примитивных
уже способов определения места корабля — на всех этих
вопросах я остановлюсь коротко в конце этой главы. А сей-
час продолжу рассказ о наших исследованиях дрейфа и о
том, как наши эксперименты с моделями кораблей в аэро-
динамических трубах, в гидрокапалах, наблюдения на ко-
раблях во время плаваний и, наконец, теоретические изы-
скания позволили объяснить ряд особенностей движения
кораблей при ветре и волнении, рассмотреть некоторые
задачи гидромеханики судна, решение которых оказалось
полезным и для совершенствования конструкций кораблей
и при их эксплуатации.
К исследуемым нами вопросам относились: дрейф ко-
рабля с остановленными машинами, вычисление которого
в аварийных условиях в плохую погоду могло оказаться
единственным средством определения местонахождения в
открытом море; разворот корабля с остановленными маши-
нами под действием ветра из наименее опасного положе-
ния — носом к ветру и волне — в наиболее опасное — бор-
том или, как говорят, лагом к волне. Определение времени
такого разворота позволяет определить безопасный пере-
рыв в работе машин при штормовых условиях. Исследова-
ния этого вопроса очень важны для повышения безопасно-
сти плавания.
Удалось также найти простой способ определять допус-
тимое предельное снижение скорости движения корабля
при сильном ветре, во время плавания в узких фарватерах,
245
каналах, проливах и акваториях рейда или порта, обеспе-
чивающее сохранение управляемости.
Дело в том, что поворачивающий корабль момент, воз-
никающий в результате поворота пера руля, пропорциона-
лен квадрату скорости движения и при отсутствии его ра-
вен нулю. При ветре па корабль действует и вращающий
момент силы давления ветра на его надводную часть. Этот
момент в зависимости от направления ветра по отношению
к диаметральной плоскости корабля стремится либо
«привести» корабль к ветру, то есть повернуть его нос в
сторону, откуда дует ветер, или «увалить» корабль, что
означает повернуть его нос по направлению действия
ветра.
Ветровой момент может совпадать с моментом руля,
может действовать и против него. В таких условиях, при
малой скорости движения и достаточно большой скорости
ветра, момент силы давления ветра па надводную часть
может оказаться больше рулевого момента и корабль поте-
ряет управляемость.
Ярким примером аварий, происходящих в результате
потери управляемости при ветре, являются нередко повто-
ряющиеся случаи выбрасывания кораблей ветром на берег
Цемесской бухты у порта Новороссийск. Условия движе-
ния для кораблей здесь таковы, что уже до подхода к воро-
там порта приходится снижать скорость до малой. Северо-
восточный ветер этих мест — бора, о которой я уже гово-
рил, налетает неожиданно и нередко достигает ураганней
силы. Не успевшие набрать скорость и развернуться для
ухода в море корабли в таких случаях теряют управляе-
мость, и ветер выбрасывает их на мель у берега. Как пра-
вило, это случается с одновинтовыми кораблями с паровой
машиной в качестве двигателя. У двухвинтовых теплохо-
дов работой их в «раздрай», то есть одним вперед, а дру-
гим назад, удается сохранить управляемость и при ураган-
ном ветре.
По всем этим вопросам в институте были составлены
пособия и наставления для штурманов, а для определения
угла ветрового дрейфа был сконструирован и построен
прибор.
Неограниченный практический материал записей в вах-
тенных журналах различных судов, казалось бы, исключал
необходимость новых наблюдений за дрейфом при пашей
работе. Однако во время обычных плаваний при внесении
поправки к курсу корабля учитывался суммарный эффект:
246
смещение корабля давлением ветра на надводную часть
его и действующим в месте плавания течением. Чтобы рас-
членить, как мы называли, «суммарный снос» на его сос-
тавляющие, необходимо было организовать специальные
наблюдения за поведением различных кораблей при ветре
и течении.
Во время таких испытаний на Каспии было обнаруже-
но в каком-то мере известное уже опытным штурманам,
но до того времени непонятное явление: корабль в неко-
торых случаях при отсутствии течения смещался против
направления действия ветра, как бы притягивался им. Это,
казалось, противоречило основным законам физики. В дру-
гих случаях дрейф оказывался настолько большим, что его
нельзя было объяснить действием данного ветра. Из опыта
штурманов нам стало известно, что при ветре, дующем с
направления между перпендикуляром к борту и кормой,
поправку на дрейф вводить пе следует, так как почему-то
он отсутствует.
Начались поиски причин этого интересного, но непо-
пятного пока явления. Оно опрокидывало пока все наши
расчеты о величине дрейфа, полученные путем решения
уравнений установившегося движения корабля на задан-
ном курсе.
Вскоре у нас появились предположения, что такое дви-
жение корабля при действии ветра связано с особенностя-
ми его «рыскания». Но окончательно мы убедились в не-
обходимости искать причину именно в этом, услышав од-
нажды своеобразную команду, отданную штурманом руле-
вому.
Вот как это было.
Мы шли из Баку па юг в устье реки Куры.
По пути должны были пройти группу небольших ост-
ровков. Была умеренная видимость, и штурман, проложив
курс так, чтобы острова остались справа по борту, назвал
его рулевому и добавил: «Вправо не ходить». И эта коман-
да как бы вдруг пролила свет на причину непонятного
явления. А дело, оказывается, заключалось в следующем.
Движение корабля на курсе, вообще говоря, неустойчиво.
Это объясняется тем, что активная сила упорного давле-
ния винта расположена позади точки приложения силы
сопротивления воды движению корабля, находящейся в
носовой части его. Малейшее нарушение в расположении
этих сил приводит к тому, что корабль начинает развора-
чиваться, уходит с курса и только действием руля удается
247
сохранить желаемое направление. Корабль в данном слу-
чае формально подобен металлическому флажку-флюгеру,
повернутому па ветер: малейшее нарушение прямолиней-
ности потока ветра заставит его повернуться и стать по
ветру. Если бы тяга находилась впереди судна, как это
имеет место у самолетов, движение его стало бы по отно-
шению к курсу устойчивым. Так как нарушения, возни-
кающие в результате ударов волн о борт, нарушения ре-
жима работы машин и действия ветра следуют во время
движения непрерывно — корабль постоянно отклоняется'
от курса в обе стороны или, как говорят моряки, «рыщет».
Степепь «рыскливости» корабля зависит от его аэрогидро-
дипамических характеристик, то есть от формы падводпой
и подводной частей его, от характера возмущений и ре-
жима работы руля;
Рыскание корабля — явление вредное, так как оно уд-
линяет путь; вследствие непрерывной перекладки 'руля с
борта на борт увеличивается сопротивление движению и
тем самым уменьшается скорость. При углах рыскания
5—8 градусов суммарный эффект потери времени состав-
ляет около 15 процентов.
Чтобы уменьшить рыскание, рулевому задаются допус-
тимые пределы его, но для соблюдения их необходимо на-
пряженное внимание и искусство. На помощь рулевому —
человеку со временем пришел автоматический рулевой —
гирорулевой, работающий от судового гирокомпаса. Таким
способом удалось уменьшить эффект рыскания, но не
устранить причины его. Сохранились и некоторые его осо-
бенно вредные свойства. Оказывается, при действии неко-
торой постоянной, нарушающей прямолинейные движения
силе, вызванной боковым ветром, рыскание становится
асимметричным и по углу отклонения от курса вправо и
влево и по времени лежания па правом и левом рысках.
Рулевой-человек и автоматический рулевой, коль скоро им
заданы пределы рыскания, стремятся исключить асим-
метрию его по углу, по время рыскания остается неодина-
ковым. Это и приводит к уходу корабля с заданного курса.
Конечно, гирорулевому можно задать соответствующий ре-
жим работы, который учтет и такую особенность отклоне-
ния, по для этого падо знать количественные характери-
стики асимметрии рыскапия, меняющиеся в зависимости
от изменений ветра.
Команда штурмана — вправо пе ходить — не была свя-
зана с действием ветра — па море был штиль. Но имея при
248
умеренной видимости и недостаточно точном определении
места корабля справа от проложенного курса мели и остро-
ва, он задавал рулевому заведомо асимметричный режим
рыскания и тем самым исключал возможность случайного
отклонения судна в сторону опасных мелей.	-А
Исследования этого вопроса позволили вывести фор-
мулу Для расчета ухода корабля с курса при асимметрич-
ном рыскании, разработать и построить прибор, регистри-
рующий этот уход и дать рекомендации для борьбы с рыс-
кливостью корабля еще при его проектировании и строи-
тельстве.
В настоящее время техника кораблевождения шагнула
далеко вперед, новые средства определения места сделали
ее .значительно более точной, но значение способа счисле-
ния сохранилось. Дело в том, что этот метод обладает од-
ним очень большим преимуществом перед всеми другими
способами определений места: он автономен, не зависит от
каких-либо устройств и сооружений па берегу, которыми
не всегда можно воспользоваться в условиях отдаленного
от берегов плавания и в военное время.
Полностью автономен также астрономический способ-
определения места, но его применение серьезно ограни-
чивает облачность, да и точность его невелика.
Счисление останется как метод определения и в буду-
щем для мелких судов, так как все иные способы требу-
ют достаточно сложных технических устройств и па самом
корабле, что для малых судов порой невозможно и нецеле-
сообразно.
Моя военная служба окончилась в Океанографическом
институте в 1946 г. по первому указу правительства о час-
тичной демобилизации.
Переводилась на гражданский режим и гидрометеоро-
логическая служба страны. Как пи сроднился я с коллек-
тивом сотрудников Океанографического института, все же
после демобилизации я решил вернуться в Морскую гид-
рофизическую лабораторию, выделившуюся в конце войны
из Института теоретической геофизики. Вскоре она была
вместе с Черноморской гидрофизической станцией реорга-
низована в Морской гидрофизический институт Академии
наук СССР.
Дел оказалось очень много. Кроме тех, которыми при-
ходилось заниматься, как заместителю директора лабора-
тории по научной части, а затем и института, надо было за-
249
бртцться о строительстве здания и восстановлении Черно-
морской гидрофизической станции, руководить лаборато-
рией и трудиться над докторской диссертацией. Конечно,
основная доля всех забот по институту падала на Василия
Владимировича Шулейкина, который с присущей ему
энергией и работоспособностью успевал вникать во все
дела.
В Крыму, в Черноморском отделении института, восста-
навливалось разрушенное во время войны здание станции,
строились новые лабораторные корпуса, «штормовой бас-
сейн» — уникальное сооружение, разработанное Василием
Владимировичем для экспериментальных исследований
морского волнения.
В этом отделении находилась и основная часть моей
лаборатории — лаборатория аэрологии моря. Правильнее
было бы ее называть лабораторией взаимодействия океана
с атмосферой, так как основным направлением ее работ
было изучение циркуляций воздуха, рожденных в процессе
теплового взаимодействия моря и поверхности материков
с атмосферой.
Творческий подъем чувствовался в работе всех, кто
жил и работал в Черноморском отделении. Здесь велась и
большая общественная работа. Вечера музыкальной само-
деятельности и концерты музыкантов-профессионалов за-
полняли большую часть свободного времени. В этом деле
инициатива полностью принадлежала В. В. Шулейкину —
большому знатоку и поклоннику искусства.
Ни мне, ни жене не удалось серьезно учиться музыке.
Но мы любили музыку. У меня она в какой-то мере за-
менялась музыкой природы: шумом леса, песней жаворон-
ка, тишиной в горах па вершинах, такой тишиной, когда
слышно, как течет кровь в жилах, отдаваясь тонким зво-
ном в ушах. Я любил слушать песнь тетерева весной на
рассвете, необычайную, пи с чем не сравнимую, песнь
глухаря, любоваться «музыкой» закатов и восходов, не-
меркнувших северных ночей — «музыкой света», источае-
мой природой.
Для нас эти вечера были праздниками, а дочка наша,
совсем еще маленькая Маринка, могла слушать музыку
без конца. Наверное, и профессионалом музыкантом опа
стала именно в результате увлечения музыкой в те годы
па берегу Черного моря.
250
Докторскую диссертацию «Дрейф и рыскание корабля»
я закончил и защитил теперь уже как бы по традиции па
Ученом совете физического факультета МГУ в начале
1951 г.
Для выполнения широкого плана исследований по фи-
зике моря и океана в институте было создано несколько
лабораторий.
Лаборатория аэрологии моря занималась изучением
бризов, муссонов и, в частности, так называемого полярно-
го муссона, возникающего в результате огромных контрас-
тов температуры поверхности моря в районе действия теп-
лого течения Гольфстрим и его продолжений в Северной
Атлантике и температуры поверхности Евразийского ма-
терика в зимнее время.
В результате прогрева воздуха над океаном и охлажде-
ния над материком возникают два мощных центра атмо-
сферного давления: область пониженного давления над
Атлантикой — Исландский минимум и область повышен-
ного давления над Сибирью — Восточно-Сибирский макси-
мум. Они-то и приводят в движение воздух над этими об-
ластями земного шара, рождают мощную циркуляцию, от
которой в значительной мере зависит климат и погода
этих мест. Летом материк нагрет сильнее моря, а разница
в нагреве меньше, чем зимой, отчего и летний полярный
муссон менее ярко выражен и слабее зимнего.
Но основной темой исследований моей лаборатории в
то время было выяснение физической природы Новорос-
сийской боры, определение возможности точного предска-
зания ее и борьбы с этим грозным ураганом, с которым я
познакомился еще во время учебного плавания.
Чтобы понять это явление, надо было ощутить его не-
посредственно, проследить за его особенностями в период
зарождения, ходом развития и угасания. Надо было охва-
тить наблюдениями всю область, где развивается и дейст-
вует этот ветер, всю толщу атмосферы, захваченную им.
Поэтому наблюдения были организованы в самом городе
Новороссийске, куда обрушивается ураган, на перевале
Мархот, па хребте Барада, через который переваливает по-
ток боры, и за хребтом в ущелье, где, как упрощенно, хотя
иногда и правильно понимали первые исследователи боры,
пакапливастся холодный воздух — первопричина всех
бор.
Бора исследовалась давно. Первые физически обосно-
ванные идеи о причинах ее зарождения высказал еще в
251
1876 г. известный русский военный гидрограф Ф. Ф. Вран-
гель, чьим именем назван остров в Восточно-Сибирском
море. Именно он считал, что бора — результат перевали-
вания через хребет Варада холодного воздуха, при опреде-
ленных условиях пришедшего из Кубанской низменности
и накопившегося за ним. Он рекомендовал и 'средства борь-
бы с борой — прорыть тоннель в хребте Варада и тем са-
мым обеспечить отток холодного воздуха, предотвращаю-
щий его накапливание и переваливание через хребет.
Во время наших работ, начавшихся в 1951 г., наблюде-
ния за борой в самом Новороссийске велись на метеороло-
гической станции; использовались и данные радиозонда,
ежедневно выпускавшегося на морской обсерватории.
Специальные наблюдения за ветром выносились в район
Цементных заводов и на другую сторону Цемесской бухты
в сторону Мысхако.
Большое значение мы придавали специальным наблю-
дениям на самом хребте и в ущелье за пим.
Метеорологическая станция на перевале Мархот была
разрушена во время Великой Отечественной войны. Здесь
по хребтам Варада, Свинцовый и ущелью между ними
проходила «голубая линия» обороны фашистских войск.
Наша группа приютилась в развалинах старой станции.
Зимой во время боры здесь было несладко. Мороз до
10 градусов и ветер около 50 метров в секунду делали это
место, такое близкое к Черному морю и субтропикам, по-
хожим на суровые полярные области или заоблачное высо-
когорье. Под вой урагана, в двух спальных мешках я не-
редко вспоминал зимовку па Эльбрусе.
Чтобы оценить мощность ветрового потока во время
боры, надо было определить толщину слоя холодного воз-
духа; перетекающего через перевал. Мы пробовали это де-
лать с помощью шаров-пилотов, наблюдая их в метеороло-
гический теодолит. Но не успевали мы сделать и одного
отсчета, как надутый водородом шар исчезал за перева-
лом и начинал не подниматься, а опускаться, увлекаемый
потоком нисходящего воздуха, в город.
Тогда я вспомнил войну в горах и осветительные раке-
ты, спускающиеся па парашютах.
По нашему заказу были изготовлены специальные ра-
кеты, выстреливаемые из рук, способные поднять парашют
с небольшим грузом на 500—600 метров. Парашют, соглас-
но расчетам, снижался со скоростью 5 метров в секунду, то
есть с такой же скоростью, с какой поднимается вверх шар-
252
пилот.-Это было, видимо, одно из псовых применений ра-
кет для метеорологических исследований..Раскрывшийся в
верхней точке траектории парашют «ловили»- двумя тео- .
долнтами и через определенные малые промежутки время- -	)
пн, повторяя регистрацию вертикального и горизонталь- '
кого углов, определяли его место в пространстве и траекто-
рии полета. В какой-то момент парашют начинал стреми-
тельно смещаться горизонтально в сторону моря. Это озна-
чало, что он вошел в поток боры, пройдя его верхнюю гра-
ницу.
Так, пробив слой холодного воздуха с помощью ракеты,
мы «нащупали» его верхнюю границу, приближаясь к ней
сверху. Толщина потока оказалась равной в различное
время 300—500 метрам от neper,ала, находящегося па вы-
соте 430 метров над уровнем моря.
В дни урагана люди выходили из помещения не по оди-
ночке, а связанные веревкой. А вдоль обычных путей дви-
жения на перевале были натянуты веревочные леера.
Сложность быта па перевале усугублялась и тем, что в са- '
мых неожиданных местах мы наталкивались на неразо-
рвавшиеся мины и снаряды. Мы складывали их в сторон-
не от жилища, чтобы сообщить в Новороссийск комен-
данту.
Когда боры по было, жить па перевале становилось ве-
селой. Вечерами усаживались на краю склона и любова-
лись сияющими огнями города и портом. Липни причалов
и улиц четко отбивались пунктиром фонарей.
Трудпо было ла перевале зимой, но оптимизм моих дру-
зей и сотрудников по работе преодолевал , все. Я благода-
рен Е. И. и И. С. Потаповым, IO. В. Краспопевцеву, Ю. С.
Васильеву, II. II. Рязанову, М. Г. Крошкипу, К. Л. Пи-
щальниковой, Р. Н. Донской, также II. Т. Морозовскому,
В. Г. Никитину, II. Е. Артемовой, Г. Б. Машковой,
А, А. Гуськову, Й. С. Давиденко и М. Е. Плохому, участво-
вавшим в разное время со .мной в исследованиях Новорос-
сийской боры.
В ущелье за хребтом наблюдения были организованы в
красивом, затерявшемся в буковых лесах местечке, на-
званном Линки. Здесь жил с женой и двумя малыми деть-
ми лесник, замечательный человек, отважный охотник
Михаил Евдокимович Плохой. Оп и приютил пас в своем
домике. Плохой был моложе нас многих, по прожил слож-
ную и трудную жи.зпь. Во время войны, когда фашистские
орды нависли над Новороссийском, оп мальчишкой само-
253
вольно ухитрился проникнуть вместе с моряками, создав-
шими легендарный плацдарм, на Мысхако, названный
«Малой землей». После войны он стал лесником — к этой
профессии его тянуло с малых лет.
Наблюдения в этом пункте оказались особенно интерес-
ными и важными для выяснения природы стоковой боры.
Здесь мы непосредственно определяли, как заполняется
пространство за хребтом холодным воздухом или как про-
исходит его местное выхолаживание и возникают условия,
при которых начинается перетекание воздуха через хре-
бет. Эти работы были продолжены в 1958 г. и значительно
расширены. Наблюдения, и в том числе радиозондирова-
ние, проводились в станицах Нсберджасвской, Крымской и
в Тихорецке, в пунктах, лежащих вдоль направления дей-
ствия боры. Кроме этого, в период наших работ тридцать
метеорологических станций и пунктов, находившихся в
районе действия боры, вели учащенные метеорологические
наблюдения ио разработанной нами для них программе.
Использовались и результаты радиозопдовых наблюдений
в Ростове. Самолет-лаборатория проводил систематические
наблюдения по трассе от Волгограда до Крымской на вы-
соте верхней границы потока холодного воздуха, устрем-
ляющегося при соответствующей синоптической обстанов-
ке из районов европейской части нашей страны, райо-
нов Казахстана и Сибири на юго-запад к Черному
морю.
Собранный материал был богат и разнообразен. На ос-
новании его удалось сделать окончательные выводы о фи-
зической природе боры, выделить несколько типов ее, раз-
работать новые методы ее прогнозирования и высказать
некоторые соображения о возможных способах борьбы
с ней.
Уничтожить вообще северо-восточный ветер этих мест
невозможно. Он создается метеорологическими условиями,
складывающимися над всей Восточной Европой и Среди-
земноморьем. Но ослабить бору можно, и Ф. Ф. Врангель в
принципе был прав. Об этом свидетельствует хотя бы то,
что совсем недалеко от Новороссийска в сторону Геленд-
жика, где в хребте имеется как бы прорезь в виде Адсрби-
евского ущелья, и в Анапе, где хребет переходит в равни-
ну, бора становится более умеренной.
Срыть хребет Варада пока невозможно. Однако породы,
слагающие хребет, являются ценнейшим сырьем для про-
изводства цемента. Длительные уже разработки контрфор-
254
сов, спускающихся к морю, по масштабам таковы, что в
них уже образовались пусть небольшие искусственные
ущелья. Следовательно, если направить разработки попе-
рек основного хребта, то со временем они прорежут ег<у
насквозь. С каждой повой прорезью бора в Новороссийске
будет ослабевать.
Энергия боры очень велика. На хребтах Варада и Свин-
цовый можно установить огромное количество ветряных
двигателей и добывать энергию для города. При этом сила
боры уменьшится ровно настолько, сколько использовано
будет ее энергии. Вот еще один реальный способ борьбы
с борой.
Монография «Новороссийская бора» стала сводкой на-
ших современных знаний о природе этого уникального
явления.
Для исследования особенностей химического режима
вод Черного моря институт проводил экспедиционные ра-
боты на учебном судне «Экватор» Одесского мореходного
училища. Исследования дрейфа корабля, начатые еще
раньше, требовали для завершения некоторой доработки и
проверки на практике во время плавания.
Для меня это плавание было необходимым, так как
судно пересекало море в различных направлениях, когда
определение велось по счислению, и часто подходило к бе-
регам, где можно было точно сориентироваться и тем са-
мым проверить и точность определения поправок па дрейф
и работу прибора, учитывающего движение корабля с уче-
том дрейфа и рыскания.
В этих экспедициях участвовала и моя жена, аспирант-
ка института, собиравшая материал для своей диссерта-
ции, посвященной изучению распределения органического
фосфора в водах Черного моря.
Капитаном на судне был опытный моряк, побывавший
па всех морях и океанах, А. В. Ворожбисв. Он живо ин-
тересовался вопросами мореведения, и его советы были
очень полезны при организации наших работ.
Когда судно лежало в дрейфе и приборы, опущенпые
па тросах, добывали интересующий химиков и океаноло-
гов материал, я заходил к капитану в каюту и мог без
конца слушать его рассказы о плаваниях.
Семья капитана: жена, дети трагически погибли во вре-
мя войны. Судпо, на котором они эвакуировались из Одес-
255
сы, потопил вражеский самолет недалеко от берегов. Кры-
ма. Каждый раз, когда «Экватор» проходил место гибели,
раздавался протяжный гудок. Все знали, что сейчас капи-
тан один стоит на ходовом мостике...
Мы пересекали море и в северной, относительно мелко-
водной части, и в центральной, где глубины превышали
2200 метров, а в конце рейса делали, как говорят океано-
логи, «разрез» к берегам Турции, нс доходя до границ тер-
риториальных вод. Это были те районы моря, которые ви-
дел я в хорошую погоду с вершины Эльбруса. И отсюда в
подзорную трубу он "угадывался среди нагромождений
облаков на горизонте к северо-востоку. А на юге в дымке
и облаках громоздились горные хребты Турции.
Как-то на рассвете мы проснулись от непонятного го-
мона, шума и щебета. Судно буквально было осыпано пер-
натыми путешественниками. Холода, наступающие с севе-
ра, гнали миллионы птиц на юг. Утомленные перелетом
через море, они стаями бросались на наш корабль — этот
островок спасения: садились на мачты, заполняли палубу,
влетали в иллюминаторы кают. Каких только птиц здесь
пе было, а вокруг корабля плавали ударившиеся ночью о
борт и среди пнх уйма перепелок.
Отправляясь в плавание, нам с женой удавалось устро-
ить «на храпение» детей, по нашего, хотя очаровательного
и добродушного, спаниеля друзья не брали, и он плавал
вместе с нами. Он появился у нас 12 дней от роду и стал
настоящим членом семьи. Назвали его Баксаном — именем
реки под Эльбрусом. На корабле с ним было много хлопот,
особенно когда штормило. По крутым трапам вверх он на-
учился ходить довольно быстро, но при попытке спускать-
ся с них обычно летел кубарем.
Баксан был очень доброй и умной собакой, по обид по
прощал. Однажды мы с женой, отправляясь с корабля в
город (это было в Батуми), оставили его запертым в каю-
те, так как собирались побывать и в театре, и в ресторане.
Вернувшись, мы обнаружили картину: ковер в каюте был
смят и перевернут, а аккуратный обычно пес лежал на
подушке постели и нагло смотрел на нас. Покрывало с
нее было сброшено па пол. Так мстил он пам за измену.
Я ужо рассказывал об изучении нашей лабораторией
полярного муссона. Влияние его на климат материка было
уже более или менее попятно. По как далеко оно прони-
кает в покрытые зимой льдом просторы Ледовитого оке-
ана? Какова его роль в смягчении климата полярных обла-
256
стей, какова роль струй продолжений течения Гольфстри-
ма, проникающего подо льдом в эти области?
В то время появилась возможность выяснить эти
вопросы: после первого дрейфа папапипской четверки на-
чались систематические исследования центральных обла-
стей Ледовитого океана. Вторую станцию, высаженную
уже после войны в наименее доступном районе Ледовитого
океапа, возглавлял М. М. Сомов, ныне доктор географиче-
ских наук, Герой Советского Союза. Эту станцию назвали
«Северный полюс 2», и у всех последующих изменялось
в названии только число.
Летом 1954 г. в Полярном бассейне дрейфовали две
станции СП-3 и СП-4, возглавляли их А. Ф. Трешников —
сотрудник Арктического института и синоптик Е. И. Тол-
стиков, с которым мы окончили один и тот же Гидрометео-
рологический институт. В августе-сентябре станция СП-3
приближалась в своем дрейфе к Северному полюсу. Туда-
то и предстояло мне лететь, чтобы провести некоторые
наблюдения, собрать материал для своей темы. Кроме это-
го, в институте мпе поручили измерить электрические то-
ки в океане в районе полюса и взять там с различных
глубин пробы воды для определения содержания в них
органического и неорганического фосфора.
Пятого сентября 1954 г. в очередной рейс па дрейфую-
щие станции уходили курсом на Архангельск две машины,
пилотируемые летчиками В. М. Перовым и Г. И. Сороки-
ным. Перов должен был вести самолет на дрейфующую
станцию «Северный полюс 3», Сорокин — па дрейфующую
станцию «Северный полюс 4». На борту самолета Перова,
кроме экипажа, находился сотрудник ГУСМП А. П. Ми-
хеев, штурман зимовочного вертолета А. Ф. Медведь,
научные сотрудники академических институтов океано-
логии и микробиологии Н. Н. Сысоев, А. А. Крисс
и я.
Проливной дождь в Архангельске и низкая плотная
облачность не помешали нам вылететь дальше. Летели над
облаками. Только изредка в разрывах облаков или при
снижении была видна серая вода и серо-зелопая тундра,
покрытая густой сетью озер, рек и ручьев. Ночевать при-
шлось в аэропорту. Начальник аэропорта старый полярник
тов. Бахтияров разместил нас в уютной, теплой, с цент-
ральным отоплением комнате «летнего дома» и щедро
угощал местными достопримечательностями — свежей оле-
ниной и нежнейшим омулем.
9 а. м. Гусев
257
Утром мы снова в воздухе. Тундра становится все без-
жизненнее. Местами лежит снег. Знакомые очертания бе-
регов и островов подсказали, что мы подлетаем к острову
Диксон. На рейде много кораблей — полярная навигация
в разгаре. И я пе узнал поселка на острове — так оп раз-
росся за последнее время. С трудом разыскал обсервато-
рию, на которой в 1939 г., начиная свою научную деятель-
ность, устанавливал прибор для определения тепловых по-
токов, переносимых с моря на материк воздушными тече-
ниями. Отсюда до дрейфующей станции предстояло проле-
теть тысячи километров над водой и льдами.
Мы уже несколько часов в воздухе. Попутчики мои от-
дыхают, экипаж машины в кабине пилота. Перов — высо-
кий, сильный человек, движения его решительны. Эта ре-
шительность передается и машине. Особенно это чувст-
вуется при взлете и посадке.
Пробив спиралью спуска плотную толщу облаков, Пе-
ров посадил машину на один из островов Земли Фрапца
Иосифа. С дрейфующей льдины радировали, что могут
принять нас. Поспешили использовать хорошую погоду.
Низкая облачность, низкая температура, а поэтому и
возможность оледенения заставили вначале лететь над
льдинами. Потом самолет поднялся, пробив облачность, а
вскоре облака совсем исчезли.
Наблюдая за льдами по пути к полюсу, мы как бы пе-
релистывали атлас ледового покрова. От мелкобитого льда,
пройдя через все основные формы, ледовый покров в
районе Северного полюса нам представился в виде огром-
ных полей.
Путь паш лежал по меридиану к полюсу. Прошли над
ним. Где-то недалеко находилась цель, к которой мы стре-
мились,— льдина с расположившейся на ней дрейфующей
научной станцией «Северный полюс 3». Все прильнули к
окнам. Каждому хотелось первым увидеть лагерь. Самолет
шел низко над льдами. Вот и палаточный городок, в нем
бегают люди. Дымный костер на ледовом аэродроме. Раз-
ворот, и самолет пошел на посадку. Небольшой толчок при
приземлении, и вот мы на льдине.
Машина мгновенно наполнилась людьми. Дружествен-
ные рукопожатия, объятия, приветствия. Содержимое ма-
шины в одно мгновение оказалось на льду. Вещи наши и
оборудование погрузили на ГАЗ-151, с шипами на по-
крышках. Он бодро потащил все это в лагерь недалеко от
аэродрома. Из самолета вынесли бережно хранимый нами
258
в пути букет живых цветов. Оп . прекрасно сохранился."
Именинником был радист станции. На фоне бесконечных
льдов, в руках одетых в меха людей, этот букет был осо-
бенно удивителен.
Самолет доставил на льдину в первый рейс виноград,
овощи, посылки, письма. Теперь он должен был перебро-
сить с островов другие грузы, а мы остались для выполне-
ния намеченных работ.
После ужина в кают-компании раздался бой часов с
Кремлевской башни. В Москве наступила ночь. А над
льдиной стояло хотя уже и низкое, ио пезаходящее солнце.
Ночи мы оставили сегодня где-то на материке, и их теперь
не будет для пас долго. Правда, и здесь солнце скоро зай-
дет за горизонт, и все погрузится сначала в долгие сумер-
ки, а потом наступит полярная ночь. По пока солнце пе-
ремещалось над горизонтом, оставаясь в течение всех
суток почти па одной высоте. Льдину иногда разворачива-
ло, и тогда неожиданно солнце оказывалось в другом мо-
сте по отношению к палаточному лагерю.
Своим прилетом мы нарушили распорядок дня па стан-
нин. День кончался у них в 18 часов по московскому вре-
мени, а начинался в два часа. Так оказалось удобнее для
работы. Со временем суток у полюса возникает ряд неяс-
ностей. Меридианы в этом районе земного шара сходятся
близко, и, даже передвигаясь в пределах льдины, мы мог-
ли попасть в другое поясное время.
Несмотря на то, что мы много часов провели в возду-
хе, спать пе хотелось. Долго не успокаивались и хозяева
льдины — опи читали и перечитывали письма с ма-
терика.
Гостеприимные зимовщики разместили нас в палатках.
Газовое отопление и меха на раскладных кроватях делали
нх весьма уютными. Вид обтекаемых палаток, мстеобудки,
мачта с аптеппой, снег и ледяные торосы напомнили мне
зимовку 1933—1934 гг. на Эльбрусе. Есть что-то неулови-
мо общее во всяких метеорологических зимовках. В дан-
ном случае воспоминания были вызваны и стремительным
переходом от зеленых лесных массивов Подмосковья к
льдам и снегам Арктики. Так же стремительно меняется
климат, когда вы поднимаетесь в южпых районах на снеж-
ные вершины.
Отдыхать пришлось недолго — два-три часа. Надо было
начинать наблюдения.
Начальник дрейфующей научно-исследовательской
9*	'	259
станции А. Ф. Трешников обеспечил пас всеми необходи-
мыми материалами, выделил в помощь сотрудников стан-
ции. Отдыхали лишь урывками по 2—3 часа, так как спе-
шили закончить работу. Последний груз, который должен
был доставить па льдину Перов, запоздал с материка, и мы
пробыли па дрейфующей станции почти педелю, целиком
включившись на это время в кипучую научную жизнь ее
коллектива. Каждый день раскрывал перед нами все но-
вые и новые тайны Арктики.
Как-то радисты сообщили, что самолет Перова прибли-
жается к льдине. Па этот раз мы улетим с ним. Приготав-
ливаемся к отлету, по наблюдать продолжаем, так как хо-
чется использовать каждый час пребывания па льдине. За-
канчиваем наблюдения только тогда, когда самолет сел па
льдину. Хозяева станции тепло провожают пас. Мы с со-
жалением покидаем дрейфующую станцию. Летим в обрат-
ный путь к югу.
Самым интересным для моей работы результатом на-
блюдений па дрейфующей станции было открытие гидро-
логами теплой струи Гольфстрима или, точное, его про-
должение в полярном бассейне па глубине 50—80 метров
под ледовым покровом. Эти сведения были очень важны
для изучения теплового взаимодействия оксана с атмосфе-
рой. Таким образом, оказалось, что через лед в значитель-
ной части полярного бассейна и во всяком случае восточ-
ной части его, примыкающей к Европейскому материку,
идет мощный поток тепла. И действительно, наблюдения
на дрейфующих станциях пе отметили здесь зимой очень
низких температур воздуха, пе было чрезмерно холодно в
домиках и палатках станции, поскольку подо льдом была
относительно высокая температура. Это обстоятельство п
приводит к тому, что «шапка» холодного воздуха, которая
должпа быть над полюсом в случае, если эти области яв-
ляются океаном, но без теплых течений, или, тем более,
материком, в действительности смещена с Северного полю-
са и пе только смещена, по и расчленена. Одпа ее часть
находится в районе Верхоянска, другая — в секторе Арк-
тики, именуемом «Полюсом относительной недоступно-
сти», и над Канадой. Эти условия коренным образом
отличаются от условий в полярных областях южного полу-
шария на материке Антарктиды.
Аэрологические наблюдения на дрейфующих станциях
подтвердили обнаруженную еще Ф. Нансеном во время
дрейфа «Фрама» частую инверсию температуры воздуха,
260
то есть повышение ее с высотой на уровне 500—600 мет-
ров в обличие от обычного в нормальных условиях ее по-
нижения. Напсен писал, что инверсия устойчива и не раз-
рушается даже сильным ветром. В то время он еще не мог
знать, что эта инверсия муссонного происхождения, она
возникает в результате движения холодных масс внизу и
теплого потока в слое над ним. Эта структура атмосферы
не может быть разрушена ветром, так как им порождается.
Первые мысли об Антарктике зародились у меня, когда
я еще студентом писал дипломную работу. Следовало ожи-
дать, что циркуляция воздуха муссонного типа будет там
особенно сильной благодаря огромному контрасту темпера-
тур ледяной поверхности материка и относительно теплых
вод окружающего Антарктиду океана. Рассказы об
Антарктиде как о стране ветров подтверждали эти
предположения. В. В. Шулейкин, разрабатывавший в то
время теорию муссонов, считал, что для изучения этой
проблемы наблюдения в Антарктике представляют исклю-
чительный интерес.
Огромпы маштабы процессов, протекающих на земном
шаре, и необходимы объединенные усилия ученых многих
стран, чтобы постичь их закономерности.
Идея совместных исследований природы земного шара
воплотилась в реальную форму в 1882 г., когда по предло-
жению австрийского ученого Карла Вейпрехта было
решено провести Первый международный полярный
ГОД.
В 1932 г. был проведен Второй международный поляр-
ный год. Основное внимание совместных исследований бы-
ло уделено тогда изучению Арктики. Наша страна приня-
ла в этих исследованиях активное участие.
В 1954 г. международные организации, координирую-
щие геофизические исследования различных стран, пред-
ложили провести Третий международный геофизический
год. Одновременными и разносторонними наблюдениями
намечалось охватить весь земной шар, но особое внимание
предполагалось уделить Антарктике. Советский Союз дол-
жен был принять участие во всем комплексе исследова-
ний по плану 3-го МГГ и направить экспедицию в Ан-
тарктику.
В 1954 г. началась организация Комплексной антарк-
тической экспедиции Академии наук СССР. С ноября
261
•		 	.		.	'	:	-л-
1955, г. по апрель 1959 г. два судна экспедиции должны бы-
ли совершить пять рейсов в Антарктику, а три смены бе-
реговой партии вести работы на материке Антарктиды
примерно по 12—14 месяцев каждая. По первоначальному
плану работа береговых партий намечалась на трех стан-
циях. Их надо было построить в следующих районах мате-
рика: на побережье Антарктиды примерно на 90 градусе
восточной долготы; на Южном геомагнитном полюсе в точ-
ке с координатами 78 градусов 30 минут южной шпроты,
107 градусов восточной долготы и в районе центра площа-
ди оледенения Антарктиды в точке с координатами 82 гра-
дуса южной широты, 50—60 градусов восточной долготы.
Первую станцию впоследствии назвали «Мирный», вто-
рую — «Восток» в честь кораблей русской экспедиции, от-
крывшей Антарктиду, и третью—«Советская». Особое
внимание при планировании работ уделялось внутренним,
наименее исследованным областям материка, куда еще не
ступала нога человека.
Тематика моей лаборатории теснейшим образом была
связана с метеорологическими, аэрологическими и океано-
логическими исследованиями, намечавшимися в экспеди-
ции. Мечты мои об Антарктике начинали превращаться в
действительность.
Советская экспедиция отправлялась в Антарктику за-
долго до начала наблюдений, потому что мы не имели еще
в то время, как другие страны, баз на шестом материке и
их надо было построить заблаговременно.
Нередко задают вопрос: для чего необходимо изучать
Антарктику? Мы еще очень мало знаем этот огромный ле-
дяной континент: что скрывается под его ледяной броней,
Какие богатства таят его недра, как протекают в этой об-
ласти земного шара различные геофизические процессы,
связанные так или иначе с процессами, развивающимися
йа всей планете?
К основным проблемам изучения Антарктики относят-
ся проблемы геологии, океанологии и физики моря, метео-
рологии и физики атмосферы, земного магнетизма.
Особый интерес представляет само оледенение Антарк-
тиды — уникальный географический объект нашей плане-
ты — для разрешения различных проблем гляциологии —
науки о ледяпом покрове.
Наука о климате и погоде земного шара, например,
262
изучая процессы, протекающие в различных областях ат-
мосферы Земли, не может сбросить со счетов одну из ог-
ромнейших «тепловых машин», каковой является холодная
Антарктида и окружающие ее относительно теплые воды
Южного океана. «Тепловая машина» Антарктиды обуслав-
ливает возникновение одной из мощнейших циркуляций в
атмосфере Земли. По-своему это имеет место и в других
проблемах геофизики.
В далеком прошлом южпополярные воды привлекали
внимание, в основном, как области, где предстояло сделать
еще много географических открытий, а также как районы
богатого промысла морского зверя и рыбы. И сейчас усо-
храпился и даже возрос практический интерес к Антарк-
тике — промысел китов, имеющий существенное значение
в экономике некоторых стран, почти полностью переме-
стился в антарктические воды. Усилился интерес и к по-
лезным ископаемым недр Антарктиды.
Несколько особой, но также очень важной проблемой
прикладного значения является изучение аэронавигацион-
ных условий в Антарктике. В недалеком будущем через
эти области земного шара, вероятно, пройдут трассы меж-
континентальных авиалиний, и единственной промежу-
точной базой на их пути будет Антарктида.
Все это вызывало и вызывает повышенный интерес к
изучению Антарктики.
Итак, экспедиция в Антарктику была утверждена, под-
готовлена, и первое судно ее дизель-электроход «Обь» вы-
ходил из Калининграда в плавание в ноябре 1955 г.
Начальником экспедиции был назначен возглавляв-
ший дрейфующую станцию «Северный полюс 2» Герой
Советского Союза М. М. Сомов.
Мне предстояло идти в экспедицию с первым кораб-
лем, так как в мои обязанности, кроме всего, входила
консультация по вопросам горнолыжной и альпинистской
техники, что могло понадобиться при выходе на ма-
терик и разведке местности. Для движения по местности
со сложным снежным, ледовым и скальным рельефом
мы располагали специальным альпинистским снаряже-
нием.
Об экспедициях в Антарктику писали много. Подробно
рассказывал и я о первой экспедиции в двух своих книгах:
«Штурм шестого континента» и «В снегах Антарктиды».
263
Поэтому здесь я расскажу в основном лишь о зимовке
на станции «Пионерская», как первой в истории исследо-.
вапий Антарктиды зимовке во внутренних ее областях па
высокогорном плато.
После долгого перехода по двум океанам, 5 января
1956 г. «Обь» подходила к материку, о котором пионер
исследований Антарктики Д. Моусон писал: «Мы посели-
лись на краю неизмеримого материка... Мы открыли про-
клятую страну, мы нашли царство пурги и ветров».
Материк появился неожиданно в пролете между двумя
айсбергами. И вот мы у цели нашего плавания. Ледяной
купол, насколько хватало глаз, простирался вправо и
влево, к востоку и западу, полого поднимался к югу. Все
застыло в ледяном безмолвии под ослепительными лучами
солнца, и только холодный юго-восточный ветер, встре-
тивший нас еще далеко при подходе к материку, упорно,
не переставая дул, точпо стекая по ледяным склонам.
«Обь» врезалась в пе очень прочный здесь припай и
встала па ледовые якоря.
Сомов предложил мне с группой провести первую
разведку, чтобы выяснить возможности строительства ба-
зы. С заместителем начальника экспедиции по морской
части доктором наук В. Г. Кортом, научными сотрудника-
ми профессорами Г. А. Авсюком, К. К. Марковым,
П. А. Шумским, О. С. Вяловым, корреспондентом газеты
«Комсомольская правда» П. Р. Барашевым и киноопера-
тором А. С. Кочетковым через ледяной барьер мы вышли
на материк. Но место долговременной базы было найдено
только после воздушных разведок в 150 километрах к за-
паду от первой стоянки судна в районе острова Хасуэл.
Подошли и другие корабли экспедиции. Начали строи-
тельство поселка и обсерватории. В это же время удалось
провести разведку окружающей местности, проникнуть и
начать наблюдения в находящемся от нас в 360 километ-
рах к востоку оазисе Антарктиды — районе почти свобод-
ном от снега и льда. Мпе с небольшой группой, доставлен-
ной в оазис на самолетах, посчастливилось вести наблю-
дения в этом необыкновенном районе необыкновенного ма-
терика.
Обсерватория Мирный была официально открыта
14 февраля 1956 г. Корабли ушли. Мы продолжали гото-
виться к зимовке и вести начатые уже систематические
наблюдения по плану.
Основной задачей пашей первой экспедиции на берегу
264
Антарктиды было строительство обсерватории и годичные
комплексные наблюденйя па ней. Следующим за нами
береговым партиям предстояло исследовать внутренние
области материка. Однако значение исследований внут-
ренних областей было огромно и мы не могли удержаться
от соблазна начать их уже в первой экспедиции и проник-
нуть па высокогорное плато и тем облегчить задачу буду-
щих экспедиций.
Сначала во внутренние районы материка к Южному
геомагнитному полюсу и к центру площади оледенения
были совершены два беспосадочных полета, давшие пер-
вое представление о высотах ледяного высокогорного
плато, общем состоянии поверхности и погоде этих мест.
Затем на легком самолете АП-2 был совершен полет с
посадкой на расстоянии примерно 500 километров от бере-
говой черты, где высота ледяного купола оказалась равной
около 3000 метров над уровнем моря. Мне довелось уча-
ствовать в этом интересном полете, вести метеорологиче-
ские наблюдения, уточнять состояния поверхности, опре-
делять пригодность ее для взлета и посадок, для
движения наземного транспорта.
Признаться, мы по ожидали столь суровых условий
погоды па ледяном куполе уже в начале антарктической
осени. Мы вылетели из Мирного 6 марта при температуре
воздуха 4 градуса мороза, а на куполе температура была
равной 48—52 градусам мороза. Посадка и взлет, запуск
самолета после стоянки были невероятно трудными. Во
время взлета при ударе лыжи о высокий заструг стопка ее
пробила фюзеляж и вышла в кабину. По пилот машины,
известный полярный летчик А. А. Каш, бортмеханик
И. А. Чагин, штурман М. М. Кирилин и радист А. И. Че-
лышев доказали возможность полетов и в таких условиях.
После этого решено было отправиться в глубь материка
к месту посадки самолета, где был оставлен знак из пу-
стых бензиновых бочек, па тракторах. В пути мы предпо-
лагали проводить метеорологические, аэрологические, гля-
циологические, магнитные п астрономические наблю-
дения.
Мы рассчитывали дойти до места посадки самолета и
вернуться зимовать в Мирный недели за две. Но Антарк-
тида нарушила наши расчеты. Поход был очень труден,
часто пурга заносила сапно-тракторпый поезд и приходи-
лось останавливаться. Выйдя из Мирного 2 апреля, паи
удалось за месяц пройти только около 400 километров.
265
Надолго у участников похода останется в памяти такая
картина: почь, ветер бушует над ледяной пустыней, снег,
поднятый им, песотся над поверхностью и космами взме-
тается над застругами; в вихрях снега едва различимы
неясные контуры трактора и тянущихся за ним саней; два
мутных светлых пятна фар выползают из тьмы, слышен
натруженный гул мотора, а впереди в свете фар видны
две человеческие фигуры, связанные веревкой, с ледору-
бами в руках, они круто нагнулись навстречу ветру и,
проверяя путь, упорно шагают в неизвестность...
Вскоре выяснилось, что если мы рассчитываем возвра-
щаться на тракторах в Мирный, то не пройдем с имеющи-
мися запасами топлива и половины намеченного пути.
Поэтому после консультаций по радио через Мирный с
Москвой решено было идти вперед до тех пор, пока не из-
расходуем основной запас горючего, потом остановиться и
соорудить из построек поезда первую внутриматериковую
станцию на ледяном плато Антарктиды. Соблазн провести
уже в первой смене экспедиции первый в истории иссле-
дований Антарктиды круглогодичный цикл наблюдений
во внутреннем районе ее был очень велик.
Сомов, возглавлявший поход в первой половине пути,
а вместе с ним трое из нашего отряда улетели в Мирный
для организации новой станции. Мы продолжали дви-
жение.
Прошло уже около месяца с момента выхода экспеди-
ции из Мирного. Мы продвинулись уже более чем па
350 километров. Наступало Первое мая. На далекой Роди-
не в разгаре была весна, советские люди готовились к
большому празднику. Первого мая мы рано утром вышли
в путь, а когда в Москве начался парад и толпы людей
заполнили улицы столицы, санно-тракторный поезд оста-
новился. На мачте, укрепленной на жилом здании поезда,
был поднят флаг Советского государства. После короткого
митинга в небо полетели ракеты.
Под флагом Родины мы продолжали путь, и красное
полотнище весь день реяло над поездом.
В первых числах мая к санно-тракторному поезду
должны были начаться полеты для заброски продуктов па
зиму, топлива и строительных материалов, так как при-
ближалась зима и темное время года.
4 мая был получен приказ М. М. Сомова остановиться.
Из Мирного к поезду вылетел самолет АН-2. Поезд оста-
новился там, где поверхность была более подходящей для
266
посадки хотя бы легкого самолета. Самолет благополучно
сел у самого поезда и доставил продукты, стройматериа-
лы и плотника П. П. Фирсова.
На этом самолете, поскольку дальнейшее движение
поезда прекращалось, должны были улететь в Мирный
начальник транспорта М. С. Комаров, магнитолог
П. К. Сенько, гляциолог Б. И. Тюрин. При взлете машине
пришлось из-за перегрузки и большой высоты пад уров-
нем моря делать значительный по протяженности разбег
в условиях больших и твердых застругов.
Все, казалось, шло благополучно. Но вдруг, когда са-
молет уже скрылся в вихрях поднятого им снега, раздался
треск, надрывный рев мотора, и затем все стихло. Захва-
тив санитарные сумки, мы поспешили к месту происше-
ствия. Когда облако снежной пыли улеглось, мы увидели
накренившийся на одно крыло самолет. Он стоял мотором
в нашу сторону, вокруг него бегали люди. Оказалось, что,
когда самолет готов был уже оторваться, у него от удара
о заструг выскочила стойка из лыжи и сломанным концом
уперлась в снег. От этого самолет и развернуло в обратную
сторону. Удивительно, как он не капотировал. Взлететь
самолет уже не мог, требовался ремонт.
Стойка была доставлена к поезду 6 мая на самолете
ЛИ-2. При температуре близкой к 50° мороза при ветре
10—15 метров в секунду и метели была подготовлена уз-
кая полоса длиною в 1300 метров. Этого было достаточно
для посадки, но крайне мало для взлета. Опять самолет
ушел в Мирный с сильно поврежденной лыжей. На этот
раз в Мирпый вылетели М. С. Комаров, П. К. Сепько и
Б. И. Тюрип.
Отремонтированный АН-2 провожали 14 мая.
Все были заняты на разных работах, и к месту старта,
где стоял готовый для взлета самолет, мог подойти только
я да Кудряшов на тракторе, который подвез сюда вещи
улетающих. Мороз был крепкий, лыжи примерзли к снегу,
самолет не мог стропуться с места. Тут из самолета вышел
изобретательный Чагии и говорит:
— Александр Михайлович, придется сделать так: вы
становитесь на колени у лыжи, привяжите веревку про-
стым узлом к стойке ее, а Коля за другой конец трактором
стронет нас с места. Когда самолет начнет двигаться от
винта, развяжите узел. Но если не отвяжете вовремя ве-
ревку — авария неизбежна.
Идея была замечательной, выполнение казалось про-
267
стым, но когда я встал на колени и привязал веревку, то
подумал: «Как же я па четвереньках буду поспевать за
самолетом. Шансы явно не равные». Поэтому я решил
сесть на лыжу с тем, чтобы, развязав веревку на ходу,
сидя па лыже, вовремя свалиться с нее на снег.
Так и сделал. Заревел мотор, лязгнув гусеницами, на-
тянул веревку трактор, и мы поехали... Скорость возра-
стает, я развязываю узел и соскальзываю с лыжи.,.
Тенерь только бы не зацепило меня как-пибудь хвостовой
лбяжей, не то лететь мне так до Мирного. Я попал в струю
воздуха от впнта и нагнул голову к поверхности снега,
чтобы не задохнуться от ледяного воздуха, насыщенного
снежной пылью. Казалось, все опасения позади, я слышал
удаляющийся шум мотора, а вихри спега, затихая, пере-
стали беситься надо мной. Но тут я почувствовал, что меня
потянуло вперед... «Зацепился»,— в ужасе подумал я, но
уже в следующее мгновение, подняв голову, увидел, что
одной рукой крепко продолжаю держаться за веревку, а
Коля на тракторе тащил меня па жпвоте по аэродрому.
Ну и натерпелся же я в эти секунды страха.
Во время строительства станции, авиация Мирного
предпринимала неоднократные попытки доставить пам за-
пас продовольствия на зиму и весну, топлива. Из-за очень
плохой погоды осуществить это довольно длительное время
не удавалось. Но все же к концу мая, как-то в полдень,
когда над бескрайними снегами уже господствовали серые
унылые сумерки, а ветер нес над поверхностью волны об-
лаков, па небе появились самолеты. Мы ждали их давно,
и па этот раз надежда гга прилет была небольшая, но они
все же прорвались сквозь непогоду и сейчас крылатыми
тенями летали в сумрачном небе. Из темных туч па нас
посыпалось, как из рога изобилия, много всяких замеча-
тельных вещей. Летели ящики с различными консервами,
с колбасами, сахаром, железные банки какао, сгущенное
молоко, брикеты мяса, битая птица, сухари, хлеб и много
других продуктов. Подбирать во время сброса было неце-
лесообразно и рискованно. Поэтому мы стояли па крыше
здания и считали, сколько при каждом заходе вылетело
предметов из машины, делали схему сброса, необходимую
для облегчения дальнейших поисков. Правда, пе все при-
ходило в первоначальной упаковке. Иногда колбасу, бан-
ки и расфасованные отбивпые котлеты приходилось соби-
рать в радиусе в десяток метров, так как тара разлеталась
вдребезги при ударе о твердую поверхность Антарктиды.
268
27 мая, когда солнце ужо пе появлялось над горизон-
том, первая в истории исследований Антарктиды, посто-
янно действующая внутриматериковая научная станция
была открыта.
Она получила название «Пионерская».
Станция официально была открыта 27 мая, по наблю-
дения, хотя и пе по полной программе, проводились с
момента остановки поезда.
В последующие два дня в Мирный и на Пионерскую
пришло много поздравительных радиограмм, и в том чис-
ле поздравления от наших соседей — зимовщиков антарк-
тических станций других стран. Они писали:
«Доктору Сомову. Мирный. Все в Маусоне шлют вам
сердечные поздравления с успешной организацией новой
станции. Это блестящий результат, достигнутый так быст-
ро после создания Мирного. С уважением, Вишер — на-
чальник австралийской антарктической станции Мау-
сов».
«Сердечно поздравляем Вас с созданием повой науч-
ной станции. Будьте добры, сообщите нам, как Вы смогли
так успешно создать вашу станцию. Гийяр — начальник
французской антарктической экспедиции па земле
Адели».
«Надеюсь, Ваша работа проходит успешно. Мы счи-
таем, что ваши операции очень интересны. Уитпей — на-
чальник южпополярпых баз Соединенных Штатов Аме-
рики».
Здание станции — нагромождение довольно неуклю-
жих остроугольных сооружений — как-то не вписывалось
в окружающий, хотя и довольно унылый, но своеобраз-
ный, суровый пейзаж. Однако так было недолго. Худож-
ник-природа не потерпела такой дисгармонии: скоро
снегом заворошило следы строительства, вокруг хижины
выросли сугробы, очертания здания сгладились, и оно
уже выглядело так, как будто бы испокон веков находи-
лось здесь и стало неотъемлемой частью общего пейзажа.
Стройные мачты радиоантенн пе нарушали строгости его
п скорее подчеркивали необычность окружающей обста-
новки.
На станции остались зимовать четверо — тракторист,
оп же механик Н. Н. Кудряшов, радиотехник Е. Т. Вет-
ров, гляцнслог Л. Д. Долгушин и я, в качестве метеоро-
лога и начальника зимовки. Что нас ждало в этой снеж-
269
ной пустыне, мы не знали и поэтому очень тщательно
готовились встретить первую южно-полярную зиму на
ледяном куполе материка.
Надо было/ установить в помещении и впе его много
научной аппаратуры. Нам предстояло заниматься, в ос-
новном, метеорологическими и гляциологическими наблю-
дениями, изучением климата внутренних районов Ан-
тарктиды, особенностей его и физических причин этих
особенностей, исследованием законов отложения снега па
поверхности ледяного купола Антарктиды, преобразова-
ния его в лед, движения толщи льда, изучение?*! тепловых
процессов, протекающих на различных ее глубинах.
И, наконец, нас интересовали изменения форм снеж-
ной поверхности. Это было очень важно для выяснения
условий движения санно-тракторных поездов, посадок
самолетов для будущих экспедиций.
Улетел последний самолет, по у нас была надежда,
что в ближайшее время к пам снова прилетят, так как
топлива у нас осталось дней на двадцать. Но полярная
ночь становилась все продолжительнее и темнее, а ветер
надул новые сугробы и заструги па посадочной полосе, ко-
торую мы с таким трудом готовили, используя остатки го-
рючего для тракторов. Посадка стала невозможной.
Вокруг станции было много пустых бочек из-под го-
рючего. Во время строительства станции, чтобы их не за-
носило, мы расставили бочки в одну линию, перпенди-
кулярно к направлению ветра. За каждой образовался
шлейф из снега, но сами бочки не заносило. Теперь мы
пошли по этой линии, чтобы слить возможные остатки.
Нам удалось собрать немного, по солярка была смешана
со снегом. И все же она годилась для использования в
печке. По какова же была наша радость, когда, открыв
одну, мы обнаружили, что опа полна драгоценным для
пас топливом. В суматохе мы как-то забыли о ней или
потеряли среди многочисленных бочек, и теперь она была
для нас спасительной находкой.
Теперь мы имели запас еще дней на сорок, то есть до
того времени, когда будет уже светлее. Мы поспешили по-
делиться своими радостями с Мирным. Правда, запасы
бензина для двигателя, обслуживающего нашу радио-
станцию и дающего электроэнергию для освещения поме-
щений, были тоже очень скудными. Без связи некоторое
время, конечно, можно было жить, но тогда сильно обес-
ценились бы наши наблюдения, так как мы пе смогли бы
270
передавать в Москву через Мирный наши сводки погоды.
Наступили будни зимовки. Жизнь наша замкнулась в
круге хотя и многочисленных, но однообразных дел по
строго намеченному расписанию. Работы было много, и
для скуки времени не оставалось.
Утром первым вставал метеоролог.
Затем вставали радист и дежурный по камбузу. Здесь,
в снегах Антарктиды, мы сохранили это морское назва-
ние кухпи. Так как мы в этом помещении и обедали, и
собирались поговорить вечерком за кружкой чая, то за
ним закрепилось и второе название — кают-компании.
Оба они напоминали нам уют корабельных кают и синие
просторы океанов, о чем мы, окруженные бесконечными
снегами, нередко вспоминали.
Так как я систематически и больше других был занят
наблюдениями, дежурил я ио камбузу всего лишь раз в
неделю, а остальные ио два раза. Вечером, когда еще
было тепло, каждый дежурный устраивал для себя в кам-
бузе «банный день». Правда, этим никто не злоупотреб-
лял, так как и воды было мало, и температура в камбузе,
как только гасла печь, быстро опускалась ниже нуля.
У каждого из нас было свое излюбленное меню. Коля
Кудряшов, например, почти всегда готовил щи из кислой'
капусты с мясом и с таким количеством того и другого,
что для воды в кастрюле не хватало места. Моим корон-
ным номером был беф-строганов. Праздник за столом был
у нас всегда, когда дежурил Евгений Трофимович Вет-
ров. Он всегда успевал и свою работу выполнить и на
славу потрудиться на камбузе. Чего, чего только он не
приготавливал. Блинчики, котлеты, жареную и марино-
ванную рыбу, пельмени.
Долгие вечера коротали каждый по-разному: обраба-
тывали и обобщали результаты научных наблюдений, пи-
сали корреспонденции в газеты и журналы, читали, игра-
ли в шахматы, занимались хозяйственными делами.
Но ничто не могло заменить нам радио. Оно было той
нитью, которая связывала нас с Мирным, ставшим для
нас родным домом и мостиком с самой Родиной. Радио
позволяло нашей экспедиции поддерживать регулярную
связь и с зимовавшими в Антарктиде и на окружающих
ее островах экспедициями других стран: Англии, Фран-
ции, Америки, Австралии. От этого нам не так одиноко
казалось на шестом материке.
Когда мы слушали голос Родины, голоса знакомых,
274
друзей, родных и близких — великое радио будто перено-
сило нас за много тысяч миль, мы на время забывали, что
нас окружают снега и льды шестого континента, не слы-
шали шума урагана, сотрясавшего наше жилище.
Многие полярники, в том числе и мы, утверждают,
хотя зто и звучит, может быть, несколько неожиданно,
что радио является одним из лучших средств против...
цинги. Да, да, против цинги, этого страшного бича
полярных экспедиций. Но это уж не так неожиданно. Дей-
ствительно, цинга поражает человеческий организм именно
тогда, когда к недостаткам питания, неподвижному образу
жизни дополняется моральный упадок, могущий появить-
ся в одиночестве.
А вот если к вам в самые трудные минуты зимовки
доносятся с Родины голоса родных, а дочка исполняет
на фортепьяно вашу любимую мелодию — цинга отсту-
пает иод натиском этого витамина Р, как окрестили мы
его, самого мощного витамина, удесятеряющего сплы и
вливающего бодрость в сердца полярников.
Но как ни прочно вошло радио в быт, как ни привык-
ли мы к нему, все не перестаешь удивляться и восхи-
щаться этим великим достижением человеческого разума,
и, особенно, когда находишься где-пибудь далеко, далеко
от родных мест. Блистают над головой звезды, сияет
луна, зеленое пламя полярного сияния полыхает в зените,
а в воздухе мерцают мириады огней: это свет Луны пре-
ломляется в кристаллах ледяного облайа, тонким покры-
валом опустившимся на сказочно красивый мир снега и
льда, па затерявшийся в снегах домик зимовки, из кото-
рого, приглушенные стенами и сугробами, льются звуки
Гимна Советского Союза. Где только и в какой обстановке
пе довелось мне слушать эту торжественную мелодию.
В мирные дни и в суровые дни воины, на побережье
Арктики, на Эльбрусе, в морях и океанах и вот сейчас в
далекой Антарктиде. Порой они доносились сквозь грохот
лавин и вой ветра, но всегда, буквально или мысленно,
я снимал шапку и обращал свой взор туда, где за непо-
годой и далями скрывалась Родина.
У нас на Пионерской угол, где помещалась радиостан-
ция, был святым местом. Там хозяйничал только наш
радист — радиотехник Евгений Трофимович Ветров. Его
хозяйство требовало от пего непрестанного внимания,
а в наших условиях доставляло ему немало забот. Два
передатчика и приемника помещались в углу жилого
272
помещения. Здесь же находилась и аккумуляторная бата-
рея. Хотя это и было ие очень полезно для нас, особен-
но при зарядке, когда из нее выделялись пары кислоты,
ио зато это было хорошо для единственной у нас бата-
реи, так как в комнате было сравнительно тепло. Поме-,
щеппе было очень маленьким, и батарея для экономии
места одновременно служила и стулом Ветрова у аппара-
та. Размеры нашего жилого помещения были таковы:
длина 5 метров, ширина 3 метра, высота 2 метра. Нары,
два рабочих стола, печь и радиостанция занимали значи-
тельную часть площади, и свободной, па которой ^стояли
еще два раскладных стула, было не более 4 метров.
Благодаря отличным знаниям своего дела и большому
опыту работы, связь у Ветрова с Мирным была почти
бесперебойной.
Евгений Трофимович имел большой опыт работы в
Арктике. Он зимовал на острове Ушакова, почти полгода,
включая зиму, один пробыл на острове Гейборга. Несмот-
ря на молодость, ему пришлось и воевать. После гибели
отца — капитана первого ранга Ветров добровольцем по-
шел в армию и, служа в парашютно-десантных частях,
нередко бывал в тылу врага. Три ордена Славы и другие
ордена — награда за его боевые подвиги.
Давно уже, с конца мая, не появляется солнце на
Пионерской, только в полдень наступают серые сумерки.
Но солнце все еще продолжает уходить за горизонт, и
скоро станет совсем темно. Полярная ночь черным кры-
лом опустилась на спега Антарктиды. Всю осень бушева-
ла пурга над ледяным куполом материка, нередко и сей-
час не прекращающийся ни на минуту ветер усилится
п скроет все в диких космах метели. Но все же зимой он
чаще стал затихать до 5 метров в секунду, и тогда окру-
жающая нас снежная однообразная пустыня становилась
более привлекательной. Ярко сияют над нами ставшие
уже знакомыми созвездия южного полушария и среди
них, высоко над горизонтом, в направлении к Южному
полюсу — созвездие Южного креста. Па севере видно
огромное it одно из красивейших созвездий — Орион. Это
созвездие экваториальное, и поэтому его видно и в юж-
ном полушарии. Стожары, как называют это созвездие
у нас в пароде, напоминало нам о пебе далекой Родины,
и мы подолгу могли смотреть на него, мысленно уносясь
к родным берегам.
273
В лунную 'тихую зимнюю ночь Антарктида особенно
Красина. Перед восходом луны на горизонте появлялось
красное зарево — это свет от луны освещал пелену ледя-
ного тумана или облаков, покрывавших в такие дни по-
верхность ледяного купола. Казалось, что луна с трудом
проходит через эту плотную у горизонта пелену. Это
впечатление усиливалось тем, что диск луны казался
сплющенным. Но вот она поднялась выше, и снега засия-
ли в ее серебряных лучах, а в воздухе замерцали мириа-
ды ледяных кристаллов. Невольно вспоминаются прочи-
танные когда-то стихи Брюсова:
Холод тело тайпо сковывающий,
Холод душу очаровывающий:
От лупы лучи протягиваются,
К сердцу иглами притрагиваются.
Спит красавица Антарктида, а пад ней зелеными за-
весами, светящимися облаками, стремительными стрелами
полыхает полярное сияние и слышен «шепот звезд» —
шум кристаллизирующихся ледяных игл... Есть что-то
в этих снегах и льдах, в этой белой пустыпе неудержимо
влекущее, притягательное.
Ясные и относительно тихие дни на Пионерской все
же были большой редкостью. Ветер, метель, плохая ви-
димость — вот характерная для этих мест погода.
Это делало жизнь и работу па Пионерской не легкими.
В метель и особенно ночью во время наблюдений ветер
валит с ног, в тусклом свете фонаря видны лишь сугробы
и заструги. Еще совсем недавно их здесь не было, и
поэтому идешь, непрерывно спотыкаясь и падая. Иной же
раз снег идет по поверхности такой плотной пеленой, что
ниже колен и ног уже не видно. Шарф, окутывающий
лицо, мешает дышать, воздух разрежен, и его не хватает.
До будок идти всего не более 150 метров, но добраться
туда можпо только по проводам, идущим от хижины, так
как видимость не превышает нескольких метров.
Вот, наконец-то, у будки. Теперь надо делать наблю-
дения по термометрам и другим приборам, сделать от-
метки на самописцах и все это, держа карандаш в огром-
ной меховой рукавице, записать на дощечку, которая
висит на шнуре на шее. Уже в хижине все это будет
переписано в специальную книжку. Особенно неприятно
отсчитывать показания термометра, лежащего на поверх-
ности снега. Он привязан веревкой к колышку, чтобы его
274
не унесло ветром. Пока, ползая на коленях, разыщешь и
сделаешь но нему отсчет, глаза начинает щипать, как
будто в них попало мыло. Это ледяные кристаллы, несо-
мые вегром, режут, колют своими острыми гранями . Сли-
зистую оболочку.
За метеорологической площадкой, к югу — неизвест-
ность. Оттуда темной стеной идет пурга и ледяная пусты-
ня дышит холодом. Невольно оглядываешься назад, где
точно укрылись в сугробах от холода домик станции,
трактора. Ио и их не видно:'все скрылось в дикой кутерь-
ме метели. И стоишь один в этой пустыне, окруженный
космами точно взбесившейся пурги, и хочется взяться
рукой за метеорологическую будку, как за последнее при-
станище, как за плавающий в бурпом безбрежном океане
спасительный предмет. И действительно, удались от это-
го ориентира, и гибель неизбежна, только счастливый и
почти невероятный случай может помочь найти затеряв-
шуюся в снежной пустыне хижину.
Да, в такую пору не назовешь уже Антарктиду «спя-
щей красавицей, материком, закованным в голубое», как
назвал Бэрд. Это, скорее, место шабаша ведьм, собрав-
шихся сюда со всей Вселенной. Иногда ночь, как бы на-
чинает светлеть и, сквозь пелену снега и облаков, прогля-
нет на минуту мутное, белое око луны. Но и оно не
скрасит безрадостной картины. Наоборот, этот бледный
свет делает ее еще более зловещей.
Теперь, после наблюдений, скорее домой, в хижину,
где ждут тебя товарищи.
Приближалось 22 июня, самое темное здесь время го-
да — депь зимнего солнцестояния.
Для полярников это знаменательный день, начиная
с которого тяжелая полярная ночь начинает идти на
убыль. В этот день в Мирном, находящемся недалеко от
полярного круга, солнце должно было появиться над го-
ризонтом только в полдень, а для Пионерской и других
областей, где господствовала полярная ночь,— достичь
паинизшего положения под горизонтом.
По существующей традиции в этот день полярники
обмениваются радиограммами. Получили и мы много
поздравлений. Из Мирного, от наших коллег по зимовке
в Антарктиде — экспедиций других стран, были радио-
граммы с Родины из северного полушария, где в это вре-
мя была самая чудесная пора года, самый длинный
день — пора летнего солнцестояния. Мирный приготовил
275
нам па этот день приятный сюрприз: вечером 21 июня
мы узнали, что завтра к нам попытается пробиться само-
лет с бензином для двигателя.
22 июня погода не очень радовала: дул ветер 8—
10 метров в секунду, на севере у самого горизонта обрыв-
ки слоистых облаков, низко летящих над поверхностью,
превращались в сплошной слой, видимость пе превышала
двух километров, но в зените было ясно. В Мирном соби-
рались лететь и собирались решительно. Вылет был на-
значен на 11 часов 30 минут, а машина поднялась в воз-
дух уже в И часов 20 минут. ЛИ-2 вол Г. В. Сорокин,
вторым пилотом был А. А. Каш.
Около 13 часов самолет был над станцией, но мы едва
могли различить его, хотя он и летел всего на высоте
300 метров над нами. Самолет прошел над костром и
скрылся. Кудряшов и Долгушин побежали куда-то вслед
за ним. Оказалось, что они заметили отделившийся от
самолета парашют и поспешили ему навстречу. Я продол-
жал наблюдать за сбросом. Сделав несколько заходов на
костер, Сорокин сбросил все и довольно близко от хижи-
ны. Он радировал, что возвращается в Мирный. Это был
отважный и необычный полет, и мы послали вслед нашим
товарищам следующую радиограмму: «Борт ЛИ-2 Соро-
кину. Коллектив Пионерской приветствует отважных со-
ветских авиаторов — вас, Каша, Мякинкипа, Патарушина,
Тулина, впервые достигших таких широт в глубине ма-
терика Антарктиды в день зимнего солнцестояния. Бла-
годарим доставку. С приветом и уважением Гусев,
Ветров, Долтушпн, Кудряшов».
День зимнего солнцестояния отмечался в Мирном и
на Пионерской торжественными ужинами. Но нам, преж-
де чем сесть за стол, пришлось собирать все сброшенное
с самолета. Почти все уцелело, пострадал только послед-
ний мешок, в котором был брикет с рыбным филе, киль-
ки и пятикилограммовая банка шоколада. Мешок разо-
рвался, крепко замороженные кильки выглядывали из
разорвавшихся от удара банок, а по снегу ветер нес се-
ребристые кусочки. станиолевой обертки шоколада:
железная банка лопнула, плитки разбились на мелкие
кусочки и перемешались со снегом. Но ценный продукт
не пропал, мы собрали наиболее крупные куски, а потом
еще несколько дней приходили на это место с кастрюлей.
Зачерпнешь в нее снег, потом ставишь на плиту и вскоре,
без всяких дополнений, получается отличный напиток.
276
После дня зимнего солнцестояния на некоторое время
установилась хорошая погода. Было тихо, ветер все боль-
ше и больше поворачивал к югу, и от этого становилось
холоднее, так как именно там, па юго-западе находился
полюс холода.
Морозы крепчали. Очень жестокая эта штука — мороз
и ветер. Работать становилось все труднее и трудное.
Особенно трудно было вести наблюдения, а смена лент
на барабанах самописцев была сущим испытанием. Хоро-
шо еще, что приборы были с недельным заводом, таким
образом, руки приходилось обмораживать только раз в
семь дней.
Мы пи одну секунду пе оставляли ночь без наблюде-
ния н особенно ночью. В наших условиях сгореть — это
значило через некоторое время без крова замерзнуть.
А мороз все усиливался. 1 июля температура достига-
ла почти 57 градусов ниже нуля, было ясно, но давление
продолжало падать. Обычно зимой падение давления со-
провождается потеплением, появляется облачность, а ве-
тер усиливается. Здесь же в Антарктиде мы отмечали
совсем иные закономерности: обычно ветер усиливался
и теплело при росте давления. На следующий день мороз
достиг 62 градусов.
В одни из вечеров мы, как всегда, сидели, занимаясь
каждый своим делом. Я и Долгушин обрабатывали ре-
зультаты наблюдений, Коля читал, а Ветров налаживал
новый передатчик. Ему понадобилось что-то сделать у
ввода антенны, и он, наступив колепом па ящик с акку-
мулятором, протянул руку к вводу. В этот момент раз-
дался взрыв, которым Ветрова сбросило с ящика. Придя
в себя, он побежал останавливать двигатель, а мы, пе по-
няв еще в чем дело, сидели в оцепенении. Свет не погас,
и поэтому мы вскоре поняли причину случившегося.
Взрыв произошел в ящпке с аккумуляторами. Ящик был
разрушен, но, к счастью, сами аккумуляторы не пострада-
ли. Причина взрыва была понятна: в ящике скопился
водород и вместе с кислородом воздуха образовал гре-
мучую смесь. Надавив коленом на ящик, Ветров, вероят-
но, вызвал смещение у клемм, из-за плохого контакта,
проскочила электрическая искра, которая и воспламенила
смесь. Хорошо еще, что газа скопилось незначительное
количество. После этого случая мы уже не решались
оставить аккумуляторы в жилом помещении и вынесли
их в тамбур, хотя вместе с этим прибавились новые забо-
277
ты:: приходилось их теперь утеплять. Но и это не помога-
..ло: они плохо принимали и держали заряд, от пего
усложнилась связь с Мирным.
Миряне, как стали называть к этому времени жите-
лей Мирного, сообщили нам подробности своей жизни.
Весь поселок зимой занесло снегом до самых крыш. В до-
мики проникали, как и мы, через люки, устроенные в кры-
шах снежных коридоров и тамбуров. Но в жилых помеще-
ниях было тепло и уютно. Не прекращалась и научная ра-
бота. Правда, из-за сильных ветров и пурги нельзя было
совершать полеты и походы вдоль побережья. Но было
много дел и в лабораториях.
На Родине в это время в разгаре лето. Спортивная
жизнь била ключом, москвичи готовились к Всемирному
фестивалю молодежи, который должен был состояться в
Москве следующим летом.
Мирный поддерживал регулярную связь с иностран-
ными экспедициями, зимующими в Антарктике. Они об-
менивались научной информацией, организовывали кон-
церты, играли в шахматы. Обо всем Мирный информиро-
вал нас па Пионерской.
4 июля из Мирного направили поздравления с днем
независимости на американские базы в Антарктике и в
США известному американскому исследователю Антарк-
тики адмиралу Бэрду. От него пришел ответ: «От руко-
водителя антарктической программы США. Доктору Со-
мову, начальнику антарктической экспедиции СССР,
Мирный. Профессору Александру Гусеву, начальнику
антарктической станции Пионерская. Поскольку я был
в разъезде, я получил ваше поздравительное послание
с днем 4 июля только вчера. Я высоко ценю ваши добрые
пожелания, направленные нам 4 июля, в день, когда мы
празднуем провозглашение нашей независимости. Мы
счастливы, что вы думали о нас в этот праздник. В ответ
я прошу вас принять от меня лично и от американского
народа лучшие пожелания в достижении больших науч-
ных успехов в международном геофизическом году, в
этом нашем совместном начинании. Выражаю горячую
надежду, что расширение границ знаний человечества
принесет пользу многими путями и что это будет способ-
ствовать мирному сотрудничеству. Приветствую весь пер-
сонал Мирного и Пионерской. Ричард Бэрд».
14 июля в годовщину взятия Бастилии Сомов от име-
ни всех пас поздравил французские станции с нацио-
278
дальним праздником. В ответ мы получили следующие
радиограммы: «С Земли Адели. Профессору А. Гусеву.
Начальнику научной станции Пионерская. Большое спа-
сибо вам и вашим друзьям на внутриматериковой стан-
ции. Пусть у вас будет пе слишком много трудностей и
вы в полном благополучии снова увидите свою Родину.
Будьте здоровы, дорогие товарищи. До свидания».
С острова Кергелена начальник станции писал: «Про-
фессору Сомову, начальнику Советской антарктической
экспедиции, и профессору Гусеву, начальнику станции
Пионерская. С глубочайшей искренностью мы благода-
рим вас за ваши пожелания. Со своей стороны в этот
день национального праздника мы поздравляем тех, кто
воплотил в жизнь стремления наших предков, желавших
дружбы народов, свободы, равенства, братства. С друже-
ским приветом Паскаль».
Мороз не сдавал, наоборот, были признаки наступле-
ния нового похолодания. А по эфиру с далекой Родины
к нам доносились вести о начавшемся сборе богатого
урожая, о летнем курортном сезоне в санаториях и до-
мах отдыха юга, о разгаре навигации на реках страны.
Как-то раз радист услышал, что на Волге вступил в строй
прибывший из Венгрии пароход «Виктор Гусев». Мне
было приятно послать команде парохода поздравление
с началом плавания по водам великой русской реки, ко-
торой брат посвятил много страниц своего творчества.
Все это были кусочки знакомой, но далекой сейчас
жизни, и'все это звучало как-то необычно для нас, нахо-
дившихся у южной вершины земного шара.
К этому времени у пас появился первый больной. Это
был Николай Кудряшов. У него болело горло и темпера-
тура поднялась до 38,8 градуса. «Что это — ипфекция?
По откуда ей здесь взяться?»—думали мы и лечили
больного стрептоцидом. Мы были удивлены, что заболел
Николай, ведь он считался у нас эталоном здоровья.
Николай был спокойным, не по годам рассудительным
человеком. Обладал столь необходимым в тяжелых усло-
виях юмором, был оптимистом и человеком, как говорят,
с хитринкой. Он отлично знал трактор и гордился своей
специальностью. Николай много читал, но настольной
книгой у него, хотя она и хранилась всегда под подуш-
кой, была брошюра «Трактор С-80».
Еще когда мы шли в Антарктику, Николай получил
известие о рождении сына. Он подолгу мог говорить о
279
нем, о семье и мечтал о встрече. По нередко, и особенно
первое время, он о чем-то сосредоточенно думал: он ни-
как не мог забыть своего дружка тракториста Ивана
|	_ Хмару, который провалился под дед при разгрузки «Оби»
и утонул па его глазах вместе_с трактором.
£	Хотя солнце должно было первый раз показаться из-
г за горизонта только 20 июля, мы уже задолго до этого
| пытались представить себе, как мы будем его встречать,
8 и волновались: будет ли небо ясным, не скроется ли все
в белой мути пурги и морозного тумана, пе помешает ли
4 нам непогода наблюдать первый восход солнца.
’	Наконец наступил этот долгожданный день.
-	Задолго до полудня — восхода солпца — мы собрались
[	на крыше здания и наблюдали, как все ярче и ярче раз-
j	горается первая заря. Шла сильная низовая метель, и
L	горизонта не было видно. Трудно было рассчитывать уви-
/	деть и диск солнца. Но мы ждали. Неожиданно над тем
;	местом, где оно должно было появиться, вспыхнул яркий
?	оранжевый факел. Как зачарованные стояли мы в полном
 .	молчании. Вдруг кто-то крикнул: «Солнце!» — и указал
::	рукою на флаг, поднятый на высокую мачту. Вершина
:	ее' была за пределами нелепы несущегося снега, и флаг
:	развевался, освещенный лучами появившегося светила.
;	«Ура!» — закричали мы флагу и солнцу.
J	В середине августа, хотя температура воздуха и так
была очень низкой, началось дальнейшее похолодание.
К этому времени у нас кончились дрова и уголь, кото-
; рым мы отапливали камбуз. Солярки осталось немного,
и мы могли отапливать ею лишь жилое помещение.
Температура опять достигла 62, а затем 64 градусов
мороза.
Вскоре ветер усилился, стал более южным, подул из
центральных областей материка. Оттуда пахнуло поисти-
не космическим холодом. Темно-спрепевая при свете уже
начинающеюся дня, черная в ночи стена морозного ту-
мана двигалась с юга на станцию, точно мертвящее ды-
хание ледяного гиганта. Ртуть в термометрах продолжа-
ла опускаться, скорость ветра превышала 10 метров в
секунду, самописцы остановились — их часовые механиз-
мы не выдержали лютого мороза. В ночь с 19 на 20 ав-
густа мороз достиг 66,8 градуса, а у поверхности снега —
67,6 градуса мороза. Такой температуры в Антарктиде
еще пе отмечалось ни одной экспедицией, так как ин одна
из них не проникала так далеко в глубь материка зимой.
280
Это был повый рекорд, по тут было уже не до шуток.
Всякие работы вне дома были прекращены, по наблюде-
ния надо было продолжать. Больше того, сейчас они были
особенно важными и интересными, и их следовало произ-
водить чаще. Но это было и не легко и не безопасно.
Пониженное давление, как всегда, затрудняло быстрое
движение и приходилось глубоко дышать, но при таком
морозе эго было опасно. Поэтому, чтобы не повышать
ритма дыхания, приходилось двигаться медленно, по то-
гда, несмотря па хорошую одежду и обувь, начинали
мерзнуть, особенно ноги. Чтобы пе дышать слишком хо-
лодным воздухом и пе обморозить лицо и в то же время
видегь, приходилось окутывать голову и лицо шерстяным
шарфом так, чтобы перед лицом образовывалось свобод-
ное пространство для более свободного дыхания и щель
для глаз. Сверху надевали меховую шапку. Ветер обтекал
голову и не попадал в щель, так как там образовывалась
«подушка» относительно более теплого воздуха, который
не обмораживал лица и был более пригоден для дыхания.
При таком сооружении, которое от замерзающего дыха-
ния вскоре становилось твердым и напоминало скафандр
водолаза, оказалось возможным и смотреть, двигаясь да-
же прямо па ветер. Мы пытались вначале применить
маски, но, плотно облегая лицо, они мешали дышать и пе
спасали от обморожения в открытых местах у глаз. Оч-
ки же, надетые на маску, немедленно леденели от замер-
зающей влаги от дыхания.
Опять посыпались к нам из Мирного тревожные во-
просы о нашем самочувствии. Газеты по просьбе читате-
лей просили сообщить, как мы работаем в таких
условиях, наши шефы, юные ленинцы, слали нам с
далекой Родины теплые весточки, согревая нас своим
вниманием.
У нас все шло благополучно. Мы пе пропустили пи
одного срока наблюдений и сделали ряд дополнительных.
Не нарушался и заведенный режим жизни па зимовке.
Свирепый мороз с ветром держался более педели. Это
был апогей зимы, дальше температура, хотя и медленно,
по начала повышаться.
Веспа на Пионерской была лишь весной света, так
как морозы держались, достигая порой 57 градусов. Дул
холодный ветер, и только солнце, все выше и выше под-
нимаясь над горизонтом, щедро посылало нам свои живо-
творные лучи. Но здесь, в этой ледяной пустыне и они
281
были почти бессильны. Белый покров материка, как бро-
ня ледяного великана, отражал более 90 процентов па-
дающего на него солнечного тепла, и температура повы-
шалась лишь там, где лучи касались темной поверхности.
Последнее время мы часто после ужина засиживались
в камбузе. О чем мы говорили? Ну, конечно, о том, как
будем возвращаться домой. Так как еще неизвестно было,
какие корабли придут за нами и каков будет путь возвра-
щения, мы могли пофантазировать. Где мы только за это
время мысленно не побывали — ив Австралии, и в Юж-
ной Африке, и Суэцком канале. Некоторые плыли в меч-
тах даже через Панамский канал, побывав предваритель-
но на экзотических островах Полинезии. Для меня мечты
о Панамском канале впоследствии сбылись: я прошел
через него и побывал в Южной Америке и даже па Гала-
пагосских островах, но об этом я расскажу позже. Что ж,
все эти варианты были возможны, а один из них обяза-
тельно. Но все сходились па одном: в дороге долго пе
задерживаться и спешить домой па Родину.
Вскоре к нам пришло приятное известие: из Москвы
сообщали, что с повой сменой к нам придут наши старые
знакомые дизель-электроходы «Обь» и «Лена» и теплоход
«Кооперация». На нем нам и предстояло возвращаться на
Родину. Теперь мы могли мечтать о планах возвращения
домой па более реальной основе.
14 сентября все па Пионерской проснулись с мыслью
о радиопередаче для пас из Москвы, которая должна
была состояться вечером. О передаче мы узнали еще не-
сколько дней назад и все время волновались о том, какая
будет погода, пе помешает ли метель и возникающие
при этом электрические разряды.
Наступил вечер. Слышимость отличная. В 18 часов
15 минут по московскому времени мы замерли у репро-
дуктора... Прозвучали позывные Москвы, и вслед за
этим торжественный голос диктора стал вызывать пашу
экспедицию. Сначала выступали родственники членов экс-
педиции, находящихся в Мирном. Потом мы услышали:
«Вызываем Пионерскую...» Москва и затерявшаяся в сне-
гах маленькая станция на ледяном куполе Антарктиды,
а слышно так, будто сам находишься там, на Родине.
Трудно выразить словами то волнение, которое охватило
нас в этот момент... Я услышал голос жены, дочери, ло-
мающимся еще баритоном начал говорить сын, а потом
дочь исполнила на пианино «Сурок» Бетховена. Затем
282
выступали родственники и знакомые моих товарищей.-
0 чем говорила жена, дочь й сын, я толком не помнил,
но что-то очень хорошее. Вероятно, так было у всех, по-
тому что в последующие дни нам несколько раз повто-
ряли их выступления, записанные па магнитофоне в
Мирном. И там в эти дни у радиостанции стояла очередь
желающих еще раз услышать то, что говорили в этот
депь их родственники.
День на Пионерской увеличился и с 22 сентября стал
более продолжительным, чем в Мирном.
Веспой как-то чаще стали обнаруживаться у нас вся-
кого рода недомогания: то радикулит, то ангина, то
конъюнктивит, приводящий порой к временной слепоте.
Иногда же вдруг появлялись сильные головные боли или
неприятное ощущение в области сердца. Видимо, сказы-
валось все же общее переутомление.
Только в самом конце октября в Мирном могли при-
ступить к подготовке операции по смене состава станции
Пионерская. Новая смена должна была работать на Пио-
нерской 2—3 месяца до прихода кораблей, после чего их
сменяли вновь прибывшие в Антарктиду для повой зи-
мовки.
Чтобы встретить 39-ю годовщину Великой Октябрь-
ской революции вместе, в Мирном решили доставить нас
туда к 7 ноября. Но накануне праздника не все еще са-
молеты собрались в Мирном: АН-2 находился далеко на
востоке, и экипаж его героически боролся с обрушившим-
ся на них ураганом.
Мы, естественно, с большим волнением и тревогой
следили за тем, что происходит в этом районе. Обстанов-
ка там была сложная. Самолет сидел на припае, а штор-
мом этот припай начало ломать. Был такой момент, когда
палатка оказалась отделенной от самолета полыньей и
экипаж с трудом перебрался к машине. Несколько дней,
пока у них бушевал шторм, мы провели в тревоге за на-
ших товарищей.
Наступило 7 ноября. Но Каш с экипажем находился
все еще там, где их застиг жестокий шторм. Погода у
них улучшилась, но лететь Каш еще пока не мог, так
как надо было произвести ремонт самолета и подготовить
его к полету.
7 ноября в Антарктиде советские исследователи отме-
чали в четырех точках: в Мирном, Оазисе, в точке, где
сидел АН-2, названной «Дальней», и у нас на Пионер-
283
ской. В этот день четыре государственных флага СССР
были подняты над снегами Антарктиды.
Впервые в истории годовщина Великой Октябрьской
социалистической революции отмечалась на всех шести
материках пашей планеты.
Еще накануне мы обменялись с нашими товарищами
приветственными радиограммами с пожеланием успехов
в работе, с надеждой па скорую уже встречу нас всех в
Мирном. А с Родины в это время шел мощный поток
приветствий, и помещение радиостанции опять заполни-
лось сугробами телеграфной ленты. Прислали нам по-
здравления и паши иностранные коллеги.
В 10 часов утра 7 ноября над Пионерской появился
красавец ИЛ-12. В самолете находились представители
всех отрядов, прибывшие из Мирного, чтобы приветство-
вать пас. Возглавлял делегацию заместитель начальника
экспедиции по хозяйству К. М. Якубов, тот самый Яку-
бов, с которым я встречался еще па Диксоне. Мы встре-
чали самолет, находясь па крыше нашего домика, кото-,
рый к этому времени совсем занесло снегом.
Якубов должен был выступить по радиотелефону с
приветствием, но вместо торжественного текста он взвол-
нованно прокричал:
— Дорогие мои русские мужики, вижу вас, родные,
и обнимаю. Ловите подарки.
После этого к микрофону ринулись все остальные
члены делегации, и понять что-либо стало невозможно.
А самолет в это время кружился над нами, бреющим по-
летом проходил над флагом и снова взмывал в ясное
небо Антарктиды.
Пам хотелось самим взлететь и обнять самолет и дру-
зей, прилетевших к нам из Мирного. Сделав последний
круг, покачав на прощанье крыльями, самолет ушел.
Мы сидели светлой ночью и подняли бокалы за Роди-
ну, за товарищей в Мирном. В окно лился свет ранней
зари. И чего-чего не было за нашим столом. Даже шам-
панское было доставлено нам из складов Мирного. И мы
невольно вспоминали пионеров исследования Антаркти-
ды: Скотта, Амундсена, Маусона и многих других, кото-
рые на свой страх и риск шли в Антарктиду. Они голода-
ли, мерзли, ели собак, их упряжь и собственную обувь
и многие погибали. Они годами оставались без какой-либо
связи с миром. За ними не было никого, за нами же
стояла паша Родина.
284
Ночью из последних известий по радио мы узнали,
что на рассвете 7 ноября «Обь» покинула Калининград и
направилась к нам в Антарктику. Это известие было для
нас замечательным подарком к празднику. Мы прокрича»
ли «ура» славному флагману советской антарктической
экспедиции и послали им приветственную радиограмму.
Кати с экипажем на самолете АН-2 возвращался из
точки «Дальней» в Мирный. Был готов для полета к нам
н самолет ИЛ-12. Он должен был сопровождать АН-2._
Ему, обладающему более совершенным навигационным
оборудованием и большей скоростью, легче было найти
пас, затерявшихся в снежной пустыне, чтобы указать
путь самолету АН-2, следить за его посадкой и взлетом
п после этого сбросить дополнительные запасы продук-
тов топлива и бензина для повой смены.
Мы принялись приводить в действие трактор. Один
из наших тракторов был остановлен в конце зимы после
отлета последнего самолета; его отвели на некоторое рас-
стояние от дома, чтобы не засыпало сугробами. У второго
трактора еще раньше лопнула клапанная пружина, и его
пришлось оставить там, где оп в это время находился,—
в 10 метрах от станции. Его занесло совсем, и только
веха указывала место его нахождения. Понятно, что мы
прежде всего взялись приводить в действие первый трак-
тор, п скоро оп, несмотря на долгую стоянку при очень
сильных морозах, заработал. Прицепив к нему имевшие?
ся у пас свободные сани так, чтобы таскать их поперек
полозьев, мы начали указывать место, выбранное для
взлетно-посадочной полосы.
Работа шла довольно успешно. Но однажды, когда мы
после работы подъезжали с Николаем к станции, мотор
заглох, в горючее попал снег, образовавший где-то «проб-
ку». Николай спешил обнаружить причину остановки, так
как трактор быстро остывал па морозе. Причина остановки
ликвидирована. Николай включает пусковой двигатель, но
он безнадежно выходит из строя. Мы оставили трактор
и вернулись домой. Ничего не оставалось делать, как
начать раскопки второго трактора. Я пе был уверен, что
в таких условиях нашими силами ремонт будет возмож-
ным. Как раз в это время заболели глаза у Николая, а Вет-
ров временно ослеп на один глаз. У меня начался, хотя
и пе очень сильный, приступ радикулита. Копать плотпо
слежавшийся снег вокруг трактора было нелегко. Труд-
ность увеличивалась по мере того, как яма вокруг трактора
285
углублялась и большие куски снега приходилось поднимать
наг высоту до 3 метров. Все это очень замедляло работу.*
Но вот через четыре дня трактор был обкопан, и Николай
приступил к ремонту. В это время началась пурга, и яму
пришлось закрывать брезентом. Николай и Ветров целый
день работали в снежной яме и к вечеру сменили пружи-
ну. Это был поистине героический труд. Кудряшов и Вет-
ров продемонстрировали при этом свою изобретательность
и упорство, так как работа проводилась без специальных
приспособлений, да еще в таких тяжелых условиях.
Следующий день был решающим: предстояло запустить
отремонтированный трактор. Под ним в корыте была
зажжена солярка для прогрева. Дым из ямы шел, как из
вулкана перед извержением, Николай весь день ходил
взволнованный и черный от копоти. Но вот к вечеру за-
трещал пусковой двигатель трактора, затем мерно застучал
основной мотор. Мы сидели и прислушивались к тому, что
творится за стеной в снежной яме. Вбежали Николай и
Ветров, лица их сияли. Вновь появилась надежда скоро
вылететь в Мирный.
Коля тут же лег спать. Признаться, я боялся, что когда
оп уснет, трактор непременно остановится, но Коля, успо-
каивая меня, сказал, что будет спать одпим ухом, а другим
слушать трактор. Я сидел и работал в ожидании срока
наблюдений, товарищи отдыхали после трудного дня, каза-
лось, крепко спал и Николай, но стоило только трактору
изменить ритм работы, как оп приподнимал голову с по-
душки и прислушивался.
В Мирном наша неудача с первым трактором тоже
расстроила всех, и мы рады были теперь сообщить им
о запуске второго.
На следующий день один из краев ямы был срезан,
образовалась наклонная плоскость, и по ней Коля вывел
трактор на поверхность Антарктиды. Ну, как тут было
не расцеловать нашего Николку? Ему и трактору кричали
«ура», а потом качали, естественно, одного Николая без
трактора.
Опять началась укатка немного уже испорченного вет-
ром «аэродрома», как торжественно называли мы узкую
полосу среди застругов. Несколько дней при этом было
опять тревожных: началась непогода, которая могла
до прилета самолетов занести укатанную полосу. Трактор
круглые сутки работал и израсходовал уже почти все горю-
чее, сброшенное нам в бочках на парашютах. Затянись
286
непогода, и самолетам вновь придется сбрасывать горючее,
а нам все начинать сначала.
В Мирном спешили. Решили лететь к нам в любое
время суток, лишь бы позволила погода. Ночь с 16 на 17
ноября нам предстояло провести без сна. Долгушин и Куд-
ряшов ненадолго прилегли отдохнуть после того, как за-
кончили сборы, но тоже не спали. Мы с Ветровым все
время были на ногах, так как ежечасно с 22 часов начали
передавать в Мирный сведения о погоде. В 23 из Мирного
еще не вылетели, и мы уже начали волноваться, так как
погода опять начала портиться: усилился ветер, ухудши-
лась видимость.
В 24 часа из Мирного сообщили, что поднялся в воздух
АН-2. Через 45 минут после этого взлетел ИЛ-12. Более
раннего вылета совершить не удалось, так как АН-2 мог
лететь к нам только по астрокомпасу, а солнце еще не под-
нималось в это время над горизонтом. У нас ночи уже
пе было. В 24 часа алая заря пылала на юге, и солнце,
ненадолго опустившееся за горизонт, опять окрасило
в оранжевый цвет повисшие над ним облака.
Закончив сборы, я выпил наскоро кружку крепкого чая
и пошел на посадочную полосу, куда уже отправились на
тракторе для встречи самолета Долгушин и Кудряшов.
Кудряшов сделал по посадочной полосе еще два заезда,
чтобы сгладить некоторые неровности, и отъехал в сторо-
ну. Ждем самолеты, но прошло уже 40 минут против назна-
ченного срока прилета, а их пет. Тревога закрадывается
в сердце — неужели заблудились? Такие случаи осенью
были. Конечно, они будут стараться найти нас, но, истра-
тив до предела горючее, вынуждены будут возвращаться
во избежание вынужденной посадки.
Я послал Николая на станцию узнать у Ветрова, что
слышно о самолетах. Наконец с опозданием больше чем
на час на горизонте появился самолет, это был ИЛ-12.
Опечалились несколько этим: конечно, хорошо, что он при-
летел, но на нем не улетишь, так как у нас ему сесть невоз-
можно. ИЛ-12 шел довольно высоко с запада на восток
и не снижался. Неужели не видит нас в белой пелене
низовой метели? Начал кружить над нами. Значит, видит!
Что же он кружится, не снижаясь? Позднее выяснилось,
что самолет не сразу нашел нас по радиопеленгатору
из-за плохой проходимости радиоволн. Не мог найти пас
и Каш, летевший на самолете АН-2. Он находился где-то
к западу от нас и сообщал, что горючего у него остается
287
мало. Вот поэгому-то ИЛ-12 и стал кружиться над нами
не снижаясь, давая с высоты радиопеленг самолету АН-2.
При таком расположении передатчика Каш услышал сиг-
налы и взял правильное направление на станцию.
Вскоре мы увидели долгожданный АН-2. Каш летел
с запада низко над поверхностью и явно спешил найти пас
и сесть. Я, как шальной, стал бегать по аэродрому, разма-
хивая снятой шубой, чтобы Каш скорее мог обнаружить
место посадки. Потом я встал там, где поверхность была
наиболее ровной. Каш летел над баллонами, которыми мы
обставили одну из сторон полосы для лучшей ориентиров-
ки, и мне казалось, что именно на них и сядет машина.
Но Каш летел с поправкой на снос ветром, и машина
плавно приземлилась на самой середине полосы. Сосредо-
точенный профиль Алексея Аркадьевича я разглядел
в кабине, когда машина пронеслась в воздухе мимо меня.
Встреча с друзьями, можно сказать, с боевыми друзья-
ми! Что тут было — рассказать трудно. Но медлить
нельзя — ветер усиливается. Мотор глушить тоже нельзя,
а бензина мало. До станции от места посадки около 1,5
километра. На тракторе едем на станцию, чтобы передать
дела повой смене и доставить на аэродром радиста, кото-
рый все продолжает сидеть у аппарата и может передать
ключ передатчика только из рук в руки новому радисту,
так как с Мирным и с самолетом, продолжающим кру-
житься над нами, поддерживается непрерывная связь.
II, П. Русин, С. Е. Зотов, М. К. Ушаков и Н. Н. Ко-
ноплев — наша смепа — поеживаются от непривычного
для них холода. Дела по станции переданы, последний
взгляд на снежную пустыню с крыши домика, поклон
ему, где мы провели столько трудных и памятных дней,
обнимаем остающихся и спешим к самолету...
Последнее прогцапие на полосе, и мы в самолете средн
старых друзей. Машина очень перегружена. Этим озабо-
чены и Каш и Чагип. Самолет тронулся без особого тру-
да, бежим, промелькнула веха с флагом — это половина
полосы, а скорость еще мала, и мы не оторвались и, гро-
мыхая лыжами, несемся по жесткой поверхности. Толчки
прекратились, по потом опять удар, это значит, что мы
всего лишь подпрыгнули па бугорке. Так продолжали
мы скакать по полосе еще некоторое время и начали уже
волноваться, потому что на нас ощерились острые зубы
застругов, по которым бежать с такой скоростью было
невозможно... Но вот машина оторвалась от поверхности,
288
и некоторое время Каш вел ее совсем низко, набирая
скорость, взмыл вверх лишь у самых мачт антенн у до-
мика. Мы пробежали, прежде чем оторваться, 1200 мет-
ров, в то время как в нормальных условиях для этого
понадобилось бы всего 500—700 метров. Круг над стан-
цией, и мы видим ее и флаг на мачте. Самолет ложится
курсом на север...
У места, где сел наш самолет, собрались все жители
Мирного, и мы сразу попали в крепкие объятия друзей.
Когда я добрался к Сомову, и мы, старые однокашники,
обнялись, нас растащили и заставили повторить объятия
для запоздавшего кинооператора. Сколько времени это про-
должалось, не помню, но тут появился Якубов с хлебом
и солью, вином и четырьмя сосудами, один из которых
был величиною «с ведро». Наливают нам вина, меня ста-
вят на какой-то ящик, откуда я произношу тост за друзей
мирян. Я выпиваю почти все «ведро», но Сомов вовремя
останавливает меня, беспокоясь, что после этого я упаду
или, во всяком случае, не попаду в приготовленную для
нас баню. Закусываем свежими яблоками, специально хра-
нившимися для пас в течение всей зимы. После этого тол-
пой направляемся в поселок. Л он весь под снегом, и фла-
га, вывешенпые в честь нашего возвращения, длинной
вереницей стоят у люков для входа в помещение, отмечая
собой улицу Ленина.
Температура... плюс 0,5 градуса, а еще несколько ча-
сов назад сильный ветер пес колючую низовую метель и
мороз был около 40 градусов. На мепя все пытаются на-
деть шапку, но для пас здесь сущие тропики, а воздух
кажется таким густым, что его можно черпать ложкой
и поглощать в любом количестве. Во всем теле мы ощу-
щаем какую-то необыкновенную легкость, точно попали
на Луну. Наши организмы привыкли к постоянной тяже-
лой нагрузке, и вот теперь ее вдруг не стало, точно ношу
сняли с наших плеч!
После короткого отдыха пас пригласили в кают-ком-
панию на вечер, устроенный в честь нашего возвраще-
ния.
Па следующий день в Мирном мы попали в руки
докторов. А. И. Михайлов и Н. Р. Палеев были опытными
врачами. Михайлов провел много зимовок на севере, Па-
леев, еще совсем молодой человек, но уже тоже имевший
Ю А. М. Гусев
289
большой опыт самостоятельной работы, участвовал в
дрейфе станции «Северный полюс 4».
Первые дни в Мирном мы отдыхали. Много раз ходили
на экскурсии среди вмерзших в припай айсбергов, где
расположилась большая колония императорских пингви-
нов, ходили по еще не начавшему разрушаться припаю на
остров Хасуэл смотреть многочисленные гнездовья пинг-
винов Адели и разных пород буревестников.
В оставшееся до отплытия время надо было подвести
итоги проведенных наблюдений и исследований, рабо-
ты было много, и поэтому оно, казалось, текло очень
быстро.
«Обь» уже приближалась к берегам Антарктиды. Мы
внимательно следили за ее передвижением и аккуратно
каждый день переставляли флажок на карте в кают-ком-
пании.
12 декабря «Обь» подошла к Мирному и встала в при-
пай. Жители Мирного прилетали к кораблю на вертоле-
тах, а он стоял огромный, красивый с флагами расцвечи-
вания. У борта корабля на припае, где сели вертолеты,
произошла незабываемая встреча со старыми друзьями
и новыми знакомыми.
В Мирном стало шумно. Один за другим прибывали
и другие корабли второй экспедиции: «Лена», «Коопера-
ция».
Разгрузка кораблей и на припай, и на ледяной барь-
ер — тяжелая и опасная операция. В первую смену погиб
молодой тракторист Иван Хмара. Ему мы воздвигли гра-
нитный обелиск на мысе против места его гибели. Во
время разгрузки кораблей второй экспедиции обрушился
барьер. Погибли Н. Буромский и Е. Зыков. Их похорони-
ли на одном из островков в архипелаге Дружбы у берега
Правды напротив Мирного...
Еще больше месяца работали совместно первая и вто-
рая смена зимовщиков Мирного. Только 14 февраля на
борту теплохода «Кооперация» мы покинули берега
Антарктиды...
Вечером 4 апреля 1957 г. па корабле никто не ложил-
ся спать, пока впереди не показались огпи. Это были
маяки на берегах Родины.
Еще раз мне довелось побывать в Антарктике в
1958—1959 гг. Я плыл туда с Четвертой советской ап-
290
тарктической экспедицией и вернулся через пять месяцев
с Третьей. На этот раз мне предстояло определять высоту
ледяного купола Антарктиды с самолета новым, спе-
циально разработанным для этого мною с сотрудниками
прибором. Он фиксировал высоту полета над уровнем
моря по регистрации вертикальных ускорений, расстоя-
ние же от самолета до купола определялось радиовысото-
мером. Разница этих величин давала высоту поверхности
купола над уровнем моря. Так удавалось исключить
ошибку при определении высот купола с помощью ане-
роида, возникающую в результате практически постоян-
ных повышенных значений атмосферного давления над
крупными оледенениями. Конечно, более точно это можно
было бы сделать с помощью обычной геодезической ни-
веллировки, но в то время такие работы еще не прово-
дились.
На самолете, пилотируемом полярным летчиком
П. П. Москаленко, вместе с зимовщиками Третьей экспе-
диции метеорологами В. А. Бугаевым и В. И. Шляховым
мы летали к Земле Уилкса. Полет продолжался 16 часов.
И опять я увидел ледяной материк, сверкающий в лучах
солнца, как драгоценный камень, вправленный в воду
Южного океана.
Здесь в Мирном я встретился, наконец, со своим ста-
рым другом, Борисом Семеновичем Бродкиным, с кото-
рым зимой 1936 г. мы поднимались на Эльбрус. В экспе-
диции он был флаг-штурманом авиаотряда. В одной каю-
те мы возвращались на судне «Михаил Калинин» домой.
Было о чем вспомнить нам с моим комиссаром по
походам в горах.
Начиная с 1955 г. каждый год уходят советские экс-
педиции в Антарктику. Совместные международные ис-
следования Антарктики продолжаются, и многое мы уже
узнали об этом материке, но предстоит еще затратить
много сил и времени, чтобы изучить суровую природу
этого края.
Антарктикой интересовались с давних пор, но если
до первой мировой войны руководствовались в основном
научными и экономическими соображениями, то после
нее некоторые страны стали связывать с ней и свои поли-
тические интересы, возникли претензии на владения ее
частями и Антарктическими островами.
10*
291
В течение длительного времени вопрос о международ-
ном правовом положении Антарктики и Антарктиды
оставался открытым. В 1958 г. Соединенные Штаты Аме-
рики предложили обсудить этот вопрос на широкой кон-
ференции заинтересованных стран. И вот наконец осенью
1959 г. в Вашингтоне начала работать первая междуна-
родная конференция по Антарктике. В этой конференции
приняли участие: Австралия, Англия, Аргентина, Бель-
гия, Новая Зеландия, Норвегия, СССР, США, Франция,
Чили, Южно-Африканский союз, Япония.
Мне вместе с Сомовым и Толстиковым довелось уча-
ствовать в работе этой конференции в качестве научных
консультантов.
Австралия, Англия, Аргентина, Новая Зеландия, Нор-
вегия, Франция и Чили имели претензии на владение
различными частями Антарктиды и Антарктическими
островами. Остальные пе признавали претензии этих
стран.
Такое расхождение во взглядах делегаций определило
трудности проведения конференции. Однако позиции
СССР и США по основным вопросам договора были весь-
ма близкими, и это в значительной мере определило успех
конференции. Они, в частности, сводились к тому, что
в настоящее время, когда Антарктика еще очень слабо
изучена, преждевременно вести переговоры о ее разделе,
а необходимо договориться о совместном ее широком
изучении и использовании в мирных целях.
Конференция, длившаяся более месяца, закончилась
успешно — был подписан первый международный договор
об Антарктике.
Первая статья его гласила о том, что Антарктика
должна использоваться только в мирных целях. Это озна-
чало, что там запрещаются любые мероприятия военного
характера и, в частности, создание баз и укреплений, про-
ведение маневров, испытание любых видов оружия.
Во второй статье указывалось, что свобода научных
исследований в Антарктике, как она существовала в
прошлом, будет продолжаться в соответствии с положе-
ниями заключаемого договора. Делегации договорились
также о том, что в Антарктике не будет производиться
никаких атомных взрывов, а также не будут допускаться
захоронения каких-либо радиоактивных отходов,
2Q2
После исследований по плану 3-го МГГ интерес к
Антарктике сильно возрос и ие только среди ученых, но
к среди широких кругов населения всех стран. Об Ан-
тарктике много писали, демонстрировалось много филь-
мов, заснятых в Антарктике. В 1957 г. я участвовал в
работе Первой международной научной конференции по
исследованиям Антарктики, проходившей в Париже.
В 1958 году читал лекции об Антарктике в 12 городах
Австрии, а также в научных учреждениях п обществах
Швеции. Это были интересные поездки, во время которых
удавалось встречаться с зарубежными исследователями
Антарктики. Большой интерес к исследованиям Советское
го Союза в Антарктике и дружеские отношения были ти-
пичными для большинства встреч со слушателями самого
различного состава.
Сложилось так, что все мои основные путешествия
протекали в суровых полярных условиях на Крайнем
Севере и Юге или в высокогорных районах. Но это и но
случайно, именно снежные дали влекли меня всегда
особенно сильно.
Я бывал и на экваторе, не раз принял «крещение
Нептуна», по все это было ио пути в Антарктику или
обратно домой. Хотелось поплавать и в тропических во-
дах, побывать в джунглях, высаживаться па островах,
покрытых пальмовыми лесами. Эти края были не менее
интересны и для изучения проблемы взаимодействия
океана с атмосферой.
И вот мечты, которые зародились еще на станции
Пионерская в Антарктиде, когда мы рассуждали о воз-
можных путях возвращения на Родину, сбылись.
В 1968 г., работая в Московском государственном
университете имени Ломоносова в должности заведующе-
го кафедрой физики моря на физическом факультете, с
группой студентов и сотрудников кафедры мы были вклю-
чены в состав экспедиции Института океанологии Акаде-
мии наук СССР, шедшей на научном судне «Академик
Курчатов» в Тихий океан для исследований в водах Пе-
руанского течения. Путь экспедиции лежал из Калинин-
града через Кильский капал, Северпое море, Ла-Мапш,
Атлантический океан, Панамский капал и далее на юг
вдоль западных берегов Южной Америки. Это было неза-
бываемое путешествие, интереснейшее и в научном отно-
шении и по общим впечатлениям.	•
293
Целью экспедиции было изучение двух феноменов:
огромной биологической продуктивности прибрежных вод
Перуанского течения и влияния холодного потока его на
климат западного побережья Южной Америки.
В южной части своей Перуанское течение — это мощ-
ный поток холодных антарктических вод, ответвляющий-
ся по ряду причин от Кругового антарктического течения
и движущийся на север вдоль западного побережья
Южной Америки широкой полосой в 200—400 миль.
Особенно интенсивно и холодно течение у самых берегов.
. В тропической зоне низкая температура Перуанского
точения связана и с другой причиной. Пассатные ветры
дуют здесь с берега и сгоняют поверхностные слои воды
в открытый океан. На смену ей из глубин океана подни-
маются воды с еще более низкой температурой. Это и
приводит к тому, что климат здешних тропических об-
ластей оказывается весьма умеренным. Как бы отгоро-
женное от океана стеной холодного воздуха над течением,
это побережье отличается и большой сухостью клпмата.
В некоторых участках побережья осадки не выпадают го-
дами.
Как бы в противовес этому бесплодию па берегу поло-
са вод океана вдоль побережья необычайно богата
органической жизнью. Достаточно сказать, что в этой
относительно узкой полосе, составляющей ничтожную
часть площади поверхности Мирового океана, чилийцы
и перуанцы вылавливают 1/5 часть всего мирового улова
рыбы, то есть 10 тысяч тонн в год. И это в основном за
счет знаменитого перуанского анчоуса — небольшой, но
очень вкусной и питательной рыбы, которая, правда, в по-
следнее время в основном перерабатывается на кормовую
муку. Экспорт этого продукта на мировой рынок являет-
ся одпой из основных статей дохода Перу.
Как влияет холодное Перуанское течение на климат,
какой его режим, почему эти воды так продуктивны —
вот те основные вопросы, которые должна была решать
экспедиция. Поэтому в составе ее объединились не толь-
ко биологи и ихтиологи, но и океанологи, физики моря
и метеорологи. Возглавил экспедицию старейший совет-
ский моревед академик Л. А. Зенкевич.
Август хорошее время для плавания в северном полу-
шарии. Атлантику пересекли спокойно, только в начале
немного покачало, когда попали в периферию шторма,
бушевавшего где-то у Азор.
294
Панамский канал — уникальное сооружение, соеди-
няющее два океана. Почти весь путь через него, протя-
женностью около 150 километров, участники экспедиции
провели па палубах, рассматривая берега Южной и Се-
верной Америки справа и слева от нас.
Основные работы экспедиции начались в Тихом
океане между Южной Америкой и архипелагом Гала-
пагос.
После долгого пути надо было бы зайти в порт —
взять воды, свежих продуктов и фруктов. Запросили раз-
решения на заход в эквадорский порт Гуайякиль. Но
ответ был такой: заход разрешаем, но без высадки экипа-
жа па берег, так как проходят президентские выборы.
Наше присутствие на берегу оказалось, видимо, нежела-
тельным.
Мы отказались и пошли на солидном расстоянии от
берега — более 200 миль. Существует международное
соглашение, по которому 12-мильная полоса вод вдоль
побережья государства может быть объявленной терри-
ториальными водами, заход в которые кораблям других
государств без разрешения запрещается.
Чили, Перу и Эквадор оградили себя 200-мильной
полосой территориальных вод. Причины — охрана райо-
нов богатейшего рыбного промысла с большим количест-
вом островов, где обитает огромное количество птиц и
ведутся разработки запасов гуано — ценнейшего удоб-
рения.
Советский Союз не имел дипломатических отношений
с Эквадором и Перу, и нам не ясно еще было, как сло-
жатся дела по исследованиям в водах этих государств.
С Чили дипломатические отношения существовали и
была договоренность, что в одном из северных портов —
в Антафагасте мы возьмем на борт двух чилийских
океанологов и с ними вместе проведем работы в прибреж-
ных водах от северной границы Чили до порта Вальпа-
раисо.
Когда, спускаясь па юг по границе 200-мильной зоны,
мы подошли к траверзу перуанского порта Кальяо, заход
в порт был уже более необходим чем раньше. Однако в
это время в Перу произошел переворот, па смену старо-
му правительству пришло более прогрессивное новое.
Наш заход в такой обстановке был опять не ко времени.
Продолжая работы, мы шли опять на юг, постепенно при-
ближаясь к побережью Чили.
295
.После долгого, почти полуторамесячного плавания
заход в порт Антафагасту был праздником. Да мы и дей-
ствительно попали на праздник. Была годовщина незави-
симости Чили.
Гряда Анд открылась задолго до подхода к берегу.
Опа увеличивалась по мере приближения, па ней, точно
на фотографической пленке при проявлепии, появлялись
постепенно детали рельефа, показался город па склоне гор,
порт, украшенные праздничными флагами. А на ближай-
шем от города склоне у самого гребня хребта чилийцы
выложили из камней огромный красно-синий государст-
венный флаг. Я сразу решил подняться к флагу, «размять
кости», вспомнить наши горы.
Мы привыкли, что советских людей хорошо встречает
народ за рубежом, но встречи в Чили, а затем в Перу
превзошли все наши ожидания. В дни открытых дверей
на нашем корабле у трапа стояли чуть ли не километро-
вые очереди чилийцев, пришедших с детьми, дедами и
бабушками посмотреть на советский корабль, познако-
миться с нами — ведь не так часто заходят в эту страну
наши суда. В руках цветы, фрукты, бутыли вина. При-
ветствия, взаимные угощения, обмен сувенирами. Их
обычно не хватало, и тогда наши моряки, ученые снимали
кто галстук, кто тельпяшку, кто рубашку, фуражку и
отдавали на память.
А потом на берегу мы были в гостях у рабочих, кре-
стьян, ученых, присутствовали на праздничных гуляниях
и лихо отплясывали вместе со всеми национальный «танец
с платочком».
Конечно, не случайно в Чили была такая встреча.
Здесь очень крепок отряд рабочего класса, велико влия-
ние коммунистической партии. Кстати, алкал города
Аптафагасты — коммунист. Мы были у него в гостях, он
у нас па корабле. Наши комсомольцы встречались на
вечере с местной молодежью.
Жаль было покидать Антафагасту, но впереди было
еще много работы, много встреч. Два чилийских гидро-
лога были па борту. Экспедиция вышла в океан.
20 дней мы работали, совершая перпендикулярные к
берегу галсы, уходя в океан на 200—400 миль. И здесь
в океане встречи. Лежим в дрейфе, проводя наблюдения
опущенными па тросах в глубину приборами. Подходит
чилийское рыбацкое судно — они уже знают о нас. При-
ветствия, первые подарки: сигареты, спички, значки,
296
сувенирные бутылочки с водкой, коньяком. И вот летит
на палубу из трюмов-холодильников свежая рыба. Наки-
дают так, что всему экипажу хватает. И долго еще стоят
на палубах удаляющихся друг от друга кораблей люди,
долго машут руками, точно прощаясь с близкими знако-
мыми, а ведь порой и двух слов пе поняли при встрече.
Эти встречи на берегу и в океане произвели на ме-
ня незабываемое впечатление. Уже ради них стоило
плавать!
Вальпараисо, куда мы вскоре зашли,— один из круп-
нейших портов Чили. Это отличный порт, до Сантьяго
отсюда около 150 километров.
И здесь опять праздник — нам везет! — Америка
отмечала День Колумба.
Опять очереди на корабль, встречи на берегу. Руко-
водство экспедиции участвовало в праздничном параде,
приглашалось на приемы по случаю праздника. Из Санть-
яго на корабль прибыл советский посол Н. Б. Алексеев.
Чилийские океанологи — жители Вальпараисо. Здесь
мы были их гостями, познакомились с их семьями и рас-
стались большими друзьями.
Интересной была поездка в Саптьяго. Ознакомились
с городом, чилийским университетом. Встречались с чи-
лийскими учеными. Были в гостях и в советском посоль-
стве.
Наше пребывание в Чили и заход в Вальпараисо в
День Колумба произвел, ио рассказам нашего посла, бла-
гоприятное впечатление. Посол говорил, что наш приход
сюда дал очень многое для укрепления отношений между
нашими странами и предсказывал благоприятное разви-
тие отношений и с соседями Чили.
И действительно, из Вальпараисо мы узнали, что Перу
приглашает нас зайти в Кальяо и просит принять для
совместных работ в их водах четырех перуанских уче-
ных. Повое правительство Перу вскоре установило и дип-
ломатические отношения с нашей страной.
На пути в Кальяо лежали необитаемые острова Сан-
Ферпапдес, Сан-Амброзио и другие. Среди этих островов
был один, знаменитый, на который в свое время Д. Дефо
«высадил» своего Робинзона Крузо.
В Кальяо мы стояли на рейде: порт был забит судами,
в стране было еще не совсем спокойно, да и морякам
портовых катеров надо было дать возможность подрабо-
тать перевозками нашего экипажа па берег.
297
И здесь встречи были незабываемы. Огромное коли-
чество перуанцев плыло к кораблю на катерах, лодках
и лодчонках, создавая у опущенного к воде трапа теперь
уже плавучую очередь.
Знакомились с портом Кальяо. Здесь находится Мор-
ской институт страны, ученые из которого шли с нами
в плавание. Были в столице — Лиме. Очень теплой была
встреча с перуанскими учеными в университете. Мы
передали им много материалов по исследованию Тихого
океана и так интересующего их Перуанского течения.
Уже вернувшись в Москву мы узнали, что перуанские
ученые решили отметить труд советских исследователей
по изучению Перуанского течения: четверо — Л. А. Зен-
кевич, Т. С. Расс, В. С. Самойленко и А. М. Гусев были
избраны членами-корреспондентами старейшего научного
общества — Географического общества Перу.
Примерно полмесяца работали в водах Перу. Потом,
чтобы не терять времени на возвращение, высадили на-
ших новых друзей — перуанских ученых, среди которых
было две женщины, в северном порту Перу — Таларе.
И тут как бы началась цепная реакция: нас пригла-
шает зайти Эквадор в порт Гуайякиль, взять там на борт
эквадорского гидрографа, провести работы в прибрежных
водах и следовать на Галапагосы — владения Эквадора —
для ознакомления с уникальным заповедником.
Времени у нас было мало, и мы ожидали гостя на
внешнем рейде порта Гуайякиль. Здесь уже влияние хо-
лодных вод Перуанского течения сказывается незначи-
тельно. Низкие облака покрыли все небо, часто идет
теплый дождь, воздух влажный, очень тепло.
...А потом нам открылся архипелаг Галапагос, эти
«зачарованные острова» в открытом океане.
Мы побывали на двух больших островах архипелага:
Сан-Христобал и Санта-Крус, знакомились с гостеприим-
ным населением их, бытом островитян, были у военных
моряков-эквадорцев, охраняющих этот заповедник. Посе-
тили всемирно известную биологическую станцию имени
Дарвина, бывавшего здесь в свое время. Видели уникаль-
ный животный мир островов, не вымерший и сохранив-
шийся в неизменном виде с давних времен: огромных сло-
новых черепах, игуанов, бескрылых птиц.
Пересекли Санта-Крус через заросли кактусов и ноче-
вали у мангровых зарослей на берегу тихой, как лагуна,
бухты, кишащей морскими черепахами, рыбой и акула-
298
ми, которые как бревна лежали на дне, отдыхая -на
небольшой глубине у обрывистых скалистых берегов...
Возвращались домой прежним путем, но зашли в не-
когда грозный Гибралтар, своеобразный город-крепость.
Будто надоело океану качать наш корабль: из Гиб-
ралтара, через Бискайский залив — «гнездо бурь» —
Северное море, проливы Категат и Скагерак, Балтику
шли при штилевой погоде, столь необычной для этих мест
в такое время. Проливы проходили ночью. На берегу
чернели руины древнего замка короля Дании.
Родина была уже близко настолько, что, идя по
Северному морю, передав домашний телефон в эфир,
можно было разговаривать по радиотелефону с семьей.
И привычна эта возможность теперь и все же удивитель-
но, здорово!
8 декабря «Академик Курчатов» тихо коснулся камен-
ного пирса Калининградского порта, будто поцеловал
родную землю после долгой разлуки.
Моя лаборатория и некоторые другие научные группы
Морского гидрофизического института перешли в 1957 г.
в Институт прикладной геофизики, выделившийся так же,
как и Морской, из бывшего Института теоретическ'ой гео-
физики.
С директором его Е. К. Федоровым я был знаком.
Мы познакомились с ним на «Приюте одиннадцати» в
1947 г. Он в то время был начальником Эльбрусской экс-
педиции Геофизического института АН СССР и работал
летом в Терсколе.
Евгений Константинович поднялся па «Приют один-
надцати» по делам экспедиции, я — по спортивным, как
уполномоченный Всесоюзного комитета физкультуры и
спорта по Эльбрусскому району.
Несколько дней, проведенных на «Приюте одиннадца-
ти», оставили очень хорошие воспоминания. Длиппые
вечера были заполнены интересными рассказами о поляр-
ных исследованиях, об альпинистских делах военных
дней. Мне, воевавшему в этих местах, шутя, предъявили
счет за ущерб, нанесенный «Приюту» при обстреле с са-
молета засевших тут егерей во время войны. Потом с
известным альпинистом, композитором Л. К. Книппером
и заслуженным мастером спорта А. И. Сидоренко мы
спустились па лыжах на перевал Хотю-Тау, ночевали там
в немецких блиндажах и вернулись в ущелье Баксана.
299
В Евгении Константиновиче меня всегда поражала
огромная работоспособность и привлекало стремление к
большой работе, способность целиком отдать себя ей.
Я удивлялся, как оп успевал справляться с обязанностя-
ми Главного ученого секретаря Президиума АН или на-
чальника Гидрометеорологической службы, директора
института и руководителя отдела, наряду с этим выпол-
нять большое число общественных обязанностей: участ-
вовать в работе международных научных организаций
геофизического профиля, руководить делегациями, на-
правляемыми Советским Союзом для обсуждения различ-
ных вопросов на международных конференциях и сове-
щаниях.
Другие качества, которые привлекают к нему людей
и особенно молодежь,— доброжелательность, простота в
обращении. Я не встречал более отзывчивых людей, чем
Е. К. Федоров и И. Д. Папанин. Кто из них у кого зани-
мал это качество — не знаю, знаю только, что они оба
богаты им.
В платг исследований Института прикладной геофизи-
ки был включен комплекс проблем геофизического про-
филя, относящихся в основном к атмосфере Земли.
Объединяло их одно: исследования велись в целях
отыскания возможных путей воздействия на процессы,
протекающие в атмосфере и приводящие к образованию
туманов, облаков, осадков, формированию погоды и кли-
мата.
Разработка способов рассеивания туманов и облаков,
способов увеличения осадков велась метеорологами уже
давно и имела определенные положительные результаты,
позволившие в отдельных случаях применять их па прак-
тике, стимулировать выпадение осадков в засушливых об-
ластях. Особенно успешны были опыты по предотвраще-
нию выпадепия града, приносящего огромный урон сель-
скому хозяйству.
Воздействия на погоду в целом и тем более на климат
носили, да и носят по сей дней, пока еще поисковый
характер.
И тем не менее постановка такой задачи уже вполне
своевременна, так как в отдельных областях климат и по-
года стали изменяться и, как правило, в худшую сторону.
Более того, за два последние десятилетия в результате ис-
пользования различпых видов топлива и поступления в
атмосферу большого количества углекислоты, энергично
300
поглощающей длинноволновое тепловое излучение, темпе-
ратура атмосферы земли увеличилась в среднем на 1 гра-
дус. Стремительное возрастание потребления энергии че-
ловеком и все более и более интенсивное использование
природных богатств должно неизбежно привести к еще
более заметпым изменениям погоды и климата. И пе за-
думаться об этом человечество уже не имеет права.
С другой стороны, непрерывный рост количества
энергии, используемой- человеком, рост его технической
оснащенности позволяет считать, что в недалеком буду-
щем преобразования погоды и климата земного шара
стапут реальными. После завершения работ по изучению
Новороссийской боры, отыскание возможных путей воз-
действия на климат стало основной темой исследований
моей лаборатории. Она получила название Лаборатории
экспериментальной климатологии и должна была вести
работу как па моделях, так и в природе.
Вопросам преобразования климата в 1961 и 1962 гг.
были посвящены в Советском Союзе два совещания, орга-
низованные Академией наук и Главным управлением
гидрометеорологической службы, на которых подчеркнули
приближающуюся техническую возможность воздействия
на крупные климатообразующие процессы и необходи-
мость широкого развертывания исследования путей пре-
образования климата.
В нашей лаборатории исследования сосредоточивались
вокруг одной из основных характеристик климата — тем-
пературы воздуха в его приземном слое, где протекает
жизнь и основная деятельность человека.
Огромные трудности познания процессов, формирую-
щих погоду и климат, трудности создания способов их
прогнозов заставили некоторых исследователей высказать
предположение в том, что мы прежде научимся управ-
лять погодой, чем предсказывать ее.
Так ли это? Что касается атмосферных процессов
малого масштаба, таких, как облакообразование, выпаде-
ние осадков, процессов, обладающих относительно не-
большой мощностью, это близко к действительности.
Противопоставляя тем или иным путем энергии процесса
энергию воздействия, возможно экспериментальным
путем в природе, не вникая в теорию, подобрать пригод-
ный путь воздействия. Действительно, создав лесонасаж-
дения, мы уменьшаем вредные действия ветра, стреляя
301
в облака, изменяем их режим. Или, например, если взо-
рвать в области грозового облака атомную бомбу, энергии
которых сопоставимы, то облако может разрушиться.
Но что касается процессов, формирующих погоду в
'целом и тем более климат, это не так. Конечно, если бы,
например, нам удалось преградить путь струям Гольф-
стрима, то климат Европы и Азии как-то изменился, из-
менилась бы и погода этих областей земпого шара. Но
вряд ли мы будем осуществлять такой проект воздейст-
вия, не зная, хотя бы примерно, к чему это приведет.
Следовательно, прежде чем управлять погодой и кли-
матом, мы должны создать хотя бы грубые теоретиче-
ские схемы, физические и математические модели, позво-
ляющие рассчитать если не постепенное' естественное
изменение их, то примерный ход значительных измене-
ний основных характеристик погоды и климата при су-
щественном искусственном воздействии.
В лаборатории были разработаны и построены две
физические модели: модель теплообмена в 100-метровом
приземном слое атмосферы земного шара и вращающая-
ся модель с водой, заменяющей атмосферу, позволяющая
моделировать тепловые и динамические процессы в ат-
мосфере, осреднепные для слоя в 5000 метров и с учетом
влияния вращения Земли.
100-метровый слой в первой модели был выбран и
потому, что для него относительно просто определяются
источники тепла.
Но, как известно, теплообмен описывается уравнения-
ми формально аналогичными уравнениям электропровод-
ности. Это позволило построить электрическую модель
изучаемого процесса и использовать для экспериментов
несколько реконструированный для этой цели электриче-
ский интегратор МСМ-1. Оказывается, распространение
тепла в выбранном слое можно уподобить распростране-
нию электричества в некоторой сети. Экспериментировать
с электрическими характеристиками и затем переводить
их в тепловые.
С помощью первой модели удалось воспроизвести с
точностью в 1,5 градуса поле среднегодовой температуры
в приземном слое атмосферы земпого шара. Это говорило
о надежности ее и позволяло определить, как изменится
температура воздуха пад Евразийским материком в слу-
чае значительного потепления или похолодания вод Голь-
фстрима, как изменится температура воздуха Дальнего
302
Востока и Японии, при изменении режима теплого тече-
ния Куросиво. Исследовалось изменение температуры воз-
духа при значительном помутнении атмосферы или уве-
личении в ней содержания углекислоты, влияние измене-
ния источников тепла в различных районах планеты на
общее поле температуры.
Вторая модель, построенная Т. В. Бончковским,
хорошо воспроизводила картппу циркуляции теплообмена,
наблюдающуюся в атмосфере Южного полушария и над
Антарктикой.
Однако не всякий процесс глобального — общеземного
масштаба в океане и атмосфере удается моделировать,
особенно если моделируются движения атмосферы и
океана. Дело в том, что в земных условиях для модели
всего земного шара мы не можем соблюсти подобного
натуре расположения силы тяжести. Чтобы добиться
этого, требуется выносить модели на спутники Земли в
условия невесомости. Поэтому появилась необходимость
искать их в самой природе. Они могут быть двух типов.
Моделями в природе могут служить явления малого
масштаба, подобные природным же явлениям более
крупного, глобального масштаба. Примером может быть
холодное Перуанское течение с его часто повторяющимся
теплым противотоком Эль-Нипьо, «моделирующим»
влияпия теплых и холодных течений па климат и погоду
окружающих их областей. Исследования этого явления
могут быть использованы в определенной мере для
объяснения влияния на климат более крупных течений,
например, Гольфстрима, мепсе доступных для изуче-
ния.
Второй тип природных моделей — это явления, раз-
вивающиеся в правильных геометрически условиях. Их
также легче изучить.
Пример такой природной модели — Антарктида, рас-
положенная на Южном полюсе и окруженная правиль-
ным кольцом вод Южного океана. Взаимодействуя с
атмосферой, океан и ледяной материк образуют поле
давления правильной формы, правильные потоки в атмос-
фере и систему течений в океапе.
Природным аналогом циркуляции атмосферы над
Антарктикой является движение воздуха над материка-
ми и океанами в Северном полушарии. Но посмотрите,
какое сложное здесь поле давления атмосферы, как
сложна система циркуляции, хотя физическая природа
303
ее аналогична физической природе циркуляции воздуха
над Антарктикой. Таким образом, результаты исследова-
ний, полученные при изучении антарктической циркуля-
ции воздуха, климата и погоды этих областей могут быть
использованы и при разрешении аналогичных метеороло-
гических проблем Северного полушария.
Когда Институт прикладной геофизики выделился из
Геофизического института, Эльбрусская экспедиция ста-
ла его научным подразделением. Постепенно на ее база
в недрах ИПГ зародился новый научно-исследователь-
ский институт — Высокогорный геофизический институт.
Центр его разместился в Нальчике, в Терсколе у подно-
жия Эльбруса возникла его обсерватория, а на склоны
горы Чегет и южные склоны Эльбруса па высоте до
3500 метров над уровнем моря были вынесены станции,
приспособленные и для работы в зимнее время. Возгла-
вил институт доктор наук, профессор — альпинист Геор-
гий Константинович Сулаквелидзе. Я подружился с ним
в дни войны, когда его как опытного альпиниста напра-
вили в части, сражавшиеся на перевалах Главного Кав-
казского хребта. В конце битвы за Кавказ он был направ-
лен ко мне в отряд. С ним вместе мы сбрасывали
фашистские флаги с вершин Эльбруса.
Г. К. Сулаквелидзе стал крупным ученым, много
сделавшим по изучению снежного покрова гор и особен-
но по изучению физической природы градовых явлений.
Основными направлениями исследований института
стало изучение особенностей горной метеорологии, пого-
ды и климата, градовых процессов, изучение снежного
покрова гор и ледников, условий образования лавин и
борьбы с ними. Градовым процессам уделялось особое
внимание и в Кабардино-Балкарии и в других южных
республиках страны.
После зимовки па метеорологической станции в
1933—1934 гг. я всегда пристально следил за исследова-
ниями па Эльбрусе и возникновение ВГИ воспринял с
большим удовлетворением. Поэтому, когда руководство
института пригласило меня быть члепом Ученого совета,
я счел это за большую честь для себя и с удовольствием
согласился. Часто приезжал в Нальчик и Терскол на
заседания Совета, семинары, отчетные сессии, проводил
совместные работы, руководил аспирантами.
304
За годы деятельности института в нем выросли высо-
коквалифицированные национальные местные кадры
горных 1еофизиков. Среди них необходимо назвать став-
ших вспоследствии йамостителями директора института
М. А. Долова, X. X. Медалиева, научных сотрудников..
М. А. Хаджиева, X. X. Коложокова, А. М. Эльмесова,
М. Т. Абшаева, В. С. Читадзе, В. ТП. Бибилашвили,
В. Г. Хоргуани, И. И. Глушкову, В. Ф. Лаптеву, братьев
М. Ч. и X. Ч. Залихановых и других.
С семьей Залихаповых я познакомился еще в юности,
во время первых моих поездок на Кавказ. Залихановы
родом из соления Тегенекли. Здесь жили и их предки.
Отец — Чока Асланович Залихапов прожил ' более ста
лет. Он много раз поднимался па Эльбрус и в последний
раз уже в весьма преклонном возрасте. Советская власть
всем обеспечила старого Чоку, и оп жил со своей семьей:
женой, тремя сыновьями и дочерью в своем родном селе-
нии и пользовался большим почетом.
Хусейн унаследовал от отца любовь к горам, стал
известным советским альпинистом, заслуженным трене-
ром СССР, а недавно он был удостоен звания Заслужен-
ного деятеля культуры РСФСР. Спортивно-организацион-
ная деятельность его велика и многогранна: оп являлся
одним из руководителей альпинизма в Кабардино-Балка-
рии, несколько летних сезонов руководил спортивно-
альпинистскими экспедициями на Памире и Тяпь-Шане,
строительством спортивно-туристского комплекса в
Приэльбрусье, был заместителем директора Высокогор-
ного геофизического института.
Когда зимой 1943 г. я шел с отрядом снимать фашист-
ские флаги с вершин Эльбруса, это он в Тегенекли, буду-
чи раненым, вышел навстречу па костылях. Его семья
тогда приютила наш отряд в своем доме.
Второй сын Чоки — Михаил уже после войны окон-
чил физический факультет Нальчикского университета.
По горы всегда были его стихией, и он стал исследовате-
лем их снежного покрова, ледников, лавин. Именно эта
тема стала темой его кандидатской диссертации, которую
он успешно защитил на географическом факультете Мо-
сковского государственного университета. Миша стал
известным советским альпинистом, мастером спорта.
Неоднократно группы, с которыми оп совершал восхож-
дения и на Кавказе и на Памире, преодолевали трудней-
шие скальные стены, получали золотые и серебряные ме-
305
дали чемпионов страны. Он оказался блестящим и смелым
охотником на диких кабанов и особенно на туров, бук-
вально соревнуясь с ними в выносливости и зоркости. Но
природа гор, животный мир их интересовали его и как
ученого. И вот, несмотря на советы старших сосредото-
читься на подготовке докторской диссертации, он «попут-
но» собирает интереснейший материал о редком уже
представителе фауны гор — туре и вторую кандидатскую
диссертацию так же успешно защищает на Ученом
совете Государственного ростовского университета. Мне
приходилось часто бывать с братьями в горах и на вос-
хождениях и па охоте за турами и кабанами. Ис раз их
помощь, а иногда и вовремя сделанный по зверю выстрел
выручали меня из трудного положения.
Третий сын Чоки — Владимир также унаследовал от
отца любовь к восхождениям. Эльбрус, горы влекут его
к себе неотвратимо, и все свободное время он посвящает
им. Дочь Чоки Валя не альпинист. Опа постоянно живет
в родных горах под Эльбрусом, владея благородной про-
фессией медицинского работника. Жива их мать. Старый
Чока, сын Аслана Залихаиова, прожив под Эльбрусом
долгую жизнь, умер в декабре 1968 г.
В 1959 г. Эльбрусская экспедиция праздновала 25-лет-
ппй юбилей. На торжествах присутствовали первый се-
кретарь обкома партии Т. К. Мальбахов и другие ответ-
ственные работники обкома КПСС и Совета Министров
Кабардино-Балкарии. Из Москвы прибыл на торжества
начальник Главного управления гидрометслужбы акаде-
мик Е. К. Федоров, представители Президиума Академии
наук СССР. Правительство Кабардино-Балкарии очень
высоко оценило деятельность Эльбрусской экспедиции
как по развитию научной деятельности в республике, так
и в деле подготовки национальных научных кадров.
Е. К. Федоров, Г. К. Сулаквелидзе, А. М. Гусев,
А. М. Эльмесов, В. И. Балабанова и другие были награж-
дены грамотами Президиума Верховного Совета Кабар-
дино-Балкарской АССР.
Часгые поездки моей семьи в горы повлияли надетой.
Оба они стали горнолыжниками и альпинистами, побы-
вали на вершине Эльбруса. Окончив МВТУ, сын попро-
сил, чтобы его послали на работу в Нальчик, где он в
течение трех лет работал над проблемой борьбы с градом,
а потом окончил аспирантуру, дописывает кандидатскую
диссертацию, став уже геофизиком.
ОХОТА ПУЩЕ НЕВОЛИ глава пятая

fl
за охоту и рыбную ловлю' Ну что может сравниться
® ® с ожиданием встречи с крупным зверем, с радостью
от меткого выстрела, с напряжением от шума приближаю-
щегося гопа? Или с песней глухаря, когда ты, собрав в ту-
гой клубок нервы, напрягая до предела слух и зрение, за-
мирая в конце ее, в самых, казалось бы, невероятных по-
ложениях, подходишь к нему... Да, я за охоту!
Я с детства любил сидеть с удочкой среди зарослей ка-
мыша па реках и озерах, бродить на рассвете с ружьем по
покрытым густой росой лугам, топким болотам и дрему-
чим лесам. Но никогда меня не увлекал только сам процесс
охоты. В первую очередь меня влекла природа.
Первыми моими трофеями были дрозды (во Франции
считающиеся официально дичью), дикие голуби, вылетев-
шие на манок молодые рябчики, поднявшаяся невдалеке
утка. А однажды я притащил в деревню, где жил летом
с родителями, ко всеобщему удовольствию хозяек, случай-
но выскочившую па меня невдалеке от околицы лису с
краденым петухом.
Это было давно. Мы всем семейством уезжали в какую-
нибудь подмосковную деревушку, где снимали избу на все
лето. Жили мы в Царицыне, в Битцах, Расторгуеве, Кали-
новке, Братовщине, Ильинском. Там тогда шумели не-тро-
нутые еще леса, текли чистые реки. А иногда забирались
и в такую «даль», как Хотьково. Там была настоящая тай-
га, с таинственной лесной речушкой Борей. Я с рассвета
исчезал из дома и возвращался лишь вечером. На столе у
постели моей мать ставила большой кусок заварного чер-
ного хлеба и крынку холодного молока.
309
Дел было уйма: падо было помочь выгпать скот на рас-
свете в стадо, а вечером загнать его, посмотреть, как пашут
и боронят землю, косят траву на лугах, послушать непо-
вторимый шум косы, срезающей влажную от росы траву.
А как хорошо было бродить утром в пасмурную, слегка
туманную погоду по кудрявым опушкам и слушать, как
отец негромко низким баритоном пел старинную песню
«Не осеппий мелкий дождичек...», и собирать, собирать
лисички, березовые, белые, душистую лесную ягоду. Осо-
бенно любил я подосиновики с круглой краспой шапочкой
на толстой, быстро синеющей при срезе ножкой. А дома
потом сидели под дождичек, приятно шумевший по кры-
ше, и жарили грибы, жарили со сметаной, сушили, мари-
новали, и среди маринованных опять любимым моим был
осиновый, хрустящий на зубах чудесный гриб.
Главным делом у меня в деревне была рыбалка, а когда
я подрос и отец разрешил мне купить ружье — охота. При
этом никто у нас в семье — пи отец, ни брат — этими «за-
болеваниями» не страдали. По-пастоящему рыбачить меня
научил дядя, великий мастер этого дела. Это было во вре-
мя каникул в Калиновке — деревушке, расположенной в
трех-четырех километрах от чудесной, спокойной, тогда
полноводной реки Пахры, совсем недалеко от Ленинских
Горок. В реке в ту пору водилось уйма крупных лещей, ли-
ней, язей. Мы ловили их па донки, но не грубые со звон-
ком, а с деликатнейшей подвесочкой на леске, чувствовав-
шей, как говорил образно дядя, даже дыхание подошедше-
го к приманке леща. Пяток в среднем по килограмму ле-
щей был для нас средним уловом за утро. Ловили мы леща
на мапную кашу, сдобренную анисовым маслом.
Тихое утро, солнце еще не поднялось из-за горизонта,
над рекой и окрестными лугами бродят туманы, а донки
уже в воде: мы еще вчера пришли сюда и ночевали под
обрывистым берегом у костра. Вот чуть колыхнулась в
направлении протянувшейся в воду лески подвесочка.
Скорей леску на палец. Потихоньку, осторожно, но настой-
чиво потянулась леса — подсекай! И вот завозилась рыби-
на где-то в глубипе. Теперь осторожно, но быстро выбирай
лоску, пока в прибрежной осоке или на песчаной отмели
не появится широкий золотистый крупный лещ. Осторож-
но! осторожно!— наступает самый ответственный момент...
Подсачником, подсачником: иначе оборвешь либо губу,
либо крючок, и тогда прощай отличная добыча. Подсач-
ником подводишь под распластавшуюся и еще не бьющую-
310
ся пока от удивления, ошеломленную быстрым подъемом
с глубины рыбину. И вот она уже в садке...
Окрестности деревушки Жуковка, что недалеко от име-
ния Аксакова в Хотькове,—сосновый и смешанный, ещб
дремучий лес. В одну сторону недалеко от деревни начи-
нался старый парк имения с огромными вековыми липами.
Здесь мы жили летом года два подряд, и я исходил все
вокруг. Здесь, пожалуй, начинались и мои первые охот-
ничьи похождения. Ружьишко у меня было вначале пло-
хонькое — шомпольная двустволка, но палило оно ис-
правно.
В Киргизии удавалось поохотиться на фазана и уток в
камышовых зарослях реки Чу и на рисовых нолях, па стре-
пета и дрофу в степях у подножия хребтов Тянь-Шаня, а
в ущельях Александровского хребта познакомиться со
своеобразием и трудностями охоты в горах.
Я прошел в Средней Азии первую школу серьезной
охоты и к концу пребывания приобрел уже настоящее
ружье: бельгийский пятизарядный дробовой браунинг. В
степи, обнаружив в бинокль стаю сидящих стрепетов, мы
нагоняли их па залегших в укрытиях стрелков. Можно бы-
ло выбить из стаи несколько крупных, отменных на вкус
птиц. Для охоты на стрепетов удобен был браунинг.
Интересна и красива охота в камышах на фазапа. Под-
нятый собакой, он, как красная, цветастая ракета, верти-
кально взвивается над высокими камышами, поднимая зи-
мой за собой облако снега. Оглядится и, стремительно пи-
кируя, уходит в ближайшие кусты или камыши. Если не
настиг его выстрелом на взлете — все пропало, уйдет жар-
птица.
В горах охота была трудной, но птицы и зверя там бы-
ло мпого. Стайки кекликов — горных куропаток, очень лю-
бопытных и в то же время осторожных, встречались часто.
Но спугнешь стайку — перелетит она, казалось бы неда-
леко, на другой склон крутого ущелья, а идти за ними —
значит, потратить много часов. Уллары — горные ипдейки,
крупные, порой с небольшого домашнего индюка,— дер-
жались выше альпийских лугов, ближе к скалам и снегу.
Охота на них совсем не проста: их надо караулить в ска-
лах, куда они идут с рассветом после ночных кормежек в
верхней части зоны альпийских лугов. В этом отношении
их повадки напоминают парнокопытных обитателей гор —
серн, косуль, туров, архаров, которые ночью пасутся в зо-
не альпийских лугов, а на день уходят в скалы к снегам.
311
Там-и безопаснее, и прохладнее, не донимают назойливая
мошкара и слепни. И охотники их обычно караулят на
тропах на рассвете или в вечерние, сумерки. Только опыт-
ный охотник, в совершенстве знающий их повадки, может
выследить и подойти к ним на лежку или, тем более, к
пасущимся. Старые самцы в таких случаях бдительно
сторожат свои стада. Пока оно спокойно пасется, козел-
вожак выйдет на какую-нибудь удобно выступающую для
обзора скалу и замрет в неповторимо красивой позе, вели-
чественно закинув слегка назад свои огромные, грозные
рога, и только медленно поворачивается в разные стороны
его красивая голова. Когда лежишь где-нибудь в скалах
и смотришь на него в бинокль или через телескопический
прицел винтовки, освещенного восходящим солнцем,— не-
возможно глаз оторвать от этого зрелища и рука пе ляжет
на спусковой крючок. И не шелохнись в это время: глаза
козла, большие и выпуклые, как телескопы, способны об-
наружить все в радиусе нескольких километров.
Встречали мы нередко в горах и леков — местных ко-
суль, необычайно изящных, красивых животных. Охота на
них была в то время запрещена. А где-то па поросших ле-
сом склонах бродили медведи, а еще выше в скалах лежа-
ли тау-теке — архары и крались к своей добыче снежные
барсы.
Когда я зимовал па Эльбрусе, а потом учился в инсти-
туте, охота отошла на второй план: все свободное от уче-
бы время — весна, лето и период зимних каникул — уходи-
ло на занятие альпинизмом. Правда, па зимовке у нас бы-
ло на всякий случай ружьишко, но на высоту, где находи-
лась станция, зверь и птица и, тем более, зимой, в суровую
стужу — не ходят. Разве что залетит сюда орел — полюбо-
ваться горами с этой высоты — да появится стайка галок,
живущих значительно ниже в скалах. Галки черным-чер-
ны и только лапки и клюв ярко-красного цвета. Веспой,
когда у нас подходили к концу продукты и давпо были
съедены последние кусочки мороженого мяса, мы стре-
ляли галок.
Однажды попал я на встречу моих друзей, заядлых ту-
ристов и охотников. Смотрели фотографии и кинофильм
об очередном летнем походе на лодках по притоку Север-
ной Двины — реке Пукшеньге. Опи пе раз уже бывали там,
и рассказы их были захватывающе интересны. Сколько
там рыбы, сколько дичи! И все это подтверждалось фото-
графиями. На том же вечере решено было повторить путе-
312
шествие. В группу вошли мои старинные друзья, ставшие
уже профессорами, заведующими кафедрами: В. И. Феодо-
сьев, С. И. Боярышенов, Г. Н. Петров. К ним присоедини-
лись два моих знакомых альпиниста и горнолыжника —
научные работники институтов Академии наукМ. Э. Бриц-
ке и А. С. Констансов — и я.
С солидным запасом продуктов и снаряжения и с еще
большим запасом рыболовецкой снасти и боеприпасов от-
правились из Москвы в Архангельск. Оттуда пароход, иду-
щий в Котлас, должен был доставить нас к месту начала
нашего путешествия.
Старенький колесный пароходик долго плыл вверх про-
тив сильного течения и наконец доставил нас на пристань,
недалеко от Сии. Здесь мы заночевали у бакенщика в ожи-
дании лодок.
После ужина из отличной стерляжьей ухи, которой
угостил нас бакенщик, мы долго сидели на крутом берегу
Северной Двины и любовались, как вечерняя заря сменя-
лась утренней. Бесшумно несла мощный поток река, все
замерло в безветрии, и только звенели комары — первые
отряды наших будущих врагов. Но сейчас мы небрежно от-
махивались от них, не придавая назойливому писку серь-
езного значения, не предвидя, еще, сколько мучений до-
ставят нам они в скором времени.
На лодки уложили наш объемистый багаж и тащили
их, как бурлаки, вверх ио течению пять километров, пока
пе вошли в устье Пукшепьги. Река долго петляла по пин
рокой пойме Двины, и деревня все вновь и вновь появля-
лась перед нами.
На просторных полях работали люди. На одном из по-
воротов мы увидели группу женщин, косивших коротки-
ми косами траву. Им явно любопытно было узнать, что за
ipynna па трех лодках идет «на верх», хотелось погово-
рить с приезжими, пошутить над их неприспособлен-
ностью.
— Эй, парень (это относилось ко мне),— задорно крик-
пула женщина,— ты что старика-то па весла посадил, а
сам па руль сел?
Другая добавила:
— Вверх-то не ио стрему на веслах ходят, а по берегу
багром толкаются.
Саша Констансов, рано поседевший брюнет с вьющими-
ся волосами, сидевший на веслах, пе обиделся. Обменива-
ясь шутками и получив добрые советы, мы перестроились:
313

подошли к берегу, где течение было послабее, и продолжа-
ли путь.
По мере того как мы входили в тайгу, берега подня-
лись, деревья стали по обе стороны сплошной стеной, и мы
плыли как будто по своеобразному гидроаэроканалу.
Уже в первую ночь комары дали нам бой. Ночевали на
берегу в палатках, а кое-кто прямо в траве, в спальных
мешках. И тут-то полчища кровососов ринулись на нас:
сидишь у костра — едят нещадно спину. Залезли в спаль-
ные мешки — накидываются па лицо, в палатке стоит
сплошной гул. Всю ночь мы промучились с комарами и
утром поднялись искусанные и совсем разбитые, не отдох-
нув от трудного дневного перехода.
И дальше так продолжалось каждую ночь. Прежде чем
лечь в палатки, мы разжигали в них небольшие, сильно
дымящиеся костерики — это был первый этап борьбы. По-
том, находясь уже в палатках, затыкали стыки входного
полога травой. Потом с фонариком уничтожали оставше-
гося врага, наконец, улегшись в мешки и погасив свет,
выставляли голые руки и ловили остатки комаров «на
живца», хлопая ладонями впивавшихся в руку насекомых.
После всех этих мероприятий засыпали как убитые, по
спали не долго: к рассвету палатка вновь наполнялась ко-
марами, и мы в отчаяние сделали единственный, казалось
нам, возможный вывод, что комары способны диффунди-
ровать через прорезиненную материю. Спокойно спали мы
только тогда, когда ночевали в старых охотничьих или по-
строенных для косарей избушках, поэтому и стали прино-
равливать свои переходы к их расположению.
Прежде чем заночевать в такой избушке, ее протапли-
вали с закрытыми дверями и заткнутым сеном дымовым
окошком «по-черному». Хотя потом и сильно попахивает
дымком в такой избушке и щиплет глаза, но отдыхать от-
лично: и тепло и спокойно.
Я полюбил в своих блужданиях по тайге и летом, и вес-
ной, и зимой эти милые уютные избушки, укрывающие от
всех бед. Построены они очень расчетливо, место выбрано
пе случайпо: не только в удобном, но и красивом уголке.
В них как бы проявился характер строителя: одни избуш-
ки стоят на открытых, веселых местах, другие — молчали-
вые, порой печальные, в густых угрюмых ельниках.
Просыпались в таких избушках бодрыми, отдохнувши-
ми, и ни один комар не зудел назойливо над ухом. Много
теперь придумано людьми средств против комаров и гнуса,
314
но все же им трудно состязаться с изобретением таежных
охотников.
Рыба водилась в реке в изобилии: щука, окунь, соро-
га — плотва, а в верховьях реки красавец хариус. Щук и
окуней можно было поймать сколько хочешь. Первое вре-
мя мы слишком увлекались, и рыбу некуда было девать.
Позже стали ловить «по потребности». Подходим к месту
стоянки — сидящие на корме с рулевым веслом опускают
за борт «дорожки», взяв лесу по местному способу в зубы,
так как руки заняты веслами. Не проходит и нескольких
минут, как чувствуешь рывок и на ходу, оставив пока ру-
левое весло, тянешь либо красивую, темную, в пятнах щу-
ку, или краспоперого полосатого окуня. Окунь в килограмм
был не редкостью, щука — один-два килограмма, а порой
схватит десятикилограммовая рыбина — только береги гу-
бы и пальцы от пореза лесой.
Как мы только пе приготовляли рыбу: и уха тройного
навара, и жареная рыба, отварная и маринованная, горя-
чего копчения и запеченная в глипе на костре, вяленая,
жареная на шомполах, она пе сходила с нашего стола.
Кое-кто начинал роптать, но для меня рыбное меню было
сплошным удовольствием.
С дичью дело обстояло хуже, хотя редок был день, ког-
да и она не украшала наш походный стол. Бывавшие здесь
говорили, как обычно: «А вот в прошлом году...» — и уте-
шали, что птица из-за поздней весны «еще не стала па
крыло». Но дело было все же не в этом. Длинный турист-
ский маршрут не совмещается с хорошей охотой, которая
требует более обстоятельного ознакомления с местностью,
выбора места, где держится дичь. Стреляли мы рябчиков,
случайно взлетевших из прибрежных ельников, или про-
летавших вдоль реки уток. Выпугивали па привалах стаи
глухарей, из которых порой удавалось добыть по одной-
две крупных птицы.
Как-то поднявшись раньше всех на рассвете, чтобы по-
охотиться до начала дневного перехода, я вышел из избы и
увидел на ближайшей поляне вдоль реки стаю пасущихся
глухарей. Опи были так крупны, что показались мне вна-
чале стадом баранов. Осторожно подплыл я к этой поляне,
укрываясь от глухарей под крутым берегом, вышел из
лодки, осторожно подполз к перегибу рельефа и заглянул
па поляну: она была пуста, и только примятая трава по-
казывала, куда ушла стая. Огибая поляну, чтобы пе спуг-
нуть стаю, я зашел в смешанный сосново-еловый лес и
315
замер," надеясь обнаружить глухарей. Чувствую, что они
где-то здесь, рядом, в траве, и все же растерялся от не-
ожиданности, когда стая разом поднялась. Шум был очень
силен, как будто взлетал вертолет. Огромные птицы подни-
мались со всех сторон и скрывались среди сосен й елей.
Я даже не успел выстрелить. Было очень досадно, но вы-
ручил мепя молодой петух глухарь, севший неподалеку на
сук сосны па расстоянии выстрела. Он и стал моей добы-
чей. Искусно зажаренный после непродолжительного, пя-
тиминутного, для сочности, отваривания в большой каст-
рюле с достаточным количеством масла, он был очень
кстати.
Видели мы па рассвете на берегах лосей — быков-оди-
ночек и целые семейства.
Как-то перевезли, как дед Мазай, зайцев с островов па
берег: их застигло весеннее наводнение, и они остались
здесь жить до первого льда.
Пытались подкараулить медведей, следов которых бы-
ло кругом достаточно, по хитрого зверя по так-то легко
взять. Встретился случайпо с огромной медведицей только
Копстансов, но в невыгодных для него условиях; разо-
шлись они мирно. Чтобы застать медведя на берегу реки,
мы поднялись однажды с Феодосьевым, это было уже на
притоке Пукшеньги — реке Светлуге, вверх еще засветло.
Как только начало смеркаться, стали спускаться вниз по
течению. Я сидел на посу лодки с ружьем наготове, Фео-
досией на корме бесшумно управлял свободным движени-
ем. В это время всякий зверь выходит к воде, но медведь
так и не попался. Вернулись мы без трофеев, но отнюдь
не жалели о потерянном времени. Спуск по течению в пол-
ном безмолвии был похож на какой-то фантастический по-
лет, совершаемый с необыкновенной легкостью. Яркая
луна к середине пути освещала серебристую лепту реки,
по которой мы скользили. Замерли сосны вокруг, полосы
легкого тумана порой пересекали нам путь, и мы бесшум-
но пронизывали его влажную полупрозрачную мякоть.
Когда подплывали к месту стоянки, показался огонек и
мы услышали какую-то нарочито разбойничью песню. От
сочетания необычного пейзажа с этой песней и огоньком
обстановка показалась нам совсем сказочной. Вскоре и мы
присоединились к нашей компании. Вдруг кто-то из вы-
шедших из избы громко закричал: «Выходите, выходите
скорей, с небом что-то случилось!» Мы выбежали. Дейст-
вительно, по небу метались зеленоватые полосы северного
316
сияния. И это в конце августа! Явление не часто наблю-
даемое. Оторваться от этого зрелища было невозможно, мы
стояли, пока сияние не прекратилось и, совсем продрог-
шие, вернулись в избу: ночи стали уже очень холодными.
От устья Светлугп группа ваша разделилась: часть ее
пошла но этой реке до озера Чавкуль, я же с Брицке и
Констансовым пошел к Шайским озерам, из которых вы-
падала Пукшеньга.
Протоки меж озер буквально кишели рыбой. Огромные
щуки бросались на блесну, едва мы ее выпускали за борт
лодки, но, заметив нас, они останавливались и следили за
лодкой неподвижными глазами. Пробираясь по варосшим
камышом озерам и протокам, мы добрались до последнего,
самого большого, и остановились ночевать на сухом остро-
ве, поросшем высокими красивыми соснами: берега озера
поблизости были сильно заболочены. Лодку подняли вы-
соко на берег и надежно закрепили.	,
Утром густой туман накрыл озеро, и солнце долго не
могло пробиться через его плотную пелену. Мы завтрака-
ли у костра, как всегда отбиваясь от комаров, к которым
мы уже как-то привыкли. Я пошел к берегу, чтобы принес-
ти воды. В этот момент солнце, нагрев землю и воздух,
приподняло туман, местами стало видно озеро и его берега.
Неясные очертания, блики на поверхности воды предста-
вили все каким-то нереальным, воздушным, будто вися-
щим в пространстве. И вдруг в одном месте, где яркий
солнечный луч осветил кусок берега, в камышах я увидел
долбленый челн и в нем человека в теплой куртке с остро-
верхим, как у Робинзона Крузо, капюшоном. Хотя до че-
ловека было 700—800 метров и туман скрадывал детали,
видно было, что он ловит на удочки рыбу. Я побежал со-
общить о нем товарищам, и мы тут же верпулись на берег.
Но увы, завеса тумана опять опустилась на озеро, а когда
ова минуты через три вновь поднялась, челна ужо не ока-
залось, будто и он улетел вместе с туманом. Товарищи
решили, что я либо разыгрываю их, или мне челн пока-
зался спросонья. По я-то его все же... кажется, видел,
мелькало у меня в голове. Кажется... Что за чертовщина?
После завтрака быстро свернули лагерь и отправились
дальше: мы намеревались обойти все озеро и, если пе най-
дем избушки, вернуться на остров и пожить здесь дня три,
отдохнуть, поохотиться, половить рыбу и затем отпра-
виться в обратный путь.
Судя по карте, мы уже подходили к иротивоположно-
317
му краю озера, где был отмечен «волок», пройдя по которо-
му и перетащив лодки посуху можно было попасть в бас-
сейн другой реки. Заболоченной оказалась большая часть
берега озера, и мы уже собирались возвращаться к остро-
ву, когда вдруг, в небольшом заливчике, укрытом от всех
ветров, на высоком сухом берегу увидели избушку, а у бе-
рега в камышах, недалеко от нее... челн. Я торжествовал,
так как челн все же оказался существующей действитель-
ностью.
Подплыли к челну. В нем лежали удочки, а на борту
блестела чешуя рыбы. Поднялись по тропинке к избушке.
Тишина. Дверь закрыта па крючок с внутренней стороны.
Постучались осторожно, ждем. В избушке кто-то негромко
завозился, раздались неторопливые шаги, и в прорез ще-
ли мы увидели старческую, узловатую, загорелую руку.
Рука была большая и добрая, рука видавшего виды, много
ноработавшего человека. Дверь медленно, со скрипом от-
ворилась, и мы увидели хозяина — деда Василия. Он был
невысок ростом, но подтянут и крепко сложен. Лицо зарос-
ло густой бородой. Ничуть не поредевшие волосы сбились
во сне на одну сторону и придавали ему молодцеватый
вид. Он спокойно и сдержанно улыбался, а глаза смотрели
на нас добро и с хитрецой:
— Заходите, гости, давно жду вас.
— Да откуда же ты, дедушка, знаешь, что мы приплы-
вем к тебе? Писем-то мы пе писали и телеграмм пе дава-
ли?— пошутили мы.
— Уже несколько дней по реке пальба идет. Так наши
пе стреляют, не охотятся. Эдак без порток останешься.
А вчера вечером и сей день утром слышу на озере котелка-
ми гремят. Ну, думаю, прибыли, скоро зайдут,— и повел
нас в избу.
Убранство избы было просто, удобно, добротно и по-
своему красиво. Печь с подобием камина, лежанка недале-
ко от нее, покрытая лосипой и медвежьей шкурой, низкий
столик, красивый пенек вместо стула, крепкая самодель-
ная табуретка и короткая скамья. В избе пахло смолой,
еловым лапником и рыбой, которая была в бочке в сенях,
висела вяленая и лежала сушеная на печке. Невысокая,
но какая-то светлая внутри, изба стояла на красивом при-
горке, и вид с ее крыльца на озеро был замечательным.
Одним словом, оптимистической была эта избушка.
Пока мы знакомились за столом, закусывая вареной,
чуть присоленной рыбой и попивая чай, начал угасать ого-
318
лек в камине. Кто-то из нас хотел принести дров, но дед
остановил и сказал, что ему надо пойти самому. Вернулсй
он не еразу, и мы вышли из избы, чтобы все же помочь
ему, и увидели такую картину: положив на плечо толстое
бревно, метров в 6 длины, дед бодро поднимался на приго-
рок к избушке... А было ему 86 лет!
Жили мы у деда Василия Степановича три дня и на-
слушались рассказов о его жизни, об охоте и рыбной ловле
столько, что хватит вспоминать на всю жизнь. Старуха
его, жена, живет в Пукшепьге, дети — в разных местах.
Один — майор Советской Армии.
— А что же ты тут один живешь, дедушка?— спроси-
ли мы.
— Больно воздух тут хорош, ребята, да тихо. Звал
жену — не хочет: любит кино смотреть. А я коль захочу
кино, и зимой приду в деревню, а больше люблю в лесу
жить. Но в год раза два бываю на Большой реке: иль на
челне спущусь да обратно шестом вытолкаю, или зимой на
лыжонках по сузему, лесом. По реке-то сто пятьдесят
верст, а напрямик-то и семидесяти не будет. Не для про-
мысла я здесь живу, а для удовольствия на старости. При-
ду в деревню, принесу гостинцев: рыбешки, ягод, грибов,
дичины; возьму соли, чая, да сахар, да муки и опять
сюда. Больно воздух-то тут хорош и видимость приятная.
— Ну, а как с охотой, дедушка?
— Всего здесь в достатке. Вот, бывало, белку промыш-
лял, а теперь глаза ослабли малость, не вижу ее в ветках,
а медведушку беру, беру. Вот сей год долго бродил один
матерый, никак- пе мог найти место для берлоги. Потом
лег, но уследил я его. Когда хорошо заснул, пошел я с со-
бакой, пропала она теперь, стал перед «зёвом», один-то
патрон в ружьишко заложил, другой в рот взял — зверь-то
был матерый. Пустил я пса, а медведь-то как выкатит да
и задавил его сразу и на меня. Ну, я его и стрельнул с
первого насмерть. Мяса много, на всю зиму было, да в де-
ревню засолил, а на шкуре вон сплю, смотри, какой здо-
ровый,— и он указал рукой на лоснящуюся густым, бурым
волосом шкуру громадного зверя.
— А дичину стреляешь, дедушка?
— Кто ж дичину стреляет? Патрон на зверя да белку
беречь надо. Когда надо, силком да петлей беру.
Тут я вспомнил о странных удочках, которые заметил
в сенях избушки: на конце орехового хлыста была при-
креплена «удавка» из конского волоса.
319
- Л Л
На следующий день он продемонстрировал нам и охо-
ту с «удочкой». Мы шли по ельнику у ручья, довольно час-
то вьшугивая выводки рябчиков. Искусно поманив в ма-
нок из заячьей кости, он подзывал к себе любопытного мо-
лодого рябчика и, спокойно накидывая па шею петлю,
стаскивал его с сучка.
Рассказал он нам и о других способах охоты на рябчи-
ка зимой. Натыкает он с вечера бутылкой с теплой водой
лунок в снегу, заледенеют их края, и бросит на дно не-
сколько рябипок, а к утру приходит собирать рябчиков.
Проголодавшаяся птица, пытаясь достать рябинку, по-
скользнется и падает головой вниз в лунку, из которой и
не может выбраться, так как края сжали ее крылья. Ут-
ром только и остается, что- вытаскивать за хвосты заморо-
женную добычу. Но, смотри, не задержись со сбором, а то
утащит лиса или куница. Там, где их много, гроздь ряби-
ны помещают па сучке, а на пути к ней с двух сторон стоят
две петли «удавки». И этот способ добычлив. А пушного
ценного зверя в петлю ловят на валежине, лежащей над
незамерзшим быстрым ручьем. Попался зверек в петлю,
сдвинул груз, а он и утащил его «на хранение» под воду
до прихода хозяина.
На степе избушки был прибит кусок ствола небольшой
елочки с длинным суком, напротив конца которого были
засечки, позволяющие фиксировать изменение его положе-
ния. Тогда я пе успел расспросить деда, что это за штука,
а позже, от своего товарища, встречавшего такие устрой-,
ства у других стариков охотников, узнал, что это «бури-
метр». Предсказывают они по нему погоду: поднимется
конец сука кверху — жди пасмурную, влажную погоду,
пойдет сук кпизу — наступит Сухая и ясная погода. Лю-
бопытное свойство подметили охотники еще очень давно у
ели: поднимает она свои «лапы», когда пасмурно, и опус-
кает, когда ясно и сухо. И это свойство сохраняется, когда
дерево уже засохло на корню или было срублено. А дело
оказалось в следующем! ель — дерево, требующее для рос-
та определенной влажности у корней. Вот и прикрывает
она их, создавая тень, чтобы пе испарилась влага из почвы
при ясной погоде. А если влаги достаточно илп излишек,
поднимает она ветки, чтобы усилить вентиляцию, изба-
виться от излишков влаги. А происходят эти перемещения
веток с некоторым упреждением по отношению к измене-
нию погоды.
Хорошо нам жилось у деда Василия в избушке, не хо-
320
телось покидать его.. Вечерами у «камина» мы подолгу си-
дели, слушая его рассказы, и без конца пили чай. Дед, как
все охотники-таежники, очень любил попить крепкого
чайку. Расставаясь, мы оставили ему весь запас, а он снаб-'
дил пас в избытке сухой рыбой, которую я, вспоминая за-
мечательного деда и его избушку, доедал в Москве.
Расстались мы с Василием Степановичем на четвертый
день. Он стоял на крутом берегу у избушки, спокойно и
доброжелательно улыбаясь. И живут вот такие замечатель-
ные старики в тайге, как бы охраняя старые обычаи и зна-
ния, добытые в старину народом, живут как корни русские,
и что ни озеро, то свой дед, и каждый бесконечно интере-
сен по-своему.
Мы думали, что путь вниз по течению будет сплошным .
удовольствием и пройдем мы его быстро. Но оказалось не
так. На длинных, иногда в несколько километров плесах
течение было столь медленным, что все время приходилось
грести, а на порогах хотя и несло быстро, но надо было
зорко смотреть и управлять лодкой, чтобы не сесть на
камень,. так как река сильно обмелела. Сядет лодка но-
сом на камень, и тут же развернет ее по течению. Сядет
кормой — никак не стащить ее с камня, сядет серединой—
развернет боком и вот-вот вывернет нас со всем скарбом
в року.
На плесах один греб, один сидел на корме с рулевым
веслом, а третий отдыхал на носу и гонял одновременно
веткой комаров со спины гребущего. Ему доставалось
на плесах. На порогах основная ответственность за успеш-
ное движение лежала на рулевом. Он указывал гребуще-
му, каким веслом направить лодку в нужную сторону. Уж
если оп сажал лодку на камень, да еще когда приходилось
вылезать всем в воду, а порой и выгребать вверх, чтобы
обойти препятствие, тогда все упреки сыпались на рулево-
го. Оп первым обязан был лезть в воду и один пытаться
столкнуть лодку. Как-то Констансов два раза посадил нас
па камень, и нам пришлось купаться. Не повезло ему и на
третьем пороге. Ему пе хотелось лезть в холодную воду. Оп
надел па одну ногу высокий резиповый сапог (а был он в
одних трусах), перешагнул борт, встал ею па камень, что-
бы облегчить застрявшую кормой лодку, и крикнул Бриц-
ке: «Греби!» Корма приподнялась, течение и Макс сдви-
нули лодку, и она понеслась впиз... А Констансов остался
среди бурного потока на камне на одной ноге с поднятой
высоко второй, босой и мокрыми от брызг, растрепанными
Г1 А. М. Гусев	321
волосами. Положение его было и смешпым, и печальным.
Теперь надо было возвращаться к нему против сильного
течения. Намучились мы за день отчаянно, и Макс реши-
тельно заявил:
— Давай оставим его там. Сам виноват — пусть посто-
ит до завтра...
Наконец мы добрались до деревни Пукшеньги, а отту-
да до ближайшей пристани. На пароходе, плывя к Архан-
гельску, как всегда бывает, вспоминали только хорошее,
забыв о трудностях пути, и мечтали как-нибудь повторить
это путешествие.
Охоту на крупного зверя я начал в горах под Новорос-
сийском с лесником Михаилом Евдокимовичем Плохим.
Я уже рассказывал о нем. G ним я добыл своего первого
кабана.
Норд-ост, который мы изучали, не дул уже неделю, и в
работе был вынужденный перерыв. На рассвете мы вышли
небольшой группой и, свернув с дороги, идущей в Ниберд-
жаевку, углубились в лесистое узкое ущелье. Где-то здесь,
по предположению Миши, любили залегать на дневной
отдых дикие свиньи. Миша шел впереди, изучая следы,
я — за ним. В километре от входа в ущелье наш путь пе-
ресек одиночный след. Это был крупный секач, то есть
взрослый самец-одинец, как называют кабанов, достигших
половозрелого возраста. Они подходят к табунам только в
период гона. Как обычно, Миша погрузил в глубокий след
в снегу руку. Состояние поверхности снега в следе с уче-
том погоды за ночь позволяло ему определить, как давно
прошел здесь зверь. Размеры следа указывали на возраст
зверя, а характер рисунка — его состояние при ходьбе,
скорость движения и в какой-то мере дальнейшие его на-
мерения. Кабан прошел перед самым рассветом, был сыт,
шел не спеша, непуганый и лечь. должен был недалеко
и невысоко на склоне. Проследив за направлением ветра,
Миша указал, на какой стороне склона лежит он, и в ка-
кую сторону будет уходить, если «стронуть» его с лежки.
— Оставайтесь здесь, Михайлович,— услышал я не-
громкий его шепот. Это значило, что зверь пойдет здесь.—
Становитесь вон под тот бук да утопчите лучше снег, что-
бы не поскользнуться при выстреле. Кабан большой, бейте
по лопаткам из нарезного и наверняка, а то, чего доброго,
и на вас двинет.
Оставив меня на месте, Миша повел группу вокруг вер-
шины, чтобы расставить и других стрелков. Сам он, преж
322
де чем войти в «оклад» и направиться к месту лежки, хо-
тел замкнуть круг обхода, посмотреть, нет ли других вход-
ных следов и пе вышел ли из круга след, обнаруженный
нами. Если след вышел — ждать было бы нечего и, при
отсутствии других входных следов, Миша дал бы свисток
в гильзу, означающий отбой охоты. Тогда надо было бы
делать новые обходы, искать новые следы.
Время тянулось медленно. Когда охотятся без гопа шу-
мом или без собак, напряжение ожидания не спадает по-
рой много часов, так как впереди, куда устремлен взор
стрелка, тревожная тишина и неизвестность. Оттуда в лю-
бое мгновение может раздаться характерный хруст веток
под тяжелым копытом, шелест сухой листвы или хрустенье
проламывающейся под ногами зверя корки снега... И этот
момент вдруг настал. Я не верил своим ушам... Шум шагов
приближался, и вот в чащобе с редкими оставшимися на
ветках сухими листьями замелькало черное с сединами
тело кабана. Он не спеша бежал по противоположному
склону ущелья прямо на меня. Шагах в двадцати он по-
вернул по ходу налево, подставив мне свой правый бок.
Он продолжал бежать, спускаясь на дно ущелья и все при-
ближаясь ко мне. Конечно, я волновался — кабан был
большой. Прицелившись ему в лопатку, я выстрелил... Точ-
но собираясь прыгнуть, кабан чуть приподнялся па зад-
них ногах и рухнул всей тяжестью вниз, ломая кусты, вы-
ковыривая комья снега и грунта. Снег, поднятый облаком,
осел, наступила тишина, по зверя я пе видел. А вдруг он
ранен и уходит вниз, как обычно поступают раненые ка-
баны. Надо посмотреть. Я побежал по склону, но плохо
подбитые ботинки скользили на плотном снегу, и я пока-
тился, поднимая вверх свой «тройник», чтобы не набить в
стволы снега. Вдруг прямо перед собой увидел растянув-
шегося на дне ущелья кабана. Я скатился на дно и оста-
новился, сидя боком к огромной седой голове. В метре от
меня лежал педвижно огромный вепрь. Глаза были полу-
закрыты, но тонкий хвост то сжимался, то распрямлялся
от ярости, как пружина. Это был плохой признак. Я по-
вернулся к зверю и, не вставая, выстрелил из гладкого
ствола круглой пулей в лоб... Хвост зверя перестал дви-
гаться, а я вытер пот, выступивший у меня на лбу...
Услышав мой второй выстрел, обеспокоенный Миша
откликнул меня. Вскоре все собрались ко мне. Зверь ока-
зался матерым.
Его голова с огромными клыками висит у меня дома.
ш	323
Другой раз на охоте произошел такой любопытный слу-
чай. Стоял я в «застреле» зимой у перевала, и, слушая, как
покрикивают впизу в ущелье загонщики, ожидал зверя. В
руках наготове «тройник». Неожиданно и как-то без шума
из зарослей показалась крупная свинья. Видимо, почуяв
моего соседа, она остановилась боком ко мне. Я вскинул
ружье, но хорошо, что не выстрелил, так как свинья с не-
вероятной ловкостью попятилась назад, развернулась и
исчезла так быстро, что я наверняка бы промахнулся. Но
след-то ее остался. Известно и мое место. Придет Миша и
сразу все поймет: как я буду оправдываться перед ним, что
упустил такого зверя? Я стоял расстроенный, но вдруг
заметил в зарослях, где скрылась матка, какое-то движе-
ние. Был вечер, солнце ушло за горы, рассмотреть, что
происходит в зарослях, было трудно, но мне показалось,
что там притаилось все стадо. «Стрелять или не стре-
лять?» — стремительно пронеслось в голове, пока я держал
ружье направленным в сторону предполагаемого стада.
Может оказаться, что стрельну впустую и тогда — скан-
дал. Но так можно и прозевать зверя — тогда тоже беда.
Эх, была не была... и грохнул выстрел из нарезного ство-
ла... Храп, хруст сучьев раздался впизу: бросившееся вниз
стадо подняло пад чащей облако снега. Всматриваюсь с
тревогой в заросли и вижу: что-то темное бьется на белом
снегу. «Ну, значит, дело пе так уж плохо»,— думаю я и
перезаряжаю патрон: неизвестно, как пойдут свиньи, если
натолкнуться на загонщиков. Стою, пытаясь уточнить, что
за трофей лежит в кустах, с места не схожу до отбоя, что-
бы не попасть под чужой выстрел. Впизу крпки — ото та-
бун свиней натолкнулся на загонщиков, и вдруг вижу, как
то же самое стадо мчится по глубокому, рыхлому снегу
метрах в 20-ти от меня... И тут случилось непонятное: це-
люсь в матку, жму на спусковой крючок, а курок не спу-
скается. Перевожу гашетку на другой ствол, жму — опять
нет выстрела... Поднимаю с удивлением стволы вверх, жму
крючок опять... выстрел в воздух, а стадо, поднимая вихри
снега, исчезает за деревьями. В «тройнике» запутался в
такой момент, ведь я должен был выбить из стада еще не
менее трех свиней. Позор, позор, что скажет Миша?! Шум
голосов приближался, прозвучал сигнал отбоя, и я, совер-
шенно расстроенный, пошел к зарослям, с тревогой думая,
не убежало ли и мое последнее «спасение». Но каково же
было мое удивление, когда, проникнув в чащу, я обнару-
жил там на снегу двух крупных годовалых поросят с про-
324
стреленными головами. Ну это уже совсем неплохо, и я
попытался не уточнять^ когда подошел Миша с товарища-
ми, как все это получилось. Но оп обошел местность, по-
смотрел следы, и ему все стало ясным:
— Стволов много, а толку мало,— сказал он улыбаясь.
Пришлось рассказать все как было.
Мы стали с Мишей Плохим большими друзьями. Не
раз я приезжал к нему в отпуск в гости, иной раз со всей
семьей. Получив лицензию, мы вновь уходили вдвоем в
лес, в горы па кабанов — такая охота в спортивном отно-
шении более интересна. Поставит он, бывало, меня на хо-
дах зверя и рыщет со своим видавшим виды замечатель-
ным гончим псом Бореем, во многих местах иссеченным
клыками кабанов, вокруг по ущельям, пока не «выставит»
на меня зверя. А тут уж смотри не зевая, чтобы не опозо-
риться перед другом.
Как-то на память о наших совместных охотах я пода-
рил Михаилу Евдокимовичу мой любимый дробовой пяти-
зарядный браунинг, хотя и старенький, но добротный и
приглянувшийся ему, приобретенный мною еще в молодо-
сти в Средней Азии. Оп хорошо послужил мне, хорошо
служит Мише, а главное — очень нравится ему.
Довелось мне охотиться на диких свиней и под Наль-
чиком. Кабаи здесь держится в разных местах: и высоко в
горах па склонах Главного Кавказского хребта (недаром
одна из вершин его и ущелье рядом с ней именуется Доп-
гуз-Орун, что означает — свипое место, свиное стойло), и в
предгорьях, и на равнине, в густых зарослях лесов и ка-
мыша по берегам рек. Но особенно много их в предгорьях.
В лесах здесь изобилие ореха, чинары, фундука, диких
груш, яблок и сочных кореньев, а недалеко па полях и'
картофель и кукуруза, куда они пе прочь похаживать на
беду здешних колхозов.
Должная охрана диких свиней — периодический учет,
ограничение охоты на них и подкормка в трудные неуро-
жайные или особо снежпые и морозные зимы — привела к
стабильности достаточно многочисленного их поголовья.
Основная часть зверя отстреливается спортивными коман-
дами охотников для сдачи государству. Ценное, и очепь
вкусное мясо их идет на продажу, на мяспые фабрики. Бы-
ли случаи, когда мясо диких свиней поставляли по зака-
зу в зарубежные страны и, в частности, во Францию. Бо-
лее того, охотничье хозяйство этих мест ведет отлов диких
свиней для расселения по другим угодьям страны. Звери,
325
отловленные под Нальчиком, отлично прижились, напри-
мер, в угодьях подмосковных охотничьих хозяйств и на-
столько размножились, что и на них оказалось возможным
организовать отстрел.
Здесь, в Нальчике мне посчастливилось познакомиться
со многими интересными людьми, страстными и смелыми
охотниками, в компании с которыми можно было спокой-
но стоять, когда на тебя шел кабан. Постоянными попут-
чиками на охоте были мои старые знакомые братья Зали-
хановы — Хусейн и Михаил.
Охота на диких свиней интересна, не проста и чревата
всякими неожиданностями. Как-то стояли мы в «застре-
ле». Зверя гнали с собаками. Соседом справа от меня был
А. Н. Асланов, соседом слева Н. П. Громов. В утреннем
морозном воздухе лай собак то усиливался, то затихал:
видимо, зверь бежал не напрямик, а может быть, оттого,
что гоп шел на неровной, пересеченной ущельями и бал-
ками местности.
Судя по лаю, собаки гнали по следу, пе видя зверя, и
оп, идя значительно впереди их, мог появиться в любую
минуту. Напряжение ожидающих нарастало. Что может
быть на охоте более волнующего, чем эти минуты... Круп-
ный кабан шел прямо на меня, брызжа пеной из клыка-
стой пасти. Но в какой-то момент он резко повернул, ви-
димо, «наветрило» от меня, и ринулся на соседа. Я ие
успел выстрелить: деревья мешали, да и зверь бежал вниз
с большой скоростью. Прозвучал выстрел Асланова. «Раз-
ве попадешь в этот черный метеор, мелькающий среди
толстых, чистых буков»,— подумал я. Однако треск ло-
мающихся кустов под тяжестью продолжающей нестись
по инерции огромной туши и прекратившийся лай пронес-
шихся за зверем собак говорили о том, что выстрел охот-
ника, как всегда, был точен. Не один десяток кабанов был
на его счету. Хаживал он не раз и на медведя. Однажды
раненая им малой пулей огромная медведица встала на
задние лапы и пошла на него. Пришлось почти в упор
разрядить три других ствола его четырехстволки, прежде
чем зверь рухпул у самых ног охотника. Другой мой сосед
больше «тонной» охоты любил караулить зверя на тропе
ночью, послушать, как идет осторожно стадо или кабап-
одинец. Эта охота очень интересна, требует большой вы-
держки, внимания, острого слуха и зрения, меткого глаза.
Много кабанов было па его счету, не один раненый зверь
шел на него, щелкая в ярости челюстями, точно оттачивая
326
бивни о верхние закрученные клыки для смертельного
удара, которым он разрезает пополам неосторожную соба-
ку, пробивает «капкан» — хрящ под кожей у передних
пог, своеобразную броню, предохраняющую жизпенповаж-
ные органы зверя в смертельных схватках с соперниками.
Однажды мы стояли недалеко друг от друга и ждали
зверя. Стадо, а за ним «секач»-кабап выбежали на Петро-
вича. Из стада он свалил крупную свинью, а вторым вы-
стрелом сильно рапил кабана. Стрелял он их «па вскид-
ку», как уток. По правилам охоты кабана пошли «доби-
рать» загонщики с собаками, а стрелки собрались у
распростершейся па снегу свиньи и стояли, обсуждая
события охоты, чуть не касаясь завидного трофея ногами.
И вдруг «мертвая» свинья поднялась и ринулась в кусты,
да так стремительно, что никто и выстрелить не успел.
Однако от зверя далеко пе ушли. Силен и вынослив этот
зверь и при охоте па пего всегда надо помнить это.
Георгий Михайлович Царяпин — директор охотничьего
хозяйства. Он бесконечно любит природу, прекрасно зпает
и понимает лес. В годы Великой Отечественной войны он
командовал партизанским отрядом, действовавшим в этих
местах.
Какого только зверя и птицы пе встретишь в лесах и
горах. Здесь в изобилии обитают различные породы ди-
ких коз, дикая свинья. Немало медведей. В лесах, по скло-
нам гор, бродит хорошо прижившееся здесь и уже доволь-
но большое стадо оленей. Отстрел их категорически за-
прещен, и они, особенно молодняк, не боятся людей.
Едешь па машине по горной дороге, а олени спокойно па-
сутся в лесных зарослях. Молодь, несмотря на предосте-
регающие сигналы взрослых, выбегает из кустов, чтобы
разглядеть получше машину.
Прижились на склонах гор и «беловежские» зубры. Их
завезли 12 голов, а теперь стадо увеличилось до 60, но с
ними падо быть осторожными.
Как-то Георгий Михайлович рассказал, что с одним
зубром случилось что-то неладное: он нападал на пастухов,
убил одного быка и две коровы. Я спросил его: а как же
быть, если он выйдет на охотника?
— Как быть, Александр Михайлович? — сказал оп.—
На ветку. Пока стрелять их рано. На ветку, на ветку.
«На ветку» — это способ спасения, который хочешь пе
хочешь, а порой приходится применять и при охоте на
кабана. Мне этого делать не приходилось, но все же,
327
когда выбираешь место для ожидания зверя, утаптываешь
'землю или снег, на всякий случай оглядываешь ближай-
шие деревья и становишься поближе к тем, у которых
сучья ниже. В одной из наших охот, когда мы после отбоя
шли и «снимали номера», один из охотников был обнару-
жен на дереве, так как ружье его дало осечку, когда под-
раненный кем-то кабан пошел на него.
Но однажды и я пожалел, что поблизости не было
дерева. Охотились мы как-то в ущелье по пути к Эльбрусу
с директором лесхоза Михаилом Александровичем Панчен-
ко, живущим в Русском Баксане, под Нальчиком. Оп от-
лично знает лес, повадки его обитателей он изучил в со-
вершенстве и может без ошибки сказать, где и когда будет
пастись и отдыхать зверь: на «пригреве», в «захолоди» и
куда пойдет оп в загоне.
Группа наша была не многочисленной. Стрелков рас-
ставили по дну узкого ущелья, вдоль берега реки. Один с
хорошей гончей зверовой собакой должен был гнать зверя
с противоположного склона. Я слышал лай, но не видел,
как прошли зверь и собака в лесу на противоположном бе-
регу. Зверь перемахнул через реку правее меня, там его
тоже проглядели, и выстрелы по нему прозвучали, когда
он стал уходить вверх по крутому склону нашей стороны
ущелья. Казалось, охота закончилась без результатов, н я
ждал, повесив ружье на плечо, сигнала отбоя. Неожиданно
на склоне пашей стороны раздался близкий, совсем близ-
кий лай собаки. Она бежала по очень крутому склону от-
весно прямо на меня, и я увидел уже па дне ущелья в 10—
15 метрах от себя крупного кабана. Он стремительно летел,
ничего не видя, прямо на меня. Стрелять стоя нельзя, так
как в случае промаха убьешь настигающую зверя собаку,
да при такой скорости и близком растоянии и промахнуть-
ся пе мудрено. Становлюсь па колено — «прикрываю каба-
ном» собаку и стреляю из нарезного ствола... Осечка! Ка-
бап услышал щелчок курка, почуял совсем близкого врата
и резко остановился в 3—4 шагах от меня. Ноги его будто
забуксовали по твердому грунту. Оп смотрел на мепя с
яростью узкими, белесыми глазами, пасть была раскрыта,
и с больших клыков капала на землю пена слюны... Пере-
водить курок на верхний правый гладкий ствол, где у меня
лежала круглая пуля, было некогда. В левом стволе, из ко-
торого я мог выстрелить мгновенно, был заряд картечи.
Ждать было невозможно, и я выстрелил кабану в грудь...
Некоторое время он стоял неподвижно, это было страшно,
‘328
потом шагнул на меня и повалился на бок, попытавшись
тут же встать. Вскочив с колена, я добил его круглой пу-
лей. Трофей был хороший. Сейчас чучело этого кабана
стоит в охотничьем домике в Баксанском ущелье.
Много у Георгия Михайловича было серьезных встреч
с кабапами и медведями, не одну собаку «зарубили» на его
глазах свирепые кабаны, трудно подсчитать его трофеи.
Но всегда на охоте он старался уступить хорошее место
другим, его радовали их охотничьи успехи. Прекрасный
хозяин леса, он сразу прекращал охоту, если план ее йа-
чинал «перевыполняться».
Хусеип Валиханов, почти всегда бывавший с нами на
охоте, отличался чрезвычайным умением выбирать место,
он будто бы знал, где пойдут кабаны. На зависть другим
ему приходилось стрелять очень часто. Однажды он выбил;
из одного стада тремя выстрелами свинью и трех поросят.
Михаил Залиханов тоже нередко бывал с нами па кабаньей
охоте, стрелял он отлично, но этого зверя презирал и счи-
тал для себя достойным трофеем только тура. Охота на
туров трудна. Надо знать все повадки этого обитателя гор,
уметь ходить ио крутым, травянистым склонам, осыпям,
скалам. Быть выносливым и стрелять по-снайперски на
большие дистанции. Всеми этими качествами Миша Зали-
хапов владел в совершенстве. Не раз и мие приходилось
ходить с ним на туров.
Однажды мы получили лицензию на отстрел туров и
отправились за ними в одно из красивейших мест Кабар-
дино-Балкарии — Чегемское ущелье. Был конец сентября,
и склоны гор украсил желто-красный наряд леса, плавно
переходящий сверху вниз в еще зеленый цвет у их подно-
жий. А вершины гор и гребни уже посеребрила первая се-
дина свежего снега. Все сезоны хороши в горах, но первый
осенний месяц по краскам и по особой тишине в будто ус-
тавшей за лето природе необыкновенный. Спежные вер-
шины и весь массив Главного Кавказского хребта видны
из Нальчика через пелену тонкой дымки, отчего очерта-
ния их становятся размытыми, а вид мепее грозный.
Машина быстро, я бы сказал, досадно быстро, неслась
по извилистой дороге ущелья, перепрыгивающей по узким
мостам через бурпый, по особенно чистый в это время по-
ток Чегема, изобилующий форелью.
В Верхнем Чегеме нас встретили родственники Зали-
хапова. Благоустроенные дома селения заставили меня
вспомпить те времена, когда я в 1932 г. побывал здесь по
329
пути на перевал Твибер. Какой контраст по сравнению с
убогим видом селения тех времен. Но почти у каждого но-
вого дома сохранилась старая сакля с ее традиционным
очагом посредине помещения, металлическими подвесками
для приготовления пищи, щипцами для регулирования
огня в очаге и другими хозяйственными атрибутами.
Гостей принимают именно в этих саклях. До чего же
приятно посидеть за низеньким столом у уютно горящего
очага, отведать местные национальные блюда: традицион-
ного шашлыка из молодого барашка, бараньих внутрен-
ностей, желудка, приготовленных в виде колбас, пачинеп-
ных жиром и ливером, вареной душистой баранины с мест-
ной картошкой, по вкусу пе сравнимой ни с каким другим
картофелем, который где-либо приходилось мне есть, кар-
тофельных лепешек с брынзой, облитых маслом, чуреков
и ко всему этому особой приправы туз — толчепого чес-
нока с солью, с наваристым бульоном и айраном. А айрап!..
Трудно подыскать этому местному квашеному молоку со-
перника по вкусу среди других вариантов его приготовле-
ния. А едали ли вы шашлык из чуть-чуть подвяленного
мяса барана? Это — неповторимое блюдо!
Потом мы поднялись еще выше по дороге и обоснова-
лись в ущелье Башиль, что ответвляется вправо последним
по пути к Твиберскому перевалу, рядом с палаточным
лагерем экспедиции, изучавшей здесь снежный покров вы-
сокогорья.
День отдыхали, чтобы акклиматизироваться. Высота
здесь уже порядочная, а идти предстояло еще выше.
Чтобы проще было выбирать путь по склонам, выехали
верхом, ночью, когда над горами поднялась яркая луна.
Зону альпийских лугов надо было пройти в темноте, оста-
вить там лошадей, а потом по осыпям и скалам подняться
и залечь в местах, где пойдут туры после ночной кормежки
на отдых к снегам в скалы.
Сытые, отдохнувшие лошади легко брали даже очень
крутые подъемы. Седокам, чтобы не съехать назад с седла,
приходилось вставать на стремена и наклоняться вплот-
ную к шее лошади. Срывались в тишине камни из-под ко-
пыт лошадей, позвякивали стремена, фыркали и похрапы-
вали кони.
Лошадь осторожно, но уверенно поднималась по едва
заметной тропе. Поводья почти совсем не натянуты: не на-
до мешать ей — опа лучше выберет дорогу и без участия
седока. Только горные лошади обладают этим удивитель-
330
ным чутьем, и их, казалось бы, грубые, нечувствительные
копыта буквально изучают каждую мельчайшую складку
рельефа и надежно ступают по неровной поверхности.
Пусти сюда лошадь долины, и пропала бы она на этих
километровых кручах, а эта идет и голову не повернет
в сторону страшных обрывов. Но ноги вынуты из стремян
на случай все же возможного падения.
В какой-то момент, когда луна зашла за горы, а восток
еще не посерел, наступила тьма, и мы спешились, чтобы
дать немного отдохнуть лошадям.
К громоздящимся над нами уже недалеким скалам
шел травянистый склон, усеянный темными пятнами,
казавшимися камнями в неверном еще свете. Но пятна
меняют положение! Что за чудо? Да, смещаются по скло-
ну! «Туры»,— шепчет мпе Миша. Сверху, со склона, раз-
дался своеобразный тревожный свист: это вожак-козел
призывал стадо к осторожности, оно медленно стало под-
ниматься вверх, и скоро «камни» растворились во мраке.
Надо было спешить и вовремя укрыться в скалах —
если туры обнаружат нас на склоне, пропадет вся охота.
По крутому гребню поднялись в лощину у подножия скал
и здесь оставили лошадей отдыхать до середины дня. Остал-
ся с ними и один наш товарищ из селения.
Метров 200—300 надо было еще подняться по верти-
кали и пройти 1—2 километра до проходов в скалах, где
должны были утром подниматься туры.
Когда вершины гор начали окрашиваться красками
утренней зари и тьма поползла в ущелья, мы залегли
в скалах. Приятно было после длительного перехода немно-
ю вздремнуть. Но на близких вершинах заалел снег в лу-
чах восходящего солнца и с минуту на минуту могли пойти
туры.
Разглядывая в оптический прицел склоны, я обнаружил
выше себя и далеко в стороне большое стадо туров. Что-то
высоко они находились в такое раннее время. Уж не то ли
это стадо, па которое мы натолкнулись ночью? Не спугну-
ли ли мы и другие стада во время движения?
Тревога моя была преждевременной: снизу по склону
вверх медленно шло другое стадо. Туры шли туда, где
лежал в скалах Михаил, и мне пока оставалось быть
наблюдателем. Шли чрезвычайно осторожно: впереди ко-
зел-вожак, сзади метрах в ста стадо. Остановится вожак,
тщательно изучая местность впереди, и замрет, затаится
стадо. Пять, десять минут, а то и совсем долго стоит не
331
шелохнувшись вожак. Пройдет метров 200—300 по ровному
Уклону1 или дойдет до поворота, изгиба рельефа и опять
замрет, изучая путь впереди себя. Л заподозрит что-нибудь
самец и поведет все стадо в другую сторону.
Раз пять останавливалось стадо, пока не подошло на
выстрел к Мише. Он совсем исчез в скалах. Ожидание
было долгим, я лежал и дрожал от холода да, наверное, и
от напряжения. Вдруг грохнул выстрел. Козел упал —
Миша не стрелял зря. Туры без вожака бросились на про-
рыв вверх.
Отражаясь от склона к склону, от вершины к вершпне,
от скалы к скале, затихло, многократно повторившись и
дробясь, эхо выстрела, и снова тишипа овладела горами.
Вдруг справа от меня послышался шум падающей чере-
пицы... Под скалами, по тропинке на уровне со мной, шло
семь туров. Круглой пулей по турам лучше не стрелять,
здесь требуется точный выстрел. Выстрелил из нарезного
ствола... круппое животное рухнуло с тропинки па осыпь
и осталось недвижным, остальные бросились бежать назад.
Раздаются выстрелы и в других местах. Уже день
наступил, а туры все идут и идут с пастбищ. Сколько же
их здесь? За время охоты я видел 12 стад численностью
от 7 до 35 животпых, и это на одном склоне ущелья.
Видимо, тропа, по которой подошло ко мне первое
стадо, была излюбленной у туров, так как через некоторое
время они там опять показались. Я ждал, чтобы сделать
два выстрела, но туры вдруг резко повернули и, ловко
прыгая по крутым скалам, стали уходить в незамеченный
мною проход. Досадуя па себя, я следил, как последняя
коза, совершая удивительные прыжки, скрылась в скалах,
но тут надо мной под углом 70—80 градусов па скале
появились два животных. До ближайшего было метров
300—350. Раздумывать было некогда. «Посадив» цель
точно па «колок» прицела, так как при таком угле пуля
летит практически по прямой линии, выстрелил. Трофей
свалился к ногам. Вторая коза исчезла, другие по появля-
лись, видимо, узкий кулуар, куда они ринулись, почуяв
меня, уводил их скрытно в верхнюю часть скал, а два жи-
вотных выскочили на край кулуара случайно.
Норма отстрела была почти выполнена, и мы, взвалив
на себя тяжелые туши, стали спускаться вниз к лошадям.
Только когда начало смеркаться, мы достигли дна
ущелья и в полной темноте пришли, очень уставшие,
в лагерь. Но нас ждали друзья. Запылал огонь костра,
332
и скоро стакан вина, шашлык из турьей печени и самый
крепкий из всех, которые я только пил, Чегемский нарзан
восстановили силы.
Я пи разу пе встречался в лесу с медведем, хотя й
многократно караулил его «па овсе», на лесных тропах
у «привады». Несколько раз, стоя в застреле, я слышал,
что ко мне подошел и остановился в зарослях косолапый.
По каждый раз, почуяв меня, он уходил. Однажды мед-
ведь, невидимый в кустах, стоял совсем рядом — я слышал
его тяжелое, после гопа, дыхание. Налетев на пего, шед-
шая по следу собака жалобно завизжала от испуга, чуть
не попав в его лапы. Яростно заревел он и бросился
бежать, ломая кустарник. Я пошел на место столкновения
его с собакой и на влажной земле увидел следы размером
в суповую тарелку, обрамленные прорезями от огромных
когтей. Сколько раз я оставался один на ночь на глухари-
ном току, сколько раз слушал в тревоге, сидя со взведен-
ными курками, как бродил вокруг меня косолапый,
а утром на снегу или па примороженном моховом болоте
я видел следы подходившего совсем близко к месту моего
ночлега зверя.
Однажды весной па берегу разлива среди елок
я обнаружил свежий след крупной медведицы. Рядом был
виден отпечаток следа медвежонка. Я пошел, осторожно
по следу, который завел меня в густой ельник. В какой-то
момопт мне стало казаться, что за мной кто-то следит.
Вспомнил я случай, происшедший с моим другом Вадимом
Гипенрайтером, заядлым охотником. Подранеппый им
медведь, заведя его по следу в чащу, залег в засаду,
пропустил и напал сзади. И только самообладание, сме-
лость, недюжинная сила и опыт Вадима позволили ему
все же одолеть зверя.
Вспомнил я этот случай, и стало мне как-то жарко.
Я стоял, затаив дыхание, пытаясь понять, где, откуда может
грозить мне опасность. Раздался слабый, как бы мяукаю-
щий звук, за ним сердито-нежное урчание, и зашумели
елки, раздвигаемые огромным телом. И опять я не увидел
медведицу. Только минут пять спустя я рискнул вновь
пойти по следу. Открытую полянку медведица перемах-
нула двумя крупными прыжками, за ней семенил медве-
жонок. Дальше следы уходили в такую чащу, что я не
рискпул в одиночестве преследовать медведицу.
333
Охота на медведя опаснее, чем охота на кабана. Кабап
тоже свирепый зверь, но он, так сказать, «прямолинейнее»
и в гневе идет напрямик, в открытую. Медведь — умный,
хитрый и коварный зверь. От пего жди да жди всяких
неприятностей. Меня всегда поражала смелость охотников,
хаживавших па медведя в берлоге с рогатиной. Так и пе
встретился я пока с медведем в лесу. Кому-то из пас
«везет».
Дважды я ходил в Арктике на белого медведя, но теперь
это не охота, а скорее побоище, и хорошо сделали, что охоту
на этих белых красавцев категорически запретили.
Охота на лосей меня по увлекла. В условиях Москов-
ской области, где их довольно много, это нередко организо-
ванный отстрел почти заранее выбранного зверя.
Мечтаю побывать на «зеленых холмах» Африки, в кра-
тере «Нгоро-нгоро», в заповеднике «Серенгети», чтобы
посмотреть па уникальный и все еще, к счастью, много-
численный животный мир этих мест, заботливо охра-
няемый теперь человеком.
Порле продолжительных океанских экспедиций и осо-
бенно после пребывания в Антарктиде отдыхать хотелось
среди зелени лугов и лесов, на тихих реках и глади вод
озерных. Так и появились у меня два любимейших места
отдыха: на «таежной реке Волопгке в Архангельской об-
ласти и под Москвой на Пестовском водохранилище.
, Путь на Волошку указал мне отличнейший охотник
А. В. Онполовпиков. Попал н туда первый раз, возвра-
щаясь с озера Лача, где мы охотились ранней весной на
лебедей.
В деревне на берегу Волошин жил старый охотник
В. А. Гашошкин. Промысел в этих местах зверя и птицы
оскудел, да и глаза стали подводить старого охотника, но
он не мог расстаться с лесом и рекой. Он-то и показал
Mooxfy знакомому глухариные тока, пригласил в свою
избушку, серьезную избушку, расположенную не па виду,
а метрах в 200 от берега, у края густого ельника, откуда
сразу начиналось моховое болото, ведшее к одному из
оживленнейших глухариных токов. Избушка была какая-то
немного задумчивая, но в то же времн очень приветливая
и удобная. Помню, как мои друзья по охоте в этих местах
G. С. Фонтон и А. В. Опполовников, угадав мои чувства,
прислали с первым кораблем, который пришел за нами
334
в Антарктиду после долгой зимовки, письмо с ее фото-
графией...
Василий Алексеевич был невысоким, сухоньким ста-
ричком, но необыкновенно ловким и выносливым. Во вре-
мя сплава леса он мог спокойно плавать по бурной реке
на вертком, небольшом бревне с веслом в руках. Долбле-
ным челном он управлял в совершенстве и необычайно
красиво. На глухарином току, когда он «подскакивал»
к поющей птице, казалось, что он летит над топкими
кочками мохового болота, чуть касаясь их ногами. Под пес-
ню ему удавалось сделать вдвое больше шагов, чем нам,
а именно в этом беге в значительной мере и кроется успех
охоты на глухаря. По рассказам, ему доводилось выносить
с тока по десятку тяжелых птиц.
К концу охоты он обычно приезжал к нам, чтобы по-
жить вместе в избушке и помочь нам «вытолкнуть» вверх
по течению лодку с нашим имуществом и дичью. «При-
езжал» — слово для этого, пожалуй, не подходящее.
«Сплывал» он к нам на крошечном плотике из двух-трех
бревнышек. В условленное время мы ожидали его появле-
ния из-за поворота реки, и казалось, что он сидит на кро-
шечном чурбаке прямо на воде.
Жил он с нами в избушке, видимо, с величайшим
удовольствием, но на ток не ходил, чтобы не расстраивать-
ся. «На суке-то против зари, может, и увижу глухарика,
а в вершине не разгляжу»,— сокрушался он по поводу
своего сильно ухудшавшегося зрения. Мы просили его,
и он много рассказывал о своих прошлых охотничьих
делах, радовался нашим успехам, давал советы. Он был
энциклопедией таежной охоты.
Много лет почти каждый год приезжали мы в тайгу,
чтобы встретить там весну, отдохнуть после трудной рабо-
чей зимы, посмотреть на немеркнущие зори, попить
березового сока, увидеть, как цветет удивительным сирене-
вым цветом без листьев «волчье лыко», послушать, как
просыпается природа, разливается половодье рек и озер.
Что может быть чудеснее весны на севере? Чем южнее,
тем менее ярка она, меньше контраст перехода от сезона
к сезону. На севере особенно ярко ощущается мощь про-
сыпающейся природы, и как бы проникает в тебя, заря-
жает бодростью и силой для новых трудовых дней. Нет
ничего лучше весны в тайге...
Первое время мы «сплывали» по Волошке на утлых
«долбленках», к которым приходилось по бортам прикреп-
335
лять йо бревну, чтобы они не опрокинулись. Потом завели
себе большую охотничью, разборную, брезентовую лодку
сначала с одним, а потом с двумя моторами «Чайка»,
Позже доставили в деревню, где базировались, дюралюми-
ниевую лодку с мощным мотором «Москва». Это дало нам
возможность расширить паши охотничьи угодья, ходить
вверх по притокам и спокойно подниматься по течению
в самый разгар половодья.
Волнения н сборы начинались задолго: какая будет
весна, разрешат ли в этом году охоту, когда вскроется
река, когда выезжать, чтобы это было и не очень рано
и пе поздно? Я следил за ходом весны, за волной вскрытия
рек по соответствующим сводкам и картам Главного управ-
ления гидрометеорологической службы. Мой попутчик ин-
тересовался этими данными, но у пего была и своя при-
мета. Во дворе дома на Малой Бронной весной из талого
снега в садике образовывалась лужа, и, как только она
начинала высыхать, его уже никакими метеосводками
нельзя было удержать в Москве. Он уезжал на север, а я
догонял его на поезде, на автомашине по разбитой весен-
ней дороге, на плоту или па лодке.
Вот мы в деревне, на берету вздувшейся от весеннего
таяния реки. Все готово к отплытию, и Василий Алек-
сеевич, а позже, когда оп умер, его родственник «дядя
Миша» отталкивает пас от берега па быстрину реки.
Дядя Миша, в прошлом тоже видавший виды охотник,
был невысоким, плотным, крепким старичком с аккурат-
ной седой бородкой, необычайно приветливым, добрым и
располагающим к себе всех человеком. Рассказывать
о своих приключениях оп был великим мастером. Говорил
не спеша и всегда припоминал какую-нибудь веселую
историю, в которой сам обычно играл не последнюю роль.
При рассказе глаза его хитро щурились и поблескивали,
оживленные воспоминаниями. Много услышали мы от него
историй об охоте на Мекеньзевых Горах — видимо, его
любимом в этих краях месте. Особенно мне запомнился
один рассказ.
— Обложили мы большим загоном волков да рысей
в бору: больно много их там развелось. Стою я с ружьиш-
ком на краю овражка, засыпанного глубоким снегом, а
через овражек-то сухая, сукастая сосна, сваленная бурей,
как мост лежит. Тихо в лесу, только мороз в деревьях
трещит, да нет-нет упадет с еловых лап охапка недавно
выпавшего снега, собьет по пути другие и окутает елку
336
пушистым облаком, пока не осядет оно до корней.
Но слышно дятла, не видно белки — попрятались от моро-
за. Давно стою уже, мороз под тулуп и в валенки заби-
рается. Тут мне почудилось, будто собака где-то взвизгнула
и пошла с лаем. Потом гляжу — на бревне рысь стоит,
глаза узкие щурит, воздух пюхает, видно, от мепянавет-
рило. Приложился я и пальнул, а когда дым-то от плохого
пороха отнесло, вижу — пет рыси. Пока я перезаряжал
ружьишко, все тихо было, а когда поднял голову, вижу...
на бревне рысь стоит! Пальнул опять, не поняв в чем
дело. Долго облако дыма в безветрии над оврагом висело,
а когда сошло, увидел я... на бревне рысь стоит. Руки стали
что-то плохо работать. «Отче наш...» — прошептал, пока
заряжал, и опять стрельнул. Стрельнул и боюсь смотреть,
как облако дыма уходит. Лес будто замер, на валежине
никого нет. «С нами .крестная сила»,— произнес про себя
и ахнул... по бревну-то рысь тихо идет. Перекрестился
и опять пальнул. Ну, думаю, если что, так теперь побегу.
Осел дым — никого. Стою и дрожу — пе то от мороза, не то
от страха, а сам глаза то открою, то закрою да рукой себя
пробую — может, сплю. Тут громче залаяли собаки, стало
слышно, как бегут, видно, по следу. Вот первая сунулась
в овраг и замолкла, только урчит зло на кого-то. Осмелел
и я, подошел к оврагу, чтобы дно увидать. А там в снегу...
четыре рыси лежат, а меж ними собаки лазают... Как сел
я тут на сушину, так и сидел, пока мужики но подошли
и де начали ахать...'
Проплываем мимо выстроившихся вдоль берега домов,
сложенных из крупных бревен, и устремляемся в воронку,
образованную под мостом плотами — бонами для сплава
леса.
Мост как рубеж: затихает шум реки, исчезают за высо-
кой насыпью автомобильной- дороги строения деревни.
Впереди широкий поток половодной реки, кругом поля
и леса, окрасившиеся в сиренево-серые весенние тона.
Река песет нас бесшумно в объятия тайги.
Тишина и спокойное движение лодки создают впечат-
ление сказочного, парящего полета. Все растворяется в ти-
шине, и тобой овладевает такое ощущение удовлетворен-
ности и покоя, что не хочется ни думать, ни шевелиться,
а только смотреть, смотреть и дышать весенним, с запахом
талого снега, воздухом...
337
Слышно, как свистят и вспархивают рябчики в прибреж-
ном ельнике, вызывая своих соперников на битву; утки
взлетают совсем рядом из затопленных кустов у бере-
га — первая самка, за ней селезень, а под вечер видишь,
как вдоль опушки березняка и осинника «тянет»,
призывно «кхоркая», вальдшнеп. Летите, кричите, свисти-
те! Нам сейчас не до вас — мы отдыхаем...
Лодку бесшумно крутят невидимые водяные вихри, но
мы полностью отдались во власть потока и не управляем
ею — лишь бы донесла река до нашей избушки.
Вот и знакомые большие осины на берегу, а за ними
полянка. От нее ведет к избушке едва заметная тропа.
Сядем на ее порожек в полном блаженстве и сидим молча
с полчаса, а потом проверим наших «домашних» рябчиков.
Они вылетают на манок, как темные молнии, и рассажи-
ваются кто куда, взбудораженные, готовые к бою, удив-
ленные отсутствием соперника. Любят рябцы жить около
ручьев и избушек.
На рябчика весной не охотятся: манок делает его в эту
пору легкой добычей, да и пары, как утверждают биологи,
расстраиваются при этом, уменьшается число выводков.
В натопленной избушке да еще в спальных мешках —>
тепло. Запах свежих еловых «лап», служащих нам матра-
цем, смешанный с запахом дыма, плавающего толстым
слоем у потолка, создают своеобразный «букет». Гаснут
последние угольки в очаге, гаснет, оплывая, огарок свечи,
и мы погружаемся в глубокий, крепкий сон...
Вечерняя и ночная тишина сменилась неповторимыми
звуками просыпающейся весенней тайги. Со всех сторон
несется тетеревиное бормотанье, оно сливается в сплошной
мелодичный гул; кричат журавли на далеком болоте; бел-
ки трещат на ближайших елях, рябчик бегает по крыше
избушки. В маленьком оконце ее видно, как первые лучи
солпца осветили макушки деревьев. А однажды утром
в приоткрытую дверь мы увидели, как идут в ельнике мимо
избушки лоси: крупный бык, лосиха и лосенок. Они по-
стояли напротив пас, разглядывая избушку, и спокойно
пошли дальше.
Первый день не «рабочий» — рано просыпаемся, но
лежим в мешках. Избушка за ночь остыла, а в них тепло,
вылезать не хочется.
Чудесна тетеревиная песнь на рассвете, а когда лежишь
,в шалаше на току и наблюдаешь за весенними боями этих
птиц, то порой забываешь и о выстреле...
.338
Еще темно, чуть-чуть брезжит рассвет, на поляну
с белыми пятнами оставшегося еще снега вдруг садится,
громко хлопая крыльями, крупная птица. Это старый те-
терев-токовик. Не мало боев на его счету, и всегда оп был
победителем. Громкое в морозном воздухе «чу-ффы» и
подскок — ото боевой призыв. Еще, еще раз повторяет
петух свой клич, на поляну слетаются другие петухи, а
на деревьях вокруг пее рассаживаются самки, чтобы по-
наблюдать за интересной картиной боя и выбрать сильней-
шего. Начинается бой. Петухи бормочат, «чуфыкают»,
налетают друг на друга, катаются по поляне в смертельных
схватках. Поле боя покрывается пухом и перьями. Солнце
поднялось пад лесом, отрезвели утомленные боем победи-
тели, и пары разлетаются с поляны.
После дня отдыха в избушке, в течение которого мы
распределяем свои боеприпасы и продукты, приготовляем
оружие и снаряжение, напьемся вволю чая, заваренного
па чистой, но коричневой воде таежных весенних ручьев,
крепостью па «двенадцать баллов», то есть так, что ложку
в кружке не видно, отведаем березового соку, приступаем
к составлению плана охоты.
Здесь дичь разнообразна: глухарь, тетерев, утка, вальд-
шнеп. Иной раз и гуси появятся па разливах при-
токов Волошки. Главное, конечно, глухарь, но и па тетере-
виный ток надо сходить и с «подсадной» уткой посидеть
в тихом заливе, поджидая, когда на ее призывный крик
спикирует и сядет .на воду красавец селезень. Нельзя не
постоять и на вальдшнепиной тяге, посмотреть, как не
спеша, и особенно, когда моросит мелкий дождь, облетает
он опушки, прислушиваясь к голосу самок в кустах. Гово-
рили мпе как-то, что, если вальдшнеп летит далеко, надо
подбросить в воздух шапку. Приняв ее за вспорхнувшую
самку, оп должен подлететь. Испытал я этот прием. Дейст-
вительно, едва шапка упала рядом, вальдшнеп подлетел
и начал опускаться прямо на меня, да так близко, что
и стрелять стало невозможно. Другой раз я подбросил
шапку, когда вальдшнеп, налетевший незаметно сзади,
стал удаляться. Глаза у птицы посажены так, что видят
при полете и назад. Не успел я поднять шапку, как вальд-
шнеп, резко развернувшись, летел уже на меня.
Но главное — это глухари. Охота на них трудная и
серьезная. Токует в этих местах глухарь в «колках» —
на моховом болоте, поросшем редкими, невысокими сосна-
ми. На «острова» — в еловый лес на невысоких подпя-
339
тиях — вылетает редко. Токует, как правило, не на земле
и в вершинах, а «вполдерева» —на длинных сучьях.
Чтобы оценить, в каком состоянии в этом году ток,
сколько на нем собирается глухарей, хорошо сходить
«на подслух». Часть глухарей слетается еще с вечера,,
и вот, расположившись на границе токовища, сидишь на
валежнике и внимательно слушаешь и считаешь, где и
сколько птиц село.
Утром на ток надо прийти до двух часов ночи, когда
еще птицы спят, или позже, когда они «распоются» и бди-
тельность их ослабнет. Можно и ночевать на току.
Я люблю приходить на ток с вечера. Засветло строишь
себе на мокром болоте лежанку из сучьев и еловых лап,
приготавливаешь спальный мешок, чай, чтобы согреться
па ночь. Ночью еще мороз да и снег местами лежит, поэто-
му и в мешке не жарко — спишь," не раздеваясь, только
сапоги снимешь да положишь под голову. Мой попутчик
Александр Викторович в первые годы знакомства не при-
знавал спального мешка. «Это не по-таежному»,—говорил
он. С вечера он валил сухостой и сооружал «падью», перед
огнем которой и вертелся всю ночь с боку на бок. Но потом
оп оценил удобство мешка и к нему добавил гамак. Пове-
сит его между двух сосенок, заберется в мешок и покачи-
вается без всяких забот всю ночь, как в люльке.
Бывает так, что с вечера или на рассвете глухарь сядет
рядом на дерево. Из мешка вылезаешь осторожно, чтобы
пе вспугнуть чуткую птицу. Теперь сиди и слушай, пока
не запоет. И песнь глухаря удивительная, необыкновен-
ная. «Те-те... те-ке» — начинает щелкать глухарь, в про-
межутках медленно поворачивая голову и прислушиваясь.
Все чаще и чаще щелканье, и вот вслед за непрерывной
«дробью» оно переходит в «точение», которое похоже на
часто повторяющиеся в течение нескольких секунд звуки:
ки-чи-ври, ки-чи-ври, ки-чи-ври. В эти секунды глухарь
становится глух и слеп, он весь содрогается, крылья рас-
пущены, вытянутая шея извивается.
Вот тут-то и беги, скачи к глухарю, ломая все на своем
пути, но остерегаясь, лишь бы пробежать максимум рас-
стояния, но так, чтобы, остановившись, услышать конец
песни. Только при этом ты можешь быть уверен, что не
потревожил глухаря. Остановись и жди, не двигаясь,
не моргнув глазом, в какой бы ты неудобной позе не
сказался в этот момент, так как очнувшийся петух зорко
озирает сейчас все кругом, и пускайся снова вскачь только
340
под следующую песню. Вот так и «подскакиваешь» к глу-
харю на выстрел на чистых местах, «прикрывая» впереди-
стоящими соснами его голову, чтобы не видел тебя в пере-
рывах между песнями. И стреляешь под песню: тогда
можно повторить выстрел в случае неудачи, ведь глухарь
в это время не слышит и выстрела. Пока все это происхо-
дит, поднимается солнце, оживает лес, глухарки кругом
кричат, возбуждая еще больше поющих самцов, начинают
звать так нежно, так призывно.
По нескольку штук можно было добыть на току красно-
бровых красавцев, но мы берегли их и токовища. И все же
в иные годы глухарей на токах было мало. Обычно перед
этим во внутренностях птиц мы обнаруживали в большом
количестве паразитов.
Вот так, охотясь и отдыхая в избушках, мы точно
«отходили» от городской неспокойной жизни, от многочис-
ленных дел и забот, постепенно «снималось» утомление,
накопившееся за длительный период напряженной работы.
Первые дни мы ни о чем не думали, кроме наших здешних
дел, все остальное как бы отделилось от нас. Но постепен-
но мысли начинают возвращаться к Москве, домой, к де-
лам. Вот уж приятно подумать, лежа в спальном мешке
или стоя на «тяге», просто во время отдыха па замшелом
пне или на берегу реки о нерешенной задаче исследований
и вдруг понять, что решение ее не так уж безнадежно, как
казалось ранее. Это были первые результаты отдыха. Вос-
станавливался нормальный сон, появлялся волчий аппетит.
Мы забывали о всех недугах, переставали пыхтеть и обли-
ваться потом, пробиваясь через бурелом моховых болот,
ходили по тайге «как лоси».
Если приезжали рано и снег лежал в лесу, а река
стояла, мы оставляли лодки па берегу у кромки взлома,
шли к избушке пешком и в ней ждали вскрытия реки.
В такие вёсны на лыжах можно было уходить далеко,
изучая местность, отыскивая по следам на снегу новые тока.
Каждая весна на Волошке отличалась от другой: по по-
годе, спежному покрову, величине и времени разлива,
количеству дичи, но каждая по-своему была неповторимо
прекрасной. Однажды потепление наступило стремитель-
но, уровень воды поднялся высоко и из-за обилия выпав-
шего за зиму снега держался долго. Елки и березняк
стояли в воде, а яркое солпце и южный теплый ветер
призывали природу к жизни. Набухали на деревьях почки,
на березках появлялись зеленые клейкие листочки разме-
341
ром в пятачок, и тогда только спадала вода. Необычен был
вид березняка с листьями сверху и влажными еще без
почек ветвями от середины до корня.
Когда долго бродишь по тайге, живешь в лесной избуш-
ке — начинает тянуть на простор. В свободное от охоты
и «домашних» забот время мы выходили на берег Волош-
ки смотреть, как песет остаток льда и сплавляемый с вер-
ховий лес ее полный весенний поток, как уходит эта живая
лента воды вдаль, а в ней отражаются сиреневые и тем-
но-зеленые прибрежные леса. Наблюдали, как поднимают-
ся с ее поверхности, заметив пас, стайки гоголей да летят
на север стаи перелетных птиц. А потом переселялись иа
приток Волошки — Большую Норму в «веселую», какую-то
залихватскую избушку, стоящую на большой поляне
крутого поворота реки. Здесь все было вокруг на виду,
а над избушкой летали утки и тянули по вечерам вальд-
шнепы, видимо привлеченные огоньком костра.
Александр Викторович Опполовников, наш «вождь»,
любил эти места с давних пор. Архитектор, кандидат наук,
он специализировался в области деревянного зодчества.
Оп хорошо знает север страны, прекрасный охотник,
беззаветно преданный этому виду спорта. Нам с Сергеем
Сергеевичем Фонтоном — научным работником, также
кандидатом паук — соревноваться с Опполовпиковым в
числе трофеев было трудно. Сергей Сергеевич, побывав-
ший во многих экспедициях, как и мы, не мыслил себе
отдыха без охоты, без избушек, тайги, рек и оэер. Боль-
шой и сильный, как лось, добродушный и покладистый,
оп был постоянным нашим товарищем по охоте. Вот так
сложилась паша «троица», очень разная по характерам,
дополняющая друг друга, объединенная общими интере-
сами и потому прочная.
Как правило, все у нас на охоте проходило благополуч-
но, но однажды со мной стряслась беда. Рубил я дрова ря-
дом с избушкой. Ударил топором по комлю березового
бревна, топорище было короткое, комель с кривыми слоя-
ми, неровный. Откололся край комля, и топор врезался
мне в стопу левой ноги у основания большого пальца.
Кровь хлынула из рассеченного резинового сапога, а когда
я снял его, кость и сухожилие оказались перерубленными.
Наложили жгут. Рапу засыпали стрептоцидом, стопу
крепко забинтовали. Александр Викторович не отходил от
меня, а были мы па охоте вдвоем. Болей особенных не
было, температура не повышалась, но идти нельзя. Когда
342
подживает нога, думал я, тогда на костылях выйду к де-
ревне.
Александр Викторович стал ходить недалеко на охоту,
готовил пищу, кормил меня. На пятый день я уже насту-
пал на пятку, а потом, раззадоренный завидными трофе-
ями товарища, сделал костыли и отправился вместе с ним
на ток.
Мы подошли, когда уже дятлы отбивали по всему лесу
разнотонную дробь по сучкам, точно играли па ксилофоне.
У них нет голоса, и стук по сучкам заменяет им призыв-
ную весеннюю песню. Это мешало услышать глухарей, ме-
шали и молодые, годовалые, еще неполовозрелые глухари
«кряхтупи», сидящие на току и издающие странное не
то карканье, не то кряканье. Они видят охотников и, взле-
тая, тревожат поющих «стариков». Я не мог «подскаки-
вать» с больной ногой и стоял в центре тока, ожидая, что
какой-нибудь петух подсядет на выстрел случайно. Так
и получилось. Но надо было выбрать позицию для стрель-
бы. Выбрал, стрельнул, петух грузно шлепнулся на мокрый
мох, но и я оступился, что-то хрустнуло в больной стопе,
резкая боль, точно от удара, пронзила ее, и я сел па коч-
ку. Долго не затихала боль в ноге, а потом я подобрал глу-
харя, перекинул через плечо на веревке на спину и па
костылях заковылял к избушке.
И опять пришлось лежать. А потом Александр Викто-
рович отдал мне свой большой сапог, чтобы вошла нога
с бинтами.
Долго мы преодолевали отделяющие нас от деревни
15 верст вздувшиеся ручьи приходилось обходить на
костылях по топям и бурелому. В одном месте неширокий,
но глубокий ручей решили переплыть па связанных брев-
нах. Но импровизированный плот наш у противоположно-
го берега развалился, и мы чудом не оказались по горло
в воде со всем грузом и ружьями. Когда мы увидели мост
и дорогу, Александр Викторович побежал в колхоз за
.нгшадью...
После этого я всегда вспоминаю, берясь за топор, кав-
казские, канадские и карпатские топоры лесорубов на
длинных топорищах. С ними такой беды не наживешь,
они всегда в случае неудачи врежутся в землю.
Однажды я проник пешком далеко вверх по течению
Пормы, в незнакомые еще нам места. Александр Викторо-
вич пошел вниз по течению. Меня немного удивили сле-
ды двух резиновых сапог, отпечатанные местами на
343
мокрой глине. В избушке никто не жил, когда мы плы-
ли сюда по реке, тоже никого пе встречали. Выхожу я из-
за поворота реки, осматриваю поляну и, как говорят, кра-
ем глаза — боковым зрением вижу, будто шест какой-то
за прибрежными кустами над невидимой от меня низкой
уже водой взлетел. Наблюдаю из-за елок и вижу: плывут
по реке два илота, загруженные сеном. На одном человек
средних лет лежит, удобно расположившись на сепе, на
другом стоит высокий, статный, крепкий старик с большой
седой бородой с шестом в руках. Стоит, широко расставив
ноги, так и просится па фотографию или па картину.
Спустился к реке, река узкая здесь — плывут совсем
рядом, рассказал, кто я, зачем и откуда приехал. Старик с
помощником оказались жителями Усачева — деревни, что
стоит на берегу Волошин, у устья ее, где она впадает в
Олегу. Пригласил их попить чаю в избушке, да спешили
они засветло до деревни сплыть. Провожал их долго по
берегу, а новый знакомый, в прошлом промысловый охот-
ник, а ныне пенсионер, рассказал мне про тока на Норме
и пригласил в деревню.
Тока, указанные Алексеем Михайловичем Крихоле-
вым, мы пашли, а позже не раз бывали у него в гостях.
Раза два выезжал и он с нами па охоту, показывал новые
тока, любил ходить по тайге, посидеть у костра. Много
рассказывал интересного об охоте в этих местах. Хорошо
он знал тайгу, понимал и любил ее. Интересна была его
речь: неспешная, мудрая, насыщенная самобытными фра-
зами и определениями. Как-то пригласили мы его поохать
с нами, в лесу еще снег лежал, а оп и отвечает: «Рано еще,
в лесу не ножпо. Вот, когда снег сойдет, скакухи заурка-
ют, тогда и глухарь запоет». Много он знал о тайге, ее за-
конах и обитателях.
Однажды я возвращался с тока «пустой». Решил не
идти прямо к избушке, а взял направление на солнце, что-
бы выйти к реке и по берегу вернуться домой.
Иду не спеша, собираю крупную клюкву с замерзших
моховых кочек, наслаждаюсь утром и звуками пробужда-
ющейся тайги. Не заметил, как вышел из болота и, толь-
ко войдя в ельник с остатками снега у корней, понял, что
пересекаю согру — узкую полосу елового леса, тянущегося
обычно недалеко вдоль берега рек. Действительно, скоро
вышел на берег. Тепло, солнечно... До чего же приятно
шлепать в резиновых сапогах но не глубоким лужам на
травянистых полянах, заполненным с упоением «уркаю-
344
щими скакухами». Подошел к остожью у самого берега
реки, постелил сухого сена и сел. Солнце, река, лес стоит
по берегам стеной, по реке, глухо стукаясь друг о друга,
плывут бревна, а на них «катаются» крошенные кулички,
перевозчики, трясогузки... Тишина, благодать... Ночь без
сна и усталость берет свое — голова клонится на грудь, да
и я не борюсь с овладевающим мною сладким сном...
Проснулся я от какого-то шума: трещало что-то и слы-
шался топот... Вижу, на поляну, на той стороне реки, а
ширина ее метров 150—200, из леса выбегает лось, а ря-
дом с ним, как мне показалось спросонья, небольшой лосе-
нок. По вижу «теленок» норовит схватить лося за горло-
Волк! Крупный, линяющий по весне, с клочковатой шер-
стью волк... Лось к воде, а волк наперерез, не пускает.
Лось вдоль берега, а там узкий угол и лес — от волка не
уйдешь... Повернулся к волку задом лось и отбивается ко-
пытами. Отпрянул волк, и лось опять побежал вдоль
берега, норовя прыгнуть в воду. Но волк тут как тут, не
пускает. Тут я окончательно проснулся, пришел в себя,
поставил па «тройник» оптический прицел и лег, чтобы
лучше выделить зверя. Лось отбивается, и я никак не
поймаю волка на «колок» прицела. Выстрел... Завертелся
волк, пытаясь схватить себя за спину, куда ужалила его
нуля. Лось ринулся в реку, волк вдруг остановился, зло
ощерил клыкастую пасть и побежал трусцой к лесу. Но
вдруг зад хищника обвис, и, волоча его на двух передних
йогах, он уполз в кусты... Эх, высоко взял, лишь коснулся
хребта, по все равно далеко разбойник пе уйдет. Так раз-
мышлял я, ища глазами лося. Течение снесло его прямо
ко мне, и, заметив меня, животное тревожно зафыркало,
запрядало ушами, поглядывая то на мой берег, то йа
противоположный, не зная, куда плыть. Хотелось крик-
нуть: «Давай, давай сюда», и лосиха — это была трехго-
довалая самка — будто поняла меня: вышла на берег в
пяти метрах и, тревожно глядя в мою сторону, вся содро-
гаясь, медленно пошла к лесу.
— Прощай, красавица! — крикнул я, и она исчезла в
прибрежном ельнике.
Вернулся в избушку, хотел сплыть к месту происшест-
вия на лодке, добить волка, по испортилась погода, по-
шел неожиданно, как это нередко бывает весной, снег, а
па следующий день мы уже уезжали домой.
Волошка стала для меня необходимой, как книга,
как дружба, как пища, как сон для восстановления сил.
В какой-то год весенняя охота в Архангельской обла-
сти была запрещена, и мы поехали в Коми АССР. Выбра-
ли по карте реку Ай-ю-ву недалеко от Ухты, делавшую от-
носительно железной дороги петлю, и решили проплыть
по пей па плоту от одной железнодорожной станции до
другой. Поселились у обходчика рядом с железнодорож-
ным мостом, связали плот и стали ждать, когда вскроется
река. А река так и не вскрылась до конца отпуска, при-
шлось уехать ни с чем. Правда, мы познакомились здесь
с местными охотниками В. П. Гвоздиком и К. И. Рочевым.
Потом как-то осенью я проплыл с ними па лодке по кра-
сивейшей реке — Ай-ю-ве. Охотились здесь мы с лайкой
на глухарей. Интересная и добычливая эта охота. У Гвоз-
дика была отличная собака,’ а Рочев, по национальности
коми, еще недавно был охотником-промысловиком и от-
лично знал эти места.
Мы приплыли к его избушке, когда он был в лесу. Под
вечер он вышел из леса на поляну. Невысокий, но очень
стройный и крепкий, в высоких резиновых сапогах, специ-
альной местной охотничьей накидке с капюшоном без ру-
кавов для удобства стрельбы и карманами для дичи с пе-
редней и задней стороны ее, он шел неторопливым, ка-
ким-то прямо-таки величественным, красивым и легким
шагом.
Много мы исходили с ним троп в здешней тайге.
Идешь, а незримая лайка рыщет вокруг, ориентируя
свой поиск по шуму наших шагов. Не видишь ее подолгу,
а опа никогда не потеряет себя. Но вот раздался ее звон-
кий в морозном воздухе лай. Хозяин определяет по голосу,
на кого лает: зверя, белку, глухаря. Двое остаются на
тропе, а третий, по очереди, идет на голос собаки. Когда
увидишь ее — смотри, как стоит, куда лает. Обходи место
так, чтобы идти на собаку спереди, тогда глухарь, «пере-
ругивающийся» с собакой с дерева, не заметит тебя при
подходе на выстрел. Вот уже петух в сумке, затихла
собака, получив в награду его лапы.
Охотился я осенью на севере, в тундре Кольского по-
луострова, бывал на берегу Рыбинского моря в гостях у
И. Д. Папанина — страстного и отличного охотника, встре-
чался с замечательными людьми, заядлыми охотниками
отцом и сыном артистами Столяровыми в устье Каспия.
В этих местах дичи водоплавающей видимо-невидимо.
Я не мог расстаться с трофеями, и так возникла у ме-
ня дома галерея лесных скульптур. Пингвины, снежные
346
буревестники далекой Антарктиды, головы кавказских ка-
банов, туров, фазаны, токующие глухари, изготовленные
настоящим художником и охотником В. П. Родиным, с ко-
торым мы познакомились еще в Антарктике.
Я уже около двадцати лет снимаю небольшой домик на
самом берегу Пестовского водохранилища в Подмосковье,
в деревне Тишково. Нравятся мне эти места: голубые про-
сторы водохранилища, обрамленного кудрявой зеленью
лесов, красивые бухты и заливы, деревни, разбросанные
по берегам его, колхозные поля, нетронутые леса кругом.
Вереницей, из канала в канал плывут по водохранилищу
грузовые и пассажирские суда, летят, чуть касаясь воды,
быстрые «ракеты», бесшумно скользят изящные парусные
спортивные яхты.
В летний тихий, жаркий день точно маслом полита по-
верхность воды, и в ней отражаются белые кучевые обла-
ка, полотнища парусов и зелень прибрежного леса. Вече-
ром багряное солнце осветит поверхность воды фиолето-
вым светом, точно в тропиках, и кажется водохранилище
с исчезнувшими в сторону солнца берегами бескрайним
океаном, а утром туманы бродят над водой, как «призраки
песбывшихся желаний». В весенний вечер и всю ночь над
тихой водой заливов звучат трели соловьев, доносящиеся
сюда из окрестных лесов и рощ.
Хорошо здесь весной, летом и в раннюю осень. Можно
половить рыбу, ходить по грибы да ягоды, промчаться за
катером на водных лыжах. Это замечательный вид спорта
и, кстати, весьма милостивый к возрасту. До чего же
приятно скользить по зеркальной глади водохранилища в
брызгах теплой воды, ощущать тугой нажим ветра на все
тело. Нагрузка, казалось бы, и невелика, особенно, когда
идешь по прямой без поворотов, но пройдешь 2—3 кило-
метра, выскочишь с ходу на берег, и каждый мускул дро-
жит, как после хорошей зарядки и массажа.
Впервые я увидел водные лыжи, когда возвращался
после первой зимовки в Антарктиде. В Кейптауне мы сто-
яли па рейде, и вокруг нашего судна кружил катер с дву-
мя лыжниками. В Москве я купил дюралюминиевую лод-
ку, подвесной мотор «Москва» и заказал пару водных
лыж. В то время в нашей стране этот вид спорта едва на-
чинал осваиваться, и я с семейством оказался в этом деле
одним из пионеров.
Начинаю буксировать на лыжах 17-летпего сына: не
выходит на поверхность — мотор слаб. Повторяю это с
347
пятнадцатилетним подростком — опять не получается.
Тогда «приношу в жертву» десятилетнюю дочь — отсту-
пать нельзя, так как толпа знакомых собралась на берегу
посмотреть на новый вид спорта. Маринка в одно мгнове-
ние вышла на поверхность воды и заскользила пад ней
как быстрокрылая ласточка, а я, глядя от восторга пе впе-
ред, а на нее, чуть не выскочил с катером на берег, и толь-
ко испуганное лицо дочки вовремя предупредило меня об
этом.
Я привез на следующий день из Москвы второй мотор,
установил их оба на одну лодку, и двадцати сил оказалось
достаточно, чтобы буксировать па лыжах любого человека.
Скоро вся моя семья уже ходила на водных лыжах,
а жена освоила и вождение катера, чтобы буксировать
меня. Ребята и жена быстро освоили водные лыжи потому,
что они не плохо уже ходили па горных лыжах.
Сейчас паше мастерство в этом виде спорта повыси-
лось, а техника улучшилась. Тридцатипятисильпый мотор
позволяет нестись по поверхности воды со скоростью
шестидесяти километров в час, и все мы освоили очень
эффектное и приятное движение на одной лыже.
Трехразовая во время отпуска ежедневная прогулка
на лыжах: утром, в обед и вечером — хорошая тренировка
для спортсмена.
А как хорошо работается здесь летом в тени огромной
ветлы и акации, среди зарослей разноцветных ромашек и
огородных грядок, когда перед тобой вода, небо и зелень...
И рыба здесь ловится неплохо. Весной, когда цветет
черемуха, отлично идет здесь у берега плотва и мелкий
подлещик. На топкую леску, маленький крючок и легчай-
ший поплавок одной удочкой только и таскай резвых ры-
бешек. Клюет плотва на кашу, овес стремительно, и не зе-
вай, чтобы вовремя подсечь ее. Лещ после нереста недол-
го держится у берегов в заливах, уходит на «большую
воду» — на глубины 7—9 метров. Здесь он и ловится с
лодок все лето.
Вкусен крупный лещ, интересен его лов, и необыкно-
венен клев этой рыбы. Все рыбы топят поплавок, а лещ
кладет его на поверхность. Стоит, стоит длинный попла-
вок из гусиного, лебяжьего пера или, как теперь стали
делать, из пенопласта и вдруг ляжет, да так, что этого не
спутаешь пи с чем: будто оторвали его от лески и бросили
на поверхность. Заметишь это, даже если ловишь во вре-
мя большого волнения.
348
А происходит такая особенность клева, вот по какой
причине. Лещ берет наживку только со дна. Благодаря
своей значительной ширине, «солидности», оп вынужден,
ЧТОбы ВЗЯТЬ ПИЩУ, Круто ПаКЛОПЯТЬСЯ ВНИЗ — ПОЭТОхМу
лещ любит кормиться на откосах берета, русла или ям.
Глотать пищу, располагаясь почти вверх хвостом, ему, ви-
димо, неудобно, и тогда, прежде чем это сделать, лещ рас-
полагается горизонтально, а чтобы не задеть брюшком о
дно, немного всплывает. Вот этим-то и воспользовались
рыбаки, настораживая па него удочку. Наживка и недале-
кий от нее груз на леске лежат на дне, вес груза и расстоя-
ние на леске от него до поплавка при этом рассчитаны
так, чтобы последний стоял затопленным наполовину, вер-
тикально. Поднимет лещ наживу с грузом со дна, и ляжет
поплавок на поверхность. В этот момент вы точно знаете,
что наживка у рыбы во рту. Такой предупредительный
сигнал можно получить только при ловле леща.
Теперь, когда ловишь на кашу, надо подсекать немед-
ленно, так как уже в следующее мгновение лещ, почувст-
вовав леску, крючок или тяжесть груза, может быстро вы-
плюнуть наживку. Когда ловишь леща на кучку червей,
после того, как лег поплавок, надо секупду-две повреме-
нить: оп мог поднять крючок за край наживки и лишь
потом запрятать ее в рот целиком. Прозеваешь вовремя
подсечь, напугается рыба, и видишь, как будто нехотя
поднимается вновь вертикально поплавок в воде. А когда
вовремя подсечешь — туго натянется леска, и завозится на
глубине крупная рыбина. Это мгновение подобно мгнове-
нию удачного выстрела, ради него можно долго просидеть,
наблюдая за поплавками, ощущая всем существом своим
прелесть окружающей природы, вспоминая прошлое, меч-
тая о будущем.
При удачном выборе места, систематической подкорм-
ке и хорошей снасти здесь можно успешно ловить леща и
подлещика.
А вот и другой вид лова. И рыба другая: судак, щука,
окунь. И спасть другая — «кружки». И лов совсем иной — ~
подвижный, неспокойный, при ветре и волнении с хоро-
шей физической нагрузкой. Щуки и окуня в Пестовском
водохранилище не много, на кружки, в основном идет су-
дак, и хороший судак. Если лещи больше двух килограм-
мов редкость, то судак в 3—4 килограмма нередкая добы-
ча, а однажды при мне выловили семикилограммового
красавца.
349
Кружок — снасть старинная, но совершенная, поэтому
и осталась, по существу, неизменной и в настоящее время.
В паз круглого диска наматывается прочная леска дли-
ной в полторы максимальной глубины в месте лова. Это
.делают для того, чтобы крупная рыба не утащила безвоз-
вратно кружок иод воду. Леска погружается в воду так,
чтобы «живец» — плотва, пескарь, карась или ерш нахо-
дились в метре над дном. Леска у кружка набрасывается
на конец палочки с шариком па нижпей части, вставля-
емой как ось в центральное отверстие кружка. Схватит
рыба «живца», и перевернется кружок, показав вместо
одной красной, другую — белую сторону, и завертится со
свистом оп в воде, а потом начнет, точно приплясывая,
погружаясь и исчезая в воде., носиться по поверхности.
Вот этих-то минут и ждешь порой целое утро, а потом,
угадав, когда судак заглотал «живца», тащишь его с вол-
нением в лодку.
На рассвете еще распустишь по поверхности десяток
кружков, а затем плаваешь между ними или следуешь
за ними, когда их гонит ветер и течение. В ветреную по-
году их надо собирать и переставлять, чтобы пе вышли
на мель, на фарватер или чтобы проходили место, где
держится судак. За утро в хороший ветер так наго-
няешься за ними, что ноги и руки гудят целый день. Я
вылавливал до 5 судаков за утро, а самый большой мне
попал весом около 4 килограммов.
Однажды осенью я два раза подряд привозил хорошие
уловы щук с Можайского водохранилища. Жепа запо-
дозрила, что я покупаю их у рыбаков, как незадачливые
охотники дичь в магазинах «Дары природы», переимено-
ванных злыми языками в магазины «Радость охотника».
Мы поехали вместе и за одно утро поймали 8 щук, из ко-
торых 3 щуки она вытаскивала сама.
Хорошо идет па Пестове в конце лета некрупный
окунь па малька. Это бойкая, развлекательная, но пе
серьезная ловля.
Ловил я рыбу на разных реках и озерах: на севере,
где ее бери «сколько хочешь», под Москвой, где прихо-
дится для этого потрудиться, на Черном море, где боль-
шие уловы ставриды и скумбрии тоже даются нелегко.
Ловил со льда донную рыбу, похожую на навагу, у бере-
га Антарктиды, в океане — скумбрию — щуку сеткой,
тунца и корифену, неправильно именуемой золотой мак-
релью,— необыкновенную по форме, плоскую, и лоба-
350
стую, очень красивую по расцветке и вкусную рыбу.
Однажды в Тихом океане у экватора мою наживку
схватила акула. Как струна натянулась толстая леска и
со свистом лопнула.
Но нигде я не вылавливал так много и такой разно-
образной рыбы, как среди архипелага островов Галапагос.
Каких только пород там не было и каких размеров! Эти
ловы, как и все виденные на «Зачарованных островах»,
вспоминаются как сказочный сон.
Многие, рассказывающие о своей жизни, обращаются
к молодежи, надеясь, что опыт пройденного ими жизнен-
ного пути поможет подрастающему поколению. Кому
как не нам, старшим, и к кому как не к молодым обра-
щаться с ненавязчивым советом в поиске своего пути в
жизни. Вспомипаю слова Анатоля Франса: «Яне думаю,
что только исключительные люди имеют право расска-
зывать о себе. Напротив, я полагаю, что очень интересно,
когда это делают простые смертные».
Как один из «простых смертных» я знаю, что успех в
работе всегда сопутствует тем, кто любит ее, для кого она
перестала быть обязанностью и стала необходимостью.
Для тех, кто собирается посвятить себя пауке, следу-
ет помпить, что тут дело несколько сложнее. И совер-
1пенпо прав Ландау, говоривший, что: «Можно быть хо-
рошим специалистом во многих областях человеческой
деятельности, не питая особой склонности к своей специ-
альности. Но едва ли станешь хорошим специалистом в
пауке и искусстве, если у тебя к ним не будет лежать
душа».
Теперь о широте знаний, об общем кругозоре. Какой
бы узкой специальностью ни занимался человек, он дол-
жен знать ее широко, интересоваться сопредельными
специальностями, отраслями науки, любить искусство,
природу, не пренебрегать спортом. Он должен жить еди-
ным вздохом со своей страной, со своим пародом, откли-
каться на все события общественной жизни. Только тог-
да его деятельность будет целенаправленной и успешной,
а общее развитие гармоничным.
Наконец, об увлечениях. Человек замкнутый только
в круге вопросов своей работы — сухой человек. Всякое
здоровое увлечение полезно и для работы, более того —
оно является хорошим отдыхом.
351
Нет необходимости подробно говорить о том, какие ог-
ромные возможности представлены в нашей стране моло-
дежи для выбора работы, для всестороннего развития и
этим необходимо воспользоваться. Я — комсомолец три-
дцатых годов. В дни пятидесятилетнего юбилея Ленин-
ского комсомола, находясь в экспедиции в Тихом океане,
я получил от судового комитета молодежной организации
юбилейную грамоту. Я горжусь этой грамотой, этим зва-
нием.
Всю свою сознательную жизнь я имел возможность
и счастье заниматься своим любимым делом. Того же же-
лаю пашей современной, целеустремленной молодежи.
Тогда коэффициент полезного действия служения Роди-
не будет максимальным.	-	-
Перед восхождением.
Эльбрус — Минги-Тау — как тысяча гор.
«Приют одиннадцати» — отель над облаками.
Хижина на седловине Эльбруса — 5300 метров над уровнем моря.
В мире нет строений, расположенных выше ее.
Занятия на леднике Кашкаташ.
Преодоление ледяной стенки па двенадцатизубых «кошках». —>

Альпинист-композитор Лев Книппер (слева) и А. М. Гусев.
Колонна альпинистов штурмует Минги-Тау.
Альпинистский лагерь на «Кругозоре» Эльбруса.
Высочайшая в мире метеостанция.
На степе Шхельды.
Перед штурмом зимнего Эльбруса.
Возвращение с вершины.

И на Эльбрусе бывает тихо.
Отряд альпинистов-комсомольцев Бауманского района Москвы.
ЧТак мы веселились, коротая зиму.
В первом плава
или.
Научное судно
«Гидрограф».

Ледокол у острова Диксон.
Прибор для регистрации высоты ледяного купола Гренландии.
Муссонограф
магическая
станция.
- авто-
метео-
На берегу Баренцева моря.
Встреча однокашников на острове Диксон. А. Г. Дралкин и А. М. Гусев.

Следы войны па Эльбрусе. Остатки немецкого склада боеприпасов на
«Прпюто одиннадцати».
Февраль 1943 года. На вершинах Эльбруса будут реять наши флаги.
Так высоко война поднялась впервые.
На Эльбрусе знамена Родины.
Рапорт командующему фронтом генералу армии II. В. Тюленеву.
Сваны — братья Хергианп.
Альпинисты Закавказского фронта.
В глубины моря.
Шторм.
Тральщик и Белом море,
«Научная скала» Черноморской гидрографической станции.
Этот прибор запишет дрейф и рыскание корабля.
Учебное судно
«Экватор».
СП-3 в нескольких километрах от Северной вершины мира. Верто-
лет всегда наготове.
Самолет с Большой земли.
A. M. Гусев с группой прибывших на дрейфующую станцию СП З.
Житель Земли Франца-Иосифа.
У ледяного барьера.
«Обь» подошла к Антарктиде.

В гостях у пингвинов Адели.
Мирный. Аэродром.
Первая посадка самолета на ледяном куполе Антарктиды.
Вездеход «Харьковчанка» — «корабль» ледяной пустыни.
В поход в глубь ледяного континента.
Ветер точит снежные заструги.
Освобожжнта трактора та таежжзто ттева.
Станция Пионерская под снегом.
Семья ждет зимовщика.
Выход через барьер к Мирному — «дорога альпинистов».
I.
Флагман советского научного флота — «Академик Курчатов».
Гибралтар.
Игуана — древнейший житель Галапагосских островов.
С ррвдизрм. ид Шхдвдаа. X. М.
Опять в родных местах на Эльбрусе.
Тигр снегов — покоритель Эвереста Тенцинг Норгей гость советских
альпинистов.
И Марина Гусева «не может жить без гор».
Четыре «заслуженных» на Эльбрусе: А. И. Сидоренко, А. М. Гусев,
А. А. Летавет, Н. А. Гусак.
И сын — Михаил Гусев
горах.
С женой под Эльбрусом —
же, как и 30 дет назад.
— в
та
Чокка Залиханов, ему более 100 пет, со старшим сыном.
На просторах подмосковного водохранилища.
Рыбацкие зори.
Скорость 60 км — по воде это немало.

Избушка в глухом ельнике на реке Волошке.
Косачи. В лесах на берегу Сухоны.
По весенним разливам в Архангельской тайге.
За кабанами.
Алексей Михайлович Крихалев.
Есть еще порох в пороховницах...

ОГЛАВЛЕНИЕ
Глава первая. Лучше гор могут
быть только горы_____________________________5
Глава вторая. Мое призвание —
наука о море______________________________  81
Глава третья. Нам в боях роднее
стали горы _______________________________ 123
Глава четвертая. В снегах Ан-
тарктиды __________________________________ 235
Глава пятая. Охота пуще не-
воли  307
Александр
Михайлович
Гусев
ОТ ЭЛЬБРУСА
ДО АНТАРКТИДЫ
Редактор Н. А. Арзумано-
ва. Художник II. П. Лео-
нов. Художественный ре-
дактор Н. Л. Юсфина. Тех-
нические редакторы Т. С-
Никитина и Т Ф. Клапцо-
ва. Корректор В. Л. Дани-
лова
Сдано в набор 17/V-71 г.
Подписано к печати 14/111-
72 г. Формат бум. 84х108'/з».
Физ. п. л. 11,0+24 вкл. Усл.
п. л. 21,00. Уч-изд. л. 21,17.
Изд. инд. ХД-115. А03047.
Тираж 50 000 экз. Цена
99 коп. в переплете. Пум.
М 1.
Издательство «Советская
Россия». Москва, пр. Сапу-
нова, 13/15. Книжная фаб-
рика Кг 1 Росглавполиграф-
прома Комитета по печати
при Совете Министров
РСФСР, г. Электросталь
Московской	области,
Школьная, 25. Заказ 2346.