Автор: Василенко С.
Теги: социальная структура общество как социальная система социология политическая история американская политика
ISBN: 5-85383-269-7
Год: 2004
Текст
введшим В руморолорию
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ СЛУХОВ НА АМЕРИКАНСКИХ ВЫБОРАХ
МОСКВА, «ПОЛИГРАФОЦЕНТР-ПЛЮС», 2004
УДК 316.314(075.4)
ББК 60.56я7
В24
Особая благодарность издательству «Pathfinder Press» (США)
и руководству интернет-портала «Rambler» (Россия), без помощи
которых этот проект не состоялся бы.
Художник О.Черкас
Введение в руморологию: использование слухов на американских
В24 выборах / Сост. С. Василенко; Пер. с англ. Ю. Стома; Предисл. А. Егоро¬
ва. — М.: Полиграфоцентр-плюс, 2004. — 304 с.
ISBN: 5-85383-269-7
Эта книга — настоящая история «черного пиара» в Америке, начиная со вре¬
мен Джорджа Вашингтона и до наших дней. Состаленное на основе документаль¬
ных свидетельств и материалов американской прессы, издание будет особенно
интересно российскому читателю, стремящемуся познакомиться с американ¬
ским опытом предвыборных технологий.
УДК 316.314(075.4)
ББК 60.56я7
ISBN: 5-85383-269-7
© «Полиграфоцентр-плюс», 2004
© О. Черкас, худ. оформление, макет, 2004
© Ю. Стома, перевод, 2004
Содержание
Предисловие 7
Глава I Введение 13
Глава 2 Грехи публичные и приватные (1776-1830) 35
Глава з Слухи и мутация морали (1830-1880) 57
Глава 4 Как появился класс знаменитостей (1880-1900) 101
Глава 5 Злоба дня (1890-1920) 125
Глава 6 Политические слухи уходят в подполье (1920-1945) . .152
Глава 7 Тихие годы (1945-1964) 184
Глава 8 Половодье критических событий (1964-1980) 210
Глава 9 Институализация слухов (1980-1992) 237
Глава Iо Руморологический армагедон 266
Глава а Перманентное разоблачение 290
Предисловие
Предлагаемая вниманию российских читателей книга пред¬
ставляет собой сборник материалов, основанный на четырех
популярных изданиях, принадлежащих перу трех американ¬
ских авторов. Обращаясь к одним и тем же (или разным) эпизодам
двухсотлетней истории своей страны, Лесли Фаст, Эдвард Коэн и Кит
Хэринг раскрывают подоплеку скандалов, потрясавших в свое время
всю Америку и влияющих на ее развитие и по сей день. Львиная доля
этого своеобразного собрания сенсаций посвящена обитателям Бело¬
го дома, хотя и другие истории о гражданах рангом пониже, о предвы¬
борных кампаниях и битвах среди массмедиа также вызывают боль¬
шой интерес и могут пригодиться нам для строительства правового
общества. Иногда бывает полезно изучить и чужие грабли, а не жало¬
ваться на свои.
Исследования маститого историка Лесли Фаста (Lesley G. Fast. From
Lincoln to Clinton (regressingforward) и Lesley G. Fast Back to a New Past) посвя¬
щены таким малоизвестным (или редко упоминаемым) страницам аме¬
риканской истории, как скандальная шумиха, поднятая в американской
прессе в связи с приобретением у России Аляски, или психоаналитиче¬
ское изучение личности таких непохожих лидеров, какими являлись
Авраам Линкольн, Вудро Вильсон, Рональд Рейган или Билл Клинтон.
8
Введение в руморологию
Некоторая рассудочность и даже склонность к морализаторству, прису¬
щие стилю Фаста, с лихвой компенсируются поразительными открыти¬
ями неизвестных ранее (но достоверно проверенных и доказанных)
фактов. Мало кто знает, например, что такой цветущий на первый
взгляд жизнелюб и удачливый ловелас, как Джон Ф. Кеннеди, страдал
почти двумя десятками болезней, многократно оперировался и в близ¬
ком кругу выражал опасения, что не доживет даже до сорока лет.
Для Эдварда Коэна (Edward J. Cohen. Popular Rumorobgy) развитие
цивилизации предстает (на примере США) как непрерывная череда
сплетен, скандалов, пересудов, импровизированных или тщательно
подготовленных пиаровских акций. В его книге приводится призна¬
ние одного из хозяев Белого дома о том, что пресса шпыняет его
«усерднее и злее, чем кого-либо еще в истории человечества». Эти
горькие слова, принадлежащие Джорджу Вашингтону, наверняка мо¬
гут быть повторены полусотней его преемников на высоком политиче¬
ском посту. Однако не только пресса и политические конкуренты под¬
вергали изощренным пиаровским пыткам американского президента
№1. В разгар Войны за независимость англичане, раздобыв интимную
переписку Вашингтона с любовницей, перепечатали и распространи¬
ли ее в виде листовок, предназначенных для воюющих янки — вот,
мол, чем занимается ваш любимый главнокомандующий. Затем, исчер¬
пав этот материал, британские специалисты по психологической вой¬
не и пропаганде принялись фабриковать письменные и устные фаль¬
шивки, приписывая их Вашингтону и надеясь таким образом подо¬
рвать сопротивление американцев.
Тем, кто представляет себе историю в виде непрерывной череды ма¬
териальных побед и нравственного прогресса, полезно познакомиться
со следующей сентенцией: «Если он не был величайшим президентом,
то наверняка был наилучшим лицедеем из всех, кто занимал президент¬
ское кресло». С такой неожиданной желчностью о Джордже Вашингто¬
не отозвался Джон Куинси Адамс, шестой президент США. Еще один
пример циничного презрения явил Герберт Гувер, «объяснивший» тай¬
ну популярности Франклина Д. Рузвельта: «Умелое управление не так
интересует людей, как мелодраматические эффекты». Э. Дж. Коэн не
просто рисует историю своей страны как поле битвы презирающих мо¬
раль и порядочность слухмейкеров. Сделав небольшой экскурс в антич¬
ность, он наглядно показывает, что многие пружины слухов были пре¬
красно известны уже политологам Древней Греции и Рима. Обратив¬
шись к недавним событиям, вызвавшим резонанс в американском об¬
ществе, Э. Коэн с почти клинической точностью диагностирует от¬
дельные слухи, прослеживает их генезис, в нескольких случаях восста¬
навливает всю цепочку выдумки вплоть до ее истоков.
В течение двухсот с лишним лет сплетники, проживающие на всем
пространстве от Атлантики до Тихого океана, многозначительно подми¬
гивая друг другу, с радостью судачили о пороках, проступках и проделках
своих лидеров. Обыватели всем сердцем осуждали алкоголизм президен¬
тов Джексона, Гранта, Теодора Рузвельта и супруги Дуайта Эйзенхауэра.
Оказывется, соотечественники не могли смириться с тем, что у Джеф¬
ферсона и Гровера Кливленда рождались дети вне законного брака. Пре¬
зидента Франклина Делано Рузвельта молва (а позднее, разумеется,
и пресса) уличала в отъявленном мужеложстве. О таком приличном на
первый взгляд президенте, как Вудро Вильсон (имевшем «внешность ап¬
текаря»), судачили, что он имеет обыкновение зверски избивать свою
жену. Бесконечно длинный список президентов, подозреваемых в амур¬
ных похождениях «на стороне», включает Уоррена Гардинга, Джона Кен¬
неди, саксофониста Клинтона... Впрочем, президента Бьюкенена через
сто лет разоблачили как скрытого гомосексуалиста.
Историки согласны с тем, что по крайней мере некоторые сплетни
о сильных мира сего действительно имели под собой почву (скажем, ге¬
нерал Грант на самом деле не прочь был заглянуть в рюмку). Относи¬
тельно других громких слухов мнения расходятся. Например, во время
предвыборной кампании («самой грязной в истории США») над голо¬
вой Гровера Кливленда постоянно витал образ «незаконнорожденного
малыша по имени Оскар». Объективное расследование показало, что
в действительности президент «прикрыл чужой грех» — отцом несчаст¬
ного младенца был скорее всего друг Кливленда, а не он сам.
Большой труд по отделению зерна от плевел взял на себя и Кит Хэ-
ринг (Keith Haring. The Black PR Forever) Этот исследователь не поленил¬
ся скрупулезно переворошить старое и нынешнее «белье» в общеаме¬
риканской «прачечной» и пришел к выводу, что в своем подавляющем
большинстве сногсшибательные слухи просто высосаны из пальца по¬
литическими оппонентами, неутомимыми фантазерами, иногда людь¬
ми с больной психикой, а также охотниками за «жареными», «варены¬
ми», «пареными» и прочими «фактами второй свежести». Занимался
ли Джон Кеннеди любовью с Мэрилин Монро между заседаниями,
на которых шло обсуждение Карибского кризиса? Уединялся ли прези¬
дент Гардинг с любовницей в подсобной комнате, расположенной
в двух шагах от Овального кабинета?.. Такие судьбоносные вопросы
легче задавать, чем отвечать на них.
До сих пор, несмотря на прогресс в области науки и вычислитель¬
ной техники, загадочным мраком окутаны источники возникновения
некоторых слухов, хотя историю с Ричардом Гиром и его сусликом ис¬
следователям удал ось-таки расшифровать. С другой стороны, поражает
скорость распространения сплетен — особенно в те времена, когда не
к
Введение в руморологию
было телевизионных служб новостей, информационно-аналитических
программ и даже радиокомментаторов. Удивительно, но в ту пору даже
жители самого Дальнего и Дикого Запада почти мгновенно узнавали са¬
мые последние подробности о вашингтонских скандалах и прочие
мрачные тайны Белого дома. Есть мнение, что руку к продвижении слу¬
хов в широкие массы прикладывали не только лихие газетчики и спе¬
циалисты по «черному пиару», но безымянные связисты, обслуживав¬
шие существовавший уже тогда проволочный телеграф.
Кроме элементарной зависти, желания преодолеть собственный
комплекс неполноценности, стремления самоутвердиться с помощью
фразы «А чем, собственно, этот тип лучше меня?» действуют и другие
психологические пружины сплетнетворчества. Это может быть, на¬
пример, желание отомстить за свою неустроенность в жизни или страх
перед изменениями, происходящими в обществе.
В начале позапрошлого столетия Куинси Джона Адамса (а до него
и Джорджа Вашингтона!) обвиняли в монархических замашках и поку¬
шении на республиканский миропорядок — худшего подозрения в те
времена просто нельзя было придумать. Джона Адамса все дружно по¬
рицали за пристрастие к роскоши. Его бильярдный стол и минеральная
вода, которую он пил во время каждой трапезы, не могли не наводить
обитателей американской глубинки на мысль, что столь роскошные
и экстравагантные прихоти удовлетворяются за счет ограбления чест¬
ных налогоплательщиков.
Джефферсону не могли простить любовную связь с чернокожей ра¬
быней, которую пресса окрестила «африканской Венерой». Многие от¬
крыто намекали, что в жилах Авраама Линкольна (и даже совсем не
смуглокожего президента Гардинга) текла негритянская кровь. Такие
потрясающие «версии» и «плоды журналистских расследований» отра¬
жали страх определенных кругов общества, что «черные возьмут
в стране верх» и «испортят англосаксонскую породу». На пике послед¬
него скандала в Белом доме «осведомленные источники» утверждали,
что у Клинтона-де в родне были цыгане — вот, мол, откуда такая любовь
к музыке и саксофону.
Слухи об алкоголизме политических лидеров рождались чаще всего
в период «сухого закона», перебоев в производстве спиртного или во вре¬
мя кампаний за торжество морали и трезвого образа жизни. Попав под
шквал подобных обвинений, несчастный Теодор Рузвельт был вынужден
публично поклясться, что единственный напиток, которым он действи¬
тельно злоупотребляет, это... коровье молоко. Обвинения Элеоноры Руз¬
вельт и Хиллари Клинтон в лесбиянстве появились на почве неистреби¬
мого страха мужчин перед «крутой бабой, которая даже в собственного
мужа может запустить попавшейся под руку настольной лампой».
Те, кто полагает, что сегодняшние сплетники, профессиональные
«разгребатели грязи», охотники за «клубничкой», организаторы заказ¬
ных политических кампаний пользуются методами более нечистоплот¬
ными, чем те, что использовались их предшественниками, демонстри¬
руют сугубую наивность. Изменились лишь масштабы сенсационных
истерик, технические средства, но не ядовитая сущность слухов, кото¬
рые одна из их жертв назвала (перед своей кончиной) «жалами скорпи¬
онов». Свободой слова злоупотребляли всегда, и этот «бизнес» будет
продолжаться, какие бы репрессии и судебные иски не применялись
против изобретателей «главных новостей этого часа». В XIX-XX веках,
как и сегодня, издатели боролись за высокие тиражи, души и кошельки
своих соотечественников, а те готовы были проглотить любой абсурд,
лишь бы он был приготовлен по рецептам, красочно описанным Мар¬
ком Твеном, который неплохо разбирался в производстве газетной
«чернухи» и сенсационной трескотне.
Когда в США свободная пресса попадала под «пресс правительства»
(как это происходило во время Второй мировой войны или сразу после
ее окончания), слухи, можно сказать, «уходили в подполье», обсужда¬
лись в барах и дешевых пролетарских забегаловках, но и не думали уми¬
рать. Едва падают цензурные оковы, на поверхность информационно¬
го водоема всплывают в первую очередь самые низкопробные матери¬
алы, призванные, по выражению барда, «оконтрапупить мировую ат¬
мосферу».
В далеком 1915 году такая респектабельная на первый взгляд газета,
как «Вашингтон пост», вынесла на первую полосу классический при¬
мер идиотской сенсационности, напечатав аршинными буквами: «Пре¬
зидент провел почти целый вечер в объятиях миссис Голт!» (речь в пуб¬
ликации шла о Вудро Вильсоне и его мнимых амурных связях). Та же га¬
зета в 1992 году намекнула, что предполагаемая любовница Дженифер
Фицджеральд «обслужила президента Буша в разных позах!» В 1783 го¬
ду прусский король Фридрих Великий, который двадцатью пятью года¬
ми ранее поразил Европу своими военными победами, оценил ново¬
рожденные Соединенные Штаты как болезненное образование, кото¬
рое вскоре развалится на части. Некоторые считают, что причиной
предсказанного монархом развала могут стать именно злобные сплет¬
ни и беспочвенные слухи.
А. Б. Егоров, кандидат
ИСТОРИЧЕСКИХ НАУК
Глава i
Введение
i. Лампа Хиллари Клинтон
«Уже возникли, так сказать, подозрения...»
993 год. Инаугурационная неделя Билла Клинтона. Во главе колон¬
ны знаменитостей Барбара Стрейзанд направляется с поздравле¬
ниями к новому президенту. Звездой всей церемонии становится
фиолетовый динозавр по кличке Барни. Народу столько, что родителям
приходится брать своих чад на закорки, чтобы дети тоже могли наблю¬
дать за происходящим вокруг. Вопреки опасениям своих сторонников
Билл Клинтон после принесения присяги не стал произносить очеред¬
ную пространную речь. Посвященные в тайны администрации судачат
о том, кто какой портфель получит в новом правительстве. Прочие гос¬
ти обсуждают, к какой компании присоединиться на банкете.
Однако главной сенсацией в тот день стала... лампа Хиллари Клин¬
тон. По толпе шепотом разнесся слух, что Первая леди Америки будто
бы швырнула в мужа настольную лампу во время драки в Белом доме.
Ссора якобы разгорелась из-за того, что вновь избранный президент на
репетиции инаугурационного представления строил глазки какой-то
светской диве. По другой версии, конфликт начался при обсуждении
вопроса о том, целесообразно ли отводить для Хиллари кабинеты
в стратегически важном западном крыле Белого дома. Часто повторя¬
лась и побочная гипотеза о противостоянии между миссис Клинтон
и приставленными к ней агентами спецслужб. В мгновение компьютер¬
ного ока столичная новость разлетелась по всей стране. В Нью-Йорке
история с лампой стала главной темой разговоров на проводах на заслу¬
женный отдых одного местного детектива. Столичные следователи из
Бюро контроля за торговлей алкоголем, табаком и огнестрельным ору¬
жием, заглянув на огонек, чтобы попрощаться с детективом, позабави¬
ли гостей лампочной историей, которую они якобы услышали от своих
друзей в секретной службе. «Похоже, охранники просто ненавидят
Клинтонов», — заметил некий юрист, побывавший на проводах пенси¬
онера. Заметил, а затем передал по эстафете историю про лампу своим
собственным друзьям.
Лампочная сплетня, конечно же, была не единственной интимной
сенсацией о семействе Клинтонов в первые дни правления нового пре¬
зидента. В колонке «Кто есть кто» журнала «Вашингтон мансли» была
предпринята попытка распустить слух о том, что президента и его со¬
трудницу, недавно назначенную в совет консультантов по экономичес¬
ким вопросам, связывает не только общий интерес к индексам эконо¬
мической активности. Журнал писал: «Уже возникли, так сказать, подо¬
зрения в связи с одной из общеизвестных слабостей Билла Клинтона.
Знающие люди утверждают, что президент просто глаз не может ото¬
рвать от Лоры Тайсон, в результате чего у Хиллари появились новые
и весьма убедительные причины до конца сидеть на вечерних заседани¬
ях совета, которые затягиваются допоздна». Поговаривали еще об од¬
ной сотруднице группы по передаче дел новому президенту, у которой
будто бы была любовная связь с высшим должностным лицом страны.
Впрочем, данный слух быстро увял подобно десяткам других аналогич¬
ных историй, которые появлялись в последующие годы, но так и не до¬
росли до уровня серьезной сплетни. Кстати, и «Вашингтон мансли» вы¬
нужден был дать отбой своей «утке» про Лору Тайсон: «Наша публика¬
ция не ставила целью сообщить о том, чего не было на самом деле,
или намекнуть, что Лора Тайсон использовала свое очарование, чтобы
привлечь к себе президента. Более того, судя по всему, она является од¬
ним из самых интеллектуальных сотрудников нынешней администра¬
ции и заслуживает внимания Клинтона прежде всего своими деловыми
качествами». Данный слух умер, чего нельзя сказать об истории с лам¬
пой. К марту того же года все главные издания страны прошлись на
лампочный счет. К лету легенда о лампе настолько окрепла, что стала
появляться в виде постоянных шуточек на телевизионных каналах. Од¬
нако еще до того как американские массмедиа сочли сплетню достой¬
ной тиражирования, простые граждане распространили ее через не¬
формальные средства коммуникации.
Еще до появления развлекательных телепрограмм и радиошоу аме¬
риканцы имели возможность получать сплетни о личной жизни выда¬
ющихся политических деятелей независимо от того, где сами они жи¬
ли и насколько информированные издания читали. Когда будущая бо¬
стонская учительница Барбара Уилсон сама только еще училась в шко¬
ле, а Дуайт Эйзенхауэр был президентом, она слышала разговоры
о том, что Мэйми Эйзенхауэр любит прикладываться к рюмке. «Кажет¬
ся, мне сообщила об этом мать, — вспоминает Барбара. — Мама любила
политические темы. Нет, политикой она сама не занималась, но усерд¬
но читала все периодические издания». Спрашивается, каким непо¬
стижимым образом мать Барбары Уилсон могла получить столь кон¬
фиденциальную информацию? В 50-е годы такая новость могла переда¬
ваться только из рук в руки, поскольку «Бостон глоуб» никогда не ста¬
ла бы ее печатать, а ведущие тогдашних радиопередач не обращались
к слушателям с просьбой позвонить и сообщить последние новости
о семейной жизни президента. И все же слух о «пьющей Мэйми» (как
и теперешний миф о лампе) распространился с поразительной скоро¬
стью. Вся разница между тогдашней конспиративностью и сегодняш¬
ней открытостью заключается в том, что в 50-е и в начале 60-х годов
люди предпочитали те слухи, которые отвечали их собственным поли¬
тическим предрассудкам или сугубо личным интересам. Стив Вайсман,
автор передовиц для «Нью-Йорк тайме», вырос на Беверли-хиллз, где
даже учащиеся младших классов доподлинно знали, что у президента
Кеннеди роман с актрисой Энджи Диккинсон. «Причина такой осве¬
домленности, — объясняет Вайсман, — заключалась в том, что окна на¬
шей школы выходили аккурат на окна местной гостиницы». Однако
в чопорном Бостоне соседи Барбары Уилсон твердо верили, что пер¬
вый в истории президент-католик был образцовым мужем. «Для нас
Джон и Джекки были идеальными существами. Мне даже в голову не
приходило, что они могут устраивать драки. Я даже не могла себе пред¬
ставить, как они чистят зубы, не говоря о прочем», — вспоминает Бар¬
бара. По ее гипотезе, вся бостонская школьная общественность «выпа¬
ла» из общенациональной системы конкретного слуха о супружеской
чете № 1.
«Эти набившие оскомину и недоказанные слухи...»
Когда дело дошло до публичного обсуждения личной жизни Клинтона,
легенда о лампе оказалась не самой серьезной проблемой президента.
С другой стороны, лампочная история распространилась без слушаний
в суде и политической «раскрутки» — не так сенсационно, зато более
спонтанно, нежели все последующие разоблачения. Подобно другим,
более поздним слухам, сага о лампе молнией пролетела по забитым
-^g Введение в руморологию. Глава i
сплетнями каналам общественного сознания. Радиошоу и Интернет
стали новым рупором распространения любого слуха за считанные ми¬
нуты. К тому времени когда сенсация выходила на телеэкраны в виде
бульварной новости или шутки в шоу Джея Лино, народ уже знал о ней
из полудюжины иных источников. Простое повторение слуха делало
его более достоверным. Традиционные средства массовой информа¬
ции (газеты, сетевые программы теленовостей, солидные журналы),
несколько утратив функцию распространения слухов, стали скорее ар¬
битрами в спорах об их достоверности. Уделяя сплетне внимание, мас¬
смедиа иногда поднимали ее на новый уровень правдоподобия, превра¬
щали в своего рода «официальную байку».
В марте 1993 года консервативная «Вашингтон тайме» стала первой
газетой, опубликовавшей свою версию сплетни про лампу, в которой
Первая леди Америки запустила в охранника из спецслужбы не электри¬
ческий прибор, а какую-то книгу (кажется, Библию). Хотя «заслуживаю¬
щие доверия источники» опровергли эту историю, писала «Вашингтон
тайме», слух о ней уже перекинулся на периодические издания «Цент¬
ральной Америки и Европы». Руморологические сообщения чаще всего
сопровождаются извинениями за то, что приходится их печатать (все
равно слух уже вышел из-под контроля и повторяется на всем простран¬
стве от Берлина до Бойси, штат Айова), и опровержениями. К числу са¬
мых действенных опровержений относятся вариации на тему «досто¬
верных источников». При этом делается намек на то, что репортер про¬
консультировался у столь надежных специалистов, что их есть смысл
цитировать, хотя их имена невозможно произнести вслух. Самым сла¬
бым опровержением является ссылка на представителя по связям с пе¬
чатью (что иное вы ожидали услышать от пресс-атташе?).
Как бы то ни было, публикация в «Вашингтон тайме» освободила
все прочие издания от бремени первопроходцев, и теперь все с чистой
совестью бросились повторять сплетню. Еженедельник «Ньюсуик» на¬
печатал заметку, в которой Первая леди запустила в президента «то ли
лампой, то ли справочником, то ли Библией», и добавил от себя слух
о том, что миссис Клинтон после броска еще и закурила сигарету назло
своему супругу, страдающему аллергией на табачный дым. Авторы за¬
метки заклеймили сигаретный эпизод как «возмутительную выдумку»,
а в остальном просто сослались на Джорджа Стефанополуса, предста¬
вителя Белого дома по связям с прессой, предоставив ему возможность
опровергнуть слух о метании лампы. Наблюдатели, специализирующи¬
еся на публикациях о делах Белого дома, спросили личного пресс-сек¬
ретаря президента о том, не испортил ли случай с лампой отношения
между Клинтоном и секретной службой. Майерс назвала всю историю
«смехотворной» и попросила газетчиков сосредоточиться на прези¬
дентских программах, а не на «сточных канавах». Комментарии Ди-Ди
Майерс восходят к традиции, начало которой положил Джордж Ва¬
шингтон, мечтавший о том, чтобы журналисты забыли о скандалах
и занимались бы «дебатами в конгрессе по всем коренным вопросам об¬
щенациональной значимости».
Выступления Майерс позволили «Вашингтон пост» заявить лако¬
нично и несколько нетерпеливо, что «Белый дом наконец-то счел необ¬
ходимым опровергнуть все эти навязшие в зубах и не доказанные слухи
о том, как Билл и Хиллари Клинтон решают свои домашние споры».
В этой заметке размером в один абзац «Пост» сподобилась развить
сплетню, добавив несколько «убойных штришков» к вопросу о том, ка¬
кие именно предметы могли стать метательными орудиями. В дискус¬
сию вклинились и журналисты «Вашингтониэн», пришедшие к выводу,
что история о лампе появилась на свет именно в день инаугурации, ког¬
да сенаторы-республиканцы вынуждены были провести время в прием¬
ной рядышком с комнатой, где Клинтоны устроили семейную потасов¬
ку. «Один видный сенатор утверждает, что ему удалось подслушать, как
Хиллари кричит на Билла и угрожает чем-нибудь запустить в него», —
писал журнал, добавив, что свою лепту в утечку информации внесли
и агенты секретной службы, сообщившие, что у Клинтонов «раздель¬
ные спальни и в разговорах они часто переходят на крик и нецензур¬
ные выражения, включая самые непотребные». Один агент утвержда¬
ет, что «Хиллари швырнула Библию в агента, который вел машину
слишком медленно».
Сага о Хиллари и ее лампе перешла в разряд тех историй, которые
упоминаются походя без каких-либо разъяснений, как это сделал Дэвид
Леттерман в списке десяти самых скандальных происшествий, приве¬
денном в его программе «В субботу вечером в прямом эфире». Когда
миссис Клинтон взяла с собой в официальную поездку сотрудницу Эн-
би-си Кэти Курик, та жизнерадостным голосом поинтересовалась: «Ска¬
жите точно, где вы находились, когда бросили лампу в своего мужа?»
«Это произошло... — ответила Первая леди. — Знаете, я сама ищу то
место, где это могло произойти».
2. Политические слухи можно
ДЕКОНСТРУИРОВАТЬ
«Вот каким развратным он стал в преклонные годы!»
Поскольку слухи представляют собой обширную область человеческо¬
го поведения, мы должны прибегнуть к более узкой терминологии. На-
*
^g Введение в руморологию. Глава i
пример, для многих людей политические слухи — это разговоры про¬
фессионалов о том о сем и о кандидатах на выборах в конгресс в буду¬
щем году. В настоящем исследовании мы под слухом понимаем всего
лишь неподтвержденную информацию о частной жизни какого-либо
лица и фактах, которые он или она предпочли бы не обнародовать.
Это, можно сказать, классический вид слуха, передача которого явля¬
ется любимым развлечением с тех пор, как появилось понятие част¬
ной жизни. Политики были любимой мишенью слухов во все века,
по крайней мере со времен Древней Греции, когда афиняне судачили
о своем вожде Перикле, утверждая, что тот постоянно носит боевой
шлем, поскольку стесняется, что голова у него имеет форму груши.
Римляне с воодушевлением сплетничали на политические темы —
Марк Антоний распространял байку об Августе, ставшем императо¬
ром только потому, что спал с Юлием Цезарем. Некоторые эпизоды
в «Двенадцати цезарях» Светония (наиболее почитаемом на Западе ис¬
торическом труде) являются вымыслом чистейшей воды. Тиберий, пи¬
шет летописец, специально обучал мальчиков, чтобы те «гонялись за
ним, когда он плавал, и, подныривая, лизали и покусывали его между
ног... Вот каким развратным он стал в преклонные годы!» Американцы
пока еще не сподобились сочинять столь сочные анекдоты про своих
руководителей, если не считать одного кандидата в президенты, о ко¬
тором в XIX веке говорили, что он страдает склонностью к... канниба¬
лизму. Однако наша публика всегда распространяла байки о частной
жизни политиков, даже если респектабельные издания не всегда согла¬
шались их тиражировать.
Сплетня удовлетворяет человеческие потребности в весьма широ¬
ком диапазоне. Рассказчик чувствует себя более важной персоной.
Со слушателем его в этот момент объединяет чувство приобщения к че¬
му-то запретному. Раскрывая секреты, сплетня помогает людям понять,
что же собственно происходит в таинственном мире политики за плот¬
но закрытыми дверями. (Так молодая жена учится распознавать измену
и расправляться с неверным мужем, слушая рассказы о чужих адюльте¬
рах.) Через сплетню люди выражают свой собственный страх, припи¬
сывая ближним те тревожные проблемы, с которыми они не научились
бороться сами. Иногда сплетня помогает подтвердить свою привер¬
женность определенному социальному миропорядку. (Перешептыва¬
ясь с соседями и осуждая бухгалтера, который явился на воскресную
службу в костюме для гольфа, вы демонстрируете свою верность тради¬
ционной одежде, в которой подобает ходить в церковь.)
Однако слух может играть и провокационную роль. В истории чело¬
вечества сплетня являлась одним из немногих орудий в руках лишен¬
ных власти граждан: слуги сплетничали про хозяев, крепостные приду¬
мывали фантастические истории о приватной жизни в домах феода¬
лов. (Французские крестьяне сочинили песню про... пенис Людови¬
ка XVI, которая пользовалась популярностью вплоть до того момента,
когда у монарха наконец родился законный наследник.) Слухотворче-
ство всегда считалось чисто женским пороком, поскольку со времен Эл¬
лады и до наших дней мужчины понимают, что прикованная к очагу,
безвестная жена всегда имеет доступ к сокровенным тайнам хозяина
дома. По мрачному пророчеству Аристотеля, демократия может приве¬
сти к такому обществу, в котором женщины захватят дома под свой кон¬
троль и примутся выносить сор из избы, сообщая внешнему миру
сплетни о мужьях. Во времена Средневековья «сплетничество» приня¬
то было ассоциировать с беременностью, поскольку комната рожени¬
цы являлась одним из немногих мест, где женщины, оставшись без над¬
зора, могли высмеивать роль мужчин в женской жизни и делиться са¬
мыми постыдными тайнами.
В истории США слух порой становился ответной реакцией на че¬
ресчур активно рекламируемых политиков — избиратели могли заподо¬
зрить, что им навязывают лежалый политический товар. О кандидатах
в президенты, преподносимых в качестве героев войны, в XIX веке хо¬
дили сплетни как о трусах, а живых носителей добродетели люди часто
называли незаконнорожденными. Даже сегодня избиратели, кажется,
пытаются демонстрировать, что не дадут себя надуть с помощью лави¬
ны рекламных роликов, и потому сплетничают про пристрастие канди¬
дата к спиртным напиткам или прекрасному полу.
Можно не сомневаться, что политическая сплетня часто бывает так¬
тическим оружием, используемым одной партией, одним кандидатом
в попытке ослабить конкурентов. Запустить «утку» может практически
каждый гражданин, но людей невозможно заставить подхватить ее
и передать по эстафете. Сплетня, которая пышно расцветает и пускает
глубокие корни, не обязательно опирается на факты, но обычно отра¬
жает некую реальную черточку в жизни жертвы либо является откли¬
ком на ту или иную тревогу, существующую в обществе в тот или иной
исторический период. Когда только что овдовевший президент Вудро
Вильсон скоропостижно женился на Эдит Голт, люди принялись сооб¬
щать по секрету всему свету, что эта парочка специально умертвила
первую жену президента. Надо ли говорить, что это было неправдой.
Вздорный слух отразил нормальную озабоченность людей, их смуще¬
ние перед лицом того факта, что супруг столь быстро оправился от по¬
тери жены, а также общее отношение публики к Вильсону как к бесчув¬
ственному эгоисту. В ту пору более уравновешенные граждане снимали
эмоциональную нагрузку с помощью смачных анекдотов о похождени¬
ях «миссис В. № 2». Покойный колумнист Мюррей Кемптон, вспоми¬
ная детство и 20-е годы, поведал следующее: когда президент Вильсон
попросил миссис Голт стать его женой, та настолько разволновалась,
что... выпала из постели. «Кажется, этот анекдот мне рассказала моя
богобоязненная матушка», — добавил Кемптон.
Даже те байки, которые не пользуются успехом, способны объяс¬
нить нам многое. За несколько недель до первичных выборов в Нью-
Гэмпшире Ларс-Эрик Нельсон из нью-йоркской «Дейли ньюс» поделил¬
ся своим наблюдением: оказывается, в программах радиостанций пра¬
вой ориентации распускается слух, что Боб Доул не был ранен в годы
Второй мировой войны. Сочинители сенсации утверждали, что Доул
повредил руку и стал калекой еще когда проходил курс молодого бойца.
Обычная «утка», но если бы ее подхватили и принялись повторять лю¬
ди без каких-либо воинственных политических взглядов, она помогла
бы понять перемену настроений в обществе и появление такого тезиса,
как «Доул в своей предвыборной кампании делает, пожалуй, слишком
большой акцент на свой статус инвалида войны». В случае успеха сплет¬
ня могла бы навести на мысль, что представители молодого поколения,
которое не испытало на себе тяготы войны, устали от военных воспо¬
минаний ветеранов. Однако сенсация оказалась не просто пустыш¬
кой — она не вызвала никакого резонанса, поскольку взывала к настро¬
ениям, которые в обществе попросту отсутствовали. Неудачный слух,
как протухшая рыба, отправился на свалку.
«Лампочная» сенсация постоянно набирала силу, поскольку Хилла¬
ри Клинтон возбуждала у многих американцев смутное беспокойство;
история о том, как Первая леди сокрушает электрооборудование, по¬
могла людям выразить свою тревогу, не называя вслух те проблемы, ко¬
торые реально волновали публику. Миссис Клинтон явила собой новый
тип президентской жены, недвусмысленно показав, что намерена иг¬
рать активную роль в формировании политики администрации. Она
взялась за это дело в момент, когда общество все еще не определило
свое отношение к женщинам, которые умеют сочетать бизнес с семей¬
ными делами. «Лампочный» слух всколыхнул в душе многих избирате¬
лей неосознанное беспокойство относительно работающих жен, власт¬
ных женщин и предназначения Первой леди. Сплетничая о том, как
миссис Клинтон физически атаковала президента, люди выражали тай¬
ное опасение, что Хиллари (а в ее лице и прочие женщины) попытает¬
ся оттолкнуть мужа в сторону и взять управление в свои руки.
3- Три великие руморологические эпохи
Калейдоскопическая теория истории
Хотя за последние двести с лишним лет свобода, с которой люди пере¬
мывали косточки своих политических лидеров, претерпела колоссаль¬
ные изменения, это происходило необязательно так, как мы привыкли
представлять. Мы склонны воспринимать историю в виде сплошного
континуума с тенденциями то к взлету, то к падению. Но ведь мы сего¬
дня знаем, что Джон Кеннеди действительно приглашал своих любов¬
ниц поплавать в бассейне Белого дома и при этом не опасался скандаль¬
ных разоблачений, а вот половая жизнь Билла Клинтона подробно
и ежедневно обсуждается на все лады на радио и в телевизионных шоу.
Из этого мы делаем вывод, что раньше наше общество было более де¬
ликатным, а его члены интересовались прежде всего политическими
вопросами, а не скандальными тайнами. Подобная ситуация сохраня¬
лась вплоть до недавнего времени, когда мы потеряли нравственную
ориентацию и принялись с маниакальной одержимостью рассуждать
о личных пороках своих вождей.
В действительности прогресс шел извилистыми путями. Вместо
континуума существует что-то вроде детского калейдоскопа, в котором
причудливо складываются слухи и политические реалии, причем
с каждым поворотом трубки можно видеть все новые многоцветные
узоры. Моральные устои общества то ослабевают, то цементируются.
На смену неотразимо обаятельному президенту приходит тип, не вы¬
зывающий ничего кроме раздражения. За политиком, у которого чу¬
лан забит тщательно охраняемыми от чужих глаз семейными тайнами,
а на уме одни только оргии, следует вереница лидеров, считающих,
что лучший на свете досуг — это послеобеденный сон на диване. Каж¬
дый год приносит новые комбинации. Общественность обречена на
то, чтобы вновь и вновь ужасаться, ожесточаться, а потом возвращать¬
ся к детской невинности. Тем не менее нашу национальную историю
можно подразделить примерно на три эпохи в зависимости от того,
насколько свободно граждане могли обсуждать (а газеты комментиро¬
вать) частную жизнь ведущих политиков. Эра отцов-основателей яви¬
лась своего рода прологом, а собственно историческая пьеса началась
в 20-е годы позапрошлого века, когда граждане (мужского пола и с бе¬
лым цветом кожи) получили возможность избирать и быть избранны¬
ми. Это было началом продолжительного исторического периода, ох¬
ватывающего большую часть позапрошлого столетия, в течение кото-
k
22 Введение в руморологию. Глава i
рого среднестатистические граждане всерьез интересовались полити¬
кой. Тогда люди, преисполненные неукротимого патриотизма,
без особого пиетета относились к избираемым ими должностным ли¬
цам. Граждане тогда ничего не имели против сплетен о том, что, ска¬
жем, кандидат Икс имеет внебрачного ребенка, а кандидат Игрек тща¬
тельно скрывает свое негритянское происхождение или католическое
вероисповедание. Избиратели издевались над Эндрю Джексоном, счи¬
тая его грубияном и охотником за юбками, рассказывали истории про
женские корсеты, которые носит Мартин Ван Бурен, раздавали на ули¬
цах листовки с перечислением, сколько раз Генри Клей нарушал де¬
сять заповедей («проводя целые дни за игорным столом, а ночи —
в борделе»), и обвиняли Дэниэла Вебстера, называя его пьяным муж¬
ланом, привыкшим лапать бедных сотрудниц президентской канцеля¬
рии. На юге страны сплетники называли Авраама Линкольна тайным
негром по кличке «Авраам Африканус Первый», а северяне судачили
о том, как президент наживается на гражданской войне. Журналисты,
не прибегая к особой лести, сравнивали Эндрю Джонсона с конем им¬
ператора Калигулы и рассуждали о планах Гровера Кливленда превра¬
тить Белый дом в дом терпимости.
Затем, на переломе столетий, общество постепенно начало утихо¬
мириваться. Публика утратила интерес к политике, открыв для себя
кинофильмы, певцов, поющих на радио под оркестр, и профессио¬
нальный бейсбол. Досужие разговоры о политиках стали раздаваться
реже, когда народ получил возможность порассуждать об интимной
жизни Мэри Пикфорд и Бэйб Рут или обсудить шокирующие подроб¬
ности того, что комик Фэтти Арбакль сотворил в гостиничном номере
с юной старлеткой Вирджинией Рэпп. Конечно же, политические дея¬
тели не окончательно перестали служить мишенью слухов (особенно
во время предвыборных кампаний). Шепотом передавались слухи
о том, что у Вудро Вильсона роман с таинственной женщиной, о кото¬
рой известно только, что ее зовут «миссис Пек». Люди шушукались,
что у Уоррена Гардинга в жилах течет негритянская кровь, что Франк¬
лин Делано Рузвельт (а с ним и все его семейство) страдает от алкого¬
лизма — порока, не обошедшего стороной Теодора Рузвельта, не гово¬
ря уже об упоминавшейся выше Мэйми Эйзенхауэр. Тем не менее все
тогдашние массмедиа полностью игнорировали подобного рода на¬
родное творчество. Когда одного из высших чиновников в админист¬
рации Франклина Рузвельта застукали в поезде (он в пьяном виде де¬
лал носильщикам откровенные предложения), президент распорядил¬
ся конфиденциально, но недвусмысленно, чтобы ни одна газета не пе¬
чатала о скандале и единой строчки.
Эта тихая и порой самодостаточная эпоха охватывает период при¬
мерно от Первой мировой войны до вступления США в войну вьетнам¬
скую. В эту эпоху избиратели могли (если хотели) делать вид, что пра¬
вительство страны состоит исключительно из верных мужей, умерен¬
но пьющих политиков и безупречных деятелей, чей публичный имидж
строго соответствует их поведению в частной жизни. «50-е годы были
чудными, — вспоминает Рассел Бэйкер, который освещал вашингтон¬
ские будни в самый разгар «деликатной эры». — Бывало, поедешь со¬
провождать Эйзенхауэра, когда он отправляется на отдых, а местные
жители подходят и интересуются: «Ну а как человек что он из себя
представляет?» Отвечаешь им: «Пожалуй, ему не хватает человеческой
теплоты». А обыватели наотрез отказываются этому верить. Они были
убеждены, что Эйзенхауэр — душа-парень, и не собирались разочаровы¬
ваться или позволять кому-либо насмехаться над ним».
В 70-е годы ситуация снова начала меняться. Общественность от ра¬
зочарования в политике двинулась к чему-то вроде полного презре¬
ния. Кажется, тогда произошел настоящий кризис политических спле¬
тен, хотя нужно учесть и общее сокращение численности граждан, ин¬
тересующихся разговорами о политике. Однако даже тогда слухи тира¬
жировались, повторялись в устной (а потом и в электронной) форме,
размножались в виде постеров через Интернет, пережевывались на
радио и развлекательном телевидении. Цинизм, порожденный сканда¬
лами вроде Уотергейта и разочарованием во вьетнамской войне, при¬
учил публику верить любой байке, включая истории о том, как жена
мэра Сиэтла пристрелила мужа прямо в спальне, застукав его в объяти¬
ях мужчины, как Первая леди прикончила своего ухажера, как оба кан¬
дидата от Республиканской и Демократической партий скрывают от
общественности свою любовную связь с женщиной по имени то ли
Дженнифер, то ли Джиннифер... Политики сами способствовали это¬
му процессу, выступая на радио и телевидении в такой раскованной ма¬
нере, которая сметает последние барьеры, отделяющие их от публики,
и позволяет обывателям без опаски обсуждать интимнейшие аспекты
жизни кандидатов.
Сдвиги в сознании порождались совокупностью всевозможных пе¬
ремен в обществе и экономике (в частности, следует упомянуть появле¬
ние новых коммуникационных технологий, спад влияния политичес¬
ких партий и рост индустрии развлечений). Разумеется, свою роль сы¬
грало и поведение политиков. Когда любовницы стреляют и убивают
конгрессменов, а президент ошарашен чересчур сексапильным наря¬
дом дамы, люди обязательно начинают делать комментарии невзирая
на сложную социоэкономическую обстановку в стране. Однако, когда
в игру, подобно планетам, выстроившимся на зловещем «параде», всту¬
пают все факторы вместе, ждите, что на фабрике слухов непременно
появятся самые запредельные действующие лица. Публика так жаждала
сплетен о Фрэнсис, жене президента Кливленда, что репортеры сочли
своим долгом изобрести пикантные сенсации. Вот тогда поклонники
Первой леди начали устраивать чуть ли не восстания при каждом появ¬
лении Фрэнсис на людях. Впрочем, миссис Кливленд никак не способ¬
ствовала развитию этого феномена и даже не дала газетчикам ни еди¬
ного интервью. Своей сверхосторожностью миссис Кливленд напоми¬
нает супругу Зэкари Тейлора, которая осталась для публики настоящей
невидимкой. Когда потребовалось изобразить президента Тейлора на
смертном одре, его вдову художники написали с руками, закрывающи¬
ми лицо, поскольку никто малейшего понятия не имел, как на самом де¬
ле выглядит Первая леди.
«Очень важно, хотя и недостоверно»
На заре американской демократии газетный бизнес характеризовался
прежде всего тем, что практически не приносил никаких прибылей.
Многие редакторы выпускали каждый номер собственноручно, плат¬
ная реклама почти отсутствовала, и владелец издания мог в лучшем слу¬
чае похвастаться, что список его подписчиков насчитывает несколько
сот душ, которые в своем абсолютном большинстве не спешат с опла¬
той подписки. «Иметь собственную провинциальную газету — это чуть
лучше, нежели умирать с голоду», — сетовал тогда один редактор из
Нью-Джерси. Лучшее, на что мог рассчитывать редактор, — это очаро¬
вать какого-нибудь преуспевающего политика, заключить с правитель¬
ством выгодный контракт или (это уж предел мечтаний) получить от
правительства какую-нибудь синекуру. Самые теплые местечки достава¬
лись тем, кто сподобился напечатать омерзительнейший материал. Ре¬
дактор, заявивший, что Джон Куинси Адамс спал со своей женой до то¬
го, как сочетался с ней узами брака, получил от триумфатора Эндрю
Джексона должность флоридского губернатора. Еще один газетчик, ко¬
торый распространил историю о том, что Адамс прежде был сутенером
на побегушках у русского царя, стал сенатором и членом джексоновско¬
го «кухонного кабинета». Стоит ли удивляться тому, что редакторы
в своем большинстве были заранее готовы, страстно желали и могли
публиковать самый скандальный материал о кандидате от оппозиции,
проявляя при этом чудеса находчивости или давая волю воображению.
В любом случае точность в изложении фактов не считалась высшей до¬
бродетелью. Редакторы той далекой эпохи без тени стыда признава-
I
W(
Введение ^
лись, что занимаются переработкой сплетен. Пометка «Важно, хотя
и недостоверно» часто появлялась среди газетных заголовков.
По мере технического прогресса и начавшегося сосредоточения
жителей в крупных городах газеты начали получать прибыли от боль¬
ших тиражей и публикации рекламных материалов. Пока производст¬
венные затраты находились на сравнительно низком уровне, даже мел¬
кий городок мог позволить себе содержание парочки прибыльных из¬
даний и еще горстки конкурирующих с ними газет-однодневок, кото¬
рые держались на плаву в ожидании покровителя в лице влиятельного
политика. Именно эти листки охотнее всего публиковали шокирующие
откровения о правительственных чиновниках и кандидатах. Напри¬
мер, в 1881 году Капитолий в Олбани, штат Нью-Йорк, содрогнулся по¬
сле громкого разоблачения сенатора Томаса Платта. Политические не¬
други Платта узнали о том, что сенатор собрался на свидание с некоей
женщиной, и через отверстие в стене смогли наблюдать за всем проис¬
ходящим в соседнем номере. «Олбанский аргус» незамедлительно напе¬
чатал подробности репортажа о том, как конспираторы несли свою
вахту, вооружившись «приставной лестницей, некоторым запасом вис¬
ки и закуски в виде печений, сыра и сигар». Газета описала трехчасовой
сеанс, во время которого очевидцы поочередно «взбирались на лестни¬
цу и играли роль гадкого мальчика, подсматривающего за взрослыми».
Были названы имена всех действующих лиц за исключением женщины,
о которой сообщалось только, что «у нее было привлекательное тело
при отталкивающих чертах лица». Поскольку другие издания заняли
более солидную позицию, читателям пришлось сломя голову бегать
в поисках исторического номера «Аргуса». Проявляя доводящую публи¬
ку до бешенства деликатность, «Нью-Йорк трибьюн» сообщила в этой
связи: «Скандальный материал, лично задевшей выдающегося полити¬
ческого деятеля нашего штата, обсуждался вчера в Олбани на всех ули¬
цах и перекрестках. При этом все подробности были переданы по теле¬
графу в нашу газету, но мы отказались их перепечатывать».
С ростом газетных концернов и ослаблением конкуренции в XX сто¬
летии мелкие бульварные листки приказали долго жить, а выжившие
массмедиа предпочли печатать менее пикантные материалы на семей¬
ные темы. Наступила «тихая эпоха» в обрамлении двух скандалов:
при Гардинге (чрезвычайно популярном президенте, который зани¬
мался со своей пассией любовью, запершись в шкафу в Овальном каби¬
нете) и при Кеннеди (сверхпопулярном президенте, который занимал¬
ся любовью с быстро сменявшими друг друга подругами на всей площа¬
ди Белого дома за исключением только комнаты, в которой он общал¬
ся с прессой). Редакторы периодических изданий, относившиеся в сво¬
к
gg Введение в руморологию. Глава i
ем абсолютном большинстве к сильному полу, считали бестактным об¬
народование приватных проделок политиков, которые тоже чаще все¬
го были мужчинами. Периоды, во время которых газеты все-таки печа¬
тали подобные интимные разоблачения, обычно знаменовались
вспышками мощного женского воздействия на общенациональную по¬
вестку дня. Женщины были склонны делать акцент на проблемы семьи
и поэтому считали мужские проделки на частном фронте серьезной
проблемой. Мужчины чаще всего с ними не соглашались.
Подобно всем чересчур широким обобщениям, тезис о том, что
в описываемый период читатели совсем не имели возможностей уз¬
нать из газет о пикантных похождениях политических деятелей,
не всегда соответствует действительности. Особенно это справедливо
для тех случаев, когда арест подозреваемого или судебное разбиратель¬
ство давали редакциям повод поделиться с публикой скандальной
«клубничкой». В 1951 году «Бирмингем ньюс» напечатала чуть не всю
стенограмму процесса над полицейским комиссаром Коннори по про¬
звищу «Бык», обвиненному в аморальном поведении. Кроме прочего,
в газете появилось заявление следователя, который обнаружил в спаль¬
не гостиничного номера, где Коннори застукали с его секретаршей,
«полотенце, буквально дымящееся от спермы». Адвокаты «Быка» при¬
гласили гинеколога, который под присягой показал, что сперма не мо¬
жет дымиться, но Коннори это мало чем помогло...
С появлением телевизионных выпусков новостей издателям газет
и журналов пришлось пускаться во все тяжкие, чтобы дать читателям
такие подробности, которые те не могли получить от Уолтера Кронкай-
та. К 80-м годам кабельное телевидение, радиошоу, станции, передаю¬
щие новости 24 часа в сутки, и Интернет предложили вниманию публи¬
ки беспрецедентное по конкурентной остроте меню самых свежих со¬
общений. Поскольку техника позволила выбрасывать базовую инфор¬
мацию с фантастической скоростью, акцент сдвинулся в сторону ново¬
стей, сообщаемых с такой авторской интонацией, которую конкурен¬
там будет сложно скопировать. Поскольку каждое произнесенное пуб¬
лично слово тотчас попадало на экран телевизора или компьютера,
журналисты почувствовали дополнительный стимул к поискам того,
что осталось за кадром. Когда Гэри Харт бросил репортерам вызов,
предложив следовать за ним, если они уверены, что он изменяет своей
жене, они не могли поднять брошенную им перчатку.
В былые времена людям по-настоящему нравилось быть членами по¬
литической партии. Такая принадлежность была одним из способов со¬
хранить свою самобытность в динамично меняющемся обществе.
Членство в партии существенно упрощало процесс превращения в доб¬
ропорядочного гражданина. Твердо зная о своей принадлежности к де¬
мократам, вы голосовали за партийную линию и могли проигнориро¬
вать предвыборные тезисы кандидата от «Союза избирательниц», ког¬
да вам приходилось выбирать между двумя перспективными кандидату¬
рами в сенат.
Еще в 1828 году водились партийные имиджмейкеры, которые ста¬
рались подать с лучшей стороны своих кандидатов, не прибегая к на¬
падкам на оппонентов. Мартин Ван Бурен, один из конкурентов Эндрю
Джексона, удивлялся: «Неужели этот старый джентльмен молится дома
и не посещает церковь? Если это действительно так, сообщите об этом
содержательнее...» Члены партии читали газеты, проводившие линию
партии, и разговаривали о политике только с теми, кто придерживал¬
ся аналогичной точки зрения. Это было похоже на принадлежность
к братьям-каменщикам или к членам клуба любителей спиртного.
Именно по этой причине в XIX столетии избиратели в день голосова¬
ния галопом мчались к урнам. Люди с радостью делились сплетнями
о кандидатах от противоположного лагеря. Считалось частью граждан¬
ского долго нести партийную истину политическим язычникам и спо¬
собствовать торжеству сил добра и справедливости.
На переломе двух столетий политические партии начали утрачи¬
вать моральный фундамент, когда «разгребатели грязи» опубликовали
разоблачительные материалы о коррупции среди больших начальни¬
ков. Избиратели, принадлежащие к среднему классу, порывали свои
традиционные связи с республиканцами во имя победы преобразова¬
ний. Хвалу приносили тем политикам, которые ставили принципы пре¬
выше партии. А тут еще прошла молва о том, что хорошо информиро¬
ванный гражданин голосует за человека, а не за партию. Газеты приня¬
лись кичиться своей независимостью. Прекратилась публикация поли¬
тических сплетен, а население распространяло их уже без прежней
прыти. К сожалению, в тот же период активность избирателей упала
подобно свинцовой гире.
Гораздо более драматичная перемена произошла в 60-70-е годы
XX века, когда Вьетнам и Уотергейт привели к отчуждению рядовых ре¬
спубликанцев и демократов (особенно демократов!) от их партийных
боссов; это отчуждение привело к тому, что простые члены партии взя¬
ли выдвижение кандидатов в свои руки. Вместо прокуренной комнаты
для закрытых заседаний появились опрятные, хорошо освещенные за¬
лы для голосования. Выдвижение в президенты превратилось в стран¬
ный ритуал, начинающийся за несколько лет до собственно выборов,
когда многообещающие кандидаты выкладывают на прилавок товар пе¬
ред лицом безразличной нации. Реальная процедура селекции съежи¬
>
28 I ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 1
лась до нескольких лихорадочных месяцев, начиная с января «Года вы¬
боров». Публика не успевала навести резкость в биноклях, чтобы раз¬
глядеть кандидатов, рысью мчащихся на первичных выборах, которые
чаще всего проводились с помощью рекламных телероликов.
Старая система, когда партийные профессионалы сами выдвигали
кандидата в президенты, предполагала, что лица, ответственные за
принятие решений, знают всю подноготную частной жизни своих про¬
теже и взвешивают все «за» и «против», после чего делают окончатель¬
ный выбор. Такая система не всегда срабатывала. В 1920 году, когда пар¬
тийные боссы спросили Уоррена Гардинга, имеет ли он какие-нибудь
тайны, чреватые политическими проблемами, кажется, никто не счел
дурным предзнаменованием тот факт, что кандидату потребовалось де¬
сять долгих минут, прежде чем ответить «нет»... При старой системе
казалось вполне разумным держать слухи о личных фиаско кандидата
подальше от глаз публики. Как только избиратели добились контроля
за выдвижением кандидата, стало неизбежным приобщение их к пи¬
кантным слухам.
Ричард Гир и суслик
Политики, естественно, не единственные люди, чья личная жизнь ана¬
лизируется абсолютно посторонними «исследователями». На каждую ис¬
торию вроде лампочной приходится дюжина популярных легенд о кино¬
звездах, рок-певцах или спортсменах. Примеры можно приводить до
бесконечности, начиная о сплетне 60-х годов о кончине Пола Маккартни
и кончая недавней сплетней о Ричарде Гире и его суслике. «Сусликовая
история» хорошо иллюстрирует, как слухи об эстрадных артистах идут
рука об руку с «утками» о политических лидерах. Она также доказывает,
что в 90-е годы XX века даже семейные издания готовы были публико¬
вать возмутительные, но ничем не подтвержденные рассказы о личной
жизни знаменитостей. В 1997 году «Индианаполис стар» в обзоре спле¬
тен напечатала заметку в шестьсот слов: «Слух: в результате странных
сексуальных забав в середине 80-х годов Ричарду Гиру пришлось перене¬
сти операцию в лос-анджелесском госпитале, когда медики извлекли из
его заднего прохода суслика. Факт: медицине не известно ни одного слу¬
чая, когда бы суслик (или любой другой представитель семейства грызу¬
нов) извлекался из анального отверстия именитого пациента».
Неистребимое воздействие «сказки про суслика» объяснялось спе¬
циалистами тревогой общества по поводу того, что чрезмерное увлече¬
ние женщинами может привести в объятия СПИДа. В принципе, это
была притча об опасном сексе. Аналогичным образом в 60-е годы была
популярна антиспреевая легенда о девушке, которая сделала прическу
типа «пчелиный рой», покрыла волосы лаком и погибла, когда ядови¬
тые пауки свили у нее на голове свое гнездо. Журналисты «Плейбоя»
полагают, что истоки «сусличной истории» следует искать в антигомо-
сексуалистской байке 1990 года, которая связывалась с именем артиста
после того, как Гир «в беседе с репортером журнала пошутил, что в дет¬
стве баловался непотребным образом с цыплятами». Ведущий автор¬
ской колонки «Лос-Анджелес тайме» обнародовал эту байку с помощью
освященного временем нехитрого приема, осудив некоторых граждан,
которые распускают небылицы. Потом какой-то любитель розыгры¬
шей отправил в Голливуд фальшивый факс от имени «Ассоциации по
предотвращению жестокого обращения с животными» и раздраконил
Гира за истязание суслика. Как и миф о Хиллари и лампе, сусличная
сплетня приобрела статус истины, о которой можно говорить походя.
В 1995 году в «Вэнити фэйр» в статье, посвященной актеру Киано Рив¬
зу, ее автор Майкл Шнейерсон по поводу слуха о гомосексуальной свя¬
зи Ривза и продюсера Дэвида Геффена заметил, что эта история «у всех
на устах, как сообщение о Ричарде Гире и его сусликах».
Корни слухов об эстрадных знаменитостях следует искать в дебрях
американской истории XIX века, когда романтические школьницы гре¬
зили о мрачном поэте Байроне. Когда Байрон скончался, писательни¬
ца Гарриет Бичер-Стоу подняла невообразимый скандал, заявив, что
доподлинно знает, что Джордж Гордон Байрон спал со своей сводной
сестрой. Тем самым Стоу пыталась защитить свою подругу, имевшую не¬
счастье быть жестоко третируемой женой поэта. Однако писательница
вскоре получила суровый руморологический урок: публика никогда не
поверит в некоторые истории, потому что уверена: выдающиеся люди
никогда так не поступают.
Известный нам сегодня мир эстрадных звезд восходит к 80-м годам
XIX столетия, когда люди из сельской местности стали переселяться
в города, зарабатывали деньги, приобрели возможности для культурно¬
го досуга и через газеты узнавали о подвигах новых героев спорта, бо¬
гемы, театральных подиумов. В начале XX века к сонму знаменитостей
приобщились и кинозвезды. До сего времени публика не могла полу¬
чить достаточную информацию об этих новых сказочных героях, по¬
скольку на заре кинематографа продюсеры скрывали от общественно¬
сти даже подлинные имена артистов. Но потом этот пробел был вос¬
полнен, и появились специальные журналы с информацией о биогра¬
фиях артистов, их романтических похождениях, любимых занятиях,
кулинарных блюдах и костюмах.
4
ОГ| Введение в руморологию. Глава i
Этот прорыв оказал важное воздействие и на мир политики, кото¬
рый в старые времена был, пожалуй, единственным источником раз¬
влечений доля большинства американцев и главным поставщиком зна¬
менитостей, о делах которых можно всласть посудачить. В XIX веке по¬
литическая активность для среднего обывателя означала участие в зва¬
ных пикниках, праздничных шествиях и тостах за успех кандидатов,
многие из которых были окарикатуренным олицетворением героизма
или, наоборот, были живыми символами греховности. Времена меня¬
лись, политические персонажи перестали развлекать публику, посколь¬
ку дистанцировались от нее, преисполнились чувства собственного до¬
стоинства и стали навевать на публику скуку.
В 20-е годы XX века в мире кинозвезд один шокирующий скандал сле¬
довал за другим. Это позволяло издателям газет вываливать на головы
ошеломленных читателей груды слухов об артистах вроде Фэтти Арбак-
ла (осужденного за убийство) или Уоллеса Рейда (признавшегося в при¬
страстии к наркотикам). Однако при наступлении продолжительного
затишья об артистах и политиках на публике судачили в абсолютно бе¬
зобидных терминах. Даже сенаторов-алкоголиков газеты описывали
(для уведомления почтенной публики) как «оригиналов» или «жизнелю¬
бов». Громкие скандалы в распадающихся голливудских семьях описыва¬
лись с помощью эвфемизмов («Богарты продолжают свою супружескую
войну»). Общий дух изданий о мире кино создавал впечатление, что ак¬
теры и артисты рождены, чтоб сплетню сделать былью, но фактологи¬
ческая информация «подвергалась полной санитарной обработке», как
метко заметила ведущая колонки слухов Лиз Смит, которая именно в эту
пору начала карьеру профессиональной журналистки. «Конечно, —
вспоминает Лиз, — маститая Лоуэлла Парсонз могла позволить себе
предсказания вроде того, что если Кларк Гейбл женится на Кэрол Лом¬
бард, он окончательно вылетит в трубу, но такой прогноз встречал не¬
мыслимое сопротивление со стороны редакторов. Они никогда не печа¬
тали ничего, что касалось морального облика кинозвезд».
Если сопоставлять слухи о представителях двух профессий, единст¬
венное существенное различие заключается в том, что публика в прин¬
ципе равнодушна к политикам. В 50-е годы XX века для политиков это
было большим преимуществом: в то время, как артисты корчились под
ударами скандальных разоблачений в прессе, политики казались слиш¬
ком бесцветными фигурами, чтобы их требовалось еще и унижать. Од¬
нако с появлением телевидения кандидаты политических партий поти¬
хоньку стали привлекать к себе внимание публики и пытаться очаро¬
вать ее, проникнув в индустрию развлечений. Каждое новое поколение
политиков делало уверенные шаги в этом направлении. Ричард Ни-
Введение
З1
ксон, который в 1952 году произнес традиционную, хотя и несколько
странноватую речь в телепрограмме «Доносчик», превратился в теле¬
героя, когда в ходе президентской кампании 1968 года попытался на¬
брать дополнительные очки, выступив в телешоу «Смеемся вместе».
Когда рухнула система студийных записей на ТВ и традиционная
партийная машина, эстрадникам и политикам пришлось выйти к публи¬
ке, чтобы обратиться к ней без посредников. В ходе этого эксперимен¬
та с обеих сторон случались не только неловкие сцены, но и карьера
могла полететь под откос. Однако все то же безразличие публики, кото¬
рое защищало политиков в эпоху расцвета скандальных публикаций, за¬
ставляло их в 80-е и 90-е годы все больше «засвечиваться» й отчаянной
попытке добиться всеобщего признания. Оборонительный бастион,
сложенный из апатии и дистанцирования, развалился, когда кандидаты
в президенты принялись выступать в развлекательных телешоу, сенато¬
ры и губернаторы, отталкивая друг друга, бились за право дать интер¬
вью ведущим самых «потрясных» радиопрограмм и даже сам президент
обсуждал на Эм-Ти-Ви свои предпочтения при выборе нижнего белья.
Слов нет, рассматривать историю американской политики через приз¬
му слухов значит искажать перспективу. Тогда Эндрю Джексон предста¬
нет перед нами без Реконструкции, а администрация Эйзенхауэра — без
корейской войны. Конечно, некоторым студентам-историкам может
приглянуться, например, такое руморологическое освещение конца
XIX века, согласно которому в США было много секса и не было возму¬
щения масс по поводу введения серебряной монеты.
Однако, чтобы понять исторический опыт США в полном объеме,
без руморологии не обойтись. Накануне Гражданской война американ¬
цы не были бы так одержимы сплетнями о реальных и воображаемых
чернокожих любовницах политических деятелей, если бы проблема
рабовладения не стояла так остро на повестке дня. Борьба женщины за
свои права преломляется в общественном сознании, превращаясь в ве¬
реницу слухов о президентах, измывающихся над своими женами. Ког¬
да после Первой мировой войны грянула сексуальная революция, по¬
сыпались анекдоты про политиков, страдающих сифилисом. Не исклю¬
чено, что именно растущее осознание проблемы после Второй миро¬
вой войны привело к появлению нескольких поколений политиков, ко-
4. Уроки политических слухов
Руморологическая теория исторического развития
к
Qo Введение в руморологию. Глава i
3А
торые (начиная с Адлая Стивенсона) умудрились прослыть одновре¬
менно и гомосексуалистами, и женскими любимцами. Сплетни про вы¬
сокопоставленных алкоголиков зачастую отражали те весьма смешан¬
ные чувства, с которыми народ относился к употреблению спиртных
напитков. Соединенные Штаты от периодов повального пьянства веч¬
но переходят к периодам полного воздержания. Когда страна выходи¬
ла из тяжелого похмелья после многолетних восторженных возлия¬
ний, люди с нервным интересом начинали искать любые намеки на ал¬
коголизм в Белом доме. Теодор Рузвельт, принимавший весьма умерен¬
ные дозы спиртного (и только за компанию), стал беззащитной мише¬
нью рассказов о его алкоголизме; это происходило в тот период, когда
борцы за трезвый образ жизни пытались убедить нацию, что даже
единственный глоток пива является первым шагом к смерти без надеж¬
ды на воскресение. А вот другие президенты — от Джона Адамса до Гар¬
ри Трумэна — в более спокойные времена любили прикладываться к бу¬
тылке, не вызывая серьезных руморологических нападок.
Слухи о политических деятелях дают возможность заглянуть в душу
народа и понять, что его серьезно беспокоит. Конечно, результаты бу¬
дут не такими точными, как выборочный опрос избирателей, но мож¬
но получить дополнительные нюансы в общественном мнении. Про¬
блемы, которые рождают громадную тревогу в сердцах одного поколе¬
ния, другое поколение не заставят даже бровью пошевелить. В течение
долгого времени гомосексуализм считался столь ужасным явлением,
что о нем нельзя было говорить вслух. Наши первые политики-геи бы¬
ли защищены от агрессивных слухов, потому что гражданам в голову не
могло прийти, что гомосексуализм можно увязать с представлением
о конгрессмене или президенте. То обстоятельство, что слухи, обвиня¬
ющие должностных лиц в мужеложстве, раздаются теперь направо
и налево, является одним из признаков того, что определенная часть
электората все спокойнее воспринимает гомосексуализм. С другой сто¬
роны, в 1984 году, когда в штате Миссисипи местные республиканцы
наняли троих негров-трансвеститов, промышлявших проституцией,
чтобы те «подтвердили», что имели половые сношения с кандидатом
в губернаторы от Демократической партии Биллом Оллэйном, публи¬
ка, кажется, предпочла сохранить верность предыдущему имиджу кан¬
дидата. «Придумка о том, что белый кандидат в губернаторы занимался
сексом с чернокожими трансвеститами, оказалась слишком сильной,
чтобы расшевелить воображение избирателей», — заметил по этому по¬
воду один опытный специалист, в течение многих лет изучавший про¬
винциальную политику. Оллэйн выиграл эти выборы.
Введение
•33
«Стальной клинок нанес его душе мучительную рану»
Если бы успех сплетни измерялся только голосами, не отданными за
жертву злословия, общий список пострадавших оказался бы сравни¬
тельно коротким. На уровне президентских кампаний этот список мог
бы открыть кандидат-неудачник Джон Фремонт, которого обвинили во
всех смертных грехах, начиная с принадлежности к католической
церкви и кончая людоедством (сплетня о католичестве в его случае ока¬
залась более эффективной, чем слух о каннибализме). Центральную по¬
зицию в списке занял бы Гровер Кливленд, собравший тысячу четыре¬
ста голосов на выборах, которые мог бы выиграть без труда, если бы не
фантастические слухи о его половой жизни. Попал бы в него и Вудро
Вильсон, который в 1916 году ожидал лучших результатов, но в послед¬
ний момент переборщил с нападками на слабого оппонента. Завер¬
шить этот постоянно растущий список сегодня мог бы Гэри Харт, по¬
терпевший поражение в ходе президентской кампании. Однако более
устойчивый эффект производит слух, который способен сменить ми¬
шень нападок. Политик (чей пол не имеет значения), попавший под об¬
стрел шушуканий или громких дебатов в массмедиа, которые заинтере¬
совались его частной жизнью, почти всегда получает ранения незави¬
симо от того, занимает ли он пост президента или скромное место в го¬
родском совете. Некоторые исследователи второй половины XIX века
полагают, что сплетни об Эндрю Джексоне стали непосредственной
причиной Гражданской войны. Гровер Кливленд и без того не пользо¬
вался особыми симпатиями в стране, а после бомбардировки слухами
его репутация оказалась окончательно подмоченной. «Когда он стал
жертвой наветов, мишенью скандалов, его жизнь была оболгана, его
характер опорочен, его привычки даны в превратном свете, его распо¬
рядок дня изучен до самых интимных минут, его слова искажены.
Стальной клинок нанес его душе мучительную рану», — красочно опи¬
сал страдания Кливленда его друг.
В ходе кампании 1993 года война против Хиллари Клинтон привела
к тому, что были освещены даже укромные уголки ее семейной жизни;
в Вашингтон она прибыла с чувством глубокого недоверия к прессе во¬
обще и к посторонним людям в частности. Тот факт, что газетчики рас¬
тиражировали историю про лампу, подозрения, что источником сплет¬
ни стали агенты секретной службы, призванные защищать Первую ле¬
ди, ощущение того, что каждый кому не лень во весь голос обсуждает ее
личные дела, — все это могло укрепить в Хиллари ощущение, что она ок¬
ружена со всех сторон врагами. В скором времени ее чрезмерная озабо¬
i
jjg
Введение в руморологию. Глава i
ченность вопросами охраны частной жизни способствовала тому, что
Белый дом в первый срок правления Клинтона был ввергнут в череду та¬
ких катастроф, как «Уайтуотергейт» и «Трэвелгейт», которые в свою
очередь использовались как повод для разжигания новых скандалов.
Когда в 1996 году Билл Клинтон готовился к обещавшей стать труд¬
ной битве за переизбрание, его жена, покинув осажденный лагерь, по¬
шла на телевидение, чтобы разобраться со сплетней трехлетней давно¬
сти. Ведущей программы Барбаре Уолтерс Хиллари сообщила: «Пони¬
маете, у меня очень тяжелая рука. Если бы я действительно запустила
в кого-нибудь лампой, у вас отпали бы всякие сомнения...»
Глава 2
Грехи публичные
и приватные (1776-1830)
1. ОТЦЫ-ОСНОВАТЕЛИ
“Allowances must be made for occasional effervescences”
В глазах соотечественников Джордж Вашингтон был героем едва
ли не божественного масштаба. «Я чуть не упала перед ним на ко¬
лени!» — рыдала в толпе молодая женщина, пришедшая на пер¬
вую инаугурацию первого президента. В ту дофотографическую эпоху
Вашингтон был единственным крупным политиком, которого рядовые
граждане узнавали в лицо: дешевые копии его портрета висели в домах
почти по всей Америке, его лицо украшало фарфоровые кувшины и та¬
релки на каждом обеденном столе. Поскольку качество воспроизведе¬
ния оставляло желать лучшего, его поклонники, к сожалению, запом¬
нили не так уж много черт любимого лица, если не считать большой
нос и залысину. Однако для средних американцев лик президента стал
таким же объединяющим символом, как национальный флаг.
Другие герои Американской революции (например, Джон Адамс)
никак не могли понять, почему такое восхищение мог вызывать вполне
заурядный человек, не обладавший ни мощным интеллектом, ни обая¬
нием, ни даже каким-то особенным талантом полководца. Они сделали
не меньше Вашингтона для строительства новой державы, но их порт¬
реты не висели в американских хижинах и дворцах. Не удивительно,
что они с удовольствием судачили о недостатках первого президента.
Вашингтон, злословили коллеги, — практически неграмотный человек.
i
36 BJL ЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 2
Его как-то видели в лавке, где он, расплачиваясь за покупку, не мог пе¬
ресчитать мелочь. Его бережливость доходила до скаредности, и он
как-то обманом заполучил у друга клочок земли. Последняя сплетня на¬
столько расстроила Вашингтона, что он опубликовал вызов своим об¬
винителям, предложив им выйти и открыто доказать свою правоту.
Американцы времен революции не очень отличались от людей
иных исторических периодов и потому любили пройтись по адресу
своих знакомых и посплетничать по поводу чужих недостатков. Одна¬
ко отцы-основатели такого рода пересуды не считали политическими
сплетнями. Да и к политикам они самих себя не причисляли. Мораль¬
ный кодекс, которым они руководствовались, гласил, что управление
страной должно осуществляться в соответствии с высшими этически¬
ми нормами. Поскольку кодекс постоянно нарушался, позорные от¬
ступления от него тщательно скрывались общественными деятелями
за плотно закрытыми дверями. Поэтому когда Томас Джефферсон,
этот великий каталогизатор, принялся вести хронику политических
слухов своей эпохи, он писал о людях, руководствующихся эгоистичес¬
кими мотивами, дельцах, отказывающихся выполнять условия догово¬
ра, деятелях, ложью прикрывающих свои истинные намерения, тай¬
ных монархистах, скрывающих свои подлинные симпатии. Во времена
Джефферсона назвать человека эгоистичным политиком означало
почти то же, что вызов на дуэль. Никто не относился к делам управле¬
ния страной как к безнравственной игре в раздачу или обмен привиле¬
гий. Люди той эпохи знали, что создают новую нацию, и рассчитывали,
что будущие историки будут судить о них с позиций сохраненной на лю¬
дях чести.
Если порой они и скатывались до того, что сегодня назвали бы
сплетнями, их разговоры отражали обеспокоенность общества по тому
или иному вопросу. Истории о том, что Джон Адамс часто подчеркивал
свое пристрастие ко всему английскому, отражали актуальные в ту пору
дискуссии, чью сторону, англичан или французов, следует принять
в международных конфликтах. Пожалуй, самой талантливой сплетней
о Джоне Адамсе была сплетня, что он-де специально послал генерала
Чарлза Пинкнея в Англию, чтобы тот привез оттуда четырех любовниц
покрасивее — по две на брата. «Честью клянусь, — парировал Адамс, —
если слух правдив, тогда генерал Пинкней надул меня на две любовни¬
цы!» Другая излюбленная тема (обвинения в имперских замашках) от¬
ражала страх граждан перед любым королями, царями, диктаторами.
Адамс, по своей природе человек помпезный, всегда обвинялся в том,
что управляет страной так, как если бы получил ее в наследство. Газеты
сплетничали, что Адамс и его жена Абигэйл замышляют породниться
с британским королевским семейством, женив одного из своих сыно¬
I
Грехи публичные и приватные (1776-1830)
вей на принцессе. Граждане присматривались к Джорджу Вашингтону
в поисках проявлений претензий на престол. Люди знали, что первый
президент при желании действительно может провозгласить себя мо¬
нархом, и поэтому благодарность к нему за умение защитить юную де¬
мократию смешивалась с известными опасениями. Газеты бесконечно
сетовали, что глава государства устраивает «королевские приемы»,
а «гостиные у него отделаны, как у какой-нибудь королевы». Однако
стоит заглянуть в личные дневники гостей или перечитать их письма,
чтобы понять разницу между тем, что современный американец счита¬
ет мерзким в вечерних мероприятиях в Белом доме, и тем, что в про¬
шлые времена отдавало банальной скукой. («Сегодня, — скорбно сооб¬
щал один из сторонников Вашингтона, — я обедал в обществе президен¬
та. Все сидели мрачные, как на похоронах...»)
Конечно, в обыденных разговорах постоянно всплывали намеки на
секс и дурные привычки. Во времена войны молва приписывала Ва¬
шингтону любовницу, принадлежавшую к стану тори и проживавшую
в Нью-Джерси. Виргинские соседи президента регулярно воскрешали
слух о незаконнорожденном сыне Вашингтона. В действительности был
такой парнишка из обедневшей местной семьи, но в XVIII веке любой
выдающийся деятель, опекающий молодого человека, оставшегося без
отца или имеющий плохого родителя, автоматически давал пищу слу¬
хам о бастарде. Вашингтон, в действительности страдавший бесплоди¬
ем, как-то попытался сам запустить слух, возложив всю вину на свою су¬
пругу. В письмах друзьям он писал, что буде Марта (кстати, благополуч¬
но родившая в первом браке четырех детей) умрет, он сможет без труда
произвести на свет потомство, женившись на «невинной девушке».
Хотя члены правящей элиты не очень серьезно беспокоились о мо¬
рали в приватной жизни, их разногласия по таким вопросам, как нало¬
говая политика или международная обстановка, порой выливались
в споры на уровне личных выпадов. Газеты отдавали предпочтение пуб¬
ликациям в духе «черного юмора». К такому жанру можно отнести про¬
гноз в «Нью-Ингланд курант» по поводу возможного избрания Томаса
Джефферсона на пост президента: «Убийства, грабежи, изнасилова¬
ния, супружеские измены и кровосмешения начнут в таком случае про¬
поведоваться и практиковаться без каких-либо стеснений. Воздух огла¬
сится отчаянными криками, земля пропитается кровью безвинных
жертв. На страну падет мрак уголовных преступлений». Ко второму
сроку президентства Вашингтон уже стал мишенью обвинений и ярлы¬
ков типа «узурпатор, строящий темные амбициозные планы». Прези¬
дент, оказавшийся даже более чувствительным в вопросах личной репу¬
тации, нежели его коллеги, в конфиденциальном порядке посетовал на
то, что пресса его третирует как никого другого за всю историю чело¬
к
^g Введение в руморологию. Глава 2
вечества. Пожалуй, это мнение могли бы разделить весьма многочис¬
ленные политики всех последующих поколений.
Хотя Вашингтон в письме другу писал не без юмора: «Следует делать
скидку на разгорающийся порой ажиотаж», — нападки противников ед¬
ва не пробили броню его веры в себя и ранили его лишенную вообра¬
жения душу. После второго президентского срока он вышел в отставку
и пребывал в милосердном одиночестве, пока не скончался от воспале¬
ния легких. Его соседи тотчас принялись судачить, что экс-президент
простудился дождливой ночью, когда наносил визит своей любовнице.
Серьезные историки опровергли старинные легенды о «потомакс-
ком жеребце». Как это ни грустно для любителей исторической «клуб¬
нички», первый президент США не устраивал оргии в обществе своих
чернокожих рабынь. Летальную пневмонию Джордж Вашингтон также
«заработал» внеполовым путем — простудившись, он продолжал еже¬
дневные прогулки верхом, махнув рукой на зимнюю стужу. Однако же¬
лезные законы сексуальной революции настоятельно требуют и для
первого американского президента «сеансов с полным разоблачени¬
ем». В качестве всего одного примера псевдоисторических «раскопок»
можно назвать книгу о Джордже Вашингтоне, вышедшую в Филадель¬
фии в 1977 году. Этот опус назывался так: «Женщины Джорджа Ва¬
шингтона (Мэри, Марта, Салли и еще 146 человек)».
Американские острословы со времен Марка Твена посмеиваются
над браком по расчету, в который вступил Вашингтон, выбрав при этом
не самую лучшую спутницу жизни. Любой турист, посещающий столицу
США, может и сегодня услышать у подножия памятника Вашингтону
байку о планах сооружения... семейного архитектурного ансамбля. Ав¬
торы такого проекта, дескать, предлагают к величественному обелиску
высотой 155 футов прибавить... яму в честь Марты Вашингтон. Такая
мемориальная яма по замыслу насмешников должна иметь глубину ров¬
но 155 футов, чтобы адекватно отразить личные качества «самой пер¬
вой Первой леди США» и ее вклад в историю.
«Тем временем сношения с миссис Рейнольдс продолжались...»
Классический пример того, как отцы-основатели блюли на людях свою
честь, имел место, когда Александр Гамильтон пытался отвести от себя
обвинения в коррупции, доказывая, что он всего лишь повинен
в адюльтере. В 90-е годы XVIII столетия журналист по имени Джеймс
Коллендер попробовал доказать, что Гамильтон, возглавив в Вашингто¬
не государственное казначейство, злоупотребил своим положением. Га¬
зетчик обнародовал таинственную переписку между Гамильтоном и мо¬
1^ДЙЯК| ГрЕХИ ПУБЛИЧНЫЕ И ПРИВАТНЫЕ (1776-1830)
шенником по имени Джеймс Рейнольдс. По мнению Коллендера, пись¬
ма подтверждали, что эти двое махинаторов планировали разграбле¬
ние общественных фондов. Казначей Гамильтон предложил иное тол¬
кование: подозрительные письма касаются шантажа, от которого он,
Гамильтон, пытался откупиться из собственного кошелька, чтобы не
предавать огласке роман с миссис Рейнольдс.
Чета Рейнольдсов занималась профессиональным вымогательством
и выдоила из Гамильтона в несколько приемов более тысячи долларов
(кстати, в ту пору оплата труда рабочего составляла один доллар
в день). Скандал вокруг «дела Рейнольдс» полыхал долгое время и озна¬
меновался упорным стремлением Гамильтона довести до всеобщего
сведения тот факт, что он неоднократно изменял своей горячо люби¬
мой супруге Элизабет. Гамильтон приватно поведал о своих грехах де¬
легации конгрессменов, вдаваясь в такие подробности, что потрясен¬
ные законодатели заметили, что не заслуживают такой откровенности.
Однако и получивший отпор Коллендер не сдавался, пытаясь доказать,
что «столь обширная переписка не могла касаться исключительно пре¬
любодеяний». Он представил публике симпатичную и не стесненную
условностями Марию Рейнольдс, которая, обливаясь слезами, отре¬
клась от каких-либо греховных контактов с Гамильтоном. Отмахнув¬
шись от друзей, которые умоляли Гамильтона предать всю эту историю
забвению, казначей упорно доказывал свою невиновность на общест¬
венном поприще с помощью признания в донжуанстве. С этой целью
он опубликовал объемистый памфлет, в котором во всех деталях опи¬
сал роман, длившийся полтора года.
«Как-то летом 1791 года в моем доме в городе Филадельфии появи¬
лась некая женщина, желавшая переговорить со мною приватно, — со¬
общала в первых строках исповедь казначея. Заинтригованные читате¬
ли далее узнали, что привлекательной наружности Мария Рейнольдс
представилась как оказавшаяся без средств к существованию беззащит¬
ная жена при живом, но неверном муже, который бросил ее на произ¬
вол судьбы. «Я сказал ей, что она оказалась в весьма интересном поло¬
жении», — деликатно описывал беседу Гамильтон, предложивший бед¬
няжке материальную помощь и добавивший, что деньги, видимо, удоб¬
нее будет вручить в доме страдалицы при личном визите в более позд¬
ний час. Миссис Рейнольдс из соображений полного удобства приняла
Гамильтона непосредственно в своей спальне. «Из последовавшего да¬
лее между нами разговора вскоре стало очевидно, что кроме денежной
помощи будут приемлемы и иные формы утешения», — писал автор. Но¬
вые встречи происходили позднее уже в доме филантропа. «Поскольку
миссис Гамильтон с детьми отправилась навестить своего батюшку...
Тем временем сношения с миссис Рейнольдс продолжались».
/
Введение в руморологию. Глава 2
Нетрудно угадать реакцию врагов Гамильтона на этот памфлет. «Да¬
же американские морозы не способны остудить вашу вскипевшую от
возмущения кровь, — метал молнии репортер одной газеты. — Вечные
снега Новой Земли вряд ли вернут читателей в нормальное состоя¬
ние...» Джон Адамс приписывал повышенную политическую амбициоз¬
ность Гамильтона «избытку секреций, от которых он не мог бы изба¬
виться даже с помощью профессиональных блудниц». Оппоненты,
имевшие не менее развитое воображение, не упускали случая, чтобы
впредь именовать Гамильтона не иначе как «любовником миссис Рей¬
нольдс». Даже близкие друзья Гамильтона признавали, что всему виной
нередкие у него приступы истерии, во время одного из которых он
и решил столь театрально опозорить себя и заодно свою супругу. Одна¬
ко они понимали мотивы, по которым Гамильтон согласился признать
себя скорее виновным в нарушении супружеского долга, чем виновным
в расхищении казны. В кругу Гамильтона не было почти никого, кто се¬
мейные ценности мог поставить на один уровень с честностью общест¬
венного деятеля. Статус Бенджамина Франклина ничуть не страдал из-
за того, что он жил с женой гражданским браком и имел незаконнорож¬
денного ребенка еще от одной женщины. Бенджамин Гаррисон, один
из тех, кто поставил подпись под «Декларацией независимости», был
известен как почетный завсегдатай борделей и соблазнитель рабынь.
Гаррисон прославился еще и как автор письма к Джорджу Вашингтону
с описанием своих сексуальных похождений и игривым намеком, что
и генерал мог бы к ним присоединиться, если возникнет такое жела¬
ние. Это письмо было перехвачено во время войны англичанами, кото¬
рые его опубликовали к вящему удивлению Джорджа Вашингтона.
А вот Гаррисон был потом с триумфом избран на пост губернатора Вир¬
гинии, стал отцом и прадедушкой двух весьма представительных аме¬
риканских президентов.
«И от этой девицы Салли у нашего президента родилось
несколько детей»
Когда Джеймс Коллендер задался целью унизить Гамильтона, он руко¬
водствовался двумя мотивами, типичными для поведения тогдашних
редакторов: деньги или теплое бюрократическое местечко. Ведь тот
же Томас Джефферсон подарил своему любимому редактору Филипу
Фресно прекрасную синекуру. Коллендер был горьким пьяницей, оста¬
вившим семью в нищете где-то в Шотландии и сбежавшим в Америку,
чтобы не очутиться за решеткой. Журналист прожил в штатах всего де¬
сять лет, пока не утонул в 1803 году на трехфутовой глубине, свалив¬
I
Грехи публичные и приватные (1776-1830) ^ 1
шись в воду в пьяном виде. Однако в свое время имя шотландца греме¬
ло, и он стал источником многих известных сегодня разоблачительных
слухов об отцах-основателях.
Коллендер сначала примкнул к джефферсоновской фракции и от¬
дал много сил борьбе с Гамильтоном, смертельным врагом Джеффер¬
сона. Однако патроны Коллендера вскоре пришли к выводу, что от хи¬
трого, параноидального и недисциплинированного фаворита хлопот
дождешься быстрее, чем прока. Когда Коллендер намекнул, что не
прочь временно обосноваться в доме Джефферсона в Монтичелло,
Джефферсон послал ему пятьдесят долларов и совет устроиться на ра¬
боту в Филадельфии с ее благотворным климатом. Коллендер попро¬
сил для себя должность почтмейстера в Ричмонде — ему отказали.
От отчаяния Коллендер решил переметнуться в другой лагерь. Дви¬
нувшись на Юг, он быстро открыл то, что существовало повсеместно,
но о чем не принято было упоминать: секрет сожительства белых хо¬
зяев с черными рабынями. Коллендер наводил страх божий на южан,
называя поименно столпов общества, которые либо имели черноко¬
жих любовниц, либо «погрязли до некоторой степени в африканской
работорговле». Кульминацией таких разоблачений стало знаменитое
обвинение, брошенное Джефферсону за любовную связь с рабыней
Салли Хеллингс: «Хорошо известно, что человек, которому народ
с удовольствием воздает почести, содержит... в качестве наложницы
одну из своих рабынь. Ее имя — Салли... И от этой девицы Салли у на¬
шего президента родилось несколько детей», — писал Коллендер
в первой серии статей. — Говорят, ЭТА АФРИКАНСКАЯ ВЕНЕРА ве¬
дет в Монтичелло бухгалтерские книги».
Во времена Джефферсона в газетах практически не было репорта¬
жей, зато было что-то вроде подборки из редакционных и ругательных
статей. Кстати, Коллендер был намного щепетильнее в отношении
фактов, нежели большинство его товарищей по перу; например, он
с полным основанием утверждал, что слухи про Салли «хорошо извест¬
ны» в определенных кругах Вашингтона и самой Виргинии. Историки
так и не пришли к общему мнению о том, насколько долговременным
был роман президента с рабыней. Тем не менее многие выдающиеся
американцы и европейцы, посетив Монтичелло, обратили внимание
на тот факт, что некоторые из юных рабов Джефферсона чертами ли¬
ца весьма напоминали хозяина поместья. Коллендер ничего не выдумы¬
вал. Он просто перенес слух на внешнюю орбиту политического сооб¬
щества — читателям своей газеты. А читатели отпасовали новость
в круг собственных друзей. В конце концов слух докатился и до Масса¬
чусетса, где проживал тринадцатилетний в ту пору Уильям Каллен
Брайант. Одаренный не по годам Брайант опубликовал пространную
i
л Введение в руморологию. Глава 2
42
политическую филиппику в адрес президента, который совмещает
внешние сношения с половыми. Юноша с пафосом писал:
О ты, позор для патриотов всей страны!
Погибель Родины, исчадье сатаны!
Будь проклят! Президента пост оставь,
Покайся в тайных мерзостях, крест на грехах поставь...
Займись, философ, изученьем миссис С.,
Исследуй ее чары, коль тебя на то толкает бес.
Слух о Салли был созвучен двум общенациональным психологичес¬
ким проблемам — озабоченности по поводу сожительства белых с чер¬
ными и тревоге южан по поводу того, что Джефферсон не является на¬
стоящим другом института рабовладения. Те, кто фактически привел
Джефферсона к президентскому креслу, были людьми его округа и воз¬
раста, а потому знали о сплетне задолго до того, как Коллендер распро¬
странил ее через общенациональные газеты. Этот слух не повредил по¬
литической карьере Джефферсона, но он, безусловно, страдал от кол¬
ких статей, порнографических песен и шепотков, раздававшихся за его
спиной до конца службы на общественном поприще. Пьянчуги в ту по¬
ру распевали куплеты на мелодию «Янки-Дудль»:
Во всей природе не найти
Роскошнейшее тело,
Какое, Господи прости,
У Салли Монтичелло.
Приятно под своей рукой
Иметь рабыню-леди:
Она, что год, дает приплод
Почти что белых денди!
Коллендер услужливо напечатал этот фрагмент в своей газете.
2. Жала политических скорпионов (1928 год)
«Самая жестокая и подлая расправа в истории»
Семейство массачусетских Адамсов по традиции устанавливало для се¬
бя столь высокие моральные стандарты, что отвечать им мог только
один отпрыск в каждом поколении. В результате на генеалогическом
Грехи публичные и приватные (1776-1830)
древе Адамсов появилась целая гирлянда суперпреуспевающих деяте¬
лей, а рядом — приличное количество типов, доведших себя алкоголем
до гробовой доски. У второго президента Соединенных Штатов Джона
Адамса было три сына. Два оказались законченными неудачниками,
а третий, Джон Куинси Адамс, стал шестым по счету президентом стра¬
ны и образцом совершенства чуть ли не с младых ногтей. Уже детские
письма Джона Куинси Адамса были написаны в стиле небольших дип¬
ломатических донесений. Позднее он отмечал в своем дневнике: «Я
сдержанный, холодный, суровый человек с отталкивающими манера¬
ми». На души окружающих высоконравственная натура Джона Куинси
действовала подобно жестокой стуже. Младший из его сыновей Чарлз,
который в следующем поколении сам добился успеха с помощью ледя¬
ной чопорности, присвоил отцу прозвище «Железная маска». Его стар¬
ший брат Джордж в кошмарных снах видел повторяющуюся сцену: он
бросается в объятия красотки и в тот же момент слышит у себя над го¬
ловой поучения отца: «Помни, Джордж, кто ты и чем ты занимаешься!»
Луиза Адамс провела в Белом доме несколько лет, снимая стресс с помо¬
щью шоколадок и работая над автобиографией, озаглавленной «При¬
ключения ничтожества».
Кандидатура Адамса в одной из самых злословных кампаний в исто¬
рии страны казалась самой неподходящей. То, что его в конце концов
назвали сутенером, азартным игроком и растратчиком, было заслугой
журналистской школы, работавшей под девизом «Важно, хотя и недо¬
стоверно» и не видевшей особой разницы между правдивой информа¬
цией и полезным слухом. Джон Куинси, дитя революционной эпохи,
имел единственный шанс стать президентом в результате кампании
в стиле своего батюшки, который приглашал на обеды вашингтонских
политических маклеров и делал за столом вид, что понятия не имеет ни
о каких выборах. Именно так в 1824 году он занял кресло президента
благодаря запутанной однопартийной четырехступенчатой системе
и спорам, закончившимся голосованием в конгрессе. Несмотря на этот
успех, Адамс был очень близок к тому, чтобы навсегда потерять лицо.
Решение о президентстве Адамса было принято с перевесом в 1 (один)
голос, поданный престарелым и больным во всех отношениях предста¬
вителем Нью-Йорка. Этот Мафусаил во время голосования увидел на
полу клочок бумаги, прочел на нем фамилию Адамс и посчитал знаме¬
нием Божьим.
Однако четыре года спустя практически все белые избиратели полу¬
чили право голоса, и страна готовилась к первому в истории настояще¬
му массовому волеизъявлению. К 1828 году число голосовавших на пре¬
зидентских выборах выросло в три раза, причем почти половина элек¬
тората проживала к западу от Аппалачских гор. Ушли в прошлое, сето¬
вал один политик из Иллинойса, золотые времена, когда кандидат мог
везде побывать, лично поприветствовать всех избирателей и «по боль¬
шому секрету» сообщить им сплетню о конкурентах. Для того чтобы ох¬
ватить сотни тысяч новых избирателей, сторонникам кандидатов
в президенты предстояло обратиться к печатному станку для тиражи¬
рования слухов, которые раньше передавались из уст в уста. Для тради¬
ционалистов Восточного побережья проблема заключалась в неяснос¬
ти, что хотели бы от них услышать все эти бесчисленные трудящиеся
города и села. Быть может, политики новой волны уже не разделяли те¬
зис отцов-основателей о том, что общественная добродетель превыше
поведения в быту. Популярный в народе автор Порсон Уимз (просла¬
вивший вишневое дерево Джорджа Вашингтона) всегда призывал за¬
глядывать за плотно закрытые двери: «Образ общественного деятеля
зачастую является искусственным творением, не имеющим под собой
истинного величия».
Если сторонников Адамса отталкивал страх перед всем новым и ма¬
ло соблазняла перспектива начать «войну компроматов», они с сожале¬
нием признавали, что оппозиция заполучила самого харизматического
лидера со времен Джорджа Вашингтона. Помимо того что Эндрю
Джексон был героем войны и олицетворением простолюдина с Запада,
ему первому в истории дали популярное ботаническое прозвище —
«Старый орешник». Сторонники генерала устраивали в честь своего ку¬
мира фейерверки, застолья с шампанским и факельные шествия. Одна¬
ко и оппозиционеры понимали, что одними парадами «Железную мас¬
ку» не одолеешь. Совершенно новая политическая игра, призом в кото¬
рой были сердца и души четвертьмиллионного электората, очень ско¬
ро потребовала грязных методов. Эндрю Джексон назвал ее «самой же¬
стокой и подлой расправой в истории». Джексон никогда не отличался
даром заглядывать в будущее.
Даже по меркам XVIII столетия детство Джексона прошло в ужас¬
ных условиях. Его отец умер до того, как Джексон появился на свет.
Оба его брата умерли от болезней и лишений на фронте во время Вой¬
ны за независимость. Сам Джексон четырнадцати лет от роду попал
в плен. Его мать заразилась холерой и погибла, ухаживая за племянни¬
ком, оказавшимся в британской плавучей тюрьме. Ожесточившийся
после бесчисленных несчастий ребенок превратился в злого мужчину,
страдавшего приступами ярости. Начав карьеру адвоката, он проиграл
дело более опытному прокурору и к вящему удивлению последнего тот¬
час вызвал его на дуэль. На другом поединке, причиной которого было
пари на скачках, он убил некоего Чарлза Диккинсона. Диккинсон успел
сделать первый и единственный выстрел, ранив Джексона. Противник
стоял, сотрясаясь всем телом, пока истекающий кровью Джексон спо¬
койно наводил пистолет, целясь в грудь, которая тотчас была пробита
пулей. «Я бы его избил, если бы он прострелил мне мозги», — пробор¬
мотал при этом раненый победитель, который явно хотел произнести
какую-нибудь историческую фразу.
С возрастом Джексон научился использовать свою вспыльчивость
в качестве орудия, с помощью которого он заставлял людей делать то,
что он хотел. Он не был лишен своеобразной осмотрительности, по¬
скольку воспитал в себе могучую дисциплину. Обосновавшись в Тенне¬
си, он создал преуспевающее поместье, назвав его «Эрмитаж», и про¬
славился в качестве командира местных волонтеров во время войны
1812 года. В битве за Новый Орлеан Джексон одержал ошеломляющую
победу (англичане потеряли убитыми, ранеными и пропавшими без ве¬
сти 2037 бойцов, а американцы только 71 человека); этот триумф про¬
извел переворот в американском самосознании. Впервые в истории
американцы почувствовали, что живут в великой державе, способной
вышвырнуть со своей земли отборные европейские войска. «Старый
орешник» стал героем общенационального значения, а на Западе стра¬
ны ему поклонялись, как божеству. Выйдя на президентскую гонку
1824 года, Джексон занял первое место по числу отданных за него голо¬
сов. Однако, поскольку никто из участников не набрал абсолютного
большинства голосов, конгрессмены отдали лавры победителя Адамсу.
Джексон, почувствовав себя жертвой мошенничества, поклялся ото¬
мстить тем, кто устроил «продажную сделку». Семейство Адамсов не ус¬
пело толком обосноваться в Белом доме, как законодательное собра¬
ние штата Теннеси уже выдвинуло генерала кандидатом на выборах
1826 года.
Самому Джексону принадлежит идея превращения выборов в рефе¬
рендум по оценке личных качеств претендентов. Генерал шел в бой
против «продажной сделки» и столичного истеблишмента, не опреде¬
лив свою позицию по кардинальным вопросам того времени, к кото¬
рым относилась тарифная политика, горячо любимая восточными фа¬
брикантами, или «внутренние улучшение», как на слабоосвоенном За¬
паде называли строительство федеральных дорог и мостов. Одному из
организаторов своей предвыборной кампании Джексон написал:
«Мои настоящие друзья ничего у меня не спрашивают относительно
внутреннего улучшения или мануфактур, а запросы моих врагов я удов¬
летворять не намерен». Как бы там ни было, проблема выборов по
личным качествам претендентов в практическом смысле решается оп¬
понентами так, что они в свою очередь начинают доказывать, что вы
сами негодяй.
i
46.
Введение в руморологию. Глава 2
«Осужденная прелюбодейка и ее любовник-муж»
В молодости Эндрю Джексон полюбил замужнюю дочь своей квартир¬
ной хозяйки. Он жил с Рэйчел Донельсон Ричардс, когда та формально
все еще оставалась женой капитана Льюиса Робордса. Представив суду
доказательства неверности своей супруги, капитан получил развод,
а Рэйчел обвенчалась с Эндрю в 1793 году. Таковы факты, хотя до конца
жизни Рэйчел преследовали слухи и спекуляции о подробностях этой ис¬
тории. По всему Теннеси люди горячо обсуждали «противозаконный ро¬
ман» по свежим следам событий. Джексон дрался на дуэли с теми, кто
позволял себе замечания в адрес его супруги. Чарлз Диккинсон (жертва
дуэли по поводу пари на скачках) усугубил ситуацию насмешливым ком¬
ментарием о том, что лошадь-победительница «скрылась из вида — сов¬
сем как миссис Джексон, сбежавшая от первого мужа со своим генера¬
лом». Стоит ли говорить, что к 1828 году стаж совместной супружеской
жизни составлял у Джексонов тридцать пять лет. Дочь одного из подчи¬
ненных Джексону офицеров писала, что Рэйчел превратилась в «грубого
вида располневшую старушку, которую легко принять за прачку генера¬
ла, если бы он не оказывал ей нежные знаки внимания, а она не демонст¬
рировала ему полное восхищение». Юная корреспондентка сообщила
также, что миссис Джексон своим появлением в обществе создавала «не¬
удобства», причем на устраиваемых ею званых приемах дамы держались
поближе к хозяйке, явно стараясь «удержать ее от любых слов или по¬
ступков, которые могли бы дискредитировать всеобщего кумира».
Рэйчел ненавидела политику и вообще все, что держало мужа вдали
от дома (несмотря на легендарную преданность жене, Джексон три чет¬
верти совместной жизни провел в разлуке с нею). Будучи бездетной,
Рэйчел вырастила множество племянников и племянниц как WARDS —
приемных и родных детей, дав приют и детям своих друзей, а также
осиротевшему мальчику-индейцу. (Джексон всегда был добр к тем, кто
слабее его; он обнаружил этого младенца во время своих индейских
кампаний, привез его домой для воспитания в качестве полноправного
члена семьи, а затем снова занялся истреблением индейских племен
к востоку от Миссисипи.) В жизни Рэйчел была только ее ферма, ее се¬
мья, ее религия, поскольку в преклонном возрасте она стала чрезвы¬
чайно набожной. Как ни суди, ее кандидатура была худшей в избира¬
тельной кампании, когда оппозиционная пресса вопрошала: «Могут ли
осужденная прелюбодейка и ее любовник-муж оказаться на высшем по¬
сту в нашем свободном христианском государстве?»
В 1824 году брак Джексонов обсуждали еще вполголоса, когда гене¬
рал стал «темной лошадкой» в предвыборной гонке, а Рэйчел приехала
Грехи публичные и приватные (1776-1830)
в Вашингтон, чтобы побывать на малозначащих светских раутах. Одна¬
ко уже тогда один друг предупредил кандидата в президенты, что оппо¬
зиция располагает «документами» о его жене, и посоветовал генералу
держать ухо востро.
«Я знаю, как ее защитить!» — прорычал в ответ Джексон. Если бы...
В ходе следующей кампании Джексон постоянно вскипал от злости, ме¬
тал молнии и сулил страшные кары, которые падут на голову тех, кто
попытается опорочить имя его жены. Однако ни одного обидчика он
на дуэль не вызвал и даже не послал гневное письмо в редакцию газеты.
Глубоко упрятанный инстинкт, осторожная, амбициозная часть его на¬
туры подсказывали генералу, что молчание — лучшая стратегия.
Человеком, ответственным в первую очередь за превращение исто¬
рии с Рэйчел в предвыборный козырь, был Чарлз Хаммонд, юрист
и журналист из Цинциннати. Являясь яростным сторонником Адамса,
Хаммонд не был типичной пешкой в политической борьбе. Однажды
он отказался от должности в Верховном суде, а позднее не испугался
толпы, которая пришла расправиться с ним за редакционные статьи
против рабовладения. Смерть горячо любимой жены в 1826 году и по¬
стоянное пьянство в связи с ее утратой, кажется, привели к тому, что
редактор совсем отпустил поводья. В 1827 году Хаммонд напечатал пер¬
вое разоблачение обстоятельств женитьбы Джексона. В своей «Цин¬
циннатской газете» он написал: «Летом 1790 года генерал Джексон си¬
лой принудил жену Льюиса Робертса (так в тексте!), проживавшую
в графстве Нанчес, штат Кентукки, бросить мужа и сожительствовать
с ним в качестве «супруги»... Серия статей бала затем собрана в памф¬
лет «Защитник истины, или Ежемесячный разоблачитель Джексона».
Когда Джексон остановился на ночлег в Теннеси, толпа, пришедшая
под окна гостиницы, чтобы спеть «серенаду», размахивала транспаран¬
тами с надписью «Азбука демократии. А — адюльтер, Б — бабник, В — ве¬
ликодушный рогоносец», До ушей Джексона доносилось пение:
Энди, бравый генерал,
Многих в жизни убивал.
Сколько свадеб нужно сыграть,
Чтоб, наконец, женой твоей стать?
Джон Итон, стратег предвыборной кампании Джексона, разработал
линию защиты. Он написал письмо давнему другу генерала Джону Овер¬
тону, чтобы тот прислал всю информацию о разводе и собрал показания
служителей местной церкви. «При всей деликатности, с которой следу¬
ет обращаться с чужими семейными тайнами, обстоятельства требуют,
чтобы мы по крайней мере установили факты, чтобы организовать обо¬
г Js
^g Введение в руморологию. Глава г
рону». По традиции, дошедшей до помощников сегодняшних кандида¬
тов, Итон, кажется, готов был пуститься во все тяжкие вместо того, что¬
бы узнать у самого шефа подробности его интимной жизни.
Контрпропагандистские объяснения, собранные Итоном и Оверто¬
ном, были опубликованы ведущей проджексоновской газетой «Юнай-
тед стейтс телеграф». В этой версии Рэйчел сбежала от своего истяза-
теля-мужа в Нанчес, а Джексон взялся ее сопровождать во время небе¬
зопасного путешествия. В Нанчесе он ее оставил и вернулся только тог¬
да, когда узнал о том, что Льюис Робордс получил развод. Они пожени¬
лись и возвратились в Нашвилл. Позже они обнаружили, что Робордс
всего лишь оформил подачу заявления о разводе в суд, а само рассмот¬
рение дела затянулось на два года. Потрясенная до глубины души па¬
рочка наконец смогла сочетаться законным браком. Газетная статья
растянулась на десять колонок, но оставила без ответов существенные
вопросы. Не будучи, вероятно, самым лучшим юристом в истории,
Джексон скорее всего достаточно хорошо знал гражданское право
и процедуру получения развода. Кроме того, его сторонникам так и не
удалось обнаружить документальные свидетельства миссисипского
бракосочетания.
А вот тем, кто распускал слухи про Рейчел, никакие свидетельства
и не требовались. Томас Арнольд, кандидат в члены конгресса от штата
Теннеси, распространил памфлет с описанием дня, когда капитан Ро¬
бордс «застал врасплох генерала Джексона, когда тот страстно целовал
капитанскую жену». Тем временем у себя в Цинциннати редактор Хам¬
монд на страницах газеты уведомил читателей: «Мать генерала Джексо¬
на была ОБЫКНОВЕННОЙ ПРОСТИТУТКОЙ, привезенной в нашу
страну на корабле британскими солдатами». Мало того, сообщил Хам¬
монд, «эта женщина потом вышла замуж за МУЛАТА, от которого роди¬
ла несколько детей, включая ГЕНЕРАЛА ДЖЕКСОНА!» Джексон един¬
ственный раз прилюдно дал волю чувствам, когда его сподвижники по¬
везли его вниз по Миссисипи на празднование годовщины Новоорле¬
анской битвы. Когда другой пароход начал маневрировать, чтобы его
пассажиры могли взглянуть на героя войны, Джексон пытался пристре¬
лить капитана.
«Сутенер коалиции»
Редактор газеты «Юнайтед стейтс телеграф» Дафф Грин был слишком
амбициозен, чтобы ограничить защиту генерала Джексона объяснени¬
ем на десяти столбцах, и рассказал о матримониальных хитросплетени¬
ях. Он подготовил контрудар в виде статьи с обвинениями, что Джон
Грехи публичные и приватные (1776-1830)
Куинси Адамс спал с Луизой еще до вступления в законный брак. «Весь
лагерь Адамса оцепенел от страха», — с гордостью рапортовал редак¬
тор Джексону. Историк Фрэнк Лютер Мотт не без основания назвал
описываемый период «мрачным средневековьем партийной журналис¬
тики»...
Джексон, кажется, попытался одернуть соратника, хотя сделал это
без особого энтузиазма. «Личные выпады против женщины не должны
производиться моими друзьями, если только не возобновятся атаки на
миссис Джексон... Я с женщинами не воюю», — написал он Грину. Впро¬
чем, после выборов Грин был назначен официальным издателем обеих
палат конгресса. Позднее Грин стал губернатором Флориды, а его сын
отправился послом в Россию.
Описав Луизу как ветреную особу, спавшую с женихом до свадьбы,
джексоновцы вдобавок заклеймили ее как незаконнорожденного ре¬
бенка. Отец миссис Адамс, американский купец, живший в Англии, ни¬
где не упоминал, что женат, пока на свет не появилась Луиза. Некото¬
рые издания, поддерживающие Адамса, сочли нужным подхватить
сплетню и таким неуклюжим способом вызвать сочувствие к Первой
леди. Выходившая в Пенсильвании газета «Мэрионский пионер» напе¬
чатала аршинными буквами следующее:
ОТЦЫ, МУЖЬЯ И БРАТЬЯ!
ПОРА ЗА УМ ВАМ БРАТЬСЯ.
ПРОЧТИТЕ, ВДУМАЙТЕСЬ -
ВОТ НАШ СОВЕТ:
ДЖЕЙМСУ БЬЮКЕНЕНУ СКАЖИТЕ «НЕТ!»
Быстро растущего политика Джеймса Бьюкенена, принадлежавше¬
го к лагерю Джексона, газета обвинила в том, что он «в присутствии за¬
служивающих уважения очевидцев сплетничал, заявляя, что миссис
Адамс, супруга Главного должностного лица, была рождена вне брака».
Похоже, лучших новостей в тот день газета для публикации не нашла.
Луиза Адамс перенесла эти шпильки лучше, чем ее тонкокожий супруг.
После того как однажды он простонал, что из него делают «посмеши¬
ще для публики» (одна газета заявила, что президент часто ходит в цер¬
ковь босиком), Луиза спокойно посоветовала супругу: «Заткни уши ват¬
ками и не читай газеты». В своем зрелом возрасте Луиза уже не походи¬
ла на нежную невесту, но со слезами протестовала против «жал скорпи¬
онов политической клеветы», когда одна бостонская газета обозвала ее
англичанкой. Она уже перенесла гибель единственной дочери, десяти¬
летиями жила бок о бок с тремя поколениями мужских представителей
клана Адамсов и как-то в разгар зимы отправилась в Европу, где бушева¬
*
к~ Введение в руморологию. Глава 2
5°
ли наполеоновские войны. В одиночку с малолетним сыном она в каре¬
те пересекла поля сражений, усыпанные тысячами сложивших свои го¬
ловы солдат. Теперь ее не так просто было чем-нибудь расстроить.
Чтобы не отстать от Даффа Грина, Исаак Хилл, небольшого роста,
хилый, тощий как скелет редактор «Нью-Гэмпширского патриота», со¬
чинил историю, как Адамс оказал русскому царю сводническую услугу.
В сноске к тексту предвыборного панегирика, посвященного Джексо¬
ну, Хилл назвал Адамса «сводником самодержца». Этой сноске суждено
было облететь планету. Хилл поведал, что во времена, когда Адамс был
американским послом в России, царю приглянулась симпатичная няня
детей Адамса. Монарх выразил желание поближе познакомиться с воз¬
можной кандидаткой в его императорский гарем. Джон Куинси, ут¬
верждал Хилл, с готовностью отправил ничего не ведавшую девушку
погулять в том месте, где Александр мог понаблюдать за потенциаль¬
ной любовницей. По счастью, «сладострастный самодержец» счел де¬
вушку «недостаточно аппетитной даже для его нетребовательного вку¬
са». Порочный посол и его жена, писал Хилл, позже без стеснения
вспоминали эту «позорную для них историю». Даже в далеком 1828 го¬
ду байки о том, что Адамс во время медового месяца был занят тем, что
пытался смыть румяна со щек Луизы, и что он развлекал гостей воспо¬
минаниями о том, как чуть не отдал няню своих детей русскому импера¬
тору, оказались слишком надуманными. Однако через сеть проджексо-
новских газет сплетня мигом докатилась до всех уголков страны. Дип¬
ломатическое искусство Адамса составляло предмет его профессио¬
нальной гордости. Даже сегодня его считают чуть ли не величайшим
государственным секретарем за всю историю страны. Но партийные
соратники Джексона ничтоже сумняшеся заявили, что сноска Хилла
раскрывает подлинный секрет карьеры Адамса, и окрестили его «суте¬
нером коалиции». После выборов Хилл стал членом джексоновского
«кухонного кабинета» и сенатором.
Однако самым губительным для Адамса слухом оказалась история
второй свежести о том, как трудолюбивый президент купил себе биль¬
ярдный стол, наивно надеясь время от времени отдыхать, гоняя шары
по сукну. Сенатор Томас Харт Бенсон сочинил широко процитирован¬
ное анонимное письмо в «Ритчиз инкуайер», по которому Адамс (кста¬
ти, оплативший бильярд из собственного кошелька) истратил двадцать
пять тысяч долларов казенных денег, чтобы приобрести всевозможные
азартные игры, включая бильярдный стол, триктрак, кости, шахматы
и, подумать только, «содовую воду». Сенатор Бенсон был сторонником
Джексона. Когда-то у них в баре произошла ссора с перестрелкой, в ре¬
зультате которой пуля Бенсона серьезно повредила руку Джексона, сде¬
лав его инвалидом. Тем не менее былые дуэлянты не считали покуше¬
ние на убийство поводом для окончательного политического разрыва.
По мере того как бенсоновская фальшивка через проджексоновские га¬
зеты продвигалась все дальше на запад, появлялись все новые подроб¬
ности президентского мотовства. «Местные жители считают, что могут
обойтись без столь блистательного правительства», — предостерегал
Адамса его сторонник из Огайо, добавив, что президент нарочно не
мог придумать себе порок, который вызвал бы более сильное раздраже¬
ние у жителей западных штатов.
«Бильярдная история» прогремела во время кампании громче иных
сплетен, поскольку как раз чего-то в этом духе и ожидали от восточных
начальников избиратели, проживавшие в новых регионах страны. Ме¬
стные жители были убеждены, что власть имущие купаются в роскоши
за счет налогов, собранных с добродетельных и работающих в поте ли¬
ца западных фермеров. Публика, раздраженная манерами и личностью
Адамса, с удовольствием восприняла слух, что он пытается заставить
правительство платить за его бильярд и шипучку. Сторонники Адамса
подтвердили, что байка о бильярде нанесла ему серьезный урон. У Эн¬
дрю Джексона был иммунитет против грязных личных нападок — его
давно и прочно сложившаяся репутация героя. Он и выиграл выборы,
получив 647 276 голосов, а за Адамса — 509 064.
«В присутствии этой дорогой, святой женщины...»
Нападки на Рэйчел не смогли вбить клин между Джексоном и публи¬
кой, но оказали колоссальное воздействие на Рэйчел и ударили по
вновь избранному президенту. Нет ясности, в какой мере Рэйчел была
в курсе сплетен, распространявшихся во время избирательной кампа¬
нии. Вероятно, она слышала (или подозревала) многое.
«Враги Гинерала смазали стрелы палынью и желчью и стреляли
в меня, — писала Рэйчел родственнице. — Господь Бог свидетель, што
они готовы были на все. Мои старые знакомые тоже пострадали, как
мы и наши дочиньки. Придставить только, прожить тритцать лет в ща-
стьи, ни от кого врида ни ведая и никаму плохого ни делая...» Рэйчел не
собиралась становиться Первой леди и нехотя согласилась отправить¬
ся в Нашвилл, чтобы купить там платье для инаугурации. Передаваемая
из поколения в поколение история о роковой поездке за покупками зву¬
чит следующим образом.
Купив платье, Рэйчел остановилась на отдых в офисе редактора ме¬
стной газеты, а ее друзья снова пошли по магазинам. Ожидая их возвра¬
щения, Рэйчел наткнулась на номер «Защитника истины» и впервые об¬
наружила, насколько злобными были распространяемые о ней сплетни.
р, 2 Введение в руморологию. Глава 2
Вернувшиеся в офис компаньонки обнаружили Рэйчел в углу, где она за¬
ливалась истерическим плачем. По дороге домой она остановила эки¬
паж у ручья и умылась, чтобы скрыть от мужа следы пролитых слез.
Как бы там ни было, после инцидента в Нашвилле у нее случился
сердечный приступ. Она поправилась, но за три дня до Рождества про¬
изошел новый приступ. Служанка, встав среди ночи, увидела Рэйчел си¬
дящей у камина. Хозяйка затягивалась трубкой и бормотала старое при¬
словье о Белом доме: «Лучше служкой в церкви быть, чем в дворце пре¬
красном жить...» Через несколько минут она рухнула на пол и сконча¬
лась. Безутешный Джексон ни на минуту не оставлял ее. Когда врач рас¬
порядился, чтобы Рэйчел перенесли на стол, вновь избранный прези¬
дент сказал слугам, чтобы те сначала постелили четыре одеяла и объяс¬
нил: «Если она придет в себя, ей не так жестко будет лежать...» Посети¬
тели свидетельствуют, что он не отходил от смертного одра и все вре¬
мя гладил мертвую жену по голове.
Даже смерть Рэйчел не успокоила критиканов. «Ей здорово повез¬
ло», — ехидничала «Нью-Йорк америкэн», пояснив, что миссис Джек¬
сон умерла своевременно, избавившись от необходимости ехать в Ва¬
шингтон, где ее ожидали новые унижения. Из десяти тысяч человек,
пришедших проводить Рэйчел в последний путь, многие любили ее не¬
зависимо от причин, сделавшим ее супруга знаменитостью. Хоронили
ее в том самом белом платье, купленном для инаугурации. «В присутст¬
вии этой дорогой, святой женщины, — произнес рыдающий Джек¬
сон, — я могу простить и прощаю моих врагов... А те негодяи, которые
клеветали на нее, пусть ищут милосердия у Господа...» Джексон так и не
оправился от этого удара. Как-то во времена своего президентства он
устроил в «Эрмитаже» праздничный обед, на котором гости вдруг обна¬
ружили, что хозяин куда-то исчез. Женщина, отправившаяся на поиски
Джексона, обнаружила его распростертым на могиле Рэйчел.
3. Войны сплетен в Вашингтоне
«Женился на своей любовнице, которую не обошли вниманием
еще 132 мужчины»
Когда вновь избранный президент Джексон прибыл в Вашингтон, это
был сломленный и ожесточившийся человек, убежденный, что предвы¬
борные сплетни убили его жену. В это трудно поверить, но он букваль¬
но тотчас был вовлечен в новую историю, защищая честь знакомой
женщины, на которую ополчилось все вашингтонское общество. Пегги
О’Нил Тимберлейк, своенравная красавица, дочь вашингтонского
трактирщика, развлекала Джексона еще во время его краткой карьеры
сенатора. «Пегги, — писал Джексон жене, — восхитительно играет на
фортепиано и по воскресеньям вечером развлекает свою набожную ма¬
тушку духовной музыкой, а мы тоже слушаем в качестве гостей».
Но у характера Пегги была и обратная сторона. До того как она в шест¬
надцатилетнем возрасте вышла замуж, один мужчина из-за нее покон¬
чил жизнь самоубийством. Однажды постоянно бывший настороже
отец Пегги предотвратил тайное бегство дочери из дома, когда та неча¬
янно опрокинула цветочную вазу. От еще одного побега красавица от¬
казалась сама, охладев к предмету своей страсти из-за того, что... «он,
возвращая мой носовой платок, произнес совсем уж дурацкий спич».
Ее муж Джон Тимберлейк служил на военном флоте корабельным
казначеем. Пока Джон верно служил родине, Пегги в его отсутствие ча¬
сто видели в обществе Джона Итона, сенатора от штата Теннеси, помо¬
гавшего Джексону проводить избирательные кампании. До самой смер¬
ти Пегги отвергала любые намеки на свои супружеские измены,
но светское общество Вашингтона было убеждено, что она является
любовницей Итона. Слухи достигли апогея, когда стало известно, что
ушедший в очередное плавание Тимберлейк погиб, перерезав себе гор¬
ло, а Итон женился на его вдове. Сама Пегги утверждала, что Тимбер¬
лейк случайно зарезался во время страшного приступа астмы.
Какие бы грехи Пегги ни совершила в прошлом, сплетни о ней по
своей чудовищности могли превзойти любые страшные преступления.
Сенатор из Делавэра сообщил, что Итон «женился на своей любовни¬
це, которую не обошли вниманием еще 132 мужчины!» Известный дея¬
тель церкви распространял историю о том, что Пегги еще в бытность
свою миссис Тимберлейк вызвала на дом врача, чтобы тот оказал ей по¬
мощь после инцидента с каретой. Священнослужитель рассказывал
друзьям: когда доктор прибыл в дом, Пегги и ее мать, смеясь, сообщи¬
ли ему, что у нее на самом деле произошел выкидыш: «она была бере¬
менна от Джона Итона». Сообщение о том, что известная своей рели¬
гиозностью миссис О’Нил способна шутить по поводу супружеской из¬
мены и выкидыша у своей дочери, настолько же правдоподобно, на¬
сколько верна история про Джона Куинси Адамса, служившего сутене¬
ром у русского императора. Этот слух в действительности отражал ост¬
рую настороженность в вашингтонском высшем свете по отношению
к Джексону и его сторонникам. Всего за несколько поколений до этого
на месте столицы простиралось болото, стояли свинофермы, и потому
вашингтонскому обществу нужен был президент с гарантированным
престижем. А тут вдруг откуда-то с Дальнего Запада приезжает сын
обедневшего плотника, приводит в Белый дом на свою инаугурацию
толпу неотесанных мужланов, бьющих фарфор и ломающих мебель. Яс¬
ное дело, что люди из команды Джексона могли жениться только на
шлюхах, делились впечатлениями вашингтонцы. Чем больше проявля¬
лась необходимость дать выход своим страхам, тем отвратительнее
молва судила о Пегги. «Бедняга Итон, — писал нью-йоркский конгрес¬
смен, — сегодня вечером сочетался браком с миссис Т.! О таких браках
кто-то (кажется, Свифт) говорил, что для вульгарных людей требуются
вульгарные выражения. Один тип, использовав ночной горшок, водру¬
зил его себе на голову...»
Любые попытки Пегги завоевать любовь президента не возымели
бы такого действия, как то, что она превратилась в изгоя. «Я предпочел
бы живого паразита на у себя на спине, чем язык одной из этих дамочек
на своей репутации», — сказал Джексон женщине. Президент отправил
собственноручно написанное письмо сплетникам в сутанах. Среди
трех тысяч слов этого послания был приведен трогательный, хотя и не
без сумасшедшинки, тезис: Итон не мог наставить рога мужу Пегги, по¬
тому что они оба были масонами. Обыватели оторопело отметили, что
письмо Джексона к священнослужителям было длиннее, чем его инау¬
гурационная речь. Джексон послал на восточное побережье эмиссаров,
которые по регистрационным анкетам должны были удостовериться,
что Джон Итон и миссис Тимберлейк никогда не останавливались
в гостиницах, снимая один номер на двоих. Он собрал показания вось¬
мидесяти девяти женщин, готовых под присягой показать, что Пегги
была верной супругой казначея Тимберлейка. Он заполучил письмен¬
ные свидетельства бывших постояльцев гостиницы, принадлежавшей
О’Нилам, а также показания сослуживцев Тимберлейка. Собрав на со¬
вещание кабинет министров, он заявил, что присутствующие высшие
должностные лица должны «установить справедливость для нее,
для меня, для всей нашей страны». Это совещание президент закрыл за¬
явлением о том, что Пегги О’Нил Тимберлейк Итон «целомудренна,
как девственница».
Первая половина президентского правления Джексона прошла
«под знаком Пегги». Джексон назначил Итона на пост военного мини¬
стра и потребовал, чтобы Пегги оказывали знаки общественного вни¬
мания, подобающие жене члена правительства. Однако жены других
членов кабинета, посещая светские балы, отказывались разговаривать
с Пегги, не являлись к ней на званые обеды, не включали ее в бесконеч¬
ный список лиц, которых нужно посетить, оставляя свою визитную
карточку (такие послеобеденные визиты занимали главное место
в жизни светских дам). Вашингтонская жительница Маргарет Бэйард-
Смит с торжеством констатировала: «После тысячи слухов, сплетен,
пересудов... общественное мнение, как никогда справедливое и беспри¬
страстное, наконец-то, кажется, поднялось над личными чувствами
L
Грехи публичные и приватные (1776-1830)
и интригами и обрекло эту особу на то, чтобы она и впредь не выходи¬
ла из своего первозданного низкого положения». Эндрю Джексон-До-
нельсон, племянник президента и его ближайший помощник, вынуж¬
ден был ретироваться к себе в Теннеси, когда его юная жена Эмили от¬
казалась общаться с Пегги.
Феномен, вошедший в историю под названием «Дамская война»,
преобразил политический ландшафт. Мартин Ван Бурен, госсекретарь
и осторожный вдовец, выполняя указания президента, поднял шум во¬
круг «дела Итонов» и тем самым поставил крест на своей будущей карь¬
ере и положении политического наследника Джексона. «Политичес¬
кая история Соединенных Штатов последних тридцати лет началась
в тот момент, когда холеная рука Ван Бурена прикоснулась к молотку на
дверях дома миссис Итон», — писал в 1860 году биограф президента
Джексона. Этот биограф, как и многие историки XIX века, глядя на
Пегги Итон, видел начало дороги, ведущей прямо к Гражданской вой¬
не. Это произошло из-за того глубокого воздействия, какое скандал
с Пегги оказал на отношения Джексона с его вице-президентом Джо¬
ном Колхоуном.
Колхоун был человек блестящего ума, лишенный чувства юмора
и наделенный дикими амбициями. Бывший сенатор из штата Южная
Каролина однажды высказал искреннее убеждение, что эпидемия жел¬
той лихорадки в Чарльстоне было божьим наказанием «за грехи и рас¬
путство» горожан. Его жена Флорида происходила из аристократичес¬
кого семейства южан. Она яростно отказалась иметь что-либо общее
с Пегги. Это было началом разрыва между Колхоуном и Джексоном
и концом его собственных надежд получить кресло президента. По¬
клонники Колхоуна утверждали, что если бы он сохранил свое положе¬
ние в Демократической партии, то помог бы предотвратить войну
с южанами, а потом южане и сами бы отказались от неприбыльного
в экономическом смысле рабовладения. (Между прочим, одна моногра¬
фия, подтверждающая данную гипотезу, носила название «Пегги
О’Нил, или Судный день республики».) Такой анализ ситуации игнори¬
рует куда более важные проблемы, ставшие для двух политиков ябло¬
ком раздора. С другой стороны, одним из аналитиков, увидевших пря¬
мую связь между «Дамской войной» и войной между Севером и Югом,
был... сам Колхоун. Много лет спустя он вспомнил роковой день, когда
миссис Колхоун объявила, что не собирается «отдавать визит миссис
Итон», и описал его обреченным тоном, более подходящим для сожже¬
ния Атланты или покушения на Линкольна. «Я где-то слышал, что пе¬
ред глазами тонущего человека за мгновение проходит вся его прошлая
жизнь. При этих словах жены передо мной словно разом возникли во
всех красках будущие события», — написал Колхоун. Когда перед Кол-
56 * ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 2
хоуном развернулась панорама событий, ведущих к гражданскому кон¬
фликту, ему и в голову, кажется, не пришло сказать жене, что короткий
визит к Итонам лучше, чем гражданская война. Этот человек верил,
что для соблюдения этических стандартов приходится страдать.
Жизнь после сплетни
Весной 1831 года Итон и Ван Бурен подали в отставку, чтобы покончить
с «делом Пегги» и дать возможность президенту избавиться от назна¬
ченцев, симпатизирующих Колхоуну, распустив весь кабинета минист¬
ров. Итон перешел на дипломатическую работу и увез с собой Пегги
в Испанию, где они жили в течение многих лет и, судя по всему, счастли¬
во вплоть до его смерти. Стареющая вдова Пегги вышла замуж за учите¬
ля танцев, дававшего уроки ее дочери. Жених, бывший на сорок лет мо¬
ложе Пегги, украл все ее деньги и скрылся, прихватив еще и ее внучку.
Почти все были потрясены, когда Джон Куинси Адамс принял на¬
значение в палату представителей, где и прослужил 18 лет вплоть до
своей кончины. Родственники Адамса сочли его шаг унизительным фи¬
аско. Однако Адамс, наделенный проницательностью патриарх поли¬
тики, в конце концов осуществил прорыв. Пожилой конгрессмен в те¬
чение 17 лет храбро и изобретательно сражался за отмену рабства, по¬
ка наконец не упал на пол прямо во время заседания и его не стало.
Глава з
Слухи и мутация
МОРАЛИ (183O-1880)
1. Политика как разновидность развлечения
«Она царит в любом разговоре»
После президентства Эндрю Джексона народ просто помешался
на политике. «Она царит в любом разговоре», — жаловалась од¬
на приехавшая в США англичанка. В период, когда жизнь по¬
давляющего большинства американцев была наполнена бесконечной
скукой, политика (наряду с религией) стала любимейшим националь¬
ным видом досуга. Тогдашние партии были похожи на масонские ложи.
Правоверные активисты болели за своих кандидатов так горячо, как
будто те играли за местную бейсбольную команду. Разумеется, в середи¬
не позапрошлого века настоящие бейсбольные команды еще не были
даже созданы. В стране просто не было иных развлечений. Большинст¬
во американцев жили уединенно на своих фермах или в маленьких го¬
родках, где даже такие примитивные удовольствия, как танцы или игра
в карты считались вызовом морали. Политикам не требовалось много
времени, чтобы понять: единственный верный способ обеспечить ло¬
яльность избирателей — это развлекать их. Любуясь фейерверком или
жаря барбекью в честь очередного кандидата, люди с теплом в груди
ощущали, что исполнение патриотического долга не мешает приятно
проводить время. В небольших городках, где нужно было оказать под¬
держку демократам, вигам или республиканцам, активисты старались
установить в честь любимой партии самый высокий во всей округе
/
58 “ ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 3
шест или катили от селения к селению гигантский мяч, обшитый бре¬
зентом и украшенный партийными лозунгами. В крупных городах пар¬
тийные функционеры спонсировали духовые оркестры, причем музы¬
канты наряжались в парадную форму, организовывали шествия с плат¬
формами на колесах, орлами в клетках и дрессированными медведями.
Преуспевающие в ту пору кандидаты были чаще всего героями вой¬
ны, которые прекрасно гляделись на плакатах и парадах, хотя необяза¬
тельно подходили на роль руководителей страны. Например, генерал
Зэкари Тейлор («Старый забияка») за всю свою жизнь ни за кого не го¬
лосовал, пока не попал в кандидаты в президенты... Хотя само понятие
массмедиа еще не было изобретено, массмедийные продукты в виде
кандидатов уже существовали. Поскольку немногие избиратели могли
похвастаться, что видели живых кандидатов, последние были окутаны
мистической дымкой, более плотной, чем та, что окружает любого ны¬
нешнего политика. В 1840 году сын губернатора Виргинии приобрел
новый рекламный имидж как человек простых добродетелей, который
«живет в деревянной хижине и пьет крепкий сидр». Защищаясь от на¬
смешек, Гаррисон заявил, что часть его шестнадцатикомнатного особ¬
няка в Огайо когда-то действительно была простой лачугой... В 1852 го¬
ду повальная новая мода на фотографию впервые позволила распрост¬
ранять портреты кандидатов, в результате чего Франклин Пирс, выздо¬
равливающий алкоголик, который к тому же во время участия в мекси¬
канско-американском конфликте имел обыкновение падать в обморок,
был представлен как блистательный герой войны.
Когда еще до Гражданской войны политики пытались окружить се¬
бя аурой бесстрашного героя комикса, появлялись вполне понятные
сплетни, подрывающие столь героический образ. Про Гаррисона гово¬
рили, что он в деле показал себя трусом, и присвоили ему кличку «Де¬
душка Гаррисон, герой нижних юбок». Пирса заклеймили как «победи¬
теля во многих битвах за бутылку». Много судачили о незаконном про¬
исхождении кандидатов, что звучало двусмысленно, поскольку многие
местные кандидаты в ту пору были, что называется, подставными фигу¬
рами. Практически каждый кандидат в президенты услышал про себя,
что он — выродок или содержит на стороне вторую семью (порой одно
не мешало другому). Про Мартина Ван Бурена судачили, что он — неза¬
коннорожденный сын вице-президента Аарона Бэрра. И Авраам Лин¬
кольн, и Эндрю Джексон пытались снять подозрение со своих покой¬
ных матерей, представив мало кого убедившие документальные свиде¬
тельства. Бесстрашный молодой путешественник Джон Фремонт был
выдвинут в кандидаты на пост президента в 1856 году. Он действитель¬
но имел черное пятно на первой странице своей биографии — его мать
сбежала от крутого мужа к Фремонту, французскому учителю танцев,
Слухи и мутация морали (1830-1880)
ставшему отцом будущего кандидата. Во время избирательной кампа¬
нии вся эта история была извращена, чтобы ударить кандидата поболь¬
нее. Губернатор Виргинии Генри Вайз разглагольствовал: «Мать Фре¬
монта была проституткой в одном ричмондском доме терпимости!»
«Имела форму грудей амазонки...»
На каждых выборах сплетни во многих отношениях являются отраже¬
нием злободневных проблем и подспудной тревоги. Когда в начале пре¬
зидентства Мартина Ван Бурена в экономике произошел ужасающий
спад, нация стала весьма чувствительной к сплетням о том, что полити¬
ки живут не по средствам. Ван Бурен, который действительно наслаж¬
дался земными благами, был погребен под слухами о своей вызываю¬
щей роскоши. В историях о Белом доме особое место занимал набор зо¬
лотых ложек, который на самом деле был куплен еще предшественни¬
ком Ван Бурена.. Пенсильванский конгрессмен Чарлз Оугл произвел
сенсацию заявлением о том, что Ван Бурен оформил лужайку перед Бе¬
лым домом, украсив ее бугорками, «каждая пара которых... по замыслу
автора имела форму ГРУДЕЙ АМАЗОНКИ с миниатюрными выпуклос¬
тями на вершине, означающими соски!»
Гаррисон, разгромивший Ван Бурена на выборах 1840 года, получил
хорошее воспитание, мало чем отличился в жизни, а последнюю воен¬
ную победу одержал за тридцать лет до своего взлета. Виги преподнес¬
ли его избирателям как приверженца простого образа жизни, любите¬
ля сидра и покорителя индейцев, спасшего западных поселенцев в бит¬
ве у реки Типпеканоэ. Организаторы кампании хотели, чтобы Гарри¬
сон сидел дома и не высовывался, пока его сторонники будут покупать
мыло для бритья «Типпеканоэ», танцуя под куик-степ «Крепкий сидр»
и вальс «Простая хижина». Но Гаррисону было не по себе. Хотя его, ка¬
жется, не взволновали сплетни о том, что он сожительствовал с инди¬
анкой и содержал вторую семью, ему было неприятно, когда люди бол¬
тали, что он немощен, хил и вроде бы уже умер. (В одной редакцион¬
ной статье его назвали «живой массой разлагающейся материи».) Что¬
бы доказать, что он не «очень дохлый старикан, вынужденный пере¬
двигаться с помощью костылей», Гаррисон стал первым в истории кан¬
дидатом в президенты, который лично вышел на тропу предвыборной
войны и начал произносить предвыборные речи, преисполненные за¬
дорной мужественности. Самую длинную речь он произнес в день сво¬
ей инаугурации, стоя под проливным холодным дождем. Через месяц
он умер от пневмонии. Ни на какого другого президента слухи не ока¬
зали такое рекордно мощное воздействие.
>
6о - ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 3
До Гражданской войны истории, ходившие в народе о высших чи¬
новниках, не отличались особой тонкостью, а их общий знаменатель
находился на самой низкой отметке. Нравы эпохи имели мало общего
с благовоспитанностью, а газеты все еще исповедовали принцип «Важ¬
но, хотя и недостоверно». Не исключено, что люди чувствовали себя
вправе унижать политиков, которые часто поддавались публике, слов¬
но цирковых артистов. Конгрессмен Дэйви Кроккет негодовал, что
президент Ван Бурен «затягивается в корсет, как дамочка из небольшо¬
го городка... Если бы не поседевшие рыжие бакенбарды, по его виду
трудно понять, мужчина он или женщина». Фремонт, попав во время
экспедиции в буран, вынужден был, если верить слухам, съесть не¬
скольких своих спутников. Пенсильванский конгрессмен Таддеус Сти¬
венс, остроязычный и бестактный циник, будто бы совершил кощунст¬
во, причастив свою собаку. Став членом палаты представителей, сам
Стивенс дебютировал на политической сцене с обличением масонско¬
го ордена, к которому принадлежал Генри Клей. По словам Стивенса,
орден представлял собой «продажную блудницу», поклонники которой
пьют вино из человеческих черепов.
Подозрение, что политики — вовсе не те, за кого они себя выдают,
неотделимо от общенациональной ксенофобии, разразившейся в 50-е
годы XIX столетия. За короткий срок поток иммигрантов вырос вчет¬
веро, и представителей последней волны иммиграции (главным обра¬
зом ирландцев католического вероисповедания) винили в росте пре¬
ступности, безработицы и прочих язв общества. Публика с готовнос¬
тью верила обвинениям в тайной принадлежности кандидатов к като¬
ликам или пособникам католиков. Фремонт, сын французского эмиг¬
ранта, был, естественно, главной мишенью. Посланный им на северо-
запад эмиссар докладывал: «Чуть ли не в каждом донесении говориться
о том ощутимом уровне, который наносит нам сплетня о католицизме».
В историях о Фремонте было нечто схожее с атмосферой суда над са-
лемскими ведьмами. Кто-то, например, своими ушами подслушал в рес¬
торане, как Фремонт излагает теорию о перевоплощении Сатаны. Дру¬
гой очевидец говорил, что когда друг предложил Фремонту какую-то
книгу, тот «отказался ее читать, сославшись на свою принадлежность
к папистам».
«Если «Старина Бьюкенен» и любит кого-то...»
Несмотря на суровые нравы, в ту пору был по крайней мере один поли¬
тик, чье белье не стиралось прилюдно во время предвыборных кампа¬
ний. Даже школьникам, знающим толк в истории, известно, что демо¬
крат Джеймс Бьюкенен, разозливший Фремонта в 1856 году, был един-
ственным в истории страны президентом-холостяком. С нашей румо-
рологической точки зрения, более важна его вероятная принадлеж¬
ность к гомосексуалистам. Однако знатоки вашингтонского бомонда,
которые в прошлом с жадностью проглатывали любую невероятную ис¬
торию про Пегги Итон, Джона Фремонта и других современников, ни¬
когда напрямую не говорили о сексуальной ориентации Бьюкенена.
В бытность свою сенатором Бьюкенен жил под одной крышей с се¬
натором Уильямом Кингом из Алабамы, еще одним холостяком средне¬
го возраста. Хозяйка дома приглашала жильцов на вечеринки как супру¬
жескую пару, а весь Вашингтон называл их «сиамскими близнецами», на¬
мекая на их неразлучность. Некоторые делали им и более двусмыслен¬
ные комплименты. Когда Бьюкенен в качестве посла отправился в Евро¬
пу (в 1832—1834 годах он был посланником США в России, а затем при
дворе английской королевы), конгрессмен из Теннеси в письме вдове
Джеймса Полка Саре назвал Кинга «лучшей половиной» Бьюкенена
и конфиденциально сообщил, что эта парочка явно находится накануне
«развода». Эндрю Джексон, относившийся к Бьюкенену как к суетливо¬
му типу, вечно сующему нос в чужие дела, прозвал Кинга «Мисс Нэнси».
Став президентом, Бьюкенен тесно сблизился с министром финан¬
сов Хоуэллом Коббом, который ранее был губернатором Джорджии.
«Если «Старина Бьюкенен» и любит кого-то на свете, так это губернато¬
ра Кобба», — писал один их общий друг. Когда у Кобба в Джорджии ро¬
дился самый младший ребенок, министр в течение трех месяцев безус¬
пешно пытался уехать домой, чтобы забрать в столицу жену, но Бьюке¬
нен чинил препятствия, не желая хотя бы на время потерять его из ви¬
да. Не выдержав, Кобб в письме к жене пообещал приехать за ней «не¬
зависимо от того, позволит президент это сделать или нет». В действи¬
тельности он в конце концов отправил в Джорджию своего помощни¬
ка. Кэйт Томпсон, жена еще одного министра, призналась, что в такой
позиции президента «есть нечто нездоровое».
Дальше этой черты не шла ни одна сплетня. Газеты, сочинители пам¬
флетов, уличные ораторы как воды в рот набрали, так и не обвинив Бью¬
кенена в том, что тогда принято было называть «содомским грехом».
Даже проницательная Кейт Томпсон так ни разу не вышла с подня¬
тым забралом и не поставила под сомнение сексуальные предпочтения
президента. Все это можно сравнить с тем, как столичный свет принял
в штыки Пегги Итон, с готовностью подхватив и объявив реальным
фактом рассказы о ее адюльтере, а затем прибавив еще более потряса¬
ющие подробности о том, как Пегги и ее мать хохотали над незаконно
зачатым младенцем. Между тем в тогдашнем Вашингтоне гомосексуа¬
лизм считался преступлением не менее серьезным, чем адюльтер. И все
же Бьюкенен был взят под защиту — общество считало, что такому
мерзкому греху, как гомосексуализм, подвержены лишь самые отъяв¬
ленные подонки. В отчетах о ситуации в тюрьмах случаи гомосексуа¬
лизма приводились в одном разделе с зоофилией и назывались «пре¬
ступлениями против естества».
Все нормальные удовольствия, которые дает сплетня (ощущение
своего превосходства над жертвой, чувство общности между рассказчи¬
ком и слушателем) теряются, когда распространяемая история на¬
столько отвратительна, что унижает и автора, и публику. В середине
XIX столетия гомосексуализм находился на таких задворках общест¬
венного сознания, что его можно было практиковать безбоязненно.
По замечанию одного историка, гомосексуализм «считался делом
столь ужасным и противоестественным, что никак не ассоциировался
с нежными, пылкими (пусть даже отчасти эротическими) отношения¬
ми между людьми». Во времена Гражданской войны дорожили крепкой
мужской дружбой, которая в глазах современных американцев могла
бы показаться пронизанной сексуальностью. По необходимости им ча¬
сто приходилось спать в одной постели. (Автор одной из первых в Аме¬
рике книг по этикету без тени улыбки предостерегал читателей, что не¬
вежливо прижиматься к незнакомому человеку, с которым разделяешь
ложе.) Эндрю Джексон спал со своим ближайшим другом Джоном
Овертоном, когда оба вели холостяцкую жизнь в Теннеси. Овертон,
прокурор, а потом и судья, посвятил многие годы жизни карьере Джек¬
сона. Авраам Линкольн в течение трех лет ночевал в одной кровати
с Джошуа Спидом, лавочником и позднее близким другом, с которого
брал плату за половину матраса... Женщины тоже спали в одной посте¬
ли, не придавая этому особого значения: в холодном доме радуешься
любой возможности согреться, когда солнце скрылось, а огонь в очаге
или камине погас. Страх перед гомосексуализмом был столь незначи¬
тельным, что никто и никогда не интересовался, что происходит во
время продолжительного пребывания в одной постели.
Небольшое отступление - суд над Дэниэлом Сиклсом
В 1859 году один из ближайших политических союзников Бьюкенена,
член палаты представителей от Нью-Йорка Дэниэл Сикле застрелил ме¬
стного окружного прокурора Филипа Бартона Кея, у которого был ро¬
ман с молодой женой Сиклса. Конгрессмен Сикле первым из граждан
США был оправдан после обвинения в убийстве, сославшись на времен¬
ное умопомешательство. На этой истории стоит остановиться подроб¬
нее, поскольку она иллюстрирует, как люди относились к вопросам сек¬
са и брака в середине XIX столетия. Кроме того, «дело Сиклса» было
первой ласточкой среди руморологических судебных процессов века,
которые в скором времени начали происходить раз в десятилетие.
О нью-йоркском юристе Дэниэле Сиклсе его современник Джордж
Темплтон Стронг писал в дневнике как об одном из крупнейших козы¬
рей среди отбросов «юридического сообщества, раздувшегося, слово¬
охотливого, источающего зловонные газы». Он был невысокого роста,
обладал приятной наружностью, поразительной отвагой и вел беспут¬
ный образ жизни. Ходили слухи, что он умудрился соблазнить собст¬
венную тещу. В качестве законодателя штата Сикле получил от коллег
порицание, когда привел в законодательное собрание свою подругу-
проститутку Фанни Уайт. В тридцать три года он женился на прекрас¬
ной шестнадцатилетней Терезе Баджиоли, оставил жену в Нью-Йорке,
а сам уехал в Англию в составе делегации посла Бьюкенена, прихватив
с собой любовницу Уайт.
В 1856 году штаб Демократической партии в Нью-Йорке решил на¬
править Сиклса в конгресс. Уставшая от продолжительной холодности
мужа Тереза влюбилась в Филипа Кея, симпатичного племянника авто¬
ра текста национального гимна. В Вашингтоне, кажется, все (кроме са¬
мого Сиклса) знали об этом романе. Жена одного сенатора, побывав на
вечеринке в доме Сиклса, описала хозяйку: «она такая молодая, такая
красивая в свои 22 года, такая наивная, что никто из гостей, включая
меня, не мог хоть на мгновение поверить в ходившие тогда слухи».
Между тем Тереза и Кей регулярно встречались на квартире, находив¬
шейся в рабочем квартале на 15-й улице, причем местные жители успе¬
ли заметить, что из мебели в комнате, кроме кровати, почти ничего не
было. Соседи самого Сиклса по Лафайет-скверу судачили о том, как
Кей, проходя мимо окна Терезы, подавал ей сигнал, «делая вращатель¬
ные движения» носовым платком.
Сикле, обнаружив, что ему наставили рога, отобрал у своей рыдаю¬
щей и раскаявшейся жены обручальное кольцо и заставил ее написать
отчет о том, что происходило во время свиданий на 15-й улице. «Там на
втором этаже стоит кровать, — писала несчастная женщина. — Я делала
на ней все, что обычно делают порочные особы...» На следующее утро,
когда Кей шел мимо окна, помахивая платком, Сикле выхватил писто¬
лет и несколько раз выстрелил, пока его жертва извивалась от боли
и молила о пощаде. Когда Сиклса уводили с места происшествия, он вы¬
крикивал: «Ну что, этот проклятый негодяй уже сдох?»
Последующие события могли бы стать прекрасной иллюстрацией
к тому, как юридическая процедура порождает суперсплетни. В основ¬
ных фактах никто не сомневался: Тереза Сикле и Кей были любовника¬
ми, Дэниэл Сикле застрелил Кея. А вот детали обсуждались в Вашинг¬
тоне и Нью-Йорке без перерывов в течение многих месяцев. По мере
k
64 I ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 3
приближения судебного процесса воскресла старая сплетня о том, как
Сикле совратил свою тещу, к которой присоединилась новая: Сикле за¬
ставил свою жену переспать с президентом Бьюкененом. Еще говори¬
ли, что Кей обрюхатил Терезу.
Истеблишмент страны грудью стал на защиту конгрессмена. Прези¬
дент Бьюкенен лично убедил ключевого свидетеля, наблюдавшего за
стрельбой, выехать из города, а обвинение, располагавшее доказатель¬
ствами супружеской неверности самого Сиклса, предпочло об этом
умолчать. Газета «Балтиморский патриот» писала: «Отчасти можно по¬
нять мягкость и исключительную деликатность со стороны обвинения,
если вспомнить, что Сикле был близким другом высших должностных
лиц нашей страны». Пока обвиняемый сидел в своей железной клетке
в зале суда и громко рыдал, его защитники называли Терезу проститут¬
кой и утверждали, что их клиент, ослепленный горем, следовал «непи¬
саному закону», оправдывающему того мужа, который мстит за осквер¬
нение супружеского ложа. Когда жюри присяжных признало Сиклса
невиновным, зал взорвался восторженными криками.
Оказавшись на свободе, Сикле предложил жене вернуться к нему. Те¬
реза с радостью приняла предложение, поскольку ее бойкотировали
все, начиная со старых подруг и кончая бакалейщиком. Однако, едва
было объявлено о воссоединении супругов, все общество содрогнулось
от ужаса. «Самые близкие личные и политические его друзья горько по¬
рицали подобный шаг»,— сообщала газета «Нью-Йорк диспатч». Почти
все нью-йоркские периодические издания сочли своим долгом напеча¬
тать редакционную статью на злобу дня, и лишь Хорейс Грили из «Три¬
буны» приветствовал идею прощения падшей женщины. Когда в следу¬
ющий срок работы конгресса Сикле вернулся на свое место, он стал па¬
рией. Дело было не в том, что никто не желал общаться с убийцей,
а в том, что, возобновив свой брак, он тем самым оправдал грех, совер¬
шенный женой. «От него шарахались, как от больного оспой»,— писала
одна гостья Вашингтона. Только Гражданская война помогла Сиклсу
спасти репутацию. Он стал генералом в союзном батальоне, созданном
его друзьями. После Геттерсбергской битвы его приветствовали как ге¬
роя, потерявшего на поле боя ногу и четыре тысячи подчиненных ему
солдат. Тереза оставалась в Нью-Йорке фактически в положении до¬
машней затворницы и умерла, когда ей был 31 год от роду.
Сексуальная археология
Вкусив плодов от древа политического добра и зла, Джеймс Бьюкенен
как опытный и красноречивый дипломат сказал своему преемнику Ав-
I
Слухи и мутация морали (1830-1880)
рааму Линкольну: «Если вы, вступая в Белый дом, испытываете такое
же счастье, какое испытываю я, покидая его, вы — самый счастливый
человек в нашей стране!» В словах Бьюкенена было бы еще больше го¬
речи, доведись ему каким-то чудом узнать, что будут о нем говорить
и писать спустя сто лет.
Самым первым «сексуальным археологом» по вновь открытому «де¬
лу Бьюкенена» стал, кажется, писатель Гор Видал, причисливший пят¬
надцатого президента к лику геев. Версию о «голубизне» Джеймса Бью¬
кенена развил исследователь из Канзасского университета Элберт
Смит, доставший из архивного «бабушкина сундука» потрясающие фак¬
ты столетней давности.
Выяснилось, например, что в 1818—1819 годах молодой, высокий,
атлетически сложенный в ту пору Джеймс ухаживал за пенсильванской
красавицей, дочерью местного олигарха Энн Кэролайн Коулмэн. Ро¬
ман развивался со скоростью, приличествующей неторопливому
XIX веку и привел к помолвке, одобренной после некоторых колеба¬
ний отцом невесты Робертом Коулмэном. Когда молодой адвокат Бью¬
кенен занялся одним сверхважным финансовым делом, которое решил
выиграть во что бы то ни стало, Энн, предоставленная самой себе, жа¬
ловалась на недостаток внимания со стороны жениха. Одни «доброже¬
латели» подлили масла в огонь, заявив, что Бьюкенену нужно не серд¬
це красавицы, а ее состояние. Другие вовсю судачили о том, что
Джеймс все свободное время проводит в обществе какой-то молодой
(вариант — средних лет) женщины (причем замужней!). Оказавшись
в эпицентре грязных сплетен и пересудов, Энн решилась на драматиче¬
ский, но объяснимый по тем временам шаг — она послала жениху запи¬
ску с отказом от помолвки и свадьбы. Послание было доставлено Бью¬
кенену прямо в зал судебных заседаний, где в этот момент шло жаркое
разбирательство о платежеспособности крупной компании. Письмен¬
ные объяснения Бьюкенена были отвергнуты, а отец несостоявшейся
невесты приказал его не принимать.
Энн Коулмэн переживала этот разрыв не менее ( а быть может, бо¬
лее) остро, чем Джеймс. У нее началась депрессия. Нервное расстрой¬
ство привело к страшным истерическим припадкам. Борьба за ее здо¬
ровье шла с переменным успехом, когда в декабрьскую полночь 1819 го¬
да у девушки начались сильные конвульсии, приведшие потом к оста¬
новке сердца. Поэты сказали бы, что красавица умерла от несчастной
любви. Врачи, даже современные, развели бы руками. Газеты сообщи¬
ли, что Энн умерла от передозировки успокаивающего лекарства или
от инсульта, но молва, как водится, тотчас поставила под сомнение та¬
кой слишком скучный вердикт. На волне грязных пересудов одна жи¬
тельница Ланкастера, где была похоронена Энн, написала в письме по-
i
66 _ ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 3
друге, что настоящие друзья несчастной теперь могут с полным основа¬
нием считать Бьюкенена убийцей своей невесты. Конечно, не распола¬
гая конкретными фактами, можно и сегодня предполагать все что угод¬
но. Любители исторических параллелей и сексуальной археологии
могли бы в случае с Энн и Джеймсом напомнить, что жена Чайковского
после первой брачной ночи лишилась не только невинности, но и рас¬
судка. Ее поместили на десятилетия в дом для умалишенных, где она
и встретила свой смертный час.
Как бы там ни было, потрясенный до глубины души Джеймс сделал
то, что должен быть сделать в такой ситуации любой порядочный чело¬
век. В своем письме к отцу Энн он проникновенными словами выразил
искреннее сочувствие, сообщил, что настанет время, когда все узнают,
что Энн и Джеймс стали «жертвами гнусной клеветы», и попросил раз¬
решения присутствовать на проводах любимой девушки в последний
путь. Роберт Коулмэн вернул это письмо нераспечатанным, а несчаст¬
ный молодой человек сохранил его для потомков в качестве доказа¬
тельства своей невиновности.
Через много лет старый и разочарованный Джеймс Бьюкенен, ко¬
торый до конца жизни так и не вступил в брак ни с одной женщиной,
положил в сейф одного нью-йоркского банка некий пакет с докумен¬
тами. В своем завещании Бьюкенен попросил вскрыть пакет только
после его смерти, указав, что в бумагах содержится объяснение
страшной трагедии 1819 года. Когда в 1868 году Бьюкенена не стало,
сейф был вскрыт, пакет извлекли на свет божий и прочли в сопрово¬
дительной записке: «УНИЧТОЖИТЬ В НЕРАСПЕЧАТАННОМ ВИ¬
ДЕ!» Пакет отправился в камин, заставив охотников за чужими секре¬
тами гадать, зачем Бьюкенену понадобилось устраивать такой пом¬
пезный и дразнящий воображение розыгрыш, еще более укрепив ги¬
потезы любознательных потомков о гомосексуализме... (Впрочем,
аналогичный фокус с завещанием проделал позднее и Гарри Гудини,
замечательный цирковой артист, «величайший эскапист всех времен
и народов». На своих представлениях Гарри непостижимым образом
выбирался из тюремных камер, запертых и сверх того перевязанных
цепями сундуков. Спеленутого в смирительную рубашку артиста под¬
вешивали, связанного и закованного в цепи бросали в мешке с моста
в реку. И всякий раз он выбирался на свободу живой, улыбающийся
и торжествующий. Составив завещание, в котором он обещал рас¬
крыть секрет своего фантастического дарования, Гудини попросил
выдержать пятидесятилетний срок. Когда через полвека пакет Гудини
вскрыли, там.... не нашли ничего. Библейская поговорка о том, что
все тайное становится явным, в очередной раз доказала свою несосто¬
ятельность.)
ящ
Слухи и мутация морали (1830-1880)
67
«Среди его любовниц обычно цветные женщины»
Одной из причин, по которым до Гражданской войны в ходе предвы¬
борных кампаний бои разгорались из-за золотых ложек или игорных
долгов Генри Клея, стало то, что никто не знал, как быть с кардиналь¬
ной проблемой рабства. Лидеры нации отвлекали народ мясными ту¬
шами, которые жарились на улицах на вертелах, и дебатами по между¬
народной политике, а главный вопрос терялся в ворохе компромиссов.
Рабство представляло собой взрывоопасную смесь экономики и расо¬
вых проблем, по поводу которых у самих избирателей были прямо про¬
тивоположные мнения.
Ричард Джонсон, бывший в 1837—1841 годах вице-президентом
у Ван Бурена, широко известен своим многолетним сожительством с ра¬
быней Джулией Чинн, которую он получил по наследству от отца. Чинн
управляла его домашним хозяйством и родила ему двух дочерей.
При этом он оставался в Кентукки одним из самых любимых в народе
политиков. В те времена большинство граждан не считали непрости¬
тельным грехом, когда благородный южанин вступал в интимные отно¬
шения со своими рабынями, если эти отношения не предавались оглас¬
ке. Жена плантатора Мэри Бойкин Чеснат с горечью констатировала,
что каждая дама-южанка «может сказать вам, кто отец всех детишек-му-
латов в любом хозяйстве по соседству, но про тех, что живут у нее, она
думает (или делает вид, что думает), что они свалились с неба...» В род¬
ном штате Джонсона этот аспект частной жизни политика волновал об¬
щественность только в том смысле, относиться ли он к Чинн и ее доче¬
рям как к белым людям. Самый ужасный слух гласил, что Джонсон как-
то посадил своих дочерей за один стол с белыми гостями, а другой — что
он потребовал пропустить их в павильон, где произносил речи. В 1836
году «Юнайтед стейтс телеграф» напала на Джонсона за «связь с черной
как ночь толстогубой смрадной негритянской девушкой, с которой он
завел семью и детей, и навязывал их обществу как равных благородным
людям...» «Вашингтон глоб» парировала выпад, напечатав показания на¬
ставника детей, заявившего, что хотя Имоджин и Адлайн умные, при¬
влекательные женщины с благородными манерами, «никто не собирал¬
ся навязывать их высшему обществу. Именно по этой причине они ни¬
когда не посещали школу, хотя получили прекрасное образование».
По мере того как страна приближалась к Гражданской войне, поли¬
тическое сплетничество становилось все острее. И северные аболици¬
онисты, и южные рабовладельцы третировали оппонентов как су¬
ществ, лишенных разума и морали, и готовы были поверить самому
злостному слуху. Джейн Свиссхелл, одна из первых журналисток, по-
I
68 I ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 3
явившихся в Вашингтоне, страстно выступала за отмену рабства. Она
приехала в столицу в 1850 году исполненная желания поскорее узнать
(и описать!) все худшее, на что способны политики-южане, защищав¬
шие рабство, и законодатели-северяне, склонные к компромиссам по
этому вопросу. Этого тогда было достаточно, чтобы начать творчество
на газетном поприще. Своих читателей Джейн оповестила, например,
что одна из дочерей экс-президента Джона Тайлера была схвачена при
попытке сбежать из родного дома и продана в рабство по приказу раз¬
гневанного отца. Больше всего известна ее информация о том, что се¬
натор Дэниэл Вебстер страдает алкоголизмом и имеет вторую семью,
жену-негритянку и восемь детишек от нее. «Его любовницы обычно
(хотя и не всегда) цветные женщины, некоторые из которых представ¬
ляют собой мясистых чернокожих особ, столь же безобразных и вуль¬
гарных, как и он сам»,— писала она в свою питтсбургскую газету, тем са¬
мым бросая тень на свои выступления в защиту равноправия. Позднее,
когда у нее потребовали доказательств, Свиссхелл ответила, что слы¬
шала разговоры о том, как Вебстер платит за квартиру и оплачивает
счета бакалейщика для одной мулатки и ее детей. Возможно, речь шла
о счетах за еду, которую для сенатора покупала его чернокожая эконом¬
ка... Поскольку «вся жизнь Вебстера преисполнена гнили», рассудила
Свиссхелл, эта женщина и ее дети непременно должны быть тайной
второй семьей сенатора.
Стоит ли удивляться, что южане и все, кто им сочувствовал, распус¬
кали про Авраама Линкольна самые злобные небылицы. Его называли
идиотом, гориллой, чудовищем. В более приземленных байках Лин¬
кольн, из напитков предпочитавший лимонад, неоднократно изобра¬
жался горьким пьяницей. После того как Северная Каролина напала на
форт Самтер, южане принялись уверять друг друга, что «президент
был настолько пьян, что едва сидел на стуле». Человека, освободив¬
шего негров, враги постоянно обвиняли в том, что он сам чернокожий.
В политических кампаниях того периода «негритянская кровь» фигу¬
рировала сплошь и рядом. И Мартина Ван Бурена, и Джона Тайлера,
и Эндрю Джонсона обвиняли в том, что в их жилах течет негритянская
кровь. Сенатор-аболиционист Чарлз Самнер годами был мишенью по¬
добных выдумок. «Кто такой Самнер? Свободный американец афри¬
канского происхождения»,— утверждало расистское издание под назва¬
нием «Катехизис Линкольна». В этом «Катехизисе», имевшем широкое
хождение во время Гражданской войны, президенту был дан титул «Ав¬
раам Африканус Первый». Авторы других памфлетов заявляли, что
и вице-президент Ганнибал Гамплин из штата Мэн тоже был отчасти не¬
гром. Линкольн, ежедневно получавший письма, угрожавшие ему биче¬
ванием, сожжением на костре, казнью через повешение и более изощ¬
I
Слухи и мутация морали (1830-1880 1 69
ренными пытками, был слишком занят, чтобы переживать по поводу
болтовни о его «цветной крови».
Одним из самых вредоносных и неистребимых слухов, ходивших во
время Гражданской войны, была «утка» про Линкольна, который, объ¬
езжая поле битвы, весело попросил, чтобы ему исполнили комическую
негритянскую песню в тот момент, когда его карета проезжала среди
тридцати тысяч трупов. В действительности поездка имела место через
16 дней после сражения, ее маршрут пролегал в нескольких милях от
поля битвы, а Линкольн, как он сам разъяснил, хотел, чтобы ему спели
какую-нибудь «грустную негритянскую песенку». Слухи, которые, по¬
добно этому, намекали, что Линкольну наплевать на страдания про¬
стых жителей Севера, достигли пика в 1864 году, когда президент бо¬
ролся за переизбрание против генерала Джорджа Мак-Клеллана, чело¬
века, не понаслышке знавшего о войне (хотя не всегда знавшего, как ее
выиграть). Другие сплетни в таком же духе обвиняли Линкольна в том,
что он потребовал платить ему жалование золотом, а не в американ¬
ской валюте, или что его сын Роберт сколотил состояние на контрак¬
тах, полученных от правительства.
Мэри Линкольн с ее южными корнями, склонностью к расточитель¬
ству и истерическим темпераментом была очень подходящим объек¬
том для нападок. Во всей истории обитателей Белого дома мало было
таких же драматических моментов, как эпизод, когда президент неожи¬
данно вошел в комнату, где комитет конгресса рассматривал возмож¬
ность привлечения Мэри к ответственности по обвинению в государст¬
венной измене. Президент торжественно произнес: «Опираясь на все,
что мне известно, заверяю, что заявление о том, что кто-либо из чле¬
нов моего семейства находится в изменнической связи с врагом, не со¬
ответствует действительности». Пока члены комитета взирали на пре¬
зидента, утратив дар речи, он закончил свое краткое заявление, встал
и покинул помещение. Конгрессмены, по свидетельству одного из них,
были «настолько потрясены», что тотчас сняли вопрос с обсуждения
и разошлись. Нынешние исследователи расследований конгресса мо¬
гут легко представить, насколько успешной оказалась бы подобная так¬
тика сегодня.
Сирота при живом отце
Бесчисленные прижизненные недруги «честного Эйба», напрягая фан¬
тазию, упражнялись во всевозможных измышлениях, в то время как бо¬
лее неприглядные факты и даже настоящие сенсации валялись у них,
как говорится, под ногами. Явные упущения современников Авраама
i
Введение в руморологию. Глава 3
Линкольна были восполнены позднее историками «ревизионистской
школы», американскими и зарубежными психоаналитиками и прочими
исследователями, которые не поленились заглянуть за фасад офици¬
альных жизнеописаний президента-мученика.
В результате таких изысканий рухнула, в частности, легенда о «чело¬
веке, который создал себя сам». Исчез миф об уверенном в своих силах,
целеустремленном политике, который никогда не изменял высоким
идеалам и принципам. Порой исследователям достаточно было для по¬
лучения сенсационных заключений просто внимательнее изучить
творчество Линкольна. Например, выступая во время Гражданской
войны перед солдатами 166-го полка, президент с поразительной ис¬
кренностью новоявленного Эдипа произнес: «Я всего лишь временно
занимаю этот большой Белый дом. Я всего лишь живое свидетельство,
к которому могут обратиться ваши дети, прибыв сюда, как это сделало
когда-то дитя моего отца».
За этой романтически-туманной фразой кроется миф о том, что Лин¬
кольн, во-первых, сотворил себя собственными руками, а во-вторых, до¬
бился феноменальных успехов, никак не сопоставимых с ничтожными
достижениями отца, канувшего в реку забвения. В этой знаменательной
речи Линкольн не удосужился хотя бы раз назвать своего отца по име¬
ни, чего требовали от него традиции и политический этикет. Позднее
президент перестал вообще упоминать своего родителя. Эта фигура
умолчания не осталась без расшифровки и метких толкований.
Современные биографы президента много раз писали о странной
любви-ненависти Авраама Линкольна к собственному отцу, о твердом
желании отстраниться, дистанцироваться от отца. Теперь остается
только гадать о тайных пружинах подобного отчуждения, в глубине ко¬
торого сомневаться нет ни малейших оснований.
Начав в 1881 году самостоятельную жизнь, двадцатидвухлетний Ав¬
раам не стал уезжать на край света. Установлено, что впоследствии он
никогда не удалялся от родного дома на расстояние, превышающее
100 миль, но при этом крайне редко встречался с родным отцом, а за¬
тем и вовсе порвал с ним связи. В течение двух десятилетий Авраам
и Томас Линкольны практически не виделись друг с другом. Когда
в конце 1850—начале 1851 года родственники и друзья семьи неодно¬
кратно передавали Аврааму, что его отец находится при смерти, сын
чаще всего просто оставлял без внимания письма людей, умолявших
его приехать и попрощаться с родителем. В конце концов Авраам напи¬
сал своему сводному брату письмо, в котором сообщил, что не сможет
приехать: дела, мол, не пускают и к тому же супруга тоже что-то при¬
хворнула и ее нельзя оставлять одну. Одна фраза в этом линкольнов¬
ском письме звучит почти цинично: «В случае, если бы мы с моим ба¬
_
Слухи и мутация морали (1830-1880) ^^
тюшкой и нашли возможность повидаться, сам не знаю, была бы такая
встреча болезненной или приятной».
Через несколько дней после этого сыновнего отказа Томас Лин¬
кольн скончался. Авраам так и не нашел времени отправиться на похо¬
роны и проводить отца в последний путь.
Культ собственного «я»
Разумеется, нет никаких оснований представлять Линкольна в качестве
бессердечной, бездушной личности, не способной на сопереживание,
глубокие чувства и острые эмоциональные состояния. Однако факт ос¬
тается фактом: уже с младых ногтей, открывая для себя окружающий
мир, юный Авраам начал вполне сознательно воспитывать в себе рафи¬
нированного эгоиста, карьериста, не способного с теплом восприни¬
мать даже собственного отца. Быть может, все дело кроется в каких-то
личных пороках Томаса Линкольна или какой-нибудь травме, нанесен¬
ной им маленькому сыну? Ответ на этот вопрос будет отрицательным.
Еще будучи мальчишкой, Эйб сочинил немудреный стишок с много¬
значительным смыслом: «Хорошие детки по книжкам живут — великие
люди из них подрастут». Можно нисколько не сомневаться в искренно¬
сти этого не слишком грамотного (зато откровенного) рифмованного
«тезиса». Задолго до того момента, когда, удалившись от родного дома
на сто миль, Линкольн тем самым географически отстранился от отца,
книги для него стали «кирпичами» для сооружения психологической
стены между ним и родителем.
Среди многих недочетов и недостатков, открытых в собственном
отце, неграмотность Томаса казалась юному Эйбу самым позорным, не¬
простительным дефектом, почти пороком. Отдавшись всей душой са¬
мообразованию, Линкольн все дальше отстранялся от «совершенно не¬
образованного человека», который в лучшем случае был способен по¬
ставить закорючку вместо подписи на официальном документе. Юно¬
шеский максимализм, горячность, категоричность постепенно завле¬
кали молодого Линкольна на опасный путь полного отречения. Вполне
понятный в подростковом возрасте порыв «вперед и вверх» незаметно
перешел в гордыню, которая, укоренившись, переросла в настоящий
культ собственного «я».
В 1860 году в ходе избирательной кампании перед первым прези¬
дентским сроком Авраам Линкольн писал о себе пиаровский материал
в... третьем лице: «По достижении двадцати трех лет, расставшись с от¬
цом, он изучал грамматику английского языка. Разумеется, эти штудии
были несовершенными, но с их помощью он смог достичь того уровня
i
72 - ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 3
письменной и устной речи, каким обладает и по сей день». Странное
впечатление оставляет та навязчивость, с которой Линкольн использо¬
вал свое безусловное ораторское искусство, чтобы постоянно подчерк¬
нуть дистанцию между собой и неграмотным отцом. Если бы только это
чисто фрейдистское отчуждение помогло Аврааму самоутвердиться
и двигаться в своем развитии дальше.... В действительности после от¬
речения от биологического отца юный Линкольн опрометью бросился
на поиски нового кумира.
Сублимированный отец
Став президентом страны, Линкольн во время встречи с законодателя¬
ми из Нью-Джерси поведал, что только книги помогли ему в раннем воз¬
расте создать мир более прекрасный, чем любые окружающие реалии.
Маленький Эйб был буквально потрясен, когда прочел «Жизнь
Джорджа Вашингтона», которую написал один из пионеров тогдашней
масскультуры, бывший бродячий проповедник, специалист по рекламе
Мейсон Локк Уимз. Юный читатель был очарован биографией челове¬
ка, который стал «отцом и матерью Соединенных Штатов». На каждой
странице этой книжки супергерой Вашингтон совершал чудеса храбро¬
сти и патриотические подвиги. Из-под пера Уимза сначала в брошюре,
а затем в полновесном томе в твердом переплете возникал образ тита¬
на, сказочного персонажа, легендарного борца за независимость, кото¬
рый мог львиным рыком поднять солдат в атаку и вести революцион¬
ную армию от победы к победе вплоть до полного триумфа.
Один из более хладнокровных и трезвых читателей этого опуса в ка¬
честве главного достоинства книжки о Вашингтоне подчеркнул, что
Уимз «дал американской молодежи возможность всей душой почувство¬
вать и поверить, что Вашингтон был величайшим из когда-либо жив¬
ших людей, который спас от гибели страну — величайшую из всех стран
на земном шаре».
В результате юный Линкольн начал воспринимать Джорджа Ва¬
шингтона не просто как «отца нации», но и как своего сублимирован¬
ного родителя. Почти мифический образ Джорджа Вашингтона застав¬
лял юного Авраама почувствовать собственную малость, незначитель¬
ность, несовершенство и даже ничтожество. Однако уимзовская иконо¬
графия Первого президента оставляла его почитателям некоторую на¬
дежду, что путем каждодневных усилий, упражнений, самовоспитания
и приверженности добродетелям даже рядовые граждане могут попы¬
таться подняться до горних высот, достигнутых супергероем Вашинг¬
тоном. Именно Уимз, создавая патриотический миф о Гении Свободы,
со спокойной душой сочинял и малые легенды (в том числе и историю
про вишню, которую нечаянно срубил юный Джордж).
Под мощным влиянием сочинений типа того, что подарил подрас¬
тающему поколению М. Л. Уимз, Авраам Линкольн в более зрелом воз¬
расте не мог не сделать для себя несколько важных выводов: время ге¬
роев прошло навсегда. Все, что можно было сделать, уже совершено от-
цами-основателями, которые создавали новое государство, чтобы обес¬
смертить себя, подарив свои имена «городам, рекам, горным верши¬
нам». Американские первопроходцы и революционные патриархи до¬
бились триумфа. Их почитают, воспевают, в их честь поднимают за¬
стольные тосты. Что же остается детям Америки, когда, «поле славы
скошено и весь урожай собран»? Линкольн был уверен, что опыт его
сублимированного отца еще не заверщен: «Обязательно встанут новые
жнецы, чтобы начать поиски своего поля».
«Эйб спятил»
Однако всех идеалистов, стремящихся сыграть суперисторическую
роль и при этом сделать головокружительную карьеру, поджидает ло¬
вушка, западня, которую психолог Хелен Тартакофф назвала «комплек¬
сом нобелевского лауреата». Восторженного молодого идеалиста после
достижения им 30 лет часто ждет глубокий личный кризис. Если после
блестящего старта одаренный от природы человек вдруг оказывается
в тумане неизвестности, мрачном тупике или на обочине событий,
у него развивается острая депрессия, чувство личного краха, безнадеж¬
ность. Сравнивая свои скромные достижения с успехами великих пред¬
шественников, разочарованный идеалист впадает в панику. Чем вос¬
торженнее были детские планы и юношеские мечтания, тем разруши¬
тельнее действует в случае срыва депрессия.
Именно такая опасность подстерегла Линкольна после того, как он,
покинув отчий дом, сделал впечатляющую карьеру в качестве молодого
политика штата Иллинойс. Теперь уже доподлинно установлено, что
в период со второй половины 1830-х годов и до начала 1840-х годов (то
есть в возрасте 25—30 лет) Авраам Линкольн регулярно переживал пе¬
риоды глубоких психических потрясений. Добившись заметного поло¬
жения в столице Иллинойса Спрингфилде, Линкольн порой совершал
такие поступки, которые заставляли людей из близкого окружения го¬
ворить, что «Эйб спятил».
Нервным срывам способствовали не только карьерные проблемы
и моменты осознания горьких истин («Как много прожито, как мало
сделано...»), но и чисто личные потрясения. Уильям Херндон (партнер
*
Введение в руморологию. Глава 3
Линкольна по адвокатской практике, а позднее его биограф) считал,
что его друг был выбит из колеи потерей Энн Рутледж, в которую Авра¬
ам был страстно влюблен и которая скончалась в 1835 году. Херндон
был уверен, что эта ужасная личная трагедия стала причиной «глубо¬
кой, хронической меланхолии, от которой Линкольн так и не смог оп¬
равиться до конца своей жизни». Другие исследователи полагают, что
причиной этой убийственной депрессии стала даже не смерть Энн Рут¬
ледж, а необходимость выбора между ней и Мэри Тодд, на которой
Линкольн в конце концов женился. Как бы там ни было, Уильям Херн¬
дон признает (и приводит веские доказательства), что эмоциональная
травма Линкольна была следствием не только его интимной жизни, не¬
избежным последствием романтических связей с женщинами, но так¬
же результатом ощущения провала его «туманных амбиций».
Никогда не имел того, что люди называют «вкусом
к деньгам»
Летом 1841 года душевное состояние Линкольна ухудшилось настоль¬
ко, что он был близок к самоубийству. Чтобы избавиться от страшного
соблазна, Линкольн отправился «развеяться» в штат Кентукки. В по¬
ездке его сопровождал Джошуа Спид — самый близкий друг в этот пе¬
риод его жизни. Вспоминая дела давно минувших дней в обществе
Херндона, Спид поведал ему, что Линкольн, «достигнув самых глубин
депрессии», жаловался, что «ничего не совершил, чтобы заставить хо¬
тя бы одного человека вспомнить, что он вообще жил на земле». Лин¬
кольн глубоко страдал от того, что никто не сможет «связать его имя
с каким-нибудь событием, способным возбудить интерес среди его со¬
отечественников».
Итак, в тридцатидвухлетнем возрасте Линкольн ощутил себя то ли
несостоявшимся мессией, то ли простым неудачником. Оказавшись
в самом центре политической жизни Иллинойса, уже далеко не моло¬
дой Линкольн был... разочарован этим очевидным успехом. Да, он дей¬
ствительно помог Спрингфилду возвыситься и стать столицей штата,
но потребовалось немного времени, чтобы столичный Спрингфилд
полностью исчез в тени быстро растущего Чикаго. Энергичный и напо¬
ристый Линкольн вскоре стал признанным лидером фракции вигов,
которая постепенно оформилась в политическую партию. Однако на
общенациональном уровне виги по численности и влиянию всегда усту¬
пали демократам. Политика «улучшений внутри штата» привела к бюд¬
жетным растратам, настолько крупным, что к концу 1830-х годов Илли¬
нойс оказался перед угрозой финансового банкротства. Линкольн,
Слухи и мутация морали (1830-1880)
7э
с детства мечтавший «побить рекорд Вашингтона» и обессмертить
свое имя героическими свершениями, вдруг обнаружил, что застрял
в болоте провинциальной политической возни и потерял перспективу
оказаться на политическом Олимпе.
Для тех, кто в постгероическую эпоху с уходом отцов-основателей
начал проповедать прагматизм, трезвый расчет, призванные заменить
романтические порывы времен революции и борьбы за независимость
(«Пусть наш век станет веком усовершенствований»), Авраам Лин¬
кольн тоже был не то «белой вороной», не то малопочтенной фигурой.
В отличие от многих сверстников Линкольн оказался не способен «на¬
править свои высокие амбиции на погоню за личным обогащением».
Хотя Авраам никогда не чурался возможности заработать деньги, нажи¬
ва не возбуждала в нем особого интереса. Такая позиция не могла вос¬
приниматься окружающими иначе как странная, глупая и даже подо¬
зрительная. У. Херндон пишет без обиняков: «Линкольн никогда не
имел того, что люди называют «вкусом к деньгам». Решая финансовые
или торговые проблемы на уровне отдельной общины или целого пра¬
вительства, Линкольн проявлял некомпетентность, сопоставимую
лишь с той неэффективностью, с которой он управлял своим семей¬
ным бюджетом. В одном только этом отношении я всегда считал мисте¬
ра Линкольна слабым человеком».
Апология деспотизма
Можно не сомневаться, что обвинения типа «Да он даже в деньги не ве¬
рит. Для него нет ничего святого» появлялись не только постфактум,
но и высказывались Линкольну прямо в лицо. В результате он созна¬
тельно отрывался от презренной реальности, еще выше поднимал
планку амбиций, сильнее мучался от ощущения тщетности своих фан¬
тазий и порой допускал совершенно фрейдистские оговорки. Вряд ли
сам Линкольн сознавал, что на фоне его всегдашних реверансов делу
Свободы и Независимости диким абсурдом звучит апология... деспо¬
тизма. Другой навязчивой идеей, которая совершенно не вязалась с его
почтением к победоносным, преуспевающим и торжествующим еще
при жизни героям, стала привычка Линкольна к ламентациям, причи¬
таниям, истерические заверения и прямые признания в склонности к...
«карьере мученика». Примеривая терновый венец, он одновременно
тянулся к тяжелой дубинке.
Будучи проницательным политиком, Линкольн прекрасно понимал,
что масса граждан в своем большинстве реакционна и склонна к почи¬
танию тиранов. В двуедином постулате «закон и порядок» миллионы
*
76 I ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 3
граждан всегда предпочитают второе первому. В сложной ситуации,
впав в отчаяние и ощутив, что им уже нечего терять, люди склоняются
к тому, чтобы пожертвовать своими правами и свободами в пользу «ам¬
бициозного гения». Приведя своего кумира к власти, люди готовы зара¬
нее простить ему «отцеубийственные планы ликвидации наследствен¬
ных общественных институтов».
В одной из биографий Линкольна по этому поводу сказано, что
«вряд ли можно считать случайным его пророчество о пришествии ам¬
бициозного гения, который превратится в тирана. Линкольн не гово¬
рил, что подобная фигура появится только тогда, когда разум востор¬
жествует,— он говорил, что такой человек обязательно появится».
Для оправдания «тиранического пророчества» Линкольн прибегал
порой к тонкой и сложной аргументации, а находясь в ином настрое¬
нии, говорил о «необходимости противостоять будущему злодею во
имя спасения храма Свободы, воздвигнутого отцами-основателями».
В грядущей борьбе с таким архиврагом Линкольн неизбежно обеспе¬
чил бы себе искомое бессмертие.
Выступая перед небольшой аудиторией в Спрингфилде по чисто
техническому вопросу о внебюджетных расходах, Линкольн в конце
длинного монолога, адресованного специалистам по финансам, вне¬
запно «перепрыгнул» на критику администрации Ван Бурена. По сло¬
вам Линкольна, смертельной опасности страну подверг именно прези¬
дент Мартин Ван Бурен, «дух зла, гигантский вулкан... изрыгающий ла¬
ву политической коррупции», которая способна смести все на своем пу¬
ти. В результате США могут потерять свободу, но, гордо вещал Лин¬
кольн, «я не стану последним дезертиром. Я никогда не оставлю мою
страну!» Представляя себе картину отчизны, преданной всеми, Лин¬
кольн был готов «храбро встать даже в полном одиночестве и бросить
вызов торжествующим угнетателям». При этом его не пугала перспек¬
тива «неудачи, кандалов, пыток, даже перспектива смерти».
В борьбе за место в сенате в 1858 году Линкольн, развивая перед слу¬
шателями тезис о вырождении идей, содержащихся в «Декларации не¬
зависимости», внезапно вновь перескочил на тему титанической борь¬
бы с исчадиями ада. При этом оратор сообщил изумленным избирате¬
лям: «Можете делать со мной все, что вам заблагорассудится, но следуй¬
те святым принципам. Можете не только провалить мое избрание в се¬
нат, но даже схватить меня и подвергнуть смертной казни!» Подобные
«скачки логики» повторялись и позднее, когда Линкольн вновь и вновь
затрагивал тему Голгофы, крестного пути, мученической смерти.
В 1861 году, готовясь к инаугурации, Линкольн посетил «Зал независи¬
мости» в Филадельфии, где выразил уверенность, что светлые идеи от-
цов-основателей спасут союзное государство. Если же это не произой¬
I
Слухи и мутация морали (1830-1880)
дет, он, Линкольн, скорее согласится «умереть на месте от руки наемно¬
го убийцы», чем отречься от святых принципов.
Те, кто полагает, что Линкольн всего лишь прибегал к эффектным
фигурам речи, модным в его время, упускают из вида одно обстоятель¬
ство. Исследователь Эдмунд Уилсон в своем знаменитом труде подчерк¬
нул, что высказывания вроде приведенных выше скорее настраивали
публику против оратора Линкольна, а кроме того, подвергали сатанин¬
скому соблазну такие слабые души, какой обладал актер-неудачник Бут.
Линкольн, выстраивая в ходе избирательной компании имидж неустра¬
шимого бойца, не просто прибегал к образам, совершенно не соответст¬
вующим мирной обстановке, царившей в стране и обществе. Линкольн
как бы «испытывал судьбу» и «любовался, глядя в свое внутреннее зерка¬
ло». Порой при этом он предвидел поразительные подробности буду¬
щей трагедии, совершая «бессознательный прорыв в завтрашний день».
Оставаясь верным сыном отцов-основателей, революционеров пер¬
вого призыва, он постепенно сам превращался в «амбициозного ге¬
ния», которым всех пугал. По собственным словам Линкольна, этот
страшный демон не делает никакого различия между реальностью
и выдумкой, «прибавляет свою историю к чужим рассказам, карабкает¬
ся на монументы славы, взбирается на чужие воспоминания».
Благими обещаниями мостят дорогу в ад
Известный психоаналитик Джордж Форджи в своей книге «Отцеубий¬
ство в разделившемся доме» пишет: «Хотя Линкольн любил своих от¬
цов, не будет слишком смелым предположение, что на бессознатель¬
ном уровне он был настроен враждебно к своим предшественникам.
Они, образно говоря, раньше его «застолбили участок». Их нельзя бы¬
ло бросить, как был брошен Томас Линкольн. Они не могли «умереть».
В довершение ко всему Авраам Линкольн должен был возносить им хва¬
лу. В этом отношении он порой был сдержан. Даже в своей «Лицейской
речи»... он заметил походя, что достижения предшественников вызы¬
вают не очень большое удивление. С другой стороны, Линкольн не жа¬
лея сил защищался от малейшего подозрения во враждебном отноше¬
нии к отцам-основателям, а порой в публичных выступлениях доходил
до своей воображаемой гибели во имя защиты отцов нации. Вместо то¬
го чтобы признать противоречивость собственных чувств, Линкольн
сначала изгнал их, а затем восстановил в образе «плохого сына». Вот
так Авраам Линкольн «лечил» себя от депрессии и восстанавливал ду¬
шевное спокойствие. В работе Зигмунда Фрейда «Природа бессозна¬
тельного» подобная операция называется «проекцией». Линкольн не
к
yg Введение в руморологию. Глава 3
был первым политиком, который бросал вызов воображаемому, вымы¬
шленному, извлеченному из бездн подсознания архиврагу, чтобы снача¬
ла неосознанно подражать ему, а затем делать все, чтобы страшные
фантазии стали реальностью. Вспомним, что актер-заговорщик Бут, на¬
неся Линкольну смертельную рану кинжалом, выпрыгнул из президент¬
ской ложи на сцену, после чего воскликнул: «Так погибнут все тираны!»
Зрители, посчитавшие эту реплику очередной шуткой в спектакле,
дружно рассмеялись. Так замкнулся макабрический круг от детских
фантазий к взрослым вариациям на тему «тиран и мученик».
Поджигатели любой (особенно гражданской) войны всегда обвиня¬
ют противоположную сторону в коварстве, сатанинских замыслах и про¬
чих грехах, выставляя самих себя истинными патриотами, жалеющими
родину, настоящими гуманистами, миротворцами, борцами за высшие
идеалы и даже исполнителями Его воли. Как показывают бесчисленные
примеры, участники будущей братоубийственной бойни произносят
вполне невинные на первый взгляд лозунги, выдвигают убедительные
программы спасения нации, а потом... спокойно умывают руки, цинично
замечая: «Революция всегда пожирает своих детей», «Нельзя поджарить
яичницу, не разбив яиц», «За что боролись, на то и напоролись» и пр.
В американском доме, который, по библейскому выражению, разде¬
лился сам в себе надвое, все действующие лица предстоящей трагедии
обещали мятущейся публике примерно одно и то же: полное спокойст¬
вие, гарантию от потрясений, мир, безопасность, сохранение тради¬
ций и (в перспективе) новое процветание. При этом никто не подозре¬
вал, что именно самые сладкоголосые деятели своими словами и по¬
ступками лишь подливают масла в разгорающийся огонь и добиваются
результатов, прямо противоположных публичным посулам.
Не миновала чаша сия и Авраама Линкольна, который, подобно
всем своим оппонентам и архиврагам, активно декларировал необхо¬
димость перестройки союза и обещал счастливое разрешение острого
национального кризиса. В ходе борьбы за место в сенате Линкольн на
митингах обещал мир и процветание. Ни одна из провозглашенных им
целей так и не была достигнута. Через два с небольшим года Линкольн
станет не сенатором, а президентом страны, которая будет ввергнута
в кровавый военный конфликт с одиннадцатью южными штатами, за¬
явившими о своей независимости от ненавистного центра.
«Величайший персонаж со времен Иисуса Христа»
У «монеты» Гражданской войны две стороны — правда победителей
и правда побежденных. В случае с Линкольном справедливому тезису
о том, что страна не может быть наполовину свободной и наполовину
рабовладельческой южане (и даже центристы) резонно противопос¬
тавляли свой тезис о том, что одномоментная и неподготовленная от¬
мена рабства способна лишь ввергнуть нацию в пучину кровавого хао¬
са. Примечательно, с какой железной неизбежностью страна сползала
в пропасть внутреннего конфликта. Эскалация напряженности разви¬
валась по логике, непонятной участникам драмы, пока одно критичес¬
кое событие «толкало доминошку» следующего рокового события.
Общенациональная слава, пришедшая «вдруг» к Аврааму Линкольну
в 1858 году, открыла перед ним долгий, тернистый, извилистый путь,
который не мог не привести его прямо в Белый дом. Победа Линколь¬
на на выборах и его президентство вызвали сопротивление, обострили
противоречия в обществе, повлекли за собой отделение южных шта¬
тов, которое не могло не привести к кровавой Гражданской войне.
Будучи выдающимся политиком и мыслителем, Линкольн не мог не
сознавать свою личную ответственность за смертельный кризис, гро¬
зивший развалом страны. При этом он давал такие оценки ситуации,
которые свидетельствовали о полном душевном разладе. Считая себя
главным борцом за единство страны, он твердо заявил, что дело не
в том, чтобы просто спасти Соединенные Штаты. Союз штатов, по его
словам, «должен заслуживать того, чтобы его спасали».
Многие граждане воспринимали его как «настоящего мужчину»,
«крутого покорителя Дикого Запада» или «бородатого патриарха».
В 1938 году Эмануэль Герц в книге «Скрытый Линкольн», основанной
на письмах и статьях Уильяма Херндона, поведал о том, как Линкольн,
прикрыв бороду женской шалью, сопровождаемый стаей детей, с кор¬
зиной отправлялся за покупками на рынок. Кроме обвинений в «чрез¬
мерной домашности», по мнению Фрэнсис Паркмэн, Линкольн в отли¬
чие от Джорджа Вашингтона страдал либо чрезмерной женственнос¬
тью характера, либо просто склонностью к гермафродитизму. Госсекре¬
тарь Сьюард вспоминал, что мышление Линкольна отличалось ярко
выраженной сентиментальностью. Гораций Уайт подчеркивал «почти
детскую приятность, лежавшую в основе его характера». Разумеется,
будучи опытным политиком, он пытался преодолеть инфантилизм,
но эта борьба шла с переменным успехом.
Связанный с детства тесными эмоциональными узами с отцами-ос-
нователями, он не мог не понимать, что без рабовладения страна не
смогла бы создать фундамент своей экономики и поднять жизненный
уровень своих граждан. Уединившись для размышлений о судьбах стра¬
ны, Линкольн представлял себе, что произошло бы, если бы отцы-осно¬
ватели воскресли и увидели страну, раздираемую противоречиями. Он
понимал, что американские патриархи, случись чудо воскрешения, ско-
к
8о “ ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 3
рее всего очутились бы в стане его, Линкольна, оппонентов. Родив¬
шись в рабовладельческом штате и женившись на девушке, рожденной
и воспитанной в рабовладельческом штате, Линкольн испытывал поч¬
ти физическую антипатию к Югу, но при этом пытался найти какие-то
социальные, экономические, географические оправдания для поведе¬
ния южан. «Мы [северяне], — говорил он, — ничем не лучше, чем они
[южане]». По его мнению, в рабовладельческих штатах тиранов ничуть
не больше, чем в свободных штатах Севера.
Поначалу Линкольн с почти детским упрямством гнал от себя даже
мысль или предположение о возможном отделении южных штатов:
«Все эти разговоры о распаде союза — чепуха, фантазии и не более то¬
го... Люди, живущие на Юге, обладают слишком трезвым умом и доб¬
рым темпераментом, чтобы попытаться разрушить федеральное прав¬
ление... Кровопролитие не нужно... в нем нет никакой необходимос¬
ти». Уже после того, как отделение южан состоялось, президент убеж¬
дал страну в том, что «этот кризис — искусственный», и делал это
вплоть до начала боевых действий. После этого в его мировосприятии
произошел почти мистический переворот. Начавшуюся братоубийст¬
венную войну он воспринимал как... божественный акт, «мощную кон¬
вульсию, которую никто из смертных не мог породить, не мог привес¬
ти в действие».
Отказавшись от наследия отцов-основателей, Линкольн все более
обращался за помощью к «Отцу Небесному», а самого себя восприни¬
мал не только как верховного главнокомандующего северян, но как слу¬
гу Господа, избранного Всевышним для свершения «великого труда».
Мягкость характера, способность сочувствовать, прощать, проявлять
безграничную доброту при почти хронической меланхолии позволили
секретарю Линкольна назвать его едва ли не в лицо «величайшим по¬
сле Иисуса Христа лицом в истории». А в дневнике за 1862 год Лин¬
кольн писал: «Одной лишь своей тихой властью, воздействуя на умы
участников нынешнего противоборства, Он мог легко спасти или унич¬
тожить Союз, не доводя до противоборства. Однако противоборство
началось. После начала войны Он мог даровать окончательную победу
любой из сторон. Однако противоборство продолжается». Следова¬
тельно, размышлял президент, «цель Бога несколько отличается от це¬
лей, которую ставят перед собой две враждующие стороны».
Ход рассуждений привел Линкольна к выводу о том, что случившая¬
ся катастрофа есть наказание Божье, обрушившееся не только на Юг
(ибо северяне, боровшиеся с сепаратистами, страдали не меньше сво¬
их врагов), но на всю страну. За что? За грешный образ жизни. Провоз¬
глашая весной 1863 года общенациональный День поста, Линкольн на¬
помнил соотечественникам о необходимости покаяться, смирить гор¬
дыню и покориться воле Божьей, посылающей не только мир, богатст¬
во, успехи и власть, но и тяжкие испытания. Через год Линкольн объ¬
яснил гражданам (и прежде всего южанам), что Бог карает Америку за
грех рабовладения. Следовательно, Гражданская война приобретала ха¬
рактер крестового похода, в котором Господь был, разумеется, на сто¬
роне северян.
Таким образом, он косвенно подтвердил свою готовность стать
агнцем Божьим, принесенным на алтаре в жертву святой войне с про¬
тивниками воли Всевышнего.
Рациональная часть его души сознательно и бессознательно гнала
от себя мысль о возможной личной катастрофе, хотя ежедневно прихо¬
дившие в Белый дом мешки с «почтой ненависти» могли бы насторо¬
жить президента или подтолкнуть к действиям по предотвращению го¬
товившегося покушения. За несколько дней до убийства в театре Фор¬
да Аврааму Линкольну приснился странный сон, который он поспешил
растолковать своим близким. В этом кошмаре он увидел труп убитого
президента, лежащий в гробу, установленном в Восточном зале Белого
дома. Этот сон был воспринят как зловещее предзнаменование многи¬
ми, но не самим Линкольном. «Неужели вы не понимаете? — с видимым
облегчением объяснял Линкольн непонятливым. — В этом сне был убит
не я, а какой-то другой парень!»
Никаких мер предосторожности принято не было. Когда в прези¬
дентскую ложу прокрался убийца Бут, там не было даже охраны.
В циничном анекдоте по поводу давней трагедии какой-то журна¬
лист спрашивает вдову президента: «Миссис Линкольн, если отбросить
все детали, как вам понравился спектакль?»
2. Непостоянство слухов об алкоголиках
«Энди не пьяница»
В годы Гражданской войны политиков походя называли в разговорах
алкоголиками, что соответствовало действительности еще с времен
Джорджа Вашингтона. Эти слухи, как и истории про бастардов, в це¬
лом оказывали незначительное воздействие на избирателей. Главным
исключением из правила оказался Эндрю Джонсон, павший жертвой
слухов о своем алкоголизме. Заядлый (хотя и не деструктивный) выпи¬
воха в молодые годы, Джонсон, став президентом, явно склонился
в сторону воздержания. Однако народ в своем большинстве был уве¬
рен, что у него большие проблемы с употреблением спиртного. Как бо¬
лее категорично заявила «Нью-Йорк уорлд», он был «наглой и нетрез-
i
gg Введение в руморологию. Глава 3
вой скотиной, по сравнению с которой лошадь Калигулы кажется впол¬
не респектабельным животным».
Эндрю Джонсон, сенатор-демократ из Теннеси, в годы войны высту¬
пил в поддержку конституции и союза штатов. В благодарность за такую
позицию Линкольн сделал его вице-президентом во время второго сро¬
ка своего пребывания в Белом доме. Однако после покушения на Лин¬
кольна Джонсон почувствовал себя рыбой, вынутой из воды. Президен-
ту-южанину, верившему в права отдельных штатов и превосходство бе¬
лого человека, предстояло руководить конгрессом, переполненным се¬
верянами, принадлежавшими к Республиканской партии и еще не ото¬
шедшими от тягот продолжительной и жестокой войны за отмену раб¬
ства. Избирателям неясно было, что он за человек. У него были все не¬
обходимые качества, которые делают политика мишенью пересудов. Ху¬
же всего, что Джонсон сам вел себя так, словно был беспробудным пья¬
ницей. Во время агитационной речи он сравнил себя с Христом, обви¬
нив членов конгресса в заговоре с целью убить его, и в целом показал се¬
бя скорее перепившим параноиком, чем президентом. И в частной жиз¬
ни он не всегда держал себя в руках. Во время встречи и горячей дискус¬
сии с сенатором Чарлзом Самнером президент вгорячах схватил шляпу
Самнера и использовал ее в качестве... плевательницы.
Кроме того, Джонсон дал в руки своим оппонентам такой абсолют¬
но достоверный факт, на который можно было повесить, как на гвоздь,
какие угодно вредные выдумки: на свою инаугурацию в качестве вице-
президента он действительно явился навеселе. Имея скромное проис¬
хождение и теннесийские корни, Джонсон был молчалив и чувствовал
себя не в своей тарелке среди людей, которые, по его мнению, могли
смотреть на него свысока. Наверняка церемония инаугурации при
большом стечении народа, присутствие не очень дружелюбных к нему
вашингтонских «тузов» заставили его перенервничать. К тому же он
чувствовал себя нездоровым, а потому совершил роковую ошибку, по¬
пытавшись приободриться с помощью по меньшей мере трех стаканов
виски, выпитых непосредственно перед началом инаугурации. Вновь
избранный вице-президент, приняв «обезболивающее средство», сме¬
ло вошел под своды сената. «Я целую эту Библию перед лицом своей
страны — Соединенных Штатов!» — торжественно воскликнул он, при¬
нимая присягу. Последующая речь прозвучала бессвязно и вымученно,
пока его предшественник Ганнибал Гамлин не заставил Джонсона за¬
молчать.
Один из очевидцев вспоминал: «Я за всю жизнь не был так потря¬
сен. Если бы была такая возможность, я предпочел бы провалиться от
стыда сквозь пол». Газета «Нью-Йорк уорлд» пророчески отметила, что
нация должна теперь ценить Линкольна еще выше, поскольку он един-
*
HI»
Слухи и мутация морали (1830-1880) —83
ственный отделяет от президентского кресла «типа, осквернившего
в субботу главный зал заседаний своим пьяным бредом». После этого
унизительного происшествия Джонсон на время скрылся — дав тем са¬
мым повод для новых слухов о его запое. Линкольн успокоил своих оза¬
боченных сторонников. «Я знаю Энди Джонсона много лет. Он на днях
немного оступился, но не следует пугаться. Энди не пьяница»,— заве¬
рил их президент.
Когда через несколько месяцев Линкольн был убит, недруги Джон¬
сона были счастливы, что его можно очернить слухами о пьянстве.
«Я не хочу оскорбить чувства этого человека, назвав его негодяем, —
резвился Тадеус Стивенс. — Поэтому предпочту более мягкие выраже¬
ния и скажу: он после инаугурационной пьянки еще не оправился
и нуждается в отставке, чтобы протрезветь».
В 1866 году Джонсон предпринял агитационную поездку по стране
перед выборами в конгресс. Его противники обнаружили, что если на
каждой остановке нападать на Джонсона с язвительными замечания¬
ми, его речь становится бессвязной, а это подогревает слухи о его бес¬
пробудном пьянстве. В действительности люди, имевшие возможность
наблюдать за ним, утверждали, что кроме вина за обеденным столом
в Белом доме он практически отказался от спиртного после катастро¬
фы на инаугурации. А вот кто действительно напивается во время об¬
щенационального турне, так это Улисс Грант. Генерал был взят в поезд¬
ку в качестве дополнительной поддержки, но потом его пришлось тай¬
но посадить в Детройте на пароход и утихомирить с помощью виски.
По этому поводу Джонсон пробормотал в сердцах: «Странное дело...
Одних третируют черт знает как за один стакан виски с водой, а другие,
занимая не менее важное положение, могут чуть не в канавах валяться,
и никто им дурного слова не скажет...»
Президент в слухонепробиваемой броне
У Улисса Гранта действительно были проблемы со спиртным. Однако
он, в отличие от Эндрю Джонсона, на вид оставался абсолютно трез¬
вым (случаи его периодических запоев не в счет). Он был сдержанным
человеком, кажется, никогда не улыбался и не позволял себе приступов
радости или злости. «Он никуда не спешит и никогда не опаздывает, —
писал один журналист, сравнивший Гранта с мастифом. — Ходит ли он
или сидит, он сдержан, нетороплив и всегда сохраняет самооблада¬
ние». Грант временами мог долго даже не притрагиваться к спиртному.
Однако от одиночества и скуки он впадал в запои. Хуже всего ему при¬
шлось в начале военной карьеры, когда он после нескольких смертель-
к
g^ Введение в руморологию. Глава 3
но опасных заданий на Западном побережье совсем отчаялся. Из-за на¬
чавшейся депрессии Грант вынужден был подать в отставку и вернуть¬
ся на работу в принадлежавший его семье магазин в городе Галина,
штат Иллинойс. Когда разразилась Гражданская война и северяне ис¬
пытывали недостаток в кадровых офицерах, Грант с трудом прошел
призывную комиссию, хотя по опыту превосходил многих — слухи о его
пьянках докатились и до Восточного побережья.
Вопреки расхожему мнению, Линкольн никогда не отвечал тем, кто
жаловался на алкоголизм Гранта, что он готов послать другим генера¬
лам те же бутылки, из которых пьет Грант. Эта легенда выражает обще¬
ственное мнение северян о человеке, почитаемом как автор победы
в Гражданской войне. Если в первый период конфликта газеты сетова¬
ли на его алкоголизм, интерес к разоблачениям ослабел по мере успе¬
хов Гранта. Даже те репортеры, которые были свидетелями его пьяных
загулов, покрывали Гранта. Никто не хотел уничтожить спасителя
США. Кроме того, никто не хотел портить отношения с человеком,
в распоряжении которого целый фронт. «На вопрос, который задают
все: «Пьет ли он?», могу по своему опыту дать только абсолютно отри¬
цательный ответ», — писал Чарлз Дана, будущий редактор «Нью-Йорк
сан». Занимая официальный пост в администрации Линкольна, Дана
помогал укладывать пьяного Гранта в постель после одной фронтовой
попойки, причем он отогнал других офицеров от спальни Гранта, объ¬
яснив, что генерал «заболел».
Грант пил в трудный период после убийства Линкольна, когда ему
пришлось вступить в ненавистный союз с Эндрю Джонсоном. И все же
публика называла Джонсона забулдыгой, игнорируя аналогичные слу¬
хи о Гранте. Кажется, генерал был нетрезв и во время кругосветного
турне, которое совершил с женой, оказавшись не у дел после оконча¬
ния второго президентского срока. Однако по возвращении домой его
приветствовали как героя — факт тем более замечательный, что в Бе¬
лом доме еще не забыли случаи коррупции, в которых он оказался заме¬
шан. Данные о том, что на посту президента Грант продолжал пить, от¬
сутствуют, хотя рабочий график вполне позволял ему «развеяться»,
не опасаясь постороннего вмешательства. Обычный рабочий день
Гранта длился с десяти утра до пяти пополудни, после чего следовала
прогулка, ужин и визит к друзьям. Слухи о пьянке неизбежно всплыва¬
ли во время его президентских кампаний, особенно перед выборами
1872 года, когда четыре года скандалов и обвинений в коррупции наст¬
роили против Гранта Чарлза Дана и многих других прежних его сто¬
ронников в мире прессы. «Санди кэпитэл» в лице своего редактора
Данна Пьятта наградила Гранта титулом «его нетрезвое превосходи¬
тельство». Когда над администрацией сгустились тучи, Пьятт взял пре¬
зидента под свою ироническую «защиту», заявив, что человек, страда¬
ющий серьезными проблемами с алкаголем, не должен привлекаться
к ответственности за свои действия. Грант жаловался, что стал «объек¬
том нападок и клеветы, равных которым не найти в политической ис¬
тории». Однако истина в том, что у Гранта была настоящая слухонепро¬
биваемая броня, так же как у Эндрю Джексона. Статус военного героя
надежно защищал его от любых намеков на личные грехи. Хотя его
правление (как и правление Эндрю Джексона) оказалось провальным,
сам он наслаждался положением самого любимого в народе граждани¬
на страны. Джонсону же не хватило одного голоса при голосовании
в конгрессе, чтобы его вышвырнули из Белого дома в результате импи¬
чмента. В Америке самая лучшая защита от недружелюбных слухов —
это хорошая военная репутация.
3. Послевоенные годы. Что такое событие
ОБЩЕСТВЕННОЙ ЗНАЧИМОСТИ?
«Охотник за нижними юбками»
Во время Гражданской войны американцы впервые стали зависеть от
газет как от источника настоящих новостей. Один солдат, служивший
на Юге, кричал на улице: «Плачу четверть доллара за свежую газету!»
(Газеты в то время стоили считанные гроши.) Внезапный спрос на точ¬
ную информацию создал первое поколение профессиональных репор¬
теров. После этой войны столичный пресс-корпус уже не состоял из од¬
них работающих спустя рукава внештатников или авторов, сочиняю¬
щих по политическому заказу. Приобретя некоторую респектабель¬
ность, журналисты потеряли интерес к производству «уток», стали опа¬
саться обвинений в диффамации и с меньшим энтузиазмом капались
в личной жизни политиков. Газеты взяли на вооружение (хотя не все¬
гда соблюдали) правило: частные дела должны оставаться за закрыты¬
ми дверями до тех пор, пока судебный иск, арест или шумная ссора не
сделают событие общественно значимым. Очертив круг этих событий,
более респектабельные массмедиа только брали на заметку происшест¬
вия, которые можно проигнорировать, а бульварные издания получи¬
ли повод копаться в вопросах, которые им не терпелось осветить.
Сенатор Роско Конклинг стал первой жертвой установленного
прессой нового стандарта. Возглавляя республиканскую партию в шта¬
те Нью-Йорк, он был одним из наиболее влиятельных политиков стра¬
ны и не страдал отсутствием президентских амбиций. Конклинг был
уникальным типом, привлекающим внимание золотисто-рыжеватой
шевелюрой, внушительного вида усами и пристрастием к модным жи¬
летам. Он шествовал по улице с гордо поднятой головой в прямом
(рост более шести футов) и эмоциональном смысле. Он держался особ¬
няком, был самонадеян, эгоистичен, мог испепелить любого оппонен¬
та на дебатах в сенате и в политических баталиях не щадил никого. Же¬
ну свою Конклинг держал подальше от себя в Ютике, штат Нью-Йорк,
где встречался с нею всякий раз, когда приезжал в городок на выборы.
Все остальное время он пользовался такой личной свободой, что Хо-
рейс Грили дал ему неодобрительное прозвище «Охотник за женскими
юбками». В 1870-е годы Конклинг «крутил роман» с Кэйт Чэйз-Спрэйг,
прекрасной и остроумной дочерью покойного председателя Верховно¬
го суда Солмона Чэйза. Ее муж Уильям Спрэйг был состоятельным геро¬
ем войны. В прошлом он был сенатором конгресса США и губернато¬
ром Род-Айленда, но алкоголизм не позволил ему ни сделать успешную
политическую карьеру, ни привести в порядок финансовые дела. Когда
у Кэйт возникли затруднения с деньгами, Конклинг добился, чтобы ее
вашингтонский дом был освобожден от налога на недвижимость в знак
уважения к заслугам ее отца перед обществом.
Один из самых известных в столице мужчин спал с одной из самых
известных женщин, причем ни она, ни он не делали тайны из своих от¬
ношений. Кэйт посылала любимому цветы прямо в сенат, на его рабо¬
чее место. Она слушала его речи с галерок для посетительниц и в тече¬
ние дня обменивалась с ним записочками. На званые приемы их при¬
глашали как супружескую пару. Их связь была настолько близка к офи¬
циальному признанию, что у репортеров были развязаны руки для яз¬
вительных уколов. Однако они ничего не писали об этом романе, пока
в 1879 году в Норрагсетте, штат Род-Айленд, не было сформулировано
понятие «общественное событие». Сенатор отдыхал с Кэйт в располо¬
женном на берегу океана и принадлежащим Спрэйгу поместье, когда
внезапно нагрянул муж, под угрозой оружия потребовавший, чтобы
Конклинг убрался прочь. Конклинг пешком добрался до города, где его
нашел безутешный обманутый муж, устроивший безобразную уличную
сцену на глазах у любознательных горожан. «Обычно мирное течение
жизни этого очаровательного курорта было полностью нарушено. Доб¬
ропорядочные местные жители, трепещущие от ужаса даже при мысли
о скандале в их среде, до сих пор не могут прийти в чувство после зло¬
счастного происшествия на улице и в доме экс-сенатора Спрэйга»,— со¬
общала «Нью-Йорк тайме», чей редактор, удрученно покачивая голо¬
вой, посвятил новости половину первой полосы.
Все слухи, лежавшие под спудом более пяти лет, разом выплесну¬
лись на страницы выходящих в стране газет. Кэйт Спрэйг в конце кон¬
цов дала интервью газете «Нью-Йорк сан», в котором представила Кон-
Слухи и мутация морали (1830-1880)
.87
клинга как безвинно пострадавшего героя, а своего мужа — как крово¬
жадного злодея. Ее «приватное» письмо, отправленное в «Провиденс
джорнэл», было перепечатано по всей стране. Она не жалела сил, что¬
бы снять подозрения со своего любовника, а Конклинг в ответ... бро¬
сил ее на произвол судьбы. О степени, в которой Конклинг был спосо¬
бен проявить сочувствие и душевную теплоту, свидетельствует его
письмо многострадальной жене, в котором он отчитал ее за откровен¬
ность с подругой, которой жена пожаловалась на страдания, вызван¬
ные скандалом. «Разве ты не понимаешь, что лучше воздерживаться
в обществе знакомых от обсуждения семейных дел частного характе¬
ра?» — холодным тоном поучал ее Конклинг.
«Любимый жеребец Индианы»
Правило, требующее сдержанности в ожидании «общественного со¬
бытия», оправдывающего публикацию слухов о том или ином полити¬
ке, соблюдалось не слишком строго. Донн Пьятт из вашингтонской
«Капитал» обладал очень современным, по сегодняшним меркам, та¬
лантом использовать иронию и прозрачные намеки, чтобы довести до
читателей его мнение о великих мужах эпохи Гранта. Популярной те¬
мой были питейные обычаи президентской команды, а любимым пер¬
сонажем — сенатор Зэк Чэндлер из Мичигана. Чэндлер, которого де¬
мократы годами третировали за нетрезвый образ жизни, остался без
места в сенате, когда Пьятт сообщил, что политик под хмельком сел
в трамвае на спящего младенца. Чэндлера реанимировал президент
Грант, назначивший его министром внутренних дел... Однако игра, ко¬
торой занимался Пьятт, была обоюдоострой, особенно для газетчи¬
ков, не столь искусных в составлениии своих материалов. Чэндлер по¬
дал в суд на другого журналиста, написавшего, что республиканец из
Мичигана упился до такой степени, что коллегам по сенату пришлось
подымать его с пола. Репортер вынужден был признаться, что высосал
эту историю из пальца.
За пределами Вашингтона газетчики не стремились к особой дели¬
катности, описывая деяния должностных лиц. «Чикаго трибьюн» в ма¬
териале о двух политиках из Индианы, мечтавших о президентском
кресле, сослалась на вроде бы старую байку об экс-губернаторе Оливе¬
ре Мартоне. Мальчик, проигрывая поединок на борцовском ковре,
кричит в отместку своему противнику:
— Ладно, я проиграл... Зато губернатор Мартон спит с твоей матерью!
— Ну и что? — парирует второй юный борец. — Губернатор Мартон
спит со всеми матерями!
88
Введение в руморологию. Глава 3
Этот анекдот стал частью политического фольклора. Впрочем, «Чи¬
каго трибьюн» не всегда исповедовала объективность. Ниже приводят¬
ся заголовки, из которых очевидно, что газета отдавала предпочтение
другому кандидату — губернатору Томасу Хендриксу:
ХЕНДРИКС - ЧЕЛОВЕК С ЧИСТЕЙШЕЙ РЕПУТАЦИЕЙ, МАР-
ТОН - ВРАГ ОБЩЕСТВА, СОБЛАЗНИТЕЛЬ, ВОЛЬНОДУМЕЦ...
ХЕНДРИКС НЕ ТРОНУТ РЖАВЧИНОЙ РАЗВРАТА. МАРТОН
ИСТОЧАЕТ ВОНЬ И ПОХОТЬ
МАСТЕР МНОГИХ АДСКИХ СВЯЗЕЙ, ПОКУСИТЕЛЬ НА ЦЕЛО¬
МУДРИЕ, ЛЮБИМЫЙ ЖЕРЕБЕЦ ШТАТД ИНДИАНА
Ни Хендрикс, ни Мартон не добились номинации в кандидаты на
пост президента.
Самым вопиющим примером нарушения неписаного закона об осве¬
щении частной жизни был случай с председателем сената по имени Мэ¬
тью Карпентер, республиканец из Вашингтона. Репортеры возненави¬
дели его за попытки остановить утечки информации из конгресса.
В 1873 году по дороге в летнюю резиденцию Улисса Гранта Карпентер
сопровождал захворавшую жену своего друга на курорт. Когда дама об¬
наружила, что в местном отеле нет свободных номеров, Карпентер от¬
вез ее в другую гостиницу, а сам продолжал путь. Один вашингтонский
репортер увидел, как Карпентер и его спутница выходят из отеля, и на¬
писал заметку о том, как сенатора выгнали на улицу, когда он пытался
поселить в гостинице проститутку. Другие газеты подхватили интерес¬
ную новость. «Жалкое зрелище... — писала одна нью-йоркская газета. —
В Лонг-Бич сенатору отказываются дать номер в отеле, поскольку он
находиться в столь непотребном состоянии, что его нельзя допускать
в общество других постояльцев!» Газета «Нью-Йорк трибьюн» заявила,
что сенатор по дороге на курорт вел себя настолько непристойно, что
«честные женщины, покраснев, отворачивались от безобразной сце¬
ны, а похотливые подростки сопровождали происходящее хихиканьем
и неодобрительными взглядами». Карпентер и пальцем не пошевелил,
чтобы защитить свое доброе имя. «Нью-Йорк тайме», встав на его сто¬
рону, бушевала: «Он даже не подал иск в суд хотя бы за личное оскорб¬
ление, нанесенное даме!»
На следующих выборах Карпентера прокатили.
«Но в душе чистоту безусловно хранил»
Эпоха после Гражданской войны и Реконструкции была пропитана чув¬
ственностью, алчностью, ощущением нестабильности. Нравы разру¬
шились, но борьба за нравственность велась с прежним упорством. Та¬
кой феномен был благодатной почвой для сплетен и безусловно вдох¬
новлял шантажистов. Меткое выражение Марка Твена «позолоченный
век» передает сочетание богатства и пошлого хвастовства. Победители
в экономической схватке скопили невиданные груды денег и считали
своим долгом тратить их на глазах у всего общества. Все знали, что Кор¬
нелиус Вандербилт Второй построил на Пятой авеню особняк с обеден¬
ным залом длиной сорок пять футов, потолком, украшенным драгоцен¬
ными камнями, и стропилами из дуба, инкрустированного перламут¬
ром. В Сан-Франциско Джеймс Флад соорудил на Ноб-Хилл дворец из
сорока двух комнат с растянувшейся на квартал бронзовой оградой
(специально приставленный к ней слуга целыми днями натирал ее до
блеска). Читатели газет, широко раскрыв глаза, узнавали о званых обе¬
дах, на которых каждый гость получал устрицу, внутри которой находи¬
лась черная жемчужина, и сигару в обертке из стодолларовой купюры.
Новое поколение спекулянтов и предпринимателей хотело, чтобы об¬
щество обратило внимание на их высокий уровень потребления зем¬
ных благ. Такое поведение должно было доказать, что наверху оказа¬
лись те, кто родился в нищете и безвестности. Джим Фиск по прозвищу
«Большой», сын странствующего коммивояжера, сколотил не одно,
а несколько состояний, манипулируя акциями оказавшейся в трудном
положении железнодорожной компании «Эри». Чтобы мир не забывал
о его триумфе, Большой Джим путешествовал в экипаже с шестью ло¬
шадьми в упряжке — в каждой паре лошади темной и светлой масти. Два
чернокожих лакея, одетые в белоснежные ливреи, скакали впереди
процессии, а замыкали их два белых лакея в черных ливреях. Когда
Фиск посетил родные места, перед ним постелили пурпурно-золотой
ковер, растянувшийся от кареты до порога дома. Газеты злословили:
«Эриспектабельно, ничего не скажешь...»
Избирателям какое-то время казалось, что совсем перевелись на
свете общественные деятели, имеющие представление о чести. Поэто¬
му публика переключилась на знаменитостей, с которыми по крайней
мере можно повеселиться. Хотя Джим Фиск в мире политики занимал¬
ся главным образом тем, что подкупал членов законодательного собра¬
ния своего штата, он стал предвестником нового поколения избирае¬
мых должностных лиц, которые своим личным обаянием парировали
обвинения в любых грехах. Фиск «доил» компанию «Эри» исключи¬
тельно в интересах собственного кармана, а та вела свои дела столь
блестяще, что ее пассажиры постоянно гибли то в катастрофах, то в по¬
жарах, а служащие не получали зарплату. Фиск открыто давал взятки
чиновникам, но при этом занимался частной благотворительностью
(жители многоквартирных домов по соседству с его мраморным двор¬
цом, походившим на здание оперы, зимой бесплатно получали от маг-
к
gQ Введение в руморологию. Глава 3
ната уголь). После его смерти была написана трогательная баллада со
словами:
Да, вино и красоток он крепко любил,
Но в душе чистоту безусловно хранил.
Он в роскошном дворце словно князь восседал,
Но в нужде бедняков не оставлял.
Когда Фиск погиб от рук нового любовника своей любовницы,
«Таймс» констатировала, что никчемная жизнь богача содержала «вели¬
чественный замысел», поднимающий его «над толпой вульгарных мо¬
шенников». На прощании с телом покойного побывали более двадцати
пяти тысяч человек. Погребальная процессия прошла по городу, навод¬
ненному толпами весьма уважаемых участников траурного мероприя¬
тия. «Никогда после дня, когда провожали в последний путь Линкольна,
улицы Нью-Йорка не были свидетелями столь внушительного зрелища».
«Зачем нам нужна Моржеруссия ?»
Историк Ричард Уэлч в своей статье, посвященной скандальной шуми¬
хе вокруг сделки с Аляской, справедливо заметил: «Мифы оказывают
на общественное мнение такое же сильное влияние, как и реальные
факты». Споры о действующих силах этой исторической сделки, моти¬
вах поведения сторон и даже о легитимности приобретения Аляски не
смолкают и по сей день. Поскольку в годы «холодной войны» трез¬
вость, взвешенность и реалистический подход были не самым ходовым
товаром, распространение получили всякого рода домыслы и фанта¬
зии. Историки сталинской школы и советские ревизионисты испод¬
воль проталкивали теорию о том, что Аляску не продали американцам,
а «дали подержать» на определенный срок, подобно тому как Китай ус¬
тупил англичанам Гонконг. По другую сторону Берингова пролива ис¬
следователи тоже старались не отставать от своих российских коллег.
Среди десятков гипотез о продаже Россией Аляски даже вполне се¬
рьезные авторы, вступая на зыбкую почву догадок и слухов, порой вы¬
двигают совершенно сенсационные версии. Орегонский историк Гек¬
тор Шевиньи утверждал, что Россия не хотела продавать, а США не хо¬
тели покупать Аляску. Современные российские «патриоты» или «на¬
ционалисты» атакуют решение царя Александра Второго и увлеченно
импровизируют на тему «измены», «предательства», «заговора». Вы¬
ставляя русского монарха недоумком, его сегодняшние критики забы¬
вают, что в начале XIX века французский император Наполеон продал
*
Слухи и мутация морали (1830-1880)
США гигантскую территорию Луизианы, которая по площади превос¬
ходила Аляску, обладала благоприятным климатом и плодородными
землями. Однако Наполеона никто не обвиняет в недальновидности
или презрении к интересам Франции.
18 октября 1867 года в Ново-Архангельске (Ситка) перед резиден¬
цией последнего главного правителя Русской Америки были построе¬
ны войска. Под орудийные залпы состоялась церемония спуска трех¬
цветного российского флага и поднятия звездно-полосатого штандарта
новых хозяев Аляски. По состоянию на этот момент все православное
население Русской Америки составляло около 12 тысяч человек, из ко¬
торых чистокровных русских было не более восьми сотен. Нынешние
смелые ревизионисты истории никогда не задают себе простой во¬
прос: смогли бы 800 человек в случае нападения тех же англичан успеш¬
но защищать полтора миллиона квадратных километров, составляю¬
щих территорию Аляски? Даже привлечение крещеных креолов и але¬
утов вряд ли решило бы оборонные задачи, тем более что потенциаль¬
ный агрессор мог вести наступление с суши и моря, заодно заручив¬
шись поддержкой индейских племен, всегда ненавидевших русских.
В годы Крымской войны аннексия Русской Америки могла быть осу¬
ществлена с помощью блиц-операции или простого десанта, поскольку
русские военные силы были скованы на черноморском театре боевых
действий, а британский флот вдвое превосходил своей численностью
и мощью ВМС России. В катастрофической войне с англо-франко-ту¬
рецкой коалицией Россия потерпела не только военное и психологиче¬
ское поражение. Образно говоря, корабль государственных финансов
получил пробоину в днище. Стране срочно требовалось погасить по¬
слевоенный дефицит, составивший почти тридцать миллионов рублей.
Не кто иной, как бывший правитель Русской Америки адмирал
Ф. П. Врангель (который относился к продаже Аляски с позиций «пре¬
дусмотрительной осторожности») в записке министру иностранных
дел А. М. Горчакову черным по белому указал минимальную сумму, кото¬
рую русское правительство могло бы выручить за уступку своих владе¬
ний Соединенным Штатам — 7 442 800 рублей серебром.
В свою очередь над президентом Эндрю Джонсоном, принявшим
бразды правления после гибели Авраама Линкольна, постоянно висел
дамоклов меч импичмента. Для укрепления своих позиций Джонсон сна¬
чала попытался привлечь симпатии проигравших в Гражданской войне
южан, а северянам (прежде всего жителям приморских штатов) могла
импонировать столь масштабная операция, как приобретение гигант¬
ской территории на крайнем северо-западе американского континента.
Государственный секретарь Уильям Сьюард видел за сравнительно
малыми материальными выгодами несомненное укрепление стратеги-
i
gg Введение в руморологию. Глава 3
ческих позиций США в тихоокеанском регионе. Однако сугубая секрет¬
ность, которой американское руководство окружило свои переговоры
о судьбе Аляски с российским посланником Эдуардом Стеклем, сыгра¬
ла с американскими лидерами злую шутку. Договор о покупке Аляски,
подписанный в Вашингтоне в 4 часа утра 29 марта 1867 года, произвел
на публику и прессу впечатление настоящего взрыва. Экономика США
находилась в плачевном состоянии, заработки трудящихся оставляли
желать лучшего, налоги взлетели до небес, повсюду свирепствовала
безработица, а вашингтонская администрация ввязывалась в новую
авантюру. Отсутствие достоверной информации о расположенной не¬
весть где северной территории и широкое недовольство политикой
Джонсона привели к тому, что пресса США почти единым хором вос¬
кликнула: «Зачем нам нужна эта Моржеруссия?»
«Битва» за Аляску
В стране, еще приходящей в себя после Гражданской войны и убийства
президента Линкольна, слабая администрация Джонсона и его государ¬
ственного секретаря Сьюарда старалась в обстановке нападок и пересу¬
дов набрать очки популярности каким-нибудь удачным пиаровским хо¬
дом. Это было одной из главных причин проведения стремительных
и тайных переговоров с Россией о приобретении громадных террито¬
рий, входивших в Русскую Америку. Однако первое же сообщение об
этой стратегически выгодной сделке взывало среди граждан бурю воз¬
мущения. Пресса не могла остаться в стороне от очередного разгорев¬
шегося скандала.
Пока договор о приобретении Аляски, подписанный президентом,
путешествовал в сенат, американские журналисты, карикатуристы
и политические обозреватели соревновались в остроумии. Самое мод¬
ное сатирическое клише тех времен («причуда Сьюарда») звучит
и 135 лет спустя, отражая настроения большой части американцев,
с подозрением относившихся к любой инициативе администрации
Джонсона. До наших дней дошли и другие язвительные оценки этой
«странной, внезапной и даже дикой сделки». Одни газеты писали про
«зоопарк белых медведей под руководством президента Джонсона».
Другие резвились на тему «морозильника Сьюарда». Третьи вопроша¬
ли: «Зачем нам нужна эта Айсбергия?». Четвертые считали, что приоб¬
ретение «Моржеруссии», или «Русской страны моржей», не по карману
стране, находящейся в глубоком экономическом кризисе.
В битве по вопросу о приобретении Аляски особо выделился ради¬
кальный республиканец Хорас Грили, редактор нью-йоркской газеты
I
Слухи и мутация морали (1830-1880)
«Трибуна», давний критик администрации Джонсона-Сьюарда. Объя¬
вив настоящий «крестовый поход» против «скоропалительной и подо¬
зрительной сделки», газета Грили 1 апреля 1867 года дала первый залп,
заявив, что американский президент Джонсон и его команда пытаются
просто отвлечь внимание публики от внутренних трудностей и с этой
целью наступают на внешнеполитические грабли. «Трибуна» провоз¬
гласила Аляску «территорией, не пригодной для использования». Хо¬
рас Грили справедливо отмечал, что полюбовная сделка с Россией мо¬
жет аукнуться США большим конфликтом с Великобританией.
8 апреля 1867 года Грили писал, что добрая воля американской на¬
ции не должна заходить так далеко, чтобы ублажать чужую страну (то
бишь Россию), жертвуя при этом собственными интересами. На следу¬
ющий день была напечатана статья о том, как русский князь Горчаков
(глава внешнеполитического ведомства) на конфиденциальной встре¬
че с американским адмиралом Фоксом будто бы предложил просто за¬
брать Аляску, от которой Россия «была бы рада избавиться». Не жалея
чернил и желчи, Грили сокрушал позиции «госсекретаря Сьюарда
и всей его эскимосской шайки», как редактор окрестил всех предате¬
лей американских интересов и сторонников приобретения Аляски.
Когда сенат с неожиданной легкостью ратифицировал договор с Рос¬
сией, Грили обвинил сенаторов в неуемных территориальных аппети¬
тах и готовности «хватать любой кусок земли, даже если он располо¬
жен на Северном полюсе».
«Трибуна» взывала к патриотизму политиков и их здравому смыслу,
била во все колокола и выражала надежду, что уж палата представите¬
лей положит конец этой авантюре и откажется выделить деньги под
«причуду Сьюарда», которая тяжким бременем ляжет на плечи налого¬
плательщиков. В течение многих месяцев этой информационной бит¬
вы Хорас Грили яростно протестовал против приобретения «снежной
пустыни», но к июню 1868 года вдруг несколько скорректировал свою
позицию, милостиво разрешив конгрессменам ратифицировать зло¬
счастный договор и выделить необходимые финансовые средства.
В редакционной статье Грили написал: «Мы полагаем целесообразным
выплатить эти деньги. После того как русские получат их, мы хотели
бы, чтобы Россия получила обратно эту территорию — в качестве бес¬
платного подарка от Соединенных Штатов!»
Информационные флюгера
Некоторые участники развернувшейся информационной войны «за»
и «против» приобретения Аляски какое-то время никак не могли четко
определить, на стороне какой команды они выступают. Нью-йоркская
«Уорлд», которая ориентировалась на мнение Демократической пар¬
тии, сначала осторожно спрашивала: «Верно ли мы поступим, купив
Аляску? Если оценивать территорию по ее нынешнему состоянию, ко¬
нечно же нет. Если же судить по тому, что может позже принести эта
сделка, то, вероятно, да...» Через день газета взглянула на дело еще оп¬
тимистичнее. «Уорлд» напомнила читателям о выгодах, которые «уже
теперь получат китобои Новой Англии, жители Орегона и Калифор¬
нии». Были упомянуты перспективы развития торговли с Азией, рас¬
ширение пушной индустрии и рыболовной отрасли.
Республиканская «Нью-Йорк геральд» выступила с резкой критикой
того «нажима на прессу», который осуществил госсекретарь Сьюард,
добиваясь в печати выгодного освещения сделки. Газета была возмуще¬
на бесцеремонным «промоушеном», который Сьюард организовал
с помощью тайных ужинов, на которые приглашались нужные люди.
Делался саркастический прогноз о том, что «с помощью пенсильван¬
ского ростбифа, виргинских устриц, копченой моржатины, доставлен¬
ной прямо из Берингова пролива, тушеной «оленины по-эскимосски со
льдом», калифорнийских вин, кентуккийского виски, семи миллионов
долларов и наглого лоббирования несгибаемый Сьюард, наверное, все
же очарует всех своих клиентов». Отдав дань подобным упражнениям
в иронии, «Геральд» затем... поддержала договор с Россией, поскольку
он «позволит янки совершить фланговый обход англичан, окопавших¬
ся в Канаде». Газета выразила надежду на то, что американцы поймут
всю выгоду сделки, которая позволила создать «новую империю,
по площади вдвое превышающую территорию Франции».
Нью-йоркская «Ивнинг пост», оглядываясь по сторонам в поисках
подсказки, никак не могла понять, чья же сторона берет верх — сто¬
ронников аляскинского договора или его противников. 1 апреля, акку¬
рат в День дураков, «Пост» с утра пораньше напомнила читателям, что
они стали совладельцами «мерзлой, бесплодной, пустынной области,
не представляющей ни малейшей ценности ни сейчас, ни в перспекти¬
ве». Вечером того же дня в новом выпуске «Пост» было сообщено ни-
чтоже сумняшеся, что приобретение русской территории — это шаг
вперед по сравнению с прошлыми территориальными ошибками,
шанс установить бесспорное американское владычество на всем тихо¬
океанском побережье и возможность вытеснить Англию из этого реги¬
она земного шара. Однако 8 апреля «флюгерная» редакция «Пост»
вдруг развернулась на 180 градусов и открыла критический огонь из
всех орудий: «Мы твердо надеемся, что сенат отклонит предлагаемый
проект сделки!» После этого резкого выпада 9 апреля 1867 года газета
сдержанно высказалась в пользу договора, а 19 апреля пошла еще даль¬
Слухи и мутация морали (1830-1880)
ше, нарисовав блестящую картину развития Аляски и процветания ее
жителей.
Из семи тогдашних нью-йоркских газет не всем приходилось дер¬
жать нос по ветру. Четыре издания с самого начала были склонны ско¬
рее поддержать «причуду Сьюарда», исходя из чувства политической
перспективы и прагматического расчета.
«Худший из политических шагов»
В обстановке слухов и пересудов разные газеты высказывали разные точ¬
ки зрения, постепенно вырабатывая консенсус или общий знаменатель.
«Филадельфия леджер», высказав в начале некоторые сомнения на¬
счет эффективности политической агитации среди белых медведей,
порезвилась всласть по поводу экзотической сделки, но отказалась от
открытой конфронтации с администрацией Джонсона-Сьюарда. Газета
«Уилмингтон дейли коммершиал», одобрив идею приобретения Аляс¬
ки, высказалась против ее покупки: «Нам кажется, сделан худший из по¬
литических шагов, ибо в конечном итоге эта северная земля все равно
неизбежно стала бы собственностью нации янки. Мы полагаем спра¬
ведливой такую цену, которая нам ничего бы не стоила».
Выходящая в Мемфисе «Дейли пост» была разгневана той скандаль¬
ной манерой, с которой бесцеремонный госсекретарь навязал стране
договор с Россией. Газета высказала уверенность в том, что подобные
действия госсекретаря и президента «еще более заклеймят их в глазах
общественности». Франкоязычная «Трибюн» (Новый Орлеан) выска¬
зала умеренные сомнения по поводу ценности купленной северной тер¬
ритории: коль скоро русские так страстно стремились избавиться от
этой земли, стало быть, от нее нет никакого толка.
В Чикаго «Ивнинг джорнэл» приветствовала заключение сделки
с Россией, не приведя никаких убедительных доводов, а вторая веду¬
щая газета — «Рипабликэн» — заняла скорее выжидательную позицию.
Вашингтонский корреспондент этой газеты назвал аляскинский дого¬
вор «большим фарсом», а редактор, заглядывая в будущее, нарисовал
пугающую перспективу появления в палате представителей депутата из
аляскинской Ситки «в шубе из медведя гризли и штанах из нерпичьей
шкуры». В Цинциннати мнения прессы также разделились, но в целом
был выдержан сдержанно-позитивный тон.
В целом по стране пресса, которая в вопросе о приобретении Аляс¬
ки вначале прибегла к язвительным нападкам и своеобразной «ядотера-
пии», затем проявила дальновидность и благосклонно отнеслась к то¬
му, что страна получила богатые ресурсы рыбы, морского зверя, пуш¬
k
96.
Введение в руморологию. Глава 3
нины, древесины, полезных ископаемых, хотя до грядущей «золотой
лихорадки» оставалось еще достаточно много времени.
4. Генри Уорд Бичер. Слухи и реформаторские
силы
«Скандальное лето»
Преподобный Генри Уорд Бичер обладал даром выражать точку зрения
растущего среднего класса, который в эпоху «позолоченного века»
страстно мечтал об успехе и трепетал при мысли о поражении. Условия
для восхождения по социальной лестнице сложились весьма благопри¬
ятные, однако перепады в экономике тоже были резкими. В 1873 году
рухнул биржевой рынок и полмиллиона человек остались без работы.
Через два года после катастрофы в нью-йоркских тюрьмах оказалось
четверть миллиона бездомных бедняков. Как это часто случается в Аме¬
рике, демонстрация вызывающей роскоши и море нищеты заставили
многих людей мечтать о том, как бы пристать к острову именно вызы¬
вающей роскоши. Священник Бичер, излучая флюиды энергии, опти¬
мизма и жизнестойкости, уверял аудиторию, что Господь в качестве лю¬
бящего отца лично желает успеха своим чадам и готов понять, что для
этого людям приходиться играть по грязным правилам торгашеского
«позолоченного века». В то время как Бичер был пастором плимутс¬
кого прихода, в нью-йоркском Бруклине воскресную школу возглавлял
Томас Ширмэн, адвокат магната Фиска...
Подобно карикатурным кандидатам в президенты в кампаниях
1840-х и 1850-х годов, пастор Бичер смело сочетал политику с массовы¬
ми развлечениями. Он стал самым известным оратором в период, ког¬
да ораторы были среди главных знаменитостей страны. Бичер примк¬
нул к стану социал-реформаторов, которые во время борьбы за отмену
рабства поняли, что публичная агитация является важным средством
мобилизации политических сил. Гениально овладев приемами саморек¬
ламы, Бичер устроил в своем приходе символический «аукцион», на ко¬
тором выставил прекрасную молодую негритянку. В истерическом по¬
рыве прихожане бросали в тарелку для пожертвований драгоценности
и деньги, чтобы выкупить юную рабыню из неволи. После Гражданской
войны народ тысячами валил на воскресные службы в церковь Бичера.
Набитые людьми паромы, перевозящие людей в Бруклин, получили
прозвище «лодки Бичера». Те, кто лично не мог прослушать его пропо¬
веди, могли прочитать их записи, распространяемые через газеты по
всей стране. Он стал настолько знаменит, так точно олицетворял дух
времени, что его изображение появлялось в газетных объявлениях,
рекламирующих все от продукции фортепьянной фабрики до новой
модели медицинского бандажа.
Бичер оказался в центре интеллектуального, религиозного и поли¬
тического движения, превратившегося вскоре в республиканское ре¬
форматорское объединение «магвамп», члены которого сохраняли за
собой право голосовать на выборах независимо от партийной линии.
Его сестра Гарриет была автором знаменитой «Хижины дяди Тома».
Еще две его сестры, Кэтрин и Изабелла, прославились выступлениями
в защиту прав женщин. Он дружил с выдающимися суфражистками
Элизабет Кэди Стэнтон и Сьюзен Б. Энтони, редактором Хорасом Гри¬
ли, поэтом Джоном Уиттиером. Он оказывал покровительство симпа¬
тичному, мечтательному и амбициозному Теодору Тилтону, знаменито¬
му лектору и редактору...
Представьте себе, в каком шоке была публика, узнав о том, что Би¬
чер обвиняется в любовной связи с одной из своих прихожанок, кото¬
рой оказалась... жена Тилтона Элизабет. Народ почувствовал свою лич¬
ную причастность к семейной драме, в которую вовлечены близкие
друзья и соседи. И это было неудивительно, поскольку имена подавля¬
ющего большинства участников конфликта были у всех на устах.
Лето 1875 года получило название «скандального» в честь суда над
Бичером. Публика жадно поглощала подробности, обменивалась све¬
жайшими новостями и строила догатки о правдивости показаний сви¬
детелей. Миссис Тилтон сделала шесть письменных заявлений, каждое
из которых опровергало предыдущее...
Специалисты попытались выделить из контекста мелких, непри¬
глядных историй о частной жизни знаменитостей злободневные соци¬
альные вопросы. Однако, как и в случае суда над Сиклсом и аналогич¬
ными процессами последующего периода, «дело Бичера» лишь внешне
казалось юридическим прецедентом, а суть его была, несомненно, свя¬
зана со слухами.
«Неукротимый напор могучей натуры»
Еще в далекие годы, когда Бичер был скромным служителем церкви
в Индиане, в народе шли толки о его сексуальной активности. За спи¬
ной его суровой жены Юнис Бичер (прозванной «миссис Гриффон»)
шептались, что она преждевременно поседела, узнав об амурных по¬
хождениях супруга. Воспользовавшись отъездом Тилтона в лекционное
турне, пастор соблазнил его жену Элизабет, заверив ее, что их «чистая,
страстная, религиозная любовь» никак не нанесет ущерба ее доброде-
i
98—1 ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 3
тел и, пока она будет держать эту страсть в тайне от посторонних лю¬
дей, еще не дозревших до понимания такой связи. Роман удавалось дер¬
жать в тайне в течение года. Когда, не выдержав угрызений совести,
Элизабет призналась во всем мужу, слух довольно быстро разнесся сре¬
ди бичеровского окружения. Кроме мужа, Элизабет исповедовалась ма¬
тери, явно не дозревшей до понимания, а та поведала о беде всем сво¬
им знакомым. Теодор Тилтон в сою очередь поделился новостью со сво¬
им работодателем, издателем Генри Боуэном, а тот сообщил, что мис¬
сис Боуэн на смертном одре призналась, что и у нее была любовная
связь с Бичером. Тилтон был опустошен всем услышанным. С пастором
его связывала глубокая и искренняя дружба, столь характерная для
XIX века. «Ваши письма подобны потокам поцелуев, — писал Тилтон
Бичеру еще в 1863 году и прибавлял: — Шлите еще!» Был случай, когда
миссис Тилтон неожиданно вошла в комнату и увидела, что Бичер си¬
дит у ее мужа на коленях и обсуждает с ним Нагорную проповедь.
Однажды за обедом Тилтон поделился историей об измене жены
с Элизабет Кэди Стэнтон. Оказавшись в Вашингтоне, Стэнтон переда¬
ла историю Виктории Вудхалл по прозвищу «очаровательная брокер-
ша» (та покорила Уолл-стрит, став первым в истории маклером). В опи¬
сываемый момент Вудхалл находилась в ореоле славы как героиня
борьбы женщин за получение избирательных прав. Позднее ей пред¬
стояло совершить еще одну метаморфозу, став сторонницей свободной
любви (лидеры суфражисток констатировали, что их новая харизмати¬
ческая ораторша стреляет из пушек по воробьям). Элизабет предстоя¬
ло убедиться в непредсказуемости Вудхалл, когда та напечатала адюль¬
терную историю Бичера в своем еженедельнике «Вудхалл и Клэд-
флин», присовокупив подробности собственного сочинения. Стэнтон
вынуждена была послать Сьюзен Энтони покаянное письмо: «Я тебя ос¬
корбила, Сьюзен. Можешь приехать и оттрепать меня за уши. Я не буду
сопротивляться...»
Вудхалл опубликовала эту историю, потому что была зла на одну из
сестер Бичера, которая выступила против ее включения в руководство
суфражисток. Вместе с тем, как и почти все писатели, которые преда¬
ют гласности сплетни о частной жизни, Вудхалл сочла необходимым
найти подходящий повод, а потому сослалась на самый популярный —
необходимость разоблачать лицемерие. Бичер, написала она, осудил ее
теорию свободной любви публично, но приватно претворял ее
в жизнь. Священнослужитель, сообщила Вудхалл читателям, в личной
беседе сказал, что считает любой брак «могилой любви». Любой, кто
хоть раз мог увидеть Юнис Бичер, седую и величественную, на близком
расстоянии в плимутской церкви, мог убедиться, что пастор имел лич¬
ный опыт погребения страсти в стенах своего дома... Чтобы смягчить
Слухи и мутация морали (1830-1880) gg
впечатление от своих нападок на Бичера, Вудхалл сообщила также, что
относит «невероятную физическую силу и неукротимый напор могучей
натуры» к лучшим качествам священника.
В плимутском приходе все были убеждены, что Тилтон сам и пове¬
дал Вудхалл все обстоятельства дела. Муж-рогоносец и «очарователь¬
ная брокерша» подружились и, кажется, стали любовниками. Чтобы от¬
влечь подругу от скандала с Бичером, Тилтон взялся написать ее био¬
графию, вставив в проникнутое теплыми чувствами жизнеописание ут¬
верждение Вудхалл о том, что ей удалось воскресить из мертвых своего
слабоумного сынишку, когда он при падении ушиб голову. Вообще сле¬
дует сказать прямо, что и Тилтон, и Бичер повели себя в этой истории
странновато, но прихожане знали, кому нужно прийти на помощь. Ес¬
ли великий проповедник падет, рассуждали они, это будет означать
тяжкое поражение для всего движения за политические реформы, рав¬
ноправие и стабильность гражданского общества, а именно с ними свя¬
зывалось его имя. Поэтому Тилтон был изгнан из прихода и осужден
его членами. В свою очередь Тилтон подал в суд иск, обвинив Бичера
в совращении жены.
Многое в этом процессе показалось бы знакомым сегодняшним аме¬
риканцам. Интересы каждой из сторон защищала целая команда высо¬
копоставленных адвокатов, потративших два месяца на подготовку сво¬
их вступительных и заключительных речей. Один только Бичер вызвал
в суд девяносто пять свидетелей. Его расходы на юристов были на¬
столько велики, что плимутским прихожанам пришлось вчетверо уве¬
личить жалование своего пастора, ибо без ста тысяч долларов он ока¬
зался бы неплатежеспособным. Стоимость билетов на процесс была
пять долларов (по тем временам просто грабительская цена). Экземп¬
ляры журнала Вудхалл с ее давней роковой статьей продавались по со¬
рок долларов за штуку.. До трех тысяч потенциальных зрителей уходи¬
ли от здания суда, так и не попав внутрь. Поклонники осыпали цветами
и Бичера, и Тилтона, а уличные торговцы продавали театральные би¬
нокли прямо в зале заседаний. Каждая газета в стране сочла своим дол¬
гом следить за развитием событий, сообщая читателям исчерпываю¬
щие подробности. Даже собираясь за обеденным столом, все американ¬
цы спорили о виновности или невиновности Бичера.
Казалось, сомнений в содеянном пастором не должно быть, но его
адвокат в заключительной речи отбросил в сторону бесполезные фак¬
ты и сосредоточился на прогнозах: что будет означать для Америки
признание справедливости тилтоновских обвинений. Осуждение Би¬
чера, говорил адвокат присяжным, возбудит радость «во всех уголках
общества, где собираются его самые порочные члены, обмениваясь
слухами, издевками, насмешками. Встать на сторону обвинения означа-
*
lOO Введение в руморологию. Глава 3
ет объединиться с поклонниками «свободной любви»... Восемь дней
в страшную жару (лето стояло адское) присяжные вели свои дебаты,
а репортеры повисали на уличных фонарях, чтобы разглядеть хотя бы
тени на оконных портьерах. В конце концов, не достигнув единоду¬
шия, присяжные заседатели девятью голосами против трех оправдали
Бичера, а процесс закончился без вынесения вердикта. Бичер сохра¬
нил кафедру в своем приходе и большую часть своей репутации. Когда
он умер в 1887 году, в Бруклине был объявлен однодневный траур, а за¬
конодательное собрание прервало свою работу в знак уважения к его
памяти. Около пятидесяти тысяч человек выстроились на тротуарах,
наблюдая за скорбной процессией. Тилтон переехал во Францию, где
стал заметной фигурой в кафе и шахматных клубах. Несчастная Элиза¬
бет Тилтон оставалась под своеобразной опекой плимутской церкви,
пока не решила в очередной раз переменить версию роковых событий,
обвинив Бичера в том, что он таки соблазнил ее. Виктория Вудхалл то¬
же отреклась от былых убеждений. Эмигрировав в Англию, она читала
лекции о святости моногамного брака, а ее дочка Зулу Мауде деклами¬
ровала публике отрывки из Шекспира. В конце концов Вудхалл вышла
замуж за богатого лондонского банкира.
Глава 4
Как появился класс
знаменитостей (188о-1 goo)
1. Страшная повесть Гровера Кливленда
«Энергичный, бескомпромиссный человек, не имеющий
каких-либо планов»
XIX век заканчивался в атмосфере смятения и раздражения (вещи,
возможно, знакомые сегодняшним гражданам не понаслышке).
В стране отсутствовала политическая идеология, способная вы¬
звать всеобщий энтузиазм, а избиратели пришли к твердому убежде¬
нию, что все политики мошенничают. «В тот период, — отмечал Уильям
Аллен Уайт, — народ страстно мечтал, чтобы пришел наконец энергич¬
ный, бескомпромиссный человек, не имеющий каких-либо планов».
И тогда в эту кипящую злостью магму свалился Гровер Кливленд. Публи¬
ка мало что знала о нем, кроме того что он отличается исключительной
честностью. Свою честность он проявил в Буффало, штат Нью-Йорк,
где возник из неизвестности, чтобы стать кандидатом в мэры от рефор¬
маторов. После того как в течение шести месяцев он накладывал вето на
каждую белиберду, которую подсовывали ему простаки из городского за¬
конодательного собрания, он был выдвинут в кандидаты в губернаторы
и одержал ошеломительную победу. Оказавшись в Олбани, он два года
сидел за губернаторским столом и продолжал рассылать вето по всем ад¬
ресам. Наконец в июне 1884 года за окнами местного капитолия грянул
пушечный залп. Взволнованный помощник сообщил Кливленду, что это
был сигнал о том, что в Чикаго на съезде Демократической партии бы¬
ла утверждена его кандидатура на пост президента страны.
к
102 Введение в руморологию. Глава 4
«Вы уверены? Хорошо, давайте закончим нашу работу»,— произнес
Кливленд, возвращаясь к вороху документов.
Подобно Джону Куинси Адамсу, Кливленд, казалось, не должен был
оказаться в атмосфере слухов, сопровождающих предвыборную кампа¬
нию. Кливленд страшно стеснялся женщин своего круга, хотя в моло¬
дые годы в Буффало он любил пошутить с менее грозными прелестни¬
цами, когда в Немецком саду по вечерам пил пиво и пел песни. Однако
к тому времени, когда он стал фигурой общенационального масштаба,
единственным свидетельством того, что Гровер-жизнелюб когда-то су¬
ществовал в природе, была его талия,— кандидат в президенты имел
живой вес более трехсот фунтов. Даже его легендарная честность про¬
являлась самым необычным образом. «Это не моя заслуга, что я посту¬
паю правильно, — объяснял народу Гровер. — У меня просто нет соблаз¬
на поступать неправильно». Его мировоззрение было консервативным
в прямом и переносном смысле. Например, он был шокирован попыт¬
ками историков взять под сомнение историю про Джорджа Вашингто¬
на и вишневое дерево... На посту президента он мог наложить вето на
десять тысяч долларов, выделенных для покупки семенного зерна и по¬
сылки его в пораженные засухой районы Техаса, и заявить, что такое
вспомоществование со стороны правительства «ослабит сильные сто¬
роны нашего национального характера».
Вся эпопея выборов 1884 года остается в народном сознании в виде од¬
ной карикатуры, изображающей толстяка с пышными «моржовыми» уса¬
ми, за которым гонится женщина с плачущим младенцем, который кри¬
чит: «Мама, мама! Где мой папа?» Легенда гласит, что у Кливленда, оказы¬
вается, был незаконнорожденный ребенок. Однако избиратели, проявив
терпимость, все равно проголосовали за Кливленда. Реальные факты го¬
разда интереснее. Кливленд, казалось, должен был победить без труда,
но висел на волоске из-за разговоров о его частной жизни. Он, вероятно,
мог убедить публику, что рожденный вне брака ребенок, из-за которого
разгорелся сыр-бор, не имеет к нему отношения, но предпочел этого не
делать. У него на это были свои причины, настолько романтичные, что
никому и в голову не пришло связать их с непреклонным, косноязычным,
добившимся всего в жизни своим горбом деятелем, почти всю свою
жизнь прятавшимся за письменным столом, заваленным бумагами.
«Вульгарный развратник, который притащит с собой
в Вашингтон блудниц»
Кливленд и его соперник от республиканской партии сенатор Джеймс
Блэйн из штата Мэн являли собой полную противоположность. Блэйн,
Как появился класс знаменитостей (1830-1880) ^
бывший государственный секретарь, был своим человеком в столице.
Кливленд раньше ни разу не бывал в Вашингтоне и вообще не любил пу¬
тешествовать. Во время предвыборной кампании советники буквально
умоляли кандидата в президенты, чтобы он, вспоминая, как в молодости
переселился из Нью-Йорка в Буффало, не называл это событие «пересе¬
лением на запад», поскольку такое утверждение противоречило учебни¬
кам географии... Кливленд в качестве оратора был настолько «замкнут
на себе», что, работая адвокатом, вызубривал свою речь наизусть и лишь
затем отправлялся в суд. Блэйн был великолепным оратором, обладал бо¬
гатым политическим воображением и мог очаровать кого угодно. Один
из его друзей как-то сказал: «Если бы Блэйн был женщиной, ему охапка¬
ми присылали бы цветы». Сторонники Блэйна называли себя «блэйяка-
ми», а своему кумиру присвоили прозвище «Рыцарь в шлеме с плюма¬
жем». С другой стороны, сенатор жил на широкую ногу, не утруждая себя
объяснениями, как при таких доходах ему удается оплачивать гигантские
счета. Адресаты его посланий часто находили в них приписку «Сожги
это письмо!». Он получал доходы от сомнительных железнодорожных
махинаций и избежал порицания от коллег по конгрессу только благода¬
ря тому, что уничтожал уличавшие его письма. Когда репортеры спроси¬
ли старого соперника Блэйка, каковым являлся Роско Конклинг, наме¬
рен ли тот работать с выдвинутым партией кандидатом, Конклинг фырк¬
нул: «Я давно уже не занимаюсь уголовными делами».
Реформаторское крыло Республиканской партии (так называемые
«магвампы») все явнее показывало свой норов. Демократы знали, что
могут рассчитывать на поддержку «магвампов», если предложат «пра¬
вильного» кандидата. Их выбор пал на нью-йоркского политика по про¬
звищу «Хороший Гровер». Эта была безупречная фигура, «табула раза»
без каких-либо надписей. «Магвампы» с восторгом приняли такую кан¬
дидатуру, но... И двух недель не прошло после выдвижения кандидату¬
ры Кливленла в президенты, как уличные торговцы в Буффало, прода¬
вавшие «Ивнинг телеграф», огласили город криками: «Страшная по¬
весть! Темная глава в жизни политика... История несчастной Марии
Холпин и сына губернатора Кливленда...»
На нескольких газетных столбцах рассказывалось, что Холпин, вдо¬
ва, работающая в местном галантерейном магазине («прекрасная, доб¬
родетельная, умная молодая женщина»), была в прошлом соблазнена
Кливлендом, который отказался помочь ей встать на честный путь, ког¬
да она забеременела. «Падший ангел» покатился по наклонной плоско¬
сти, а бессердечный экс-любовник, «чтобы избавиться от досадной обу¬
зы, засадил бедняжку в психиатрическую лечебницу». Гигантская ста¬
тья заканчивалась сценой, когда Мария покидала город — «с разбитым
сердцем, опозоренная, превратившаяся в никому не нужную изгнании-
к
Введение в руморологию. Глава 4
цу, в то время как ее соблазнитель как ни в чем не бывало витал в эмпи¬
реях праведности, выдавая себя перед великим американским народом
за образчик добродетели». Посчитав, что этой информации недоста¬
точно, газета опубликовала заявление «одного из самых деликатных,
почитаемых и внушающих доверие» граждан Буффало, забыв, правда,
сообщить его фамилию. В заявлении Кливленд был аттестован как
пьянчуга, участник потасовок в пивных и распутник. Еще «два уважае¬
мых» (и снова анонимных) горожанина сообщили, что были очевидца¬
ми драки между Кливлендом и его коллегой-ад во катом, когда они сце¬
пились «из-за одной порочной женщины», причем «оба были пьяны...
едва одеты и измазаны кровью».
«Ивнинг телеграф» не пользовалась безупречной репутацией. При¬
надлежавшая Джозефу Пулитцеру «Нью-Йорк уорлд» презрительно на¬
звала ее «нищей газетой, издающейся в Буффало и имеющей дурную
славу». Тем не менее она в общих чертах изобразила правдивую исто¬
рию. Холпин действительно родила мальчика, которого назвала Оска¬
ром Фолсом-Кливлендом, и Кливленд, не признавший своего отцовст¬
ва, вместе с тем взял на себя материальную помощь младенцу. Когда
у Холпин возникли проблемы с алкоголем, он отослал ее лечиться, а ре¬
бенок был усыновлен одним из друзей Кливленда. По возвращении
в город вдова попыталась предъявить права на ребенка, но Кливленд
откупился, предложив ей пятьсот долларов. После публикации эксклю¬
зивного материала в «Телеграф» Кливленд воздержался от каких-либо
комментариев, хотя и отверг все обвинения «уважаемых граждан»
в той части, где речь шла о малыше Оскаре.
Последующие три месяца интимная жизнь скромного холостяка
бесконечно обсуждалась в редакционных статьях, громогласно упоми¬
налась в церковных проповедях и живо комментировалась в гостиных
«от моря и до моря», как поется в нашем национальном гимне. «Мы не
верим, что американский народ сознательно изберет в президенты
вульгарного дебошира, который притащит с собой в Вашингтон блуд¬
ниц и наймет им жилье поближе к Белому дому»,— негодовала «Нью-
Йорк сан», отказывая в поддержке Кливленду. Пастор Генри Бичер, ра¬
нее готовившийся поддержать своим авторитетом кампанию Кливлен¬
да, как сквозь землю провалился. Член нью-йоркского реформаторско¬
го кружка и законодательного собрания Тедди Рузвельт удивил многих,
выступив на стороне Блэйна и осудив в первую очередь «общественную
карьеру» Кливленда, сославшись также на «личные мотивы». Газеты,
симпатизирующие республиканцам, сделали «страшную повесть» до¬
стоянием всей страны, причем с каждой перепечаткой история стано¬
вилась все более возмутительной. В Цинциннати «Пенни пост» вышла
под аршинными заголовками:
Как появился класс знаменитостей (1830-1880)
МОРАЛЬНЫЙ УРОД
РАЗОБЛАЧЕНИЕ ИСТИННОЙ СУТИ ГРОВЕРА КЛИВЛЕНДА
ВЕСЕЛЫЙ СПУТНИК ГОРОДСКИХ ПРОСТИТУТОК
ПЬЯНЫЙ, ДРАЧЛИВЫЙ, РАСПУТНЫЙ ПОВЕСА
Хотя демократы, организовавшие выдвижение Кливленда на своем
съезде, знали по крайней мере некоторые факты о былом «женолю¬
бии» кандидата, они оставили их без внимания. Они исходили из того,
что в атмосфере резких и болезненных перемен, связанных с «позоло¬
ченным веком», людей беспокоит в первую очередь нечестность поли¬
тиков. Партийные боссы заблуждались. Народ не слишком переживал,
узнав о политиках-ворах, но волновался, наблюдая распад семейных
связей в домах по соседству. Дети многих избирателей, побросав дома
в провинции, отправлялись в город, а большие города, как знает вся¬
кий, кто читает газеты,— это средоточие преступлений, разводов, алко¬
голизма и повального разрушения традиционных нравственных стан¬
дартов. Никому, даже Генри Уорду Бичеру, оказывается, нельзя дове¬
рить свой дом и очаг. Все были согласны с тем, что коррупция в среде
политиков — это позор, но его еще можно перенести. Аморальность
в частной жизни беспокоила граждан куда сильнее. Если бы Александр
Гамильтон дожил до, скажем, 1884 года, он скорее предпочел бы
скрыть от публики свою супружескую измену и позволил бы считать се¬
бя заурядным мошенником.
«Не сошел ли этот человек с ума или он желает кого-то
уничтожить?»
История Марии Холпин вряд ли стала сенсацией для знатоков закулис¬
ной жизни Буффало. Когда Марию нужно было отправить в лечебницу,
Кливленду помогали местный судья и еще несколько детективов. Ребе¬
нок оказался в городском приюте для сирот, а потом был усыновлен из¬
вестным врачом. Несмотря на это, Кливленд оставался респектабель¬
ным юристом. Через несколько лет после того, как Мария исчезла из
города, пост мэра упал к нему в руки, как созревший плод. Возможно,
власть имущие в Буффало исповедовали стандарты публичной морали
в духе старого доброго Александра Гамильтона. А может, это были двой¬
ные стандарты, дающие холостяку «полное право» соблазнять предста¬
вительницу рабочего класса, благосклонно принимающую ухаживания.
Однако правящие круги городского общества, вероятнее всего, подо¬
зревали, что отцовство Кливленда гораздо сомнительнее, чем это было
описано позднее в «Ивнинг телеграф». Мария дала сыну имя Оскар
Фолсом-Кливленд, а мало кто в Буфалло не знал, что покойный Оскар
к
1 об Введение в руморологию. Глава 4
Фолсом был деловым партнером Кливленда по адвокатским делам
и его ближайшим другом. Состоятельный, очаровательный (и жена¬
тый!) Фолсом скончался за несколько месяцев до того, как Мария роди¬
ла сына. Кливленд и Фолсом, два неразлучных друга, были членами
«Джолли риферз» — клуба для работников интеллектуального труда,
желающих отдохнуть в приятной компании коллег. Кливленд и Фолсом
как-то вместе возили принца Уэльского на экскурсию к Ниагарскому во¬
допаду. Когда они занимались адвокатской практикой, Фолсом «вызы¬
вал дождь», а Кливленд не покладая рук «работал в поле». Однажды,
когда Фолсому понадобилось уточнить к^кой-то казуистический во¬
прос, Кливленд посоветовал другу навести справки по книгам и тогда
уже «запомнить все навсегда».
«К твоему сведению, — надменно парировал Фолсом, — я все воспри¬
нимаю на слух, а не по написанному».
В тогдашнем Буффало два друга прекрасно иллюстрировали басню
про стрекозу и муравья. Подобно всем беззаботным стрекозам, Фолсом
в конце концов попал в беду. 23 июля 1875 года, когда он мчался после
приятного мероприятия в своей открытой коляске, его выбросило на
мостовую, где он погиб в одночасье. Кливленд сохранил близкие отно¬
шения с вдовой и дочерью покойного, принимал их как почетных гос¬
тей в губернаторском особняке, а потом и на торжественных праздне¬
ствах в Олбани, когда Кливленда официально уведомили, что он стал
кандидатом в президенты от Демократической партии.
Впоследствии Мария Холпин утверждала, что едва была знакома
с Фолсомом. (Странное заявление, если учесть, что она назвала в честь
адвоката своего сына. Что касается Кливленда, он уж точно не настаи¬
вал на столь фундаментальном увековечивании своего имени.) Пред¬
ставляется вероятным, что Холпин либо была пассией Фолсома, либо
спала с несколькими членами клуба «Джолли риферз». Как бы то ни бы¬
ло, Кливленд взял на себя ответственность в сложной ситуации, по¬
скольку, в отличие от других мужчин этого круга, не был женат. На вто¬
ром сроке президентства Кливленда в магазинах появился скверно на¬
писанный роман «Достопочтенный Питер Стерлинг». В нем рассказы¬
валась история нескладного, но крайне честного молодого политика,
который взял под опеку незаконнорожденного ребенка своего женато¬
го приятеля. Роман стал бестселлером, поскольку все читатели были
уверены, что знакомятся с подоплекой шумного скандала вокруг Оска¬
ра Фолсом-Кливленда.
Люди в лагере Гровера Кливленда так и не опровергли версию, вы¬
двинутую Марией Холпин. Сам кандидат запретил это делать. «Вчера
вечером я узнал, что владелец газеты «Буффало курьер» Маккьюн гото¬
вит публикацию о том, что... я не имею ни малейшего отношения к ста¬
Как появился класс знаменитостей (1830-1880) ^
тье в «Ивнинг телеграф». То есть я невиновен, а мое молчание призва¬
но защитить моего друга Оскара Фолсома, — писал Кливленд 31 июля
своему секретарю Дэниэлу Локвуду. — Скажите, не сошел ли этот чело¬
век с ума или он желает кого-то уничтожить? Неужели он настолько
глуп, что хотя бы на мгновение может предположить, что вся история
соответствует действительности (это не так, и не в этом причина мое¬
го молчания), а я позволю ради своего спасения навести тень на память
покойного друга? И это происходит в тот момент, когда миссис Фолсом
с дочерью гостит в моем доме!» Письмо заканчивалось категорическим
требованием, что «остановить статью Маккьюна. Я уже предотвращал
ее публикацию по крайней мере в другой газете. Жду от вас известий»
Кливленд со всей серьезностью защищал имя Фолсома, но по такой
причине, о которой не догадывались самые пылкие сплетники Буффа¬
ло. Дело в том, что толстый, неуклюжий, немолодой кандидат в прези¬
денты потерял голову от любви к дочери Оскара Фолсома, прекрасной
Фрэнсис, которая в ту пору была студенткой колледжа. Все были увере¬
ны, что он всего лишь по-отцовски опекает девушку. В свое время он
приобрел для нее детскую коляску и брал малышку на пикники, органи¬
зуемые клубом «Джолли риферз». К моменту президентских выборов
Кливленд еще не успел раскрыть своих чувств, но каждую неделю посы¬
лал Фрэнсис цветы из губернаторской оранжереи. В общем, как заме¬
тил один современный комментатор, весь этот сюжет уместнее в ка¬
ком-нибудь романе Томаса Гарди, чем в материалах о выборах прези¬
дента Америки.
Ни Кливленд, ни Фрэнсис, ни вдовая миссис Фолсом так и не дали
публичных комментариев о данном скандале или об истинном отце ма¬
лыша Оскара Фолсом-Кливленда. «Что бы вы ни делали, говорите прав¬
ду»,— телеграфировал Кливленд местным организаторам своей кампа¬
нии. Однако при этом он не уточнил, в чем заключается правда. Его
чувство деликатности не распространялось так далеко, чтобы скрыть
телеграфные послания от посторонних глаз. Демократы делились со¬
держанием депеши со всеми встречными репортерами...
Кливленд удалился в губернаторскую резиденцию и фактически са¬
моустранился от последующей предвыборной кампании. Блэйн совер¬
шал поездки по стране, каждый дань читал речи, а Кливленд появился
на людях дважды, сделав очень короткие и весьма сухие заявления о ре¬
форме гражданской службы. В глубине души он, разумеется, корчился
от унижения и беспокойства, переживая, как скандал может сказаться
на чувствах Фрэнсис. В письме приятелю он вздыхал: «Как часто мне
хочется, чтобы я был свободен, а кандидатом вместо меня был бы ка¬
кой-нибудь хороший друг...»
ю8.
Введение в руморологию. Глава 4
«До меня действительно дошел один слух...»
И в стане Кливленда его сторонники не могли удержаться от пересудов
или своих собственных сценариев того, что произошло. «Нью-Йорк
уорлд» сообщила своим читателям, что в молодые годы Кливленд «от¬
давал дань сердечным увлечениям и, встретив эту женщину на своем пу¬
ти... вступил с нею в интимную связь. Она была вдовой и не пользова¬
лась доброй славой. Узнав это, мистер Кливленд начал наводить справ¬
ки и обнаружил, что двое из его друзей были близки с нею одновремен¬
но с ним. Когда на свет появился ребенок, Кливленд, стремясь защи¬
тить двух своих женатых приятелей, взял всю ответственность на се¬
бя...» Обращает на себя внимание то, что Кливленд, по возрасту стар¬
ше Марии Холпин, по этой версии «отдавал дань сердечным увлечени¬
ям» в молодые годы, а его сексуальная партнерша «не пользовалась до¬
брой славой». Такого рода двойные стандарты до глубины души возму¬
тили защитников прав женщин, и это было одной из причин того, что
принадлежащий Люси Стоун «Уименз джорнэл» пошел крестовым по¬
ходом на кандидата Кливленда. Эта скандальная история, писала Сто¬
ун, привела к тому, что «половина газет в Соединенных Штатах пере¬
полнена апологиями унизительного порока, в которых каждый раз¬
вратный мужчина и беспутный юноша находит оправдание собствен¬
ным поступкам».
Однако самыми опасными для Кливленда оказались сплетни о том,
что Мария Холпин была всего лишь одной жертвой в длинной верени¬
це женщин, пострадавших от похоти губернатора. Кажется, все эти ра¬
зоблачения исходили от одного человека — преподобного Джорджа
Болла, пастора баптистской церкви на Хадсон-стрит в Буффало. «Рас¬
следования предоставляют нам все больше доказательств разврата,
слишком ужасающего, чтобы о нем можно было говорить вслух,
и слишком мерзкого, чтобы в него можно было поверить, — гремел па¬
сторский голос с кафедры. — Случай с Холпин не был единственным.
Замужние ныне женщины, боящиеся разоблачения грехов своей моло¬
дости, тоже пали жертвой этого человека и сейчас стараются скрыть
свою былую связь с ним. Некоторые униженные и сломленные жертвы
его похоти покоятся в могиле. Даже став губернатором нашего велико¬
го штата, он не отказался от блуда. Многочисленные слухи говорят
о его похождениях в Олбани, и хорошо проверенные факты обличают
его в Буффало».
Почти в каждой кампании, основанной на сплетнях, появляется
кто-нибудь вроде Болла, человек, готовый двадцать четыре часа в сутки
раздувать и совершенствовать любой скандал. Болл — единственный из
ГтудД||1^ Как появился класс знаменитостей (1830-1880) ^
жителей Буффало, кто во всеуслышание говорил, что имеет доказа¬
тельства, что в греховные сети Кливленда угодила не одна Мария Хол¬
пин (правда, он так и не обнародовал эти «доказательства»). Пользую¬
щийся уважением священник так и не поведал миру о тех мотивах, ко¬
торые заставили его пойти в крестовый поход и спасти человечество
от Гровера Кливленда. Фигура Болла занимала столь выдающееся мес¬
то в эпидемии слухов, что редактор «Нэйшн» и «Нью-Йорк ивнинг
пост» Э. Л. Годкин в сою очередь занялся исследованием приватной
жизни пастора. К несчастью для редактора, два священнослужителя
имели полностью совпадавшие имена и фамилии. Один Джордж Болл
был никчемным человеком, изгнанным из Индианы «за оскорбление,
нанесенное христианке», а второй, любящий обличения, пользовался
в Буффало безупречной славой. В своих разоблачениях Годкин перепу¬
тал первого со вторым. Преподобный Джордж Болл подал в суд за кле¬
вету, и Гроверу Кливленду пришлось оплатить половину расходов на
юридическую защиту злополучного редактора.
Хотя Болл был, кажется, единственным, кто всенародно раздувал
слухи о сексуальной одержимости Кливленда, многие граждане прибег¬
ли к старомодной, но проверенной тактике распространения сплетни
за обеденным столом, в гостиницах, клубах и пивных, посещаемых ра¬
бочим людом. Руководитель избирательной кампании Кливленда, пыта¬
ясь обнаружить первоисточник слухов о регулярных связях Кливленда
с проститутками, получил от некоего Руфуса Грина следующее письмо:
«Уважаемый сэр!
В ответ на Ваш запрос о том, говорил ли я когда-либо, что «один вид¬
ный житель Буффало посетил Олбани и встретил там губернатора
Кливленда, настоявшего на том, чтобы пойти поужинать вместе в мес¬
то, где гость увидел печально известную куртизанку», могу сообщить,
что подобного заявления я никогда не делал. До меня действительно
дошел слух, что с одним видным жителем Буффало случился вышеупо¬
мянутый инцидент. Однако в том слухе ни одно имя не было названо.
В частных беседах я два или три раза пересказал эту историю, но вся¬
кий раз как простой слух».
Если бы кандидат Кливленд был женат, если бы его могла защитить
какая-нибудь решительная Хиллари Клинтон образца XIX века, самые
дикие слухи, вероятнее всего, вскоре бы утихли. Но его холостяцкое
положение давало пищу разговорам о том, что тут не обошлось без ка¬
кого-то извращения. «...Хотя это ничего не доказывает, — писала выхо¬
дившая в Массачусетсе религиозная газета «Евангелист», — возникают
подозрения о многом таком, о чем мы даже и думать не желаем». Кажет¬
ся, сами сторонники Кливленда испытывали неудобство в связи с тем,
что их кандидат не ходит на свидания к какой-нибудь респектабельной
>
llO Введение в руморологию. Глава 4
женщине. В жизнеописании Кливленда, созданном в рамках предвы¬
борной кампании Бенджамином Ле Февром, проблема была решена
с помощью игривой выдумки о безвременно скончавшейся невесте.
Не остановившись на этой сенсации, Ле Февр конфиденциально уведо¬
мил читателей, что Кливленд, постепенно оправившийся от горя, всту¬
пил в переписку с «очаровательной брюнеткой 35 лет от роду, с прият¬
ными манерами и значительным капиталом». Брюнетке предстояло
стать миссис Кливленд после выборов. (Как и большинство авторов
предвыборных биографий, Ле Февр не жалел сил в поисках положи¬
тельной стороны каждого неопровержимо отрицательного фактора.
«Бросается в глаза растущая тучность, — писал Ле Февр, — но это обыч¬
ный признак стойкого темперамента».)
Народ, получив возможность выбирать между честным политиком
с темным пятном в личной жизни и продажным с восхитительно нала¬
женной семейной жизнью, явно склонялся в сторону семьянина. В по¬
пытке снова привлечь на свою сторону Генри Бичера Кливленд напра¬
вил стойкой супруге пастора письмо, опровергавшее все нападки пас¬
тора Болла и сообщавшее до смешного короткий список всех внеслу¬
жебных мероприятий, в которых Кливленд принимал участие в быт¬
ность губернатором. Бичер в конце концов пришел на выручку канди¬
дату и в каком-то восторженном порыве заявил, что если Кливленда
поддержит каждый мужчина, хоть раз изменивший жене, победа
в Нью-Йорке ему обеспечена с перевесом в двести тысяч голосов.
«Сан» язвительно усмотрела в этом призыв ко всем неверным мужьям.
«Мать сына нашего холостого губернатора»
Для политика, замешанного в сексуальном скандале, это было суровое
время. Публика симпатизировала тому, что мы называем сегодня семей¬
ными ценностями, и появилось беспрецедентное количество средств
массовой информации, старающихся угодить обеспокоенным читате¬
лям. В больших городах газеты вели жестокую борьбу за тиражи и, слов¬
но одержимые, охотились за будоражащими воображение новостями.
Себестоимость издания газеты все еще была сравнительно невысокой,
и даже городок с десятью тысячами жителей мог иметь по крайней ме¬
ре одно ежедневное издание. Города средней руки имели до полудюжи¬
ны изданий, многие из которых представляли собой мелкие, плохо фи¬
нансируемые, безответственные газетенки вроде «Ивнинг телеграф».
Под видом новостей они предлагали главным образом перепечатки то¬
го, о чем говорили крупные газеты. Жанр журналистского расследова¬
ния находился в зачаточном состоянии. Очень немногие газеты дейст¬
Как появился класс знаменитостей (1830-1880) ^ ^ ^
вительно пытались проверить историю младенца Оскара, прибегая для
этого к беглым интервью с другом или недругом кандидата в президен¬
ты. Когда стало известно, что Мария Холпин (по любимому выражению
газет, «мать сына нашего холостого губернатора») живет в небольшом
городе Нью-Рошель, штат Нью-Йорк, хлынувшие туда посетители пре¬
вратили местечко в подобие Майами-бич в разгар курортного сезона.
Репортеры «Нью-Йорк стар», которые, кажется, несли непрерывную
вахту на ныо-рошельском железнодорожном вокзале, сообщали о появ¬
лении «незнакомцев с развязными манерами и проницательными глаза¬
ми», которые крутились возле перрона. Прибывшему в город легендар¬
ному пастору Боллу было отказано в посещении дома Марии Холпин.
Пастор покинул город, сообщала «Стар», «преисполненный отвраще¬
ния и как никогда убежденный в правдивости скандального слуха».
В ту пору, когда Нью-Рошель начал привлекать к себе внимание мно¬
гочисленных визитеров, лидеры местных демократов, вступив в кон¬
такт с Джеймсом Сикордом, дядюшкой Марии, предложили ему деньги
в обмен на обещание держать племянницу под замком. Сикорд, гото¬
вый по семейной традиции принимать наличные из любых рук, согла¬
сился, но в августе того же года «Нью-Рошель пайонер», задыхаясь от
волнения, сообщила, что Марию, кажется, похитили. «Публика может
без труда догадаться, кто более всех был заинтересован в получении
контроля над Марией Холпин», — мрачно намекала газета на личность
похитителя.
Сага о похищении Марии была перепечатана в антикливлендском
буклете «Скажите правду, или История о злоключениях одной труже¬
ницы». На обложке читателям было обещано поведать «историю о не¬
давнем похищении Марии Холпин из Нью-Рошели и довести до их вни¬
мания «страшную повесть», впервые напечатанную выходящей в Буф¬
фало газетой «Ивнинг телеграф»...
Буклет был богато иллюстрирован сценами земной жизни Марии
Холпин и включал, например, фотографию галантерейного магазина
«Флинт энд Кенте», в котором Мария работала продавщицей, пока не
забеременела, а также копию записки, якобы оставленной женщиной,
когда ее умыкали: «Нью-Рошель, штат Нью-Йорк. Дядя! Не беспокойся.
Я уезжаю...» Мария явно относилась к тому типу женщин, которые не
забывают ставить дату и координаты на своих посланиях, даже если
речь идет о записке, написанной в момент похищения на столе в гости¬
ничной комнате.
Вряд ли это было классическое похищение. Мария уехала по собст¬
венной воле, скорее всего, с друзьями Кливленда, которые все еще на¬
деялись уговорить ее «снять с крючка» кандидата в президенты от Де¬
мократической партии. Как бы там ни было, она без особого шума вер-
к
112 Введение в руморологию. Глава 4
нулась потом в город и отбилась от стаи репортеров, штурмующих две¬
ри ее дома. 14 августа активная как всегда «Ивнинг телеграф» опубли¬
ковала интервью, якобы данное Марией «через посредника». На во¬
прос, намерена ли она публично реабилитировать Кливленда, Мария,
по словам газеты, «напряглась и, сделав над собой громадное усилие,
ответила весьма впечатляющим и искренним образом: «Чтобы я сдела¬
ла заявление, реабилитирующее Гровера Кливленда? Да никогда в жиз¬
ни! Я лучше пущу себе пулю в сердце!»
«Кипит млеком человеческой доброты»
Прокливлендские издания не жалели усилий, чтобы отмыть добела ре¬
путацию человека, которого в определенных кругах называли не иначе
как «Чудовищем из Буффало». Газета «Нью-Йорк уорлд» анонсировала
статью об «интимной жизни Кливленда», в которой о Марии Холпин
не было ни слова, зато впервые сообщалось, что кандидат «кипит мле¬
ком человеческой доброты, а его сердце способно вместить все челове¬
чество». Как и многие другие предвыборные материалы, в статье делал¬
ся акцент на персональные качества, а не на платформу кандидата.
Взгляды Кливленда на кардинальные проблемы той поры покрыты
мраком неизвестности. Он сам хотел, чтобы акцент кампании делался
на личные качества, и теперь попал в собственный капкан.
Демократы, порывшись в биографии Блэйна, обнаружили, что се¬
натор поневоле пошел под венец, когда его невеста забеременела. Это
была старая история, всплывающая всякий раз, когда Блэйн выставлял
свою кандидатуру, и она казалась довольно ничтожным поводом для
разжигания сексуального скандала, тем более что Кливленд отказался
иметь к нему какое-либо отношение. Когда помощники губернатора
принесли ему связку писем, будто бы компрометирующих оппонента,
Кливленд порвал их, сказав: «Пусть вся монополия на грязь в этой кам¬
пании останется у другой стороны». Как и случай с депешей «Говорите
правду», история с принципиальным постулатом президента без осо¬
бой помпы была передана всем заинтересованным средствам массовой
информации.
Блэйн активно вел свою кампанию и произнес четыреста речей за
шесть недель, пока Кливленд сидел у себя дома. На финише предвыбор¬
ной гонки случилось то, что можно было назвать самым катастрофиче¬
ским днем в истории американских выборов. 29 сентября («Черный
вторник», по выражению «Нью-Йорк уорлд») Блэйн обратился к груп¬
пе протестантских священников, собранных его сотрудниками с целью
Как появился класс знаменитостей (1830-1880) 1 1 ^
продемонстрировать, что их кандидат «дружит с ангелами». Преподоб¬
ный Сэмюэл Берчард произнес приветственную речь. «Мы — республи¬
канцы и не собираемся, бросив свою партию, связываться с партией,
в предыстории которой ром, римская вера и раскол»,— сказал пастор,
намекая на невоздержание, католицизм и демократов-южан. Блэйну яв¬
но не по сердцу пришлись антикатолические разговоры, поскольку
мать его была католичкой, а сестра монахиней. Однако дело было не
в этом. То ли по причине физической усталости Блэйн не расслышал
роковое замечание, то ли он не хотел устраивать публичную схватку
с Берчардом, но он никак не отреагировал. Это было роковой ошиб¬
кой, поскольку голоса избирателей ирландского происхождения дава¬
ли шанс победить в Нью-Йорке. После этого помощники Блэйна быст¬
ро увезли его в ресторан «Дельмонико» на ужин, устроенный финанси¬
стом Джеем Гулдом и некоторыми другими известными в городе тол¬
стосумами. По замыслу устроителей, эта встреча должна была поднять
рейтинг Блэйна в качестве знатока экономических вопросов... На сле¬
дующий день вместе с сообщениями об «антикатолическом спиче»
«Нью-Йорк уорлд» на первой полосе дала оглушительную по воздейст¬
вию карикатуру под заголовком «Царский пир Бальтасара Блэйна и де¬
нежных королей». Блэйн был изображен за обеденным столом вместе
со своими друзьями из большого бизнеса. Теплая компания поглощала
«пуддинг по-лоббистски» и «патронажный пирог», а у дальнего стола
стояли члены семьи, умирающей от голода.
Если бы Блэйн 29 сентября слег в постель с простудой, республикан¬
цы наверняка победили бы на выборах. Нью-Йорк сыграл ключевую
роль, поскольку в других штатах голоса распределились почти поровну.
После долгой паузы и нескольких дней напряженного ожидания Клив¬
ленд был объявлен победителем, получив в Нью-Йорке перевес в 1149
голосов. «Я выиграл бы в Нью-Йорке с перевесом в 10 тысяч голосов,
если бы в день выборов была хорошая погода, а пастор Берчард в этот
момент занимался миссионерской деятельностью где-нибудь в Малой
Азии или Кохинхине»,— сказал Блэйн. В действительности в этом слу¬
чае его поражение было бы еще более жестоким. Страну поразил ост¬
рый экономический спад, а репутация республиканцев как взяточни¬
ков оттолкнула от них даже большую часть их сторонников. Многие
прежние республиканские издания перешли на сторону Кливленда. Ре¬
альная драма заключалась в том, что всего лишь тысяча двести бюлле¬
теней отделяла демократов от проигрыша их кандидата в своем собст¬
венном штате и от поражения на общенациональных выборах. Позд¬
нее политологи единодушно называли выборы 1884 года одними из са¬
мых грязных за всю двухсотлетнюю историю страны.
114-
Введение в руморологию. Глава 4
Жизнь после сплетни
Вновь избранный президент был отнюдь не в триумфальном настрое¬
нии. «Я намерен проявлять христианскую добродетель милосердия ко
всем людям, за исключением тех, кто запачкан участием в грязном
скандале и связях с боллистами, — писал Кливленд другу. — Не верю,
что Господь простит их когда-либо, и не намереваюсь проявлять снис¬
хождение. Четыре предстоящих года представляются мне ужасным по¬
каянием, принятым во имя блага моей страны». Сознание того, что ты¬
сячи незнакомых ему людей и многие из прежних его друзей сплетни¬
чают о его интимной жизни, сделало Кливленда еще более замкнутым
и подавленным.
Мария Холпин бесследно скрылась из вида. Только еще один раз она
дала Кливленду о себе знать, когда в 1895 году прислала письмо с прось¬
бой дать денег. Кливленд не ответил на эту просьбу. Малыш Оскар был
усыновлен врачом из Буффало и получил новое имя — Джеймс Кинг.
Когда вырос, он в свою очередь стал врачом. До его коллег доходили глу¬
хие слухи о семейной тайне, но сам доктор Кинг никогда не разговари¬
вал на эту тему. Он на всю жизнь остался холостяком, жил одиноко в сво¬
ем большом доме в Буффало с одной (или, если верить слухам, двумя)
медсестрой, помогавшей ему в работе. Он стал одним из лучших в США
гинекологов. В эпоху, когда применение анестезии все еще было связа¬
но с большим риском для жизни, к нему обращались за экстренной по¬
мощью при операциях по удалению матки. Умер он в 1947 году.
Через полтора года после победы на выборах Гровер Кливленд же¬
нился на Фрэнсис Фолсом, которой в тот момент был двадцать один год.
2. Новая знаменитость.
«Пожать руку, которая пожала руку...»
Во времена Гровера Кливленда президенты еще хранили верность ста¬
рой традиции, по которой в Белом доме регулярно устраивались при¬
емы, на которых любой гражданин мог познакомиться с главным долж¬
ностным лицом страны. И Кливленд покорно, хотя и мимолетно, каж¬
дый понедельник, среду и пятницу общался с сотнями совершенно не¬
знакомых ему граждан. Наверное, он не очень любил эту часть £воих
президентских обязанностей. «Я за свою жизнь голосовал за многих
президентов, — с восторгом говорил ему один пожилой визитер, — но
живьем ни одного не видел... Вон вы какой здоровяк!» Визитеров эти
Как появился класс знаменитостей (1830-1880) 11^
приемы тоже не всегда заставляли восхищаться. Сестра Кливленда Ро¬
уз, первая его хозяйка в Белом доме, делясь с репортером впечатления¬
ми от вереницы гостей, призналась, что, пожимая руки, про себя дек¬
ламировала древнегреческие стихи.
Однако на приеме 4 апреля 1887 года публика не находилась в обыч¬
ном своем подавленном состоянии. Гости, кажется, не заметили даже
появления президента в зале. Всеобщее внимание было обращено на
высокого молодого человека в элегантном черном костюме, стоявшего
в стороне с двумя пожилыми спутниками и, казалось, не обращавшего
внимания на оживление в толпе. Джон Л. Салливан, чемпион мира в ку¬
лачных боях, был в некотором смысле популярнее самого йрезидента.
Его портреты встречались повсюду — в журнальной рекламе, на сигар¬
ных вкладышах, коллекционируемых мальчуганами для последующего
обмена, на зеркалах в половине американских салунов. Газеты были
полны подробностями о его победах на ринге и его поражениях в барах
и спальнях. Плакаты с его изображениями были расклеены на всех сте¬
нах в городах, где он выступал на ринге (а Салливан выступал повсюду).
Газеты печатали посвященные ему стихотворения, а музыканты сочи¬
няли в его честь бесчисленные песни, включая хит той поры «Поддай
ему, Макклоски!»
Кроме прочего, Салливан прославился как горький пьяница, изби¬
вавший жену и набрасывавшийся на кого угодно, включая лошадь, кото¬
рую он как-то послал в нокаут за нанесенное ему оскорбление. Никакой
скандал не способен был испортить его реноме, а наоборот, укреплял
его. Спортивные достижения и бурная личная жизнь были неразрывно
переплетены в его имидже. Легенды о его физической силе (говорят,
что он, лежа в колыбели, поставил наклонившейся тетушке синяк под
глазом) были неразрывно связаны с легендами о его рассеянном образе
жизни. За один присест он мог выпить семьдесят семь коктейлей из
джина и шампанского, утверждали поклонники (по другой версии, ре¬
корд составил пятьдесят шесть порций за один час). Это была первая
знаменитость в американском шоу-бизнесе. Люди, стоявшие за ним
в очереди к президенту, расходились по домам, унося с собой популяр¬
ную фразу дня о том, что при встрече с президентом Кливлендом они
смогли «пожать руку человеку, который пожал руку Джона Салливана!»
«Остаюсь вашим искренним личным другом -
Джон Л. Салливан»
Салливан стал предвестником новой эры в США и объектом сплетен.
До конца XIX столетия героями американской нации были генералы,
политики или, иногда, бесстрашные путешественники. После Граж¬
данской войны в кумирах ходили также богачи, те, кто добился успеха,
изобретатели и акулы бизнеса (хотя легенда о золотой сантехнике в
доме у Эндрю Карнеги вызывала иные чувства, нежели история
о Джордже Вашингтоне и вишневом дереве). Однако все эти герои
и героини восхищали своими делами, а слава Салливана была поисти-
не необъяснимой. Театры набивались до отказа, когда Салливан изоб¬
ражал «живые статуи» — картины, представлявшие, по словам одной
газеты, «величайших нагих героев античности». Фанатов приходи¬
лось сдерживать у дверей, хотя к тому времени их голый герой распол¬
нел и весил на шестьдесят фунтов больше своей нормы. Люди платили
деньги, чтобы посмотреть, как он скверно подает мяч на бейсбольном
матче, и часами дежурили у ворот стадиона, чтобы полюбоваться, как
он уезжает прочь. Не имея никакого театрального образования, он до¬
бивался аншлага, участвуя в театральных постановках типа «Настоя¬
щий американец» (в этом спектакле он произносил только две репли¬
ки: «Я — настоящий американец» и «Лечу вам на помощь!»). Как и все
подобные «актеры» своего поколения, Салливан зарабатывал деньги,
играя в «Хижине дяди Тома» (Салливан, сам отъявленный расист, сыг¬
рал роль Саймона Легри так эффектно, что сделал негодяя героем).
Когда он в 1883 году открыл в Бостоне собственный бар, потребова¬
лось шестьдесят патрульных и шесть конных полицейских, чтобы
сдержать напор толпы.
Чудесное превращение Салливана открыло ему дорогу в новый для
Америки класс звезд. Он обладал инстинктивным знанием связей с об¬
щественностью, демонстрируя его, когда был трезв. Свои шоу он закан¬
чивал прощальным спичем, заверяя публику раскатистым, приятного
тембра голосом: «Остаюсь вашим искренним личным другом — Джон
Л. Салливан!» Совершая турне с показательными боями по Югу и Сред¬
нему Западу, он приводил в восторг толпы болельщиков, которые
в ином случае прокатили бы на шесте ирландского католика, явившего¬
ся к ним из большого города. Салливан был знаком не только с амери¬
канским президентом, но и с общеевропейской универсальной знаме¬
нитостью — принцем Уэльским («Я пожал ему клешню и пожелал всего
хорошего»,— рассказал об этой встрече сам кулачный боец...). Во вре¬
мена, когда президент страны имел жалование, равное двадцати пяти
тысячи долларов в год, а профессор колледжа — две тысячи пятьсот
долларов, Салливан заколачивал почти миллионы и... спускал все до
последнего цента. *
Салливан умел угодить публике, но никогда не стал бы живой леген¬
дой, если бы не родился в стране, где быстро шла урбанизация, а у на¬
рода появились деньги и время для досуга. Во время Гражданской вой¬
ны рабочая неделя в промышленности составляла в среднем шестьде-
^УДДИЁ| Как ПОЯВИЛСЯ КЛАСС ЗНАМЕНИТОСТЕЙ (1830-1880) 1 J у
сят шесть часов, а к 1900 году этот показатель упал до пятидесяти шес¬
ти часов, снизившись до сорока пяти часов к 1920 году. Чтобы занять
освободившееся время и избавить людей от лишних долларов, и воз¬
никла индустрия массовых развлечений. Примерно в то же время, ког¬
да Джон Салливан жал руку президенту, Дикий Билл Хиккок организо¬
вал свое шоу «Дикий Запад», воскрешая в памяти у зрителей исчезнув¬
шие недавно страницы истории первопроходцев. На пышных пред¬
ставлениях можно было увидеть вполне реальную Энни Оукли, индей¬
ского вождя «Сидящего буйвола», реконструкции сцен ограбления поч¬
товых карет и набегов индейцев на пионеров. Первая серия професси¬
ональных бейсбольных матчей была проведена в 1884 году; Ь том же го¬
ду появились кинетоскопы, а с ними и первые «фильмы», коротенькие,
дергающиеся на экране «движущиеся картинки» с анонимными актри¬
сами и актерами, которые танцевали, дрались или демонстрировали за¬
бавные падения.
И газеты стали частью массовых развлечений. Теперь, когда люди
очень удобно сгрудились в больших городах, газета могла мечтать о сот¬
нях тысячах подписчиков и их рекламных объявлениях. Редакторы бо¬
ролись за обладание сенсациями, которые жаждали прочесть читатели
газет. В 1880-е годы дебютировали спортивные рубрики. Принадлежа¬
щая Джозефу Пулитцеру «Нью-Йорк уорлд» продемонстрировала, в ка¬
кой пропорции нужно смешивать сенсационные репортажи об уголов¬
ных преступлениях, задевающие за живое истории о человеческих
судьбах и драматические произведения. Еще публика любила сплетни,
но интересные слухи плохо воспринимаются лишенными корней фер¬
мерами или приехавшими из Европы эмигрантами, у которых нет ни
друзей, ни даже соседей. Поэтому газетчики создали новое сообщество
знаменитостей для людей с общими человеческими интересами. Когда
люди работают бок о бок на фабрике или сидят рядом в пивной, у них
нет общих знакомых, но они «знавали» Джона Салливана и могли суда¬
чить о нем до бесконечности. За сто лет до Интернета газеты создали
«виртуальную деревню», населенную новыми общенациональными ге¬
роями.
Профессиональные красавицы и любимцы публики
Благодаря новым технологиям газеты и журналы начали воспроизво¬
дить графические изображения таким образом, что публика смогла уви¬
деть, как живут другие люди. Появился новый класс героинь, прозван¬
ных в Лондоне «профессиональными красавицами». Эти красотки бы¬
ли знамениты в той мере, в какой были фотогеничны. Граждане могли
i
ll8 Введение в руморологию. Глава 4
покупать бледно-коричневые портреты красоток и расклеивать на
страницах альбомов, которые можно положить на столик в гостиной
и тем самым развлечь гостей. Это должно было безусловно доказать
причастность владельца альбома к глобальному сообществу избранных.
Одновременно это был явный признак, что страна движется к тому ве¬
ку, когда былому поклонению перед печатным словом придет на смену
одержимость внешним видом... Самой знаменитой профессиональной
красавицей была Лилли Лэнгтри, которая помогла становлению ново¬
го класса знаменитостей. Подобно Салливану, она понимала, чего хо¬
чет от нее публика. В отличие от кулачного бойца, она знала, как кон¬
тролировать интерес публики в собственных интересах. Именно по¬
этому Салливан «сгорел», когда ему перевалило за тридцать, и умер
в нищете, а миссис Лэнгтри продолжала свои публичные выступления,
когда ей перевалило за пятьдесят, и умерла состоятельной старой да¬
мой на французской Ривьере.
Лилли прибыла в Лондон с острова Джерси в 1875 году. Ее совер¬
шенно никто не знал, и на первый в жизни светский прием она явилась
в простом черном платье, которое резко отличалось от изысканных на¬
рядов прочих дам. (Лилли так часто надевала его, что люди гадали, бы¬
ло ли это ее фирменным модным одеянием или же ей просто нечего
больше носить...) В течение многих месяцев люди чуть не забирались
с ногами на стулья, чтобы бросить на нее взгляд. Она стала любовницей
принца Уэльского, пока ее бесцветный, но полезный в обществе муж
служил «прикрытием» и, кажется, постоянно уезжал на продолжитель¬
ную рыбалку. Принц, обычно державший любовниц подальше от чужих
глаз, с гордостью представил Лилли высшему свету, и даже королева
Виктория, не сдержав любопытства, приняла у себя женщину, которую
весь мир знал как «Джерсийскую лилию». Когда какая-то девушка,
внешне походившая на Лэнгтри, имела неосторожность присесть для
отдыха в лондонском парке, полицейским пришлось извлекать несчаст¬
ную из навалившейся толпы поклонников и, бесчувственную, срочно
доставлять в госпиталь.
Лилли «ничего особенного» не сделала, чтобы добиться такой сла¬
вы, однако, когда она забеременела, а ее вечно пропадающий где-то
муж физически не мог быть отцом девочки, связь с принцем резко обо¬
рвалась. Нуждаясь в средствах и подвергшись бойкоту со стороны свет¬
ского общества, Лилли решила перенести свой имидж на сцену и зара¬
ботать деньги своей популярностью. В отличие от Салливана, она про¬
фессионально подготовилась к новому поприщу. К тому времени, когда
она в 1882 году совершила первое американское турне, она завоевала
уважение своими театральными представленияАи. Впрочем, успех ей
был гарантирован и в качестве «живой статуи». Репортеры толпой бро¬
Как появился класс знаменитостей (1830-1880) 1 1Q
сились встречать пароход с Лилли, вошедший в Нью-Йоркскую гавань,
и атаковали «Джерсийскую лилию» вопросами о том, что она думает
о Соединенных Штатах, хотя ей еще только предстояло впервые
встать на американскую землю. Лилли, которая девять дней плыла на
американском корабле через океан, ответила очень мило: «Я уже знаю
про вашу доброту и ваше гостеприимство, и я ими очарована»... Во вре¬
мя первой поездки Лэнгтри по Нью-Йорку полицейским пришлось вы¬
зволять девушку из толпы восхищенных поклонников. Газеты были пе¬
реполнены историями о ее давнем романе с Фредериком Гебхардом
Младшим, наследником галантерейного магната.
Лэнгтри, совершавшая турне по Штатам в течение четверти столе¬
тия, превратилась в персону, которая хорошо вписалась в тесный ми¬
рок знаменитостей, утопающих в слухах, — для одних она была возмути¬
тельной королевой бала, для других — лучшей, хотя и чересчур попу¬
лярной подругой. Люди знали все про ее гардероб, интерьер ее домов,
ее личный железнодорожный вагон длиной семьдесят пять футов
с бронзовыми лилиями на крыше, в котором она совершала поездки по
стране. Народ знал ее друзей мужского пола, секреты ее неотразимос¬
ти, даже ее точный вес и тайны макияжа. (Лилли в качестве первой
в истории красавицы, рекламирующей товары, рекомендовала всем
мыло фирмы «Пэар»...) «Любимицы публики порой способны вызвать
неодобрение, но редко кто может так умело нести бремя всеобщего
восхищения и сохранить врожденную женскую добросердечность, как
это удавалось сделать миссис Лэнгтри»,— констатировала «Нью-Йорк
тайме».
3. Знаменитость переезжает в Белый дом
«Бедная беззащитная девушка»
Юная жена Гровера Кливленда Фрэнсис была первой представительни¬
цей мира политики, к которой публика отнеслась как к звезде из мира
развлечений. При этом Первая леди ничего не делала, чтобы подо¬
греть свою популярность. Находясь в Белом доме, она не дала ни одно¬
го интервью. Она вообще редко появлялась на людях. Когда это все же
происходило, люди сбивались с ног, ломали мебель и прыгали с опас¬
ной высоты, только чтобы хоть одним глазком взглянуть на нее. Амери¬
канцы вешали ее портреты в своих домах и вклеивали ее изображения
в альбомы для гостиных комнат. Специалисты по рекламе бесстыдно
использовали ее для продажи мыла, сигар, парфюмерии, пепельниц,
нижнего белья. Производитель кондитерских изделий назвал в честь
i
120 Введение в руморологию. Глава 4
ее дочери Рут новый сорт конфет. Женщины по всей стране копирова¬
ли ее прическу.
Президент всегда звал свою жену «Фрэнк» (это было настоящее
имя, данное в честь любимого дядюшки). Когда она подросла, она взя¬
ла более женственное имя Фрэнсис, но популярная пресса, к ее возму¬
щению, присвоила ей фамильярное имя «Фрэнки». Все признавали,
что это была симпатичная женщина — стройная, с бледной кожей, ро¬
зовыми щеками и мохнатыми ресницами. Красавица вышла замуж за
Чудовище!.. Молодая и привлекательная Первая леди была для страны
в новинку, поскольку президентские жены обычно похожи на мужей
(средний или еще более старший возраст плюс аура чуть ли не леденя¬
щей респектабельности). Пройдут годы, прежде чем в 1961 году Жак¬
лин Кеннеди вызовет у публики столь же истерическую реакцию.
Кливленд ухаживал за Фрэнсис, когда она с матерью приехала в гос¬
ти в Белый дом, брал возлюбленную на свои ежедневные двухмильные
прогулки и даже в покои в Восточном крыле. Судя по всему, он сделал
ей предложение по почте и таким же способом получил положитель¬
ный ответ. Они не хотели обнародовать свою помолвку, пока Фрэнсис
не завершит поездку в Европу. Проникнутая самыми нежными чувства¬
ми прощальная телеграмма Кливленда попала в руки репортера, кото¬
рый не без оснований посчитал, что президент ухаживает за матерью
Фрэнсис Эммой. Слухи, что он женится на женщине, которую он соби¬
рался сделать своей тещей, наверное, больно уязвили Кливленда, кото¬
рый и без того страдал от разницы в годах, составляющей у них с Фрэн¬
сис почти тридцать лет. Публика, предупрежденная о том, что грядут
необычные события, требовала подробностей. Кливленд отказывался
признаться, что собирается жениться, и тем более назвать имя будущей
жены. Когда корреспонденты «Цинциннати инкуайер» спросили пре¬
зидента, помолвлен ли он, тот реагировал так, словно они обвинили
его в гнусных извращениях. «Я не собираюсь что-либо говорить об
этом, но разрешаю вам писать все что угодно, если вы не устали еще
подвергать жестокому публичному разоблачению имя бедной безза¬
щитной девушки»,— заявил он.
Президент, в конце концов объявивший о помолвке за неделю до це¬
ремонии, назначенной на 2 июня, строго запретил репортерам присут¬
ствовать на свадьбе, прошедшей в узком семейном кругу. Обещание
принять их в Белом доме было слабым утешением для газетчиков, уже
не понаслышке знакомых с представлениями Кливленда о том, в каком
объеме следует информировать публику. Молодые отправились на ме¬
довый месяц в Дир-парк, штат Мэриленд, явно нуждаясь в небольшом
отдыхе, который могли бы провести наедине. О последующих событи¬
ях одна газета с гордостью рапортовала: «Когда президент Кливленд
I
Как появился класс знаменитостей (1830-1880) ^ ^ j
проснулся в десять часов сегодня утром и выглянул из фасадного окна
своего симпатичного гнездышка... среди предметов, на которые натк¬
нулся его изумленный взор, был небольшой павильон под красивыми
высокими деревьями. Внутри и снаружи павильона он обнаружил весь
цвет вашингтонской журналистики...» Фотографы держали наготове
камеры, а репортеры — блокноты. Разъяренный президент, обрушив¬
шись на незваных гостей, назвал их «профессиональными сплетника¬
ми», которые «позорят лицо американской журналистики». Ретировав¬
шись, ехидные газетчики и модные обозреватели принялись обсасы¬
вать тему безопасности юной и хрупкой Фрэнсис, которая рисковала
быть раздавленной толстяком-мужем, имевшим к тому же немалый по¬
литический вес.
Женитьба Кливленда стала первым случаем конфликта между прес¬
сой и президентом, когда средства массовой информации стояли на¬
мертво, защищая свое право узнать хоть что-то, пусть тривиальное,
но интимное. Отныне «Первое семейство страны» всегда будет объек¬
том жадного интереса публики в целом и прессы в частности, а репор¬
теры будут охотиться за любыми подробностями семейной жизни пре¬
зидента и его близких. «Было бы глупо делать вид, что ничего не зна¬
ешь о тех фактах, связанных с этой свадьбой, которые являются самы¬
ми интересными новостями для миллионов людей в течение послед¬
них трех или четырех недель»,— писала «Нью-Йорк уорлд». От набито¬
го репортерами павильона в Дир-парке тянется прямая нить к той буду¬
щей ночи, когда репортер агентства Ю-Пи разбудил пресс-секретаря
президента Пьерра Сэлинджера, чтобы удостовериться, правда ли, что
у Кэролайн Кеннеди сдох любимый хомячок.
«Газеты утверждают, что я избиваю ее и скверно с ней
обращаюсь»
Ажиотаж вокруг «Фрэнки» никогда по-настоящему не утихал. На пер¬
вом же приеме в Белом доме толпа гостей так плотно обступила миссис
Кливленд, что несколько женщин «врезались» в оркестр морской пехо¬
ты. Когда Фрэнсис приехала в Сент-Луис, толпа штурмом взяла лестни¬
цу, по которой собиралась спуститься Первая леди, сметала загражде¬
ния, взбиралась на стены и повисала на резных украшениях из дерева.
В 1887 году, когда Кливленды предприняли турне по Югу и Западу, про¬
делав путь в пять тысяч миль, улицы были настолько забиты фанатами
Фрэнки, что экипажи застряли в толпе. Среди орд молодых сельских
девушек, приехавших в Канзас-Сити, чтобы только взглянуть на Фрэн¬
сис, оказалась и провинциалка Мэтти Янг. Ее сын Гарри Трумэн вспоми¬
нал позднее, что видел пожелтевшие газетные вырезки с материалами
о миссис Кливленд в альбоме своей матушки.
У Фрэнсис был живой и добродушный характер, который позволял
ей воспринимать преследования со всей возможной в ее ситуации че¬
ловечностью. Чтобы уберечь ее от вашингтонских почитателей, прези¬
дент купил ей дом в сельской местности и совершенно в своем духе при¬
казал жене «ничего не предпринимать» в качестве Первой леди. Одна¬
ко непослушная Фрэнсис учредила свой собственный субботний при¬
ем, когда женщины, желающие встретиться с супругой президента, по¬
лучили возможность явиться в Белый дом и пожать ей руку. Советники
были в ужасе от нашествия пестрой в социальном плане толпы, от оче¬
редей посетительниц и настоятельно попросили Фрэнсис перенести
прием на будни, когда тем же продавщицам нелегко будет, сбежав с ра¬
боты, заполонить Белый дом. Фрэнсис проигнорировала совет и про¬
должала устраивать домашние приемы по субботам.
Газеты не переставали писать о Первой леди даже в тех случаях, ког¬
да информацию приходилось высасывать из пальца. (Когда один репор¬
тер придумал, будто миссис Кливленд не носит лифчик, этот предмет
туалета тотчас вышел из моды...) Однако даже газеты понимали, что не¬
которые темы переходят все границы. Те же редакторы, которые прояв¬
ляли жадный интерес к судьбе Оскара Фолсом-Кливленда во время изби¬
рательной кампании, никогда не связывали имя мальчика с Фрэнсис.
Хотя тайна рождения этого ребенка придала свадьбе в Белом доме мело¬
драматическую окраску, в печать не проскользнуло ни единого слова.
Атмосфера в стране изменилась, но не до такой степени, чтобы газеты
задумывались над тем, что новая Первая леди вполне может оказатся
сводной сестрой младенца, кричавшего «Мама, где мой папа?».
Фрэнсис так и не стала мишенью для нападок со стороны прессы,
а о Кливленде постоянно ходили слухи и намеки, будто он является пло¬
хим мужем. Не исключено, что с помощью этих слухов нация «компен¬
сировала» отсутствие сплетен о Фрэнсис. А может быть, они отражали
недовольство поклонников Фрэнсис тем, что Кливленд встал между ни¬
ми и их идолом. Публика, естественно, волновалась, что Кливленд недо¬
статочно хорошо обращается с женой. Самая страшная история, кото¬
рая распространилась в нескольких вариантах, утверждала, что Первую
леди периодически избивают дома. «Моя жена, сидящая рядом, переда¬
ет Вам теплый привет, — писал Кливленд своему другу Уилсону Бисселу
во время кампании 1888 года. — Вот что я хотел сказать Вам, Биссел. В ее
лице, уверен, я имею нечто лучшее, чем пожизненный пост президента,
хотя республиканские группировки и газеты утверждают, что я ее изби¬
ваю и плохо с ней обращаюсь». На вопрос доверенного журналиста:
«Соответствуют ли действительности утверждения некоторых газет,
что вы будто бы спустили с лестницы свою жену?»— президент уныло от¬
ветил: «Я никогда даже пальцем ее не тронул».
Слухи об избиении Фрэнсис в конце концов докатились и до фабри¬
ки по производству открыток ко дню Святого Валентина в Ворчестере,
штат Массачусетс. Работница фабрики Маргарет Никодемус услыхала,
как ее товарки обсуждают газетную статью со ссылкой на местного свя¬
щенника, утверждавшего, что мать Фрэнсис вынуждена была покинуть
страну, не выдержав издевательств над дочерью. Никодемус, поклонни¬
ца Фрэнсис, написала прямо в Белый дом и поинтересовалась у Первой
леди, имеют ли эти слухи под собой почву. Миссис Кливленд восполь¬
зовалась этим случаем, чтобы покончить со сплетнями. В своем ответе,
распространенном в виде пресс-релиза, она заявила: «Из всех благоде¬
яний, которых достойны женщины нашей страны, хочу пожелать, что¬
бы их семьи и личная жизнь были столь же счастливыми, а их мужья
столь же добры, заботливы и проявляли к ним такую же любовь, как это
делает мой муж».
Кливленд проиграл кампанию за переизбрание Бенджамину Гарри¬
сону, но потом вернул себе кресло президента в 1892 году. Когда он вер¬
нулся в Белый дом с Фрэнсис, носящей под сердцем свою легендарную
малышку Рут, народ реагировал на это так, словно речь шла о переезде
и беременности симпатичной молодой соседки, живущей с дурным му¬
жем. Однажды Фрэнсис, выглянув из окна Белого дома, увидела, как ка¬
кой-то турист, выхватив ее дочку Рут у няньки, передал ее в толпу дру¬
гих посетителей. После этого инцидента вход на лужайку был закрыт
для визитеров, а Рут и ее младшую сестренку Эстер родители держали
подальше от публики. Тотчас поползли слухи о том, что кто-то из доче¬
рей страдает слабоумием в результате частых избиений, перенсенных
Фрэнсис в период беременности. Во время одного из последних при¬
емов, устроенных Фрэнсис в Белом доме, Первая леди велела няньке
Рут привести девочку к гостям, чтобы те убедились, что у нее «на месте
ноги, руки и пальцы».
Второй срок президентства Кливленда подходил к концу, когда его
посетил давний поклонник Лайман Гэйдж, приехавший в летнюю рези¬
денцию в Баззардз-бэй, штат Массачусетс. После того как мужчины вы¬
пили по рюмке виски с содовой., Кливленд с горечью вспомнил имею¬
щие широкое хождение слухи о том, что он злоупотребляет спиртным,
и истории о том, что он изуродовал Рут. «Повсюду сообщали о ее слабо¬
умии, а один репортер написал даже, что я сдал девочку в лечебницу
для психически больных в Сент-Луисе»,— сказал Кливленд. Гэйдж, на¬
блюдавший, как Рут играет на крыльце дома, убедился, что девочка не
инвалид и не умственно отсталый ребенок. Кливленд, у которого по¬
требность в справедливости всегда выражалась чересчур буквально, на-
k
Am
j 2^ Введение в руморологию. Глава 4
стоял, чтобы в своем будущем репортаже Гэйдж специально подчерк¬
нул, что Рут даже близко никогда не была рядом с Сент-Луисом. За две¬
надцать лет совместной жизни у Кливлендов родилось пятеро детей —
два мальчика и три девочки (кстати, второй их ребенок появился на
свет, когда Кливленда с перерывом в четыре года вновь избрали прези¬
дентом страны. Это был первый в истории США ребенок, родившийся
в Белом доме). Фрэнсис пережила мужа на тридцать девять лет, вторич¬
но вышла замуж, а после смерти в 1947 году упокоилась на кладбище
в Принстоне рядом со своим любимым Гровером.
Глава 5
Злоба дня (1890-1920)
1. Новое женское движение и новые слухи
Когда речь заходила о президентах, американская публика никог¬
да не проявляла особой застенчивости и распространяла самые
невероятные сплетни. Однако тема избиения жен никогда не
всплывала до того, как Гровер Кливленд стал президентом. Во время
первой президентской кампании Уильям Мак-Кинли, «приняв эстафе¬
ту» у Кливленда, тоже стал мишенью сплетен об избиении супруги.
А про Вудро Вильсона люди прямо говорили, что он умертвил свою
первую жену. Ничто в поведении президента не давало повода для по¬
добных обвинений. Кливленд и Вильсон были верными супругами,
а Мак-Кинли и подавно был воплощением добродетели. Слухи, мало го¬
воря о реальных президентах, отражали злобу дня — тему беззащитнос¬
ти женщин перед своими супругами.
До и сразу после рубежа столетий женщины не имели права голоса,
но все больше влияли на американское общество. Многие из них име¬
ли хорошее образование — 30 процентов студентов в американских кол¬
леджах в 1880 году были женского пола. Число женщин, отказываю¬
щихся вступать в брак, достигло рекордного уровня, а количество жен¬
щин, на всю жизнь остававшихся одинокими, ни раньше, ни после опи¬
сываемого периода не было таким большим. Многие одиночки жили
в таких местах, как Халл-хаус в Чикаго или Генри-стрит-сеттлмент
к
120 Введение в руморологию. Глава 5
в Нью-Йорке, где создавали коммуны в кварталах бедноты и вместе
с трудящимися боролись за социальные преобразования. В 1891 году
насчитывалось шесть домов-коммун, а через два десятилетия их число
выросло до четырех сотен. Происходил настоящий бум всевозможных
организаций, направляющих женскую энергию в русло улучшения со¬
циальной ситуации. Женская христианская ассоциация воздержания
превратилась в крупную политическую силу общенационального значе¬
ния, а движение суфражисток, так сказать, мчалось на всех парах. Пока
мужчины с одержимостью боролись за личный экономический успех,
женщины имели желание и силу оказать колоссальное воздействие на
решение социальных проблем.
Растущей ролью женщин отчасти объяснялись некоторые виды по¬
литических слухов, поскольку женщин волновало прежде всего поло¬
жение семьи, а семейные проблемы, по их мнению, проистекали из
дурного поведения мужчин с их пьянством, азартными играми, жесто¬
ким обращением с женами, а также из бед, связанных с проституцией.
Любая нация, обеспокоенная подобными вопросами, неизбежно обра¬
щает внимание на частную жизнь политиков. В такой обстановке люди
начинают сплетничать об избиении чьих-то жен, не имея никаких фак¬
тов, подтверждающих слухи. Тем более повышенное внимание и бур¬
ная реакция проявляются, когда люди имеют дело с реальными случая¬
ми плохого поведения законодателей.
«Ни один мужчина ни при каких обстоятельствах не должен
жениться на женщине, если она не целомудренна»
Самая шумная морально-политическая история того времени началась
21 июня 1893 года, когда «Нью-Йорк тайме» напечатала небольшую
(а потому дразнящую воображение читателей) корреспонденцию из
Ричмонда, штат Виргиния:
«Прошедшее несколько дней назад бракосочетание конгрессмена
У.К.П. Брекенриджа и миссис Луизы Скотт Винг из Луисвилля вызвало
у горожан немалое удивление. Друзья конгрессмена были уверены, что
он помолвлен с мисс Маделиной Брекенридж-Поллард из Лексингтона,
штат Кентукки. О предыдущей помолвке было объявлено достаточно
широко».
Читатели заподозрили, что заметка является лишь верхушкой айс¬
берга, и оказались правы. Всего лишь за несколько недель до появле¬
ния в «Нью-Йорк тайме» приведенной выше заметки Маделина Пол¬
лард подала на Брекенриджа судебный иск за нарушение обещания же¬
ниться. Время тогда было такое, что приватные сплетни прямиком пе¬
реносились на газетные страницы. Решение присяжных по делу кон¬
грессмена, а также последующая реакция его избирателей доказывают,
что Брекенридж выбрал не самый лучший момент, чтобы быть обви¬
ненным в том, что он соблазнил и покинул бедную женщину.
Уильям Брекенридж был видным членом Демократической партии,
которого иногда называли (по крайней мере в дружеском кругу) воз¬
можным кандидатом в президенты. Седовласый и седобородый кентук¬
киец по прозвищу «Сладкозвучный», или «Серебряный язык», специа¬
лизировался в произнесении цветастых и выспренных публичных ре¬
чей на фундаментальные моральные темы, столь популярные на протя¬
жении всего XIX столетия. Оказавшись перед небольшой .аудиторией
ветеранов войны, Брекенридж с характерным для южанина акцентом
произнес речь. Одна газета язвительным тоном писала, что он «гордо
держал голову... и говорил о ярком и прекрасном лунном свете, о солда¬
тах, сражавшихся за «правое дело», о «зеленом дерновом покрывале,
скрывающем ваших отцов и моих предков...» Выступая в женских учеб¬
ных заведениях в своем округе, он останавливался на одной теме: «Це¬
ломудрие как краеугольный камень человеческого общества». В лекции
(о которой ему пришлось потом пожалеть) Брекенридж обратился
к молодым студенткам института Стэйр в Лексингтоне с призывом воз¬
держиваться при контактах со сверстниками мужского пола от «беспо¬
лезных рукопожатий, неуместных поцелуев, ненужных прикосновений
и обнажений в какой-либо форме».
Маделина Поллард училась в женской частной школе Уэсли в Цин¬
циннати, когда судьба свела ее с Брекенриджем во время его поездки
в 1884 году. Ему в ту пору было сорок девять лет, а Маделине, по ее бо¬
лее позднему заявлению, всего лишь семнадцать. По словам законода¬
теля, она буквально умоляла его навестить ее в школе, а затем дала по¬
нять, что готова и к более долгосрочным отношениям. По словам адво¬
катов Маделины, Брекенридж без предупреждения нагрянул в женскую
школу, убедил как громом пораженного директора отпустить ученицу
покататься с ним в кабриолете и затем, «прибегнув к хитрости, уловкам
и выражениям нежных чувств, воспользовался ее молодостью и нео¬
пытностью». По его настоянию, девушку перевели учиться в кентук-
кийский институт Стэйр, где и была произнесена историческая речь
о девичьем целомудрии. Позднее девушка последовала за Брекенрид¬
жем в Вашингтон. Долго ли, коротко ли, она родила двоих детей и по¬
теряла при выкидыше третьего.
На суде по поводу нарушенного обещания жениться Брекенридж
изобразил Маделину как сознательную потаскушку. Действительно, она
была гораздо менее невинной и более опытной женщиной, чем образ,
созданный в ее исковом заявлении. Образование она получила благода-
к
128 ® ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 5
ря любезности Джеймса Родса, пожилого кентуккийского джентльме¬
на, оплатившего обучение в школе в обмен на обещание выйти за него
замуж. «Она жаждала знаний»,— рассказывал другу удрученный неуда¬
чей Родс. Защита представила суду письма Маделины Родсу, в которых
просьбы о деньгах чередовались с приглашениями в гости. «Приезжай
пораньше, и мы поедем навестить маму»,— неоднократно повторялся
в посланиях явный намек на нечто более волнительное, нежели про¬
стой визит к родительнице.
Маделина лучше всех в школе писала сочинения и мечтала стать ве¬
ликой писательницей, как Мэри-Энн Эванс (Джордж Элиот). Во время
роковой прогулки на кабриолете в обществе Брекенриджа она сказала
спутнику, что Элиот для нее — образец для подражания, великий пример
писательницы, которая пренебрегла пошлыми условностями и открыто
жила со своим пылким (хотя и женатым) любовником. «Она... говорила,
что скорее согласится жить, как Джордж Элиот, чем превратится в без¬
грамотную кентуккийскую провинциалку с домом, полным детей, масло¬
бойкой и прочими штуками»,— свидетельствовал Брекенридж на судеб¬
ном процессе. Эту беседу в кабриолете, по его словам, обращенным
к присяжным заседателям, он припомнил, чтобы «всего лишь... дать вам
представление о пошлых чувствах, царящих в душе истицы».
В «деле Брекенриджа» основные персонажи были не так известны
публике, как звезды на процессе Бичера, хотя иск о нарушении брач¬
ных обязательств в такой же степени овладел чувствами всей страны.
Судья Эндрю Брэдли был возмущен зрелищем многочисленных респек¬
табельных граждан, рвущихся в зал заседаний, чтобы послушать пока¬
зания об адюльтере, рождении детей вне брака и несовершеннолетних
девочках, приглашающих старых джентльменов «навестить маму». Он
прогонял молодых женщин, ожидавших в коридоре момента, когда зал
откроется и можно будет занять свободное местечко, и призывал ос¬
тальных зевак разойтись. «Вчерашнее замечание судьи Брэдли, сделан¬
ное при закрытии заседания и обличающее «стервятников в человече¬
ском обличье», которые охотятся за «сенсационной падалью», возыме¬
ло воздействие на публику, поскольку едва ли треть мест в зале заседа¬
ний оказалась сегодня занята»,— сообщала «Нью-Йорк тайме». Впро¬
чем, в толпе оставшихся зрителей можно было увидеть многочислен¬
ных зевак высокого ранга, включая губернатора Индианы и звезд бейс¬
бола из команды Принстонского университета.
Поначалу конгрессмен напрочь отверг все обвинения в каких-либо
интимных отношениях с Маделиной. Однако, когда эта версия распа¬
лась, он изменил тактику и не моргнув глазом заявил, что падшая жен¬
щина не заслуживает защиты со стороны правосудия. «Ни один мужчи¬
на ни при каких обстоятельствах не должен жениться на женщине, ес¬
ли она не целомудренна»,— заявил один из друзей Брекенриджа, наме¬
тив стратегию защиты. Даже если Поллард действительно была любов¬
ницей Брекенриджа, рассуждали адвокаты, ее характер в этом случае
подвергся благотворному, а не тлетворному влиянию, поскольку она на¬
ходилась в возвышающей ее связи со столь выдающимся человеком.
Как и в «деле Бичера», защитники призывали присяжных вынести вер¬
дикт, руководствуясь своими моральными взглядами. «Я здесь для того,
чтобы защитить всех женщин, — заявил один из адвокатов Маделины. —
...Я здесь для того, чтобы этот человек больше никогда не появлялся
в моей гостиной или ваших гостиных, пока перед этой женщиной будут
закрыты двери даже в подвал или черный ход любого дома». Защитни¬
ки Брекенриджа предостерегали присяжных (среди которых не было
женщин), что присуждение Маделине денежной компенсации «вдохно¬
вит подобных ей особ заваливать суды аналогичными исками».
В иную эпоху (скажем, во времена, когда процветал Дэниэл Сикле)
стратегия Брекенриджа, которая сводилась к тому, чтобы опорочить
Маделину Поллард как дурную женщину, заслужившую то, что ей на
роду написано, могла бы оказаться успешной. Однако Америка конца
XIX века уже начинала уставать от героев вроде Сиклса или Роско Кон-
клинга, которые брали от жизни все, пока где-то на заднем плане из-за
них страдали женщины. Кроме того, даже Сикле или Конклинг никог¬
да бы не осмелились читать лекции о целомудрии в женской школе,
а затем вербовать любовниц из учениц этого же учебного заведения. Ре¬
портеры обнаружили, что Брекенридж (дважды остававшийся вдов¬
цом) тайно женился на Луизе Винг за несколько месяцев до публично¬
го бракосочетания, которое состоялось, как говорится, под угрозой пи¬
столета. «Он совершенно запутался, как и многие мужчины до него. Он
был настолько сбит с толку, что не знал, куда теперь податься»,— объяс¬
нял поведение Брекенриджа его друг...
Жюри постановило, что Маделина получит пятнадцать тысяч дол¬
ларов — эквивалент трехлетнего жалования конгрессмена (многие при¬
сяжные заседатели позднее говорили, что спор между ними был о го¬
раздо большей сумме компенсации). После вынесения приговора к Ма¬
делине подошла родная сестра одной из покойных жен конгрессмена
и вручила победительнице букет цветов.
«Энергичные женщины делают все возможное, чтобы
разгромить тебя»
Тем не менее Брекенридж выставил свою кандидатуру на выборах
1894 года, полагаясь на свой «серебряный язык» и снисходительность
к
130 Введение в руморологию. Глава 5
примерно двадцати тысяч избирателей-мужчин, чьи голоса окажутся
решающими на ключевых для демократов первичных выборах. Средст¬
ва массовой информации отнеслись к этим выборам даже с большим
энтузиазмом, чем к судебному процессу. «Вашингтон пост» назвала дан¬
ную кампанию беспрецедентной для всей американской истории: «По
своей интенсивности и накалу страстей она напоминала Гражданскую
войну. Она разделила соседей, прихожан, близких родственников».
Брекенридж совершил эффектный старт. Выступая в оперном театре
Луисвилля, он со слезами в голосе попросил у избирателей прощения
за то, что «запутался в собственных слабостях, страстях и грехах, об¬
вивших меня такими тугими путами, что их почти невозможно было ра¬
зорвать». Аудитория, состоявшая из скептически настроенных муж¬
чин, приветствовала оратора криками поддержки и дикого энтузиазма.
Предвыборная гонка, начавшаяся на столь высокой ноте, неизбеж¬
но должна была взорваться новыми потоками слухов. Уильям Оуэнз, са¬
мый грозный соперник Брекинриджа, узнал из слухов о себе самом, что
будто бы разбогател, спаивая молодых людей и затем склоняя их
к азартным играм. По более правдоподобной версии, распространен¬
ной людьми Брекенриджа, Оуэнз помог Маделине подать в суд исковое
заявление. Неизбежно появилась сплетня о том, что у Брекенриджа бы¬
ли и другие любовницы и что во время предвыборных турне в поезде
его сопровождали проститутки. Во время судебного процесса Мадели¬
на способствовала возникновению подобных слухов, заявив, что полу¬
чает анонимные письма, чьи авторы информируют ее о чернокожей
любовнице Брекенриджа.
Хотя кентуккийские жительницы не имели права голоса, они сыгра¬
ли здесь решающую роль. Некоторые из них пригрозили бойкотиро¬
вать магазины, поддерживающие Брекенриджа; по крайней мере не¬
сколько провинциалок публично предупредили юношей, ухаживаю¬
щих за их дочерьми, что те должны оставить лагерь Брекенриджа или
подыскать себе другой предмет для любовных воздыханий. «Энергич¬
ные женщины делают все возможное, чтобы разгромить тебя»,— уве¬
домлял Брекенриджа его друг. Реакция конгрессмена мало чем отлича¬
лась от реакции сенатора Роберта Паквуда, давнего сторонника зако¬
нов о правах женщин, оказавшегося замешанным в скандале, связан¬
ном с сексуальными посягательствами. «Я был и остаюсь стойким при¬
верженцем высокого права женщины зарабатывать на жизнь своим
трудом, — возмущался Брекенридж. — ...Однако это будет насмешкой
над справедливостью, если какие-то неразборчивые в средствах жен¬
щины станут злоупотреблять этим своим правом».
В истории праймериз данного округа демократы одержали самую
блестящую победу. Оуэнз победил Брекенриджа, получив 8074 голоса
Злоба дня (1890-1920) ^3^
против 7819, а третий кандидат на этих первичных выборах набрал
3406 голосов. «Нью-Йорк тайме» вышла под заголовком: «ПОРЯДОЧ¬
НОСТЬ ПОБЕДИЛА!» Другие газеты оказались еще менее сдержанны¬
ми в выражении чувств. Одно издание возвестило: «СЛАДКОЗВУЧ¬
НЫЙ И ПОРОЧНЫЙ РАСПУТНИК РАЗБИТ!» Несмотря на все дру¬
гие попытки, Брекенридж так и не вернул себе место в конгрессе. Он
стал редактором местной газеты и адвокатом, а его жена опустилась,
превратившись в агрессивную истеричку (говорят, ее приступы были
вызваны пристрастием к наркотикам). Тем временем Маделина начала
выступать с лекциями, а потом попыталась сделать карьеру на теат¬
ральных подмостках.
Распоясавшиеся члены конгресса
В начале XX столетия интересы и взгляды женских активисток были
столь же разнообразны, как и в любом другом мощном слое американ¬
ского общества. Однако общая обеспокоенность участью неимущих
женщин объединяла даже религиозных фундаменталисток с неверую¬
щими социалистками. Они боролись за трезвый образ жизни, посколь¬
ку рожденное алкоголем насилие обычно обрушивалось на беззащит¬
ную женщину в ее родном доме, а увольнение пьяниц за прогулы озна¬
чало распад впавших в нищету семей. Они выступали против азартных
игр, потому что азартные мужья спускали деньги, необходимые их же¬
нам и детям для питания и приобретения одежды. Дома терпимости яв¬
лялись источниками распространения болезней (которыми мужчины,
приходя домой, награждали своих жен) и совращали девушек, приводя
их к бессмысленной деградации. В день первичных выборов, на кото¬
рых баллотировался Брекенридж, в его округе женщины раздавали
мужчинам-избирателям открытки с посланием от их «жен, матерей
и сестер». Когда сражение с Брекенриджем закончится, говорилось
в листовках, «мы должны посвятить себя новым, не менее важным по¬
бедам, чтобы в скором времени освободить наш любимый город от по¬
роков, угрожающих близким нам людям, — от салунов, домов с продаж¬
ными женщинами, игорных домов, ипподромов...»
По мере того как XX век шел своим чередом, все больше женщин со¬
знавали, что запрещение алкоголя и объявление порока вне закона не
решит проблем бедноты, пока останутся непригодные для жилья дома,
а заводы будут выдавать жалование, на которое невозможно прожить.
Замечательная Фрэнсис Перкинс, ставшая министром труда в прави¬
тельстве Франклина Рузвельта, вспоминала, что в качестве студентки
колледжа посетила небольшой фабричный городок в Массачусетсе, где
b
Jim
-iqo Введение в руморологию. Глава 5
15*
была потрясена сделанным ею открытием: нищета и прозябание мест¬
ных рабочих «определялись не только тем, что они злоупотребляли
спиртным». Однако в начале XX столетия женское движение было
крайне морализаторским и все внимание сосредотачивало на поведе¬
нии в личной жизни. Именно поэтому женщины-активистки призыва¬
ли электорат придавать значение тому, как кандидаты ведут себя за за¬
крытыми дверями. Если члены конгресса США считают возможным со¬
блазнять и бросать беззащитных женщин, злоупотреблять спиртным
и проматывать за игорным столом семейные средства, на что могут
рассчитывать прочие граждане...
Сами политики не очень старались, чтобы исчезли опасения насчет
того, какой пример подают избранники народа, третируя женщин. Эс¬
тафета, начатая Роско Конклингом, была подхвачена калифорнийским
сенатором Уильямом Шароном, которому предъявила судебный иск Ал¬
тея Хилл, одна из его любовниц. Шарон с помощью подкупа сначала
сделал Хилл своей любовницей, а потом попытался избавиться от нее,
с этой целью даже сорвав с петель дверь в ее гостиничном номере
в Сан-Франциско. Следующим участником эстафеты стал флоридский
сенатор Чарлз Джоунз, который... исчез в 1885 году и обретался неиз¬
вестно где в течение целого года, пока проходили сессии законодатель¬
ного органа. Репортеры наконец отыскали его следы в Детройте, где
загулявший сенатор приставал к одной состоятельной старой деве,
осыпая ее «любовными записками и букетами цветов». В 1889 году кен-
туккийская газета разоблачила одного женатого конгрессмена, кото¬
рый в обеденные перерывы флиртовал с сотрудницей вашингтонского
патентного бюро. Репортер, описавший эту историю, позднее убил
опозоренного законодателя и был оправдан как действовавший в со¬
стоянии самообороны.
В 1906 году сенатор Артур Браун пал от рук своей любовницы после
скандала, еще более страшного, чем история Брекенриджа. Республи¬
канец из штата Юта, Браун имел продолжительный роман с Анной
Брэдли, замужней сотрудницей местного комитета Республиканской
партии. После того как жена Брауна Изабелла дважды добилась ареста
сенатора за супружескую измену, Браун попытался исправиться весьма
неожиданным образом — нанял телохранителя, который помогал ему
держаться подальше от миссис Брэдли. Однако и охранник не помог,
когда Браун сбежал к своей любовнице в Айдахо, преследуемый по пя¬
там своей супругой. Семейная драма продолжалась до 1905 года, когда
Изабелла Браун скончалась. Едва у него оказались развязаны руки, что¬
бы сочетаться законным браком с Анной Брэдли, сенатор начал коле¬
баться. Оставив Анну в одиночестве у алтаря, он продолжал вводить
женщину в заблуждение, пока та наконец не села на поезд, приехала
I
Злоба дня (1890-1920)
в столицу, проникла в гостиничный номер сенатора и обнаружила там
доказательства, что у Брауна роман с известной актрисой Анни Адамс.
Когда Браун вернулся в гостиницу, Брэдли нанесла ему смертельную ог¬
нестрельную рану.
«Я — мать двух его детей»,— заявила она полицейским. Газеты вско¬
ре обнаружили, что до Изабеллы сенатор был женат еще на одной жен¬
щине, которая в свою очередь пыталась застрелить его за неверность.
Пытаясь сказать хоть что-нибудь доброе об агонизирующем Брауне,
«Нью-Йорк тайме» отметила, что он «был известен безусловной верно¬
стью своим друзьям мужского пола».
В скором времени выяснилось, кому публика отдает симпатии
в этом деле. Пока сенатор лежал при смерти, владельцы ресторанов
осаждали дом предварительного заключения, предлагая свои блюда
арестованной Анне Брэдли. Некоторые политические коллеги Брауна
из западных штатов предлагали помощь Анне в сборе средств для опла¬
ты адвокатов. Оказавшись на скамье подсудимых, она была оправдана
по статье «временное помешательство» — совсем как Сикле за полсто¬
летия до этого.
Интерлюдия: скандал в патентном бюро
Одним из конгрессменов, чьи сексуальные прегрешения были преданы
гласности в ту эпоху, был Уильям Престон Толби, сын священника из
Кентукки, чье преступление заключалось в том, что во время переры¬
вов на обед он бегал на свидания к мисс Додж, работавшей в патентном
бюро. О ней говорили, что она «пухленькая, как куропатка», а кроме то¬
го, «сияющая, как солнечный луч, и сочная, как студень». История
о тайных рандеву конгрессмена Толби была хорошо известна в Вашинг¬
тоне и даже попала в одну местную газету, сохранившую, впрочем,
в тайне имена действующих лиц. Однако избиратели на родине законо¬
дателя явно были не в курсе этого слуха, пока репортер Чарлз Кинкэйд
не написал разъяснительную статью в «Луисвилль тайме». В отличие от
вашингтонских коллег, Кинкэйд назвал всех действующих лиц поимен¬
но. Далее последовал один из драматичнейших случаев (до истории
с Гэри Хартом), когда репортер, порвав с традицией, превратил при¬
ватный слух в публичный скандал, не будучи спровоцирован сбившим¬
ся с пути истинного политиком.
Политическое влияние Толби в его родном южнокентуккийском ок¬
руге было столь мощным, что у местных жителей бытовало присловие
«Непоколебимо, как горы или как конгрессмен Толби». Однако матери¬
ал, из которого был сложен конгрессмен, оказался куда более хрупким,
i
Введение в руморологию. Глава 5
чем у многих его политических коллег. Когда газеты расписали его рас¬
путства, Толби постеснялся появиться на глаза своим избирателям.
Коллеги по законотворческой работе предлагали ему просто махнуть
рукой на весь скандал, но Толби вместо этого бросил политику, уехал из
Восточного Кентукки и стал столичным лоббистом, затаив обиду на ра¬
зоблачившего его газетчика.
Репортер Кинкэйд имел хорошие политические связи в Кентукки
и был популярен среди столичных журналистов. Имея субтильное сло¬
жение и слабое здоровье, газетчик испытывал страх перед внушитель¬
ных размеров и крепко сложенным экс-конгрессменом. В феврале
1890 года они столкнулись лицом к лицу у фасада палаты представите¬
лей. Разъяренный Толби предложил поговорить по-мужски. «Я малень¬
кий и у меня нет оружия!» — закричал в ответ запаниковавший Кин¬
кэйд. Прежде чем очевидцы сцены смогли их разнять, Толби дернул ре¬
портера за ухо и на этом инцидент, казалось, был исчерпан. Однако че¬
рез два часа, когда Толби разговаривал с другим человеком на ступень¬
ках Капитолия, подошедший Кинкэйд пустил пулю в голову обидчика.
«Он меня дернул за ухо, — объяснял потом репортер другу. — Лучше
бы он меня убил». Произошло, как сообщил «Джорнэл-курьер», «пуб¬
личное оскорбление, эту издевательскую провокацию невозможно бы¬
ло снести». Кинкэйд отправился в тюрьму. Истекающего кровью Толби
перенесли в помещение комитета по общественным зданиям и землям,
а потом в его номер в гостинице, где он и умер несколько дней спустя.
Все газетные репортажи о стрельбе перед палатой представителей
были написаны друзьями Кинкэйда, а потому не отличались особой
объективностью. В одном материале сообщалось даже, будто умираю¬
щий конгрессмен сказал, что не винит своего убийцу... Трудно сказать,
имел ли Кинкэйд причины бояться Толби. Однако унизительная пер¬
спектива стать героем газетных заметок, повествующих, как его оттре¬
пали за уши, действительно могла для него иметь первостепенное зна¬
чение. На допросе в тюрьме Кинкэйд так и заявил: «Когда он сегодня
дернул меня за правое ухо, я знал, что ребята-газетчики не пропустят
это происшествие, и я обезумел». На состоявшемся позже суде проку¬
рор призвал присяжных признать Кинкэйда виновным в преднамерен¬
ном убийстве. При этом он признал, что речь может идти и о неумыш¬
ленном убийстве, если присяжные сочтут, что подсудимый «не успел
остыть после эпизода с трепкой ушей». Присяжные отклонили оба ва¬
рианта и оправдали Кинкэйда, признав, что он действовал в пределах
самообороны. И по сей день туристам при посещении вашингтонского
Капитолия показывают ступеньки, на которых умирал Толби, и даже
обесцвеченное пятно на мраморе, оставленное, как утверждает леген¬
да, кровью конгрессмена.
2. Слухи о Первом семействе
«Женщины мчались в каретах, верхом и пешком»
Прошло довольно много времени, прежде чем публика вновь проявила
жадное любопытство к еще одной Первой леди, как это было в эпоху
пребывания в Белом доме Фрэнсис Кливленд. Однако страна в целом
не теряла интереса к семейной жизни президента, даже когда Первые
семейства не обладали непреодолимой притягательной силой. Бенджа¬
мин Гаррисон, «вклинившийся» между двумя президентствами Клив¬
ленда, был подобен куску льда, а его жена Кэролайн была тихой домо¬
седкой, которую интересовали только изделия из крашеного фарфора.
За неимением лучшего, публика сделала объектом своего поклонения
президентского внука «малыша Макки», семья которого жила в Белом
доме под одной крышей с Гаррисонами. Газеты потчевали страну уми¬
лительными рассказами о том, как президент скачет, повинуясь дикта¬
торским приказам своего маленького внука. Такие сообщения были яв¬
но продуктом воображения впавших в отчаяние газетчиков, поскольку,
по словам родственников, Гаррисон не проявлял какого-то особенного
интереса к своему отпрыску.
Однако, когда Теодор Рузвельт сменил на президентском посту Уиль¬
яма Мак-Кинли, павшего жертвой покушения в 1901 году, нация наконец
получила Первую леди, которая была одновременно неотразима и до¬
ступна. Впервые в истории страны президент и Первая леди имели не
взрослых отпрысков, а целый выводок ребятишек в возрасте от пяти до
восемнадцати лет. Что еще более важно, Рузвельт был счастлив дать
прессе возможность писать о своих детях. «Т. Р.» всю свою жизнь созда¬
вал имидж Теодора Рузвельта — образ динамичного, героического, живу¬
щего полноценной жизнью, готового ко всему политика. Он не ставил
барьер между личным и публичным, не видел ничего странного в том,
что вся Америка хочет знать про собаку Кермита, про мальчиков, с ко¬
торыми дружит Алиса, и про успехи Теодора-младшего в школе. Это яви¬
лось переломным моментом в зарождающейся индустрии газетных слу¬
хов. Рузвельт узаконил любопытство публики относительно того, что
происходит в семейных покоях Белого дома. Как только газетчики полу¬
чили негласное разрешение заглянуть за заветные двери, президент
и его семья официально стали частью великой общины знаменитостей,
о которых публика сплетничает с энтузиазмом.
За семь с половиной лет правления Рузвельта у народа появился
личностный интерес к его детям: Алиса — бесстрашная дебютантка, Те-
одор-младший — крутой футболист, задумчивый Кермит, похожая на
i
136 в ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 5
мальчишку-сорванца Этель, добродушный Арчи и возмутитель спокой¬
ствия Квентин. Люди особенно хотели знать все об Алисе, а та, купаясь
в лучах всеобщего внимания, гордо разгуливала по Белому дому, поса¬
див на плечо голубого попугая или «повязав» себе руку живой змеей зе¬
леного цвета. Ее бракосочетание с конгрессменом Николасом Лонгуор-
том привело страну в экстаз. В Питтсбурге двухтысячная толпа остано¬
вила уличное движение, собравшись перед редакцией местной газеты
в ожидании сообщения о том, что Алиса Рузвельт стала миссис Лонгу-
орт. Когда соответствующий бюллетень был напечатан и вывешен, «все
девушки были счастливы, как если бы речь шла о событии, касавшемся
их лично»,— сообщила «Нью-Йорк тайме». Их счастье было неподдель¬
ным. Алиса получила к свадьбе столько подарков, что семьдесят пять
лет спустя, когда она умерла, в ее доме была целая стопа все еще не рас¬
печатанных подарков.
Когда новобрачные переехали в дом Ника Лонгуорта в Цинцинна¬
ти, более пятидесяти тысяч человек пришло посмотреть, как Алиса от¬
крывает памятник Уильяму Мак-Кинли. «Ничего похожего на эту дикую
давку в Огайо прежде не наблюдалось»,— писала «Нью-Йорк тайме».
Несмотря на триумф, Алисе пришлось поделить первые полосы газет,
вышедших в этот день, со своей младшей сестрой Этель, которая была
выброшена из коляски испуганной чем-то и понесшей лошадью, а по¬
том заставила публику остолбенеть, когда самостоятельно поднялась
и настояла на том, чтобы вернуться на взбесившейся лошади домой.
В ту пору на первых страницах газет появлялось по два-три крупных за¬
головка, касающихся Рузвельтов. Даже президентский бульдог по клич¬
ке «Пит» стал звездой нескольких репортажей после того, как укусил
клерка, а потом сбежал из Белого дома.
Находиться под постоянным наблюдением было, вероятно, нелегко
для детей президента, но они привыкли к тому, что каждым своим по¬
ступком им приходится делиться со всей страной. Когда Теодор Млад¬
ший серьезно заболел и попал в больницу, «Нью-Йорк тайме», следив¬
шая за развитием болезни, напечатала аршинными буквами: «ДВУСТО¬
РОННЯЯ ПНЕВМОНИЯ», затем «ЕМУ ЛУЧШЕ» и наконец «СПА¬
СЕН!» Когда через несколько лет Арчи заболел дифтерией, аналогич¬
ные «серийные репортажи» сопровождались сообщением, что теле¬
грамм с пожеланиями выздоровления так много, видимо, оттого, что
«Арчи самый популярный из президентских детей»... Когда в 1907 году
восемнадцатилетний Кермит попытался пройтись по Среднему Западу
с воинским подразделением, ему пришлось бежать от полчищ местных
жительниц, следовавших за солдатами и требовавших показать им сы¬
на президента. «Женщины мчались в каретах, верхом и пешком, — со¬
общала «Нью-Йорк тайме»... — Последняя капля, переполнившая чашу
терпения, упала на привале в Джослине, когда пожилая женщина отки¬
нула полог походной палатки, в которой спал юный Рузвельт, и, убрав
шляпу, которой он прикрыл лицо, погладила его, сказав: «Какой ты ми¬
лый мальчик»... Когда Тед Рузвельт Младший женился и отправился
в свадебное путешествие, репортеры барабанили в дверь его гостинич¬
ного номера, требуя дать интервью.
Все, что делали рузвельтовские дети — от проказ (Арчи вырезает но¬
жом свои инициалы на церковной скамье) до героических поступков
(Кермит спасает женщину, чья лошадь понесла), вызывало огромный
интерес у публики. Как и дети Кеннеди десятилетия спустя, они про¬
должали вызывать восхищение, давно уже став взрослыми. Когда чет¬
веро сыновей президента отправились на фронт во время Первой ми¬
ровой войны, их назвали «сражающимися Рузвельтами», выполняющи¬
ми свой долг перед Отчизной. Когда младшенький Квентин был застре¬
лен на вражеских позициях, немцы напечатали почтовую открытку,
изображающую его с пулевым отверстием во лбу. Это была, пожалуй,
одна из самых мерзких иллюстраций того, какой может быть иногда це¬
на славы.
В первые месяцы правления Вудро Вильсона пресса попыталась
превратить трех его дочерей в новое издание Алисы Рузвельт. Однако
их отец, проведший почти всю свою жизнь в учебных заведениях, ни¬
когда не мог согласиться с тем, что нация имеет какое-либо право со¬
вать свой нос в дела его семьи. Его дочери появились в Вашингтоне
в деликатную пору своего женского созревания, и ни одной из них не
удалось похвастаться тем, что они прошли этот путь подобно своей
предшественнице Алисе. Сам Вильсон и его жена были расстроены
тем, что их старшая и наименее адаптировавшаяся в обществе дочь
Маргарет постоянно попадала в газетные сообщения как «находящаяся
на пороге помолвки». Это было тем более непереносимо, что один из
мужчин, с чьим именем связывали Маргарет (бравый лесоруб Бен
Кинг), на самом деле был тайно помолвлен с ее младшей сестрой Нелл.
Тем временем сама Нелл влюбилась в министра финансов Уильяма
Мак-Аду, вдовца, отца шестерых детей, который был на двадцать шесть
лет ее старше.
Вильсон, все еще ожидавший, что газетки станут вести себя как пре¬
исполненные пиетета первокурсники в присутствии своего декана,
в конце концов созвал пресс-конференцию, на которой объявил, что
если репортеры будут и впредь писать о его семье, им будет закрыт до¬
ступ в Белый дом. Газетчики спасовали. Это было явным признаком то¬
го, что массмедиа теряют бесстыдно-нахальный дух, царивший в 1880—
1890-е годы. Многое в стране изменилось с тех пор, как Гроверу Клив¬
ленду испортили медовый месяц.
138.
Введение в руморологию. Глава 5
3. Теодор Рузвельт и проблема алкоголизма
«Вся история получила новый аромат после того, как
к моему безумию и пьянству присовокупили пристрастие
к морфию»
Поезд компании «Лейк-шор лимитед» катился по Висконсину в мае
1912 года, увлекая экс-президента Рузвельта и его друзей к берегам
Верхнего озера. Среди других пассажиров были Джейкоб Риис, выдаю¬
щийся «разгребатель грязи», а также Джеймс Гарфильд Младший, сын
убитого в результате покушения президента. В других вагонах ехали
Фрэнк Тайлер и Джеймс Слоун, старые телохранители «Т. Р.», сотруд¬
ники секретной службы, и еще многие бывшие члены кабинета минис¬
тров. Поезд мчался вперед, пока они вспоминали и проигрывали зано¬
во избирательные кампании, сражения за Белый дом, проходившие
с переменным успехом, и пришествие «эры Рузвельта», закончившейся
четырьмя годами ранее. Экс-президент сидел в своем купе, а старые
друзья навещали его там, сменяя друг друга.
В купе появился помощник с рукописью будущей автобиографии
Рузвельта и указал на страницу с какой-то мелкой неточностью.
«Должно быть, я был пьян, когда писал это»,— сухим тоном бросил
Рузвельт.
Поезд направлялся в Маркуэтт, штат Мичиган, где Рузвельт попыта¬
ется отдать себя на суд себе равных, которые раз и навсегда должны
объявить, что Рузвельт — не пьяница.
Ехавший в этом же поезде корреспондент «Нью-Йорк тайме» писал
для своей редакции: «Экс-президент преисполнен решимости вынести
на публику, туда, где его могут атаковать и уничтожить, проблему, о ко¬
торой перешептывались или открыто разглагольствовали по всем Со¬
единенным Штатам. Он не желает, чтобы эта история превратилась
в народную молву, распространяемую о нем, о других президентах и об¬
щественных деятелях и так и не опровергнутую. Пожалуй, никогда еще
прежде этот слух не достигал таких размеров и не распространялся
с подобной скоростью».
Из всех чистейшей воды сплетен, когда-либо ходивших об амери¬
канских президентах, слух об алкоголизме Теодора Рузвельта стоял
особняком. Он не был сочинен его политическими противниками, хо¬
тя они с удовольствием повторяли его. Сплетня перемещалась по стра¬
не, кажется, сама собой, без постороннего вмешательства. Репортеры,
освещавшие последнюю президентскую кампанию Рузвельта, были по¬
ражены способностью слуха проникать повсюду. «Чем дальше они еха¬
I
Злоба дня (1890-1920)
ли на Запад, тем чаще их спрашивали: «Неужели он пьет без переры¬
вов?» — писал репортер «Нью-Йорк тайме».
Не исключено, что сам Рузвельт и породил ненароком этот слух. Де¬
ло в том, что внешне он вел себя не совсем обычно: ходил враскачку,
а произнося речь, часто стискивал зубы, будто что-то откусывал. Когда
он волновался, голос его становился все выше, пока не переходил в на¬
стоящий фальцет. «Его воодушевление достигало такого накала, что
временами казалось, будто он в определенной степени лишен нормаль¬
ных сдерживающих начал»,— сообщал Джеймс Фолкнер, политичес¬
кий репортер «Цинциннати инкуайер». «Нью-Йрк тайме» проявляла
меньшую деликатность: «Все эти слухи расходятся по той Причине, что
Полковник имеет обыкновение вести себя как разъяренный алкого¬
лик». В эпоху, когда не было ни телевидения, ни радио, когда большин¬
ство граждан не имели возможности познакомиться с ораторской ма¬
нерой президента, поведение Рузвельта вызывало шок. Люди, собрав¬
шиеся послушать его предвыборное выступление или сидевшие рядом
с ним на политических обедах, понятия не имели, что он от природы
говорит так, а не иначе. Многие покидали митинги, неодобрительно
покачивая головами и пребывая в убеждении, что слушали и видели не¬
трезвого оратора. Друзья Рузвельта оказывали ему сомнительную услу¬
гу, опровергая каждый новый всплеск все того же слуха (не исключено,
что они таким образом пытались демонстрировать свою лояльность).
Рузвельт в 1907 году писал другу с невеселой усмешкой: «Вся история
получила новый аромат после того, как к моему безумию и пьянству
присовокупили пристрастие к морфию».
Он пробовал делать публичные опровержения. Его друг д-р Лайман
Эббет говорил репортерам, что «единственный напиток, которым зло¬
употребляет полковник Рузвельт, это коровье молоко. Иногда в тече¬
ние одной трапезы он выпивал до четырех-пяти стаканов молока». Это
заявление не помогло уничтожить слух, зато сделало Рузвельта мише¬
нью таких же шуток, какие услышал в свой адрес Билл Клинтон, кото¬
рый много лет спустя сказал, что как-то курил марихуану, но никогда не
затягивался... Одна газета за другой печатала заголовок «ОПИЛСЯ МО¬
ЛОКОМ». Авторы писем в газеты резвились, размышляя, не вредно ли
для здоровья такое интенсивное потребление лактозы, и выражая бес¬
покойство по поводу «паров перебродившего молока». Карикатуристы
открыли очередной охотничий сезон.
Во время своей финальной предвыборной кампании 1912 года Руз¬
вельт размышлял в обществе репортеров: «Если бы редакторы открыто
назвали меня пьяницей, я мог бы подать на них в суд за клевету и дока¬
зал бы, что являюсь трезвенником». Прошло немного времени, и ему
представилась такая возможность.
к
j Введение в руморологию. Глава 5 j%|
Джордж Ньюэтт, издатель «Айрон ор», никому не известного ежене¬
дельника, выходящего в шахтерском городке Ишпеннинг, штат Мичи¬
ган, ходил на митинг послушать Рузвельта и пришел в ярость, когда кан¬
дидат атаковал местного конгрессмена, оказавшегося приятелем Нью-
этта. Решительным шагом вернувшись в редакцию, Ньюэтт позаботил¬
ся о публикации редакционной статьи, заканчивающейся словами:
«Рузвельт лжет и занимается самыми отвратительными поношениями.
Кроме того, он пьет (и регулярно!), о чем известно всем близким лю¬
дям»... Это был шанс, которого Рузвельт долго дожидался. Он подал на
Ньюэтта уголовный и гражданский иск.
Выступая свидетелем по собственному делу, экс-президент предста¬
вил суду мучительно-подробный отчет о своем потреблении алкоголя.
«За всю жизнь я не попробовал ни одного алкогольного коктейля,
ни одного хай-болла, — клялся Рузвельт. — Я не курю, не употребляю пи¬
во, поскольку не люблю дым и не люблю вкус пива». Виски и бренди он
употреблял только по рецепту врача или «иногда после долгого пребы¬
вания в условиях ненастной погоды». На официальных обедах ему до¬
статочно было выпить один-два бокала шампанского, а дома он пропус¬
кал стаканчик-другой сухого белого вина. «В Белом доме у нас в огоро¬
де была грядка с мятой. За год я выпивал с полдюжины стаканов домаш¬
него напитка из виски или коньяка с водой, сахаром, льдом и мятой».
После выхода в отставку за четыре года, уточнил Рузвельт, было выпи¬
то еще два стакана этого напитка.
Затем начался парад свидетелей: репортеры, сопровождавшие Рузвель¬
та в его предвыборных поездках, дворецкий, паковавший его багаж и ни
разу не заметивший хотя бы одну фляжку с виски, однокашник по коллед¬
жу, друзья семьи, помощники, телохранители, члены правительства...
Однако Джордж Ньюэтт сыграл главную роль в этом спектакле. За¬
няв место для дачи показаний, ответчик заявил, что он действительно
не смог найти ни одного свидетеля, готового лично подтвердить, что
видел Рузвельта пьяным, но нашел сотни других свидетелей, которые
клянутся, что они слышали подобные истории. Даже личный друг Нью¬
этта (конгрессмен, из-за которого разгорелся весь сыр-бор) был вынуж¬
ден бежать из города. Теперь Ньюэтт и сам убедился, что Рузвельт —
трезвый человек.
«Короче говоря, — писала «Нью-Йорк тайме», — Ньюэтт оказался са¬
мым лучшим свидетелем в пользу Рузвельта из тех, что выступили на
процессе. Он признал, что стал жертвой своей доверчивости, был за¬
гнан в угол слухом, порочащим репутацию полковника Рузвельта и име¬
ющим хождение, кроме Ишпеннинга, во многих других местах.
Когда Ньюэтт покинул место для свидетелей, Рузвельт вскочил и по¬
просил присяжных, чтобы в их приговоре речь шла о чисто символиче¬
ской компенсации. «Я подал иск не ради денег, — дал Рузвельт обрат¬
ный ход в абсолютной тишине. Указывая пальцем на судью, он пояснил:
«Я подал иск и поставил на карту репутацию, потому что хочу раз и на¬
всегда, целиком и полностью покончить с этими сплетнями, чтобы до
конца моих дней никакой доверчивый человек не мог вновь их повто¬
рить». Вознеся над головой руку, сжатую в кулак, он произнес под зана¬
вес: «Я достиг своей цели. Я удовлетворен».
Это было коронное выступление Рузвельта. В иной ситуации кто-то
из очевидцев мог бы заподозрить, что весь его эмоциональный запал
был искусной симуляцией.
Выпивка по-научному
Слухи о политиках и алкоголе во все времена находились в зависимос¬
ти от уровня потребления спиртного в данный исторический момент.
Рузвельт жил в эпоху реакции, когда ряды абстинентов росли, а подо¬
зрительность ко все еще пьющим гражданам усиливалась. Кроме того,
его непьющие современники проявляли поразительную непреклон¬
ность. Раньше кампании за трезвый образ жизни были направлены
главным образом на то, чтобы избавить страну от крепких напитков
и поощрить умеренное потребление пива и вина. Новое же поколение
борцов с «зеленым змием» придерживалось более суровой линии. Мно¬
гие считали даже, что кофе и баранина с говядиной ведут к зависимос¬
ти от стимулирующих веществ. Страна тверда встала на путь к полному
запрету спиртного. На обширных территориях продажа всех видов ал¬
когольных напитков уже оказалась под запретом, и почти 40 процентов
американцев относили себя к разряду непьющих.
Вместе с тем алкогольная индустрия оставалась крупнейшим произ¬
водителем потребительских товаров. Баров в стране было больше, чем
школ, больниц, парков или церквей. Американцы тратили ежегодно на
покупку алкоголя 1,8 миллиарда долларов, то есть чуть меньше 2 милли¬
ардов, расходуемых на пищу и безалкогольные напитки. На каждого,
кто не был абстинентом, смотрели как на хронического алкоголика.
Для рабочего класса это означало посещение салуна с друзьями и вза¬
имные «угощения» вплоть до полной «отключки» всех присутствую¬
щих. Интеллектуалы вели себя более скрытно, но необязательно трез¬
вее. В 1908 году автор статьи в журнале «Индепендент» представил иде¬
ально честное объяснение питейных нравов, царящих в классе «белых
воротничков»:
«Такой человек в десять утра обычно пьет виски с содовой и повто¬
ряет дозу перед ланчем. За обедом он выпивает какой-нибудь коктейль,
i
142 Введение в руморологию. Глава 5
а вечером употребляет пару стаканчиков виски с сельтерской водой...
Он пьет, так сказать, по-научному... Такие люди, находясь под давлени¬
ем, работают быстро и упорно. Они пьют в рабочее время, чтобы тру¬
диться еще быстрее, упорнее и под еще большим давлением. Они пьют,
чтобы получить новые стимулы. Именно в этом, как мне представляет¬
ся, и заключается разница между выпивкой в элитарном клубе и выпив¬
кой в пролетарской пивной...»
Естественно, началась вражда между борцами за воздержание
и «завсегдатаями клубов», которые любую попытку диктовать им огра¬
ничения воспринимали как ничем не оправданное вмешательство.
В бытность свою президентом Рузвельт как-то участвовал в официаль¬
ном обеде, устроенном бизнесменами Сент-Луиса. Когда подали шам¬
панское, присутствующие, затаив дыхание, наблюдали за Рузвельтом
и гадали, осмелится ли тот выпить свою порцию и бросить вызов обще¬
ственности. Рузвельт, резво поднявшись на ноги, усмехнулся и одним
глотком проглотил содержимое бокала под бурю аплодисментов. Его
непокорность на фоне непреклонности борцов за трезвость стала
предметом пародии, продемонстрированной Алисой на ее свадьбе,
и помогла укрепиться его нежелательному имиджу. Когда он был хозяи¬
ном Белого дома, гиды в экскурсионных вашингтонских трамваях, про¬
езжая мимо резиденции президента, говорили туристам, взирающим
на теннисный корт: «Если вы присмотритесь, то можете увидеть, как
рука мистера Рузвельта тянется к стакану с хай-боллом!»
4. Вторая жена президента
«Пожалуй, самая волнующая тема, какая у нас когда-либо
была»
Вудро Вильсон был очень необычной политической фигурой, ставшей
мишенью слухов об амурных похождениях. «Нельзя сделать Ромео из
человека, внешне похожего на помощника аптекаря»,— язвительно за¬
мечал Теодор Рузвельт. Однако, несмотря на чопорную внешность,
Вильсон был страстным мужчиной и пылким поклонником прекрас¬
ного пола. Среди его друзей преобладали женщины — преданные, ум¬
ные, готовые, образно говоря, сидеть у ног президента и слушать его за¬
явления по злободневным вопросам. При этом там, где речь шла о его
личном поведении, Вильсон был маниакальным моралистом и являлся
прямой противоположностью деятелей вроде конгрессмена Брекенри¬
джа. Алиса Рузвельт, ненавидевшая президента-демократа, шутила, что
Вильсон молится Богу перед тем, как прыгнуть в чью-нибудь постель...
I
Wtf-
Злоба дня (1890-1920)
У Вильсона тоже были тщательно скрываемые от других сексуаль¬
ные секреты. Еще в 1906 году, проснувшись как-то утром, Вудро с ужа¬
сом обнаружил, что ничего не видит левым глазом. Было совершенно
очевидно, что в его организме, истощенном большими нагрузками,
возникли проблемы кровоснабжения. Он часто жаловался на боли в ле¬
вом боку и в правой руке во время письменных работ. Когда эти симп¬
томы усилились, врачи настояли на отпуске где-нибудь на морском по¬
бережье. В 1907 году, когда Вильсон был еще президентом Принстон¬
ского университета и один отправился в отпуск на Бермуды, у него на¬
чался романтический флирт с женщиной по имени Мэри Аллен-Пек.
Миссис Пек была жизнерадостной, очаровательной, отчасти ветреной
и очень одинокой особой. Расставшись с мужем, она жила уединенно
на белоснежной вилле, где организовала что-то вроде салона для наи¬
более интересных посетителей Бермудских островов, приглашая Мар¬
ка Твена и прочих знаменитостей. Вильсон, у которого возникли ос¬
ложнения с работой и в семейной жизни, был явно очарован хозяйкой.
Они почти все время проводили в обществе друг друга. Он посылал ей
свои сочинения («чтобы вы могли получше узнать меня»), а также трак¬
тат Уолтера Бэйджхота об английской конституции. Она ввела его
в круг своих друзей. На следующий год он вновь отправился к ней в гос¬
ти на Бермуды, а в 1909 году, когда она вернулась в Штаты и навсегда по¬
рвала со своим мужем, они встретились в ее нью-йоркской квартире.
Вильсон позже назвал этот эпизод временем «сумасбродств и отчаян¬
ных дерзостей».
Вопрос о том, находился ли когда-либо Вильсон в физической бли¬
зости с миссис Пек, относился к числу многочисленных сексуальных
загадок американской политики. Вспомним Джефферсона и Салли Хе-
мингс, тайну рождения ребенка Марии Холпин или, в более позднее
время, вопрос, чем конкретно занималась Элеонора Рузвельт со своей
подругой Лориной Хиккок... За годы знакомства Вильсон и миссис Пек
обменялись сотнями писем, а Вильсон «одолжил» подруге значитель¬
ные суммы денег. Сохранившиеся письма указывают на глубоко друже¬
ские чувства. Если в этой переписке и существовали когда-либо доказа¬
тельства более эротических чувств, они были уничтожены.
В ту пору многие не сомневались, что, оставшись наедине, Вильсон
и миссис Пек занимались не только чтением Уолтера Бэйджхота. Одна¬
ко все романтические чувства, если и были когда-нибудь у Вильсона,
увяли, когда он стал президентом, а миссис Пек превратилась в назой¬
ливую «разведенку», испытывающую к тому же хронические денежные
затруднения. Несмотря на это, слухи об их романе преследовали Виль¬
сона в течение всего президентского срока. Когда Вильсон впервые бо¬
ролся за назначение кандидатом от Демократической партии, прозрач¬
ные намеки особенно ранили его жену Эллен, которая как-то призна¬
лась одной своей близкой подруге, что отношения мужа и миссис Пек
были единственным темным пятном в их совместной жизни.
Про «дело Пек» люди «шептались в коридорах власти во время съез¬
да Демократической партии в Балтиморе»; эта история периодически
всплывала в ходе предвыборной кампании, — заметил журналист Дэвид
Лоуренс.
Через семнадцать месяцев после инаугурации Вудро Вильсона его
жена Эллен умерла от болезни почек, оставив супруга в мучительном
одиночестве. Дочери жили своей собственной жизнью, не было рядом
супруги, которая своим восхищением помогает мужу самоутвердиться
и почувствовать уважение к себе. Вильсон начал увядать. «Если он не
женится (причем скоро!), думаю, его песня спета»,— писал в своем
дневнике его ближайший советник Эдвард Хаус. По счастью, прези¬
дент сам восполнил потерю, познакомившись с Эдит Боллинг-Голт, со¬
рокатрехлетней вдовой вашингтонского ювелира. Вторая половина
первого президентского срока прошла под аккомпанемент слухов об
этом романе, развлекавших столичную публику. Намного серьезнее по¬
следствия этой молвы сказались во второе президентство.
Президент был на положении вдовца менее восьми месяцев, когда
встретился с миссис Голт на чаепитии в Белом доме, устроенном в мар¬
те 1915 года. Роман развивался столь стремительно, что уже в мае он
открылся в своих чувствах к Эдит. Они были тайно помолвлены в июне
и предположительно стали близки примерно в то же время. На людях
президент и миссис Голт всегда появлялись в сопровождении третьего
лица, хотя миссис Голт была завсегдатаем Белого дома. Айк Гувер, при¬
вратник Белого дома, заметил, что после каждого обеда Вильсон и его
пассия «частенько удалялись в президентский кабинет, в то время как
остальная компания развлекалась в других помещениях дома». Эдит,
добавил Гувер, настолько активно занялась хозяйством, что «никакие
дела не проходили без ее вмешательства, все планы предусматривали
ее участие... Президент и шага не мог ступить, чтобы не встретить ее
на своем пути».
Проиграв сражение за право освещать помолвки президентских до¬
черей, пресс-корпус не собирался игнорировать слухи об амурной жиз¬
ни самого Вильсона. Все в Вашингтоне были в курсе этого романа
и пристально наблюдали за его развитием. «Мало кто из моих друзей
лично знал миссис Голт, но все страстно желали узнать о ней поболь¬
ше, — писала Эвелин Уолш-Маклин, жена издателя «Вашингтон пост»
Неда Маклина. — Меня бранили за то, что я не могла немедленно выло¬
жить всю правду об обстоятельствах романа в Белом доме». Самым же¬
ланным гостем на званом обеде, по словам Эвелин Маклин, был тот,
кто поделится хотя бы мелкой сплетней об ухаживании президента за
миссис Голт. Друзья хозяйки умоляли ее: «Пригласите же кого-нибудь,
кто знает миссис Голт. Я умираю без этой информации...»
Слухи, распространяемые по всему Вашингтону за ее спиной, выво¬
дили Эдит из душевного равновесия. Она происходила из старинного,
хотя и обедневшего, виргинского семейства и была во многом носи¬
тельницей традиционных на Юге представлений о предназначении
женщины. Она считала доброе имя главным своим богатством. Мысль
о слухах в ее адрес, а тем более те истории, которые распространялись
в это время, приводили Эдит в содрогание. Согластно одной «версии»,
она в прошлом была любовницей германского посла Иоганна фон
Бернштаффа. Столичную публику бесконечно забавлял и тот факт, что
Вильсон, бывший помощник аптекаря, тайком вступил в страстную ин¬
тимную связь с отнюдь не молоденькой любовницей. Когда было обна¬
родовано известие о помолвке, «Вашингтон пост» сообщила о светской
сенсации под непотребным заголовком: «ПРЕЗИДЕНТ ПРОВЕЛ ПОЧ¬
ТИ ВЕСЬ ВЕЧЕР В ОБЪЯТИЯХ МИССИС ГОЛТ!» Знающие люди в Ва¬
шингтоне подозревали, что автором этого перла была жена издателя —
все та же неукротимая Эвелин Маклин.
Между тем народ был в неведении об этих сплетнях и пребывал
в убеждении, что Вильсон все еще оплакивает свою покойную супругу
и несет двойную ношу, связанную с личной потерей и военными дейст¬
виями в Европе. Советники президента, естественно, волновались
о том, что может произойти, если Вильсон объявит о своей помолвке
до выборов 1916 года. Особенно их беспокоили все еще покрытые ту¬
маном неизвестности «голоса женщин». Хотя 9-я поправка к конститу¬
ции стала законом только в 1920 году, женщинам уже было разрешено
голосовать в ряде штатов, особенно на Западе страны. Надеясь изба¬
виться от Эдит Голт или как минимум скрыть ее пока от глаз публики,
организаторы предвыборной кампании решили вытащить на свет при¬
зрак миссис Пек. Министр финансов Мак-Аду придумал историю о по¬
лучении анонимного письма, автор которого будто бы сообщал, что
миссис Пек (теперь уже Мэри Аллен-Халберт) дает посторонним чи¬
тать письма Вильсона и угрожает опубликовать их, если президент же¬
нится на ком-либо, кроме нее самой.
«Сигнал», поданный Мак-Аду, испугал Вильсона. Кроме писем он
в прошлом выслал пятнадцать тысяч долларов попавшей в беду миссис
Халберт, которая не могла выбраться из финансовой пропасти из-за
правонарушений своего единственного сына. Вильсон покаялся перед
невестой, рассказав о своей былой страсти и попросив прощения. Ре¬
шая двойную задачу, президент напрочь отрицал, что имел когда-либо
интимные отношения с прежней пассией, но при этом хотел, чтобы
>
146 1 ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 5
ему отпустили грехи... После нескольких дней, прошедших в атмосфе¬
ре, близкой к истерике, помолвка, вместо того чтобы расстроится,
только укрепилась. Эдит, имевшая склонность к излишней драматиза¬
ции событий, позднее утверждала, что личный врач президента, стоя
на ее пороге, умолял ее разрешить Вильсону вернутся к ней: «Прези¬
дент очень болен. Я просто бессилен. Вы — единственный человек, ко¬
торый может ему помочь... Если вы желаете видеть его, это нужно сде¬
лать безотлагательно. Он не может спать и ничего не ест».
Несчастная Мэри Халберт (или «миссис Пек», как ее звали в мире
сплетен) оказалась во всей этой истории безвинно пострадавшей жерт¬
вой. Связь с Вильсоном была апогеем в ее жизни, осложненной финан¬
совыми катастрофами и семейными бедами. Когда президент овдовел,
она не могла не надеяться, что он прибежит к ней. Она до сих пор хра¬
нила ленту, которую мечтала надеть на своей свадьбе в Белом доме.
И теперь она не получила ничего, кроме записки от Вильсона, сообща¬
ющей о его помолвке с Эдит Голт и подписанной словами «Ваш предан¬
ный друг». Она никогда не пыталась продать письма президента, хотя
ее со всех сторон осаждали репортеры, а специалисты с вашингтон¬
ской фабрики слухов снова сделали ее центром всеобщего внимания.
«Ее загадочные отношения с президентом стали, пожалуй, самой вол¬
нующей темой, какая у нас когда-либо была, — писала Эвелин Маклин. —
Кто такая миссис Пек? Репортеры рыскали повсюду, шепотом предла¬
гая вынести этот вопрос на обсуждение». Если газетчикам и удалось
что-то раскопать, информация затем была похоронена в редакторских
папках для конфиденциальных материалов. Тем временем сплетники
судачили о том, что Вильсон, дескать, подкупом заставил миссис Пек
хранить молчание, а Льюис Брэндейс, служивший посредником при
передаче денег, в награду получил место в Верховном суде. По другой
«гипотезе», она получала за молчание зарплату в министерстве финан¬
сов. Никто не мог удержаться от соблазна припомнить комедию начала
века, которая называлась «Пек и ее негодный мальчик» и которую ис¬
пользовали для изобретения прозвища, данного Вильсону.
«Он и представить себе не мог, что его враги могут быть
настолько несправедливы»
Слухи про миссис Пек взволновали публику, но впереди вашингтонцев
ждала еще более аппетитная пища для пересудов: Белый дом объявил
о помолвке Вудро Вильсона и Эдит Голт в пресс-релизе, написанном са¬
мими счастливыми новобрачными. Текст этого пресс-релиза гласил:
«В кругу благовоспитанных и интересных людей, знавших миссис Голт,
она всегда выделялась не только необычными свойствами характера
и прочими талантами. В ней люди всегда искали приятную подругу. Ее
вдумчивость и способность быстро овладевать любым избранным ею
делом делали общение с нею бесценным в глазах тех, кто имел счастье
заслужить ее дружбу...» Проявив милосердие, многие газеты воздержа¬
лись от перепечатки столь двусмысленного объявления, но текст начал
быстро распространяться по столице.
И вновь страна с восторгом принялась обсуждать матримониальные
планы президента, обращая особое внимание на заявление миссис Голт
о том, что она происходит по прямой линии от индейской принцессы
Покахонтас. Однако, в отличие от прежних времен, к всеобщему инте¬
ресу примешивался грустный скептицизм, впоследствии перешедший
(по крайней мере в некоторых штатах) в открытую враждебность. В де¬
кабре 1915 года Вильсоны сыграли свадьбу в доме невесты «в самой не¬
затейливой обстановке», как отмечала «Нью-Йорк тайме». Пресса по¬
лучила возможность пересказать во всех подробностях то, что проис¬
ходило в ходе закрытой для посторонних церемонии, начиная с момен¬
та, когда мать вложила руку миссис Голт в руку Вильсона, и кончая про¬
цедурой вручения подарков, среди которых были четырнадцать ваз,
одеяло, изготовленное индейцами племени навахо, «громадная сереб¬
ряная круговая чаша», преподнесенная делегацией конгрессменов из
Виргинии, а также статуя индейской «принцессы» Покахонтас. Ново¬
брачным удалось скрыться от прессы на поезде, который унес их в сва¬
дебное путешествие в Хот-Спрингс. На следующее утро, когда помощ¬
ник президента вошел в его приватное купе, пятидесятилетний Виль¬
сон, засунув руки в карманы и прищелкивая каблуками, распевал песню
«Ты моя прекрасная куколка».
Президент был поражен стрелой Амура, а его критики ответили на
известие о свадьбе именно так, как опасались советники Вильсона. Ре¬
портеры из прореспубликанского газетного концерна Херста посети¬
ли могилу Эллен Вильсон и злорадно констатировали, что надгробия
все еще нет. Однако комментарии прессы бледнели по сравнению
с тем, о чем шептались в публике. Обыватели недоумевали: может ли
считаться хорошим мужем тот, кто столь быстро оправился после смер¬
ти жены? Еще накануне свадьбы служащий железнодорожной компа¬
нии в письме президентскому советнику полковнику Эдварду Хаусу пре¬
дупреждал, что вильсоновские планы повторно вступить в брак «чрез¬
вычайно непопулярны» среди жителей и особенно среди жительниц
Запада: «Люди, кажется, потрясены, внезапно узнав, что, вместо того
чтобы нести бремя траура, он стремительно влюбился вскоре после
кончины супруги; этот поступок воспринимается как доказательство
эгоизма и, в определенном смысле, как признак бестактности со сторо-
>
148 1 ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 5
ны президента». Дэвид Лоуренс, посланный в провинцию, чтобы уз¬
нать, какие настроения царят в стране, рапортовал, что «неизменно
слышал от собеседников вопрос об обоснованности слухов о личной
жизни мистера Вильсона...» Люди передавали друг другу слух о том, что
у Вильсона был роман с миссис Голт еще когда он был женат и что он
с любовницей устроил заговор с целью физического устранения Эллен.
Полковник Хаус писал в этой связи: «Распространяемые о нем фантас¬
тические небылицы не имеют под собой ни малейшей почвы».
Кто-то рассылал в редакции вашингтонских газет анонимки, в кото¬
рых витала тень Уильяма Брекенриджа; проще говоря, автор намекал,
что Мэри Пек пригрозила Вильсону подать на него в суд за нарушение
брачного обязательства.
Вильсон, понятия не имевший о том, что в народе говорят о его но¬
вом браке, был ошеломлен, когда Фрэнк Гласс, его старый друг по кол¬
леджу, а в данный момент издатель «Бирмингем ньюс», пересказал ему
эти сплетни. «Я еще не кончил говорить, как его глаза налились слеза¬
ми, — писал позднее Гласс. — Он и представить себе не мог, что его вра¬
ги могут быть настолько несправедливыми и жестокими». Вильсон да¬
же собирался созвать пресс-конференцию и объявить, что не является
ни неверным мужем, ни убийцей своей жены, но в целом он мало что
мог противопоставить молве. Тем не менее одному из родствеников Эл¬
лен Вильсон поручили написать газетную статью о том, каким счастли¬
вым был первый брак президента.
Вильсон в конце концов одержал очень трудную победу над слабым со¬
перником. В стране тем временем рассказывали разные варианты анекдо¬
та, который слышал Мюррей Кемптон в детстве: когда президент сделал
предложение миссис Голт, та так разволновалась, что даже выпала из кро¬
вати... Эдит тоже слыхала эту шутку, хотя не относилась к тем женщинам,
которым нравится, когда люди смеются, обсуждая их интимную жизнь.
У Эдит не было никакого политического багажа или даже нормального
образования. У нее не было ни подготовки, ни жизненного опыта, необ¬
ходимых тому, кто оказался в эпицентре американской политики.
Чарлз Кроуфорд-Стюарт (атташе британского посольства в США)
как-то на официальном обеде рассказал гостям анекдот про Эдит, присо¬
вокупив свои громкие и недипломатичные комментарии о ее романе
с Вильсоном. Когда эта история дошла до ее ушей, Белый дом немедлен¬
но потребовал отослать Кроуфорда-Стюарта обратно в Европу. Осканда¬
лившийся атташе умолял государственный департамент не ломать ему
карьеру; решение отложили вплоть до возвращения британского посла
на родину вместе со всеми его сотрудниками. Эдит обвинила государст¬
венного секретаря Роберта Лэнсинга в том, что тот не предпринял более
решительных шагов, и дипломат навечно был зачислен в список врагов.
Злоба дня (1890-1920)
-49
«Предположим, Вильсон начнет бегать голышом ?»
После окончания Первой мировой войны Вильсон заболел, находясь
в Париже, где боролся за заключение мирного договора. С ним случил¬
ся апоплексический удар во время кампании, которую он развернул
в поддержку мирного договора на родине. Более шести месяцев он не
мог исполнять обязвнности главного должностного лица; Эдит в этот
период стала очень близка к недееспособному президенту, оказывая на
него в основном негативное влияние — у нее не было политического
опыта, чтобы «заморозить» политические процессы и уберечь Вильсо¬
на от ненужных стрессов. Заняв столь высокое положение, она остава¬
лась «домашним человеком», порождением царящих среди южан пред¬
ставлений о том, что должна делать каждая жена. Ее обида на столич¬
ные анекдоты и слухи стала в некоторых случаях главным фактором
в принятии важных решений президентской администрацией.
Кардинальной проблемой, стоящей перед правительством Вильсо¬
на, была ратификация мирного договора, открывающего Соединен¬
ным Штатам доступ в Лигу Наций. Практически все, за исключением
президента, были уверены, что для достижения этой цели необходимо
найти компромисс с республиканским большинством в конгрессе. Быв¬
ший министр иностранных дел Великобритании Эдвард Грей (ставший
теперь виконтом Фоллоденским) вернулся на службу, чтобы приехать
в США в качестве посла и помочь в достижении компромисса. В про¬
шлом у Грея были хорошие отношения с Вильсоном, и потому сторон¬
ники Лиги Наций в Европе полагали, что ему удастся убедить президен¬
та в том, что требования, выдвинутые американским конгрессом,
не так важны по сравнению с вступлением страны в Лигу. К несчастью,
старый, хворый и полуслепой Грей снова привез с собой атташе
Кроуфорда-Стюарта. Государственный департамент, действуя по указа¬
нию Белого дома, потребовал отправить Кроуфорда-Стюарта доиой за
клевету на Первую леди. Престарелый посол пришел в изумление и вы¬
сказал сомнение в необходимости такой меры. Через четыре месяца
после этого Грей вернулся домой, даже не повидавшись с президентом
Вильсоном. По настоянию больного и изолированного от внешнего
мира президента компромиссы были отвергнуты, а мирный договор
так и не был ратифицирован.
Тем временем спекуляции о физическом состоянии президента ста¬
ли, по выражению «Нью-Йорк уорлд», источником «1000 слухов». В ок¬
тябре кто-то, увидев на Уолл-стрит приспущенные флаги (в память
о скончавшемся президенте района Манхэттен), распустил слух о том,
что умер президент страны. Курс акций на бирже стремительно упал.
i
IgO Введение в руморологию. Глава
Впервые народ обратил внимание на решетки на окнах Белого дома
(установленные еще Тедди Рузвельтом, чтобы защитить стекла от бейс¬
больного меча). Люди указывали на решетки как на доказательство то¬
го, что президент сошел с ума, причем от сифилиса, которым заразил¬
ся на сексуальной оргии в Париже, где работал над заключением мир¬
ного договора. Это было стартом волны «сифилитических» слухов
о видных политиках. Публика обратилась к венерической теме, когда
среди молодежи упал интерес к сохранению девственности, а родители
начали искать новые аргументы против внебрачных половых связей.
Миссис Вильсон и личный врач президента Гэри Грейсон вступили
в сговор с целью утаить от страны правду о состоянии президента, по¬
скольку в противном случае непременно раздались бы призывы к его
уходу в отставку. Кроме Эдит и д-ра Грейсона практически никто не
имел доступ в спальню Вильсона. Вашингтонская элита пребывала в та¬
ком же неведении, как и простой электорат. В конце 1915 года встрево¬
женный сотрудник одного телеграфного агентства спросил шефа ва¬
шингтонского бюро: «Предположим, Вильсон начнет бегать голышом
по второму этажу Белого дома и никто не сможет его поймать? Как вы
об этом узнаете?»
Шеф вашингтонского бюро мрачно ответил: «Судя по всему, Виль¬
сон именно этим и занимается в данный момент».
Даже располагая информацией, пресса никогда не отличалась опе¬
ративностью, когда надо было известить общественность об истинном
состоянии здоровья видных политиков. В 1824 году сторонники Уилья¬
ма Кроуфорда смогли сделать из него серьезного кандидата в президен¬
ты, несмотря на то, что в результате какой-то загадочной болезни он
полностью ослеп и был парализован. Хотя личная жизнь Гровера Клив¬
ленда всегда становилась достоянием публики, ему тем не менее уда¬
лось тайно оперироваться по поводу рака челюсти (единственный ре¬
портер, которому удалось узнать про эту операцию, подвергся насмеш¬
кам коллег за слишком «буйный полет фантазии»)... Однако по мере то¬
го как усложнялась общественная система страны, становилось все
труднее скрывать правду об инвалиде в Белом доме.
Пока Вильсон лежал в постели, практически отрезанный от внеш¬
него мира, Соединенные Штаты все глубже увязали в серьезном и опас¬
ном конфликте с Мексикой, во время которого происходил захват аме¬
риканских нефтяных скважин и был похищен один американский ад¬
министратор. Генеральный прокурор А. Митчел Пальмер в ходе нале¬
тов полиции на «места скопления коммунистов», произведенные
в тридцати трех крупных городах, арестовал четыре тысячи человек,
грубо нарушив их гражданские права. Горняки начали забастовку,
а идея вступления в Лигу Наций, само собой разумеется, была похоро¬
нена. Повисли и сотни других, не таких важных вопросов — назначение
послов, заполнение вакансий, переговоры о заключении международ¬
ных договоров. Эдит не только стала личным секретарем мужа,
но и присвоила многие его президентские полномочия. Сначала Эдит
разбирала все документы, поступающие на имя президента, и доставля¬
ла их больному мужу в постель (причем только в тех случаях, когда счи¬
тала бумаги действительно важными). Для облегчения восприятия до¬
кументов она составляла краткие резюме либо пересказывала кратко
их содержание. Вудро, все еще прикованному недугом к постели, оста¬
валось лишь выразить свое мнение и поставить подпись на заранее го¬
товой резолюции. Феминистки могут гордиться тем, что благодаря
столь прискорбным обстоятельствам во главе Соединенных Штатов
фактически оказалась представительница прекрасного пола. Хотя
правду о временной недееспособности Вудро Вильсона тщательно
скрывали, к концу его правления Эдит получила неофициальный титул
«Леди президент».
Теоретически все понимали, что здоровье президента является
предметом озабоченности всего общества, но его болезнь все еще счи¬
талась частным делом, в которое лучше не вмешиваться. В течение по¬
следующих десятилетий, по мере того как страна все дальше уходила от
представлений о личной жизни политиков как законной теме для об¬
суждения, все чаще будет возникать проблема: как следует реагировать
на недееспособность президента?
Благодаря постоянному уходу и заботе, которой его окружила жена,
Вудро смог не только частично реабилитироваться после тяжкого забо¬
левания, но даже написать «Историю американского народа» в пяти то¬
мах. В числе его безусловных заслуг необходимо упомянуть работу над
трудовым законодательством и введение системы ограничения подо¬
ходного налога (не более трех процентов от всех видов доходов). Мало
кто помнит теперь, что в 1920 году 28-й президент США Томас Вудро
Вильсон стал одним из самых первых лауреатов Нобелевской премии
мира. Литературная молва приписывает ему авторство нескольких не
очень пристойных, зато весьма остроумных лимериков.
Глава 6
Политические слухи
уходят в ПОДПОЛЬЕ
(1920-1945)
1. Избирательная компания 1920 года. Негри¬
тянская КРОВЬ И НАМЕКИ НА ГОМОСЕКСУАЛИЗМ
«Один из моих предков мог перепрыгнуть через забор»
Предположение, что в жилах Уоррена Гардинга течет негритян¬
ская кровь, относится к разряду типичных провинциальных
слухов. В Мэрионе, штат Огайо, обыватели задолго до рожде¬
ния будущего президента шептались, что Гардинги не являются чисто¬
кровными белыми людьми. По утверждению его родителей, сплетня
была пущена из чувства мести человеком, которого давно умерший
член семейства Гардингов обвинил в воровстве. Много лет спустя по¬
клонники Гардинга выдвинули теорию, что слух возник еще до Граж¬
данской войны, поскольку Гардинги сочувствовали аболиционистам.
Не исключено, что молва имела под собой реальную почву. В XVIII—
XIX веках Огайо было излюбленным местом, где селились освободив¬
шиеся рабы или беглые негры, искавшие пристанища на Севере. Неко¬
торые старожилы штата, возможно, происходят от этих самых черно¬
кожих «эмигрантов». Единственным репортером, задавшим Гардингу
нелицеприятный вопрос, был авторитетный политический обозрева¬
тель «Цинциннати инкуайер» Джеймс Фолкнер.
«В ваших жилах есть негритянская кровь?» — как-то выпалил журна¬
лист в приватной беседе.
«Откуда же я могу знать, Джим? — спокойно произнес Гардинг. —
Один из моих предков вполне мог, образно говоря, перепрыгнуть че¬
Политические слухи уходят в подполье (1920-1945) 1 gg
рез забор...» Он совершенно не подходил для роли президента США,
но никто из тех, кто общался с ним, не мог не согласиться с тем, что
Уоррен Гардинг — очень приятный человек.
В начале XX столетия в небольших городках слухи про «негритян¬
скую кровь» в чьих-то жилах не являлись редкостью. Белые граждане
распространяли их, чтобы убедить себя, что негры — «не такие как
все». Зачисляя в мулаты членов какой-нибудь семьи, сплетники испы¬
тывали чувство облегчения, что не потеряли еще способность разли¬
чать представителей разных рас и могут в городке, населенном жителя¬
ми разнообразных оттенков, опознать светлокожего негра. Тот факт,
что в качестве мишени выбирались малоимущие и непреуспевающие
семейства, укреплял в белых обывателях чувство расового превосход¬
ства. Кстати, Гардинги почти всегда были бедны и неудачливы. По¬
скольку юный Уоррен не был лишен честолюбия, те, кому не по нутру
был его амбициозный напор, регулярно пускали слух о его «негритян¬
ской крови». Когда Гардинг стал руководить газетой «Мэрион стар»,
чьи дела шли ни шатко, ни валко, конкурирующее издание напечатало
колкую редакционную статью, заявив, что Гардинг «вряд ли подведет
ЦВЕТНУЮ черту под своей кучерявой юностью». Когда он обручился
со своей будущей женой, его тесть, богатый и ужасный Эймос Кинг,
публично проклял его и обозвал «ниггером».
Подобные слухи всплывали всякий раз, когда Гардинг выставлял
свою кандидатуру в Огайо, но репортеры оставляли пересуды без вни¬
мания. Когда в 1920 году он был выдвинут в кандидаты на пост прези¬
дента, Гардинг лично обратился к Роберту Скриппсу, возглавлявшему
крупный газетный концерн, чтобы попросить (и получить в конце кон¬
цов) гарантии, что ни один из слухов, распространяемых в его родном
городе, не будет обнародован скриппсовскими изданиями. Демократы
вильсоновской администрации также решили держаться подальше от
щекотливой темы. В своих мемуарах Эдит Вильсон рассказала, как Джо¬
зеф Тьюмулти, личный секретарь Вильсона, в радостном возбуждении
принес как-то больному президенту листовку, на которой было изобра¬
жено «разноцветное» генеалогическое древо кандидата Гардинга. Сек¬
ретарь был уверен, что такая информация обязательно уничтожит рес¬
публиканцев. «Даже если все это так, — ответил будто бы Вудро Виль¬
сон, — я никогда не позволю использовать этот материал. Мы не можем
заниматься генеалогическими изысканиями. Наша кампания должна
быть основана на принципах, а не на сплетнях, принесенных с черно¬
го хода...» В воспоминаниях миссис Вильсон бедный Тьюмулти никог¬
да не выглядит героем. Жена президента была не свободна от своих
собственных многочисленных предрассудков и страдала предвзятос¬
тью, характерной для ирландских католиков, живущих в крупных горо-
к
л г а Введение в руморологию. Глава 6
154
дах... Немудрено, что сам Тьюмулти иначе вспоминает данный эпизод.
Оказывается, это он сам решил, что вильсоновская администрация не
должна проявлять снисхождение к подобным сплетням, и принял ме¬
ры к недопущению публикаций о расовом происхождении Гардинга.
Во время войны федеральные власти получили большие возможности
для цензурных запретов, и эта практика продолжалась в мирное время.
Когда 250 тысяч листовок про «негритянскую кровь» (уже готовых
к рассылке) были обнаружены на почтамте Сан-Франциско, федераль¬
ное правительство распорядилось все их уничтожить.
«Это влияет на голоса женщин!»
Старая сплетня о предках Гардинга все-таки стала циркулировать в об¬
щенациональных масштабах. Произошло это благодаря усилиям всего
лишь преподавателя провинциального колледжа, у которого был нео¬
бычный «пунктик». Уильям Эстабрук Чэнселлор был по отношению
к Уоррену Гардингу тем же, чем являлся пастор Болл для Гровера Клив¬
ленда. Чэнселлор в качестве профессора Вустерского колледжа, штат
Огайо, пользовался популярностью, написал несколько книг по педаго¬
гике и в расовых вопросах, что называется, сдвинулся по фазе. Исследуя
свою любимую тему, он от кого-то услышал «историю про Гардинга»
и превратился в миссионера, призванного рассказать всему миру, что
кандидатура Гардинга является частью заговора с целью установить гос¬
подство негров в стране. Результаты своих изысканий Чэнселлор изло¬
жил на съезде Республиканской партии, а затем и всем заезжим журна¬
листам. Профессор с горечью комментировал заметку о Гардинге
в «Нью-Йорк тайме», «чей автор получил образование и профессио¬
нальную подготовку в Норвегии». Профессор утверждал, что именно по
этой причине автор заметки не имеет надлежащей американской пози¬
ции по расовому вопросу... 250 почтовых отправлений, уничтоженных
федеральным правительством, были тоже детищем профессора.
Трудно теперь сказать, сколько Чэнселлору удалось распространить
памфлетов, листовок и «генеалогических диаграмм», учитывая удиви¬
тельно дружное безразличие обеих партий к первой поправке к консти¬
туции США, когда речь шла о вопросах расовой принадлежности потен¬
циального президента страны. Кроме листовок, сожженных в Калифор¬
нии, подобные сочинения всплывали в основном в Огайо — на родине
Гардинга. Однако до организаторов кампании Гардинга доходили сооб¬
щения из южных и пограничных с Югом штатов о том, что слух распро¬
страняется и там. Корреспондент из Северной Каролины суровым то¬
ном вопрошал, можно ли подвергать аресту тех, кто распространяет
Политические слухи уходят в подполье (1920-1945) 1
сплетню. Один коммивояжер предупреждал Гардинга, что во время сво¬
их поездок слышал от таможенников, что они не будут голосовать за ре¬
спубликанца «ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО В ВАШИХ ЖИЛАХ ТЕЧЕТ НЕГРИ¬
ТЯНСКАЯ КРОВЬ». В другом донесении говорилось, что в одном месте
«женщинам звонили поздно ночью в дверь респектабельные на первый
взгляд люди и быстро, с чувством сообщали, что сенатор Гардинг — чис¬
токровно белый человек». Женщины, впервые в истории допущенные
к избирательным урнам, особенно беспокоили республиканцев, гадав¬
ших, насколько близко к сердцу принимают расовые проблемы эти не¬
предсказуемые избирательницы. «Вы понятия не имеете, как быстро ле¬
тит слух по всему штату... А ведь это влияет на голоса женщин!» — докла¬
дывал один встревоженный активист предвыборной кампании.
Республиканцы предпочли не опровергать сплетни. Частично это
произошло потому, что Гардинг не хотел случайно оттолкнуть от себя
чернокожих избирателей, традиционно голосующих за Республикан¬
скую партию. Впрочем, в Огайо, где чэнселлоровские листовки и пам¬
флеты буквально наводнили некоторые районы штата непосредствен¬
но накануне выборов, газеты, поддержавшие Гардинга, не могли воз¬
держаться от оперативного опровержения. 27 октября «Дейтон джор-
нэл» напечатала на первой полосе заголовок, который трудно было не
заметить:
ЕЩЕ СЕГОДНЯ ДО ЗАКАТА ЗЛОБНЫЕ КЛЕВЕТНИКИ СЕНА¬
ТОРА ГАРДИНГА И ЕГО СЕМЬИ ПОПРЯЧУТСЯ ПО СВОИМ НО¬
РАМ, КАК СКУНСЫ!
РАЗОБЛАЧЕНИЕ САМОГО ГНУСНОГО ЗАГОВОРА В ИСТОРИИ
АМЕРИКАНСКОЙ ПОЛИТИКИ...
На следующий день тему подхватили и газеты покрупнее, но многие
из них при этом не смогли заставить себя сообщить читателям, о чем
же все-таки говорят «злобные клеветники». Они с загадочным видом
атаковали никому не известного Чэнселлора и его пособников-демо-
кратов, присовокупив рассказы о семействе Гардингов — «голубоглазых
выходцев из Новой Англии и Пенсильвании, носителей прекрасных
англосаксонских, немецких, шотландских и голландских корней». Не¬
которые совсем ретивые издания проследили корни вечно прозябав¬
ших в нищете Гардингов из Мэриона, штат Огайо, до «Книги Судного
дня» (британской переписи населения 1066 года) и до лорда Гардинга,
британского вице-короля Индии. «Нью-Йорк тайме» просто дезавуиро¬
вала «кампанию слухов, распространяемых шепотом» и настолько шо¬
кирующих и лживых, что и расшифровывать их нет необходимости.
Чэнселлор был уволен из своего Вустерского колледжа, а в ночь пе¬
ред выборами его дом был осажден толпой, явившейся с дегтем и перь¬
ями. От расправы профессора спасла группа его бывших студентов.
к
156
Безработный, но несломленный Чэнселлор выпустил очередную книж¬
ку по своему самому любимому предмету. В ней утверждалось, что лис¬
товки, распространявшиеся в ходе избирательной кампаниии, основа¬
ны на результатах научных исследований белого профессора Чэнселло-
ра, но в действительности написаны совсем другим Уильямом Чэнсел-
лором, «чернокожим автором 65 лет, рожденным и воспитанным в се¬
мье Гардингов»! Вся эта история, говорилось далее в книжке, на самом
деле является частью заговора с целью поддержать кандидатуру Гардин¬
га, выдвинутого ирландско-католическими конспираторами, евреями,
компанией «Стандард ойл», сторонниками подоходных налогов, нем¬
цами и противниками сухого закона...
На эти бессвязные бормотания свихнувшегося параноика федераль¬
ное правительство отреагировало, организовав настоящий заговор
против автора бредовых сочинений. Агенты тайной службы устроили
налет на дом Чэнселлора и заставили его сжечь все бумаги. Он бежал
в Канаду с единственным экземпляром рукописи, которую сам отпеча¬
тал и продавал «с доставкой на дом». ФБР изымало эту книгу у библио¬
текарей, книготорговцев и коммивояжеров, а кроме того, конфискова¬
ло и уничтожило гранки. Это была, пожалуй, единственная в американ¬
ской истории книга, охота на которую велась правительством без ка¬
ких-либо юридически обоснованных постановлений. Чэнселлор в кон¬
це концов капитулировал, вернулся в Огайо и начал преподавать в Кса-
верском университете в Цинциннати. Он теперь отказывался от вся¬
ких связей с человеком, назвавшим Уоррена Гардинга полукровкой.
«И вообще я презираю любую расовую ненависть и все подобные поли¬
тические вероломства»,— заявил он репортеру в 1939 году.
«Подробности не для печати»
Сплетни про «негритянскую кровь» не оказали какого-либо влияния на
исход выборов, успех на которых всегда пророчили республиканцам.
Сияющий, добродушный Гардинг с его обещаниями «нормальной жиз¬
ни» был тем политиком, которого страна ожидала после войны и по¬
следних, странных лет вильсоновского правления. И все же истериче¬
ская обстановка последних дней предвыборной кампании дала повод
для всеобщего ажиотажа. Убежденные, что за националистическими
сплетнями стоят демократы, республиканцы предприняли контратаку.
Хотя губернатор Кокс был первым в истории кандидатом, состоявшим
в разводе с женой, и в народе ходили слухи о каких-то его непригляд¬
ных финансовых махинациях, охота была открыта на другого полити¬
ка. Деятели «великой старой партии» посчитали, что эти пороки несо¬
ВВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 6
Политические слухи уходят в подполье (1920-1945) 1
поставимы с обвинением в принадлежности к негритянской расе. По¬
этому они набросились на кандидата в вице-президенты и попытались
намекнуть на то, что Франклин Рузвельт — гомосексуалист.
У Джона Рэсома, редактора «Провиденс джорнэл», чудаковатого
«крестоносца», были две навязчивые идеи — Рузвельт и гомосексуалис¬
ты. Когда Рузвельт был еще заместителем морского министра, Рэсом
писал о его попытках наказать геев, соблазнявших молодых моряков
в Ньюпорте. Следователи ВМФ использовали в качестве приманки од¬
ного матроса, и потому Рэсом пришел в негодование от мысли о том,
что агенты федерального правительства подстрекают молодых моря¬
ков к гомосексуальным контактам, чтобы заманить в ловушку настоя¬
щих геев. Рузвельт отвечал малоубедительными объяснениями: улики
против «голубых» собирались, по его мнению, агентом, «сидящим под
кроватью или подглядывающим в окно»...
Поощряемый республиканцами, Рэсом обрушился на Рузвельта, ког¬
да тот к концу избирательной кампании приехал в Ньюбург, штат Нью-
Йорк. Рэсом вручил кандидату пространное письмо, полное личных на¬
падок и прозрачных намеков, что Рузвельт сам является гомосексуали¬
стом, «напрочь лишенным... искренности и качеств настоящего мужчи¬
ны». Республиканцы разослали копию этого письма в редакции избран¬
ных газет, выходящих в разных регионах страны, и стали ждать резуль¬
татов своей акции. Пресса отнеслась к этим обвинениям во многом так
же, как освещала публикации про «негритянскую кровь». Хотя многие
напечатали эту историю, язык разоблачений был столь темен, что чи¬
татели, не сведущие в области однополых отношений, вряд ли могли
стать более просвещенными, одолев до конца обличительную статью.
Позднее, когда сенаторский подкомитет, в котором преобладали рес¬
публиканцы, выпустил отчет с информацией о том, что Рузвельт пре¬
красно знал про использование военных моряков в качестве приманки
для гомосексуалистов, «Нью-Йорк тайме» напечатала заголовок, начи¬
навшийся словами «СЕКСУАЛЬНО-ВОЕННО-МОРСКОЙ СКАНДАЛ
Ф. Д. РУЗВЕЛЬТА» и кончавшийся намеком «ПОДРОБНОСТИ НЕ
ДЛЯ ПЕЧАТИ».
2. Новая волна сдержанности
«Он всегда здесь ночует, когда миссис Гардинг куда-нибудь
уезжает»
Как и слухи о «негритянской крови», разговоры об амурных приключе¬
ниях Гардинга ходили по Мэриону задолго до того, как местный уроже-
к
jgg Введение в руморологию. Глава 6
нец стал кандидатом в президенты. Когда городок в 1920 году приветст¬
вовал земляка, вернувшегося после съезда Республиканской партии, га¬
зетчики не могли не обратить внимание на необычный факт: фасады
всех магазинов были украшены красно-бело-голубыми цветами... за ис¬
ключением одной лавки. «Когда репортеры поинтересовались, в чем
тут дело, они услышали историю о неверном муже, ступившем на путь
тайных наслаждений»,— написал Уильям Аллен Уайт через пять лет по¬
сле кончины Гардинга. Уайт намекал на следующее: газетчикам удалось
узнать, что оставленный без праздничного убранства магазин принад¬
лежал Джиму Филлипсу, близкому другу Гардинга, узнавшему наконец,
что его жена Кэрри в течение пятнадцати лет была любовницей Гар¬
динга. Эту новость о похождениях мэрионского героя в течение не¬
скольких месяцев бесконечно обсуждали журналисты, усаженные под
яблоню на лужайке перед домом Гардинга, чтобы кандидат мог прово¬
дить спокойную, сдержанную, лишенную сенсаций «кампанию на пе¬
реднем крыльце». Однажды вечером некая симпатичная мэрионская
вдовушка из чувства сострадания к заскучавшим журналистам пригла¬
сила нескольких гостей к себе на ужин. Вернувшись к яблоне, счастлив¬
чики похвастались, что в экскурсии по дому их гидом стала девушка, по¬
казавшая им зубную щетку Гардинга, хранившуюся в ванной комнате.
«Он всегда здесь ночует, когда миссис Гардинг куда-нибудь уезжает»,—
объяснило невинное дитя загадку щетки.
В течение многих лет Гардинг и миссис Филлипс держали свой ро¬
ман в тайне даже от ближайших соседей. Однако к 1920 году стена кон¬
спирации дала трещину. Один огайский профессор истории из коллед¬
жа Уэсли, посетив Мэрион во время предвыборной кампании, как-то
увидел Кэрри Филлипс, подошедшую к Гардингу, когда тот сидел на сво¬
ем легендарном крыльце. Внезапно Флоренс Гардинг (которую неодоб¬
рительно звали «Графиней») показалась на пороге и принялась швы¬
рять в свою бывшую подругу сначала метелкой для смахивания пыли,
потом корзиной для мусора и наконец стульчиком для рояля. В другой
раз, когда миссис Гардинг сидела на сцене, пока ее муж читал очеред¬
ную речь, она увидела в зале Кэрри Филлипс. Вскочив с места, она по¬
дошла к краю рампы и... пригрозила сопернице кулаком. На время из¬
бирательной кампании Национальный комитет Республиканской пар¬
тии отправил миссис Филлипс и ее «рогатого» супруга подальше на
Дальний Восток в заокеанскую полностью оплачиваемую «командиров¬
ку по изучению торговли шелком». Из поездки супруги вернулись, ког¬
да выборы были уже позади. Все тот же НКРП обещал Филлипсам пла¬
тить ежемесячно за молчание по две тысячи долларов, пока Гардинг
пребывает на посту президента.
Политические слухи уходят в подполье (1920-1945)
Однако «отступные президента» не пошли супругам впрок. В годы
Великой депрессии Филлипсы разорились дочиста, Кэрри тронулась
разумом и была помещена в психиатрическую лечебницу, где умерла
через три десятилетия в полной нищете и маразме. Ее имуществом
распоряжался все это время адвокат Дон Уильямсон, назначенный
опекуном несчастной женщины. В 1963 году, разбирая вещи покой¬
ной, Уильямсон обнаружил в чулане шкатулку, а в ней... сто пять писем
президента Гардинга (некоторые объемом до сорока рукописных стра¬
ниц). Этот эпистолярный клад подтверждал факт длительной любов¬
ной связи президента не только с Кэрри, но и с юной Нэн Бриттон.
После того как Фрэнсис Рассел (автор авторитетной биографии Уор¬
рена Гардинга) проштудировал бесценную переписку, все письма были
переданы в библиотеку конгресса США и... засекречены по решению
суда до 29 июля 2014 года. Специалисты надеются, что хотя бы эту дра¬
гоценную коллекцию не постигнет судьба интимных документов пре¬
зидента Бьюкенена.
Если бы представители пресс-корпуса не раскопали сами историю
с подкупом, они могли прочесть о ней в памфлетах профессора Чэнсел-
лора, представлявших собой причудливый конгломерат расистских
бредней и провинциальных слухов. Однако у газетчиков пропал аппе¬
тит к такого рода сенсациям. Страна вступила в период, когда многие
граждане предпочитали видеть в политических лидерах воплощение
добродетели и несколько дистанцировались от властей предержащих.
Между тем молва и пересуды не утихали в столице. Приближенные
к президенту люди знали о том, что он неравнодушен к контрабандно¬
му алкоголю и прекрасному полу. Часто из уст в уста передавалась исто¬
рия о разгульной вечеринке с предположительным участием Гардинга;
в разгар этого «мальчишника» одна из присутствовавших девушек полу¬
чила по голове бутылкой и скончалась вскоре после доставки в больни¬
цу. Хотя доказательства инцидента так и не были представлены, в око-
лопрезидентских кругах не сомневались, что все так именно и произо¬
шло. «Слух прокатился по всему Вашингтону»,— сообщила Эвелин Мак-
лин в интервью, данном много лет спустя. Маклин утверждала, что эта
история не просто правдива, но что брат погибшей девушки пытался
шантажировать Гардинга и тогда кто-то из министерства юстиции заса¬
дил парня в психушку. «Беднягу просто подставили»,— комментировала
эту историю Маклин.
Люди с увлечением обсуждали мифическую попойку с дракой, поч¬
ти не обращая внимание на вполне реальную любовницу Нэн Бриттон,
чья дочка, вероятнее всего, была незаконнорожденным ребенком Гар¬
динга. Как и Кэрри Филлипс, хотя та была намного старше, Нэн проис¬
ходила из родного города Гардинга. Неизвестно по каким причинам,
она еще в подростковом возрасте так прикипела сердцем к пожилому
сенатору, что на обложках школьных тетрадей писала: «Уоррен Гар¬
динг — мой кумир». Их роман начался в 1917 году, когда Нэн закончила
нью-йоркскую школу секретарш, а Гардинг, в ту пору сенатор, пригла¬
сил ее в свой гостиничный номер для новобрачных, чтобы обсудить
перспективы приема девушки на работу. «Никогда в жизни не забуду,
как после каждого поцелуя мистер Гардинг приговаривал: «Господи,
Нэн...», и голос его постепенно затихал...» — писала Бриттон позднее.
Их общая дочка, по словам Бриттон, была зачата в офисе Гардинга
в здании сената. Когда Гардинг стал президентом, Нэн навещала его
в Овальном зале. «Он показал мне единственное место, где мы могли
спокойно целоваться. Это был небольшой шкаф в задней комнате.
В шкафу обычно висели шляпы и пальто, но когда мы пользовались им,
там было абсолютно пусто. Там мы и обнимались во время визитов в Бе¬
лый дом. В темноте, на площади не более пяти квадратных футов, пре¬
зидент Соединенных Штатов занимался любовью с обожающей его по¬
другой».
По утверждению Нэн, Флоренс Гардинг знала про этот роман и од¬
нажды почти застигла их на месте преступления в президентской раз¬
девалке. Миссис Гардинг, вне сомнения, бдительным оком следила за
своим супругом. Вполне возможно, Первая леди имела в виду именно
Нэн и маленькую Элизабет, когда в разговоре с Эвелин Маклин сообщи¬
ла, что держит Гардинга на коротком поводке, и добавила: «У меня на
него кое-что есть...» Маловероятно, что она пыталась кого-то нанять
и похитить ребенка, как позднее намекал на это весьма ненадежный ис¬
точник — детектив Гастон Минз из министерства юстиции. Впрочем,
в Вашингтоне кое-кто знал все об этом романе. Агенты секретной служ¬
бы передавали Нэн письма и деньги от президента, а супруги Маклин
разрешали Гардингу пользоваться их яхтой и домом для рандеву. «Он,
бывало, входит в дом и сразу отправляется в комнаты наверху. Эвелин
делала вид, что в упор его не видит. Когда я сама его увидела там в пер¬
вый раз, я ужасно перепугалась»,— вспоминает вдова А. Митчелла Паль-
мера, генерального прокурора при Вудро Вильсоне.
После кончины Гардинга репортер «Канзас-Сити стар» Рой Робертс
спросил лидера сенатского большинства Чарлза Кертиса, знал ли он
что-нибудь о загадочных записях о банковских счетах, якобы уничто¬
женных другом Гардинга генеральным прокурором Гарри Дагерти.
«Господи, Рой... — вздохнул Кертис. — Это же касается незаконнорож¬
денного ребенка». Совсем в духе того периода Робертс не стал разви¬
вать эту интересную тему. Страна не слышала и единого намека на амур¬
ные подвиги Гардинга до 1927 года, когда Нэн опубликовала свой «под¬
польный бестселлер» под названием «Президентская дочка».
Политические слухи уходят в подполье (1920-1945) j 0 j
«Эй, Джимми! Ты уже ее сделал или нет?»
Простой публике легче было узнать некоторые интимные слухи, когда
политики оказывались недалеко от родных пенатов. Сексуальные при¬
вычки нью-йоркского мэра Джимми Уокера были секретом Полишине¬
ля для горожан, хотя на эту тему не было напечатано ни строчки. Ког¬
да мэр проезжал по Манхэттену с почетной гостьей города румынской
королевой Марией, кто-то из зевак крикнул с тротуара: «Эй, Джимми!
Ты уже ее сделал или нет?» Последовал всеобщий взрыв хохота. Сама
королева назвала американцев «такими чудаками»...
Подобно Гардингу, Уокер был известен своим обаянием, блудливыми
взорами и щадящим режимом, устроенным ему прессой. Когда он был
членом местного законодательного собрания, о его привязанности
к иным женщинам, кроме собственной супруги, в Олбани ходили леген¬
ды, но нью-йоркские политики строго придерживались правила: грехи,
совершенные в столице штата, «не засчитываются» в родном округе
грешника. И все же Уокер развил такую бурную деятельность на ниве дон¬
жуанства, что Ал Смит, известный в партии приверженец моногамии,
предупредил коллегу, что самое худшее, что может сделать публичный по¬
литик, это «быть женатым и гоняться за юбками». Когда Уокер выставил
свою кандидатуру на пост мэра в 1925 году, он вечерами развлекался в об¬
ществе девушек, уединившись с ними на квартире приятеля, а Смит был
уверен, что на ночной жизни кандидата наконец-то поставлен крест.
За семь лет, проведенных на своем посту, Уокер, которому в ту пору
было далеко за сорок, почти открыто крутил роиан с Бетти Комптон,
двадцатичетырехлетней британской шоу-герл. Дошло до того, что нью-
йоркский кардинал Патрик Уэйес вызвал Уокера на ковер и предупре¬
дил, что тот напрашивается на публичный скандал. Вместе с тем,
вплоть до последних дней пребывания Уокера на посту мэра его имя ни¬
когда не упоминалось в газетах в связи с Бетти Комптон. «Репортеры
пытались защитить Джимми от самого себя, потому что он почти не
принимал мер предосторожности, чтобы скрыть свой образ жизни»,—
писал репортер «Нью-Йорк телеграф» Джин Фаулер. Пресса, утверж¬
дал Фаулер, «не хотела наказывать человека за отсутствие лицемерия,
когда все общественные деятели вокруг него на людях демонстрирова¬
ли набожность и праведность, а за закрытыми дверями резвились со
своими тайными гаремами». Примерно через полстолетия этот этиче¬
ский подход даст трещину: репортеры будут считать, что нежелание
следовать по пятам за человеком, совершающим супружескую измену,
есть признак личной неполноценности, а может быть, даже доказатель¬
ство психической неуравновешенности.
l62.
Введение в руморологию. Глава 6
«Это правда, что у вас был роман с сенатором Бора ?»
Когда Уокер руководил (или делал вид, что руководит) Нью-Йорком, дру¬
гой известный донжуан руководил палатой представителей американско¬
го конгресса. Ник Лонгуорт, доселе известный главным образом как муж
Алисы Рузвельт, в 1925 году был избран спикером палаты представителей.
Примерно в то же время сорокалетняя Алиса родила своего единственно¬
го ребенка — девочку. Поскольку весь Вашингтон был уверен, что Лонгу-
орты давно не поддерживают супружеских отношений, «фабрика слухов»
принялась строить самые дикие предположения об истинном отце ребен¬
ка. Чаще всего кандидатом в отцы называли сенатора Уильяма Бора из Ай¬
дахо, влиятельнейшего республиканца, который возглавлял комитет по
инострвнным делам. Много времени спустя одна из родственниц Алисы
поведала, что была на чаепитии в доме Алисы, когда двоюродная сестра
Рузвельтов внезапно спросила миссис Лонгуорт: «Правда, что у вас был
роман с сенатором Бора?» Алиса в ответ только хихикнула...
Об Алисе, доверенном лице президента Кальвина Кулиджа и важ¬
ной фигуре в вашингтонском высшем свете, ходили слухи, что она со¬
бирается дать дочке имя Дебора в честь своего любовника. На самом
деле мудрость восторжествовала, девочку окрестили Полиной, и Лон¬
гуорт воспитывал ее как родную дочь. (Кстати, он оказался «пунктир¬
ным родителем», а его жена в лучшем случае безразличной мамашей...)
Алисе в определенном смысле не повезло: ее соперницей в борьбе
за сердце сенатора Бора стала наследница владельца газетного концер¬
на Сисси Паттерсон, которая всегда имела под рукой газету, когда ей
требовалось свести счеты с врагами. После вечеринки в доме Алисы,
во время которой сенатор скрылся от гостей и хозяйки в обществе Сис¬
си, горничная, убираясь в библиотеке, обнаружила шпильки для волос,
принадлежавшие Сисси. Если верить биографу Сисси, Алиса отослала
шпильки своей бывшей подруге, приложив записку: «Это, кажется,
твои...» Сисси откликнулась запиской: «А если ты заглянешь в люстру,
то найдешь там мои трусики».
Поскольку Алиса в прошлом уже имела возможность застукать по¬
другу со своим мужем в ванной, куда они удалились в разгар вечеринки,
чтобы заняться любовью прямо на полу, она теперь, казалось, приобре¬
ла новый повод взглянуть на Сисси сверху вниз. Сисси в свою очередь
не могла простить Алисе, что та отбила у нее сенатора. Сисси написала
и опубликовала роман, в главной героине которого без особого труда
угадывался сам автор. Героиня воевала с плохо зашифрованной Алисой
за право обладания мужчиной, в образе которого совсем уже легко уз¬
навался сенатор из Айдохо. Позднее, когда Алиса помогла своей подру¬
Политические слухи уходят в подполье (1920-1945) l fig
ге Рут Маккормик бороться за место в палате представителей, Сисси
использовала свое положение редактора «Вашингтон геральд», чтобы
напечатать серию статей с нападками на Алису, восхитительными пере¬
сказами столичных сплетен и упоминаниями о «весьма тесной» дружбе
между сенатором Бора и миссис Лонгуорт. Тем временем сам Ник Лон-
гуорт изо всех сил старался разнообразить свои функции спикера с по¬
мощью серии любовных романов и пристрастия к алкоголю, настолько
серьезного, что многие из его приятелей сомневались, мог ли он ока¬
заться на высоте во время своих донжуанских подвигов.
Из вашингтонских осведомленных кругов слухи распространились
по всей Америке благодаря книжке Сисси, редакционным статьям,
а также бестселлеру 1931 года «Вашингтонская карусель». В романе
анонимные авторы (это были Дрю Пирсон и Роберт Аллен) намекали,
что Ник и Алиса давно уже идут по жизни «каждый своим путем». В од¬
ном потрясающем эпизоде спикер внезапно являлся домой и обнаружи¬
вал, что дверь закрыта изнутри, чтобы он не мог пересечь порог. Одна¬
ко даже эта книга, ставшая сенсацией той поры, не могла просветить
публику лучше, чем деликатные намеки. Кстати, авторы «причесали»
знаменитый эпизод с обменом записками между Алисой и Сисси, заста¬
вив последнюю написать: «А если ты заглянешь в люстру, можешь най¬
ти там туфли и жевательную резинку».
Слухи о сексуальной распущенности Лонгуортов и даже обнародо¬
ванные доказательства алкоголизма Ника не нанесли супругам какого-
либо ущерба. Когда Алиса вернулась на родину с ребенком неизвест¬
ного происхождения, улицы были настолько забиты толпами горожан,
приветствующих счастливую мать, что пришлось для наведения поряд¬
ка вызывать конную полицию. Алиса сохранила свою ключевую пози¬
цию в столичном обществе, и ее влияние в Республиканской партии не
ослабевало еще почти четверть столетия. Ник в качестве спикера пала¬
ты представителей пользовался огромной популярностью, несмотря
(а может, благодаря) своей нерушимой привычке ежедневно в 17 часов
после окончания работы отправляться в укромный уголок в Капитолии
и там предаваться возлияниям. Когда он в 1931 году объявил перерыв
на каникулы, палата представителей устроила ему необычайно теплый
прием с участием всех законодателей независимо от партийной при¬
надлежности... Лонгуорт скоропостижно скончался от воспаления лег¬
ких до того, как конгресс возобновил работу после каникул. Большин¬
ство политических лидеров страны (включая президента Гувера) от¬
правились на его похороны в Огайо. Одна из самых преданных любов¬
ниц Ника, Алиса Доус, вызвала сенсацию, когда в конце службы прошла
в церкви по проходу мимо всех именитых участников церемонии и пер¬
вой положила на гроб букет фиалок.
3- Новые знаменитости крупным планом
«Повсюду слышится радиомузыка»
Газеты утратили интерес к политическим сплетням в 1920-е годы не
просто потому, что попали под обаяние таких деятелей, как Уоррен Гар¬
динг и Джимми Уокер, или разделяли с ними любовь к разливанному
морю спиртного. Перемены, происходившие во всех областях (от жен¬
ского движения до газетного дела), препятствовали тому, чтобы репор¬
теры совали нос в частную жизнь офицаальных лиц. В прошлом жен¬
щины приветствовали живой интерес СМИ к личным делам публич¬
ных политиков, поскольку неприглядное поведение в личной жизни
представляло угрозу для их семей. Однако в 1920-е годы женщины уже
завоевали избирательные права, и многие феминистки сосредоточи¬
лись на таких проблемах, как сексуальное освобождение, отмена цензу¬
ры в мире женской моды и свобода передвижения. Для них смешива¬
ние политики и личной жизни означало «сухой закон», надзор за прес¬
сой, запрет на распространение информации о противозачаточных
средствах и разнообразные ограничения, касающиеся того, может ли
женщина ужинать одна в ресторане, должна ли носить на пляже закры¬
тый купальный костюм и так далее. Супружеские измены конгрессме¬
нов и алкогольные наклонности президентов мало волновали публику
до тех пор, пока политики не совали нос в дела молодого поколения.
Между тем публикации в газетах становились все более консерватив¬
ными, поскольку пресса превращалась в часть большого бизнеса. Техни¬
ка печатания и распростронения газет усложнялась и становилась все
дороже. Мелкие издания вроде «Буффало телеграф», мучавшей Гровера
Кливленда, сходили со сцены. Уходили в прошлое «войны между газета¬
ми» в их самом худшем варианте. Оставшиеся на плаву издания делались
крупнее, однороднее, теряли бойкость и часто входили в состав общена¬
циональных концернов. Все процессы — от растущего желания журна¬
листов отождествлять себя с истеблишментом до нежелания издателей
портить отношения с рекламодателями — диктовали необходимость
большей сдержанности в материалах о жизни политиков.
Даже сенсационные издания, сохранившиеся в больших городах,
предпочитали теперь другого рода слухи, потому что читатели, кажет¬
ся, утратили интерес к политике. Марширующие клубы сторонников
кандидатов, факельные шествия, массовые гулянья с барбекью, кото¬
рые так оживляли кампании XIX века, утратили былое значение. На Се¬
вере, где двухпартийная борьба проявлялась сильнее всего, в конце по¬
запрошлого века показатель активности избирателей составлял 80%,
а к 20-м годам XX века упал до 60%. Политологи выдвинули целую кучу
хороших объяснений подобному всплеску безразличия в рядах электо¬
рата. Приобретение женщинами избирательных прав расширило базу
потенциальных избирателей, но привело к резкому снижению числа
граждан, желающих опустить свой бюллетень в урну. На рубеже двух
столетий борьба за «хорошее правительство» дала отрицательный по¬
бочный результат, превратив избирательную кампанию из приятного
массового мероприятия скорее в простое исполнение гражданского
долга. Однако главной причиной того, что политика и политики утра¬
тили притягательную силу, было появление многочисленных новых
развлечений. В период после Первой мировой войны на публику обру¬
шились кинофильмы, автомобили, фонографы, радиоприемники. «По¬
всюду каждый вечер слышится радиомузыка, — сообщала в 1922 году од¬
на из выходящих в Сан-Франциско газет. — Любой может слушать ее
у себя на дому по радиоприемнику, который способен установить за час
любой подросток». Сейчас даже трудно себе представить, насколько
глубокими были перемены в стране, привыкшей к спокойной домаш¬
ней жизни, когда тишину в каждом доме нарушали только голоса его
обитателей. В прошлом политический митинг казался более волную¬
щим времяпровождением, чем альтернатива — сыграть партию в шаш¬
ки или завалиться спать пораньше. Однако политические мероприятия
поблекли по сравнению с радиорепортажами бейсбольных матчей или
программами, в которых известные оркестры играли в прямом эфире
новейшие популярные мелодии. А вскоре последовали радиокомедии,
мелодрамы, детективные сериалы...
Вполне естественно, что ореол славы вокруг политиков начал увя¬
дать, когда в круг заочных «знакомых» простого человека ворвались ак¬
теры, музыканты, спортсмены, незримо пришедшие в гостиную каждо¬
го дома. Кстати, начиная с Гардинга, выступившего по радио в 1922 го¬
ду, эфир открылся и для президентов. Однако риторика Кальвина Кули-
джа или Герберта Гувера не могла соперничать с пением Руди Вэлли. Те,
кто скорбел по поводу аполитичности населения, терзали себя опроса¬
ми общественного мнения, показывающими, что больше американцев
знают имя тренера футбольной команды «Нотр-Дам», чем имя вице-
президента страны.
«Возвращайтесь домой - вам все простили»
В этой волне новых слухов самым мощным и привлекательным был по¬
ток слухов о кинозвездах. Во время Первой мировой войны на смену де¬
шевым маленьким кинозалам в рабочих кварталах пришли шикарные
4
l66_ Введение в руморологию. Глава 6
кинотеатры, в которых могли чувствовать себя удобно представители
среднего класса. Кинокартины становились длиннее, в них появлялись
настоящие сюжеты и персонажи. Мужчины и женщины, появляющие¬
ся на экране, становились самыми популярными представителями того
искусственного сообщества, той атмосферы, которые были созданы
прессой вокруг Джона Л. Салливана, детей Теодора Рузвельта и других
знаменитостей. Поклонники знали, как выглядят кинозвезды, и, на¬
блюдая за их героическим поведением на экране, были убеждены, что
именно такими являются киноартисты в реальной жизни. Информа¬
ция о жилищах кинозвезд, их любимых кулинарных изделиях, хобби,
членах их семей, амурных увлечениях стала гораздо' более доступной
публике по сравнению с освещением жизни Первого семейства даже во
времена Теодора Рузвельта. Представляя «фабрику грез», киноартисты
могли по своему усмотрению приукрашивать те или иные подробнос¬
ти. Когда в 1910 году начал выходить журнал для кинофанатов «Фото-
плей», в нем имелся специальный раздел «Факты и байки о героях Ве¬
ликой (или Почти-великой) Страны Фильмляндии. И эта рубрика была
эхом былых времен и принципа «Важно, хотя и недостоверно».
Журналы и выпуски киноновостей впервые в истории создали об¬
щенациональную информационную среду с большим уклоном в сторо¬
ну визуального ряда. Эпоха словесности, к которой политики были
прекрасно приспособлены, сменилась культурой, в которой доминиро¬
вал зрительный образ. Внимание публики переключалось на людей,
за которыми было интересно наблюдать благодаря их внешней привле¬
кательности или физической сноровке. (Когда Дуглас Фэрбенкс во вре¬
мя Первой мировой войны встретился с заместителем морского мини¬
стра, он мог снисходительно заверить Франклина Рузвельта, что при
такой симпатичной внешности помощник министра вполне мог бы сде¬
лать карьеру в Голливуде...) Если не считать кризисных для страны вре¬
мен, народ впредь уже никогда не проявлял к политикам того интере¬
са, какой вызывали у него кинозвезды. Единственным исключением
стало семейство Кеннеди, незаурядные члены этого клана воспринима¬
лись скорее как кинозвезды, играющие роль политиков.
С самого начала публика относилась к киноартистам как к людям,
с которыми хочется познакомиться (такие же чувства вызывало, ска¬
жем, интересное новое семейство, пришедшее в церковь на воскрес¬
ную службу и возбудившее любопытство старожилов). Первые кино¬
продюсеры не поощряли подобных отношений. Хозяевам студий
и в голову не приходило, что «таланты» можно использовать как эф¬
фектный гвоздь программы, зато они знали: если артисты будут увере¬
ны, что их пригласят сниматься в новых картинах, они, чего доброго,
потребуют прибавку к гонорару. В титрах ранних кинолент имена глав¬
Политические слухи уходят в подполье (1920-1945)
.167
ных исполнителей вообще не упоминались. И тем не менее, в адрес сту¬
дий посыпались письма, обращенные то к «девушке с кудряшками»,
то к «толстому парню», а то и к «биографической девице». Вскоре пуб¬
лика узнала, что «девушку с кудряшками» звали Мэри Пикфорд.
К 1915 году светловолосая актриса, игравшая роли энергичных деву¬
шек, уже получала ежедневно по пять тысяч писем от поклонников.
В 1920 году во время визита в Лондон она выглянула из окна отеля
и увидела «тысячи и тысячи людей», которые всю ночь провели на ули¬
це, чтобы хоть мельком взглянуть на нее.
Феномен кинематографа, кинозвезд и киносплетен был настолько
всем в новинку, что потребовалась довольно продолжительная встряс¬
ка, чтобы люди поняли, что и в этой игре нужно соблюдать определен¬
ные правила. Первым актерам и актрисам внушали, что публика не по¬
терпит ни малейшего отклонения от их экранного имиджа. «Когда по¬
клонники являлись на съемочную площадку, чтобы посмотреть на меня,
а я не была еще одета для роли, приходилось пулей лететь в уборную,
взбивать кудряшки и надевать привычное для публики детское платьи¬
це»,— вспоминала Мэри Пикфорд. Когда Пикфорд, тайно вышедшая за¬
муж за актера Оуэна Мура, влюбилась в уже женатого Дугласа Фэрбенк¬
са, руководители студии заверили актрису, что этот роман навсегда по¬
хоронит карьеру обоих «под грудами злобных сплетен и осуждения».
Сам Фэрбенкс был настолько напуган подобной перспективой, что во
время Первой мировой войны опровергал слух об их романе как «не¬
мецкую пропаганду». И все же, когда две звезды все-таки развелись
с прежними партнерами и вступили в законный брак, фанаты были
слишком расстроганы их воссоединением, чтобы осуждать его мораль¬
ные последствия. Народ (как ранее в случае с Эндрю Джексоном и его
«подпольной женитьбой» или с Улиссом Грантом и его коррумпирован¬
ным президентством) продемонстрировал весьма высокую избиратель¬
ность там, где речь идет о людях, которыми хочется восхищаться.
«Возвращайтесь домой — вам все простили!» — умолял журнал «Фо-
топлей» новобрачных, уехавших в свадебное путешествие.
«Он расхаживал пошатываясь, бессвязно что-то говорил, нес
чепуху, смеялся, плакал...»
Для средств информации не было необходимости определяться с тем,
что есть «публичное событие», а потом уже писать о частной жизни
представителей кинематографического мира — слишком быстро и бур¬
но одни события сменялись другими. Первое поколение кинозвезд
в этом смысле было застраховано от катастрофических разоблачений.
*
l68 Введение в руморологию. Глава 6
Мир киноартистов состоял из ветеранов, кочевавших по стране с воде¬
вилями или выступавших в дешевых театрах, а также молодых мужчин
и женщин, которых брали на съемки прямо с улицы или нанимали че¬
рез посредничество помощников режиссеров по исполнительскому со¬
ставу, Они были очень похожи на законодателей «позолоченного ве¬
ка», привыкших пить, предаваться любовным утехам и не опасаться вы¬
звать к себе пристальное внимание. И, подобно своим предшественни¬
кам, киноартисты становились героями целой череды стремительно
вспыхивающих скандалов.
Эта череда началась в 1920 году, когда актриса Оливия Томас, сыг¬
равшая главную роль в фильме «Подросток», была обнаружена мерт¬
вой в номере парижского отеля. Ей было всего двадцать лет. Незадолго
до трагедии она вышла замуж за брата Мэри Пикфорд, Джека, и кино-
журналы окрестили их «идеальной парочкой». Джек Пикфорд сооб¬
щил, что они вернулись в гостиницу после долгой ночи развлечений,
во время которой жена по ошибке выпила «гигиенический туалетный
раствор», содержавший сулему. Она закричала: «Господи, я отрави¬
лась!» — рассказал Пикфорд репортерам. Голливудские специалисты по
сплетням предположили, что Оливия умерла от передозировки нарко¬
тиков либо покончила счеты с жизнью, узнав, что Джек заразил ее си¬
филисом. Газеты ни слова не напечатали о венерическом заболевании.
Однако они дали читателям знать об «ужасных слухах про кокаиновые
оргии вперемешку с ужинами с шампанским почти до самого утра». Га¬
зеты открыли также, что Джек был чуть ли не с позором изгнан из фло¬
та, где служил во время Первой мировой войны, за то, что выполнял
роль посредника между коррумпированными офицерами и богатыми
молодыми людьми, желавшими с помощью взятки откупиться от вы¬
полнения опасного для здоровья долга.
Реакция массмедиа на гибель Оливии Томас следовала шаблону, ус¬
тановленному двумя десятилетиями ранее для нашкодивших полити¬
ков. Как только приватное событие стало публичным и попало на пер¬
вые полосы, газеты начинали стремительно печатать все слухи, кото¬
рые накопились к тому времени. Поскольку кинозвезды были хорошим
информационным товаром и (на тот момент) имели меньше веса, чем
политики, газеты были склонны присовокупить непроверенные пере¬
суды, наветы врагов, а порой и чистейшей воды выдумки, подстегиваю¬
щие интерес публики.
В 1921 году Роско Арбакль, весьма популярный комик по прозвищу
«Толстяк», оказался в самом эпицентре скандала, представ перед судом
по обвинению в убийстве старлетки Вирджинии Рэпп. Девушка умерла
от перитонита в результате разрыва мочевого пузыря после участия
в вечеринке, которую Арбакль устроил в сан-францисском отеле. Газе¬
Политические слухи уходят в подполье (1920-1945) -169
ты довольно невнятно сообщили о том, как именно Вирджиния полу¬
чила роковое ранение, но по стране пронесся слух, что Арбакль «изна¬
силовал ее с помощью бутылки» (или большого куска льда), а может
быть, 260-фунтовый комедиант просто раздавил несчастную, навалив¬
шись на нее всем телом.
Сейчас, глядя назад, представляется очевидным, что Арбакль был
невиновен. Однако в тот период газеты настраивали общество против
киноактера, вывалив массу слухов, включая скандальную сенсацию
о том, что студия Арбакля в прошлом заплатила отступные, чтобы за¬
мять обстоятельства другой буйной пирушки, случившейся в Массачу¬
сетсе. По словам режиссера Генри Лермана, друга Вирджинии Рэпп,
Арбакль в юности был «мальчишкой из бара, который околачивался во¬
круг «женских раздевалок» и якшался с подозрительными субъектами,
которые потребляли кокаин и опиум и участвовали в оргиях самого
низкого пошиба». Газетчики прошлись и по весьма разнообразной био¬
графии самой Вирджинии. Хотя пресса ни разу не использовала слово
«сифилис», были процитированы слова одной медсестры, заявившей,
что «связь Вирджинии Рэпп с ее возлюбленным стала причиной неду¬
га, от которого она страдала вплоть до своей гибели».
На судебных процессах над Арбаклем (всего их было три) слухи осо¬
бенно не анализировались, но они создали атмосферу фурора, благо¬
приятную для пересудов. Вместе с тем вскрылись печально известные
нам сегодня аспекты богемной жизни. Вереница выступивших свидете¬
лей открыла народу, что калифорнийские знаменитости представляют
собой особый вид рода человеческого. Одна свидетельница обвинения
весело сообщила большому жюри присяжных, что чувствует себя пре¬
красно, потому что «утречком сегодня укололась»... Присяжные в пато¬
вой ситуации десятью голосами против двух проголосовали за оправда¬
ние Арбакля, а повторный суд в конце концов признал его виновным
десятью голосами против одного. На третьем суде заседателям потре¬
бовалось всего шесть минут, чтобы оправдать Арбакля и заставить
прессу задуматься: что случилось с системой правосудия и может ли
знаменитый человек ожидать справедливого приговора от американ¬
ского суда...
Потом вдруг Уоллес Рейд, один из популярнейших исполнителей
главных киноролей, свалился в обморок и «впал в паралич», возможно,
в результате утомления, вызванного чрезмерной работой. Представи¬
тели киностудии и родственники Рейда объявили, что актер страдает
«куриной слепотой», якобы вызванной продолжительным пребывани¬
ем под яркими софитами на съемочной площадке. Журналисты вдруг
забеспокоились, насколько опасно такое заболевание для зрения. (Сен¬
сация предвосхитила на несколько десятилетий телевизионные сооб-
i
^bjQ Введение в руморологию. Глава 6
щения об опасности дешевых зажигалок, после того как комик Ричард
Прайор получил серьезные ожоги, готовя дозу кокаина. При этом
Прайор возложил всю вину на самовоспламеняющиеся зажигалки...)
В близких к актеру кругах знали, что Рейд страдает наркоманией,
но его жена убедила «Лос-Анджелес тайме» рассказать читателям захва¬
тывающую дух историю. «В течение четырех часов в своей жаркой
и шумной квартире Дороти Рейд со слезами, струящимися по щекам,
рассказывала правду, подчеркивая, что ее волнует, как отреагируют на
нее все поклонники, почитающие Уолли как идола»,— написала в ре¬
портаже Ад ела Роджерс Сент-Джонс. «Лос-Анджелес» в конце концов
сообщила, что Рейд согласился пройти курс лечения, и процитировала
слова миссис Рейд о том, что ее муж пристрастился к морфию после то¬
го, как получил дома травму и врачи сделали ему инъекцию, чтобы об¬
легчить страдания.
Калифорнийская пресса должна была думать об интересах местной
киноиндустрии и потому продолжала смотреть на всю историю в пози¬
тивном свете даже после того, как руководитель санатория, где лечил¬
ся Рейд, был арестован за продажу кокаина своим пациентам. А вот га¬
зеты, выходящие в других регионах, были скорее заинтересованы
в том, чтобы максимально и как можно дальше раздувать сенсацию.
«КИНОИДОЛ — НАРКОДУРАК!» — оповестила читателей нью-йорк¬
ская «Дейли ньюс». Были процитированы слова тещи Рейда Алисы
Дейвенпорт о том, что ее зять с давних пор является алкоголиком и по¬
стоянным участником «оргий» и «наркотических вечеринок». Позд¬
нее, правда, миссис Дейвенпорт опровергла эту информацию, заявив,
что Рейд не одобряет оргии, а наркотические вечеринки считает
«псевдоразвлечением и искусственным видом досуга».
Поскольку Рейд был заперт в лечебнице и стал недоступен для ком¬
ментариев, газетам пришлось заниматься поисками новых тем и новых
аспектов проблемы. «Наркотики в той или иной из своих разновидно¬
стей (героин, морфий, кокаин) вошли в повседневную жизнь многих
именитых киношников»,— сообщала «Дейли ньюс». Газета откопала
сенсационные материалы об Эвелин Несбат, «девушке на красных ка¬
челях», ставшей центральной фигурой в истории убийства архитекто¬
ра Стэнфорда Уайта. Несбат, танцевавшая в ту пору в кабаре Атлантик-
Сити, добровольно призналась, что почти излечилась от пристрастия
к наркотикам, и с готовностью припомнила «одну вечеринку в Голливу¬
де, на которой кокаин подали гостям в огромной сахарнице». Газета
привела также слова менее знаменитого (практически никому не изве¬
стного) Ральфа Обенехэйна: когда тот «заявил, что хочет пойти в кино¬
артисты, один его добрый друг заметил: «В таком случае ты вскоре бу¬
дешь носить с собою шприц. Ведь у них там все сидят на игле»...
*
«В.
Политические слухи уходят в подполье (1920-1945) ^ ^ ^
Через неделю после начала нового этапа в эпопее Рейда его обмо¬
рок, о котором прежде писали деликатнейшим образом, обрел еще
более интригующий контекст. По утверждению «Дейли ньюс», не ис¬
ключено, что письма шантажистов «являются непосредственной при¬
чиной трагического обморока Рейда у себя дома, где он расхаживал
покачиваясь, бессвязно что-то говорил, нес чепуху, смеялся, плакал
и в конце концов рухнул без чувств после приступа безумной ярости».
Когда артист скончался в лечебнице, «Дейли ньюс» возвестила:
«СМЕРТЬ КИНОЗВЕЗДЫ - ЖЕРТВЫ НАРКОТЫ» и скорбным то¬
ном добавила, что «Уолли Рейд отправился в последнее путешествие
по ту сторону Большого Водораздела». Миссис Рейд, бывшая киноак¬
триса, смогла снова стать звездой, снявшись в нескольких антинарко-
тических картинах.
В отличие от мира политики, в котором катастрофа одного деятеля
дает шанс другому политику сделать карьеру, в Голливуде быстро смек¬
нули, что скандальная шумиха вокруг одной кинозвезды может подо¬
рвать позиции всей индустрии. Трагедия Рейда стала питательной сре¬
дой для всевозможных историй о том, что весь кинобизнес погряз
в наркомании. (Аналогичным образом, судебный процесс над Арбак-
лем заставил киноманов задуматься, сколько же из внешне привлека¬
тельных артистов тайно устраивают круглосуточные оргии с участием
больных сифилисом старлеток.) Осознание этой угрозы привело к кон¬
тролю над слухами о деятелях индустрии развлечений, и этот контроль
просуществовал вплоть до распада студийной системы в 50-е годы. Гол¬
ливуд стал более осмотрительным, хотя и не всегда целомудренным.
Владельцы студий контролировали карьеру своих актеров, тщательно
оберегали звезд, совершивших что-нибудь предосудительное, и избав¬
лялись от менее известных нарушителей спокойствия. Автор колонки
слухов Лиз Смит считает: «Студии только тем и занимались, что стра¬
ховали себя от возможного ущерба. Когда кого-нибудь арестовывали за
вождение автомобиля в нетрезвом виде или гомосексуализм, тут же яв¬
лялся представитель студии и спускал дело на тормозах, прежде чем по¬
лицейские успевали взять отпечатки пальцев у задержанного актера».
Кинорепортеры, подобно представителям столичного пресс-корпуса,
не пытались узнать, что происходит за закрытыми дверями, кроме тех
случаев, когда вынуждены были это делать. Газетчики не поднимали
шум, поскольку могли утратить возможность брать интервью и поте¬
рять доступ к источникам информации, без которых не смогли бы вы¬
жить. Вскоре в индустрии киносплетен господствующее положение за¬
няли Лоуэлла Парсонс и Хедда Хоппер, колумнистки, которые стали
скорее рупором владельцев киностудий, чем выразителями интересов
шумной толпы любителей кино.
3- Элеонора и Франклин
«Он - не один из нас!»
Великая депрессия и Вторая мировая война на время вновь сделали Ва¬
шингтон центром всеобщего внимания. Кризисы и внезапное сосредо¬
точение власти в исполнительной ветви превратили даже служащих ка¬
бинета министров и помощников президента в знаменитостей второй
величины. Франклин Рузвельт и его жена Элеонора весьма драматич¬
ным образом вошли в американскую общественную жизнь и сделали
это так, как никто из прежних обитателей Белого дома. Частично это
произошло потому, что правительство, которое олицетворял Рузвельт,
оказало глубокое воздействие на жизнь людей, а частично потому, что
Рузвельты прожили в Белом доме дольше всех.
В отличие от таких именитых предшественников, как Вашингтон
или Линкольн, Рузвельт возглавлял страну, которая доподлинно знала,
как выглядит президент, и изучила манеру его выступлений. Люди на¬
блюдали за поездками Элеоноры в рабочие лагеря и на стройки жилых
домов в выпусках киноновостей и слушали, как Франклин обращается,
казалось, к каждому из них, выступая по радио. Личностный характер
взаимоотношений между Рузвельтами и широкой публикой не имеет
аналогов в истории. Тем не менее, многое из частной жизни президент¬
ской четы оставалось незамеченным. Даже по сегодняшним меркам, их
образ жизни не был ординарным. В 1930-е и 1940-е годы рузвельтов-
ский Белый дом был скорее похож на молодежную коммуну 60-х годов,
чем на традиционную американскую семью. Посетители приезжали
и оставались там жить в течение многих месяцев. Элеонора и Франк¬
лин жили каждый своей жизнью и редко встречались лицом к лицу.
Женщиной, которая фактически председательствовала на послепо¬
луденных президентских коктейлях и являлась хозяйкой летней рези¬
денции в респектабельном центре Уорм-спрингс, была преданная сек¬
ретарша Рузвельта Мисси Лехэнд. Мисси могла входить и выходить из
покоев президента в любое время дня и ночи, часто одетая в ночную со¬
рочку или купальный халат. Другой жительницей Белого дома (несмот¬
ря на то, что в налоговой декларации ее официальный адрес значился
как «Пенсильвания-авеню, дом 1600») была Лорена Хиккок, бывшая
журналистка, влюбившаяся в Элеонору и встретившая с ее стороны не¬
которые ответные чувства. Позднее Джозеф Лэш, молодой радикал,
числившийся в досье Эдгара Гувера как любовник жены президента, ре¬
гулярно и подолгу гостил в Белом доме. Однажды вечером миссис Руз¬
вельт без стука зашла в комнату Лэша и столкнулась с совершенно обна¬
Политические слухи уходят в подполье (1920-1945) 1
женным незнакомцем. Им оказался помощник норвежской кронприн¬
цессы Марты, один из близких друзей Франклина, который вселился
в Белый дом, пока миссис Рузвельт находилась в отъезде.
Слухи про Рузвельтов, ходившие по стране, кажутся более непри¬
глядными и менее интересными, чем реальные факты. Некоторые из
наиболее злобных сплетен, распространявшихся в пропагандистских
материалах, печатавшихся в частных типографиях, касались якобы ев¬
рейского происхождения семейства Рузвельтов. Подобно слухам о «не¬
гритянской крови» и разговорам о том, что Джон Фремонт был католи¬
ком, сплетни о еврейских корнях Рузвельта были направлены на то,
чтобы изолировать его от основного населения страны, объявив его
«чужаком». «ОН — НЕ ОДИН ИЗ НАС!» — восклицал автор одного пам¬
флета, вышедшего накануне выборов 1936 года. Подобно Уоррену Гар¬
дингу, Рузвельт проявлял осмотрительность и не стал опровергать
сплетни, тем самым отпугивая потенциальных избирателей. Коррес¬
понденту еврейской газеты он сказал, что его род происходит от рода
Клааса Мартинссена ван Розенвельт, обосновавшегося в Новом Ам¬
стердаме в 1649 году. За пределами этого исторического периода, ска¬
зал Рузвельт, ему мало что известно о предках. «Не исключено, что в от¬
даленном прошлом они могли быть евреями».
Сплетни в неофициальной обстановке, процветавшие на устраивае¬
мых республиканцами обедах и на коктейлях в загородных клубах, сво¬
дились к никогда не надоедающим рассуждениям об отношении прези¬
дента к спиртному. Хотя сухой закон был отменен в 1933 году, Рузвель¬
ты служили мишенью для обвинений в злоупотреблении алкоголем,
еще более многочисленных, чем во времена Гардингов, которые дейст¬
вительно заглядывали в рюмку, покупая запрещенный законом алко¬
голь. Журналист Маркиз Чайлдс жаловался в 1936 году, что «на одном
званом обеде гости вовсю рассуждали: «Весь Вашингтон знает, что се¬
мейство Рузвельтов пьет в полном составе почти без перерывов»...
Президент действительно по вечерам выпивал неизменный коктейль,
но уж Элеонора, у которой отец и брат были алкоголиками, относилась
к спиртному резко отрицательно.
Злосчастные решетки, установленные еще Теодором Рузвельтом на
окнах Белого дома в качестве защиты от бейсбольных мячей, снова ста¬
ли притчей во языцех. В народе были уверены, что решетки не позво¬
ляют хозяину Белого дома выброситься из окна. Вашингтонцы утверж¬
дали, что среди ночи в Белом доме можно слышать чей-то безумный
смех. Некоторые судачили, что президент сошел с ума в результате за¬
болевания сифилисом. Другие шушукались, что последствия полиоми¬
елита «дошли до головы» и парализовали мозг президента. Даже после
*
Введение в руморологию. Глава 6
того как Рузвельт продемонстрировал дееспособность, заняв долж¬
ность президента, сплетники не унимались. Более того, слухи преумно¬
жились. Рассказывали, что в разгар пресс-конференции с президентом
произошел припадок и он в течение пятнадцати минут закатывался ис¬
терическим смехом, пока помощники не увели его прочь. Сенатор Бо¬
ра (сам герой другой сплетни, гулявшей по столице) якобы заглянул
в кабинет президента и обнаружил, что тот ножницами вырезает бу¬
мажных кукол... Один «капитан индустрии» не смог побеседовать с Руз¬
вельтом, поскольку тот только лепетал нечто бессвязное.
Белый дом призвал репортеров открыть огонь по сплетникам. Жур¬
нал «Ньюсуик» сообщил про слухи о том, как Рузвельт, получавший
обезболивающие лекарства от врачей, боровшихся с его инвалиднос¬
тью, стал наркоманом. «По всей стране граждане треплют языками, об¬
суждая физическое и умственное состояние президента»,— неодобри¬
тельным тоном комментировал «Ньюсуик». Репортер агентства «Ассо-
шиэйтед пресс» в конце концов задал на пресс-конференции вопрос
президенту о его умственном состоянии. «Президент поиграл своим
длинным мундштуком... откинулся на спинку кресла... расхохотался, —
сообщал об этом эпизоде «Ньюсуик». — Обратившись к набившимся
в комнату корреспондентам, он подбросил им вопрос: «А по-вашему,
как я выгляжу?» — «На этом расстоянии вы в полном порядке»,— отвеча¬
ли ему». Рузвельт был необыкновенно толстокож для подобных «шпи¬
лек», которые, по его словам, оказывались на самом деле полезными,
поскольку не давали избирателям забывать его имя.
Вместе с тем, настойчивые намеки на состояние здоровье Рузвель¬
та, возможно, отражали интуитивное убеждение публики, что прези¬
дент не так здоров, как утверждает национальная пресса.
«Я понятия не имел, что у него параплегия»
Публикации в журналах и газетах, опровергавшие толки о наркомании
президента и его сумасшествии, отражали также отвращение журнали¬
стов к авторам россказней о том (возмущался «Ньюсуик»), что «прези¬
дент — безнадежный и беспомощный инвалид!» В действительности
Рузвельт от начала до конца своего президентского срока не мог без по¬
сторонней помощи подняться с постели, пройти по комнате или совер¬
шить иные действия, требующие опоры на его полностью парализован¬
ные нижние конечности. О мерах предосторожности, которые были
приняты для сохранения этой тайны, не мог догадаться даже самый
отъявленный критикан-параноик. Привратник Белого дома Д. Б. Уэст
рассказывал позднее, что до личного знакомства с Рузвельтом он, как
и большинство американцев, был уверен, что президент «прихрамыва¬
ет или страдает чем-то в этом роде». Уэст буквально столбенел, впер¬
вые увидев, как президента вкатывают на инвалидной коляске в лифт
Белого дома. «Все знали, что президент в детстве перенес паралич.
О его выздоровлении ходили легенды, но мало кто знал, что болезнь
сделала из него полного инвалида»,— поведал Уэст.
История о героической борьбе и победе Рузвельта над полиомиели¬
том была ключевым элементом его имиджа. В действительности ему
удалось всего лишь остановить развитие болезни. Он вернулся к актив¬
ной политической жизни, но не мог даже передвигаться на ногах. Пре¬
зидент настолько успешно скрывал свою физическую немощь, что да¬
же осведомленные вашингтонцы при первой личной встрече с ним
приходили в состояние шока. «Я был потрясен, — рассказывал другу
член палаты представителей Тип О’Нил. — Я понятия не имел, что у не¬
го параплегия. Не думаю, что кто-нибудь во всей Америке знал об
этом». Рузвельт тщательно режиссировал свои появления на публике,
чтобы создать впечатление, будто он может пользоваться нижними ко¬
нечностями. Во время предвыборных поездок на агитационном поезде
он садился у окна в купе или стоял на площадке вагона и махал рукой
публике (в последнем случае ноги его были заключены в протезные
скобки, а свободная рука опиралась на поручень). Для официальных
приемов техники изготовили ему что-то вроде велосипедного сиденья,
закрытого от посторонних глаз кустами папоротника. Сиденье немно¬
го выступало вперед и располагалось на такой высоте, чтобы прези¬
дент, сохраняя равновесие, мог создавать у окружающих впечатление,
что стоит без посторонней помощи. Свой физический недостаток Руз¬
вельт скрывал при активном содействии пресс-корпуса. Репортеры из
его команды никогда не сообщали об истинных масштабах инвалидно¬
сти президента, а фотографы Белого дома не сделали ни одного сним¬
ка, на котором президент сидит в инвалидном кресле. Кроме того, они
контролировали посторонних журналистов, выхватывая камеру из рук
любого нарушителя правил и засвечивая отснятую пленку.
Рузвельт (а с ним и его советники) был убежден, что американская
публика не станет выбирать в президенты инвалида, и потому реши¬
тельно скрывал правду о своем состоянии. Первые два срока прези¬
дентства Рузвельта несомненно доказали, что его неспособность хо¬
дить никак не сказывается на его способности делать свое дело. С дру¬
гой стороны, успех, с которым Рузвельту удавалось скрывать свою ре¬
альную, но маловажную инвалидность, придал ему силу отрицать симп¬
томы болезни сердца, появившиеся во время войны. К 1944 году прак-
176— Введение в руморологию. Глава 6
тически все (кроме рядовых избирателей) сомневались, что президент
доживет до окончания своего третьего срока. В марте 1944 года в «Ат¬
ланта джорнэл» на первой полосе было напечатано интервью с «нью-
дилером» Обри Уильямсом, который сообщил, что во время недавнего
обеда в обществе президента был «потрясен» его внешним видом. На¬
верное, и корреспондент «Таймс» был потрясен, когда Рузвельт после
продолжительного отпуска провел в мае того же года свою первую
пресс-конференцию. «Увидев его после долгого отсутствия, журналис¬
ты, встречавшиеся с ним раз или два раза в неделю в течение одиннад¬
цати лет, были поражены, осознав вдруг, что шестидесятидвухлетний
Рузвельт — старик», — сообщил журнал. Однако личный врач Рузвельта
адмирал Росс Макинтайр утверждал, что у его пациента «все о’кей».
«Тайм», заметив, что по специальности Макинтайр офтальмолог и спе¬
циалист по лобным пазухам, известил читателей, что «самыми досад¬
ными для здоровья президента проблемами» остаются лобные пазухи.
Колумнист Дрю Пирсон получил от одного из своих редакторов за¬
дание расследовать слухи о состоянии здоровья президента. Пирсон
был среди журналистов заметным исключением из правила, поскольку
не занимался обсуждением в печати приватных проблем обществен¬
ных деятелей. «Я старался делать акцент на личностной стороне, — на¬
писал как-то Пирсон.— Интимная интонация делает мою мысль... более
эффектной и не погружает моих читателей в дремоту, как это делают
некоторые мои коллеги, высасывая сенсацию из пальца». Если Пирсон
обнаруживал, что политик, чьи взгляды он не разделяет, завел роман
с секретаршей, содержит на стороне незаконорожденного ребенка или
пьет слишком много, он писал об этом в своей колонке. Однако он не
был более сдержан, когда речь заходила о тех политиках, которых он
поддерживал. Конфиденты Пирсона сообщили ему, что врачи собира¬
ются оперировать ФДР, но операция отложена, поскольку сердце пре¬
зидента может ее не выдержать. Колумнист ни строчки не напечатал
об этой истории.
Рузвельт умер от апоплексического удара, проработав всего лишь
несколько месяцев своего четвертого срока. Сопровождая тело Руз¬
вельта из Уорм-спрингс в столицу, журналисты спорили о том, в доста¬
точной ли мере они оповещали публику о состоянии его здоровья. Ве¬
теран агентства «Юнайтед пресс» Мэрримэн Смит вспоминал позднее,
что некоторые журналисты говорили, что «смерть президента была
столь же неожиданной для врачей, как и для публики в целом». Сегодня
мы знаем, что один кардиолог в 1944 году диагностировал у Рузвельта
инфаркт, что у президента была стенокардия и он принимал дигита¬
лис. Не исключено, что эту информацию скрывали от самого Рузвель¬
Политические слухи уходят в подполье (1920-1945) 1
та, который никогда не интересовался, что делают врачи, заботясь
о его здоровье. Однако все окружение президента знало, что он поте¬
рял вес, что у него плохой цвет лица и что он регулярно болеет тем, что
доктора диагностируют как «грипп», «бронхит», «насморк». Он быстро
утомлялся и во время кампании 1944 года впервые начал произносить
предвыборные речи, сидя в коляске. «Сейчас, оглядываясь назад, — пи¬
сал Смит в 1972 году, — я вижу, что чем старше становился мистер Руз¬
вельт, тем с меньшей охотой его сотрудники говорили о его здоровье».
Даже сама смерть Рузвельта мгновенно породила новую череду слу¬
хов: что он покончил жизнь самоубийством, что он был застрелен Эле¬
онорой, что он был убит нацистами или коммунистами или Что он на са¬
мом деле не умер, но был увезен и спрятан, чтобы скрыть его безумие...
«Он нес такую похабщину про Элеонору»
Супружеские отношения были еще одной областью, в которой Элеоно¬
ра и Франклин пытались (по вполне понятным причинам) скрыть ис¬
тинный характер своей частной жизни. Они были партнерами по рабо¬
те и в течение многих лет находили в обществе других людей дружбу,
поддержку и близость, которых не могли дать друг другу. Никто, даже
их собственные дети, не знал, способен ли Франклин иметь с кем-либо
сексуальные отношения после перенесенного полиомиелита или Элео¬
нора находила сексуальных партнеров вне брака. Как бы там ни было,
и у президента, и у его жены были близкие отношения с посторонними
лицами, и многие из их ближайшего окружения считали, что такие от¬
ношения были романтического свойства. Традиционные массмедиа,
естественно, воздерживались от каких-либо спекуляций на тему секса
в жизни Первой леди или интимной связи президента со своей секре¬
таршей, а подавляющая часть населения боготворила Рузвельтов и от¬
казалась бы даже слушать подобные истории. Разумеется, не было недо¬
статка и в тех, кто ненавидел Франклина и с наслаждением слушал лю¬
бые россказни. «Я до сих пор встречаю людей, которые рассказывают,
как их родители выбрасывали из комнаты радиоприемник, едва начи¬
нал звучать голос Рузвельта»,— пишет биограф президента Дорис
Кирнс Гудуин. Остается загадкой, почему те, кто с радостью распрост¬
ранял истории про венерические заболевания и наркоманию в Белом
доме, оказались глухи к гораздо более реалистичным слухам.
Действительно, если верить источникам из ближайшего окружения
Рузвельтов, по Вашингтону в свое время ходила молва о личной жизни
Франклина и Элеоноры, строились догадки об их возможных романах
*
178 ® ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 6
на стороне. Люси Мерсер Резерфорд, любовница Франклина до того,
как он заболел полиомиелитом, возобновила с ним дружбу во время
третьего срока президенства. Репортеры, освещавшие жизнь Белого
дома, частенько обменивались анекдотами про Люси и обращали вни¬
мание на тот факт, что всякий раз, когда специальный поезд президен¬
та ехал из Вашингтона в Гайд-Парк, состав нередко делал остановку вне
расписания в Нью-Джерси, где проживала Резерфорд. Сегодня все зна¬
ют, что в день, когда Рузвельт скончался, с ним в Уорм-Спрингс находи¬
лась именно Люси, а не Элеонора. В ту пору эта история в печать не по¬
пала, хотя Дональд Ритчи, доцент, изучающий историю сената США,
утверждает, что слышал, как его настроенные против ФДР родственни¬
ки после кончины президента «объясняли», почему гроб с телом покой¬
ного был закрыт крышкой. Это потребовалось, по их словам, чтобы
скрыть от людей правду о том, как Элеонора застрелила супруга, «на¬
крыв» его в обществе другой женщины.
Шушукались люди и про отношения между президентом и его секре¬
таршей. В довоенные годы по столице гуляла сплетня о том, что Руз¬
вельт потребовал от посла Кеннеди, чтобы тот прекратил романтичес¬
кие отношения с актрисой Глорией Свенсон. Джозеф Кеннеди будто
бы осадил шефа, сказав: «Я с ней расстанусь, когда вы сами порвете
с Мисси Лехэнд». Не исключено, что подобная перепалка в действи¬
тельности не имела место, но тот факт, что анекдот повторялся неод¬
нократно, указывает на интерес публики, строившей догадки о харак¬
тере этих отношений. Многие противники Рузвельта не могли не заме¬
тить, что Элеонора вечно пребывает в разъездах и явно игнорирует
преданность Мисси Лехэнд президенту, хотя журналисты не жалели
красок, описывая верность секретарши. «Все ее время отдано прези¬
денту, — писала «Сэтердей ивнинг пост». — Если в расписании дня нет
официальных развлечений... они с ФДР вечерами трудятся в его каби¬
нете. Иногда он занимается своими коллекциями, а она сидит и читает,
всегда готовая в случае необходимости оказать ему помощь». Трудно по¬
нять, почему люди не могли к двум прибавить два, даже если в результа¬
те у них не получилось бы четыре... Ответ прост: такие арифметичес¬
кие операции производились! Причина, по которой мы не знаем о по¬
добных слухах, заключается в том, что они просто не были зафиксиро¬
ваны на бумаге во время своего хождения.
Основные периодические издания, регистрировавшие антируз-
вельтовские байки, отдавали предпочтение самым невероятным и вы¬
зывающим по своей тональности историям — например, слухам об по¬
мешательстве президента или сплетням о том, что президент подстре¬
кал преступников, чтобы те похитили у Линдбергов их маленького сы¬
Политические слухи уходят в подполье (1920-1945) 1
на. Вместе с тем никого не возмутили слухи о романтической связи пре¬
зидента со своей секретаршей или сплетни об интимных отношениях
Элеоноры с ее бывшим шофером и близким другом Эрлом Миллером.
Это было бы уже не «тепло», а совсем «горячо»... Через несколько деся¬
тилетий журналисты будут писать статьи, развенчивающие политичес¬
кие слухи, для того чтобы через заднее крыльцо пронести самые скаб¬
резные истории. С позиций журналистской этики времен Великой де¬
прессии и военных лет писать так означало бы нарушить установлен¬
ные правила.
А в ту далекую пору массмедиа опровергали «интимные», «шокиру¬
ющие» или «безжалостные» комментарии, распространяемые об Элео¬
норе, не сообщая читателям, в чем же, собственно, заключаются эти
обвинения. «Многое из того, что мы знаем, представляет собой устное
творчество — люди просто запоминают то, что слышали от своих мате¬
рей»,— замечает по этому поводу Гудвин. Американцы, жившие в эпоху
Рузвельта, вспоминают в основном грубые анекдоты о внешнем виде
Элеоноры (лошадиные зубы, скошенный подбородок) и расистские на¬
смешки над ее отношениями с негритянским населением. Были еще
и грязные байки с такими «деталями», которые замалчивались многи¬
ми верными сторонниками Элеоноры. «Помню, на десантном судне,
шедшем в Нормандию, был у нас здоровенный парень из Техаса, кото¬
рый обвинял Элеонору Рузвельт во всех смертных грехах. Он нес такую
похабщину про Элеонору...» — рассказывает сегодня ушедший на пен¬
сию журналист Боб Донован. Однако, по словам Донована, он не мо¬
жет припомнить точно, какую именно похабщину нес техасец. Марга¬
рет Маркес, краевед Гайд-Парка, родилась в поместье Рузвельтов и жи¬
ла в родном городе Рузвельта, расположенном в «респектабельном анк¬
лаве». «Ходил тогда один слух, — сообщила восьмидесятилетняя теперь
миссис Маркес. — Однако я не хочу его пересказывать, потому что не
верю, что он абсолютно правдив».
«Хорошо еще, что он был цветным»
Одним из самых громких слухов, относящихся к эре Рузвельта, был
скандал с помощником государственного секретаря Самнером Уэлле-
сом, который в 1940 году в пьяном виде делал непристойные предложе¬
ния носильщикам спального вагона в поезде, переполненном важными
чиновниками. Уэллес, высокомерный, женатый алкоголик, относился
к выпускникам Гротона и Гарварда, которые вращались в той же соци¬
альной среде, к которой принадлежало семейство Рузвельтов. Прези-
*
l8o Введение в руморологию. Глава 6
дент, получивший подтверждение инцидента от Эдгара Гувера, попы¬
тался замять скандал, но его попытки были обречены на провал. В ту
пору государственный департамент разделился на два враждующих ла¬
геря, один из которых группировался вокруг престарелого госсекрета¬
ря Корделла Хэлла, а второй — вокруг более энергичного Уэллеса, фа¬
ворита либеральных «нью-дилеров». Фракция Хэлла с азартом распро¬
страняла негативные слухи про Уэллеса, включая ту самую историю
о его сексуальных похождениях.
Уильям Буллит, амбициозный экс-посол США в России, с особым
усердием раздувал скандал. Буллит, своеобычная личность, не раз пы¬
тался погубить репутацию того или иного человека, атакуя его нетради¬
ционные сексуальные наклонности. При этом он сам вечно изменял
жене, а его самый доверенный помощник Кармел Оффи был гомосек¬
суалистом. Поскольку его собственное продвижение по карьерной ле¬
стнице затормозилось, а Уэллес занимал место, о котором он мечтал,
Буллит явился к Рузвельту и выложил ему рассказы о контактах Уэллеса
с носильщиками пульмановского спального вагона. «Я про это уже
знаю, — ответил президент. — У меня имеется полный отчет. Обвине¬
ния справедливы». Рузвельт заявил, что приставил к Уэллесу телохра¬
нителя, чтобы предотвратить повторение подобных случаев. Когда
Буллит возразил, что эта история может подорвать боевой дух в воен¬
ное время, Рузвельт заверил собеседника, что ни одна газета не напеча¬
тает ни единого слова об инциденте.
У президента были причины для подобной уверенности. Даже
в 1951 году, когда из-под полы продавалась низкопробная книжонка
«Вашингтонские тайны», авторы этого бестселлера не осмелились на¬
звать имена действующих лиц. В главе «Сад, где цветут анютины глаз¬
ки» сообщалось: «Один высокопоставленный сотрудник госдепарта¬
мента был печально знаменитым гомосексуалистом, предпочитав¬
шим молодых негров». Этот так и не названный сотрудник «был заме¬
чен в пульмановском спальном вагоне компании «Сазерн рейлроуд»
похоронного поезда, перевозившего спикера Банкхеда, в тот момент,
когда делал носильщику безнравственные предложения. История по¬
пала в газеты, но прежде чем ее напечатали, государственный депар¬
тамент разослал редакторам письмо с призывом поставить крест на
материале, который может отрицательно сказаться на военных уси¬
лиях страны».
Президент попытался отвлечь Буллита заданиями по проверке фак¬
тов, но госсекретарь Уэлл уже начал «крестовый поход». Уэлл сказал
Эдгару Гуверу, что гомосексуализм Уэллеса вовсю обсуждают на чаепи¬
тиях для сенаторских жен, и предупредил президента, что история до¬
Политические слухи уходят в подполье (1920-1945) ^ g ^
катилась уже до квартала, где расположены иностранные посольства.
Пошла молва, что Буллит передал документы об этом эпизоде грозной
Сисси Паттерсон, издававшей в ту пору «Вашингтон геральд». Будучи
не в силах положить конец слухам, Рузвельт в 1942 году уволил Уэллеса.
Коллумнист Дрю Пирсон, давний сторонник Уэллеса, написал, что «ис¬
тории о разводах, супружеской неверности и сексуальных скандалах,
распускаемые о некоторых прогрессивных членах государственного
департамента, привели к началу внутриведомственных чисток. Как
только эти истории, распространяемые «конфиденциально», доходят
до достаточно большого числа людей, объект сплетен узнает от своих
начальников, что в нем больше не нуждаются и он должен уйти в от¬
ставку». Пирсон был единственным репортером, вплотную подошед¬
шим к точному объяснению всего, что в конечном итоге привело
к увольнению Уэллеса. Большинство же других газет оставили читате¬
лей под впечатлением, что Уэллес был уволен из-за антирусских настро¬
ений в госдепартаменте. Тем временем в самом госдепартаменте начал¬
ся хаос, поскольку Уэллес нес на своих плечах львиную долю повседнев¬
ного руководства ведомством и не собирался делиться этой информа¬
цией с подчиненными.
Гомосексуализм Уэллеса не сказался роковым образом на его карье¬
ре, а вот слухи сыграли решающую роль. Так и не дойдя до газетных по¬
лос, они распространились во всех кругах, связанных с администраци¬
ей Рузвельта. «Это была самая знаменитая история того времени, —
вспоминал Мюррей Кемптон. — Помнится, один мой либерально наст¬
роенный друг написал мне: «Хорошо еще, что он был цветным...»
Приложение. Слухи ложатся в досье
Слух — вещь изначально эфемерная, умирающая, как только ее прошеп¬
тали в чье-то ухо. Однако глава ФБР Эдгар Гувер увековечивал слухи, ак¬
куратно перепечатывая их в виде докладов и запирая в ящик для досье.
История про Элеонору Рузвельт и Джозефа Лэша может служить на¬
глядным примером усилий Гувера по сохранению столичных сплетен.
Лэш был одним из лидеров молодежных групп левого крыла. Он
стал протеже Элеоноры в период, когда Франклин сосредоточился на
подготовке к грядущей войне и утрачивал интерес к тем социальным
проблемам, которыми они с супругой занимались во времена «Нового
курса». Когда разразилась война, военная разведка проявляла огром¬
ный интерес к Лэшу, который занимал ничтожное положение, проходя
подготовку в школе синоптиков ВВС. За ним следили, его разговоры за-
к
^gg Введение в руморологию. Глава 6
писывались на пленку, а почта вскрывалась. Когда Лэш, получив уволь¬
нительную, поехал в Чикаго, офицеры военной разведки установили
подслушивающие устройства, чтобы записывать его встречи с Элеоно¬
рой и с невестой Лэша Трюд Пратт. Один сочувствующий Первой леди
служащий отеля предупредил ее, что ее разговоры записываются,
и Элеонора пожаловалась генералу Джорджу Маршаллу. Встревожен¬
ный подобной неуклюжей сверхактивностью военной разведки Мар¬
шалл разогнал армейскую контрразведку и приказал уничтожить все ее
досье. Однако досье вместо этого были переданы ФБР, а материалы по
Лэшу оказались в специальной коллекции особо пикантных докумен¬
тов в офисе Эдгара Гувера.
Слух о том, что в досье ФБР имеется запись любовных утех Лэша
и миссис Рузвельт, дожил до 1950-х годов. В действительности такая
пленка никогда не существовала. Армейские чины записали интимную
сцену между Лэшем и его невестой, чтобы выдвинуть против него обви¬
нения в аморальном поведении. Жалобы Элеоноры Маршаллу явно со¬
рвали такой план, но Гувер продолжал копить компромат на Элеонору
и ее молодого друга, придерживающегося левых взглядов. Тем време¬
нем произошла «мутация» мифа о записях встреч Лэша с Рузвельт в ле¬
генду о том, что обзаведшийся рогами Франклин Рузвельт устроил заго¬
вор, чтобы физически устранить Лэша и других солдат, которые знали
о его «романе» с Элеонорой.
Агент ФБР прислал Гуверу полученные из третьих рук материалы об
этой сплетне, сославшись на источники в распущенном и обозлившем¬
ся на весь мир корпусе котрразведки. Агент докладывал, что президент
приказал доставить ему все записи о том, как Элеонора занималась лю¬
бовью с Лэшем. Прослушав пленки, пришедший в ярость ФДР вызвал
к себе жену и устроил ей сцену. «Это привело к настоящей драке между
президентом и миссис Р., — писал агент в докладной, датированной
1943 годом и сохранявшейся в архивах ФБР в течение многих лет. —
Примерно в 5 утра следующего дня президент вызвал генерала Генри
Арнольда (по прозвищу «Хэп»), начальника корпуса ВВС и... приказал
ему, чтобы Лэш... в течение десяти часов был отправлен в зону боевых
действий». Президент, говорилось далее в докладной, потребовал так¬
же, чтобы все, кто знает про существование этих записей, тоже были
отправлены на Южно-Тихоокеанский фронт и использовались в бое¬
вых операциях, «пока не будут убиты».
Все это фантазии чистейшей воды. Диктофонных записей с ком¬
проматом не существовало в природе. Лэш (который действительно
был отослан на фронт, но остался невредимым) позднее отметил: если
бы пленки и существовали, невозможно представить, что Рузвельты,
Политические слухи уходят в подполье (1920-1945) -183
тщательно следившие за сохранением в тайне своих отношений, стали
бы обнародовать свои интимные разногласия перед посторонними
людьми из военной разведки. Однако и досье, и вся история жили даль¬
ше своей жизнью. Те, кому довелось прочесть тайное досье, пересказы¬
вали его содержание другим людям, те делились сведениями с осведо¬
мителями ФБР, которые записывали их и отсылали отчеты начальству
как новое подтверждение, что и «роман», и «заговор с целью убийства»
действительно имели место. В 1954 году Гувер получил письмо, предла¬
гавшее ознакомить президента Эйзенхауэра с документами об Элеоно¬
ре. «Прилагаю меморандум с подробностями о связи Лэша с миссис Р.,
последующие подтверждения, а также приказ ФБР об отправке всех
знающих о данной истории в Южно-Тихоокеанский регион, где они
должны служить, пока не погибнут»,— говорилось в этом документе.
Глава 7
Тихие годы (1945-1964)
1. Политика в век телевидения
Телепрезидент
В январе 1953 года сорок четыре миллиона американцев (пример¬
но треть всего населения от нежного возраста и старше) следи¬
ли за рождением Малыша Рикки в телефильме «Я люблю Люси».
Тем самым был дан окончательный ответ скептикам, все еще сомневав¬
шимся, способно ли телевидение занять центральное положение в об¬
щенациональной культуре. Это событие предоставило комментаторам,
обеспокоенным тем, что граждане теряют интерес к политике, новые
статистические доказательства: тех, кто собрался у «голубых экранов»,
чтобы понаблюдать за родовыми схватками Люси, оказалось на пятнад¬
цать миллионов больше тех, кто на следующий день включил телеви¬
зор, чтобы посмотреть церемонию инаугурации Дуайта Эйзенхауэра.
Как только политики осознали силу телевидения, они, естественно,
захотели появиться в телеэфире. Такие политики, как спикер палаты
представителей Сэм Рэйберн, сенатор Джон Кеннеди и экс-кандидат
в президенты Том Дьюи, приглашали популярного телеведущего Эдвар¬
да Р. Мюрроу к себе в гостиную или на кухню, чтобы телезрители, смо¬
трящие программу «От человека к человеку», могли познакомиться
с ними так же близко, как это произошло с Мэрилин Монро и герцогом
Винздорским. В ходе избирательной кампании 1956 года превратив¬
шийся в актера консультант президента Роберт Монтгомери сделал
удачный ход, убедив компанию Си-Би-Эс передать в эфир специальный
материал о дне рождения Мэйми Эйзенхауэр. Это поздравление про¬
шло в специальном выпуске новостей в марте месяце, хотя миссис Эй¬
зенхауэр родилась на самом деле в конце ноября.
Телевидение произвело переворот в политическом маркетинге, по¬
добно тому как в 1840 году «виги» изобрели способ превратить предвы¬
борные кампании в массовые гуляния. Республиканцы, первыми осо¬
знавшие потенциальные возможности нового средства массовой ин¬
формации, показали в 1952 году в телеэфире шестидесятисекундные
рекламные ролики, в которых Дуайт Эйзенхауэр отвечал на вопросы
«простых граждан». Двумя годами позднее стратеги «великой старой
партии» заметили, что численность участников предвыборных меро¬
приятий сокращается, хотя Эйзенхауэр продолжает оставаться «гвоз¬
дем программы», и сделали из этого вывод, что будущие кампании
должны транслироваться непосредственно в каждый американский
дом. Сам президент проникся удивительной симпатией к новому сред¬
ству массовой информации. Он призвал под свои знамена близкого дру¬
га — Роберта Монтгомери, который стал постановщиком телевизион¬
ных выступлений Эйзенхауэра и советником по вопросам грима и кос¬
тюмов. Когда Ричард Никсон потерпел поражение на выборах 1960 го¬
да, Эйзенхауэр, неодобрительно покачав головой, проворчал: «Монт¬
гомери никогда не позволил бы ему так скверно выглядеть на первых
телевизионных дебатах»
Эдлай Стивенсон, демократ, соперник Эйзенхауэра на обеих гонках
за президентское кресло, так и не смог приспособиться к условностям
политической борьбы с помощью ТВ. Даже кампанию 1956 года Сти¬
венсон проводил по старинке. Он проехал по стране семьдесят пять
тысяч миль, выступая перед избирателями по шесть раз в день, а Эйзен¬
хауэр всего десять раз покидал столицу, зато все силы бросил на телеви¬
зионный экран. После некоторых колебаний демократы отказались от
идеи пригласить Элвиса Пресли сняться в рекламном ролике, агитиру¬
ющем за Стивенсона. Сам Стивенсон отверг приглашение принять уча¬
стие в популярной телевикторине «Есть у меня секрет». Вместо этого
сотрудники, руководившие избирательной кампанией Стивенсона, ис¬
тратили большие деньги на скверно поставленные телепрограммы, ко¬
торые кандидат не смог толком использовать, поскольку никто не мог
убедить его воспользоваться электронным суфлером марки «Теле-
Пром-Тер». Бобби Кеннеди, сопровождавший Стивенсона в поездках
в качестве наблюдателя, много лет спустя признался, что сам проголо¬
совал за Эйзенхауэра.
«Куколки», с которыми Джои Фостер Даллес не смог
справиться»
Роберт Гаррисон, представлявший бульварную прессу, понял, что ТВ
скоро вытеснит такие массовые и довольно солидные периодические
издания, как «Сатердей ивнинг пост». Он пришел к выводу, что будущее
журналов должно быть связано с публикацией таких сенсационных ма¬
териалов, которые телестанции не осмелятся передавать в дома амери¬
канцев. Он создал журнал «Конфиденшиал».— первое в таком роде и на¬
иболее удачное издание, вслед за которым появились почти сорок жур¬
налов с названиями типа «Хаш-хаш» и «Он зе Кью-Ти». К середине «ти¬
хого десятилетия» в стране уже продавались ежемесячно пятнадцать
миллионов экземпляров скандальных журналов, причем тираж «Кон¬
фиденшиал» достиг 4,2 млн. экземпляров. Они специализировались на
материалах по таким темам, которые нормальные издания не осмели¬
вались затрагивать. Это могли быть статьи про аборты и венерические
заболевания, шокирующие публику «исповеди» («Я УЧАСТВОВАЛ
В СЕКУАЛЬНОЙ ОРГИИ ИЗВРАЩЕНЦЕВ»), а также сплетни о знаме¬
нитостях с подробностями более интригующими, чем представления
Джеймса Дина об идеальной девушке или рассказ Ланы Тернер о том,
какую мебель она предпочитает.
В редакционный состав «Конфиденшиал» первоначально входили
несколько консерваторов, которые считали, что журнал будет посвя¬
щен политическим скандалам, способствующим укреплению закона, по¬
рядка и борьбе с коммунизмом. В первом же номере журнала появилась
статья под кричащим заголовком «ЛЮБОВЬ В ООН», а также статья
о бывшем мэре Нью-Йорка, ставшем дипломатом («О’ДУАЙЕР: СВЯ¬
ТОЙ ИЛИ ГРЕШНИК»), разоблачение насилия в тюрьмах («МЕНЯ
ПЫТАЛИ ГАНГСТЕРЫ») и материал-расследование, обещавший рас¬
сказать читателям, как процветают гангстеры в Хот-Спрингс, штат Ар¬
канзас («БАНДИТЫ В РАЮ»). Однако вскоре Гаррисон открыл для се¬
бя то, о чем уже знали комментаторы, заламывающие руки в отчаянии
от падения избирательной активности, — политики и материалов соци¬
альной направленности недостаточно, чтобы завоевать массовую ауди¬
торию, даже если статьи будут написаны в максимально сенсационном
ключе. На обложку «Конфиденшиал» после этого начали проникать ки¬
нозвезды, а вскоре, несмотря на острые протесты некоторых членов
редколлегии, журнал стал изданием, специализирующимся на сплетнях
о знаменитостях. Говард Рашер, редактор с консервативными взгляда¬
ми, сказал позднее, что ушел из журнала, когда Гаррисон отказался опуб¬
ликовать статью про Элеонору Рузвельт, поскольку, по мнению адвока-
I
ДдДЯЬ ТихИЕ Г°ДЬ1( 1945-1964) 1g^
тов журнала, она отличалась «дурным вкусом». Имена политических де¬
ятелей все еще мелькали в оглавлении журнала, но статьи о них оставля¬
ли удручающее впечатление. В 1956 году «Конфиденшиал» сподобился
напечатать сенсационное разоблачение совсем несенсационного госсе¬
кретаря в администрации Эйзенхауэра: «КУКОЛКИ, С КОТОРЫМИ
ДЖОН ФОСТЕР ДАЛЛЕС НЕ СМОГ СПРАВИТЬСЯ». Речь там шла
о шпионках, которые соблазняли священнослужителей в американских
посольствах за рубежом. Появилась статья о Самнере Уэллесе, к тому
времени давно вышедшем в отставку, полуживом экс-политике. «Ансен-
сорд» (номер предназначался для распространения за границей) напе¬
чатал правду о «Похотливом маршале Тито» («Если вы думаете, что он
только и делает, что попадает в газетные заголовки, значит, вы понятия
не имеете, о чем шепчутся люди в белградских будуарах»).
Политикам повезло, что они почти не привлекали внимание чита¬
телей. Журнал «Конфиденшиал» занялся тем, чем до него никогда не
занимались периодические издания. Редакция нанимала детективов,
платила разведенным супругам за пикантную информацию и снабжала
своих фотографов мощными телеобъективами. Проститутка Ронни Ку-
иллан получила полторы тысячи долларов за исповедь о своем романе
с Дези Арназом, телевизионным и реальным мужем Люсиль Болл.
В статье под шапкой «Любит ли Дези свою Люси?» журнал поведал
о том, как Арназ и его приятель, поселившись в отеле на Беверли-
хиллз, заказали себе в номер «парочку платных девочек для развлече¬
ний». Другие журналы печатали истории о звездах, замешанных в пья¬
ных дебошах, о бейсбольном кумире Джо Ди-Маджио, который безус¬
пешно пытался застукать свою охладевшую к нему жену Мэрилин Мон¬
ро в обществе другого мужчины. «Конфиденшиал» рассказал, как Ди¬
Маджио и его приятель Фрэнк Синатра перепутали двери в многоквар¬
тирном доме и по ошибке ворвались в спальню совершенно посторон¬
ней женщины... «Нью-Йорк тайме» укоризненно заметила, что люби¬
мой темой бульварных изданий являются «супружеские измены, о кото¬
рых рассказывается с помощью веселых, но прозрачных эвфемизмов».
К этой теме в самом непродолжительном времени прибавились гомо¬
сексуальные сенсации и межрасовые рандеву.
Голливудские знаменитости пришли в ужас. Хотя американская пуб¬
лика всегда была убеждена, что артисты отданы на милость авторов га¬
зетных сплетен, личная жизнь представителей индустрии развлечений
в целом была защищена столь же надежно, как интимные тайны поли¬
тиков (если учесть весьма плотное расписание публичных и приватных
мероприятий, в которых участвуют звезды, такая защита была, возмож¬
но, даже еще мощнее). Однако студийная система, которая одновре¬
менно сдерживала и опекала звезд, начала разрушаться, и можно было
>
i88 5. ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 7
представить, что произойдет, если плотина благоразумия рухнет окон¬
чательно. В 1950 году, когда Ингрид Бергман ушла от мужа, бросила
дочь, стала жить с режиссером Роберто Росселини и забеременела от
него, она превратилась в парию. Бергман, прежде одна из голливудских
звезд первой величины, удостоилась порицания в сенате США как «по¬
клонница свободной любви и проповедница деградации», подверглась
нападкам чуть ли не всех существующих в стране религиозных конфес¬
сий и бойкоту своих бывших фэнов. Даже после того, как она продол¬
жила свою профессиональную карьеру и завоевала «Оскар» за роль
в фильме «Анастасия», ведущий развлекательной телепрограммы Эд
Салливан счел возможным обратиться к телезрителям с просьбой вы¬
сказать свое мнение о том, стоит ли разрешить Бергман выступать в по¬
пулярных телешоу.
Голливуд ответил на скандальные публикации в бульварной прессе
канонадой судебных исков. Такие звезды, как Эррол Флинн, Морин
О’Хара и Либерейс подали судебные иски на общую сумму сорок милли¬
онов долларов к журналу «Конфиденшиал» и его дистрибьюторам. Со¬
вет по киноиндустрии, ведавший связями с общественностью, создал
особый комитет «по борьбе с нападками со стороны скандальных жур¬
налов». Председатель Совета Джордж Мэрфи, танцор по профессии
(и будущий член сената США), объявил, что в состав Совета войдет ак¬
тер Рональд Рейган. Штат Калифорния бросил все свои ресурсы на по¬
мощь звездам, обвинив бульварную прессу в заговоре с целью клеветы
на киноиндустрию и публикации непристойных материалов под видом
статей об абортах. Журнал «Конфиденшиал» в качестве оружия возмез¬
дия использовал повестки в суд, разосланные целой толпе голливудских
знаменитостей, явно намереваясь заставить их занять место свидетеля
и под присягой выудить интимнейшие подробности их частной жизни.
Однако это было всего лишь тщетной попыткой оттянуть неизбежную
расплату. Издатель Гаррисон в конечном итоге капитулировал. Он обе¬
щал, как писала «Нью-Йорк тайме», «впредь не давать разоблачитель¬
ных статей о частной жизни кинозвезд и других знаменитостей». В от¬
вет на это штат Калифорния отозвал из суда свой иск к журналу.
2. Частная жизнь Айка и Мэйми
«Это был весьма, весьма шокирующий поступок»
Тем временем слухи о политических деятелях оставались в основном
жанром устного творчества. Единственное исключение имело место
в Алабаме, где губернатор Фолсом («Целующийся Джим») обрюхатил
Тихие годы(1945-1964)
189
в Бирмингеме сотрудницу гостиницы «Татуайлер». В результате этой
истории родилась песня на мотив шлягера «Ты — мое солнце»:
Во время Второй мировой войны истории про Дуайта Эйзенхауэра
и его шофера Кэй Соммерсби гуляли по столице и звучали практичес¬
ки везде в Европе, где стояли американские войска. Хотя газеты и сло¬
вом не поминали этот слух, американские читатели где-нибудь в прери¬
ях, развернув газету, могли делать собственные выводы в связи с часто
повторяемым клише «симпатичная ирландка, сидящая за рулем маши¬
ны Эйзенхауэра». Соммерсби, бывшая манекенщица, невеста солдата,
погибшего в Африке, и разведенная жена, была единственной предста¬
вительницей прекрасного пола в команде личных помощников Эйзен¬
хауэра. Репортеры регулярно и всесторонне писали о каждом члене
этой команды, пытались разузнать хотя бы незначительные детали из
жизни человека, в чьих руках находилась судьба союзных армий, осво¬
бождавших Европу. «Когда дело дошло до «величайших любовных исто¬
рий мировой войны», роман между Эйзенхауэром и Кэй Соммерсби
был как нельзя более кстати на фоне Макартура, Монтгомери и Патто¬
на, которые, если и были страстно увлечены, то только самими собой.
По крайней мере в такой роман верили все — от простых джи-ай до ты¬
ловых медсестер на базе в Такоме»,— писал рецензент «Нью-Йорк
тайме», когда в 1977 году появилась автобиография Кэй Соммерсби,
в которой она пыталась себя оправдать.
Эйзенхауэра от подобных неприятностей надежно защищала лю¬
бовь, с которой американцы отпускали грехи своим военным героям.
Была ты честной,
Хотя и бедной,
Но пала жертвой
Похотливого осла.
Тебя приметил
Губернатор Фолсом —
Ему ребенка ты родила.
Он заседает
В легислатуре,
Законы сочиняет
От всей души,
А ты гуляешь
Напропалую,
Собой торгуешь
В алабамской глуши...
к
1QO Введение в руморологию. Глава 7
Последнее, что волновало людей, когда мировая война приближалась
к переломному моменту, была супружеская верность командующего со¬
юзными силами. Однако слухи наверняка травмировали Мэйми Эйзен¬
хауэр, сидевшую в Вашингтоне, пока ее муж из удачливого, но неизве¬
стного военного превращался в самого любимого героя нации. Будучи
физически хрупкой женщиной, которую мало что интересовало, кроме
семьи и подруг (с ними она любила перекинуться в карты), Мэйми
большую часть войны провела на положении полуинвалида. Воспоми¬
нания об этом болезненном периоде были настолько свежи для Мэйми,
что десятилетия спустя она настоятельно советовала своей внучке Джу¬
лии Никсон-Эйзенхауэр сопровождать мужа Дэвида, не оставляя его од¬
ного в любых поездках.
После войны история с Соммерсби превратилась в достояние зна¬
токов вашингтонской жизни, общеизвестной тайной, которой столица
не собиралась делиться со страной. «У президента был роман. Люди
давно знали о нем, обсуждали его на вечеринках, но дальше все словно
уходило в песок. В печать ничто не проникло, — сообщил Стивен Хесс,
в ту пору молодой спичрайтер, работавший на администрацию Эйзен¬
хауэра. — Тогда даже не принято было писать мемуары».
Однако Мюррей Кемптон вспомнил, как ужинал в самый последний
вечер правления Эйзенхауэра в обществе журналистов и знатоков пра¬
вительственных тайн. Зашел спор о том, насколько правдива история
Соммерсби. Один из присутствовавших, близко знавший президента,
заметил, что все это выдумки. «Он рассказал, что во время войны на
приемах Кэй выпила пару рюмок и начинала ругать Эйзенхауэра за то,
что тот отослал ее жениха в Северную Африку, где он погиб»,— вспоми¬
нал Кемптон. Кто-то за столом возразил, что такая реакция лишь дока¬
зывает, что Кэй действительно была любовницей Айка: «Женщина мо¬
жет так резко отзываться о мужчине только в том случае, если он с ней
спал...»
Легенда о Соммерсби начала забываться, когда в 1973 году Мерль
Миллер опубликовала книжку «Поговорим начистоту». Это была начи¬
танная на магнитофон автобиография незадолго до этого скончавшего¬
ся Гарри Трумэна. Экс-президент, не скрывавший своих приятельских
отношений с Эйзенхауэром, в частности, ответил на вопрос относи¬
тельно давнего слуха о том, что он якобы обещал генералу свою под¬
держку в борьбе за пост президента. «Этого просто не могло произой¬
ти, — ответил Трумэн и добавил: — Даже в том случае, если бы я не
знал... уже длительное время о его личной жизни».
Миллер насторожил уши.
— Извините, сэр, — произнес он то, что Трумэн и рассчитывал услы¬
шать, — но что вы имеете в виду, упомянув «личную жизнь»?
— А вот что... — сказал старый политик. — Как только закончилась
война, Эйзенхауэр написал генералу Маршаллу письмо, в котором со¬
общил, что хочет вернуться в Штаты и развестись с миссис Эйзенхау¬
эр, чтобы жениться на этой англичанке...»
В истории политических слухов произошел новый поворот. Трумэн
становился публичным политиком. С помощью интервью, которое, как
он знал, станет частью его новой книги, Трумэн проливал свет на ин¬
тимную жизнь другого президента. «Это был весьма, весьма шокирую¬
щий поступок для человека, служившего генералом в армии Соединен¬
ных Штатов»,— произнес Трумэн тоном человека, прекрасно сознаю¬
щего, что уж про него-то точно никто не станет распространять подоб¬
ные слухи. По свидетельству Трумэна, Маршалл предупредил Эйзенха¬
уэра, что если тот «хотя бы подумает о чем-то подобном», он просто вы¬
гонит его из вооруженных сил.
Когда обвинения Трумэна были обнародованы, Соммерсби находи¬
лась в нью-йоркском госпитале, где у нее только что обнаружили неиз¬
лечимый рак печени. Она ответила на этот диагноз, согласившись на¬
писать вторую версию своих воспоминаний о войне. В книге «Незабы¬
ваемые годы» Соммерсби сообщила, что ее отношения с Эйзенхауэром
стали интимными после того, как ее жених подорвался на противопе¬
хотной мине в Северной Африке. После страстных объятий в укром¬
ных местах военных самолетов и катастрофического визита Эйзенхау¬
эра на родину (где он, по словам Соммерсби, несколько раз назвал свою
жену «Кэй») влюбленные наконец-то очутились в постели. И тут Эйзен¬
хауэр оказался не способен довести отношения с любимой до логичес¬
кого конца. По словам мемуаристки, он сказал ей: «Я годами даже не ду¬
мал о физической близости. А потом, когда это наконец произошло...
В общем, после многих недель раздумий об интиме... я потерпел фиас¬
ко». К концу войны влюбленные еще раз повторили попытку, но резуль¬
тат оказался столь же неудовлетворительным. По утверждению Сом¬
мерсби, Эйзенхауэр обещал после окончания войны взять ее в Пента¬
гон в качестве секретарши. Однако после отъезда генерала из Европы
она получила по телексу официальное извещение о том, что не включе¬
на в список служащих, переведенных в Вашингтон. Затем пришло пись¬
мо, продиктованное генералом секретарше, в котором Эйзенхауэр со¬
общил Соммерсби, что не может взять ее в штат своих сотрудников, по¬
скольку вопрос о ее гражданстве пока еще не решился положительно.
В конце письма генерал сделал собственноручную приписку: «Береги
себя и не теряй оптимизма...»
Никто и никогда доподлинно не узнает, насколько точна версия, из¬
ложенная Соммерсби, и действительно ли ею написаны все подробно¬
сти этой истории — женщина скончалась еще до того, как ее книга вы¬
шла из печати. Даже если все сказанное ею — правда, страна сочла, что
вполне может обойтись без этой истории. Действительно, былой ро¬
ман не имел никакого отношения к деловым качествам кандидата в пре¬
зиденты. Никто из тех, кто в 1952 году явился на избирательные участ¬
ки, не мог пожаловаться, что его лишили важной информации из-за то¬
го, что слухи держались под спудом. Вместе с тем политическая неуме¬
стность этой истории отнюдь не делает ее тривиальной. Одна из при¬
чин, по которой люди сплетничают, кроется в их желании глубже по¬
знать жизнь, узнать, что требует от них культурный социум, как ведут
себя другие люди в тех или иных ситуациях и что следует ожидать от
своих друзей, родственников, сотоварищей. Рассказ Кэй Соммерсби
о том, что случилось с ней во время Второй мировой войны, непремен¬
но отзовется в сердцах тех, кого походя предал любимый человек,
и тех, кто сам не смог оправдать возлагавшиеся на него страстные на¬
дежды. Во всей этой истории есть что-то одновременно приземленное
и бесконечно печальное.
«Мы слышали, что она пьет»
Перед съездом Республиканской партии в 1952 году предвыборная ко¬
манда Эйзенхауэра возила кандидата по стране, чтобы он мог встре¬
титься с членами партии и приветствовать тех, кто добивается выдви¬
жения его кандидатуры. В этой делегации к Эйзенхауэру относились то
ли с благоговением, то ли просто с деловым уважением. Разумеется,
Айк оставался для них героем войны, но ведь и они были той свитой,
которая делает короля. Некоторые крупные политики получают удо¬
вольствие от подобных игр, но Эйзенхауэр, наверное, чувствовал себя
как тот, кто оказался в седьмом круге ада.
«Генерал, нам все равно, за что вы выступаете. Мы вроде бы хорошо
понимаем вашу позицию. Но нас беспокоит ваша жена. Мы слышали,
что она у вас пьет», — такими словами приветствовал Эйзенхауэра жи¬
тель Небраски.
«Я знаю, что такие разговоры ходят, но правда заключается в том,
что, по моим сведениям, Мэйми уже полтора года вообще не притраги¬
вается к спиртному», — вежливо и не без иронии ответил кандидат.
Совершенно очевидно, что его тщательно готовили к такого рода
каверзным вопросам. Из всех слухов об Эйзенхауэрах молва, обвиняю¬
щая Мэйми в алкоголизме, имела наиболее широкое хождение, а в це¬
лом по стране эта сплетня была известна гораздо лучше, чем история
Соммерсби. Бетти Бил, светский репортер времен Эйзенхауэра, вспо¬
минает, что получала «бесчисленное количество телефонных звонков
от сотрудников журналов и провинциальных газетчиков, интересовав¬
шихся, действительно ли Мэйми пьет не просыхая». Агентство «Ассо-
шиэйтед пресс» дало задание Рут Коуэн Нэш проверить слух на досто¬
верность. После замечательного по своей эффективности расследова¬
ния та доложила редакторам, что все это выдумки. Наблюдая на званом
вечере за величественным выходом Первой леди к гостям, Нэш встре¬
воженным тоном обратилась к оказавшейся рядом журналистке Мэк-
син Чешир: «Интересно, Мэйми когда-нибудь садится задницей на пол?
Лично я сейчас сяду...»
«Алкогольный» слух, вероятнее всего, зародился в период Второй
мировой войны. «Он связан с всеобщим смятением, в атмосфере кото¬
рого многие офицерские жены начинали пить из-за стресса и чувства
одиночества, — сообщил техасский редактор Генри Джеймсон, предста¬
вившийся как «семейный друг Эйзенхауэров». — Год или два Мэйми то¬
же была захвачена этой сумятицей, страшно переживала и порой зло¬
употребляла спиртным». Встревоженные родственники, добавил
Джеймсон, переговорили с ней на эту тему, и она «немедленно завязала
с алкоголем». (Сьюзен Эйзенхауэр в биографической книге о своей ба¬
бушке утверждает, что Джеймсон был не таким близким другом семьи,
чтобы знать столь интимные подробности. Эйзенхауэры всегда говори¬
ли, что легенда о пьянстве Мэйми появилась из-за ее болезни среднего
уха. Именно поэтому Мэйми иногда нетвердо держалась на ногах.
Этот слух нисколько не подорвал всеобщую популярность миссис
Эйзенхауэр, но все-таки заставил республиканцев понервничать.
В 1955 году читатели газет могли обратить внимание на весьма истери¬
ческую реакцию конгрессменов-республиканцев на прогноз, сделан¬
ный Полом Батлером, председателем Национального комитета демо¬
кратической партии. Батлер предсказал тогда, что президент не станет
бороться за свое переизбрание «из-за личных проблем в семействе Эй¬
зенхауэров». Когда на Батлера нажали, требуя разъяснений, тот отве¬
тил, что имел в виду слухи о том, будто «у миссис Эйзенхауэр неважно
со здоровьем». Такое заявление прозвучало довольно неуклюже, а уж
в своей реакции на него республиканцы и вовсе хватили через край.
(Странное поведение, если учесть, что перед этим их партия в течение
двенадцати лет непрерывно нападала на Элеонору Рузвельт...) «Почему
мистер Батлер позволяет себе столь негуманные высказывания?» — не¬
годовал обычно сдержанный сенатор Джордж Эйкен из Вермонта.
По утверждению Эйкена, заявление Батлера прозвучало так, словно он
очень надеялся на болезнь Мэйми. «Я не знаю, что происходит в голо¬
ве у человека, прибегающего к подобной тактике, — говорил Эйкен. —
Меня поражает, насколько низким и отвратительным бывает порой
животное в человеческом обличье...» Знатоки закулисных тайн полага¬
b
Введение в руморологию. Глава 7
ли, что Республиканская партия попыталась довести до сведения Бат¬
лера, человека в политике нового, что о мнимом алкоголизме Мэйми
ему лучше не упоминать.
Первая леди заявила, что не переживает по поводу слухов, о ложно¬
сти которых знают все ее друзья, но впредь следила, чтобы фотографы
даже случайно не запечатлели ее на пленке с любым напитком в руках,
даже если это будет стакан с водой. Много лет спустя, когда Барбара
Уолтерс брала у нее интервью и задала вопрос о том, из-за чего «люди
судачили годами», Мэйми тотчас перебила ее: «Ах да, это вы про слух,
что я — алкоголичка...»
Пройдя у мужа хорошую школу общения с прессой, Мэйми знала,
как важно перехватить инициативу у собеседника и нейтрализовать его
спокойным тоном и безразличным отношением.
После того как ему пришлось публично врать, прикрывая шпион¬
ский полет Гарри Пауэрса над Советским Союзом, Дуайт Эйзенхауэр
вынужден был принять весь удар на себя, но при этом обогатил полити¬
ческий словарь выражением «военно-промышленный комплекс», кото¬
рый и стоял за провокацией с шпионским самолетом «У-2».
Другое высказывание Эйзенхауэра также вошло в сокровищницу
афоризмов: «После того как я перестал быть президентом, почему-то
все больше людей стали выигрывать у меня в гольф!»
3. ТВ РОЖДАЕТ КАНДИДАТА
«Он что, совсем не киряет?»
Как в свое время разговоры о Тедди Рузвельте, слухи о миссис Эйзенха¬
уэр, возможно, были рождены общественной реакцией на проблему ал¬
коголизма как таковую. Страна быстрым шагом шла к самому рекордно¬
му уровню потребления алкоголя за всю свою историю, и многих трез¬
венников волновало то обстоятельбство, что среди многочисленных
любителей коктейлей теперь оказались даже стареющие матроны.
Эйзенхауэры относились к поколению Первой мировой войны, усвоив¬
шему новый подход к спиртному. Во времена их родителей мужчины
собирались в салунах или клубах и напивались до бесчувствия. Женщи¬
ны оставались дома и лошадиными дозами потребляли крепленые ал¬
когольные «тонизирующие напитки» (вроде «Смеси Лидии Пинкхэм»).
Однако начиная с 20-х годов спиртное стало средством общения одно¬
кашников, способом развлечься в приятной компании и вошло в ритм
повседневной жизни. Клифтон Дэниэл, муж Маргарет Трумэн, вспоми¬
нал, что при знакомстве с будущим зятем, когда ему предложили что-ни¬
будь выпить, а он попросил стакан молока, Гарри Трумэн повел себя как
человек, которому сделали больно. По словам Дэниэла, экс-президент
испугался, что «ему в зятья достанется молокосос». Маргарет тотчас за¬
верила родителей, что ее жених обычно пьет шотландское виски,
но сейчас у него подозревают язву, и он временно «в завязке».
Покойный Джон Тауэр утверждал, что орегонца Марка Хэтфилда
исключили из списка возможных кандидатов в вице-президенты, когда
Ричард Никсон сам баллотировался в президенты, по той причине, что
Хэтфилд не употребляет спиртного. Тауэр поведал, что когда на страте¬
гически важном совещании Никсона с высшим руководством Республи¬
канской партии было упомянуто имя Хэтфилда, лидер республиканцев
в сенате Эверет Дирксен «повернувшись к Никсону, сказал: «Марк —
приятный парень, но когда приглашает гостей отобедать у него, никог¬
да не предлагает даже капли вина». Сенатор из Кентукки Терстон Мор¬
тон, в отличие от Дирксена и его изысканного стиля предпочитавший
говорить своеобразно, но четко, перебил его: «Он что, совсем не киря-
ет?» Эверет подтвердил: «Да, он не киряет». На этом обсуждение канди¬
датуры Марка Хэтфилда и закончилось»...
Если в случае Мэйми Эйзенхауэр много шума было поднято по со¬
вершенно ничтожному поводу, совсем иначе обстояло дело с конгрес¬
сменами образца 1950-х годов. «Пили тогда по страшному, — вспоминал
Мюррей Кемптон. — Взять того же Уоррена Магнусона. А Деннис Чэй-
вез произнес одну из лучших речей в стенах конгресса, заклеймил Джо¬
зефа Маккарти и при этом был пьян». Рассел Бейкер сегодня вспомина¬
ет, как своими глазами видел одного сенатора. Тот «открыл дверь гарде¬
робной, споткнулся на первом же шагу, упал лицом вниз и заснул бес¬
пробудным сном». Истории о спектаклях, устраиваемых законодателя¬
ми в нетрезвом виде, постоянно гуляли среди журналистского корпуса,
но редко доходили до родных избирательных округов.
Сам образ жизни конгрессменов всегда подталкивал их к злоупо¬
треблению спиртным: тесная компания мужчин (многие из которых
были оторваны от своих семей) вынуждена ежедневно исполнять один
и тот же законотворческий ритуал и порой мучительно долго ждать,
чтобы вокруг хотя бы что-нибудь, но произошло. На Капитолийском
холме всегда лились реки спиртного и разыгрывались грубые сцены.
Однако к 50-м годам период, в течение которого пресса не ставила за¬
конодателей в щекотливое положение публикациями об их пьянстве,
слишком затянулся. «Об очень многом мы не писали, — признается Уор¬
рен Роджерс, автор нескольких публикаций о делах Капитолия в 50—
60-х годах. — Какой-нибудь деятель вроде Рассела Лонга бродил по Ка¬
питолию шатаясь, а когда выступал, нельзя было разобрать ни единого
его слова. Однако по существовавшему правилу мы уважали частную
>
196—« ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 7
жизнь людей, если их поведение не влияло негативным образом на по¬
литику. Молодая журналистка из Нью-Джерси как-то стала свидетель¬
ницей выступления сенатора Гаррисона Уильямса, пытавшегося, явно
во хмелю, поддержать законопроект, представлявший интерес для ее
газеты. Когда она сдала материал с описанием «выступления» Уильям¬
са, радактор прислал ей записку, в которой с явным раздражением пре¬
дупредил: «Мне наплевать, был ли он пьян. Мне просто нужно знать,
поддержал он билль или нет»...
«В Теннеси он дурака ни разу не валял»
Одним из самых легендарных столичных выпивох и донжуанов был
в 50-е годы сенатор из Теннеси Эстес Кефовер. Находясь в лучшей фор¬
ме, Кефовер мог за вечер выпить кварту шотландского виски и при
этом не потерять над собой контроль. По утверждению Мюррея Кемп-
тона, одним из наиболее известных проявлений гражданского мужест¬
ва со стороны Кефовера был его единственный голос, поданный «про¬
тив», когда сенат принимал закон, причисливший членство в коммуни¬
стической партии к уголовным преступлениям. При этом Кефовер на¬
ходился «под мухой». «Он шатаясь прошел на свое место и спросил:
«О чем идет речь?» Ему объяснили, и он сказал: «В таком случае я не
могу проголосовать «за»...» По признанию Кемптона, Кефовер «был
очень необычным человеком. Кстати, он был мне ужасно симпатичен».
Кефовер занимает важное место в американской драме политичес¬
ких слухов. Среди политиков он стал первым, чей общенациональный
имидж был создан телевидением. В 1952 году Кефовер использовал
свою телевизионную славу, попытавшись навязать себя партийным ли¬
дерам в качестве выдвиженца, претендующего на пост президента
страны. Тем самым он предвосхитил времена, когда сами избиратели,
а не партийные боссы стали выдвигать кандидатов. Когда такой пере¬
лом произошел, журналистам предстояло решить, имеют ли избирате¬
ли право вместе с прочей информацией получать слухи о кандидатах.
Кефовер, долговязый выпускник Йельского университета, добился ус¬
пеха на политической арене своего родного Кентукки, проявив себя как
мозговитый популист, который, вступая на тропу предвыборной борьбы,
надевал шапку из енота. Благодаря деликатности вашингтонской прессы
и собственному таланту, с которым он ухитрялся тайком провозить спирт¬
ное в самые «сухие» районы своего штата, Кефоверу удавалось в целом ус¬
пешно скрывать от избирателей своего округа именно ту черту характе¬
ра, которая нередко проявляется вдали от родного дома. «Многие знали
о его пристрастии к женскому полу, но в Теннеси он был чист как стек¬
лышко, — рассказывает Чарлз Фонтеней, писавший о Кефовере для «На¬
швилл Теннесиэн». — В Теннеси он дурака ни разу не валял».
Вероятно, Кефовер не смог бы стать таким популярным, если бы
ему не удалось занять кресло председателя сенатской комиссии по
борьбе с организованной преступностью. В 1951 году он проводил слу¬
шания, разъезжая по стране и повестками вызывая в каждом крупном
городе криминальных авторитетов для дачи показаний. Находившееся
в младенческом возрасте телевидение всегда мечтало о программах,
посвященных жизни в провинции, и когда Кефовер проводил свои слу¬
шания на местах, телестанции начали вести прямые репортажи с засе¬
даний его комиссии. Эти передачи каждый раз смотрели от двадцати
до тридцати миллионов телезрителей. Для страны это был первый
в истории широкомасштабный опыт освещения жизни в провинции.
Слушания привели к тому, что термин «мафия» наконец приобрел об¬
щеамериканский статус. Страна узнала много полезного о рэкете
и о компании «Убийство инкорпорейтед».
Спокойная ораторская манера Кефовера нравилась телевизионщи¬
кам. Вспотевшие объекты его расследований выглядели на экране весьма
зловеще. (Когда гангстер Фрэнк Костелло заявил протест против демон¬
страции своего лица на экране, телеоператор стал показывать только ру¬
ки и пальцы, нервно барабанившие по столешнице...) Слушания еще не
закончились, а Кефовер уже превратился из малоприметного в толпе се¬
наторов политика в героя всей Америки. Примерно то же самое произо¬
шло в 50-е годы с еще одним любителем енотовых шапок — Дэви Крокке-
том. Вскоре после окончания слушаний на прилавках магазинов появи¬
лась книга, написанная приглашенным автором, но на обложке у нее сто¬
яло имя Кефовера. «Преступность в Америке» в течение двенадцати не¬
дель возглавляла общенациональный список бестселлеров.
После этого Кефовер, все еще «зеленый» член сената, решил балло¬
тироваться на пост президента страны. Надев енотовую шапку, он
в 1952 году выставил свою кандидатуру в шестнадцати округах и, к изум¬
лению партийных лидеров, победил в четырнадцати из них. Сторонни¬
ки Кефовера полагали, что подобная демонстрация популярности сре¬
ди электората заставит боссов партии поддержать его кандидатуру. Од¬
нако кефоверисты просчитались — результаты праймериз пока еще не
предопределяли выбор кандидата их партии. После долгой и мучитель¬
ной «переклички кандидатов» съезд партии выдвинул в кандидаты Эд-
лая Стивенсона.
Демократы, сокрушившие Кефовера, тем самым выразили непри¬
язнь американского политического истеблишмента к радующим взоры
публики «бычкам-днссидентам», которые вырываются на площадку из
«левого политического загона». Однако боссы имели право так посту-
к
198—» ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 7
пить еще и потому, что знали сенатора из Теннеси лучше, чем избира¬
тели, которые видели его только по телевизору. Хранители партийных
тайн знали, что в частной жизни у Кефовера серьезные проблемы с вы¬
пивкой и что он не брезгует ничем во время «охоты за юбками». Однаж¬
ды Кефовер соблазнил в Париже женщину, которая понятия не имела,
что он женат, а затем шокировал эту респектабельную даму, «пореко¬
мендовав ее услуги» своему приятелю, находившемуся проездом во
французской столице. Чарлз Фонтеней, автор биографии Кефовера,
в которой описывает своего героя в целом с восхищением, утверждает,
что однажды в Европе сенатор появился на светском балу в сопровож¬
дении известной местной проститутки. По словам Фонтенея, Кефовер
поручал секретарю отвечать на нежные письма, приходившие от быв¬
ших пассий сенатора.
Публика не имела возможности узнать про эти истории, а газеты не
решились бы обнародовать подобные скабрезные сплетни. Именно по¬
этому, в конечном счете, людская молва была главным источником све¬
дений о частной жизни Кефовера. Тем не менее в ближайшие четыре
года разочарованный сенатор словно взялся на собственном опыте до¬
казать, как бессильны устные пересуды. Его пьяные загулы все чаще вы¬
рывались из-под контроля, а личное поведение стало переходить все
границы. Когда партия в качестве утешительного приза выдвинула
в 1956 году кандидатуру Кефовера в вице-президенты, некоторые демо¬
краты высказали опасение, что во время предвыборной кампании Ке¬
фовер выкинет какой-нибудь номер, чреватый грандиозным сканда¬
лом. Прошел слух, что, останавливаясь на ночлег по время предвыбор¬
ных поездок по стране, Кефовер рассылал доверенных лиц, чтобы те
нашли ему женщину. Рассел Бейкер вспоминает, что оказался с Кефове-
ром «глухой ночью где-то на севере Среднего Запада» в автобусе, в ко¬
тором кроме кандидата ехали репортеры. Когда они въехали в неболь¬
шой городок, рассказывает Бейкер, сенатор повернулся к своему по¬
мощнику и произнес: «Мне нужно кого-нибудь трахнуть!»
Карьера Кефовера в общенациональном масштабе оборвалась, ког¬
да Эйзенхауэр одержал вторую победу подряд. Сам Кефовер скончался
четырьмя годами позднее. Он ушел из жизни с чувством разочарова¬
ния. Однако с нашей точки зрения нетрудно себе представить еще бо¬
лее горький финал для политика с порочными замашками и президент¬
скими амбициями. Он до самой смерти сохранил безукоризненное ре¬
номе, а его семья никак не пострадала. Ему не довелось пройти через
унижения, когда его пороки неизбежно стали бы известны всей стране.
Друзья спокойно оплакали его, провожая в последний путь, и даже та¬
кая газета, как «Нэшнл ревью», в некрологе ограничилась тем, что про¬
ворчала что-то о «гедонистских наклонностях» Кефовера.
Тихие годы(1945-1964)
-199
4. Эдлай Стивенсон: кризис имиджа
«Не так легко отделить гомосексуалистов от подрывных
элементов»
Благодаря опыту, накопленному военнослужащими во время двух миро¬
вых войн, успехам фрейдизма и появлению художественных произве¬
дений о геях (например, романа «Колодец одиночества»), к 50-м годам
страна уже знала, что гомосексуализм не ограничивается несколькими
дегенератами в припортовых районах. Однако это была не та ситуа¬
ция, в которой знания порождают мудрость. Все, начиная от бульвар¬
ных изданий и кончая членами сената США, принялись предостере¬
гать страну, утверждая, что гомосексуалисты кишат повсюду и пред¬
ставляют собой угрозу. Вашингтонская полиция уведомила сенатский
подкомитет о том, что на службе федерального правительства состоят
три с половиной тысячи «сексуальных извращенцев». В сенсационном
бестселлере «Вашингтонские тайны» сообщалось, что «на содержании
правительства состоят по меньшей мере 6000 сотрудников, страдаю¬
щих гомосексуализмом», а еще десятки тысяч слоняются по столице,
не попав в штатное расписание правительственных учреждений. (Кро¬
ме того, асторы книги выдвинули теорию о том, что наиболее талант¬
ливые гомосексуалисты всегда переезжают на жительство в Нью-
Йорк...) В комитетах конгресса шли дебаты об общей численности го¬
мосексуалистов, работающих в государственном департаменте.
Антикоммунистическая «охота на ведьм», возглавляемая сенатором
Джозефом Маккарти, была связана с поисками «лиц с сексуальными от¬
клонениями». Слухи о сексуальном поведении того или иного граждани¬
на внезапно оборачивались для него весьма серьезными последствия¬
ми. За первые шестнадцать месяцев администрации Эйзенхауэра 655
служащих федерального правительства были уволены за «сексуальные
извращения». Сенатор Кеннет Уэрри (республиканец из Небраски, воз¬
главивший поход за изгнание всех до единого гомосексуалистов из пра¬
вительства) в одном интервью сообщил, что «не так легко отделить го¬
мосексуалистов от подрывных элементов. Учтите, я не утверждаю, что
каждый гомосексуалист обязательно является подрывным элементом,
и я не говорю, что каждый подрывной элемент — гомосексуалист. Одна¬
ко человек с низким уровнем морали представляет собой угрозу для пра¬
вительства независимо от его ориентации. Все неразрывно связано».
Скандальные издания специализировались на выявлении гомосек¬
суалистов среди знаменитостей (частично это определялось тем, что
200 Введение в руморологию. Глава у
редакции располагали кое-какими полицейскими данными, страхую¬
щими их от обвинений в диффамации). «Фанаты, толпами бегающие за
шестифутового роста гигантом, хотят знать все про своего идола... —
заявил в 1955 году «Конфиденшиал» в статье, героем которой стал Тэд
Хантер. — Поэтому ваш корреспондент вспоминает ночь, когда поли¬
ция обнаружила веселую компанию, развлекавшуюся в расстегнутых
фланелевых пижамах...» В том же году «Лоудаун» попытался «помочь»
популярному певцу Джонни Рэю, потребовав от гу бернатора Мичигана
помиловать артиста, некогда обвинявшегося в гомосексуальных домо¬
гательствах. «Если бы захотели, мы могли бы взять Джонни Рэя, поло¬
жить на плаху общественного мнения и разрубить на мелкие кусочки.
Мы могли бы истолочь его в порошок, отделать его так, что он впредь
будет не петь, а только жалобно всхлипывать. Если бы пожелали, мы
могли бы обнажить все его душевные тайны и оставить его, голого, тря¬
стись на глазах у всего мира», — снисходительно рассуждал журнал, од¬
новременно призывая снять с Рэя все обвинения. Даже тем актерам,
которым не приходилось подвергаться открытому разоблачению, до¬
ставалось на орехи, когда журналисты хотя бы в заголовках статей де¬
лали прозрачные намеки («Монтгомери Клифт и его страшный сек¬
рет», «Угонится ли Монтгомери Клифт за шустрыми девчонками», «На¬
вязчивая идея Монтгомери Клифта», «Странная интимная жизнь
Монтгомери Клифта»). Студия «Юниверсал» убедила редакцию «Кон¬
фиденшиал» не посылать в нокаут одну из ярчайших звезд рока Ходсо-
на, а взамен негласно передала бульварному журналу информацию об
арестах, которым подвергся другой актер.
В Вашингтоне не кто иной, как сенатор Маккарти, стал мишенью
для обвинений в гомосексуализме, пьянстве или в том и другом. Мак¬
карти, скончавшийся в 1957 году от цирроза печени, скорее всего дей¬
ствительно был алкоголиком. Однако он громогласно выражал свое
презрение к гомосексуалистам даже тогда, когда многие на Капитолий¬
ском холме были убеждены, что некоторые из его главных помощни¬
ков, включая советника Роя Кона, были геями. (Кстати, Кон, всегда за¬
являвший о своей гетеросексуальности, скончался в 1986 году от
СПИДа...) Сенатор как-то сказал репортерам, что для того, чтобы по¬
пасть в список его врагов, «нужно быть коммунистом или минетчи-
ком». Учитывая методы, с помощью которых Маккарти походя разру¬
шал карьеры людей, выдвигая против них абсолютно ничем не под¬
крепленные обвинения, стоит ли удивляться, что гомофоб Дрю Пир¬
сон ответил таким же тяжелым контробвинением. «Возмущение сена¬
тора Маккарти страдающими сексуальными отклонениями сотрудника¬
ми государственного департамента может обернуться против него са¬
мого, — написал Пирсон в своей газете. — Перечисляя поименно этих
I
Гихие годы (1945-1964) 2Q1
людей, он упустил из вида своего собственного сотрудника, занесенно-
го вашингтонской полицией в тайный список».
«Аделаида»
Эдлая Стивенсона, дважды выступавшего против Дуайта Эйзенхауэра
в президентской гонке, преследовали слухи о его гомосексуализме. Вы¬
ходившая в Нью-Йорке «Дейли ньюс» предпочитала называть полити¬
ка «Аделаидой». Журнал «Конфиденшиал» в 1953 году решил выяс¬
нить, кто мог быть автором этой сплетни, и вышел на бывшую жену
Стивенсона Эллен. В анонимном интервью с репортером «Чикаго дей-
ли ньюс» сотрудник журнала утверждал, что миссис Стивенсон «при¬
зналась ему в «истинной причине» развода с мужем, тем самым поло¬
жив начало одного из самых злобных измышлений, которые когда-ли¬
бо распространялись о человеке, претендующем на высший пост».
Журнал «Конфиденшиал» далее сообщал в своей обычной манере,
страхующей от обвинений в диффамации: «Эта «истинная причина»
касалась мужских качеств отца ее трех сыновей. Кроме того, Эллен на¬
звала имя закадычного друга Эдлая, чей характер и отношения с женой
не вызывают каких-либо нареканий». Журнал прибег к возмущенному
тону, упомянув «акт супружеского предательства, вполне сопостави¬
мый со скандалами и злобными измышлениями, омрачавшими жизнь
Эндрю Джексона». (Этот трюк с мнимым возмущением был взят на во¬
оружение бульварной прессой, а позднее и официальными СМИ,
для того чтобы спокойно распространять какую-нибудь сплетню, но не
брать на себя при этом никакой ответственности.)
Политическая лояльность журнала «Конфиденшиал» не позволила
ему открыто назвать куда более вероятный источник сплетни. Дело
в том, что в одном из досье, имевшихся в распоряжении главы ФБР,
Стивенсон был назван «самым известным гомосексуалистом Иллиной¬
са», а помощники Эдгара Гувера устроили утечку соответствующей ин¬
формации в прессу, освещавшую ход президентской кампании. Это до¬
сье было основано на информации, предоставленной игроком баскет¬
больной команды одного колледжа. Зная, что вся история — всего лишь
выдумка, спортсмен дал этот компромат, когда его самого обвинили
в организации договорного матча. У Гувера были и другие материалы
против Стивенсона, которые поступили, по-видимому, от людей, про¬
читавших первоначальный донос, а затем сплетню, переданную новым
осведомителем. Однако все это не помешало Гуверу относиться ко все¬
му досье как к серьезным сведениям, полученным в ходе тщательно
проведенного следствия. Когда Джон Кеннеди назначил Стивенсона
*
202 Введение в руморологию. Глава 7
послом США в ООН, Гувер известил генерального прокурора страны,
что Стивенсон — «печально известный гомосексуалист».
Во время президентских гонок этот слух помогал оказывать допол¬
нительное давление на Стивенсона, и без того находившегося в состо¬
янии крайнего стресса. В 1952 году демократы постоянно слышали, как
Джозеф Маккартни к «гнилым» и «розовым», якобы поддерживающим
Демократическую партию, грозился прибавить еще и «голубых». Ко¬
лумнист Маркиз Чайлдс утверждал, что антистивенсовская кампания
грозила обернуться против самих же республиканцев: если Маккартни
будет и впредь упоминать «голубых», демократы обнародуют копию те¬
леграммы, отправленную генералом Маршаллом Эйзенхауэру, в кото¬
рой ему запрещалось уходить от Мэйми, чтобы соединиться с Кэй Сом¬
мерсби... Никто и никогда не подтвердил версию Чайлдса, а о посла¬
нии Маршалла относительно брачных дел Эйзенхауэра стало известно
только после выхода в свет двумя десятилетиями позднее книги «Пого¬
ворим начистоту» — автобиографии Трумэна в литературной обработ¬
ке Мерля Миллера. Тем не менее, если Чайлдс прав, это означает, что
кампания 1952 года является одним из первых примеров той «руморо-
логической холодной войны», которая характерна для большинства со¬
временных президентских кампаний (в ней обе стороны вооружены
целым арсеналом слухов, но ни одна не осмеливается пустить их в ход).
После Джеймса Кокса, баллотировавшегося в 1920 году, Стивенсон
стал первым состоящим в разводе кандидатом в президенты. Подобно
Коксу, Стивенсон стартовал с таким отставанием от соперника, что
трудно сказать, насколько серьезно его семейный статус повлиял на ис¬
ход гонки. Однако положение холостяка несомненно подстегнуло слу¬
хи о его гомосексуализме. В начале 1950-х годов разводы не были широ¬
ко распространенным явлением, а потому мысль о том, что в Белом до¬
ме поселится одинокий мужчина, выводила граждан из душевного рав¬
новесия еще в 80-е годы позапрошлого века, когда у людей не было так
сильно развито сексуальное воображение. Одинокий политик, так и не
сумевший жениться, наверняка заставлял многих избирателей коле¬
баться даже в тех случаях, когда они утверждали, что игнорируют опро¬
сы общественного мнения по проблеме развода. Помощники Эйзенха¬
уэра делали из Мэйми звезду телеэкрана и с помощью рекламного роли¬
ка напоминали избирателям, что только один кандидат может пода¬
рить им новую Первую леди. Телевизионный диктор читал за кадром
рекламный текст: «Исход выборов определят женщины, а им нравится
Айк, и еще им нравится Мэйми — любимая жена Айка».
Существует масса разных объяснений, почему слух о принадлежнос¬
ти Стивенсона к геям оказался настолько стойким. Тут сказалось многое:
от пропагандистской формулы 1950-х годов («гомосексуалист = подрыв-
Тихие годы(1945-1964)
203
ной элемент = либеральный демократ») до его репутации «яйцеголового
интеллектуала». Ирония заключалась в том, что пока читатели «Дейли
ньюс» жадно ловили намеки на подозрительную сексуальную ориента¬
цию Стивенсона, вашингтонская «фабрика слухов» гудела от историй
про невероятный успех этого же кандидата у представительниц прекрас¬
ного пола. В своей автобиографии издательница Кэтрин Грэм сообщила,
что президент Кеннеди как-то с ноткой зависти в голосе попросил разъ¬
яснить ему, что именно женщины находят привлекательного в лысею¬
щем, обзаведшимся брюшком, плохо одетом после США в ООН. Друг
объяснил Кеннеди, что Стивенсон умеет прислушиваться к тому, что го¬
ворят женщины, и проявляет интерес к тому, чем они занимаются. «Пре-
зидент, — пишет миссис Грэм, — сказал на это буквально следующее: «На¬
верное, вы правы, но уверен, что и я способен на такой подвиг».
Когда во время прогулки по Лондону в 1956 году Стивенсон рухнул
наземь и скончался на месте, он находился в обществе своей давней
приятельницы — сотрудницы ООН по правам человека Мариетты Три.
Накануне ночью, дипломатично сообщает Грэм своим читателям, Сти¬
венсон некоторое время провел в спальне Мариетты и даже «забыл
у нее свой галстук и очки». Ведущая колонки светских новостей Бетти
Бил в своих мемуарах отметила, что и у нее в ту пору был продолжи¬
тельный роман со Стивенсоном. В 1962 году, когда их роман только на¬
чинался, поведала Бил, Стивенсон честно предупредил ее, что «уже
связан страстью» с другой женщиной, но мемуаристка не могла понять,
кого из своих многочисленных почитательниц он имеет в виду. По ее
мнению, Стивенсон был серьезно влюблен либо в Мариетту Три, либо
в Алисию Паттерсон-Гуггенхайм, которой принадлежал «Ньюсдей»
и которая, как утверждает молва, была готова уйти от мужа, если бы
этого пожелал Стивенсон.
Как-то вечером вскоре после кончины Стивенсона, по словапм Бил,
она сидела с Нэн Таккер-Макэвой, чьей семье принадлежала газета
«Сан-Франциско кроникл». Вдвоем они насчитали десять женщин
(включая самих себя), влюбленных в Стивенсона в ту пору. Позднее,
рассказывает Бил, она «узнала, что две англичанки, которых он регу¬
лярно навещал в Лондоне, питали к нему такие же нежные чувства».
5. Эра «улучшенных воспоминаний»
«Визжащие попрыгуньи»
Журналист «Нью-Йорк тайме» Р. У. Эппл Младший только еще начи¬
нал свою карьеру в редакции городских новостей, когда получил зада¬
ние освещать визит президента Кеннеди в Нью-Йорк в октябре 1963 го¬
да. Как-то ему пришлось всю ночь проторчать в коридоре отеля, где ос¬
тановился Кеннеди, и он обратил внимание на «молодую особу с голли¬
вудской внешностью», которая продефилировала прямо в фешенебель¬
ный президентский номер. Когда Эппл сообщил редактору, что у прези¬
дента явно состоялось любовное свидание, то неожиданно получил вы¬
волочку. «Мне сказали, что я был послан туда, чтобы сообщать о визи¬
тах государственных мужей, а не голливудских старлеток», — вспоми¬
нал позднее Эппл. Даже сегодня, по словам Эппла, он не уверен, что
«Нью-Йорк тайме», сдержанно относящаяся к публикации политичес¬
ких слухов, согласится дать простую заметку об интимном свидании
президента, состоявшемся по взаимному согласию. «Однако я уверен, —
добавляет Эппл, — что такая информашка не навеет скуку на сотрудни¬
ков отдела городских новостей».
Со времени появления кинематографа Джон и Жаклин Кеннеди
стали первой привлекательной президентской четой, и их популяр¬
ность была во многом результатом сочетания голливудского и вашинг¬
тонского компонентов. Изображения Джекки появлялись на обложках
жерналов для любителей кино и обычных женских журналов. Джек
снялся в кинокартине «Патрульный катер №109» и стал законодателем
мужской моды. Его привычка выходить на улицу без головного убора
привела к тому, что он в одиночку разорил производителей галантерей¬
ных товаров для мужчин. Что бы ни делали супруги Кеннеди, это не ка¬
залось тривиальным и немедленно попадало в СМИ, а затем обсужда¬
лось в домах простых американцев. Тем не менее, подобно Рузвельтам,
они смогли сохранить в тайне очень многое из своей приватной жизни.
Миссис Кеннеди могла жаловаться, что живет на глазах у всего мира,
словно золотая рыбка в аквариуме, но тот факт, что очень немногие из
подлинных семейных секретов могли просочиться в прессу, объясняет¬
ся как стойкостью мифа о семействе Кеннеди, так и защищенность от
прессы, которая была обеспечена политикам той эпохи.
За всю почти двухсотлетнюю историю слухов об интимной жизни
президентов Кеннеди стал, пожалуй, первым по-настоящему секса¬
пильным лидером наций. «Поворотным пунктом стали теледебаты
с Никсоном, — заметил по этому поводу Уоррен Роджерс, освещавший
предвыборную кампанию на страницах «Нью-Йорк геральд трибюн». —
После этого, в какой бы город он ни приехал, все девчонки выбегали на
улицу. Они вели себя так, словно он был звездой рока. Мы называли их
«визжащими попрыгуньями»...» Президент и сопровождающие его ли¬
ца убедились, насколько полезным оказался этот личный магнетизм во
время предвыборной кампании, и гордились его воздействием на жен¬
щин. Пресс-секретарь Пьер Сэлинджер, впав на церемонии инаугура¬
ции в эйфорию, заявил: «Мы собираемся так же обогатить секс, как Эй¬
зенхауэр обогатил гольф».
Сегодня картина того, как именно в правление Кеннеди обогащался
секс, выглядит скорее патологической, чем эротической. Однако мно¬
гие из приближенных президента во время его непродолжительного
пребывания у власти (например, редактор «Вашингтон пост» Бен Брэд¬
ли) позднее заявили, что понятия не имели о том, как президент со¬
блазнял женщин с тем почти бессмысленным упорством, на которое
намекают его современные биографы. Большинство журналистов, ос¬
вещавших деятельность администрации, могут припомнить всего не¬
сколько анекдотов типа того, что сообщил Эппл, или шутки про
«Фидцл» и «Фэддл», как прозвали двух работавших в Белом доме секре¬
тарш, чьи должностные обязанности были предметом бесконечных
спекуляций. «Я всегда с подозрением относился к людям, которые гово¬
рят вам: «Я твердо знаю это, я знаю то...» — заметил биограф Кеннеди
Ричард Равз, считающий, что системы безопасности и охраны в Белом
доме надежно защищали президента от посторонних взглядов.
Любой слух со временем страдает от того, что историк Рональд
Стил называет «улучшенными воспоминаниями». В течение всего жиз¬
ненного пути мы пополняем свою память информацией, полученной
много времени спустя после того или иного события. За пределами Ва¬
шингтона практически не было слухов о донжуанстве Уоррена Гардин¬
га, пока он не умер. Тем не менее люди, жившие в 1920-е годы, огляды¬
ваясь на ту эпоху, вспоминали, что все только и делали, что сплетнича¬
ли о незаконнорожденном ребенке президента. Американцы, которым
сегодня далеко за восемьдесят, размышляя о Великой депрессии, отчет¬
ливо вспоминают, что в ту пору весь мир подозревал Элеонору в лесби¬
янстве. Те, кто вспоминает, как в начале 60-х годов весь Вашингтон гу¬
дел от разговоров о половой жизни Кеннеди, возможно, путают дале¬
кие события со своими воспоминаниями о 80-х и 90-х годах, когда со¬
зрел урожай скандальных разоблачений.
И все же некоторые очевидцы, занимавшие при Кеннеди весьма
удобные для наблюдений посты, утверждают, что скандальные истории
про Джей-Эф-Кэй вовсю циркулировали уже тогда. «Да я всю дорогу
слышала эти разговоры, — говорит Лиз Смит. — Я все знала про непо¬
требство в семействе Кеннеди. Девок президенту обычно приводил
Олег Кассини». Кассини (личный модельер Жаклин) был родным бра¬
том босса Лиз Смит Игоря Кассини, который в газетном синдикате
Херста вел светскую рубрику под псевдонимом «Чолли Никербокер».
Лиз Смит, уроженка Техаса, была также в курсе слухов о том, что техас¬
ская мафия работала на вице-президента Линдона Джонсона. «С одним
из помощников Джонсона я училась от первого до последнего класса
206
Введение в руморологию.
Глава 7
средней школы, а потом в колледже, — рассказывает Смит. — Он делил¬
ся со мной самыми невероятными сплетнями. Люди Джонсона вели до¬
сье на Кеннеди. Они допрашивали горничных в отелях. Говорили, что,
бывало, горничная стелит Кеннеди постель, а он заходит в номер и сра¬
зу заваливает ее в койку». Одна из подруг Лиз Смит рассказала ей, что
на балу в Белом доме президент повел ее к себе в кабинет и быстро со¬
блазнил, не дав ей даже снять пышное бальное платье. «Она еще лежа¬
ла с платьем, завернутым на голову, а президент стоял у письменного
стола, читал какие-то документы и одновременно застегивал «зиппер».
Он даже к ней не повернулся...»
Быть может, память Смит с годами тоже «улучшилась». Как бы там
ни было, в отличие от многих журналистов и лиц, допущенных к выс¬
шим тайнам, она действительно имела возможность свести разные слу¬
хи в единое целое. Осведомленные круги Вашингтона были в курсе то¬
го, что в бытность свою сенатором Кеннеди относился к тем, кого
в 50-е годы принято было называть «плейбоями». Столичные знатоки
судачили про «Фиддл» и «Фэддл». (Один репортер, освещавший отпуск
президента в Палм-Бич, рассказал коллегам, что наблюдал, как Кенне¬
ди развлекается с двумя женщинами в прибрежном отеле, даже не опу¬
стив на окнах шторы...) В высшем свете Вашингтона и Нью-Йорка хо¬
дила молва, что Жаклин несчастлива в браке. Голливудским старожи¬
лам были известны бесконечные слухи об интимной связи президента
то с Энджи Дикинсон, то с Мэрилин Монро, то с Ким Новак. В мафиоз¬
ных кругах знали, что Джудит Кэмпбел «трахается с Джеком Кеннеди»,
как выразился якшавшийся с гангстерами Фрэнк Синатра.
Если большинство людей так и не смогли сплести все эти разрознен¬
ные нити в единый узор, это могло произойти по той простой причи¬
не, что им и в голову не приходило искать подобный разврат в Белом
доме. По аналогии с Джеймсом Баканаком, Кеннеди защищало уже то
обстоятельство, что его сексуальное поведение находилось на огром¬
ном расстоянии от представлений о президенте, которые преобладали
в ту эпоху.
«Нечто вроде медицинского чуда»
Вскоре после гибели Джона Кеннеди Уоррен Роджерс вместе со своим
другом-художником повел Роберта Кеннеди посмотреть на бюст его
брата, который должен был быть установлен в Центре спецподразделе-
ний (Форт Брэгг, Северная Каролина). Кеннеди, все еще занимавший
пост генерального прокурора, заметил, что лицо получилось несколь¬
ко одутловатое, и добавил: «Это все последствия кортизона». Хотя пре¬
зидент всегда это отрицал, он страдал «болезнью Эддисона» — заболе¬
ванием надпочечников, от которого его лечили регулярными инъекци¬
ями кортизона и другими препаратами, отчего его лицо казалось пол¬
новатым и приобрело румянец. Скульптор предложил сделать лицо бо¬
лее худощавым. Роберт Кеннеди задумчиво посмотрел на бюст брата,
а потом сказал: «Знаете, он ни единого дня не прожил без боли...»
Подобно Франклину Рузвельту, Кеннеди приходилось идти на ухищ¬
рения, чтобы скрыть свои недуги и физические недостатки. Он был
хрупким от природы, подвержен инфекциям, у него часто повышалась
температура и происходили загадочные приступы слабости (явное по¬
следствие болезни Эддисона, которая была диагностирована только
тогда, когда Кеннеди исполнилось тридцать лет). С детства у него была
слабая спина — позвоночник не раз подводил Джона, пока шло разви¬
тие организма. Ему неоднократно делались операции, которые стано¬
вились все более опасными для жизни, поскольку болезнь Эддисона
расшатала его иммунную систему. По крайней мере пять раз в течение
жизни католический священник соборовал его. «Он представлял собой
нечто вроде медицинского чуда и поддерживал в себе жизнь ежеднев¬
ным приемом пилюль и инъекциями», — написал Ричард Ривз в биогра¬
фии президента, напечатанной в 1993 году и содержащей потрясаю¬
щий перечень проблем Кеннеди, связанных со здоровьем. Кроме бо¬
лезни Эддисона и расшатанной иммунной системы (следствием чего
стало частое и резкое повышенгие температуры), Ривз назвал также
проблемы, вызванные «хроническим венерическим заболеванием»:
расстройство желудка, астму, аллергию и потерю слуха на правое ухо.
Люди, знавшие Кеннеди по многолетней совместной работе в кон¬
грессе, упоминали еще незаживающие раны на спине сенатора, остав¬
ленные повторными хирургическими операциями, мозоли от костылей
под мышками и острые приступы боли, приводившие к тому, что будуще¬
му президенту требовалась помощь двух человек, чтобы сделать хотя бы
несколько шагов. Однако Кеннеди всегда боролся с признаками физиче¬
ской слабости и скрывал ее, появляясь на людях. Прежде чем войти в по¬
мещение, в котором находились посторонние, Кеннеди отдавал костыли
помощникам. На глазах у коллег он всегда резво взбегал по ступенькам
Капитолия, а во время телефонных разговоров переворачивался на жи¬
вот и спокойно беседовал, пока врачи с озабоченными лицами колдова¬
ли над его спиной. Даже ближайших друзей он сумел убедить, что изма¬
тывающие приступы боли не приносят ему каких-либо неудобств. Все
это можно назвать вечным подвигом героизма и самоотверженности.
Легенда о Кеннеди была в основном построена на молодости
и «инергичности», как в шутку говаривали те, кто любил пародировать
его своеобразный бостонский акцент. Находясь в Белом доме, он на
>
208 - ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 7
всех производил впечатление присущим ему духом атлетизма и энергии,
несмотря на проблемы со здоровьем, которые иного человека могли
просто парализовать. «Казалось, он находился в чертовски хорошей
форме», — прокомментировал его состояние Боб Донован, автор книги
о «приключениях» Кеннеди на борту военного корабля. Корреспондент
агентства ЮПИ Хелен Томас, постоянно встречавшаяся с Кеннеди в го¬
ды его пребывания в Белом доме, знала, что из-за проблем со спиной он
не мог даже взять на руки своего маленького сына Джона. «Однако он за¬
нимался плаванием, ходил под парусом в море, играл в гольф. Он прояв¬
лял большую активность», — рассказывала журналистка.
Родственники президента хранили целые склады лекарств в сей¬
фах, разбросанных по всей планете, чтобы они в любой момент были
доступны президенту во время его поездок. В течение многих лет лич¬
ный врач Кеннеди Джанет Трэвелл делала ему внутримышечные уколы
в спину, иногда по несколько инъекций за один день. «Ему нужно было
выступать на митинге в Мэйфлауэр-Худ, а после поездки в президент¬
ском лимузине спина полностью отказала, — вспоминал Уоррен Род¬
жерс. — Он не мог двигаться. Поэтому помощники обступили президен¬
та со всех сторон, пока ребята из секретной службы несли его в муж¬
ской туалет. Появившаяся Джанет Трэвелл сделала укол, после которо¬
го он смог наконец выпрямиться. Президент самостоятельно вышел
в коридор, прошел в зал, произнес речь, вернулся в машину, и никто ни¬
чего не заподозрил. И таких случаев было множество».
Во время борьбы за выдвижение в кандидаты на президентских вы¬
борах слухи о здоровье Кеннеди начали расползаться при содействии
его главного конкурента по партии Линдона Джонсона, который также
добивался номинации. Однако неуклюжесть, с которой действовали
пропагандисты из окружения Джонсона, обесценила этот козырь и от¬
пугнула журналистов. Мало у кого могли вызвать симпатию «тезисы»
вроде: «Этому горбуну требуется ветеринар». На съезде Демократичес¬
кой партии техасец Индиа Эдвардс, организатор предвыборной кампа¬
нии Джонсона, поднял на щит слухи о болезни Эддисона и на пресс-
конференции заявил, что Кеннеди «вряд ли бы выжил без кортизона».
Роберт Кеннеди отрицал, что у его брата была болезнь Эддисона, вос¬
кресив при этом старую версию о том, что небольшие проблемы с над¬
почечниками были вызваны у Джона малярией, которой он заразился,
когда служил в тихоокеанском флоте во время Второй мировой войны,
но с тех пор он давно уже полностью вылечился. Поскольку люди
Джонсона не смогли привести других доказательств, журналисты от¬
бросили слух о горбуне, страдавшем лошадиной болезнью.
«Историю вскоре замяли. Тогда у людей еще не было сегодняшнего
скептицизма»,— заметила по этому поводу Хелен Томас. Боен Брэдли
I
«ь
Тихие годы (1945-1964) 2Qg
написал в своих мемуарах, что, оглядываясь назад, понимает, что пре¬
зидент, с которым он часто встречался и которого считал своим дру¬
гом, оказался «гораздо более хворым, чем я мог себе представить,
и страдал разнообразными заболеваниями желудка и спины». Тот, кто
хотя бы раз путешествовал с кандидатом во время серьезных предвы¬
борных кампаний, знает, с каким нагрузками это связано даже для чело¬
века, находящегося в идеальной физической форме. Когда Кеннеди бо¬
ролся за пост президента, ему пришлось делать инъекции по несколько
раз в неделю. Помогал ему в этом д-р Мак Джейкобсон из Нью-Йорка,
которому Кеннеди позднее присвоил прозвище «Добрый доктор Не-
Болит». Инъекции включали комбинацию амфетаминов и стероидов,
дававших пациенту почти эйфорическое ощущение энергии, силы, хо¬
рошего самочувствия. В 1961 году, накануне решающей первой встречи
с Никитой Хрущевым в Вене, Кеннеди на церемонии посадки деревьев
в Канаде повредил себе спину. Однако он боролся с любыми намеками
на физическую слабость и отказался отправиться на встречу с совет¬
ским лидером на костылях. Президент, рассказали позднее его помощ¬
ники, предпочел приступы «изматывающей боли». Кроме того, он взял
с собой в Вену д-ра Джейкобсона.
Пресса продолжала рассматривать здоровье политического деятеля
более или менее как вопрос характера. Пока не происходило какое-ни¬
будь критическое публичное событие (например, сердечный приступ
у Эйзенхауэра), репортеры безропотно воспринимали заверения леча¬
щих врачей, что все в полном порядке. (Во время своей госпитализа¬
ции Эйзенхауэр тщательно следил за тем, чтобы публика имела доступ
к информации о его здоровье. Можно представить, насколько прези¬
дент был ошеломлен, ознакомившись с бодрым по тону медицинским
бюллетенем, сообщавшим, что кишечник Эйзенхауэра функционирует
нормально...) Один из любопытных аспектов, связанных со здоровьем
Джона Кеннеди, заключается в том, что, хотя страна получала инфор¬
мацию о больной спине президента и таких его недугах, которые диа¬
гностировались как инфлюэнца, простуда, грипп, слухов о его физиче¬
ском состоянии ходило не так уж много. Никто не распространял исто¬
рии о том, что Джей-Эф-Кей (действительно страдавший венеричес¬
ким заболеванием) закатывается маниакальным смехом или вырезает
ножницами бумажных человечков, сидя у себя в кабинете. Телевиде¬
ние, которое помогло членам семейства Кеннеди прийти в дома амери¬
канцев, одновременно превратило их в телеперсонажей, подобно тому
как кинематограф превратил Мэри Пикфорд в вечную девочку тринад¬
цати лет с золотыми кудряшками.
Глава 8
Половодье критических
событий (1964-1980)
1. ВЫБОРЫ-64
«Ужасный удар по нравственному чувству»
В последние дни перед первичными выборами в Нью-Гэмпшире ре¬
спубликанский кандидат Нельсон Рокфеллер говорил об оборон¬
ной политике в Высшей школе Холлиз. Во время его доклада хро¬
никер президентской кампании Теодор Уайт вдруг обратил внимание на
то, что никто из аудитории не смотрит на нью-йоркского губернатора.
Участники собрания внимательно разглядывали Хэппи, беременную же¬
ну кандидата, которая вместе с другими сидела в президиуме, низко опу¬
стив голову. «Это было очень похоже на собрание пуритан, вызвавших
на допрос обвиняемую»,— написал об этом эпизоде Уайт.
В народной памяти выборы-64 выглядят как своего рода «ничейная
земля» между послевоенной эрой процветания, деликатности, довер¬
чивости с одной стороны и бунтарским периодом Вьетнама и Уотергей-
та с его духом цинизма и эксгибиционизма с другой. Республиканские
президентские первичные выборы в Нью-Гэмпшире можно смело на¬
звать провозвестником грядущих событий. Рокфеллер уже на ранней
стадии добился выдвижения своей кандидатуры от «великой старой
партии». Однако его позиции пошатнулись, когда в 1961 году он объя¬
вил, что после тридцати одного года совместной жизни собирается раз¬
вестись со своей женой Мэри. В 1963 году он женился на недавно раз¬
веденной Маргарет «Хэппи» Мэрфи, которая была на двадцать лет мо-
Половодье критических событий (1964-1980) 211
ложе его. Эта история дала пищу для самых оживленных комментариев
со времен Гровера Кливленда. «Люди задают вопросы и недоуменно
поднимают брови»,— писала в те дни выходящая в Лонг-Айленде «Нью-
сдей» в своей редакционной статье. Репортеры до тонкостей изучили
биографии новоиспеченной миссис Рокфеллер и ее предыдущего му¬
жа, а потом пустились наперегонки выяснять местонахождение их де¬
тей. «Господи! Что с вами случилось? Оставьте меня в покое!» — вос^
кликнул д-р Мэрфи, пытаясь пройти к дверям своего дома сквозь кор¬
дон репортеров. К разгоревшейся в обществе дискуссии подключились
религиозные лидеры, и если кто-то из них верил, что любовь всегда
торжествует, он оставил свои убеждения при себе. Епископ'филадель-
фийской методистской церкви назвал вновь заключенный брак «ужас¬
ным ударом по нравственному чувству, оскорблением справедливости
для рядовых американцев». Богослов Рейнгольд Нибур известил обще¬
ственность, что приходящая в его дом уборщица осуждает новый брак
Рокфеллера и добавил: «Я разделяю ее точку зрения». Священник, со¬
вершивший обряд бракосочетания, получил дисциплинарное взыска¬
ние за нарушение пресвитерианского правила, запрещающего разве¬
денным прихожанам вступать повторно в брак раньше, чем через год.
Ради женщины, которую он полюбил, Рокфеллер поставил на карту
свою карьеру. Когда Дуглас Фэрбенкс совершил аналогичный поступок,
страна пережила настоящий шок. Однако публика смотрела на Хэппи
и видела в ней не Мэри Пикфорд, но Ингрид Бергман. Избиратели, ка¬
жется, были расстроены больше всего тем, что дети Хэппи в возрасте
от трех до двенадцати лет остались жить с отцом. Ни д-р Мэрфи, ни но¬
воиспеченная миссис Рокфеллер не потрудились объяснить народу по¬
дробности этого соглашения, а Нельсон Рокфеллер ясно дал понять,
что, по его мнению, обстоятельства брака — это дело лично его, а не
публики. Однако публика имела право посудачить вволю: как сообщил
выходящий в Нью-Гэмпшире журнал «Лайф», «многие по-прежнему ис¬
пытывают острое любопытство и скептицизм». Этой молве, с неодоб¬
рением писал Теодор Уайт, «суждено вновь и вновь отдаваться эхом на
каждом повороте борьбы республиканцев за власть в 1964 году, будь это
собрание домашних хозяек в супермаркете или собрание политиков
в прокуренном зале». Сам Уайт оказался в положении, в каком побыва¬
ли в 20-е годы журналисты, отказавшиеся распять мэра Джимми Уоке¬
ра, который открыто делал то, что другие политики проделывали ис¬
подтишка. Осудив, по его выражению, «куриное кудахтанье» недоволь¬
ных избирательниц, Уайт романтически предположил, что Рокфелер
испытал на себе, что есть «бремя чести», когда покончил с «публичным
притворством» своего первого брака и открыто соединился с женщи¬
ной, которую любил.
Разумеется, избиратель, принимающий участие в республиканских
праймериз, мог счесть тридцатилетний брак Рокфелера «публичным
притворством», а рассуждения о «бремени чести» расценить как повод
для того, чтобы бросить пожилую женщину ради молодой красавицы.
После энергичных усилий по поддержке кампании своего супруга вто¬
рой миссис Рокфеллер в тот вечер предстояло увидеть, как выборщи¬
ки, не в последний раз демонстрируя враждебность к ее мужу, вычерк¬
нут из предложенного списка все кандидатуры, оставив одно имя кан-
дидата-заочника — посла США Генри Кэббота Лоджа, которого в этот
момент вообще не было в стране.
«Если бы республиканцы не раздули эту историю, никто
никогда ничего бы не узнал»
Барри Голдуотер, который в конце концов был выдвинут в кандидаты
в президенты от Республиканской партии, сильно уступал президенту
Линдону Джонсону, который, сменив в Белом доме убитого Джона Кен¬
неди, на первый взгляд уверенно шел к грядущей победе. Однако в ок¬
тябре 1964 года по Вашингтону начали распространяться слухи, что
Уолтер Дженкинс, друг и давний помощник Джонсона, был арестован
в туалете местного отделения Христианской ассоциации молодых лю¬
дей, где его застигли врасплох во время гомосексуального свидания.
Благодаря осведомителям в полицейской среде в предвыборном штабе
Голдуотера уже через день или два узнали об этом аресте. Однако, не¬
смотря на активное содействие республиканцев, эта история удиви¬
тельно медленно расходилась по столичным каналам распространения
слухов. Похоже, в Белом доме последними, с недельным опозданием,
узнали об аресте, да и то благодаря телефонному звонку из «Вашингтон
стар» пресс-секретарю «Божьей коровке».
Дженкинс, коротенький и толстенький мужчина средних лет, был
католиком и отцом шести детей. Он более четверти века оставался до¬
веренным помощником Джонсона. Дженкинс не относился к тем, кто
определяет политическую линию, но занимался всем — от финансов се¬
мейства Джонсонов до надзора за сотрудниками Белого дома. В тот
день, когда он был задержан полицией, Дженкинс работал, как обычно,
допоздна, а затем ненадолго заглянул на коктейль-вечеринку. После
этого он спустился в подвальное помещение Христианской ассоциа¬
ции и оказался в мужском туалете — сборном пункте гомосексуалистов,
имевшем настолько прочную репутацию, что полиция округа вела там
постоянное наблюдение за посетителями, используя для этого смотро¬
вое отверстие. Именно там Дженкинс был задержан вместе с шестиде¬
Половодье критических событий (1964-1980) ^ ^ ^
сятилетним обитателем расположенного по соседству приюта для ин¬
валидов войны. Их взяли под стражу и завели дело о «нарушении обще¬
ственного порядка (непристойные жесты)».
Обычно в подобных случаях вашингтонская полиция не проявляла
особую агрессивность. Более того, конгрессмены, задержанные за по¬
добные правонарушения, автоматически отпускались на все четыре
стороны. Менее выдающиеся правонарушители обычно тоже выходи¬
ли на волю, заплатив штраф. Дженкинс тоже заплатил пятьдесят долла¬
ров и отправился домой, полагая, видимо, что инцидент на этом исчер¬
пан. Его уже задерживали в том же самом месте при аналогичных об¬
стоятельствах в 1959 году, и происшествие не привлекло чьего-либо
внимания. Однако на этот раз шеф Дженкинса Линдон Джонсон был не
лидером сенатского большинства, а президентом Соединенных Шта¬
тов и кандидатом на следующий срок на выборах, до которых остава¬
лось всего лишь несколько недель. Потерпев неудачу в своих более де¬
ликатных попытках вытащить историю на свет божий, председатель
Республиканского Национального комитета Дин Берч выпустил пресс-
релиз, в котором обратил внимание на «сообщение, взбудоражившее
весь Вашингтон, о том, что Белый дом отчаянно пытается замолчать
одну важную новость, касающуюся национальной безопасности».
В 60-е годы слухи о том, что кто-то из сотрудников правительства по¬
дозревается в гомосексуализме, все еще рассматривались как дело госу¬
дарственной важности. «Мы все думали, что гомосексуалисты не долж¬
ны занимать посты, связанные с государственными тайнами, посколь¬
ку гомосексуалист может, став объектом шантажа, предать свое прави¬
тельство, — вспоминал Макс Фрэнкел, который позже отличился тем,
что открыл в «Нью-Йорк тайме» рубрику с серьезным анализом про¬
блем, стоящих перед геями. — Однако в ту пору это было общеприня¬
той позицией. Никто не смел в ней сомневаться». Вскоре после заявле¬
ния, сделанного Берчем, Мэрримэн Смит, сотрудник «Ю-Пи», отпра¬
вился в полицейский участок и проверил протокол о задержании. «Ес¬
ли бы республиканцы не раздули эту историю, никто никогда ничего
бы не узнал, — утверждала Хелен Томас. — Все это воспринималось
очень болезненно, но мы считали, что действуем правомерно, посколь¬
ку история попала в полицейские протоколы».
Несколько высших чиновников администрации Джонсона отправи¬
лись в редакции всех вашингтонских газет, умоляя редакторов прекра¬
тить распространение этой информации ради семьи Дженкинса. Одна¬
ко было уже слишком поздно, чтобы остановить машину. Общенацио¬
нальное телеграфное агентство ЮПИ разослало материал половине
газет, радио и телестанций по всей стране. «Мы как раз составляли этот
материал, когда пришли Кларк Клиффорд и Эйб Фортас, которые хо-
>
~ , л Введение в руморологию. Глава 8
214
тел и встретиться с шефом нашего бюро Джеймсом Рестоном, — вспо¬
минал Фрэнкел. — Они попросили замять эту историю. Рестон сказал,
что это абсолютно нереально. Новость разнеслась по городу и уже пе¬
редана по телеграфу. Посетители старались изо всех сил, но ничего не
добились».
Если в Америке и есть такое место, где умеют по-настоящему смако¬
вать известие о крахе могущественного человека, так это Вашингтон.
Однако в данном случае никто не проявил особого аппетита. Репорте¬
ры из кожи вон лезли, подчеркивая в своих публикациях, что Джен¬
кинс — приличный человек, преданный своему работодателю, жене
и детям. Впервые в истории весь необъятный мир американских потре¬
бителей информации познакомился с человеком, уличенным в гомо¬
сексуализме, но при этом не относившимся ни к отбросам общества,
ни к подрывным элементам.
Тем не менее пресс-корпус, в котором преобладали мужчины, явно
испытывал чувство дискомфорта. Одна за другой появлялись статьи,
чьи авторы уверяли, что гомосексуальные порывы Дженкинса были
вызваны чрезмерным напряжением на работе. «Кроткий Уолтер Джен¬
кинс, самый близкий к президенту и его семье человек, сломался в ре¬
зультате психического приступа, вызванного напряженной работой,
причем его хозяин, президент, проявил слепую бесчувственность, пе¬
регружая своего служащего»,— пришел к выводу Теодор Уайт. Объясне¬
ние поступка Дженкинса срессом, вызванным работой на такого сверх-
требовательного шефа, как Линдон Джонсон, делало гомосексуализм
для подавляющего большинства американцев, работавших на других
хозяев, более контролируемым и менее грозным явлением. В отчете
ФБР, выдержанном в сочувственных тонах, визит Дженкинса в туалет
Христианской ассоциации молодых людей объясняется как результат
того, что «его мозг был одурманен усталостью, алкоголем, физическим
недугом и отсутствием пищи». Сам Дженкинс заявил следователям, что
не припоминает каких-либо гомосексуальных эпизодов со своим учас¬
тием, кроме тех двух, которые были зарегистрированы в прошлом. «Ес¬
ли он действительно участвовал в подобных актах, то находился под
влиянием алкоголя и в таком состоянии усталости, которое не позволи¬
ло ему их запомнить»,— присовокупляли авторы фэбээровского докла¬
да, стараясь предвосхитить разоблачения, которые могли произойти
в будущем.
Как только слухи о Дженкинсе подтвердились, вся история переста¬
ла быть просто сплетней, превратившись в проблему, обсуждаемую
в ходе предвыборной кампании. Помощники Голдуотера, выступившие
во всегда узнаваемом амплуа «неназванных источников», заверили ре¬
портеров, что скандал будет иметь «потрясающие последствия». Джен-
Половодье критических событий (1964-1980) ^ ^ ^
кине, госпитализированный по поводу нервного истощения, подал
в отставку, а сотрудники из штаба Джонсона тотчас заказали опрос об-
щественого мнения. Результаты опроса показали, что публике Уолтер
Дженкинс так или иначе безразличен. Президент проигнорировал всю
эту историю, внимание переместилось на другие вопросы, и Линдон
Джонсон выиграл выборы, получив 43,1 миллиона голосов против 27,2
миллиона голосов, отданных Голдуотеру.
Коль скоро СМИ удалось превратить нацию в одно большое сообще¬
ство, постоянно интересующееся приватной жизнью своих именитых
сограждан, нет смысла удивляться, что жители этого искусственного
«городка» недоуменно пожмут плечами, узнав историю Уолтера Джен¬
кинса. Сплетня о частой жизни интересна только тогда, когда слуша¬
тель знает, о ком идет речь. Америка «знала» президента, Барри Голду-
отера, Нельсона Рокфеллера и других важных политиков так же хоро¬
шо, как «знала» Интрид Бергман. Однако люди понятия не имели о Уол¬
тере Дженкинсе, чья преданность президенту была сопоставима лишь
с его личной безвестностью. Избиратели отреагировали именно так,
как реагируют на историю про незнакомого человека, живущего на дру¬
гом конце города.
2. Знаменитость многоцелевого
использования. Новая журналистика
«В нашем движении почти все были знаменитостями»
Слияние знаменитостей мира политики и индустрии развлечений про¬
изошло в общественном сознании в конце 60-х — начале 70-х годов
XX века. Удивительно, что Эдлай Стивенсон в свое время отказался
принять участие в телепрограмме «Есть у меня секрет», зато Ричард
Никсон в 1968 году с большой охотой выступил в телешоу «Смеемся
вместе» и в паузе между комическими скетчами и эротическими танца¬
ми пробормотал фирменную фразу этой передачи «Валяй сюда!». Тем
временем эстрадные артисты создавали поп-культуру протеста, рож¬
денную войной во Вьетнаме. Кинозвезды и политики обнаружили, что
способны к взаимовыгодному сотрудничеству: актеры предлагали свой
талант, чтобы добывать деньги для предвыборных фондов в обмен на
власть (или по крайней мере на иллюзию, что они тоже могут прини¬
мать политические решения и сотрясать основы). «Я очень близко уз¬
нал их, — сказал Джордж Макговерн о звездах, толпами ринувшихся по¬
могать его антивоенной президентской кампании. — В течение многих
недель вместе со мной в поездках участвовала Ширли Маклейн. Не ду-
/
2^g Введение в руморологию. Глава 8
маю, чтобы нечто подобное когда-либо уже происходило в предвыбор¬
ных политических мероприятиях».
Оглядываясь на ту кампанию, которая начиналась с таким подъемом,
а закончилась столь плачевно, Макговерн с теплом вспоминал гигант¬
ские концерты по сбору средств в его фонд, на которых яблоку негде бы¬
ло упасть от знаменитостей, поддержавших его кандидатуру. Барбара
Стрейзанд и Кэрол Кинг пели для него в лос-анджелесском «Форуме»,
а Самон и Гарфункел выступали в «Мэдисон сквер-гарден». Организатор
кампании Макговерна Гэри Харт и друг Харта актер и режиссер Уоррен
Битти встали во главе того аморфного скопления звезд, какое представ¬
ляло собой голливудское антивоенное движение. Несколькими годами
позднее, когда начинающая актирса Донна Райс встретилась с тогдаш¬
ним сенатором Хартом на нью-йоркском предновогоднем гала-пред¬
ставлении, организованном членом рок-группы «Иглз», она с гордостью
вспоминала, что «в нашем движении почти все были знаменитостями».
Артисты не могли не заметить, что публика куда больше интересует¬
ся ими самими, чем политиками, которым они оказывали поддержку.
Неудивительно, что некоторые актеры и актрисы старшего поколения,
чья слава начинала тускнеть, подумывали о том, чтобы профессиональ¬
но заняться политикой. В 1964 году членом сената США стал Джордж
Мэрфи. Ширли Темпл Блэк проиграл в борьбе за место в конгрессе,
но зато поехал в Гану в качестве американского посла. Рональд Рейган
стал губернатором Калифорнии. Большинство тех, кто, претерпев мета¬
морфозу, превратился в политиков, не принадлежали к команде Харта,
а были консервативными республиканцами. Не исключено, что так про¬
изошло потому, что родные для знаменитостей штаты были «доверху на¬
биты» находившимися у власти демократами — конгрессменами и губер¬
наторами, а в очереди к этим постам стояли молодые демократы, зани¬
мавшие кресла мэров и членов законодательных собраний штатов.
Независимо от того, что представляли собой люди вроде Рональда
Рейгана, Уоррена Битти, членов клана Кеннеди (не говоря уже о таких
политиках, как Эбби Хоффман и Элдридж Кливер), они вызывали
у публики большой информационный аппетит. Однако печатные медиа
уже не могли подавать к столу умилительный лепет в стиле 50-х годов
с интимными сообщениями о симпатичных розовых платьях Мэйми
и о пристрастии Айка к гольфу. Такие подробности во все возрастаю¬
щем объеме теперь можно было получать через телевидение. Требова¬
лось что-нибудь посвежее и посочнее. Тогда в изданиях типа «Эску-
файр» такие пионеры новой журналистики, как Гэй Тализи, Норман
Мэйлер и Рекс Рид начали печатать статьи с тонкими наблюдениями
и бесчисленными подробностями, причем эта портретная галлерея
еще не поднялась до вершин настоящего искусства, но уже превосходи¬
I
Половодье критических событий (1964-1980) ^ ^ у
ла уровень традиционной журналистики. Эти профильные материалы,
зачастую написанные от первого лица, показывали читателям, как чув¬
ствует себя человек, оказавшийся рядом с Фрэнком Синатрой, что зна¬
чит работать с Линдоном Джонсоном и какие муки творчества испыты¬
вает тот, кто пытается взять интервью у вечно замкнутого Уоррена Бит¬
ти. Такие истории во многом напоминали продолжительную беседу
с другом-сплетником, который открывает вам, что Синатру повсюду со¬
провождает седовласая дама с сумочкой, в которой хранятся шестьде¬
сят его паричков и накладок, а Битти на съемочной площадке мучал ак¬
трису Джин Сиберг тем, что «каждый раз, когда ей нужно было повер¬
нуться к камере, Битти сморкался и стряхивал в ее сторону содержимое
своих ноздрей».
Как все первоклассные сплетни, «профильные публикации» выходи¬
ли далеко за рамки простого анекдота, позволяя читателям познако¬
миться с таким житейским опытом, который им самим не суждено при¬
обрести. Пожилая Эйва Гарднер, попивая через соломинку шампанское
с коньяком, призналась Рексу Риду: «Я бываю счастлива только тогда,
когда ничего не делаю. Когда я работаю, меня всю дорогу тошнит...»
Очевидец описал, как Линдон Джонсон «пилит» своего пресс-секрета¬
ря, «прибегая к таким выражениям, которые при мне раньше не исполь¬
зовал ни один человек...» Однако тогда пресса еще не доросла до пол¬
ных разоблачений: пока Джонсон находился у власти, нигде не прозву¬
чали и единого намека на его донжуанские подвиги в конгрессе; в интер¬
вью Эйвы Гарднер, данном Риду, сообщалось только, что она сделала
«непечатное» замечание, отвечая на вопрос о романе, который завел ее
бывший муж Фрэнк Синатра с игривой и двадцати летней в ту пору Миа
Фэрроу. (Когда ридовские статьи были переизданы отдельной книгой,
в полном тексте открылось, что Гарднер на самом деле произнесла: «Я
всегда знала, что Фрэнк закончит тем, что ляжет в постель с каким-ни¬
будь мальчиком...) Вместе с тем старые ограничения пали, и авторы
«профильных материалов» о знаменитостях той эпохи третировали
и политиков, и артистов с помощью сложной комбинации цинизма
и озабоченности, смешанных с некоторой долей благоговения.
3. Убрать стариков
1972 год: «Упорные слухи об алкоголизме, психическом заболе¬
вании или о том и другом вместе»
Сенатор Джордж Макговерн особо не волновался по поводу кандидату¬
ры вице-президента, когда появился на съезде Демократической пар¬
2l8
Введение в руморологию.
Глава 8
тии 1972 года. После полуторагодовой борьбы за выдвижение своей
кандидатуры на пост президента, одержав верх над партийной элитой,
Макговерн чувствовал себя триумфатором. Он лелеял мечту взять к се¬
бе в связку Теда Кеннеди. Сенатор из Массачусетса считался подмочен¬
ным политическим товаром с 1969 года, когда на своем автомобиле сва¬
лился с моста и бросил ехавшую с ним Мэри Джо Копечне в машине,
перевернувшейся вверх колесами и затонувшей на шестифутовой глу¬
бине в озере Чаппакуиддик. Однако Макговерн счел это происшествие
незаметным пятнышком на фоне легендарной семейной славы Кенне¬
ди. Эдварда Кеннеди, рассуждал Макговерн,.можно убедить пойти вто¬
рым номером в качестве своеобразного «покаяния» за Чаппакуиддик —
потом про этот инцидент можно будет забыть. Однако Кеннеди не за¬
интересовал проект очищения души с помощью вице-президентства,
а большинство других кандидатов в предполагаемом списке Макговер¬
на тоже отказались принять участие в практически обреченной на фи¬
аско, как казалось тогда, гонке, когда соперником был находящийся
у власти Ричард Никсон. В результате всплыла кандидатура симпатич¬
ного и энергичного Томаса Иглтона, сенатора из Миссури, ставшего
«фаворитом благодаря дефолту».
Предстояло проверить прошлое Иглтона. Проверка кандидатуры
вице-президента в основном сводится к сбору и исследованию слухов,
и в этом смысле команда Макговерна работала в неблагоприятных ус¬
ловиях. Его люди были чужаками, новичками, переигравшими демо¬
кратический истеблишмент с помощью обращения непосредственно
к избирателям в ходе первичных выборов. Учитывая настроения
в стране в 1972 году, положение чужака, пришедшего со стороны, было
не таким уж плохим. Беда в том, что у людей Макговерна не было гус¬
той сети личных связей, которые рождаются в результате многолетней
практики взаимных деловых услуги приятного времяпрепровождения.
Команда Макговерна была фактически отрезана от системы внутри¬
партийных слухов.
Хотя и Иглтон, и Макговерн оба были сенаторами, они почти не зна¬
ли друг друга. Сенат к этому времени превратился в собрание ста феода¬
лов. Двум политикам и поговорить-то удавалось всего пару раз: один раз
на многолюдном обеде и еще — встретившись случайно в парилке сенат¬
ского спортивного зала. Следовательно, на Макговерна можно было
особо не рассчитывать. Пока члены предвыборного штаба выясняли
у всех подряд, кто же такой Макговерн, пресс-атташе Гордон Уэйл
вспомнил, как кто-то говорил, что про него «на Миссисипи ходят упор¬
ные слухи об алкоголизме, психическом заболевании или о том и дру¬
гом». До него также дошли намеки на госпитализацию кандидата в вице-
президенты. Уэйлу было поручено провести расследование на месте,
Половодье критических событий (1964-1980) ^ ^ g
и он выяснил, что врачи нашли у Иглтона физиологическое расстройст¬
во, приведшее к очень плохой переносимости алкоголя. Однако слух об
алкоголизме был опровергнут со всей определенностью. «Дело» было
закрыто. Макговерн поднял телефонную трубку. Иглтон, нетерпеливо
ждавший приглашения в президентскую упряжку, явился по вызову и ус¬
лышал вопрос о том, нет ли у него «скелетов в семейном шкафу». В от¬
личие от Уоррена Гардинга, Иглтону не потребовалось десяти минут на
размышление, чтобы ответить, что никаких проблем нет.
Однако в лагере Макговерна поторопились похоронить этот слух.
Дело в том, что существовали два разных штамма одной сплетни. Да,
Иглтон не был алкоголиком, но он на самом деле был трижды госпита¬
лизирован в 1960-е годы по поводу душевного заболевания и депрессии
и дважды лечился электрошоком. Тогда эта история не попала в прессу,
и противники не упоминали о ней в ходе предвыборной кампании.
Вместе с тем, многие политики в Миссури и в сенате США знали об
этом. Команда Макговерна не опросила достаточное количество свиде¬
телей либо не добралась до самой «машины слухов».
Иглтон позднее скажет, что не упомянул про эту давнюю историю
в разговоре с Макговерном, поскольку считал, что его проблема срод¬
ни той, которая возникает у человека, «сломавшего руку и вылечивше¬
го перелом». Сенатор здесь явно лукавил; поскольку еще позже при¬
знался, что просто не хотел обсуждать эту тему. И вот, едва Иглтон при¬
нял номинацию своей партии, как история с лечением электрошоком
вышла наружу. По словам Иглтона, «о ней явно проговорился кто-то из
сыновей лечивших меня психиатров».
Кандидат в президенты должен был очень быстро отреагировать на
сообщение о психическом здоровье человека, которого он лично не
знал и который намеренно ввел его в заблуждение. Является ли Иглтон
психически неустойчивым типом или он оказался в положении паци¬
ента, знающего, к кому обратиться со своей проблемой? Загнанный
журналистами в угол Макговерн сказал, что на «тысячу процентов»
поддерживает своего товарища по предвыборной гонке. Сторонники
Макговерна были страшно недовольны. Неужели они все эти долгие
месяцы боролись за выдвижение кандидата, выступающего против ис¬
теблишмента и против войны, только рада того, чтобы проиграть кам¬
панию из-за споров о лечении электрошоком... «У меня девять детей.
Я не хочу, чтобы они были уничтожены у меня на глазах из-за того, что
какой-то неуравновешенный тип может стать президентом страны»,—
заявил житель района Куинс Мэтью Трой, один из немногих стврых де¬
мократов в рядах сторонников Макговерна... Тотчас всплыли новые об¬
винения. Колумнист Джек Андерсон сообщил, что имя сенатора Иглто¬
на неоднократно попадало в полицейские протоколы за вождение ав-
к
im
220 Введение в руморологию. Глава 8
томобиля в нетрезвом виде или за опасную езду. Позднее это обвине¬
ние будет опровергнуто, а пока никто в команде Макговерна не знал
Иглтона достаточно близко, чтобы оперативно установить истину.
Прошло всего лишь восемнадцать дней после окончания партийного
съезда, когда Макговерн был вынужден освободиться от Иглтона. Он
организовал приватную встречу с соратником, чтобы сообщить непри¬
ятную новость. По саркастическому замечанию Иглтона, это была их
первая встреча с глазу на глаз после сорока минут, проведенных
в 1969 году в сенатской бане.
Вспоминая события двадцатилетней давности, Макговерн оценил
этот эпизод как поворотный пункт, событие, «прервавшее наше ускоре¬
ние», после чего вся последующая кампания покатилась под уклон.
Макговерн, возможно, переоценил свои шансы на победу в долговре¬
менной кампании. Однако, по его мнению, его штаб не избежал бы ка¬
тастрофы с Иглтоном, если бы даже более досконально проверял все
надежные источники слухов. (В конце концов Ричард Никсон, отнюдь
не новичок в политике, выбрал в напарники Спиро Агню, экс-губерна¬
тора Мэриленда, вскоре уличенного во взяточничестве...)
После сокрушительного поражения на ноябрьских выборах Макго¬
верн нашел сенатора Джона Спаркмэна, бывшего кандидата в вице-пре¬
зиденты, и спросил его, правда ли, что Эдлай Стивенсон пригласил
в свое время Спаркмэна стать соратником в предвыборной гонке и при
этом не задал ни единого вопроса о его прошлой жизни.
Спаркмэн ответил, что это само собой разумеется. Если бы он толь¬
ко попытался задать какой-нибудь вопрос о личной жизни, сказал
Спаркмэн, «я бы объяснил ему, по какому адресу обратиться. В конце
концов, я — американский сенатор!»
«Мы ждали полицию»
Политические слухи в 1980-е годы оставались фоновым шумом, глубин¬
ным течением, которое делало жизнь партийных «инсайдеров» красоч¬
нее и порой служило источником полезной информации, хотя до ши¬
рокой публики слухи доходили лишь спорадически. А вот к концу
80-х годов слухам суждено было стать почти официальной частью поли¬
тической жизни. Сам факт появления слуха становился предметом ре¬
портажей, расследований и такой же пищей для размышлений, каковы¬
ми являлись программа кандидата в области здравоохранения или его
отношение к налоговой политике.
Новая роль слухов в политическом процессе определялась всевоз¬
можными изменениями в общественно-экономической жизни — от вое-
Половодье критических событий (1964-1980) ^
приятия кандидата в качестве еще одной знаменитости до распада ста¬
рой партийной системы и, наконец, до резкого расширения сети ка¬
бельного телевидения. Однако новость становится общественным до¬
стоянием только тогда, когда журналист решит поделиться известным
ему слухом со всем народом. В течение многих поколений вашингтон¬
ский пресс-корпус верил, что публики не должно касаться что-либо из
частной жизни политиков. Исключения делались только для кино¬
звезд, поскольку они были личностями. Кэри Грант мог уйти из кино,
но люди и через двадцать лет выстраивались в очередь, чтобы полу¬
чить его автограф. Политик же считался существом функциональным.
За пределами своего рабочего места он превращался в «человека-неви-
димку». Все, что не относилось к выполнению его обязанностей, пред¬
ставлялось несущественным.
В 1970-е годы произошла серия событий, расшатавших подобную
позицию и приведших к настоящему «буму» публикаций о политичес¬
ких слухах. На первом месте по своему значению находился конечно
же Уотергейт. Избиратели, и без того отчужденные от власти неспособ¬
ностью правительства либо наметить четкий политический курс, либо
честно рассказать о войне во Вьетнаме, убедились в 1973 году, что их са¬
мые циничные подозрения подтвердились после обнародования маг¬
нитофонных записей, на которых Ричард Никсон сквернословил, угро¬
жал и с помощью заговора чинил препятствия отправлению правосу¬
дия. По определению, принятому нами, Уотергейт не был предметом
слухов. В данном случае дело касалось отношения общественности,
кроме всего прочего, к таким фундаментальным вопросам, как полно¬
мочия президента и исполнение конституции. Вместе с тем, этот скан¬
дал подготовил публику к тому, чтобы выслушивать самые пошлые и ба¬
нальные рассказы о частной жизни политиков и не сомневаться в их
достоверности.
Для журналистов Уотергейт был (по крайней мере в профессиональ¬
ном смысле) опытом самоуважения. Полномочия, делегированные об¬
ществом властям, были использованы неправильно, и массмедиа вскры¬
ли злоупотребления ценой огромных усилий и благодаря своей настой¬
чивости. Именно к этому их призывал профессиональный долг. Однако
в то же самое время в конгрессе страны происходили события, которые
подрывали правила, соблюдавшиеся журналистами в течение десятиле¬
тий. Деятели, на чье личное поведение всегда смотрели сквозь пальцы,
пока не выписан ордер на их арест, повели себя так, что журналисты по¬
чувствовали: их деликатностью злоупотребляют. «Внезапно произошел
прорыв, и появилась мысль: «А что, если сунуть свой нос и в их частную
жизнь?» — утверждал Роберт Семил из «Нью-Йорк тайме». — До этого
мы в принципе всегда ждали полицию...»
>
222 Введение в руморологию. Глава 8
Перемена наступила с невероятной скоростью. В 1972 году солид¬
ные средства массовой информации не позволяли себе даже намек¬
нуть, что у спикера палаты представителей какие-то проблемы со
спиртным. Четырьмя годами позднее газеты походя писали, что его ка¬
бинет превратился в арену настоящих оргий.
4. Конгресс выходит из-под контроля
«Не прикасайтесь ко мне... Я только что добился прибавки
к вашему жалованью»
В 1972 году спикер палаты представителей Карл Альберт попал в мелкое
дорожно-транспортное происшествие перед вашингтонским баром
«Комната зебры». Вызванные на место происшествия полицейские от¬
везли конгрессмена домой, но состовлять протокол не стали. Однако
«Вашингтон пост» отыскала свидетелей, подтвердивших, что спикер уп¬
равлял своей машиной в явно нетрезвом виде. «Альберт был под газом,
вел себя агрессивно, говорил громким голосом, еле ворочал языком
и плохо держался на ногах, — сообщил студент-юрист, пробегавший ми¬
мо места происшествия по пути в пиццерию. — Я много за свою жизнь
видел пьяных и могу утверждать, что он был пьян. Точка. Это было со¬
вершенно очевидно». Другие свидетели рассказали репортеру «Вашинг¬
тон пост», что Альберт отталкивал двух полицейских, появившихся на
месте событий, и орал во все горло: «Оставьте меня в покое. Я — Карл
Альберт, спикер палаты представителей... Не прикасайтесь ко мне...
Я только что добился прибавки к вашему жалованью». Что у трезвого на
уме, то у пьяного на языке, и, возможно, приписываемые ветерану демо¬
кратической партии слова действительно объясняют, почему поведе¬
ние конгрессменов в частной жизни редко становилось достоянием об¬
щественности. Деньги, на содержание вашингтонской полиции и дру¬
гих столичных служб, и впрямь выделялись конгрессом. Незадолго до
того, как белоснежный «Тандерберд» Карла Альберта врезался в чей-то
«Понтиак» марки «Гранд при», конгрессмены на самом деле проголосо¬
вали за прибавку к жалованию штатных полицейских, служивших в ок¬
руге Колумбия. Для столичной полиции существовало правило столет¬
ней давности, по которому конгрессменов нельзя было арестовывать,
если они не совершили серьезное преступление вроде ограбления или
предумышленного убийства. Это правило основывалось на том разделе
конституции, который запрещал арестовывать членов конгресса стра¬
ны при исполнении ими законодательных обязанностей. Полицейские,
заметившие виляющий по тротуару автомобиль какого-нибудь конгрес¬
\
Половодье критических событий (1964-1980)
смена, не могли быть уверены, является ли этот маневр правонарушени¬
ем или же законодатель просто спешит, чтобы забрать важную поправ¬
ку к закону, оставленную на письменном столе.
На Капитолийском холме всегда гуляли слухи про Карла Альберта,
уличавшие его в беспробудном пьянстве, и, поскольку спикер палаты
представителей стоит вторым номером в очереди к президентскому
посту, пытливые умы хотели знать правду. Однако действующие в ту по¬
ру журналистские стандарты запрещали открыто упоминать про алко¬
голизм. «Газеты для семейного чтения такие материалы не печатали»,—
сообщил Макс Франкел из «Нью-Йорк тайме». В 1966 году Дрю Пирсон
бросил вызов негласному правилу и написал, что Мендель Риверз, кон¬
грессмен из Миссисипи и могущественный глава комитета по воору¬
женным силам палаты представителей, утром по понедельникам сидит
в своем кабинете «в окружении пустых бутылок, оставшихся после бур¬
ного уикенда». Однако примеру Пирсона никто на торопился следо¬
вать. Такие публикации казались чем-то вроде оскорбления, на которое
мог пойти автор, пишущий для бульварного журнала, но не серьезный
репортер.
Тем не менее, ключевое положение Альберта в палате представите¬
лей и его близость к президенту заставляли СМИ серьезно задуматься.
«Все говорили про эту историю, и она превращалась в важную пробле¬
му, — вспоминал Франкел. — Мы чувствовали, что пора уже стране уз¬
нать правду, но решили действовать обходными путями!» «Нью-Йорк
тайме» подготовила анализ работы Альберта на посту спикера, намек¬
нув на проблемы со спиртным, но строго придерживаясь официальных
документов. «По-моему, слово «алкоголь» вообще не было упомяну¬
то»,— писал Франкел. Через год, когда шумный скандал с взаимными
обвинениями заставил вице-президента Спиро Агню уйти в отставку,
Альберт в очереди престолонаследников переместился на первое мес¬
то. Спикер, кажется, не более других заинтересованный в появлении
альбертовской администрации, сам принялся хлопотать о быстром ут¬
верждении Джеральда Форда новым вице-президентом.
«Все знали, что он слишком много пьет»
Октябрьской ночью 1974 года служащий парковой полиции Ларри
Брент и его напарник увидели, как мимо Мемориала Джефферсона
в Вашингтоне на большой скорости мчится машина с потушенными фа¬
рами. Внутри автомобиля среди других пассажиров полицейские обна¬
ружили впавшую в истерику исполнительницу стриптиз-танцев, кото¬
рую звали Аннабелла Баттистелла, и пьяного Уилбура Миллза, предсе-
k
22^ Введение в руморологию. Глава 8
дателя бюджетного комитета палаты представителей. У Миллза было
исцарапано лицо, из носа текла кровь. У Баттистеллы подбиты оба гла¬
за. Пока остальные пассажиры выбирались из машины, стриптизерша
бросилась в бассейн у Мемориала Джефферсона. Глубоко проникнув¬
шись тем обстоятельством, что парковая полиция получает жалованье
из того же источника, который субсидирует полицию округа Колум¬
бия, офицер Брент вытащил Баттистеллу из воды, приказал напарнику
доставить Миллза домой, а затем составил отчет, описав происшедшее
как «попытку самоубийства» и не упомянув имена других пассажиров
машины. Телеоператор местной станции, случайно оказавшийся на ме¬
сте происшествия, услышал, как один из офицеров говорит Миллзу:
«Успокойтесь, конгрессмен. Вы ведь не хотите огласки...»
Миллз, шестидесятилетний демократ из Арканзаса, относился к на¬
иболее влиятельным членам палаты представителей и возглавлял ко¬
митет, ведающий вопросами налоговой политики. Одновременно он
принадлежал к той плеяде конгрессменов, которые дают повод для слу¬
хов об алкоголизме. «Все знали, что он слишком много пьет, — сообщил
Уоррен Роджерс, бывший репортер «Геральд трибюн». — В два трид¬
цать пополудни его можно было застать за ленчем, начатым в полдень.
Позже он стал завсегдатаем веселых заведений на Четырнадцатой ули¬
це, где посетителям за двадцать долларов подавали шампанское и под¬
саживали женщину, которая составляла гостю компанию и давала обе¬
щания, которые не собиралась выполнять. Миллзу нравилось такое об¬
служивание, и он швырялся там сумасшедшими деньгами. Впрочем, не¬
смотря на все его выходки, я уважал Миллза. Это был лучший финан¬
сист на Капитолийском холме и весьма обходительный джентльмен».
Иногда детали какого-нибудь неприятного инцидента превращают
его в историческое событие. Вот и в данном случае репортеры вскоре
узнали, что Аннабелла Баттстелла познакомилась с Миллзом в ночном
клубе «Силвер слиппер», где выступала под псевдонимом Фанни Фок-
си, «Аргентинская петарда». Другие стриптизерши этого клуба в своих
интервью представили целый ворох красочных фактов. По их словам,
Фанни перестала выступать, познакомившись с Миллзом, который за¬
тем переехал со своей женой на квартиру в том же доме, где уже про¬
живала артистка. Председатель бюджетного комитета продолжал во¬
дить свою Фокси в «Силвер слиппер», рассказывали девушки, а недав¬
но пригласил на ужин журналистку Нэнси Диккерсон с мужем. Во вре¬
мя ужина Фокси вдруг разозлилась на Миллза за то, что он обратил
внимание на какую-то танцовщицу, и сбросила со стола все бокалы.
Диккерсон отказалась комментировать эту историю. Будучи сама про¬
фессиональной журналисткой, она сказала: «Мой рабочий день закан¬
чивается в шесть часов».
I
Половодье критических событий (1964-1980)
Проведя некоторое время в уединении, Миллз отправился в родной
Арканзас, чтобы в девятнадцатый раз выставить свою кандидатуру на
выборах в конгресс США. Избирателям своего округа он в шутку посо¬
ветовал «никогда не пить шампанское с иностранцами». Когда учащие¬
ся средней школы устроили кандидату выволочку, Миллз заявил, что их
подкупил какой-то газетчик, заплатив каждому по пять долларов.
В день выборов арканзасцы вновь проголосовали за своего представи¬
теля: почтенный возраст и солидное положение сослужили ему добрую
службу. Однако коллеги Миллза по конгрессу оказались не такими бла¬
госклонными. Поколение реформаторов, выросшее после Уотергейта,
почувствовав слабинку конгрессмена, не желало признавать его авто¬
ритет. Председатель комитета оказался не в состоянии защищаться.
Вскоре после своего последнего переизбрания Миллз, прежде отличав¬
шийся бережливостью, зафрахтовал реактивный самолет частной ком¬
пании, вылетел в Бостон и появился на сцене вместе с Фокси, которая
за три тысячи долларов в неделю выступала со своим номером «Бомба
из бассейна». Сидя в уборной артистки, Миллз сообщил репортерам,
что это он сочинил сценарий номера, пообещал сделать из подруги ки¬
нозвезду и назвал ее своей «аргентинской старушкой». На вопрос,
не повредят ли такие причуды его карьере, Миллз ответил: «Не повре¬
дят... Мне теперь ничего не повредит».
Наверное, в былые времена поведение Миллза могло дать ему славу
конгрессмена-оригинала, но после Уотергейта публика достаточно
строго следила за Вашингтоном, чтобы понять, что Миллз болен. Когда
он затем явился на Капитолийский холм с перекошенным лицом и тря¬
сущимися руками, его коллеги-демократы собирались лишить его поста
председателя комитета. Идя навстречу настоятельным просьбам своих
друзей, Миллз сам подал в отставку и был госпитализирован. На Новый
год он распространил заявление, в котором признался, что он алкого¬
лик. После длительного периода медицинской реабилитации срок подо¬
шел к концу, и он перестал быть членом конгресса. Многих неприятно
поразила роль массмедиа в крахе Миллза. «Может, нам взять себе на во¬
оружение правило, по которому любой конгрессмен, которого увидят
в компании представительницы противоположного пола, не состоящей
с ним в браке, должен подвергаться нападкам прессы и насмешкам сво¬
их собратьев?» — спрашивал колумнист Николас Вон-Хоффман.
Когда Миллз вернулся в Вашингтон трезвенником-юристом, кон¬
сультирующим по налоговым вопросам, он сделал сенсационное при¬
знание в том, что в прошлом страдал двойной зависимостью от меди¬
цинских препаратов и алкоголя. Миллз сообщил, что раньше выпивал
за неделю полгаллона виски или водки, страдал галлюцинациями, в ко¬
торых за ним гонялись канюки, и порой полностью отключался на пе¬
л*
220 Введение в руморологию, Глава 8
риоды продолжительностью до двух недель. Несмотря на это, он регу¬
лярно посещал Белый дом и нес ответственность за национальную на¬
логовую политику.
В интервью, которое Миллз дал «Нью-Йорк тайме» в 1978 году, всю
ответственность за свой алкоголизм он возложил на то, что... Соеди¬
ненные Штаты не имеют комплексного плана медицинского страхова¬
ния. «Я уже убедил президента Форда принять программу народного
здравоохранения, — объяснил Миллз. — Я мог бы добиться правильно¬
го голосования в конгрессе. Но этот чертов комитет отказался поддер¬
жать меня. Раньше они меня никогда не подводили. Теперь я знаю, что
из-за того, что они меня так расстроили, я и запил».
«Роман при закрытых дверях на Капитолийском холме»
Когда в 1976 году Уэйн Хейз, член палаты представителей от Огайо, по¬
сле тридцати восьми лет совместной жизни развелся со своей женой
и женился на секретарше, последней, кто узнал об этом, была вашинг¬
тонская любовница Хейза, тридцатитрехлетняя Элизабет Рэй. Мало то¬
го, что ветеран конгресса не потрудился даже сделать вид, что кандида¬
тура Рэй рассматривалась в качестве новой миссис Хейз, она, единст¬
венная из всего штата сотрудников конгрессмена, не была даже пригла¬
шена на свадьбу. На первый взгляд может показаться, что повторяется
история члена палаты представителей Брекенриджа, нарушившего
брачное обязательство, однако были и различия. Связь Хейза с Рэй, не-
состоявшейся актрисой, манекенщицей и агентом по продаже машин,
отличалась прагматизмом. По словам Рэй, занимаясь любовью, конгрес¬
смен не отрывал глаз от циферблата ее настенных часов, чтобы успеть
покинуть любовное гнездышко к 9.30. «Будь моя воля, я бы завязала ему
глаза, заткнула уши затычками и сделала укол новокаина»,— заявила жен¬
щина. Самое скверное в этом новом браке, по словам Рэй, было то, что
обычно он посещал ее два раза в неделю, а теперь — примерно четыре.
В общем, Рэй сняла телефонную трубку и пригласила репортера «Ва¬
шингтон пост», с которым познакомилась в поезде несколькими года¬
ми ранее. Вручив репортеру параллельный телефонный аппарат, она
затем дала ему возможность выслушать пространные заверения Хэйза
в том, что его новый брак никак не помешает их встречам. «РОМАН ЗА
ЗАКРЫТЫМИ ДВЕРЯМИ НА КАПИТОЛИЙСКОМ ХОЛМЕ», - гла¬
сил заголовок статьи, появившейся в «Вашингтон пост» и подробно пе¬
ресказавшей исповедь Рэй о том, что она получала приличное по тем
временам ежегодное жалованье, составлявшее четырнадцать тысяч
долларов. Деньги налогоплательщиков выплачивались Рэй за то, что
I
Половодье критических событий (1964-1980)
она, числясь конторской служащей, реально только занималась сексом
с председателем комитета. «Я не умею печатать на машинке, не знаю де¬
лопроизводство и не способна даже ответить на телефонный зво¬
нок»,— заявила Рэй. Хотя история стала сенсацией благодаря сексуаль¬
ной подплеке, тот факт, что Рэй содержалась на бюджетные средства,
вселял в массмедиа чувство уверенности в том, что большого скандала
не избежать.
Рэй стала первооткрывательницей новой разновидности громких
публичных событий. Она была любовницей политического деятеля,
которая то ли из эксгибиционизма, желая завоевать аморальную славу,
то ли из стремления отомстить за реальную или воображаемую обиду
созывает пресс-конференцию и вытаскивает на свет свой роман. К на¬
чалу нового скандала Рэй уже самоутвердилась, снявшись без лифчика
для серии «Плейбоя», которая называлась «Девушки Вашингтона». Она
даже написала (правда, с помощью анонимного профессионала) роман
«Сомнительные блага Вашингтона». Позднее выяснилось, что внезап¬
ное желание Рэй публично покаяться в грехах перед налогоплательщи¬
ками совпало по времени с выходом в свет ее книги. Рэй в течение дол¬
гого времени порхала на периферии столичного политического бо¬
монда и высшего свете. Сенатор Хьюберт Хэмфри признался, что смут¬
но припоминает ее, а член палаты представителей Барри Голдуотер
Младший подтвердил, что пытался устроить ее на работу в кино. Какое-
то время она служила секретаршей бывшего конгрессмена от штата Ил¬
линойс Кеннета Грея, который, по словам журнала «Ньюсуик», прожи¬
вал «в плавучем доме-катере на Потомаке». (Грей заявил, что когда Рэй
у него работала, она умела печатать, хотя и очень медленно...) Плаву¬
чий дом пережил новый период славы, когда еще одна служащая канце¬
лярии конгресса сообщила миру, что была свидетельницей постельной
сцены с участием Рэй и аляскинским сенатором Майком Грэвелом,
а Национальная служба парков призналась, что в течение пяти лет бес¬
платно снабжала плавучий дом электричеством.
Как и в случае с Уилбуром Миллзом, эта история имела оглушитель¬
ный резонанс. Рэй официально числилось сотрудницей наблюдатель¬
ного подкомитета административного комитета палаты представите¬
лей, возглавляемого именно Хэйзом. Однако начальник отдела кадров
административного комитета сказал репортерам, что в глаза ее не ви¬
дел; попутно выяснилось, что наблюдательный подкомитет так ни разу
и не собирался на заседание после того, как Хейз его создал. Рэй, кото¬
рая с удовольствием приглашала всех городских репортеров совер¬
шить экскурсию по ее квартире, демонстрируя красные ковры, обитые
бархатом кресла и папоротник из голубого пластика, украшавший ее
спальню, представила газетчикам преподавателя школы секретарш,
i
ggg Введение в руморологию. Глава 8
подтвердившего, что машинистка наблюдательного подкомитета пло¬
хо посещала занятия и серьезно нуждается в «трудотерапии».
«Дело Рэй» отличается тем, что лица, обладающие реальной воз¬
можностью приглушить скандал, всей душой ненавидели человека, по¬
павшего под огонь критики. Ни один журналист не нашел сочувствен¬
ных слов для описания трагедии Уэйна Хэйза. Никто из его коллег не
встал и не заявил, что не может поверить в правдивость обвинений.
Хэйз, шестидесятипятилетний ветеран палаты представителей, смот¬
рел на мир холодным взглядом из-под тяжелых век и имел привычку на¬
зывать коллег по законодательному собранию то «пустышками»,
то «чурбанами». Влияние Хэйза частично объяснялось тем, что он за¬
нимал кресло председателя административного комитета, контролиру¬
ющего такие земные и близкие сердцам законодателей вопросы, как
право на парковку, командировочные и офисное оборудование. Ходив¬
шая по палате представителей молва утверждала, что Хэйз запросто
может отобрать копировальную машину у того конгрессмена, который
при голосовании выступит против председателя. Когда Хэйз в конце
концов поднял в палате представителей голос в защиту самого себя
и пожаловался, что его обозвали «наглым, безжалостным, бездушным
и подлым», никто не возразил, что конгрессмен искажает высказыва¬
ния своих коллег. Даже товарищи Хэйза по демократической партии
фактически присоединились к требованиям передать его дело на рас¬
следование в комитет по этике.
Хэйзу, завзятому жуиру, пришлось отменить свою командировку
в Лондон, чтобы проконсультироваться у адвоката о том, что делать по¬
сле пресс-конференции Элизабет Рэй. (Кстати, двадцать четыре кон¬
грессмена, укатившие в Англию без него, сподобились достать в коман¬
дировке копию «Великой хартии вольностей»...) Хэйз сначала напрочь
отрицал обвинения Рэй («Черт побери! Я женатый человек и счастлив
в браке...») Позднее он заявил, что Рэй — женщина с суицидальными на¬
клонностями, готовая на все, чтобы привлечь к себе внимание («Вот та¬
кую награду я получаю, пытаясь помочь больному человеку...»). Наконец
он признался, что Рэй была его любовницей, но опроверг ту часть обви¬
нений, где говорилось о получении зарплаты за просто так, а также ут¬
верждения о тщательно подготовленном заговоре с целью шантажа.
Вернувшись к себе в Огайо, Хэйз обнаружил, что его новой жене
Пэт известно о том, что ее давняя связь с Хэйзом была лишь эпизодом
на фоне романа Хэйза с самой худшей канцелярской работницей за всю
постиндустриальную эпоху. (В свое время сама Пэт Пик, секретарша
Хэйза в его избирательном округе, произвела сенсацию, когда репорте¬
ры приметили, что она подозрительно часто сопровождает конгрес¬
смена во время его зарубежных командировок...) Выступая в палате
Половодье критических событий (1964-1980) о on
представителей, Хэйз заявил: «Только время покажет, насколько преус¬
пеет мисс Рэй в попытках разрушить мою карьеру. Молю Бога, чтобы
ей не удалось заодно уничтожить мой брак». Однако через несколько
дней колумнист Джек Андерсен на всю страну сообщил, что новая же¬
на Хэйза отказалась даже разговаривать с мужем. Через неделю после
победы на первичных выборах над оппонентом, только создававшем
видимость сопротивления, Хэйза срочно доставили в госпиталь: он
принял слишком большую дозу снотворного. Недовольные в палате
представителей решили отложить вопрос о лишении Хэйза поста пред¬
седателя комитета до его выздоровления.
Предсказания о том, что Элизабет Рэй обнародует дневники и маг¬
нитофонные записи, которые поставят крест на карьере десятков дру¬
гих конгрессменов, оказались либо страшилками, либо благими поже¬
ланиями (все зависит от того, с чьей точки зрения смотреть на такие
прогнозы). Журналистам «Нью-Йорк тайме» удалось отыскать еще од¬
ну секретаршу из конгресса, которая, по ее словам, получала в обмен на
секс деньги налогоплательщиков. Некая Колин Гарднер заявила, что за¬
ботами члена палаты представителей Джона Янга (демократа из Теха¬
са, выбранного на десятый срок) ее жалование возросло с восьми ты¬
сяч пятисот до двадцати шести тысяч долларов ежегодно, когда она со¬
гласилась спать с ним. (Выходящая в Далласе «Таймс геральд» отмети¬
ла, что это на восемь тысяч долларов больше, чем годовое жалование
помощника конгрессмена по административным вопросам...) «Ло¬
житься с ним в постель было бы не так уж плохо, если бы я по крайней
мере имела еще и возможность работать, но он мне запретил»,— заяви¬
ла Гарднер, по оценкам которой интимные встречи с Янгом имели ме¬
сто более тридцати раз за двухлетний период. Янг признал, что дейст¬
вительно снимал комнаты в мотеле под чужим именем, но делал это для
своих секретных встреч с представителями Пентагона, которые помо¬
гали конгрессмену спасти от закрытия военную базу в Корпус-Кристи.
Все, кто надеялся на более или менее честный исход этих сканда¬
лов, были разочарованы. Министерство юстиции сочло невозможным
привлечь Хэйза к ответственности за то, что он, наняв женщину, не да¬
вал ей работы, поскольку для технических сотрудников конгресса не су¬
ществует официального должностного расписания или хотя бы четкой
дефиниции термина «работа». Обвинения Колин Гарднер были также
отвергнуты за недостатком улик, хотя она еще до скандала с Рэй жало¬
валась на сексуальные домогательства со стороны Янга. Однако подоб¬
ные «проколы» немедленно и очень повлияли на возможность газет
и журналов, писать о личных привычках политиков. Когда Карл Аль¬
берт выступил с предложением повременить с лишением Хэйза предсе¬
дательского поста, Джеймс Рестон ничуть не удивился такой инициати-
k
23О Введение в руморологию. Глава 8
ве, поскольку Альберт «не вызывает у нас всеобщего восхищения в ка¬
честве образца воздержания или честности, подобающих члену кон¬
гресса». Журнал «Тайм» распространил слухи о том, что «есть сведения
об оргиях, проходивших в офисе Альберта на Капитолийском холме».
Это было началом совершенно новой эры.
«Я чувствую к тебе безумную любовь»
К 1976 году Роберт Редфорд и Дастин Хоффман разыграли Уотергейт¬
скую историю на киноэкране, исполнив роли вполне реальных сотруд¬
ников «Вашингтон пост» Вудуорда и Бернстайна, а журналистские рас¬
следования казались эффективным способом сделать блестящую карь¬
еру («Коламбиа джорнализм ревью» нервно отметила, что в стране
полным-полно студентов колледжей, изучающих журналистику и гото¬
вых хоть сейчас укомплектовать штаты всех газет страны...) Всем вдруг
захотелось попасть в увлекательный мир, в котором можно разобла¬
чать злодеев-политиков. За пределами Вашингтона тоже имелось мно¬
жество репортеров, знавших сплетни про своих губернаторов, мэров
и конгрессменов. Порой желание поскорее напечатать слухи станови¬
лось нестерпимо острым.
В 1976 году «Детройт ньюс» опубликовала фрагменты расшифро¬
ванных магнитофонных записей между женатым членом палаты пред¬
ставителей Дональдом Риглом Младшим и его бывшей любовницей.
Ригл в этот момент баллотировался в сенат США, и газета сообщила,
что всего-навсего знакомит мичиганцев с теми слухами, которые давно
уже гуляют по Вашингтону, где эти записи «проигрывались для избран¬
ных слушателей в столичных светских кругах». Вместе с тем, подчерки¬
вала газета, записи затрагивают и политические вопросы: избирате¬
лям, быть может, полезно будет узнать, что их кандидат на этой пленке
сказал подруге, что их роман для него гораздо интереснее, чем «вши¬
вые слушания в подкомитете».
Поскольку запись была семилетней давности, Ригл, естественно, во¬
зопил от возмущения. «Моя личная жизнь в отдаленном прошлом — это
моя личная жизнь», негодовал тридцатисемилетний демократ, кото¬
рый к этому времени успел сменить не только нескольких жен,
но и партийную принадлежность. Политики-республиканцы, видевшие
в «Детройт ньюс» надежного союзника, пришли на выручку газете. Гла¬
ва мичиганского отделения республиканской партии заявил, что супру¬
жеская неверность Ригла доказывает, что он — «лицемер, поскольку,
имея роман на стороне, одновременно разглагольствовал об этике...
и таких вещах, как развязывание политических процессов против без¬
Половодье критических событий (1964-1980) ^
нравственных деятелей правительства». Многие из сторонников «Дет¬
ройт ньюс» отметили, что Ригл сам предложил своей экс-подруге запи¬
сывать их постельные разговоры, чтобы та потом могла их прослуши¬
вать всякий раз, когда его не будет рядом. Избиратели должны знать,
рассуждали оппоненты Ригла, что их кандидат способен вести себя как
последний идиот.
Тем не менее Ригл победил на выборах, а читатели «Детройт ньюс»
в целом посчитали, что газета зашла чересчур далеко. И все же публи¬
кация магнитофонных записей дала публике замечательную возмож¬
ность заглянуть в сердце и мысли современного американского полити¬
ка. В заключение постельной беседы со своей любовницей (кстати, ра¬
ботавшей на добровольной основе в его предвыборной команде), Ригл
произнес: «О Господи... Я... я чувствую к тебе безумную любовь... Меж¬
ду прочим, сейчас будут передавать последние известия».
«Какая-то женщина пыталась меня соблазнить»
В тот же самый предвыборный год член палаты представителей и вли¬
ятельный луизианский демократ Джо Уэггонер был задержан в Вашинг¬
тоне, когда приставал к уличной проститутке, оказавшейся сотрудни¬
цей местной полиции. «Какая-то женщина пыталась меня соблазнить,
но у нее ничего не получилось»,— заявил в свое оправдание Уэггонер,
когда полиции удалось задержать его после погони. По утверждению
Уэггонера, эта история никогда не вышла бы наружу, если бы не шум¬
ный скандал с Хэйзом и «общий дух времени, в которое мы живем».
В этом смысле Уэггонер был прав. Когда полицейские узнали, что име¬
ют дело с членом конгресса, почти плачущего Уэггонера отпустили из
участка, не предъявив ему никаких обвинений. Инцидент стал достоя¬
нием гласности лишь тогда, когда «Нью-Йорк пост», подводя итоги
скандала с Уэйном Хэйзом, начала собирать сведения о всех конгрес¬
сменах, когда-либо охваченных любовной страстью.
Тем временем в Солт-Лейк-Сити новоиспеченный демократ по име¬
ни Аллан Хоуи был арестован за точно такое же правонарушение в сво¬
ем родном избирательном округе. Хоуи тоже заверил избирателей,
что его подставили («На место происшествия меня заманили под
фальшивым предлогом, что речь пойдет о политическом мероприя¬
тии»,— заявил он...) Все же, в отличие от Уэггонера, на него быстро
оформили протокол, передали дело в суд и в конечном итоге призна¬
ли виновным. Различия в подходе к двум политикам вызвали опреде¬
ленный интерес, и шеф полиции округа Колумбия в конце концов за¬
явил, не без грусти в голосе, что собирается отказаться от того курса,
к
с\с%о Введение в руморологию. Глава 8
4 $4
«который верой и правдой служил нам более чем сто лет». Члены кон¬
гресса США отныне должны были подчиняться закону наряду с про¬
стыми гражданами (исключение, кажется, было сделано только для
парковки автомобилей).
Не исключено, что это прошедшее незаметно процедурное нововве¬
дение и привело к резкому повышению полицейской активности по от¬
ношению к законодателям, замеченным в гомосексуальных домогатель¬
ствах. В 1978 году член палаты представителей Фред Ричмонд из Брук¬
лина, опережая на один шаг своего разоблачителя Джека Андерсона,
заявил, что был обвинен в приставании к одетому в штатское молодому
сотруднику полиции. В 1980 году член палаты представителей Роберт
Баумэн из Мэриленда признал себя виновным в сексуальных домога¬
тельствах по отношению к шестнадцатилетнему подростку. В том же
году член палаты представителей Джон Хинсон из Миссисипи подтвер¬
дил, что четырьмя годами ранее был арестован за неприличное поведе¬
ние в общественном месте.
Хотя электорат в принципе был потрясен вашингтонскими сканда¬
лами, избиратели, кажется, предпочитали игнорировать проступки
своих собственных конгрессменов. Баумэн, политик консервативного
толка, выступивший с предвыборной программой, направленной на ог¬
раничение прав гомосексуалистов, не добился переизбрания в палату
представителей. То же самое произошло и с Хоуи. Однако Уэггонер без
труда продлил срок своей законодательной работы. Ричмонд, открыто
признавший себя геем, был вскоре прощен своими либерально настро¬
енными избирателями, а Хинсон, отрицавший свою принадлежность
к гомосексуалистам, был переизбран на новый срок консервативно на¬
строенными миссисипцами, которые так и не поверили, что их пред¬
ставитель мог совершить то, в чем его обвиняли.
Калифорнийский демократ и член палаты представителей Роберт
Леггет был снова избран, хотя признался в существовании финансовых
и интимных проблем, обобщенных «Вашингтон пост» с помощью заго¬
ловка: «ЕГО ЖИЗНЬ СОСТОИТ ИЗ СПЛОШНЫХ ОСЛОЖНЕНИЙ».
Женатый конгрессмен, проработавший семь сроков, в течение тринад¬
цати лет содержал бывшую секретаршу с Капитолийского холма, кото¬
рая родила ему двоих детей. Кроме того, парламентарий подделал под¬
пись своей законной супруги, когда покупал дом для своей второй се¬
мьи. «Я здорово запутался», — признался Леггет, у которого сверх того
был долгий роман с Сьюзи Томсон, помощницей спикера Альберта. Ко¬
реянка по происхождению, Сьюзи Томсон получила юридический им¬
мунитет от большого федерального жюри, которое рассматривало об¬
винения в получении взяток от правительства Южной Кореи против
некоторых членов палаты представителей.
Половодье критических событий (1964-1980) 233
Как бы там ни было, интимные грехи, размазанные по страницам
всех выходящих в стране газет, производят более сильное впечатле¬
ние, нежели политические разоблачения. Леггет вынужден был подать
в отставку, заявив, что устал «от слухов и грязных сплетен», после чего
навсегда расстался с женой, которая всегда поддерживала его во время
избирательных кампаний. Ричмонд и Хинсон ушли в отставку после но¬
вых неприятностей с законом. Уилбур Миллз удалился на покой, дора¬
ботав до конца очередного срока, а Хэйз выпал из кампании за переиз¬
брание вскоре после победы на демократических «праймериз». Член
палаты представителей Янг был переизбран, но в 1977 году его жена
была найдена со смертельной огнестрельной раной, явно совершив са¬
моубийство.
5. «Дело Кеннеди» открыто заново
«Близкий друг президента Кеннеди»
Слухи о донжуанских похождениях Джона Кеннеди начали регулярно
возникать сразу после покушения на него. К середине 70-х годов любой
обладатель читательского билета мог открыть для себя в библиотеках
немало пикантных подробностей, начиная со знакомства с мемуарами
бродвейского колумниста Эрла Уилсона и кончая воспоминаниями ох¬
ранника, которому было что порассказать о визитах полуодетых дамо¬
чек в Белый дом.
В 1975 году выступления Джудит Кэмпбелл стали публичным собы¬
тием, которое запечатлело сплетни о Кеннеди в общественном созна¬
нии. Сенатский комитет по разведке рассматривал в этот момент экс¬
центричные попытки ЦРУ совершить покушение на Фиделя Кастро ру¬
ками гангстеров во времена администрации Кеннеди. Члены комитета
выясняли, кроме всего прочего, был ли президент в курсе заговора
ЦРУ. Изучая журналы посещений и телефонных звонков в Белый дом,
сотрудники комитета неоднократно натыкались на фамилию Кэмп¬
белл. Эта женщина вращалась в гангстерских кругах, посещая развлека¬
тельные мероприятия, крутила роман с боссом чикагской мафии Сэ¬
мом Джианканой и примерно в то же время общалась с президентом,
нанося визиты в Белый дом. Выступив на закрытом заседании комите¬
та и полагая, что тем самым ей будет гарантирована анонимность,
Кэмпбелл подчеркнула, что опасается за свою жизнь. (Сэм Джианкана
к тому времени был застрелен. Другой приятель мафии Джонни Рос-
селли, также представший перед сенатским комитетом, вскоре всплыл
у берегов Флориды — его труп был найден в бочке из-под бензина...)
к
0с% л Введение в руморологию. Глава 8
В заключительном докладе сенатского комитета было отмечено от¬
сутствие доказательств того, что Кеннеди знал о сговоре ЦРУ с мафи¬
ей. (Этот вывод в последующие годы был подвергался серьезным со¬
мнениям...) Однако в разделе, авторы которого тщательно подбирали
формулировки, сообщалось, что «один близкий друг президента Кен¬
неди» в период, когда планировалось покушение на Кастро, был одно¬
временно «близким другом» Джианканы и Росселли. Предполагалось,
что с помощью такого подбора слов Кэмпбелл будет ограждена от не¬
приятностей. Оказалось, однако, что сенатскому комитету не удалось
надежно сохранить в тайне столь пикантную информацию, поскольку
входившие в его состав республиканцы были раздражены тем, что их
председатель-демократ слишком уж дотошно занимается злоупотребле¬
ниями ЦРУ, совершенными по указанию Ричарда Никсона. В результа¬
те вся история вышла наружу.
Кэмпбелл (к тому времени вышедшая замуж и взявшая имя Джудит
Экснер) созвала пресс-конференцию и стала первой в истории женщи¬
ной, разгласившей сексуальные тайны Белого дома при Кеннеди. «Мои
отношения с Джеком Кеннеди носили чисто личный характер и не
имели отношения ко всей этой болтовне о заговоре»,— сказала она ре¬
портерам. Джианкана и Росселли знали о ее романе с президентом, но,
по ее словам, никак не пытались использовать этот роман в своих це¬
лях. Едва закончилась пресс-конференция, как у Кэмпбелл появился ли¬
тературный агент, предложивший написать более откровенную вер¬
сию этой истории. Это прозвучало сигналом для массмедиа. Плотина
была прорвана, и появилась возможность вывалить на публику все ско¬
пившиеся к этому времени слухи о бесчисленных подругах Кеннеди.
Кэмпбелл, как писала «Нью-Йорк тайме», «всего лишь подтвердила то,
о чем открыто или тайно строились разные предположения». Газета да¬
лее привела имена Джейн Мэнсфилд, Мэрилин Монро, «Фиддл»
и «Фэддл», а также опубликовала список «связанных с Кеннеди» кино¬
звезд, включавший Энджи Диккинсон, Ким Новак и Джэнет Лей. «Нью-
суик» обвинил Кэмпбелл в нарушении «джентльменского кодекса мол¬
чания», который запрещал СМИ обнародовать «закулисные пересуды
о предполагаемых амурных подвигах Кеннеди в обществе стенографи¬
сток и стюардесс, о его победах над небродвейской звездой театра, вос¬
ходящей звездой Голливуда, журналисткой газетного синдиката и же¬
ной одного посла». Журнал «Тайм» тоже решил задним числом пове¬
дать, что как-то ночью во время съезда демократов репортеры подлови¬
ли Кеннеди, когда тот перелезал через забор рядом с лос-анджелесским
домом, в котором он остановился. Кандидат в президенты по его сло¬
вам пытался навестить отца, а на самом деле направлялся на любовное
свидание.
Половодье критических событий (1964-1980)
Еще через несколько недель «Нэшнл инкуайрер» сообщил, что
у Кеннеди в течение двух лет продолжался роман с Мэри Пинчот Мей¬
ер — разведенной художницей из Вашингтона, которая была убита при
ограблении через год после гибели президента. «Инкуайрер» добавил
к этому свою фирменную подробность, сославшися на друзей Мейер,
которые утверждали, что художница курила марихуану вместе с прези¬
дентом в его спальне в Белом доме. Когда речь заходила об интимной
жизни Кеннеди, забывались все приличия. Подтверждением служит
тот факт, что умирающая индустрия бульварных изданий поспешила
опубликовать «Любовные похождения Джей-Эф-Кей» — собрание «ис¬
поведей» от первого лица («Я — мать незаконнорожденного ребенка
Джей-Эф-Кей») и статей, вызывающих ассоциации с представлениями
какого-нибудь пенсионера о пределах цинизма, присущего журналис¬
там больших городов («Тогда старина Джек, как заправский фонарщик,
разжег в ней огонь страсти и бросил палку в этот костер»). Антология
содержала историю немецкой женщины, любовницы американского
президента в течение трех лет, которая, забеременев от него, сделала
аборт, а также обновленную историю Мэри Мейер под заголовком
«В СПАЛЬНЕ БЕЛОГО ДОМА МЫ ГУЛЯЛИ И КУРИЛИ «ТРАВКУ»...
Подобные разоблачения в конце концов начали потихоньку разру¬
шать в национальном сознании образ давно потерянного Камелота.
Однако вера в рыцаря рухнула не сразу, а подтачивалась с помощью вя¬
лотекущей эрозии. Проведенный «Ньюсуиком» в 20-ю годовщину гибе¬
ли Кеннеди опрос показал: 75% респондентов оценили его президент¬
ство как «хорошее» или «отличное», а 30% опрошенных жалели, что он
не может сейчас управлять страной. (Франклин Рузвельт, также фигу¬
рировавший в этом опросе, набрал 10%...) Из этого журнал сделал вы¬
вод: «Кеннеди остается нашим самым любимым президентом». Отве¬
чая на вопрос, какие качества у них ассоциируются с президентом Кен¬
неди, 79% упомянули «заботу о трудящихся», а более 2/3 назвали вер¬
ность установлению межрасовой справедливости, активность прави¬
тельства и способность внушить молодежи желание бороться за соци¬
альный прогресс. Только 24% вспомнили про «сексуальные проступки
в Белом доме».
Подобно Кэй Саммерсби, Джудит Кэмпбелл во время романа с аме¬
риканским президентом пережила свой звездный час. У нее вне брака
родился ребенок, отданный приемным родителям. Она вышла замуж за
профессионального игрока в гольф Дэна Экснера, который впоследст¬
вии стал инвалидом после удаления опухоли мозга. Ее брак распался,
а в 1988 году Джудит объявила, что у нее неизлечимое онкологическое
заболевание. Подобно Саммерсби, Кэмпбелл выразила желание перед
смертью очистить душу, еще раз вспомнив былое. «Я солгала, когда го-
i
236 Введение в руморологию. Глава 8
ворила, что не была связующим звеном между президентом Кеннеди
и мафией»,— заявила она в интервью журналу «Пипл», записанном Кит¬
ти Келли. По словам Кэмпбелл, она постоянно возила конверты от
Джианканы к Кеннеди и обратно, а также организовала им десять лич¬
ных встреч. Лиз Смит, ставшая главной защитницей Кэмпбелл, в 1997
году опубликовала интервью, взятое у женщины, которая воскресила
старую историю и рассказала, что была беременна от президента и по
его просьбе сделала аборт. «Верю каждому сказанному ею слову»,— за¬
явила позднее Лиз Смит. По словам Смит, первая попытка раскрыть
всю правду в автобиографии потерпела фиаско, когда Кэмпбелл запа¬
никовала перед перспективой закончить жизнь подобно Джианкане
или Росселли и разрешила «писателю-призраку» «придумать что-ни¬
будь самостоятельно».
Позднее, в 1997 году, репортер Сеймур Херш в ходе расследования
проанализировал все связи между интимной жизнью Кеннеди и его
президентством; в собранных им материалах утверждалось, что один
крупный производитель оружия, оказавшись в трудном положении, на¬
чал шпионить за Кэмпбелл и использовал добытые им докозательства
ее романа с президентом, чтобы получить большой контракт от прави¬
тельства. Как бы там ни было, сделанных Кэмпбелл в 80-е годы призна¬
ний в том, что среди любовниц Джона Кеннеди, навещавших его в Бе¬
лом доме, была женщина, связанная с мафией, оказалась достаточно,
чтобы подорвать остатки веры в официальный Вашингтон независимо
от интимной жизни того или иного кандидата в президенты.
Глава 9
Институализация слухов
(1980-1992)
1. Гэри Харт
«Мы хотели бы распросить вас о молодой женщине»
В субботу вечером 2 мая 1987 года самый перспективный кандидат
на выдвижение от демократической партии вышел из своего ва¬
шингтонского городского дома и оказался в темной аллее.
За ним по пятам следовали репортер и редактор газеты «Майами ге¬
ральд». «Мы хотели бы расспросить вас о молодой женщине, остано¬
вившейся в вашем доме»,— произнес один из журналистов. Репортер
Джим Макджи и редактор отдела расследований Джеймс Сэвидж несли
в это время вахту у дома Харта, чтобы убедиться, не совершает ли он су¬
пружескую измену. По пути в Вашингтон в самолете вместе с ними ле¬
тела ослепительной красоты блондинка, которая, как подозревали жур¬
налисты, собиралась переспать с женатым колорадским сенатором.
«Никого в моем доме нет»,— сказал Харт, прислонившись к кирпич¬
ной ограде и прижав руки к груди, словно защищаясь. Во время этой
встречи в аллее сенатор нервничал и вредил себе признаниями в том,
что он действительно часто говорил с таинственной женщиной по те¬
лефону в течение своей предвыборной кампании. Он отрицал, что зна¬
ет, чем она зарабатывает на жизнь, опровергал, что когда-либо прово¬
дил с нею уикенд на яхте и тем самым... создал веху в истории полити¬
ческий слухов. Следует ли добавлять, что Харт тем самым поставил
крест на своей политической карьере.
к
238—» ведение в руморологию. Глава 9
Небольшая, но влиятельная часть американского общества, прояв¬
ляющая подлинный интерес к политике, помнит падение Гэри Харта
так же отчетливо, как отставку Никсона, съезд демократов в 1968 году
и другие драматические события современной политической истории.
Харт, вырвавшийся на авансцену в качестве менеджера антивоенной
президентской кампании Джорджа Макговерна в 1972 году, продолжил
карьеру, став сначала сенатором от штата Колорадо, а затем на удивле¬
ние сильным кандидатом на выдвижение от своей партии в 1984 году.
Еще через четыре года он далеко оторвался от других претендентов-де-
мократов, позднее получивших прозвище «семь гномов».
Харт настаивал на том, что для него главное — кардинальные про¬
блемы общества, а не зыбкая политика, построенная на личностном
факторе. Он отказался обсуждать с кем-либо свою частную жизнь. Хотя
его двадцативосьмилетняя жизнь в законном браке не отличалась осо¬
бой стабильностью, авторы биографической справки кандидата пыта¬
лись осветить этот факт в положительном свете: «В отличие от других
супругов, мы с женой смогли преодолеть этот временный кризис».
Харт официально объявил о своем вступлении в предвыборную гонку
весной 1987 года. «Ньюсуик» приветствовала претендента профиль¬
ным материалом, в котором сообщалось, что Харта «преследуют обви¬
нения в донжуанстве», и приводились слова его бывшего советника
Джона Мак-Энвоя: «Пока он не научится не снимать штаны, ему всегда
будут угрожать вопросы на сексуальные темы». Мак-Энвой воздержался
от комментариев, но и не стал отрекаться от этой цитаты. Публикация
произвела фурор и стала базой для других материалов («Бри Харт: «Я
не сердцеед»).
Том Фидлер, редактор «Майами геральд», с большой долей неодоб¬
рения проанализировал журналистские приемы, с помощью которых
невнятные слухи о супружеской неверности Харта подаются как доку¬
ментально подтвержденные известия. После этого Фидлеру позвонила
не представившаяся ему женщина, которая сообщила: «У Гэри Харта
роман с моей подругой». Мотивом этого звонка стал то ли праведный
гнев по поводу лицемерия в политике, то ли желание продать газете
фотографии Харта, развлекающегося в обществе женщин, не связан¬
ных с ним узами брака. Однако особа, позвонившая в газету, представи¬
ла некоторые убедительнее подробности. Она дала описание своей по¬
други и сообщила Фидлеру, что та вечером летит в Вашингтон на свида¬
ние с кандидатом. Фидлер и еще несколько сотрудников «Майами ге¬
ральд» оказались на борту указанного самолета. Через два дня «Ге¬
ральд» дала на первой полосе статью, начинавшуюся словами: «Гэри
Харт, кандидат в президенты от демократической партии, опровергав¬
ший обвинения в донжуанстве, провел ночь пятницы и боРльшую часть
*
Институализация слухов (1980-1992) ?39
субботы в своем доме на Капитолийском холме в обществе молодой
женщины, прилетевшей из Майами для встречи с ним. Харт отрицал,
что нарушил какие-то приличия».
Вопрос о том, что случилось за закрытыми дверями, перестал быть
метафорой и превратился в единственный вопрос предвыборной кам¬
пании Харта. Лучшие представители американского пресс-корпуса
вдруг принялись бомбардировать одного из главных кандидатов в пре¬
зиденты вопросами о его сексуальной жизни. Бывшую подругу кандида¬
та пытали с таким пристрастием, с каким в 1956 году священник мог го¬
товить девушку к отпущению греха прелюбодеяния: «Скажите, Гэри
Харт когда-нибудь прикасался к вам? Он рассказывал о своей жене?
У него к вам было влечение? Кто и с кем спал в Вашингтоне в прошлый
уикенд?..» Никогда с начала XX столетия журналисты не проявляли та¬
кого интереса к приватной жизни политиков. Причем они использова¬
ли профессиональные навыки, инструменты расследования и «мораль¬
ную упаковку» современной журналистики.
Молодая женщина, по следу которой шли журналисты «Майами ге¬
ральд», оказалась Донной Райс, бывшей манекенщицей, а теперь спе¬
циалисткой по продаже детских товаров. Перед ее визитом в Вашинг¬
тон, как удалось выяснить репортерам, она и Харт ездили на ночевку на
Бимини вместе с еще одной парочкой на борту яхты, носившей назва¬
ние «Обезьяньи проказы». Хотя Харт опроверг, что во время морской
прогулки происходило что-либо, связанное с сексом, одного названия
яхты оказалось достаточно, чтобы его судьба была предопределена. Би¬
ографические данные его спутников тоже подлили масла в огонь. По¬
друга Райс Линн Армандт владела магазином «Самые соблазнительные
бикини», а Уильям Броудхерст, юрист из Луизианы, имел отнюдь не
кристальную репутацию устроителя вечеринок. («Когда Билли оказы¬
вал мне услуги сутенера, он проявлял больше осторожности»,— ехидно
заметил Эдвард Эдвардз, бывший губернатор Луизианы...) Во время по¬
ездки на Бимини Харт играл на маракасах, а женщины распевали пес¬
ню «Твист энд шаут». Еще Харт сфотографировался в майке с надписью
«Обезьяньи проказы», позволив Райс присесть к нему на колени («Она
сама плюхнулась мне на колени»,— позднее объяснил Харт Теду Коппе-
лу в программе «Ночная линия», продемонстрировав «логику» несо¬
вершеннолетнего правонарушителя, говорящего полицейским, что его
пистолет «сам выстрелил»...)
Яхта «Обезьяньи проказы» стала самым печально знаменитым суд¬
ном со времен «Титаника». Когда Дэйвид Леттерман в своей ночной
телепрограмме предложил выбрать «Десять лучших высказываний Гэ¬
ри Харта», Харт сам выдал тезисы о том, что он не совершил ничего
дурного, заявил, что в своей личной жизни он всегда придерживался
к
Введение в руморологию. Глава g
«высших этических стандартов», обвинил во всем неряшливо работа¬
ющих журналистов и политический истеблишмент, боящийся хартов-
ского «похода за продвижение нации вперед». Его страстные опро¬
вержения только подстегнули репортеров в их желании нажать на
кандидата. На вопрос журналистов «Совершали ли вы когда-нибудь су¬
пружескую измену?» крайне смущенный Харт ответил: «В таких делах
бывают очень тонкие ньюансы». Задавший этот вопрос Пол Тейлор
из «Вашингтон пост» позже вспомнил, что в глазах Харта в этот мо¬
мент читались «дикая боль, замешательство и чертовски откровенное
признание».
«Валяйте, садитесь мне на хвост!»
Если вы сплетничаете про своего гиперсексуального соседа, скорее
всего вы не ожидаете, что пересуды заставят его сбежать из города. Ре¬
портеры, освещавшие кампанию Харта, позволяли себе намеки на
«донжуанские подвиги», отнюдь не имея в виду, что претендент будет
вынужден немедленно (и с позором) покинуть дистанцию. Позже жур¬
налисты взирали на неожиданный результат своих усилий точно так
же, как усердный садовник смотрит на куст, который хотел лишь подст¬
ричь, но в своем увлечении обкорнал начисто.
Журнал «Тайм», сравнив Харта с Эстер Принн, героиней романа
«Алая буква», назвал весь эпизод «самым мучительным публичным ис¬
пытанием, которому когда-либо подвергался кто-либо из современных
кандидатов в президенты». Хендрик Хертцберг гневно писал в «Нью
рипаблик», что Харт стал первым среди «кандидатов в президенты,
президентов, премьер-министров, членов правительства, председате¬
лей комитетов конгресса, партийных лидеров или телевизионных
евангелистов в Америке или за рубежом», кто был уничтожен просто за
то, что «трахался». Хертцбергу пришлось развить этот тезис и объяс¬
нить, что другие секс-скандалы, приведшие к политической смерти,
не похожи на «дело Харта» в силу «дополнительных факторов»
(«В скандале с Джереми Торпом невинная собака была хладнокровно
застрелена...»). Тем не менее Хертцберг стал одним из самых влиятель¬
ных ораторов той школы журналистики, которая с отвращением отнес¬
лась ко всему «делу Харта».
Николас фон Гоффман неистовствовал на страницах «Нэйшн» по
поводу того, что Харт сыграл роль Гровера Кливленда в извечной борь¬
бе за приоритет между личными и общественными качествами. «Одна¬
ко во времена Кливленда не было еще газеты «Вашингтон пост», кото¬
рая послала бы своих людей... чтобы сказать ему: сойди с дистанции,
к
1И&
Институализация слухов (1980-1992) 2^.1
а не то мы опубликуем имя еще одной твоей любовницы», — кипел от
злости фон Гоффман. Хотя у Кливленда в действительности не было
«еще одной любовницы», это обстоятельство не удержало некоторые
газеты от утверждений, что у президента всегда были под рукой про¬
ститутки Буффало и Олбани. Случай с Хартом не был уникальным.
За конгрессменом Толби следили, шпионили, стремились его погубить
и наконец пристрелили, причем сделал это репортер, использовав в ка¬
честве повода для травли обеденно-любовные рандеву конгрессмена
с женщиной из патентного бюро. Друг президента Гранта сенатор Кар¬
пентер был погублен за проступок, схожий с «проказами» Харта, при¬
чем Карпентер имел основания для обиды, поскольку знал всю лжи¬
вость выдвигавшихся против него обвинений. Всего несколькими года¬
ми ранее произошло разоблачение конгрессмена Риглша, обвиненного
в супружеской измене семилетней давности.
И все же случай с Хартом отличается от исторических прецедентов,
в которых политические слухи редко попадали на страницы печатных
изданий. Исключите из таких скандальных дел несколько персонажей
(мстительного репортера, воинственного священника или подругу
с магнитофоном), и эти дела лопнут как мыльный пузырь. С другой сто¬
роны, если бы не было «Майами геральд», Пола Тейлора или даже Дон¬
ны Райс, активная внебрачная половая жизнь Харта рано или поздно
все равно стала бы добычей репортеров. Изменилась система выборов
государственных служащих и, в частности, президентов. До 1970-х го¬
дов существовало мнение (зачастую ошибочное), что политические
партии сами не пропустят на должность того, кто морально, психичес¬
ки или физически не подходит для руководящей работы. Однако к 80-м
годам кандидатов начали создавать консультанты СМИ, профессио¬
нальные сборщики избирательных фондов и наемные организаторы
предвыборных кампаний. Открытые праймериз сузили поле деятель¬
ности. Партийные лидеры и рядовые активисты могли оказать под¬
держку по тому или иному вопросу, но не обладали правом вето. Вся
власть оказалась в руках избирателей, которые лишены были доступа
к слухам о приватной жизни или личности кандидата.
Настойчивые требования Гэри Харта, чтобы предвыборная кампа¬
ния строилась на высших понятиях, а репортеры писали только о «се¬
рьезных проблемах», создали у журналистов комплекс вины. Однако
такой подход уже вышел из моды. Опыт 70-х годов показал, насколько
трудно отделить приватное поведение от публичного. Уилбур Миллз,
который отирался по стрип-клубам, оставался тем же Уилбуром Милл¬
зом, который обсуждал налоговую политику на встречах с президен¬
том, а после в своих алкогольных галлюцинациях убегал от преследую¬
щих его канюков. Скандальные разоблачения Джона Кеннеди застави-
i
2^2 Введение в руморологию. Глава g
ли многих граждан задуматься, не та ли самая бесшабашность прези¬
дента, которая привела его к беспорядочным половым связям, стала
также причиной событий в заливе Свиней. (В 1997 году, когда стали до¬
ступны новые магнитофонные записи, продемонстрировавшие взве¬
шенный стиль руководства, осуществленного Кеннеди в период Кариб-
ского кризиса, Ричард Ривз предложил свой собственный, «постреви-
зионистский» анализ характера президента: «Это был самый «многоот¬
сечный» из людей. Он обладал кажется утраченным ныне качеством от¬
делять личное от общественного».)
Опросы общественного мнения показали, что обвинения Харта
в промискуитете особенно беспокоили избирательниц. Женщины, но¬
стальгируя по своим былым тревогам, восходящим к 90-м годам поза¬
прошлого века, спрашивали себя: можно ли доверить судьбу страны че¬
ловеку, ведущему себя словно крикливый подросток? (Тот факт, что
Харт называл жену не иначе как «Детка», тоже не остался без внима¬
ния...) Очеркистка Барбара Гриззутти Харрисон вспоминала, как Кен¬
неди описал свою победу над одной стюардессой: «Я залез на эту блон¬
динку». Кеннеди, напомнила Харрисон читателям, «потом «залез» и во
Вьетнам». Если даже все названные тревоги избирателей не имели под
собой почвы, то какого рода неприятностей должна была ожидать
страна от кандидата, который в компании луизианского лоббиста мог
отправиться в Форт-Лодердейл на конкурс «Горячее тело» и одновре¬
менно призвать репортеров неотступно следовать за ним, чтобы самим
убедиться, насколько беспорочна его частная жизнь. («Если кто-то хо¬
чет сесть мне на хвост, валяйте. Вам самим станет очень скучно», — ска¬
зал Харт в интервью для «Нью-Йорк тайме мэгэзин»...)
Слухи про Харта и его женщин начались почти в то же время, когда
он в 1971 году появился на американской политической сцене в качест¬
ве организатора предвыборной кампании Джорджа Макговерна. В кон¬
це кампании 1972 года некоторые репортеры были, по их словам, оше¬
ломлены, узнав, что Харт женат — он всегда вел себя как легкодоступ¬
ный холостяк. «Вокруг кампании Макговерна всегда крутилось множе¬
ство кинозвезд и старлеток», — вспоминал Кертис Уилки из «Бостон
глоуб», работавший в то время в «Уилмингтон ньюс джорнэл». «Был
там и Уоррен Битти. Вообще говоря, в той кампании секса хватало
всем — от членов пресс-корпуса до стюардесс», — сообщает Уилки.
Когда Харт баллотировался в президенты в 1984 году, репортеры
знали, что он официально расстался со своей женой Ли, когда еще был
сенатором, и водил дружбу с такими известными вашингтонскими раз¬
вратниками, как сенатор Крис Додд из Коннектикута. Анонимные ис¬
точники передавали репортерам информацию о безымянных юных по¬
другах кандидата. Документально доказать ничего было нельзя, но слу¬
Институализация слухов (1980-1992) 243
хи были достаточно упорными, поскольку почти в каждой биографиче¬
ской справке на кандидата обязательно приводилось упоминание
о сплетнях. «В нашем редакторском отделе, работая над стилем матери¬
алов, мы редко обсуждали, какой эпитет для него предпочтительнее —
дамский угодник или бабник», — вспоминала Элизабет Бумиллер, писав¬
шая профильные очерки о Харте и о его жене для «Вашингтон пост».
Эскалация слухов в 1987 году произошла потому, что источником их
стал избирательный штаб самого кандидата. Многие из ведущих сотруд¬
ников его предвыборной кампании довольно плохо знали друг друга
и практически не знали кандидата, за которого должны были агитиро¬
вать избирателей. До своего прихода в штаб Макговерна они интересо¬
вались, правдива ли молва о донжуанстве кандидата, и получали завере¬
ния, что слухи страшно преувеличены. Вскоре их ожидало разочарова¬
ние. Один из новых рекрутов Макговерна попытался подключить
к кампании свою старую приятельницу, позвонил ей в Айову и предло¬
жил взять на себя работу в местном округе накануне первичных выбо¬
ров. Приятельница отказалась без лишних раздумий. «Тут все знают,
что он крутит роман с женщиной из Флориды и что он всего несколько
дней назад вышел из ночного бара с каким-то типом в компании двух
студенток колледжа», — сказала приятельница и повесила трубку. Когда
сотрудникам был нужен Харт для телефонной кампании по сбору
средств для погашения долгов, оставшихся после 1984 года, сам он все
уикенды проводил с Броудхерстом, своим товарищем по развлечениям.
Встревоженные и злые агитаторы поделились своими горестями с ре¬
портерами, освещавшими кампанию Харта. «Других тем для разговора
просто не было, — вспоминал позднее Том Олифант из «Бостон гло-
уб». — Бывало, сидишь допоздна и разговариваешь с членом его штаба
или техническим работником его кампании и слышишь только жало¬
бы, что их подставили». Ирония судьбы, по мнению Олифанта, заклю¬
чается в том, что Джон Мак-Энвой, мозговой центр кампании, ставший
изгоем после того, как «Ньюсуик» процитировал его высказывание,
был одним из сравнительно немногих людей в окружении Харта, кото¬
рые были лично близки к кандидату.
В старые добрые времена люди вроде гневной демократки из Айо¬
вы, рассердившейся на Харта после слухов о посещении злачных мест,
отправились бы на партийный съезд и поддержали кандидата. Они
в итоге махнули бы рукой на пересуды и добились номинации Харта.
Однако они были бы в курсе историй, услушанных репортерами от со¬
трудников штаба кандидата во время долгих разговоров в баре. Почему
же избиратели, которым теперь предстояло отдать голос за выдвиже¬
ние кандидата, должны лишиться доступа к подобной информации?
Вот репортеры и попытались намекнуть на серьезность ситуации с по-
*
2Введение в руморологию. Глава g
мощью ссылок на «слухи о донжуанстве». Однако их раскритиковали за
распространение сведений, истинность которых они не могли дока¬
зать. Когда журналисты «Майами геральд» попытались добыть доказа¬
тельства, их изобразили как шпионов, прячущихся в кустах и пытаю¬
щихся заглянуть в замочную скважину.
2. Руморологический стандарт вероятных
ПРИЧИН
«Мы не можем не печатать слухи...»
Харт всегда утешал себя мыслью, что стал объектом пристрастного
внимания, поскольку своими новыми идеями представлял угрозу для
политического истеблишмента. В 1984 году, незадолго до того, как де¬
мократическая партия вместо него выдвинула в кандидаты Уолтера
Мондейла, Харт пожаловался на страницах «Вашингтон пост», что
только его личная жизнь находится в фокусе общественного внимания.
«Вы не найдете ни одной статьи, написанной в таком же духе, о Уолте¬
ре Мондейле», — горько посетовал он. Истинная причина заключалась,
конечно, в том, что никто и никогда не сплетничал о хронических
адюльтерах Мондейла.
Хендрик Херцберг без особого энтузиазма окрестил в «Нью рипаб-
лик» этот феномен «руморологическим стандартом вероятных при¬
чин». Слухи стали частью общественных институтов. Они перестали
быть просто изустным злословием или источником информации для
столичного политического бомонда. Они превратились в аморфный
стандарт, который, попадая в поле зрение репортеров, позволял им от¬
правляться на расследование приватной жизни политических кандида¬
тов. «На Донну Райс никто не обратил бы и малейшего внимания, если
бы слухи о донжуанстве Харта не были такими устойчивыми», — ут¬
верждал журнал «Пипл».
Как только Харт выбыл из предвыборной гонки, демократы, зани¬
мающие те или иные посты, взглянув на свои поредевшие ряды, при¬
шли к выводу, что лучшего кандидата, чем их собственный выдвиже¬
нец, все равно не найти. Одним из тех, на кого теперь возлагались на¬
дежды, был Ричард Селесте, сорокадевятилетний экс-директор «Кор¬
пуса мира», второй срок служивший на посту губернатора Огайо. Едва
Селесте на пресс-конференции в Коламбусе признался, что подумыва¬
ет о выдвижении своей кандидатуры, один репортер поднял руку и на¬
прямик спросил Селесте, не страдает ли губернатор тем, что известно
обществу как «проблемы типа хартовских». Селесте ответил отрица¬
тельно, а на следующий день выходящая в Кливленде газета «Плейн ди¬
лер» дала на первой полосе статью под шапкой: «ПОМОЩНИКИ ОЗА¬
БОЧЕНЫ ДОНЖУАНСТВОМ СЕЛЕСТЕ». По утверждению газеты, от¬
вет губернатора на вопрос о «проблемах типа хартовских» вызвал со¬
мнения в его «правдивости и искренности». Сославшись на неназван¬
ные источники, газета заявила, что Селесте, отец шестерых детей, «за
последнее десятилетие состоял в романтической связи по крайней ме¬
ре с тремя женщинами, кроме законной супруги».
В политических кругах Огайо предположения о том, что Селесте за
двадцать пять лет, прожитых с женой, не всегда хранил ей верность,
давно уже стали общественной молвой. На последних выборах его оп¬
понент не очень деликатно намекнул: «А вот мой моральный облик не
приходится защищать на всех углах...» Однако прямых сообщений
о сплетне пока не появлялось. Газета «Плейн дилер», поддержавшая
кандидатуру Селесте во время его борьбы за губернаторское кресло, за¬
явила, что к кандидатам в президенты следует применять иные стан¬
дарты. «Те, кто претендует на высший пост, должны быть образцом по¬
ведения для остальной части общества», — заявил издатель Том Вейл на
собрании сотрудников газет. Поэтому, продолжал Вейл, газеты, осве¬
щавшие связанные с президентом политические процессы, «не могут
не печатать слухи». Вейл сообщил также собратьям-издателям, что три
подруги Селесте — это еще минимальная цифра, поскольку их число мо¬
жет оказаться равным даже восьми.
В 1988 году слухи о «проблемах типа хартовских» ходили и о других
кандидатах в президенты. Героем одного из таких слухов стал препо¬
добный Джесси Джексон. Гофри Сперлинг из «Крисчен сайенс мони¬
тор», чьи официальные завтраки для политиков и прессы стали ва¬
шингтонской традицией, пожаловался, что, когда его гостем был Джек¬
сон, «пресса набрасывалась на него, как стая волков», на все лады по¬
вторяя вопрос о его супружеских изменах. Во время первичных выбо¬
ров несколько газет начали расследовать частную жизнь Джексона, хо¬
тя ни одна из них не смогла напечатать ничего, кроме туманных наме¬
ков на слухи о его любовных похождениях.
Это произошло, возможно, по той причине, что сам Джесси Джек¬
сон, в отличие от Гэри Харта, никогда не усердствовал, опровергая
сплетни. Его жена Джекки тоже ясно дала понять, кого считает винов¬
ным в будущем громком скандале. «Если мой муж и совершил измену,
пусть лучше мне о ней не рассказывает, а вы перестаньте заниматься
раскопками... Я не позволю вам разрушить мою семью», — предупреди¬
ла Джекки интервьюера из журнала «Лайф». Некоторые другие канди¬
даты посчитали, что СМИ мягко обращается с Джексоном, поскольку
он чернокожий, но истинная причина, вероятно, заключается в том,
к
246 ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 9
что почти все были убеждены, что у Джексона мало шансов на выдви¬
жение от демократической партии. Губернатор Массачусетса Майкл
Дукакис, добившийся выдвижения в кандидаты, был малопригоден
в качестве мишени донжуанских слухов. Однако про Дукакиса говори¬
ли, что он лечился у психиатров. Скандал начался по классическому
сценарию — с памфлетов, распространенных на партийном съезде, рас¬
сматривавшем вопрос о выдвижении кандидата. Автором памфлетов
был какой-то неуравновешенный человек и политический экстремист.
В случае с Дукакисом слухи о том, что он в прошлом страдал депресси¬
ей, распространяли последователи Линдона Ла-Руша Младшего, выдви¬
нувшего несколько политических теорий (в том числе версию о том,
что британская королева является частью всемирного заговора торгов¬
цев наркотиками). Сотрудники предвыборной кампании Буша подогре¬
вали пересуды, предлагая репортерам расследовать эти обвинения.
Консервативная «Вашингтон пост» вступила в дискуссию, опубликовав
сообщение о том, что «ходят слухи», а представитель печатного органа
Ла-Руша появился на пресс-конференции в Белом доме с предложени¬
ем обнародовать всю историю болезни Дукакиса. «Слушайте, я не соби¬
раюсь обижать инвалида», — заявил Рональд Рейган, объяснив позже
журналистам, что сказал это в шутку.
«Упорный слух, в подтверждение которого пока не появилось
никаких доказательств...»
В 1980-е годы выражение «тот факт, что ходят слухи» вошло в обычную
практику. Слух, который циркулировал годами, не будучи чем-то под¬
креплен и не став публикацией, приобретал самоценность только пото¬
му, что его часто повторяли. Например, много лет гулял слух о гомосек¬
суализме бывшего конгрессмена Джека Кемпа. Этот слух берет свое на¬
чало в 60-е годы, когда Кемп был профессиональным игроком «Буффа¬
ло Биллз», а в свободное время работал у тогдашнего губернатора Кали¬
форнии Рональда Рейгана. Во время первого срока президентства Рей¬
гана два его помощника были уволены по подозрению в гомосексуализ¬
ме. Когда Дрю Пирстон (как всегда, называющий все имена и по-преж¬
нему демонстрирующий гомофобию) напечатал в своей колонке замет¬
ку о, по его выражению, «шайке гомосексуалистов» в администрации
Рейгана, он упомянул и примкнувшего к шайке «спортсмена». Выясни¬
лось, что Кемп арендует домик на озере Тахо вместе с одним из уволен¬
ных помощников Рейгана.
На вопросы об этих слухах Кемп всегда отвечал, что он купил свою
часть домика, чтобы вложить деньги в недвижимость, и никогда там не
Институализация слухов (1980-1992) 247
был. Артур Ван Корт, нанятый штабом Рейгана для разоблачения геев
в администрации, заявил позднее, что Кемп находился у него на подо¬
зрении. Тем не менее слух оказался удивительно устойчивым, хотя при
публикации появлялся чаще всего в завуалированной форме. «Устойчи¬
вый слух о том, что один из кандидатов в президенты на выборах
1988 года имеет гомосексуальное прошлое, стал испытанием для непи¬
саного репортерского кодекса молчания», — говорилось в колонке ва¬
шингтонских новостей журнала «Эскуайр». Однако еще через несколь¬
ко месяцев «Ньюсуик» обратил внимание на интерес Кемпа к выдвиже¬
нию его кандидатуры в президенты и упомянул «упорный слух, в под¬
тверждение которого пока не появилось никаких доказательств, о том,
что Кемп является (или был в прошлом) гомосексуалистом». Затем
в 1986 году во время интервью, устроенного для Кемпа в его доме орга¬
низаторами телешоу Эн-Би-Си «Сегодня» при содействии помощников
кандидата, полагавших, что участие в популярной программе подни¬
мет его рейтинг среди рядовых избирателей, Конни Коллинз упомяну¬
ла старые слухи и попросила Кемпа «категорически» опровергнуть по¬
дозрения, что он когда-либо был замешан в гомосексуальных контак¬
тах. Кемп выполнил эту просьбу, но позднее ясно дал понять, что,
по его мнению, с вопросами о его половой жизни, заданными у него до¬
ма в присутствие его жены и детей, журналисты зашли слишком дале¬
ко. Его представитель обвинил Эн-Би-Си в «безответственном журна¬
лизме» и предупредил, что Кемп впредь будет давать отпор тем, кто
вздумает поднимать данный вопрос.
В постхартовский период подобные слухи в публикациях о Кемпе
упоминались как нечто само собой разумеющееся. В ходе борьбы за вы¬
движение от республиканской партии Кемп отправился в Калифорнию,
чтобы собрать средства для своей предвыборной кампании. «Лос-Анд¬
желес тайме» приветствовала его заметкой о том, что Кемп надеется ис¬
пользовать в интересах кампании свои былые связи в Калифорнии, ус¬
тановленные, кроме прочего, в период, когда он выступал защитником
в команде «Сан-Диего чарджерс». «Однако Кемп, в 1967 году работав¬
ший помощником губернатора Рональда Рейгана, предпочел бы, чтобы
избиратели позабыли один старый слух, связанный с его прошлым», —
добавляла газета и далее освежала память своих читателей.
Тем временем появился новый вариант слуха о донжуанстве Кемпа,
превративший его в, пожалуй, первого после Эдлая Стивенсона поли¬
тика, ставшего героем популярных сплетен о любовных связях с пред¬
ставителями обоих полов. Консультант Эд Роллинз поделился шутли¬
выми сомнениями, кого теперь «выстраивать для опознания и опро¬
вержения — пятнадцать стюардесс авиакомпаний или пятнадцать игро¬
ков футбольной команды».
248.
Введение в руморологию. Глава 9
«Теперь невозможно писать такие вещи, какие мы, бывало,
печатали в прошлом»
Консервативные колумнисты Роуленд Эванс и Роберт Новак объясня¬
ют одну из причин, по которой Кемп был загнан в тупик во время ин¬
тервью для «Тудей», которое брала у него Нэнси Коллинз, внештатни-
ца, специализировавшаяся на сплетнях о звездах шоу-бизнеса. «Учиты¬
вая профессиональную биографию Коллинз, помощники Кемпа ориен¬
тировали его на... интервью в легком варианте», — писали Эванс и Но¬
вак. — Это было странным решением, поскольку комментаторы обычно
жаловались на то, что материалы о личных пороках политиков пишут¬
ся в том же стиле, что и сенсации о кинозвездах. Во время ажиотажа во¬
круг Харта журнал «Тайм» выразил озабоченность тем, что «американ¬
цы теперь требуют таких откровенных подробностей о своих лидерах,
какие раньше приберегались лишь для описания любовных много¬
угольников Кларка Гэйбла или Элизабет Тейлор». В описываемый пери¬
од звезды индустрии развлечений по сути дела начали брать под кон¬
троль ту «интимную информацию», которая, по их мнению, может
стать достоянием публики. Ранее, после развала студийной системы,
кинозвезды, попавшие в свободное плавание, оказались брошенными
на произвол остроглазых авторов бульварных статеек и были сбиты
с толку изменениями в общественной морали, которые не давали воз¬
можности четко определить, какие из приватных тайн следует держать
подальше от газетных страниц. Однако в 1980-е годы рекламные супер¬
фирмы пришли на смену студиям в деле защиты репутации знаменито¬
стей. Рекламщики быстренько перекрыли кран авторам крутых очер¬
ков с претензией на художественность, которые были знаковыми для
70-х годов. «Теперь невозможно писать такие вещи, какие мы, бывало,
печатали в прошлом», — заявил Рекс Рид.
По примеру студий прошлого, специалисты по «паблик рилейшнз»
получили возможность удерживать сенсационных авторов на расстоя¬
нии от своих клиентов и затруднять публикацию «подходящих фото¬
графий». «Сейчас много знаменитостей, чьи фотографии на обложке
помогают быстрее продать номер, — объяснил ситуацию редактор од¬
ного из крупнейших журналов в стране в своем выступлении, посвя¬
щенном праву знаменитостей на анонимность. — Положение начало
меняться в конце 80-х годов. Знаменитости стали заранее интересо¬
ваться, кто именно будет брать у них интервью и какие вопросы будут
заданы. Их рекламные агенты настаивали на том, чтобы присутство¬
вать во время интервью, и весьма резко реагировали на любой, как они
его называли, «негативизм». По сравнению с защищенными кинозвез¬
дами, политики были похожи на детей, заблудившихся в лесу». Хотя
лишь горстка суперзнаменитостей имела возможность заставить лю¬
бой журнал играть по заранее установленным правилам, у нанятых ими
агентов по рекламе были десятки других, не столь знаменитых клиен¬
тов, чьи права они тоже хотели защищать. «Если вы подло проявили се¬
бя с мистером Икс, вы никогда не заполучите Игрека», объяснил ситу¬
ацию бывший редактор «Эскуайра» Эд Коснер.
К концу 1980-х годов мастера индустрии развлечений вернули себе
примерно тот статус, каким они обладали в 50-е годы. Разумеется, они
оставались уязвимы для разоблачительных уколов со стороны бульвар¬
ной прессы и вызывали раздражение у фотографов-папарацци, но со¬
лидные СМИ в целом воздерживались от спекуляций об интимных тай¬
нах звезд. Кинозвезды с «голубой» ориентацией в некоторых случаях
могли рассчитывать на сочувствие журналистов и в переговорах с авто¬
рами очерков добивались более деликатного освещения скользкой те¬
мы. (В 1997 году, когда «Эскуайр» нарушил неписаное правило и вынес
на обложку застенчивый намек на то, что актер Кевин Спейси — гомо¬
сексуалист, сотрудник рекламного агентства Уильяма Морриса выпус¬
тил пресс-релиз о том, что собирается посоветовать всем агентам сво¬
ей фирмы, чтобы те впредь «удерживали клиентов от интервью журна¬
лу «Эскуайр»...) Гораздо более опасную тему употребления наркотиков,
которые подрывают профессиональное мастерство актеров, в целом
старались просто не упоминать. «Может быть, это звучит наивно,
но кроме тех случаев, когда звезды сами ведут себя по-идиотски, люди
стремятся любить их и хоть как-то защитить» — заметила по этому по¬
воду Лайза Хителмэн, в прошлом агент по рекламе, а затем редактор
«Эскуайра».
Тем временем политики, приобретя все минусы, с которыми связан
статус знаменитости, остались вообще без плюсов. Подобно кинозвез¬
дам, политики, потеряв традиционную защиту обычая, который в про¬
шлом помогал им продвигаться по служебной лестнице, обратились за
помощью к агентам по рекламе и консультантам. Однако у политиков
не было брони популярности, прикрывшись которой можно добивать¬
ся от рекламщиков наиболее выгодного для себя освещения в СМИ.
Рассказы о политиках, вынесенные на обложку, не могли помочь журна¬
лам распродать тираж или повысить рейтинг издания. Никакой репор¬
тер не стал бы торговаться о том, какие вопросы следует задавать или
не задавать политику. Это было бы неэтично, и, что самое главное,
в этом не было необходимости. Майкл Джексон, обвиненный в растле¬
нии детей, во время телевизионного интервью встретил более благо¬
желательно е отношение со стороны репортеров, чем Гэри Харт, обви¬
ненный в том, что изменял жене.
250
i
Введение в руморологию. Глава g
3. Слухи в 1980-Е годы. Три истории
«Мое имя Рональд Рейган. А тебя как зовут?»
Рональд Рейган стал воплощением знаменитости и политика в одном
лице. Он регулярно цитировал анекдоты из старинных кинофильмов,
приводя их в качестве убедительного, по его мнению, доказательства
своей правоты по тому или иному вопросу. (Рассказ Рейгана о заключе¬
нии в концентрационный лагерь вместе с другими связистами, попав¬
шими в плен, заставил всплакнуть израильского премьер-министра Иц¬
хака Шамира, понятия не имевшего, что Рейган провел годы войны
в Голливуде. Сам Рейган, когда-то смотревший документальные филь¬
мы об освобождении узников из гитлеровских лагерей, в конце концов
уверовал в то, что находился в застенках...)
Еще раньше, во время президентской кампании 1980 года, Рональд
Рейган уже продемонстрировал классическое дежавю, когда с носталь¬
гическим умилением вспомнил кинохронику времен гражданской вой¬
ны в Испании. В этом киноролике морской десант промаршировал во
время объявленного прекращения огня по какому-то испанскому при¬
брежному городу, чтобы спасти застрявших там американских граж¬
дан. «Видя такое, невольно испытываешь душевное волнение и гор¬
дость», — сообщил Рейган интервьюеру, пояснив, что уже тогда Амери¬
ку так сильно уважали, что даже гражданская война была чудесным об¬
разом приостановлена, чтобы янки могли спокойно покинуть зону бое¬
вых действий.
Подобно героям войны, которых он играл в кинофильмах, Рейган-
политик разыгрывал ностальгическую карту воспоминаний о старых
деньках, старых обычаях и семейных ценностях, одновременно он был
первым президентом, разведшимся в прошлом с женой, и семьянином,
отнюдь не блестяще справившимся с отцовскими обязанностями. Мо¬
рин, дочь Рейгана от первого брака, заявила, что когда ей было девят¬
надцать лет, она обнаружила, что семилетней Пэтти Рейган никогда не
объяснили, что Морин — ее сводная сестра. «Мы до этого вопроса еще
не дошли», — «объяснил» ситуацию сам Рейган. Во время борьбы за
пост президента он самоустранился от попыток политических консуль¬
тантов скрыть существование его первой семьи вместе с Морин и ее
братом Майклом.
Однако, когда семидесятилетний Рейган стал новым президентом,
история о его отцовстве стала «преданьем старины глубокой».
При Рейгане не было сколько-нибудь серьезных слухов о сексуальной
жизни в Белом доме, хотя репортеры и штатные работники отметили,
что миссис Рейган в юном возрасте была по уши влюблена в певца Си-
натру (автор ее откровенной биографии Китти уверена, что между
Нэнси и Фрэнком был роман...). Образ жизни президента не давал мно¬
го пищи для пересудов. Он был предан своей жене, соблюдал дисципли¬
ну, был умерен в еде и питье, почти всегда демонстрировал бодрость
и благовоспитанность на людях и в приватной жизни. Какие бы недо¬
статки ни находили в его биографии (дружба с состоятельным и эфе¬
мерным бомондом, роскошный образ жизни, воспринимаемый как не¬
что само собой разумеющееся, даже проблемы со взрослыми уже деть¬
ми), Рейган всегда переводил стрелку на свою супругу.
На вашингтонской «фабрике слухов» активнее всего' шептались
о крайне легкомысленном отношении президента к своей команде,
об отсутствии реальной привязанности к членам своей администра¬
ции. В то время широко комментировался тот факт, что министра по
жилищному строительству Сэмюэла Пирса президент назвал «господи¬
ном мэром», причем сделал это на собрании глав городских админист¬
раций. («Как дела в вашем городе?» — заботливым тоном спросил он ми¬
нистра...) Вместе с тем ходили слухи, что Рейган читал карточки с го¬
товыми текстами, подготовленными его сотрудниками, озвучивая их
при светских контактах даже с теми людьми, которые считали его сво¬
им личным другом. Даже к своей собаке он не питал привязанности.
Однажды на рейгановском ранчо Стив Уайзмэн из «Нью-Йорк тайме»
указал хозяину на принадлежавшую семье колли и спросил президента,
как ее кличка. Рейган помолчал и в конце концов ответил: «Лэсси». По¬
зднее помощник президента сказал журналисту, что собаку зовут иначе.
Получается, что президент назвал колли первой кличкой, которая при¬
шла ему в голову.
Будущие биографы Рейгана, анализируя его поразительно слабую
память, могут расценить ее как один из ранних симптомов болезни
Альцгеймера, обнаруженной после того, как он оставил пост прези¬
дента. В действительности он всю жизнь плохо запоминал имена и ли¬
ца. (Сын Рейгана Майкл в своей автобиографии рассказал эпизод, ког¬
да отец приехал навестить его после окончания интерната. Когда
мальчик приблизился к нему, Рейган, протянув руку для приветствия,
произнес: «Я — Рональд Рейган. А тебя как зовут?..») Отсутствие чело¬
веческих связей между Рейганом и людьми из его ближайшего окруже¬
ния трудно объяснить простой забывчивостью. «Он редко интересо¬
вался, как идут дела у людей, исчезнувших из его поля зрения, даже ес¬
ли речь шла о его взрослых детях», — написала в биографии Рейгана
Лу Кэннон.
Это была одна из самых необычных тем для слухов о личных каче¬
ствах президента. В частной жизни Рейган был таким же сияющим
к
2^2 Введение в руморологию, Глава q
и обаятельным, как и тогда, выступал по телевидению. При этом он
полностью дистанцировался от людей. Мало того что он забывал име¬
на своих сотрудников, ему, кажется, безразличен был их личный вклад
в общее дело. Подобная отрешенность разочаровывала многих из его
ближайших сотрудников, которым начинало казаться, что если они
навсегда исчезнут из Белого дома, президент даже и бровью не пове¬
дет. Особенно во второй срок его президентства постоянно происхо¬
дили ссоры по пустякам, но Рейган не давал себе труда разобраться
в отношениях между своими ближайшими помощниками. В результате
он оказался первым президентом, ставшим героем весьма откровен¬
ных мемуаров, которые появились еще во времена, когда он был хозя¬
ином Белого дома.
Традиция, требовавшая, чтобы авторы рассказывали о закулисных
секретах только после смерти президента, осталась в далеком про¬
шлом. Однако до эпохи Рейгана высшие должностные лица из окруже¬
ния президента не бежали опрометью в издательство, чтобы поскорее
напечатать мемуары, пока президент все еще находится у власти. В пе¬
риод президентства Рейгана вышли десять книг разнообразных авто¬
ров — от Дональда Ригана, заведовавшего кадрами, до Александра Хей¬
га, государственного секретаря. Большинство мемуаров изображали
Рейгана симпатичным человеком, который просто не обращал внима¬
ние на то, что происходило вокруг него. Приводя подробности, пыта¬
ясь изобразить реальную жизнь за фасадом Белого дома, они порой да¬
вали волю затаенной злости, и тогда их писания походили на очерки
в старых номерах «Эскуайра», только без стилистических излишеств.
Именно из мемуаров высших рейгановских назначенцев публика впер¬
вые узнавала, что расписание поездок президента планировалось по¬
сле консультаций с личным астрологом Нэнси Рейган, что Рейганы ча¬
стенько заваливались спать в 6 часов вечера, что президент предпочи¬
тал читать комиксы вместо важнейших газетных публикаций и что он
с трудом мог поддержать разговор, в котором собеседники подают
«внесценарные реплики».
«Я и не подозревал, что у меня столько власти»
Во время Бейрутского кризиса, разразившегося летом 1982 года, изра¬
ильские самолеты интенсивно бомбили жилые кварталы в пригородах
ливанской столицы. СМИ ежедневно сообщали о человеческих жерт¬
вах в результате воздушных налетов, счет потерь среди мирного насе¬
ления шел на многие сотни. Страшные телевизионные кадры и фото¬
графии в газетах не только разоблачали порочный курс Бегина, но ко¬
Институализация слухов (1980-1992) 253
свенным образом подрывали репутацию США. Заместитель админист¬
ративного отдела в Белом доме Майкл Дивер решил проявить гумани¬
тарную инициативу. Хотя Дивер не имел ни опыта, ни возможностей
решать внешнеполитические вопросы, он понял, что чаша его терпе¬
ния переполнилась и после очередной кровавой бомбардировки отпра¬
вился прямо к шефу.
— Я больше не могу оставаться на этой работе, — выпалил Дивер,
явившись в Овальный кабинет.
— О чем ты говоришь? — удивился Рейган.
— Я больше не хочу иметь ничего общего с этим... Вы здесь сидите,
слушаете всяких парней и не понимаете, о чем они вам докладывают...
Ведь это вы позволяете Бегину каждый день бомбить Бейрут — а он
бомбит город вашими бомбами. В результате появляются раненые де¬
ти с оторванными руками. (Дивер имел в виду ужасную фотографию
ливанского младенца, по самые плечи обмотанного окровавленными
бинтами.)
— И как же я могу положить этому конец?
— Поднимите трубку, — подсказал Дивер, — и позвоните Менахему
Бегину.
Рейган тотчас выполнил эмоциональную просьбу своего подчинен¬
ного и связался с Израилем. Через двадцать минут из Тель-Авива пере¬
звонил премьер-министр Бегин и доложил президенту, что только что
введено полное прекращение огня. Положив трубку на аппарат, прези¬
дент США сказал Диверу:
— Ну вот и покончили с этим делом... Черт возьми, я и не подозре¬
вал, что у меня столько власти!..
Этот поразительный эпизод произошел, когда Рейган уже два с по¬
ловиной года исполнял обязанности президента сверхдержавы.
Еще в 1980 году во время предвыборной кампании Рональд Рейган
поразил многих неожиданным заявлением, что деревья тоже могут...
загрязнять окружающую среду. Позднее копилка его «ляпов» постоян¬
но пополнялась и требовала от помощников президента немалых уси¬
лий и даже чудес находчивости. Во время латиноамериканского турне
Рейган потряс хозяев, подняв тост за процветание Бразилии, хотя
в этот момент гостил в Боливии. Представитель президента, извинив¬
шись за неточность, объяснил, что президент немножко перепутал, по¬
тому что Бразилия — следующая страна, которую он должен посетить.
На самом деле следующую остановку Рейган сделал в... Колумбии. -
Являясь на очередную пресс-конференцию, Рейган с улыбкой махал
рукой кому-то в зале и приветствовал то «Пита из «Ассошиайтед
пресс», то «Джеймса из Нью-Йорк тайме». Журналисты недоуменно пе¬
реглядывались, поскольку никто из их присутствующих в зале коллег
i
2^^ Введение в руморологию. Глава q
не носил таких имен. Развивая свою любимую идею стратегической
оборонной инициативы, получившую ироническое название «про¬
грамма звездных войн», Рейган как-то потряс многих заявлением, что
взлетевшую ракету с ядерной боеголовкой можно не только остано¬
вить в полете, но даже вернуть в шахту, из которой она стартовала...
Выучив наизусть для переговоров с Горбачевым русскую поговорку
«Доверяй, но проверяй», Рейган много раз допускал чисто фрейдист¬
скую оговорку, произнося «Третья мировая война» там, где в тексте его
доклада было написано «третий мир».
Появившаяся под занавес рейгановского правления карикатура
«Старик и море» весьма точно выразила положение президента, пере¬
жившего два пика популярности в 1980 и 1984 году. На этой карикату¬
ре по мотивам знаменитой повести Хемингуэя седовласый рыбак с ли¬
цом Рейгана устало тащил по берегу остатки громадной рыбины, об¬
глоданной акулами. На голове этой рыбины была надпись: «Рейтинг
популярности».
Самый старый президент в истории США в начале своего первого
срока буквально рвался на саммит с Брежневым, чтобы весь мир мог
убедиться в динамизме американского лидера и маразме советского ру¬
ководителя. С течением времени Рейгану все труднее было держаться
неунывающим бодрячком. Первая его операция (удаление полипов
в прямой кишке) была подана как большое шоу в духе «холодной вой¬
ны» с нагнетанием страстей по поводу того, воспользуются ли прокля¬
тые Советы этим случаем, чтобы нанести ракетно-ядерный удар по
США. Передавая вице-президенту чемоданчик с ядерной кнопкой
и полномочия, Рейган воспользовался случаем и произнес так, чтобы
журналисты могли услышать: «Ну вот, я вручил вам все, кроме моей
Нэнси...» Вторая операция (на предстательной железе), напротив, про¬
шла без особой рекламы и пиара. Когда жена президента вошла в его
палату во главе толпы журналистов и фотографов, ей сразу бросился
в глаза непорядок. Подскочив к кровати, она одеялом прикрыла обна¬
женные колени Рональда и положила ему на живот кипу бумаг, чтобы
народ мог, глядя на фотографию, увидеть, что президент работает даже
после сложной хирургической операции. В действительности к этому
времени сам Рейган открыто признавал, что работоспособность его
снизилась и он может проводить за письменным столом не более одно-
го-двух часов ежедневно. Эд Роллинз, сотрудник Рейгана в течение пя¬
ти лет, высказался еще категоричнее: «На его столе было все что угод¬
но, но только не работа».
Уволенные в отставку сотрудники Рейгана нарисовали довольно гру¬
стный портрет своего бывшего босса. Упоминавшийся уже Майкл Ди¬
вер честно отметил, что с Рейганом приятно общаться в нерабочей об-
I
Институализация слухов (1980-1992) 2^5
становке, но он слишком часто ведет себя «словно одурманенный».
Ларри Спике, ведавший связями с общественностью, признался, что
в полемике с Горбачевым часто подбрасывал советскому лидеру свои
собственные аргументы, выдавая их за доводы Рейгана. Мемуаристы
отмечали, что порой Рейган просто оставлял без внимания поступив¬
шие к нему важные документы, проекты, сообщения и делал это от¬
нюдь не для того, чтобы выиграть время, а по причине своего рода
многодневного ступора. Когда в отношениях с СССР наметился сдвиг
к взаимопониманию, Рейган как бы «забыл» свои ястребиные призы¬
вы, программы и сомнительные шутки («Я только что нажатием кноп¬
ки уничтожил Советский Союз!»). Приехав в Москву и прогуливаясь со
счастливой улыбкой на устах по Красной площади, Рейган просто от¬
махнулся от репортера, который попытался напомнить ему знамени¬
тые проклятия в адрес «империи зла»: «Вы говорите про совсем другое
время, другую эру...»
«Тефлоновый президент», или «Великий коммуникатор»
Человек, долгое время олицетворявший американский миф на киноэк¬
ране, а потом на подмостках Белого дома, в конце концов подвергся бо¬
лезненной демифологизации. Сохранив какие-то остатки народных
симпатий, Рейган уже не рассматривался американцами как стопро¬
центный, полноценный, настоящий президент.
«Великий коммуникатор» оказался не способен общаться даже с са¬
мыми близкими своими сотрудниками. Поскольку Рейган не делился
с помощниками своими мыслями, те могли по собственному усмотре¬
нию интерпретировать исходящие от президента двусмысленные сиг¬
налы и вялые флюиды. На публике и перед телекамерами он все еще де¬
монстрировал временами былой магнетизм и даже способность удачно
импровизировать, но те, кто работал на него, начали все явственнее
ощущать «деревянный стиль» и полное отчуждение. За кулисами боль¬
шой политики сороковой президент проявлял такую калейдоскопичес¬
кую изменчивость, что Дональд Риган перед своим увольнением капи¬
тулировал: «Пусть Рейган остается Рейганом». Предоставленный само¬
му себе геронтократ быстро спускался по «лестнице, ведущей вниз».
Дружелюбный и оживленный в часы досуга, Рейган на рабочем мес¬
те демонстрировал плохую осведомленность о текущих делах, апатию,
быструю утомляемость, упрямство, пассивность. Такие положительные
качества, как сентиментальная доверчивость и желание позаботиться
о ближних, попавших в беду, все больше контрастировали с повадками
капризного монарха, чувствующего, что его время быстро истекает.
Трансформировалось и его религиозное чувство. Президент то таинст¬
венно намекал, что Бог имеет в отношении его некий план, то с озабо¬
ченным видом сообщал интервьюеру, что все признаки конца света,
описанные в Библии, теперь налицо.
По мнению некоторых биографов, Рейган на посту президента су¬
мел сохранить свой моральный компас, но стрелка этого компаса кру¬
тилась так, словно Рейган попал в эпицентр магнитной бури. Граждане
полагали, что самым ценным качеством Рейгана, его сильной стороной
является способность до конца отстаивать свои убеждения. Да, рассуж¬
дали избиратели, президент может пойти на какие-то незначительные
уступки, когда речь идет о «периферийных» вопросах, но в главном он
никогда никому не уступит... После скандальных разоблачений поста¬
вок современного американского оружия Хомейни в обмен на залож¬
ников, после позорной сделки с никарагуанскими «контрас» вера
в нравственное здоровье президента и его непреклонность в принци¬
пиальных вопросах дала фундаментальную трещину. Интеллектуаль¬
ные же способности сорокового президента никогда не котировались
слишком высоко. Человек, восхищавшийся Эйзенхауэром и любивший
слышать от льстецов сравнения с Франклином Рузвельтом, оказался,
по мнению многих, карликовой или пародийной фигурой.
Политологи Джейн Мейер и Дойл Макманус в своей книге «Обвал»
подвели итоги двух президентских сроков Рональда Рейгана: «Падение
Рейгана вряд ли было бы таким стремительным, если бы он был прези¬
дентом обычного типа. Но ведь Рейган, в отличие от более традицион¬
ных политиков, так и не смог занести на свой счет многочисленные
и ощутимые достижения. Он не был ни искусным администратором,
ни мастером, владеющим секретами повседневной политики. Комму¬
никация, особенно общение с телезрителями — вот в чем его главное
дарование. Это был «риторический президент», способный в лучшем
случае объединить страну каким-нибудь общим зрелищем, сместив по¬
литический центр резко вправо. Однако афера «Иран-контрас» показа¬
ла, что его риторика совершенно оторвана от проводимой политики.
Таланты Рональда Рейгана слишком хорошо прикрывали его недостат¬
ки. Разоблачение Рейгана и стало его концом».
За умение вывернуться из передряги, остаться невредимым на рас¬
каленной сковороде оппоненты Рейгана присвоили ему кличку «Теф¬
лон», или «Тефлоновый президент». Трехмесячные слушания в кон¬
грессе показали, что Рейган не умел исполнять свои прямые обязанно¬
сти, обманывал страну, водил за нос законодателей, неоднократно на¬
рушал клятву, данную при вступлении в должность. Конгрессменам по¬
казалась «несимпатичной» идея отстранения Рейгана от власти с помо¬
щью импичмента в последний год его правления.
Институализация слухов (1980-1992)
-257
В американском политическом фольклоре осталась одна из самых лю¬
бимых шуток Рональда Рейгана: «Говорят, что от тяжелой работы еще ни¬
кто не умирал. Я это, конечно, понимаю, но просто не хочу рисковать...»
«Две тысячи пятьсот его ближайших друзей»
В 1987 году, когда лучшим кандидатам в президенты от демократичес¬
кой партии присвоили презрительную кличку «Семеро гномов», мэр
Сан-Антонио Генри Сиснерос находился в апогее своей карьеры. («Лос-
Анджелес тайме» с удовольствием отозвалась о нем как о политике «го¬
лубых кровей» и «человеке с удивительными перспективами»...) Это
был умный, симпатичный («Техас мэгэзин» находил в нем сходство со
знатным ацтеком), друживший с бизнесменами прогрессивный поли¬
тик, который прославился своим умением создавать коалиции. Когда
Сиснерос в третий раз трудился на посту мэра, о нем говорили как
о следующем техасском губернаторе или сенаторе, потенциальном ви¬
це-президенте или, в будущем, главном должностном лице страны.
В том же году, но чуть ранее, пока жена Сиснероса Мэри-Элис была
прикована к постели в результате беременности с осложнениями, сам
он завел роман с Линдой Медлар, супругой местного ювелира, которая
помогала Сиснеросу создавать денежный фонд и была его консультан¬
том. Хотя Сан-Антонио был девятым по величине городом Америки,
местным жителям не нужно было читать газеты, чтобы узнать про на¬
чавшийся любовный роман. Местные каналы распространения слухов
функционировали чрезвычайно эффективно. Линда Мэйтис О Кон-
нел, редактор одного из двух городских еженедельников и певчая мест¬
ного церковного хора, услышала от соседки вопрос о романе мэра. Ана¬
логичный вопрос был задан еще одному журналисту кассиршей бака¬
лейной лавки.
Политическая карьера Сиснероса частично строилась на имидже
крепкого семьянина. Мэр привозил к себе телевизионные команды,
чтобы показать, как идет перестройка дома или его украшение к Рож¬
деству. Горожане были в курсе тяжелой беременности миссис Сисне¬
рос, знали, что мэр мечтал о рождении сына (в добавление к двум доче¬
рям, которые у него уже были), сочувствовали маленькому Джону-Полу
Сиснеросу, родившемуся с пороком сердца. «Моя жизнь открыта для
людей на сто процентов», — заявил Сиснерос. Открытость была частью
его предвыборных обязательств, и она же гарантировала появление
молвы о супружеской измене мэра.
Сначала Сиснерос сам похвастался, а потом местные шутники под¬
твердили, что у него «две тысячи близких друзей», среди которых были
к
Введение в руморологию. Глава g
приятели-политики, газетные колумнисты и даже целые редакции пе¬
чатных изданий. Сиснерос признался им, что давно уже не ладит с же¬
ной и что обращение Мэри-Элис в религиозную фундаменталистку еще
больше расширило трещину в их супружеских отношениях. Он сказал,
что влюбился в Линду Медлар, но хотел бы защитить от неприятностей
своих детей, особенно маленького Джона-Пола, которому предстояла
опасная операция на сердце. Сиснерос планировал уйти из политики,
чтобы привести в порядок свои семейные дела вдали от ярких прожек¬
торов его местной славы. Роман с Линдой удивительно долго не попадал
на страницы газет, если учесть, что в то время две ежедневных газеты,
выходившие в Сан-Антонио, вели ожесточенную войну за увеличение
тиражей. Поведав о болезнях сына, Сиснерос изумил жителей штата за¬
явлением об отказе бороться за пост сенатора или губернатора, а потом
добавил, что избираться в мэры на следующий срок тоже не будет.
Двойной эффект от деклараций Сиснероса и от конфиденциальных
сообщений двух с половиной тысяч его наперсников породил взрыв
слухов, а местная пресса стала печатать намеки, которые становились
все прозрачнее. Наконец в октябре 1988 года Пол Томпсон, колумнист
выходящей в Сан-Антонио газеты «Ньюс-экспресс», обнародовал всю
неофициальную информацию, которую копил месяцами при содейст¬
вии хорошо осведомленных «инсайдеров». «Мэр Генри Сиснерос при¬
знался, что страстно влюблен в Линду Медлар, 39-летнюю сборщицу
местного политического фонда, и сообщил, что, возможно, женится на
ней после истечения его срока и возвращения к приватной жизни в ию¬
не следующего года», — оповещала читателей заметка на первой поло¬
се. Томпсон позднее заявил, что хотя Сиснерос не давал ему разреше¬
ние пользоваться конфиденциальными сведениями, «все вокруг об
этом только и судачили, и мы не хотели изолироваться от публики».
Сиснерос (провозгласивший 1987 год «Годом семьи в Сан-Антонио»)
вынужден был теперь выбирать между женой и любовницей, причем
в атмосфере, напоминавшей общенациональную дискуссию о выборе
портрета Элвиса Пресли для почтовой марки. Мать Сиснероса назвала
Линду «дурной женщиной» и ясно дала понять интервьюерам, что вы¬
ступает за сохранение семьи. Мэри-Элис отвела детей в церковь на мас¬
совую службу, во время которой священник попросил Бога подсказать
мэру правильное решение. Дядя Сиснероса сравнил брак с космическим
челноком: «У моего племянника был неисправный ускоритель, который
не создавал тягу. Но теперь наша космическая программа будет успешно
продолжена». Остальные горожане выражали свои мнения с помощью
телефонных звонков или писем. Шестнадцатилетний брак Линды Мед¬
лар распался, и она вернулась в свой родной город Лаббок, где экс-мэр
продолжал навещать ее. Однако только в 1991 году, когда Мэри-Элис по¬
Институализация слухов (1980-1992) окгь
4э У
дала на развод, Сиснерос наконец сделал окончательный выбор. Он...
бросил любовницу и воссоединился с законной супругой. «А ведь я пла¬
нировала прожить с ним всю жизнь. Я не догадывалась, что меня можно
бросить, как использованную вещь», — посетовала позднее Линда Мед-
лар. Она оказалась бы лучше подготовленной к удару, если бы Америка
активнее и дольше сплетничала про роман Кей Саммерсби.
В 1992 году Сиснерос попал в кабинет Билла Клинтона на долж¬
ность министра жилищного строительства и городского планирова¬
ния. Медлар подала на него в суд, потребовав в исковом заявлении вы¬
платить ей 256 ООО долларов, и продала развлекательной телепрограм¬
ме расшифровку своих телефонных разговоров с Сиснеросом. Из этих
магнитофонных записей было очевидно, что Сиснерос уже передал ей
более значительную сумму, нежели та, что была им названа в беседах
с сотрудниками ФБР перед назначением в правительство. Генеральный
прокурор Джэнет Рено сделала из этого вывод, что министр жилищно¬
го строительства и городского планирования лгал во время проверки
его биографических данных, и порекомендовала нанять независимого
прокурора для расследования этого дела. Сиснеросу пришлось туго во
время первого срока президентства Клинтона. Он решил конфликт
с Медлар с помощью полюбовного внесудебного соглашения и создал
себе солидную репутацию, управляя самым запущенным министерст¬
вом в федеральном правительстве. После выборов 1996 года он ушел
в отставку, заявив, что не может оставаться на общественном поприще,
имея на руках двух дочерей-студенток, хворого сына и судебные из¬
держки, которые вынужден был оплачивать для продолжения работы
независимого следователя (следствие тянулось и дальше уже после ухо¬
да Сиснероса в отставку).
«Это казалось настолько невероятным, что никто
и не волновался»
Член палаты представителей республиканец из Коннектикута Стю¬
арт Маккини скончался в 1987 году в возрасте пятидесяти шести лет.
Он стал первым конгрессменом, у которого обнаружили СПИД. «Исто¬
рию эту нельзя отнести к разряду слухов, — заявил по этому поводу кон¬
грессмен из Массачусетса Барни Фрэнк, не скрывающий своей принад¬
лежности к геям. — Я знал людей, которые упоминали про болезнь Мак¬
кини, но никогда не говорил с ним самим на эту тему».
У Маккини была семья и шесть душ детей. Даже в атмосфере 1980-х
годов этот статус страховал его от сплетен так же надежно, как было во
времена до начала Гражданской войны в США. «Это казалось настоль-
k
260 - ведение в руморологию. Глава g
ко невероятным, что никто и не волновался, — сказал Джей Малсински,
один из помощников конгрессмена. — Меня никто ни разу не спросил,
являлся ли он геем. Сам Малсински подозревал босса в гомосексуаль¬
ных связях, но никогда не обсуждал с ним щепетильную тему. «Он сам
делал такие намеки, которые давали мне представление о его ориента¬
ции, — сообщил Малсински. — Однако я сомневаюсь, что он когда-либо
пошел на откровенный разговор со мной или с кем-нибудь еще. Думаю,
это происходило по причине общего отношения к гомосексуалистам
в то время. Он просто боялся разочаровать людей». И после того, как
у Маккини появились признаки СПИДа, стиль его поведения не изме¬
нился. «Он ни разу мне ничего не объяснил, но из его поступков и реп¬
лик становилось ясно, что, собственно, происходит», — сообщил Мал¬
сински. В родном городе Маккини люди знали, что у него проблемы со
здоровьем, но связывали их с застарелой болезнью сердца. Когда у кон¬
грессмена появились повреждения на коже, его помощники утвержда¬
ли, что это псориаз. Слово «СПИД» прозвучало, когда до смерти оста¬
вались считанные месяцы.
Маккини, представлял коннектикутское Золотое побережье, при¬
мыкающее к пригородам Нью-Йорка. Он занимался проблемами, кото¬
рые обычно мало интересуют республиканцев, и в том числе безработ¬
ными, кризисом в больших городах и судьбой незаконнорожденных де¬
тей американских военнослужащих, во Вьетнаме. В марте 1987 года, бу¬
дучи уже больным, Маккини присоединился к демонстрации протеста
и к другим конгрессменам, которые холодной ночью грелись у вентиля¬
ционных решеток на Капитолийском холме, привлекая внимание об¬
щественности к страданиям бездомных. «После той ночи здоровье его
окончательно пошатнулось», — сообщил позднее пресс-секретарь кон¬
грессмена. Когда Маккини умер, его лечащий врач Сесар Касерес, под¬
твердив, что причиной смерти стал СПИД, завил, что его пациент сам
попросил обнародовать этот факт. Впрочем, доктор Касерес утверж¬
дал, что его пациент был инфицирован в результате переливания кро¬
ви во время операции по шунтированию сердца, проведенной в 1979
году. Из более конкретных ответов на вопросы стало очевидно, что Ка¬
серес просто исключил гомосексуализм и, выдвигая версию, обратился
к следующей наиболее вероятной причине заболевания. В сообщении
о смерти Маккини «Вашингтон пост» прямо написала, что «осведом¬
ленные источники на Капитолийском холме и в гомосексуальных кру¬
гах сообщают, что у Маккини были гомосексуальные связи».
Никто из членов семьи Маккини никогда не комментировал его сек¬
суальную жизнь. Вдова конгрессмена Люси сделала заявление, призвав
друзей покойного «помочь найти средство для лечения этой болезни
независимо от того, как люди ею заболевают». Она помогла создать
в память мужа благотворительный фонд для бездомных пациентов,
страдающих СПИДом. В те же дни коннектикутский сенатор Кристо¬
фер Додд гневно заметил, что из-за публикации в «Вашингтон пост»
Маккини теперь будут помнить в связи с его сексуальной ориентацией.
Додд в конечном итоге оказался не прав. «Я уже десять лет работаю
в конгрессе и за исключением редчайших случаев слышу одни только
отклики на его работу», — говорит член палаты представителей Крис¬
тофер Шейз, сменивший на своем посту Маккини.
4. Новая мутация слухов об алкоголиках
«Он говорил о вине тем же тоном, каким говорят
о газированной воде!»
Когда отшумела избирательная кампания 1988 года и Джордж Буш стал
президентом, его первый же назначенец в кабинете министров (быв¬
ший техасский сенатор Джон Тауэр) пал жертвой смятения в умах отно¬
сительно того, какую роль должны играть слухи и где кончается право
политика на приватную жизнь. Буш выбрал шестидесятилетнего Тауэра
на должность министра обороны. О Тауэре поговаривали, что он пьет,
гуляет и любит щипать женщин за заднее место независимо от размеров
этой части тела. Ретроспективный анализ показывает, что часть этих
слухов оказалась чистейшей правдой, но в остальном они были продук¬
том вечно меняющегося отношения общества к спиртному.
Тауэр, погибший в авиакатастрофе в 1991 году, был порождением
послевоенной питейной культуры и той эпохи, когда трезвенники вы¬
зывали подозрения у нормальных граждан, образ бизнесмена связывал¬
ся с двумя неизменными мартини, принимаемыми за ланчем, а коктей¬
ли в богатых пригородах затягивались до позднего вечера. Однако к то¬
му времени, когда в 1989 году Тауэр выдвинул свою кандидатуру в сенат,
страну снова качнуло в противоположном направлении. На деловых
ланчах у ведущих бизнесменов гостям подавали модную минералку,
а употребление мартини могло послужить поводом к срыву выгодного
контракта. Тот, кто за ужином каждый вечер выпивал бокал вина, в сре¬
де молодых бизнесменов получал довольно стойкую репутацию алкого¬
лика. Два бокала вина за ужином в некоторых кругах считались тревож¬
ным симптомом, требующим экстренной медицинской помощи.
Тауэр был завсегдатаем пьянок и в 70-е годы, причем, судя по мно¬
гим отзывам, временами устраивал небезвредные для него загулы. Пре¬
тендент на министерский пост, не склонный по своей природе к испо¬
ведям, вынужден был признаться, что его вторая жена как-то постави-
i
262 ВЕДЕНИЕ в руморологию. Глава g
л а его перед выбором «или я, или Джонни Уокер-Блэк» и что, «вняв го¬
лосу разума», он исключил из рациона скотч и виски. Еще он покаялся,
что изменял своей первой жене Лу с женщиной, ставшей затем его вто¬
рой супругой. Однако за пределами этой исповеди, утверждал Тауэр,
все обвинения в волокитстве за женщинами и алкоголизме являются
чистейшей ложью.
Существовало множество разнообразных причин, по которым те
или иные сенаторы не хотели утверждать Тауэра в должности минист¬
ра обороны. Некоторые республиканцы, находившиеся на правом по¬
литическом фланге, считали, что он занимает «слишком мягкую» пози¬
цию по оборонной программе «звездные войны». Реформаторы возра¬
жали против кандидатуры Тауэра, поскольку тот, уйдя из сената, рабо¬
тал консультантом компаний ВПК. Демократам согревала душу возмож¬
ность сместить одного из первых назначенцев президента Буша. Хотя
Тауэр прослужил в сенате двадцать четыре долгих года, банк его коллег
по законотворчеству не мог выделить ему большой кредит доверия.
Прибегнув к профессиональному эвфемизму, означающему в среде кон¬
грессменов крайнюю степень непопулярности, один из помощников
Тауэра заметил: «Дураки его страшно огорчили».
Во время долгого и тягостного разбирательства, в которое превра¬
тились слушания по вопросу о назначении Тауэра, никто не мог предъ¬
явить ему личные обвинения за пределами периода почти десятилет¬
ней давности, за который Тауэр и без того отчитался. Однако сплетня
уже жила своей собственной жизнью. «Наверное, в этом деле сработа¬
ла старая мудрость, гласящая, что дыма без огня не бывает. Дым, окру¬
жавший личную жизнь претендента, становился все плотнее», — вспо¬
минал Пол Уэйрич, председатель консервативного объединения «Коа¬
лиция во имя Америки». Уэйричу предстояло первым выступить на слу¬
шаниях по утверждению кандидатуры Тауэра со своими «личными све¬
дениями» о том, что председатель комитета по вооруженным силам
Сэм Нанн назвал «дефектами личного поведения». Уэйрич подтвердил,
что «на протяжении многих лет» встречался с Тауэром, когда тот «на¬
ходился в, так сказать, нетрезвом состоянии и в окружении женщин,
не связанных с ним узами брака». Уэйрич, сделав акцент на эти непри¬
глядные факты, целомудренно пояснил, что сам он «не посещает» раз¬
влекательных мероприятий в Вашингтоне. «Более того, я избегаю их,
поскольку они плохо влияют не семейную жизнь». Слушания затем про¬
ходили при закрытых дверях, чтобы Уэйрич мог спокойно сообщить
все подробности. В своей автобиографии Тауэр вспоминает показания
Уэйрича, утверждавшего, что он собственными глазами видел, как Тау¬
эр «наваливается» на какую-то женщину, но, припертый к стенке, при¬
знался, что Тауэр просто держал ее за руку. Если на закрытых заседани-
ях и делались более интересные сообщения, никаких утечек информа¬
ции в прессу не произошло, хотя процедура утверждения кандидатуры
Тауэра была связана с бесконечными утечками информации.
Среди тех, кто распространял истории о пьянстве Тауэра, была
и его вторая (тоже бывшая) жена Лилли. Техасские друзья считали,
что, бросив Лу ради Лилли, Тауэр совершил катастрофическую ошибку.
Назначенец Буша должен был согласиться с таким мнением, коль скоро
посвятил Лу Тауэр свою автобиографию. Среди доверенных лиц Лилли
была и Сэйра Мак-Клендон, эксцентричная особа, ветеран репортер¬
ского дела, которая писала материалы для своей собственной службы
новостей, штат которой состоял из нее самой. «Почему эта президент
не прислушивается к словам женщины, в течение десяти лет бывшей
женой Тауэра, которая свидетельствует, что он — не контролирующий
себя алкоголик?» — грозно вопрошала Мак-Клендон на брифинге в Бе¬
лом доме. Член палаты представителей Ларри Комбест, бывший по¬
мощник Тауэра, еще больше усугубил ситуацию, пытаясь убедить чле¬
нов комитета по вооруженным силам в том, насколько успешно осуще¬
ствлялось перевоспитание Тауэра. Комбест заверил председателя ко¬
митета Нанна, что сенатор Тауэр далеко ушел от тех времен, когда еже¬
дневно выпивал по бутылке шотландского виски. (Позднее еще один
бывший помощник Тауэра, успешно проходящий лечение от алкого¬
лизма, в своем выступлении принял на себя ответственность и сказал,
что это он, а не Тауэр, выпивал большую часть исчезнувших запасов
спиртного...)
В конце концов Тауэр начал кочевать с одной телевизионной пресс-
конференции на другую, везде сообщая статистику личного потребле¬
ния спиртного, подобно тому как делал Теодор Рузвельт на своем судеб¬
ном процессе о диффамации. В одной телепрограмме Тауэр сообщал,
что в течение уже многих лет он не пил ничего, кроме «вина, иногда не¬
много мартини, время от времени чуть-чуть водки с балыком, икрой
или чем-нибудь еще в этом роде». В другом телешоу он упомянул «шам¬
панское, иногда стакан шерри или портвейна, совсем редко мартини
или водку». Тауэр был, ясное дело, духовным братом того автора, кото¬
рый в 1908 году превозносил искусство «выпивки по-научному». Одна¬
ко его речи звучали в совершенно другую эпоху.
«Претендент говорит про вино, как про газированную воду!» — воз¬
мущался бывший астронавт Джон Гленн, выступая в сенате.
Тауэр в довершение ко всему попал под шквал своего рода институ¬
циональных слухов, подвергшись расследованию со стороны ФБР. До¬
клады о биографии президентского назначенца должны быть засекре¬
чены. В данном случае оснований для засекречивания было больше чем
достаточно, тем более что содержавшиеся в них сведения представляли
h
20^ Введение в руморологию. Глава д
собой сплетни, перенесенные на бумагу с грифом «секретно». Агенты
ФБР обычно начинают с того, что проверяют список знакомых канди¬
дата, представленный им же самим. Список используется для выбора со¬
беседников, хорошо знающих будущего министра, после чего их расска¬
зы записываются в ходе «интервью». Если собеседник говорит агенту
ФБР, что номинант пьет не просыхая, его слова попадают в доклад.
«Они никогда ничего не проверяют, — посетовал Мортон Холперин,
чья номинация на высшую должность в военном ведомстве была сорва¬
на сенаторами во времена Билла Клинтона (некоторые демократы усмо¬
трели в этом желание отомстить за пострадавшего республиканца Тауэ¬
ра). — Люди из ФБР говорят вам, что их дело только собрать информа¬
цию. Они беседуют с людьми. Что бы люди ни говорили, их слова запи¬
сываются, причем, как известно, с большими неточностями. Можете
сказать им, что этот тип шесть раз разводился, а трое из его жен умерли
при загадочных обстоятельствах, и ваши слова окажутся в досье вместе
с другими «интервью». Они даже не пытаются докопаться до истины.
Они просто собирают сплетни, причем делают это скверно». Тауэр
один раз услышал от агента ФБР заданный вполне серьезно вопрос: «Вы
когда-нибудь раздевались донага, чтобы сплясать на пианино?»
Благодоря стараниям доброхотов из обеих партий, капля за каплей
происходили утечки их рассказов о жизни кандидата, после чего репор¬
теры со всех ног бросались на поиски наверняка не существующих в при¬
роде женщин, которых Тауэр будто бы хватал за грудь десятью годами ра¬
нее. Вопрос об утверждении кандидатуры уже почти не обсуждался. Хо¬
тя пресса постоянно устанавливала, что никто не может привести ни од¬
ного конкретного примера того, как Тауэр в каком-то случае вел себя не¬
потребным образом, сенаторам казалось, что они точно знают правду
о Тауэре. С одной стороны, они не собирались копаться в биографии
бывшего коллеги, но одновременно не испытывали желания утверждать
его в должности министра обороны. Новоиспеченный сенатор Джозеф
Либерман из Коннектикута относился к колеблющемся законодателям,
чьи голоса должны были склонить чашу весов в ту или иную сторону. Он
вспоминает сегодня услышанные в частных беседах слухи о Тауэре, кото¬
рые часто напоминали анекдоты о «похождениях студентов. А ведь речь
шла о взрослом человеке, которому предложили пост министра оборо¬
ны». В конце концов Либерман проголосовал против кандидатуры Тауэ¬
ра. «Я подумал, что в этих байках слишком много намеков на неустойчи¬
вость психики в результате злоупотребления спиртным».
Предприняв ряд шагов, которые свидетельствовали скорее о панике,
чем об умении защитить себя, Тауэр распространил письмо своего врача,
свидетельствовавшего, что во время недавней операции по удалению по¬
липа в прямой кишке «не удалось обнаружить признаков алкогольной аб¬
I
Институализация слухов (1980-1992) 26^
стиненции». Тауэр опять отправился на телевидение, где заявил, что
в случае утверждения на министерском посту он обещает «впредь вооб¬
ще не употреблять каких-либо алкогольных напитков». (Репортер Сэм
Дональдсон при этом поинтересовался, не берет ли Тауэр также зарок не
встречаться больше с женщинами...) Подобно Гэри Харту, Тауэр то ли не
мог, то ли не хотел правильно реагировать на такие вопросы. Когда пред¬
седатель Нанн поинтересовался в начале слушаний, есть ли у Тауэра про¬
блемы с алкоголем, тот ответил: «Никак нет, сенатор. Я — человек дис¬
циплинированный». Если учесть всю эпопею Тауэра, такой ответ был
воспринят как чересчур оптимистическое заявление.
Тауэр, выросший в среде, в которой мужчины никогда не обсуждали
публично свои личные проблемы, вынужден был теперь объясняться
с людьми новой культуры, полагавшими, что предрасположенность
к злоупотреблению спиртным невозможно преодолеть с помощью од¬
ного лишь усилия воли. Во время проведения финальных дебатов пе¬
ред голосованием со счетом 53:47 не в пользу Тауэра сенатор Нанн не
стал утверждать, что у Тауэра в последние годы наблюдается тенденция
к неумеренным возлияниям. Нанн просто сказал, что нация не может
быть уверена, что Тауэр не возьмется вновь за старое. «Наш комитет
безрезультатно искал такой момент в жизни кандидата, когда он сам
признал существование этой проблемы и принял решительные меры
по ее ликвидации, — сказал Нанн. — Кандидат очень ясно дал понять,
что никогда не обращался за медицинской помощью, чтобы избавить¬
ся от своей проблемы со спиртным». Нация, логически заключил свое
выступление Нанн, не может доверять человеку, который бросил пить
сам, даже не пройдя хотя бы программу «Двенадцать шагов».
«Единственным способом заткнуть рты этим людям было играть по
их правилам, — вспоминал гораздо позже разочарованный помощник
Тауэра. — А их правила предписывали вам идти на все четыре стороны».
Глава i о
Руморологический
АРМАГЕДДОН
1. 1992 год. Незабываемый любовный роман
«Отрекся от нашей любви...»
ороду Литтл-Рок в Арканзасе не требуется помощь СМИ, чтобы
превратиться в местечко, изобилующее слухами. Отправляйтесь
в столицы других штатов, в такие центры, как Коламбус, Сакра¬
менто или Олбани, и попросите неполитизированных местных жите¬
лей рассказать вам про их губернатора. В ответ вы услышите анекдоты,
почерпнутые из телепрограмм и газетных публикаций. Марио Куомо
здорово выступал на баскетбольной площадке. Вопреки расхожей мол¬
ве, Рональд Рейган никогда не красил свою шевелюру. И так далее... Од¬
нако байки, которые рассказывают в городе Литтл-Рок про Билла
Клинтона, окрашены личностными тонами. «Моя дочь ходила в балет¬
ную школу вместе с Челси, — рассказала в день выборов 1992 года одна
преуспевающая местная матрона. — Хиллари — хорошая мать. И она так
похорошела после того, как начала как следует мыть голову».
«Я часто вижу их в супермаркете. Что бы он ни клал в тележку, она
тут же берет и ставит это обратно на полку, — сказал житель, только что
проголосовавший на участке, на котором несколькими часами ранее
побывал сам Клинтон.
Чтобы подчеркнуть свою близость к кандидату, чернокожий торго¬
вец пирогами с начинкой из батата (он же неистовый активист по про¬
звищу «Сладкий картофельный пирожник»), перегородил улицу своим
стареньким грузовиком. Это один из нескольких арканзасцев, мечтаю¬
щих стать для Клинтона тем, кем были для иных кандидатов преподоб¬
ный Болл или профессор Чэнселор. Козырной картой «Сладкого кар¬
тофельного пирожника» является обвинение в том, что Клинтон при¬
жил незаконнорожденного ребенка с чернокожей женщиной.
«Пироги он печет очень вкусные», — замечает дама, чья дочь вмес¬
те с Челси посещала летний класс. От дальнейшей дискуссии дама ук¬
лоняется.
В Литтл-Роке давно судачили, что Клинтон — «большой ходок по
женщинам». Один рассерженный работник администрации штата да¬
же подал в суд гражданский иск, приложив к нему список, якобы оби¬
женных Клинтоном подружек. Поговаривали, что Хиллари по крайней
мере один раз отплатила мужу той же монетой. Все жители знают, что
брат губернатора сидел в тюрьме за торговлю наркотиками, а мать
Клинтона, личность неординарная, несколько раз выходила замуж
и при этом дважды за мужчину, страдавшего алкоголизмом. Арканзас¬
ские истории про Билла и Хиллари во многом напоминают то, что
в Теннеси рассказывали про Эндрю и Рэйчел Джексонов, слухи, гуляв¬
шие по Огайо про генеалогическое древо Уоррена Гамильтона. Такого
рода предания существуют так долго, что аборигены их больше не по¬
вторяют, принимая как нечто само собой разумеющееся. Однако стоит
политику выйти на общенациональную арену, как древняя молва обре¬
тает второе дыхание. Страна воспринимает их как старый семейный
альбом, заинтересовавший постороннего человека, который свежим
глазом смотрит на потрепанные картинки. Так уже случалось с теми же
Джексоном и Гордоном. Под эту же ностальгическую моду попал Джим
Картер, к которому подверстали его замкнутого брата Билли. Анало¬
гичная история могла произойти и с губернатором Ричардом Селесте,
если бы кливлендская газета «Плейн дилер» не спасла от неприятнос¬
тей всю страну, а заодно и семейство Селесте.
Подобно Селесте, Билл Клинтон подумывал об участии в демокра¬
тических праймериз 1988 года после того, как рухнула кандидатура Гэ¬
ри Харта. Однако давняя советница Клинтона Бетси Райт заставила его
присесть за стол и проанализировать такую перспективу, которую Райт
позднее назвала ««вулканическими извержениями». Клинтон был од¬
ним из немногих политиков (по крайней мере в тот период своей карь¬
еры), которому повезло с консультантом, способным убедить кандида¬
та провести нелицеприятную дискуссию. В результате Клинтон отси¬
делся в 1988 году и стал ждать следующей благоприятной возможности.
Однако слухи о донжуанстве все еще бежали впереди президента, ста¬
новились все многочисленнее, конкретнее, привлекательнее для рас¬
следований, вошедших в практику предвыборных кампаний в постхар-
k
268 1 ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 10
товский период. Включившись в гонку 1992 года, Клинтон и его совет¬
ники решили, что кандидат должен пойти на врага с поднятым забра¬
лом, причем сделать это безотлагательно. Для «момента истины» был
выбран официальный завтрак с репортерами, устроенный Годфри
Сперлингом. На точно таком же мероприятии несколькими годами ра¬
нее гости, по грустному замечанию хозяина, набросились на Джесси
Джексона подобно «стае волков», сбежавшихся на запах адюльтера. Од¬
нако это был новый охотничий сезон и у гостей не было особого аппе¬
тита, чтобы обрушить «вопросы типа хартовских» на кандидата, кото¬
рый в принципе пока еще не определил свои конкретные планы. Когда
роковой вопрос был все же задан, Клинтон парировал его с помощью
«лично запатентованного» ответа. Он сказал, что, как и у всех супругов
с большим стажем, у них с Хиллари были в прошлом «отнюдь не идеаль¬
ные отношения». Однако теперь все в норме, «и мы собираемся про¬
жить вместе все тридцать или сорок лет независимо то того, стану я
или не стану президентом».
Такой ответ сработал более или менее неплохо. Поскольку Клинтон
не стал опровергать слухи (как это постарался сделать Харт), он не на¬
влек на свою голову новые вопросы. Клинтон (в отличие от Генри Сисне¬
роса, вирджинского сенатора Чака Робба и других бесчисленных и зло¬
получных кандидатов) не стал выдавать себя за идеального мужа и главу
образцовой американской семьи и тем самым снял неизбежное раздра¬
жение, которое избиратели и репортеры испытывают при малейшем на¬
меке на лицемерие. В отличие от Харта Клинтон не стал смущать своих
помощников легкомысленным отношением к возникшей проблеме.
Однако тот факт, что Клинтон придумал, как следует отвечать на
провокационные вопросы, не остановил распространение слухов.
В 1991 году слухи о сексуальной жизни губернатора Арканзаса облете¬
ли страну и раскручивались всякий раз, когда перспективные кандида¬
ты (сам Клинтон, сенатор Том Харкин, экс-губернатор Джерри Браун,
сенатор Боб Керри, экс-сенатор Пол Тсонгас) делали набеги в другие
штаты. «Он уже разделался с этими слухами о донжуанстве, — сообщил
один из членов нью-йоркского штаба Клинтона, когда колонна демо¬
кратических претендентов впервые вошла в город. — Все знают, что
у Клинтона были романы, и всем на них наплевать. Ну конечно, если
вдруг объявится тот чернокожий младенец, о котором все время спра¬
шивают репортеры, тогда мы завтра же разъедемся по домам». Черный
ребенок не объявился, если не считать чернокожего персонажа романа
«Первичные цвета», вышедшего в дни избирательной кампании. Зато
на авансцене появилась Дженнифер Флауэрз. Эта духовная сестра Эли¬
забет Рэй провела пресс-конференцию в нью-йоркском отеле «Уол-
дорф» 27 января 1992 года (аккурат накануне первичных выборов
I
mo
РУМОРОЛО! ИЧЕСКИЙ АРМАГЕДДОН 26Q
в Нью-Гэмпшире), чтобы раскрутить статью, напечатанную в «Стар»
(бульварном издании, сообщившем о двенадцатилетнем романе между
Клинтоном и Флауэрз). Флауэрз дала репортерам послушать записи
якобы интимных разговоров между нею и кандидатом в президенты.
Записи, которые Флауэрз затем попыталась продать и которые прокру¬
чивались по справочному телефону одним праворадикальным автором
теории о заговоре, давали слушателям возможность понять, что в отли¬
чие от Дона Ригла Билл Клинтон был не тем мужчиной, который за¬
ставляет женщину записывать интимные беседы, чтобы та потом могла
прослушивать их долгими ночами наедине с собой. Из самых нежных
обращений к Флауэрз Клинтон использовал теплое выражение «мой
друг». С ее стороны на этой исторической пленке звучали лишь беско¬
нечные жалобы на назойливость журналистов. Главный урок, который
слушатели могли извлечь из ответов Клинтона на каверзные вопросы,
это вывод о том, что существует замечательный по своему разнообра¬
зию набор вариантов тезиса «Отпирайся от всего!»
Имидж несчастной женщины, обманутой любовником-политиком,
претерпел существенные изменения со времен Маделины Поллард
и Марии Холпин. В прошлом женщина, покаявшись в любовной связи,
всегда говорила, что рассчитывала выйти замуж за героя своего рома¬
на. Самое большое, на что, по-видимому, претендовала теперь Флауэрз,
это возможность появиться с Клинтоном где-нибудь на людях. Однако
многое изменилось с тех пор, как Кэй Соммерсби, Джудит Кэмпбелл
и другие женщины, вступив в интимную связь с президентом, могли
рассчитывать на то, что их любовный опыт попадет в солидную книгу
с твердым переплетом. К 1922 году потенциальное вознаграждение за
огласку истории в духе Дженнифер Флауэрз было уже регламентирова¬
но. Разоблачительница могла получить несколько месяцев славы, гоно¬
рар на шестизначную сумму от газет типа «Нэшнл инкуайр» или
«Стар», контракт с фирмой, выпускающей джинсы «Ноу икскьюзиз»,
и еще, быть может, годовой контракт на выступления в третьесортных
ночных клубах или ресторанах. Вряд ли подобная перспектива могла
соблазнить женщину с честолюбием, прочной семьей и друзьями, кото¬
рых шокирует поднятый скандал.
Трудно определить реакцию электората на историю Дженнифер
Флауэрз, поскольку ее появление на сцене совпало по времени с разоб¬
лачением маневров, к которым прибегал молодой Клинтон, пытаясь
уклониться от службы во Вьетнаме. Последний скандал задел за живое
гораздо большее количество граждан. Вопрос о призыве на военную
службу не был слухом, поскольку основывался на фактически самооп-
равдательном письме, которое Клинтон собственноручно написал
в 1969 году, чтобы уклониться от зачисления в учебный корпус офице-
>
Введение в руморологию. Глава ю
ров запаса в период обучения в Арканзасском университете. Ретроспек¬
тивный анализ показывает, что заявление Флауэрз об адюльтере Клин¬
тона потрясло избирателей не так глубоко, как рассчитывали СМИ; по¬
бочные обвинения в лицемерии были нейтрализованы самим Клинто¬
ном, который тщательно к ним подготовился. Реальный вред был нане¬
сен скорее подробностями, о которых поведала Флауэрз (Клинтон яко¬
бы называл ее «Лялькой» и однажды занимался с нею сексом в туалет¬
ной комнате губернаторской резиденции). В долгосрочном плане те,
кто хотел посмеяться над Клинтоном, предпочли переключиться на
его проблемы с лишним весом и пристрастием к продуктам вроде гам¬
бургеров. (После того как ее муж обосновался в Белом доме, Хиллари
безуспешно пыталась опровергнуть этот слух про «фаст фуд».) Не ис¬
ключено, что в 90-е годы публику чревоугодие волновало куда больше,
чем прелюбодеяние.
Впрочем, когда Дженнифер Флауэрз впервые вышла на авансцену,
какое-то время казалось, что она может пустить под откос предвыбор¬
ный поезд Клинтона. На ее пресс-конференцию в Нью-Йорке слете¬
лись репортеры почти всех главных газет и телевизионных служб ново¬
стей. Однако это мероприятие не оказалось тем событием, которое
способно постоянно волновать людей, занимающихся политической
журналистикой. Флауэрз, казавшаяся одновременно напористой и вы¬
брошенной из привычной среды, прокрутила на магнитофоне свои за¬
ветные записи и сказала журналистам, что решила предать все дело ог¬
ласке, поскольку разозлилась на Клинтона, который «отрекся от нашей
любви». Объясняя более подробно свои мотивы, она сказала, что «девя¬
носто процентов моей души хотели верить, что он останется со мной,
но оставшиеся десять процентов предупреждали, что для него мои чув¬
ства не так важны, как возможность стать президентом Соединенных
Штатов». (Публикации в «Стар» показали, что наивысшим проявлени¬
ем личных симпатий со стороны Клинтона была совместная поездка на
автомобиле в закусочную, где они поели не выходя из машины. Разоб¬
лачения Флауэрз казались весьма убедительными, поскольку ясно де¬
монстрировали, что интерес Клинтона к женщине практически не вы¬
ходил за рамки секса...) Когда на пресс-конференции наступило время
вопросов и ответов, сотрудник диск-жокея Говарда Стпрна настойчиво
поинтересовался, пользовался ли Клинтон презервативом.
«Чем мы тут все занимаемся?» — риторически спросил тогда колум¬
нист Боб Герберт. Присутствующим стало очевидно, что следующая са¬
мопровозглашенная любовница должна подыскать какой-нибудь более
убедительный предлог для своей прилюдной исповеди, чтобы заманить
на еще одну пикантную пресс-конференцию цвет национальных СМИ.
Во время съезда демократической партии, проходившего в Нью-
Р У М О Р О Л О Г И Ч Е С К И Й АРМАГЕДДОН 2^1
Йорке летом того же года, объявилась еще одна самопровозглашенная
подруга Клинтона. Салли Миллер Пердью, пятидесятитрехлетняя быв¬
шая «Мисс Арканзас», заявила, что десятью годами ранее у нее был
трех- или четырехмесячный роман с Клинтоном. Пердью изложила
свою историю с более феминистическим уклоном. Женщина заявила,
что роман закончился, когда Клинтон перепугался, что Пердью соби¬
рается выставить свою кандидатуру от республиканской партии на вы¬
борах мэра в городе Пайн-Блафф, штат Арканзас. (Кстати, на тех выбо¬
рах за нее было подано 13% голосов...) Пердью появилась в телешоу
Салли Джесси Рафаэль перед агрессивно настроенной аудиторией, ко¬
торая упорно требовала объяснить, зачем Пердью разоблачает и себя,
и кандидата в президенты. Пердью вынуждена была признать, что зна¬
ла, что Клинтон женат, и что оба они относились к роману как к «про¬
стой встрече». Если в мире и существует такая вещь, как супружеская
измена без политических осложнений, Пердью удалось перенести ее
на собственном опыте. У нее не было даже возможности пожаловаться,
что Клинтон ценил их роман ниже, чем слушания в каком-нибудь под¬
комитете. (В отличие от конгрессмена Ригла, Клинтона действительно
волновали такие вещи, как заседания подкомитета...) Записав всю про¬
грамму, Рафаэль так и не дала ее в телеэфир.
К середине сезона демократических праймериз личная жизнь Клин¬
тона стала излюбленной темой правоконсервативных ток-шоу, но изби¬
ратели в своем большинстве, кажется, пришли к убеждению, что насы¬
тились информацией о том, чем занимается кандидат Клинтон за за¬
крытыми дверями. Сам Клинтон, посчитав, что его позиции достаточ¬
но крепки, появился в программе Фила Донахью, чтобы с телевизион¬
ного подиума дать отпор любым новым попыткам раздуть «дело Флау¬
эрз». Когда ведущий попытался заставить гостя подтвердить или опро¬
вергнуть, что тот занимался сексом с Флауэрз, Клинтон без труда повер¬
нул оружие против самого нападавшего. «Фил, пауза в нашем разговоре
может оказаться очень долгой. Я больше не собираюсь отвечать на лю¬
бые подобные вопросы, — сказал Клинтон. — Я уже отвечал на них до по¬
синения. Такие, как вы, несут ответственность за рост цинизма в стра¬
не, потому что вы не желаете говорить про реальные проблемы...»
Аудитория взорвалась аплодисментами.
Публика принимает очень близко к сердцу тот аспект супружеской
измены, который ассоциируется со страданиями преданной жены, вы¬
нужденной сидеть дома, пока супруг развлекается на стороне. Быть мо¬
жет, наедине с собой Хиллари Клинтон действительно переживала,
но на людях она проявила себя женщиной, умеющей постоять за себя.
В знаменитом интервью после трансляции матча за Суперкубок, высту¬
пив в программе «60 минут», Клинтоны проявили себя сплоченной ко-
к
2*j2 Введение в руморологию. Глава ю
мандой. Хиллари и ее муж объединились против чужаков, поставивших
под угрозу их брак. (Гэйл Шихи написала об этом эпизоде: «Ничего по¬
хожего на краткий и пристальный взгляд Нэнси Рейган. У Хиллари был
скорее вид крутого адвоката, бдительно следящего, чтобы были соблю¬
дены все права члена семейства...») Во время записи той передачи на
пол рухнуло что-то из осветительного оборудования, и Хиллари едва не
получила ранение головы. Присутствовавший в студии техник с восхи¬
щением услышал, как будущая Первая леди воскликнула при этом: «Ии¬
сус, Мария, Иосиф!» По словам техника, она в эту минуту «не только не
утратила самообладание, но и сделала комментарий, который не стыд¬
но дать в эфир».
«Сердечная дружба с вице-президентом»
К 1992 году республиканская и демократическая партии предприняли
титанические усилия, чтобы собрать все негативные факты и фактики
о своих противниках, не делая различий между их публичной и приват¬
ной жизнью. Каждая из противоборствующих сторон скопила такой ог¬
ромный арсенал дискредитирующей информации, что это напоминало
политическую версию ядерного противостояния в «холодной войне».
Никто не осмеливался первым нанести удар, опасаясь вызвать своего
рода армагеддон компромата. Джордж Буш никогда не вспоминал в вы¬
ступлениях про половую жизнь Клинтона или финансовые операции
компании «Уайтуотер», видимо, не желая получить взамен встречный
шквал возмездия. (Не исключено, что слабым местом Буша были слухи
об аферах одного из его сыновей с разорившейся колорадской фир¬
мой, занимавшейся денежными сбережениями и ссудами...)
Сотрудники соответствующих предвыборных штабов все же попы¬
тались устроить утечку пикантной информации, надеясь организовать
более или менее спонтанную руморологическую реакцию в СМИ. В би¬
ографии Клинтона «Президент, которого мы заслуживаем» ее автор
Мартин Уокер написал: «Среди лакомых кусков, плывших в то время по
столичной сточной канаве, попадались совсем уж смехотворные байки
про лесбиянские эксперименты Хиллари Клинтон; про то, что Клин¬
тон помогал скрывать от общественности использование частного
аэродрома в городе Мена, штат Арканзас, для контрабанды кокаина;
про то, что во время кампании 1980 года Джордж Буш ходил на свида¬
ния к одной нью-йоркской светской дамочке и пытался защитить дру¬
гую свою бывшую любовницу, когда американские таможенники задер¬
жали эту гражданку британского происхождения при попытке тайно
провезти через границу дорогие меховые изделия».
Р У М О Р О Л О Г И Ч Е С К И Й АРМАГЕДДОН 2^3
Сплетня о бывшей любовнице Джорджа Буша и контрабандных ме¬
хах имеет столь же почтенный возраст, как и слухи о том, что Кемп был
«голубым», а Мэйми — алкоголичкой. Эта сплетня гуляла по Вашингтону
более десяти лет. Подобно многим другим историям такого рода, слух
обычно пребывал в спячке, а публика воспринимала его как нечто само
собой разумеющееся. Однако с периодической частотой (особенно ког¬
да Буш становился кандидатом на какую-нибудь должность) он взрывал¬
ся, становясь эпицентром публичных спекуляций. Дженнифер Фицже-
ральд служила в государственном департаменте, занимая в 1992 году до¬
вольно незначительный пост заместителя начальника протокольного
отдела. Пока Буш делал карьеру правительственного чиновника, Фиц-
жеральд была его ближайшим помощником. Она управляла офисом Бу¬
ша, когда тот работал послом в Китае, вместе с ним перешла в ЦРУ,
а в первый срок его вице-президентства была его помощником по адми¬
нистративным вопросам и приглядывала за приемной. Когда ближай¬
шим сотрудником могущественного деятеля является незамужняя жен¬
щина, обычно всегда начинаются толки, носят ли отношения между ни¬
ми только профессиональный характер. (Если у могущественной дея¬
тельницы появляются помощники-мужчины, это также служит поводом
для захватывающих слухов...) Однако интенсивность слухов может ме¬
няться, часто прямо пропорционально решимости, с которой помощ¬
ница закрывает посторонним людям доступ к своему шефу. Кстати, Фиц-
жеральд была очень строгой привратницей Буша.
В 1981 году в столице бушевали слухи о том, что тогдашний вице-пре¬
зидент Буш получил легкое огнестрельное ранение, когда среди ночи
покидал дом Дженнифер Фицжеральд. Сенсация была такого масштаба,
что «Вашингтон пост» в конце концов вынуждена была напечатать ста¬
тью под заголовком «Анатомия одной сплетни», в которой исследовал¬
ся этот руморологический феномен. Газета, опустив часть сплетни, ка¬
савшуюся Фицжеральд, просто сообщила о слухе «про то, как в стрель¬
бе, устроенной на рассвете у одного жилого дома вблизи Капитолийско¬
го холма, пуля зацепила Джорджа Буша». Сплетня, писала газета, оказа¬
лась столь убедительной, что вице-президент потребовал, чтобы ФБР
устроило ему допрос, на котором он мог бы доказать беспочвенность
молвы. (Газетчикам «Пост» удалось установить первоисточник слуха —
вашингтонскую художницу, которая услышала (или подумала, что услы¬
шала) в указанный день, как полицейский рассказывает, что в Буша
стреляли. Художница передала новость подруге, а та в баре пересказа¬
ла сенсацию помощнику одного законодателя. Помощник поведал ис¬
торию своему товарищу по жилой комнате и еще одному другу, работав¬
шему на колумниста Джека Андерсона. На следующем руморологичес-
ком уровне с сенсацией познакомились несколько сотрудников «Пост»,
которые передали ее своему редактору, а тот послал репортера для про¬
верки слуха. Точно так же поступили десятки других газет, телестанций
и журналов. Вскоре осажденная со всех сторон художница была вынуж¬
дена съехать с квартиры, поскольку газетчики разбили на пороге дома
настоящий лагерь. Одна из соседок художницы в связи с этим очень
волновалась, что ажиотаж может снизить стоимость принадлежащего
ей недвижимого имущества...)
Слухи о Фицжеральд (без упоминания о перестрелке) регулярно
всплывали в ходе кампании 1988 года, в которой Буш победил Боба До-
ула в борьбе за выдвижение от Республиканской партии, а затем обо¬
гнал Майкла Дукакиса в гонке за президентское кресло. Заподозрив со¬
трудников Доула в распространении «утки» в ходе первичных выбо¬
ров, люди Буша решили нанести конкурентам упреждающий удар, под¬
бросив в рубрику сплетен «Перископ» журнала «Ньюсуик» информаш-
ку с цитатой из Джорджа Буша Младшего: «Ответ на вопрос вопросов —
НЕТ». К вящему неудовольствию Буша Старшего непосредственной ре¬
акцией на эту публикацию были газетные заголовки в других изданиях:
«СЫН БУША ОТРИЦАЕТ АДЮЛЬТЕР ОТЦА». Впрочем, разговоры
на эту тему вскоре утихли.
Все шло тихо вплоть до финальной стадии президентской кампании,
когда из небытия снова возникла сплетня про Дженнифер. Уолл-стрит,
делавшая ставку на победу республиканского кандидата, вдруг загудела от
слухов, утверждавших, что какой-то общеамериканский журнал или об¬
щенациональная газета собирается напечатать материал о супружеской
измене Буша. На рынке ценных бумаг произошел обвал. Поскольку слух
исчез так же, как появился, курс акций снова поднялся, поставив в тупик
финансовых обозревателей, вынужденных хоть как-то объяснить своим
читателям природу этого загадочного феномена. Однако уже на следую¬
щий день Донна Бразил, помощница Дукакиса, принесла новость в авто¬
бус прессы, сопровождавший ее в предвыборной кампании, и призвала
журналистов написать про сенсацию, чтобы вице-президент, по ее выра¬
жению, «тоже поежился». Инициатива Бразил частично оказалась ус¬
пешной (некоторые газетчики действительно рассказали, как она требо¬
вала обнародовать слух), но стоила ей рабочего места. «Всем нам Донна
нравилась, — вспоминал Адам Нагурни, ведущий теперь политическую
рубрику в «Нью-Йорк тайме», — но мы знали также, что некоторым ре¬
портерам доставляло удовольствие дразнить ее. Вот Донна и обмочи¬
лась. В общем и целом, это был изумительный инцидент».
После того как Буш победил на выборах, «Вашингтон пост» тиснула
заметку о том, что Фицжеральд, «верой и правдой служившая прези¬
денту Бушу в нескольких позициях», теперь, кажется, будет назначена
I
заместителем шефа протокольного отдела в государственном департа¬
менте. Потом все утихло вплоть до момента, когда сама Фицжеральд да¬
ла мелкий повод для публичного внимания. По своей профессиональ¬
ной выучке и привычке Фицжеральд, в ту пору работавшая на госдепар¬
тамент в Аргентине, попыталась уклониться от уплаты таможенной по¬
шлины за перевозимые ею меха. Джек Андерсон, использовав этот слу¬
чай на сто процентов, написал, что «несмотря на то, что некоторые ис¬
точники называют «природной угрюмостью», Фицжеральд пользова¬
лась весомым влиянием и сердечной дружбой с вице-президентом».
Существовало несколько причин, по которым сплетня про Фицже¬
ральд никак не увядала, даже после того, как ее перевели в Сибирский
подотдел протокольного отдела государственного департамента. Буш,
как и Джимми Картер, давал слишком мало поводов для интересных
слухов о его личной жизни, и потому публике за неимением лучшего
приходилось пользоваться скудным арсеналом. Кроме того, внешне
президент выглядел гораздо моложе своей супруги, а это всегда насто¬
раживает те слои общества, которые закомплексованы на проблеме
старения. Кроме того, в 1992 году сплетни о Фицжеральд будоражили
воображение своей исторической симметричностью: если у арканзас¬
ца Билла Клинтона была любовница-певица, одно время выступавшая
в ночном клубе и носившая имя Дженнифер, почему у моложавого кон¬
нектикутца Джорджа Буша не может быть романа с пожилой сотрудни¬
цей государственного департамента, которую тоже зовут Дженнифер?
«Не понимаю, отчего никто и никогда не говорит про подругу Джорд¬
жа Буша. У него ведь тоже есть своя Дженнифер», — рассуждала наслед¬
ница газетного концерна Энн Крис Чэмберс на чаепитии с Хиллари
Клинтон в Атланте. Хиллари тотчас подхватила услышанную за чашкой
чая реплику, вспомнив ее в интервью для журнала «Вэнити Фэйр» и за¬
явив, что Чэмберс «принялась в деталях описывать, ну, вы знаете, Буша
и его амурные похождения, о которых, кажется, знает уже весь Вашинг¬
тон». В отличие от большинства других людей, чьи высказывания из
приватной беседы попадают в публичные медиа, сама Чэмберс не пыта¬
лась протестовать, что ее неверно процитировали.
Слух о Фицжеральд представлял огромный интерес для команды
Клинтона, поскольку давал понять, что все политики, покидая родной
дом, гуляют на стороне, и, следовательно, единственное различие за¬
ключается в том, что одни открыто признают это, а другие лицемерят.
По гипотезе Хиллари, «истеблишмент» прикрывает Буша от нападок,
зато ее мужа поджаривает на решетке. «С этой Дженнифер они пере¬
шли в глухую оборону и точно так же защищают многих других лю¬
дей», — посетовала она журналистам «Вэнити фэйр». Заблуждение мис-
27б Введение в руморологию. Глава ю
сис Клинтон заключалось в том, что она копировала манеру Гэри Хар¬
та, который тоже предполагал, что пресса задает ему вопросы про дон¬
жуанство, поскольку боится его «новых идей». Многие издания сооб¬
щили читателям историю про Фицжеральд, хотя никто не привел хотя
бы один факт в ее подтверждение. Когда в ходе предвыборной кампа¬
нии произошел последний и самый мощный выброс публикаций
о Дженнифер, «Вашингтон пост» гадала, стоит или нет печатать замет¬
ку о том факте, что факты отсутствуют.
В ходе президентской гонки 1992 года соратники Клинтона обнару¬
жили то, что, по их мнению, пригвоздит слух к воротам Буша, исполь¬
зовав для этой цели книгу о лоббизме под названием «Силовая установ¬
ка». На одной из страниц этой книги в сноске приводились слова одно¬
го умершего к тому времени американского дипломата, который будто
бы поведал, что в 1984 году предоставлял в распоряжение Буша и Фиц¬
жеральд свой женевский гостевой домик, пока Барбара Буш совершала
поездку, рекламируя свою книгу. Эта сноска породила оживленные дис¬
куссии, каких, кажется, не было с того времени, когда Исаак Хилл в сво¬
ей собственной сноске сообщил, что Джон Куинси Адамс был сутене¬
ром русского царя. Однако большинство газет, в чьи редакции поступи¬
ли экземпляры книги, отказались воскрешать «дело Фицжеральд» на
основе единственной информации, исходившей от покойника. «Лучше
бы иметь дело с живым человеком», — посетовал Ричард Гудинг в «Нью-
Йорк пост», и сам же написал статью для первой полосы, снабдив ее за¬
головком «Роман Буша».
На очередной пресс-конференции Буша царила нервная атмосфе¬
ра, поскольку корреспонденты не знали, кто из них задаст тот самый
вопрос, стоит ли его вообще задавать и какая сцена в результате после¬
дует. Поскольку у микрофона находился не только президент, но и пре¬
мьер-министр Израиля Ицхак Рабин, представлялось еще более затруд¬
нительным поднимать вопрос об адюльтере. Наконец в атаку решила
броситься Мэри Тиллотсон из Си-Эн-Эн. Президент отреагировал так,
как все и ожидали. «Я не собираюсь отвечать на сальные вопросы вро¬
де того, что задает Си-Эн-Эн, — произнес Буш. — Я очень разочарован,
что вы адресуете мне подобный вопрос... Я возмущен... Не могу ничего
ответить, а просто укажу, что это — ложь». Компания Си-Эн-Эн, которая
вела репортаж с пресс-конференции в прямом эфире, в течение дня не¬
однократно повторила ответ Буша. Позднее в тот же день репортер Эн-
Би-Си Стоун Филлипс спросил у Буша, изменял ли тот когда-нибудь
своей жене, на что президент пригрозил прервать интервью. «Вы уве¬
ковечиваете грязь уже тем, что задаете такой вопрос, не говоря о том,
что находитесь в Овальном зале», — отчитал он репортера.
РУМ О РОЛ О Г ИЧ ЕС К И Й АРМАГЕДДОН
-277
2. Новая неделикатность
«Он был так похож на очаровательного мальчишку»
Билл Клинтон стал первым президентом «ТВ-эпохи». Он вырос, наблю¬
дая, как политики становятся знаменитостями, а его собственный
опыт показал, что аудитория любит политиков, которые не стесняют¬
ся показаться перед камерой «немного взлохмаченными». В 1988 году
первая попытка Клинтона привлечь к себе внимание страны закончи¬
лась катастрофой, поскольку его речь о выдвижении кандидатуры Май¬
кла Дукакиса тянулась так долго, что слушатели своим смехом почти со¬
гнали его с трибун. (Среди демократов потом родилась шутка о том,
что самый громкий взрыв аплодисментов раздался после слов Клинто¬
на «В заключение я хочу сказать...») Однако Клинтон спас свою репута¬
цию, выступив в шоу Джонни Карсона, где он не только сыграл на сак¬
софоне, но и отпустил острую шутку по поводу своей игры: «Это были
не лучшие минуты в моей жизни. Более того, это были худшие девяно¬
сто минут...» Его выступление на ТВ вызвало бурю восторгов. По сло¬
вам Си-Эн-Эн, он «быстрее всех завоевал симпатии» и привлек к себе
больше телезрителей, чем партийный съезд. «Он был так похож на оча¬
ровательного мальчишку. Уверен, что он покорил сердца многих лю¬
дей», — заметил по этому поводу телекритик Том Шэйлз.
О своем умении спасти положение с помощью нескольких удачных,
приправленных самоиронией фраз, произнесенных в эфире, Клинтон
напомнил вновь во время праймериз 1992 года, когда его плавное шест¬
вие к номинации от демократической партии начало давать сбои.
В Коннектикуте Клинтон проиграл на первичных выборах «невыбор¬
ному» Джерри Брауну. Выступая по нью-йоркскому ТВ, Клинтон произ¬
нес фатальное «Я курил, но не затягивался». Казалось, избирателей ох¬
ватил один из синдромов конца XX столетия — раскаяние покупателя,
который отшатывается, когда ему предлагают самый модный товар.
Первым в этом духе выступил журнал «Ньюсуик», отдавший предпочте¬
ние на праймериз Полу Тсонгасу, который к этому времени уже выбыл
из гонки.
Чтобы покорить капризных жителей Нью-Йорка, Клинтон обратил¬
ся к индустрии развлечений — Филу Донахью, к Чарли Роузу, которому
он не только дал интервью, но и выступил с имитацией Элвиса Пресли,
а самое важное, в радиопрограмме диск-жокея Дона Аймуса. В интер¬
вью, наделавшем много шума, Клинтон мягко пошутил насчет давней
истории с марихуаной и обезоружил нью-йоркцев, по традиции с подо¬
зрением относящихся к людям с южным акцентом, сообщив хозяину
278 _ ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА Ю
программы, что южное прозвище «Бабба» означает то же, что
и «меныи1». Этот лингвистический эксперимент произвел настоящий
фурор. Сам Аймус тотчас сказал слушателям, что у этого «хмурого хмы¬
ря» есть чувство юмора. Клинтон легко победил на праймериз в Нью-
Йорке, а заявление Аймуса, что это он обеспечил кандидату победу, бы¬
ло, разумеется, преувеличением, хотя практически все политические
комментаторы признали, что Аймус здорово помог претенденту. Клин¬
тон еще дважды появился на радиошоу во время своей кампании, а Ай¬
мус в конце концов открытым текстом сообщил слушателям, что соби¬
рается отдать свой голос за человека, которого он назвал «Толстячком».
Когда Клинтон вступил в должность, он, естественно, стал пионером
в борьбе с общепринятым мнением, что некоторые вещи про президента
на публике лучше не говорить. Готовность, с которой он ответил на фору¬
ме Эм-ТВ на вопрос, какое нижнее белье он предпочитает носить, стала
ошеломительным прорывом на тщательно охраняемую издревле терри¬
торию. Все это в совокупности привело к эффекту раскрепощения в обла¬
сти распространения политических слухов через СМИ. Если уж сам пре¬
зидент в прямом эфире обсуждает свое исподнее, ясно, что нет таких
сверхделикатных тем, о которых нельзя было бы спокойно говорить.
3. Новое непотребство
«Кто ее подруга ? Назовите мне ее имя!»
Колумнист Джимми Бреслин появился в телебеседе на Эн-Би-Си вместе
с Дэвидом Броком, автором критических книг, посвященных Хиллари
Клинтон и Аните Хилл. Брок, обращаясь к ведущему передачи, сообщил
о своем ощущении, что миссис Клинтон вредит слух о ее лесбиянстве.
«Кто ее подруга? Назовите мне ее имя!» — рявкнул Бреслин, который пред¬
ставлял поколение журналистов, считающих, что политика может быть
новостью, а слухи об интимной жизни политиков не стоят и упоминания.
Ответ Брока (в том смысле, что он только имеет в виду разговоры
с сексуальной жизни Первой леди) к середине 90-х годов можно было без
труда обосновать. Даже после того, как Билл Клинтон был избран на вто¬
рой срок, а материалы о его жене практически сошли на нет, беглый об¬
зор страниц Интернета с байками о политике, заговорах и знаменитос¬
тях позволял установить, что сообщения в сети о «лесбиянстве Хилла¬
1 В южных штатах прозвище «Бабба» используют, когда имеют дело с очень не¬
далеким человеком. На немецком языке и идише «меныи» — просто «человек».
I
fflfc.
w*
РуМОРОЛОГИЧЕСКИЙ АРМАГЕДДОН 2^9
ри» образуют скромный, но устойчивый поток. Были там и виртуальные
шутки: «Вопрос: Что будет, если скрестить дезертира и лесбиянку? От¬
вет: Челси Клинтон». Назывались имена партнерш Хиллари (актриса,
в прошлом игравшая главную роль в популярной телевизионной коме¬
дии; давняя подруга; член кабинета министров). Делались ссылки на из¬
вестных, но уволенных администраторов («Серьезный источник в служ¬
бе новостей рассказал мне...»). Выдвигались теории о заговорах («Суще¬
ствует ли сговор между ведущими радиопрограмм? Только Лидди прямо
намекнул на это... А другие ведущие ток-шоу получают деньги, чтобы по¬
малкивать на эту тему?»). Во время «беседы» на одном из политических
вебсайтов один участник заметил, что ему известно очень мало слухов
о половой жизни Первой леди. Его тотчас осадила бывалая участница,
предположившая, что предыдущий собеседник явно новичок в Интерне¬
те. Она напечатала следующее: «В 93-м и 94-м годах в Интернете попада¬
лись кучи сообщений о лесбиянстве Хиллари. Одна из самых длинных
публикаций называлась «У Хиллари толстые лодыжки»...
Мифы о лесбийской жизни Хиллари Клинтон были продуктом но¬
вой «культуры неделикатности», технологии коммуникаций с их прин¬
ципом вседозволенности и политической атмосферы, способствующей
появлению жанра чрезвычайно непотребных и субъективных коммен¬
тариев. Свою роль сыграл и Интернет, позволивший пользователям
рассуждать на самые возмутительные и навязчивые темы — от дискус¬
сий, страдал ли давно вышедший в тираж телеактер некрофилией и фе¬
тишизмом, до версий о том, что Первая леди, возможно, предпочитает
секс с женщинами. Однако тональность политбесед определялась веду¬
щими радиопередач, которые, упоминая лесбийские слухи, предпочи¬
тали пересуды о том, что миссис Клинтон состоит в любовной связи
с советником Белого дома Винсентом Фостером, причем Хиллари бы¬
ла как-то причастна к смерти Фостера. Бесконечные расследования,
подтверждающие, что Фостер совершил самоубийство, не могли заглу¬
шить истории, навязываемые сверхпопулярным радиокомментатором
Рашем Лимбо. Когда Лимбо информировал (причем неверно) слушате¬
лей о сообщении какого-то финансового бюллетеня про «убийство
Винса Фостера на квартире, принадлежащей Хиллари Клинтон», фи¬
нансовые рынки содрогнулись, а один рыночный аналитик компании
«Леман брозерз» сообщил журналу «Ньюсуик», что европейские поку¬
патели ценных бумаг были особенно встревожены тем, что «Хиллари
Клинтон замешана в убийстве. Им ненавистна эта идея».
Слухи об убийстве были чистейшей воды выдумками тех кругов пра¬
вой стороны политического спектра, в которых рождаются теории за¬
говоров. Однако в случае с двумя основными потоками слухов о личной
жизни Первой леди (о том, что она была лесбиянкой, и о том, что она
i
ggQ Введение в руморологию. Глава ю
была любовницей Фостера) наблюдалось больше спонтанности. Слухи
эти происходили из двух совершенно разных источников. Молва о мис¬
сис Клинтон и Фостере родилась в народе и передавалась шепотом по
Арканзасу задолго до того, как Билл Клинтон стал кандидатом в прези¬
денты. Фостер был юридическим партнером Хиллари и ее близким дру¬
гом во времена, когда Литтл-Рок гудел от слухов о внебрачной половой
активности губернатора Клинтона. Провинциальные знатоки полити¬
ческих тайн почти неизбежно должны были начать спекуляции о том,
что Хиллари могла обратиться к Фостеру за утешением, выходящим за
рамки чисто дружеских отношений. В написанной им биографии
Клинтона Мартин Уокер утверждает, что за неделю до самоубийства
«Фостер узнал о ходивших в прессе слухах о том, что консервативная
«Вашингтон тайме» дала задание группе репортеров проверить его
прошлое и изучить слухи про него и женщину, ставшую теперь Первой
леди». Редакция газеты опровергла слух о том, что проводит такое рас¬
следование. Доклады о смерти Фостера, обнародованные независимым
прокурором Кеннетом Старом, показывают, что депрессия и переутом¬
ление на работе были достаточно серьезными причинами, которые
могли привести к самоубийству.
Слух о лесбиянстве Хиллари имеет более солидную родословную.
Люди издревле сплетничали о политиках, а о влиятельных женщинах
всегда шептались, что они — лесбиянки, частенько прибавляя, что они
организуют лесбийские оргии. Аспазия, которая была женой древне¬
греческого стратега Перикла, едва не лишилась жизни из-за подобных
сплетен. Только ораторское искусство Перикла избавило ее от смерт¬
ного приговора, вынесенного афинянами. А вот Мария-Антуанетта, ко¬
торая никогда не произносила сакраментальное «Пусть они едят пи¬
рожные» и тем более не устраивала сексуальные игры со своими фрей¬
линами, поплатилась головой в буквальном смысле. Слухи о лесбий¬
ских оргиях, вероятно, гораздо меньше связаны с сексом, чем с древ¬
ним страхом перед тайнами, которые женщины знают о мужчинах, жи¬
вущих с ними под одной крышей. Воображение рисует нечто вроде ша¬
баша сплетниц, на котором извращенки собираются вместе, обменива¬
ются своими опасными тайнами и строят заговоры против беспомощ¬
ных мужчин.
«Он вышел из либерального клозета»
Злобность политических слухов в 1990-е годы была связана, кроме все¬
го прочего, с борьбой конгрессменов-республиканцев во главе с Нью-
том Джингричем за контроль над палатой представителей, где преобла¬
I
PУMОPОЛ О Г ИЧ EС К И Й АРМАГЕДДОН
.281
дали демократы. Консервативные силы проявили поразительную жес¬
токость в «войне слухов» со своими оппонентами. Те, кто был свидете¬
лем антивоенных выступлений в 60—70-е годы, удивлялись, насколько
левое крыло оказалось неспособным на адекватную подлость даже в тех
случаях, когда противник давал для этого повод. Республиканцы в свою
очередь были до предела ожесточены тем, что десятилетиями составля¬
ли меньшинство в конгрессе, возглавляемом демократами, которые иг¬
норировали все пожелания оппонентов и даже не давали им возможно¬
сти сражаться за принятие решений на законодательном поле.
Одной из главных жертв кампании слухов стал Томас Фоули, вете¬
ран конгресса из Спокана, штат Вашингтон. Он возглавлял.демократи-
ческое большинство в палате представителей, когда в 1989 году Джинг-
рич обрушился с безжалостными нападками на спикера палаты Джима
Райта за то, что тот получил баснословный гонорар за в общем-то
очень скучную и тщеславную книгу, проданную им одному издательству.
Фоули был следующим кандидатом в спикеры в случае низвержения
Райта, когда внезапно начали появляться намеки на гомосексуализм
Фоули. При этом делались ссылки на какого-то тележурналиста, в чьем
распоряжении оказалась видеозапись показаний некоего заключенно¬
го, который в тюрьме рассказал о половой жизни Фоули. Запись эту ни¬
кто никогда не смог увидеть, а слухи о том, что же конкретно поведал
заключенный, менялись почти ежечасно.
Журнал «Нью рипаблик» напечатал туманный материал о слухах про
«нарушение сексуальных приличий», являющееся единственной прегра¬
дой на пути Фоули к креслу спикера. Джоэл Коннелли, репортер из ва¬
шингтонского бюро газеты «Сиэттл ньюс-интеллидженсер», вернувшись
в родной штат, пересказал редактору скандальную историю. Редактор
предложил репортеру махнуть на сплетню рукой, но «на всякий пожар¬
ный быть постоянно в курсе дела». Кто-то из колумнистов газеты подслу¬
шал этот разговор и пересказал его содержание друзьям в столице шта¬
та, которые в свою очередь обсудили проблему со своими друзьями в ок¬
ружном комитете демократической партии. Сотрудники комитета, за¬
нервничав, сообщили своей местной председательнице: «Мы слышали,
что Фоули — «голубой»... Председательница в свою очередь набрала те¬
лефонный номер Джоэла Коннелли. Менее чем за сутки история Фоули
из столичных кругов перекочевала к своим провинциальным истокам.
Точный источник сплетни в Вашингтоне, округ Колумбия, и по сей
день покрыт загадочным туманом. Друзья Фоули подозревали, что сто¬
ронники Джима Райта могли запустить эту «утку», чтобы демократы не
рассчитывали, что без труда смогут найти замену занявшему круговую
оборону спикеру Райту. Однако именно республиканцы не давали скан¬
далу угаснуть, распространяли сплетню где могли и прибавляли новые
b
282 ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 10
вариации. «Мы слышали, что речь идет о растлении мальчиков», — ска¬
зала помощница Джингрича Кэрен Ван Броклин в беседе с Ларсом-Эри-
ком Нельсоном из нью-йоркской «Дейли ньюс». Один за другим репор¬
теры потянулись в офис Фоули, спрашивая у его сотрудников адрес лю-
бовника-зека, видеозапись или что-нибудь еще, о чем должна знать прес¬
са. «По выражению их глаз было видно, как они жаждут написать что-
нибудь об этой истории», — вспоминал потом один из бывших помощни¬
ков Фоули. — Все это было собачьей чушью. Фоули в глаза не видал ника¬
кого зека, страшно злился, но как можно опровергнуть такую ерунду?»
Национальный комитет республиканской партии на несколько деци¬
бел усилил ходившие по стране шепотки, разослав на места меморан¬
дум, в котором руководители местных отделений партии извещались,
что Фоули «вышел из либерального клозета», а статистика его голосова¬
ний в стенах конгресса сопоставима с тем, за что и как голосовал Барни
Фрэнк, демократ из Массачусетса, не скрывающий своей принадлежно¬
сти к «голубым». В качестве возмездия за такой вывод Фрэнк пообещал
постепенно обнародовать весь список известных ему гомосексуалистов
в рядах законодателей-республиканцев. Позднее Фрэнк сообщил: «Я не
собирался представлять доказательств, не намеривался говорить, на¬
сколько велик этот список, или приводить иные подробности. Не в мо¬
их интересах обсуждать такие вещи. Лучшая угроза — это когда время от
времени можешь ее достать, прицелиться и выстрелить».
Что мог поделать Фоули, сдержанный и мозговитый человек, кото¬
рому перевалило за шестьдесят? В этой ситуации он мог только кри¬
чать своим помощникам и близким людям: «Я двадцать один год со¬
стою в браке!» Его жена Хезер, помогавшая мужу сделать карьеру при¬
мерно так, как это делала Хиллари Клинтон, сидела, беспомощно об¬
хватив голову руками, и повторяла: «Видно, ничего не поделаешь...»
Однако по мере того, как 90-е годы шли своим чередом, становилось
очевидно, что слухи типа тех, что терзали Фоули, довольно быстро схо¬
дят на нет под напором общественности. Ларс-Эрик Нельсон написал
в своей газете, что именно сказала ему Кэрен Ван Броклин, заставив
Джингрича немедленно дезавуировать публикацию колумниста и при¬
нести Томасу Фоули извинения. СМИ, отвечая на меморандум нацио¬
нального комитета республиканцев с тезисом о «либеральном клозете»
и встав на сторону возмущенного Фоули, бросились в атаку. Партийные
боссы быстро сыграли отбой.
Однако, как это обычно бывает, раны жертвы слухов долго не зажи¬
вают, даже если политическая угроза осталась позади. Фоули стал спи¬
кером, но не забыл, как чувствует себя человек, чья половая жизнь об¬
суждается на публике. Когда он пришел к власти и узнал, что члены па¬
латы представителей погашают превышение кредита в своих банках за
I
tmj.
rm
P У M О P О Л О Г И Ч Е С К И Й АРМАГЕДДОН 28^
казенный счет, выдавая самим себе беспроцентные ссуды, он ограни¬
чился несколькими неуклюжими и временными шагами по прекраще¬
нию подобной практики. Банк конгресса находился под контролем од¬
ного из загадочных союзников Райта, а многие помощники Фоули все
еще подозревали, что именно Райт замешан в распространении спле¬
тен об их боссе. В 1992 году, когда грянул скандал с банком палаты пред¬
ставителей, источник, близкий к Фоули, по сообщению прессы, будто
бы сказал, что офис спикера не хочет ввязываться в драку, поскольку
это может привести к возобновлению слухов о «голубизне» Фоули.
Другие источники считали, что пассивность Фоули обусловлена его
административной некомпетентностью. Поэтому, когда спикера «про¬
катили» на выборах 1994 года, поражение Фоули было в меньшей сте¬
пени вызвано слухами о его интимной жизни и в большей степени —
его вполне реальными выступлениями против ограничения срока ис¬
полнения обязанностей, а также общим антибюрократическим духом
времени. Вместе с тем доминанта разговоров в политических кругах
сделала последние дни пребывания Фоули в должности спикера макси¬
мально мучительными. Во время злобной кампании за переизбрание
ведущий программы на радиостанции Спокана потребовал в прямом
эфире, чтобы спикер палаты представителей сказал избирателям, яв¬
ляется ли он гомосексуалистом. Фоули, привыкший к тому, что в род¬
ном штате его приветствуют как героя, признался друзьям, что день вы¬
хода в эфир этой радиопрограммы стал самым черным в его политиче¬
ской карьере.
4. Под ПРОВИНЦИАЛЬНЫМ УГЛОМ ЗРЕНИЯ
«Вопреки слухам, порочащим честь и достоинство...»
Летом 1995 года в политических кругах Нью-Йорка пронеслись слухи
о том, что в особняке «Грейси», официальной резиденции мэра Руди
Джулиани и его супруги Донны Хановер-Джулиани, происходит что-то
неладное. Видную роль в распускании этих слухов сыграла директор по
связям мэра с общественностью Кристин Латегано. (Коль скоро о по¬
мощницах могущественных деятелей всегда судят в зависимости от той
свирепости, с которой они охраняют входную дверь покоев шефа от
посторонних, для Латегано рано или поздно должен был наступить че¬
ред стать героиней сплетни...)
Сегодня специалисты по руморологии сходятся во мнении, что та¬
кие пересуды начались с заметки в «Нью-Йорк ньюсдей», сообщившей
в марте того года, что мэр помогал Латегано выбрать в магазине пла-
k
284 2. ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА 10
тье. Продавщица будто бы услышала, как мэр произносит неизменное
«О, какая красивая вещь!» независимо от того, какой наряд держала его
спутница в руках в эту минуту. Ведущий газетной колонки слухов вопро¬
шал: «Согласитесь, ведь это очень похоже на поведение вышколенного
супруга?»
Затем появилась публикация в «Нью-Йорк пост», чей автор проде¬
лывал с читателями все что угодно, разве только по головам их не коло¬
тил. «Похоже, наш мэр больше не носит золотое обручальное кольцо,
подаренное ему одиннадцать лет назад его женой Донной Хановер-
Джулиани...» — такими словами начиналась заметка. Особо подчерк¬
нув, что Джулиани очень долгое время носил это кольцо «на розоватом
пальце своей правой руки», автор статьи продолжал: «А теперь мы
вдруг узнаем, что загадочное прыгающее колечко просто-напросто со¬
скочило с руки мэра и скрылось в отверстии для стока воды в ванной,
причем бедняга Руди даже не обратил внимания на пропажу...»
В колонке сплетен газеты «Дейли ньюс» появилась заметка о том,
как мэр провел уикенд в Лонг-Айленде: «Тайна того, как мэр Джулиани
быстренько все провернул и улизнул...»
Хотя сюжет первоначальной сплетни ни на йоту не продвинулся
вперед, чувствовалось, что она набирает обороты. Прошло всего не¬
сколько недель, а журнал «Нью-Йорк» вынес на обложку рассказ о рабо¬
те Латегано в качестве директора по связям, напомнив читателям, что
в бульварных изданиях появились «намеки на внеслужебные связи»
между мэром и его сотрудницей. Впрочем, журнал, соблюдая прили¬
чия, добавил: «Вопреки слухам, порочащим ее честь и достоинство, да¬
же критики Латегано в городской мэрии отрицают возможность ро¬
мантических отношений между нею и Джулиано».
Супруга мэра добавила к этой саге столь дефицитную конкретную
информацию, заявив, что отказывается от фамилии мужа, поскольку
возвращается к профессиональной работе на ТВ. Когда Джулиано бал¬
лотировался на пост мэра, Донна Хановер, бывалая журналистка, ушла
из политики на кулинарный телеканал. (Тушеные овощи и омлеты ни¬
как не пострадали от столкновения различных кулинарных школ, ког¬
да ведущая передачи нахваливала своего мужа-кандидата, называя его
«самым зрелым... таким сильным и чудесным... на мой взгляд, самым
симпатичным мужчиной в городе»...). Однако, как ясно дала понять
«Нью-Йорк тайме», отныне карьера мужа не стоит для Хановер на пер¬
вом месте. Более того, по словам Первой леди Нью-Йорка, будет лучше,
если она впредь перестанет упоминать имя супруга на людях.
В октябре 1996 года произошло знаменательное событие: на параде
в честь команды «Нью-Йорк янкиз», завоевавшей чемпионский титул,
мэр и его жена ехали на разных празднично украшенных платформах.
I
PУMОPОЛ О Г ИЧEС К И Й АРМАГЕДДОН 28^
В марте следующего года на ежегодном шоу, которое устроил «Внут¬
ренний круг» (организация нью-йоркских журналистов и специалистов
по паблик рилейшнз), Хановер своим отсутствием сорвала супругу его
увлекательный коронный номер, получивший название «Руди и Руди-
на». Когда репортер местного ТВ поинтересовался у мэра, почему ря¬
дом с ним нет супруги, тот взорвался: «Вы не имеете права адресовать
мне вопрос, за который вам должно быть стыдно! В моей жизни есть та¬
кие уголки, в которые я имею право не пускать посторонних. Позор,
что вы осмеливаетесь так далеко залезать в чужую жизнь».
На той же неделе «Лос-Анджелес тайме» напечатала довольно пол¬
ный обзор всех опубликованных сплетен о мэре Нью-Йорка. Часть за¬
головка к этому материалу гласила: «Борзые псы нью-йоркской прессы
идут по следу истории, проверить которую невозможно, — слуха о том,
что супруга мэра откочевала в южном направлении...» Автор статьи
Джош Гетлин сообщил, что пресса взяла Хановер в кольцо, «пытаясь ус¬
тановить, ночует ли она по-прежнему в особняке «Грэйси»...» В заметке
высказывалось также мнение, что Хановер, коренная калифорнийка,
оказалась слишком уж хорошей для скверного города Нью-Йорка.
Пресс-корпус мэрии, кажется, подустал, разбираясь с матримониаль¬
ной проблемой мэра. Его измучили вопросами об отношениях Джулиани
с Хановер. Большинство репортеров ссылались на одни и те же два или
три словоохотливых, авторитетных, но неизменно анонимных источни¬
ка. Некоторые действительно разбили лагерь и несли вахту у стен дома
Джулиани. Наконец летом 1997 года «Вэнити фэйр» напечатал вариации
на эту тему, добавив выпады в сторону репортеров, не желающих копать
глубже. «Даже сотрудники самого мэра ставят под сомнение объектив¬
ность и независимость местных СМИ, не желающих разобраться в мат¬
римониальной истории мэра и ждущих чужой подачи», — сетовала Джен-
нет Конант, сославшись на неназванный источник в полиции, который
окрестил городских журналистов «трусливыми львами».
Все это свидетельствовало об интересном новом кризисе в руморо-
логической и политической истории страны. Журнал с общенацио¬
нальным статусом раскритиковал политических репортеров за то, что
те предпочли не разоблачать любовный роман, в существовании кото¬
рого они вообще не были уверены, а доказательства которого попрос¬
ту отсутствовали.
«Весь город об этом только и гудит...»
В день выборов президента в 1996 году миссисипский губернатор Керк
Фордайс попал в нашумевшую автокатастрофу по дороге в город Джек¬
к
Введение в руморологию. Глава ю
сон. Шестидесятидвухлетний республиканец, годом ранее повторно
выбранный на пост губернатора, явно решил посвятить самый главный
политический день в году личной жизни. Фордайс еще утром отпустил
обычно сопровождавших его повсюду полицейских и личного шофера,
сказав им, что едет в Мемфис «по семейным делам».
Пока губернатор лежал в госпитале с тяжелыми ранениями, получен¬
ными в ДТП, вышел очередной номер газеты «Джексон-Клэрион-лед-
жер», поместившей на первой полосе заголовок аршинными буквами:
«ФОРДАЙС ПЕРЕД КАТАСТРОФОЙ ОБЕДАЛ С КАКОЙ-ТО ЖЕНЩИ¬
НОЙ». Владелец «фешенебельного мемфисского ресторана» под назва¬
нием «Три дуба» сообщил газете, что Фордайс отобедал у него в общест¬
ве «дамы средних лет». Совладелец «Трех дубов» Дон Эшелвек добавил,
что к обеду подавалось и вино, хотя в небольшом количестве. Газета под¬
черкнула, что Пэт Фордайс, Первая леди штата, в этот момент находи¬
лась в Париже «с культурной миссией». Газета забыла упомянуть, что еще
в 1993 году, когда губернатор явно хотел развестись с женой, газеты уже
сообщали, что мистер Фордайс подружился с некоей «дамой из Мемфи¬
са». С другой стороны, учитывая, что руморологическая сеть в местной
политике не так велика по размерам, газете и не было смысла вспоми¬
нать давнюю историю. На следующий день сенсационный заголовок в га¬
зете гласил: «В МЕМФИСЕ ЧЕШУТ ЯЗЫКАМИ О ФОРДАЙСЕ И ЕГО
АВТОМОБИЛЬНОЙ ДРАМЕ». Третий совладелец «Трех дубов» Джордж
Фоллз сообщил, что их ресторан заполнили клиенты, жаждущие поси¬
деть «на том месте, где сидел губернатор». Ресторатор добавил: «Весь го¬
род об этом только и гудит. У нас прибавилось работы».
Когда выздоровевший губернатор вернулся в свой капитолий, он
сказал, что ничего не помнит о событиях накануне несчастного случая,
и отказался обсуждать мучавший всех вопрос.
«Люди, занимающие очень высокие посты, сказали мне...»
Жители «коридора» Бостон—Вашингтон обычно считают, что в их мес¬
тах располагается столица американских политических слухов. Южане
часто хвалятся, что выбираемые ими администраторы (вроде Хью Лон¬
га и «Целующегося Джима Фолсома») дают пищу для самых интересных
анекдотов. Однако в действительности некоторые из самых диких исто¬
рий рождаются в атмосфере опрятных больших городов с хорошим ме¬
стным самоуправлением. Скажем, в Цинциннати жил член муниципали¬
тета (и претендент на кресло мэра!), который попался на том, что пытал¬
ся с помощью чековой книжки оплатить услуги проститутки. Он потом
бросил политику и стал ведущим ток-шоу. Звали его Джордж Спрингер.
I
wti»
ш 1УЙЯШШ1 Г™орологический армагеддон 28^
В Сиэтле во время кампании по выборам мэра ходили слухи, что не¬
кий кандидат убил проститутку на съезде молодых демократов. «Появи¬
лась одна женщина, которая присутствовала на роковой вечеринке.
Она пошла к другому кандидату в мэры, тот вместе с ее историей отпра¬
вил даму к репортеру, заставившему шерифа выехать на место проис¬
шествия и произвести раскопки в указанном месте, — рассказывал Боб
Гогерти, политический консультант из Сиэтла, помогавший жертве
сплетни. — Трупа не было, а женщина, как оказалось, только что была
отпущена из психиатрической лечебницы». Хотя клиент Гогерти побе¬
дил, «эта сплетня преследовала его в течение всей политической карь¬
еры и всплывала всякий раз, когда он выставлял свою кандидатуру».
У сплетни про убийство было продолжение в виде слуха о том, что
мэр Норм Райс якобы подвергся... обстрелу. Райс, ставший в 1990 году
первым за всю историю чернокожим мэром Сиэтла, был настолько оба¬
ятельным человеком, что ему присвоили прозвище «Милый мэр». Тем
не менее, почти в тот же момент, когда он вступил в должность, откуда-
то поползли и впредь не утихали слухи о таинственной стрельбе. Неко¬
торые подробности этой сплетни (например, название госпиталя, в ко¬
тором мэр якобы проходил лечение) оставались без изменений. Одна¬
ко центральные «факты» находились в процессе постоянной мутации.
Говорили, что Райса кто-то накрыл, когда он спал с какой-то женщиной.
А может, не с женщиной, а со своим заместителем Бобом Уоттом.
Или с другим известным жителем Сиэтла. В мэра стреляла его жена
Констанция. Или его родной сын. Мэр был ранен в живот. А может
быть, в плечо. Вся эта история — часть заговора с целью посадить «го¬
лубых» в кресла градоначальников. Нет, это все придумано, чтобы от¬
влечь внимание от шайки, промышляющей детской проституцией...
Маленьким зернышком, из которого потом выросла столь развесис¬
тая «клюква», было одно вполне реальное событие — звонок заместите¬
лю мэра Бобу Уотту в 1991 году, когда неизвестный сообщил по телефо¬
ну, что мэр Райс ранен выстрелом и доставлен в больницу. Сообщение
быстро разоблачили как чей-то розыгрыш, но слух о стрельбе и замал¬
чивании покушения на мэра укрепился в общественном сознании
и продолжал будоражить умы. Ребекка Хейл, ставшая пресс-секретарем
мэра Райса, вспоминала позднее, как в 1991 году, работая репортером,
пыталась проверить достоверность слуха: «Все закончилось довольно
унизительно. Мне пришлось позвонить в мэрию, извиниться и сооб¬
щить, что о покушении на жизнь мэра ляпнул какой-то псих».
В 1993 году бывший работник городского водоснабжения Керт Хет-
тиджер, обозлившись на весь божий свет, начал распространять лис¬
товки, требуя выяснить, «КТО СТРЕЛЯЛ В МЭРА НОРМАНА Б. РАЙ¬
СА?» Следуя славным традициям такого рода литературного жанра,
i
288 I ВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ. ГЛАВА lO
Хеттиджер сослался на якобы надежные, но неназванные им источни¬
ки информации, которые исчезали всякий раз, когда Хеттиджера про¬
сили их предъявить. «Стенограмма показаний очевидца» в действи¬
тельности оказалась трехстраничным конспектом ничем не подтверж¬
денных заявлений, собранных специалистом по расследованиям, кото¬
рого нанял Хеттиджер. Когда обиженный экс-работник водоснабжения
переехал в другую часть штата Вашингтон (и подал в суд новый иск уже
на местный отдел водоснабжения), сотрудники мэрии, а с ними и ох¬
ранники, вздохнули от некоторого облегчения. «Однако этот парень
потом сел на телефон, — вспоминает Хейл. — Пошли новые звонки. Ког¬
да что-то воспринимаешь на слух, это одно. Однако если кто-то печата¬
ет то же самое в Интернете, впечатление более сильное».
Заявления Хеттиджера были подхвачены ведущим программы мест¬
ного радио Майком Сигелом, который призывал мэра выступить в пря¬
мом эфире и разоблачить россказни. «Мэр сказал ему на это: «Кому нуж¬
но облагораживать сплетню?» — вспоминал Гогерти. Однако в 1996 году
Райс решил баллотироваться в губернаторы, а Сигел объединился с ве¬
дущим Споканского ток-шоу Ричардом Клэром, чтобы транслировать на
весь штат совместную программу «Команда Правды».
«По поводу разговоров вокруг этой стрельбы... — начал Клэр. — Они
действительно стоят того, чтобы их обсуждали, или это всего лишь
байка, не имеющая под собой никаких доказательств и не стоящая даже
упоминания?»
Сигел решил, что история заслуживает упоминания, и ответил:
«Это — сплетня. Мы разговаривали о ней с разными людьми. Не стоит
от нее отмахиваться. Люди, занимающие очень высокие посты, сказа¬
ли мне, что нечто в этом роде произошло на самом деле».
В передаче приняли участие и другие гости. Например, уволенный
офицер полиции Сиэтла, который поведал, что жену Райса Констан¬
цию видели с повязкой на запястье. «И тогда, и сейчас мне кажется, что
это очень похоже на доказательство драки за обладание оружием», —
сообщил экс-коп. Среди своих источников информации он назвал «чер¬
нокожую интеллигентку из Сиэтла» и «человека в городском совете».
Гогерт, работавший политическим консультантом Райса, начал по¬
лучать телефонные звонки от сторонников мэра, желавших убедиться,
что все в порядке. «На собрании по сбору средств в предвыборный
фонд один из наших главных активистов отозвал меня в сторону и по¬
просил: «Вы обязаны сказать мне, кроется ли за всей этой историей
что-то реальное», — вспоминал Гогерти. Разъезжая в ходе предвыбор¬
ной кампании по штату, Райсу постоянно задавали вопросы о его браке,
о жене и слухах о стрельбе. «В Сиэтле этого политика люди знают не¬
плохо. Они без подсказок могут определить, где правда, а где ложь, —
I
РУМОРОЛОГИЧЕСКИЙ АРМАГЕДДОН 28ф
рассказывал Хейл. — А вот в «глубинке» жители его не знают».
Райс в конце концов согласился развенчать слухи и выкатил вперед
крупнокалиберную артиллерию. В местной синагоге была проведена
пресс-конференция. Райса окружили раввины, протестантские и като¬
лические священнослужители, а также члены его семьи. «Слухи и наме¬
ки без труда нашли себе пристанище на радио в так называемых «горя¬
чих» дискуссионных передачах», — сказал мэр под бурные аплодисмен¬
ты собравшихся. Публика отреагировала на это выступление чрезвы¬
чайно благожелательно (хотя и не столь внушительно, чтобы обеспе¬
чить Райсу выдвижение в кандидаты на пост губернатора). Радиостан¬
ция Сиэтла с удивительной чувствительностью восприняла критику
в свой адрес. «Никто не собирался распространять слухи и намеки. Ес¬
ли это произошло, приношу свои извинения», — сказал ведущий ток-
шоу Сигел, уволенный после этого инцидента. Сигел признался, что
понятия не имел, насколько правдив хотя бы один слух про Райса.
Вместо приложения
Когда сотрудники канцелярии Райса распространили расшифровку
ток-шоу «Команда правды», проводившегося совместно радиостанция¬
ми Сиэтла и Спокана, они подчеркнули, что помимо требований о том,
что мэр Райс должен опровергнуть «бурлящие слухи» о покушении, ве¬
дущие «этой беседы мельком упомянули про свою оппозицию Тому Фо¬
ули» (с 1994 года находившемуся в отставке), потребовав, чтобы Фоули
«признался в своем гомосексуализме».
Глава ii
Перманентное
РАЗОБЛАЧЕНИЕ
1. Миссия СМИ
«Если кто-то проходит реабилитацию, таблоиды
обязательно узнают»
К середине 1990-х годов технология передачи нападок на круп¬
ных чиновников, сомнений в их честности, слухов об их интим¬
ной жизни и обвинений в психической неуравновешенности
создала совершенно новый узор в калейдоскопе общественного созна¬
ния. Кроме появления таких изобретений, как Интернет и кабельное
ТВ, происходило преобразование традиционных видов коммуника¬
ций. Радиопередачи превратились в сплошное ток-шоу, а специализи¬
рующиеся на скандалах журналы 50-х годов превратились в таблоиды
типа «Нэшнл инкуайр» и «Стар», распространяемые через супермарке¬
ты. Таблоиды использовали многие старые приемы бульварной прес¬
сы — проверку полицейских протоколов, а также подкуп слуг, жадных
до денег супругов, технических работников киностудий и любовниц.
Когда «Стар» призналась, что заплатила женщине, чтобы та записала
на магнитофон разговор в спальне с бывшей звездой футбола Фрэнком
Гиффордом, это был откат к тем временам, когда «Конфиденшиал» пе¬
чатал рассказы своего осведомителя о сексуальных контактах с Дези
Арназ. В качестве новой уловки таблоиды начали также вербовать быв¬
ших пациентов лечебниц, некоторое время проходивших сеансы груп¬
повой терапии с кем-нибудь из знаменитых алкоголиков или наркома¬
нов. «Если кто-то проходит реабилитацию, таблоиды обязательно узна¬
Перманентное разоблачение 2Q1
ют, — сообщила журналистка Нэнси Грифан, специализирующаяся на
индустрии развлечений. — Вы не можете пойти на курсы групповой
психотерапии и открыть душу на очередном занятии, чтобы кто-нибудь
из пациентов не продал вашу исповедь редакциям таблоидов. Я бы не
хотела стать сегодня знаменитостью».
Однако у власти и влияния таблоидов тоже существовали свои пре¬
делы. Многие из публикуемых ими материалов (особенно статьи о сек¬
суальной ориентации звезд или намеки на наркоманию) были обделе¬
ны вниманием со стороны солидных массмедиа. Кроме того, подобно
своим скандальным прародителям, таблоиды почти не интересовались
политикой.
«Стар», напечатавшая историю Дженнифер Флауэрз, заплатила так¬
же гонорар вашингтонской проститутке за документальное повество¬
вание от первого лица о ее романе с советником президента Диком
Моррисом — публикация произвела фурор, появившись на прилавках
во время съезда демократической партии в 1996 году. Судя по ажиота¬
жу, поднятому вокруг этих разоблачений, редакторы таблоидов в гораз¬
до большей степени, чем на самом деле, были озабочены поведением
правительственных чиновников.
Для того чтобы разоблачение политика было «рентабельным», он
должен иметь известность общенационального масштаба. Губернато¬
рам, конгрессменам и даже сенаторам, не входящим в клан Кеннеди,
требовалось совершить нечто совсем уж непотребное, чтобы привлечь
к себе внимание таблоидов. Зато газеты, с радостью рассказывая о про¬
ступках крупных и незначительных деятелей индустрии развлечений,
доходили до грехов и шокирующих выходок совсем уж никому не изве¬
стных артистов из давно умерших телевизионных программ («Бывший
исполнитель сериала «Уэбстер» теперь торгует автомобильным вос¬
ком, разъезжая на своем фургоне...»).
Радио оставалось единственным средством массовой информации,
которое явно отдавало предпочтение политике темам, поскольку слу¬
шателям нужны более «мясистые» темы, а не легковесные голливуд¬
ские сплетни. «Ключ к успеху — занимательные разговоры о чем-нибудь
важном, — заметил по этому поводу Майкл Харрисон. — Если беседа по¬
кажется слушателям фривольной или пошлой, ждите неудачи». Высту¬
пая по радио, президент Клинтон всегда производил более глубокое
впечатление, чем Том Круз. «Билл Клинтон рожден для работы на ра¬
дио, — с энтузиазмом отзывался о политике Майкл Харрисон. — У этого
парня есть... Я часами могу перечислять таланты, которые у него есть.
Он доверху набит интересными для разговора темами. Он воплощал
в себе человеческие надежды. Разочаровывал людей. Вселял в их души
уверенность. Опускался вниз и взлетал под облака. Весь его стиль уп-
k
2Q2 Введение в руморологию. Глава 11
равления страной похож на радиошоу». Даже небогатый событиями от¬
пуск, проведенный Клинтонами на побережье Массачусетса в 1997 го¬
ду, дал радиослушателям пищу для размышлений и развлечений. Зво¬
нившие в редакцию люди обменивались слухами о том, что Первое се¬
мейство Америки почтит своим присутствием тайную свадьбу Барбары
Стрейзанд и ее приятеля. Они гадали, насколько стратегия защиты от
сексуальных скандалов помогает Клинтону, когда он приходит к себе
домой, и предсказывали, что президент сыграет в гольф с чемпионом
Тайгером Вудсом. «Получился полный набор тем, — восхищенно взды¬
хает Харрисон. — Тут тебе и шоу-бизнес, и политика, и спорт, и интерес¬
ные личности...»
Жанр разговорного радио появился на свет после 1987 года с либе¬
рализацией инструкций о трансляции мнений по политическим вопро¬
сам, когда радиостанции уже не должны были предоставлять одинако¬
вое время обладателям противоположных точек зрения. «В конце 80-х
годов царила холодная атмосфера одиночества. Люди даже не знали
собственных соседей. Разговорное радио привело к появлению элек¬
тронного сообщества, построило в эфире плетень, собравшись у кото¬
рого люди могли излить друг другу душу», — вспоминает Харрисон. Че¬
рез десять лет в стране работало уже 1200 радиостанций, передающих
разговорные программы. Впрочем, появились и опасения, что этот
жанр зачах. Подобно газетам в начале столетия, радиостанции стали
создавать группы, транслирующие программы одного типа, а также ра¬
диоконгломераты, неодобрительно относившиеся к самым отталкива¬
ющим и эпатирующим публику программам. «В результате теперь со¬
здана новая корпоративная культура, и пропал вкус к спорным матери¬
алам», — посетовал Майкл Харрисон.
Интернет - «ярмарка тщеславия для умалишенных»
Интернетовские сплетни действительно похожи на компьютерную
версию непринужденных бесед у плетня или причудливых разговоров
между посетителями бара.
«Я думаю, что доказательств, что Кемп ходил на свидание с «голу¬
бым», гораздо меньше, чем доказательств, что Билл и Хиллари кокнули
Винса Фостера», — чирикает один интернетовский «чэттер».
«Многие геи, с которыми я говорил, утверждают, что среди «голу¬
бых» Кемп известен как гомосексуалист», — вторит ему другой «чэт¬
тер», прибегая к старинной уловке сплетников — «Все говорят, что...»
Третий «чэттер» подбрасывает свою грошовую информацию о том,
что в Интернете ходят разговоры про наркоманию Билла Клинтона.
I
Tffi»
Перманентное разоблачение 2Q3
При этом удивительно угадывается интонация бесед, которые респуб¬
ликанцы вели в своих фешенебельных загородных клубах во времена
рузвельтовского «нового курса», солидными голосами рассуждая о безу¬
мии президента: «Когда во время визита Ельцина он никак не мог от¬
смеяться, я твердо понял, что Клинтон просто обкурился».
Интернет (названный в «Дейли ньюс» Ларсом Нельсоном «ярмар¬
кой тщеславия для умалишенных») порождает странную безответст¬
венность. Конечно, мы не воспринимаем сплетню как эталон ответст¬
венности за произнесенные слова. Достаточно вспомнить многие по¬
коления говорунов, которые за ужином травили байки про то, как Гро¬
вер Кливленд избивал свою жену, а Джордж Буш развлекался с любов¬
ницей. Однако в прошлом гости, сидевшие за одним столом, по край¬
ней мере знали, кто преподносит им данный слух. А вот пользователи
Интернета, оказавшись на республиканской чэттерной линии и услы¬
шав, например, что «Лидди Доул излечилась от лесбиянства», а сам Боб
Доул планирует вступить в лигу профессиональных борцов, понятия не
имеют, кто их собеседник — товарищ по партии, провокатор-демократ
или парочка хихикающих двенадцатилетних школьников.
Даже сплетня, услышанная вами в баре от незнакомца или незна¬
комки, позволяет сделать несколько общих предположений о ее досто¬
верности, в зависимости от возраста, внешнего вида и способности со¬
беседника вести разумный разговор. А вот какой-нибудь постинг в Ин¬
тернете не дает вам ни малейшего намека на личность его автора. «Ани¬
та Хилл еще в подростковом возрасте прошла спецподготовку и стала
агентшей-подстилкой на службе у лесбийского тайного общества, уст¬
раивающего шабаши в отделении Национальной ассоциации содейст¬
вия прогрессу цветного населения на Крайнем Юге страны», — сообща¬
ет корреспондент чэттерной линии, отведенной для тех, кто интересу¬
ется развитием белой магии. Корреспондент далее уточняет, что Ани¬
та Хилл «в результате промывки мозгов стала убежденной марксист-
кой-коммунисткой и была законсервирована в качестве агента, сделав¬
шего карьеру в рядах Республиканской партии». Что это? Шутка, дети¬
ще праворадикальной группы, исповедующей теорию заговоров,
или новая версия любимых консерваторами рассуждений о колдовст¬
ве? Быть может, кто-то хочет выставить в глупом виде движение после¬
дователей странных культов, или это попытки клеветников дискреди¬
тировать Аниту Хилл? Становится очевидным, что понять слух можно
лишь поместив его в определенный контекст.
Как бы то ни было, анонимность Интернета вечно вступает в проти¬
воречие со стремлением нации к узнаванию предметов и объектов.
Мэтт Драдж, сотрудник магазина сувениров в Лос-Анджелесе, превра¬
тился в знаменитость с помощью интернетовского вебсайта, посвящен-
h
ОГк/| Введение в руморологию. Глава 11
^У4
ного политике и Голливуду. Драдж, вообразивший себя чем-то вроде ки¬
бернетического Уолтера Уинчелла и отрекшийся с презрением от пра¬
вил традиционной журналистики, ошарашил публику своими разобла¬
чениями, включавшими, например, сообщения о том, что Хиллари
Клинтон до конца 1996 года будет привлечена к судебной ответственно¬
сти, а у ее мужа-президента на невидимой миру части тела имеется та¬
туировка в виде американского орла. Хотя ни одна из его сенсаций не
подтвердилась, Драджу удалось поднять большой шум.
Однако вместе со славой к Драджу пришла обязанность отвечать за
свои слова. В конце лета 1997 года бывший журналист Сидни Блумен-
таль начал работать в Белом доме в качестве специального советника
президента и обнаружил, что Драдж разослал бюллетень со ссылками
на неназванных республиканцев, якобы располагавших «судебными
протоколами», обвинявшими Блументаля в избиении жены. Поскольку
Блументаль знал, что никаких таких протоколов не существует в приро¬
де, его особенно уязвили другие цитаты, приписываемые Драджем де¬
мократам, оригинальным образом опровергавшим сплетню заявления¬
ми вроде «эта история с Блументалем гуляет уже несколько лет».
Журналистка «Вэнити фэйр» Дженнет Конант назвала молву о Блу-
ментале «заплесневелым слухом», распространявшимся в консерватив¬
ных кругах автором редакционных статей в «Уолл-стрит джорнэл». Блу¬
менталь возразил, что до появления хитового бюллетеня Драджа он
никогда не слышал о себе подобных пересудов, а теперь друзья при
встречах задают ему весьма сочувственные вопросы типа: «Но ведь на
самом деле никаких судебных протоколов не существует, не так ли?»
Уже через час после начала своего первого рабочего дня в Белом доме
Блументаль нанял адвоката и наказал ему предъявить Драджу иск за
диффамацию. Его сотрудники шутили: в Белом доме, который при
Клинтоне часто становился ареной расследований, Блументаль стал
первым истцом, а не ответчиком.
«Я услышал, как Первая леди произнесла «О Господи!»
Дон Аймус начал включать политические комментарии в свои радио
шоу еще до знаменитых встреч с Биллом Клинтоном. Это нововведе¬
ние можно уподобить приему, использованному ведущим рубрики слу¬
хов Уолтером Уинчеллом, который несколькими десятилетиями ранее
обнаружил, что иссякающий источник бродвейских эстрадных спле¬
тен слишком ненадежен, чтобы давать материалы для ежедневной ко¬
лонки, и начал культивировать образы Франклина Рузвельта и Эдгара
Гувера в качестве героев своей колонки. Аймус доказал, что знает сек¬
Перманентное разоблачение 2Q5
рет, как заставить политиков говорить перед микрофонов, чтобы это
было интересно для слушателей, ненавидящих политику. «Ведущий по¬
лучает возможность увидеть участников программы с неожиданной
стороны. Они расслабляются, когда мы заставляем их смирить горды¬
ню и раскрыть какой-то потрясающий момент в их жизни», — объяснил
Аймус свою профессиональную тайну.
Выборные должностные лица выстраивались в очередь на самоуни¬
чижение. Антипатия американцев к политике, проистекающая из
слишком близкого знакомства с человеческими слабостями политиков,
заставляла последних откровенничать вплоть до полного самообнаже-
ния. Им позарез нужно было установить тесные связи с избирателями,
а такие непочтительные звезды, как Дон Аймус, могли оказаться хоро¬
шими посредниками. Продюсеры ночного ток-шоу Дэвида Леттермэна
жаловались: после того как вице-президент Ал Гор был приглашен на
передачу, чтобы назвать десять главных причин, почему он любит свою
работу, другие политики, сенаторы и конгрессмены не переставая зво¬
нили на радио, умоляя пригласить и их, чтобы они тоже могли выста¬
вить себя в эфире в максимально забавном виде. (Сотрудники Гора, пы¬
таясь сохранить лицо шефа, решительно опровергали утверждение,
что он действительно сказал, что кайфует от своей должности вице-
президента, поскольку «девочки тащатся, когда я добиваюсь нужного
голосования в сенате...»)
В 1996 году Ассоциация радио- и телевизионных корреспондентов
в знак признания нового статуса Дона Аймуса в мире политики послала
ему приглашение выступить на ежегодном обеде Ассоциации в Вашинг¬
тоне, причем Клинтоны были усажены в президиум в качестве почет¬
ных гостей, а большинство ведущих политиков и тележурналистов
страны вместе с другими зрителями сидели в зале. Это мероприятие
стало весьма наглядным примером того, что происходит, когда рушат¬
ся барьеры чисто внешних приличий. «Понимаете, наверное, будет
справедливо предположить, что в те дни, когда Клинтоны только еще
пришли к власти, если бы попробовали выстроить их для опозна¬
ния...» — начал Аймус длинную шутку по поводу показаний, которые
Хиллари только что вынуждена была давать большому жюри. Этот
скетч мало чем отличается от обычного краснобайства Аймуса в радио¬
передаче. Вся разница заключалась теперь в том, что он говорил о лич¬
ной жизни важных персон, а те в этот момент сидели у него за спиной
на глазах у самых важных столичных деятелей и перед камерами Си-
СПЭН, которая вела прямой репортаж со званого обеда.
Аймус вспомнил тот день, когда Клинтон наблюдал за баскетболь¬
ным матчем в Балтиморе и параллельно давал интервью для радио.
«Бобби Боннилла, сделав прекрасный бросок, заработал два очка, и мы
к
2Q6 Введение в руморологию. Глава 11
услышали, как президент от восторга заревел: «Давай, парень!» Я, по¬
мнится, сделал комментарий: «Готов поспорить, что он не в первый раз
кричит таким голосом...» Аймус перевел глаза на президиум, где сидели
Клинтоны, и понял, что происходит что-то неладное. «Не могу даже
описать, какое у Клинтона в этот момент было выражение лица, — рас¬
сказывал Аймус Морину Доуду, — Если бы у него был в руках револьвер,
он запросто застрелил бы меня».
Перейдя к звездам журналистики, сидящим в зале, Аймус занялся
интимной жизнью редактора Питера Дженнингса. «...А вон сидит Пи¬
тер Дженнингс. Он тут проводит все вечера. Такой элегантный, эруди¬
рованный, рафинированный... А я всегда гадаю, что же он скрывает
под своим письменным столом. Кроме, разумеется, студентки-медички.
Когда составляли закон о телекоммуникациях, надо было в первом же
пункте записать, что видеочип должен быть установлен у мистера
Дженнингса в шортах...» Где-то в разгар этого мероприятия Аймус,
по его словам, услышал, «как Первая леди произнесла «О Господи!» Ос¬
таток своего монолога Аймус посвятил шуткам в адрес журналиста Сэ¬
ма Дональдсона и сенатора Джозефа Байдена, имевшим несчастье но¬
сить парики и накладки. Еще Аймус сообщил, что Тим Рассерт из Эн-
Би-Си, начинавший свою карьеру помощником нью-йоркских полити¬
ков, должен был «припасать бутылки для Пэт Мойнихан и молоденькие
тела для Марио Куомо».
Официальный Вашингтон был в нокдауне. Бернард Колб из Си-Эн-
Эн, по его словам, покинул званый обед в тот момент, когда Аймус «из¬
девался над матримониальными проблемами сидевших тут же коррес¬
пондентов, перечисляя их по именам. (Несколькими минутами ранее
ди-джей смеялся над супружескими проблемами президента и юридиче¬
скими проблемами Первой леди, упоминая обоих также поименно...)
Представитель президента Майк Мак-Керри безуспешно пытался до¬
биться, чтобы Си-СПЭН отменила уже объявленную в программе рет¬
рансляцию этого обеда. Ассоциация корреспондентов направила прези¬
денту свои извинения. Сам президент порвал все отношения с Аймусом,
а многие столичные знаменитости по крайней мере временно отказа¬
лись участвовать в программах бравого диск-жокея. «Нельзя смеяться
в лицо президенту», — сказал Коуки Робертс, объявляя Аймусу бойкот.
Однако для широкой публики подлинная разграничительная линия
никогда не проходила между тем, что можно говорить в присутствии
президента, и тем, что говорится в его отсутствии. Для публики грани¬
ца проходит между тем, что говорится в приватных беседах, политиче¬
ских памфлетах или даже в бульварных таблоидах, и тем, что говорит¬
ся на ТВ и в газетах, читаемых всей семьей. Чувство уважения к выс¬
шим избираемым должностным лицам (особенно к президенту) в ка-
I
йи
Перманентное разоблачение 297
кой-то мере ограничивало публикацию слухов о частной жизни полити¬
ков. Однако по мере того как начали появляться такие массмедийные
новинки, как каналы кабельного ТВ и вебсайты Интернета, традицион¬
ные СМИ уже не могли диктовать правила игры. Кстати, политики са¬
ми осложнили ситуацию тем, что тоже не смогли провести разграничи¬
тельную линию.
2. Вьшоры-96. Смерть сплетни
«Тайная любовница БобаДоула»
Во время президентской кампании Боба Доула его повсюду преследова¬
ли сексуальные слухи. Еще до того как республиканский съезд офици¬
ально выдвинул его кандидатуру, предвыборный штаб Доула был сбит
с толку сообщениями о том, что та или иная газета готовит к публика¬
ции разоблачение того или иного романа президента. Когда кампания
набирает ускорение, постоянные попытки отвлечь внимание публики
создают для кандидата реальную проблему. Впрочем, кандидатура До¬
ула была обречена по причинам, абсолютно не имевшим ничего обще¬
го со слухами: претендент апеллировал не к тем чувствам электората,
плохо подобрал сотрудников для своего штаба и слишком остро ощу¬
щал груз поражений в предыдущих кампаниях.
Самый вредный (хотя бы потенциально) слух о Доуле циркулировал
летом 1996 года и обвинял кандидата в том, что в молодые годы респуб¬
ликанец-жизнелюб сначала обрюхатил некую женщину, а потом заста¬
вил ее сделать аборт. Доул заявил, что история эта высосана из пальца,
но как это часто случается в истории многих политических кампаний,
сотрудники штаба Доула не стали верить на слово собственному канди¬
дату в вопросах, касающихся его приватной жизни. По словам одного из
помощников Доула, «постоянные угрозы, что кто-то заполучил инфор¬
мацию и намеривается ее опубликовать, всю дорогу смущали организа¬
торов кампании, подобно автомобилю, который висит у вас на хвосте.
В одни дни заголовки газет радовали сердце, а в другие вгоняли в де¬
прессию». В конечном итоге все пришли к единодушному мнению, что
история про аборт действительно является фальшивкой, но произошло
это только после того, как по крайней мере один из молодых сотрудни¬
ков Доула сел с семидесятидвухлетним кандидатом за стол переговоров
и со всей серьезностью обсудил с ним статистику расхода спермы.
А ведь приходилось еще отбиваться от слухов про Джека Кемпа.
Ожидая, когда ему скажут, что его кандидатура окончательно утвержде¬
на, Кемп был похож на человека, сидящего в аэропорту на взлетной по-
k
im
ggg Введение в руморологию. Глава ii
лосе. Тем временем сотрудники предвыборного штаба разбирались
с последним сенсационным слухом о подруге претендента. Кемп тоже
заверял помощников Доула, что слух является пустышкой, однако чле¬
ны команды Доула по-прежнему нервничали и озирались, ожидая, что
сейчас явится какая-нибудь республиканская версия Дженнифер Флау¬
эрз или Оскара Фолсом-Кливленда. Страхам этим не суждено было
сбыться.
Под занавес из Вирджинии нагрянула Мередит Робертс, пенсионно¬
го вида шестидесятитрехлетняя дама, у которой действительно был ро¬
ман с Доулом, когда тот еще был женат в первый раз. Робертс имела
очень мало сходства с Дженнифер Флауэрз и даже отказалась от пяти¬
десятитысячного гонорара, предложенного «Нэшнл инквайрер» за ин¬
тервью о романе с Доулом, имевшем место двадцать восемь лет тому на¬
зад. В конце концов она согласилась поделиться своей подробно доку¬
ментированной историей любви с репортером «Вашингтон пост».
А тут вдруг газета решила... похоронить сенсацию. Пришлось Робертс
после многих мытарств отдать мемуары туда, куда она не собиралась их
отдавать, — на обложку супермаркетного таблоида, известившего чита¬
телей о «Тайной любовнице Боба Доула».
Когда большинство газет отказались печатать историю Мередит Ро¬
бертс, критики объяснили, что массмедиа и без того лишают избирате¬
лей возможности глубоко понять внутренний мир человека, который
вступил в предвыборную борьбу, построив ее на тезисах о личностных
качествах. Однако избирателям не было необходимости встречаться
с Робертс, чтобы догадаться, что и у Доула есть свои тайны. Публика
получила столь подробную информацию о приватной жизни кандида¬
тов в президенты, что даже такого закомплексованного трудоголика,
как Доул, подвергли тщательному разбирательству еще в разгар пер¬
вичных выборов. Избирателей известили, что Доул в прошлом начал
бракоразводный процесс с женщиной, вышедшей за него замуж в пери¬
од, когда он был инвалидом войны, и поддержавшей его во время дол¬
гой и трудной учебы в юридической школе, а также в начале политиче¬
ской карьеры. Газеты регулярно вспоминали слова первой супруги До¬
ула, описавшей, как Доул, не дав никаких обоснований своего ухода из
семьи, лаконично предложил ей: «Давай покончим с этим делом». По¬
дробно описанный духовный облик кандидата включал аскетизм в бы¬
ту, отсутствие посторонних интересов, неумение расслабляться плюс
значительную холодность в отношениях и со второй супругой. Избира¬
тели, наблюдавшие за тщательно отрежиссированным съездом Респуб¬
ликанской партии, могли получить довольно точное представление
о семейном идеале Доула, выслушав выступление его дочерь Робин.
Когда та добросовестно попыталась наскрести в памяти какие-то забав¬
I
Перманентное разоблачение
-299
ные эпизоды своего детства и интересные контакты с отцом, на ум ей
пришло только совместное катание на «русских горках», во время кото¬
рого Доул пронзительно кричал: «И-и-и-и!»
Открытый конкурс для актеров порнографического шоу
«Борьба характеров», как Доул в конце концов сформулировал смысл
своей предвыборной кампании, обернулась критикой нарушенных по¬
литиками обещаний, недисциплинированности молодых Яаппи, ока¬
завшихся в штате Белого дома, и нелегальных взносов в предвыборный
фонд. К концу кампании, когда сообщения о связях между Демократиче¬
ской партией и азиатскими лоббистами начали просачиваться в народ¬
ное сознание, подобные атаки достигли своей цели. Однако на протяже¬
нии почти всей кампании команда Клинтона удачно парировала крити¬
ку со стороны Доула указанием на случаи, когда республиканцы также
нарушали взятые на себя обязательства, а Боб Доул сам был связан
с «жирными котами», когда искал деньги для избирательной кампании.
Тем избирателям, которых волновали такие вопросы морального по¬
рядка, как супружеская верность, была предоставлена обильная инфор¬
мация. Некоторые опросы общественного мнения показали, что девять
из десяти американцев знают в лицо Полу Джоунз, бывшую сотрудницу
арканзасской администрации, обвинившую Клинтона в сексуальных до¬
могательствах. Даже в обычных газетах для чтения всей семьей и позна¬
вательных журналах публика могла прочесть, что Пола Джоунз, служа¬
щая канцелярии, получавшая 6,35 долларов за час работы, обвинила
Клинтона в том, что он снял брюки и предложил «поцеловать его» во
время конференции по вопросам оптимизации управления, проходив¬
шей в отеле «Эксельсиор» города Литтл-Рока. Эта история попала в та¬
кие мощные руморологические системы, как радиобеседы (при чем ве¬
дущих настоятельно просили ограничивать рассуждения о «самой ха¬
рактерной особенности» детородных органов Клинтона, с которыми,
по ее словам, познакомилась Пола Джоунз), сеть Интернета или попу¬
лярные юмористические ток-шоу, проводимые в позднее время.
Ведущий одной такой передачи Дэвид Леттерман шутил: «Прове¬
денный опрос общественного мнения показал, что 50% американцев
считают, что президент Клинтон что-то скрывает в «деле Полы Джо¬
унз»... Подумайте сами, если бы Клинтон действительно что-то скры¬
вал, разве он попал бы в эту скандальную заваруху?»
Джей Лино говорил о возможном судебном процессе с участием По¬
лы Джоунз: «Можно представить, что начнется, если суд начнет анали¬
зировать сексуальные истории этой парочки. Силы небесные! Ведь тог-
*
^ОО Введение в руморологию. Глава 11
да группа вызванных в суд свидетелей будет напоминать участников от¬
крытого конкурса для актеров порнографического шоу...»
Невозможно себе представить (по крайней мере учитывая нравст¬
венное состояние невинности нашего общества на пороге нового тыся¬
челетия) какого-либо иного политика, чья личная жизнь была бы вы¬
ставлена на всеобщее обозрение, стала мишенью сальных шуток, безус¬
ловно была признана несоответствующей представлениям о президен¬
те, но именно это случилось с Биллом Клинтоном. Однако в ходе кам¬
пании 1996 года проводимые один за другим опросы показывали, что
«характер» кандидата волнует избирателей не в первую очередь. Воз¬
можно, электорат таким образом давал всем понять, что намерен голо¬
совать за демократов. За всю историю США ни одного президента не
выкидывали из Белого дома, когда экономика находилась в таком хоро¬
шем состоянии, как это было в 1996 году. Поскольку публика не смогла
убедить себя, что характер Клинтона отвечает идеальному представле¬
нию о президенте, избиратели поставили понятие «характер» на вто¬
рую строчку в табели своих приоритетов.
Не исключено, что Клинтон извлек выгоду из того обстоятельства,
что люди с негодованием реагируют на шокирующие рассказы о личной
жизни известного человека в тех случаях, когда сплетня не отвечает пред¬
ставлениям публики об этом человеке. Фэтти Арбакль, чья карьера была
разрушена скандалом, связанным с гибелью Вирджинии Рэпп, остался
в глазах публики невинно пострадавшим человеком. Самой знаменитой
работой Ингрид Бергман в кино была роль монахини. Конгрессмены, по¬
терявшие работу после того, как была обнаружена их принадлежность
к «голубым», все без исключения проводили пропагандистские кампании
под консервативными и антигомосексуальными лозунгами. Почти с того
самого дня, когда Клинтон внедрился в национальное сознание, для об¬
щества он был «Шустрым Вилли», таким, которому не стоит верить на
слово даже в тех случаях, когда речь заходит о его супружеской верности.
Однако лучшие качества Клинтона (ум, гибкость, эмоциональная прича¬
стность к преобладающим в стране настроениям, способность продол¬
жать работу под сильным давлением) постепенно становились очевидны¬
ми для всех. Ничто из того, что открылось к 1996 году, не могло поколе¬
бать тот образ, который сформировался в умах людей еще в 1992 году.
3* Новая волна
Однако терпимости граждан в оценке характера президента предстоя¬
ли большие испытания, когда потребовалось определить свое отноше-
I
5w
Перманентное разоблачение 3^^
ние к человеку, вступившему в интимную связь с двадцатиоднолетней
практиканткой Белого дома. В середине второго срока пребывания
Клинтона у власти перипетии юридической тяжбы с Полой Джоунз
и расследования по Уайтуотеру породили первый в политической исто¬
рии Америки сексуальный скандал с участием главного должностного
лица, все еще находящегося у власти. Американцы (особенно те, кто
представляет себе историческое развитие как постоянное движение
вперед и вверх по неизменной траектории) вдруг ощутили себя на тер¬
ритории, на которой пока никто не бывал.
Хотя отдельные моменты клинтоновского скандала уже случались
в прошлом, никогда прежде они не собирались в одной мелодрамати¬
ческой «упаковке». Ведь и Джон Кеннеди, и Уоррен Гардинг занима¬
лись сексом прямо в Овальном зале. (Туристы, возможно, будут наста¬
ивать, чтобы в этот список жизнелюбов был добавлен и овдовевший
Вудро Вильсон, делавший то же самое, и там же со своей невестой...)
Однако слухи об амурных подвигах Кеннеди и Гардинга вышли из-под
контроля узкого круга лиц, имеющих доступ к политическим тайнам,
только после смерти этих президентов. Кстати, и Кеннеди, и Гардинг
умерли, находясь на президентском посту. Учитывая одержимость на¬
ших современников сплетнями, следует отметить, что приватные сек¬
реты клинтоновского Белого дома хранились достаточно строго, пока
не грянуло со всей силой разоблачение эпизода с Полой Джоунз. От¬
сутствие конкретных слухов о проступках президента и явилось одной
из причин, почему история про Хиллари и ее лампу оказалась на удив¬
ление стойкой.
Ситуация, поражавшая многих своей новизной, в действительности
была эхом повсеместно и постоянно происходивших в былые времена
скандалов. Достаточно вспомнить судебные разбирательства с Генри
Уордом Бичером и Уильямом Брекенриджем или бесцеремонное обли¬
чение прессой несчастных Эндрю Джексона и Джона Куинси Адамса.
Кажется, что сегодня американцы заново открыли для себя возможно¬
сти суровой политической культуры прошлого столетия. Вновь «мель¬
ница слухов» получает сырье из бесчисленных новостных источников
(порой совсем небольших, как вебсайты в Интернете), которые жаж¬
дут опубликовать или просто сообщить самые бездоказательные, са¬
мые оскорбительные сплетни. Даже попытка Полы Джоунз изобразить
себя женщиной, защищающей свое целомудрие от сладострастного по¬
литика, есть не что иное, как откат в прошлую эпоху.
Принципиальное отличие ситуации 1998 года от давних скандалов
заключается в ускорении общего темпа жизни, когда едва родившийся
и произнесенный слух тотчас разносится по всей стране и распростра-
^02 Введение в руморологию. Глава 11
няется по многочисленным руморологическим каналам. «Вашингтон
пост» поведала о том, что независимый прокурор Кеннет Стар имеет
в своем распоряжении магнитофонную запись рассказа Моники Левин-
ски о романе с президентом, поздно ночью 20 января. Уже рано утром
следующего дня новость вовсю обсуждалась в передачах разговорного
радио, а после полудня колумниста журнала «Ньюсуик» Джонатана Ол-
тера уже представляли телезрителям всей страны как человека, пер¬
вым упомянувшего слово «импичмент». (Олтер действительно сдал
свой материал около 8 утра 21 января...) В редакцию Эм-Эс-Эн-Би-Си
начали поступать звонки с жалобами на то* что у президента «пробле¬
ма с молнией на брюках», а в сообщениях по Интернету давалось про¬
странное изложение «засекреченных» пленок с записями рассказов
Моники Левински.
До болезенных разоблачений, сделанных Полой Джоунз, казалось,
что американские избиратели выработали довольно сбалансирован¬
ный и реалистичный взгляд на избираемых ими чиновников. Продол¬
жительный период, в течение которого слухи о личной жизни полити¬
ков никогда не попадали в прессу, создавал вокруг руководителей стра¬
ны ауру благородства, а у публики культивировал нереалистичное пред¬
ставление о том, как эти смертные могут вести себя в повседневной
жизни. Билл Клинтон был далеко не единственным примером. «Вэни¬
ти фэйр» сообщила, что Ньют Джингрич как-то занимался сексом в сво¬
ей припаркованной машине, пока его юная дочь гуляла где-то по сосед¬
ству, но Джингрича переизбрали и снова поставили во главе палаты
представителей. Во время острой борьбы за переизбрание в сенат и об¬
суждения его прошлой карьеры «партийного животного» виргинский
сенатор Чарлз Робб заявил, что никогда в жизни не изменял своей же¬
не, поскольку «оральный секс с посторонней женщиной не в счет». Тем
не менее избиратели проголосовали за Робба, поскольку другой канди¬
дат показался им еще более отвратительным. Похоже, публика уже при¬
выкла смотреть на своих политиков через призму неприглядной реаль¬
ности. К сожалению, в случае Клинтона электорат вскоре обнаружил,
что приобрел товар, пожалуй, более неприглядный, чем тот, о котором
шел торг.
На пороге нового тысячелетия нация спускается по спирали ко все
новым и новым глубинам безразличия к аморальному поведению,
а в результате даже слухи не приходятся ко двору. В конце концов, как
люди могут рассуждать о том, что кто-то где-то за закрытыми дверями
нарушает правила, если никаких правил больше не существует? И все
же нация с такой же непринужденностью может броситься в объятия
новой разновидности идеализма, которая примет форму отказа при¬
знавать существование неприятных аспектов политической реальнос¬
ти. В итоге на смену моральному шоку и духовной подлости «позоло¬
ченного века» пришел период цивилизованных рассуждений на поли¬
тические темы, когда людям, которые не могут сказать что-нибудь при¬
ятное о избираемых ими должностных лицах, предлагается заняться
чем-нибудь другим.
ВВЕДЕНИЕ В РУМОРОЛОГИЮ
Использование слухов на американских выборах
Ответственный за выпуск Сергей Василенко
Редактор Анна Райская
Художественное оформление,
макет и верстка Олег Черкас
Подписано в печать 02.04.04.
Формат 60x90/16. Гарнитура NewBaskerville.
Бумага для ВХИ. Печать офсетная. Уел. печ. л. 19. Тираж 5000 экз.
Заказ № 204.
«Полиграфоцентр-плюс»
129223, г. Москва, проспект Мира, ВВЦ, стр. 228.
Отпечатано в соответствии
с качеством предоставленых диапозитивов
ФГУ ИПП «Уральский рабочий»
620219, г. Екатеринбург, ул. Тургенева 13.
e-mail: sales@uralprint.ru