л

волны жизни
Мечты,
сатиры
и поэмы.

(1896-1909).
Предлагаемый вниманію читателя „Мечты,
Сатиры и Поэмы" до появленія ихъ отдѣль••
нымъ сборникомъ, были впервые напеча-
таны въ разныхъ столичныхъ и провин-
ціальныхъ изданіяхъ.
С. У.
Собрата мъ по перу.
Только и слышны упреки да жалобы,
Ропотъ на жизнь съ надоѣдливой пѣсней тоски
Назадъ обратиться тебѣ не мѣшало-бы,
Муза,—не плакались такъ старики...
Жолчью ихъ пѣсня не вѣяла;
Вѣрой, любовію дышетъ она;
Надежду отрадную въ сердцѣ лелѣяла.
Звуками радости била струна...
Горе-ль, бывало, невзгоду-ль тяжелую —
Въ пѣснѣ прольетъ старина;
Шутку-ли скажетъ, забаву-ль веселую,
Видишь, какъ въ зеркало,—правда одна...
Жизнь одинакова, жизнь не измѣнчива,
Той же дорогою къ вѣчности мчитъ.
Что-же ты, муза, такъ стала застѣнчива?
Что-же твой голосъ фальшивить, дрожитъ?
Или ты въ мудрости ложной запуталась?
Ужъ не страшатъ ли расчеты тебя?
Напрасно ты въ саванъ, родная, окуталась
Напрасно, родная, хоронишь себя...
Можетъ-ли быть въ мірѣ,
Радости столь цѣнной,
Какъ игра на лирѣ
Пѣсни вдохновенной?...
Съ ней надежды роемъ
Въ душу налетаютъ
И святымъ покоемъ
Мысли окрыляютъ...
Съ нею онѣ мчатся
Поднебесной птицей;
И въ душѣ ютятся
Грезы вереницей...
Съ ней не страшно море,
Не грозны и тучи;

И глядишь на горе,
Какъ на рѣчку сь кручи...
Сомнѣнья, тревоги
Въ грусти непробудной,
Прочь бѣгутъ съ дороги
Передъ пѣсней чудной.
Съ глазъ летитъ повязка,
Подъ мотивъ прекрасный
И святая сказка
Становится ясной...
Пѣснѣ той внимая,
Видишь пристань царства;
Гдѣ любовь святая,
Гдѣ нѣтъ лжи--коварства...
Сбрось-же ты саванъ могильный! Порфирою
Прихотливой, ласкающей взоры окройся!
Предъ забитостью ложно-фальшивою
Пѣть открыто любовь и надежду не бойся! ..
©=©
И.
Вееенніе гости.
Изъ какихъ дальнихъ сторонокъ,
Изъ какихъ лѣсовъ—полей,
Прилетѣлъ къ намъ жаворонокъ
Тѣшить пѣсенкой своей?
Улеталъ отъ насъ-далеко-ль
И въ какой чужой конецъ—
Бѣлый лебедь, сѣрый соколъ,
Птичка пѣвчая—скворецъ?..
Гдѣ соловушекъ скрывался,
Гдѣ родимый пропадалъ,
Гдѣ ты пѣсней заливался
И чье сердце утѣшалъ?..
Гдѣ вы птички зиму пѣли,
Гдѣ вы гнѣздышки вили?
И откуда прилетѣли,
Изъ какой дальней земли?
, Мы тамъ были и тамъ пѣли",
Отвѣчаютъ птички мнѣ;
„Гдѣ нѣтъ вьюги и мятели—
Въ теплой дальней сторонѣ!
Гдѣ цвѣтутъ роскошно розы,
Солнце грѣетъ круглый годъ,
Гдѣ не вѣдомы морозы,
Ледъ гдѣ воды не куетъ.
Мы оттуда-бъ не летѣли,
Зѣчно-бъ пѣли въ томъ краю,
Но намъ дорогъ край мятели,
Помнимъ родину свою...
Здѣсь, гдѣ вьюги и морозы,
Гдѣ зимой царитъ мятель,
Гдѣ сосна, ольха, березы
Были наша колыбель!.
Мы сюда, съ приходомъ лѣта,
Всѣ летимъ изъ тѣхъ краевъ
И съ разсвѣта до разсвѣта
Пѣснь поемъ Творцу міровъ.
III.
Весна.
Съ первымъ солнечнымъ лучемъ,
Съ первой струйкой свѣта
Звонкимъ, звонкимъ голоскомъ
Пѣсенка запѣта.

Въ высь лазурную съ полей
Жаворонки взвились;
Дроздъ, щеголь и соловей
Пѣснею залились.
Пѣсня жизни и свободы
Всюду, зазвенѣла,
И весна, краса природы,
Къ намъ съ небесъ слетѣла..
Какъ ковромъ цвѣты покрыли
Поле и лужайки,
И надъ рѣчкой закружили
Съ громкимъ крикомъ чайки.
Торжествуя, прокатились
Звуки громовые,
И какъ яхонты полились
Капли дождевыя.
IV.
Зимній этюдъ.
Долго длилась осень. Наконецъ и мы
Дождались то гостьи, матушки зимы...
Вотъ она, родная, жданная давно,
Въ бѣлоснѣжной ризѣ смотрится въ окно.
Смѣнилэсь погода. Миновала слякоть,
Небо перестало хмуриться и плакать.
Завернулъ морозець, сѣверомъ пахнуло,
Изъ свинцовыхъ тучекъ луна проглянула.
Заблестѣпи звѣзды. Мракъ ночной изчезъ
Предъ ночнымъ свѣтиломъ въ сумракѣ небесъ...
Рои бѣлыхъ мушекъ въ воздухѣ крутятся,
И попервопутку саночки катятся.
Раздумье.
Мертво подъ снѣгомъ спитъ
Мой садикъ небольшой.
Какой тоскливый видь
Являетъ онъ собой!
А сколько грустныхъ думъ
Съ непрошенной тоской
Наводить онъ на умъ
Картиной не живой!
Давно-ли жизнью онъ
Цвѣтущею дышалъ?
Открытый павильонъ
Въ хмѣлю густомъ стоялъ;
Манилъ прохладой въ тѣнь
Къ себѣ кудрявый кленъ;
Духи несла сирень,
И все цвѣло кругомъ...
Теперь печать лежитъ
Безжизненности темной,
И мысль мою мутитъ
Вопросъ одинъ нескромный:
Чередъ придетъ-ли мнѣ,
Какъ клену и сирени,
Въ загробной сторонѣ
Ожить въ лицѣ хоть тѣни?

Самоваръ.
Ужъ помятъ ты и старъ,
Какъ и я, самоваръ;
Весь то вѣкъ мы съ тобой
По отчизнѣ родной,
Другъ, скитаемся...
И ужъ скоро, какъ разъ,
Проколотитъ и часъ...
Оба мы распаяемся...
И погрѣли, другъ мой,
Намъ обоимъ бока,
Какъ мы цѣлы съ тобой!
Знать, полуда крѣпка....
До красна, до бѣла
Раскалялся, кипѣлъ,
Не сходя со стола,
Ты по суткамъ шумѣлъ...
Отъ однихъ деньщиковъ,
Образцовыхъ прислугъ,
Сколько ты тумаковъ
Перенесъ, вѣрный другъ!..
Сколько тряпокъ, сукна,
Кирпича и песку
Поренесъ, старина,
На своемъ ты боку!...
Даия, про себя
Надо правду сказать:
Не отсталъ отъ тебя,
Привелось испытать
На своемъ мнѣ вѣку...
Перетертъ въ порошокъ,
Перемолоть въ муку,
Твой хозяинъ, дружокъ;
Не лучиной съ углемъ
Раскаляли меня,
А кручиной и зломъ
Жгли больнѣе огня...
Не тычкомъ и пинкомъ,
А неправдой лихой,
Не сукномъ и пескомъ,
А нуждой и бѣдой,
Безъ поры до сѣдинъ,
До горба съ слѣпотой
Твой добитъ господинъ
Лиходѣйкой судьбой...
Ты кипишь и хрипишь,
Въ переливку глядишь;
Я измученъ—усталъ
И роптать пересталъ...
На разстанье съ тобой
Безъ родныхъ, безъ друзей,
Кипяченой водой
Запью грусть поскорѣй...
И простимся, старикъ!...
Я въ могилу сойду,
А тебя гробовщикъ
Переправитъ къ жиду,
Въ переливку снесетъ.
И за гробъ для меня,
Какъ пришлось, оцѣня,
Тобой плату возьметъ...
VII.
Сиротка.
Все преклонилося солнышку красному:
Льдины кристальныя, снѣги сыпучіе;
Только не сдалися вешнему—ясному
Слезы сиротскія, слезы горючія...

Каждому прутику, слабой былиночкѣ
Ясное сняло страданій печать;
Только одной-то, одной сиротиночкѣ
Радости въ горѣ своемъ не видать...
Птичка запѣла,—весной наслаждается...
Стоить прислушаться—пиръ круговой;
Только сиротка слезой заливается,
Только одной-то ей грустно, одной...
VIII.
Эхъ, кабы!...
Ужъ какъ былъ бы я радъ
Видѣть нищихъ ребятъ
разодѣтыми!
Я-бъ въ душѣ ликовалъ,
Если-бъ ихъ увидалъ
да пригрѣтыми...
Ужъ какъ былъ бы я радъ
Не видать нигдѣ хатъ
Повалившихся!
Я-бы счастливь какъ былъ,
Если-бъ не было силъ
Подломившихся...
Ужъ какъ былъ бы я радъ,
Если-бъ въ дружбѣ жилъ братъ,
Да не ссорился.
Я-бы веселъ ходилъ,
Если-бъ слабый сверхъ силъ
Не задорился...
Ужъ какъ былъ-бы я радъ,
Если-бъ зло да назадъ
Обратилося!
Я-бы пѣлъ, ликовалъ,
И ужъ бѣдъ-бы, я зналъ,
Не творилося...
Ужъ какъ былъ-бы я радъ,
Если-бъ росъ виноградъ
Въ огородинѣ.
Я воскресъ-бы душой,
Если-бъ миръ и покой
Былъ на родинѣ...
А въ концѣ то концовъ,
Клятву взять-бы съ отцовъ
Кинуть пьянство и лѣнь...
И тогда-бы я зналъ,
Что желанный насталъ
Для святой Руси день...
IX.
Отдыхъ.
Тамъ въ дали, незримой взору,
Въ безпредѣльныхъ высотахъ,
Я ищу въ ночную пору
Часто отдыха въ трудахъ.
Только гнетъ житейской бури
Поуляжется въ груди
Тамъ, въ невѣдомой лазури,
Тамъ, далеко впереди,
Духомъ немощнымъ парю я,
И, какъ будто на яву,
О потерянномъ горюя,
Свѣтлымъ будущимъ живу...

Воспоминаніе о юности.
По бывалому рукою
Я-бъ разгладилъ пряди,
Да головушка луною
Спереди и сзади.
Шевельнулъ бы я усами
Подмигнулъ бы глазомъ,
Да любуйтеся вы сами:
Сталъ дикообразомъ.
Выпрямивши грудь, я
Топнулъ-бы ногою,
Да ужъ гнутся въ прутья
Ноги подо мною.
Я-бъ отбросилъ думы
О смѣшномъ халатѣ,
Да сидятъ костюмы
Словно на ухватѣ.
Фракъ-бы сшилъ богатый,
Модный и во вкусѣ,
Да сидитъ проклятый
Какъ хомутъ на гѵсѣ.
И романсъ завѣтный
Я пропѣлъ-бы звонко,
Да сталъ пѣть, замѣтно,
Голосомъ козленка.
Я-бъ не прочь влюбиться,
Да глядишь къ несчастью
Перестало биться
Сердце прежней страстью...
Грезятся порою
Молодость и вспышка
А ужъ за спиною
Гробовая крышка.
Не текутъ, знать, воды
Изъ болотъ да въ гору,
Не вернутся годы
На юную пору...
Не пѣть пѣсни пташкѣ
Средь зимы во вьюгу;
Не жать старикашкѣ
Руки милу другу.
Все своей порою
И цвѣтетъ, и вянетъ.
Рѣдко коль зимою
Солнышко проглянетъ.
XI.
А.И.У
й
Брилліантами я не торгую,
Не рисую изящныхъ картинъ,
Такъ какимъ же подаркомъ тебя презентую
Въ день твоихъ дорогихъ именинъ?
Кошелекъ мой, порвавшійся, тощій
Вѣкъ не видитъ въ себѣ серебра,
Не поэтому-ль ты съ моей тещей
Губки дуешь сердито съ утра? .
Что же дѣлать, голубка моя, извини,
Такова видно доля поэта!..
Съ поэтической точки взгляни!..
Не подарокъ тебѣ развѣ это?..

Къ портрету отца.
Тебя не стало... Ты зарыть...
За годомъ годъ бѣгутъ года,
Но ты не можешь быть забыть
Любимымь сыномъ никогда.
И въ дружб.ѣ съ музою на свѣтѣ
Пока я жить не пересталъ;
Въ твоемъ, отецъ, живомъ портретѣ
Любви ищу оригиналъ!..
XIII.
Романсъ.
Въ отвѣтъ на „люблю".
Голосъ ли ангела, съ неба спорхнувшаго,
Лепетъ ли сладостной, доброй души
Мнѣ обѣщаетъ мигъ счастья минувшаго,
Счастья забытаго въ грустной тиши.
Если „люблю" тобой искренно сказано,
Если ты отклика ищешь во мнѣ,
То, вѣдь, свобода моя не привязана!
Воля моя на удаломъ конѣ...
Только боюсь одного, моя милая,
Какъ бы тебя, полюбивъ, не сгубить!
Знай, я натура—не хрупкая, хилая;
Мнѣ какъ любить, такъ любить!..
Я полюблю безъ ума до забвенія,
Демонски страстно тебя полюблю;
Станетъ ли силъ у тебя и терпѣнія?
Я, какъ змѣя, полюбя, отравлю!..
Рай и блаженство и полное счастіе,
Все въ одну чашу до края солью;
Въ мірѣ неслыханной, чудною страстію
Сердце твое, какъ росой, окроплю...
Вырву его изъ тебя, налюбуюся,
Вырву свое и тебѣ передамъ!
Не насмотрюся я, не налюбуюся—
Душу повергну безъ звука къ стопамъ.
Милая, милая!.,
сладостно чудная!.
Ты ли мнѣ шепчешь „люблю"?
Прочь же съ дороги ты жизнь многотрудная
Я теперь счастіе жадно ловлю...
Я ухвачусь за него всею силою
Крѣпко, что насъ не рознять
И стану съ тобою, голубкою милою
Громко любовь распѣвать...
Съ нею же муза моя вдохновенная
Шибче, звончѣй зазвенитъ.
И сила святая, благословенная
Сердце твое за „люблю" осѣнитъ!..
Будь же ты вѣрная слову слетѣвшему,
Кинься въ объятья мои!
Чувству священному, душу согрѣвшему
Дружно повергнемъ мы силы свои!..

Ты не найдешь во мнѣ той свѣтской красоты.
Которая у каждой дѣвы молодой
Способна пробудить любовныя мечты
И надломить миръ сердца и покои...
Во мнѣ нѣтъ тѣхъ заманчивыхъ манеръ,
Нѣтъ той развязности, нахальства нѣтъ,
Я не паркетный модный кавалеръ,
Я не гусаръ, не франтъ, а я поэтъ.
И если ты, которой все наскучить,
Увидишь пустоту въ мишурной красотѣ,
Иди къ поэту, онъ тебя научить
Искать покоя тихаго въ наивной простотѣ;
Въ любви, коварству свѣта недоступной,
Неопозоренной измѣной и обманомъ
Въ любви святой—металломъ неподкупной,
Не затканной узорчатымъ туманомъ...
Когда удушливо подступятъ къ сердцу слезы
И вырвутся изъ груди КЪ прошлому проклятья,
я воскрешу въ тебѣ надежду сладкую и грезы,
Я возвращу тебѣ и поцѣлуй святой, и нѣжныя объятья!..
Пѣеня жизни
Я ли горя не видалъ,
Я-ль его не мыкалъ;
Но разсудка не терялъ,
Бабою не хныкалъ...
Горю я смотрѣлъ въ глаза
Смѣло, не со страхомъ,
И о грудь мою гроза
Разбивалась прахомъ.
На одномъ не повезло
Взялся за другое;
Мимо рукъ моихъ не шло
Дѣло никакое.
Роскоши, веселія
Вкругъ себя не вѣдалъ;
Но зато доселѣ я
Каждый день обѣдалъ.
Къ горю я сейчасъ лицомъ,
У нужды въ посылкѣ;
Но хожу я молодцомъ—
Шапка на затылкѣ.
Будь въ моей чредѣ другой,—
Разума-бъ лишился
И согнулся бы дугой,
Иль въ колечко свился.
Мнѣ-ль негоре—трынъ-трава...
Отходи съ дороги!
Лишь была бы голова,
Да не сдали ноги.

Богу я не дамъ отвѣтъ,
Что-бъ на жизнь сердился;
Все-же лучше быть, чѣмъ нѣтъ;
Въ томъ я убѣдился...
Прожилъ я полсотни лѣтъ
И полвѣка бился,
А какъ-будто бы на свѣтъ
Только появился.
Мнѣ природа все нова,
Радъ ей любоваться;
Такъ къ чему-же голова,
Горю поддаваться?..
Я зимою жду весну,
А весною—лѣта;
День пробьюся, ночь усну,—
Радъ лучамъ разсвѣта...
Выше жизни дара нѣтъ,
Хоть изъ терній свитой,—
Это высказалъ поэтъ,—
Пушкинъ знаменитый...
Такъ махну на все рукой,
Выпить, что-ли съ горя,
Унесется въ край другой
Лихо вѣтромъ съ моря.
XVI.
Танцоръ.
Вотъ съ него вамъ портретъ:
Онъ изящно одѣтъ,
Подрумяненъ, завитъ
Надушенъ и подбрить,
Съ головы и до пятъ
Яко хлыщъ, яко фатъ!..
Въ немъ во всемъ своего
Нѣтъ кругомъ ничего,
Чѣмъ ласкаетъ вашъ глазъ,
Далъ ему все танцъ-классъ...
Съ головы и до ногъ,—
Вѣтерокъ, вѣтерокъ!..
Даже взглядъ, разговоръ
Все, какъ есть на подборъ
Твердо такъ изучилъ,
Гдѣ онъ ножки развилъ.
Съ темя онъ до ступней.—
Скрыть нельзя, дуралей!

хѵи.
Новый камаринскій.
(изъ монополіи).
Февраля двадцать девятаго
Ровно въ сорокъ минутъ пятаго
Двери лавки отворилися,
На порогѣ появилися
Двѣ почтеннѣйшія физіи
Для учета и ревизіи...
Гей ты, винная сидѣлица!
Предъ тобою не бездѣлица,
Не простые покупатели,
А акциза наблюдатели,
Собиралися придти давно
Свѣрить въ градусахъ твое вино...
Выбрать выручку недѣльную
За ту влагу—зелохмѣльную,
За напитокъ одуряющій,
Въ нищету многихъ ввергающій,
Что въ міру зовется водкою,
И желудки портитъ съ глоткою.
„Шевелись скорѣй, капризная!"
Говоритъ ей власть акцизная:
„Отводи мѣста почетный,
Подавай книги расчетный,
На столъ выручку выкладывай.
Какъ дѣла идутъ докладывай!.."
Закружилася сидѣлица,
Точно зимняя мятелица,
За прилавкомъ заметалася.
Смотритъ... юбка оборвалася,
A налгрѣхъ-то въ винной лавочкѣ
Не найти нигдѣ булавочки...
И не знаетъ куда кинуться,
Не даетъ ей съ мѣста двинуться
Ея юбка злополучная,—
Принадлежность неразлучная
Каждой барышни и дамочки...
А акцизные все въ лавочкѣ.
Ждутъ когда Она подвинется
И за книгами поднимется,
Что на верхней лежатъ полочкѣ;
А у ней въ умѣ иголочки,
Гдѣ-бъ найти для сей оказіи,
Чтобы спрятать безобразіе.
Тутъ чиновничество ^взъѣлося,
Протоколъ писать усѣлося,
Что сидѣлица растратилась,
Отъ ревизіи попятилась,
Книгъ и денегъ не представила,
И глаза на нихъ уставила...
Февраля двадцать девятаго
Изъ-эа шва въ юбкѣ проклятаго
Непріятность вышла скверная:
Поведеніемъ примѣрная
Продавщица винной лавочки
Очутилася въ отставочкѣ...

Парадный подъѣвдъ.
Къ памяти H. А. П
.
.
.
.а.
Вотъ парадный подъѣздъ и завѣтная дверь!
Сердце замерло... Страхъ и тоска
Въ дрожь повергли всего бѣдняка,
Что къ начальству приходить теперь...
И бѣжать-бы хотѣлъ безъ оглядки;
Точно пламя коснулась рука
Кнопки къ солнцу горящей звонка,
Да какъ вспомнилъ, что Дома ребятки,
Что больная жена и нужда,—
Что не въ пользу сложились дѣла,
И рѣшилъ, пораздумавъ: была—не была,
А войду, какъ не жутко, войду-же туда... J
Я предъ нимъ все сердечно открою,
Разскажу все въ порядкѣ, какъ есть,
Какъ невинно замарана честь...
Что нельзя-же играть и судьбою
Лицъ безпомощныхъ, чуждыхъ связей,
По рожденію неэнатньіхъ, но честныхъ...
Презираемыхъ въ кругѣ извѣстныхъ
Алой крови и бѣлыхъ костей,
Титулованной клички людей...
Вѣдь, нельзя-же имъ вѣрить на слово...
Развѣ мало примѣровъ видали,
Какъ невинныхъ отъ мѣстъ прогоняли;
То не рѣдкость и въ жизни не ново...
Видишь, мѣсто мое, моя должность нужна.
Его, знаю, о мѣстѣ просили,
Для того въ ходъ интриги пустили;
Но, вѣдь, я не одинъ—и семья, и жена...
Нѣтъ, не дамъ произволу дорогу,
Какъ отецъ къ сыну долгомъ онъ связанъ,
Справедливымъ ко мнѣ быть обязанъ...
Я всю правду открою, какъ Богу!..^
Такъ покуда швейцаръ съ неохотой
На звонокъ дверь открыть собирался,
Въ своихъ путанныхъ мысляхъ справлялся
Нашъ бѣднякъ, удрученный заботой:
Не лишили-бъ куска его хлѣба,
Хотя правымъ себя признавалъ онъ во всемъ;
Но доносъ, какъ извѣстно, былъ ложный о немъ...
Призывалъ въ томъ въ свидѣтели небо!..
Коротко или долго шло время; но вотъ
Онъ предсталъ предъ очами того,
Жизнь и смерть въ рукахъ были кого...
Что-то, думаетъ, Богъ мнѣ пошлетъА.
Съ головы и до ногъ смѣривши взглядомъ,
Испытующимъ, сторгимъ, особа,
(Взгпядъ тотъ былъ предсказаніемъ гроба)
Повернувшись къ нему чуть не задомъ,
Сказала: „объясняться хотите? Я знаю...
Объясненій теперь никакихъ;
То ужъ въ правилахъ, знайте, моихъ—
Не приму и принять не желаю...
Подавайте въ отставку! Я срокъ
Двухъ-недѣльный на то вамъ дозволю,
Не подано будетъ—безъ просьбы уволю"!
И щелкнулъ въ двери кабинета замокъ.
Какъ смертельный ударъ громовой,
Притоворъ бѣдняка поразилъ,
Иль кто въ сердце съ размаху вонзилъ
Острый ножъ безпощадной рукой:
Завертѣлись въ глазахъ стѣны, полъ, потолокъ...
Зазвенѣло въ ушахъ, и приливъ
Иль вѣрнѣе, что горемъ разбитаго сердца разрывъ,
Только бѣдный безъ шума упалъ въ уголокъ...
И улыбкою горькой покрылись уста...
Оправдался бѣдняга безъ слова во всемъ,
И мы дальше за нимъ не пойдемъ.
Его совѣсть, омыта, бѣла и чиста,
Онъ покоенъ и мѣсто на вЬки обрѣлъ,
Гдѣ начальство вэ всемъ справедливо,
Гдѣ не мечетъ удары фальшиво

Ни интрига, ни злой произволъ...
А покоенъ-ли ты, кровожадный,
Что остался въ стѣнахъ кабинета?
Чѣмъ твоя мрачная совѣсть согрѣта?
Карьеристъ, интриганъ безпощадный!
Развѣ грязнымъ и чернымъ пятномъ
На душенку не ляжетъ твою,
Какъ сгубилъ ты невинно, семью,
Какъ расправился звѣрски съ отцомъ?
Что-же ты думаешь властію
Временно данной тебѣ до поры,
Избѣжишь ты достойной и должной кары
И конецъ неприблизится счастію?
Нѣтъ! ошибется въ расчетахъ жестоко!
И раскаешься въ прошломъ, но поздно,
Знай, что нещадно, и страшно, и грозно
Правосудное свѣтлое Божіе око!
Отъ него ты возмездія жди!
Оно взяло къ себѣ на святыя поруки
Въ чьей судьбѣ окровавилъ ты руки,
A тебѣ воздаянье еще впереди!
Ты, осыпанный честью и въ холѣ,
Прожигающій дни интриганъ,
Подчиненныхъ —безсильныхъ тиранъ,
Не стоишь въ независимой волѣ...
Есть и тебѣ, и тебѣ предназначена
Кара такая-жъ, какъ тѣмъ,
Благодать не сіяетъ надъ кѣмъ,
Въ комъ добродѣтель съ любовью утрачена
Помни-же выродокъ мрачнаго ада!
Исчадье проклятой отъ Бога змѣи!
Помни! за всѣ злодѣянія твои
Ждетъ и тебя по заслугамъ награда!..
Дрогнетъ сердишко... Приблизится часъ...
Замечешься ты безнадежно,
При мысли о томъ, какъ безбожно
Губилъ ты невинныхъ не разъ...
Въ отчаяньи, въ страхѣ мольбою.
Мольбой безнадежной взревешь;
Но, вѣрь, какъ бѣднякъ, не найдешь
Ты ангела взоръ предъ собою!..
Въ агоніи страшной мнѣ снится,
Ты будешь на ложѣ метаться,
Отъ сонма духовъ отбиваться;
И злобою горькой твой взоръ исказится...
Умрешь ты отъ ближнихъ съ проклятьемъ,
Съ проклятьемъ въ могилу сойдешь,
И памяти доброй себѣ не найдешь—
Отзывчивый зломъ къ угнетеннымъ собратьямъ.
XIX.
Сказка.
У лукоморья дубъ зеленый...
Пугакгмъ.
На Подполянахъ домъ вельможный,
Гнилая крыша въ домѣ томъ,
И днемъ и ночью шумъ тревожный
Да вѣтръ разгуливаетъ въ немъ...
Направо дуетъ—пѣснь заводитъ,
Налѣво—сказку говоритъ -
Тамъ старый князь уныло бродитъ,
Княгиня вся въ слезахъ сидитъ.
Рыдать она уже не можетъ,
Катятся слезы, взоръ поникъ;
Какъ червь могильный сердце гложетъ,
Въ безсильн плачется старикъ:
Гдѣ роскошь прежняя дѣвалась,
Гдѣ то приволье старыхъ дней?
Какъ цѣпь широкая порвалась,
Пора веселья и затѣй...
Вставай изъ склепа, родъ великій!.,
Взгляни, что сталося кругомъ:

Какъ врагъ озлобленный и дикій
Разрушилъ твой вельможный домъ,
Гдѣ люстры, бархатъ, серебро
Паркеты, бронза и камины?
Гдѣ все то цѣнное добро—
Ковры персидскіе, картины?..
Гдѣ тотъ веселый, шумный говоръ
Гостей вельможныхъ и друзей?
Гдѣ знаменитый славный поваръ
Гдѣ цѣлый строй цвѣтныхъ ливрей?
Гдѣ зимній садъ, оранжереи?
Гдѣ паркъ тѣнистый, вѣковой?
Цвѣтовъ волшебный аллеи
И гербъ фамильный золотой?
Гдѣ это все? Куда дѣвалось?
Чья только дерзкая рука
Въ дому моемъ распоряжалась?
Носился ропотъ старика...
Скрипятъ надломленные зубы,
Потухшій взоръ огнемъ вспыхнулъ;
A вѣтръ въ разрушенныя трубы
За сказкой пѣсню затянулъ:
Какъ въ воду кануло былое,
Минувшихъ дней ужъ не видать;
Гнѣздо твое—тебѣ чужое,
Владѣетъ имъ другая знать.
Знать не отмѣченная славой—
Князья тугого кошелька,
И ихъ рука была расправой
Чудесъ родного уголка...
Луна взошла на небосклонѣ
И освѣщаетъ мрачный домъ,
A вѣтръ въ разрушенномъ салонѣ
Гуляетъ съ посвистомъ кругомъ...
Д. И. Н—й.
Напрасно ты будешь въ предсмертномъ страданьи
Проклятья судьбѣ посылать;
Фортуна въ капризномъ своемъ обаяньи
Была тебѣ больше, чѣмъ рѣдкая мать..
Счастливымъ крыломъ она юность твою
Материнскою лаской согрѣла;
Но сама ты, сама эту долю свою
Удержать за собой не сумѣла.
Никогда не вини, ни судьбу, ни людей,
Что ты жертвою стала разврата;
Шли проклятія волѣ своей,
Въ томъ одна, одна воля твоя виновата., .
9РXXI.
Грустное воспоминаніе
Помните, ребятки,
Прошлою зимою,
Какъ встрѣчали святки,
Съ матерью родною,
Какъ она, родная,
Въ эти дни бывало,
Радостью сіяя,
Елку наряжала...
А придешь изъ храма,
Все въ дому ликуетъ;
Васъ встрѣчала мама,
Гладитъ и цѣлуетъ...

Сердцу рѣчь родная,
Безъ умолка льется,
Помню, дорогая,
Плачетъ и смѣется...
Будто она знала
Что ужъ на послѣдки,
Елку обряжала
Въ сладкія конфетки...
Съ дѣтской простотою,
Съ вами веселилась,
Видно, предъ бѣцою
Сердце счастьемъ билось.
XXII.
Памяти Н."А. Некрасова.
Слезы незваныя, слезы свободный,
Катятся градомъ изъ глазъ;
Кто, какъ не пѣсни про горе народное,
Пѣсни Некрасова—вызовутъ васъ!...
Плакивалъ съ ними и въ пору я дѣтскую—
Съ Прокла женою, рыдалъ!
Пѣснь про Волконскую и про Трубецкую
Кто-бы безъ слезъ прочиталъ!..
Каждый всплакнулъ отъ „подъѣзда параднаго"
(Небо въ поруки беру)
Вырылъ бы, вырылъ тебя ненагляднаго,
Друга себѣ по перу.
Четверть столѣтія въ вѣчности кануло,
Какъ ты могилою взятъ;
Свѣтлой полоскою солнышко глянуло
И закатилось съ тобою, собратъ!....
Если-бы ты сверхъ-естественной силою,
Силой какою-нибудь,
Къ намъ былъ отпущенъ могилою
Родинѣ въ очи взглянуть —
Какъ не задолго кругомъ измѣнилася
Жизнь. Ты-бы диву дался!
То ли соха на ходу покривилася,
То-ль притупилась коса!...
То ли полоска—кормилица родная
Стала скупѣй къ мужику!...
Только теперь какъ-то доля народная
Больше наводитъ тоску...
XXIII.
Посвящается Вдовѣ Учитедьницѣ.
Друга лишась, отъ гнетущей печали,
Чтобъ разсѣять несносную скуку;
Вы по дѣтски и дѣтямъ отдали
Свою молодость, сердце и руку...
Дѣтскія рѣчи и лепетъ невинный
Были отвѣтомъ на грезы;
Лаской святою и лаской завидной
Вамъ облегчали и скуку и слезы....
Юное сердце искало отрады,
Рвалось, какъ птичка, на волю;
Встрѣчались порою манящіе взгляды
Облегчить участіемъ вдовію долю...
Но взгляды, какъ призракъ случайный,
Какъ блескъ метеора, явясь, отлетали,
Отъ нихъ укрываясь, съ боязнію тайной,
Вы дѣтямъ кручину свою повѣряли...

Съ лепетомъ дѣтскимъ сдружившійся пламень
Теплилъ по своему вдовію долю,
Но, вѣдь, и вдовіе сердце не камень,—
Рвалось изъ груди на милую волю ...
Есть многоцѣннѣе дѣтскаго лепета
Лепетъ иной. Это—пѣсня любви;
Съ ней подъ аккорды волшебнаго трепета
Пламень не гаснетъ, не гаснетъ въ крови...
Съ нею отраднѣй, свободнѣе дышется,
Съ нею полгоря и горе порой;
Въ ней дорогіе эпитеты слышатся:
„Милый, желанный, голубчикъ, родной!
И въ сердцѣ тогда разливается
Сладкая нѣга, къ истомѣ манящая;
Съ этой лишь пѣснею только считается
На этомъ свѣтѣ и жизнь настоящая!...
Будетъ... Облегчили горе вамъ дѣточки
Лепетомъ нѣжнымъ и ласками;
Сердцу откройте-ка дверцу у клѣточки,
Пусть оно встрѣтится съ глазками!...
•Ю
Казначейша.
„Тамбовъ на картѣ генеральной
Кружкомъ означенъ не всегда,
Онъ прежде городъ былъ опальный.
Теперь же право хоть куда!.."
Лермонтов*
Садясь писать мою поэму
На раньше избранную тему
Любимымъ чуть не цѣлымъ свѣтомъ,
Извѣстнымъ славою поэтомъ.
Я пожалѣлъ, съ тоской всдыхая,
Зачѣмъ, не Лермонтовъ, друзья я!
Зачѣмъ не въ силахъ, какъ и онъ
Владѣть той риѳмой и стихомъ.
Будь у меня его умѣнье,—
Какое-бъ создалъ я творенье!
А то съ натяжкой и грѣхомъ,
Едва царапая перомъ,
Какъ у Крылова въ баснѣ ракъ,
Съ клешней тащуся кое-какъ
За быстротой коня съ копытомъ
Въ семъ подражаньи знаменитомъ.
Но, знай, читатель дорогой!
Ничто ни ново подъ луной,
Не только формы и предметы;
Но, если хочешь, и поэты,
Всѣ на одинъ, какъ будто, ладъ
Устами музы говорятъ...
Лишь только съ разницею той,
Кто одаренъ какой душой,
Конечно, Лермонтовъ—свѣтило,
Какихъ у насъ немного было,
Его душа—вулканъ кипучій,
И стихъ его литой, могучій.

Для насъ, больного поколѣнья,
Необъяснимое явленье...
И его пламенная рѣчь
Не можетъ съ устъ убогихъ течь,
И только-бъ подражать, дай Богъ,
Ему хоть нѣсколько я могъ.
И.
Вотъ казначейша, но не та,
Которой мужемъ красота
Въ пылу картежнаго азарта
Гусару брошена на карту,—
Той и въ живыхъ давно ужь нѣтъ.
Къ тому же новый и сюжетъ
Я выбралъ для своей поэмы,
Держаться буду лишь системы
Знакомой казначейши вамъ;
А остальному всему дамъ
Иную мысль и колоритъ,
Такъ мнѣ дѣйствительность велитъ.
III.
Хотя нашъ бѣдный городъ Пловъ
Подходитъ риѳмой подъ Тамбовъ,
Но, вѣдь, Тамбовъ губернскій городъ,
Тамъ можно встрѣтить шитый воротъ.
Тамъ полкъ гусарскій квартируетъ,
Удачно ротмистръ понтируетъ,
Тамъ съѣзды, выборы, собранья.
A здѣсь? да что здѣсь! наказанье,
Не только нѣтъ кавалеристовъ,
Но даже.'жалкихъ
гимназистовъ
Вы развѣ встрѣтите разъ въ годъ,
Когда каникулъ настаетъ.
Послѣ того, судите сами!
Какими могъ-бы- я красами
Завлечь читателя изъ Плова,
Гдѣ, вмѣсто музыки, корова
Красавицъ ревомъ поднимаетъ
И взоръ ихъ заспанный встрѣчаетъ
Не тотъ удалый конный строй,
Что по Тамбову шелъ порой
И взволновалъ сердца младыя.
Картины здѣсь совсѣмъ иныя.
Здѣсь нѣтъ и почвы для романа.
Подъ дымкой воднаго тумана,
Вдали отъ общества людского,
Подъ лаской Пейпуса гнилого,
Здѣсь все мертво, лишь кромѣ солнца
Да развѣ пьянаго чухонца.
Какъ и должно, повѣствованье
Начать бы надо съ описанья
Окрестныхъ видовъ, крупныхъ зданій,
Театровъ, парковъ и гуляній,
Но не исполнится желаній
Моей фантазіи живой.
Здѣсь каждый домъ почти кривой
Иль вросшій въ землю, и на крышѣ
Пріютъ имѣютъ галки, мыши;
Одинъ какъ есть большой проспектъ,
Въ немъ весь комфортъ и весь эффектъ,
И это можетъ повело
Отмѣтить городомъ село.
На немъ по пальцамъ перечесть,
Найдется зданій пять иль шесть
Какъ говорится, городскихъ
Красивыхъ, каменныхъ большихъ...
За рѣчкой Пловкой, близь собора,
Какъ украшеніе для взора,

Въ казенный желтый цвѣтъ окрашенъ
Безъ обелисковъ и безъ башенъ,
Одинъ массивный домъ стоитъ;
Туда въ часъ утренній спѣшитъ
Съ докладомъ стражъ городовой.
Тамъ при квартирѣ даровой
Живетъ уѣздный представитель —
Порядковъ, тишины блюститель;
Тамъ помѣщается управа
Лишь двери врозь—налѣво и направо,
Тамъ казначество, тамъ острогъ;
Ну словомъ каждый уголокъ
Властями занять въ томъ дому,
Какъ это видно по всему.
V.
Я дому этому обязанъ,
Съ нимъ мой разсказъ невольно связанъ,
Въ немъ мужъ героини моей,
Теперь въ отставкѣ казначей
Полвѣка съ счетами возился
И въ петлю ленточки добился...
Легко сказать, полсотни лѣтъ!
Одной тропинкою слѣдъ въ слѣдъ
Ходилъ онъ чуть не дважды въ день,
Какъ будто сказочная тѣнь.
На дождь и вьюгу не взирая,
Воротника не поднимая,
И на одномъ казенномъ стулѣ
Въ приличномъ званію титулѣ
И по сейчасъ бы онъ сидѣлъ,
Но ужь остался не у дѣлъ.
VI.
Начавши службу съ писарей,
Съ окладомъ въ мѣсяцъ трехъ рублей,
Благодаря спинѣ и груди,
Сумѣлъ онъ выдвинуться въ люди
И съ самыхъ раннихъ юныхъ лѣтъ
Постигъ служебный этикетъ.
Считалъ онъ ровно за ничто
Подать калоши иль пальто,
Иль стулъ начальнику подставить,
Обдуть, стряхнуть, чернилъ подбавить,
Чинилъ всѣмъ перья, крандаши
И исполнялъ все отъ души,
Съ примѣрной стойкостью, любовью,
Питаясь лукомъ и морковью.
VII.
Хотя мой мудрый стоикъ Саша
(Такъ при крещеніи мамаша
Его родная назвала)
Свои служебныя дѣла
Сводилъ къ услугамъ и поклонамъ;
Но снисходя въ этомъ къ недугамъ
Начальства милаго повсюду,
Въ подробности входить не буду,
А въ двухъ словахъ скажу и просто;
Отъ трехъ рублей добрался до ста
И изъ ничтожныхъ писарей
Сталъ самъ уѣздный казначей.
VIII.
Капризъ природы намъ знакомь.
Ужь кто обиженъ на одномъ,
За то, глядишь, другимъ одаренъ. —
Хоть Саша былъ и тупъ-бездаренъ;
Но рослый, бравый и дородный,
При рыжинѣ своей природной,
Румянцемъ, свѣжестью дышалъ

И въ нѣжномъ полѣ обрѣталъ
Къ себѣ привязанность большую:
Съ ума красавицу любую
Изъ нашихъ пріозерныхъ фей
Свести легко могъ казначей.
IX.
Когда не знаю, воля ваша!
Давно лишь было. Статный Саша
Ужь самъ ли выбралъ,.,.
иль его,...
Не знаю въ этомъ ничего,
И какъ тотъ важный фактъ случился,
Его женили иль женился,
Но только вѣрно, что женатъ—
О чемъ завѣритъ весь нашъ градъ.
И къ этому добавлю вамъ,
Что и жена его, и самъ,
Онъ, золотистой, рыжей масти,
И какъ ужились только страсти
Въ двухъ одномастныхъ существахъ?!..
О томъ лишь вѣдаетъ Аллахъ!..
X.
Кто не повѣритъ только мнѣ,
Что при изгибчивой спинѣ,
Привыкнувъ шею гнуть дугою,
Нашъ казначей передъ женою
Съ момента выхода изъ храма
Сталъ въ родѣ мебели иль хлама.
Она пошвыривала имъ,
Какъ старымъ зонтикомъ своимъ:
Велитъ стоять—на стрункѣ Саша...
Велитъ присѣсть ему Наташа—
ГІрисядетъ, тергіѣливо ждетъ
И не откроетъ раньше ротъ,
Пока на то не дастъ согласья
Его любовь—богиня—счастье.
Чихнуть иль кашлянуть захочетъ,
Онъ прежде спроситъ, и схлопочетъ
На то Наташеньки совѣта:—
Не правда-ли какъ мило это?!..
Вы не забудьте, что рабомъ
Остался онъ и старикомъ,..
Не съѣстъ, не выпьетъ и не ляжетъ,
Пока Наташа не прикажетъ.
XI.
Уѣздныхъ нравовъ кто не знаетъ?
Здѣсь сплетня роль всегда играетъ.
И пріозерный городъ Пловъ
Отъ всѣхъ уѣздныхъ городковъ...
Ничѣмъ по нравамъ не отсталъ...
Я-бъ много, много написалъ,
О томъ, какъ кумушки у насъ,
Собравшись за чайкомъ подчасъ,
Начнутъ бока перемывать,
Одна другую осуждать;
Но откровенно сознаюсь,
Попасть самъ въ кумушки боюсь..
Въ подробностяхъ извѣстно имъ:
Кто въ домѣ числится большимъ,
Кто ласкою даритъ прислугу...
Кто въ супъ кладетъ сига—бѣлугу,
Гдѣ въ спапьнѣ тушатъ огонекъ
И двери крѣпко на замокъ
Жена отъ мужа запираетъ;
Послушать—сердце замираетъ!..
Онѣ во все посвящены:
Секреты тайные жены,
Интрижки мужа, въ домѣ ссора—
Ничто не ускользнетъ отъ взора...

И сплетня съ острыхъ язычковъ,
Быстрѣе уличныхъ листковъ,
Изъ дома въ домъ стрѣлой заглянетъ,
Пока языкъ злой не устанетъ...
XII.
Изъ массы слышанныхъ вѣстей,
Я разскажу, какъ казначей,
Во всемъ довѣрившись женѣ
(То на ушко открыли мнѣ)
Когда съ ревизіей справлялся,
Совѣта женушки держался;
А также слышалъ по секрету:
Не могъ составить онъ ни смѣту,
Ни вѣрно подвести итоги,
И счастливъ былъ, что дали боги
За все терпѣніе ему
Съ смекалкой мудрую жену?...
Онъ на домъ уносилъ отчеты,
Гдѣ, отложившая заботы
Въ хозяйствѣ по дому, жена
Была въ дѣла посвящена.
XIII.
И вотъ примѣрная чета,
Живя безъ прихотей, спроста,
Отъ скудныхъ лептъ и сбереженій,
Пріобрѣла себѣ именье.
Три дома съ чудными садами,
Съ покосомъ пустоши, съ лѣсами,
Скота до дюжины головъ,
Индюшекъ, куръ и пѣтуховъ,
Ну, словомъ, домъ ихъ былъ, какъ чаша...
Такъ зажилъ съ женушкою Саша!..
Бывало мнѣ передавали:
За казначеемъ замѣчали
Грѣшки. Онъ въ формѣ шутки
Продержитъ сдатчика хоть сутки
И не за что не приметь взноса,
Пока извѣстнаго вопроса
Не разрѣшитъ проситель самъ
При взглядахъ быстрыхъ на карманъ.
Или изъ рукъ его при счетѣ,
Невольно или по охотѣ
Кредитка въ десять или пять
Въ жилетъ успѣетъ убѣжать;
Тогда, качая головой,
Онъ молвить: „ангелъ мой,
Десятки не хватаетъ здѣсь,
Извольте сами перечесть!"
И бѣдный сдатчцкъ, какъ ни жмется,
Его кредитка не найдется...
Привычка это иль пороки,
Но всѣмъ извѣстно, что уроки,
Читателя завѣрить смѣю,
Преподавала казначею
Его Наташа, и пріемы,
Вы частью съ коими знакомы,
Практиковалъ, пока служилъ,
Чѣмъ состоянье и нажилъ.
XV.
Семіоконный прочный домъ
Съ дощечкой мѣдной надъ крылыдомъ,
Гласящей прозвище владѣлыда,
Знакомь, кому случалось дѣльце
До одолженья казначея,

То подтвердить сама аллея
Изъ липъ и вѣковыхъ кленовъ —
Они свидѣтели безъ словъ
Тому, какъ часто къ дому
Везли крупу, муку, солому
И весь хозяйственный продуктъ,
Не исключая поросятъ и фруктъ.
XVI.
Катилось время; шли годки.
И жили мирно голубки:
Господь ихъ чадами призрѣлъ—
Таковъ семейныхъ ужь удѣлъ...
И что за прелесть дѣти были:
Головки золотистой пыли,
Какъ сыновья ихъ, такъ и дочки—
Настурцій желтые цвѣточки.
Всѣ подъ одну цвѣтную краску
Родителей носили маску.
Ихъ было семеро на счетъ;
Не каждый баловала годъ
Подаркомъ радостнымъ супруга,
Его начальница подруга.
Она во всемъ любила мѣру;
Вотъ приведу еще къ примѣру
Хоть относительно стола
Преаккуратная была:
Годъ круглый варится у ней
Уха соынительныхъ ершей,—
Картошка каждый день въ мундирѣ,
За то когда въ гостяхъ, на пирѣ
Она разборчива всегда
И отправляетъ безъ стыда
Съ ужимкой губокъ и очей
Сиги, сардины и лещей
Въ свой непричудливый желудокъ,
Пока притупится разсудокъ.
Теперь они ужь посивѣли
И Сашенька лежитъ въ постели,
Готовясь общимъ чередомъ
Оставить пустоши и домъ ..
За службу вѣрную крестомъ
Онъ, какъ и должно, награжденъ,
Имѣетъ полное дворянство:
Въ немъ развилося даже чванство;
Онъ и теперь, когда здоровъ,
Разсказъ про прадѣдовъ—отцовъ
Заводить съ чувствомъ, съ разстановкой,
Качая въ стороны головкой,
И, не стѣсняяся, свой родъ
Отъ Голенищевыхъ ведетъ.
XVIII.
Ему не спустить и супруга
Въ бесѣдѣ избраннаго круга,
Заврется такъ, что слушай только:
Что мать ея изъ Тулы полька,
Ея почтеннѣйшій родитель
Дворцовъ былъ княжескихъ строитель,
Что нѣжной матерью она
Восьми годовъ отвезена
Пансіонеркой въ институтъ,
Куда ее сейчасъ зовутъ,
И всѣ ей рады безъ ума;
Но что состарилась она,
И Сашу кинуть не желаетъ,
Сказавши это, позѣваетъ
И крестить набожно свой ротъ,
Который такъ наивно вретъ...

Чѣмъ Мефистофель не подшутить,
Когда свой хвостъ въ сердцахъ закрутить
И съ сатаною разбранится,
Тогда стремглавъ со злобой мчится
Изъ пропасти на бѣлый свѣтъ
Смущать людей для зла и бѣдъ.
Такъ точно вышло и теперь,
Читатель, вѣрь или не вѣрь!
Проживши вѣкъ въ ладу Наташа,
Поэмы героиня наша,
Забывъ года и сѣдину,
Впустила въ сердце сатану.
XX.
Не ждали вы такой развязки,
Чтобы потухнувшіе глазки
Вспыхнули пламеннымъ огнемъ
И надъ семейнымъ очагомъ,
Которымъ всѣ такъ любовались,
Вдругъ тучи мрачныя промчались.
Но что же дѣлать? Я сказалъ,
Что Мефистофель заигралъ;
А онъ, вѣдь, кто того не знаетъ,
Когда серьезно заиграетъ,
Не только старыя сердца,
Но сплошь и рядомъ чернеца,
Монаха, схимника, аскета
Не разъ запутывалъ въ тенета.
XXI.
Жара и зной. Въ разгарѣ лѣто.
Закрыты ставни кабинета.
Кто заглянуть въ него желаетъ,
Увидиіъ: Саша почиваетъ.
Ему свобода въ томъ дана.
Кругомъ святая тишина.
Лишь изъ столовой мухъ жужжанье,
Влюбленныхъ голубей ворканье,
Да щебетанье подъ окномъ
Стрижей съ вертлявымъ воробьемъ
Покой могильный нарушаютъ.
Зато въ саду тамъ не зѣваютъ;
Подъ тѣнью липы вѣковой,
Прикрывъ косынкой голубой
Небрежно шейку, грудь и плечи
Амура сладостный рѣчи
Съ восторгомъ слушаетъ хозяйка.
И кго-жъ амуръ тотъ? Отгадай-ка,
Читатель мой, неприхотливый?
Дородный, статный и красивый.
Красивый, говорю, у насъ,
Гдѣ даже самъ дикообразъ,
Если не слѣпъ и не плѣшивъ,
Всегда пріятенъ, милъ, красивъ.
Такъ и Амуръ моей Наташи
Лицо -луна, иль—крыша съ чаши,
Глаза большіе съ поволокой
Ростъ средній—лобъ высокій,
Носъ огурцомъ, толстыя губы,
Сплошь чернетью покрыты зубы,
Щетиной волосъ, черный усъ,
Ну, словомъ, напугать боюсь
Портретомъ полнымъ Донъ-Жуана
Своей фантазіи романа.
И скромность снизойти внушаетъ
Къ тому, что слухъ скорѣй ласкаетъ
И самъ благодарю я Бога,
Что доплелся до монолога:
XXII.
Повѣрь мнѣ, милая Наталья,
Въ годахъ ты! Правда. За то талья,
Манеры, бѣлизна плечей;

(При этомъ руки тянетъ къ ней)
Все... все... и даже глазки
Не утеряли страстной ласки...
Вѣдь, мнѣ обманывать нѣтъ цѣли,
Твой мужъ теперь лежитъ въ постели,
Но ты, Наталья! Ты къ чему
Такъ слѣпо отдалась ему?!
Твоя краса еще не свяла,
Ты наслаждалась жизнью мало,
Тебя жизнь къ радостямъ манитъ!
И тутъ морщинистыхъ ланитъ,
Подернутыхъ невольной краской
Амуръ коснулся нѣжной лаской,
И лишь слились сердца въ объятья,
Нежданно грянуло проклятье
Надъ головой четы влюбленной,
Врасплохъ накрытой, удивленной...
XXIII.
Мы раньше, помнится, сказали,
Не даромъ кумушки болтали
И выносили на просторъ
Что была истина иль вздоръ.
Того же кознью сатаны
Коснулись сплетни и жены
Амура нашего, и вотъ она
Смертельной ревностью полна,
За мужемъ стала примѣчать,
Слѣдить за нимъ, когда гулять
Одинъ пойдетъ и въ этотъ разъ
Ея ревнивый зоркій глазъ
Успѣлъ открыть, гдѣ муженекъ...
Тутъ всѣмъ измѣнникамъ въ урохъ
Пускай послужитъ мой разсказъ,
Какъ, не сводя ревнивыхъ глазъ,
Горящихъ пламеннымъ огнемъ,
Жена предстала предъ лицомъ
Амура душки, и предъ ней
Тотъ не поднялъ своихъ очей.
Она тряслась всѣмъ существомъ
И съ клубомъ пѣны надо ртомъ
Была готова растерзать
Ту, что осмѣлилася стать
Ядромъ семейнаго раздора,
Причиной сплетенъ и позора.
Порыва гнѣва не сдержавъ,
Она остатки подобразъ
Своихъ послѣднихъ слабыхъ силъ,
Слѣды румянъ, слѣды бѣлилъ
Ладонью съ размаха сняла
И гордо прочь отъ нихъ пошла. .
А мы попрежнему за чаемъ,
Когда винта пульку кончаемъ,
Спѣшимъ узнать отъ нашихъ дамъ
Какъ говорилъ я раньше вамъ —
Неистощимый ихъ запасъ
Про всѣхъ, а даже и про васъ,
Что вы къ уѣзду всегда глухи,
О немъ сужденья ваши сухи,
Что вы въ столицѣ огрубѣли
И оцѣнить насъ не умѣли.
Вотъ и конецъ 'моей поэмы,
Рожденной ради одной темы
Мною любимаго поэта.
Пускай иной меня за это
Осудитъ, назоветъ пустымъ
И надъ стихомъ бѣднымъ моимъ
Въ часы досуга посмѣется,
Я знаю, такъ уже ведется,
И принято глумленіемъ встрѣчать,
Кто съ риѳмой сунется въ печать,.

Особенно на первый разъ,
Хоть, не кажи, пожалуй, глазъ
Послѣ того на бѣлый свѣтъ
Никѣмъ не признанный поэтъ!..
(ПОЭМА)
изъ событій Русско-Турецкой войны.
Болгарка.
Готовъ мой вѣрный пистолетъ:
Въ стволѣ свинецъ,на полкѣ порохъ.
У двери слушаю... Чу!.,
шорохъ
Въ развалинахъ... и крикъ!. Но нѣтъ!
То мышь летучая промчалась,
То птица ночи испугалась!
Лермонтова.
I.
Подъ Плевной, помню, послѣ драки
Солдаты спали... Часовой
Какъ бродитъ слышно, да собаки] J
Въ горахъ подняли дикій вой...
Добычу-ль мирно не подѣлятъ,
Иль предвѣщаетъ новый бой—
Во что, бывало, наши вѣрятъ...
Слыхать случалось мнѣ порой
(То—межъ солдатъ сужденья были):
Лишь стоить взвыть одной собакѣ,
Какъ всѣ ужъ хоромъ и твердили:
„Ну, быть навѣрно завтра дракѣ"...
И внизъ, и вверхъ—кругомъ темно...
За горы спряталась луна... Прохладно
Въ воздухѣ... За полночь перешло давно.
Не спалось мнѣ, хотя изрядно
За прошлый день труда попало...
Нѣтъ! не спится... одна другую
За новой мыслью мысль смѣняла:
То унесусь въ страну родную
И вижу тамъ свою жену
Съ малюткой-сыномъ на рукахъ...
Въ объятья мысленно прижму,
Улыбку вижу на устахъ
И слышу голосъ мнѣ родной...
То снова здѣсь... и наряженъ
Занять редутъ передовой...
И мнится мнѣ, что окруженъ
Врагомъ и будто отбиваюсь;
Какъ сказочный какой герой,
Съ толпой свирѣпой расправляюсь...
То слышится мнѣ стонъ глухой
Друзей убитых наканунѣ...
Обнимаетъ страхъ.. То утѣшаюсь,
Что лишь благодаря фортунѣ,
Я живъ еще... и наслаждаюсь
Доселѣ жизнью... Нѣтъ! не спится!
То въ бурку спрячусь съ головой,
То пробую совсѣмъ раскрыться...
Не для меня, знать, дорогой
Былъ въ эту ночь назначенъ сонъ...
Надумалъ—дай же лучше встану.
И, выйдя изъ редута вонъ,
Побрелъ я къ новому кургану
Безъ всякой цѣли... Сонъ призвать
Прогулкой думалъ. . Было надо,
Спустись съ горы, чтобъ миновать
Кусты густого винограда,
Пройти ручей, что протекалъ
Межъ лозъ колючаго бурьяна
И въ знойный полдень утолялъ
Героевъ грознаго Балкана.
А тамъ—оврагъ; направо—горы,

И въ полверстѣ отъ нихъ—курганъ.
Опасно было эти норы
Пріютъ свирѣпыхъ мусульманъ—
Въ глухую полночь обходить:
И не увидишь, какъ тайкомъ
Кинжалъ межъ реберъ посадить
Захочетъ турокъ... Вѣдь, не днемъ!
И днемъ скучалося не рѣдко
Ползетъ змѣей—врасплохъ накрыть:
Но днемъ зато возможно мѣтко
Ему и пулю въ лобъ пустить!..
Съ какимъ-то робкимъ замираньемъ,
Водя вокругъ пугливый взоръ,
Я брелъ безъ всякаго сознанья
Между оврага и межъ горъ...
Чу! слышу шелестъ въ сторонѣ...
Какъ будто что съ горы спустилось...
Невольно стало какъ-то мнѣ
Такъ жутко... сердце билось...
Какъ и всегда бываетъ—дрожь
По тѣлу быстро пробѣжала...
И смолкло все... А можетъ—ложь,
Подумалъ я. Со мной бывало—
И съ каждымъ было то не разъ—
Зоображеніе пугало
И слухъ, и зрѣніе подчасъ.
Лишь только овладѣлъ собой,
Какъ слышу—шелестъ повторился,
И женскій плачъ тамъ, подъ горой,
Сталъ ясно слышенъ... Я смутился.
Чтобъ это, думаю, тамъ было?
Откуда женщинѣ здѣсь взяться!
Жилья вблизи не видно было,—
Не зналъ и самъ, на что рѣшиться.
Чтобъ здѣсь, въ углу кровавой сѣчи,
Гдѣ только пушекъ грохотанье,
Гдѣ слышенъ визгъ одной картечи,
Я слышалъ женское рыданье!..
Могло-ль то быть!.. Гдѣ перепалка
Вчера смертельная была...
Такъ что за тайна?!—Да, Болгарка
Изъ кучи*) раззоренной шла...
Рукою хищниковъ все взято:
Убитъ ея старикъ—отецъ;
Убыты мать, сестра, два брата,
И куча выжжена въ конецъ...
И вотъ она бѣжитъ, гонима
Боязнью смерти жертвой стать;
Тоской, отчаяньемъ томима,
Не вынесла... Стала рыдать...
И что—за плачъ былъ! Боже мой!
Какъ только вспомню—слезы льются...
Рыданьямъ тѣмъ все подъ луной
Должно бы было содрогнуться...
Воскресла въ памяти картина
Кровавой драмы передъ ней;
Такъ живо видитъ клубья дыма
И пламя хижины своей...
Лежатъ отецъ ея и братья,
Убиты звѣрскою рукой...
Мать и сестру, схватя за платья,
Влекутъ по камнямъ головой...
Вся сцена въ мигъ предъ ней предстала,
Сщемила сердце злой тоской...
И вотъ она вдругъ зарыдала
Одна въ горахъ, средь тьмы ночной.
*) «Куча" значить домъ.

„Она меня—не то любила,
Не то привыкла,—я не знаю,
Но только каждый день ходила
Къ обѣду, ужину и къ чаю"...
Моя убогая землянка
Съ Болгаркой много оживилась:
На двухъ кйрпичикахъ солянка
Въ углу попрбжнему варилась...
Дверь замѣнила теперь бурка;
Земляный полъ ковромъ покрыть.
Который въ „Проводахъ" *) у Турка
Былъ деньщикомъ моимъ отбить;
Походный столъ накрыть платкомъ
И ярко, лампочка горѣла...
А на коврѣ, къ стѣнѣ лицомъ,
Болгарка блѣдная сидѣла...
Украдкой выглянетъ сердито
И, какъ волченокъ, отвернется...
Ничѣмъ головка не покрыта;
Коса густая змѣйкой вьется
По загорѣлой ея шейкѣ
И въ складкахъ платья утопаетъ;
Въ узорахъ пестрой душегрѣйки
Отъ лампы яркій лучъ играетъ.
Съ какой-то дикой красотой
Глаза свои, какъ черный уголь,
Задумчиво уставитъ въ уголъ...,
A гдѣ она тогда душой?
Гдѣ мысль ея тогда блуждала?!
Прислушиваешься къ ней порой —
*) Мѣстечко подъ Рущукомъ.
Съ собою что-то все шептала,
Жестикулируя рукой.
Отмстить ли тайно собиралась
Врагу злосчастья своего,
Иль съ тѣнью матери встрѣчалась,—
Прочесть нельзя было того
Въ ея загадочныхъ чертахъ;
Напрасно-бъ было и стараться...
То вдругъ ее обнимаетъ страхъ—
Начнетъ къ стѣнѣ пугливо жаться,—
И всю ее, какъ мертвеца,
Внезапно блѣдность покрываетъ,
Румянецъ съ дивнаго лица,
Какъ тѣнь при свѣтѣ, исчезаетъ.
Случались такъ по временамъ
Припадки страха по началу;
Но время шло... Судить не намъ...
Не намъ и руку къ покрывалу
Чужой души бы простирать...
Что въ ней свершилось—Богу знать!
То быстрой серной встрепенется,
Вся обратится въ чуткій слухъ;
Прищурить глазки, улыбнется;
Въ красивой позѣ встанетъ вдругъ
И вызывающе глядитъ,
Какъ будто просить поединка...
(Здѣсь рифма мнѣ сказать велитъ:
Что Рафаэлева картинка!).
На лонѣ южной лишь природы,
Гдѣ солнца свѣтитъ лучъ иной,
Гдѣ ярче блещутъ неба своды,^
Могъ развернуться цвѣтъ такой.
Сначала дико ей казалось.
Чужого ласки принимать;
И долго кушать не рѣшалась,
Пытаясь плакать и скучать.
Но время все съ собой уносить:
Какое горе не забыть?!.
Сама, бывало, меня спросить:
Всегда-ль со мною будешь жить?

Звала меня она „братушка",
Что означаетъ „брать" у насъ.
Затѣмъ такая стала душка—
Смѣшила, помню, сколько разъ...
Съ отвагой явной смѣльчака
Похвалъ невольно себѣ просить:
Одѣвши платье деныцика,
Обѣдъ въ редутъ ко мнѣ приносить,
Съ слезами выпросить винтовку
И въ цѣпь какъ серна побѣжитъ.
За холмикъ сядетъ и головку
Съ замѣтной радостью вертитъ,
По сторонамъ зорко взирая.
И феску чуть лишь гдѣ завидитъ—
Бацъ!.. выстрѣлъ... и какая
(Пускай стрѣлковъ-то не обидитъ)
Стрѣлять была, вѣдь, мастерица:
Не пустить на вѣтеръ снаряда—
И гдѣ успѣла научиться!..
Въ редутъ воротится—какъ рада!
Горятъ глаза ея, что свѣчи...
Покой ея боясь обидѣть—
Страшусь я съ ними новой встрѣчи
И не желалъ бы ихъ увидѣть...
Я былъ у ней замѣсто брата
И какъ сестру свою ласкалъ;
Когда же Плевна была взята.
Еще роднѣе съ нею сталъ...
se
•OD
HI.
„Отецъ удерживалъ меня,
Когда ребенкомъ еше былъ:
—„Іілохія шутки у огня",
Онъ мнѣ, я помню, говорилъ.
Когда побѣды надъ врагами
Изъ края въ край промчался кличъ;
Когда полки шли за полками
Родныхъ краевъ своихъ достичь,—
Кто не былъ радъ тогда изъ насъ
Увидѣть родину, друзей,
Увидѣть милыхъ глазъ на глазъ?..
Забыть кару отжитыхъ дней
И отдохнуть въ кругу семьи!..
Восторгъ нельзя и описать:
Спѣшитъ пожитки всякъ свои
Скорѣй на фуры увязать...
Одѣты въ путь и спозаранокъ
Гремѣлъ „подъемъ" хоръ трубачей;
Какъ мухи вышли изъ землянокъ,
Оставивъ миріады
И съ нами самая природа,
Восторгомъ вторя, ликовала:
Заря румянаго восхода
Улыбкой радостной играла—
Въ лучахъ сіянья слала намъ
Привѣтъ прощальный, путь счастливый...
А въ сторонѣ противной—тамъ
Поникъ главою горделивой
Весь окровавленный Балканъ...
Покровы ночи онъ скидаетъ...
Не тотъ сіяющій ужъ взоръ
Его вершина вкругъ бросаетъ...
Ему подписанъ приговоръ!...
Не тѣмъ зловѣщимъ страхомъ
При видѣ горъ душа болитъ...
А вотъ курганъ.. Надъ прахомъ
Героевъ павшихъ крестъ стоить;
Какъ стражъ надежный-одинокій
Безсмѣнно на часы встаетъ;
Съ тоскою тайной вздохъ глубокій
Изъ груди вашей вонъ зоветъ,
Напоминая близкихъ вамъ,
Что въ край родимый не вернутся,
И, какъ въ поруку будто, тамъ
Залогомъ славы остаются....

Всѣмъ существомъ носился тамъ,
Гдѣ съ нетерпѣньемъ поджидали
Меня изъ дальняго похода
Жена и сынъ два ровно года....
Но вотъ она заговорила;
Дала мнѣ первая вопросъ,
И это, помню, какъ. разъ было,
Когда поднялись на утесъ;
„Скажи, братушка, будетъ жаль
Меня оставить?" Я молчалъ,
А на. лицѣ ея печаль
И грусть тяжелую читалъ:
Какъ много горя и страданья
Оно въ моментъ тотъ выражало!
Тутъ все: отчаянье—терзанье
Души больной... печать лежала
Борьбы сердечной и тревогъ
За неизбѣжную разлуку...
Не перечувствовать не могъ.
Всю скорбь и нравственную муку
Я въ этотъ страшный, горькій часъ..
Она ждала... ждала отвѣта...
Упорно не сводила глазъ...
Кто пережилъ при жизни это,
Повѣритъ мнѣ—какая буря
Въ коварномъ сердцѣ свирѣпѣла;
И, какъ преступникъ, взоръ понуря,
Не могъ произнести я смѣло,
Что въ чувствахъ воли не имѣю,
Они закованы кругомъ,
Иявестиеенесмѣю
Туда... къ себѣ... въ родимый домъ..
—
Мнѣ жаль тебя, то видитъ Богъ!
И если бъ сердце пополамъ
Я раздѣлить на двухъ васъ могъ,
То не оставилъ бы и самъ
Тебя одну, какъ лодку въ морѣ
Безъ веселъ, безъ руля — призора .
На гибель вѣрную и горе...
Отвѣтъ мой въ видѣ приговора
Полгода вѣчность унесла
Съ той самой ночи роковой,
Когда рука моя спасла
Жизнь для Болгарки молодой.
Заботы ль нѣжньгя отца,
Иль чувство братства между нами,
Или дородство молодца
(Вы догадаться должны сами), —
Не знаю истинной причины —
Болгарка мнѣ не разсказала,—
Но только въ день полугодины —
Страшусь сказать, что разыграла...
Я ей и раньшё открывался,
Что тамъ, куда войска пойдутъ,
Залогъ любви святой остался —
Жена и сынъ давно ужъ ждутъ...
И вотъ поутру, очень рано,
Когда и солнечный восходъ
Разсѣять не успѣлъ тумана
И блѣденъ былъ небесный сводъ,
Она одѣтая стояла,
Совсѣмъ готовая къ пути;
Улыбкой ясною сіяла,
И на лицѣ ея найти
Того нельзя было никакъ —
Она не выдала и глазомъ —
Что душу ей смущаетъ врагъ
Покончить съ жизнью счеты разомъ.
Обычай былъ ужъ заведенъ
У насъ съ ней раньше: по утрамъ,
Предъ чаемъ, дѣлать моціонъ
Къ тѣмъ самымъ. роковымъ горамъ,
Гдѣ насъ судьба свела случайно,
Гдѣ первый плачъ ея слыхалъ..;
И не замѣтилъ я, какъ тайно
Она взяла съ собой кинжалъ —
И мы пошли. Она молчала...
Гдѣ мысль ея тогда блуждала —
Не знаю. Я шелъ молча самъ,
О ней не думая нимало:

Ей къ смерти былъ: она
Въ тотъ самый мигь сошла съ ума...
И отъ меня на кряжъ обрыва
Походкой твердою пошла...
Я не давалъ страстямъ порыва —
Душа моя тюрьмой была...
Я оставался глухъ и нѣмъ...
A совѣсть какъ меня терзала!...
Моя Болгарка между тѣмъ
На самый край обрыва встала,
Послала мнѣ прощальный взглядъ...
Сверкнулъ кинжалъ ..одно мгновенье—
И тѣло рухнулось назадъ!...
Я не слыхалъ его паденья....
Молитва воина.
Ты-ль чудесами безсильна,
Мать Пресвятая Моя?!
Какъ колосомъ нива, обильна
Щедростью сила Твоя!...
Скромную шлю я молитву
Въ трепетномъ сердцѣ своемъ:
Вышли на помощь мнѣ въ битву
Ангела съ твердымъ мечемъ....
Пусть незамѣтной рукою
Вражій ударъ отстранить;
Пусть онъ въ бою предо мною
Броней защиты стоить!
Въ часъ, какъ направятся пули
Противъ чела моего,
То, Благодатная! Я не могу-ли
Скрыться подъ броней Его?...
Тайныя сердца желанья
Мнѣ ли сокрыть предъ Тобой:
Жажду я снова свиданья
Съ бѣдной своею семьей...
Дома оставилъ я сына
Съ женой — престарѣлую мать;
Дай, средь батальнаго дыма,
Помощь Твою увидать! —
„Плѳвненскія забавы".
Когда подъ „Плевной" были мы,
Ловя Турецкія чалмы
На пулю мѣткую,—на
штыкъ
И слыша только дикій крикъ
И день, и ночь во вражьемъ станѣ;
Живя въ сырой, холодной ямѣ,
Въ грязи и впроголодь порой,
Мы были веселы душой...
Минуты жаркой перестрѣлки,
Не знаю, какъ другіе, я
Считалъ не болѣе бездѣлки...
Мнѣ нервы крѣпкіе природа
Дала, спасибо, похвалюсь:
Какая бъ не стряслась невзгода,
Я рѣдко трусу поддаюсь...
Чтобъ не случилось все равно:
Ужъ такъ навѣрно быть должно;
Вѣдь, нужно-жъ было Плевну взять,
Ну такъ о чемъ и разсуждать?
Живи, какъ Богъ привелъ, къ землянкѣ,
Забывъ на время о лежанкѣ,
О вкусномъ супѣ, о жаркомъ
И будь доволенъ сухарькомъ....
Не все ль равно, гдѣ не уснуть,
Лишь только бъ ноги протянуть...
Бывало лишь сигналъ заслышишь —
ЗамретЪ сердечко, еле дышешь...
Не отъ испуга, безъ сомнѣнья.
Скорѣе—радъ и отъ волненья;
Въ солдатѣ Русскомъ того нѣтъ,
Чтобъ онъ смотрѣлъ на бѣлый свѣтъ
Какъ на безцѣнную пирушку,—

Ему-что въ землю, что въ подушку...
Онъ преспокойно всюду ляжетъ,
Гдѣ только командиръ прикажетъ...
И, какъ на пиръ, несется въ драку:
Усилить цѣпь или въ аттаку...
Пройдетъ близь сутокъ въ перестрѣлкѣ,
ГляДйШЬ, выходить по повѣрКѣ.
Ужъ многихъ кой-кого не стало...
Вотъ тутъ взгрустнешь подчаеъ бывало:
Гдѣ Стратилатовъ? Онъ убитъ...
Перловъ за бруствером> лежитъ
И тамъ подъ грудой тѣлъ остался;
1
Орловъ, бѣдняга, въ плѣнъ попался;
Крошихинъ пулей въ ногу раненъ,
Шатиловъ тоже бездыханенъ
Въ землянку ротой принесенъ...
Вотъ отличился баталіонъ!..; "
Съ кѣмъ часъ назадъ кричилъ „ура",
Съ кѣмъ въ карты рѣзался вчера,
Съ кѣмъ нынче встрѣтилъ бѣлый свѣтъ,
Посмотришь, къ ночи тѣхъ и нѣтъ.
Однажды помню, послѣ боя,
Ворчитъ солдатикъ, рядомъ стоя,
„А что бы, Ваше Благородье!
Намъ это Турское отродье
Скорѣй изъ Плевньг разогнать,
Вѣдь надоѣло такъ стоять!"
„Гони!",
сорвалось какъ-то съ языка,
Глядимъ, солдатъ задалъ стрѣльчка,
Не давъ опомниться и мнѣ,
Бѣжитъ на той ужъ сторонѣ
Стремглавъ впередъ, ружьемъ махая,
Широкой глоткою зѣвая,
.
На бѣлый свѣтъ свою „уру". ..
"
И Турки, спрятались въ нору,
Завидѣвъ смѣлаго буяна;
Такъ поразилъ онъ басурмана,
-
"
Что тотъ, не знавши дѣло въ_,чемъ,
Не смѣлъ и выстрѣлить по немъ...
И только, цакъ шутникъ вернулся,
Должно быть вражій сынъ очнулся:
Пошелъ пускать въ пространство пули,
Сердясь. на то, - что гфомигнулиг. - ;:.
И не поддѣли. смѣлъчаха;
г.. О
А мы, хватаясь за бока,
Смѣялись выходкѣ солдата,..
'
/.
Вотъ чѣмъ была для насъ богата^
Подъ Плевной славная стоянка..« н
Жалѣю я тебя землянка!..-.
--
- •;:
Не рѣдко о тебѣ грущу
И, грѣшный человѣкъ, ропщу:
Не лучше-ль было средь друзей, .
Въ пылу воинственныхъ идей,; ;
Среди товарищей—солдата,
Открыто встрѣтить иасъ заката..;
Чѣмъ здѣсь теперь—въ кругу интригъ
Подъ страшной тяжестью веригъ-
Вражды, измѣны,. гнусной лести;:- . .
Въ забвеньи полномъ и безъ чес'ти,
Покончить пѣсню' бытія;
Скажите, правъ ли въ этомъ я?..
Тому, кто будетъ умирать,
Не приведется разбирать:
Въ редутѣ онъ, иль въ кабинетѣ;
За ноги стащатъ, или въ каретѣ
Свезутъ на кладбище останки,—
Ну какъ не пожалѣть землянки?!..
14 Октября 1877 г.
„ГГередъ обѣдомть".
„Ей ребята! щи поспѣли"
„Паръ отъ нихъ валитъ!..
„Что вы тамъ въ редутъ засѣли?"
Кашеваръ кричитъ...

„Подожди, дай предъ обѣдомъ
Мнѣ для аппетита
Пулей чокнуться съ сосѣдомъ"
—
Отвѣчалъ Никита...
А Никиту знали плута,
Онъ любилъ покушать;
Не хотѣлъже почему-то
Кашевара слушать...
Взялъ берданку на прицѣлъ,
Выгіалилъ безъ треска;
Ну и чокнулся пострѣлъ,
Покатилась феска...
„Вотъ теперь иди сюда!"
Кричитъ кашевару;
„А я сбѣгаю туда...
Понабраться пару" ...
Приказъ на защиту знамени.
Вонъ ребята,
Честь солдата
Въ третьей несутъ ротѣ!
Ну, смотрите,
Берегите
Славу о пѣхотѣ!..
И за знамя
Лѣзьте въ пламя
Во что бы ни стало!
Богъ помилуй!
Выбьютъ силой
Все тогда пропало!
Знайте сами,
Вѣдь крестами
Оно отличалось!..
Честь такая,
Полковая,
Даромъ не давалась!..
Не забудь приказа:
Не пускай изъ глаза!
Знамя берегите!..
Если басурманы
Примутъ въ ятаганы,
Грудью защитите!..
„Картинка съ натуры".
Мчась во весь карьеръ,
Обгоняя роту,
Взводный офицеръ
Окликалъ пѣхоту:
„Артиллеріи, ребята,
Очищай дорогу;
Для пѣхотнаго солдата
Ъдемъ на подмогу"! . .
„Земляки здорово!
Какъ живете, братцы?
Кладите, безъ слова,
Подвеземъ вамъ ранцы...
Вонъ до той высоты
Намъ надо добраться,
И ряды пѣхоты
Стали раздаваться...

Вечерняя зоря."
Люблю вечернюю зарю,
Любпю мотивъ мнѣ дорогой;
За ней я небо благодарю,
Въ молитвѣ краткой и простой...
Когда послѣдній звукъ трубы
Дрожащей трелью замираетъ;
Невольно сердце для мольбы
Мое тогда располагаетъ.
Когда послѣдней мелкой дробью
Къ молитвѣ выбьетъ барабанъ;
Какой-то голосъ сладкой скорбью
Прольется въ глубь душевныхъ ранъ...
Люблю вечернюю зарю,
Люблю призывъ къ ней дорогой;
Тогда я мысленно парю
Въ странѣ Болгаріи родной., .
За ней всегда припоминаю,
Какъ я въ походѣ боевомъ
Бывало этотъ часъ встрѣчаю,
И сардце бьется объ одномъ:
Услышу-ль завтра сладкій звукъ
Трубы горниста—усача;
И безъ движенья устъ и рукъ
Была молитва горяча...
Какія мысли, что за чувства
Въ молитвѣ краткой пробѣгутъ?—
Чтобъ описать ихъ, нѣтъ искусства,
Перо совсѣмъ безсильно тутъ.
Тотъ этихъ чувствъ не испыталъ,
Тотъ только съ ними не знакомь,
Кто на повѣркѣ, не стоялъ,
Съ зарей въ походѣ боевомъ...
і
'<!.'.
'
.
,:Л "С! .
-
V
моя родина ;
(Посвящается Владимірцамъ).
Въ краяхъ, гдѣ Клязьма гіротекаетъ
И орошаетъ берега;
\ ......
Природа, гдѣ порой бываетъ,
Какъ и на сѣверѣ, строга....
Гдѣ не ростутъ арбузы, дыни,
А только —хрѣнъ и огурцы;-
Гдѣ въ духѣ правилъ благостыни
Питаютъ юношей отцы....
Гдѣ раньше, въ старые вѣка,
Краевъ тѣхъ предки свою выю,
Отъ мала всѣ до старика,
Подъ мечъ подставили Батыю....
Вотъ въ тѣхъ краяхъ родился въ свѣтъ
Никѣмъ непризнанный поэтъ....
С. У.

КъпамятиJI А В й
Какъ въ дымкѣ туманной,
За тучей густой,
Твой образъ желанный,
Мелькнетъ предо мной..
Мелькнетъ, какъ зарница,
Какъ искра огня;
Слезою рѣсница
Блеснетъ у меня...
Я помню, была ты,
Какъ фея небесъ;
Какъ ангелъ крылатый,
Какъ чудо чудесъ...
Тебя за святыню
Безумно я чтилъ;
И такъ, какъ богиню,
Я страстно любилъ.
Но рокъ безпощадный
Красы не щадить;
И прахъ ненаглядный
Въ могилѣ зарытъ....
Зарыть, и не стало
На вѣки ея;
Такъ съ ней миновало
Блаженство мое.., .
Какъ въ дымкѣ туманной,
Сквозь сонъ вижу я
Твой образъ желанный,
Богиня моя!...
Тѣни
Въ сепѣ за рѣкой, на полянѣ,
Лишь полночь часы отобьютъ,
На старомъ кладбищѣ при храмѣ,
Двѣ тѣни умершихъ встаютъ...
Встаютъ онѣ молча и тихо,
Не сводятъ съ селенія глазъ;
Въ могилахъ имъ тошно и лихо
Бываетъ въ полуночный часъ...
Старикъ и старуха сѣдые,
Уныло подъ ручку идутъ;
Садятся на плиты сырыя
И рѣчь межъ собою ведутъ.
Давно ли насъ здѣсь схоронили,
Не больше полсотни какъ лѣтъ;
А люди, какъ жизнь измѣнили,
Совсѣмъ и похожаго нѣтъ:
Бывало при въѣздѣ въ селенье,
Съ обоихъ присельныхъ концовъ,
Стояли все съ хлѣбомъ одоньи
Не ниже высокихъ домовъ....
А нынче, взгляни и дивися,
Ни снопика нѣтъ при пути,
Что даже голодная крыса,
Зерна тамъ не можетъ найти...
Бывало старуха съ тобою
Мы жили хоть въ курной пзЗѢ;
За то не роднились съ нуждою,
Не знали позора себѣ...

Таперь погляди на хоромы,
Кругомъ ни кола, ни двора;
Послѣдній снопишка соломы
Сосѣдъ бывшій продалъ вчера....
Мы честно свой домъ отправляли,
Кормила насъ матка земля;
Раздоры хоГя и бывали,
Но плотно плотилась семья....
Теперь все; раздѣлы явились,
Отецъ съ сыномъ стали враги,
И"вогъ до чего подѣлились:
Не стало въ дому кочерги....
Бывало въ сермяжномъ кафтанѣ,,.
Въ лаптяхъ, щеголяли съ тобой;
За то и копѣйка въ карманѣ
Водилась всегда за душой....
Теперь.посмотри, наши внуки,
Хотя и не платятъ оброкъ,
За то понапялйли брюки
И носятъ со скрипомъ сапогъ....
Бывало придетъ „Воскресенье",
Припомни старуха, сама;
По звону спѣшитъ все селенье
И церковь Святая полна.
А нынче на что молодые,
Но даже, смотри, старики,
Въ праздники Божьи — большіе,
Спѣшатъ до зари въ кабаки....
Бывало хоть нѣтъ и здоровья,
Посты соблюдали всегда;
Не ѣли мы мясо коровье
Въ Великомъ постѣ никогда.
Попомни меня ты, родная,
Попомни меня, старика;
Что стукнетъ ихъ сила благая,
Не стерпитъ Господня рука!,..
И то ужъ пошли голодухи,
Холера, падежъ и пожаръ;
И видно у тѣни старухи
Слезинкою глазъ заблисталъ....
И жалко имъ~ было селенья
И плакали вмѣстѣ они,
Что внуки за ихъ нерадѣнья,
Извѣдаютъ горъкіе дни....
Но тутъ, какъ минуты подходятъ
Пропѣть пѣтуху на селѣ,
То тѣни на могилы уходятъ,
Лежатъ до полночи въ землѣ....
И въ часъ, когда полночь приходить,
На кладбищѣ томъ, въ темнотѣ,
Видали, кто мимо проходить,
Двѣ тѣни сидятъ на плитѣ.
„Соловей".
Пташка вел"ика-ли„
Смотришь* соловей;
А поетъ — слыхали?
Музыки нѣжнѣй!...
Гдѣ онъ бралъ уроки
Дивнаго искусства!
Сколько въ его пѣснѣ
Нѣжности и чувства!...

Таперь погляди на хоромы,
Кругомъ ни кола, ни двора;
Послѣдній снопишка соломы
Сосѣдъ бывшій продалъ вчера....
Мы честно свой домъ отправляли,
Кормила набъ матка земля;
Раздоры хотя и бывали,
Но плотно плотилась семья....
Теперь все; раздѣлы явились,
Отецъ съ сыномъ стали враги,
И"вогь до чего подѣлились:
Не стало въ дому кочерги....
Бывало въ сермяжномъ кафтанѣ,
Въ лаптяхъ, щеголяли съ тобой;.
За то и копѣйка въ карманѣ
Водилась всегда за душой....
Теперь, посмотри, наши внуки,
Хотя и не платятъ оброкъ,
За то понапялйли брюки
И носятъ со скрипомъ сапогъ....
Бывало Рридетъ „Воскресенье",
Припомни старуха, сама;
По звону спѣшитъ все селенье
И церковь Святая полна.
А нынче на что молодые,
Но даже, смотри, старики,
Въ праздники Божьи — большіе,
Спѣшатъ до зари въ кабаки....
Бывало хоть нѣтъ и здоровья,
Посты соблюдали всегда;
Не ѣли мы мясо коровье
Въ Великомъ постѣ никогда.
Попомни меня ты, родная,
Попомни меня, старика;
Что стукнетъ ихъ сила благая,
Не стерпитъ Господня рука!,..
И то ужъ пошли голодухи,
Холера, падежъ и пожаръ;
И видно у тѣни старухи
Слезинкою глазъ заблисталъ....
И жалко имъ было селенья
И плакали вмѣстѣ они,
Что внуки за ихъ нерадѣнья,
Извѣдаютъ горъкіе дни....
Но тутъ, какъ минуты подходятъ
Пропѣть пѣтуху на селѣ,
То тѣни на могилы уходятъ,
Лежатъ до полночи въ землѣ....
И въ часъ, когда полночь приходитъ,
На кладбищѣ томъ, въ темнотѣ,
Видали, кто мимо проходить,
Двѣ тѣни сидятъ на плитѣ.
„Соловей".
Пташка вел"ика-ли„
Смотришь, соловей;
А поетъ — слыхали?
Музыки нѣжнѣй!...
Гдѣ онъ бралъ уроки
Дивнаго искусства!
Сколько въ его пѣснѣ
Нѣжности и чувства!...

Какъ она ласкаетъ
Мелодичной трелью;
То вдругъ призываетъ
Къ полному веселью:
Забыть заставляетъ
Всякія невзгоды;
То напоминаетъ
Отжитые годы...
Юности привольной,
Воскрешая грезы;
То тоской невольной
Вызываетъ слезы....
Чьею только силой,
Я хотѣлъ-бы знать,
Наученъ онъ, милый,
Въ душу проникать?...
Пѣснею чудесной
Онъ мнѣ подсказалъ:
Какъ Творецъ небесный
Дивно все создалъ....
„Къ Кресту".
Въ Тебѣ одномъ,
Крестѣ Святомъ,
Я нахожу покой!
Когда молюсь,
Не нацивлюсь,
Творится что съ душой!
Гнетущій страхъ,
Какъ въ вихрѣ прахъ,
Меня бѣжитъ...
Надежды глазъ,
Въ тотъ чудный часъ,
Ко мнѣ глядитъ.
И ликъ Христа,
Съ Его Креста
Мнѣ говоритъ:
Терпи, борись,
Съ нуждой мирись
И не ропщи!...
Душѣ своей
Въ любви моей
Покой ищи!
Взирай на Крестъ,
Какой протестъ
Я заявилъ:
Безъ слезъ— скорбей,
За грѣхъ людей
Я кровь пролилъ!...
И свѣтлый лучъ,
Сквозь» мрачныхъ тучъ
Огнемъ горитъ...
И вся печаль
Отъ сердца въ даль
Бѣжитъ, бѣжитъ....
„Оглядись старина!"
Эй, проснись, пробудись
И за разумъ возьмись;
Время быстро бѣжитъ,
Смерть въ окошко стучитъ!...
А ты все въ хлопотахъ
И въ житейскихъ дѣлахъ,
Коротаешь свой вѣкъ;
Какъ смѣшонъ человѣкъ! ..

На закатѣ хоть дней
О душѣ порадѣй:
Посѣдѣло чело,
Спину вдвое свело,
Руки, ноги дрожать
И глаза не глядятъ;
А ты строишь мечты
Изъ земной суеты;
Ленъ, зерно продаешь,
Подъ залогъ выдаешь...
Чѣмъ-бы въ церковь идти,
А ты счеты свести
Остаешься въ избѣ—
Не грѣшно-ли тебѣ?!..
На закатѣ то дней
О душѣ порадѣй:.
Въ какомъ видѣ^она
Часъ посмертнаго сна
Встрѣтитъ, ты посуди!
И что ждетъ впереди?
Не поможетъ казна:
Правда Божья грозна;
Не подкупить ее
Все богатство твое..
Эй проснись человѣкъ!
Не другой тебѣ вѣкъ
Въ мірѣ жить суждено:
Оглянуться давно
Тебѣ была пора;
Такъ и жди, со двора
Тебя скоро свезутъ,
Что сберегъ—бросишь тутъ;
Ничего не возьмешь,
Когда въ землю пойдешь...
Пробудись, оглянись!
И за разумъ возьмись!
Обернись старина!
За плечами она...
Думы чиновника.
Я знаю напередъД
-
,
Семья не возведетъ
Креста мнѣ на могидѣ...
И даже схоронить,
о
Какъ слѣдуетъ -и быть.
Ей будетъ не по силѣ... -
с
Съ получки до получки ...
Я чистенькія ручки
Въ пустыхъ ношу карманахъ
И вѣкъ съ семьей кочую, і
До сей поры ночую
•
Я на чужихъ диванахъ.і .
Одѣтъ, ЗДОрОВЪ и -СЫТЪ, а
Въ Воскресный . день псбритъ .,
И слава тебѣ Богу! ; ; .<
.•;;
Долги хотя и есть,
Но дѣлаетъ мнѣ честь,
Плачуся понемногу...
Ребята подрастаютъ,
.'
Они отлично знаютъ:
Духовной не оставліо,,.
Осрбенныхъ расходовъ,.
•• -,>.
Ни дарственныхъ, ни вводовъ м,-
Свершать ихъ не заставлю...
Коль смертный часъ такъ близко,
То выручить .подписка,
Вѣдь, добрячки найдутся...
Семьи-жъ какая доля?
На то Господня воля!
Кой гдѣ нибудь приткнутся.

На смерть
Государя Императора АЛЕКСАНДРА ІІІ-го.
То не буря съ грозой разразилася,
Не отъ тучи померкла заря;
Это русскія слезы пролилися —
Ангелъ смерти похитилъ Царя...
Все искусство новѣйшей науки
Прилагалось, чтобъ смерть отстранить,
Но безсильны, знать, смертнаго руки,
Чтобы волю Творца измѣнить.
Мы ли Тебя не просили, Создателя,
Чашу скорби отъ насъ отстранить;
Не лишать насъ Царя-миродателя,
И дни намъ дорогіе продлить!...
Но по волѣ Твоей и хотѣнію
Суждено совершиться судьбѣ;
И такъ мы, покорясь провидѣнію,
Снова съ теплой молитвой къ Тебѣ:
Упокой же Ты въ свѣтлой обители
Душу отъ насъ отлетѣвшую,
Пусть ее примутъ къ себѣ небожители,
Насъ такъ любившую— миромъ согрѣвшую.
Слава земная пусть славой незримою
Смѣнится въ мірѣ иномъ;
И душу почившую, Русью любимую,
Украсятъ нетлѣннымъ вѣнцомі!
4P
Къ невозвратной".
Явись ты мнѣ хотя на мигъ
Напомнить незабвенный ликъ;
И обновить въ умѣ моемъ
Мечты о счастіи быломъ...
Явись ты мнѣ, и въ этотъ часъ,
Я насмотрюсь въ послѣдній разъ
На милый, чудный образъ^твой.
Явись во снѣ мнѣ, ангелъ мой!
Явися въ томъ же бѣломъ платьѣ,
Въ которомъ заключилъ въ объятья,
Тебя, голубка, въ первый разъ,
Въ тотъ сладкій мигъ—блаженный часъ...
Я, пробудясь во мракѣ ночи,
Вопьюсь глазами въ твои очи...
И какъ же буду только радъ,
Хоть мелькомъ встрѣтить томный взглядъ,
Который, помню, для меня
Былъ искрой пламенной огня...
Онъ сердце мнѣ пронзилъ стрѣлою,
Онъ отданъ мнѣ—умретъ со мною.—
Какъ будетъ съ тѣломъ разставаться
Душа моя, готовъ поклясться:
Я буду небо умолять,
Твой взоръ за гробомъ увидать...

Зеркальцо".
Гдѣ ты зеркальце завалилося?,..
Гдѣ ты-свѣтлое? гдѣ-товарищъ мой?...
Потускнѣло ты—запылилося...
Не смотрю въ тебя, какъ былой порой;
Подойду къ тёбѣ—улыбаешься;
Ты улыбкою молодецкою,..
И мечтамъ моимъ Откликаешься
Грезой сладкою—грезой дѣтскою...
Моей волюііікѢ—коню смѣлому
Жало руку ты, ободряючи;
Мечтамъ—пташечккмъ, стаду цѣлому
Подмигало ты утѣшаючи...
И характеру -веслу твердому /
Придавало силъ въ бурю грозную;
Духу смѣ/іому, духу бодрому1
Окрыляло ты мысль серьезную...
А теперь къ тебѣ подоитй страшусь!
Знать, разгнѣвалось—разсердилося;
Что же сталося?... я и самъ дивлюсь:
Потускнѣло ты—измѣнилося...
Посмотрю порой«я украдкою,
Ты улыбкою улыбаешься
Далеко не той - прежней, сладкою,
\
A скорѣй слезой откликаешься;..
Хмуришь ты чеДо посѣдѣлое
Въ дальнемъ плаваньй^ въ лихой долюшкѣ,
Сквозь стекло твое потускнѣлое,
Ты не жмешь руки моей волюшкѣ...
Злой насмѣшкою искажаешься,
Коль порхнутъ мечты-.н ксомъ въ душу мнѣ;
Съ адскимъ хоХотомъ Удивляешься:
Отколь вздумали налеДѣть онѣ,
Какъ по вѣтру прахъ разнесенный!...
И дружить съ тобой мнѣ нѣтъ моченьки,
Навѣваешь ты думы черныя;
Не глядѣли бы въ тебя оченьки...
Потускнѣло, другъ, измѣнилося,
Въ забытьи полномъ ты валяешься;
Лучше-бъ въ дребезги ты разбилося,
Чѣмъ порой въ глаза попадаешься...
„Урожай".
Скажи-ка, дядя, вѣдь не даромъ,
Земля, вздохнувшая подъ паромъ,
Намъ „самъ двадцатый" принесла?.
Вѣдь, были-жъ раньше урожай:
Отъ хлѣба гнулися сараи,
И отъ избытка продавали
Одонья цѣлыя съ села. .
Бывало хлѣба намолотимъ,
Амбары имъ понаколотимъ,
Оброкъ и подати''заплотимъ,
Да и гуляемъ всѣмъ селомъ...
Мы землю, правда, удобряли
И безъ навоза не пахали
Ни рожь, ни жи.то, ни овесъ...
Я помню, съ самой „Фоминой"
И до недѣли „Петровой"
Навозъ везутъ: гора—горой,
За то и хлѣбъ въ избыткѣ росъ...
Скотинки было за глаза,
И нѣтъ мудренаго—воза
.
Такіе въ поле вывозили,
-
Что наши лошади теперь,
Ты хочешь, ^вѣрь .или не вѣрь,
Пожалуй.съ мѣста бъ не стащили.
Земля такое, братецъ, дѣло:
Какъ унавозишь, и жди смѣло,
Что будетъ добрый урожай.

Вѣстимо, развѣ Божья воля:
Порой случалось не сжать съ поля
Зерна на хлѣба каравай:
Морозомъ съ осени прихватить,
Иль вымокнетъ, иль градъ окатитъ,—
За то было не заплатить
Тебѣ никто въ бѣдѣ такой...
Ни въ земствахъ ссуды не давали,
Полей въ корню не страховали,
А все же хлѣбецъ былъ съ лихвой.
Да, было, помню, время,
Не занимали въ посѣвъ сѣмя,
Радѣли крѣпко о землѣ...
И рѣдко встрѣтишь разъ иной,
Пройдетъ кой-гдѣ старикъ съ сумой
И то безрукій иль слѣпой —
Не знали нищихъ на селѣ...
Изъ воспоминаній о матери
У насъ въ дому была икона,
Отцу отъ дѣда подарена;
Предъ ней, когда ложилась спать,
Всегда молилась моя мать,
Молилась пламенно съ слезами,
И, говоря о томъ межъ нами,
Покойница была такая
Религіозная—святая.
Бывало изъ всего Посада
Горитъ въ огнѣ ея лампада
Передъ иконою святой
И, какъ сей часъ, передъ собой
Ее молящуюся вижу.
Покой ея тѣмъ не обижу,
Когда рисую всю въ слезахъ
Ее въ простыхъ своихъ стихахъ,
Съ горящимъ исповѣдью взоромъ
Предъ „Трехъ Святителей соборомъ!"
Дѣтей подслушивалъ не разъ,
Она мопилася за насъ
Дѣтей своихъ, что безъ ума
Любила искренно она.
Просила намъ во всемъ удачи,
При разрѣшеніи задачи,
При переходѣ въ старшій классъ,
Не осушала, помню, глазъ...
Бывало горе-ли случится,
Или нужда въ окно стучится,
Отецъ разстроенный вспылить,
Она безмолвно промолчитъ.
И съ нѣжной, кроткою улыбкой,
Покончивъ хлопоты надъ зыбкой
Ребенка маленькаго, мать
Спѣшитъ предъ образомъ предстать.
И долго молится родная,
Съ колѣнъ по часу не вставая.
Я, помню, самъ тогда не мало,
Головку скрывъ подъ одѣяло,
Украдкой сдержанно рыдалъ,
И такъ рыдая, засыпалъ...
А какъ покоенъ былъ тотъ сонъ,
Неэамѣнимъ ничѣмъ мнѣ онъ,
Теперь бы такъ заснуть хотѣлъ,
Какъ, засыпая, я смотрѣлъ
На мать, просящую Творца
За угнетеннаго отца,
За избавленье отъ скорбей
Ея возлюбленныхъ дѣтей.

Посвящается А. П. У
У
Какъ я блаженъ, что все вокругъ
Весельемъ полнымъ, счастьемъ дышетъ,
И слезъ моихъ ни брагц ни другъ
Никто не видитъ и не слышитъ...
Моя тоска, печаль и горе,
Мои тревоги и нужда,
Ничто иное — капля въ морѣ,
—
Умчатся въ вѣчность безъ слѣда....
Цвѣтокъ, упитанный росою,
Подъ лаской солнечной растетъ,
Пока не срѣжется косою,
Иль вихремъ буря не сорветъ.
Ему, посмотришь, нѣтъ печали
За то, что рядомъ, близь гіего
У мелкой травки жизнь помяли,
Ея погибель — не его...
Безпечно пташка расгіѣваетъ,
Печали ядъ ей незнакомъ,
Она не видитъ, не внимаетъ
Борьбѣ личинки съ паукомъ.
Пускай цвѣтутъ подъ солнцемъ розы,
Пусть пташка весело поетъ;
И имъ знакомы будутъ грозы,
Вѣдь, счастье вѣчно не живетъ...
Такъ я смотрю на поколѣнье
И на довольныхъ всѣхъ вокругъ;
Не надорвутъ мое терпѣнье
Ни брать безчувственный, ни другъ.
Я знаю: всѣхъ удѣлъ таковъ,
Кто радость полной чашей пьетъ;
Тотъ бури, вихря и вѣтровъ,
Какъ я, такъ твердо не снесетъ...
И такъ въ борьбѣ подъ гнетомъ рока
Я счастьемъ ближняго горжусь.
Въ сторонкѣ плача, издалека,
Въ рыданьяхъ сдержанньіхъ смѣюсь
Блаженъ я тѣмъ, что, умирай,
Жизнь явно вйжу 'вкругъ себя
И, какъ на отблескъ мнѣ йЗѣ рая,
Смотрю, счастливецъ, на тебя...
Живи подъ ласкою фортуны,
Свой кубокъ счастья допивай;
Лишь сожалѣньемъ сердца струны
Ты мнѣ въ конеЦъ не обрывай...
разочарованіѳ.
Давно ли то было,
Въ садъ насъ манило
•
Изо дня въ день?!...
Съ утра до ночи
Жарко, нѣтъ мочи. —
Тянетъ все въ тѣнь...
Съ милой сосѣдкой ..
Въ скромной бесѣдкѣ
Медокъ мы пили;' г
.
Время пріятно,
Неоднократно
Съ ней .проводили...
Кушать захочемъ,
Въ сливкахъ помочимъ
Мы сухари...
Въ шашки играли,
Книги читали
*
Вплоть до зари...
Но, вѣдь, конечно,
Счастье не вѣчно:
Осень пришла,

Свяла бесѣдка,
Моя сосѣдка
Въ садъ не пришла...
Вѣтви повисли,
Сливки окисли —
ЪстьТне хотимъ...
Встрѣтясь* порою
Съ ней подъ горою,
Грустно молчимъ...
Листья съ березы
Будто, кокъ слезы,
Падаютъ градомъ...
Грустно, признаться,
Намъ разставаться
Съ маленькимъ садомъ..
Графинъ.
Графинъ съ виномъ
На днѣ твоемъ,
Нужда съ сумой...
Съ тобой дружась,
Найдешь какъ разъ
Сибирь съ тюрьмой.
Бѣжать тебя,
Любя себя,
Мы всѣ должны.
Сомнѣнья нѣтъ;
Отъ многихъ бѣдъ
Мы спасены.
И въ жизни сей
Не мало дней
Мы сохранимъ.
Семьѣ родной
Покой святой
Тѣмъ подаримъ!...
КъГ.Ф.H
Мнѣ жаль тебя, ты еле дышишь,
Печаль твоя понятна мнѣ:
Ты слабо видишь, плохо слышишь
При молодой своей женѣ...
Какъ старый конь кавалериста,
Лишенный бодрости и силъ,
Заслыша звукъ трубы горниста,
Зафыркалъ—уши навострилъ...
Хвостомъ усиленно стараясь,
Какъ въ годы ранніе, махать;
На мигъ въ болѣзняхъ забываясь,
Заржалъ и хочетъ поскакать,
Но бодрость духа утихаетъ,
И немощь верхъ во всемъ беретъ;
Какъ онъ ни рвется, ни желаетъ,
Но ногъ не двигаетъ впередъ...
Такъ ты собой напоминаешь
Коня отжившаго, другъ мой,
Ты съ грустью тайною взираешь
На чары жизни предъ собой...
Въ избыткѣ пользуясь дарами
Довольства полнаго во всемъ;
Въ безсильи жадными очами
Поводишь съ злобою кругомъ.
Махнувъ рукой на немощь тѣла,
Надѣясь снова вѣкъ зажить;
На мигъ мечта тебя согрѣла,
И ты рѣшился полюбить...
Твой всадникъ въ бѣшенной отвагѣ
Готовь, какъ вихрь, нестися вдаль;
А ты, какъ конь — падешь въ оврагѣ,
Мнѣ жаль тебя — сердечно жаль!...

На бракосочетаніе
Ихъ Императорскихъ Величествъ Государя
Императора НИКОЛАЯ АЛЕКСАНДРО-
ВИЧА и Императрицы
АЛЕКСАНДРЫ
ѲЕОДОРОВНЫ.
Къ землѣ колѣна преклоняя,
Съ слезою радости въ глазахъ,
Молись умильно, Русь святая,
Царю-Царей на небесахъ!
Чтобъ Онъ всещедрою рукою,
Какъ власгелинъ небесныхъ силъ,
Надъ новобрачною четою
Обильно милости пролилъ;
Чтобъ неба ангелъ златокудрый
Путь жизни Ихъ оберегалъ,
И духъ божественный, премудрый
Въ сердцахъ Ихъ вѣчно обиталъ.
Пусть жизни новой горизонтъ
Освѣтитъ добрая звѣзда,
И счастья теплый лучъ прольетъ
Въ семьѣ вѣнчанной навсегда.
Союзъ любви, во всемъ согласье,
Безъ розни взглядовъ, и покой,
Пускай упрочатъ миръ и счастье
Россіи — родины святой.
Молися, Русь, Творца проси
Въ сей часъ священный и избранный,
Чтобъ новый Царь нашъ на Руси
Съ своей супругой — Богомъ данной,
Въ избыткѣ здравія и силъ
Прожили много — много лѣтъ,
И чтобъ Господь Ихъ сохранилъ
Отъ всякой скорби и отъ бѣдъ.
Да видимъ мы въ чегѣ священной
Защиту родины — оплотъ,
И благодатью окрыленный
Да процвѣтаетъ Царскій родъ.
Вѣка, истекшіе предъ нами,
Порукой твердой возстаютъ
За то, что Царь съ Его сынами
Землѣ родной покой несутъ.
Его опекѣ и заботамъ
О насъ, какъ дѣтяхъ, нѣтъ конца,
И былъ, и будетъ Онъ оплотомъ
Изъ стали слитаго кольца...
Пускай погибельныя дѣти
Блуждаютъ въ сумракѣ ночномъ,
Ничтожны ихъ гнилыя сѣти,
Свитыя въ западѣ гниломъ....
Мы-жь твердо вѣримъ въ Провидѣнье
И любимъ батюшку Царя;
Въ немъ наше счастье и спасенье,
Россіи свѣтлая заря!...
Къ шкатулкѣ.
Я помню, дѣтскою порой,
Въ тебя, шкатулка дорогая,
Ходила нѣжною рукой
Бывало мать моя родная!
Въ тебѣ всегда она хранила,
Что было цѣннаго для ней,
—
Что было дорого и мило:
Простыя письма отъ дѣтей.
Какія слезы проливала
Моя родная надъ тобой,
И рѣдко, рѣдко то бывало,
Проглянетъ радость чередой.

Прошли уже десятки лѣтъ,
Ты та же все, не измѣнилась;
Но матери на свѣтѣ нѣтъ,
Съ ней смерть давно распорядилась.
Ты мнѣ сопутствуешь повсюду,
Какъ даръ на памить я храню,
И умирать когда я буду
Съ тебя очей не отгоню...
Я буду небо призывать,
Когда настанетъ мнѣ кончина,
Чтобъ близь тебя стояла мать
И взоры кинула на сына,
И ей скажу тогда: „родная,
Прими на грудь меня къ себѣ!
Спроси — шкатулка дорогая
Разскажетъ, милая, тебѣ,
Что вынесъ я въ года разлуки,
Какъ жизнь меня колесовала",
И къ сыну брошенному руки
Она протянетъ, какъ бывало.
А ты останешься пустая,
Какой мнѣ матерью дана
И, надъ тобой потомъ вздыхая,
Повторятъ дѣти и жена,
Повторятъ то же, призывая,
Въ часы отхода своего:
„Повѣдай тѣни, дорогая,
Какъ мы страдали безъ него!... '
и