/
Автор: Блос В.
Теги: политика всеобщая история история франции политическая история французская революция великая французская революция
Год: 1923
Текст
В. БЛОС
ИСТОРИЯ
ФРАНЦУЗСКОЙ
РЕВОЛЮЦИИ
Перевод с немецкого
ХАРЬКОВ
1923
2011188618
Крымлпт № 257. Гор. Симферополь.
1-я Государственная типо-лптография Жрымполиграфтреста.. Зак. №«72. (10.000 нк?д
СТАРАЯ ФРАНЦИЯ.
То великое движение конца восемнадцатого века, которое имело
своим последствием переворот во Франции и на большей части евро-
пейского континента, мы называем просто Французской революцией и
не даем ему более определенного обозначения. Однако, это не была
только политическая революция, это не был простой государственный
переворот, как революция в Англии или в Северной Америке; по
существу своему, она была социальным переворотом. До сегодняшнего
дня мы на каждом шагу чувствуем ее громадное значение. Она пре-
образовала и демократическое общество. Ее поэтому нельзя ставить
на одну доску с позднейшими французскими революциями, которые
являются почти исключительно политическими государственными пере-
воротами, революциями в полном смысле этого слова.
Старая Франция, состояние которой вызвало этот крупнейший
из переворотов в истории нового времени, а, может быть, и в истории
вообще, представляла тогда весьма расчлененное общественное здание.
Пьедесталом, на котором покоится все это общественное здание,
являются широкие народные массы, выступившие во время революции,
как ^третье сословие'4,. В общественном смысле это понятие включало
в себя всех, кто должен был выносить на своих плечах государствен-
ные и общественные тяготы: буржуа, рабочих, крестьян, поденщиков
и крепостных. На этом широком и глубоком фундаменте покоилась
могущественная надстройка господствующих классов, целая масса
феодальных, иерархических и аристократических привилегий, увенчи-
вавшихся неограниченной монархией и ее двором. Королевский пре-
стол возвышался на вершине государственного и общественного строя.
Тупой, темный и невежественный народ целые столетия безро-
потно выносил па своих плечах тяжелую надстройку. Те, кто сидели
на вершине, привыкли к этому и стали думать, что иначе и быть не
может: строение общественною здания считалось предопределенным
делом Провидения, но отнюдь не преходящей фазой развития. При-
вилегии становились все разнообразнее и разнообразнее и все большею
тяжестщо ложились на народные массы. Борьба за существование, да
и самое существование все больше становилось для последних непре-
кращающейся мукой. В восемнадцатом веке-новые идеи немного осве-
тили и ту темную глубину, в которой до тех пор царила одна нищета.
Мысль о возможности избавления стала распространяться все шире.
Но тяготы все возрастали, пока они не исчерпали пределов возмож-
ного и не наткнулись на противодействие. Тогда уже нужен был
толчек для того, чтобы вызвать переворот во всех общественных отно-
шениях. Толчек не заставил себя ждать, и общественная почва заша-
талась: что раньше было внизу, быстро очутилось наверху, что было
вверху, исчезло, как в бездонной пропасти. Феодально-иерархическая
надстройка обрушилась со страшным треском, и обломки ее исчезли
в бездне революции. Среди этого кружащегося бурного хаоса в страш-
ных муках явилось на свет новое общество.
4
в. в л о с
Монархия и двор.
• Франция за время Людовиков превратилась в< неограниченную
монархию. Общеизвестное выражение Людовика XIV’: „Государство—
мпо я* (L’dtat--c’est moi) вполне соответствовало действительности.
Все, что могло противиться королевской власти, было укрощено.
Основного государственного закона не существовало; абсолютизм из
обычного права превратился в „историческое14. Существовало одно
только ограничение королевской власти; само по себе оно было незна-
чительно, но впоследствии оно стало для нее роковым: это было право,
высших судебных учреждений, парламентов, вносить королевские
указы в реестр и придавать им тем силу закона. В тех случаях, когда,
парламент, основываясь на этом установленном обычаем праве,
отказывался внести королевский указ в реестр и тем лишал его юри-
дического значения, король лично являлся в парламент, выслушивал
дебаты об указе и ставил вопрос на баллотировку. Это называли
королевским заседанием. Но если и такое заседание не помогало, то
король появлялся в полном облачении, со всеми внешними отличиями
своего знания, при чем усаживался на пять подушек. Это называли
подушечным заседанием. В этом случае были безразличны результаты
голосования: король приказывал внести указ в реестр, и там приба-
вляли только, что он внесен „по королевскому повелению14. Упорная
борьба между королями и парламентами особенно обострялась при
назначении новых налогов, но королевская власть постоянно выходила
из нее победительницей. Парламенты, благодаря этому, были популяр-
нее, чем они этого заслуживали; состоя из представителей привиле-
гированных сословий, они, понятно, заботились только о защите инте-
ресов этих сословий. Но угнетенному народу было приятно всякое
сопротивление верхам, хотя бы оно даже вредило его интересам, как
мы это увидим ниже.
Людовик XIV’ самым широким образом пользовался неограничен-
ной властью, которую он окончательно установил за собой. На госу-
дарственные доходы он смотрел, как на источник средств, чтоб сделать
свой двор самым блестящим и роскошным в Европе; продолжитель-
ные и разорительные войны, которые он вел, вполне истощили страну
и не принесли ему никакой выгоды. При нем женщины получили
при дворе господствующее значение, и это уронило в глазах народа
и Европы французскую монархию, а стране принесло неописуемые
бедствия. Можно сказать, что направление французской политики
в течение полувека зависело от капризов кокоток и что капризы эти
сегодня питались ханжеством, а завтра распущенностью. Двадцать
пять. миллионов людей сгибали шею под капризами какой-нибудь
Ментенон, Помпадур или Дюбарри; они свергали правительство, когда
им но нравились реверансы первого министра.
Людовика XIV* сменило регенство безнравственного герцога Орле-
анского; при нем правительство превратилось в шайку биржевых
спекулянтов, а в результате мошеннических финансовых операций
знаменитого Ло наступило настоящее банкротство. При Людовике XV
распущенность двора достигла крайних пределов, а расточение госу-
дарственных доходов в пользу любимцев и любовниц приняло безум-
ный характер. Нам незачем подробно описывать знаменитый сераль,
известный под названием Оленьего парка, который построила королю
его любовница Помпадур, когда она отцвела и хотела сохранить за
собой его привязанность; высшей точки нравственного падения пра-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 5
вительство Людовика XV достигло тогда, когда он на закате дней
своих увлекся бывшей проституткой знаменитой Дюбарри, и послед-
няя держала в своих руках правительство до самой его смерти. Было бы
интересно сосчитать, сколько стоили Франции царственные метрессы
обоих Людовиков; сумма, наверное, необычайно громадная.
В то же время происходили неудачные войны, тяготы и подати
народные росли, народ все больше нищал. Когда Людовик XV’ умер,
то его уже провожали в могилу брань и проклятие народное. Госу-
дарственные колеса так глубоко увязли в грязи, что только такое
правительство, которое одарено было бы железной силой, необыкно-
венным пониманием и талантом, могло бы вытащить их на твердую
почву. Но развратного Людовика XV сменил слабый, ограниченный
хотя и добродетельный Людовик XVI, и по какому-то капризу все-
мирной истории как раз он попал в великую революционную бурю
и был ею скошен.
Уже перед смертью Людовика XV’ находились люди, которые
предвидели предстоящий взрыв, предупреждали привилегированных,
что они пируют на вулкане. Но кто прислушивался к этим предо-
стережениям? Привилегированные сословия состояли из дворянства и
духовенства; по их исторически сложившемуся мнению, третье сословие,
т. е. все, начиная от буржуа и работника и кончая крестьянином и
крепостным поденщиком, только затем и существовали, чтобы создавать
средства для двора. Как государственное сословие, правительство
признавало третьим сословием только тех буржуа, которые имели
•самостоятельный промысел и не зависели от феодальных господ; на
языке же революции третье сословие было более широким, выше
раз‘ясненным пами понятием.
Познакомимся же с этими тремя сословиями поближе.
Духовенство.
Еще до Карла Великого целая треть земельных владений во
Франции принадлежала церкви, т. е. духовенству. Благодаря этому,
сила, богатство, влияние и численность духовенства достигли необы-
чайных размеров. Оно опутало Францию густою сетью организаций,
от которых нельзя было скрыться.
Считают, что перед революцией духовенство владело одной пятой
всей земельной площади Франции, с доходом в сто миллионов.
Десятина (церковный налог) приносила ему еще двадцать три мил-
лиона. Что касается численности, то во Франции было 2.800 прелатов
и генеральных викариев, 5.600 каноников и настоятелей, 60.000 при-
ходских и викарных священников. В монастырях находилось 24.000 мона-
хов и 36.000 монахинь. Люди третьего сословия, буржуа и крестьяне,
должны были содержать эту огромную организацию, как паутиной
опутавшую страну; на это с них взимались бенефиции и подати. Само
духовенство было свободно от податного бремени: оно добилось „исто-
рического права“ лишь в эпоху особенной нужды подвергать себя
самообложению; оно, действительно, ежегодно давало стране добро-
вольную подать, делало, так сказать, государству подарок, который,
к слову сказать, никогда не превышал шестнадцати миллионов.
Как всегда, среди духовенства процветали теологические споры,
и преследование „еретических мнений* было повседневным явлением.
С другой стороны, образ жизни значительного числа высокопоставлен-
ных духовных лиц стоял в резком противоречии с христианским уче-
6
В. Б Л О С
нием. Выли такие духовные князья, которые на доходы, получаемые
ими от государства, церкви и народа, вели роскошный и распутный
образ жизни. Часто они являли собой прямо обидные примеры без-
нравственности. Отчасти они были заражены радикальной философией
восемнадцатого века; они посмеивались над церковью, папой, религией,
глупым народом, а иногда даже строили глазки атеизму. О грядущей
революции они говорили, как об интересном приключении, ожида-
ющем их в будущем. Они с особым удовольствием читали сатиры на.
религию, духовенство и церковь, но это нисколько не мешало им
ревностно преследовать и строго наказывать свободомыслящих писа-
телей. Как все вообще представители привилегированных классов, они
признавали, что религия очень хорошая вещь для бедняков, наде-
ющихся, что на том свете они будут вознаграждены за свои муки на
земле; что же касается образованных и просвещенных людей, то для
них религия лишена содержания, а церковь представляет собой обще-
ственную силу.
Низшее, пролетаризированное духовенство раздувало обнаружив-
шееся скоро недовольство высокомерием и ханжеством высшего духо-
венства. Дело в том, что мелкое духовенство ничего не получало из
крупных церковных доходов. Доход сельского священника колебался
между 500 и 200 франков: из этой суммы они чйсто должны были
еще уделять до 100 франков на ежегодный „подарок*4 церкви госу-
дарству. Этот духовный пролетариат склонялся к новым идеям восем-
надцатого века; то, что столь многие представители низшего духовен-
ства оказались впоследствии на стороне революции, об‘ясняется, таким
образом, его печальным положением.
Как всегда, церковь располагала большим числом благотворитель-
ных капиталов, предназначенных на пособия бедным. Эти благотвори-
тельные капиталы были известны под именем ^достояния бедных
людей*. Во время революции это обстоятельство причинило много бед;
лицемерные попы перенесли этот термин на всю церковную собствен-
ность, и когда стали секвестрировать церковные имущества, они под-
няли крик, что у бедняков отнимают их достояние. Не мало глупых
бедняков поверили этому и убили не одного революционера.
Дворянство.
До революции французское дворянство представляло собой очень
многочисленный класс; но численность его не установлена. Высчитано,
что духовенство вместе с дворянством составляли 270.000 человек, но
надо принять во внимание, что эти два понятия не были строго раз-
граничены: все высокие, влиятельные и хорошо оплачивавшиеся цер-
ковные должности и бенефиции король в виде милости обыкновенно
замещал дворянами. По наиболее удовлетворяющему нас расчету, число
дворян в начале революции достигало 140.000 человек, т. е. прибли-
зительно 30.000 семейств.
В боях фронды была сокрушена сила дворянства, и оно с тех
пор начало вырождаться; скоро оно превратилось в смешную карри-
катуру на грубое, но могучее рыцарство прежних веков. Извелись,
гордые властители замков, строго охранявшие привилегии своей
касты, но стоявшие на уровне просвещения своего времени и соблю-
давшие патриархальность по отношению к подвластным им людям.
Поместное дворянство, обеднело и огрубело. Высокомерное, необразо-
ванное и глупое, оно ненавидело дворян-бюрократов, называя их
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
7
„писцами14. Приходится, таким образом, отличать придворное дворян-
ство, служилое, заседавшее в парламентах, и поместное. Дворянство
почти вполне свободно было от податей и сумело освободиться даже
от земельных налогов, придумав для этого особые формы эксплоата-
ции своих поместий.
Заниматься каким-нибудь промыслом представители этого класса
считали для себя позором. Дворяне жили или податями с подвласт-
ных им крестьян, или от доходов с имений, или, наконец, служили
офицерами в войске. Офицерские должности были почти исключи-
тельно в руках дворянства, и еще Людовик XVI издавал распоряжения,
имевшие целью затруднить буржуазии доступ к офицерским должностям.
Придворное дворянство вполне зависело от милости короля и
было самым высокомерным представителем приверженцев старого
порядка; оно состояло, главным образом, из жалких высйсочек, распут-
ных и легкомысленных людей, не имевших совести и не понимавших
современности. Были люди, которые старались найти остроумие в
распутстве этого дворянства, а в придворном этикете—утонченные
жизненные формы; но революция прекрасно раскрыла им его действи-
тельный характер.
В течение всех периодов революции из образованной и просве-
щенной части дворянства вышел целый ряд выдающихся людей и пере-
довых борцов. Мирабо, Лафайет, Клермон Топпер, Ларошфуко, Петион,
Баррер и, наконец, Робеспьер - бщли дворянами по происхождению.
Однако, как класс или как сословие, дворянство, вполне естественно,
было решительным врагом тех нововведений, которыми сопровожда-
лись первые стадии революции. Привилегии ему были так дороги,
что для восстановления старого порядка во Франции оно не остано-
вилось перед союзом с иностранцами.
По мере того, как дворянство беднело, оно все больше теснило и
обременяло крестьян, которые должны были ему платить оброк и
нести барщину. Если на буржуа и на всякого, кто честным путем
зарабатывал себе пропитание и не жил па чужой счет, дворянин смотрел
с оскорбительным высокомерием, то в крестьянине и крепостном он
видел не человека, а вьючное животное. Яснее всего обнаруживалось
высокомерие дворянства во время охот: крестьяне страдали тогда
столько же от ловчих, сколько и от самой дичи.
Преимущество рождения в то время всегда было решающим
моментом. Отменив. его, революция резко изменила характер буду-
щего общественного развития.
Но еще до революции остроумный Бомарше в одной из своих
комедий критически уничтожил преимущество рождения в прекрасной
насмешке. „Кто они?—говорится в „Свадьбе Фигаро*4 по адресу дво-
рянства.—Они взяли на себя труд родиться’". Напыщенное дворян-
ство сидело в ложах театров и до полусмерти хохотало над шуткой,
и ему в голову не приходило, что Бомарше возвестил ему близкую
гибель.
/ Оба эти сословия, дворянство и духовенство, владели двумя тре-
тями земельной площади Франции и платили весьма незначительную
сумму налогов. Буржуа и крестьяне, которым принадлежала только
одна треть земельной площади Франции, должны были, нести на себе
не только страшные государственные тяготы, но еще трудом своим
поддерживать существование тех двух сословий.
«Этот факт об‘ясняет всю Французскую революцию.
8
В. Б Л О С
Буржуазия.
Поскольку буржуазия официально составляла третье сословие,
она состояла из тех подданных не-дворяпского происхождения, кото-
рые не находились в личной зависимости от кого бы то ни было,
самостоятельно вели свой промысел и не несли личной службы. Хотя
по численности третье сословие во много и много раз превышало дру-
гие два сословия, оно в генеральных штатах не имело большего численно
представительства, чем дворянство и духовенство. Государственные
тяготы тяжелым бременем лежали на третьем сословии, но по отдель-
ным провинциям они были распределены очень неравномерно.
Состоятельная буржуазия, понятно, больше всего чувствовала
высокомерие дворянства и тяжесть абсолютизма. Поэтому, как всегда,
зачатки сопротивления господству абсолютизма раньше всего обнару-
жились среди имущих буржуазных классов. Отличия между имущими
и неимущими классами проявились только позднее, в начале же,
когда буря только надвигалась, все единодушно боролись за повую
свободу, одинаково желанную для всех. Только в дальнейшем ходе
великого переворота обнаружилось, что буржуазный государственный
строй, увековечивающий классовые отличия, не то же самое для
неимущих классов, что для имущих,—и тогда только это вполне поняли.
Буржуазия, как носительница богатства и образования, очень
рано сумела выставить ряд смелых борцов, начавших в печати и
в собраниях борьбу с господствовавшим деспотизмом и абсолютизмом.
В этих кругах находили себе поддержку все, кто явно или тайно был
против двора, дворянства или духовенства. Блестящая и радикальная
философия XVIII века пустила глубокие корни в среде этой буржуа
азии; учение Вольтера, Руссо, Дидро и даже Гольбаха воспламенило
широкие круги. Настоящая крупная буржуазия еще но выделилась
в отдельный класс, так как у нес не было никаких политических прав.
Но в имущей и образованной буржуазии были скрыты уже те эле-
менты, которым предстояло взять на себя управление будущим госу-
дарством. Государственные деятели, полководцы, юристы и бюрократы
новой Франции вышли из этой буржуазии.
Когда-то буржуазия крупных французских городов была очень
могущественна, потому что общественное управление городов носило
большею частью демократический характер. В пятнадцатом веке это,
можно сказать, было общим правилом. Города выделены были, как
самостоятельные республики; они много боролись с королями и со-
хранили по отношению к ним независимое положение. Но среди них
не было достаточно единения, и долго они не могли противиться
централизованной королевской власти. В религиозных движениях XVI
и ХУ*11 веков короли нашли желанный повод, чтоб сломить власть горо-
дов, и в исходе XVII века абсолютизм достиг уже своего расцвета.
Инертная масса мелкой буржуазии сгибалась под тяжестью абсо-
лютизма и долгое время покорно несла тяготы, которые он взваливал
на нее. Но когда гнет стал слишком ейлен, масса пришла в движение
и отдалась революционной бурс.
Ремесло и промышленность.
В 1789 году в Париже было 44 цеха. Во время реформатских
попыток министерства Тюрго, о которых речь будет еще впереди, они
были упразднены, но вслед затем немедленно вновь восстановлены.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 9
Это были уже мертвенные организации, и они стояли под сильным
влиянием полиции. Можно было думать, что их вновь восстановили
только для того, чтобы они платили свой промысловый налог. Для
принятия в цех были необходимы достижение двадцатилетнего воз-
раста и четырехлетняя ученическая практика. Пробная работа была
отменена; при приеме в цех предпочтение отдавалось сыновьям масте-
ров и мастериц.
На цеховых собраниях в Париже участвовали только члены, пла-
тившие наивысший размер налогов, в других городах - все члены.
Правительство опасалось, как бы на цеховых собраниях не стали про-
являться революционные течения, и полиция стала заботиться об ограни-
чении их. Цехи имели депутатов, начальников, синдиков и ад‘юнктов;
вместе со всемогущей полицией они представляли городское управление.
Торговое сословие тоже имело начальников и ад1юнктов. Сипдики,
начальники и адъюнкты, по крайней мере, четыре раза в течение года
обходили всех мастеров, чтобы убедиться в том, исполняют ли они
цеховые правила и как себя ведут подмастерья, ученики и приказчики.
Когда они находили правонарушения, они докладывали о них- депу-
татскому собранию, вызывавшему обвиняемых к себе для внушения,
в случае же повторных правонарушений депутатское собрание пре-
давало их суду.
Профессии делились на свободные и несвободные. О занятии сво-
бодной профессией достаточно было только заявить полицейскому офи-
церу; к свободным профессиям относились: беление, производство
щеток, чесание шерсти, торговля цветами, парикмахерское, канатное
дело, торговля старым платьем, приготовление кнутов, торговля льном,
производимая женщинами, садоводство, торговля пряниками, обучение
танцам, приготовление матов, торхювля птицами, выделка корзин,
венков из роз, пробок, крючков, содержание бань, подметание улиц,
ткание льна. Однако, и свободные профессии находились под строгим
наблюдением полиции и не были свободны от притеснений.
Ремесленник чувствовал себя очень скверно в полицейских тис-
ках:' полицейская опека становилась для него особенно невыносимой,
когда он мысленно переносился в прежние времена, когда ремеслен-
ники жили свободными общинами и были пропитаны средневековой
гордостью горожанина.
Промышленность тоже не могла развиться во Франции. Кольбер,
этот' идеал всех промышленников, считавший возможным всего дости-
гнуть при помощи разных „регламентовпытался создать расцвет
промышленности приказами высшего начальства. Он не успел еще
состариться, как его деятельность уже пошла прахом. Непрерывные войны
увеличивали долги Франции, в 1714 г. они уже составляли 3.500 миллио-
нов и убивали всякую промышленную инициативу. Если где-нибудь
и был слабый зародыш развития, то абсолютизм немедленно парали-
зовал его. Ло с его спекуляциями на бумагах совершенно расшатал
экономическое и финансовое состояние страны. Последователи Коль-
бера еще ревностнее шли по пути регламентов. Особенно деспотиче-
ским было отношение к бумажной и ткацкой промышленности, так что
эти отрасли производства не могли удовлетворить требованиям и по-
требностям современности. В 1734 году купцам запрещено было изда-
вать рекламы, „так как они не вправе прибегать к искусственным
средствам для завлечения покупателей“. „Регламенты* устанавливали
длину и толщину ниток для основы и для ушка, число их, длину
и ширину сукна и устройство ткацкого станка. Еслц сукно было длиннее,
10
В. Б Л О С
чем допускал регламент, то королевский чиновник-инспектор от-
резал лишнюю часть и отдавал бедным; бывали случаи, что большое
количество кусков сукна, не соответствовавших регламенту, сжигалось.
За такие проступки фабрикант мог быть даже выставлен к позорному
столбу. Такими бессмысленными предписаниями правительство думало
поднять на известную высоту качество всех товаров, но успеха оно,
конечно, не имело. Все об‘едипились для противодействия прави-
тельствуй стали нарушать регламент. В 1776 году промышленности дали
возможность свободнее вздохнуть, но тяготевший над ней гнет еще
долго давал себя чувствовать. <
Таким образом, и у промышленности было не мало причин сопро-
тивляться гнету старого порядка. Долгое время потом она еще не
могла оправиться.
Промышленные рабочие и подмастерья.
Незадолго до революции заработная плата во Франции средним
числом составляла 26 су для рабочего и 15 су для работницы (20 су=
1 франку=40 к.). Комиссия, назначенная учредительным собранием,
выяснила, что средняя заработная плата составляла 50 сантимов (Vs фр.)
в день. Положение промышленных рабочих было очень скверное, и
рано мы встречаемся уже с движениями, имевшими целью поднятие
материального положения условий труда рабочего. Центром этих движе-
ний был Лион, и картина состояния его промышленности может нам
скорее всего дать представление о положении промышленных рабочих
во Франции восемнадцатого века.
В пятнадцатом веке в Лионе впервые появляется шелковое произ-
водство. В 1536 году оно уже давало работу 12.000 рабочих, а при
Людовике XIV мы наблюдаем уже упадок его. Ио одному из регла-
ментов эпохи Кольбера в шелковой промышленности Лиона устанавли-
вались три класса, * представлявших вместе целое сословие. К высшему
классу относились капиталисты, предприниматели и торговцы. Все они
были очень богаты. Второй класс составляли мастера; их было в десять
раз больше, чем торговцев; они работали дома на собственных станках
на свой собственный счет или на счет капиталиста. Третий класс,
класс подмастерьев, работал за заработную плату и по численности
в десять раз превышал класс мастеров. Кроме того, шелковая промыш-
ленность насчитывала 40.000 человек рабочих, мужчин, женщин
и детей; они не входили в состав сословия, подвергались безграничной
эксплоатации и жили в страшной нищете. Когда возникали недоразу-
мения, их разрешалишестьпадсмотрщиков; первоначально двое из них
назначались городским управлением, а остальные четверо выбирались
из среды бывших начальников и из тридцати мастеров, указанных
мэром, носившим тогда также название консула. При Людовике же XVI
было постановлено, чтобы мелкие производства, т. е. мастера,
выбирали только двух надсмотрщиков, а крупные, т. е. капиталисты
и предприниматели, четырех. Затем, в 1731 году еще был издан декрет
государственного совета, чтобы мастера, работавшие на счет тор-
говцев, не имели у себя более четырех ткацких станков; тем же рабо-
чим, которые сами и непосредственно продавали своп произведения,
запретили иметь больше двух станков, нанимать подмастерьев или
принимать учеников. Шелковая промышленность насчитывала тогда
50.000 рабочих, 90 торговцев, 800 мастеров и 8.000 подмастерьев. Де-
крет 1731 года всец^до отдал все сословие во власть торговцев.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
11
Правда, в 1731 г. этот злополучный декрет был отменен, но
в течение 1741 -1744 годов были изданы новые распоряжения, благо-
приятствующие торговцам и направленные против мастеров, подма-
стерьев и рабочих. Мастера утверждали, что даже при напряженной
и непрерывной работе они ежегодно должны делать на 250 франков
долга. И до того времени жалкая заработная плата опустилась до
минимума. Это привело в 1744 году к крупной стачке подмастерьев
и мастеров; во Франции это -была первая большая стачка. Присоеди-
нились и рабочие, не принадлежавшие к сословию. Требования были
такие: повышение заработной платы на 1 су с аршина, уравнение
классов сословия при выборе начальников, отмена налога в 300 фран-
ков за утверждение в звании мастера, право подмастерьев и мастеров
свободно работать за свой или чужой счет. Почти все остальные про-
изводства в Лионе тоже приостановили работу, и первый промышленный
город страны в течение восьми дней находился во власти • пролета-
риата, не учинившего за это время никаких насилий или беспорядков.
Консул удовлетворил требования рабочих, которые, в сущности, были
очень скромны. Но в феврале 1745 года все уступки были взяты
обратно. Торговцы снова получили преобладающее значение; весьма
вероятно, что они подкупили министров. Несколько рабочих были
убиты, другие сосланы на галеры. Войска были оставлены у горожан
на постое. Словом, в ответ на свои требования рабочие получили
только пули.
Под страшным гнетом жили рабочие шелкового производства
с того времени до 1786 года. Этот год ознаменовался новой стачкой.
Они требовали прибавки двух су на аршин. Вооруженные палками,
рабочие толпами ходили по городу; консульство испугалось и согла-
силось на все. Но появилось войско, уступки были взяты обратно, а
троих ремесленников „для примера" повесили за то, что они пе упла-
тили какого-то сбора. Такса заработной платы была отменена и по-
ставлена в зависимость от личного соглашения, последствием чего,
понятно, было понижение заработной платы. В 1788 году урожай шелка
выпал незначительный,—остановилось 5.400 станков, и 40.000 рабочих
остались без хлеба. Ужасное положение рабочих во время этого кризиса
не поддается описанию. Город Лион получил разрешение на заем
в 300.000 франков на пособие рабочим; этим, однако, нельзя было помочь
юрю, так как наступила дороговизна и зима была очень суровой.
Много рабочих и мастеров должны были эмигрировать, многие покон-
чили самоубийством, наконец, третьи работали по 18 часов в сутки,
чтобы как-нибудь прожить.
Уже в 1789 году крупная промышленность произвела чистку
среди мастеров; она насчитывала 14.700 ткацких станков и 58.000 ра-
ботников. Но только 3.400 из них принадлежали к сословию и могли
принять участие в выборах в генеральные штаты 1789 г., так как
только принадлежность к сословию давала право голоса.
Филантропический институт вторично добыл 300.000 франков для
рабочих, но это только послужило хорошим поводом для торговцев
еще больше сбавить жалкую заработную плату.
Так-то в Лионе очень рано началось рабочее движение, и очень
рано мы уже видим здесь разграничение между пролетариатом и
буржуазными партиями. Это обнаружилось уже при выборах в гене-
ральные штаты. Мы ниже увидим, что и в Париже рабочие выступили
на защиту своих интересов, но безуспешно.
12
В. Б Л О С
Еще в начале средних веков среди французских промышленных
рабочих существовали союзы подмастерьев. Они известны были под
именем compagnonnage. Союзы эти указывают на то, что промышленный
пролетариат там очень рано уже ограничил себя от мастеров и капи-
талистов; возникновение этих союзов обозначало начавшийся процесс
отделения труда от капитала. Эта форма союзов просуществовала
вплоть до Второй Империи и тогда только уступила место другим
союзам. По происхождению своему эти\ союзы подмастерьев носили
характер религиозный, только впоследствии они стали преследовать,
кроме того, и материальные цели. В этих союзах демократическая
организация соединялась с большим количеством своеобразных обычаев,
на которые надо смотреть, как на пережитки религиозных церемоний.
Это были замкнутые корпорации подмастерьев в противовес мастерам,
и в эпоху своего расцвета они очень много сделали для интересов
ремеслеппого пролетариата. Они организовали много стачек, из-.ш ко-
торых мастера жаловались на них представителям государственной
власти. Кольбер не прочь был регламентировать даже образ жизни
рабочего, но союзы подмастерьев, распространенные во всей Франции,
обнаружили много самостоятельности. После руанской стачки 1697 г.,
когда в течение месяца не работало 3.000 суконных ткачей по той
причине, что чужие рабочие были там приняты па службу, полиция
обратила свое внимание на союзы подмастерьев. Хотя эти союзы не
выступали вполне открыто и были довольно неуловимы, однако, против
них приняты были строгие меры. Братства и союзы ремесленных под-
мастерьев были запрещены, ношение оружия и палок тоже было вос-
прещено. Была введена обязательность предварительного заявления о
желании оставить работу через известный срок, минимум которого был
установлен правительством. В 1771 г. последовало определение, по
которому колбасный подмастерье должен был оставаться у мастера не
менее года; были введены аттестаты, а в 1781 году появились рабочие
книжки, крайне стеснительные и ненавистные всем рабочим. Союзы
подмастерьев часто спорили между собой, и раздоры нередко оканчи-
вались кровавыми столкновениями. Крупные столкновения такого рода
произошли в 1730 году близ Арля, а в 1743 году в Нанте. В Париже,
где такие драки не прекращались, парламент воспретил в 1778 году
союзам подмастерьев собираться и носить оружие или палки.
В боях революции французские промышленные и ремесленные
рабочие, получавшие столь жалкую заработную плату и притесняемые
полицией, сражались в одних рядах с крупной и мелкой буржуазией.
Третье и могучее четвертое сословие относились друг к другу недо-
верчиво, но общая ненависть к абсолютизму об‘единила их. Когда
третье сословие победило и власть перешла в его руки, рабочие стали
требовать облегчения своей участи. Мы увидим, чем ответило на это
очутившееся у власт^ третье сословие.
До отделения четвертого1) сословия от третьего было уже недалеко.
Сельское население.
Во время революции население Франции составляло около два-
дцати пяти миллионов людей, и из них двадцать один миллион жил
х) Мы употребляем здесь общепринятое выражение «четвертое сословие», но *
мы вовсе не забываем при этом, конечно, о том, насколько это обозначение-не под-
ходит к рабочему классу.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
13
.земледелием. Поверхность Франции составляла пятьдесят один миллион
гектаров, и из них обрабатывались тридцать пять миллионов.
Та часть земли, которая не составляла собственности духовенства,
дворянства и короны, принадлежала мелким землевладельцам; по по-
казаниям одного из наблюдателей того времени, во Фландрии, Эльзасе
и северной Бретани эти мелкие собственники были довольно состоя-
тельны, в других же местах, особенно Шампани и Лотарингии, они
были очень бедны и даже нищенствовали. "Раздробленность владений
была крайне велика; были владения в десять сажен с одним деревом
на них, представителем угодий. Среднего сельского сословия почти
не существовало; сельское население почти исключительно состояло
из крупных помещиков, обедневших крестьян, арендаторов и пролета-
риата различных ступеней, вплоть до крепостного. Только в Вандее
между провинциальным дворянством и крестьянами сохранились до
некоторой степени патриархальные отношения; впоследствии это яви-
лось даже причиной разыгравшихся в этой провинции кровавых боев;
в других местах почти всюду помещик грубо обращался с крестьянином
и эксплоатировал его до последней возможности. Чем больше дво-
рянство беднело, тем больше оно старалось выжать из крестьян. Таким-то
образов, ко времени революции феодальные тяготы достигли пределов
возможного, а вместе с громадными государственными повинностями
они превращали жизнь сельского населения в ад; было бы удивительно,
если бы в этой среде не отнеслись сочувственно к какому-нибудь изме-
нению существующего порядка вещей.
До революции французский крестьянин должен был вести образ
жизни, мало чем отличавшийся от жизни животного. Способы обра-
ботки носили еще первобытный характер и не могли настолько исполь-
зовать плодородие почвы, чтобы дать благосостояние населению. Было
еще много свободной земли и пустырей, до которых никому не было
никакого дела. Крестьяне жили в жалких глиняных лачугах, крытых
соломой, и частью без окон. Было бы удивительно, если бы они не
были грязны, грубы и невежественны; господствующей власти совсем
невыгодно было дать доступ свету просвещения в эту массу несчаст-
ных блуждающих во тьме людей. Было очень мало крестьян, умевших
читать и писать. В состав сельского населения Франции до революции
входили еще полтора миллиона крепостных, которые должны были
платить своему помещику подати и нести барщину. Помещик имел
над ним право суда, они же не имели право свидетельствовать на
суде и свободно распоряжаться своим движимым имуществом. Крестья-
нин не имел права протестовать против опустошений, которые произ-
водила у него дичь, и под страхом строгого наказания не должен был
иметь у себя оружия.
Особенно тяжелым налогом были для крестьянина церковная и
светская десятины, которые он должен был вносить духовенству и
помещику. Десятина составляла десятую часть всего дохода с хозяй-
ства. Расчет производился на очень неопределенных основаниях, и
десятая часть могла превратиться в треть, половину, три четверти
или даже большую часть чистого дохода и могла страшным бременем
ложиться на крестьянина. Значительное число собственников с акра
пшеницы должно было отдавать седьмую часть. Виноградари очень
часто должны были отдавать седьмую часть добытого ими вина. Боль-
шое число натуральных повинностей сохранилось со средних веков в
виде „исторического праваи; некоторые участки должны были поста-
влять добавочные взносы рожью, птицей, свиньями, яйцами, дровами,
14
в. в л о с
воском и цветами; кроме того, наряду с обыкновенной барщиной было
также много добавочной. Во многих случаях мы встречаемся и с осо-
быми денежными налогами. Рядом с помещиком стояло государство и
обращалось к крестьянину с требованиями, на исполнении которых
оно настаивало с такою же неумолимостью, как и феодал. На первом
месте здесь стоял земельный налог; дворянство изворачивалось так,
что почти не платило его, духовенство было освобождено от него,
а крестьянство должно было вносить его неукоснительно. Земельный
налог приносил в общем ПО миллионов франков. После него следо-
вали ненавистный соляной налог, доходы на предметы потребления,
пошлины на товары, Местные припасы, на передвижение. Высчитано,
что в областях наибольшего обложения из ста франков крестьянин
должен был платить государству 53 франка земельного, подушного и
подоходного налога, 14 франков помещику, 14 франков десятины духо-
венству. Из оставшихся 19 франков надо еще отсчитать кое-что на
соляной налог и налог на потребление. Таким образом, легко себе
представить, что непрерывно голодавших крестьян было немало.
К этим ужасным тяготам присоединился еще недород. Зверства
помещиков и сборщиков податей не раз доводили сельское население
до отчаяния и бунтов, подавлявшихся военной силой. Так, в 17<5 году
произошел крестьянский бунт, так называемая война за муку. Плохой
урожай, дороговизна и агитация врагов правительства довели крестьян
до того, что они реЩились толпой пойти в Версаль и требовать от
короля помощи. В Париже в это время тоже происходили сборища и
беспорядки; народ грабил булочныя и разрушал хлебные магазины.
Людовик XVI что-то пообещал, и крестьяне успокоились. Пока-что в
обычное время столь благоразумный министр его Тюрго ничего луч-
шего не придумал, как призвать войска. Было пущено в ход оружие,
и тоЬтпа была рассеяна. „Для примера11 двоих повесили. И так посту-
пил сам Тюрго! Легко понять, что больше всех мучились крепостные.
Вольтер, один из наиболее выдающихся умов того времени, выступил
со своим сильным пером на борьбу с этим варварским учреждением.
Вот что он, между прочим, писал Людовику XV: „Ваше величество!
В вашей армии имеется более 30.000 крепостных. Если некоторые из
них дослужатся до офицерского чина, получат отставку и пенсию, но
не возвратятся в свою жалкую лачугу к родителям и родственникам,
а поселятся в городе, займут лучшую квартиру, то перед смертью они
все-таки не вправе будут распорядиться своим имуществом и сбере-
жениями: после их смерти все должно принадлежать их господину! “
Ограниченный Людовик XV, целиком предавшийся разврату, не обра-
щал внимания на эти слова, но Вольтер продолжал свою критику
крепостничества. Он придал бессмертную редакцию собранным им
жалобам крепостных. „Мы, - заставляет он их говорить,—рабы вместе
со всем, что принадлежит нам. Остаемся ли мы в доме родителей,
обзаводимся ли мы после женитьбы своим хозяйством,—когда один
из нас умирает, имущество его принадлежит монахам. Нас гонят из
родительской лачуги, и мы должны просить милостыни у порога того
дома, где мы родились. Нам не только подают подаяния, но господин
нага вправе не платить за лекарства и бульоны, которые мы берем
для наших родственников. Поэтому, когда мы больны, ни один купец
не дает нам тряпки в кредит, ни одйн мясник не поверит фунта мяса,
а аптекарь отказывает нам в лекарстве, которое могло бы спасти нам
жизнь. Мы умираем, покинутые всеми, и в могилу мы можем сойти
только с печальным сознанием, что дети наши тоже останутся в раб-
ИСТОРИЯ* ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
15
стве и нищете. Когда пришлец, незнакомый с местными условиями,
по какой-нибудь несчастной случайности пробудет один год и один
день в этом варварском месте С.-Клод (Юра), то он становится таким
же рабочим монахов, как мы. Пусть он разбогатеет в другой стране—
богатство его принадлежит монахам из С.-Клода; в какой угодно стране
на свете они вправе требовать себе это богатство, и это известно под
именем права на наследование. Когда монахам удастся доказать, что
девушка, вышедшая замуж, не провела первую ночь после венца в
отцовском доме, а в доме мужа своего, то она теряет право наследо-
вать своему отцу. Нередки случаи, когда такие свидетельские показа-
ния вынуждаются угрозами, и наследство достается монахам. Дело
может идти о 20 талерах или 100.000 франков.—они всегда сумеют их
получить. Эти монахи сосут из нас соки, пока мы живы, сдирают
шкуру, когда мы умираем, а все остальное бросают в живодерню14.
Герцогу Шуазелю он так писал: „Меня посетили на днях крепостной
и крепостная из С.-Клода. Крепостной занимает должность почтмей-
стера в С.-Амуре и приказчика у вашего родственника графа Шуазеля;
вы являетесь, таким образом, собственником его на двух основаниях,
и капитул С.-Клода вовсе не вправе обращаться с этими людьми, как
с крепостными. Между тем, их бьют, каноники высасывают из них
соки, и—вы увидите это -все население выселится в Швейцарию,
если вы не возьмете его под свою защиту1. Понятно, герцог Шуазель
ничего для них не сделал, но приведенные Вольтером факты, выска-
занные им замечания снова всплыли во время революции. Его друг
и соратник Кристэп был председателем той комиссии учредительного
собрания, которая составила знаменитый доклад против крепостного
права. В нем говорится: „Статья 3 обычного права графств предусма-
тривает, что если свободный человек женится на дочери крейостного
и останется жить в доме жены своей, то он не становится крепостным,
если он не умрет в доме жены своей, в противном случае он и дети
его становятся крепостными". Такшм образом, когда такой человек,
отец семейства, заболевал, его должны были перенести на землю сво-
бодного человека, в противном случае детям угрожала опасность впасть
в нищету и позорное рабство. Не один раз, конечно, статья эта была
причиной смертельного исхода болезни.
Сколько отчаяния и озлобления должно было накопиться у этих
бедных, истощенных крестьян, полуголодных поденщиков, замученных
крепостных. Они гибли в нищете и грубости, и ужасно было, действи-
тельно, их восстание, когда пожар революции зажег страну и сельское
население поднялось против своих притеснителей.
Правительство и управление.
Образ правления старой Франции был вполне деспотический.
Можно было подумать, что вся задача его заключается в изыскании
средств на роскошь двора и придворных, в охране преимуществ при-
вилегированных сословий и в подавлении всяких признаков недо-
вольства. Неограниченная монархия признавала только подданных,
но не граждан, и поэтому свободы личности не существовало. В суде
царил произвол, подкуп; он низко пал и не вселял доверия. Наиболь-
шим нарушением и угрозой личной свободы французского населения
были знаменитые бланки для задержания; при помощи такого бланка
двор и близкие ему люди могли кого угодно заточить в страшную
государственную тюрьму Бастилию: достаточно было не угодить им.
16
В. Б Л О С
Юридической защиты против такого насилия не существовало. Если
кто-нибудь был так неосторожен, что в присутствии шпиона выказы-
вал свое свободомыслие, то он мог уже наперед знать, что ему при-
дется исчезнуть за толстыми стенами Бастилии. Писатель, ратовавший
против общественных злоупотреблений, всегда должен был опасаться,
что его запрячут в Бастилию, а работу его сожгут рукой палача. Кто
не угодил придворному или придворной даме, мог попасть в Басти-
лию, не зная за что. В этой темнице люди сидели годы, умирали, не
быв даже ни разу допрошены, не услышав ни одного слова о том, за.
что их арестовали. Там, например, был заключенный, который проси-
дел в Бастилии целых шестнадцать лет и просил в прошении на имя
короля сказать ему, что стало за эти шестнадцать лет с его женой и
детьми, если уж ему не говорят о причине его заключения. Немало
блестящих умов перебывало за степами этой крепости. Во Франции
было много еще таких тюрем; Бастилия была только наиболее знаме-
нита среди них. t ,
Если при помощи этих бланков о задержании абсолютизм мог
распоряжаться только личной свободой французского населения, то
для распоряжения его имуществом существовали произвольные на-
логи, установленные несмотря на протест парламентов. О несправед-
ливости обложения и о свободе дворянства и духовенства от налогов
мы уже говорили. Правительство отдавало налоги сборщикам на от-
куп; сборщики уплачивали правительству известную сумму, а потом
уже взыскивали с населения налог самым безжалостным образом, так
как собранная ими сумма уже принадлежала им. Применявшиеся ими
меры взыскания отличались ужасной жестокостью, и великая нена-
висть к крупным сборщикам, главным откупщикам, нашла себе выход
во время террора революции; все откупщики, которых удалось пой-
мать, погибли на эшафоте. Особенно ненавистен был соляной налог,
значительно колебавшийся в различных областях, вследствие отсут-
ствия единства в управлении; цена на центнер соли колебалась, вслед-
ствие этого, между 8 и 62 франками. Каждый француз старше семи
лет должен был ежегодно покупать у государства семь фунтов соли;
очень много бедняков, не сделавших этого, наказывались принуди-
тельной продажей имущества. Число таких случаев доходило до 4.000
в год. Считают, что в связи со взысканием этого налога ежегодно
производили 3.500 арестов; арестованным же нередко угрожал кнут
или каторжные работы (галеры).
Необычайно громадное число нищих, бродяг, воров и всякого
рода сомнительных личностей слонялось по стране и вело постоян-
ную борьбу с полицией, которой было недостаточно, чтобы бороться
с ними. В сельских местностях организовались целые разбойничьи
шайки, державшие в страхе всю округу. Как последствие жестоких и
несправедливых законов об охоте, возникла организация для кражи
дичи. На границе приходилось держать 50.000 человек пограничной
стражи для борьбы с контрабандой, столь выгодной вследствие высо-
ких пошлин, но сколько-нибудь успешно вести борьбу с контрабанди-
стами все-таки не удавалось. Ни один год не обходился без множества
смертных казней: колесовали, рубили головы, вешали, сжигали, пытали,
pBajfci раскаленными щипцами и даже четвертовали. Для большего
устрашения придумывали возможно более мучительные казни. Тюрьмы
были переполнены заключенными всякого возраста обоего пола, и все
это было втиснуто в одно помещение; на продовольствие человека
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 17
отпускалось пять су; оно было столь же жалким, сколь варварским
было обращение с арестованными.
Наряду с такой народной нищетой стояла бессмысленная расто-
чительность двора. Цивильный лист короля, равно как жалованье чле-
нам королевского дома были слишком высоки для того времени.
Целая толпа дармоедов, льстецов, авантюристов, мошенников и лакеев
примостилась к. двору, получала .значительное, часто даже громадное
жалованье по цивильному листу короля, т. е. и.з государственной кассы.
Двор состоял из 1.500 человек. О расточительности этого двора можно
себе составить представление хотя бы по тому, что гувернантка коро-
левских детей получала 50.000 франков жалованья в год. При .Людо-
вике XVI один из государственных секретарей жаловался, что 180.000 фр.
ему не хватает, и ему прибавил^ 40.000.
Грубость полиции, высокомерие важных
к податному населению и истощенному кре
гнет—все это вместе подготовило благоприятн
ской и литературной революции, предтечи в
ошению
й
;осбф-
Ду % времени.
Правящие классы старой Франции с большой настойчивостью
отражали всякое покушение на их привилегии; однако, и они пре-
красно сознавали, что все их роскошное высокомерное существование
непрочно, что они пируют на вулкане, в темной и беспокойной глу-
бине которого таятся страшные силы; они знали, что достаточно ма-
лейшего толчка—и силы эти проснутся, превратят старый мир в пепел
и развалины. О том, что все чувствовали наступающую грозу, доста-
точно свидетельствуют хотя бы известные слова мадам Помпадур:
„После нас—хоть потоп!“ („Apr£s nous—le d£Iugeu). Слова эти стали паро-
лем того легкомысленного общества, которое правило старой Францией;
оно поставило себе целью возможно веселее и утонченнее провести
время, оставшееся до прихода бури, провести последний час своей
жизни в непрерывном веселом опьянении. Ради шутки не щадили ни
других, ни себя. Это была какая-то безумная охота за наслаждениями,
и редко в истории можно встретить эпоху, когда люди с такой лихо-
радочной поспешностью переходили бы ст одного удовольствия к дру-
гому. Это обстоятельство об‘ясняет нам, почему в этом смешанном и
запутавшемся обществе восемнадцатого века так много сомнительных
личностей могло играть крупную роль наряду с блестящими и круп-
ными фигурами. Дурачество в этот век трудно было отличить от глупости.
Всякого рода авантюристы и мошенники легко расчищали себе путь,
находили себе всюду радушный прием, так как с ними приятно было
коротать время. Общество вернулось к алхимии и к разного рода
магии; это было время, когда шут Калиостро пользовался но Франции
наибольшим успехом. При всем том, в правящих классах находили
себе почву и новые идеи, которые не только предсказывали, что ста-
рая Франция подвергнется коренным изменениям, но которые прямо
стремились к этому изменению. Образованная буржуазия занялась
новыми идеями с полным сознанием их политического значения, легко-
мысленная же аристократия только играла ими. Она находила эти
идеи очень пикантными, и те сочинения, которые подготовили рево-
люцию и погубили старую Францию, очень часто получали распро-
странение только благодаря защите и помощи аристократии.
История Французской революции.
18
В. Б Л О С
Материалистическая философия, так сильно возбудившая умы
Франции, была английского происхождения. Локк и Юм заложили ее
основание. Если Юм дошел до того, что оспаривал бессмертие души,
то последовавший за ним Гельвеций утверждал, что только удовле-
творение здоровой чувственности может сделать здоровым челове-
чество. Самый сильный и влиятельный из этих новых философов
Вольтер направил свои смертельные удары, главным образом, против
церкви и против религии вообще. Раны, которые нанесены им, ока-
зались неизлечимыми. Не было ничего, чего бы он не облил ядом
уничтожающей насмешки; всех французов он сделал скептиками, низ-
вергнув установившиеся авторитеты. Для своих земляков у него не
было другого названия, кроме общества „тигров и обезьян", напоми-
навшего им о том, что надо стать людьми. Со всякими злоупотребле-
ниями он, как мы видели, боролся с большим мужеством и само-
отвержением. Знаменитым процессом Каласа он пригвоздил юстицию
к позорному столбу. Когда палач сжег его сочинения, он, смеясь,
ответил, что „сожжение—не ответ!u И он был прав, потому что отве-
том на его сочинения была революция.
Материалистическая философия делала все большие успехи; про-,
шло немного времени, и она пришла к отрицанию всех общеприня-
тых государственных и общественных идей, на смену которых явился
целый мир новых. Дух нового времени получил наиболее полное вы-
ражение в большом сочинении многих авторов, известном под именем
Энциклопедии; оно стало так известно, что авторов стали называть энци-
клопедистами. Душу этой новой школы составили Дидро и д‘Аламбер;
они были самыми последовательными представителями материалисти-
ческой философии, один старался превзойти другого. Доводы Ламеттри
против бессмертия души заходили еще дальше, чем философский ма-
териализм Дидро, но дальше всех пошел Гольбах, проживавший во
Франции немец. В своей „Системе природы* он утверждал, что все
можно объяснить материей и ее движением, и дошел до атеизма.
В своих глубоких и остроумных размышлениях о „Духе законов*
Монтескье преподнес Франции картину свободного государства; она
поневоле должна была сравнить с этой картиной ужасное состояние
страны и незаметно для себя исполниться стремлением к свободе.
В это время выступит Жан-Жак Руссо, провозгласивший, что
человеческое общество испорчено, и обновивший эту испорченность
дурными общественными учреждениями. Он призывал вернуться
к естественной простоте и отказаться от крайней извращенности.
Новые и смелые идеи и блестящая критика этого философа вызвали
возбуждение во всех слоях общества. Ни одна книга не повлияла
в столь сильной степени на ход революции, как его „Общественный
договор*, в котором он провозгласил принцип народного суверени-
тета в форме заключенного народом общественного договора. По этому
договору, правитель мог только править, законы же издавал народ,
и в таком обществе любой человек являлся, таким образом, и поддан-
ным, т. е. гражданином, и представителем верховной власти. Некоторые
пошли, однако, еще дальше. Морелли и Мабли обрушились на гос-
подствующие понятия о собственности, а к ним присоединились
Кондорсе и Бриссо, прославившиеся впоследствии, как вожди жирон-
дистов. Бриссо же принадлежит вызывающее, гиперболическое выра-
жение: „собственность—это кража*; обыкновенно автором его считают
Прудона, но это неверно.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 19
Энциклопедистов очень часто преследовали судебным порядком,
но могущественные представители дворянства очень часто заступались
за них. Новые идеи были и для него забавой, и ради удовольствия
с ними знакомились даже при дворе. К тому же это было время про-
свещенного деспотизма. Было немало князей, бравших под свою защиту
наиболее радикальных мыслителей. Фридрих II Прусский находился
в тесной дружбе в Вольтером и Ламеттри, а в последние годы своей
жизни он виделся с Мирабо и Лафайетом; Екатерина II, управлявшая
Россией, как азиатский деспот, находилась в интимной переписке с
выдающимися эйциклопедистами. Все, кто хотел казаться умным,
играли с новыми идеями, как с красивым, но опасным огнем.
Сюда присоединилась еще начавшаяся незадолго до революции
борьба северо-американских колоний Англии за независимость. Когда
знаменитый Вениамин Франклин прибыл в Париж, двор и дворянство
встретили его с таким же восторгом, как и народ. Франция давно уже
соперничала с Англией в Северной Америке; очень много французов
из любви к свободе направились в Северную Америку, чтобы стать
под знамена популярного вождя революционной армии Вашинггона.
В числе их были уже и те, которым суждено было прославиться во
время Французской революции, напр., Лафайет, Журдан, Рошамбо,
Кюстин и др. Особенно сильное впечатление произвело участие в этой
революционной борьбе такого родовитого дворянина, как Лафайет, и,
когда он вернулся во Францию, Людовик XVI даровал ему прощение
за его, как говорили тогда простительную шалость.
Таким-то образом, самые разнообразные обстоятельства соедини-
лись для того, чтобы подготовить и вызвать к концу восемнадцатого
века давно ожидавшийся глубокий переворот. Казалось, сам воздух
был насыщен новыми идеями, и все с замиранием сердца ожидали
реформ. Все жили ожиданием революции, все сроднились с мыслью
о ней. Когда же она пришла, она оказалась совсем не такой, как
люди ожидали и представляли себе. Философы и поэты мечтали, что
это будет короткий период проявления народной силы и насилия.
Потом, надеялись они, сейчас же начнется давно желанная счастливая
эра. Государственные люди не представляли себе, правда, этой задачи
в столь простом виде, но и они не думали, что живут накануне такой
грозы, которая в течение двадцати лет не перестанет поражать Европу
громом и молнией. Поэты, конечно, могут думать, что тысячелетнее
зло можно в один год вырвать с корнем, мыслящий же ум всегда
поймет, что это невозможно.
Людовик XU1 и его государственные люди.
В 1774 году скончался Людовик XV, и господство его любовницы
Дюбарри кончилось. Преемником Людовика XV был его внук Людо-
вик XVI. Молодой король даже с внешней стороны не производил
выгодного впечатления; он был как-то неуверен и неловок в обраще-
нии с людьми. Больше всего он питал пристрастие к охоте, меньше
же всего, вероятно, к народному благосостоянию. Он вовсе не был
столь добродушным человеком, каким его обыкновенно рисуют; если
он нам кажется несколько другим, чем обыкновенные неограниченные
властители, то в этом виновата только его трагическая судьба. У него
не было своих мыслей, характера у него тоже не было, и он был все-
цело в руках своих приближенных, особенно же в руках своей жены.
Во время революции ему пришлось ответить за многое, в чем он вовсе
20
в. в л о с
не был виновен, но в качестве монарха он был главным представи-
телем старой Франции, и над ним поэтому и разразились, главным
образом, громы революции.
Королева Мария-Антуанетта, дочь императрицы Марии-Терезии
Австрийской и сестра императора 1осифа II, благодаря своему превос-
ходству, держала мужа своего в своих руках Несмотря на фамиль-
ную габсбургскую отвислую нижнюю губу, она была красива, притом
еще остроумна и любезна. В то же время она является наиболее высоко-
мерной аристократкой своего времени. Эта гордая женщина, воспитан-
ная в предрассудках против народа, возмущалась малейшей уступкой
духу нового времени, и „австриячка14 стала ненавистна народу. Ее
считали распутной женщиной, о ней рассказывали массу любовных
приключений; мы не можем сказать, насколько это справедливо;
в конце концов, данныя скандальной хроники того с плотнического вре-
мени тоже нельзя считать надежным доказательством. С другой стороны,
распутная королева была бы вполне понятным явлением во Франции
того времени.
Брак Людовика XVI с Марией-Антуанеттой имел своим основа-
нием соображения государственного характера; когда же наступила
революция, этот брак был одним из факторов, ускоривших вмешатель-
ство иностранных держав во внутренние дела Франции.
Когда Людовик XVI вступил на престол, он тоже чувствовал, что
правительство при нем должно стать другим, чем оно было при
Людовике XV. Ход мыслей его был очень прост: при двух предше-
ственниках его особую ненависть заслужило господство любовниц, и он
решился поэтому назначить руководителем государственной политики
человека, у которого господство любовниц всегда было бельмом на глазу.
Первым министром своим он назначил графа Морена. Впрочем, Морепа
мог делать все, что ему угодно, потому что государственные дела
мало озабочивали короля. Он гораздо больше думал об охоте, об оле-
нях, сернах, лисицах, зайцах и барсуках; в течение года он собствен-
норучно убивал до 10.000 животных. Вопрос об охоте был для него
настолько важным, что, несмотря на желание иметь государственные
сословия подальше от возбужденной столицы, он, однако, не перенес
их дальше Версаля; причиной, по его собственным словам, была опять-
таки охота. Он вел дневник, и когда проводил один день без охоты,
то против этого дня отмечал: „ничего". 14 июля 1789 года—день взя-
тия Бастилии—тоже отмечен у него: „ничего*. Штурм Бастилии—и
„ничего!" Видно, собственноручно убитый заяц имел для него большее
всемирно-историческое значение.
Назначение Морепа не осталось без последствий. Правда, этот
старый царедворец был лишен того, что называется государственной
жилкой, но он призвал ко власти трех человек, которые не были про-
тивниками коренных реформ. Это были маркиз де-Верженнь, министр
иностранных дел, Ламуаньон Мальзерб, министр внутренних дел,
и Тюрго, министр финансов. Эти люди видели надвигающийся пере-
ворот и пытались путем мирных реформ способствовать возрождению
старой Франции. Их планы и идеи были смелы для того времени,
но выполнимы, и если они потерпели неудачу, то только вследствие
противодействия привилегированных сословий. Слабый и нерешитель-
ный король не мог пристать ни к реформаторам-министрам, ни к за-
щитникам старых привилегий.
Кроткий по натуре Мальзерб пытался очистить авгиевы конюшни
юстиции и хотел уничтожить бланки о задержании, отменить пытки».
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
21
Он стоял за свободу печати и боролся с цензурой, хотел восстановить
Нантский эдикт и религиозную терпимость. Гораздо более решитель-
ный характер имели реформаторские попытки его товарища Тюрго,
которого совершенно неправильно часто называли социалистом. Он
был учеником школы физиократов, исходивших из устарелой и ныне
критически опровергнутой доктрины, что земля—источник всех цен-
ностей. Реформы Тюрго свидетельствуют о необыкновенной дально-
видности его; путем приказаний сверху он хотел распутать те оковы,
которые потом во время революции были разбиты силою. Он хотел
расчистить путь могучему росту третьего сословия, уничтожив уста-
релые средневековые фермы сообщений, торговли и производства.
Тюрго был противником займов и повышения налогов, сторонником
бережливости, свободы торговли и развития путей сообщения. Перво-
начально ему удалось склонить на свою сторону молодого короля, кото-
рому едва только минуло двадцать лет и на которого подействовала
нарисованная им грозная картина грядущей революции. Прежде всего
Тюрго отменил все стеснения для хлебной торговли. Это была круп-
нейшая реформа, так как до того времени на перевозку хлеба из одной
провинции в другую требовалось особое разрешение властей. Несоблю-
дение этого требования наказывалось галерами и даже смертью. При
таком порядке вещей в одной провинции мог царить голод, в другой
изобилие. Урожай 1774 года был очень плох, и Тюрго надеялся предо-
ставлением свободы хлебной торговли принести пользу сельскому на-
селению. Но привилегированные сословия выступили против этого.
Представитель их, парижский парламент, в „подушечном заседании",
правда, вынужден был внести в реестр эдикт о свободе хлебной тор-
говли, но зато он старался убедить народ в том, что причина доро-
говизны хлеба заключается в свободе торговли им, и ему, в конце
концов, удалось восстановить невежественную массу против министра-
реформатора. Началась уже упомянутая нами война за муку; народ
разносил государственные и частные хлебные склады, и положение
все ухудшалось. Но главная причина неудачи этой реформы Тюрго
заключалась в неорганизованности ив несовершенстве путей сообщения.
Эта первая неудача не разбила энергии Тюрго. Ему снова уда-
лось склонить молодого короля на сторону своих реформ, и в феврале
1776 г. было опубликовано шесть знаменитых декретов, вызвавших
сильное возбуждение среди представителей старой Франции.
В этих декретах юный король возвещал населению, что барщина
крестьян и поденщиков отменяется. Кроме того, он отменял целый
ряд предписаний, стеснявших сношения и торговлю жизненными про-
дуктами. Четвертый декрет отменял цехи и союзы мастеров и предо-
ставлял право свободно заниматься торговлей и промышленностью.
Исключение из этого составляли только парикмахеры, аптекари, юве-
лиры, типографии и книжные торговли.
Эти декреты Тюрго снабдил несколько доктринерской, но красиво
составленной пояснительной запиской. В записке к эдикту об уничто-
жении цехов говорилось, между прочим, следующее: „Мы считаем
своим долгом каждому из наших подданных обеспечить все принад-
лежащие ему права; в особенности наш долг сделать это по отношению
к тому классу людей, у которого, кроме труда и прилежания, нет
никакой собственности и который тем боже вынужден и вправе
возможно больше черпать из этого единственного источника своего
существования. С душевным прискорбием взирали мы на различные
нарушения этого естественного и всеобщего права разными старинными
22
В. Б Л О С
учреждениями; однако, ни древность этих учреждений, ни господ-
ствующее мнение, ни действия охранявших их властей не могут оправ-
дать этих ограничений14. Эти слова в устах французского короля
произвели огромное впечатление. Это было формальное провозглашение
права па труд', именно, в другом месте этого замечательного доку-
мента было сказано, что Господь, дав человеку потребности, одарил
его вместе с тем и правом на труд. Впоследствии мы увидим, что
вопрос о „право на труд44 всплывал неоднократно в различные фазы
революции. Но о способах практического осуществления этого права
тогда еще меньше знали, чем теперь.
Однако, в целом рассуждения Тюрго были только гимном сво-
бодной конкуренции.
Среди привилегированных политика Тюрго вызвала сильное воз-
мущение. Они согласились бы пожертвовать цехами, но отмена барщины
была уже для них слишком чувствительным ударом. Совесть дворянства
и духовенства была неспокойна; они начинали опасаться, что не прой-
дет много времени и их земельная собственность и доходы тоже
подвергнутся обложению. Цеховые ремесленники-мастера тоже были
в высшей степени недовольны, так как они теряли свое привилегиро-
ванное положение в качестве мастеров. Высказывалось опасение, что
по освобождении промышленности сельское население наводнит города,
и некому будет заниматься земледелием. Двор и восстановленный
Людовиком XVI парламент восстали против этих реформ. И, несмотря
на то, что в „подушечном заседании44 эти шесть эдиктов пришлось
зарегистрировать, парламент все же продолжал свою оппозицию. Когда
же Тюрго высказал мысль о таком народном правительстве, в котором
ни дворянство, ни духовенство пе будут иметь отдельных представи-
телей, для борьбы с ним об‘едииились и двор, и парламенты, и даже
народ, в пользу которого Тюрго предпринимал эти реформы и кото-
рый они сумели обмануть и восстановить против него. Им удалось
убедить слабого и легкомысленного короля в том, что Тюрго стремится
вызвать ту самую революцию, которую он, в действительности, старался
предотвратить. Через два месяца после того, как он вынудил парла-
мент зарегистрировать эдикты Тюрго, он его уволил. Уже в августе
1776 года цехи, с некоторыми, правда, изменениями, были восстанов-
лены, а также и барщина. Тюрго освободил фабрики от знаменитых
„регламентов"—теперь они тоже были восстановлены. Сочувствовавший
Тюрго Мальзерб тоже подал в отставку, и старый царедворец Морепа
был очень рад, что освободился от этих двух опасных реформаторов.
Реформаторские попытки Тюрго были предприняты слишком
поздно. С одной стороны, разложение зашло слишком далеко, с дру-
гой—ослепление привилегированных сословий достигло своего макси-
мума, и, наконец, монархия была уже слишком слаба для того, чтобы
произвести переворот сверху. II история пошла своим предопределен-
ным путем.
Государственные долги Франции были очень велики, и одни
проценты поглощали громадную сумму. Уже во времена Людовика ХАЛ
государственные долги Франции достигли 3.500 миллионов. Денеж-
ная нужда была тяжелая и хроническая. При всем том двору неугодны
были такие бережливые люди, как Тюрго; им был гораздо приятнее
такой министр финансов, который умел доставать деньги и средства
для расточительности двора, не заикаясь об экономии, к которой стре-
мился Тюрго. Призванный на этот тяжелый пост Клюньи оказался
скоро непригодным. Наконец, Морепа додумался доверить француз-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
23
с кие финансы швейцарцу Неккеру, резиденту Женевской республики
при французском дворе.
Неккер, правда, был представителем буржуазии и дворянству не
особенно угоден, но у него была выдающаяся репутация и от него
ожидали успешного выхода из финансовых затруднений. Трезвый
делец, но лишенный широкого размаха, Неккер был назначен гонерал-
директором финансов; он сейчас же прибег к старым средствам—к займам,
и так как в качестве крупного банкира он пользовался значительным
кредитом, то это ему удалось сравнительно легко. Пока что деньги
были, и можно было хоть на время забыть о тяжелом финансовом
положение.
Тут произошло событие, привлекшее к себе внимание всего фран-
цузского населения. В Северной Америке как раз в это время закон-
чилась борьба колоний с Англией, и северо-американский конгресс
провозгласил свободу и самостоятельность колоний. Де-Верженнь до-
бился того, что Франция оказала поддержку восставшим колониям,
а Неккеру удалось раздобыть необходимые для этого средства. Влияние
северо-американской войны на французскую армию осталось неиз-
гладимым. Офицеры и солдаты вернулись с гораздо более радикальными
воззрениями, чем те, с которыми они ушли. А правительство имело
глупость как раз в это время увеличить строгость в армии. Армия
была тогда особенно ненавистным для народа учреждением, так как
тогда еще не было такого избытка рабочих сил, как в настоящее время,
и крестьяне страшно озлоблялись всякий раз, когда у них отрывали
сыновей от полевых работ для продолжительной и тяжелой военной
службы. И вот, тот самый Людовик XV‘I, который так недавно гово-
рил о правах французского населения, постановляет, что даже в чин
поручика не должен быть произведен тот, кто не может назвать че-
тыре поколений своих предков. Ни один лейтенант не дворянского
происхождения не мог быть произведен в капитаны. Все это означало,
что солдат не мог надеяться на действительное повышение. Затем
были введены считавшиеся образцовыми прусские армейские уставы,
но, хотя они считались лучшими, французам старость их была нена-
вистна. Большое озлобление вызвало в армии восстановление фух-
телей, т. е. наказания сабельными клинками. Все это имело своим
последствием то, что оппозиционный дух развился и в армии, этим
в значительной степени объясняется отношение ее к начавшейся ре-
волюции.
Между тем, и при Неккерс финансовое положение Франции
стало ухудшаться; он, правда, был бережлив, но займы его увеличили
бремя долгов и тяжесть процентов. Мало-по-малу Неккер пришел
к тому же, о чем помышлял Тюрго, т. е. к мысли обложить налогами
и дворянство, и духовенство. Для этого оп решил созвать народное
представительство, и именно представителей трех сословий каждой
провинции. Но этот план не имел успеха вследствие сопротивления
парламента, с одинаковым упорством отстаивавшего привилегии дво-
рянства от всяких покушений сверху и снизу. Тогда Неккер прибег
к новому средству: желая привлечь общественное мнение на свою
сторону и па сторону своей реформы налогов, он напечатал свой до-
клад королю о состоянии государственных финансов.
Это был неслыханный до того времени поступок, и он поразил
всех. То, что в современном государстве кажется вполне естественным—
контроль общества над государственным бюджетом, тогда было чем-то
небывалым. Зачем буржуазии, крестьянству и помещикам знать, сколько
24 в. б л о с
расточает двор иа всемилостивейшие подарки, пенсии и ренты своим
любимцам? Зачем этой мещанской „сволочи 4 .знать, что она дает почти
все, а привилегированные сословия—ничего? Зачем, наконец, раскры-
вать перед всей Европой, какие громадные долги взвалило на плечи
французского населения продолжительное и неумелое хозяйничанье?
Все представители старого порядка - двор, дворянство, духовенство,
парламенты все это обрушилось на женевца, осмелившегося прибе-
гнуть к таким неслыханным средствам. Ему пришлось подать в отставку,
но общественное мнение всецело было на его стороне. Вдобавок ко
всему, он написал еще книгу о государственном хозяйстве Франции
и подверг в ней подробной критике все злоупотребления прежнего
времени. И хотя у Неккера но было никаких реформаторских планов
и сам он находился не у власти, он с того времени стал любимцем
общества.
К этому времени душой придворной партии была уже королева,
с жестокой ненавистью выступившая против реформаторов и против
реформ. Братья короля всеми мерами поддерживали ее, сам же король
колебался между разумными доводами своих государственных людей
и происками двора. Когда скоро после отставки Неккера Морепа
умер, двор сумел достигнуть того, что должность первого министра
осталась незамещенной. Раньше при назначении министров еще сколько-
нибудь считались с настроением народа, теперь же могли .занять их
места только то, которые обещали достать возможно больше денег.
Попытки привлечь разных финансистов с тем, чтобы они не
только привели в порядок финансы, по, кроме того, еще раздобыли
денег, кончились неудачей; и тут появился фокусник, уверявший, что
он сразу может вывести французские финансы из затруднительного
положения. Это был некто де-Калонн, избранник придворной партии,
царедворец старого покроя, отнесшийся к своей задаче со всем легко-
мыслием своего времени. Бережливость в государственном бюджете
этот джентльмэн с головы до пяток считал смешным мещанством;
своим девизом он провозгласил расходы и расточительность. Он, не
задумываясь, утверждал, что роскошь двора благоприятствует торговле,
ремеслам и промышленности. Несостоятельность этого утверждения
очевидна; стоит только принять во внимание, что французский народ —
не дворянство и пе духовенство—сперва должен создать те средства,
на которые двор будет роскошничать. Роскошь в лучшем случае
только возвращала третьему сословию часть того, что прежде у него
было взято.
При Калонне для придворных наступило хорошее время. Куплен-
ные ими или выгодно обмененные имения оценивались в двадцать
миллионов франков, которые пришлось уплатить государственному
казначейству. Калонн все налоги взыскивал по возможности за несколько
лет вперед и, таким образом, кое-как выплачивал проценты государ-
ственного долга. Благодаря этому, кредит этого блестящего царедворца
и государственного деятеля поднялся; деньги текли к нему со всех
сторон, он мог делать сколько угодно займов. И, действительно< кассы
вдруг стали полны, двор утопал в блаженстве. Расточительность его
при Калонне не раз вызывала народное негодование.
Финансовые фокусы Калонна представляли собой опасную игру;
если бы они продолжались дольше, они неизбежно должны были бы
привести к катастрофе. Переполненные недавно кассы неожиданно
оказались пустыми, и недавно прославляемый всеми чародей Калонн
не мог уже придумать ни одного средства, чтобы снова наполнить их.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
25
Вдруг все увидели бездну, к которой Калонн привел Францию. Со вре-
мени отставки Неккера государственный долг возрос на 1.200 миллионов,
дефицит государственного бюджета составлял 30 миллионов, налоги
большею частью были взысканы уже за несколько лет вперед, кредита
уже совершенно не было.
Двор был очень опечален; трудно было отказаться от роскоши,
к которой он за этот длинный ряд годов привык. Тем не мепее, как
раз в это время при дворе начались раздоры. Некоторые аристокра-
тические семейства из зависти ли или из искреннего отвращения
к высокомерию двора заняли враждебную позицию по отношению
к королеве. О ней стала ходить масса злых сплетен, а к 1785 г. отно-
сится знаменитая до сих пор еще не вполне выясненная история
с ожерельем, в которой фигурировало и имя королевы. Озлобленный
поведением двора, народ верил всему, что говорилось против пего,
и считал его на все способным.
Стесненный с двух сторон,—с одной стороны давлением обще-
ственного мнения, а с другой —давлением ужасных финансовых затруд-
нений,—легкомцс ленный Калонн растерялся и не знал, что делать.
Наконец, и ему в голову пришла спасительная, хотя вовсе не новая
мысль: старый царедворец Калонн тоже вдруг потребовал обложения
земельной собственности дворянства и духовенства.
Двор сначала и слышать об этом но хотел, но Калонн имел
в свовхм распоряжении очень убедительный аргумент в возбужденном
им вопросе, это именно—нужда в деньгах. Двор уступил, и соотно-
шение сил во Франции изменилось: раньше двор поддерживал при-
вилегированные сословия в их борьбе против министров, теперь все
стали думать, что двор поддерживает министров в борьбе с привиле-
гированными сословиями.
Всем было известно, что парламенты будут противиться новым
проектам обложения с таким же упорством, как попыткам Тюрго
и Неккера. Осуществить свой проект путем обычных королевских
эдиктов Калонну казалось слишком рискованным, принимая во вни-
мание шесть эдиктов Тюрго. Он стал колебаться и, наконец, решился
предложить ко]Х)Л1о созыв нотаблей, возлагая на них надежду, что
они осуществят‘его планы. Король уступил в этом вопросе настоянию
алчного двора, и 22 февраля 1787 г. после промежутка в 150 лет,
в Версале собрались нотабли.
Собрание это состояло из 138 членов, среди которых находились
и наиболее высокопоставленные представители дворянства и духо-
венства. Членов не-дворянского происхождения было только восемь, но
и относительно их было известно, что опи скоро будут возведены
в дворянство.
Калонн, однако-ж, оказался слишком самонадеянным. Как, в самом
деле, мог он ожидать, что нотабли, принадлежа к привилегированным
сословиям, согласятся на обложение земельною имущества дворянства
и духовенства! Всю .’затруднительность финансового положения он
свалил на Неккера. Однако, этим он ничего не достиг; нотабли
заявили, что не считают его человеком, подходящим для проведения
предложенной им реформы. Этим заявлением они только хотели скрыть,
насколько они были против реформы обложения. К вотуму недоверия
Калонну со стороны дворянства присоединилось еще и недоверие
народа, справедливо считавшего Калонна человеком, не подходящим
для проведения столь серьезной реформы. Таким образом, тот самый
26
В. Б Л О С
двор, которому Калонн готовил так много блестящих пиров, оттолкнул
его, и фокусник, так печально нарвавшийся, должен был получить
отставку.
Перед этими явлениями и событиями, сопровождавшими смерть
старого порядка, народ стоял неорганизованным, несознательным.
В массе еще не выделилось определенных партий; все, что страдало
от тяжелого гнета старого порядка, об‘единилось против двора. Перво-
начально народ совсем ложно понял положение и значение нотаблей.
Он но понял, что двор решил покуситься на преимущества дворян-
ства и духовенства только под давлением денежной нужды; массы
еще совершенно лишены были политического воспитания. В нотаблях,
бывших фактическими представителями привилегированных сословий,
он видел только креатур двора, и на улицах продавали под именем
нотаблей“ гипсовые фигурки, качавшие головами в знак согласия.
Когда же нотабли оказали противодействие Калонну и двору, отно-
шение к ним внезапно изменилось, настроение масс стало даже весьма
благосклонно к нотаблям; массы не понимали, что оппозиция нотаблей
преследовала только защиту интересов привилегированных сословий.
Чтобы скрыть свои враждебные народу поползновения, нотабли
заявили, что они ничего не имеют против реформы государственного
хозяйства, если к этому делу призван будет человек, к которому они
могут отнестись с доверием. Король избрал человека из нотаблей*
группы большинства, Ломени де-Бриенна, архиепископа тулузского и
санского. Этого человека считали энциклопедистом, и то, что он в то
же время занимал столь высокий духовный пост, в те времена вовсе
не считалось удивительным. Это был живой и остроумный человек.
Он слыл любимцем королевы и, таким образом, был личностью вли-
ятельной во всех кругах общества. Он был назначен одновременно
первым министром и министром финансов.
Вриенн снова представил нотаблям проект' Калонна; связав себя
ранее сделанным заявлением перед общественным мнением, нотабли
дали свое согласие на несколько мелких реформ. Он добился отмены
некоторых дополнительных сборов, внутренних пошлин, добился разре-
шения откупа от барщины и сделал заем в 6 миллионов франков в
форме пожизненной ренты. Форма этого займа оказалась неудачною;
государству, правда, пе надо было выплачивать обратно этих шести
миллионов франков, но неизбежный при пожизненной ренте высокий
процент увеличивал дефицит в государственном бюджете, а с ним и
недовольство. К тому же заем в шесть миллионов при финансовом
расстройстве Франции имел но больше значения, чем капля воды,
упавшая на горячий камень, и, в конце концов, под влиянием денеж-
ной нужды Бриенн выступил с главным своим проектом. Это был
проект земельного налога, проект обложения земельной собственности
дворянства и духовенства. Чтобы подсахарить эту горькую для приви-
легированных пилюлю, он назвал этот новый налог вспоможением.
По нотабли громадным большинством отвергли это ,.вспоможениеи
Бриепн понял, что далеко он с этим собранием не пойдет. Нотабли
были распущены 25 мая 1787 года.
В этой борьбе с алчным двором привилегированные сословия не
только одержали победу, но и обманули народ; последний был еще
неразвит и радовался тому, что и впредь на нем одном будут лежать
государственные тяготы.
Бриенн же от своего плана не отказался. Хотя этот вопрос и
послужил уже причиной падения Тюрго, Неккера и Калонна, Бриенн
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
27
все же мог упорнее отстаивать его, потому что двор всецело был на
его стороне; он предпочитал отказаться от предрассудка и согласиться
на обложение, чем отказаться от роскоши, дорогих пиров и прочих
удовольствий.
Бриенн обратился к парламентам. Парижский парламент без раз-
говоров внес в реестр все королевские эдикты, основанные на заклю-
чениях нотаблей. Тогда министр финансов прибегнул к очень хитрому,
как он думал, плану. К своему земельному сбору („вспоможению1') он
прибавил и гербовый сбор, который главной тяжестью своей должен
был лечь на третье сословие. Он надеялся, что парламент не выступит
против гербового сбора и свяжет тем себя перед общественным мне-
нием народа настолько, что не сумеет противиться и земельному сбору.
Если бы министр первоначально внес один только проект гербо-
вого сбора, план его, вероятно, удался бы. Но он внес ^а проекта
одновременно и, таким образом, дал возможность хитрыьЛарламент-
ским парикам отразить удар с поразительной ловкостью. Они ни слова
не сказали о налоге на дворянство и духовенство, а говорили только
о гербовом сборе и о тяжести, с какой он ляжет на народ; можно
было подумать, что эти бескорыстные члены парламента о себе вовсе
не думают. Вследствие этого, симпатии народа склонились на сторону
парламента, так как он так же мало мог уследить за подвохами при-
вилегированных сословий в борьбе с двором, как за интригами двора.
При бурных криках одобрения возмущенных народных масс парламент
отверг оба проекта. В пылу прений парламент увлекся. Было высказано
мнение, что право обложения налогами принадлежит только генераль-
ным штатам вообще. Наконец, чтобы окончательно расстроить планы
правительства, парламент заявил, что, регистрируя королевские эдикты,
он до сих пор пользовался правом утверждения налогов: Но, присвоив
еебе это право, парламент действовал вопреки основному государствен-
ному закону, так как только генеральные штаты или другое какое-
нибудь общее народней' представительство вправе утверждать налоги.
Это заявление вызвало возбуждение во всей Франции, и народ
выразил парламенту свою симпатию бурными .демонстрациями. Для
абсолютной монархии это был тяжелый удар. Когда дело дошло до
нарушения их классовых интересов, представители привилегированных
сословий не остановились перед тем, чтоб нанести монархии столь
чувствительный удар; громадные последствия его трудно было рассчи-
тать наперед, и позже они не раз могли пожалеть о нем.
Пока же никто по понимал значения сделанного шага. Разыг-
ралась та же комедия, которая всегда в таких случаях до сих пор
разыгрывалась. Парламент был созван на „подушечное заседавие“, и
эдикты были зарегистрированы по указу короля. Но парламент не
остановился на полпути и заявил, что принудительное регистрирование
недействительно и по имеет силы. За это парламент был переведен
в Труа, и этот приказ был выполнен военной властью самым диким
образом.
Таким образом, ’ и здесь де-Бриенн потерпел неудачу; топор,
занесенный им на привилегии дворянства и духовенства, вызвал
только отчаянное сопротивление со стороны их представителей, кото-
рые, в свою очередь, занесли свой топор над абсолютной монархией
вообще.
В этой классовой борьбе французского дворянства и духовенства
за свои привилегии с редкой в истории ясностью обнаружилось, как
легко выбрасываются за борт политические принципы там, где дело
28
В. Б Л О С
касается классовых интересов. Привилегированные сословия не заду-
мывались подкапывать то дерево, на котором они сами держались,—
абЬолютную монархию; они надеялись, что такой опасной игрой
сумеют сохранить свои привилегии и при новом порядке вещей,
наступление которого они уже предчувствовали. Двор же, нуждаясь в
деньгах, стремился ограничить привилегии дворянства и духовенства.
.Таким образом, приведена была в движение лавина революции, и ни
одна из борющихся сторон уже не могла ее остановить.
Так как денежные затруднения росли, то де-Бриенп попытался
вступить в соглашение с парламентом. Но он опять взялся за дело
неумело. Он привлек на свою сторону несколько старых членов парла-
мента и, полагаясь на их влияние, вернул парламент из Труа; недолго
думая, он представил ему проект займа в 400 миллионов, с реализа-
цией в тление четырех лет. Де-Бриопн обещал в течение этих четырех
лет созваТС генеральные штаты, опубликовать государственный бюджет
и восстановить Нантский эдикт.
Чтобы не терять народного расположения, парламент должен был
пойти дальше по избранному им пути, к тому же он был уже связан
своим заявлением по вопросу об утверждении налогов. Решительное
заседание состоялось 20 сентября 1787 г. Отношение к нему герцога
Орлеанского придало этому заседанию особое значение. Повздорив с
двором, этот распутный принц стал на сторону оппозиции. Многие
думали, что он надеется таким образом попасть на престол после
низвержения старшей линии Бурбонов и ищет только популярности;
были и такие, которые видели в нем человека, действительно предан-
ного пароду; многие, наконец, безусловно не доверяли ему. Чего ему
нужно было? Может быть, он и сам этого не знал и просто из любви
к приключениям примостился к революции, а опа поглотила его.
Словом, 20 сентября оп выступил в парламенте вождем оппозиции.
Когда король появился для занесения указа о займе в реестр, герцог
Орлеанский своим дерзким поведением совершепно смутил его, и
Людовик XVI, в конец растерявшись, покинул заседание. Заем был
отвергнут, но герцог Орлеанский был сослан в один из замков, а много
знаменитых парламентских ораторов заключены были в государствен-
ную тюрьму. Арест членов парламента во время заседания возбудил,
конечно, сильное недовольство во всей Франции.
Де-Бриенн окончательно потерял надежду справиться с парламен-
том обыкновенным путем и вместе с королем задумал совершить
государственный переворот. Но как ни держались в секрете эти при-
готовления, парламент узнал о них; он энергично и искусно пригото-
вился к самообороне. 4 января 1788 года он об‘явил незаконными
бланки о задержании и произвольные аресты вообще, а 27 апреля
последовало об‘явление основных законов французской монархии.
К числу их, между прочим, были отнесены утверждение налогов гене-
ральными штатами, несменяемость судей, право парламента отклонять
противозаконные эдикты, право гражданина па справедливый суд и
гарантии от произвольного ареста. Этим впервые было заявлено, что
Франция—монархия, управляемая королем на основании законов;
в виду предполагаемого государственного переворота, это заявление
носило характер самого недвусмысленного протеста.
И только теперь, увидев, до чего доведен парламент, двор испу-
гался, но Бриенн все-таки не отказался от своего проекта. Было опу-
бликовано три королевских эдикта, которые заранее стали известны
парламенту через члена его д‘Эспремениля; последнему они были кем-то
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
29
присланы, и он принес их в парламент. Эти эдикты лишали парламент
всякого политического значения, отнимая у него функцию регистрации
эдиктов. Место его должна была занять исполнительная камера (cour
pl£ni£re), составленная из лиц, зависимых от двора. Судебная компе-
тен^1я парламента тоже была значительно сужена, а число членов его
уменьшено.
Эдикты эти были опубликованы 8 мая 1788 года, но они не возы-
мели никакого действия. Парламенты всей Франции заявили протест
против этого нарушения основных законов и об'явили бесчестными
всех будущих членов исполнительной камеры. Дворянство отправило
к двору депутации для выражения протеста. 12 дворян, составлявших
такую депутацию от дворянства Бретани, по приказу короля были
заключены в Бастилию, но вместо них явилось пятьдесят других.
Во многих провинциях начались народные восстания, вызванные не-
дородом и голодом. Войско тоже не находилось вполне в распоряжении
правительства; правительству приходилось теперь расплачиваться за
недопущение к офицерским должностям лиц не-дворянского происхо-
ждения. Офицеры очень хорошо понимали, что в борьбе парламентов
с монархией дело идет о привилегиях дворянства, и склоняли войска
к неповиновению. Один полковник в Дофине заявил, что в его полку
все, кончая полковником, ненадежны. В Париже каждую минуту можно
было ожидать всеобщего восстания. При таких условиях попытка к
государственному перевороту сверху успеха иметь не могла. Над
головой де-Бриенна не переставала висеть опасность неизбежного
государственного банкротства. Двору пришлось уступить и созвать
генеральные штаты, давно ставшие уже народным лозунгом. Коро-
левским эдиктом исполнительная камера была окончательно отменена
и созваны генеральные штаты на 1 мая 1789 года.
Бриенн не мог дольше оставаться у власти, так как до созыва
генеральных штатов тоже нужны были деньги. Две пятых общей суммы
процентов государственного долга он хотел выплатить бумажными
деньгами, выплату же капитального долга отсрочить. Все громко гово-
рили о государственном банкротстве, и, в конце концов, и двор, и
король отвернулись от Приена. 24 августа 1788 г. он вышел в отставку,
и отставка его была радостно принята народом. На площадях Парижа
народ сжигал портреты Бриенна. •
Таким-то образом представители привилегированных классов .от-
воевали у абсолютной монархии одно из важнейших народных прав—
право утверждения налогов народным представительством; парламенты,
конечно, не имели в виду превратить Францию в конституционную
монархию; дворянство и духовенство надеялись только спасти таким
путем свое имущество от обложения. Такие удивительные цветы вы-
ростают на почве классовой борьбы.
Созывом генеральных штатов было положено начало революции;
она зажглась от трения между придворными партиями и привилеги-
рованными сословиями, а в движении широких народных масс огонь
ее находил себе все повую пищу. Привилегированные классы расша-
тывали абсолютизм, опираясь на широкие народные массы. Но скоро
должно было наступить время, когда народ лишит их этой опоры и
начнет расшатывать привилегии дворянства и духовенства.
«
УЧРЕДИТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ.
После падения архиепископа де-Вриенна оставалось только при-
звать обратно Неккера, и он занял пост первого министра и главного
государственного контролера. Он попрежнему был одним из наиболее
популярных людей во Франции, и благодаря личному кредиту ему
снова удалось с грехом пополам справиться с неотложными финан-
совыми затруднениями. Главным же образом, задача его заключалась
в созыве генеральных штатов, не собиравшихся уже с 1615 года. Вся
Франция, даже вся Европа с напряженнейшим вниманием следила
за этим созывом, так как он должен был повлечь за собой глубоки#
изменения в общественных отношениях Франции.
Тут сразу возникло новое затруднение: Неккера озабочивали
только финансы, и в созыве генеральных штатов он видел только
средство раздобыть путем обложения дворянских и духовных земель
новый источник доходов. Организация же генеральных штатов была
такова, что делала достижение цели невозможным, так как по старой
системе представительства каждое сословие пользовалось одинаковым
значением. Будет ли произведено голосование общее или по сосло-
виям,—трет1>е сословие всегда должно было остаться в меньшинстве
перед двумя привилегированными сословиями, действовавшими, вполне
естественно, заодно. Неккеру, таким образом, необходимо было усилить
третье сословие настолько, чтобы оно могло бороться с двумя дру-
гими. После долгого сопротивления король согласился и на это.
Однако, эдикты, которыми число представителей третьего сословия
удваивалось и вводилось общее голосование, встретили ожесточенное
противодействие со стороны парламентов; они отказывались внести
их» в реестр, и второе собрание нотаблей, созванное Неккером в
ноябре 1788 года в Версале, тоже отклонило эти эдикты.
Таким образом, казалось, что попытка произвести крупные
реформы снова потерпит неудачу из-за чисто формального вопроса,
неизвестно для чего припутанного сюда ограниченным и неловким
Неккером. Общественное мнение, весь народ, за исключением приви-
легированных сословий, стояли на стороне Неккера. Воспротивившись
этим изменениям в составе генеральных штатов, парламент сразу
потерял всю свою популярность. Глаза третьего сословия теперь
раскрылись: оно поняло, что парламент действовал только в интере-
сах привилегированных сословий. На арену борьбы классов выступает
к этому моменту пресса, просвещая и подбодряя массы. В этом отно-
шении громадное значение имело небольшое сочинение аббата Сийеса,
как молния среди ночи осветившее положение. Оно носило заглавие:
„Что такое третье сословие?^ Обрисовав в кратких, точных и ясных
чертах громадное значение этого сословия, автор закончил так: „Третье
сословие теперь- ничто. Чем бы оно могло стать? Всем!*4. Сочинение
это имело необычайный успех и способствовало тому, что автор его
получил место среди представителей генеральных штатов.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
31
Неккер продолжал делать все бблыпие и ббльшие ошибки; вопрос
о том, будет ли голосование общим или по сословиям, он оставил
нерешенным. Этим он дал предстоящему народному собранию тему
для долгих споров. Он предложил парламенту внести в реестр указ
о созыве генеральных штатов, и парламент это сделал. Вопроса о спо-
собах созыва и о составе генеральных штатов он при этом вовсе не
коснулся, хотя ему следовало решить его с самого начала.
Когда, наконец, созыв генеральных штатов был окончательно
назначен на 27 апреля 1789 года, крик радости пронесся по всей
Франции. Чувствовалось, что настало новое время; все надеялись, что
генеральные штаты произведут коренные изменения в государственном
и общественном устройстве. Уже по одной выборной агитации можно
было предугадать, что генеральные штаты вступят в борьбу с абсолю-
тизмом. Но обойтись без них не позволяло затруднительное финан-
совое положение, которому необходимо было положить конец; пришлось
закрыть глаза на приближение грозной бури. Дворяне и другие при-
вилегированные группы, еще недавно пользовавшиеся народным
расположением и потерявшие его за противодействие новой органи-
зации генеральных штатов, увидели вдруг, что их привилегиям грозит
опасность еще с одной стороны—не со стороны двора, а со стороны
народа. Они снова обратились к двору, чтоб в союзе с ним найти
-себе защиту. Слабый и флегматичный король бездеятельно смотрел,
как надвигаются грозовые тучи, и чаще, чем когда бы то ни было,
уходил на охоту. Мария-Антуанетта сознавала свое бессиле и ушла
в себя. Будь она мужчиной, она представила бы для революции гро-
мадную опасность.
Генеральные штаты.
Франция должна была послать 1.214 депутатов в генеральные
штаты: т/>еть их должны были послать дворяне, -духовенство
и т(юпъ—третье сословие. Дворянство и духовенство выбирали депу-
татов прямым голосовав цем, третье же сословие должно было выбирать
их через, выборщиков. Пассивное избирательное право было очень
расширено. Выбирались одновременно и кандидаты—заместители депу-
татов. В городах третье сословие избирало депутатов по .цехам или
по кварталам. Окружное собрание выборщиков состояло из оседлых
в пем лиц мужского пола, имевших не мепое двадцати пяти лет от
роду и не принадлежавших ни к дворянству, ни к духовенству.
Право голоса имели все, носившие какой-нибудь должностной титул
или чин, занимавшие какую-нибудь должность пли имевшие диплом
на мастера, или же, наконец, лица, имевшие возможность докумен-
тально доказать, что ежегодно уплачивают но менее шести франков
налога.
Власти и привилегированные сословия прибегали ко всевозмож-
ным средствам для того, чтобы не дать оппозиции победить на выборах,
но они уже не в силах были бороться б могучим подъемом оппози-
ционного настроения в народе. Выборы третьего сословия свидетель-
ствовали о полной и исключительной победе новых идей, и даже
сродй представителей, избранных дворянством и духовенством, ока-
залось немало лиц, преданных народному делу. И только в Париже,
где все ожидали полной победы оппозиции, властям при помощи
разных маневров удалось провестр сторонников реакции. Париж
должен был избрать 20 представителей от третьего сословия, 10 от
32
В. Б Л О С
дворянства и 10 от духовенства. Город этот, душа и оплот революции,
насчитывал тогда 600.000 жителей и был разделен на 60 избирательных
участков. Население рабочих кварталов почти поголовно было отстра-
нено от выборов, так как только немногие платили шесть франков
прямых налогов. Число мастеров тоже было незначительно. Произошло
три ряда выборов, и процеженные таким образом депутаты оказались
приверженцами старого порядка. Такой исход выборов в столице
подействовал до некоторой степени угнетающим образом, и выборщики
предместий сильно жаловались па то, что масса рабочих отстранена
от выборов.
В общем, результат выборов был таков: дворянство было предста-
влено 242 придворными и поместными дворянами, 28 лицами должност-
ными, бывшими в ’ то же время членами парламента. Духовенство
было представлено 48 архиепископами и епископами, 35 аббатами и
деканами и 208 священниками. Наконец, третье сословие было пред-
ставлено двумя духовными лицами, 12 дворянами, 18 городскими
гласными, 100 городскими служащими, 212 адвокатами, 16 врачами и
216 купцами и сельскими хозяевами.
Правительство думало схитрить и ни одним словом не обмол-
виться о задаче генеральных штатов, но, благодаря выборщикам,
хитрость эта не удалась; они снабдили своих выборных известными
наказами (cahiers), в которых были изложены их жалобы и нужды.
Как ни различны были эти cahiers в подробностях, они все-таки схо-
дились все на том, что генеральные штаты должны пересоздать госу-
дарство и общество и издать для этой цели основной государственный
закон—полную конституцию. Политический строй должен был получить
форму наследственной конституционной монархии; о республике ни в
одном из этих'наказов нет ни слова. Прежде всего, они требовали,
чтобы налоги и займы были законны только в случае утверждения
их народным представительством и обеспечения собственности и
личной свободы. В вопросе Я£е о составе и компетенции народного
представительства такого единогласия не было.
Французский народ возлагал очень много надежд на это собрание.
Монархия мечтала о том, что предстоящее издание основных государ-
ственных законов поможет ей стать на ноги и впоследствии найти
удобный момент для их отмены; дворянство и духовенство надеялись,
что борьба партий в парламенте поможет им сохранить свои привилегии.
Буржуазия надеялась получить от этого собрания свободу личности
и обеспечение частной собственности; ремесленники и рабочие наде-
ялись, что оно освободит их от полицейского гнета и даст лучший
заработок; сельское население ожидало от1 собрания, что оно облегчит
ужасное бремя налогов, освободит от оброка и барщины и уничтожит
крепостное право. Все были полны надежд и опасений, и при током
настроении Франции 5 мая 1789 г. было открыто национальное
собрание в Версале. Версаль опять был избран для того, чтобы бурные
волнения в столице не отражались на ходе занятий собрания.
Открытие собрания произошло с тою традиционною торжествен-
ностью, без которой двор, обыкновенно, но мог обойтись в подобных
случаях. Прежде всего, собрание с королем, королевой, принцами
и главными сановниками во главе торжественно отправилось в - цер-
ковь. Необозримые массы народа, стекшиеся со всех сторон посмотреть
на народных представителей, обнаружили, было, много воодушевления,
но они очень скоро остыли; народ вскоре заметил, что двор очень
враждебно относится к третьему сословию; вынужденный поневоле
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
33
пойти на уступки, двор теперь старался отомстить ему мелочными, но
раздражающими придирками. Сословия должны были быть строго
отделены друг от друга. Дворяне выступали в пышных одеждах, в шля-
пах со страусовыми перьями, вооруженные шпагами; духовенство было
в облачении; третье же сословие носило простую черную одежду,
шелковые плащи, шляпы без перьев и не было вооружено шпагами.
Представители привилегированных сословий были введены в зал за-
седаний через парадные двери, и они высокомерно оглядывали пред-
ставителей третьего сословия, которым указан был вход через боковую
дверцу. Даже скамейки, на которых сидели представители третьего
сословия, были ниже, чем скамейки для духовенства и дворянства.
Представители третьего сословия не скрывали тех чувств, которые
возбуждало в них это пренебрежение. Когда король появился для
произнесения тронной речи, его, по старинному обычаю, сопрово-
ждали королева и принцы; начиная речь, он надел шляпу, за ним то
же самое сделало дворянство и духовенство; третье сословие тоже на-
дело шляпы и привело в ярость присутствовавших в зале королевских
церемониймейстеров. Третье сословие хотело этим показать, что время
подчиненности для него прошло.
Тронная речь в общем была бессодержательна: Людовик XVI
говорил о денежной нужде, старался вселить надежды на бережливость,
призывал к единению и напирал на свои верховные права; в данный
момент это было вовсе неуместно. Вслед за ним говорил хранитель
государственной печати Барантэн и разразился филиппикой против
духа новшеств и неповиновения. Он говорил о справедливых и удовле-
творенных королем требованиях, умалчивая о. том, что для выражения
этих требований должно было состояться особое собрание; он говорил
о неразумном ропоте сторонников реформ и о том, что король в сни-
схождении своем оставил его без внимания; он говорил о бессмысленных
мечтаниях и опасных нововведениях, которыми хотят заменить основные
и непоколебимые законы монархического правления. Затем сословиям
было сообщено, чего собственно правительство ожидает от них. Во всех
вопросах, кроме финансовых, они должны голосовать по сословиям;
таким путем правительство хотело добиться обложения привилегирован-
ных сословий, с целью увеличения государственных доходов. Затем
генеральным штатам предстояло обсудить закон о свободе печати,
равно как изменения в уложениях о наказаниях и в гражданском
кодексе. Вот и все.
После этого стал говорить Неккер, воспользовавшийся случаем
показать, как мало он понимал в государственной политике. Человек,
добившийся созыва генеральных штатов, любимец трет1*его сословия,
человек, пользовавшийся всеобщим доверием, не нашел ничего луч-
шего, как битых три часа говорить исключительно о финансовых
вопросах, заваливая слушателей бесконечным рядом цифр. Он даже
ни одним словом не обмолвился по такому важному вопросу, как поря-
док голосования—будет ли последнее общим или по сословиям.
Такое отношение двора и министров сразу выяснило третьему
сословию, в чем дело. Оно сразу поняло, что двор и министры решили
просто игнорировать те желания и требования, которые нашли себе
выражение в их наказах. В виду такого положения вещей, оно с своей
стороны о щ подушно решило позабыть о собственных разногласиях
и до последней крайности настаивать на осуществлении своих прав
и требований своих избирателей.
История Французской революции. 3
34
В. Б Л О С
Для каждого из трех сословий правительством приготовлено было
’ по залу. Третьему сословию, как самому многочисленному, был предо-
ставлен зал общих заседаний. Оно сумело с большою ловкостью исполь-
зовать это само по себе незначительное обстоятельство. Оно обратилось
к двум остальным сословиям с предложением приступить к проверке
депутатских полномочий в зале общих заседаний. Но хотя требование
такой совместной проверки было весьма справедливо, высокомерные пред-
ставители привилегированных сословий оставили это приглашение без
внимания. Они хотели сохранить разделение на сословия; третье, же
сословие было против этого и решительно заявило, что депутаты, засе-
дающие в зале общих заседаний, представляют собою часть собрания,
а вовсе не отдельное сословие.
Переговоры не привели ни к чему; страна с напряженным ожи-
данием следила за собранием генеральных штатов, а, между тем,
прошло уже шесть недель, а оно еще не покончило с формальностями.
Председателем собрания в общем зале заседаний был избран Бальи,
знаменитый ученый и впоследствии мэр Парижа; вся деятельность его
направлена была к осуществлению той самой революции, в которой
ему суждено было впоследствии погибнуть. И он, и аббат Сийес пре-
красно сознавали, что если ничего не предпринять, собрание останется
разделенным на сословия, и общего голосования не будет. Пока во-
прос висел в воздухе, они не теряли времени и склонили многих
священников присоединиться к депутатам, заседавшим в общем зале
заседаний; дано в том, что низшее духовенство почти целиком было
на стороне народа.
17 июпя 1789 года был сделан решительный шаг. По предло-
жению Синеса, 491 голосом против 90 было решено, что депутаты,
собравшиеся в зало общих заседаний, об’являют себя правительством
французского парода под именем национального собрания.
За этим, постановлением было сделано второе, что только нацио-
нальное собрание вправе утверждать налоги и что, хотя существующие
налоги противозаконны, они, однако, оставляются в силе до дня за-
крытия национального собрания. Затем было сделано постановление,
что, поскольку национальному собранию предоставлено будет свободно
работать над переустройством французского государства, оно не отказы-
вается признать государственные долги. Особенно умно было последнее
постановление, так как оно заинтересовывало кредиторов государства
в успехе национального собрания.
Масса населения, дождавшись, наконец, решительных действий,
громко выражала свое сочувствие представителям третьего сословия,
и последние сознавали, что сила народа на их стороне. Двор и приви-
легированные были поражены смелостью третьего сословия и оставались
в бездействии. Дворянство и духовенство не знали, что делать: об'явить
себя первой палатой, как предлагал Монтескье, они не решались.
Вместе с парламентом они добивались у короля, чтобы он принял
меры против третьего сословия, и этот ограниченный и слабый чело-
век всецело перешел на их сторону. Неккер советовал королю собрать
все три сословия, об’явить постановления третьего недействительными,
пообещать несколько реформ и пригрозить собранию роспуском в слу-
чае дальнейшего сопротивления. Вот до чего дошла бесхарактерность
женевского банкира, но парламент парижский оказался еще более
бесхарактерным. Еще так недавно эта корпорация заявляла, что только
генеральные штаты вправе утверждать налоги; теперь же она пред-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 35
лагала королю признать законными все налоги, которые он установит,
лишь бы он распустил генеральные штаты.
Король поддался внушению привилегированных сословий и решил
вмешаться. Но дело кончилось совсем не тате, как предполагали
и надеялись привилегированные сословия.
Клятва в зале городского собрания.
Смелость и решительность всегда производят выгодное впечатле-
ние, и действия национального собрания не могли остаться без влияния
на тех депутатов других сословий, которые были преданы народным
интересам. Большинство представителей духовенства решило присо-
единиться к национальному собранию. Двор считал необходимым
' противиться этому присоединений и оттянуть его до того дня, когда
предполагалось, что король снова явится в собрание и положит конец
дерзким притязаниям мещанской сволочи, как выражались аристократы.
Чтобы выполнить это насилие, двор не нашел более умного предлога,
как заявить, что, в виду предстоящего прибытия короля, зал нужно
привести в порядок и что поэтому заседания национального собрания
придется прервать. Решение это было передано президенту Бальи запиской
обер-церемониймейстера графа фон-Дре-Брезе утром 20 июня. Бальи за-
пиской же ответил, что королевского указа он по этому предмету не полу-
чил и что указаниями обер-церемониймейстера он руководствоваться
не может. Когда же депутаты собрались на заседание, они нашли зал
заседаний закрытым и охраняемым военной силой, предложившей
им убраться.’
Насилие это не лишило бодрости депутатов; они уже заранее
приготовились к чему-либо подобному. По предложению д-ра Гильотина,
известного по названному его именем орудию казни, они. решили
отправиться в зал городского собрания. Этот зал, предназначенный
для балов, был очень больших размеров, без всякой мебели, и теперь
он послужил убеживхем для находящихся в опасности депутатов.
Заседания свои они должны были вести среди этих голых стен, стоя.
С принесенной кем-то скамейки стали раздаваться огненные речи.
Решено было отправиться в Париж и там отдать себя под защиту
парижского населения. Предварительно, однако, Мунье внес предло-
жение принести всем собранием клятву в том, что они не разойдутся
до тех пор, пока не будет создана соответствующая народным жела-
ниям конституция. Собрание, находившееся под дамокловым мечом
опасности, с самоотверженным воодушевлением присоединилось к пред- |
ложению Мунье, и Бальи, став па стул, взял с собрания следу-
ющую клятву:
^Вы клянетесь в том, что не разойдетесь и будете собираться,
где только возможно, пока не будет выработана конституция для
королевства и пока она не получит надежных гарантий'"
С бурным воодушевлением, подняв руки вверх, собрание принесло
«эту памятную присягу. „Клянемся""—ответили шестьсот депутатов,
а собравшийся у здания городского собрания народ с улицы тысячами
радостных голосов закричал: „Да здравствует национальное собрание!
Чтобы окончательно связать себя, было тотчас решено подписать при-
сягу, и тогда один единственный депутат юрист заявил протест
против нее. Среди депутатов третьего сословия оказался один только
депутат, не оправдавший народного доверия.
36
В. Б Л О С
На следующий день национальное собрание избрало местом своих
заседаний церковь С.-Луи, и здесь к нему присоединилось 149 депу-
татов от духовенства. Так-то вместе с решимостью росла и сила. Клятва
в зале городского собрания лишила старый абсолютизм последних
остатков значения в глазах французского народа. Опираясь на сочув-
ствие и доверие народных масс, национальное собрание постепенно
и последовательно шло к достижению своей великой цели—к полному
уничтожению устарелого феодального господства. Клятва в зале город-
ского собрания сыграла роль скаЛы, о которую бесследно разбились
все насилия гибнущего абсолютизма.
Неудавшийся государственный переворот.
Неркер посоветовал королю об‘явить недействительными поста-
новления третьего сословия, а наказы депутатов—несуществующими;
для того же, чтобы эта пилюля не показалась народу слишком горь-
кой, он рекомендовал позолотить ее обещаниями некоторых реформ,
напр., облегчения податей, отмены бланков о задержании, свободы
печати и т. п. Людовик уже склонился было к такому решению, но
королева убедила его не слушаться Неккера. Вследствие этого, Неккер
не явился на важное заседания 23 июня, и народ снова возвратил
ему немного той симпатии, которую он успел уже к тому времени
потерять окончательно.
23 июня Людовик XVI появился в зале заседаний с тою же
пышностью, как и при открытии заседаний генеральных штатов. Все
сословия были уже в сборе, но депутатов третьего сословия долго
заставили ждать на улице под дождем и впустили через боковую дверь,
заставив их долго стучаться. Король начал свою речь выражением
порицания сословиям за возникшие между ними раздоры, а постанов-
ления третьего сословия, „так называемого национального собрания*1,
он об‘явил недействительными. Тон, которым король этот раз обра-
щался к собранию, был высокомерен, и следы внушений королевы и
двора были очень заметны. Он уверял, что до сих пор всецело
посвящал свои заботы благоденствию народа,—утверждать это перед
мыслящими людьми было, по меньшей мере, комичным. Затем он
обещал дать конституцию с тремя палатами, обложить имения приви-
легированных сословий, если последние на это согласятся сами, но
все это, конечно, звучало, как насмешка. Кроме того, он говорил о
своем желании „разумно41 обеспечить свободу личности, созывать через
правильные промежутки времени генеральные штаты и предоставить
им право утверждения налогов. При всех этих реформах он обещал
обратить особое внимание на то, чтобы права собственности не -постра-
дали; а это маленькое замечание лишало всякого значения все его
обещания. В общем же, фальшь и двусмысленность этих обещаний
выступали с такой ясностью, что недоверие к двору у сторонников
реформ возросло еще более. Заканчивая свою речь, Людовик XVI
придал своему голосу побольше высокомерия и сказал: „Я приказываю
вам, господа, немедленно разойтись. Завтра же пусть каждый из вае
явится в тот зал, который предназначен для его сословия11.
Когда король оставил зал, дворянство и духовенство последовали
королевскому повелению, депутаты же, составившие национальное
собрание, остались сидеть в глубоком молчании. Они были полны
решимости не подчиниться приказаниям абсолютной власти. Это мол-
чание народных представителей было более чем красноречиво; но еще
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
37
красноречивее была раздавшаяся в этой тишине речь того человека,
который с этого момента становится одной из заметнейших фигур
революции; это был Мирабо,
Оноре-Габриель-Виктор Рикетти граф де-Мирабо, сын знамени
того писателя-дворянина из Прованса, отличался выдающимися спо-
собностями, пылким, страстным характером и очень рано уже не мот
ужиться ни со стуюгим отцом, ни с другими заурядными людьми.
Он поступил было на военную службу, но она ему не понравилась;
стал вести распутную жизнь, имел мною романов и наделал много
долгов. Отец постарался, чтобы при помощи бланка о задержании его
заключи.!и в государственную тюрьму, и он содержался сперва на
острове Ре, затем на Ифе и в Жу. Из Жу он бежал вместе с кра-
сивой и молодой женой парламентского деятеля в Голландию. За это
его приговорили к смертной казни через повешение, и казнь эта была
выполнена над его изображением. Голландия выдала его, и он про-
сидел два года в Венсенне. Добившись свободы, он получил дипло-
матическое назначение в Берлин. Там он написал книгу о Пруссии и
за это подвергся высылке. Возвратившись во Францию, он стал писать
против ненавистного ему абсолютизма, и его уже должны были аре-
стовать, как началась революция. Дворянство инстинктивно ненави-
дело этого необыкновенного человека, и Мирабо примкнул к третьему
сословию. Очень часто народ устраивал этому смелому писателю овации
и триумфы. Чтоб получить возможность попасть в государственное
собрание, он должен был показать, что оп занимается каким-нибудь
делом, и он не задумался открыть суконную лавку. Явившись в гене-
ральные штаты, он жаждал мости абсолютизму, так долго морив-
шему его в тюрьмах, и дворянству, исключившему его из своей среды.
Вряд ли можно себе представить более страшного противника для
старого порядка и более умелого вождя третьего сословия, чем ока-
зался Мирабо. Это был человек государственного ума и один из вели-
чайших политических ораторов всех времен—словом, политический
гений. Остается только пожалеть, что он навсегда запятнал славу
своего имени, не устояв перед подкупом двора. Пока ясе значение
его быстро возрастало. Ему было тогда ровно сорок лет. Его могучая
фигура с некрасивым, изрытым оспою лицом, неуклюжими жестами,
его увлекающий пафос, ядовитый сарказм, громкий голос, напоминания
об учиненных над ним насилиях -все это превращало его в олице-
творение страшного суда над двором и привилегированными сосло-
виями, против которых он направил свою деятельность.
Речь свою он начал с .заявления, что королт» не вправе делать
собранию какие-либо указания, что же касается уступок деспотизма,
то их всегда надо принимать с оглядкой, так как за ними всегда
скрывается опасность. С особенной силой он напоминал депутатам
о клятве, принесенной ими в зале городского собрания. В этот момент
появляется несчастный обер-церемониймейстер Дре-Врезе и спраши-
вает президента Вальи: „Вы слышали королевский приказ?и Бальи’
уклончиво ответил, что собрание должно сперва обсудить его. Тогда
перед этим царедворцем стал Мирабо, об‘яснил ему, что он здесь не
вправе говорить и вообще никаких прав не имеет, и в заключение
крикнул ему: ъМы собрались сюда по воле народа, и только силою
штыков можно будет нас разогнать. Передайте это вашему госпо-
дину*. Раздался гром аплодисментов, царедворец поспешил скрыться,
а Сийес прибавил следующую выразительную фразу: „Сегодня мы
те же члены национального собрания, какими были вчера. Приступим же
38
В. Б Л О С
к совещаниям!* Так как показались солдаты, то, по предложению
молодого, увлекающегося и красноречивого адвоката Варнава из Гре-
нобля, собрание постановило: личность депутатов национального собра-
ния неприкосновенна; всякий, кто преступит этот закон, подлежит
народному суду, как бесчестный изменник своему народу и уголовный
преступник.
Мирабо сказал очень верно. Он мог бы сказать, конечно, что
собрание останется и умрет на своем посту, но в случае, если бы
разогнали собрание, эти слова были бы только смешны. Перед шты-
ком собрание устоять не могло, и Мирабо был прав, когда он созна-
вал, что штыкам придется уступить. Но за национальным собранием
стояло парижское население, и потому штыков в дело не пустили.
В виду всеобщего брожения, решимость двора поколебалась, и он не
опустил занесенной уже руки. В этот момент Людовик потерял муже-
ство и сказал церемониймейстеру, передавшему ему слова Мирабо:
„Если господа представители третьего сословия не желают очистить
зал, то пусть они в нем останутся*. И, добившись этого права, третье
сословие осталось и приступило к выработке конституции. Оно соста-
вило, таким образом, учредительное собрание. Абсолютизм же и двор
в этот день потеряли последнее свое значение.
Неккер подал в отставку, но по просьбе короля и королевы, обе-
щавшей следовать его советам, взял свою отставку обратно. Между
тем; к национальному собранию примкнуло еще 47 представителей
дворянства, с герцогом Орлеанским во главе. Король, признавший,
наконец, собрание, не находил для него достаточно милостивых и
благосклонных выражений. Двор же, тем не менее, решил перенести
собрание в Версаль, чтобы лишить его защиты парижского населения.
В Версале же надеялись при помощи войск вынудить у собрания
утверждения финансовых проектов, а потом разогнать его.
Если бы не парижское население, план этот, может быть, и удался бы;
но, чувствуя, что правительство что-то затевает, парижское население
решительно выступило и предупредило этот переворот сверху.
В августе 1789 г. англичанин Юнг опубликовал свое путешествие
по Франции; описав массовую нищету и вырождение провинций, он
замечает: „Может такой народ когда-нибудь освободиться? Никогда!
Ни через тысячу лёт! Лишь просвещенное население Парижа брошю-
рами и статьями добилось всего!*
Штурда Бастилии.
Скоро стали заметны приготовления к тому удару, который двор
думал нанести народному представительству. Правительство стало стя-
гивать войска вокруг Парижа и Версаля, поручив командование ими
грубому аристократу, маршалу де-Броглио. Большая- часть войск
состояла из наемных иноземцев, так как на французские войска поло-
житься не решались. 30.000 человек уже окружили бурно волнующийся
город, а 20.000 чел. подкрепления уже подходили к Парижу. Мирабо
предложил послать к королю депутацию и потребовать отозвания
войск. Король отклонил это требование и сказал, что войска призваны
„для охраны* генеральных штатов. Впрочем, добавил он, если собра-
ние обнаруживав!’ опасения, он готов перенести его в Суассон или в
Анжу. Этим король, далеко не одаренный дипломатическим талантом,
выдал весь план двора.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
39
Когда открытые приготовления к государственному перевороту
стали всем известны, в Париже началось необычайное брожение и
возбуждение. Народ во всех общественных местах собирался толпами.
В нападении на народное собрание он видел угрозу самому себе. В то
время, как рабочие стекались на улицу, представители буржуазии
собрались в городской ратуше. Избиратели 60 отделов или участков
собрались там в качестве политического союза. Народные массы запол-
нили сады Пале-Рояля, который герцог Орлеанский весьма охотно
раскрыл для этой цели. Со столов и скамеек здесь произносились
речи и разменялось народу положение вещей. Говорили, главным
образом, о войсках л о предполагавшемся государственном перевороте.
11 июля Неккер совершенно неожиданно получил отставку. При
дворе думали, что он готовится стать во главе ожидаемого народного
восстания, хотя можно смело утверждать, что такому трезвому финан-
систу это никогда и в голову не приходило. Он немедленно уехал
в Брюссель, так как пе без основания опасался ареста. На место Нек-
кера был назначен известный аристократ и враг народа барон де-Вре-
тейль, избравший себе подходящих коллег для управления. Отставка
Неккера сперва всех ошеломила в Париже, по затем возбуждение
возросло до максимума. Все уже видели, чего можно ожидать от двора.
Многотысячная толпа, собравшаяся в нарке Пале-Рояль, от гнева пере-
ходила к воодушевлению, от ярости к нерешительности. Молодой
адвокат Камилл Демулен, которому, подобно многим, суждено было
прославиться и погибнуть от революции, нашел, наконец, выход все-
общему возбуждению, ( роди этого народа,\частыо испуганного, частью
сновавшего в ярости туда и сюда, он взобрался на стол с пистолетом
в руке. Его обычно запинающаяся речь потекла в тот момент вооду-
шевления, как расплавленная лава. „Граждане,—воскликнул он,—нельзя
терять ни минуты. Отставка Неккера—это сигнал к Варфоломеевской
ночи для всех патриотов. Еще сегодня вечером через Марсово поле
вступят в город германские и швейцарские батальоны, чтобы задушить
нас. Для нас только одно спасение: л* оружию, граждане}* Толпа
тысячами голосов приветствовала смело го оратора. Он сорвал с дерева
лист и воткнул его в свою шляпу, все остальные сделали то же самое.
И зеленый цвет, цвет надежды, стал внешним признаком патри-
отов. В скором времени этот цвет был оставлен, так как это был цвет
графа д‘Артуа.
При кликах ,,К оружию!4* толпа рассеялась по улицам, не имея
перед собой никакой определенной цели. Люди неуверенно метались
туда и сюда, как это всегда бывает в таких случаях. В одном мага-
зине забрали бюсты Неккера и герцога Орлеанского и с триумфом
понесли их на площадь Людовика XV. Всех встречных прохожих
вынуждали снимать перед этими бюстами шляпы. В тот момент, когда
эти бюсты обносили вокруг изваяния любовника Дюбарри, появился
князь де-Ламбек во главе драгунского полка Royal-Allemand (королев-
ско-немецкого). Этот грубый солдат тотчас же приказал своей кавалерии
произвести сабельную атаку на толпу, и много народа было изрублено
и растоптано лошадьми. Безоружная масса рассеялась по улицам
с криками: „К оружию!“ Герцог Орлеанский тоже советовал воору-
житься, и общество избирателей в городской ратуше раскрыло народу
находившийся там склад оружия. Как всегда в таких случаях, ору-
жейные мастера хи торговцы должны были отдать принадлежащее им
оружие, и этого нельзя назвать грабежом, потому что большин-
ство их охотно делало это. Предметов ценных нигде не грабили и не
40
В. Б Л О С
расхищали. Французская гвардия была на стороне народа, потому что
он освободил несколько заключенных в аббатстве гвардейцев. Гвардию
держали в казармах, приставив к ней в качестве караула отряд полка
Royal-Allemand, состоявшего из одних немцев. Но когда гвардии стало
известно, что началось народное возмущение, она вырвалась из казармы,
не обращая внимания на офицерские приказания. „Вы за третье со-
словие?*—спросили они драгун. „Мы за наших начальников*,—отве-
тили те. Началась битва. Гвардия дала залп; много драгун было убито,
а остальные разбежались. Форсированным маршем двинулась гвардия
на площадь Людовика XV и заняла там позицию, чтобы вместе с на-
родом отразить нападение ожидаемых с Марсова поля войск.
Но этого нападения не последовало. Де-Безапваль, командовавший
на Марсовом поле, правда, выступил, но не мог заставить свои войска
напасть на гвардию. Некоторые войсковые части перешли на сторону
народа, и Безанвать рети^ювался опять на Марсово поле. Пока что
народ срывал свой гнев на королевских таможнях и разрушал их
вместе с барьерами.
Двор не был особенно опечален* восстанием, так как он надеялся,
что легко можно будет подавить его и без всякого затруднения разо-
гнать национальное собрание. Парижская городская дума, во главе
которой стоял негоциант Флесеель, отступила па задний план, так как
ничего пе хотела предпринять против двора. Место ее заняло заседав-
шее в городской ратуше собрание избирателей, об‘явившее, что оно
не разойдется, и вынудившее Флесселя стать во главе собрания.
На следующий день, 13 июля, е самого раннего утра зазвучал
набат, и народ высыпал на улицы, отыскивая оружие. Оружия нахо-
дили очень мало, и Флеессль в данном случае оказался подателем.
Он говорил, что там-то и там-то хранится оружие, но всякий раз ока-
зывалось. что это было неверно. Было ясно, что он хочет затянуть дело,
чтобы приближающиеся войска нашли народ еще безоружным. Но коми-
тет избирателей энергично взялся за народное дело. Он постано-
вил организовать гражданскую милицию (национальную гвардию),
назначив ей кокарду синего и красного цветов—цвета города Парижа.
Так как сейчас же нельзя было раздобыть того количества ружей,
которое нужно было для 48.000 человек гражданской милиции, то
комитет избирателей заказал 50.000 пик, которые и были изготовлены
в невероятно короткий срок. Таким образом, можно было надеяться
оказать успешное сопротивление, ио и в toi день нападения не после-
довало, так как Безанваль не ‘был достаточно уверен в своих вой-
сках и ожидал медленно подходивших подкреплений.
Национальное собрание об‘явило себя постоянным, потребовало
удаления войск и учреждения гражданской милиции, выразило сожа-
ление по поводу отставки Неккера и возложило ответственность за
все, что произошло и произойдет, па королевских советников. Дворян-
ство и духовеяство приняли участие в этих постановлениях.
В ослеплении своем двор был уверен в своей победе. Ожидали
только прибытия подкреплений, которые должны были положить
конец парижскому восстанию и сломить сопротивление национального
собрания. Правительство вполне положилось на штыки, но на этот
раз ему суждено было оказаться бессильным.
14 июля снова зазвучал набат. Отыскивавший оружие народ
открыл в погребах Дома Инвалидов склад в 30.000 ружей, большое коли-
чество сабель, шпаг и несколько пушек. Народ вооружился; рабочие
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 41
С.-Антуанского предместья и предместья С.-Марсо, под предводи-
тельством пивовара Сантерра, соединились с гвардией.
Вооруженные массы жаждали боя и искали, на кого бы напасть.
Народный гнев как-то сам собой обрушился на Бастилию, ту ужас-
ную государственную тюрьму, разрушения которой, между прочим,
требовали уже некоторые наказы выборных. Кроме того, руководи-
тели восстания могли опасаться, что при нападении войск Бастилия
послужит им несокрушимым оборонительным пунктом.
Словом, в полдень 14 июля по улицам Парижа раздается крик:
„Л" Бастилии! Д’ Бастилии!*. Тысячи голосов повторяют этот воз-
глас, и вооруженные толпы направляются к ненавистной крепости.
Бастилия была расположена в середине города и представляла
собой крепость, построенную в конце четырнадцатого столетия. Она
состояла из восьми громадных башен, по сто футов вышины, соеди-
ненных друг с другом стеной в девять футов толщины. Все это было
окружено рвом в 25 футов глубины, и во внутрь крепости можно
было проникнуть только по под‘емным мостам. 14 июля гарнизон
крепости состоял из 82 инвалидов и 33 швейцарцев. Провианта
в крепости французского деспотизма было только на сутки; двОр
ничего не сделал для того, чтобы снабдить крепость необходимыми
средствами защита.
Под неприступными стенами Бастилии раздавался гул воору-
женного народа и грозный крик „Сдавайте Бастилию! Сдайте нам
Бастилию!* Гарнизон 'оставался неподвижным за поднятыми мостами,
а губернатор Делонэ оставил без ответа требование сдачи. Тогда высту-
пили вперед два человека—сержант Эли и женевский часовщик
Гюллен, известный впоследствии генерал Империи. Они стали рубить
топорами цепи большого под'емного моста, и мост удачно упал. Народ
устремился на мост и направился к воротам. В этот момент Делонэ
приказал стрелять. Раздался залп бастильских орудий по нападав-
шему народу, а затем последовал оживленный ружейный огонь из
амбразур. Многие были убиты и ранены. Народ энергично отвечал на
огонь, но не мог причинить вреда укрывавшимся за толстыми сте-
нами защитникам Бастилии. Залп картечью заставил даже наступавших
очистить мост\ но Эли и Гюллен снова бросились вперед, и бой снова
загорелся. За время четырехчасового безуспешного штурма вся земля
пропиталась кровью. В этой крови получила крещение победа третьего
сословия.
Гром орудий и ружейная трескотня перепугали комитет избира-
телей в городской ратуше. Он отправил к Бастилии депутацию
с целью посредничества^ но это не имело успеха. Это только возбу-
дило недоверие со стороны народных борцов. Бой продолжался,
но в это время прибыла к Бастилии верная союзница народй--
гвардия и привезла с собой пушки. Она выставила свои орудия
вперед и открыла по крепости усиленный огонь. Делонэ приказал
ответить таким же жестоким огнем, и снова большое число напа-
давших было убито и ранено. Но гарнизон Бастилии потерял при-
сутствие духа, когда увидел, что гвардия напала на крепость. Совер-
шенно неожиданно он поднял белый флаг в знак того, что крепость
сдается. Делонэ хотел было взорвать себя вместе с пороховым скла-
дом, но гарнизон помешал ему в этом.
Орудия замолкли, и офицер швейцарцев через амбразуру потре-
бовал свободного пропуска гарнизону. Народ закричал: „Спустите
мост!“, а Эли и Гюллен прибавили: „Вам ничего не сделают!* Моет
42
В. Б Л О С
был спущен, и осаждавший народ ворвался внутрь. Было пять
часов пополудни, когда Бастилия перешла в руки народа, но победа
была куплена ценою многпх жертв.
Гарнизону даровали жизнь, но губернатора и коменданта Бастилии
невозможно было защитить от раз‘яренной толпы, которой своими
глазами пришлось видеть, как многие сотни из ее рядов пали под
картечью гарнизона. Оба они были убиты, а головы их надеты на
пики. Вскоре затем в городском доме появилась группа народных
борцов и взяла там предателя Флесселя. У Делонэ будто бы найдено
было письмо Флесселя такого содержания: „Держитесь до вечера:
вы получите подкрепление!* Флессель был отведен в Пале-Рояль, где
предполагалось судить его. Но по дороге к арестованному прибли-
зился какой-то неизвестный и сразу уложил его выстрелом из пистолета.
В Бастилии оказалось всего семь государственных щюступников,
при чем двое из них уже успели сойти с ума от продолжительности
заключения. Это обстоятельство часто хотели истолковать в пользу
правительства Людовика XVI. как будто эта случайность делает
Бастилию менее ужасной темницей, может примирить нас с бланками
о задержании.
В то время, как одна часть победоносного народа при радостных
криках разрушила ненавистный оплот деспотизма, Париж готовился
отразить нападение войск, стянутых на Марсовом поле. Город превра-
тился в военный лагерь. Набат не прекращался; отливали пули, ковали
пики, взрывали мостовую и строили баррикады. Дома были приго-
товлены к обороне, и гражданская милиция стала под ружье. Все
твердо ждали боя.
Но и на этот раз нападения войск но последовало, так как король
в это время уже потерял мужество. Двор дал этому монарху совсем
ложное представление о положении и событиях в Париже. Но тут
перед королем выступил герцог де-Лиан кур, главный начальник, при-
дворной гардеробной и член генеральных штатов, и описал ему
истинное положение вещей—как народ вооружился, взял Бастилию
и что на войска нельзя положиться.
— Э—-сказал Людовик,—да ведь это форменный бунт!
— Нет, ваше величество,—ответил герцог де-Лианкур,—это
революция.
Маршал Броглио собирался в ночь с 14 на 15 июля напасть
на Париж с семи сторон; подчинив город, можно было разогнать
национальное собрание и заставить парламент внести в реестр финан-
совые эдикты и выпустить новые кредитные билеты. Этот план
побудил перейти на сторону революции не только среднюю, но
и крупную буржуазию, потому что буржуа всегда храбрее боролись
за свое имущество, чем за общечеловеческие права. Две депутации
национального собрания получили от Людовика самый решительный
отказ на просьбу удалить войска, но после рассказа герцога он
немедленно отдал это приказание. Двор был побежден смелостью
и мужеством парижского народа.
Под возбуждающим влияние^ разыгравшихся в Париже событий
национальное собрание оставалось на своих местах всю ночь с 14-го
на 15-е июля. Утром 15 июля получено было извещение, что король
прибудет в собрание в сопровождении одних только двух своих
братьев. Это вызвало крики одобрения. Но рассудйФельный Мирабо
сумел подавить этот наплыв прежних верноподданнических чувств.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
43
Он напомнил о пролитой в Париже крови, рекомендовал строгую
сдержанность и закончил: „Молчание народа--наука королям!u
Король был встречен мрачным молчанием, и это произвело на
него сильное впечатление. Он уже обратился к депутатам, как к нацио7
дельному собранию, об'явил себя заодно с народом и закончил растро-
ганным голосом: ^Итак, представители моего народа, доверяюсь вам“.
Громом одобрения ответило на эти слова увлеченное собрание. Оно при-
мирилось с королем, который еще за минуту перед тем хотел разо-
гнать его силою оружия и которого привел в среду столь ненавистных
ему депутатов cipax перед победоносным парижским населением.
Не только отдельные люди, но и целые собрания иногда впадают в сен-
тиментальность.
Собрание послало в Париж мирную депутацию, состоявшую из
Бальи, Лалли-Толандаля, Лианкура и Лафайета. Эта депутация возве-
стила об отозваний войск, о смене министра Бретейля и о назначении
Неккера на его место. Депутация была принята народом при громких
кликах радости, но когда было возвещено, что король прощает фран-
цузской гвардии, -поднялась буря недовольства, которую с трудом
удалось успокоить. Гвардия—говорил народ—не нуждается в прощении.
16 июля Бастилия была окончательно стерта с лица земли; затем,
на основании нового муниципального положения, установившего глав-
ный совет представителей 60 секций и общинный совет из 30 членов,
тоже избранных секциями, мэром Парижа был избран знаменитый
ученый Бальи, а командиром национальной гвардии, как назвали
гражданскую милицию, был избран Лафайет.
Национальная гвардия получила у Лафайета военную организа-
цию, а цветами ее были синий, белый и красный. С тех пор этот
трехцветный флаг стал знаком национальной свободы.
Король вернулся в Париж, и в воротах новый мэр Бальи ветре-
тил его такими словами: „Ваше величество! Я приношу вашему вели-
честву ключи прекрасного Парижа. Эти же ключи некогда были под-
несены Генриху IV. Он тогда завоевал себе народ, теперь народ
завоевал себе короля!1' Эта речь не понравилась народу. Вооруженный,
он стоял мрачными и молчаливыми шпалерами, сквозь которые надо
было пройти королю. В городской ратуше король пристегнул к своей
шляне трехцветную кокарду, и народ ответил на это кликами радости.
Можно было, впрочем, заметить, что новая роль порядочно уже надоела
королю.
Некоторые отзвуки восстания еще можно было заметить в Париже.
Суровый человек и ненавистный народ}' Фулон, бывший министром
финансов в кабинете Бретейля, под арестом был приведен в Париж.
Увидев его, народ вспомнил, что он применял прежде самые суровые
меры взыскания налогов и сказал раз по адресу голодающего народа:
„Пусть жрет сено, сволочь!" Он был отбит от конвоя и повешен на
фонаре. Та же участь постигла и зятя его Бертье, которого народ по
той же причине ненавидел.
Неккер был возвращен, и' в третий раз занял пост министра.
В‘езд его был настоящим триумфом; народ даже выпряг его лошадей.
Но первые шаги его уже вызвали народное недовольство, так как он
сейчас же даровал амнистию деятелям неудавшегося государственного
переворота Безанвалю и другим. Мирабо обрушился на него, и скоро
этот женевский банкир, совершенно лишенный политического таланта,
окончательно потерял народное расположение. Он так низко пал во
44
В. Б Л О С
мнении народа, что последний даже не ненавидел его, а просто забыл
об этом человеке, имя которого некогда было одним из популярней-
ших во Франции.
Такой исход исполнил всех прекраснейшими надеждами; больше
всего надеялся народ, кровью заплативший за завоеванную свободу.
Он еще не понимал вполне своих интересов и нс знал, что предста-
вители третьего сословия, носители парламентской революции, были
основателями нового класса, решившегося заменить старые привилегии
новыми. Они приняли из рук народа революционную власть и стара-
лись установить повсюду гражданский порядок в интересах возни-
кающей буржуазии. Так называют теперь тот гражданский класс соб-
ственников, который тогда получил политическую власть. Народ должен
был образовать пьедестал этого гражданского порядка и вернуться к
своей работе. Никто еще не подозревал, что гражданская гвардия,
учрежденная для защиты народа, в скором времени уже будет защи-
щать новый привилегированный класс от волнующегося народа и на-
правит свое оружие против той же самой толпы, которая взяла Басти-
лию. Таков обычный ход таких революций. Когда народ уничтожает
старые привилегии, под именем свобод гл возникают новые, остающиеся
для на|юдных масс не чем иным, как порабощением.
Ночь четвертого августа.
Победоносная революционная борьба 14 июля отозвалась на всей
стране и па всех общественных отношениях.
Старое придворное дворянство поняло, наконец, что наступило
новое время. Началась эмиграция, выселение этой касты, которая
таким образом думала спастись от надвигающейся и npennyBCTByeMqft
ею‘ бури. Эмигранты надеялись при помощи иноземцев восстановить
во Франции старые порядки. Граф д‘Артуа, принц Конде, принц Конти,
маркиз де-Бретейль. семейство Полиньяк, де-Калонн и много других
представителей старого дворянства оставили Францию и отправились
в Турин, где они строили заговоры против нового порядка вещей
во Франции. Скоро мы увидим этих заговорщиков в открытой войне
со своим отечеством.
Те, кто остались при Дворе, заняли выжидательное положение.
Король и королева не распускали национального собрания, с тайным
намерением по возможности мешать его работам. Национальное же
собрание спокойно перешло к своей задаче—выработать для Франции
новый, соответствующий времени политический строй. Оно могло бы
выработать полный проект конституции, обсудить его, принять пункт
за пунктом и все принятое провозгласить основным государственным
законом, но оно этого не сделало; оно придало законную силу целому
ряду депутатских предложений и создало новые учреждения, ставшие
необходимыми после устранения прежних злоупотреблений. Для ка-
ждого из своих решений ему приходилось получать утверждение короля,
и не раз вступало оно с ним, вслодстие этого, в конфликт.
Прежде всего, решено было установить основы конституции
в декларации прав человека по примеру Северной Америки. Предложе-
ние сто внес Лафайет, который со времени своего участия в северо-
американской войне за независимость всегда имел перед глазами
пример Северной Америки. Предложение было принято. Но во время
совещаний о правах человека, как руководящей нити для будущей
конституции, провинция запылала--и все пришло в движение.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
45-
14-е июля вызвало во всей стране небывалое возбуждение, обна-
ружившееся только тогда, когда столица уже несколько успокоилась.
Все города Франции выработали для сёбя городовое положение, уста-
новили общинные советы и учредили национальную гвардию. Все—по
примеру Парижа. Сельское же население в событии 14 июля- во
взятии Бастилии—увидело сигнал к освобождению от феодальных
тягот, делавших жизнь его невыносимой. Провинция страдала от голода,
усиливаемого несоответствием учреждений и невыносимой тяжестью
налогов. При ужасной нищете сельского населения известив о взятии
Бастилии было молнией, ударившей в пороховой склад. Сюда еще
присоединился и внешний повод. Де-Месмэ, владелец Кенсея, устроил
у своего замка большой народный праздник для своих крестьян.
Собралось очень много сельских жителей. Люди забавлялисг> стрель-
бой, в суматохе и шуме празднества забыли осторожность, и огонь
попал в бочку с порохом. Взрывом убито было много крестьян, и воз-
бужденное сельское население предположило, что все празднество
было только ловушкой, в которую дворянин заманил крестьян, чтобы
убить их этим взрывом. Весть об этом событии облетела всю страну,
крестьяне стали собираться группами и восстали против дворянства
и духовенства. Теперь пришло возмездие за ту нищету, невежество
и дикость, которыми в течение столетий изводили сельское население,
доведя его до животного состояния. Восставшие крестьяне так* ужасно
и жестоко стали мстить своим притеснителям, как это свойственно
людям, лишенным благодетельного влияния образования и цивилиза-
ции. Замки и дома дворян, монастыри и усадьбы дворянства—все это
было взято и разрушено. Неделями пылало небо Франции заревом тех
ночных пожаров, в которых сгорали замки и монастыри. Во Франш-
Контэ после взятия Бастилии каждую ночь сгорал, по крайней мере/
один монастырь или один замок. В Дофинэ за 14 дней сожжено было
270 замков. Документы и грамоты, служившие основанием так назы-
ваемых феодальных прав, бросались в огонь, а наиболее ненавистные
народу личности были убиты.
Многие помещики бежали и бродили по стране или отправились
за границу и изгнанием расплачивались за жестокость, с которой они
пользовались своими привилегиями. Образовались разбойничьи шайки,
наводившие страх на значительные округи, сжигавшие все, грабив-
шие и убивавшие.
Все смешалось, и собрание поняло, что только быстрым вмеша-
тельством здесь можно будет чего-нибудь достигнуть. На очередь была
поставлена отмена феодальных привилегий. Начались совещания,
и дело пошло бы, вероятно, обычным и медленным путем парламент-
ского делопроизводства, если бы собрание в ночном заседании
4 августа 1789 года не обнаружило редкого воодушевления. Необы-
чайный и внезапный под‘ем духа в этом знаменитом ночном заседании
можно об’яснить только совокупным действием тех необыкновенных
событий, которые произошли в это время и подняли человека выше
повседневных и личных интересов. Первый произнес блестящую речь
виконт де-Ноайль, в которой он доказывал, что теперь и речи не
может быть о том, чтобы, как обычно, успокоить восставших крестьян
силою оружия. Наоборот, необходимо устранить те несправедливости, -
которые довели народ до восстания,—и он предложил отменить все
ленные права и феодальные тяготы, под которыми стонал народ.
От имени своих избирателей и своего он публично отказывается от
своих ленных прав. Собрание вознаградило его бурным одобрением.
46
в. в л о с
Ноайля сменил Леген де-Кереньяль, помещик из Бретани; он раскрыл
перед собранием весь ужас ленных отношений и тоже предложил
отмену их. Собранием овладевает бурное одушевление, начинается
соревнование в отказе от привилегий, и к полночи все старые приви-
легии были отменены, Дворянство отказалось от ленных прав, духо-
венство - от десятины, города —от цехов. Бурные крики одобрения
повторялись много раз, сопровождая законодательное признание основ
гражданского равенства. В эту достопамятную ночь были отменены:
крепостпоо право, вотчинный суд, право охоты на чужой земле, подат-
ные привилегии дворянства и духовенства, продажа 'должностей,-
городские и областные привилегии, принудительность цехов. Кроме
того, установлена была отчуждаемость земельного владения, отчуждае-
мость десятины, всем гражданам предоставлены были одинаковые
права на военные и гражданские должности, а все незаслуженные
пенсии были отменены. • ,
В память этой ночи oiчеканили медаль, а Лалли-Толандаль
предложил преподнести королю титул гвосстановителя французской
свободы*. Людовик XVI принял титул и, чтобы отпраздновать это
событие, пошел даже в церковь. Это не помешало ему, однако, впо-
следствии отказать в согласии на постановления 4 августа.
Эта легальная и парламентская революция представляла собой
необычайный прогресс. Если она и не устранила всех привилегий,
если опа даже способствовала возникновению новых, то все-таки полное
низвержение феодализма положило резкую грань между старой
и новой Францией. С того года феодализм начал падать во всех циви-
лизованных странах. Его сменило современное буржуазное общество.
Партии.
До 4 августа депутаты национального собрания действовали
единодушно; борьба шла только между сословиями, но и она должна
была стихнуть перед силой событий. Теперь же выступил ла сцену
вопрос о государственном строе, и при обсуждении бонов его и новой
организации государственной власти национальное собрание необхо-
димо должно было расколоться на партии. Сторонники старого порядка
должны были отделиться от реформаторов.
Неккер готов был бы отсрочить обсуждение вопроса о государ-
ственном строе, потом у что его теснила финансовая нужда и ему
нужно было денег, много денег. Государственный кредит был исчер-
пан, два займа уже но удались. Неккер выступил перед националь-
ным собранием с проектом подоходного налога. Но Мирабо и друзья
его, с одной стороны, не желали терять времени, а с другой—не
желали брать на себя ответственности за такой важный налог. Мирабо
ответил на это предложением принять новый налог без обсуждения,
в форме вотума доверия. Таким маневром он хотел возложить ответ-
ственность за налог па министра. Собрание было в нерешительности.
Тут Мирабо произнес одну из наиболее блестящих речей своих и так
увлек за собой собрание, что оно приняло его предложение. Правда,
он затронул одно из наиболее чувствительных мест собрания; указы-
вая па приближавшееся государственное банкротство, он сказал:
„Ужаснейшее банкротство грозит поглотить вас, ваше имущество, вашу
честь, а вы., совещаетесь^
Неккер получи I налог, который был нужен, а собрание продол-
жало совещания о правах человека, прерванные восстанием в про-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
47
винции. Эту декларацию предполагалось предпослать основному госу-
дарственному закону; в красивой и ясной форме она излагала есте-
ственные и гражданские права человека. Права человека представляли
собой полное выражение всех новых демократических и либеральных
идей и победоносно противопоставлялись предрассудкам пережитой
эпохи. В декларации нашли себе выражение идеи народного сувере-
нитета и равноправность всех людей; привилегии, таким образом,
были оставлены вместе с тьмой средних веков. Свобода была опреде-
лена таким образом, что человек вправе делать все, что не вредит
другим людям. Целью человеческого общества было провозглашено
всеобщее счастье. Было декретировано, наконец, право на суще-
ствование.
Нелишне будет привести здесь дословно этот документ. В нем
говорится, что национальное собрание признало нижеследующие права
человека и гражданина, установив их ..перед лицом Высшего Существа*:
1. Люди рождаются и остаются свободными и равноправными.
Общественные различия могут иметь место лишь в случае их полез-
ности для всех.
2. Цель всякого политического союза - сохранение естественных
и неотчужденных прав человека. Права эти суть: свобода, собствен-
ность, безопасность и противление угнетению.
3. Принцип всякой верховной власти принадлежит нации. Ни
одна коллегия, ни одно лицо не могут отправлять власти, не исходя-
щей непосредственно от нации.
4. Свобода заключается в возможности делать все, что не вредит
другому. Таким образом, пользование каждого человека своими есте-
ственными правами не должно встретить иных границ, кроме тех,
которые гарантируют другим членам общества пользование томи же
правами. Эти границы могут быть определены только законом.
5. Закон вправе запрещать действия, приносящие вред обществу.
Все, что не запрещено законом, не должно встречать препятствий
к своему осуществлению. Никого не должно принуждать делать то,
что не предписано законом.
6. Закон есть выражение общей воли. Все граждане вправе
лично или через своих представителей участвовать в составлении
законов. Закон должен быть одинаковым для всех, будь то закон
ограждающий или карающий. Все граждане, будучи равными перед
лицом закона, одинаково допустимы ко всем званиям, местам и обще-
ственным должностям, сообразно своим способностям, и могут ' быть
отличаемы только в силу своих добродетелей и талантов.
7. Никто не может быть арестован, обвинен или задержан в тех
случаях, которые не определены, и в такой форме, которая не пред-
писана законом. Тот, кто домогается, отдает, выполняет или заставляет
исполнять распоряжения, основанные на произволе, подлежит нака-
занию. Но каждый гражданин, призванный или задержанный в силу
закона, должен немедленно повиноваться; оказывая сопротивление, он
становится виновным.
8. Закон должен установить наказания, только строго и очевидно
необходимые. Никто не может быть подвергнут наказанию иначе, как
в силу закона, установленного и обнародованного до совершения
преступления и примененного установленным порядком.
9. Так как каждый человек предполагается невиновным до того
момента, как суд об‘явит его виновным, то, в случае признанной
48 в. в л о с
необходимости его ареста, закон должен позаботиться о полном устра-
нении строгостей, не вызванных необходимостью обеспечить суду его
личность.
10. Никто не должен терпеть стеснения из-за своих убеждений,
хотя бы даже религиозных, лишь бы их проявления не нарушали
общественного порядка, установленного законом.
11. Свободный обмен мыслями и мнениями -одно из драгоцен-
ных прав человека, и каждый гражданин - может свободно говорить,
писать и печатать под условием ответственности за злоупотребления
этой свободой в случаях, определенных законом.
12. Для гарантии прав человека и гражданина необходима воору-
женная сила. Однако, существует она для общего блага, а не для
частной выгоды тех, коим вверено управление ею.
13. Для содержания вооруженной силы и для расходов по управ-
лению государством является неизбежным общее обложение. Оно
должно быть равномерно распределено между всеми гражданами,
сообразно их средствам.
14. Все граждане вправе лично или через своих представителей
констатировать необходимость государственных налогов, свободно
соглашаться на них, следить за их расходованием и определять их
размер, способ раскладки, средства взимания и срок их действия.
15. Общество вправе требовать отчета у каждого представителя
администрации.
16. Общества, в которых не обеспечена гарантия прав и не уста-
новлено разделение властей, неконституционны.
17. Так как собственность—ненарушимое и священное право, то
никого нельзя его лишать, за исключением тех случаев, когда этого
требует очевидная общественная надобность, констатированная закон-
ным порядком, и то лишь при условии справедливого предваритель-
ного возмещения.
Пункт о праве на существование, быть может, наиболее важный
для большей части населения, был вставлен во вступительную часть
конституции и гласил так: „Должен быть учрежден всеобщий обще-
ственный вспомогательный фонд на воспитание покинутых детсл, на
поддержание бессильных бедняков и на предоставление работы таким
беднякам, которые не находят работы". Вспомогательный фонд так
и не получил осуществления, если не считать таким фондом жалкую
помощь национальных мастерских. Собрание пол&гало, что, высказав
эти утешительные пожелания, оно уже достаточно сделало для рабо-
чих и вправе уже ответить отказом на все дальнейшие требования
рабочих. Из всего этого видно, что парламентские революционеры
1789 года не могли возвыситься до идеи организации труда. Их задача
представлялась им в виде какого-то благотворительного дела.
Декларация прав человека и ее прекрасные идеи были для
французов утренней зарей новой эпохи. Права человека стали пред-
метом зависти для просвещенных людей других народов, и французы
сами тоже верили в свое счастье. Когда дело дошло до практического
осуществления провозглашенных прекрасных теорий, народ увидел,
что он дальше от счастья, чем это казалось в первые дни увлечения
свободой.
Собрание приступило к обсуждению основного государственного
закона, и сейчас ему предстояло решить два наиболее важных вопроса:
принадлежит ли королю veto, т. е. право об‘являть недействительным
принятое народными представителями решение, и будет ли состоять
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
49
будущее народное представительство из одной или двух камер. Здесь-тс
и обнаружились партии, до сих пор остававшиеся в собрании
скрытыми. Обнаружилась партия, враждебная всяким нововведениям,
стремившаяся парламентским путем вернуть все, что унесла буря
революции. Это была партия прежних привилегированных призер
женцев абсолютной монархии, соглашавшихся только на некоторые
реформы. Вождями ее были бывший офицер Казалес и аббат Мори.
Ближе всего к ней стояла аристократичсски-конституционная партия,
идеалом ее был английский конституционализм. Она примкнула
к Неккеру, но это не дало ей того значения, которое она желала
получить при помощи этой бывшей величины. Вождями ее были
Мулье, Лалли-Толандаль й Клермон-Тоннер. Третья наиболее много-
численная партия, собственно рычаг и опора парламентской револю-
ции, была либеральная или дсмократичсски-констг<туционная партия.
К ней, кроме представителей третьего сословия, принадлежали либе-
ральные представители дворянства и духовенства. Главой этой партии
и руководителем ее был Мирабо; рядом с ним стоял изобретатель
новых политических систем Сийес, шпага либерализма Лафайет и
мэр Бальи. Конституционно-демократическая партия хотела отдать
народу законодательную власть, не устраняя от нее короны. Довольно
слабая тогда демократическая партия была против участия короны
в законодательстве. К ней принадлежали Барнав, братья Ламет и другие.
Впрследствии, как мы увидим, количественное отношение этих партий
сильно изменилось.
Для партии Мори и Казалеса вопросов о королевском veto и об
одно-или двукамерной системе не существовало, так как в народном
представительство она видела совещательное учреждение. Аристокра-
тически-конституционная партия добивалась абсолютного veto для короля
и двух камер: аристократической и народной. Мирабо и его партия тре-
бовали одной камеры и права отсрочивать постановления ес; наконец,
демократическая партия требовала одной камеры и не допускала veto.
Неудивительно, что демократическая партия с ее требованиями,
делавшими монархию призрачной, не имела успеха, потому что
в 1789 году никто еще о республике не думал, даже Марат. Победа
в этой борьбе за реорганизацию государственной власти осталась за
Мирабо и его друзьями. 12 сентября было решено, что народное пра-
вительство составит одну камеру, выборы в которую должны произво-
диться каждые два года и которая должна заседать непрерывно. Король
не вправо был распустить эту камеру. Постановления эти явились
естественным результатом предшествовавших событий. Король получил
право отсрочить постановление на четыре года.
Таким образом, абсолютная королевская власть была превращена
в конституционно-монархическую, которая совремёнем должна была
всецело подчиниться влиянию народного представительства.
Но национальное собрание вместе с Мирабо позабыло или на-
рочно не сделало постановления о том, что решения национального
собрания получают законную силу и без королевского утверждения.
Может быть, оно не решилось совершенно отнять у короля всякую
власть. Вот почему Людовик и уклонялся от утверждения постановле-
ний 4 августа, хотя на основании этих постановлений он уже успел
принять гиперболический титул „восстановителя французской свободы44.
Впоследствии, правда, он поневоле согласился утвердить постановле-
ния 4 августа; но теперь появились уже новые постановления об
однокамерной системе и veto в форме права отсрочки. Двор видел
История Французской революции. 4
50
В. Б Л О С
в осуществлении этих постановлений окончательное крушение коро-.
левской власти, и королева вместе с графом де-Прованс под влия-
нием упреков со стороны эмигрантов снова стала помышлять о госу-
дарственном перевороте. Штурм Бастилии придворную партию ничему
не научил. Иначе, она должна была понять, что то, чего не достигли
23 июня и 14 июля, стало еще менее достижимым теперь. За это время
Франция успела вооружиться; повсюду учредили национальную гвар-
дию. Если народные массы и были исключены из парижской нацио-
нальной гвардии, то все же можно было предвидеть, что национальная
гвардия с оружием в руках будет отстаивать постановления нацио-
нального собрания. В своем озлоблении придворная партия совершенно
потеряла рассудок.
По соглашению с лотарингским губернатором маркизом де-Булье,
который, как и войска, был очень предан королю, решено было пере-
вести короля в Мец. Оттуда, предполагалось, он двинется на Париж
с армией Булье, распустит национальное собрание и подчинит себе
революционные элементы столицы.
В то же самое время, потому, может быть, что план двора был
известен или предугадывался, в Версале возник план переселить
короля из Версаля в Париж. Это у Мирабо возникла мысль отдать
короля парижанам и сделать его заложником, в виду непрекращав-
шихся попыток произвести переворот. Говорят, что герцог Орлеанский
истратил много денег на распространение этой идеи в народе. Словом,
Париж приготовился предупредить нападение и вторично защитить
себя и национальное собрание от государственного переворота.
По^од в Версаль.
Парижское население не переставало волноваться. Споры в на-
циональном собрании возбуждали его, но еще более возбуждал его
начавшийся в это время голод. В столице ощущался сильный недо-
статок в хлебе. Среди рабочих возникло движение, проследовавшее их
собственные классовые интересы. Портняжные подмастерья, парик-
махеры и даже прислуга имели свои клубы, где они регулярно собира-
лись и обсуждали как общее политическое, так и свое специальное
положение. Работницы тоже обнаружили значительную бойкость. Вскоре
уже и торговки рыбой и овощами обратились с петициями к избира-
телям третьего сословия. Часто встречаешься с требованием того
периода—вполне уравнять в правах женщин с мужчинами. Для жен-
щин требовали и избирательного права. Много внимания привлекла
в то время амазонка революции прекрасная Теруань де-Мерикур из
Льежа. Роялистские газеты называли ее куртизанкой, но, несомненно,
что это неверно. Она выступала вооруженной, произносила перед на-
родом зажигательные речи, а во время процессий в живописной позе
восседала на пушке.
В Пале-Рояле народ разобрал железную решетку и стал обнару-
живать такое возбуждение, что национальная гвардия выдвинула про-
тив него пушки. Но это был не хлеб, которого требовал народ, и это
привело его в еще более сильное возбуждение. Все . были озлоблены
по поводу того, что король отказался утвердить права человека, а тут
вдруг стало известно, что офицеры гвардии (Garde du corps) дали пыш-
ный обед офицерам фландрского полка, который уходил в Версаль,
чтобы оттуда сопровождать короля в Мец. На обед явились король
с королевой, и офицеры, возбужденные вином и роскошным пиром,
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
51
устроили по этому поводу роялистскую манифестацию: с обнаженными
саблями набрасывались они на ложи парадного зала, как будто бы
там находилось национальное собрание. Они надели белые кокарды,
а трехцветные стали топтать ногами. Через два дня был дан еще один
такой же пир, и королева весьма откровенно выразила полное удо-
влетворение свое по поводу этих манифестаций.
Уже одни эти роскошные пиршества должны были обозлить голо-
дающий народ, но белые кокарды вызвали открытое возмущение.
3 и 4 октября на улицах происходили бурные народные сборища,
которые рассеивались национальной гвардией, обнаружившей тогда
свою настоящую роль. 5 октября двинулись парижские женщины.
Движение направлялось н тайно раздувалось из Версаля. На утро
пятого октября парижские женщины не могли получить хлеба, потому
что в городе не было муки. Они собирались толпами, и не было воз-
можности их разогнать. Одна молодая Девушка добыла из какого-то
караульного помещения барабан и барабанила, крича: „Хлеба! Хлеба
Большая толпа женщин двигалась по улицам вслед за решительной
барабанщицей по направлению к городской ратуше. Там женщины
потребовали хлеба и оружия. Скоро и здесь появились решительные
люди, невидимому, вошедшие предварительно в соглашение с нацио-
нальным собранием; главное место среди них принадлежало бывшему
стражнику (huissier) Мальяру, который уже отличался при взятии
Бастилии и который сыграл страшную роль в сентябрьские дни 1792 г.
Раздался призыв: „В Версаль! “—и Мальяр стал во главе женщин,
чтоб повести их в Версаль. Зазвучал набат, и женщины вооружились
нашедшимся в городской ратуше оружием. Баталион национальной
гвардии, выступивший было против женщин, был обращен в бегство
градом камней. Много мужчин присоединилось к этим женщинам,
упрекавшим мужчин в том, что они не понимают, как надо действо-
вать. Когда женщины с Мадьяром уже ушли в Версаль, туда отпра-
вилась и масса вооруженных мужчин под предводительством вели-
кана-мясника Журдана; последний был известен под прозвищем
coupe-tete (головорез) и его грубость и кровожадность не раз компро-
метп|ювалп народное дело. В этом походе приняла участие, кроме того,
и французская гвардия, известная своей преданностью народному
делу.
Теперь заволновалась и национальная гвардия и стала бурно
требовать от своего командира Лафайета, чтобы он повел ее в Версаль.
„Герой двух частей света“, как гиперболически титуловали этого мар-
киза, не знал, что делать. Лафайет, любимец крупной буржуазии,
отличался самььм заурядным умом и никогда не понимал своего вре-
мени. Во времена монархии он был республиканцем, а во время рес-
публики—монархистом. Он стоял за конституционную королевскую
власть и за преобладание третьего сословия и не мог понять того,
что в эпоху революционных движений от столкновения этих факторов
должны произойти непоправимые беды. В национальной гвардии он
видел только средство сдерживать народные беспорядки. Несмотря
на это, он довольно долгое время был популярной личностью, и парод
криками выразил ему свою любовь, когда он появился верхом на белом
коне во главе национальной гвардии. Мужество его было столь ясе
велико, как и его ограниченность.
Семь часов Лафайет не сдавался на требование вести националь-
ную гвардию в Версаль. Национальная гвардия хотела поддержать
план партии Мирабо—переселить короля в Париж; повидимому, ее
52
В. Б Л О С
склонили к этому агенты Мирабо и герцога Орлеанского. Цветистые
увещания Лафайета, убеждавшего отказаться от похода в Версаль, не
привели ни к чему, так как в интересах национальной гвардии было
предупредить затеваемый двором переворот. „Генерал!—сказал один
гвардеец,—вы не обманете вас. Мы не хотим употребить наше оружие
против женщин, мы хотим привести сюда короля, чтоб не бояться
больше его планов'.* Теперь, наконец, недогадливый „герой двух частей
светаw понял, в чем дело, и во главе своих батальонов отправился
в Версаль, запасшись предварительно удостоверением общинного со-
вета, что он отправился в Версаль исключительно в целях поддер-
жания „порядка и спокойствия14. Таким образом, Париж выступил
против Версаля.
Мальяр повел дело ловко. На Елисейских полях он велел пред-
водительствуемым им женщинам и девушкам разоружиться, чтобы не
перепугать национального собрания. Затем, чтобы совершенно неожи-
данно притти в Версаль, он приказал задержать всех курьеров, которые
отправлялись из Парижа в Версаль. Национальное собрание, озлоблен-
ное против двора из-за офицерских пиров, обсуждало в это время
вопрос о том, как добиться от двора утверждения декларации прав
человека, а двор в то же время занимался приготовлениями к от‘езду
короля в Мец. В этот момент у барьера национального собрания
появился Мальяр с депутацией женщин и потребовал хлеба и разре-
шения президенту Мунье представить депутацию женщин королю.
Собрание было удивлено, увидев толпу женщин во главе восстания,
и согласилось на оба требования. Мунье пошел с депутацией к королю.
Людовик обещал все, чего от него требовали; женщины в присутствии
его были застенчивее, чем во дворе, и оратор их, молодая красивая
женщина, едва сумела произнести больше, чем слово: „Хлеба!41 Людовик
обещал устранить недостаток в хлебе, обнял оратора, а депутация
расчувствовалась и удалилась.
Женщин, ожидавших во трзоре, это вовсе не удовлетворило;
началась свалка, в которую вмешалась королевская лейб-гвардия.
Версальская национальная гвардия стала на сторону женщин; с той
и другой стороны оказались раненые. Лейб-гвардия проявила зверство,
Я так как в это время прибыл Журдан, то началось форменное побоище
на дворе, замка. Двое гвардейцев было убито, а головы их воткнули
на пики: до такой степени поведение гвардии озлобило массы. Поздно
вечером прибыл Лафайет с национальной гвардией и рознял дравшихся,
при чем не малую помощь оказал ему сильный дождь. Лейб-гвардия
заняла внутренние, а национальная гвардия—внешние покои дворца.
Можно было думать, что все успокоилось.
На следующий день в пять часов утра народ проник во дворец
через оставшиеся открытыми ворота с целью захватить короля. Народ
находился уже недалеко от королевских покоев: и королева едва успела
неодетой и босой убежать в комнаты своего мужа. По пути снова было
убито несколько ненавистных лейб-гвардейцев. Лафайет подоспел, и
популярность его была так велика, что хоть с большой опасностью для
жизни, но ему удалось остановить кровопролитие. Бесчисленный народ,
собравшийся у дворца, громко требовал, чтобы король отправился
в Париж. Лафайет увидел, что потеряет свою популярность, если
воспротивится этому требованию. В виду этого, он посоветовал королю
уступить. Король некоторое время упорствовал, а затем, приняв во
внимание угрожающее настроение народа, согласился. Лафайет решился
рискнуть всей своей популярностью, чтобы несколько успокоить народ,,
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
53
и последовательно одного ла другим вывел на балкон короля, королеву
и одного и.з лейб-гвардейцев. Когда народ ответил криком озлобления
на появление королевы, Лафайет поцеловал ей руку, лейб-гвардейцу
он приколол трехцветную кокарду. Этой комедии было достаточно,
чтобы успокоить народ. Главная цель народа была, впрочем, достигнута:
королевская семья в сопровождении национальной гвардии отправи-
лась в Париж. Бесчисленные народные массы сопровождали их йри
переезде в Париж; утверждение же. будто головы убитых лейб-гвар-
дейцев несли за королем до самого Парижа, оспаривается. Проголо-
давшиеся, парижане, не нашедшие в Версале достаточно провианта,
часто останавливались в дороге, так что король только вечером прибыл
в Париж. Король теперь уже был под надзором парижского населения;
мэр Бальи у городской ратуши встретил его льстивой и коварной,
речью, и король с большой натянутостью ответил ему: „С удоволь-
ствием и с полным доверием я остаюсь среди парижского народаи.
Королевская семья поселилась в пустовавшем до тех пор Тюльерий-
ском дворце. На Лафайета и его национальную гвардию была возложена
обязанность охранять Тюльери. 19 октября было перенесено в Париж
и национальное собрание, об‘явившее себя неотделимым от особы
короля. Оно теперь находилось под защитой парижского населения,
которое с женщинами во главе во второй раз расстроило замышляв-
шийся переворот.
Вопрос о том, насколько это народное движение было самосто-
ятельным, насколько оно было вызвано Мирабо и герцогом Орлеан-
ским, не имеет значения. Добились того, что столица получила в
королевском семействе заложников против дальнейших попыток про-
извести государственный переворот. Голод, конечно, не был этим
устранен, как надеялись наивные люди; он продолжал мучить парижан
и поддерживать среди них возбуждепие.
Партой, клубы о пресса.
С перенесением национального собрания в Париж началась
совершенно новая и деятельная политическая жизнь. Партии резче
разграничились между собой. Парламентские фракции под влиянием
событий тоже изменились. Аристократически-конституционная партия,
имевшая во главе Мушю и Лалли-Толандаля, была глубоко возмущена
событиями 5 и 6 октября, обезопасившими национальное собрание от
возможности государственных переворотов. Оба эти вождя сложили
свои полномочия, так как дела слагались не так, как они желали.
Таким-то образом, возникла большая абсолютно-монархическая партия,
которая занимала места направо от президента и потому называлась
правой. В центре заседали представители конституционно-демократи-
ческой партии, во главе с Сийесом и Мирабо, а на левой стороне
сидела абсолютно-демократическая партия. В последней до сих пор
руководство принадлежало Варнаву, братьям Ламет и Дюпору. Но эти
вожди вместе со своими личными приверженцами скоро перешли на
сторону демократически-конституционной партии, и собственно демо-
кратическая партия стала столь слаба, что Мирабо однажды иронически
пожелал ,,покоя этим тридцати голосам*4! Эта партия заняла самые
высокие места с левой стороны и потому была названа Горой (montagne),
члены же ее были названы монтаньярами (людьми Горы). Среди этой
.партии уже были люди с будущим, например, Петион и Робеспьер.
X
54
В. Б Л О С
Население примкнуло к тем или иным партиям, в соответствии
со своими потребностями и интересами. Естественно, что привилеги-
рованные видели своих представителей в правой; центр опирался
тогда на всю буржуазию и сельское население; это была наиболее
сильная партия, и в национальном собрании она занимала господ-
ствующее положение. Напротив того, демократическая левая искала и
нашла собе поддержку в массе неимущих граждан и рабочих пред-
местий Парижа.
Начала развиваться настоящая политическая жизнь и борьба
партий. Депутаты желали сохранить связь со своими товарищами по
убеждениям и вне национального собрания. Для этой цели были обра-
зованы клубы, в которых депутаты подготовлялись к текущей деятель-
ности в парламенте. Первыми основали себе клуб в Версалп депутаты
Бретани; к нему присоединилось много других депутатов, когда на-
циональное собрание было перенесено в Париж. Первоначально этот
клуб носил название клуба друзей конституции, а потом -клуба друзей
революции. Этот клуб был необыкновенно популярен и силен, так каК'
уже с самого начала решено было принимать в него не только депу-
татов, но и других граждан. Заседания этого клуба происходили в
зале доминиканского монастыря св. Якова, откуда он получил название
клуба якобинцев, под которым и известен в истории. Скоро он уже
основал отделения во всех городах и развил организацию, распро-
странявшуюся на всю Францию. Во время революционной бури
якобинцы увлекли * за собой французский народ и вдохнули в пего
непобедимую и горячую страсть к свободе.
Политическая физиономия этого клуба сильно менялась. Вначале
членами были все вожди демократически-конституционпой партии,
и среди якобинцев можно было встретить Мирабо, Лафайета, Бальи
и Сийеса. Но, по мере того, как в якобинском клубе стали брать
перевес все более демократические воззрения, демократпчески-консти-
туционные депутаты стали выступать из него и предоставили якобин-
ский клуб настоящей демократии; благодаря этому, последняя при
всей своей слабости в национальном собрании получила неизмеримое
влияние в пароде. За время революции в якобинском клубе последова-
тельно господствовали жирондисты, Робеспьер, Марат; особенно часто
выступал здесь на ораторской трибуне Робеспьер, готовясь к своей
будущей роли.
Мирабо и его друзья образовали клуб года, не имевший
особого влияния на массы; приверженцы же абсолютной монархии
сходились в монархическом или „беспартийном клубе “, который не
имел ровно никакого влияния. Но и в клубе якобинцев не все демо-
краты могли согласптьс/i с братьями Ламет, Барпавом и Дюиором,
которые были слишком верными приверженцами конституционализма.
Камилл Демулен, оратор 12 июля в Пале-Рояле, Дантон, один из люби-
мейших народных ораторов, Марат, редактор „Друга Народа11, образо-
вали поэтому отдельный клуб, клуб 1\ордельс; он так назывался по
месту своих собраний, древнему монастырю францисканцев или босо-
ногих (cordeliers). Все корд ел ье, по крайней мере вначале, принадлежали
к якобинцам.
Не меньше, чем клубы, влияла па политическую жизнь пресса,
получившая небывалое развитие. До революции было очень мало перио-
дических изданий. Теперь же Париж и Франция совершенно неожи-
данно наводнились ими. Все /значительные партийные вожди имели
свои собственные органы, издававшиеся в незначительном количестве
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
55
экземпляров. Привилегированные и двор предоставили защиту своих
интересов мало популярным реакционным газетам. С другой стороны,
демократические народные газеты приобрели скоро небывалое влияние
в Париже. К ним относились „Парижские революции", расходившиеся
в количестве 20.000 экземпляров; издателем этой газеты был молодой
талантливый журналист Лустало, вскоре погибший за свое дело; затем
„Революции во Фландрии и Брабанте14, издававшиеся увлекательным,
веселым и остроумным Камиллом Демуленом, первым журналистом
своего времени; наконец, „Отец Дюшен" —Геберта и „Друг Народа44—
Марата. Все они сильно нападали на двор и на привилегированных;
дальше всего заходил в этом отношении Марат, который в своей газете
нападал и иа национальное собрание и на Лафайета. Постоянно пре-
следуемый властями, Марат вынужден был работать в погребах и
. тайных квартирах.
Народная масса, находившаяся под влиянием демократических
клубов и демократической прессы, заходила в своих целях гораздо
дальше национального собрания, которое, как мы вскоре увидим, ста-
ралось сообразовать новую конституцию с интересами крупной и мелкой
буржуазии. Широкие народнее массы, вынесшие на своих плечах
революцию, стремились вперед. Демократической левой предстояло
в дальнейшем ходе революции получить перевес над конституционали-
стами. Между тем, между Парижем, который уже дважды поднимался
для того, чтобы защитить национальное собрание от государствен-
ного переворота, и тем же Национальным собранием согласие вскоре
нарушилось.
, Конституция.
Национальное собрание энергично приступило к выработке кон-
ституции, но в нем уже нельзя было заметить прежней решимости
итти против двора? Сторонники абсолютной монархии утверждают, что
король лишен свободы с тех пор, как eix> стерегут в Тюльерийском
дворце, не без успеха спекулируя, чтрсим образом, на верноподданни-
ческий , сентиментализм; национальное собрание медлило признать за
собой право об‘явить конституцию вступившей в законную силу. Оно
не нарушало право короля на утверждение и создавала, таким образом,
споры и конфликты.
За королем признаны были неприкосновенность и титул короля
французов; этим хотели подчеркнуть конституционный характер коро-
левской власти, как высшей государственной должности, в противо-
положность абсолютной королевской власти. Королевские имения были
об‘яв^ены государственной собственностью, а королю, кроме различных
замков, предоставлен цивильный лист в 30 миллионов'франков.
Следующим крупным мероприятием национального собрания была
конфискация церковных земель. Как мы уже показали в своем введении,
в руках духовенства сосредоточивались громадные недвижимые иму-
щества, Национальное собрание и обратило свое внимание на эти
владения, которые не были связаны с личностью того или иного
духовного лица. Последние же пользовались сами только теми по-
местьями, которые даны были им вместо жалованья от государства.
Тот самый знаменитый Талейран, который, двадцать пять лет спустя,
поддержал попытку восстановления старой Франции, теперь предложил
и настоял на том, что 2 ноября Н89 года все духовные имения были
об’явлены государственной собственностью. Духовенству, вместо этого,
было назначено казенное жалованье в размере не ниже 1.200 франков,
56
В. Б Л О С
так что громадные доходы высшего духовенства были уменьшены,
а небольшие доходы низшего были повышены. Кроме того, духовные
ордена были отделены от государства и объявлены частными корпора-
циями. Постановить полное отделение церкви от государства не хватало
решимости.
Это постановление национального собрания произвело необычайное
впечатление. Действие его мы еще увидим впоследствии.
В это время Сийес, человек сильного и глубокого ума, значение
которого, тем не менее, всегда преувеличивали, был занят внешним
преобразованием Франции. Хотя революция уже отменила привилегии
отдельных провинций, Франция все еще сохраняла старое деление на
провинции; Сийес хотел достигнуть действительного единства Франции,
чтобы упростить управление и администрацию. 12 ноября 1789 года
вся Франция была разделена на 83 департамента, и получилась возмож-
ность установить единство в администрации. Избирательный закон
тоже был приведен в соответствие с втим делением Франции.
Сийес не мог, конечно, пред налагать, что Наполеон воспользуется
впоследствии этим подразделением Франции, чтобы надеть на нее
смирительную рубашку той железной централизации, на которой осно-
вана была его власть.
Избирательный закон был основан на цензе; собрание, следова-
тельно, еще не сумело возвыситься до идеи всеобщего избирательного
права. Оно начало уже опасаться тех самых пролетарских масс, кото-
рым обязапо было своей властью и значением. Поэтому оно и поторо-
пилось при помощи избирательного закона усилить противоположность
между так называемыми почетными гражданами и широкой массой
народа. Мужское население Франции было распределено на два
класса, на активных и пассивных граждан. Активным гражданином
считался всякий достигший 25-летнего возраста и плативший ежегодно
налог в размере не меньше трехдневного заработка (3 франков); все
остальные относились к числу пассивных граждан. Избирательное
право принадлежало только активным гражданам, которые могли
участвовать в выборе избирателей. Чтобы быть избирателем, нужно
было владеть участком земли ценностью в 150—400 франков. Что же
касается депутатов, то они должны были удовлетворять одному только
условию: не быть моложе 25 лет.
Демократия энергично выступила против этого избирательного
фильтра, но безуспешно; Камилл Демулен справедливо замечал в
своих статьях, что самое понятие „активный гражданин* заключает
в себе ложь. Согласно этому определению, какой-нибудь рантье был
„активным гражданином*, а выбивающийся из сил земледелец, не пла-
тящий трех франков налога, был „пассивным ^гражданином* и не имел
политических прав.
Департаменты были подразделены на округа, округа—на кантоны,
при чем последние были установлены только для выборов. Низшей
государственной единицей с этого времени является коммуна (община),
организовавшаяся повсюду с 14 июля. С точением времени коммуны
приобрели большую силу и часто имели решительное влияние на
судьбы революции. Как значительная сила, уже* скоро обнаружила
себя парижская' коммуна; она относилась к Сенскому департаменту
и управлялась выборным генеральным советом и муниципалитетом.
Национальное собрание постановило, однако, издать для Парижа особое
коммунальное положение. Под влиянием Лафайета и Бальи, парижская
коммуна пока еще оставалась преданной интересам почтенной буржу-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
57
азии. Муниципалитетом был учрежден комитет для выработки проекта
организации парижской коммуны, но национальное собрание отвергло
этот проект, и муниципальное управление подчинилось. Национальное
собрание теперь само выработало проект организации. Париж был
разделен на 48 секций; городское управление состояло из мэра и
10 администраторов; муниципальный совет состоял из 32 членов,
и, кроме того, на каждую секцию было назначено по два нотабля,
так что представительство парижских коммун или общин состояло
из 96 лиц. Это представительство называли и просто коммуной. Секции
избирали мэра. Была еще установлена должность генерал-прокурора
и двух помощников. Такова была организация парижской коммуны.
В течение революции ей предстояло еще перейти в руки народа и
крайней демократии и сыграть крупную роль. Пока же мэром оста-
вался Бальи, а командиром национальной гвардии -Лафайет, так что
сила коммун была в распоряжении конституционалистов и направлена
против демократии.
В это в]>емя финансовые затруднения стали более невыносимы^,
чем когда-либо, и приходилось искать какого-нибудь выхода из них.
Одни проценты государственного долга вызывали дефицит в 400 мил-
лионов франков, и поэтому было решено продать те духовные имения
духовенства, которые были об‘явлены государственной собственностью.
Декретом 2 декабря 1789 г. было постановлено продать на 400 миллионов
франков национальных владений. Продажу эту, конечно, нельзя было
закончить в короткий срок, при чем в цели национального собрания
вовсе не входило значительным предложением понизить цены. Париж-
ский муниципалитет предложил государству значительные суммы под
залог соответственного количества национальных земель: другие муни-
ципалитеты сделали то же самое. Они не платили металлическими
деньгами, но выдавали билеты, которые назывались муниципальными
билетами. Этими билетами предполагалось покрыть требование государ-
ственных кредиторов; выкуп же этих билетов должен был совершиться
сейчас же после того, как муниципалитет получит нужные для того
деньги от продажи уступленных ему государственных имений.
От муниципальных билетов перешли к государственным билетам; госу-
дарство само стало выпускать под именем ассигнаций известные бумаж-
ные деньги революции. Этими билетами ^государство удовлетворяло
требование своих кредиторов. Билеты обращались, как деньги, так
как для них был об‘явлен принудительный курс. Таким путем они
попадали в руки покупателей государственных имуществ, и госу-
дарство получало цену национальных имений ассигнациями по
узаконенному курсу. Те ассигнации, которыми оплачивались государ-
ственные имения, полагалось уничтожить, но позже это перестали
делать, и это вызвало большое замешательство.
Нужно отметить, что эти бумажные деньги, которые ставят
обыкновенно в связь с демократией, были выпущены во время укре-
пления конституционной монархии для погашения долгов, наделанных
абсолютной королевской властью во Франции.
При помощи ассигнаций французское государство, прежде всего,
освободилось от своих долгов. Но потом, когда количество бумажных
денег чрезмерно возросло -в точение семи лет было выпущено прибли-
зительно 40.000 миллионов франков ассигнациями, -это стало при-
чиной ^прекращающегося кризиса во Франции. Цены на товары
росли с такой же быстротой, с какой падал курс бумажных денег.
58
В. Б Л О С
Продажей национальных имений вначале было создано большое
количество мелких собственников, сильно преданных революции. Но,
почувствовав свою собственность обеспеченной, они стали консерва-
тивны и стали мечтать о правительстве, которое какой угодно ценой
усмирило бы бурю революции. Политические завоевания мелкому
крестьянству были безразличны; у него не было идеалов. Наполеон
Бонапарт был для него самым подходящим человеком, и оно охотно
поставляло ому солдат. Империя Наполеона обеспечивала ему то, что
участки его йе перейдут обратно в руки духовенства или эмигриро-
вавшего дворянства, именья которого тоже об‘явлены были впослед-
ствии государственной собственностью.
Никогда в истории Франции не было более удобного момента,
как в 1789 году, для перехода к крупному государственному земле
дельческому хозяйству. Идея свободы получила бы в этом переходе
совсем другую и более прочную основу. Только треть земли принад-
лежала крупным или мелким собственникам. Но национальное собрание
Нецело находилось во власти мещанских понятий о сельском хозяйстве
и не только не подумало прочнее организовать его, но уничтожило
и последние следы того земельного устройства, которые напоминали
об общественном производстве. Правда, общины получили обратно те
земли, которые были у них отобраны феодалами, но и эти земли под-
верглись раздроблению, и остатки общинной собственности были
окончательно уничтожены. Все три великих собрания революции—
учредительное, законодательное и конвент—не обнаружили никакого
сочувствия общинной собственности и непрерывными разделами пони-
жали производительность земли и землевладельцев. Мелкое крестьян-
ство заняло место феодализма, раздробление земельного владения
было доведено до пределов возможного, и в сельском хозяйстве было,
таким образом, увековечено мелкое хозяйство во всей первобытности
его форм. Тот мелкий крестьянин, который обязан был революции
освобождением от феодальных тягот и своим свободным владением^
стал скоро тормозом всякого прогресса. Весь громадный класс мелких
крестьян образовал неподвижный элемент, тормозивший прогресс
социальный п прогресс освободительный.
Таким-то образом стоф> сильно удивившая всех мера — продажа
государственных имений, которой хотели закрепить преданность народа
революции, принесла скоро плоды, прямо противоположные ожидаемым.
Были и такие провинции, где народ не понимал или ложно толковал
предпринятую в его пользу меру; здесь дело не обошлось без духо-
венства, которое потеряло свои имения и которое со времени кон-
фискации духовных земель было не на стороне революции. Меро-
приятие эго оно называло церковным грабежом и сумело внушить
свою ненависть к революции той части населения, которой еще при-
ятии были патриархальные отношения 1k) время позднейших кри-
зисов революции то же духовенство зажгло гражданскую войну во
Франции в тот именно момент, когда па нее напала великая коалиция
иностранных государств. Кровавая война в Вандее -тесно связана
с этими событиями. Пока же духовенство старалось разжечь рели-
гиозный фанатизм против революции, с одной стороны, крикливым
поведением в национальном собрании, а с другой^та иными происками
в провинции. Все это об‘ясняет нам те ужасные моры, к которым
должны были впоследствии прибегнуть революционные правительства,
чтобы удержаться у власти.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
59
Национальное собрание уничтожило дворянское сословие, все
гербы, наследственные титулы и ордена. Оно хотело уничтожить все
следы прежнего порабощения. Народ следил .за работами националь-
ного собрания, перенося нужду и не теряя надежды на то, что при
новом порядке вещей уменьшится и его нужда. Но скоро стали
обнаруживаться разные происки придворной партии, дворянства, духо-
венства и эмигрантов. Облегчив производство в высший чин, нацио-
нальное собрание привлекло войско на свою сторону, придворная же
партия уже не имела в нем особенно надежной опоры. Безуспешными
оказались и попытки духовенства вызвать религиозные беспорядки
в южной Франции. В Париже был открыт заговор, составленный мар-
кизом де-Фавра, который задумал убить Лафайета и Батьи, разогнать
национальное собрание и увезти короля из Парижа. Не было сомнений
в том, что он был в сношениях с двором, но посредник между ними
и двором был неизвестен. Когда суд приговорил его к смертной казни
через повешение, он выразил желание сознаться во веем. Суд не
пожелал компрометировать двор и постановил сознанию его не при-
давать никакого значения. „В таком случае я умру со своей тайной11—
сказал Фавра.
Все это вызвало такое брожение, что можно было опасаться нового
революционного взрыва. Король, чувствовавший всеобщее недоверие,
прибыл 4 февраля 1790 года в национальное собрание и стоя обра-
тился с речью к сидевшим депутатам. Речь его была довольно запу-
тана и доказывала, что он, собственно, и сам желал всего, что сделано
собранием. Он обещал 'также признать и охранять ту конституцию^
которая будет принята собранием. Собрание расчувствовалось и при-
несло присягу верности закону, королю и пароду, обещая по мере
сил охранять выработанную им и принятую королем конституцию.
Эта противоречивая клятва, которая не исполнялась,всякий раз, когда
возникал конфликт между королем и пародом или королем й законом,
названа была гражданской присягой.
Теперь начались новые интриги со стороны двора. Прежде всего
подкупили Мирабо, потому что этому великому политику нужно было
много денег для удовлетворения своих мелких страстишек и распутства.
Предложенные ему двором крупные суммы он принял без всякого
прямого обязательства. Может быть, к этому времени относится и его
план остановить революцию в момент окончательной выработки кон-
ституции. План этот был основан, конечно, на слишком высокой
оценке им своей личности и обнаруживает все тщеславие его. В это
время двор вообще истратил много денег на подкупы, но особого
успеха не имел. Особенно Мирабо во многих отношениях не беспо-
коился об интересах двора. Это обнаружилось при обсуждении вопроса
о том, должно ли национальное собрание само себя закрыть. Правая
полагала, что так как, судя по наказам, собранно получило мандат
на один год. то при уважении к воле народа оно должно само
закрыться. Против этой демагогической уловки выступил Мирабо
в одной из наиболее сильных речей своих. Напомнив о клятве в зале
городского собрания, он сказал, что с того момента, когда произне-
сена была клятва дать Франции конституцию, характер полномочий
собрания изхменился. „Клянусь,— закончил он своим громовым голосом,
обращаясь к центру и к левой,—клянусь, что вы спасли Францию".
Увлеченное им собрание отклонило предложение о закрытии собрания.
Были попытки вызвать падение Мирабо, так как тайная связь
его с двором была известна, но это не удалось. При обсуждении
60
В. Б Л О С
вопроса о право об‘являть войну и заключать мир красноречивый
оратор левой Варнав сильно напал на Мирабо. Однако, восторжествовал
Мирабо, и король получил право инициативы при об‘явлении войны
и заключении мира под условием утверждения собранием.
Авторитет Мирабо в глазах: народа к этому времени был уже
поколеблен, и демократическая печать сильно нападала на него. Впо-
следствии обществу были даны и доказательства той измены, которою
запятнал себя этот гениальный человек.
После этих постановлений собрание издало новый порядок судо-
производства, сообразованный с новым делением Франции на депар-
таменты, и гражданское положение о духовенстве, опять-таки в соот-
ветствии с департаментами. Каждый департамент был сделан епископ-
ством. Католическое духовенство превращено было в государственных
чиновников. Это вызвало долгое и упорное сопротивление духовен-
ства, так как государство требовало от свявщнников, как государствен-
ных чиновников, гражданской присяги. Большинство отказалось от
этого, и даже низшее духовенство, бывшее до сих пор очень предан-
ным революции, заняло враждебное положение по отношению к новой
конституции. Людовик XVI, так недавно еще обещавший принять
конституцию, был очень рад этому спору и раздувал его, не утвер-
ждая гражданской организации духовенства. После этого конститу-
ционные (принесшие присягу) священники и не принесшие присяги-
стали взаимно отлучать друг друга от церкви и вести между собой
ожесточенную борьбу. Наконец п папа еще вмешался сюда, запретив
духовным лицам приносить гражданскую присягу.
Таким образом, национальное собрание создало упорную и опас-
ную оппозицию, так как оно побоялось пойти дальше и провозгласить
отделение церкви от государства. За недостаток последовательности
всегда приходится расплачиваться. В бурное время недостаток после-
довательности постоянно является причиной непоправимых бед.
Праздник соединения на Марсовощ поле.
В то время, как над охваченной революцией Францией соби-
рались новые бури, наступала годовщина взятия Бастилии, 14 июля 1790г.
Этот день решено было превратить в пышный национальный праз-
дник. Инициатива этого празднества исходила от парижского общинного
совета. Как в критические дни революции народ, национальная
гвардия и линейные войска об‘единились и братались в отдельных
городах, так годовщина взятия Бастилии должна была быть днем
провозглашения братства всего французского народа. Так предпола-
галось отпраздновать день победы народа над абсолютизмом. К этому
дню были сделаны самые пышные приготовления. Местом праздне-
ства назначено было Марсово поле, и оно было приспособлено ко
вмещению 400.000 человек. Посредине возвышался алтарь отечества,
сооруженный в античном стиле, а вокруг него был устроен амфи-
театр, в котором должны были разместиться король, национальное
собрание и муниципалитет. Всю Францию охватило шумное вооду-
шевление, когда было предписано отпраздновать этот праздник. Выше,
чем где-либо, подымались волны воодушевления в Париже. Для вы-
полнения работ' на Марсовом поле потребовалось 12.000 рабочих.
Работы, однако, медленно подвигались вперед, и стали возникать
опасения, что они не будут закончены к 14 июля; кроме того, носился
слух, что рабочие подкуплены реакционерами. Парижское население
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
61
тысячами устремилось на Марсово поле, чтобы закончить работы.
Можно было видеть, как нарядные дамы соревновались с поденщиками
в работе лопатой и заступом. „Работали,—рассказывает очевидец,—
мужчины и женщины, старики и дети, герцоги и поденщики, епископы
и парикмахеры, главные откупщики и повара, кавалеры ордена
Людовика и проститутки,—все в мирном согласии, дружно распевая
песни свободы14. Благодаря этому, приготовления во-время были закон-
чены, и праздник великолепно удался, хотя официальная часть его
оказалась, пожалуй, наименее значительной. Значение праздника
заключалось, главным образом, в том, что преданные свободе люди
из разных частей Франции познакомились друг с другом и приняли
твердое решение всеми силами отстаивать завоевания революции.
Прибыло необозримое число представителей от департаментов,
и праздник об‘единения, который должен был произвести сильное впе-
чатление на весь культурный мир, начался со всей торжественностью.
Процессия открывалась батальоном вооруженных детей и замыкалась
батальоном вооруженных стариков; она двинулась с того места, где
раньше стояла Бастилия, и направилась к Тюльери; здесь она забрала
двор и в сопровождении национальной гвардии и -национального
собрания пошла на Марсово поле. Необозримая толпа сопровождала про-
цессию: город пестрел флагами и цветами; был сделан пушечный салют
в 101 выстрел. Среди участников процессии можно было заметить
и немецкого барона Жана-Баптиста Клоотца, атеиста и приверженца
всемирной республики, он вел с собой значительное число людей, одетых
в чужеземные костюмы и изображавших представителей других народов;
с этой странной, возбуждавшей всеобщее внимание депутацией он явился
раньше в национальное собрание. Народ собрался уже на Марсовом
поле и стоял в полном порядке. На алтаре отечества сперва отслужили
мессу и, по иронии судьбы, выполнил это не кто иной, как знаме-
нитый Талейран; при этом алтарь окружало 300 священников в
белых ризах и трехцветных (сицрй, белый, красный) шарфах. Талейран
благословил и орифламму, древний штандарт французских королей,
и знамена 83 департаментов. Затем появился Лафайет, истинный герой
этого праздника, назначенный главнокомандующим национальных
гвардий всего французского королевства. Под непрорывающиеся
крики приветствия всего собрания два гренадера взнесли его на алтарь
отечества, и оттуда он привел собравшийся народ к присяге: „Мы
клянемся в вечной верности народу, закону и королю, клянемся защи-
щать всеми силами выработанную национальным собранием и при-
нятую королем конституцию is. сохранить неразрывные узы братства
со всеми французами
400.000 голосов собравшегося народа с воодушевлением ответили
на это громовым „клянусь14. Раздался салют, зазвучали трубы, послы-
шался лязг оружия об‘единенных и национальной гвардии. Буря
воодушевления пронеслась над Марсовым полем. Тогда выступил
король и поклялся „твердо и верно соблюдать выработанную уже.
и подлежащую еще выработке конституцию*, напоминая этим о том,
что выработка еще не закончена. Королева подняла вверх своего сына
со словами: „Вот мой сын. Мы с ним разделяем образ мыслей парода14.
Народ тысячами голосов приветствовал и „австриячку44, „madame Veto44,
как впоследствии ее иронически называли. Народ всерьез принимал
это братание и присягу конституционной монархии. Вскоре уже должно
было обнаружиться, как мало значения придал всему этому двор.
« 62
в. в л о с
Пока же все утопало в радости и блаженстве, и даже поливший
вдруг дождь не расстроил праздничного настроения. Мокрые от
дождя танцовали здесь опьяненные праздником свободы французы.
В городе было устроено много народных празднеств, продолжавшихся
до глубокой ночи, а на том месте, где год тому назад стояла Бастилия,
на развалинах страшной крепости можно было прочесть надпись: „Танцы".
Соединенные вернулись на родину, и Франция казалась сча-
стливой в своей твердой надежде на обещанную конституцию, которой
король и народ уже наперед присягнули. Но все это только казалось.
Праздник об‘единения обнаружил 'только, как легко могло бы устроипюя
мудрое правительство, хотя бы при слабом желании, с французами,
которые тогда совершенно искренне стояли на почве конституции.
Не успело еще улечься радостное настроение, вызванное праз-
дником объединения, как двор, снова пошедший на помочах слабого
короля, стал уже носиться с темными планами восстановления абсо-
лютной королевской власти. Приверженцы старого порядка не могли
приучить себя к мысли, что отныне народ станет руководящим фак-
тором в жизни французского государства. Употребляя всевозможные
средства для уничтожения народного суверенитета, они достигли
прямо противоположных результатов и низвергли монархию.
Рабочее население Парижа.
В славные эпохи, когда разыгрываются великие и решительные
битвы, расплачиваться за них всегда приходится народу. Не только
кровь свою приходится ему проливать: ему приходится терпеливо
ждать, голодать, переносить всякого рода лишения, когда политиче-
ское возбуждение становится столь сильно, что обычные дела, необхо-
димые для удовлетворения общественных потребностей, останавливаются.
Когда в такое бурное время производство жизненных припасов
и обращение товаров становятся неправильными и недостаточными,
то особенно сильно и прежде всех это' должна почувствовать рабочая
масса. Когда разыгрывалась бурная борьба революции за свободу,
французский парод, в особенности парижское население, должно было
переносить самые ужасные лишения. Если, с одной стороны, эти
лишения были стимулом, нс перестававшим толкать массу на новые
битвы за лучшие порядки, то, с другой стороны, нельзя не удивляться
тому героизму, с которым народ переносил эти лишения.
Вследствие непрекращающихся беспорядков в провинции и рас-
стройства на продовольственном рынке под влиянием политических
событий, прокормить город Париж вскоре стало делом очень затруд-
нительным. Были и такие легковерные, которые думали, что достатотао
королевской фамилии всрпуться из Версаля в Париж, и голод
в Париже прекратится, но скоро они поняли, что ошиблись; голод
и дороговизна не прекращались и зимою 1789/90 года. Как это часто
бывает в таких случаях, торговцы хлебом стали „хлебными ростов-
щиками*; с бессердечностью они не выпускали хлеба на рынок, чтобы
в подходящий момент продать его но достаточно высокой цене. Озло-
бление народа против хлебных ростовщиков и скупщиков было страшно
велико, так что легко понять, что не обходилось без эксцессов и что
некоторые хлебные ростовщики и повышатели хлебных цен пали жерт-
вами народной ярости. Так было 21 октября с булочником по имени
Франсуа, после чего в Париже было об‘явлено осадное положение,
а муниципалитет получил право при возникновении беспорядков
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
63
в случае неисполнения предложения толпе разойтись употребить
в дело оружие. Предводительствуемая Лафайетом и Бальи, почтенная
буржуазия показала теперь, что, достигнув при помощи народа полити-
ческой власти, она тоже уже не знает лучшего ответа на народную
нужду, чем прежняя королевская власть, именно - порох и свинец.
Народ проявил действительно много духовной силы, когда он, голодный,
мог воодушевиться конституцией и её гражданской свободой. В то время,
как скупщики жизненных припасов получали колоссальные барыши,
в предместьях царила ужасная нужда, так что, напр., в одном Сент-
Антуанском предместье богатый пивовар Сантерр, вождь демократии
предместий, роздал голодающему населению на 150.000 франков жизнен-
ных припасов.
Безработица роста, и, чтобы дать заработок громадному количе-
. ству людей, бродивших в Париже без дела, были предприняты
земляные работы; но и земляных работ нс хватало на всех. Нацио-
нальное собрание, перед которым депутат Малуэ ^обрисовал нужду
рабочих, не знало, что делать. С тем большею ревностью руководимая
Лафайетом и Бальи муниципальная власть преследовала предпола-
гаемых и действительных подстрекателей к беспорядкам; националь-
ная же гвардия, состоявшая из почтенной буржуазии, находила особое
удовольствие в исполнении таких поручений. Этой созданной для
защиты народа гвардии суждено было стать орудием его угнетения.
Демократическая печать сильно нападала на муниципалитет.
Лустало называл его следственный комитет буржуазной инквизицией.
Но среди журналистов, отстаивавших тогда интересы неимущей массы,
заметнее всех был Жан-Поль Марат. Смелое и грозное перо этого
литератора начало даже пугать почтенную буржуазию. Так как он
должен был скрываться от преследований Лафайета и так как его
невозможно было схватить, то вначале эту личность считали фиктив-
ной. Врач по профессии, швейцарец Марат поселился в Париже после
жизни, полной приключений, и в самое последнее время был ветери-
наром у графа д‘А|Н'уа. Когда началась революция, он всей душой
отдался ей. Он стал представителем прс^етариата, и всплывшая во время
революции буржуазия вполне инстинктивно ненавидела его. Этим
об‘ясняется, что клевета не переставала преследовать его имя и что
влияние его всегда преувеличивали. Марат много мыслил и писал
по философским, естественно-историческим и юридическим вопросам.
Цеховые ученые ненавидели его за его свободные воззрения, и даже
Вольтер нападал на него, но зато он мог хвастать тем, что заслужил
признание великого Франклина. Он был озлобленный человек и „чу-
ждался товарищества*, как говорил Дантон. Но это был единственный
человек, заступавшийся в своей газете за интересы пролетариата, и он
вовсе не был таким варваром, каким хотели представить его враги.
Но грубейшая ложь, которую распространили о нем и которую еще
и теперь повторяют, это то, что он потребовал казни 270.000 человек.
Он обрушивался на муниципалитет и на грубость полиции. Он
высмеивал комическое тщеславие и важничание национальной гвардии,
называв ее буржуазной милицией и требуя демократического преобра-
зования муниципалитета. Право на суи^ствование он об‘явил первым
среди прав человека. Наиболее острые же стрелы свои Марат направил
против Лафайета и страшно озлобил этого необычайно тщеславного
„героя двух частей света". Дело дошло то того, что Лафайет в январе
1790 года выступил с 4-тысячным отрядом национальной гвардии
64
В. Б Л О С
для того, чтобы схватить Марата; но Марат, неузнанный, ускользнул
от национальной гвардии и на время скрылся из Парижа.
Муниципальная власть стала проявлять все большую жестокость
по отношению к народу. Она восстановила государственную тюрьму
в Венсенне, чтобы заключить туда неудобных ей „подстрекателей*4.
Вся масса Сент-Антуанского предместья в возмущении восстала против
новой Бастилии, но была рассеяна кавалерией национальной гвардии.
С тех пор недоразумения между муниципальной властью и народом,
приведшие к большому кровопролитию на Марсовом поле, не пре-
кращались.
Муниципалитет должен был считать одной из наболев неотложных
задач своих обеспечение Парижа продовольствием, а, вместо того, он
стал обращаться с теми самыми рабочими, которые вынесли на плечах
своих буржуазную революцию, как с мятежниками. Улицы и площади
Парижа постояно были запружены безработными рабочими, которых
теперь не было возможности еще направить в ряды армии, как во
время позднейших революционных войн. Только те профессии имели
достаточно заработка, которые заняты были снаряжением националь-
ной гвардии; всем остальным работы не доставало. Сапожники, плотники,
каменщики, слесари, типографы и другие работники устраивали
большие собрания, на которых составлялись петиции в муниципалитет
с требованием от него работы. Ответ муниципалитета был таков, что
национальной гвардии приказано было разгонять собрания рабочих.
Особенную ненависть возбудил против себя в этой истории мэр Бальи,
чем и обгоняется то, что три года спустя народ столь жестоко распра-
вился с ним, когда его везли на эшафот. Он расклеил объявление,
в котором об‘являл противозаконными и „нарушающими общественный
порядок" все союзы рабочих, имеющих целью „установление одно-
образной заработной платы и принуждение рабочих одной и той же
профессии придерживаться установленной нормы44.
Столь жестоко третируемые муниципалитетом рабочие продолжали
носиться еще с надеждой, что они сумеют побудить национальное
собрание сделать что-нибудь дл^ облегчения их нужды. Но и здесь
их приняли не лучше, чем в муниципалитете. Депутаты были недо-
вольны тем, что им помешали в занятиях по выработке конституции,
а о рабочих союзах у них были такие же странные понятия, как.
у муниципалитета, и они смотрели на них, как на затею бунтовщиков.
Шапелье, докладывавший национальному собранию петицию рабочих,
говорил то же самое, что и Бальи. Он был настолько не остроумен,
что назвал рабочие организации восстановлением старых, отмененных
4 августа цехов. Признавая в принципе справедливыми и государ-
ственную помощь и право на труд, он все-таки отказывал рабочим
в нраве собираться и совещаться о своих профессиональных нуждах.
Понимая, что его слова противоречат конституции, гарантирующей
в первой своей части свободу собраний, он добавил, что рабочие
вправе собираться только в качестве граждан для обсуждения общих
интересов. Рабочие, говорил он, требуют права союзов для поддержки
больных и безработных товарищей, но это долг всего народа и это
не может служить основанием для того, чтобы они вправе были
основать союз. Наконец, он выразил сожаление о том, что заработная
плата, которая, по его убеждению, должна устанавливаться на основании
свободного соглашения, недостаточно высока.
Следовало ожидать, что национальное собрание предоставит боль-
ным и безработным рабочим ту помощь „от народа44, о которой гово-
•
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
65
рил Шапелье и которую предусматривала конституция; но оно не
только не сделало этого, но издало знаменитый декрет от 14 июня
1791 года, который так долго просуществовал во Франции и который
воспрещал все рабочие союзы и ассоциации. Этот закон, отмененный
только во время третьей республики, успел за долгий период своего
существования наделать не мало зла. В течение долгих периодов вре-
мени правительство прятало его, как заржавленное оружие, но вдруг
извлекало его и пускало в ход снова. Так, напр., Людовик-Наполеон
воспользовался этим законом для того, чтобы уничтожить произво-
дительные ассоциации французских рабочих, созданные с такими
жертвами после революции 1848 года. Этим законом национальное
собрание наложило неизгладимую печать буржуазного классового эго-
изма на столь торжественно провозглашенные им перед всем миром
права человека. С этого момента рабочие, как класс, отделились от
почтенной буржуазии, третьето сословия. Но классовое движение не
могло тотчас же начаться, потому что экономическое развитие не
зашло еще достаточно далеко, чтобы ясно обнаружить классовый анта
гонизм и классовые интересы. Кроме того, пролетариат был еще занят
походами против Европы, объявившей войну революции.
Предприниматели, которым надо было выполнить общественные
или частные работы, об‘единились с враждебным по отношению к
рабочим муниципалитетом. Закон против ассоциаций был использован,
как следует. Рабочие делали из революции такие, выводы, которые не
были приятны честной буржуазии. Они видели, что положение бур-
жуазии и мелкого собственника-крестьянина благодаря революции
улучшилось. Из этого они заключали, что революция, которой они
в такой мере содействовали своими могучими руками, должна удовле-
творить также и требования рабочего класса. Поэтому они требовали
повышения заработной платы и доли в предпринимательской прибыли.
Но тогда у предпринимателей еще не было никакой охоты соглашаться
на эту излюбленную теперь систему участия в прибылях. О наиболее
горячих рабочих было доложено муниципалитету, и они были брошены
в темницу.
Лишенные также и избирательного права, обусловленного извест-
ным имущественным цензом, рабочие обратились с простым, но трога-
тельным сохранившимся до сих пор письмом к Марату. На языке,
соответствовавшем воззрениям и стилю того времени, они называют
его „дорогим пророком* и истинным защитником класса нуждающихся.
Здесь проявилось классовое самосознание. Они жалуются Марату на
жестокость предпринимателей и говорят, что особенно отличаются
угнетением своих прежних товарищей несколько бывших каменщиков,
разжившихся и ставших богатыми предпринимателями. Последние
думают, говорят в своем письме рабочие, что им все дозволено с тех
пор, как они надели форму и эполеты национальной гвардии.
Марат, признававший справедливыми требования рабочих об
улучшении их участи, заступался за этот угнетенный класс, где
и когда только мог. Его „Друг Народа* стал органом рабочих, и этим
об‘ясняется сильная популярность Марата. В „Друге Народа* был
подвергнут резкой критике избирательный закон, лишавший рабочих
избирательного права. В газете Марата рабочие напоминали о своих
заслугах перед революцией. „Мы были всюду,—говорится в ней,—где
была опасность; всюду мы были готовы проливать нашу кровь для
вашей защиты; три месяца без перерыва мы одни выносили все лише-
ния утомительного похода; по целым дням нас пекло солнце, мучил
История Французской революции. 5
66
В. Б Л О С
голод и жажда; а в это время богачи прятались в своих подвалах
под землей и выползали, когда это не было уже опасно, для захвата
власти, почетных и общественных должностей. Для вас мы приносили
себя в жертву, а теперь в вознаграждение за наши жертвы мы даже
не получили утешения считаться гражданами - спасенного нами госу-
дарства. Что дает вам право так третировать нас? Ведь вы сами
согласны с тем, что и бедняк такой же гражданин, как богатый.
Но, утверждаете вы, его скорее можно подкупить. Полно, правда ли
это? Присмотритесь ко всем монархиям света белого! Разве не из
богачей состоит вся продажная толпа царедворцев?11.
t Но в той же мере, в какой росла популярность Марата среди
рабочих, росла и ненависть к нему Лафайета и Бальи. 14 сентября
1790 года они поручили 300 солдат национальной гвардии напасть
на типографию, в которой печатался „Друг Народа". Станки были
изрублены топорами, а персонал типографии арестован. Но „Друг
Народаu выходил попрежнему, так как Марат продолжал его выпу-
скать, несмотря на громадные жертвы и опасность, с которыми это
было сопряжено. Так как газета, вполне естественно, не оправдывала
своих расходов, потребовались сторонние средства. Деньги давала
возлюбленная преследуемого писателя Симония Эврар. Она бросила
мужа, чтобы связать свою .судьбу с судьбой Марата; историки ее часто
смешивают с его сестрой Альбертиной. После убийства Марата она
жила только воспоминаниями о нем и удалилась от света. Правитель-
ство не переставало считать ее опасной и все время держало ее под
надзором. Когда 23 декабря 1830 года на Наполеона Бонапарта было
произведено покушение при помощи адской машины, арестовали
большое число демократов, в том числе и Симонию Эврар, но найти
какие-нибудь улики против Нее не удалось.
Если бы не страх перед рабочими, готовыми подняться по пер-
вому зову, для них ничего бы не сделали. Но, наконец, и коммуна
увидела, что необходимо сделать что-нибудь для облегчения ужасной
нужды населения. Она потребовала от национального собрания кредита
для того, чтобы предоставить заработок безработным рабочим. Собрание
ассигновало пятнадцать миллионов франков. На эти средства в Париже
были тогда учреждены государственные мастерския, называвшиеся
тогда благотворительными мастерскими (Ateliers de charitd). Уже по
названию этому можно судить о том, как относились к этому учре-
ждению господствующие классы. Мастерския эти находились в различ-
ных частях Парижа, и там работали не только парижские рабочие,
но и рабочие из провинции. Они принимались обыкновенно в эти
мастерския по рекомендации депутатов соответствующего департамента.
Можно было видеть, как они толпами, распевая революционные песни,
прибывали в Париж. В одном Монмартре в государственных мастер-
ских было занято 17.000 человек. Из этих-то рабочих и состояли те
революционные массы, которые выступали во время восстаний 1792,
1793 и 1795 годов. Во время их шествий можно было видеть всю их
нищету, и обитатели богатых кварталов с ужасом убеждались в том,
какое громадное количество полуголодных и полуодетых людей скры-
вает в себе революционный Париж. Аристократы презрительно назы-
вали это голодное и обтрепанное население санкюлотами (голоштан-
никами); но демократия приняла эту кличку, превратив ее, как это
было и с тезами, в почетное название.
Понятно, что и государственные мастерския не могли совершенно
устранить нужду рабочего класса. Рабочие часто жаловались на то,
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
67
что плата выдается ассигнациями и что заработная плата вообще
низка. Они приносили себя в жертву революции, и для того, чтобы
поддержать демократию в ее борьбе со старым порядком, они вместе
с семьями терпели острую нужду. За все время великой революции
ни один класс не обнаружил так много душевного величия и само-
забвения, как парижские рабочие.
Бегство в Варен н.
Вскоре после праздника об‘единения двор вернулся к своим
планам и снова побудил короля попытаться уничтожить все то, что
он недавно поклялся охранять. Двор все еще считал возможным
уничтожить завоевания революции и восстановить прежний абсолю-
тизм. Но так как двор со своими приверженцами не чувствовал за
собою во Франции достаточно сил для того, чтобы одержать победу
над революцией, то он составил заговор для восстановления старого
порядка во Франции при помощи иностранных правительств; после
многих битв с переменным для обоих сторон счастьем борьба кончилась
полным падением монархии во Франции.
Большинство войск не было достаточно верно двору. Правда,
офицеры-дворяне были недовольны тем, что национальное собрание
уравняло права на производство офицеров и солдат из буржуазии
с их правами: но эта именно мера привлекла сочувствие армии
к революции. Офицеры из старых дворянских родов привыкли грубо
обращаться с солдатами. Солдаты уже больше не позволяли этого,
и это послужило причиной возмущения полка Шатовье в Нанси,
которое было подавлено генералом Булье при помощи оружия и после
сильного кровопролития.
Так как армия все больше склонялась на сторону революции, то
двор постарался найти опору в других факторах. После долгого
сопротивления и под влиянием упорных требований национального
собрания король утвердил гражданскую организацию духовенства.
Но священники, отказавшиеся от присяги, вызвали в провинции
беспорядки и подготовили там междоусобную войну, возгоревшуюся
в 1793 году в южных и западных провинциях. Они успели убедить
народ, что революция стремится у него отнять религию, и вызвали
брожение среди невежественного сельского населения, несмотря на то, что
оно прежде других почувствовало благодетельное влияние революции.
Король и двор надеялись на поддержку этих слоев населения в случае
контр-революции. Между тем, все эмигранты были собраны гр. д‘Артуа
в Кобленце; эти эмигранты называли себя заграничной Фран-
цией и старались склонить европейские державы к. вооруженному
вмешательству во французскую революцию. Действительно, уже
20-го мая 1791 года эмигранты получили от Австрии обещание, что
она объявит войну Франции и восстановит старый порядок силой
оружия. Пока же эмигранты устраивали во Франции разные интриги
для того, чтобы подготовить нападение иностранных держав. Влияние
их происков чувствовалось уже слишком хорошо. Национальное собра-
ние хотело издать против эмигрантов закон о выселении. По проекту
этого закона, в случае беспорядков, учреждалась комиссия из трех
лиц, без разрешения которой никто не вправе был оставить Францию.
Но подкупленный двором Мирабо пустил в ход все свое влияние и
оспаривал этот проект под тем лицемерным предлогом, что не следует
стеснять личной свободы. Закон, действительно, был отклонен, эмигра-
68
В. В ЛЮ с
ция усилилась, а собрание пришло в такое замешательство, что, когда
обе тетки короля пожелали поехать в Рим, оно три дня совещалось
о том, отпустить ли этих двух старух или нет.
Когда Неккер вышел в отставку, двор стал всецело опираться на
Мирабо. Некогда столь популярный Неккер в сентябре 1790 года
совершенно тихо и скромно сошел со сцены. Мирабо же пошел на-
встречу двору и не задумался закончить свою блестящую деятельность
позорной изменой. Он составил новую конституцию, предоставлявшую
королю больше власти. Предполагалось, что король из Лиона запугает
национальное собрание угрозами, и под влиянием этих угроз Мирабо
надеялся вынудить у национального собрания согласие на его проект
конституции. Когда один из друзей предостерег его против двора, он
цинично ответил: „Они мне все обещали, и, если они не сдержат
слова, я их накажу республикой*.
Распутство ц напряженная работа двух последних лет подорвали
здоровье Мирабо. Он сразу поддался болезни, и внезапная смерть,
2-го апреля 1791 года положила конец карьере этого замечательного
государственного человека. Так как об измене его еще. ничего не было-
известно, то все партии соединились, чтобы почтить усопшего, и похо-
роны его были выражением национального траура. Он получил первое
место в Пантеоне, храме, где возрожденная Франция хотела хоронить
своих великих людей. На здании Пантеона красовалась надпись:
„Своим великим людям—благодарное отечество!44
В этот момент двор решил вступить в открытый бой с националь-
ным собранием. Он рассчитывал на маркиза Булье и преданную этому
генералу часть армии, на провинции, возбужденные священниками,
отказавшимися от присяги, на эмигрантов и на иностранные державы.
Но король, прежде всего, пожелал обезопасить свою личность.
18-го апреля 1791 года он выехал из Парижа, чтобы встретить Пасху
в Сен-Клу. В действительности же он хотел отправиться к Булье.
Но народ воспротивился от‘езду двора, и национальная гвардия на
этот раз не вмешалась. Людовик должен был вернуться в Тюльери
и решил тайно бежать из Парижа.
Бегство подготовлялось с большою тщательностью. Булье со своими
войсками расположился у Монмеди на бельгийской границе, чтобы
встретить бежавшего короля и двинуться с ним на Париж. Народ же
тем временем удалось обмануть в высшей степени искусной и коварной
уловкой. Двор притворился, что он примирился с тем порядком вещей,
который создан был революцией. Все неугодные народу лица были
удалены от двора и даже назначены были священники-конституциона-
листы. Был опубликован циркуляр министра иностранных дел' Монмо-
рена французским посланникам за границей, в котором говорилось
следующее:
„То, что называют революцией, есть не что иное, как устранение
ряба злоупотреблений, которые в течение столетий накопились, как
результат народного невежества и власти министров, не тожественной
с властью короля. Самые опасные внутренние враги это—те, которые
делают вид, что сомневаются в образе мыслей короля. Эти люди или
ослеплены, или преступны. Они считают себя друзьями короля, на
самом деле они единственные враги королевской власти. Они не пере-
стают повторять, что король несчастен, недоволен, как будто бы у
короля может быть иное удовлетворение, кроме благоденствия своего
народа! Они говорят, что достоинство его унижено, как будто бы
достоинство, основанное на силе, выше достоинства, основанного на
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
69
законе' Они говорят, что король лишен свободы. Но одно предполо-
жение, что над волей его учинено насилие, есть гнусная клевета; эта
клевета становится уже глупой, когда подостаток свободы у короля
хотят доказать тем, что его величество у ясс несколько раз соизволил
согласиться на пребывание среди парижских граждан; но основанием
этого высочайшего желания была любовь к отечеству. Распространите же
о французской конституции те идеи, которые имеет’ о ней сам король,
и будьте вполне уверены в том, что намерение короля—всеми силами
поддерживать eett.
Затем было опубликовано письмо короля к принцу Конде такого
содержания:
„Возвратитесь, кузен, в отечество и воспользуйтесь всем тем
счастьем, которое оно предлагает вам. Возвратитесь! Вместо врагов, вы
найдете братьев Я приказываю это вам именем народа и моим соб-
ственным именем. Я заклинаю вас узами, об‘единяющими нас, кровью,
которая течет в наших жилах. Повинуйтесь или ждите печальных
последствий неосторожности и заблуждения!tt
Эти печатные заявления усыпили народную подозрительность;
народ поверил конституционализму короля. Даже осторожный Ла-
файет’-и тот позволил себя обмануть.
Через четыре дня после того, как было написано письмо к Конде,
король со всем своим семейством бежал из Тюльери и из Парижа.
Бегство произошло в полночь 20 июня 1791 года. Чтобы не обратить
на себя внимания стражи Лафайета, члены королевской фамилии
замаскированные и по одиночке прокрались из дворца и сошлись на
площаде Карусель, где их ожидало два экипажа. В одном из них
граф де-Прованс решил достигнуть бельгийской границы по Валансьен-
ской дороге, что ему и удалось; в другом экипаже король хотел
через Шалон пробраться в Монмеди к генералу Булье. Булье было
обо всем известно; в Монмеди он стянул довольно значительный отряд,
а по станциям, через который должен был проехать король, он расста-
вил кавалерийские отряды.
В старомодном берлиые, в котором бежал король, кроме него,
поместились королева, его сын и дочь, сестра его принцесса Елизавета
и госпожа де-Турзель, гувернантка королевских детей. Они раздобыли
для г-жи Турзель подложный паспорт, по которому она была русской
княгиней Корф; Людовик был ее камердинером; Елизавета и Мария-
Антуанетта—ее компаньонки. На козлах сидели три переодетых
слугами лейб-гвардейца. Женская прислуга следовала в другом
экипаже.
Произошло некоторое замедление. Людовик выехал на два дня
позже, чем было условлено с Булье. Кавалерийские отряды, которые
не желали обратить на себя внимание, постепенно отходили назад,
и Людовик остался без прикрытия. Кроме того, в старом берлине
•сломалось колесо, и это тоже вызвало потерю часа времени. Это колесо,
может быть, решило тогда судьбу династии Бурбонов.
Миновав Шалон, король считал себя уже в безопасности. Но в
Сен-Менеуле, совсем близко от цели, вечером 22-го июня судьба ото
уже была решена. В этом городе Людовик выглянул через окно
экипажа, чтобы поторопить почтальона и скорей поехать дальше.
Но почтмейстер городка Сен-Менеула Жан-Батист Друэ, обратил
внимание на толстую фигуру и горбатый нос на характерном бурбон-,
с ком лице; его поразило сходство с портретом короля на ассигнациях.
Затем он узнал и королеву, которую ому удалось видеть в Париже,
70
в. в л о с
когда он служил в драгунах. Молодой, горячий и энергичный Друэ,
душой и телом преданный революции, уже не сомневался в том, что
перед ним бежавшая из Парижа королевская семья; к тому же , и
лошади для экипажа были заказаны таким аристократом, как де-Шуазель,
а кавалерийский отряд как раз теперь подступал к городу. Легко
понять, что после неудачной попытки к бегству 18-го апреля вся
Франция знала о намерении короля бежать.
Почтмейстер, будучи, человеком решительным, быстро созвал
национальную гвардию, чтобы задержать кавалерийский отряд, сам же
сел на коня и окольным путем обогнал королевский экипаж, ехавший
по дороге в Варенн. Он прибыл туда немного раньше короля и успел
проявить большую энергию. Мост, через который король должен был
переехать, миновав Варенн, он с несколькими подоспевшими моло-
дыми людьми загородил при помощи опрокинутой телеги. Затем он
разбудил мэра, лавочника по имени Сосса, и сообщил ему о бегстве
короля. Мэр моментально собрал национальную гвардию. Когда эки-
паж с королем прибыл в Варенн, Друэ остановил лошадей под уздцы
и именем мэрии потребовал паспорт. Путешественники пред‘явили пас-
порт на имя княгини Корф, но Друэ сказал, что сам мэр должен рассмо-
треть паспорт, а тем временем зазвучал набат и сбежался вооруженный
народ. Теперь король мог убедиться в том, что народ предан консти-
туции не только в Париже. Мэр Сосс заявил королю; что он узнан
и не поедет дальше. Людовик XVI отрицал, что он французский
король. Но Сосс не дал себя обмануть и настаивал на том, что вопрос
о продолжении этой поездки должен предварительно быть рассмотрен
национальным собранием. Во время пререканий между королем и мэром
у королевы прорвалось прежнее высокомерие, и она вдруг гневно
закричала мэру: „Если он король, так говорите же с ним с подо-
бающим уважением!u Сосс приказал национальной гвардии не про-
пускать беглецов.
В это время появляется квартировавший в Варение кавалерийский
отряд, и офицеры отдают приказ рассеять национальную гвардию
и проводить короля дальше. Мэр напоминает солдатам, что они обя-
заны народу верностью и что не должны нападать на национальную
гвардию. Солдаты остаются на местах, не исполняя команды, а к наци-
ональной гвардии присоединяются сотни вооруженных людей, сбежав-
шихся из деревень на звуки набата,. Между кавалерийскими офицерами
и офицерами национальной гвардии происходит незначительная схватка.
Солдаты желают перейти под команду офицера национальной гвардии.
Король и королева забывают вдруг все свое высокомерие и переходят
на просьбы. Людовик бросается мэру на шею и уверяет его, что он
бежал от штыков и кинжалов парижского населения; в Монмеди он
сделает Францию более счастливой, чем теперь. Мария-Антуанетта
указывает мэру на детей своих и просит спасти их. Но мэр пре-
красно понимает, что дело не в детях, и остается непоколебимым как
перед просьбами, так и перед угрозами. Пока что, проходит ночь,
а в семь часов утра прибывает молодой ад‘ютант Лафайета Ромеф
с приказом национального собрания арестовать короля и его семейство,
где бы. они ни оказались. Мария-Антуанетта в ярости вырывает приказ
об аресте ого из его рук и бросает на землю со словами: „Он может
только замарать нас!“ На эту резкость Ромеф отвечает: ^Сударыня,
вам было бы приятнее," если бы кто-нибудь другой, а не я, был сви-
детелем этих вспышек?" После этого королева становится несколько
спокойнее. Экипаж короля поворачивает’ в обратную сторону и в сопро-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
71
вождении целого полчища национальной гвардии направляется к
Парижу. Булье, узнав слишком поздно об аресте короля, взбешенный,
спешит ому на помощь с кавалерийским полком, но ничего уже не
может сделать. Бегство не удалось—и. главным образом, благодаря
решимости молодого Друэ.
Этот случай прославил Друэ, доставил ему благодарность народа
и 30.000 франков от национального собрания; с этого момента он
выступает па широкую арену общественной жизни. Ему предстояло
еще быть избранным в конвент и испытать целый ряд приключений.
В Париже весть об исчезновении короля распространилась
с быстротою молнии утром 21-го июня. Лафайет послал во все концы
гонцов с требованием, чтобы местные власти приняли меры к тому,
чтобы помешать бегству. Национальное собрание немедленно собралось
на заседание. Оно постановило* арестовать короля, провозгласив себя
законодательной и исполнительной властью,, так что с этого момента
Франция, собственно говоря, была уже республикой. Министры при-
знали себя ответственными перед собранием, а последнее перешло
к обсуждению манифеста, составленного королем в Тюльери.
В этом манифесте Людовик обнаружил себя в настоящем свете
и сбросил маску, при помощи которой он обманывал народ. Он об‘я-
вил себя противником всех нововведений, проведенных с 1789 года,
и прежде всего обрушился на национальное собрание, на новую консти-
туцию и на парижское население. Он обвинял собрание в том, что
оно лишило его прирожденных прав, отняло у него его имения и при-
нудило к утверждению таких постановлений, которые возмуйхают его.
Народ парижский держал его в плену и подвергал -оскорблениям.
Цивильного листа в двадцать пять миллионов франков ему тоже мало.-
Он заявлял, что отправляется искать по свету той свободы, которой
нет для него в* Париже.
Противоречие между этим манифестом и Лицемерным цирку-
ляром к посланникам и письмом к принцу Конде очевидно. Король,
таким образом, сам заявил, что его конституционализм был только
маской и что он никогда не станет искренним. Ясно, что он вовсе не
был так невинен и добродушен, как часто хотят нас уверить историки/
Вероломство, которое обнаруживает его манифест, открытое признание
в нем нарушения обещаний и присяги—беспримерны. Может быть,
конечно, что манифест составлен был придворной партией, но все же
ответственным за него был и остается Людовик. Как всегда, так
и в этом случае у него не хватило ума. ( населением Парижа, с насе-
лением Франции он говорил таким образом, как будто он находился
уже в лагере Булье. И его привозят назад пленником.
Когда стал известен вероломный манифест, вся страна затрепе-
тала от волнения, перешедшего в бурю негодования. В клубах в самых
резких выражениях стали требовать низложения кораля.
Узнав, что король арестован в Варение, национальное собрание
избрало из своей среды трех комиссаров, поручив им привести назад
короля и его семейство. Это были Варнав, Петион и Латур-Мобург.
У Этернея комиссары встретились с многочисленным отрядом наци-
ональной гвардии и вооруженных граждан, сопровождавших короля
в Париж. Варнав и Петион сели в экипаж короля и королевы, Латур-
Мобург- -к их спутникам. Петион держал себя, как республиканец;
он был холоден и сдержан по отношению к пленному королю и его
жене. Барнав же, молодой человек 29 лет, пришел в восторг от коро-
левы, которая ие без кокетства вступила с ним в разговор и говорила
72
В. Б Л О С
ему любезности. Она окончательно очаровала его. Ради прекрасных
глаз этой женщины он изменил своим политическим убеждениям и из
защитника конституции стал защитником двора. Он тогда еще, веро-
ятно, сам не понимал, какое преступление он совершает по отношению
к отечеству, и впоследствии заплатил за свою измену на эшафоте.
Под прикрытием шестнадцати орудий король прибыл обратно
в Париж: граждане, воспрепятствовавшие его побегу, вступили в
Париж с триумфом. На улицах повсюду видны были плакаты с над-
писью: „Кто будет приветствовать Людовика XVI, будет побит; кто
оскорбит его, будет повешен". Необозримые массы народа, покры-
вавшие улицы, деревья, даже крыши домов, встретили в‘езд короля
глубоким и суровым молчанием, произведшим на пленную королевскую
семью неизгладимое впечатление.
Когда Людовик прибыл в Тюльери, он опустился в кресло и про-
изнес: „Глупое-ж, однако, путешествие". Когда вошел камердинер, он
сказал: „А, ты здесь! Я снова здесь, как видишь!" Подобные триви-
альные замечания он отпускал обыкновенно во все критические моменты
своей жизни, к огорчению нелишенной ума королевы.
Король был временно отставлен от должности и находился под
караулом в Тюльери. Национальное же собрание выпустило прокла-
мацию к французам, в которой говорилось, что король был похищен
врагами общественного спокойствия. Собрание притворилось, что оно
принимает всерьез это странное об*яснение.
Бегство короля произвело такое действие, которого он, наверно,
менее всех ожидал. Оно создало настоящее республиканское движение.
Ясно обнаружилось оно в крайней левой национального собрания, но еще
отчетливее в якобинском клубе. Большинство национального собрания
насмешливо встречало двхмократические речи Робеспьера, но народ
уже любил его и наделил именем „Неподкупного14. Вечером 21 июня
он прибыл в клуб якобинцев и произнес там длинйую речь, в которой
в одинаковой степени обрушился и на короля, и на национальное
собрание. „Мне,—говорил он,- бегство самого важного должностного
лица не представляется большим несчастьем. Сегодняшний день мог
бы стать прекраснейшим днем революции. Может быть, он еще станет
им, и выигрыш тех сорока миллионов ливров, которых стоит содержание
короля, будет самым незначительным из благодеяний нынешнего дня*4.
Он обвинял национальное собрание в измене уже по одному тому,
что оно признало бегство короля похищением его, и это замечание
вызвало громкое одобрение его слушателей. Затем взошел на трибуну
Дантон, великий агитатор, который прославился, как народный оратор,
и который обратил на себя внимание при беспорядках 18-го апреля,
помешавших бегству короля. Он напал, главным образом, на генерала
Лафайета, который, по странной игре случая как раз в этот момент
вошел в зал клуба. „Отвечайте!—обратился к нему Дантон громовым
голосом,—Вы присягнули, что король не уедет. Вы ручались за него.
Вы, следовательно, или изменник, предавший отечество, или глупый
человек, ручающийся за того, за кого поручиться невозможно44. Лафайет
очень слабо отвечал на эту альтернативу. С этого времени республи-
канское движение все более и более усиливалось в своем росте, и зна-
менитый ученый Кондорсэ опубликовал работу, в которой он выказывал
себя сторонником республики.
Возбуждение во Франции приняло небывалые размеры, повсюду
происходили беспорядки, а часто и кровопролития. Народная ярость
направилась против дворянства, которое считалось участником в заго-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
73
воре короля против конституции. Когда же генерал Бульо написал
национальному собранию грубое угрожающее письмо, то во многих
местах дворянство подверглось истязанию со стороны возбужденных
народных масс.
Если бы национальное собрание теперь осудило короля за дока-
занное единомыслие его с врагами конституции и навсегда низложило
•его, то этим было бы пощажено много человеческих жизней. Своим
поведением Людовик XVI сильно расшатал и почти совсем уничтожил
в народе авторитет монархии, и можно было надеяться, что враждебное
ему течение добьется республики. Если бы национальное собрание,
пользуясь своею властью, в этот момент об‘явило республику, то это
изменение государственного строя могло бы пройти без всяких
потрясений.
Вряд ли кто-нибудь станет утверждать, что собрание, в котором
участвовало столько просвещенных людей и которое провело столько
смелых нововведений, не понимало всего значения данного момента.
Собрание не могло не видеть, что Людовик XVI навсегда останется
противником созданной им конституции. Но в это время произошли
значительные изменения в группировке партии. Барнав, которого
околдовали прекрасные глаза Марии Антуанетты, оставил демократи-
ческую левую и вредил ей всеми своими силами. При своем отпадении
он увлек за собой Дюпора, братьев Ламет и многих других членов,
вступивших вместе с ним в либерально-конституционный клуб 1789 г.
Заседания усилившегося клуба происходили в монастыре фельянов,
конгрегации цистерцинианцев; поэтому клуб назывался клубом фельянов.
Благодаря стараниям фельянов, комитеты национального собра-
ния об‘явили, что нет оснований предавать короля суду за бегство
в Варенн. Барнав выступил на защиту комитетского предложения
с витиеватой речью, и большинство собрания приняло это предложение.
Однако, чувствовалось, что постановление это взволнует народ, и по-
этому к постановлению было прибавлено, что если король нарушит
свою присягу конституции или пойдет с вооруженной силой против
конституции и против народа, то он больше не король, и тогда его
будут судить за все действия, учиненные им после отказа от престола.
Но народ и этим не успокоился. Особенно возросло волнение
в Париже, когда собрание • снова предоставило власть смещенному
королю.
Так-то малые причины порождают большие следствия. Не будь
Мария-Антуанетта так красива, будь Барнав менее чувствителен к жен-
ской красоте, то не было бы никаких фельянов. Над Варнавом и его
товарищами тяготеет тяжелая ответственность перед историей за все
последующие катастрофы, приведшие к крушению королевской власти.
Бойня на Марсовощ поле.
16-го июля 1791 года фельяны снова возвели короля на престол,
а Лафайет со своей национальной гвардией разогнал народные массы,
окружавшие зал заседаний национального собрания. В тот же день
в клубе якобинцев была приготовлена петиция, требовавшая низло-
жения короля. Составили эту петицию Бриссо, известный ^итератор
и редактор „Французского Патриота11, и Лакло, секретарь герцога
Орлеанского. Петицию эту расклеили и на улицах. На другой день,
17-го июля, предполагалось собрать подписи под этой петицией на
Марсовом поле, куда и явилась весьма многочисленная толпа. В духе
74
В. Б Л О С
петиции говорили к народу с алтаря отечества Дантон и Камилл
Демулен. Народ был весьма возбужден. В это время открылось, что
два человека, выдававшие себя за инвалидов, спрятались под лестни-
цей, ведшей на алтарь отечества. Возникло подозрение, что это
переодетые полицейские; они же утверждали, что только любопытство
привело их туда. Они были убиты, разъяренным пародом. По Марсову
полю раздался клич: „Прогнать Бурбонов!u „Разогнать национальное
собрание!u Так это собрание успело возбудить против себя тот самый
народ, который дважды уже подымался на его защиту..
Бальи перевел муниципальную полицию в отель инвалидов, чтобы
быть поближе к Марсову нолю. Когда оттуда послышался шум, то
туда прежде всего двинулось под предводительством Лафайета два
батальона национальной гвардии. Их встретили камнями и бранью.
Лафайет, в которого кто-то уже прицелился из ружья, приказал сперва
арестовать четырех человек, из которых, как это ни странно, один
оказался гамбургским, а другой берлинским жителями. Однако, аре-
стованные были освобождены народом. Тем временем национальное
собрание постановило, что муниципальные власти всеми средствами
должны помешать тому, чтоб петиция была подписана. Муниципалитет
велел бить тревогу и выстрелить из сигнальной пушки; было об‘явлено
военное положение, и в знак его поднят красный флаг. На Марсово
поле прибыли Лафайет и Бальи с 1.200 челов. пехоты, несколькими
эскадронами кавалерии и тремя орудиями. Бальи предложил толпе
разойтись. Народ ответил: „Долой красный флаг!и и осыпал его гра-
дом камней. Лафайет приказал выстрелить по толпе сперва холостым,
потом боевым зарядом, и толпа с диким криком рассеялась, оставив
много убитых и раненых.
Установить число жертв этого дня не удалось. Фельяны говорили,
что было тридцать, якобинцы,—что было несколько сот убитых.
Этой кровавой расправой национальное собрание закрепило соз-
данную им конституционную монархию. Назначено было следствие,
и некоторые из вождей республиканской партии, как Дантон и Дему-
лен, нашли разумным на некоторое время исчезнуть. Марат, скрывав-
шийся в это время в подвалах и с большим трудом выпускавший
свою газету, бросал сильные обвинения против Лафайета и Бальи
и называл последнего мошенником.
Бойня па Марсовом поле была последним геройским подвигом
„простака Лафайета", как называл Наполеон этого „героя двух частей
света“. Недолго еще осталось ему и Бальи стоят!» во главе парижского
муниципалитета.
За пределами Франции.
Революционная волна донеслась и до французских колоний. Под
знойным небом Антильских островов запылало воодушевление свободой,
и скоро депутация с тех островов предстала перед национальным
собранием. Эта детГутация прибыла из С.-Доминго. Опа состояла из
темнокожих и требовала уравнения с белыми. Освободительное движе-
ние в прекрасной французской колонии С.-Доминго приняло в это
время форму борьбы туземцев с европейцами, при чем одна партия
стремилась также к провозглашению независимости колонии аг метро-
полии. Национальное собрание постановило, что конституция не рас-
пространяется па колонии, и уравняло в правах с европейцами только
мулатов. Это послужило причиной беспорядков на С.-Доминго, при-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
75
нявших такие размеры, что французы не могли справиться с ними.
Восстание за независимость колоний было подавлено с жестокостью,
а туземец Оже, человек, задавшийся великими планами, член Депу-
тации к национальному собранию и руководитель восстания, был
приговорен к смерти колесованием. Это только подлило масла в огонь,
так что в 1791 году началось всеобщее восстание негров и цветных
против белых. Белых убивали массами, и негры зверскими жестокостями
мстили за долгое и жестокое угнетение, которое они терпели. Пока
колония была полти что потеряна для Франции, а долгая и кровопро-
литная война, которую пришлось вести там, дала, в конце концов, со-
всем неожиданный результат: она кончилась независимостью С.-Доминго.
Папа уже вметался во внутренние дела Франции, запретив свя-
щенникам подчиняться гражданской организации духовенства. Кроме
того, и происки священников, уклонявшихся от присяги, тоже согла-
совались с желаниями Ватикана. Но теперь папство потеряло одну из
наиболее прекрасных областей своих, именно: графство Авиньон. Эта
расположенная во Франции область была продана одной малолетней
принцессой некогда папе. Население же графства Авиньон всецело
сочувствовало революции и решило присоединиться к Франции. Прои-
зошли кровопролитные битвы, во время которых играл заметную роль
и упомянутый уже 'головорез Журдан. Борьба партий приняла самый
ужасный характер: одна резня сменяла другую, пока папская партия
не была побеждена и собрание 14-го сентября 1791 г. не постановило,
что отныне Авиньон будет принадлежать Франции.
Тем временем ^эмигранты на границе Франции организовались.
Весть о бегстве короля наполнила их живейшей радостью, и они уже
построили свои .легионы, чтобы с триумфом встретить Людовика XVI.
Тем сильнее огорчились они, когда узнали, что он арестован и увезен
обратно в Париж. Под предлогом, что Людовик XVI находится в плену,
они позволили себе глупую выходку и провозгласили графа де-Про-
ванс регентом Франции. Этот „регент" немедленно завел себе двор.
В то время, как Булье писал национальному собранию письмо, в котором
надменно грозил разрушением Парижа, эмигранты вооружились. У цих
были армии в Кобленце, Вормсе, Эттенгейме, и они интриговали при
всех германских дворах, от которых ожидали поддержки. Они назы-
вали себя „заграничной Франциейи. Армии этих эмигрантов состояли
почти исключительно из кавалерии, потому что дворяне не хотели
нести службу не на лошади. В своеобразном вооружении своем они
казались призраками исчезнувшего старого порядка. С седел у этих
комичных рыцарей с каждой стороны свисало по небольшой кожаной
сумке, под которой лежало по жестяной коробке с 8 патронами.
В сумках лежали топор, пила и два пистолета. Сзади на седле тоже
висели две сумки, в которых, кроме патронов, находились: рубаха,
сапожный прибор, коробка е пудрой, бритва, гребни, румяна и белые
кокарды. Мундир был синего цвета, а на высоких сапогах они имели
по длинному железному острию, чтобы и ногой поражать вражескую
дехоту. За поясом у них было по несколько пистолетов; кроме того,
па каждом из них была еще сабля, палка и карабин. Со шляпы сви-
сал громадный пук перьев.
Эти рыцари печального образа с оружием своим представляли
мало опасности для повой Франции; но „заграничная Франция" скоро
стала страшна своим союзом с дворами. Ужо на конференции в Мантуе
графу д‘Артуа было обещано вооруженное вмешательство Австрии
во внутренние дела Франции, а Людовик XVI незадолго перед бег-
76
В. Б Л О С
ством в Варенн дал знать австрийскому двору, что втайне он не
признает ни своих постановлений, ни постановлений своих министров.
Теперь произошло свидание в IIильнице, около Дрездена, между
императором австрийским Леопольдом II, турином Людовика XVI,
и королем прусским Фридрихом-Вильгельмом 11. 27-го августа 1791 г.
они выпустили там декларацию, в которой заявляли, что события во
Франции затрагивают интересы всех властителей Европы и что все
властители должны об‘единиться и дать Франции подходящее прави-
тельство. Под последним они понимали, конечно, восстановление
абсолютной королевской власти.
Пильницкой декларацией было положено начало тем крупным
союзам против Французской революции, которые вызвали в Европе
почти двадцати пяти летнюю кровавую войну. Вмешательство европей-
ских правителей во внутренние дела Франции было причиной тех
страшных кризисов и катастроф, которыми так богата Французская
революция. Это вмешательство сделало невозможным мирное развитие
Франции и вызвало французов на. отчаянную борьбу с теми, кто поку-
шался на завоевание Французской революции и стремился к восста-
новлению старой Франции. Французский крестьянин и буржуа
защищали в этой борьбе свою свободу и свою страну. Ответственность
перед историей за совершенные во время революции жестокости лежит
на тех эмигрантах, которые призвали чужеземные войска против соб-
ственного отечества.
О
Завершение конституции.
Приближаясь постепенно к окончанию своих работ, национальное
собрание 3-го сентября закончило и приняло конституцию. Эта консти-
туция превращала Францию в конституционную монархию, вернее,
в полудемократическо-конституционную монархию. Вся законодательная
власть принадлежала национальному собранию, которое путем косвен-
ных выборов избиралось гражданами, плательщиками налогов. Король
сохранил свою неприкосновенность, но правил через ответственных
министров. Королю принадлежало право отсрочивающего veto, которое
имело силу в течение двух законодательных периодов. Он был главным
начальником армии, по при об‘явлении войны или заключении мира
должен был заручиться согласием национального собрания. Последнему
принадлежало также право помилования. Конституция давала гра-
жданам равенство перед законом во многих отношениях неполное,
свободу печати, личности, охрану собственности и чести, поскольку
все это вообще может быть осуществлено в рамках такой конституции
и поскольку этому не мешают независящие от нее обстоятельства.
Эта конституция была как раз под стать почтенной буржуазии, и
последнюю приводило в восхищение уже одно то обстоятельство, что
конституция устанавливала свободу промышленности. Эта конституция
представляла собой государственную оправу для буржуазного обще-
ства и предоставляла буржуазии та свободы, которые ей нужны были
для того, чтобы стать мировой силой. Массы народные чувствовали,
какой прогресс представляло собой уничтожение феодализма, но они
гораздо меньше восхищались этой конституцией, чем почтенная бур-
жуазия; гарантий материального благоденствия для себя народ в ней
не нашел. Особенно же обижен был пролетариат. Он чувствовал себя
угнетенным классовым антагонизмом и ограничительными постано-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
77
млениями, которые собрание издало против Hei;o и которые превращали
в пустой звук все красивые слова конституции.
Конституция скрывала в себе мЬого* причин для новых битв и
конфликтов. Легко было предвидеть, что сохранившуюся за ним власть
король постарается использовать для восстановления абсолютизма;
с другой стороны, демократические учреждения конституции должны
были придать народу смелость в борьбе за более широкую свободу.
Ошибались те, которые думали, что эта конституция подействует на
революцию, как масло, успокаивающее разбушевавшиеся волны моря.
Так как эта конституция игнорировала большое количество важнейших
вопросов и так как она мало или совершенно не коснулась экономи-
ческих интересов широких народных масс, то народ необходимо дол-
жен был вступить в борьбу с государственной властью.
Двор, может быть, лучше других видел недостатки конституции.
Он надеялся, что она создаст путаницу, которую можно будет исполь-
зовать для низвержения ее, и этим средством действительно пользо-
вались часто и с успехом. Сама же королева думала, что все еще
потеряно, если только иметь достаточно терпения, решительности и
постоянства.
Король, между тем, разыгрывал свою конституционалистскую
комедию с такой ловкостью и искусством, что скоро снова приобрел,
расположение национального собрания, которое с каждым днем все
больше теряло расположение народа. В сентябре 1791 года король
писал национальному собранию, что он готов принять конституцию;
между тем, четырнадцатью днями раньше выпущена была в свет, при
его тайном согласии и с открытого согласия брата его, пильницка'л
декларация. Итак, король все-таки сказал, что он готов соблюдать
конституцию внутри страны и защищать ее от нападения извне.
Еще до того национальное собрание отменило устранение короля
от должности и вернуло ему телохранителей. Теперь же заявление
его было принято с необузданным восторгом. Национальное собрание
думало, что революция кончена. Буржуазия полагала, что она добилась
уже тех государственных форм, которые соответствуют ее историческому
призванию; как всегда, так и теперь, она считала, что государство
есть только орудие для защиты ее классовых интересов. Ей казалось,
что штурм Бастилии и другие усилия народные имели только одну
эту цель. Она решила проявить свое великодушие и, по предложению
Лафайета, об‘явила амнистию всем политическим преступникам.
14-го сентября Людовик отправился в национальное собрание и
снова присягнул конституции, которой он уже присягнул раз на Мар-
совом поле, чтобы потом целиком нарушить присягу своим манифестом,
составленным перед бегством в Варенн.
Национальное собрание 30-го сентября распустило себя, так как
задача его была окончена. При закрытии его обнаружилось, как мало
народ любил его. Когда собрание вышло, народ приветствовал только
Петиона и Робеспьера, все же остальные депутаты подверглись оскор-
бительным насмешкам. s
По предложению Робеспьера, национальное собрание еще не-
сколько времени перед тем постановило что члены первого наци-
онального собрания не могут быть выбраны в ближайшее собрание.
Предложение это свидетельствует о незаурядной политической даль-
новидности Робеспьера. Справедливо полагая, что революционное
настроение еще возрастет, он достиг этим предложением того, что
представители старой Франции не попали во второе национальное
78
в. в л о с
собрание, а что, наоборот, в него вошли представители демократической
идеи. Предложение это имело весьма важные последствия.
Новая конституция ввела почтенное мещанство, буржуазию
в число правящих классов. Опьянение радостью, которой предались
выскочки конституционной и парламентской революции, было слишком
велико для того, чтобы отрезвление не было для них неприятным.
ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ.
Выборы в законодательное собрание прошли очень быстро, и
30-го октября 1791 года оно уже могло приступить к делу. Состав его
очень хорошо доказывал, что предложение лишить членов первого
собрания права вторичного избрания было основано на правильном
рассчете. Из национального и народного представительства Франции
исчезли, благодаря этому, все те элементы, у которых могло бы воз-
никнуть какое бы то ни было желание восстановить старый порядок.
В новом собрании не было ни одного представителя абсолютистско-
монархической и аристократически-конституционной партии. Стремле-
ние к реформам было так сильно, что во всей Франции не прошел
ни один представитель этих направлений. Не получили представи-
тельства в этом собрании ни высшее дворянство, ни духовенство,
уклонявшееся от присяги.
Демократически-конституционная партия, которая так недавно
еще господствовала в первом национальном собрании и, как творец
новой конституции, была для абсолютизма революционной партией,
в законодательном собрании передвинулась из середины на правую
сторону и стала в неАм консервативным элементом. Бывшие фельяны
попали в собрание в незначительном числе и называли себя консти-
туционалистами. Так как прежние уже прославившиеся вожди этой
партии не могли быть избраны вновь, то их место в собрании заняли
малоизвестные до того времени лица: Рамон, Воблан и Жирарден.
-Этих конституционалистов народ теперь называл аристократами и
реакционерами, потому что во время конфликтов между королем и
народным представительством они становились на сторону короля.
Настоящие вожди этой партии, Лафайет, Бальи, Барнав и Талейран,
занимали в это время почетные должности. Приверженцем этой партии
была крупная буржуазия, в народе же она не пользовалась сочув-
ствием. Лафайет и Бальи отказались к этому времени от должностей
главнокомандующего национальной гвардией и мэра, так как демо-
кратическое течение стало слишком сильно. Пока национальная гвардия
оставалась без главнокомандующего, командиры ее шести легионов
поочередно занимали эту должность в течение двух месяцев. Клуб
фельянов мог придать правой законодательного собрания так же мало
значения, как салон г-жи Сталь-Голыптейн, в котором собирались
знаменитости конституционной партии.1 Значение этой дамы, как чело-
века с умом и политическим пониманием, сильно преувеличено. Эта
двадцатилетняя в то время женщина была дочерью Неккера, и значе-
ние ее сводилось к тому, что она служила посредницей между двором
и конституционалистами. В салоне ее можно было встретить бывших
демократов и якобинцев: ренегата Варнава, Дюпора, братьев Ламет,
их друзей и сторонников двора, с которыми их связывали теперь
общие убеждения. Г-жа фон-Сталь и муж ее, шведский посол фон-Сталь-
Голыптейн, жили иллюзией, что они сумеют воскресить полити-
ческую систему Неккера, 'отличавшуюся необыкновенной бессодержа-
тельностью.
80
в. в л о с
Все остальные места в собрании были заняты демократами,
большею частью, молодыми и горячими людьми, принесшими с собой
в Париж страстную любовь к свободе.
В середине сидела умеренно-демократическая партия, прославив-
шаяся под именем партии жирондистов. Это название она получила
от того, что наиболее выдающиеся члены ее и лучшие ораторы почти
все были из департамента Жиронды. Вожди партии, отличавшиеся
замечательной энергией, заняли высокие места в середине; внизу же
сидела толпа тех, которые хоть и были приверженцами нововведений,
но не желали окончательно порвать и со старым. Поэтому низкие
места середины насмешливо называли болотом (le marais), а сидевших
там депутатов—болотными жабами.
Жирондисты были очень преданы общему и крайне неопреде-
ленному понятию „свобода* и воодушевлялись идеями и примерами
из классической древности Эллады и Рима. Они не понимали того,
что идеи древних философов не подходят к Французской революции,
и Дюмурье остроумно назвал их „плохим переводом с латинского“.
Жиронда хотела оставаться на парламентской почве в той великой
борьбе между народом и королевской властью, которая проистекала,
из недостатков конституции 1791 года. Партия эта, которую Марат
насмешливо называл партией государственных мужей, не хотела понять
того, что прежде всего необходимо закрепить завоевания революции,
и тогда только можно будет рассчитывать на сохранение их. Из тактики
ее можно было сделать такой вывод, что идеалом революционного
движения того времени было провозглашение всеобщей личной свободы,
между тем, как самой главной задачей того времени было выступить,
против непрекращающихся интриг двора и других врагов новой
Франции. Жирондисты были представителями той части буржуазии,
которая была захвачена демократическим течением. Социальным прин-
ципом их был индивидуализм, который они, подобно некоторым
нынешним политическим направлениям, смешивали, умышленно или
неумышленно, со свободой личности. Уже это одно было достаточной
причиной для того, чтобы они выступили против массы народа, ожи-
давшей от нового государства облегчения своей нужды. Жирондисты
мечтали о республике, в которой господствующее место принадлежало бы
духовным способностям и образованию. Они забыли, что парижское
население своим восстанием, прежде всего, хотело освободиться от
всякого гнета сверху. При таких воззрениях жирондистской партии
ее ожидал во Франции трагический конец.
К этой партии принадлежали очень многие из наиболее блестя-
щих людей то?о времени, и это дало ей возможность уже с самого
начала очень эффектно выступить в законодательном собрании. Жи-
рондисты насчитывали в своей среде много талантливейших ораторов,
писателей, политиков и философов. Главным оратором партии был
Верпьо, адвокат с юга. Горячие и красивые речи этого человека часто-
приводили в движение всю Францию, но сам он был слишком
флегматичен для государственного деятеля. Пенар, купец из Марселя,,
умел своими бурными обращениями увлекать за собой все собрание.
Гадэ и Жансонне пугали двор своими резкими нападками. И Луве,
давно уже известный, как литератор, принадлежал к этой партии.
Настоящим ясе главой ее был Жан-Пьер Бриссо, талантливый лите-
ратор, поклонник американской свободы, вернувшийся из-за океана
в начале революции. Работы его имели большое значение в подготовке
революции, и в свое время он был заключен в Бастилию. До ре волю-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
81
ции он выступал иногда, как Теоретик-социалист; теперь в своей
газете „Французский Патриот“ он являлся представителем того ме-
щанства, которое видело в республике не более, как господство бур-
жуазной аристократии. Бриссо всегда носился с античной буржуазией
Греции и Рима, как с образцом для настоящего, забывая, что фран-
цузский народ завоевал себе другую долю, чем то рабство, которое
служило пьедесталом для античного общества. Бриссо ненавидели
больше, чем всех жирондистов. Приверженцев evo партии называли
бриссотинцами, а хвастбвство называли бриссотажем. Кондорсэ, зна-
менитый ученый и друг Тюрго и д‘Аламбера, редактировал политические
манифесты жирондистов. Партия эта имела много сторонников в про-
винции, особенно в западных и южных департаментах; это находилось
в соответствии с составом ее, так как среди нее было очень много
республиканцев, но и не мало конституционалистов, страшившихся
всякой республики. Жирондисты пытались укрепиться в клубе яко-
бинцев, но там влияние их сильно ослаблял Робеспьер, популярность
которого не переставала расти и который, можно сказать, не сходил
с ораторской трибуны этого клуба.
Вне законодательного собрания жирондисты имели поддержку
в лице Петиона, избранного мэром Парижа. Эта партия тоже имела
свой политический салон. Это был салон знаменитой г-жи Ролан,
замечательной женщины, очень часто руководившей всей партией. Она
была женой пожилого отставного чиновника министерства финансов,
была очень красива и воодушевлена идеалами свободы и классической
древности, которые не могли теперь найти себе твердой почвы в револю-
ционной Франции. Политические идеалы и любовь направили эту
женщину на опасный путь, который закончился эшафотом. В салоне
ее можно было встретить множество просвещеннейших людей, поклон-
ников ее красоты и ума. Тогда еще не было видно той пропасти,
которая отделяла жирондистов от якобинцев, так как жирондисты еще
пытались удержать за собой якобинский клуб. В салоне г-жи Ролан
те люди, которые сотом стали смертельными врагами, сохраняли между
собой дружеские отношения.
Левую законодательного собрания составляли республиканцы,
которых называли также просто якобинцами. Со времени бегства
короля в Варенн республиканские течения очень сильно развились
во Франции. Левая была пе только противницей двора, но и против-
ницей конституции, которую она считала совершенно неудовлетвори-
тельной и недемократичной. Она стремилась к демократической рес-
публике с всеобщим избирательным правом и полной гражданской
свободой и равноправием. В законодательном собрании у левой не было
сколько-нибудь выдающихся ораторов, если не считать Мерлена де-Тион-
вилля, бывшего капуцина Шабо и Базира. С блестящими ораторами
Жиронды левая конкурировать не могла. Карно, Кутон и другие,
получившие впоследствии такое значение, пока еще не выступали
в законодательном собрании.
Сила левой была вне законодательного собрания. Опорой ее был
могущественный клуб якобинцев, ставший рычагом республиканского
движения. К этому времени относится и появление красной шапки.
Солдаты полка Шатовье, осужденные на каторгу за бунт в Нанси,
были помилованы. Брестские якобинцы, желая почтить помилованных,
взяли их красные шапки каторжан и надели на свои головы. Это вошло
в моду, но придерживались ее больше жирондисты, чем настоящие
якобинцы, и Робеспьер раз даже высказался против этой моды.
История Французской революции. 6
82
В. Б Л О С
Среди якобинцев господствовал Робеспьер. Этот адвокат из Арраса,
всегда одетый в синий фрак, желтый жилет и желтые брюки, начинал
входить в известность. Буржуа и аристократы первого собрания
смеялись над его демократическими речами и притворялись, что даже
не могут серьезно отнестись к Робеспьеру. Но теперь они начали уже
чувствовать его громадное влияние. Совсем недавно еще он издавал
журнал под заглавием „Защитник Конституции*; короткое время он
был прокурором. Еще до революции он прославился тем, что выиграл
процесс по делу о громоотводе, против которого духовенство ополчи-
лось, как против „колдовства*. Теперь же он перешел на сторону
республиканской партии. Однако, когда он в первый раз выступил
в собрании с речью против смертной казни, ничто еще не говорило
в пользу того, что это—диктатор, имя которого такими страшными
словами запишется на страницах истории. Его ораторский талант
начинал еще тогда только развиваться. Народ же с невероятным
преклонением относился к „неподкупному0 Робеспьеру, неизменный
образ которого ежедневно запечатлевался в его памяти.
Левая стояла в непосредственной связи с народом через отделение
якобинского клуба, через клуб кордельеров. Здесь собирались все
энергичные люди и буйные головы, не считавшие речи таким важным
делом, как это считал Робеспьер. Главною целью их было сокрушить
врагов революции и надолго сделать невозможным возврат к старым
порядкам. Только по достижении этой цели они. надеялись начать
коренное переустройство государства и общества. Этот клуб открыто
подготовлял восстание, и там можно было встретить бывшего адвоката
Жоржа-Жака Даптона, выдающегося народного оратора. Дантон был
очень похож на Мирабо; его звучный голос и смелые обороты речи
увлекали за собой массы. Некрасивый, с лицом, похожим на негра,
с гигантской фигурой, он скоро стал непременпым участником всех
народных сборищ. Сегодня он мог быть полон бурной энергии, а на-
завтра погрузиться в полную бездеятельность и апатию. Говорили,
что он подкуплен двором, но на наш взгляд нет никаких положитель-
ных доказательств этого. Образ действий его не дает никаких осно-
ваний предположить, что он находился в сношениях с двором. У кор-
дельеров можно было встретить и Камилла Демулена, смелого оратора
12гго июля 1789 года. Кроме того, там бывали Сантерр, командир
сент-антуанской национальной гвардии, мясник Лежандр, у которого
часто скрывался Марат, Мальяр, Журдан и другие. Наконец, поскольку
Марату не приходилось прятаться, и он являлся в этот клуб. Им тогда
овладел уже горький пессимизм, выразившийся в мнении его, „что
второе законодательное собрание не менее прогнило, чем первое".
Между тем, и парижская коммуна подверглась реформе. Бальи
отказался от должности мэра, и Лафайет’ хотел занять его место.
Но при выборах громадным большинством был избран Петион, под-
держанный двором, вследствие личной ненависти Марии-Антуанетты
к Лафайету. Петион принадлежал к жирондистам, был республиканец
по убеждениям и пользовался любовью народа. В первом националь-
ном собрании он произнес блестящую речь за свободу негров и не раз
с успехом боролся против Мирабо. За то время, когда он был мэром,
он не стеснял народных движений, но обнаружил непостоянство
и нерешительность. Он и прокуратор муниципалитета Манюэль были
сторонниками Жиронды. В числе помощников Манюэля находился
Дантон. Коммуна состояла из 16 администраторов, муниципального
совета в числе 32 членов и генерального совета в числе 96 членов.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
83
Но теперь господство начало переходить к 48 секциям, взявшим в свои
руки полицию.
Таким образом, в Париже на ряду с законодательным собранием
появилась новая сила, суверенитет которой исходил из секций. Ком-
муна стала руководительницей революции в Париже, и двору скоро
пришлось почувствовать на себе ее мощную руку.
При таком положении дел нетрудно было предвидеть, что кон-
фликты между законодательным собранием и королем скоро станут
неизбежны. Они действительно и начались, как только собрание при-
ступило к работе.
Veto и эмиграция.
Народ с напряжением ожидал первых действий нового законо-
дательного собрания, предоставив ему на первое время инициативу.
Конфликты короля с собранием начались сейчас же. Собрание уведо-
мило короля, что оно составилось. Людовик XVI вполне подчинился
руководству двора, думавшего импонировать депутатам своим высоко-
мерием, и депутатов распустили, назначив им явиться на следующий
день. Чтобы отомстить за это, собрание отменило титулы „sire* и „вели-
чество*. Людовик рассердился и об‘явил, что он не явится в собрание
до тех пор, пока решение это не будет отменено. Собрание взяло
назад свое постановление. Когда же король явился и занял место,
депутаты тоже сели. Ясно было, что собрание не чувствует ни капли
доверия к королю, а король полон ненависти к собранию. Отсюда
возникли конфликты, которые прекратились только после полного
уничтожения королевской власти.
Собрание сейчас же занялось эмиграцией, которая после пиль-
ницкой декларации приняла угрожающие размеры. Эмигранты уже
могли выставить на границе 60.000 человек. Б это время 10 сентября
1791 года появился в форме письма на имя короля, так называемый,
кобленцский манифест; в этом письме граф де-Прованс и граф д‘Артуа
писали королю, что все происшедшее во Франции с 1789 года они
считают противозаконным.
Этот манифест вызвал возмущение законодательного собрания;
в блестящей речи Йснар потребовал решительных мер. „По мере того,
как росла ваша снисходительность,—говорил он,—росла и дерзость
ваших врагов. Они перестанут вам вредить только тогда, когда у них
уже не будет средств для этого. Для того, чтоб они не победили, надо
их победить*. 9 ноября собрание постановило: „Кто из эмигрантов не
вернется во Францию до 1-го января 1792 года, присуждается, как
заговорщик, к смертной казни и к конфискации имущества, но без
нарушения законных прав невыселившихся жен, детей и кредиторов
осужденного*.
Король немедленно заявил свое veto против этого постановления,
доказав этим перед всеми, что он защищает эмигрантов. Но желая,
вполне естественно, ослабить недоверие, которое это veto вызовет
в народе, он обратился к эмигрантам с напыщенной прокламацией,
в которой призывал их возвратиться. В то же время он паписал своим
братьям и требовал, чтобы они возвратились для устранения недо-
верия, как он говорил. Но эти меры только увеличили недоверие, так
как все вспомнили, что он проделал такую же комедию и перед бег-
ством в Варенн. Кроме того, и здравый человеческий смысл ясно
говорил в пользу того, что если бы королю, действительно, желательно
84
В. Б Л О С
было возвращение эмигрантов, ему надо было только утвердить поста-
новление собрания. Теперь же невольно возникали подозрения,—и они
вполне соответствовали действительности,—что король сочувствует и
поддерживает тайные сношения с теми эмигрантами, которых он пуб-
лично призывает к возвращению.
Новую пищу для конфликта между собранием и королем дал
декрет против священников, уклоняющихся от присяги. Собрание счи-
тало себя вынужденным выступить против этих агентов всевозможных
реакционных интриг и постановило, что священники, уклоняющиеся
от присяги, могут быть высланы директориями департаментов и взяты
под стражу; где можно, они должны быть смещены и лишены жало-
ванья. Кораль заявил veto и против этого постановления, которое если
и было несколько террористическим, то все же вытекало из общего
положения дел. Король сказал даже, что он скорее согласится умереть,
чем утвердить такой декрет, и предатель Варнав нашел, что эта фраза
имеет очень возвышенный смысл.
В обоих этих случаях значение veto выступило очень ясно. Стало
очевидно, к какой массе конфликтов должна привести эта конституция,
в которой разделение властей коренным образом противоречило факти-
ческим соотношениям сид. Людовик XVI вполне стоял на почве кон-
ституции, когда он прибегал к своему праву veto. Однако, король
становился в противоречие с стремлениями своего времени, и в одной
петиции Камилл Демулен остроумно охарактеризовал значение этого
veto в таких словах: ^Никакое veto не может помешать штурму Басти-
лии“.Бессмыслие системы конституционного равновесия и непригодность
отсрочивающего veto выступали все яснее. Народ быстро развивался
в демократическом направлении и скоро перерос то, что создано было
учредительным национальным собранием и совсем еще недавно счита-
лось революционным новшеством.
Король видел, какое нехорошее впечатление производит применение
veto и хотел загладить его новыми назначениями в министерствах. Из
министров-абсолютистов он оставил только Бертрана де-Моллевилля
в качестве премьера, а вместе с тем министра финансов и морского,
и Делессара—министра иностранных дел. К ним он присоединил Нар-
бонна в должности военного министра, Дюпор-Дюттэра в качестве
министра юстиции и Кайе де-Жервилля—внутренних дел. Последние
три министра были взяты из среды фельянов, т. е. из правой законо-
дательного собрания. Но эти назначения не произвели никакого заметного
впечатления. Общественное внимание почти исключительно поглощено
было уже интригами эмиграции. z
Особенно вызывающе держали себя эмигранты в областях обоих
духовных курфюршеств, майнцского и трирского. Они там не только
выставили вооруженную силу против Франции, fio даже позволяли
себе насилия над теми немцами, которые симпатизировали новому
порядку вещей во Франции. Собрание не могло уже больше оставаться
молчаливым свидетелем бесстыдного поведения эмигрантов и постано-
вило потребовать от курфюрстов майнцского и трирского, чтобы они
разоружили эмигрантов и удалили их с границы. К этому постано-
влению собрание склонилось под впечатлением увлекательной речи
Пенара. „Заговорите с министрами, с королем, с Европой,—говорил
он,—но заговорите языком, достойным представителей Франции. Ска-
жите министрам, что нынешним поведением их вы недовольны и что
быть ответственными перед вами—значит отвечать своею жизнью.
Скажите Европе, что вы уважаете государственный строй всех госу-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
85
дарств, но что если начнется война королей против Франции, то вы
зажжете войну народов против королей “.
Людовик с тайным удовольствием утвердил этот декрет. Он желал
войны в надежде, что опа приведет к поражению Франции и к всту-
плению заграничной коалиции в Париж. Король, присягнувший консти-
туции, надеялся, что при таком обороте дел его неограниченная власть
будет восстановлена. Незадолго до того Малле дс-Паи был послан в
Вену и Берлин с тайным поручением от Людовика склонить эти дворы
к войне с Францией.
Таким образом, двор вторично составлял заговор против нового
порядка вещей во Франции. Эмигранты, иностранные державы, свя-
щенники, уклонявшиеся от присяги, и дворянство поддерживали его.
Все они не оценивали того сопротивления, какое сумеет оказать фран-
цузский парод, одушевленный идеей свободы.
Нарбонн был честный человек и не участвовал в предательстве
своей партии. Он работал над тем, чтобы укрепить французские гра-
ницы на случай нападения. Он собрал четыре армии. На юге стоял
маркиз де-Монтескю; он был роялистом, и назначение его заключалось
в том, чтобы защитить Францию от возможного вторжения со стороны
Италии. В Лотарингии командовал Лафайет, которому после неудачной
роли командира парижской национальной гвардии и здесь суждено
было сыграть (гголь же неудачную роль. В Эльзасе командовал Люк-
нер; это был немец, стяжавший себе хорошую репутацию на прусской
службе во время семилотИей войны, но отличавшийся полным непо-
ниманием политики. На северо-западе командовал Рошамбо, роялист,
участвовавший в американской войне. Нарбонн делал все возможное,
чтоб увеличить боевую готовность этих армий, но Делессар и Молле-
вилль ставили ему всевозможные затруднения. Людовик даже уво-
лил Нарбонна в отставку, но, когда он увидел, как неумен был этот
шаг, вызвавший новое возбуждение в народе, он уволил и Бер-
трана де-Молл евилл я.
Но это ужо не помогло, потому что тут вмешалось национальное
собрание и отдало под суд министров Бертрана де-Моллевилля и
Делессара. Этот случай дал двору почувствовать, что такое красно-
речие Верньо. Вот что сказал тогда, между прочим, этот оратор,
сумевший воспламенить сердца своих слушателей: „С трибуны, на
которой я теперь говорю, виден дворец, в котором преступные совет-
ники вводят в заблуждение и обманывают конституционного короля.
Отсюда видны окна замка, в котором разрабатывается контр-революция,
где придумывают средства, при помощи которых нас можно было бы
снова поработить. В прежние времена часто исходил из этого замка
террор во имя деспотизма. Пусть же сегодня террор во имя закона
возвратится в этот замок и потрясет сердца его обитателей. Пусть
узнают все обитатели его, что наша конституция дарует неприкосно-
венность одному лишь королю!u
С большим трудом Бертрану де-Моллевиллю удалось оправдаться.
Делессар же вскоре после этого был предан орлеанскому государствен-
ному суду по обвинению в небрежном и недостойном исполнении слу-
жебных обязанностей.
/
Министерство санкюлотов.
Король после этого увидел, что для того, чтобы ужиться с собра-
нием, у него нет другого выхода, как составить министерств;) из
86
В. Б Л О С
жирондистов. Двор не был против этого, так как в ограниченности
своей он полагал, что административный талант представляет собой
исключительно дворянскую привилегию, и был убежден, что буржуазное
министерство может только осрамиться.
Главой нового правительства был генерал Дюмурье. Он не при-
надлежал ни к Жиронде, ни к какой-либо другой партии, но отли-
чался блестящим умом, энергией и пониманием людей. Прошлое его
было богато приключениямй. В качестве дипломата он превысил свои
полномочия и за это долгое время просидел в Бастилии; как солдат,
он сражался в рядах поляков против России. Он был солдатом и госу-
дарственным деятелем в одно и то же время; как метеор, сверкнула
эта блестящая личность, покрыв себя грязным позором измены оте-
честву. Он льстил всем партиям; они все считали его своим, а он их
обманывал. Дюмурье получил портфель министра иностранных дел,
а Ролан де-ла-Платиер, муж г-жи Ролан, честный, строгий, несколька
ограниченный и очень педантичный человек, поставлен был во главе
министерства внутренних дел. Вместе с нИм у кормила власти стала
душа Жиронды г-жа Ролан; Марат поэтому называл самого Ролана
драгуном своей жены. Министерство финансов перешло к женевцу
Клавьеру, военное—к Сервану, двум жирондистам, министерство юстиции
получил Дюрантон, а морское—Лакост.
Это правительство получило название, министерства санкюлотов.
Этим названием аристократа хотели осмеять как народный его харак-
тер, так и влияние г-жи Ролан, под которым оно находилось. Тут
произошло нечто неслыханное,—именно, министры явились к королю
не в парадной одежде, а в обыкновенном гражданском платье, без
парика и без пряжек на обуви. „Ах, у вас нет пряжек на. обуви*,—
заметил обер-церемониймейстер, указывая на Ролана, и Дюмурье,
смеясь, ответил на это:—„Ах, сударь, все потеряно*.
Между тем, Пруссия и Австрия 27-го февраля 1792 года заклю-
чили между собою формальный договор, по которому Австрия должна
была выставить 180.000 человек войска, а Пруссия 60.000 с целью
возвращения французскому королю его абсолютной власти. Вопрос
о будущем государственном строе Франции предполагалось решить на
конгрессе. Когда это стало известно, фельяны и жирондисты стали
настаивать на об‘явлении войны. Двор показывал, что он рад войне,
да оно так и было, так как он ожидал от нее восстановления абсо-
лютной королевской власти. Робеспьер, которому и здесь нельзя отка-
зать в политической дальновидности, боялся измены Лафайета в случае
войны и изо всех сил боролся в якобинском клубе против нее.
Жирондисты дали себя увлечь национальным воодушевлением. Король
делал вид, что его заставляют согласиться на войну, и в глубине души
страстно желал ее. 20-го апреля 1792 года Людовик XVI явился в
национальное собрание и предложил об‘явить войну Австрии; пред-
ложение это было с бурным одобрением принято собранием. Об‘яв-
ление войны было принято почти единогласно, и этим начался ряд
военных кампаний, опустошавших Европу почти целую четверть века.
Ни Австрия, ни Пруссия не были готовы к войне, но они не
считали этого важным. Было известно, что никто из командовавших
французских генералов не отличался особой предприимчивостью и что
общее состояние французского войска было не блестящим. В Вене и
Берлине верили хвастливым эмигрантам. Говорили только о „большой
военной прогулке в Париж*, а генерал и известный духовидец,
фон-Бишофсвердер в Магдебурге полагал, что „армия адвокатов скора
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 87
будет рассеяна44. Одна важная дама в Майнце просила у эмигрантов
подарить ей палец Петиопа.
В Бельгии стоял принц Саксеп-Тешенский с австрийским отря-
дом; Дюмурье, главное внимание которого было направлено на Бельгию,
решил начать здесь военные действия. Лафайет получил приказание
выступить в Бельгию; авангард его должны были составить два армей-
ских корпуса Рошамбо под начальством Диллона и Бирона; Лафайет
двинулся к границе, чтобы ударить на Намура; Диллон и Бирон дви-
нулись на Турнэ и Монс.
Неизвестно, овладела ли беспричинная паника непривыкшими
к битвам солдатами, или, вероятнее, дело об‘ясняется изменой, но когда
корпус генерала Бирона натолкнулся на австрийские отряды у Кьер-
вена, по рядам французских войск пронеслось еще до нападения:
„Измена!44 Кавалерия устремилась в бегство, привела в замешатель-
ство весь корпус, и австрийцы без труда рассеяли его. У Турнэ та же
участь постигла отряд генерала Теобальда Диллона. И здесь кавалерия
при диком крике: „Измена!44 подала сигнал к беспорядочному бегству,
при чем собственные войска обвинили Диллона в измене и убили его.
Нападение потерпело неудачу, и Лафайет отступил назад. Рошамбо
отказался от командования и был заменен Люкнером, место которого
в Эльзасе занял генерал Кюстин.
Эти события вызвали во Франции, а особенно в Париже, необы-
чайное возбуждение. Все громко и не без основания говорили об
измене. Правда, изменники еще не были известны, но рука их уже
чувствовалась*. Говорили об „австрийском комитете44, как часто назы-
вали двор; план этого комитета заключался будто бы в призвании
австрийцев. Что такой план существовал, стоит вне всякого сомнения;
душой его считали королеву, бывшего министра Бертрана де-Молле -
вилля и Монморена.
Приготовления к государственному перевороту были заметны и
внешним образом; кроме швейцарской стражи, королю разрешено было
конституцией иметь лейб-гвардию в количестве не свыше 1.800 чело-
век; теперь же число ее составляло шесть тысяч. Командование этим
отрядом принадлежало герцогу де-Бриссаку, любовнику Дюбарри и
известному абсолютисту. Поведение двора, ожидавшего серьезного
внешнего нападения на Францию, было столь уверенно, он так мало
скрывал свои поползновения, что, в виду такой опасности для отече-
ства, собрание об‘явило себя перманентным. Узнав об увеличении
численности лейб-гвардии, оно распустило ее и предало герцога
де-Бриссака орлеанскому государственному суду.
В этом критическом положении собрание обнаружило много
энергии; это была лучшая пора жирондистов. Оно постановило, что
священники-, уклоняющиеся от присяги, в виду проявленной ими
деятельности, могут быть сосланы на каторгу за агитацию против
конституции. Затем, в виду приближающегося празднования годов-
щины взятия Бастилии, постановлено было образовать возле Парижа
для защиты его лагерь на 20.000 человек „об4единенных44 из провинции.
Собрание полагало, что теперь национальная гвардия не представляет
уже достаточной защиты. Петион уже раньше жаловался на высоко-
мерное поведение некоторых богачей, * называя их „новыми аристо-
кратами44. Решено было открыть и рабочим доступ в национальную
гвардию и вооружить их пиками, так как и жирондисты уже видели,
что такой мерой можно будет держать в руках крупную буржуазию,
более или менее симпатизировавшую двору.
88
В. Б Л О С
Но тут снова обнаружились. недостатки конституции, потому что
король снова заявил свое veto как против декрета о священниках,
уклоняющихся от присяги, так и против декрета о лагере „об4еди-
ненных44.
С тех пор короля все стали называть „господин veto44, а королеву
„мадам veto14.
Общественное возбуждение снова стало очень сильным, и ожесто-
ченная партийная борьба проникла далее в среду правительства. Три
жирондистских министра находились в решительном антагонизме со
своими товарищами. В виду предстоящего заграничного вмешатель-
ства в его пользу, Людовик снова стал смелее и начал подумывать о
том, как бы отделаться от трех неудобных министров. В это-то время
Ролан обратился к королю с знаменитым письмом, которое, повиди-
мому, сочинено было г-жею Ролан; в нем корол призывался к ответу
за неутверждение обоих декретов, и к нему пред‘являлось требование
честно подчиниться конституции. Вся непоследовательность и неяс-
ность жирондистов обнаружилась в этом письме. Ведь король, 'прибе-
гая к veto, действовал согласно конституции. В этом письме надо было
требовать отказа от права veto, и тогда это письмо было бы выразителем
общественного мнения.
Король был разгневан вольностью Ролана и советовался с Дюмурье,
что ему сделать. Дюмурье дал хитрый совет: утвердить оба декрета и
уволить трех министров жирондистов. Действительно, таким образом
короля нельзя было бы упрекнуть в том, что он уволил министров за
их политические убеждения. Дюмурье брал на себя защиту этой меры •
перед законодательным собранием. Ролан, Клавьер и Серван получили
отставку, Дюмурье же получил пост военного министра для того,
чтобы в последний момент лишить всякого значения проект лагеря
„06‘едипенпых44.
Собрание встретило Дюмурье бурными выражениями презрения.
Но этот удивительный человек совершенно не смутился. Ему кричали,
что его отправят в Орлеан (в государственный суд), а этот остро-
умный и ненадежный человек спокойно ответил: „Хорошо! там я буду
купаться, пить молоко, отдыхать, и все это мне очень нужно!14.
Но тут Людовик нарушил обещание, данное им Дюмурье. Он не
утвердил обоих упомянутых декретов и так обозлил Дюмурье, что тот
подал в отставку и удалился в армию.
После того, как Дюмурье подал в отставку, Людовик в бешенстве
воскликнул: „Как, этот человек сперва склоняет меня уволить мини-
стров за то, что они хотели меня заставить утвердить декреты, а теперь
оп сам требует их утверждения!4. Перед кем он хотел этим оправдать
себя в том, что не сдержал слова: перед собой или перед другими?
Король снова призвал министров из среды фельянов. Эта партия
все больше сближалась с двором, и глава их Лафайет все более
и более унижался, превращаясь постепенно в простое орудие двора.
Этот несчастный человек, который, казалось, поклонялся конституции,
как фетишу, не выдержал бури событий. Решения его всегда были
наименее умными из всех допустимых в каждом данном случае.
Он предоставил в распоряжение двора свою подпись на чистом бланке,
и вот собрание 18-го июня получает подписанное Лафайетом угро-
жающее письмо, в котором подвергаются критике действия собрания
и содержатся угрозы военной силой. Ловкий адвокат, жирондист Гадэ,
на основании даты письма доказал, что Лафайет, стоявший тогда
с войсками на границе, не мог написать этого письма и что, вероятно,
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
89
он предоставил свою подпись в чье-нибудь распоряжение; таким образом,
окончательно рассеяно было впечатление, произведенное и без того
неважно составленным письмом.
Жирондисты, люди не желавшие сойти с точки зрения парламен-
тарной борьбы, не могли найти никаких средств для устранения столь
стеснительного для них veto. Можно было подумать, что в veto они
видят единственное препятствие для осуществления дела свободы,
как они ее понимали. Тогда им пришла мысль напугать короля воз-
можностью народного возмущения и этим побудить его более умеренно
пользоваться правом veto. Они постановили поднять для этого массу
предместий и дать им устроить демонстрацию. Предместья, готовые
на все, обещали. Петион должен был поддерживать демонстрацию
своею бездеятельностью и невмешательством; агитаторы предместий
должны были поднять массы. Якобинцы и кордельеры мало или вовсе
не участвовали в этой демонстрации, которую они справедливо считали
бесполезной и неуместной; только Сантерра и Лежандра удалось
склонить к участию. Демонстрация 20-го июня была делом жирондистов.
Господин „вето".
В предместьях готовились к демонстрации, назначенной на 20 июня.
Была надежда, что в ней примут участие 40.000 человек; эта толпа
должна была быть вооружена и должна была подать петиции националь-
ному собранию, заседавшему в кавалерийской школе, и королю.
Жирондисты полагали, что этим они достигнут своей цели и что король
после этого умеренно будет пользоваться своим правом veto. Предло-
гом для процессии была годовщина клятвы в доме городского собра-
ния и посадка дерева свободы в честь этого памятного дня.
Петион согласился; было устроено несколько предварительных
совещаний при участии Сантерра, Манюэля, Сарра, Силлери и других'
людей, но исключительно жирондистов. В то же время рабочие пред-
местий просили разрешения у муниципалитета явиться вооружен-
ными; в этом им было отказано. Чтобы не быть ответственным в случае
неудачи предприятия, Петион уведомил управление департамента о
предстоящей демонстрации и предложил, чтобы процессию сопровож-
дала национальная гвардия. Управление департамента отвергло это
предложение и приказало мэру принять все меры для предупрежде-
ния незаконных сборищ. Но так как Петион был па стороне жирон-
дистов и ничего не предпринял, то демонстрация могла пройти
совершенно беспрепятственно.
Рано утром 20-го июня податели петиции с оружием в руках
собрались на площади Бастилии. Их было всего 1.50U человек, но лишь
только шествие тронулось, толпа возросла до 30.000. В толпе было
много женщин и детей, и во главе ее шел импровизированный оркестр.
Мужчины были вооружены ружьями, саблями, пиками и ножами;
в толпе можно было заметить и очень странное древнее вооружение.
На многих флагах демонстрантов было написано: „Конституция или
смерть11, и это должно было выразить жирондистскую тенденцию
демонстрации, но в сущности конституция вовсе не была нарушена
тем veto, против которого направлена была демонстрация. Были, однако,
и такие надписи: „Долой vetott, „Свобода или смерть!14, „Народ устал
от мук!“ К одной жерди была привязана пара прорванных брюк
с надписью; „Да здравствуют санкюлоты! “. В конце шествия шел
человек, который нес на пике бычачье сердце с надписью: „Сердце
90
А
В. Б Л О С
аристократов! “ Этот символ был направлен против аристократов. Вызы-
вающие знамена, которыми жирондисты хотели запугать, большею
частью не достигли своей цели, потому что их в большинстве случаев
не принимали всерьез; зато они дали повод много и громко говорить
против необузданности революции. Долгое время вся Европа не пере-
ставала страстно обсуждать эту жердь с прорванными брюками и пику
с бычачьим сердцем, хотя оба эти значка не могли иметь важного
значения.
Пивовар Сантерр, мясник Лежандр и маркиз де-Сен-Юрюг,
опустившийся дворянин с сомнительной репутацией, повели массу
к национальному собранию. Оратором должен был выступить бывший
нансийский адвокат Гюгенен, сказавший однажды, что сердце револю-
ционера должно быть, как набатный колокол. Петиция, которую пред-
полагалось подать, была написана вполне в жирондистском духе. В пей
говорилось, между прочим: „неужели счастье свободного народа должно
зависеть от капризов короля, и неужели воля кораля должна чем-
нибудь отличаться от воли закона?“ Но Людовик XVI своим veto ведь
только осуществлял свое законное право.
Гюгенен стал у барьера законодательного собрания и потребовал
угрожающим тоном возвращения уволепных министров. Собрание раз-
решило петиционерам пройти через зал заседаний. Верньо сказал:
„Эти собравшиеся люди хорошо делают, что заботятся о будущем.
Они показывают, что, несмотря на все интриги против свободы, они
всегда готовы защищать ееи. Жирондисты полагали, что важнее всего
констатировать эту именно готовность.
Шествие через зал заседаний продолжалось три часа и сопрово-
ждалось пением известной революционной песни „£а irau. Затем
шествие двинулось по площади Карусель к Тюльери, чтобы потребо-
t вать от короля утверждения обоих декретов собрания. Если бы Людо-
* вик явился в этот момент перед народом, сказал бы что-нибудь в роде
- „да здравствует конституция! “, то вся жирондистская комедия имела
бы не больше последствий, чем какой-нибудь мыльный пузырь. Но он
не появился, и масса потребовала доступа в Тюльери. Муниципальные
чиновники удалили стражу от входа, не желая, повидимому, бороться
с толпой. Здесь, конечно, яспо видна была рука Петиона. Масса про-
никла в замок и нашла двери в покои короля запертыми; она приня-
лась топорами ломать двери, но Людовик понял уже, что демонстрация
эта не носит опасного характера и что цель ее—побудить его только
умереннее пользоваться правом veto. Он приказал открыть, двери,
и народ появился перед ним. Ему пришлось, правда, выслушать не
мало обидных слов, особенно от Лежандра, но он отнесся к этому
равнодушно. „Чего хотят от меня?14—спросил Людовик, охраняемый
несколькими гренадерами национальной гвардии. Так как он знал,
в чем дело, то у него хватило мужества и теперь вторично отказаться
от утверждения обоих декретов. Поставили на стол стул, и Людовик
сел на него. Ему протянули на пике красную шапку, и у него хватило
хитрости, чтобы одеть ее и сорвать этим выражение бурного восторга.
Когда же рабочий предложил королю выпить из его бутылки, и король
так-таки выпил, то восторг стал беспредельным. По адресу короля
раздавались аплодисменты, и когда Лежандр подошел с требованием
утвердить декреты, то король твердым голосом ответил: „Теперь не
время и не место требовать от меня этого “. Добродушный народ при-
ветствует короля в красной шапке, и начинается скорее комическая
игра в вопросы-ответы между народом и королем, не носившая серьез-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
91
ного характера и продолжавшаяся до половины пятого; в это время
является мэр Петион и требует от народа, чтобы он разошелся; народ
немедленно повинуется.
В общем приходится сказать, что жирондистская демонстрация
потерпела позорную неудачу, потому что теперь уже нечего было
и думать об утверждении обоих декретов. Двор увидел? как слабы
и нерешительны страшные для него до тех пор жирондисты и что
под- их влиянием народ шел на всякую комедию. 20-е июня имело
почти такое же последствие, какое имело бы неудавшееся восстание,
и авторитет короля возрос, благодаря поведению его, которое с внеш-
ней стороны было весьма решительным. С другой стороны, почтенное
мещанство, испуганное сметными шествиями предместий, готово было
снова броситься в об‘ятия двора. Король получил адреса с выраже-
нием преданности, и они были покрыты многими тысячами подписей.
Когда вооруженные рабочие удалились с предместья, фельяны
снова стали смелее. Лафайет решился действовать. Этот странный
человек не верил, что он уже совсем утратил свою популярность. Не
взирая на то, что он стоял перед неприятелем, он решил поехать
в Париж и призвать к ответу законодательное собрание. Он надеялся
произвести впечатление на собрание своей воинственностью. Но очень
скоро ему пришлось увидеть, как он обманулся; собрание отнеслось
к нему, как просителю, и для того, чтобы присутствовать в заседани,
ему пришлось занять и место просителя. С уничтожающей, насмеш-
кой Гадэ поставил вопрос, уж не разбиты ли австрийцы, раз
Лафайет нашел возможным сюда явиться. Лафайет требовал пресле-
дования зачинщиков 20-го июня, закрытия якобинского клуба и обес-
печения конституции от насилий.
Собрание передало предложение Лафайета в петиционную комис-
сию и таким образом окончательно пристыдило „героя двух стран
света14. Но у него была потребность опозорить себя еще больше. Он
предложил двору свои услуги, и тот же человек, который когда-то
держал короля под стражей и преследовал его во время бегства
3 Варенп, готов был увезти короля в какой-нибудь другой город и
оттуда вместе с ним бороться против законодательного собрания. Но
двор, ожидавший помощи от Австрии и Пруссии, резко отклонил
предложение Лафайета, не желая обязываться ему. Тогда Лафайет
задумал собрать буржуазию, входившую в состав национальной гвардии,
напасть на якобинцев, разогнать их и замуровать их зал. Но ему не
удалось достать даже тридцати человек национальной гвардии. Теперь
только „герой двух стран светаа понял, что он достаточно осрамился,
и возвратился опозоренным в армию.
Отечество в опасности.
Хотя Франция объявила войну одной только Австрии, однако и Прус-
сия приняла участие в выступлении против демократической Франции.
Она стянула войска к французской границе, и Фридрих-Вильгельм II
возвестил в манифесте, что он берется за оружие для защиты интере-
сов Германского государства, для подавления „анархии и брожения
умов44 во Франции и для восстановления монархической власти. Одно-
временно там указывалось на то, что Людовик XVI признал консти-
туцию против воли и неискренне.
Это нападение иностранной державы, очевидно находящейся
в союзе ео двором, вызвало во всей Франции неописуемое возбуждение.
92
Б. Б Л О С
В Тюльери высчитывали, когда прибудут пруссаки, и народ француз-
ский видел, что все завоевания революции в опасности. Буржуазия
боялась восстановления прежнего деспотического образа правления,
крестьяне—восстановления прежних феодальных тягот, осуждавших
их на непрерывную голодовку. Весь народ болезненно затрепетал от
возбуждения и преисполнился невыразимым озлоблением против двора,
который, все чувствовали это, призвал иноземные войска против
революции. Теперь никого уже не интересовало то, что король не
утвердил постановление об образовании возле Парижа лагеря 20.000
„об‘единенных“. Из провинций, особенно из тех, где жирондисты были
сильны, стали притекать массы народа и записываться в списки.
„Соединенными14 называли всех, кто вооруженным пришел в Париж
из провинции. Собственно говоря, их движение в Париж было уже
восстанием. Особенно прославились „об‘единенные44 Бретани и Мар-
селя; марсельцы принесли с собою прекрасную революционную песню,
сочиненную инженерным офицером Руже де-Лиллем и ставшую с тех
пор известной под именем Марсельезы. Существует предание, что
Руже де-Лилль в одну ночь, исполненный патриотического воодуше-
вления, написал в Страсбурге и текст и мотив, воспользовавшись для
последнего немецким церковным мотивом. В первый раз он пропал ее
в семье тогдашнего мэра Зитриха и увлек всех слушателей. Когда
в Страсбурге впервые несколько сот добровольцев пропели эту песню
хором, воодушевление, вызванное ею, было страшно велико. Эта бур-
ная победная песня скоро зазвучала по всей Франции, увлекая
повсюду массы с одинаковой силой и провожая республиканские
отряды в бой.
После неудачи 20-го июня собрание выступило с новой энергией.
Оно поняло, что раз дело идет о наступлении врага, вступившего
в союз с двором, то уже не может быть речи о том, чтобы считаться
с veto короля. Верньо и Бриссо необычайно резко напали на двор,
и действие их речей смело можно сравнить с действием пушечных
выстрелов, направленных на Тюльери. „Король, ты думал, что взрослых
людей можно успокоить клятвами так, как успокаивают детей игруш-
ками, ты выставил себя в таком свете, как будто закон для тебя свят,
а в то же время ты заботился о сохранении своей власти для того,
чтобы нарушать закон; ты притворился преданным конституции только
для того, чтоб сохранить за собой возможность уничтожить ее... Если
благородство французского народа не произвело на тебя никакого
впечатления, если у тебя нет других чувств, кроме любви к деспотизму,
то ты не имеешь уже никакого значения для конституции, которую
ты так преступно нарушил, не имеешь значения для народа, который
ты пред ал44.
Бриссо пошел еще дальше и прямо призывал к восстанию. „Вам
говорят,—сказал он,—бойтесь королей венгерского и прусского. Я же
говорю вам: главные силы врага, это—двор, и там они прежде всего
должны быть разбиты. Вам говорят: поразите упорных священников,
я же говорю вам: поразите Тюльери, и вы тем же ударом поразите и
священников. Вам говорят: преследуйте всех смутьянов, бунтовщиков,
заговорщиков, я ясе вам говорю: все они сами собою рассеются, когда
вы выступите против кабинета в Тюльери. Этот кабинет' представляет
собой центральный пункт, к которому сходятся все нити, где задумы-
ваются все интриги. Кабинет' этот играет народом, как мячиком.
В этом вся суть нашего положения, источник всех бед, тот пункт,
который нужно изменить
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
93
Собрание постановило, что оно вправе об‘явить. отечество
в опасности, в случае, если положение станет очень критическим.
06‘явление это будет возвещено сигнальными выстрелами. С этого
момента все общинные власти и управления департаментов становятся
перманентными; все способные носить оружие должны вступить
в национальную гвардию; все оружие должно быть роздано. Возму-
щение или попытка к нему с этого момента наказывается смертью, а
ношение других значков, кроме трехцветного - национального, считается
уже возмущением.
Этим конечно было ограничено королевское veto, но вместе с тем
делался неизбежным глубокий и резкий конфликт между королевской
властью и народным представительством.
Однако, еще до этого конфликта в собрании разыгралась одна
замечательная сцена. Ламуретт, епископ лионский и конституционалист
по убеждениям, произнес сентиментальную речь о примирении партий,
которое конечно, при данных обстоятельствах было совершенно невоз-
можно. Но собрание на момент поддалось действию его ре*ти, и им
овладело нечто в роде примирительного ослепления. Начались об‘ятия:
конституционалисты, жирондисты, якобинцы, казалось, братски при-
мирились, и когда король явился в собрание, его приняли с энтузи-
азмом. Эту трогательную сцену, происшедшую 7-го июля 1792 года,
называли потом насмешливо „примирительным поцелуем Ламуретта44.
Не прошло и двух дней, как сила событий уже не оставила и следа
от этой сцены, которая в якобинском клубе была названа поцелуем
1уды.
Приближение пруссаков придало двору смелость, и он теперь
менее всего склонен был к примирению. Немедленно после „прими-
рительного поцелуя44 Петион был устранен от должности за то, что
не предупредил демонстрации 20-го июня. Но народ решил воспро-
тивиться этому. Всюду стали бурно требовать возвращения Петиона,
и по улицам раздавался дикий клич: „Петиона, или смерть!14, ставший
в эти дни паролем революционного Парижа. Собрание, недолго думая,
вновь назначило Петиона на прежнюю должность. Двор несколько
испугался при виде такой решимости и не мог принять определенного
решения. В это время, 11-го июля, получилось известие о наступлении
пруссаков, и собрание действительно об‘явило отечество в опасности;
эта мера изолировала и парализовала двор. Якобинцы немедленно же
воспользовались этим и выступили с требованием сместить короля;
первое предложение этого рода было сделано Марселем.
Тогда Лафайет вновь предложил двору свои услуги. Ему уда-
лось склонить бесхарактерного маршала Люкнера на свою сторону,
чтобы увезти короле в Компьен. Оттуда, предполагалось, Людовик
уедет за границу и примет меры против якобинцев. Лафайет, как он
говорил, надеялся на честность короля и полагал, что последний
сохранит все новые учреждения. Такое доверие было очень неуместно
в такой момент, когда король успел уже поднять иностранные державы
для уничтожения конституции, на верность которой он присягал.
Людовик ответил генералу фельянов презрительной насмешкой и пору-
чил передать ему, чтобы он лучше и впредь служил „вороньим пуга-
лом44 $ революционеров и старательно исполнял свое „генеральское
ремесло44. Повидимому, эта насмешка даже не оскорбила особенно
чувстительно Лафайета.
14-го июля праздновали годовщину взятия Бастилии, но при
совсем других обстоятельствах, чем два года тому назад: пе было
94
В. Б Л О С
стройного шествия на Марсово поле; все перемешалось. 83-мя палат-
ками были представлены департаменты Франции; возле алтаря отечества
возвышалось высокое дерево, увешанное символическими изображе-
ниями феодализма; дерево это предполагалось сжечь. Король, холодно
встреченный народом, снова принес одцу из своих клятв. В этот день
он уже имел на себе панцырь. От предложения зажечь дерево феода-
лизма он уклонился, сказав: „Феодализма уже не существует!“. После
этого национальная гвардия проводила его домой. Народ сам зажег
дерево феодализма и демонстративно кричал: „Да здравствует народ
и мэр Петион!" и „Пстиона, или смертъ\".
Таким образом, праздник об‘единения не смягчил конфликта,
как надеялись некоторые глупцы. Натянутость отношений между коро-
лем, собранием и народом достигла максимума. Уже нередко можно
было слышась открытые заявления, что борьба неизбежна, и все "Гото-
вились к бою.
Взятие Тюльери.
10-го августа 1792 года парижское население приступом взяло
Тюльери и свергло династию Бурбонов, так долго господствовавшую
над Францией. Людовик XVI поплатился при этом за свою собствен-
ную вину и за вину своих предшественников.
Кто был героем этого дня?
„Об‘единенные “ и революционеры—рабочие из предместий Парижа.
Конечно! Но не меньшую роль сыграл и так называемый браун-
гивейгский манифест, появившийся как раз в этот критический момент.
Прусская армия, которая должна была вторгнуться во Францию,
стояла под начальством Карла-Вильгельма-Фердинанд а, герцога Браун-
швейгского. Герцог этот нашел нужным предупредить о своем втор-
жении манифестом. Людовик XVI прислал ему проект манифеста
через доверенного своего Малле дю-Пана. Но граф д‘Артуа нашел,
что проект составлен в слишком мягких выражениях; ему хотелось
наполнить его угрозами. Он приказал одному эмигранту написать
проект манифеста в его вкусе, и в нем французам преподнесены были
детские нравоучения и ужасные угрозы. Герцог Брауншвейгский почти
ничего не изменил в этом проекте и издал его в виде манифеста
25-го июля 1792 года.
Именем императора австрийского и короля прусского герцог
Брауншвейгский возвещал в этом манифесте, что он намерен поло-
жить конец анархии -Ънутр и Франции, оставить нападки против трона
и алтаря, восстановить законную власть, вернуть королю свободу
и безопасность, которой он лишен теперь, и упрочить законную власть
его. Затем в нем говорилось следующее: „Жители городов, местечек
и деревень, которые осмелятся защищаться против войск его импера-
торского и его королевского величеств и будут стрелять в них, будут
тут же наказаны по всей строгости военно-полевого суда, дома же их
будут снесены или сожжены"... „Городу Парижу и всем жителям его
без различия предлагается немедленно и без всякого отлагательства
подчиниться своему королю. Его императорское и королевское вели-
чества возлагают, под страхом смертной казни по военному суду и без
всякого снисхождения, ответственность за все, что произойдет, на всех
чиновников. Кроме того, их величества ручаются своим император-
ским и королевским словом, что они, примера ради> отомстят Парижу
х так, что он этого никогда не забудет; они предадут его военной
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 95
экзекуции и полному уничтожению; виновные зачинщики понесут
заслуженное наказание, если замок Тюльери подвергнется какому-
нибудь нападению, если королевским величествам Франции будет
причинена малейшая несправедливость, или если немедленно не будут
приняты меры, гарантирующие им полную свободу и безопасность...
С другой стороны, если жители Парижа быстро и точно исполнят
вышеприведенные требования, то его императорское и его королев-
ское величества обещают им заступничество перед его христиан-
нейшим величеством, с цеЛью добиться для них прощения за их
проступки и заблуждения. Наконец, их величества считают законами
только те законы, которые изданы королем Франции в то время, когда
свобода его ничем не была ограничена14.
Этот беспримерный манифест произвел во Франции ошеломляющее
впечатление. В виду угрожающего позора весь народ поднялся, как
разоренный лев. Париж, куда стекались „об‘единенные“ из всех
провинций, напоминал собой разбушевавшееся море. И среди этого
бурного океана, в Тюльери сидел двор с королем, относительно кото-
рого было хорошо известно, что он в заговоре с наступающим врагом.
Океан этот неизбежно должен был поглотить двор, и к этому случаю
больше, чем к какому-нибудь другому, подходят слова, сказанные
Гёте Эккерманну: „Виновником великих революций никогда не является
народ, а всегда правительство44.
Французский народ снова увидел, что завоеваниям революции
грозит опасность. Если же эмигранты и союзники их надеялись, что
парижское население испугается страшных угроз манифеста, то этим
они только показали, как мало они знали народ. Он обнаружил такое
воодушевление и такую революционную энергию, какой за ним до сих
пор еще не знали. Двор грозил государственным переворотом, врагу
противопоставлены были слабые силы под начальством ненадежных
генералов, и при таком ужасном критическом положении Париж
собственными силами спас завоевания великой революции.
Сантерр, влиятельный агитатор Сент-Антуанского предместья,
находился, повидимому, в тайных сношениях с двором; он уверял, что
король готовил государственный переворот на 12-е августа, но что он,
Сантерр, отговорил его. Он слышал будто бы, что королева сказала
королю: „Ваше величество, вы подверглись оскорблению и брани,
за это надо отомстить, и все уже готово*. Возможно, что эта связь с
двором и была причиной того, что Сантерр 10-то августа действовал
нерешительно.
В это время двор очень старался при помощи подкупов завербовать
себе сторонников, потому что немногие дворяне, так называемые рыцари
кинжала (они всегда носили кинжалы), преданные ему из убеждения,
ничего не могли сделать. Из солдат национальной гвардии и босяков
они образовали клуб и тратили на него ежедневно 10.000 франков.
Другой роялистский клуб был основан некием Льетаном. Но оба клуба
не имели никакого значения, потому что на этот раз против двора
поднялся действительно весь народ, за исключением дворянства и
священников, уклонявшихся от присяги.
Буржуазное общество увидело, что манифест герцога Брауншвейг-
ского грозит конституции, бывшей для него идолом и гарантировавшей
ему его собственность и личную свободу. Оно разорилось и обратилось
против двора, призвавшего пруссаков. Представителями этого класса
выступили жирондисты, провозгласив своим паролем смещение короля.
96
В. Б Л О С
Это стало открытым требованием во всей стране, но громче всего оно
звучало там, где жирондисты имели влияние.
Мелкая и средняя буржуазия, равно как и сельское население,
со страхом ожидали вторжения пруссаков. Горожане опасались за свою
недавно завоеванную независимость. Не успели они отдохнуть от
невзгод старого порядка, как пруссаки хотели уже восстановить его.
И они восторженно встречали клич жирондистов: „Пойдем ко дворцу! “
Но больше всего энергии обнаружили собравшиеся в Париже
„об‘единенные“, а также рабочие предместий. „Соединенные" из Мар-
селя были размещены в здании кордельеров. Их удалось склонить
в пользу переворота, и они были готовы на все. По настоянию Дантона
их щедро угощали, а ЗО-го июля им задали пир; так как двор в тот же
день устроил пир для преданной ему части национальной гвардии,
то не обошлось без кровавой битвы, по которой можно было судить
уже об ожесточенности предстоящей борьбы.
Рабочие предместий тоже были на все готовы. Они жили в нищете
и страшно страдали от недостатка провианта в Париже. Им платили
ассигнатами, курс которых и тогда уже стоял очень низко, между тем
как цены на товары быстро росли. К конституции они были довольно
равнодушны, потому что она не принесла им значительного облегчения
их участи. Мы уже читали их жалобы в письме к Марату. Когда они
требовали повышения заработной платы, органы высшей буржуазии
сурово отказывали им. Многочисленные столкновения и беспорядки
в предместьях стоят в тесной связи с обострением и ослаблением
холодной нужды в Париже. Эти рабочие прекрасно знали, что плоды
революции достались другим. Они ненавидили буржуазию не меньше,
чем дворян и духовенство, но это, конечно, не уменьшало их ненависти
ко двору. Инстинктивно они чувствовали в конституции прогресс,
несмотря на то, что никаких прямых выгод она им не доставила.
При такой нужде они не могли ждать пароля, и уже 26-го июля в
предместьях была попытка к восстанию. Целью его было взятие в плен
короля и отправка его в Венсепн. Но Петиоп подавил это восстание
для того, чтобы предотвратить поражение.
Якобинцы и кордельеры, видевшие, что 20-го июня жирондисты
сумели воспользоваться массами населения предместий только для
пустой демонстрации, решили устроить организованное восстание всегда
готовых к этому рабочих предместий. К этому якобинцы и кордельеры
были вынуждены приближением пруссаков и приготовлениями двора.
Можно было видеть, что в Тюльери готовятся к бою, что швейцарская
гвардия и буржуазные батальоны национальной гвардии тоже снаря-
жаются для того, чтобы, с одной стороны, решительно выступить
против восстания, а с другой, напастх» на клубы и законодательное
собрание, когда подступят пруссаки. Единственной падежной защит-
ницей двора в Париже была швейцарская гвардия. Эти республиканцы
служили чужой монархии за деньги, они боролись и умирали за двор.
В чуткой стране они помогали захцищать деспотизм с такой же храбро-
стью, с какой их предки защищали свободу в Швейцарии. Роль эта
была трагична, но не благородна.
Восстание было организовано якобинцами и кордельерами, между
тем, как жирондисты только заботились о том,- чтобы сохранить свободу
действий. Энергичнейшие же из них, напр., молодой и горячий Барбару
из Марселя, Луве, Карра и др., пошли рука об руку с якобинцами.
Кордельеры служили связью с рабочими предместий. Был избран
инсуррекционный комитет, назначивший восстание на 10-е августа,
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
97
чтобы предупредить угрожавшее нападение двора. Руководителем
всего дела выступает Дантон, проявивший необыкновенную деятель-
ность и редкую энергию. Казалось, что был но один, а несколько
Дантонов. Его громовой голос раздавался и в клубах, и на улицах;
его могучая фигура с повелительным лицом возвышалась над толпами
народа в предместьях. Если он, действительно, был подкуплен двором,
то его необузданная революционная деятельность в эти дни несомненно
была не в интересах двора.
Итак, двор и народ в боевой готовности стояли друг против друга,
и столкновение стало неизбежным.
Жирондисты думали, что им удастся разрешить кризис одним
постановлением законодательного собрания. 3-го августа Петион предстал
перед собранием с петицией генерального совета парижских коммун,
в которой коммуны обвиняли короля в участии в заговоре и требовали
низложения ого. В угрожающих обращениях к законодательному
собранию секции требовали, чтобы король был предан суду за свои
контр-роволюционные попытки. Депутации сменялись депутациями, и
все они в один голос требовали низложения короля.
Жирондисты продолжали колебаться; были даже признаки того,
что некоторые из них не устояли перед подкупами двора. От реши-
тельного шага они, однако, уклониться не могли, и обсуждение вопроса
о низложении короля было назначено на 9-ое августа.
Через Колло д'Эрбуа, человека очень энергичного, якобинцы потре-
бовали от собрания, чтобы Лафайет был предан суду. Бесхарактерный
старый Люкнср позволил выпытать себя и, таким образом, выдал, что
Лафайет хотел склонить его к нападению на собрание. 8-го августа
собрание обсуждало это дело и большинством 446 против 224 оправдало
Лафайета. Народное возбуждение усилилось, многие из депутатов,
голосовавших за Лафайета, были осыпаны бранью и угрозами, а неко-
торые подверглись даже побоям. Портрет Лафайета был сожжен народом
а медаль, которую отчеканил для него город Париж, была впослед-
ствии, по предложению Дантона, сломана палачем.
9-го августа началось обсуждение вопроса о низложении. Консти-
туционалисты требовали, чтобы „об‘единенные“ удалились из Парижа.
Разные известия возвещали близость бури; народ был до крайности
возбужден. 35-я секция поручила передать собранию, что если в полночь
король не будет смещен, то оно услышит набат. Все остальные секции,
кроме одной, присоединились к этому заявлению. Собрание вызвало
мэра и управляющего департаментом, и оба они заявили, что они ничего
не могут сделать. Собрание прекратило свое заседание, не. приняв
никакого решения.
Случилось, конечно, то, чем грозили секции.
В полночь зазвучал набат: „об‘единенныеи взялись за оружие,
и предместья восстали. Барабан зазвучал нахулицах, и длинные боевые
колонны начали выстраиваться. Дантон, Камилл Демулен, Шабо, Барбару
работали над тем, чтобы побудить массы к восстанию. В эту почь
в буйном клубе кордельеров председательствовал Дантоп. В полночь
он велел ударить в набат и выстрелил на площади Карусель из пистолета.
Затем он явился к марсельцам, разместившимся в здании кордельеров,
и вдохновенной речью воодушевлял их к бою. Марсельцы выразили ему
сочувствие, вышли на улицу, и Марсельеза, победная песня революции,
зазвучала на улицах, вдохновляя массы и увлекая их за собой.
Командование восставшими было поручено эльзасцу Вестерману,
бывшему прусскому унтер-офицеру, находившемуся в дружеских отно-
История Французской революции. 7
98
В. Б Л О С
шениях с Дантоном. Этот талантливый солдат выстраивал свои колонны,
как состарившийся в боях генерал. Сантерр колебался, и говорят, что
Вестерман даже занес над ним шпагу, чтобы заставить его дать знак
Сент-Антуанскому предместью к восстанию.
В это время в городской ратуше тоже произошел революционный
акт; прежняя парижская коммуна была низвергнута. Гугенен появился
в ратуше во главе секций; мандат коммуны был об‘явлен истекшим, и
была избрана новая коммуна, состоявшая из самых решительных
революционеров. Гугенен был назначен президентом; восстание, таким
образом, получило во главе одного из своих учреждений должностное
лицо, немедленно обнаружившее энергичную деятельность.
В тот момент, когда зазвучал набат, Петион находился в Тюльери,
и роялисты хотели задержать его в качестве заложника. Собрание
узнало о критическом положении, в котором он находится, и декретом
потребовало его к себе. Тогда Петиона выпустили из Тюльери, заставив
его предварительно дать письменное приказание новому командиру
национальной гвардии, бывшему гвардейскому капитану Манда, в
случае насильственного нападения отразить его силой.
Конституционалист Манда взялся за дело вместе с командиром
швейцарцев де-Майярдоцом. Они имели в своем распоряжении несколько
больше 1.000 гвардейцев-швейцарцев и несколько батальонов нацио-
нальной гвардии; относительно последней не было известно, насколько
она будет надежна при защите Тюльери. Кроме того, в Тюльери было
еще 120 дворян, вооруженных шпагами и пистолетами. Манда сделал
все приготовления к упорному сопротивлению.
Гугенен приказал взять мэра Петпона под стражу, чтоб снять с
него, таким образом, всякую ответственность. В пять часов утра Манда
потребовали в ратушу. Он сперва не хотел, но департаментский секре-
тарь Редерер, сыгравший в тот депь столь удивительную роль, убедил
его пойти. Манда пошел. Прибыв в ратушу, он увидел, что там все
новые лица, и скоро он нашел среди них своих политических про-
тивников. Ему был поставлен вопрос, почему он приготовился к обо-
роне. Он сослался на приказание Петиона, но отказался пред‘явить
его. В то время, как СТО обыскивали, коммуне было представлено соста-
вленное приказание батальонным командиром национальной гвардии
напасть с тыла на двигающиеся к Тюльери колонны восставших.
Теперь Манда погиб. Гюгенен об‘явил его арестованным и приказал
отвести ето в тюрьму аббатства. Говорят, что Гюгенен сделал при этом
горизонтальное движение рукой. На лестнице ратуши Манда был убит
выстрелом из пистолета.
Отсутствие коменданта вызвало замешательство в Тюльери; нацио-
нальная гвардия, которая должна была помогать при защите двора,
была недовольна тем, что она должна сражаться в одних рядах с нена-
вистными дворянами. Редерер предлагал удалить дворян, но король
и королева не хотели согласиться на это.
В пять часов утра король решил сделать смотр своим защитни-
кам, но он совсем не был пригоден для этого: у него был невоинствен-
ный и неловкий вид. Только два батальона национальной гвардии из
кварталов, населенных крупной буржуазией, обнаружили готовность
сражаться за короля; остальные же батальоны открыто выражали свое
сочувствие восстанию. Раздавались возгласы: „Да здравствует народ!14
и „Долой veto!“ Канониры вынимали заряды из пушек.
Бледный и перепуганный вернулся король со смотра. Теперь он
видел, что дело его потеряно. Он совещался со своими министрами
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
99
о том, что ему делать, а в это время член муниципалитета уже явился
с известием, что колонны восставших подступили. Они взломали цейх-
гауз и вооружились. Это были 15.000 человек из Сент-Антуанского
предместья и 5.000 человек из Сен-Марсо. У них были также пушки.
Впереди шли марсельцы и бретонские „об4единенные44 под начальством
Вестермана.
Когда двор увидел наступавший народ, он совсем потерял при-
сутствие духа. Только что Людовик не нашел даже нужным ответить
что-нибудь па совет Редерера отдать себя под защиту законодатель-
ного собрания,—теперь же один из министров спросил: „Чего ж им
надо?14 и один муниципальный чиновник ответил: „Низложения!44
—„А после низложения?44—спросила королева. Чиновник молча ей
поклонился. Редерер повторил свой совет отправиться в законода-
тельное собрание. „>7 скорее дам пригвоздить себя к стене“—ответила
королева. „Вы, следовательно, берете на себя ответственность за жизнь
короля, вашу жизнь, жизнь детей ваших и ваших .'защитников?44—ска-
зал Редерер Марии-Антуанетте.
Эти слова побудили короля покинуть Тюльери и отправиться в зако-
нодательное собрание. 200 швейцарцев и 300 человек национальной
гвардии сопровождали его. Пришлось пройти через большую толпу,
собравшуюся около кавалерийской школы, в которой заседало собрание.
Людовика осыпали проклятиями и бранью. Собрание послало ему депу-
тацию навстречу. Войдя в зал заседаний, он сказал:„Я явился затем,
чтобы, предупредить великое преступление} я думаю, что нигде не могу
быть в такой безопасности, как среди вас44.
Верньо, председательствовавший в собрании, уклончиво ответил,
что собрание присягало охранять права народа и установленную
власть; собственно говоря, он мог бы сказать королю, что народные
массы тоже отправились ко дворцу, чтобы предупредить великое пре-
ступление, именно государственный переворот, задуманный в союзе
с иноземными державами.
Король сел рядом с президентом. Но Табо напомнил о том пункте
конституции, по которому работы собрания не должны происходить
в присутствии короля. В виду этого, король со своим семейством дол-
жен был удалиться в ложу секретаря, записывавшего прения. Отсюда
он наблюдал за ходом событий; здесь он слышал, как депутации тре-
бовали от собрания его низложения. Мария-Антуанетта, которой нельзя
отказать в присутствии духа и уменьи владеть собой, сохранила гор-
дый и надменный вид даже в тот момент, когда стал слышен пушечный
и ружейный огонь у Тюльери. Король попросил есть, он почувство-
вал аппетит и уписывал курицу в то время, когда корона падала с его
головы.
Между тем, вооруженный народ проник в замок и заполнил
тюльерийский двор. Швейцарцы стояли неподвижно и, повидимому,
не хотели первые открывать битву. Первоначально обе стороны пере-
бранивались, и можно было думать, что дело обойдется мирно; кроме
того, и швейцарцы могли бы понять, что после бегства короля защита
дворца бесцельна. Но перебранка, в начале шутливая, становилась все
серьезнее. До сих пор неизвестно, кто первый открыл враждебные
действия. Обе стороны были на очень близком расстоянии друг от
друга; швейцарцы дали убийственный залп, положивший большое
количество восставших. Массы испугались, пришли в замешательство
и бросились бежать к выходам, уставив в первый момент страха даже
свои орудия. Швейцарцы завладели орудиями и выстрелили из них
100
В. Б Л О С
в народ. Картечь уложила множество людей: двор покрылся трупами>
и кровь потекла потоками. Хладнокровный и мужественный Вестерман
в этот день спас народу его свободу. Он собрал беглецов и напра-
вился к замку, толпа оттеснила швейцарцев, осыпая их градом ружей-
ного и орудийного огня. Главная лестница замка была взята штурмом,
и бой продолжался в корридорах и залах Тюльери. Король приказал
теперь швейцарцам прекратить бой, но не так то легко было успо-
коить распаленную ярость, и почти все швейцарцы пали под ударами
озлобленного народа^ кровью которого был затоплен двор Тюльери.
Дворяне и придворные лакеи тоже стали жертвами разбушевавшегося
народного гнева.
Но женщин не трогали. Хотели было убить нескольких придвор-
ных дам, но тут кто-то крикнул: „Не позорьте нашего парода. Поща-
дите женщин*,—и те дамы, которые принимали такое живое участие
в заговоре двора, остались живы. Народ заполнил ходы и корридоры
громадного замка, проник в комнаты и всюду уничтожил знаки монар-
хической власти Бурбонов. Может быть, при этом и погибло много
произведений искусства, но никто ничего не грабил. Народ боролся,
а не грабил, и так это всегда бывает во время великих народных
движений. Некоторые пытались, было, красть, но их тут же вешали
и надписью свидетельствовали об их преступлении. Народ справедлива
не хотел, чтобы его позорили отбросы, приставшие к восстанию.
Много из найденных драгоценностей было передано собранию
и общинному совету.
Во все время боя собрание находилось в сильном возбуждении.
Депутаты клялись умереть на своем посту, что, между прочим, было
совершенно излишне, так как нападение предместий не было напра-
влено против собрания. Когда ружейный и орудийный огонь стал сла-
бее, отдельные участники боя, обрызганные кровью и черные от пороха,
стали являться в собрание, чтобы возвестить победу восстания.
Собрание не знало, что делать, оно выпустило об‘явление, при-
зывающее народ к спокойствию и повиновению властям; в данный момент,
в момент восстания, это было даже смешно. Но революционная коммуна,
стоявшая теперь под руководством Дантона и чувствовавшая теперь
за собой силу народа, решила использовать победу. Депутация от
общинного совета явилась в собрание, придав себе очень гордый вид;
перед ней несли знамя с надписью: „Отечество! Свобода! Равенство!44
Общинный совет потребовал низложения короля и притом таким тоном,
который исключал возможность отказа. Последовало еще много депу-
таций, и все они поддерживали требование общинного совета.
Трусливые, двуличные и нерешительные жирондисты охотно
предпочли бы уклониться от решения этого вопроса, но их приперли
к\ стене. Верньо чувствовал, что его партии остается или пасть с коро-
лем или низвергнуть его. Он предпочел последнее. Вследствие этого,
он внес предложение отставить короля от должности, прекратить выдачи
по цивильному листу, а наследному принцу дать воспитателя. Пред-
ложение это было принято; кроме того, было решено созвать националь-
ный конвент. Королевская семья была отдана под охрану общинного
совета и содержалась в так называемой башне тамплиеров—старинном
громадном здании, носившем свое имя по ордену тамплиеров, которые
когда-то пали жертвой произвола Бурбонов. На этом здании остано-
вились потому, что оно было изолировано и здесь легче всего было
помешать освобождению или бегству короля.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
101
Когда король узнал о своем низложении, он сказал некоторым
членам собрания: „ То, что вы здесь делаете, не совсем согласно с кон-
ституцией*. Призвание пруссаков и австрийцев еще менее согласно
было с конституцией.
Низвержение королевской власти, на которое собрание само не
решилось, стоило народу многих жертв. Цифра потерь восставших
колеблется между 1.500 и 5.000. Верной цифрой, как всегда в таких
случаях, будет средняя. Со стороны швейцарцев пало 700 человек;
кроме того, пало много солдат-роялистов из национальной гвардии,
много дворян, находившихся в Тюльери для защиты короля. Озлоблен-
ный народ убил еще в тот день Клермон-Тоннера, известного ари-
стократа-конституционалиста первого собрания; также пал в этот день
известный писатель Сюло, которому теперь отомстила оклеветанная
некогда им Теруань де-Мерикур. Теруань приняла участие в бою,
и этим закончилась ее политическая карьера; она была сторонницей
жирондистов и, немного спустя, подверглась за это нападению со сто-
роны каких-то женщин из народа, сорвавших с нее платье. После этого
случая она помешалась, и это доказывает, что она была недюжинной
личностью. Еще четверть века прожила она в камере Сальпетриера,
уверенная, что все еще продолжается 1793 год.
Люсиль Демулен, жена Камилла, одна из трогательнейших жертв
революции, оставила нам интересное письмо, из которого можно видеть,
что переживали в эти бурные дни семьи демократических вождей;
из него можно видеть, как не уверены все они были в исходе восстания,
против которого высказалось ненадежное собрание. Но народ и на
этот раз сумел- победить.
Рабочие удалились обратно в предместья, предоставив клубам
и коммуне покончить с вызванным ими кризисом. Народ предвестий
заплатил своею кровью за всеобщее освобождение, но то, что ему дали
за это, было очень незначительно; пока же рабочие были довольны
и тем, что им не нужно умирать с голоду. Они требовали народной
республики, и скоро им пришлось вступить из-за этого в борьбу
с жирондистами, которые домогались республики мелкобуржуазной.
Вот почему рабочие предместий появлялись немедленно, как только
их призывали вожди крайней демократии. Мы увидим, как эти рабо-
чие голодали и в то же время заведывали общественными делами
Парижа. Этот период господства рабочих—один из наиболее интерес-
ных эпизодов Французской революции.
Демократический государственный переворот.
Ни один департамент не воспротивился низвержению Людо-
вика XVI. Зато в армии, стоявшей на границе, было не мало вли-
ятельных и проданных двору людей; они предпочли бы скорей видеть
Париж во власти иностранцев, чем во власти демократии. Но прибли-
жение прусского войска склоняло все большее число генералов к тому,
чтобы признать происшедшие в Париже перемены и подчиниться
новым властям. Таково было мнение Дюмурье, Кюстина, Келлермана,
Бирона. Только Лафайет не задумался в виду у неприятеля стать про-
тив Парижа и надеялся, что за ним последует и армия его, состоявшая,
приблизительно, из 30.000 человек. Он приказал задержать в Седане
трех комиссаров, которых послало к нем}7 собрание, чтобы потребовать
от него признания происшедших событий. Затем Лафайет привел свою
армию к присяге на верность королю и готовился выступить против
102
В. Б Л О С
Парижа, на который в это же время наступали прусские и австрий-
ские войска.
Законодательное собрание выпустило обвинительный декрет про-
тив этого генерала, задумавшего столь изменническое восстание, и армия
отложилась от Лафайета. Он понял, что проиграл игру. Вместе с Латур-
Мобуром, Ламетом и некоторыми другими из своих друзей он хотел
бежать в Голландию, но попал в руки австрийцев, которые обращались
с этим человеком, восставшим на защиту короля, как с революционе-
ром. Его содержали в тюрьме под строгим присмотром, и только после
заключения мира в Кампо-Формио в 1797 году он был освобожден.
Таким-то образом ^простаки Лафайет сошел со сцены Французской
революции для того, чтобы через сорок лет сыграть не менее комичную
роль. Командование войсками перешло к Дюмурье, который проявил
во время этого острого кризиса все свои блестящие духовные спо-
собности.
С 10-го августа в Париже появилась новая власть. На место
низложенного короля законодательное собрание хотело поставить себя
в качестве исполнительной власти. Оно отставило от должности мини-
стров и назначило новое правительство под именем исполнительного
совета. Министры, уволенные королем в отставку, были вновь призваны
к власти: Ролан получил министерство внутренних дел, Клавьер—
министерство финансов, а Серван —военное. Министерство иностранных
дел досталось тоже жирондисту—Лебрэну, морское—Монжу, которому
помогли здесь его математические познания. Однако, жирондисты
хотели уделить место и деятелям 10-го августа, поэтому Дантон полу-
чил министерство юстиции. Этот выбор определил собой характер
нового правительства, потому что Дантон, опиравшийся на револю-
ционные народные массы, скоро подчинил себе всех остальных мини-
стров, опиравшихся только на собрание. Дантон оказался на высоте
своей исторической роли. Этот молодой человек, не имевший никакого
значения, пока он был адвокатом, неожиданно обнаружил гений и уменье
настоящего государственного человека. Средства его были грубы и речь
его соответствовала им. Но из такого острого кризиса можно было
спасти Францию только при помощи той ужасной, ни перед чем не
останавливающейся энергии, которою он обладал. За время с 10-го ав-
густа до открытия национального конвента он стоял во главе Франции:
этот период Французской революции носит его имя. Его кратковре-
менная, могучая и кровавая диктатура открыла новый период -период
борьбы Французской республики с феодально-монархической Европой.
Как бы ни судить о средствах Дантона,—его необузданной и прямо-
линейной политике нельзя отказать в значении.
Из тех людей, которые через год должны были выступить как
представители власти во Франции, многие состояли в муниципалитете,
куд^они проникли благодаря мощной поддержке Дантона. Некоторые
из ч/к, которые впоследствии хотели низвергнуть Дантона за его уме-
ренность, в этот момент с ужасом смотрели на его решительные и прямо-
линейные меры. Секцйи в ночь с 9-го на 10-е августа отняли мандаты
у своих представителей в муниципалитете и, вместо монархистов, выбрали
решительных республиканцев. Петион остался мэром, а Манюэль—
прокуратором коммуны. Начальствование над национальной гвардией
получил Сантерр. В общинном совете можно было видеть Робеспьера,
который здесь стал произносить свои блестящие речи; враги е^о
утверждали, что во время боя 10-го августа оп спрятался в погреб.
Он не мог. еще понять всей высоты мысли Дантона и ограничи-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
103
вался ролью агитатора в то время, когда тот выступил уже госу-
дарственным деятелем. Кроме того, ^в общинном совете заседали:
Камилл Демулен, Луве, Тальяи, молодой экзальтированный журналист,
поэт Иосиф Шенье, автор знаменитой „Chant du depart14, Бильо-Варенн,
мрачный, непреклонный и неумолимый профессор из Ла-Рошели,
бывший артист Колло д‘Эрбуа, хотевший отомстить осмеявшей его
публике, и поэт Фабр д‘Эглантин, друг Дантона. На место Дантона
товарищем прокуратора был избран Шометт, бывший литератор и очень
способный человек, ставший впоследствии одним из руководителей
коммуны.
Этот общинный совет пользовался широким влиянием, потому
что население предместий относилось к нему с доверием и потому
что через Дантона он господствовал в кабинете министров. Таким
образом, он оказался самостоятельной властью, во главе которой факти-
чески стоял Дантон.
Марат тоже выступил теперь на сцену. Его свободе уже ничто
не угрожало. Он положил конец своему подвальному существованию
и еще вечером 10-го августа расклеил воззвание с требованием реши-
тельнейших мер. Марат не был в числе членов коммуны, он был только
одним из вождей той партии, которая сплотилась вокруг нее. Влияние
его на коммуну было очень велико, и она предоставила ему оратор-
скую трибуну в зале ее заседаний. Воспоминание о тех преследованиях,
которым подвергался Марат, побудило коммуну уничтожить несколько
типографий, в которых печатались реакционные газеты; остальные
типографии были предоставлены в распоряжение Марата.
Законодательное собрание об‘явило теперь действительными те
свои декреты, против которых Людовик XVI выступил со своим veto:
декреты против эмигрантов, которыми конфисковалось имущество
последних и сами они заочно приговаривались к смерти, декрет про-
тив священников, уклоняющихся от присяги, и декрет о лагере „06‘еди-
ненпыхtt. Затем собрание послало ораторов и комиссаров в армии
и провинции. Последние должны были провозгласить там новый
порядок вещей, привести всех к присяге на верность свободе и равен-
ству и с помощью народа пизложить противодействующих чиновников.
Но эти меры показались коммуне недостаточными. Опа видела,
что сторонники только что низвергнутого двора тем заносчивее поды-
мают головы, чем ближе пруссаки подходят к Парижу. Следовало
опасаться контр-революции и принять соответственные меры.
Марат всегда был сторонником диктатуры, потому что, по его
мнению, революцию можно было провести только при помощи строгой
диктатуры; но он хотел, чтобы над диктатором все-таки тоже был
контроль. По мнению Марата, республика не могла считать себя
упрочившейся до тех пор, пока все враги ее тем или иным путем не
обезврежены. Это мнение теперь оспаривалось многими из тех, которые
впоследствии выступили защитниками его; теперь и Робеспьер был
против этого из опасения, что Бриссо станет диктатором. Дантон же
тем меньше имел оснований бороться против этого мнения, что он
сам в это время действовал, как диктатор. Он вошел в соглашение
с Маратом, и они порешили на том, чтобы передать диктатуру вновь
образованному общинному совету, как представителю парижского насе-
ления; собранию они не доверили бы и не преподнесли бы никогда
этой диктатуры. Дантоп и Марат лично не были близки друг с другом,
но в эти дни они сблизились и даже раз обнялись в ратуше. Приняв
диктатуру из рук Дантона, коммуна фактически оказалась в его руках.
.104
В. Б Л О С
Коммуна прежде всего взяла в свои руки ту полицейскую службу,
которая до сих пор выполнялась мировыми судьями. Депутация
общинного дома принудила законодательное собрание издать закон об
общественной безопасности; по этому закону полицейская служба
переходила к общинам. Всякая община, насчитывающая более 20.000 жи-
телей, могла дополнить этот закон любыми постановлениями. Париж-
ская коммуна немедленно учредила революционную полицию; члены
муниципалитета стали чиновниками общественной безопасности. Затем,
общинный совет избрал наблюдательный комитет (comitd de surveillance),
в' котором господствовал Марат и который мог издавать приказы
об аресте. Этот комитет сразу произвел многочисленные аресты; он
приказал арестовать всех, о ком было известно, что они находились
или находятся в сношениях с двором. Масса реакционеров заполнила
тюрьмы, но среди них были и бывшие демократы Барнав, Дюпор
и Шарль Ламет.
Но этого было мало; надо было еще осудить заключенных, и законо-
дательное собрание должно было с этой целью учредить особый суд.
Сперва оно уклонилось от этого. Тогда от имени общинного совета
явился в законодательное собрание Бильо-Варенн и заявил, что если
в этот же день пе будет принят декрет об учреждении нового суда,
то в полночь зазвучит набат. К таким энергичным действиям общин-
ный совет вынужден был прибегнуть в виду поведения жирондистов;
дело в том, что после того, как Робеспьер безрезультатно требовал от
собрания учреждения революционного суда, это же собрание приняло
предложение Бриссо напомнить парижскому населению, что оно должно
оставаться сторонником фактически низвергнутой уже конституции.
17-го августа было постановлено учредить суд, названный потом
„трибуналом 17-го августа14. Он немедленно же был составлен. Всего
судей было восемь. Робеспьер был избран президентом трибунала,
но он уклонился от этого. Судьи были избраны путем косвенного
голосования, и это очень огорчило Марата; он сильно нападал по этому
поводу на „адвокатские и судейские штуки“ и требовал тогда уже
тех мер, к которым прибегли только в сентябре.
Орудием казни трибунала была гильотина. Эта машина, сыграв-
шая столь ужасную роль во время Французской революции, была
будто бы изобретена врачом Гильотеном, входившим в число членов
первого национального собрания. В действительности же, гильотина
встречается уже в древности у персов, а в средние века в Шотландии,
Голландии, Богемии и Италии. Еще первое национальное собрание
1789 года постановило, что смертная казнь выполняется обезглавлива-
нием; гильотину назвали еще „Луизон“ или „Луизетин*, по имени
д-ра Луи, подавшего особое мнение в пользу этой машины.
Трибунал 17-го августа осудил несколько сторонников двора,
между прочим, журналиста Дюразуара и интенданта цивильного листа
Лапорта. Они были казнены гильотиной.
Возбужденный народ не удовлетворился этими морами. Много-
численные жертвы 10-го августа требовали мести, а приближение
пруссаков имело своим следствием то, что население нс выходило из
состояния лихорадочного возбуждения.
Возник проект вооружить поголовно все население и выслать его
против неприятеля, по это значило лишить Париж и другие города
деятельных сторонников революции. Опасались, что при таком поло-
жении вещей аристократы и роялисты подымут восстание, и рево-
люция окажется между двух огней.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
105
Состоялся совет, в котором приняли участие коммуна, Дантон,
Марат, Камилл Демулен. Им пришла в голову мысль произвести демо-
кратический государственный переворот, так как учрежденный собра-
нием трибунал действовал не так энергично, как они этого ожидали.
Не легко, однако, было придти к соглашению относительно того,
как произвести этот самый переворот. Робеспьер и его друзья были
против таких насильственных мер, которых нельзя было бы оправдать
законом. Что же касается Дантона и Марата, равно как решительных
революционеров общинного совета Бильо-Варенна, Талльяна и членов
наблюдательного комитета, ю революционный насильственный пере-
ворот не вызывал у них никаких сомнений юридического характера.
Свои смелые предложения они Основывали на том, что при таком
чрезвычайном положении, когда Франции угрожают враги внешние
и внутренние, можно спасти страну и ее независимость только чрез-
вычайными же мерами.
Были попытки возложить ответственность перед историей за этот
переворот и пролитую при этом кровь на Марата, Дантона и даже на
Робеспьера. В действительности же, в этом революционном акте отча-
яния приняло участие гораздо больше лиц, чем это кажется. Госу-
дарственный переворот во всех своих подробностях был подготовлен
в министерство юстиции; все министры, за исключением Ролана, знали
о нем и не противились ему, потому что они не знали другого способа
спасти себя. Дантон и Марат были только достаточно смелы и взялй
на себя выполнение этого дела. В общем же, демократический госу-
дарственный переворот был только вулканическим взрывом гнева и
отчаяния парижского населения. Республиканцы инстинктивно наброси-
лись на внутренних врагов своих, чтобы обезопасить себе тыл в борьбе
с наступающими чужеземными союзниками заключенного короля. Пра-
вительство ДантоНа только поддержало этот взрыв народного возму-
щения. Часто обвиняют Дантона и Марата в жестокости и кровожадности.
Это несправедливо.'Сердечная доброта Дантона стоит вне всякого сомне-
ния; это видно хотя бы из того, что в эти дни, когда он должен был
заковать себя в железо непреклонности, он не мог забыть о своей
прежней дружбе с Барнавом, Шарлем Ламетом, Дюпором, дал им воз-
можность бежать из тюрьмы и тем спас их от смерти. Марат был
более суров, но тоже не отличался личной жестокостью. Ему были
близко знакомы страдания нищеты; свое сердце и перо он посвятил
народу. Его возмущал гнет, давивший неимущие массы, его возму-
щало высокомерие богачей. Любовь его к народу выступала часто
в диких проявлениях, но самая любовь его, равно как его философские
идеи, свидетельствуют о его высоком идеализме.
24-го августа пруссаки взяли крепость Лопгви и двинулись на
Верден. Падение Вердела открыло бы им беспрепятственный путь
в Париж. Известие об этом вызвало страшное брожение в Париже. Клич
„долой роялистов!“ пронесся ио улицам. Народные массы ждали от
коммуны и Дантона государственного переворота, и он таки про-
изошел.
С неутомимой энергией Париж приступил к снаряжению добро-
вольцев, которых в количестве 40.000 человек предполагалось послать
на подкрепление отряда Дюмурье. Дантон очень энергично работал
в этом направлении, коммуна же тем временем приняла меры против
роялистов. 26-го августа собрание об1явило действительным свой декрет
против священников, уклоняющихся от присяги; последовали много-
численные аресты таких священников. Наблюдательный комитет поместил *
106
В. Б Л О С
несколько сот таких священников в тюрьмах абцдтства, кармелитской
и С.-Фирмеп. За время с 29-го до 31-го августа наблюдательный комитет
произвел многочисленные обыски во всем Париже, и в результате все
тюрьмы оказались переполненными роялистами. Кроме упомянутых
тюрем, пришлось воспользоваться еще следующими зданиями: Ла-Форс,
Шателэ, Консьержери, Бисетр, Сальпетриср и Бернардинским мона-
стырем.
Перепуганное собрание хотело восстать против мер коммуны, по
последняя послала для того, чтобы защитить свой образ действий,
депутации, в которых принимал участйе и Петион; первого сентября
всемогущий министр юстиции Дантон сказал своим громовым голосом
по этому поводу в собрании следующее: „Среди всех предложенных
мер нет ни одной решительной. Вы стоите под перекрестным огнем
внешних врагов спереди и врагов внутренних, роялистов, сзади.
И те и другие поддерживают друг с другом связи; роялистская дирек-
тория в Париже находится в переписке с прусской армией, и для
того, чтобы расстроить все эти планы, существует одно только средство:
нагнать страх на роялистов*.
Было ясно. Но опасность была достаточно велика: во многих
местах сельское население, подстрекаемое священниками, не прини-
мавшими присяги, совершало уже кровавые насилия над республи-
канцами. В Вандее обнаружились первые признаки восстания против
революции.
Первого сентября пришло ложпое известие, что Верден пал и
что пруссаки идут на Париж. Народ толпами двигался но улицам;
добровольцы потребовали, чтобы их повели на врага, и повсюду громко
раздавалось требование отомстить заговорщикам, вступившим в союз
с чужеземцами. В собрании снова раздался могучий голос Дантона:
„Набат, который зазвучит, не будет сигналом тревоги, он будет сигна-
лом для нападения на врагов отечества. Для победы над ними, господа,
нужна смелость, смелость и смелость, и тогда мы спасем Францию14.
В два часа пополудни загремели набат и барабаны, и народный
суд начал свою работу в тюрьмах. Комиссары секций тщательно допро-
сили всех заключенных и всех, кто не возбуждал подозрений, отпу-
стили на свободу; наблюдательный комитет сделал еще одну проверку,
чтобы отпустить еще некоторых.
21 священника, из числа уклонявшихся от присяги и особенно
ненавистных народу, должны были быть отправлены из ратуши
в аббатство. По дороге па них напала вооруженная толпа, и все они до
одного были перебиты пиками, саблями и штыками. Та же самая толпа
напала в кармелитской церкви на ст© восемьдесят священников и
перебила всех, кроме четырех, спасшихся через забор. В тюрьмах
дикий суд народа носил более правильный характер. Прежде всего
суд образовался в аббатстве. В качество народного судьи вйступил
Мальяр, известный еще по взятию Бастилии и как предводитель
женщин во время похода на Версаль. Он уже в течение нескольких
дней готовился к этой роли; он так был предан революции, что
решился взять на себя ответственную роль руководства народным
судом. Мальяр восседал с обнаженной шпагой, имея перед собой
просмотренный министром юстиции список заключенных. Народ пред-
ставлял собою нечто вроде присяжных. Заключенных выводили пооди-
ночке и допрашивали. Если обвиняемого признавали невиновным,
народный судья подымал конец шпаги вверх, и заключенного сейчас
же отпускали. Если же обвиняемый признавался виновным, то судья
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
107
опускал острие шпаги вниз и говорил: ^Отправить этого господина
в Форс" или: „в Коблецц!44 Мальяр так устроил для того, чтобы изба-
вить себя и заключенных от тяжелых и мучительных сцен. У дверей
приговоренных встречали пики и сабли поставленных там палачей,
которые занимались этим делом из-за заработка и получали за это
высокую поденную плату от коммуны. В других тюрьмах дело проис-
ходило в таком же порядке. Бойня продолжалась несколько дней и
закончилась 6 сентября; легко понять, что такой ужасный народный
суд проявил много жестокости и грубости. В Бисетре, наир., в толпу
заключенных стреляли картечью. Когда же один сказал, что следовало
бы тщательнее отделять виновных от невинных, то получил в ответ:
„А когда пруссаки вступят в Париж и согласно своему манифесту
будут уничтожать город, то они тоже будут разбирать, где виновные
и невинные?44 Но и в этой кровавой драме выступили и великодушные,
и кроткие черты народного характера. Марат в своей газете расска-
зывает, что когда он в наблюдательном комитете узнал о бойне
в аббатстве, то они вместе с Пани „как бы по внушению44 воскликнули:
„Давайте спасем мелких преступников, бедных должников, заклю-
ченных за драку!u Но его предосторожность оказалась излишней,
потому что списки, имевшиеся в руках народных судей, были тща-
тельно просмотрены и исключали возможность ошибок. „Если бы,
говорит Марат, двор победил 10-го августа, он не был бы так преду-
смотрителен" .
Здание, в котором содержалась королевская семья, находилось
под охраной муниципальных служащих, и на него даже не было про-
изведено нападения.
Полагают, что число роялистов, погибших во время этого дикого
народного суда, дошло до двух тысяч, но точно число их установить
невозможно. Роялисты говорили, что было казнено несколько тысяч,
но это, очевидно, преувеличено. Среди убитых была и княжна де-Лам-
баль, которую народ ненавидел, как интимную подругу королевы. Ес
хотели спасти под тем условием, чтобы она клятвенно отреклась от
своей привязанности к королю и королеве. Она была настолько глупа,
что уклонилась от этого и пала под пиками и саблями разгневанного
народа. Голову ее воткнули на пику и пронесли мимо Temple, где находи-
лись король и королева. Варвары, всюду и всегда всплывающие во время
катастроф, учинили над ее головой самые грубые, отвратительные
вещи. Бывший министр Монморен тоже был убит. В Версали было
убито большое число заключенных, которые должны были быть отпра-
влены в Сомюрский суд; сопровождавшая их национальная гвардия
не помешала этому, и средн них были убиты бывший министр Делессар
и герцог де-Бриссак. Такие расправы произошли еще в нескольких
местах.
Как только в тюрьмах начался народный суд, Ребеспьер вместе
с Петионом и Варрером отправились опечаленные к Дантону. Робеспьер
требовал, чтобы Дантон вмешался. Но последний холодно ответил:
„Пусть гибнет моя репутация, лишь бы Франция была спасена44.
Третьего сентября у Дантона собрались все министры, за исключе-
нием Ролана, секретари собрания: Петион, Робеспьер, Демулен,
Фабр д‘Эглантин, Манюэль и много комиссаров секций. Совещание
было посвящено тому, как прогнать пруссаков и спасти Париж. Тогда
жирондисты еще сочувствовали государственному перевороту и народ-
ному суду; Луве в своей газете „La Sentinel 1е“ решительно одобрял
генеральный совет коммуны, спасший отечество. Только впоследствии
,108
В. Б Л О С
жирондисты воспользовались этим государственным переворотом для
того, чтобы напасть па Марата, Робеспьера и Дантона, обострив тем
до краййости взаимное озлобление партий.
Наблюдательный комитет обратился к коммунам департаментов
с циркуляром такого содержания: „Коммуна Парижа уведомляет, что
пруссаки наступают на Париж; поскорее известите ваших братьев
во всех департаментах, что часть заключенных в тюрьмах заговорщиков
умерщвлена народом, Этот акт справедливости оказался неизбежным
и необходимым, чтобы страхом обуздать тот легион изменников,
которые останутся в Париже в то время, когда народ будет сражаться
с неприятелем. Не подлежит сомнению, что после того, как целый ряд
предательств привел страну на край бездны, народ поспешит с при-
менением этой необходимой для общественного благосостояния меры;
не подлежит сомнению, что вместе с парижанами все французы скажут:
„Мы выступаем против врага и не желаем оставить в тылу у себя
разбойников, которые погубят наших жен и детей“.
Таков был демократический государственный переворот 1792 года,
давший историкам так много поводов для нападок. Никого не может
радовать пролитая кровь; но если правильно оценить обстоятельства,
то легко будет понять, что Дантон вынужден был прибегнуть к таким
диким мерам. Помня угрозы брауншвейгского манифеста, люди стали
убивать для того, чтоб самим не подвергнуться той же участи.
Но было бы крайней ограниченностью не видеть возвышенных сторон
в политике Дантона и Марата и утверждать, что это была только
политика кровожадности. Еслп сравнить жертвы сентябрьских дней
с великими кровавыми историческими оргиями, с массовыми казнями
эпохи реформации, с Варфоломеевской ночью и драгонадами, то количе-
ство пролитой во время сентябрьских дней 1792-го года крови
покажется незначительным перед теми потоками крови, которые при-
шлось пролить религиозной и политической демократии во время
упомянутых катастроф.
Действие демократического государственного, переворота было
необычайно велико. Он вызвал перемену во всем. Широкая и глубокая
бездна раскрылась и навсегда отделила новую Францию от всего того,
что еще осталось от старой. В лице парижской коммуны революционная
демократия овладела Францией, навела страх и ужас па врагов свободы.
С сочившимися кровью ранами Франция вступила в бой с Европой,
и тот самый народ, который сейчас только в дико вспыхнувшем гцеве
убивал роялистов и друзей низвергнутого двора, теперь сам массами
умирал на границах Франции, отстаивая независимость своей родины.
Канонада при Вальда и.
Между том, герцог Брауншвегпский подвигался все дальше и дальше.
Возле Люксембурга он соединился с австрийцами, находившимися
под начальством Клерфэ, и теперь направился на юго-запад. Француз-
ские отряды всюду отступали, Тионвиль и Ландау были окружены;
22 августа взят Лонгвп. 1 сентября Клерфэ отбросил французов, стоявших
у Стенэ, а 2-го сентября сдался Верден, при чем комендант этой
крепости Боренер застрелился, чтобы избегнуть позора капитуляции.
Путь в Париж был открыт, и опасность для этого центра революции
возросла до крайности. Но, подобно тому, как в сентябрьские дни
столица нанесла решительный удар внутренним врагам, так и теперь
нашла она средства для отражения неприятельского вторжения извне.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
109
Дюмурье, принявший командование войсками Лафайета после отпадения
последнего, стоял далеко на севере; все боялись, что герцогу Браун-
швейгскому удастся перейти Аргонны прежде, чем Дюмурье успеет
стать между Парижем и пруссаками. Но Карл-Вильгельм-Фсрдинанд
Брауншвейгский был методический и медлительный стратег старой
школы: он подвигался вперед столь медленно, что Дюмурье форсирован-
ными маршами удалось предупредить его, смелым маневром достигнуть
Аргонн и занять переходы через них. Французский генерал считал
уже дело выигранным и писал военному министру Серванну: „Верден
взят, но я выжидаю пруссаков. Переход через Аргонны—это с/эраниуз-
ские Фермопилы, но я буду счастливее Леонида".
Однако, достигнутые, таким образом, выгодные позиции отчасти
были снова потеряны, так как решительный Клерфэ со своими австрий-
цами и ч эмигрантами взял один из проходов через Аргонны. Тем
не менее, путь на Париж оставался занятым Дюмурье, и без битвы
пруссаки не могли дойти до Парижа. Дюмурье в полной боевой готов-
ности стал у Сен-Менеула. Теперь он был бы вынужден принять бой.
Но герцог Брауншвейгский уклонялся от боя, и это было очень
приятно Дюмурье, которому исход битвы представлялся столь же
сомнительным, как и герцогу. Дюмурье хотел только остановить
наступление пруссаков и задержать их до зимы в Шампани. От непре-
рывных дождей эта страна зимой превращается в болото; илистая
меловая почва и глубокая грязь приносят болезнь людям, не привык-
шим к этому климату. В то же время он начал переговоры, обманывая
пруссаков обещанием помочь им в восстановлении королевской власти.
Может быть, он это и серьезно думал, но пока что ему важно было
выиграть время.
Пруссаки, чтоб не терять напрасно времени, напали, между тем,
на один из корпусов Дюмурье, стоявший при Вальми под начальством
генерала Келлермана. Келлерман занял высоты Вальми, и пруссаки
направили на эту позицию сильный орудийный огонь. Французская
артиллерия отвечала с такой же силой, и герцог Брауншвейгский
по настоянию находившегося при армии прусского короля решил
взять штурмом высоты Вальми. Келлерман, убедившись, что пруссаки
наступают, построил свою пехоту плотными колоннами и отдал при-
казание остановить огонь, подпустить врага и ударить потом в штыки.
Надев свою шляпу на шпагу, он закричал громким голосом: „Да здрав-
ствует народ!u Это слово пришлось кстати; оно было подхвачено
воодушевленными защитниками республики и шумно прокатилось
по рядам французской армии.
Пруссаки дрогнули; французы же бросились в штыки и энергично
отбросили наступавшего противника. Затем канонада началась с еще
большей силой. „Из пушек стреляли так, как будто это была стрельба
взводами*,—говорил находившийся при прусской армии Гёте. Под при-
крытием своей артиллерии пруссаки отступили. Прусская граната
ударила в это время во французский пороховой ящик и взорвала его
на воздух; это нарушило немного боевой порядок французских рядов
как раз в тот момент, когда Клерфэ со своими австрийцами начинал
атаку. Но привыкшие уже к огню французы быстро оправились
и выдержали натиск. Канонада продолжалась еще до вечера. И с той
и с другой стороны было выпущено до 1.000 зарядов. Французы поте-
ряли около 700 человек, пруссаки и австрийцы—несколькими сотнями
больше.
110
В. Б Л О С
Сама по себе канонада при Вальми 'не имела значения, но послед-
ствия ее были неисчислимы. Здесь под огнем неприятельских орудий
республика получила боевое крещение. Молодые солдаты республикан-
ской Франции оказали неприятелю сопротивление, достойное привыкших
к войне ветеранов. Могучий клик—„Да здравствует народ! “—был
выражением их воодушевления и презрения к смерти. Канонада при
Вальми имела для Франции такое же значение, как победоносная битва.
Войска остались на тех же позициях; Дюмурье продолжал свои
переговоры, и, наконец, пруссаки подверглись всем невзгодам зимы
в негостеприимной Шампани. Заразные болезни стали косить прус-
ские полки, и через 10 дней после стычки при Вальми герцог Браун-
швейгский начал отступление к Рейну, а Клерфэ направился на север.
Лонгви и Верден снова перешли к французам.
Келлерман, немец из Франконии, получивший впоследствии
от Наполеона титул герцога Вальмийского, гордился этой канонадой
больше, чем всеми другими своими военными подвигами.
Париж был спасен от вторжения союзников. Прусские и австрий-
ские юнкера, готовившиеся 20 сентября, как выражается Гёте, „под-
жарить и с‘есть всех французов", были ошеломлены: „дело осталось
так, как будто ничего и не было". Они не могли понять такого исхода
и в вечер после стычки молча сидели у сторожевого огня. Только
один человек среди них понйл всемирно-историческое значение этого
момента. Когда Гёте спросили, что он думает по поводу этих событий,
он сказал: „Здесь сегодня началась новая эпоха всемирной истории, ивы
можете сказать, что вы были при этом*.
Веймарский философ понял, о чем говорили пушки при Вальми.
НАЦИОНАЛЬНЫМ КОНВЕНТ.
(Первый период).
После сентябрьских дней значение законодательного собрания
свелось к нулю. Вплоть до того дня, когда оно уступило место наци-
онатьному конвенту, оно влачило вполне призрачное существование.
10-го августа законодательное собрание решило созвать конвент, кото-
рый должен был осуществить суверенитет народа и преобразовать
в демократическом духе созданное недавно положение вещей. Прежде
всего собрание решило для выборов в этот конвент установить всеоб-
щее избирательное право. До того времени существовал ценз: правом
голоса пользовались только французы, которые уплачивали прямой
налог в размере ценности трех рабочих дней. Средняя поденная зара-
ботная плата равнялась в то время 50 сантимам (составляющим при-
близительно 19 копеек). Таким образом, избирателем мог являться
только тот француз, который платил, по меньшей мере, 150 сантимов
налога. Это постановление, лишавшее большую часть рабочих изби-
рательного права, было отменено законодательным собранием. Оно
постановило, что каждый француз, достигший двадцатипятилетного
возраста и живущий своим трудом, может пользоваться избиратель-
ным правом. Но дать рабочим прямое избирательное право жирон-
дисты, составлявшие большинство законодательного собрания, не
решались. Выборы должны были оставаться и впредь косвенными.
Марат, всегда выступавший в своей газете в защиту рабочих, вел оже-
сточенную борьбу против этого антидемократического ограничения
избирательного права. Он обращался к секциям с призывом, чтобы
они заставили собрание дать народу всеобщее и прямое избирательное
право. „Вашему просвещенному и смелому правовому чувству—-так
взывал Марат в своей газете к секциям—столица отчасти обязана
своим успехом; ему же будет обязано все отечество своим торжеством.
Оставайтесь на своем посту для нашего спокойствия, для нашей славы,
для блага государства! Не выпускайте из своих рук переданного вам
кормила общественной власти, пока конвент не освободит вас от деспота
и его клики, пока он не исправит ужасных ошибок конституции,
являющихся неистощимым источником анархии и неурядицы, пока
конвент не воздвигнет на незыблемых основах здание общественной
свободы. Но для этого добейтесь отмены гибельного декрета о выборах
депутатов в конвент. Просветите народ и созовите секции!w
Но это воззвание не произвело желательного действия; постано-
вление о том, чтобы выборы были косвенными, осталось в силе.
Париж все еще находился в состоянии брожения; в провинции
дела обстояли так же. На границе положение было критическое; неиз-
вестно было, удастся ли отразить нападение соединившихся пруссаков
и австрийцев. В Париже народные массы страдали от недостатка
с’естных припасов, и парижская коммуна должна была так или иначе
разрешить трудную задачу снабжения столицы Местными припасами.
112
В. Б Л О С
Стал ощущаться недостаток в хлебе, муке, мясе и многих предметах
первой небходимости. Но рабочие были до того преданы делу преоб-
разования Франции, что отодвигали вопрос о своей нужде на задний
план, хотя жены их до поздней ночи стояли перед хлебопекарнями
и мясными лавками, ожидая очереди, чтобы получить кусок мяса или
хлеба. Всему этому должен был помочь конвент; от него ждали, что
он уничтожит нужду в столице, успокоит деревню и освободит парод
от притеснений со стороны богатых собственников; от него ждали, что
он упрочит республику и победит внешних врагов. Вот при каких
обстоятельствах происходили выборы в конвент.
Париж искал своих представителей почти исключительно в рядах
крайней демократии и выбрал в конвент тех людей, на которых
с большим или меныпим основанием возлагалась ответственность за.
государственный переворот 2-го сентября. Таким образом, Париж еще
раз одобрил своими выборами энергичные меры, которые были при-
няты против реакции.
Больше всего голосов в Париже получил Робеспьер, и с этого
момента он стал играть крупную роль, как государственный деятель.
За ним следовал Дантон, сложивший с себя звание министра, чтобы
попасть в конвент. Он понимал, что будущее правительство будет
иметь своим центром конвент. Парижское население выбрало и Марата.
Таким образом, эти три главаря демократии заседали в конвенте
в качестве представителей столицы. Кроме них, в Париже были вы-
браны: жирондист Дюссо, которого Марат называл „безвредным старым
болтуноми, затем Фабр д‘Эглантин, друг Дантона, Бильо-Варенн,
ставший вскоре, благодаря своим способностям и энергии, членом
правительства, Колло д‘Эрбуа, которого ждала судьба Бильо, Камилл
Демулен, Осселен; кроме того, были выбраны Сержан и Пани, члены
наблюдательного комитета коммуны, Буше и знаменитый. живописец
Давид, бывший в то время ярым якобинцем. Меньше всего голосов
из всех парижских депутатов • получил герцог Орлеанский. Этот удиви-
тельный принц старался рассеять недоверие народа к нему своим
экзальтированным поведением и дал себе поэтому имя „Эгалитэи
(„Равенство"). Каковы были его истинные намерения, неизвестно.
Друзья его смотрели на него, как на искреннего республиканца, враги же
его утверждали, что он играет комедию и ждет только благоприят-
ного момента, чтобы занять престол. Вполне возможно, что последние
не ошиблись в своих догадках. „Эгалитэ*, казалось, старался опьянять
себя крайностями, чтобы перенести бурю революции. Он всегда ста-
рался льстить самым грубым образом народу. Революция поглотила
его, а спустя тридцать семь лет сын его, находившийся теперь в штабе
генерала Дюмурье, занял престол Франции с тем, чтобы потом быть
снова свергнутым революцией.
• Партии.
Распределение партий в конвенте вполне соответствовало моменту,,
который Франция тогда переживала. Конвент состоял из одних только
ярых республиканцев, потому что и те депутаты, которые в душе
относились к республике отрицательно, в эту эпоху революции выска-
зывались за республику.
Правую в этом знаменитом, самом интересном и величественном
из всех когда-либо существовавших парламентов составляли жирон-
дисты. В конвенте были собраны все выдающиеся вожди этой партии.
. ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
Т13
Тут можно было видеть лидера партии Бриссо и знаменитого оратора
Верньо, Гадэ и Жансонне, отличавшихся своим едким красноречием,
сильного и энергичного Бюзо, относительно которого известно, что он
любил госпожу Ролан и что любовь его была так же чиста, как
и несчастна; к ним же принадлежали: глубокий мыслитель Кондорсэ,
необузданный Иснар и насмешливый Луве, Петион, сложивший с себя
звание мэра, чтобы попасть в конвент, Манюэль, Гранжене и Барбару.
Многие из этих выдающихся людей были республиканцами еще
до 10-го августа; остальные перешли в лагерь республиканцев под
напором последних событий. У всех сложилось идеальное представле-
ние о народе, и они обыкновенно услащали свои речи тирадами,
восхвалявшими его добродетели. Но когда им пришлось познакомиться
с народом поближе, когда они увидали его нищету, его ярость, в их
груди опять проснулось буржуазное высокомерие. Они хотели любить
народ, но издали, на известной дистанции. Равенство было для них
лишь пустой фразой. Они хотели устроить республику на свой бур-
жуазно-аристократический вкус и подчинить ее господству умственной
и имущественной аристократии. Им казалось, что конституция 1791 г.
могла вполне удовлетворять всем потребностям времени, если из нее
устранить королевскую власть. В Париже они насчитывали привер-
женцев только среди почтенных мещан города, но в западной и южной
Франции у них имелось очень много сторонников. 10-го августа они
мирились с народом, как с борющейся и берущей штурмом твердыни
абсолютизма массой, они мирились с народом, поскольку он являлся
пушечным мясом для батарей монархии. Они забыли, что возбужден-
ный народ, раз приведенный в сильное движение, не может по при-
казанию свыше сразу успокоиться. Они сделали бессмысленную попытку
совершить невозможное и думали, что, завоевав свободу для всех,
народ удовольствуется той долей суверенитета, которую они ему
предоставят. Этим они раз‘единили Францию и значительно ослабили
ее силу сопротивления внешнему врагу' Они, действительно, как резко
и образно выразился Дантон, растерзали грудь нации. Их низверже-
ние стало делом первой необходимости, и оно было совершено тем
самым парижским народом, который вместе с ними низвергнул само-
державный престол.
Левую партию конвента составляли якобинцы; она называлась
также Горою (montagne) или партиею Горы, потому что члены ее сидели
на возвышенных местах; под этим именем эта знаменитая партия
и известна во всемирной истории. Эта партия хотела устройства демо-
кратической республики, в которой царили бы свобода и равенство
для всего народа. Она никогда не была разборчивой в средствах, что
и неудивительно при положении Франции в тот момент. Она обладала
той способностью воодушевляться, той способностью отдаваться цели-
ком делу и далее пожертвовать собой, если это нужно, которая требо-
валась для того, чтоб вывести Францию из ее критического положения
и защитить все то, что было завоевано революцией. Эта демократия,
наводившая в свое время ужас на королей, прокладывала себе путь
к свободе мечом, так как „враги ее тоже угрожали ей со всех сторон
мечом*. В той ужаспой борьбе, которую ей пришлось вести, она пора-
жала мечом все, преграждавшее доступ к свободе и равенству. Она
уничтожила реакционные партии, подвергла смертной казни трус-
ливых генералов и генералов-изменников и призвала французский
народ на борьбу с об‘единившимися внешними врагами. Своими тру-
дами эта партия заняла чуть ли не самое выдающееся место во все-
История Французской революции. 8
114
В. Б Л О С
мирной истории. В самом деле, несмотря на массу работы, лежавшей
на ней, она находила еще время заниматься исследованием социально-
экономического положения Франции, она сумела дать стране демокра-
тическую конституцию и целый ряд таких учреждений, на основании
которых народ мог себе составить представление о преимуществах
демократического строя. В достижимой дали она показала народу
новые общественные формы, к достижению которых надо было напра-
вить свои стремления среди бурных восстаний и жестоких битв. Она
пожертвовала собой для дела революции, которая в концс-концов
поглотила ее. Но то, что она создала, оставило неизгладимый след
в истории.
В первый период деятельности конвента, когда жирондисты
имели в нем перевес, партия Горы действовала вполне сплоченно,
и ее три вожака, Дантон, Марат и Робеспьер, повели сообща и еди-
нодушно борьбу против жирондистов. Партия Горы насчитывала
в своих рядах очень многих способных, сильных и энергичных людей.
Членами ее были, между прочим, Камилл Демулен, Шабо, Колло д‘Эрбуа,
Вильо-Варенн, Кутой — человек разбитый физически, но сильный
духом, экзальтированный Талльян, стоик-республиканец, епископ
Грегуар, Карно, обладавший выдающимися способностями в военном
деле и оказавшийся теперь в состоянии их применить, блестящий,
красивый и талантливый Геро де-Сешель, экспансивный мясник Ле-
жандр, автор республиканского календаря Фабр д‘Эглантин, молодой
фанатик Сен-Жюст, нередко вдохновлявший Робеспьера, „личный враг
Богаи Анахарсис Клоотц, мечтавший о всемирной республике, и гер-
цог Орлеанский, известный, как мы уже говорили выше, под именем
Эгалитэ. Сторонниками партии Горы были жители центральных, север-
ных и северо-западных департаментов, а особенно население Парижа.
Вне стен конвента ее поддерживал общинный совет, клуб якобинцев
и клуб кордельеров; национальная гвардия, находившаяся теперь под
начальством Санторра, была почти целиком предана ей, а рабочие
парижских предместий были готовы подняться по первому ее призыву.
Центр конвента составляли нерешительные элементы, поддержи-
вавшие, в зависимости от тех или иных условий, то левую, то правую
партию и давшие перевес то первой, то второй. В центре сидели по
большей части боязливые и осторожные депутаты, но там можно было
видеть также людей с сильными характерами. Центр называли насмеш-
ливо долиной или болотом, а также чревом конвента. Представителем
его был ловкий адвокат из Пиринеев Баррер, про которото говорили,
что у него всегда имеются наготове две речи, одна —за данное предло-
жение, а другая—против него. В центре сидел, между прочим, Сийес,
не проронивший ни одного слова в течение двух лет, там же при-
ютился Барра, ждавщий случая, чтобы забрать власть в свои руки;
сидели там также Камбассерес и Томас Пэн. Пэн прославился во время
восстания Северной Америки, и в вознаграждение за его услугу делу
североамериканской свободы французы дали ому право гражданства.
Депутаты центра, которых насмешливо называли „жабами из болота*,
трусливо пряталась в бурные периоды заседаний конвента и старались
жить в мире как с левой, так и с правой партией. Вихрь терроризма
пронесся над их головами. После падения системы террора они стали
выразителями и приспешниками реакции.
х Таков был состав конвента, когда он 20-го сентября 1792 года,
в день боя при Вальми, собрался в Тюльери, чтобы взять в свои руки
бразды правления республикой.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
115
Борьба Горы с Жирондой.
Жиронда господствовала в конвенте, так как его первый пред-
седатель Петион и все секретари были жирондистами. Прежде всего
решено было дать стране конституцию, которую народ должен был
утвердить в его первичных собраниях. Все старые органические законы
должны были оставаться в силе впредь до их отмены, подати тоже
должны были взиматься впредь до их уничтожения. Все эти решения
вполне соответствовали духу и стремлениям жирондистов. Но вот
поднялся Колло д‘Эрбуа и внес, предложение об уничтожении коро-
левской власти, и после того, как епископ Грегуар положил конец
всем прениям своей знаменитой фразой: „История королей предста-
вляет из себя книгу страданий народови, это предложение было еди-
ногласно принято конвентом. Это решение ознаменовало собою насту-
пление новой эры во Франции, хотя оно только подтверждало факт,
в действительности совершившийся уж 10-го августа.
На следующий день, по предложению Вильо-Варенна, было вве-
дено новое летосчисление. По этому летосчислению 22-е сентября
1792 года считалось первым днем первого года республики. Кроме
того, вместо 14-го июля национальным праздником об‘явлено было
10-е августа. Далее, решено было, что пи один член конвента
не может занимать общественной должности, и поэтому Дантон отка-
зался от поста министра юстиции. На его место в исполнительный
совет попал слабохарактерный Гара, старавшийся угодить всякому
человеку, в руках которого была власть. Вскоре подал в отставку
также военный министр Сер ван, место которого занял решительный
революционер Паш, служивший прежде в морском, ведомстве. Ролан,
Клавьер, Лебрэн и Монж остались в исполнительном совете, власть
которого, впрочем, была настолько ограничена деятельностью комите-
тов, что он оказался вполне излишним; поэтому впоследствии это
учреждение было совершенно отменено, и вся правительственная
власть перешла в руки комитетов. Петион также сложил с себя звание
мэра; он был затем вновь избран на эту должность, но опять отка-
зался от нее, чтобы остаться членом конвента. Лишь с трудом можно
было отыскать кандидата на пост мэра, и в конце концов был избран
врач Шамбон, примыкавший к партии якобинцев, но представлявший
из себя полнейшее ничтожество.
. До сих пор конвент принимал свои решения единогласно. Еще
23-го сентября, когда решено было произвести новый выпуск ассигна-
тов, не было заметно никакого разногласия. Но 24-го сентября разы-
гралась буря. Начало положил Ролан. Он не мог забыть того факта,
что наблюдательный комитет коммуны издал в сентябрьские дни
приказ об его аресте—приказ, который, впрочем, не был приведен
в исполнение. Раздражительного старика, являвшегося во многих
отношениях чистым филистером, вероятно, злили также насмешки,
которые раздавались на его счет из-за его жены, значительно пре-
восходившей его в умственном отношении. Марат назвал его недавно
в своей газете „кухонным драгуном4, которого жена ведет на помочах.
И вот, в письме к конвенту Ролан жаловался, что ему во всем мешают,
что имели место новые убийства на подобие сентябрьских, и т. п.
Поднялся жирондист Керсен и заявил, что надо построить эшафоты
для убийц, а также и для тех лиц, которые подстрекают других
к убийствам. Было ясно, что тут намекают на левую конвента, и с этого
момента началась борьба, поведшая к падению жирондистов. Гора
116
В. Б Л О С
восстала против предложения Керсена, но его защищал Верньо, и оно-
было принято. Поднялся страшный шум и переполох, во время которого
конвент разошелся.
Жирондисты стали держать себя все более и более вызывающе.
На следующий день жирондист Лассурс^ напал уже совершенно
открыто на Гору; его намеки имели прямое отношение к Марату и
Робеспьеру. К этим обоим жирондисты чувствовали особенно сильную
ненависть. Лассурс говорил о честолюбивых людях, льстящих народу,
клевещущих на лучших патриотов, оттачивающих кинжалы для убий-
ства депутатов и мечтающих о тирании и диктатуре.
Жирондисты аплодировали этой речи, а Гора была страшна
возмущена ею. \
„Кто из граждан,— воскликнул Осселен,—избранных в конвент
народным голосованием, настолько дерзок, чтобы осмелиться попирать
ногами права народа, стремясь забрать в свои руки диктатуру?14
„Это—Робеспьера—воскликнул жирондист Ребеки.
Робеспьер молчал еще, но тут потребовал слова Дантон и заявил,
что теперь надо узнать всю правду. Он потребовал, чтобы были пред‘-
явлены доказательства, подтверждающие поднятое обвинение. Тогда
выступил Робеспьер и стал опровергать утверждение Ребеки, но так
как его речь была слишком длинна, то жирондисты прервали его.
Барбару заявил, что перед 10-ым августа он зашел раз к Пани, и там
ему расхваливали добродетели Робеспьера, говоря что Франция ну-
ждается в нем, как в диктаторе. Пани оспаривал заявление Барбару,
а Ребеки подтверждал его.
Тогда на трибуну, предназначенную для ораторов, взошел Марат»
которого жирондисты и „жабы из болота® встретили ужасным шумом.
Но он хладнокровно и с гордо поднятым челом выдержал эту бурю.
„Как кажется, у меня тут имеется много личных врагов“,—заявил он
холодно.—„Все—ваши личные враги, все!“—закричали ему в ответ
жирондисты.—„Если так, то да будет вам стыдно,—сказал Марат,—
почему вы оскорбляете человека, оказавшего так много услуг делу
свободы?u Он говорил дальше о преследованиях, которым он подвер
гался, и заявил совершенно открыто, что мысль о диктаторе пришла,
ему одному в голову. Он сказал, что хотел бы избрать диктатора, ко-
торый стер бы с лица земли всех врагов свободы, но у которого
к ноге было бы приковано ядро. Если кто-нибудь не в состоянии под-
няться до его воззрений, то в этом не он виноват.
После Марата заговорил Верньо, речь которого пестрела бессо-
держательными фразами; он прочел циркуляр наблюдательного коми-
тета; Марата он осыпал руганью. Жирондист Буало прочитал статью
из газеты Марата и потребовал, чтобы Марат был обвинен конвентом.
Марат защищался против возведенных на него обвинений, и конвент
отклонил предложение Буало. Тогда Марат вынул из кармана писто-
лет и заявил, что если бы прошел декрет об его обвинении, он размоз-
жил бы себе голову.
Жирондисты, толкавшие Марата во время его речи и кричавшие:
„В аббатство!® „На гильотину!®, потеряли очень много в глазах пари-
жан, между тем как Марат приобрел себе еще большие симпатии, .
чем до тех пор. Он обнаружил мужество и хладнокровие, а эти оба
качества всегда нравятся людям.
У Марата было не много друзей, Робеспьер говорил про него,
что оп, по его мнению, не обладает умом и смелостью государственного
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 117
деятеля. Правду сказать, он пе был особенно уживчивым человеком,
и к тому же внешность у нёго была не элегантная и не привлекательная.
Но популярность его обменяется тем, что он был смелым защитником
прав бедноты, за что, конечно, почтенная, богатая буржуазия его
особенно ненавидела.
С этого дня борьба партий в конвенте шла без перерыва. Она
вышла также й на улицу. Отношения между „об‘единенными“ и рабо-
чими из предместий, которые 10-го августа вместе взяли штурмом
Тюльери, приняли враждебный характер. „Об‘единенные“, пришедшие
с юга и принадлежавшие к сторонникам жирондистов, требовали головы
Робеспьера, а рабочие в ответ на это угрожали восстанием. Жирон-
дисты нападали также на парижскую коммуну, которую они считали
виновной в сентябрьских убийствах и всевозможных грабежах. А гос-
пожа Ролан разжигала борьбу. В докладе, составленном ею, но предста-
вленном ее мужем конвенту от своего имени, снова повторяются нападки
на партию Горы и на парижскую коммуну за сентябрьские убийства.
Робеспьер был снова обвинен в стремлении к диктатуре. Он воскликнул:
„Кто осмелится открыто обвинить моня?и Тогда поднялся жирондист
Луве и произнес, длинную, полную ругани речь, направленную против
Горы и особенно против Робеспьера; в этой своей речи он собрал все
возводившиеся на Гору обвинения и заявил, что сентябрьские
убийства не представляли из себя народного суда, а были совершены
небольшой кучкой наемных убийц. Шабо возразил на это, что для
того, чтобы пробраться в аббатство, ему пришлось пройти под стальным
сводом, составленным из десятка тысяч скрещенных сабель. Робеспьер
потребовал, чтобы ему дали восьмидневный срок, в течение которого
он мог бы собрать материал для своего оправдания. Он оправдывал
себя очень искусно, и обвинение Луве, которое в отношении фактов
было очень слабо, должно было совершенно пасть.
Таким образом, обе эти партии стали в такие враждебные отно-
шения друг к другу, что уничтожение одной из них казалось неизбеж-
ным. Между тем, как жирондисты упрекали представителей партии
Горы в сентябрьских убийствах, Гора не без основания подняла про-
\| тив жирондистов обвинение в том, что они хотят разорвать Францию
на враждебные друг другу части. Так как жирондисты всегда ссыла-
лись на департаменты, то их стали обвинять в федерализме. Гора
очень искусно сумела заставить конвент постановить, что республика
должна остаться единой и нераздельной и что каждый, кто желал бы
раздробить Францию, должен быть подвергнут смертной казни.
Но личный характер борьбы Горы с Жирондой представлял
из себя только внешнюю оболочку тех глубоких принципиальных про- .
тиворечий, которые существовали между этими обоими партиями.
Жирондист^ требовали свободы для личности, не желая в то же время
j нисколько нарушить те привилегии, которыми пользовались имущие
классы; выставленный этой партией принцип можно назвать индиви-
дуализмом. Партия Горы, наоборот, требовала преобразований для
всего общества во имя свободы, равенства и братства. Эта противопо-
ложность принципов сделала борьбу неизбежной, независимо от того,
на какой почве и по каким поводам эту борьбу приходилось вести.
Во время этой борьбы конвент все-таки не бездействовал. Он под-
готовлялся к предстоявшей ему крупной работе и выбирал свои коми-
теты и комиссии. Пока образованы были только следующие комитеты:
комитет для охраны общественной безопасности, комитет для ведения
118
В. Б Л О С
отчетности, военный комитет, законодательный комитет, финансовый
комитет и комитет для вцработки конституции. В этих комитетах
перевес имели, конечно, жирондисты.
Битва при Жедааппе.
После отступления пруссаков Дюмурье повернул на север, чтобы
выполнить давно лелеянный им план вторжения в Бельгию. Он стянул
все войска, стоявшие на северной границе, и двинулся к Бельгии.
У Мопса его поджидал принц Альберт Саксен-Гессенский, занявший
очень сильную позицию. Этот принц, бывший главнокомандующий
австрийских войск, стоял до этого времени со своими войсками под
городом Лиллем. Его жена Мария-Христипа Австрийская приехала
к нему сюда специально для того, чтобы посмотреть, как будет наказан
один из городов бунтовщиков, и принц безжалостно обстреливал
в течение шести дней этот город. Было разрушено около 200 домов.
Но „город бунтовщиковu не сдавался, а оказывал самое геройское
сопротивление неприятелю. Конвент отправил в город комиссаров,
которые вместе с его • жителями выдерживали осаду. Получив известие
о приближении генерала Дюмурье, принц прекратил бесцельную и/есче-
ловечную бомбардировку и отступил к своим укрепленным позициям.
Дюмурье напал на него, и тут-то 6-го ноября 1792 года произошла
кровавая битва при Жемаппе, в которой австрийцы были разбиты
на голову.
Нападение французов Да сильную позицию австрийцев было
произведено с большим героизмом. Два раза штурм французов был
. отбит. Но отвага французских баталионов была необыкновенна; моло-
дце республиканцы с радостью жертвовали собой за дело свободы.
Герцог Шартрский, сын герцога Орлеанского, ставший впоследствии
королем Франции под именем Людовика-Филиппа, собрал расстроив-
шиеся полки французского левого крыла, образовал из самых отважных
солдат особый баталион, который он назвал жемаппским баталионом,
и произвёл сильную штыковую атаку на австрийцев. Генерал Данпьер
атаковал австрийский центр, где был расположен большой редут,
пушки которого обстреливали французские штурмовые колонны. Храб-
рый и пылкий генерал схватил знамя и повел свои полки прямо на
этот огнедышащий редут. Он первым взбирается на него и поднимает
трехцветное знамя. В то же время сам Дюмурье успел снова привести
в порядок обращенное в бегство и совершенно расстроенное правое
крыло и выстроил его для новой атаки. Воодушевленный генерал
запел Марсельезу, войско подхватило песню, и под звуки могучего
революционного гимна, заглушаемого лишь громом орудий, республи-
канские колонны с неотразимой силой направляются против непри-
ятеля. Дело шло о том, чтобы взять деревню Кюэм и этим окончательно
решить исход битвы. Под убийственным неприятельским огнем колонны
производят удачную штыковую атаку, австрийцы выброшены из деревни
и, таким образом, французы выходят из боя победителями.
Австрийские ветераны признавались в ужасе, что им никогда еще
не приходилось сталкиваться с таким разоренным врагом.
Принц Альберт, отличившийся бомбардировкой города Лилля,
был вне себя. Он не мог понять того, как это он, зять императрицы
Марии-Терезии, мог быть побежден генералом республики. В гневе
он отказался от командования войсками.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
119
Дюмурье пошел по направлению к Брюсселю, но встречая на
пути никакого сопротивления. Результаты его победы были необыкно-
венно велики: вся Бельгия была завоевана. Крепости сдавались о^на
за другой.
Конвент с радостью приветствовал успехи Дюмурье и решил при-
соединить Бельгию к Франции. Он хотел сделать Бельгию демокра-
тической страной и дать ей ту самую свободу, за которую, как всем
тогда казалось, она восстала против австрийцев еще до Французской
революции. Но бельгийский народ, находившийся под опекой духо-
венства и аристократов, не понял идей французской демократии. Кон-
вент уничтожил феодальные порядки в Бельгии, об‘явпл все княжеские
имения и имения духовенства собственностью нации и провозгласил
свободу и равенство. Бельгийский народ посмотрел на это, как на
нарушение его прав; он смешивал исторические права“ своих свя-
щенников и аристократов, стоявших некогда во главе движения про-
тив австрийцев, со своими собственными правами. К тому же парод
стал обвинять комиссаров, присланных конвентом в Бельгию для при-
ведения в исполнение его постановлений, —среди них находился также
Дантон,—что они ведут себя, как разбойники. Фактов, подтверждающих
это обвинение, почти совсем не было налицо, но шум поднялся боль-
шой, и народ пришел в страшное возбуждение.
В голове Дюмурье, которому была поручена организация новой
французской провинции, носились различные планы. Он стал посред-
ником между враждовавшими сторонами, и ему удалось до некоторой
степени завоевать расположение бельгийцев. Этот победоносный гене-
рал подумывал уже теперь о свержении республики и восстановлении
королевской власти. , Он представлял себя в роли генерала Монка,
восстановившего в 1660 году королевскую власть в Англии.
А пока что этот искусный генерал и ловкий государственный
деятель обманывал демократию. С роялистами он был роялистом,
с жирондистами—жирондистом, а с якобинцами -якобинцем. Все оди-
наково верили ему. Один лишь прозорливый Марат угадывал, что в душе
этого человека кроются зародыши измены, и он открыто заявлял об
этом в своей газете. Люди, отличавшиеся особенной политической
близорукостью, не преминули назвать его за это клеветником. Но
впоследствии оказалось, что он был прав.
Падение Майнца.
Командование армией, расположенной на Рейне, перешло после
отозвания неспособного Люкпера в руки генерала Кюстина. Этот гене-
рал сражался в Северной Америке под знаменами Вашингтона; хотя
он и принадлежал к старинному дворянскому роду, но был, повиди-
мому, всей душой предан республике. Кюстин еще не столкнулся нигде
с врагом, но он знал, что население рейнских провинций относится
очень сочувственно к тем изменениям, которые произошли во Франции,
и поэтому он решил пойти на Майнц. У Шпейера'он разбил отряд
майнцских и австрийских войск, находившийся под начальством пол-
ковника Винкельмана, который пользовался большими симпатиями
при майнцском дворе за свои франкофобские речи; но эти речи оказа-
лись несостоятельными перед пушками Кюстина.
Население левого берега Рейна сильно страдало под тяжелым
бременем феодализма. Там приютилась целая уйма мелких светских
и духовных князьков и господ. Обыкновенно при этом такой князек
120
В. Б Л О С
был тем большим деспотом, чем мельче он был. Особенно страдало от
них сельское население, которое изнемогало под бременем барщины
и податей. С приближением французских войск весь этот феодальный
строй исчез, точно по мановению волшебного жезла: князьки и господа
обратились в бегство, горожане и крестьяне стали свободными людьми.
Майнц составлял в то время курфюршество, в состав которого
входили также Ашафенбург и Эрфурт. Государство находилось в крайне
жалком состоянии. Майнцская армия являлась, вследствие своей тру-
сости и царившей в ней деморализации, мишенью для самых обидных
насмешек. Государственные деньги раздавались различным фаворитам;
политика правительства находилась под влиянием капризов метресс.
Курфюрст Фридрих-Карл-Иоеиф Оюн Эрталь, бывший одновременно
курфюрстом майнцским и князем-епископом вормсским, пригласил
в майнцский университет в качестве профессоров целый ряд знамени-
тых ученых и разыгрывал роль покровителя искусств и наук, чтобы
отвлечь внимание общества от своего развратного образа жизни. Боль-
шинство живших в Майнце ученых принадлежало к ордену иллюми-
натов и относилось сочувственно к принципам Французской революции.
Таков был, например, знаменитый Георг Форстер, а также профессор
Гофман из Вюрцбурга, богослов Блау и профессор Меттерних.
. Майнцская буржуазия наживалась на расточительности двора
и была поэтому предана ему; но низшие классы относились с большой
симпатией к Французской революции.
При вести о том, что Кюстин после боя у Шпейера приближается
к Майнцу, населением старой имперской крепости овладел панический
ужас. Курфюрст улетучился из города со всем своим двором и при
этом „нечаянно1' забрал из нескольких касс деньги, совсем не при-
надлежавшие ему. Улицы были запружены экипажами беглецов,
а Рейн так и кишел пароходами с беглецами. Курфюрстский министр
Альбини обратился к гражданам с речью, в которой он призывал их
к защите отечества .до последней капли крови;-однако, в то время,
когда он произносил эту речь, телеги с его имуществом успели уже
переправиться через рей некий мост.
В крепости имелся достаточно сильный гарнизон; в орудиях, ам-
муниции и провианте не было недостатка, так что она могла бы выдер-
жать продолжительную осаду. Но комендант ее австрийский генерал
Гимних был так труслив’, что сдал ее 21-го октября, испугавшись
угрсхп»т Кюстина, что он подвергнет город бомбардировке.
Утверждение, будто Майнц пал вследствие измены, ничем не
доказано, хотя французы и могли иметь своих сторонников в крепости.
В измене обвиняли курфюрстского офицера Эйкермейера, потому что
он потом перешел на французскую, службу, где дослужился до чина
генерала. Но этот самый Эйкормейер один только и высказался тогда
за защиту Майнца и сделал также соответствующие приготовления.
Сейчас же по вступлении французов в Майнц там образовался
знаменитый клуб „Друзей свободы и равенства", в котором собиралась
местная демократия. Кюстин взял в свои руки управление страной
и назначил чиновниками приверженцев новых идей. Но вскоре он
показал, что не стоит,на высоте своего положения ни как полководец,
ни как государственный деятель.
23-го октября французский генерал Нейвингер появился со своими
войсками под стенами старого имперского города Франкфурта-на-Майне.
Мещане-филистеры, составлявшие господствующий класс в этом городе,
сильно испугались и стали уверять французов в своих дружеских
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 121
чувствах к ним. Кюстин велел потребовать с них военной контрибуции
в один миллион; такая сумма показалась франкфуртцам чрезмерной,
и они предложили полмиллнойа. Но Кюстин настоял на миллионе и
этим на всегда испортил отношения с франкфуртцами. В Германии
по поводу этого грабительства поднялся страшный шум, и газеты
изобразили дело в сильно преувеличенном виде. Кюстин действительно
не сумел завоевать симпатий немцев к французам и их нововведениям.
Франкфурт он удержал в своих руках лишь до 12-го декабря, так как
в этот день на него было произведено нападение со стороны пруссаков,
подошедших к городу из Кобленца и успевших уже оправиться после
своего несчастного отступления из Шампани, при чем к ним присо-
единился один гессенский корпус. Кюстин оставил во Франкфурте
только незначительный отряд, который теперь должен был потерпеть
страшное поражение, так как стоявший по близости Кюстин не пришел
к нему па помощь. Пруссаки и гессенцы заняли Франкфурт, а Кюстин,
приведший своими высокопарными воззваниями в волнение всю
Германию, совершенно потерял голову и отступил обратно к Майнцу
Это поведение его, между прочим, привело ого на эшафот.
Приблизительно к этому же времени французский генерал Мон-
тескью отнял у сардинского короля Савойю и Ниццу, которые были
присоединены к республике.
Процесс кор о. л я.
Надзор за королевскихМ семейством был поручен парижской ком-
муне, т. е., вернее говоря, парижская коммуна из недЬверия к жиронди-
стам не выпускала надзора за королевской семьей из своих рук.
Роялисты постарались изобразить обращение, которому подвергался
Людовик XVI и его семья в Тампле, бесчеловечным и грубым. Но если
принять в соображение то чувство ненависти, которое испытывали
друг к другу двор и демократия, то на основании имеющихся данных
никоим образом нельзя придти к тому выводу, будто обращение с ко-
ролем носило какие-нибудь черты грубости и бесчеловечности. Надзор
за пленниками стал более строгим лишь с того момента, когда обна-
ружилось, что роялисты завязали с ними сношения с целью их
освобождения. Тампльская башня представляла из себя четырех‘этажное
здание; в каждом этаже находилось по две комнаты и кабинету. Окна
были загорожены решетками: вход запирался тяжелыми дверями.
В нижнем этаже помещалась стража, взятая из революционных секций
и находившаяся под начальством Сантерра. В первом этаже был
помещен король с сыном, во втором—королева с дочерью, а в третьем—
принцесса Елизавета. Узникам было разрешено гулять под присмотром
в Тамильском саду; днем они могли сообщаться друг с другом без
всяких стеснений. На ночь их отделяли друг от друга. Им были предо-
ставлены книги и письменные принадлежности, да и в других
вещах им не отказывали. Лишь позже интриги роялистов повели
к тому, что пришлось ввести некоторые ограничения. Людовику было
до самого конца позволено оставить при себе своего камердинера
Клери. Пища узникам давалась хорошая; 13 поваров работало в кухне,
вблизи башни. На пропитание королевской семьи коммуна потратила
в два месяца свыше 28.000 франков. Королю было передано на разные
мелкие расходы 2.000 франков; впоследствии ему перестали давать
деньги из боязни, как бы он не подкупил кекю-нибудь.
122
В. Б Л О С
За королем хотели иметь наблюдение, и поэтому за ним и его
семьей следили очень строго, но никто не хотел его мучить. Если
принять во внимание обычное обращение любого правительства с теми
людьми, которые являются в его глазах политическими преступниками,
если принять в соображение тот факт, как при господстве Людо-
вика XVI обращались с государственными преступниками в Бастилии,
Венсенпе и других тюрьмах, то нельзя не отметить, что демократи-
ческий муниципалитет- Парижа относился к Людовику XVI и его
семье очень предупредительно.
Людовик XVI больше всего возмущался тем, что его, на том
основании, что он фактически перестал быть королем, называли теперь
по имени основателя его династии Людовиком Капотом и что его
караульные позволяли себе курить в тюрьме; кроме того, он жаловался
на то, что привратник Роше не обращался с ним достаточно почти-
тельно.
С различных сторон 'стали уже раздаваться требования, чтобы
король был привлечен к суду. Конвент должен был определить, что
предпринять по отношению к Людовику XVI. Его можно было или
освободить, или оставить в тюрьме, пли казнить. За освобождение
короля никто не высказывался в конвенте: жирондисты стояли за то,
чтобы он был оставлен в тюрьме, а партия Горы требовала казни его.
Вскоре дело Людовика обратило на себя внимание всей Европы.
Все европейские дворы посмотрслй на дело французского короля, как
на свое собственное дело. В ответ на это национальный конвент заявил,
что он смотрит на дела народов, как на свои собственные дела. Он
выпустил 19-го ноября 1792 года декрет, в котором говорилось: „На-
циональный конвент сим об‘являет, что он предлагает свою помощь
и братство всем народам, стремящимся к завоевапию свободы, и по-
ручает исполнительной власти передать генералам французских армий
приказ, чтобы они приходили на помощь тем гражданам, которые
теперь страдают или будут страдать в будущем за дело свободы1*.
f Не один только факт бегства короля в Варенн являлся доказа-
тельством того, что он вступил в стГошение с иностранными державами,
с представителями духовенства, отказавшимися дать присягу, и с эми-
грантами, и намеревался уничтожить свободу французского народа.
В бюро цивильного листа были найдены доказательства того, что
король в 1791 году сообщал клермонскому епископу в письме о своем
намерения восстановить королевскую власть и вернуть духовенству
его прежнее могущество. Общипа представила конвенту документы,
из которых было видно, что двор израсходовал полтора миллиона
франков на подкуп депутатов законодательного собрания. Марат по-
требовал, чтобы был составлен инвентарь этих документов, п его ,
предложение было принято. Но его предложение, чтобы документы
были тотчас же напечатаны и обнародованы, было отвергнуто; тут
уже жирондисты показали, что у них в этом отношении совесть не
совсем чиста. Они стали обвинять Марата, будто он хочет натравить
на них парод.
Жирондисты действительно ’ находились в сношениях с двором,
но установить, каковы были результаты этих сношений, теперь
невозможно.
В это время в Тюльерийском дворце был открыт так называемый
„железный шкаф“, представлявший из себя, собственно говоря, потай -
пой ящик, в котором король хранил свою секретную корреспонденцию.
Как известно, Людовик охотно занимался слесарной работой; он рабо-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
123
тал очень часто с одним .слесарем Гаменом. Гамен знал о существо-
вании потайного ящика и рассказывал о нем прежде другим людям;
по его уверениям, королева хотела избавиться от него и для этого
угостила его отравленным пирожным. Гамен проболел долгое время,
а тем временем одна придворная дама успела по поручёЬию короля
убрать из яп(ика часть бумаг. Вскоре после этого Гамен явился
к министру Ролану и указал ему на существование железного шкафа.
Ролан настолько был бестактен, что вынул бумаги из шкафа без вся-
ких свидетелей, не составил .протокола и, прежде чем передать их
конвенту, сам просмотрел их. Поэтому егб впоследствии обвинили
в том, что он уничтожил те бумаги, которые могли бы скомпромети-
ровать его политических друзей, жирондистов. Насколько это обвине-
ние основательно, нельзя определить.
Но как бы то ни было, то документы, которые Ролан передал
конвенту, могли послужить достаточно сильным обвинением против
короля; среди бумаг были найдены письменные доказательства того,
какие заговоры устраивал двор, с кем он для этого вступал в сноше-
ния п KOiX) он подкупал. Тут всплыла на свет Божий измена Мирабо,
его договор с двором? Обнаружились интриги Булье и Лафайета
и выяснился характер связи двора с иностранными державами, с эми-
грантами и отдельными членами обоих первых национальных собраний.
Это открытие произвело страшное впечатление на всю Францию.
Народ пришел в ярость, увидев, как его обманывали торжественными
обещаниями и клятвами. Презренно к заговорщикам и предателям
охватило всех французов. Бюст Мирабо в клубе якобинцев был раз-
бит, а в конвенте его завесили.
Со всех сторон стали получаться петиции, появлялись депутации,
требовавшие, чтобы против короля был возможно скорее возбужден
процесс. Парижская коммуна пустила в ход все свое влияние. Перед
конвентом были устроены демонстрации, участниками которых явля-
лись раненые 10-го августа.
Не могло уже быть сомнения в том, что король носился с пла-
нами уничтожения французской конституции. Но тут возникал вопрос,
как его обвинить. Согласно конституции, он был неприкосновенен;
ответственны были только его министры. Кроме того, в одном из
пунктов конституции говорилось: „После отречения короля от пре-
стола, отречения, происшедшего на основании ясно выраженной им
воли или согласно закону, кораль принадлежит к классу граждан
и может, подобно всякому гражданину, быть привлекаем к суду за
действия, совершенные им после отречения41.
Неприкосновенность является одним из тех неясных, неопределен-
ных понятий, которые в большом числе вытекают из конституционализма.
Если рассуждать логично, то надо признать, что конституционный
монарх не ответствен только за свои публичные и правительственные
действия, так как немыслимо, чтобы, вследствие конституционной непри-
косновенности, оставались безнаказанными все преступления против
законов. Поэтому вопрос о неприкосновенности тотчас же выступил
на первый план во время прений.
Комитет законодательства должен был представить доклад по делу
Людовика, и Мэль, выступивший 7-го ноября в качестве докладчика
от этого комитета, высказался в том смысле, что конвент имеет право
судить короля. Он доказывал, что неприкосновенность короля не распро-
страняется па его частные действия, а его тайные сношения с ино-
странными державами и эмигрантами должны быть отнесены к разряду
124
В. Б Л О С
таких частных действий. По его мнению, конвент, являющийся пред-
ставителем французского народа, должен превратиться в судебную
палату и вынести свой приговор пад Людовиком согласно законам,
касающимся вопроса об измене и заговорах.
Прения по поводу этого предложения комитета законодательства
начались 13-го ноября. Крайняя правая конвента утверждала, что
короля нельзя ни судить, ни наказывать, так как неприкосновенность
распространяется на все его действия и что Людовик XVI уже наказан
тем, что смещен с престола. Последнюю мысль особенно подчеркивал
Мориссон; по его мнению,‘смещение с такого престола, как французский,
является не менее тяжелым наказанием, чем смертная казнь. Кроме
того, он пытался представить короля как жертву окружающей среды
и свалить всю вину на придворные круги.
Против такого взгляда на дело выступили Робеспьер и Сен-Жюст.
Они проявили себя в этих прениях сторонниками Руссо и ссылались
в своих речах на его „Общественный договор”. Марат вполне разделял
их воззрение. В прежние времена он составил проект уложения о нака-
заниях и высказался только очень условно за допустимость смертной
казни: и Робеспьер высказался однажды в учредительном собрании
против смертной казни вообще. Но Руссо в своем „Общественном
договоре" выставил следующее положение: „Если для государства
полезно, чтобы ты умер, то ты должен умереть, так как до этого
момента ты жил в безопасности только под этим условием и так как
твоя жизнь не является уже одним лишь благодеянием природы,
а условным даром государстваи. Догматики государственной и обще-
ственной философии Руссо полагали, что им надо в дело Людовика XVI
подчиниться беспрекословно этому положению великого философа; да
и впоследствии, во времена ужаса, на столе комитета благосостояния
можно было всегда найти „Общественный договора Руссо.
Первым против Мориссона выступил Сен-Жюст. Это был молодой
человек двадцати четырех лет, попавший в конвент благодаря вли-
янию Робеспьера. По происхождению своему он был маркиз. Этот
человек, по своей внешности похожий на девушку, обладал крупными
талантами и был выдающимся мыслителем. В бурную эпоху революции
он, хотя и непродолжительное время, играл выдающуюся роль. Воз-
ражая Мориссону, он заявил, что короля нельзя судить по граждан-
ским законам, так как, будучи королем, он тем самым исключен из.
общественного договора; по его мнению, с королем надо поступить на
основании международного права. „Граждане,—воскликнул этот моло-
дой фанатик,—если в Риме после шестисот лет добродетельной рес-
публиканской жизни, если в Англии после смерти Кромвеля, несмотря
на всю энергию этого человека, снова ожила королевская власть, то
какой страх должен об’ять добрых граждан, друзей свободы, при виде
того, как дрожит топор в руках народа, при виде того, как этот народ
со страхом и уважением приближается к памятнику своего рабства?14
Большинство конвента было настроено против таких мероприятий.
Многие горячо выступали против Сен-Жюста. Но в это время под-
нялся Робеспьер, который очень часто подхватывал и развивал дальше
идеи Сен-Жюста. Он тоже не хотел процесса. „Собрание, -заявил он,
уклонилось в сторону от интересующего нас вопроса. У нас тут дело
идет не о процессе. Людовик Капот не является обвиняемым, а вы не
представляете собою судей. Вы—государственные деятели и не можете
быть ничем иным. Вам не приходится произносить приговора над
человеком; вам надо лишь принять меру, клонящуюся к общественному
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
125
благу, совершить акт политическойв предусмотрительности. Король,
смещенный с престола, может пригодиться только для двух вещей:
или он своей жизнью будет подкапываться под спокойствие и свободу
государства, или он своею смертью упрочит и то и другое. Вот где
следует искать решение того вопроса, который нас интересует. Людовик
уже осужден, в противном случае сама республика не имеет себе
оправдания
Конвент не согласился с этой страшной альтернативой, но она
проникла в народ, для которого слова Робеспьера имели громадное
значение. Предместья привыкли поддерживать „Неподкупного* и посто-
янно аплодировать ему. Общественное мнение склонилось в пользу
его взгляда, и конвент, пе разделяя его мнения, должен был все-таки
повести процесс против короля. Впрочем, в этом деле Марат не разде-
лял взглядов Робеспьера. Он даже говорил одному из своих друзей,
что в поведении Робеспьера видны зародыши будущего диктатора.
Предчувствие не обмануло его.
Прения тянулись еще очень долгое время; но 3-го декабря, по
предложению Петиона, конвент решил возбудить против короля
процесс, с соблюдением судебных формальностей. Была избрана особая
комиссия, которая должна былр, собрать все поднятые против короля
французов обвинения и составить обвинительный акт.
Против короля было возбуждено преследование за государствен-
ную измену. Обвинительный акт распадался на две части. Первая
часть представляла собою в некотором роде введение, снабженное
историческими справками. В ней были перечислены все направленные
против конституции действия кордля, как, напр., попытки произвести
государственный переворот, заговоры, бегство в Варепн, нарушение
клятв и т. д. Во второй части были приведены все те факты, которые
указывали на враждебную по отношению к народу и конституции
деятельность короля до 10-го августа. Но все это не представляло
собою собственно обвинительного материала; обвинительный акт стре-
мился только доказать, что на основании прошлого Людовика надо
придти к заключению, что он действительно способен совершить те
преступления, в которых его обвиняли. Такими преступлениями в осо-
бенности являлись заговор, сношение короля с иностранными держа-
вами и с эмигрантами и его сочувственное отношение к реакционным
планам двора.
Конвент постановил пригласить короля и подвергнуть его допросу.
11-го сентября в Тампль явились Сантерр и мэр Шамбон и прочли
королю постановление конвента. Король протестовал против того, что
конвент называет его Людовиком Капотом, и сказал: „Это обращение
со мной является лишь продолжением того, что мне пришлось пере-
жить в течение четырех последних месяцев. Я последую за вами пе
потому, что я этим самым выражаю готовность подчиниться конвенту,
а потому, что власть находится в руках моих врагов*.
С королем при этом обращались крайне вежливо. Его посадили
в изящную коляску, охранявшуюся шестьюстами солдат национальной
гвардии, и повезли в конвент. На улицах толпилось много народу;
но толпа молча пропускала коляску с королем.
Председателем конвента в этот день был ловкий Баррер, всегда
умевший находить характерные для данного дня словечки. Когда было
доложено о прибытии короля, президент обратился, к собранию со сле-
дующими словами: „Граждане! На вас смотрит вся Европа. Будущие
поколения будут вас судить с непреклонной строгостью. Сохраняйте
126
В. Б Л О С
поэтому достоинство и беспартийность, подобающие судьям. Вспомните
о том страшном безмолвии, которым был встречен Людовик, когда
он был возвращен из Варенна в Париж!
Появился король. „Людовик!—сказал ему Баррер.—Французский
народ подымает против вас обвинение. Вам прочтут сейчас те акты,
в которых содержатся говорящие против вас факты. Людовик, садитесь!°
Впоследствии Баррер очень хвастал тем, что он в этом случае не
назвал короля Капетом.
Был прочитан обвинительный акт, и начался допрос. Каждый обви-
няемый старается, обыкновенно, отрицать свою виновность. Но так, как
это делал Людовик, очень редко кто делает. Он не только отрицал все,
касавшееся его правительственных действий, ответственность за кото-
рые он целиком возлагал на своих министров, но даже утверждал, что
он не имел никакого понятия о существовании „железного шкафа“
и не признавал писем, которые он собственноручно подписал. Такое
поведение короля страшно озлобило конвент и коммуну и повлекло за
собой разлучение Людовика с его семьей.
Во время возвращения короля в Тампль народ был страшно возбу-
жден. Неоднократно раздавались крики: „Да здравствует республика!“
Проявлений симпатии к королю было заметно очень мало.
Конвент постановил^ что король может себе выбрать защитников.
Король выбрал Тронше и Тарже, Тарже отказался. под предлогом
нездоровья, в действительности же из малодушия. Мальзерб добро-
вольно предложил свои услуги, и эти услуги были приняты. Кроме
того, был приглашен молодой, незначительный юрист Десез, имя кото-
рого попало в историю только благодаря этому процессу.
26-го декабря Людовик снова появился в конвенте в сопрово-
ждении своих защитников. Десез произнес защитительную речь. Этот
адвокат, щедро награжденный впоследствии Бурбонами, оказал своему
клиенту плохую услугу. Он был настолько нетактичен, чго стал па
точку зрения крайней правой конвента. Он заявил, что конвент не
может быть одновременно обвинителем и судьей, и взывал к суду
истории. Эти его речи, конечно, не могли произвести никакого впе-
чатления на конвент. Король сделал еще несколько дополнений к речи
своего защитника и затем был обратно отправлен в Тампль.
После этого начались продолжительные прения по вопросу
о виновности короля. Все дело приняло иной оборот, благодаря коле-
баниям жирондистов, не знавших, как им себя вести в этом деле. Они
находились в таком положении, в каком находятся, вообще, все нере-
шительные люди. С одной Стороны, они боялись об‘явить короля
виновным, а с другой—они опасались парижского парода и потому
боялись об‘явить его невиновным. Но они придумали очень ловкий
выход из своего затруднительного положения. Они сделали вид, будто
их демократическое чувство оскорблено тем, что королю выносит при-
говор конвент, и выставили требование, чтобы против приговора было
разрешено апеллировать ко всей нации, которая должна была вынести
окончательный приговор в своих первичных собраниях.
Мысль об обращении к нации вызвала крайне ожесточенную
борьбу между Горой и Жирондой. Гора видела, что жирондисты хотят
спасти короля, так как она знала, что при всеобщем голосовании
нельзя рассчитывать на возможность смертного приговора, как она
этого хотела. И поэтому в то время, как жирондисты во имя народ-
ного суверенитета требовали апелляции к нации, Гора утверждала,
что Жиронда хочет таким голосованием возбудить лишь междоусобную
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
127
войну. Робеспьер говорил, что надо различать между нацией и наро
дом. „Нация—говорил он,—это так называемые порядочные люди,
люди, пользовавшиеся прежде разными преимуществами, народ—это
бедные, трудящиеся классы*. Он заявил, что в первичных собраниях
народ попадет под влияние „порядочных людей“. Робеспьер проявил
в этом процессе крайнюю стойкость и упорство, и во время борьбы
с жирондистами он стал, как и ^1арат, их смертельным врагом.
В это время Париж стал волноваться, на улицах и в театрах
происходили шумные демонстрации. Приверженцы короля устраивали
демонстрации, главным образом, в театрах. Коммуна прилагала все
усилия к тому, чтобы предупреждать всякие беспорядки. При этом
ясно обнаружилась антипатия большинства конвента в коммуне. Осо-
бенно ненавистен был жирондистам этот сильный муниципалитет,
опиравшийся на многие тысячи вооруженных рабочих. Однако, в кон-
вент был приглашен мэр Шамбой, чтобы дать отчет о положении
Парижа. Мэр дал описание крайне т я же л о го положения рабочих
в предместьях; к тому времени нужда опять стала принимать все
большие размеры. Он дал также сведения о национальной гвардии.
В ней насчитывалось 110 тысяч человек. К этому надо было приба-
вить 5.000 „объединенных*, 2.500 жандармов и т. п. и 2.600 кавале-
ристов. В общем насчитывалось 130.000 человек. Граждане, вооружен-
ные пиками, требовали ружей. Приблизительно в это время секциям
дали также пушки.
\ В то время, как коммуна занималась предупреждением всяких
^беспорядков, конвент должен был решить участь короля. Трибуны
конвента были переполнены народом, и это обстоятельство оказывало
значительное влияние на голосование многих депутатов. Голосование
продолжалось от-14-го до 18-го января. Прежде всего был поставлен
вопрос о виновности короля. Этот вопрос был формулирован следу-
ющим образом: „Виновен ли Людовик Канет в устройстве заго-
вора против свободы нации и в покушении на общую безопасность
государства^
Налицо было 720 членов конвента (общее число членов конвента
равнялось 747). 683 члена ответили на этот вопрос безусловно утвер-
дительно, остальные 38 ответили также утвердительно, но об‘явили
себя некомпетентными в вопросе о наказании. Таким образом, в вопросе
о виновности короля в конвенте не было двух мнений.
Затем был поставлен на голосование вопрос об обращении
к народу. Вопрос был формулирован следующим образом: ^Лолжен ли
приговор конвента над Людовиком Капетом—каков бы ни был этот
приговор—быть предложен на утверждение народа?*
Из 720 членов 423 ответили отрицательно, 281 утвердительно,
11 человек ставили различные условия, а 5 воздержались от голосования.
Таким образом, маневр жирондистов потерпел крушение. Тогда
было приступлено к голосованию по третьему вопросу, гласившему:
„Какому наказанию должен быть подвергнут Людовик Канет?**
В заседании оказалось налицо 726 членов, из которых 5 воздер-
жались от голосования, так что большинство составляло 361. За смертную
казнь без всяких оговорок высказался как раз 361 депутат, 46 человек
голосовали за смертную казнь с требованием отсрочки казни, 26 голо-
совали за казнь с требованием, чтобы вопрос об отсрочке был особо
исследован, 286 человек подали голос за тюрьму или ссылку, 2—за
отправку на галеры. Итак, Людовик XVI был приговорен в конвенте
к смертной казни.
128
В. Б Л О С
Голосование по поводу характера наказания продолжалось 24 часа,
так как конвент постановил, чтобы каждый депутат, подавая свой
голос на трибуне, высказывался громко и мотивировал свое голосо-
вание. Собравшийся на галлереях народ награждал голосовавших или
шиканием, или аплодисментами. Эгалитэ голосовал за смертную казнь
для своего родственника Людовика и хотел в пространной речи оправ-
дать свой поступок, на что Сийес, голосовавший после него, раздра-
женно воскликнул: „La mort sans phrase!“ („Смерть без фраз!и). Роялисты
потом часто припоминали аббату эти его слова, и он впоследствии предпо-
чел отречься от них. Жирондисты обнаружили тут свою истинную
природу лицемеров и двуличных людей. Они хотели голосовать про-
тив смертной казни, но Верньо, увидев грозные лица толпы на галле-
реях, подал свой голос за смертную казнь, и его партийные товарищи
поступили так же, как и он. Исключение составил Кондорсе, подавший
голос за вечное тюремное заключение. Когда затем Верньо, в качестве
президента, об‘явил результаты голосования, он в то же время заявил,
что этот приговор причиняет ему большие душевные страдания, между
тем как сам же он голосовал за смертную казнь.
Появились защитники короля, и Тронше заявил, что по уголов-
ным законам для осуждения требуется большинство в две трети голо-
сов. Но знаменитый юрист Мерлен из Дуэ опроверг этот довод,
указав на то, что закон требует большинства двух третей голосов
только для ответа на вопрос: „Виновен ли обвиняемый? а этот вопрос
уже решен. „Помимо того,—воскликнул Сен-Жюст,—сами законы
создаются лишь простым большинством голосов14, на что голос из
правой ответил ему: „Законы можно брать обратно, человеческой же
жизни обратно не возьмешь". Но доводы Мерлена были достаточно'
вески, и конвент согласился с ними.
Смертный приговор был об‘явлен королю в Тампле министром
юстиции Гара и мэром Шамбоном.
Людовик потребовал через своих защитников трехдневной отсрочки
и его ходатайство было поддержано жирондистами. Но конвент откло-
нил это ходатайство и постановил 20-го января 1793 года, чтобы при-
говор был приведен в исполнение в течение 24 часов.
Разнесся слух, будто несколько молодых людей устроили заговор
с целью освобождения короля, вследствие чего коммуна должна была
принять очень энергичные меры.
Людовик простился со своей семьей и затем попросил, чтобы его
мог напутствовать священник по имени Эджеворт, который, как.
известно было королю, скрывался где то в Париже после отказа при-
нести присягу конституции. *Эта просьба короля была удовлетворена.
Мальзербу, явившемуся в Тампль, король заявил, что он всегда желал
лишь лучшего для своего народа.
* х-
•»
Сантерр хотел, чтобы его освободили от командования националь-
ной гвардией в день казни короля. Однако, его желание не было-
удовлетворено; ему пригрозили строгим наказанием, и начальником
над ним был назначен Беррюйо, который командовал в Париже
линейными войсками.
21-го января 1793 года, в 9 часов утра, Сантерр приехал за Лю-
довиком в Тампль. Король сел в коляску мэра, рядом с ним сел
Эджеворт. На передней скамейке сидели два жандарма,. а за каретой
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
129
везли заряженные пушки. Коляска ехала мимо расставленных наци-
ональных гвардейцев, молчаливо стоявших под ружьем. Людовик все
время читал молитвы. Эшафот был построен на площади Революции,
называвшейся прежде площадью Людовика XVI и расположенной
против Тюльерийского дворца. Вокруг эшафота были расставлены
пушки и выстроены войска. Под ружьем стояли в тот день, вероятно,
около 40.000 человек. И, несмотря на общее возбуждение, в Париже
царило поразительное спокойствие. Несколько роялистов попытались
привлечь народ на свою сторону криками: „Сюда, к нам, кто хочет
спасти короля!44 Но кавалерия рассеяла их.
Ровно в Ю часов утра Людовик прибыл на место казни. Помощ-
ники палача Самсона окружили короля, чтобы связать ему руки. Он
сильно сопротивлялся и не хотел дать снять с себя сюртук. Тогда
к нему подошел Эджеворт и стал его убеждать,. чтобы он подчинился
неизбежному. Король послушался его, но его возбуждение не улеглось.
Палачи рассердили его.
Людовик вступил па эшафот, и когда в этот момент барабанщики
национальной гвардии замолчали, он громко воскликнул: „Я умираю,
будучи невиновен в преступлении, в котором меня обвиняют; прощаю
виновников моей смерти и желаю, чтобы моя кровь спаяла счастье
Франции14. В этот момент генерал Беррюйе велел забить дробь, палачи
схватили короля, и в 10 часов 20 минут Людовик был обезглавлен.
Некоторые говорят, будто Эджеворт сказал еь$: „Сын святого Людо-
вика, вознесись на небо!44 Но многие отрицают это.
Так погиб король, которого многие чрезмерно хвалили, а другие
чрезмерно порицали. Совершенные им ошибки были велики, но куда
больше была историческая вина, лежавшая на династии, вследствие
деятельности его предков. Ему пришлось расплатиться за свои грехи
и еще более за грехи других. Судьба занесла его в эту бурную эпоху,
и он мог проявить себя только так, как он себя проявил. Царствуй он
в другую эпоху, и он бы спокойно прожил свой век; его не поминали,
бы ни добром, ни лихом. Теперь же он должен был погибнуть.
Ко(П(пуна и рабочие.
После казни короля борьба партий в конвенте затихла лишь на
мгновение. Депутат Мишель Лепеллетье де Сен-Фаржо был убит быв-
шим королевским лейб-гвардейцем по имени Пари за то, что он
подал свой голос за смертный приговор. Лишь только этот депутат
был похоронен, как снова началась борьба между Горой и Жирондой.
Жиронда, потерпевшая поражение в процессе короля, боялась насе-
ления парижских предместий и стала требовать, чтобы для конвента
была образована особая стража. Эта стража должна была быть на-
брана из департаментов, и на каждого депутата должно было придтись
по 40 пехотинцев и по 2 кавалериста. Но это предложение не было
принято.
В Париже нужда среди трудящегося народа стала принимать
все большие и большие размеры. Падение курса бумажных денег не
прекращалось, цены товаров все повышались. Безработица, являющаяся
неразлучной спутницей политических кризисов, увеличилась в значи-
тельной степени. Дела становились все более и более запутанными,
и торговля приходила во все больший упадок. Одним из самых жгу-
чих вопросов дня был вопрос о снабжении Парижа провиантом. Частные
торговцы не могли уже больше доставлять всю ту массу продуктов
История Французской революции. 9
130
В. Б Л О С
в которой нуждался этот крупный город, так как большая часть това-
ров и запасов исчезла с рынка. Несмотря па энергичные меры, при-
нятые администрацией, для деятельности перекупщиков и спекулянтов
открылась широкая арена. Мелкие торговцы и землевладельцы пе
хотели принимать в уплату сомнительные бумажные деньги и тоже
не выпускали своих товаров на рынок. Все это вызвало впоследствии
целый ряд энергичных мер, но вначале конвент делал в этом отно-
шении очень мало. Страдать приходилось всем слоям населения. Не
меньше других страдали также и рантье, которым государство выпла-
чивало их .ренты ассигнатами. Под влиянием нужды рабочие неодно-
кратно обращались к конвенту, который, однако, принимал очень мало
мер в их цользу. Якобинцы сваливали всю вину на аристократов и
обещали принять самые энергичные меры против всех изменников
и заговорщиков. Этим они думали (или делали вид, что думают)
помочь нужде. Коммуна же приняла участие в положении рабочих
и занялась, главным образом, разрешением вопроса о снабжении
Парижа пищевыми продуктами.
Выразительницей нужды рабочих стала газета Марата. Марат
предоставил в распоряжение рабочих свою газету, и они стали на ее
страницах излагать свои жалобы. Они прекрасно понимали свое поло-
жение. Об этом можно судить хотя бы на основании заявления, подан-
ного восемнадцатью тысячами бедняков в учредительное национальное
собрание и напечатанного в газете Марата. „Почему, -говорят рабочие
в этом заявлении,—почему вы забываете свои хорошие принципы,
лишь только дело касается активных и пассивных граждап? Бастилия
пала потому, что ее взяли штурмом тысячи рабочих Сент-Антуанского
предместья. Отказывались ли мы когда-нибудь от исполнения дела?
Дрожали ли мы когда-нибудь? Не мы ли победили гвардию? Какая
нам может быть выгода от того, что, низвергнув родовую аристократию,
мы попадем под господство денежной аристократии. Когда плотины
прорваны, морские воды начинают бурлить и не останавливаются до
тех пор, пока по обе стороны плотины вода ис остановится на одном
и том же уровне. Напрасно вы хотите остановиться в своих реформах
там, где это вам желательно. Равенство прав ведет к равенству
в наслаждении благами жизни, и только на этом фундаменте может
успокоиться возбужденная жизнь14.
Некоторые жирондисты до революции выставляли подобные же
теории, но теперь эти теории казались им слишком крайними. Сан-
терр потребовал ассигнования полумиллиона франков для снабжения
парижского населения Местными припасами. Подобного рода подачки
не нравились рабочим. Очень многих из них можно было пристроить
при работах по созданию укрепленного лагеря близ Парижа. Коммуна
нарядила для этого массу рабочих. Но конвент видел в таком скоплении
рабочих политическую опасность; дело расследовала комиссия, состо-
явшая из муниципальных чиновников и членов конвента. Она нашла,
что бесполезно растрачено полмиллиона франков, и выработала регла-
мент, который затем был принят конвентом. После этщю рабочие были
разделены на бригады, и для них ввели поштучную заработную плату,
Рабочие сильно восставали против этой меры; в одном из своих
заявлений конвенту они говорили: „Все находящиеся на службе у
нации лица должны получать справедливое вознаграждение, которое
должно распределяться в известной пропорции. Рабочие являются
столпами нации, так как они именно поднялись 10-го августа".
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
131
Конвент оставил это требование без внимания, и дело дошло
до стачки. Тогда конвент прекратил общественные работы. 28-го октября
1792 года в конвент явилась депутация из двадцати рабочих, которая
снова потребовала отмены поштучной платы. Но миссия депутации не
увенчалась успехом.
Коммуна, поддерживавшая эти требования рабочих, выдала уже
раньше рабочим особые билеты для получения хлеба и теперь потребо-
вала у конвента денег для погашения этих билетов. Жирондисты
упрекали коммуну в том, что она не представляет отчетов конвенту.
А, между тем, цены все повышались, и товары появлялись на
рынке во все меньшем и меньшем количестве. И в то время, как ком-
муна прилагала все усилия к тому, чтобы уменьшить бедствие, жирой-
дисты бросали ей упреки в том, что она вызывает беспорядки. Ролан
заявлял, что если только обеспечить обывателям свободу сношений, то
на рынке окажется достаточно товаров. По его мнению, арендаторы и
крестьяне не появляются больше на рынке из боязни перед парижским
населением, а муниципалитет продает муку ниже покупной цены и
вызывает этим ежедневный расход в 12.000 франков. Он заявил также,
что коммуна является источником всех интриг.
Коммуна в своем ответе на эти обвинения показала, что она
понимает экономическое положение страны лучше, чем жирондисты.
Она заявила, что не хочет новой революции, так как революция уже
произошла. Она указала на то, что народ обречен на нужду, так как
капиталисты, крупные торговцы и скупщики стремятся завладеть
сельско-хозяйственными и промышленными продуктами. Эти господа
обрекают народ на голод. По ее мнению, отмена ввозных пошлин
оказала благотворное влияние на общее положение страны, но пол-
нейшая свобода торговли действует гибельно, и поэтому властям
должно быть предоставлено право назначать таксы на предметы
первой необходимости.
Под влиянием общего неприглядного положения населения были
внесены самые разнообразные предложения. Так, напр., в одной
петиции требовалось, чтобы у арендаторов были произведены обыски
и чтобы закон определял, сколько земли может обрабатывать каждый
замледелец. В конвенте один из жирондистов требовал в это время,
чтобы хлебная торговля стала монополией государства. В мотивировке
этого предложения, между прочим, говорилось: „Если бы в какой-
нибудь завоеванной стране богатые люди не давали нашим солдатам
своего хлеба, и наши солдаты были бы вследствие этого обречены на
голод, то неужели они в этом случае должны были бы признавать
мнимую свободу собственности?“ Нельзя не заметить, что последующие
мероприятия, как реквизиция и установление максимума цен, возникли
из этих предложений. Коммуна продолжала продавать хлеб по убы-
точным для пее ценам, и конвент впоследствии понял, что нельзя
повышать хлебных цен и что надо предоставить коммуне средства для
покрытия вытекающего отсюда дефицита. Коммуйе дано было право
обложить население налогом на сумму в четыре миллиона. Этот налог
она осуществила в форме прогрессивного подоходного налога. Лица,
получавшие меньше 900 франков дохода, были освобождены от налога.
Остальное же население было разделено на пятнадцать классов, из
которых первый должен был платить 3%, а пятнадцатый 20% своего
дохода.
Подобные же меры были приняты и в других городах: в Мар-
сели, Лионе и Тулоне.
132
В. Б Л О С
В Париже роялистские агенты старались использовать нужду
населения для того, ,чтобы возбудить его против республики и кон-
вента. Благодаря этому, произошел целый ряд волнений, и оказалось
необходимым принять самые энергичные меры. Конвент уполномочил
коммуну немедленно бить тревогу всякий раз, когда она найдет это
необходимым. Но коммуна не удовлетворилась этим; она хотела иметь
средства для снабжения населения продовольствием. Своих налогов
она еще не могла собрать, и ей удалось, несмотря на противодействия
жирондистов, добиться ссуды, равной общей сумме налогов, имевших
поступить в течение 2 х лет, т. е. около 7 миллионов франков.
Понятно, что своим противодействием всяким мероприятиям,
направленным на 'облегчение нужды, жирондисты все более и более
навлекали на себя ненависть народа.
А между тем роялистские агенты пе переставали возбуждать народ.
В один прекрасный день они распространили слух, будто у булочников
нет больше муки и будто парижскому населению угрожает голодная
смерть. Парижская коммуна приказала осмотреть запасы булочников
и нашла, что у них имеется муки в более или менее достаточном
количестве. Роялисты подстрекали также к беспорядкам прачек. Прачки
подали конвенту 24 февраля 1793 года жалобу на вздорожание с‘естных
припасов и мыла. Они обвиняли во всем ростовщиков и скупщиков
и требовали для них смертной казни. Конвент выразил порицание
прачкам за их слишком резкие выражения по адресу скупщиков,
но допустил прачек в заседание. На следующий день прачки устроили
настоящий поход против лавочников и забрали из лавок кофе, сахар,
мыло и свечи по таким ценам, какие они сами установили. Зачинщи-
ками этих беспорядков, принимавших все большие и большие размеры,
считали аристократов, но говорили также, что в беспорядках принимал
деятельное участие бывший священник Жак Ру, состоявший теперь
комиссаром коммуны и всегда резко выступавший против крупных
собственников. По приказанию коммуны Сантерр подавил беспорядки
и заарестовал около 40 лиц, возбуждавших население. Среди арестован-
ных находились аббаты, прежние аристократы и’ их слуги и одна
графиня. Эти господа подстрекали прачек в надежде опорочить рес-
публику. Жак Ру был тоже подвергнут наказанию: его исключили
из коммуны. Он навлек на себя ненависть Робеспьера, что и привело
его к гибели.
Марат в своей газете нападал очень резко на ростовщиков и ажио-
теров. Он доказал, что лучше большинства других революционеров
понимает экономическое положение страны. „Причину несчастия, - писал
он в то время,—надо искать в массе выпущенных ассигнатов, ценность
которых падает все сильнее и сильнее как вследствие увеличения их числа,
так и вследствие подделок. Падение ценности ассигнатов влечет за собой
повышение цен на с‘естные припасы. Оестные припасы вздорожали
так сильно, что неимущие классы лишены возможности покупать их.
Будьте поэтому готовы на самые страшные беспорядки, так как изголо-
давшийся народ не знает никаких законов. Самый первый закон
из всех законов—это желание жить. Три года тому назад я предвидел
эти беспорядки и всеми силами боролся против системы ассигнатов,
а в особенности против мелких ассигнатов. Частичными мероприятиями
нам не удается устранить гибельные следствия этой системы. Тут может
помочь только та радикальная мера, которую я предлагал уже неодно-
кратно: надо погасить общественный долг посредством немедленной
уплаты всем государственным кредиторам национальным имуществом
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
133
в размере их требований. Одним словом, надо уплатить долги не бумаж-
ными деньгами, снабженными принудительным курсом, а национальным
имуществом
Секции обращались к конвенту с адресами и требовали, чтобы
были приняты строгие меры против ростовщиков, чтобы крупные
имущества были обложены более высокими податями и чтобы были
произведены реквизиции для войск. Тут уже чувствуется позднейшая
политика комитета благоденствия. Но конвент, в котором господствовали
в то время жирондисты, не принимал пока никаких мер. Единственное,
что он сделал, —это отмена тюремного заключения за неплатеж долгов,
это решение он принял по предложению Дантона. Рабочие терпели
страшную нужду. Но многие из них могли за два франка в день
служить в вооруженных секциях.
Рабочие страдали за республику и были поэтому полны ненависти
по отношению к тем партиям, которые противодействовали принятию
мер для облегчения бедствий. Этой ненавистью объясняется падение
Жиронды. Жирондисты, ставшие теперь окончательно представителями
буржуазии, думали, невидимому, что их речи о римской добродетели
и свободе облегчат положение населения предместий. Не надеясь
особенно на помощь со стороны конвента, в котором господствовали
жирондисты, народ все легче и легче поддавался всяким подстре-
кательствам.
Для низвержения Жиронды коммуна и партия Горы соединились
с парижанами, которые охотно пошли им навстречу. Вот почему победа
досталась им так легко.
Таким образом, мы видим, что падение Жиронды является актом
классовой борьбы.
Внешние и внутренние опасности.
Казнь Людовика XVI подняла все реакционные державы Европы
против Французской республики. Европейские государства соединились
для подавления французской революции, и душой этих стремлений
стал английский министр Питт, преисполненный ненависти к новой
Франции.
Вильям Питт, занявший пост министра уже на 23 году, решил
не щадить сил для борьбы с Французской революцией. К этой борьбе
его побуждали как ненависть к демократии, так и торговые интересы
старой Англии. В своих средствах этот государственный деятель не был
разборчив. Он образовал союз всех более крупных европейских госу-
дарств, подверг блокаде все гавани Франции и закрыл французским
судам доступ во все моря. Он не постеснялся даже пустить в ход
такое неблагородное средство, как выпуск в свет миллиардов ассигна-
тов, чтобы окончательно расшатать кредит республики.
Враждебное настроение Питта проявлялось ‘"совершенно недву-
смысленно. Он отказался после 10-го августа признать французского
посла Шовелена и заставил его после казни Людовика XVI покинуть
Англию. Конвент, знавший, что Питт давно уже подготовляет’ на ан-
глийские деньги великую коалицию против Франции, отказался от всяких
дипломатических интриг и решил повести дело открыто. Он об‘явил
1-го февраля войну Англии и Голландии, так как наместник Голландии,
Вильгельм V находился в теснейшем союзе с Англией.
Теперь выступила первая великая коалиция Питта. Англия заклю-
чила целый ряд договоров с Австрией, Пруссией, Россией, Германией,
134
в. в л о с
Сардинией, Испанией, Португалией, Неаполем, Тосканой, Пармой,,
Моденой и с папой. Реки английского золота потекли к этим союз-
никам, ставшим, таким образом, чуть ли не наемниками Англии.
Со всех сторон республике угрожал неприятель. Испанцы появи-
лись в Пиринеях, австрийцы и сардинцы в приморских Альпах,
прусские и имперские войска на среднем Рейне, Англия, Голландия
и Австрия стягивали войска на нижний Рейн и в Бельгию, а англий-
ский флот вышел из портов.
В то же время внутренний враг республики не дремал. Как мы
знаем, роялисты прилагали в Париже все усилия к тому, чтобы воз-
будить народ против конвента и коммуны. В провинции старые феодалы
и отказавшиеся дать присягу священники не переставали строить,
свои козни.
Угрозы коалиции и наглость реакционеров всегда находились
в соответствии друг с другом. По мере того, как росла сила коалиции,
реакционеры подымали свои головы все .выше и выше.
Появились первые признаки предстоящего восстания в Вандее.
Простодушные и ограниченные вандейцы были очень преданы своим
. традициям, своему дворянству и духовенству. Крестьяне были по боль-
шей части наследственными арендаторами й выплачивали дворянам,
которым принадлежала земля, определенную часть доходов со своих
земель. Тут царили патриархальные порядки, под влиянием которых
вандейский крестьянин не так сильно страдал от гнета феодализма,
как остальные французы. Вандейцы очень дорожили религией и монар-
хией. Смерть короля должна была вызвать, как реакцию, восстание
в этой провинции.
На северной границе дела обстояли тоже не важно. Дюмурье
стал вскоре во враждебное отношение к якобинцам. Во время процесса
короля он безуспешно пытался вмешаться в дело и выступить в защиту
короля. Этот честолюбивый генерал считал себя призванным оконча-
тельно ликвидировать революцию и восстановить монархию. Он думал,
что его армия будет всегда на его стороне. Ведь при Жемаппе он вел
ее к победе! Его планы не могли еще быть обнаружены, о них можно
было только догадываться. У него были союзники в Париже, и нельзя
было определенно сказать, не принадлежал ли к их числу и Дантон.
Дюмурье думал восстановить конституцию 1791 года и провозгласить
королем молодого герцога Орлеанского, служившего в его армии.
Но его постигло жестокое разочарование.
Жирондисты стали друзьями генерала-изменника. Они вступили
с ним в открытое соглашение. Спасти Францию от угрожавших ей
опасностей могли только люди, обладавшие необыкновенной энергией.
К таковым нельзя было причислить жирондистов, отличительной чертой
которых была половинчатость. Они отказывались подавать свои голоса
за решительные меры против происков реакционеров. Как мы уже
знаем, они также отказывались передать в распоряжение коммуны
достаточно средств для снабжения голодающего парижского населения
Местными припасами. Они угрожали партии Горы восстанием департа-
ментов. Они раздробляли силы и парализовали деятельность рес-
публики. Таким образом, падение этой партии стало неизбежным.
Для победы над всеми этими внешними и внутренними врагами
требовалась почти сверхчеловеческая энергия. Такой энергией обла-
дала партия Горы, взявшая управление республикой в свои руки
и победившая всех ее врагов.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
135
Массовое ополчение и революционный трибунал.
Энергичная партия Горы увлекла за собою весь конвент, хотя
в нем все еще первенствовали жирондисты. Среди лиц, занимавших
более видные посты, произошли крупные перемены. Ролан, который
не мог больше выдерживать нападок якобинцев, решил выйти ,в от-
ставку. Ассигнованные конвентом для распространения в народе сведе-
ний о сущности республики и революции 10-го августа 100.000 франков
он употребий чуть ли не исключительно на пропаганду жирондист-
ских идей. Поэтому якобинцы были совершенно правы в своих на-
падках, и Ролан после казни короля вышел в отставку. Его место
занял слабохарактерный Гара, бывший до того времени министром
юстиции и старавшийся завоевать симпатии всех партий, а на долж-
ность министра юстиции был назначен Гойе, такой же слабохарак-
терный человек, как и его предшественник. В отставку вышел также
и военный министр Паш, стоявший на стороне якобинцев. Он не мог
ужиться с жирондистами, и его место занял Бернонвилль, простой
солдат, без всяких политических убеждений, но друг Дюмурье. Кроме
того, в отставку вышел мэр Парижа жирондист Шамбоньи, и на его
место теперь был избран Паш, сумевший завоевать доверие масс своей
бескорыстной преданностью народному делу. Идеалист Паш был чест-
ным и решительным человеком, нс будучи в то же время фанатиком.
Многие ставят его военные заслуги выше заслуг Карно, но это мнение
неправильно.
Таким образом, под влиянием напряженного положения дел
якобинцы стали играть все большую роль в политической жизни
страны. На великую европейскую коалицию Питта они ответили поста-
новлением конвента призвать к оружию 300.000 человек.
Благодаря воодушевлению французов, это постановление могло
быть проведено в жизнь без. всяких затруднений. Со всех сторон
молодежь устремилась на помощь родине, и списки армии заполнялись
очень легко. Французская молодежь схватилась за оружие, чтобы
прогнать наемные войска господина Питуа. Наивысшей степени вооду-
шевление достигло в Париже!" Театры были закрыты, забыты были все
удовольствия, люди думали только о родине и о республике, нахо-
дившейся в опасности. Секции были чуть ли не постоянно в полном
сборе, коммуна не переставала возбуждать и воодушевлять парижан.
Она подняла на ратуше черный флаг и в сильно написапной прокла-
мации призывала народ к оружию.
Молодежь была опорой республики: она была вся полна вооду-
шевления любви к новым государственным формам. Но в то время,
как эта молодежь становилась в ряда республиканских войск, роялист-
ские заговоры принимали все более отчетливые формы. Деятельность
роялистов снова проявилась в беспорядках, возникших в предместьях.
При виде убийства Лепеллетье, при виде двусмысленного поведения
генерала Дюмурье, при виде возникновения восстания в Вандее—нельзя
было питать особенного доверия к жирондистам. Партия Горы стала
поэтому задумываться над тем, какими мерами спасти республику от
роялистов, ведших свои интриги в тылу республиканской армии
и находившихся в сношениях с иностранными государствами. Прежде
всего она предложила учредить чрезвычайную судебную палату.
Жирондисты выступили против этого предложения, но партия Горы
одержала верх и, таким образом, был создан тот самый знаменитый
трибунал, который сыграл впоследствии такую страшную роль.
136
В. Б Л О С
Шометт от имени коммуны потребовал учреждения чрезвычай-
ного суда, „для того, чтобы судить дурных граждан14. Дантон под-
держал требование коммуны, и так возник этот суд. В его компетенцию
входили все дела, касавшиеся контр-революционных попыток, покуше-
ний против свободы, равенства и нераздельности республики; затем
дела о посягательствах на внешнюю и внутреннюю безопасность страны,
дела о заговорах, направленных к восстановлению королевской власти.
Трибунал состоял из одного официального обвинителя, двух его
помощников, пяти судей и двенадцати присяжных. Он мог только или
приговаривать к смертной казни, или оправдывать; его решения были
безапелляционны. Оправдываемые получали определенное вознагра-
ждение. Приговоры должны были исполняться в течение 24 часов,
а имущество осужденного переходило в собственность государства.
С момента введения этого суда секира республики повисла над голо-
вами всех заговорщиков. С трудом удалось энергичной партии Горы
добиться от конвента согласия на учреждение этого трибу нала. После
мы разберемся в его деятельности и ошибках, совершенных им под
влиянием различных фанатиков.
После этого конвент ввел чрезвычайный военный налог, главными
пддтелыциками которого являлись богатые слои населения. Конвент
решил, что он имеет право требовать от этих слоев денежных жертв,
в то время как бедный люд расплачивался своей кровью за свободу
и терпеливо сносил нужду, вызванную политическими потрясениями.
Налог взимался в размере от 30 до 20.000 франков с годовых доходов
от 1.000 до 50.000 франков; лица, получавшие больше 50.000 дохода,
имели право сохранить 30.000 франков из доходов, а остальные должны
были отдавать республике. Кроме того, была создана особая комиссия
набора, отправлявшая в каждый департамент по два представителя,
облеченных широкими полномочиями. В круг функций этих комис-
саров конвента входило повсеместно проведение демократических
учреждений и назначение соответствующих чиновников; они должны
были следить за арестами врагов республики и за набором солдат.
Жирондисты энергично противодействовали принятию всех этих
решительных мер. Но, убедившись, что им не удастся пометать учре-
ждению чрезвычайного суда, они постарались устроить дело так, чтобы
они могли впоследствии использовать его для борьбы со своими про-
тивниками. По предложению жирондистов, было постановлено, что
конвент может привлекать к суду революционного трибунала также
и своих членов. Как видит читатель, жирондисты сами сделали первый
шаг к введению господства ужаса.
Борьба между Горою и Жирондою снова разгорелась со страшною
силою, и но могло уже быть сомнения в том, что она должна была
закончиться гибелью той или другой стороны. Марат язвительно на-
зывал жирондистов „государственными мужами14 или интриганами.
Он резко выступал против них в секциях и клубах и доказывал, что,
вследствие их слабости и двусмысленного поведения, республика
может погибнуть. Робеспьер разгромил главарей жирондистов в кон-
венте. Возбуждение якобинцев достигло таких размеров, что они решили
путем восстания добиться исключения жирондистов из конвента, по-
лагая, что только таким способом можно устранить главное препятствие,
мешающее проведению решительной и последовательной политики.
Для выполнения этого плана выбран был день 10-го марта. Но осуще-
ствить его им не удалось, так как жирондисты были предупреждены.
К тому же собравшиеся народные массы были рассеяны сильны^
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
137
и продолжительным дождем. Госпожа Луве распускала слухи, будто
якобинцы хотели в этот лень убить главных жирондистов. Но это
неверно. В их планы входило только добиться исключения жиронди-
стов из конвента. На следующий день Верньо произнес очень сильную
речь, в которой он жаловался на затевавшийся переворот. Он пред-
сказывал, что, подобно Сатурну, революция пожрет своих собственных у
детей и приведет страну к деспотизму. Это пророчество, отзывавшее
до известной степени филистерством, стало потом знаменитым, но
пугать оно могло только филистеров. Приведенное в движение колесо
революции подымает людей на высоту и низвергает их в бездну без
разбора. Революция поглотила много своих детей, но еще больше она
пожрала своих врагов.
Жирондистам не следовало ждать, пока их поглотит революция.
Им надо было только изменить свой взгляд па народ, надо было
смотреть на него не как на отвлеченное понятие, а как па общество
живых и мыслящих, хотя и бедных людей, в которых глубоко вкоре-
нились идеи свободы, братства и равенства. Народ требовал человече-
ских прав в виде средств к жизни и энергических мероприятий;
жирондисты же давали ему эти права в форме красивых фраз. В этом
и коренилась главная причина их гибели.
Измена Дюдеурье. i
Между тем, Дюмурье, согласно задуманному им плану, вторгся
в Голландию. Голландцы приняли его лучше, чем бельгийцы. Народ
встречал французов с восторгом, как своих освободителей от оранско-
английского гнета. Французский генерал быстро завоевал Голландию
и вскоре завладел бы ею окончательно, так как наместник действовал
крайне медленно и неловко. Но в то время, как Дюмурье занял Бреду
и Гертруйденбург, австрийцы вторглись с северо-востока в Бельгию.
Дюмурье оставил в Бельгии своего подчиненного, американца Миранду,
бывшего восторженным поклонником Лафайета. Клерфэ, командовавший
австрийцами, разбил сначала у Аахена французского генерала Мязин-
ского, которому пришлось расплатиться за свои ошибки на эшафоте.
Затем был также разбит Миранда, осаждавший Мастрихт. Таким
образом, враг стал угрожать Дюмурье с тыла, и французский генерал
должен был быстро выступить из Голландии. Соединившись с остат-
ками войск Миранды, отважный Дюмурье решил поставить все на
карту, и 18-го марта 1793 года у Неервиндена дал австрийцам сра-
жение. Во главе австрийских войск стояли Клерфэ и молодой эрцгерцог
Карл Австрийский, впервые проявивший в этой битве свои блестящие
таланты. Дюмурье передал командование левым крылом неспособному
Миранде. Но Миранда был отброшен австрийцами; его войска, несмотря
на свое численное превосходство, были рассеяны, так что правое
австрийское крыло могло броситься на Дюмурье, собиравшегося
в этот момент обойти неприятеля. Теперь Дюмурье должен был отсту-
пить, так как враг был значительно сильнее его. Однако, его потом
упрекали в том, что он недостаточно сильно сопротивлялся врагу и что
он нарочно дал себя побить из ненависти к республике. Он потерял
в этой битве 7.000 человек и большую часть своих орудий и должен
был очистить Бельгию, которую он, таким образом, утратил в одной
этой битве. Эта битва была не менее чревата последствиями, чем битва
при Жемаппе.
138
В. Б Л О С
После этого Дюмурье открыто выступил против конвента. Уже
до битвы при Неервиндене он отправил конвенту письмо, полное
угроз и жалоб на яйобинцев. Теперь же он написал второе еще более
угрожающее письмо. Якобинцы давно уже стали недоверчиво отно-
ситься к Дюмурье, благодаря нападкам на него со стороны Марата;
теперь они отправили трех членов своего клуба для того, чтобы те
наблюдали за генералом, который к этому времени снова сблизился
с жирондистами. Вступив в сношения с жирондистами, Дюмурье в то же
время завязал переговоры с австрийским генералом Маком. Он заклю-
чил с австрийцами перемирие, во время которого он хотел двинуться
на Париж и выступить против конвента с целью восстановления консти-
туции 1791 года и провозглашения королем герцога Шартрского.
Теперь он уже не скрывал больше своих * планов. На вопрос якобин-
ских послов Дюбюиссона, Проли и Перейра о его намерениях он
ответил, что конвент представляет собою собрание духсот разбойников
и шестисот дураков и что учреждение революционного трибунала не
должно быть терпимо. „Вы не признаете конституции?14—спросил
Проли. -„Новая конституция слишком глупа44,—ответил Дюмурье и
заявил, что он хочет восстановить королевскую власть и конституцию
1791 года. Тогда конвент отправил четырех комиссаров Банкаля,
Камю, Кинетта и Ламарка вместе с военным министром Бернонвиллем
в лагерь Дюмурье в Сент-Амане; эти комиссары должны были при-
гласив Дюмурье в конвент, а в случае отказа - сместить его. Ко вре-
мени появления комиссаров в лагере Дюмурье уже настолько успел
сговориться с австрийцами, что окружил себя стражей из австрий-
ских гусаров. Со своим другом Бернонвиллем он обошелся очень
вежливо, но с комиссарами он обращался крайне надменно. Он отка-
зался повиноваться постановлению конвента, звавшего его в Париж,
и ушел от комиссаров. Но те пошли за ним к его генеральному штабу.
Камю обратился к генералу в присутствии его офицеров со следу-
ющим вопросом: „Повинуетесь ли вы конвенту или нет?44 „Нет44,—
ответил Дюмурье. — „В таком случае вы смещены—воскликнул Камю,—
ваши бумаги будут опечатаны, вы же арестованы44.—„Ну, это уже
слишком сильно!—воскликнул Дюмурье.—Сюда, гусары!44 Таким обра-
зом, этот изменник велел австрийским гусарам арестовать комиссаров
и передал их австрийцам, у которых они долгое время находились в
постыдном плену. Вместе с ними был арестован также Бернонвилль.
„Таким путем,—сказал ему Дюмурье, -я вырываю вас из рук револю-
ционного трибунала44.
Эта бесчестная измена возмутила офицеров армии. Преданный
конвенту Данпьер стал во главе противников главнокомандующего
подобно тому, как это некогда сделал сам Дюмурье после отложения
Лафайета. Некоторое время армия не проявляла своего отношения к
событиям, но, когда декрет конвента об‘явил. генерала стоящим вне
закона, войско гневно отреклось от изменника. Он еле-еле успел уска-
кать в австрийский лагерь, сопровождаемый австрийскими гусарами,
герцогом Шартрским и другими заговорщиками и напутствуемый
выстрелами и проклятиями французов. Этим закончилась его поли-
тическая и военная карьера. Командование войсками перешло к Дан-
пьеру.
Австрийцы надеялись на контр-революционное выступление Дю-
мурье. Теперь, когда он оказался бессилен, они отвернулись от него.
Англичане выдавали ему потом пенсию, и за это он составлял проекты
против своего отечества. Он прожил еще довольно долго, но больше
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
139
не выступал уже в более или менее значительной роли. Жил он
отчасти презираемый, отчасти забытый людьми.
Измена Дюмурье нанесла тяжелый удар Жиронде, так как эта
измена оправдывала нападки Горы и возбуждала подозрение в том,
что жирондисты сами принимали участие в ней.
Слова и факты.
V В то время, как французские войска терпели такие тяжелые
неудачи и мысль об измене зарождалась в головах разных генералов:
в то время, как коалиция европейских держав становилась все более
опасной; в то время, как Вандея грозила восстанием, направленным
в пользу восстановления королевской власти, а южные департаменты
угрожали подняться на защиту Жиронды,—в это самое время в кон-
венте борьба между Горой и Жирондой разгоралась все сильнее и
сильнее. Опираясь на парижские народные массы, Гора стала посте-
пенно приобретать преобладающее влияние также и в конвенте. Но
жирондисты не хотели уступить без боя, и, вследствие этого, борьба
этих обоих партий приняла крайне ожесточенный характер. Общее
возбуждение, царившее в то время, делало свое дело. Депутаты бро-
сали друг другу в лицо брань, угрозы, обвинения в заговорах и
интригах против республики. Иногда дело доходило до кулачной рас-
правы. Конвент отражал на себе всю ту судорожную борьбу, которую
переживала в этот период угрожаемая Европой Франция. В это бурное
время в конвенте, казалось, происходила борьба титанов- Тут разда-
вались патетические речи Верньо, в которых он жаловался на то, что
гражданам угрожают смертью. Тут прорывались ядовитые выходки
Гаде, бурные филиппики Иснара и Барбару. Резкий Марат обвинял
„государственных мужей44 в том, что они подготовляют междоусобную
войну. Могучий голос Дантона громил реакционеров, а Робеспьер в
пространных речах жаловался на измену, повсюду угрожающую рес-
публике. Среди этого шума люди Долины, „болотные жабы14, притаи-
лись и радовались каждый раз, когда буря проходила, не задев их.
Тут же многие глубокие мыслители старались разрешать трудный
вопрос обновления государства и общества.
Большей частью одерживала верх партия Горы, выставлявшая
энергичные требования. Так, 28-го марта, по предложению парижской
коммуны, постановили организовать общественную помощь бедным, и
это об‘явлено было социальным долгом господствующих классов. Было
также решено, чтобы налоги носили характер прямых и прогрессивных
налогов. Затем приступили к распределению Общинных земель. „Исто-
рическое право44 землевладельцев на третью часть общинных земель
было уже раньше отменено. Общины получили обратно все свои земли.
Но и теперь французы не сумели сконцентрировать земельную соб-
ственность и повести сельское хозяйство в крупном масштабе. Общин-
ная собственность и общинная автономия создали бы, как говорит один
современный писатель, самые прочные основы демократии. Но, в
противоположность парижской коммуне, конвент и слушать не хотел о
более широкой автономии общин, и общинная собственность была раз-
дроблена. Сначала было постановлено разделить общинные земли между
теми гражданами, годовой доход которых не превышал 100 франков. V
Затем декретом от 10-го июня конвент повелел распределить общинную
собственность между всеми жителями. Но это распределение было
проведено лишь до известной степени.
140
В. Б Л О С
Таким образом, конвент увеличил число мелких собственников
г и этим создал тот класс французского общества, которому суждено
[было стать такой сильной помехой для дальнейшего развития Фран-
i ции в духе демократии. Конвент не использовал представившегося
i ему удобного случая для организации сельского хозяйства в крупных
! размерах. Он не думал о восстановлении старого общинного хозяйства
! в улучшенной современной форме и видел в мелком собственнике тип
’ нормального человека. Таким образом, молодая демократия укрепилась
{на непрочном фундаменте, который не мог обеспечить ей продолжи-
тельного существования. Нам могут возразить, что в своей борьбе
с внешними и внутренними врагами демократия не могла за недо-
статком времени остановиться на основательном рассмотрении вопроса
об обновлении земледельческого хозяйства. Но на это мы можем отве-
тить, что ни у одного из самых светлых умов ее не явилось даже
мысли о том, что увековечение мелкого хозяйства может воспитать
эгоистическое поколение, которому недоступны никакие идеалы. Позд-
нейшие две наполеоновских войны явились следствием подобного
разрешения земельного вопроса.
Гора заставляла конвент принимать все более энергичные меры.
Отложение генерала Дюмурье последовало как раз в то время, когда
по предложению коммуны было решено устроить близ Парижа лагерь
в 40.000 человек и когда домовладельцам было приказано обозначать
на входных дверях домов имена, возраст и сословие всех квартиран-
тов. После измены Дюмурье Горе удалось провести свой план созда-
ния нового й сильного правительства в самом конвенте. Под влия-
нием возбуждения, вызванного отложением Дюмурье, был учрежден
б-го апреля 1793 года знаменитый комитет благоденствия, и этим самым
было осуществлено выставленное Маратом требование диктатуры. Этот
комитет стоял над министрами, и его девять членов были уполномо-
чены делать все, что, по их мнению, требовалось для благоденствия
страны. Заседания комитета были закрытые. Он контролировал мини-
стров, которые должны были исполнять его приказания. Он не знал
над собою никакой власти. Зависимость его от конвента выражалась
в том, что он должен был представлять принятые им меры на утвер-
ждение конвента после того, как эти меры приводились в исполнение.
Но созданный конвентом комитет благоденствия не совсем соответ-
ствовал маратовской идее о диктатуре. Марат хотел, чтобы диктатура
была сосредоточена в руках одного человека. Ограничением для этого
диктатора должна была быть его ответственность перед конвентом.
Передав диктатуру в руки нескольких лиц, конвент раздробил ее силу
и положил начало всем тем отрицательным явлениям, которые повели
потом к падению демократии.
Комитет общественной безопасности существовал рядом с коми-
тетом благоденствия; в его руках сосредоточилась внутренняя поли-
цейская власть; но комитет благоденствия мог издавать приказы об
арестах должностных лиц, а это предоставляло ему всемогущую власть.
Он стал знаменит, благодаря тому, что оказался в силах отразить
нападение Европы на республику и победить ее внутренних врагов.
Однако, в первое время жирондистам удалось свести деятельность
комитета к нулю. Правда, они подали свои голоса за арест членов орлеан-
ской фамилии по делу заговора Дюмурье, потому что хотели очистить
себя от подозрения в том, что они одобряли и поддерживали планы
Дюмурье. Но они добились того, чтобы в комитет благоденствия были
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 141
выбраны чуть ли не одни только члены Долины, вследствие чего комитет
не мог проявлять той энергии, которой ожидала от него партия Горы.
Жиронда, пользуясь тем обстоятельством, что в конвенте преобла-
дание колеблется, стремилась парализовать большую часть попыток
Горы и значительно увеличила опасность, угрожавшую республике.
Это повело к тому, что в партии Горы и парижском населении злоба
на жирондистов возросла до того, что было решено уничтожить их и
этим спасти республику от людей, мешающих ее победе.
Угрозы, которыми осыпали друг друга партии, были предвестни-
ками трагического исхода борьбы. В разгаре борьбы обе партии бро-
сали друг другу самые страшные обвивения. Гора утверждала, что
жирондисты находятся на жаловапьи у Питта, а Жиронда обвиняла
Гору в том, что она подкуплена Пруссией и Австрией. Люди угро-
жали друг другу смертью. Дантон угрожал жирондистам войной на
жизнь и смерть, Робеспьер об‘являл их врагами революции, а Марат в
своей газете требовал их уничтожения. В это же время на улицах
Парижа преданные жирондистам „ союзникиu и солдаты требовали
смерти Марата, Дантона и Робеспьера. Один раз понадобилось даже
вмешательство властей, так как толпа возбужденных марсельцев хотела
поджечь дом, в котором жил Марат.
Марат был в это время председателем клуба якобинцев, и в од
ном из подписанных им адресов клуба население провинции при-
зывалось на борьбу с жирондистами. Этот адрес пестрел страшно
резкими выражениями, как это было тогда в моде. Жирондисты, смо-
тревшие на Марата, как на своего главного врага, решили пустить
в ход против него те самые учреждения, которые были созданы пар-
тией Горы. Трусливые члены центра поддержали их и, таким образом,
удалось с большим трудом провести обвинительный декрет против
Марата. Марат был предан суду революционного трибунала. Но, вместо
гибели, Марата ждало торжество.
До этого времени революционный трибунал произнес четыре
смертных приговора, из которых один был совершенно бессмысленным:
это был смертный приговор, вынесенный какой-то кухарке, отозвав-
шейся плохо о республике, потому что ее любовник должен был отпра-
виться на войну. Теперь жирондисты ожидали от трибунала смертного
приговора для Марата. Но известие об обвинении, поднятом против
Марата, возбудило весь Париж, и коммуна энергично вступилась за
своего любимца. Мэр Паш Появился в конвенте и потребовал в пети-
ции, одобренной 35-ью секциями, исключения из конвента 22 х наибо-
лее выдающихся жирондистов, являвшихся, по заявлению петиции,
врагами революции. Петиция требовала народного голосования по
поводу жирондистов. Но жирондисты, которые в процессе короля сами
настаивали на народном голосовании, теперь отвергли это предложение
и были поддержаны при этом друзьями Дантона. Конвент отклонил
петицию 35 секций, об‘явив ее клеветнической.
Таким образом, нападение коммуны на жирондистов потерпело
пока крушение, и Марат предстал 24-го апреля 1793 года перед рево-
люционным требуналом. Ему было пред‘явлено обвинение в возбужде-
нии к грабежу и убийству, в стремлении к установлению враждебной
народу власти и к распущению конвента, так что в общем он обви-
нялся некоторым образом в государственной измене.
Марат предстал перед судом с полной уверенностью в своей
невиновности и держал себя не как обвиняемый, а как обвинитель
жирондистов. Революционный трибунал единогласно оправдал его.
142
в. в л о с
При выходе из здания суда Марат был встречен громадной тол-
пой; его подняли на украшенные цветами носилки, на голову надели
ему венок и с торжеством понесли к конвенту. Там он снова занял
свое место. Выступил бородатый сапер и обратился к конвенту с сле-
дующими словами: „Мы приводим к вам обратно Марата. Марат был
всегда другом народа, и народ будет всегда другом Марата. Если
должна пасть голова Марата, то прежде падет голова сапера “. Он под-
нял свой топор, и народ двинулся процессией по залу заседания,
между тем как Марат с ораторской трибуны заявил конвенту, что он
возвращается с восстановленной честью.
Этот процесс был прелюдией к падению жирондистов, и требо-
вание исключения 22-х стало паролем для Парижа и провинции. В то
время, как жирондисты опирались на конвент и департаменты, Гора
обращалась к парижскому народу. В том, - каков будет исход этой
борьбы, не могло быть сомнения.
Опасности растут.
На северной границе Франции было сосредоточепо очень много
союзных войск. Клерфэ и неспособный принц Иосия Кобургский
командовали здесь австрийскими войсками, а герцог Йоркский—
английскими. Данпьер,. занявший место Дюмурье, очутился в очень
затруднительном положении. Армия была дезорганизована, и с нею
было нелегко решиться на открытый бой. Произошло несколько мелких
стычек, и в одной из них Данпьер был убит. Его место занял Кюстин,
который раньше не был в силах ни удержать за собою Франкфурта,
ни • воспрепятствовать пруссакам осадить завоеванный им Майнц.
Он укрепился в так называемом „цезаревом лагере“ у Камбрэ, но должен
был очистить это место. Его неспособность выступила тут с полной
очевидностью, а плохой образ действий привел его на эшафот.
Опасность приняла грозные размеры, и, если бы теперь командо-
вание союзными войсками перешло к энергичному полководцу, Париж
и республика попали бы в очень тяжелое положение. Но Иосия Ко-
бургский, Клерфэ, герцог Йоркский и герцог Брауншвейгский были
не особенно опасными врагами. К счастью для Франции, эти неспособ-
ные полководцы взялись за осаду крепостей и дали, таким образом,
республике время для вооружения; а время было необходимо, так как
массовое ополчение должно было еще быть собрано. Пруссаки стояли
под Майнцем, герцог Йоркский под Дюнкирхеном, а герцог Кобург-
ский—под Мобежем.
Благодаря этому, конвент мог располагать небольшим промежут-
ком времени, который он использовал с поразительной энергией.
Воодушевление народа росло вместе с ростом опасностей. А опасности
все увеличивались, так как теперь, увидев борьбу партий в конвенте,
внутренний враг тоже поднял голову.
Комиссары по делам набора были во многих департаментах встре-
чены крайне недружелюбно. Лион, Марсель и Бордо были привержен-
цами жирондистов. Особенно Лион проявлял резкую антипатию к партии
Горы. Купечество этого города не хотело приносить никаких жертв
для демократии. Этот город поднялся против своего якобинского
муниципалитета и свергнул его в тот самый день, когда в Париже
были свергнуты жирондисты. Восстание Лиона против конвента вы-
звало продолжительную кровавую междоусобную войну.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
143
Но значительно страшнее была опасность, грозившая со стороны
Вандеи. Мы уже вкратце обрисовали общее состояние этой провинции.
Тут дворяне и отказавшиеся от присяги священники не сочли для
себя нужным эмигрировать, так как народ был до того предан своему
дворянству и духовенству, что правительственные учреждения, поскольку
они сами не стояли па стороне роялистов, не пользовались никаким
уважением и авторитетом. Демократическим идеям в этой стране не
было места, и феодализм, казалось, продолжал тут после 1789 года
процветать, точно никакой революции и не было. Получалось такое
впечатление, будто в этой провинции нашла себе приют старая Фран-
ция. Здесь, согласно патриархальным обычаям, дворяне и крестьяне
занимались сообща охотой, и поэтому крестьяне были тут хорошими
стрелками; а это обстоятельство сыграло крупную роль во время вос-
стания. Крестьяне были тут мелкими наследственными арендаторами,
и их хозяйства давали в среднем ежегодный доход в 500—600 фран-
ков; часть дохода они уступали своим помещикам. Население, дохо-
дившее в своей набожности до изуверства, было довольно своими
скудными доходами, так как его приучили к ограничению своих
потребностей. Дворянство и духовенство пользовались очень большим
уважением среди этих простых и ограниченных крестьян. Конвент
мог, пожалуй, повести себя более умело по отношению к Вандее, но
столкновение было неизбежно, так как дворяне и священники после
казни короля беспрерывно восстановляли Вандею против конвента.
Поводом к восстанию послужило решение конвента созвать массо-
вое ополчение. Вандейцы не хотели бороться за республику. Комиссары
и офицеры, отправленные сюда для произведения набора, встречали
повсюду скрытую вражду или открытое сопротивление. В деревне
Машкуль офицер, руководивший делом набора, был убит, и восстание
распространилось с неимоверной быстротой по всей провинции. Повсюду
республиканские отряды подвергались нападению и беспощадно истре-
блялись. Вандейцы проявили уже в самом начале восстания порази-
тельную жестокость и фанатизм. Опи вели войну со своеобразной
тактикой, при чем значительную помощь оказывал им характер их
местности. Они стреляли в республиканцев из-за кустов и деревьев
и легко приводили их своими меткими выстрелами в замешательство:
тогда они выскакивали с диким криком и избивали республиканцев
тяжелыми дубинами. Вскоре у них нашлись популярные вожаки, как,
например, бывший извозчик Кателино, лейтенант Шарэтт, лесничий
Стофле, Боншан, Лекюр и Ларош-Жакелен. Вначале восстание шло
успешно уж по одному тому, что для подавления его конвент отправил
совершенно неспособных генералов. Англия поддерживала повстанцев
деньгами, так что вскоре восстание было вполне организовано и целью
его было провозглашено восстановление католической церкви и возве-
дение на престол Людовика XVII, малолетнего сына Людовика XVI,
который вместе с матерью находился тогда в тюрьме.
Обе стороны вели войну со страшной жестокостью. Восстание
Вандеи поставило республику в такое опасное положение, что конвент
решился на самые крайние меры. Этому сопротивлялись жирондисты,
и, таким образом, восстание в Вандее стало одной из причин гибели
этой партии, некогда выступавшей с таким рвением против двора.
Конвент принял самые строгие меры. За участие в каком-нибудь
народном волнении всякий священник и дворянин об‘являлся стоящим
вне закона; все лица, пользовавшиеся в прежние времена определен-
144
в. в л о с
ными привилегиями, должны были быть обезоружены; эмигранты
изгонялись из страны навсегда и в случае возвращения наказывались
смертной казнью.
Против всех этих мер можно было с точки зрения гуманности
и свободы сделать много возражений; но Гора не стала в это время
заниматься рассуждениями, так как дело тут шло не о том, чтобы
исследовать и устанавливать теории, а о том, чтобы спасти во что бы
то ни стало республику. Конвент решил принять эти меры, так как
других он не знал. А жирондисты постоянно противились всем энер-
гичным мерам, предложенным в этот чрезвычайно критический момент
Горою. Им казалось, что партийные распри и их доктрины стоят выше,
чем Франция и республика. Образ действий этой партии до крайности
озлоблял парижское население, завоевавшее Франции ее свободу,
и озлобленный Париж, как мы увидим ниже, уничтожил эту партию.
Падение жирондистов.
Государственное благо с каждым днем все сильнее и сильнее
требовало изгнания жирондистов из конвента, и Дантон, Марат и Робес-
пьер соединились с коммуной для низвержения этой партии, которая,
казалось, ставила себе исключительной целью ослабление сил револю-
ции. Правда, Дантоп долгое время был противником этой меры; он
думал, что арест' и обвинение членов конвента могут повлечь за собою'
очень опасные последствия. Но во время борьбы его сомнения мало-
по-малу исчезли.
Секции образовали комитет, заседавший открыто в городской
ратуше. Но из числа членов этого комитета был избран второй, более
тесный комитет, который заседал в архиепископском дворце и пред-
седателем которого был некий Добсан. Этот центральный комитет стал
подготовлять восстание против жирондистов, и так как он находился
в постоянных сношениях с комитетом секций, заседавшим в ратуше,
то оп мог в каждую минуту поставить на ноги секции и призвать их
к оружию.
В конвенте узнали об этих планах и подготовлениях, и жирондисты
старались предупредить коммуну. Председателем конвента был избран
Иснар, вызывающее поведение которого по отношению к левой содей-
ствовало обострению конфликта. Гаде, один из самых ярых противников
Горы и коммуны, думал, что восстанию можно помешать путем поста-
новления конвента. Он произнес громовую речь против заговора
10-го марта и потребовал смещения парижского муниципалитета, место
которого должны были занять президенты секций; затем он потребовал,
чтобы были созваны в Бурж заместители членов конвента, которые
могли бы перенять функции конвента в том случае, если конвент,
заседавший в Париже, будет уничтожен.
Это наглое требование сначала поразило Гору; затем поднялся
страшный шум. Раздались грозные заявления о том, что заговорщики,
стремящиеся уничтожить единство республики, теперь сами разобла-
чили свои планы. Этой суматохе был положен конец Баррером, кото-
рый заручившись согласием комитета благоденствия, отличавшегося
тогда еще значительной вялостью, предложил избрать комиссию из
двенадцати членов для ведения следствия по поводу планов, направлен-
ных против жирондистов. Члены этой комиссии назывались инспекто-
рами залы. В комиссию попали исключительно враги Горы и коммуны,
и поэтому неудивительно, что негодование Горы тотчас же напра-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 145
вилось против нее. Лозунгом революционного Парижа стало устра-
нение комиссии; решено было, что 31 мая начнется восстание с целью
низвержения этой комиссии, одновременно с которой должна была
пасть и Жиронда. С самогб начала это восстание называли „моральным",
так как можно было предположить, что оно обойдется без кровопролития.
Командование национальной гвардией поручено было Анрио, так как
Сантерр в то время командовал войсками, отправленными против
восставшей Вандеи. Анрио был человек с очень сомнительным прошлым.
Это был малоспособный хвастун и фразер. Но в этот момент он, как
оказалось, прекрасно подходил для порученной ему роли.
По приказанию комиссии двенадцати, было арестовано довольно
много решительных революционеров. Она приказала, между прочим,
арестовать Гебера, помощника прокуратора общины. Гебер издавал
газету „Рёге Duchesne" и пользовался среди парижского населения
большой популярностью. Тон его газеты был очень резок, но не более
резок, чем тон жирондистских и роялистских газет. Коммуна подняла
протест против ареста Гебера и об‘явила себя постоянной. То же самое
сделали революционные комитеты и клубы. 27-го мая в конвент яви-
лась депутация коммуны и потребовала освобождения Гебера и распу-
щения вышеупомянутой комиссии. Одна секция потребовала даже
привлечения комиссии к суду революционного трибунала. Иснар отве-
тил им следующими словами: „Если восстание будет направлено против
народного представительства, то Париж будет уничтожен и в будущем
придется разыскивать, на каком берегу Сены находился этот город".
Эти слова переполнили чашу. „Такая наглость,—воскликнул Дан-
тон,—невыносима. Мы окажем сопротивление!"
Поднялась невообразимая суматоха,. и так как жирондисты при-
звали для своей защиты вооруженную силу, то дело могло кончиться
кровопролитием. Толпы народа проникли в зал заседания. Раздались
'крики, что конвенту угрожают вооруженные люди. Были призваны
министр внутренних дел и-мэр для того, чтобы допросить их о состо-
янии Парижа. Оба они заявили, что конвенту никто и ничто не угро-
жает, что целью движения является уничтожение комиссии двенадцати.
Паш, с своей стороны, заявил, что виновницей всех беспорядков
является комиссия двенадцати.
Было уже поздно, и жирондисты хотели прекратить заседание,
чтобы таким образом уклониться от окончательного решения вопроса.
Но Гора упорно настаивала на немедленном решении его. Покинутое
Кенаром председательское место было занято Геро де-Сешелем, другом
Дантона. „Власть разума, -сказал Геро,—и власть народа—понятия
тождественные. Народу будет гарантирована справедливость". Вопрос
об освобождении Гебера и других арестованных и о смещении комиссии
был поставлен на голосование конвента и решен в утвердительном ’
смысле. Народ, теснившийся вокруг конвента, приветствовал это реше-
ние криками радости. Геберу надели венок и отнесли его на руках
в клуб кордельеров.
На следующий день жирондист Ланжюинэ стал утверждать, что
декрет недействителен. Тщетно Дантон, не желавший довести борьбу
до крайностей, возражал против этого. Ослепленные, высокомерные
жирондисты, преисполненные ненависти к якобинцам, сами прокла-
дывали себе путь к гибели. Конвент дал себя переубедить. Правда,
освобожденные лица не были снова арестованы, но комиссия была .
восстановлена.
История Французской революции.
10
146
В. в л о с
Это решение сйова разожгло озлобление секций. Заседавший в
архиепископском дворце комитет стал крайне энергично подготовлять
восстание. Однако, и теперь еще хотели, чтобы это восстание носило
чисто „моральный" характер.
Когда ЗО-го мая секции явились в конвент с требованием распу-
щения комиссии и привлечения ее к суду, Ланжюинэ стал их резко
обвинять. Они не получили от конвента никакого ответа, и тогда вос-
ставшая коммуна привела в движение ’народные массы.
31-го мая поднялись предместья, ударили в набат, и Анрио ве-
лел выстрелить из пушки в знак тревоги. В одно мгновение секции
стояли уже под ружьем и окружили конвент, собравшийся в 6 часов
утра. Движение носило целиком характер „морального" восстания, так
как нигде дело не доходило до кровопролития.
В конвенте дебатировался вопрос о распущении комиссии. При
бурных криках одобрения со стороны галлерей Тюрио и Дантон по-
требовали распущения комиссии. На галлереях сидело много женщин,
которых называли „вязальпхицами Робеспьера", так как этот последний
был цх любимцем. Затем поднялся Робеспьер и произнес длинную и
резкую речь, направленную против жирондистов. Он стал их обвинять
в том, что они пытались спасти короля и что они находились в заго-
воре с Дюмурье. Он требовал обвинительного декрета против них.
Но Баррер и центр снова занялись посредничеством. Испуганные
депутациями, требовавшими распущения комиссии, они сами внесли
теперь предложение о. распущении ее. Кроме того, они предложили
оставить вооруженную силу Парижа постоянной и поручить коми-
тету благоденствия, чтобы он занялся расследованием различных за-
говоров. Конвент принял предложение Баррера, и, таким образом,
поскольку дело касалось комиссии, восстание оказалось победоносным.
Но вожаки восстания не были довольны успехом 31-го мая. Они стре-
мились к полному низвержению Жиронды, и, по их мнению, распу-
щение комиссии нисколько не устраняло угрожавшей им опасности.
Они хотели ковать железо, пока оно было горячо. Стали делаться при-
готовления к новому движению, целью которого было изгнание из
конвента и арест1 22 жирондистов. Коммуна снова взяла в свои руки
руководство восстанием и поручила Гассенфратцу вечером 1-го июня
прочесть в конвенте угрожающий адрес, в котором требовалось изгна-
ние жирондистов. Марат проявил энергичную деятельность. Он и его
друг испанец Гусман, казненный впоследствии вместе с Дантоном,
собственноручно били в набат.
2-го июня рано утром население Парижа с оружием в руках снова
двинулось к конвенту. Анрио имел под своим начальством 100.000 че-
ловек с 60 орудиями. О „моральном" восстании теперь уже не могло
быть и речи, и Анрио заявил, что Париж не сложит оружия, пока не
добьется от конвента ареста 22 жирондистов.
Жирондисты могли два дня тому назад прекрасно удостовериться
в том, что народные массы страшно озлоблены, и многие из них бо-
ялись самого худшего. Когда поэтому в 10 часов утра 9-го июня кон-
вент был окружен народом, многие депутатские места на правой стороне
конвента оказались пустыми. Город был наводнен вооруженными на-
родными массами, раздавался звон набата и сигнальные выстрелы
пушек. Возбуждение народа передалось и конвенту. Ланжюинэ, отли-
чавшийся своими реакционными воззрениями, но обладавший большим
мужеством, бросился к ораторской трибуне и стал обвинять коммуну,
заявляя, что ее петиция является детищем уличной грязи. Мясник
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
147
Лежандр крикнул ему злобно: „Молчи или я тебя убыо!“ На это Лан-
жюинэ с юмором ответил: „Ты сначала потребуй от конвента, чтобы
он постановил, что я—бык!44 Якобинцы и жирондисты бросились к ора-
торской трибуне, первые для того, чтобы стащить Ланжюинэ с три-
буны, а вторые—чтобы защитить его. Начинается драка, на сцену
появляются пистолеты и кинжалы, кто-то приставляет ко лбу Ланжюинэ
пистолет; наконец, шум улегся и появилась новая депутация коммуны,
сделавшая следующее заявление: „В течение уже четырех дней гра-
ждане Парижа не выпускают из рук оружия; в течение уже четырех
дней они требуют от своих доверенных, чтобы те восстановили их на-
рушенные права, и в течение уже четырех дней эти доверенные изде-
ваются над спокойствием и бездеятельностью доверителей. Заговорщики
должны быть изгнаны из конвента и арестованы. Надо немедленно,
тут же на месте, спасти народ— или народ сам себя спасет!*
Конвент колебался; стали раздаваться голоса, что так как конвент
несвободен, то нельзя принять никакого решения. Однако, конвент
постановляет передать петицию комитету благоденствия. Депутация
покидает зал, произнося при этом различные угрозы, а Левассер пред-
лагает арестовать жирондистов как людей подозрительных. Но этого
предложения не обсуждают. От жирондистов требуют, чтобы они сло-
жили свои полномочия, но, за исключением Иснара, Фоше и Лантена,
они все отказываются сделать это. Тогда Баррер хочет испробовать,
свободно ли собрание. Он предлагает покинуть во главе с президентом
Геро зал заседания и побудить собравшийся на улице народ, чтобы
он разошелся. „Народные представители,—говорит он,—требуйте ува-
жения к своей свободе, перенесите заседание на улицу и заставьте
окружающие вас штыки склониться перед вами!*
Конвент принял предложение Баррера, но Марат выбегает на
улицу и требует от Анрио, чтобы он задержал конвент до тех пор,
пока тот не будет вынужден издать декрет об аресте 22 жирондистов.
Конвент с Геро во главе выходит на Карусельскую площадь и там
он сталкивается с главнокомандующим Анрио, сидящим верхом на
лошади. „ Чего хочет народ?—спрашивает председатель конвента у
Анрио.—Конвент занимается только делами, касающимися счастья на-
рода! * На это Анрио не без иронии возражает ему: „Геро, народ вос-
стал не для того, чтобы слышать красивые фразы; он хочет, чтобы ему
выдали 22 виновных. Пока вы не постановите этого, мы вас не осво-
бодим14. Геро хочет обратиться к национальным гвардейцам с требо-
ванием, чтобы они арестовали своего начальника как бунтовщика. Но
Анрио в это время командует громким голосом: „Канониры, к орудиям! “
Жерла двух пушек направляются на конвент, и депутаты уныло воз-
вращаются в зал заседания. Конвент решается пожертвовать жиронди-
стами, и Марат, повелевающий теперь, как диктатор, стал вычеркивать
из списка изгоняемых одни имена, заменяя их другими. В конце кон
цов был издан декрет следующего содержания:
„Национальный конвент постановляет подвергнуть домашнему
аресту нижепоименованных депутатов, оставляя их под охраной фран-
цузского народа, национального конвента и честности граждан Парижа.
Депутаты эти следующие: Жансонне, Гаде, Бриссо, Горса, Петион,
Верньо, Салль, Барбару, Шамбон, Бюзо, Бирото, Лидон, Рабо, Сент-
Этьен, Ласурс, Ланжюинэ, Гранжепев, Легарди, Лессаж, Луве, Валязе,
Кервелеган-Гардьен, Буало, Бертран, Виже, Мольво, Ларивьер, Гамер,
Вергоон. Точно также домашнему аресту подвергаются министр госу-
148
В. Б Л О С
дарственных налогов гражданин Кальвер и министр иностранных
дел гражданин Лсбрэн".
Так пала партия жирондистов, трагическая судьба которой может
тронуть читателя, хотя всякий беспристрастный человек останется при
том убеждении, что республика могла быть спасена от гибели только
путем полнейшего низвержения этой партии. Нельзя назвать герой-
ством изгнание из конвента при помощи пушек и штыков двух дюжин
депутатов, но вряд ли налицо имелось какое-нибудь другое средство.
Парижский народ сверг этих людей, притязавших на роль представи-
телей буржуазной аристократии в республике. Среди них были люди,
заслуги которых в деле борьбы за свободу были велики. Но они тре-
бовали от революции, чтобы она остановилась там, где им этого хоте-
лось. При таком тщетном и безумном стремлении их поглотил водоворот
революции.
Жиронда могла бы оставить по себе лучшее историческое имя,
если бы она приняла деятельное участие в той великой оборонитель-
ной войне, которую Гора вела с внутренпими и внешними врагами.
Но она предпочла мешать Горе в проведении энергичных мер, не
будучи в то же время в состоянии рекомендовать республике другие
и лучшие меры. Поэтому-то она и пала после восстаний 31-го мая и
2-го июня. Гора может вполне спокойно взять на себя'ответ'ственпость
за эти бескровные восстания, так как они являлись результатом без-
условной необходимости.
Господство Горы.
i Второго июня 1793 года закончился период господства жиронди-
стов в конвенте и начался период террора, который называют также
периодом ужаса. Гора, опираясь ыа народные массы, господствовала
в конвенте и держала, таким образом, в своих сильных руках весь
законодательный и административный аппарат государства. В конвенте
разыгрался еще эпилог к драме 31-го мая, так как семьдесят три
члена его подняли протост против изгнания жирондистов и воздер-
жались от всяких голосований. Но с того времени борьба партий
в конвенте прекратилась надолго. Раздавалось меньше красивых речей,
но тем грандиознее были труды, исполненные конвентом как в его
комитетских заседаниях, так и во время общих собраний.
Гора, захватившая в свои руки господство над всем и взявшая
на себя ответственность за все, чувствовала, что при данном необык-
новенном положении вещей, при наличности массы внутренних и внеш-
них врагов надо действовать единодушно. В партии Горы можно
было отметить три течения, группировавшиеся вокруг трех вождей
демократии: вокруг Дантона, Робеспьера и Марата. Различия между
ними в эту эпоху выступали еще не совсем ясно; впоследствии же они
должны были стать причиной расколов и крупных катастроф. Под
влиянием партийных раздоров жирондисты упустили из виду благо
республики; Гора была настолько великодушна и патриотична, что
думала только об одном, а именно—о спасении республики от опасностей,
грозивших ей внутри и извне. Эта могучая демократическая партия
бросилась для спасения свободы в зияющую пасть революции подобно
тому, как некогда бросился в пропасть римлянин Курций. Пожертвовав
собою, она одержала победу.
Единодушие Горы создало также единодушие конвента. Ко-
митет благоденствия, в состав которого вскоре вошли члены партии
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 149
Горы, не находил больше в конвенте никакой оппозиции. Члены
Долины тоже должны были признать, что для выхода из того чрез-
вычайно тяжелого положения, в которое попала страна, требуется
применение чрезвычайных мер. Таким образом, диктаторское прави-
тельство могло действовать с той силой, тем единодушием и быстротой,
которые требовались для того, чтобы страна могла преодолеть все
затруднения.
В самом деле, вряд ли когда-нибудь какое-либо правительство
переживало такие тяжелые времена, какие приходилось переживать
французскому правительству летом 1793 года. До того времопи жирон-
дисты с усердием, достойным лучшего применения, тормозили все дела
республики. Только теперь Гора могла выпрямиться во весь рост,
и она немедленно приступила к работе.
Флоты Днглии и Испании отрезали Францию от меря, сделали
невозможным всякий подвоз товаров извне, свели на-нет се торговлю
и старались усилить бедствия и нужду внутри страны. Но сама при-
рода пришла на помощь угрожаемой со всех сторон Франции: поля
и виноградники дали в 1793 году чрезвычайно богатый урожай,
и двадцатипятимиллионное население Франции могло, несмотря на
переживаемый страной внутренний кризис, пропитаться продуктами
своей родной почвы. Но на всех границах стояли вражеские войска,
готовые наб]юситься па республику. Еще более страшные размеры
приняли опасности, угрожавшие стране внутри. В Вандее сформиро-
вались три армии, выступившие на борьбу с конвентом. Главнокоман-
дующим этими армиями был Католино. Каждая армия насчитывала
около 12.000 человек. Боншан стоял с анжуйской армией на Луаре;
в центре стояла „великая армия“ под начальством д‘Эльбе, а в ниж-
ней Вандее стоял Шаретт с „армией болота*4.
К этому надо прибавить еще восстание, вызванное падением
жирондистов. Большая часть южных и северных департаментов вос-
стала против конвента в ответ на события 31-го мая и 2-го июня.
В городах муниципальная власть большею частью находилась в руках
якобинцев, тогда как господствовавшая в секциях зажиточная буржуа-
зия стояла на стороне жирондистов. «Это обстоятельство повлекло за
собою повсюду ожесточенную борьбу, которая вылилась в форму вос-
стания, известного под именем ,,федералиетического*4, хотя жирондисты
и протестовали против этого названия. Федерализм являлся в эту
эпоху действительно политическим преступлением, так как республику
могла спасти только сильная центральная власть.
Якобинские муниципалитеты на юге и северо-западе были боль-
шей частью низвергнуты и заменены жирондистскими. Бордо, Тулуза,
Марсель, Тулон и Лион восстали против конвента еще до падения
Жиронды. Роялисты, бывшие все время настороже, вмешались в эти
провинциальные восстания и придали им совершенно иной характер,
дем тот, какой хотели им придать их инициаторы. Лион всецело попал
в руки роялистов, так как в этом тортовом городе одни только рабочие
были приверженцами Горы. Секции в этом городе находились целиком
под. влиянием купечества. Они низвергли якобинский муниципалитет
и казнили главаря якобинцев Шалье. Затем город принял эмигрантов
и поручил роялисту старого закала маркизу де-Прсси командование
военными силами Лиона. Тот факт, что второй по своей величине
город государства поднялся против правительства, значительно затруд-
нил положение конвента, сделал его критическим, и этим обгоняется
то страшное наказание, которому конвент подверг восставший город.
150
в. в л о с
Арестованные в Париже жирондисты не могли вначале жаловаться
па строгое- обращение; они даже продолжали получать, в качестве
членов конвента, полагавшиеся им 18 франков содержания. Но некоторые
из них бежали в провинциальные города и примкнули там к восстав’
шим, и это обстоятельство вызвало, конечно, более строгие мероприятия
против их единомышленников, оставшихся в Париже. Ролан бежал
в Руан, между тем как его жена была арестована в Париже. Точно
также бежали Кондорсе и Ларевельер-Лепо, в то время как Верньо
и Жансонне оставались в Париже; Бриссо был арестован в Мулене,
Манюэль—в Монтаржи. Многие жирондисты бежали из-под домашнего
ареста, подкупив своих сторожей; бежали Гаде, Луве, Бюзо, Петион,
Барбару, Иснар, Кервелеган, Ланжюинэ и другие, отправившиеся
в Нормандию и собравшиеся в Кальвадо в Каене. Каен стал централь-
ным пунктом жирондистского восстания, охватившего вскоре всю
Нормандию и Бретань. Таким образом, 60 департаментов находились
в открытом вооруженном восстании против конвента, которому оста-
вались верны всего лишь каких-нибудь 20 департаментов.
Таким образом, мы видим, что Гора должна была обладать почти
сверхчеловеческой отвагой, чтобы не придти в самом начале борьбы
в отчаяние. Поэтому те люди, которые вступили в эту борьбу и вышли
из нее победителями, достойны занять одно из первых мест в истории,
что бы про них ни говорили.
Окруженный со всех сторон восставшими департаментами, кон-
вент вынужден был принять самые решительные страшные меры.
Революционный трибунал усилил свою деятельность, и бежавшие
жирондисты были об‘явлены стоящими вне закона, так что, схватив
кого-нибудь из них, власти могли по удостоверении личности казнить
его. Против повстанцев были быстро сформированы особые армии,
и при этом централизованная власть конвента оказалась более силь-
ной, чем федералистическое восстание.
Конституция 1793 года.
Конвент действовал очень успешно, и целый ряд восставших горо-
дов и департаментов, испуганных строгостью принятых им мер, вскоре
снова покорились ему. Другие города ждали лишь удобного случая
для этого. Конвент хотел им дать в руки такой случай и с этой целью
выработал среди ужасов междоусобиц и революционной борьбы проект
конституции. Жирондисты беспрестанно обвиняли Гору в тирании и
анархии. Составив конституцию, Гора показала, как опа намерена упо-
•4 рядочить дела республики по окончании внутренних и внешних войн.
Это решение Горы было не менее удачно, чем направленный против,
федерализма декрет об единстве и нераздельности республики.
Специальный комитет конвента был уже давно занят выработкой
конституции, и Кондорсе установил основные черты ее. Конечно, в
проекте Кондорсе нашли свое выражение взгляды жирондистов. Гора
отвергла проект Кондорсе и заставила выбрать новый комитет для
выработки конституции, при чем теперь в состав комитета вошли одни
только якобинцы. Председателем этого комитета был выбран Геро
де-Сешель, и он именно является автором конституции 1793 года. Она
была выработана в несколько дней, так как у Горы не было столько
свободного времени, чтобы выработать эту конституцию с такой же
прохладцей, с какой, примерно, впоследствии франкфуртский парламент
вырабатывал германскую имперскую конституцию.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
151
Тьер говорит, что проект конституции был составлен „в момент /
демократического безумства44; такого упрека нельзя, как нам кажется,
сделать Геро де-Сешелю, который отличался ясным, спокойным умом
философа.
Эта конституция была выражением абсолютной и чистой демокра- •/
тии. Она устанавливала, что каждый француз, достигший 21 года,
становится гражданином государства и пользуется с этого момента
всеми политическими правами без всякого имущественного ограничения.
Граждане входят в состав первичных собраний, и для этого страна
должна быть разделена на округа по 50.000 человек в каждом. Первич-
ные собрания должны созываться каждого 1-го мая. Каждое первичное
собрание избирает путем прямых выборов депутатов в национальное
собрание. Это национальное собрание является высшим учреждением
страны, и комитеты его должны заведывать всеми делами республики. *
Решения национального собрания должны получать силу законов,
если в течение известного срока против них не высказалось большин-
ство первичных собраний. Право наложения вето, так сильно способ-
ствовавшее падению Людовика XVI, было тут превращено в демокра-
тический принцип, так как оно было передано суверенному народу.
Исполнительная власть должна была находиться в руках исполни-
тельного совета, в состав которого имели войти 24 члена. Этот
исполнительный совет должен был избираться первичными собраниями
путем косвенных выборов. Первичные собрания должны были состав-
лять список кандидатов, а национальному собранию предоставлялось
право вычеркивать из этого списка столько имен, пока, наконец,
в списке не оставалось только 24 имени. Заметим мимоходом, что
этот исполнительный совет представлял собой совершенно излишний
балласт для конституции.
В введении к этой конституции упоминалось также о праве на
труд. Там говорилось: „Общественное вспомоществование составляет
священный долг. Общество обязано поддерживать несчастных граждан
или доставлением им работы или обеспечением средств существования
неспособным к труду44.
Этот пункт показывает нам, что конституция должна была создать
чисто буржуазную демократию, предполагающую наличность классо-
вых различий. Она давала народу полное политическое равенство, но
не затрагивала важного вопроса о том, как обеспечить существование *
гражданина государства; единственным средством обеспечения суще-
ствования, казалось ей, была общественная милостыня, которую теоре-
тики партии Горы (как, напр., Робеспьер в своей „Декларации прав
человека*4) считали долгом богатых по отношению к бедным. Дело в
том', что работа, которая должна была быть доставлена нуждающимся,
тоже рассматривалась как милостыня. Над вопросом об организации
труда никто вообще и не задумывался.
Несмотря на это, народные массы были сильно привязаны к этой
конституции. Во время крупных восстаний предместий весной 1795. г.
рабочие Сент-Анту анского предместья написали мелом на своих шля-
пах: „Хлеба и конституции 7797 года*. Из этого видно, что они пре-
красно знали, что одна конституция 1793 года не даст им еще хлеба.
Конституция была принята конвентом 24-го июня, но тотчас же вре-
менно отменена с той мотивировкой, что во время борьбы данного
периода нельзя управлять страной при помощи демократической кон-
ституции; эта мотивировка была совершенно правильна, так как без
диктатуры Горы Франция распалась бы. Мы не видим особого смысла
152
в. в л о с
в рассуждениях о том, была ли конституция 1793 года жизпеспособне
или нет, так как она никогда не вступала в силу и, следовательно
о ее жизнеспособности нельзя говорить па основании опыта. Но, вс
всяком случае, мы можем сказать, что мнение, будто эта консти
туция была нежизнеспособна, в виду того, что она допускала участие
в делах правления представителей всех слоев населения, не выдержи-
вает критики, так как этому мнению вполне противоречит тот факт
что конвент, спасший Францию из самого тяжелого положения, в какое
вообще, когда-либо попадало государство, был тоже составлен из пред-
ставителей всех слоев народа.
Принятие конвентом этой конституции сразу обусловило переход
большого количества департаментов на сторону конвента. Конституция
должна была быть представлена на утверждение первичных собраний,
и конвент предоставил для этого только трехдневный срок. Но про-
винции видели теперь, что противники Горы оклеветали эту партию,
обвиняя ее постоянно в стремлении к монархии или к диктатуре.
V' Так конституция усилила власть Горы и увеличила доверие к ней.
С(перть Марата.
После падения Жиронды Марат несколько отстранился от поли-
тической деятельности. Он считал республику спасенной после того,
как „ государственные мужи и интриганы14 были изгнаны из конвента
и лишены своей политической власти. Ои за последние месяцы сильно
переутомился, а вследствие прежнего проживания в подвалах и под-
земельях, у него появилась накожная сыпь; это последнее обстоятель-
ство давало повод его врагам к клевете. Он видел, как республика
усвоила его идеи и как правительство уничтожало и делало безвред-
ными открытых и тайных врагов страны. В этот именно момент ему
пришлось расстаться с жизнью, после того как он завоевал полное
доверие парижского народа.
Враги революции ненавидели Марата больше, чем всех осталь-
ных революционеров, так как он никого не щадил, разоблачал заговоры,
не боялся делать логические выводы из давших предпосылок и обла-
дал поразительной энергией. Жирондисты, являвшиеся представителями
зажиточной буржуазии, ненавидели Марата как представителя инте-
ресов пролетариата. Они рисовали Марата как грубого, низкого,
чудовищного человека, постоянно жаждущего крови. Они постоянно
клеветали на него и создали вокруг него целую сеть лжи и извра-
щений. Так как он был одним из главных виновников их поражений,
то они приписывали ему самые ужасные и безумные планы, так что
получалось впечатление, будто оп постоянно занят одной лишь мыслью
о том, как бы превратить Францию в морс крови. Им казалось, что
Марат составляет величайшее несчастье для Франции.
Этими воззрениями прониклась двадцатилетняя дворянка Шар-
лотта Кордэ д‘Арман в Каене, состоявшая там в сношениях с .беглыми
жирондистами. Эта пылкая девушка была восторженной поклонницей
революции. На основании сочинений древних писателей она создала
себе идеальные представления о республиканской добродетели и, по-
добно госпоже Ролан, поражалась при виде того, как мало общего
было у французской республики с этими идеалами. Шарлотта Кордэ
усвоила себе взгляды жирондистов. Она преклонялась перед вожаками
этой партии и ненавидела якобинцев за то, что они были врагами
жирондистов. Говорят, будто возлюбленным красивой, серьезной и ум-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
153
ной Шарлотты был какой-то офицер, казненный за роялистский образ
мыслей, и будто его смерть зажгла в ней непримиримую ненависть
к якобинцам;
Эта девушка видела в Марате несчастье своего отечества и решила
для спасения родины убить Марата.
Мотивы, побудившие ее к этому, никогда, пожалуй, но будут
точно установлены. Действовала ли опа из тщеславия, честолюбия,
из желания сыграть известную роль в революция для того, чтобы
записать свое имя, на скрижалях истории? Пли, может быть, ее нена-
висть к якобинцам и сочувствие к своим друзьям были достаточно
сильны для того, чтобы побудить ее на подобный шаг? Многие гово-
рили, будто она питала пылкую страсть к жирондисту Барбару, отли-
чавшемуся необыкновенной красотой, и будто она не встречала у Барбару
взаимности, поэтому жизнь стала для нее бременем и она решила
пожертвовать своей жизнью и в то же время уничтожить опасней-
шего и ненавистного врага Жиронды. Но доказательств для этого
никаких пет. Точно 'также нельзя доказать, что жирондисты под-
стрекнули Шарлотту Кордэ убить Марата.
Как бы то ни было, в первой половине июля 1793 года Шарлотта
выехала из Каена в Париж. Она была настолько занята своим планом,
что отвергла сделанное ей во время пути выгодное предложение.
Приехав в Париж, она запаслась большим острым ножом, который
она спрятала под своим платком. Сначала она думала убить Марата
в конвенте, но потом опа узнала, что он болен и пе покидает своей
квартиры. Два раза опа тщетно приходила к нему. Она выдавала себя
за ревностную патриотку из Кальвадо и сказала, что она должна
сделать Марату очень важное сообщение. В конце концов, она сумела
устранить подозрение Симонии Эврар, подруги Марата. Шарлотта
написала также Марату письмо, в котором говорила, что хочет раз-
облачить заговоры жирондистов в Каене.
Когда Шарлотта снова пришла к Марату, какая-то фапьсовщица
не хотела ее пропустить к нему. Марат, сидевший как раз в это время
в ванне и что-то писавший, услыхал разговор за дверью и велел
впустить незнакомку. Симония, бывшая у Марата, удалилась из ком-
наты. Шарлотта села возле ванны рядом с Маратом, который был
закутан в простыню и не мог поэтому хорошо наблюдать за ее дви-
жениями. Ничего но подозревая, он стал ее расспрашивать, что слышно
в Каене. Шарлотта сказала, что там 18 беглых жарондистов с согласия
департаментских властей захватили власть в свои руки. Она/назвала
их имена и Марат записал их. Затем он сказал: гПрекрасно! Недолго
уже нм там действовать: скоро отправятся они на гильотину!u
В этот момент Шарлотта вскакивает и вонзает нож до самой
рукоятки в грудь Марата. „Сюда<милая Симония, сюда!" восклицает
Марат прерывающимся голосом и в предсмертных судорогах опускается
в окрашенную кровью воду. Когда в комнату волгла Симония, ои уже
был мертв. Шарлотту Кордэ, оставшуюся стоять неподвижно, схватили
подоспевшие жильцы дома и передали властям; ее с трудом удалось
спасти от мести разоренного парода.
Париж был страшно взволнован вестью о смерти Марата. Убитого
„друга народа0 похоронили с большой торжественностью в саду
кордельеров. Знаменитый художник Давид паписал его портрет, кото-
рый был повешен в конвенте и впоследствии уничтожен роялистами. 1
После Марата наличными деньгами остался один ассигнат в 25 су
(т. е. копеек в 45). Демократия после его смерти относилась к нему,
154
В. Б Л О С
как к божеству, что было так же пошло, как и мерзости реакционеров
и „порядочных" людей, извлекших впоследствии его прах из Пантеона
и бросивших его в клоаку.
На Марата всегда возлагали ответственность за крайности системы
V ужаса. А, между тем, система ужаса, в истинном смысле этого слова,
началась только после его смерти. В самом деле, начиная с 12 авгу-
ста 1792 года, когда был избран первый революционный трибунал,
и кончая днем смерти Марата, в Париже было, осуждено по обвинению
в измене всего на всего 64 человека. Со дня же смерти Марата и до паде-
ния Робеспьера, то есть в течение одиннадцати с лишком месяцев, были
казнены 2.572 человека. Марат никогда даже не пытался из личной
ненависти возвести на эшафот истинного демократа; все его нападки
были направлены только против врагов демократии. Он не дожил
до того тяжелого времени, когда Гора стала расшатывать свою собствен-
ную партию. Он называл себя „оком народаu и имел на это полное
право, так как он был более дальнозорок, чем кто бы то ни было
в то время. Его постигла такая же участь, как и многих других: за свою
защиту интересов бедного народа он навлек на себя ненависть богатых
и сильных и йх приспешников. Клевета представила образ этого дея-
теля в извращенном виде. Однако, непредубежденному человеку он
представляется как Страстный, не особенно симпатичный человек,
но зато полный любви к народу и справедливости. Во всяком случае,
он не представляет собою такого чудовища, каким его стараются изоб-
разить реакционные и мещанские историки.
Шарлотта Кордэ была привлечена к суду революционного трибу-
нала и проявила при этом поразительное мужество. Но на допросе
она сама признала всю бессмысленность своего поступка. „Какую
цель, -спросил ее председатель трибунала, -преследовали вы, решив
убить Марата?“ „Я хотела,—ответила Шарлотта, - чтобы во Франции
прекратились беспорядки и чтобы мое отечество снова вернулось к мир-
ной жизни“. Тогда председатель спросил ее: „Разве вы думаете, что
Вам удалось убить всех Маратов?„Нет,—возразила Шарлотта печально,
но затем она сказала, повысив голос:—Я убила одного человека, чтобы
спасти сотни тысяч людей; я убила одного злодея, чтобы спасти мно-
гих невинных!" Этим она ясно показала, что совершенно не понимала
хода революции.
Она была осуждена на смерть и казнена 15 июля. Тысячи пари-
жан толпились на улицах и на месте казни, когда ее вели на эшафот;
очень многие были тронуты ее юностью и красотой. Рабочие, которых
она лишила их могучего защитника, были крайне озлоблены против
нее. Один депутат немец Люкс из Майнца безумно влюбился в нее
и заявил, что она „выше Бруте/. За это он попал на эшафот. Один
из палачей схватил отрубленную голову и стал наносить ей удары;
народ был возмущен этим, и палач подвергся за это наказанию.
Шарлотта Кордэ жестоко ошиблась в своих надеждах: она пере-
оценивала и Марата и себя, думая, что одним ударом кинжала она
может вернуть Франции мир.
Майнц и Вандея.
Оправившись от перенесенных в Шампани невзгод, герцог Браун-
швейгский решил напасть на занятый французами Майнц. Близ Баха-
раха он перешел через Рейн и оттеснил французов, находившихся
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
155
под начальством неспособного генерала Богарнэ, от Майнца, так что
теперь он мог подвергнуть крепость полной блокаде.
В Майнце демократическая партия взяла с помощью французов
все управление страной в свои руки. Приверженцев этой партии
называли „клубистами", так как они группировались вокруг одного
клуба, заседавшего в одном старом курфюршеском замке. Был созван
рейнско-германский национальный конвент, в* председатели которого
был избран профессор Гофман из Вюрцбурга, человек ясно выражен-
ного республиканского образа мыслей. Этот конвент провозгласил земли
от «Пандау до Бингена свободным республиканским государством и устра-
нил всех крупных и мелких князей, все светские и духовные власти.
Затем было решено обратиться к» парижскому конвенту с просьбой
о присоединении нового государства к французской республике; для
этой целив Париж была послана особая депутация, состоявшая из трех чле-
нов, средн которых также находился знаменитый ученый Георг Форстер.
Между тем, пруссаки под начальством Калькрейта осадили Майнц,
а Богарнэ должен был отступать все дальше и дальше. Майнц под-
вергся страшной бомбардировке, но он упорно защищался Полгорода
было превращено в развалины, и 22-го июля 1793 года французский
гарнизон крепости должен был сдаться, вследствие недостатка Местных
припасов. Демократы и клубисты, попавшие в руки победителей,
подверглись суровой расправе: их засадили в майнцские крепости
Кенигштейн и Петерсберг (близ Эрфурта). Курфюршеское правитель-
ство было снова восстановлено.
Так исчезла рейнско-германская республика и исчезла при этом
так же быстро, как зародилась. Французский гарнизоп двинулся
в Вандею, так как он должен был дать обещание, что больше не будет
выступать против союзных войск, и за это получил свободный пропуск.
А в Вандее дела конвента были очень плохи. Правда, войскам конвента
без труда удалось подавить возбужденное жирондистами федералист-
ское восстание. Роялистский геперал Вимпфен, командовавший собрав-
шимися, в Каене жирондистами, потерпел 15 июля 1793 года у Вернона
такое позорное поражение, что жирондистов охватил панический ужас
и они бежали из Каена. Города «Яион, Бордо, Марсель и Тулон
ограничились теперь тем, что приняли одни лишь оборонительные
меры, а Тулуза покорилась конвенту.
Что же касается Вандеи, то она оказывала сильное и упорное
сопротивление конвенту. Полчища инсургентов почти повсюду одержи-
вали победы над республиканскими войсками. У Сомюра, где они
побили неспособного генерала Мену, они захватили 80 орудий и 100.000 ру-
жей, они заняли также Анжер. Вандейские армии соединились на нижней
«Луаре и в количестве 30.000 человек напали на Нант. В распоряжении
республиканского генерала Канкло, защищавшего Нант, имелось не более
10.000 человек, половину которых составляли национальные гвардейцы.
Казалось, что я]юстная цтака вандейцев кончится для них вполне
удачно; но в это время главнокомандующий повстанцев Кателино был
смертельно ранен пулей, и смерть любимого вождя до того испугала
вандейцев, что они отступили от города. Таким образом, Нанту уда-
лось избегнуть печальной участи в великой битве 29 нюня. Но в то же
время республиканский генерал Вестерман, проникший победоносно
вплоть до Шатильона, потерпел 5 июля сильное поражение, потеряв
при этом все свое войско и орудия. Войска вандейцев неоднократно ухо-
дили обратно в леса, но там они снова пополнялись и представляли
собою после каждого поражения не менее страшную силу, чем раньше.
156
В. Б Л О С
Обе стороны воли эту ужасную междоусобную войну с самой
утонченной жестокостью. Республиканцы, озлобленные восстанием, преда-
тельски разразившимся в тылу республики в тог самый момент, когда
против нее поднялась вся Европа, действовали в Вандее огнем и мечом,
а повстанцы мстили за это расстреливанием пленных. Вскоре пленных
стали расстртливать как вайдейцы, так и республиканцы, и при этом
вандейцы хвасталнсь, что они более человечны, чем республиканцы,
потому что. они дают пленным возможность исповедываться перед
смертью.
Эта гражданская война раздирала сердце Франции, и наше гуман-
ное чувство поражается теми ужасами, которые творились в то время.
Правда, гражданская война всетПа сопровождается жестокостями,
но в данном случае жестокость приняла чудовищные формы под влия-
нием до крайности возбужденного политического фанатизма.
Республиканская конфедерация.
В то время как правительство республики торопилось вооружить
и обучить военному делу большое количество молодых республиканцев
для защиты границ страны аг нашествия врагов, в то время как
внутри страны разгорались восстания и в делах царила полная пута-
ница и расстройство, так что во многих местах недостаток -пищевых
продуктов давал себя чувствовать с особенной силой,—в это время
конвент старался придумать какое-нибудь средство, которое дало бы
толчок новому народному воодушевлению. Франция находилась теперь
в еще худшем, если это возможно, положении, чем в августе и сентябре
1792 года. В самом деле, пруссаки начали наступление на Париж, и
реакция сильно подняла голову. Конвент решил устроить в честь при-
нятия конституции 1793 года большой праздник братства и назначить
этот праздник на день падения династии Бурбоцрв, а именно на
10-ое августа. При этом можно было убедиться в том, как быстро
повернулось колесо революции: многие выдающиеся политики, содей-
ствовавшие подготовке событий 10-го августа 1792 года, сидели теперь
в тюрьмах или принуждены были скрываться от властей, будучи
объявлены стоящими вне закона.
На праздник отправились в Париж представители 44.000 фран-
цузских общин; собралось приблизительно около 8.000 представителей
первичных собраний. Отсутствовали только представители от Вандеи,
Корсики, Марсели, Тулона и Лиона. Кроме этих мест, первичные со-
брания всюду приняли новую конституцию; одна лишь община Сен-Тома
в северном департаменте отвергла конституцию и объявила себя сто-
ронницей Бурбонов.
Праздник федерал,ии прошел 10-го августа с большим торжеством;
распоряжался устройством празднества знаменитый живописец Давид,
бывший одним из самых горячих стортннщсоп партии Горы.
Утром в 4 часа на площади Бастилии собрались конвент, депу-
таты общин и 83 старейшины департаментов. Тут был устроен большой
фонтан тфонтан возрождения*. Из грудей высокой статуи, изобра-'
ягавшей природу, лилась в бассейн чистая вода. Самим празднеством
руководил председатель конвента Геро де-Сешель. Затем явились клубы
и вооруженные секции, и восход солнца был встречен пением Мар-
сельезы, раздавшимся пз уст тысяч людей. Потом выступил молодой
красивый Теро и взял в руки чашу. Он зачерпнул воды из „фонтана
возрождения14, вылил несколько капель на землю и сам выпил. Старей-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
157
шины департаментов также отпили воды. Затем все двинулись к
площади революции. Члены конвента несли пучки колосьев и в осо-
бом ковчеге грамоту о конституции. Старейшины несли оливковые
ветви и копья.
На площади революции была подожжена „тачка преступникови,
нагруженная разными символами рабства, и из пламени поднялась
статуя- свободы, приветствуемая громом орудий. Тысячи птиц, раз-
украшенных трехцветными лентами, взвились на воздух для того,
чтобы повсюду разнести весть о свободе и братстве французов.
Затем шествие двинулось к Марсову полю, где документы, каса-
ющиеся голосований департаментов, были возложены на алтарь оте-
чества. Тут под гром орудий все поклялись защищать конституцию
до последней капли крови. После этого председатель соединил копья
старейшин в пучок, указывая этим на союз, об‘едиияющий депар-
таменты. Этот пучок стал потом гербом республики, как некогда fasces
у римлян.
По окончании торжества начались народные празднества. 10-ое авгу-
ста оставило глубокое впечатление во всех участниках его, и француз-
ский народ крепко сплотился вокруг конвента. Представители общин
дали свое согласие на то, чтобы до окончания борьбы конституция
была отменена; они также одобрили террористическую и энергичную
политику партии Горы.
Гора представляла собою после праздника федерации сплоченную
и сильную партию. Но руководившего празднествами Геро, автора
конституции 1793 года, уже через три четверти года ждала смерть на
эшафоте.
Ассигнаты и таксы.
Если партия Горы была неразборчива в принимаемых ею. для
защиты Франции средствах, то к этому ее побуждал образ действий
Питта, который был еще менее разборчив в своих средствах. Питт,
казалось, решил во что бы то ни стало уничтожить республику;
с одной стороны, он полагал, что этим он навсегда обессилит Францию
и, следовательно, английская 'торговля будет долго первенствовать на
мировом рынке; с другой стороны, он, как настоящий британский
аристократ, от всей души своей ненавидел революцию. Нисколько не
задумываясь, он пускал в ход всякие средства для того, чтобы ввер-
гнусь французский народ в ужасную нищету, и надеялся уничтожить
демократию голодом. После падения жирондистов английские суда
совершенно закрыли доступ во все французские гавани и захватывали
даже нейтральные суда, направлявшиеся во французские порты, вслед-
ствие этого, нужда во Франции приняла ужасающие размеры.
К этому надо прибавить, что по приказанию Пигга печатались
миллиарды фальшивых ассигнатов, которые пускались в обращение во
Франции; они попадали в страпу через Швейцарию и Германию.
Вследствие этого, курс этих бумажных денег, стоявший и без того
уже очень низко, стал еще сильнее падать. Как видит читатель, англий-
ский министр не стеснялся прибегать к такому средству, которое в
глазах честных людей является гнусным преступлением. Французы
были, конечно, озлоблены появлением этих фальшивых денег и нака-
зывали за распространение их смертью. Было известно, что в малень-
ком пфальпском городке Кузеле, расположенном близ французской
границы, находится фабрика фальшивых ассигнатов. Так как фабрики
158
В. Б Л О С
не удалось найти, то депутат Гентц приказал сжечь весь город, что,
конечно, не помешало англичанам распространять дальше свои фаль-
шивые деньги.
Уже в начале 1793 года французское правительство успело
выпустить ассигнатов на 3V2 миллиарда. Вначале было постановлено,
что эти бумажные деньги, которые должны были носить характер
лишь денежных квитанций, будут сжигаться всякий раз, когда ими
будут платить за продаваемые национальные земли. Камбон из Мон-
пелье, заведывавший, в качестве члена комитета благоденствия, финан-
сами страны и получивший, хотя и незаслуженно, кличку „палача
финансов44, сжег на 1 миллиард ассигнатов; но обыкновенно посту-
павшие в казну ассигнаты пускались в обращение; когда же прави-
тельство нуждалось в деньгах, оно печатало новые ассигнаты в большом
количестве.
Самому правительству эти бумажные деньги, выпущенные под
залог национальных земель, еще помогали кое-как во время кризисов
революции, но народ страшно страдал от колебаний цен на Местные
припасы и от колебания ценностей денежного рынка. Если блокада
гаваней и закрытие границ значительно расстроили и чуть ли не со-
всем погубили торговлю страны, то наводнение Франции бумажными
деньгами могло только усилить бедствие: цены всех товаров страшно
поднялись. Металлические деньги, превратившиеся в товар, встречались
очень редко. Многие товары совершенно перестали появляться на
рынке, так как их владельцы не хотели их продавать за бумажные
деньги. Но будь налицо реквизиции и не выдавай парижская ком-
муна хлебных пайков, парижское население было бы осуждено на
голодную смерть. Кроме того, ростовщичество и спекуляция делали
положение еще более тяжелым. Многие бессовестные люди старались
обогатиться среди всей этой нищеты, увеличивая, таким образом, ее раз-
меры. По одному базельскому списку биржевых курсов в январе 1793 г.,
за 100 ливров ассигнатами давали только 29 ливров металлическими
деньгами. Под влиянием побед, одержанных республиканскими вой-
сками, курс поднялся в ноябре до 44, а в декабре даже до 51.
В лучшем положении находились продавцы, так как они прини-
мали ассигнаты лишь по их биржевой цене. Скверно было положение
рантье и кредиторов государства, так как государство платило им
ассигнатами по номинальной цене; рабочим и чиновникам жалованье
также выплачивалось ассигнатами и тоже по номинальной цене. Несо-
ответствие между ценами товаров и курсом денег стало значительным
и нужда приняла такие размеры, что уже в мае решено было принять
против этого определенные меры. По предложению Тириона, конвент
постановил ввести так называемый максимум цен. Против этого сильно
восставали жирондисты.
Благодаря этой мере, бедствия были немного ослаблены, но она
повлекла за собою целый ряд неприятностей и притеснений. Прежде
всего было запрещено под страхом строгого наказания обменивать
золото и серебро на ассигнаты выше номинальной стоимости. Этим
конвент надеялся уничтожить ажиотаж. Но так как уничтожить эко-
номические законы, господствующие над денежным рынком, было
невозможно, то от вышеупомянутого запрещения положение дел не
изменилось, и золотые или серебряные деньги стоили всегда дороже
ассигнатов, обращавшихся в стране в громадном количестве. Ажиотаж
не был уничтожен. Затем был запрещен вывоз и хранение металли-
ческих денег. 4-го мая 1793 года была установлена максимальная
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
159
цена на хлеб; затем бЬгли установлены максимальные цены на мясо,
овощи, горючие материалы, мыло, фрукты, напитки, обувь, платье в
на целый ряд других предметов. Вскоре конвент увидел себя выну-
жденным назначить таксы не только для готовых товаров, но и для
сырых материалов. Пришлось устраивать домашние обыски, завести
сыск; много времени уходило на приготовление таблиц и т. д. Все
царившие до того времени в торговле обычаи были нарушены, товары
стали появляться на рынке во все меньшем количестве, так что впо-
следствии за скрывание запасов пищевых продуктов закон наказывал
смертной казнью. Но тут пришлось устанавливать, какое количестве
продуктов необходимо для отдельного человека. Вскоре конвент уви-
дел, что эти мероприятия постоянно будут находиться в непримиримом
противоречии с частной торговлей, и поэтому член конвента Дюбуа-
Крансе предложил устроить во всех городах и селах правительствен-
ные магазины, в которых с’естные припасы продавались бы по цене,
соответствующей издержкам производства с небольшой только при-
бавкой. Однако, эта попытка передать в руки государства торговлю
хлебом и Местными припасами не увенчалась успехом. Дальше уста-
новления максимальных такс конвент при решении вопроса о ценах
не пошел.
Партия Горы не пришла к мысли об организации производства
и потребления на новых началах. Да и широких идей такого рода
тогда еще не было. Только впоследствии Бабеф создал продуманную,
новую социально-экономическую систему, которая, однако, в сравнении
с социализмом наших дней не выдерживает особенной критики. Гора
создавала такие экономические правила и законы, которые казались
ей подходящими для данного момента. И в этом отношении она не
всегда могла похвастать успехом. Ассигнаты, максимальные таксы
и ужас, наводимый национальной юстицией на врагов революции,
содействовали удержанию плодов революции. Но следует признать,
что страшная борьба, которую пришлось вести Горе с многочисленными
врагами республики, заполняла все ее время, так что ей было некогда
заняться разработкой глубоких социально-экономических проблем.
Недостаток с‘естных припасов, падецие курса бумажных денег
и связанные с этим бедствия причиняли необыкновенные страдания
парижскому населению. Тот факт, что оно геройски переносило все
эти страдания, помогая в то же время уничтожать врагбв свободы,
составляет величайшую жертву, которую парижское население принесло
делу революции.
Комитет благоденствия.
Гора уже давно провозгласила свои демократические принципы,
основанные на социальной философии Жан-Жака Руссо; она являлась,
в противоположность жирондистам, умевшим отстаивать лишь инте-
ресы зажиточной буржуазии, представительницей демократии с ее
основными требованиями свободы, равенства и братства. Она хотела
основать республику для всего народа, а не только для одного отдель-
ного класса. Йо в виду того, что страна находилась в крайне тяжелом
положении, эта партия была вынуждена подавить в себе все гуманные
чувства и пустить в ход все те сильные средства, при помощи кото-
рых она надеялась спасти Францию.
Депутаты муниципалитетов, явившиеся в Париж на празднихс
федерации, потребовали от конвента отмены конституции до заключения
160
В. Б Л О С
мира, массового народного ополчения, продления революционного состо-
яния или революционного правления, которое прибегало бы к самым
энергичным мерам для укрепления республики, и, наконец, ареста
всех подозрительных лиц.
Конвент исполнил эти требования без всяких колебаний. 23 августа
было объявлено о новом массовом ополчении: все французы, способные
носить оружие, призывались для защиты отечества, угрожаемого со всех
сторон врагами. Декрет гласил: „Французский народ об‘являет в лице
своих представителей, что он весь поднимается для защиты своей сво-
боды, своей конституции и для окончательного освобождения своей
родины от врагов. С этого момента вплоть до того времени, пока непри-
ятель не будет прогнан из пределов республики, все французы готовы
к службе в войсках. Молодежь прйдет сражаться; женатые будут ковать-
оружие и заботиться о доставке с‘естных припасов; женщины будут изго-
товлять палатки, платье и белье и будут служить в госпиталях; дети
будут щипать корпию; старики, наконец, будут на общественных площа-
дях возбуждать мужество,воинов14.
Пылкая энергия конвента передалась всей Франции; под знамена
явилось больше миллиона французов, и было образовано 14 армий.
28 августа было об'явлено, что революционное состояние продол-
жается. Этим на вею Францию распространялось военное положение,
что являлось в данный момент мерой, необходимой для общественного
блага. 17 сентября был обнародован закон, согласно которому все
подозреваемые во враждебном отношении к республике должны были
быть арестованы. Сеть эту соткал Мерлен ив Дуэ, и все подозрительные
лица должны были запутаться в ней. '
Революционное правительство, которое вновь образовалось теперь-
под именем комитета благоденствия и которое было достаточно смело
для того, чтобы вступить в борьбу со всеми многочисленными врагами
республики, действовало совершенно по диктаторски, как этого требо-
вало данное положение вещей. Ничто пе могло миновать его рук. Состав
его был усилен. В него вошли самые энергичные решительные государ-
ственные деятели эпохи революции. Тут заседал Баррер, который являлся
обыкновенно официальным представителем и оратором комитета в кон-
венте и искусно составленные доклады которого всегда воодушевляли
парод; Колдо д‘Эрбуа и Бильо-Варенн, давно уже обратившие на себя
внимание в клубе якобинцев, наведывали сношениями комитета с депар-
таментами; в комитете заседал также пылкий молодой Сен-Жюст и второй
друг Робеспьера Кутон, больной организм которого не мог убить в нем
революционного духа; кроме того, там были: Геро* де-Сешель, Ленде,
оба Приера и Жан-Бон Сент-Андре. Дантон не попал в комитет. Тюрио
и Гаспарен выступили из комитета и, вместо них, в него попало два.
человека, деятельность которых и придала комитету всю его важность
и значение: то были Робеспьер и.Карно.
Вступив jb состав правительства, Робеспьер этим самым сделал
его очень популярным. Народ относился к нему с большим доверием,
чем ко всем остальным государственным деятелям, и почтил его именем
„Неподкупного". Все знали, -'что он ведет себя и живет очень просто.
Он жил у одного столяра, на дочери которого хотел потом, когда
настанут более спокойные времена, жениться. Отсутствие у него всяких
претензий не мало содействовало росту его популярности среди народ-
ных масс; он всегда появлялся в одном и том же простом синем.,
сюртуке, желтой жилетке и желтых брюках. К своим речам он всегда
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
161
тщательно подготовлялся, и они были постоянно прекрасно обработаны
и расчитаны на революционные страсти. Он беспрестанно выступая
с обвинениями против врагов народа и пользовался полным доверием
народных масс. После смерти Марата Робеспьер еще более выдвинулся
на первый план. То обстоятельство, что он вступил в состав комитета,
в значительной степени увеличило силу этого учреждения. Дантои,
у которого приливы необычайной энергии сменялись полным упадком,
стал отступать на задний план: Робесйьер затемнял его. Отпыне к голосу
Робеспьера стала прислушиваться вся Европа. В нем чувствовался
уже будущий диктатор.
В лице Карно комитет' принял в свой состав военного гения,
а в этом правительство особенно нуждалось. До революции Карно
был военным инженером. Это был гордый и в то же время скромный
человек. Убежденный республиканец, он держал себя с одинаковым
благородством как в бурную эпоху подпой опасностями революции,
так и во времена наполеоновского деспотизма. Этот гениальный чело-
век создал совершенно новое военное искусство. Беспорядочные толпы
солдат, собранные путем массового ополчения, Карно превратил в дисци-
плинированные и хорошо вооруженные войска. Оп противопоставил
коалиции четырнадцать армий, действовавших на границах Франции
по его плану. Против союзных войск, которые придерживались еще
старой линейной тактики, армии Карно сражались по новому методу,
действуя врассыпную, и новая тактика оказалась очень удачной. Гений
Карно отразил нашествие союзников, уже вторгшихся во Францию.
За свои великие заслуги Карно получил почетное имя „организатора
победы", и никто не заслужил своего почетного имени в большей
степени, чем он.
Комитет благоденствия фактически сш действовать с диктатор-
ской властью, хотя официально такая власть за пим не признавалась.
Конвент не протестовал, потому что это являлось необходимостью.
Состав комитета безопасности был обновлен: в него вошли различные
члены партии Горы, среди которых, впрочем, нашлось несколько
грубых людей, жестоко издевавшихся над арестованными и осужден-
ными. Но партия Горы ничуть не одобряла образа действий этих людей.
В то же время в революционный трибунал также вошли новые
люди. Председателем трибунала был избран теперь Дюма, который
впоследствии стал прямо неистовствовать в нем; тогда же Фукье-
Тенвил.ть постепенно стал создавать себе свое грозное имя в качестве
прокурора. Деятельность этого трибунала не мало содействовала опоро-
чению революции: ему приходилось часто находить преступления там,
где их вовсе не было, если он хотел оставаться на почве судебных
формальностей. Фукье-Тенвилль прекрасно подходил для роли обви-
нителя, по его обвинение и речи часто далеко не блистали умом.
Трибунал должен был оглушать быстрыми и тяжелыми ударами
Врагов республики. Но он с первых же тагов своей деятельности со-
вершил страшную ошибку: он стал осуждать совершенно незначитель-
ных людей за различные мелкие проступки. „Казалось говорит один
из современников,—что трибунал учрежден не для важных преступ-
ников
Так было организовано революционное правительство, прозванное
правительством ужаса, потому что оно устрашало своих врагов ужа-
сами своих мероприятий. Но если бы верх в борьбе одержали враги
этого правительства, то во Франции воцарился бы еще больший ужас.
История Французской революции. 11
162
В. Б Л О С
Парижская кодадауна.
Комитет благоденствия принимал самые энергичные меры для
защиты республики, коммуна же стремилась облегчить положение па-
рижского населения. Рабочие этого большого города принимали самое
деятельное участие в последних движениях, имевших целью заставить
конвент действовать в духе революции. 31-го мая и 2-го июня они на
призыв набата вышли массами на улицу. Они готовы были на все для
республики, но их не могли удовлетворить одни только политические
меры, принятые Горой. Они требовали хлеба. Уже во время падения
жирондистов предместья требовали создания так называемой револю-
ционной армии; затем они требовали, чтобы на хлеб была установлена
постоянная цена в три су за фунт и чтобы были построены оружейные
заводы для народа. Конвент колебался. Но к 4-му сентября 1793 года
нужда достигла в предместьях Парижа таких громадных размеров,
что на площади Грев произошла народная демонстрация. Прокуратор
коммуны Шометт прочел декрет конвента об установлении максималь-
ной таксы, но толпа отвечала, что декрет сам по себе ничего не дает',
что ей сейчас же нужен хлеб. Коммуна доставила самое необходимое.
На следующий день Шометт и Паш явились в конвент во главе депу-
тации, снаряженной коммуной. Оба они изобразили перед конвентом
бедствия народа, и конвент постановил организовать революционную
армию в 6.000 человек. Эта арм!ия, начальником которой был назначен
бывший писатель генерал Ронсен, должна была переходить с места на
место, мешать проискам аристократов, обеспечивать набор солдат и
перевозку с‘естных припасов и содействовать всеми способами делу
республики. Ее сопровождал передвижной эшафот.
Коммуна взяла в свои руки выполнение закона о преследовании
подозрительных лиц, и конвент снова разрешил производить ночные
обыски. В революционные комитеты муниципалитетов вошли новые
люди, и члены комитетов стали получать по три франка в день. За-
тем по предложению коммуны было постановлено, чтобы каждая секция
в Париже устраивала два раза в неделю заседания. За участие в этих
заседаниях каждый член секции, живший своим трудом, должен был
получать по 40 су (2 франка). Эта мера находилась в связи с другим
постановлением, согласно которому рабочие за свою службу в врору-
женных секциях получали по 2 франка в день.
Мероприятия эти имели куда большее значение, чем самые кра-
сивые речи лучших ораторов конвента. Они внушили пролетариату
предместий уверенность в том, что люди, стоящие у кормила правления
и руководящие революцией, твердо решились улучшить также поло-
жение бедных слоев населения. Дела в Париже находились в крайне
печальном положении: в торговле и промышленности царил полный
застой и о заработке нечего было думать. Поэтому правительство по-
ступало совершенно справедливо, подавая руку помощи парижскому
населению, которое составляло его лучшую опору и которое из-за
революции очутилось в самом бедственном положении; нельзя также
не одобрить того, что правительство старалось развить в населении
политические интересы, сделав посещение собраний секций обязатель-
ным. Реакционные историки очень часто сравнивали эти траты кон-
вента на облегчение бедствий парода с требованием npanem et circenses*
в Риме. Но эти господа забывали, что Париж находился в исключи-
тельных условиях и что древне-римский пролетариат содержался на
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
163
средства общества, между тем как современное общество само покоится
на труде пролетариата.
Конвент и коммуна действовали в то время вполне единодушно,
хотя власть коммуны была значительно ослаблена возобновлением дея-
тельности революционных комитетов, „этого чудовища, охватившего
Францию 44.000 рук“.
Таковы были те основы, на которые опиралась так называемая
система ужаса. Получив в свои руки почти неограниченную власть,
революционное правительство взяло на себя ответственность за все
свои действия и уничтожило всех своих врагов. Ниже мы увидим, как
действовала система террора и как она стала гибельной для страны,
вследствие своего извращения.
Междоусобицы и политические процессы.
Благодаря энергии руководящей власти, конвент в короткое время
справился с беспорядками внутри страны. Бордо скоро подчинился,
и его постигло довольно мягкое наказание. Об‘яспяется это тем, что
Талльян, посланный туда в качестве комиссара конвента, познакомился
там с дочерью испанского банкира Кабаррю госпожей де-Фонтенэ,
которая обворожила его своей 1дэасотой и убедила не прибегать к кру-
тым мерам. Она потом вышла за него замуж, и мы будем еще гово-
рить о ней в последующем изложении.
Город Марсель сдался еще в августе, и конвент отправил туда
депутата Фрерона, который жестоко отомстил ему за восстание. Не-
сколько сот человек было казнено, сам же город был лишен своего
имени: его отныне стали называть „Безымянной общиной14.
В Тулоне судьба Марселя вызвала страшную панику, и из боязни
перед конвентом город решил отдаться англичанам. Почти все военные
суда Франции находились в тулонской гавани, они были выданы
англичанам, и английский адмирал Гуд явился в Тулон, провозгласил
там восьмилетнего Людовика XVII королем и ввел конституцию
1791 года. Месть конвента за эту измену была ужасна. Но в данный
момент борьба велась у Лиона, где собралось много роялистов, защи-
щавшихся с большой отвагой и поразительной ловкостью. Долго Дюбуа-
Крансе но мог завладеть городом, и осада тянулась до октября. Но
тут явился Кутон с армией в 25 тысяч человек, и после убийственной
бомбардировки город должен был сдаться.
По предложению Баррера, копвент жестоко отомстил этому городу,
восстание которого поставило республику в крайне опасное положение.
Декрет гласил: „Комиссия, из пяти депутатов отправится в Лион для
того, чтобы захватить и казнить всех коптр-революционеров, подняв-
ших в этом городе оружие против республики. Все жители города
будут обезоружены, за исключением тех, которые не приняли участия
в восстании. Город Лион будет разрушен. В целости останутся только
дома бедняков, фабричные здания, мастере кия, госпитали, школы и
общественные здания. Город в будущем не будет больше называться
Лионом, а „Освобожденной общиной14. На развалинах города будет
воздвигнут памятник с надписью: ^Лион боролся против свободы,—нет
больше Лиона". <
Кутон, Колло д‘Эрбуа и Фуше привели этот декрет в исполнение,
последовали многочисленные казни и приступили к разрушению города.
Но фантастическая гражданская война бушевала не только здесь;
главная борьба происходила в Вандее. В пламенной речи Баррер
164
в. в л о с
требовал полнейшего подавления восстания в Вандее. „ Уничтожьте
Вандею,—сказал он,—от каждого удара, направленного вами против
Вандеи, раздастся гулкое эхо в восставших городах, федералистических
департаментах и на границах страны. Уничтожьте Вандею, прежде
всего Вандеюи. Конвент приказал окончить войну в Вандее до 20 ок-
тября. Армии были стянуты; они были усилены майнцским гарнизоном,,
и, таким образом, была образована западная армия, командование кото-
рой поручено было неспособному генералу Лешелю. Да и вообще в
вандейской войне принимало участие не мало неспособных генералов,
умевших держать красивые речи в клубах, по не имевших никакого
понятия о военном деле. Неспособность Лешеля была, однако, уравно-
вешена талантами служивших под его начальством трех полководцев—
Вестермана, Клебера и Марсо, и они-то дали повстанцам сражение
при Шолле, в котором 40.000 повстанцев были разбиты на-голову 13 ты-
сячами республиканцев. Боншан, Летсюр и д‘Эльбе, лучшие вожди
вандейцев, пали в этой битве, которая произошла 15 октября 1793 года.
Комитет благоденствия приказал вырубать в Вандее леса, захва-
тывать стада, снимать с полей хлеб; но стариков, женщин и детей он
приказал щадить и заботиться об их содержании. Из этого можно
заключить, какую странную форму приняла гражданская война. Остатки
повстанческой армии отступили и решили отправиться под началь-
ством Ларош-Жакелена в Бретань, где они могли рассчитывать на
помощь англичан. 30.000 человек, среди которых было много женщин
и детей, направились в Бретань. Англия оставила их без всякой по
мощи, а в Бретани к ним примкнули только шуаны, шайка прежних
контрабандистов. Вестерман и Клебер выступили против пришедших
в отчаяние вандейцев и совершенно разбили их при Лемане 12-го де-
кабря; взятые в плен вандейцы были почти все расстреляны. Те же
из них, которым удалось после битвы бежать, были настигнуты респу-
бликанцами на Луаре. Стофле и Ларош-Жакелен позорно скрылись,
оставив слепо доверявших им крестьян, и тут-то вандейцы были
совершенно уничтожены после кровавой битвы. Этим вандейская война,
собственно говоря, окончилась, хотя вожди вандейцев и могли еще
продержаться некоторое время, выступая мелкими бандами. Вандея
была опустошена генералом Тюро с его „адскими колоннами
Отражением всех этих битв в Париже была усиленная деятель-
ность властей и революционного трибунала. Когда восстали жирондисты
в провинции, в Париже было решено привлечь к суду трибунала
22 арестованных жирондистов. Парижские тюрьмы были переполнены
арестованными по подозрению во враждебном отношении к республике;
были также арестованы те 73 депутата, которые протестовали в кон-
венте против изгнания жирондистов.
С арестованными, как это фактически доказано, обращались очень
хорошо. Им дали целый ряд таких льгот, которых другие правитель-
ства не дают даже лицам, обвиняемым в незначительных проступках.
Арестованные могли жить на свои средства, совершенно по своему
усмотрению. Им разрешалось вести корреспонденцию и принимать
гостей. Французская подвижность и грация проявлялась даже в этих
тюрьмах. В них устраивались празднества, маскарады и ученые собра-
ния. Тут можно было услышать политический спор и быть свидетелем
любовного похождения. Все это прерывалось только немилосердным
прокурором, который вскоре стал каждый день требовать оттуда жертв.
14-го октября перед судом революционного трибунала предстала.
38-летняя королева Мария-Антуанетта. Ее называли „вдовой Капет*.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
165
•Сына отобрали у нее и отдали в учение сапожнику Симону, который,
как говорят, очень плохо обращался с ребенком; вероятно, он обра-
щался с ним так, как мастера обыкновенно обращаются со своими
учениками.
Королева была привлечена к суду за участие в заговорах, на-
правленных к возбуждению междоусобиц. Присяжными были: один
парикмахер, два портных, два столяра, один плотник, один слесарь,
живописец, хирург, один судебный служитель и один человек без
определенных занятий.
Процесс тянулся три дня; в качестве свидетелей выступили Бальи,
Манюэль и Валазе. Позорным свидетельским показанием „маленького
Капета“, которого привел на заседание суда Гебер, трибунал вполне
разумно не воспользовался. Трибунал признал Марию-Антуанетту
виновной и приговорил ее к смертной казни. Она была казнена
16 октября, и в день ее казни все секции были призваны под ружье.
Этой женщине нельзя было отказать в уме и мужестве; но ее ненависти
к народу и демократии, ее высокомерию и интригам Франция обязана
значительной частью тех катастроф, которые залили страну морем
крови и огня. 29 ноября расстался с жизнью на эшафоте и ренегат
Варнав, которого королева превратила из демократа в роялиста.
. 24 октября начался процесс арестованных жирондистов. Всего их
было 21 человек, а именно: Бриссо, Верньо, Жансонне, Валазе, Ласурс,
Гардьяп, Бу^ло, Легарди, Виже, Фонфред, Зюко, Дюперре, Фоше,
Силлери, Карра, Дюпра, Бове, Дюшатель, Менвьелль и Лаказ. Их
обвинили в участии в федералистическом восстании департаментов.
Они упорно защищались, и Верньо старался очаровать трибунал своим
•ораторским талантом. Но, согласно закону, предложенному Робеспьером,
трибунал мог прекратить прения сторон в том случае, если по исте-
чении трех дней присяжные заявляли, что они достаточно ознакомлены
с делом. Этим своим правом присяжные воспользовались 30 октября;
жирондисты были признаны виновными и приговорены к смерти,
В момент произнесения смертного приговора Валазе заколол себя
кинжалом. Его труп был все-таки отправлен на место казни.
Жирондисты были казнены 31 октября; они пошли навстречу
смерти с обычной для тех необычайных времен твердостью. У подножья
эшафота они стали обниматься друг с другом и запели песни в честь
свободы.
Так сошла со сцены истории эта партия, насчитывавшая в своих
рядах много блестящих и глубоких умов, но мешавшая, благодаря
отсутствию энергии и понимания исторического процесса, дальнейшему
развитию революции. Она была почти целиком уничтожена, так как
и в провинции пали наиболее выдающиеся представители ее. Гаде,
Салль и Барбару были казнены в Бордо, Рабо Сент-Этьенн был пре-
дан одним ложным другом, Кондорсе покинул убежище, в котором он
мог считать себя в безопасности и где он среди всех этих бурь на-
писал свою книгу о способности человеческого рода к совершенство-
ванию; его арестовали вблизи Парижа и в тюрьме он отравился.
Петион и Бюзо были растерзаны волками, и их трупы нашли около
Бордо. Госпожа Ролан была осуждена в Париже и казнена 8 ноября.
Все сидевшие вместе с нею высоко чтили ее и плакали, когда она
выходила из’тюрьмы. Она умерла со спокойствием и гордостью рим-
лян, а когда до ее мужа в Руане дошла весть о ее смерти, он оставил
свое убежище и в пути покончил самоубийством.
166
В. Б Л О С
В это же время были казнены Манюэль, Вальи и герцог Орлеан-
ский Эгалитэ. Бальи, которому народ но мог забыть бойни на Марсо-
вом поле, подвергся жестоким истязаниям. Во время великих перево-
ротов ничто не забывается. Эгалитэ был осужден как участник заговора
Дюмурье. Этот двуличный человек сказал своим судьям следующее:
„Раз уж решили осудить меня, так вы бы, по крайней мере, подыскали
лучшие основания^ Этими словами он задел самую слабую сторону
революционного трибуналу.
Республика прокладывала себе дорогу мечом, и секира трибунала
угрожала всем. Террор, господствовавший теперь во Франции, был
ужасен; но ответственность за него должна пасть на тех лиц, которые
поставили партию Горы перед дилеммой: или победить при помощи
террора, или погибнуть вместе со всеми завоеваниями революции.
В пролитой за это время крови куда больше виноват Питт, чем
Робеспьер. , •
Войны республики.
Усилия Карно привели к тому, что уже в августе северная армия
получила значительные подкрепления и могла разбиться на две боль-
шие колонны. Герцог Йоркский все еще осаждал Дюнкирхен, и против
него, двинулось левое крыло республиканской армии под начальством
Гушара, отличившегося на Рейне в армии Кюстина. Кюстин был сме-
щен. 7-го сентября 1793 года французы’столкнулись с неприятельскими
войсками близ Гондшоотена, и тут произошло кровопролитное сраже-
ние, продолжавшееся два дня. Гушар очень плохо держал себя во
время этой битвы, и сопровождавший армию энергичный комиссар
конвента Левассер должен был пригрозить генералу гильотиной, чтобы
принудить его к более решительным действиям. На этот раз вооду-
шевление французов опять превозмогло все препятствия, и английско-
голландское войско было обращено в бегство штыковой атакой. Вслед-
ствие небрежности Гушара, герцогу Йоркскому не был отрезан путь
к отступлению.
Со времени измены Дюмурье комитет благоденствия стал отно-
ситься крайне подозрительно к генералам — Гушар был смещен и казнен.
В это критическое время комитет благоденствия пред‘являл к ге-
нералам необыкновенно строгие требования. Он приказывал им побе-
ждать, а это значило, что в случае поражения им придется отвечать
перед революционным трибуналом. Так, генерал Журдан получил
теперь приказ освободить Мобеж или умереть. И Журдан, бывший
пламенным республиканцем и сражавшийся в Северной Америке под
знаменами Вашингтона, взял на себя это опасное поручение. Он дви-
нулся на Мобеж, который в то время осаждали войска принца Кобург-
ского. Генерал Клерфэ пошел навстречу войскам Журдана, и у Ватиньи
15-го октября произошел бой, продолжавшийся два дпя. Могучий
„организатор победы“ Карно явился лично на поле битвы. Когда
французские колонны начали было отступать, он в пылу воодушевле-
ния схватил ружье и повел войска в новую атаку, окончившуюся
полной победой. Австрийцы отступили далеко на север, и Журдан,
к которому перешло командование всею северной армией, совершенно
очистил северную границу от неприятеля.
На Рейне Богарнэ не имел счастья. К тому же он вообще не
проявлял никаких военных талантов. Отброшенный неприятелем у Лан-
дау, он велел состоявшему под его начальством Моро атаковать прус-
саков у Пирмазенса, но потерпел поражение, совершенно потерял
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
167
голову и был, наконец, смещен. Впоследствии он был казнен. После
этих поражений рейнская армия получила значительные подкрепления
и главнокомандующим ее был назначен молодой Гош, отличившийся
в северной армии. Этот 25-летний генерал, в котором Карно угадал
гения, был раньше простым конюхом и поступил в гвардию. Само-
образованием он значительно развил свои блестящие умственные
способности. Волны революции высоко вознесли этого молодого, кра-
сивого, богато одаренного пламенного республиканца. Передавая ему
командование рейнской армией, комитет благоденствия дал ему сле-
дующее приказание: „Ландау или смерть*., Гош сделал эти слова
паролем в знак того, что он хочет победить или умереть.
К пруссакам, главнокомандующим которых был герцог Браун-
швейгский, примкнул старый маршал Вурмзер с корпусом австрийских
войск, и молодой республиканский генерал дал 28 ноября обоим вете-
ранам битву при Кайзерслаутерне. После трехдневного боя он был
отброшен с большими потерями, так Лак союзные войска занимали
очень сильную позицию. Но уже 22 декабря Гош атаковал .старика
Вурмзера у Фрешвайуера и отбросил его к Вайсенбургу, где стояли
пруссаки. Через четыре дня Гош напал на пруссаков при Гайсберге
близ Вайсенбурга.
После кровопролитного сражения пруссаки вынуждены были от-
ступить и направились к Майнцу, между тем как Вурмзер переправился
у Шпейера через Рейн. Герцог Брауншвейгский, возмущенный тем,
что его побил 25-летний генерал, сложил с себя командование войсками.
В Италии австрийские и сардинские войска вначале действовали
очень успешно против Келлермана, командовавшего французскими
войсками на этой границе, и принудили его отступить к Лиону.
Но вскоре он снова двинулся на них и нанес им у Альбаретского
прохода сильное поражение. У испанской границы французов, однако,
постигла неудача: испанский генерал Рикардос одержал победу в битве
под Вильелопгом и оттеснил французов до Бэйона.
Под Тулоном, занятым англо-испанским флотом под начальством
адмиралов Гуда и Лангары, стоял с республиканскими войсками
старый, но энергичный генерал Дюгомье. Комитет благоденствия при-
казал взять город еще до конца года. Тулон защищался упорно. Но тут
в первый раз выдвинулся тот самый человек, которому суждено было
спустя шесть лет видеть у ног своих охваченную теперь революцион-
ной бурей Францию. Мы говорим о Наполеоне Бонапарте. 24-летний
артиллерийский поручик обнаружил тут впервые свой гениальный
талант, указав, каким образом можно взять Тулон. Он доказал, что
Тулон можно взять, только прогнав предварительно из гавани англо-
испанский флот, а для того, чтобы можно было успешно обстреливать
этот флот, надо направить все силы на взятие форта Эгилетт. Пред-
ложение Бонапарта было принято. Форт был взят, и французские
орудия стали обстреливать неприятельские суда с такой силой, что
последние должны были покинуть гавань. При этом адмирал Гуд сжег
французский флот, так что из 56 кораблей, стоявших в гавани, осталось
в целости только 18. Тулонцев, так сильно опозоривших себя в борьбе
против конвента и боявшихся теперь его мести, Гуд оставил без всякой
помощи и забрал на свои суда только английский гарнизон; испанские
же суда взяли с собой небольшую часть тулонцев. Сцена, разыграв-
шаяся при этом, была ужасна: в гавани горели суда, англичане
отчаливали от берега, сопровождаемые горестным плачем тулонцев,
а с высоты форта Бонапарт обстреливал дамбы гавани, на которых
168
в. в л о с
толпились массы людей. Вот где взошла звезда того человека, который
должен был впоследствии стать наследником революции и военным
диктатором Франции. В то время он выдавал себя за террориста
и якобинца и был другом Робеспьера-младшего, находившегося в каче-
стве комиссара конвента при армии под Тулоном. Но в голове молодого
артиллерийского поручика из Аячио уже тогда носились грандиоз-
ны^ планы.
Тулон сдался 20 декабря 1793 года, и конвент приказал своим
комиссарам Фрерону и Барра подвергнуть этот город, отдавший себя
в руки неприятеля и провозгласивший монархию, жестокому наказа-
нию. Около 200 человек было казнено, и город получил имя „Гавани
Горы“.
В заокеанских колониях французы терпели неудачи за неудачами.
Они потеряли почти все свои владения в Ост-Индии и Южной
Америке; на Гаити негры провозглашай себя независимым государ-
ством, убили большую часть белых и вступили в союз с испанцами
против французов, так как эти последние не хотели признать незави-
симости негритянской республики Гаити.
Итак, в общем, если не считать некоторых отдельных поражений,
можно сказать, что в 1793 году республика устояла против могуще-
ственнейшей коалиции ее врагов. Она очистила свои границы от
неприятеля, покончила с внутренними междоусобными войнами, йода-
вила все восстания. Франция плавала в крови, пролитой республикой
для того, чтобы с успехом отразить своих внешних и внутренних
врагов.
Новое летосчисление.
Революция порвала со всем старым миром, с его обычаями
и нравами. В некоторых отношениях представители революции пошли,
может быть, слишком далеко, так как формы личных сношений, платье
и домашние привычки должны быть делом личного вкуса и никоим
образом не могут подвергаться регламентации. В обращениях друг
к другу вместо слова „господин14 употреблялось теперь слово „гражда-
нин44. Все говорйли друг другу „ты44. Одежда санкюлотов, так наз.
карманьола, состоявшая из камзола, широких шаровар, как у судов-
щиков,’ и якобинской шапки, стала почти общеупотребительной. Конвент
ввел целый ряд отчасти полезных, отчасти очень интересных законо-
дательных реформ. Система монет, мер и весов, находившаяся дрежде
в полном беспорядке, была упорядочена, и в основу ее легла десятич-
ная система. Франк лег в основу монетной системы; метр, литр и грамм
стали единицами меры и веса.
Конвент не представлял собою атеистической корпорации, но он
был до того проникнут созианиехМ великого значения основания
французской республики, что устранил христианское летосчисление
и ввел новое, начавшееся с момента провозглашения французской
республики. Первым днем 1-го года было назначено 22 сентября 1792 года,
совпадавшее случайно с осенним равноденствием, так что получилось
впечатление, будто природа хочет стоять в гармонии с новым лото-
счислением. Введение республиканского календаря было постановлено
конвентом 24 октября 1793 года. Депутат Ромм предложил этот
календарь конвенту уже на первых заседаниях его. Некоторые улуч-
шения были внесены в него поэтом Фабром д4Эглантином, другом
Дантона. Новый календарь делил год на 12 месяцев, по 30 дней
в каждом; они получили свои названия по временам года. Осенние
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
169
месяцы назывались: Вандемьер (месяц сбора винограда), Брюмэр
(месяц туманов),, Фримэр (месяц морозов); зимние месяцы назывались:
Нивоз (снежный месяц), Плювиоз (дождливый месяц), Вантоз (месяц
ветров); весенние месяцы назывались: Жерминаль (месяц произраста-
ния), Флореаль (месяц цветов), Прэриаль (месяц лугов); летние месяцы
назывались: Мессидор (месяц, жатвы), Термидор (месяц жары), Фрюк-
тидор (месяц плодов). Каждый месяц состоял из трех декад. Десятый
день назывался декади и был праздничным днем. Оставшиеся затем
пять (для високосного года шесть) дополнительных дней назывались,
к ужасу филистеров, санкюлотидами и были днями национальных
празднеств. Первый из санкюлотидов был праздником ума, второй—
праздником труда, третий—праздником общественного мнения, так
что в этот день можно было безнаказанно высказывать всякие мнения,
можно было писать и говорить что угодйо, и всякий должен был
стараться завоевать в свою пользу общественное мнение, опровергать
всякие клеветы. Шестой сапкюлотид, приходившийся только на висо-
косные годы, предназначался для революционного праздника.
Мы приводим здесь таблицу, сопоставляющую республиканский
календарь с христианским:
С 1 по 30 вандемьера — с 22 сентября по 21 октября
„ 1 „ 30 брюмэра 7) 22 октября 20 ноября
,, 1 „ 30 фримэра п 21 ноября 20 декабря
„ 1 „ 30 нивоза г 21 декабря » 19 января
„ 1 ., 30 плювиоза 7) 20 января 18 февраля
., 1 30 вантоза т> 19 февраля. » 20 марта
1 „ 30 жерминаля ' п 21 марта 7) 19 апреля
„ 1 30 флореаля 20 апреля 1» 19 МОЯ
1 г 30 прэриаля г 20 мая Г) 18 июня
„ 1 „ 30 мессидора •и 19 июня 18 июля
„ 1 „ Зб термидора г 19 июля т» 17 августа
я 1 ,, 30 фрюктидора я 18 августа т> 16 сентября
„ 1 „ 5 санкюлотиды Г) 17 сентября 21 сентября
Новое летосчисление оставалось в силе 12 лет, и только в 1895 г.,
после того, как Наполеон Бонапарт стал императором французов, оно
снова было заменено христианским летосчислением.
По поводу введения этого календаря поднялся страшный шум,
и многие смотрели- на этот факт как па покушение на христианскую
религию, но конвент совсем не имел этого в виду; он ввел республи-
канский календарь просто потому, что грегорианскнй казался ему
устарелым и односторонним. Духовенство воспользовалось этим ново-
введением, чтобы изобразить конвент в виде сборища безбожников
и врагов всякой религии и чтобы, таким образом, представить весь
переворот, произошедший во Франции, как безбожное дело.
Покушение на христианскую религию произошло потом, но оно
исходило по от конвента.
Г ебертисты.
Марат, игравший в прежние времена руководящую роль в ком-
муне, не обнаруживал особой враждебности ни к религии, ни к духо-
венству. Однажды, в то время, когда он подвергался преследованию
со стороны Лафайета, его даже приютил у себя какой-то священник.
В своем труде „План уголовного законодательства14, появившемся во
170
В. Б Л О С
время революции в новом издании, он, между прочим, устанавливает
определенные наказания за преступления против религии и требует
тюремного заключения для людей, отрицающих существование Bora
и распространяющих свои атеистические взгляды. При этом он говорил,
что „без сомнения, для государства полезно, чтобы его члены верили
в Бога, но еще полезное, чтобы они не преследовали друг друга“.
После смерти Марата среди его приверженцев стало распростра-
няться прогиворелигиозное и материалистическое миросозерцание. Как
кажется, к атеистическому воззрению привел приверженцев Марата
Клоотц, вдохновлявшийся трудами материалистических философов.
Это был немного эксцентричный и сумасбродный человек. Он назвал
себя „личным врагом Бога* и принял имя Анахарсиса; в подражание
ему, прокурор общины Шометт назвал себя Анаксагором. Шометт
и Гебер стали во главе коммуны и образовали вместе со многими
другими радикальными революционерами особую партию, привержен-
цев которой называли гебертистами. Пати и военный министр Бушотт
стояли в близких отношениях к ним. К ним примкнули также: секре-
тарь военного министерства Венсан, генерал революционной армии
Ронсен, типограф Моморо, родом из Испании и известный Клоотц.
Гебер пользовался в то время огромным влиянием среди народ-
ных масс, как издатель газеты „Рёге Duchesne11, в которой он-крайне
резко нападал на врагов республики и революции. Чтобы возбуждать
страсти народных масс, он подделывался в этой газете под грубый
простопародний язык. Его ''газета распространялась в количестве
80.000 экземпляров. Революция подняла Гебера из низкого положения;
за какрй то нечестный поступок он потерял место при одном театре,
п враги его постарались использовать и раздуть этот факт. Его рево-
люционные брошюры сделали его известным, а благодаря своему ора-
торскому таланту и симпатичной наружности он стал пользоваться
влиянием в клубах. Женился он на выступившей из монастыря мона-
хине, по имени Гупиль. После падения жирондистов Гебер стал
высказываться за то, чтобы проливалось возможно меньше крови. Но
так как он проповедывал атеистические идеи, то власть имущие сильно
возненавидели его и всячески стремились оклеветать его.
Гебер, Шометт и Клоотц об‘единились для борьбы с церковью,
противопоставляя ей простой разум, или здравый человеческий рассу-
док. „Есть только один властитель,—сказал Клоотц в конвенте, - это
само человечество. Природа пе склоняется на колени пред собой же...
Граждане, разум об‘единил всех людей в одно общее представи-
тельство “.
18-го октября общинный совет решил отменить религиозные цере-
монии. Крестные ходы и процессии были запрещены, иконы, реликвии
и т. п. были удалены. Так как эти постановления встречены были
парижанами с восторгом, то Гебер и Шометт решили убедить дру-
жески расположенного к ним парижского епископа Гобеля сложить
с себя свое звание и подать этим пример другим представителям духо-
венства. Гобель дал себя убедить и явился 7-го ноября 1793 года со
своими викариями и в сопровождении Шометта в конвент, там снял
с себя знаки своего священнического достоинства и надел красную
шапку. „Я принял то звание, которое народ мне передал,—сказал
Гобель,—я стал епископом, когда народ хотел еще иметь епископов;
я перестаю теперь быть епископом, так как народ не хочет больше
гаковых. Подчиненное мне духовенство проникнуто такими же мыслями*.
Священник Вожирар присоединился к этому заявлению, и многие свя-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
171
щенники сложили свое звание. Но были и такие, которые не последо-
вали этому примеру; к числу этих последних принадлежал Грегуар,
который, будучи убежденным республиканцем, оставался в то же время
верующим христианином. t
Вот что произошло в конвенте 7-го ноября 1793 года. Как видит
читатель, здесь совсем не было принято решения отменить христиан-
ство, как это часто легкомысленно утверждают. Общинный совет и
Гобель нашли в департаментах многих подражателей. Из церквей
были взяты ценные предметы и переданы конвенту для того, чтобы
этот последний употребил их на пользу отечества. Колокола были
перелиты в пушки. Конвенту переданы были распятия, всякого рода
золотые и серебряные предметы, и лица, передавшие их, наряжались
обыкновенно самым причудливым образом: в ризы, рясы и другие
священнические одеяния. Один из них повторил слова дикого герцога
Христиана Брауншвейгского, который однажды отправил на монетный
двор серебряные статуи 12 апостолов, стоявшие в Падерборнском соборе,
говоря:--„Идите по всему миру и поучайте все народы*.
Тем лицам, которые хотели бы отречься от религии, была теперь
показана дорога. Больше никто ничего пе делал. Ни у кого не было
ни права, ни разумного основания насильственно принуждать отре-
каться от христианства тех, кто этого не желал. До мысли об отделении
церкви от государства люди того времени не додумались, и консти-
туционные священники и теперь еще продолжали считаться государ-
ственными чиновниками. Но вожди антирелигиозного движения впалиf
в ошибку, которую люди делают очень часто: они думали, что надо}
заменить отмененный христианский культ каким-нибудь другим куль-'
том. Таким образом, гебертисты пришли к мысли создать культ Разума;
поклонение Разуму должно было происходить в каждое декади. Собор
Парижской Богоматери был превращен в храм Разума; поклонение
Разуму совершалось также и.в других церквах. Народ собирался в
цевкви; читался- текст конституции и декларации прав человека, или
устраивались другие чтения и сообщались сведения с театра военных
действий; играла музыка, пелись патриотические песни. Особый ящик,
напоминавший по форме голову животного, назывался „ртом истины*;
в него можно было опускать анонимные запросы, обвинения и советы,
относящиеся к общему благу: две трибуны были предназначены для
стариков и беременных женщин.
Легкомысленным парижанам новый культ очень понравился,, и в
первом празднестве, устроенном в честь Разума, приняло участие
очень много народа. Это празднество, о котором распространялось так
много сплетен, на самом деле было очень скромным и невинным
торжеством. Люди потянулись длинной процессией к собору Париж-
ской Богоматери. Несли бюсты Лепеллетье и Марата. Затем появилась
„богиня Разума*, из чего видно, что новый культ опять-таки сильно
приближался по своим формам к старому. „Богиня Разума* сидела
в старинном кресло, которое несли четверо мужчин. Это была стройная,
красивая женщина. Еще в настоящее время сильно распространена
ложь, будто богиней Разума была выбрана проститутка; в действи-
тельности же, это была не кто иная, как известная своей красотой
госпожа ]Иоморо, которая, впрочем, сначала ни за что не хотела испол-
нять этой театральной роли и уступила только после настоятельных
просьб в угоду своему мужу. Она была одета в белое платье, на
плечи ее был живописно накинут, синий плащ, ф а ее красивая голова
была покрыта фригийской шапочкой; великолепные черные волосы ее
172
В. Б Л О С
были распущены. Рядом с ней помещалась актриса, представлявшая
богиню Свободы. Само собой попятно, что эти женщины изображали
собой только живые картины, и им не „поклонялисьи, как это многие
утверждали. Точно также неверны рассказы, будто в связи с празд-
ником Разума происходили различные оргии. Шометт, являвшийся
одним из организаторов новых праздников, особенно уговаривал
экзальтированных женщин не выходить из пределов женственности.
18-го ноября толпа женщин в фантастических нарядах проникла в зал
заседаний коммуны под предводительством какой то Розы Лакомб и
стала вести себя очень развязно. Тогда Шометт напомнил им их долг
матерей и хозяек: он щюизнес панегирик женщине, являющейся вер-
ной и заботливой женой, и закончил свою речь следующими словами:
„Мы должны с презрением относиться к бесстыдной женщине, обла-
чающейся в мужскую одежду и- обменивающей свои природные пре-
лести на пику и красную шапку14. Было решено не принимать больше
таких женских депутаций, не затрагивая, однако, как выразился Шометт,
их прав.
Впрочем, уже раньше было постановлено, по предложению Жан-
Бона Сент-Андре, изгнать всех проституток из республики; это реше-
ние, конечно, не удалось провести в • жизнь. При старом режиме с
этими несчастными женщинами обращались как с существами, не
принадлежащими к человеческому роду; когда они заболевали или
когда у них возникал какой-нибудь конфликт с полицией, их просто
отправляли в Сальпетриер или Бисетр1)» где им часто приходилось
целыми годами ждать врачебного осмотра и жить в грязи и нищете.
Национальный конвент освободил в 1792 году этих несчастных жен-
щин и приютил их в другом месте.
Представляя собой самую крайнюю революционную партию, гебер-
тисты навлекли на себя ненависть представителей партии Горы. По
всей вероятности, им также не нравились различные мысли, отличав-
шиеся некоторой социалистической окраской; особенно часто такие
мысли высказывал Шометт. К сожалению, не сохранилось никаких
данных, которые позволили бы нам разобраться более детально в идеях
гебертистов о полнейшем преобразовании общества.
Комитету благоденствия уже давно не нравилась популярность
коммуны, в которой господствовали гебертисты. Революционные коми-
теты отняли у коммуны значительную долю ее власти. Коммуна хотела
подчинить эти революционные комитеты Парижа своему руководству
и пригласила их поэтому в городскую ратушу; но Бильо-Варепну
удалось провести в конвенте постановление, по которому за созыв
каким-либо учреждением революционных комитетов полагалось строгое
наказание.
К праздникам Разума, нашедшим большое сочувствие в среде
французского народа, Робеспьер и Сен-Жюст, выступавшие против
атеизма со своей идеей добродетели, относились е большой антипатией.
С этого и начались раздоры внутри партии Горы, раздоры, приведшие
к ее падению.
Раздоры внутри партии Горы.
В то время как диктаторское правительство с необыкновенной
энергией вело борьбу с внешними и внутренними врагами республики;
в то время как массы народа отправились к границам для защиты
9 Госпитали.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
173
страны; в то время как во всей стране происходили аресты и казни»
а в больших городах были сооружены постоянные эшафоты; в то время
как торговля находилась в полном застое и народ изнемогал от тяже-
лой нужды, - в это самое время внутри партии Горы назревали рас-
колы, приведшие, в конце концов, к гибели эту сильную и энергич-
ную партию.
Среди партии Горы намечались три течения, которые можно у
назвать правым, средним и левым течением. Вождем правого течения
был Дантон со своими друзьями: Камиллом Демуленом, Геро де-Сеше-
лем, Филиппо, Шабо, Тюрио, Барра, Фрероном, Марленом и др. Их впо
следствии называли дантонистами. Эти люди были по большей части
последователями принципов Вольтера; они охотно предались бы радост-
ному наслаждению жизнью. Между ними были и люди очень распут-
ные. Сам Дантон не мог ужо больше выступать со своей прежней
энергией после пережитых им в первый период революции напряжений
и волнений; кроме, того, па нем сильно отозвалось низвержение жирон-
дистов. После 'смерти своей жены он женился на очень набожной
женщине, которая имела на него столь сильное влияние, что он стал
высказываться против атеизма Гебера. Дантон, казалось, устал от револю-
ции; система ужаса была ему не по душе, и он, с нетерпением ждал
конца ее. Его партию стали называть умеренной, а такое мнение
о партии может быть для нее очень опасным в бурные времена. Строгие
революционеры стали смотреть на лее, как на безнравственную партию.
Левая фракция Горы лишилась в лице Марата своего главного ।
вождя, и после того, как Гебер стал главой этой фракции, ее главная I
опора находилась уже вне конвента. Как Паш и Шометт, так и Рон-1
сен и Моморо, являвшиеся руководителями партии, хотели, чтобы
революция привела к полнейшему торжеству крайних демократиче-
ских начал. Из членов конвента представителями этой партии были
Клоотц и некоторые, другие мало известные депутаты; была еще часть
депутатов, которые колебались между левой и другими фракциями
партии Горы. Левая фракция опиралась па коммуну и пролетариат;
парижских предместий. Комитет благоденствия смотрел на нее, как1
па партию ультра-революционную, ударившуюся в крайность; на нее
нападали за ее атеизм и энергичное представительство интересов того
пролетариата, который принимал деятельное участие в восстаниях.
Она построила свое миросозерцание на принципах философии Дидро
и Гольбаха.
Самой сильной фракцией Горы в то время была средняя, глава- •
рем которой был ^Робеспьер и в руках которой находилась правитель-
ственная власть. Первенствующую роль в правительстве играл Робес-
пьер со своими друзьями Сен-Жюстом и Кутоном; это было обусловлено
как тем влиянием, которым он пользовался среди народных масс, так
и тем уважением, с которым к нему относились в конвенте. Он посте-
пенно становился диктатором. Средняя фракция была сторонницей
идей Жан-Жака Руссо, и сочинения последнего можно было всегда
найти в канцеляриях правительства. К этому течению принадлежали
Бильо-Варен, Колло д‘Эрбуа и большая часть членов партии Горы.
Многие из них сильно склонялись к атеизму, но тот факт, что коммуна
обладала большою властью, шел совершенно в разрез с их стремле-
ниями к единству власти; интересы буржуазии они представляли себе |»
не иначе, как в полном слиянии с интересами пролетариата. | \
До того времени Робеспьер принимал участие во всех фазисах
прогрессивного развития революции. Он весь так сросся с революцией,
174
В. Б Л О С
что личность ого развивалась вместе с нею. Рост его политической
власти повел к тому, что он стал задумываться над перестройкой государ-
ства по своему личному вкусу и сообразно своим идеям. Его государ-
ственные идеи раскрыли его слабые стороны, и он оказался односторонним
доктринером. Он видел те ошибки, преступления и пороки, от которых
погибла старая Франция; он видел ту неизмеримую народную нужду
и нищету, из которой революция черпала свои силы. Но Руссо, фило-
софия которого усматривала в человеческой испорченности причину
всех бедствий людских, внес путаницу в его ум. У Монтескье он вычитал,
что добродетель или нравственность является характерной особенностью
республиканского государства. При его склонности исходить в своих
идеях из представления о республиках древнего мира отвлеченное
понятие добродетели стало для него идеалом, что находилось в полном
соответствии с его личным характером, его строгой нравственностью
и простотой его жизни. Он говорил, что хочет в новом государстве
заменить эгоизм моралью, честь—честностью, обычаи—принципами,
желание—чувством долга, презрение к несчастью—презрением к пороку,
дерзость—гордостью, тщеславие—величием души, любовь к золоту—
любовью к славе, интригу—заслугой, остроумие—умом, скучную
похоть —прелестным счастьем, отвагу великих людей —величием чело-
века вообще, „Основа демократического правления—говорил он— есть
добродетель, а средством для проведения ее в жизнь является ужас*.
Но он забыл, что добродетель или нравственность целого народа
нельзя создать в воздухе: он забыл, что нельзя при помощи террора
вводить добродетель, подобно тому как устрашающее наказание уго-
ловных законов не в состоянии уничтожить преступлений. Добродетель
нельзя сделать обязательной путем декретов, она может процветать
только на прочной основе материального благосостояния и „земного“
счастья. Нищета и нужда всегда будут иметь своими спутниками
преступление и пороки. Робеспьер не разобрался в той связи, которая
существовала между революцией и изменениями в области собствен-
ности. Народ, имеющий возможность достаточно питаться, одеваться
как следует, жить в удобных помещениях и получать соответствующее
духу времени образование—такой народ скоро станет добродетельным
и свободным; у такого народа пороки и преступления с течением
времени сильно уменьшатся. Но Робеспьер не думал о необходимости
такой организации экономических основ общества, которая дала бы
всему народу возможность устроить лучше свою материальную жизнь
и обеспечила бы ему существование. Для облегчения пужды прави-
тельство прибегло к жалким и недостаточным средствам, да к тому же
Робеспьер мог обещать в своем добродетельном государстве лишь
бессмертие души и веру в какое-то Высшее Существо. Голодающий
народ, стойко выносивший во имЪ республики столько страданий,
увидел себя, наконец, обнанутым в своих надеждах, и этим обгоняется
факт быстрого и внезапного падения Робеспьера.
Раскол в партии Горы постепенно обнаруживался все яснее и
яснее. Уже в ноябре 1793 года Робеспьер выступил в клубе якобин-
цев с нападками на атеизм. При этом он стал на обычную филистерски-
буржуазную точку зрения, утверждая, что образованный человек может
обойтись без религии, но что массе религия необходима. „Атеизм—
сказал он,—аристократичен. Идея о Высшем Существе, охраняющем
угнетенную невинность и наказывающем торжествующее преступление,
в высшей степени народна. Если бы Бога не было, его надо было бы
выдумать".
1 ........................................ — .
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 175
' Ниже мы увидим, что он, действительно, впоследствии выдумал его.
Дантонисты в это время шли еще рука об руку с Робеспьером
и вместе с ним выступали против атеизма. Камилл Демулен стал
издавать Газету „Старый Кордельер“. Одно время он ушел от поли-
тики и отдался радостям семейной жизни со своей прелестной женой
Люсиль Дюплесси, которая нежно и горячо любила его. Но затем он
снова выступил на арену политической деятельности. Его газета была
направлена специально против гебертистов, и в этом отношении Ро-
беспьер вполне одобрял Демулена. Но Демулен пошел еще дальше:
он стал нападать на гебертистов за их требование самых решительных
мероприятий против врагов республики. В это время революционный
трибунал работал уже с полной энергией. Было казнено много гене-
ралов изменников. Почти ежедневно люди приговаривались к смерти
за распространение поддельных ассигнатов *или за преступления про-
тив законов республики. В провинции также царил террор, и, благо-
даря закону о подозрительных лицах, тюрьмы были повсюду пере-
полнены.
Вскоре Камилл Демулен выступил против революционного пра-
вительства. Гебертистов он еще прежде обвинял в том, что они дей-
ствуют по соглашению с Питтом; теперь же он напал на революцирнное
правительство и его органы, применяя к ним бессмертные слова Тацита
о тирании в древнем Риме. Он сравнивал доносчиков с предателями
старого Рима и говорил: „Судьи были не лучше доносчиков: суды,
предназначенные для защиты жизни и собственности, превратились
в бойни, где то, что называлось смертной казнью или конфискацией
имущества, в действительности превратилось в убийство и грабеж<
Он сравнивал действие закона о подозрительных лицах с положением
Рима в царствование Нерона: „Если люди не хотели подвергнуться
смертной казни, то они должны были громко выражать свою радость
по поводу смерти своих друзей, родственников. В царствование Нерона
многие устраивали благодарственные молебны богам по поводу смерти
своих родственников, виновником которой являлся тиран. Надо было,
по меньшей мере, иметь всегда довольный, веселый и спокойный вид.
Люди боялись, как бы сама боязнь пе показалась подозрительной.
Все возбуждало подозрение тирана. Если какой-нибудь гражданин
пользовался популярностью, то он считался соперником императора,
который может вызвать гражданскую войну. Это подозрительно! Если
человек избегал популярности и держался в стороне от общественной
жизни, то и тогда он обращал на себя внимание. Это подозрительно!
Если человек был беден, то за ним надо было особенно внимательно
следить. Ведь никто так не предприимчив, как человек, не имеющий
ничего. Эт<?по дозрительно! Если человек обладал мрачным меланхо-
лическим характером или одевался небрежно, тогда, значит, его бес-
покоит прекрасное положение общественных дел. Это подозрительно!
Если человек отличался добродетелью и строгостью нравов, тогда он
был новым Брутом, желавшим своим поведением уязвить великолеп-
ный и роскошный двор. Это подозрительно! Если кто-нибудь был
философом, оратором или поэтом, о, тогда горе ему, так как он мог
стать более знаменитым, чем те, которые управляли. Это подозри-
тельно! Если человек составлял себе имя на войне, то, благодаря
своему таланту, он становился еще более опасным. С бесталанным
полководцем еще можно кое-как мириться. В самом деле, если такой
бесталанный полководец окажется изменником, он никогда не сумеет
предать неприятелю армию так хорошо, чтобы никто не спасся. Если же
£
176
В. Б Л О С
изменит талантливый полководец, то ведь никто не спасется. Следо-
вательно, лучше всего отделаться от таких людей; во всяком случае,,
надо их возможно скорее удалить из армии! Они подозрительны!
Еще хуже было быть внуком или родственником деспота: ведь он мог
тогда носиться с мыслями о захвате престола. Это подозрительно!
Таким образом, всякая черта характера могла возбудить ревность,
деспота и обречь человека на гибель. Преступно было занимать высо-
кий пост или покидать этот пост. Но самым великим преступлением
была неподкупность... Людей предавали и убивали их рабы и враги.
Если же у кого-нибудь не было врагов, то роль убийцы брал на себя
гость, друг, сын. Словом, в это время знаменитые люди или вообще
люди, занимавшие какой-нибудь пост, умирали так редко естественной
смертью, что о человеке, умершем не от руки убийцы, сообщалось
в газетах, и это событие заносилось на скрижали истории. За время
этого царствования только один жрец умер естественною смертью
в своей постели, и на это смотрели, как на истинное чудо*4.
Эта страшная сатира, вышедшая из-под пера талантливого Камилла
.Демулена, обратила на себя всеобщее внимание. Она была написана,
смело и остроумно, но необдуманно, так как реакционеры с удоволь-
ствием читали эти нападки на правительство, которые должны были
внести раскол в партию Горы. Газету Демулена читали повсюду, и она.
производила громадное впечатление. Когда Демулен предложил учре-
дить комитет помилования, многие решили, что террору наступил конец,,
так как Робеспьер тоже незадолго до этого предложил создать комитет
справедливости.
Сначала комитет благоденствия колебался, так как силы гебер-
тистов росли тем больше, чем больше Камилл Демулен показывал,,
что его партия хочет теперь конца революции. Все были согласны
в том, что когда-нибудь должен наступить конец революции, но гебер-
тисты считали систему террора необходимой до тех пор, пока сила,
врагов республики не будет сломлена окончательно и пока иностранные
государства не перестанут вооружаться против Франции. Вернувшийся
из Лиона Кол;1Ь д'Эрбуа стал на сторону гебертистов, и тогда Робеспьер
отступился от Камилла Демулена, который до сего времени представлял
ему свою газету для предварительного просмотра. Робеспьер в клубе
якобинцев порвал со своим школьным товарищем и предложил сжечь
его газету. Камилл ответил на это цитатой из Вольтера: „Сжигать не
значит отвечать*. Так началась вражда между Робеспьером и Дему-
леном, и при данном, положении вещей она могла иметь только кро-
вавый исход.
Гебертисты Ронсен и Венсан были арестованы по какому то
ничтожному поводу, и теперь их освободили. Но затем комитет’ благо-
денствия решил устранить как дантонистов, так и гебертистов; первых
потому, что они были слишком умерены и мешали дальнейшему раз-
витию революции, а вторых за то, что они были слишком революционны
и компрометировали революцию своим атеизмом. •
„Люди добродетели44 были неразборчивы в средствах. Дантонисты
и гебертисты не были, по их понятиям, добродетельными людьми.
Следовательно, их надо было устранить. Сен-Жюст напал в конвенте
на обе фракции. Дантонистов он обвинял в том, что они хотят пре-
вратить республику в проститутку, гебертистов—в том, что они хотят
из нее сделать вакханку. „Граждане,—сказал он,—вы хотели учредить
республику. Если вы в то же время не хотите всего того, что соответ-
ствует республике, то республика должна пасть, и народ погибнет под.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 177
ее развалинами. Человек достоин наказания за сострадание к аресто-
ванным: человек достоин наказания, если он нс хочет добродетели',
человек достоин наказания, если он не хочет ужаса".
Робеспьер тоже напал на умеренных и крайних революционеров.
Он заявил, что при настоящем положении вещей нельзя управлять
страной по законам мирного времени; что революционное правительство
является деспотизмом свободы, направленным против тирании. Он ут-
верждал, что крайние революционеры хотят распустить конвент и учре-
дить диктатуру. А, между тем, он низвергнул обе партии только для
того, чтобы самому стать диктатором!
Раздались кровавые угрозы. Камилл Демулен сказал о Сен-Жюсте:
^Этот человек так тщеславен и носит голову на своих плечах с та-
ким благоговением, как будто это святые дары*. Сен-Жюст ответил
на это: ,.А Демулен будет у меня носить свою голову, как святой Дио-
нисийи (под мышкой).
Падение гебертистов.
Гебертисты были сильнее дантонистов, так как они господствовали
в коммуне и пользовались большими симпатиями в народных массах.
Коммуна заслужила любовь народа тем, что она снабжала • Париж
Местными припасами. Зима 1793 —1794 года была очень сурова; было
очень трудно добывать воду, а дрова народ должен был доставать себе
из отдаленных лесов. С‘естных припасов также было мало, уже рано
• утром, а иногда ехце и ночью, женщины стояли перед булочными, ожидая
очереди. Редко появлялись на рынке мясо и овощи, и коммуна могла
только выдавать по одному фунту мяса на человека через каждые
десять дней. Но она делала все, что могла: без нее нужда, царившая
зимою 1793—1794 года, сильно сократила бы парижское население.
Но эти заслуги гебертистов не имели никакого значения в глазах
людей добродетели, раз дело шло о фанатизме партийных воззрений.
После одной из речей Сен-Жюста конвент снабдил комитет благоден-
ствия самыми широкими полномочиями. Подобно Демулену, Сен-Жюст
в своей борьбе с гебертистами не останавливался перед клеветой.
Он утверждал, что гебертисты находятся на содержапии у иностран-
ных держав и что им поручено опорочить своими крайностями, осо-
бенно своим атеизмом, республику в глазах Европы и, таким образом,
погубить ее. За этой клеветой скрывалась своего рода классовая борьба,
которая не носила определенного имени, но которая вее-же ясно чув-
ствовалась. В самом деле, государственные деятели конвента и комитета
благоденствия прекрасно чувствовали, что Защита интересов пролета-
риата, которую коммуна взяла на себя в качестве маратовского наслед-
ства и которую она вела с поразительной энергией, переходит за рамки
^добродетельной республики41, скроенной по вкусу мещанства. Против-
ники гебертистов не решились открыто отделить интересы трудящегося
народа от интересов зажиточной буржуазии, и поэтому они прибегали
в своих нападках на гебертистов к самой грубой клевете.
Гебертисты виделй' что им угрожает опасность. Противники их
распространяли также слух, будто они хотят устроить государственный
переворот и ввести диктатуру, при которой вся правительственная
власть должна находиться в руках, трибунала под председательством
верховного судьи. Обвинителем здесь якобы должен быть цензор,
а генералиссимус должен уничтожать внешних и внутренних врагов;
Паш будто бы предназначался в верховные судьи, а Ронсен—в гене-
История Французской революции. 12
178
В. Б Л О С
ралиссимусы. Но эти обвинения были лишь пустыми выдумками
и против Паша даже не было потом возбуждено обвинения.
Гебер сказал как-то в клубе новых кордельеров, что самыми
скверными людьми являются не воры, а честолюбивые люди; этим он
намекал на Робеспьера. В этом своем клубе гебертисты завесили
„права человека14 и, как казалось, хотели подготовиться к восстанию.
Но у них не было никакого плана, и к тому ясе их противник был
сильнее их. Кроме того, нелегко было привести в движение тяжело-
весный аппарат, при помощи которого можно было бы вызвать вос-
стание предместий. Комитет благоденствия был сильнее их, а действо-
вал быстрее. Ночью 13 марта были арестованы главари гебертистов
Гебер, Ронсен, Моморо, Венсан, Дюкроке и Сомюр. Кроме того, был
арестован еще голландский банкир и патриот Кокк, часто пригла-
шавший к себе в гости хебертистов, Дефье, Дюбюиссон, Порейр и
Проли; последние трое были когда-то комиссарами якобинцев при
Дюмурье; Проли был незаконнорожденным сыном известного поли-
тического деятеля Кауница; была также арестована жена казненного
генерала Гетино, неудачно командовавшего революционными войсками
в Вандее, и, наконец, Клботц; из арестованных один только Клоотц
был членом хгонвента. Робеспьер заставил еще раньше исключить его
из клуба якобинцев, мотивируя его исключение тем, что он получает
100.000 франков ренты и что он, как космополит, мечтавший об учре-
ждении мировой республики, интересовался больше счастьем Персии
и Мономотапы, чем счастьем Франции. Бедный Клоотц представлял
себе мировую республику, по меньшей мере, такой же прекрасной,
какой Робеспьер представлял себе свою республику добродетели.
Через несколько дней были уже арестованы Шометт, Гобель и
Паш. Паш был устранен от должности мэра; его арестовали, как
подозрительною человека.
Процесс гебертистов продолжался три дня; их обвиняли во все-
возможных бесчестных поступках, как, например, в кражах белья.
Они почти совсем не защищались. ^Это политический процесс, —гово-
рил Ронсен своим товарищам,—к чему же все эти ваши документы
и приготовления к защите? Вы занимались болтовней, когда надо было
действовать; так покажите теперь, что вы, по крайней мере; умеете
спокойно умирать’4"
24-го марта 1794 года осужденных повели' на казнь. По дороге
на эшафот они подвергались насмешкам и издевательствам со стороны
роялистов, собравшихся большими массами на улицах, чтобы полюбо-
ваться уничтожением революционной коммуны, Ронсен и Клоотц про-
явили на эшафоте много мужества.
Революционная армия была распущена. Шометт и Гобель были
также казнены. Против Шометта было выставлено обвинение, будто
он хотел уничтожить Париж голодом, на что он ответил одним только
презрительным молчанием. Теперь коммуна была составлена из сто-
ронников Робеспьера.
Так Робеспьер, шедший до того времени постоянно в ногу с револю-
цией, теперь остановился, и с этого момента*началась реакция в его
вкусе. ,
Гебертисты подверглись со стороны историков самым резким
нападкам. В этом отношении им пришлось подвергнуться участи всех
тех людей, которце заступаются за бедные слои народа. Можно согла-
ситься с тем, что среди них было несколько экзальтированных и. рез-
ких людей, но, во всяком случае, их республиканский патриотизм был
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 179
так же искренен, как патриотизм других партий. Они пали жертвою
классовой ненависти, жертвой ограниченной идеи „добродетельного
государства* и стремления „людей добродетели* к власти. Но, уничто-
жив коммуну и казнив ее вождей, комитет благоденствия подрубил
тот сук, на котором он сам сидел. Парижское население относилось
с большим доверием к деятелям коммуны, доставлявшим ему всегда
в моменты самой острой нужды средства существования. А новые
деятели коммуны могли в ответ на вопли голодных парижан обещать
только одно, а именно, что враги республики будут впредь наказываться
еще строже, чем прежде. Парижское население не забыло казни гебер-
тистов так легко, как это предполагал комитет благоденствия.
Реакция, начавшаяся с момента падения гебертистов, должна
была поглотить всю партию Горы. t
Падение дантонистов.
Тотчас же после казни вождей гебертистов комитет благоденствия
занялся приготовлением к тому, чтобы уничтожить правую фракцию
Горы, дантонистов. Дело в том, что Робеспьер боялся как бы его,
после того, как он отправил на эшафот самых решительных револю-
ционеров, не причислили к умеренным элементам Горы. Кровь умерен-
ных представителей партии должна была доказать, что сам Робеспьер
не склонен к умеренности.
Дантон провел некоторое время у себя на родине в Арси на Оби
и вернулся затем в Париж с тяжелыми предчувствиями. Вернувшись
по приглашению своих политических друзей в столицу, он имел свида-
ние с Робеспьером. Но оказалось, что старая, завязавшаяся при по-
средничестве Демулена дружба между обоими вождями революции
исчезла, и Дантон расстался с Робеспьером очень холодно. Сближения
не произошло. Дантон видел надвигающуюся на него грозу, но ничего
не предпринял. Да и что было ему предпринимать? Бежать? Но какая
страна примет его? Если бы он поднял в конвенте свой могучий голос
и повел энергичную борьбу против правительства, то могло бы быть
еще сомнение в том, станет ли конвент на сторону Робеспьера и коми-
тета благоденствия. Но он флегматично покорился своей участи.
„Лучше быть казненным,—сказал он как-то раз,—чем самому казнить
других*. Он говорил, что жизнь ему надоела. А одному другу, сове-
товавшему ему бежать из Франции, он ответил: . А разве можно унести
с собою свое отечество^
Вечером 30-го марта 1794 года какой-то канцелярский чиновник
передал ему, что в комитете благоденствия говорили об его аресте.
Вспоминая сыгранную им роль в революции, Дантон ответил: „Онине
решатся на это*.
Однако, они решились.
Ночью Дантон был арестован по приказанию всемогущего коми-
тета благоденствия. Приказание последовало после доклада Сен-Жюсте.
Арестованы были также Камилл Демулен, Геро де-Сешель, Лакруа,
Филиппо Вестерман и еще некоторые другие дантонисты. Шабо, Фабр
д‘Эглантин, Вазир и еще четверо других приверженцев Дантон были
еще рапьшо арестованы за подделку какого-то декрета, и вот теперь
суд нарочно соединил процесс о подделке с процессом Дантона. Дан-
тонистов обвиняли в том же, в чем обвиняли гебертистов, а именно:
будто бы они подкуплены иностранными государствами и хотят по-
губить республику. Но в то время, как гебертисты думали достигну!ь
180
В. Б Л О С
этого своими крайностями, дантонисты, наоборот, рассчитывали на свою
• умеренность. Специально против Дантона выставлялось старое обвине-
ние в том, что он был подкуплен двором и что в Бельгии принимал
I участие в грабежах. По нашему мнению, ни первое, ни второе обвине-
ние не могло быть доказано фактами.
У Дантона не было опоры в конвенте и клубах. Но, когда раз-
неслась весть об его аресте, Париж все-таки заволновался. В конвенте
поднялся друг Дантона Лежандр и потребовал, чтобы арестованные,
были приведены в конвент. Но против Лежандра выступил Робеспьер.
Он пустил в ход все свое ораторское искусство, угрожал всевозмож-
ными бедствиями и в конце речи воскликнул: „Л/w нс хотим идолов*.
Это восклицание было встречено конвентом с большим одобрением.
Сен-Жюст прочел удачно составленный доклад, в котором он собрал
сплетни об арестованных и изображал их, как безнравственных людей,
подкупленных иностранными государствами. Конвент притворился,
будто он верит всему этому, и из боязни перед всесильными коми-
V тетами депутаты согласились пожертвовать головами Дантона и его
друзей, чтобы спасти свои собственные.
Арестованные сидели в Люксембурге, где Дантон изрекал свои
остроумные крылатые слова, а бедный Камилл Демулен, проживший
со своей прекрасной молодой женой Люсиль Дюплесси радостную
идиллию, написал те самые знаменитые письма, которые являются
самыми трогательными творениями любящего сердца, мучающегося
в предчувствии смерти. Но на суде Дантон и его друзья держались
мужественно и гордо. Они защищались очень умело и, казалось, они
все еще надеялись избегнуть эшафота. При допросе они давали три-
буналу очень оригинальные и замечательные ответы. Так, напр.,
Дантон па вопрос об имени, возрасте и месте жительства ответил:
„Я—Дантон, хорошо известный деятель революции, мне 35 лет: моей
обителью скоро будет ничто, а мое имя будет жить в Пантеоне истории^*.
Народ массами толпился в суде, чтобы увидеть этих знаменитых
вождей революции. Он волновался и уже раньше проникся участием
к молодой, красивой жене Камилла, в отчаянии блуждавшей вокруг
темницы своего мужа. Громовой голос Дантона возбуждал народ; этот
голос заглушал звонок председателя трибунала. Присяжные начали
колебаться, а обвиняемые все решительнее требовали, что0ы их по-
ставили на очную ставку с их обвинителями и клеветниками. Но три-
бунал закрыл дебаты под предлогом, будто обвиняемые оскорбили его.
Дантон и его друзья были присуждены к смертной казни. „Нас при-
носят в жертву честолюбию нескольких трусливых разбойников,—сказал
Дантон,—но недолго будут они вкушать плоды своей преступной по-
беды. Я поташу за собою Робеспьера. Робеспьер последует за мной*.
Предсказание Дантона оправдалось.
Дантонисты были казнены 5 го апреля 1794 года. Они умерли без
всякой боязни. Дантон потребовал от палача, чтобы оп показал его
голову народу, и это его требование было исполнено.
Так погиб Дантон, могучая энергия которого некогда спасла
Францию от нападения иностранных государств и от внутренней ре-
акции. У этого человека бывали дикие вспышки, но он не был спосо-
бен на систематическую жестокость. Вместе с ним умер блестящий
поэт Камилл Демулен, едкие остроты которого часто поражали тех,
в кого он даже и не метил. По дороге на место казни он вспомнил
12-е июля, когда он в Пале-Рояле обращался к пароду с требованием
взяться за оружие для борьбы со двором. „Так вот какова награда,—
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
181
сказал он с болью в сердце- первому апостолу свободы!“ Бедный Ка-
милл! Он был соткан из слишком нежной материи для этой револю-
ции, низвергавшей и разбивавшей железных колоссов. Оба эти друга
сделали все для того, чтобы придать жар и энергию революции.
Но теперь они стали в неподходящий момент требовать умеренности и
погибли на эшафоте.
Триумвират.
(
После падения гебертистов и дантонистов Робеспьер оказался
первым человеком в республике. Теперь уже никого нельзя было
больше противопоставить ему, и никто rfe сросся так со всеми великими
событиями революции, как он. Его диктатура сложилась сама собою
после того, как он себе прочистил путь. Вместе со своими верными
друзьями Сен-Жюстом и Кутопом он господствовал в комитете благо-
денствия, а, следовательно, и в конвенте. Вне конвепта Робеспьер ста-
рался упрочить свое положение том, что на все выдающиеся должности
назначал своих приверженцев. Революционный трибунал состоял цели-
ком из его приверженцев. Коммуна была преобразована; Флерио стал
мэром. Пейан - национальным агентом; оба они, а также Анрио, началь-
ник национальной гвардии, были безусловно преданы Робеспьеру.
Революционная армия была распущена, так как, по большей части,
состояла из гебертистов. Министерства были уничтожены и заменены
12 канцеляриями для ведения государственных дел. Канцелярии .шве-
дывалп и руководили: 1) полицией и судебными делами; 2) обществен-
ными школами; 3) земледелием и искусствами; 4) торговлей и магазинами:
5) общественными сооружениями; 6) организацией общественной по-
мощи: 7) почтой, транспортным делом и посольствами: 8) финансами:
9) организацией армии и управлением ею; 10) судоходством и коло-
ниями: 11) вооружением; 12) внешними деламп. Таким образом, упра-
вление страной перешло из министерств, которые, впрочем, в последнее
время не играли никакой роли, в руки комитета благоденствия, так
как канцелярии были подведомственны этому комитету. Клуб кордель-
еров был закрыт, и этим правительство надеялось окончательно уничто-
жить гебертистов. Оставлен был только клуб якобинцев, являвшийся
отныне признанным народным обществом и пользовавшийся покрови-
тельством правительства. Этот клуб служил для Робеспьера той три-
буной, с которой он ежедневно излагал свои взгляды и провозглашал
свои идеи. Собрания секций были отменены, благодаря чему рабочие,
получавшие до сих пор за посещение секций по 2 франка, был лишены
очень важной для них в это время безработицы и нужды поддержки.
Так был создан аппарат, который должен был управлять респу-
бликой добродетели и ужаса. Характерен тот факт, что сам Робеспьер
взял на себя заведывание канцелярией полиции. Сен-Жюст, особенно
сильно выделившийся при падении гебертистов и дантонистов, очу-
тился теперь рядом с Робеспьером во главе республики. Этот молодой
человек свел свои политические воззрения и требования к формулам,
которые он осуществлял самым хладнокровным образом, не уделяя
никакого места запросам сердца и чувства. Его решительность и фана-
тизм делали его ужасным. Он носился с самыми гигантскими планами,
из которых в настоящее время известно лишь немного. Он хотел пре-
образовать все общество по идеалу Руссо; он хотел превратить Фран-
цию в демократическое земледельческое государство: он хотел установить,
чтобы молодежь ела меньше мяса: он постоянно оттенял, что человек
182
В. Б Л О С
имеет право на хлеб, на существование, и 3-го мая 1794 г. конвент
по его предложению постановил, что „собственность патриотов свя-
щенна и неприкосновенна; имущество же врагов республики конфис-
куется для общего блага". Для проведения в жизнь этого решения
было постановлено, чтобы во всех общинах были приготовлены списки
нуждающихся патриотов. Государственная казна должна была поддер-
живать этих нуждающихся. Варрер, оставшийся еще и теперь офици-
альным оратором комитета благоденствия и приспособившийся к
триумвирату Робеспьера, Сен-Жюста и Кутона с тем, чтобы при пер-
вой перемене ветра перейти на сторону их врагов, внес от имени
правительства предложение, которое должно было уничтожить нищету
и нищенство. Это представляли себе очень просто: следовало только
постановить, что все госпитали и принадлежащие им имущества должны
быть проданы, так как общественная благотворительность должна цели-
ком находиться в руках республики. Республика должна наделять
нуждающихся небольшими земельными участками, которые переходят
в их собственность; она должна доставлять безработным работу; она
, должна обеспечивать им пропитание и уход за ними в случае болезни
и старости; она должна заботиться о воспитании их детей.
Все эти меры были приняты под влиянием потребностей минуты
и могли поэтому лишь на мгновение облегчить народную нужду,
которая .все более увеличивалась и принимала все более ужасные
• размеры. Правительство и тут пошло не дальше государственной бла-
I готворительности. в которую было включено даже право на труд.
Экономические мероприятия правительства Робеспьера—Сен-Жюста
были недостаточны. Курс ассигнатов стал снова падать. В декабре
1793 года ассигнаты принимались еще по курсу 5 Р/г, но затем курс
их стал быстро падать, и гильотина, угрожавшая всякому за'ажиотаж
и ростовщическую торговлю деньгами, не могла сдержать этого паде-
ния. За период времени от января до июля 1794 года курс ассигнатов
нал от 40 до 31. а затем, когда система террора вдруг ослабла, курс
стал еще сильнее и быстрее падать.
Комитету благоденствия пришлось исполнять такую гигантскую
работу, какую вряд ли совершило какое-нибудь правительство до'и
после него. Робеспьер, Кутон и Сен-Жюст руководили общей полити-
кой, Варрер был докладчиком комитета, Камбон заведывал финансами,
Бпльо-Варенн и Колло д‘Эрбуа заведывали сношениями с департа-
ментами, а Карно руководил военным делом. Жан-Бон, Сент-Андре,
оба Прнера и Робер Ленде обыкновенно раз‘езжали по провинциям
для реквизиций или для наказания мятежников. Карно рассказывал
потом, что правительство было завалено такой массой работы, что
члены его должны были поручать друг другу подписываться за себя,
так как за недостатком времени не было возможности обсуждать дела
вместе. Очень часто самому Карно, за недостатком времени, приходи-
лось наскоро пообедать в каком-нибудь скверном ресторанчике, чтобы
затем снова засесть за работу.
Триумвират, основными принципами которого были добродетель
и ужас, вступил на очень опасный путь. Сила диктатуры Робеспьера
заключалась в единодушии государственных властей, созданном им
благодаря тому уважению, которым он пользовался, и благодаря
влиянию его на массы. К тому же, все выдающиеся противники его
были уничтожены. Но единодушие могло нарушиться, и тогда все
искусственное здание диктатуры добродетельного и неподкупного
Робеспьера должно было тотчас же рухнуть. Если бы комитет благо-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 183
— _ — . ч _ -------------------------- -- - ——---- —--------
действия* отказал триумвирату в повиновении или если бы конвент
разошелся с комитетом благоденствия, тогда робеспьеровская диктатура
оказалась бы висящей в воздухе.
Но триумвиры прилагали все усилия к тому, чтобы упрочить
свою власть и терроризовать конвент.
Добродетель предписывалась государственной властью; о ней^рово-
рылось во всех правительственных актах. Правительство старалось
внушить массам скромность, справедливость, честность, довольство
малым, одним словом, всю робеспьеровскую теорию добродетели. Но эти
слова остались пустыми словами и не могли прикрыть слабые стордны
республики добродетели. Дело в том, что второй принцип триум-
вирата террор - был доведен при диктатуре Робеспьера до крайности.
*
Террор.
Благодаря террору, все враги комитета благоденствия внутри
страны были к этому времени уже уничтожены. Восстания больших
городов, жирондистов и вандейцев были подавлены, а в провинции
учреждены трибуналы, приговаривавшие к смертной казни врагов рес-
публики. Хотя действительно казнено было не мало людей, но все же
число жертв обыкновенно преувеличивается. Жертвы были много-
численны лишь в* отдельных местностях, где озлобление во время
борьбы партий дошло до крайних пределов. Так обстояло дело в Аррасе
и его окрестностях, где Жозеф Лебоп, в качестве комиссара комитета
благоденствия, отправил на эшафот много народу. На юге Мэнье
учредил в Оранже трибунал, вынесший очень много смертных приго-
воров, в то время как сам Мэнье огнем и мечом наводил ужас в окрест-
ных местностях. В Нанте уничтожением внутренних врагов занялся
Каррье: адские колонны ходили по Вандее и отправляли арестуемых
мятежников в Нант, где их массами подвергали смертной казни. Эти
казни принимали часто характер жестокого и кровавого издеватель-
ства. Каррье велел многих людей утопить; и вот, как впоследствии
сообщали члены нантского революционного комитета, голых мужчин
и женщин связывали попарно и бросали в воду; набивали целые суда
арестованными и пускали ко дну. Это называли республиканскими
свадьбами и крестинами. Без сомнения, очень многие сообщения,
относящиеся к тому времени, преувеличены. Но целый ряд пахнущих
кровью шуток и поговорок, сохранившихся до настоящего времени,
показывает нам, что французы привыкли и к террору и смотрели
на него с обычным для них легкомыслием. Достаточно указать на то,
что гильотина называлась „национальным окном44 или „национальной
бритвой41 (rasoir national); говорили о „красной обедне14 и „чйхании
в мешок44 казненных. Все эти крайности системы ужаса станут нам
понятными, если мы только вспомним о гнете, давившем при старом
режиме французский народ. К тому же, мы ниже увидим, что после
падения Горы революционерам пришлось вынести такие же тяжелые
и жестокие преследования, каким в данный момент подвергались
их враги. Это было вполне В духе той эпохи, полной такими ужас-
ными потрясениями. Впрочем, надо упомянуть, что комитет благоден-
ствия велел арестовать и предать суду революционного трибунала
известного немецкого ученого Евлогия Шнейдера, введшего систему
ужаса в Эльзасе и занявшего при страссбургском трибунале пост
официального прокурора: его .обвинили в злоупотреблении властью.
184
в. в л о с
Парижский революционный трибунал казнил в очень непродол-
жительный промежуток времени целый ряд великих людей. На эша-
фоте погибли королева, жирондисты, госпожа Ролан, принц Орлеанский,
генералы Люкнер, Кюстин, Гюшар, Богарнэ и Бирон, Барнав, Дюпор,
Шапелье, Дантон, Гебер, Клоотц и принцесса Елизавета. Тут деятель-
ность трибунала приняла характер простой бойни; людей убивали
для того, чтобы убивать. Приведенный нами выше пример кухарки, которая
уже в первый период деятельности трибунала была им приговорена
к смертной казни, не представляет собою единичного случая. Когда
не стало уже больше знатных арестантов, на «эшафот стали отправлять
бедных ц неизвестных людей за такие проступки, о которых и гово-
рить не стоило.
Тут были ремесленники, крестьяне, прислуга, повара, швеи, прачки
и всякого рода женщины, которых присуждали к смерти за самые
ничтожные проступки. Для примера приведем несколько таких случаев.
5-го декабря 1793 года была казнена известная метресса Людо-
вика XV Дюбарри. Она страшно кричала перед смертью и умерла
трусливо, как это вполне соответствовало ее характеру. После нее на
эшафот всходили все менее известные жертвы. Какой-то молодой
человек, по имени Грондель, приговаривается к смертной казни за то,
что он написал на ассигнате слона: „Да здравствует король!“ Одно-
временно с ним погибла на эшафоте какая-то сорокапятилетняя учи-
тельница. 2-го декабря были казнены два сапожника из Ландау за
„плохие сапогикоторые они поставляли в армию. После казни бога-
того голландского банкира Ванденивера, его двух сыновей и жирон-
дистского депутата Ноэля 9-го .декабря на эшафоте умирают четверо
подмастерьев-портных, а 12-го января гильотина сносит голову
какой-то тридцатичетырехлетней проститутке. Кроме того, было казнено
очень много магистратских чиновников, священников и военных. Очень
часто вместе с господами на эшафот всходит и их прислуга: так,
например, участь Дюбарри должен был разделить ее камердинер;
21-го декабря была казнена какая-то шестидесятилетняя женщина со
своей служанкою. Среди жертв трибунала можно насчитать целый ряд
немцев. 24-го декабря была казнена некая вдова Адам, родом из
Берлина; 25 марта были казнены трое рабочих из Мерцига близ Трира,
по имени Курц.
После генерала Бирона к смертной казни приговариваются три
женщины, среди них некая Розалия Альберт, проститутка; после мар-
шала Люкпера на эшафот всходит какой-то бедный мыловар. 7-го и
8-го января па эшафоте умирают две женщины; одна из них, госпожа
Лекенже из Брюсселя, должна была умереть за то, что принимала
подписку на роялистскую газету. 16-го января на эшафоте умирают
две женщины, какой-то парикмахер и какой-то писарь; последний
был казнен за неодобрительный отзыв о конвенте. В январе были
казнены еще четыре молодые женщины. В феврале на эшафоте погибает
девять женщин, между ними две монашенки, одна маркиза и одна
крестьянка. В феврале жертвою гильотины, кроме дворян, являются
по болыцей части булочники, старьевщики, кучера, солдаты, парик-
махеры, поденщики и крестьяне. 2-го марта погибают священник, мэр,
двое крестьян, мельник, кузнец и башмачник, все из одного и того
же села. 6-го одновременно с генералами Шанселем и Девоном поги-
бает шестидесятилетпий крестьянин.
В том же духе дело идет дальше. 17-го марта были казнены:
какая-то служанка, два крестьянина и два члена ордена Людовика.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
185
31-го марта смертной казни подвергается госпожа Шан-Ларие за то,
что она назвала казнь своего мужа делом тирании.
После казни гебертистов и дантонистов трибунал стал выносить
смертные приговоры с еще меньшею, кажется, разборчивостью, чем
раньше. Если сопоставить жертвы по их общественному положению,
то получается какая-то хаотическая смесь. Одновременно с немецким
ученым Евлогием Шнейдером на эшафоте умирает приказчик какого-то
лавочника. 13-го апреля погибают Шометт, Гобель и жены Гебера и
Камилла Демулена. Прелестная Люсиль Демулен, дети которой часто
играли на коленях у Робеспьера, храбро положила свою голову на
плаху. 24-го апреля казни подвергаются тридцать три обывателя города
Вердена за то, что они когда-то Оказали радушный прием пруссакам;
между прочим, к смерти было приговорено двенадцать женшин, между
ними одна семидосятилетняя старуха несколько молодых девушек
в возрасте от 18 до 22 лет. Эти милые существа не тронули ни судей,
ни палачей, но народ был тронут; он, вообще, начал уже выказывать
отвращение к этим бойням. 5-го мая были казнены три молодые
модистки: 8 мая—28 генеральных откупщиков, среди них знаменитый
химик Лавуазье, который просил четырехнедельной отсрочки казни,
чтобы окончить одно важное открытие, но председатель трибунала
Коффеналь ответил ему: „Нам не нужно ученых*. 10-го мая были
казнены две шестидесятилетние монахини и одна семидесятилетняя
швея; 28-го мая -два винодела, портной с женою, мельник, извозчик,
бочар, слуга, швея, поденщик, рабочий табачной фабрики, стекольщик:
13-го июня -портной, два стекольщика, торговец лесом, кучер, маляр,
мясник, садовник, два типографщика и двадцатичетырехлетняя прачка,
по имени Гармассин. В чем могла провиниться эта бедная прачка?
Цожет быть, она стирала па роялистов и этим самым содействовала
реакции!
Затем списки казненных становятся все длиннее и длиннее. 16 июня
было казнено 54 человека, между прочим 39 рабочих и около 10 слу-
жащих. Бывали дни, когда число осужденных доходило до 80.
Так дело шло до падения Робеспьера. И всегда из 50 жертв
около сорока человек принадлежало к бедным и трудящимся классам.
Подобно судьям, среди которых особенно неистовствовал предсе-
датель трибунала Дюма, и некоторые члены комитетов старались дока-
зать свой патриотизм доведением системы ужаса до крайностей. Они
соперничали друг с другом в этом отношении, и их соревнование
стоило многим людям жизни. Тут мы расскажем только один факт,
прекрасно характеризующий общее положение дел в то время. Некий
Л адмираль стрелял в Колло дЭрбуа и про махнулся. Народ отнесся
очень участливо к Колло д‘Эрбуа, и в душе Робеспьера загорелась
зависть: ему хотелось тоже стать об‘ектом покушения. Поэтому, когда
какая-то девушка появилась однажды в доме, где жил Робеспьер, и
спросила, нельзя ли его видеть, ее арестовали. Арестованная оказалась
двадцатилетней Цецилией Рено, дочерью владельца бумажной фабрики.
У нее нашли в кармане два маленьких перочинных ножика. Когда
же эта, очевидно, экзальтированная девушка сказала: „Я хотела
посмотреть, как выглядит тиран!и, то покушение было готово, и нача-
лось громкое дело. Ладмираль и Цецилия были представлены, как
главари заговора, вдохновителем которого был Питт; в соучастии
были обвинены все заарестованные к тому времени лица с более или
менее известными именами. Вместе с Цецилией обвинялись: ее отец,
братья и тетка. В это дело впутали также госпожу де-Сент-Амарант,
186
В. Б Л О С
ее дочь, сына, зятя, бывшую любовницу этого зятя, а также всю при-
слугу. В общем, к делу были привлечены 61 человек, среди них
10 женщин. Тщетны были всякие протесты, а на заявление Ладми-
раля о том, что он всех этих людей совсем не знает, не было обращено
никакого внимания. Все были осуждены, как участники одного и того
же заговора, и 17-го июня их повели в красных рубашках на эшафот.
Этот процесс был раздут, главным образом, стариком Вадье, знавшим,
что Сент-Амарант содержала игорный дом, в котором, как говорили,
бывает также брат Робеспьера. Вадье рассчитывал, что этим ему
удастся скомпрометировать Робеспьера.
В это время были также открыты пресловутые заговоры в тюрь-
мах. Среди арестованных вращались наемные шпионы, передававшие
правительству действительные или только мнимые слова и выражения
арестованных; а на основании этих шпионов людей потом осуждали.
Фукье-Тенвилль вскоре оказался не в силах один справляться
с делами трибунала. Пришлось дать ему помощников; а затем трибу-
нал был разделен на секции. (Зам Фукье приходил в ужас от всей
этой массы казней и однажды, проходя с одним из своих знакомых
по Какому-то мосту через Сену, он сказал, что ему кажется, будто
в Сене течет кровь, а не вода.
Народ никогда не относился к революционному трибуналу с осо-
бенной симпатией. Он прекрасно понимал, что все эти казни нисколько
не улучшат его положения. К тому же, как мы знаем, большая часть
жертв принадлежала к низшим слоям народа. Поэтому очень часто
позорные колесницы встречались свистками и криком, и жители тех
улиц, по которым провозили осужденных к месту казни, закрывали
ставни своих домов. Тогда правительство приказало вести позорные
колесницы через Сент-Антуанское предместье; оно думало, что рево-
люционно настроенные рабочие этого предместья будут одобрительно
относиться к казням, по и рабочие относились с отвращением к позор-
ным колесницам и также закрывали ставни своих домов. Они даже
удерживали своих любопытных жен, чтобы те не шли смотреть на казнь.
Из 2.750 человек, казненных в Париже, только 650 человек при-
надлежали к состоятельным классам и занимали известное общественное
положение. Остальные 2.100 жертв принадлежали к бедным неимущим
сословиям. Таким образом, люди добродетели пролили больше бедной
крови, крови рабочих классов, чем крови знаменитых людей. И рабочим
массам было непонятно, почему для отражения нападения союзных
европейских государств надо проливать кровь бедных и неизвестных
рабочих, крестьян, поденщиков, женщип, швей и прачек? И когда
впоследствии агенты Робеспьера появились в предместьях и просили
рабочих придти на помощь „Неподкупному рабочие ответили им:
„Мы умираем с голоду, а вы думаете накормить нас казнями**.
Высшее Существо.
В то время как позорные колесницы ежедневно увозили к эша-•
фоту десятки жертв, диктатор Робеспьер раздумывал над тем, как бы
упрочить свое государство добродетели подходящей религиозной
основой. И он пришел, наконец, к тому заключению, что надо заставить
квнвент признать существование Высшего Существа и бессмертие души.
Робеспьер не понимал, как смешно решать такой вопрос поста-
новлением большинства. Он произнес 7-го мая в конвенте длинную
речь,'в которой доказывал, что идея бессмертия души придаст народу
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
187
больше мужества и патриотизма. Между прочим, он сказал следующее:
„Невинность, восходящая на эшафот, заставляет бледнеть тирана на его
триумфальной колеснице; разве она обладала бы этой силой, если бы
могила уравнивала угнетателя и угнетенного?44 Все эти фразы рабски
подчинившийся Робеспьеру конвент встретил аплодисментами, и никто
не отважился выступить с простым заявлением, что постановление
конвента не может служить доказательством существования Высшего
С ущества и доказательством бессмертия души. Как бы там ни было,
конвент издал следующий декрет:
„Французский народ признает существование Высшего Существа
и бессмертие души. Он признает, что люди будут самым достойным
образом выражать свое преклонение перед Высшим Существом тогда,
когда они будут исполнять свой человеческий долг. Должны быть
устроены праздники-, чтобы человек не забывал о Высшем Существе.
Эти праздники должны получить свои названия по славным событиям
нашей революции, по величайшим милостям природы, по самым до-
рогим и полезным человеку добродетелям. 20 прэриаля должен празд-
новаться праздник в честь Высшего Существа44.
Нечего говорить, что этот декрет был встречен скептически
настроенными французами очень насмешливо; конечно, насмешки эти
раздавались только втихомолку.
Праздник Высшего Существа состоялся 8-го июня 1794 года.
Устройством праздника заведывал живописец Давид, который был
пламенным сторонником Робеспьера. Народ не принимал в этом празд-
нике такого живого участия, как в прочих национальных празднествах.
Робеспьер был на этот день избран председателем конвента, й он
держал себя совсем как первосвященник. Торжество началось в Тюль-
ерийском саду. Конвент разместился на особо устроенном амфитеатре,
и вокруг него расположились группы народа различных возрастов
и полов. Депутаты несли в руках маленькие букеты, головы детей
были украшены венками из фиалок, головы юношей—венками из мирт,
головы взрослых мужчин—венками из дубовых листьев, головы ста-
риков- венками из виноградных и оливковых веток: женщины несли
корзинки с цветами.. Заиграла музыка, и Робеспьер, одетый в светло-
голубой фрак, произнес длинную речь. Затем он направился к группе
приготовленных из папки статуй, которые изображали Раздор, Атеизм
и Эгоизм. Новоявленный первосвященник поджег факелом статуи
и из их золы должен был подняться образ Мудрости, Но статуя
Мудрости немного почернела от копоти, и когда кто-то из присутству-
ющих заметил, *что мудрость нового первосвященника помрачилась,
конвент не удержался от смеха. Тут Робеспьер произнес свою вторую
речь, относившуюся к акту уничтожения первой группы и появления
на ее месте статуи Мудрости. Затем конвент направился к Марсову
нолю, при чем Робеспьер с сияющим лицом отделился от конвента
и пошел на несколько шагов впереди других. Это возмутило членов
конвента. Кто-то крикнул: „Тиран! “ По адресу высокомерного диктатора
раздалась также следующая фраза: „От Капитолия до Тарпеискпи
скалы—только один шаг". Говорят, будто эги слова произнес Бильо-
Варенц.
На Марсовом поле была воздвигнута небольшая горка, на вер-
хушке которой было посажено дерево. Тут стали петь гимны в честь
Высшего Существа. Юноши вынули мечи-и поклялись защищать оте-
чество и республику. Затем Робеспьер произнес свою третью речь,
188
В. Б Л О С
оканчивавшуюся словами: „Сегодня мы целиком предадимся высшему
.блаженству, а завтра мы снова начнем борьбу с пороком и тиранами*.
Затем начались народные празднества.
Этот праздник сильно увеличил число врагов диктатора, так как
многих возмутило его высокомерное поведение. Ожидали, что он совер-
шит в этот день государственный переворот. Но он думал, что время
для этого еще не пришло.
Кампания 1794 года.
Зимою 1793—1794 года республика оказалась уже прекрасно
вооруженной, и Карно выставил на северной и восточой границе
четыре армии, которые должны были прогнать неприятеля. И в то
время как внутри Франции все сильнее и сильне расгоралась пар-
тийная борьба, в то время как система ужаса тяготела над всеми
гражданами страны, —французским полководцам удалось склонить
военное счастье на свою сторону.
Северной армией командовал Пишегрю, который в то время был
еще республиканцем. Это был талантливый полководец, занимавший
прежде пост учителя в военном училище в Бриенне, а затем прини-
мавший, подобно многим другим французам, участие в американской
войне. Весною 1794 года он перешел северную границу и через запад-
ную Фландрию двинулся на англо-голлапдекую армию. 22-го мая
1794 года он разбил ее на голову. Бельгия была снова завоевана, ее
крепости сдались, и Пишегрю вступил в Голландию, население которой
встретило его с воодушевлением, видя в нем своего освободителя от
англо-оранского гнета. Заняв важный остров Бом меля, Пишегрю этим
раз'единил англо-голландское войско и мог, таким образом, присту-
пить к завоеванию Голландии.
Командир самб рекой и мааской армии Журдан завоевал, хотя
с большими потерями, Самбр. Представителем конвента и комитета
благоденствия при нем был Сен-Жюст, который, по внушениям Карно,
заставлял Журдана производить энергичные нападения на врага; этот
молодой депутат проявил в этой кампании очень много энергии и храб-
рости. Главные силы австрийцев находились под начальством принца
Иосии Кобургского. Французская и австрийская армии столкнулись
24-го июня, и тогда то произошла страшная битва при Флерю; это
была самая кровопролитная битва за всю кампанию. Французские
позиции растянулись на расстоянии десяти часов ходьбы. Австрийцы
произвели нападение, но были отброшены и такою силрю, что вечером
принц Иосия дал своим войскам приказ отступить. Журдан и Пишегрю
вступили одновременно в Брюссель, и в то время как Пцшегрю про-
никал все глубже и глубже в Голландию, Журдан прогнал австрийцев
до Кельна и завоевал для Франции левый берег Рейна.
После того, как по настояниям Сен-Жюста Гош был арестован,
командование рейнской армией перешло в руки Мишо. Пруссаки и
австрийцы стояли в Пфальце. Сначала Мишо был разбит прусским
командиром Меллендорфом (во второй битве при Кайзерслаутерне,
происшедшей 22-го мая) и должен был отступить до реки Саар. Но
тут он получил подкрепления и тогда отважно бросился снова на
неприятеля. Он прорвал линии австрийского генерала Вурмзера и
15-го июня в третьей битве под Кайзерслаутерном он разбил на голову
старика Меллендорфа. Прусские и австрийские войска отступили,
перешли через Рейн, и вскоре весь левый берег среднего Рейна вплоть
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
189
до Майнца очутился тоже в руках французов. Французы отнеслись
очень строго к тем местностям, в которых союзные войска находили
себе поддержку; некоторые из них были подвергнуты очень тяжелым
наказаниям.
Что касается Верхней Италии, то в ней Келлерман тоже действо •
вал очень успешно; он вторгся в Пиемонт, где народ принимал его
очень радостно, как освободителя от гнета. В Пиринеях Карно пере-
дал командование войсками завоевателю Тулона Дюгомье и генералу
Мюллеру; оба они были дельными полководцами.’ Мюллер побил ис-
панцев у Сере, и тогда французские войска проникли через ПириНеи
в Испанию. В битве при Монте Неро, продолжавшейся четыре дня
{от 17-го до 20-го ноября), Дюгомье опять-таки разбил испанцев. Сам
Дюгомье, а также испанский полководец де-ла-Унион пали в этой
битве. Но Мюллер и Монсэ завоевали Навару и проникли до Аррагонии,
так что Испания очутилась в очень затруднительном положении.
Таким образом, на суше республиканские войска повсюду одерживали
победы. Но на море Францию постигли страшные неудачи. Корсика
была завоевана английским адмиралом Гудом при помощи Паскаля
Паоли, а близ Кессана 1-го июня произошло морское сражение, в
котором французы потерпели цоражение. Адмирал Вильаре-Жуаес
вышел с французской эскадрой из Бреста, чтобы под прикрытием своих
судов провести в Брест 200 кораблей, шедших из Вест-Индии с хлебом.
Английский адмирал Гоу атаковал французов, и после страшной мор-
ской битвы французы были вынуждены прекратить битву, потеряв
семь кораблей. В этой битве особенную храбрость проявила команда,
французского судна „Vengeur11, которое пошло ко дну. Но, хотя фран-
цузы и потерпели поражение в битве, тем не менее, корабли с хлебом
благополучно прибыли в Брест.
Остров Гаити снова присоединился к республике, так как пользо-
вавшийся большим влиянием на острове талантливый негр Туссэн
л‘Увертюр перешел на сторону французов. Благодаря этому, испанское
владычество на острове было сломлено. Туссэн пришел в решающий
момент на помощь французским войскам на Гаити, которые были уже
побиты и окружены врагом; он освободил французскую армию, и кон-
вент произвел его в генералы. Он стал фактическим властелином .в
республике Гаити, занявшей по отношению к Франции место вассаль-
ной республики.
Падение Робеспьера.
Поведение Робеспьера на празднестве Высшего Существа страшно
взволновало его современников. Революционеры стали перешептываться,
что Робеспьер носится с реакционными планами, а реакционеры на-
чали возлагать на него большие надежды. Он стал получать много
анонимных писем: в одних ему советовалось произвести государствен-
ный переворот, а другие были полны угроз. Боясь упасть в обще-
ственном мнении, Робеспьер решил усилением системы ужаса доказать,
что он все еще пламенный революционер. 10-го июня 1794 года
(22-го прэриаля II) Кутон внес в конвент проект преобразования рево-
люционного трибунала. Этот проект отнимал у обвиняемого всякую
возможность защищаться. „Если трибунал объявляет, что в его руках
имеются фактические или моральные доказательства виновности обви-
няемого,- говорилось в проекте,—то тогда допрос свидетелей не дол-
жен иметь места. Оклеветанным патриотам закон дает в защитники
190 в. в л о с
патриотов ирисяжных\ заговорщикам же он отказывает в защитны-
ках\ Кроме того, по новому закону для привлечения члена конвента
к суду трибунала достаточно было просто приказа комитета, между
тем как до тех пор для этого требовалось согласие конвента. Сам
революционный трибунал должен был быть разделен на четыре секции;
в состав каждой секции входили: председатель, трое судей и девять
присяжных.
Даже Фукье-Тенвилля этот проект привел в ужас, и- он отпра-
вился в комитет благоденствия, чтобы указать на всю несуразность
его. Бильо, Колло и Карно направили его к Робеспьеру, говоря, что
этот проект их не касается. На заявление Фукье, что новый закон лишает'
трибунал всякого доверия, Робеспьер резко ответил, что так могут
говорить только аристократы. Озадаченный Фукье удалился, оти
слова Робеспьера прекрасно доказывают, как смешно и неосновательно
предположение, будто Робеспьер хотел террором убить террор.
В конвенте проект Ку тона вызвал сильное возбуждение, и депу-
тат Рюант потребовал отсрочки прений, заявив при этом: „Если этот
закон пройдет, то нам ничего больше не останется, как пустить себе
пулю в лоб*. Но Робеспьер выступил против отсрочки и угрозами
добился того, что закон был принят. На следующий р;ень конвент
решил изменить новый закон, по крайней мере, в том отношении, чтобы
для привлечения членов конвента к суду трибунала требовать согла-
сие самого конвента, как это было прежде. Но тут Кутой стал напа-
дать па партию Горы. На защиту ее поднялся Бурдон из Уазы, про-
явивши!^ при этом большую отвагу; это было необычайное явление,
так как члены конвента давно уже не решались выступать против
триумвирата. Речь Бурдона была встречена аплодисментами со сто-
роны конвента. Но тут на трибуну взошел Робеспьер и стал говорить
против Бурдона; при этом он пустил в ход такие страшные угрозы,
что всех членов конвента охватил ужас. Робеспьер вел себя в тот
день, как настоящий диктатор; он говорил властным голосом, не допу-
скавшим возражений, и закон был вторично принят без всяких изме-
нений.
С этого момента несколько десятков депутатов не решались но-
чевать дома, так как они боялись ареста. У Робеспьера повсюду были
свои шпионы. Закон о преобразовании революционного трибунала
возымел свое действие: в течение следующих 45 дней на эшафоте по-
гибло 1.285 человек. Население предместий страшно возмущалось уча-
стившимися теперь казнями, и Робеспьер мог после своего падения
убедиться в перевороте, происшедшем в чувствах и воззрениях народа,
поставлявшего из своей среды наибольшее количество жертв „усовер-
шенствованной * добродетельным диктатором системе ужаса.
Но и в конвенте и комитетах вскоре образовалась сильная оппо-
зиция Робеспьеру. Колло д‘Эрбуа, Бильо-Варенн и Баррер медленно и
осторожно подкапывались под фундамент диктатуры „мужа доброде-
тели*. Они вошли в соглашение с членами комитета безопасности, в
котором, между прочим, заседали Бадье, Амар, Вульан, Леонард Бур-
дон и многие другие, относившиеся с большой антипатией к Робеспьеру
и его „государству добродетели*; они' были сторонниками Марата и
Гебера. Прежде всего Робеспьера постарались выставить в смешном
свете. Началось с того, что некий Мажанти подал, по соглашению с
комитетами, петицию, в которой он требовал смертной казни для всех
злоупотребляющих именем Бога в настоящее время, когда учреждено
господство Высшего Существа. Эта шутка страшно рассмешила всех,
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 191
но еще больше смеялись, когда комитет безопасности с шумом и тре-
ском арестовал несколько пьяных, мотивируя этот арест тем, что, мол,
в царствование добродетели нельзя напиваться допьяна. К этому еще
присоединилось дело „матери ТеоОдна старуха, по имени Екатерина
Тео, собрала вокруг себя кружок экзальтированных людей, которым
она проповодывала о каком-то новом Мессии, как он представлялся
ее ненормальному воображению. Членом се кружка был, между про-
чим, картезианский монах Дон-Жерль, заседавший вмест с Робеспьером
в учредительном собрании. У пего было гражданское свидетельство,
выданное ему самим Робеспьером: это свидетельство должно было
ограждать его от действия закона о подозрительных лицах. На одном
из своих собраний кружок Екатерины Тео был арестован, и среди
бумаг „матери Тео44 было найдено письмо, адресованное Робеспьеру.
В этом неотправленном адресату письме Тео называет Робеспьера
„своим дорогим сыном14. Доклад комитета безопасности по делу этих
сектантов был составлен Барре]>6м, но в конвенте прочел его Вадье.
Доклад изобиловал насмешками, направленными против Робеспьера.
Имя „Тео4* было переделано в „Теос*4 (что по-гречески означает „бог4*);
выражение „мать Тео‘‘, таким образом, превратилось в выражение
„Богоматерь", а Робеспьер фигурировал в докладе в качестве „до-
рогого сына14 этой „Богоматери44. Поднялся невообразимый смех. И в
самом деле, роль Мессии прекрасно гармонировала с ролью первосвя-
щенника.
Робеспьер пришел в ярость и решил устранить своих врагов из
комйЪэтов. Он был чувствителен к обиде и с трудом прощал людям,
навлекшим на себя его ненависть. Он не мог также простить комитету
благоденствия того, что тот два раза отклонил предложение Сен-Жюста
вручить Робеспьеру диктатуру. Кроме, того, члены правительства не
всегда соглашались на предание суду трибунала всех тех лиц, на
которых указывал Робеспьер. Дело доходило в комитете благоденствия
до бурных сцен между Робеспьером, Сен-Жюстом и хитрым Кутоном,
с одной сторойы, и Баррером, Колло Билльо и Карно, с другой. Же-
стокий Сен-Жюст грозил смертью Карно, который по своей природе
не умел лицемерить.
Робеспьер перестал, наконец, ходить в комитет благоденствия.
Но это он сделал не потому, чтобы он был противником доведенной
до крайности системы ужаса. В самом деле, его друзья Сен-Жюст и
Кутон заботились о том, чтобы закон 22 прэриаля находил себе приме-
нение. А в это время Робеспьер придумывал средства для того чтобы
низвергнуть своих врагов. Комитеты постарались немного смягчить
террор и постановили, чтобы в местностях, насчитывающих меньше
1.200 жителей, все арестованные поденщики, косари, пивовары и ре-
месленники были освобождены из тюрьмы, за исключением тех, которые
обвинялись в государственной измене. На большее комитеты пока не
решились.
Робеспьер начал теперь поход против своих противников. Он не
постеснялся бросать по адресу своих конвентских и комитетских вра-
гов всякого рода клевету. Он произносил свои речи в клубе якобинцев,
которые были ему безусловно преданы, и в этих речах он утверждал,
что часть членов конвента и комитетов составили на средства Англии
заговор против республики. „Прежде,—сказал он в одной из своих
рочой,—разные группы, действовавшие на английские деньги, нападали
на общие мероприятия комитета благоденствия; теперь же они напра-
вляют свои удары против отдельных патриотов, против отдельных
192
в. в л о с
членов комитета, чтобы этим сломить силу и единодушие правитель-
ства44. Шпионы Робест>ера постоянно следили за его противниками,
а сам он появлялся на улице только под охраной вооруженного
отряда.
Комитет благо действия дважды приглашал Робеспьера явиться
в комитет и дать раз‘яснения относительно того заговора, о котором:
он все время говорил в клубе якобинцев. Но Робеспьер не являлся в
комитет, решив поднять обвинение против своих противников в самом
конвенте.
Он, казалось, совершенно не задумывался над тем, что если кон-
вент перейдет в лагерь его противников, то вся его власть окажется
построенной на песке.
8-го термидора II года (26-го июля 1794 г.) Робеспьер явился в
конвент и произнес длинную, довольно туманную речь, пересыпанную
приевшимися уже ..добродетельными14 словечками. Он нарисовал ужасно
мрачную картину общего положения дел. По своему обыкновению, он
стал убеждать конвент, что он не диктатор и не тиран. Он напал на
комитеты и на партии конвента; Камбона он назвал негодяем. Весь же
смысл его туманной речи заключался в следующих фразах: „Какими
средствами располагаем мы для борьбы с этим злом? Надо наказать,
изменников, обновить комитет безопасности, очистить от негодных
элементов комитет благоденствия, подчинить комитет безопасности
комитету благоденствия, создать единодушное правительство при еди-
нодушном конвенте и, таким образом, уничтожить все партийные
раздоры и на развалинах их создать царство справедливости и свободы14.
Молча выслушал конвент эту речь и сначала решил даже напе-
чатать и разослать ее по общинам и армиям. Казалось, что победа
осталась за Робеспьером. Но против Робеспьера поднялся старик
Бадье, а после него отважился выступить пылкий Кам бон. .,Пора, на-
конец, сказать правду,—воскликнул Камбон, -один человек парализовал
до сих пор волю национального конвента, и этот человек - Робеспьер! *
Тогда-то против Робеспьера стали со всех сторон раздаваться обвине-
ния, и решение напечатать его речь было отменено. Он удалился,
полный злобы. II теперь-то Робеспьер показал, что он не был челове-
ком дела. В самом деле, вечером он отправился в клуб якобинцев и
потратил драгоценное время на повторение произнесенной им в кон-
венте речи. В конце речи он изобразил себя мучеником, страдающим
за свободу; впрочем, так он всегда поступал, когда ему хотелось при-
вести к возбуждению своих сторонников. „Я готов спокойно выпить
чашу Сократа" — воскликнул он. „Робеспьер,- ответил живописец Да-
вид,- я выпью ее с тобой!14 Однако, потом предпочел не пить чаши
Сократа.
Якобинцы устроили Робеспьеру после его речи шумные овации;
крикам и аплодисментам не было конца. Присутствовавшие на собра-
нии Бильо и Колло должны были убежать, так как в противном слу-
чае их бы избили. Тут же триумвиры решили напасть на следующий
день в конвенте на своих противников и потребовать обвинения и
ареста их. Сен-Жюст взялся составить и произнести обвинительную речь.
Противники Робеспьера, т. е. комитеты, Гора и другие партии,
не бездействовали в ночь с 8-го на 9-е термидора. Из речи Робес-
пьера можно было понять, что он хочет; все партии чувствовали,
что им грозит опасность. Дантон исты Талльян, Мерлен, Барра и Фрерон
вошли в соглашение с оставшимися жирондистами, во главе которых
стоял Буассп д‘Англа, и с центром, лидером которого был Дюран-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
193
Мэльян; но все эти партии, кроме того, вступили в соглашение с пар-
тией Горы и с комитетами. Все знали, что слова Робеспьера „обновление
комитетов, наказание изменников44 означали на простом человеческом
языке казнь всех враждебных ему членов комитетов и главарей партий.
Таким образом, весь конвент об‘единился для борьбы с Робеспьером,
сторонниками которого оказались теперь только Сен-Жюст, Кутон,
Леба и младший Робеспьер.
9-го термидора II года (27 июля 1794 г.) в 11 часов утра открылось
знаменитое заседание конвента, результатов которого почти никто не
мог предвидеть. Если бы Робеспьер направился теперь во главе воору-
женного отряда на конвент, то он бы, по всей вероятности, торжество-
вал победу. Но он был только оратором и хотел победить речами.
Образовавшаяся против него коалиция справилась с его ораторским
талантом без особого труда.
Глубокое молчание воцарилось в зале конвента, бывшей уже
свидетельницей не одной бурной сцены, когда на трибуну взошел
Сен-Жюст. Кстати надо заметить, что он обещал своим товарищам из
комитета благоденствия предварительно показать им свою обвини-
тельную речь, но не исполнил своего обещания.
„Я не принадлежу ни к какой строящей затворы политической
фракции. Я хочу провести борьбу со всеми ими,—так начал Сен-Жюст
свою речь.—Обстоятельства сложились так, что эта трибуна может
стать Тарпейской скалой для того, кто вам скажет, что некоторые
члены правительства покинули стезю мудрости".
Тогда поднялся Талльян, в душе которого вспыхнуло мужество
отчаяния, так как в тюрьме в ожидании смертной казни сидела его
возлюбленная. Он прерывает Сен-Жюста следующими словами: „Ни
один честный гражданин не может без слез смотреть на все несчастия,
которые постигли страну. Повсюду царят раздоры. Сегодня снова
хотят сделать нападение, чтобы ввергнуть отечество в пучину бед-
ствий. Я требую, чтобы завеса была целиком сорвана!"
„Это надо сделать! Это будет сделано!14—раздалось со всех сторон,
и шумпые аплодисменты огласили зал. Сен-Жюст остался стоять,
точно пораженный громом. Бильо-Варенн бросается к ораторской три-
буне и произносит громовую речь против триумвиров. „В якобинском
клубе,—восклицает он,—раздавались угрозы уничтожить националь-
ный конвент, и конвент будет уничтожен, если он будет проявлять
слабость44. Шумные аплодисменты раздаются также по адресу Вильо.
Робеспьер направляется к трибуне, чтобы возразить Бильо. Но лишь
только он начинает говорить, как со всех сторон раздаются крики:
„Долой тирана!* Бильо остается стоять на ораторской трибуне. Робес-
пьер снова начинает говорить, но тотчас же его опять прерывают
криками: „Долой тирана!44 И эти крики совершенно заглушают его
голос. Тщетно он обращается к Горе, к Долине; ему больше не дают
говорить. Охрипшим голосом с пенЬю у рта, с раскрасневшимся
лицом Робеспьер обращается к председателю: „В последний раз спра-
шиваю тебя, председатель разбойников, дашь ли ты мне слово?* Те из
присутствовавших, которые расслышали этот крик, не могли, как рас-
сказывают, никогда в своей жизни забыть его. Но председатель Тюрио,
дантонист, звонит, и в то время, как Робеспьер, шатаясь, точно пьяный,
направляется к своему месту, друг Дантона Гарнье де л4Об кричит
ему громовым голосом: „Презренный! Кровь Дантона душит тебя!*
Потрясенный Робеспьер опускается на свое место, и Талльян с кинжа-
лом в руке вносит предложение об аресте Анрио, который, как об этом
История Французской революции. . 13
194
В. Б Л О С
дошли сведения, возбуждал в этом самый момент народ против кон-
вента. Конвент постановляет арестовать Анрио и Робеспьера. Это
решение было встречено страшными криками одобрения. Точно также
Сен-Жюст и Кутон объявляются арестованными. Тогда младший Робес-
пьер гордо заявляет: „Я так же виноват, как мой брат; я разделяю
его взгляды и хочу разделить его участь14. А Леба восклицает: „Я не
хочу быть участником позорного постановления об аресте Робес-
пьера; я требую, чтобы и меня арестовали44. Конвент постановляет
арестовать и этих обоих. Арестованных уводят. Последние слова Робес-
пьера были: „Республика погибла, разбойники победили". Стража кон-
вента не без колебания решается наложить руку на этих за минуту до
того столь могущественных людей, так внезапно низвергнутых со всей
высоты.
Начальник национальной гвардии Анрио мог в этот момент ока-
заться очень опасным для конвента, если бы он двинулся против него
со своими батальонами. Но этот сыгранный генерал, поклявшийся еще
накануне вечером в клубе якобинцев, что он разнесет весь конвент,
был в этот критический момент совершенно пьян. Он хотел собрать
пред зданием ратуши жандармерию, но Мерлен из Тионвилля велел
собственным жандармам арестовать его и отправить в комитет без-
опасности.
В это время в здании городской ратуши собралась коммуна. Она
приняла самые решительные меры. Она обратилась с воззванием
к парижскому народу, приглашая его встать на защиту Робеспьера,
Сен-Жюста и Кутона. Она приказала тюремным властям никого не
заключать в тюрьму и никого не освобождать из нее безюсобого при-
казания муниципальной полиции. Она приказала забить тревогу,
закрыть ворота и созвать вооруженные секции. Выла собрана неболь-
шая часть гвардии с несколькими орудиями. Энергичный Коффеналь
проник в Тюльери и освободил Анрио.
В семь часов вечера конвент снова собрался. Колло д‘Эрбуа занял
председательское место. Как раз в это время Анрио двинулся со своими
орудиями на конвент. Собрание назначило депутата Барра начальни-
ком вооруженных сил города и приказало ему созвать под ружье
преданные конвенту секции. Но Анрио уже приближался, и конвенту,
казалось, предстояло или пасть под выстрелами Анрио или отправиться
на гильотину. Когда послышался глухой грохот приближающихся пушек,
Колло д‘Эрбуа воскликнул: „Граждане, теперь настал момент, когда
мы должны умереть на своем посту?* Он надел шляпу... „Умрем на
своих постах!44- воскликнули депутаты, охваченные мужеством отчаяния.
Но Анрио не мог заставить своих канониров стрелять в конвент
и должен был вернуться назад. Тогда конвент об'явил Анрио стоящим
вне закона. Узнав о восстании коммуны и об освобождении Робеспьера,
конвент об4явил также стоящими вне закона мэра Флерио, националь-
ного агента Пэйяна, председателей революционного трибунала Коф-
феналя и Дюма, обоих Робеспьеров, Сен-Жюста, Кутона и Леба.
Будь Робеспьер человеком дела, то действие этого постановления
можно было бы свести к нулю. Но наш „муж добродетели44 не умел
действовать в критический момент. Чтобы избавить его от смерти,
пришлось насильно освободить его из тюрьмы и потащить в городскую
ратушу к друзьям, организовавшим для него восстание. Коммуна по-
клялась жить и умереть с Робеспьером и постановила, что ее члены
не имеют право признавать никакой другой власти, кроме нее самцй.
Такой образ действий должен был рассматриваться с точки зрения
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
195
конвента, как государственная измена. Робеспьер испугался, узнав,
что он объявлен стоящим вне закона; он надеялся на то, что его при-
влекут к суду революционного трибунала и что трибунал вынесет ему
оправдательный приговор. Теперь же он дал событиям идти своим
порядком, оставаясь сидеть неподвижно. Он совершенно примирился
со своей ролью мученика, между тем как на площади перед зданием
ратуши собиралось все больше и больше народу с оружием в руках
для борьбы за него. Тщетно товарищи побуждали его действовать.
Выла составлена прокламация к народу и войску. Робеспьер берет
перо. „От чьего имени?*—спрашивает он. „От имени конвента14—отве-
чает ему Кутон. Но Робеспьер не решается писать; будучи уже об‘яв-
лен государственным изменником, он не решается выступить против
конвента. „Народ волен защищать или покинуть нас"—говорит он.
И, угнетенный бессилием своего учителя, Сен-Жюст отвечает ему:
„В таком случае нам не остается ничего другого, как умереть44. „Так
оно и есть“—говорит ему в ответ Робеспьер.
Из всех 48 секций 18 выступили в защиту конвента, а 13—в за-
щиту Робеспьера. Остальные секции остались в нерешительности,
а Сент-Антуанское предместие не хотело стать ни на чью сторону:
юно хотело бороться исключительно за республику. Рабочие ставили
республику вышЪ „неподкупного44 Робеспьера. Так как Робеспьер остался
неподвижно сидеть в зале ратуши и не давал ничего о себе знать, то
большая часть секций перешла на сторону конвента, лишь только
к ним явились его комиссары. Не получая никаких приказов и не
зная, что начать, вооруженные граждане, собравшиеся на площади
Грев, стали расходиться. В час ночи начальник вооруженных сил
Барра подошел со своими колоннами к ратуше. Можно было ожидать
энергичного сопротивления. Еще до приближения Барра в толпе
появились специально отправленные конвентом люди; была прочитана
прокламация конвента, об‘являвшая всех восставших против конвента
стоящими вне закона. Тогда толпа разбежалась: так силен был страх
перед конвентом. Анрио вышел из ратуши; но, увидев, что канониры
покинули его, он вернулся в зал, полный отчаяния. Ратуша была со
всех сторон окружена, и среди окруживших ее можно было встретить
также много бывших гебертистов. Когда солдаты проникли в ратушу,
наверху в большом зале ратуши раздалось два выстрела. Никакого
сопротивления солдатам не было оказано.
Панический страх охватил сторонников Робеспьера, восставших
против конвента и собравшихся в ратуше. Леба застрелился, Кутон
нанес себе дрожащей рукой несколько рай кинжалом и упал под стол;
младший Робеспьер бросился из окна и сломал себе ногу. Негоду-
ющий Коффеналь схватил Анрио и со словами: „Вот тебе, награда за
твою трусость!44 выбросил его из окна; Анрио упал на навозную кучу.
Робеспьер сидел с раздробленной нижней челюстью; в руках у него
был пистолет. Нельзя знать, сам ли он ранил себя или его ранил
кто-нибудь другой. Один только Сен-Жюст сохранил полное спокойствие.
Леонар Бурдон арестовал заговорщиков, а Барра отвел их в кон-
вент. У дверей, ведущих в зал заседания, Барра остановился и спро-
сил председателя, ввести ли арестованных. Но Тюрио с излишним
пафосом ответил ему: „Ввести в конвент человека, запятнанного все-
возможными преступлениями, это значило бы отнять у этого славного
дня весь его блеск. Для него и его участников место—на площади
Революции".
196
в. в л о с
Робеспьера отвели в зал комитета безопасности, и там он должен
был два часа ждать прихода врача. Он лежал на столе, под голову
ему подложили связку актов. Вокруг него толпились его враги, и ему
пришлось выслушать самые злые насмешки и издевательства. Он не
отвечал ни на один вопрос и не сказал вообще больше ни слова.
Арестованных отвели в тюрьму. Так как они были об‘явлены
стоящими вне закона, то революционный трибунал должен был только
установить и удостоверить их личности, что он и сделал утром
10-го термидора (28-го июля 1794 года). *
10 термидора после полудня Робеспьера и еще 20 человек по-
вели к месту казни. Робеспьера, его брата, Сен-Жюста, Кутона и Анрио
поместили в одной повозке. В следующей повозке везли мертвого
Леба. Осужденные представляли ужасное зрелище. Бледное лицо
Робеспьера было покрыто повязкой. На Анрио была одна лишь рубашка..
Сен-Жюст спокойно и задумчиво смотрел на толпу, теснившуюся
вокруг их повозки. Жандармы саблями указывали на Робеспьера.
Вместе с ним должны были умереть на эшафоте, кроме вышеупомя-
нутых лиц, еще председатель революционного трибунала Дюма, Пэйян,
Флерио и тот самый сапожник Симон, которому было поручено вос-
питание бывшего наследного принца.
Улицы были полны народом, когда Робеспьера и его товарищей
вели на казнь. Все обнаруживали необузданную радость. Видно бцло,
что „люди добродетели44 сумели сделать себя ненавистными. Родствен-
ники казненных бросались к повозкам и осыпали грубой бранью
едущих па смерть. У окон появлялись обнаженные женщины. Порок,
загнанный в темные углы системой ужаса, почуял надвигающийся
переворот и снова решался показываться на людях. Перед домом,
в котором жил Робеспьер, какие-то беснующиеся женщины исполняли
дикую пляску, они принесли ведро бычачьей крови и окропили ею
стены дома.
На площади Революции палач сорвал с Робеспьера повязку; при
этом Робеспьер испустил страшный крик, который был слышен на всей
площади. Когда Робеспьер был обезглавлен, толпа в течение несколь-
ких минут била в ладоши.
На следующий день было казнено 70 членов восставшей коммуны,
а еще через день—еще 12 сторонников Робеспьера. Скрывшийся
Коффеналь был через несколько дней арестован и казнен. Противники
решили совершенно уничтожить партию Робеспьера.
Так пал Максимилиан Робеспьер, бывший около четырех месяцев
диктатором Франции. Его государственная идея была настолько же
органичена, насколько его правление жестоко. Он пожертвовал собою
для своего идеала „добродетельного государства14, но в борьбе со своими
врагами он был жесток и коварен. Он забыл, что отвлеченные понятия
философии осуществляются только в том случае, когда для них имеется
подходящая материальная основа.
Партии, ведшие борьбу 9-го термидора, слйшком увлеклись раз-
дором и не предвидели возможного исхода борьбы. Робеспьер заставил
партию Горы 66‘единиться со всеми остальными партиями, так как
в противном случае члены Горы могли только ждать для себя смерт-
ной казни. Гора думала, что, свергнув Робеспьера, она свергнет только
его диктатуру. Но плодами победы воспользовались скорее союзники
Горы, чем она сама. Вскоре после низвержения Робеспьера партия
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
197
Горы должна была быть свидетельницей падения демократии. Действи-
тельно, после того как шлюзы реакции открылись, закрыть их уже
оказалось невозможным: реакция уничтожила все плотины и поглотила
также Гору.
Пророческим словам Робеспьера: „Республика погибла, разбойники
пббедили!14 суждено было исполниться. Среди победителей девятого
термидора, захвативших теперь в свои руки господство, было немало
разбойников. •
Народные массы спокойно отнеслись к падению Робеспьера,
которого они раньше ставили так высоко: он давал им слишком много
казней и слишком мало хлеба. Но и победители девятого термидора
ничего иного не предложили потом народу.
НАЦИОНАЛЬНЫМ КОНВЕНТ.
(Второ й''п ериод). .
Девятого термидора партия Робеспьера была окончательно уни-
чтожена—более ста членов ее сложили головы на эшафоте. Но падение
Робеспьера погубило также Гору, которая сама всеми силами содей-
ствовала этой ‘великой катастрофе.
Для борьбы с Робеспьером соединились все партии, т. е. партия
Горы, центр и остатки Жиронды. После того, как цель была достигнута,
этот крайне неестественный союз должен был распасться. Это произо-
шло уже через несколько дней после катастрофы.
Члены комитетов были убеждены в том, что их власть упрочена.
Но они жестоко ошиблись, и скоро им пришлось убедиться в том,,
что девятое термидора лишило их власти.
Члены Долины и остатки жирондистов выжидали перемены обсто-
ятельств, так как они хорошо понимали, что правительство добродетели
и ужаса не может быть долговечно. В этих двух партиях преобладала
выдвинутая революцией крупная и средняя буржуазия с ее привер-
женцами. Этот класс имел также сторонников в партии Горы, именно—
в правой фракции ее. Союз девятого термидора соединил все родственные
элементы и повлек за собой образование новых партий. К буржуазии,
захватившей власть после девятого термидора, примкнули карьеристы
из партии Горы; это были люди, плывшие по течению и усвоившие
не дух, а лишь красивые фразы и внешние приемы революции.
Буржуазия инстинктивно приложила девятого термидора все
усилия к тому, чтобы низвергнуть Робеспьера. Этот класс населения
не находил ничего хорошего в республике добродетели; он хотел вос-
пользоваться победой над феодализмом и старой монархией, приняться
за накопление богатств и переустроить государство и общество сообразно
своим интересам. Он хотел пока оставить внешние формы республики,
по передать всю власть в руки имущественной и интеллектуальной
аристократии. Робеспьер, сломив власть коммуны и отняв, таким обра-
зом, у парижского населения его силу, расчистил буржуазии путь
к господству. Этим самым он и самого себя лишил всякой опоры,
что доказывает, между прочим, поразительная быстрота его падения.
Гора, убежденная в том, что она победила Робеспьера, скоро уви-
дела, что она девятого термидора сама была побеждена. Дело в том,
что после падения Робеспьера она стала лицом к лицу с новым могуще-
ственным противником: это была так наз. партия термидористов^
члены которой инстинктивно об‘единялись классовыми интересами
буржуазии. К ним примкнула правая фракция Горы, все то, что оста-
лось там от дантонистов. Талльян, составивший себе имя 9-го терми-
дора, долгое время был лидером термидористов. Лежандр, Барра,
оба Мерлена, Бурдон из Уазы, Ровер и Фрерон соединились с Сийе-
сом, Буасси, д‘Англа и Дюран-Мелльяном. Тщеславные и властолюбивые
люди преклонялись теперь перед реакцией так же, как они раньше
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 199
преклонялись перед революцией.. В самом конвенте, бывшем раньше
собранием ярых республиканцев, стали медленно и осторожно про-
являться роялистские тенденции.
От Горы осталась теперь только ее левая фракция, которая была
очень слаба сравнительно с партией термидористов; эта фракция полу-
чила от своих противников название „вершинников14 или „людей вер-
шины44, так как она в конвенте занимала теперь только верхние места
прежней Горы.
Вождями этой фракции были Вильо-Варенн и Колло д‘Эрбуа;
к ним присоединился и Варрер, которого к этому обязывало его
прошлое.
. Но все же остатки Горы представляли собою еще сильную партию,
так как она имела за собой вооруженные предместья, тогда как терми-
дористы опирались только на буржуазные элементы секций. Эти две
партии должны были скоро столкнуться. Ужасный террор, господ-
ствовавший в последние месяцы правительства Робеспьера, возбудил
общее неудовольствие, и радикально настроенные рабочие предместий
не скрывали этого. Уже восьмого термидора народ остановил колес-
ницы с осужденными, и его пришлось разогнать кавалерией Анрио;
затем народ энергично потребовал открытия тюрем, что и было испол-
нено. Так как во время диктатуры Робеспьера жертвами закона о подо-
зрительных были, большей частью, не аристократы, а мещане, рабочие
и крестьяне, то эта мера вызвала всеобщую радость. Но освобождение
арестованных тоже усилило реакционные элементы, так как тысячи
выпущенных на свободу узников были теперь проникнуты страстным
желанием отомстить за свой арест, за пережитый ими страх и за казнь
своих друзей.
Члены старых комитетов находились еще на своих постах и, каза-
лось, сохранили еще свое влияние. Но это быстро изменилось, так как
термидористы не замедлили воспользоваться выгодным для них положе-
нием вещей. Несмотря на возражения Бильо-Варенна и Баррера,
революционный трибунал был распущен с той целью, чтобы потом
реорганизовать его; был отменен также закон 22-го прэриаля, уничто-
жавший защитников и допросы. Трибунал был вскоре восстановлен;
но теперь термидористы пользовались им против якобинцев и терро-
ристов. Страшный Фукье-Тенвилль, прокурор революционного трибунала,
был отдан под суд.
Эти меры ясно показывали, что власть старых комитетов пала.
Термидористы скоро стали у кормила правления. Нужно было запол-
нить места тех членов комитета благоденствия, которые находились
в отлучке или были казнены; естественно, что на эти места термидористы
выбирали людей своей партии. Было постановлено, что отныне четвер-
тая часть комитета благоденствия должна ежемесячно обновляться.
Таким образом, Талльян, Трельяр, Бреар и другие термидористы стали
членами правительства и парализовали деятельность старых членов.
Вскоре из комитета благоденствия, вследствие обновления четвертой
части, выбили Баррер, Карно и Робер Ленце, а затем из него добро-
вольно ушли Бильо-Варенн и Колло д‘Эрбуа. То же произошло в коми-
тете безопасности, и с этих пор, термидористы стали уже господство-
вать в правительстве.
Власть комитетов была ограничена; никто не хотел уже больше дик-
татуры. Комитет благоденствия заведывал теперь только общеполити-
ческими и военными делами, а комитет безопасности заведывал полицией.
Кроме того, были учреждены еще четырнадцать комитетов, а именно: ко-
200
В. БЛ ОС
9
митет финансов, законодательства, просвещения, земледелия и искусств;
торговли и продовольствия, общественных сооружений, почты, военных
дел, судоходства и колоний, общественных вспомоществований, прото-
колов и архивов, комитет петиций, корреспонденций и депеш и, наконец,
комитет надзора за национальным дворцом.
Термидористы господствовали теперь во всех комитетах и они
всеми мерами старались лишить народ всякого влияния на обще-
ственные дела и забрать всю власть в свои руки. Число революцион-
ных комитетов, пользовавшихся в последнее время огромной властью,
было уменьшено, власть их была ограничена и состав изменен. Клуб
якобинцев был пока оставлен, но термидористы ждали только удоб-
ного случая, чтобы закрыть его. Правительство не решалось еще обез-
оружить предместья, но оно отменило постановление, по которому
каждый неимущий посетитель секций получал ежедневно 40 су. Это
вознаграждение привлекало рабочих предместий к живому участию
в политической жизни страны и в тяжелые времена служило им под-
держкой. Они довольно равнодушно отнеслись к падению Робеспьера
и уничтожению его партий, так как они ненавидели его систему тер-
рора, жертвами которой были, по большей части, представители неиму-
щего класса населения. Но теперь они почувствовали, что власть
находится в руках людей, не заботящихся о народном благе. Они дер-
жали себя совершенно спокойно, так как* беспрерывная борьба, не
давшая им почти ничего, сильно утомила их. К тому же им недоста-
вало старой коммуны, всегда заботившейся рб улучшении положения
рабочих и уничтоженной Робеспьером. К этому времени рабочие уже
изверились в революцию, так как они поняли, что на место старых
привилегированных сословий выступил новый господствующий класс,
который стремится восстановить привилегии в новой форме и в свою
пользу. Они видели, как этот класс захватывал в свои руки власть,
и не трогались с места. Но весной следующего года нужда заставила
их выйти из предместий и потребовать у конвента хлеба.
Это равнодушное настроение демократических и революционных
рабочих масс, терпевших нужду и лишение при всех правительствах,
было очень выгодно термидористам. Оно придало им смелость для
уничтожения демократического строя и его сторонников. Спустя месяц
после падения Робеспьера, против бывших членов правительства,
а именно, против Бильо-Варенна, Колло д‘Эрбуа, Баррера, Бадье
и Амара выступил с обвинением Лекуантр из Версаля, бывший прежде
ярым террористом. Но члены партии Горы защищались очень искусно
и одержали полную победу: обвинение Лекуантра было отвергнуто,
как клеветническое.
Теперь сторонников системы ужаса называли „хвостом Робес-
пьера44 и к ним причисляли также и тех, которые больше всего содей-
ствовали падению Робеспьера. Комиссары, отозванные из провинции,
подвергались преследованиям; Лебон и Каррье, посланные комитетом
благоденствия и конвентом для проведения системы террора в про-
винции, были отданы под суд; такой же участи подвергся и Фукье-
Тенвилль. Тот самый койвент, который раньше при системе ужаса
одобрял этих комиссаров, теперь преследовал их за их деятельность.
Обвиняемые комиссары возражали, что если они виновны, то виновен
и весь конвент, давший им известные полномочия,—и оци были правы.
Новая партия с яростью реакционного фанатизма преследовала
все то, что напоминало старую систему. Буржуазная аристократия,
которую демократия так долго не допускала к желанному ей господ-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
201
отву и добыче, страстно жаждала мести, власти и богатства; често-
любцы набросились на общественные места и должности. При этом
начались гонения, которые по своей жестокости оставили далеко за
собой все ужасы системы террора.
Новое общество.
Сейчас же после падения Робеспьера появилась масса людей,
скрывавшихся до того времени от системы ужаса и от полиции коми-
тетов. Париж сбросил с себя мантию добродетели, которую надели на
него Сен-Жюст и Робеспьер и которую он носил только из страха
перед революционным трибуна-лом; легкомысленные сцены прежних
времен стали снова разыгрываться на улицах Парижа, перенесшего
так много бурь. Опять появились и стали заниматься своим обычным
ремеслом биржевые игроки и ростовщики, ажиотеры и скупщики,
• галантные дамы и грязные сводники, мошенники и проходимцы вся-
кого рода. В то время как рабочие предместий глухо роптали на то,
что революция не уменьшила их нужды, в буржуазных кварталах
образовывался новый слой общества, готовый воспользоваться всеми
завоеваниями революции. Республика добродетели превратилась в свою
противоположность; место спартанской строгости заняла сибаритская
распущенность и безнравственность. Резкая смена политических систем
бросала Францию из одной крайности в другую.
Новое общество вместе с выпущенными из тюрьмы „подозритель-
ными14 стало скоро господствовать в секциях. Пресса, совершенно при-
давленная в эпоху диктатуры Робеспьера, стала в их руках ужасным
средством борьбы. Жестокая рука палача вырвала из рядов журнали-
стов талантливого Камилла Демулена. Фрерон, желавший отомстить за
обожаемую им Люсиль Демулен, сделал свою газету „Народный Ора-
тор44 наиболее выдающимся органом термидористов. Прежде он при-
нимал участие в кровавом наказании Тулона, возмутившегося против
конвента, а теперь он своими жестокими нападками на якобинцев
хотел оправдать себя в глазах правительства. Этот дерзкий ренегат,
бывший когда то поклонником Марата, пошел так далеко, что при-
кидывался теперь поклонником „друга народа44, желая прикрыть этим
свои реакционные взгляды. Но в то же время он деятельно орга-
низовал термидористов, желавших уничтожить якобинцев. В Пале-Рояле,
где 12-го июля 1789 года Камилл Демулен призывал народ к оружию,
Фрерон собрал вокруг себя молодых людей, принадлежавших к бур-
жуазной аристократии. Страстный язык его газеты оказывал очень
сильное влияние на этих молодых людей. Все они носили особенную
одежду, состоявшую из сюртука с большим вырезом, коротких пан-
талон, чулок до колен и шляпы с широкими полями. Этот костюм
носил название ,,одежды жертв гильотины44. Волосы их спускались до
плеч. Они были вооружены тяжелыми, налитыми свинцом палками,
а также пистолетами и кинжалами. Они противопоставили Марсельезе
новую песню, названную ими ^Пробуждение народа'"; эта песня своими
меланхолическими звуками, казалось, оплакивала жертв гильотины.
Эти дерзкие банды получили у парижан название „золотой молодежи44,
„jeunesse dor£e“ (нам совершенно безразлично, называли ли их так уже
в то время или это имя они получили позже). Они буйствовали
в Париже и срывали собрания якобинцев. Последние уже не имели
за собой никакой общественной силы, тогда как стоявшая во главе
202
В. Б Л О С
правительства буржуазия или буржуазная аристократия всячески под-
держивала эту ^золотую молодежь41.
Весной 1794 года Пария: и Франция оказались совершенно, во
власти новой аристократии, которая, правда, оставила Франции внеш-
ние формы республики, но воскресила в ней роскошь, честолюбие
и все замашки старой аристократии. Демократические формы обраще-
ния были снова уничтожены. Мы имеем полное право сказать, что при
системе ужаса кучка грубых людей презирала ученость, науку и утон-
ченные наслаждения жизнью: теперь же во Франции господствовала
лишенная всякого ума пошлость.
Буржуазия собиралась в салоне, открытом госпожею Талльян.
Эта молодая испанка создала Талльяну, комиссару конвента в Бордо,
репутацию очень умеренного человека. Талльян страстно любил ее
и исполнял все се яселания. Дочь испанского банкира Кабаррю, она
вышла замуж за члена парламента Фонтенэ и потом развелась с ним,
чтобы стать женою Таллинна. В Париже опа была арестована и из
тюрьмы постоянно науськивала Талльяна на Робеспьера. Вряд ли без
нее Талльян сыграл бы такую роль девятого термидора. Любила ли
она своего мужа - неизвестно; впоследствии она покинула его и вышла
замуж за князя Шиме. Талльяп в общем был очень незначительный
и ограниченный человек.
В салоне госпожи Талльяп собиралась масса влиятельных мужчин
и элегантных занимавшихся интригами дам. Эти последние пускали
в ход все средства—красоту, любезность, кокетливость и даже любовь,
чтобы привлечь па сторону термидористов влиятельных революционе-
ров. И им это в большинстве случаев не стоило особенного труда.
Госпожа Талльян задавала тон всему этому обществу, которое хотело
неограниченно наслаждаться жизнью. На помощь ему пришло законо-
дательство, до такой степени облегчившее развод, что простого „несо-
гласия во вкусах44 супругов было достаточно для получения развода.
Госпоя:а Талльян задавала топ также и в области мод, и знатные
дамы еще больше обнажали свое тело, чем это делали в древней Гре-
ции. Мужчины, как говорит Виктор Гюго, „утопали14 в огромных
воротниках; они, казалось, хотели превзойти чопорность и натянутость
дореволюционного времени. Одеясда дам, казалось, была рассчитана на
то, чтобы возвести в общественный принцип распущенность. Введен-
ный госпожой Талльян фасон одеяеды называли „платьем наготы44.
Дамы носили широкие белые платья с боковым разрезом, начинав-
шимся от пояса, который охватывал тело под самой грудью. Грудь
и спина были совершенно обнаяиэны. На ногах носили сандалии;
чулки были изгнаны из употребления, так как госпожа Талльян хотела
щеголять своими изящными ножками. На больших пальцах ног носили
кольца. Иногда одежда так мало прикрывала тело, что для тога, чтобы
хоть несколько щадить чувство стыда, приходилось надевать трико.
В карикатурах госпожу Талльян часто изображали в костюме, который
„ничего не скрывал14.
В салоне госпожи Талльяп можно было встретить и будущих
знаменитостей Франции, как, напр., молодого Наполеона Бонапарта
и его будущую жену Жозефину Богарнэ, первый муж которой
генерал Богарнэ был казнен на гильотине за свои военные неудачи.
Примеру этого салона следовала почти вся Франция. Казалось,
будто люди хотели вернуться к райской наготе. Однажды на улицах
Парижа произошло сильное волнение. Три знатные девушки дошли
до того, что появились на улице, едва прикрытые тонкой, прозрачной
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
203
кисеей, которая шла от их плеч до колен. Народная масса оказалась
более целомудренной и заставила этих девиц под градом насмешек
вернуться в свои квартиры.
Дикие сцены разыгрывались в состоятельных кварталах Парижа;
там игры й танцы сменялись самыми безумными наслаждениями
и удовольствиями. Танцовали везде: в церквах, на кладбищах, где
в негашеной извести были похоронены жертвы времен ужаса. В баль-
ных туалетах вошли в моду обрезанные воротники и коротко осури-
женные волосы осужденных на смертную казнь; устраивались балы,
в которых могли принимать участие только те лица, у которых хотя бы
один родственник умер на гильотине. В театрах происходили шумные
сцены: якобинцев везде, где это позволяли обстоятельства, унижали
и оскорбляли.
Люди прокучивали все свое состояние и, чтобы снова разжиться,
становились . игроками, ростовщиками, скупщиками и ажиотерами.
В торговле и промышленности царил полный застой. Максимум цен,
строго поддерживаемый во времена ужаса, стал теперь козлом отпу-
щения за нужду и дороговизну жизненных средств. Он был отменен
в декабре 1794 года, но это не помогло, так как после того, как были
уничтожены, таксы на товары, появились в небывалом количестве
йжиотеры, скупщики, ростовщики и мошенники всякого рода. После
падения Робеспьера ассигнаты значительно, упали в цене. После
уничтожения максимума цен они еще больше упали; курс их пони-
жался с поразительной быстротой. Теперь-то и сказались упущения
старых времен. Снабжение Парижа Местными припасами становилось
с каждым днем все труднее и труднее. Обесцененные бумажные деньги
парализовали все торговые предприятия, и правительство не находило
ничего лучшего, как наводнять Францию новыми массами бумажных
денег.
В то время как в состоятельных кварталах Парижа царили
шумные удовольствия, в предместьях его нужда доходила до крайних
пределов. Начиная с полуночи, при всякой погоде жены рабочих должны
были стоять „в хвосте* перед булочными и мясными лавками, чтобы
по дорогой цене купить кусок скверного мяса или такого же хлеба.
Максимум цен, по крайней мере, устранял вздорожание Местных
припасов. Зимой нужда должна была еще более увеличиваться,
а в зажиточных кварталах общество продолжало предаваться безумным
наслаждениям и удовольствиям.
В провинции тоже везде преследовали якобинцев. Было аресто-
вано множество лиц, помогавших комиссарам конвента при исполнении
ими служебных обязанностей во времена террора. К этому прибавилось
еще недовольство среди сельского населения, которое постоянно воз-
буждалось духовенством и роялистскими агентами; кроме того, про-
исходили бесконечные волнения и смуты из-за покупки национальных
имений, а крестьяне, которые при максимуме цен не привозили на
рынок хлеба, так как об‘явленная цена казалась им слишком низкой,
теперь не привозили уже больше ничего, не желая получать за свои
товары плохие бумажные деньги.
Внезапная отмена принудительных мер, господствовавших в период
системы ужаса, усилила нужду и внесла еще большую смуту в страну.
Стоявшая у власти буржуазная аристократия с первых ясе дней обна-
ружила свое главное свойство—бесчувственность к бедствиям народ-
ных масс.
204
В. Б Л О С
Конец клуба якобинцев.
Вскоре у членов конвента явилась мысль вернуть об‘явЛЬнных
стоящими вне закона жирондистов и освободить депутатов, которые
в числе 73 человек были арестованы за свой протест против изгнания
жирондиётов. Но этому мешали якобинцы. Клуб якобинцев был все
еще довольно силен, благодаря уважению, которым он издавна пользо-
вался, и связям с предместьями и провинцией. После падения Робес-
пьера в этом клубе нашли себя приют все демократические элементы
и все лица, скомпрометировавшие себя в эпоху ужаса: своим союзом
они хотели остановить надвигающуюся реакцию. Надо сказать, что
этот клуб в действительности вовсе не обладал такой силой, которую
ему приписывали. Сами якобинцы, надеясь на то имя, которое это
народное общество приобрело во всей Европе, думали снова захватить
власть в свои руки. Но они ошиблись в своих рассчетах, так как
рабочие массы предместий относились довольно равнодушно к судьбе
клуба. Рабочие терпели нужду и тогда, когда у кормила правления
стояли якобинцы. Нуждой рабочего класса воспользовались для того,
чтобы натравить массы на аристократию, но ни одно правительство не
приняло решительных мер к облегчению тяжелого положения рабочего
класса и довольствовалось лишь жалкими временными полумерами.
Реквизиция и раздача жизненных припасов были каплей помощи в
море бедствий и нужды. Кроме того, в предместьях не забыли того
факта, что якобинцы принимали участие в низвержении коммуны и
гебертистов. Вот почему предмостья спокойно смотрели на то, как зна-
менитый клуб пал жертвою тсрмидористов. Рабочие стали пессимистами.
Организованная Фрероном молодежь термидористов выступала
уже теперь очень дерзко, и борьба между термидористами и якобин-
цами принимала все более ожесточенный характер. Шайки термидори-
стов не довольствовались уже теперь больше своими дубинами: они были
организованы как милиция и вооружены саблями и ружьями. В Париже
происходили настоящие уличные схватки. Реакционеры старались как
можно сильнее оклеветать якобинцев и уронить их в глазах обще-
ства. Талльян в этом отношении пошел дальше всех: в одной из отдален-
ных улиц он нанес себе Легкую рану из пистолета и об4явцл, будто
эго хотели убить якобинцы. Тогда заволновались все те трусы и карье-
ристы, которые больше всех, бесновались в эпоху ужаса и теперь
хотели загладить свои революционные грехи. Особенно отличались в этом
отношении Мерлен из Тионвиля, Лежандр, Бурдон из Уазы, Ровер
и Лекуантр. Они требовали уничтожения „хвоста Робеспьера14, и „золо-
гая молодежь44 термидористов с дикими, кровожадными криками
повторяла это требование на улицах.
Бильо-Варбнн и Колло д‘Эрбуа были главарями в клубе якобин-
цев и говорили там в пользу преследуемых проконсулов и комиссаров
времен ужаса. Однажды Бильо-Варенн потерял терпение. Раздавались
жалобы на притеснения, которым в провинции подвергались якобинцы,
а Варенн сказал: „Когда лев спит, то многие думают, что он поте-
Ьял свою силу; н^ ужас но будет его пробуждение: он уничтожит всех
'воих врагов". Эти слова, конечно, не взволновали предместий, но они
дали повод к новым горячим нападкам на якобинцев в конвенте,
а конвент, не осмеливаясь закрыть сейчас же клуб, тем не менее,
запретил ему иметь сношения с провинциальными отделениями клуба,
1то значительно ослабило его влияние.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
205
Такое поведение конвента придало еще больше смелости „золотой
молодежи14. На улицах Парижа, в театрах, домах, везде происходили
схватки, избиения и побоища. Скоро термидористы дали конвенту
столь желанный предлог для решительных действий против якобинцев.
8 ноября 1794 года якобинцы собрались в своем обычном помеще-
нии; в то же время „золотая молодежь“ направилась в Пале-Рояль,
и в тамошних кофейнях раздались угрожающие крики против якобин-
цев. Тут же был и сам Фрерон, который приложил все силы к тому,
чтобы довести волнение до взрыва. Паролем этой шайки было уничто-
жение клуба якобинцев. Наконец, термидористы двинулись массой
и напали на клуб. В окна его бросали огромные камни, термидористы
взялись за дубины и сабли. Якобинцы, между которыми находились также
и женщины и дети, стали энергично защищаться: под предводитель-
ством члена конвента Дюгана они сделали вылазку, сопровождавшуюся
страшной рукопашной свалкой, в которой очень многие были ранены.
Термидористов было значительно больше, чем якобинцев, и они очень
жестоко расправлялись с женами якобинцев, обнажали и били их.
Наконец, появились члены комитета безопасности; они ровняли деру-
щихся и арестовали большое количество лиц с обоих сторон. Арестован-
ные термидористы были скоро освобождены, а арестованные якобинцы
оставлены в тюрьме. Комитет безопасности опечатал зал. заседания
якобинцев.
Новая аристократия ликовала по поводу этого поражения якобин-
цев: зажиточные кварталы Парижа были иллюминованы. „Золотая
молодежь44 продолжала жестоко расправляться с якобинцами, и ее дей-
ствия оставались безнаказанными, так как правительство Талльяна и К0 7
не находило нужным скрывать своего враждебного отношения
к якобинцам.
При таких обстоятельствах конвент осмелился закрыть клуб яко-
бинцев. Он утвердил распоряжение комитета безопасности с лживой
мотивировкой, будто клуб якобинцев дает повод к постоянным волне-
ниям и может вызвать гражданскую войну.
Якобинцы со скрежетом зубовным подчинились судьбе, которой
они не могли избежать. Они понимали, что с уничтожением их клуба
они лишились власти, так как уцелевшие в Париже демократические
организации были очень незначительны. С этого времени сила демо-
кратии была сломлена. Термидористы хотели уничтожить даже имя
знаменитого клуба, которого так недавно боялась вся Европа, и пере-
именовали площадь, где стоял монастырь св. Якова, в рынок Терми-
дора. Но из истории нельзя было, конечно, изгладить память об этом
обществе, сыгравшем такую выдающуюся роль.
Реакция усиливается.
После падения якобинцев конвент, не задумываясь, освободил
и вновь допустил к своим заседаниям арестованных жирондистских
депутатов. По предложению Карно, конвент амнистировал всех тех
вандейцев, которые в течение месяца сложат оружие; и тогда все
стали говорить, что если Вандея получает амнистию, то ее надо дать
и содержащимся в тюрьме семидесяти трем депутатам. Последние были
освобождены 8 ноября 1794 года и допущены к заседаниям. Одно-
временно с этим возник вопрос о возвращении жирондистов, об‘явлен-
ных стоящими вне закона. Грегуар передал конвенту записку Ланжюинэ,
в которой тот требовал отмены постановления о жирондистах и воз-
206
В. Б Л О С
вращения их в конвент. Но тут даже некоторые термидористы испуга-
лись той быстроты, с какой надвигается реакция. Те термидористы,
которые прежде принадлежали к партии Горы, высказались во время
восстания 31 мая за арест жирондистов, которых они тогда очень
усердно преследовали. Они все еще не могли решиться снова допустить
жирондистов в конвент, и Мерлен из Дуэ горячо воскликнул: „Разве
вы хотите открыть ворота Тампля?* Дело в том, что в Тампле сидел
бывший наследник французского престола, молодой сын Людовика XVJ.
В конце концов, конвент решил отменить свое прежнее постановление,
об‘являвшее жирондистов стоящими вне закона; по в то же время
он -решил не допускать их еще в конвент.
При таких обстоятельствах неудивительно, что реакционеры с удвоен-
ной энергией набросились на якобинцев и сторонников системы террора.
Первыми жертвами своей жажды мести реакционеры избрали трех
человек со страшными именами: Каррье, Лебона и Фукье-Тенвилля.
Эти три человека были не более виновны, чем все остальные исполни-
тели ^приказаний конвента. Можно даже сказать, что они были не более
виновны, чем сам конвент, одобрявший приказы комитетов, согласно
которым эти обвиняемые действовали. Их можно было бы упрекнуть
в том, что они слишком ревностно и с некоторой жестокостью исполняли
эти приказы. Но они ведь действовали по приказанию и с одобрения
тех самых лиц, которые теперь выступили в качестве их обвинителей
и судей. Молодой Лебон, фаворит Робеспьера, был отправлен конвен-
том в качестве комиссара в Аррас для борьбы с опасными интригами
роялистов на северной границе. Лебон вел себя при этом так мягко,
что комитет благоденствия выразил ему резкое порицание. Тогда он стал
действовать с ужасной строгостью. По его приказанию было казнено
очень много людей, и говорили, будто он велел прочитывать осужден-
ным на смерть перед а самой казнью известия о победах французских
войск, усиливая этим их предсмертные муки. Говорили также, будто
он приглашал к себе на обед палача, как очень полезного „гражда-
нина*. Верны ли эти обвинения или нет, неизвестно. Во всяком случае,
нельзя отрицать того, что Лебон стал безумствовать лишь по приказа-
нию комитета благоденствия и с согласия конвента, который одобрил
приказание комитета. И вот теперь тот же самый конвент предал
Лебона суду революционного трибунала, который, конечно, осудил его
на смерть. Приблизительно так же обстояло дело и с Каррье, который
был отправлен в Нант для наказания главарей вапдейского восстания.
Он тоже получил приказание действовать с крайней строгостью. Мрач-
ный фанатик Каррье счел бы за преступление не исполнить данного
ему приказания. К тому же его отправили как раз в ту местность,
в которой обе стороны боролись с бесчеловечной жестокостью. Каррье
был неразборчив в средствах; он велел казнить такую массу людей
и вел себя так жестоко, что еще цри жизни Робеспьера его отозвали
обратно в Париж. Он отправил 132 арестованных из Нанта в Париж
на суд парижского революционного трибунала. Процесс этих обвиняемых
был тогда отложен и разбирался только теперь. Обвиняемые давали страш-
ные показания об обращении Каррье с арестованными вандейцами. Они
говорили, что он массами казнил без суда не только мужчин, но также
женщин и детей. По показаниям обвиняемых, Каррье ввел „респуб-
ликанские свадьбы и крестины*. „Свадьбы* эти заключались в том,
что связывали попарно голых мужчин и женщин и топили в Луаре.
„Крестины* же совершались следующим образом: устраивались корабли
с клапанами в трюмах, трюмы наполнялись пленными, а затем откры-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
207
вали клапаны и таким образом топили пленных. Впрочем, не надо
забывать, что грубые издевательства при казнях были вообще тогда
в обычае у всех партий. Без сомнения, не все показания о деятель-
ности Каррье верны; так, например, надо считать преувеличенным сообще-
ние о том, будто в то время, как в трюме топили людей, Каррье на палубе
устраивал оргии с распутными женщинами. Каррье не отрицал того
факта, что он приказал казнить многих мятежников. Но он ссылался
при этом на полученные им инструкции, указывал на те опасности, кото-
рые угрожали тогда республике, и на разнузданность страстей в гра-
жданской войне. Члены нантского революционного комитета, против
которых также возбуждено было обвинение, взвалили всю вину на него.
Когда конвент постановил предать Каррье суду революционного три-
бунала, он воскликнул: „Все здесь виновато,—вплоть до колокольчика
председателя!* И в этих словах было много правды.
16-го декабря 1794 года Каррье, смерти которого все время тре-
бовала „золотая молодежь*, был осужден и казнен. Во время судебного
разбирательства он вел себя с большим хладнокровием. Прежний про-
курор революционного трибунала Фукье-Тенвилль отдал себя добро-
вольно в руки властей после того, как было решено возбудить против
него обвинение. Его процесс тянулся очень долго. Фукье указывал на
то, что он действовал согласно приказаниям комитетов, что сам он
высказался против страшного закона от 22 прэриаля и оттягивал про-
цесс вышеупомянутых 132 арестованных. Его жестокость принесла
много вреда делу демократии. Он всегда являлся послушным орудием
господствовавшей системы. Но в крайностях системы террора многие
термидористы были гораздо более виновны, чем сам Фукье-Тенвилль.
Так, например, Фрерон составил проект закона, направленного против
подозрительных лиц, а Мерлен из Дуэ руководил казнями в Тулоне.
Между тем, Именно Фрерон и Мерлен более других настаивали на
смерти Фукье-Тонвилля. Вместе с двенадцатью членами революцион-
ного трибунала Фукье-Тенвилль был приговорен к смерти и казнён
7-го мая 1795 года, в то самое время, когда Париж был приведен в
волнение бурными восстаниями предместий. Два года тому назад кон-
вент учредил революционный трибунал, а теперь он взваливал ответ-
ственность за действия этого судилища на прокурора и двенадцать
судей и присяжных.
В провинции против сторонников павшей системы начались та-
кие же гонения, как и в Париже. Революционный террор уступил
место террору реакционному. Поэтому-то конвент не отменил закона,
направленного против подозрительных лиц. Однако, очень часто ока-
зывалось, что обвинения, направленные против отдельных комиссаров
конвента, были очень преувеличены. Так, например, Мэнье, фаворит
Кутона, обвинялся в том, что он вместе с революционным трибуналом
уничтожил большую часть населения Оранжа и стер с лица земли
целую деревню с ее обывателями. Но конвент не предал его суду.
Вскоре Фрерон нашел уже излишним противопоставлять имя
Марата имени Робеспьера, как он это обыкновенно делал до сих пор,
„Золотая молодежь* преследовала даже мертвого Марата и жестоко
издевалась над его бюстами и портретами. Прах Марата был вынесен
из Пантеона, где он находился, и конвент постановил, что никто не
может быть погребен в Пантеоне ранее чем через двадцать лет после
смерти. Труп Марата был брошен в клоаку. Портрет его, находив-
шийся в зале конвента, был удален. Великолепная картина Давида,
208
В. Б Л О С
изображавшая убийство Марата Шарлоттою Корде, была уничтожена
вандалами „золотой молодежи*.
Конвент поступил очень разумно, отменив постановление Робес-
пьера о Высшем Существе и об‘явив полную свободу религии. С этого
времени государственной религии уже пе было, и государственная
касса не отпускала больше никаких сумм на религиозные цели. Было
только предписано, что церковные церемонии должны иметь место
в домах, но не на улицах; в остальном же каждый мог быть совер-
шенно свободен. Правда, конвент установил официальное празднование
декад, при котором играла музыка, устраивались танцы, чтения, но
никто не был обязан присутствовать на этих празднествах. Этот поря-
док, представлявший собою полное отделение церкви от государства
и лучше всего обеспечивавший республику в ее беспрерывных конфлик-
тах с церковными властями, был одним из немногих разумных действий
нового конвента.
Теперь Лекуантр нашел, что настал наиболее подходящий момент
для возбуждения обвинения против членов старых комитетов, и он
добился от конвента предания суду Бильо-Варенна, Колло д‘Эрбуа,
Баррера и Вадье. После этого решения конвента стали все упорнее -
раздаваться требования обратного допущения в конвент жирондистов.
И, действительно, в марте 1795 года после длинного и'бурного засе-
дания жирондисты были вновь признаны членами конвента. В этом
заседании Шенье указывал на то, что во Франции не нашлось доста-
точно глубоких пещер, чтобы скрыть красноречие Верньо и гений
Кондорсе. Он утверждал, что обвинение жирондистов в федерализме
было только клеветой, и предложил возвратить жирондистов в конвент.
Гора, которая могла ожидать от вернувшихся жирондистов только
самых яростных нападок, резко высказывалась против этого меропри-
ятия. Из термидористов многие были тоже против возвращения жи-
рондистов. Бантаболь заявил, что если возвратить исключенных 31 мая
1793 года, то надо возбудить процесс против тех восьмидесяти тысяч
человек, которые окружили 31-го мая здание конвента. Он сказал, что,
восстановляя жирондистов в их звании депутатов, конвент вновь воз-
будил улегшиеся страсти. Тогда поднялся Сийес, игравший долгое
время в конвенте роль боязливого молчальника. Окрепшая реакция
внушила ему снова отвагу. Он заявил, чаю 31-го мая был совершен
незаконный акт и что принятое в тот день решение должно быть об‘яв-
лено недействительным. Он сказал, что до 31-го мая конвент находился
под давлением народа, что с 31-го мая до 9-го термидора народ нахо-
дился под давлением конвента и что только теперь воцарилась спра-
ведливость. „Как,—воскликнул ему в ответ член Горы Камбон,—вы
хотите об‘явить 31-ое мая недействительным? Тогда недействительно
и все то, что было сделано конвентом. Тогда недействительны * все не-
исчислимые труды конвента, тогда недействительны все те законы и
декреты, на которых основывается нагие правительство^
Но реакция была настолько сильна, что могла легко сломить про-
тиводействие Горы. Конвент постановил принять обратно жирондистов^
и в зале заседаний снова появились Ланжюинэ, Луве, Ларивьер, Иснару
Ларевельер-Лепо и другие жирондисты. Долгое пребывание вне закона
страшно ожесточило их, и они горели жаждой мести; поэтому они
сразу напали на „хвост Робеспьера*. Сейчас же после их прихода
конвент издал постановление об аресте Бильо-Варенна, Колло д‘Эрбуа,
Баррера и Вадье.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
209
Вступление жирондистов в конвент повлекло за собой изменение
в распределении партий. Снова образовалась призванная к жизни
жирондистами правая, которую подкрепили члены Жиронды, остав-
шиеся в конвенте во время пребывания их коллег вне закона. Здесь
пробивались наружу слегка замаскированные роялистские тенденции,
так как многие жирондисты об‘являли себя республиканцами, лршь
подчиняясь силе обстоятельств.
Те самые жирондисты, которые перед 10-ым августа 1792 г. были
вожаками революции, стали теперь вожаками контр-революции. Впро-
чем, не надо упускать из виду, что Жиронда потеряла в партийной
борьбе своих наиболее выдающихся главарей. В таком же положении
находилась и левая конвента, она тоже потеряла одного за другим
всех своих вождей. Левая сравнительно с другими партиями была
очень слаба; тем сильнее был центр, в котором господствовали терми-
дористы. Но и эта партия не была совсем сплоченной, так как в ней
существовала фракция независимых, не желавших поддаваться реакции.
Но центр иногда увлекался реакционными стремлениями значительно
больше, чем он этого хотел. Зга партия стремилась к’созданию „солидной"
буржуазно аристократической республики и стояла в резком противо-
речии как с правой, желавшей восстановления монархии, так и с левой,
идеалом которой была демократическая республика и конституция 1793 г.
Между этими партиями должно было произойти столкновение, и ниже
мы увидим, как центр с помощью роялистов низвергнул демократию,
а с помощью демократии—роялистов.
Восстание парижски^ предвестий.
После девятого термидора конвент направил почти всю свою де-
ятельность на партийную борьбу и преследование демократии;’партий-
ные распри поглощали много драгоценного времени. Политико-экономы
девятого термидора не сумели разобраться в том хозяйственном кри-
зисе^ который с каждым днем принимал все большие и большие раз-
меры, и к тому же они мало сочувствовали народным бедствиям.
По их мнению, достаточно было устранить ненавистные им учреждения,
введенные в эпоху ужаса, чтобы облегчить положение народа. Новых
идей у них не было никаких. Отменив почти все принудительные
законы эпохи террора, конвент еще более запутал все отношения и
еще более увеличил нужду в стране. Правда, урожай был в этом году
очень хорош, но страна была опустошена междоусобными войнами.
Внешняя торговля находилась почти в полном застое, а промышлен-
ность переживала тяжелый кризис; в Лионе, который некогда был
самым значительным фабричным городом страны, в этом году работало
не больцте 2.000 ткацких станков. Нетрудно было понять, что для об-
легчения нужды надо принять энергичные меры. Но экономисты девя-
того термидора могли выставить только идею „свободной конкуренции*,
которая в такой момент была наиболее опасна для страны. В самом
деле, можно было предвидеть, что спекулянты, перекупщики и ростов-
щики используют внезапную отмену всех запретительных законов и
нужду французов в целях эксплоатации всего народа и своего соб-.
ственного обогащения. Заурядный Тибодо, который сумел выдвинуться
в этот период господства посредственности, воскликнул как-то в кон-
венте: „Единственное спасение заключается в свободе торговли и в отмене
максимальных такс*. Как мы знаем, максимум был отменен в декабре
и в общих чертах была введена свобода торговли. И, тем не менее,
История Французской революции. 14
210
в. в л о с
ощущался недостаток в товарах, так как курс ассигнатов все еще
падал и продавцы поэтому не являлись на рынок. К девятому
термидора ассигнаты понизились до 33%; после отмены максимума
они упали до 19%, а затем и до 17%. Зимою недостаток в дровах
и угле достиг таких размеров, что комитет благоденствия оказался
вынужденным вырубить большие участки государственных лесов.
Самых больших размеров нужда достигла в Париже. Мы знаем
уже, какие страдания выпали на долю рабочих из предместий; мы
знаем, как стойко они переносили их. У них уже больше не было
особенной охоты устраивать восстания, так как они ничего не ждали
от них. Но в этом году им пришлось перенести очень суровую и про-
должительную зиму, и нужда достигла среди них крайних размеров.
Часто бывали случаи голодной смерти. Вандея, являвшаяся уже издавна
житницей Парижа, была опустошена и не доставляла ничего. К тому
же рабочих крайне озлобляло все поведение новой буржуазной ари-
стократии с ее роскошными пирами и распутными оргиями. Контраст
между роскошью, царившей в „чистых* кварталах, и страшной нуждой,
державшей в своих тисках население предместий, сильно бросался
в глаза. Голод выгонял на улицу мужчин и женщин, и здесь устраива-
лись собрания, в которых можно было видеть прелюдию к восстанию.
Якобинцы и партия Горы возлагали все свои надежды на то, что
нужда приведет рабочих из предместий к восстанию. Они хотели вос-
пользоваться, этим движением, чтобы снова забрать в свои руки
господство и свергнуть термидористов. По всей вероятности, они
и теперь опять-таки предложили бы голодающему народу лишь законы,
направленные против аристократов. И рабочим опять-таки пришлось
бы голодать не меньше, чем во времена Робеспьера. Приведенные
в отчаяние рабочие стали волноваться. Они выступили с паролем,
ясно показывающим, что они находятся под влиянием якобинцев. Они
требовали восстановления конституции 1793 года и освобождения аре-
стованных патриотов; патриотами теперь называли сторонников демо-
кратии. Конституция 1793 г. обеспечивала народу перевес в политиче-
ской жизни страны. Якобинцы надеялись, что введение конституции
1793 года снова передаст государственную власть в их руки. Вряд ли
эти надежды исполнились бы. Ведь при народных голосованиях реша-
ющую роль теперь начали играть мелкие крестьяне, а крестьянство,
жаждущее покоя, безусловно отнеслось бы враждебно к горячим и
пылким якобинцам.
Тяжелое положение населения предместий заставило конвент
снова заняться вопросом о снабжении народа Местными припасами.
В средине марта решено было выдавать каждому жителю Парижа
ежедневно по фунту хлеба, а рабочим, занятым тяжелым трудом,
1% фунта. Конвент надеялся, что это удовлетворит население предме-
стий. Но он ошибся в своих рассчетах, так как тотчас же после этого,
а именно 17-го марта, из предместий Сент Антуанского и Сен-Марсо
явилась депутация, передавшая конвенту петицию с требованием устра-
нения недостатка в хлебе. Депутация заявила, что рабочим постоянно
приходится терпеть нужду и что они начинают уже жалеть о жерт-
вах, принесенных ими делу революции. Председатель конвента Тибодо
дал депутации довольно грубый ответ, а Буасси д‘Англа заявил, что
хлебные пайки раздаются правильно. Добрый Буасси мог бы, кажется;
понимать, что для поддержания своего существования человеку зимою
нужно больше, чем фунт хлеба в день. Понятно, что рабочие пришли
в ярость и стали бить кулаками по барьеру, у которого они стояли.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
211
„Хлеба, хлеба!44—кричали они конвенту. Народная толпа, собравшаяся
в большом количестве перед зданием конвента и ожидавшая резуль-
татов петиции, стала волноваться и попыталась проникнуть в зал
заседания. Но тут появились вооруженные секции из зажиточных
кварталов и разогнали толпу. Депутация удалилась.
Конвенту' показалось очень опасным движение рабочих, так как
предместья были вооружены и у них были пушки. Но все-таки он
теперь еще не принял никаких мер для подавления движения. Пред-
местья не успокаивались, так как комитет, который должен был снаб-
жать Парйж Местными припасами, очень часто не был в силах добыть
требовавшиеся для Парижа 1.500 мешков муки. Хлеб был плохой,
и характерно, что председателя комитета Буасси д‘Англа народ про-
звал „голодным Буасси“.
20-го марта предместья снова поднялись, и рабочие массами по-
явились перед зданием конвента. Они требовали от него „хлеба и кон-
ституции 1793 года!44 Через несколько дней должен был начаться
процесс БиЛьо-Варенна, Колло д‘Эрбуа и Баррера, и рабочие по этому
поводу выступили с требованием освобождения арестованных патрио-
тов. Перед Тюльери собралась также толпа „золотой молодежи44, и между
нею и рабочими завязалась драка, во время которой несколько моло-
дых почтенных буржуа были брошены в пруды Тюльерийского парка.
С одной стороны раздавались крики: „Да здравствует конвент! Долой
террористов!44, а с другой—„Да здравствует клуб якобинцев! Долой
аристократов!44
В это самое время в зале заседания конвента читалась петиция,
требовавшая введения конституции 1793 года. „Введите отныне,—
говорилось в петиции,—эту популярную конституцию, которую фран-
цузский народ принял и поклялся защищать; она примирит все
интересы, успокоит все умы и приведет вас к цели ваших трудов44.
По поводу этого предложения возникли оживленные прения. Гора
поддерживала петицию, а остальные партии высказывались против
нее. Тибодо выступил с бессмысленным заявлением, будто конституция
1793 года не демократична. „Демократической,—заявил он,—является
не та конституция, которая передает всю власть в руки самого народа:
демократична конституция, дающая народу при мудром разделении
властей возможность пользоваться плодами свободы, равенства и покоя*.
«Этой фразе конвент сильно аплодировал.
9 Затем было решено ввести конституцию 1793 года лишь после
установления необходимых органических законов. Этим решением
термидористы лишь плохо прикрывали свою антипатию к конституции
1793 года.
Между тем, явилась „золотая молодежь44, и вооруженные секции
после яростной схватки рассеяли собравшиеся перед Тюльери народ-
ные массы; после этого депутация тоже покинула зал. Тогда Сийес
внес проект „закона высшей полиции44, угрожавший тяжелыми нака-
заниями и принятый конвентом для предупреждения массовых сборищ.
Затем начался процесс Колло, Бильо и Баррера, в защиту кото-
рых с большим самоотвержением выступили их товарищи Карно*,
Приер и Ленде. Карно доказывал в очень удачной речи, что нельзя
делать отдельных членов комитета благоденствия ответственными за
подписанные ими приказы. Он указал на то, что комитет был обреме-
нен страшной работой и что у членов его очень часто не хватало вре-
мени для принятия пищи. Он рассказывал, что очень часто члены
212
в. в л о с
вынуждены были поручать друг другу расписываться за себя, так
что подпись не может ничего доказать.
Этот процесс вызвал сильное возбуждение, и в течение недели
в конвенте шла ожесточенная партийная борьба, которая не привела
ни к какому результату. Исход дела казался очень сомнительным.
Но Париж и предместья сильно волновались, так как якобинцы при-
лагали все усилия к тому, чтобы спасти обвиняемых. Особенную дея-
тельность в предместьях проявил член конвента Гужон, молодой
и пылкий человек. У барьера конвента снова появились депутации,
состоявшие из мужчин и женщин, требовавшие хлеба. Гужон поддер-
живал их. Конвенту была вручена новая петиция, в которой говорилось:
^Почему в Париже нет муниципалитета? Почему закрыты на-
родные общества? Что стало с жатвой? Почему ассигнаты надают
в цене? Почему молодые люди могут собираться в Пале-Рояле и почему
только одни, патриоты заключены в тюрьму?1,1.
Эта петиция была отвергнута конвентом, и конвент заявил, что
нарушение общественной тишины и спокойствия будет строго пресле-
доваться.
Рабочие, доведенные до отчаяния, собрались и двинулись утром
1-го апреля к конвенту. Они массой вошли в зал, где ничего не пред-
принимали, а только мешали заседанию. Рабочая масса не была,
повидимому, организована. Раздавались возгласы: „Хлеба! Хлеба и кон-
ституции 1793 года!44 Депутатов, которые хотели говорить, толпа пре-
рывала. Было совершенно невозможно придти к какому-нибудь решению.
Сами члены Горы не знали, что им делать, так как они сознавали
невозможность предпринять что-либо с этой волнующейся массой.
Они обратились к толпе с просьбой разойтись, чтобы дать конвенту
время решить что-либо. Но рабочие не послушались их; из толпы
выделился некий Ванек и начал говорить; он требовал освобождения
патриотов и конституции 1793 года. Толпа все время требовала хлеба.
Спустя четыре часа, явились вооруженные реакционные секции и рас-
сеяли толпу. Таким образом, движение и на этот раз не увенчалось
успехом.
Тем насильственнее поступал теперь конвент, который незадолго
перед тем признал преступлением исключение жирондистов из членов
конвента. Военная власть была передана генералу Пшпегрю, находив-
шемуся в это время как раз в Париже, и он подавил все движения,
направленные в пользу обвиняемых членов комитета. Бильо, Колло,
Баррер и Бадье были приговорены к ссылке в Кайенну и тотчас же#
отправлены туда. Попытка освободить их не удалась; Бильо и Колло
были привезены в Кайенну, где Колло умер в следующем году. Бильо,
который очень долгое время не попадал под амнистию, с гордостью
отверг амнистию, предложенную ему Наполеоном. Позднее он посе-
лился на Гаити. Баррер и Вадье остались во Франции.
В этом восстании обвиняли всецело Гору, и поэтому семь депу-
татов левой были приговорены к тюремному заключению. Между ними
находились Амар, Леон ар Бурдон и Шудье. Позднее к ним присо-
единили еще десять лиц, в том числе Камбона, Тюрио и Лавассера
из Сарты.
После этого неудавшегося восстания наступило затишье, и рабо-
чие, по всей вероятное! и, отнеслись бы теперь к создавшемуся поло-
жению вещей так же равнодушно, как при Директории и в царствование
Наполеона, если бы голод не довел их до крайней степени отчаяния.
Конвент угощал их проповедями о добродетели, обещаниями и угро-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
213
вами, а про запас имел для них дубины „золотой молодежи u и пушки
и ружья реакционных секций. У конвента не оказалось средств для
снабжения Парижа Местными припасами, что хотя немного облегчило бы
бедствия народа. Теперь то особенно сильно сказалась внезапная
отмена всех принудительных законов. Положение рабочих было невы-
.носимо. Назначенные конвентом пайки хлеба в один и полтора фунта
на человека не могли быть больше выдаваемы; чудный месяц май
ознаменовался для предместий Парижа тем, что конвент стал теперь
выдавать только по полуфунту хлеба на человека, а бедняки могли
получать еще вдобавок горсть риса. Эти бедствия вызвали в народе
крайнее озлобление, которым и воспользовались члены партии Горы,
особенно деятельно агитировали среди рабочих депутаты Гужон и
Бурботт (последний был комиссаром конвента в Вандее). Рабочих
возбуждали известиями о жестоком преследовании якобинцев на юге
Франции; испугавшись возможности потерять все завоевания револю-
ции, рабочие еще раз дали пылким членам Горы вовлечь себя в вос-
стание и пошли против конвента.
Это восстание с самого начала имело очень мало шансов на
успех. Прежде всего, не было видного и пользующегося народными
симпатиями человека, который мог бы стать во главе движения.
Революция шла уже на убыль. Власть находилась теперь в руках
противников демократии,' и восставшее население защищало позицию,
которая наполовину находилась уже в руках врагов. В Париже господ-
ствовали секции, настроенные в пользу термидористов, а также „золо-
тая молодежь44. Их дерзость и самонадеянность росли вместе с их
успехами, между тем как якобинцы были обескуражены понесенными
ими поражениями.
У рабочих было еще оружие, и они надеялись на него.
19-го мая 1795 года стали уже показываться грозные признаки
восстания. На улицах происходили беспорядки, а на галлереях кон-
вента царило сильное возбуждение. Вечером появилась депутация
с петицией, авторами которой были якобинцы. Петиция состояла из
одиннадцати пунктов, содержавших требование патриотов. В ней тре-
бовали изгнания из конвента жирондистов и пресловутых 73 депутатов,
возвращение сосланных и освобождение арестованных патриотов, вве-
дение конституции 1793 года, организации коммунального совета и
восстановления максимальных такс и реквизиций. Из этого видно, что
политико-экономические воззрения якобинцев были так же мало содер-
жательны, как и взгляды их противников. Они сумели только потре-
бовать восстановление мер, принятых правительством периода террора,
а, между тем, эти меры нисколько не устраняли нужды народных масс.
Главным требованием их было свержение жирондистов и термидори-
стов. Поэтому они в своем манифесте призывали к восстанию против
конвента и требовали, чтобы все патриоты написали на своих шляпах
слова: „Хлеба и конституции 1793 года!“
20-го мая поднялись голодные массы в предместьях. Уже в пять
часов утра раздались звуки набата, и вооруженные толпы народа
стали собираться на улицах и направляться к конвенту. Якобинцы
внутренних частей города соединились с рабочими из предместий.
Были даны Сигнальные выстрелы из пушки. Почуяв приближавшуюся
бурю, конвент велел вооруженным секциям собраться. Секции собра-
лись медленно, да и „золотая молодежь11, для которой конвент был
недостаточно роялистичен, не проявляла сначала особенного усердия.
Публика, сидевшая на галлереях конвента и состоявшая по большей
214
В. Б Л О С
части из женщин, которых раньше называли „вязальщицами Робеспьера*
а теперь чаще насмешливо величали „вдовами Робеспьера"у была разог
нана стражей конвента. Но вскоре подошли повстанцы и ворвалисг
в зал заседания, между тем как на улицах повсюду гудел набат. Среда
патриотов было много женщин. Мужчины написали мелом на свои^
шляпах слова: „Хлебай конституции 1793 года!" Двери конвента были
разломаны, стража разогнана, и толпа проникла в зал заседаний
Молодой депутат Феро бросился навстречу толпе. Он был ранен и
брошен на пол. Его смешали с Фрероном, и кровожадный мнении
Тинель отрезал ему голову и воткнул ее на пику, при чем помогал
ему один негр.
Бледный Буасси д‘Англа сидел неподвижно на своем председа-
тельском кресле, в то время как вокруг него сверкало оружие и
шумела толпа. Ему протянули воткнутую на пику голову Феро, и он
поклонился ей. Шум становился все более ужасным, толпа то прибы-
вала, то убывала, и долго нельзя было ничего говорить и делать.
Толпа хотела силою заставить конвент принять требования, выставлен-
ные в петиции; якобинцы хотели повторить 31 мая. После продолжи-
тельной суматохи Ромм, Гужон, Бурботт и другие члены партии Горы
добились того, что конвент стал голосовать требования повстанцев. На
это ушло много драгоценного времени. В этот момент нельзя было
знать, существует ли еще какое-нибудь правительство или нет. Многие
депутаты убежали из конвента. Оставшиеся сбились в кучу и должны
были голосовать. Все пункты петиции были приняты, и народ сопро-
вождал каждое отдельное голосование криками торжества и размахи-
ваниями шапок. Комитеты, составлявшие правительственную власть,
были смещены, а на их место избран исполнительный комитет с дик-
таторскими полномочиями. В этот комитет вошли Бурботт, Приер из
Марны, Дюкенуа и Дюруа. Субрани был назначен начальником воору-
женных сил.
Народ думая, что теперь реакционный конвент побежден и что
власть снова перешла в руки демократии подобно тому, как это было
31-го мая. Но он ошибся, так как теперь положение вещей было совер-
шенно иное. 31-го мая 1793 года почти весь Париж взялся за оружие
для борьбы с жирондистами, а теперь большая часть вооруженного
населения Парижа была на стороне конвента. Массы торжествовали
слишком рано, и никто не задумался над тем, как отразить возможное
нападение секций и „золотой молодежи". Реакционеры тоже полагали,
что победа патриотов обеспечена, и кто-то из толпы хитро предложил
отменить смертную казнь, чтобы, таким образом, обезопасить головы
реакционеров. Около полуночи исполнительный комитет готовился
взять в свои руки управление страной и арестовать правительственные
комитеты. Но было потеряно слишком много времени; вооруженные
секции уже подступили. Разгорелась дикая борьба, и под напором
отчаянно защищавшихся повстанцев национальная гвардия должна
была отступить. Но потом секции получили подкрепление и штыковой
атакой очистили зал. Повстанцы бежали и постарались собраться в
городской ратуше. v
Теперь конвент, жаждая мести, набросился на депутатов из пар-
тии Горы, выразивших свое сочувствие повстанцам. Тринадцать депу-
татов были тотчас же арестованы и среди них члены исполнительного-
комитета Ромм, Гужон и Субрани. Арестован был также старик Рюль.
Все принятые конвентом декреты были об‘явлены недействительными >
и протоколы сожжены; мотивировалось это тем, что шайка разбойни-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
215
ков насильно заставила конвент издать эти декреты. Копвент не знал
теперь никаких границ. Он постановил обезоружить предместья, и в
декрете по этому поводу говорилось, что нельзя оставить оружие
в руках „кровожадных убийц, разбойников и агентов тирании, царив-
шей перед девятым термидора11.
Но этот декрет, а особенно его гневный тон, снова поднял насе-
ление предместий. Повстанцы отступили на следующий день от здания
городской ратуши, в которой они хотели образовать новый конвент,
и ушли в предместья. Национальная гвардия вступила в Сент-Анту -
анское предместье, но, увидев пред собою многочисленную вооружен-
ную силу, быстро ушла обратно. Повстанцы снова двинулись из пред-
местий к конвенту. В зале заседаний было слышно, как под‘озжали
орудия, и Лежапдр воскликнул с актерским пафосом: „Мы должны
остаться на своих местах; самое худшее, что нам грозит—это смерть!u
Если бы теперь повстанцы произвели нападение, то победа осталась
бы на их стороне, потому что охранявшая конвент национальная гвар-
дия была бы не в силах отразить нападение. Битва казалась неизбеж-
ной. Тогда копвент прибегнул к хитрости: он отправил к повстанцам
депутацию, обещавшую, что конвент позаботится о доставке с‘естпых
припасов. Повстанцы, не имевшие опытного, решительного вождя,
были настроены в пользу мира. Рабочим, как мы знаем, давно уже
надоели беспорядки и восстания. Только голод поднял их на борьбу
с конвентом. Конвент постановил снабжать бедную часть населения
Местными припасами и поручил особой комиссии представить в
четыре дня проект органических законов к конституции 1793 года.
Тогда рабочие пришли к заключению, что главные их требования
исполнены; их депутация, явившаяся в конвент, получила самые
широкие обещания; председатель конвента стал обнимать отдельных
членов депутации, и теперь рабочие решили, что все обстоит благо-,
получно. Они слишком быстро поверили обманчивым речам реакци-
онеров. Уверенные в своей победе, они гордо вернулись в предместья,
оставив депутатов, помогавших им накануне, в руках жаждущих мести
врагов.
Вскоре они должны были почувствовать, как жестоко они ошиб-
лись. Конвент ждал только прибытия призванных им войск, чтобы
напасть на предместья. Явились сильные отряды пехоты и конницы,
из северной армии пришло 3.000 человек конницы. Была учреждена
военная комиссия для суда над арестованными участниками восстания.
Тинель, убивший Феро^был 22-го мая приговорен к смертной казни,
но на пути к месту катни он был освобожден населением Сент-Анту-
анского предместья. Когда Сент-Антуанское предместье отказалось
выдать свои пушки и Тинеля, то генерал Мену с 30.000 солдат окру-
жил предместье и пригрозил, что будет обстреливать его. Эта угроза
возымела свое действие, Сент-Антуанское предместье выдало не только
Тинеля, но и свое оружие и пушки.
Тогда реакционный конвент накинулся на всех неудобных и непри-
ятных ему деятелей. Паш и Бушотт вместе с шестью своими товари-
щами были привлечены к суду. Были арестованы многие депутаты из
партии Горы и почти все члены старых комитетов. Реакция надви-
галась с такою быстротой, что старик Рюль, потеряв всякую надежду
на освобождение, покончил в тюрьме самоубийством. Этот Рюль некогда
отличился тем, что в качестве комиссара конвента всенародно разбил
в Реймсе знаменитый сосуд с маслом, употреблявшийся постоянно при
короновании французских королей; про этот сосуд существовало пре-
216
В. Б Л О С
дание, будто его принес с,неба голубь при помазании Хлодвига на
царство. Когда потом этот сосуд понадобился для Людовика, он вдруг
снова оказался на своем месте.
Конвент поручил составить доклад о всех якобинских комиссарах.
17-го июня военная комиссия занялась делом Гужона, Ромма, Дюруа,
Дюкенуа, Субрани и Бурботта. Никто из них не принимал деятельного
участия в беспорядках; но 20-го мая они в конвенте говорили в пользу
повстанцев, и военная комиссия присудила их к смерти. Все они выдви-
нулись в бурную эпоху революции; они давно были готовы к смерти
и умерли теперь с мужеством античных героев. После об‘явления им
смертного приговора они должны были отправиться на место казни.
Тогда Ромм вынул кинжал и вонзил его себе в сердце.. Умирая, он
передал оружие Гужону, который тоже заколол себя и передал кин-
жал Дюкенуа. Так кинжал обошел всех осужденных,’ но только трое
из них, а именно -Ромм, Гужон и Дюкенуа, сразу умерли. Остальные
три —Дюруа, Бурботт и Субрани - упали, обливаясь кровью; хотя раны
их были смертельны, тем не менее, их отправили на эшафот и там
казнили. Эта трагическая смерть шести молодых с воодушевлением
боровшихся за свободу членов партии Горы страшно взволновала
всех, и французы отнеслись с таким же отвращением к реакционному
терроризму конвента, с каким они относились к массовым убийствам
во время Робеспьера. '
С этого времени рабочие стали относиться равнодушно к ходу
дел во Франции. Они уже больше не волновались при виде того, как
выростали новые правительства и свергались старые. И этот момент
был началом конца освободительного движения того времени. Буржуа-
зия упрочила свое господство и стала отныне бороться за всевозмож-
ные интересы, но только не за свободу и благоденствие всего народа.
Реакция в провинции.
Низвержение демократий в Париже дало себя чувствовать в про-
винции еще перед последним восстанием предместий. Вандея и Бретань
вплоть до весны не складывали еще оружия, хотя в этих опустошен-
ных областях война носила теперь только партизанский характер.
На юге и востоке Франции реакция распространилась с поразительной
быстротой. У пылких южан в бурные времена страсти разыгрываются
с особенной силой. Подобно тому, как раньше марсельская и авинь-
онская молодежь бесстрашно ринулась в бурю революции, так и теперь
население юго-востока слепо дало себя увлечь в водоворот реакции.
Священники, отказавшиеся дать присягу, и дворяне-эмигранты вели
здесь свои интриги и агитацию. Правда, им было под страхом смерти
запрещено вступать на французскую территорию, и вначале они дол-
жны были вести свою пропаганду из Швейцарии. Но после падения
якобинцев они стали более смелы и часто отваживались переходить
через границу: они знали, что возбужденное против якобинцев насе-
ление защитит и охранит их. Как известно, многие комиссары кон-
вента отличались чрезвычайной строгостью при подавлении роялистских
и федералистических восстаний. Теперь открывалась возможность
мстить за это. Но террор реакции носил гораздо более жестокий
характер, чем террор революции. Ведь как бы то ни было, револю-
ционный террор был большей частью облечен в известные судебные
и правовые формы, а реакционный террор массами убивал людей без
соблюдения каких бы то ни было формальностей. Отказавшиеся дать
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
217
присягу священники всеми средствами возбуждали в народе фанати-
ческую ненависть к якобинцам. Они просто призывали уничтожать
огнем и мечом „безбожных11 террористов. Под террористами подразу-
мевались все сторонники Робеспьера и системы ужаса, все те лица,
которые поддерживали революционные учреждения, революционные
комитеты и комиссаров. Теперь террористы стали подвергаться таким же
преследованиям, каким во время революции подвергались аристократы.
Священники осповывали так называемые общества Иисуса или Солнца,
ставившие себе главной целью преследование якобинцев и террористов.
К тому же, священники объявляли конфискацию церковных имуществ
святотатством, а религиозные акты конституционных священников
недействительными. Вскоре эти общества Иисуса или Солнца сильно
размножились и. так возбудили население, что ни один из более или
менее известных якобинцев не мог показываться на улицах, не рискуя
при этом своей жизнью. Многие якобинцы были заключены в тюрьму,
и так как администрация собиралась вести против них судебные про-
цессы с соблюдением формальностей, то общества Солнца боялись,
как бы их не оправдали. 5-го мая 1795 года в Лионе должен был
начаться процесс одного человека, несшего там при Колло д‘Эрбуа
полицейскую службу. Натравленные священниками члены общества
Солнца вошли толпой в зал судебного заседания и потребовали смерти
обвиняемого. Когда судьи захотели судить его с соблюдением фор-
мальностей, толпа убила обвиняемого. Затем она взяла штурмом тюрьму
и убила без всякого следствия 97 человек, арестованных по подозре-
нию в принадлежности к приверженцам террора. Священники в обла-
чении присутствовали при том, как арестованных убивали саблями
и топорами. Никаких следствий, никаких допросов тут не было. Многие
исполнители этого реакционного „народного судаи имели при себе
четки. В Лионе достаточно было окликнуть кого-нибудь словом
„Math vonu, чтобы этого человека бросили в Рону, как террориста.
Ареной сентябрьских убийств 1772 года был почти один только Париж.
А теперь такие убийства происходили чуть ли не на всем юге. В Эксе
11-го мая на глазах у комиссара конвента Шамбона было убито 30 аресто-
ванных. Повсюду на якобинцев устраивались настоящие облавы. В Тара-
сконе палачи в масках втаскивали свои жертвы на высокую башню
и бросали их оттуда на прибрежные утесы. В Тулоне якобинцы под-
няли 17-го мая восстание; они собрали отряд в 3.000 человек и смело
двинулись против приближающихся солдат конвента. Но конвентские
войска были втрое сильнее, и повстанцы после упорного сопроти-
вления потерпели поражение. Так окончилась неудачей эта попытка
оказать сопротивление реакции на юге. В то же время в Марсели
общество Солнца частью расстреляло картечью, частью заживо сожгло
200 арестованных террористов, заключенных в форте Сен-Жан. Власти
вмешались в дело поздно, и арестованные убийцы были вновь осво-
бождены. Много крови было пролито также в Авиньоне и еще неко-
торых других местах. Кровожадные преследователи демократов беспре-
пятственно набрасывались на свои.жертвы: зачинщики убийств 1795 г.
на юге Франции даже не были привлечены к ответственности.
Базельский (пир.
Несмотря на все раздиравшие Францию неурядицы, созданная
Питтом великая коалиция не имела никакого успеха. Если военное
счастье и изменяло иногда французам, то все же ни одного солдата
218
В. Б Л О С
коалиции не было на французской почве. Даже в периоды самых
жестоких партийных распрей республика проявляла поразительную
энергию и настойчивость на поле битвы. Гениальный Карно руко-
водил движениями войск, придав им характер цельного и могучего
организма.
Война утомила некоторых участников коалиции. Великий герцог
Тосканский Фердинанд III стал бояться за свой трон, увидев, что
французы победоносно перешли Альпы. Его страх потерять престол
был сильнее его ненависти к Франции, и он поэтому решил вступить
с- республикой в переговоры о мире. Он послал в Париж генерала
Карлетти, и тот заключил с Францией договор, по которому Тоскана
обязывалась уплатить миллион франков военной контрибуции. Пред-
ставитель Тосканы очень легко столковался с реакционным конвен-
том, тогда как год тому найад такое соглашение вряд ли было бы
возможно. Кроме того, этот факт льстил тщеславию термидористов,
которые тут могли выступать в роли государственных деятелей.
Тем временем Пишегрю завоевал Голландию. Он завладел остро-
вом Боммелем и в январе напал на английскую армию, которую и
заставил после нескольких стычек отступить. Наступили страшные
холода, реки и болота замерзли и не могли уже больше служить
защитой. Английская армия, постоянно преследуемая Пишегрю, ока-
залась в ужасном положении и была очень довольна, когда ей удалось
кое-как достигнуть германской границы. Голландские патриоты востор-
женно приветствовали французов, а штатгальтер Вильгельм V бежал
в Англию, так как он понял, что ему нечего рассчитывать на любовь
своего народа. Голландский флот должен был последовать за ним; но
дело затянулось, и благодаря стому здесь совершилось неслыханное
событие: военный флот был взят кавалерией. Суда были затерты
льдом, и, когда несколько эскадронов французских гусар появились
нй льду, они сдались.
Голландские патриоты оказывали французам всякое содействие;
поэтому победители отнеслись к Голландии не как к завоеванной,
а как к союзной стране. 16-го мая была учреждена Батаеская республика.
Потеря Голландии была очень чувствительной для коалиции и немало
содействовала ее распадению.
Война надоела также и прусскому королю Фридриху-Вильгельму IL
Ему гораздо больше нравились удовольствия придворной жизни, чем
тяжелый и опасный поход против французов. Победы французов воз-
будили у прусского монарха опасение, что если французы вступят
победителями в Германию, то они могут жестоко отплатить за напа-
дение 1792 года. Денег у него было тоже не особенно много, так как
его кассу опустошили как война, так и придворные фавориты. Субси-
дии Англии были недостаточны. От Австрии нельзя было получить
ни гроша, так как ее собственная касса была совершенно пуста.
Австрии предложили, чтобы она платила Пруссии за участие в коали-
ции ежегодно тридцать миллионов талеров и дала ей в виде залога
австрийскую Силезию. Но Австрия дё согласилась на это предложение.
Кроме того, Пруссия после, подавления польской революции в преды-
дущем году боялась конфликта с Россией из-за раздела несчастной
Польши, а дружба с Австрией была очень ненадежна. Каждая из
этих держав подозревала другую в том, что та хочет заключить с
французской республикой выгодный для себя мир. Вследствие всего
этого, начались мирные переговоры, которые велись, главным обра-
зом, в Базеле прусским поверенным Гольтцем и французским послан-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
219
ником в Швейцарии Бартелеми. Уже в январе прусский секретарь
• Гарнье приехал в Париж, чтобы вести переговоры непосредственно
с комитетом благоденствия. Прусский дипломат, конечно, сумел очень
хорошо поладить с термидористами; говорилось даже о союзе между
Францией и Пруссией. Но до этого дело не дошло. 5-го апреля был
заключен отдельный мирный договор между Францией и Пруссией.
Пруссия оставила свои владения на левом берегу Рейна во власти
Франции до общего мира, заключению которого должен был содей-
ствовать прусский король. Тайная статья мирного договора установляла,
что если германская империя согласится на передачу левого берега
Рейна республике, то прусский король получит территориальное
вознаграждение за свои земли на этом берегу; конечно, при этом име-
лась в виду одна из германских же областей. Это замечательное
соглашение могло осуществиться, разумеется, на счет Австрии. 17 мая
была объявлена демаркационная линия, которая проходила от восточ-
ной Фрисландии до Майна и Кохера и определяла будущую нейтраль-
ную область. Относительно Ганновера, принадлежавшего тогда Англии,
возникли некоторые затруднения, и прусские государственные деятели
были не прочь разрешить это затруднение присоединением Ганновера
к Пруссии. Но Пруссия должна была ждать еще семьдесят лет, пока
Ганновер был навсегда присоединен к ней.
После выхода Пруссии из коалиции оказалось возможным заклю- .
чить мир с Испанией. Правда, мирные переговоры были еще раз пре-
рваны, так как испанский кабинет постановил основным условием
мира с Францией восстановление королевской власти на основе консти-
туции 1791 года и освобождение сидевшего в Тампле сына Людовика XVI.
Te\i временем молодой Капет умер, что дало реакционерам повод
обвинить республиканцев в убийстве его. Между тем, французы одержи-
вали в Испании все новые и новые победы. Монсе, командовавший
западной пиринейской армией, разбил 6-го июля испанцев при Ормее
и занял Бильбао. Командир восточной пиринейской армии Шерер,
несмотря на жалкое состояние своего войска, также одержал несколько
побед над испанцами, взял крепость Фигуэрас с большими военными
запасами и двинулся на Мадрид. „Князь-миротворецu Годой, кото-
рый, благодаря своей любовной связи с королевой, стал временщиком
и управлял Испанией, очень боялся, чтобы вступление французов в
Испанию не вызвало в стране демократического движения. Между
воюющими державами состоялось соглашение: Франция получила
испанские владения на острове Гаити, но зато отказалась от всех
земель, завоеванных ею на Пиринейском полуострове. 22-го июля в
Базеле был заключен мир.
Тем временем декрет конвента об амнистии возымел свое дей-
ствие в Вандее; инсургенты временно покорились, потому что они
были совершенно обессилены. Вожди восставших враждовали между
собой. Ларош-Жакелен был убит в одной стычке; Стофле и Шаретт
поссорились друг с другом после того, как Шаретт получил от графа
прованского титул генерал лейтенанта, что Стофле считал обидой для
себя. В Вандее республиканскими войсками командовал Канкло, а
в Бретани—Гош. Оба эти генерала вели умную тактику примирения.
К тому времени в Вандее восстание было уже очень слабо; в Бре-
тани же маркиз де-Пюизе и любитель приключений Корматен органи-
зовали энергичную партизанскую войну под названием „шуанерии*
(Chouannerie), при чем шуаны действовали, как разбойники. Шаретт и
Стофле покорились, чтобы дать Вандее время оправиться, и заключили
220
В. Б Л О С
с республикой мир, однако, лишь затем, чтобы при первой возможности
снова восстать против нее.
Таким образом, конвент одержал победу над своими внутренними
врагами и в то ясе время расстроил коалицию Пигга, которая теперь
состояла уже только из Англии, Австрии, Португалии, Сардинии, и
Неаполя. Франция вышла победительницей из борьбы с иностранными
державами. Но термидористы не умели, да и не желали как следует
использовать эти успехи. Преследование террористов и обогащение на
счет государства совершенно поглотило этих людей.
Эмигранты.
Термидористы и соединившиеся с ними жирондисты полагали,
что теперь настал тот момелт, которым можно воспользоваться для
окончательной ликвидации революции и для переустройства госу-
дарства и общества по своему вкусу. Якобинцы были низвержены и
ежедневно подвергались кровавым преследованиям; предместья Парижа
были обезоружены и изнывали под гнетом тяжелой нужды; буржуаз-
ная аристократия достигла полного господства. Конвент просто поло-
жил под сукно конституцию 1793 года и назначил комиссию из
одиннадцати членов, которая должна была выработать новую кон-
ституцию.
Тем временем в республиканском Париже роялистские элементы
стали все сильнее и сильнее подымать свой голос. Правая конвента
даже не старалась скрывать, что она желает восстановления монархии.
Роялизм с поразительной быстротой распространился в зажиточных
кварталах города. Многие эмигранты осмелились даже вернуться *во
Францию. Госпожа Сталь, значение которой так часто преувеличи-
вается в истории, снова открыла свой салон, где собирались реакционеры
всякого рода. „Золотая молодежь “ открыто выступила за монархию,
и вскоре в Париже возродилась роялистская пресса. Можно было
подумать, что в Сен-Жермене снова воскресла аристократия старой
Франции. Не прошло еще и года после низвержения Робеспьера, и
тот самый Париж, который так долго был центром революции и душой
республики, 'теперь, казалось, весь был проникнут желанием восстано-
вить монархию.
Молодой Капет, которого роялисты называли Людовиком XVII, тем
временем умер в Тампле. Сапожник Симон, на попечение которого
был отдан сначала мальчик, очень жестоко обращался с бывшим на-
следником престола; после казни Симона, который погиб на эшафоте
девятого термидора вместе с Робеспьером, молодой Капет содержался
под арестом, так как правители республики боялись, что если похитят
мальчика, то это может усилить роялистское движение. Мы не можем
решить, верны ли те ужасающие рассказы об обращении с ребенком,
которые распространяют роялистские историки; поэтому мы оставим
этот вопрос открытым. Но несомненно, что за молодым Капетом, кото-
рый раньше страдал английскою болезнью, долгое время был очень
плохой уход. Однако, здесь не может быть и речи о „медленном убий-
ствеи. Как бы то ни было, молодой Капет умер 8-го июня 1796 года,
и предположение, что язвы, покрывшие его тело, были следствием
английской болезни, кажется нам теперь наиболее правдоподобным.
Как известно, впоследствии появилось много самозванцев, выдававших
себя за прежнего наследника престола и встречавших доверие среди
роялистов. Все эти самозванцы утверждали, что наследник престола
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
221
был похищен из тюрьмы и подменен другим ребенком. Тщательные
расследования показали, что Людовик, сын Людовика XVI и Марии-
Антуанетты, действительно умер в Тампле 8-го июня 1795 года.
Особенно настойчиво выдавал себя за наследника престола часовщик
Наундорф из Пруссии. Многие верили ему, и он жил этим обманом;
Его потомки до сих пор утверждают, что они происходят от Людо-
вика XVII.
После смерти маленького Капета граф Прованский стал называть
себя Людовиком XVIII, а его брат граф д‘Артуа принял титул М nsieur.
Граф Прованский остался в Вероне. Но граф д^Артуа, находившийся
в Англии, нашел настоящий момент подходящим для вторжения
эмигрантов во Францию. В его руках были^се необходимые для этого
связи с Бретанью и Вандеей. Особенно энергичную деятельность про-
являл Пюизе, который старался подготовить восстание в этих опусто*
шенных войною провинциях. Шаретт и Стофле об‘явили себя готовыми
по первому знаку начать враждебные действия против республики.
Масса эмигрантов собралась в Англии, куда их созвал граф
д1хА.ртуа; английское правительство вызвалось помочь предприятию
деньгами, военными кораблями и оружием. Надеялся ли Пита дей-
ствительно на успех этого предприятия? Он так ненавидел республику
и революцию, что виды на успех казались ему лучшими, чем они
были на самом дело. План был таков: хотели пристать к западному
берегу Франции, высадить на сушу эмигрантов и проникнуть внутрь
страны для соединения с военными силами Шаретта, Стафле и Корма-
тена. Однако, вышло иначе, чем предполагали.
В Англии эмигранты обучились военному искусству и соргани-
зовались. Сначала их было около 1.500 человек, потбм к ним присоеди-
нились 3.000 пленных солдат Французской республики, которых одели
в английскую военную форму, снабдили белой кокардой и распреде-
лили по батальонам эмигрантов. Нужно было иметь очень превратное
представление о положении вещей во Франции, чтобы надеяться на
то, что эти насильно переодетые республиканские солдаты будут бо-
роться 1ю Франции под роялистским знаменем.
Граф д1Эрвильи и Пюизе начальствовали над войском, которое
отправлялось во Францию на английских кораблях под командой
адмирала Уорена. Флот вез провиант, достаточный для прокормления
6.000 человек в течение трех месяцев, 17.000 мундиров для пехоты,
4.000 мундиров для кавалерии, 27.000 ружей, 10 пушек и 600 бочек
пороха. В военной кассе эмигрантов было 10.000 луидоров.
Английский флот вышел в море; 23-го июня он имел стычку
с французскими кораблями, которые были им отброшены, и пристал
25-го июня к полуострову Киберону, находящемуся па западном берегу
Бретани. В Вандее и Бретани заволновались реалистически настроен-
ные крестьяне; в одном только Морбиане стояло под ружьем около
10.000 человек. Они соединились с эмигрантами и дошли до Ванна.
Правда, вожди роялистов не ладили друг с другом, но вначале,
казалось, все благоприятствовало им. Гош, командовавший здесь рес-
публиканскими войсками, не был подготовлен к такому сильному
и внезапному нападению неприятеля и не сосредоточил своих войск
в одном месте. Эмигранты, двинувшись с Киберона, взяли приступом
форт Пантьевр, который лежал на узком перешейке, соединяющем
Киберон с материком.
Но в это время Гош успел стянуть свои войска, напал на бре-
тонских шуанов, которые тщетно ожидали помощи от эмигрантов,
222
В. Б Л ОС
и разбил их на-голову. Эмигранты, получившие тем временем под-
крепления из Англии, оставались на полуострове Кибероне, так как
их вожди никак не могли столковаться насчет плана нападения.
Вскоре они столкнулись лицом к лицу с Гошем, который теперь имел
в своем распоряжении около 15.000 войска; прибыли также комиссары
конвента Талльян и Блад, снабженные чрезвычайными полномочиями.
Заняв позицию у Сен-Барба, Гош отрезал находившихся на Кибероне
эмигрантов от материка. 16 июня эмигранты под начальством Эрвильи
смело двинулись с полуострова, но были разбиты Гошем и должны
были снова вернуться на свой роковой полуостров. Этим положение
эмигрантов значительно ухудшилось, так как полчища восставших
крестьян были тем временем разбиты и рассеяны.
Между тем, Гош напал ночью на форт Пантьевр, служивший
защитой полуострову, и взял его приступом. Республиканские солдаты,
которых в Англии принудили стать в ряды эмигрантских батальонов,
немало способствовали успеху этого приступа и массами переходили
к Гошу. На утро эмигранты увидели, что на форте развевается трех-
цветное знамя, и поняли, что они погибли. Они отступили на край
полуострова, а граф Сомбрель, только что прибывший из Англии,
пытался оказать последнее сопротивление республиканским войскам.
Английские военные суда помогали им, обстреливая из пушек полу-
остров. Гош двинулся вперед не сразу, и полагают, что он, по мягкости
своего характера, хотел дать эмигрантам время спастись на английские
корабли. Но английские шлюпки пришли слишком поздно, и нельзя
было в короткое время разместить в них тысячи людей, толпившихся
на полуострове. Когда же республиканцы вышли, наконец, из завоеван-
ного форта и двинулись на полуостров, эмигранты пришли в ужас.
Они так дико бросались к шлюпкам, что нередко английские матросы
должны* были разгонять их ударами сабель. Только очень небольшая
часть эмигрантов могла поместиться в шлюпках; Пюизе, очень доро-
живший жизнью, бежал одним из i первых. Сомбрель, наоборот, был
взят в плен вместе с 1.000 эмигрантов, 3.000 шуанов и с 1.600 преж-
них республиканских солдат.
После того, как английский флот скрылся, Гош со своими вой-
сками отступил. Комиссары конвента Талльян и Блад должны были
наказать арестованных. В это время Талльяна подозревали в тайных
сношениях с роялистами; он воспользовался теперь случаем, чтобы
показать себя ярым республиканцем, и в резкой речи требовал, чтоб
взятые в плен понесли наказание, полагающееся по закону. По закону
же они должны были быть приговорены к смертной казни. В Орэ был
учрежден военный суд, и около 600 пленных были осуждены и рас-
стреляны.
Попытка роялистов свергнуть республику с помощью Англии не
увенчалась успехом. Тогда роялисты снова принялись за свои интриги
в Париже, где конвент как раз обсуждал новую конституцию. Они так
деятельно вели агитацию в парижских секциях, что вскоре все они,
за исключением очень немногих, перешли в лагерь роялистов.
Новая конституция.
Конституция, выработанная реакционным конвентом, не носила
уже демократического характера, хотя и называлась республиканской.
Были введены косвенные выборы; избиратели выбирали выборщиков,
а выборщики—народных представителей; Выборщиком мог быть лишь
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
223
тот, кто владел известным имуществом и мог представить доказатель-
ства, что он регулярно платил подати; избирателем же был каждый
гражданин, достигший 21-го года. Народным представителем могло
быть лицо, достигшее известного возраста и обладавшее известным
состоянием. Новая конституция снова вводила двухпалатную систему.
Таким образом, даже конституция 1791 года была демократичнее, так
как она установляла одну палату. Народное представительство должно
было состоять из двух корпораций, а именно: из совета пятисот и совета
старейшин (Conseil des anciens). Члены совета пятисот должны были
быть це моложе тридцати лет; ежегодно треть этого совета обновлялась.
Совет пятисот предлагал законы, которые вступали в силу лишь по
утверждении их советом старейшин. Совет старейшин состоял из
250 членов; треть его тоже должна была ежегодно обновляться. Его
членами могли быть лица не моложе сорока лет, и притом они должны
были быть женатыми или вдовцами. Совет старейшин мог цо своему
усмотрению налагать veto на постановления совета пятисот, и этим
бессмысленность двухпалатной системы доведена была до крайности.
Правительственная власть находилась в руках директории, состоявшей
из пяти членов и ответственной перед народным представительством.
Ежегодно должен был выходить в отставку один из директоров, и он
не мог быть избран вторично. Отдельные отрасли управления находи-
лись в рукак министров. Эта конституция, казалось, была создана для
того, чтобы вызвать возможно больше конфликтов, потому что в этом
сложном и запутанном правительственном механизме были неизбежны
постоянные затруднения и противоречия. Правда, конституция была
прикрашена декларацией прав человека, но это звучало только на-
смешкой, так как хотя и признавалась свобода печати и совести, но
зато было отменено одно из важнейших прав народа, а именно: право
собраний; эта конституция запрещала все народные общества, устраи-
вавшие публичные заседания, имевшие трибуну или бюро.
Кроме того, было постановлено, что оба совета могут сами выби-
рать место своих заседаний и что закон может вступить в силу только
после того, как он будет принят в трех чтениях, по в экстренных
случаях совету старейшин разрешалось делать исключения из этого
правила.
^онвент дал, таким образом, роялистам перехитрить себя. Выра-
ботанная им конституция была недемократична и снова делала
народную массу политически бесправной, допустив к участию в законо-
дательстве и управлении только состоятельные классы населения.
Автором этой конституции был, главным образом, Дону, который и
делал в конвенте доклад о ней; этот господин полагал, что он
осчастливил отечество своими необычайно умными и глубокими идеями.
Но он скоро должен был разочароваться. Преследование якобинцев и
террористов совершенно сломило демократию. Отсюда само собою выте-
кало, что новое народное представительство будет состоять исклю-
чительно из реакционеров.
Конвент вдруг с ужасом оглянулся на создавшееся положение
вещей и почувствовал, что новая конституция или повлечет за собой
монархию или вызовет новую гражданскую войну. Между выскочками
революции было много лиц, боявшихся восстановления монархии, сто-
явшая у власти буржуазия не хотела, чтобы бразды правления были
вырваны из ее рук. Конвент увидел, что реакция слишком высоко
поднимает голову и что он сам расшатал почву под своими ногами.
Но он не мог решиться провалить новую конституцию после того,
224
В. Б Л О С
как уже раз принял ее, и она была окончательно утверждена под
именем конституции III года республики.
Колеблясь между страхом и надеждой, конвент придумал стран-
ный выход: оп постарался обеспечить себе на ближайшее время боль-
шинство в советах. Поэтому наряду с конституцией были изданы два
новых декрета. Первый из них устанавливал, что две трети совета
пятисот и совета старейшин должны состоять из членов конвента, вто-
рой же декрет говорил о том, что эти две трети должны быть избраны
не избирателями, а самим конвентом. Таким образом, конвент мог
исключить из нового представительства нежелательные для него остатки
партии Горы и получить в советах желательное большинство.
Конституция III года и оба декрета были переданы на утвер-
ждение первичных собраний. Конвент рассчитывал, что они будут
приняты, и не ошибся, так как народная масса была еще достаточно
демократична для того, чтобы, где это возможно, оказывать сопроти-
вление реакции. Правда, с точки зрения демократических принципов,
народ должен был бы голосовать против этой конституции: совершенно
не в его интересах было гарантировать реакционному конвенту гос-
подство еще на некоторое время. Но тут приходилось из двух зол
выбирать меньшее, что народ и сделал.
Конституция была почти единогласно принята французским паро-
дом, так как роялисты тоже голосовали за нее—ведь эта конституция
открывала им широкие перспективы! Но и декреты о большинстве
двух третей, несмотря на то, 'что роялисты прилагали все усилия к
тому, чтобы провалить их, тоже были приняты. Роялисты упрекали
конвент в том, что он нарушает права народа, хотя на самом деле
их эго не особенно беспокоило. „Золотая молодежь14, которая была
теперь роялистична и не скрывала своего враждебного отношения к
конвенту, толпилась на улице и кричала: „Долой две трети!44 В Париже
только одна секция, а именно секция Quinze-Vingt, приняла декреты,
во всех же остальных секциях они были отвергнуты, и роялисты при
этом держали себя так нахально, что советовали' всем патриотам не
являться на собрание избирателей, а тех, кто все-таки приходил туда,
они просто выгоняли.
Когда 22-го сентября конвент об‘явил о принятии французским
народом конституции и обоих декретов, роялисты сильно заволновались.
Они надеялись, что при помощи конституции им удастся восстановить
монархию, а теперь .большинство в две трети исключало эту возможность.
Поэтому они решились на вооруженное восстание.
Таким образом, появление на свет этой несчастной конституции
повлекло за собой гражданскую войну. Через год и три месяца после
падения терроризма в Париже произошло вооруженное восстание
роялистов против конвента: до того быстро усиливалась реакция.
Рабочие предместий оставались спокойными, хотя и они должны
были чувствовать приближение грозы Они не ждали ничего ни от
роялистов, ни от конвента, который не облегчил их бедствий и обез-
оружил их. Они равнодушно смотрели на исход борьбы.
Восстание роялистов.
К этому времени прибыло в Париж—частью тайно, частью
открыто—много эмигрантов, так как они видели, что вооруженное
столкновение роялистов с республиканцами стало неизбежным. Секции
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
225
выбирали из дворян руководителей для предстоящей борьбы. Органи-
затором роялистского восстания против конвента был некий Леметр.
Когда конвент назначил йа 2-ое и 12-ое октября выборы двух
третей в советы, Париж заволновался. „Золотая молодежь14 вступила
в стычки с вооруженной силой' конвента. Конвент издал ряд энергич-
ных декретов против роялистов и отменил закон о подозрительных
лицах, так как этот закон давал широкий простор действиям рояли-
стически настроенных городских властей. Вражда между партиями
разгоралась все сильнее и сильнее, и „золотая молодежь“ пе старалась
скрывать своего намерения разогнать конвент и восстановить монархию.
Таким образом, на конвент нападали те самые люди, которые полгода
тому назад при восстании предместий помогали ему.
Задолго до дня выборов четыре секции собрали своих выборщи-
ков и решили охранять их вооруженной силой. Конвент запретил
собрания выборщиков до дня выборов, но его декрет был встречен
насмешками и свистками. Тогда конвент стал тоже готовиться к борьбе:
он разогнал вооруженной силой выборщиков, об‘явил свои заседания
беспрерывными и назначил особую комиссию для охраны обществен-
ного порядка. Находясь в стесненном положении, конвент призвал на
помощь так жестоко преследуемых им террористов и якобинпев, и те
были достаточно великодушны, чтобы откликнуться па его призыв.
Они были снабжены оружием и образовали „баталгюн патриотов
1789 года", численностью в 2.000 человек. Неспособный генерал Меиу,
благодаря трусости которого секции одерживали сначала победы,
отказался командовать этим батальоном, так как этот батальон, по его
словам, состоял из бандитов. „Батальон патриотов" в последней схватке
за конвент сражался с большой храбростью.
Секция Лепеллетье составляла центр восстания; к ной из 48 париж-
ских секций присоединилось 44, численностью приблизительно в
40.000 человек; но с прэриаля месяца у секций не было больше орудий.
Раздался генеральный марш, вооруженные национальные гвардейцы
соединились, и в горячей прокламации, направленной против „палачей
в конвенте1 было провозглашено начало восстания. Генерал Мену с
войсками конвента двинулся против секции Лепеллетье, но натолкнулся
на очень сильное сопротивление и трусливо отступил. Он был сей-
час же смещен.
В этот критический момент Барра, которого конвент назначил
начальником всех вооруженных сил, вспомнил об одном молодом
офицере, которого он считал сцособным отразить наступление рояли-
стов. .„>/ знаю, -сказал он, одного маленького корен канна, который
не будет церемониться**. Этрт маленький корсиканец был не кто иной,
как Наполеон Бонапарт, который выказал свои замечательный воен-
ные способности уже при осаде Тулона; после падения Робеспьера,
сторонником которого считался Бонапарт, он был арестован и затем
отставлен от должности. В течение нескольких месяцев он ждал
в Париже подходящей должности, имея очень мало шансов на успех.
Бонапарт носился с самыми фантастическими планами, так что
некоторые принимали его за психически ненормального человека.
Барра предложил его, как второго командира, и Бонапарт, призванный
в комиссию пяти, говорил там о средствах, которые могут привести
конвент к победе, так уверенно, что ему сейчас же предложили защиту
Тюльери. Никто и предчувствовать не мог, каковы будут последствия
этого назначения, и никто не мог предугадать в этом тщедушном
и молчаливом офицере будущего императора французов.
История Французской революции/ 15
226
в. в л о с
В то время как секции медлили с нападением на конвент,
Бонапарт, не теряя времени, принял самые решительные меры.
Он знал, что орудия национальной гвардии стояли в Медоне в парке;
сейчас же за ними был послан сильный отряд кавалерии. Наполеон
располагал всего на всего 7.000 человек, и все же перевес был на его
стороне, так как у него были пушки, дисциплинированное войско,
и сам он был гениальным полководцем. Тюльери был вскоре превращен
в крепость, орудия которой обстреливали ведущие к нему пути.
Бонапарт подумал и об отступлении, и поэтому велел принести в зал
конвента 800 ружей и патронташей, чтобы в крайнем случае вооружить
депутатов в качестве резерва. Провиант был заготовлен на несколько
дней.
Повстанцами командовал генерал Даникан: это был эмигрант,
когда-то боровшийся за республику в Вандее, смененный за неспо-
собность. Даникан видел, что он со своими национальными гвардей-
цами бессилен против батарей Бонапарта; но его заставили произвести
нападение. Отбросив один из постов Наполеона, он отправил парла-
ментера к конвенту с требованием удалить войска, разоружить терро-
ристов и отменить декрет относительно двух третей в советах. Роялисты
Конвента были готовы вступить в переговоры с парламентером.
Но поэт Шенье воодушевил конвент, сказав: „>/ удивляюсь, что у нас
отнимают время рассказами о требованиях восставших секции. Здесь
не о чем вести переговоры, нечего улаживать; конвенту остается или
победить или умереть!* Эти слова были встречены громом аплодис-
ментов, и переговоры были прерваны.
После этого 4-го октября (13-го вандемьера) 1795 года в четыре
часа пополудни Даникан с роялистскими секциями двинулся на конвент.
Повстанцы шли по всем улицам, ведущим к Тюльери. Но они везде
были встречены ужасной картечью и приведены в замешательство.
Тогда Бонапарт двинул свои батальоны и. напав на роялистов у церкви
св. Роха, где они собрали свои лучшие силы, обратил их в бегство.
Затем Бонапарт выдвинул вперед свои пушки, и к шести часам .вечера
секции потерпели такое поражение, что он велел стрелять в убегающих
холостыми снарядами, чтобы избежать ненужного кровопролития.
В этой битве обе партии потеряли убитыми около 400 человек: конвент
одержал полную победу. Ночью Бонапарт занял все важнейшие пункты
города.
Конвент поступил с побежденными не так строго, как раньше
с якобинцами и восставшими рабочими предместий. Он довольство-
вался тем, что обезоружил секцию Лепеллетье, уволил генеральный штаб
национальной гвардии и распустил стрелковые отряды „золотой
молодежи14. Особая комиссия должна была судить участников восстания.
Но всем скомпрометированным лицам дали время убежать, а пресле-
дование было так небрежно, что некоторые из осужденных заочно
(in cotumatian) совершенно открыто разгуливали по улицам Парижа.
Реакционный конвент, казалось, хотел выказать свои симпатии
тем самым роялистам, которые только что с оружием в руках нападали
на него и пытались свергнуть республику.
Конец деятельности конвента.
Заканчивая свою трехлетнюю деятельность, конвент выбрал из своей
среды две трети обоих советов и членов будущего правительства—
Директории. Недавнее восстание секций показало распространенность
ИСТОРИЙ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
227
и силу вновь развивающегося роялизма, и буржуазия, старавшаяся
сохранить власть в своих руках, с тревогой смотрела на будущее.
В последнее время конвент снова накинул на себя республиканскую
мантию. В Директорию были выбраны только те люди, которые голо-
совали за казнь Людовика XVI, а именно: Барра, Ревбелль, Ларевельер-
Лепо, Летурнер и, вместо Сийеса, отклонившего избрание, Карно.
Затем конвент издал амнистию, которая распространялась на все
политические акты, но под нее не подпали граждане, отправленные
в ссылку. Тот самый конвент, который так мягко поступил с восстав-
шими секциями, отказал в амнистии Колло д‘Эрбуа и Бильо-Варенну.
Затем конвент об‘явйл революцию законченной, как будто это
зависело от какого-нибудь парламентского декрета, и переименовал
прежнюю площадь Революции в площадь Согласия.
25-го октября 1795 года конвент разошелся. Президент сказал:
„Национальный конвент об‘являет, что его миссия исполнена и заседания
его окончены11. При криках: „Да здравствует республика! “ члены
конвента разошлись.
Этот парламент, управлявший республикой среди бурь революции
и отправивший так много своих членов на эшафот, всегда будет занимать
выдающееся место в истории. Недостатки его очень велики; но гораздо
более значительны труды его, которые совершенно преобразовали
Францию. В его трудах часто сказывается незаконченность и поспешность,
чего не могло не быть у собрания, которое должно было в одно й то
же время и защищать Францию против великой коалиции Питта
и вести самую страшную гражданскую войну. Конвент, бывший детищем
республиканского восстания, вскоре увидел, что две трети Франции
стоят против него с оружием в руках; победив всех своих против-
ников, он склонился перед Робеспьером и создал интересную эпоху
царства добродетели и ужаса, чтоб в конце своей деятельности проявить
необыкновенную вспышку энергии. Он видел, как против него шли
вооруженные колонны демократии и роялизма, и под гром бонапар-
товских пушек он закончил свои бурные и оживленные заседания.
Этот парламент, отличавшийся таким обилием блестящих имен,
привел, правда, Францию к борьбе с великой коалицией Питта, но
оставил страну в состоянии полного истощения. В эпоху терроризма
конвент пробовал бороться с народными бедствиями; после падения
системы ужаса конвент приложил все усилия к тому, чтобы подавить
движения народных масс, изнывавших под бременем нужды. Под
давлением терроризма он издал целый ряд принудительных мер,
слишком усердное применение которых отзывалось пагубно на Фран-
ции; по окончании системы террора все эти принудительные меры
были, как мы видели, внезапно отменены, и эта внезапная отмена их
должна была отозваться на экономическом положении страны еще
более пагубно.
Франция очутилась в очень затруднительном финансовом поло-
жении, и никакие принудительные меры не могли тут помочь. Вслед-
ствие ломки всех общественных отношений, подати вносились крайне
нерегулярно, и правительству ничего больше не оставалось, как навод-
нять Францию новыми массами ассигнатов. Эта масса бумажных денег
была еще увеличена столь постыдно выпущенными Англией фальши-
выми ассигнатами. Чем больше ассигнатов выпускало правительство,
тем ниже стоял их курс, и чем быстрее их курс падал, тем больше
ассигнатов выпускалось. Потребность в ассигнатах была так велика,
что правительство не успевало их печатать. Уже весной 1796 года
228
В. Б Л О С
курс ассигнатов упал до 7%; летом 1795 года они стоили лишь г1^0/^
своей номинальной цены. При этом очень сильно пострадали креди-
торы государства, которые должны были принимать ассигнаты по их
номинальной стоимости.
Должники также выплачивали свои долги ассигнатами по их
номинальной стоимости, и против этого мало что можно было поделать^
По мере того, как падала стоимость ассигнатов, повышались цены
товаров. В лучшем положении были крестьяне, обрабатывавшие землю,
так как теперь цена на хлеб была необычайно высока; поэтому в де-
ревне царила сравнительная роскошь, что стояло в резком противоречии
с ужасающей нуждой народных масс больших городов. Сельский арен-
датор мог покрывать арендную плату выручкой от продажи небольшой
части урожая. Прежде для облегчения нищеты в городах в деревнях
предпринимались реквизиции; теперь на бедствие пролетариата не
обращали никакого внимания, и крестьяне, которые своей свободой
были обязаны восстанием пролетариата столицы, стали теперь консер-
ваторами и пе интересовались ничем, кроме своей земли.
Достигшая власти буржуазия беспрепятственно наслаждалась бла-
гами жизни. В столице, несмотря на все политические катастрофы,
продолжалась безумная суета. Благодаря отмене принудительных зако-
нов, люди могли снова заниматься разными грязными делами; было
время, когда все в Париже вели меновую торговлю. Ростовщики нажи-
вали огромные деньги, скупая массами всевозможные предметы и жиз-
ненные припасы за малоценные бумажные деньги и вновь продавая
их, наживаясь при этом на постоянных колебаниях курса.
Как и всегда, от всех этих неурядиц больше всего страдал низший
класс населения. Раньше рабочий класс волновался по малейшим
поводам, теперь же он совершенпо равнодушно относился ко всем
политическим переворотам. Кроме того, самые энергичные элементы
этого класса погибли на поле битвы, проливая свою кровь за респуб-
лику. Парижские предместья не удавалось уже больше привести в дви-
жение после их разоружения в мае 1795 года. Несчастный исход
восстаний отнял у них всякую надежду на улучшение своего положения.
Так исчезла у всех классов населения страсть к свободе, страсть,
которая так долго господствовала во Франции. Буржуазия и крестьяне,
пожавшие плоды революции, были настроены против политических
переворотов, потому что они хотели теперь в покое и безопасности
пользоваться приобретенным; рабочим революция надоела потому, что
они не рассчитывали больше на какие-нибудь завоевания для себя.
При таком положении вещей Францией могла завладеть военная сила,
сумевшая заменить страсть к свободе страстью к славе. И за эту
страсть к славе и Франции и Европе пришлось заплатить дорогой
ценой— ценой, четверти века кровопролитных войн.
ДИРЕКТОРИЯ.
К этому времени идеализм, который господствовал в первую
«эпоху Французской революции, почти совершенно исчез. Французская
буржуазия мечтала только о том, чтобй наслаждаться покоем и благо-
состоянием, а пролетариат жаждал облегчения своей страшной нужды.
Прошло время искреннего отстаивания и защиты принципов равенства
и братства, и правительство теперь считалось уже только с силой.
Нужно было известное мужество для того, чтобы перенять в свои
руки бразды правления Францией в том ее виде, в каком оставил
ее после себя ставший реакционным конвент. Страна находилась
в самом плачевном состоянии. Солдаты терпели нужду и даже гене-
ралы часто не получали своего жалованья. Поставщики обворовывали
казну и обогащались на ее счет, а защитники республики голодали.
За время правления термидористического конвента общественные долж-
ности заняли множество карьеристов; создался огромный бюрократи-
ческий аппарат, который ровно ничего не делал. Ведомства народного
просвещения и путей сообщения, так же как и судебное ведомство,
были крайне запущены, потому что спартанская строгость эпохи тер-
рора сменилась чисто афинской распущенностью. Правда, и в эпоху
террора мало занимались организацией общественных учреждений,
в виду быстрой смены и яростной борьбы партий, но тогда, по край-
ней мере, были выставлены известные принципы. Теперь же все при-
шло в крайний упадок.
Новое правительство должно было быть благодарно конвенту за его
декреты относительно двух третей; если бы эти декреты не обеспечили
правительству большинства в палатах, то неизбежно наступило бы
замешательство, исход которого нетрудно было бы предвидеть. При
новых выборах роялисты всюду получали большинство голосов, и монар-
хия, невидимому, была бы восстановлена парламентским путем, если
был бы обновлен весь состав палат. Когда новое правительство,
не располагавшее ни деньгами, ни доверием народа, вступило в отведен-
ный ему Люксембургский дворец, его затруднительное положение
отразилось даже на внешней обстановке. Дворец оказался неомеблиро-
ванным, и кастеляну пришлось ссудить новое правительство криво-
ногим столом и пятью продранными соломенными стульями, чтобы оно
могло начать свои заседания. По какой-то счастливой случайности,
директоры захватили с собой бумагу, перья и чернила. В этом своем
заседании Директория составила свое послание к палатам и избрала
министров,
Барра оказался самым влиятельным членом правительства, хотя он,
собственно, не отличался ни политическими, ни военными талантами.
Он происходил из мелкого дворянства, был на военной службе и участво-
вал в походах в Ост-Индию и Америку. В свое время он был членом
первого национального собрания и конвента. Причислял он себя к дан-
тонистам, что, однако, не помешало ему в 1793 г. вместе с Фрероном
принять участие в кровавой расправе, учиненной над Тулоном. С ролью,
которую он играл 9 термидора и 13 вандемьера, мы уже знакомы.
230
В. Б Л О С
Он был большим интриганом и проявлял много наглости. В общем ясе»
это был развращенный, безнравственный человек, который выше всего
на свете ценил собственное благополучие, притворно выражал всем
окружающим свое благоволение, всех обманывал и предавал. Варра,
занимавшийся, главным образом, внутренними делами, являлся истин-
ным представителем того класса, который выдвинулся благодаря револю-
ции, и намерен был насладиться своей победой среди пьянства и разврата.
Наполеон не без основания назвал Барра и его сторонников гнилыми.
Карно, единственный из директоров обладавший чисто демократи-
ческими убеждениями, представлял полную противоположность Барра
своей строгой нравственностью и чистотой своего характера. Карно
не принимал участия в тех мерзостях, которыми запятнала себя Дирек-
тория. Он и теперь занимался почти исключительно военными делами
и заботился, главным, образом, о том, чтобы удержать за Францией
границы, которые он считал естественными. Сторонником Карно являлся
Летурнер, который перенял на себя управление морскими и колониаль-
ными делами, Ревбелль же и Ларевельер-Лепо составляли вместе
с Барра прочное большинство. Ревбелль, эльзасский адвокат, ничем
не проявлял себя в эпоху террора и только позже выступил в конвенте
ярым гонителем якобинцев. Во внешнем обращении он проявлял гор-
дость и неприступность и в то же время слыл за корыстолюбивого
и подкупного человека. Однако, он обладал и ловкостью и умом и,
насколько позволяли запутанные обстоятельства того времени, хорошо
управлял юстицией и финансами страны. Что касается Ларевельера-
Лепо, заведывавшего народным просвещением, наукой и искусством,
то он в свое время' был изгнан из страны в качестве жирондиста.
Он использовал свою власть для того, чтобы осуществить свою несчаст-
ную идею: основать новую религию, которую он думал противопоставить
грубомуматериализму, господствовавшему в среде торжествующей буржу-
азии. Он основал так называемую теофилантропию, последователям
которой он передал 10 церковных приходов. Эта религия была основана
на кротости; ее основным принципом была любовь к Богу и людям
и ее последователи верили в бессмертие души. Теофилантропия под-
вергалась едким насмешкам, а ее основатель из-за своей некрасивой
наружности стал мишенью французского остроумия.
Таков был состав правительства, которое переняло в свои руки
власть. Применение новой конституции сразу же ознаменовалось наруше-
нием ее благодаря декретам относительно двух третей; ’’но без
этих декретов новая конституция вообще не могла существовать.
Нарушение конституции вызвало опасные конфликты, которые по-
влекли за собой дальнейшие нарушения и в конце концов привели
к падению Директории.
Существовали две враждебные Директории партии - демократиче-
ская и роялистская, но обе они в 1795 году были насильственно задав-
лены конвентом и лишены своего влияния. Они не могли уже устраивать
в Париже уличных сражений, потому что народные массы не позво-
ляли больше вовлекать себя в борьбу. В итоге, время восстаний смени-
лось временем заговоров, к которым решительные вожаки* партий
постоянно прибегают в тех случаях, когда им не хватает рил для веде-
ния открытой борьбы. Народ привык страдать молча, хотя как раз
в это время его страдания достигли крайних пределов. Он со стороны
следил за борьбою партий, не интересуясь ни одной из них, и у нехх)
сохранилось лишь одно убеждение —убежденце в полной безнадежности
ожидавшей его участи.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 231
Финансовые затруднения.
Если директорам в начале их правления и удалось внести некото-
рый порядок в управление государством, то финансовые затруднения
все же продолжали служить неисчерпаемым источником неурядиц.
Государственное банкротство, которого некогда так опасался Мирабо, если
не формально, то фактически наступило в тот момент, когда государ-
ство начало принимать ассигнаты по их действительной цене. А госу-
дарство так и поступило: в то время как оно раньше принимало ассиг-
наты, считая за них только 20°/о их стоимости, оно теперь начало
принимать их еще по значительно низшему курсу. Правительство
теперь не было уже в состоянии покрывать тот дефицит, который
получался от приема ассигнатов по курсу в 2О°/о их стоимости. Убытки же
от этого фактического банкротства государства ложились на граждан,
потому что им приходилось все больше и больше терять вследствие
постоянного понижения стоим ости ассигнатов.
Из своего затруднительного финансового положения Директория
пыталась найти выход путе.м заключения принудительного займа
у богачей. Она рассчитывала заключить такой заем в размере 600 мил-
лионов франков, намереваясь реализовать его в форме маталлических
денег или ассигнатов, оцененных по курсу дня. В это время курс
ассигнатов пал до 1°/о их номинальной стоимости. Правительство пола-
гало, что принудительный заем коснется только самых богатых людей
страны. Обе палаты утвердили заем, но он не имел успеха, которого
правительство ожидало. Если бы заем удался, то он мог бы помочь
Директории выйти из затруднительного положения. Можно было,
однако, заранее предвидеть, что богатые люди, ' на плечи которых
хотели взвалить всю тяжесть этого займа, iio мере сил и возможности
будут противодействовать его реализации и что Франция, которой
пришлось вынести столько бурь, припрятала большую часть своих
денег или перевела их за границу. Бесконечные затруднения возникли
уже при оценочных работах, и в конце концов эту меру пришлось
признать крайне неудачной. Изыскивая новые способы достать денег,
правительство принуждено было, чтобы выиграть время, снова прибег-
нуть к увеличению ассигнатов. Правительство само пугалось той огром-
ной массы бумажных денег, которая находилась в обращении; неизвестно
даже было точно, сколько именно ассигнатов выпущено. Говорили, что
их выпущено нахсумму до сорока миллиардов, и эту цифру можно
признать более или менее достоверной.
Правительство всеми способами изворачивалось среди все возра-
ставших дефицитов и прибегало к самым отчаянным средствам:. Так,
однажды было решено приостановить выдачу жалованья чиновникам,
а позже вдруг заявили, что штат чиновников слишком велик, и в те-
чение короткого времени их было уволено около двенадцати тысяч
человек. Государственная машина была в самом деле очень обременена
штатом бесполезных писцов и чиновников. Директории приходилось
сильно терпеть от нападок прессы и клубов, которые снова начали
образовываться; роялисты нападали на нее по поводу финансовых
неурядиц, республиканцы— по поводу увольнения чиновников, а демо-
краты по тому и другому поводу. Общественное мнение было настроено
против Директории, и она потерпела парламентское поражение в во-
просе о конфискации имущества эмигрантов. В свое время было об‘яв-
лено, что имущество, принадлежащее родителям эмигрантов, в случае
смерти первых переходит в собственность государства. Таким путем
республика должна была быть вознаграждена за тот ущерб, который
был нанесен ей эмиграцией наследников данного имущества. Этот за-
кон до сих пор не приводился в исполнение; теперь же он снова
предложен был Директорией и принят советом пятисот, но отвергнут
советом старейшин.
К этому времени ассигнаты спустились до V2% своей стоимости.
Таким образом, за один франк звонкой монеты или за его стоимость
получали 200 франков ассигнатами. Правительство решило прекратить
выпуск ассигнатов и изыскать какие-либо другие моры для улучшения
финансового положения страны. Оно намерено было прекратить вы-
пуск ассигпатов в тот момент, когда общая сумма их достигнет сорока
миллиардов. Станок, на котором при помощи медных клише печата-
лись ассигнаты, был 21 февраля 1796 г. торжественно и публично
сожжен при огромном стечении народа, несказанно радовавшегося
этому акту. Однако, гораздо меньше радости доставил доклад, который
сделал Камю в совете пятисот, в котором он выяснил, что хот5> ассиг-
натов и находилось в обращении на сумму 39Vs миллиардов, но что
отпечатано их было свыше, чем на 45 миллиардов. Таким образом,
определенная законом сумма ассигнатов была превышена на мелочь,
в размере 5 тысяч миллионов франков. Когда это стало известно пуб-
лике, ассигнаты упали до 11а°/о своей стоимости.
Попытались было установить, сколько национальных имуществ
осталось еще в распоряжении государства, ио это оказалось невозмож-
ным, потому что сведения по этому предмету отличались слишком
большой неточностью. Об истинном положении вещей можно было со-
ставить себе только самое приблизительное представление. Директория
не знала, что делать. Судьба рабочих в предместьях ее мало интере-
совала; даже выдача порций хлеба была прекращена. Зато она стара-
лась помочь рантье, которые испытывали большую нужду от того, что
им приходилось получать свою ренту ассигнатами по курсу дня. Ко-
нечно, для Директории достаточно характерно уже то, что она сочла
рантье более достойными поддержки, чем рабочих; но рантье нельзя
было помочь, потому что законодательным путем невозможно было
повлиять па законы, диктуемые денежным и товарным рынком.
Директория попрежнему продолжала нуждаться в деньгах, а так
как новых ассигпатов нельзя было печатать, то пришлось изыскивать
иные средства. После долгих размышлений был изобретен новый род
бумажных денег.
На первый взгляд это средство могло показаться довольно на-
дежным. Было установлено, что государство имеет еще свободного от
долгов имущества приблизительно на 8.400 миллионов. Это имущество
могло послужить ипотекой для новых бумажных денег. Надеялись, что
совершенно обесцененные ассигнаты очень легко смогут быть вытеснены
новыми бумажными деньгами. 17-го марта 1796 года были выпущены
так называемые мандаты или, точнее, земельные мандаты. Они носили
надпись nPromesse de mandat territorial41 и на них можно было приобре-
тать национальные земли по цене, установленной в 1790 году. Цена же
1790 года определялась тем доходом, который давала земля в течение
22-х лет. Мандатов решено было выпустить па 2.400 миллионов; из
них на 800 миллионов рассчитывали выкупить находившиеся в обра-
щении ассигнаты по курсу в три процента. Однако, если Камю не
ошибся в своих вычислениях, то этих 800 миллионов не могло хватить
на выкуп всех ассигнатов но курсу в три процента. Правительство
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
233
решило сейчас выпустить мандатов на 1.100 миллионов, остаток же
в 1.300 миллионов должен был служить ему обеспечением на буду-
щее время.
Все возликовали, так как казалось, что найдено, наконец, средство
избавиться от ужасного наплыва ассигнатов. Правительство смотрело
на мандаты, как на звонкую монету. Однако, оказалось, что от послед-
ствий обесценения бумажных денег нельзя быстро избавиться путем
создания новых бумажных денег. Дельцы встретили мандаты крайне
недоверчиво, опасаясь выпуска их такими огромными количествами,
что ндминальная стоимость их превысит ценность национальных земель,
которые должны были служить обеспечением ипотечного займа. Никто
не хотел принимать мандатов, и дело дошло до учичных беспорядков
и даже до грабежей. Правительство надеялось, что благодаря выпуску
полноценных мандатов, которыми ассигнаты будут погашены по курсу
в 3%, курс ассигнатов удержится на* высоте в три процента. В дей-
ствительности же оказалось, что сами мандаты с поразительной
быстротой стали понижаться в цене и опустились до 5% их первона-
чальной стоимости. Обесценению этих бумаг содействовала, между
прочим, и безумная спекуляция ими.
Таким образом, и эта финансовая операция закончилась неудачей.
Правительство очутилось в беспомощном положении, потому что госу-
дарственный дефицит попрежнему продолжал возрастать, а доходы
все уменьшались и уменьшались,—и это при полном отсутствии кредита.
Конец предвиделся печальный, и полное государственное банкротство
было бы неизбежно, если бы неожиданно не открылись новые источ-
ники дохода.
Такие источники нашлись благодаря тому, что в это время моло:
дой генерал Бонапарт одержал блестящие победы в Италии. В кассы
правительства потекли миллионы, которые он отобрал у итальянских
князей под видом контрибуции и военного вознаграждения. Это не-
сколько поправило совершенно истощенные финансы страны.
Заговор Бабефа.
Борьба 13-го вандемьера, при которой конвенту пришлось при
бе гнуть к помощи баталиона патриотов, несколько ободрила подавлен-
ную демократию, а амнистия, которую об‘явил конвент в конце своей
деятельности, вернула свободу многим террористам, заключенным в
тюрьмах. Террористы соединились с членами Горы, уцелевшими, не-
смотря на частые истребления, которым подвергалась эта фракция.
Хотя при конституции 3-го года и очень трудно было основывать
союзы, но некоторые лица все-таки сделали попытку в этом отношении.
В это время на сцену выступил Франсуа Ноэль Бабеф, совсем еще
молодой и до сих пор мало известный человек. Он когда то был
осужден >6а какую то подделку, но приговор по его делу был отменен,
как неправильный. После 9-го термидора он в качестве ярого терро-
риста попал в тюрьму и познакомился там с итальянцем Буонаротти,
который был близким другом Робеспьера и теперь был арестован по
обвинению в злоупотреблениях, в которых он будто провинился за
время своей деятельности в качестве комиссара конвента. К Бабефу
и Буонаротти присоединился Дартэ, бывший секретарь казненного
комиссара конвента Лебона. Эти три человека часто вели между собою
беседы о том, как сделать народ счастливым. Для Бабефа, обладавшего
философским умом, эти беседы послужили поводом к тому, чтобы
234
В. Б Л О С
создать новую социально-политическую систему. Относительно кон-
вента он не раз задавался вопросом: действительно-ли пятьсот
болтливых адвокатов лучше одною короля?
Выйдя из тюрьмы, Бабеф в своей газете „Народный Трибунtt
начал резко нападать на Директорию и господствующие классы. Он
назвал себя Гракхом-Бабефом, желая этим показать, что он стоит на
страже интересов неимущих классов. Вокруг него сплотились сторон-
ники Марата и Робеспьера, бывшие члены демократических клубов
и революционных комитетов. Демократы вскоре поняли, что после
последних поражений их партия слишком слаба, чтобы заставить пра-
вительство считаться с собой, как с силой. Это соображение, однако,
пе остановило Бабефа, обладавшего непреклонной волей и большой
смелостью. Кружок Бабефа решил составить заговор с целью'подго-
товить восстание.
Прежде всего была сделана попытка основать клуб, несмотря на
те стеснения, которыми конституция обставляла создание всякого рода
общественных собраний. Был основан клуб Пантеон, в котором мы
впервые за все время революции сталкиваемся с продуманным соци-
ализмом. Директория стала зорко следить за деятельностью этого
клуба. В нем числилось около 4.000 членов, и он из осторожности
самым педантичным образом исполнял все предписания закона. Этот
клуб не имел ни президента, ни секретарей и никогда не вступал в
сношение с другими обществами. Нетрудно было догадаться, что
в этом клубе снова сплотились якобинцы-террористы и что они избрали
его своим сборным пунктом. Дартэ подвергал здесь резким нападкам
излишества и роскошь, которым продавалась парижская знать, и в то
же время Бабеф в своей газете рисовал весь ужас народной нищеты,
рассказывая о том, как люди, недавно взявшие Бастилию, теперь стра-
дают от1 голода или томятся по тюрьмам. Народ внимательно прислу-
шивался к словам Бабефа. Между том, Директория снова ввела недавно
отмененную ею раздачу хлеба и мяса, так как она опасалась сильных
народных волнений. Это мероприятие на время успокоило народные
массы, и Директория решила воспользоват1>ся ближайшим же случаем,
чтобы «закрыть клуб Пантеон. Предлогом для закрытия клуба послу-
жила резкая речь Дарт», и клуб был закрыт по распоряжению гене-
рала Бонапарта.
Эта первая неудача не сломила, однако, энергии демократов. Им
пришлось отказаться аг гласной деятельности в клубе, и они теперь
прибегли к «заговору. Не имея возможности устраивать открытые
собрания, они начали собираться тайно. Бабеф, преследуемый поли-
цией, скрылся и, подобно Марату, стал издавать свои газеты тайно.
Он посвящал много времени изучению экономических вопросов и часто
увлекался спорами с представителями Горы, которые все время были
заняты пустыми разговорами о казнях, о конфискациях и не были
способны создать свою собственную прочную организацию. Бабеф был
мыслителем и умел заинтересовать собою и заставить уважать себя
всякого, кто приходил с ним в более или менее близкое соприкосно-
вение, независимо от того, разделял ли собеседник его взгляды и
убеждения или нет. Сущность общественного блага он видел в изба-
влении народа от нищеты и невежества. Историки извратили образ
этого человека. Они старались представить его грубым насильником,
который в своем увлечении материализмом готов был пожертвовать
образованием, нравственностью и далее свободой ради неосуществимого
равенства всех в отношении наслаждения жизненными благами. А, между
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
235
тем, при более близком ознакомлении с ним его личность вырисовы-
вается в совершенно ином освещении.
Чтр Бабеф приспособлял свою систему к революции, это вполне
понятно. Революционные правительства не останавливались перед
насилием. Поэтому и он со своими товарищами не остановился перед
тем, чтобы организовать восстание. Составился тайный инсуррекцион-
ный комитет благоденствия, в состав которого вошло семь человек,
при чем агенты комитета занялись подготовкой секций. Сеть этой орга-
низации раскинулась по всему Парижу. В рабочих кварталах нашлась
кучка людей, готовых принять участие в восстании, но в общем вся
масса населения не хотела и слышать ничего о восстаниях и не ждала
от них ничего хорошего. К заговору примкнуло множество уволенных
офицеров, между прочим, Россиньоль, Фион, Жермен и другие. Они
имели связи в армии и были уверены в том, что встретят в войске
сочувствие к своему делу. Многочисленный полицейский легион, уво-
ленный Директорией и потому крайне недовольный правительством,
тоже присоединился к заговору в пользу равенства, как назвал Бабеф
свое предприятие.
Бабеф говорил, что равенство, которое так часто провозглашалось
во Франции, было лишь миражем, а он намерен восстановить истинное
равенство, распространив этот принцип и на собственность. С этой
целью он хотел создать для своего нового общества национальную
общину (grande communaute nationale), к которой должно было перейти
имущество всех осужденных и эмигрировавших реакционеров. Бабеср
надеялся, что в будущем эта община расширится и путем отмены
права на наследство охватит всю страну. В собственность общества
должны были перейти, главным образом, земли и недвижимое имуще-
ство. Все дети одинаково должны были воспитываться в больших
национальных воспитательных заведениях. Все население страны обя-
зано было заниматься продуктивным трудом, а таким трудом Бабеф
считал земледелие, ремесла и несение военной службы. Должны были
быть организованы особые классы для работы, надзор за которыми
поручался выборным лйцам и в которые должны были вступать все
без исключения граждане. Продукты труда должны были сдаваться
в государственные общинные склады, откуда граждане могли брать
все, что им нужно. Бабеф предполагал наказывать ленность принуди-
тельным трудом, уничтожить деньги и передать всю внешнюю торговлю
в ведение правительства. Будучи учеником Робеспьера, Бабеф наме-
]юн был также восстановить и культ Высшего Существа. Для- полити-
ческих же преобразований в стране руководящей нитью должна была
служить конституция 1793 года.
В этом состояла пресловутая система Бабефа, которую так часто
характеризовали, как варварскую и враждебную культуре теорию.
Ученые возмущались тем, что Бабеф не причислил к продуктивному
груду занятия науками и искусством. А, между тем, Бабеф; очевидно,
понимал полезность исключительно в экономическом смысле, и своим
определением продуктивного труда стремился воспрепятствовать обра-
зованию новых классов; а то, что он вообще отвергал науки и искус-
ства, выдумали его противники. Что касается фанатиков индивиду-
ализма, то они осуждают систему Бабефа за то, что она якобы должна
была в корне убить всякое побуждение к деятельности. Этот мотив
они, впрочем, выставляют против всякой государственной организации
труда, хотя их мнение фактически и опровергается существованием
государственных железных дорог и почты. Система Бабефа является
236
В. Б Л О С
предшественницей современного научного социализма и, как это обык-
новенно бывает' с новыми и мало-продуманными системами, отличается
неотделанностью своей формы. Современный социализм, конечную
цель которого составляет урегулирование обществом производства и
потребления ко благу всего человечества, сгладил все угловатости
и шероховатости системы Бабефа. Система эта и потому еще является
такой несовершенной, что экономические отношения, к которым она
старалась приспособиться, были крайне запутаны и переживали началь-
ную стадию нового развития; далее, она отличается насильственным
характером, потому что создалась в эпоху беспрерывных насильствен-
ных катастроф и переворотов. Но, несмотря на все это, об‘ективный
критик должен признать, что Бабеф был оригинальным мыслителем и
человеком, филистеры сказали бы—„мечтателем11, обладавшим редкой
силой убеждения.
Бабеф всюду искал связей и без труда нашел их среди уцелев-
ших членов партии Горы. С заговорщиками сблизились Амар, Друэ,
Бадье, Робер Ленде, Леньело, Шудье, Жавог, Гюже, Кюссе и многие
другие из прежних членов конвента. Замечательно то, что к ним при-
соединился и директор Барра, но его отношения к заговорщикам
•остались не вполне .выясненными. Этот развращенный человек, оче-
видно, хотел обеспечить себя и на случай победы заговорщиков.
Сближению с партией Горы несколько мешало то обстоятельство, что
Бабеф, Буонаротти и Дартэ были почитателями Робеспьера, падению
которого так сильно содействовали Бадье и Амар. В собраниях заго-
ворщиков часто пелись песпи, в которых оплакивалась смерть Марата,
Робеспьера и Сен-Жюста. Заметим кстати, что в этих собраниях при-
нимали участие и женщины.
Наконец, состоялось соединение Бабефа и его сторонников с преж-
ними членами Горы, и был составлен подробный план восстания.
Было решено в заранее установленный час расклеить плакаты со
словами: ^Конституция ijtyj года! Равенства! Обилие благо!'1' и другие
плакаты с надписью: „ Свободные, люди должны казнить всех узурпа-
торов власти!“ Заговорщики предполагали начать вооружен нре вос-
стание в секциях ,и надеялись увлечь за собой народ; далее, они
расчитывали овладеть Директорией и палатами и составить новый
конвент. Конвент этот должен был состоять из 68 еще оставшихся
членов Горы и представителей от департаментов, выставленных инсур-
рекционным комитетом благоденствия. Он должен был получить дикта-
торскую власть, восстановить конституцию 1793 года и основать
национальную общину путем конфискации имущества арестованных
и эмигрировавших реакционеров.
В это время в среду заговорщиков проник шпион, который донес
обо веем властям. В общество был введен капитан, по имени Гризель,
сумевший своими зажигательными листками и речами заслужить дове-
рие заговорщиков. Он вызвался установить связь с войском, которое
стояло лагерем в Гренельской равнине, и одновременно с этим донес
Директории о заюворе. Карно, бывший тогда президентом Директории,
крайне возмутился этим заговором и отнесся к нему, как к покушению
на жизнь директоров. Гризель дал знать правительству также и о том,
где скрывается Бабеф, и последний 10-го мая был неожиданно аресто-
ван вместе с Буонаротти. В руки полиции попали все компрометиро-
вавшие заговорщиков бумаги. Народу, который собрался при аресте,
полиция заявила, будто дело идет о поимке шайки воров.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 237
После своего ареста Бабеф .обратился к директорам с письмом,,
которое дышало гордостью и сознанием своего достоинства. „Неужели вы,
граждане-директора,- писал он,- сочтете для себя оскорбительным
обращаться со мной, как с равным по силе? Вы теперь имели воз-
можность убедиться в том, каким огромным доверием я пользовался.
Вы знаете, что моя партия может померяться силами с вашей. Вы ви-
дели ее бесчисленные разветвления; и я убежден в том, что вы содрог-
нулись при этом зрелище*. Директория обнародовала это письмо.
Многие из заговорщиков были арестованы и преданы суду вандомской
палаты, потому что в их числе находился Друэ, которого в качестве>
члена совета пятисот не имели права судить в Париже, и потому еще,
что правительство желало избегнуть разбора в Париже такого процесса,
который мог вызвать возбуждение в народе. Друэ, впрочем, удалось
бежать.
Процесс затянулся, и избегнувшие ареста заговорщики тем вре-
менем решили произвести государственный переворот. Они предпола-
гали привлечь на свою сторону войска, расположенные в Гренельской
равнине, а затем двинуться против Директории. 9 го сентября 1796 г.
состоялась эта отчаянная попытка восстания, в которой приняли
участие Друэ и еще три бывших члена конвента. Около 700 плохо
вооруженных демократов двинулись в Гренельский лагерь. Они несли
с собою ветчину, колбасу и вино в знак того, что желают побрататься
с солдатами. Солдаты спали в палатках, так как дело происходило
около полуночи. Полагая, что солдаты на их стороне, демократы стали
громко кричать: „Да здравствует республика! Да здравствует консти-
туция 1793 года!* В ответ на это начальник войска ротмистр Мало
приказал дать сигнал к наступлению. Солдаты повскакали со своих
мест, сели на лошадей и бросились на демократов, которые были пора-
жены таким неожиданным оборотом дела и обратились в бегство.
Многие из них все же были схвачены и преданы суду военной комиссии,
которая жестоко расправилась с ними. Из 86 осужденных 31 были
приговорены к расстрелу. В числе казненных находились и бывшие
члены конвента—Гюже, Жавог и Кюссе. Друэ же снова удалось бежать.
Дело Бабефа и его сообщников послу пил о на рассмотрение ван-
домской судебной палаты в конце февраля 1797 года. Обвиняемых
перевозили в суд в телегах. Реакционно настроенный народ глядел
на них, как на диких зверей, и издевался над ними. Нашлись, однако,
и такие города, в которых обвиняемые встречали дружелюбный прием
со стороны демократических муниципалитетов. Гризель выступил на
суде свидетелем со стороны обвинения, и обвиняемые осыпали его
оскорблениями. Обвиняемые, за которыми последовали их семьи,
в каждом заседании суда пели марсельезу. Присяжные признали недо-
казанным факт составления заговора с целью ниспровержения Дирек-
тории, но согласились, однако, с тем, что обвиняемые стремились к вос-
становлению конституции 1793 г., а следовательно, и к низвержению
конституции III г. Затем состоялся приговор над обвиняемыми, которые
держали себя во время суда гордо и мужественно. Бабеф и Дартэ
были приговорены к смертной казни, Буонаротти ясе, Жермен и пятеро
других из числа заговорщиков—к ссылке.
Когда Бабеф и Дартэ услыхали, что они приговорены к смерти,
они вынули кинжалы и попытались убить друг друга. Но им удалось
лишь слегка ранить друг друга и они были отправлены на гильотину,
где умерли с мужеством, что, впрочем, не составляло редкого явления
в те времена.
Трудно сказать, имело ли предприятие Бабефа шансы на успех.
Отважным .заговорщикам в выполнении их плана могло, без сомнения,
помешать прежде всего равнодушие народа к их делу. Господствующие
классы пришли в ужас, когда узнали о смелых теориях и планах
Бабефа. Его социализм испугал их. Они успели уже сжиться с той
мыслью, будто они одни призваны пожинать плоды революции, а тут
вдруг появился какой-то Бабеф, который пройозгласил, что плодами
революции должно наслаждаться все без исключения общество, произ-
ведшее революцию. В этом собственно и состояло главное преступление
Бабефа, потому что государственные перевороты и насильственные
акты в период революции совершались всеми партиями без исключения.
Господствующими классами были вменены Бабефу в вину именно эти
социалистические следствия, выведенные им из революции. По этой же
самой причине господствующие классы старались запятнать его память
и представить его личность в уродливом свете. Система Бабефа, без
сомнения, была незрела и расплывчата. Но если бы ее осуществление
и повлекло за собою все те несчастья, которых ждали от нее господ-
ствующие классы, то и в таком случае положение французского народа
было бы гораздо лучше, чем при бедствиях и неурядицах, вызванных
господством буржуазии, которая устроила 9 ое термидора и создала
конституцию 111 года.
Заговор Бабефа был последней попыткой восстановить во Франции
народовластие. После этого общественная власть осталась в руках
господствующих классов, а затем перешла в железные руки военной
диктатуры.
Вандея и роялисты.
Ужасное поражение эмигрантов на Кибероне не прекратило вос-
стания в Вандее. Старые вожди Шаретт и Стофле нарушили мир с
республикой. Шаретт начальствовал над повстанцами в самой Вандее.
Стофле руководил восстанием в Анжу, а Жорж Кадудаль, успевший
приобрести большую известность, произвел возмущение в Бретани.
Когда в возмутившихся провинциях распространилась весть о том,
что сам граф д‘Артуа в сопровождении нескольких сот опытных офи-
церов направляется в Вандею, чтобы стать во главе восстания, последнее
стало принимать грозный для республики характер. Легитимистские
крестьяне снова начали тогда толпами стекаться под знамена Шаретта
и Стофле. Принц в самом деле появился у берегов Бретани в сопро-
вождении английской эскадры. Но он расположился на острове cTYeu
и не предпринимал никаких решительных действий, а когда Шаречт
вмесч'е со своим войском пошел к морю, ожидая, что принц, наконец,
высадится, последний вдруг переменил свое решение. Он прислал
Шаретту свою шпагу с надписью: „Я никогда не отступаю!“—а сам
поспешно бежал, не желая рисковать своей драгоценной жизнью. Граф
д‘Артуа отплыл обратно в Англию, и Шаретту оставалось лишь горько
жаловаться на трусость принца.
Большая часть крестьян разбежалась, а вожди восстания стали
ссориться между собой. В то же самое время Гош начал вести свою
умную политику примирения. Этот молодой генерал собрал значитель-
ное войско и стал действовать иначе, чем генералы конвента, которые
со своими „адскими колоннами“ разгромили Вандею, но но сумели
справиться с восстанием. Гош, прежде всего, стал дружелюбно обра-
щаться с духовенством, которое пользовалось огромным влиянием
в восставших провинциях. Он обеспечил духовенству уважение и терпи-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 239
мость и, таким образом, успел до известной степени примирить его
с республикой. Поджоги и убийства стали более редким явлением.
Тогда Гош очень ловко разместил отдельные части своего войска в
разных областях Вандеи и успел отрезать отрядам повстанцев возмож-
ность сообщаться друг с другом. После этого он начал отнимать ору-
жие у населения’, а там, где ему добровольно не выдавали оружия,
Гош накладывал арест на скот и жизненные припасы и, таким обра-
зом, добивался выдачи оружия. Так умиротворил он одну провинцию
за другой, пока область восстания не ограничилась одной небольшой
территорией. Здесь Гош начал подавлять восстание уже весьма энер-
гично. Он обрушился на восставших и начал преследовать их с такой
энергией, что они не успели оглянуться, как были частью разбиты и
истреблены, а частью рассеяны. Стофле в феврале месяце был выдан
республиканцам изменниками из среды своих товарищей и расстре-
лян в Анжеле, Шаретт был в январе разбит на-голову и потерял
последнее свое войско, численностью в 5.000 человек. Он принужден
был бежать и скитаться в стране, преследуемый генерал-ад1ютантом
Гоша Траво. В конце концов у него осталось лишь около 50 человек,
и врагам удалось окружить его в лесу. После отчаянного сопротивле-
ния. он сильно раненый был захвачен в плен и расстрелян в Нанте
в марте 1796 года. Во время казни он сам скомандовал солдатам: „пли!“
и до последней минуты своей жизни сохранил то мужество, с которым
вел свою упорную борьбу с республикой.
После этого Гош направил свои силы против Кадудаля, который
принужден был отступить в Бретань и здесь попал в такое отчаянное
положение, что бросил все и бежал с несколькими спутниками
в Англию. Так кончилось роялистское восстание, которое долгое время
опустошало несколько провинций Франции и заливало их кровью.
15-го июня 1796 года Директория официально сообщила палатам о
прекращении гражданской войны.
Однако, в этой местности, где господствовала такая неимоверно
фанатичная преданность династии Бурбонов и такая же неимоверная
ненависть к республике, сохранилось еще достаточно горючего мата-
риала для того, чтобы здесь при первом же случае вновь вспыхнула
гражданская война.
Поражение Вандеи явилось для роялистов таким же тяжелым уда-
ром, как и катастрофа на Кибероне, и они теперь снова вступили на
путь тайных заговоров, так как лишились возможности открыто про-
должать восстание. Роялистские мятежи во Франции были хорошо
организованы. В это время существовало три крупных агентуры бур-
бонского двора, который находился тогда в Бланкенбурге, в Гарце.
Аббат Бротье, игравший известную роль уже в. Киберонской экспе-
диции, бывший член парламента Лавиль д1Эрнуа и. морской офицер
Дювернь дю-Прель составили план организации роялистского восстания
в Париже. Они решили внезапно начать восстание, перебить Директо-
рию и ее министров и арестовать палаты. Они рассчитывали получить
поддержку со стороны Лиона и Вандеи. Затем, в Юре должен был
появиться „Людовик XVIIIй, после чего, как они надеялись, должна
оыла восстать уже вся Франция. Чтобы ввести в обман французов,
новый монарх должен был объявить амнистию. Следовало ожидать, что
парламент кассирует амнистию, и тогда уже начнется кровавая расправа
со всеми республиканцами и революционерами, наступления которой
так страстно ждали роялисты.
Заговорщики, получавшие все инструкции от министра „Людо-
вика XVIIIй, старались навербовать себе сообщников в армии. Они
рассчитывали найти ревностных роялистов в лице начальника диреКто-
риальной гвардии Рамеля и ротмистра Мало, который отличался своими
резкими выходками против демократов и прославился бойней, учи-
ненной им на Гренельской равнине. Роялисты обратились к этим
офицерам и встретили с их стороны довольно дружелюбный прием.
Заговорщики доверились офицерам и условились явиться к Мало,
взяв с собой свои бумаги. Они пришли на квартиру Мало и принесли
с собой полномочия, присланные им „Людовиком XVIIIй. Здесь они
вместе с компрометирующими их бумагами были захвачены полицией
которой Мало заранее донес обо всем.
Бумаги, попавшие в руки полиции, настолько скомпрометировали
заговорщиков, что их дело казалось совершенно безнадежным. Тем не
менее, Директория с изумительной мягкостью отнеслась к роялистам-
заговорщикам, которые в случае удачи отнеслись бы даже к создате-
лям конституции 1791 г. как к преступникам, достойным смертной
казни. Суд над агентами „Людовика XVIIIй резко отличался от суда,
над Бабефом. Хотя этих обвиняемых тоже предали военному суду, но
суд признал смягчающие их вину обстоятельства и приговорил их к
десятилетнему тюремному заключению.
Роялизм вскоре перестал нуждаться в заговорах и тайной агита-
ции. Он мог смело поднять свою голову в парламенте, и мы с ним
там снова встретимся.
П oijOfl 1796 г.
К концу 1795 г. военные предприятия французов стали вестись
поразительно небрежно. Заметно было, что воодушевление, господ-
ствовавшее в 1793 и 1794 г.г., иссякло. Журдан и Йишегрю двинулись
на нижний и средний Рейн, где союзники занимали еще только Майнц
и Люксембург. Люксембург был взят, а Майнц осажден французами.
Затем, после нескольких сражений французы при Нейвиде перешли
через Рейн и взяли Дюссельдорф и Маннгейм. Вскоре, однако, фран-
цузы снова были отброшены за Рейн; Майнц был освобожден, а Манн-
гейм снова взят штурмом армией генерала Вурмзера. Между темг
талантливый генерал Йишегрю перешел на сторону роялистов и всту-
пил в тайные сношения с врагами. Таким образом, его действия
парализовались им самим. Пишегрю вскоре был заподозрен в измене
и отставлен.
После заключения мира с Испанией в Пьемонт, где Келлерман
терпел одно поражение за другим, прибыл Шерер со своей освобо-
дившейся теперь армией и блестящей победой, одержанной им при
Лоано, вновь доставил французам перевес.
31-го декабря на Рейне заключено было перемирие.
На море французам не везло. Франция вместе со своей союзницей
Батавской республикой терпела неудачи в борьбе с властительницей
морей—Англией. Англия воспользовалась случаем для захвата земель,
вознаграждая себя, таким образом, за поражение на Кибероне, о котором
Фокс, когда ему сказали, что там не было пролито ни капли англий-
ской крови, заметил, что зато английской чести потеряно там без-
меры. Англия отняла у Франции все оставшиеся еще в ее владении
земли на малых Антильских островах, а у Батавской республики—все
ее владения на Цейлоне и на мысе Доброй Надежды. Она протянула.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 241
свои хищнические руки и к острову Гаити, но черный союзник рес-
публики Туссен л‘Увертюр победоносно отразил нападение.
В 1796 г. французы снова и с неожиданной энергией возобно-
вили военные действия. В движениях военных сил Франции сказы-
валась могучая рука Карно. Его смелый план наступления на Австрию
таил в себе большую опасность для этого исконного и неутомимого
врага Франции. Сформированы были три сильные армии, которые
должны были разными путями проникнуть в цент]) Австрии и сойтись
в Вене. Маасская и самбрская армии должны были под предводитель-
ством Журдана перейти через Рейн и, ворвавшись во Франконию,
с севера направиться к Вене. Рейнской армии, которою командовал
искренний республиканец и бравый генерал Моро, предстояло пере-
правиться через верхний Рейн и добраться до Вены через Швабию
и Баварию. Наконец, итальянской армии надлежало пройти через
Ломбардйю и пробиться к Вене через Тироль. Благодаря ходатайству
директора Барра, командование над итальянской армией было вверено
генералу Бонапарту. Бонапарт был женат иа вдове казненного генерала
Богарнэ, красивой и изящной креолке Жозефине Таше де-ла-Пажери.
ЭтА дама была приятельницей Барра и частой гостьей в салонах
директора. Она преподнесла своему супругу пост главнокомандующего
итальянской армией в виде свадебного подарка.
Тем, что Австрия на этот раз не была задавлена сильным на-
тиском французов, она обязана особенному счастью и стратегическому
таланту эрцгерцога Карла, которому предстояло развернуть свои
дарования в этой гигантской борьбе. Но в то же время и Бонапарт
в этой кампании начал серию своих блестящих побед, благодаря
которым он на 20 лет приковал к себе внимание всего мира.
31-го марта было заявлено об окончании перемирия. Журдан
и Моро двинулись через Рейн, а Бонапарт через Альпы.
Журдан 4-го июня отбросил австрийцев в битве при Альтенкир-
хене и, быстро подвигаясь вперед, заставил их отступить. Но тут
вдруг появился эрцгерцог со своей огромной армией. Он всеми своими
силами обрушился на Журдана и после нескольких сражений отбросил
его к нижнему Рейну.
Успех эрцгерцога был, однако, только кажущимся. Карно пред-
писал рейнской армии Моро начать наступление, и Моро удалось
сейчас же обнаружить свои блестящие военные дарования. Он отбросил
австрийцев, наступавших под предводительством старого Вурмзера,
и 10 июня в сражении под Эттлингеном разбил подоспевшего эрцгер-
цога Карла. Это повлекло за собою отступление австрийцев по всей
линии через Швабию и Баварию. Одновременно с этим и Журдан
снова перешел в наступление и отбросил австрийцев. Он появился
перед Франкфуртом, который защищали австрийцы, и город этот сдался
после усиленной бомбардировки. Позже и Мдйнц снова перешел в руки
французов.
Мелкими государствами и имперскими землями южной Германии
овладел при виде отступления австрийцев панический страх. Они
поспешили заключить мир с Французской республикой. Баден под-
писал мир в Баден-Бадене, а Вюртемберг и Швабский округ в Штутт-
гарте. Этим государствам пришлось уступить Франции свои владения
на левом берегу Рейна и уплатить значительную контрибуцию.
Журдан вторгся во Франконию, и его победоносное движение
вперед заставило имперские земли верхне-саксонского и франконского
округов поспешно войти в соглашение с Францией. Когда же Моро
Историк Французской революции. 16
242
В. Б Л О С
появился в Леха, то и мюнхенцы растерялись, и курфюрст баварский
заключил мир с Францией, причем уплатил французам 10 миллионов
франков наличными деньгами, предоставил им из своей галлереи
20 лучших картин по их выбору и, кроме всего этого, выдал им на-
турою большое количество припасов.
Французские войска, ничего пе, получавшие из Парижа, облагали
тяжелой данью те земли и провинции, которые они захватывали и по
которым проходили. Офицеры, позволявшие себе позже в наполеонов-
ских войнах различного рода притеснения, вымогательства и грабежи,
в это время начинали свою карьеру. Это уже не* были вдохновенные
борцы за свободу. На немецкие провинции тогда набросилась орда
хищных искателей приключений. Грабежи, насилия над женщинами
и девушками и всякого рода жестокости стали заурядными явлениями,
и высшие начальники при всем своем желании пе были в силах пре-
кратить бесчинства. Все это вызывало в местном населении сильнейшее
озлобление, которое неминуемо должно было отразиться на самих же
французах при их отступлении.
С другой стороны, и союзники были не совсем безупречны в своем
обращении с французами. . Война создает свое особое право, которое
в сущности сводится к праву сильного.
Бонапарт в это время успел одержать в Италии крупные победы,
и положение Австрии стало критическим. Все надежды сосредоточились
на молодом эрцгерцоге Карле.
Эрцгерцог внезапно изменил свою позицию по отношению к фран-
цузской армии, стоявшей па Рейне, и двинулся через Дунай на север.
Он сумел искусно скрыть передвижение своей армии от Моро и соеди-
нился с Вартенслебеном, который был оттеснен к богемской границе
Журданом, успешно наступавшим в верхней Франконии. Затем эрц-
герцог со всей своей армией обрушился на Журдана, не ожидавшего
такого энергичного нападения, и при Амберге обратил в бегство маас-
скую и самбрскую армии. Лора, перед которым стояла армия Латура,
имевшая отвлечь его внимание, принудил эту армию к отступлению
и поспешил на помощь к Журдану. Но Моро пе в силах был воспре-.
пятствовать наступлению эрцгерцога, который энергичным натиском
разбил французов па-голову в битве при Вюрцбурге и заставил их
бежать в беспорядке.
Тогда повсюду поднялись крестьяне, натравляемые духовенством
на „безбожных* французов, и стали нападать на французов, истребляя
их по одиночке и целыми группами. Доведенные до крайнего озло-
бления жестокостью французов, они не знали пощады. Отступление
Журдана совершалось в самой ужасной обстановке, какую только
можно себе представить при подобных обстоятельствах. При Альтен-
кирхене Журдан снова пытался дать сражение, но его деморализован-
ная армия потерпела поддое поражение. В битве при Альтенкирхене
пал в цвете лет мужественный и благородный генерал Марсо, про-
славившийся своей храбростью и гуманностью. Этот пылкий и краси-
вый воин был за свое благородство любим и друзьями и врагами.
Его похоронили с трогательной торжественностью, и впоследствии на
месте его кончины ему воздвигли памятник. Журдан передал началь-
ство генералу Берновиллю, который с остатками маасской и самбарской
армий отступил к Дюссельдорфу.
Ужасное поражение, нанесенное Журдану, совершенно изменило по-
ложение дел. Победоносный эрцгерцог, не теряя ни минуты, двинулся
на армию Моро, чтобы обойти ее и совершенно отрезать от Франции.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
243
Несмотря на все свои таланты, Моро не отличался особой смело-
стью. Иначе он, несмотря на поражение Журдана, вероятно, двинулся
бы вперед, так как ему на руку были победы Бонапарта в Италии.
Но в силу своей осторожности и предусмотрительности он предпочел
отступать, чтобы не оставить французскую границу без прикрытия.
Это отступление прославило Д1оро. Для него потребовалось много
искусства, так как за французами гнались австрийцы под начальством
Латура, а эрцгерцог, поспешивший из Франконии, всеми силами ста-
рался отрезать рейнской армии путь к отступлению. Моро энергично
пробился через Баварию, Швабию и Шварцвальд, и в 87 дней достиг
Рейна, где эрцгерцог осаждал кельнский мост. Отброшенный при
Эммендингене, Моро отступил через Рейн близ Гюнингена в конце
октября 1796 г. Это отступление причисляется к самым славным дея-
ниям' эпохи революционных войн.
Если Австрия и одержала на севере победу над своими против-
никами, то на юге у нее оказался более серьезный враг, над которым
ей не суждено было взять верх. Этим противником был генерал
Бонапарт. Здесь суждено было разыграться событиям, приведшим весь
мир в изумление и повергшим старую Австрию в горе, отчаяние
и ужас. На этот раз державе, которая уже в течение пяти лет бес-
прерывно совершала нападения на Францию, пришлось потерпеть
сильнейшее поражение.
Когда Бонапарт прибыл в итальянскую армию, он нашел ее
в самом плачевном состоянии. В армии царила распущенность; сол-
даты не получали в достаточном количестве ни продовольствия, пи
одежды; а об уплате солдатам жалованья не было и речи. Молодой
главнокомандующий немедленно же и энергично принялся за устра-
нение этих непорядков. Он добыл деньги и продовольствие для войск
и сместил многих никуда негодных офицеров и вороватых чиновников,
заменив их способными людьми. Он сумел возбудить в войске энту-
зиазм, посулив солдатам богатую добычу и славу. Уже первая из его
прокламаций воспламенила сердца армии, которая позже стала лучшей
в Европе.
„Солдаты,—писал Бонапарт,—вы голодаете и ходите почти на-
гими. Правительство обязано вам очень многим, но оно в настоящий
момент не в силах сделать для вас что-нибудь. Ваше терпение и му-
жество делают вам честь, но не доставляют вам ни выгоды, ни славы.
Я поведу вас в плодороднейшие места мира. Вы увидите большие города
и богатые земли. И там вы добудете себе' не только славуt но и богат-
ства. Разве у вас, солдаты итальянской армии, не хватит на это
мужества?44
К солдатам еще никто никогда не обращался с подобной речью,
и слова Бонапарта не могли не увлечь их. Энтузиазму французской
армии австрийцы могли противопоставить лишь дисциплину, рожден-
ную из-под палки. На сардинскую армию, которой командовал генерал
Колли, трудно было положиться; большинство сардинцев было охвачено
проникшим к ним из Франции стремлением к новшествам.
Бойанарт все это прекрасно понимал и сумел обратить в свою
пользу. Он проявил изумительную энергию, соединенную с дально-
видностью. Оп носился с грандиозными планами, и в его обращении
к войску проявился его эгоизм. Он обрушился на Италию не только
с целью добыть себе славу, но и с целью обогащения. И солдаты,
которым он тоже посулил и славу, и богатства, пошли за ним полу-
244
В. Б Л О С
голодные, полунагие и плохо вооруженные, но с лихорадочно горя-
щими, жадными глазами. Он вел их к победе.
Австрийский генерал Болье, который выступил против Бонапарта,
был стар и отличался всеми дурными качествами старой школы—
нерешительностью, малоподвижностью и педантизмом. Он относился
к республиканскому генералу с презрением. Да и как мог он иначе
относиться к юному полководцу, которой и степеней службы не прошел
как следует и на которого австрийские мастера военного дела могли
смотреть только как на выскочку? Но Болье пришлось очень быстро
переменить свое мнение о Бонапарте. Благодаря его медлительности
при передвижениях, французский генерал имел достаточно времени,
чтобы хорошо подготввиться к нападению. Болье отделился от сардин-
цев, находившихся под начальством Колли. Этого Бонапарт только
и ждал. Он двинулся со своими колоннами и ll-го апреля напал на
австрийцев при Монтенотте. Здесь полковник Рампон, окруженный
неприятелем, под неприятельским огнем заставил своих 1.200 солдат
поклясться, что они живыми не сдадут своих укреплений. Солдаты
дали клятву и с непреоборимым мужеством отстояли свои позиции,
от чего зависел исход битвы. Австрийцы потерпели полное поражение
и отступили, энергично преследуемые французами. После нескольких
стычек, из которых французы вышли победителями, Болье убедился
в том, что он совершенно отрезан от Колли. Тогда Бонапарт напал на
Колли и при Мондови нанес ему такое решительное поражение, что
сардинцы бежали в Турин, а туринский двор в ужасе стал просить
у Бонапарта мира. Бонапарт согласился заключить перемирие с Вик- .
тором-Амадеем II, но на очень тяжелых для последнего условиях.
Виктору-Амадею II пришлось навсегда уступить Франции Савойю и
Ниццу, открыть ей свои крепости, изгнать французских эмигрантов
и даровать амнистию пьемонтским демократам, которых он раньше
подвергал преследованиям. Так Турин был наказан за то, что он в свое
время сделался центром, в котором французские эмигранты свободно
занимались своими интригами.
Согласно условиям туринского мира, который был заключен вскоре
после перемирия и подтвердил все вышеозначенные условия, Виктор-
Амадей навсегда выступил из коалиции. Иначе он не мог бы сохра-
нить свой трон.
Пример Пьемонта был заразителен, и итальнские князья и
государи, убедившиеся в падении австрийского могущества, вскоре
последовали ему. Папа Пий VI и правительства Пармы, Модены и
Неаполя стали просить мира и признания Францией их нейтралитета:
то же сделала и аристократическая Генуэзская республика.
Бонапарт вскоре доказал, что он не только полководец, но и дип-
ломат, хотя его дипломатия и отличалась известной грубостью. Чтобы
получить свободу действий, он заключил перемирие со всеми теми
государствами, которые просили у него мира. Но после этого он
заставил их уплатить значительную контрибуцию и выдать ему круп-
ную дань натурой. Он выбрал множество картин и статуй из музеев,
в которых хранились сокровища итальянского искусства, и отправил
их в Париж. Бонапарт полагал, что он таким путем способствует воз-
величению Франции. Папе больше всех других пришлось поплатиться
за свое враждебное отношение к Французской республике. Он уплатил
Франции 20 миллионов франков, отдал стр лучших своих картин
и статуй и пятьсот самых ценных рукописей из ватиканской библио-
теки. Герцогу моденскому пришлоусь уплатить 10 миллионов контри-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 245
буции и отдать 20 своих картин, а герцогу пермскому—4 миллиона
и 20 картин. Неаполь принужден был уплатить 5 миллионов контрибу-
ции. И Генуе тоже пришлось уплатить крупную сумму в 4 миллиона.
Этими суммами Бонапарт поправил расстроенные финансы фран-
цузского правительства, которое, таким образом, мало-по-малу избав-
лялось от пагубных бумажных денег. Следуя древнему варварскому
принципу, согласно которому война должна питаться войною же,
Бонапарт содержал свою армию на счет тех стран, в которых его
войско находилось. Разве удивительно после этого, что при подобном
способе ведения войны, сопровождавшейся всеми обычными для того
времени ужасами, развилась и соответствующая система грабительства?
В 1793 г. генерал Кюстин был привлечен к ответственности на
основании поступивших из Германии жалоб на наложенные им кон-
трибуции и поборы. А теперь победоносные генералы не в силах были
награбить столько, сколько требовалось, чтобы удовлетворить алчность
французского правительства, нуждавшегося в деньгах. Бонапарт во
время итальянского похода не только добыл себе славу, но и сделан
выгодное дело.
Заключив перемирие с Пьемонтом, Бонапарт снова выступил про-
тив австрийцев. Он не давал покою отступавшему Болье и оттеснил
его за По. Болье отступил за Адду перед врагом, силу которого он
теперь познал, и попытался отстоять лодийский мост. Австрийцы поме-
стили на этом мосту, который имел в длину 300 футов, 14 орудий.
Берег Ацды охранялся множеством стрелков. Мост с виду был непри-
ступен, но Бонапарт приказал взять его штурмом. Это опасное пору-
чение взялись выполнить Ожеро, Массена и Бертье. Они стали во главе
штурмовых колонн и пробились сквозь убийственный пушечный и ру-
жейный огонь. Смелый приступ кончился удачно. Несколько раз отбро-
шенные французы снова сплачивались и в конце концов обратили
австрийцев в беспорядочное бегство. Таким образом, битва у моста
закончилась полным поражением Болье. Эта победа имела огромное
значение для французов: к ним в руки перешла Ломбардия. Они
заняли Павию, Пиццигетону и Кремону. Болье бежал со своей демо-
рализованной и сильно уменьшившейся в своей численности армией
за Эч с целью найти там новую оборонительную позицию. 15-го мая
Бонапарт, как триумфатор, совершил в‘езд в столицу Ломбардии—
Милан.
Народ встретил французов с восторгом, потому что ему крайне
ненавистно было господство австрийцев. Миланцы смотрели на фран-
цузов как на своих освободителей и были счастливы, когда Бонапарт
ввел в завоеванной им области республиканский образ правления.
Создание циспаданской и транспаданской республик, т. е. республик,
расположенных по сю и по ту сторону реки По, представляло собою
первое крупное политическое творение победоносного генерала. Из ми-
ланского герцогства была образована транспаданская республика. Для
образования циспаданской республики необходимо было завладеть
моденским герцогством. Французы заявили герцогу, что перемирие
кончилось, и заняли его страну. Скупой и деспотичный герцог моден-
ский бежал со всеми своими сокровищами в Венецию, но после падения
Венеции и его богатства попали в руки французов. Обе вышеупомя-
нутые республики-дочери впоследствии были преобразованы в одну
Цизальпийскую республику.
Ломбардцам, однако, вскоре пришлось убедиться в том, что гене-
рал Бонапарт не во имя свободы выступил в поход. Ломбардцы пола-
246
В. Б Л О С
гали, что они благодаря французам освободились от австрийского ига>
и не мало изумлены были тем, что попали под еще более тяжелое иго.
Бонапарт, очевидно, под давлением жадной Директории без дальних
околичностей обложил Ломбардию контрибуцией в размере двадцати
миллионов франков. Тогда восторг, с которым встречены были фран-
цузы, сменился глубоким недовольством, и в Милане и Павии дело
дошло даже до вооруженных восстаний, которые удалось подавить
лишь с большим трудом. С этого момента увлечение французами
навсегда прошло у ломбардцев.
Пока новую республику наделяли правительством и администра-
цией, скроенными вполне по французскому образцу, Бонапарт снова
двинулся против австрийцев. Болье тем временем успел выйти в от-
ставку, и командование над австрийскими войсками, находившимися
в Италии, было поручено старому маршалу Вурмзеру, который был
суров и храбр и не отличался особыми военными талантами. Он при-
надлежал к числу тех престарелых австрийских педантов, которые
обыкновенно говорили о Бонапарте:
„С этим человеком трудно что-либо сделать! Он не придержи-
вается правил, предписываемых военной наукой".
В руках австрийцев еще находилась крупная и важная в страте-
гическом отношении крепость Мантуя, без обладания которою, соб-
ственно говоря, нельзя -было еще считать себя владыкою Ломбардии.
Бонапарт в июле с большим рвением повел осаду этой крепости,
между тем как Вурмзер занялся организацией новой армии. Обе сто-
роны сознавали важное значение крепости Мантуи. Французы прила-
гали все свои усилия к тому, чтобы овладеть этим пунктом; австрийцы
же с своей стороны изо всех сил старались освободить Мантую и утвер-
диться в ней, чтобы воспользоваться ею, как опорным пунктом для
освобождения Италии от владычества французов.
Воспользовавшись тирольцами, всегда находившимися в боевой
готовности, Вурмзер довел численность своей армии до 80 тысяч чело-
век, между тем как войско Бонапарта едва насчитывало 50 тысяч
солдат. Когда Вурмзер выступил из Тироля, имея на своей стороне
численный перевес, то на первый взгляд казалось, что французам
придется плохо. Но Бонапарт своим взглядом полководца быстро оце-
нил слабые стороны противника. Вурмзер слишком растянул свои
войска, и Бонапарт использовал этот момент для нападения. Он со
свойственной ему решительностью прекратил осаду Мантуи и даже
оставил в руках врагов около 200 своих тяжелых осадных орудий.
Вурмзер думал, что Бонапарт бежит от него, но ему вскоре пришлось
разочароваться. Смелым передвиженйем армии Бонапарт достиг того,
что ему удалось напасть на одну из частей войска Вурмзера. С этим
корпусом справился Ожеро, а после этого сам Бонапарт напал на
Вурмзера и 5-го августа разбил его на голову в кровопролитном бою
при Кастильоне. В этой битве Бонапарт проявил весь свой стратеги-
ческий талант; все его маневры были настолько хорошо продуманы
и выполнены, что сражение стоило сравнительно мало жертв и все же
доставило французам полную победу.
Вурмзер бежал с остатками своей армии обратно в Тироль,
а Бонапарт снова осадил крепость Мантую. Австрия напрягала все
свои силы в этой ужасной войне. Она как бы из-под земли добывала
свежие войска. Уже к концу августа Вурмзер выступил из Тироля
с новой армией, чтобы выручить Мантую. Бонапарт двинулся навстречу
австрийцам вверх по Эчу, оставив для блокады крепости слабый кор-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 247
пус. Вурмзер, как и раньше, растянул свои войска, и Бонапарт снова
сумел это использовать. В кровопролитной битве при Роуедеро 4-го сен-
тября Вурмзер снова был разбит на-голову. Французы врезались в сере-
дину австрийской армии.и заняли/Триент, главную квартиру Вурмзера.
Вурмзер полагал, что Бонапарт теперь направится в Австрию,
и решился на смелый маневр. Оп двинулся к Ментчу со своим раз-
битым, но все еще способным к бою войском. Бонапарт, однако, поспешно
Последовал за ним. Вурмзеру удалось выйги победителем из несколь-
ких незначительных стычек, но оп затем снова был разбит Ожеро при
Солано и Бонапартом при Бассане. Не видя перед собою другого
исхода, Вурмзер должен был решиться на попытку пробиться в Ман-
тую, что ему удалось выполнить. 12-го сентября он пробился в кре-
пость, которую французы тотчас же снова окружили со всех сторон.
Борьба за крепость приняла теперь для обоих сторон тем более
гибельный '• характер, что болотистая и нездоровая почва вызвала
и в среде осажденных и вереде осаждающих ряд острых заболеваний.
Австрийцы насчитывали в своем лагере 9.000, а у французов было
15.000 больных лихорадкой.
Мир с изумлением следил за победами молодого генерала, а фран-
цузы были польщены его подвигами. В среде господствующих классов
Франции снова стали развиваться чувства национальной гордости,
заменившие прежнее братское отношение ко всем народам. Особенно
польщены они были, когда Мюрат, бывший ад‘ютант Наполеона, пере-
давая Директории захваченные у австрийцев знамена, доложил:
„В течение одного только похода завоевана Италия, совершенно
уничтожены три сильных вражеских армии и захвачено свыше 50 не-
приятельских знамен. Кроме того, 40.000 австрийцев принуждены
пыли сложить оружие, и все это сделала армия, едва насчитывающая
50.000 французов и находящаяся под предводительством генерала,
которому едва исполнилось 27 лет“.
Если Бонапарт думал, что он спокойно сумеет довести до конца
блокаду Мацтуи и голодом принудит врагов к сдаче, то он ошибся,
потому что Австрия в течение короткого времени собрала новое войско,
намереваясь отправить его на выручку осажденной крепости. Коман-
дование над этой армией поручено было генералу Альвинци, который
был опытен, храбр и талантлив и доставил немало хлопот Бонапарту.
Поражения Альвинци большею частью обгоняются тем, что его свеже
набранное войско не могло сравняться с испытанными в боях фран-
цузскими батальонами.
Австрийцев ободрил успех, выпавший им на долю в битвах
с Журданом и Моро, и Альвинци в ноябре энергично и быстро двинул
свои войска из долиныйЭча. В нескольких кровопролитных стычках
он отбросил французов. При Арколе, у реки Альпон, впадающей в Эч,
столкнулись между собою главные силы врагов, и здесь, произошла
трехдневная кровопролитная битва 15-го, 16-го и 17-го ноября. Австрийцы
15-го ноября заняли Арколь, от обладания которым зависел исход
битвы. Через Альпон вел мост. Австрийцы заградили путь к нему
и укрепили его пушками. С свойственной ему решительностью Бонапарт,
как и в битве при Лоди, приказал напасть на австрийское укрепление
с фронта. На штурм пошли Ожеро, Ланц, Бон и Верн, которые среди
французских генералов отличались особой отвагой, но они были отбиты
сильным огнем австрийцев. Ожеро удалось водрузить на мосту фран-
цузское знамя, но он не сумел увлечь за собою своих солдат.
248
в. в л о с
Бонапарт поспешил к месту сражения, убедился в безуспешности
попыток взять мост приступом и тотчас же поручил генералу Гюйе
перейти несколько выше в брод через Альпон и, таким образом, обойти
австрийцев с тыла. Молодому и пылкому полководцу надоело, однако,
ждать, пока Гюйе выполнит свой маневр, и он сам пошел на приступ.
Схватив в руки знамя, он собрал вокруг себя отборных храбрецов
и, крикнув им: „следуйте за своим генералом!и, бросился вперед
к мосту. Высоко держа в руке знамя, Бонапарт под градом пуль
пробивался вперед. В его сплоченную колонну сыпался залп за зал-
пом. Храбрейшие из солдат Бонапарта пали мертвыми. На глазах
полководца убит был его ад'ютант. Нападающим удалось пробиться
уже до самых австрийцев, как вдруг враги открыли по их густым
рядам убийственную пальбу картечью. Тут нападавшие отступили.
Австрийцы бросились на них со штыками и прогнали их обратно,
при чем Бонапарт был оттиснут в болото, в котором чуть не утонул.
Из трясины его освободили несколько гренадеров. Он вскочил на ло-
шадь, весь покрытый грязью, и снова отбросил австрийцев за Альпон.
Но австрийцы все-таки отстояли мост. Гюйе лишь ночью окончил свой
маневр и тогда увидел, что австрийцы покинули деревню Арколь, но
и французы ушли к своему лагерю. Поэтому и он перешел обратно
через Альпон, а австрийцы на следующий день снова заняли деревню
Арколь, за обладание которой происходила такая кровопролитная
борьба.
Исход битвы на второй день не был решителен. Французы были
отбиты с значительным у^юном во всех тех случаях, когда они высту-
пали против австрийских позиций, по и австрийцам, оставлявшим
свои позиции с намерением напасть на французов, приходилось отсту-
пать после кровопролитных схваток. Положение дел не изменилось
и к вечеру второго дня. Но позиция австрийцев оказалась поколе-
бленной. 11а третий день битвы Бонапарту путем различных ловких
маневров удалось внушить австрийцам уверенность, будто им грозит
опасность подвергнуться нападению с тыла. Австрийцам показалось,
что французы обошли их с обоих флангов, и, когда последние энергично
повели против пих общую атаку по всей линии, они отступили и оста-
вили позиции, которые защищали в течение такого продолжительного
времени. Австрийцы подверглись энергичному преследованию со сто-
роны своих врагов, и Альвинци отвел свои истощенные войска за Бренту.
Однако, после этой ужасной битвы в отдыхе нуждались и французы,
у которых были ранены почти все высшие офицеры. Таким образом,
перемирие наступило само собою. Лишь блокаду Мантуи французы
повели еще энергичнее, чем раньше, так как и третья попытка осво-
бодить крепость кончилась для австрийцев неудачей.
Слава о Бонапарте облетела весь мир, Ф этот молодой человек,
еще год тому назад обивавший пороги приемных у высших офицеров,
прося о назначении, теперь стал об'ектом почти суеверного покло-
нения со стороны своего войска и значительной части французского
народа. Его подвиги создали ему такую славу, о которой он, несмотря
на все свое честолюбие, едва-ли смел когда-либо мечтать. Он сумел,
вместо прежнего стремления к свободе, внушить своей армии стре-
мление к славе и добыче. Грубость солдата сочеталась в его характере
с хитростью и коварством дипломата, и он обладал всеми чертами
законченного государственного деятеля уже в то время, когда на него
продолжали еще смотреть, как на „маленького капрала*, как в шутку
называли его солдаты. Этому „маленькому капралу14 суждено было
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 249
стать наследником великой революции, и его честолюбивые мечты
должны были исполниться.
После распадения великой коалиции Директория обратила свое
внимание на Англию и стала придумывать способы, как бы отомстить
ей за деятельность Питта. Этот государственный деятель пускал в ход
все доступные могущественной Англии средства, чтобы нанести ущерб
Франции и погубить ее. Побуждаемый ненавистью к демократии,
он закрыл французским товарам доступ в Великобританию, приказал
захватывать французские корабли, поддерживал заговоры против фран-
цузского правительства, содействовал вооруженным вторжениям во
Францию и не остановился даже перед такой низкой мерой, как
массовое распространение фальшивых французских ассигнатов. Прежде
всего французы снарядили множество каперных судов, которые стали
наносить немалый ущерб морской торговле Англии. А затем Директория
в С.-Ильдефонсо заключила союз с Испанией, и последняя в
октябре 1796 г. об‘явила войну Англии, энергично и вполне основа-
тельно протестуя против наглой и коварной политики Англии, как
морской державы.
Но Директория намерена была совершить нападение и на англий-
скую территорию, и она решила воспользоваться для экспедиции
недовольством ирландцев. Гошу поручено было высадиться в Ирландии
с 15-титысячной армией, и он вышел в море в декабре месяце. Буря,
однако, рассеяла его флот. Ирландских берегов достигла лишь часть
кораблей, да и они вскоре вернулись обратно во Францию. Экспе-
диция кончилась полной неудачей.
Зато к Франции вновь перешла Корсика, которая восстала про-
тив занявших ее англичан. Корсиканцы изгнали англичан и, не желая
быть подданными жадной к завоеваниям Англии, присоединились
к Франции.
Партии.
Директория не пользовалась в стране ни уважением, ни любовью.
Народ равнодушно относился к переменам в среде правительственной
власти. После того, как ни восстания, ни стремления мирным путем
облегчить участь народа не привели ни к каким положительным
результатам, народ стал с немым смирением сносить все бедствия,
посылаемые ему судьбой. Он отдавал свои кровные деньги на содер-
жание войска в республике и безучастно относился к раздорам партий,
старавшихся захватить правительственную власть в свои руки. В это
время в состав борющихся партий входили исключительно господ-
ствующие классы, при чем борьба между ними происходила на почве
различия их интересов. Конституция III г., разрознившая силы партий,
сильно способствовала обострению этой борьбы.
Если уже раньше та треть состава палат, в которую не входили
бывшие члены конвента, была роялистически настроена, то теперь при
ближайших дополнительных выборах палаты пополнились исключи-
тельно роялистами. Это обстоятельство неожиданно доставило рояли-
стам большинство в палатах. Перемена в составе палат легко обгоняется
тем, что правительство не пользовалось никаким доверием со стороны
народа. Французы подавали свои голоса за роялистов только потому,
что они не желали иметь дела с представителями развращенной
Директории. Поражение, нанесенное правительству, подняло дух роя-
листов. Они подавляющим большинством голосов избрали президентом
„ пятисотw генерала Пишегрю, который после отставлония от должности
250
в. в л о с
присоединился к роялистам и, благодаря этому, попал в число „пятисот*.
Потерпев столько неудач в своих попытках произвести насильствен-
ный переворот, роялисты теперь надеялись достигнуть своей цели и
вернуть в страну династию Бурбонов, оставаясь исключительно на
почве конституционного права. Они еще' более укрепились в своих
надеждах, когда в Директорию проник фанатичный роялист. Согласно
законам конституции, один из пяти директоров был обязан по жребию
выйти из состава Директории, и жребий пал па Летурнера. Роялист-
ские начаты прислали на его место Бартелеми, французского доела
в Базеле, который был известен как убежденный раллист.
Это повело к. расколу в среде Директории, потому что и Карно
стат в оппозицию к остальным директорам. „Организатор победы*,
который пользовался в это время в Европе такой славой, что знаме-
нитый историк Нибур заявил, что он готов был бы с ним разделить
последний кусок хлеба, не соглашался во мнении со своими коллегами,
стремившимися насильственным путем свергнуть роялистов и, таким
образом, утвердить свою власть. Карно был демократом и всей душой
был предан демократии. Поэтому он неизбежно должен был расходиться
во взглядах с -развращенным Барра, корыстолюбивым и надмен-
ным Ревбеллем и жирондистом Ларевельером-Лепо. Карно, быть мо
жет, милее всего была бы вполне демократическая конституция, в роде
конституции 1793 года. Но раз народ принял уже конституцию III г.,
он не желал допускать ее нарушения. Это и служило причиной того,
что Карно обыкновенно выступал вместе с Бартелеми против боль-
шинства Директории, хотя он в силу своих взглядов никак не мог
быть заодно с роялистами.
Раскол среди Директории должен был вызвать самые серьезные
последствия. Палаты и их роялистское большинство старались, на-
сколько это было возможно, использовать его. Директория сталкивалась
с самой резкой оппозицией со стороны народных представителей,—оппо-
зицией, исключавшей всякую возможность примирения. Палаты дали
возможность преступившим свою клятву священникам и эмигрантам
вернуться в страну и вновь начать здесь агитацию за восстановление
прежнего режима. Казалось, что вся общественная жизнь страны
сосредоточилась теперь вокруг роялизма и роялистов. В hпалате пятисот*,
в салонах, клубах и на улицах рассуждали только об одном—о возвра-
щении Бурбонов во Францию. Роялисты основали клуб „Клиши*, который
поставил себе целью парламентским путем добиться установления
конституционной монархии. В противовес этому клубу республиканцы
создали так называемый Сальмский клуб, который должен был содей-
ствовать сохранению конституции III г. Но ни один из этих клубов
не мог уже теперь занять положения прежних народных обществ,
потому что ни за одним из них не стоял народ.
Реакция все больше и больше овладевала палатой „пятисот*.
Некий Камилл Жордан, позже вновь выплывший на поверхность в
Веймарском литературном обществе, проектировал вернуть церкви все
привилегии, которыми она пользовалась до 1789 г. Он не решился
сразу выступить с этим проектом и ограничился том, что сначала
инее предложение о возвращении церковных колоколов. Но он ветре
тил такое противодействие, какого не мог ожидать. Его предложение
было с хохотом отвергнуто, и он с тех пор получил прозвище „Жордана-
звонаря*.
Предложение Жордана многих устрашило. Окружающие увидели
в нем стремление к полному восстановлению всех привилегий католи-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
251
ческой церкви и побоялись, что "роялисты захотят вернуть национальные
имущества их прежним владельцам. Поэтому Директория не встретила
никакого противодействия со стороны общества, когда она приняла
энергичные меры против роялистов. 4
Таким образом, теперь снова столкнулись между собою две партии:
партия роялистов, имевшая на своей стороне палаты, клуб „Клиши"
и аристократические салоны, и партия республиканцев, на стороне
которой стояли Директория, армия и Сальмский клуб. Роялисты стре:
мились низвергнуть конституцию конституционными же путем, а республи-
канцы желали сохранить ту же конституцию насильственным путем.
Что касается народа, то он равнодушно следил за этой борьбой и не
проявлял интереса ни к одной из партий.
Палаты использовали затруднительное финансовое положение
Директории для того, чтобы подвергнуть правительство резким нападкам.
Финансовые агенты Директории своими мошенническими проделками
истощили средства правительства, опустошили его кассы и ослабили
кредит. Особенно отличались своими мошенничествами и растратами
поставщики армии. Генерал Журдан как-то сказал, что он ни разу
не получал для армии больше десяти тысяч порций в день.
Палаты требовали от Директории, чтобы она упорядочила финансы.
Но для того, чтобы упорядочить финансы, требовались прежде всего
новые денежные средства. Последние могли быть добытая: только путем
введения новых налогов, а па это палата не давала согласия. Между
Директорией и палатой возникли конфликты и по поводу колониальной
политики, и по поводу свободы печати, и по поводу всяких вопросов
внешней и внутренней политики. Все государственные дела были
запущены, потому что Директория при всяком новом своем меро-
приятии сталкивалась с противодействием ррялистов.
При ближайшем обновлении трети состава палат роялисты, без
сомнения, заняли бы все места в палатах. Директоры Барра, Ревбелль
и Ларевельор-Лепо решили путем государственного переворота пре-
дупредить переполнение палат роялистами и устранить насильственным
путем оппозицию как в самой Директории, так и в палатах. Они по-
старались обеспечить себе поддержку армии, и это им вполне удалось.
Они обратились к войскам с воззваниями, написанными резким и пла-
менным языком. Поддержки ждали, главным образом, со стороны
генералов Бонапарта, Гоша, Ожеро и других офицеров, преданных
республике. Хотя Бонапарт и находился в интимной переписке е
Карно, тем не менее он из‘явил Директории свою безусловную пре-
данность, а Ланн на одном банкете поднял тост за гибель роялистского
клуба „Клиши". Армия Бонапарта послала Директории адрес, в кото-
ром она обращалась к палатам со словами:
„Трепещите, роялисты, потому что от Эча до Сены для нас один
шаг. Трепещите, потому что грехи ваши сочтены, и острия наших
штыков готовы воздать вам должное. Мы глубоко возмущены тем,
что интриги роялизма грозят нанести ущерб свободе. Тенями героев,
павших за отечество, мы поклялись вести непримиримую борьбу с ро-
ялизмом. Наши чувства разделяют все патриоты. Итак, пусть роялисты
только посмеют шелохнуться, и они вмиг' исчезнут с лица земли!"
Роялисты были устрашепы резко республиканским языком, кото-
рым будущий цезарь выразил чувства своих солдат. Этот адрес ободрил
также и Директорию, у которой вышли разногласия с генералом Гошем.
Директория приказала Гошу двинуть к окрестностям Парижа несколько
полков маасской и самбрской армий, находившихся под его началь-
252 в. в л о с
ством. По законам же конституции войска не имели права подходить
к Парижу ближе, чем на 6 мириаметров (около 50 верст). Гош не
знал, как ему поступить, и вернулся обратно к своей армии в Гиссен.
Адрес итальянской армии был доставлен Директории генералом Ожеро,
суровым солдатом, отличавшимся большим мужеством и считавшим
себя лучшим генералом в мире (о Бонапарте он обыкновенно отзы-
вался как о человеке средних „способностей44). Ожеро, дитя Сент-Анту-
анского предместья, был вполне подходящим человеком для того, чтобы
железною рукою задавить роялизм. Благодаря своему тогда еще демо-
кратическому образу мыслей, он отличался особой ревностью к службе,
и роялистам стало жутко, когда они узнали о появлении в Париже
Ожеро, проявившего безумную смелость при взятии аркольского моста.
В скором времени завязалась отчаянная схватка между революционно-
настроенными военными и роялистами, стремившимися свергнуть кон-
ституцию конституционным путем.
Переворот 18-го фрюктидора.
Роялисты, у которых в это время роль вождей играли генералы
Пишегрю и Вилло, прекрасно понимали, что Директория намерена
путем государственного переворота освободиться от роялистской оппо-
зиции, стеснявшей свободу ее действий. Стягивание войск к Парижу,
которое представляло собой нарушение констйтуции, взволновало роя-
листов, и они намеревались внести в палаты предложение о предании
суду директоров Барра, Ревбелля и Ларевельера-Лепо. Многие из роя-
листских депутатов были настолько неуверены в завтрашнем дне, что
даже избегали ночевать у себя на квартирах.
Роялисты намерены были арестовать вышеупомянутых трех ди-
ректоров в случае, если палаты примут их предложение о возбуждении
судебного преследования против представителей власти. Намерены ли
были роялисты также цоднять восстание,—неизвестно. У них вряд ли
была возможность устроить восстание, и они поневоле должны были
ограничиться законными способами борьбы.
Директория получила сведения об измене Пишегрю через Моро.
Последний нашел в захваченной им карете какого то австрийского
генерала всю переписку с врагами. Моро не сразу об‘явил об этой
важной находке. Быть может, он поступал так из трусости, а быть
может, и потому, что не решался предать своего прежнего товарища
по оружию. Как бы то пи было, но в этот критический момент он
представил Директории найденные им бумаги.
Роялисты старались подготовиться к тому, чтобы оказать прави-
тельству сопротивление в палатах. Опи снабдили большими полномо-
чиями инспекторов зданий палаты, между которыми находились
Пишегрю и Вилло, и передали последним начальство над стражей,
охранявшей законодательное собрание. Кроме того, они позаботились
и о восстановлении национальной гвардии для того, чтобы иметь в
своем распоряжении роялистские секции, и составили предложение
об удалении войск из Парижа. Директория, однако, не дала им вре-
мени предпринять какие-либо шаги. В ночь на 4-е сентября (18 фрюк-
тидора) Барра, Ревбелль и Ларевельер-Лепо привели в исполнение
давно задуманный ими план государственного переворота.
а В эту ночь Ожеро со стянутыми в окрестности Парижа войсками
двинулся в город, и вскоре 12.000 солдат с большим количеством
боевых орудий окружили Тюльери, где находились Пишегрю, Вилло
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
253
и вСе остальные инспекторы палат. Тюльери занимала4 стража законо-
дательного собрания, но она, повидимому, не сильно увлеклась роя-
лизмом, потому что не оказала никакого сопротивления Ожеро, когда
он арестовал ее начальника Рамеля. Ожеро подошел со своими солда-
тами к решетке Тюльерийскрго замка, опустил свою обнаженную шпагу
и спросил: „Вы—/Республиканцы?* На это гренадеры, охранявшие
замок, ответили криками: „Да здравствует Ожеро! Да здравствует
Директория*, открыли ворота, впустили Оже^ю с его солдатами
и присоединились к последним. Ожеро произвел обыск во всех поме-
щениях Тюльери и арестовал инспекторов палат, в числе которых
находились Пишегрю и Вилло. Затем он занял войсками главнейшие
пункты города. Этим завершился переворот, и войскам вскоре осталось
лишь одно: задержать в различных частях города использовавшихся
любовью народа депутатов, роялистских журналистов и возвратив-
шихся во Францию священников и эмигрантов. Многие из лиц, вне-
сенных Директорией в проскрипционный список, бежали. В числе
бежавших находился и Карно. Нет, оснований смешивать Карно с роя-
листами, - он пал жертвой ненавйсти своих товарищей-директоров. Ему
удалось бежать в Швейцарию и там он описал все постыдные деяния
Барра и его товарищей.
Весь государственный переворот 18-го фрюкдитора совершен был
в течение 2 часов, и парижане только на следующее утро узнали из
расклеенных по городу об‘явлений, что Директория избавила респуб-
лику, от большого роялистского заговора. Широкая публика, равно-
душно относившаяся к политической борьбе, не имела никакого понятия
о той опасности, которая грозила государству. Правда, роялисты стре-
мились низвергнуть конституцию законным путем, а сама Директория
спасла конституцию, прибегнув к государственному перевороту, т. е.
задушив ее, но разве партии задумываются над законностью приме-
няемых ими мер, когда дело идет о том, чтобы удержать в своих ру-
ках власть?
В этот день в Париже снова раздались клики: ъДа здравствует
республика*,—клики, которых давно уже не слышно было в столице
Франции. Палаты назначили свои заседания в Одеоне и в фармако-
логической школе. Трибуны для публики впервые снова заполнились
народом, которого привлекло сюда любопытство. Вначале в палате
заметно было настроение против совершившегося государственного
переворота. Но вскоре получилось послание Директории, в котором
последняя пыталась оправдать принятые ею меры. Директория писала,
что если бы промедлили еще неделю, то республика попала бы в руки
врагов, что даже палаты переполнились заговорщиками, которые
прошлою ночью добыли оружие и организовали мятежные собрания.
„На карту поставлена была бы,—говорилось в конце послания,—без-
опасность общества и преданных республике депутатов, если бы послед-
них оставили вместе с врагами отечества и не избавили от адского
заговора44.
На палаты подействовали эти факты и они одобрили чрезвычай-
ные меры, принятые Директорией. Они оправдали даже и призвание
войск в Париж, акт, представляющий собою нарушение конституции.
Далее, на основании закона об общественном благосостоянии Дирек-
тория получила как бы диктаторскую власть и не замедлила воспользо-
ваться ею.
На этот раз заговорщикам не удалось отделаться так легко, как
тем роялистам, которые участвовали в открытом в прошлом году заго-
254
в. в л о с
воре и получали инструкции из Вланкенбурга. Правда, и теперь тоже
никто не был приговорен к смертной казни, но жертвы переворота
были осуждены на ссылку в знойные, болотистые и нездоровые места
Кайенны. К ссылке были приговорены директора Карно и Бартелеми,
41 человек из числа членов „пятисот" (между ними Буасси д‘Англа,
Пишегрю, Бурдон из Уазы, ставший роялистом, Вилло и Вилларе-
Жуаез), одиннадцать членов сената (между ними Ровер и Тронсон-Дю-
кудрэ); кроме этих лиц, к ссылке были приговорены еще Рамель,
генерал Миранда и бывший член конвента Майль. К этой группе
осужденных присоединили еще трех вождей роялистского заговора
прошлого года и издателей-редакторов 35 изданий, которые были вра-
ждебно настроены по отношению к Директории.
Большинство осужденных было отправлено в Кайенну. Часть из них
б ежа ла" оттуда, а остальные погибли под влиянием нездорового климата.
Выборы в 48 департаментах были признаны недействительными,
и Директории были предоставлены широкие полномочия в вопросе
об отмене выборов, представляющих опасность для республики. Далее,
снова были восстановлены отмененные советом „пятисот44 законы против
эмигрантов и отвергших присягу священников. На место обоих приго-
воренных к ссылке директоров были избраны Мерлен из Дуэ и Франсуа
из Невшато, пользовавшиеся репутацией республиканцев.
Таким образом, на короткое время снова установилось нечто в роде
революционного правительства, но последнему недоставало ни энергии,
пи умения улучшить благосостояние Франции. В среде правительства
и правительственных органов попрежнему продолжал царить бес-
порядок. Нецелесообразность конституции вскоре снова проявилась
в качестве источника конфликтов, приведших в конце концов к падению
конституции, которую возможно было сохранить исключительно путем
беспрерывных ее нарушений.
Генерал Гош, вступивший тем временем с самбрской и маасской
армиями в пределы Германии, скончался в Вотцларе 18 сентябрь 1797 г.
от болезни, оставшейся неясною врачам. Директорию обвиняли в том,
что она отравила молодого полководца, но это, вероятно, было клеветни-
ческой выдумкой роялистов. Многие полагают, что если бы генерал Гош
остался в живых,' то он явился бы опасным соперником для Бонапарта.
Разбираться в том, действительно ли случилось бы это, не стоит. Во вся-
ком случае, этот молодой генерал умер в полном блеске своей воинской
славы в качестве республиканского полководца. Он в течение самого
короткого времени достиг высшего положения в армии, прославил
республику своими блестящими победами и, несмотря на все своп
успехи и триумфы, сумел сохранить мягкость и чуткость души. Среди
суровых солдат того времени было мало людей, похожих на пего.
П о $ о д 1797 г.
Весною 1797 г. Гош и Моро снова перешли через Рейн и почти
беспрепятственно проникли до Франкфурта и Шварцвальда. Бонапарт же
простоял всю зиму под Мантуей, которую упорно защищал С’гарый
Вурмзер. Австрия снова попыталась освободить осажденную крепость
и поспешо собрала новое войско. Командование над ним было пере-
дано Альвинци, и войско получило знамя, собственноручно вышитое
австрийской императрицей. Надеялись, что такое знамя воодушевит
солдат к борьбе, и если принять во внимание положение дел в то время,
то следует сказать, что подобные надежды могли явиться только
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 255
у очень оптимистически настроенных людей. Венгерские государственные
чины в. заседании сейма в Пресбурге 12 ноября 1796 г. ассигновали
кредит для новой войны и согласились послать войска в Мантую,
после того, как Франц II раз’яснил доблестным^мадьярам, что в дан-
ном случае дело идет о борьбе за „высшие благаu (в сущности дало
шло только об итальянских владениях Габсбургского дома), о борьбе
с нацией, которая „своей жестокостью, некультурностью и своим без-
божией превзошла все варварские народы*... Эти слова императора
оказали большое влияние па мадьяр: они развязали свои кошельки,
и Альвинци, разбитый в ноябре месяце, мог уже в январе двинуться
е новым войском к Мантуе.
Вначале Альвинци повезло: он прогнал со всех позиций те сла-
бые отряды Бонапарта, которые последний расположил на север
от Мантуи в качестве прикрытия для осаждающих, но затем Бонапарт,
находившийся в это время в Болонье, поспешно вернулся к месту
военных действий и бросился на Альвинци со всем своим войском.
Произошла битва при Риволи, продолжавшаяся с 14 до 16 января,
самая ужасная и самая кровопролитная из всех битв этой войны.
Австрийцы несколько раздвинули свои отряды, намереваясь обойти
французов и напасть на них с тылу, но Бонапарту удалось путем
решительного и ловкого маневра разместить свои отряды между отдель-
ными частями австрийского войска, после чего он сначала разбил
1\львинци у Риволи, а затем в одиночку справился с разъединенными
корпусами неприятеля. Австрийцев охватил панический ужас. Они
бежали, как рассказывает сам Альвинци, в безумном страхе, бежали,
несмотря на то, что главнокомандующий приказал тут же застрелить
солдата за ослушание, и несмотря на то, что свита Альвинци ударами
сабель останавливала беглецов. После этого кровопролитного боя у Аль-
винци из 25.000 солдат осталось только. 10.000.
Так как у осажденных исчезла всякая надежда на освобождение
и так как Мантуя совершенно изголодалась, то пришлось сдать кре-
пость. 2 февраля 1797 г. Вурмзер сдал Мантую, из-за которой велась
такая кровопролитная борьба. Сам Вурмзер со своим штрбом, с 700 сол-
дат и 6 пушками получил право свободного отступления, а весь
остальной гарнизон с 500 орудий был взят в плен. Гарнизон состоял
из 12.000 солдат. К тому факту, что Бонапарт избавил старого Вурм-
зора от плена, австрийцы отнеслись, как к проявлению особого уваже-
ния со стороны победителя. По всей вероятности, Бонапарт надеялся,
что Вурмзер снова получит командование над войском и снова даст
ему возможность разбить себя.
Наступило шестинедельное перемирие, и вся Европа восхищалась
молодым генералом, обнаружившим такую гениальность. А, между тем,
Австрия ещ^не признала себя побежденной и пе желала заключать
мира. Когда Директория предложила австрийскому кабинету заклю-
чить перемирие и приступить к мирным переговорам, она получила
высокомерный ответ: „В Вене ничего неизвестно о существовании
Французской республики*. Вскоре, однако, Вене пришлось горько рас-
каяться в своем незнании. Она принуждена была униженно просить
мира у той самой республики, которой раньше не желала признавать.
Если Директория надеялась найти в лице Бонапарта покладистого
генерала, то ей вскоре пришлось убедиться в своей ошибке. Молодой
полководец распоряжался в завоеванной им области, как абсолютный
монарх, и вполне произвольно изменял границы государства. Он соеди-
нил республики, находившиеся по сю и по ту сторону реки По, в рдну
256 в. в л о с
Предальпийскую республику и при этом нисколько не заботился о том,
приятно ли Директории его политическое творчество, потому что созна-
вал, как необходимы правительству те победы, о которых он извещал
его, и те миллионы, которые он ему пересылал. Популярность Бона-
парта и пламенная привязанность солдат защищали его от всяких
нападок со стороны Директории, а те времена, когда комитет благо-
денствия позволял себе сурово наказывать , честолюбивых генералов,
давно миновали.
Для „округления* границ Предальпийской республики Бонапарту
понадобилась часть Папской области, и он известил св. отца Пия VI
о том, что срок перемирия истек. К тому же Святой отец не уплатил
французам условленной контрибуции и поддерживал сношения с
австрийцами, что могло повлечь за собой опасность для Франции.
Далее, он никак не мог решиться на отмену всех своих многочислен-
ных булл, направленных против республиканской Франции. Бонапарт
не стал церемониться с папой. Он послал в церковную область войско,
которое без труда разбило папскую армию так называемых „солдат
ключа* и двинулось на Рим. Тогда св. отец испугался за судьбу
своих земных владений и уступил. Он попросил мира. Мир был заклю-
чен в Толентино, и папа отдал легатства Романью, Болонью и Ферраруv
понадобившиеся для округления границ Предальпийской республики,
сдал французам крепость Анкону и уплатил 30 миллионов. Что касается
отмены папских булл, то этому Бонапарт не придавал никакого
значения.
По пути в Рим французы с удовольствием разграбили бы сокро-
вища лореттской Богоматери. Но итальянцы были настолько преду-
смотрительны, что припрятали от неверных республиканцев эти
сокровища.
Тем временем Австрия приготовилась снова начать борьбу. Главно-
командующим в Италии был назначен эрцгерцог Карл, который своими
победами во Франконии и на Рейне в достаточной степени проявил
себя талантливым полководцем. Однако, и₽ он не был в силах творить
чудеса при борьбе с гениальным французским генералом, имя которого-
внушало врагам ужас. Австрийцев ничем нельзя было уже наэлектри-
зовать. В марте месяце Бонапарт двинулся в поход, намереваясь про-
никнуть, наконец, в центр Австрии. Он направился со своими ново-
организованными войсками в Тироль и Каринтию. Эрцгерцог пытался
померя!ься с ним силами в различных сражениях, но все битвы кон-
чались для австрийцев плачевно. Австрийцы принуждены были отсту-
пать все дальше и дальше. Бонапарт взял Бриксен, Ботцен, Клаген-
фурт и Лайбах и остановился, наконец, на расстоянии 36 часов пути
от Вены. Эрцгерцог, быть может, и замышлял пустить в ход такой же
маневр, какой он употребил против Моро и Журдана и который ему
вряд ли теперь удался бы, но как бы то ни было, а венский двор
потерял голову, когда страшный враг оказался на таком близком рас-
стоянии от столицы Австрии. Двор бежал из Вены с безумной поспеш-
ностью и попросил перемирия с целью вступить в мирные переговоры
с той самой республикой, к которой он недавно отнесся с таким пре-
зрением.
Бонапарт принял предложения австрийцев, так как Венецианская
республика готовилась в это время напасть на него с тыла. Состоялось
Юденбургское перемирие, а затем 18-го апреля 1797 г. в Леобене
были выработаны предварительные условия мира. Австрия совершенно
отказалась от своих бельгийских владений, уступила Франции все
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
257
свои итальянские владения до Олио и признала Предальпийскую рес-
публику. С другой стороны, Австрия сохранила земли от Олио до
реки По. По договору в Леобене, вопрос о заключении мира с Герман-
ской империей должен был быть обсужден на специальном конгрессе.
Теперь Австрия, еще несколько недель тому назад заявившая о
том, что она ничего не знает о существовании Французской республики,
сама предложила признать эту республику. Однако, Бонапарт гордо
отверг это предложение и сказал: „Французская республика сама себя
признала. Не признавать ее существования--это все равно, что не
признавать существования солниа в яркий день*. Австрийским дипло-
матам пришлось без возражений проглотить это оскорбление.
Таким образом, обширная коалиция, составленная Питтом, совер-
шенно распалась, и теперь на арене борьбы остались лишь Англия
с Португалией. Но, несмотря на все поражения на суше, Питт оста-
вался победителем на море. Испанский флот под начальством адми-
рала Кордовы готовился в начале 1797 г. отплыть в Брест, чтобы там
соединиться с французским флотом. У Сент-Винпентского мыса на
испанцев напал более слабый английский флот,, находившийся под
начальством адмирала Джервиса. Испанцы были разбиты и прину-
ждены были вернуться назад, понеся большие потери. Далее, и гол-
ландский флот, ушедший из Текселя под начальством Винтера, был
разбит на-голову у Кампредуины старым английским адмиралом Дун-
кеном и отброшен назад в Тексель, при чем англичане захватили
в плен половину голландских кораблей.
Но Бонапарт нанес старым державам чувствительный удар с
другой'стороны. Он бросился на старинную аристократическую Вене-
цианскую республику, которая озлобила его своими приготовлениями
к войне. Венецианское государство, пользовавшееся когда-то славой
и могуществом, прогнило до мозга костей. Его развращенный народ
томился под деспотическим игом надменных патрициев. Если Бонапарт
не имел права разрушить это старинное государство, то и эта патри-
цианская республика не имела больше права на существование. В этом
случае столкнулись между собой сила и коварство, и победительницей
из борьбы вышла сила.
Бонапарт без труда нашел предлог для нападения на Венецию.
Венецианцы провинились тем, что осмелились вооружиться против
него, кровавым образом подавили несколько демократических восста-
ний и подвергали преследованиям приверженцев Франции. В Вероне
произошло кровавое столкновение, при чем городское и сельское
население по какому-то незначительному поводу поднялось против
французов и с варварской жестокостью расправилось с больными,
лежавшими во французских лазаретах, и с женщинами и детьми,
следовавшими за обозом французской армии. В ответ на это французы
стали бохмбардировать город из занятых ими замков. Через три дня
в Верону вступили французские войска и учинили кровавую расправу
над населением города. Это- усилило озлобление с ‘обоих сторон.
В Леобеяском договоре Бонапарт обещал Венецианской республике
вознаграждение за территорию, уступленную ею Австрии, и теперь
он в письме, адресованном венецианскому дожу, осыпал последнего
самыми резкими упреками за то, что тот отплатил неблагодарностью
за его великодушие. В сущности говоря, Бонапарт, несомненно, не
намерен был выполнять пункт Леобенского договора, касавшийся
Венеции. Бонапарт послал в Венецию своего адъютанта Жюно, который
держал себя перед трепещущим сенатом так же резко, как должен
История Французской революции. ч 17
258
в. в л о с 1
был держать себя победоносный завоеватель. Сенат отправил к генералу
Бонапарту депутацию; последний встретил ее громовой речью, в кото-
рой он перечислил все исторические грехи Венеции. Бонапарт заявил,
что он решил, наконец, открыть пресловутые инквизиционные казематы,
что он разрушит свинцовые кровли и мост слез и что Венеция должна
получить свободу мысли и слова. Если венецианцы не сложат оружия,
то он сам сумеет обезоружить их. „Ваш образ правления устарел
и должен исчезнуть*,—сказал Бонапарт в конце своей речи.
Напуганные патриции с дрожью в голосе заикнулись было о денеж-
ном вознаграждении, но Бонапарт закричал на них: „Если бы вы даже
могли предложить мне все сокровища Перу, если бы вы были в состо-
янии озолотить всю Францию, то и тогда вы золотом не могли бы
искупить пролитой вами французской крови!“.
Генерал Бонапарт не совсем серьезно говорил такие речи, но он
прекрасно разыграл комедию. Венеции была об’явлена война. Венециан-
ские патриции пытались спасти свое государство подкупом: они при-
слали Директории крупную сумму денег и предложили ей самые
выгодные условия мира. Но Бонапарт перехватил их переписку,
и Директория не осмелилась вмешаться в это дело. Генерал поступал
совсем по-диктаторски.
Начало военных действий ускорилось, благодаря столкновению
французского судна с береговыми батареями Венеции. Французы
двинулись против Венеции, нанявшей для своей защиты славонских
солдат. Были сооружены батареи, и трепещущий венецианский сенат
под гром орудий стал обсуждать, что ему делать. Он решил рефор-
мировать конституцию в демократическом смысле, и тогда в, городе
начались волнения. Реакционно-настроенная часть населения вступила
в борьбу с демократией, а славонские наемники проявили себя нена-
дежными защитниками Венеции. Сенат решил впустить французов
в город для восстановления спокойствия. В город вступило 3.000 фран-
цузов. Им, действительно, удалось прекратить беспорядки, но одновре-
менно с этим прекратилось и существование Венецианской республики.
Французы уничтожили самостоятельность республики и присоединили
часть ее территории к Австрии, а другую часть к Предальпийской
республике. Ионические острова, принадлежавшие Венеции, были
заняты французским флотом.
Падению этой старинной республики способствовало ее внутреннее
разложение. Одновременно с Венецией пало и другое старинное
аристократически-республиканское государство—Генуя. Патрицианское
правительство последней пыталось обеспечить себе нейтралитет круп-
ным выкупом. Но ее демократическим элементам удалось при помощи
французского посла поднять в мае 1797 г. восстание против аристо-
кратии. Сельское население пришло на помощь аристократии, и в городе
разыгралась кровавая борьба, в которой демократы потерпели бы по-
ражение, если б в дело пе вмешались французские войска. Французы
заняли город и всю территорию, принадлежавшую Генуэзской рес-
публике. Они превратили Геную в дочернюю республику Франции,
даровав ей конституцию, составленную самим Бонапартом. Генуя полу-
чила название Лигурийской республики.
Тем временехм в Кампо-Формио близ Удины снова начались
мирные переговоры между Австрией и Францией. Австрийцы, стре-
мившиеся дипломатическим путем вернуть себе часть того, что'они
потеряли на поле битвы, требовали возвращения Мантуи и пригрозили
вмешательством России. Однако, Бонапарт показал, что он в хитрости
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
259
не уступает австрийскому дипломату Кобентцлю, и добился своего,
пустив в ход дикую угрозу. Когда Кобентцль снова упомянул о воз-
можности вмешательства со стороны России, молодой французский
полководец в порыве гнева схватил дорогую вазу, подаренную русской
императрицей Екатериною II и служившую украшением Кампо-Фор-
мийского замка, бросил ее на пол так, что она разлетелась вдребезги,
и воскликнул: „Отлично! Перемире кончилось, и война об’явлена!
Но берегитесь, я^азобью вашу империю на столько же кусков, сколько
осколков осталось от этой вазы!14 Тогда Кобентцль уступил, и 17-го ок-
тября 1797 г. заключен был Кампо-Формийский мир. Этот мир был
очень важен по своим последствиям: он преобразил всю верхнюю
Италию и- вызвал целый ряд изменений в западных границах Герман-
ской империи. Австрия признала Батавскую и Лигурийскую республики
и получила Венгрию, Истрию и Далмацию, а Франция—Ионические
острова. Зато к Франции перешел весь левый берег Рейна и Австрия
обязалась вознаградить имперских князей путем секуляризации цер-
ковных имуществ и медиатизации имперских городов. Кроме того,
Австрия обязалась вывести свои войска из пределов Германской
империи и из имперских крепостей. Позже в Раштадте состоялся
мирный конгресс, на котором разыгрались обычные дипломатические
интриги. Весь 1797 год был посвящен торгу и интригам на этом кон-
грессе. При этом французы держали себя на конгрессе очень грубо,
а германские послы очень приниженно и смиренно. Раштадтский кон-
гресс, собравшийся для дальнейшей разработки пунктов Кампо-Фор-
мийского мира, не привел ни к каким результатам и закончился
ужасным и позорным преступлением—убийством французских послов.
Победы юного генерала привели, таким образом, к преобразова-
нию всей средней Европы. Имя Бонапарта облетело весь мир, и эта
новая яркая звезда успела затмить своим блеском все другие светила
на политическом горизонте. Блеск его побед опьянил господствующие
классы Франции. Многие сознавали, что ему предстоит блестящая
будущность, а пока все партии надеялись на него. Демократии считала
своим этого популярного генерала, который раньше был другом яко-
бинцев, в то же время французская аристократия на основании его
самоуверенного поведения выводила заключение о том, будто он втайне
помышляет о восстановлении королевской власти. Дальновидные же
люди понимали, что этот человек не станет загребать жар для других.
Его властное и диктаторское поведение выдавало его смелые мечты.
Внутренние волнения.
Казалось, будто вся политическая жизнь Франции сосредоточи-
лась в палатах и парижских клубах, потому что народная масса не
проявляла ровно никакого интереса ни к переменам в среде прави-
тельства, ни к государственным делам. Многие из легко увлекающихся
французов в своем восторге от побед Бонапарта забыли обо всем на
свете. Народ же, нищету которого эти победы так же мало уменьшили,
как и прежние казни в эпоху террора, бесстрастно наблюдал за сменою
партий у кормила общественнной власти.
Государственный переворот 18-го фрюктидора вернул демократам
мужество; что же касается роялистов, то они находились под гнетом
нанесенного им удара и были обречены на бездействие. Надеялись,
что Директория попытается упрочить свое положение путем усиления
демократии, так как ей еще недавно самой пришлось освобождаться
260
в. в л о с
от роялистских заговоров. Но окружающие обманулись в своей на-
дежде. Оказалось, что директоры попрежнему продолжали свою стран-
ную и гибельную политику „колебания*. Едва успев упрочить свое
положение, Директория снова повела кампанию против демократов,,
которых она в целях устрашения трусливого мещанства назвала
анархистами. Она совершенно произвольно оттягивала дополнительные
выборы, основываясь при этом на диктаторской власти, которая пере-
дана была ей ]8-го фрюктидора.
В противоположность республиканцам, сторонникам Директории
демократы вступили теперь на тот же путь, на котором недавно так
неудачно подвизались роялисты. Они решили парламентским путем
восстановить конституцию 1793 г., в то время как республиканцы стояли
за конституцию III года.
Никакие уловки Директории не могли остановить развития демо-
кратической партии. В этот момент к Директории с ненавистью
относились и имущие классы, потому что она в силу испытываемых
ею финансовых затруднений принуждена была прибегнуть к терро-
ристическим мероприятиям, направленным против богачей. Теми мил-
лионами, которые прислал Бонапарт, едва могла быть удовлетворена.
липп> незначительная часть потребностей задолжавшегося-государства.
Бумажные деньги вскоре снова упали в цене до самого низкого уровня,
и кредит Директории равнялся нулю. Испытывая ужасную нужду,
правительство прибегло к принудительному займу в 80 миллионов,
которые были необходимы для вооружения армий. Кроме того, оно
ввело еще множество новых налогов. Все бремя этих финансовых меро-
приятий ложилось на плечи имущей части населения, потому что
с обобранного до-гола и изголодавшегося народа нечего было уже взять.
Но как ни обременительны были эти меры для тех, на кого падала
вся тяжесть займа и налогов, результаты их все же были плачевны,
и Директория попрежнему нуждалась в деньгах, не пользуясь ни кре-
дитом, ни уважением.
Из состава Директории вышел Франсуа де-Невшато, и на его
место был избран республиканец Трельяр, который в конвенте зани-
мал место в „болоте* и позже принес много пользы при выработке
уложения о наказаниях.
К этому времени демократическая партия значительно усилилась
и при новых выборах, которых дольше уже нельзя было оттягивать,
в палаты попало большое число демократов. Директория, которая не
была способна обезоружить оппозицию разумной, осторожной и ис-
кусной политикой, испугалась того, что перемена в составе палат
приведет к падению конституции III г. законным и парламентским
путем. Поэтому она снова прибегла к насильственной мере, к которой
она, впрочем, имела право прибегнуть на основании чрезвычайных
полномочий, врученных ей после государственною переворота 18 фрюк-
тидора. 11-го мая 1798 г. (22-го флореаля VI года) Директория отме-
нила все те демократические выборы, которые были ей неприятны,
и .заменила демократических депутатов кандидатами республиканского
меньшинства.
Благодаря этому насильственному перевороту, Директории снова
удалось продлить свое существование, зависевшее от беспочвенной и
нарушенной ею конституции. Однако, правительство, которое могло
держаться на своей позиции лишь путем применения нечистых средств,
все более и более падало в общественном мнении, и его дни, без со-
мнения, были бы сочтены, если бы изголодавшийся и измученный
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 261
продолжительной революцией народ не относился так равнодушно
к политическим делам. И Директория, презираемая всеми партиями,
продолжала влачить свое жалкое существование.
Новые выборы, состоявшиеся в 1799 г., доставили демократиче-
ской партии значительное большинство в совете „пятисот*. В совете
же старейшин эта партия стала сильным и решительным меньшинством.
На этот раз Директория уже не решилась так бесцеремонно кассиро-
вать выборы, как в прошлый раз. Не могла на это решиться еще и
потому, что в ее составе произошла очень важная перемена. Перемена
эта заключалась в том, что Ровбеллю пришлось по жребию выйти из
Директории, и его место в правительстве занял аббат Сийес. Важные
услуги, оказанные последним Франции в 1789 г., были почти забыты,
благодаря тем превращениям, которые он проделал в политическом
отношении. Этот бывший дворянин прятался в бурное время рево-
люции и молчал, когда говорить было опасно. Во время правления
Директории, в которую он не пожелал вступить, он занял диплома-
тический пост и приобрел репутацию ловкого интригана, занимая
место посла в Берлине. Аббат Сийес посвятил все свое время разра-
ботке nonoic и своеобразной конституции, открывки которой он время
от времени посылал своим друзьям. Благодаря своей замкнутости
и своему высокомерию, он прослыл способным государственным дея-
телем. Теперь Сийес решил, что его время пришло, так как вообразил,
что ему суждено сыграть крупную роль в истории Фран цииХ Создавая
свой проект конституции, он, повидимому, заимствовал из всевоз-
можных политических систем все, что находил пригодным для дан-
ного времени. Сийес притворился, что сочувствует демократической
партии, и ему удалось приобрести влияние, так как к нему примкнули
и многие республиканцы, ожидавшие от него разрешения конститу-
ционного вопроса. Таким образом, создалась партия аббата Сийеса,
занимавшая позицию между республиканцами и демократами.
Одновременно с этим и в среде самой Директории начали обна-
руживаться раздоры, которые должны были оказать на правительство
парализующее действие. Ларевельер-Лепо, Трельяр и Мерло из Дуэ
стояли зц сохранение конституции III г., тщеславный Сийес являлся
сторонником своей собственной еще не вполне продуманной консти-
туции, а распутный Ба^а в это время вел переговоры с Бурбонами
с целью низвергнуть республику.
В палатах к этому времени тоже произошло перемещение партий.
В совете старейшин большинство принадлежало к партии Сийеса,
республиканцы были здесь слабы, а демократы составляли сильное
меньшинство. Напротив, в совете „пятисот* подавляющее большинство
составляли демократы, республиканцы же и партия Сийеса были здесь
слабо представлены.
Теперь демократы и сторонники Сийеса начали сообща вести
кампанию против конституции III г. и ее приверженцев. Прежде всего .они
свергли Трельяра, доказав, что при его избрании в Директорию было
допущено нарушение известных формальностей. На место Трельяра
попал Гойе, который был демократом и честным, но мало способным и сла-
бым человеком. Он в 1793 г. занимал пост министра юстиции и в свою
бытность председателем палат в различных судебных округах тоже
не проявлял себя большим мудрецом/ В это время Барра еще не
подвергался нападкам со стороны оппозиции, так как никому еще
ничего не было известно об его измене и он умел так ловко льстить
всем партиям, что каждая из них считала его своим приверженцем.
262
в. в л о с
Тем резче'демократическая партия и партия аббата Сийеса нападали
на двух остальных директоров—на Мерлена из Дуэ и Ларевельера-
Лепо. Их без конца осыпали оскорблениями и открыто требовали
от них выхода из состава Директории. „Отчего,—восклицал демо-
кратический депутат Бертран в совете „пятисот*,—отчего вы медлите-
выйти в отставку и тем способствовать установлению в высших
установлениях республики единства принципов и стремлений? Ведь
вы перестали пользоваться доверием даже тех низменных льстецов,
которые вырыли вам политическую могилу. Уступите же требованиям
окружающих и кончайте свою карьеру. Тогда истинные республиканцы,
благодаря своему добродушию, сумеют оценить ваш поступок*.
Мерлену и Ларевельеру-Лепо пришлось уйти из Директории, и
они вышли в отставку 18-го июня 1799 г. (30 прэриаля VI! года).
Демократы провели тогда в Директорию генерала Мулена, а партия
Сийеса—Роже-Дюко.
Таким образом, противники конституции III г. всюду оказались
в большинстве. Сийес и Роже-Дюко, опиравшиеся на большинства
совета старейшин и имевшие связи в армии, составили в Директории
противовес демократам Мулену и Гойе, за которыми стояло большин-
ство’ в совете „пятисот*. Сторонником конституции на первый взгляд
являлся один только предатель Барра, но и он также мало дорожил
ею, как все другие. В обоих палатах большинство было против кон-
ституции.' Демократы основали новый клуб, клуб манежа, помещав-
шийся в том же самом здании, где некогда заседало учредительное
национальное собрание. В этом клубе собирались уцелевшие якобинцы
и держали здесь резкие речи, что лишний раз доказывает, насколько
успело усилиться демократическое движение. Однако, роялисты тоже
не бездействовали. Демократическая партия добилась введения очень
сурового закона против роялистов. На основании закона о заложни-
ках, как называли это террористическое мероприятие, власти имели
право арестовывать и конфисковывать имущества всех родственников
тех эмигрантов и дворян, которые где бы то ни было производили
смуту. В том случае, если гражданин, приобревший национальное
имущество, падал жертвой убийцы и если преступник, совершивший
убийство, оставался неразысканным, то из пределов Франции изгоня-
лись 4 родственника какого-либо эмигранта. Арестованные и родствен-
ники эмигрантов не только отвечали своим имуществом за убытки,
причиненные роялистскими беспорядками, но были обязаны возна-
граждать государство за содержание эмигрантов в тюрьме и т. д.
Таким образом, родственники отвечали своим имуществом за про-
ступки, совершенные эмигрантами за границей. Эта суровая мера
вызвала брожение среди роялистов и привела к новому восстанию
Вандеи. Роялистские бунты начались также и на юге Франции.
Среди этой общей сумятицы ясно было одно, - что падение кон-
ституции III г. неизбежно. Демократы продолжали действовать очень
энергично и надеялись при ближайших выборах одержать полную
победу. Сийес, предвидевший, что демократам удастся победить при
ближайших выборах, испугался того, что он лишится своего рлияния.
Он задумал совершить государственный переворот по образцу пере-
ворота 18-го фрюктидора и надеялся, что ему и его партии удастся,
таким образом, захватить в свои руки власть и осуществить химери-
ческую конституцию.
Честолюбивый аббат уже видел себя в роли властелина Франции
и начал учиться верховой езде, чтобы уметь, в качестве директора^
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 263
гарцовать перед народом на лошади. Однако, этому тщеславному и
беспринципному человеку не суждено было сыграть роль наследнйка
революции, —роль, к которой он совершенно не был приспособлен.
В тот момент, когда ему казалось, что власть уже досталась ему, ее
вырвал у него сильною рукою бесцеремонный солдат, который и раньше
и лучше изучил верховую езду, чем аббат Сийес.
Дочерние республики.
После того как Голландия была превращена в Батавскую респуб-
лику, в ней было созвано учредительное национальное собрание,
открывшее свои заседания в начале 1797 года. Оно выработало кон-
ституцию, которая во всех отношениях походила на французскую
конституцию III г. Но в Голландии существовала многочисленная
демократия, которая не удовлетворилась никуда негодной директо-
риальной конституцией и склонялась к конституции 1793 г. Голланд-
ский народ в массе был демократически настроен, и когда директо-
риальная конституция была предложена на голосование в первичных
собраниях, народ отверг ее. Но французская Директория желала
непременно ввести в Голландии конституцию III г., и главнокоман-
дующий французскими войсками в Голландии генерал Денделъс
получил приказ ввести эту конституцию силой. Голландец Дендельс,
грубый солдат, отличившийся в восстании 1795 г., просто арестовал
и посадил в тюрьму двадцать двух влиятельных демократических
членов голландского собрания. Этот бесцеремонный государственный
переворот оказал самое угнетающее влияние на голландскую демокра-
тию. Народ перестал интересоваться политическими собраниями и
равнодушно отнесся к тому, что национальное собрание учредило
новую комиссию для выработки конституции и назначило временное
правительство, в состав которого вошло пять человек.
Комиссия эта приняла конституцию III г., и реакционное наци-
ональное собрание Голландии, подражая конвенту, избрало из своей
среды членов будущих палат и директории. Однако, новое голланд-
ское правительство проявило себя таким реакционным, что у париж-
ской Директории возникло опасение, как бы Англия не увидела
в этом повода к каким-либо новым опасным интригам. Поэтому гене-
ралу Дендельсу было снова поручено произвести государственный
переворот и свергнуть реакционно-настроенную директорию Голландии.,
Дендельс, коюрый играл роль слепого орудия в руках своего началь-
ства, выполнил данное ему поручение, пустив в ход хитрость и наси-
лие. Пригласив к себе в гости директоров, он во время обеда об'явил
им, что они арестованы и смещены с должностей. Двум из директо-
ров удалось во время суматохи бежать. Дендельс распорядился об
избрании нового национального собрания и поручил последнему
составить палаты и директорию. Так завершилось умиротворение Гол-
ландии, и эта страна стала пользоваться такого же рода „свободой*,
какою наслаждалась Франция со своей директориальной конституцией.
В Швейцарии, которая гриничит с Францией на юго-западе,
революция вскоре проявилась различными вспышками. Швейцарский
народ, сумевший уже несколько столетий тому назад завоевать и
отстоять свою свободу, находился в самой тяжелой зависимости от
аристократии, которая захватила в свои руки всю правительственную
власть. Эта пестрая республика, кантоны которой были лишь слабо
связаны общим сеймом, обсуждавшим тогда исключительно дела внеш-
264
в. в л о с
ней политики, носила совершенно средневековый характер. Когда во
Франции начался великий переворот, швейцарцы тоже местами' попы-
тались стряхнуть с себя иго правящей аристократии. Базельцы, напри-
мер, уже в 1792 г. прогнали своего епископа, но аристократии покуда
удавалось справиться с демократическим движением и многим демо-
кратам пришлось эмигрировать из своей родины.
Однако, демократические идеи продолжали распространяться.
Переворот в Швейцарии был, главным образом, подготовлен двумя
лицами: оберцунфтм ей стером Петром Оксом в Базеле и адвокатом
Цезарем Лагарпом в Ваадтланде. Несмотря на свой республиканский
образ мыслей, Л агар п был приглашен императрицей Екатериной
в воспитатели к ее внуку будущему императору Александру L Вер-
нувшись из России, Лагарп стал в резкую оппозицию к аристократи-
ческому бернскому правительству, которое угнетало Ваадтланд. Благо-
даря агитации Лагарпа, Ваадтланд, надеясь па поддержку со стороны
Франции, восстал в конце 1797 г., и его примеру вскоре последовали
многие другие кантоны. К демократически или революционно настроен-
ным кантонам принадлежали Ваадт, Базель, Шаффгаузен, Аппепцель
и Валлис. Реакционно же или лишь отчасти демократически настроены
были: Берн, Цюрих, Сологурн, С.-Галлен, Ури, Швиц, Унтервальцсн,
Цуг, Гл ару с и Граубюнден.
Бернские аристократы готовы были при помощи оружия пода-
вить восстание в Ваадтланде. Но тут в дело вмешалась парижская
Директория, которая давно уже смотрела жадными глазами на Швей-
царию, и заявила, что сочтет вступление бернских войск в Ваадт
поводом к об‘йвлению войны. В то же время у ваадтландской границы
появился французский отряд под начальством генерала Меснара.
Бернское правительство решило все-таки вступить в борьбу с
восставшим Ваадтландом, хотя президент Штейгер и сознавал, что
аристократический режим неминуемо должен будет пасть под нати-
ском революции. Бернские войска, находившиеся под начальством
генерала Вайса, вступили в Ваадт, куда явились и французы, кото-
рые немедленно прокламировали здесь Леманскую республику.
/Директория с радостью воспользовалась представившимся ей
случаем для вмешательства во внутренние дела Швейцарии и тотчас
же отрядила туда две армии. Шауенбург проник в Швейцарию через
Базель, а Брюн через итальянскую границу. Брюн должен был присо-
единить к себе отряд Меснара, потом соединиться с Шауенбургом
и двинуться против Берна, правительство которою собрало значи-
тельную армию, порученную начальству генерала Эрлаха из Гиндель-
банка. Несмотря па мужественное сопротивление швейцарцев, фран-
цузы все же вышли из борьбы победителями, благодаря своей искусной
боевой тактике. 5-го марта 1798 г. швейцарцы потерпели полное пора-
жение в двойной стычке у Фраелбрунпа и Нейенэгга. Аристократы
обвинили генерала Эрлаха и Штейгера в измепо. Штейгер бежал
в Австрию, а Эрлах во время своего отступления был убит несколь-
кими фанатичными швейцарцами.
Французы заняли почти всю Швейцарию, а в наказание обло-
жили реакционных аристократов и их приверженцев тяжелой контри-
буцией. Лагарц и Оке воспользовались этим случаем, чтобы преобразовать
Швейцарию в политическом отношении, и Оке составил конституцию,
которая была одобрена французской Директорией. Конституция эта
была торжественно провозглашена в Аарау 12-го апреля 1798 г. Благо-
даря ей, Швейцария превратилась в об*едменное государство, состоящее
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 265
из 18 кантонов, Женева же была присоединена к Франции. Консти-
туция Окса была составлена по образцу французской конституции III г.
и обладала всеми недостатками последней, но в сравнении с тем
хаосом, который царил при прежнем кантональном устройстве, она
все же представляла собою шаг вперед.
Эта конституция, освободившая население от личной зависимости
и уничтожившая привилегии и деспотию патрицианских и аристо-
кратических родов, невидимому, удовлетворила большинство швейцар-
цев* Но духовенство начало в целом ряде кантонов возбуждать
народ против французов, рисуя последних „безбожникамии, „свято-
татцами" и „сынами дьявола**. Потомки героев Моргартена и Семпаха
вправду поверили, что они окажут большую услугу человечеству, если
последуют призыву своих попов и с оружием в руках станут проти-
виться введению повой конституции. И вот, благодаря фанатизму
духовенства, в мирных долинах Швейцарии разыгралась кровавая
борьба. Генерал Шауенбург двинулся против повстанцев, ‘которые
дрались с удивительным мужеством, но, несмотря на это, всюду были
разбиты. Кантон за кантоном стал сдаваться. Самое упорное сопро-
тивление Шауенбургу оказали Швиц, Ури и Унтервальден, которыми
руководил Алоиз Рединг, но и эти кантоны были разбиты у Моргар-
тена, после чего они заключили Айнзидельский договор, коим признали
факт своего присоединения к Гельветической республике.
Казалось, что теперь Швейцария сумеет уже спокойно заняться
устройством своих внутренних дел. Но духовенство и старинная ари-
стократия еще не сдавались. Когда пришлось присягнуть на верность
новой конституции, католическое духовенство снова возбудило народ
к противодействию и еще раз ввергло старые кантоны в кровавую войну.
Во главе восстания стал Уптервальден, и оп один выставил войско
в 1.200 человек. Шауенбург поспешно прибыл сюда со своей армией, и
у Штанцштадта произошла яростная битва, длившаяся три дня. Швей-
царцы дрались отчаянно, и битва носила самый отвратительный харак-
тер: ни одна из сторон не щадила раненных противников и с варварской
жестокостью добивала их. В рядах швейцарского войска сражалось
много женщин, и 80 из них пало. На поде битвы осталось 4.000 тру-
пов; Штанцштадт стал жертвой пламени, и его окрестности были
совершенно опустошены. Сопротивление жителей Унтервальдепа было
сломлено, и побежденным пришлось присягнуть на верность консти-
туции. Резиденция швейцарского правительства была перенесена в
Люцерн, а борьба партий с поля битвы перешла на парламентскую почву.
Бесцеремонная политика Директории и фанатизм католического
духовенства Швейцарии успели сделать свое дело, и цветущие долины
старых кантонов превратились в пустыни, покрытые грудами дымя-
щихся развалин.
Что касается Италии, то Директория из внимания к Австрии и
Испании покуда не трогала Тосканы и Пармы. Зато она принялась
теперь за церковную область, которой раньше удалось купить себе
нейтралитет у генерала Бонапарта. Средние классы римского населения
проявляли резко республиканский образ мыслей. В самом Риме город-
ское население было настроено вполне республикански, между тем как
невежественное население предместий, которое находилось в полном
подчинении у римского духовенства, отличалось раболепием и про-
никнуто было фанатичной ненавистью к Французской революции.
Жозеф Бонапарт, старший брат генерала Бонапарта, прибыл в Рим
в качестве французского посла и всеми силами старался поддержать
266
в. в л о с
республиканское движение. 28-го декабря 1797 г. во дворце француз-
ского посла собралось 300 римских республиканцев. В то же время
босяки из Трастевере, которых наняли и послали сюда дворянство и
духовенство, с криком и шумом окружили дворец, а папская гвардия
не рассеяла толпы. Жозеф Бонапарт, генерал Дюфо и несколько рим-
лян, вооружившись, спустились вниз, чтобы восстановить тишину. Но
не успели они выйти из ворот дворца, как раздался залп, и генерал
Дюфо пал мертвым. Жозеф Бонапарт покинул Рим, и Директория
воспользовалась представившимся ей, наконец, случаем, чтобы двинуть
в церковную область армию под начальством генерала Бертье. Рим
был занят французами 15-го февраля 1798 г. и здесь была учреждена
Римская республика, которая, как и другие подобного рода республики,
наделена была конституцией по образцу конституции III г. Преста-
релый папа Пий VI был захвачен в плен. Его пересылали с места на
место, пока он не попал, наконец, в Валенсию, где и скончался.
После Бертье начальство над римской армией перенял генерал
Массена, который сильно озлобил против себя римское духовенство,
конфисковав золотые и серебряные церковные сосуды. Массена был
грубый солдат, пользовавшийся в такой же мере дурной репутацией
за свои грабежи, в какой он пользовался и военной славой, благодаря
своей храбрости и талантам военачальника. Он без всякой пощады
взимал с римлян наложенную на них контрибуцию. Духовенство громко
жаловалось па совершенное святотатство и возбуждало население
Трастевере против французов. Во время короткой отлучки Массена из
Рима дело дошло до кровопролитной уличной борьбы, которая про-
должалась несколько дней, пока римляне, которых французы массами
избивали картечью, не сдались и не покорились. После этого Массена
все же был смещен Директорией.
Пьемонт был захвачен Директорией самым коварным образом.
Сардинский король Карл-Эммануил II коварным образом подавил в
своей стране республиканское восстание и предал смертной казни
вожаков восстания. В ответ на это ему об‘явили войну Лигурийская
и Цизальпийская республики. Тогда Директория предложила королю
защитить его от нападения дочерних республик, и Карл-Эммануил по
глупости.или из трусости принял это предложение. Сардинскому королю
нетрудно было догадаться, что Директория не могла серьезно предла-
гать ему свою помощь. Как бы там ни было, помощь была ему обещана,
но он должен был передать Франции свою единственную крепость—
цитадель в Турине. Ее занял французский генерал Жубер, а потом,
когда началась коалиционная война, этот князь, который дат про-
вести себя за нос и в то же время вел против Франции переговоры
с другими дворами, был изгнан из своей страны.
К числу новосозданных государств следует причислить еще и
Партенопейскую республику, учрежденную в Неаполе. О ней мы будем
говорить ниже.
Созданные Директорией республики .не имели большой цены и
просуществовали недолго. Новые государства образовывались не с тем,
чтобы их население приобрело свободу, которой не обладали уже и
сами французы. За свободу и братство французы заступались в 1792
и 1793 гг. А что касается Директории, то она преследовала самую
обыкновенную завоевательную политику.- Опа посылала свои армии к
чужим народам только для того, чтобы ограбить завоеванные ею
страны. Внешняя политика Директории носила на себе печать грубости,
коварства и жадности.
НАПОЛЕОН БОНАПАРТ.
Молодой полководец, заставивший трепетать гордую Австрию,
закончил свои дела в Италии и теперь должен был отправиться на
Раштадтский конгресс в качестве первого посла Французской республики»
Бонапарту было тогда 28 лет. В его характере редким и странным
образом сочетались пламенная страстность и холодная рассчетливость.
Генерал, принимавший участие в стольких битвах, основавший новые
государства и ведший самые разносторонние дипломатические пере-
говоры, все же находил время для того, чтобы писать своей жене
креолке Жозефине самые нежные письма, проникнутые всем пылом
и страстью юношеской любви. Невидимому, Бонапарт тогда искренне
любил эту красивую и интересную женщину с не совсем безупречным
прошлым. Мы приведем здесь несколько отрывков из его писем, чтобы
показать, как нежно этот замечательный человек мечтал о своей кра-
савице-жене среди походов и битв. В начале похода 1796 г. Бонапарт
писал Жозефине:
„Какими чарами удалось вам полонить меня всего и приковать
к себе все мое духовное существо? Любовь моя, это очарование закон-
чится лишь вместе с моей жизнью. Жить для Жозефины —вот вся
история моей жизни. Все мои мечты направлены к тому, чтобы быть
возле вас... Человечество опротивело мне. Я почти ненавижу его,—•
оно отрывает меня от возлюбленной сердца моего!.. Я в настоящий
момент нахожусь в Порт Морисе, завтра буду в Альбенге. Обе армии
в движении. Мы стараемся обойти друг друга. Победа останется за
тем, кто лучше поведет игру!.. Я очень доволен Болье; раз он доста-
вляет мне больше хлопот', чем его предшественник, то он лучше его.
Надо думать, что я нанесу ему сильное поражение. Обо мне не тре-
вожьтесь, любите меня, как свою 'мысль, свою душу, всю себя! Любовь
моя, простите мне, я изнемогаю. Природа слишком слаба для того,
кто сильно чувствует,-—для того, кто любит вас!*
Через тринадцать лет он бросил женщину, которой теперь клялся,
что будет жить для нее одной.
Однако, Бонапарт, несмотря на свою способность предаваться
таким аркадским мечтаниям, на мирном конгрессе в Раштадте проявил
себя настоящим государственным деятелем. Он поразил всех глубокой
продуманностью своих комбинаций и резко, с тою же энергией, с
какой брал приступом Аркольский мост, отстранил на задний план
дипломатов старой школы. Но он недолго оставался на этом конгрессе.
Директория отозвала его в Париж, куда он и прибыл в декабре 1797 г.
Привез ли он с собой богатства из Италии? По его собственным
словам, он переслал Директории пятьдесят миллионов. Отчета в собран-
ных им в Италии деньгах у него не спрашивали. Говорят, что он,
вернувшись в Париж, имел своих 300.000 франков,- -сумма по тому
времени, когда почти все генералы обогащались, сравнительно неболь-
шая. Он с презрением отверг четыре миллиона, предложенные ему
герцогом моденским, который надеялся таким путем приобрести в лийо
268
В. Б Л О С
1
Наполеона „защитника*. „>7 не желаю за четыре миллиона продаться
герцогу моденскому*—ответил Наполеон на это предложение. Нас изу-
мило бы, если бы человек, который вторгся в Италию, распространяя
при этом грабительские прокламации, но обеспечил себя лучшим спо-
собом. Отказ его от семи миллионов, предложенных ему Венецией,
представлял собою такой же хорошо рассчитанный поступок, как и
отказ от карликового княжества, отдачей которого Австрия рассчиты-
вала укротить его гигантское честолюбие.
Государство не наградило генерала ни деньгами, ни землею;
предложение вознаградить его таким способом было отклонено на том
основании, что подвигов такого йолководца невозможно оплатить золо-
том. Зато Париж с безмерным восторгом встретил человека, военные
подвиги которого так щекотали национальное самолюбие французов.
Бонапарт отнесся к этой встрече, как к самому обыденному явлению,
хотя он в действительности полной грудью вдыхал в себя фимиам,
который ему воскурялся. Он с рассчетом держал себя так, чтобы по
возможности разжечь интерес к победителю при Маптуе. С виду он
был холодным, замкнутым и мрачным человеком, избегал всяких
празднеств и официальных торжеств. Он высказывал явное отвраще-
ние к навязчивым людям. Эго пришлось лично на себе испытать
г-же фон-Сталь, попытавшейся приблизиться к новому светилу. Эта
интриганка,- считавшая себя гораздо более умной, чем она была в
действительности, получила от честолюбивого корсиканца резкий, но
в панне заслуженный отпор.
Несомненно, что у генерала уже и в то время мелькала мысль
о том, чтобы протянуть руку к государственной власти, хотя он тща-
тельно и скрывал это от всех. Во время торжественного вручения
Ди|и?ктории в Люксембургсхсом дворце кампо-формийского договора
Бонапарт в своей речи прославлял конституцию Ill г., ту самую кон-
ституцию, которую он сам уничтожил чере^ полтора года. Но для него
не могли остаться тайной недостатки жалкого директориального пра-
вительства. Он должен был понять, что конституция, которая с каждым
днем порождала все больше и больше неурядиц, не обеспечивает
Франции никакой будущности. С другой стороны, ему нетрудно было
убедиться в том, что сам он пользуется безмерными симпатиями со
стороны окружающих. Если он уже и в это время считал себя буду-
щим властителем Франции, то все же не решался теперь же сделать
решительный шаг к захвату власти. Налицо было несколько республи-
канских генералов, которые при подобном предприятии могли оказаться
для него опасными, благодаря своему мужеству и популярности.
Решающее влияние на судьбу Бонапарта оказала мысль о напа-
дении на восточные владения Англии. Генерал увлекся мечтою о бле-
стящей и всемирно-исторической роли восточного завоевателя. В его
пылкой фантазии рисовались планы о завоеваниях, подобных завоева-
ниям Александра Македонского. Оп отложил свои планы насчет Фран-
ции и устремился на восток.
Вторая коалиция.
Питт наморен был продолжать борьбу с Французской республикой.
Заключение Кампо-Формийского мира не помешало ему направить все
усилия к тому, чтобы образовать вторую коалицию против Франции,
после того как первая коалиция расстроилась, благодаря победам,
одержанным республикой. Английские купцы были рады такой поли-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 269
тике Пигга. Дело в том, что покрытие главной, части расходов по
подобным предприятиям (поскольку самой Англии приходилось покры-
вать эти расходы) ложилось не на них, а на массу английского народа,
которому, кроме того, приходилось оплачивать и проценты по огром-
ному государственному долгу, беспрерывно нароставшему, благодаря
войнам Питта. Приобретение же новых колоний и расширение морского
владычества Англии оживляли торговлю страны. Поэтому английские
купцы, извлекавшие из завоевательной политики огромные барыши^
считали политику Питта самой умной и самой искусной. Таким обра-
зом, постоянно доставались деньги, которые Англии приходилось пла-
тить своим союзникам, потому что большинство союзников помогало ей
только за хорошую плату. Задача же английских дипломатов своди-
лась к тому, чтобы у всех больших и малых европейских дворов
возбуждать и поддерживать ненависть к Французской республике.
В Австрии Питт начал интриговать сейчас же после заключения
Кампо-Формийского мира, и ему удалось побудить дом Габсбургов
ко вступлению в новую коалицию; хотя Австрия и вела в Раштадте
переговоры о долгом мире. Внешней политикой Австрии, начиная с
1794 г., заведывал барон Тугут (Thugut). Это был выскочка, которому,
собственно говоря, следовало бы сохранить за собою свою первона-
чальную фамилию - Тунихтгут (Tunichtgut) !). Этот человек, на которого
решающее влияние оказывали английские деньги, а не интересы
Германии или Австрии, без дальних размышлений согласился после-
довать совету Питта и найти предлог для разрыва с Францией. Такой
предлог вскоре нашелся. Венцы устроили празднество в честь какой-то
победы, одержанной над французами. Французского посла Бернадотта,
ставшего впоследствии королем Швеции, не в меру разобидело это
празднество, и он потребовал отмены его на том основании, что Австрия
и Франция заключили уже между собою мир. Когда-же празднество
все-таки состоялось, Бернадотт вывесил на здании посольства трех-
цветный флаг с надписью: ^Свобода и равенство4,. В ответ на это венцы
разбили ему стекла, разгромили здание посольства, сорвали и бросили
в грязь трехцветный флаг. Полиция бездействовала, и „добродушныеu
венцы имели полную возможность натешиться вволю. Бернадотт не мог
добиться удовлетворения за нанесенное ему оскорбление, а австрий-
ское правительство, помимо всего, на него же взвалилб вину во всем
этом инциденте.
Питт использовал натянутость в отношениях между Францией и
Австрией и вовлек Австрию в коалицию, остальное же сделали англий-
ские деньги, уплаченные барону Ту гуту. Австрия снова вступила'в
союз с Англией против Франции. Россия также присоединилась
к коалиции. Император Павел I в духовном отношении ничего не
унаследовал от своей матери Екатерины II. Он преклонялся пред”
своим собственным абсолютизмом, и ему казалось, что Французская
республика уже одним только фактом своего существования грозит
опасностью его абсолютной власти. К тому же французы в это время
отняли остров Мальту у находившегося в полном упадке мальтийского
ордена, великим магистром которого состоял Павел I. Павел взглянул
на этот поступок Франции, как на личное оскорбление, и но замедлил
последовать призыву Англии.
Дипломатические агенты Питта, занимавшиеся беспрерывными
интригами, пытались вовлечь в коалицию и Пруссию, но в данном
О Непереводимая игра слов: Тугут (tuh’gut) означает—«поступай хорошо»»
Тунихтгут (tuh’nicht gut)—«поступай скверно». Прим. пер.
270
В. Б Л О С
случае им пришлось столкнуться с явным нежеланием пруссаков за-
теять новую войну. Фридрих-Вильгельм 11 скончался, а Фридрих-
Вильгельм 111 нисколько не был склонен предпринимать романтические
походы в роде похода 1792 г. В эту эпоху в Пруссии началась эра
бережливой и трезвой политики. Поэтому английские деньги теперь не
представляли для Пруссии такого соблазна, как при Фридрихе-Виль-
гельме II, роскошный и расточительный двор которого поглощал
огромные суммы денег. Пруссаки, правда, не отказались бы от
возможности расширить свои владения, но они в то же время не
желали нарушать постановления базельского мира, и этим обгоняется
то, что на этот раз Пруссия не участвовала в большой коалиционной
войне против Французской республики. В это время в Берлине нахо-
дился Сийес и успешно противодействовал здесь английскому влиянию.
Нельзя сказать, чтобы строго-аристократический прусский двор обхо-
дился с аббатом особенно предупредительно. Виною этому было участие
Сийеса в процессе против Людовика XVI и приписываемые ему слова:
„La mort sans phrase!* („Смерть—без фраз!*). Сийес находил теперь
более удобным отрицать факт произнесения им этой фразы. Говорят
тоже, что он в Берлине пользовался для достижения своих целей не
особенно чистыми средствами, но это не должно удивлять пас, потому
что никто ведь не пользовался более грязными средствами, чем
английская дипломатия.
Швеция и Норвегия сохранили нейтралитет; Португалия прим-
кнула к коалиции с Англией; Тоскана присоединилась к Австрии.
Неаполь, не задумываясь, вступил в коалицию, потому что тах? опа-
сались нападения со стороны Римской республики, и к тому же коро-
лева Каролина, дочь Марии-Терезии, горела нетерпеливым желанием
напасть на ненавистную ей Французскую республику. Сардинский
'король пока тайно присоединился к коалиции. Англия склонила
к коалиции и римского папу и даже султана, так что эти смертель-
ные враги оказались в союзе против „безбожной* Французской рес-
публики. Римский папа, находившийся в плену у французов, не мог
нанести много вреда республике, но он зато с охотой благословил
коалицию, а благодушный австрийский народ возлагал особенно боль-
шие надежды на папское благословение.
Коалиция'ждала лишь момента, удобного для нападения. Итакой
момент, казалось, наступил, когда самый опасный из французских
полководцев генерал Бонапарт, отправившийся вместе со своим флотом
в Египет, оказался совершенно отрезанным от Европы, вследствие
поражения и уничтожения его морских сил при Абукире. Неаполь
первой вступил в борьбу. Король Фердинанд IV’, человек совершенно
неспособный, в качестве Бурбона, пылал ненавистью к Французской
республике. Еще больше ненавидела республику его жена, которая
была сестрою Марии-Антуанетты и держала своего супруга в полном
подчинении. Английское влияние было очень сильно в Неаполе.
Главный министр королевства Актон, который, как всем было известно,
был любовником королевы (что, впрочем, никого не изумляло при
развратном дворе), находился на службе у Англии. Кроме того, при
неаполитанском дворе находилась еще и пресловутая леди Гамильтон,
которая раньше была проституткой и много лет подряд переходила
из рук в руки, пока на ней не женился лорд Гамильтон, плененный
ее красотой. Гамильтон был английским посланником при неаполи-
танском дворе, и супруга его, поднявшаяся из грязи проституции,
была самым близким другом королевы Каролины. Мы еще увидим,
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
271
сколько зла натворила эта низкая женщина, эта пресловутая леди Га-
мильтон, когда впоследствии к ней в сети попал адмирал Нельсон*.
Актон и леди Гамильтон были главными заправилами в долах неапо-
литанской политики. В эамой стране правительство терроризировало
всех тех, кого заподозревали в симпатии к Французской республике,
и по всякому ничтожному поводу производили самые тщательные
розыски. Даже одного ношения высоких галстухов было достаточно,
чтобы быть обвиненным в изменнических сношениях с Францией.
Это жалкое правительство .вскоре довело народ до того, что все горо-
жане, ученые и художники, все военные и даже часть дворян втайне
стали склоняться к идеям Французской революции. Зато влиянию духо-
венства попрежнему подчинялась своеобразная часть населения Неа-
поля -лагщарони. Лаццарони были раболепны и невежественны и смо-
трели на всякое проявление либерализма, как на преступление. Этот
неаполитанский люмпен-пролетариат сыграл отвратительную роль во
всех тех переворотах, которые пережил Неаполь. В то время в Неаполе
насчитывалось приблизительно тысяч 50 или СО лаццарони.
Бертье из Рима потребовал у Неаполя высылки французских
эмигрантов и отставки Актона. Кроме того,- он требовал еще от1 неапо-
литанского правительства, чтобы оно предложило английскому послу
оставить Неаполь. Опасное соседство Римской республики еще более
подстрекало Неаполь к нападению. Неаполь просиль Австрию при-
слать ему полководца, и последняя отправила в Неаполь известного
Мака, который прославился своей неспособностью и бестолковостью.
Каролина удержала при себе своего любимца Актона, несмотря на то,
что и ее свекорь испанский король настаивал на его отставке.
В ноябре 1798 г. ген. Мак выступил из Неаполя с сорокатысячной
армией и вторгся в пределы Римской республики. Французский гене-
рал Шампионнэ, командовавший римской армией и имевший в своем
распоряжении не более 10 тысыч человек, . отступил перед многочис-
ленной армией своего противника, очистив Рим и Анкону. Мак вместе
с королем Фердинандом IV с триумфом вступили в Рим. Духовенство
и население, жившие по ту сторону Тибра, шумно выражали свой
восторг, римляне же остались безучастными. Маку казалось, что он
совершил великий подвиг, а неаполитанский двор не нашел лучшего
способа отпраздновать свою-победу, как учинить кровавую расправу
над республикапски-настроенной частью римского населения. К этому
начали уже делать необходимые приготовления.
Однако, дело до этого не дошло. Шампионнэ, который был молод
и отличался пылкостью характера и талантами военачальника, успел
тем временем получить подкрепления и быстро двинулся против Мака.
Он отбросил неаполитанцев по всей линии и сумел внушить им такой
ужас, что трусливый Мак уже в начале декабря оставил Рим. Нельсон
сразу верно оценил Мака. Он сказал о нем: „Генералу Маку нужно
пять карет, чтобы двинуться с места. Вот мое мнение онемР О неапо-
литанских офицерах, на которых свист пуль навел очень большой
страх, тот же Нельсон заметил: „Не много чести лишились неаполи-
танские офицеры, ибо одному Богу известно, как мало они ее имели.
Но зато они теперь потеряли все, что у них было“.
Шампионнэ вторгся в Неаполь, и неаполитанский двор настолько
растерялся, что уже 21 декабря 1798 г. бежал в Сицилию, хотя в гавани
стоял Нельсон со своим флотом.
Тем временем и сардинский король успел потерять свой трон,
-так как связи его с коалицией были известны. Войско его было раз-
272
В. Б Л О С
оружено, и ему пришлось уступить Франции Пьемонт. Позже он
заявил, что сделал это „по принуждению**, как будто подобные вещи
когда-либо делаются добровольно.
Шампионнэ неудержимо двигался вперед. У крепости Капуи
Мак попытался было загородить ему дорогу, но тотчас же снова
потерял мужество и вместе с не менее трусливым князем Пиньятелли,
который, как бывший начальник полиции, был назначен вице-королем
Неаполя, униженно стал просить мира. По договору, заключенному
в Кальпи, Шампионнэ дал им перемирие, но под условием немедленной
сдачи Капуи вместе со всеми припасами и оружием и уплаты городом
Неаполем 10 миллионов контрибуции.
На этот договор лаццарони взглянули, как на измену. Они вос-
стали, подстрекаемые неаполитанским духовенством и частью дворянства,
и их восстание сопровождалось убийствами и грабежами. Лаццарони
избивали всех, кого они подозревали в симпатиях к французам.
Пиньятелли бежал, а вместе с ним бежал и Мак, который не чувство-
вал себя теперь в Неаполе в безопасности. Переодевшись в австрий-
скую форму, Мак явился в лагерь Шампионнэ. Мак думал, что австрий-
ский мундир избавит его от плена па том основании, что Австрия не вела
ведь еще войны с Францией. Однако, Шампионнэ не обратил никакого
внимания на этот глупый маскарад и задержал Мака. Он был в каче-
стве военнопленного отпущен на честное слово и поселен в Париже,
откуда бежал, нарушив свое слово.
Желая избавиться от террористического господства лаццарони,
жители Неаполя призвали геи. Шампионнэ, и последний вступил
в Неаполь. Ему были сданы крепости, которые господствовали над
городом. Но разоренные лаццарони снова восстали и убили множество
французов. В кровопролитной уличной схватке лаццарони были раз-
биты и над ними учинена была кровавая расправа. Многие из них
бежали в горы. 28 января 1799 г. Шампионнэ по соглашению с республи-
кански-настроенною частью населения провозгласил в Неаполе Паргено-
пейскую республику (от дров не го имени Неаполя—Партенонеи).
Таким образом, война в Италии ознаменовалась для французов
крупным успехом. Но именно Паргеиопейской республике суждено
было просу шествовать очень недолго, хотя лучшие люди Неаполя
прилагали все свои силы к тому, чтобы укрепить ее. Вновь начинав-
шаяся великая война должна была снова коренным образом преобразо-
вать Италию.
Бонапарт в Египте.
После заключения Кампо-Формийского мира Директория начала
придумывать способы, чтобы нанести чувствительный удар Англии,
которая проявила себя в качестве самого энергичного и самого силь-
ного из всех врагов Французской республики. В виду неоспоримого
господства Англии на mojkj, добраться до нее было нелегко, и помощь
испанского и голландского флотов, как мы видели, не сделала Францию
еще достаточно сильной для того, чтобы помериться с Англией силами
на море. Ослабитт» Англию можно было только, нанеся ущерб ее тор-
говым интересам. Как это часто бывает, незначительный повод повлек
за собою очень важные последствия. Французский консул в Египте
известный Магаллон предложил создать в Египте французскую коло-
нию и, таким образом, положить начало французской торговле на
востоке. Благодаря этому предложению, возникла мысль совершенно
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
273
овладеть Египтом и отсюда проникнуть в Индию, чтобы непосредственно
напасть на главный источник английского богатства.
Было очень мало шансов на то. чтобы успешно провести в испол-
нение этот гигантский план. Взялись же за его осуществление, главным
образом, по двум причинам. Директорию уже в это время пугало
опасное честолюбие Бонапарта и, отправляя генерала в восточную
экспедицию, исход который был очень сомнителен, она надеялась
надолго или даже навсегда избавиться от него. Бонапарт же, напротив,,
страстно искал приключений. Он надеялся, что, благодаря походу в
Египет, еще ярче засияет тот романтический ореол, который уже теперь
окружал его личность.
Директория решила снарядить большую экспедицию в Египет
под начальством генерала Бонапарт. Этот план пришлось хранить
в строгой тайне, потому что в Египет можно было добраться только
морем, и англичане имели, следовательно, возможность преградить-
экспедиции путь и, таким образом, погубить дело в самом начале.
Поэтому правительство постаралось распространить слух о том, будто
Франция намерена напасть на англичан на их собственной территории.
Во всех французских гаванях шла деятельная работа по приведению
в боевую готовность и снаряжению военных судов. В то же .время
в тулонской гавани тайком собрали огромный флот, которому пред-
стояло перевезти на восток покорителя Австрии вместе с его привыч-
ным к победам войском. Чтобы обмануть англичан, тулонский флот
назвали „левым крылом английской армии“.
Одновременно с этим Директория начала серьезно готовиться
и к вторжению в Англию. Мы знаем, что в 1796 г. вторжению Гоша
в Ирландию помешало только то обстоятельство, что буря рассеяла
его флот. Удачное вторжение в Ирландию могло бы нанести очень
чувствительный удар Англии и подвергнуть ее большой опасности.
Ирландцы, которых Англия с неизменной жестокостью угнетала,
унижала и обирала в течение многих веков, с нетерпением ждали
вторжения французов, надеясь, благодаря последним, освободиться от
английского деспотизма. Ведь прославленная английская свобода
никогда не касалась Ирландии, как и других колоний обширного
Английского королевства! В Ирландии образовался обширный заговор
с целью поддержать французов при их вторжении в Англию. Говорят,
что союз об‘единенных ирландцев, на который опирался заговор,
насчитывал борее полумиллиона членов. В Дублине образовалась тайная
директория,.в которой участвовали лорд Фицгеральд, Эммет и О‘Коннор.
Английское правительство вскоре узнало об этом огромном заговоре,
в котором приняла участие масса католического духовенства, и послало
в Ирландию много войска, вызвавшего своими насилиями еще более
упорное сопротивление со стороны ирландцев. Одновременно с этим
Англии удалось путем дипломатических ухищрений задержать экспе-
дицию французов, и отправка последней очень затянулась. Таким
образом, английское правительство могло заблаговременно подавить
восстание ирландце^. Нашелся предатель, и революционная директория
была 12 марта 1798 г. захвачена и арестована в Дублине. Ирландия
была обезоружена, некоторые отряды инсургентов были без труда
рассеяны, и началась ужасная расправа над участниками заговора,
преданными суду военных комиссий. Английская жестокость прояви-
лась в этом случае во всей своей неприкрашенности, и многие лица
поплатились жизнью за свою попытку освободить Ирландию от англий-
ской ^тирании.
История Французской революции. 18
274
в. в л о с
Лорд Корнваллис энергично, цо без проявлений излишней жесто-
кости, подавил восстание, как это в свое время сделал и Гош в Вандее.
Французы появились у берегов Англии лишь 22 августа 1798 года.
Армия, которой начальствовал генерал Гумбер, высадилась в Киллаль-
ской бухте. Но в распоряжении Гумберабыло всего 1.100 человек, а инсур-
рекционной ирландской армии налицо вовсе не оказалось. К нему
присоединилось лишь несколько незначительных отрядов ирландских
инсургентов, но они могли мало помочь делу вследствие полной своей
недисциплинированности. Гумбер двинулся в глубь страны, но против
него выступил Корнваллис с преобладающей по численности армией,
и 8 сентября у Белльнемэкка заставил его сложить оружие. Эта неудача
оказала влияние и на остальные отряды экспедиции. Генерал Рей,
высадившийся у острова Ретланда, сейчас же повернул обратно;
генерал Арди, отправившийся из Бреста с трехтысячной армией, был
прогнан обратно адмиралом Уореном; генерал Савари, который прибыл
в Киллальскую бухту, отплыл обратно во Францию сейчас же по полу-
чении известия о поражении Гумбера.
Таким образом, Англии посчастливилось подавить крупное восста-
ние внутри своей страны и отразить нападение французов. В том же
году она завоевала остров Минорку.
Тем временем двинулась в путь и фантастическая экспедиция на
восток. 20-го мая 1798 года Бонапарт отплыл с огромным флотом.
Над флотом начальствовал адмирал Брюйэ. Флот состоял из 15 линей-
ных судов, в числе которых находилось огромное военное судно
„Ориен“ с 120 пушками, 14 фрегатов, 72 меньших военных судов
и 400 транспортных кораблей. Бонапарта сопровождало множество
лучших офицеров французской армии. Войско его состояло из 30 тысяч
человек и было снабжено всем необходимым. Адмиралу Нельсону
было поручено наблюдать за тулонской гаванью, и он, б^з сомнения,
выследил бы французский флот, если бы в это время не потерпел
аварии один из кораблей, на котором он крейсировал около Тулона.
Нельсон бросил якорь у острова Сардинии, чтобы привести в порядок
этот корабль. Тем временем Бонапарт успел поднять паруса и вышел
в открытое море, не встретив на своем пути никаких преград.
Французский флот сперва направился к острову Мальте, который
решено было захватить и сделать опорным пунктом на Средиземном
море. Мальтийские рыцари, владевшие тогда этим островом, совсем
не были похожи на тех героев, которые некогда так храбро защища-
лись от нападения турок. Мальта сама по себе была почти неприступна.
Но французы, входившие в состав ордена, были на стороне Бонапарта,
и когда последний 10-го июня появился перед Мальтой, они настояли
на сдаче острова. Трусливый Гомпеш, великий магистр ордена, потре-
бовал, чтобы ему обещали княжество в Германии, и на этом условии
согласился капитулировать и передать остров Французской республике.
Ему обещана была ежегодная пенсия в размере 300 тысяч фран-
ков, но Директория обманула его, и он получил всего лишь 15 тысяч.
Впоследствии этот комичный рыцарь протестовал против капитуляции,
но, понятно, без всякого успеха.
Заняв Мальту, Бонапарт через Кандию направился в Египет.
Между 1ем Нельсон, значительно увеличив свой флот, употреблял все
усилия, чтобы разыскать французский флот, но ему не посчастливилось
найти его, именно вследствие своего излишнего усердия. Он прибыл
в Египет раньше Бонапарта, вернулся обратно, истощил, таким образом,
весь свой провиант и после этогб принужден был некоторое время
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 275
простоять на якоре в бездействии. А тем временем Бонапарт успел
прибыть в Александрию и занялся перевозкою своей армии на берег.
Вместе с солдатами высадился и небольшой отряд ученых, —матомаш-
ков, естество-испытателей, врачей, географов и историков, -koiорые
приняли участие в этой интересной, но опасной экспедиции, намере-
ваясь исследовать и описать неизвестную еще страну. Труды hi их
ученых и остались единственным положительным результатом еги-
петской экспедиции.
Легкомысленные французы привезли с собою в Египет даже театр
и балет'. Но дело приняло более серьезный оборот, чем многие из них
думали.
1-го июля 1798 года началась высадка войск в Александр и некой
гавани, и уже через два дня Александрия, старинные укрепления
которой не могли послужить французам серьезной помехой, была Biaia
штурмом. В гавани старинного города были помещены транспортные
суда, между тем, как военный флот поместился несколько вое । очное,
на Абукирском рейде, потому что гавань не была приспособлена для
глубоко сидящих кораблей.
Так начат был поход в Египет, при чем сочли даже лишним об‘я-.
вить войну государю этой страны.
Египет находился под протекторатом Порты. Таким образом,
Бонапарт напал собственно на Порту, и это ускорило присоединение
последней к Англии и России. В Египте существовали в то времы три
класса населения: бедуины, кочевавшие в пустыне и жившие земледе-
лием, грабежом и торговлей; затем феллахи, обрабатывавшие землю
и занимавшие полурабское положение; господствующим же ic.:iнесом
были мамелюки, составлявшие касту воинов и занимавшиеся специально
военным делом. Ряды мамелюков пополнялись рабами, большей частью
грузинами и черкесами. 24 мамелюкских бея управляли 24 округами,
на которые разделен был Египет. В это время двое из этих вождей,
Мурад и Ибрагим-бей, объявили себя независимыми и отложились от
Порты. Как причину своего вторжения в Египет, Бонапарт выставил
желание принудить отложившихся беев к повиновению llopie. Само
собою понятно, что Порта не поверила в искренность этого Ж'мйяия.
Англия совместно с Россией оказала известное влияние на Поргу,
и султан Селим 111 об‘явил, наконец, в сентябре 1798 г. войну Фран-
цузской республике.
Мамелюки, которым предстояло защищать Египет, были прекрас-
ными солдатами. Они отличались храбростью и с презрением относились
к смерти. Они все были лихими наездниками и имели великолепных
лошадей. Но, с другой стороны, они далеко не могли сравняться
с французами в отношении дисциплины и вооружения.
Когда Бонапарт двинулся вверх по Нилу, предводитель мамелю-
ков Мурад-бей собрал свои войска, намереваясь отбросить французов
обратно к морю. Он считал это не трудным делом, и мамелюки хва-
стали, что они своими кривыми саблями изрубят французов, как
„тыквы*. Дело, однако, оказалось далеко не таким легким.
В сопровождении флотилии кораблей французы быстро двигались
вверх но реке. Они здесь впервые познакомились с палящим солнцем
Африки. Многие солдаты пали духом при виде пустынной страны,
в которой, казалось, на их долю могли выпасть одни лишь лишения.
Мамелюки все время тревожили французов своими отважными набе-
гами и безжалостно зарубали всех отстававших, раненых и попадавших
к ним в плен солдат. 13-го июля французы выдержали серьезное
276
в. в л о с
сражение с мамелюками и принудили последних к отступлению. Когда,
французская армия 21-го июля приблизилась к окрестностям Каира,
и перед ней на западе развернулась могучая панорама пирамид, она.
увидела, что вся обширная равнина покрыта блестящими отрядами
конницы. Здесь выстроились в своих великолепных одеждах и в пол-
ном вооружении готовые к бою мамелюки.
У деревни Эмбабе мамелюки возвели грубые укрепления и поста-
вили на них 40 плохих пушек. Находившаяся же за этими укрепле-
ниями египетская пехота состояла из всякого ненадежного сброда.
Бонапарт выстроил свои дивизии в крепкие каре и двийул их против
лагеря мамелюков. Перед битвой Бонапарт обратился к войскам с
пламенной речью.-Пользовался он тем сжатым, чисто военным стилем,
эффект которого он так мастерски умел увеличивать употреблением
красивых и образных фраз. Он и в этом случае сумел пробудить
в своих солдатах чувство гордости и честолюбие.
„Солдаты!—воскликнул он,—помните, что сорок веков глядят на
вас с вершин этих пирамиди.
Конные эскадроны мамелюков смело налетели на французов
и сильным натиском попытались разорвать французские каре. Но фран-
цузы встретили их убийственным ружейным и орудийным огнем,
и атакующие были отброшены недрогнувшими каре французов. Мурад-
бей и его солдаты с полным презрением к смерти не раз бросались
навстречу французским штыкам, но в конце концов они все же при-
нуждены были обратиться в бегство, так как потерпели ужасный урон.
Тем временем французы успели захватить их лагерь и ударили на
мамелюков с тыла. Множество мамелюков было сброшено в Нил и
погибло в его волнах. Мурад-бей с несколькими спутниками спасся
поспешным бегством. Все его войско было рассеяно. В этой беспри-
мерной битве на стороне французов пало 50, а на стороне мамелюков
2.000 человек.
Французские солдаты нашли у павших мамелюков много золота,
и драгоценностей, и это их несколько примирило с недостатком про-
вианта и с теми лишениями, которые им пришлось перенести из-за.
климата Африки. На следующий день французы вступили в Каир.
Они надеялись попасть в один из самых роскошных городов Востока
и были крайне разочарованы, когда увидели, что за исключением
домов, в которых жили мамелюки, весь город состоит из низких и
грязных лачуг.
Чтобы дать стране новое управление, Бонапарт учредил особую
комиссию. А сам он ревностно стал заботиться об упорядочении до-
ставки провианта и обеспечении путей сообщения. Он натолкнулся при
этом на огромные трудности. Кроме того, его угнетало и то обстоя-
тельство, что он не получал никаких вестей из Европы. Он продолжал
носиться с грандиозными планами и, повидимому, не расстался еще
с мечтою об основании великого восточного государства. В это время,
однако, произошло событие, которое сильно охладило его разгорячен-
ную фантазию.
Нельсон снова появился у берегов Египта. Этот суровый моряк,
который с । ал одним из национальных героев Англии и которому пред-
стояло приобрести большую известность в борьбе с Бонапартом^ являлся
одним из самых страстных врагов Франции. Он обладал изумительным
мужеством, умом и хладнокровием. Он был гениален, как морской
стратег, и его флаг всегда сопровождала победа. Он сумел на море
постоянно вырывать победу из рук мощного корсиканца, который на.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 277
«суше все сметал на своем пути. В остальном же это был грубый и
бессовестный человек. Он навсегда запятнал свое имя раболепным под-
чинением капризам такой отверженной женщины, как леди Гамильтон.
Нельсон появился у Абукира 1-го августа во главе флота, состояв-
шего из 13 линейных судов и двух фрегатов, и тотчас же смело напал
на более сильный французский флот. Произошло ужасное сражение,
в котором вскоре обнаружилось превосходство английского флота.
Французский флот был расположен вблизи берега, и английский адми-
рал воспользовался этим обстоятельством для смелого маневра. Он
с частью своих судов проник в неглубокий фарватер между фран-
цузскими кораблями и сушей. Не взирая на огонь французских бере-
говых батарей и на опасность сесть на мель, он подверг французский
флот обстрелу с двух сторон, и это произвело опустошение в рядах
французов. Загорелось огромное французское адмиральское судно
„Орпен“, а адмирал Брюйэ был убит английским ядром. Судно с страш-
ным грохотом взлетело на воздух. Нельсон был ранен. Борьба приняла
теперь такой оборот, что на каждое из французских судов сразу на-
' падало по нескольку английских. Несмотря на отчаянное сопротивле-
ние французов, их корабли были один за другим либо захвачены
в плен, либо пущены ко дну. Два французских судна были муже-
ственно потоплены самим экипажем, когда он убедился в неизбежности
своей гибели. Французский вице-адмирал Вилльнев спасся с двумя
линейными судами и двумя фрегатами, а все остальные суда либо
были уничтожены, либо перешли в руки победителя.
В этом кровопролитном сражении погибло свыше пяти тысяч
и попало в плен свыше трех тысяч французов. Англичане, как говорят,
потеряли всего лишь 900 человек.
Исход этого морского сражения явился страшным ударом для
Бонапарта, который попал в крайне критическое положение. Генерал
намерен был занять Египет, а осенью вернуться обратно во Францию.
А теперь он потерял свой флот и отрезанный от Европы принужден
был остаться в Египте. Он оставался прикованным к чужой земле,
в которой находился уже месяц, не получая никаких вестей из
Франции. Другой в подобном положении потерял бы голову, но Бона-
парт не растерялся. Его поддерживал его фанатизм. Он верил в „свою
звезду*, ток как вообще был немножко суеверен.
Нельсон помог ему несколько оправиться от удара, нанесенного
ему при Абукире. Английский адмирал в точение целых четырнадцати
дней починял свои корабли, а затем отправился в Неаполь, чтобы
припрятать добычу и побыть у ног леди Гамильтон. За это время
Бонапарт со свойственной ему энергией успел подготовиться к более
продолжительному пребыванию в Египте.
Ибрагим-бей, который из вражды к Мураду до сих пор не при-
нимал никакого участия в борьбе с французами, стоял во главе силь-
ного войска у границ сирийской пустыни. Бонапарт напал на него
и прогнал его в пустыню, разбил его на-голову в битве при Салагие
и рассеял в разные стороны его отряды*. Против Мурад-бея, успевшего
снова собрать значительную армию в верхнем Египте, был послан
Десэ, который в октябре месяце разбил бея при Седимане и заставил
его отступить в пустыню. Десэ вступил ,в верхний Египет и дошел
до нильских порогов. Его сопровождало в походе множество ученых,
желавших исследовать верхний Египет. Эти ученые ездили на ослах,
и когда при нападениях мамелюков французским солдатам приходи-
лось строиться в каре, то обыкновенно раздавалась команда: „Ослы
278
В. Б Л О С
и ученые в середину14. Насмешливые французы называли этих ослов
„полу-учеными44, demi-savants, но в общем солдаты относились к ученым
с уважением. К результатам произведенных ими исследований ученый
мир отнесся е огромным интересом, и они доставили много полезного
и интересного научного материала.
Теперь Бонапарт обратил все свое внимание на внутреннее
устройство Египта. Он был настолько дальновиден, что не затронул
религиозных предрассудков жителей. Он проявлял величайшее ува-
жение к магометанству и даже способствовал переходу в Ислам гене-
рала Мену. Он учредил совещание (диван) из сорока видных египтян
и совместно с ними обсуждал дела страны. Он уже в этом случае
обнаружил ту обходительность, благодаря которой впоследствии
сумел расположить к себе французов. Ему даже удалось заставить
египетских богословов объявить его наследником Магомета. Те же бого-
словы заявили, что египтяне обязаны платить дань французам.
Но европейский правительственный аппарат не пришелся ио
душе египтянам. Они не привыкли платить налогов и содержать за
свой счет судебные и тому подобные учреждения. Имеется турецкая,
история Египта, в которой описан. период французского господства
в этой стране. Вот как турецкий истЬрик описывает порядки, господ-
ствовавшие при французах: „Когда кто-нибудь умирал, то прежде
всего требовалось запросить у дивана, разрешает ли он унести труп,
и в течение 24 часов необходимо было составить опись всего имуще-
ства, оставленного покойным. В случае, если бы семья покойного
воспро1ивилась составлению описи, диван овладел бы всем имуществом
и ничего не оставил бы наследникам. Когда же опись составлялась,
то надо было платить. Когда на сцену появлялся наследник, то с пего
требовали денег. Если какой-нибудь кредитор покойного пред‘являл
иск, то ему приходилось платить за то, что его иск был признан пра-
вильным, а когда он получал следуемые ему деньги, то ему опять-таки
приходилось платить. Даже лица, которым необходимо было поехать
куда-нибудь, не имели возможности двинуться с места без бумаги, за
которую надо было платить. Платить приходилось и за внесение в
книги случаев рождения или смерти. Мало того, всякую сделку между
частными лицами нужно было оплачивать!44.
Из вышесказанного явствует, насколько чужда и обременительна
была для жителей Востока бюрократическая система. Они до той поры
никогда не знали ничего подобного. Если вельможи страны и льстили
завоевателю и высказывали ому всяческое уважение, то в народных
массах все же продолжала господствовать фанатическая ненависть
к „неверным41 тел и „гяурам44. Ненависть эту старались поддерживать
константинопольские власти и, таким образом, в Каире, где царило
сильнейшее недовольство образом правления французов, совершенно
незаметно для последних подготовилось восстание. Оно началось
в октябре. По заранее условленному сигналу население Египта вос-
стало и с яростью напало на ничего не подозревавших французов.
Пока Бонапарт успел собрать свои войска, было в одиночку избито
множество франпузских чиновников и солдат. Бонапарт вывел из
мятежного города своих солдат и приказал подвергнуть Каир жестокой
бомбардировке. При этом сгорело множество общественных зданий.
Затем французы, стоявшие «у ворот города, бросились брать город
приступом. Улицы были очищены от народа картечью, и после ужас-
ной резни повстанцы были рассеяны. Многие из них бежали в
пустыню. Каир был разрушен и затоплен в крови. С этого момента
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 279
французский генерал отказался от примирительной политики. Он
утверждал, что Восток можно покорить только путем террора и пере-
стал скупиться на кровавые расправы.
, Зиму Бонапарт провел спокойно, и в то время, как Ионические
острова были отняты у Франции и получили изуродованное республи-
канское устройство под русско-турецким протекторатом, отрезанный от
Европы генерал продолжал в Етише носцться со своими фантасти-
ческими планами относительно завоевания Сирии и основания нового
мирового восточного государства. Он позже сам рассказывал о том,
что в это время был занят обдумыванием обширных планов. Оп наме-
рен был двинуться против Константинополя через Сирию и Малую
Азию, население которых, по ого мнению, было склонно присоеди-
ниться к Франции, и в столице Турции продиктовать трепещущей
Порте свои условия мира. О том, что в это время происходило в
Европе, он получал лишь скудные известия.
Чтобы пока утвердиться в Египте, Бонапарт решил прежде
всего овладеть сирийским побережьем, потому что ему достоверно
известно было о намерении турок напасть на Египет из Сирии.
У сирийских берегов даже появилась английская эскадра, намеревав-
шаяся оказать поддержку туркам.
В Акре сидел известный своей жестокостью Джеззар-паша
(„джеззар “ значит мясник). Он овладел почти всей Сирией и был
в очень натянутых отношениях с султаном. Бонапарт пытался привлечь
его на свою сторону, но англичане опередили французского генерала.
Посулив Джеззару назначение египетским’ пашей, они склонили его
к мысли о необходимости изгнать французов. Джеззар при помощи
Англии приготовился к войнехи превратился в опасного врага для
генерала Бонапарта,
В феврале месяце Бонапарт двинулся в Сирию с армией, состо-
явшей приблизительно из 12 тысяч человек. Бразды же правления
в Египте он передал некоторым из своих генералов. Пограничный
порт Эль Ариш, который занят был сирийцами по приказанию Джез-
зара, сдался Бонапарту, и последний отпустил на все четыре стороны
гарнизон форта, состоявший из 2 тысяч арнаутов, взяв с них слово,
что они больше не будут воевать с французами. Эль-Ариш прикрывал
переход через Суэцкий перешеек, и после его падения Бонапарт мог
беспрепятственно проникнуть в Сирию. Французская армия возликовала,
когда она после тяжелого пути через пустыню увидела перед собою
богатую Палестину, с которою для нее связано было столько великих
воспоминаний о старине. Газа взята была приступом, и ее гарнизон
бежал в Яффу, где оказал французам упорное сопротивление, несмотря
на слабость укреплений этого города. 7 марта была взята приступом
Яффа. Половина ее гарнизона была перебита, а другая патовина
захвачена в плен. Французам показалось, что среди пленных нахо-
дятся и те 2 тысячи арнаутов, которые были отпущены в Эль-Арише
на волю под условием не воевать больше с Францией. Бонапарт
пришел в ярость и приказал расстрелять эти две тысячи арнаутов.
Это кровопролитие после одержанной французами победы было столь
же излишним, как и варварским.
Из Яффы Бонапарт двинуйся против крепости Акра, в которой
находился Джеззар с главными своими силами. Очутившись перед
старинными башнями и стенами этого города, прославившегося
со времен крестовых походов, французский генерал и не подозревал
о том, что здесь наступит колец его военным удачам на востоке. Ему
280
В. Б Л О С
казалось, что завоевание этого гнезда4 сирийцев не представит для
него никаких особых трудностей. Но генерал, вышедший победителем
из стольких битв, в этом случае ошибся. Он не’оценил по достоинству
ни энергии Джеззара, ни предусмотрительности английского адмирала
Сиднея Смита, который‘бросил якорь в гавани Акры. Оборону города,
который Сидней Смит снабдил всем необходимым для войны, вели
европейские офицеры во главе с французским эмигрантом, инженером
Филицпо. *
Хотя Сидней Смит и отличался тщеславием и высокомерием,
но он обладал в то же время предусмотрительностью и энергией
и очень искусно подготовился к обороне. Он поставил французов
в затруднительное положение, захватив у холма Кармель посланную
из Египта флотилию судов, нагруженных тяжелыми осадными ору-
диями. Орудия, предназпачавшиеся для бомбардировки степ Акры,
были поставлены на валах и отсюда метали свои снаряды во фран-
цузские колонны, шедшие на приступ.
Штурмы французов были отбиты с большим уроном. Турки,
которым Джеззар за голову кождого убитого француза выдавал крупную
награду, сражались с большим упорством, и осада Акры стала затяги-
ваться. Бонапарт, который никак но мог поверить, чтобы такая незна-
чительная крепость устояла против силы его войск, вел осаду со всей
присущей ему энергией. Тем временем в Сирии было собрано войско,
которое должно было отправиться на выручку крепости. Это войско
было очень многочисленно, но плохо вооружено и не дисциплиниро-
вано. Против сирийцев двинулись Клебер, Мюрат и Жюно. У горы
Табор произошла битва, исход которой решил Бонапарт, подоспев-
ший со своей главной армией. Сирийцы были разбиты и обращены
в бегство.
Положение дел у Акры нисколько не изменилось, и Бонапарт
решил энергично штурмовать город, чтобы снести это сирийское
гнездо, которое, казалось, мешало выполнению всех его фантастических
планов. Этот тяжелый по своим потерям штурм начался 7-го мая.
В укреплениях города удалось пробить брешь, и французы пррникли
уже в крепость, но были снова отброшены после кровопролитной
резни. На следующий день удалось пробить три бреши, и французы
снова отважно проникли в город. Им навстречу бросились англичане
и турки, и французам снова при / <. сь отступить. С тем же резуль-
татом, штурм и его отражение продолжались до 12-го мая. Осажден-
ные оборонялись с таким же упорством, с каким французы нападали,
а когда турецкий флот получил еще подкрепление, Бонапарт убедился,
наконец, в том, что он не в силах будет взять крепость, пока вход
в гавань Акры останется открытым для врагов. Многочисленные
штурмовые нападения были сопряжены с тяжелыми потерями для
французов, и Бонапарт решил отступить. Подвергнув Акру еще одной
ужасной бомбардировке, французский полководец отступил 20-го мая.
У этой небольшой крепости, о стены которой разбились штур-
мовые колонны Бонапарта, рушились и планы французского ’полко-
водца относительно создания нового мирового государства на востоке.
Ему впервые пришлось убедиться в том, что и его силы не безгра-
ничны.
Благодаря успешной обороне крепости Акры, вся эта война
получила новый оборот. Бонапарт понял, что ему придется ограни-
читься завоеванием Египта. Его войско вернулось в Египет в полном
порядке. Рассказ о том, будто больных чумою французов в Яффе
история французской Революции
281
отравили опиумом, чтобы они но попали в руки к туркам, оказался
выдумкой. 14-го июля 1799 г. Бонапарт вступил в Каир. •
В Египте Бонапарту представился случай вновь усилить свою
военную славу, несколько потускневшую после безуспешной осады
Акры. У устьев Нила за это время успело высадиться турецкое войско,
которое заняло крепость Абукир. Турецкой армией, доставленной на
английских кораблях, командовал СейдманМустафа-паша. Бонапарт
тотчас же выступил из Каира с целью оттеснить турок. Это ему вполне
удалось 25-го июля в сухопутной битве при Абукире. Блестящая по-
беда, одержанная над турками, вполне восстановила славу Бонапарта,
как полководца.
Турки окопались при Абукире. Бонапарт путем искусных манев-
ров принудил их оставить окопы. Им удалось в нескольких случаях
одержать верх над французами, но последние двинулись .против них
всей своей массой и прогнали их с позиций. Турки были отброшены
к морю. Преследуемые французами, они не успели спастись на лодках
и погибли в большом количестве. Говорят, что на поверхность реки
выплыло до 6 тысяч трупов. Около 4 тысяч турок бросилось в кре-
пость Абукир, где им и пришлось вскоре сдаться.
Несмотря, однако, на этот решительный удар, нанесенный врагам,
Бонапарт стал ощущать неудобство своего положения в Египте. Он
понимал; что не сумеет здесь долго продержаться. Сила мамелюков
нигде не была вполне уничтожена. Без наличности вооруженной силы
здесь каждую минуту могло разгореться восстание. Что касается фран-
цузской армии, то она численно сократилась, так как совершенно
лишена была возможности получать подкрепления. К тому же через
Сирию в это время двигалась сильная турецкая армия под предводи-
тельством Юсуфа-паши. Да и из Франции прибыли вести, подска-
завшие молодому генералу, что теперь наступило для него время
сыграть роль, о которой он в силу своего честолюбия уже давно
мечтал. Директория успела навлечь на себя ненависть всех партий и
понесла крупные поражения. Теперь наступил момент, удобный для
того, чтобы смелый и избалованный счастьем солдат мог захватить в
свои руки общественную власть и дать французам сильное и славное
правительство. Таковы были рассветы генерала, и он занялся изыска-
нием средств, которые могли бы предупредить катастрофу, грозившую
современем разразиться над ним в Египте. Его решение было скоро
готово; он задумал оставить свою храбрую армию и отплыть обратно
во Францию.
Это решение не делало чести Бонапарту, так как оно было про-
диктовано исключительно эгоизмом и честолюбием. Бонапарт оставил
свою армию, как дезертир, так как правительство не освободило его
от обязанностей главнокомандующего. Поступи таким же образом дру-
гой генерал, он попал бы под суд. Но Бонапарт хорошо знал фран-
цузов. Он в данном случае полагался на свою огромную популярность
и на непопулярность Директории. Он знал, что египетский иоход
окружил его личность новым фантастическим и сказочным ореолом.
Бонапарт оставил запечатанный пакет, адресованный на имя ген. Кле-
бера, и тайком, в сопровождении своих лучших генералов и преданных
друзей, сел 22 августа 1799 года на корабль в Александрии, бросив
свою армию на произвол судьбы.
Он благополучно избег английских крейсеров, неоднократно под-
вергаясь опасности быть ими захваченным, и 9-го октября высадился
на французском берегу у Фрежю.
282
В. Б Л О С
При вести о его возращении Франция возликовала. На Бона-
парта смотрели, как на спасителя, который сумеет избавить родину
от тяжелого кризиса. Франция бросилась на шею тридцатилетнему
генералу, не справляясь о его намерениях. Его подвиги вскружили
всем головы. Склонных к увлечениям французов восхищал таинствен-
ный п сказочный ореол, окружавший личность этого молодого завое-
вателя. Они уже не знали, чем ему угодить, и когда пожертвовали
ради него республикой, то им казалось, что и эта жертва слишком
ничтожна по сравнению с его величием.
Так ослепляют и опьяняют людей военные успехи. Бонапарт
привыкал отндситься к людям с презрением. Да это и не могло быть
иначе в его положении.
П о 1$ о д 1799 г.
Великая коалиция, создавшаяся благодаря английскому золоту
и интригам Питта, открыто не об'являла войны Франции; однако, все
ее действия заставляли Директорию заблаговременно начать 'пригото-
вления к неизбежной войне. Набрано было 200 тысяч рекрутов, которые
должны были возместить потери прежних походов. Меру эту стара-
лись оправдать тем, что уже к концу 1798 г. около 60 тысяч русских
под предводительством грозного полководца Суворова, победившего
несчастных поляков, появились вАстриис тем, чтобы двинуться в Ита-
лию. Кроме того, и австрийский генерал Готце с 6.000 солдат явился на
помощь граубюнденцам, не пожелавшим присягнуть конституции
повой Гельвеции. Эго произошло еще в то время, когда на Раштадтском
конгрессе обсуждался вопрос об окончательном заключении мира с Гер-
манской империей.
Директория собрала пять армий. Главная из них под; начальством
Журдапа стояла на верхнем Рейне; названа она была дунайской
армией, потому что ей надлежало двинуться против Австрии вдоль по
Дунаю. В Швейцарии армией командовал генерал Массена, которому
предстояло сыграть в этой войне крупную роль. В северной Италии
главнокомандующим назначен был Шерер, а в Неаполе Директория
вместо Шампионнэ, который, по ее мнению, держал себя слишком
независимо, назначила главнокомандующим Макдональда. На севере
собрали армию под начальством Брюна и, соединив ее с войсками
Батавской республики, которыми командовал Дэндельс, образовали
одну голландскую армию.
Директория приказала сообщить в Раштадте, что ей приходится
отнестись ко вступлению русских войск в Германию, как к объявлению
войны. В ответ на это Австрия предложила Франции вывести войска
из Италии и Швейцарии. Таким образом, без дальних околичностей
загорелась война.
Массена двинулся против Готце, стоявшего у Граубюндена,
и после нескольких сражений заставил его отступить. Журдан пере-
шел через Рейн. Ему навстречу во главе стотысячной армии двинулся
его давнишний (с 1796 г.) соперник эрцгерцог Карл. В конце марта
произошли битвы у Остраха и Стокаха, вблизи Боденского озера.
Ни одна из них, впрочем, не имела решающего значения, так как их
пришлось прекратить с наступлением ночи. Эти сражения, однако
дезорганизовали войска Журдана, и он отступил обратно через Рейн.
Его лишили командования, и дунайская армия была присоединена
к армии Массена, стоявшей в Швейцарии. Эрцгерцог Карл не исполь-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
283
зовал этого благоприятного для него момента и бездеятельно провел
время в Бадене и Вюртемберге. У него вышли раздоры с венским
придворным военным советом, и это парализовало его деятельность.
Том временем мирный конгресс в Раштад го Продолжал свои засе-
дания, и Австрия прилагала все усилия к тому, чтобы расстроить его.
Хотя конгресс имперских князей, состоявшийся в Регенсбурге, и при-
нял предложение французских послов, цо Питту и Тугуту удалось
добиться того, что Германия прервала переговоры, и германские послы
23-го апреля заявили, что конгресс должен закрыться, так как война
началась, и Франция слишком далеко зашла в своих требованиях.
Германия уже дала свое согласие па требования Франции, цо Тугут
но обратил на это никакою внимания. Ему хотелось сделать и Герма-
нию причастной к общей сумятице, хотя Германия и противилась
войне с Францией.
Конгресс закрылся, и закрытие его ознаменовалось кровавым
преступлением, навсегда запятнавшим имя Тугута, а именно: позор-
ным избиением послов в Раиипадтс. Французские послы получили от
австрийского полковнику Барбачи, командовавшего в Раштадте полком
гусар, приказ немедленно оставить Раштадт. Тремя послами Франции
были—Бонье д‘Арко, Робержо и Жан де-Бри. Последние два раньше
были членами конвента и пылкими якобинцами. Получив приказ об
от‘езде, они обратились к полковнику Барбачи с просьбой дать им
охрану. На это они получили в ответ одно только предложение--в тече-
ние 24 часов покинуть Раштадт. Они выехали еще в тог же день,
28-го апреля вечером, вместе со своими женами и слугами. Прибли-
зительно на расстоянии четверти часа езды от Раштадта они встрети-
лись с отрядом австрийских гусар, которые остановили каре гы послов.
Гусары открыли дверцы карст, самым грубым образом вытащили всех
трех послов и набросились на них с саблями наголо. Бонье и Робержо
тут же были убиты на глазах своих плачущих жен, а Жан де-Бри,
тяжело раненый, скатился в ров и, благодаря темной почи, не был
разыскан. На следующий день его привезли обратно в Раштадт, где
он и выздо|>овел после продолжительной болезни. Убийцы при свете
факелов обшарили кареты послов и похитили все их бумаги.
В другое время Австрия, без сомнения, лишилась бы всех
своих союзников за подобный поступок, которым Тугут приравнял
себя к Джеззар-паше, приказавшему отрубить головы французским
парламентерам. Коварное убийство беззащитных послов, противореча-
щее всем законам международного права, должно было возмутить
всякого чуткого человека. Но Австрия не потеряла своих союзников.
Правда, общее возмущение было очень сильно, и эрцгерцог Карл,
отличавшийся благородством характера, добился назначения следствия
по этому позорному делу, но следствие не дало никаких результатов.
Что касается Барбачи, то он даже позже был произведен в генералы.
Дело так и осталось невыясненным, и темные причины, вызвавшие это
преступление, вероятно, никогда не будут раскрыты. Можно лишь
предположить, что нападение было устроено Тугутом с целью захва-
тить у французских послов бумаги, которые могли набросить тень на
Австрию, в виду ее поведения по отношению к Германии. Приказ же
Тугута был с «йарварской жестокостью выполнен австрийскими офи-
церами, которые в этом случае выместили свою злобу на французских
„якобинцах". .
Извинения, которые Австрия представила по поводу преступле-
ния, совершенного одним из самых видных ее .государственных дея-
284
В. Б Л О С
телей, были так же пошлы, как ужасно было самой преступление.
Австрия заявила, что это была ^одна из обычных в воентс время не-
урядии". Но, как известно, с послами обыкновенно не ведут войны...
Убийство послов, являвшееся актом насилия и вероломства, ко-
торому едва ли можно найти пример в истории, повлекло за собою
начало военных действий на всех позициях. Директория не могла
добиться у Австрии удовлетворения, так как венский кабинет снова
принял весьма высокомерный тон, благодаря успехам эрцгерцога Карла
и помощи со стороны России. Поэтому французы старались добиться
удовлетворения с оружием в руках. Однако, им не улыбнулось воен-
ное счастье; оно даже казалось, совсем изменило им.
Генерал Шерер проник с итальянской армией в великое герцог-
ство Тосканское, изгнал оттуда великого герцога Фердинанда III и
завладел его страной. Великий герцог не присоединился к коалиции
официально; но Франция знала, что у него с коалицией существует
тайное соглашение, и не желала иметь у себя в тылу врага. Но успех
малоспособного Шерера на этом закончился. Подоспели австрийцы
с преобладающими силами под предводительством Края. Хотя Край
и не был особенно талантливым генералом, но он обладал энергией и
мужеством. Он разбил неспособного Шерера в битве при Пастренго
и заставил его отступить. Вслед затем G-го апреля произошла битва
при Мапьяно, в которой Шерер потерпел такое сильное поражение,
что с большим уроном принужден был отступить через Мпнчио со сво-
ими деморализованными войсками. В конце концов Шерер был отстав-
лен, и командование вад армией перешло к Моро, который, несмотря
на всю свою известность, с чисто республиканской скромностью слу-
жил под начальством ничем не выдававшегося Шерера.
Однако, те военные силы, которыми располагал Моро, были да-
леко не достаточны для того, чтобы сопротивляться новому опасному
врагу республики, который теперь появился на арене борьбы—рус-
скому фельдмаршалу Суворову, прибывшему со своим войском в Италию.
Край был смещен, и австрийцы, командование над которыми поручено
было талантливому генералу Меласу, соединились с русскими. Главно-
командующим над обопми армиями был Суворов.
Этот странный человек под причудливой и почти смешной внеш-
ностью таил в себе выдающийся военный гений. В обществе он держался
дурачком, но на поле битвы ] * зливал такую энергию, что сметал все
на своем пути. При своей дькой манере нападения он не считался
ни с какими потерями в людях. Он все время пробивался вперед,
не давая вздохнуть' врагу. С крепостями он обыкновенно недолго
возился. Опустошив огнем и мечем какую-нибудь страну, он потом
обыкновенно оплакивал ее. Во время турецкой войны он при взятии
Измаила устроил небывалую резню. Польшу он смял железною рукою,
а о битве при Праге сообщил в Петербург следующими словами:
Прага дымит, Варшава дрожит*. Будучи хапжой и консерватором,
он страстно ненавидел Французскую революцию. Несмотря па свой
70-летний возраст, он своим участием в войне произвел полный пере-
ворот в положении Европы. Так как Тугут имел обыкновение через
посредство венского придворного военного совета водить генералов
по указке (оттого-то у него и возникали такие частые ссоры с эрцгер-
цогом Карлом), то Суворов выговорил себе право получать приказы
только непосредственно от императора Франца. Но это условие ничуть
не изменило положения вещей, так как император приказывал только то,
что советовал ему Тугут. Суворов немедленно же начал наступление.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 285
Краю поручено было осадить Мантую. Суворов же вместе с Меласом
напал на Моро, который со своими слабыми боевыми силами далеко
не мог сравняться с гораздо более сильным врагом. 27 апреля Моро
при Кассано подвергся нападению со стороны неистового Суворова,
на стороне которого был численный перевес армии, и после упорного
сопротивления был разбит на-голову. Ему пришлось отойти до самой
Александрии под натиском неустанно наступавшего противника. В этой
битве Моро потерял 8 тысяч солдат и 100 пушек.
Пока Моро был занят тем, что старался собрать под Алексан-
дрией остатки своего войска, Суворов подошел к Милану и торже-
ственно вступил в этот город с привязанным к своему седлу кнутом.
Ломбардцы, большая часть которых под владычеством французов были
добрыми республиканцами, наперерыв друг перед другом старались
показать, что у них вовсе нет никаких политических убеждений. Они
приветствовали фельдмаршала, как освободителя, который явился к ним
с таким понятным символом, прикрепленным к седлу. Миланский архи-
епископ первый дал сигнал к этому чествованию, встретив во главе
духовенства и большинства католической знати человека с кнутом,
как „спасителя Италии*. Было заявлено об уничтожении Цизальпий-
ской республики. После этого Суворов поспешил в Турин, где запер
французов в крепости. Он намерен был отбросить теперь Моро через
Альпы, но указания императора удержали его от этого. Ему велено
было раньше завоевать крепости.
Следствием победоносного наступления Суворова было то, что
Макдональду, находившемуся с французской армией в Неаполе, стала
грозить опасность быть отрезанным. Он отступил, оставив Партено-
пейскую республику на произвол судьбы и снабдив лишь неаполи-
танскую крепость сильным гарнизоном. Искусно отступая, он благопо-
лучно прошел через неаполитанскую и римскую области и достиг верхней
Италии. Теперь Макдональду следовало бы во чтобы то ни стало соеди-
ниться с Моро, отступившим до Генуи. Но он был очень честолюбив
и надеялся, что сумеет один нанести решительный удар врагам и снова
восстановить перевес французского оружия. Ему не хотелось, в случае
удачного исхода своего предприятия, разделить славу с Моро. Поэтому
он попытался напасть на отдельные отряды русско-австрийской армии
и уничтожить их поодиночке. Но Суворов не допустил до этого. Собрав
значительное войско, он с необыкновенной быстротой поспешил на-
встречу французскому генералу. У берегов Требии, где Ганнибал некогда
победил римлян, произошел кровопролитный бой, длившийся от 17-го
до 19-го июня. В этой битве дикий Суворов, благодаря численному
перевесу своей армии и своей энергии, победил французских храбре-
цов. Потери в этой битве были небывало велики. <У Макдональда
из его 20-ти тысячной армии больше половины выбило из строя.
Потери же Суворова были еще больше; так как он при своих свире-
пых атаках не имел обыкновения щадить жизнь своих солдат.
Теперь Макдональд уже соединился с Моро, и оба побежденных
генерала стали ждать в Альпах подкреплений, которые должны были
прибыть из Франции, между тем как Италия снова была завоевана союз-
никами, и даже крепость Мантуя перешла в руки австрийцев. Полити-
ческие творения Бонапарта исчезли так же быстро, как появились,
и, казалось, будто в Ломбардии никогда и не бывало республиканцев.
Между тем, как победоносный Суворов носился с мыслью о втор-
жении во Францию, при чем от этого шага его удержали только бессмыс-
ленные приказания венского двора, эрцгерцог Карл после отступления
286
В. Б Л О С
Журдана перешел через Рейн; имея намерение напасть на Массену,
который собрал остатки дунайской армии Журдана и занял прочную
позицию вблизи Цюриха, эрцгерцог двинулся к Цюриху через Шаф-
гаузен. Готце должен был соединиться с ним, пройдя через Граубюн-
ден. Соединение обоих армий совершилось благополучно, особенно
благодаря тому обстоятельству, что Готце оказали поддержку реакци-
онно настроенные швейцарские кантоны. Карл напал на французов,
и произошла первая цюрихская битва, продолжавшаяся от 3 до 6 июня.
Этот четырехдневный бой унес много жертв, не приведя ни к какому
результату. Оба полководца оказались стоящими друг друга против-
никами. Хотя они и пускали в ход все средства военного искусства,
но ни один из них не мог осилить другого. Массена все-таки отсту-
пил, очистил Цюрих и засел на Итлиберге, заняв необычайно сильную
и хорошо защищенную позицию. Зй,ссь оы стал ждать нападения
врагов.
Нападения этого, однако, не последовало, потому что военные
действия союзников внезапно прекратились и в Италии, и в Швей-
царии. Благодаря интригам Тугута, полководцы снова поссорились
с венским кабинетом. Эрцгерцог Карл был взбешен той опекой, кото-
рую разрешал себе над ним придворный военный совет. Суворова же
вывело из себя поведение австрийских генералов, не желавших под-
чиниться ого приказаниям К тому же, Суворову было известно, что
Австрия намерена захватить для себя Сардинию, вместо того, чтобы
вернуть ее, согласно желанию императора Павла, королю Викгору-
Амадею. Это рассердило упрямого императора Павла, и он, вероятно,
уже теперь отозвал бы свои войска, если бы австрийский посланник
в Петербурге граф Кобенцль не нашел средства отвлечь его гнев.
Он путем подкупа влиял на многочисленных любовниц Павла, ите ста-
рались отклонить внимание Павла от жалоб Суворова и поддержать в нем
доброе расположение духа. Таким образом, удалось удержать Павла
в коалиции. Все-таки решено было, что отныне русские и австрийцы
будут отдельно вести войну с Францией, а именно: русские будут
воевать в Швейцарии, а австрийцы—в Италии.
Но прежде, чем армии разделились, Суворов еще раз напал
на французов. Французская армия в Италии получила подкрепления,
и главнокомандующим над нею был назначен молодой и пламенный
генерал Жубер. Жубер со всей своей армией двинулся из Ривьеры,
где собрались французы. При Нови он неожиданно для себя стол-
кнулся с внушавшим всем ужас Суворовым и растерялся, увидев, что
ему придется иметь дело с главными силами русско-австрийской армии.
15 августа 1799 г. при Нови произошла самая кровопролитная
из всех битв этого похода.
Суворов напал на французов со всей яростью, которая была
свойственна его способу ведения войны. Он двигал на штурм все
новые и новые колонны, не обращая внимания на огромные потери
в людях, вызванные упорным сопротивлением неприятеля. Жубер,
отличавшийся большим мужеством, все время раз‘езжал по полю
битвы и, чтобы поднять дух своих солдат, появлялся на самых пере-
довых позициях. Он приготовился было стать во главе полка, чтобы
ударить в штыки, как вдруг какой-то тирольский стрелок прицелился
и поразил его прямо в грудь. Жубер упал мертвым. Потеря полко-
водца привела французов в замешательство. Моро пришлось поневоле
перенять командование армией. Но смятение, охватившее ряды фран-
цузов, было слишком велико. Они уж не могли устоять перед яро-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 287
стным натиском Суворова, и битва была проиграна. Потери и с той,
и с другой стороны были огромны. Французы потеряли убитыми
и ранеными 16 тысяч, а русские и австрийцы около 25 тысяч чело-
век, что обгоняется суворовской тактикой, которая так расточительно
обращалась с человеческими жизнями.
Французам пришлось отступить к Альпам. Теперь Суворов дви-
нулся в Швейцарию, а Мелас остался, чтобы здесь продолжать борьбу
с французами.
Но военное счастье вновь изменило союзникам. Директория по
ставила генерала Мюллера ^зо главе новообразованной рейнской армии
и приказала ему вторгнуться в южную Германию. Узнав об этом,
эрцгерцог Карл решил уйти из Швейцарии, предоставив борьбу
с Массеной новой вспомогательной русской армии, прибывшей в Швей-
царию. под предводительством князя Корсакова. Эрцгерцогу не удалось
выработать соглашение с Корсаковым, и обе армии имели мало связи
между собою. Массена напал на отступающих австрийцев и 14 го авгу-
ста отбросил их по всей линии. Многие австрийские отряды в бес-
порядочном бегстве перешли через Рейн.
Корсаков надеялся совместно с Суворовым, который с юга через
Сен-Готард проник в Швейцарию, раздавить французскую армию
у Цюриха, окружив ее со всех сторон обоими корпусами. Но высоко-
талантливый Массена, отличавшийся реппггельностью и смелостью, не
стал дожидаться прибытия Суворова и напал на Корсакова 21-го сен-
тября. Разгорелось второе кровопролитное сражение у Цюриха, которое
после двухдневной ожесточенной борьбы закончилось полным пораже-
нием русских. На улицах Цюриха, который явился центром сражения,
произошла ужасная резня. Улицы были буквально затоплены кровью,
и, кроме нескольких тысяч французов и рурских, погибло множество
цюрихских жителей, не принимавших никакого участия в борьбе.
Оставленный вместе с русскими отряд австрийцев под предводитель-
ством Готце тоже был совершенно уничтожен, а сам Готце па л в битве.
Эта неожиданная и блестящая победа подняла дух французов,
и на Массену стали'смотреть, как на спасителя республики, которому
ради его выдающихся военных способностей охотно прощали коры-
столюбие и жестокость.
Корсаков с остатками своего разбитого войска отступил у Шаф-
гаузеца через Рейн. Массона не стал его преследовать и обратился
против Суворова, который после отважного перехода через Сен Готард
достиг Цюриха. Русские перенесли ужасные лишения в неприветливых
местах, через которые им пришлось проходить. Они не имели возмож-
ности в достаточной мере запастись ни провиантом, ни аммуницией,
и им пришлось пролагать себе дорогу через совершенно непроходимые
местности. Сильно уменьшенная в своей численности р деморализован-
ная армия подвергалась нападению со стороны Массены и принуждена
была вступать в кровопролитные стычки с врагами. В этом ужасном
положении Суворов напряг все свои силы и с поразительным муже-
ством отразил неоднократные нападения Массены. Но он принужден
был отступить, и это отступление повлекло за собою гибель большей
части его войска. Русские тысячами погибали от истощения; они замер-
зали или скатывались в альпийские пропасти. Когда Суворов с остат-
ками армии прибыл в Шур, то оказалось, что он потерял все свои
орудия. Его войско представляло собою беспорядочную кучку оборван-
цев. Слабым утешением для него могла послужить лишь слава, при-
обретенная им, благодаря отступлению, которому мало можно найти
288
В. Б Л О С
примеров в истории. Вскоре после этого русские были отозваны на
родину своенравным и капризным императором Павлом.
Таким образом, вторжение во Францию не состоялось, и юный
генерал Шампионнэ, который заменил -Моро и перенял командование
над французами в Ривьере, в октябре 1799 г. снова открыл кампанию.
Ему хотелось смелым наступлением на врагов поправить все несчастия
этого года. Но Мелас сразился с ним 4-го сентября при Савильяно
и отбросил его назад. К копцу этого кровавого и богатого катастро-
фами года в руках французов остались в Италии лишь Генуя да
Ницца. И на Рейне военное счастье тоже отвернулось от французов.
Эрцгерцог Карл заставил отступить разрбзненную рейнскую армию
и взял приступом Маннгейм, между тем как спессартские и оденвальд-
ские крестьяне стали вести с французами ожесточенную партизан-
скую войну.
Питт в этом году искал случая совершить один из тех излюблен-
ных им разбойничьих набегов, при которых Англия обыкновенно
обогащалась военной добычей. Подобные авантюры наносили сильный
ущерб тортовому флоту и торговле подвергавшегося нападению народа,
• а это было на руку английским купцам. Ища добычи, которою могли
бы окупиться английские деньги, затраченные на коалицию, Питт
обратил свои жадные взоры на голландский флот, находившийся
в Текселе. Питту удалось привлечь к участию в голландской экспеди-
ции русского императора Павла, которому он выставил на вид, будто
желает’ вернуть в Голландию наследственного штатгальтера Виль-
гельма V Оранского, которого изгнали французы. В сущности говоря,
Питта нисколько не интересовало возвращение штатгальтера в Голлан-
дию, но император Павел, побуждаемый стремлением возвращать
к прежнему состоянию все то, что подверглось изменениям, благодаря
Французской революции, дал свое согласие на эту экспедицию. Между
Англией и Россией был заключен договор, согласно которому 20 тысяч
русских и столько же англичан должны были вторгнуться в Голландию.
Союзные войска, предводительствуемые герцогом Йоркским и рус-
ским генералом Германом, были доставлены в Голландию, где к ним,
однако, пристали одни лишь приверженцы Оранского дома. Для за-
щиты Голландии Директория выставила батавскую армию под пред-
водительством Брюна и Дендельса, но французы не ожидали уже
нападения, так как союзные войска появились лишь в августе. Поэтому
французы теперь были мало приготовлены к защите страны. Союзники
овладели Текселем с суши, и англичане получили возможность захва-
тить желанный голландский флот, состоявший из 30 судов. Среди
матросов существовал заговор в пользу штатгальтера, и они не дали
возможности защищаться энергичному адмиралу Стори. Они выдали
ого вместе с кораблями англичанам.
Штатгальтер Вильгельм V Оранский издал прокламацию, обра-
щенную к голландцам, но народ с полным равнодушием отнесся к его
почтенной особе. Герцог Йоркский был и неловок, и медлителен.
К этому времени Брюн успел в достаточной степени подготовиться
к борьбе. Англичане двинулись вперед. 19 го сентября они были раз-'
биты в битве при Бергене и прогнаны в болотистую и пустынную
местность Цип, где стали терпеть недостаток во всем необходимом.
К этому присоединились еще заболевания злокачественной лихорадкой,
которая свирепствовала в той местности. По настоятельному требова-
нию русских, герцог Йоркский, который охотнее всего сейчас же вер- •
нулся бы обратно в Англию, еще раз напал на французов. От 2-го до
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 289
6-го октября продолжалась битва при Алькмааре, и результатом ее
было повое вынужденное отступление русских и англичан к ципским
трясинам. Тут вожди потеряли уже мужество и стали вести перего-
воры с Брюном. Он согласился на свободный от’езд союзников, но им
пришлось выдать 8 тысяч французских и голландских пленных и вос-
становить разрушенные ими плотины и укрепления.
Успех французского оружия в Голландии- не мог сгладить пора-
жений в Италии, но он снова поднял дух французов к концу этого
столь несчастного для них года. Англия же захватила свою добычу,
и эта добыча была, очевидно, английским купцам милее всех самых
блестящих побед Суворова.
Падение Партенопейской республики.
Молодой генерал Шампионнэ изо всех сил старался вдохнуть
жизнь в Неаполитанскую республику, которая была его политическим
детищем. Неаполь был разделен на одиннадцать департаментов, цри чем
законодательная власть передана была совету, состоявшему из 25 чле-
нов. Но гражданские комиссары своими поборами, конфискациями
и вымогательствами озлобили народ, между тем как Шампионнэ не-
сколько успокоил лаццарони, заставив духовенство путем подкупа
совершить известное чудо с кровью св. Януария. Шампионнэ сурово
отнесся к гражданским комиссарам за их алчность и удалил их.
Директория сместила генерала Шампионнэ, имевшего намерение спо-
собствовать раскопкам Помпеи и постановке памятника римскому
поэту Виргилию, и его место занял генерал Макдональд, ирландец
по происхождению, который, как полководец, быть может, был талант-
ливее Шампионнэ, но в делах организации нового образа правления,
без сомнения, понимая меньше своего предшественника.
Неаполь далеко не был вполне умиротворен, и здесь не прекра-
щались интриги духовенства и агентов неаполитанского двора. Вскоре
против французов и неаполитанской демократии, особенно в Апулии
и Калабрии, восстало фанатичное и невежественное сельское население.
Демократы и роялисты вели между собою яростную борьбу со всей
той жестокостью, на которую способны были неаполитанцы, в круп-
ных делах мало отличавшиеся своим мужеством. Стали совершаться
отвратительные убийства. Целые деревни подвергались сожжению,
а население их избивалось. Для организации восстания появился,
в качестве посланца от двора, находившегося в Сицилии, фанатичный
кардинал Руффо. TI ои сумел выполнить свою задачу, побуждая
крестьян к восстанию во имя религии. Под его знамена стекались
всякие подонки общества. К нему присылали помилованных катор-
жников, н многие бандиты служили под его предводительством для
того, чтобы восстановить свою „честь*. Известный атаман разбойников
Михаэль Пецца служил у Руффо в чине полковника. Он совершал
отвратительные убийства, и дивившаяся ему чернь наделила его про-
звищем Фра-Диаволо (брат-диавол). Впоследствии французы схватили
и повесили его.
Руффо обещал всем своим соратникам полное отпущение грехов
(что было особенно приятно бандитам) и, кроме того, на 10 лет осво-
бодил их от всяких податей. Крестьяне стекались к нему массами,
и он вскоре собрал свыше 100 тысяч человек. Руффо и архиепископ
неапо. । анский разыграли также комедию, отлучив друг друга от
церкви.
История Французской революции. 1!»
290
В. Б Л О С
Хотя этим разбойничьим шайкам, не обладавшим военной под-
готовкой, и оказывали поддержку английские, русские и даже турецкие
суда, но Макдональд все-таки без труда справился бы с ними, если
бы в это время не потерпела поражений французская армия в верхней
Италии, и если бы Директория не приказала ему уйти из Неаполя.
Чтобы не быть отрезанным, Макдональд собрал свои войска, которые
были заняты подавлением роялистского восстания, при чем они
вступали в частые кровопролитные стычки с повстанцами и затем
казнили попадавших к ним в руки,—и 5 мая выступил из Неаполя,
оставив гарнизоны в крепостцах города.
Неаполитанская демократия попала в отвратительное положение:
с одной стороны, в столице налицо были лаццарони, от которых еже-
минутно можно было ожидать восстания, а с другой стороны,—
к неаполитанскому берегу пристал Нельсон, который был рабски
предан недостойной леди Гамильтон и имел намерение оказать под-
держку контр-революции. Даже отряд турок соединился с борцами за
религию, шедшими под знаменами Руффо. Кардинал приближался
к столице, производя на сво.ем пути ужасные опустошения.
Республиканцы стали готовиться к борьбе, и военный министр
Мантопэ, обладавший железной силой воли, проявил необычайную
деятельность. Роялистские заговоры в Неаполе были подавлены с ужа-
сающей строгостью; многие шпионы и изменники подвергались казни.
Но недостаток в хороших офицерах и надежных войсках сильно давал
себя чувствовать. Ненадежные неаполитанцы,правда, позволяли включать
себя в ряды республиканских баталионов, но они думали только о том,
чтобы при первом же столкновении с врагом бежать или перейти на
его сторону. Неаполитанская демократия лишь теперь убедилась в том,
что у нее на родине еще не подготовлена почва для демократического
строя. Лучшие и благороднейшие люди -страны сплотились под зна-
мена демократии; они понимали, что погибнут от диких и беспутных
шаек Руффо, и ждаДи приближения катастрофы с таким величием
души, которое даже в это время было необычно. Когда знаменитый
естествоиспытатель Чирилло, присоединившейся к республиканцам,
вступал в законодательный корпус, он сказал: „Я знаю, что прини-
маю на себя опасные обязанности, но я охотно отдаю свою жизнь в распо-
ряжение отечества".
Руффо и король Фердинанд об‘явили, за немногими исключе-
ниями, амнистию всякому, кто покорится им, между тем как Нельсон
со свойственной ему жестокостью и гнусностью не премйнул потребо-
вать казни для повстанцев. Само собой понятно, что как Руффо, так
и неаполитанский двор намерены были после подавления республи-
канцев не приводить в исполнение обещанной ими амнистии. Респу-
бликанцы не покорялись, так как хорошо знали своих врагов.
Мантонэ разделил слабые боевые силы республики на три колонны
и двинул их против гораздо более сильного врага. Но при первых же
стычках с неприятелем республиканские войска рассеялись. Половина
перешла на сторону врагов, а национальная гвардия бежала обратно
в Неаполь. Тогда сильная армия Руффо двинулась против города,
который 14-го июня и перешел к ней в руки, за исключением кре-
постец, занятых французами. Канонерские суда республиканского адми-
рала Каррачиоли безуспешно направляли свой огонь на подступавшие
шайки Руффо. Неаполь попал в руки контр-революционеров, и теперь
для них, наконец, настал страстно желанный момент мести респу-
бликанцам.
I
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 291
Всегда готовые к разбоям лаццарони восстали, чтобы отомстить
•беззащитным теперь демократам за те кровавые кары, которые учинил
над ними Шампионнэ в январе месяце. Начались убийства и грабежи,
каких можно было ждать только от лаццарони. Они не щадили ни
возраста, ни пола. Всякого, кто носил короткие волосы, убивали, квар-
тиру его разграбляли, а дом сравнивали с землею. Пользовавшиеся
общим почетом дамы, провинившиеся своим демократическим обра-
зом мыслей, совершенно нагими подвергались публичному сечению и
потом привязывались к позорному столбу. Руффо остановился за горо-
дом, и чернь Неаполя имела полную возможность насытиться убий-
ствами и грабежом. 15-го июня Руффо вступил в'-город. В некоторых
частях города республиканцы еще продолжали борьбу с мужеством,
которое порождено было их отчаянным положением; им оказывали
поддержку французы, сидевшие в крепостцах. 16-го июня враги одер-
жали верх над республиканцами, и только тут Руффо прекратил бес-
чинства лаццарони. Французские коменданты крепостец стали вести
с нихМ переговоры. Были выработаны условия сдачи, согласно кото-
рым французы и спасшиеся в крепостцах руководители демократии
получили право свободно выехать из Неаполя в тот момент, когда там
окажутся налицо транспортные суда.
Очевидно, Руффо намерен был исполнить это условие, но это не
соответствовало желаниям королевы, порочной леди Гамильтон и ее
поклонника Нельсона. Слабохарактерный король не знал, что делать,
а Нельсон, прибывший теперь из Сицилии в Неаполь, дал кардиналу
слово выполнить договор. Но Гамильтон путем интриг добилась от
королевы того, что та написала в Неаполь: „Передайте Нельсону, чтобы
он так поступил с Неаполем, как будто это взбунтовавшийся ирланд-
ский город*.
Жестокий моряк, исполненный желанием удовлетворить свою
ненависть к демократии и оказать любезность куртизанке Гамильтон,
не заставил дважды повторять себе это. Он попросту нарушил заклю-
ченный Руффо договор и приказал своему флоту напасть на те тран-
спортные суда, которые должны были увезти запершихся в кре-
постцах демократов, а самих демократов арестовал. Арестованы были
также, несмотря на условия капитуляции, и все те лица, которые
находились еще на суше. Они были заперты в тюрьмах нельсоновских
линейных судов.
Позорнее Ыельсона едва ли когда-либо поступал храбрый солдат,
попавший в рабство к низкой женщине.
• Адмирал Каррачиоли, приставший к республиканцам скорее из
слабохарактерности, чем в силу своих убеждений, раньше был другом
двора и Нельсона, и поэтому вся эта честная компания возненавидела
его с особой силой. В особенности Гамильтон желала смерти адмирала,
и Нельсон в этом отношении выказал себя более, чем уступчивым.
Оп приказал привести на свое судно связанного адмирала и назначил
над ним военный суд. Военный суд имел намерение дать адмиралу
время добыть документы для своей защиты. Но Нельсон на это грубо
заметил: ъВсе проволочки тут излишни!* Когда после этого военный
суд все же осудил адмирала лишь к пожизненному тюремному заклю-
чению, Нельсон, схватив приговор, подписал под ним: смертной
казни\* и приказал повесить Каррачиоли на рее.
Гамильтон, умершей в беспутстве, пришлось все-таки дожить до
позора: Англия с презрением отвергла желание Нельсона, выраженное
292
В. Б Л О С
им в завещании,—желание, чтобы народ позаботился о Гамильтон и.
ее дочери, родившейся от него.
Еще Руффо назначил суд над арестованными демократами. Теперь,
этот суд возобновился, и начались процессы против арестованных,
число которых доходило до 8 тысяч. Последовали многочисленные
казни и приговоры к самым суровым тюремным заключениям. Невоз-
можно установить, сколько жертв пало от руки безнаказанных лацца-
рони и сколько их погибло в отвратительных тюрьмах. Из известных
жертв этого реакционного террора, кроме Каррачиоли, называют еще
князя Стронголи, дворян Гримальди и Коллонна, естествоиспытателя
Чирилло и богато одаренную республиканку Элеонору Фонсека-Пимен-
тель, редактировавшую республиканский ,.Moniteurw и навлекшую на себя
ненависть двора. Знаменитый композитор Чимароза лишь с трудом
спасся от' эшафота, благодаря заступничеству иностранных дворов.
. Демократов продолжали преследовать в .Неаполе до 1801 г.,
когда Бонапарт при заключении флорентийского мира категорически
потребовал прекращения этих преследований.
Вместе с Партенопейской республикой погибла и Римская. Папа
умер французским пленником. Но Рим был занят деаполитанцами,
и здесь начались жестокие и кровавые преследования демократов.
К концу 1799 г. в Италии исчезли все дочерние республики Франции,
и положение самой Франции стало бы весьма критическим, если бы
великая коалиция сама не ослабела, благодаря разногласиям, возник-
шим между ее членами.
Накануне государственного переворота.
Неудачи Франции на поле брани немало способствовали тому.,
что правительство Директории лишилось даже того уважения, кото-
рым пользовалось раньше. Правительство это было ненавистно богачам,
потому что оно надоедало им принудительными займами. Опо нена-
вистно было беднякам, потому что ничего для них не делало. Ненавистно
оно было и среднему сословию, потому что дела шли отвратительно,
и в этом обвиняли неудачную внешнюю и внутреннюю политику пра-
вительства. Наконец, правительство ненавидели и крестьяне, которых
оно отягощало налогами. К тому же и внутри самой Директории про-
изошел раскол. Оно продолжало страдать хронической нуждою в
деньгах. Обложение налогами велось в высшей степени беспорядочно,
так что налоги часто оказывались непосильными для тех, для кого
они вовсе не должны были быть непосильными. Так, собственники
недвижимостей были до крайности озлоблены неправильными и про-
извольными обложениями. Случалось, что мелкие собственники предо-
ставляли свою землю сборщику податей, предлагая ему самому обра-
батывать ее и получать себе из доходов следуемые налоги. Затем,
значительная часть налогов прилипала еще к пальцам плутоватых
чиновников, а на те суммы, которое поступали в кассы государства,
тогдашний министр финансов Робер-Лендо заранее подписывал ве-
кселя. Векселя эти часто учитывались лишь за половину их стоимости.
Министр финансов с трудом убедил некоторых парижских банкиров
подписаться под этими обязательствами, которые получили название
синдикатных свидетельств; их выпущено было на сумму до 30 миллионов.
Сначала курс их был устойчив, но когда на бирже узнали, что это за
векселя, то их курс стал падать с головокружительной быстротой.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 293
Торговля и промышленность были в полном упадке. Позорные
старания Питта отрезать Францию от мировой торговли достигли
своей цели. Торговые сношения крупных портов, благодаря англий-
ским крейсерам, замерли, и легко себе представить, какие последствия
могло повлечь за собою то, что такие города, как Марсель, оказались
совершенно отрезанными от колоний. Промышленность повсюду пала.
Этому обстоятельству значительно содействовало отсутствие покупатель-
ных сил, вызванное нищетою народных масс. В Лионе стояло без
работы 5.000 ткацких станков. Рабочим нечего было делать, и если они
не служили в армии, то им приходилось прЪзябать в нужде и выну-
жденном безделье. В стране нигде не было безопасно. Тысячи людей
снискивали себе пропитание грабежом. Дело народного просвещения
совершенно было запушено как в высших, так и в низших учебных
заведениях; да и где было Директории, вечно боровшейся с безденежьем,
взять средства, необходимые для поддержки учебных заведений? Обед-
нение государства сказывалось и в невероятной запущенности боль-
ничного дела и дела призрения бедных; в воспитательных домах дети
умирали в ужасающем количестве. Обнищание парода все увеличи-
валось. Казалось, что правительство совершенно бессильно против
всех этих зол, да оно и в действительности было бессильно. Тщеслав-
ный и заносчивый Сийес, который считал себя гораздо выше своих
коллег, время от времени сообщал какую-либо из своих таинственных
конституционных затей, но в общем он был совершенно неспособен при-
думать какой-нибудь выход из этого положения.
А, между тем, демократы проявляли энергичную деятельность, и в
клубе манежа не раз слышались грозные нападки по адресу прави-
тельства. Оба демократа, заседавшие в Директории, Гойе и Мулен
оказывали своим единомышленникам всяческую поддержку. Бернадотт,
который позже стал шведским королем, решительно склонился на сто-
рону якобинцев; то же можно сказать и о генералах Шампионнэ,
Ожеро и, в особенности, о Журдане, который был раздражен своими
поражениями и в среде демократов не скрывал своей антипатии к
правительству Директории. На какой то демократической пирушке
Журдан поднял тост Ja воскресение пик 1792 г. Клуб манежа требо-
вал суда над некоторыми бывшими директорами, над министрами-
предателями, над мошенничавшими поставщиками и агентами прави-
тельства.
Теперь Сийес совершенно порвал с демократами. Демократиче-
ский военный министр Бернадотт был отставлен, а министром полиции
был назначен Фуше, прежний террорист, один из хитрейших и раз-
вращеинейших интриганов Франции.
Тем временем снова успело разгореться вандейское восстание.
Кадудаль, Ф]эоттэ и Бурмон предводительствовали крестьянами, кото-
рые некогда сражались под начальством Шаретта и д‘Эльбе. При вести
о победах Суворова и эрцгерцога Карла снова возникли надежды на
восстановление монархии.
Когда в сентябре 1799 г. с поля брани в Париж все еще про-
должали приходить гнетущие вести, когда стало известно о потере
батавского флота, возбуждение усилилось. Оно достигло своего апогея
в тот момент, когда генерал Журдан внес в совет пятисот предложе-
ние о6‘явить, по примеру 1792 г., отечество в опасности. Он не
желал нового возвращения эпохи террора, а требовал лишь, в сильной
речи наказания для изменников, для врагов свободы и мошенников.
•Он требовал свободы печати и слова, так как Фуше накануне закрыл
294
В. Б Л О С
клуб манежа. Наконец, он требовал, чтобы общественные должности
замещались лишь истыми и честными республиканцами.
Предложение Журдана вызвало движение во всей Франции; его
клеветнически извратили в том смысле, будто оно направлено лишь
к тому, чтобы снова возродить постоянный эшафот. Народ, желавший
покоя, работы и заработков, был поэтому против предложения Жур-
дана; ему не хотелось снова переживать волнения эпохи террора.
Совет пятисот значительным большинством • отклонил предложение
Журдана.
Государственный переворот Бонапарта.
Как мы уже указывали, Сийес давно был занят организацией
заговора для ниспровержения конституции III г., на месте которой
он намерен был воплотить в действительность свои мистические кон-
ституционные идеи. Но тут произошло событие, которое должно было
разрушить честолюбивые мечты аббата: в Париже появился Наполен
Бонапарт, уверенный в том, что теперь наступил момент, удобный для
захвата государственной власти.
Бонапарт в это время был самым популярным человеком во Фран-
ции. Это доказало его триумфальное шествие от Фрежю до Парижа.
Восторг, с которым население встретило победителя при пирамидах
и при Абукире, был безграничен. Моясно было подумать, что фран-
цузский народ, доказавший свою великую преданность свободе, теперь
исполнен лишь одним желанием: как можно скорее снова добыть себе
деспота, который топтал бы его ногами. И оп скорее и легче добыл
деспота, чем свободу.
Когда Бонапарт прибыл в Париж, то правительство, которое соб-
ственно должно было привлечь его к ответственности за дезертирство,
начало всячески чествовать его. Все партии возлагали свои надежды
на генерала, который позже обманул их всех. Он холодно и сдержанно
относился ко всем партиям, жил очень просто ц уединенно в своем
доме на улице Шантрень, ничего не говорил о политике и почти
никого у себя не принимал. Он отличпо знал, что таким поведением
разжигает воображение французов и возвышает’ в их глазах свое зна-
чение. Главы всех партий искали с ним сближения, но он сначала
оттолкнул их от себя. Он, очевидно, хотел прежде всего познакомиться
с отношениями, господствовавшими в обществе, и осторожно выбрать
себе союзников.
В это время Люсиен Бонапарт, младший брат генерала, был прези-
дентом совета пятисот. Несмотря на свой юный возраст, Люсиен про-
явил способности государственного деятеля. Он обладал большим
хладнокровием и энергией и не особенно был разборчив в средствах
для достижения своих целей. Люсиен принимал видное участие в заго-
воре, предшествовавшем государственному перевороту.
Познакомившись с отношением сил всех партий, генерал Бона-
парт решил соединиться е партией аббата Сийеса для низвержения
конституции. Талейран, очень ловкий дипломат, и Редерер, сыграв-
ший 10-го августа 1792 г. такую замечательную роль, сблизили гене-
рала с аббатом, что было вовсе не легко, так как оба они отличались
одинаковым высокомерием, недоверчивостью и тщеславием. Но согла-
шение между ними все же произошло. Было решено силою оружия
принудить оба совета принять новую сочиненную Сийесом консти-
туцию. Бонапарт должен был для совершения этого государственного»
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 295
переворота использовать свою огромную популярность в армии. Он
притворился, будто согласен с идеями Сийеса, надеясь после захвата
государственной власти по своему выработать новую конституцию.
Сийес твердо верил в великую роль, которая ему предопределена,
и изо всех сил старался расширить заговор.
Незадолго до выполнения насильственного переворота советы
устроили торжественный обед в честь генерала Бонапарта и Моро.
Грядущий государственный переворот уже здесь наложил па всех свой
отпечаток. Все присутствующие были серьезны и мрачны. Хотя Бона-
парт и явился на обед, но он не прикоснулся к еде из боязни быть
отравленным и вскоре ушел. Это произошло 6-го ноября 1799 г., а
8-го ноября был приведен в исполнение государственный переворот.
Палаты, сами того не сознавая, всячески помогали выполнению
государственного переворота. В бюджете Директории за 1799 г. был
дефицит в 250 миллионов франков. Новый принудительный заем лишь
мало помог. Поэтому решено было отказаться от принудительных зай-
мов и увеличить прямые налоги. Но при существовавших в то время
неурядицах при взимании налогов подобное решение не могло послу-
жить выходом из беды. Нужда в деньгах продолжала грозно витать
над государством.
Бонапарт не мог придти к соглашению с Барра, хотя он и сде-
лал попытку в этом отношении. Поэтому он решил устранить „партию
гнилых“, как он называл Барра и его товарищей. Напротив, самые
выдающиеся офицеры, за исключением Берпадотта и Журдана, при-
соединились к заговору. Даже Ожеро, которого, как ярого республи-
канца, казалось, трудно будет привлечь к делу, сказал Бонапарту:
„Ведь вы будете доверять своему маленькому Ожеро*. Моро, Макдо-
нальд, Лефевр и многие офицеры армии и национальной гвардии
были готовы следовать за Бонапартом во всех его начинаниях. Они
еще не догадывались о его конечных целях.
В сенате на сторопе заговорщиков было огромное большинство
членов, в совете же пятисот меньшинство, руководимое Люсиеном
Бонапартом. Люсисна избрали президентом совета пятисот в надежде,
что брат его генерал втайне якобинец. За эту ошибку пришлось
тяжело поплатиться.
Этот заговор совершенно расшатал всю общественную власть и
вызвал борьбу отдельных частей ее между собой. Победить должна
была та часть, в распоряжении которой находилась вооруженная сила.
А в том, какая именно это была часть, не могло быть сомнений.
8-го ноября (18-го брюмэра) 1799 г. государственный переворот
был приведен в исполнение. Бонапарт зашел в своей хитрости и при-
творство так далеко, что обещал быть в этот день на обеде у дирек-
тора Гойе.
Бонапарт' самовольно призвал в Париж несколько полков, чтобы
устроить им смотр 8-го ноября. В этот день рано утром в его доме
собралось блестящее общество офицеров. Их было так много, что дом
генерала едва мог вместить всех. Совет старейшин устроил заседание
в 7 часов и „по ошибке* не пригласил на это заседание никого из
демократических членов. С большой поспешйостью постановлено было
перенести заседания обоих советов в Сен-Клу, так как в Париже члены
совета, повидимому, не чувствовали себя в полной безопасности от
якобинцев. Некоторые из заговорщиков нарисовали ужасную лживую
картину опасного положения, в какое попала Франция, благодаря яко-
бинцам, которые, по их словам, в этот момент толпами стекались
296
в. б л о с
в Париж, чтобы снова восстановить систему террора. Те из членов
совета, которые не были заодно с заговорщиками, в ужасе согласи-
лись на все, чего от них потребовали. Таким образом, заседания сове-
тов перенесены были в Сен-Клу для того, чтобы они в решительный
момент были вдали от Парижа. Наполеон Бонапарт был назначен
главнокомандующим над вооруженной силой внутри страны, и ему
вверена была -охрана народного представительства. Так как стало
известно о. движении в среде якобинцев, то общинный совет был
распущен, и Фуше с согласия заговорщиков приказа.1! закрыть город-
ские заставы.
В 8 часов Бонапарт получил уже декрет, которым ему, как бы
в насмешку, поручалась охрана народного представительства. Он заста-
вил собравшихся в его доме офицеров присягнуть ему и отправился
затем в совет старейшин присягнуть конституции, которую намерен
был сейчас же низвергнуть. Действительно, в этом случае безразлично
было, будет ли совершено одним клятвопреступлением больше или
меньше. Он поклялся, что всегда будет защищать свободу и республику^
и. это также было ложной клятвой. Затем комедия разыгралась быстро.
Совету пятисот был доложен декрет о перенесении заседаний как раз
в тот момент, когда обсуждался вопрос о финансах. Члены совета
выразили крайнее изумление. Они хотели обсудить декрет, по прези-
дент Люсиен Бонапарт прекратил все прения по этому вопросу, утвер-
ждая. что заседания и дебаты можно продолжать только в Сен-Клу.
В это время в совете старейшин появились участвовавшие в заговоре
директоры Сийес и Роже-Дю ко и лицемерно заявили, что им прихо-
дится сложить с себя обязанности директоров в виду уже неодно-
кратно повторявшихся нарушений конституции. Безнравственный Барра
позволил принудить себя к отставке путем угроз и под охраной выехал
в свое имение. Таким образом, с политической арены навсегда исчез
этот низкий человек, в последнее время конспирировавший с рояли-
стами. О его заговоре невозможно добыть никаких подробных сведений,
так как после его смерти в 1829 г. правительство Бурбонов конфиско-
вало все его бумаги.
Теперь Директория была почти уничтожена. Оба демократа Гойе
и Мулен не имели права предпринять что либо, так как. согласно
конституции, для всякого постановления Директории требовалось при-
сутствие трех членов. Гойе и Мулен были настолько наивны, что
поспешили к Бонапарту и Сийесу с увещаниями, но заговорщики,
чувствовавшие себя победителями, приняли их с холодной насмеш-
кой. Гойе и Мулена поручили охране отряда солдат в Люксембург-
скОлМ дворце, и несколько трусливый Гойе в конце концов подал в
отставку.
Бонапарт занял квартиру в Тюльери. Бродя но анфиладе двор-
цовых комнат, он, казалось, уже вполне вошел в роль будущего
повелителя Франции. „Это должно прекратиться! воскликнул он. -
Я не желаю больше никаких заговоров, вовсе не желаю никаких!"
В течение этого дня относившееся довольно равнодушно к собы-
тиям население Парижа узнало, что в правительстве вновь произошли
перемены. О решении, принятом советом старейшин, и об отставке
директоров оповещено было об‘явлениями, расклеенными на стенах.
Но одновременно с этим появилась и прокламация генерала Наполеона
Бонапарта. Тон этой прокламации свидетельствовал о том, что Фран-
ция нашла себе господина. О Директории генерал писал:
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 297
„Что сделали вы, директоры, с Францией, которую я оставил вам
в блестящем состоянии? Я оставил мир и застал войну, оставил вам
победы и застал поражения, я оставил вам итальянские миллионы и
всюду встречаю нищету и грабительские налоги. Что сделали вы с теми
сотнями тысяч воинов, которых я знаю, как спутников своей славы?
Они погибли!.. Такое положение дольше продолжаться не может, оно
пце через два-три года может привести нас к абсолютизму^.
Демократов напугал тон этой прокламации. Таким тоном уже
давно никто не говорил во Франции. Ночью партии стали обсуждать
положение дел. Сийес советовал Бонапарту арестовать около сорока
демократических депутатов. Бонапарт, однако, не последовал совету
зазнавшегося аббата. Генерал не рассчитывал встретить с чьей-либо
стороны серьезного сопротивления.
Демократы не .знали, как им защищаться от насилия популярного
генерала. Они поступили так, как всегда в подобных случаях посту-
пает слабейшая сторона. Они решили в борьбе с военной силой опе-
реться на закон.
Советы собрались 9-го ноября (19-го брюмэра) 1799 г. в Сен-Клу,
где должен был разыграться заключительный акт государственного
переворота. Они собрались в замке. В Марсовой галлерее заседал
совет старейшин, в оранжерее - совет пятисот. Бонапарт приказал
окружить замок войсками, над которыми командовал участник заго-
вора— генерал Ссррюрье.
Заседание совета пятисот, за которым в Сен-Клу последовала и
частная публика, протекло необыкновенно бурно. Члены совета пола-
галл, что их дело уже выиграно, раз опи собрались вместе и имеют
возможность постановлять решения. Участник заговора депутат Годен
внес предложение о том, чтобы совету старейшин выразили благодар-
ность и рекомендовали принять дальнейшие меры к спасению респу-
блики. Это иудино предложение, слишком рано раскрывшее карты
заговорщиков, вызвало бурю. Поднялся шум и крик. Хотя демократи-
ческое большинство совета пятисот и стояло за конституцию 1793 г.,
но оно все же думало, что обязано всеми силами, поддерживать кон-
ституцию 1795 г. в противовес грозившему государственному перево-
роту. При криках и шуме решено было, невзирая на протест Люсиена
Бонапарта, чтобы каждый из членов совета принес присягу на верность
существующей конституции. Эго сейчас же и брито с большим рвением
исполнено при многократных ^восторженных криках: „Да здравствует
республика!14
Бонапарт, прибывший в Сен Клу вмести е Сийесом и Роже-Дюко,
не без изумления узнал о сопротивлении совета пятисот. Моральная
сила демократического принципа народовластия, установленного рево-
люцией, все-таки Заставила содрогнуться этого человека сабли и пушек,
решившегося е оружием в руках напасть на народное представи-
тельство. Поэтому Бонапарт отправился искать себе поддержки в
совете старейшин. Он взошел па трибуну и от непривычки говорить
перед подобным собранием начал, заикаясь, дрожащим голосом:
„Господа представители! Вы теперь находитесь уже в необычай-
ных условиях, вы скорее стоите на вулкане. Позвольте мне несколько
пояснить свою мысль. Вы решили, что отечество в опасности, вы
постнновили перенести законодательный корпус в Сен-Клу и поручили
мне привести в исполнение декрет. Я жил спокойно в кругу своей
семьи, когда приказ совета старейшин призвал меня к оружию. Сле-
дуя вашему призыву, я предложил к услугам отечества своих това-
▼
298
В. Б Л О С
рищей по оружию. И в награду па это мы оклеветаны. Говорят о новом
Кромвеле, о новом Цезаре. Граждане, если бы я стремился к подобной
роли, то мне нетрудно было бы сыграть ее тогда, когда я в момент
высшего своего триумфа вернулся из Италии, когда и партии и армия
предлагали мне захватить верховную власть. Я тогда этого но сделал
и сегодня этого тоже не делаю. Клянусь вам, что в отечестве нет
более бескорыстного гражданина, чем я. Нас со веек сторон окружает
опасность, нам грозят междоусобной войной. Не будем же ставить на
карту свободу и равенство—блага, ради которых мы принесли столько
жертв'4'. ।
Здесь демократический депутат Ленгле прервал генерала, который
очевидно, преднамеренно выражался неясно.
„Отчего же вы ничего но говорите о конституции?11--воскликнул
Ленгле.
„Конституция?—ответил Бонапарт в смущении и на минуту
умолк. —У вас больше нет конституции. Вы сами се уничтожили.
Вы уничтожили ее 18-го фрюктидора, когда напали на народных
представителей, уничтожили ее 22-го флореаля, когда отменили демо-
кратические выборы, уничтожили ее 30-го прэриаля, когда свергли
двух директоров. Конституция, о которой говорят все партии, всеми
нарушалась; и все партии намерены и впредь ее нарушать. Каждая
из партий доверила мне тайну о своих будущих покушениях и каждая
из них просила меня о поддержке. Я не желал этого, намереваясь
последовать вашему призыву. Окруженный своими собратьями по
оружию, я сумею защитить вас. Уверяю вас от имени тех бравых
гренадеров, штыки которых я здесь вижу и которых я неоднократно
вел против врага, - уверяю вас, что мы поможем вам спасти отечество.
Если же какой-нибудь подкупленный нашими внешними врагами
оратор осмелится заикнуться о том, чтобы меня об‘явили вне закона,
тогда я буду апеллировать к своим товарищам по оружию. Помните
о том, что меня нигде не оставлял бог войны н бог удачи!u
У дверей зала, в котором происходило заседание, сверкали
штыки бопапартовских гренадеров, что, понятно, производило еще
большее впечатление, чем угрозы самого Бонапарта. Да* и без того
большинства совета старейшин было посвящено в заговор. Никто ему
ничего не возразил. Когда Бонапарт вышел из зала и шумными
кликами был встречен своими солдатами, ему показалось, что здесь
он победил.
Не так легко далась ему победа в совете пятисот.
Дойдя до оранжереи, где члены совета пятисот как раз в это
время приносили присягу конституции, Бонапарт вошел в зал со шляпой
в руках. Своих гренадеров он оставил у дверей. При появлении
узурпатора здесь раздались дикие крики и поднялся ужасный шум.
Члены совета кричали: „ Лолой диктатора! Об*явите его вне закона!
Долой штыки!'1
В своих форменных одеждах, в тогах и беретах, народные представи-
тели толпами повскакали со своих мест, бросились навстречу генералу
и с угрозами окружили его. Демократический депутат Бигоннэ схватил
Бонапарта за руку и закричал: „Ступайте прочь, дерзновенный, вы
оскорбляете святилище законов! “
Бонапарт был поражен и побледнел. Он растерялся. Его грена-
деры окружили его и вывели из толпы. В самом зале суматоха
не прекращалась, и кто-то предложил об‘явить генерала Бонапарта
вне закона. Люсиен энергично восстал против этого предложения
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
299
и напомнил собранию о заслугах генерала. Ему возразили, что эти
заслуги еще не дают права совершить государственный переворот.
Люсиен в конце концов в гневе сложил с себя обязанность председа-
теля, и отряд гренадеров проводил его к брату.
Не прими Бонапарт’ никакого решения, он погиб бы. Тот самый
Бонапарт, который среди огня на поле брани умел быстро принимать
свои решения, теперь колебался—настолько растерялся он, встретив
шумное противодействие со стороны совета пятисот. Люсиен в этот
день проявил большую твердость и решимость, чем брат. Комедия,
которую далее разыграли братья, не была ни красива, ни честна,
и одна уже эта комедия покрыла несмываемым пятном позора память
Бонапарта.
Хотя Люсиен сложил с себя обязанности президента совета, но
к солдатам он все же обратился, как президент. Он вскочил на коня,
об‘ехал фронт неподвижно стоявших гренадеров и обратился к рим
со следующей речью:
„Граждане-солдаты! Президент совета пятисот объявляет вам, что
большинство совета терроризовано несколькими представителями, кото-
рые вооружились кинжалами, окружили трибуну, грозят убить своих
коллег и таким путем проводят в совете самые преступные решения.
Генерал и вы, солдаты! Вы должны признать законодателями лишь
тех, кто мне повинуется. Заседающие в оранжерее должны быть силой
прогнаны оттуда, потому что они уже не представители народа^
а представители кинжала!"' В конце речи Люсиен поклялся, что он
сам заколет брата, если тот каким-либо образом посягнет на свободу.
Комедия эта произвела впечатление на солдат. Наполен Бонапарт’
воскликнул: „Президент, ваше желание будет тотчас же приведено
в исполнение!14 Затем генерал обратился к войскам и сказал: „Солдаты,
я постоянно вел вас к победе! Могу я рассчитывать на вас?
— „Да, да!—ответили солдаты.—Да здравствует генерал!44
— „Солдаты!—продолжал Бонапарт. — Следовало ожидать, что
совет пятисот спасет отечество, а он вверг страну в жестокую борьбу
партий. Бунтовщики стараются натравить совет на меня. Солдаты,
могу я на вас полагаться?"'
— „Да, да!—закричали солдаты.—Да здравствует Бонапарт!44
Бонапарт отдал приказ штыками разогнать совет пятисот, а Мюрат
немедленно поручил генералу Леклерку привести приказ в исполнение.
Члены совета пятисот, которые после ухода Люсиена в возбу-
жденном состоянии занялись дебатами, не могли придти к определен-
ному решению. К тому же у них не хватило энергии сделать то, что
единственно им оставалось, а именно—немедленно же отправиться
в Париж призвать народ к борьбе с генералом-бунтовщиком. Они
противопоставили государственному перевороту „пассивное сопроти-
вление44, которое проистекало лишь из отсутствия мужества и энергии.
Молодой Леклерк, который отличался своей дерзостью и был
шурином Бонапарта, появился со своими гренадерами в зале засе-
дания. Солдаты вошли с ружьями на перевес. Леклерк закричал
громким голосом: „Именем генерала Бонапарта! Совет пятисот распус-
кается! Предлагаю добрым гражданам удалиться44.
Из среды депутатов раздался вопль негодования. Они не поки-
нули своих мест. Некоторые из них с достоиством задрапировались
в свои тоги, показывая вид, что они намерены умереть на своем
300
В. Б Л О С
посту, подобно древним римским сенаторам, погибшим при вторжении
диких галлов.
Но Леклерк скомандовал: „Гренадеры, вперед!11 и приказал сол-
датам двинуться во всю ширину зала. Сверкнули штыки, затрещали
барабаны, и депутаты вскочили со своих мест с криком: „Да здрав-
ствует республика!14 Гренадеры продолжали двигаться вперед и, чтобы
не быть заколотыми, депутатам пришлось спастись бегством через
окна оранжереи. В 6 часов вечера Франция лишилась конституцион-
ного народного представительства и попала в руки военной власти.
Ясно, чго подобное собрание не было способно обороняться с кин-
жалами в руках. Впрочем, и исторически доказано, что Люсиен солгал.
Вечером того же дня этот государственный переворот, как всегда
водится в подобных случаях, был узаконен. Люсиен собрал меньшин-
ство совета пятисот, которое принимало участие в заговоре Бонапарта
и Сийеса, и оно постановило следующее: Директория 'упраздняется
и исполнительная власть временно передается тЬем консулам. Консу-
лами же назначаются Наполеон Бонапарт, Сийес и Роже-Дюко.
Исключается из состава народного представительства 260 членов. Засе-
дания народного представительства откладываются до 1-го вантоза
(20-го февраля 1800 г.), а тем временем комиссия из 28 членов вместо
с двумя консулами составит новую конституцию.
Это постановление в ту же ночь было утверждено советом ста-
рейшин, после чего консулы принесли присягу единой и нераздель-
ной республике, свободе, равенству и представительной системе. Затем
Бонапарт поблагодарил офицеров за поддержку, й государственный
переворот стал совершившимся фактом.
Народ и к этой перемене отнесся безучастно. Якобинцы были
усмирены войсками и теми мерами предосторожности, которые принял
Футе. Большинство французов даже мечтало о сильном человеке, кото-
рый позаботился бы об установлении спокойствия и порядка и о работе
для нуждающихся, так как демократия во всех своих разнообразных
оттенках не сумела или весьма мало сумела облегчить нужду народ-
ных масс, а народ уже успел устать от революций. Конечно, нападения
внешних врагов больше всего способствовали созданию запутанных
отношений во Франции.
Теперь смелый солдат, которому улыбнулось счастье, захватил
в свои руки бразды, правления. Буржуазия была в восторге. Ей каза-
лось, что диктатура сабли обеспечит ей и время и покой, необходимые
для накопления капиталов. Действительно, сейчас же после государ-
ственного переворота рента поднялась с 7 на 12 процентов.
Нашлось, впрочем, и множество легковерных людей, которые
приняли в серьез клятвы Бонапарта и верили, что он употребит свою
власть для упрочения свободы. Они упускали из виду, что имеют
дело не с идеалистом, а с человеком необычайного честолюбия.
Этот человек все же мог бы, благодаря своему гению, стать благоде-
телем для своей страны, если бы старался способствовать ее мирному
развитию. Но он растратил свой гений на бесцельные завоевания
и основал государство, осужденное на гибель, потому что оно покоилось
почти исключительно на насилии.
Наполеон Бонапарт позже па острове св. Елены утверждал, что
он был убежденным республиканцем, но что французы не годились
для республики. О этим, однако, трудно примирить государственный
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
301
переворот 18-го брюмэра. Быть может, к нему можро было бы отне-
стись иначе, если бы Ёонапарт употребил добытую им власть на
благо страны. Но он втянул Европу в войну, почти не прекращав-
шуюся в течение пятнадцати лет, и целую часть света превратил
в военный лагерь.
Военная сила неограниченно царила во Франции. /Слышались
одни лишь приказания генералов, заметны были передвижения полков,
да доносился рев пушек. Народ же, кровью и потом оплачивавший
налоги, мало-пр-малу умолк, точно в азиатском деспотическом госу-
дарстве.
КОНСУЛЬСТВО.
Сильный своей военной властью Бонапарт решил опереться на
классовые интересы буржуазии и, таким образом, создать себе опору,
которая была бы крепче какой-угодно партии. Буржуазии казалось,
что шпага молодого генерала, его опьяняющая слава и сильное вли-
яние в войске служат лучшей защитой от демократических беспорядков
и волнений. Она еще пылала ненавистью к Директории, которая не
давала ей покоя своими принудительными займами, и ее удовлетво-
ряла всякая новая форма правления, дававшая возможность спокойно
эксплоатировать рабочую силу народных масс. Военная диктатура
Бонапарта была способна осуществить надежды буржуазии, потому
что генерал признавал значение нового класса. Ведь он сам поднялся
вверх на плечах третьего сословия. Пока у него в руках была сила,
буржуазии нечего было опасаться, по крайней мере, тех мелких хло-
пот и неприятностей, которые старый режим доставлял почтенном
буржуа.
Средняя и мелкая буржуазия, которая была робка, труслива
и без труда поддавалась запугиваниям, еще легче подчинилась новому
порядку вещей. Этот класс, лишенный всяких политических идеалов,
в период революционной борьбы и ее кризисов потерял самых лучших
и самых энергичных своих представителей. Теперь он представлял
чзобою апатичную массу, которую нелегко было воодушевить. Возможно,
что ему больше всего импонировали военная слава и военный блеск,
а тем и другим Бонапарт обладал в достаточной мере. Бонапарт мог
быть уверен, что симпатии этого класса будут на его стороне, если
он создаст условия, при которых буржуа получит возможность спо-
койно заниматься своим делом.
Рабочие стали ко всему относиться безразлично. Они принимали
участие в целом ряде восстаний и долгое время держали в своих
руках общественную власть в Париже, но, несмотря на все это, за время
продолжительной и полной перемен революции, в великие события
которой рабочие внесли такую значительную долю участия, для них
почти ничего не изменилось к лучшему. Им приходилось терпеть от
всего. Дороговизна жизненных припасов, дешевизна бумажных денег,
ростовщичество и вообще нужда,—все это тяжелым бременем постоянно
ложилось на спину рабочего класса. На плечи этого многочисленного
разряда потребителей, перебивавшихся со дня на день, ложилась почти
целиком вся тяжесть экономической нищеты, потому что господству-
ющие и средние классы сумели охранить свои интересы па промежу-
точных стадиях товарного и денежного обращения. Безработица в связи
с приостановкой производства и прекращением торговых сношений,
превратилась для рабочих в постоянный бич. Казалось, что в стране
производится недостаточно для удовлетворения потребностей Франции—
да оно так и было. Но покупательная сила народа была истощена
и беспорядочное частное производство, постоянно возникавшее на
почве спекуляции, развивалось не сообразно потребностям и интере-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
303
сам народных масс, а сообразно стремлению предпринимателей к спе-
куляции. Рабочие, которым приходилось платиться за всю эту анархию,
разочаровались во всех завоеваниях революции. Первоначальная идея
свободы и уравнения всех в правах осталась для них лишь пустым
звуком. Поэтому они совершенно спокойцо отнеслись к тому, что в со-
вете пятисот демократия была разогнана бопапартовскими штыками.
Так же спокойно отнеслись они и к упрочению новой военной силы.
Они отдавали ей своих сыновей, которые служили „пушечным мясом",
и позже с удовольствием услышали, что каждый солдат носит в своем
ранце „маршальский жезл“. Ведь, 'таким образом, сыновья их все же
могли выйти в люди! При всем том рабочие обладали еще в доста-
точной степени идеализмом и здравым смыслом, чтобы предпочесть
господство Наполеона прежнему господству Бурбонов. Это они ясно
обнаружили после падения Наполеона и при его возвращении с Эльбы.
Существовал, однако, еще один многочисленный класс, видевший
в сильной правительственной власти опору для своего экономического
существования. Мы говорим о крестьянах, о мелких земледельцах,
о лицах, приобровших национальные имущества. Добыв себе собствен-
. ность, они все стали консерваторами. Для них революция достигла
своей цели введением конституции 1791 г. Они далеко не симпатизи-
ровали демократии, под властью которой им приходилось переносить
одни только беспокойства. Они ненавидели бумажные деньги и упрямо
не доставляли своих продуктов на рынок, пока расплата производилась
ассигнатами. Когда от ппх затем потребовали доставки продуктов, они
пришли в ярость, так как им казалось, что за их счет желают кормить
столичное население. Землевладельцев и крестьян нарочно уверили
в том, что это вообще является целью демократического государствен-
ного устройства. Этот класс не обладал ни великодушием, ни способ-
ностью к самопожертвованию, ни умом парижских рабочих. Рабочие,
поскольку у них хватало сил, переносили свою нищету, потому что
не желали мешать преобразованию государства и общества и понимали,
что это преобразование не может совершиться без замешательств.
Крестьяне же, усевшись на своем клочке земли, преследовали только
свои собственные интересы. Они окаменели в своем эгоизме и, не
обладая никакими общественными инстинктами, не были в состоянии
приносить какие-либо жертвы на благо общества. Теперь мстило за
себя раздробление земельной собственности, потому что нет человека,
который был бы фанатичнее предан своим частным интересам, чем
крестьянин, прикрепленный к своему клочку земли. У него нечего
искать идеалов. Слово „свобода" ничего н$ говорило сердцу крестья-
нина. Они ненавидели комитеты благоденствия и Директорию за
предпринятые ими насильственные мероприятия и за то, что они
обременили земельную собственность налогами. Но противнее всего
были им беспорядки, потому что они постоянно опасались, как бы
беспорядки не вызвали переворота, после которого эмигранты вернутся
на родину и потребуют возвращения имуществ, конфискованных во
время революции. Демократическое правительство не представляло
для них достаточных гарантий того, что такая перемена не совершится.
Крестьяне желали иметь правительство с железным кулаком, прави-
тельство, которое было бы в состоянии сохранить данный порядок
вещей. Поэтому Наполеон Бонапарт казался им как раз подходящим
человеком. Его военный гений, поставивший Францию в военном
отношении впереди всех европейских держав, ручался им за то, что
.всякое нападение извне будет отражено, а его энергия служила порукой
304 в. в л о с
в том, что всякого рода беспорядки внутри страны будут подавлены.
Крестьяне охотно мирились с деспотизмом Бонапарта, лишь бы земля
осталась у них в руках. Ohhz сотнями тысяч доставляли ему своих
сыновей на поля битв. Они инстинктивно чувствовали, что каждый
поход приносит пользу их клочку земли. Они являлись главной опо-
рой империи.
Вот до чего довели ошибки демократии. Раздробление земельной
собственности, отклонение требований рабочих, уродливые проявления
эпохи террора, передача управления страною выскочкам и развращен-
ным людям и ненадежная конституция 1795 г. создали для диктатора
почву, на которой он мог упрочить свое господство. Не сумели осно-
вать чистой демократии - и обратная волна привела к чистому абсо-
лютизму.
Новое правительство.
При реорганизации государственного управления Бонапарт дока-
зал, что он отлично знает французов. В качестве государственного
деятеля, он употребил весь свой талант на то, чтобы придать новым
учреждениям возможно более яркую демократическую окраску е внеш-
ней стороны и вложить в них возможно меньше демократического
содержания. Он старался ослепить народ блеском своего правления
и умел импонировать своей смелостью. Сохранив за государством
с внешней стороны республиканскую форму правления, он сумел
внушить народу уверенность, будто он спас и сохранил завоевания
революции. На него возлагали надежды все партии. Партия Сийеса
ждала от него осуществления своих конституционных фантазий.
Республиканцы верили, что он обеспечит республике долгое суще-
ствование, и даже часть демократов наивно верила, что, победив всех
своих внутренних и внешних врагов, Бонапарт поставит себе конечной
задачей установление чистой демократии. Они, очевидно, не понимали,
что Бонапарт должен был и их самих причислить к внутренним вра-
гам. Ведь это им с достаточной ясностью дало понять 18 брюмэра.
Однако, все партии обманулись в этом замечательном человеке,
который сильной рукой’ и своевольно стал управлять страной.
Благодаря выдающимся качествам своей личности, он сразу и
всюду стал играть господствующую роль. Его товарищи по консульству
сначала пользовались одинаковыми с ним правами, но они в первый же
день почувствовали его превосходство. Роже-Дюко был очень незначи-
тельным человеком и сразу стал беспрекословно подчиняться желаниям
Бонапарта, пред которым он преклонялся. Сийес только теперь обна-
ружил всю свою неопытность в практических делах государственного'
управления. Этот тщеславный человек понял, что ему приходится
ограничиться своими фантазиями в области конституции. Впрочем,
он разглядел сущность положения; сейчас же после первого заседания
трех консулов он заметил: Среди нас есть человек, который все мо-
жет, все сумеет и захочет сделать! “
Оно так и было. Благодаря своей способности быстро проникать,
в сущность предстоявших разрешению вопросов, Бонапарт, который
и раньше имел случай достаточно ознакомиться с практическими
сторонами управления, вскоре отстранил на задний план важничавшего
и носившегося со своими иллюзиями аббата. Пред народом Бонапарт
один являлся представителем консульства; на его товарищей едва
обращали внимание. Во время совещаний самих консулов постоянно
наблюдалось одно и то же явление. Сийес часто вносил предложения...
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
305
и Бонапарт постановлял решения. Роже-Дюко не додумывался до
собственных идей. У него, по крайней мере, было одно достоинство:
он не старался казаться выше того, чем был в действительности.
Реакционный характер нового правительства вскоре и вполне
откровенно проявил себя: многие из демократов за свое поведение
18 и 19 брюмэра были осуждены на изгнание. Эта мера была столь же
деспотична, сколь и низка, потому что демократы 18 и 19 брюмэра
провинились лишь в том, что выказали себя сторонниками 'законно
существующей конституции в противовес грозившему со стороны
узурпатора государственному перевороту. Да они и не пытались обо-
роняться силою, напротив, их самих разогнали штыками. 37 демокра-
тов из совета пятисот были увезены в Гвиану, которая отличается
жарким, болотистым климатом и в которой свирепствуют лихорадки.
21 демократ, в числе которых находился и генерал Журдан, были
высланы в департамент нижней Шаранты и отданы под надзор поли-
ции; из них многие подчинились своей участи.
Если бы Бонапарт, производя государственный переворот, ока-
зался побежденным, он неизбежно был бы обвинен в государственной
измене теми, кого он теперь сослал. Так триумф силы изменяет поло-
жение вещей.
С буржуазией Бонапарт постарался стать в возможно более дру-
жественные отношения. Это ему и удалось без труда, так как буржу-
азия смотрела на военную мощь Бонапарта, как на оплот своих
экономических интересов. Бонапарт поспешил успокоить буржуазию
путем окончательной отмены принудительных займов. Одновременно
с этим он отменил и суровый закон о заложниках, и таким путем
привлек на свою сторону значительную часть роялистов, потому что
не все роялисты были сторонниками Бурбонов. Далее, был издан акт
об амнистии для тех роялистов, которые были сосланы или изгнаны
18х фрюктидора, а также были отпущены на свободу многие эмигранты,
которые пытались принять участие в бретонских восстаниях и были
арестованы по этому поводу.
Таким образом, направление политики нового правительства опре-
делилось с самого начала. Времена демократических правительств
прошли; правительство только по имени осталось республиканским.
В соответствии с этим были избраны и министры, которые должны
были заведывать делами управления. Назначая министров. Бонапарт
заметил: „Мы открываем новую эпоху. Из прошлого мы должны по-
мнить только хорошее и забыть дурное
Это „хорошее “ вылилось в несколько своеобразную форму.
Из области прошлого, прежде всего, вынырнула фигура гнусного Фуше,
которого Бонапарт назначил министром полиции. При деспотическом
режиме Бонапарта функции полиции приобрели особое значение,
и Фуше, который раньше был ярым якобинцем, удалось, благодаря
своему дьявольскому таланту, поставить полицейский аппарат на изу-
мительную высоту. Он покрыл Францию сетью полицейских агентур,
через петли которых трудно было проскользнуть кому-либо, и не оста-
навливался перед самыми низкими средствами, раз дело шло о пре-
следовании врагов Бонапарта. Но он позже предал своего владыку-
императора точно так же, как и знаменитый дипломат, теперь игравший
главную роль в делах иностранной политики. Мы говорим о господине
Галейране-Перигор, который был раньше епископом отенским и в учре-
дительном национальном собрании настоял на передаче имений духо-
венства в собственность нации. Талейран был одним из величайших
История Французской революции. 20
306
В. Б Л О С
дипломатических гениев. Ему принадлежит знаменитое изречение:
„Язык нам дан исключительно для того, чтобы скрывать свои мысли14.
Он во время революции эмигрировал, а затем, вернувшись во времена
директории, «занял пост министра иностранных дел. Принужденный
снова выйти в отставку, он понял, что в Бонапарте скрывается буду-
щий диктатор и присоединился к нему. Своими интригами он спо-
собствовал перевороту 18 брюмэра. Он надеялся, что после этого
переворота восстановится монархия, и был готов служить ей. При
Талейране внешняя политика Франции приобрела тот вероломный
характер, в котором соединились насилие, коварство и лицемерие.
Было мало людей, которые могли бы сравниться с Талейраном в хит-
рости, но, с другой стороны, было и мало людей, которые при ближайшем
знакомстве производили бы такое отвратительное впечатление, как он.
Фуше и Талейран наложили свой отпечаток на новое прави-
тельство, и всякий, кто знал этих людей, должен был попять, что
теперь наступит конец всяким либеральным преобразованиям государ-
ственных учреждений Франции.
Камбасерес, игравший известную роль в качестве термидорийца,
был теперь назначен министром юстиции и отдал этому делу свои
огромные познания и выдающуюся работоспособность. Бертье, кото-
рого Бонапарт очень ценил, был вручен портфель военного министра.
Бертье был весьма талантливым генералом и великолепным начальни-
ком генерального штаба во время войн империи. Однако, па его место
вскоре назначен был Карно, которого Бонапарт вернул из изгнания
вместе с другими эмигрантами. Но и Карно недолго оставался на
этом посту, потому что он, будучи строгим республиканцем, не мог
ужиться с Бонапартом.
Чтобы сделать уступку образованной части населения, Бонапарт,
который при каждом случае называл себя членом французской акаде-
мии, назначил министром внутренних дел знаменитого астронома
Лапласа. Вскоре, однако, обнаружилось, что Лаплас не подходил
к этой должности, и его место занял Люсиен Бонапарт, оказавший
своему брату 18-го брюмэра такие важные услуги и теперь прекрасно
помогавший дальше разыгрывать мнимо-республиканскую комедию.
Между прочим, Люсиен был о себе очень высокого мнения и позже
при каждом удобном случае повторял, что, не прими он энергичных
мер 18-го брюмэра, его брат не захватил бы в свои руки общественной
власти. Возможно, что Люсиен и не совсем был неправ.
Заведывание министерством финансов поручено было Годену,
который уже при Людовике XVI работал в этом министерстве. Годену
из всех министров предстояла, понятно, самая трудная задача. Ведь
если и Бертье нашел дела военного министерства запущенными, если
и Камбасересу пришлось заново организовать юстицию, то жалкое
состояние финансов не поддается описанию. Директория прибегала
к самым жалким мерам, и при печальном способе ведения хозяйства
этим неспособным правительством полное банкротство было неизбежно.
Годен нашел в казначействе республики 167 тысяч франков, пред-
ставлявшие собою остаток займа, заключенного Директорией у частного
лица. Вся остальная наличность государственной казны заключалась
в бумагах, не имевших почти никакой ценности.
Необходимо было добыть денег. Для этого нашлось очень про-
стое средство: решено было повысить все налоги на 26%. Чтобы
додуматься до этого, не требовалось особенного ума, но главная задача
заключалась в том, чтобы взимание налогов было упорядочено. Увели-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
307
чение прямых налогов, налогов на недвижимые имущества и на дви-
жимость, а также и личных податей на 25°/о и требование, чтобы,
по меньшей мере, ноловина налогов вносилась наличными деньгами,
вызвало недовольство в среде плательщиков налогов; но недовольство
это умело ослабили путем отмены принудительных займов. Внутрен-
няя политика Бонапарта и в этом случае проявилась во всей своей
грубости. Добиваясь дружелюбного отношения со стороны господ-
ствующих классов, он в то же время готов был в случае необходи-
мости силою оружия подавить вспышки недовольства со стороны
народных масс. Нищета народа была так же велика, как и раньше,
но народ переносил ее с немой покорностью, потому что самая энер-
гичная и самая сильная часть его, молодежь, находилась на службе
в армии. В те времена войска содержались просто на счет тех стран,
которые они занимали. Так было па Рейне, в Голландии и Италии.
При этом в армиях, особенно в итальянской, в сильной степени про-
явилась распущенность.
Отмена принудительных займов вызвала и симпатии биржевиков
к Бонапарту. Он пригласил к себе некоторых из них и, благодаря
своей энергии, добился того, что они предоставили государству 12 мил-
лионов франков. Это имело уже кое-какое значение и в общем укре-
пило кредит правительства. Некоторые из финансовых мероприятий
Годена не имели успеха: в правительственные кассы все еще не при-
текало денег. Но Годен применил и одну довольно удачную меру,
облегчив покупщикам национальных имуществ условия платежа. При
всем том упорядочение финансов подвигалось лишь весьма медленно.
Слишком уже велики были неурядицы, оставленные в наследство
Директорией.
Восстановить спокойствие внутри страны удалось поразительно
быстро. Шуаны в Бретани еще массами стояли на полях, и Вандея
снова восстала. Повстанцами руководили: изменник и перебежчик
iiphi всех роялистических восстаниях Фроттэ, затем Кадудаль и Оти-
шан. Все они наивно верили, что Бонапарт намерен снова восстано-
вить во Франции трон Бурбонов. Эти закоренелые роялисты считали
свою легитимистскую идею настолько обаятельной, что верили, будто
и честолюбивый геперал преклонится перед нею и ради нее откажется
от власти над страной, которая лежала у его ног. Поэтому они про-
явили и большую сговорчивость, чем раньше. Бонапарт приказал
применить к повстанцам самые суровые меры: за вооруженное сопро-
тивление наказывать смертью, сжигать восставшие деревни и покарать
по законам военного времени те общины, которые приютили у себя
повстанцев. Снова предстояло применение программы „адских колонн14.
Дело, однако, так далеко не зашло. Если генерал Брюн, командовав-
ший войсками в Вандее, и был достаточно суров и энергичен, зато
Бонапарт не пре небрег мирными переговорами и таким путем достиг
умиротворения восставшей области. Некий аббат Бернье, пользовав-
шийся большой популярностью в западных провинциях, облегчил
ведение мирных переговоров, уговорив главарей восстания сложить
оружие. Бурмон, Шатильон и Отишан заключили с Бонапартом мир,
выговорив себе благоприятные условия сдачи. После этого масса ин-
сургентов сложила оружие. Кадудаль временно отказался от борьбы.
Продолжал борьбу один Фроттэ. Это разозлило Бонапарта, и он на-
значил награду за голову Фроттэ. Фроттэ явился к противникам, оче-
видно для переговоров о мире, но был схвачен, приговорен к смерти
вместе со многими своими офицерами и расстрелян. Это случилось
308
В. Б Л О С
в феврале, а к концу этого месяца в западных провинциях было
окончательно восстановлено спокойствие.
Таким образом, Бонапарту удалось, благодаря своей энергии и
решительности, надолго упрочить власть, захваченную им путем госу-
дарственного переворота 18-го брюмэра. Оп был ловок и ему к тому же
везло. Вскоре создалась огромная партия его приверженцев, не обла-
давших никакими определенными политическими убеждениями и же-
лавших только одного—порядка и спокойствия. Бонапарт дал и
порядок, и спокойствие, но страна купила их ценою своей свободы.
Спокойствие, которое этот насильник-солдат дал Франции, было не
спокойствием счастья, а кладбищенским покоем, и порядок, внесенный
им в общество, не был порядком пчелиного улья, а порядком казармы.
Цена, которою куплены были этот покой и порядок, была слишком
высока для Франции. Она приобрела себе самодержца.
Консульская конституция.
Государственная мудрость вынуждала Бонапарта сохранить до
времени формы республиканского государственного устройства и влить
в них монархическое содержание. Поэтому он обратил внимание на
конституционные идеи аббата Сийеса, которые он при других обсто-
ятельствах, без сомнения, отверг бы с презрением. В этот момент,
когда уничтоженная конституция должна была быть заменена новой,
Бонапарт был вынужден считаться с Сийосом, который один только и
мог оспаривать у него первенство в качестве законодателя. Но често-
любивому аббату вскоре пришлось убедиться, что его мистические
конституционные идеи не были в состоянии сравняться с военной
силой и с ее самым выдающимся представителем.
Великий творец конституции частями изложил законодательным
комиссиям свои мысли об образцовом и всех удовлетворяющем госу-
дарственном устройстве. Все были поражены, услышав об этом терпе-
ливо придуманном, частью остроумном, а частью бессмысленном
государственном аппарате, который, по искреннему убеждению аббата,
должен был охранить Францию от насильственных переворотов, от
диктатуры, конфликтов и партийных неурядиц и обеспечить ей вполне
спокойное развитие. Сийес, который все еще старался сохранить
за собою репутацию поднявшегося над своей эпохой мудрого и ориги-
нального систематика, положил в основу своей конституции своеобразную
утопию, а именно: мнимые преимущества диаметрально противопо-
ложных политических систем. Он позаимствовал у демократии то, что
ему показалось в ней выгодным, и связал это с аристократически-мо-
нархическими учреждениями, поскольку последние казались ему при-
годными. Свои взгляды он выразил одной фразой:
„Снизу должно царить доверие, сверху—сила!*
Это могло бы смутить людей, которые сами пережили всякие
перипетии революции, но Сийес выразил свои основные принципы в
совершенно определенных формулах.
Ему казалось, что доверие снизу может вылиться в следующую
политическую форму:
Каждый француз, достигший 21 года, должен был быть внесен
в список граждан. Синие произвольно предполагал, что во Франции
имеется 5 миллионов i раждан. Эти 5 миллионов должны были из
своей среды выбрать десятую часть, т. е. 500 тысяч граждан, и эти
500 тысяч образовывали так наз. разряд нотаблей. Этот низший разряд
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
309
назывался коммунальным разрядом нотаблей, и из его среды должны
были назначаться коммунальные и областные власти, низшие судьи
и т. д. Но 500 тысяч нотаблей коммунального разряда должны были?
в свою очередь избрать из своей среды десятую часть. Эта десятая
часть, состоящая из 50 тысяч человек, должна была составить разряд
департаментских нотаблей, из среды которых должны были избираться
власти департаментов, высшие судьи и т. д. Из 50 тысяч членов де-
партаментского разряда нотаблей опять-таки путем выборов должна
была выделиться десятая часть, и эти 5 тысяч человек должны были
составить разряд национальных нотаблей, из среды которых избира-
лись народные представители, государственные власти и т. д.
Это оригинальное просеивание сквозь решето и должно было, по
смыслу конституции Сийеса, представлять собою доверие снизу. В сущ-
ности говоря, эта система представляла собою не что иное, как расши-
ренные косвенные выборы. Оригинальна была лишь форма просеивания
общественных деятелей.
Силу сверху Сийес разложил еще больше. Законодательная власть
должна была быть представлена государственным советом, трибунатом,
законодательным корпусом и охранительным сенатом. Государствен-
ному совету предстояло лишь предлагать законы, трибунату—только
обсуждать их, а законодательному корпусу—лишь голосовать их.
Раздробляя, таким образом, законодательную власть, Сийес парализовал
ее и лишил всякого значения. Одно учреждение постоянно свинцовой
гирей висело на ногах другого. Но самое прекрасное назначение дол-
жен был получить охранительный сенат, которому предстояло воспри-
нимать в свою среду и растворять в себе всякого гражданина, кото-
рый мог бы сделаться опасным для государства, благодаря своему
честолюбию, гению или влиянию. Опасных людей сенат должен был
превратить в государственных дармоедов. Было похоже на то, что
эта учреждение предназначалось специально для самого Бонапарта.
Во главе исполнительной власти должен был стоять великий
избиратель (Proclamateur-electeur), которому предстояло избрать обоих
высших правительственных чиновников—военного консула и консула
мира. Эти консулы должны были назначать министров и других
чиновников.
Этот великий избиратель, который должен был представлять
еобою далай-ламу в конституционном государстве и которому на долю
выпала прекрасная роль представителя нации, вызвал гнев Наполеона,
которому показалось, что его прочат в великие избиратели и что его
сила таким путем должна быть сведена к пулю. Очевидно, он не был
неправ в своей недоверчивости к Сийесу. Бонапарт гневно заметил
аббату:
„Ваш великий избиратель—государственный тунеядец, а времена
государственных тунеядцев прошли. Как это пришло вам в голову,
что человек, обладающий известной долей таланта и чувства чести,
согласится на эту роль, роль откармливаемой на убой свиньи, с возна*
граждением в несколько миллионов?*
Сийес увидел, что Бонапарт догадался о его планах и что от
знаменитого „великого избирателя44 придется отказаться.
Законодательные комиссии, которые вполне подчинились влиянию
Бонапарта, доказали, что они лишь одному научились у Сийеса, что,
впрочем, самому аббату меньше всего могло понравиться. Подобно
тому как он заимствовал из демократической и ари сто критически-
монархической государственных систем лишь то, что понравилось
310
В. Б Л О С
лично ему, так Бонапарт и законодательные комиссии воспользовались
лишь той частью предложений Сийеса, которая показалась им под-
ходящей. Так возникла конституция VIII года или так наз. консуль-
ская конституция, самая худшая и самая нелепая из всех, когда-либо
существовавших во Франции конституций. Она только потому никем
не была нарушена, что под гнетом все охватывавшей военной силы
не имела ровно никакого значения.
Разряды нотаблей, изобретенные Сийесом, были с удовольствием
положены в основу новой конституции, потому что они искажали
выборное право народа. Члены разрядов нотаблей общинных, депар
тамептских и государственных являлись, таким образом, теми канди
датами, из среды которых назначались чиновники, при чем назначал
их не народ, а правительство.
Государственная власть была поделена между представителями
власти административной и законодательной.
Идея Сийеса о великом избирателе, об „откармливаемой на убой
свинье", была совершенно отвергнута, и правительство было наделено
самодержавной главой, что вполне соответствовало характеру Бонапарта
и его честолюбивым планам. Первый консул избирался на десять лег.
Он занимал в государстве такое же первенствующее положение, какое
раньше занимал неответственный конституционный король. На нем
лежала обязанность назначать из рядов нотаблей всех чиновников
государства и всех офицеров армии и флота, руководить политикой.
К нему присоединили двух консулов, но избирал он их сам, и имели
они только совещательный голос, так что они, собственно говоря, не
имели ровно никакого значения и были лишними. Они представляли
собою лишь мнимое демократическое украшение псевдореспубликан-
ского режима. Первый консул получал ежегодно полмиллиона фран-
ков жалованья, между тем как каждый из двух остальных консулов
за свой совещательный голос вознаграждался 150 тысячами франков
и квартирою за счет государства. Все три консула жили в Тюльери,
где когда-то жили короли, а после них заседал конвент.
Законодательная власть была урегулирована согласно идеям
Сийеса. Это значит, что сила ее была разбита на отдельные части
и раздроблена. Государственный совет из 30 членов избирался консу-
лами и должен был предлагать законодательному корпусу, законы,
посылая к последнему депутацию из трех лиц, указывавшую ему на
полезность законов, о которых шла речь. На трибунат из 100 членов
смотрели, как на настоящее народное представительство, хотя он и
представлял собою лишь карикатуру на последнее, потому что изби-
рался сенатом. Трибунат решал, следует ли рекомендовать законода-
тельному корпусу принять данный закон или его следует отвергнуть.
Никаких других полномочий он не имел. Трибуны получали ежегодно
ио 15 тысяч франков. Законодательный корпус состоял из 300 членов
п избирался сенатом. Он имел лишь право решать голосованием, сле-
дует ли принять или отклонить данный законопроект. Его члены
получали за это ежегодно по 10 тысяч франков. Сенат состоял из
60 членов и сам пополнял число своих членов. Он имел право нала-
гать запрещения, если находил, что изданные законодательным кор-
пусом законы противоречат конституции. Сенат избирал первого кон-
сула, членов трибуната и законодательного корпуса, а кроме того,
и высших представителей судебного и административного ведомства.
Члены сената получали по 25 тысяч франков содержания и лишены
были права даже и по выходе из состава сената занимать какую-либо-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 311
другую общественную должность. Имея такой высокий оклад, сенаторы
должны были быть людьми независимыми, но, как это легко себе пред-
ставить, они являлись исключительно ставленниками того сильного
господина, которого им приходилось избирать первым консулом. Они
отличались холопством.
Эта конституция вполне соответствовала своему назначению. Она
являлась, если и не очень искусной прикрасой к военной диктатуре
Бонапарта, то зато такой прикрасой, которая могла ввести народ
в обман.
Для завершения комедии устроено было голосование конституции
народом. Французы, опьяненные успехами Бонапарта, почти едино-
душно подали свои голоса за конституцию. 3.011.007 голосов было
подано за нее и лишь 1.562 голоса против.
Уже при введении конституции Бонапарт проявил своеволие.
Относительно выборов в сенат, который еще не составился, было лишь
установлено, что сонат сам пополняет число своих членов. Бонапарт
воспользовался этой преднамеренной нелепостью закона и составил
весь сенат из своих приверженцев. Далее, он сам назначил себя пер-
вым консулом, так как сената еще не было. Таким образом, снова
нарушена была конституция, которая не успела еще начать функцио-
нировать. После этого Бонапарт избрал консулами Камбасереса и Леб-
рена, и оба они вместе с Сийесом и Роже-Дюко составили сенат из
вполне подходящих по их мнению людей, которые затем уже попол-
нили состав сената. Так создалось учреждение, которое 'только и знало,
что слепо подчиняться Бонапарту. Сийес назначен был президентом
сената и, таким образом, навсегда лишился надежды занять место
главы государства. Бонапарт щедро наградил его и преподнес ему
прекрасное имение в виде „подарка от нации*. К этому присоединена
была еще и значительная сумма денег, и аббат, постоянно стремив-
шейся быть остроумным, назвал ее апельсином для утоления жажды.
Сенат „раствории в себе* честолюбца по его же собственному плану.
Он вскоре отказался от своей должности и навсегда сошел со сцены.
Сам назначив себя представителем высшей власти, Бонапарт не
преминул использовать эту власть возможно более широким образом.
Теперь он ужо не стеснялся проявлять высокомерие и другие черты,
присущие абсолютному монарху. После его переселения в Тюльери
оказалось, что у Франции есть монарх, которому не хватает только
титула. Бона парт окружил себя кучею придворных, льстецов и лакеев
и нисколько но скрывал своего презрения к людям. Легко понять,
что он должен был презирать людей, которые в продолжение десяти
лет болтали о свободе и равенстве, а теперь наперерыв друг перед
другом старались проявить свое раболепие перед новым повелителем.
Последовал целый ряд мероприятий, не оставлявших сомнения
в том, что Бонапарт намерен создать монархию по своему вкусу.
Он стремился примирить с собою всех тех представителей власти,
с которыми раньше вела борьбу демократия. Он снова разрешил цер-
квам отправлять богослужение п открыл их для общего пользования,
и это вытеснило республиканское празднование декад. Французы снова
начали праздновать воскресение. Вопрос о том, как поступать со священ-
никами, отказавшимися принести присягу, он разрешил весьма просто.
Оп освободил их от присяги на верность гражданской конституции
и заставил давать только обещание подчиняться конституции.
Кроме того, он ввел железную централизацию, благодаря которой
ому удалось так хорошо укрепить свою власть. Он воспользовался раз-
312
В. Б Л О С
делением страны на департаменты и дости?' того^.что Франция покры-
лась густой сетью правительственных и административных органов,
при чем он в своих руках держал конечные нити сети. Департаменты,
округи и коммуны представляли собою в административном отношении
политические единицы. Коммуной управлял мэр, округом —су-префект,
а департаментом—префект. Определив на все эти должности своих
людей, Бонапарт закончил централизацию; правительственный и админи-
стративный аппараты функционировали совершенно гармонично.
Затем подверглось реорганизаций ведомство юстиции. В комму-
нах были учреждены должности мировых судей, в округах—гражданские
суды, в департаментах введены апелляционные трибуналы, а в каждом
департаменте —по одному уголовному суду. Кассационный трибунал был
высшей судебной инстанцией, но он имел право отменять приговоры
только при наличности нарушения судебных формальностей. Бонапарт
вскоре распорядился о составлении гражданского, уголовного и торго-
вого свода законов, и в этом отношении заслуги его неоспоримы. Эти
проекты законов позже вступили в силу под именем кодекса Наполе-
она. Кодекс этот представляет собою лучшее творение наполеоновской
эпохи. Не следует, однако, забывать, что Бонапарт выполнил то, что
начато было конвентом, и что ученые, вырабатывавшие эти своды
законов, сохранили в кодексе Наполеона часть политических идей
революции.
Бонапарт работал без устали, и этим показал, каким благодетелем
он мог бы стать для Франции, если бы обратил свое внимание на ее
внутреннее устройство, а не на военную славу и завоевания. Он в это
время начал об‘езжать французские провинции, чтобы самому убедиться
в их состоянии. Оп заботился об улучшении путей сообщения, при-
казывал прорывать каналы, устраивать гавани, а, главным образом,
пролагать дороги, и этим достиг того, что на долю рабочих выпали
большие заработки. Таким путем .ему удалось в общем примирить
французов со своим господством, после того как значительное число
восстаний не привело к свободе. Многие демократы пошли к нему
на службу и вполне ему подчинились. А он был настолько умен, что
не отказывался от этих услуг.
В то же время финансовая нужда не прекратилась, несмотря
на все усилия Годена. На первых порах Бонапарт облегчил финансо-
вую нужду Франции тем, что, прикрывшись маскою охранителя между-
народного права, угрозами принудил Гамбург заплатить ему несколько
миллионов за то, что город выдал англичанам ирландского беглеца.
Деньгами пришлось поплатиться также Гевуе и Голландии. Но при
невероятном расстройстве финансов даже Бонапарт' со всей своей энер-
гией не в силах был упорядочить их.
Но, возведя ряд огромных сооружений, покрыв Сену тремя мостами,
прорыв С.-Контенский канал и проложив дорогу через Симплон, Бона-
парт в то же время совершенно уничтожил свободу печати. Оппозици-
онные газеты были попросту закрыты, а существование газет, которым
позволили выходить в свет, всецело зависело от их отношения к прави-
тельству. Им было заявлено, что они не должны критиковать консти-
туцию, армию и даже дружественные Франции правительства, если
желают продолжать выходить. Одновременно с этими отвратительными
стеснениями печати, начало проявляться снисходительное отношение-
к роялистам и эмигрантам. Большинство эмигрантов были исключены
из списков, а оставлены были лишь те лица, которые с оружием в руках
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
313
боролись против Франции или открыто состояли на службе у эмигри-
ровавших принцев и у дворов, заключивших союз против Франции.
Хозяйничание министра полиции Фуше приняло неслыханные раз-
меры. Этот' развращенный до мозга костей суб‘ект руководствовался
тем циничным принципом, что в его положении следует делать „как
можно меньше зла“. Ему были даны самые широкие полномочия, и он имел
право арестовать или отдать под надзор полиции всякого, кого он заподо-
зревал в том, что он революционер, эмигрант или заговорщик. Он навод-
нил шпионами всю страну. При всем том Бонапарт был настолько
недоверчив, что вскоре--и, как позже обнаружилось, не без основа-
ния—начал следить и за самим Фуше.
Вот каковы были конституция и правительство консула Бонапарта
после государствеиного переворота 18 брюмэра. От деспотических прави-
тельств других стран французское правительство отличалось только
своим именем. Благодаря революции, новые классы стали господству-
ющими, но политическое рабство, существовавшее при старом режиме,
невидимому, было вновь восстановлено.
П о $ о д 1800 г.
В прокламациях, которыми Бонапарт возвестил начало своего-
правления, он называл себя миролюбивым государственным деятелем.
Трудно сказать, пасколько он был при этом искренен. Во всяком случае,
он сделал попытку мирным путем расстроить коалицию Питта. Оц обра-
тился с письмами непосредственно к английскому королю и к австрий-
скому императору и предложил обоим монархам заключить мир с Фран-
цией. При этом он сослался на требования гуманности и цивилизации.
Таким путем ему удалось привлечь на свою сторону общественное
мнение, чего он, быть может, единственно и добивался, обращаясь
со своими письмами к монархам. Ответили Бонапарту не прямо, а путем
дипломатических нот, при чем первому консулу дано было понять,
что ни один из государей не может с ним считаться, как с личностью
и силой равногр происхождения. То обстоятельство, что Бонапарт осме-
лился обратиться непосредственно к великобританскому королю, невиди-
мому, больше раздосадовало англичан, чем европейская война. Англий-
ская нота в самой грубой форме отвергла предложение Бонапарта
о мире, при чем в ней вновь повторялись обычные обвинения против
Французской республики. Австрия тоже отклонила предложение о заклю-
чении мира, по в несколько более вежливой форме. /Австрии угрожала
большая опасность, чем Англии; поэтому-то она и была вежливее.
Ыо тут Талейрану удалось, благодаря своей дипломатической
ловкости, выделить из коалиции русского императора. Павел I слегка
повздорил с Австрией и Англией, и Талейран очень хитро использо-
вал этот случай для того, чтобы побудить русского самодержца совер-
шенно порвать с ними. Как известно, Павел I желал, чтобы Австрия
после побед Суворова вернула престол изгнанным французами итальян-
ским князьям. Но когда представитель Австрии в Петербурге Кобен-
цель заявил, что Австрия сохранит за собою пе только Сардинию
и Тоскану, но и церковную область, Павел I,. считавший себя защит-
ником слабых, разгневался на Австрию. Гнев ого еще усилился, когда
англичане, которых он не миловал из-за неудачного нападения на Гол-
ландию, об‘явили о своем намерении удержать за собою осажденный
ими остров Мальту. Ведь Павел I был гросмейстером Мальтийского
ордена!
314
В. Б Л О С
Бонапарт выразил согласие передать Мальту русскому императору.
Он знал, что осажденная англичанами крепость все равно вскоре
падет. Далее, он вызвался вернуть престол сардинскому королю и папе.
Он даже не ограничился только этим. В плену у французов находи-
лось шесть тысяч русских, захваченных во время голландского похода,
и Англия отказалась выкупить их у Франции. Заново вооружив всех
пленных, Бонапарт без выкупа отослал их на родину, при чем сам
написал русскому министру Панину, что не может примириться с тем,
чтобы такие храбрецы, как русские, по вине англичан дольше оста-
вались на чужбине.
Благодаря этому поступку, первый консул приобрел расположе-
ние императора Павла, который сильно разгневан был на англичан
из-за' 6 тысяч пленников. Павел I и без того уже давно милостиво
относился к Бонапарту. Он видел, что Бонапарт стремится снова ввести
во Франции монархию, и это для него служило достаточным основа-
нием, чтобы симпатизировать первому консулу. Павел I пе преминул
также и на деле доказать свою симпатию к Бонапарту. Он отозвал
с поля битвы все русские войска и, таким образом, отказался от участия
в коалиции.
Теперь АнгЛип и Австрии пришлось самим продолжать борьбу,
потому что им в это время но помогали ни Неаполь, ни римский папа.
Но Англия ограничилась почти исключительно войною на море и со-
средоточила свои силы, главным образом, в Египте. Таким образом,
Австрии пришлось одной продолжать войну па суше, и император
Франц провел поэтому на регенсбургском имперском сейме решение,
что Германия должна придти ему на помощь с 300-тыеячной армией.
Но когда прибыло разношерстное имперское войско, то оказалось, что
оно самое большее насчитывает три тысячи человек.
Тем сильнее вооружилась сама Австрия. В Италии Мел ас, побе-
дитель при Савильяно, командовал великолепной армией в 130 тысяч
человек, между тем как Франция в этой стране владела уже одной
только Генуей. При том французская армия терпела крайнюю нужду
во всем необходимом. Французские солдаты одичали прп жалком
продовольствии, которое им приходилось добывать собственными си-
лами, а от дисциплины у них и следа не осталось. Массена, которому
поручили командование над этой армией, при всей своей энергии
лишь с трудом мог внести порядок в ее непокорные ряды.
В Германии Австрия выставила армию в 110 тысяч человек.
Ею командовал ничем не выдававшийся Край, потому что эрцгерцог
Карл не пожелал больше служить под руководством Тугута и при-
дворного‘военного совета.
Бонапарт начал готовиться к войне с огромной энергией, при чем
ему оказал превосходную поддержку гений Карно, который в это
время занимал должность военного министра. Первый консул обратился
к французской молодежи с воззванием, приглашая ее добровольно
вступать в ряды армии, и молодые люди толпами шили стекаться под
его знамена. Тот факт, что предложения Бонапарта о заключении
мира были так грубо отклонены, вызвал возмущение во Франции и все
с восторгом шали на сторону первого консула. Таким образом, Бона-
парту удалось собрать армию в 300 тысяч человек, с помощью которой
оы мог всюду выступить против врагов. Стотысячной армии под на-
чальством Моро предстояло начать военные операции в Германии,
и армия такой же численности была отправлена в Геную к Массена,
которого Бонапарт наделил пышным именем „сына победы*. 40 тысяч че-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 315
ловек под начальством Ожеро служили прикрытием для северной
границы, и, наконец, при Дижоне поместили резервную армию
в 60 тысяч человёк, назначение которой еще держалось в тайне. В этой
армии находилось множество свеже набранных солдат, и над ней по-
этому зло смеялись в Англии. Но насмешки Англии вскоре поневоле
прекратились. Между прочим, ядро резервной армии составляла кон-
сульская гвардия, которая состояла исключительно из испытанных
и проданных Бонапарту солдат.
В начале военных операций в Италии на долю австрийцев выпал
значительный успех. Мелас двинулся против позиции Массена, кото-
рому приходилось со своими деморализованными войёками придер-
живаться оборонительной тактики. Левый фланг армии Массена,
находившийся под начальством генерала Сюше, был отрезан и оттес-
нен за Вар. Сам Массена 18-го апреля подвергся при Вольтри нападе-
нию со стороны Меласа и был разбит, так что ему пришлось с остатками
войска спастись в Геную. Он прорвался в крепость с 25-тысячной
армией и был осажден с суши австрийским корпусом, которым коман-
довал генерал Отт, а с моря—английским флотом, которым управлял
адмирал Кейт.
Австрийцы стояли теперь у самой границы Франции, и среди
провансальских роялистов начались волнения. Они отправили к англий-
скому адмиралу Кейту послов, которые заявили, что роялисты готовы
восстать в тот момент, когда союзники перешагнут через границу
Франции. Тогда венский придворный военный совет приказал колебав-
шемуся генералу Мел асу вторгнуться во Францию.
Мелас приготовился последовать за отступавшим через Вар-Сюше.
Но тут Бонапарт своей сильной рукой вмешался в военные операции,
и Моласу вскоре пришлось убедиться, с каким страшным врагом он
имеет дело.
\Бонапарт не спешил, как могли бы полагать австрийцы, помочь
находившемуся в опасности Сюше, а придумал такой план, который
должен был застать врагов совершенно врасплох и поставить их
в случае удачи в самое критическое положение. Он быстрым маршем
повел резервную армию из Дижопа через Швейцарию, чтобы перейти
с нею через Альпы, спуститься в Ломбардию и там очутиться у австрий-
цев в тылу. Этот смелый план был выполнен с точностью и с искус-
ством, изумившими весь мир.
Французские корпусы соединились в Лозанне, куда приехал
и военный министр Карно, и тогда немедленно же начался переход
через Альпы, который был тщательно и втайне подготовлен. Было
добыто множество лошадей и мулов; в армии находилось значитель-
ное число итальянцев и швейцарцев, служивших проводниками. О про-
вианте позаботились заранее. Стояла прекрасная погода, и армия
уверенно стала подыматься по крутым утесам Альп. Орудия прихо-
дилось тащить за собою в выдолбленных стволах деревьев. Особенно
трудные места брали штурмом. Армия перешла Альпы у горы Сени,
через малый С.-Бернар, Симплон и Готард. Через большой С.-Бернар,
который покрыт вечными снегами и изобилует безднами, глетчерами
и крутыми скалами, перешел сам Бонапарт с ядром своей армии.
Этот переход сравнивали с знаменитым переходом Ганнибала
через Альпы. Следует, однако, принять во внимание, что Бонапарт
при своем походе не встретился с вражеской армией или с враждебно
настроенным населением и что он имел возможность заранее и тща-
тельно подготовиться к походу.
316 В. Б Л О С
Проходя мимо уединенного монастыря на большом С.-Бернаре,,
французы подкрепились у монахов хлебом, вином и сыром. Затем они
спустились в Аостскую долину, где им преградил дорогу сильный
форт Бар. Французы ночью отважно пробрались мимо этого форта,
а затем их авангард под начальством Ланна взял приступом Иврею
и обратил в бегство отряд австрийцев. Тем временем разделившиеся
французские корпусы успели снова соединиться, и те подкрепления,
которые Моро, по приказанию Карно, послал в армию первого кон-
сула, перевалили через Готард.
Меласа как громом поразило известие, что сам Бонапарт с силь-
ной французской армией появился у него в тылу. Он отказался от
намерения вторгнуться во Францию и немедленно начал отступать.
Генералу Отту он приказал прекратить осаду Генуи, которую Массена
до этого времени упорно и умело защищал. Но в Генуе как раз в этот
момент нужда достигла такой остроты, что сдача крепости была неми-
нуема. Жизненные припасы почти совершенно истощились. Не было
уже ни мяса, ни хлеба, потому что то, что здесь ели под видом хлеба,
не заслуживало этого названия. Говорят, что много тысяч человек
погибло во время этой ужасной осады от голода. Массена энергично
переносил все п разделял со своими солдатами все ужасы осады, так
что они говорили о нем: „Прежде, чем он сдастся, он дает нам еще
сожрать свои сапоги! “ Но 4-го июня Массена из сострадания к насе-
лению города сдался, выговорив себе свободное отступление с оружием
и имуществом. И это случилось как раз в тот' момент, когда Отт полу-
чил приказ об отступлении.
Таким образом, Генуя еще раз попала в руки австрийцев, кото-
рые поспешно заняли ее. Но это нисколько не изменило положения
австрийцев к лучшему, потому что Бонапарт быстро овладел Ломбар-
дией и, таким образом, отрезал Меласа от Австрии. 2-го июня Бонапарт
с триумфом вступил в Милан и об‘явил там о восстановлении Цизаль-
пийской республики.
Мелас стянул к себе все находившиеся в его распоряжении войска.
После того как генерал Отт у Монте-Белло потерпел сильное пораже-
ние в битве с пламенным Ланном, главные силы врагов встретились
на обширной александрийской равнине. Центральным местом битвы
служила деревня Маренго.
Мелас понял, что избавиться от своего отчаянного положения он
может только путем отважного натиска, и 14-го июня утром напал на
французов у Моренго, имея на своей стороне численный перевес. Ему
удалось отбросить французов назад. Как Бонапарт ни старался бороться
с замешательством, обнаружившимся в рядах его войска, на стороне
Меласа все же в течение целого дня оставалась победа, и к вечеру
французские войска дрогнули. Целые отрядит французов обратились
в бегство, и австрийцы энергично начали их преследовать. Бешеными
кавалерийскими атаками австрийцам удалось расстроить ряды фран-
цузских колонн. Мелас счел себя победителем и известил Вену о своей
победе, между тем как Бонапарт отправил в Париж курьера с вестью
о своем поражении. Австрийский генерал, уставший от битвы, пере-
дал команду генералу Цаху, а сам уехал в Александрию.
Цах с увлечением продолжал преследовать французов, на помощь
которым в этот момент поспешил со своей дивизией генерал Десэ,
лишь недавно вернувшийся из Египта. Французы с отчаянным муже-
ством приготовились к новой атаке. Приближавшиеся массы австрий-
цев были встречены сильным орудийным огнем. Затем Десэ перешел
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 317
в наступление, и это подняло дух всей армии. Австрийцы, ряды кото-
рых во время преследования врага пришли в расстройство, отступили.
Генерал Десэ пал, и смерть пламенно любимого вождя, которого на-
зывали „баярдом республики*4, привела солдат в бешенство. Они
яростно бросились на австрийцев в штыки и заставили их отступить еще
дальше. В то же время генерал Келлерман очутился со своей кавале-
рией в тылу у австрийцев и совершенно смял их. Генерал Цах попал
в плен, и его еще цедавно наступавшие войска бежали в паническом
страхе. Первоначальная победа австрийцев превратилась в ужасное
поражение. Французы я роет по преследовали вражескую армию и нане-
сли ей страшный урон. Австрийцы потеряли убитыми и ранеными
500 человек и лишились 20 орудий; 6.000 австрийцев попало в плен.
Потери французов выразились в цифрах 6.000 убитых и раненых.
Бонапарт был сильно огорчен смертью Десэ, которого высоко ценил.
Когда его поздравили с победой словами: „Какой прекрасный это был
день14,—победитель ответил:—„Да, этот день был бы прекраснейшим,
если бы я вечером мог обнять Десэ на поле битвы!14
Эта победа имела огромное значение. Австрийцы сразу потеряли
все, что они приобрели, благодаря походу 1799 г. Мел асу пришлось
добиваться перемирия. Оно было заключено в Александрии 16-го июня,
при чем было выговорено, что австрийская армия отступит за Минчио
и что французам будут выданы все орудия и вся амуниция, находя-
щиеся в местах, которые очистят австрийцы.
В Германии во время этого похода военное счастье также оказа-
лось на стороне французов. 25-го апреля Моро перешел через Рейн.
Малоспособный Край, командовавший австрийцами, мог лишь проти-
вопоставить храбрость рубаки этому искусному и осторожному тактику,
операции которого были заранее рассчитаны. Моро разбил австрийцев
при Энгене, Месскирхе и Пфуллендорфе и заставил их искать убежища
в укрепленном лагере под прикрытием пушек Ульма. Войско Края
было совершенно деморализовано под влиянием поражений, и в нем
насчитывалось такое огромное количество больных, что возникла даже
мысль о возможности эпидемической симуляции. Однако, австрийский
полководец все же надеялся, что, благодаря позиции при Ульме, су-
меет воспрепятствовать дальнейшему наступлению Моро. Но Моро
обошел позицию австрийцев. Он занял Аугсбург и затем начал пере-
ходить через Дунай в тылу у Края. Край, опасавшийся, что он будет
отрезан от Австрии, выступил из своего лагеря и попытался помешать
Моро перейти через Дунай. Но он снова был разбит на-голову при
Гехштедте, на том же самом месте, где около ста лет тому назад
французы были побеждены принцем Евгением и Мальборо и с остат-
ком своего войска бежал к австрийской границе. Моро занял Мюнхен,
а австрийцы отступили до самого Инна. 15-го июля заключено было
парсдорфское перемирие. В руки французов перешла почти вся Бава-
рия, за исключением некоторых осажденных ими крепостей. Решено
было, что эти крепости попрежнему будут подвергаться блокаде со
стороны французов, но каждые 2 недели будут снабжаться необходи-
мым на это время провиантом.
Бонапарт согласился на перемирие лишь под условием, что вскоре
начнутся переговоры о мире. Однако Австрия стремилась заключить
перемирие исключительно для того, чтобы получить возможность опра-
виться от своих поражений. Поэтому переговоры о мире вскоре рас-
строились.
318
В. Б Л О С
Таким образом, Бонапарт своей сильной рукой, как бы по вол-
шебству, изменил общее политическое положение в благоприятном для
Франции смысле, хотя еще недавно казалось, что республика стоит
на краю гибели. Неудивительно поэтому, что недальновидные народ-
ные массы с суеверным преклонением относились к человеку, который,
казалось, был столько же счастлив, сколько и гениален.
Победитель при Маренго поспешил использовать удачу своего
похода в финансовом отношении. Заново организовав Цизальпийскую
республику, он конфисковал монастырские и казенные имения в Лом-
бардии. Цизальпийской республике пришлось ежемесячно выплачивать
Франции по 2 миллиона и Пьемонту—по полтора миллиона. Массена
был назначен главнокомандующим военными силами в Италии. Этот
генерал в битвах держал себя героем, но в мирное время проявил
себя грабителем. Он позволял себе такие чудовищные вымогательства,
а офицеры его и комиссары так преданно подражали его призеру,
что к Бонапарту посыпались жалобы на него, и Массена пришлось
заменить Брюном. Моро, насколько это зависело от него, избегал
грабежей, но ему приказано было получить контрибуцию, и он набрал
контрибуции до 40 миллионов. Войска его содержались за счет тех
стран, которые они занимали. Такою дорогою ценою приходилось
платиться народам за ненависть дома Габсбургов и господина Питта
к Французской республике.
Но, несмотря на все это, французские финансы все еще не могли
оправиться. Даже и энергия Бонапарта не могла тут ничем помочь.
В бюджете и на этот раз обнаружился дефицит в 200 миллионов.
Окончание египетского повода.
Когда Бонапарт тайком покинул свою храбрую египетскую армию,
он оставил запечатанный приказ на имя генерала Клебера. Приказ
был вскрыт лишь тогда, когда главнокомандующий находился уже
в открытом море. В нем Бонапарт передавал командование генералу
Клеберу. Бонапарт не долюбливал Клебера, который был искренним
республиканцем и отличался своею прямотой. Родом из Страсбурга,
Клебер, о котором рассказывали, будто он сын какого-то весьма высоко-
поставленного лица, сначала поступил на службу к Австрии. Но так
как он, в виду своего мещанского звания, не мог ожидать повышения
в стране придворных кос, то он перешел на службу к Французской
республике и здесь вскоре выдвинулся, благодаря своим способностям.
Он отличился в боях на Майнце, при усмирении Вандеи и на .службе
в мааской исамбрской армиях. Битва при Альтенкирхене была выиграна,
главным образом, благодаря его осмотрительности и отваге. Солдаты
безгранично верили этому мужественному генералу, сильный голос
которого был слышен даже при громе пушек в сражениях.
Тайное исчезновение Бонапарта сильно обескуражило французскую
армию в Египте. Но, несмотря на это, энергичный Клебер, который
был сильно возмущен поступком Бонапарта, все же сумел снова под-
нять дух солдат. Он отлично сознавал всю серьезность своего поло-
жения. Военные силы, над которыми он, оставшись верным своему
долгу, перенял начальство, состояли приблизительно из 20 тысяч
человек, и Клебер понимал, что без помощи из Франции он пе будет
в силах продолжительное время удерживать в своих руках Египет.
В то время как неутомимый Сидней Смит высаживал па берег турец-
кие войска, великий турецкий визирь Юсуф приближался через
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
319
Сирию и Палестину с 80-тысячной армией. Клебер полагал, что долг
приказывает ему попытаться спасти для республики свою армию
и вступить в переговоры с Сиднеем Смитом, в то время как великий
визирь Юсуф захватил форт Эль Ариш, расположенный на границе
между Египтом и Палестиной. Заключен был договор, скрепленный
24-го января 1880 г. Клеберу пришлось очистить правый берег Нила
вместе с Каиром, и ему через известный промежуток времени пред-
стояло быть вместе с армией переправленным во Францию на англий-
ских судах.
Кроме устного обещания Сиднея Смита, Клебер не имел никаких
гарантий в том, что договор будет выполнен. Честный и совестливый
Клебер охотно допускал, что другие люди обладают такими же каче-
ствами, как он. Но ему пришлось познакомиться с коварством Альбиона.
Французы немедленно же уступили туркам правый берег Нила,
и Каир. Но вслед затем Сидней Смит сообщил французскому главно-
командующему, что английское правительство приказало начальнику
английского флота лорду Кэйту признать Эль-Аришский договор лишь
при том условии, если Клебер вместе со своею армиею отдастся
в плен англичанам.
Клебер, который при заключении договора вел себя слишком
добродушно и несколько опрометчиво поверил словесному обещанию
англичан, пришел в ярость, но зато к нему вернулась и вся его
энергия. Чтобы заклеймить всю низость английского правительства,
он приказал напечатать письмо, полученное им от лорда Кейта. Письмо
гласило:
„От его величества короля британского получен мною точный
приказ: согласиться на капитуляцию вверенной вашему командованию
армии лишь в том случае, если армия сложит оружие, отдастся
в плен и выдаст все суда, находящиеся в Александрийской гавани*.
В своем приказе по армии Клебер добавил:
„Солдаты! На такое бесстыдство остается ответить только победой.
Готовьтесь к бою!*
20-го марта 1800 г. Клебер у развалин древнего Гелиополиса
встретился с турецким войском, имевшим на своей стороне значитель-
ный численный перевес. В распоряжении у Клебера было всего
12 тысяч человек, в то время как турок было 80 тысяч, но Клебер
и его товарищи по оружию были исполнены отвагою людей, отчаяв-
шихся в спасении. Тогда, когда огромные по своей численности колонны
великого визиря стали приближаться, Клебер начал об‘езжать фронт
своих батальонов.
„Друзья!—говорил он. —У вас в Египте ничего не осталось, кроме
того клочка земли, на котором вы теперь стоите. Если вы сделаете
один шаг назад, вы погибли!* ’
Боевой дух французов был приподнят, и они стремительно бро-
сились навстречу туркам. Натиск французов, смелые маневры Клебера
и ужас, внушенный, туркам французским оружием,—все это сделало
атаку французов непреодолимой. Благодаря стремительной и общей
штыковой атаке, им удалось расстроить турецкие ряды и обратить
в бегство отряды великого визиря. Турки в ужасе бежали до самой
Сирии.
Эта блестящая победа обошлась французам всего в несколько сот
человек. Но им еще предстояла тяжелая и кровавая борьба: им при-
шлось вторично завоевать Каир.
320
В. Б Л О С
Население этого крупного города, как мы уже знаем, еще при
Бонапарте восстало против французов. Кровавое подавление этого
восстания надолго озлобило египтян. В то время как Клебер сражался
с турками у Гелиополиса, население Каира восстало, так как оно
с уверенностью ждало поражения и гибели французов. В Каире оста-
лось лишь немного французов. Они подверглись теперь нападению
и избиению со стороны разъяренных египтян. Ибрагим-бей, сражав-
шийся со своими мамелюками у Гелиополиса, бежал в Каир и обма-
нул египтян, сказав им, что французы разбиты. В скором времени
вооружилось 60 тысяч египтян. Но 27-го марта у ворот города
появился Клебер и доказал им, что он не побежден. В самом Каире
были ограблены и убиты все французы и даже вообще все христиане,
и Ибрагим попытался теперь отразить внешнее нападение на город.
Произошел целый ряд кровопролитных стычек, не приведших ни
к какому результату, несмотря на то, что Каир подвергся бомбарди-
ровке. Клебер в конце концов решил штурмовать предместье Булак.
15-го апреля французы проникни в Булак, но им пришлось выдер-
жать жестокую борьбу с египтянами и мамелюками, прежде чем они
захватили предместья. Отчаянно защищавшиеся жители предместья
были массами убиты картечью и заколоты штыками. Целые ряды
домов были взорваны. Было сожжено и разрушено 400 домов и убито
много тысяч человек, прежде чем французы могли, наконец, назвать
себя владельцами Булака.
После этой ужасной борьбы Ибрагим-бей начал вести переговоры
с Клебером. Каир перешел в руки Клебера, а Ибрагим вместо со своими
мамелюками ушел в Сирию, 27-го апреля 1800 г. французы снова
вступили в Каир. Таким образом, потребовался целый месяц для того,
чтобы вновь завоевать этот город.
Клебер заново и очень искусно реорганизовал управление Каиром.
Он считался при этом с национальными привычками и потребностями
египтян и обложил их умеренными налогами и податями. Он выказы-
вал большую снисходительность и не мучил так сильно египтян побо-
рами, как делал это Бонапарт. Он вскоре приобрел любовь туземцев
и уже начал питать некоторую надежду на то, что ему удастся
удержаться в Египте до того момента,когда в Европе будет заключен мир.
Но надеждам Клебера не суждено было сбыться.
14-го июня 1800 г. Клебер вместе с конвойным прогуливался по
саду своего каирского дворца,—в тот самый час, когда его друг Десэ
пал в битве при Маренго, сраженный австрийской пулей. Вдруг из
заброшенного колодца выскочил какой-то мусульманин и с ужасаю-
щей быстротой и ловкостью вонзил длинный кинжал в сердце француз-
ского генерала, не ожидавшего с чьей-либо стороны нападения. Клебер
упал мертвым. Его спутник попытался задержать убегавшего убийцу,
но был ранен ударом кинжала. Убийца был арестован подоспевшими
солдатами.
Убил Клебера некий Сулейман из Алеппо, мистик и фанатик,
странствовавший по Востоку. Оц видел остатки разбитой при Гелиопо-
лисе турецкой армии и ту панику, которую вызвала среди мусульман
победа Клебера. Он решил убить „французского султана* и исполнил
свое решение.
Составлена была военная комиссия, которая раскрыла, что о
намерении Сулеймана убить генерала знало четыре шейха. Их обез-
главили, Сулеймана решено было посадить на кол, и этот восточный
приговор был приведен в исполнение с чисто восточной жестокостью.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 321
Сулейман переносил предсмертные муки в течение четырех часов со спо-
койствием, которое он мог почерпнуть исключительно в своем фанатизме.
Пост Клебера занял генерал Мену, который принял мусульманство
и женился на турчанке. Он называл себя Абдалла-Мену. Но он не
сумел выполнить той задачи, которую ему пришлось взять на себя.
Он не обладал достаточным умом, чтобы справиться с положением,
а внешность его вызывала одни насмешки. Мену был так толст, что
с трудом влезал на лошадь. Английские крейсеры задерживали под-
крепления, которые присылались из Франции, и положение французов
е каждым днем становилось все более критическим.
А, между тем, европейские события складывались, невидимому,
благоприятно для французов, находившихся в Египте. 5-го сентября
1800 г. англичанам сдалась Мальта, которую французский х'енерал
Вобуа в течение двух лет защищал от натиска английских, русских,
неаполитанских и португальских военных судов. Благодаря захвату
Мальты, англичане навлекли на себя гнев русского императора Павла.
Опасаясь с его стороны мести, они попытались во что бы то ни стало
избавиться от французов, находившихся в Египте. Англичане предло-
жили Мену признать эль-аришский договор. Это предложение передано
было Мену Сиднеем Смитом, но Мену отверг его иод тем предлогом,
что ему необходимо заручиться на этот счет согласием первого консула.
Тогда английские министры решили сами сделать то, с чем не
сумели справиться турки. Они решили завоевать Египет силою. Гене-
ралу Ральфу Аберкромби было передано командование над 17-титысяч-
ной армией, набранной почти во всех европейских странах, и лорд
Кэйт переправил эту армию в Египет.
Талантливый и энергичный полководец, Аберкромби немедленно
же занял форт Абукир и 21-го марта 1801 г. при Романи вступил в
бой с подступившим Мену. После отчаянной и неудачной кавалерий-
ской атаки французы были разбиты на голову. Аберкромби пал в этой
битве, но сменивший его Гетчинсон преследовал французов до але-
ксандрийских валов. Мену с частью своего войска бросился в этот
город, между тем как генерал Белльяр с остатками армии занял Каир.
Гетчинсон приказал осадить Александрию, а сам двинулся к Каиру.
Белльяр решил сдаться, в виду того, что турки снова пришли на
помощь англичанам с сильной армией и в Красном море появился
английский флот, который должен был высадить 7 тысяч индийских
солдат. Согласно выработанным в Каире 27-го июля 1801 г. условиям
сдачи, французам предоставлен был свободный от‘езд из Египта вместе
с оружием и имуществом. Английским судам предстояло перевести их
во Францию. Точно также и ученые, сопровождавшие французскую
армию, должны были быть возвращены на родипу вместе с рукопи-
сями и коллекциями. 27-го августа на тех же условиях сдался в Але-
ксандрии и Мену. 2-го сентября уже закончилась посадка французов
на суда. Англичане воспользовались случаем выказать свое велико-
душие и обставили посадку французов *на суда с некоторой пышностью.
Французов при переезде очень хорошо кормили. Сопровождать фран-
цузов получили право те из египтян, которые скомпрометировали себя
во время французского владычества.
Так закончилась эта авантюра, ни в коем случае не достигшая
своей цели нанести ущерб Англии на почве ее восточной политики.
Но в то же время французские республиканцы не избавились и от
честолюбивого генерала, которого они боялись. Напротив, египетский
поход лишь способствовал усилению его популярности и удачному
История Французской революции. 21
322
В. Б Л О С
выполнению государственного переворота 18-го брюмэра. Единствен-
ный положительный результат экспедиции представляли собою иссле-
дования, чертежи и коллекции ученых. Но они обошлись черезчур
дорого. Они добыты были ценою огромного числа человеческих жизней.
Окончательное поражение Австрии.
После битвы при Маренго Бонапарт снова предложил Австрии
заключить мир и поставил более мягкие условия, чем этого можно
было ожидать от победителя. Но Австрия не приняла предложения
Бонапарта, потому что интриган Тугут успел заключить новый дого-
вор о субсидии, по которому Австрия имела право вступить в мирные
переговоры с Францией лишь с согласия Англии. Англия дала Австрии
два миллиона фунтов стерлингов, и Тугут остался в выигрыше в своей
нечестной игре. Война продолжалась.
Бонапарт предоставил продолжать войну своим генералам, а сам
уже в начале июля вернулся в Париж. Этот человек, которому удалось
своею сильной рукой повернуть судьбы Франции, был встречен опять
народом, как палу бог. Его успехи опьяняли французов.
В сентябре снова начались военные операции в Италии. Генерал
Макдональд вторгся в Тироль, смелым переходом перевалил через
Сплюген и занял Триент. Брюн двинулся через Минчио и отбросил
назад Велльгарда, который командовал теперь вместо старого Меласа.
Брюн успел уже достигнуть долины Эча, когда из Германии прибыла
весть о заключении нового перемирия, и это заставило приостановить
военные операции и в Италии.
Время парсдорфского перемирия Австрия посвятила обширным
приготовлениям к войне и выставила против Моро новую большую
армию. Эрцгерцог Карл ни за что не соглашался перенять па себя
командование армией при жалком тугутовском режиме. Но в Австрии,
очевидно, утвердилось мнение, что войско вообще не может вести
успешно борьбу, раз им не командует’какой-нибудь принц, а так как
эрцгерцог Карл попрежнему продолжал отказываться от командования,
то оно было передано брату его Иоанну. Итак, спасти Австрию надле-
жало юноше, которому тогда было 18 лет и которому полвека спустя
пришлось, уже стариком, играть в Германии трагикомическую роль
правителя государства, и Иоанну показалось, будто он действительно
призван совершить дело спасения Австрии. Если его брат Карл умел
выиграть сражения, то почему ему не уметь этого? Так, очевидно, рас-
суждал он, веря тому, что слышал от льстецов. В качестве военного
советника ему дали не какого-нибудь испытанного в борьбе с фран-
цузами генерала, а фельдцейгмейстера Лауэра, все заслуги которого
состояли в том, что он в походе 1796 г. обнаружил полную свою не-
способность в военном деле. И эрцгерцог Иоанп вместе с таким генш
ралом должен был победить военные силы Французской республики,
которыми руководили лучшие генералы! Если бы не было известно,
что Тугут по своей низости делал все шиворот навыворот, то можно
было бы подумать, что в это время в Бепе правили безумцы.
После того как австрийское войско получило значительные под-
крепления (для чего пришлось прибегнуть к принудительным морам,
так как и терпеливые австрийцы, наконец, пресытились бесконечной
войной), 28 ноября начались военные действия. И армия Моро, с
своей стороны, получила подкрепления, присоединив к себе северную
армию, которою командовал Ожеро. Судьбе угодно было, чтобы юный
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
323
Иоанн потешился небольшой удачей. 1 декабря он, имея на своей сто-
роне численный перевес, столкнулся при Ампфинге с двумя француз-
скими дивизиями и заставил их отступить. Нашлись льстецы, которые
до бесконечности раздули это дело, и Иоанн сам уже убедился теперь
в своем стратегическом гении. Ему казалось, что он выиграл уже всю
кампанию. Моро, однако, сумел разубедить его в этом.
3 декабря вражеские армии сошлись у деревни Гогенлинден.
Французские генералы сразу поняли, с каким противником им при-
ходится иметь дело, и один из них предложил накануне битвы:
„Давайте сейчас же составим отчет о бое: захвачено 60 орудий
и десять тысяч пленных!"
И он оказался прав.
Вой разгорелся ранним утром в ясный зимний день на леси-
стой, покрытой снегом равнине, в центре которой находилась деревня
Гогенлинден. В противоположность неловким маневрам эрцгерцога,
Моро развернул весь свой стратегический талант. Линии австрийцев
были прорваны, укрепленные позиции эрцгерцога были закачены
или обойдены с тыла, и вскоре остатки австрийской армии обратились
в поспешное и беспорядочное бегство. Иоанн потерял убитыми и ране-
ными 7 тысяч человек, пленными 11 тысяч и, кроме того, 100 орудий.
Французы насчитывали убитых и раненых 2.500 человек.
Этот удар совершенно уничтожил Австрию и вызвал падение
Ту гута. Так как все погибло, то теперь снова пригласили эрцгерцога
Карла стать во главе разбитой армии, а он согласился занять пост
главнокомандующего лишь при том условии, если Тугут будет отставлен.
Возможно, что Тугуту пришлось бы выйти в отставку еще до битвы
при Гогенлиндене, так как Францу II очень хотелось, чтобы во главе
армии стоял его талантливый брат Карл. Но как раз в это время
в Вену прибыла неаполитанская королева Каролина вместе со своей
порочной подругой Гамильтон, и так как благородные души постоянно
сходятся, то и обе презренные женщины нежно подружились с Ту-
гутом. Они добились того, что Тугут остался на своем посту. А теперь
ему все же пришлось уйти, и эрцгерцог Карл перенял командование
над разбитой армией, с которой он ничего путного не мог уже сделать.
Он отступил к Штейеру, и Моро последовал за ним туда. Французская
армия находилась всего только на расстоянии j 1 миль от Вены.
Вступление во вражескую столицу было бы для нее великим триумфом.
Но эрцгерцог Карл откровенно дал знать императору, что спасти
Австрию можно исключительно путем поспешного заключения мира,
и, когда эрцгерцог предложил французскому генералу заключить
перемирие, последний согласился на это. 25 декабря 1800 г. заключено
было при Штейрае перемирие, согласно которому французы заняли
Баварию и верхнюю Австрию. Австрийцам пришлось открыть для них
и сообщение с Италией.
Такое поражение понадобилось нанести Австрии, чтобы склонить
ее к миру. Вскоре начались и переговоры о мире, в основу которых
Бонапарт, чтобы показать свое великодушие, положил условия Кампо-
Формийского мира. Мир, согласно условиям которого Франции возвра-
тили все то, что обещано было ей в Кампо-Формио, заключен был
в Люневилле 9 февраля. Эч ограничивал австрийские владения в Ита-
лии, а Тоскана перешла во владение Франции, при чем Германия
должна была установить размер вознаграждения для великого герцога
осканского Фердинанда III. Условия этого мира подтвердил регенс-
бургский конгресс имперских князей 7 марта 1801 г.
324 в. В л о с
Заговоры на жизнь Бонапарта.
Мещане, высшая буржуазия, крупные и мелкие собственники
чувствовали себя отлична под властью Бонапарта, который доставил
им. спокойствие, способствовал повышению их доходов, дал рабочим
классам занятие на войне или при сооружении общественных построек
и укротил демократию. Казалось, что всякие политические принципы
исчезли, и все единодушно расточали похвалы великому человеку,
который заново организовал Францию и укротил, наконец, револю-
ционного льва.
От прежних партий сохранились одни лишь жалкие остатки,
и все влиятельные люди, за немногими исключениями, подчинились
всесильному режиму Бонапарта. Нашлись, однако, роялисты и демо-
краты, обладавшие известной, силой воли и не примирившиеся окон-
чательно с господством героя 18 брюмэра. Их не очаровали его успехи.
Большинство из них скрылось б общественной арены, затаив в себе
злобу. Двуличные люди, в роде Баррера, опустились до того, что ока-
зывали представителю силы услуги ищейки; Карно же, например, не мог
долее совмещать со своим непреклонным республиканизмом службу
у Бонапарта в качестве военного министра.
Но среди оппозиционно настроенных представителей роялистиче-
ского и демократического направлений нашлись также горячие, не
останавливающиеся перед насилием люди, которые не могли спокойно
отступить на задний план и поглощены были мыслью о насильственном
устранении первого консула. Это радовало Фуше. Ему па руку были
покушения, так как они способствовали укреплению его позиции
в качестве охранителя общественной безопасности. Очень даже похоже
на то, что министр полиции сам искусственно ,,создавал“ заговоры
и затем „раскрывал* их, доказывая таким путем свою проницательность
и бдительность. Подобные случаи ужо бывали в истории и теперь
бывают и не отличаются ни новизной, ни оригинальностью.
В Париже жил в это время ревностный демократ, корсиканец,
по имени Арена, о брате которого рассказывали, что он, будучи чле-
ном совета пятисот, 19 брюмэра обнажил кинжал против Бонапарта.
Арена часто встречался с талантливым скульптором и тоже ревностным
демократом итальянцем Церачи и с художником Топпно-Лебрюном,
который когда-то был присяжным революционного трибунала. Эти фа-
натики часто вели между собою беседы о Бруте, которому следовало бы
появиться, чтобы избавить Францию от Бонапарта. У них не было
никакого желания сыграть эту опасную роль, но они познакомились
с отставным офицером по имени Баррель, который, как им казалось,
был для такой роли вполне подходящим человеком. В эту тайну
посвящены были некий Демервиль вместе с некиим Дианой, и Баррелю
вполне серьезно предложили заколоть кинжалом первого консула.
Баррель, повидимому, согласился на это предложение, но тут обо всем
узнал, министр полиции Фуше, который начал следить за заговорщи-
ками. Заговорщики решили убить первого консула в опере. Фуше от
своих агентов, участвовавших в заговоре, узнал точно о месте и вре-
мени предполагавшегося покушения, и, когда заговорщики явились
в театр, они были схвачены полицией. При них, впрочем, не нашли
кинжалов; вооружены были одни только агенты Фуше. Против них
также не имелось никаких иных улик, кроме показаний полицейских
агентов. Общество было того мнения, что Фуше сам затеял этот заго-
вор, чтобы использовать его в интересах первого консула. Даже пре-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 325
зидент трибунала в одной из своих речей совершенно ясно дал понять
о возможности такого истолкования фактов. А пока действительные
или мнимые заговорщики посажены были в тюрьму.
Но к этой полицейской интриге Фуше присоединилось вскоре
и серьезное покушение. Роялисты мало-по-малу пришли к тому убе-
ждению, что от Бонапарта нечего ждать восстановления легитимной
монархии. Претендент на престол, именовавший себя Людовиком XV1J1,
сам обратился с письмом к Бонапарту.
,.Не восстановив меня в правах, писал он, - вы не можете дать
счастья Франции, точно также как и я не могу без вашей помощи
вступить па престол, на который имею право. Спешите ясе закончить
прекрасное дело, которое вы начали и которое только вы один и в
состоянии довести до конца, и укажите, какого рода награды требуете
вы для своих друзей\
Этот Бурбон был действительно настолько ограничен и такого высо-
кого о себе мнения, что возомнил, будто столь могучий завоеватель, как
Бонапарт, откажется от власти в пользу незначительного во всех
отношениях претендента. Бонапарт ответил ему, что он сочувствует
его несчастью, но для того, чтобы возвратить ему Францию, потребо-
валось бы пожертвовать 1()0 тысячами человек, а в таком деле он,
первый консул, не может оказать поддеряски.
Впоследствии, чтобы восстановить трон Бурбонов, пришлось
принести в жертву гораздо более 100 тысяч человек.
Роялистам не повезло у Бонапарта и с политическими агентами
в лице красивых, остроумных и знатных дам. Так как они, в конце
концов, отчаялись привлечь на свою сторону нового самодержца, то
они-решили убить его.
За выполнение заговора взялся дикий и богатырски сложенный
предводитель шаек в Бретани Жорж Кадудаль, обладавший необходи-
мой для этого дела смелостью. Тайно прибыв во Францию, он посе-
лился в Бретани, откуда отправил в Париж двух агентов с поручением—
избавить мир аг первого консула. Агентам предстояло взорвать
Бонапарта при помощи пороховой бочки, начиненной картечью.
Заговор!циков, которые должны были выполнить этот злодейский план,
звали Карбон, Сен-Режан и Лимоэлан.
Вечером 23 декабря 1800 г. Бонапарт предполагал посетить оперу.
Потом он решил остаться дома, но его уговорили поехать, и он, нако-
нец, отправился в театр. В кривой Сен-Никезской улице заговорщики
поместили телегу с бочкой пороху. Когда Бонапарт в своей карете
проезжал мимо адской машины, как называли эту телегу с пороховой
бочкой, Сен-Режан зажег фитиль. Но он сделал это черезчур поздно,
а подвыпивший кучер Бонапарта проехал несколько быстрее обыкно-
венного. Таким образом, в момент взрыва адской машины первый
консул выехал уже за угол улицы. Последовал необычайно сильный
взрыв, выбивший стекла в карете Бонапарта, и первый консул крикнул
сидевшему рядом с ним генералу Бессьеру: „Нас хотят взорвать!“
Взрыв был слышен на расстоянии нескольких миль в окру ясности.
Он разрушил несколько домов. Около двадцати человек было убито и
около шестидесяти ранено. Бонапарт продолжал свой путь и приехал
в театр совершенно спокойный.
Это легкомысленное покушение, ввергшее в траур много семейств,
надолго взволновало Францию. Для раскрытия виновников покушения
Фуше пустил в ход всю свою огромную полицейскую машину. Самым
несправедливым образом заподозрили в этом деле демократов; многие
326
В. Б Л О С
из них были арестованы, и Бонапарт решил прибегнуть к насилию*
по отношению к этой партии. Он простым предписанием по полиции
сослал 130 сторонников демократической партии, в числе которых были
многие лица, приобревшие известность во время революции. Часть из
них была сослана на пустынные Сешелльские острова.
Государственный совет согласился на это насилие, а рабский
сенат открыто об‘явил, что оно не нарушает конституции. Такое ки-
тайское подобострастие должно было вполне удовлетворить Бонапарта.
Теперь казнены были и участники заговора Арена, за исключением пре-
дателей и шпионов, хотя никто серьезно не верил в вину казненных.
Ищейка Фуше вскоре установил, со стороны какой партии совер-
шено было покушение с адской машиной, но он с прежним рвением
продолжал арестовывать и ссылать демократов. Ему даже удалось
найти двух из покушавшихся. Кадудаль сейчас же после покушения
снова уехал в Англию, Лимоэлану удалось бежать из Парижа за гра-
ницу, но Сен-Режан остался, потому что он ранен был в руку во время
взрыва, и Карбон, которого Фуше лично знал, тоже скрывался в Париже.
Фуше проследил обоих заговорщиков, и ему, наконец, удалось аресто-
вать и изобличить их. Они были осуждены на смерть и казнены. Их про-
цесс должен был убедить всех, что над демократами, сосланными
из-за адской машины, учинили вопиющую несправедливость, но Бона-
парт цинично заметил:
„Я освободился только от генерального штаба якобинцев, а адская
машина доказывает лишь то, что за роялистами необходимо так же
зорко следить, как и за демократам и “...
Дело с адской машиной лишний раз дало повод для проявления
восторженной преданности народа первому консулу, и Бонапарт вос-
пользовался этим случаем, чтобы еще больше сузить гражданские
свободы. Ему приходилось осторожно подвигаться но пути к абсо-
лютной монархии. Покушение помогло ему выполнить свои планы.
Война на Северное (поре.
Тирания англичан на море, причинявшая неисчислимый вред
Франции, Испании и Голландии, основывалась на так называемом
праве насильственных обысков, которое присвоила себе Англия и в про-
тивовес которому когда-то, благодаря стараниям Екатерины II, была
заключена северная конвенция о нейтралитете. Англия не обращала
ровно никакого внимания на эту конвенцию. Она всюду применяла
право обысков, пользуясь для этого вооруженною силою, и нападала,
на все суда, которые она заподозревала в провозе военной контра-
банды. Если суда противились обыску, то их обстреливали или кон-
фисковывали. Так англичане поступили с некоторыми шведскими
кораблями и с датским фрегатом „Фрейа“.
Так как жестокость англичан вызвала во всей Европе сильное
негодование, то Бонапарт воспользовался этим случаем, чтобы воору-
жить Россию против Англии. Россия, Пруссия, Дания и Швеция уже
давно вели переговоры о восстановлении морского нейтралитета,
и Дания теперь заявила, что конфискация фрегата „Фрейаи представ-
ляет собою нарушение международного права. С обычной своей гру-
бостью Англия на это ответила тем, что выслала в море флот против
Дании.
Бонапарт прилагал все свои усилия к тому, чтобы Россия вме-
шалась в этот спор, и император Павел предложил Англии cbobl
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 327
услуги в качестве третейского судьи. Но Англия отклонила его пред-
ложение, и Дании, которой угрожал сильный английский флот, пришлось
сдаться и об'явить, что она признает право обысков. Заключен был
договор, согласно которому Дания . перестала охранять свои тран-
портпыо корабли военными судами.
Император Павел об‘явил этот договор недействительным и совер-
шенно порвал с Англией, которая озлобила его тем, что захватила
Мальту. Он приказал конфисковать все английские корабли, находив-
шиеся в русских гаванях, и заключил с Данией, Швецией и Пруссией
договор, вновь восстановивший морской нейтралитет северных держав.
Морские державы начали воружаться. Бонапарт добился того, чего
хотел. Предстояла война между Англией и Россией.
Узнав о заключении договора о нейтралитете, Англия конфиско-
вала в своих гаванях все русские, датские и шведские корабли, а ее
каперы захватили все суда северных держав. Английский же флот
под начальством Паркера и Нельсона отплыл к Копенгагену, между
тем как Дания заперла для англичан вход во все немецкие гавани
Северного моря.
Северные державы не успели в достаточной мере подгото-
виться к внезапному нападению Англии, и, таким образом, маленькой
Дании пришлось пока одной выдерживать борьбу с сильным морским
тираном.
Тем временем Бонапарт постарался повлиять на Пруссию в том
смысле, чтобы она заняла курфюршество Ганновер, которое находи-
лось в союзе с Англией. Сначала Пруссия отказывалась сделать это.
Но когда Павел I пригрозил, что он захватит Ганновер, послав туда
25-титысячную армию, то Пруссия захватила курфюршество. Перед
Англией Пруссия старалась оправдаться тем, что она будто желала
охранить Ганновер от посягательств со стороны русских и французов.
Двусмысленность прусской политики увенчалась тем, что прусский
посол Лучезини в то же время сделал в Париже необходимые шаги,
чтобы добиться согласия Бонапарта на постоянное присоединение
Ганновера к Пруссии.
А, между тем, английский флот появился перед Копенгагеном,
где датчане приготовились оказать врагу отчаянное сопротивление.
Весь датский народ поднялся для борьбы с разбойничьим нападением
англичан. Но грубый моряк Нельсон имел на своей стороне перевес
силы. Оп подверг Копенгаген ужасной бомбардировке. В кровопро-
литной морской битве при Зунде и Копенгагене датский флот был
разбит, и Дании грозила гибель, так как ни русский, пи швёдский
флоты не могли из-за льдов придти к ней на помощь. Пришлось всту-
пить в переговоры с счастливым поклонником лэди Гамильтон, и Нель-
сон сам явился в разрушенный бомбардировкой город, при чем датский
народ вслух выражал свое негодование надменному победителю.
Заключено было перемирие, и английский флот отплыл в Швецию.
В это время император Павел был убит, и вступивший после него
на престол Александр I стал в другие отношения с Англией, вслед-
ствие чего державы отказались от нейтралитета северных морских
держав.
Таким образом, грубое право обысков, которое присвоили себе
англичане, осталось в силе, а попытка Бонапарта сломить всемогуще-
ство Англии на море не удалась.
328
В. Б Л О С
Конкордат а почетный легион.
Бонапарт прекрасно использовал для усиления своей власти
общественное возбуждение, коюрое вызвано было покушением с ад-
ской машиной. Прежде всего, значительно усилена была консуль-
ская гвардия, которая служила для охраны личности первою консула.
Далее, учреждено было особое судилище, ведению второго подлежали
дела о вооруженных восстаниях и всякого рода исключительных пре-
ступлениях. Решения этого суда, состоявшего из восьми членов, из
которых пять назначались правительством, не подлежали апелляции
и постановлялись без участия присяжных. Таким образом, во Франции
снова возродился революционный трибунал, но только другого типа.
Впрочем, введение этого судилища все же встретило сопротивление
в трибунале и законодательном корпусе, несмотря на тщательный
подбор лиц в этих учреждениях. Бонапарту пришлось убедиться
в том, что демократические традиции еще не вполне исчезли у фран-
цузов, и это тем более взволновало его, что ему раньше казалось,
будто слава’ его имени затмила все теории.
Полиция была усилена, и много денег поглотил огромный поли-
цейский аппарат. На службе содержалась несметная свора шпионов
и провокаторов, которые проникали в самые тесные кружки и доно-
сили обо всем, что' слышали. Фуше не останавливался перед самыми
низкими средствами. Он даже дал большую свободу домам терпимости,
из которых ему представлялись доклады. Такой же политики он при-
держивался и относительно игорных притонов. Полицейская власть
Фуше вскоре усилилась настолько, что п сам тюльерийский деспот
стал относиться к нему недоверчиво и раздробил полицию, при чем
отдельные ее департаменты начали следить друг’ за другом. Свободо-
мыслящие мужчины и женщины, писатели, депутаты и политики
всякого рода подвергались при этом неслыханном полицейском режиме
самому тщательному надзору и всевозможным преследованиям. Карно,
который, будучи непреклонным республиканцем, недолго продержался
на посту военного министра, Шенье, автор ,,Chant du depart11, не поже-
лавший унизиться до роли придворного поэта первого консула, и ‘даже
г-жа фон-Сталь подверглись полицейскому надзору и даже отчасти
преследовав иям.
В своем стремлении вернуться к монархическим формам Бона-
парт вспомнил и о религии, после того как он в Тюльери уже устроил
себе двор с особым этикетом. Во Франции находилось еще довольно
значительное число священников, отказавшихся от присяги и про-
явивших себя противниками республиканской конституции; впрочем,
конституционное духовенство было недурно организовано. С папою
Пием VII Бонапарт уже давно вел переговоры о том, чтобы снова
объявить католическую религию государственной религией. Философски
мыслящая часть Франции была не особенно рада этому возвращению
к государственной религии, т. е. пункту, который, казалось, уже давно
был осилен, но Бонапарт смотрел на католическую религию, как на
необходимую опору для своего самодержавия. Поэтому заключен был
знаменитый конкордат, который существовал во Франции до послед-
него времени.
Конкордат был заключен 14-го июля 1801 г. Введение к этому
замечательному договору гласило:
„Правительство, которое признает, что католическая религия
является религией ’большинства французов... папа, который с своей
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 329
стороны отмечает, что в дурное время нанесен был этой религии зна-
чительный ущерб, и который еще ожидает величайшего блага, именно
восстановления католического культа во Франции от исповедывания
этой религии консулами республики, -заключают между собою ниже-
следующий договор:
1. Католическая религия может свободно исповедываться во
Франции; опа признается государственной религией, и ее богослужение
совершается* официально: при этом она подчиняется полицейским
мерам, которые правительство признает необходимыми для поддержания
спокойствия.
2. Папа обязуется по соглашению с французским правительством
выработать новое деление на епархии и получает право потребовать
от ныне занимающих места епископов выхода их в отставку, если
признает это необходимым для усовершенствования нового порядка.
3. Освобождающиеся путем подобной отставки (или, в случае
уклонения от нее, путем отетавления от должности) места епископов
и все те места; которые имеют освободиться в будущем, папа замещает
лишь после предварительных указаний со стороны французского пра-
вительства.
4. Вновь назначенные епископы обязаны принести правительству
клятву верности и выполнить обряд, заключающий в себе особые фор-
мулы молитв за консулов.
5. Церковные места подлежат новому распределению/ для чего
назначаются епископы, но исключительно из числа лиц, одобренных
правительством.
6. Правительство установит определенные правила для духовен-
ства, и папа навсегда отрекается за себя и за своих преемников от
всякого права касаться под видом увещания или протеста—вопроса
о состоявшихся со времени революции продажах церковных имущества
Липшв папу высшей власти в духовных делах, конкордат пере-
давал эту власть французскому государству. Было еще решено, что
в случае, если католическая церковь пожелает учредить семинарии,
опа обязана сделать это за свой счет, а в тайном пункте договора
папа даровал священникам, вступившим в брак во время революции,
прощение за этот грех.
Пип VII, отличавшийся государственной мудростью, сделал эти
уступки, предпочитая пожертвовать известной долей своего влияния
на церковные дела, чем навлечь на. себя гнев всесильного первого
консула.
Если шестой параграф конкордата хитро был рассчитан на то.
чтобы привязать мелких земельных собственников к правительству
Бонапарта, так как параграф этот упрочивал за ними владение имуще-
ствами, прежде принадлежащими церкви, то, напротив, в образован-
ных кругах Франции проявилась сильнейшая оппозиция по отношению
к конкордату. Невидимому, оппозиционное настроение охватило три-
бунат и законодательный корпус, и следовало ожидать, что они не
согласятся санкционировать конкордат. Бонапарт был очень озабочен
этим и опасался, что даже сильно ослабленное им народное пред-
ставитсльство воспротивится его дальнейшим планам. Самодержца,
уже опиравшегося на солдат и крестьян против сохранившей свою
независимость части образованных классов, должен был поразить тот
факт, что в трибунате, который в общем был покорен, стал прояв-
ляться дух противоречия.
330
В. Б Л О С
Самодержец решил „почистить* учреждения, оказывавшие ему
сопротивление. Сенат, который Бонапарт, нарушив конституцию, соста-
вил из самых верных своих клевретов, без труда можно было заста-
вить противоконституционно расправиться с оппозицией. Поэтому от
сената потребовали и сопат весьма услужливо постановил, чтобы из
трибуната исключено было 20, а из законодательного корпуса 60 членов.
Путем такой простой меры устранены были почти все непокорны©
народные представители, при чем постановления конституции, запре-
щавшие подобные действия, истолкованы были самым коварным образом.
Понятно, что место изгнанных представителей заняли ставленники
Бонапарта.
Теперь конкордат без труда был санкционирован законодатель-
ными властями. Республиканский календарь был сохранен лишь
отчасти, а празднование воскресенья снова введено было попрежнему.
Во время Пасхи 1802 г. восстановление прежнего культа было
отпраздновано с большой торжественностью, и можно было подумать,,
что в Тюльери снова поселились Бурбоны. От дореволюционных тор-
жеств этот праздник отличался лишь своим военным блеском. Бона-
парт в придворной карете, запряженной шестеркою лошадей, поехал
в церковь, где собрались все представители высшей власти. Войска
в полном вооружении выстроились на общественных площадях столицы,
и гром пушек на этот раз возвестил, что государственная католиче-
ская религия вновь восстановлена.
Но даже и среди офицеров, связавших свою судьбу с „звездой*
Бонапарта, нашлось много лиц, пе сочувствовавших этой перемене.
Возвращаясь из собора Богоматери, где состоялось великое торжество,
Бонапарт спросил генерала Дельма, как ему все это понравилась.
На это генерал с откровенностью грубого солдата ответил:
„Была прекрасная капуцинская проповедь и отсутствовала только
миллионная толпа людей, пожертвовавших жизнью, чтобы отменить то,
что вы теперь восстанавливаете*.
Но Бонапарт продолжал держаться намеченной им программы.
Примирившись е церковью, он занялся восстановлением дворянства.
Он уже подготовил этот шаг путем декрета, давшего большинству
эмигрантов возможность вернуться во Францию. Но он желал иметь
при себе уже не потомственное, а заслуженное дворянство и для этого
создал почетный легион. По первоначальному проекту Бонапарта,
почетный легион состоял из 15 когорт, при чем в состав каждой из
них входило 7 высших офицеров, 20 командиров, 30 офицеров и
350 легионеров. Члены почетного легиона клялись защищать целость
республики и неприкосновенность национального имущества. Но осно-
ватель почетного легиона вскоре сам дал прекрасный пример нару-
шения этой клятвы. Каждое лицо могло быть принято первым консулом
в ряды почетного легиона за гражданские или военные заслуги. Члены
его получали ежегодно следующего размера жалованье: высшие офи-
церы по 5.000 франков, командиры по 2.000, офицеры по 1.000,
а легионеры по 250. На ленте со звездою, служившей знаком ордена
почетного легиона, имелась надпись: „Honneur et patrie!* („Честь
и родина!*).
В государственном совете Бонапарт со своим проектом почетного
легиона встретил оппозицию, и Берлье назвал эту затею игрушкой.
Возражая Берлье, Бонапарт изложил свои мысли о способах господ-
ства над французским народом.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
331
„Назовите мне,—сказал он, - какую-либо древнюю или новую
республику, в которой не существует знаков отличия. Говорят, что
это игрушка. Ну. да.—при помощи игрушек руководят людьми. Я не
заявлял бы этого с ораторской трибуны, но в совете мудрых государ-
ственных мужей следует говорить откровенно. Я не верю в любовь
французского народа к свободе и равенству. Десять лет революции еще
не переменили французов. Они знают лишь одно чувство. это —
чувство 'чести. Чувство чести следует поддерживать, а для этого
необходимы отличия44.
Приходится признать, что эти слова содержат правильное
суждение о людях. Кроме того, они совершенно ясно показывают
нам, как сильно презирал людей человек, который сумел в одно и то
же время обмануть и поработить французов.
Проект почетного легиона был принят в государственном совете
лишь очень незначительным большинством голосов; трибунат отклонил
его; законодательный корпус принял его тоже незначительным боль-
шинством голосов, и, наконец, пресмыкающийся сенат приложил к нему
свою печать. Почетный легион был создан, были назначены и получили
отличия его рыцари, но в народе и в армии он вызвал много насмешек
и Бонапарт пришел в неописуемую ярость, когда узпал о случае,
имевшем место в доме Моро. Этот знаменитый генерал, который
в качестве победителя при Гогенлиндене пользовался почти такою же
популярностью, как и Бонапарт, угостил прекрасным обедом собрав-
шихся у него офицеров. „В знак признания гражданских заслуг44
повар генерала по окончании обеда награжден был почетной ложкой,
а затем его торжественно провозгласили рыцарем „ордена от ложки44.
Бонапарт никогда не мог простить Моро этой едкой насмешки над
почетным легионом.
Таким образом, честолюбивый солдат, который сделался действи-
тельным наследником революции, осторожно создавал опоры для трона,
на который он собирался вступить.
Всеобщий (пар.
После заключения люневильского мира, согласно которому Австрия
выступила из великой коалиции, борьба продолжалась еще только
между Англией, Неаполем и Португалией, с одной стороны, и Фран-
цией, Испанией и Голландией—с другой стороны. Россия не заключила
еще формального мира с Францией. Ощущалась общая потребность
в мире, так как опустошенные войною страны хотели отдохнуть и так
как в конце концов все поняли, что Францию победить невозможно.
Вскоре Неаполь заключил мир, потому что Бонапарт приказал
генералу Мюрату двинуться к этому городу и восстановить Партено-
пейскую республику. Неаполитанский двор, еще недавно учинивший
кровавую расправу над республиканцами и теперь еще продолжавший
их преследовать, пришел в ужас, и королева Каролина поспешила
в Петербург, чтобы вымолить заступничество императора Павла. Она
добилась этого заступничества, и, благодаря ему, неаполитанские
демократы были лишены возможности отомстить за нарушение условий
сдачи 1799 г. 21-го марта 1801 г. заключен был мир во Флоренции.
Преследования республиканцев должны были быть прекращены, а для
англичан заперты были неаполитанские гавани до заключения все-
общего мира. 12 тысяч французов заняли Неаполь; последний обя-
зался содержать их и, кроме того, ежемесячно выплачивать по 500 тысяч
332
В. Б Л О С
франков. Партено пейс кая республика пе была уже восстановлена, так
как Бонапарта больше не интересовало основание республик. Это он
доказал созданием так называемого королевства этрусского, преобра-
зовав ого из великого герцогства тосканского. Теперь 1к>напарт снова
овладел Италией: все итальянские государства находились в полной
зависимости от Франции.
Португалию принудили заключить мир. Ес правительство устра-
шили новым объявлением войны, хотя с нею воевали давно. Испанцы
вместе с французами напали на Португалию и рассеяли португаль-
ское войско. 6-1'0 июня 1807 года Португалия заключила с Испанией
мир при Бадаиоее, согласно которому пограничная область Олиненц
перешла к Испании. Мир между Португалией и Францией заключен
был в Мадриде в сентябре 1801 г. Португальские гавани лишены были
права впускать к себе английские суда до заключения всеобщего мира.
Изумительно то, что между республиканской Францией и деспо-
тической Россией долгое время сохранялись добрые отношения.
Павел 1 пал жертвой дворцовой революции, которою руководил генерал
Беннигсен. Вступивший после него на престол Александр 1 поддержи-
вал дружественные отношения е первым консулом. Оба самодержца
понимали друг друга. Каждый из них, очевидно, уже тогда носился
с мыслью, которую они позже попытались воплотить в жизнь, а именно:
с мыслью поработить всю Европу. Они тайно заключили между собой
мир в Париже 6 октября 180] г. Франция вознаградила сардинского
короля и вывела свои войска из Неаполя. Она признала своеобразно
находившееся под русско-турецким протекторатом свободное госу-
дарство Ионических островов, и, наконец, Франция и Россия об’еди-
нились, чтобы вместо выработать форму вознаграждения для германских
и итальянских князей. Последний пункт ясно показывает, в каком
плачевном состоянии находилась тогда Германия.
Теперь и Англия заключила мир, после того как Питт в течение
девяти лет вел войну с целью подавить Французскую революцию, раз-
грабить и опустошить многие города и страны, захватить чужие флоты,
приобрести новые колонии и иметь возможность разбойничать на море.
Благодаря издержкам, поглощенным этой войной, государственный
долг Англии возрос с 246 до 597 миллионов фунтов стерлингов.
Крупные купцы получили, понятно, при этом свои выгоды, но на народ,
которому приходилось выплачивать проценты по этому колоссальному
государственному долгу, война ложилась тяжелым бременем, и он
с радостью приветствовал заключение мира. Война между Англией
и Францией стоила, сверх того, огромных потерь в людях и кораблях.
Итак, предварительный мир был заключен в Лондоне, окончательный же—
в Амьене 27 марта 1802 г. Англия отказалась от всех своих завоеваний
и даже Мальту вернула мальтийскому ордену и сохранила за собой
лишь острова Тринидад и Цейлон. Турция заключила с Францией мир
в Париже в июне 1802 г.
Этим заключением всеобщего мира закончились собственно рево-
люционные войны. Заключение мира изменило на политической карте
Европы немногое: оно большей частью подтвердило лишь те изменения
в границах государств, которые совершились во время самих войн.
Оставалось еще разрешить лишь так называемый германский
вопрос о вознаграждении. Германскому государству, которое было раз-
рознено и расщеплено на множество частей, пришлось сыграть печаль-
ную роль поставщика вознаграждений для князей и господ, растерявших
в период революционных войн свои страны и своих людей. Даже
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 333
и не германские князья должны были получить в виде вознаграждения
немецкие земли, как будто население’Германии, в которой и без того
слишком много своих князей, тосковало по чужеземным владыкам.
А, с другой стороны, Германская империя походила на поместье, лишен-
ное хозяина. Главной задачей являлась передача духовных имений
в светское владение и присоединение к крупным государствам мно-
жества карликовых государств, представлявших собою пережиток ста-
рины и рассеянных по Германии под видом свободных имперских
городов.
Следовало думать, что конгресс германских имперских князей
в Регенсбурге, известный под именем регенсбурского рейхстага, уре-
гулирует эти дела, так как они ему были поручены. Рейхстаг, действи-
тельно, избрал из своей среды чрезвычайную имперскую депутацию,
состоявшую из имперских чинов Баварии, Богемии, Бранденбурга,
Вюртемберга, Гесеен-Касселя, Майнца и гофмейстера немецкого ордена.
Но рейхстаг и имперская депутация сыграли в вопросе о возна-
граждении лишь фиктивную роль, так как преобразование Германии
совершено было Францией и Россией. Два представителя деспоти-
ческих государств, первый консул и царь, решили вопрос о том,
каким из самостоятельных государств Германии продол жать существо-
вание и каким нет. Разделение Германии тоже совершалось вполне
соответственно желаниям обоих самодержцев и их фаворитов. На
интересы ясе самой Германии не обращали ни малейшего внимания.
В Париже при тюльерийском дворе появились толпы так назы-
ваемых просителей земли—имперских рыцарей, сенаторов имперских
городов и всевозможных послов из Германии, умолявших о даровании
им клочка земли и встречавших самое презрительное отношение со
стороны Бонапарта и его министра Талейрана. Эти представители
старинной и жалкой разрозненности Германии не делали чести своему
отечеству. Своеобразная судьба Германии была повинна в том, что
полная разрозненность ее могла быть ослаблена исключительно путем
чужеземного влияния. А что касается регенсбургского рейхстага, то
он не мог справиться е этой задачей.
О том, как царь и первый консул обращались с имперскими
князьями в Регенсбурге, лучше всего можно судить по парижской
ноте от 24 августа 1802 г., в которой откровенно заявлено, что так
как имперские чины не сумели выполнить пунктов люпевильского
мира (что, между прочим, вовсе не входило в круг их обязанностей),
то Россия и Франция выработали план для приведения в порядок
внутренних дел Германии. Имперским чинам поручалось упорядочить
все дела в течение двух месяцев. Это представлялось тем более воз-
можным, что его величество император российский и первый консул
выразили пожелание, чтобы выработанные ими предположения по
вопросу о вознаграждении не подвергались изменениям.
Так решались чужими самодержцами немецкие дела, а имперская
депутация смиренно выполняла волю обоих представителей силы.
Впрочем, князья, 1;де это только было возможно, силою брали обе-
щанные им вознаграждения, и главной комиссии имперской депутации,
которая собралась 21 февраля 1802 г. и с именем которой обыкно-
венно связываются происшедшие в устройстве Германии перемены,
приходилось лишь подтверждать уже совершившиеся факты. Таким
образом, главная комиссия имперской депутации, в сущности говоря»
представляла собою запоздалую комедию.
334
В. Б Л О С
На левом берегу Рейна, перешедшем к Франции, исчезли ду-
ховные курфюршества и архиепископства Майнц, Кельн и Трир,
которые подверглись секуляризации (перешли в светское владение).
Некоторые свободные имперские города тоже потеряли здесь свою
самостоятельность. В области правого берега Рейна осталось лишь
шесть свободных имперских городов: Гамбург, Времен, Любек, Франк-
фурт-на-Майне, Нюрнберг и Аугсбург. Все же остальные имперские
города подверглись медиатизации, и их земли вместе с владениями
духовенства были использованы для вознаграждения князей.' Итак,
мы наблюдаем здесь конфискацию духовных имуществ, как во время
Французской революции, но с тою лишь разницей, что во Франции
духовные имения конфискованы были в пользу народа, а в Германии—
в пользу отдельных кпязей и господ, тех самых господ, которые по
поводу конфискации духовных имуществ во Франции подняли такой
шум и сочли эту конфискацию достаточным основанием для войны
с Францией.
Лучше всех вознаграждена была Пруссия, чему немало способ-
ствовало ее миролюбивое в последние годы отношение к Франции.
Пруссия получила области: Падерборн, Гильдесгейм, Мюнстер, Эссен,
Верден, Эрфурт, Кведлинбург, Мюльгаузен, Гослар и Нордгаузен—
в общей сложности около 240 квадратных миль, хотя опа уступила
лишь 46 квадратных миль на левом берегу Рейна. Баден получил
Пфальц, Констанц и некоторые части разных епископств. Вюртемберг
получил несколько имперских городов и имений, а Бавария—области:
Вюрцбург, Бамберг и Фрейзинг; майнцский курфюрст получил Регенс-
бургскую область, Ашаффенбург и Ветцлар. Вюртемберг, Баден и
Гессен-Кассель наделены были сапом светских курфюршоств. Новых
духовных курфюршеств учреждено не было. Затем, архиепископство
Зальцбург было отдано прежнему великому герцогу тосканскому, а
герцог моденский получил Брейсгау. И, наконец, бывший гене-
рал-штатгальтер голландский получил секуляризованное епископство
Фульда.
Так Германия была поделена двоими правителями в Париже и
Петербурге. Они уменьшили историческую разрозненность, превра-
тившую Германию в посмешище для Европы, но сохранили в ней
еще достаточно разрозненности, делавшей Германию хилой и слабой.
На этой слабости Германии консул, как и царь, основывали свои
завоевательные планы. То, что царь мог по своему желанию пере-
устраивать Германию, являлось одним из первых плодов раздела
Польши, при котором так сильно согрешили Пруссия и Австрия.
Конституция X года.
Честолюбие все сильнее и сильнее увлекало Бонапарта. Его уже
не удовлетворяло фактическое положение самодержца. Ему не доста-
вало еще внешнего блеска. Он в некоторой степени успокоил взволно-
вавшееся по поводу конкордата и почетного легиона общественное
мнение тем, что приказал ученым юристам выработать гражданский
свод законов. Бонапарт однажды заявил, что „хороший свод граждан-
ских законов представляет собою единственно полезную и необходимую
свободную конституцию“. Он заинтересовался и делом просвещения
и основал политехнический институт. Устройство каналов, мостов и
дорог и учреждение музеев естествознания и искусства нравились
французам.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 335
Хотя у Бонапарта и не было никаких прямых наследников, но,
овладев общественной властью, он стал подумывать о том, чтобы за-
крепить ее за собою. Камбасерес уже давно старался ознакомиться
е мнением видных политиков по этому поводу, и теперь сонату пред-
ложено было снова выразить первому консулу признательность народа.
Сенат продлил до десяти лет срок службы первого консула, потому
что он никоим образом не мог, как этого хотелось Бонапарту, признать
срок этой службы пожизненным без нарушения конституции.
Но Бонапарт не удовлетворился этим проявлением народной бла-
годарности. Ему нисколько' не хотелось подвергаться случайностям
при будущих выборах высшего главы государства. Он уже намереп
был обидеться и отвергнуть решение сената, когда Камбасерес сооб-
щил ему свой план, показавшийся Бонапарту подходящим. Бонапарт
•согласился с назначением первого консула на 10 лет, но с условием,
чтобы этот вопрос решен был народом. Государственный совет устроил
народное голосование, но повернул вопрос так, что народу пришлось
решить, быть ли Бонапарту консулом пожизненно. Этот фокус, в ко-
тором насилие откровенно сочеталось с коварством, был выполнен при
помощи якобы демократического плебисцита. Народ, чувствовавший
себя во время консулата лучше, чем раньше, решил дело в пользу
Бонапарта. Из 3.577.259 поданных голосов 3.568.885 было подано за
пожизненный консулат. Сенат, пожалевший о том, что сразу не дога-
дался о желании Бонапарта, постарался исправить свою ошибку сле-
дующего рода постановлением:
„Французский народ назначает, а сенат об‘являет Наполеона Бо-
напарта пожизненным первым консулом. Статуя мира, держащая в
одной руке победные лавры, а в другой—декрет сената, послужит для
потомства доказательством признательности народа. Сенат передаст
первому консулу выражение доверия, любви и преклонения со сто-
роны французского народа14.
Полагали, что узурпатор, усилив, таким образом, Свою власть,
удовлетворится этим на некоторое время, но в этом ошиблись. Он не
успокоился, и теперь переработал конституцию VIII г. в конститу-
цию X г. В новой конституции отменены были почти все пункты,
ограничивавшие его власть. Положение Бонапарта, в сущности уже
давно приближавшееся к положению абсолютного монарха, теперь
стало таковым и с формальной стороны.
Бонапарт отменил списки нотаблей, которые представляли собою
изобретение Сийеса и должны были привлечь доверие снизу. Их за-
местили коллегиями пожизненно избираемых лиц, и это назвали
восстановлением избирательного права, так как выборы в коллегии
производились на основании списка граждан. Вопрос о том, суще-
ствует ли избирательное право или нет, казался народу совершенно
безразличным. Состав пресмыкающегося сената был увеличен сорока
членами, и он получил право изменять конституцию путем так назы-
ваемых органических сенатских постановлений, кроме того, он получил
и право распускать законодательный корпус и трибунал. Состав же
трибунала, который иногда решался оказывать некоторое сопротивле-
ние деспотизму Бонапарта, был ограничен пятьюдесятью членами, и
публичность его заседаний была отменена.
Все консулы получали пожизненное назначение. Первому кон-
сулу, сверх того, принадлежало право помилования, а сенат имел
право отменять судебные приговоры, если он находил их вредными
щля государства.
336
в. в л о с
Первый консул имел право по своему желанию об‘являть войну
и заключать мир. Кроме того, он получил право назначить себе пре-
емника, что восстанавливало наследственность высшей государственной
должности. С этих пор Бонапарт начал уже вести себя, как абсо-
лютный монарх, и даже приказал отчеканить монеты со своим изо-
бражением и с надписью: „Наполеон Бонапарт, первый консули.
Следовало бы думать, что „человек, обладающий известной долей
таланта и чувства честиu (как сам себя раньше охарактеризовал Бо-
напарт), сможет удовлетвориться достижением такого необычайно
влиятельно го положения. Он добился высшего поста в государстве,
совершив преступление против конституции и государственную измену.
Но он все же мог бы сыграть еще прекрасную и оригинальную роль,
если бы искал удовлетворения своему честолюбию в том, чтобы осчаст-
ливить Францию. Заслуги его не только перед Францией, но и перед
Европой и всем человечеством были бы необычайны, если бы, он
употребил свой гений на то, чтобы создать во Франции учреждения,
которые служили бы основой для свободного и демократического
государственного устройства. Но, несмотря на весь свой блестящий
гений, Бонапарт отличался узостью. Он находил удовлетворение только
в беспрерывном усилении внешнего блеска своего положения и довел
свою власть почти до азиатского деспотизма. Мыслителей и философов
он с насмешкою называл „идеологами". Под его властью положение
народа осталось почти таким же жалким, как и раньше, но он сумел
занять народные массы войнами. Тем, кто не был занят на войне, он
дал занятия при предпринятых им общественных сооружениях. Во
Франции едва ли еще называли чье-либо имя рядом с именем Бона-
парта, и его правительство вскоре приобрело такой же абсолютистский
характер, как и правительство Людовика XIV’.
Борьба на острове Гаити
Ыа прелестном острове Гаити или Сан-Доминго после долгой
и отвратительной борьбы между черными цветными и белыми при
содействии французов и англичан мало-по-малу образовалась респуб-
лика/ во главе которой стал негр Туссен л‘Увертюр, энергично испол-
нявший обязанности диктатора. Туссен, отличавшийся умом и энергией,
сумел от положения черного раба подняться до поста диктатора и во
многих отношениях подражал консулу Бонапарту, что не особенно
нравилось последнему. Негры боготворили Туссена, как освободителя
своей расы.
Бонапарт с самого начала неблагожелательно относился к Туссену,
но ничего против него не предпринимал до наступления мирных пе-
реговоров с Англией. Но затем, когда моря снова стали свободными,
он обратил свои жадные взоры на остров. Самостоятельность Гаити
формально по была признана Францией, и Бонапарт на этом основы-
вался в своих действиях. Сенату пришлось заявить, что природа
установила различие между людьми по цвету кожи и что поэтому
черные не могут иметь таких же прав, как белые. Такой бессмыслицей
Бонапарт думал оправдать свою политику насилия.
Туссен, прилагавший все усилия к тому, чтобы сохранить дружбу
с Францией, и оказавший ей огромные услуги во время своей борьбы
с Англией, не пожелал подчиниться Бонапарту, когда тот потребовал,
чтобы Гаити перестала быть самостоятельной и превратилась в фран-
цузскую колонию. Черный государственный деятель, без сомнения,
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 337
охотно признал бы суверенитет Франции, но он стремился к сохране-
нию внутренней самостоятельности Гаити. Это, однако, было не по
душе Бонапарту, и он решил силою овладеть островом.
В гаванях на западном берегу Франции адмирал Вилларе-Жуайез
собрал сильную эскадру, которая приняла на борт французскую 25-титы-
сячную армию и отплыла к Гаити. Этой армией командовал* молодой
генерал Леклерк, который выдвинулся в немецких походах и в день
18 брюмэра и был женат на легкомысленной сестре Бонапарта Паулине.
А, между тем, покорение острова вовсе не было таким легким
делом, как думали в Париже. Туссен л‘Увертюр и предводители негров
Яков Дессалип и Генрих Христоф упорно и мужественно защищали
свою родину от нападения французов. В открытом бою им неодно-
кратно приходилось отступать перед французами, имевшими на своей
стороне численный перевес, но победить их все же было невозможно,
и они продолжали вести мелкую, но кровопролитную борьбу со своими
врагами. Французы сильно страдали от местного климата, и Леклерк
понял, что он в открытом бою не достигнет своей цели. Поэтому он
пустил в ход коварство, подкуп и обольщение, и ому, действительно,
удалось добиться того, что Туссена покинули все предводители нег-
ров. Когда Туссен увидел, что дальнейшее сопротивление силе фран-
цузов немыслимо, он в мае 1802 г. сдался Леклерку. Тусссн подчинился
и признал суверенитет Франции, и за это за ним сохранили его
генеральский чин и поместья. Туссен мирно зажил в своем имении
Эпнери, не теряя связей с неграми. Но французам казалось слишком
опасным оставлять его на свободе, и они решили погубить его. Они
захватили в свои руки знаменитого вождя негров изменническим
путем. Леклерк пригласил его на свидание, как будто с целью расспро-
сить его, какие местности на острове Гаити отличаются здоровым
климатом. Туссен, не подозревавший ничего дурного, принял это
приглашение с явным удовольствием, потому что оно ему польстило.
— Белые не могут обойтись без черного старика Туссена!—заме-
тил он.
Он с несколькими неграми явился на свидание. Леклерк тут же
приказал сильному отряду французов напасть на Туссена, обезоружить
его и посадить на заранее приготовленный корабль, который вместе
с пленниками отплыл во Францию.
Туссен знал, что он погиб, и мужественно переносил свою горь-
кую участь, с презрением относясь к подлому поступку французов.
Когда его перевели на корабль, он сказал:
„Низвергнув меня, вы повалили лишь ствол дерева свободы чер-
ных., Но корни остались, и они дадут новые ростки, потому что сидят
они глубоко и их много".
Бонапарт без всякого суда приказал бросить пленного негритян-
ского генерала в подземелье отвратительной темницы форта Жу при
Безансоне, где когда-то сидел и Мирабо. Таким образом, Бонапарт
подражал в своем деспотизме прежнему режиму. Туссена подвергли
крайне суровому обращению. Его буквально замучили на смерть.
Смерть освободила его от мучителей 5 апреля 1803 г.
Французы попытались оправдать свой позорный поступок и сфабри-
ковали письмо Туссена, в котором об‘являлось о скором восстании
негров. Но предательство, жертвой которого пал Туссен, вызвало в
среде негров дикое озлобление. Составился обширный заговор, и когда
стало известно, что французы снова ввели рабство в некоторых из
Антильских островов, в 1803 г. вспыхнуло предсказапное Туссеном
История Французской революции. 22
338
В. Б Л О С
восстание негров. Все цветное население острова с оружием в руках
восстало против французов, сильно страдавших от желтой лихорадки,
и французы не в силах были осилить негров в начавшейся теперь
кровопролитной партизанской войне. Сам Леклерк погиб от желтой
лихорадки, и остаткам французского войска пришлось оставить Гаити,
после чего дикий вождь негров Дессалин, позже провозгласивший себя
императором Гаити, организовал всеобщее избиение белых.
Таким образом, Франция после новых кровавых ужасов навсегда
потеряла этот прекрасный остров, и французы жестоко поплатились
•за предательство и насилие, учиненные ими над Туссеном л’Увертюр.
Борьба за конституцию в Швейцарии.
Директория, которая после изгнания русских и австрийцев должна
была управлять Швейцарией по конституции 1798 года, по выходе
из ее состава базельского демократа Петра Окса состояла из Лагарпа,
Оберлина, Секретана, Дольдер и Савари. Первые три были убежден-
ными республиканцами, а Дольдер и Савари являлись приверженцами
Бонапарта. Они намерены были преобразовать государственное устрой-
ство Швейцарии по образцу консульского правительства во Франции.
7 января 1800 года они устроили собственное 18 брюмэра. Три рес-
публикански настроенных директора насильственным путем были
устранены от должности, и место директории с одобрения Бонапарта
занял исполнительный совет, состоявший из семи членов. Бонапарт
ничего но имел и против того, чтобы обе палаты, из которых по кон-
ституции 1798 года состояло швейцарское народное представительство*
были уничтожены. Савари и Дольдер в своих действиях опирались на
силу французского оружия и были убеждены в том, что им удалось
устранить все препятствия к введению в Швейцарии консульской
конституции. Однако, в исполнительном совете возникли крупные
несогласия: трое из членов совета, будучи противниками конституции
1798 года, в то же время стояли за восстановление прежней кантональ-
ной конституции. Было предложено множество проектов Новой кон-
ституции для Швейцарии, но все они были отвергнуты, при чем тут
сильнейшим образом сказалось влияние генерала Бонапарта. В Швей-
царии господствовала крайняя неурядица; в ней не существовало
больше никакой правительственной власти, и трудно было решить, как
успокоить страну.
Такое состояние дел, повидимому, было желательно для Бонапарта.
Теперь он вмешался в швейцарские дела. Он решил дать Швейцарии
федеративное устройство, чтобы легче сломить ее сопротивление. Сто-
ронники Франции снова произвели государственный переворот в Берне
и назначили временный сенат из 28 членов, который и перенял
управление страной.
В 1802 году Бонапарт прислал из Парижа свой вполне федерали-
стический проект конституции для Швейцарии. По проекту Бонапарта,
кантонам возвращалась их верховная власть, и в Швейцарии снова
вводился старый сейм. Президент последнего получал звание ланда-
манна и являлся представителем центральной власти. Сенат согласился
с этим проектом и провозгласил конституцию Бонапарта. Однако,
швейцарцы и слышать не хотели о ней, и когда французские войска,
в виду заключения всеобщего мира, покинули Швейцарию, древние
кантоны восстали с оружием в руках. Бернскому правительству при-
шлось бежать в Лозанну. Распря охватила все население, потому что
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
339
сторонники' идеи единства созвали в Берне собрание нотаблей и провоз-
гласили отмену конституции 1802 года намереваясь заменить ее дру-
гою, по образцу конституции 1798 года. Но тут, с своей стороны,
восстали сторонники конституции 1802 года, и во время этой общей
сумятицы Бонапарт, которого, впрочем, каждая из сторон просила
о вторичном вмешательстве, об‘я вил себя посредником в швейцарских
делах. Он в одной из своих прокламаций упрекал швейцарцев в том,
что они не умеют упорядочить управление страной, и в то же время
сам делал все от него зависящее, чтобы усилить господствовавшую
в стране анархию. Он заявил, что ему придется пустить в ход энер-
гичные меры, и в то же время назначил в Париже собрание нотаблей,
которое должно было выработать конституцию. Но так как швейцарцы
все еще продолжали оказывать сильное противодействие всем попыт-
кам Бонапарта осчастливить страну, то в Швейцарию, под начальством
генерала Нея, двинулась сорокатысячная армия, которая преодолела
это противодействие. Швейцарец Алоиз Рединг, вождь борцов за
старую кантональную конституцию, был схвачен и заключен в тюрьму
в Ааргау.
В Париже была выработана новая конституция, которую назвали
актом посредничества. Она была провозглашена 11 февраля 1803 года
и введена назначенной Бонапартом комиссией из семи членов. Со-
гласно этой конституции, генерал Бонапарт являлся покровителем
Швейцарии; он по своему выбору назначил новых представителей
власти, при чем оказал явное предпочтение патрициям.
Согласно новой конституции, которою Бонапарт осчастливил
Швейцарию при помощи военной силы, швейцарский союз распадался
на 19 кантонов: Ааргау, Аппенцель, Базель, Берн, Фрейбург, Гларус,
Леман (Ваад), Люцерн, Рециен (Граубюнден), Шаффгаузен, Швиц,
Золотурн, Сен-Галлен, Тессин, Тургау, Унтервальден, Ури, Цюрих
и Цуг. Связью между кантонами служил общий сейм, в котором
каждый из кантонов был представлен одним депутатом. Сейм, являв-
шийся правительственным органом Швейцарии, ежегодно заседал по-
переменно в Базеле, Берне, Фрейбурге, Люцерне и Цюрихе, и бургомистр
города, в котором происходило заседание, исполнял функции ланда-
манна и в то же время являлся главою центрального правительства.
Швейцарии пришлось заключить с Бонапартом дружественный
договор, согласно которому она доставила Бонапарту 16.000 солдат
и обязалась ежегодно покупать во Франции 20.000 центнеров соли.
Таким образом, в Швейцарской республике сохранилось феде-
ративное устройство только потому, что ее могущественный парижский
покровитель полагал, что федеративная Швейцария будет слабее
централизованной. Повидимому, в этом не ошибся.
В остальных отношениях конституция 1803 года не заключала
в себе ничего особенно прогрессивного. А о том, чтобы она и на
будущее время не была нарушена, позаботились штыки Бонапарта.
Нарушение амьенского договора.
В Англии существовала партия, которая весьма неохотно отка-
залась от войны с Францией, несмотря на то, что, благодаря этой
войне, задолженность Англии достигла крайних размеров. Партию эту
доставляли Питт и его приверженцы, надеявшиеся с помощью англий-
ского золота создать новую коалицию. Вероломная и алчная политика
англичан нанесла гораздо больший ущерб мирным интересам Европы,
чем честолюбие Наполеона. В виду того, что Англия является винов-
ницей нарушения амьенского мира, на нее, главным образом, и падает
ответственность за последовавший затем долгий ряд ужасных войн,
до 1815 г. опустошавших Европу.
Первый консул не заставил англичан долго ждать повода для
нарушения амьенского мира. Он вел себя теперь, как настоящий само-
держец, и преисполнился соответственным высокомерием и обидчивостью.
Как раз в это время он добился цивильного листа в шесть миллионов.
Чем более он приближался к монархической власти, тем сильнее
оскорбляло его какое бы то ни было противоречие. Он не переносил
более критического отношения к своей особе. Направленные против
первого консула язвительные нападки и насмешки, появлявшиеся
ежедневно в английской печати, вызывали гнев этого могущественного
властелина, и это производило впечатление крайне мелочной обидчи-
вости. Он сделал представления английскому правительству ио поводу
нападок прессы и заговора эмигрантов и, как ему казалось, не получил
должного удовлетворения. Благодаря этому, между обоими державами
снова установились весьма натянутые и недружелюбные отношения.
Чтобы вызвать новую войну, Англия совершила позорный и ничем
не оправдываемый поступок: она нарушила данное ею слово. При
заключении амьенского мира она дала торжественное обещание вернуть
остров Мальту. Но она не исполнила этого обещания и удержала за
собой Мальту, а на все жалобы Бонапарта отвечала пустыми отговор-
ками. Она ссылалась на политику Бонапарта в Швейцарии, на проис-
ходившие якобы во Франции тайные приготовления к войне, на доклад
генерала Себастьяни и проч.; все это не могло, однако, изменить того
факта, что удержание Мальты было постыдным нарушением мирного
договора. Бонапарт потребовал соблюдения „амьенского договора пол-
ностью “.
В то время он, очевидно, искренне желал мира, так как ему
хотелось еще более упрочить свою власть внутри государства. Поэтому
оп всеми силами старался уладить конфликт по поводу Мальты мирным
путем. Он готов был очистить Голландию и Швейцарию от своих войск,
соглашался уступить Англии взамен Мальты другой остров, но все
было напрасно. Хищнические инстинкты Англии требовали войны,
и потому ее невозможно было предотвратить.
Неудивительно, что Бонапарт был выведен из себя. Узнав, что
в Англии снова начались военные приготовления, он по своему обык-
новению резко и без обиняков обратился к английскому посланнику
лорду Уайтворту на придворном балу в Тюльери 13 марта 1803 г.:
— Итак, вы хотите войны?
- Нет! -ответил английский дипломат.
— Нет, -произнес Бонапарт,—мы пятнадцать лет воевали друг
с другом. Вы хотите вести войну еще пятнадцать лет и желаете при-
нудить меня к этому. Англичане,—обратился Бонапарт к посланникам
других держав,—желают войны. Но если они первые вынут меч из ножен,
то я вложу меч в ножны последним. Англичане не соблюдают дого-
воров, отныне и мы должны забыть о них. 4
Затем он снова обратился к английскому посланнику:
— К чему эти приготовления к войне? Против кого принимаются
все эти меры предосторожности? В французских гаванях нет ни одного
линейного корабля, но если вы вооружаетесь, то я последую вашему
примеру; если вы готовитесь к борьбе, то и я поступлю также. Вы можете
разгромить Францию, но вы не устрашите ее.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
341
В ответ на это английский посланник лицемерно возразил:
— Мы не хотим ни того, ни другого. Мы желаем дружественных
отношений с Францией.
— В таком случае,—заметил Бонапарт,—вы должны соблюдать
договоры. Горе тому, кто позволит себе нарушить их; на него падет
ответственность перед всей Европой.
В данном случае первый консул был совершенно прав, но англи-
чане, по свойственному им коварству, никогда не заботятся о том,
на чьей стороне право. Было ясно, что они нарушили амьенский дого-
вор, и никого не могли обмануть те жалкие увертки, которыми анг-
лийские дипломаты желали прикрыть свое криводушие и свою алчность.
После некоторых притворных попыток полюбовно уладить дело
английский посланник покинул Париж, и 18 го мая 1803 г. Англия
об‘явила Франции войну.
Англия тотчас же дала волю своим хищническим инстинктам,
и, таким образом, сразу обнаружился истинный характер английской
политики. Еще до того, как стало известным, что война об‘явлена,
английские крейсеры начали охотиться за французскими торговыми
и транспортными судами. В ответ на это Бонапарт приказал аресто-
вать в качестве военнопленных всех живших или путешествовавших
по Франции англичан. Англия и дружественные ой страны подняли
по этому поводу такой шум, что даже Камбасерес советовал отменить
это распоряжение. Были арестованы лишь те англичане, которые при-
надлежали к английской милиции или путешествовали по поручению
правительства. Их даже не посадили в тюрьмы, а разместили на чест-
ное слово по французским крепостям.
Из этого мы можем заключить, как безрассудно часто бывает
общественное мнение. В этом случае оно стало на сторону Англии,
несмотря на то, что коварство последней должно было бы вызвать все-
общее негодование, если бы общество не было введено в заблуждение.
У Бонапарта, глубоко возмущенного поведением Англии, возникла
мысль о серьезном нападении на Великобританию. После сражений
при С.-Винценте и Абукире он по собственному опыту знал, что
о победе над английским флотом в открытом море нечего и думать.
Не в его власти было также закрыть материк для английской торговли.
Поэтому он останови..!ся на плане высадки войск в Англии с тем,
чтобы уничтожить заклятого врага Франции в его собственном гнезде.
Осуществление этого проекта было сопряжено с большими труд-
ностями. ^Следовало ожидать отчаянного сопротивления со стороны
англичан, и не подлежало сомнению, что при переправе французской
армии через канал ей придется преодолеть значительные и опасные
препятствия, благодаря превосходству неприятельского флота. Но даже
и в случае победы над Англией, что можно было бы сделать с этой
страной, которая, несомненно, никогда не покорилась бы вполне францу-
зам и осталась бы навсегда источником новых беспорядков, заговоров
и восстаний?
Бонапарт питал, однако, надежду, что его энергия преодолеет’ все
препятствия, и выработал грандиозный план высадки в Англии. Проект
этот обсуждался открыто и пользовался во Франции большой популяр-
ностью, так как французам очень хотелось проучить англичан за их
враждебное отношение к Французской республике. Путем доброволь-
ных пожертвований была собрана огромная сумма денег цр покрытие
издержек по экспедиции, а итальянские республики по собственному
почину пожертвовали четыре миллиона для снаряжения флота.
342
В. Б Л О С
У Вулони, откуда войска должны были переправляться в Англию,
был устроен лагерь, растянувшийся на много верст вдоль берега. Сюда
должны были быть доставлены 150.000 Солдат, 10.000 лошадей и 400 пушек;
для переправы этой армии в Англию были предназначены 2.000 транс-
портных судов. Работы велись с необычайным жаром. Были сооружены
особые укрепления, защищавшие лагерь от беспрестанных нападений
английской эскадры; чтобы создать необходимые для флота сборные
пункты, были возведены портовые сооружения. Выли изобретены особые
суда, предназначавшиеся для переправы войск, лошадей и артиллерии.
Эти приготовления к высадке в Англию, которые велись под руко-
водством адмирала Декрэ и Брюи, приняли вскоре такие размеры,
что казалось, будто булонский берег покрыт настоящими военными
поселениями. Сам Бонапарт часто являлся туда, чтобы подгонять работав-
ших. В то же время он приказал оккупировать Ганноверское курфюр-
шество, от которого Пруссия снова отказалась и которая состояла в личной
унии с британским королевством. В мае 1803 г. генерал Мортье вступил
в Ганновер. Ганноверская армия, во главе которой стоял генерал Валь-
моден, капитулировала, не доведя дана до сражения, так как у ганно-
верцев не было охоты проливать свою кровь за принадлежность
к британскому королевству. 3 июля 1803 г. был подписан Зулингенский
договор, согласно которому ганноверская армия должна была отступить
за Эльбу и обязывалась честным словом не принимать участия в насто-
ящей войне; Ганновер же был отдан французам. Получив известие
об этом событии, английский король Георг III пришел в такое бешен-
ство, что швырнул договор докладывавшему ему об этом министру
в лицо. Он отказался подтвердить договор. Но ганноверцы, кочюрым
было совершенно безразлично, принадлежит ли их курфюршество Анг-
лии или Франции, раз нельзя было ничего изменить в самом факте
их подчиненности чужой державе, сложили оружие и вернулись на ро-
дину. 30.000 французов оккупировали Ганновер, который, вдобавок, дол-
жен был еще уплатить военную контрибуцию. Ганноверские гавани
на Немецком море были закрыты, что нанесло английской торговле
значительный ущерб.
Хотя англичане и заявляли хвастливо, что ни один француз
не вступит на английскую территорию, им все же становилось не по себе
при мысли о работах, кипевших в лагере под Булонью. Их сухопут-
ная армия не могла сравниться с французской/ Но Питт, в этот критиче-
ский момент снова ставший у власти, во время вспомнил, что в период
долгих революционных войн иностранные державы не раз уже за деньги
предоставляли в распоряжение англичан кровь своих подданных. Решено
было снова прибегнуть к этому испытанному средству, и Питт орга-
низовал большую третью коалицию, благодаря чему ему удалось предот-
вратить грозивший Англии удар и ограничить поле военных действий
континентом.
Заговор Пишегрю и Кадудаля.
Чем больше монархических учреждений создавал Бонапарт, тем
все более усиливалась оппозиция против его реставрационных пла-
нов. В армии было еще немало республиканских элементов, во главе
которых стоял генерал Моро. Победитель при Гогенлиндене осмели-
вался, как мы видели, потрунивать над абсолютистскими и монархи-
ческими вожделениями Бонапарта. Это очень злило Бонапарта, а
будущий самодержец нелегко забывал нанесенные ему обиды: Как
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 343 ,
и всех честолюбивых людей, его сильнее всего задевали насмешки.
Сперва он сделал попытку спова расположить Моро в свою пользу.
Но Моро пе изменял своего холодного и сухого отношения к человеку,
который стремился утвердить свою самодержавную власть на разва-
линах республики. Однажды, когда Моро был у Бонапарта и Карно
принес первому консулу пару роскошных пистолетов, последний заме-
тил: „Эти пистолеты как раз годятся для Морои. Моро принял пода-
рок, но с таким выражением лица, как будто с ним случилось что-
либо крайне неприятное. Несколько времени спустя, Моро не пожелал
почтить своим присутствием один из балов первого консула, что очень
оскорбило Бонапарта, который в отместку не послал ему приглашения
на официальный бал. Благодаря насмешливому отношению Моро
к почетному легиону, натянутость между обоими великими полковод-
цами превратилась во вражду. Вокруг Моро, которого считали главой
республиканцев в армии, группировались все элементы, недовольные
тем, что Бонапарт уничтожил демократические учреждения, и, таким
образом, Моро, хотя, может1 быть, и против своей воли, сделался гла-
вой партии. Он был честен и мужественен, но у него не хватало реши-
мости, и потому едва ли его можно было считать серьезным соперником
Бонапарта. К тому же на него имела сильное влияние его жена, тще-
славная женщина е аристократическими замашками.
В то время как республиканская оппозиция против Бонапарта
разросталась, главным образом, среди войска, роялисты тоже не дре-
мали. Эмигрировавшие французские принцы организовали крупный
заговор с целью умерщвления Бонапарта. Британское правительство
поощряло зшюворщиков и, как это неопровержимо доказано впослед-
ствии, само принимало в нем деятельное участие при посредстве
баварского и вюртембергского посланников. Предполагалось органи-
зовать роялистское восстание, и герцог Энгиенский, внук принца Кондэ,
поселился в Эттенгейме, расположенном в Бадене, близ французской
границы, чтобы при первом удобном случае стать во главе восстания
роялистов.
Но главные нити этого крупного заговора сходились в Лондоне.
Туда явился тем временем знаменитый завоеватель Голландии гене-
рам Пишегрю, который во время государственного переворота 19 фрюк-
тидора 1797 г. был сослан, как роялист, в Кайенну, откуда ему
удалось бежать. Он заключил союз с другим жившим в Лондоне
эмигрантом Жоржем Кадудалем, необузданным предводителем бретон-
ских шаек и организатором покушения с помощью адской машины.
Английское правительство дало необходимые для предприятия сред-
ства. Питт был еще менее разборчив в выборе средств для устранения
ненавистного ему Бонапарта, чем последний при выборе путей для
достижения власти. Заговорщики внимательно следили за настроением
Парижа, и Пишегрю надеялся привлечь к заговору генерала Моро.
Но в этом отношении его ожидало разочарование.
В сопровождении тридцати решительных заговорщиков-роялистов
Пишегрю и Кадудаль вернулись во Францию. Среди этих заговорщи-
ков находились также братья Полиньяк, один из которых сыграл
впоследствии некоторую роль в качестве министра Карла X. Англий-
ский капитан Райт высадил заговорщиков в Морбиане. У них имелись
хорошие связи, и они устроили целый ряд передаточных пунктов
между берегом и Парижем.
Кадудаль, желая избежать обвинения в убийстве из-за угла,
решил придать покушению рыцарскую окраску. Он хотел во главе
344
В. Б Л О С
сотни удалых шуанов открыто напасть на первого консула, когда тот
в сопровождении своей почетной стражи отправится из Парижа
в Мальмезон. Оп предполагал собственноручно убить Бонапарта в
рукопашной схватке в то время, когда его товарищи набросятся на
почетную стражу. Таким образом, он надеялся придать покушению
характер поедипка. Этот замысел вполне соответствовал пылкой и
отважной натуре Кадудаля.
Пишегрю и Кадудаль так искусно скрывались в Париже, что их
приезд остался втайне. Вскоре Пишегрю из своего убежища удалось
завязать сношения с AIopo, и йоследний был настолько неосторожен,
что вступил в переговоры с своим старым товарищем -по оружию.
Пишегрю привел на совещание Кадудаля, но ого дикий фанатизм не
мог не оттолкнуть Моро, питавшего отвращение ко всякого рода поку-
шениям. Моро не хотел и слышать о Кадудале, а последний, в свою
очередь, отзывался в высшей степени презрительно о спокойном и
мягком по натуре Моро и назвал его гусаком. Дело в том, что Моро,
несмотря на глубокую ненависть к Бонапарту, не имел никакой охоты
примыкать к роялистам. Однако, сношения с Пишегрю настолько его
скомпрометировали, что он был привлечен к ответственности.
Выполнение покушения замедлилось, потому что сумасбродному
Кадудалю захотелось, чтобы какой-нибудь французский принц, при-
сутствовал при том, как он ударом сабли сразит первого консула на
пути в Мальмезон. Но припцы всегда умели оберегать свою драгоцен-
ную жизнь в то время, как их приверженцы умирали за них; поэтому,
разумеется, у них нс было охоты принимать участие в таком риско-
ванном предприятии.
Между тем, полиция открыла заговор. Ей внушили подозрение
три роялистских агента, раз1езжавших между берегом и столицей.
До ушей ее давно уже доходили смутные слухи о новом замысле
Кадудаля. В виду этого, вышеупомянутые подозрительные лица были
подвергнуты тщательному допросу, обнаружившему, что они являются
агентами Кадудаля. Военный -суд приговорил их к смертной казни.
Но им обещано было помилование, если они выдадут своих сообщни-
ков. Двое осужденных, отказавшихся от предательства, были расстре-
ляны. Третий не устоял под дулами направленных па него ружей и
сознался. Таким образом, полиция узнала, что Кадудаль и Пишегрю
давно уже скрываются в Париже, замышляя покушение на жизнь
первого консула.
С подобными сведениями в руках полиции уже нетрудно было
выяснить дальнейшие подробности. Но поймать заговорщиков было
нелегко, а Кадудаль был так хитер и отважен, что носились слухи,
будто он, переодевшись лакеем, пробрался в Тюльери, чтобы убить
Бонапарта, и лишь случайно не нашел его. Все розыски полиции
оставались бесплодными, пока, наконец, Бонапарт не принял самых
строгих мер. Он приказал закрыть парижские заставы и расставить
караулы так, чтобы никто не мог покинуть столицу. Особый закон
угрожал смертью тому, кто будет скрывать у себя заговорщиков. Вся-
кому, кто знал их убежище и не донес об этом властям, грозило
шесть лет каторги. Днем и ночью производились обыски. Пишегрю
был выдан и арестован. Кадудаль не мог более найти пристанища.
Он днем и ночью раз‘езжал в извозчичьей карете, пока, наконец, на
его след не напало двое полицейских. Когда они остановили дрожки,
он застрелил одного из них. Но его все же арестовали и пооадиди
в тюрьму.
ИСТОРЙЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 345
В то же время арестовали и Моро, спокойно проживавшего
в своем поместье. Его арест произвел в Париже сильную сенсацию
и вызвал далеко не лестные толки о первом консуле. Большинство не
верило, чтобы Моро мог принимать участие в подобном заговоре, а
иные утверждали, что все это подстроено Бонапартом, который желает
погубить своего соперника по военной славе. В трибунале нашлись
лакейские души, которые, желая угодить первому консулу, заявили,
чю считают виновность Моро доказанной. Брат Моро, выразивший
свой протест, был осмеян. Рабские души выказали всю свою подлость
и низость.
Первый консул получал от своих ставленников из'явления глу-
бокой радости по поводу удачного раскрытия столь опасного заговора.
Гнев Бонапарта обрушился па его врагов, главным же образом на
Моро.
— Моро поплатится, как и всякий другой, за то, что он устраи-
вает заговоры, которые преследуют гнусные цели и нуждаются в столь
позорных связях! воскликнул он.
Заговорщику 18 брюмэра не следовало ' бы распространяться
о гнусности и позоре.
Следствием было установлено, что один из бурбонских принцев,
имя которого не было установлено, стоял во главе заговора и—хотя
лишь для виду - из‘явил свое согласие прибыть во Францию, чтобы
присутствовать при том, как Кадудаль убьет Бонапарта. Это мог быть
только граф д'Артуа. Бонапарт, который еще незадолго до того без-
успешно вел переговоры с Бурбонами с целью склонить их за извест-
• ное вознаграждение к отказу от их притязаний, пришел теперь
в ярость и поклялся отомстить династии. Он изливал свой гнев про-
тив пес со свойственной ему резкостью.
— Бурбоны полагают,- говорил он, -что мою кровь можно про-
лить, как кровь какого-нибудь жалкого животного. Моя кровь не менее
драгоценна, чем их. Я вселю в них такой же ужас, какой бы им хоте-
лось внушить мне. Первого из принцев, который попадется мне в
руки, я прикажу расстрелять баз всякого сожаления. Я покажу им,
с кем они имеют дело! Я намерен считаться со всяким Бурбоном не
больше, а, пожалуй, даже меньше, чем с Моро или Пишегрю. Эти
принцы воображают, что их особа неприкосновенна, и без всякой
жалости жертвуют массой несчастных, а сами прячутся по ту сторону
канала. Но пусть они будут осторожны. Я так же беспощадно пролью
кровь Бурбона, как кровь последнего шуана.
Этот взрыв безудержной ярости проливает яркий свет на судьбу,
постигшую затем герцога Энгиенского.
Этот молодой принц сражался в корпусе эмигрантов в период
революционных войн и состоял затем на службе у англичан. В опи-
сываемый период он получал от англичан субсидию и проживал в
Эттенгейме, в герцогстве Баденском. Он находился в любовной связи
с графиней Роган-Рошфор. В общем он представлял собой довольно
незначительную личность. Трудно предположить, чтобы он принимал
непосредственное' участие в заговоре. Верил ли Бонапарт, что герцог
Энгиенский и есть тот самый принц, участие которого в заговоре было
обнаружено следствием, или нет—неизвестно; но, во всяком случае, он
решил примерно наказать герцога Энгиенского и тем отбить у Бурбо-
нов всякую охоту к дальнейшим заговорам.
Герцог жил на нейтральной почве. Для того, чтобы схватить его,
приходилось нарушить международное право. Но что значил для Бона-
346 в. в л о с
парта нейтралитет крохотного государства, с которым Франция находи-
лась в дружественных отношениях! Коленкур, бывший всегда покорным
орудием в руках Бонапарта, получил приказание без всяких околич-
ностей схватить герцога Энгиенского и привезти его в Париж. В ночь
на 15 марта 1804 г. Коленкур с 300 драгунами под начальством пол-
ковника Ордене переправился через Рейн при Рейнау. Французы
окружили городок Эттенгейм и проникли в жилище герцога. Сперва
он хотел было защищаться, но вскоре сдался, убедившись, что сопро-
тивление ни к чему не поведет. Его привезли сначала в Страсбургскую
цитадель, затем в Париж, а оттуда в Венсен. Там он был предан
суду военной комиссии, в которой председательствовал генерал Гюл-
лен, известный, как один из участников Тптурма Бастилии. Невозможно
было доказать, что герцог принимал участие в заговоре, но можно
было подвести его под закон об эмигрантах, согласно которому всякий
эмигрант, поднявший оружие против Франции, мог быть приговорен
к смерти. Принц признал пред военной комиссией, что он, состоя на
жаловании у англичан, сражался против Франции. Военная комиссия
приговорила его к смерти через расстреляние, и этот жестокий при-
говор был тотчас же приведен в исполнение под руководством гене-
рала Савари при свете факелов ночью 22 марта 1804 года. Могила,
в которую был опущен труп, была вырыта еще до совещания военной
комиссии.
Этот факт вызвал сильнейшее возбуждение в обществе, и враги
Бонапарта искусно использовали его в своих целях. Правда, междуна-
родное право было в данном случае нарушено далеко не так нагло,
как при убиении послов в Раштадте, но реакционные державы всегда'
отличались неподражаемой ловкостью при использовании подобных
событий. Притом, здесь жертвой пал Бурбон, в Раштадте же погибли
простые смертные.
Сам Бонапарт вел себя в этой истории со свойственной ему дву-
личностью. Впоследствии он уверял, что герцог был казнен, собственно,
против его воли. Его подчиненные слишком поторопились привести
в исполнение приговор, так что он ио успел даже воспрепятствовать
этому. Но подобному утверждению противоречат все обстоятельства
дела. Если Бонапарт не желал, чтобы судьба одного Бурбона послу-
жила назиданием для остальных, к чему ему было тогда насиль-
ственным вторжением в пределы герцогства Баденского нарушить
международное право? Впрочем, начиная с этого времени, бурбон-
ские принцы,- кажется, не устраивали больше заговоров на жизнь
Бонапарта.
22-го марта был расстрелян герцог Энгиенекий, а 7 апреля гене-
рал Пишегрю был найден мертвым в своей темнице. Очевидно, он
был удавлен. Вокруг его шеи был обмотан черный шелковый платок,
с прикрепленным к нему кляпом. Утверждают, будто Пишегрю до тех
пор стягивал этот платок вокруг шеи, пока не потерял сознания и не
задохся. Но эти россказни о его смерти не встретили доверия в публике,
и носились слухи, что Бонапарт избавился от своего прежнего учи-
теля в бриенской военной школе при помощи слепо преданных ему
людей. На загадочную «смерть завоевателя Голландии так и не был
пролит свет, и до сих пор существует мнение, что он был умерщвлен,
хотя, с другой стороны, необходимо заметить, что Бонапарт и без того
мог с уверенностью ожидать от рабских душ, заседавших в его судах,
осуждения Пишегрю. Вскоре затем найден был мертвым в тюрьме
английский капитан Райт, перевезший заговорщиков во Францию и
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
347
взятый в плен французами в морском сражении. Это еще более спо-
собствовало усилению слухов о тайных казнях в тюрьмах.
Кадудаль не пал духом и гордо предстал перед судьями Бона-
парта вместе со своими товарищами. Этот отчаянный шуан до послед-
ней минуты не потерял присутствия духа и осыпал своих судей
язвительными насмешками. Председателя судебной палаты, известного
Тюрио (Thuriot), когда то принадлежавшего к партии якобинцев и пред-
седательствовавшего 9 термидора в конвенте, он упорно называл
„Monsieur Tue-roiu (господин цареубийца). Двадцать заговорщиков были
приговорены к смерти, но семеро из них, в том числе Арман
де-Полиньяк, были помилованы. Кадудаль и его шуаны смело смотрели
в глаза смерти. Ярый заговорщик повел своих товарищей на эша-
фот, как на бой. Лишь теперь Бонапарт мог свободно вздохнуть, навсегда
освободившись от своего заклятого врага.
С Моро не так легко было справиться. Народ и войско были на
стороне знаменитого генерала, который с таким самоотвержением и
преданностью служил своему отечеству в годы тяжелых бедствий.
В виду того, что единственной уликой против него были две его
встречи с Пишегрю, судьи намерены были вынести ему оправдатель-
ный приговор. Но из опасения, как бы оправданный Моро не подвергся
мести со стороны Бонапарта, суд присудил его к двухлетнему тюрем-
ному заключению. Благодаря разным хлопотам, в которых принимал
очень живое участие и Фуше, этот приговор был заменен изгнанием,
и Моро уехал в Северную Америку. Его политическая и военная
карьера была временно закончена. За ним сохранилась слава храброго
солдата и честного, благородного человека. Впоследствии Моро запят-
нал свою славу у французов тем, что из ненависти к своему закля-
тому врагу Бонапарту в 1813 г. перешел на сторону русского импе-
ратора; трагическая смерть в битве при Дрездене доставила ему лишь
известный почет со стороны Бурбонов.
После подавления этого последнего из опасных роялистских заго-
воров Бонапарт уж не встречал более препятствий на своем пути к
верховной власти в той форме, которой он жаждал. Он хотел окру-
жить свое высокое положение ореолом, блеск которого не померк бы
на протяжении столетий, и протянул руку к короне, чтоб возложить
ее на свою голову. Но блеск короны ослеплял его самого, может быть,
гораздо больше, чем его современников.
Третья коалиция.
Занятие Ганновера повело к сближению Пруссии с Россией, так
как император Александр I, отличавшийся тщеславием, привержен-
ностью к самодержавной власти и склонностью к фантастическим
затеям, далеко не прочь был разыграть роль третейского судьи. Однако,
Англии такой третейский судья был совсем не по вкусу, и поэтому
Александр I сблизился с королем прусским Фридрихом-Вильгельмом III,
при чем ему лишь с большим трудом удалось замаскировать своеко-
рыстие русской политики. Александр стремился одновременно создать
противовес и против Англии и против Франции. Но он не мог скло-
нить Пруссию к решительным мерам; последняя требовала от Бона-
парта лишь освобождения ганноверских гаваней, находившихся на
берегу Северного моря. Бонапарт отказал в этом, но предложил Прус-
сии союз против Англии и Ганноверское курфюршество. Несмотря на
совет мудрого прусского министра Бугвица согласиться на союз, кото-
348
В. Б Л О С
рый, вероятно, избавил бы Пруссию от поражения 1806 года, влияние
России все же пометало осуществлению этого соглашения. Бонапарт,
готовившийся к нападению на Англию, хотел путем союза с Пруссией
избежать нападения с тыла, но он не мог найти опоры у последней
благодаря ее нерешительной политике. Поэтому он обратился к Испа-
нии и принудил ее заключить с ним союзный договор, согласно кото-
рому Испания должна была платить ему ежемесячно шесть миллионов
франков субсидии.
Между тем, военные приготовления Наполеона при Булони заста-
вляли тревожно биться сердца английских торгашей, несмотря на их
хвастливые речи. Английская сухопутная армия в 130.000 человек’
была составлена из наемных солдат: здесь были гессенцы, швейцарцы,
ганноверцы, ирландцы, шотландцы и мальтийцы. Опа была разбросана
по Англии, Ирландии, Британской Америке, Индии, Египту. В Англии
была собрана резервная армия в 50.000 человек, для пополнения кото-
рой сыновья зажиточных и богатых людей могли, однако, купить себе
заместителягтак как английские купцы охотно прикарманивали барыши,
которые приносили им хищнические набеги английского флота, но
очень неохотно отдавали своих сыновей в военную службу. Для этого
ведь существовали сыновья бедняков. Было также выпущено воззвание,
которым все мужчины от 17 до 65-летнего возраста призывались к
вступлению в армию добровольцев. Эти добровольцы имели особую
форму н занимались по нескольку часов в неделю военными упражне-
ниями; остальное же время они посвящали своим частным долам.
Несмотря на это, страх английских торгашей рос с минуты на
минуту при мысли, что им, пожалуй, придется на английской почве
выдержать борьбу с привыкшими к победам войсками Бонапарта.
Этот страх был также причиной того, что английское правительство
не постеснялось оказывать покровительство заговору Пишегрю и Каду-
даля, покушавшихся на жизнь Бонапарта. Но когда этот заговор
окончился неудачей, у англичан снова возникла мысль, что было бы
куда лучше заставить другие державы за полновесное английское
золото вести на материке войну с Францией. Удалившийся от дел
перед амьенским миром Питт снова очутился у власти и получил
поручение .составить новую коалицию против Франции.
Третью коалицию удалось образовать сравнительно легко, так как,
благодаря казни герцога Энгиенского, нетрудно было поднять евро-
пейские дворы. На этот поступок Бонапарта придворные сферы
смотрели лишь как на одно из проявлений разнузданности Французской
революции. Этой же казнью старались воспользоваться для того, чтобы
повлиять известным образом на настроение народов. В противовес этой
агитации Бонапарт сделал ловкий шахматный ход; он огласил попавшие
к нему в руки документы, доказавшие, что английские послы Дрэке
в Мюнхене и Спенсер Смит в Штутгарте—косвенно участвовали в
заговоре Ка дуда л я и что английское правительство поддерживало
заговорщиков деньгами. Благодаря этому, общественное мнение стало
на сторону Бонапарта. Но какое дело было автократам тех дней до
общественного мнения? В то время как Бонапарт провозгласил себя
в Париже французским императором, путем уговоров и дипломати-
ческих уловок, а, главное, путем подкупов со стороны англичан была
осуществлена могущественная третья коалиция, которой суждено было
повлечь за собою столь ужасные последствия.
Шведский король Густав IV, который относился особенно враждебно
к Бонапарту и впоследствии за свои дикие выходки был свергнут
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 349
дворцовой революцией с престола, заключил с Англией за звонкую
монету союзный договор. Пруссия заняла более умную тюзицию; правда,
она прервала переговоры с Бонапартом относительно Ганновера, но в
остальном с внешней стороны сохранила строго нейтральное положение,
несмотря на то, что вступила с Россией в тайное соглашение. Да и на
самом деле для Пруссии не имело никакого смысла затевать с Фран-
цией новую опустошительную войну только потому, что Питт опасался
высадки французов в Англии.
Австрия пока оставалась спокойной. Она выжидала благоприятного
момента. Александр I после расстрела герцога Энгиенского наложил
на свой двор траур. Это обстоятельство раздосадовало французского
самодержца, и он послал Александру нечто вроде об‘яснепия по поводу
произведенного над герцогом Энгиенским насилия. В своем объяснении
Бонапарт доказывал, что оп был вынужден так поступить в целях самрза-
щиты, что Россия, несомненно, точно также поступила бы в подобном
случае. „Ибо,- ядовито замечал Бонапарт в своем письме,—если бы Рос-
сия узнала, что убийцы Павла I находятся на расстоянии одного дня пути
от ее границы, > неужели она не попыталась бы захватить их в свои
руки*. Этот укол должен был быть тем чувствительнее, что убийцы
Павла 1 при своих чинах и орденах благополучно жили при петер-
бургском дворе. Пришлось спокойно проглотить эту ядовитую насмешку.
Но России в то время нравилось разыгрывать из себя- роль охра-
нительницы свободы и самостоятельности БЗвропы. Александр I носился
с великими планами. Вместо того, чтобы, пользуясь своей властью, хоть
сколько-нибудь упорядочить внутренние дела полуварварской, сильно
отсталой в культурном отношении России и дать возможность прозя-
бавшему в беспросветной нищете русскому народу вкусить хоть сколько-
нибудь от плодов цивилизации, он любил разыгрывать из себя великого
идеалиста и выставлять напоказ свои заботы о свободе других наро-
дов, между тем как его собственный народ влачил цепи самого ужасного
рабства. Молодой самодержец хотел преобразовать всю Европу; у него
даже был выработан для этой цели так называемый план регенерации
Европы. По этому плану Европа должна была быть разделена на
отдельные государства, главным образом, сообразно населяющим ее
национальностям, при чём все это должно было быть осуществлено
на таком принципе равновесия, чтобы стал невозможным политический
перевес одного государства над другим и чтобы том самым был обес-
печен продолжительный мир. Кроме того, должно было быть установлено
общее международное право. Все это само по себе пе было, пожалуй,
так дурно, но за этим планом скрывалась задняя мысль—желание
поставить отдельные государства или национальности в такие условия,
чтобы они взаимно парализовали друг друга; благодаря этому, поли-
тический перевес должен был перейти на сторону России. В этом
отношении Россия все еще прекрасно умела вводить в заблуждение
и оставлять в дураках своих друзей и врагов.
Питт, с которым царь вел переговоры относительно своего плана
регенерации, притворился, что он согласен с этой идеей, заключил
с Россией так называемый концертный договор и об‘явил войну со-
юзнице Франции—Испании. Согласно этому договору, Россия должна
была выставить 500.000 солдат, чтобы вытеснить французов из Ганно-
вера, Голландии и Италии; Англия, с своей стороны, обязывалась
платить ежегодно за каждые сто тысяч солдат по четыре миллиона
фунтов стерлингов. К коалиции примкнул Неаполь, а вскоре и Австрия,
которой была обещана Ломбардия.
350
В. Б Л О С
Таким образом, хитроумная Англия снова добилась того, что
половина Евроры заключила союз против Франции. Она раздавала
свое золото полными пригоршнями. Кабинеты прикарманивали эти
деньги; народы, же думали, что в этой войне дело действительно идет
лишь о проведении в жизнь прекрасной идеи продолжительного мира
и о желании придать Европе такую форму, которая могла бы служить
залогом более прекрасного будущего. Они и не подозревали, что совмест-
ное выступление Англии 'и России уж тогда таило в себе известное
соперничество за мировое владычество, и позволили себя уговорить,
что хищническая Англия и варварская Россия должны взять на себя
роль защитников свободы Европы против революционной Франции.
В действительности же Питт достиг того, что ому было наиболее важно:
опасность высадки французской армии в Англии была предотвращена,
и война, которая должна была разыграться на английской почве, опу-
стошала теперь страны континента. Английское золото вновь одержало
победу.
Если заняться исследованием вопроса, по чьей вине Европа столь
долгие^ годы опустошалась войнами, то придется ответить, что значи-
тельную часть вины безусловно следует приписать честолюбию Напо-
леона Бонапарта. Но гораздо большая часть вины падает на Питта
и его союзников, которые из жадности к новым завоеваниям и из
ненависти к Французской революции без конца искали предлогов
к войне с Францией и, не задумываясь, жертвовали кровью и благо-
состоянием народов, чтобы снова восстановить старый порядок, который
совершенно пережил себя во Франции.
И Наполеон Бонапарт потому кажется таким великим, что он
столь долгое время выходил победителем из этой титанической борьбы,
опустошившей целую часть света.
Французский император.
После ссылки Моро Й смерти Пишегрю и Кацудаля во Франции
не было более партий, которые могли бы быть опасными первому
консулу. Теперь он сделал последний шаг для конечного закрепления
своей власти и совершенно порвал с республиканскими формами,
которые были переданы Франции революцией.
На долю Фуше, этого пронырливого, никогда не терявшегося
и прямо-таки незаменимого главы полиции, выпала задача тщательно
подготовить общество к появлению нового императора, хотя это уж
никого более не могло изумить. Нетрудно было понять, что дело кло-
нится лишь к тому, чтоб формально сделать императором Наполеона
Бонапарта, который фактически давно уж был императором.
В различных коллегиях, на которые была тогда расколота законо-
дательная власть, также шла оживленная агитация. Все ждали пред-
ложения об‘явить Наполеона Бонапарта императором французов. Титул
„король14 не пользовался в то время любовью большинства французов.
Q понятием „император44 соединилось представление о властителе
могущественного государства, и этот титул должен был льстить наци-
ональному честолюбию французов. Он напомиедл античный мир
цезарей.
Комедця, имевшая своей задачей, служить введением к облачению
цервою выскочки революции в кесарское одеяние, была настолько же
прозрачна, насколько и пошла. Но она удалась
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 351
Эта комедия началась организацией потока адресов. Власти
и сановные лица, вокруг которых группировалась масса граждан,
выражали первому консулу свое убеждение, что его власть необходимо
-сделать наследственной, дабы оградить Францию от происков ее
внешних и внутренних врагов. Как будто наследственная власть может
оградить от этого! Впоследствии Бонапарт, будучи уже императором,
сам метко опроверг этот взгляд, заявив, что его трон сам по себе
еще ничего не означает; трон представляет собой лишь кусок дерева,
обитый бархатом; вся суть в том, кто на нем сидит.
Адреса эти привели в движение старый аппарат холопствующего
сената. 27 марта 1804 г., т. е. спустя пять дней после расстрела гер-
цога Энгиенского, сенат вручил первому консулу послание, в котором
излагал, что его наследственное единодержавие необходимо для счастья
Франции.
„Гражданин первый консул,—значилось в этом холопском посла-
нии,—вы являетесь основателем новой эры. Но вы должны также
увековечить ее. Проходящее величие—ничтожно. Мы не сомневаемся,
что вы уже останавливались на этой великой идее, ибо ваш творче-
ский гений все охватывает, ничего не упуская из виду. Но не откла-
дывайте этого дела. Вас теснят время и события; заговорщики и често-
любцы вызывают в стране беспорядки, которые сильно тревожат фран-
цузов. Вы можете сковать время, овладеть событиями, обезоружить
честолюбцев и успокоить всю Францию, если вы даруете ей учреждения,
которые укрепят то, что вы создали, и уцрочат за детьми то, что вы
сделали для отцов. Гражданин первый консул, будьте уверены, что
’Сенат обращается к вам от имели всех граждан*4.
Разумеется, первый консул отнесся к этому раболепию с досто-
должной серьезностью, он не уступал сенату в притворстве. Он также
притворился уверенным, будто все благополучие Франции зависит от
того, будет ли у него наследственный преемник. В таком смысле он
и дал ответ сенату. Он писал:
„Ваш адрес не выходит у меня из головы. Он стал для меня
предметом неустанных размышлений. Вы пришли к убеждению, что
высшая государственная должность должна быть наследственной, лабы
народ был обеспечен от комплотов наших врагов и от беспорядков,
которые происходят из-за честолюбия соперников. В то же время вы
полагаете, что некоторые из наших учреждений нуждаются в рефор-
мировании, дабы навсегда было обеспечено торжество равенства и обще-
ственной свободы и тем самым была дана нации и правительству
необходимая им двойная гарантия. Чей больше внимания я уделял
этим великим вопросам, тем более я чувствовал, насколько мне для
полного развития моих идей необходимы при новых и столь важных
•обстоятельствах ваш мудрый совет и ваша опытность, Поэтому я прошу
вас откровенно поделиться со мною вашими мыслями44.
Его лицемерие заходило так далеко, что он позволял себе гово-
рить о „свободе и равенстве14 в тот момент, когда собирался устано-
вить в окончательной форме нечто в роде азиатской военной монархии.
Но сметливый сенат знал, как обосновать „счастье Франции44, и по-
решил следующее: „Сенат пришел к убеждению, что для французского
народа крайне важно доверить правление республикой Нацолеону
Бонапарту в качестве наследственного императора44.
3-го мая это решение сената попало к трибунату. Кюрэ, обла-
гавший хорошо выдрессированной рабской натурой, начал с обычных
352 в. в л о с
хвалебных излияний, к которым французский властелин был приучен
со стороны поклонников его успехов. „Пора,—говорил Кгорэ,—отка-
заться от политических заблуждений. Внутреннее спокойствие Франции
снова восстановлено, а мир с иностранными державами обеспечен
блестящими победами. Наши финансы снова приведены в порядок,
наше законодательство реформировано и вновь функционирует. Пора
и на будущее время обеспечить нации пользование этими благами41.
Последовавший за этим поток лести, самоуничижений и уверений
в преданности показал первому консулу всю рабскую покорность этого
великолепного учреждения. Было ясно, что всякая оппозиция должна
раствориться в потоке лойяльности. Но все же нашелся человек,
который возвысил свой голос против нового цезаризма. Непреклонный
республиканец Карпо был еще здесь и произнес свою знаменитую
речь, которую прозвали последним вздохом свободы великой революции.
.,Я далек от желания,—говорил Карно, —умалять хвалу, расточав-
шуюся здесь первому консулу. Но какие бы услуги ни -оказал гра-
жданин своему отечеству, есть границы национальной признательности,
переступить которые не допускают ни честь, ни разум. И если этот
гражданин вернул стране общественную свободу, если он содействовал
благоденствию своего отечества, то разве возможно предложить ему
в награду добровольное отречение от этой свободы? Разве превращение
отечества в его наследственную собственность не было бы равносильно
уничтожению его собственного детища? С того момента, как француз-
скому народу было предложено голосовать за пожизненное консуль-
ство, всякому легко было заметить, что за этим кроется еще нечто
и другое. Мы видели, что постепенно был основан целый ряд явно
монархических учреждений. Сегодня, наконец, обнаружилась истинная ,
цель такого множества временных мероприятий. Мы созваны для того,
чтобы высказаться по поводу формального предложения относительно
восстановления монархии и облечения первого консула в сан наслед-
ственного императора. Неужели свобода была показана человеку лишь,
для того, чтобы он никогда не мог вкусить ее? Нет, я не могу согла-
ситься с этим, не могу в этом благе, которое всеми предпочитается
всему иному, видеть лишь одно заблуждение. Мое сердце говорит
мне, что свобода возможна и что царство ее легче и прочнее, чем
какое бы то ни было царство произвола. Я голосовал против пожиз-
ненного консульства: точно также я голосую против восстановления
монархии41.
Эта речь не могла не произвести сильного впечатления. Но раз-
бушевавшийся поток сервилизма снес все препоны; каждый из этих
великолепных трибунов хотел первым опровергнуть Карно. Три дня
продолжались отвратительные дебаты; затем трибунат почти едино-
гласно высказался за императорский сан.
Карно сошел с политической арены и жил в гордой и достойной
удивления бедности: он выступил снова и предложил свои услуги
лишь тогда, когда его отечество было наводпено полками союзных
монархов Европы.
18 мая 1804 г. (30 флореаля XII г.) сенат постановил провоз-
гласить первого консула Наполеона Бонапарта императором французов
под именем Наполеона I. Полный императорский титул Наполеона,
сотканный из противоречий, гласил: „Наполеон J, Божьей милостью
и установлениями республики император французов*.
Провозглашение нового императора было встречено французским
народом без особого волнения, ибо для массы было совершенно без-
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
353
различно, называется ли неограниченный властелин, поработивший
Францию, первым консулом или императором французов. Тем в боль-
шем возбуждении находились войска и господствующие классы. Все
наперерыв спешили выразить новому императору свою подобостраст-
ную преданность, и выскочки революции падали перед ним ниц.
Иностранные державы, за исключением Англии, России и Швеции,
также не преминули поздравить могущественного корсиканца. Старым
европейским дворам было удобнее сноситься с монархом, чем с гла-
вою республики. Мелкие немецкие властители, которые, несомненно,
боялись предстоящей войны, поспешили заявить новому императору
свои верноподданнические чувства и, таким образом, заручиться его
благосклонностью. Новый плебисцит утвердил империю; за нее выска-
залось 3‘/2 миллиона голосов. Видя, что все п вся лежит у его ног,
Наполеон стал с презрением относиться к людям. И если вспомнить,
кто только не пресмыкался у его ног, то остается лишь удивляться,
что он вообще мог еще обуздывать себя, что его успехи и власть еще
более не опьянили его и что он не относился к людям еще с большим
презрением.
Он устроил свой двор совершенно в стиле старой монархии; по
его приказанию, произведены были самые тщательные исследования
придворного этикета, чтобы во всем этом маскараде не было забыто
ни одной мельчайшей детали. Родственники Бонапарта превращены
были в императорских принцев и принцесс, генералы—в маршалов
империи, а высшие чиновники переименованы были в верховных
сановников. И вокруг этой именитой аристократии группировался весь
штат чуть ли не средневекового двора. Внезапно, словцо по манове-
нию волшебного жезла, появился целый сонм камергеров, придворных
дам всякого рода, пажей и лакеев, как все это полагается тХри пыш-
ных дворах. И над всеми ими и над глазеющим, разинув рот, наро-
дом царил в облаках китайской недосягаемости его величество, бывший
артиллерийский поручик Наполеон Бонапарт, ныне наследник вели-
кой революции и император французов. Восстановленная им абсолют-
ная императорская власть оставляла далеко за собою конституцию
1791 года и по своему самодержавному характеру превосходила даже
монархию Бурбонов до 1789 г. Казалось, что революция описала круг
и снова вернулась к своей исходной точке.
Чтоб окружить себя внешней помпой, Наполеон назначил на
2 декабря 18U4 г. свое торжественное коронование. Собору Парижской
Богоматери, видевшему церковную службу старой монархии и покло-
нение разуму Парижской коммуны, пришлось также увидеть и коро-
нование новой императорской четы—сына корсиканского судьи и его
жены, дочери вест-индского портового капитана.
Папа Пий VII не мог уклониться от требования Наполеона и дол-
жен был присутствовать при короновании: воля сильного—приказание
для слабого. Он явился, а вместе с ним все духовенство, свеже-испе-
ченная аристократия и все высшие сановники, а также представители
иностранных держав. Наполеон вместе с Жозефиной поехал в собор
в запряженной шестью белыми лошадьми \ императорской карете. Они
были облечены в коронационные мантии, расшитые пчелами. После
того, как папа помазал его у алтаря и благословил знаки его импе-
раторского сана, он хотел возложить на его голову корону, но Напо-
леон поспешно взял корону из его рук и сам надел ее на себя. Точно
также он сам возложил корону на голову стоявшей на коленях
История Французской революции. 23
354
В. Б Л О С
у алтаря Жозефины. Затем императорская чета в своем облачении
села на трон. Наполеон произнес над Евангелием установленную
клятву, и герольд провозгласил:
„Славнейший и всепресветлейший император французов коро-
нован и возведен на трон. Да здравствует император!и.
Все присутствовавшие воскликнули „Vive l'empereurl“—возглас,
которому суждено было целое десятилетие разноситься по Европе.
А в это время на улицах гром пушек возвестил французам, что их
цезарь коронован теперь по всей форме.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
2 декабря 1804 г. революция завершила свой круговорот. Во главе
французского народа снова очутился абсолютный монарх, властвовав-
ший над огромной империей вместе со своими родственниками и при-
ближенными, которым он раздавал короны и титулы, как другие
короли -золотые табакерки. Любопытно посмотреть, какой вид при-
няла Европа под владычеством всех этих выскочек. Эти маршалы,
выходившие победителями из сотен сражений, каковы Мюрат, Ней,
Суль, Массена, Ожеро, Даву, Бернадот, Ланн, Бертье и Мармон, были
все, подобно своему императору, незнатного происхождения, и их так-
же вознес на высоту вихрь революции. Некоторые из них были раньше
простыми ремесленниками или рабочими. Они управляли не лучше,
но и не хуже, чем старые династии. Они наполнили мир военным
громом, которому равного почти не встречается в истории. Они пре-
вратили свою эпоху в беспрерывную цепь битв, опустошений, зверств
и хищничеств. Мир содрогался под их железною поступью. Но каким
могучим ни казался каждый из них в отдельности, все они стушевы-
вались в сравнении с фигурой царя битв, этого человека в маленькой
треуголке и простом мундире, каким запечатлелся его исторический
образ в памяти народов. И эта историческая фигура, словно ураган,
пронесшаяся н^д Европою, еще надолго сохранится в Памяти чело-
вечества.
И все же этому цезарю, каким бы самодержавным он ни казался,
пришлось лишь выполнить историческую миссию, которой он сам не
брал на себя, но которая была ему навязана обстоятельствами.
В медовые месяцы революции казалось, что французов обуревает
только одна страсть —любовь к свободе. Все дышало воодушевлением,
энтузиазмом, стремлением к самопожертвованию и идеализмом. В ка-
ком-то безграничном, чарующем опьянении этот народ ради свободы
с радостью жертвовал своим покоем, имуществом и кровью.
Воодушевление исчезло, когда народ увидел, „что хотя его жизне-
деятельнрсть и была повышена под напором революционной энергии,
он все же не вышел из заколдованного круга нищеты. Энтузиазм
буржуазии исчез, когда борьба за идеи начала уступать место борьбе
за интересы. Спор за конституцию 1791 г. велся еще во имя идей.
Но падение феодализма очистило во Франции место для буржуазного
общества, и новая эпоха была всецело поглощена чбуржуазными инте-
ресами. Мы видели, что попытка создать чистую демократию потер-
пела крушение, благодаря доктринерскому духу вожаков народной
демократии. Почтенная буржуазия вделалась во Франции господ-
ствующим классом, и массе пришлось склониться пред ее господ-
ством, как некогда третьему сословию приходилось склоняться перед
господством феодализма. 1
Ставшая господствующим классом, новая буржуазия,—независимо
от того, . было ли ее благосостояние основано на движимом или
недвижимом имуществе,—вскоре отбросила от себя, как ненужное
356
В. Б Л О С
тряпье, все идеалы. Для этой буржуазии основанный Наполеоном
французский банк и его кредит были важнее, чем все теории старого
и нового мира. Для нее революция имела .значение лишь постольку,
поскольку она способствовала изменению имущественных отношений.
Так ясе обстояло дело и с многочисленным классом крестьян и земле-
дельцев. Они захватили во время революционных бурь имения духо-
венства и эмигрантов и теперь спокойно сидели на своих угодьях
и участках. Они боялись лишь одного—что эмигранты и старая дина-
стия вернутся и потребуют у пих обратно свою собственность. Военное
могущество Наполеона давало им известную гарантию в невозможности
восстановления старого режима, и потому этот класс был особенно
предан Наполеону. Наполеон был солдатским и крестьянским импера-
тором. Плебисцитарный император прекрасно знал, что при плебис-
цитах он может положиться на крестьян.
Земледельцы и буржуа жаждали спокойствия, которое было необ-
ходимо им для накопления капитала, а крестьяне желали спокойно
обрабатывать свою землю. Поэтому эти классы равнодушно относились
к тому, что Наполеон возвел над буржуазным обществом надстройку
деспотически-иерархического военного государства; им хотелось только,
чтобы он охранял спокойствие внутри страны, благодаря чему были
бы обеспечены новые имущественные отношения, и чтобы он отражал
нападения враждебных держав, целью которых было восстановление
во Франции старого порядка. В этом и заключалась миссия Напо-
леона: его войны служили охраной для нового буржуазного социаль-
ного строя во Франции.
Только при поверхностном анализе может показаться, что напо-
леоновские войны обгоняются исключительно тщеславием Отого нового
цезаря. Причина же их кроется в том, что старые феодальные дер-
жавы продоЛкали вести борьбу против нового буржуазного строя во
Франции. Но грубое насилие войны не позволяет победителю оставить
побежденному его прежнюю власть. Он должен ослабить побежден-
ного и сам укрепиться за его счет. Отсюда, как необходимое следствие,
вытекают завоевания. Завоевания Наполеона являлись для пего источ-
ником все новых войн, ибо победитель не может отказаться без борьбы
от плодов своей победы из опасения ослабить свой престиж. Напо-
леон должен был завоевывать, чтобы сохранить за собой свои завоева-
ния. Таким образом, этот великий человек вел одну войну за другой
и расточал свои силы на основание и закрепление за собой непроч-
ных государств,—он, чей гений и чья энергия могли бы превратить
Францию в счастливейшую страну в Европе.
Все ясе его мирная деятельность довольно значительна, если при
нять во внимание, что за всю его бытпосп» императором не стихат
звон оружия. Его строительная деятельность была очень велика. Им
было проложено более 7.000 миль шоссейных и обыкновенных дорог,
и судоходные реки были соединены между собою десятью большими
каналами. Вообще, он сделал очень много для развития путей сооб-
щения и проложил широкие дороги через Симплон, Мон-Сени и Мон-
Женевр. При нем было также построено много гаваней, молов, шлю-
зов и т. д. В особенности Париж обязан ему целым рядом улучшений
и украшений: он сооружал мосты, общественные площади, магазины,
бойни, крытые галлереи для рынков и возвел много других велико-
лепных общественных зданий. Одну часть трудящегося люда он зани-
мал сооружениями, а другая находилась на нолях сраясипий. Таким
образом, при нем почти совершенно не ощущалось недовольства масс.
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ* 357
При пом был закончен и введен свод законов, состоявший из
пяти томов и получивший название Кодекса Наполеона. Он еще и до
сих пор во многих отношениях считается образцовым. Кодекс распа-
дается на гражданское уложение, гражданское судопроизводство, тор-
говое уложение, уголовное судопроизводство и уголовное уложение.
Не успел Наполеон возложить на свою голову императорскую
корону, как ему пришлось снова отправиться в поход. Он двинулся
против Австрии и России; при Ульме он взял в плен австрийскую
армию, которой командовал Мак, а 2 декабря 1805 г. над ним взошло
солнце Аустерлица. Хотя Англия на море и осталась победительницей,
по Нельсон заплатил за победу при Трафальгаре своей жизнью.
После поражения Австрии Пруссия примкнула к коалиции, но
Наполеон оказался сильнее коалиции. Страшная битва при Иене сло-
мила Пруссию: чтоб оправиться, ей понадобилось много времени.
Наполеон дошел до русской границы и продиктовал в Тильзите
мир, сильно ослабивший Пруссию. Исполинская борьба с Англией
приняла тогда новую форму: Наполеон вел ее посредством так назы-
ваемой континентальной системы. Он закрыл для английской торговли
все страны, которые были подчинены ему или находились под его
влиянием. Несомненно, чго он причинил британским торгашам неис-
числимые убытки, по едва ли убытки европейского континента были
меньше.
Он, не задумываясь, наделял своих братьев и родственников коро-
левствами и герцогствами. Возведение на престол нового короля явля-
лось для него семейным событием, в котором мир должен был играть
соответствующую роль. Его брат Жозеф получил Неаполитайское коро-
левство; вскоре Наполеон сменил его своим шурином Мюратом, а
Жозеф сделался испанским королем. Брат его Людовик получил Гол-
ландское королевство.
Государственные способности Наполеона были огромны, но про-
явление их ослаблялось его эгоизмом. Он. был в высшей степени
заинтересован вопросом о восстановлении республики в Польше. Поляки
решили, что для них, наконец, наступило время действовать, стали
па сторону Наполеона с воодушевлением, напоминавшим времена
Костюшки.
Едва, ли можно было найти более удобный случай создать из
сильной Польши постоянный и несокрушимый оплот против России.
Но Наполеон обманул поляков. Войдя вскоре после поражения Прус-
сии в дружбу с Александром I и заключив с ним своеобразный союз,
в котором сочетались тщеславие, лицемерие, жажда завоеваний и пре-
зрение к людям, оп; как и следовало ожидать, забыл о старой Польше.
Он наделил поляков лишь призрачной самостоятельностью. Поляки с
отчаянием цеплялись за надежду, что Наполеон вернет их отечеству
свободу и самостоятельность; тысячами служили они под его знаме-
нами и проявляли по отношению к нему почти рабскую преданность.
Вос это он принимал с холодным равнодушием автократа, относящегося
с презрением к человеческому роду. Ему, однако, пришлось дорого
заплатить за свои прегрешения по отношению к Польше. Уже при
отступлении из России ему пришлось раскаяться, что он не отнесся
к полякам с большим доброжелательством. Когда же в 1813 году про-
тив него выступила самая большая коалиция, он, вероятно, с горечью
пожалел о том, что пропустил удобный случай парализовать Россию,
противопоставив ей сильную Польшу.
358
В. Б Л О С
Под гнетом владычества Наполеона пала Германская империя.
Планы Наполеона относительно Германии оказались не на много шире
тех, с которыми в известной степени носился уже Людовик XIV. Он
основал Рейнский союз, возвел баварского и вюртембергского курфюр-
стов в королевское достоинство и возвысил Баден до великого гер-
цогства. Основанное им королевство Вестфалию он отдал своему брату
Жерому, королю-„забубенной головушке". Таким путем он пытался
ослабить и раздробить Германию, полагая, что слабость Германии
является условием могущества Франции.
При французском владычестве в Германии был введен ряд ре-
форм, и этим обгоняется то преклонение перед Наполеоном, которое
несколько десятилетий тому назад можно было еще наблюдать у
некоторых стариков. Народ так сильно страдал от неустройства, вызван-
ного раздробленностью Германии, что Наполеон казался ему избави-
телем. Оп до известной степени облегчил положение парода в той
части Германии, которая находилась в его власти и во власти его
вассалов. Он ввел здесь французское судопроизводство, отменил внутрен-
ние пошлины и проч. Но бремя его владычества скоро превысило данные
им стране льготы. Постоянные передвижения его войск по стране, грубые
выходки солдат, вымогательство его генералов и агентов, контрибуции
и наборы для его армии, полиция и система шпионства—все это
вызвало ненависть к насильственному владычеству французов, повед-
шую к низвержению Наполеона. Заставить такой многочисленный
народ, как немецкий, отказаться от идеи национальной независимости,
сделать для него навсегда невозможным естественный возврат к преж-
нему единству—было столь же безумным, сколь и кощунственным
делом, и такой план мог зародиться разве еще только в голове какого-
нибудь азиатского деспота. Акты насилия, в роде расстрела книго-
продавца Пальма, еще более раздували затаенное в народе пламя
гнева.
Интересно и содержательно освещены отношения Германии к
Франции в период различных фазисов революции и во времена импе-
рии в книге знаменитого Карно, опубликованной уж,о его внуком,
президентом третьей Французской республики.
„Со времени наших первых движений,— говорит Карпо,- немецкий
народ инстинктивно чувствовал, что совершается явление, в котором
заинтересовано все человечество. Лучшим доказательством этому слу-
жит всеобщее ликование по поводу разрушения Бастилии. Уничтоже-
ние государственной тюрьмы восставшим народом—событие, которое
при других обстоятельствах носило бы случайный, местный характер,
получило значение символа—символа уничтожения тирании. Здесь
разрушились не стены, а идея. Поэтому взятие Бастилии отпраздно-
вано было всеми народами, поэтому его изображали на сцене и уве-
ковечили карандашом и кистью. Знаменитый немецкий гравер по
меди Ходовецкий остроумно истолковал это событие, изобразив солнце,
подымающееся над развалинами знаменитой крепости*. Затем Карно
говорит о том, что наиболее выдающиеся умы Германии, как Клопшток,
Виланд, Фосс, Гете, Шиллер, Кант, Генрих Кампе, Вильгельм Гум-
больдт, Фихте, Варнгаген, Форстер, Бюргер и Бетховен, открыто вы-
ражали свои симпатии освободительному движению, и продолжает?
„Лучшие люди Германии были увлечены французским движением.
Немецкий народ, нападая на нас, отнюдь не руководился чувством
национальной антипатии или желанием задушить революцию. Такое
желание было только у союзных монархов. Даже война не вызвала
-ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
359
той ненависти, которая впоследствии проявилась с такой силой.
Когда возникли надежды на мир, они были встречены с одинаковой
радостью на обоих берегах Рейна. Верно, что многие иностранцы,
об‘явившие себя сторонниками нашей революции, впоследствии отвер-
нулись от нас при виде наших заблуждений, но они сделали это не
вследствие провозглашения новых принципов. История доказывает,
что необузданные проявления национального гнева - я не говорю о
преступлениях, которые осуждаются всеми без исключения,—почти
всегда бывали ответом на угрожающие провокации: на заговоры вну-
три страны, сношения с неприятелем, интриги, угрожавшие нашему
существованию не только как республики, но и как нации, а извне—
на оскорбления, нападения, подстрекательство к междоусобной войне
и применение нечистоплотных и позорных средств, противных обыкно-
венному чувству порядочности (напр., подделка кредитных билетов).
И все это направлялось против гордого народа, который ничем не
проявлял желания затронуть свободу других и хотел лишь постоять
за свою свободу. Учреждение консульства возбудило как во Франции,
так и в Германии надежду на то, что новый образ правления ока-
жется благоприятным для новых идей; но страшное разочарование,
сменившее надежды, повлекло за собой в обоих странах недовольство
друзей свободы. Далее, политическое расчленение Германии путем
образования Рейнского союза, вторжение Наполеона в Пруссию, а,
главное, те унижения, которым победитель подвергал побежденных,
отвратили от нас сердца немцев, питавших к нам чувство симпатии.
Патриоты сочли своим долгом во что бы то ни стало смыть позор
с своего отечества. А народ страстно откликнулся на страстное же
обращение к национальному чувству. В народе, который до сих пор
не относился к нам враждебно, даже во время борьбы с нами, систе-
матически воспитывали чувство ненависти к нам, довели это чувство
до пароксизма, и народ сделался нашим непримиримым врагом.
В этом, может быть, заключается величайший упрек, который фило-
софия, история и политика могут бросить Наполеонуи.
В то время как Наполеон, таким образом, создавал себе из нем-
цев непримиримых врагов, в то время как он ослаблял Пруссию и
раздроблял Германию, между ним и императором Александром про-
должалась та странная дружба, о которой трудно сказать, насколько
она была искренней. Вероятно, ни один из обоих автократов не дове-
рял другому, и царь втайне ненавидел наследника революции. Но
каждый из них рассчитывал воспользоваться могуществом другого.
Казалось, что они хотят поделить между собой весь мир. Они вели-
колепно играли свои роли, а особенно мастерски проводил свою роль
император Александр.
Когда Тальма, играя в Эрфурте перед знаменитым „партером
королей*, произнес слова: „Дружба великого человека есть милость
Божья*, Александр пожал руку Наполеону, наклонился к нему и ска-
зал: „Я никогда не чувствовал этого так сильно, как теперь*.
Дружба прекратилась потому, что, в конце концов, у Александра
возникло подозрение, что Наполеон намерен восстановить Польшу.
В Испании, которую Наполеон всю занял своими войсками, ему
оказывали упорное и непреодолимое сопротивление. Эта страна по-
стоянно играла для его империи роль вскрытой раны. А когда Англия
пришла на помощь испанцам, Наполеон навсегда потерял возможность
сломить их, и Англия приобрела то, чего ей так не доставало—зака-
ленное в боях сухопутное войско.
360
В. Б Л О С
Влияние Англии на Австрию повело, наконец, к тому, что в
1809 г. последняя снова взялась за. оружие. Она полагала, что Герма-
ния уже созрела для восстания, и выпустила воззвание, в котором,
между прочим, говорилось: „Свобода Европы спаслась под знамена
Австрии0. Но Германия не поднялась, и Австрия была побеждена:
великая битва при Ваграме решила ее участь.
Наполеон достиг апогея своего могущества и из тщеславия ре-
шил взять себе в жены принцессу из старинного царствующего дома.
Он развелся по государственным соображениям с Жозефиной, которая
не родила ему наследника, и женился на Марии Луизе, дочери австрий-
ского императора, женщине незначительной во всех отношениях.
В 1811 году она родила ему сына, которого он наделил титулом ко-
роля римского. В громких титулах у него никогда не было недостатка.
В то время как Германия с помощью воен пых реформ Шарнгорста
готовилась к неизбежной борьбе с завоевателем, а „Союз добродетели0
сеял в народе ненависть к французам, между Александром и Напо-
леоном произошел конфликт, заставивший всю Европу взяться за
оружие. Колоссальная военная машина Наполеона не могла стоять
без дела, а Александр вызвал неудовольствие Наполеона еще тем,
что не соблюдал по отношению к Англии континентальной системы.
Обоим соперникам за господство над Европой пришлось помериться
силами, и Наполеон двинулся на Россию.
Судьба Карла XII должна была послужить ему предостережением-
Чтобы завоевать Россию, нужно быть монголом или русским. Но само-
мнение Наполеона достигло в это время своего апогея, и это
толкало его к гибели. Живи он во времена древней Римской империи,
он, несомненно, провозгласил бы себя богом. Недаром он на острове
св. Елены утверждал, что большая комета 1811 года появилась исклю-
чительно ради него!
С огромной армией—более чем в 500.000 человек,—для которой
все вассалы и союзники Французской империи должны были постав-
лять солдат, Наполеон вторгся в 1812 году в Россию. Его правое
крыло направилось на юг, а левее против Петербург. Центр одержал
победу над русскими в кровавых битвах при Смоленске и Бородино,
близ Москвы, и Наполеон вступил в Москву, которую русские подо-
жгли со всех сторон. Наполеону пришлось идти назад, и во время
отступления, благодаря суровости русской зимы, погибла вся его
армия.
Это прражение произвело потрясающее впечатление. Большинство
невольных и добровольных союзников Наполеона отпало от него.
Пруссия соединилась с Россией и Англией, к нихм примкнула Австрия.
Рейнский союз и Италия остались ла стороне Наполеона. Вели-
кая борьба 1813 года началась в Саксонии; после переменного военного
счастья Наполеон, благодаря огромному численному перевесу союзных
войск, был разбит на-голову в трехдневной гигантской битве при
Лейпциге и бежал за Рейн, после чего и рейнские князья отпали от
него. В 1814 г. союзники перешли через Рейн и после кровавых битв,
во время которых Наполеон снова обнаружил весь свой блестящий
военный талант, взяли • Париж. В Фонтенебло Наполеон отрекся от
трона и получил во владение остров Эльбу с титулом императора.
На французский трон союзниками был посажен под именем Лю-
довика XV11I граф Прованский, брат Людовика XVI. Он' вернулся
с обломками старого режима обратно во Францию „на девятнадцатом
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 361
году своего правления44, как он говорил. Этому Бурбону ничего не
стоило вычеркнуть из истории времена республики и империи.
Хотя он и дал „конституционную хартию44, которая была более кон-
ституционна, чем далай-ламская конституция периода империи, однако
недовольство при этой реставрации было очень велико. Бремя налогов
вызывало всеобщее озлобление. Офицерам Наполеона пришлось терпеть
разные унижения, и вот, пока союзники, собравшись на конгресс в
Вену, обсуждали вопрос о новой политической физиономии Европы,
во Франции образовался известный бонапартистский заговор. Наполеон
в марте 1815 года бежал с Эльбы, высадился во Франции и с триум-
фом вступил в Париж, так как все войска перешли на его сторону.
Людовик XVIII бежал в Гент. Введя все прежние порядки, Наполеон
обнародовал дополнительный акт к своей конституции. Но он не сдер-
жал данных им при возвращении либеральных обещаний и вскоре
вызвал недовольство, так как снова начал править в прежнем абсо-
лютистском духе.
Союзники об‘явили Наполеона вне закона. В их прокламации
говорилось:
„Наполеон Бонапарт, враг и нарушитель спокойстия всего мира,
об‘является вне всяких гражданских и общественных законов и пре-
дается общественному преследованию14.
Едва ли какая-либо из великих держав, об‘явивших Бонапарта
вне закона, не нарушала мира в такой же степени, как и Наполеон.
Армии союзников направились к Рейну, но судьба Наполеона
решилась уже в Бельгии. Сперва он разбил пруссаков при «Линьи, но
затем 18 июня 1815 года при Ватерлоо сделал неудачное нападение
на англичан, которые с помощью подоспевших пруссаков разбили его
на-голову. Его армия была уничтожена. Вскоре Париж вторично уви-
дал в своих стенах войска союзников. Наполеон снова отказался от
престола и сдался англичанам, которые обошлись с ним, как с военно-
пленным, и заточили его на одиноко лежащий среди океана скалистый
остров Св. Елены. Там Наполеон после своей героической карьеры
прожил еще шесть лет, снедаемый гневом и злобой вследствие мелоч-
ных придирок своих тюремщиков. Умер он 5-го мая 1821 года.
Вторая реставрация налетела на Францию, как опустошительный
ураган. С королем Людовиком XVIII вернулись обратно все предста-
вители старого режима и, обуреваемые жаждой мести, набросились
на всех, кто сколько-нибудь скомпрометировал себя за те 100 дней,
в продолжение которых царствовал Наполеон по своем возвращении
с Эльбы. Множество мужественных людей подверглось кровавой рас-
праве, за которой последовал ряд диких оргий мести со стороны
роялистской черни; власти не пытались даже противодействовать этому
и не преследовали зачинщиков. Целый ряд выдающихся бонапартистов
был изгнан из страны; точно также были изгнаны из Франции, как
„убийцы короля44, все те члены конвента, которые были еще в живых
и не проявили приверженности к роялизму. „Белый террор" свиреп-
ствовал во Франции в мирное время едва ли с меньшей силой, чем
красный террор 1793 года в пылу гражданской войны.
Таким образом, оказалось, что с внешней стороны во Франции
был восстановлен дореволюционный политический строй. Была кон-
ституция, но она имела очень мало значения. Править без конститу-
ции уж больше не осмеливались; это было немыслимо после того, как
Франция подверглась такой коренной ломке. Но и явившихся резуль-
татом революции экономических отношений нельзя уж было втиснуть
в старые рамки. Это должно было бы неизбежно повлечь за собой
полную запутанность отношений. Владельцев национальных земель,
отчужденных во время революции, нельзя было просто экспроприиро-
вать. Во-первых, за протекший со времени революции срок земля часто
переходила из рук в руки; многие из первоначальных владельцев
умерли за границей, некоторые не предъявляли больше своих претен-
зий на землю. Старое феодальное здание не могло уже быть снова
возведено; Реставрации приходилось считаться с этим и не вызывать
конфликта с многочисленным классом крестьян, которые цеплялись
всеми силами за освободившуюся от феодальных тягостей или при-
обретенную ими за время революции землю, хотя с самой революцией
они уже давно порвали.
Легко понять, что двор все время осаждался роем эмигрантов, кото-
рые требовали возмещения за конфискованные во время революции име-
ния, так как эти имения уже невозможно было вернуть им. Вступивший
в 1824 году на престол Карл X уступил, наконец, их требованиям,
и в 1825 году в палаты был внесен законопроект о возмещении убытков
эмигрантам, который и был принят с некоторыми изменениями. Согласно
этому закону, эмигранты получали возмещение в один миллиард в виде
трех процентной ренты, дававшей 30 миллионов в год. Но после июльской
революции 1830 года было принято другое решение, и рента была
из‘ята из обращения.
Таким образом, феодализм, понеся огромные потери, утратил свою
историческую роль и не мог уже больше подняться во Франции,
потому что его могущество покоилось на его собственности и приви-
легиях. Революция лишила его того и другого, и реставрация не могла
их ему вернуть.
Прочным наследием Французской революции явился „свободный
крестьянин44. Но был ли он свободен в действительности? Нет. Он ос-
тался все тем же „glebae adscriptus44, прикованным к земле человеком,
хотя ему уже и не приходилось отдавать большую часть своих доходов
помещику. Мы уже указывали, что революция сделала роковую ошибку,
раздробив землю на мелкие участки. Временно это мероприятие до-
стигло цели, ибо оно заставило примкнуть к революции массу мелких
землевладельцев. Мы видели поведение мелких землевладельцев в раз-
ные периоды революции. Они были могущественнейшим оплотом импе-
рии и являлись сторонниками всякой реакции, лишь ,бы она обеспечивала
неприкосновенность их собственности и служила залогом того, что
земля не будет у них отнята. Поэтому-то реставрация относилась к ним
с особенной осторожностью и устроила так, чтобы вознаграждение
эмигрантам выплачивалось не одними только владельцами прежних
национальных земель, а всем французским народом.
И здесь парцельная система но могла избегнуть предначертанной
ей историей судьбы. Земельная собственность все более дробилась,
и положение французского крестьянина все более ухудшалось. Когда
наступали особенно тяжелые времена, подати, которые крестьянин дол-
жен был выплачивать государству наличными деньгами, не менее да-
вили его, чем натуральные повинности помещику.
Из-за этого же крестьянства, не имевшего никаких идеалов
и не интересовавшегося ничем, кроме своего участка, окончилось не-
удачей французское восстание 1818 года; наполеоновская легенда
довершила дело, и на престол был вторично возведен в лице Напо-
леона III крестьянский король. Все шло по образцу 1799 года, и
ИСТОРИЯ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 363
2 декабря 1851 года было лишь вторым изданием 18 брюмэра 1779 года,
правда, по своим причинам и следствиям весьма ухудшенным..
Тем грандиознее были и являются еще ныне моральные следствия
великой Французской революции. Она внесла в общество демократи-
ческий дух, который невозможно уничтожить. Отменив сословия, она
провозгласила равенство, вылившееся практически в равноправие или
равенство всех перед законом, что для того времени было огромным
шагом вперед. Она образовала фундамент для нового буржуазного
общества. Буржуазное общество заменило старое сословное господство
классовым господством и подчеркнуло привилегированность положения
имущих классов сравнительно с неимущими. Это преимущество хотя
и не утверждено законодательным путем, но существует фактически,
а потому проявляется и в современном буржуазном законодательстве.
Главная задача нашего времени состоит в том, чтобы сгладить те противо-
речия, на которых покоится классовое господство. Задача эта занимает
нас в форме так называемых социальных вопросов.
Французская революция представляет собой, может быть, самую
интересную из всех исторических эпох, и изучение ее весьма поучи-
тельно. Сколько в ней блестящих и интересных фигур, сколько престу-
плений и подвигов, сколько благородства и подлости, сколько героизма
и холопства, сколько крови и благодетельных результатов. Мы, немцы,
с ужасом отворачиваемся от кровавых катастроф, от убийств беззащит-
ных, ибо это не в нашей натуре. Романским народам более свойственна
черта жестокости и неумолимости по отношению к побежденным. Наша
история доказывает это; в ней встречается очень мало случаев массового
избиения беззащитных, а в нашей новейшей истории их совсем нет.
Со временп великой резни на Верденском поле, когда Карл Великий
приказал убить 4.000 безоружных пленных саксов, прошло уже более
тысячи лет; такие жестокости могли иметь место, пожалуй, еще только
во время тридцатилетпей войны, когда почти все нации Европы избрали
ареной своих раздоров немецкую почву. Кровавые расправы граждан-
ских войн Франции, Италии, Испании и Южной Америки пе соответ-
ствуют складу германского характера; мы мягче и добродушнее и не
поддаемся так порывам диких страстей, как выросшие под южным
солнцем романские народы со своей кипучей кровью.
Однако, многие интересные и притягательные явления Француз-
ской революции породили известный род революционного романтизма,
который уже неоднократно оказывал гибельное влияние. Есть мечтатели
и фанатики, считающие свою жизнь неинтересной, потому что им не
было суждено жить в столь же бурную эпоху. Они живут в убежде-
нии, что в мировой истории все до мелочей вечно повторяется, и с ре-
бяческой уверенностью ждут того часа, когда наступит и „их“ революция.
Если долго прожить па одном месте и затем уехать, то воспоми-
нания об этом месте принимают обыкновенно своеобразный характер.
Все или почти все неприятное, противное и неудобное, связанное
с этим местом, исчезает обыкновенно из нашей памяти или кажется
нам более сносным. Напротив, все прекрасное, приятное и возвышен-
ное воскресает в нашей памяти с удвоенной силой. При возвращении
на прежнее место мы преисполнены приятных воспоминаний, и столк-
новение с неприкрашенной действительностью обыкновенно вызывает
разочарование.
То же самое происходит при исследовании исторических эпох.
Если мы рассматриваем их поверхностно и издалека, мы видим в них
лишь интересное и приятное. Но стоит нам углубиться в причины
364
В. Б Л О С
и следствия, как на ряду с интересными и бодрящими явлениями
обнаруживаются и теневые стороны данного периода. Их не следует
упускать из виду, ибо, в противном случае, можно составить себе
превратное понятие обо всем. Романтики же имеют обыкновение совсем
или отчасти не замечать теневых сторон.
Один уважемый нами историк как-то заметил, что увлекать народ
революционным романтизмом так же преступно, как и давать море-
плавателю' неверные географические карты. Он прав, и мы старались
следовать его указанию. Поэтому мы много останавливались на эконо-
мических условиях этого переворота. Из них явствует, сколько страда-
ний приходится претерпеть народу при подобном перевороте, какие
жертвы кровью и имуществом ему приходится принести и какие муки
вытерпеть в то время, как плоды всеобщих усилий и стремлений доста-
ются почти всегда лишь незначительному меньшинству.
Мы видим, что истинные приобретения для всего общества дости-
гаются всемирной историей лишь постепенно и с большим трудом.
Там, где проявляется слишком большая поспешность, за ней всегда
следует реакция; история Французской революции на сотнях приме-
ров учит нас этому. Быстрый темп развития наших дней принесет
нам с собой и более быстрый прогресс. Целое столетие отделяет нас
от эпохи Французской революции, и за этот период произошло много
перемен. Мы подняли уровень своего образования, смягчили наши
нравы, повысили наши повседневные потребности, власть мысли всюду
усилилась и торжествует победу над властью кулака. Идея гуманности
проложила себе путь. Это дает нам право надеяться, что перевороты,
таящиеся в недрах грядущего, примут более мягкие' и человечные
формы.
Если верно, что будущность принадлежит демократии, то иначе
и быть не может. „Наука— вот храм демократии41—говорит один
великий мыслитель. С ее помощью демократия, могущественнейшим
представителем которой является теперь рабочий класс, должна при-
близиться к разрешению жгучих современных вопросов. Там, где
царит наука, немыслимо царство жестокостей.
Мировая история слагается не по желаниям романтиков. Только
тщательное и честное изучение прошлого дает нам возможность заклю-
чить о том, как сложится наше будущее.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Стр.
I. Старая Франция............................................... 3
1) Монархия и двор.......................................... 4
2) Духовенство.............................................. 5
3) Дворянство............................................ ... 6
4) Буржуазия.................................................. 8
5) Ремесло и промышленность............................... 8
6) Промышленные рабочие и подмастерья ..................... . . 10
7) Сельское население........................................ 12
8) Правительство и управление.................................15
9) Дух времени...............г................................17
10) Людовик XVI и его государственные люди.................. • . 19
II. Учредительное собрание............,.......................... 30
1) Генеральные штаты.........•................................31
2) Клятва в зале городского собрания..........................35
3) Неудавшийся государственный переворот......................36
4) Штурм Бастилии.............................................38
5) Ночь четвертого августа....................................44
6) Партии 46
7) Поход в Версаль............................................50
8) Партии, клубы и пресса.................................... 53
9) Конституция.............................................. 55
10) Праздник об'единения на Марсовом поле......................60
11) Рабочее население Парижа...................................62
12) Бегство в Варенн...........................................67
13) Бойня на Марсовом поле.....................................73
14) За пределами Франции.......................................74
15) Завершение конституции.....................................76
III. Законодательное собрание.....i........................... ... 79
1) Veto и эмиграция........................................ 83
2) Министерство санкюлотов.................................. 85
3) Господин „вето*............................................89
4) Отечество в опасности.....................•................91
5) Взятие Тюльери......................................... . 94
6) Демократический государственный переворот.................101
7) Канонада при Вальми.......................................108
IV. Национальный конвент (Первый период)..........................111
1) Партии.....................................................112
2) ’ Борьба Горы с Жирондой................................. . . 115
3) Битва при Жемаппе.........................................118
4) Падение Майнца........................................... 119
5) Процесс короля........................................... 121
6) Коммуна и рабочие.........................................129
7) Внешние и внутренние опасности........................... 133
8) Массовое ополчение и революционный трибунал...............135
9) Измена Дюмурье............................................137
10) Слово и факты.............................................139
11) Опасности растут..........................................142
12) Падение жирондистов..................................... 144
13) Господство Горы...........................................148
14) Конституция 1793 года.....................................150
]5) Смерть Марата..............................................152
16) Майнц и Вандея . . . .....................................154
17) Республиканская конфедерация..............................156
18) Ассигнаты и таксы ........................................157
Стр.
19) Комитет благоденствия...............
20) Парижская коммуна...................
21) Междоусобицы и политические процессы
22) Войны республики....................
23) Новое летосчисление.................
24) Гебертисты . ,....................
25) Раздоры внутри партии Горы..........
26) Падение гебертистов • ..............
27) Падение дантонистов.................
28) Триумвират..........................
29) Террор..............................
30) Высшее Существо .... •..............
31) Кампания 1794 года..................
32) Падение Робеспьера . ...............
V. Национальный конвент (Второй период) . .
1) Новое общество......................
2) Конец клуба якобинцев...............
3) Реакция усиливается . . •...........
4) Восстание парижских предместий . . . .
5) Реакция в провинции.................
6) Базельский мир......................
7) Эмигранты...............'...........
8) Новая конституция...................
9) Восстание роялистов.................
10) Конец деятельности конвента ........
VI. Директория ...............................
)) Финансовые затруднения .............
2) Заговор Бабефа .....................
3) Вандея и роялисты...................
4) Поход 1796 года.............•.......
5) Партии .............................
6) Переворот 18-го фрюктидора..........
7) Поход 1797 года......................
8) Внутренние волнения ................
9) Дочерние республики.................
VII. Наполеон Бонапарт........................
1) Вторая коалиция.....................
2) Бонапарт в Египте...................
3) Поход 1799 г.........................
4) Падение Партенопейской республики . . .
5) Накануне государственного переворота . .
6) Государственный переворот Бонапарта . .
VIII. Консульство ............. ..............
1) Новое правительство..................
2) Консульская конституция.............
3) Поход 1800 г........................
4) Окончание египетского похода........
5) Окончательное поражение Австрии . . . .
6) Заговоры на жизнь Бонапарта.........
7) Война на Северном море..............
8) Конкордат и почетный легион.........
9) Всеобщий мир .... • •...............
10) Конституция X года ..................
11) Борьба на острове Гаити..............
12) Борьба за конституцию в Швейцарии . .
13) Нарушение амьенского договора ....
14) Заговор Пишегрю и Кадудаля
15) Третья коалиция......................
16) Французский император...............
IX. Заключение ...••••........................
199
162
163
166
168
169
. 181
. 183
. 186
. 188
. 189
. 198
. 201
. 204
. 205
. 209
. 216
. 217
. 220
. 222
. 224
. 226
. 229
. 231
. 233
238
240
249
252
254
259
263
267
268
272
282
289
292
294
302
304
308
313
318
322
324
326
328
331
334
336
338
339
342
347
350
365