КАРСОН
в соавторстве с Сесиль Мерфи
Когда надежда почти угасла,
на помощь приходят
ЗОЛОТЫЕ
РУКИ
ИСТОЧНИК ЖИЗНИ

БЕН
КАРСОН
в соавторстве с Сесиль Мерфи
ЗОЛОТЫЕ
РУКИ
ИСТОЧНИК ЖИЗНИ

УДК 23/25
ББК87.7:5г
К21
Карсон Б., Мерфи С.
К21 Золотые руки : Пер. с англ.. — Заокский: «Источник жизни»,
2014.-224 с.
ISBN 978-5-86847-783-6
УДК 23/25
ББК 87.7:5г
Originally published in the U.S.A. under the title Gifted Hands
Copyright © 1990 by Review and Herald * Publishing Association.
Translation copyright © 2012 by Dr. Benjamin Carson
Translated by 0. Buhina
Published by permission of Zondervan, Grand Rapids, Michigan
www.zondervan.com
© Перевод на русский язык, оформление. Издательство
ISBN 978-5-86847-783-6 «Источник жизни», 2012

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ 5
ГЛАВА 1. ПРОЩАЙ, ПАПА! 7
ГЛАВА 2. ТЯЖЕЛЫЙ ГРУЗ 13
ГЛАВА 3. ВОСЬМИЛЕТНИЙ 19
ГЛАВА4. ДВЕУДАЧИ 28
ГЛАВА 5. ПОДРОСТКОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ 41
ГЛАВА 6. УЖАСНЫЙ ХАРАКТЕР 50
ГЛАВА 7. УСПЕХИ 57
ГЛАВА 8. ВЫБОР КОЛЛЕДЖА 67
ГЛАВА 9. ВСЕГДА ЛИ ПРИДЕРЖИВАТЬСЯ ПРАВИЛ 75
ГЛАВА 10. СЕРЬЕЗНЫЙ ШАГ 86
ГЛАВА 11. СЛЕДУЮЩИЙ ШАГ 99
ГЛАВА 12. СВОЙ ПУТЬ 110
ГЛАВА 13. ВАЖНЫЙ ГОД 122
ГЛАВА 14. ДЕВОЧКА ПО ИМЕНИ МИРАНДА 134
ГЛАВА 15. ЖЕСТОКОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ 143
ГЛАВА 16. МАЛЕНЬКАЯ БЕТ 155
ГЛАВА 17. ТРОЕ ОСОБЕННЫХ ДЕТЕЙ 165
ГЛАВА 18. КРЕГ И СЬЮЗЕН 174
ГЛАВА 19. РАЗДЕЛЕНИЕ БЛИЗНЕЦОВ 190
ГЛАВА 20. ОКОНЧАНИЕ ИСТОРИИ БЛИЗНЕЦОВ 202
ГЛАВА 21. ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ 208
ГЛАВА 22. «ДУМАЛ ЧТОБ» 214

ПОСВЯЩЕНИЕ
Эта книга посвящается моей матери Соне Карсон, отдавшей
всю жизнь на то, чтобы дать нам с братом возможность
вырваться вперед.

ВВЕДЕНИЕ
— Еще крови! Немедленно!
Эта негромкая команда словно взорвала тишину операцион-
ной. Близнецы получили 50 единиц крови, но кровотечение не
прекращалось!
— У нас больше нет крови нужной группы, — ответил кто-то, —
мы все использовали.
После этой новости началась тихая паника. Весь запас крови
резус-отрицательной четвертой группы, имевшийся в больни-
це Джонса Хопкинса, был исчерпан. Семимесячные близнецы,
сросшиеся затылками, нуждались в крови, иначе у них не оста-
валось ни одного шанса на поправку, ни одной надежды на нор-
мальную жизнь.
Их мать, Тереза Биндер, во всем медицинском мире сумела
найти единственную группу хирургов, которая была готова пы-
таться разделить ее близнецов и сохранить жизнь им обоим.
Другие хирурги настаивали, что это невозможно - необходи-
мо пожертвовать одним из мальчиков. Согласиться на то, что-
бы один из ее семимесячных малышей умер? Тереза не могла
даже подумать об этом! Хотя они и были соединены головами,
каждый из них уже стал личностью - один играл, пока другой
спал или ел. Нет, она никак не могла допустить такого! После
нескольких месяцев поисков она обратилась в больницу Джон-
са Хопкинса.

БЕН КАРСОН
Большинство из семидесяти членов хирургической бригады
предложили свою кровь, понимая, что нельзя терять время.
Семнадцать часов трудной, утомительной, скрупулезной опе-
рации на таких крошечных пациентах прошли хорошо. Все
удавалось. Анестезия была сделана успешно, хотя из-за общих
кровеносных сосудов оказалась весьма сложной процедурой.
Подготовка аппарата искусственного кровообращения заня-
ла не больше времени, чем ожидалось (помогли пять месяцев
подготовки и бесчисленные репетиции). Добраться до того ме-
ста, где близнецы соединялись между собой, было не особенно
трудно для любого молодого, однако бывалого нейрохирурга.
Но из-за подключения аппарата искусственного кровообраще-
ния кровь потеряла способность к свертыванию, в результате
чего все участки мозга младенцев, которые могли кровоточить,
кровоточили.
К счастью, городской банк крови быстро смог найти необхо-
димое для продолжения операции количество крови. Понадо-
бились все мастерство, все навыки и изобретательность каж-
дого из хирургов, чтобы остановить кровотечение через пару
часов. Операция продолжалась. В конце концов специалист по
пластическим операциям пришил последний лоскут кожи, за-
крывающий рану, и тяжкое испытание, длившееся почти сут-
ки, было закончено. Сиамские близнецы Патрик и Бенджамин
впервые в жизни отделились друг от друга.
Измученный ведущий хирург, придумавший план всей опе-
рации, когда-то был мальчишкой из негритянского квартала
города Детройта.
Канди Карсон

ГЛАВА 1.
ПРОЩАЙ, ПАПА!
— Ваш отец больше не будет с нами жить.
— Нет, нет! — я давился слезами, не в состоянии понять того,
что говорит мама. — Я же люблю папу!
— И он тебя любит, Бенни... но он должен уйти. Навсегда.
— Зачем? Я не хочу, чтобы он уходил. Пусть останется с нами.
— Ему нужно уйти...
— Он хочет уйти из-за того, что я что-то не так сделал?
— Нет, Бенни, конечно нет. Папа любит тебя.
Я разрыдался.
— Сделай так, чтобы он вернулся!
— Не могу. Поверь мне, не могу.
Ее сильные руки крепко обняли меня, стараясь утешить, оста-
новить слезы. Постепенно мои рыдания затихли. Как только
она ослабила объятья, снова посыпались вопросы.
— Твой папа... — мама остановилась, и, как ни мал я был, я со-
образил, что она подыскивает нужные слова, чтобы объяснить
мне то, чего я не хотел понимать. — Бенни, твой папа поступил
плохо. Очень плохо.
— Но ты же можешь простить его. Пусть он останется, — я
усиленно тер глаза.
— Тут дело не в прощении, Бенни.
— Но я хочу, чтобы он остался с нами. С Куртисом, со мной и
с тобой.

БЕН КАРСОН
Мама снова и снова пыталась объяснить мне, почему уходит
отец, но восьмилетнему мальчику ее слова ничего не дали.
Даже сейчас, оглядываясь назад, не могу сказать, понял ли я
хоть чуть-чуть причину его ухода. Даже если до меня что-то и
дошло, я не желал об этом думать. От маминых слов о том, что
папа не вернется домой, сердце мое готово было разорваться. Я
так его любил!
Отец всегда был с нами нежен. Он часто отсутствовал, но,
возвращаясь домой, сажал меня на колени и играл со мной. Он
был очень терпелив. Вены на тыльных сторонах его больших
рук были такого размера, что мне нравилось играть с ними. Я
заталкивал их внутрь, со всей силой надавливая маленькими
ладошками, и, смеясь, глядел, как они вылезают обратно.
— Смотри! Они снова тут!
Отец сидел спокойно, дожидаясь, пока я наиграюсь. Иногда
он говорил: «Похоже, ты слабо жмешь». Тогда я нажимал еще
сильнее. Конечно, ничего не менялось, и я быстро терял инте-
рес и начинал новую игру.
Хотя мама и сказала, что он совершил плохой поступок, я не
мог думать, что папа — «плохой», так добр он был всегда к нам
с братом. Отец иногда дарил нам подарки безо всякого повода.
«Думаю, тебе это понравится», - говорил он как бы между про-
чим, а глаза его блестели.
Весь вечер, пока не приходила пора отцу возвращаться с рабо-
ты, я следил за часами или надоедал матери вопросом: «Сколь-
ко времени?» Потом выскакивал из дома, чтобы дождаться его
у ворот, и смотрел, как он идет по аллее. «Папа, папа!» — вы-
крикивал я и мчался навстречу. Он подхватывал меня на руки
и нес в дом.
В 1958 году, когда мне было 8 лет, все кончилось — папа
ушел из дома навсегда. Моему обиженному сердечку казалось,
что будущего больше нет. Я не мог представить себе жизни без
папы и не знал, удастся ли нам с Куртисом, моим десятилетним
братом, увидеть его снова.

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Не помню, сколько еще я плакал и задавал вопросы, но уве-
рен, что тот день был самым грустным в моей жизни. Вопросы
лились рекой, слезы тоже. Пару недель я бомбардировал маму
всеми аргументами, которые мог изобрести, чтобы убедить ее
найти способ вернуть папу домой.
— Как мы будем без папы?
— Почему ты не хочешь, чтобы он остался?
— Он будет хорошим. Я уверен! Спроси его. Он больше не ста-
нет поступать плохо.
Мольбы моь че достигали цели. Родители обо всем договори-
лись заранее.
— Матери и отцы должны быть вместе. — настаивал я. — Они
должны быть вместе со своими маленькими сыновьями.
— Конечно, Бенни, но иногда получается не так, как надо.
— Не понимаю, почему, - возражал я.
Я вспоминал, как папа вел себя с нами. По воскресеньям он
обычно катал нас с Куртисом на машине. Мы навещали разных
людей, а особенно часто одну семью. Пока отец разговаривал
со взрослыми, мы с братом играли с детьми. Потом мы узнали
правду: у отца была другая «жена» и дети.
Не знаю, как мать обнаружила его двойную жизнь, она ни-
когда не делилась с нами своими проблемами. Теперь, когда я
стал взрослым, мне очень жаль, что мама сломала свою жизнь,
уберегая нас от столкновения со злом. Мы и не подозревали,
как она страдает. Все же я думаю, мама поступила правильно,
стремясь защитить нас. Много лет спустя я наконец понял, что
она имела в виду, говоря о «других женщинах и наркотиках».
Мама давно знала о другой семье. Я чувствовал, что в отно-
шениях родителей не все в порядке. Когда между ними не было
согласия, отец уходил. Он уходил все чаще и чаще и все дольше
и дольше не возвращался. Я не мог понять, почему.
Теперь мое сердце разрывалось от маминых слов: «Ваш папа
больше не вернется».

БЕН К А Р С О Н
Не говоря ничего матери, каждый вечер я перед сном молил-
ся: «Дорогой Господь, помоги маме и папе помириться». Серд-
це мое верило, что Бог может помочь им и мы снова станем
счастливой семьей. Я не хотел, чтобы они разошлись, и не мог
представить себе будущего без отца.
Но папа не вернулся домой.
Шли дни, недели, и я понял, что мы можем обходиться без
него. Мы обеднели, я замечал, что мама беспокоится, хотя ни-
чего не говорит нам с Куртисом. Поумнев, годам к одиннадцати,
я сообразил, что втроем нам живется счастливей, чем жилось
вместе с папой. В семье воцарился мир. Дом не заполняло боль-
ше ужасающее молчание, из-за которого я дрожал от страха и
забивался в свою комнату, не понимая, что происходит и поче-
му мама и папа не разговаривают друг с другом.
Тогда я перестал молиться о том, чтобы они были вместе.
- Правда, для родителей лучше жить врозь? — спросил я у
Куртиса.
— Ага, похоже на то, - ответил он. Как и мать, он не любил
распространяться о своих чувствах. Но я понял, что и он, сам
того не желая, признал, что нам стало лучше без отца.
Вспоминая свои чувства после папиного ухода, я не могу вос-
становить всех периодов злости и обиды. Мама говорит, что эти
переживания принесли нам с Куртисом много боли. Несомнен-
но, уход отца тяжело повлиял на нас, мальчишек. Тем не менее
в моей памяти ярче всего сохранился тот первый день.
Может быть, так я и справился с глубокой обидой — забыл.
— У нас нет на это денег.
После ухода отца Куртис и я сотни раз слышали эту фразу,
и, конечно, то было правдой. Как и раньше, я просил игрушек
и сладостей, но скоро по выражению маминого лица научился
понимать, как тяжело ей отказывать нам. Тогда я перестал про-
сить того, чего уже не мог получить.
10

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Бывали случаи, когда на лице матери вдруг вспыхивало него-
дование. Потом она успокаивалась и объясняла нам, что отец
нас любит, но не дает ей денег на наше воспитание. Я смутно
помню, как несколько раз мать ходила в суд, пытаясь получить
алименты. После этого месяц или два отец посылал деньги —
всегда меньше, чем было положено, как-то находя для этого
законные основания. «Сейчас я не могу дать все деньги, — гово-
рил он, — но потом доплачу. Обязательно».
Он никогда не доплачивал. В конце концов мать бросила по-
пытки получить от него финансовую помощь.
Я понимал, что наша жизнь гораздо тяжелее, потому что он не
дает матери денег. Моя детская любовь к отцу, такому доброму
и нежному, не позволяла мне возненавидеть его. В то же время
я не мог понять, почему он не дает денег на еду, если так нас
любит.
Мать редко осуждала его - во всяком случае при нас, поэтому
я не испытывал к отцу недобрых чувств. Я не могу припомнить
ни одного раза, чтобы она его ругала.
Еще важнее было то, что мать постаралась внести в нашу со-
стоящую теперь из трех человек семью ощущение безопасно-
сти. Прошло время после ухода отца, и я стал радоваться тому
что живу только с матерью и братом, такой мы были счастли-
вой семьей.
Моя мать, молодая женщина, происходившая из многодетной
семьи и не имевшая достаточного образования, столкнулась со
множеством трудностей. Она сумела преобразить свою жизнь
и помогла нам многого добиться. Я слышу голос мамы, кото-
рая, невзирая на все неприятности, говорит: «Все будет хорошо,
Бенни». Это были не пустые слова, она в них верила. Верила
так, что сумела убедить и нас с Куртисом, и слова ее дали мне
спокойствие и уверенность в себе.
Часть ее силы шла от глубокой веры в Бога, а способность ма-
тери поддерживать Куртиса и меня основывалась на том, что
она была убеждена в каждом своем слове. Мы знали, что не бо-
11

БЕН КАРСОН
гаты, но какие бы ни случались с нами неприятности, не беспо-
коились, что будем есть или где будем жить.
Отсутствие отцовской помощи легло на мать тяжелым грузом.
Она никогда не жаловалась, по крайней мере нам, и не заботи-
лась о себе. Мама все взвалила на свои плечи, и я это понимал.
Как бы надолго она ни уходила на работу, я знал, что это дела-
ется ради нас. Ее преданность и жертвенность оказали на мою
жизнь огромное влияние.
Авраам Линкольн однажды сказал: «Всем, чего я добился и
чего еще надеюсь добиться, я обязан своей матери». Я не уве-
рен, что хочу сказать то же самое, но моя мать, Соня Карсон,
оказала на мою жизнь первое и самое сильное влияние.
Невозможно рассказывать о моих успехах, не говоря о влия-
нии матери. Поэтому свою историю я начну с рассказа о ней.

ГЛАВА 2.
ТЯЖЕЛЫЙ ГРУЗ
- Они не должны так обращаться с моим мальчиком! - вос-
кликнула мама, глядя на бумагу, которую ей дал Куртис. — Ну
нет, этого они с тобой не сделают.
Куртис только собирался прочесть ей то, что там написано, но
она уже поняла, что задумал член школьного совета.
- Мама, что ты собираешься делать? — удивился я. Мне
никогда не приходило в голову, что можно изменить мнение
школьного начальства.
- Я собираюсь пойти туда прямо с утра и поставить все на
свои места, — ответила она. По тону ее голоса я понял, что она
так и сделает.
Куртис заканчивал школу, и член школьного совета решил от-
править его в техническое училище. Его успеваемость, прежде
низкая, в последний год стала стремительно расти, но он учился
в школе, где было значительно больше белых учеников, и мама
не сомневалась, что член совета находится под властью распро-
страненного представления о неспособности черных учиться в
колледже.
Конечно, я не был на этой встрече, но очень живо помню, как
вечером мать рассказывала о ней. «Я сказала этой советнице:
„Мой сын Куртис пойдет в колледж. Я не хочу, чтобы он шел
в техническое училище"». Потом она положила руку на голову
брата: «Куртис, ты теперь в подготовительном отделении кол-
леджа».
13

БЕН КАРСОН
Эта история прекрасно иллюстрирует характер матери. Мама
была не из тех, кто подчиняется обстоятельствам, и ясно пред-
ставляла, чего она хочет для нас.
Мать была привлекательной женщиной чуть выше среднего
роста, очень подвижной, несмотря на то, что была тогда до-
вольно полной. Да и сейчас, когда ее мучают артрит и боли в
сердце, она, по-моему, не стала двигаться медленней.
Соня Карсон, моя мать, трудолюбива, в любой ситуации ори-
ентирована на достижение цели, предъявляет к себе высокие
требования, не удовлетворяется малым. Она обладает врожден-
ной способностью, интуитивным чувством, которое позволяет
ей выбирать правильную линию поведения. По-видимому, это
ее главная отличительная особенность.
Она всегда много требовала от себя, и нас воспитывала в том
же духе. Я не хочу изобразить свою мать совершенством, ко-
нечно, она обычный человек. Она никогда не давала мне оста-
навливаться на достигнутом, добиваясь своей цели ворчаньем,
требовательностью, иногда жестоким ко мне отношением. Бу-
дучи в чем-то уверенной, она стояла на своем и не сдавалась. Не
всегда мне было приятно слышать ее слова: «Ты не рожден для
неудач, Бенни. Ты можешь это сделать!» Или одно из ее люби-
мейших: «Попроси Бога, и Он поможет тебе».
Когда мы были подростками, то не всегда радовались ее уро-
кам и советам. Но, несмотря на наше возмущение и упрямство,
мать отказывалась уступать.
Прошли годы, и, постоянно ободряемые матерью, мы с Кур-
тисом поверили наконец, что осуществим задуманное. Может
быть, она «промывала нам мозги» в надежде, что мы станем
по-настоящему хорошими людьми и добьемся успеха, к которо-
му стремимся. Даже сейчас ее голос ясно звучит у меня в ушах:
«Бенни, ты можешь это сделать. Не теряй веры ни на секунду».
Когда она вышла замуж, у нее было только три класса обра-
зования, но в нашем доме движущей силой всегда была именно
она, которая подталкивала моего неторопливого отца. Глав-
ным образом благодаря ее бережливости они накопили денег и
14

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
купили наш первый дом. Мне кажется, что благодаря ей они в
конце концов стали зажиточными людьми. Уверен, что она не
предчувствовала той бедности и трудностей, с которыми при-
шлось потом столкнуться.
Отец, напротив, был стройным и высоким. Он часто говорил:
«Всегда надо выглядеть как следует, Бенни. Одевайся соответ-
ственно тому, кем хочешь быть». Ему больше всего было важно,
как он одет и что его окружает. Он всегда любил быть среди людей.
«Относись к другим хорошо. Люди много значат, и если ты
будешь к ним хорошо относиться, они тебя полюбят». Когда я
вспоминаю эти слова, мне кажется, что ему было важно нра-
виться всем. Если меня просили описать отца, я всегда говорил:
«Он просто хороший парень». Мне и сейчас так кажется, несмо-
тря на все возникшие потом проблемы.
Мой отец был из тех, кто любит модно одеваться и вести себя,
как «настоящий мужчина», ухлестывая за каждой юбкой. Та-
кой стиль жизни мог вредно сказаться на нас. Во всяком случае,
теперь я благодарен матери за то, что мы не остались в подоб-
ном окружении.
В интеллектуальном отношении у отца были сложности: он
увязал в деталях и не мог охватить целого. Возможно, это было
самое существенное различие между родителями.
Оба они происходили из больших семей: у матери было 23
брата и сестры, у отца — 13. Они поженились, когда отцу было
28, а матери — 13 лет. Много позже она призналась, что для нее
брак был бегством из безнадежной семейной ситуации.
Вскоре после свадьбы они перебрались из штата Теннесси в
Детройт, где в конце 40-х — начале 50-х годов требовались ра-
бочие руки. Люди с сельского Юга переезжали на Север, потому
что могли получить там хорошую работу на фабрике. Отец на-
шел работу на заводе «Кадиллак». Насколько мне известно, это
было его первое и последнее место работы, где он и оставался
до тех пор, пока не ушел на пенсию в 70-х годах.
А еще мой отец был священником маленькой баптистской
церкви. Я так и не понял, был ли он посвящен в сан или нет. Од-
15

БЕН КАРСОН
нажды он взял меня послушать, как проповедует, а может быть,
я запомнил только этот единственный случай. Отец не был пла-
менным проповедником вроде телевизионных евангелистов.
Он говорил в относительно спокойной манере, и аудитория не
накалялась. Он не имел настоящего дара слова, но старался, как
мог. Я помню, как в то воскресенье он стоял перед нами, высо-
кий и красивый, а на большом металлическом кресте, покачи-
вающемся у него на груди, сверкало солнце.
— Я уеду на некоторое время, навещу родственников, — сказа-
ла мать через несколько месяцев после ухода отца.
— А мы? — заинтересовался я.
— Я поеду одна, - ответила она необычайно тихим голо-
сом. — Вы не должны пропускать школу.
Прежде чем я успел возразить, она добавила, что мы останем-
ся с соседями.
— Я обо всем договорилась. Пока я не вернусь, вы будете
спать здесь, а есть с ними.
Я бы мог удивиться ее решению, если бы не был так взволно-
ван перспективой погостить в чужом доме. Это означало кое-
какие поблажки, еду получше, веселую игру с соседскими ребя-
тишками.
За этой поездкой последовали другие. Мать предупреждала,
что ее не будет несколько дней, и поручала заботу о нас соседям.
Она устроила так, что мы оставались с друзьями, поэтому такая
перспектива нас не пугала, а радовала. Благодаря ее любви мы
чувствовали себя в безопасности, и мне даже в голову не прихо-
дило, что она может не вернуться.
Сейчас это кажется странным, но я узнал, что значили мами-
ны «визиты к родственникам», только когда стал взрослым,
такая в нашем доме царила атмосфера надежности. Когда груз
становился слишком тяжел, мама обращалась к медицинской
помощи. Развод повлек за собой трудный период смятения и
депрессии. Мне кажется, лишь ее внутренняя сила помогла ей
16

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
осознать, что она нуждается в профессиональной помощи, и на-
браться смелости обратиться к врачу. Отсутствовала она обыч-
но несколько недель.
Мы, мальчишки, и не догадывались о ее психиатрическом ле-
чении, она не хотела, чтобы мы знали об этом.
Со временем мать отказалась от лечебных процедур, но
друзьям и соседям трудно было относиться к ней, как к здоро-
вому человеку. Мы не представляли себе, насколько ее обижало
то, что лечение в психиатрической больнице, последовавшее за
разводом, дало соседям живую тему для сплетен. Обе эти про-
блемы надолго оставили след в ее жизни. Мать должна была
справляться с домашними делами и нашим воспитанием, к тому
же многие ее друзья отвернулись от нее тогда, когда она больше
всего в них нуждалась.
Из-за того, что мама никого не посвящала в подробности
развода, люди предполагали худшее и распускали о ней дикие
слухи.
— Я решила, что это мое дело, — как-то сказала мать. — Мне
все равно, что говорят обо мне люди.
Но держаться такой линии было, конечно, нелегко. Грустно
думать о том, как много слез она выплакала в одиночестве.
В конце концов источники денег иссякли, и мать поняла, что
каким бы скромным ни был наш дом, она не сможет его содер-
жать. Дом при разделе имущества остался ей, и через несколько
месяцев после этого она его сдала, собрала вещи, и мы перееха-
ли. Это был один из немногих случаев, когда появился отец —
он пришел, чтобы отвезти нас в Бостон. Старшая сестра матери
Джин Авери и ее муж Уильям согласились взять нас к себе.
Мы переехали в их бостонскую квартиру. Их собственные
дети уже выросли, и они горячо полюбили двух маленьких пле-
мянников. Со временем они стали нам с Куртисом, так нуждав-
шимся в нежности и любви, вторыми родителями.
Еще около года после переезда в Бостон мать испытывала по-
требность в психиатрической помощи. Лечение занимало три-
четыре недели. Мы оставались без нее, но тетя Джин и дядя
17

БЕН КАРСОН
Уильям были так внимательны и заботливы, что нам даже нра-
вились периоды ее отсутствия.
Благодаря тете и дяде мы с Куртисом были уверены, что с ма-
мой все в порядке. А когда она писала или звонила по телефону,
они сообщали нам: «Мама возвращается через несколько дней».
Все было так хорошо организовано, что мы и не догадывались,
как тяжело было матери. А именно этого и хотела волевая Соня
Карсон.

ГЛАВА 3.
ВОСЬМИЛЕТНИЙ
— Крысы! — завизжал я. — Смотри, Курт, крысы!
Я в ужасе показывал на заросший сорняками пустырь позади
дома.
— Они крупнее кошек!
— Ну уж крупнее, — возразил Куртис, пытаясь держаться со-
лидно. — Но до чего же гнусные!
Детройт никоим образом не подготовил нас к жизни в бо-
стонском многоквартирном доме. Армии тараканов марширо-
вали по комнатам, как ни пыталась мать от них избавиться. Еще
больше пугали меня орды крыс, хотя они держались поодаль от
людей и обитали в сорняках и кучах мусора, только в холодную
погоду иногда заскакивая в подвал дома.
— Я один вниз не пойду.
Мое заявление было непреклонным. Один я боялся спускаться
в подвал и без Куртиса или дяди Уильяма ни шагу не сделал бы.
Иногда из сорняков выскальзывали змеи. Однажды в подвал
забралась большая змея, и кто-то убил ее. Еще долго после это-
го дети говорили только о змеях.
— Знаешь, в прошлом году змея заползла в соседний дом и
ужалила четырех детей, пока они спали, — сказал мне один из
одноклассников. — Дети умерли!
— Змеи и тебя могут сожрать, — добавил другой.
— Ну нет, — рассмеялся первый. — Она тебя ужалит, и ты
умрешь.
19

БЕН КАРСОН
За этим следовал еще один рассказ о том, как кто-то умер от
укуса змеи.
Конечно, это были выдумки, но я так часто слышал подобные
истории, что они запали мне в душу, и я стал осторожным, роб-
ким и все время выискивал, нет ли поблизости змей.
На пустыре было полно пьяных, валялись бутылки из-под
дешевого вина. Разбитые стаканы, кучи мусора, полуразрушен-
ные строения и полицейские машины стали для нас обычным
зрелищем. Через несколько недель все это уже казалось нам
совершенно естественным. Мы привыкли к перемене в нашей
жизни.
Никто не говорил: «Нормальные люди так не живут». Я ду-
маю, что нам удалось избежать слишком заметного влияния
бостонской жизни только благодаря чувству семейного един-
ства, поддерживаемого дядей и тетей.
Мама, конечно, работала. Целыми днями. Она редко быва-
ла свободна, но эти часы она проводила с Куртисом и со мной,
пытаясь наверстать то время, пока ее не было. Мать работала
в богатых домах, ухаживала за детьми, помогала по хозяйству.
— Ты выглядишь усталой, — сказал я как-то вечером, когда
она вошла в нашу узкую комнатку. Было уже темно, весь долгий
день она работала в двух местах, потому что одного заработка
не хватало.
— Похоже, что так, — она откинулась на стуле, сбросила туф-
ли и, ласково улыбнувшись, спросила. — Как дела в школе?
Как бы она ни уставала, но если к ее возвращению мы еще не
спали, она никогда не забывала спросить о школе. Именно за-
бота о нашем образовании дала мне понять, насколько важны
для нее наши школьные успехи.
Когда мы переехали в Бостон, мне было восемь лет. Я был
склонен к серьезным размышлениям и любил подумать над
тем, что со мной происходит. Однажды я пришел к такому за-
ключению: «Восемь лет — это замечательно, потому что, когда
тебе восемь, ты ни за что не отвечаешь. Все о тебе заботятся, а
ты только играешь и веселишься».
20

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Потом я развил эту мысль дальше: «Всегда так не будет. По-
этому надо радоваться жизни сейчас».
За исключением развода родителей, это была лучшая пора
моего детства. Во-первых, вспоминается самое захватывающее
Рождество в моей жизни, когда тетя и дядя завалили нас с Кур-
тисом игрушками. Да и мать подарила больше обычного, пыта-
ясь как-то возместить нам потерю отца.
Одним из лучших подарков была инерционная модель само-
го современного «Бьюика». Но химический набор затмил даже
игрушечный «Бьюик». Ни до, ни после ни одна игрушка не вы-
зывала у меня такого интереса, как химический набор. Я прово-
дил много времени дома, играя с ним, изучая инструкции, ставя
один опыт за другим. Я заставлял лакмусовую бумажку стано-
виться то синей, то красной. Я смешивал химикалии в странных
сочетаниях и зачарованно наблюдал, как они шипели, вскипали
и меняли цвета. Когда же из-за того, что я творил, вся квартира
наполнялась запахом тухлых яиц или еще чего-нибудь похуже,
меня это смешило до колик.
Во-вторых, когда мне было восемь лет, я пережил свой пер-
вый религиозный опыт. Мы принадлежали к Церкви адвенти-
стов седьмого дня, и однажды в субботу пастор Форд, пропо-
ведник Детройтской церкви, расположенной на Бурнс-авеню,
привел в проповеди следующий пример.
Одаренный рассказчик, пастор Форд поведал нам, как мужа
и жену, врачей-миссионеров в одной далекой стране, пресле-
довали грабители. Пытаясь ускользнуть от бандитов, супруги
пробирались сквозь заросли и скалы. Наконец, едва живые от
усталости, они вышли к обрыву и оказались в ловушке — идти
дальше было некуда. Внезапно прямо у края скалы они замети-
ли среди камней расселину, щель оказалась достаточно боль-
шой для того, чтобы залезть внутрь и спрятаться. Секундой
позже на край обрыва выскочили преследователи и не обнару-
жили доктора и его жены. Они не верили своим глазам, но те
исчезли. Ругаясь и проклиная их, бандиты ушли.
21

БЕН КАРСОН
Я слушал, а перед моими глазами стояла такая яркая картина,
как будто я сам спасался от погони. Пастор не нагнетал обста-
новку, но я так живо и эмоционально переживал тяжелое по-
ложение супругов, как будто жестокие люди пытались поймать
меня самого. Я как будто видел преследователей. Дыхание пе-
рехватило от панического страха и безнадежности. Когда нако-
нец грабители ушли, я вздохнул с таким облегчением, как будто
сам спасся от погони.
Пастор Форд наблюдал за прихожанами. «Они нашли защиту
и укрытие, — сказал он нам. — Они были спрятаны в расселине
скалы, Бог защитил их от зла».
Проповедь закончилась. Мы запели «благодарственный
гимн». В то утро пастор выбрал «Он прячет мою душу в рас-
селине скалы». Этот гимн он предложил из-за рассказа о мис-
сионерах, объяснив нам, что спастись в «расселине скалы» мы
можем только через Иисуса Христа.
— Если мы полагаемся на Господа, — добавил он, оглядывая
лица прихожан, — мы всегда спасаемся. Спасаемся в Иисусе
Христе.
Когда я слушал его, мое воображение нарисовало чудесную
картину того, как Бог заботится обо всех, кто хочет Ему слу-
жить. Это представление и только что пережитые эмоции
привели меня к мысли: «Все, что мне на самом деле надо, это
укрыться в расселине скалы».
Хотя мне было только восемь лет, я принял решение. Другие
дети тоже крестились и присоединялись к церкви в моем воз-
расте, поэтому, когда рассказ проповедника и музыка вызвали
во мне такие эмоции, я ответил на призыв. Когда пастор Форд,
следуя обычаям нашей церкви, спросил, кто хочет обратиться к
Иисусу Христу, Куртис и я вышли вперед. Несколькими неделя-
ми позже мы оба приняли крещение.
В сущности своей я был хорошим ребенком и не делал чего-
нибудь особенно плохого, однако первый раз в жизни понял,
что нуждаюсь в Божьей помощи. Следующие четыре года я ста-
рался соблюдать то, чему меня учили в церкви.
22

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Это утро стало для меня отправной точкой еще в одном отно-
шении. Я решил стать врачом, врачом-миссионером.
На церковных службах и уроках по изучению Библии часто
звучали истории о врачах-миссионерах. Меня захватывали рас-
сказы о тех, кто путешествует по бедным деревням Африки или
Индии. К нам приходили сообщения, как доктора облегчали
физические страдания, помогали людям вести более здоровую
и счастливую жизнь.
— Вот то, чего мне хочется, — сказал я матери по пути до-
мой. — Я хочу стать врачом. Мама, я смогу стать доктором?
— Послушай, Бенни, — мы остановились, и мама взглянула
мне в глаза. Потом, положив мне руки на плечи, она заговори-
ла. — Если ты о чем-нибудь просишь Бога и веришь, что Он это
сделает, так и будет.
— Я верю, что могу стать врачом.
— Тогда ты станешь врачом, Бенни, — уверенно сказала она,
и мы пошли дальше.
Получив от матери такую поддержку, я больше не сомневался
в выборе жизненного пути.
Как и большинство детей, я не представлял себе, как стать
врачом, но надеялся, что если буду хорошо учиться в школе, то
у меня все получится. К тринадцати годам я уже не был уверен,
что хочу быть миссионером, но медицину я выбрал раз и навсе-
гда.
Мы переехали в Бостон в 1959 году и оставались там до 1961
года, а затем вернулись назад в Детройт, потому что мама снова
«встала на ноги» в денежном отношении. Детройт был нашим
домом, да к тому же мать кое-что задумала. С самого начала, ко-
гда это еще было невозможно, она уже планировала вернуться
в собственный дом.
Он был размером с сегодняшний гараж, квадратная коробка
стандартного послевоенного сборного дома. Его площадь не
превышала 100 квадратных метров, но находился он в краси-
вом районе, и жители, гордясь местом, где живут, заботились,
чтобы лужайки перед домами были подстрижены.
23

БЕН КАРСОН
Проходили дни, месяцы, но мать убеждала нас: «Подождите,
мальчики, мы вернемся в наш дом на Дикон-стрит. Сейчас мы
еще не можем позволить себе там жить, потому что нуждаем-
ся в деньгах, которые платят за его аренду». Дня не проходило
без того, чтобы мать не вспоминала о возвращении домой. В ее
глазах горела решимость, и мы не сомневались, что она своего
добьется.
Мама перевезла нас в многоквартирный дом, стоявший у же-
лезнодорожных путей рядом со станцией Делрей. Это был дым-
ный индустриальный район со множеством железнодорожных
веток, возле которых располагались маленькие поточные ма-
стерские по производству запчастей к автомобилям. Жили там
люди, конечно, небогатые, но все-таки не самые бедные.
Мы поселились на последнем этаже. Мама работала на двух
или трех работах. В одном месте она ухаживала за ребенком, в
другом мыла полы. Какая бы ни требовалась домашняя работа,
мать говорила: «Это я могу. Если я еще как следует не умею, то
быстро научусь».
Что ей было делать? У нее не было другого ремесла. Она была
сообразительна и проворна, и работа стала для нее образовани-
ем, потому что, трудясь, она внимательно наблюдала за тем, что
творилось вокруг.
Особенно ее интересовали люди, а чаще всего работала она в
богатых домах. Возвращаясь, мама рассказывала нам: «Богатые
делают то-то, преуспевающие люди ведут себя так-то. А думают
они так-то». Она постоянно снабжала нас с братом подобной
информацией.
— Теперь и вы научитесь так делать, — приговаривала она с
улыбкой. — Только вы еще лучше сумеете.
Как это ни странно, у матери возникли планы относительно
меня еще тогда, когда я был плохим учеником. Нет, это слабо
сказано. Я был худшим учеником во всех пятых классах Хиг-
гинской начальной школы.
В Детройте за три года школа дала мне хорошую основу.
Когда мы переехали в Бостон, я был в четвертом классе, а
24

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Куртис в шестом. Нас определили в маленькую частную цер-
ковную школу, потому что мать думала, что там мы получим
более качественное образование, чем в государственной шко-
ле. К несчастью, все вышло наоборот. Наши хорошие оценки
были результатом низких требований, и, вернувшись в Дет-
ройтскую государственную школу, я оказался в ужасном по-
ложении.
В Хиггинской начальной школе учились преимущественно
белые. Классы были сильными, и пятиклассники, к которым я
присоединился, превосходили меня по всем предметам. К сво-
ему удивлению, я ничего не понимал. Соперников за последнее
место в классе у меня не нашлось. Дело ухудшала и моя убе-
жденность в том, что в Бостоне у меня все было в порядке.
Быть последним в классе обидно само по себе, но мне стано-
вилось еще тяжелее из-за насмешек и поддразниваний других
ребят. Как это обычно и бывает, касались они предстоящих от-
меток.
Кто-то безапелляционно заявил:
— Я знаю, что получит Карсон.
— Ага. Большую единицу, — подхватил другой.
— Эй, чучело, думаешь, хоть раз ответишь правильно?
— Теперь Карсон правильно отвечает. Знаешь почему? Он
даже свой неправильный ответ и тот умудряется перепутать.
Неподвижно сидя за партой, я старался их не слушать и наде-
ялся, что они подумают, будто я не обращаю на них внимания.
Их слова ранили, но я не мог себе позволить заплакать или убе-
жать. Насмешки начинались снова, и на моем лице застывала
улыбка. Спустя несколько недель я и сам уверился, что заслу-
живаю только последнего места в классе.
Я просто тупица. И я сам, и все вокруг это знали.
Никто особенно не подчеркивал, что я черный, но мне ка-
жется, что меня оценивали еще хуже, чем я есть, из-за распро-
страненного представления о том, будто черные дети не так
сообразительны, как белые. Я принимал это как данное - все
происходило так, как должно было быть.
25

БЕН КАРСОН
Я и сейчас, оглядываясь назад, чувствую боль. Самое худшее
произошло после предварительного экзамена по математике в
пятом классе. Как обычно, наша учительница, миссис Уильям-
сон, отдала наши листочки на проверку сидевшим сзади, а сама
вслух читала правильные ответы. Потом листки опять верну-
лись к нам. Теперь учительница вызывала всех по очереди, и
мы громко говорили, сколько у нас баллов.
Контрольная состояла из тридцати задач. Девочка, проверяв-
шая мой листок, была зачинщицей насмешек над моей глупостью.
Миссис Уильямсон называла имена. Я сидел в душном клас-
се, взор мой блуждал от доски объявлений к окнам, на которые
были наклеены вырезанные из бумаги украшения. В комнате
пахло мелом, пылью и потом. Я повесил голову, страшась услы-
шать свое имя. Я знал, что меня ждет.
— Бенджамин? — миссис Уильямсон ждала моего ответа.
Я тихо пробормотал число.
— Одиннадцать? — миссис Уильямсон положила ручку, улыб-
нулась мне и с энтузиазмом воскликнула. — Ну, Бенджамин, чу-
десно! (Одиннадцать был минимальный балл).
Прежде чем я успел что-нибудь сказать, девочка, сидевшая
позади меня, выкрикнула:
— Да не одиннадцать, — а потом хихикнула. — Один. А все
остальное он неправильно сделал.
Весь класс тут же отозвался смешками.
— Довольно, — резко сказала учительница.
Но было уже поздно. Жестокость девочки меня больно заде-
ла. Никогда я еще не чувствовал себя таким одиноким и таким
глупым. Плохо было уже и то, что в любой контрольной я не
мог ответить правильно почти ни на один вопрос, но когда весь
класс дружно смеялся над моей глупостью, мне просто хотелось
провалиться сквозь землю.
К глазам подступили слезы, но я удержался, не заплакал.
Пусть лучше я умру, но они не узнают, как мне обидно. Вместо
этого я улыбнулся с деланным безразличием, опустил глаза и
уставился на жирную единицу на своем листке.
26

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Я бы мог решить, что жизнь жестока, и если ты черный, зна-
чит, все против тебя. Так и было бы, если бы в пятом классе со
мной не произошли два случая, изменивших мое отношение к
миру.

ГЛАВА 4.
ДВЕ УДАЧИ
— Я не знаю, — покачал я головой. — Я хочу сказать, что не
уверен.
Снова я почувствовал себя круглым дураком. Мальчик передо
мной без труда читал каждую букву на последней строке. Я же
не видел как следует и первой.
— Теперь ты, — сказала мне медицинская сестра, и я шагнул к
таблице для проверки зрения.
Голос ее звучал весело и ободряюще.
— А ну, читай, не прищуривайся. Нечего щуриться.
В середине пятого класса в школе проводилась обязательная
проверка зрения.
Я щурился, пытаясь добиться фокусировки, и едва-едва про-
чел первую строчку.
В школе мне бесплатно выдали очки. Когда их подбирали,
доктор сказал:
— У тебя такое плохое зрение, парень, что ты можешь счи-
таться инвалидом.
По-видимому, зрение у меня ухудшалось постепенно, и мне
даже не приходило в голову, что оно такое плохое. На следую-
щий день я пришел в школу в очках. Я был изумлен. Впервые с
другого конца класса я видел то, что написано на доске. Очки
стали первой моей удачей, они помогли мне перестать быть худ-
шим учеником в классе. Как только я стал лучше видеть, улуч-
шились мои отметки, и дело, хоть и не сразу, пошло на лад.
28

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Когда были выставлены семестровые оценки, миссис Уиль-
ямсон меня вызвала и сказала: «Бенджамин, в целом ты стал
учиться гораздо лучше». Ее улыбка дала мне понять, что успехи
мои могли бы быть и больше. Я понял, что она хочет меня под-
бодрить.
По математике я получил тройку, и это уже было заметным
улучшением. Наконец-то я не провалился на контрольной.
Мне полегчало, когда я увидел семестровую оценку. Я по-
думал: «У меня по математике тройка. Я исправляюсь. Теперь
есть надежда. Я не самый глупый парень в школе». Если полгода
ты был хуже всех в классе и внезапно резко вырываешься впе-
ред — хотя бы только с единицы на тройку — обретаешь наде-
жду. Впервые после прихода в Хиггинскую школу я увидел, что
сделал что-то лучше кого-то другого в классе.
Но в мамины планы не входило, чтобы я останавливался на
достигнутом.
— Молодец, Бенни, — сказала она. — Я горжусь тем, что твои
отметки улучшаются. Так и должно быть. Ты ведь умный па-
рень, Бенни.
Несмотря на все мои радости и надежды, мама не была счаст-
лива. Увидев улучшившиеся отметки и услышав, что говорит
миссис Уильямсон, она стала нажимать на меня.
— Недостаточно просто не провалиться, этого мало. Ты для
такого слишком умный. У тебя должен быть лучший балл по
математике в классе.
— Но, мама, хорошо уже, что я не провалился, — застонал я,
думая, что она недостаточно оценивает мои успехи.
— Конечно, Бенни, ты стал лучше, — продолжала мама, - и
надо стараться дальше.
— Я попытаюсь. Я сделаю все, что смогу.
— Ты можешь быть еще лучше, и я тебе помогу.
Глаза ее сверкнули. Я еще не знал, что в ее голове зародился
план. Ей мало было просто сказать: «Исправляйся!» Она искала
способ научить меня, как это сделать, и придумала план, кото-
рый оказался моей второй удачей.
29

БЕН КАРСОН
Отметки маму не волновали, пока я не принес табель за полу-
годие. Она-то думала, что оценки Бостонской школы отражают
реальные успехи. Поняв, как плохо обстоят мои дела в Хиггин-
ской школе, она принялась за меня по-настоящему.
Мама ни разу не сказала мне: «Почему ты не такой, как дру-
гие, смышленые мальчики?» Она не видела смысла в подобных
словах. Я чувствовал, что для нее намного важнее, чтобы я сам
старался как следует, чем соперничество с одноклассниками.
— У меня двое смышленых парней, — говаривала она. — Двое
очень смышленых парней.
— Я стараюсь, — настаивал я, - у меня уже лучше с матема-
тикой.
— Но должно быть еще лучше, Бенни, - каждый вечер гово-
рила она. — Ты уже начал исправлять математику и нужно про-
должать. Вот как этого добиться. Во-первых, выучи таблицу
умножения.
— Таблицу умножения! — закричал я. Это было уже слиш-
ком. - Ты знаешь, какая она большая. С этим и за год не спра-
вишься.
Мать глянула на меня чуть свысока.
— Я закончила только три класса, и вот уже двадцать лет ее
помню.
— Но я не могу, мама...
— Можешь, Бенни. Просто ты должен быть повнимательнее.
Учи, а завтра, когда я вернусь с работы, мы вместе ее повторим.
Будем повторять таблицу умножения, пока ты не выучишь ее
лучше всех в классе.
Я понял, что спорить дальше бесполезно.
— Кроме того, — тут мать выпустила последний залп, — зав-
тра, пока не выучишь таблицу умножения, не пойдешь гулять и
не будешь играть.
Я расплакался.
— Посмотри ты на них, — кричал я, тыкая в колонки цифр в
учебнике математики, — как их можно все выучить?
30

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Но в таких случаях говорить с мамой было все равно, что бе-
седовать с камнем. Голос ее был тверд, губы сжаты.
— Ты не выйдешь из комнаты и не будешь играть, пока не вы-
учишь всю таблицу умножения.
Когда я вернулся из школы, мамы, конечно, не было дома, но
мне и в голову не пришло своевольничать. Она воспитала нас с
Куртисом так, что мы всегда ее слушались.
Я принялся учить таблицу умножения. Я повторял ее до тех
пор, пока не выучил наизусть. Мать, как и обещала, проверила
меня вечером. Она живо интересовалась моими школьными де-
лами, постоянно меня подбадривала, так что теперь мне самому
захотелось учиться лучше. Когда я вызубрил таблицу умноже-
ния, математика стала даваться мне настолько легче, что отмет-
ки сразу улучшились. Чаще всего они оказывались даже выше,
чем у других ребят в классе. Мне никогда не забыть того, что я
почувствовал, когда после контрольной на вопрос миссис Уиль-
ямсон ответил: «Двадцать четыре».
Я почти кричал, когда повторял: «Двадцать четыре правиль-
ных ответа!»
Она улыбнулась мне, и я понял, что она тоже рада моим успе-
хам. Я не рассказывал ребятам, чем занимаюсь дома и как мне
помогли очки. Думаю, им это было неважно.
Все изменилось, школа теперь доставляла мне удовольствие.
Никто больше не смеялся надо мной, никто не называл меня на
математике чучелом! Но мать не остановилась на таблице умно-
жения. Она доказала мне, что я могу достичь успеха, и тут же
приступила к следующему этапу моего исправления — она хоте-
ла, чтобы у меня были самые лучшие отметки по всем предме-
там. Цель была отличная, но средства мне не всегда нравились.
— Я решила, что вы слишком много смотрите телевизор, —
сказала мама как-то вечером, выключая его на середине про-
граммы.
— Мы совсем немного смотрим, — возразил я, пытаясь дока-
зать, что это образовательные программы и все ребята в нашем
классе, даже самые умные, смотрят телевизор.
31

БЕН КАРСОН
Но мама настаивала на своем, не слушая никаких возражений.
Мне такие правила не понравились, но ее стремление видеть
нас хорошими учениками изменило всю мою жизнь.
— С сегодняшнего дня только по три передачи в неделю.
— В неделю? — я представил себе, сколько чудесных передач
мы пропустим.
Мы знали, что протест бесполезен и что будет так, как она ре-
шила. С другой стороны, мать доверяла нам, мы были послуш-
ными детьми и твердо придерживались семейных правил.
Куртис был не таким смирным, как я, но и школьные успехи у
него были получше. И все-таки они не отвечали тем требовани-
ям, которые предъявляла мать. День за днем она убеждала Кур-
тиса, стараясь по-другому его настроить, научить стремиться к
успеху, поверить в себя. Мы с братом отнюдь не были приро-
жденными неудачниками, но в нашем ближайшем окружении
не нашлось подходящего мужчины — объекта для подражания.
Куртис был старше и, думаю, чувствительнее к этому, чем я. Но
как бы трудно ни было с ним матери, она не оставляла своих
попыток. Благодаря ее любви, требовательности, постоянной
поддержке и даже введению жестких ограничений Куртис по-
степенно стал более приспособленным к жизни и поверил в
себя.
Мать твердо знала, как нужно проводить свободное время,
если не смотреть телевизор.
— Вы должны ходить в библиотеку и брать там книги. Чи-
тайте по крайней мере две книги в неделю. В выходной будете
рассказывать мне о том, что прочли.
Это казалось невыполнимым. Две книги? Я еще ни разу в жиз-
ни не дочитал ни одной книги до конца, конечно, кроме тех, ко-
торые нас заставляли читать в школе, и не мог поверить, что за
такой короткий срок, как неделя, можно прочесть целую книгу.
Неделю или две спустя мы с Куртисом, еле волоча ноги, тащи-
лись за семь кварталов в публичную библиотеку. Мы ворчали и
жаловались, путь казался нам бесконечным. Но мать велела, и
нам в голову не приходило ослушаться. Почему? Мы ее уважа-
32

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
ли. Мы знали, что она старается для нашего блага. А главное,
мы ее любили.
— Бенни, радость моя, — повторяла она снова и снова, — если
ты будешь читать, то сможешь узнать обо всем, о чем захочешь.
Весь мир широко открыт для тех, кто умеет читать. Мои маль-
чики добьются успеха в жизни, потому что будут читать больше
всех в школе.
Тогда, в пятом классе, и сейчас, вспоминая об этом, я пони-
маю, что мать имела в виду. Она верила в Куртиса и в меня. Ее
вера была столь велика, что мы просто не могли оказаться не-
удачниками! Это огромное доверие и помогло мне поверить в
себя.
Некоторые подруги матери критиковали ее за жестокость.
Я слышал, как одна из них говорила:
— Зачем ты заставляешь мальчиков все время заниматься?
Они тебя возненавидят.
— Они могут меня возненавидеть, но получат самое лучшее
образование, — отвечала она, отметая любую критику.
Конечно, мы не возненавидели ее. Я не люблю, когда на меня
давят, но она смогла убедить нас, что эта тяжелая работа нужна
нам самим. Кроме того, каждый день она повторяла:
— Ты всегда можешь заниматься тем, что интересно тебе са-
мому, Бенни.
Я любил природу, животных, естественные науки, поэтому
в библиотеке я выбирал книги на эти темы. Как ни ужасно я
учился по основным предметам, с природоведением в пятом
классе у меня было все в порядке.
Учитель природоведения, мистер Джайк, заметил мой интерес
и стал поддерживать его, давая мне дополнительные задания,
например, помочь другим ученикам в определении минералов,
животных или рыб. Я сумел выучить всю классификацию рыб,
а потом научился определять их виды. Никто в классе этого не
умел, и у меня были шансы блеснуть.
Итак, я ходил в библиотеку и выбирал книги о животных и о
природе. В своем пятом классе я стал экспертом по всему, что
зз

БЕН КАРСОН
касалось естественных наук. К концу года я мог подобрать на
железнодорожной насыпи любой камень и определить, что это
за минерал. Я прочел столько книг о рыбах и других водных
обитателях, что начал пытаться исследовать живущих в ручьях
насекомых. У мистера Джайка был микроскоп, и мне нравилось
готовить образцы, чтобы разглядывать живущие в воде про-
стейшие организмы в увеличенном виде.
Благодаря этим успехам я постепенно стал лучше учиться и по
другим предметам. Теперь я с удовольствием предвкушал по-
ходы в библиотеку. Библиотекари запомнили нас с Куртисом и
часто советовали, что почитать, рассказывали о книгах. У меня
началась новая жизнь. Я с увлечением читал книги о приключе-
ниях и научных открытиях.
Чтение значительно увеличило мой запас слов. Вскоре я стал
лучшим учеником по математике, и прошлое было окончатель-
но забыто.
Почти до конца пятого класса страшнее контрольных по ма-
тематике были для меня только диктанты. Обычно я скисал на
первом же слове. Но и сейчас, спустя тридцать лет, я еще помню
то слово, на котором во мне проснулся интерес к правописанию.
В последнюю неделю года мы писали длиннющие диктанты,
в которых миссис Уильямсон давала нам слова, правописание
которых мы изучали в течение двух семестров. Лучше других,
как все и ожидали, написал диктант Бобби Формер. К моему
удивлению, решающим словом, принесшем ему победу, оказа-
лось «агрономия».
«А я знаю, как написать это слово», — заволновался я.
Только вчера я встретил его в книге, которую читал. Когда по-
бедитель сел на место, во мне с новой силой проснулась жажда
успеха.
«Я знаю, как писать слово „агрономия". Спорим, что я могу
выучить любое слово в мире. Спорим, что я могу выучить пра-
вописание лучше, чем Бобби», — так я бросил вызов самому
себе — решил выучить правописание лучше, чем Бобби, кото-
рый был самым сообразительным парнем в пятом классе. Рань-
34

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
ше, пока вперед не вырвался Бобби, репутация самого сообра-
зительного была у Стива Кормоса. Бобби Формер произвел на
меня сильное впечатление на уроке истории, когда учительница
упомянула о льне, и никто не знал, что это такое. Тогда нови-
чок Бобби поднял руку и рассказал нам о льне все — где и как
он растет, как женщины делают из его волокон льняную ткань.
Услышав это, я подумал: «Бобби знает о льне все . Он очень ум-
ный». И тут вместе с лучом весеннего солнца, проникшим в
класс, в моей голове родилась еще одна мысль: «Я тоже могу
прочесть о льне или о чем-нибудь еще. Вот об этом-то и говори-
ла мама — если ты будешь читать, сможешь узнать обо всем».
Я решил все лето читать, и к началу шестого класса без особого
труда выучил множество новых слов и запомнил, как они пи-
шутся. Бобби все еще был самым умным в классе, но я поти-
хоньку подбирался к нему.
Как только школьные дела стали улучшаться, во мне просну-
лась жажда успеха. Однажды я подумал: «Должно быть, чудесно
осознавать, что ты самый умный в классе». В тот день я решил,
что единственный способ почувствовать свое превосходство —
стать самым умным.
Я продолжал читать, у меня улучшилось правописание, вырос
запас слов, я стал лучше понимать то, что читал. Уроки теперь
казались гораздо интереснее. А когда я перешел в седьмой класс
Вильсоновской школы второй ступени, я был уже лучшим уче-
ником в классе.
Но не в этом заключалась моя главная задача. Мне уже недо-
статочно было быть первым. Вот где сыграло свою роль влия-
ние матери. Теперь я трудился не ради состязания с другими
учениками, я хотел от самого себя добиться самых лучших ре-
зультатов, на какие был способен.
Большинство тех, с кем я учился в пятом и шестом классах, тоже
перешли в Вильсоновскую школу. Однако за прошедшие два года
наши взаимоотношения с одноклассниками резко переменились.
Все, кто когда-то насмехался над моей тупостью, теперь спраши-
вали меня: «Как тебе удалось добиться таких успехов, Бенни?»
35

БЕН КАРСОН
Конечно, слыша подобные вопросы, я сиял от счастья. Теперь
ребята уважали меня, потому что я заслужил их уважение. Мне
доставляло удовольствие получать хорошие отметки, выучи-
вать больше, чем задавали, знать больше, чем требовалось.
В Вильсоновской школе учились преимущественно белые, но
мы с Куртисом вошли в число ее первых учеников. В этой шко-
ле я впервые опередил белых ребят. Приятно оглянуться назад
и вспомнить тот интеллектуальный рост, который помог пре-
одолеть стереотип об умственном превосходстве белых, хотя
тогда, конечно, я этого не осознавал.
И в этой связи я с благодарностью думаю о матери. Малы-
шом я никогда не слышал от нее слов вроде: «Белые — это...»
Необразованная, вышедшая замуж в 13 лет, она оказалась до-
статочно мудрой, чтобы самой понять главное и воспитывать
нас с Куртисом в понимании того, что все люди — это люди. Она
никогда не придавала значения расовым предрассудкам и нам
этого не позволяла.
Однако Куртису и мне приходилось сталкиваться с расовыми
предрассудками, и мы могли бы ими заразиться, особенно в те
годы, в начале шестидесятых.
В памяти остались три случая, когда мы сами пострадали в
этом отношении.
Первый раз подобное произошло по дороге в Вильсоновскую
школу, куда перешли мы с Куртисом. Мы часто старались про-
катиться на поезде — железная дорога шла параллельно улице,
по которой мы ходили в школу. Хотя нам строго-настрого было
запрещено вскакивать в поезд на ходу, свою совесть я успокаи-
вал тем, что поезда шли довольно медленно.
Мой брат мог вскакивать и в скорые поезда, замедлявшие
ход у переезда. Я завидовал его ловкости. Когда скорый поезд
подходил к переезду, брат забрасывал футляр с кларнетом на
открытую платформу в начале состава, затем выжидал и вска-
кивал на последнюю платформу. Чтобы не потерять кларнет,
ему приходилось бежать вдоль всего состава, но кларнет он ни
разу не потерял.
36

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Мы обожали это опасное развлечение, и всякий раз, когда я
прыгал в поезд, сердце мое замирало от восторга. Требовалось
не просто вскочить на движущуюся платформу, а потом спрыг-
нуть на полотно, надо было не попасться на глаза сторожам, что
было гораздо труднее. Они следили, чтобы мальчишки и бродя-
ги не вскакивали в проходящие поезда на переездах. Но нас им
поймать так и не удалось.
Мы перестали «пользоваться» поездом по совсем другой при-
чине. Однажды, когда Куртиса со мной не было, я бежал вдоль
путей. Навстречу мне двинулась кучка мальчишек постарше —
все белые. На лицах их горела злоба, один держал в руках тол-
стую палку.
— Эй, ты! Ниггер!
Я испуганно остановился и молча уставился на них. Я всегда
был ужасно тощим и выглядел совсем беспомощным, а тогда
мне и помочь-то было некому. Мальчишка ударил меня палкой
по плечу. Я отскочил, не зная, что будет дальше. Они стояли пе-
редо мной и обзывали меня всеми грязными ругательствами,
которые только могли изобрести.
Кровь стучала в ушах, по спине лил пот, я стоял, глядя себе
под ноги, не осмеливаясь ответить, боясь бежать.
— Не вздумайте, ниггеры, еще раз пойти этой дорогой в Виль-
соновскую школу. Если мы тебя снова поймаем, убьем, — свет-
лые глаза парня были холодны как лед. — Понял?
Не поднимая взгляда от земли, я пробормотал: «Ну да».
— Я сказал «ты понял меня, ниггер?» — парень требовал от-
вета.
Страх сковал меня. Я попытался ответить громче: «Да».
— Тогда убирайся отсюда побыстрее и лучше не попадайся
нам на глаза. В следующий раз мы тебя убьем!
Я побежал со всех ног и остановился лишь когда влетел на
школьный двор. С тех пор я перестал ходить этой дорогой, не
вскакивал больше в поезда на ходу и не встречался с этой бандой.
Чтобы мама не забрала нас из школы, я не рассказал ей об
этом происшествии.
37

БЕН КАРСОН
Второй случай произвел на меня еще большее впечатление,
это произошло, когда я учился в восьмом классе. В конце года
в нашей школе вручали грамоты ученикам, набравшим самые
высокие баллы по успеваемости среди седьмых, восьмых и де-
вятых классов. Я получил такую грамоту в седьмом классе, а
Куртис в том же году, будучи в девятом. К концу восьмого клас-
са все признали, что я — смышленый парень, и мне снова дали
грамоту. Вручала ее учительница на общешкольном собрании.
Передав мне грамоту, она поднялась на сцену и взглянула на
аудиторию.
— Я хочу сказать несколько слов, — начала она необычно вы-
соким голосом и, к моему великому смущению, стала ругать бе-
лых ребят за то, что те позволили мне занять первое место.
— Вы мало трудились, — выговаривала учительница.
Не говоря этого прямо, она дала понять, что черный не может
занимать первое место в классе, где учатся белые дети.
Пока она их ругала, в моей голове теснились разные мысли.
Конечно, я был обижен: я так старался стать первым в классе,
может быть, больше всех в школе, а они унижают меня лишь
потому, что я другого цвета. Тогда я подумал: «Что за глупая
курица», и на меня нахлынула злость: «Ну, я тебе покажу, и всем
другим тоже\»
Я не мог понять, почему учительница так несправедлива.
Она учила меня несколько лет, казалось, хорошо ко мне отно-
силась и наверняка знала, что я заслужил свои оценки и был
достоин похвальной грамоты. Почему же она говорит такие
жестокие вещи? Или она настолько невежественна, что просто
не понимает, что все люди — это люди, а цвет кожи или раса
никого не делают умнее или глупее? Я знал и другие случаи,
когда люди из этнических меньшинств оказываются умнее
выходцев из основной нации. Неужели она и вправду этого не
понимала?
Несмотря на обиду и гнев, я ничего не сказал. Пока учитель-
ница ругалась, я тихо сел на место. Несколько белых ребят по-
смотрели на меня, и по их лицам я понял, что они возмущены
38

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
этими словами. Я чувствовал, что парни хотят сказать: «Ну и
дура же она!»
Некоторые из тех, кто двумя-тремя годами раньше смеялись
надо мной, теперь стали моими друзьями. Они были смущены,
а на лицах у некоторых ребят я прочел негодование.
Я не рассказал матери о выступлении учительницы, решив,
что не стоит причинять ей боль.
Третий случай, запавший мне в память, связан с футболом.
В нашем районе была футбольная команда. Когда я учился в
седьмом классе, футбол был в большом почете.
Естественно, нам с Куртисом хотелось играть, но по сравне-
нию с другими игроками мы были еще малы, хотя и имели одно
преимущество — хорошую скорость. Мы бегали так быстро, что
никто не мог нас догнать. Но успехи братьев Карсонов, похоже,
выводили из равновесия некоторых белых.
Однажды вечером, когда мы уходили с поля после трени-
ровки, нас окружила группа белых мужчин, некоторым из них
перевалило уже за тридцать. Их злоба говорила без слов. Я
полагаю, среди них находились и те, кто угрожал мне на же-
лезнодорожном переезде. Я ужасно испугался. Один из белых
шагнул вперед.
— Если вы посмеете прийти сюда еще раз, мы бросим вас в
реку, — сказал он, после чего они повернулись и ушли.
Чего они добивались этой угрозой? В конце концов мы с Кур-
тисом решили, что они не хотят, чтобы мы играли в команде.
Когда мы вернулись домой, я спросил брата:
— Кому охота играть в футбол, когда к тебе так относятся?
— Я думаю, мы найдем, чем заполнить это время, — ответил
Куртис.
Мы больше не ходили на тренировки, но о причине никому
не рассказывали. К счастью, никто особенно этим не интересо-
вался. Матери я сказал, что решил больше не играть в футбол, а
Куртис объяснил, что хочет побольше заниматься.
Мы ничего не говорили матери об этих угрозах, зная, что,
услышав о них, она начнет беспокоиться. Теперь, будучи взрос-
39

БЕН К А РСО Н
лым, я порой с улыбкой вспоминаю о нашей семье. Пока мы
были маленькими, мама оберегала нас, ничего не рассказывая
об отце и своих проблемах. Потом мы выбрали тот же самый
способ, чтобы защитить ее от лишних волнений.

ГЛАВА 5.
ПОДРОСТКОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ
— Вы знаете, что индейцы сделали со старой одеждой взятого
в плен генерала? — спросил главарь банды.
— Расскажи, пожалуйста, — с деланным интересом попросил
один из его приспешников.
— Они ее сохранили, и теперь ее носит наш друг Карсон!
Еще один подлиза энергично поддакнул:
— Ага, так оно и есть.
Я чувствовал, как краска заливает мои щеки и шею. Насмешки
продолжались.
— Подойди поближе и ты сам убедишься, — засмеялся зачин-
щик, — она воняет так же, как и сто лет назад.
В восьмом классе Хантеровской школы я пережил тяжелый
и болезненный период. Шутники старались показать, какие
они умные, остря как можно более едко и забавно. Насмеш-
ка разила наповал, мишенью чаще всего оказывались ребята,
одетые плохо и немодно. Самые злые насмешки ждали меня.
Вокруг жертвы собиралась толпа. А тот, кто дразнил смешнее
и обиднее других, оказывался в центре всеобщего внимания.
Я был самой удачной жертвой. Тогда, как, впрочем, и сейчас,
я не придавал одежде большого значения. Исключением стал
один короткий период в моей жизни, а до того я не задумывал-
ся, как одет. Мама всегда мне говорила: «Бенни, то, что вну-
три тебя, важнее. Можно быть прекрасно одетым, но мертвым
внутри».
41

БЕН КАРСОН
* * *
Как ни жалко было оставлять Вильсоновскую школу посреди
года, я радовался возвращению в наш старый дом. Как замеча-
тельно было сказать самому себе: «Мы снова дома!»
Бережливость матери значительно поправила наше финансо-
вое положение. Денег теперь хватало, и мы переехали в тот дом,
где жили до развода родителей.
Каким бы маленьким он ни был, он оставался нашим домом.
Сейчас он кажется мне совсем маленьким - спичечная короб-
ка, не больше. Но тогда для нас троих это был дворец, сказочно
прекрасная обитель.
Поменяв место жительства, надо было сменить и школу. Кур-
тис пошел в Юго-западную среднюю школу, а я в Хантеровскую
начальную, где больше было черных учеников, а белых было
всего 30%.
Одноклассники признали меня умным парнем. Я не был пер-
вым учеником, но уступал по оценкам только одному или двум
в классе. Школьные успехи много значили для меня, я радовал-
ся им и хотел быть одним из первых.
Но осложнения начались с неожиданной стороны. Я не толь-
ко подвергался насмешкам, но и столкнулся с соблазном стать
одним из насмешников. Раньше, чтобы заслужить признание,
я в этом не нуждался. В других школах меня уважали за хоро-
шие отметки, но в Хантеровскои школе успеваемость ничего не
значила.
Чтобы войти в элиту, надо было быть хорошо одетым, раз-
влекаться так, как принято у всех, и играть в баскетбол. Еще
важнее было научиться дразнить одноклассников.
Но разве мог я просить мать о покупках, которые подняли бы
меня на один с ними уровень? Разве я не понимал, сколько она
работает, чтобы нам не пришлось жить на пособие, как бедня-
кам. Когда я учился в девятом классе, мать прилагала все силы,
лишь бы мы не получали никакой социальной помощи, кроме
продовольственных карточек, без которых она бы не могла ни
обеспечивать нас, ни содержать дом.
42

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Она отказывала себе во всем, зато мы с Куртисом ни в чем не
нуждались. Ее одежда была чистой и опрятной, но немодной.
Ребенком я, конечно, этого не замечал, а она не жаловалась.
Первые недели пребывания в школе я не знал, чем ответить
на издевки ребят, а это только подстегивало их, и они все без-
жалостней надо мной насмехались. Обиднее всего было то, что
я ничего не мог им ответить. Я чувствовал себя ужасно оттого,
что они не принимали меня в свой круг. Каждый раз по дороге
домой я снова и снова спрашивал самого себя: «Что во мне не-
правильного? Почему я не могу оставаться таким, как есть} По-
чему я должен быть каким-то другим}» Я пытался себя успоко-
ить: «Они просто стадо баранов. Если их единственная радость
в одежде и насмешках, пусть получают удовольствие, но я не
буду играть в такие игры. Я добьюсь успеха и в один прекрас-
ный день всем им покажу».
Но как бы я ни старался поддерживать самого себя, конечно
же, я чувствовал себя изгоем, потому что, как и многие другие,
предпочитал, чтобы меня принимали, а не отвергали. К несча-
стью, насмешки ребят настолько меня задевали, что в конце кон-
цов я заразился их же болезнью. Тогда я принял решение: «Хоти-
те насмехаться? Отлично! Я покажу вам, как это делается».
На следующий день я с нетерпением ожидал насмешников, и
они не замедлили появиться.
— Парень, ты свою рубашку надел, наверно, в Первую миро-
вую войну и собираешься носить до третьей? - начал один из
моих одноклассников.
— Ага, — ответил я, — а еще раньше ее носила твоя мама.
Все рассмеялись. Парень уставился на меня, не веря своим
ушам, затем тоже рассмеялся и хлопнул меня по спине.
— Ну, Бенни, ты даешь!
Мои акции резко подскочили. Скоро я стал первым из всех
насмешников. Как я радовался, когда вся школа знала про мой
острый язык.
Теперь, когда кто-нибудь дразнил меня, я выворачивал его
слова наизнанку и оборачивал насмешку против самого на-
43

БЕН КАРСОН
смешника — таково было основное правило этой игры. Через
несколько недель классные заводилы перестали меня мучить.
Они уже не осмеливались надо мной насмехаться, потому что я
запросто поднимал их на смех.
Теперь я сам не давал своим жертвам увильнуть от меня.
- Эй, Миллер, если бы у меня была такая рожа, как у тебя, я
бы ее никому не показывал.
Очень смешная шутка? Однако я успокаивал себя тем, что «все
так делают», и выжить в этих условиях можно, только дразня
кого-нибудь еще. Но иногда я говорил сам себе: «На самом-то
деле я так не думаю».
Скоро я позабыл, каково быть объектом насмешек. Участие
в этой игре избавило меня от многих больших сложностей в
школе.
Но, к несчастью, проблемы одежды оно не решало.
Я подвергался остракизму не только за одежду, но и вообще за
бедность. В школе считалось, что бедный не может быть хоро-
шим человеком. По правде говоря, никто из школьников не был
выходцем из слишком зажиточной семьи и не имел оснований
ставить себя выше других. Но меня, как и любого подростка, это
не утешало. Особенно остро ощущал я на себе клеймо бедности,
потому что рос без отца. Большинство ребят жили в полных
семьях, а значит, по общему мнению, они были лучше меня.
Но больше всего я в то время стеснялся другого. Я уже гово-
рил, что мы получали продовольственные карточки и обойтись
без них не могли.
Мать часто посылала меня в магазин купить по карточкам
хлеба или молока. Я ненавидел эти походы, боясь, что меня
увидит кто-нибудь из приятелей. Замечая кого-то из них у кас-
сы, я делал вид, будто забыл что-нибудь взять, и ускользал в
проход между полками, выжидая, пока одноклассник уйдет.
Потом я как можно быстрее бросался к кассе, боясь, как бы не
появился кто-нибудь еще.
Сам я особенно не страдал из-за нашей бедности, но готов
был умереть тысячу раз, только чтобы другие о ней не узнали.
44

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Если бы я размышлял более здраво, то сообразил, что многие из
моих одноклассников тоже получают продовольственные кар-
точки. Тем не менее, уже выходя из дома с карточками в карма-
не, я начинал беспокоиться, как бы меня кто-нибудь не увидел
и не рассказал обо мне остальным. По-моему, никто ничего так
и не узнал.
Девятый класс оказался очень важным периодом в моей
жизни. Интеллектуально я был одним из лидеров класса. Мои
хорошие — или плохие - взаимоотношения с соучениками за-
висели от меня самого. Это был переходный период. Детство
кончалось, и я всерьез задумывался о будущем, а особенно о
желании стать врачом.
К десятому классу я попал в серьезную зависимость от мне-
ния окружающих. Самой страшной проблемой все так же оста-
валась одежда.
— Эти брюки я не надену, — говорил я матери, — Надо мной
все смеются.
— Только дураки смеются над чужой одеждой, Бенни, — от-
вечала она, а иногда добавляла. - Различия зависят вовсе не от
одежды.
— Мама, — умолял я ее, — все, кого я знаю, одеваются лучше
меня.
— Может быть, — терпеливо кивала она. — Я знаю множество
людей, одетых богаче меня, но это не делает их лучше.
День за днем я клянчил у матери модную одежду. Я совер-
шенно точно знал, что мне нужно: итальянскую трикотажную
рубашку с замшевыми погончиками, шелковые брюки, шелко-
вые носки с блеском, ботинки из кожи под крокодила, шляпу с
узкими полями, кожаный жилет и замшевую куртку. Я все вре-
мя говорил об одежде и думать не мог ни о чем другом. Мне
необходимы были эти тряпки, чтобы быть одетым так же, как
элитная компания нашего класса.
Я обманул надежды матери и знал об этом, но не мог думать
ни о чем, кроме своего убогого гардероба и желания стать, как
все. После школы, вместо того чтобы идти домой и делать уро-
45

БЕН КАРСОН
ки, я играл в баскетбол. Иногда я отсутствовал до десяти часов
вечера, а несколько раз, зная, что меня ждет дома, и готовясь
все это вынести, возвращался даже в одиннадцать.
— Бенни, разве ты не видишь, что с тобой делается? Ты все
больше меня разочаровываешь. Ты сломаешь свою жизнь, все
время гуляя и думая только о тряпках.
— Да не сломаю я свою жизнь, — возражал я, ничего не же-
лая слушать, потому что мой неповзрослевший разум был занят
мыслью о том, чтобы быть, как все.
— Я так гордилась тобой, Бенни, — говорила мать, — ты так
много трудился. Жаль все это потерять.
— У меня все в порядке, — огрызался я в ответ, — все будет
хорошо. Разве я приношу домой плохие отметки?
С этим мать не могла не согласиться, но я знал, что она бес-
покоится.
— Ну, хорошо, Бенни, — в конце концов вздыхала она.
После долгих просьб я наконец услышал от матери долго-
жданные слова.
— Я попытаюсь достать тебе кое-какую одежду. Если она не-
обходима тебе для счастья, ты ее получишь.
Я ответил, что только это может сделать меня счастливым.
Теперь мне трудно поверить, что я был тогда таким бездуш-
ным. Не думая о матери, о том, что нужно ей самой, я заставил
ее купить мне такую одежду, чтобы сравняться с элитой класса.
Но все равно я не был удовлетворен. Сколько бы мать ни купи-
ла мне итальянских рубашек, кожаных жилетов и ботинок под
крокодила, мне все было мало.
Отметки мои стали хуже. Я не был больше одним из лучших
учеников. А главное, меня это совершенно не беспокоило, по-
тому что я уже вошел в элиту класса и был одним из тех ребят,
которых все уважали. Они приглашали меня на вечеринки и
джазовые концерты. Мы все время развлекались — никогда в
жизни я столько не развлекался.
Но счастлив я не был.
46

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Я забыл то, что было когда-то самым важным в моей жизни.
Чтобы это объяснить, я должен снова вернуться к истории моей
матери и рассказать о знакомстве с Мери Томас.
Первый раз мама познакомилась с адвентистами седьмого
дня, когда лежала в больнице незадолго до того, как должен
был родиться я. Одна женщина по имени Мери Томас прихо-
дила туда и рассказывала ей об Иисусе Христе. Мать вежливо
слушала, но рассказы эти ее мало интересовали.
Я уже упоминал, что после развода в результате эмоциональ-
ной травмы матери пришлось время от времени ложиться в
психиатрическую больницу. Однажды она всерьез задумалась
о самоубийстве и решила каждый день собирать лекарства,
чтобы когда-нибудь разом их выпить. Как-то вечером к мате-
ри в больницу пришла посетительница, уже знакомая ей Мери
Томас.
Эта тихая, но упорная женщина вновь начала говорить о Боге.
Конечно, религиозные мысли не были матери в новинку, ей
рассказывали о Боге еще в детстве, когда она жила в штате Тен-
несси. Но Мери Томас говорила о религии совсем иначе. Она не
нажимала на мать, не убеждала ее, что она страшная грешница.
Мери Томас просто свидетельствовала ей о своей вере и время
от времени читала отрывки из Библии, объяснявшие основы
вероучения. Но она не только учила. Решающим в ее влиянии
была ее забота о матери. А мама именно в том и нуждалась
больше всего — в чьей-то заботе.
Мать была одинока еще и до развода. Она страшно беспокои-
лась, сможет ли прокормить двоих детей. Многие недолюбли-
вали ее, ощущая ее необычный характер, и не хотели иметь с
ней дело. На этом фоне приход Мери Томас был воспринят как
единственный лучик надежды.
— Вот источник силы, Соня, — сказала посетительница, — и
эта сила может стать твоей.
47

БЕН КАРСОН
Чтобы справиться с трудностями, мама нуждалась именно в
таких словах, они объяснили ей, что она не одинока на всем бе-
лом свете.
В течение нескольких недель Мери рассказывала ей об уче-
нии своей Церкви, и постепенно мама поверила в любящего
Бога, Который являет нам Свою любовь через Иисуса Христа.
День за днем терпеливо Мери Томас беседовала с матерью,
выслушивала ее, отвечала на вопросы.
Недостаток образования мешал маме читать Библию, но по-
сетительницу это не смутило. Она оставалась с ней, подолгу чи-
тая ей вслух.
Мама умела кое-как читать, но под влиянием Мери она ре-
шила научиться читать хорошо, чего и добилась после долгих
часов практики. Мама начала читать Библию, не всегда даже
понимая смысл прочитанного. Но, как и в любой другой рабо-
те, за какую бы ни бралась мама, здесь она проявила упорство и
постепенно смогла разбирать достаточно сложные тексты.
Тетя Джин и дядя Уильям, у которых мы жили после развода
родителей, стали адвентистами в Бостоне. Они поддерживали
веру матери. Ничего не делая наполовину, мама сразу же стала
преданным членом церкви. Обратившись, она посещала бого-
служения, естественно, вместе с нами. Адвентистская церковь
стала моим единственным духовным домом.
Я уже упоминал, что первое эмоциональное воздействие веры
я испытал в восемь лет и тогда же принял крещение. Но только
значительно позже я понял, что значит быть христианином.
Когда мне исполнилось двенадцать, мы переехали и стали по-
сещать Шароновскую церковь адвентистов седьмого дня в Инк-
стере. Я долго размышлял, что же со мной происходит, а потом
обратился к пастору Смиту.
— Принимая крещение, — сказал я, — я еще не понимал зна-
чения того, что делаю.
— А теперь понимаешь?
— О да, мне уже двенадцать, - ответил я, — и я верю в Иисуса
Христа. Иисусу тоже было двенадцать, когда родители впервые
48

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
взяли его в Иерусалимский храм. Я хочу снова принять креще-
ние, потому что теперь понял, что готов к нему.
Пастор Смит выслушал меня с пониманием и, не возражая
против моей просьбы, снова окрестил меня.
Оглядываясь назад, не могу сказать точно, когда я обратился
к Богу. Может быть, все происходило постепенно, а я сам того
не осознавал. Знаю только, что окончательно я понял, как Бог
изменяет нас, только в четырнадцать лет, когда столкнулся с
самой трудной проблемой в моей жизни, едва-едва не погубив-
шей меня навсегда.

ГЛАВА 6.
УЖАСНЫЙ ХАРАКТЕР
— Что за глупость ты сморозил, — засмеялся Джерри, когда
мы вместе входили в коридор с урока английского.
Вокруг нас было полно ребят, но голос Джерри заглушил шум.
Я пожал плечами.
— Скажешь тоже.
Моя ошибка смущала меня, не хотелось, чтобы все обратили
на нее внимание.
— Скажешь тоже? — чуть не взвизгнул Джерри. — Слушай,
Карсон, это одна из непревзойденных глупостей года!
Я посмотрел на него. Он был выше меня ростом, куда тяжелее
и отнюдь не являлся моим близким другом.
— Ты тоже сболтнул ужасную глупость, — сказал я тихо.
— Это когда?
— Да тогда. Всего неделю назад.
Так мы обменивались репликами в раздевалке, причем я го-
ворил тихим голосом, а он кричал все громче и громче. В кон-
це концов я повернулся к шкафчику в раздевалке, надеясь, что,
если не буду обращать на него внимания, он замолчит и уйдет.
Я открыл шкаф, и в руках у меня оказался замок. Неожиданно
Джерри толкнул меня, и в ту же секунду во мне вспыхнул гнев.
Я забыл, какие у него мускулы, не видел, что холл полон ребят и
учителей. Я замахнулся на него, не выпуская замка из рук. Удар
пришелся ему прямо в лоб, он застонал, откинулся назад, кровь
хлынула из широкой раны.
50

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
В изумлении Джерри медленно поднял руку ко лбу и испач-
кался липкой кровью. Опустив руку, он увидел кровь, и тогда
закричал.
Меня, конечно, вызвал директор. Я уже успокоился и страшно
извинялся.
— Это просто несчастный случай, — говорил я ему. — Я не хо-
тел так ударить его, я просто забыл, что у меня в руке замок.
Я сам себя убедил, что так и произошло. Мне было стыдно.
Христианин должен хорошо владеть собой. Я извинился перед
Джерри, и инцидент был исчерпан.
Что же моя вспыльчивость? Я забыл о ней, поскольку никогда
не входил в число любителей подраться.
Несколько недель спустя мать принесла мне новые брюки. Я
взглянул на них и покачал головой.
— Ну уж нет, мама. Я их не надену. Они не такие, как надо.
— Что значит «не такие, как надо»? — воспротивилась мама.
Она устала, была недовольна, но голос ее звучал решительно. —
хебе нужны новые брюки. Вот, носи, пожалуйста.
Я отшвырнул их и завопил:
— Ни за что не надену эту гадость!
Она сложила брюки и повесила их на спинку пластикового
кухонного стула.
— Я не могу вернуть их назад, — терпеливо объяснила она. —
Они куплены на распродаже.
— А мне все равно. Я их ненавижу и лучше умру, чем надену.
— Я заплатила за них хорошие деньги.
— Но я-то хочу совсем другие.
Она шагнула ко мне.
— Послушай, Бенни, мы не всегда получаем то, чего нам хо-
чется.
Меня бросило в жар, лицо покраснело, мышцы напряглись.
— Я получу, — заорал я. — Вот увидите. Я получу. Я...
Сжав кулаки, я замахнулся на нее. Куртис схватил меня, при-
жав руки к бокам, и оттащил от матери.
51

БЕН КАРСОН
До чего же я дошел, если попытался ударить мать! Мне следо-
вало об этом задуматься, и я, кажется, все понимал, но только
не хотел признаваться самому себе. Это переходило в какую-то
патологию характера, болезнь, из-за которой я стал ужасно
вспыльчивым.
Я был неплохим парнем, а тут как будто сходил с ума. Доходя
до точки кипения, я терял всякий контроль над собой. Когда
гнев переливался через край, я, ни на миг не задумываясь, хва-
тал кирпич, камень или палку, чтобы кого-нибудь ударить.
Друзья, не знавшие меня в том возрасте, думают, что я пре-
увеличиваю, но две еще более безумные истории, безусловно,
подтверждают мою правоту.
Не помню, с чего началась ссора, но соседский мальчишка
ударил меня камнем. Он меня не поранил, но, охваченный без-
умным гневом, я схватил с обочины крупный камень и швыр-
нул ему в лицо. Я редко промахиваюсь, когда что-нибудь бро-
саю, камень попал ему по носу и разбил очки.
Когда я был в девятом классе, случилась и вовсе немыслимая
история. Я абсолютно потерял контроль над собой и попытался
ударить товарища ножом. Мы с Бобом слушали транзистор, и
вдруг он переключил его на другую программу.
— И ты называешь это музыкой? — заявил он.
— Да, уж она-то получше той, что нравится тебе, — закричал
я, хватаясь за ручку настройки.
— Ну вот, Карсон, всегда ты...
В это мгновенье мной овладела слепая, патологическая
ярость. Выхватив из заднего кармана складной нож, я открыл
его и бросился на парня, который был моим другом. Со всей
силы я ударил его ножом в живот. Удар был такой, что лезвие
ножа, попав в массивную пряжку ремня, с треском сломалось и
упало на землю.
Я уставился на сломанный нож и почувствовал ужасную сла-
бость. Я ведь мог его убить, я чуть не убил своего друга. Если бы
его не спасла пряжка, он лежал бы сейчас передо мной мертвый
52

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
или тяжело раненный. Он ничего не сказал, просто взглянул на
меня, не веря своим глазам.
— Я... я... прости меня, — пробормотал я, роняя нож. Взгля-
нуть ему в глаза я не осмеливался. Ничего не говоря, я повер-
нулся и убежал домой.
Хорошо еще, что дома никого не было, поскольку в тот мо-
мент я никого не мог видеть. Я влетел в ванную и запер дверь.
Здесь я мог остаться один. Присев на край, я вытянул ноги, та-
кие длинные, что они уперлись в раковину.
Я пытался убить Боба. Я пытался убить своего друга. Сколько
ни зажмуривай глаза, не отогнать эту картину — моя рука, нож,
пряжка ремня, сломанное лезвие. И лицо Боба.
«Это сумасшествие, — пробормотал я в конце концов. — На-
верно, я сошел с ума. Здоровый человек не станет покушаться
на жизнь своего друга». Край ванны холодил мои пальцы. Я по-
ложил ладонь на горячий лоб. «Все так славно шло в школе, а
теперь я такое натворил».
С восьми лет я мечтал стать врачом. Но как с таким ужасным
характером можно даже мечтать о медицине? Разозлившись, я
теряю контроль над собой, и ничто не может меня остановить.
Я ничего не добьюсь в жизни, если не научусь себя контролиро-
вать. Что же мне делать с бурлящей во мне яростью?
Прошло два часа. Перед глазами плавали коричневые и зе-
леные зигзаги линолеума. Меня тошнило, я чувствовал стыд и
отвращение к самому себе. «Начать нужно с того, чтобы изба-
виться от этой ужасной вспыльчивости! — громко воскликнул
я. — Я не должен вести себя так. Если бы Боб не носил ремень
с пряжкой, он наверняка бы умер, а меня отправили в тюрьму
или в колонию».
Я ужасно страдал. Потная рубашка прилипла к спине, пот
струился по бокам. Я ненавидел самого себя, ничем не мог себе
помочь и от этого ненавидел себя еще больше.
Давнее впечатление выплыло откуда-то из глубины сознания.
Молитва... Моя мать учила меня молиться. Преподаватели ре-
лигии в Бостонской школе говорили нам, что Бог помогает тем,
53

БЕН КАРСОН
кто просит Его о помощи. Долгое время пытался я справиться
со своим ужасным характером, воображая, что могу это сделать
сам. Теперь в маленькой душной ванной я понял правду. Один
я справиться не смогу.
Мне казалось, что я уже никогда не смогу смотреть людям в
лицо. Как я взгляну в глаза матери? Что если она узнает? Решусь
ли я снова увидеть Боба? Не возненавидит ли он меня? Будет ли
доверять мне так же, как прежде?
«Господи, — прошептал я, — освободи меня от моего ужас-
ного нрава. Если не Ты, я никогда от него не избавлюсь. Я могу
натворить еще что-нибудь похуже того, что сделал сегодня».
Я всегда интересовался психологией (и даже целый год чи-
тал журнал «Психология сегодня»), поэтому знал, что характер
является индивидуальной особенностью человека. Обычное
представление таково, будто изменить какие-то свойства ха-
рактера очень трудно, даже невозможно. Еще и сегодня некото-
рые специалисты уверяют, что лучшим решением для человека
в этом вопросе было бы ясное понимание своих возможностей
и приспособление к ним.
Слезы струились по лицу. «Господи, что бы там ни говорили
специалисты, Ты можешь изменить меня. Ты можешь навеки
освободить меня от этой чудовищной черты моего характера».
Я вытер нос куском туалетной бумаги и бросил ее на пол. «Ты
обещал, что, если мы придем к Тебе и с верою о чем-то попро-
сим, Ты это сделаешь. Я верю, Ты можешь изменить меня».
Я стоял и, глядя в узкое окно, все умолял и умолял Бога о по-
мощи. Иначе мне оставалось только и делать, что всю жизнь
ненавидеть самого себя.
Я снова присел на корточки, мне ярко представились все
прежние вспышки моего дурного нрава. Я увидел свое искажен-
ное яростью лицо, сжатые от гнева кулаки. Ничего хорошего не
ждет меня, если я не изменюсь. «Бедная моя мама, она в меня
верит. Что если она узнает, какой я плохой».
Страдание довело меня до отчаяния. «Если ты меня не изме-
нишь, Боже, не знаю, куда мне еще идти».
54

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Я выскользнул из ванной, для того чтобы взять Библию. Я от-
крыл ее и начал читать Книгу Притчей. Сразу же я увидел стих о
гневливых людях и о том, в какие неприятности они себя ввер-
гали. Больше всего поразило меня одно место: «Долготерпели-
вый лучше храброго, и владеющий собою лучше завоевателя
города» (Притч. 16:32).
Пока я читал, губы мои беззвучно шевелились. Я чувствовал,
что этот стих написан обо мне и для меня. Слова Книги Прит-
чей осуждали меня, но они же давали надежду. Мир заполнил
мое сердце. Руки перестали дрожать. Иссякли слезы. Что-то
произошло со мной за эти часы одиночества, проведенные в
ванной. Бог услышал идущий из глубины сердца крик боли.
Чувство легкости охватило меня, я знал, что сердце мое изме-
няется. Я ощущал разницу. Я становился другим.
Наконец я поднялся, положил Библию на край ванны, подо-
шел к раковине, умылся, поправил одежду. Я вышел из ванной
другим человеком. «Больше мой гнев не будет мной командо-
вать, — сказал я себе, — подобного не случится никогда. Я сво-
боден от гнева».
С того дня, после долгих часов борьбы с собой и мольбы к
Богу о помощи, у меня больше не было проблем со вспыльчи-
востью.
И тогда же я решил каждый день читать Библию. Это стало
моей ежедневной привычкой, но самую большую радость мне
доставляет Книга Притчей. Я и сейчас, если только возможно,
каждое утро первым делом беру в руки Библию и читаю ее.
Чудо, произошедшее со мной, по-прежнему кажется мне не-
вероятным. Некоторые из моих друзей, разбирающихся в пси-
хологии, утверждают, что и сейчас я потенциально раздражи-
тельный человек. Может быть, они правы, но с того дня прошло
уже двадцать лет, и со мной никогда не случалось ни подобных
вспышек, ни каких-то серьезных проблем с управлением соб-
ственными эмоциями.
Я удивительно устойчив к стрессу и трудностям. По милости
Божьей мне не нужно прилагать каких-то особенных усилий,
55

БЕН КАРСОН
чтобы справиться с раздражением и неприятностями. Бог по-
мог мне преодолеть мой ужасный характер раз и навсегда.
За те долгие часы, проведенные в ванной, я понял главное:
если люди вызывают во мне ярость, это значит, что они мной
управляют. А почему я должен позволять им так влиять на мою
жизнь?
Все эти годы я сталкивался с людьми, которые нарочно ста-
рались меня разозлить. Я не лучше других, но мне смешны по-
пытки глупых людей разозлить меня. Они не могут управлять
мной.
На это есть своя причина. С того ужасного дня я открыл лич-
ную веру в Бога, и она стала важной частью меня самого. С тех
пор я часто насвистываю или пою мой любимый гимн: «Все в
мире для меня — Иисус». Гимн снимает отрицательные эмоции,
когда что-то меня раздражает. Я часто рассказываю об этом
способе молодым людям. «Мое сердце озаряет свет, и его сия-
ние не зависит от того, что происходит вокруг меня».
Когда я думаю об Иисусе Христе, о моих взаимоотношениях
с Ним, когда я вспоминаю, что Тот, Кто сотворил мир, может
все, я ничего не боюсь. Мой собственный опыт свидетельствует
лично мне, что Бог может все, ибо Он изменил мою личность.
С четырнадцати лет я сосредоточился на будущем. Нако-
нец-то окупился труд моей матери и других моих учителей.

ГЛАВА 7.
УСПЕХИ
Впервые я заинтересовался больницей при Университете
Джонса Хопкинса, когда мне было десять лет. В те дни почти
все телепередачи или газетные статьи на медицинские темы ка-
сались работы врачей именно этой больницы. Я решил, что, ко-
гда стану врачом, пойду именно туда, ведь ученые, работающие
там, всегда ищут новые способы лечения больных.
Я твердо решил стать врачом, но не слишком ясно представ-
лял себе, в какой области. В тринадцать лет, например, я хотел
быть уже не терапевтом, а психиатром. На эту мысль меня наве-
ли телепередачи о психиатрах, там они все как на подбор были
энергичными интеллектуалами, прекрасно разбирающимися в
проблемах других людей. К тому же в это время я задумался о
деньгах и подсчитал, что при том, сколько в Соединенных Шта-
тах сумасшедших, у психиатров должно быть неплохое житье.
Когда Куртис на тринадцатилетие подарил мне подписку на
журнал «Психология сегодня», рассеялись последние сомнения
относительно выбора карьеры.
Это был замечательный подарок. Куртис был мне не только
старшим братом, но и настоящим другом, всегда готовым по-
тратить свои деньги, заработанные большим трудом, на мои
нужды. Ему было только 15, а за работу после школы в научной
лаборатории платили немного.
Куртис проявил щедрость и заботу. Зная, что я интересуюсь
психологией и психиатрией, он выбрал то, что могло мне по-
57

БЕН КАРСОН
мочь. Подростку моего возраста трудновато читать «Психоло-
гию сегодня», но все же я понимал достаточно, чтобы с нетер-
пением ожидать следующего номера. Читал я и научные книги.
В течение какого-то времени я воображал себя чем-то вроде
местного психиатра. Ребята шли ко мне со своими проблемами.
Я умел внимательно слушать и знал кое-какие приемы оказания
помощи. Я научился задавать соответствующие вопросы: «О чем
ты хочешь поговорить?» и «Что тебя сегодня беспокоит?»
Ребята открывались мне, может быть, просто из стремления по-
говорить о своих проблемах, некоторым ведь так хотелось, что-
бы их выслушали. Я гордился тем, что они поверяют мне тайны
и рассказывают о своих сложностях, и, конечно, решил, что на-
шел свою область и буду держаться этого направления. Не тут-то
было: я переменил решение, уже учась в медицинской школе.
Во втором семестре десятого класса я стал членом СПОР
(Службы подготовки офицеров резерва). Признаюсь, поступил
так по примеру Куртиса. Я восхищался братом, хотя никогда не
говорил ему об этом. Не знаю, понимал ли он, что был для меня
образцом. Мне всегда хотелось ему подражать. Глядя на одето-
го в форму Куртиса, я гордился тем, что у него больше медалей
и наград, чем у других членов СПОР.
Присоединившись к СПОР, я сделал еще один шаг к возвра-
щению на правильный путь. Когда я стал рядовым, мой брат,
тогда уже заканчивающий школу, получил звание капитана и
был ротным командиром.
Куртис никогда не старался пробраться в элиту, не требовал,
как я, модной одежды. Его уважали, в старших классах он все-
гда оставался хорошим учеником и по оценкам был одним из
лучших. Поэтому он поступил в Мичиганский университет, го-
товящий преимущественно инженеров1.
1 Куртис закончил школу во время войны во Вьетнаме. Набор в армию шел тогда по лотерей-
ной системе. Куртис получил такой номер в лотерее, который давал ему право служить в армии.
Проучившись в колледже полтора года, он решил пойти во флот. «Я выбрал тот род службы,
который мне нравился», — сказал он. Куртис прошел специальное обучение и был направлен
оператором на атомную подлодку. Программа обучения была рассчитана на шесть лет. но Кур-
тис после четырех лет службы не стал продлевать контракт. Он хорошо продвигался по службе
58

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Когда я вступил в СПОР, в моей жизни появился еще один
авторитет — ученик по фамилии Шарпер. Он имел высшее зва-
ние из тех, что давали учащимся, — был полковником. Шарпер
внушал симпатию зрелостью и уверенностью в себе. «Потря-
сающий парень», — думал я, наблюдая за ним, когда он обучал
строевой подготовке целый полк СПОР. Тут мне пришла в голо-
ву мысль: «Может быть, и я, как Шарпер, смогу стать полковни-
ком?» И я твердо решил добиться этого.
Я поздно присоединился к СПОР (во втором семестре деся-
того класса, а не в начале года, как другие) и мог быть в СПОР
только пять семестров вместо шести. С самого начала я понял,
что у меня мало шансов добраться до вершины, но это меня не
охладило, а подзадорило. Я настроился до окончания школы
успеть достичь максимума.
Моя мама продолжала воспитывать меня и в конце концов
чего-то добилась. Она не читала мне нотаций, поскольку нашла
более хитроумный способ воздействия. Она заучивала стихи и
высказывания знаменитостей, а потом цитировала их мне.
Я вспоминаю, как замечательно она читала длинное стихотво-
рение Роберта Фроста «Неизбранный путь». Часто она цитиро-
вала и другое стихотворение — «Это твоя вина», его я вообще
никогда не видел напечатанным. В нем говорилось о людях,
сожалеющих о своих неудачах. Смысл заключается в том, что
это наша собственная вина. Своими поступками мы сами тво-
рим свою судьбу, а потому не должны упускать благоприятных
обстоятельств и уметь отвечать за свой выбор.
Мать вдалбливала в меня этот постулат до тех пор, пока я не
понял, что сам в ответе за свою жизнь, и если я хочу чего-ни-
будь добиться, то должен принять эту ответственность. Скоро
мои отметки резко взлетели вверх. В одиннадцатом и двенадца-
том классах я выбрался на правильную дорогу и снова вошел в
число лучших учеников.
и стал бы капитаном, если бы не решил оставить флот. Он вернулся в колледж, стал инженером,
и я могу гордиться своим старшим братом.
59

БЕН КАРСОН
Сильное влияние на меня оказала учительница английского
языка миссис Миллер. В девятом классе она проявила ко мне
интерес, начав дополнительно заниматься со мной. Она гор-
дилась мной, потому что я был способным учеником. Миссис
Миллер научила меня ценить хорошую литературу и поэзию.
Если в классе я что-то делал не лучшим образом, она помогала
мне исправить ошибки.
Учительница сильно расстроилась, узнав, что я стал плохо
учиться. В десятом классе она нам не преподавала, но подозре-
вала, что в плохих оценках виновато мое равнодушие к школь-
ным делам, что я не старался учиться и махнул рукой на уроки.
Я понимал, что поступаю плохо, потому что миссис Миллер так
расстраивалась, и чувствовал себя виноватым перед ней еще
больше, чем перед матерью.
В конце концов я понял, что во всем виноват только я один.
Компания одноклассников не имела надо мной власти, пока я
сам им ее не дал. Я решил прекратить дурную рекламу. Пробле-
ма с одеждой разрешилась сама собой, потому что в СПОР мы
должны были три дня в неделю носить форму. Это значило, что
я ходил в своей одежде только два дня в неделю из пяти учеб-
ных, а на два дня у меня хватало «правильной» одежды, и ребя-
та надо мной уже не смеялись.
Когда решилась моя проблема с одеждой и изменилось отно-
шение к делу, учеба наладилась.
Важную роль в моей жизни в эти последние школьные годы
сыграли многие учителя. Они уделяли мне много внимания,
подбадривали, помогали выдерживать трудности. Особенно
высоко я ценил и восхищался двумя из них. Первый, Френк
Мак-Коттер, был учителем биологии. Он был белым, средне-
го роста, не особенно худым, не особенно толстым, в очках.
Случайно встретив его на улице и не зная, кто он такой, можно
было с уверенностью сказать — это учитель биологии.
Его мнение о моих способностях заставляло меня быть более
ответственным, мистер Мак-Коттер много занимался со мной
дополнительно. Он поручал мне вести практические занятия, я
60

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
должен был помогать остальным и следить, чтобы в лаборато-
рии все было в порядке.
Другой учитель, Лемюэль Доке, дирижер нашего оркестра,
был черным. Он был красивым человеком. Чаще всего он со-
хранял серьезность, однако обладал превосходным чувством
юмора. Он всегда требовал совершенства. Ему мало было, если
мы играли правильно, мы должны были играть превосходно.
Как учителя его интересовали не только музыкальные успе-
хи, он следил и за моей успеваемостью по основным предметам.
Он видел, что у меня есть музыкальные способности, но всегда
говорил: «Карсон, основные предметы должны быть на первом
месте. Первое всегда должно быть первым». Хорошо, когда так
думает учитель музыки.
Меня восхищали не только уроки музыки мистера Докса, но
и его решительность. Он был одним из тех учителей, которые
смело противостояли школьным хулиганам и не позволяли
себя запугать. Он не реагировал на их глупые выходки. Неко-
торые школьники пытались его дразнить, но вынуждены были
отступить.
В СПОР меня наградили медалями за стрельбу и строевую
подготовку. Почти на каждом экзамене я получал награды за
успеваемость, а в дополнение ко всему — быстрое повышение.
Когда я стал сержантом учебного подразделения, мне при-
шлось пройти через самое серьезное испытание. Сержант Бан-
ди, настоящий армейский инструктор, командир СПОР в нашей
школе, поставил меня командовать одним из подразделений, в
котором ребята были такими буйными, что никто из школьни-
ков-сержантов не мог с ними справиться.
— Карсон, я назначаю тебя в этот класс, — сказал он, — если
ты справишься с ними, станешь младшим лейтенантом.
Именно в такой трудной задаче я и нуждался.
Я сделал две вещи. Во-первых я попытался получше узнать
ребят, понять, что их интересует, и связать с этим все упраж-
61

БЕН КАРСОН
нения. Я изо всех сил старался разнообразить рутину строе-
вой подготовки тем, что в конце каждого занятия придумывал
что-то интересное, и ребятам это нравилось.
Во-вторых, снова пригодилась моя способность к насмешкам.
Им пришлось подтянуться, потому что они знали: если что-то
будет не так, я могу высмеять и поставить в дурацкое положе-
ние любого из них. В классической психологии этот метод не
применяется, но он прекрасно работает, поэтому порядок был
наведен.
Близилось лето, я на совесть трудился в этом классе уже не-
сколько недель, когда сержант Банди вызвал меня в свой каби-
нет.
— Твое подразделение — одно из лучших в школе. Ты пре-
красно поработал.
Банди сдержал слово и назначил меня младшим лейтенан-
том — для нашей школы это было неслыханно2.
Такое назначение позволило мне приступить к полевым заня-
тиям, потому что это звание был условием допуска к соответ-
ствующим экзаменам. Обычно за назначением младшим лейте-
нантом следовало звание старшего лейтенанта, потом капитана,
и затем майора. Несколько учеников стали подполковниками, а
трое на весь Детройт — полковниками.
Сержант Банди разрешил мне сдавать полевой экзамен. Он
считал, что дело у меня идет так хорошо, что я могу сдавать его
перед комиссией, состоящей из майоров и капитанов настоя-
щей армии.
В это время сержант Хант сменил Банди и стал первым сер-
жантом-негром, командующим нашим подразделением СПОР.
Сержант Хант, оценив мои способности руководить и хорошую
успеваемость, часто говорил, что у него на меня большие планы.
Он старался дать мне побольше дополнительных знаний и
развить во мне новые навыки, представляя, о чем могут спро-
сить меня экзаменаторы.
2 Я стал младшим лейтенантом через три семестра, хотя обычно требуется четыре, а большин-
ство школьников достигает в СПОР этого чина только через шесть семестров.
62

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
— Карсон, — рявкал он, — выучи это, и выучи в совершенстве!
В результате я вызубрил все, что было необходимо. Офице-
ры регулярной армии, проводившие экзамен, задавали мне все-
возможные вопросы об ориентировке на местности, стратегии
ведения сражения, различном оружии и системах вооружения.
Я справился со всем!
На экзамене, где были ребята из двадцати двух школ, я полу-
чил высший балл. В действительности, как потом выяснилось,
это был предельный балл для школьника.
К моему глубочайшему изумлению, я получил новое назначе-
ние — сразу из младших лейтенантов в подполковники. Естест-
венно, я ликовал. Еще более удивительно, что случилось это в
начале двенадцатого класса. Теперь я по-настоящему поверил
в себя! Со второго семестра десятого до начала двенадцатого
класса я прошел путь от рядового до подполковника. Мне оста-
вался еще целый школьный семестр и следующий полевой эк-
замен. Значит, у меня есть шансы стать полковником. Если это
произойдет, я стану одним из трех полковников СПОР в Дет-
ройте.
Я снова сдал экзамен и сделал это лучше других. Я стал на-
чальником городского штаба, объединяющего подразделения
всех школ.
Сбылась моя мечта. Я получил звание полковника несмотря
на то, что поздно присоединился к СПОР. Мне пришло в голову,
что Куртис, из-за которого я все это начал, стал только капи-
таном. Я опередил его, но разве я бы пошел в СПОР, не сделай он
этого первым?
В конце двенадцатого класса я маршировал во главе колонны
на параде в День поминовения. Я был горд, грудь мою украшали
награды и нашивки всех сортов. Позднее мне предложили сти-
пендию в Вест-Пойнте. Я не сразу отказался от этого, но сказал,
что не предполагал посвятить себя военной карьере. Как бы ни
гордился я таким предложением, оно меня не соблазнило. Ведь
это предполагало четыре года обязательной военной службы
после окончания колледжа, что исключало возможность пойти
63

БЕН КАРСОН
в медицинскую школу. Я выбрал свой путь, хотел стать врачом,
и ничто не могло заставить меня свернуть с этой дороги.
Конечно, мне льстило такое предложение. Я добился того, о
чем говорила мама в течение последних десяти лет, — развил
свои способности. К несчастью, я немножечко переборщил и во-
зомнил, что я один из самых замечательных людей в мире. Из-за
потрясающих успехов в СПОР я оказался лучшим учеником в
школе. Самые престижные колледжи писали мне и посылали
своих представителей, чтобы уговорить поступить именно туда.
Заважничаешь, если к тебе приходят сотрудники Гарварда
или Йеля. Кто не возгордится в такой ситуации? И я не был
исключением. Я не знал, как реагировать на такое внимание.
Представители различных колледжей вертелись вокруг меня
из-за моей успеваемости и исключительно хороших показате-
лей по школьному тесту определения способностей, около де-
вяносто с чем-то процентов — неслыханному показателю для
школьников Детройта.
Секрет моих успехов в этом тесте был до смешного прост.
Давным-давно мама запретила нам смотреть больше двух или
трех телепередач в неделю, чтобы мы вместо этого читали кни-
ги. «Кубок колледжей» была моей любимой передачей. В этой
программе соревновались, отвечая на различные вопросы, уча-
щиеся со всей страны. Вопросы задавал ведущий, и он же оце-
нивал знания, а призы давала компания «Дженерал Электрик».
Всю неделю я ждал воскресного вечера. У меня появилась еще
одна тайная цель — стать участником любимой программы.
Чтобы этого добиться, надо было обладать знаниями по мно-
жеству предметов, и я расширил сферу своего чтения. Унасле-
дованная от Куртиса работа в научной лаборатории мне силь-
но помогла, потому что ее сотрудники заметили мое страстное
желание побольше знать и многому меня обучали, давали мне
статьи и книги. По большинству основных предметов я уже хо-
рошо учился, но понял, что плохо разбираюсь в искусстве.
После занятий в школе я стал ходить в Детройтский художе-
ственный институт. Я бродил по залам до тех пор, пока не запо-
64

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
мнил всех выставленных там художников. Я выискивал в биб-
лиотеке книги об изобразительном искусстве и выбирал оттуда
все, что было интересного. Через какое-то время я уже узнавал
стили живописи, работы мастеров, помнил их названия и имена
художников. Я много прочел о том, где они жили и работали.
Теперь, когда в «Кубке колледжей» вопросы касались изобра-
зительного искусства, я мгновенно мог ответить на них.
Потом дошла очередь до классической музыки. Когда на-
чался этот период, люди стали на меня странно поглядывать.
Например, я перекапываю лужайку или подстригаю кусты, а
в этот момент из приемника льется классическая музыка. Для
чернокожего парня из Мотауна3, города негритянского джаза,
это было необычно. Большинство слушало джазовые импрови-
зации.
По правде говоря, я не любил классической музыки. Но и
здесь решающую роль в моей жизни сыграл Куртис. В то время
он служил на флоте. Как-то, приехав в отпуск, он купил пару
пластинок. На одной из них была незавершенная восьмая сим-
фония Шуберта. Он без конца ее слушал.
— Куртис, — спросил я его, — как ты можешь слушать эту че-
пуху? Что за нелепая музыка?
— Мне нравится, — ответил он.
Он попытался рассказать мне хоть что-то о классической му-
зыке, но в то время я еще был не готов его слушать. Однако за
две недели отпуска он часто ставил эту пластинку, и я с удивле-
нием поймал себя на том, что напеваю мелодии из нее и, более
того, получаю от этого удовольствие!
Кое-что о классической музыке я уже знал. В седьмом классе
я брал уроки игры на кларнете. Раньше на нем играл мой брат,
мама тогда не могла заплатить за второй инструмент, к тому же
у меня оставались старые ноты Куртиса. Потом я играл на кор-
нет-а-пистоне, пока в девятом классе не переключился на дру-
гой инструмент — баритон.
3 Morayм (Мототаун) другое название Детройта, центра автомобильной промышленности
(ПРИМ. ИСрСВ.)
65

БЕН КАРСОН
Куртис приучил меня к Шуберту, а потом я купил пластинку
в подарок матери. Честно говоря, я купил ее для себя. На пла-
стинке было множество увертюр к операм Россини, в том числе
наиболее известная увертюра к «Вильгельму Теллю».
Затем последовали немецкие и итальянские арии. Я читал
книги об операх, узнавал их содержание и действительно мог
сказать: «Это великая музыка». Мне уже не приходилось за-
ставлять себя слушать классику, чтобы участвовать в «Кубке
колледжей», я действительно ее полюбил.
Ко времени поступления в колледж, услышав музыкальную
фразу от классики до поп-музыки, я мог сразу же сказать, кто
ее написал. Слух у меня был хороший, и я продолжал его раз-
вивать.
Учась в колледже, я каждый вечер слушал программу «Сто
шедевров». В ней звучала только классическая музыка. Скоро
я уже знал наизусть все лучшие произведения. Тогда я стал слу-
шать не только одну классику и в конце концов познакомился
со многими музыкальными направлениями и стилями.
Моей целью по-прежнему было участие в «Кубке колледжей»,
но мне это так и не удалось.

ГЛАВА 8.
ВЫБОР КОЛЛЕДЖА
Уставившись на десятидолларовую бумажку, лежащую пере-
до мной, я пытался сделать выбор. У меня была только одна по-
пытка, и потому я хотел решить правильно.
Я долго обдумывал ситуацию, рассматривал ее со всех сторон,
молился Богу, прося Его о помощи. А теперь пришло время
принять одно-единственное решение.
Ирония ситуации, в которой я оказался осенью 1968 года, за-
ключалась в том, что большинство лучших колледжей страны
приглашало меня учиться, однако в каждый колледж вместе с
заявлением о приеме нужно было послать десятидолларовый
вступительный взнос. Десять долларов у меня нашлось, но
больше ни цента.
Теперь я понимаю, конечно, что мог занять деньги и послать
несколько заявлений. Возможно, если бы я поговорил с пред-
ставителями колледжей, меня освободили бы от платы. Но
мама долго внушала нам, что мы должны надеяться только на
самих себя, поэтому я не хотел начинать с одолжений.
В то время Мичиганский университет — престижный, вхо-
дящий в первую десятку как по качеству обучения, так и по
спортивным достижениям, активно набирал студентов-негров.
К тому же Мичиганский университет освобождал от платы не-
имущих студентов, проживающих в этом штате. Однако мне
хотелось попробовать поступить в лучший, чем этот колледж.
67

БЕН КАРСОН
Трудно выбирать, зная, что можешь пойти в любой, какой за-
хочешь. Я закончил учебу третьим по успеваемости в классе, у
меня были отличные показатели тестов, большинство престиж-
ных учебных заведений стремились принимать черных студен-
тов. После колледжа со специализацией по медицине и по пси-
хологии я поступлю в медицинскую школу и смогу стать врачом.
Я долго злился на себя, что окончил школу только третьим в
классе. Это слабое место в моем характере, но тут уж я ничего
не мог поделать. Я не стремился быть первым во всем, но обязан
был быть номером один хоть в чем-то. Если не существовало
другого способа доказать свое превосходство, я должен был
стать первым в классе. Обдумывая, какой выбрать колледж, я
решил, что такое не повторится: отныне я буду самым лучшим
студентом, каким только смогу быть.
Пролетело несколько недель, а я все решал, в какой колледж
послать заявление, и к концу весны ограничил выбор Гарвардом
и Йелем. Выбрать между ними оказалось труднее всего. В конце
концов решила все, как не странно, телевизионная программа.
Однажды в воскресенье вечером, когда я смотрел «Кубок кол-
леджей», студенты из Йеля наголову разбили студентов из Гар-
варда с фантастическим счетом вроде 510:35. Эта игра помогла
мне принять решение — я хочу поступить в Йель.
Меньше чем за месяц я не только был принят в Йель с осени
1969 года, но и освобожден от 90% оплаты.
Я должен был быть в восторге от таких новостей и действи-
тельно обрадовался, но совершенно не удивился. Я принял это
спокойно и даже немного самонадеянно, помня обо всех сво-
их успехах — высоких школьных отметках и результатах теста,
благодаря которым мне был доступен любой колледж, а также
о длинном списке моих достижений в СПОР.
Условия в студенческом городке оказались замечательные.
Студенты жили роскошно: из гостиной с камином и встроенны-
ми книжными шкафами можно было пройти в спальни. В каж-
дом таком блоке жили двое, трое или четверо студентов. У меня
была собственная комната.
68

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Я шагал по университетскому городку, разглядывая высокие
здания в готическом стиле, покрытые плющом стены, и вооб-
ражал, что взял это место штурмом. А почему бы и нет? Ведь у
меня были необыкновенные способности!
Не прошло и недели, как я обнаружил, что не такой уж спо-
собный. Все студенты были умны, многие оказались очень ода-
ренными и подавали большие надежды. Йель стал для меня
прекрасной школой смирения, потому что теперь я работал,
учился и жил среди десятков талантливых студентов и отнюдь
не был первым среди них.
Однажды я сидел за обедом с несколькими однокурсниками,
которые обсуждали результаты тестов. Один из них сказал:
— Я набрал в целом по тесту чуть больше 1 500 баллов.
— Не так уж плохо, — одобрил другой. — Не слишком много,
но неплохо.
— А ты сколько получил? — спросил его первый.
— То ли 1 540, то ли 1 550 в целом. Не помню точно, сколько
именно было за математику.
Им казалось совершенно естественным получить почти 100%.
Я молчал, понимая, что у меня результаты ниже, чем у других.
Тогда я в первый раз задумался о том, что не такой уж я спо-
собный, как считал раньше, и этот случай немного сбил с меня
спесь. Но я не слишком испугался, так как был уверен, что лег-
ко выйду вперед. Надо делать то же самое, что в Юго-Западной
школе, - все время старательно заниматься. Тогда я стану пер-
вым по оценкам. Однако я быстро убедился, что учиться в Йеле
трудно, занятия не похожи на школьные. Преподаватели тре-
бовали, чтобы мы готовились к лекциям, и эти знания являлись
основой для лекционных занятий. Такой метод для меня был
внове. В школе я скользил от семестра к семестру, уча только то,
что хотел. Я умел быстро готовиться к экзаменам и последние
несколько дней перед ними зубрил как сумасшедший. Так было
принято в Юго-Западной школе. То, что в Йеле этот метод не
проходит, оказалось для меня полной неожиданностью.
69

БЕН КАРСОН
С каждым днем я все больше и больше отставал, особенно по
химии. Сам не знаю, почему я не старался нагнать. Я придумы-
вал десятки оправданий, но это не меняло дела. В конце концов
на занятиях по химии я уже ничего не понимал.
Так продолжалось до конца первого семестра, когда экзамен
уже приблизился. За день до него я бродил по университетскому
городку больной от страха. Невозможно было закрывать глаза
на то, что происходит. Я провалюсь по химии на первом же кур-
се, и это будет ужасно. Я еле волочил ноги по ковру из золотых
листьев, устилавших широкие дорожки. Пятна света плясали
на покрытых плющом стенах. Казалось, красота осеннего дня
насмехается надо мной. Я был полным банкротом. У меня не
осталось ни малейшей надежды сдать химию, потому что я аб-
солютно ничего не учил. Будущее рухнуло, способный паренек
из Детройта с ужасом осознал, что ему грозит: провалившись по
химии, в медицинском колледже не останешься.
Я находился в таком отчаянии, что невольно вспомнил то,
что происходило в пятом классе. «Эй, чучело, сегодня ответишь
правильно?» Годы прошли, но я все еще как будто слышал на-
смешливые голоса.
Что я делаю в Йеле? От такого законного вопроса нельзя было
просто отмахнуться. « Что я о себе думаю? Глупый черномазый,
бедняк из Детройта, не имеющий никакого права лезть в Йель и
учиться там вместе сумными, богатыми студентами». Я подо-
брал камень и швырнул его в побуревшую траву. «Перестань, —
скомандовал я себе, — так только хуже». Я стал вспоминать,
как учителя говорили мне, что я способный и имею все шансы
преуспеть.
Как ни черно у меня было на душе, я снова услышал мами-
ны слова: «Бенни, ты можешь это сделать! Ты можешь, сынок,
сделать все, что захочешь, и сделать это лучше всех. Я верю в
тебя». Я повернулся и пошел между высокими старыми здания-
ми к жилому корпусу. «Нужно заниматься и перестать думать
о провале. Еще есть шанс проскочить. Чего не бывает]» Я глядел
70

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
на падающие листья, четко вырисовывавшиеся на фоне розова-
того осеннего заката. Сомнения не оставляли меня.
В конце концов я обратился с молитвой к Богу: «Я нуждаюсь
в помощи. Все, чего я хочу, это быть доктором, а теперь, на-
верное, не смогу. Я мечтал только об этом, считал, что это мой
путь. Если я провалюсь по химии, мне придется заняться чем-
нибудь другим. Пожалуйста, помоги мне понять, что делать».
Вернувшись в комнату, я бросился на постель. Смеркалось
рано, комната была погружена во тьму. Тихие звуки наполняли
ее — шум машин, голоса студентов в парке под окном, шелест
деревьев на ветру. Я сел, спрятав голову в ладони. Все, прова-
люсь. Слишком поздно, уже ничего не поделаешь.
Я встал, зажег настольную лампу и, шагая по комнате, раз-
говаривал сам с собой: «Предположим, провалюсь. Значит, не
смогу быть врачом. Что же тогда делать?»
Я не мог думать ни о какой другой профессии и хотел быть
только врачом. Вспомнил, что мне предлагали стипендию в
Вест-Пойнте. Может, стать учителем? Бизнесменом? Но меня
все это не интересовало.
Ум мой устремился к Богу — отчаянная попытка упросить
Его, прильнуть к Нему. «Укажи мне, что делать, или соверши
чудо и помоги мне сдать экзамен».
В этот момент я вдруг почувствовал покой. У меня не было
ответа. Бог не прорвался через туман моей депрессии, чтобы
высветить передо мной будущее. Однако теперь я знал — что
бы ни случилось, все будет хорошо.
В этой, казалось бы, совершенно безвыходной ситуации, за-
сияла единственная, крошечная искорка надежды. Несмотря на
то, что с первой же недели в Йеле я стал по химии последним, у
преподавателя было правило, которое могло меня спасти: если
плохой студент хорошо сдавал экзамен, преподаватель засчи-
тывал большинство его семестровых работ и ставил высокую
суммарную оценку. Это давало мне единственную возможность
справиться с химией.
71

БЕН КАРСОН
Было около десяти часов вечера, я чувствовал усталость и по-
нимал, что за ночь чудес мне не сотворить.
«Бенни, нужно попытаться. — громко сказал я вслух. — Ты
должен сделать все, что можешь».
Следующие два часа я продирался сквозь толстенный учеб-
ник по химии, запоминая формулы и уравнения реакций, кото-
рые, как я думал, могли мне пригодиться. Чем бы ни кончился
экзамен, сейчас нужно сделать все возможное. Я провалюсь, но
буду утешать себя тем, что провалюсь с блеском.
Царапая на бумаге формулы, я старался запомнить то, чего не
понимал, прекрасно осознавая, почему провалюсь. Курс не был
особенно трудным. Причина крылась в чем-то более глубоком.
Несмотря на свои прекрасные школьные оценки, я так и не на-
учился учиться. В школе я поступал всегда одинаково - весь
семестр транжирил время, а затем зубрил перед экзаменами.
Полночь. Страницы расплываются перед глазами, мозг от-
казывается воспринимать новую информацию. Я юркнул в по-
стель и прошептал в темноте: «Господи, прости меня. Прости
меня, пожалуйста, за то, что изменил Тебе, и за то, что изменил
самому себе». И тут же заснул.
Ночью я увидел странный сон. А когда проснулся утром, вос-
поминание о нем было таким живым, будто все происходило
наяву. Во сне я сидел в химической аудитории, один. Дверь от-
крылась, вошла туманная фигура, остановилась у доски и на-
чала решать химические уравнения. Я стал записывать все, что
было на доске.
Когда я проснулся, то еще запомнил большинство уравнений
и торопливо переписал их, пока они не исчезли из памяти. Не-
которые решения действительно забылись, но, вспомнив сами
уравнения, я проверил их по учебнику. Я достаточно разбирал-
ся в психологии, чтобы понять, что пытался выучить во время
сна то, что не успел наяву. •
Я оделся, позавтракал и с полным смирением отправился
в химическую аудиторию. У меня не было уверенности, что я
знаю достаточно, и я как будто оцепенел от зубрежки и отчая-
72

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
ния. Помещение было высоким, каждый студент сидел за от-
дельным деревянным столом с откидным сидением. Аудитория
вмещала тысячу человек. В ней стоял большой стол с ракови-
ной и кафельным покрытием для демонстрации химических
опытов. Шаги гулко отдавались по деревянному полу.
Вошел преподаватель и без долгих разговоров начал разда-
вать билеты с экзаменационными вопросами. Я внимательно
смотрел на него. Ему нужно было раздать билеты 600 студен-
там. Ожидая своей очереди, я разглядывал, как солнечный зай-
чик путешествует по маленьким квадратикам стекол в стрель-
чатом окне гчпротив. Утро было слишком прекрасным для
того, чтобы провалиться на экзамене.
Наконец с замиранием сердца я раскрыл билет и прочел пер-
вый вопрос. В это мгновение мне послышалась мелодия — за-
ставки к телепередаче «Между сном и явью». Действительно, я
почувствовал, что вступил в неведомую страну, где сбываются
мечты. Я торопливо просмотрел билет и беззвучно рассмеялся.
Так оно и есть, вопросы те самые, что в моем сне писала туман-
ная фигура.
Первые задачи я мог решить все. «Лакомый кусочек мне до-
стался», — бормотал я, записывая ответы. Страница кончилась,
я перевернул листок и следующее уравнение снова оказалось из
тех, которые туманная фигура написала на доске. Мне с трудом
верилось, что я не сплю.
Обдумывать, что происходит, было некогда. Я был очень
удивлен и работал быстро, словно боясь что-нибудь внезапно
забыть. Оставалась одна задача, которую у меня не получалось
решить, потому что и во сне она была в самом конце, когда я
уже почти проснулся. Но это было неважно, я знал, что экзамен
выдержал.
«Господи, Ты явил чудо, - сказал я, выходя из аудитории. -
Обещаю, что больше никогда не поставлю Тебя в такую ситуа-
цию».
Целый час я гулял по городку настолько счастливый, что хо-
тел побыть один, чтобы разобраться в случившемся. Никогда
73

БЕН К А Р С О Н
раньше я не видел таких снов. Ни с кем, кого я знаю, такого не
случалось.
Тут было возможно только одно объяснение. Существовал
единственный ответ: по какой-то причине Господь Вселенной,
Бог, Который Своими руками творил галактики, счел нужным
посетить студенческое общежитие на планете Земля и послать
сон оробевшему мальчику из трущоб, мечтающему стать врачом.
Уверен, именно так все и было. Я чувствовал себя малень-
ким и незаметным, но потом громко рассмеялся, вспомнив, как
Библия говорит о подобных, хотя и нечасто встречающихся
событиях, когда Бог дает людям непосредственный ответ или
указание. Господь так же поступил со мной в двадцатом веке.
Несмотря на мое падение Бог простил меня и вытащил из ужас-
ной ситуации.
«Теперь ясно: Ты хочешь, чтобы я стал врачом, — обратился
я к Нему. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы достичь это-
го. Я научусь учиться. Обещаю, что никогда больше не буду так
себя вести по отношению к Тебе».
За четыре года в Йеле со мной случалось, конечно, всякое, но
никогда не бывало, чтобы я не подготовился к занятиям. Я на-
учился учиться, не останавливаться на поверхностном знании
материала или на том, что преподаватели любят спросить на
засыпку. Я поставил себе цель — разобраться во всем в деталях.
В химии, например, я хотел знать не только ответы, но и то, как
они получены. Этот же принцип я старался применять ко всем
предметам.
После того случая я уже не сомневался, что стану врачом.
У меня было чувство, что Бог не просто хочет, чтобы я стал те-
рапевтом, но имеет на меня какие-то особые планы. Не знаю,
всегда ли окружающие понимали мои слова, но у меня была
уверенность в том, что я на правильном пути, на том пути, ко-
торый выбрал для меня Бог. Меня ожидали грандиозные собы-
тия, и я должен был приготовить себя к ним.
Когда выставляли итоговые оценки по химии, Бенджамин
Карсон получил 97 баллов, больше всех в группе.
74

ГЛАВА 9.
ВСЕГДА ЛИ
ПРИДЕРЖИВАТЬСЯ ПРАВИЛ
Учась в колледже, я каждое лето подрабатывал. В школьные
годы я трудился в учебной лаборатории. Между одиннадцатым
и двенадцатым классами работал в одной из биологических ла-
бораторий Университета Уэйна.
Я крайне нуждался в работе перед поступлением в Йель. Для
колледжа необходима была одежда, книги, деньги на дорогу.
Мне предстояла куча расходов.
Один из школьных инспекторов, Альма Витли, знала о мог
проблемах и горячо мне сочувствовала. Однажды, когда я по-
жаловался ей на свои трудности, она выслушала меня с боль-
шим вниманием и сказала, что у нее есть кое-какие знакомства
в «Форд Мотор Компани». Я присел к ее столу, а она позвонила
в эту фирму, в их главное управление международной торговли.
Кое-что из того, что она им сказала, я помню. «Знаете, у меня
тут сидит парень по имени Бен Карсон. У него отличные спо-
собности, он получил стипендию в Йеле с сентября. Сейчас ему
нужен заработок, осенью ему понадобятся деньги». Она замол-
чала, выслушивая ответ, а потом добавила: «Хорошо бы, если
бы вы взяли его на работу»4.
4 Летом 1998 года миссис Витли прислала мне письмо, которое начиналось со слов: «Удиви-
тельно, если вы помните меня». Я был тронут и обрадован. Конечно, я помнил ее, как должен
помнить всякого, кто когда-нибудь мне помог. Она сообщала, что видела меня по телевидению.
75

БЕН КАРСОН
Через день после окончания школы мое имя появилось в спис-
ке служащих «Форд Мотор Компани». Работал я в бухгалтерии
главного административного здания в Дибурне. Я считал эту
работу престижной, а мать называла ее «большим бизнесом»,
потому что каждый день надо было являться в белой рубашке
и при галстуке.
Я многому научился на этой работе, ведь прежде мог предста-
вить себе только школу. Протекция помогла мне устроиться, но
реальной проверкой стали продуктивность и качество работы.
Недостаточно было просто много знать, даже если это необхо-
димые знания. Принцип был такой: все зависит не от того, что
ты знаешь, а от того, как ты работаешь.
Я работал старательно, как всегда, даже когда работа была
временной, и доказывал, что я лучше всех, кого они могли взять.
Закончив первый курс Йеля, я получил на лето отличное
место — стал бригадиром дорожных рабочих, убирающих му-
сор на шоссе. Правительство штата организовало такие рабо-
ты главным образом для городских студентов и школьников.
Бригада работала на окраине Детройта и в его западных при-
городах.
У большинства бригадиров возникали огромные проблемы
с дисциплиной, потому что городские ребята находили сотни
возможностей увильнуть от работы.
— Сегодня слишком жарко, — говорил один.
— Я еще вчера слишком устал, — доказывал другой.
— Зачем это все нужно? Завтра тут снова насорят. Кто прове-
рит, убирались мы или нет? И вообще, нам слишком мало пла-
тят.
Я знал, что другие бригадиры довольны, если хотя бы пять из
шести ребят бригады наполняют по два пластиковых мешка в
день.
Но с так т работой можно справиться и за час. Возможно, я
слишком старался, но мне казалось, что, если бригада лениво
читала статью обо мне. Теперь она на пенсии, живет на Юге и хотела послать мне свои поздрав-
ления. Я был очень рад, что она помнит меня.
76

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
собирает десять мешков мусора в день, я напрасно трачу свое
время. С самого начала моя бригада собирала от 100 до 200
мешков в день, и мы очищали необыкновенно большой участок
шоссе.
Объем работы моей бригады изумлял начальство в Департа-
менте общественных работ.
— Как ты добиваешься того, что твои парни так работают? —
спрашивали меня. — Ни одна из бригад столько не делает!
— Это мой маленький секрет, — отшучивался я. Если бы я
пустился в объяснения, кто-нибудь мог вмешаться и изменить
мои правила.
Я пользовался очень простым, но действенным методом. Он
иллюстрирует еще один принцип моей жизни. Как пелось в по-
пулярной несколько лет тому назад песне: «Я иду своим путем».
Не то чтобы я против правил — для хирурга отрицать необхо-
димость определенных требований было бы сумасшествием, но
иногда обилие правил только мешает, и на них не стоит обра-
щать внимание.
К примеру, на четвертый день работы я сказал ребятам:
— Сегодня что-то жарковато...
— Ты совершенно прав! — подхватил один из них, а осталь-
ные с восторгом согласились.
— Поэтому у меня к вам есть предложение. Во-первых, на-
чнем завтра работать в шесть утра, пока еще прохладно...
— Шеф, как можно вставать в такую рань?
— Сначала послушайте, — остановил я их (бригада должна
была работать с 7.30 до 16.30 с часовым перерывом на обед). —
Если вы, ребята, все шестеро, готовы начинать работу с шести и
быстро собрать 150 мешков, я вас после этого отпущу.
Прежде чем они начали задавать вопросы, я объяснил им, что
имею в виду.
— Послушайте, если вы соберете весь мусор за два часа, я вас
отпущу, и вы будете свободны весь день. Плата будет как за
полный день работы. Если вы соберете 150 мешков, неважно,
как мало это займет времени.
77

БЕН КАРСОН
Мы еще пообсуждали эту идею, но в конце концов они поня-
ли, чего я хочу. Пару дней ребята собирали по сто мешков, в
жаркий полдень этим нелегко было заниматься. Им понрави-
лось насмехаться над другими бригадами и хвастаться своими
успехами, они уже были готовы к следующим подвигам. Парни
учились гордиться своей работой — настолько, чтобы начать о
ней думать.
Теперь они были со мной согласны. На следующее утро все
шестеро были готовы к шести утра. Как старательно, быстро
они работали! Ребята убирали весь участок дороги за два-три
часа. Раньше та же работа растягивалась на весь день.
— Отлично, — сказал я, подсчитывая количество мешков, —
теперь мы можем отдыхать.
Им это понравилось, и работа превратилась в веселую игру.
В лучшие дни мы добирались до Департамента перевозок к де-
вяти утра, когда все остальные бригады только еще начинали.
— А вы-то собираетесь сегодня работать? — завопил однажды
один из моих парней.
— Слышь, парень, мусора-то не осталось, — подхватил дру-
гой. — Супермен и его бравые ребята все уже почистили.
— Надеюсь, вы там не обгорите на солнцепеке! — заорал тре-
тий.
Конечно, руководители знали, что я делаю, потому что, видя,
когда мы возвращаемся назад, безусловно, понимали, как мы
рано выходим. Но они ничего не говорили, ведь то, что я делал,
приносило пользу. Мы не афишировали свою деятельность, по-
тому что правила предполагали определенные рабочие часы.
Никто из бригадиров не высказывался по этому поводу. Я ду-
маю, что они молчали в основном потому, что мы трудились
быстрее и лучше, чем все остальные.
Одни от рождения умеют работать, других этому учат мате-
ри. Моя стратегия во всем, включая медицину, — выполнять то,
что должно быть сделано, самым быстрым и лучшим способом.
Если вы умеете работать лучше, подходите к делу ответствен-
но и не задеваете при этом кого-то другого, нет необходимости
78

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
держаться жестких правил. Некоторые говорят, что способ-
ность к творчеству заключается как раз в том, чтобы научить-
ся подходить к задаче по-разному. Возможно, то, что я имею в
виду, и значит работать творчески.
На следующее лето после второго курса колледжа я вернулся
в Детройт, чтобы снова работать бригадиром на дорожных ра-
ботах. В конце прошлого года Карл Сеферт, начальник Депар-
тамента перевозок, прощаясь со мной, сказал: «Возвращайся
следующим летом. Мы найдем для тебя место».
Однако летом 1971 года начался резкий экономический спад,
особенно в столице автомобильной промышленности. Хорошо
оплачиваемые бригадирские должности получить было невоз-
можно. Большинство нуждающихся в работе студентов имели
хорошие личные и политические связи. Они нанимались на ра-
боту на много месяцев раньше, когда я еще был в Нью-Хейвене.
Поскольку Карл Сеферт обещал мне работу, я не подумал
позаботиться о ней во время рождественских каникул. Когда я
приехал в конце мая, директор по кадрам сказала: «Простите,
но все вакансии заняты». Она объяснила, что работы меньше,
чем претендентов на нее, но это мне уже было известно..
Она была не виновата. Я понимал, что она не может меня
взять, мне следовало искать работу заранее, как это сделали
другие.
Я легко находил работу каждое лето и был уверен, и что найду
ее и сейчас.
Но ошибся. Вместе с сотнями других студентов я понял, что
работы нет абсолютно нигде. Две недели я бегал по улицам.
Каждое утро садился в автобус, ехал в деловую часть города и
стучался во все конторы подряд.
«Извините, работы нет», — я сотни раз слышал такой или по-
добный ответ. Иногда в этих словах звучало сочувствие. В дру-
гих случаях было понятно, что передо мной этот вопрос задали
еще восемь тысяч раз, и человек устал повторять одно и то же и
мечтает, чтобы мы все поскорее убрались.
79

БЕН КАРСОН
Эти напрасные поиски работы немного скрасил Вард Рендл-
младший — поверенный из Детройта, белый. Вард окончил
Йель на двадцать лет раньше меня. Мы познакомились на
встрече выпускников, хотя я тогда еще был студентом. Я ему
понравился, потому что мы оба увлекались классической му-
зыкой. Летом 1971 года, пока я искал работу в деловом районе
Детройта, мы часто вместе обедали, а потом шли на дневной
концерт. В большинстве случаев это были органные концерты в
одной из церквей в деловой части города.
Кроме того, Вард часто приглашал меня сходить вместе с его
семьей на симфонические концерты и открыл мне разнообраз-
ную культурную жизнь Детройта, чего я бы никогда не смог
себе позволить из-за недостатка денег. Он был очень приятным
человеком, действительно поддержавшим меня в трудную ми-
нуту, я и сейчас высоко его ценю.
Бродя по городу, я наконец решил: «Теперь пора действовать
по моим правилам. Я пытался найти работу обычным путем,
ноу меня ничего не вышло. Ничего». Я вспомнил предсгавителя
Йеля в нашем округе, который как раз беседовал со мной, при-
ятного человека - мистера Стандарта. Он был к тому же вице-
президентом рекламного агентства «Янг и Рубикум», одной из
наиболее крупных рекламных компаний.
Сначала я попытался обратиться в его бюро по найму и услы-
шал обычный ответ: «Простите, мы не нуждаемся во времен-
ных работниках».
Отбросив гордость и подбадривая самого себя, я сел в лифт и
поднялся в кабинет мистера Стандарта. Он когда-то говорил со
мной и дал мне отличные рекомендации, и я надеялся, что он
обо мне хорошего мнения. Но я не представлял, как мне удастся
миновать его секретаршу. Никто, абсолютно никто не мог про-
никнуть к нему без предварительной договоренности. Но я по-
думал: «А что мне терять?»
Когда секретарша мистера Стандарта посмотрела на меня, я
заявил:
80

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
— Меня зовут Бен Карсон. Я студент из Йеля, мне нужно зай-
ти на минутку к мистеру Стэндарту.
— Пойду узнаю, свободен ли он.
Она прошла в его кабинет, а минутой позже вышел сам мистер
Стэндарт. Он улыбнулся и, пожимая руку, взглянул мне в глаза.
— Приятно, что зашли повидаться, — сказал он. — Как вам в
Йеле?
После нескольких вежливых фраз я произнес:
— Мистер Стэндарт, мне очень нужна работа. Никак не могу
ее найти. Уже две недели каждый день ищу, и никакого резуль-
тата.
— Правда? А вы обращались в наше бюро по найму?
— Там нет работы, - ответил я.
— Посмотрим, что можно сделать.
Мистер Стэндарт снял телефонную трубку и позвонил в пару
мест, пока я разглядывал его огромный кабинет. Он выглядел,
как те деловые кабинеты, которые я видел по телевизору.
Не помню, с кем именно он разговаривал, но услышал послед-
ние слова: «Посылаю тебе одного парня. Его зовут Бен Карсон.
Подыщи ему работу».
Вот так. Он ничего не потребовал, просто поручил, как чело-
век, привыкший отдавать другим приказы.
Поблагодарив мистера Стэндарта, я спустился в бюро по най-
му.
На этот раз со мной говорил начальник бюро.
— Мы не нуждаемся ни в ком, однако можем дать вам курьер-
скую работу.
— Все, что угодно. Мне нужна работа на все лето.
Работа оказалась занятной, потому что я ездил но всему го-
роду, развозя и забирая письма и посылки. Была только одна
проблема — платили так мало, что почти ничего не удавалось
скопить. Через три недели я предпринял еще одну попытку,
подумав, что должен бросить эту работу и найти что-нибудь,
где платят получше. Я сам себя подбадривал: «Сработало же с
81

БЕН КАРСОН
мистером Стэндартом». Я отправился в Департамент перевозок
поговорить с Карлом Сефертом.
Уже заканчивался июль, все места давно заняли, искать
что-то было полнейшей наглостью с моей стороны, но я все-
таки решился.
Я прошел прямо в кабинет к мистеру Сеферту, и у него на-
шлось время со мной поговорить. Услышав мой рассказ о по-
исках работы, он сказал: «Бен, для таких, как ты, работа всегда
найдется». Он был начальником всех строительных бригад, как
уборочных, так и ремонтных. «Поскольку все бригадирские
должности заняты, — сказал он, — мы создадим новую». Он
замолчал и на несколько секунд задумался. «Мы соберем еще
одну бригаду и дадим ее тебе».
Так мистер Сеферт и поступил. Творческий подход и немного
нахальства — и я вернулся на старую работу. С новой бригадой
я использовал прежнюю тактику, и мы работали так же эффек-
тивно, как прошлым летом.
Я часто видел Карла Сеферта, когда отмечался, уходя с рабо-
ты, а иногда и он приезжал на тот участок, где мы работали. У
него всегда находилось время поболтать со мной. «Ты хороший
парень, Бен, — несколько раз говорил он мне. — Мы рады, что
ты у нас работаешь».
Как-то он положил мне руку на плечо и сказал: «Ты сам себе
хозяин и сможешь добиться всего, чего захочешь». Он говорил
то же, что и моя мать, и мне были приятны его слова. «Бен, ты
талантливый человек и сможешь делать все, что пожелаешь.
Уверен, ты многого добьешься, и рад, что познакомился с то-
бой».
Я навсегда запомнил его слова.
Следующим летом, в 1972 году, я работал на конвейере в
«Крайслер Мотор Компани», устанавливая автомобильные
крылья на кузов. Каждый день, приходя на работу, я старался
делать ее как можно лучше. В это трудно поверить, но я прора-
ботал только три месяца, когда меня заметили и повысили: по-
ставили на проверку створок жалюзи, которые ставят на задние
82

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
стекла спортивных моделей. Я отводил машины с конвейера к
месту, откуда их отправляли в выставочное помещение. Мне
нравилось работать у Крайслера. Тут каждый день подтвержда-
лось то, во что я всегда верил.
Тем летом я получил еще один ценнейший урок — один из тех,
что никогда не забуду. Мать говорила мне мудрые слова, на ко-
торые я, как все дети, не обращал внимания. Теперь я убедился,
насколько она была права. Какая работа — не имеет значения.
Неважно, временная она или постоянная, поскольку это отно-
сится даже к работе во время летних каникул. Если ты трудишь-
ся хорошо и стараешься делать все как можно лучше, тебя заме-
тят и продвинут.
Мать говорила то же самое, хотя выражала это немного иначе.
«Бенни, неважно, какого ты цвета. Если ты все делаешь хорошо,
тебя заметят. Даже люди, которые против тебя, хотят, чтобы
все было сделано как следует. Целью твоей жизни должно быть
выполнение работы как можно лучше».
Теперь я понял, что она права.
* * *
Пока я учился в колледже, меня постоянно беспокоил недо-
статок денег. Но два случая, произошедшие во время обучения
в Йеле, убедили меня, что Бог заботится обо мне и всегда дает
все, что нужно.
Первый произошел на втором курсе, когда у меня было очень
мало денег. Как всегда, внезапно я оказался абсолютно без
средств — мне не на что даже было купить автобусный билет,
чтобы поехать в церковь. И никакого шанса получить что-ни-
будь раньше, чем через две недели.
В тот день я в одиночестве гулял по студенческому городку,
думая о том, как устал от невозможности купить даже мелочь
вроде зубной пасты или марки. «Господи, — молился я, — по-
моги мне, пожалуйста. Пошли денег хотя бы на автобус, чтобы
доехать до церкви».
83

БЕН КАРСОН
Я гулял бесцельно, но в тот момент огляделся и понял, что
стою в старой части городка у Бэттельской часовни. Проходя
мимо стойки для велосипедов, я взглянул под ноги. Прямо пе-
редо мной на земле лежала смятая десятидолларовая бумажка.
— Благодарю Тебя, Боже! — воскликнул я. Подбирая банкно-
ту, я еще не верил, что у меня в руках деньги.
Год спустя повторилась та же история — пустота в кармане
и никаких надежд получить деньги. Естественно, я двинулся к
часовне, ища десятидолларовую бумажку, но ничего не нашел.
В те дни меня беспокоил не только недостаток средств. Нака-
нуне я узнал, что ведомости экзамена по психологии восприя-
тия «были нечаянно сожжены». Я уже сдал этот экзамен два дня
назад, но теперь все должны были сдавать его еще раз.
Вместе со 150 студентами я пришел в назначенную для по-
вторного экзамена аудиторию.
Как только мы получили билеты, профессор вышел из ком-
наты, и, еще не дочитав первый вопрос, я услышал за спиной
тяжелый вздох.
— Они что, смеются над нами? — раздался громкий шепот.
Я читал вопросы и не верил своим глазам. Они были ужасно
трудными, почти невозможными. Каждый из них имел отноше-
ние к тому, что мы проходили, но задания оказались настолько
запутанными, что, наверное, даже талантливейший психиатр
стал бы в тупик.
— Не стоит и начинать, — сказала одна девушка другой. — Да-
вай уйдем и поучим еще. Можно сказать, что не читали объяв-
ления. А к повторному экзамену мы успеем приготовиться.
Ее подруга согласилась, и они тихо выскользнули из аудито-
рии.
Тут же еще трое собрали свои вещи. За ними стали исчезать и
другие. Через десять минут после начала экзамена нас осталось
человек сто. Скоро не было уже и половины, а бегство все еще
продолжалось. Никто не сдавал экзаменационные листы.
Я пока держался, все время думая: «Почему они решили, что
мы можем знать этот материал?» Спустя какое-то время я огля-
84

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
нулся и увидел, что остался один. Как и всем, мне хотелось уйти,
но я читал объявление и не мог солгать, что не видел его. Запи-
сывая ответы, я молился Богу, чтобы Он помог мне придумать,
что писать. Больше я не обращал внимания на шаги уходящих.
Внезапно дверь аудитории распахнулась, шум прервал мои
размышления. Повернувшись, я увидел преподавательницу, а
также понял, что все остальные сдались. Она направилась ко
мне. С ней был фотокорреспондент из ежедневной йельской га-
зеты, который начал фотографировать меня.
— Что это значит? — спросил я.
— Мистификация, — ответила преподавательница. — Мы хо-
тели узнать, кто самый честный студент курса.
Тут она улыбнулась.
— Им оказались вы.
Потом она сделала еще кое-что — дала мне десятидолларовую
бумажку.

ГЛАВА 10.
СЕРЬЕЗНЫЙ ШАГ
— Все называют меня Канди, но мое настоящее имя Ласена
Растин.
Я замер, завороженный ее улыбкой.
— Приятно с вами познакомиться.
Она была среди тех новичков, которых я встретил в этот день
в «Гросс Пойнт Кантри Клаб». Гросс Пойнт — это район, где
жило большинство богатых людей Мичигана, и туристы часто
приезжали полюбоваться домами Фордов и Крайслеров. В Йеле
был организован прием для новичков, и мне вместе с другими
старшекурсниками предстояло приветствовать студентов из
Мичигана. Для меня самого, когда я впервые оказался в колле-
дже, эти знакомства стали очень важны, и я рад был встретить
новичков и помочь им, чем мог.
Канди оказалась очаровательна. Помнится, я подумал: «Что
за хорошенькая девчонка!» У нее было много качеств, которые
мне особенно нравились. В ней все искрилось, всего было в из-
бытке, с ней всегда находилось о чем поговорить. Она часто
смеялась, и я уже через несколько минут почувствовал себя с
ней совершенно свободно.
Невысокая, она была заметно ниже меня ростом. Пушистые
волосы причесаны в популярном тогда африканском стиле. Но
больше всего меня привлекал ее кипучий характер. Сам я был
скорее спокойным, замкнутым в себе, а потому ее общительность
и дружелюбие с самого начала привели меня в восхищение.
86

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
В Йеле наши общие друзья часто говорили: «Бен, ты должен
встречаться с Канди». Позже я узнал, что они и ей твердили:
«Канди, ты и Бен Карсон должны встречаться. Вы просто созда-
ны друг для друга».
Хотя мы познакомились в начале моего третьего курса, я со-
вершенно не был готов влюбляться. Полное отсутствие денег,
страстное желание стать врачом, предстоящие долгие годы уче-
бы и интернатуры — любовь в этом списке значилась на послед-
нем месте. Повлияло и то, что я. был застенчив и не слишком
часто общался с девушками. Я дружил с несколькими студент-
ками, время от времени встречался с какими-то девушками, но
серьезных отношений ни с кем не было. Я это и не планировал.
Когда начались занятия, я случайно увидел Канди, потому что
мы оба занимались подготовкой к медицинской школе.
— Эй, - окликнул я ее, - как занятия?
— Фантастика! — ответила она в обычной своей манере.
— У тебя все в порядке? — спросил я для начала.
— Надеюсь, что буду лучше всех.
Пока мы болтали, я подумал: «Похоже, и в самом деле умная
девчонка». И не ошибся.
Еще больше я удивился, узнав, что она играет на скрипке в
Йельском симфоническом оркестре и в Баховском обществе.
Там недостаточно было просто уметь играть на инструменте.
Туда брали только музыкантов высокого класса. Шли недели и
месяцы, а я узнавал о Канди Растин все больше неожиданного.
Время от времени мы гуляли вместе по студенческому городку.
То, что она была талантливым музыкантом и знала классиче-
скую музыку, дало нам общую тему для разговоров.
Однако в ту пору Канди была для меня просто приятной собе-
седницей, и я не испытывал к ней каких-то особых чувств. Воз-
можно, голова, забитая учебниками и подготовкой в медицин-
скую школу, не давала возможности как следует разобраться в
том, что я на самом деле чувствовал по отношению к живой и
талантливой Канди Растин.
87

БЕН КАРСОН
Мы разговаривали с Канди все чаще и все дольше, а тут мне
стало известно, что церкви в Нью-Хейвене, куда я ходил, нужен
органист.
Я несколько раз рассказывал Канди о дирижере хора Обри
Томпкинсе, потому что он много для меня значил. Когда я ре-
шил вступить в церковный хор, Обри стал приглашать меня на
репетиции по пятницам. На втором курсе присоединился к хору
мой сосед по общежитию Ларри Харрис, который тоже был ад-
вентистом. Субботними вечерами Обри часто звал нас к себе
домой, и мы много общались и познакомились с его семьей.
Несколько раз он возил нас знакомиться с достопримечатель-
ностями Нью-Хейвена. Любитель оперы, Обри нередко брал
меня с собой в Метрополитен-Опера в Нью-Йорке.
— Послушай, Канди, - однажды сказал я ей. — Вот о чем я
подумал. Ты музыкант. Наша церковь нуждается в органисте.
Что ты по этому поводу думаешь? Интересна тебе такая работа?
Они платят органисту, только не знаю сколько.
Она не раздумывала ни минуты.
— Конечно, надо попробовать.
Но тут задумался я.
— А ты сумеешь? Обри разучивает с нами трудные вещи.
— Думаю, что, если порепетирую, смогу что-нибудь сыграть.
Тогда я рассказал Обри Томпкинсу о Канди.
— Пусть приходит на прослушивание, - ответил он.
Канди пришла на следующую репетицию хора и сыграла на
большом электрооргане. У нее неплохо получалось, и я был рад
ее здесь видеть, но инструментом Канди была все-таки скрипка.
Сыграла она и что-то написанное для скрипки. Ей не хватало
практики, хотя она и играла на органе в школе во время при-
суждения степени бакалавра. Канди не знала того, что Обри
Томпкинс любил разучивать с нами. Это были трудные про-
изведения, особенно Моцарт, а она все-таки не очень хорошо
играла на органе.
Обри послушал ее несколько минут, а потом любезно пред-
ложил:

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
— Послушайте, дорогая, может, вам лучше петь в хоре?
Хотя ее самолюбие и было задето, Канди хватило уверенно-
сти в себе, чтобы справиться с обидой. Она ведь скрипачка, а не
органистка.
— Нетрудно догадаться, — ответила девушка, — что я не так
уж здорово играю.
Канди прошла туда, где мы пели, и присоединилась к хори-
стам. У нее оказался прекрасный альт. Я очень обрадовался, что
она будет с нами. Ее голос стал отличным добавлением к на-
шему хору. С первого же вечера все ее полюбили, и с этих пор
«Гора Сион», где Канди пела с хором, стала ее церковью.
Она не была слишком религиозной, редко говорила о духов-
ных или церковных проблемах и не очень хорошо знала Биб-
лию. Но зато была открыта ко всему новому и готова учиться.
Когда Канди стала посещать нашу церковь, она пошла на спе-
циальные библейские занятия, которые продолжались с осени
до весны. Я тоже ходил с ней раз или два в неделю, чтобы само-
му лучше узнать Библию, а заодно побыть с ней.
Со временем Канди осознала свой религиозный путь. Она
сказала, что всегда жаждала найти Бога. Но что изменилось для
нее после прихода в адвентистскую Церковь?
— Люди, — ответила она. — Они любят меня в вере.
Ее семье казалось странным, что она присоединилась к хри-
стианам, которые ходят в церковь по субботам. Однако со вре-
менем они полностью приняли ее решение, и мать Канди сама
стала активным членом адвентистской церкви.
* * *
Постепенно мы с Канди привыкли встречаться после занятий
и гулять по городку или ездить по каким-нибудь делам в Нью-
Хейвен.
Канди нравилась мне все больше и больше.
Перед Днем благодарения в 1972 году, когда я учился в Йеле
последний год, а Канди была второкурсницей, приемная ко-
миссия направила нас агитировать выпускников детройтских
89

БЕН КАРСОН
школ. Они оплачивали расходы, поэтому я смог нанять малень-
кий «Пинто», а на оставшиеся деньги мы несколько раз пообе-
дали в хорошем ресторане. Мы были только вдвоем и чудесно
проводили время.
В конце концов я стал мало-помалу понимать, что Канди мне
очень нравится. Больше, чем я мог себе представить, больше,
чем любая другая девушка.
Йельский университет привлек нас с Канди к беседам со
школьниками, которые получили в школьных тестах не мень-
ше 1 200 баллов. Объехав все городские школы Детройта, мы
не обнаружили ни одного ученика, чьи результаты достигали
бы такого уровня. Посетили мы с Канди и более богатые рай-
оны, такие как Блумфилд Хиллс и Гросс Пойнт. Там нашлись
школьники, которые хотели поговорить о Йеле, но из числа на-
циональных меньшинств желающих не было.
Во время этого путешествия Канди познакомилась с моей ма-
терью и с некоторыми моими друзьями. Конечно, мы задержа-
лись в Детройте немножко дольше, чем я планировал. Я должен
был сдать «Пинто» в агентство по найму автомобилей в восемь
утра на следующий день. Это значило, что мы должны срочно
уезжать из Детройта.
Погода была холодной. Накануне прошел небольшой снего-
пад, однако снег по большей части растаял. С отъезда из Йеля
десять дней назад я ни одной ночи не спал как следует — мы
много работали и хотели побольше времени провести с друзь-
ями.
— Не знаю, удастся ли мне не заснуть за рулем, — сказал я
Канди, зевая.
Большую часть дороги предстояло ехать по большому между-
городнему шоссе, что делало поездку крайне монотонной.
Мы с Канди расходимся во мнениях о том, что она ответила.
Я считаю, что она сказала что-то вроде: «Не беспокойся, Бен,
я помогу тебе не заснуть». Сама она спала в эти дни не больше
моего. Канди утверждает, что произнесла: «Не беспокойся, Бен,
ты не уснешь».
90

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Мы начали обратный путь в Коннектикут. Я ехал со скоро-
стью 90 миль в час, несмотря на ограничение в 70 миль. Когда
человек умирает от желания спать, что может быть скучнее, чем
смотреть на бесконечные столбики разделительной полосы,
вспыхивающие в темноте безлунной ночи.
К тому времени, как мы пересекли границу штата Огайо, Кан-
ди уже спала, а мне было жаль ее будить. Мы чудесно провели
время, однако поездки по школам оказались так утомительны,
что я решил: пусть лучше поспит пару часов, а потом, отдохнув,
сядет за руль.
В час ночи я несся по шоссе и уже миновал указатель, гласив-
ший, что мы приближаемся к городу Янгстауну в штате Огайо.
Мои руки покоилась на руле, машина летела со скоростью 90
миль в час. Отопление, включенное на минимум, давало прият-
ное тепло. Встречные автомобили попадались не чаще, чем раз
в полчаса. Я чувствовал себя прекрасно и считал, что полностью
контролирую ситуацию.
Как раз тут-то я и погрузился в приятный сон...
Вибрация машины, задевшей за металлические части осве-
тителей разделительной полосы, вернула меня к реальности. Я
открыл глаза, когда передние колеса уже оказались на покры-
той гравием обочине. «Пинто» съехал с дороги, передние фары
освещали тьму глубокого оврага. Я сбросил ногу с педали газа и
рванул руль, с силой поворачивая влево.
В эти решающие секунды перед моими глазами промельк-
нула вся жизнь. Мне и раньше доводилось слышать, как люди
рассказывали, что перед смертью в мозгу, словно замедленная
съемка, проходит панорама всей жизни. «Это прелюдия смер-
ти, — подумал я. — Сейчас я умру». Вспомнилось все — от дет-
ства до сегодняшнего дня. В голове громко прозвучали слова:
«Ну все, конец».
На такой скорости машина непременно должна была перевер-
нуться, но произошла неожиданная вещь. Я так крутанул руль,
что машина вошла в сумасшедший штопор, закрутившись, как
волчок. Я выпустил из рук руль, мысленно готовясь к смерти.
91

БЕН КАРСОН
Внезапно «Пинто» остановился посередине ближайшей к
обочине полосы. Он развернулся в нужную сторону. Мотор ра-
ботал. Сам не понимая, что делаю, я дрожащими руками схва-
тился за руль и отвел машину в сторону. Секундой позже по по-
лосе промчался огромный грузовик.
Я выключил зажигание и замер, пытаясь восстановить дыха-
ние. Мне казалось, что сердце бьется с невероятной быстротой.
— Я жив, - повторял я. - Хвала Господу! Не верится, что
я жив. Благодарю Тебя, Боже. Я знаю, это Ты сохранил нам
жизнь.
Наверное, Канди действительно очень устала, потому что она
проспала весь этот ужас. Однако мой голос ее разбудил, и она
открыла глаза.
— Почему мы стоим? Что-нибудь с машиной?
— Все в порядке, — ответил я. — Спи.
Наверное, в моем голосе было слышно раздражение, поэтому
она сказала:
— Так уж получилось, Бен. Прости, что уснула — я не хотела...
Я сделал глубокий вдох.
— Все хорошо, — улыбнулся я ей в темноте.
— Не может быть все хорошо, если мы стоим. Что случилось?
Почему мы остановились?
Я наклонился вперед и включил зажигание.
— Просто небольшая передышка, — сказал я как бы между
прочим и, нажав на акселератор, выехал на дорогу.
— Бен, пожалуйста...
Испытывая одновременно страх и облегчение, я остановил
машину подальше от обочины и вынул ключ.
— Ну ладно, — начал я9 — я тоже заснул только что...
Сердце мое колотилось, мышцы напрягались, когда я расска-
зывал ей, что произошло.
— Я думал, мы умрем, — закончил я, с трудом произнося эти
слова вслух.
Канди положила ладонь на мою руку.
— Бог сохранил нам жизнь. У Него есть на нас планы.
92

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
— Это так, — я чувствовал то же, что и она.
Больше в ту ночь никто из нас не заснул. Мы все время разго-
варивали, слова лились легко.
В какой-то момент Канди спросила:
— Бен, почему ты так добр ко мне? Я ведь ночью заснула, хотя
должна была не спать, а разговаривать с тобой.
— Да просто я такой хороший парень.
— Нет, тут что-то большее, Бен.
— Ну, я всегда добр к йельским второкурсникам.
— Будь посерьезнее, Бен.
Первые розовые отблески показались над горизонтом. Я смо-
трел прямо вперед, обе руки лежали на руле. Когда Канди так
настойчиво расспрашивала, в груди моей поднялось какое-то
незнакомое чувство.
— Почему? — трудно было престать шутить и, позволив маске
упасть, заговорить серьезно. — Кажется, понял. Это потому, что
я люблю тебя. Я понял, как сильно люблю.
— Я тоже тебя люблю, Бен. Больше всех на свете.
Я не ответил, но замедлил скорость, съехал с дороги и остано-
вился. Через секунду я уже обнимал и целовал Канди. Это был
наш первый поцелуй.
Мы оба были очень наивны и не слишком разбирались в ро-
мантических отношениях. Но одно понимали — мы любим друг
друга.
С того момента Канди и я уже не разлучались, используя каж-
дую минуту, чтобы побыть вместе. Странно, но наши все более
глубокие взаимоотношения не отрывали меня от занятий. То,
что Канди рядом, всегда подбадривало меня, облегчало выпол-
нение трудной работы.
И она не увиливала от занятий. У нее было три специализа-
ции: музыка, психология и подготовка к медицинскому. Впо-
следствии от медицины она отказалась, сосредоточившись
преимущественно на музыке. Канди - одна из самых энер-
93

БЕН КАРСОН
гичных людей, которых я знаю, и отлично делает все, за что
берется5.
Многих старшекурсников волновал вопрос поступления в ме-
дицинскую школу. Система медицинской подготовки предпо-
лагала сначала четыре года предварительных занятий, а потом
четыре года интенсивного обучения.
— Если не попаду в медицинскую школу, — несколько раз по-
вторял один мой сокурсник, — я напрасно потратил время.
— Не знаю, идти мне в Стэнфорд или еще куда-нибудь, — раз-
мышлял другой, решая, куда послать заявление.
Все говорили о разных школах, но беспокоились об одном и
том же. Я редко впадал в это, как я его называл, «невменяемое
состояние», но разговоры подобного рода велись часто, особен-
но в течение последнего года в Йеле.
Однажды, когда мои друзья находились в таком «невменяе-
мом состоянии», а я оставался спокойным, один из моих прия-
телей спросил меня:
— Карсон, ты что, совсем не волнуешься?
— Нет, — ответил я. — Я собираюсь в Медицинскую школу
Мичиганского университета.
— А ты уверен, что тебя примут?
— Абсолютно уверен. Университетом владеет мой Отец.
— Слышите? — закричал он остальным. — Мичиганский уни-
верситет принадлежит папаше Карсона!
На многих это произвело сильное впечатление, что понятно,
ведь они сами были из очень богатых семей. Их родители вла-
дели огромными заводами. Я, конечно, шутил, и, может быть,
это была не совсем честная игра. Как христианин я верю, что
Бог — мой Небесный Отец не только сотворил Вселенную, но
5 Поэтому меня не удивило, что в последний год пребывания в Йельском симфоническом ор-
кестре Канди поехала в Европу участвовать в премьере современной оперы «Месса» под управ-
лением Леонарда Бернстайна. Она получила счастливую возможность встретиться с ним в Вене.
94

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
и управляет ею. Значит, можно сказать, что Бог владеет Мичи-
ганским университетом так же, как и всем остальным.
Конечно, я не вдавался в объяснения.
Я окончил Йель достаточно хорошо, хотя отнюдь не первым
на курсе. Но я знал, что старался и приложил максимальные
усилия. Поэтому был доволен.
Честно говоря, я не сомневался, что буду подавать заявление в
Медицинскую школу Мичиганского университета в Анн-Арбо-
ре. Я выбрал ее и, когда окончательно поверил, что Богу угодно,
чтобы я стал врачом, уже не сомневался в своем решении. Многие
мои друзья написали в десяток медицинских школ, надеясь, что
их примут хотя бы в одну. Я тоже написал в несколько, однако
по двум причинам их было немного. Во-первых, Мичиганский
университет был в моем родном штате, что означало гораздо
более низкую плату за обучение. Во-вторых, Мичиганский уни-
верситет считался одной из лучших школ страны. Кроме того,
я подал документы в Университет Джонса Хопкинса, Йельскую
медицинскую школу и Университет Уэйна. Первым мне ответил
Мичиганский университет, и я уже не имел дела с остальными.
Когда я поступил в медицинскую школу, Канди оставалось
учиться в Йеле еще два года, но мы нашли способ преодолеть
время и пространство: каждый день мы писали друг другу. У нас
обоих и сейчас хранятся коробки с любовными письмами.
Если была возможность, мы звонили друг другу. Однажды я
позвонил ей в Йель. Не знаю, почему так получилось, но мы ни-
как не могли закончить разговор. Может быть, потому что оба
были очень одиноки. Возможно, у нас наступил трудный пери-
од в жизни, может быть, мы очень нуждались в общении друг с
другом в то время, когда были так далеко друг от друга. Одним
словом, проговорили мы шесть часов подряд, не заметив, как
прошло время. Я любил Канди, каждая секунда телефонного
разговора казалась драгоценной.
Уже наутро я стал беспокоиться об оплате телефонного счета.
В одном письме я шутил, что буду отдавать всю зарплату, когда
стану врачом. Я строил предположения относительно того, что
95

БЕН КАРСОН
же телефонная компания может сделать со студентом, у кото-
рого разума еще меньше, чем денег. Ожидая того дня, когда я
увижу счет, дрожал от страха. Однако, как ни странно, счет на
шестичасовой разговор так и не пришел. Я бы не смог полно-
стью его оплатить, поэтому, каюсь, не выяснил, почему его нет.
Позднее мы с Канди решили, что телефонная компания, посмо-
трев на счет, сочла, что не может быть такого длинного теле-
фонного разговора.
Летом, когда я окончил колледж и должен был поступать в
медицинскую школу, я снова столкнулся со сложностями при
поиске работы. На этот раз я начал еще весной, за три месяца до
выпуска. Но в Детройте был самый пик экономической депрес-
сии, и многие предприниматели говорили: «Нанять вас? Только
что мы уволили нескольких служащих».
В то время моя мать работала няней в семье Сеннет. Мистер
Сеннет был президентом компании, производящей сталь. Узнав
мою грустную историю, мама рассказала ему обо мне.
— Он очень нуждается в работе, — сказала она, — не могли бы
вы как-то помочь ему?
— Конечно, — ответил мистер Сеннет, — я буду рад дать рабо-
ту вашему сыну. Пришлите его ко мне.
Он нанял меня. Я был единственным, кто получил в его ком-
пании временную работу на лето. К моему удивлению, мой на-
чальник цеха научил меня работе на кране, очень ответственной,
потому что кран переносил стальные болванки весом в несколь-
ко тонн. Оператор хотя бы интуитивно должен был разбирать-
ся в физике, чтобы, манипулируя стрелой крана, представлять
себе, что делать. Огромные стальные детали должны были быть
уложены определенным образом, так, чтобы штабель не разва-
лился. Затем оператор с помощью крана переносил болванки в
грузовики, припаркованные на очень узком пространстве.
Именно тогда я понял, что обладаю необыкновенной способно-
стью - думаю, что это Божественный дар — прекрасной координа-
цией глаз и рук. Я верю, что Бог дает нам все дары, все способности
для того, чтобы мы могли служить Ему и людям. Дар координации
96

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
глаза и руки — необычайно ценное качество в хирургии. Оно, по-
мимо координации глаз-рука, предполагает способность пони-
мать физические взаимоотношения, мыслить в трех измерениях.
Хорошие хирурги должны представлять себе последствия каж-
дого действия, ведь часто они не имеют возможности видеть, что
происходит с другой стороны оперируемого органа.
Некоторые люди имеют хорошую физическую координацию.
Они становятся олимпийскими чемпионами. Другие прекрасно
поют. Кто-то от природы способен к языкам или к математике.
Я знаю людей, умеющих притягивать к себе друзей уникальной
способностью давать людям почувствовать, что их принимают,
как родных.
По каким-то причинам я имею возможность «видеть» в трех
измерениях. Кажется, что это очень просто. Это как раз то, что
нужно для дела. Однако многие врачи не имеют такой природ-
ной способности, и некоторые хирурги так и не приобретают
подобного умения. Они просто не могут стать хорошими спе-
циалистами, у них возникает слишком много проблем, слиш-
ком много возможных осложнений.
Впервые я осознал эту способность, когда мне указал на нее
мой сокурсник из Йеля. Мы с ним часто играли в настольный
футбол. После первого урока я, хотя никогда не делал этого
раньше, стал играть быстро и легко. Тогда я не понял, в чем
причина этой способности. Приехав в начале 1988 года в Йель,
я разговорился с бывшим однокурсником, который теперь там
работает. Он со смехом рассказал мне, что я так хорошо играл
в эту игру и впоследствии несколько особенно удачных ударов
назывались карсоновскими.
Я оценил это умение и когда учился, и потом. Думаю, что это
самый значительный талант, который дал мне Бог, и именно
из-за него люди говорят иногда, что у меня одаренные руки.
После первого курса медицинской школы я работал в радио-
лаборатории техником на рентгеновской установке — это было
97

БЕН КАРСОН
мое единственное свободное лето. Я был рад тому, что много
узнал о рентгенологии и о специальном оборудовании. Тогда я
еще не догадывался, как это мне пригодится в дальнейшем.
Руководство медицинской школы привлекало успешных стар-
шекурсников к работе со студентами младших курсов. А на по-
следнем курсе я одинаково хорошо справлялся как с основными
предметами, так и с клиническими занятиями. Поэтому я учил
первокурсников и второкурсников терапевтической диагности-
ке. Занятия проходили по вечерам, и практиковались мы друг на
друге, учась слушать сердце и легкие, или, например, проверять
рефлексы. Это была замечательная практика, и мне приходи-
лось тщательно готовиться к занятиям с моими студентами.
Отнюдь не сразу я стал одним из лучших на курсе. В первый
год медицинской школы успехи мои были средними. Тогда я
понял, как важны по-настоящему глубокие знания. Я посещал
лекции, но толку было немного, особенно если попадался скуч-
ный лектор. И я стал компенсировать это усердной работой с
учебниками. На втором курсе я посещал несколько лекционных
циклов. Обычно просыпался около шести утра, садился за учеб-
ники и корпел, пока не разбирался в деталях каждой теории.
Один предприимчивый студент делал отличные конспекты лек-
ций и продавал их за небольшую плату. Я был одним из поку-
пателей и так же досконально, как учебники, штудировал эти
конспекты.
На втором курсе я все время посвящал только учебе, пока не
шел спать в одиннадцать часов. На третьем курсе, когда я стал
заниматься с новичками, мне пригодилось прекрасное знание
материала.
98

ГЛАВА 11.
СЛЕДУЮЩИЙ ШАГ
«Должен быть какой-нибудь способ полегче», — подумал я, на-
блюдая за преподавателем. Даже такому умелому и опытному
нейрохирургу трудно было найти овальное отверстие, располо-
женное в основании черепа. Он оперировал женщину, страдаю-
щую воспалением тройничного нерва, причинявшим сильную
боль.
— Самое трудное — найти овальное отверстие, — сказал хи-
рург, зондируя его при помощи длинной тонкой иглы.
Я начал сам с собой спорить:
— Ты в нейрохирургии новинок, а, как всегда, думаешь, что все
знаешь. Пойми, они много лет этим занимаются.
— Только из этого не следует, — возражал другой голос, — что
им все известно.
— Брось, у тебя еще будет шанс перевернуть весь мир.
Даже прекратив спор с самим собой, я не мог отделаться от
мысли, что должен быть какой-то более простой способ. Поис-
ки овального отверстия отнимали у хирурга драгоценное время
и ничем не помогали пациенту.
— Отлично, умник. Тогда ищи то, что нужно.
Именно этим я и решил заняться.
У меня была годовая клиническая практика в медицинской
школе Мичиганского университета, теперь наступила очередь
цикла по нейрохирургии. На каждый предмет отводился ме-
сяц, как раз на одном из занятий этого цикла хирург и объяс-
99

БЕН КАРСОН
нил нам, как трудно найти маленькое отверстие в основании
черепа.
Проспорив с собой еще какое-то время, я решил воспользо-
ваться тем, что у меня после прошлогодней работы техником
остались друзья в радиологической лаборатории. Я пошел к
ним и рассказал, что меня волнует. Это показалось им интерес-
ным, и они разрешили мне приходить в лабораторию и пользо-
ваться оборудованием.
Несколько дней я придумывал и пробовал разные варианты,
пока не наткнулся на простое решение — помещая спереди и
сзади от черепа два крошечных металлических колечка, я вы-
равнивал их так, чтобы овальное отверстие было точно между
ними. Используя эту технику, врач мог сэкономить время и
силы, ведь ему не приходилось ощупывать весь череп.
Додумался я до этого таким способом: «Прямая определяет-
ся двумя точками, поэтому я могу поместить одно кольцо на
затылочной части черепа позади того места, где должно быть
овальное отверстие. Тогда другое я помещаю на передней части
черепа. Просвечивая череп пучком рентгеновских лучей, я могу
поворачивать голову пациента до тех пор, пока кольца не ока-
жутся на одной линии. В этом случае отверстие окажется между
ними».
Когда я придумал эту технику, процедура стала казаться про-
стой и ясной, хотя, очевидно, никто не додумался до такого ре-
шения раньше. Я не стал пока о нем никому рассказывать. Мне
хотелось упростить работу, а не произвести на кого-то впечат-
ление или продемонстрировать преподавателям свою методику.
Некоторое время я мучился вопросом: «Открыл ли я новую
область, которой раньше никто не обнаруживал, или мне просто
кажется, что я нашел неизвестную никому технику?». В конце
концов я решил так: раз этот метод мне помогает, остальное не-
важно.
Начав применять подобный метод в реальных операциях, я
понял, насколько он облегчает дело. После двух таких опера-
ций я рассказал об этом моим преподавателям по нейрохирур-
100

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
гии и продемонстрировал им свой способ. Профессор наблю-
дал, медленно качая головой и улыбаясь.
— Невероятно, Карсон!
К счастью, моя идея не вызвала у них возмущения6.
Хотя началось все с легкого интереса к нейрохирургии, вско-
ре эта область настолько стала меня занимать, что я уже не мог
от нее отделаться. Замечу сразу, что со мной такое случалось и
раньше. Мне захотелось узнать еще что-нибудь. Я стал читать
все, что было напечатано по этой теме. Сосредоточенность на
предмете и растущее желание знать больше привели к тому, что
я, сам того не желая, стал выделяться среди других интернов.
Во время второго цикла — четвертого года обучения в меди-
цинской школе — я понял, что знаю о нейрохирургии больше,
чем любой другой интерн и ординатор. Во время врачебных
обходов преподаватели спрашивали, что мы думаем по поводу
пациентов. Если кто-то из ординаторов не мог ответить, про-
фессор всегда обращался ко мне: «Скажите-ка им, Карсон».
К счастью, я всегда отвечал, хотя был еще только студентом.
Естественно, я очень радовался своим успехам, так я был воз-
награжден за труд и стремление к глубоким знаниям. Почему
бы и нет? Я хотел стать врачом, самым лучшим, самым образо-
ванным!
В то же время некоторые интерны и ординаторы стали взва-
ливать на меня свои собственные обязанности. Думаю, никогда
не забуду, как в первый раз дежурный ординатор сказал:
— Карсон, ты столько знаешь, почему бы тебе не подежу-
рить на вызовах? Если с чем-нибудь не справишься, позовешь.
Я пойду в ординаторскую и чуток посплю.
Конечно, он не имел права так поступать, но он устал, а я был
рад возможности попрактиковаться и с энтузиазмом согласил-
ся. Скоро и другие ординаторы стали отдавать мне свои вызовы
и своих больных.
6 Я все еще использую эту технику, но уже сделал так много операций и приобрел такой опыт
поисков овального отверстия, что мне не надо последовательно проделывать все шаги. Я точно
знаю, где оно находится.
101

БЕН КАРСОН
В каком-то смысле они меня использовали, потому что доба-
вочные вызовы означали больше рабочих часов. Но мне нрави-
лась нейрохирургия, и я получал столько удовольствия от уча-
стия в операциях, что, если бы меня попросили работать еще
больше, я бы охотно согласился.
Преподаватели не вмешивались, хотя наверняка знали, что
происходит. Сам я, конечно, не собирался обсуждать это с
ними. Мне нравилось быть студентом-медиком. Я стал первым
звеном в цепи лечения и получал от этого ни с чем ни сравнимое
удовольствие. Проблем с моей добавочной нагрузкой не возни-
кало, с интернами и ординаторами у меня сложились хорошие
отношения. Добавочная практика позволила мне понять, что
эта специальность увлекает меня больше всех других.
Я часто думал, обходя палаты: «Если это так замечательно,
пока я еще студент, насколько же лучше будет, когда я закончу
ординатуру». Каждый день я бывал на обходах, лекциях или на
демонстрациях в операционной. Все воспринималось мною как
увлекательнейшее приключение, ведь я знал, что набираюсь
опыта и знаний, чтобы отточить мастерство, которое сделает
меня первоклассным нейрохирургом.
Так продолжалось в течение четвертого курса медицинской
школы, годичной интернатуры, и в то время, когда я уже стал
ординатором.
Я не сомневался, что в выборе специальности двигаюсь в пра-
вильном направлении. Ребенком я собирался стать врачом-мис-
сионером, потом увлекся психиатрией. Но в итоге нейрохирургия
заслонила для меня все остальное. Она, как ничто другое, привле-
кала меня, когда доктора демонстрировали клиническую картину
до и после операции. «Эти прекрасные врачи могут все», — восхи-
щался я. Меня потрясло их мастерство, как только я взглянул на
человеческий мозг и увидел, как руки орудуют над центрами ин-
теллекта, эмоций и движений, помогая их исцелению. Когда вы-
яснилось, что мои руки тверды и я интуитивно понимаю, что они
должны делать с мозгом пациента, я понял, что нашел свое при-
звание. Выбор, определивший мою работу и жизнь, был сделан.
102

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Тут совпало всё: во-первых, увлеченность нейрохирургией,
во-вторых, все возрастающий интерес к исследованиям мозга,
в-третьих, применение данного Богом таланта — координации
глаза и руки, моих одаренных рук. Все обстоятельства вели
меня именно в эту область, выбор нейрохирургии стал наибо-
лее естественным.
На третьем курсе медицинской школы у нас были длившиеся
по месяцу циклы, позволявшие представить себе каждую из об-
ластей медицины. Я попросил разрешения пройти два цикла по
нейрохирургии, и оба оказались очень успешны.
В Мичигане была великолепная медицинская программа об-
учения, и, если бы не один неожиданный случай, я остался бы
там проходить интернатуру и ординатуру, поскольку считал,
что ординатуру лучше проходить там, где ты учился.
Однажды я услышал разговор, который изменил мои планы.
Один преподаватель, не знавший, что я рядом, говорил другому
о заведующем кафедрой нейрохирургии:
— Его скоро тут не будет.
— Думаешь, это так серьезно? — спросил другой.
— Без сомнения. Он мне сам сказал. Это слишком связано с
политической борьбой.
Случайный разговор заставил меня переменить планы относи-
тельно Мичиганского университета. Изменения преподаватель-
ского состава ужесточили требования к программам для ордина-
торов. Когда появился исполняющий обязанности заведующего
кафедрой, оказалось, что он временный человек, не знающий,
надолго ли останется здесь. В связи с этим среди ординаторов во-
царились хаос и неопределенность, взгляды разделились, многие
сотрудники начали увольнятся. Я не хотел в этом участвовать,
потому что считал, что это может вредно сказаться на моей ра-
боте и на будущем.
С другой стороны, я давно восхищался медицинской школой
Университета Джонса Хопкинса, поэтому решил, что подам до-
кументы туда.
103

БЕН КАРСОН
Послав заявление осенью 1976 года, я не испытывал особен-
ного трепета, потому что знал, что подготовлен настолько хо-
рошо, насколько только возможно. У меня были прекрасные
оценки и высокие баллы на аттестационных экзаменах. Воз-
никла только одна проблема - в ординатуру больницы Уни-
верситета Джонса Хопкинса по кафедре нейрохирургии прини-
мали двух человек, а заявлений было подано 125.
Я послал свои документы и через несколько недель получил
чудесную новость: меня приглашают пройти собеседование.
Это еще не означало зачисление, но делало его очень вероят-
ным. Я знал, что требования были настолько жесткими, что они
вызвали на собеседование только несколько человек.
Манеры доктора Джорджа Удварели, главы нейрохирургиче-
ской учебной программы, были таковы, что я сразу же почув-
ствовал себя легко. Его большой кабинет был со вкусом обстав-
лен антикварной мебелью. Говорил он с мягким венгерским
акцентом, по комнате вился дымок его трубки. Он начал зада-
вать вопросы, и я почувствовал, что мои ответы его искренне
интересуют. Мне стало понятно, что Удварели беспристрастен
в своих оценках.
— Расскажите мне немного о себе, — начал он, глядя на меня
через стол.
Он говорил прямо и заинтересованно, и я почувствовал об-
легчение. Я сделал глубокий вдох и посмотрел ему в глаза. Могу
ли я быть самим собой? «Помогимне, Боже, — молился я, — если
в этом Твоя воля, если Ты привел меня в это место, помоги мне
ответить так, чтобы попасть в эту школу».
— Университет Джонса Хопкинса, — начал я, — мой первый
и единственный выбор. Мне хотелось бы этой осенью попасть
именно сюда.
«Не слишком ли? — засомневался я. — Может, не надо так
прямо говорить о том, него хочу».
104

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Не знаю, прав ли я был, но еще до поездки в Балтимор на со-
беседование я решил, что прежде всего хочу быть самим собой,
чтобы меня приняли таким, каков я есть, а не потому, что могу
наболтать о себе с три короба.
Задав сначала кое-какие вопросы обо мне самом, доктор
Удварели перешел к медицине.
— Почему вы решили стать врачом? — спросил он.
Руки его лежали на большом столе.
— О чем вы мечтали? Какова была ваша первоначальная об-
ласть интересов?
Каждый ра^ я старался отвечать четко и коротко. Однако в
какой-то момент беседы доктор Удварели случайно упомянул о
концерте, на котором был накануне вечером.
— Да, да, — подхватил я% — я тоже там был.
— Неужели? — я понял, что он просто поражен. — Вам понра-
вилось?
— Очень, — ответил я, добавив при этом, что скрипач-солист
не так хорош, как я ожидал.
Он наклонился вперед, лицо его оживилось.
— Мне тоже так кажется. Он хорош, технически хорош, но...
Что еще было в собеседовании, не помню, но доктор Удварели
обожал классическую музыку, и мы долго, около часа, разгова-
ривали о композиторах и различных музыкальных стилях. Ду-
маю, что он был ошеломлен тем, что негритянский мальчишка
из Детройта так много знает о классической музыке.
Выйдя из кабинета после собеседования, я размышлял, не
сбил ли с толку доктора Удварели и не обернется ли это лириче-
ское отступление против меня. Утешал я себя только тем, что он
сам затронул эту тему и сделал ее главным предметом беседы.
Много лет спустя доктор Удварели рассказал мне, что ему
пришлось приложить значительные усилия, чтобы заведую-
щий кафедрой доктор Лонг принял меня.
— Знаешь, Бен, на меня произвели сильное впечатление твои
оценки и награды за отлично сданные экзамены, твои рекомен-
дации и то, как ты великолепно держался на собеседовании.
105

БЕН КАРСОН
Хотя он прямо ничего об этом не сказал, я сделал вывод, что
мой интерес к классической музыке стал решающим фактором.
Я с удовольствием вспоминаю, как в старших классах подол-
гу занимался, чтобы принять участие в «Кубке колледжей». По
иронии судьбы в тот год, когда я поступил в колледж, эта пере-
дача закрылась, а я часто укорял себя за то, что потратил столь-
ко времени на изучение искусства, которое казалось никому не
нужным на тот момент.
Этот случай кое-чему меня научил: знание никогда не бывает
лишним. У апостола Павла сказано: «Притом знаем, что любя-
щим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко
благу» (Рим 8:28). Любовь, с которой я занимался классиче-
ской музыкой, привлекла нас с Канди друг к другу и помогла
мне попасть на лучшую кафедру нейрохирургии в Соединенных
Штатах. Когда мы усердно трудимся для приобретения опыта
или знаний в какой-то области, это не остается невостребован-
ным. В данном случае я явно увидел, как дело приносит плод.
Кроме того, я верю, что задуманный Богом план нашей жизни
охватывает ее целиком и какие-то детали потребуются, даже
если мы и не знаем заранее, как и когда это произойдет.
Узнав, что принят на специализацию по нейрохирургии, я
возликовал. Теперь я буду учиться в самой лучшей учебной
больнице в мире!
Исчезли все сомнения относительно того, какой областью
медицины я займусь. Моя замечательная мать, тяжелый труд
и доверие к Богу внушили мне уверенность, что я стану хоро-
шим врачом. Если я чего-то не знаю, то научусь. Несколько раз
я повторял Канди: «Я могу научиться всему, что может любой
другой человек».
Может быть, я был слишком самоуверен. Не думаю, что слиш-
ком уж возгордился, я никогда не ощущал своего превосходства
над другими и прекрасно понимал возможности других людей.
Однако в любом деле — будь то ремонт телевизора, исполнение
музыки, работа секретаря или хирургия — человек должен ве-
рить в себя и свои силы. Стараясь выполнять дело как можно
106

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
лучше, нужно иметь уверенность, чтобы сказать: «Я могу де-
лать все, а если чего-то не могу, знаю, где искать помощи».
* * *
В то время моя жизнь была чудесна. Я получил множество от-
личий за клиническую работу в Мичиганском университете, на-
конец поступил в интернатуру, которая, возможно, была самой
важной частью моего обучения.
Моя личная жизнь сложилась еще лучше. Весной 1975 года
Канди закончила Йельский университет, а я — второй курс ме-
дицинской школы, и 6 июля мы поженились. До этого я жил
вместе с моим братом Куртисом. В то время еще холостой, он
демобилизовался со службы на флоте и заканчивал колледж
при Мичиганском университете.
Мы с Канди сняли свою собственную квартиру в Анн-Арборе.
Канди легко устроилась на работу в государственный центр за-
нятости. Следующие два года, пока я заканчивал медицинскую
школу, она оформляла пособия по безработице и вела наше хо-
зяйство.
Нас обрадовал переезд из относительного маленького Анн-
Арбора в Балтимор. Пока мы там жили, Канди работала в Кон-
нектикутской страховой компании. Она могла устраиваться
только на временную работу. Пару месяцев она продавала пы-
лесосы, а потом получила работу в Университете Джонса Хоп-
кинса, стала помощником по издательской деятельности у од-
ного из профессоров-химиков.
За два года Канди подготовила несколько университетских
публикаций и осуществила ряд изданий. В это время ей также
удалось вернуться к учебе.
Поскольку она работала в университете и была замужем за
ординатором, то ей позволили учиться бесплатно. Канди по-
лучила магистерскую степень по коммерческой деятельности,
потом перешла в «Торговый Банк и Кредит» и стала работать в
отделе кредитования.
107

БЕН КАРСОН
У меня как у ординатора было много работы. Я стремился
иметь хорошие отношения с остальными, потому что не ве-
рил, что человек может продуктивно работать в одиночестве. В
команде нужны все, важно понимать, что каждый жизненно не-
обходим. Однако мне не нравилось, что некоторые врачи смо-
трели на других свысока.
Они не желали разговаривать с «простыми людьми» — нянеч-
ками, другим персоналом. Меня тревожила такая ситуация, мне
было обидно за этих преданных работников. Без их поддержки
мы, врачи, не можем работать эффективно. С самого начала я
поставил за правило разговаривать с теми, кто, так сказать, за-
нимает низкое положение, и стараться получше познакомиться
с ними. Кроме того, откуда я сам? Мой добрый учитель — моя
мать — научила меня тому, что люди — это просто люди. Их за-
работок или положение в жизни не делают их лучше или хуже.
Когда у меня бывала свободная минута, я внимательно осма-
тривал палаты и знакомился с работающими там людьми.
В конце концов это пошло мне на пользу, хотя тогда я и не за-
думывался об этом. За время ординатуры я познакомился с ня-
нечками и санитарами, проработавшими по 25-30 лет. У них
был огромный опыт наблюдения и ухода за больными, и они
многому могли меня научить.
Так и произошло. Я понял, что они знают о пациентах то, о
чем я не имею понятия. Работая с больным все время, они зна-
ют, что ему нужно, и чувствуют изменения его состояния рань-
ше, чем это становится очевидно врачам. Когда меня приняли
как своего, эти неприметные работники научили меня, кому я
могу доверять, а кому нет. Когда в палате что-то шло не так,
они всегда сообщали мне. Нередко, уходя после смены, сани-
тарка заглядывала в мою дверь и говорила: «А вот кстати...», и
таким образом я узнавал о том, что волнует моих пациентов.
Персонал н обязан рассказывать об этом кому бы то ни было,
но у многих из них развилась поразительная способность чув-
ствовать угрозу рецидива или осложнений. Они доверяли мне,
и потому рассказывали то, что заметили.
108

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Может быть, я начал строить такие отношения с персоналом,
потому что хотел компенсировать поведение других врачей. Не
знаю. Ясно одно: мне было крайне неприятно, когда ординатор
не желал прислушиваться к наблюдениям младшего персонала.
Когда один из них распекал санитара за малейшую ошибку, мне
было так неловко, что хотелось хоть немного защитить жертву.
Во всяком случае, отличные показатели во многом зависели от
работы младшего медицинского персонала.
Сегодня, уча молодых людей, я подчеркиваю это.
— Нет такого человека в мире, который не был бы иногда са-
мым нужным, — говорю я. — Если вы будете с ними добры, они
будут хорошо относиться к вам. Одни и те же люди окружают
вас, когда вы успешны или наоборот. Кроме того, каждый чело-
век, которого вы встречаете, — Божье дитя.
Уверен, что преуспевающий нейрохирург ничем не лучше са-
нитарки. Мне просто посчастливилось, что Бог дал талант хо-
рошо выполнять свою работу. Кроме того, я считаю, что нужно
делиться с другими людьми талантом, который имеешь.

ГЛАВА 12.
СВОЙ ПУТЬ
Сестра равнодушно взглянула на меня, когда я подошел к ее
посту.
— Да? — спросила она, перестав писать. — За кем вы пришли?
По ее тону я сразу догадался, что она приняла меня за санита-
ра. На мне была зеленая форма, и ничто не говорило о том, что
я врач.
— Я не собираюсь никого забирать, — улыбнулся я, поняв, что
черные, которых она видит в отделении, всегда санитары. Ни-
чего другого ей и в голову не пришло.
— Я новый интерн.
— Новый интерн? Но вы не можете... я хочу сказать... я имею в
виду... — забормотала медсестра, пытаясь извиниться так, что-
бы не обидеть еще больше.
— Все в порядке, — сказал я, желая вывести ее из замешатель-
ства. — Я новенький, поэтому откуда вам знать, кто я?
Придя в отделение интенсивной терапии впервые, я надел
белый хирургический костюм (мы, интерны, называли его
«обезьяньи одежки»), и сестра спросила меня:
— Вы к мистеру Джордану?
— Нет, не к нему.
— А к кому же? - нахмурила она брови. — У него одного сего-
дня дыхательная гимнастика.
Тогда я придвинулся ближе, и она смогла прочесть на бейдже
мое имя и слово «интерн».
110

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
— Я прошу прощения, — она на самом деле смутилась.
Конечно, я промолчал, хотя мог бы сказать ей: «Я не оби-
жаюсь, понимаю, что большинство людей опирается на свой
прошлый опыт. Вы никогда раньше не встречали чернокожих
интернов, поэтому решили, что я — тренер по дыхательной
гимнастике».
Но я еще раз улыбнулся ей и прошел в отделение.
Некоторые белые пациенты не хотели лечиться у чернокоже-
го врача, и они жаловались доктору Лонгу. Одна женщина ска-
зала:
— Простите, но я не желаю, чтобы черный врач занимался
мною.
У доктора Лонга был на подобное стандартный ответ:
— Вот дверь. Вы свободно можете выйти. Но если вы остане-
тесь, доктор Карсон вами займется.
В то время я не знал, что люди обращаются к нему с такими
просьбами. Много позже он рассказал мне, как смеялся над их
предвзятостью из-за цвета кожи или этнического происхожде-
ния. Но когда доктор Лонг защищал свою позицию, в его голосе
смех не звучал. Он был как скала.
Я, конечно, знал, что ощущают некоторые люди. Чтобы этого
не заметить, надо было быть совсем бесчувственным. Их пове-
дение и холодность давали понять, что они думают, даже если
они ничего не говорили. Я сохранял, однако, уверенность, что
каждый человек отвечает только за самого себя и они не пред-
ставляют собой всех белых. Но какие бы чувства пациент ни ис-
пытывал, едва он высказывал свои претензии, то понимал: если
скажет что-нибудь еще, доктор Лонг его немедленно выпишет.
Насколько я знаю, ни один пациент второй раз эту тему не под-
нимал!
Честно говоря, меня это особенно не волновало. Когда я стал-
кивался с предубеждением, я вспоминал, как мать говорила:
— Некоторые люди невежественны, и ты должен их научить.
Во время интернатуры, да и потом, на меня давило только
одно — необходимость вести себя, как положено образцовому
ш

БЕН КАРСОН
чернокожему юноше. Только мы сами можем помочь себе избе-
жать неудач. Нечего ждать, что это за нас сделает кто-то другой.
Все, что могу я, — продемонстрировать живой пример того, что
кто-то из неблагополучных низов сумел это сделать. Я, в сущ-
ности, ничем не отличаюсь от большинства чернокожих.
Еще мне хочется объяснить, что я имею в виду, говоря о чер-
нокожих юношах. Уверен — исцелиться от давящих на нас ра-
совых проблем можно только в том случае, если перестанешь
надеяться на то, что кто-то другой спасет, и встанешь на соб-
ственные ноги.
Я вижу проблески надежды в решении этой проблемы. На-
пример, я заметил, что, когда в Соединенные Штаты приезжа-
ют вьетнамцы, они часто сталкиваются с предубежденностью
всех — белых, черных и латиноамериканцев. Но они не просят
милостыню и часто берутся за самую грязную работу. Даже хо-
рошо образованные люди не гнушаются мытьем полов, если за
это хорошо платят.
Сегодня многие из этих вьетнамцев уже имеют собственность
и стали предпринимателями. Вот что я пытаюсь сказать моло-
дежи: у нас такие же возможности, но нельзя же сразу начать с
должности вице-президента компании. Даже если мы добива-
емся такого места, это не приводит к добру, потому что мы не
справляемся с работой. Лучше начать с того, к чему мы готовы,
и затем двигаться наверх.
Моя история будет неполной, если я не добавлю, что, когда я
в течение года был интерном по общей хирургии, у меня возник
конфликт с одним из главных ординаторов, уроженцем Джор-
джии по имени Томми. Он не мог примириться с присутствием
в больнице Джонса Хопкинса чернокожего интерна. Он нико-
гда не говорил этого напрямую, но постоянно делал на мой счет
едкие замечания, обрывал меня, не реагировал на мои слова,
иногда вел себя просто грубо.
Однажды скрытый конфликт вышел наружу. Я спросил:
112

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
— Почему нужно брать кровь у этого пациента? Мы еще...
— Потому что я так сказал! — заорал он.
Я сделал так, как он велел.
Еще несколько раз в тот день, когда я задавал вопросы, осо-
бенно начинавшиеся с «почему», он отвечал подобным обра-
зом.
После обеда случилось какое-то происшествие, которое меня
никак не затронуло, а его рассердило, и я уже знал по опыту, что
это надолго. Он резко повернулся и, как обычно, начал фразу со
слов: «Я, конечно, добрый парень, но...» Я уже давно понял, что
он — добрый парень только на словах.
На этот раз он снова стал нападать на меня.
— Ты и впрямь считаешь, что что-то из себя представля-
ешь, потому что тебя приняли в отделение нейрохирургии. Все
только и говорят о том, какой ты замечательный, а я не думаю,
что ты и впрямь соль земли. Что до меня, я уверен: ты просто
паршивец. Хочу, чтобы ты знал, Карсон, я могу в два счета вы-
швырнуть тебя из нейрохирургии.
Еще несколько минут он продолжал разглагольствовать в том
же духе.
Я глядел на него, не говоря ни слова. Когда он наконец умолк,
я спросил как можно спокойнее:
— Вы уже закончили?
— Что?
— Ну и хорошо, — спокойно ответил я.
Больше я ничего не добавил — этого было достаточно, что-
бы он прекратил свою речь. Больше он ко мне не приставал,
а что он думал, меня не волновало. Он был одним из главных
ординаторов, но я знал, что решения принимают заведующие
отделениями. Мне только не хотелось, чтобы он меня провоци-
ровал, потому что таким образом он мог до меня добраться. Я
исполнял свои обязанности так, как считал правильным, и ни-
кто на меня на жаловался, поэтому его слова меня не особенно
беспокоили.
113

БЕН КАРСОН
Некоторые врачи отделения общей хирургии оказались са-
моуверенными, стереотипно мыслящими людьми. Мне это не
нравилось и хотелось держаться от них подальше.
Когда я перешел в нейрохирургию, дело изменилось. Дон-
лин Лонг, заведующий нейрохирургическим отделением
с 1973 года, был специалистом высочайшего уровня. Если кто
и имел право задаваться, так это он, потому что он знал все и
всех и по технике оперирования был одйим из лучших, если не
лучшим специалистом в мире.
Несмотря на это, у него всегда было время поговорить с людь-
ми, для всякого находилось ласковое слово. С самого начала,
когда я был еще самым младшим интерном, он всегда был готов
ответить на мои вопросы.
Донлин Лонг высокого роста и прекрасно сложен. В ту пору,
когда я начал интернатуру, волосы его были цвета соли с пер-
цем. Теперь гораздо больше соли. Говорит он низким голосом,
и люди здесь, в больнице, всегда ему подражают. Он это знает
и посмеивается над ними, потому что обладает превосходным
чувством юмора. Таков человек, ставший моим наставником. Я
полюбил его с первой же нашей встречи.
Кстати, когда я пришел в больницу в 1977 году, в ней было
всего несколько черных, и ни один из них не был занят на пол-
ную ставку. Черным был один из главных ординаторов в кар-
диохирургии, Леви Уоткинс, а я был одним из двух черных ин-
тернов на общей хирургии. Другим был Мартин Гоинз, тоже из
Йеля7.
На общей хирургии интернатуру проходили многие, а в ней-
рохирургии — гораздо меньше. В течение нескольких лет в
больнице Джонса Хопкинса ни один человек с общей хирургии
не переходил на нейрохирургию. К концу моей интернатуры
интерес к этой области медицины проявили пятеро из группы
в тридцать человек. Конечно, из других учебных заведений
страны было еще 125 студентов, которые хотели получить одну
7 Мартин Гоинз стал отоларингологом и заведующим отделением в Синайском госпитале в
Балтиморе.
114

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
из возможных вакансий. Однако в больнице Джонса Хопкинса
выделялась только одна вакансия в год.
После года интернатуры я провел шесть лет в ординатуре,
год с лишним в общей хирургии и пять в нейрохирургии. Пред-
полагалось, что я должен посвятить два года общей хирургии,
потому что принят был на нейрохирургию, но я этого не захо-
тел. Общая хирургия мне не нравилась, и я решил уйти. Она на-
столько мне не нравилась, что я был готов пожертвовать своим
местом в нейрохирургическом отделении больницы Джонса
Хопкинса и уйти куда-нибудь еще, если мне не разрешат огра-
ничиться одним годом.
У меня были очень хорошие рекомендации после всех циклов
интернатуры. Заканчивая цикл в качестве интерна нейрохирур-
гической службы, я был готов уже писать в другие школы. Од-
нако меня вызвал в кабинет доктор Лонг и сказал:
— Бен, ты отлично потрудился как интерн.
— Благодарю вас, — слышать его слова было приятно.
— Мы отметили твою превосходную работу, Бен, в нейро-
хирургической службе. Твоя работа произвела впечатление на
всех врачей.
Я знал, что расплываюсь в широченной улыбке, как бы мне ни
хотелось сохранить на лице спокойное выражение.
— В связи с этим, — сказал он, слегка наклоняясь вперед, —
мы заинтересованы в твоем переходе на следующий год в ней-
рохирургическое отделение вместо еще одного года в общей
хирургии.
— Благодарю вас, — ответил я, понимая, как слабо эти слова
отражают то, что я чувствую.
Таков был ясный ответ на мои молитвы.
* * *
Я был ординатором в больнице Джонса Хопкинса с 1978 по
1982 год. В 1981 году я стал старшим ординатором Балтимор-
115

БЕН КАРСОН
ской городской больницы (теперь это Медицинский центр
Френсиса Скотта Кея), принадлежащей больнице Джонса Хоп-
кинса.
Однажды в Балтиморскую больницу санитары привезли па-
циента, которого несколько раз ударили по голове бейсболь-
ной битой. Это случилось в то время, когда в Бостоне проходил
съезд Американской ассоциации нейрохирургов. Большинство
профессоров, включая и тех, кто курировал Балтиморскую го-
родскую больницу, уехало на эту встречу. Предполагалось, что
один хирург, дежуривший в больнице Джонса Хопкинса, будет
курировать все больницы.
Пациент находился в коматозном состоянии, и положение
его быстро ухудшалось. Естественно, я занялся им, чувствуя,
что надо принять какие-то меры, однако я был еще не очень
опытен. Я делал звонок за звонком, но никак не мог поймать
дежурного хирурга. С каждым звонком страх мой возрастал. В
конце концов я понял, что пациент может умереть, если я хоть
что-нибудь не сделаю — а это означало лобэктомию8, которую
я никогда раньше не проводил.
Как поступить? Я подумал обо всех возможных препятстви-
ях — медицинских и юридических, связанных с операцией,
предпринятой без разрешения старшего хирурга на свой страх
и риск.
Что будет, если я начну, а тут откроется кровотечение и оста-
новить его не получится? Или я столкнусь еще с какой-то про-
блемой, с которой не смогу справиться? При плохом исходе мои
действия будут проверять и мне не избежать вопроса, почему я
так поступил.
Я подумал: «А что случится, если сейчас не буду опериро-
вать?» Ответ был очевиден — человек умрет.
Дежурный терапевт Эд Розенквист знал, о чем я думаю. Он
сказал только одно слово:
— Давай!
8 Лобэктомия - удаление переднего отдела мозга, тогда как лоботомия - перерезание не-
скольких волокон.
116

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
— Ты прав, — ответил я.
И, как только я принял это решение, на душе стало спокой-
но. Я должен провести операцию, и я постараюсь сделать ее как
можно лучше.
Надеясь, что в моем голосе достаточно уверенности и солид-
ности, я сказал старшей медсестре:
— Готовьте больного к операции.
Эд и я тоже стали готовиться. Я действительно чувствовал
себя совершенно спокойно во время операции, вскрыл череп па-
циента и удалил переднюю и височную доли с правой стороны,
потому что они сильно распухли. Это была серьезная операция,
и она прошла спокойно. Человек очнулся через несколько часов
и постепенно с точки зрения неврологии все нормализовалось,
дело обошлось без осложнений.
Этот случай, однако, долго не давал мне покоя. Еще несколь-
ко дней после операции меня преследовали мысли о возмож-
ных неприятностях. Могло быть множество осложнений, меня
могли осудить за проведение операции. Никто не сказал ничего
плохого только потому, что все прошло хорошо. Все понимали,
что, если бы я не поспешил с операцией, пациент бы умер.
Исследования, которые я проводил в течение пятого года,
были самым важным периодом ординатуры. Долгое время мой
интерес был сосредоточен на мозговых опухолях и нейроонко-
логии. Я хотел провести соответствующие исследования, одна-
ко у нас не было подходящих животных, у которых можно было
бы вызвать мозговые опухоли. Если долго работать на малень-
ких животных, можно надеяться когда-нибудь получить суще-
ственные результаты. Это одна из самых плодотворных форм
поиска способов лечения болезней человека.
Исследователи работают, используя мышей, обезьян и собак,
но они сталкиваются с неожиданными проблемами. Результа-
ты, полученные на собаках, нестабильны, обезьяны невозмож-
но дороги, а мыши и крысы хоть и дешевы, но настолько малы,
117

БЕН КАРСОН
что их невозможно оперировать. Кроме того, применяя на та-
ких маленьких существах компьютерную томографию9 и маг-
нитный резонанс10, не получаешь хорошего изображения.
При осуществлении задуманного мной исследования я столк-
нулся с тремя проблемами: 1) найти относительно недорогую
модель, 2) найти модель, которая может давать постоянные
результаты, 3) найти модель достаточно большого размера для
того, чтобы проводить исследования и операции.
Я решил работать с одним типом животных, который бы стал
моделью для наших развивающихся исследований мозговых
опухолей. Большинство онкологов и исследователей, которые
хорошо разбирались в рабочих моделях, советовали:
— Бен, если ты хочешь продвигаться вперед и начать иссле-
дования по опухолям мозга, тебе бы лучше посвятить два года
лабораторной работе.
Когда я погрузился в эти исследования, мне захотелось, чтобы
они продолжались не два года, а дольше. Однако каких живот-
ных использовать? Я попробовал с крысами, но они действи-
тельно оказались малы для наших целей. К тому же я ненавидел
крыс! Возможно, они заставляли меня вспоминать жизнь в Бо-
стоне. Поняв, что крысы не подходят для моих опытов, я стал
искать еще каких-нибудь животных.
За несколько недель я переговорил со множеством людей. От-
личительной особенностью больницы Джонса Хопкинса было
то, что там можно было найти экспертов, знающих в своей об-
ласти абсолютно все. Я стал общаться с исследователями, вы-
спрашивая, с какими животными они работают и что думают о
других видах.
9 Компьютерная томография — метод, использующий сложное компьютерное устройство,
позволяющее рентгеновским лучам фокусироваться на разных уровнях.
10 Магнитный резонанс использует не рентгеновские лучи, а магнитные волны, которые воз-
действуют на протоны, а компьютер фиксирует сигналы, исходящие от возбужденных прото-
нов, и трансформирует их в изображение. Получается четко очерченная, определенная картина
внутренних органов, образ создается разной степенью возбуждения протонов. Она различна,
например, в воде, в кости, в мышце или в крови. Все протоны передают разные сигналы, а ком-
пьютер преобразует их в изображение.
118

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Задав массу вопросов, сделав множество наблюдений, я ухва-
тился за идею использования новозеландских белых кроликов.
Они полностью соответствовали всем трем критериям.
Кто-то подсказал мне познакомиться с исследованиями док-
тора Джима Андерсона, который часто использовал новозе-
ландских белых кроликов. С трепетом я направился в лаборато-
рию, находившуюся в другом корпусе. Это оказалось огромное
помещение с рентгеновской установкой, операционным сто-
лом, отставленным в сторонку, холодильником, инкубатором и
большой раковиной. В маленьком закутке осуществлялась ане-
стезия. Я представился доктору Андерсону и сказал:
— Я знаю, что вы работаете с кроликами.
В ответ он рассказал мне о результатах, которые получил,
работая с VX2 — веществом, которое он применял для образо-
вания опухолей печени и почек. В тот период у него уже были
достаточно устойчивые результаты.
— Джим, я интересуюсь исследованиями опухолей мозга и
подумал о кроликах. Как вы думаете, у кроликов в мозгу будут
образовываться опухоли?
Он начал рассуждать вслух:
— По-моему, VX2 может действовать и на мозг.
Мы еще немного поговорили, потом я переспросил его:
— Вы и в самом деле думаете, что VX2 сработает?
— А почему бы и нет? Если это вещество вызывает опухоли в
других местах, вероятность его воздействия на мозг очень велика.
Он замолчал на минуту, а потом добавил:
— Попытайтесь, если хотите.
— Пожалуй, я рискну.
Джим Андерсон чрезвычайно мне помог. Сначала мы попро-
бовали использовать механическую диссоциацию, потом стали
применять для воздействия на опухоли маленькие терки, похо-
жие на терки для сыра. Но опухоли не росли. Тогда мы стали
имплантировать часть опухоли в мозг кролика. На этот раз они
стали расти.
119

БЕН КАРСОН
Проводя то, что мы называем тестом на жизнеспособность
клетки, я обратился к доктору Микаэлю Кольвину, биохими-
ку онкологической лаборатории, а он направил меня к другому
биохимику, доктору Джону Хилтону.
Для растворения соединительной ткани таким образом, что-
бы раковые клетки остались неповрежденными, Хилтон пред-
ложил использовать ферменты. Он несколько недель пробовал
различные сочетания ферментов, и наконец нашел нужную нам
комбинацию. Скоро мы достигли высокой жизнеспособности
клеток — почти 100% из них выживали.
Затем мы сконцентрировались на тех качествах клеток, ко-
торые нам требовались. Усовершенствуя эксперименты, мы
научились использовать иглы для имплантации клеток в мозг.
Скоро начали расти уже 100% опухолей. Кролики с точностью
часового механизма умирали от опухоли мозга где-то между
двенадцатым и четырнадцатым днем.
Когда исследователь достигает такого стабильного результа-
та, он может перейти к изучению роста мозговой опухоли. Мы
применяли компьютерную томографию и приходили в восторг,
когда она показывала, что опухоль есть. В Западной Германии
стали получать изображения с помощью магнитного резонанса.
Это была новая, как раз в то время появившаяся техника, для
нас еще недоступная.
Джим Андерсон взял нескольких кроликов в Германию, полу-
чил изображения с помощью магнитного резонанса и убедился,
что опухоль есть. Мне очень хотелось поехать с ним, это было
нужно для дела, но у меня не хватало денег на дорогу.
Затем в 1982 году мы начали использовать позитронно-эмис-
сионную томографию11. Наша больница была первым местом в
стране, где ее стали применять. Сначала объектами исследова-
ния являлись кролики с опухолями мозга. Работа была широко
11 Позитронно-эмиссионная томография использует радиоактивные вещества, помещаемые в
клетки. Они дают радиоактивный сигнал, который может быть зафиксирован. При магнитном
резонансе собираются электрические сигналы, а тут - радиоактивные, преобразующиеся потом
в изображение.
120

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
разрекламирована медицинскими журналами. В то время и в
больнице Джонса Хопкинса, и в других местах над исследова-
ниями опухолей мозга работало множество ученых.
Обычно для завершения такого исследования требуются дол-
гие годы, но благодаря плодотворному сотрудничеству с други-
ми учеными, помогавшими нам решать все проблемы, работа
заняла всего шесть месяцев.
Я получил за нее ежегодный приз на конкурсе ординаторов.
Кроме того, это означало, что в данном случае я уже на следую-
щий год смогу приступить к главной теме своей ординатуры.
Я с восторгом начал этот путь. Год оказался длинным, подчас
трудным; долгие часы вдали от Канди, учеба, снова пациенты —
и вот я готов взять в руки хирургический инструмент, знаю, как
быстро и эффективно выполнять тонкие процедуры. Я научил-
ся, например, удалять опухоль мозга и зажимать аневризму.
Разные аневризмы требовали зажимов различных размеров,
часто накладываемых под необычным углом. Я тренировался
до тех пор, пока не довел этот навык до автоматизма, и теперь
мгновенно интуитивно понимал, какой зажим использовать.
Я научился выправлять пороки развития костей и тканей,
оперировать спинной мозг. Приобрел большой опыт работы
пневматическим сверлом, взвешивая его на ладони, умел выби-
рать нужное, отрезать кость в миллиметре от нерва или мозго-
вой ткани. Я понял, когда надо действовать энергично, а когда
торопиться ни к чему.
За этот год я научился делать операции, предотвращающие
припадки, работать у основания черепа, овладел особым искус-
ством, благодаря которому хирургический инструмент, соеди-
няясь с руками, глазами и интуицией, способствовал излечению
больного.
Затем я окончил ординатуру. Начиналась новая глава моей
жизни, и, как часто случается перед крутыми переменами, я
этого не осознавал. То, что ждало меня, казалось совершенно
невозможным — но лишь сначала.
121

ГЛАВА 13.
ВАЖНЫЙ ГОД
Я не объяснял Брайану Стоку настоящую причину отказа. Я
думал, он ее знает и нет нужды говорить прямо. Вместо этого я
отвечал:
— Судя по названию - приятное место.
Или говорил:
— Кто знает? Может, когда-нибудь еще.
— Вам там будет очень хорошо! — настаивал он.
Я придумывал новую отговорку каждый раз, когда он об этом
заговаривал, пока наконец не задумался о его словах всерьез.
Особенно меня привлекал один аргумент: «Вы за год получите
такой нейрохирургический опыт, какого тут не будет и за пять
лет».
Почему Брайан так настаивает на своей идее, я не понимал.
Он приехал из Западной Австралии, из Перта, и был в Соеди-
ненных Штатах старшим нейрохирургом. Мы с Брайаном с са-
мого начала прекрасно поладили.
Он часто говорил:
— Тебе нужно поехать в Австралию и стать старшим регист-
ратором нашего учебного госпиталя.
Как только я не пытался сбить его с этой темы!
— Спасибо, но что-то не хочется. А вы, похоже, шутник. Авст-
ралия на другом конце света. Если начать бурить в Балтиморе,
вылезешь как раз в Австралии.
Он рассмеялся и ответил:
122

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
— Самолет летит двадцать часов.
— Зачем я там, если вы здесь? — я решился слегка поддеть его.
То, что больше всего меня заботило, я вообще не упоминал:
мне говорили, что в Австралии апартеид еще сильнее, чем в
Южной Африке. Как я мог туда поехать, будучи черным, если
у них законы охраняют только белых? Что, он не понимает, что
я чернокожий?
Тут не о чем и думать. Конечно, это интересно, но, если под-
ходить разумно, что для моей карьеры мог дать год ординатуры
в Австралии?
Я бы забыл об этом думать, если бы Брайан не был так на-
стойчив. О чем бы мы ни говорили, он обязательно добавлял
что-нибудь вроде «в Австралии тебе понравится».
У меня были другие планы. Доктор Лонг, заведующий кафед-
рой нейрохирургии и мой наставник, всегда говорил мне, что я
могу остаться в Университете Джонса Хопкинса после ордина-
туры. Еще приятней было то, что при этом он добавлял:
— Я буду рад, если ты останешься у нас.
Остаться тут, где проводятся такие исследования, — лучшего
я и вообразить не мог! Балтимор стал для меня центром мира.
Однако, как ни странно, хотя я и отверг Австралию, тема эта
меня преследовала. Казалось, что куда бы я ни пошел, все вре-
мя натыкаюсь на кого-то, кто с характерным австралийским
акцентом говорит:
— Эй, приятель, что будешь делать?
Включая телевизор, я видел рекламу: «Путешествие в Авст-
ралию — страну коал». Или мне в руки попадал специальный
выпуск газеты, посвященный государству антиподов.
— Что все это значит? Думаешь, Бог хочет нам что-то ска-
зать? — спросил я у Канди.
— Не понимаю, — ответила она, — может, нам стоит хоть
что-то узнать об Австралии?
Я выдвинул кучу аргументов против поездки, главным из ко-
торых были законы, охраняющие только белых. Но все же я
123

БЕН КАРСОН
попросил Канди сходить в библиотеку и заказать книги об Ав-
стралии, чтобы мы могли что-нибудь узнать об этой стране.
На следующий день Канди мне позвонила.
— Я нашла кое-что об Австралии, специально для тебя.
В ее голосе слышалось необычное волнение, и я попросил ее
рассказать все по порядку.
— Это касается того, что тебе больше всего не нравилось, —
австралийской политики. Теперь все иначе. Они отменили этот
закон в 1968 году.
Я застыл. Что же это такое? Может, мы должны серьезнее от-
нестись к подобному предложению? Возможно, нам и правда
надо поехать в Австралию?
Чем больше мы читали, тем больше нам с Канди нравилась
эта мысль. Скоро мы начали все время об этом думать, потом
обсуждать с друзьями. Конечно, друзья из самых лучших побу-
ждений старались нас запугать. Один спрашивал:
— Что ты там забыл?
— Не стоит рисковать, — говорил другой. — Через неделю ты
вернешься назад.
— Как ты можешь втягивать Канди в такое? — спрашивал тре-
тий. — Особенно сейчас, в такое трудное для нее время! Для нее
хуже всего.
Нельзя было просто отмахнуться от его слов. Речь шла о на-
шем счастье и о наших особых переживаниях. Канди была бере-
менна, и лететь в такое время на противоположный конец света
казалось глупостью. В 1981 году, когда я был на последнем году
ординатуры, Канди забеременела двойней, но, к несчастью, на
пятом месяце у нее случился выкидыш. Теперь она снова была
беременна. Из-за первой неудачи врач уже на четвертом месяце
уложил ее в постель. Она ушла с работы и занялась своим здо-
ровьем.
Когда заходил вопрос о ее состоянии, Канди каждый раз улы-
балась и твердо отвечала:
— В Австралии тоже есть хорошие врачи.
124

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Мы сами еще не осознавали, что решились ехать, да и наши
друзья этого не понимали. Наконец сделали мы и формальные
шаги, подав заявление в больницу сэра Чарлза Гарднера при
Медицинском центре королевы Елизаветы II — главном учеб-
ном центре Западной Австралии и единственном консультаци-
онном центре по нейрохирургии.
Через неделю я получил ответ. Я был принят.
— Так что мы ответим? — спросил я Канди.
Мы с женой очень радовались предстоящей поездке. Нам пред-
стояло уехать в июне 1983 года, и мы были полны решимости.
Пути назад не было, потому что всех наших денег хватило
только на билет в одну сторону. Даже если бы мы захотели, то
не смогли бы вернуться назад. Я должен был проработать це-
лый год старшим регистратором12.
Ряд соображений делал эту затею привлекательной, в том
числе деньги. Я должен был получать в Австралии очень хоро-
ший оклад — гораздо больше, чем когда бы то ни было — 65
тысяч долларов в год13.
А мы отчаянно нуждались в деньгах.
Сколько бы мы себя ни успокаивали, летели мы в Перт в
страшном беспокойстве. Неизвестно, где будем жить и как
12 В Америке не существует должности старшего регистратора, это что-то среднее между стар-
шим ординатором и младшим постоянным врачом. Старший регистратор работает под руко-
водством консультанта. Следуя традиции английских медицинских школ, в Австралии есть так
называемые консультанты, но это, без сомнения, заведующие. В такой системе врач много лет
остается старшим регистратором и становится консультантом только после смерти того, кто
раньше занимал эту должность. Число таких должностей ограничено правительством. В Запад-
ной Австралии только четыре консультанта, все они превосходные специалисты, одни из самых
талантливых людей, которых я видел. Все они имеют свою специализацию. От каждого из них я
получил какие-нибудь особые навыки, и все они что-то дали мне как нейрохирургу.
13 Оплата была так привлекательна, потому что не требовалось платить непомерного страхо-
вого полиса за небрежное лечение пациента. В Австралии он составляет только 200 долларов
в год. Я знаю многих выдающихся терапевтов, которые в Америке платят 100 000 из 200 000
годовых. Разница заключается в том, что в Австралии довольно мало случаев небрежного отно-
шения к пациентам. Австралийские законы запрещают адвокатам брать такие дела, если про-
изошла случайность. Люди, которые хотят возбудить дело, должны платить из собственного
кармана. Следовательно, такие дела возбуждают только те, с кем доктора допустили какие-то
совсем ужасные ошибки.
125

БЕН КАРСОН
меня, никому не известного новичка, примут в больнице. Как
бы Канди ни храбрилась, она была беременна, и нас это очень
тревожило.
Но австралийцы встретили нас тепло. То, что мы были члена-
ми адвентистской Церкви, открыло для нас множество дверей.
В первую же субботу в Австралии мы пошли в церковь и перед
богослужением поговорили с пастором и некоторыми прихо-
жанами. Во время служения пастор объявил:
— С нами сегодня семья из Соединенных Штатов. Они будут
жить здесь год.
Он представил нас с Канди и призвал прихожан оказать нам
гостеприимство.
Как они нас приняли! Когда окончилось богослужение, все
столпились вокруг нас. Увидев, что Канди беременна, женщи-
ны стали расспрашивать, не нуждается ли она в чем-то. Мы еще
ничего не приготовили для младенца, потому что были ограни-
чены весом багажа, который могли взять из Соединенных Шта-
тов, и эти чудесные люди принесли нам колыбельку, одеяльца,
коляску, пеленки. Все время кто-то звал нас на обед. В больни-
це никак не могли понять, каким образом, пробыв тут меньше
двух недель, мы встречаемся с таким количеством людей и по-
лучаем столько приглашений.
Один из ординаторов, который жил тут уже пять месяцев,
спросил:
— Что вы делаете сегодня вечером?
Я ответил, что мы идем на обед в знакомую семью. Ординатор
знал, что всего несколько дней назад другая семья возила нас на
экскурсию по живописным окрестностям Перта.
— Каким образом вам удается познакомиться со столькими
людьми? — спросил он. — Вы тут только две недели. У меня это
заняло много месяцев.
— Мы происходим из большой семьи, — ответил я.
— Вы хотите сказать, что у вас в Австралии есть родственни-
ки?
126

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
— Что-то вроде того, — рассмеялся я и объяснил: — В нашей
церкви мы считаем, что все люди — часть большой Божьей се-
мьи. Это значит, что мы воспринимаем тех, с кем ходим на бо-
гослужения, как братьев и сестер. Люди в церкви относятся к
нам, как к членам своей семьи.
Ему такое раньше в голову не приходило.
* * *
Австралия понравилась мне сразу, как только мы приехали.
Не только люди, но и все, что меня окружало. Я был старшим
регистратором, то есть занимался множеством разных случаев.
На мне лежала большая ответственность - пребывание в этой
стране стало еще важнее для меня. Даже Канди нашлось чем за-
няться: она выступала первой скрипкой в Недланском симфо-
ническом оркестре и пела в профессиональном хоре.
Не прошло и месяца, как все наше внимание привлек очень
тяжелый случай, который изменил направление моей работы
в Перте. Старший консультант осматривал молодую женщину
со слуховой невромой — опухолью, которая росла у основания
черепа. Это могло привести к глухоте и ослаблению лицевых
мускулов, и в итоге — к параличу. Пациентка страдала от ча-
стых и очень сильных головных болей.
Опухоль была такой большой, что консультант, решив уда-
лять ее, сказал пациентке, что не сможет сохранить ни один из
лицевых нервов.
Услышав прогноз, я спросил старшего консультанта:
— Вы не возражаете, если я попробую провести операцию под
микроскопом? Может быть, мне удастся сохранить нервы.
— Уверен, что это напрасная попытка.
Его слова были вполне вежливы, однако за ними явственно
слышалось: «Попытайся, мальчишка, увидим, как ты прова-
лишься». Я прекрасно понимал, почему он так думает.
Операция длилась десять часов. Когда она закончилась, я чув-
ствовал страшную усталость, но был очень доволен. Я полно-
стью удалил опухоль, но сохранил черепные нервы. Старший
127

БЕН КАРСОН
консультант мог сказать пациентке, что ее ждет полное выздо-
ровление.
Вскоре после выздоровления она забеременела. Когда родил-
ся младенец, его назвали в честь старшего консультанта, так как
женщина считала, что удалил опухоль и сохранил черепные
нервы он. Она не знала, что эту тонкую работу сделал я. Что
ж, обычная история. В Австралии старший регистратор рабо-
тал под началом у консультанта, тот как старший пожинал все
плоды успешной операции, независимо от того, кто ее на самом
деле выполнял.
Однако сотрудники знали, что к чему.
После этой операции другие старшие консультанты стали от-
носиться ко мне с необыкновенным уважением. Время от вре-
мени кто-то из них подходил и спрашивал: «Карсон, не проопе-
рируете ли для меня?»
Страстно желая учиться и набрать побольше опыта, я не упу-
скал своего шанса, что давало огромную нагрузку, куда боль-
шую, чем обычно. Не прошло и двух месяцев, как я стал делать
по две, а иногда и по три краниотомии в день — вскрывал череп
пациента, чтобы удалить тромб и справиться с аневризмой.
Чтобы делать столько операций, требовалась огромная физи-
ческая выносливость. Хирург проводит на ногах перед операци-
онным столом долгие часы. Я мог справляться с продолжитель-
ными операциями, потому что прошел выучку у доктора Лонга
и усвоил его технику, в том числе развил умение держаться час
за часом, не поддаваясь усталости. Я был счастлив, что внима-
тельно наблюдал за доктором Лонгом, когда он множество раз
удалял опухоли мозга. Австралийские хирурги не знали, что я
создан для мозговой хирургии. Консультанты давали мне боль-
шую свободу, чем обычно полагалось старшему регистратору. Я
все делал хорошо и всегда был рад новому опыту, и потому де-
лал операции одну за другой. Пациенты были разными, так что
это не напоминало конвейер, а я скоро стал местным экспертом.
Через несколько месяцев я понял: Бог привел нас в Австра-
лию, и мы должны особенно благодарить Его за это. За год у
128

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
меня была огромная хирургическая практика, и мое умение
значительно возросло, я почувствовал себя способным уверен-
но работать с мозгом человека. Очень скоро стало очевидно,
что мы приняли правильное решение. Где бы я имел такую уни-
кальную возможность столько оперировать сразу после орди-
натуры?
У меня было множество сложных случаев, несколько до-
вольно необычных. Я часто благодарил Бога за опыт и навыки,
которые приобретал. Например, у главы пожарников города
Перта была огромная опухоль, затрагивающая все основные
сосуды передней части основания мозга. Чтобы удалить опу-
холь, я оперировал его три раза. Состояние сначала было не-
устойчивым, но в конце концов он стал чувствовать себя совсем
хорошо.
* * *
Еще одно событие — 12 сентября 1983 года Канди родила на-
шего первенца, Мюррея Недланда Карсона (Недланд — назва-
ние пригорода, где мы жили).
Год очень быстро пролетел, и я засобирался домой. Что де-
лать дальше? Вскоре после возвращения в Америку со мной
встретился главный хирург Балтиморской больницы Промыс-
ла Божьего.
— Бен, может быть, тебе не стоит оставаться в больнице
Джонса Хопкинса, - сказал он, — лучше бы тебе уйти к нам.
Его больница специализировалась на медицинском обслужи-
вании чернокожих.
— Тогда не надо будет посылать пациентов к тебе в больни-
цу Джонса Хопкинса, которая к тому же погрязла в расизме, —
добавил главный хирург. — Ты ничего не добьешься, если не
перестанешь расточать свой талант в расистском учреждении.
Я кивнул, подумав, что, может быть, он и прав, выслушал все,
что он сказал, но решения не принял.
— Благодарю вас за заботу, — ответил я, — никогда не чув-
ствовал в больнице Джонса Хопкинса предвзятости по отно-
129

БЕН КАРСОН
шению к себе, но, возможно, вы правы. Тем не менее я должен
решать сам.
— Если ты будешь ждать, пока тебя отвергнут, тебе будет
очень больно, — закончил он.
— Может быть, вы правы, — повторил я, польщенный тем,
что он хочет заполучить меня в свою больницу. Однако я-то
знал, что хочу в больницу Джонса Хопкинса.
Тогда он попробовал другую тактику.
— Бен, нам страшно нужен такой хирург, как ты. Сколько
добра ты сможешь сделать черному народу!
— Благодарю за предложение и заботу обо мне, — ответил я.
Я и впрямь был благодарен. Мне не хотелось его разочаровы-
вать, поэтому не хватило храбрости сказать, что я хочу помо-
гать людям всех рас — просто людям.
— Посмотрим, что произойдет за этот год. Если дело обернет-
ся плохо, я подумаю о том, что вы сказали.
Больше я никогда не обсуждал эту тему.
Не знаю, ждал ли я произошедшего после моего возвращения
из Австралии, но это полностью опровергло его прогноз. Спу-
стя несколько недель у меня оказалось множество пациентов. С
тех пор я всегда благодарил Бога в первую очередь за то, что Он
благословил меня в течение одного года большим опытом, чем
других врачей за всю их медицинскую практику.
Через несколько месяцев после моего возвращения заведую-
щий отделением детской нейрохирургии перешел на кафедру
хирургии Университета Брауна. К тому моменту я уже делал
большинство педиатрических нейрохирургических операций.
Доктор Лонг предложил совету, чтобы я стал новым заведую-
щим отделением педиатрической нейрохирургии14. Он сказал
совету, что, хотя мне только 33 года, у меня очень большой
опыт и ценные навыки.
— Я им заявил, что абсолютно уверен — Бен Карсон справится
с такой работой, — впоследствии рассказывал он мне.
14 Моя официальная должность - профессор-ассистент, заведующий отделением детской ней-
рохирургии Университета и больницы Джонса Хопкинса.
130

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Ни один из членов совета этого «расистского учреждения» не
возражал.
Когда доктор Лонг сказал мне о моем назначении, я был вне
себя от радости! Однако наряду с глубокой благодарностью я
почувствовал и смущение. В те дни я часто думал: «Не могу по-
верить, что это происходит на самом деле». Я сам себе напо-
минал ребенка, чей сон внезапно стал явью. «В 33 года стать
заведующим детским нейрохирургическим отделением!.. Нет, со
мной такого не могло случиться».
Другие тоже не могли в это поверить. Многие родители при-
возили тяжело больных детей в наше нейрохирургическое от-
деление издалека. Когда я входил в комнату, повторялась одна
и та же картина — родители, взглянув на меня, спрашивали:
— А когда придет доктор Карсон?
— Уже пришел, — отвечал я с улыбкой. — Я доктор Карсон.
Я с колоссальным удовольствием наблюдал, как они пыта-
ются скрыть свое изумление. Не знаю, что их больше удивля-
ло — черная кожа или молодость; возможно, сочетание того и
другого.
После того, как мы знакомились, я садился и начинал разго-
вор об их ребенке. В конце консультации они понимали, что я
знаю, о чем говорю. Никто из них никогда не отказывался быть
моим пациентом.
Однажды, когда мне предстояло делать операцию маленькой
девочке, ее бабушка спросила:
— Доктор Карсон, вы уже делали что-нибудь подобное рань-
ше?
— Нет конечно, — ответил я с каменным лицом, — но я пре-
восходно умею читать. У меня множество книг по медицине, и
большинство из них я беру с собой в операционную.
Она улыбнулась, поняв, насколько глуп был ее вопрос.
— На самом деле я сделал их уже тысячу, — пошутил я, — при-
мерно по 300 в неделю.
Я сказал это с улыбкой, потому что не хотел, чтобы она сму-
щалась.
131

БЕН КАРСОН
Она рассмеялась, поняв по моему тону, что я ее дразню.
— Я думаю, — сказала женщина, - что если вы такой, какой
есть, да еще и занимаете такую должность, все должно быть в
порядке.
Она на меня не обиделась. Я знал, что она страстно любит
свою внучку и хочет еще раз удостовериться, что ребенок попал
в хорошие руки. Думаю, что на самом деле ей хотелось сказать:
«Вы так выглядите, как будто еще не окончили медицинскую
школу». После нескольких подобных разговоров я так навост-
рился отшучиваться, что обычно заранее знал ответную реак-
цию.
Чаще я встречал негативное отношение со стороны черных
пациентов, особенно старшего возраста. Они не могли пове-
рить, что я заведующий отделением детской нейрохирургии и
заслуживаю такой должности. Сначала они удивлялись, считая,
что я получил это место только благодаря политике равнопра-
вия белого и черного населения. Они полагали, что в таком слу-
чае я не слишком компетентен. Однако через несколько минут
после начала консультации они расслаблялись, и улыбки на их
лицах свидетельствовали о доверии.
Странно, но белым пациентам, даже явно склонным к нетер-
пимости, часто легче было иметь со мной дело. Я понимал ход
их мыслей и вывод, к которому они приходили: «Чтобы занять
такую должность, этот парень действительно должен быть семи
пядей во лбу».
Теперь я уже не сталкиваюсь с подобными проблемами, по-
тому что большинство пациентов еще до личной встречи зна-
ют, кто я и как выгляжу. Но бывают забавные случаи. Сейчас
возникает другая проблема: я хорошо известен в этой области,
и многие говорят: «Мы хотим, чтобы именно доктор Карсон де-
лал операцию. Мы не желаем никого другого». Часто мое рас-
писание операций заполнено на месяцы вперед.
Мне случается отказывать пациентам, иногда приходится это
делать. Необходимо, конечно, говорить «нет», ведь я не могу
сделать все. Приходится просить других врачей, если они за-
132

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
интересованы в этих операциях. Я никогда бы не приобрел тех
навыков, которые у меня есть, если бы другие хирурги не под-
пускали меня к интересным и необычным случаям.
В первый же год работы в больнице Джонса Хопкинса я попал
в ситуацию, которая, как никакая другая в жизни, потребовала
полной отдачи. Маленькую девочку звали Миранда, и я не имел
понятия, какое влияние окажет она на мою судьбу. Ее случай
сильно повлиял на представления медиков в отношении одной
весьма спорной хирургической процедуры.

ГЛАВА 14.
ДЕВОЧКА ПО ИМЕНИ МИРАНДА
— Мы теперь надеемся только на вашу больницу, — сказала
Терри Франсиско. Она старалась говорить спокойно. — Мы об-
ращались ко множеству врачей и клиник, но они так ничем и не
смогли помочь нашей дочери. Прошу вас, спасите ее!
Месяцы сложились в три долгих и тяжких года, страх сменил-
ся отчаянием. Миссис Франсиско привезла дочь в безнадежном
состоянии, практически при смерти к доктору Джону Фримену,
сюда, в больницу Джонса Хопкинса.
Впервые встретившись с темноволосой Мирандой Франси-
ско в 1985 году, я ни за что не смог бы заранее угадать, какое
влияние она окажет на мою профессиональную деятельность:
оперируя девочку, я сделал свою первую гемисферэктомию15.
15 Процедура, известная как гемисферэктомия. была опробована около 50 лет назад доктором
Уолтером Данди, одним из первых нейрохирургов больницы Джонса Хопкинса. Харви Кушинг,
Уолтер Данди и Эрл Уолкер.три величайших нейрохирурга, последовательно, начиная с конца
1800 года, работали в больнице Джонса Хопкинса.
Данди попытался осуществить гемисферэктомию у пациента с опухолью, но тот умер. В 30-х
и 40-х годах гемисферэктомию делали многие хирурги. Однако [юбочные эффекты и высокая
смертность быстро привели к тому, что она стала непопулярной. В конце 50-х ее снова стали
применять при детских гемиплегиях, сопровождающихся припадками. Умелые хирурги опять
начали делать операции, потому что теперь значительную помощь оказывала ЭЭГ. Это каса-
лось множества пациентов, у которых все патологические электрические явления локализиро-
вались в одном участке мозга. Хотя число удачных операций было невелико, хирурги теперь
лучше справлялись с такими побочными явлениями, как высокая температура. Число операций
дошло до 300. Однако развитие болезни, состояние больных после операции и высокая смерт-
ность повернули дело вспять. Многие пациенты умирали в операционной. У других развива-
134

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Миранда Франсиско родилась нормальным ребенком. Первый
развернутый припадок случился с ней в 18 месяцев. Решили, что
это эпилепсия, которую иногда называют электрической бурей в
мозгу. Две недели спустя с Мирандой случился второй разверну-
тый припадок, и врач назначил ей противосудорожное лечение.
К четвертому году жизни припадки случались все чаще и
чаще. Их характер изменился, теперь судороги были только на
правой стороне тела. Она не теряла сознания, судороги стали
локализованными. Их источником были процессы в левом по-
лушарии мозга, и захватывали они только правую сторону тела.
После припадка у Миранды оставалась слабость в правой сто-
роне тела, иногда в течение двух часов она не могла разговари-
вать. На тот момент как я услышал о ней, у Миранды бывало
до ста приступов в день, каждые три минуты, в результате чего
правая сторона ее тела полностью бездействовала. Приступ на-
чинался с дрожания правого уголка рта. Потом начинала дро-
жать вся правая половина лица, за этим следовали судороги в
правой руке и ноге, пока вся правая сторона тела не выходила
из-под контроля. Затем наступало затишье.
лась гидроцефалия или оставались сильные неврологические нарушения, и они либо погибали,
либо становились физически неполноценными.
В 40-х годах врач из Монреаля Теодор Расмуссен изучал то заболеване, которым страдала Ми-
ранда. Он узнал, что болезнь концентрируется в одном полушарии и отражается на противо-
положной части тела. (Дело в том, что левая половина тела контролируется преимущественно
правым полушарием, и наоборот). Врачи никак не могли понять, почему воспаление остается в
одном полушарии и не перекидывается на другое. Расмуссен, веривший в пользу гемисферэкто-
мии, продолжал ее делать, когда все остальные уже перестали.
К 1985 году, когда я заинтересовался гемисферэктомией. доктор Расмуссен делал их уже реже
и указывал на многие возможные проблемы. Большое количество неудач я могу объяснить дву-
мя причинами. Во-первых, хирурги оперировали неподходящих пациентов, что, естественно, не
улучшало их последующего состояния. Вторая причина - недостаточное мастерство самих хи-
рургов и качество инструментов. В результате гемисферэктомия стала непопулярной. Врачи при-
шли к выводу, что операция хуже самой болезни, и поэтому мудрее и гуманнее не вмешиваться.
Даже сегодня никто не знает причину воспалительного процесса. Ученые предполагают несколь-
ко: последствия удара, генетические аномалии, расположенные в нижних отделах опухоли, или
как более общую концепцию вирус. Доктор Джон Фримен, заведующий отделом детской нев-
рологии, как-то сказал: "Мы не уверены, что дело в вирусе, хотя проявления похожи на вирус».
135

БЕН К А РСОН
«Она не может есть», — рассказывала нам ее мать. Теперь ей
приходилось самой кормить Миранду. Опасность шока была
столь велика, что ее начали кормить через вставленную в нос
трубочку. Хотя приступы затрагивали только правую часть
тела, Миранда не могла ни гулять, ни разговаривать, ни есть,
ни учиться и постоянно нуждалась в лекарствах. Как писал в
газетной статье журналист из «Вашингтон пост» Дон Колбурн,
Миранда «жила короткими промежутками между судорогами».
Приступов не было только во сне.
Когда приступы стали тяжелее, родители Миранды начали во-
зить ее к разным специалистам, и каждый ставил свой диагноз.
Многие терапевты считали, что это эпилепсия с умственной от-
сталостью. Каждый раз семья приезжала в новую клинику или
к новому врачу с надеждой, а уезжала полностью разочарован-
ная. Они перепробовали различные лекарства, диеты и по сове-
ту одного доктора поили девочку дважды в день крепким кофе.
— В разное время моя дочь принимала 35 различных ле-
карств, - рассказывала Терри. - Порой их так много, что она
даже не узнает меня.
Все же Льюис и Терри отказывались признать безнадежным
своего единственного ребенка. Они все время искали. Они чи-
тали всю литературу, которую могли найти. Льюис Франсиско
заведовал супермаркетом, поэтому их доход был весьма скром-
ным. Но и это их не останавливало.
— Если хоть где-то есть место, в котором могут помочь нашей
девочке, мы его найдем.
Зимой 1984 года родители Миранды наконец узнали, что за
болезнь у дочери. Доктор Томас Рейли из Детского эпилепти-
ческого центра при Детской больнице Денвера после консуль-
таций с другими специалистами предложил возможное объяс-
нение — энцефалит Расмуссена, крайне редко встречающееся
воспаление мозговой ткани. Болезнь, прогрессирующая мед-
ленно, но неуклонно.
Рейли знал, что, если диагноз поставлен правильно, времени
очень мало. Энцефалит Расмуссена постепенно ведет к пол-
136

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
ному параличу одной стороны тела, замедлению умственной
деятельности и смерти. Только операция на мозге давала хоть
какую-то надежду спасти Миранду. В Денвере девочку ввели в
барбитуратовую кому на 17 часов, думая, что с остановкой всей
мозговой активности остановится и активность приступов. Од-
нако, как только Миранду вывели из комы, приступы начались
снова. Теперь наконец стало понятно, что причина эпилепсии
связана не со вспышками электрической активности в мозгу, а с
прогрессирующими нарушениями, что также свидетельствова-
ло в пользу энцефалита Расмуссена.
Для диагностики Рейли положил Миранду в медицинский
центр Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе — бли-
жайшую больницу, занимающуюся лечением энцефалита Рас-
муссена. Биопсия мозга полностью подтвердила диагноз. А по-
том семья получила самый страшный удар, врачи сказали, что
болезнь неоперабельна и они ничего не могут сделать.
Если бы не упорство родителей, это могло бы быть концом
истории Миранды. Терри Франсиско цеплялась за каждую воз-
можность. Она связывалась со всеми специалистами по судоро-
гам, о которых только слышала. Если этот специалист не мог ей
помочь, она спрашивала, не знает ли он кого-то еще. В конце
концов кто-то порекомендовал ей обратиться к доктору Фри-
мену в больницу Джонса Хопкинса, потому что он был извест-
ным специалистом по судорогам. Терри Франсиско по телефону
описала все заведующему детской неврологией. Закончив, она
услышала самые ободряющие слова за последние месяцы.
— Похоже, что Миранда может быть хорошим кандидатом на
гемисферэктомию, — сказал доктор Фримен.
— Вы так думаете? Вы считаете... вы считаете, что сможете
нам помочь? — спросила она, боясь после стольких разочарова-
ний даже произнести слово «лечение».
— Думаю, у нас есть шансы, — ответил он. — Пошлите мне
анализы, результаты компьютерной томографии и все доку-
менты, которые у вас есть.
137

БЕН КАРСОН
Пока гемисферэктомия еще не впала в немилость, Джон рабо-
тал в Стрэнфордской университетской больнице. Сам он ее не
делал, но знал два случая успешных операций и считал, что это
вполне возможное хирургическое вмешательство.
Не осмеливаясь надеяться, мать Миранды сделала копии всех
анализов и в тот же день выслала их авиапочтой. Когда Джон
Фримен получил материалы, он очень тщательно их изучил, а
потом показал мне.
— Бен, — сказал он, — я хотел бы, чтобы ты на это взглянул.
Джон протянул мне анализы, дал время внимательно их по-
смотреть, а затем сказал:
— Существует процедура гемисферэктомии, о которой, как я
думаю, ты никогда не слышал...
— Слышал, — ответил я, — но никогда не делал.
Я узнал о ней случайно, пролистывая медицинский журнал,
где среди других материалов увидел статью о гемисферэктомии
и бегло ее прочитал. Там об этой операции отзывались не слиш-
ком оптимистично. Однако доктор Фримен надеялся на то, что
гемисферэктомия спасет ребенка.
— Вы действительно настолько доверяете этой процедуре?
— Да, — он взглянул мне прямо в глаза. — Как вы считаете, вы
сможете прооперировать девочку?
Я задумался над ответом, а Джон стал объяснять, почему он
считает, что такая хирургическая операция может обойтись без
тяжелых последствий.
— Звучит убедительно, — ответил я. Однако бежать сломя го-
лову я не собирался и перед новой операцией, как и Фримен,
хотел узнать о процедуре побольше.
— Посмотрю соответствующую литературу, а потом дам окон-
чательный ответ.
С этого дня я начал читать статьи, детально разбирающие по-
следствия: значительные осложнения или смертельный исход.
Я много думал об операции, изучал результаты компьютерной
томографии и других проведенных Миранде тестов. В конце
концов я сказал:
138

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
— Джон, я не уверен, но кажется, это возможно. Только надо
еще подумать.
Мы с Джоном продолжали обсуждать и изучать данные ана-
лизов и в конце концов позвонили миссис Франсиско и объяс-
нили ей, почему мы решили делать гемисферэктомию. Мы ни-
чего не обещали, и она это понимала.
— Привезите девочку на осмотр, — сказал я, — только тогда
мы сможем дать определенный ответ.
Я был взволнован предстоящей встречей с четырехлетней
Мирандой и обрадовался, когда несколько недель спустя роди-
тели привезли ее к нам в больницу на подробное обследование.
Увидев, какой это милый ребенок, я ощутил весь ужас ситуа-
ции. Миранда родилась в Денвере и обычно говорила так: «Я из
Денверадо».
После полного обследования, множества консультаций с
Джоном Фрименом и другими специалистами я принял реше-
ние. Отец Миранды уже вернулся домой на работу, поэтому я
говорил с матерью.
— Я попытаюсь сделать гемисферэктомию, — сказал я Терри
Франсиско, — но хочу, чтобы вы знали — я впервые в жизни
буду делать такую операцию. Очень важно, чтобы вы понимали
это.
— Доктор Карсон, что-то... что-то вы можете сделать. Все
остальное испробовано.
— Это опасная операция. Миранда может умереть на опера-
ционном столе.
Я старался не запугивать ее, однако понимал, как эти слова
должны звучать для матери. Тем не менее я знал, что должен
сказать ей все за и против.
— Могут быть значительные последствия, включая выражен-
ную умственную недостаточность.
Я старался говорить спокойно, чтобы не испугать ее, но не хо-
тел подавать ложной надежды.
Мы встретились глазами с миссис Франсиско.
— А что будет, если мы не согласимся на операцию?
139

БЕН КАРСОН
— Ей станет хуже, и она умрет.
— Не велик же у нас выбор. Если для нее есть хоть какой-то
шанс — пусть самый маленький...
Ее открытое лицо ясно показывало ее чувства и то, как трудно
ей дается решение.
— ...то, пожалуйста, сделайте операцию.
Согласившись на операцию, Терри и Льюис пришли погово-
рить с дочерью. Терри показала Миранде на кукле, где я буду
делать разрез на голове, и даже нарисовала на кукле эту линию.
— А еще тебе придется сделать настоящую короткую причес-
ку.
Миранда хихикнула. Эта идея ей понравилась.
Девочка поняла все, что ей было доступно в четыре года. Тер-
ри спросила:
— Если ты чего-нибудь особенного хочешь после операции,
моя радость, скажи мне.
Миранда уставилась на мать карими глазами.
— Чтобы больше не было приступов.
Терри обняла дочь, слезы брызнули у нее из глаз. Она обни-
мала ее так, будто не хотела отдавать.
— Мы все этого хотим.
Вечером накануне операции я зашел в игровую комнату дет-
ского отделения. Мистер и миссис Франсиско сидели на краю
площадки для игр — специально огороженного пространства,
которое особенно нравилось детям. Посреди комнаты стоял ма-
ленький игрушечный жираф на колесиках, по полу были раз-
бросаны автомобили и грузовики. Кто-то выстроил всех зверей
вдоль стены. Миссис Франсиско спокойно и бодро со мной по-
здоровалась. Я был изумлен ее спокойствием и ярким блеском
глаз. Ее твердость подбодрила меня, теперь я знал, что у нее в
душе мир и она готова принять все, что случится. Миранда иг-
рала рядоч.
Хотя я уже говорил родителям во время консультации обо
всех возможных осложнениях, я хотел, чтобы они услышали
140

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
это еще раз. Я сел рядом с ними на бортик площадки для игр и
спокойно, медленно описал шаг за шагом всю операцию.
— Вы уже имеете представление о том, что мы будем делать,
потому что говорили с детским невропатологом. Полагаю,
операция продлится около пяти часов. Может быть, у Миран-
ды будет сильное кровотечение и она умрет на операционном
столе. Возможно, она останется парализованной и не сможет
говорить. Кровотечения, инфекции и многие неврологические
осложнения очень вероятны. С другой стороны, возможно, все
будет хорошо, и она никогда больше не будет страдать от при-
ступов. У нас нет магического кристалла, и мы не знаем зара-
нее...
— Спасибо за объяснение, — сказала миссис Франсиско, — я
поняла.
— Нужно знать еще одно, — добавил я. — Мне хотелось бы,
чтобы вы поняли: если мы ничего не сделаем, ее состояние бу-
дет ухудшаться, и ей все время придется оставаться в больнице.
А потом она умрет.
Она кивнула, слишком взволнованная, чтобы говорить, но я
понимал, что она полностью сражена моими словами.
— Риск для Миранды огромен, поражение на левой стороне,
ее доминантном полушарии. (У большинства правшей левое
полушарие доминантно в отношении речи, языка, двигатель-
ной активности на правой стороне тела). Я хочу подчеркнуть, —
сказал я и сделал паузу, чтобы они точно меня поняли, — если
она выживет после операции, главный риск будет в том, сможет
ли она говорить или ее правая часть тела останется полностью
парализованной. Я хочу, чтобы вы ясно представляли себе то, с
чем должны столкнуться.
— Доктор Карсон, мы знаем, каков риск, — ответил Льюис. —
Чему быть, того не миновать. Это наш единственный шанс, док-
тор Карсон. Без операции она может умереть прямо сейчас.
Перед уходом я сказал родителям:
— А теперь я вам дам домашнее задание. Я всегда даю его па-
циенту и его родным перед операцией.
141

БЕН КАРСОН
— Какое угодно, — ответила Терри.
— Мы сделаем все, что вы хотите, — добавил Льюис.
— Помолитесь. Я думаю, это нам поможет.
— Да, да! — воскликнула Терри и улыбнулась.
Я всегда говорил так родителям, потому что верил в это сам.
И еще не встречал никого, кто бы спорил со мной. Хотя я избе-
гал религиозных дискуссий с родителями, я любил напоминать
им, что Бог и Его любовь здесь, с нами.
Возвращаясь домой, я немного тревожился, обдумывая ход
операции и возможность неудачного исхода. Я поговорил об
этом с доктором Лонгом, который сказал мне, что он однажды
делал гемисферэктомию. Шаг за шагом проверил я с ним всю
процедуру, только потом сообразив, что так и не спросил, был
ли успешным его единственный опыт.
Миранде грозило множество осложнений, но я давно понял,
что Бог никогда не ставит передо мной задач, от которых мог
бы меня избавить. Беспокоиться попусту я не собирался. Я при-
держивался такого принципа: если из-за нашего бездействия
кто-то может умереть, мы ничего не потеряем, попробовав
что-то сделать. Мы были убеждены: Миранде терять нечего.
Без гемисферэктомии смерть неизбежна. А так у этой симпа-
тичной девочки появлялся шанс выжить.
В конце концов я подумал: «Боже, если Миранда умрет, зна-
чит, умрет, но мы будем знать, что сделали для нее все, что мог-
ли». С этой мыслью мир в душе вернулся ко мне, и я отправился
спать.
142

ГЛАВА 15.
ЖЕСТОКОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ
Если все получится, то я, в каком-то смысле, буду первопро-
ходцем. Случаев полного функционального выздоровления по-
сле этой операции известно очень мало, и большинство врачей
считают гемисферэктомию бессмысленной.
Я постараюсь сделать ее как можно лучше. Я принял решение
об операции с твердой уверенностью в двух вещах. Во-первых,
если я не буду оперировать, Миранде Франсиско станет хуже
и она умрет. Во-вторых, я сделал все, чтобы приготовиться к
операции, и теперь ее исход в Божьих руках.
Ассистировать я попросил доктора Невила Нуки, одного из
наших главных ординаторов, с которым познакомился еще в
Австралии. Невил получил стипендию для учебы в Университе-
те Джонса Хопкинса, и я знал, что он очень способный хирург.
С самого начала операции возникли трудности, поэтому вме-
сто пяти часов мы оставались у операционного стола ровно
вдвое дольше. Было ясно, что потребуется много крови для пе-
реливания. Воспаление оказалось настолько сильным, что моз-
говые ткани начинали кровоточить, где бы к ним ни прикасался
инструмент. Это была не только самая длинная, но и самая тя-
желая операция в моей жизни.
Напряженная работа началась просто, с надреза кожи голо-
вы. Ассистент хирурга убрал кровь ручным отсосом, а я прижег
маленькие сосуды. Чтобы сохранить открытыми края разрезов,
143

БЕН КАРСОН
на них поместили стальные зажимы. Маленькая операционная
была прохладна и тиха.
Потом я сделал надрез глубже, через второй слой кожи. Снова
маленькие сосуды были запаяны, а отсасывающая трубка убра-
ла кровь.
В черепе Миранды я просверлил шесть отверстий, каждое
размером с пуговицу от рубашки. Отверстия располагались по-
лукругом, начинавшимся перед левым ухом, далее окружавшим
макушку и заканчивавшимся за правым ухом. Каждое отверстие
заполнялось очищенным воском, чтобы облегчить пиление. За-
тем при помощи пневматической пилы я соединил отверстия
в единый разрез и снял левую часть черепа, открыв наружную
оболочку мозга.
Мозг был вздут и ненормально тверд, что еще больше за-
трудняло операцию. Чтобы уменьшить опухоль, анестезиолог
поставил капельницу с лекарством. Затем Невил ввел в цен-
тральную часть мозга, откуда нужно было откачать избыток
жидкости, тонкий катетер.
В течение восьми утомительных часов, медленно, тщательно
удалял я воспаленное левое полушарие мозга Миранды. Ма-
ленькие хирургические инструменты продвигались миллиметр
за миллиметром, терпеливо отделяли ткани и жизненно важ-
ные кровеносные сосуды, стараясь не коснуться хрупких отде-
лов мозга и не разрушить их. Большие вены у основания мозга
чрезмерно кровоточили, и я искал трудноуловимую границу,
отделяющую мозг от сосудов. Нелегко работать с мозгом, вы-
свобождая вены, разносящие жизнь по маленькому тельцу.
Миранда потеряла за время операции больше четырех литров
крови. Мы дважды возмещали ее полный объем. Сестры в тече-
ние всех долгих часов держали родителей девочки в курсе того,
что происходит. Я представил себе их, полных ожиданий и тре-
вог. Когда мои мысли обращались к Богу, я благодарил Его за
мудрость, за помощь, за то, что Он водит моими руками.
Наконец мы закончили. При помощи специальных зажи-
мов череп был укреплен на прежнем месте. Наконец Невил
144

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
и я отступили от стола. Операционная сестра взяла из моих
рук последний инструмент. Я позволил себе роскошь по-
шевелить плечами, покачать головой. Мы с Невилом и вся
остальная операционная бригада знали, что успешно уда-
лено левое полушарие. «Невозможное» свершилось. Но что
будет дальше?
Мы не знали, прекратятся ли судороги. Мы не знали, смо-
жет ли Миранда снова ходить и разговаривать. Нам оставалось
только одно — ждать. Сестры откинули стерильную простыню,
анестезиолог отключил многочисленные аппараты, которыми
поддерживалась жизнь Миранды. От аппарата искусственного
дыхания ее отсоединили, и теперь она дышала самостоятельно.
Я внимательно глядел на девочку, ища каких-нибудь осмыс-
ленных движений. Но их не было. Она слегка пошевелилась,
очнувшись в операционной, но, когда сестра назвала ее по име-
ни, не ответила и не открыла глаз. «Еще рано, — думал я, глядя
на Невила. — Она скоро проснется». Так ли? Знать наверняка
мы не могли.
Десять часов провели ее родители в комнате ожидания. Они
отказывались пойти перекусить или немного прогуляться, но,
надеясь и молясь, оставались рядом с операционной. Уютная,
окрашенная в мягкие цвета, комната ожидания была сделана
максимально удобной. Чтобы помочь родственникам скоро-
тать время, там были собраны журналы, книги, даже составные
картинки-загадки. Но, как рассказала мне позже одна из меди-
цинских сестер, утро сменилось вечером, а супруги Франсиско
сидели не шевелясь. Беспокойство, написанное на их лицах, го-
ворило само за себя.
Миранду вывезли из операционной, я вышел за ней. Когда
санитар катил ее через холл в детскую палату интенсивной те-
рапии, девочка выглядела такой маленькой и беззащитной под
бледно-зеленой простыней. Со штатива, закрепленного на ка-
талке, свисала капельница. Глаза девочки опухли от десятича-
сового пребывания под наркозом. Перекачивание жидкости в
организме нарушило работу лимфатической системы, вызвав
145

БЕМ КАРСОН
отечность. В горло в течение десяти часов была вставлена ды-
хательная трубка, так что губы распухли и лицо казалось обе-
зображенным.
Супруги Франсиско, ловившие каждый звук, услышали, как
каталка выехала в холл, и выбежали навстречу.
— Подождите, — тихо попросила Терри.
Ее глаза покраснели, лицо побледнело. Она подошла к катал-
ке, наклонилась и поцеловала дочь.
Глаза Миранды на секунду приоткрылись.
— Мамочка, папочка, я вас люблю, — проговорила она.
Терри разрыдалась от счастья, да и Льюис тер глаза.
— Она говорит! — закричала нянечка. — Она говорит!
Изумленный, взволнованный, я молча стоял тут же, разделяя
с ними радость этой минуты.
Мы надеялись на выздоровление, но никто из нас не предпо-
лагал, что оно может быть таким стремительным. Мысленно я
благодарил Бога за то, что он сохранил жизнь этой прекрасной
малышке, и вдруг изумленно вздохнул, как будто значение их
беседы только сейчас достигло моего мозга.
Миранда открыла глаза. Она узнала родителей. Она говорила,
слышала, думала, отвечала.
Мы удалили ее левое доминантное полушарие мозга, которое
контролирует речевую область. И все-таки она разговаривает!
Ей было немного неудобно на узкой каталке, и она подтянула
правую ногу, пошевелила правой рукой, а они контролирова-
лись тем полушарием, которое мы удалили!
Новость просочилась в коридор, и вот все сотрудники, вклю-
чая секретаршу и технический персонал, выбежали увидеть
Миранду собственными глазами.
— Невероятно!
— Это правда?
А одна женщина сказала:
— Хвала Господу!
146

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
* * *
Я понимал важность успеха операции для Миранды и ее роди-
телей, но мне как-то не приходило в голову, что это настоящая
сенсация. Конечно, это значительное событие, но я считал, что
так оно и должно быть. Если бы не я, то другой хирург добился
бы успеха. Однако многие восприняли операцию как новость,
достойную освещения в средствах массовой информации. Во-
круг закружились репортеры, они задавали вопросы, просили
фотографии и отчеты. Дон Колбурн из «Вашингтон пост» взял
у меня интервью и написал очень длинную и довольно точную
статью, подробно рассказывавшую обо всех этапах операции и
о семье Миранды. Телепрограмма «Вечерний журнал» сделала
две передачи о гемисферэктомии.
У Миранды развилась послеоперационная инфекция, но при
помощи антибиотиков мы быстро с ней справились. Ей стано-
вилось все лучше, и в конце концов состояние ее стало просто
прекрасным. Желание Миранды сбылось сразу же после опера-
ции в августе 1985 года — у нее больше не было приступов. Од-
нако ухудшились тонкие движения пальцев правой руки и оста-
лась легкая хрипота, которая была и до операции. Но девочка
планировала учиться танцевать чечетку.
Миранда приняла участие в программе Фила Донахью. Ре-
жиссер хотел, чтобы и я участвовал в этой телепрограмме, но
мне показалось правильным отклонить приглашение. Во-пер-
вых, как я мог там выглядеть? Я не хотел изображать из себя
ни телевизионного хвастуна, ни знаменитого врача. Во-вто-
рых, я осознавал некоторую опасность, скрытую в подобном
телевизионном шоу: наслушавшись, какой ты чудесный, сам
часто начинаешь в это верить, забывая, с каким трудом достиг
результата.
В-третьих, хотя я уже сдал письменный экзамен на квали-
фикацию нейрохирурга, но не приступал к устному. На устном
экзамене кандидат сидит перед советом нейрохирургов. Целый
день они задают все мыслимые и немыслимые вопросы. Здра-
вый смысл говорил мне, что к тому, кто только что был теле-
147

БЕН КАРСОН
визионной сенсацией, они отнесутся еще придирчивей. Я сооб-
разил, что, выступив в этой программе, больше потеряю, чем
выиграю, и поэтому отказался.
В-четвертых, я не хотел вызывать зависть у других врачей,
чтобы те, кто в таком же положении, как и я, не могли сказать:
«А, это тот, кто думает, что он величайший хирург на земле».
Такое случалось с другими хорошими врачами после выступле-
ний в средствах массовой информации.
Я попросил выступить доктора Джона Фримена, который
имел непосредственное отношение к операции. Джон был стар-
ше, занимал должность штатного профессора, и я его очень
уважал.
— Джон, — сказал я ему, — вам ничего не грозит, никакой за-
вистливый доктор ничего о вас не подумает. Вы заслужили вашу
репутацию, и все вас уважают. Так почему бы вам не выступить?
Джон не был в восторге от подобной перспективы, но согла-
сился, понимая мои доводы. Он выступил в программе Фила
Донахью и объяснил, что такое гемисферэктомия.
Хотя это было мое первое столкновение со средствами массо-
вой информации, я постарался избежать подробного освещения
событий на телевидении, радио и в печати. Каждый раз, полу-
чая такое предложение, я сначала внимательно его обдумывал,
решая, заслуживает ли оно внимания. Я задавал себе главный
вопрос: «Какова цель этого интервью?» Если целью журнали-
стов была реклама или развлечение публики, я объяснял, что не
хочу иметь с ними никакого дела.
Миранда хорошо себя чувствовала без левой половины мозга
благодаря феномену, который мы называем «пластичностью».
Теперь науке известно, что два мозговых полушария разделены
не так жестко, как считалось раньше. У каждого есть свои функ-
ции, одно полушарие ответственно главным образом за речь,
другое — за художественные способности. Но у детей эти функ-
ции частично совпадают. Благодаря пластичности управление
148

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
может быть передано от одной части мозговых клеток к другой.
Никто точно не знает, как это происходит.
Моя теория, разделяемая многими специалистами, заклю-
чается в том, что люди рождаются с недифференцированными
клетками, которые еще не стали тем, чем должны стать. Как я
однажды сказал: «Они еще не стали взрослыми». Если что-то
случается с клетками, уже имеющими свою определенную
функцию, недифференцированные клетки, еще обладающие
способностью к изменениям, занимают место уничтоженных
или нефункционирующих. С возрастом эти многофункцио-
нальные, с разными возможностями клетки становятся более
дифференцированными и способность изменяться и стано-
виться другими остается только у немногих из них.
Когда ребенок достигает возраста 10-12 лет, большинство из
этих клеток уже полностью сформировалось для той деятель-
ности, которой они должны заниматься, и их функции уже не
могут быть переданы другой части мозга. Поэтому пластич-
ность есть только у детей.
Однако я учитываю не только возраст пациентов. Я смотрю
также на то, когда появились нарушения. Например, Кристине
Хатчинз был двадцать один год, когда я сделал ей операцию,
поскольку ее приступы не поддавались лечению. У нее припад-
ки начались, когда ей исполнилось семь лет, и медленно про-
грессировали. Я предполагаю — по-видимому, правильно — что
ее мозг медленно разрушался, начиная с семи лет, и что многие
функции были в течение этого времени переданы другим ча-
стям мозга. Хотя она старше всех остальных моих пациентов,
мы провели ей гемисферэктомию.
Кристина вернулась учебе и учится неплохо.
Из двадцати двух пациентов была двадцать одна женщина,
Я не могу этого объяснить. Теоретически мозговые опухоли )
женщин встречаются не чаще, чем у мужчин. Думаю, это слу-
чайность и со временем счет сравняется.
Кэрол Джеймс, моя ассистентка и правая рука, часто дразнит
меня:
149

БЕН КАРСОН
— Дело в том, что женщине, чтобы быть такой же умной, как
мужчина, достаточно одной половины мозга. Поэтому вы смог-
ли сделать операции стольким женщинам.
* * *
У 95% детей после гемисферэктомии нет больше судорог. У
остальных 5% судороги бывают редко. Более 95% улучшили
свои интеллектуальные показатели после операции, потому
что они теперь не страдают все время от судорог и не получают
столько лекарств. Я бы сказал, что становится легче 100% паци-
ентов. Конечно, когда операция приносит пациенту облегчение,
мы тоже довольны.
Теперь гемисферэктомию применяют чаще. Ее начали делать
и в других больницах. Я знаю, например, что к концу 1988 года
хирурги Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе сде-
лали уже шесть операций. Насколько мне известно, из тех, кто
сейчас работает, я их сделал больше всех. (Доктор Расмуссен
уже не практикует).
Главная причина большого количества удачных операций
в больнице Джонса Хопкинса в том, что у нас сложилась уни-
кальная ситуация — детская неврология и нейрохирургия от-
лично ладят. В противоположность тому, что я наблюдал ино-
гда в Австралии, мы не зависим от «звезд». За год пребывания в
«стране антиподов» я заметил, что некоторые консультанты не
заинтересованы в успехах других врачей. В результате те, кто
работает под их началом, не всегда стараются делать все наи-
лучшим образом.
То, что в детской палате интенсивной терапии мы действуем
заодно, улучшает все аспекты нашей работы, включая и подбор
персонала. Мы — друзья, нам хорошо работается вместе, наше
призвание — облегчать боль, кроме того, нас волнуют пробле-
мы друг друга.
Мы — команда, и Бен Карсон - только часть этой команды.
150

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
* * *
После всех гемисферэктомий, которые я сделал, умер только
один пациент. С тех пор я провел еще более 30 операций. Самой
младшей из моих пациентов была трехмесячная Кери Джойс.
Операция казалась самой обыкновенной, но потом у девочки
началось сильное кровотечение из-за недостатка тромбоцитов
в крови. Это было связано с оставшимся здоровым полушари-
ем, однако нам удалось решить проблему, и девочка постепенно
выздоровела, судорог у нее больше нет.
Наиболее эмоционально тяжелым был для меня случай с
Дженифер16. Мы сделали предварительную операцию, когда ей
исполнилось пять месяцев.
Дженифер страдала ужасными судорогами, и ее несчастная
мать находилась в полном отчаянии. Припадки начались через
несколько дней после рождения.
Сделав электроэнцефалограмму, компьютерную томогра-
фию, исследования с помощью магнитного резонанса и другие
обычные обследования, мы обнаружили в задней части правого
полушария очаг патологической активности. Я решил удалить
только эту часть.
Операция, казалось, прошла успешно. Девочка быстро выздо-
равливала, частота приступов заметно снизилась. Она начала
реагировать на наши голоса, стала более живой. На какое-то
время.
Потом судороги начались снова. 2 июля 1987 года я снова
прооперировал ее, удалив оставшуюся часть правого полуша-
рия. Маленькая Дженифер очнулась после операции с сохра-
нившейся подвижностью во всех частях тела.
Операция заняла всего восемь часов, гораздо меньше, чем
многие другие. Но эта работа, из-за того что пациентке было
только 11 месяцев, вымотала меня куда больше обычного. Я
уходил из операционной совершенно измученным, что мне не-
свойственно.
16 Имя заменено на вымышленное.
151

БЕН КАРСОН
Сразу после операции я отправился домой, я жил в 35 мину-
тах езды на машине. За две мили до дома зазвучал сигнал вызо-
ва. Хотя причин для неожиданного вызова могло быть десятки,
интуитивно я понял — что-то с Дженифер. «Нет, нет, — просто-
нал я, — только не она». Я был так близко от дома, что доехал
туда и позвонил в клинику. Старшая сестра сказала мне:
— Как только вы уехали, Дженифер стало хуже. Сейчас ее ре-
анимируют.
Быстро объяснив ситуацию Канди, я прыгнул в машину и на
этот раз доехал за 20 минут.
Когда я прибыл, бригада реаниматоров еще оживляла ребен-
ка. Я присоединился к ним, и мы продолжали наши попытки
вернуть девочку к жизни. «Боже, пожалуйста, не дай ей уме-
реть. Прошу Тебя».
Через полтора часа я взглянул на сестру и увидел в ее глазах
то, что уже знал сам.
— Она не вернется назад, — сказал я.
Потребовалась вся сила воли, чтобы, потеряв этого ребенка,
не разрыдаться. Я тут же вышел и заторопился в комнату, где
ждали родители. Они уставились на меня испуганными гла-
зами.
— Простите меня... — это все, что я смог сказать.
Впервые за свою взрослую жизнь я плакал на людях, со-
чувствуя родителям девочки. За 11 месяцев жизни маленькой
Дженифер на них попеременно накатывались волны тревоги и
веры, отчаяния и оптимизма, надежды и печали.
— Она боролась за жизнь, — услышал я свой голос. — Почему
же так получилось?
Наша бригада работала хорошо, но мы столкнулись лицом к
лицу с обстоятельствами, которые сильнее медицины.
Смотреть на страдание родителей было выше моих сил. Дже-
нифер была их единственным ребенком. У ее матери хватало
проблем со здоровьем, она лечилась в Национальном институте
здравоохранения в Бетесде. Собственные болезни, потеря доче-
ри — это очень напоминало испытания старого Иова из Библии.
152

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
И отец, и мать плакали. Доктор Патти Вининг, один из дет-
ских невропатологов, ассистировавшая мне во время операции,
вошла в комнату. Она так же, как и я, переживала потерю. Сами
страдая от боли, мы оба пытались утешить родителей.
Я не могу вспомнить, чтобы раньше меня охватывало такое
безнадежное ощущение потери. Рана была так глубока, что ка-
залось, будто все, кого я люблю, умерли одновременно.
Семья была раздавлена, но, к их чести, они оказались чутки-
ми людьми. Я восхищался тем, с каким мужеством они приня-
ли смерть Дженифер. Они знали: мы сделали все, что могли, а
гемисферэктомия была единственной возможностью спасти
жизнь их дочери. Родители девочки были умными людьми и
задали множество вопросов. Они хотели прочесть те записи в
истории болезни, которые мы им предоставили. Неоднократ-
но они разговаривали с анестезиологом. Я еще несколько раз
встречал их потом, и они говорили мне, что удовлетворены тем,
что мы сделали для их девочки все возможное.
Мы так и не поняли, почему Дженифер умерла. Операция
прошла успешно. Вскрытие не показало никаких нарушений.
Как иногда бывает, причина смерти осталась тайной.
* * *
Следующие дни я, конечно, продолжал работать, но оставал-
ся в депрессии. Даже теперь, когда я позволил себе так подроб-
но рассказать о смерти Дженифер, я еще расстраиваюсь и чув-
ствую, что слезы грозят вырваться наружу.
Мне как хирургу труднее всего сообщать родителям плохие но-
вости об их детях. Теперь, когда я сам стал отцом, это для меня
еще труднее, потому что я имею некоторое представление о чув-
ствах родителей, когда их дети болеют. Я знаю, отчего это так
трудно. Когда новости плохие, что я могу сказать или сделать?
Представляю, что я бы испытывал, если бы у одного из моих
сыновей обнаружилась опухоль мозга. Я бы чувствовал себя
утопающим посреди океана, который умоляет, чтобы хоть кто-
нибудь бросил ему спасательный круг. Это невыразимый сло-
153

БЕН КАРСОН
вами, нерациональный страх. В больницу Джонса Хопкинса
приходят многие родители в таком отчаянии.
Я и теперь не уверен, что полностью оправился от смерти
Дженифер. Каждый раз, когда умирает пациент, у меня в душе
остается шрам, я получаю такую же эмоциональную травму,
как те, у кого умирает кто-то из близких.
Я пытался выйти из депрессии, напоминая себе, что множе-
ство людей нуждается в моей помощи, и несправедливо по от-
ношению к ним так глубоко погружаться в неудачу.
Когда после операции с пациентом не все в порядке, я чув-
ствую свою полную ответственность за последствия. Может
быть, так реагируют все врачи, по-настоящему заботящиеся о
своих пациентах. Несколько раз я ловил себя на мысли: «Если
бы я не делал операцию, этого бы не произошло. Если бы ее
делал кто-то другой, может быть, у него получилось бы лучше».
Разумом я понимаю, как с этим справляться. Часто я утешаю
себя тем, что пациент все равно должен был умереть, а мы пред-
приняли отважную попытку сохранить ему жизнь. Оглядыва-
ясь на свой путь хирурга и свою работу в больнице Джонса Хоп-
кинса, я напоминаю себе, что, если бы я не оперировал, тысячи
людей умерли бы.
Некоторые справляются с неудачами лучше, чем другие. Мо-
жет быть, из-за моей потребности достигать цели, стремления
делать все как можно лучше, ясно, что я не слишком хорошо с
ними справляюсь. Несколько раз я говорил Канди:
— Мне кажется, Господь это знает, поэтому Он делает так,
чтобы подобное со мной нечасто случалось.
Несмотря на мою печаль по Дженифер и те дни, когда я пы-
тался с этим справиться, я бы не хотел, чтобы мои пациенты не
затрагивали моих чувств. Я работаю с людьми, оперирую Божь-
их созданий, страдающих и нуждающихся в помощи. Не знаю,
как бы я мог работать над мозгом девочки, как бы мог держать
ее жизнь в своих руках, если бы меня это не трогало. Я сильно
привязан к этим детям, таким беззащитным и лишенным воз-
можности жить полной жизнью.
154

ГЛАВА 16.
МАЛЕНЬКАЯ БЕТ
Бет Ушер упала с качелей в 1985 году и получила такой легкий
ушиб, что никто не забеспокоился. Но спустя какое-то время
этот легкий ушиб стал причиной первого припадка — по край-
ней мере, так казалось врачам. Что еще могло явиться причи-
ной? Бет, родившаяся в 1979 году, была совершенно здоровым
ребенком.
Судороги пугают всех, особенно родителей, которые никогда
их раньше не видели. Они обратились к врачам, и те сказали,
что беспокоиться нечего. Бет хорошо выглядела, и вела себя,
как здоровый ребенок.
— После травмы так бывает, — объяснили врачи, — судороги
прекратятся.
Но судороги не прекратились. Через месяц случился второй
приступ. Родители заволновались. Врачи назначили противо-
судорожное лечение, и родителям стало спокойнее. Теперь все
будет в порядке. Но через несколько дней судороги начались
снова. Препараты не помогли. Несмотря на лечение, приступы
стали повторяться чаще.
Отец Бет, Брайан Ушер, был помощником тренера футболь-
ной команды Коннектикутского университета. Ее мать, Кэти
Ушер, работала в гимнастическом зале университетского клуба.
Брайан и Кэти изучали медицинские справочники, расспраши-
вали множество людей в университете и в других местах, пыта-
155

БЕН КАРСОН
ясь узнать, как остановить припадки дочери. Но что бы они ни
делали, приступы повторялись все чаще.
Кэти Ушер оказалась неутомимым исследователем. Однажды
в библиотеке она прочла статью о гемисферэктомиях, которые
мы делали в больнице Джонса Хопкинса. В тот же день она по-
звонила доктору Джону Фримену.
— Мне хотелось бы побольше узнать о гемисферэктомии, —
начала она.
За несколько минут Кэти изложила грустную историю Бет.
Джон пригласил их приехать, и в июле 1986 года они при-
везли малышку в Балтимор. Я встретился с ними немедленно
и долго разговаривал о Бет. Джон и я провели обследование,
изучили историю болезни.
В то время Бет стала чувствовать себя намного лучше. При-
падки стали реже, число их сократилось до десяти в неделю.
Она была прелестной маленькой девочкой, веселой и живой.
Разговаривая с родителями, я, как всегда, предупредил их обо
всех возможных осложнениях, полагая, что принять более му-
дрое решение может тот, кто знает все факты.
Выслушав меня, Кэти Ушер спросила:
— Может, оставить все как есть? Сейчас Бет, похоже, лучше.
Джон Фримен и я понимали их сомнения и не хотели торо-
пить с решением. Ужасно подвергнуть свое веселое, доволь-
ное дитя такой страшной операции. На карту была поставлена
жизнь Бет. То, что девочка хорошо себя чувствовала, делало си-
туацию необычной. Когда ребенок при смерти, родителям лег-
че принять такое решение. В конце концов они обычно говорят:
— Наша девочка может умереть. Если мы не будем ничего де-
лать, то наверняка ее потеряем, а при операции у нее появляют-
ся шансы.
В ситуации с Бет родители, однако, решили, что она чувствует
себя достаточно хорошо и лучше не делать операцию.
Мы не стали настаивать.
156

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Ушеры вернулись в Коннектикут в надежде и тревоге. Шли
недели, припадки постепенно становились все чаще, пока их не
стало столько, что девочка уже не могла владеть своим телом.
В октябре 1986 года они вернулись в нашу больницу для даль-
нейшего обследования. Я увидел, что состояние Бет серьезно
ухудшилось за прошедшие три месяца. Речь стала смазанной.
Мы хотели узнать, примет ли здоровое полушарие функцию
контроля за речью. Этот вопрос мы пытались решить, сделав
больному полушарию инъекцию, которая должна была его
усыпить. К сожалению, в состояние сна впал весь мозг, так что
мы не выяснили, сохранит ли Бет после операции способность
разговаривать.
Джон Фримен и я еще с июля были убеждены, что гемисфер-
эктомия — единственная возможность для Бет. Когда ее состоя-
ние ухудшилось, родители тоже приблизились к решению. В
тот момент ни Джон Фримен, ни я не только не торопили их, но
даже не сказали: «Чем скорее, тем лучше». Я хорошо понимал
бедных родителей: они не знали, что делать.
Теперь Бет по крайней мере была жива, хотя ей, безусловно,
становилось хуже. Если операция окажется неудачной, она мо-
жет впасть в коматозное состояние или остаться полностью или
частично парализованной. И даже умереть.
— Поезжайте домой и подумайте, — предложил я. — Вы дол-
жны быть уверены в правильном решении.
— Скоро День благодарения, — сказал Джон. — Побудьте это
время вместе. Пусть она проведет дома Рождество. Но, — доба-
вил он мягко, — пожалуйста, не затягивайте дольше.
Бет собиралась выступать на рождественском представлении
в школе, и эта роль очень много для нее значила. И вдруг после
успешного выступления прямо на сцене у нее начался приступ.
Бет была раздавлена. Родители тоже.
В тот день семья решилась на гемисферэктомию.
Назад в больницу Бет привезли в январе 1987 года. Ее роди-
тели еще немного сомневались, но уже почти решились на опе-
рацию. Мы снова поговорили обо всех возможных последстви-
157

БЕН К А Р СО Н
ях. Я объяснил им, чем они рискуют — она могла умереть или
остаться парализованной. Было видно, что страх операции в
них борется со страхом потерять дочь. Сердце мое исполнилось
сочувствия к ним.
— Мы должны согласиться, — наконец произнес Брайан
Ушер. — Очевидно, что это единственный шанс.
Дата операции была назначена. Как полагалось, Бет привезли
в операционную и приготовили к операции. Родители ждали,
надеясь и молясь.
Операция протекала без осложнений. Но после операции Бет
осталась в летаргическом состоянии и не просыпалась. Такая
реакция меня изумила, в тот же вечер мы сделали ей компью-
терную томографию. Она показала, что опухла стволовая часть
мозга, которая не была прежде поражена. Я старался подбод-
рить ее родителей, говоря:
— Может быть, ей будет получше через несколько дней, когда
отек пойдет на убыль.
Сколько я ни пытался утешить Ушеров, глядя на их лица, я
понимал, что они не верят моим словам. Я их за это не осуждаю,
они думали, что я просто хочу их успокоить. Знай они меня луч-
ше, они бы поняли, что мне претит такой подход. Я искренне
надеялся на то, что Бет станет лучше.
Кэти и Брайан Ушер стали упрекать себя за то, что разрешили
сделать девочке такую опасную операцию, пытаясь ответить на
вопрос: «А что если бы?..»
Они обратились к тому дню, когда с Бет произошел несчаст-
ный случай, и говорили:
— Если бы я тогда поступил правильно...
— Если бы мы не разрешили ей качаться на качелях...
— Если бы мы не согласились на операцию, может быть, ей и
стало бы хуже, возможно, она бы и умерла, но мы провели бы с
ней еще год или два. А теперь нам ее не вернуть...
Часами они стояли перед кроватью Бет в отделении интен-
сивной терапии, глядя на ее лицо, наблюдая, как поднимается
и опускается маленькая грудная клетка. Жужжание дыхатель-
158

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
ного аппарата, поддерживающего дыхание, отзывалось эхом в
ушах.
— Бет, Бет, дорогая!
В конце концов, взглянув на ее лицо с глубокой печалью и лю-
бовью, они уходили.
Я чувствовал себя ужасно. Они не говорили мне ничего, что
бы могло меня обидеть, не жаловались, не обвиняли. Опытные
врачи понимают те эмоции, которые не проявляются наружно.
Мы знаем, через что проходят израненные родные. Я страшно
переживал из-за Бет, но ничего больше не мог для нее сделать.
Все, что я мог, это поддерживать в ней жизнь и ждать, пока ее
мозг выздоровеет.
Мы с Джоном надеялись и пытались убедить родителей:
— Она очнется. С Бет происходит то же, что с детьми, полу-
чившими тяжелые мозговые травмы. Тогда так же отекает ство-
ловая часть мозга. Иногда такие дети остаются без сознания
много дней, недель или месяцев, но потом приходят в себя.
Кэти и Брайан хотели мне поверить, и я видел, как они цепля-
ются за каждое слово утешения, мое, доктора Фримена, сестер.
Но все-таки не думаю, что мы их убедили.
Хотя мы с Джоном горячо надеялись, мы не были убеждены,
что Бет очнется, а не просто угаснет в конце концов. Раньше у
нас не случалось подобных ситуаций. Мы даже не понимали как
следует, что происходит с Бет, зная только, что у нее травмиро-
ван ствол мозга.
Состояние было не настолько ужасным, чтобы она не могла
из него выйти. Однако дни шли, а ничего не менялось. Девочка
оставалась в коматозном состоянии две недели.
Ежедневно я осматривал Бет и проверял все результаты об-
следований. И с каждым днем становилось все труднее входить
в комнату и видеть ее родителей. Они смотрели на меня с отча-
яньем, уже не осмеливаясь больше надеяться. Время от време-
ни мне приходилось говорить:
— Изменений пока нет.
Несмотря ни на что, я говорил «пока».
159

БЕН КАРСОН
Все в отделении старались поддерживать и постоянно обод-
рять родителей. Когда я начинал сомневаться, они подбадри-
вали и меня. Другие врачи, даже нянечки, подходили ко мне со
словами:
— Все будет в порядке, Бен.
Такая поддержка всегда воодушевляет. Они меня знали и по
моему молчанию угадывали, что меня беспокоит. Несмотря на
оптимистические слова, для всех, кто занимался Бет, это было
тяжкое время.
В конце концов Бет стало немного получше, ей уже не требо-
вался дыхательный аппарат, но она оставалась в коматозном
состоянии. Из палаты интенсивной терапии мы перевели ее в
обычное отделение.
Родители проводили с ней столько времени, сколько мог-
ли, постоянно разговаривали с ней, включали видеомагнито-
фон. Бет особенно любила телепрограмму «Соседи мистера
Роджерса», поэтому они ставили видеозапись этой переда-
чи. Когда сам мистер Роджерс услышал о Бет, он навестил
ее. Он стоял около кровати, держал ее за руку и пытался с
ней поговорить, но лицо девочки ничего не выражало, и она
не очнулась.
Однажды ночью ее отец лежал на кушетке в палате и не мог
заснуть. Было два часа ночи.
— Папа, у меня нос чешется.
— Что? — закричал он, вскочив.
— У меня нос чешется.
— Бет заговорила! Бет заговорила! — Брайан Ушер, взволно-
ванный, выбежал в коридор. Он даже не сообразил, что был в
одних трусах. Я, правда, думаю, что на это никто не обратил
внимания.
— У нее нос чешется, — закричал Брайан сестре.
Весь медицинский персонал устремился за ним в комнату.
Бет лежала спокойно и улыбалась:
— Нос чешется. Ужасно.
160

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
С этих слов началось ее выздоровление. Теперь ей станови-
лось лучше с каждым днем17.
* * *
Все гемисферэктомии не похожи одна на другую. Я вспоми-
наю, например, 13-летнюю Денизу Бака из Нью-Мехико. Де-
низа попала к нам в эпилептическом статусе, то есть судороги
у нее вообще не прекращались. Из-за постоянных судорог в те-
чение двух месяцев она жила на дыхательном аппарате. Она не
могла контролировать дыхание, ей пришлось сделать трахеото-
мию. Наполовину парализованная, девочка несколько месяцев
не говорила.
Совсем недавно Дениза была совершенно нормальным ре-
бенком. Теперь родители возили ее по медицинским центрам
Нью-Мехико и других штатов. Все специалисты считали, что
первичный очаг судорожной активности находится в речевой
зоне (зоне Брока) и в моторной коре — двух самых важных от-
делах доминантного полушария.
— Ничего нельзя сделать, — сказал в конце концов врач ее ро-
дителям.
Если бы один друг семьи не прочел статью о Миранде Фран-
сиско, это был бы окончательный приговор. Друг тут же позво-
нил родителям Денизы. Ее мать, в свою очередь, позвонила в
нашу больницу.
— Привозите девочку, и мы посмотрим.
Переезд из Нью-Мехико в Балтимор был нелегким делом,
ведь Дениза дышала при помощи аппарата, который требовал
специальной транспортной системы. Но родители перевезли ее.
После того, как мы обследовали Денизу, специалисты нашей
больницы разделились на две группы. Некоторые невропатоло-
17 В 1988 году родители сообщили мне, что ей становится все лучше. Она первая по математике
в своем классе. У Бет легкая хромота на левую ногу. Так же, как и при других гемисферэктоми-
ях, у нее ограничено боковое зрение с одной стороны, потому что зрительная кора билатераль-
на — одна сторона контролирует зрение на другой стороне. По этой причине зрение не может
переноситься. Хромота также остается в каждом случае.
161

БЕН КАРСОН
ги были совершенно уверены, что мы сошли с ума, если собира-
емся сделать такую операцию. Причины так думать у них име-
лись. Во-первых, Дениза была слишком взрослой. Во-вторых,
очаг судорог располагался в таких областях, которые делали
операцию рискованной, если не невозможной. В-третьих, из-за
припадков она была в ужасном состоянии. Ее затрудненное ды-
хание осложнялось еще и легочными проблемами.
Один из оппонентов предсказывал:
— Она умрет на столе из-за своего состояния, а не от геми-
сферэктомии.
Он не пытался чинить нам препятствия, но был глубоко и ис-
кренне убежден в своей правоте.
Доктор Фриман, доктор Вининг и я не согласились с ним.
Именно мы непосредственно занимались в больнице Джонса
Хопкинса гемисферэктомиями, и наш большой опыт позволял
нам считать, что мы лучше других знаем эту операцию. Мы по-
лагали, что можем оценить шансы на успех лучше кого бы то
ни было другого в больнице. Без операции девочка наверняка
скоро умрет. Следовательно, несмотря на ее состояние, она под-
ходящий кандидат на гемисферэктомию. Мы считали, что сами
должны определять, кто подходит, а кто нет.
Нам пришлось провести несколько клинических конферен-
ций и предложить аргументы, основанные на других случаях.
Мы провели расширенное совещание, куда пригласили врачей
из других больниц и предоставили все доказательства, которые
могли, а также пригласили весь персонал больницы, которому,
как мы думали, могло быть интересно состояние Денизы.
Из-за этих споров пришлось отложить операцию. Обычно мы
решаем и делаем, но тут столкнулись с таким противоборством,
что вынуждены были тщательно подготовиться к дискуссии.
Наши противники заслуживали того, чтобы их выслушали,
хотя последнее слово было за нами.
Оппонент-невропатолог даже написал письмо заведующему
кафедрой нейрохирургии (с копией заведующему кафедрой об-
щей хирургии), президенту больничного совета и некоторым
162

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
другим. Этот доктор утверждал, что, по его мнению, нельзя раз-
решать в нашей больнице такую операцию. Он подробно объ-
яснял свои соображения.
Возможно, это неожиданно, но случай с Денизой вызвал
всплеск отрицательных эмоций. Когда предмет спора важен,
трудно сдерживать чувства. Я верил в искренность опасений
нашего оппонента и не воспринимал его аргументы как личные
нападки, он действительно считал, что больница будет вовлече-
на в рискованную авантюру. Мне более-менее удавалось оста-
ваться вне этих споров, но некоторые из членов нашей команды
и поддерживающие нас друзья были вовлечены в них.
Несмотря на все аргументы, которые выдвигал наш против-
ник, мы втроем продолжали утверждать, что операция — един-
ственный шанс Денизы. Нам не запретили делать операцию, и
вышестоящие инстанции не предприняли никаких действий,
предоставив нам свободу принять решение самостоятельно.
Однако мы сомневались, так как не желали, чтобы это стало
нашим личным решением, ведь, если мы так поступим, борьба
сможет внести разлад в дружный коллектив больницы.
Несколько дней подряд я просил Бога помочь нам решить эту
проблему. Я размышлял об этом по дороге на работу и домой. Я
молился во время обходов и вечером, преклоняя колени у кро-
вати. Но все еще не знал, что делать.
И решение пришло само. Наш оппонент уехал на пять дней
за границу на конференцию. Как только он улетел, мы решили
делать операцию. Это казалось прекрасным выходом, и бурных
возражений не должно было быть.
Как и другим родителям, я все объяснил миссис Бака:
— Если я ничего не сделаю, она умрет. Но если я что-нибудь
сделаю, она или может умереть, или может появиться шанс на
выздоровление.
— Операция, в конце концов, дает ей хоть какую-то наде-
жду, — сказала мать.
Родители согласились. Они хорошо понимали, в чем дело.
Приступы у Денизы повторялись так часто, а их последствия
163

БЕН КАРСОН
были столь тяжелы, что началась гонка наперегонки со смер-
тью.
После операции Дениза несколько дней оставалась в кома-
тозном состоянии, а затем очнулась. Приступы прекратились.
К тому времени, когда девочка выписалась домой, она начала
говорить. Несколько недель спустя Дениза вернулась в школу,
и с тех пор ее состояние все лучше и лучше.
У меня не осталось враждебного чувства к коллеге, который
был против хирургического вмешательства. Он на самом деле
считал, что не надо делать операцию. Он имел право возражать,
поскольку думал, что защищает интересы пациента, а также ин-
тересы нашей больницы.
История с Денизой научила меня двум вещам. Во-первых, я
увидел доброту Бога, не позволившего мне оказаться в ситуа-
ции, из которой Он не смог бы меня вывести. Во-вторых, это
утвердило меня в мысли, что, когда люди знают свои способ-
ности и понимают, с чем имеют дело, неважно, кто против них.
Тут не играют роли репутация оппонентов и их авторитет, сила
и убежденность в собственной правоте. Честно говоря, я нико-
гда не сомневался, надо ли оперировать Денизу.
Через несколько месяцев, хотя тогда я еще не знал об этом,
мне предстояло приступить к другим операциям, вызвавшим
еще больше возражений. Оглядываясь назад, я думаю, что Бог
использовал спор по поводу Денизы для того, чтобы подгото-
вить меня к дальнейшим событиям.
164

ГЛАВА 17.
ТРОЕ ОСОБЕННЫХ ДЕТЕЙ
Ординатор выключил свой светящийся карандаш и выпря-
мился у постели Бу-Бу Валентин.
— Вы не думаете, что пора заняться этой девочкой? — спросил
он, показывая на четырехлетнего ребенка.
Это было в понедельник рано утром, во время нашего обхода.
Когда я подошел к Бу-Бу, лечащий врач стал рассказывать мне
о ее самочувствии.
— Единственное, что осталось, — зрачковый рефлекс. (Это
означало, что зрачки девочки реагируют на свет).
Он посветил ей в глаза и сделал вывод о возросшем внутри-
черепном давлении. Врачи погрузили Бу-Бу в барбитуратовую
кому и провели ей гипервентиляцию, но не смогли снизить вну-
тричерепное давление.
На маленькую Бу-Бу наехал огромный грузовик. Она целую
неделю находилась в коматозном состоянии в палате интенсив-
ной терапии с установкой, измеряющей внутричерепное дав-
ление. Кровяное давление тоже повысилось, и девочка уже не
реагировала на раздражители, не могла делать осмысленных
движений.
Прежде» чем ответить ординатору, я наклонился над Бу-Бу и
поднял ей веки. Зрачки были неподвижны и расширены.
— Мне показалось, вы сказали, что зрачки еще реагируют? —
воскликнул я в изумлении.
165

БЕН КАРСОН
— Но прямо перед вашим приходом они реагировали, — воз-
разил он.
— Говорите, это только что произошло? Зрачки только сейчас
расширились?
— Похоже на то.
— Четвертая степень, срочно — крикнул я, стараясь сохранять
спокойствие. — Нельзя терять времени.
Я обернулся к сестре, стоявшей за мной.
— Готовьте операционную. Мы начинаем.
— Четвертая степень, срочно, — повторила она и выбежала в
коридор.
Довольно редкая четвертая степень — полная срочность —
приводила в движение всех. Персонал операционной подготав-
ливал место и инструменты. Они работали очень умело и быст-
ро. Никто не спорил, на объяснения времени не было.
Двое ординаторов почти бегом покатили кровать Бу-Бу и вы-
везли ее в холл. К счастью, в тот момент не проходило плано-
вых операций, так что мы сразу занялись ей.
По дороге в операционную я столкнулся с другим нейрохи-
рургом, выше меня по рангу, которого я очень уважал за его
работу с травмами после несчастных случаев. Пока бригада
готовилась, я объяснил ему, что случилось и что я собираюсь
делать.
— Не стоит и начинать, — сказал он, уходя, — время упущено.
Такой подход меня изумил, но обращать на него внимание я
не стал. Бу-Бу была еще жива. У нас оставался шанс — очень ма-
ленький — сохранить ей жизнь. Я решил, что буду делать опе-
рацию в любом случае.
Бу-Бу бережно поместили в «корзинку для яиц» — на мягкий,
гибкий матрац, покрывающий операционный стол, и накрыли
бледно-зеленой простыней. Через несколько минут сестры и
анестезиолог дали мне знать, что готовы.
Я сделал краниотомию. Сначала открыл череп и снял его пе-
реднюю часть. Черепную кость поместили в стерильный рас-
твор. Затем я вскрыл твердую мозговую оболочку. Между по-
166

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
ловинами мозга есть область, называемая «серый серп». С его
помощью два полушария связаны вместе так, чтобы между
ними выравнивалось давление. К мозговым оболочкам девочки
я подшил твердую мозговую оболочку умершего человека. Это
дало возможность мозгу свободно набухать, а потом приходить
в норму так, чтобы внутри черепа все стало в порядке. Закрыв
эту область, я зашил кожу головы. Операция заняла около двух
часов.
Бу-Бу оставалась в коматозном состоянии несколько дней.
Сердце разрывается, когда смотришь, как родители сидят у по-
стели ребенка, остающегося в коме. Я мог дать им только на-
дежду, но не мог обещать выздоровления. Однажды утром я
остановился возле кровати девочки и заметил слабую реакцию
зрачков. Тогда я подумал: «Может быть, теперь что-то изме-
нится к лучшему».
Еще два дня спустя Бу-Бу начала немного двигаться. Иногда
она подтягивала ноги или шевелилась, словно пытаясь устро-
иться поудобнее. За неделю она стала активнее и уже на многое
реагировала. Когда стало совершенно ясно, что она идет на по-
правку, мы сделали еще одну операцию и поставили на место
снятую часть черепа. Через шесть недель Бу-Бу снова была нор-
мальным четырехлетним ребенком — живым, здоровым, сооб-
разительным.
И на этот раз я порадовался, что не послушался оппонента.
Вскоре я сделал еще одну краниотомию и снова столкнулся с
сопротивлением.
Подобная ситуация опять возникла летом 1988 года, однако
десятилетний Чарли18 находился в еще более тяжелом состоя-
нии. Он тоже был сбит машиной.
Когда старшая сестра сказала мне, что зрачки Чарли расши-
рились и перестали двигаться, я понял, что пора действовать.
18 Из соображений тайны частной жизни я изменил его имя.
167

БЕН КАРСОН
В тот день в клинике было особенно много дел, поэтому я по-
просил старшего ординатора объяснить матери Чарли, почему
считаю, что оперировать надо немедленно. В последней, смер-
тельной схватке за спасение его жизни мы должны были уда-
лить ему часть мозга.
— Мы допускаем, что и это не поможет, — объяснял ордина-
тор, — но доктор Карсон считает, что стоит попытаться.
Бедная мать была в полном отчаянье.
— Это невозможно, — рыдала она. - Я не позволю!.. Вы не
сделаете такого с моим мальчиком! Дайте ему умереть спокой-
но. Я не позволю вам играть жизнью моего ребенка.
— Но операция дает ему шанс...
— Шанс? Шанс — это слишком мало, — она покачала голо-
вой. — Дайте ему умереть.
Ее реакция была понятна. Но Чарли уже не отвечал ни на ка-
кие раздражители.
Тремя днями раньше ей с грустью сказали, что состояние
мальчика так серьезно, что он может не поправиться, и она по-
няла, что конец неизбежен. А теперь вдруг какой-то человек
уговаривает ее дать согласие на радикальную операцию. Никто
ведь не мог пообещать ей, что Чарли поправится или ему хотя
бы станет лучше.
Когда ординатор вернулся и рассказал о своем разговоре, я
сам отправился к матери Чарли. Я долго и подробно объяснял
ей, что мы не собираемся резать мальчика на маленькие кусоч-
ки. Она задумалась.
— Позвольте мне рассказать вам о похожем случае, — сказал
я. — О чудной маленькой девочке по имени Бу-Бу.
Закончив рассказ, я добавил:
— Послушайте, я не знаю, как пройдет операция. Может быть,
ничего не получится, но я не думаю, что надо сдаваться, если
хоть маленький лучик надежды остался. Возможно, это малю-
сенький шанс, но не можем же мы его просто отбросить. Худ-
шее, что может случиться, — Чарли все равно умрет.
Внезапно до нее дошел смысл моих слов, и она сказала:
168

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
— Вы думаете, действительно есть шанс? Чарли может не уме-
реть?
— Шанс есть, если мы сделаем операцию. Без нее нет никаких
шансов.
— Тогда я, конечно, согласна. Просто мне не хотелось, чтобы
вы резали его без толку...
Я не стал объяснять, что мы так никогда не поступаем, и сно-
ва напомнил, что шансы невелики. Она немедленно подписала
бумагу о согласии на операцию, и мы быстро повезли мальчика
в операционную.
Как и в слу яе с Бу-Бу, пришлось удалить часть черепа, раз-
делить две половины мозга, покрыть распухший мозг мозговой
оболочкой умершего человека и зашить кожу.
Чарли оставался в коматозном состоянии, как мы и ожидали,
и в течение недели ничего не менялось. Многие врачи говорили
мне:
— Игра проиграна. Мы упустили время.
Кто-то изложил историю болезни Чарли на большой нейро-
хирургической конференции. Она проходит еженедельно, все
нейрохирурги и ординаторы собираются, чтобы обсудить инте-
ресные случаи. Я был занят на очень важной операции и не смог
присутствовать, но несколько человек из тех, которые были на
конференции, пересказали мне потом, что там говорилось.
— Что вы по этому поводу думаете?— спросил один из врачей
какого-то интерна.
— Разве в данном случае не было сделано несколько больше,
чем нужно? — заявил тот.
Еще один уверено сказал:
— Я думаю, что была глупость.
Другие согласились с ним.
Один из лечащих нейрохирургов, знавший, в каком состоя-
нии находился Чарли, произнес:
— Такие случаи никогда хорошо не заканчиваются.
Другой добавил:
169

БЕН КАРСОН
— Пациент еще не выздоровел и не выздоровеет. По моему
мнению, это неподходящий случай для краниотомии.
Говорили бы они так в моем присутствии? Не думаю, хотя
сказали они то, в чем были убеждены. Их скептицизм понятен,
поскольку за семь дней никаких изменений не произошло.
Возможно, это просто упрямство, но в глубине души я был
уверен, что у мальчика есть еще какой-то шанс. Сдаваться, во
всяком случае, я не собирался.
На восьмой день сестра заметила, что у Чарли затрепетали
веки. История Бу-Бу повторялась снова. Скоро мальчик начал
разговаривать, а к концу месяца мы послали его на реабилита-
ционное лечение. С тех пор он сделал большие успехи, и мы на-
деемся, что в конце концов с ним все будет в порядке.
У Бу-Бу больше не случалось приступов, а у Чарли они могут
быть. Его состояние более серьезно, он старше и выздоравли-
вает не так быстро, как Бу-Бу. Когда я встретился с его семьей
через шесть месяцев после операции, Чарли еще не полностью
поправился, хотя был бодр, гулял, разговаривал и становился
все активнее и активнее. Кроме того, мать Чарли так благодар-
на за то, что ее сын остался жить.
Другой случай, который я никогда не забуду, связан с родив-
шейся в Детройте Даниеллой. Она появилась на свет с опухо-
лью мозга, которая продолжала расти. Я впервые увидел девоч-
ку, когда ей было пять месяцев. К тому моменту опухоль уже не
умещалась под черепом и была размером с ее голову. Инфекция
разъела кожу, из раны сочился гной.
Друзья советовали матери:
— Сдай девочку в государственный приют и дай ей там уме-
реть.
- Нет, — отвечала она. - Это мой ребенок. Моя плоть и кровь.
Мать Даниеллы поставила перед собой грандиозную зада-
чу — вылечить девочку. Дважды или трижды в день она меняла
Даниелле повязку, пытаясь держать рану в чистоте.
170

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Она позвонила, потому что прочла статью обо мне в дамском
журнале, где утверждалось, что я часто делаю операции, от ко-
торых отказываются все остальные. Женщина поговорила с
моей ассистенткой — терапевтом Кэрол Джеймс.
— Бен, — сказала мне Кэрол на следующий день, — я думаю,
стоит взглянуть.
Услышав подробности, я согласился.
— Пусть мать пришлет мне анализы и рентгенограммы.
За несколько дней я изучил их и понял, какая непростая си-
туация. Мозг не развивался нормально, все место заняла опу-
холь, кроме того, непонятно было, как восстанавливать кожу.
Я позвонил своему другу Крегу Дюфрешу, прекрасному спе-
циалисту по пластическим операциям, чтобы посоветоваться,
как удалить опухоль и восстановить кожу. Мы консультиро-
вались с доктором Петером Филипсом, одним из детских ней-
роонкологов, который специализировался на лечении детей с
мозговыми опухолями. Все вместе мы наконец придумали, как
вырезать опухоль. Потом доктору Дюфрешу предстояло взять
кусок кожи со спины и пересадить его на голову. Если это все
удастся, доктор Петер Филипс и доктор Леви Стросс должны
были провести курс химиотерапевтического лечения, чтобы
убить оставшиеся злокачественные клетки.
Мы считали, что это очень трудный случай, который потребу-
ет много времени. Так оно и оказалось. Операция по удалению
опухоли и пришиванию мышечного лоскута заняла 19 часов.
Но мы думали не о времени, а о результате.
Доктор Дюфреш и я оперировали один за другим. Чтобы
удалить опухоль, мне понадобилась половина операционного
времени. Следующие девять часов Дюфреш потратил на заме-
ну кожи на голове. Он сумел закрыть кожей всю пораженную
поверхность.
В середине операции я сказал коллеге:
— Я думаю, мы выйдем победителями.
Он кивнул, потому что, как и я, был уверен в этом.
171

БЕН КАРСОН
Операция прошла успешно. Как мы и предполагали, через не-
сколько недель Даниелла вернулась в операционную, посколь-
ку кое-где кожа слишком натянулась и надо было улучшить
кровообращение в прооперированном участке.
Постепенно Даниелла стала выздоравливать и вести себя, как
нормальный ребенок. Я видел, как радовались ее родители каж-
дому детскому движению, которое большинство людей счита-
ет само собой разумеющимся. Крошечная ручка хватает палец
взрослого. Ребенок улыбается.
Но затем ситуация изменилась, и состояние девочки стало
ухудшаться. Началось с проблем, связанных с дыханием, потом
последовали желудочные нарушения. Когда мы справились с
ними, появились осложнения с почками. Мы не знали, из-за
опухоли ли это.
Врачи и сестры палаты интенсивной терапии работали круг-
лыми сутками, пытаясь заставить функционировать легкие и
почки Даниеллы. Они, как и мы, старались ее спасти.
Все средства были испробованы, но она умерла. Мы сделали
вскрытие и нашли метастазы в легких, почках и желудочно-
кишечном тракте. Наша операция на мозге немного запоздала.
Проведи мы ее раньше, чем пошли метастазы, у нас была бы
возможность ее спасти.
Родители и бабушка с дедушкой Даниеллы приехали из Ми-
чигана и оставались с ней в Балтиморе. Пока они ждали опера-
ции и надеялись на выздоровление, они были очень решитель-
ны, все понимали и подбадривали нас, когда это требовалось.
После смерти девочки я был поражен их реакцией.
— Мы хотим, чтобы вы знали — мы понимаем, что в больнице
Джонса Хопкинса сделали все возможное, — сказали родители
Даниеллы.
— Мы очень благодарны, — добавила ее бабушка, — что вы
занялись случаем, от которого все остальные отказались.
Особенно мне запомнились слова матери Даниеллы. Голос ее
звучал совершенно спокойно, она подавила свою скорбь и про-
изнесла:
172

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
— Мы знаем, что вы — человек Божий и что Господь делает
это Своими руками. Уверены, что для спасения нашей дочери
было сделано все, что в человеческих силах. Несмотря на слу-
чившееся, мы всегда будем благодарны за все, что вы сделали.
Я рассказал историю Даниеллы, потому что не все, что мы де-
лаем, завершается успехом. Но трагические исходы я могу со-
считать по пальцам.

ГЛАВА 18.
КРЕГ И СЬЮЗЕН
Человек тридцать втиснулись в палату Крега Уорника, и все
они, когда я вошел, молились. Эти люди собрались просить
Бога о чуде, потому что Крегу предстояла операция. Изумляло
не только такое множество людей, толпящихся в палате. Еще
удивительнее было, что все они пришли молиться с Крегом и
за него.
Я тоже несколько минут помолился. Когда я выходил, жена
Крега, Сьюзен, вышла со мной. Она тепло мне улыбнулась.
— Помнишь, что говорила твоя мать?
— Я не забыл, — ответил я, тоже вспомнив слова матери, ко-
торые однажды процитировал Сьюзен: «Бенни, если ты попро-
сишь Господа о чем-то, веря, что Он это сделает, Он это дей-
ствительно сделает».
— И ты их тоже помни, — продолжил я.
— Я верю, — сказала Сьюзен, — действительно верю.
То, насколько она уверена в исходе операции, я понимал и без
слов.
Идя по коридору, я думал о Сьюзен и Креге, обо всей их жиз-
ни. Им пришлось многое перенести, и никак нельзя сказать, что
все уже позади.
Сьюзен Уорник — отличная медсестра в нашем детском ней-
рохирургическом отделении. У ее мужа болезнь фон Гиппе-
ля-Линдау (ФГЛ). У людей, которые больны этой редкой бо-
лезнью, развиваются множественные опухоли мозга, а также
174

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
опухоли сетчатки. Это наследственное заболевание. У отца Кре-
га за всю его жизнь возникло четыре опухоли мозга.
Тяжкие испытания Крега начались в 1974 году, когда он окан-
чивал школу. Ему сообщили, что у него опухоль. О ФГЛ мало
кто знал, и профессора, консультирующие Крега, не предпола-
гали возможности появления других опухолей. Тогда я еще не
был знаком с Крегом; другой хирург прооперировал его и уда-
лил опухоль.
Я шел по коридору и думал о том, что он перенес за последние
13 лет. Потом мои мысли обратились к Сьюзен. Ее путь оказал-
ся столь же тяжел, как и у Крега. Я преклонялся перед ней за то,
что она посвятила себя заботе о муже. Бог послал ему идеаль-
ного спутника жизни.
Сьюзен однажды сказала, что с самого начала они с Крегом
знали, что у них особенная, небесами посланная любовь. Они
встретились еще в школе, когда ей было 14, а ему — 16. Они сра-
зу поняли, что это на всю жизнь. Благодаря группе «Молодая
жизнь» оба стали христианами в старших классах школы. С тех
пор они возрастали в вере и были активными членами своей
церкви.
Когда Крегу исполнилось 22 года, они наконец узнали, как
называется его болезнь, и поняли, что опухоли могут повто-
ряться. Он перенес операции на легких и надпочечниках, ему
дважды удаляли опухоли мозга и опухоли сетчатки. Несмотря
на все физические страдания, в промежутках между госпита-
лизациями Крег продолжал учиться в колледже. После первой
операции у него возникли сложности с чувством равновесия и с
глотанием — это были последствия опухоли, которые сохраня-
лись практически все время.
В 1978 году у Крега начались головные боли и рвота. Трево-
жила регулярность проявления обоих симптомов. Еще до того,
как Крег прошел обследование, и он, и Сьюзен уже догадыва-
лись, что у него снова опухоль. Однако врач Крега (терапевт) не
считал, что это новая опухоль, и, как рассказывали мне Уорни-
ки, развеял их страхи.
175

БЕН КАРСОН
Обследование, однако, подтвердило, что супруги были правы.
Врач предложил повторную операцию. Накануне хирургиче-
ского вмешательства балтиморский нейрохирург сказал матери
Крега:
— Не уверен, что мне удастся вырезать опухоль так, чтобы он
не остался калекой.
Несмотря на желание знать правду, они были подавлены, по-
нимая, как мало надежды.
Вечером 19 апреля 1978 года, перед самой операцией, врач
сказал Сьюзен:
— Завтра после операции он будет в палате интенсивной те-
рапии. Хорошо? - затем отошел и, повернувшись, добавил. —
Надеюсь, что будет.
Это была одна из тех минут, когда Сьюзен изо всех сил стара-
лась победить в себе сомнения в выздоровлении Крега.
Он выдержал операцию, но возникло множество осложнений,
включая «двойное зрение» и неспособность глотать. Чувство
равновесия нарушилось настолько, что он не мог даже сидеть.
Крег стал так физически немощен и эмоционально подавлен,
что готов был сдаться. Но Сьюзен не сдавалась и не давала ему
прекратить борьбу.
— Ты поправишься! — твердила она.
Несколько месяцев спустя Крега направили в реабилитаци-
онную больницу «Добрый самаритянин». Туда было настолько
сложно попасть, что направление стало настоящим чудом. Сле-
дующие два года Крег получал самое лучшее лечение из всего
возможного. Его самочувствие поразительно улучшилось.
— Слава Тебе, Боже, — молились Сьюзен, Крег и вся их семья,
благодаря любящего Бога за каждое проявление улучшения. Но
для Сьюзен и Крега этого было недостаточно.
— Исцели Крега, Небесный Отец, - ежедневно молились они.
Выздоровление давалось Крегу тяжело, он сталкивался с мно-
жеством препятствий. Когда-то крепкий молодой человек, метр
восемьдесят ростом, Крег потерял за время болезни около 30
килограммов — от него остались только кожа да кости.
176

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Состояние Крега продолжало улучшаться, но предстоял еще
длинный путь. Он научился самостоятельно есть. Ему было так
трудно глотать, что на прием пищи уходило полтора часа. Он не
мог ходить, поэтому передвигался в кресле-каталке. Невзирая
на все это, у него и в тот период было столько решимости, что
он продолжал учиться в колледже.
Вера их обоих была очень велика, особенно Сьюзен.
— Он должен ходить, — говорила она всем. — Крег будет хо-
дить снова.
После двухлетней терапии Крег, опираясь на палку, смог
вместе со Сьюзен спуститься по лестнице, и они поженились
7 июня 1980 года. «Балтимор Сан» написала большую статью
об их любви и о том, как любовь спасла Крега от смерти.
Он окончил учебу в колледже, получил диплом в январе 1981
года и по квоте для инвалидов нашел государственную службу.
Но не все было хорошо. В конце 1981 года у Крега обнаружи-
ли опухоли в надпочечниках. Надпочечники удалили, и теперь
ему предстояло принимать лекарства до конца жизни.
Вскоре после этого Сьюзен познакомилась с доктором Ней-
лом Миллером, офтальмологом из больницы Джонса Хопкин-
са, который сказал ей:
— Вы наконец можете узнать название его болезни. Это бо-
лезнь фон Гиппеля-Линдау, она названа так в честь тех врачей,
которые ее открыли.
Он дал Сьюзен статью об этой болезни. Доктор Миллер рас-
сказал, что такое заболевание поражает одного человека из 50
тысяч. Обычно оно вызывает опухоли в легких, почках, сердце,
селезенке, печени, надпочечниках и поджелудочной железе.
Теперь Сьюзен убедилась, что ФГЛ будет преследовать Кре-
га всю жизнь. Она встретилась глазами с доктором Миллером.
И они заплакали. Позже женщина рассказывала:
— Его слезы утешили меня больше, чем что-либо еще. На
меня сильное впечатление произвело то, что среди медиков
есть люди, так глубоко сочувствующие пациентам. Его слезы
показали мне, что он нас понимает и глубоко сострадает нам.
177

БЕН КАРСОН
Так Сьюзен узнала название и симптомы болезни, и это по-
могло ей понять, чего ожидать в будущем — новых опухолей.
— Болезнь не может пройти целиком. Следующая операция
не будет последней, — сказала она скорее себе, чем доктору
Миллеру. — Мы должны жить с этим всю жизнь.
Слезы снова полились из его глаз. Он кивнул и хрипло про-
изнес:
— Теперь вы понимаете, с чем имеете дело.
Сьюзен решила ни о чем не рассказывать Крегу. Спокойный
по натуре человек, он в то время был ужасно подавлен. Она
подумала, что, если муж узнает эти мрачные перспективы, ему
станет еще тяжелее.
Она все держала в себе, но ей хотелось узнать как можно
больше о заболевании. Следующие полтора года Сьюзен читала
и изучала все, что могла, писала всем, кто, как она думала, мог
бы дать ей еще какую-то информацию.
Сьюзен утверждает, что у нее по этой болезни одна из самых
больших библиотек в мире. И я ей верю! Она обзванивала все
клиники Соединенных Штатов, ища те, где проводились иссле-
дования ФГЛ. Скоро она знала о болезни ФГЛ все и продолжа-
ла следить за новой информацией.
ФГЛ связана с одной из форм слепоты. Наследственный при-
знак — доминантный, значит, у половины детей человека, бо-
леющего ФГЛ, тоже будет эта болезнь. Сестра Крега, которой
сейчас сорок лет, тоже имела опухоль в двадцатилетнем возрас-
те; возможно, у нее их больше не будет.
Когда Сьюзен наконец рассказала Крегу о ФГЛ, он ответил
просто:
— Я знал, что не в порядке что-то серьезное. И что опухоли
появятся снова.
Тогда Сьюзен вспомнила, как ей помогло сочувствие доктора
Миллера, и подумала, что своей заботой сестры могут помочь
пациентам. Тогда она решила пойти учиться на медицинскую
сестру. Окончив колледж в 1984 году, Сьюзен обратилась в дет-
ское неврологическое отделение больницы Джонса Хопкинса и
178

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
тут же получила работу. Она до сих пор там. Неудивительно,
что она великолепная медсестра.
В сентябре 1986 года Сьюзен заметила, что у Крега появились
симптомы новой опухоли мозга. Тогда-то Сьюзен и попросила
меня посмотреть Крега.
Я согласился, и мы, сделав компьютерную томографию, ска-
зали им, что у него, кажется, три опухоли. После некоторых
предварительных процедур я удалил их, и, к счастью, обошлось
без хирургических осложнений. Однако у него возникли эндо-
кринные нарушения, которые пришлось лечить несколько не-
дель. Немного позже у Крега образовалась еще одна опухоль с
кистой в центральных отделах мозга.
Мне ассистировал главный ординатор Арт Уонг, талантливый
хирург. Это была трудная операция; чтобы удалить опухоль,
нам пришлось отодвинуть мозолистое тело, часть мозга, кото-
рая связывает два полушария, и попасть в центральные отделы.
Операция прошла без особых проблем. Крег чувствовал себя
после нее хорошо. Они с Сьюзен молились о том, чтобы это
оказалась последняя операция, потому что знали — каждая но-
вая в какой-то степени работает против них. Улучшение шло
медленно, но шло.
Потом, в 1988 году, пришла ужасная новость - у Крега опять
опухоль, на этот раз на стволе мозга — в варолиевом мосту —
области, совершенно неоперабельной. Однако кто-то должен
был попытаться. Сьюзен и Крег попросили меня.
— Извините, но я никак не могу вставить Крега в свое распи-
сание, — ответил я.
Сьюзен хорошо знала, как я сильно занят. У меня не было
другого выхода, но всегда ужасно трудно говорить «нет».
— Вам стоит обратиться к кому-то из нейрохирургов боль-
ницы, которые специализируются на сосудистых проблемах, -
предложил я, — эта опухоль сосудистая.
— Но нам так хочется, чтобы оперировали вы, - тихо произ-
нес Крег.
179

БЕН КАРСОН
— Если есть хоть какая-нибудь возможность, — сказала Сью-
зен. — Мы знаем, как ты занят, и понимаем...
Мы долго говорили, но я продолжал настаивать, так что Крег
решил обратиться к другому хирургу, который использовал но-
вую методику, называемую «гамма-нож». Однако, поговорив с
изобретателем этой процедуры, он решил, что для таких опу-
холей, как у Крега, она не подходит. Надо было искать кого-то
еще.
Между тем состояние Крега стало быстро ухудшаться, он
потерял способность глотать, у него развилась такая слабость
лицевых мускулов, что он не мог говорить. Начались ужасные
головные боли. 19 июня 1988 года Крега поместили в больнич-
ную палату.
Сьюзен позвонила мне. Услышав все это, я понял, что не могу
сидеть и ждать, пока ему станет еще хуже. Я должен что-то сде-
лать. На минуту я замолчал, чтобы эмоции не влияли на про-
фессиональные соображения, и услышал свои слова:
— Хорошо, отложу кого-то из плановых пациентов. Мы сде-
лаем Крегу операцию.
Ее назначили на следующий день, 20 июня, на шесть часов ве-
чера.
Супруги были счастливы. Не думаю, что когда-нибудь видел
более счастливых людей. Уверенность, что операцию буду де-
лать я, принесла мир в их души.
— Все в Божьих руках, — сказал я.
— Мы верим, что вашими руками водит Бог, — ответил Крег.
Я решился на операцию, но должен был объяснить Крегу и
Сьюзен, что опухоль и киста могут оказаться в стволе мозга.
— Я не могу сказать наверняка, пока не залезу внутрь и не по-
смотрю, — объяснил я. — Если она в стволе мозга...
Я остановился, не желая говорить им, что тогда ничего не
смогу сделать.
— Все понятно, — отозвался Крег.
Сьюзен кивнула.
Они догадывались, что их ждет.
180

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
— Но я удалю ту часть опухоли, которая не в стволе мозга, —
добавил я.
- Все будет хорошо, — сказала Сьюзен. Она была в этом убе-
ждена.
Это звучало немножко странно — жена пациента подбадрива-
ет врача, не я поддерживаю других, а меня поддерживают.
Я согласился на операцию, еще не представляя, что буду де-
лать. Мне нужно было все обдумать и проконсультироваться
с другими нейрохирургами. Как поступить с такой необычной
опухолью, не знал никто.
«Залезу туда и тогда посмотрю», — решил я наконец. Сьюзен
и Крегу я ничего не обещал. Что я еще мог? Ни в каких допол-
нительных гарантиях они не нуждаются, они спокойнее, чем я.
И вот незадолго до операции я обнаружил, что палата Крега
наполнена молящимися людьми.
Это была трудная операция. Опухоль затронула множество
проходящих через нее кровеносных сосудов, и, чтобы ее уда-
лить, мне пришлось использовать микроскоп, без которого
нельзя было понять, где она начинается. Я осматривал ствол
мозга со всех сторон, но, кроме того, что он ненормально раз-
дут, не нашел ничего.
Я подумал: «Опухоль внутри ствола мозга» и начал исследо-
вать его при помощи игл. Этих отделов мозга лучше не касать-
ся, в них так много важных структур и нервных волокон, что
малейшее раздражение может вызвать значительные послед-
ствия. Я предположил, что в стволе мозга находится киста. Если
так, то, добравшись до нее и откачав жидкость, я уменьшу дав-
ление на мозг.
Я не нашел кисты, но вызвал ужасное кровотечение в тех ме-
стах, где колол иглой. Ничего другого я не добился. Через во-
семь часов после начала операции, в половине третьего ночи,
мы прекратили ее и отправили Крега в палату интенсивной те-
рапии. Ему крепко досталось, и мне казалось, что он уже совер-
шенно измотан.
181

БЕН КАРСОН
К моему изумлению, на следующее утро Крег выглядел так,
как будто операция еще не начиналась. Он, конечно, лежал в
постели, но при этом двигался, улыбался, даже шутил. Справив-
шись с шоком, я сказал ему и Сьюзен, что, по моему мнению,
опухоль — в центре варолиева моста, части ствола мозга.
— Придется открыть эту часть, — сказал я, — но я не стал на-
чинать ночью, потому что к восьмому часу операции сильно
устал. Я уже не был способен думать, а должен быть во всеору-
жии своих профессиональных способностей, когда делаю вы-
лазку на «ничейную полосу», мне совершенно не хотелось на-
чинать это в середине ночи.
— Попытайтесь еще раз, — ответил Крег.
— Ведь другого выбора у нас нет? - спросила Сьюзен.
— Пятьдесят на пятьдесят, что Крег умрет на операционном
столе, - предупредил я.
Нелегко говорить такие слова, но я должен был сказать им
все, даже самое плохое.
— Если он не умрет, он может остаться парализованным или с
другими тяжелейшими неврологическими нарушениями.
— Мы понимаем, — кивнула Сьюзен, — и хотим, чтобы ты
все-таки попытался. Мы молимся о чуде и верим, что Бог со-
творит его через тебя.
— А что мне терять? — добавил Крег. — И так, и так от смерти
не уйти.
Я назначил операцию через несколько дней. Я знал, что Крег
и Сьюзен истинные христиане, но теперь более, чем когда-ли-
бо, увидел, как это проявляется. Они уверенно говорили:
— Мы жаждем чуда и верим, что получим его. Мы молимся,
чтобы Бог дал нам чудо.
Санитар вкатил Крега в операционную, и приготовления на-
чались. Больной лежал на столе лицом вниз; чтобы он не мог
двигаться, голова была зажата специальной рамкой. Снова
врачи брили и обрабатывали его голову. Сестра покрыла ее
стерильной салфеткой с маленьким пластиковым окошком над
тем местом, где надо было оперировать.
182

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Операция началась.
Снова она оказалась тяжелой работой. Я постепенно продви-
гался в сторону ствола мозга.
— Проделаю в нем маленькую дырочку, — пробормотал я,
взял биполярный электро-коагуляционный инструмент и от-
крыл ствол мозга. Он тут же начал кровоточить. И кровоточил
каждый раз, как я его касался. Мой ассистент отсасывал кровь,
чтобы держать чистым операционное поле, пока я думал, как
теперь быть. Я молча горячо молился: «Боже, помоги мне по-
нять, что делать».
Я всегда молюсь перед операцией, пока мою руки и иду к опе-
рационному столу. На этот раз я молился в течение самой опе-
рации, пока думал, что делать. «Господи, это для Тебя. Сделай
что-нибудь. Я не представляю себе, как быть дальше».
Я замер, уставившись в никуда и обращаясь к Богу: «Крег не-
пременно умрет, если Ты не дашь мне знать, что делать». Через
несколько секунд я понял, интуитивно понял, как поступить.
— Дайте мне лазер, — сказал я ассистентам.
Я попросил лазер просто потому, что это казалось мне наи-
более логичным. Используя этот прибор, осторожно попытал-
ся сделать в стволе мозга маленькую дырочку. Лазер давал мне
возможность коагулировать те кровоточащие сосуды, которые
я затрагивал. Наконец я, минимально повредив кровеносные
сосуды, проделал крошечную дырочку и проник внутрь. Нащу-
пав что-то необычное, я попытался это извлечь. Возможно, то
была часть опухоли, но она застряла. Я слабо надавил; ничего
не произошло. Я снова задумался, боясь действовать более ре-
шительно. Это был ствол мозга, и я не мог открыть в нем боль-
шое отверстие.
Анестезиологи наблюдали за приборами, фиксирующими по-
тенциалы, показывающие электрическую активность мозга.
— Вызванные потенциалы исчезли, — сказал один из врачей.
Такая картина говорила об отсутствии мозговых волн — ак-
тивности с одной стороны мозга, что было знаком серьезного
поражения. Активность мозга, электрическая активность, про-
183

БЕН КАРСОН
ходящая через мозговой ствол, прекратилась, хотя другая сто-
рона мозга осталась неповрежденной.
— Мы все здесь. Мы собираемся бороться, — сказал я, не
позволяя самому себе задумываться о том, сколь велика опас-
ность. «Боже, я просто не могу сдаться. Пожалуйста, управляй
моими руками». Легко, умоляюще, нежно касался я крошечно-
го отверстия в стволе мозга. Наконец опухолевые части начали
появляться. Я слабо надавил, и внезапно все вышло наружу од-
ной гигантской каплей.
Ствол мозга немедленно вернулся к нормальному размеру. Я
был доволен, что извлек все это, но опасность для Крега еще
оставалась. Я знал это слишком хорошо, но пытался не думать
о том, что может быть дальше. Даже если Крег выживет (что
непохоже), для него может наступить «полная остановка». Он
останется в коматозном состоянии, и наверняка его парализует.
Но все-таки я продолжал, потому что знал, что поступаю пра-
вильно.
Операция длилась больше четырех часов. Когда мы закончи-
ли, я чувствовал себя ужасно. Но вслух сказал:
— Ну, мы постарались.
Это так и было, но слова не принесли мне облегчения.
* * *
Следующая часть рассказана Сьюзен, которая впоследствии
опубликовала всю историю Крега, включая и то, что происхо-
дило с ней самой во время операции, которую я описал выше.
СЬЮЗЕН УОРНИК:
Многие друзья и члены нашей семьи пришли побыть со мной
в тот вечер во время операции, и я была им благодарна. Когда со
мной никто не разговаривал, я читала Библию. Я хотела дове-
риться Богу и избавиться от всех сомнений. Но они оставались,
терзая меня. Я не понимала, что со мной и почему буквально
разваливаюсь на куски. Так я долго по-настоящему доверяла
184

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Богу и была совершенно уверена, что нас ожидает чудо. Долгие
годы, когда Крег терял мужество, я поддерживала его, убеждая,
что я с ним и мы вместе готовы встретить все, что угодно, по-
скольку Бог охраняет нашу жизнь. Я была так сильна и теперь
вдруг совсем пала духом.
В тот вечер меня ничто не могло вывести из депрессии. Я по-
мню, как сказала кому-то в комнате:
— Раньше я так никогда не говорила, да и не чувствовала это-
го, а сейчас как будто потерпела поражение. Может быть, Бог
хочет, чтобы я поняла — хорошего понемножку. Возможно,
нам с Крегом с этим больше не справиться. Может быть... может
быть лучше, если и так.
Естественно, все пытались меня утешить, но я могла только
ждать и волноваться.
Ночью в комнату ожидания, где я сидела со всей семьей, вы-
шел доктор Карсон. Он объяснял, где локализована опухоль,
говорил об опасности для мозга, сказав что-то вроде: «Как я
предполагал, так и случилось. В лучшем случае Крег проживет
несколько месяцев, а потом умрет...»
У доктора Карсона репутация хладнокровного человека, не
выказывающего эмоций во время разговоров с родными паци-
ентов. У него мягкий, добрый голос, такой тихий, что многим
требуется усилие, чтобы его расслышать. Кроме того, он всегда
очень спокоен. Я почувствовала, как ожесточилась, когда услы-
шала слова о смерти Крега. Чем больше доктор Карсон говорил
со мной, тем сильнее я расстраивалась. И хотя не плакала, нача-
ла дрожать всем телом и никак не могла взять себя в руки. «Крег
должен умереть...» — эта фраза снова и снова звенела у меня в
голове.
Доктор Карсон сказал, что если мы с Крегом решим пройти
через повторную операцию, он попытается удалить эту опу-
холь. Еще он сказал мне, что Крега наверняка парализует на
одну сторону тела, «и все равно остается вероятность, что он
умрет».
185

БЕН КАРСОН
Несколько минут я как будто не видела Бена Карсона и ничего
не слышала. Крег должен умереть — после этих слов я ничего
не могла воспринимать. Пытаясь меня утешить, доктор Карсон
стоял передо мной, а я знала, что слов, способных принести мне
мир, у него не найдется. Четырнадцать лет я читала все на све-
те о ФГЛ и выучила наизусть, что, если у Крега будет опухоль
в варолиевом мосту, он умрет. Мой Крег. Я его потеряю. Крег
должен умереть.
— Опухоль в центре варолиевого моста, — повторил доктор
Карсон.
В этот момент я подняла взгляд и увидела доктора Бенджами-
на Карсона, просто человека. Естественно, он устал, под глаза-
ми круги. Но и кое-что другое.
«Обычно он не такой. С ним что-то не то, — подумала я и
поняла: — Доктор Карсон потерял мужество. Потерпел пора-
жение».
Я сообразила, что в своем страхе и боли думала только о нас с
Крегом, совершено не беспокоилась о том, что может твориться
в душе доктора Карсона.
Передо мной стоял человек, умеющий скрывать свои чувства,
а сейчас у него это не получалось. Я подумала: «Онудаляет па-
циенту половину мозга. Делает операции, за которые не берется
больше никто». Теперь я читала на его лице печаль и отчаянье.
Я забыла и о Креге, и о себе и ощутила сочувствие к доктору.
Он ужасно устал и был так подавлен и печален.
Бен кончил говорить, повернулся и вышел в коридор. Следя
за ним взглядом, я сказала себе: «Мне так его жалко».
Я выбежала в коридор, догнала его и тронула за плечо:
— Не надо так грустить, Бен.
Потом вернулась в комнату. В этот день выписался какой-то
пациент, и сестры позволили мне переночевать в пустой палате.
Улегшись в постель, я уставилась в потолок. Я была сердита —
ужасно сердита.
Не могу припомнить, чтобы так когда-нибудь сердилась.
186

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
— Боже, — прошептала я в полутьме, — мы прошли через
столько испытаний, видели, как много хорошего из этого про-
истекает. Каковы бы ни были трудности, особенно в первые
годы нашей совместной жизни, сейчас хуже всего. Я сердита на
Тебя, Боже. Ты что, позволишь Крегу умереть и ничего не сде-
лаешь? Если Ты хочешь взять его, почему не сделал этого в 1981
году? Или когда у него была первая опухоль? Если Ты любя-
щий, почему обрекаешь такого человека, как Крег, на страшные
муки, за которыми все равно наступит смерть? В этом нет ника-
кого смысла. Ты собираешься сделать меня вдовой в 30 лет. У
нас с Крегом даже нет ребенка.
Я вспомнила, как овдовевшие женщины рассказывали, что
ребенок после смерти мужа давал им смысл жизни.
— У них-то есть дети! А у меня ничего нет!
Моя боль была так сильна, что хотелось умереть.
Через несколько минут я встала с постели и, взглянув в зерка-
ло, не узнала своего лица. На нем было такое ужасное выраже-
ние, будто я смотрела на незнакомку.
Еще более несчастная, чем раньше, я легла обратно в кровать.
Мне казалось, что вся моя жизнь — ошибка.
— Все без толку! Вот такая я. Все заботы, все усилия — и ниче-
го. Как я смогу жить без Крега? Как Ты можешь оставить меня
без него?
Я исходила злобой. Я ненавидела Бога за то, что Он заставил
меня посвятить Крегу всю жизнь, а теперь забирает его. Я кри-
чала, изливая свой гнев.
А потом, опустошенная, замолчала. И в тишине Бог что-то
сказал мне. Не голосом, не какими-то определенными слова-
ми. «Крег не твой, так что у тебя нет права его удерживать. Он
тебе не принадлежит, Сьюзен. Он — Мой».
Когда эта истина дошла до меня, я поняла свою глупость. Мы
с Крегом еще в школе отдали свои жизни Христу. Мы оба при-
надлежим Богу, и теперь я не имею права ничего требовать.
Всего несколько дней тому назад я слушала христианскую ра-
диопрограмму. Проповедник рассказывал, как Авраам привел
187

БЕН КАРСОН
Исаака на гору и добровольно решил принести его в жертву -
своего сына, любимого больше всего на свете19.
Я вспомнила об этом и сказала:
— Да, Господи, Крег — мой Исаак. И, как Авраам, я хочу при-
нести его в жертву Тебе.
Когда я снова легла на аккуратную больничную кровать, меня
медленно накрыла волна покоя, и я уснула.
* * *
БЕН КАРСОН:
Вечером после второй операции на стволе мозга я делал об-
ход и зашел повидать Крега. Я не мог поверить своим глазам —
он сидел в постели. Я несколько минут смотрел на него, затем
изумленно произнес:
— Пошевели правой рукой.
Он пошевелил.
— Теперь левой.
Снова совершенно нормальная реакция.
Я попросил его подвигать ногой и всеми другими частями
тела, которые смог назвать. Все было нормально. Объяснить,
как такое может быть, я не мог, но это было. У Крега оставались
трудности глотания, но все остальное оказалось в порядке.
— Похоже, Бог кое-что тут сделал, — сказал я.
— Похоже, Бог все тут сделал, - ответил он.
На следующее утро мы смогли удалить дыхательную трубку.
— Выпотрошили меня? — рассмеялся Крег.
Он отпускал шутки, прекрасно себя чувствовал.
— Ты получил свое чудо, Крег, — заметил я.
— Я знаю, — лицо его сияло.
19 См. Бытие. г
188

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Однажды вечером недель шесть спустя, когда я был дома с
семьей, зазвонил телефон. Как только Сьюзен узнала мой го-
лос, она, даже не представившись, закричала:
— Доктор Карсон! Вы не поверите, что случилось! Крег съел
целую тарелку спагетти с тефтелями! Он съел ее всю. Он все
проглотил! Это было уже полтора часа назад, и он прекрасно
себя чувствует.
Мы поговорили какое-то время, и мне было приятно знать,
что я участник таких важных событий в их жизни. Я подумал,
что всякие простые вещи, вроде способности глотать, мы счи-
таем само собой разумеющимися. Только люди вроде Крега и
Сьюзен понимают, как это чудесно20.
20 Что ждет Крега? Мы надеемся, что он вернется к своему предоперационному состоянию. Это
значит, что он будет работоспособен. Насколько я знаю, с точки зрения неврологии его состоя-
ние ухудшилось. У него отмечается тремор, есть еще проблемы с глотанием - разрушительные
последствия второй операции, от которой он должен был умереть. К несчастью, у Крега могут
возникнуть другие опухоли. Но, думаю, вероятность того, что опухоль снова окажется в стволе
мозга, мала. Сейчас он работает над магистерской диссертацией по пасторскому консультиро-
189

ГЛАВА 19.
РАЗДЕЛЕНИЕ БЛИЗНЕЦОВ
— Я хотела убить их и себя, — сказала Тереза Биндер.
В январе 1987 года двадцатилетняя женщина на восьмом ме-
сяце беременности узнала ужасную новость — у нее должны ро-
диться сиамские близнецы21.
- Боже мой, это не может быть правдой! - кричала она! -
Это не близнецы, а безобразный, больной урод!
Три дня она проплакала. Она так страдала, что не хотела быть
матерью и искала любую возможность, чтобы не дать малышам
родиться.
Первым делом Тереза подумала о большой дозе снотворного,
чтобы убить нерожденных близнецов и себя. «Я просто не могу
их вынашивать, и, похоже, для них и для меня это единственно
21 Сиамские близнецы встречаются один раз на каждые 70-100 тысяч рождений. Близнецы,
соединенные головами, — один на 2-2,5 миллиона рождений. Сиамские близнецы получи-
ли свое название по месту рождения (Сиам) близнецов Чанга и Энга (1811-1874), которых
Р.Т. Барнум возил напоказ по Америке и Европе.
Большинство соединенных черепами близнецов умирает при рождении или вскоре после него.
Насколько мне известно, было не более 50 попыток успешного разделения близнецов. Из них
меньше 10 операций завершилось выживанием двух полностью нормальных детей.
Кроме мастерства оперирующих хирургов, успех зависит главным образом от того, как много
у близнецов общих тканей и каких именно. Соединенные затылками близнецы (как Биндеры)
никогда раньше не разделялись так, чтобы выжили оба ребенка.
У других сиамских близнецов, соединенных бедрами или грудными клетками, больше шансов
на успех.
Даже тогда, когда близнецы рождаются, соединенные телами, попытка разделить их - крайне
тонкая операция с шансами на выживание примерно пятьдесят на пятьдесят. Если у близнецов
определенные биосистемы общие, то в случае их повреждения наступает смерть обоих.
190

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
правильное решение». Однако, пытаясь его осуществить, она не
смогла заставить себя проглотить таблетки. В попытке обрести
покой и избавиться от этого кошмара Тереза обдумывала са-
мые бредовые идеи. Она решила выпрыгнуть из окна высокого
здания. О чем бы несчастная женщина ни думала, все сводилось
к одному: «Я просто хочу умереть».
На четвертое утро Тереза внезапно осознала, что, убив себя —
в чем тоже нет ничего хорошего, она к тому же убьет двух су-
ществ, имеющих право на жизнь.
Поняв, что должна принять все случившееся, Тереза обрела
покой. Она смогла справиться с этой трагедией и ждать родов
так же, как ждут другие будущее родители.
Как радовались всего несколько месяцев назад будущему ре-
бенку Тереза и ее 36-летний муж Джозеф! В самом начале бе-
ременности врач сказал им, что у них будут близнецы. «Я была
полна радости, — вспоминала Тереза, — и благодарила Бога за
чудесный двойной дар».
Ожидая появления близнецов, эта пара из немецкого города
Ульма заранее купила одинаковые комплекты одежды, двой-
ную кроватку, двойную коляску.
Близнецы, Патрик и Бенджамин, родились при помощи кеса-
рева сечения 2 февраля 1987 года. Их общий вес был чуть боль-
ше четырех килограммов, и срослись они затылками.
Сразу же после родов мальчиков врачи забрали в детскую
больницу, и Тереза увидела их только три дня спустя. Когда она
наконец посмотрела на младенцев, Джозеф стоял рядом с ней,
готовый подхватить ее и, если это будет нужно, вывести из ком-
наты.
Она взглянула на сросшихся младенцев. «Чудовище» куда-то
пропало, Тереза увидела двух крошечных мальчиков — своих
сыновей, и сердце ее растаяло. Слезы потекли по лицу. Муж об-
нял Терезу, и они крепко прижали к себе детей.
— Вы наши, — сказала она мальчикам, - и я всегда буду лю-
бить вас.
191

БЕН КАРСОН
Ее материнская любовь не ослабевала, как ни сильны были
трудности, временами почти непереносимые. Преданность и
забота Терезы только возрастали.
Родителей научили ухаживать за детьми так, чтобы обоим
было хорошо. Их головы смотрели в разные стороны, поэтому
Тереза садилась рядом с кроваткой, держа по бутылке молока
в каждой руке. Хотя близнецы не имели общих жизненно важ-
ных органов, у них был общий участок кожи и мышечной тка-
ни, а также главной вены, ответственной за перенос крови от
мозга к сердцу.
Через пять недель после рождения Биндеры забрали сыновей
домой.
— Мы никогда не переставали их любить, — объяснил Джо-
зеф, — они наши дети.
Соединенные головами, мальчики не могли двигаться, как
другие, но, тем не менее, с самого начала малыши вели себя со-
всем по-разному. Часто один спал, когда другой плакал.
Биндеры жили надеждой на то, что их круглолицые светло-
волосые сыновья в один прекрасный день будут разделены. Ду-
мая о будущем Патрика и Бенджамина, они понимали, что, если
мальчики останутся соединенными, они никогда не смогут си-
деть, ползать, поворачиваться, ходить. Два прелестных ребенка
останутся прикованы к постели, обречены лежать спина к спине
всю свою жизнь. Невеселая перспектива.
— Я жила единственной мечтой, которая позволяла мне су-
ществовать, — рассказала при нашей первой встрече Тереза. —
Мечтой, что когда-нибудь мы найдем врача, который сможет
сотворить чудо.
День за днем Тереза ложилась спать с одной мыслью — об-
нять и подержать на руках каждого из сыновей по отдельности,
поиграть когда-нибудь с каждыми из них по очереди, положить
их в разные кроватки. Ночами, лежа без сна, с глазами, мокры-
ми от слез, мечтала она об этом чуде. Не было случая, чтобы
192

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
при разделении близнецов, соединенных затылочной частью
черепа, выжили оба22.
— Но я не теряла надежды. Не могла ее потерять. Это мои сы-
новья, и они в моей жизни — самое важное. Я знала, что буду
бороться за них, пока жива.
Немецкие педиатры обратились в детское хирургическое от-
деление больницы Джонса Хопкинса с просьбой придумать
такой план разделения близнецов, который дал бы им шанс на
нормальную раздельную жизнь.
Так я попал в эту историю.
Изучив всю имеющуюся информацию, я выразил предвари-
тельное согласие на операцию, понимая, что это будет самое
рискованное и требующее наибольших усилий дело в моей жиз-
ни. Но я знал, что это даст мальчикам шанс — единственный
шанс — жить нормально. Мое решение было только первым
шагом, потому что с такой процедурой не мог справиться один
врач. Доктор Марк Роджерс, глава детского отделения интен-
сивной терапии в больнице Джонса Хопкинса, координировал
все это огромное мероприятие. Мы собрали семерых детских
анестезиологов, пятерых нейрохирургов, двух кардиохирургов,
пятерых специалистов по пластическим операциям и, что также
важно, десятки медицинских сестер и ассистентов — всего семь-
десят человек. Пять месяцев заняла подготовка к этой уникаль-
ной операции — интенсивное изучение и тренировки.
Крег Дюфреш, Марк Роджерс, Дэвид Николе и я планирова-
ли лететь в Западную Германию в мае 1987 года. За четыре дня
до хирургического вмешательства Дюфреш должен был поме-
стить под кожу головы младенцев надувные силиконовые бал-
лоны. Это устройство стало бы постепенно растягивать кожу,
22 6 марта 1982 года Алекс Геллер и медицинская бригада из 21 сотрудника больницы Джонса
Хопкинса во время десятичасовой операции выполнили успешное разделение девочек-близ-
нецов, родившихся у Кэрол и Чарльза Сельваджио из Сальсбури, штат Массачусетс. Эмили и
Франческа были соединены от грудной клетки до верхней части живота, имели общую пупо-
вину, кожу, мышцы и реберные хрящи. У Геллера и его команды самые большие проблемы
возникли с кишечной непроходимостью маленьких пациенток.
193

БЕН К А Р СОН
так чтобы образовалось достаточно ткани, которая сможет за-
крыть после разделения огромную хирургическую рану.
Когда настанет время операции, я буду осуществлять разделе-
ние, затем Донлин Лонг будет работать с одним из мальчиков,
пока я займусь другим. Чтобы увеличить наши шансы на успех,
я собрал самую квалифицированную операционную команду.
Все были из больницы Джонса Хопкинса, включая Брюса Рейт-
ца, главу кардиохирургического отделения, Дэвида Николса,
детского анестезиолога, Донлина Лонга, заведующего кафедрой
нейрохирургии. Координатором и представителем всей группы
оставался Марк Роджерс.
Как я понял из рентгенографического обследования младен-
цев, от меня потребуются все мое нейрохирургическое мастер-
ство, поэтому надо было ехать в Германию, чтобы определить,
выполнима ли операция.
За две недели до поездки в наш дом забрались воры. Кроме
всякой электроники они украли сейф, который, видимо, не
смогли открыть. В маленьком сейфе, не многим больше короб-
ки из-под обуви, находились все важнейшие документы и бума-
ги нашей семьи, в том числе и паспорта.
Я знал — за две недели паспорт получить трудно, но не пред-
полагал, что это просто невозможно. Когда я позвонил в депар-
тамент штата, любезный, но решительный голос сказал:
— Простите, доктор Карсон, но никто не может решить такой
вопрос за столь короткий срок.
Тогда я спросил следователя, есть ли у меня шанс получить
назад бумаги, а особенно паспорт.
— Ни малейшего, — ответил он, — вы никогда их больше не
увидите, они все уничтожат.
Узнав это, я стал молиться: «Господи, дай мне каким-нибудь
образом паспорт, если хочешь, чтобы я сделал операцию в Гер-
мании». Я решил перестать думать об этом. С моей врачебной
нагрузкой мне было чем заняться, и я выбросил мысль о пас-
порте из головы.
Через два дня мне позвонил следователь.
194

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
— Не поверите, но у нас ваши бумаги. И паспорт.
С изумлением в голосе он рассказал мне, как некий детектив
рылся в мусоре. Найдя в большом пластиковом пакете бумаги
на мое имя, он стал искать дальше. Затем он нашел все другие
вещи, в частности, один особенно важный документ. Благодаря
этой находке была раскрыта огромная криминальная группи-
ровка в Балтиморе и Вашингтоне, и вместе с вещами, украден-
ными у других, обнаружили и все наши.
Наша команда пять месяцев планировала и прорабатывала
все возможные ситуации, с которыми мы могли столкнуться.
Часть приготовлений состояла в том, чтобы сделать новую про-
водку в целой секции большой операционной для аварийного
питания на случай неисправности электрической сети. В опе-
рационной поставили всего по два — две анестезиологические
установки, два аппарата «сердце — легкие». Столы стояли ря-
дом, но так, чтобы мы могли их раздвинуть, как только я разде-
лю мальчиков.
За пять месяцев все было организовано так, что мы чувствова-
ли себя, как если бы спланировали военную операцию. Проду-
мали, где в операционной будет стоять каждый член команды.
Десятистраничный подробный текст шаг за шагом указывал все
детали операции. Мы бесконечно обсуждали пять генеральных
репетиций, каждая из которых длилась по три часа. Репетиции
мы провели, используя скрепленных головами кукол величи-
ной с наших пациентов.
С самого начала обсуждений мы все старались помнить, что
если не будем верить в возможность разделить близнецов, не
нарушив неврологические функции каждого, то не стоит и на-
чинать.
Ни Донлин Лонг, ни я не знали наверняка, полностью ли не-
зависимы важнейшие мозговые отделы, зрительный центр.
К счастью, у мальчиков, как мы надеялись и ожидали, оказа-
лась общей только основная система оттока крови, так назы-
ваемый верхний саггитальный синус — жизненно важная вена.
195

БЕН КАРСОН
Операция на семимесячных близнецах началась 5 сентября
1987 года в 7.15 утра. Мы выбрали этот день, потому что сама
больница должна была быть менее загружена. (На выходные
дни не назначают несрочные операции).
Марк Роджерс посоветовал родителям оставаться во время
операции в гостинице, чтобы они могли немного отдохнуть.
Как я и ожидал, отдыхали они недолго, и один из них все время
сидел у телефона. Следующие 22 часа кто-то из врачей звонил
Биндерам и сообщал им о каждой стадии этого тяжкого испы-
тания.
После проведения анестезии кардиохирурги Рейтц и Камерон
ввели в главные вены и артерии близнецов катетеры толщиной
в волос, чтобы контролировать состояние мальчиков во время
операции. Головы детей были укреплены так, чтобы предохра-
нить их от провисания и чрезмерного давления на черепа после
разделения. Потом мы разрезали кожу головы и удалили кост-
ную ткань, которая соединяла детей, тщательно ее сохраняя,
чтобы использовать для реконструкции черепов.
Затем мы открыли твердую мозговую оболочку, покрываю-
щую мозг. Это было очень сложно, потому что в ней находи-
лось очень много извилистых, изогнутых частей; дело затруд-
няла также ненормально большая общая артерия, которую
тоже предстояло разделить.
Мы также полностью разделили все спайки между одним и
другим мозгом, прежде чем приступили к большому венозному
синусу. Потом изолировали верхнюю часть синуса и его ниж-
нюю часть прямо под синусным стоком, местом, где все синусы
сходились вместе. В норме он размером с небольшую монетку.
К несчастью, в данном случае он оказался намного больше.
Когда мы разрезали область, где кончался синусный сток,
то столкнулись с сильнейшим кровотечением. Мы справились
с ним, пришив мускульную заплатку, но это было тревожным
симптомом. А когда мы продвинулись дальше, я громко сказал:
— Синусный сток не может быть таким большим.
196

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Снова и снова мы встречали подобные сложности. Постепен-
но мы прошли все расстояние до основания черепа, где соеди-
нялись спинной мозг и мозговой ствол, и тут у нас опять воз-
никли те же самые проблемы.
Мы поняли, что синусный сток, вместо того чтобы быть раз-
мером с маленькую монетку, покрывает всю заднюю часть их
голов и сливается в гигантское венозное озеро с колоссальным
давлением.
Такая ситуация заставила нас преждевременно применить ги-
потермию — охлаждение тела. По плану мы предполагали сде-
лать это при разделении сосудистых структур, что должно было
занять от трех до пяти минут, а остальное время можно было
одновременно реконструировать сосуды у обоих детей.
Хирурги подключили каждого ребенка к аппарату искус-
ственного кровообращения «сердце — легкие» и прокачали че-
рез него кровь, чтобы охладить ее с 35° С до 20° С.
Мы медленно откачивали кровь из тел мальчиков. Такая глу-
бокая степень гипотермии настолько замедляет обменные про-
цессы, что это позволяет без последствий для мозга остановить
сердце и кровообращение по крайней мере на час. Нам надо
было остановить кровообращение на достаточно длительный
срок, чтобы успеть реконструировать разделенные вены. В те-
чение всего этого времени близнецы оставались в состоянии,
похожем на приостановленную реанимацию.
Через час потребность в питании, приносимом с кровью,
становится причиной необратимых тканевых изменений. Это
означало, что, как только мы понизим температуру тела маль-
чиков, надо работать как можно быстрее. (Интересно, что эта
методика может быть применена только к детям до 18 месяцев,
когда мозг еще развивается и обладает достаточной гибкостью,
чтобы справиться с таким шоком.)
В 11.30 вечера, через 20 минут после того, как мы понизили
температуру тела мальчиков, наступил критический момент.
Черепа открыли, и я разделил тонкую голубую главную вену
на затылках близнецов, которая выносила кровь из мозга. Это
197

БЕН КАРСОН
была последняя связь, оставшаяся между мальчиками. Тут
же мы раздвинули скрепленные столы, и Лонг занялся одним
мальчиком, а я другим. Первый раз за свою недолгую еще жизнь
Патрик и Бенджамин существовали отдельно один от другого.
Уже свободные, близнецы немедленно столкнулись со смер-
тельно опасным препятствием. Прежде чем восстановить
кровоток, Лонг и я, работая поодиночке, должны были сфор-
мировать новые саггитальные вены из кусков перикарда (око-
лосердечной сумки), извлеченных заранее.
Кто-то запустил большой таймер, висящий на стене. Для за-
вершения работы у нас оставался всего час, после чего надо
было восстанавливать кровообращение. Мы спешили как толь-
ко могли, и я попросил сестер:
- Пожалуйста, не говорите мне, сколько времени или как
мало его осталось.
Мы не хотели этого знать, нам не требовались дополнитель-
ные понукания вроде: «У вас осталось только 17 минут». Мы
все равно работали так быстро, как было возможно.
Я проинструктировал сестер:
— Когда время выйдет, просто включите насосы снова. Если у
детей начнется кровотечение, которое приведет к смерти, зна-
чит, они умрут, но мы будем знать, что сделали все возможное.
Конечно, я не бессердечный, просто хотел избежать необра-
тимых мозговых изменений. К счастью, мы с Лонгом привыкли
работать в чрезвычайных обстоятельствах и не позволяли себе
отвлекаться.
Было жутковато, особенно в начале операции, потому что
тела малышей были настолько холодны, как будто мы работали
на трупах. Казалось, что близнецы умерли. Иногда я начинал
сомневаться, смогут ли они ожить.
* * *
Пока мы проводили тренировочные операции, я выяснил, что
разделение синуса занимает от трех до пяти минут, а остальные
198

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
50-55 минут уходят на реконструкцию синусов перед тем, как
снова пустить кровоток.
— Нет-нет, — столкнувшись с препятствием, еле слышно про-
бормотал я.
Мне понадобится больше времени для реконструкции ги-
гантского синусного стока моего близнеца. Синусный сток был
сложнейшим местом для нейрохирургов, потому что кровь про-
текала через него под таким давлением, что дырка диаметром
с полсантиметра привела бы к тому, что ребенок истек кровью
меньше чем за минуту.
Охлаждение длилось уже 20 минут, и все это время мы разде-
ляли сосудистые ткани, таким образом, мы потратили на дан-
ном этапе в три раза больше времени, чем планировали.
Предусмотреть этого мы не могли. Давление в сосудистом
озере оказалось так сильно, что вымывало краситель во время
ангиографии.
20 минут ушло на разделение сосудов, теперь на окончание
работы осталось только 40 минут. К счастью, за нашими пле-
чами стояли кардиохирурги, которые, поняв, какой формы си-
нусы, едва я разделил их, вырезали из перикарда куски именно
тех размеров и форм, какие были нужны.
Хотя они оценивали на глаз, эти двое врачей были настоль-
ко искусны, что подаваемые Лонгу и мне куски перикарда под-
ходили абсолютно точно. Мы могли сразу пришивать их туда,
куда было нужно.
Примерно через 45 минут после начала я понял, что мы при-
ближаемся к роковой черте. Даже не глядя вокруг, я чувство-
вал, как нарастает напряжение, как будто все шептали друг дру-
гу: «А успеем ли мы вовремя?»
Лонг закончил первым. Я завершил работу за несколько се-
кунд до того, как кровь начала течь снова. Мы успели вовремя.
В операционной воцарилось молчание, и я осознал, что слы-
шу только ритмический стук машины «сердце — легкие».
— Дело сделано, — сказал кто-то позади меня.
199

БЕН КАРСОН
Я кивнул, глубоко вздохнул, внезапно осознав, что задержи-
вал дыхание в течение последних критических секунд. Напря-
жение сказывалось на всех, но мы ему не поддавались.
Однако, запустив снова сердца детей, наша команда тут же
столкнулась со вторым серьезным препятствием - обильным
кровотечением из всех крошечных кровяных сосудов мозга, пе-
ререзанных во время операции.
Все, что могло кровоточить, кровоточило. Мы провели три
часа, используя все, что знали о человеческом мозге, чтобы
удержать кровотечение под контролем. В какой-то момент нам
даже показалось, что мы с этим не справимся. Кровь литр за ли-
тром перекачивалась через их тела, и вскоре был использован
весь наш запас.
Мы ожидали кровотечения, потому что при использовании
аппарата «сердце — легкие» разжижали кровь антикоагулянта-
ми. Когда снова ввели сердца в действие, в крови было слишком
много антикоагулянтов, и мы столкнулись с обильным крово-
течением из прооперированной области.
Оба травмированных мозга начали ужасно распухать, чему
способствовала и закупорка некоторых кровоточащих сосудов,
но мы не хотели прерывать подачу крови.
В самый тяжелый момент выяснилось, что запас крови конча-
ется. Рождерс позвонил в банк крови больницы.
— Простите, но у нас мало крови в запасе, — ответил голос
на том конце провода. — Мы проверяли, в Балтиморе ее нигде
больше нет.
— Я дам свою, если будет нужно, — предложил кто-то, как
только Марк Роджерс сообщил новость.
Немедленно шесть-восемь человек в операционной вызва-
лись стать донорами, благородный жест, но, к счастью, этого
не потребовалось. Из банка крови больницы Джонса Хопкинса
позвонили в Американский красный крест, и оттуда прислали
десять единиц — как раз столько, сколько мы попросили.
К тому времени, как операция завершилась, на близнецов
было израсходовано 60 единиц крови — в несколько десятков
200

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
раз больше, чем их нормальный кровяной объем. Обширные
раны на голове были приблизительно 40 сантиметров в окруж-
ности.
Пока все это длилось, кто-нибудь из команды общался с ро-
дителями, которые покинули гостиницу и находились теперь в
комнате ожидания. Были у нас и специальные люди, которые
отвечали за то, чтобы во время нечастых перерывов у команды
было что поесть.
Мы планировали немедленно вставить близнецам творение
Дюфреша — титановую сетку, покрытую пастой из размолотых
костей общей части черепа близнецов. Впоследствии черепные
кости должны нарасти на эту сетку, и ее не надо будет удалять.
Сейчас, однако, у нас не было возможности закрыть их голо-
вы до тех пор, пока распухший мозг не вернется полностью в
череп. Мы вызвали у мальчиков барбитуратовую кому, чтобы
замедлить обменные процессы мозга. Затем я и Лонг отошли, и
к делу приступил Дюфреш со своей командой по пластическим
операциям Эти врачи изо всех сил старались соединить кожу
головы. В конце концов они почти справились с одной головой,
а на другой остались зазоры.
Теперь Дюфрешу предстояло выждать какое-то время, чтобы
поместить титановые пластинки23.
Столкнувшись с проблемой нехватки кожи на головы обоих
мальчиков, мы временно закрыли голову Бенджамина хирур-
гической сеткой. Дюфреш запланировал вторую операцию,
чтобы пришить косметически приемлемую кожу, если дети на-
чнут выздоравливать.
Если дети начнут выздоравливать.
23 Для того, чтобы полностью восстановить кожу головы, Бенджамин и Патрик совершили
22 путешествия в операционную. Несколько операций сделал я, а большинство Дюфреш, при-
шивавший, чтобы закрыть затылок Бенджамина, совсем причудливые лоскуты.
201

ГЛАВА 20.
ОКОНЧАНИЕ ИСТОРИИ БЛИЗНЕЦОВ
Если они выздоровеют. Этот вопрос подразумевался во время
всей операции. «О Боже, — снова и снова молча молился я, —
дай им выжить».
Если даже они останутся живы после операции, для того, что-
бы полностью оценить их состояние, потребуются недели. Мы
ждали в постоянном напряжении и старались увидеть первые
сигналы нормализации. Всех страшило, что обнаружатся моз-
говые нарушения.
Чтобы помочь их ужасно травмированному мозгу выздоро-
веть без каких-либо болезненных последствий, мы использова-
ли лекарство фенобарбитал, поместив младенцев в искусствен-
ную кому. Фенобарбитал значительно снижает метаболическую
активность мозга. Детей подключили к жизнеобеспечивающим
системам, которые регулировали кровообращение и дыхание.
Отеки мозга были ужасны, но не хуже, чем мы ожидали. Мы
косвенным образом фиксировали опухание постоянными из-
мерениями частоты сердечных сокращений, кровяного давле-
ния и регулярной компьютерной томографией, которая давала
трехмерную картину состояния мозга.
Операция закончилась в 5.15 утра следующего дня. Она заня-
ла 22 часа. Но битва еще не завершилась.
Когда наша команда вышла из операционной под звуки руко-
плесканий других сотрудников больницы, Роджерс направился
прямо к Терезе Биндер и с улыбкой спросил:
202

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
— Кого из детей вы хотели бы увидеть первым?
Она раскрыла рот для ответа, но тут у нее из глаз потекли слезы.
* * *
Когда мы начали разделять близнецов, информационная служ-
ба больницы Джонса Хопкинса сообщила журналистам о том,
что происходит. Ведь шла историческая операция. Хотя мы этого
не знали, комната ожидания и коридоры кишели журналистами.
Естественно, в операционную никто из них не проник. Строгая
больничная охрана остановила бы их, даже если бы они попыта-
лись. Несколько местных радиостанций передавали сообщения об
операции каждый час. Конечно, это привлекло к нашей работе вни-
мание бессчетного множества людей. Позже я узнал, что многие
следили за сообщениями в течение дня и молились за наш успех.
Мы вышли из операционной в полном изнеможении и меч-
тали об отдыхе. Я и думать не мог о том, чтобы сразу отвечать
на чьи-то вопросы или объяснять, что мы сделали. Роджерс
назначил пресс-конференцию на более позднее время, дав нам
возможность немного отдохнуть и помыться. В 16 часов, когда
я пришел в конференц-зал, до меня дошло значение операции.
Помещение было полно репортеров с камерами и микрофо-
нами. Может быть, это кажется странным, но, когда делаешь
дело — вне зависимости от того, какое это дело, трудно пред-
ставить себе его роль.
Спустя несколько часов после операции я мог думать только о
Патрике и Бенджамине. Внимание журналистов к этой истори-
ческой операции меньше всего занимало меня. Я и впрямь со-
мневался, что кто-то из нашей команды готов отвечать на сотни
вопросов, задаваемых репортерами. Мы, наверное, странно вы-
глядели — в мятой одежде, с утомленными лицами. Мы устали,
но были счастливы. Первый шаг оказался гигантским, и мы его
сделали. Но это был только первый шаг на длинной дороге.
— Успех данной операции не только в разделении близне-
цов, — сказал Марк Роджерс в начале конференции. — Успех в
том, что нормальными остались оба ребенка.
203

БЕН КАРСОН
Когда Роджерс отвечал на вопросы, я думал о том, как при-
ятно чувствовать себя частью такой великолепной команды. В
течение пяти месяцев мы были единым организмом, работав-
шим вместе над общей проблемой. Персонал педиатрического
отделения интенсивной терапии и консультанты детского цен-
тра виртуозно выполнили все, отработанное за предыдущие ме-
сяцы. Вместе с нами они усердно трудились и, чтобы сделать
операцию успешной, несчетное количество часов провели, ра-
ботая дополнительно.
Я выслушал, как Роджерс объяснил этапы операции, а потом
добавил:
— Меня потрясло, что мы как команда способны выполнить
задачу такой сложности. Мы можем работать даже лучше, чем
думали, когда трудились вместе.
Хотя на вопросы отвечали и некоторые другие врачи, боль-
шинство из них досталось Марку Роджерсу как главному коор-
динатору и мне. Когда репортеры спросили меня, какой шанс у
мальчиков выжить, я ответил:
— Пятьдесят на пятьдесят. Мы считаем, что процедура в це-
лом прошла хорошо. Рассуждая логически, все должно полу-
читься, но я знаю, что, когда делаешь что-то, чего не делали
раньше, могут возникнуть неожиданности.
Один из репортеров задал вопрос о зрении близнецов.
— Смогут ли они видеть? Оба?
— Сейчас я просто не знаю.
— Почему?
— Во-первых, — ответил я, — близнецы еще слишком малы и
не могут сами сказать об этом!
В зале заулыбались.
— Во-вторых, — продолжал я, — неврологически их состоя-
ние ухудшилось, и это препятствует возможности оценить их
зрительные способности. Мальчики еще не умеют смотреть
или следить глазами за предметами. (На следующий день ре-
шительно все заголовки протрубили: «БЛИЗНЕЦЫ ОСЛЕПЛИ
204

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
ПОСЛЕ ОПЕРАЦИИ». Мы никогда этого не говорили и даже не
делали такого предположения.)
— Но они выживут? — спросил репортер.
— Смогут ли они жить нормальной жизнью? — подхватил
другой.
— Все в Божьих руках, — ответил я.
Конечно, я верил в это, но кроме того просто не знал, что от-
ветить. Выйдя из полной народа комнаты, я понял, что сказал
именно то, что хотел.
Как бы пессимистически я ни был настроен относительно
вероятного исхода операции, я чувствовал возрастающую гор-
дость за то, что работал бок о бок с лучшими медиками. Завер-
шение операции не было окончанием нашей совместной рабо-
ты. Послеоперационный уход так же важен, как и операция.
Последующие недели подтвердили наше единство. Похоже, что
все, от палатных сестер до санитаров и нянечек, были вовлече-
ны в это историческое событие. Мы стали командой — чудес-
ной, великолепной командой.
Патрик и Бенджамин находились в коме десять дней. Это
означало, что полторы недели никто ничего не знал. Останутся
ли они в коматозном состоянии? Смогут ли жить нормально?
Или будут умственно отсталыми? Мы все ждали. Никто не знал,
что будет дальше, и поэтому все беспокоились и много моли-
лись.
Мы не сделали ничего необычного, введя их в кому. Бывали
случаи, когда помещали в кому и на более долгий срок. Напри-
мер, детей с тяжелыми травмами головы вводят в кому, пока
не спадет внутричерепное давление. Мы постоянно проверяли,
как протекают у близнецов жизненные процессы, ощупывали
лоскутки кожи, чтобы понять, не возрастает ли в них напряже-
ние. Сначала оно было очень сильным, потом кожа стала мяг-
че — хороший знак того, что отек уменьшается. Затем, когда
барбитуратовая концентрация понизилась, мы, заметив движе-
ние, поняли, что дети смогут двигаться.
205

БЕН КАРСОН
На этой стадии мы нуждались в любом знаке, дающем наде-
жду.
— Все в Божьих руках, — постоянно напоминал я себе. — Как
всегда.
И всю следующую неделю, когда я был не в клинике, я все
время ожидал, что кто-то позвонит и скажет:
— Доктор Карсон! У одного из близнецов остановка сердца.
Мы его сейчас оживляем.
Я не мог расслабиться даже дома, знал, что телефон должен
зазвонить, и я услышу ужасное, смертельное известие. Не то,
чтобы я не доверял Богу или нашей медицинской команде, про-
сто мы находились в таких водах, которых нет на карте, и как
врачи знали, что сложности бесконечны. Я все время ожидал
плохих вестей, но, к счастью, не дождался.
В середине следующей недели мы решили прекращать кому.
— Они двигаются, — сказал я через пару часов, узнав, как
дела. — Смотрите! Он дернул левой ногой! Глядите!
— Они двигаются! — сказал кто-то позади. — Оба ребенка пы-
таются шевелиться!
Мы были вне себя то радости, как молодые родители, кото-
рые изучают каждый вздох новорожденного. Всякое движение
от зевка до шевеления пальцем ноги становилось праздником
для всей больницы.
Затем настал момент, заставивший многих прослезиться.
В тот самый день, когда прекратилось действие фенобарбита-
ла, оба мальчика открыли глаза и начали оглядываться.
— Они видят! Они оба видят!
— Он смотрит на меня. Смотри, смотри, что происходит, ко-
гда я двигаю рукой.
Тому, кто не знал историю пятимесячной подготовки и рабо-
ты, волнений и забот, мы показались бы сумасшедшими. Но мы
веселились. На следующий день я спрашивал сам себя: «Это
правда? Это на самом деле произошло}» Я не был уверен, что
они проживут сутки, а им с каждым днем становилось лучше.
206

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
«Благодарю Тебя, Боже, благодарю Тебя, — снова и снова по-
вторял я. — Я вижу в этом Твою руку».
Мы столкнулись с разными послеоперационными осложне-
ниями, но не произошло ничего неожиданного. В палате интен-
сивной терапии все время находились детские анестезиологи.
Те, кто принимал участие в операции, и те, кто выхаживал ма-
лышей после нее, были одними и теми же людьми.
Затем встал вопрос об их неврологических возможностях.
Что они смогут делать? Научатся ли ползать? Ходить? Выпол-
нять обычные действия?
С каждой неделей Патрик и Бенджамин осваивали что-то
новое и взаимодействовали все более осмысленно. Патрик на-
учился играть с игрушками, поворачиваться с одного бока на
другой и хорошо стоять на ножках.
Однако однажды, за три недели до возвращения в Германию,
Патрик, к несчастью, задохнулся, подавившись едой, попавшей
в легкие. Няня обнаружила его в кровати почти бездыханного.
Она немедленно вызвала реанимационную бригаду, но никто
не знал, как долго мальчик не дышал. Он был весь синий, и по-
сле происшествия уже не вел себя так, как прежде. Мы и без об-
суждений понимали, что это означает мозговые нарушения, но
не знали, какой они интенсивности. К сожалению, мозг выдер-
живает без кислорода лишь несколько секунд.
К тому времени, как близнецы оставили больницу Джон-
са Хопкйнса, Патрик несмотря на задержку дыхания все-таки
продвинулся вперед в развитии. Бенджамин продолжал хоро-
шо расти и активно развиваться, хотя сначала его способности
были хуже. Скоро он уже делал то же самое, что и Патрик до
своего удушья, например, переворачивался с боку на бок.
К сожалению, из-за соглашения родителей с журналом
«Bunte», я не могу писать о развитии близнецов после того, как
они покинули больницу Джонса Хопкйнса. 2 февраля 1989 года
я узнал, что два разделенных и горячо любимых близнеца от-
праздновали свой день рождения.
207

ГЛАВА 21.
ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ
Голос Канди, близкий, настойчивый, пытался извлечь меня
из глубокого сна в два часа ночи.
— Бен! Бен! Проснись.
Но я лишь глубже зарылся в подушку. Закончился тяжелый
день. Я провел 26 мая 1985 года в нашей церкви. Там проводил-
ся кросс «Здоровый выбор». Мы пригласили людей пробежать
один, пять или десять километров. Вместе с другими врачами я
проводил краткое медицинское обследование и давал советы по
состоянию здоровья, пока специалисты рассказывали о здоро-
вом образе жизни и разных техниках бега.
Канди, находившаяся на последнем месяце беременности,
прошла один километр. Теперь она будила меня со словами:
— У меня схватки.
Только тут я понял, в чем дело.
— Одевайся, — скомандовал я, выскакивая из постели.
Мы жили в получасе езды от больницы Джонса Хопкинса.
Наш первый сын, родившийся в Австралии, появился на свет
после восьми часов схваток. Мы предполагали, что второй ре-
бенок появится быстрее.
— Схватки начались несколько минут назад, — объяснила
она, пытаясь слезть с кровати. Сделав несколько шагов, Канди
замерла.
— Бен, они становятся все чаще и чаще.
Ее голос звучал так обыденно, словно она говорила о погоде.
208

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Я не помню, что ответил. Я был довольно спокоен и механи-
чески одевался.
— Похоже, что ребеночек идет, — сказала Канди. — Уже.
— Ты уверена?
Я вскочил, обнял ее за плечи и помог добраться до кровати.
Показалась макушка. Потуги перемежались со спокойными
паузами. Я чувствовал себя отлично и не особенно волновался.
Канди вела себя так, будто рожала младенцев каждый день. Я
с благодарностью вспомнил весь свой акушерский опыт, пони-
мая, что во всех предыдущих случаях обстоятельства были куда
лучше.
Через несколько минут я подхватил младенца.
— Мальчик, — сказал я, — снова мальчик.
Канди попыталась улыбнуться, а схватки продолжались. Вы-
ходила плацента.
У нас гостила моя мать, я позвал ее:
— Мама, принеси полотенца! Позвони 911.
Тут я понял, что мой голос звучит, словно я командую:
— Четвертая степень. Срочно.
Когда вышла плацента, я сказал:
— Нужно чем-нибудь зажать пуповину. Где мне найти что-
нибудь подходящее?
Моей главной заботой было зажать пуповину, и я не мог при-
думать, чем это сделать.
Не отвечая мне, Канди сползла с кровати, довольно твердо
прошла в ванную комнату и вернулась с большой заколкой.
Я зажал ею пуповину. В это время приехала скорая. Она забра-
ла Канди и новорожденного, которого мы назвали Бенджамин
Карсон младший, в местную больницу.
Позже один из моих друзей пошутил:
— А ты получил дополнительную плату за срочность вызова?
— Я слишком занят, — сказал я в сотый раз. - Пора что-то
менять.
209

БЕН КАРСОН
Это было как эхо, отражающееся от стен, эхо того, что я по-
вторял раз за разом и раньше. Но теперь я знал, что наступят
перемены.
Как и все другие в больнице Джонса Хопкинса, я столкнулся
с серьезной дилеммой, связанной с активной нейрохирургиче-
ской занятостью. Работа в больнице требовала больших затрат
времени, чем если бы у меня была частная практика.
«А где найти время для семьи?» — спрашивал я себя.
К сожалению, нейрохирургия — одна из самых непредсказуе-
мых областей медицины. Мы никогда не знаем, какие возник-
нут проблемы, а большинство из них крайне сложны и требуют
много времени. Даже если я посвящал себя исключительно кли-
нической практике, все равно оставался крайне занят. А нужно
было еще продолжать лабораторные исследования, писать ста-
тьи, готовиться к лекциям, заниматься научными опытами и с
недавних пор еще общаться с молодежью, и для всего этого в
дне и неделе не хватало часов. Стало ясно, что если я чего-ни-
будь не придумаю, может пострадать любая сфера моей жизни.
Много дней я думал о своем расписании и обязанностях. Вы-
бирал, что непременно нужно делать, а чем можно пренебречь.
Мне нравились все мои занятия, но стало ясно — делать все не-
возможно. Во-первых, я решил, что главное для меня - семья.
Важнее всего — быть хорошим мужем и отцом. Выходные нуж-
но оставить для семьи.
Во-вторых, нельзя позволить страдать клинической работе.
Я решил сделать все, чтобы стать самым лучшим нейрохирур-
гом, отдавать все силы моим пациентом. В-третьих, я хотел слу-
жить хорошим примером для молодежи.
Я понимал, что это правильное решение, но осуществить его
было нелегко. Мне предстояло отказаться от многого, что мне
нравилось, даже от того, что полезно для моей карьеры. Напри-
мер, я с удовольствием делал доклады и делился своими знания-
ми, способствуя тем самым более интенсивным исследованиям.
Меня привлекали публичные выступления, я имел большие
возможности для участия в американских научных конгрессах.
210

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Естественно, отказ от этого замедлил продвижение по ученым
степеням. К счастью, многие из них я все равно получил, хотя
не так быстро, как мог.
Важно было также отдавать время своей церкви. Я стал пре-
свитером в Спенсервильской церкви адвентистов седьмого дня,
а также руководителем «Службы здоровья и трезвости», зна-
чит, теперь я должен был представлять специальные програм-
мы и координировать других медицинских работников нашей
церкви. Например, мы организовывали марафонский бег, и я
помогал в координации медицинских проверок. Наша церковь
уделяет большое внимание здоровью, и я способствовал рас-
пространению среди членов общины журналов, посвященных
здоровому образу жизни.
Я также преподавал в субботней школе для взрослых, в кото-
рой мы обсуждали доктрины христианства и их соотношение с
современной жизнью.
Первый шаг к изменению своей жизни я сделал в 1985 году.
Мы стали так загружены в больнице, что пришлось пригласить
еще одного детского нейрохирурга, и он снял с меня часть на-
грузки. Приглашение на работу второго специалиста — боль-
шой шаг, потому что с основания в прошлом веке больницы
Джонса Хопкинса детская нейрохирургия была вотчиной одно-
го врача. Даже сейчас лишь в нескольких учреждениях есть по
два таких доктора. В нашей больнице очень много пациентов, и
не похоже, что их число уменьшится, поэтому мы поговариваем
о третьем нейрохирурге и о стипендии по детской нейрохирур-
гии.
Однако новый хирург не решил полностью мои проблемы.
В начале 1988 года я признался самому себе, что невозможно
работать так много и столь интенсивно. Я все равно не мог за-
кончить работу, даже если оставался в больнице до полуночи.
Тогда я принял решение, которого с Божьей помощью мог при-
держиваться: уходить домой каждый вечер в 19, самое позднее
в 20 часов. Тогда я смогу наконец увидеть детей прежде, чем
они лягут спать.
211

БЕН КАРСОН
— Я не могу сделать всего, — сказал я Канди, которая пол-
ностью меня поддерживала. — Это невозможно. Всегда что-то
остается несделанным. Поэтому я с тем же успехом могу закон-
чить работу в семь, а не в одиннадцать.
Теперь я придерживаюсь этого расписания. Я завершаю рабо-
ту в больнице в 19.30 и через 12 часов снова возвращаюсь туда.
Это длинный день, но если работать по 11 или 12 часов врачу
еще удается, то оставаться на работе по 14—17 часов просто не-
возможно.
Что касается докладов и конференций, то, уезжая далеко, я
беру с собой семью. Когда дети пойдут в школу, ситуация изме-
нится, однако сейчас, если меня приглашают выступить, я спра-
шиваю, можно ли семье поехать со мной.
Мы предполагаем, что скоро с нами поселится моя мать. Она
возьмет на себя заботу о детях, пока мы с Канди будем в разъ-
ездах. Как бы я ни был занят, как бы много людей ни претен-
довали на мое время, я думаю, что нам с Канди полезно иногда
побыть вдвоем. Без ее поддержки моя жизнь не была бы такой
успешной, как сейчас.
* * *
Еще перед свадьбой я сказал Канди, что она нечасто будет
меня видеть.
— Я люблю тебя, но собираюсь стать доктором, а это значит,
что вечно буду занят. Врач — это загнанная лошадь; у него ни-
когда нет времени. Если это тебя устраивает, давай поженимся,
а если нет, не будем совершать ошибку.
— Я с этим справлюсь, — ответила она.
Не звучало ли это эгоистично? Не омрачала ли моя предан-
ность работе мои отношения с женщиной, которая собиралась
стать моей женой? Возможен ответ «да» на оба вопроса, но мне
приходилось быть реалистом.
Канди прекрасно справлялась с моей невероятной занято-
стью. Может быть, она так хорошо поддерживала меня, пото-
212

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
му что в ней самой были уверенность и спокойствие. Благодаря
жене я гораздо легче справлялся со всеми проблемами.
Пока я был интерном и ординатором, я редко был с ней, по-
тому что работал по 100-120 часов в неделю. Естественно, Кан-
ди редко меня видела. Я звонил ей, а если у нее было немного
времени, она приносила мне поесть, и мы проводили вместе не-
сколько минут.
В это время Канди решила вернуться к учебе. Она сказала:
- Я каждый вечер одна дома и прекрасно могу в это время
чем-нибудь заниматься.
У Канди много творческой энергии, и она умеет ее использо-
вать. В одной церкви она поет в хоре, в другой играет в оркестре.
Теперь у нас трое детей. Ройс родился 21 декабря 1986 года.
Я рос без отца и не хочу, чтобы без отца росли мои дети. Жиз-
ненно важно, чтобы они знали меня, а не просто рассматривали
мои фотографии в газетах и журналах или видели меня по те-
левизору. Моя жена, мои дети — вот самая важная часть моей
жизни.

ГЛАВА 22.
«ДУМАЛ ЧТОБ»
У нас с Канди есть мечта, еще не исполнившаяся пока: учре-
дить национальную стипендию для талантливых молодых лю-
дей, у которых нет денег. Она должна помочь им получить об-
разование, какое они хотят, в любом учреждении, в какое они
желают поступить. Большинство благотворительных фондов
слишком зависят от политики и от того, знаешь ли ты нужных
людей и стоят ли за тобой важные персоны.
Мы мечтаем о программе со стипендиями, которая будет
отыскивать чистые таланты в разных областях. Мы надеемся,
что это будут одаренные молодые люди, которые заслуживают
шанса на успех, но не могут его добиться из-за отсутствия денег.
Нам бы очень хотелось суметь что-то сделать для претворения
своей мечты в реальность.
За свою жизнь я видел множество людей всех рас, которые
благодаря своим талантам добиваются успеха. Это люди увле-
ченные и вместе с тем достаточно ответственные.
— Каков ключ к вашему успеху? — спросил меня подросток с
прической «под африканца».
Это не новый вопрос. Я слышал его множество раз и в конце
концов придумал что-то вроде акростиха.
- «Думал чтоб», — ответил я ему.
Теперь я хочу объяснить, что значит каждая буква.
214

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
Д-ДОБРОТА
Будьте добры к людям — ко всем людям. Если ты будешь добр
к ним, они будут тоже добры к тебе. Куда легче быть добрым,
чем злым. Стать дружелюбным и помогать другим на самом
деле легче, чем этого не делать.
У — УПОВАНИЕ
Не озирайся вокруг с унылым лицом, ожидая всяческих не-
приятностей. Лучше предвкушай что-нибудь хорошее.
М — МОМЕНТ ВРЕМЕНИ
Знай важность времени. Когда все делаешь вовремя, люди мо-
гут на тебя положиться. Ты доказываешь, что заслуживаешь до-
верия. Научись не терять времени, потому что время — деньги,
а также еще и силы. Умелое употребление времени — это тоже
талант. Некоторым людям Бог дает способность разумно рас-
поряжаться своим временем, остальным нужно этому научить-
ся, но это возможно!
А — АНАЛИЗ
Плохие ученики натаскивают себя к экзаменам, а через две
недели все забывают. У хороших учеников приобретенные зна-
ния становятся частью их самих. Они начинают лучше пони-
мать себя и окружающий мир и обретают способность быстро
усвоить любую новую информацию.
Л — ЛЮБОЗНАТЕЛЬНОСТЬ
Знания — ключ к независимой жизни, ключ ко всем мечтам,
надеждам и стремлениям. Если ты знаешь много, особенно если
в своей области ты знаешь больше всех, то станешь человеком,
который может сам планировать свою жизнь.
Ч — ЧЕСТНОСТЬ
Когда ты делаешь что-то бесчестное, тут же приходится де-
лать еще что-то подобное, чтобы скрыть свой поступок, и
215

БЕН КАРСОН
жизнь безнадежно усложняется. То же самое со словами. Если
ты правдив, не нужно помнить, что говорил раньше. Когда го-
воришь правду, жизнь становится удивительно легкой.
Ч — ТАКЖЕ ЧТЕНИЕ
Я подчеркиваю, что активная учеба с помощью чтения лучше,
чем пассивная вроде слушания лекций или просмотра телепере-
дач. Когда ты читаешь, твой мозг трудится, складывая буквы в
слова. А слова рождают мысли.
Т — ТАЛАНТ
Распознай и прими данный тебе Богом талант (а он есть у
каждого из нас). Развивай его и используй в выбранном деле.
Помни, что он поможет продвинуться вперед, если ты восполь-
зуешься теми возможностями, которые дает тебе Бог.
О — ОЗАРЕНИЕ
Слушай тех, кто находится там, куда ты направляешься, и
учись у них. Вместо того, чтобы повторять их ошибки, учись на
них. Читай хорошие книги, такие как Библия, потому что они
открывают нам новое.
Б —БОГ
Для Бога нет ничего невозможного. Никогда не вычеркивай
Бога из своей жизни.
Я обычно говорю молодым людям:
- Если вы запомните все это, если вы выучите «думал чтоб»,
ничто уже не помешает вам добиться успеха в избранном деле.
Я впервые задумался о молодых людях, особенно о тех, кто
находится в невыгодном положении, когда летом отбирал сту-
дентов для Йеля. Когда я увидел результаты школьных тестов,
я был неприятно поражен тем, что у некоторых из них только
1200 баллов. Это меня обеспокоило, потому что по собственно-
му опыту в Детройте я знал, что баллы не всегда отражают спо-
216

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
собности людей. Я встречал множество ярких юношей, которые
очень быстро схватывали все новое, и все же по ряду причин
результаты тестов у них оставались низкими.
- В обществе что-то неправильно. — часто говорил я Кан-
ди. - если система не дает этим людям продвинуться. Если им
помочь, как-то их направить, многие из тех, кто сейчас в невы-
годном положении, покажут выдающиеся результаты.
Я при каждой возможности подбадриваю молодых людей.
Когда я стал известным человеком, то решил, что постоянно
буду учить подростков тому, как ставить цель и достигать ее.
Теперь я получаю столько вопросов, что не могу ответить даже
на малую их часть. Однако я пытаюсь делать для молодежи
столько, сколько могу, лишь бы это не отвлекало меня от семьи
и моих обязанностей в больнице Джонса Хопкинса.
Я очень волнуюсь за американскую молодежь, и вот почему.
Меня огорчает то, что средства массовой информации преуве-
личивают роль спорта в школе. Слишком много ребят тратят
свое время и силы на баскетбольных площадках или на фут-
больном поле, пытаясь стать чемпионами. Они хотят иметь
миллион долларов в год, не понимая, как мало тех. кто может
получить такое жалование. Эти подростки попусту тратят свою
жизнь.
Если телевидение и газеты не говорят о спорте, они говорят о
музыке. Я часто слушаю группы (многие из них прекрасны), ко-
торые изливают весь жар своих юных сердец на этом столь кон-
курентном поприще, не понимая, что только одна музыкальная
группа из десяти тысяч станет великой. Чем тратить все время
и силы на спорт или музыку, лучше бы эти ребята — яркая, та-
лантливая молодежь — отдавали время книгам и самосовер-
шенствованию, гарантирующим в будущем хорошую работу.
Я обвиняю средства массовой информации в том, что они
внушают молодежи нелепые мечты. Я трачу много времени на
разговоры с первокурсниками, пытаясь помочь им понять от-
ветственность за общество, из которого они пришли.
217

БЕН КАРСОН
В школах, в разговорах с молодыми людьми я стараюсь по-
казать, что именно они могут делать и как могут сделать жизнь
лучше. Я призываю их стремиться превзойти взрослых в раз-
личных профессиях.
Успешным профессионалам я говорю:
— Берите молодежь в свое дело! Покажите им, как управлять
этой машиной, покажите, что у вас тоже хорошая жизнь. По-
могите им понять, как обрести такую жизнь. Объясните, что
кроме спорта и музыки существует множество других способов
проводить время со смыслом.
Большинство молодых людей ужасно наивны. Я слышу, как
один говорит другому: «Я хочу быть врачом», «адвокатом» или
«президентом компании». И при этом у них нет ни малейшего
представления, как достичь желаемого.
Я говорю с родителями, с учителями и всех призываю с пре-
дельным вниманием относиться к подросткам. Эти ребята дол-
жны понять, как изменить свою жизнь. Они нуждаются в по-
мощи. Иначе никогда не будет улучшения. Будет только хуже.
Вот пример подобной работы. В мае 1988 года «Детройтские
новости» поместили большую статью обо мне в воскресном
приложении. Прочитав ее, мне написал один человек. Он соци-
альный работник, и у него есть тринадцатилетний сын, который
также хочет стать социальным работником. Однако отец был
выселен, затем потерял работу. Они с сыном не знали, что будут
есть завтра, и весь их мир перевернулся вверх дном. Мужчина
был ужасно угнетен и оказался на грани самоубийства. Тут он
прочел статью в «Детройтских новостях» и вскоре написал мне:
«Ваша история перевернула мою жизнь и дала надежду. Ваш
пример вдохновил меня идти вперед и приложить все усилия,
чтобы вернуться в нормальную жизнь. Теперь у меня новая ра-
бота, и все начинает меняться к лучшему. Эта статья преобра-
зила мою жизнь».
Мне приходит множество писем от учащихся различных
школ. У них были трудности, но когда они прочли обо мне,
увидели меня по телевизору или услышали, как я говорю, то
218

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
удвоили свои усилия. Они сделали попытку узнать что-то новое
и теперь стремятся делать все как можно лучше.
Мать-одиночка пишет мне, что у нее двое детей, один из кото-
рых хочет быть пожарным, а другой врачом. Они прочли мою
историю, и она их вдохновила. Узнав о том, как моя мать по-
могла мне измениться, эта женщина вернулась к учебе. К тому
моменту, когда она мне написала, ее приняли в юридическую
школу. У детей изменились оценки, и теперь у них все в поряд-
ке. Такие письма всегда меня радуют.
В одной из балтиморских школ основан Клуб Бена Карсона.
Чтобы быть его членом, школьник должен смотреть только три
телепрограммы и читать по крайней мере по две книги в неде-
лю. Когда я посетил эту школу, члены клуба устроили конкурс.
Победителями стали те школьники, которые правильно отве-
тили на большинство вопросов обо мне и моей жизни. Я выслу-
шал, удивившись, как много они знают, и был смущен тем, что
моя жизнь так их трогает.
Мне все кажется нереальным, когда я попадаю туда, где люди
так рады меня видеть. Я не вполне в этом уверен, но думаю, что
для чернокожих людей в Америке я отчасти представляю собой
что-то, чего многие из них никогда в жизни не видели, - чело-
века, поднявшегося на вершину в области науки. Я стал изве-
стен благодаря своим научным и медицинским достижениям, а
не спортивным или эстрадным успехам.
Хотя и не часто, но мне напоминают, что я не единственное
такое исключение. У меня, например, есть друг по имени Фред
Вильсон, инженер из Детройта. Он чернокожий, и компания
«Форд» выбрала его одним из восьми своих ведущих инженеров.
Он необычайно яркая личность. Фред — выдающийся спе-
циалист, хотя только немногие знают о его достижениях. Когда
я появляюсь на публике, мне приятно думать, что я представ-
ляю свою жизнь и жизнь всех тех, кто свидетельствует, что при-
надлежность к расовому меньшинству не лишает тебя шансов
на успех.
219

БЕН КАРСОН
Я рассказывал множеству школьников, что Фред Вильсон и
другие чернокожие не пользуются вниманием газет и не име-
ют роскошных биографических очерков. Но когда работаешь,
делая все как можно лучше, в такой области, как моя, и в таком
месте, как больница Джонса Хопкинса, трудно остаться неза-
меченным. Что бы ни сделал необычного любой из нас, журна-
листы это раскопают. Я знаю множество людей в других, менее
заметных областях, которые делают важные вещи, но об этом
решительно никто не знает.
Одна из моих целей — убедить подростков, что они талант-
ливы и могут заниматься всем, чем хотят. Когда молодые люди
это понимают, то начинают стремиться к высоким достижени-
ям.
Другая цель — помочь подросткам найти себя и обнаружить
Богом данные таланты. У каждого из нас есть какие-то способ-
ности. Успех в жизни зависит от их использования.
Я хороший нейрохирург. Это не хвастовство, просто я знаю
врожденную способность, данную мне Богом. Начав исполь-
зовать свои одаренные руки, я тренировками развил и отточил
профессиональные навыки.
Мои жизненные принципы, сформулированные в «думал
чтоб», и использование талантов еще не означают, что на пути
не возникнет трудностей. Они будут — они всегда случаются.
Однако то, как мы на них смотрим, определяет то, как мы их
решаем. Если в начале пути мы сочтем, что препятствия — не-
преодолимые барьеры, то даже не попытаемся прыгнуть.
— Нам все равно не победить, — стонем мы. — Нам не дадут
победить.
Однако, если смотреть на препятствия как на барьер, через
который надо перескочить, их можно преодолеть. Достигают
успеха не те, у которых никогда не возникает проблем, а те, кого
ничто не может остановить, когда они идут вперед.
Какое бы направление ты ни выбрал, запомни, что каждый
взятый барьер укрепляет тебя и готовит к следующему, а ты
всегда на пути к успеху.
220

издательство
«ИСТОЧНИК ЖИЗНИ»
представляет
Не бойся рисковать
Бен Карсон
140x200 мм, 256 с, мягк. переплет
В этой книге - размышления человека, чья жизнь впечатляюще де-
монстрирует взаимосвязь между большим риском и большим успе-
хом. Эти размышления помогут избавиться от страха и сомнения,
чтобы вы могли мечтать о большем, стремиться к высшему, уверен-
но идти вперед.
Заинтересовала книга? Не откладывайте покупку!
Заказать и купить наши книги вы можете:
в местном книжном центре;
через интернет-магазин www.7knig.org;
по бесплатному телефону 8-800-100-54-12
(по всей территории России, включая мобильные).

Бен Карсон
Золотые руки
Ответственный редактор А. А. Евграфов
Редактор А. Мальцева
Перевод О. Бухиной
Технический редактор С. Н. Сибир
Дизайнер обложки Д. А. Лобода
Корректор Н. М. Лукьянова
Подписано в печать 12.12.2013.
Формат 60x84/16. Бумага офсетная. Гарнитура Octava 10,5 pt. Печать офсетная.
Усл. печ. л. 13,44. Уч.-изд. л. 8,87. Тираж 11 000. (3-й завод: 8 001 - 11 000 экз.).
Изд № К-291. Заказ № 4365.
Издательство «Источник жизни»
301000 Тульская обл., п. Заокский, ул. Восточная, 9
Тел. (48734) 2-01-01, 2-01-02
Тел. горячей линии: 8 800-100-54-12 (звонок бесплатный)
Факс (48734) 2-01-00
E-mail: solph@lifesource.ru
Книга-почтой: books@lifesource.ru
www.harmony.ru
Типография издательства «Источник жизни»
Benjamin Carson. Gifted Hands

ЗОЛОТЫЕ РУКИ
От безнадежного двоечника в школе до всемирно
известного врача, на счету которого десятки уникаль-
ных операций. От неудачника до человека, добивше-
гося мирового признания. От неуверенного в себе
подростка до доктора, в чьи руки многие родители
доверяют своих детей. Таков путь Бена Карсона,
автора этой книги. Как ему это удалось? Он не делает
из этого секрета, а делится своим рецептом успеха.
Десятки операций на головном мозге, разделение
детей, сросшихся черепами, спасение жизней - все
это будние дни доктора Карсона. Но блестящему
успеху предшествовал упорный труд. И автор на
страницах этой книги сам расскажет о своей жизни.
Бен Карсон - доктор медицинских наук, профессор,
заведующий отделением детской нейрохирургии в клинике
при Университете Джонса Хопкинса, автор многих книг,
ставших бестселлерами. Он давно стал образцом для
подражания у детворы из городских трущоб, и при этом
охотно делится своими идеями с президентами транснаци-
ональных корпораций. В 2008 году Бен Карсон был награж-
ден Президентской медалью свободы - высшей граждан-
ской наградой США.
Вместе с женой Канди и тремя сыновьями он живет
в пригороде Уэст-Френдшип, штат Мэриленд.
ISBN: Ч7ё-5-аЬвЧ7-7вЭ-Ь
IZONDERVAN