А. А. ЗИМ И H
(формы
А.А.З И МИН
к
И ПОЛИТИЧЕСКОЙ
ИСТОРИИ РОССИИ
СЕРЕДИНЫ XVI В.
ИЗДАТЕЛЬСТВО
СОЦИАЛЬНО-
ЭКОНОМИЧЕСКОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ
МОСКВА•(960
ОГЛАВЛЕНИЕ
От автора....................................4
Глава 1. Историография. Обзор источников .	7
Глава 11. Рост феодального землевладения
и усиление эксплуатации крестьян ... 63
Глава Ill. Развитие товарного производства и
рост городов..........................117
Глава IV. Политический строй Русского
государства накануне реформ .... 166
Глава V. Годы боярского правления. Первые
попытки государственных преобразований 222
Глава VI. Обострение классовой борьбы в пе-
риод подготовки и проведения реформ.
Городские восстания середины XVI в. . 279
Глава VII. Реформы правительства компро-
мисса 1549—1552 гг..........................316
Глава VIII. Дальнейшее развитие реформ.
Переход к политике наступления на бояр-
скую аристократию. Реформы 1553—
1560 гг.....................................402
Именной указатель..........................480
Географический указатель...................501
ОТ АВТОРА
Середина XVI в. ознаменована серьезными сдвигами
в социально-экономическом и политическом строе Рус-
ского централизованного государства. Это было время
Экономического подъема страны, выражавшегося в росте
производительных сил и углублении общественного раз-
деления труда. Отчетливо наметились предпосылки все-
российского рынка, начальный этап складывания которого
относится примерно к XVII в. Обозначалась специализа-
ция ряда районов страны на производстве определенных
продуктов. Появляются элементы территориального раз-
деления труда.
Рост товарно-денежных отношений в стране приводил
к усилению эксплуатации крестьянства. Широкое распро-
странение с середины XVI в. приобретает барщина. Ухуд-
шение положения крестьянства и посадской бедноты
обусловило резкое обострение социальных противоречий.
Как город, так и деревня в середине XVI в. были охва-
чены пламенем народных движений. Городские восста-
ния, реформационные движения, локальные выступления
крестьянства — таковы формы классовой борьбы этого
времени.
Среди класса феодалов интенсивно шел процесс пе-
рераспределения земельной собственности. Средний и
мелкий дворянин постепенно занимал все более видное
место в феодальной среде и устами своих идеологов
заявлял о своих требованиях, с которыми вынуждены
были считаться и боярская аристократия, и духовные
феодалы.
В обстановке широкой волны народных движений
представители различных прослоек класса феодалов вы-
нуждены были на время прекратить распри и консолиди-
ровать свои усилия, с тем чтобы укрепить свое господ-
ство над массами непосредственных производителей.
Перед исследователем реформ правительства Ивана
Грозного середины XVI в. встает целый ряд важных
задач. Необходимо вскрыть классовую направленность
государственных преобразований 50-х годов XVI в., вы-
яснить, в чьих интересах были проведены политические
и социальные реформы того времени.
В литературе до настоящего времени ясности по
этому вопросу нет. В последней, вышедшей совсем не-
давно монографии И. И. Смирнова о политической
истории России 30—50-х годов XVI в. подчеркивается
чисто дворянский характер правительственных мероприя-
тий середины XVI в., тогда как в трудах С. В. Бахру-
шина и некоторых других советских историков гово-
рится о компромиссном характере реформ, проведенных
в интересах господствующего класса в целом. Для реше-
ния этой центральной проблемы следует конкретно изу-
чить ход правительственных преобразований в различ-
ных областях жизни — судебную, административную,
военную и финансовую реформы. Нужно показать связь
реформ Избранной рады с напряженной классовой борь-
бой того времени, а также с перипетиями борьбы внутри
господствующего класса. Без понимания сдвигов в
социально-экономической и политической жизни России
середины XVI в. нельзя разобраться в сложном узле про-
тиворечий, приведших в конечном счете к учреждению
опричнины.
Таков круг проблем, которые являются предметом
рассмотрения в настоящей работе. При этом совер-
шенно естественно, что в рамках одной книги невоз-
можно более или менее равномерно и углубленно рас-
смотреть все вопросы, касающиеся истории Русского
централизованного государства. За пределами данной
5
книги остается история общественно-политической мысли,
которой автор посвятил особое исследование, а также
внешняя политика России середины XVI в., изученная
в трудах Е. Н. Кушевой, Г. А. Новицкого, С. О. Шмидта
и других советских историков. Сложные процессы
социально-экономического развития в русском городе и
деревне рассматриваются лишь в той мере, в какой по-
зволяют выяснить причины роста классовых противоре-
чий и предпосылки общественно-политических преобра-
зований 50-х годов XVI в. Поэтому главы вторая и третья
книги в известной мере носят итоговый характер,
суммируют результаты наблюдений виднейших совет-
ских ученых — С. В. Бахрушина, С. Б. Веселовского,
Б. Д. Грекова, П. П. Смирнова, М. Н. Тихомирова и
других, много сделавших для изучения экономических и
социальных отношений XVI в.
В дальнейшем изложении автор считал необходимым
останавливать внимание читателя на важнейших момен-
тах истории Русского централизованного государства
середины XVI в., особенно на малоизученных или тех,
трактовка которых остается спорной.
Настоящая монография представляет собою первую
часть задуманного автором исследования по истории
России времен правления Ивана Грозного. В дальнейшем
автор предполагает подготовить к изданию книгу, посвя-
щенную опричнине Ивана Грозного.
* *
*
Большую товарищескую помощь автору оказали в под-
готовке рукописи к изданию И. В. Дедовская, К. В. Ми-
ронова, В. М. Покровская, Н. Я. Трофимова, В. Г. Шер-
стобитова, Л. И. Ивина, которым автор считает своим
приятным долгом выразить глубокую благодарность.
Иллюстрации подобраны Н. А. Баклановой.
Указатели составлены И. В. Дедовской.
Глава 1
ИСТОРИОГРАФИЯ. ОБЗОР ИСТОЧНИКОВ
Дореволюционная историография
ервую развернутую оценку событиям полити-
ческой жизни России середины XVI в. дали
в своих сочинениях Иван Грозный и Андрей
Курбский. Страстная полемика этих двух
виднейших политических деятелей своего вре-
мени, остро чувствовавших и зорко всматри-
вавшихся в российскую действительность, ока-
зала сильнейшее воздействие на всю после-
дующую историографию. При этом позднейшие
историки не всегда давали себе отчет в том,
что пристрастные суждения обоих публици-
стов рождены были суровой обстановкой
опричных лет, которая расцвечивала различ-
ными и порой причудливыми красками воспо-
минания прежних соратников по борьбе за
сильное и единое государство.
7
Говоря, что русские самодержцы «изначяла сами вла-
деют своими государьствы, а не боляре и не вельможи»,
Иван Грозный в первом послании Курбскому (1564 г.)
подвергает язвительной критике всю совокупность меро-
приятий, осуществлявшихся правительством 50-х годов
XVI в. Оказывается, поп Сильвестр и Алексей Адашев
лукавством и чародейством на время подчинили своей
власти царя. Таков тот несложный прием, применяя ко-
торый Грозный пытается снять с себя ответственность за
преобразования 50-х годов XVI в.1 Мало того, бояре, ви-
новные во всех злодеяниях, творившихся в малолетство
царя, «наустиша народ» во время московского восстания
1547 г. Когда пришли к власти Сильвестр и Адашев, то
и они «всех бояр начата в самовольство приводити».
Царь негодует, что правители раздавали вотчины, «ветру
подобно», ставили своих «угодников» на государственные
должности, «все строения» проводили «по своей воле» 1 2.
Сторонник самодержавия, отвечавшего в целом дворян-
ским интересам, Иван Грозный выступал против всяких
попыток ограничения царской власти.
Совершенно иную картину рисует Курбский в своей
«Истории о великом князе московском», написанной
к лету 1573 г., когда стоял вопрос о кандидатуре Ивана
на польский престол. Беспросветному мраку, террору
«кромешников», бессмысленному «мародерству» периода
опричнины Курбский картинно противопоставляет идил-
лически лучезарное время правления Избранной рады.
Это название правительственного кружка (полонизиро-
ванный вариант Ближней думы) позднее широко вошло
в научный обиход. Князь Андрей отнюдь не защитник
боярского самовольства, как такового. Недвусмысленно
осуждая боярских правителей «несовершенных лет»
царя, он вместе с другими дальновидными представите-
лями боярства склонен был идти на компромисс с дво-
рянством в целях укрепления централизованного аппа-
рата власти. Его идеал — Избранная рада во главе с Ада-
1 «Послания Ивана Грозного», подготовка текста Д. С. Ли-
хачева и Я. С. Лупье, под ред. В. П. Адриановой-Перетц, М.—Л,
1951, стр. 14—16, 36.
2 Там же, стр. 37, 39—40.
8
шевым и Сильвестром и их «разумными советниками».
«Суд праведный» (т. е. Судебник 1550 г.), устроение
«стратилатских чинов» (военные преобразования), при-
соединение Казани — вот те стороны деятельности пра-
вительства 50-х годов, горячим сторонником которых
выступает КурбскийНачало заката Рады публицист
связывает с 1553 г., когда Иван Грозный побывал у «пре-
лукавого осифлянина» Вассиана Топоркова, нашептав-
шего парю, чтобы тот не держал около себя «советника
ни единаго мудрейшего собя, понеже сам еси всех
лутчши». Окончательно были устранены от власти Ада-
шев и Сильвестр уже после смерти Анастасии, в 1560 г.,
когда их обвинили в «очаровании» и в убийстве ца-
рицы 1 2.
После того как отгремели битвы с иноземными пол-
чищами, налетевшими с запада и севера на Русь в на-
чале XVII в., после того как были подавлены основные
очаги крестьянской войны, современники попытались
найти ответ на волновавший всех вопрос о причинах
«смутного времени». И совершенно понятно, что их
взоры обратились к годам правления царя Ивана Ва-
сильевича, когда завязывались те узлы противоречий,
котопые остро проявились в их время.
Официальную трактовку правления Избранной рады
лает Хронограф 1617 г., сложившийся в кругу деятелей
Посольского приказа. В ртом памятнике царствование
Ивана Грозного резко делится на две половины: до и
после смерти царицы Анастасии Романовой. Пророма-
новский привкус опенки событий в Хронографе соче-
тался с вельможно-боярской ее сущностью. Если для
Курбского смерть Анастасии была лишь внешним пово-
дом. положившим конец правлению Избранной рады, то
по Хронографу Анастасия наставляла царя «на всякия
добродетели», а потому ее смерть оказала самое решаю-
щее воздействие на исторические судьбы России. Поте-
ряв столь «мудрую» супругу, верную опору в жизненных
бурях, парь «нача сокрушати от сродства своего многих,
1 «русская истопическая библиотека» (далее — РИБ).
т. ХХХТ. СПб., 1914, стб. 172 и след.
* Там же, стб. 212, 259—260.
9
такоже и от велмож синклитства своего». В Хронографе
при рассказе о событиях 50-х годов XVI в. главным
образом подчеркиваются воинские подвиги Ивана IV, его
благочестие и мудрость.
Панегирик деятельности Адашеву содержит так на-
зываемый Пискаревский Летописец, составленный в пер-
вой четверти XVII в. Период фавора Адашева («как он
был во времяни») автор считает временем расцвета
страны: «в те поры Руская земля была в великой ти-
шине и во благоденстве и управе». Начало всех бед,
постигших Русскую землю, летописец связывает с учре-
ждением опричнины и с опалой Адашева Ч Заслугу
Адашева и Сильвестра автор Пискаревского Летописца
видит в том, что они упорядочили судопроизводство,
ведали приемом челобитий и боролись с судебной воло-
китой бояр.
По весьма правдоподобной гипотезе М. Н. Тихоми-
рова, автора сведений середины XVI в. Пискаревского
Летописца следует искать в среде, близкой к Шуйским
и враждебной к Романовым (которым летописец вменяет
в вину учреждение опричнины) 1 2. Если это так, то и апо-
логия деятельности Адашева понятна: Адашев пришел
к власти после того, как Шуйским в ходе восстания
1547 г. удалось отстранить от дел родичей молодого царя
Ивана — Глинских.
Если v писателей XVI — начала XVII в. события се-
редины XVI столетия проходили перед глазами или вол-
новали их воображение в рассказах очевидцев, то уже
в начале XVIII в. Иван IV был в полной мере героем
исторического повествования. В. Н. Татищев в своей
«Истории Российской» создал законченную схему рус-
ского исторического процесса, альфой и омегой которого
было русское самодержавие, воплощавшееся в мудрой
деятельности монархов. Время правления Ивана IV
должно было, по его представлению, включаться в че-
твертую часть истории России, начинающуюся княже-
1 «Материалы по истории СССР», вып. II, М., 1955, стр. 56.
2 М. Я. Тихомиров. Пискаревский Летописей, как истори-
ческий источник о событиях XVI — начала XVII в. («История
СССР», 1957, № 3, стр. 112—122).
10
нием Ивана III, который «прежде падшую монархию
восставил» Иван IV, продолжая деятельность своего
деда и отца, привел монархию «в лучшее состояние» 1 2.
Для Татищева Иван IV был одним из идеальных монар-
хов. Он «Казань и Астрахань себе покорил... и естьли
бы ему некоторых беспутных вельмож бунты и измены
не воспрепятствовали, то бы, конечно, не трудно ему
было завоеванную Ливонию и часть немалую Литвы удер-
жать» 3. Современник победоносной Северной войны,
Татищев обращал внимание читателя на то, что вопрос
о присоединении Прибалтики встал еще во время войны
Ивана IV за Ливонию.
К сожалению, изложение истории России XVI в. не
было доведено Татищевым до конца и осталось в виде
предварительных материалов, не вполне обработанных
автором. В основу своего рассказа он положил конспек-
тивное изложение текста Львовской летописи, внеся
в нее только небольшие изменения. Очень интересна
лишь вставка под 1544 г. об издании Судебника (1550 г.),
которое Татищев объяснял тем, что великий князь стре-
мился искоренить «в судех неправды и грабления». для
чего собрал «от городов добрых по человеку» и Бояр-
скую думу (т. е. Земский собор). Усилил Татищев и
оценку боярского мятежа 1553 г., введя характеристику
бояр как отступивших «от правды» 4.
Очень интересовал В. Н. Татищева, занимавшегося
более 15 лет изучением и подготовкой к печати «древних
законов», Судебник 1550 г.5 Тщательно выполненный
комментарий к Судебнику дает прекрасный образец ра-
ционалистической критики исторических источников.
1 В. Н. Татищев, История Российская с самых древнейших
времен, кн. 1, ч. 2, М.. 1769, стр. 541.
2 В. Н. Татищев, Разговор о пользе наук и училищ, М.,
1887, стр. 138, ср. стр. 100—101.
3 В. И. Татищев, История Российская, кн. 1, ч. 2., стр. 544.
4 Подробнее см. А. И. Копанев, Об одной рукописи, принад-
лежавшей В. Н. Татищеву («Труды Библиотеки Академии наук
СССР и Фундаментальной библиотеки общественных наук
Академии наук СССР», т. II, М.—Л., 1955, стр. 233—240).
5 А. И. Андреев, Примечания В. Н. Татищева к «древним
русским законам» («Исторические записки», кн. 36, 1951,
стр. 262).
У/
Здесь мы находим и объяснение терминов («боярин»,
«окольничий» и др.), для чего привлекаются различные
дополнительные материалы; перевод и истолкования неяс-
ных оборотов. В комментарии к статье о крестьянском
отказе В. Н. Татищев «выступает с рассуждениями в за-
щиту крепостничества» 1.
Различные оценки деятельности Ивана Грозного,
а именно к ней тогда сводили важнейшие перемены
в истории России XVI столетия, впервые в историогра-
фии непосредственно столкнулись друг с другом в конпе
XVIII в.
Представитель вельможной аристократии князь
М. М. Щербатов дал противоречивую характеристику
времени правления Ивана IV, выделяя этот период в осо-
бый (пятый) том своей «Истории Российской». Середина
XVI в. рассматривается автором в первой части тома
(от вступления на престол Ивана IV до присоединения
Астрахани). Щербатов высоко оценивает стремление
Ивана Грозного укрепить самодержавие. Он осуждает
«беспорядки», происходившие в малолетство царя «от
распри и злобы боярской» 1 2. Царь Иван, по его мнению,
имел дальновидный разум, достиг крупных внешнеполи-
тических успехов и ввел справедливое законодатель-
ство3. Но, как бы продолжая линию Андрея Курбского,
Щербатов считал, что самодержавная власть должна счи-
таться с требованиями аристократии и с законностью,
«ибо всякие законы суть лучше, нежели самовластно
употребляемые обычаи». Он, в частности, подчеркивал,
что Иван IV сочинил Судебник «не самовластием своим»,
а созвав родичей и бояр4. Смысл ограничения местниче-
ства Щербатов усматривал не в ущемлении прав княжат,
а в стремлении паря «привести младых людей к пови-
новению чиновным людям»5. Он оправдывал деятель-
1 Л. В. Черепнин, Русская историография до XIX века, М .
1957. стр. 183.
2 М. М. Щербатов, История Российская от древнейших вре-
мен, т. V. ч. 1, СПб., 1786, стр. 454.
3 М. М. Щербатов, указ, соч., т. V, ч. 3, СПб., 1789. стр. 217,
219.
4 М. М. Щербатов, указ, соч., т. V, ч. 1, стр. 246—247.
5 Там же, стр. 250.
12
ность бояр в 1553 г., которые, «яко рожденные совет-
ники царские и блюстители престола», выдвигая канди-
датуру князя Владимира Старицкого, хотели избежать
повторения распрей, происходивших в малолетство царя.
Казни и ужасы периода опричнины Щербатов объясняет
непомерным честолюбием царя Ивана и «низостью его
сердца»
Безоговорочно позитивную оценку деятельности Ивана
Грозного дал дворянский историк И. Н. Болтин, который
резко выступил против исторической концепции Щерба-
това. Впервые в русской историографии Болтин сравнил
Ивана IV с французским королем Людовиком XI1 2.
У Болтина, защитника абсолютной власти монарха, по-
ложительное содержание мероприятий Грозного сводится
к уничтожению «самодержавных владений» вельмож,
присоединению обширных владений, введению единого
судопроизводства — Судебника 1550 г.3
Взгляды Н. М. Карамзина (1766—1820 гг.) на рус-
ский исторический процесс складывались в обстановке
растущего крестьянского движения и представляли со-
бою попытку обосновать необходимость для России креп-
кой самодержавной власти, как надежной опоры дворян-
ства. Россия, по мнению Карамзина, всегда спасалась
«мудрым самодержавием». Но если «без монарха — нет
дворянства», то и «без дворянства — нет монарха»4.
С этих консервативно-охранительных позиций он и под-
ходил к оценке событий XVI в. Для него история России
сводится прежде всего к истории самодержавия, вопло-
щенного в деяниях монархов. Примыкая по своим основ-
ным оценкам деятельности Ивана IV к Щербатову,
Карамзин облекает их в такую образную и эмоцио-
нально убедительную форму, что они долгие годы продол-
жали влиять на умы многих историков и литераторов.
1 М. М. Щербатов, указ, соч., т. V, ч. 3, стр. 222.
2 См. И. У. Будовниц, Иван Грозный в русской историче-
ской литературе («Исторические записки», кн. 21, 1947, стр. 279).
3 И. Болтин, Примечания на историю древния и нынешния
России Леклерка, т. I, 1788, стр. 307, 308—310, 313—320;
т. II, стр. 439.
4 Н. М. Карамзин, Записка о древней и новой России, СПб.,
1914, стр. 10, 47, 127.
13
У Карамзина более четко, чем у Щербатова, изложена
мысль, встречающаяся еще в Хронографе 1617 г. и лишь
отчасти у Курбского, о делении времени правления
Ивана Грозного на два периода: до и после смерти
Анастасии Романовой. После борьбы властолюбивых бояр
Шуйских, правление которых было наполнено всевоз-
можными беззакониями, с князем Бельским, отличав-
шимся человеколюбием и справедливостью, после бояр-
ского мятежа 1547 г. началась «эпоха Иоанновой
славы» — ко власти пришли «смиренный иерей» Силь-
вестр и «прекрасный молодой человек» Адашев, которые
не жалели своих сил ради пользы отечества: «мудрая
умеренность, человеколюбие, дух кротости и мира сде-
лались правилом для царской власти»1. Судебник 1550 г.,
ограничение местничества, Стоглав, присоединение Ка-
зани — вот неполный перечень тех славных деяний, ко-
торые совершены были в эти счастливые дни Иоанна да
и всей России. Затем, по смерти Анастасии, когда Иван
Грозный лишился «не только супруги, но и добродетели»,
началась мрачная пора в русской истории. Как и Щер-
батов, Карамзин рисует «загадочный образ» Ивана Гроз-
ного, в котором сочетались страсти «неистового крово-
пийцы» и недюжинные способности государственного
преобразователя.
Но карамзинская концепция уже в начале XIX в. вы-
зывала к себе настороженное отношение представителей
нарождающейся буржуазной историографии. Так, И. С. Ар-
цыбашев, подвергнув критике источниковедческую базу
Карамзина (его излишнее доверие к сказаниям ино-
странцев и к сочинениям князя Курбского) 1 2, писал, что
Иван IV был вынужден прибегнуть «к излишней строго-
сти» для обуздания своевольных бояр и их поборников.
Бояре были «причиною слабостей государя, бессмертия
достойного» 3.
1 Н. М, Карамзин, История государства Российского, кн. 2,
т. VIII, СПб., 1842, стб. 33, 43—45, 47—48, 63, 66.
2 См. Н. Арцыбашев, О степени доверия к Истории, сочи-
ненной князем Курбским («Вестник Европы», ч. 118, № 12, М.,
1821, стр. 278—294).
3 Н. Арцыбашев, О свойствах царя Иоанна Васильевича
(«Вестник Европы», ч. 120, № 18, 1821, стр. 135; № 19, стр. 191).
/4
Непосредственным предшественником так называе-
мого государственного направления в историографии был
Иоганн Густав Эверс (1781—1830 гг.), рассматривавший
историю как процесс развития человечества от семьи и
рода к государству. В отличие от дворянских историо-
графов Эверс сравнительно большое место уделял исто-
рии права, в частности изучению Судебника 1550 г.,
законодательству о крестьянах, и другим явлениям вну-
тренней жизни России XVI в. Он отметил исторические
заслуги Ивана IV, содействовавшего развитию русской
торговли, культуры и просвещения.
Законодательные нововведения Ивана Грозного и
меры по укреплению самодержавия, говоря словами
Эверса, доставили серьезные неприятности боярам и ду-
ховенству 1.
Если М. М. Щербатов и Н. М. Карамзин осуждали
крайности борьбы самодержавия с княжеско-боярской
аристократией XVI в., то с совершенно иных позиций
выступили представители передовой исторической мысли
конца XVIII — начала XIX в. — А. Н. Радищев и дека-
бристы. В историческом прошлом нашей страны дворян-
ские революционеры искали примеры, которые могли бы
служить делу борьбы с самодержавием и крепостниче-
ством. Борьбу Ивана Грозного с боярством они рассма-
тривали как проявление тирании кровожадного монарха,
осуждая которую, они произносили приговор и само-
державию вообще1 2. Это не мешало им видеть и положи-
тельные стороны в борьбе Ивана IV за укрепление еди-
ного государства.
Радищев осуждал политику Ивана Грозного по отноше-
нию к Новгороду, рассматривая ее как проявление деспо-
тизма в борьбе с новгородским народоправством3. «Неис-
товым тираном» называет Ивана Грозного К. Ф. Рылеев 4,
1 /. Ewers, Geschichte der Russen, Theil 1, Dorpat, 1816,
стр. 270.
2 Подробнее см. С. С. Волк, Исторические взгляды дека-
бристов, М.—Л., 1958, стр. 379 и след.
3 А. Н. Радищев, Полное собрание сочинений, т. I, М.—
1938, стр. 263.
4 К. Ф. Рылеев, Полное собрание сочинений, М.—Л., 1934,
стр. 154—155.
15
осуждают его деятельность М. С. Лунин 1 и М. А. Бесту-
жев1 2. Движимые чувством глубокой любви к русскому
народу и ненавистью к угнетателям, декабристы гневно
говорили об ужасах «неограниченного самодержавия»3,
а не только осуждали его «излишества».
Вместе с тем в делах и днях Ивана IV, этого «звер-
ского, но умного властителя», Радищев усматривал и
положительные черты, к которым он относил присоеди-
нение Казани и Астрахани, преодоление боярских усо-
биц, наведение порядка в суде и в воинских делах. Бла-
годаря всему этому Иван «положил основание того ве-
личества, которого Россия достигла» 4. А. О. Корнилович
писал, что «Иоанн Грозный прилагал более стараний,
нежели все его предшественники, к образованию на-
рода»; он набирал за границей зодчих, оружейников, со-
действовал развитию медицины, создал в 1553 г. типо-
графию и т. п.5 Н. А. Бестужев признавал большое
значение для России завоевания Казани и Астрахани,
а Н. М. Муравьев отметил, что Иван IV созвал первые
земские соборы, дав им право решать вопросы о войне
и мире6.
В 40-е годы XIX в. стало складываться буржуазно-
либеральное так называемое государственное направле-
ние в русской историографии, к которому принадлежали
К. Д. Кавелин, Б. Н. Чичерин и частично С. М. Со-
ловьев. Стремясь рассмотреть исторический процесс как
явление закономерное, Кавелин (1818—1885 гг.) и Со-
ловьев (1820—1879 гг.) считали, что в XVI в. происхо-
дила борьба государственного начала с родовым, окон-
чившаяся победой первого из этих начал во время прав-
1 «Декабрист М. С. Лунин. Сочинения и письма», Пб., 1923,
стр. 80.
2 «Воспоминания Бестужевых», М.—Л., 1951, стр. 114.
3 «Из писем и показаний декабристов», СПб., 1906, стр. 67;
Н. М. Муравьев, Мысли об «Истории государства Российского»
Н. М. Карамзина («Литературное наследство», т. LIX, М., 1954,
стр. 585).
4 А. Н. Радищев, Указ, соч., т. Ill, М.—Л., 1952, стр. 41.
5 А. О. Корнилович, Сочинения и письма, М.—Л., 1957,
стр. 135—136; ср. «Рассказы и повести старого моряка Нико-
лая Бестужева», М., 1860, стр. 177.
0 См. С. С. Волк, указ, соч., стр. 388.
16
ления Ивана Грозного \ Поэтому и столкновение царя
Ивана с боярством являлось не проявлением личной ти-
рании грозного правителя, а закономерным результатом
возвышения «служилого сословия» 1 2.
Правда, отказ от карамзинской концепции историче-
ского процесса был делом трудным, поэтому в «Истории
России» Соловьева легко обнаруживаются следы психо-
логического объяснения поступков Ивана IV. По мнению
Соловьева, в 1547 г. под влиянием боярских свар, во
время которых интересы государственные жертвовались
во имя личных, после инспирированного боярами вы-
ступления «черни» в молодом Иване происходит «нрав-
ственный переворот»: он решил «покончить окончательно
с князьями и боярами, искать опоры в лицах другого
происхождения» 3. Окончательно порвал Иван с прошлым
только в 1550 г., когда наступил конец боярского прав-
ления. Соловьева, как и дворянских историков XVIII —
первой половины XIX в., интересуют по преимуществу
вопросы политической борьбы и внешних сношений. Не-
даром «дела внутренние» он отделил от истории
Ивана IV, поместив их отдельно от прагматической исто-
рии XVI в. Говоря о падении Адашева и Сильвестра,
Соловьев в отличие от Карамзина центр тяжести пере-
носил со смерти Анастасии (1560 г.) на боярский мятеж
1553 г.: во время болезни царя, по его мнению, выясни-
лось, что Адашев и Сильвестр не оправдали надежд
Ивана IV, что предрешило их падение4.
Общая схема истории XVI в., данная Соловьевым,
представляла собою значительный шаг вперед по сравне-
нию с дворянской исторической мыслью, но она все же
оказалась недостаточно связанной с конкретным изложе-
нием событий.
1 С. М. Соловьев, История отношений между русскими
князьями Рюрикова дома, М., 1847, стр. 596—599; К. Д. Кавелин,
Собрание сочинений, т. I, Монографии по русской истории,
СПб., 1897, стб. 45 и след.
2 С. М. Соловьев, История России с древнейших времен,
кн. 2, т. VI—X, изд. 2-е, СПб., изд. «Общественная польза»,
стб. 377.
3 Там же, стб. 44, 47.
4 Там же, стб. 141.
2 а. А. Зимин	17
После выхода в свет VI тома «Истории России» Со-
ловьева, в котором давалась характеристика истории Рос-
сии XVI в., в 1856 г. выступил с рецензией на этот труд
идеолог славянофильства К. С. Аксаков (1817—1860гг.).
В силу своей идеалистической концепции Аксаков пред-
ставлял историю России как некое единение царской вла-
сти и народа: «Правительству — сила власти, Земле —
сила мнения» — таково было соотношение основных мо-
ментов и в русской истории середины XVI в., когда «при
первом русском царе созван был первый Земский со"
бор» L Понятно, что при таком подходе не оставалось
места ни для классовой, ни для политической борьбы
в истории России XVI в. «Бояре, — писал Аксаков, —
противупоставляли Иоанну одно терпение» и вообще «ни-
чему не противодействовали» 1 2 3 *. Борьба с ними была по-
рождена лишь «художественной натурой» Грозного.
При всей надуманности исторической схемы Аксакова
в его критике Соловьева был один момент, который за-
служивал внимания. Это — упрек в невнимании Со-
ловьева к истории народа, ко внутренним процессам,
происходившим в XVI в. в русском обществе. Аксаков
верно подметил слабость «государственного направле-
ния», сводившего исторический процесс к изложению
событий политической истории. Капитальный труд дру-
гого славянофильского историка, И. Д. Беляева (1810—
1873 гг.), о крестьянах на Руси 5 в какой-то мере запол-
нял имевшийся в историографии существенный пробел
по истории основного производящего класса XVI в.
Историки официального направления в XIX в. при
освещении событий середины XVI в. продолжали карам-
зинскую традицию. Это относится прежде всего к
М. П. Погодину (1800—1875 гг.), неоднократно писав-
шему о деятельности Ивана IV. По его словам, Иван
Грозный «никогда не был велик». Государственные пре-
1 К. С. Аксаков, Сочинения исторические, т. I, М., 1889,
стр. 147, 148.
2 Там же, стр. 135—136.
3 И. Д. Беляев, Крестьяне на Руси. Исследование о посте-
пенном изменении значения крестьян в русском обществе, М.,
1860.
18
образования 50-х годов XVI в. были проведены не им,
а Адашевым и Сильвестром, которые руководствовались
«чувством любви к отечеству» L «Причудливость нравов»
в деятельности Ивана Грозного видел Н. Г. Устря-
лов (1805—1870 гг.) 1 2.
Дворянской и либеральной буржуазной исторической
науке второй четверти XIX в. противостояла револю-
ционно-демократическая историография.
Подвергнув решительной критике взгляды дворян-
ских историков и в первую очередь Карамзина на исто-
рию России XVI в., В. Г. Белинский подчеркнул прогрес-
сивный характер борьбы Ивана IV с боярством. Значение
Ивана IV он усматривал в том, что во время его прав-
ления в стране довершалось уничтожение уделов3. Сам
Иван, несмотря на бездну совершенных им преступле-
ний, был душою энергичной, глубокой и даже гигант-
ской, стремившейся воплотить идею самовластия и само-
державия4. Находясь на идеалистических позициях в во-
просе о роли личности в истории, Белинский непомерно
преувеличивал исторические заслуги Ивана IV, видя
в нем то «падшего ангела», то человека с «колоссальным
характером». Адашев и Сильвестр, эти «люди народа»,
якобы действуют «благородно и бескорыстно, умно и
удачно, но они оковывают волю царя» 5. События 1553 г.
и смерть Анастасии произвели сильное воздействие на
1 М. П. Погодин, Историко-критические отрывки, М., 1846,
стр. 228, 247, 266. О развитии взглядов М. П. Погодина на время
Ивана Грозного см. И. У. Будовниц, Иван Грозный в русской
исторической литературе, стр. 284—286.
2 Позднее карамзинскую трактовку событий времени
Ивана IV повторил историк-монархист Д. И. Иловайский (1832—
1920 гг.), прославлявший «добродетели» царицы Анастасии
Романовой и «благотворное влияние» Адашева и Сильве-
стра на царя-тирана. По его словам, краткая, но блестя-
щая эпоха «Иоаннова царствования» (1547—1560 гг.) смени-
лась кощунственной и бессмысленной опричниной (Д. Ило-
вайский, История России, т. Ill, М., 1890, стр. 171, 174, 181,
245, 250).
3 В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. VII, М.,
1955, стр. 57.
4 См. В. Г. Белинский, указ, соч., т. II, М., 1953, стр. 108.
5 Там же, стр. 108, 109, 110.
*	19
Ивана IV, а в последовавших жестокостях Ивана Гроз-
ного оказались повинными «крамольные» бояре L
Более разносторонней была характеристика Ивана IV,
содержавшаяся в трудах А. И. Герцена. И для него
Грозный, как завоеватель Казани, — «герой и предтеча
Петра»1 2, «самое трагическое лицо в истории человече-
ства», в котором сочетался великий ум с сердцем
гиены3. А. И. Герцен отмечал стремление Ивана IV
в 50-е годы XVI в. использовать общинные учреждения
в местном управлении, исправить Судебник «в духе ста-
ринных вольностей». Общинные свободы, однако, не
возрождались по зову всемогущего, но жестокого царя 4.
В событиях середины XVI в. большую роль сыграл Силь-
вестр, который, по словам Герцена, «пересоздал на два-
дцать лет гениального изверга» 5.
У Герцена нет того безоговорочного оправдания всех
поступков Ивана IV, которое мы встречаем у Белинского.
Герцен стремился показать как позитивные, так и нега-
тивные стороны деятельности Ивана. Двойственность
оценки процесса укрепления самодержавия звучит и
в словах о том, что тирания Ивана Грозного может
«оправдаться государственными целями»6. «Москва, —
пишет Герцен, — спасла Россию, задушив все, что было
свободного в русской жизни»7. Постепенно все более и
более Герцен стал подчеркивать безграничный деспо-
тизм Ивана IV как одно из ярких проявлений ужасов са-
модержавия вообще 8.
Остановившись в изучении общественной жизни пе-
ред историческим материализмом9, Герцен, как и Бе-
линский, непомерно преувеличивая роль личности
1 В, Г. Белинский, указ, соч., т. Ill, М., 1953, стр. 20. См.
также В. Е. Иллерицкий, Исторические взгляды В. Г. Белин-
ского, 1953, стр. 164—171.
2 А. И. Герцен, Собрание сочинений, т. I, М., 1954, стр. 132.
3 А. И, Герцен, указ, соч., т. II, М., 1954, стр. 339.
4 4.	И.	Герцен,	указ,	соч.,	т.	VII, М., 1956, стр. 163.
5 4.	И.	Герцен,	указ,	соч.,	т.	VIII, М., 1956, стр. 280.
6 4.	И,	Герцен,	указ,	соч.,	т.	VI, М., 1955, стр. 416.
7 4.	И.	Герцен,	указ,	соч.,	т.	VII, стр. 161.
8 4. Я. Герцен, указ, соч., т. XII, М., 1957, стр. 191.
9 См. В. И. Ленин, Соч., т. 18, стр. 10.
20
в истории, не смог понять основных причин, вызвавших
укрепление Русского государства в XVI в.
Н. Г. Чернышевский и И. А. Добролюбов в своих со-
чинениях выдвигали на первый план народ в качестве
творца исторического процесса. Н. Г. Чернышевский от-
мечал стремление русского народа к национальному
единству как одну из важных причин, способствовавших
созданию централизованного государства1, причем уста-
новление единовластия на Руси он относил ко времени
Ивана IV2. Он понимал также, что «всегдашним прави-
лом власти было опираться на дворянство». Большое вни-
мание революционные демократы уделяли вопросу о ве-
ковой эксплуатации русского крестьянства. Ссылаясь на
Судебник 1550 г., Добролюбов ярко изобразил систему
гнета и насилия, которой опутывали князья и бояре на-
родные массы Руси3.
Чернышевский высмеивал концепцию С. М. Со-
ловьева, якобы открывшего «гениальность и благотвор-
ность в действиях Иоанна IV Васильевича» 4.
Справедливо критикуя концепцию Соловьева, сво-
дившего по существу историю России к истории Рус-
ского государства, Чернышевский и Добролюбов вместе
с тем не сумели понять прогрессивного значения поли-
тики Ивана IV, направленной на укрепление централи-
зованного аппарата власти. Оставаясь еще на уровне до-
марксовой социологии, они переносили свое отношение
к самодержавно-крепостническому строю России XIX в.
на оценку деятельности Ивана Грозного. Правильно
изображая царскую власть как носительницу гнета и наси-
лия, чуждую народным массам, революционные демо-
краты в то же время упускали из поля зрения относи-
тельно прогрессивную роль самодержавия на определен-
ном этапе его развития.
Своеобразными были взгляды на русский историче-
ский процесс И. И. Костомарова (1817—1885 гг.), во
1 Н. Г. Чернышевский, Полное собрание сочинений, т. Ш,
М., 1947, стр. 570.
8 Я. Г. Чернышевский, указ, соч., т. X, М., 1951, стр. 324.
8 Я. А. Добролюбов. Полное собрание сочинений, т. ПТ, М..
1936. стр. 277.
* Я. Г. Чернышевский, указ, соч., т. X, стр. 61.
21
многом близкого к славянофильскому направлению
в историографии, которое объясняло историческую судьбу
народа его духовными свойствами !. За яркими характе-
ристиками отдельных исторических деятелей, за художе-
ственным воспроизведением эпохи у Костомарова не
чувствуется стремления изложить закономерный ход
исторических событий. Так, в борьбе Ивана IV с бояр-
ством, в событиях середины XVI в. он усматривал в пер-
вую очередь столкновение отдельных исторических лич-
ностей. Тирании Ивана IV он противопоставлял деятель-
ность Адашева («человек большого ума и в высокой
степени нравственный и честный») и Сильвестра, с ко-
торыми он связывает преобразования, проведенные
Избранной радой1 2. Реформы середины XVI в., по его
мнению, отличаются «духом общинности, намерением
утвердить широкую общительность и самодеятельность
русского народа». В частности, в Судебнике 1550 г., где
«являются две отличные, хотя взаимно действующие сти-
хии — государство и земщина», проявилось стремление
Избранной рады обеспечить народ от произвола 3. Паде-
ние Рады Костомаров объяснял деятельностью ее вра-
гов, главным образом Романовых 4. Буржуазный либерал
по политическим взглядам, Н. И. Костомаров в своих
сочинениях давал много материала для критики рус-
ского самодержавия. В его специальных работах о
«еретике» Матвее Башкине и его сподвижниках были
нарисованы образы передовых русских деятелей сере-
дины XVI в.
В ряде исторических трудов, вышедших в 60—80-х го-
дах XIX в., давались различные оценки событий сере-
дины XVI в., но эти оценки не опирались на специаль-
ное изучение эпохи и не были подкреплены фактическим
материалом. Так, Н. И. Хлебников (1840—1880 гг.) на-
зывал период с 1547 г. по 1560 г. временем владычества
церкви, когда «духовенство овладевает государственной
1 Н. Л. Рубинштейн, Русская историография, М., 1941,
стр. 428.
2 И. И. Костомаров, Русская история в жизнеописаниях ее
главнейших деятелей кп 1. изд. 6-е, СПб., 1912, стр. 333.
3 Там же, стр. 335. 337. 339.
4 Там же, стр. 356—357.
22
властью и пытается устроить теократию» С другой
стороны, для Е. А. Белова, стремившегося доказать про-
грессивный характер деятельности Ивана IV, Сильвестр
был лидером боярской партии, а Иван IV «отвратил от
России опасность господства олигархии» 1 2.
В 70—80-х годах XIX в. сложилась концепция одного
из крупнейших буржуазных историков — В. О. Ключев-
ского (1841 —1911 гг.). Пытаясь дополнить соловьевскую
схему истории России XVI в. указанием на роль эконо-
мического фактора, Ключевский оставил в центре вни-
мания все же проблему развития великокняжеской,
а позднее царской власти. Создание национального ве-
ликорусского государства представлялось Ключевскому,
как и Соловьеву, по существу процессом превращения
«вотчины» в «государство». Русское государство в XVI в.
было, по мнению Ключевского, абсолютной монархией,
но с аристократическим управлением3. В середине XVI в.
по указанию «умных руководителей царя» — Макария
и Сильвестра из среды боярства была создана Избранная
рада, которая провела ряд важных государственных ме-
роприятий 4. В творчестве В. О. Ключевского наибольший
интерес представляет не его общая схема исторического
процесса, а его конкретные исследования. Труды по
истории землевладения, холопства и крестьянства, по
истории государственных учреждений (Боярской думы и
земских соборов), обстоятельные разборы монографий
Н. А. Рожкова и Н. Д. Чечулина содействовали освеще-
нию важнейших вопросов социально-экономической и
политической истории середины XVI в.
Период империализма в России был временем глубо-
кого кризиса буржуазной исторической науки. Этот кри-
зис, в частности, выражался в воскрешении старых кон-
цепций, в возврате к так называемому государственному
1 Я. Хлебников, О влиянии общества на организацию
государства в царский период русской истории, СПб., 1869,
стр. 161.
2 Е. А. Белов, Об историческом значении русского бояр-
ства до конца XVII в. («Журнал Министерства народного про-
свещения» (далее — ЖМНПр.), 1886, № 2, стр. 234. 255).
3 В. О. Ключевский, Сочинения, т. IT. М.. 1957. стр. 180.
4 Там же, стр. 172—173; т. VIII, М., 1959, стр. 17.
23
направлению, в уходе от широких обобщений, в иссле-
довании малозначительных тем и т. д.
Идейный тупик, в который зашла буржуазная исто-
риография в конце XIX — начале XX в., сказался в тру-
дах С. Ф. Платонова. Выступая с попыткой обосновать
на историческом материале незыблемость самодержавия,
испытывая страх перед нараставшим революционным
движением, реакционная дворянская и либерально-бур-
жуазная историография все чаще обращала свое внима-
ние ко времени укрепления централизованного государ-
ства.
Создавая свою апологию опричнине и деятельности
Ивана Грозного, который якобы отстаивал «принцип
единовластия, как основание государственной силы и по-
рядка» !, Платонов черными красками рисует боярское
правление и деятельность Избранной рады. При этом он
исходит из той характеристики, которая была дана
правлению Адашева и Сильвестра самим Иваном IV.
Платонов не видит никаких закономерных предпосылок
для тех боярских усобиц, которыми заполнены 30—
40-е годы XVI в. Столкновение бояр «представляются ре-
зультатом личной или семейной вражды, а не борьбы
партий или политических организованных кружков»1 2.
Избранная рада, по Платонову, — «боярский кружок, за-
хвативший в руки всю власть»3. Адашев и Сильвестр
видели «наиболее пригодную для государственного управ-
ления среду... в потомстве удельных князей». Опека тя-
готила царя, и после расхождений с Радой по внешне-
политическим вопросам он к 1557 г. освободился от ее
влияния 4.
Представления С. Ф. Платонова о событиях сере-
дины XVI в. повторяют наиболее идеалистические пред-
ставления дворянско-буржуазных апологетов самодер-
жавия.
1 С. Ф. Платонов. Очерки по истории смуты в Московском
государстве XVI—XVII вв., М., 1937. стп. 105.
2 С. Ф. Платонов, Иван Грозный, Пб., 1923, стр. 38.
3 С. Ф. Платонов. Очерки по истории смуты в Московском
государстве XVI—XVII вв., стр. 104; его же, Иван Грозный,
стр. 55—.59.
* С. Ф. Платонов, Иван Грозный, стр. 60, 97.
24
В трудах Н. П. Павлова-Сильванского (1869—
1908 гг.) был поставлен вопрос о том, что Россия, по
добно другим европейским странам, пережила стадию
феодализма. Но Павлов-Сильванский рассматривал фео-
дализм на Руси в формально-юридическом аспекте,
прежде всего как раздробление верховной власти, си-
стему вассальной иерархии и господства крупного зем-
левладения1. Конкретное изучение русского историче-
ского процесса он зачастую подменял механическим
сопоставлением русских феодальных институтов с за-
падноевропейскими. Период феодализма на Руси историк
искусственно доводил лишь до середины XVI в., когда
якобы он был заменен сословной монархией1 2. Верное
наблюдение об утверждении сословно-представительной
монархии в России сочеталось у Павлова-Сильванского
с историческим противопоставлением этой монархии
«феодальному порядку». Известный интерес представ-
ляли специальные исследования Павлова-Сильванского
о составе господствующего класса XV—XVI вв. и о ка-
бальных людях3.
В борьбе с буржуазной историографией несомненная
заслуга принадлежит М. Н. Покровскому (1868—
1932 гг.). Однако взгляды самого Покровского на исто-
рию России середины XVI в. не отличались достаточной
четкостью и их методологической основой был скорее
экономический материализм, чем материализм истори-
ческий. Признавая наличие на Руси XVI в. феодальных
отношений, Покровский двигателем русского историче-
ского процесса в этот период считал торговый капитал.
В первой половине XVI в., по его мнению, складывались
экономические предпосылки опричнины, происходил
«аграрный переворот», сущность которого сводилась
к переходу «феодального вотчинника к денежному хо-
зяйству» 4.
1 Н. П. Павлов-Силъванский, Феодализм в древней Руси,
СПб.. 1907, стр. 69—70.
8 Там же. стр. 37, 124.
8 П. П. Павлов-Силъванский, Государевы служилые люди.
Люди кабальные и докладные (Сочинения, т. I, изд. 2-е, СПб.,
1909V
4 М. Н. Покровский, Русская история с лпевнейтпих времен,
т. I, М., 1933, стр. 166 (первое издание—1910 г.).
25
Уже в 30—40-е годы XVI в., в годы выступления кня-
зей Шуйских, тесно связанных с посадом, сложился
«союз посадских и боярства» Ч Во время реформ сере-
дины XVI в. установился «компромисс между феодаль-
ной знатью, буржуазией и мелкими помещиками», дер-
жавшийся примерно до 1560 г.1 2 Сильвестр у Покров-
ского выступал как «представитель буржуазного течения»,
выдвинутый посадом после событий 1547 г.3 Если губ-
ная реформа соответствовала интересам служилых лю-
дей, то земская реформа выросла из посадской про-
граммы 4. Падение Адашева Покровский связывал с тем.
что он «обоярился» после событий 1553 г., стал идти
«на поводу за своими родовитыми коллегами»5. Силь-
вестр потерял популярность тем, что протестовал против
выгодной для торговцев Ливонской войны6. Несмотря на
ряд верных наблюдений (в частности, о компромиссном
характере политики Избранной рады), в целом концеп-
ция Покровского отдавала вульгарным социологизмом,
непомерным преувеличением степени развития денеж-
ных отношений в XVI в. 7
Почти одновременно с Покровским Г. В. Плеханов
в июне 1914 г. опубликовал свой первый том «Истории
русской общественной мысли», где высказал сходную
оценку деятельности Избранной рады как компромисс-
ной. Время господства Избранной рады в управлении го-
сударством, по мнению Плеханова, «было временем ком-
промисса между боярством, духовенством и дворян-
ством». Боярству этот компромисс был выгоден во всяком
случае потому, что «отсрочил наступательный про-
тив него союз духовенства и дворянства с царем». С дру-
гой стороны, представители духовенства и дворянства
могли рассматривать этот союз с боярами полезным «для
1 М. Н. Покровский, указ соч., т. I, стр. 191.
2 Там же, стр. 193, 200.
3 Там же, стр. 191.
4 Там же, стр. 190.
5 Там же, стр. 199.
6 Там же, стр. 200.
7 См. К. В. Базилевич, «Торговый капитализм» и генезис
московского самодержавия в работах М. Н. Покровского («Про-
тив исторической концепции М. Н. Покровского», ч. 1, М.—Л.,
1939, стр. 140—178).
26
вразумления Ивана». Этот компромисс был нарушен
происками «осифлянского» духовенства. Он не был
прочным, потому что Россия «все более и более превра-
щалась в вотчинную монархию восточного типа» !. Су
щество «компромисса» середины XVI в. Плеханов объ-
ясняет не сложными условиями обострения классовой
борьбы, а переплетением отношений внутри самого гос-
подствующего класса.
С позиций экономического материализма освещал
ход исторического процесса Н. А. Рожков (1868—
1927 гг.). Чисто экономический фактор, механически
понимаемый им вне рассмотрения взаимодействия базиса
и надстройки, выдвигался в качестве ведущего при изу-
чении явлений общественной жизни. «Н. Рожков, — от-
метил В. И. Ленин, —... заучил ряд положений мар-
ксизма, но не понял их» 1 2. Этим> в частности, объясняется
то, что вслед за Павловым-Сильванским Рожков ограни-
чивал период феодализма на Руси серединой XVI в.
Конец феодализма и начало периода «дворянской ре-
волюции» Н. А. Рожков относил ко времени опричнины
и связывал их с переходом от натурального к денежному
хозяйству3.
Вслед за Соловьевым Рожков видел в борьбе Шуй-
ских и Бельских не просто борьбу за власть, а проявле-
ние центробежных и центростремительных сил. Шуйские,
по его мнению, умели связаться с посадскими людьми,
а Бельские тяготели к родовому дворянству. Политику
Избранной рады Рожков рассматривал, ссылаясь на
Покровского, как компромиссную. Феодальная аристо-
кратия вынуждена была в середине XVI в. делиться
властью с дворянами (Адашев) и нестяжательским ду-
ховенством (Сильвестр). Как компромисс между дворян-
ством и знатью расценивал Рожков земскую реформу и
преобразования центрального государственного аппа-
рата 4.
1 Г. В. Плеханов, Сочинения, т. XX,	М.—Л.,	1925,
стр. 183—184.
2 В. И. Ленин, Соч., т. 19, стр. 443.
3 Н, А. Рожков, Русская история в сравнительно-историче-
ском освещении, т. IV. ч. 1, М.. 1923, стр. 53.
4 Там же, стр. 115, 116—117, 118, 130—131.
27
В конце XIX — начале XX в. вышел в свет ряд боль-
ших монографий, освещающих разнообразные вопросы
Экономической жизни и политического строя Русского
государства XVI в. Для них, как правило, характерно
было широкое привлечение архивных материалов и срав-
нительно узкая постановка темы, не содержавшая широ-
ких исторических обобщений. Н. А. Рожков обстоятельно
исследовал сельское хозяйство России Ч После краткого
рассказа о климатических и почвенных условиях раз-
личных районов страны автор рассматривает сельскохо-
зяйственное производство, цены на продукты сельского
хозяйства, распределение продуктов и торговлю ими,
наконец, делает интересные наблюдения о составе насе-
ления и распределении земельной собственности. Ра-
бота Рожкова, основанная на большом актовом и писцо-
вом материалах, при всех ее недостатках (гипотетич-
ность выводов, полученных из сравнения часто
несопоставимых данных, относящихся к разным районам
страны) сохраняет свое научное значение и до настоя-
щего времени.
В исследовании Н. Д. Чечулина о русских городах
XVI в. содержится тщательно обработанный материал
писцовых книг и сотных записей1 2. Автор отметил осо-
бенности состава городского населения новгородских и
псковских пригородов, городов по южной и юго-вос-
точной окраине страны. Поскольку Чечулин не исполь-
зовал приходо-расходных книг монастырей и актовый
материал, торговля и городское ремесло были раскрыты
им явно недостаточно.
Историю служилого землевладения избрал предметом
своей монографии С. В. Рождественский3. Автор по-
дробно анализирует правовые формы поместного и вот-
чинного землевладения, разбирает земельное законода-
тельство XVI в., состав и распределение землевладения
в разных районах Русского государства. Однако в силу
1 R. А. Рожков, Сельское хозяйство Московской Руси
в XVI веке, М., 1899.
2 Н. Д. Чечулин, Города Московского государства в XVI веке,
СПб.. 1889.
8 С. В. Рождественский, Служилое землевладение в Мо-
сковском государстве XVI в., СПб., 1897, стр. 1—389.
28
буржуазной методологии С. В. Рождественский не ставил
вопроса о феодальной земельной собственности как
основы производственных отношений при феодализме.
Работы Рожкова, Чечулина, Рождественского и не-
которые другие 1 при всем их положительном значении
имели серьезные недочеты еще и потому, что не выде-
ляли этапов в развитии экономики и социальных отно-
шений в русской истории XVI в. В частности, сведения
о первой половине и середине XVI в., как правило, то-
нули в общей массе данных, относящихся ко второй по-
ловине и в особенности к концу века1 2.
Наиболее остро ощущается этот недостаток в иссле-
дованиях по истории государственного аппарата. После
книги В. О. Ключевского о Боярской думе и его статьи
о земских соборах XVI в. появился ряд обстоятельных
монографий о центральных и местных правительствен-
ных учреждениях.
Особенно надо отметить труд Н. П. Лихачева о раз-
рядных дьяках XVI в., вышедший еще в 80-х годах XIX в.3
Для написания этой монографии автор привлек огром-
ный материал, в значительной степени неопубликован-
ный (разрядные книги, родословцы и т. п.), и сделал
ряд ценных наблюдений по истории Разрядного приказа.
Историки продолжают обращаться и по настоящее время
к конкретным материалам Лихачева. К книге Лихачева
близки по своему характеру исследования В. И. Сер-
геевича о государственных учреждениях древней Руси4,
С. А. Белокурова и В. И. Саввы о Посольском приказе
1 И, И. Лаппо, Тверской уезд в XVI веке («Чтения Обще-
ства истории и древностей Российских при Московском универ-
ситете» (далее — Чтения ОИДР), 1894, кн. 4, отд. 1); А. М. Гне-
вушев, Очерки экономической и социальной жизни сельского
населения Новгородской области после присоединения Новго-
рода к Москве, т. I, ч. 1, Киев, 1915.
2 В работе М. А. Дьяконова о крестьянах XVI—XVII вв. во-
обще подавляющее большинство сведений относится к XVII в.
и лишь некоторое количество данных ко второй половине
XVI в. (М. А. Дьяконов, Очерки из истории сельского населения
в Московском государстве (XVI—XVII вв.), СПб., 1898).
3 Я. Я. Лихачев, Разрядные дьяки XVI в., СПб., 1888.
4 В. Сергеевич, Древности русского права, т. I, изд. 3-е,
СПб., 1909; т. III, СПб., 1903.
29
XVI в.1, С. А. Шумакова о губных учреждениях1 2*
Весьма интересны исследования о русских финансах
(организация обложения, состав налогов и т. п.) 3. В этих
работах содержалось много интересных архивных дан-
ных, до тех пор неизвестных исследователям. Но пред-
ставление о государстве как о надклассовом явлении
помешало авторам исследований о русских финансах
понять классовый смысл тяжелого податного гнета, кото-
рый ложился на плечи трудящегося населения страны.
Советская историография
Основоположниками научного социализма К. Мар-
ксом и Ф. Энгельсом было дано всестороннее подлинно
научное освещение важнейших проблем истории образо-
вания централизованных государств в Европе. Этот про-
цесс в конечном счете объясняется социально-экономиче-
скими предпосылками, выражавшимися в росте произво-
дительных сил, общественного разделения труда,
товарно-денежного обращения и подъема городов. Скла-
дывавшиеся и укреплявшиеся в XV—XVI вв. феодальные
монархии отражали интересы дворянства и находили
поддержку со стороны городов, заинтересованных в пре-
кращении феодальных усобиц. «Объединение более об-
ширных областей в феодальные королевства являлось
потребностью как для земельного дворянства, так и для
городов» 4.
1 С. А. Белокуров, О Посольском приказе, М., 1906;
В. И. Савва, О Посольском приказе в XVI в., вып. 1, Харьков,
1917.
2 С. А. Шумаков, Губные и земские грамоты Московскою
государства, М., 1895.
3 А. С. Лаппо-Данилевский, Организация прямого обложения
в Московском государстве со времен смуты до эпохи преобра-
зований, СПб., 1890; П. Н. Милюков, Спорные вопросы финансо-
вой истории Московского государства, СПб., 1892; С. Б. Весе-
ловский, Сошное письмо, т. I, М., 1915; т. II, М., 1916.
4 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 3, изд. 2-е, М., 1955,
стр. 24.
30
Развивая марксистское учение о причинах образова-
ния централизованных государств, В. И. Ленин показал
исторические особенности этого процесса в России, где
очень долго сохранялась экономическая раздробленность.
Характеризуя «эпоху московского царства», В. И. Ленин
писал, что тогда «.. .государство основывалось на союзах
совсем не родовых, а местных: помещики и монастыри
принимали к себе крестьян из различных мест, и общины,
составлявшиеся таким образом, были чисто террито-
риальными союзами. Однако о национальных связях
в собственном смысле слова едва ли можно было гово-
рить в то время: государство распадалось на отдельные
«земли», частью даже княжества, сохранявшие живые
следы прежней автономии, особенности в управлении,
иногда свои особые войска (местные бояре ходили на
войну со своими полками), особые таможенные гра-
ницы и т. д.» 1
Эта яркая ленинская характеристика России нака-
нуне «нового периода» ее истории позволяет понять
основную линию исторического развития страны в XVI в.,
которая связана с борьбой с остатками феодальной раз-
дробленности.
Появление и распространение марксизма произвело
переворот в исторической науке.
Советские ученые в основу изучения истории Рус-
ского централизованного государства положили важней-
шие марксистско-ленинские положения о классовой при-
роде и социально-экономических корнях феодального
государства, являвшегося орудием угнетения помещи-
ками-крепостниками крестьянства. Это — коренное отли-
чие от всей предшествующей буржуазно-дворянской
историографии, которая, сосредоточивая свое внимание
на надстроечных явлениях, рассматривала государство
как некий надклассовый орган.
Классики марксизма-ленинизма подчеркивали, что
в период разложения феодализма создание централизо-
ванных монархий по сравнению с феодальной раздроблен-
ностью было прогрессивным явлением в жизни стран
1 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 1, изд. 5-е,
М., 1958, стр. 153.
31
Восточной и Западной Европы. В том, чтобы «централи-
зовать», сломать многочисленные феодальные перего-
родки, мешавшие экономическому и политическому раз-
витию страны, и состояла, по словам Маркса, «цивилиза-
торская деятельность» абсолютной монархии Ч
Рассматривая события русской истории середины
XVI в., Маркс подчеркивал большое значение активной
внешней политики правительства Ивана IV, явившейся
результатом проведения государственных преобразова-
ний. Он писал, что «весь период этих успехов, так же
как и в области законодательства, совпадает со временем
управления Адашева [и влияния Сильвестра]» 1 2.
Создание централизованного государственного аппа-
рата, имея в виду укрепление власти господствующего
класса над эксплуатируемым населением, отражало рез-
кое обострение социальных противоречий. «Мы всегда
учили и учим, — писал В. И. Ленин, — что классовая
борьба, борьба эксплуатируемой части народа против
Эксплуататорской лежит в основе политических преобра-
зований и в конечном счете решает судьбу всех таких
преобразований» 3.
Изучение хода реформ середины XVI в. раскрывает
во всем многообразии это важнейшее ленинское поло-
жение о решающем влиянии антифеодальной борьбы
крестьянства и посада на ход и исход государственных
преобразований.
Становление централизованного государства в Рос-
сии, как неоднократно отмечали классики марксизма-
ленинизма, имело свои специфические черты, ибо проис-
ходило еще в обстановке неликвидированного феода-
лизма. Далее, здесь, как и в ряде других стран Восточной
Европы, сложилось не национальное, а многонациональ-
ное государство. Роль объединителя национальностей
в России выпала на долю русского народа, находивше-
гося на более высокой ступени социально-экономиче-
ского и культурного развития; в руках феодалов нахо-
дился довольно развитый государственный аппарат.
1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 4, изд. 2-е, стр. 308.
2 Архив Маркса и Энгельса, т. VIII, стр. 165.
3 В. И. Ленин, Соч., т. 8, стр. 178.
32
В результате ликвидации Казанского и Астраханского
ханств в середине XVI в. к России были присоединены
чуваши, мари, татары и башкиры. Народы Поволжья по-
пали под тяжелый гнет царизма. Вместе с тем появились
новые возможности для их дальнейшего экономического
и культурного развития в единении с русским народом.
«.. .Россия, — писал Энгельс> — действительно играет про-
грессивную роль по отношению к Востоку». 4.. .Господ-
ство России играет цивилизующую роль для Черного и
Каспийского морей и Центральной Азии, для башкир и
татар...» 1
Вооруженная марксистско-ленинским историческим
материализмом советская наука достигла значительных
успехов в изучении истории России середины XVI в.
В первую очередь это относится к вопросам социально-
экономического развития страны, которые в дореволю-
ционной историографии, как правило, оставались в тени,
когда дело заходило о реформах Ивана Грозного.
В диссертации Н. А. Горской тщательно и всесто-
ронне изучены вопросы истории земледелия и зернового
хозяйства второй половины XVI — начала XVII в.; есть
в этой работе сведения, относящиеся и к середине
XVI в.1 2 В отличие от книги Н. А. Рожкова в работе
Н. А. Горской широко привлечены к изучению ужинно-
умолотные книги XVI в. и другие документы вотчинных
монастырских архивов, что обогатило ее исследование
ценным фактическим материалом.
В капитальном исследовании академика Б. Д. Гре-
кова по истории крестьянства до XVII в. получили отра-
жение кардинальные проблемы по истории кре-
стьян XVI в.3 Б. Д. Греков установил, что в середине
XVI в. происходил рост собственно барского хозяйства,
увеличение господской запашки и барщины в условиях
распространения поместного землевладения. Он показал
формы зависимости отдельных разрядов сельского яасе-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXI, стр. 211.
2 Н. А. Горская, Зерновое земледелие центральных обла-
стей Русского государства во второй половине XVI — начале
XVII в. Автореферат кандидатской диссертации, М., 1955.
3 Б. Д. Греков, Крестьяне на Руси с древнейших времен до
XVII в., кн. 2, изд. 2-е, М., 1954, стр. 43 и след.
3 Л. А. Зимин	33
леНия в XVI в. К сожалению, для первой половины века
им было использовано сравнительно мало материала,
причем далеко не равномерно по различным категориям
населения. Так, например, сведения о холопьем труде
им, как правило, опускались. Это тем более досадно, что
в большой монографии А. И. Яковлева о холопстве 1 из
материалов XVI в. использованы в основном законода-
тельные источники, а актовые (главным образом духов-
ные грамоты) также выпали из поля зрения исследо-
вателя 1 2.
Б. Д. Греков и другие советские историки положили
в основу своих исследований ленинскую концепцию исто-
рических судеб крепостного права в России. Это позво-
лило им на большом конкретно-историческом материале
показать, как жило и боролось за свою свободу русское
крестьянство — основной производящий класс феодаль-
ного общества.
Для того чтобы выяснить конкретные черты состоя-
ния экономики России XVI в., советские историки обра-
тили свое внимание на развитие производительных сил
и производственных отношений в феодальной деревне.
Одной из особенностей сохранившихся источников этого
периода экономического характера является то, что
большинство из них относится к фондам монастырей-
вотчинников. Поэтому изучение экономики XVI в. в со-
ветской науке в значительной степени основывалось на
исследовании монастырского хозяйства3.
1 А. И. Яковлев, Холопство и холопы в Московском государ-
стве XVII в., т. I, М,—Л., 1943.
2 О так называемых «деревенских кабалах» Спасо-Прилуц-
кого монастыря см. публикацию В. Г. Геймана «Несколько но-
вых документов, касающихся истории сельского населения Мо-
сковского государства XVI столетия» («Сборник Российской
публичной библиотеки, т. И, вып. 1, Пг., 1924); статью В. М. Па-
неяха «К вопросу о так называемых деревенских служилых
кабалах Спасо-Прилуцкого монастыря» («Проблемы источнико-
ведения», вып. V, М., 1956, стр. 210—230).
3 Небольшой, но крайне интересный фонд черносошной
Куростровской волости, изученный А. И. Копаневым, является
исключением из общей картины. См. А. И. Копанев, Куростров-
ская волость во второй половине XVI в. («Академику Б. Д. Гре-
кову ко дню семидесятилетия», М., 1952, стр. 146—156). Весьма
интересны также первые попытки обработать данные новго-
34
Б. Д. Греков продолжил начатые им еще до Великой
Октябрьской революции исследования хозяйства круп-
нейшего новгородского феодала — Софийского дома1.
Очень полезное исследование о хозяйстве Соловец-
кого монастыря XVI—XVII вв. написано А. А. Савичем,
который основное внимание уделял промысловой дея-
тельности этого вотчинника, в широких размерах зани-
мавшегося соледобычей* 1 2.
Небольшую, но весьма содержательную статью о хо-
зяйстве Иосифо-Волоколамского монастыря XVI в. на
новых материалах написал М. Н. Тихомиров3. Вышли
в свет также работы по истории вотчинного хозяйства
Кирилло-Белозерского и Болдина-Дорогобужского мона-
стырей 4.
родских писцовых книг для изучения развития феодальной
ренты в XVI в. См. И. Л. Перельман, Новгородская деревня
в XV—XVI вв. («Исторические записки», кн. 26, 1948, стр. 128—
197); Г. С. Рабинович, Рост эксплуатации крестьян в XVI в.
в связи с возникновением поместного хозяйства («Ученые
записки Ленинградского государственного педагогического ин-
ститута имени А. И. Герцена», т. LXXVIII, 1948, стр. 63—80);
Р. Г. Скрынников, Экономическое развитие новгородского по-
местья в конце XV и первой половине XVI в. («Ученые записки
Ленинградского государственного педагогического института
имени А. И. Герцена», т. CL, вып. 1, 1957, стр. 2—37); его же,
Рост барской запашки и развитие барщины на новгородских
поместных землях в 50—70-х гг. XVI в. («Ученые записки Ленин-
градского государственного педагогического института имени
А. И. Герцена», т. CLXXXVIII, 1959, стр. 279—294).
1 Б. Д. Греков, Очерки по истории хозяйства новгородского
Софийского дома XVI—XVII вв., I, Софийский двор в городе
Новгороде («Летопись занятий Археографической комиссии»
(далее —ЛЗАК), вып. XXXIII, Л., 1926, стр. 201—332); II, Соб-
ственное сельское хозяйство (ЛЗАК, вып. I (XXXIV), Л., 1927,
стр. 91—155).
2 А. А. Савич, Соловецкая вотчина XV—XVII вв., Пермь,
1927.
3 М. Н. Тихомиров, Монастырь-вотчинник XVI в. («Историче-
ские записки», кн. 3, 1938, стр. 130—160); ср. также Я. Н. Ще-
петов, Сельское хозяйство в вотчинах Иосифо-Волоколамского
монастыря в конце XVI в. («Исторические записки», кн. 18,
1946, стр. 92—147).
4 А. X. Горфункель, Перестройка хозяйства Кирилло-Бело-
зерского монастыря в связи с развитием товарно-денежных
отношений в XVI в. («Ученые записки Карело-Финского педа-
гогического института», т. II, вып. I, Петрозаводск, 1955,
*
35
В результате всех этих изысканий картина состоя-
ния русского вотчинного хозяйства XVI в. в значитель-
ной степени прояснилась. Особенно важным была поста-
новка советскими историками вопроса о формах фео-
дальной ренты как в России XVI в. в целом, так и
в отдельных ее районах.
Основой производственных отношений при феода-
лизме является собственность феодала на землю. В XVI в.
происходили серьезные изменения в структуре феодаль-
ного землевладения. Все это заставило советских исто-
риков обратить самое серьезное внимание на изучение
землевладения светских и духовных феодалов.
Судьбы феодального иммунитета в первой половине
XVI в. прослежены в монографической работе С. М. Ка-
штанова, пока еще в значительной части не опублико-
ванной Автор выявил более 600 жалованных и указных
грамот за указанный период и показал основные этапы
развития иммунитетной политики русского правитель-
ства. Анализ Книги ключей Волоколамского монастыря
дал возможность автору установить, как феодалы в по-
вседневной жизни пользовались своими иммунитетными
привилегиями. Впервые в исторической литературе
С. М. Каштанов изучает финансовую и судебную поли-
тику не по законодательным актам или летописям, а по
массовому материалу, показывающему эту политику
в действии.
Большой научный интерес представляет обширная
монография А. И. Копанева по истории землевладения
Белозерского края XV—XVI вв.* 1 2 Автору удалось на
стр. 90—111); Д. П. Маковский, Влияние товарно-денежных от-
ношений на развитие вотчинного [монастырского] хозяйства
в XVI в. («Сборник научных работ Смоленского краеведческого
научно-исследовательского института», вып. 1, Смоленск, 1957,
стр. 336—359).
1 Краткое резюме его выводов см. С. М. Каштанов, Жало-
ванные и указные грамоты как источник по истории феодаль-
ного иммунитета на Руси в первой половине XVI в. Авторе-
ферат кандидатской диссертации. М., 1958; а также «Памят-
ники русского права», вып. IV, М., 1956, стр. 101—105,
124—170.
2 А. И. Копанев, История землевладения Белозерского края
XV—XVI вв., М.—Л., 1951.
36
основании комплексного анализа писцовых книг и актов
архива Кирилло-Белозерского монастыря нарисовать кар-
тину развития различных форм феодального землевладе-
ния на Белоозере в XV—XVI вв. А. И. Копанев разно-
сторонне показал наступление феодалов на крестьянские
земли и борьбу черносошного крестьянства с феодалами.
Специальное исследование картографического материала
позволило автору сделать его выводы более наглядными
и убедительными.
Начато изучение землевладения XVI в. и других
монастырей-вотчинников (в том числе Антониева-Сий-
ского и Иосифо-Волоколамского) Ч
Крупнейшим специалистом по истории феодального
землевладения XVI в. был С. Б. Веселовский. В его об-
общающем исследовании на эту тему, основанном на
тщательном изучении богатого архивного материала, со-
держатся ценные наблюдения над историей княжеско-
боярского землевладения XIV—XVI вв., над складыва-
нием поместной формы земельной собственности. Автор
дал обстоятельный разбор этапов земельной политики
великокняжеской и царской власти и т. п.1 2 Перу
С. Б. Веселовского также принадлежит ряд интересных
работ и по отдельным вопросам политической истории
XVI в.3 * * * * 8 Однако освещение многих вопросов истории
1 Г, Н. Образцов, Крестьяне вотчины Антониева-Сийского
монастыря в XVI—XVII вв. Автореферат кандидатской диссер-
тации, Л., 1951; А. А. Зимин, Очерки по истории феодального
землевладения и хозяйства Московского государства, т. I. Зем-
левладение и социальный состав Иосифо-Волоколамского мо-
настыря в XVI в., кандидатская диссертация (рукопись), М.,
1947.
2 С. Б. Веселовский, Феодальное землевладение в Северо-
Восточной Руси, т. I, М.—Л., 1947; его же, Из истории древне-
русского землевладения («Исторические записки», кн. 18,1946,
стр. 56—91); его же, Монастырское землевладение в Москов-
ской Руси во второй половине XVI в. («Исторические записки»,
кн. 10, 1941, стр. 95—116); его же, Село и деревня в Северо-
Восточной Руси XIV—XVI вв., М.—Л., 1936.
8 С. Б. Веселовский, Первый опыт преобразования цен-
тральной власти при Иване Грозном («Исторические запи-
ски», кн. 15, 1945. стр. 57—69); его же, Последние уделы р
Северо-Восточной Руси («Исторические записки», кн. 22, 1947,
стр. 101—131).
37
Землевладения и особенно феодального иммунитета автор
ведет с позиций буржуазной историографии1. Автора
в истории землевладения интересует по преимуществу
формально-юридическая сторона; он переоценивает роль
государства как творца иммунитетных норм и созида-
теля различных форм землевладения.
К центральным проблемам истории России XVI в.,
разрабатываемым советскими историками, принадлежит
проблема истории ремесла, торговли и города. В своих
замечательных трудах — «Что такое «друзья народа» и
как они воюют против социал-демократов?», «Развитие
капитализма в России» и других — В. И. Ленин выяснил,
какую громадную роль в истории России сыграло обра-
зование всероссийского рынка, сплотившего воедино раз-
розненные земли и княжества феодальной Руси. Опи-
раясь на труды В. И. Ленина, видный советский историк
С. В. Бахрушин сделал важный вывод о том, что уже
в XVI в. складывались предпосылки всероссийского
рынка1 2. В своей оставшейся, к сожалению, незакончен-
ной монографии на эту тему Бахрушин уделил большое
место территориальному разделению труда в XVI —
начале XVII в., выделив районы железоделательного
производства, выделки сукон, кожевенного производ-
ства и т. п. С. В. Бахрушин показал пути возникновения
городских поселений в XVI в. и дал яркую характе-
ристику Москве как ремесленному и торговому центру
XVI в.
Впервые в работе Бахрушина содержится глубокий
анализ классовой борьбы в русском городе3. Несмотря
на незавершенность работы и отдельные ее недочеты
1 Подробнее см. И. И. Смирнов, С позиций буржуазной
историографии («Вопросы истории», 1948, № 10, стр. 113 и
след.).
2 С. В. Бахрушин, Предпосылки «всероссийского рынка»
в XVI в. («Ученые записки Московского государственного уни-
верситета», вып. LXXXVII, М., 1946, стр. 38—65). См. также
С. В. Бахрушин, Научные труды, т. I, М., 1952, стр. 25—54. Ин-
тересные наблюдения о развитии русского ремесла в XVI в.
сделал Б. Н. Тихомиров в работе «Ремесло в Московском госу-
дарстве в XVI веке» («Известия Академии наук СССР», VII се-
рия, 1933, № 2, стр. 97—122).
3 С. В. Бахрушин, Научные труды, т. I, стр. 204—236,
(переоценка роли товарного обращения), монография
С. В. Бахрушина представляет собою весьма значитель-
ный вклад в изучение экономики России.
Во многом спорны, но безусловно интересны наблю-
дения над историей русского города в XVI в. П. П. Смир-
нова, сделанные им в монографии по истории посадских
людей и их классовой борьбы \ П. П. Смирнов дал тон-
кий анализ законодательства 50-х годов о городских
дворах и слободах и проследил пути ограничения тарха-
нов во время проверки иммунитетных грамот 17 мая
1551 г. Возражение вызывает трактовка Смирновым
русского города XVI в., как раннефеодального. Инте-
ресна, но не вполне доказана мысль автора о тесном
союзе боярства с верхушкой Московского посада в пер-
вой половине XVI в.1 2
Для понимания уровня развития товарного производ-
ства в XVI в. большое значение имеет исследование
А. Г. Маньковым движения цен3. На огромном и тща-
тельно проработанном архивном материале автор выяс-
нил закономерности развития цен па различные товары
в связи с ростом внутреннего рынка в России в XVI в.
Одновременно А. Г. Маньков сделал интересные наблю-
дения о степени распространения различных товаров на
русском рынке, о размерах торговли хлебом и т. п.
Складывание предпосылок всероссийского рынка
происходило в обстановке укрепления межобластных свя-
зей. В обстоятельных работах А. В. Арциховского,
А. П. Пронштейна и Н. Н. Масленниковой 4 установлено,
что присоединение Новгорода и Пскова к Российскому
1 П. П. Смирнов, Посадские люди и их классовая борьба до
середины XVII в., т. I, М.—Л., 1947, стр. 104 и след.
2 Там же, стр. 107.
3 4. Г. Маньков, Цены и их движение в Русском государ-
стве XVI в., М—Л., 1951. Недавно рта книга в исправленном
и дополненном виде переиздана во Франции: A. G. Mankov, La
Mouvement des prix dans 1’Etat Russe du XVI-e siecle, Paris, 1957.
4 H. H. Масленникова, Присоединение Пскова к Русскому
централизованному государству, Л., 1955; 4. П. Пронштейн, Ве-
ликий Новгород в XVI в., Харьков, 1958; 4. В. Арциховский,
Новгородские ремесла («Новгородский исторический сборник»,
вып. VI, Новгород, 1939, стр. 3—15); Г. С. Рабинович, Новгород-
ские ремесла XVI в. («Ученые записки Ленинградского государ-
39
государству имело большое прогрессивное значение, при-
вело к дальнейшему подъему экономики в этих районах,
содействовало складыванию предпосылок всероссийского
рынка. Раскопки археологов на территории Москвы и
других городов обогатили нашу науку памятниками ма-
териальной культуры русских посадских людей, дали
ценные данные о планировке городов и городских укреп-
лений1. В настоящее время установлено и примерное
число городов в России XVI в., выявлены интересные
факты из истории русских городов и отдельных пред-
ставителей купечества * 1 2.
Если торговля России со странами Запада для XVI в.
изучена явно недостаточно3, то гораздо лучше исследо-
вана торговля с Востоком. М. В. Фехнер выпустила уже
вторым изданием работу, где на основании разнообраз-
ных источников (в том числе и архивных) показала, что
в русской экономике торговые связи с восточными стра-
нами играли крупную роль. Автором выяснен ассорти-
мент ввоза и вывоза, характер торговли. Прослежены
основные торговые пути и центры торговых операций
русского купечества4.
ственного педагогического института имени Герцена», т. XXXIX,
1941, стр. 134—182); ее же, Ремесло и мелкое товарное произ-
водство в Новгороде в XVI в. (там же, т. CXXXI, 1957,
стр. 267—303).
1 См., например, исследования А. Л. Монгайта, П. А. Раппо-
порта, И. В. Трофимова и А. В. Кирьянова, опубликованные
в кн.: «Материалы и исследования по археологии СССР»,
вып. XXXI, М., 1952.
2 М. Н. Тихомиров, Город Дмитров. От основания города до
половины XIX в., Дмитров, 1925; П. Н. Луппов, Город Шестаков
Вятской земли (К истории городов Вятского края) — «Труды
Вятского научно-исследовательского института краеведения»,
т. III, Вятка, 1927, стр. 87—104; А. А. Введенский, Аника Стро-
ганов в своем сольвычегодском хозяйстве («Сборник статей
по русской истории, посвященных С. Ф. Платонову», Пб.. 1922,
стр. 90—ИЗ); А. А. Зимин, Состав русских городов XVI в.
(«Исторические записки», кн. 52, 1955, стр. 336—347).
8 См. Г. А. Новицкий, Вопросы торговли в русско-шведских
отношениях XVI в. («Скандинавский сборник», т. II, Таллин,
1957, стр. 38—46).
4 М. В. Фехнер, Торговля Русского государства со странами
Востока в XVI в. («Труды Государственного Исторического mv-
зея», вып. XXXI, изд- 2-е, М., 1956); ср. Э. М. Шахмалиев, Из
40
Движущей силой общественного развития при феода-
лизме является классовая борьба народных масс против
крепостнического гнета. В. И. Ленин не раз подчеркивал,
что, «когда было крепостное право, — вся масса крестьян
боролась со своими угнетателями, с классом помещиков,
которых охраняло, защищало и поддерживало царское
правительство» Ч Ленинская характеристика особенно-
стей классовой борьбы задавленных нуждою и нищетою
народных масс в феодальную эпоху помогла советским
историкам создать полноценные труды по истории кре-
стьянских войн и городских восстаний.
Исследователями освещены разные стороны истории
классовой борьбы в первой половине и середине XVI в. * 1 2
Правда, до недавнего времени внимание уделялось глав-
ным образом городским движениям3. Только недавно
появился ряд специальных работ по реформационному
движению середины XVI в. 4 Формы и характер борьбы
истории торговой политики европейских держав на Переднем
Востоке в XVI веке. Автореферат докторской диссертации,
Баку, 1958.
1 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 7, изд. 5-е,
стр. 194.
2 И. И. Смирнов, Московское восстание 1547 года («Вопросы
истории», 1953, №12, стр. 105—ИЗ); С. В. Бахрушин, Научные
труды, т. Г, стр. 204—236; С. О. Шмидт, Миниатюры Царствен-
ной книги как источник по истории московского восстания
1547 г. («Проблемы источниковедения», вып. V, М., 1956,
стр. 265—284).
8 Интересные сведения о крестьянском движении и поло-
жении крестьян в середине XVI в. даны в работе В. И. Корец-
кого «Очерки по истории закрепощения крестьян в России
в конце XVI — начале XVII в.», кандидатская диссертация
(рукопись), М., 1957.
4 И. У. Вудовниц, Русская публицистика XVI в., М.—Л.,
1946; Р. Г. Лапшина, Феодосий Косой — идеолог крестьянства
XVI в. («Труды Отдела древнерусской литературы Института
русской литературы АН СССР» (далее — Труды ОДРЛ), т. IX,
М.—Л., 1953, стр. 235—250); Д. К. Шелестов, Свободомыслие
в учении Феодосия Косого («Вопросы истории религии и атеиз-
ма», т. II, М., 1954, стр. 194—217); В. И. Корецкий, К вопросу
о социальной сущности «нового учения» Феодосия Косого
(«Вестник Московского государственного университета», исто-
рико-филологическая серия, 1956, № 2, стр. 105—124); А. А. Зи-
мин, И. С. Пересветов и его современники, М., 1958: А. В. К Ли-
ванов, Реформационные движения в России в XIV — первой
половине XVI вв., М., 1960.
41
крестьянства против крепостного гнета в середине XVI в.
еще изучены недостаточно и ждут своего исследо-
вателя.
Большой интерес в советской исторической литера-
туре вызвала проблема создания и укрепления центра-
лизованного аппарата власти. Уже П. А. Садиков пока-
зал, что изучить ее можно только на основании макси-
мально полного привлечения актового материала.
Садикову удалось решить вопрос о происхождении фи-
нансовых приказов — четвертей, изучить функции и
установить время создания приказа Большого прихода.
Заслуживает внимание его мысль о возникновении ряда
приказов из государевой казны, т. е. из великокняже-
ской канцелярии!. После монографии П. А Садикова
появился ряд работ, в которых изучались отдельные
стороны проблемы становления приказной системы и ее
оформления в середине XVI в. Особенно важной является
постановка вопроса о складывании сословно-представи-
тельной монархии и о земских соборах как центральном
представительном учреждении 1 2.
В обстоятельной книге Н. Е. Носова изучены основ-
ные моменты перестройки местного управления к сере-
дине XVI в.: создание института городовых приказчиков
1 П. А. Садиков, Очерки по истории опричнины, М.—Л.,
1950.
2 С. В. Юшков, К вопросу о сословно-представительной мо-
нархии в России («Советское государство и право», М., 1950,
№ 10, стр. 39—51); М. Н. Тихомиров, Сословно-представитель-
ные учреждения (земские соборы) в России XVI в. («Вопросы
истории», 1958, № 5, стр. 3—22); С. О. Шмидт, Челобитенный
приказ в середине XVI столетия («Известия Академии наук
СССР», серия истории и философии, т. VII, № 5, 1950, стр. 445—
458); А. А. Зимин, О сложении приказной системы на Руси
(«Доклады и сообщения Института истории АН СССР», вып. III,
М., 1954, стр. 164—176); В. Волынский, Назревшие вопросы
в изучении истории развития приказного управления на Руси
(«Сборник студенческих научных работ Среднеазиатского го-
сударственного университета имени В. И. Ленина», вып. IV,
Ташкент, 1956, стр. 44—50); А. В. Чернов, История государствен-
ных учреждений в XV—XVI вв., М., 1956. Г. Б. Гальперин, Во-
прос о форме правления Русского государства XV и первой
половины XVI в. («Ученые записки Ленинградского государ-
ственного университета», серия юридических наук, вып. X, Л.,
1958, ртр. 195—210).
42
и начальный этап губной реформы1. Несмотря на имею-
щиеся недочеты (некоторая статичность в освещении
истории введения городовых приказчиков, придающая
изложению юридический оттенок и Др.), книга Н. Е. Но-
сова сохраняет научное значение, ибо фактически
является первым монографическим исследованием мест-
ного управления XVI в.
Впервые советскими историками специальному углуб-
ленному исследованию был подвергнут Судебник 1550 г.
и вопросы истории права середины XVI в. (работы
Б. А. Романова1 2, И. И. Смирнова3 и А. Г. Поляка4).
Если Романов и Поляк подчеркнули, что в Судебнике
1550 г. отразился компромиссный характер политики
Избранной рады, то И. И. Смирнов настаивает на дво-
рянской сущности важнейших статей этого кодекса5.
Создание стрелецкого войска, история и организа-
ция вооруженных сил в XVI в. изучались специально
историками военного искусства6. В. И. Буганов недавно
1 Н. Е. Носов, Очерки по истории местного управления Рус-
ского государства первой половины XVI в., М.—Л., 1957 (да-
лее— Н. Е. Носов, Очерки).
2 См. его комментарии в издании «Судебники XV—XVI ве-
ков», М., 1952, а также его статьи «Судебник Ивана Грозного»
(«Исторические записки», кн. 29, 1949, стр. 200—235); «К во-
просу о земельной политике Избранной рады» («Историче-
ские записки», кн. 38, 1951, стр. 252—269); «К вопросу о 15-
рублевом максимуме в служилых кабалах XVI в.» («Истори-
ческие записки», кн. 52, 1955, стр. 325—335); «О полном хо-
лопе и сельском попе в Судебнике Ивана Грозного» («Ака-
демику Б. Д. Грекову ко дню семидесятилетия», М., 1952,
стр. 140—145).
3 И. И. Смирнов, Судебник 1550 года («Исторические за-
писки», кн. 24, 1947, стр. 267—352).
4 См. комментарии в издании «Памятники русского права»,
вып. IV, стр. 261—341.
6 Подробно вопрос рассматривается в VII главе.
6 С. Л. Марголин, Начало стрелецкого войска («Ученые за-
писки кафедры истории народов СССР Московского областного
педагогического института», вып. I, М., 1939, стр. 47—53);
А. В. Чернов, Образование стрелецкого войска («Исторические
записки», кн. 38, 1951, стр. 281—290); его же, Вооруженные
силы Русского государства в XV—XVII вв., М., 1954; И. А. Корот-
ков, Иван Грозный. Военная деятельность, М., 1952; Д. Жеребое,
Инженерное обеспечение взятия Казани в 1552 г. («Военно-
инженерный журнал», 1949, № 8, стр. 31—42).
4.7
опубликовал статью, в которой подверг источниковедче-
скому анализу важнейшие источники по организации рус-
ских вооруженных сил — разрядные книги XVI в. и уста-
новил, что «Государев разряд» 1556 г. представлял
собою итоговую обработку разрядного материала за
80 лет, отразившую компромиссный характер деятельно-
сти Избранной рады1.
Одним из основных источников для изучения поли-
тической истории 40—50-х годов XVI в. являются вставки
в Лицевой летописный свод, содержащие красочный рас-
сказ о мятеже 1553 г., восстании 1547 г., выступлении
Пищальников 1546 г. и некоторые другие интересные
сведения. Д. Н. Алыпиц благодаря тонкому источниковед-
ческому анализу выяснил, что составителя всех этих при-
писок следует искать в канцелярии Ивана Грозного. Он
также весьма убедительно показал, что приписки имеют
тенденциозную направленность, связанную с событиями
60—70 годов XVI в.1 2
Основным направлением русской внешней политики
середины XVI в. была борьба за присоединение Казани
и за установление тесных экономических и политических
связей со странами Востока. Если в работе С. О. Шмидта
изучены предпосылки «Казанского взятия», то в ряде
статей М. Н. Тихомирова и других историков, а также
в обобщающих трудах по истории Татарии и Мордовии
показано прогрессивное значение присоединения народов
Поволжья и Северного Кавказа к России3.
1 В. И. Буганов, «Государев разряд» 1556 г. и реформы
50-х годов XVI в. («История СССР», 1957, № 5, стр. 220—
231).
2 Д. Н. Алъшиц, Иван Грозный и приписки к лицевым сво-
дам его времени («Исторические записки», кн. 23, 1947,
стр. 251—289); его же, Происхождение и особенности источни-
ков, повествующих о боярском мятеже 1553 г. («Исторические
Записки», кн. 25, 1948, стр. 266—292).
3 М. Н. Тихомиров, Присоединение Чувашии к Русскому
государству («Советская этнография», М.— Л., 1950, № 3,
стр. 93—106); «Очерки истории Мордовской АССР», т. I, Са-
ранск, 1955; «История Татарской АССР», т. I, Казань, 1955:
«История Кабарды с древнейших времен до наших дней»,
М., 1957; «Очерки по истории Башкирской АССР», т. I, ч. 1,
Уфа, 1956.
44
В связи с той же проблемой внимание Исследователей
привлекали различные аспекты русской восточной поли-
тики середины XVI в.: будь то русско-турецко-крымские
отношения1, будь то отношения с народами Северного
Кавказа1 2.
Обобщающую характеристику внутриполитической
борьбы в Русском государстве середины XVI в. дали
Р. Ю. Виппер, С. В. Бахрушин и И. И. Смирнов.
Р. Ю. Виппер рассматривал события, происходившие
в России XVI в., на широком всемирно историческом
фоне3. Наиболее удачные страницы его небольшой, но
запоминающейся книги об Иване Грозном посвящены
международным связям и внешней политике Русского
государства. Интересны также сопоставления отдельных
сторон русского исторического процесса с аналогичными
явлениями в истории ЗапаДн°й Европы. Наряду с этим
книге Р. 10. Виппера присущ ряд серьезных недостат-
ков. Это относится в первую очередь к отсутствию клас-
сового анализа царской политики XVI в. и непомерной
идеализации самого Ивана Грозного.
Неудачна и оценка событий политической истории
30—50-х годов XVI в., данная Р. Ю. Виппером. Автор
считает, что в малолетство Ивана IV наряду с боярской
1 Н. А. Смирнов, Россия и Турция в XVI—XVII вв. («Уче-
ные записки Московского государственного университета»,
вып. XCIV, М., 1946); его же, Политика России на Кавказе
в XVI—XIX веках, М., 1958; А. А. Новосельский, Борьба Москов-
ского государства с татарами в первой половине XVII в., М.—Л.,
1948; Г. Д. Бурдей, Взаимоотношения России с Турцией и Кры-
мом в период борьбы за Поволжье в 40—50-х гг. XVI в. («Уче-
ные записки Саратовского государственного университета
имени Н. Г. Чернышевского», т. XLVII, Харьков, 1956, стр. 183—
206).
2 Е. Н. Кушева, Политика Русского государства на Север-
ном Кавказе в 1552—1572 гг. («Исторические записки», кн. 34,
1950, стр. 236—287). Слабее изучены дипломатические отно-
шения России с западноевропейскими странами, исключая
Швецию, см. Г. А. Новицкий, Русско-шведские отношения в
середине XVI в. и война 1554—1557 г. («Вестник Московского
государственного университета», серия истории и филологии,
1956, № 2).
3 Р. Ю. Виппер, Иван Грозный, [М.,] 1922; изд. 2-е, Ташкент,
1942; изд. 3-е, М.—Л., 1944.
45
распрей шла борьба между вельможами типа Шуйских
и духовенством. «В результате, — пишет он, — церков-
ники одержали победу: с 1542 г. начинается митрополит-
ство знаменитого Макария, вышедшего из школы
Ивана III» Ч В этом выводе цепь недоразумений. Мака-
рий как раз был возведен на престол Шуйскими, а не
был их противником; не мог он выходить и из «школы»
Ивана III, ибо начало его деятельности относится ко
времени, последовавшему за смертью этого великого
князя. Десятилетие 1542—1553 гг. Р. Ю. Виппер назы-
вает «эпохой клерикальной политики»1 2. Это опять-таки
совершенно неверно, ибо реформы середины века во
многом были направлены как раз против осифлянской
церкви.
В популярной книге «Иван Грозный» (первое изда-
ние вышло в 1942 г., второе — в 1945 г.) С. В. Бахру-
шин в целом удачно показал общий смысл происходив-
ших событий в середине XVI в.
Он верно подметил, что в «несовершенные годы»
Ивана IV реакционным тенденциям боярской группи-
ровки во главе с Шуйскими противодействовали князь
И. Ф. Бельский и его окружение, пытавшееся опереться
на деятелей, вышедших из состава правительства Васи-
лия IIL Митрополит Макарий, который «не отличался
ни политическим мужеством, ни настойчивостью в про-
ведении своих взглядов», принадлежал к числу ставлен-
ников Шуйских, но по своим убеждениям «был горячим
сторонником сильной самодержавной власти»3.
После московского восстания 1547 г. создается новое
правительство во главе с Адашевым и Сильвестром —
Избранная рада, в составе которого были как руководи-
тели дворянства, так и дальновидные представители бояр.
В силу компромиссного характера деятельности Избран-
ная рада остановилась на полпути, не доведя дворянской
программы до логического конца. И в этом следует
искать причину ее неудачи4. В специальной статье
1 Р. Ю. Виппер, указ, соч., изд. 3-е, стр. 36.
2 Там же.
3 С. В. Бахрушин, Научные труды, т. II, М., 1954, стр. 266.
4 Там же, стр. 271.
46
«Избранная рада Ивана Грозного», вышедшей в 1945 г.,
Бахрушин подробно развернул свою оценку деятельно-
сти Избранной рады, попытался восстановить ее состав,
как царской Ближней думы. Избранная рада осущест-
вила, по его мнению, реформы, «имевшие целью укреп-
ление централизованного государства и отвечавшие все-
цело интересам дворянства» h Вместе с тем в ее поли-
тике обнаруживаются «уступки компромиссного характера
в пользу феодальной знати»1 2. Разнородность состава
правительства Адашева, особенно ярко проявившаяся
во время споров по вопросам внешней политики, и была
причиной его падения3.
Выяснение компромиссного характера деятельности
Избранной рады — важнейший вывод работы Бахру-
шина, позднее широко вошедший в научный оборот4.
К сожалению, этот вывод больше основывался на изуче-
нии биографий деятелей правительства Адашева, чем на
анализе основных аспектов самой политики 50-х годов
XVI в., которая была нарисована Бахрушиным еще очень
Эскизно.
В дальнейшем выводы Бахрушина получили развитие
в работах ряда советских историков. Так, С. О. Шмидт
характеризует правительство середины XVI в. как пра-
вительство компромисса между всеми прослойками
класса феодалов — боярством, дворянством и церков-
ными феодалами (как осифлянами, так и нестяжате-
лями). Однако, по его мнению, компромисс существовал
только в конце 1540-х и начале 50-х годов. В отличие от
С. В. Бахрушина С. О. Шмидт исключает посадских лю-
дей из числа участников этого компромисса. Деятель-
ность Макария и церковных феодалов С. О. Шмидт рас-
сматривает в качестве «одной из серьезнейших помех
в деле централизации страны». Разносторонней деятель-
1 С. В. Бахрушин, Научные труды, т. II, стр. 350.
2 Там же, стр. 351.
3 Там же, стр. 352.
4 См., например, «Очерки истории СССР. Период феода-
лизма. Конец XV в. — начало XVII в.», М., 1955; В. Б. Кобрин,
Экономическое и политическое положение Русского государ-
ства в 40—50-х годах XVI в. («Преподавание истории в шко-
ле», 1958, № 5, стр. 29—38).
47
ности главы правительства компромисса — Алексея Ада-
шева посвящено специальное исследование С. О. Шмидта
Перу одного из видных советских историков, изучаю-
щих проблемы истории России середины XVI в.,
И. И. Смирнову, принадлежит много специальных тру-
дов, касающихся вопросов политической истории и клас-
совой борьбы XVI в. Первая работа И. И. Смирнова, по-
священная классовой борьбе в России первой половины
XVI в., вышла еще в 1935 г. и носила явные следы влия-
ния школы М. Н. Покровского1 2. Наряду с очень интерес-
ными замечаниями о классовой борьбе в период мало-
летства Ивана IV работа содержала общую оценку проис-
ходивших тогда событий, с которой согласиться нельзя.
Процесс складывания Российского многонационального
государства, по мнению автора, носил «реакционный ха-
рактер» 3. Тот же характер имели якобы и завоевание
Москвой Новгорода и Пскова. Отмечая, что уничтожение
феодальных перегородок, тормозящих экономическое
развитие, представляло собою положительную сторону
происходившего процесса образования единого государ-
ства, И. И. Смирнов противопоставляет прогрессивный
путь создания национальных государств, во главе кото-
рых стояла нарождающаяся буржуазия, реакционному,
с его точки зрения, пути создания многонационального
государства в России, возглавлявшегося дворянской
военной бюрократией4. В конкретных социально-эконо-
мических условиях России XV—XVI вв. путь создания
многонационального государства был единственной воз-
можностью преодолеть феодальную раздробленность п
создать наиболее благоприятные условия для экономиче-
ского развития страны, т. е. был исторически прогрессив-
ным.
1 С. О. Шмидт, Правительственная деятельность А. Ф. Ада-
шева («Ученые записки Московского государственного универ-
ситета», вып. CXVII, М., 1954, стр. 25—54). См. также его дис-
сертацию «Правительственная деятельность А. Ф. Адашева и
восточная политика Русского государства в середине XVI сто-
летия» (рукопись), М., 1948—49.
2 И. И. Смирнов, Классовая борьба в Московском государ-
стве в первой половине XVI в. («Проблемы истории докапита-
листических обществ», 1935, № 9—10, стр. 74—108).
3 Там же, стр. 75.
4 Там же, стр. 88.
4<$
Характеризуя события 30—40-х годов XV1 в.,
И. И. Смирнов считал, что боярские междоусобия были
формой, «в которой осуществлялось разрушение центра-
лизованного аппарата власти Московского государства
в направлении восстановления феодальной раздробленно-
сти удельных времен» 1. Весь период малолетства
Ивана IV автор делит на три этапа: время правления
Елены Глинской (1532—1538 гг.), когда правительство
еще пыталось противостоять наступлению княжеско-
боярской реакции; второй этап (1538—1542 гг.) —время
«наибольших успехов боярской реакции»; третий этаи
(1542—1547 гг.) — «время ликвидации боярской реак-
ции. Крупнейшей политической фигурой этого периода
является Макарий»1 2. Основной движущей силой пере-
ворота 1542 г. являлось дворянство, которое было исполь-
зовано в своих групповых интересах Шуйскими3. После
коронации Ивана IV и восстания 1547 г. к власти при-
ходит новая группа, «опирающаяся на дворянство и по-
садскую буржуазию», лидерами которой являлись Мака-
рий, Сильвестр, Адашев и др. 4
В 1944 г. И. И. Смирнов выпустил в свет небольшую
книгу, содержащую характеристику жизни и деятельно-
сти Ивана IV5. Не касаясь идеализации деятельности
Ивана Грозного, имевшейся в этой книге, отметим, что
И. И. Смирнов уже говорил об образовании в XV—
XVI вв. «национального централизованного государства»,
1 И. И. Смирнов, Классовая борьба в Московском государ-
стве в первой половине XVI в., стр. 76.
2 Там же, стр. 88—89.
3 Там же, стр. 100. Эту точку зрения повторил Н. И. Шата-
гин в своих обобщающих очерках политической истории в
первой половине XVI в. (Н. И. Шаталин, Русское государство
в первой половине XVI века. Очерки из политической исто-
рии Руси в первой половине XVI в., Свердловск, 1941, стр. 77,
96). Впрочем, в отличие от И. И. Смирнова Избранная рада,
по мнению Н. И. Шатагина, в своей деятельности осущест-
вляла «компромисс между царем и дворянством, с одной сто-
роны, и княжеско-боярской аристократией — с другой» (там
же, стр. 107).
4 И. И. Смирнов, Классовая борьба в Московском государ-
стве в первой половине XVI в., стр. 108.
5 И. И. Смирнов, Иван Грозный, Л., 1944.
4 А. А. Зимин
49
а не многонационального, как ранее !. Московские госу-
дари якобы в своей борьбе с княжатами и боярами за
создание и укрепление Русского национального государ-
ства «опирались на поддержку самых широких народных
масс». По И. И. Смирнову, рто была борьба «старого и
нового, прогрессивных и реакционных сил, носителей на-
ционального развития и представителей феодальной
реакции» 1 2. Только в середине XVI в. произошел процесс
превращения национального государства в многонацио-
нальное, который «имел прогрессивный характер»3.
Общая оценка процесса создания централизованного го-
сударства претерпела, как мы видим, сильные изменения.
После опубликованных исследований о классовой и
политической борьбе, а также о законодательстве пер-
вой половины XVI в.4, И. И. Смирнов выпустил в свет
обобщающую монографию, посвященную политической
истории 30—50-х годов XVI в.5 Книга И. И. Смир-
нова — важный этап в изучении истории России сере-
дины XVI в.6 Автор собрал и тщательно изучил боль-
шой материал по борьбе боярских группировок в 30—
40-е годы XVI в. Ему удалось нарисовать яркую картину
московского восстания 1547 г. Очень интересен тонкий
анализ отдельных статей Судебника 1550 г. и ряд за-
конодательных мероприятий середины XVI в.
1 И. И. Смирнов, Иван Грозный, стр. 8, 13, 15.
2 Там же, стр. 18—28.
3 Там же, стр. 72.
4 Кроме названных выше работ И. И. Смирнова о классовой
борьбе и о Судебнике 1550 г., см. также его статьи «Иван Гроз-
ный и боярский «мятеж» 1553 г.» («Исторические записки»,
кн. 43, 1953, стр. 150—181); «Мятеж Андрея Старицкого 1537 г.»
(«Исторические записки», кн. 50, 1955, стр. 269—296); «К во-
просу о мерах в Московском государстве XVI в.» («Ученые за-
писки Ленинградского государственного университета», серия
историческая, вып. V (№ 48), 1939, стр. 16—37); «Из истории
политической борьбы в Русском государстве в 30-х годах XVI в.
(«Заговор Михаила Глинского 1534 г.)» — «Ученые записки
Ленинградского государственного университета», вып. XXIV
(№ 205), 1956, стр. 179—193.
5 И. И. Смирнов, Очерки политической истории Русского
государства 30—50-х годов XVI в., М.—Л., 1958 (далее —
И. И. Смирнов, Очерки).
6 Обстоятельный разбор книги И. И. Смирнова см. в рецен-
зии В. Б. Кобрина («Вопросы истории», 1960, № 1).
50
Монография состоит из трех частей: часть первая со-
держит оценку событий в годы боярского правления
30—40-х годов XVI в., вторая часть посвящена прави-
тельству 50-х годов и характеру его деятельности и
третья — реформам 50-х годов. Книга не лишена слабых
сторон, а отдельные выводы автора носят дискуссионный
характер. Так, в книге политическая история 30—
50-х годов XVI в. рассматривается без достаточного вни-
мания к проблемам социально-экономических отношений
того времени. Это не всегда дает автору возможность
правильно вскрыть существо явлений, происходивших
в политической жизни страны. Из событий боярского
правления И. И. Смирнов рассматривает главным обра-
зом борьбу между отдельными группировками бояр,
оставляя в тени саму политику боярских правительств.
Он в своей работе обычно не использует жалованных и
уставных грамот, т. е. основного источника для этой
цели. Раздел о реформах середины XVI в. носит неза-
вершенный характер, ибо ряд важнейших преобразова-
ний того времени им не рассматривается; в частности,
в его книге нет анализа Стоглава и церковных реформ,
учреждения стрелецкого войска. Государственные пре-
образования второй половины 50-х годов XVI в. факти-
чески в книге Смирнова отсутствуют (за исключением
земельного законодательства). Автор не говорит о ста-
новлении сословно-представительной монархии, в част-
ности о земских соборах. В его книге нет специальных
разделов ни об оформлении приказной системы управ-
ления, ни о земской и губной реформе. Однако без рас-
смотрения всех этих вопросов нельзя всесторонне оце-
нить значение преобразований середины XVI в. в исто-
рии укрепления централизованного аппарата власти.
Общую оценку событий 30—50-х годов И. И. Смир-
нов оставил ту же, которая была дана им еще в книге
об Иване Грозном !. Правда, в отличие от предшествую-
щих работ на эту тему И. И. Смирнов всю историю России
с конца XV по начало XVII в. рассматривает как период
1 Недавно эта оценка была повторена в книге А. И. Копа-
нева, А. Г. Манькова и Н. Е. Носова «Очерки истории СССР.
Конец XV — начало XVII вв.», Л., 1957.
*	5/
образования Русского государства, не говоря о его мно-
гонациональном характере 1.
В ходе дальнейшего изложения все спорные вопросы
будут предметом специального рассмотрения1 2.
Таким образом, советская историческая наука до-
стигла значительных успехов в изучении истории России
середины XVI в. В дореволюционной историографии
время правления Избранной рады рассматривалось лишь
как прелюдия к опричнине и поэтому оно не было пред-
метом специального исследования. Только советские
историки показали, что в 50-е годы XVI в. происходили
события, сыгравшие большую роль в дальнейших исто-
рических судьбах России. За последние годы вышел
в свет ряд больших специальных трудов, в которых по-
лучили освещение различные стороны русского истори-
ческого процесса того времени. Но не все вопросы изу-
чены равномерно, а по ряду проблем первостепенного
Значения в исторической литературе существуют серьез-
ные разногласия. В настоящем исследовании автор пы-
тается подвести некоторые итоги изучения социально-
экономической и политической истории России середины
XVI в. и дать посильное решение вопросов, остающихся
еще дискуссионными.
Обзор источников
Сложность изучения истории России середины XVI в.
во многом объясняется состоянием документальной
базы — скудостью сохранившихся источников по решаю-
1 Остается не вполне ясным, как сочетает сам же
И. И. Смирнов эту характеристику основного содержания поли-
тической истории России XVI в. с тем, что он говорит о про-
исходившей в это время борьбе не за образование, а за укреп-
ление и развитие централизованного государства (И. И. Смир-
нов, Очерки, стр. 4, 19 и др.).
2 В связи с тем, что И. И. Смирнов обстоятельно изложил
перипетии борьбы за власть между боярскими группировками
в «несовершенные лета» Ивана IV и состав правительства
30-х годов XVI в. (части 1 и 2), в нашем исследовании эти во-
просы изложены суммарно. При этом обращается внимание
52
щим проблемам этой темы. Так, досадным обстоятель-
ством, затрудняющим исследование вопросов социального
и экономического строя в 50-е годы XVI в. является
почти полное отсутствие писцовых книг для основных
территорий Русского государства (известна только книга,
относящаяся к Тверскому уезду 1548 г.). Наличие сот-
ных грамот для отдельных владений тех или иных мона-
стырей-вотчинников, дающих трудно сопоставимый ма-
териал, лишь в малой степени восполняет этот зияющий
пробел. Даже по Новгороду и Пскову, писцовые книги ко-
торых конца XV—XVI в. представлены сравнительно
хорошо, за середину XVI в. не имеется достаточных ма-
териалов. Известны только писцовые книги Вотской
(1539 г.), Бежецкой (1544/45 г.) и Обонежской пятин
(1563 г.) !. Не издано еще подробное описание Тороппа
1540/41 г., хранящееся в Центральном государственном
архиве древних актов (ЦГАДА). Судьбы землевладения
духовных корпораций могут быть изучены по многочис-
ленным актам, хорошо сохранившимся в архивах. В на-
стоящей работе привлекается ставший уже классическим
фонд грамот Коллегии экономии ЦГАДА* 1 2, а также
фонды Троице-Сергиева (рукописный отдел Государ-
ственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина), Си-
монова (Рукописное отделение Государственного Исто-
рического музея), Спасо-Ефимьева (ЦГАДА и отдел
письменных источников Государственного Исторического
музея), Макарьева-Калязинского (ЦГАДА) и некоторых
других монастырей. Наличие копийных книг актов этих
монастырей в какой-то мере гарантирует исследователя
от случайных пропусков, ибо основная масса грамот на
Земельные владения Троице-Сергиева, Симонова, Спасо-
Ефимьева и Макарьева-Калязинского монастырей была
главным образом на те стороны событий, которые не получили
освещения в его книге или трактовка которых И. И. Смирно-
вым представляется нам не вполне убедительной.
1 «Писцовые книги Обонежской пятины 1496 и 1563 гг.», Л.,
1930.
2 Краткий обзор этого фонда дан В. Н. Шумиловым (см.
«Обзор документальных материалов Центрального государ-
ственного архива древних актов по истории СССР периода фео-
дализма XI—XVI вв.», М., 1954, стр. 82—170).
53
тщательно переписана писцами XVI—XVII вв. в сбор-
ники копий (копийные книги), которые и сохранились
до нашего времени \
Уже в дореволюционной историографии в серийных
публикациях актов, предпринятых Археографической ко-
миссией1 2, а также в отдельных актовых сборниках и
описаниях актов Н. П. Лихачева, С. А. Шумакова и др.3
было положено начало широкому изданию актовых
источников XVI в. Однако, как правило, эти издания но-
сили выборочный характер, что снижало их ценность.
К систематической публикации актов феодального зем-
левладения и хозяйства историки приступили только
после Октябрьской революции. В 20-е годы были опуб-
ликованы грамоты основного фонда земельных актов —
Коллегии экономии по северным уездам4, а в последнее
время изданы акты двух крупнейших феодалов XVI в. —
Московского митрополичьего дома и Волоколамского мо-
настыря5. Ведется работа над подготовкой к изданию
1 О копийпых книгах см. подробнее Л. В. Черепнин, Русские
феодальные архивы XIV—XV веков, ч. 2, М., 1952, стр. 38 и
след.; а также С. М. Каштанов, Копийные книги Троице-Серги-
ева монастыря XVI в. («Записки отдела рукописей Государ-
ственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина», вып. XVIII,
М., 1956).
2 «Акты, собранные Археографической экспедицией Акаде-
мии наук» (далее — ААЭ), т. I, СПб., 1836; «Акты исторические»
(далее — АИ), т. I, СПб., 1841; «Акты юридические» (далее —
АЮ), СПб., 1838; «Акты, относящиеся до юридического быта
древней России» (далее — АЮБ), т. I—III, СПб., 1857—1884;
«Дополнения к Актам историческим» (далее — ДАИ), т. I, СПб.,
1846.
3 М. Дьяконов, Акты относящиеся к истории тяглого насе-
ления в Московском государстве (далее — М. Дьяконов, Акты),
вып. I—II, Юрьев, 1897; «Акты, относящиеся до гражданской
расправы древней России» (далее — АГР), собрал и издал
А. Федотов-Чеховский, т. I, Киев, 1860; Н. И. Лихачев, Сборник
актов, собранных в архивах и библиотеках, вып. I—II, СПб.,
1895; С. А. Шумаков, Тверские акты, Тверь, 1896; его же, Углич-
ские акты, М., 1899; его же, Обзор грамот Коллегии экономии
(далее—С. А. Шумаков, Обзор), вып. I—IV, М., 1899—1917 и др.
4 «Сборник грамот Коллегии экономии», т. I, Пб., 1922;
т. II, Л., 1929.
5 «Акты феодального землевладения и хозяйства XIV—
XVI вв.» (далее — АФЗиХ), ч. 1, подготовил к печати Л. В. Че-
репнин, М., 1951; ч. 2, подготовил к печати А. А. Зимин, М.,
54
собранных академиком С. Б. Веселовским актов Троипе-
Сергиева монастыря, составляющих основной массив
актовых материалов XVI в. Л. И. Ивиной подготовляется
издание актов фонда Симонова монастыря.
Хуже обстоит дело с землевладением светских фео-
далов, которое может быть изучено главным образом
сквозь призму документов, попавших в церковно-мона-
стырские фонды.
Для характеристики условий экономической жизни
середины XVI в. некоторые данные дают хозяйственные
монастырские книги (например, Книга ключей и денеж-
ных оброков и Долговая книга Волоколамского мона-
стыря) \ Но подобные документы, к сожалению, для
Этого времени единичны* 1 2. Из неизданных нами исполь-
зуются книги Николаевского-Корельского монастыря,
хранящиеся в архиве Ленинградского отделения Инсти-
тута истории (ЛОИИ) 3. Крестьянские и бобыльские по-
рядные грамоты для первой половины XVI в. отсутствуют
1956. Единичные, но интересные актовые материалы середины
XVT в. из фонда Строгановых изданы А. А. Введенским в его
публикации «Торговый дом XVI—XVII веков». Л.. 1924.
1 «Книга ключей и долговая книта Иосифо-Волоколамского
монастыря XVI века» (далее — Книга ключей), под ред.
М. Н. Тихомирова и А. А. Зимина, М.—Л., 1948; «Материалы по
истории крестьян в Русском государстве XVI века», подготов-
лены к изданию А. Г. Маньковым, Л., 1955.
2 См. Расходные книги костромского Ипатьева монастыря,
изданные Н. П. Лихачевым («Сборник Археологического инсти-
тута», кн. 6, СПб.. 1898, отд. 2, стр. 122—137); псковской Заве-
личской церкви 1531 г. </?. П. Сахаров. Расходная книга псков-
ской Зявеличской церкви — «Записки Отделения русской и сла-
вянской археологии Археологического общества», т. I, СПб.,
1851, отд. 3, стр. 1 и след.); новгородского Софийского дома за
1548 г. (издана И. К. Куприяновым в «Известиях Археологиче-
ского общества», т. III. СПб., 1861. стр. 32—54).
3 Архив Ленинградского отделения Института истории АН
СССР (ЛОИИ), ф. Николаевского-Корельского монастыря, № 935.
См. также «Путеводитель по архиву Ленинградского отделения
Института истории», отв. ред. А. И. Андреев, М.—Л.. 1958. Все
приходо-расходные книги XVI в. описаны А. Г. Маньковым
в приложении к его исследованию «Пены и их движение в Рус-
ском государстве XVI в.», стр. 246—269; ср. его же, Хозяйствен-
ные книги монастырских вотчин XVI века как источник по
истории крестьян («Проблемы источниковедения», вып, IV, М.,
1955, стр. 286—306).
55
полностью, а полные, кабальные и докладные известны
главным образом в составе так называемых «ретроспек-
тивных» кабальных книг по Великому Новгороду (две
из них, хранящиеся в фонде Новгородской приказной
избы ЦГАДА, остаются все еще неизданными)
Таможенные книги для первой половины XVI в. от-
сутствуют, а число уставных таможенных грамот для
середины века не превышает 51 2 (три из них, храня-
щиеся в разных фондах ЦГАДА, не опубликованы, но
привлекаются нами к исследованию) 3 * * * * 8.
Таковы основные материалы для характеристики
социально-экономического строя России середины XVI в.
Их крайняя неполнота не позволяет провести хоть
сколько-нибудь точных статистических вычислений и
в какой-то мере определяет иллюстративность в аргумен-
тации тех или иных, подчас важных, выводов по данной
теме. В таких условиях необходимо было привлечь
к анализу максимум сохранившихся источников и коор-
динировать наблюдения над ними с общим ходом исто-
1 Краткий перечень всех изданий кабальных, полных и до-
кладных — см. «Каталог частных актов Московского государ-
ства» («Проблемы источниковедения», сб. ТТ, М.—Л., 1936).
О новгородских кабальных книгах см. Е. И. Каменцева, Запис-
ные книги крепостям дьяка Дмитрия Алябьева («Труды Москов-
ского государственного историко-архивного института», т. П.
М., 1946, стр. 79—98). Недавно в рукописном отделе Библиотеки
Академии наук СССР (Ленинград) обнаружена еще одна неиз-
вестная дотоле ретроспективная книга кабал. О ней см.
В. М. Панеях, Новгородская записная книга старых крепостей
(опыт реконструкции)—«История СССР», 1960, № 1, стр. 175—
181.
2 Список таможенных грамот см. в приложении к работе
А. Т. Николаевой «Отражение в уставных таможенных грамо-
тах Московского государства XVT—XVII вв. процесса образова-
ния всероссийского рынка» («Исторические записки», кн. 31,
1950, стр. 264—266): см. также дополнения, указанные 10. А. Ти-
хоновым в его статье «Таможенная политика Русского госут^п-
ства с середины XVI в. до 60-х годов XVII в.» («Исторические
записки», кн. 53, 1955, стр. 262—263).
8 Псковская таможенная грамота 1549 г. (Центральный го-
сударственный архив древних актов (ЦГАДА). Гос. древлехра-
нилище, рубр. 3. № 20): Таможенная грамота Устюжны Железо-
польской 1542/43 г. НГГА^ТА, Городовые книги по Устю™ Вели-
кому, № 1, л. 57—57 об.); Каргопольская грамота 1554/55 г.
(ЦГАДА, ф. Мазурина, № 3096).
56
рического процесса как до середины XVI в., так и в по-
следующие десятилетия.
Некоторые дополнительные и весьма интересные
источники используются в настоящей работе для изуче-
ния политического строя Русского государства. Это в пер-
вую очередь разрядные книги, содержащие погодные
записи распоряжений русского правительства о назначе-
нии на военную службу. Изданная так называемая
Древнейшая разрядная книга (середины XVI в.), как
показало исследование В. И. Буганова, не является ни
древнейшей, ни полной Ч Поэтому в какой-то мере для
нашей работы использованы материалы так называемой
пространной редакции; лучшие списки хранятся в Госу-
дарственном Историческом музее (собрание Щукина,
№ 496) и в Государственной публичной библиотеке
имени М. Е. Салтыкова-Щедрина (№ 390) 1 2. К сожале-
нию, до сих пор плохо изучены многочисленные подо-
словпы, сохранившиеся во многих списках XVI—
XVIII вв., хотя они содержат интересные сведения не
только о генеалогии знатнейших дворянских фамилий,
но и о службах их наиболее видных представителей.
О разнообразных документах «Царского архива» сере-
дины XVI в. сообщает его опись3.
Немногочисленные, по весьма колоритные намест-
ничьи, указные и кормленые грамоты (большинство из
которых опубликовано) 4 дают возможность составить
общее впечатление об особенностях местного управле-
ния к середине XVI в. Значительно хуже обстоит дело
1 П. И. Милюков. Древнейшая разрядная книга официаль-
ной редакции по 1565 г.. М.. 1901 (далее — ДРК); В. И. Вигенов,
«Государев разряд» 1556 г. и реформы 50-х годов XVI в.,
стр. 220—231.
2 См. В. И. Буганов, Обзор списков разрядных книг послед-
ней четверти XV — начала XVI в. («Проблемы источниковеде-
ния», вып. VI. М., 1958, стр. 152—219); см. также Д. Я. Алъшиц,
Разрядная книга московских государей XVI в. (там же,
стр. 130—151).
8 «Описи Царского архива XVI века и архива Посольского
приказа 1614 г.», под ред. С. О. Шмитта, М., 1960.
4 См., например. «Акты XIII—XVII вв.. представленные
в Разряд» (далее — Акты Юшкова), изд. А. Юшковым, ч, 1. М.,
1898.
57
с материалами по истории центрального правительствен-
ного аппарата. Они сводятся главным образом к отры-
вочным сведениям в актовой документации, в жалован-
ных и указных, таможенных и других грамотах, в раз-
рядах и посольских книгах (польско-литовские книги за
интересующий нас период) !. Не опубликованы крымские
и турецкие посольские книги1 2, плохо изданы (с купю-
рами и частично в пересказе) ногайские (все они хра-
нятся в ЦГАДА). К числу особенностей русского законо-
дательства следует отнести почти полное отсутствие
отдельных законов между Судебниками 1497 и 1550 гг.
Объяснить это «случайностью», конечно, нельзя. Дело,
очевидно, заключается в том, что централизованный
аппарат власти еще только складывался, сильны были
следы феодальной раздробленности, правительственные
распоряжения касались отдельных районов и поэтому
фиксировались в тех или иных грамотах (указных, на-
местничьих, жалованных) местного, а не общегосудар-
ственного характера.
Сущность социально-политических позиций Шуйских,
Бельских и других временщиков может быть наиболее
отчетливо прослежена по немногочисленным губным гра-
мотам и по обширному комплексу жалованных и указ-
ных грамот. Совсем недавно С. М. Каштановым выявлено
и исследовано более 600 документов этого рода, что, ко-
нечно, явилось ценным подспорьем и для автора настоя-
щей работы3.
С теми же трудностями, что и при обращении
к социально-экономическим сюжетам, исследователь
встречается и при работе над вопросами истории борьбы
крестьянства и посадских людей в середине XVI в. про-
тив феодального гнета, т. е. с недостаточностью сохра-
нившихся источников. В то же время нигде, пожалуй, не
проявляется так недвусмысленно классовая тенденциоз-
ность составителей документов, как в губных и указных
1 «Сборник Русского исторического общества» (далее — Сб.
РИО), т. LIX, СПб., 1887.
2 ЦГАДА, Дела турецкие, кн. 1; Дела крымские, кн. 8—10.
3 С. М. Каштанов, Хронологический перечень иммунитет-
ных грамот XVI в. («Археографический ежегодник за 1957 г.»,
М., 1958, стр. 302—376).
58
грамотах, а также в летописях, содержащих сведения
о подъеме классовой борьбы в конце 30—50-х годах
XVI в. В источниках, вышедших из-под пера представи-
телей господствующего класса, рта борьба тенденциозно
рассматривается как «разбойные» и «татиные» дела
«лихих людей». Поэтому необходим тщательный анализ
всех этих сведений с целью установления, где речь
должна идти о борьбе народных масс против эксплуата-
торов (в какой бы «разбойной» форме она не про-
текала), а где мы имеем дело с обыкновенными уголов-
ными преступлениями, которые могли совершать и
представители класса феодалов.
Сравнительно благополучно обстоит дело с материа-
лами по истории правительственных реформ середины
XVI в. Законодательные памятники, летописные и публи-
цистические сочинения того времени в основном изданы.
Капитальная академическая публикация судебников
XV—XVI вв., содержащая наряду с другими законода-
тельными кодексами комментированное издание Судеб-
ника 1550 г. (подготовка к изданию Р. Б. Мюллер, ком-
ментарий Б. А. Романова), дает возможность моногра-
фического изучения этого основного памятника русского
права середины XVI в.1
Новые сведения о реформах середины XVI в. содер-
жатся в последнем издании Тысячной книги 1550 г. и
Дворовой тетради 50-х годов XVI в.1 2, в найденной
А. И. Копаневым земской грамоте 1552 г.3, в Уставной
книге Разбойного приказа 1555—1556 гг. и в некоторых
других источниках, ставших известными совсем не-
давно 4.
1 «Судебники XV—XVI веков», под общей ред. Б. Д. Гре-
кова, М.—Л., 1952.
2 «Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х годов
XVI в.» (далее — Тысячная книга), подготовил к печати
А. А. Зимин, М.—Л., 1950.
3 А. И. Копанев, Уставная земская грамота крестьянам трех
волостей Двинского уезда 25 февраля 1552 г. («Исторический
архив», т. VIII, М., 1953, стр. 7—20).
4 «Памятники русского права», вып. IV, под ред. Л. В. Че-
репнина, М., 1956; А. А. Зимин, Губные грамоты XVI века из
Музейного собрания («Записки отдела рукописей Государ-
ственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина», вып. XVIII.
М., 1956, стр. 210—229).
59
Политическую историю в годы малолетства Ивана IV
обычно изучали по летописным источникам, основная
масса которых издана.
К числу наиболее значительных летописей 30—
50-х годов XVI в. относятся Воскресенская летопись 1 и
Летописец начала царства. Особый интерес представляет
редакция Воскресенской летописи, составленная около
1542—1544 гг. кем-то из сторонников боярской группи-
ровки Шуйских1 2. Примерно в 1553—1555 гг. в кругу
Алексея Адашева был написан Летописец начала цар-
ства — широкое историческое повествование, охватываю-
щее рассказ о первых десятилетиях правления Ивана IV3.
Дополнения и исправления в тексте этого Летописца, сде-
ланные около 1558 г., наглядно отражают сдвиги в по-
литике и идеологии правительства Алексея Адашева.
В конце прошлого года под редакцией М. Н. Тихомирова
была издана крайне интересная Вологодско-Пермская ле-
топись. Летописный рассказ этого памятника за 30-е годы
XVI в. содержит много совершенно оригинальных изве-
стий, в том числе о монетной реформе Елены Глинской,
о «мятеже» Андрея Старицкого и некоторые другие4.
Найденные и изданные за последние годы летопис-
ные памятники также вносят много нового в понимание
событий середины XVI в. А. Н. Насоновым выполнена
1 «Полное собрание русских летописей» (далее — ПСРЛ),
т. VII—VIII, СПб., 1856—1859. О ней см. С. А. Левина, К изуче-
нию Воскресенской летописи (Труды ОДРЛ, т. XIII, М.—Л.,
1957, стр. 689—705); ее же, Воскресенская летопись (ее редак-
ции, источники и значение) — «Труды Московского государ-
ственного историко-архивного института», т. X, М., 1957,
стр. 402—403; В. В. Лаптев, Воскресенская летопись («Ученые
записки Ленинградского государственного педагогического ин-
ститута имени А. И. Герцена», т. СП, Л., 1955, стр. 165—239).
2 С. А. Левина, О времени составления и составителе Вос-
кресенской летописи XVI в. (Труды ОДРЛ, т. XI, М.—Л., 1955,
стр. 375—379).
8 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, СПб., 1904. О нем см. Н. Ф. Лавров,
Записки о Никоновской летописи (ЛЗАК, вып. 1 (XXXIV), Л.,
1927, стр. 55—90); А. А. Зимин, И. С. Пересветов и его совре-
менники, стр. 29—44.
4 ПСРЛ, т. XXVI, М.—Л., 1959. Подробнее см. М. Н. Тихоми-
ров, О Вологодско-Пермской летописи («Проблемы источнико-
ведения», сб. II, М.—Л., 1940, стр. 225—244.
60
новая публикация псковских летописей XV—XVI вв.1
М. Н. Тихомиров нашел записки о регентстве Елены
Глинской, представляющие собою своеобразные мемуары
современника боярских распрей 30—40-х годов XVI в.1 2
Опубликованное С. О. Шмидтом Продолжение Хроно-
графа 1512 г. содержит новые подробности о Земском
соборе 1549 г., о московском восстании 1547 г.3 Нако-
нец, в изданном О. А. Яковлевой Пискаревском Лето-
писце начала XVII в. содержится новая характеристика
деятельности Адашева и Сильвестра, раскрывающая об-
становку начального этапа в истории Избранной рады4.
Для изучения так называемого «боярского мятежа»
1553 г. основным источником являются приписки к Ли-
цевому (иллюстрированному) своду второй половины
XVI в.5, сделанные, очевидно, самим Иваном Грозным
в годы кануна и первого периода опричнины. Эти ПРИ"
писки крайне тенденциозно отразили события сере-
дины XVI в.
Продолжается, наконец, и издание записок иностран-
цев о России XVI в., из которых для изучения социально-
экономического и политического положения страны
в середине века особенно важны записки английских путе-
шественников и Генриха Штадепа6.
Из памятников публицистики, освещающих историю
России середины XVI в., следует назвать послания Ивана
Грозного.
1 «Псковские летописи», вып. I, под ред. А. Н. Насонова,
М.—Л., 1941; вып. II, М.—Л., 1955.
2 №. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской
и боярском правлении 1533—1547 гг. («Исторические записки»,
кн. 46, 1954, стр. 278—288); его же, Малоизвестные летописные
памятники XVI в. («Исторические записки», кн. 10, 1941,
стр. 84—94).
3 С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 года
(«Исторический архив», т. VII, М., 1951, стр. 254—299).
4 «Материалы по истории СССР», вып. II, М., 1955, стр. 7—
144.
5 ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 372 и след.
6 «Английские путешественники в Московском государстве
в XVI в.», перевод Ю. В. Готье, Л., 1937; Г. Штаден, О Москве
Ивана Грозного, перевод И. И. Полосина, М., 1925; С. А. Аннин-
ский, Рассуждение о делах Московии Франческо Тьеполо
(«Исторический архив», т. Ill, М.—Л., 1940, стр. 306—388).
6/
Трудность заключается уже не столько в привлечении
новых памятников (основные архивохранилища в этой
связи уже обследованы), сколько в их истолковании.
В частности, очень важно установить, в какой мере ре-
формы, провозглашенные в указах и приговорах, в даль-
нейшем были осуществлены. Это относится и к Судебнику
1550 г. (например, к статье 43 об отмене тарханов),
к указу 1550 г. об испомещении тысячников и к некото-
рым другим памятникам середины XVI в.
Краткий обзор состава использованных в настоящей
работе опубликованных и архивных материалов, ко-
нечно, не заменяет их источниковедческого анализа,
к которому автор неоднократно прибегает в ходе даль-
нейшего изложения.
Глава II
РОСТ ФЕОДАЛЬНОГО ЗЕМЛЕВЛАДЕНИЯ
И УСИЛЕНИЕ ЭКСПЛУАТАЦИИ КРЕСТЬЯН
оздание Русского централизованного государ-
ства, подготовленное развитием экономики
нашей страны и ускоренное потребностями
обороны от нашествия татаро-монголов и дру-
гих пародов Востока, было важным фактором,
содействовавшим дальнейшему хозяйствен-
ному и культурному росту феодальной
России.
К середине XVI в. Русское централизован-
ное государство простиралось от Белого и
Варенцова морей на севере до Чернигова,
Путивля и рязанских земель на юге; от бере-
гов Финского залива и Смоленска на западе
до Северного Урала и нижегородских земель
на востоке. В это большое многонациональ-
ное государство входили земли, населенные
63
русским народом, народами европейского Севера и ча-
стично Сибири (карелы, коми, ханты, манси и др.),
а также Поволжья (мордва и удмурты).
Размеры территории Русского государства возросли
с 430 тыс. кв. км (в начале 60-х годов XV в.) до
2800 тыс. кв. км к 30-м годам XVI в.1
Для того чтобы в полной мере понять характер
социально-экономического развития Русского государ-
ства к середине XVI в., необходимо учесть особенности
природных условий Восточной Европы того времени.
Природные условия и особенности исторического
развития отдельных русских земель в феодальную эпоху
делили к середине XVI в. огромные просторы Россий-
ского государства на ряд частей, важнейшими из кото-
рых были: 1) Замосковный край, куда входили централь-
ные области Северо-Восточной Руси; 2) Новгородско-
Псковский край; 3) Северный край, ограниченный
водоразделом между реками Северного океана и систе-
мой Волги и Камы; 4) Приднепровье, охватывавшее
район так называемых городов от Литовской Украины
и Северских; 5) Степной край, распространявшийся на
рязанские, украинные города, с севера ограниченный
55-й параллелью1 2. Территория эта в целом представляла
собою равнину, пересеченную рядом возвышенностей.
Она изобиловала реками, являвшимися удобными пу-
тями сообщения.
В первой половине XVI в. произошло усиление кон-
тинентальности климата, повлекшее за собою более су-
ровые зимы, засухи, чередующиеся с сильными ливнями.
Климат в XVI в. был близок к современному, хотя отли-
чия вызывались обширными лесными пространствами,
которые в дальнейшем основательно поредели. Благо-
приятные климатические условия способствовали разви-
тию сельского хозяйства на Руси. Лучшими почвами
1 А. И. Копанев, Население Русского государства в XVI в.
(«Исторические записки», кн. 64, 1959, стр. 235); П. И. Лященко
дает крайне заниженные цифры: соответственно 38,5 тыс. и
195 тыс. кв. км (II. И. Лященко, История народного хозяйства
СССР, т. I, Л., 1947, стр. 274).
2 Подробнее см. Н. А. Рожков, Сельское хозяйство Москов-
ской Руси в XVI в., стр. 1—58.
64
(в значительной части черноземом) обладала степная
область с примыкающими к ней районами Приднепровья
и Замосковного края. Зато Север и пограничные с
ним районы изобиловали, как правило, болотистыми, ка-
менистыми и песчаными почвами, мало удобными
для земледелия. Огромные лесные массивы находились
в Северном крае, Каргопольской и Вологодской землях.
Изобиловали лесами Прикамье, Вятский и Пермский
край1.
К середине XVI в. на Руси намечается значительный
рост народонаселения. Население России к этому вре-
мени насчитывало около 9 млн. человек, тогда как в на-
чале века оно исчислялось 5—6 млн.1 2
В середине XVI в. растет число жителей в русских
городах, увеличивается плотность населения, заселяются
окраины государства. Следствием роста населения в
Северо-Восточной Руси было укрупнение сельских по-
селений (сел, деревень) к середине XVI в.3 Показателем
прочного освоения новых районов Русского государства
является основание в XVI в. значительного числа (до
100) новых монастырей, сыгравших значительную роль
в колонизации страны. Выходцами из центральных
уездов был основан ряд крупных монастырей на севере
страны — в Белозерском, Вологодском, Двинском крае
и на юго- и северо-востоке Перми и т. д. Так, например,
1 А. И. Копанев, А. Г. Манъков, Н. Е. Носов, указ- соч.,
стр. 10.
2 Б. Ц. Урланис, Рост населения в Европе, М., 1941, стр. 190—
192. Цифры, приводимые П. Н. Милюковым (10—11,5 млн.) и
Н. П. Огановским (13—14,5 млн.), завышены (П. Н. Милюков,
Очерки по истории русской культуры, ч. 1, изд. 7-е, М., 1918,
стр. 27—28, 318; Н. В. Огановский, Закономерность аграрной
Эволюции, ч. 1, Саратов, 1911, стр. 109—110). П. П. Смирнов, пе-
реоценивая полноту данных писцовых книг конца XVII в., явно
занижает (2 млн.) цифру населения России к середине XVI в.
(П. П. Смирнов, Движение населения Московского государ-
ства, в кн. «Русская история в очерках и статьях», т. II, М.,
1910, стр. 69). Цифру 9—10 млн. дает на основании анализа
новгородских писцовых книг А. И. Копанев (см. его работу
«Население Русского государства в XVI в.», стр. 245. См.
также А. И, Копанев, А. Г. Манъков, Н. Е. Носов, указ, соч.,
стр. 12).
3 И. Л. Перельман, указ, соч., стр. 163.
5 Д. А. Зимин
65
в 1520 г. был основан Антониев-Сийский монастырь
в Двинском крае Ч К числу наиболее густонаселенных
районов страны в середине XVI в. принадлежал Замо-
сковный край. Высокой плотностью населения отлича-
лись Псковская и Новгородская земли. По вычислениям
А. И. Копанева, в Новгородской земле к середине XVI в.
насчитывалось до 1200 000 жителей, а в Псковской
до 3000001 2.
Основная масса населения жила в селах и деревнях.
Процент городского населения был еще незначительный.
Он составлял около 3—4% для Новгородской земли. Но
в городах население увеличивалось быстрее, чем в де-
ревне. Если численность населения России выросла
с конца XV до середины XVI в. примерно на 40%, то
в городах прирост превышал 60% 3.
Рост населения в центральных районах страны со-
путствовал его отливу в малонаселенные части Русского
государства. Колонизационный поток устремлялся на
Север, к Уралу, в Прикамье и в южные степные районы
страны. Колонизация Юго-Востока сыграла существен-
ную роль в подготовке присоединения Казани к Рус-
скому государству.
Основным занятием сельского населения к середине
XVI в., как и раньше, оставалось земледелие.
Важнейшими посевными злаками на Руси в это
время были озимая роясь и яровой овес, которыми
обычно платился оброк феодалам. На Севере, в Новго-
родском крае и на Двине, нередко употреблялся в каче-
стве основного злака ячмень («жито»). Ячмень, впро-
чем, в ряде районов страны сеялся довольно часто.
Также высевались на Руси, хотя и в сравнительно не-
больших количествах, пшеница и гречиха. В начале
60-х годов XVI в. из 466 четвертей хлеба, поступавших
в Кирилло-Белозерский монастырь с вытей, плативших
денежный и натуральный оброк, было 167 четей ржи,
1 Г. Н. Образцов, Крестьяне вотчины Антониева-Сийского
монастыря в XVI—XVII веках, кандидатская диссертация (ру-
копись), Л., 1951.
2 А. И. Копанев, А. Г. Маньков, Н. Е. Носов, указ, соч.,
стр. 14.
3 Там же, стр. 16.
66
163 овса, 69 пшеницы, 67 ячменя1. Приведенный при
мер показывает соотношение различных культур, высе-
вавшихся в центральных районах страны.
Из технических культур в первую очередь следует
отметить лен, который в XVI в. был особенно распро-
странен в Псковском крае и новгородских пятинах, со-
ставляя существенную часть натурального оброка. Лен
сеяли также на севере центральных областей Русского
государства (в Пошехонье, Ярославском, Углицком и
других уездах). На приусадебных участках и в хмель-
никах культивировались конопля (особенно в Ростов-
ской области, новгородских пятинах и в Приднепровье) и
хмель (в северных, западных и центральных уездах) 1 2 * * * * 7.
Из овощей часто упоминается репа, капуста, морковь,
свекла, огурцы, лук, чеснок. В середине XVI в. костром-
ской Ипатьевский монастырь покупал «семяни росад-
ного и родковнаго, и свеколнаго, и огурешнаго и всякых
семян огородных», «насады (рассады.—4. 3.) чесноку
1 Н. Никольский, Кирилло-Белозерский монастырь и его
устройство, т. I, вып. II, СПб., 1910, стр. 56. В 1560—1561 гг.,
например, Волоколамский монастырь ежегодно давал за вклад-
ную вотчину село Старое Яковлевское, Рузского уезда, жене
одного феодала 13 четвертей ржи, 7 ч. овса, 2 ч. пшеницы,
2 ч. солоду яичного, 2 ч. солоду ржаного, 1 ч. толокна, 1 ч.
круп (овсяных и гречневых), 1 ч. гороху, 1 ч. конопли — всего
30 четвертей хлеба и луб соли (АФЗиХ, ч. 2, № 283, стр. 293).
В 1528 г. у митрополичьих детей боярских Б. Г. Рагозина и др.,
живших в Сенежской волости, Владимирского уезда, «разбоем»
было отнято 50 четвертей ржаной муки, 20 ч. овса, 5 ч. толок-
на, 5 ч. заспы, 3 ч. гороха и 30 пудов соли (АФЗиХ, ч. 1,
№ 222, стр. 195). В небольшой деревеньке Гущино, Звенигород-
ского уезда, крестьяне высевали 30 четвертей ржи, 40 ч. овса,
7 ч. ячменя, 1,5 ч. пшеницы, 1 ч. гороха, 1 ч. конопли, возде-
лывали огород, где сажалась капуста и другие овощи
(С. А. Шумаков, Сотницы, грамоты и записи, вып. V — Чтения
ОИДР, 1909, кн. 4, отд. 1, стр. 27). По данной грамоте 1558/59 г.,
у одного вотчинника Московского уезда было 60 четвертей
ржи, столько же овса, по 1,5 ч. пшеницы и гороха, 5 ч.
ячменя, 4,5 ч. гречихи, 2 ч. конопли (Государственная библио-
тека СССР имени В. И. Ленина, ф. Троице-Сергиева монастыря,
Копийная книга (далее — Троице-Сергиев м.), кн. № 531,
Москва, № 137).
2 В 1543 г. упоминаются хмельники, виноградники, гумен-
ники в Переяславском уезде (С. А. Шумаков, Обзор, вып. IV,
М., 1917, № 1003, 1004, 1006).
*	67
Да луку» L Постепенно совершенствовалась сельскохо-
зяйственная техника обработки почвы под огороды. Для
орошения огородов в Кирилло-Белозерском монастыре,
например, прорывались специальные канавы и прокла-
дывались трубы для воды1 2. В различных областях Рус-
ского государства встречались сады, где сажали яблони,
сливы, вишни, дыни, арбузы3. С. Герберштейн рассказы-
вает о высокосортных дынях, разводившихся «с особой
заботливостью и усердием» на Руси4. Плодовыми де-
ревьями изобиловали уже в первой половине XVI в.
берега Дона5.
В XVI в. сеялось обычно на одну десятину по 2 че-
тверти ржи, пшеницы и ячменя, и по 4 четверти овса.
В сотной грамоте дворцового села Буйгород, Волоколам-
ского уезда, 1543/44 г. указывалось, что крестьянам
нужно сеять на десятину (в 2400 сажен) «по две че-
тверти ржи, а овса вдвое» 6. Урожайность в XVI в. была
сравнительно невелика. Правда, имперский посол Сигиз-
мунд Герберштейн, побывавший на Руси в начале XVI в.,
сообщал, что Владимиро-Суздальские места до такой сте-
пени плодородны, что «из одной меры пшеницы часто
произрастает 20, а иногда 30 мер». Но он же отмечал,
что «область Московская... не плодородна»7. Гораздо
более определенны свидетельства русских источников.
Так, в 1542—1543 гг. в Ярославском уезде урожай ржи
колебался от сам-3,5 до сам-10, овса — около сам-10,
ячменя — от сам-5 до сам-15, пшеницы — от сам-3 до
сам-58. В конце XVI в. (1592 г.) в вотчинах Волоколам-
ского монастыря, расположенных главным образом в Во-
лоцком и Рузском уездах, урожайность была несколько
ниже и доходила в среднем у ржи всего до сам-2,8,
1 «Сборник Археологического института», кн. 6, под ред.
Н. П. Лихачева, СПб., 1898, стр. 130, 131, 133.
2 Н. Никольский, указ, соч., стр. 108—109.
3 РИБ, т. XXXVII, Пг., 1923, стр. 26, 29, 35.
4 С. Герберштейн, Записки о московитских делах, СПб.,
1908, стр. 98—99.
5 Там же, стр. 106.
6 АФЗиХ, ч. 2, № 178, стр. 176.
7 С. Герберштейн, указ, соч., стр. 97, 102.
8 Я. Z7. Лихачев, Сборник актов, стр. 197—198; ср. Я. А. Рож-
ков, Сельское хозяйство Московской Руси в XVI в., стр. 55.
68
Пахота, сев и жатва.
Миниатюра из Лицевого свода XVI в.
жита — около сам-8, ядрицы — от сам 1,3 до сам — 5,3,
гороха — от сам 3,1 до сам-5,9, пшеницы — от сам-1
до сам-2,4 Ч В более северных районах страны, где
почвенные и климатические условия были хуже, уро-
жай был еще меньше. В среднем же для XV—XVI вв.
акад. С. Г. Струмилин принимает урожайность сам-31 2.
В целом, следовательно, сельское хозяйство на Руси
к середине XVI в. продолжало носить экстенсивный
характер. Причину этого следует видеть прежде всего
в жестокой феодальной эксплуатации крестьянина-земле-
дельца.
1 Я. Н. Щепетов, указ, соч., стр. 107—108.
2 С. Струмилин, К истории земледельческого труда в Рос-
сии («Вопросы экономики», 1949, № 2, стр. 51).
Система земледелия на Руси к середине XVI в. не
отличалась однородностью. В центральных уездах и
в Новгородско-Псковском районе господствовала паровая
система хозяйства с более или менее правильным трех-
польным севооборотом1. На Севере и Северо-Востоке
трехполье сочеталось с пестропольем и подсекой (напри-
мер, в Коми крае) 1 2. Подсечное земледелие долгое время
сохранялось в Олонецком, Холмогорском и Вологодском
районах3. По мере освоения южных районов страны
продвигалась туда и трехпольная система земледелия,
которая, впрочем, даже к концу XVI в. в районах так
называемого «дикого поля» не вытеснила переложную.
Здесь особенно часто отдаленные участки земли обра-
батывались не регулярно, а «наездом», после чего они
забрасывались, зарастали порослью.
При обработке земли в районах распространения
трехполья обычно употребляется удобрение, что является
показателем развития земледелия. Среди повинностей
зависимых крестьян частновладельческих и дворцовых
сел встречается повинность «навоз возити». Иногда эта
повинность строго регламентировалась. Так, судя по
грамоте 1543—1544 гг., крестьяне дворцового села Буй-
город, Волоколамского уезда, должны были «навоз... во-
зити на великого князя пашню [из] своих дворов по
тритцати колышек на десятину, а мера колышке: в длину
и поперег четыре пяди, а вверхь две пяди» 4.
На Руси в XVI в. при обработке почвы в условиях
трехполья пользовались в основном сохою5. О широком
распространении сохи в сельском хозяйстве свидетель-
ствует существование в XVI в. особых ремесленников-
1 Н. А. Рожков, Сельское хозяйство Московской Руси
в XVI в., стр. 60, 104 и др.
2 «Очерки по истории Коми АССР», т. I, под ред. К. В. Сив-
кова, А. А. Зимина, Л. И. Суриной, Сыктывкар, 1955, стр. 81.
3 Z7. Н. Третъяков, Подсечное земледелие в Восточной Европе
(«Известия Государственной академии истории материальной
культуры», т. XIV, вып. 1, Л., 1932, стр. 2).
4 АФЗиХ, ч. 2, № 178, стр. 176.
5 И. К. Куприянов, Отрывки из расходных книг Софийского
дома («Известия Археологического общества», т. III, СПб., 1861,
стб. 45).
70
Пастух и стадо.
Миниатюра из Лицевого свода XVI в.
лемешников, производивших для нее лемехи Вопрос
о степени распространенности плуга еще недостаточно
исследован. Чаще всего плуг встречался в степных про-
странствах, да и то в наиболее передовых хозяйствах1 2.
Применялся плуг также на плодородных землях Влади-
1 А. В. Арциховский, Новгородские ремесла, стр. 9—10.
2 Д. Зеленин, Русская соха, ее история и виды, Вятка, 1907,
стр. 119—126; П. Н. Третъяков, указ, соч., стр. 25—26.
71
мирского ополья и на Белоозере ]. Сохи в XVI в. обычно
бывали двузубые с железными сошниками (ральниками)
и отвалами (полицами), хотя гужи и подвои делались
из лыка1 2. Двузубая соха ведет свое начало от древнего
однозубого рала (сохи-суковатки) 3. В различных усло-
виях на Руси постепенно вырабатывались различные
виды этой сохи — «владимирка», «костромская косуля»,
«вятка» и т. д.4 Но в целом особенности русской сохи
были связаны с характером среднерусской лесистой и
неглубокой почвы. Наряду с сохою в сельском хозяйстве
использовались и другие орудия — бороны, косы, серпы
и т. д. Все это характеризует дальнейшее постепенное
развитие производительных сил на Руси.
Скотоводство в XVI в. не было ведущей отраслью
сельского хозяйства в силу того, что основу последнего
составляло мелкое крестьянское хозяйство, которое по
своей природе исключало возможность разведения скота
в крупных размерах5. Отсутствовали в пределах Рус-
ского государства в то время и сколько-нибудь значи-
тельные степные пространства, защищенные от набегов
кочевников. К середине XVI в. скотоводство получило
некоторое развитие в северных районах страны. Этому
способствовали их экономико-географические условия.
Писцовые книги XVI в. отмечают наличие значительных
сенокосных угодий, лугов в Новгородско-Псковском
крае, Вологодском уезде, а также на Двине (обычное
отношение пашни и сенокосов в XVI в. составляло
10:1).
Главным видом рабочего скота в это время была ло-
шадь. Крупные феодалы обладали значительными табу-
нами лошадей6. В некоторых уездах, особенно южных,
1 Н. А. Горская, Земледельческие орудия в центральной
части Русского государства второй половины XVI — начала
XVII в. («Материалы по истории сельского хозяйства и кресть-
янства СССР». Сб. Ill, М., 1959, стр. 143).
8 К. R. Щеиетов, указ, соч., стр. 108—109.
8 О суковатке, как о первом пашенном орудии русского Се-
вера см. А. К. Суиинский, К истории земледелия на русском
Севере («Советская этнография», 1949, № 2, стр. 138—141).
4 Д. Зеленин, указ, соч., стр. 128—129.
5 См. К. Маркс, Капитал, т. Ill, М., 1955, стр. 820.
6 М. Н. Тихомиров, Монастырь-вотчинник XVI в., стр. 140,
72
Охота на пушного зверя на Севере.
Гравюра из книги Олая, Магнуса, 1555 г.
наряду с лошадьми для полевых работ использовались и
волы. Из других видов скота разводились коровы, козы,
бараны, свиньи и т. п. Частично скот попадал на рынок.
Разводилась и домашняя птица (куры, гуси и утки).
По свидетельству очевидцев, скот обычно был мелкий1.
Экстенсивность скотоводства объяснялась в первую оче-
редь тяжелыми условиями жизни основной массы непо-
средственных производителей того времени — крестьян-
ства, которое не имело достаточных возможностей для
разведения высокопродуктивных пород скота.
По сравнению с земледелием и скотоводством охот-
ничьи и рыболовные промыслы отошли уже давно на
задний план, сохранив значение лишь в качестве подсоб-
ной отрасли народного хозяйства. Только крайние север-
ные и южные районы почти не знали земледелия и ско-
товодства в XVI в. Жители Северо-Востока, бассейна
р. Печоры, Мурманского берега и северо-восточной ча-
сти Терского берега занимались в основном рыбным и
бобровым промыслами, солеварением и добыванием жем-
чуга. Свидетельством слабого развития хлебопашества
на Севере являлось резко выраженное преобладание
1 С. Герберштейн, указ. соч.. стр. 99; Д. Принц, Начало и
возвышение Московии (Чтения ОИДР, 1876, кн. 4, стр. 72),
73
закупок хлеба над его продажей в торговом балансе Со-
ловецкого, Николаевского-Корельского и Антониева-Сий-
ского монастырей \ Почти не было земледелия в районах
южнее Орла и Новосиля 1 2.
Являясь подсобной отраслью народного хозяйства, ры-
боловство в XVI в. было особенно развито в больших и
малых озерах, а также по течению рек. Организацией
рыбной ловли широко занимались большие монастыри-
вотчинники. Получая от верховной власти жалованные
тарханные грамоты на беспошлинную ловлю и провоз
определенного количества рыбы, предприимчивые мо-
нахи организовывали бойкую торговлю рыбой, дававшую
им значительные барыши. Так, Волоколамский мона-
стырь в XVI в. обладал правом рыбной ловли на озере
Селигер «двема неводы да пятью керегоды»3. В Оке и
Волге вылавливались в XVI в. белуга, стерлядь, севрюга,
осетр, белорыбица (особенно известна была рыба, до-
бывавшаяся у Мурома) 4. Издавна ловили рыбу в Пере-
яславском озере. Среди сортов рыб, водившихся в озере
Селигер в середине XVI в., известны щуки, судаки,
лещи, язи, сиги, снетки и иная мелкая рыба 5. На р. Вар-
зуге неводами при помощи «заборов» (езов) ловили раз-
ную рыбу, в том числе «красную» (семгу) 6. В Северном
Поморье рыбной ловлей занимались черносошные кре-
стьяне; иногда они сообща владели долями ловли в ре-
ках. «Рыбные ловища» — один из обычных объектов
сделок, фигурирующий в актах двинских поморов7. На
Севере преимущественно ловили семгу8. «Государевы
1 А. Г. Манъков, Цепы и их движение в Русском государ-
стве XVI в., стр. 27.
2 Н. Рожков, Народное хозяйство Московской Руси во вто-
рой половине XVI века («Дела и дни», кн. 1, Пб., 1920, стр. 50—
51).
з АФЗиХ, ч. 2, № 25, стр. 29.
4 С. Герберштейн, указ, соч., стр. 107; В. Любич-Романович,
Сказания иностранцев о России в XVI и XVII вв., СПб., 1843,
стр. 14—15.
5 Ср. выпись из книг рыбной ловли 1556/57 г. (АФЗиХ,
ч. 2, № 262, стр. 267).
6 «Сборник грамот Коллегии экономии», т. I, № 165.
7 Там же, № 117, 120, 122, 124 и т. д.
8 А. Г, Манъков, Цены и их движение в Русском государ-
стве XVI в., стр. 54.
74
Крестьяне Соловецкого монастыря на рыбной ловле.
Миниатюра из «Жития Зосимы и Савватия», XVI в.
Государственный Исторический музей.
тони» были и на озере Селигер и в дворцовой волости
Иванов Борок Белозерского уезда, где в 50-х годах
XVI в. крестьяне зимой «били ез», т. е. ловили рыбу
для царя1. Казна получала рыбу как в счет оброков
1 АЮ, № 228, стр. 246.
75
натурой, взимавшихся с дворцовых и черносошных
крестьян, так и за пользование государевыми рыбными
угодьями.
Основная часть продуктов сельскохозяйственного
производства потреблялась внутри феодальной вотчины.
Лишь незначительная часть из них шла на рынок. Хо-
зяйство феодальной деревни середины XVI в. на Руси
оставалось натурально-замкнутым. В средние века при-
бавочный продукт, выколачивавшийся феодалами из
крестьян, не использовался, как правило, на органи-
зацию расширенного воспроизводства, а предназна-
чался прежде всего для удовлетворения потребностей
феодалов.
Таковы данные, характеризующие развитие произво-
дительных сил в феодальной деревне середины XVI в.
Но производительные силы составляют лишь одну сто-
рону способа производства вообще и феодального в част-
ности; другую сторону составляют производственные отно-
шения людей. Для того чтобы вскрыть отношения, кото-
рые складывались в деревне на Руси середины XVI в.,
необходимо прежде всего изучить формы феодальной
земельной собственности, господствовавшие тогда, ибо
это поможет нам понять, в чьем владении находились
тогда важнейшие средства производства. Феодальная
собственность на землю является основой производствен-
ных отношений при феодализме.
В Русском государстве XVI в. земля находилась в ру-
ках господствующего класса — феодалов и носила со-
словный (корпоративный) характер, причем формы фео-
дальной земельной собственности были различны. Среди
Этих форм следует отметить землевладение вотчинное и
поместное (т. е. землевладение светских феодалов),
монастырское и церковное (т. е. землевладение духов-
ных феодалов).
В разных областях страны наблюдалось различное
соотношение форм феодального землевладения. Некото-
рых успехов достигло помещичье землевладение в центре
страны, где все-таки наиболее значительные территории
принадлежали вотчинникам и монастырям. В 1548 г.,
например, в Тверском уезде земли церковно-монастыр-
ские составляли 32,5 %, вотчинные — 36,3 %, поместные
76
и дворцовых: слуг — 27 %L Таков же был процент поме*
щичьих земель Звенигородского уезда в 60-х годах XVI в.
Зато здесь на долю церковно-монастырских земель при-
ходилось 45,3%, а на вотчины служилых людей —
27,7% 1 2. Вопрос о необходимости дальнейшего земель-
ного обеспечения помещиков оставался по-прежнему
чрезвычайно острым. В большинстве новых уездов, во-
шедших в состав Русского государства в первой поло-
вине XVI в., боярское, вотчинное и тесно связанное
с ним монастырское землевладение, не были развиты.
Русское правительство стремится укрепить там поместное
землевладение. На основной территории новгородских
пятин в результате проведения Иваном III политики раз-
грома боярского и церковного землевладения безраз-
дельно господствовали поместья служилого люда. Не
было боярских вотчин в Псковской земле, где основная
масса земель находилась у помещиков, хотя здесь ве-
лики были и владения крупных монастырей-вотчинников
(в первую очередь Псковско-Печерского монастыря) 3.
В Тысячной книге 1550 г. «помещиками» именовались
землевладельцы Новгорода, Пскова, Торопца и Ржева,
а служилые люди других городов носили старое назва-
ние «дети боярские»4. О южных (степных) районах
страны сведений для первой половины века нет, позднее
там также преобладали поместья.
Черные (государственные) земли в центральных рай-
онах были в основном расхищены феодалами, однако на
окраинах, в недавно присоединенных частях Русского
государства, они сохранились5. Фонд черных земель еще
до начала XVII века не был исчерпан на значительной
части территории Белозерского уезда6.
1 Составлено по работе И. И. Лаппо «Тверской уезд
в XVI в.», стр. 130—131.
2 Н. А. Рожков, Сельское хозяйство Московской Руси
в XVI в., стр. 399.
3 См. Н. Н. Масленникова, указ. соч., стр. 134 и др.
4 Тысячная книга, стр. 53—103.
5 Н. А. Рожков, Народное хозяйство Московской Руси во
второй половине XVI века, стр. 67—68.
6 А. И. Копанев, История землевладения Белозерского края
XV—XVI вв., стр. 73 и др.
77
Яркую картину черносошного землевладения на рус-
ском Севере рисует Судебник 1589 г. (статьи 149—177).
Здесь волость в поземельном отношении выступает как
единое целое. Вместе с тем крестьяне имеют право на
отчуждение своей надельной земли Ч К волостному зем-
левладению Руси XVI в. вполне применима характери-
стика форм крестьянского землевладения, данная
В. И. Лениным: «Формы крестьянского землевладения —
компромисс между общинным и частным землевладе-
нием. В частной собственности: усадьба, дом; полосы
Земли в различных «концах» поля. В общинной собствен-
ности: выгон». «Эта консервативная система хозяйства
преобладает везде, все равно и у свободных и у зависи-
мых крестьян» 1 2.
Боярские вотчины достигали иногда крупных раз-
меров. Так, село Воскресенское (Ерга) на Белоозере,
принадлежавшее в середине XVI в. боярину И. П. Фе-
дорову, насчитывало более 120 деревень и занимало бо-
лее 100 кв. км3.
К середине XVI в. крупная боярская вотчина с ши-
рокими иммунитетными правами, являвшимися до извест-
ной степени осколками эпохи феодальной раздроблен-
ности, становится все больше и больше помехой соци-
ально-экономическому развитию страны. В то время как
в 1544 г. в вотчине Кирилло-Белозерского монастыря
было около 35% починков, что свидетельствовало о бы-
стром экономическом развитии этой вотчины, в вотчинах
князей Кемских на Белоозере имелось уже 6 пустых
деревень, но только 2 починка, что объясняется замедлен-
ностью экономического развития княжеско-боярских зе-
мель 4.
Судьбы монастырского и вотчинного землевладения
теснейшим образом связаны между собою. Неслучайно
оба они получили развитие в одних районах. Монастыри
пополняли свои богатства к середине XVI в. как за счет
освоения черных земель, фонд которых в центральных
1 Подробнее см. «Судебники XV—XVI веков», стр. 511 и след.
2 «Ленинский сборник», XIX, М., 1932, стр. 31.
3 А. И. Копанев, История землевладения Белозерского края
XV—XVI вв., стр. 127.
4 Там же, стр. 163—164.
78
уездах, где концентрировались Их вотЧинЫ, был к этому
времени почти исчерпан, так и за счет отчуждения зе-
мель (вклады, покупка, мена) у светских феодалов и
в первую очередь вотчинников, ибо служилые люди были
лишены права передавать в монастыри земли, пожало-
ванные им на поместном праве Ч Стимулируя развитие
поместной системы, русское правительство стремилось
подчинить своему контролю владения потомков удель-
ных князей и бояр1 2.
Политика русского правительства, направленная к
ограничению боярского землевладения, отражала реаль-
ные явления социально-экономической жизни Руси XVI в.
К середине XVI в. заметно обнаруживается мобилизация
служилого вотчинного землевладения. В условиях раз-
вивающихся товарно-денежных отношений постепенно
происходит разорение старинных княжеских и боярских
фамилий. Их владения нередко закладываются и пере-
закладываются, иногда просто продаются, дробятся на
части3. Конечно, наряду с этим явлением происходил и
другой процесс: многие удачливые представители бояр-
ско-княжеских фамилий сумели приспособиться к новым
условиям жизни. Наряду с раздроблением боярско-кня-
жеских вотчин происходил и процесс роста крупного
феодального землевладения как за счет черных, так и за
счет покупки частновладельческих земель. Особенно ин-
тенсивен был рост землевладения феодальной аристокра-
тии в годы боярского правления, когда боярские времен-
щики пользовались всеми средствами для стяжания зе-
мельных богатств.
Не менее остро, чем проблема боярского землевла-
дения, стоял вопрос и о судьбах землевладения церковно-
монастырского. Достаточно вспомнить, что в 1553 г., по
1 Деятельность Кирилло-Белозерского монастыря хорошо
изучил А. И. Копанев (там же, стр. 154—155).
2 Судя по указу 11 мая 1551 г., еще при Иване III и Васи-
лии III были изданы «Уложения», запрещавшие ярославским,
суздальским и стародубским князьям продавать свои земли или
отдавать в монастыри без ведома великого князя (ААЭ, т. I,
№ 227).
3 Б. Д. Греков, Крестьяне на Руси, кн. 2, стр. 53—70;
С. Б. Веселовский, Феодальное землевладение в Северо-Восточ-
ной Руси, т. I, стр. 165—200.
79
свидетельству Адама Климейта, треть населения земель
принадлежала духовенству1. Еще правительство Васи
лия III пыталось положить предел дальнейшему росту
церковно-монастырских земель, издав Уложение, в ко-
тором запрещались земельные вклады в монастыри Твер-
ского, Белозерского, Оболенского, Рязанского и Ново-
торжского уездов1 2. Однако рто постановление фактически
не соблюдалось. В годы боярского правления духов-
ные феодалы «насильством поотнимали» земли у многих
детей боярских (за долги), а также у черносошных кре-
стьян 3.
В результате стяжательской деятельности церковни-
ков к середине XVI в. монастырское землевладение резко
возросло. Так, например, в 1546—1552 гг. резкий скачок
числа земельных вкладов обнаруживается при анализе
хозяйства Волоколамского монастыря4. Вотчины отдель-
ных монастырей достигали огромных размеров. В 60-х
годах XVI в. вотчина Иосифо-Волоколамского монастыря
состояла более чем из 30 тысяч десятин пахотной
земли5. Примерно тогда же Кирилло-Белозерский мона-
стырь имел в своем распоряжении от 13 до 19,6 тыс.
десятин пахотной земли с 23 селами, 3 приселками и
892 деревнями6. В 1562 г. в одном Переяславском уезде
Троице-Сергиев монастырь располагал 13,2 тыс. десятин
пахотной земли с 25,5 селами и сельцами и 150 дерев-
нями7. Савво-Сторожевский монастырь в 1558/59 г.
владел в Звенигородском уезде 10 селами и 121 дерев-
ней с 1100 десятинами пахотной земли, в Рузском уезде
1 «Hakluyt’s collection of the early voyages, travels and
discoveries of the English Nation», v. I, London 1809, стр. 282.
To же и у Горсея, вкладывавшего в уста Ивана Грозного гнев-
ные слова, обличающие духовных иерархов, которые «захва-
тили себе в собственность третью часть, как оказывается, горо-
дов, посадов и деревень нашего государства» (Д. Горсей, За-
писки о Московии XVI в., СПб., 1909, стр. 36).
2 ААЭ, т. I, № 227.
з Там же.
4 Впервые на этот факт обратил внимание академик
М. и. Тихомиров (см. его работу «Монастырь-вотчинник
XVI в.», стр. 138).
5 См. А. А. Зимин, диссертация, т. I.
6 Подсчитано по указ. соч. Н. Никольского, стр. 56, 75, 255.
7 Троице-Сергиев м., кн. 530, Переяславль, № 171.
80
у него было (по данным 1567/68 г.) 5 сел, 31 деревня
и 2504,5 десятины пахотной земли L
По неполным данным, у 15 монастырей в их вотчи-
нах, расположенных в восьми центральных уездах,
в 1556—1569 гг. крестьянской пашни было 57,6 тыс. де-
сятин 1 2 (последняя цифра не указывает землевладения
Московского, Белозерского, в значительной части Воло-
коламского и ряда других уездов, изобиловавших мона-
стырскими вотчинами). Все это вызывало резкое недо-
вольство со стороны дворянства. К середине XVI в.
споры монастырей с помещиками о землях были обыч-
ным явлением. Длительную тяжбу в 1548 г. вел Троице-
Сергиев монастырь с помещиком С. П. Дементьевым
и его братьями3. В июле 1551 г. разбиралось дело Каля-
зинского монастыря с И. Ф. Воронцовым4. В таких
условиях русское правительство в поисках земель-
ных резервов ставит вопрос о необходимости проведе-
ния секуляризации (т. е. ликвидации) монастырских
земель.
Первая половина XVI в. была временем развития по-
местного землевладения. Поместное землевладение —
одна из форм условной феодальной земельной собствен-
ности. «.. .Отдача земли в ленное владение за определен-
ную личную службу и поборы...», по словам Энгельса,
представляет собой одну из примечательных особенно-
стей феодального хозяйства5 6. Условное землевладение —
одно из звеньев иерархической структуры феодальной
собственности, когда права собственника расчленены
между сюзереном и вассалом.
Существование условной формы собственности объ-
ясняется сравнительной неразвитостью социально-эконо-
мических отношений на той стадии феодализма и прежде
1 ЦГАДА, ф. Савво-Сторожевского монастыря, № 297, л. 111
об., 124 об. — 125 об.
2 Подсчитано по книге И. И. Смирнова «Восстание Болотни-
кова. 1606—1607», Госполитиздат, 1951, стр. 39.
3 ЦГАДА. Грамоты Коллегии экономии (далее — ГКЭ), Бе-
жецк, № 116/1220; № 117/1221 (ср. АГР, т. I, № 62).
4 Чтения ОИДР, 1894, кн. 3, отд. 4, стр. 2—10.
5 Ф. Энгельс, О разложении феодализма и возникновении
национальных государств (в кн.: Ф. Энгельс, Крестьянская
война в Германии, М., 1952, стр. 158).
6 А А. Зимин
57
всего слабым уровнем развития товарного производства.
Критикуя Михайловского, В. И. Ленин писал: «До сих
пор все думали, что если, например, в России в эпоху
процветания поместной системы земля не могла перехо-
дить по наследству (так как она считалась только услов-
ной собственностью), то объяснения этому нужно искать
в особенностях тогдашней общественной организации» \
Рост поместного землевладения к середине XVI в. объ-
ясняется экономическими и политическими условиями
того времени.
Мелкие и средние феодалы, не обладавшие сколько-
нибудь значительными латифундиями, приспосаблива-
лись к развивающимся товарно-денежным отношениям.
Недавно Л. В. Черепнин высказал мысль о том, что эко-
номическое значение поместной системы заключалось
«в хозяйственном освоении все большей земельной пло-
щади» 1 2. Если для южных (степных) районов, где поме-
щик обычно получал во владение землю, лежащую
«в пусте», наблюдение Л. В. Черепнина может считаться
бесспорным, то для центральных районов страны ввиду
отсутствия достаточных данных его вывод остается еще
гипотетичным. Так или иначе, но хозяйственная ини-
циатива среднего и мелкого землевладельца в XVI в.,
изыскивавшего всевозможные средства для своего обес-
печения, очевидно, больше соответствовала экономиче-
ским условиям своего времени, чем прежние приемы
ведения хозяйства, характерные для крупной боярской
вотчины. Путем усиления эксплуатации крестьянства
помещики добивались интенсификации своего хозяй-
ства и освоения новых земель. Вместе с тем воздействие
феодальной надстройки в условиях еще безраздельного
господства феодальных отношений приводило к развитию
мелкого и среднего землевладения в форме поместья,
обусловленного военной службой3.
1 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 1, изд. 5-е,
стр. 151.
2 «Памятники русского права», вып. IV, стр. 8.
3 Ср. Л, В. Черепнин, Основные этапы развития феодальной
собственности на Руси (до XVII века) — «Вопросы истории»,
1953, № 4, стр. 60.
82
Жалованная грамота Ивана IV помещику Льву Поли-
карпову на деревню в Коломенском уезде,' 154$ г.
Государственный Исторический музей.
К середине XVI в. в основных чертах отливается
поместная система землевладения и связанные с нею
военно-служилые обязанности дворянства. Военная служба
тогда была не только пожизненной, но и наследствен-
ной. Обычно поместье отца наследовали сыновья или близ-
кие родственники (племянники и др.) Ч Еще при жизни
отца по достижении 15 лет (а иногда и 10—12 лет) 1 2
сыновья могли служить «в припуск», т. е. с отцовского
поместья, если оно было достаточно большое, или верста
лись «новичным» (первоначальным) окладом и получали
поместья в стороне («отвод»). В случае увечья, болезни
или старости служилый человек получал «в прожиток»
обычно часть своего поместья, все остальное оставалось
его сыновьям или отбиралось вовсе. За исправную
службу «оклад» помещика повышался, а за неисправную
(неявку на смотр, побег со службы и т. д.) поместье
могло быть отписано на государя.
Наконец, последние широко распространенные виды
феодального землевладения — дворцовое и черное —
в XVI в. значительно уменьшались в размере в результате
наступления феодалов на крестьянскую общину. Разда-
вались черные земли и монастырям. Так, в 1545—
1546 гг. одно сельцо и 12 деревень волостных получил
Киржацкий монастырь3. 40 деревень волости Суземья
Тверского уезда, бывшие в 1540 г. черными, в 1548 г.
передаются в поместье «по наказу царскому» князю
И. М. Шуйскому4. В первой половине XVI в. поместья
получали из дворцовых земель не только за военную
службу. Одним из источников поместной системы было
условное держание земли дворцовыми слугами, часто
происходившими из несвободных «людей» князя. Эт°
«служнее» землевладение еще в полной мере нельзя на-
звать поместным, поскольку оно далеко не всегда было
сопряжено с исполнением военных обязанностей и по-
1 Тысячная книга, стр. 144, 177.
2 Там же, стр. 146, 171, 187, 200.
8 Троице-Сергиев м., кн. 527, л. 255; кн. 523, л. 40 об. — 46.
4 И. И. Лаппо, Тверской уезд в XVI в., стр. 64. В Суз-
дальском уезде в 1562/63 г. находилась «земля бортная ве-
ликого князя помещика» (Троице-Сергиев м., кн. № 546,
Суздаль, № 5).
54
скольку его условия не были строго регламентированы,
а целиком зависели от воли феодала. Землевладение
слуг (конюхов, псарей, ключников и др.), непомеченных
на дворцовой земле, отмечается в писцовой книге 1548 г.
Тверского уезда, причем такие слуги там уже именуются
помещиками. Эта форма условного держания земли
в связи с реорганизацией поместной системы к середине
XVI в. была ликвидирована. Тогда же постепенно исче-
зают и другие архаические формы условного землевладе-
ния, довольно распространенные в XV в., в том числе
прекарное держание земли монастырскими слугами и
боярскими послужильцами из числа свободной и несво-
бодной челяди 1. Зависимое землевладение слуг Калязин
ского монастыря середины XVI в. являлось уже анахро-
ническим фактом1 2. В 1539/40 г. слуга Калязинского мо-
настыря П. Лодыгин купил у монастыря деревню Проту-
сово, Кашинского уезда, с тем чтобы по смерти эта
деревня вновь отошла к калязинским старцам3. В 1540—
1541 гг. один из слуг дал запись монастырским властям
служить «с вотчиною», которая также должна была
после его смерти поступить в Калязинский монастырь4.
Митрополичьи, архиепископские и епископские дети бояр-
ские и слуги исполняли государеву службу, но в мень-
шей мере, чем другие дворяне-помещики5.
Феодальная земельная собственность сочеталась с
мелким крестьянским землевладением. В условиях кре-
постнической системы надел крестьянина, являвшийся
своеобразной «.. .натуральной заработной платой...» 6,
служил в то же время средством обеспечения помещика
рабочими руками. ««Собственное» хозяйство крестьян на
своем наделе было условием помещичьего хозяйства,
имело целью «обеспечение» не крестьянина — средствами
1 С. Б. Веселовский, Феодальное землевладение в Северо-
Восточной Руси, т. I, стр. 229—230, 242.
2 Там же, стр. 231—243.
3 ЦГАДА, ф. Калязина монастыря, кн. 1, грамота № 86.
4 ЦГАДА, ф. Калязина монастыря, кн. 4, грамота № 106.
5 С. Б. Веселовский, Феодальное землевладение в Северо-
Восточной Руси, т. I, стр. 437—438.
6 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 1, изд. 5-с,
стр. 191,

к жизни, а помещика — рабочими руками»1. Размеры
надельной крестьянской пашни, впрочем, в середине
XVI в. были еще сравнительно велики, поскольку к этому
времени относится самое начало процесса расширения
барской запашки за счет захвата крестьянских земель.
Так, в 1539/40 г. в черных деревнях Тверского уезда
на один крестьянский двор приходилось около 8,3 че-
тверти земли в поле1 2. Примерно такие же размеры
были в 1562 г. на землях Волоколамского монастыря
Дмитровского уезда (8,5 четверти) 3. Согласно подсче-
там И. И. Смирнова, в 50—60-х годах XVI в. средняя
величина запашки на один крестьянский двор в вотчи-
нах ряда монастырей, расположенных в центральных
уездах, составляла 7,8 четверти4. На поместных землях
новгородских пятин надел колебался от 7,1 четверти
(в 1539 г. в Вотской пятине) до 4,7 (в 1544/45 г. в Бе-
жецкой пятине) 5.
Такова в общих чертах структура феодального зем-
левладения, сложившаяся к середине XVI в. На одном
полюсе находился сравнительно небольшой слой фео-
далов-вотчинников и помещиков, концентрировавших
в своих руках основную часть земель Русского государ-
ства; на другом полюсе — масса непосредственных произ-
водителей материальных благ — крестьянства, населяв-
шего эти земли и угнетенного эксплуататорским мень-
шинством.
* *
*
История феодальной собственности на землю тесней-
шим образом связана с историей ее реализации, т. е.
с изменением в формах докапиталистической земельной
ренты.
1 В. Я. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 3, изд. 5-е,
стр. 184.
2 Составлено по работе И. И. Лаппо «Тверской уезд
в XVI в.», стр. 105.
3 Леонид, Упраздненный Пятницкий-Берендеев монастырь
(Чтения ОИДР, 1871, кн. 4, отд. 1, стр. 33—35).
4 И. И. Смирнов, Восстание Болотникова, стр. 39.
5 Я. А. Рожков, Сельское хозяйство Московской Руси
в XVI в., стр. 196—197.
К середине XVI в. происходило развитие денежной
ренты, появляющейся на Руси уже в конце XV в. На
черносоцгных землях этот процесс можно проследить по
писцовой книге Обонежской пятины 1563 г. В среднем
с обжи (5 десятин) здесь платилось от 6 до 8 гривен
хотя нередко величина оброка колебалась от полутора
гривен до рубля и больше на обжу1 2. Переводится на
деньги и так называемый «мелкий доход» и «волостелин
дар»3. Однако наряду с денежным оброком с целого
ряда деревень брался хлеб «посопом», т. е. взималась
рента продуктами. В Шунгском погосте обычно шло
2 четверти ржи и столько же овса с обжи4.
В Двинском крае подати начислялись с сошки. Со-
гласно писцовым книгам 1552/53 г., оброк опреде-
лялся чаще всего около 18 алтын 2 деньги с сошки.
В этот оброк входила обежная дань и «горностаи» (по
7 денег за горностая) в равных долях и карельская
белка с морским оброком (иногда 1 алтын). 6 алтын пла-
тилось за ямские деньги, 15 денег пищальных (в писцо-
вых книгах 1558/59 г. 10 денег за ямчужное дело
и 5 денег приметных), 2 деньги за вытные деньги и до-
ставлялся посопом хлеб: по осьмине ржи и по четверти
ячменя. В писцовых книгах 1558/59 г. еще упоминается
налог за городовое и засечное дело по 5 алтын с сошки.
Таким образом, с сошки на Двине платилось 1 рубль без
1 алтына и 1 деньги да наместничий корм, который, со-
гласно Уставной грамоте 1556 г., платился в размере
20 рублей с сохи (2 рубля 4 алтына с сошки), с пошли-
нами (2 алтына с рубля), т. е. всего 3 рубля 2 алтына
5 денег. Кроме того, крестьяне платили с выти денеж-
ный оброк, состоящий из дани, посошного корма
(1 алтын и ’/г Деньги), мелкого дохода (за полоть ба-
рана, сыр, яйца и т. д.) с выти по 4 алтына, т. е. всего
по 5 алтын и V2 деньги5.
1 И. Л. Перельман, указ, соч., стр. 175.
2 «Писцовые книги Обонежской пятины 1496 и 1563 гг.»,
стр. 127.
3 Там же, стр. 65.
4 И. Л. Перельман, указ, соч., стр. 175.
5 «Сборник грамот Коллегии экономии», т. I, № 138; С. Б.
Веселовский, Сошное письмо, т. I, стр. 116—117. В подсчеты
С. Б. Веселовского нами внесены необходимые исправления.
87
На дворцовых землях в целом отмечаются те же
явления, что и на черных, хотя и с некоторыми отли-
чиями. Поскольку дворцовые земли обеспечивали госу-
дарев двор хлебом и другими сельскохозяйственными
продуктами, то часто дворцовые крестьяне были обя-
заны обрабатывать дворцовую пашню. Так, в 1543/44 г.
крестьяне Буйгородской волости, Волоколамского уезда,
пахали на выть1 по десятине, всего 170 десятин
в поле1 2. Кроме того, они платили с выти денежный оброк,
состоявший из дани, посошного корма (1 алтын день-
ги), мелкого дохода (за полоть мяса, барана, гуся,
курицу, масло, сыр и яйца — 4 алтына), т. е. всего по
5 алтын V2 деньги. Дворцовые крестьяне села Бори-
совского, Владимирского уезда, в 1554/55 г. не пахали
государевой пашни, но платили денежный оброк с выти
за мелкий доход 8 алтын 1 деньга, за солому 1 алтын,
посельскому по 4 деньги (не считая судебных пошлин),
которые иногда шли дворецкому (10 денег с рубля). За
посошный корм платилось с сохи по 21 алтыну 2 деньги.
Итого с сохи (считая в сохе 800 четвертей, а в выти
12 четвертей доброй земли) получается 21 рубль
13 алтын. Вместо дани крестьяне платили ямские и по-
лоняничные деньги — «по разводу», т. е. в зависимости
от обложения на данный год. Кроме того, крестьяне
были обязаны «городовое дело делати и посошная
служба служити». Наконец, посопного хлеба (натураль-
ного оброка с выти) шло по 8 четей ржи и 12 четей
овса, т. е. около 536 четей ржи и 804 четей овса
с сохи3.
Сходные черты, характеризующие формы докапита-
листической ренты середины XVI в. на Руси, мы встре-
чаем и в хозяйствах духовных и светских феодалов. Так,
в 1532 г. крестьяне Иосифо-Волоколамского монастыря
платили денежный оброк обычно «с десятины по чети
1 В селе Буйгороде на выть приходилось шесть десятин
крестьянской пашни в поле.
2 АФЗиХ, ч. 2, № 178; ср. сотную 1546—1547 гг. (там же,
№ 198).
3 АГР, т. I, № 83; С. Б. Веселовский, Сошное письмо, т. I,
стр. 104.
88
[рубля]». Впрочем, рента продуктами в какой-то мере
еще сохранялась (обязанность поставлять яйца, сме-
тану и т. д.), хотя ряд повинностей переведен уже на
деньги (вместо дров платилось с десятины го 10 денег,
вместо овчины 3 деньги и т. д.) !. Очевидно, крестьяне
поставляли монастырю оброком и хлеб (хотя прямых
данных, к сожалению, у нас не сохранилось). Дело
в том, что даже в 70—80-х годах XVI в. меньшинство
селений Волоколамского монастыря платило один де-
нежный оброк (от 30 алтын до 1 рубля с выти); боль-
шинство доставляло оброк хлебом с небольшим денеж-
ным дополнением (4 алтына) 1 2. На монастырскую пашню
в середине века волостные крестьяне не привлекались,
поскольку она обрабатывалась «детенышами».
В 50—60-х годах XVI в. происходит «переоброчка»,
т. е. рост денежного оброка и в новгородских по-
местьях 3.
Таким образом, к середине XVI в. на Руси происхо-
дило развитие денежной формы докапиталистической
ренты. Это обстоятельство показывает уже известную
степень развития товарно-денежных отношений на Руси,
роста ремесленного производства и складывания предпо-
сылок всероссийского рынка, хотя, конечно, нельзя пре-
увеличивать значения денежной ренты в это время.
Рента продуктами не только сосуществует с денежной,
но зачастую является ведущей формой ренты. Так, на-
пример, в начале 60-х годов XVI в. почти 2/з крестьян
крупнейшего монастыря-вотчинника — Кирилло-Белозер-
ского платили оброк натурой — «посопным» хлебом (из
1463 !/г вытей — 1070 2/з), причем они доставляли мо-
настырю около 10,5 тыс. четвертей в год. Это были кре-
стьяне владений, находившихся неподалеку от мона-
стыря на давно освоенной им территории. Вместе с тем
7з вытей, главным образом из числа недавно присоеди-
ненных к монастырю или находившихся далеко от него,
платила денежный оброк и небольшой оброк хлебом
1 Книга ключей, стр. 158—159.
2 К. Н. ТЦепетов, указ, соч., стр. 99.
3 Р. Г. Скрынников. Экономическое развитие новгородского
поместья.., стр. 33.
89
(464 вытей доставляли свыше 157 рублей и 466 четвер-'
тей хлеба) !. Всего в Кириллове монастыре на долю
натурального оброка приходилось свыше 80% общего
размера ренты1 2.
Рост денежного и натурального оброка и усиление
крепостничества к середине XVI в. нашли свое выраже-
ние в послушных грамотах. Если ранее крестьяне должны
были платить оброк «по старине», то теперь им пред-
писывалось выплачивать оброк в соответствии с распо-
ряжением помещика («чем вас изоброчит»).
Наряду с развитием денежной ренты в середине
XVI в. мы можем отметить и новые явления, которые
к концу века получат особенное значение, — это посте-
пенное увеличение собственной запашки у феодалов и
в связи с этим рост барщины. Этот процесс был харак-
терен не только для одной России. Во всей Европе к
востоку от реки Эльбы в XVI в. происходило расши-
рение площади барской запашки и переход к отрабо-
точной ренте 3. Россия, следовательно, переживала в эко-
номике явления, сходные с процессами, происходив-
шими в Польше, Венгрии и других восточноевропейских
странах.
Переход от оброка к отработочной ренте вызывался
стремлением помещиков увеличить массу получаемого
ими от крестьян прибавочного продукта путем увеличе-
ния эксплуатации. Все возраставшая потребность фео-
далов в деньгах заставляла повышать доходность их вот-
чин и поместий за счет увеличения оброков, введения
собственной запашки, перевода крестьян на барщину.
Средние и мелкие землевладельцы, возможность которых
повышать оброки была ограничена уже самой тяглоспо-
собпостью крестьянского хозяйства, встали первыми на
путь расширения барщины. Распространение среднего и
мелкого землевладения в поместной форме в условиях
развития товарного производства в первой половине
1 Н. Никольский, указ, соч., стр. 56.
2 А. X. Горфункель, указ, соч., стр. 95—96.
э Б. Д. Греков, Перестройка сельского хозяйства и судьбы
крестьян в Европе XVI века («Известия Академии наук СССР»,
серия истории и философии, т. V, № 1, 1948, стр. 53, 58).
.9?
XVI в, повлекло за собой рост барщины. Уже в статье
88 Судебника 1550 г. появляется сравнительно с ана-
логичной статьей 57 Судебника 1497 г. характерная но-
вость— указание на барщину («боярское дело»), кото-
рого не было раньше Развитие барщины ярко просле-
живается и по сохранившимся данным и закладным
грамотам1 2. Так, например, по закладной грамоте 1549 г.
Н. Л. Глухов получил право «за рост пахати и в дворех
жити и землю пахати» во владении, которое он получил
в качестве залога3.
В исторической литературе было высказано предпо-
ложение, что упоминание о барщине появляется в по-
слушных грамотах лишь в 1562—1570 гг.4 Однако этот
вывод основан на локальном (новгородском) материале5
и поэтому не может быть признан вполне убедительным.
В центральных районах Русского государства уже в 40—
50-х годах XVI в. в послушных грамотах появляется
предписание «пахати пашню» феодалов, адресованное
крестьянам6.
1 Р. Г. Скрынников, Рост барской запашки.., стр. 286.
2 См. данные в работах: Н. А. Рожков, Сельское хозяйство
Московской Руси в XVI в., стр. 128—129; В. И. Корецкий, дис-
сертация, стр. 23 и др.
8 См. диссертацию В. И. Корецкого, стр. 24.
4 И. И. Смирнов, Классовые противоречия в феодальной де-
ревне в России в конце XVI в. («Проблемы истории материаль-
ной культуры», 1933, № 5—6, стр. 67); его же, Восстание Болот-
никова 1606—1607, стр. 41.
6 Д. Я. Самоквасов, Архивный материал, М., 1905, отд. 2,
стр. 10 и др.
6 См. грамоту 1555 г. на земли Вологодского уезда Кирилло-
Белозерского монастыря (П. А. Садиков, Очерки по истории
опричнины, Приложение, № 9, стр. 425—426); грамоту 1559 г.
на земли И. Чирковой Ярославского уезда (Акты Юшкова,
ч. 1, № 185). См. также грамоту 1555 г. на владения в Руз-
ском уезде: «пашню их (Волоколамского монастыря. — A. 3J
пахали и оброк им платили, чем вас изоброчат» (АФЗиХ, ч. 2,
№ 255, стр. 260). См. также грамоту 1541 г. В. Баранчееву на
его поместье в Старицком уезде (Акты Юшкова, ч. 1, № 138);
грамоту 1550 г. на земли Владимирского уезда (М. Дьяконов,
Акты, вып. II, Юрьев, 1897, № 15); «Пашню пахати и доход вся-
кой давати». Грамота 1551 г. Троице-Сергиева монастыря на
земли Коломенского уезда (Государственная библиотека СССР
имени В. И. Ленина, Собр. Беляева, № 96). Подробнее см. дис-
сертацию В. И. Корецкого, стр. 25.
Середина XVI в. была временем наибольшего расши-
рения барской запашки на землях новгородских поме-
щиков1. По наблюдениям А. Г. Манькова, в вотчинах
Краснохолмского Антониева монастыря на территории
Еежегкого Верха в первой половине 60-х годов XVI в.
баршина составляла не менее 1 2/з общей массы повинно-
стеи <
Рост внутреннего рынка, превращение хлеба в замет-
ный объект купли-продажи привели к тому, что крестья-
нин и землевладелец начинают увеличивать производ-
ство товарного хлеба3. Еще в первой половине XVI в.
в различных районах страны, особенно в вотчинах слу-
жилого люда и частично в вотчинах монастырей, мы
встречаемся с господской запашкой, которая обеспечи-
валась светскими феодалами главным образом за счет
труда их «людей» — полных, докладных, старинных, т. е.
холопов, а духовными феодалами за счет эксплуатации
труда кабальных и наемных людей. Однако относитель-
ные размеры этой запашки еще не были велики. В вот-
чине Ю. В. Кокошкина Глебова, Дмитровского уезда,
переданной им в 1543—1544 гг. в Троице-Сергиев мо-
настырь, она равнялась 16,6% всей запашки4. Несколько
более была монастырская запашка в Двинском крае.
Так, в подмонастырных деревнях Николаевского-Корель-
ского монастыря в 1554 г. четыре обжи пахали мона-
стырские детеныши и две — крестьяне, т. е. монастыр-
ская запашка доходила до 66,7% 5. Такое соотношение,
конечно, существовало лишь в деревнях, расположенных
поблизости от монастыря; крестьянская запашка в отда-
ленных владениях была больше. Серединой XVI в. сле-
дует датировать расширение господской запашки, что
стимулировало рост барщины как формы эксплуатации.
1 Р. Г. Скрынников, Рост барской запашки.стр. 284.
8 А. Г. Манъков, О положении крестьян в феодальной вот-
чине России во второй половине XVI в. («История СССР», 1959,
№ 4, стр. 140).
3 Б. Д. Греков, Крестьяне на Руси, кн. 2, стр. 43—44;
.4. Г. Маньков, Цены и их движение в Русском государстве
XVI в., стр. 137—141.
4 Н. А. Рожков, Сельское хозяйство Московской Руси
в XVI в., стр. 129.
5 «Сборник грамот Коллегии экономии», т. I, № 138.
92
Уже в 30—40-х годах XVI в. возникает барская За-
пашка, обрабатываемая трудом наемных людей в хозяй-
стве новгородского архиепископа \ Наличие значитель-
ного количества детенышей в Волоколамском монастыре,
отмеченное Книгой ключей 1547—1561 гг., также весьма
характерно: детеныши обычно обрабатывали монастыр-
скую пашню. Появление запашки отмечено и в Устав-
ной грамоте Соловецкого монастыря 1561 г. Здесь на-
ряду с оброком натурой с выти по 4 четверти ржи и
4 четверти овса указана обязанность «пашню пахати на
монастырь в селе в Николском, а сеяти семяны мона-
стырьскими, с выти по четверти ржи да по две четверти
овса»1 2. В селе Пантелеймонове Кирилло-Белозерского
монастыря крестьяне вместо уплаты хлебного оброка
пахали «десятины на всякую выть по 3 осьмины ржи да
по 3 чети овса»3. В Краснохолмском Николаевском-
Антониеве монастыре (Бежецкий Верх) чисто оброчных
вытей было 7 (12 деревень), а 208 3Д выти (137 дере-
вень) были пашенные, платившие также денежный и
натуральный оброки4. Если в первой половине XVI в.
в Кирилло-Белозерском монастыре сельскохозяйственная
барщина полностью отсутствует (крестьяне выполняли
только плотничьи работы), то уже в вытных книгах
1559—1561 гг. появляются первые сведения о полевых
работах крестьян 5.
Те же явления мы встречаем, может быть, даже в бо-
лее широком масштабе, на землях помещичьих. Уже
писцовые книги Обонежской пятины 1563 г. отмечают
явные признаки наличия помещичьей запашки. Так,
в Никольском погосте в Ярославичах в поместье братьев
Никиты и Вишняка Скобельциных было 20 5Д обеж, при-
чем «ис тех обеж пашет помещик на собя пол-3 обжы»,
а с 18 7з обеж идет хлеб посопом по 18 коробей с че-
тверкой ржи и стольже же овса; 4Уг коробьи с третником
1 Б. Д. Греков, Очерки по истории хозяйства новгородского
Софийского дома, II, стр. 111.
2 ААЭ, т. I, № 258.
3 Н. Никольский, указ, соч., стр. 57.
4 А. Г. Маньков, Материалы по истории крестьян в Русском
государстве XVI века, стр. 59; см. диссертацию В. И. Корецкого,
стр. 27.
5 А. X. Горфункель, указ, соч., стр. 94.
93
Крестьяне за рубкой леса.
Миниатюра из «Жития Сергия Радонежского», конец XVI в.
Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина.
пшеницы и столько же ячменя, 19 гривен 12 денег денеж-
ной дани «за мелкой доход» 1.
Если сначала для обработки собственной пашни свет-
ские феодалы использовали труд так называемых «людей»
1 «Писцовые книги Обонежской пятины 1496 и 1563 гг.»,
стр. 249.
94
купленных, полных, докладных и кабальных, то уже
с середины XVI в. помещики все шире прибегали к пе-
реводу своих крестьян на барщину; причем в новгород-
ских поместьях первым видом барщины был «закос».
Развитие барщины было, как правильно отмечает
Р. Г. Скрынников, главным условием резкого сокраще-
ния применения труда холопов в феодальном хозяйстве
XVI в.1 Размеры помещичьей запашки сначала были
еще небольшие. В новгородских пятинах они обычно
колебались в это время от 12 до 15%. Так, в Бежецкой
пятине в 1544—1545 гг. помещики со своими людьми
пахали 14,7% всей пашни1 2.
Организация и расширение барской запашки были
формой захвата крестьянской земли внутри феодального
владения, приводившей к сокращению крестьянского на-
дела и общинных угодий. Десятинная пашня в 40-х го-
дах XVI в. встречается и в дворцовых землях. Так,
в селе Буйгороде, Волоколамского уезда, в 1543 г. па-
хали на государя с выти по десятине3, что, по вычисле-
ниям В. И. Корецкого, составляет примерно 14,3%, по
отношению ко всей пашне4. Основной крестьянской
повинностью в дворцовых и монастырских землях быв-
шего ханства Казанского в 60-х годах XVI в. также была
десятинная пашня5.
Для того чтобы светским и духовным феодалам
обеспечить поступление доходов с крестьян в виде до-
капиталистической ренты, необходима была «.. .личная
зависимость крестьянина от помещика. Если бы помещик
не имел прямой власти над личностью крестьянина, то
1 Р. Г. Скрынников, Экономическое развитие новгородского
поместья.стр. 18, 23, 28, 30.
2 «Писцовые книги Обонежской пятины 1496 и 1563 гг.»,
стр. 186—188. В той же пятине в 1538—1539 гг. крестьяне одной
из кормленых волостей «всей волостью» пахали пашню на во-
лостелина тиуна (В. И. Корецкий, О земельных владениях Ада-
шева в XVI в., рукопись).
3 АФЗиХ. ч. 2, № 178, стр. 176.
4 В. И. Корецкий, диссертация, стр. 22.
5 ЦГАДА, писцовая книга по Свияжску 1565— 1567 гг.,
№ 432, л. 173 об. и след., писцовая книга по Казани 1565—
1567 гг., № 152, л. 202 об. и след.; подробнее см. диссертацию
В. И. Корецкого, стр. 28.
95
он не мог бы заставить работать на себя человека, на-
деленного землей и ведущего свое хозяйство. Необхо-
димо, следовательно, «внеэкономическое принуждение»,
как говорит Маркс, характеризуя этот хозяйственный ре-
жим. ..» 1 Экономическая и политическая власть фео-
дала над крестьянами своего владения выражается в по-
датном и судебно-административном иммунитете, основой
которого является феодальная собственность на землю.
В первой половине XVI в. происходил процесс укреп-
ления Русского централизованного государства, в ходе
которого иммунитетные права феодалов постепенно со-
кращались. Это сокращение в то же время означало
дальнейшее усиление налогового пресса, ложившегося на
плечи крестьянства. Крестьяне духовных и светских
феодалов в той или иной мере принуждались к уплате
основных поземельных налогов и повинностей (дани,
яма, посошной службы, городового дела и др.) и тамо-
женных пошлин (мыта, тамги и др.), из компетенции
феодалов изымались важнейшие уголовные дела («душе-
губство», «разбой», «татьба с поличным» и др.). Систему
внеэкономического принуждения начинает все более и
более обеспечивать крепнущий государственный аппа-
рат. Немаловажную роль в системе «внеэкономического
принуждения» играл и аппарат непосредственного управ-
ления крестьянами отдельных вотчин и поместий.
Книга ключей Волоколамского монастыря 1547—1561 гг.
вводит нас в жизнь крупной вотчины. Управление
селами вотчины здесь концентрировалось в руках при-
казчика и ключника, которые были подведомственны:
первый — казначею, заведующему монастырской казной,
а второй — келарю, главному распорядителю хозяйствен-
ной жизни монастыря. Двойное управление селами —
нововведение в жизни Волоколамского монастыря в се-
редине XVI в., складывавшееся на основе роста его зе-
мельных богатств и обострения классовой борьбы в фео-
дальной деревне1 2. Приказчик ведал всеми администра-
1 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 3, изд. 5-е,
стр. 184—185.
2 С. М. Каштанов, К проблеме происхождения феодального
иммунитета («Научные доклады высшей школы. Исторические
науки», 1959, № 4, стр. 116—118).
96
тивно-судебными делами в селе и тянувших к нему
деревнях. Он собирал оброки и другие подати с крестьян.
Ключнику была подведомственна вся хозяйственная
жизнь села. В Кирилло-Белозерском монастыре деревен-
ский ключник ведал межевыми делами, вопросами о
потраве и т. д. В некоторых монастырях, кроме при-
казчиков и ключников, были еще и другие мелкие
исполнительные судебные агенты (доводчики, праведчики
и др.).
Судебно-административные пошлины, шедшие в зна-
чительной части самим приказчикам и ключникам, до-
стигали порою больших размеров. По указной грамоте
Волоколамского монастыря 1592 г. \ это было въезжее
(1 деньга), шедшее с «дыма», т. е. с хозяйства, при
назначении в село нового приказчика и ключника;
им же ежегодно поступали «праздничные» пошлины —
на 3 праздника, на каждый по 3 деньги. Натуральное
довольствие исчислялось четвертью ржи и овса с выти
приказчику и «вполы» ключнику. С каждого суда при-
казчик получал по 1 алтыну с 1 рубля «по расчету».
При покупке, продаже и мене крупного скота приказчик
получал «явку»; при свадьбе получал «розвинское» (если
брак совершался в монастырской волости) по 4 алтына
с жениха и невесты или «выводную куницу» — 2 алтына,
если невеста «выводилась» за волость1 2. С каждой
свадьбы взималось блюдо пирогов (или 2 деньги). При
межевых процессах приказчик получал «межной» или
«протравной» баран (3 деньги) и т. д.3 По Книге клю-
чей судебные пошлины лаконично именуются «суд и до-
вод». Во второй половине 50-х годов в связи с обще-
государственными мероприятиями по ликвидации си-
стемы кормления власти Волоколамского монастыря
стали переходить к взиманию части «приказных»
1 АФЗиХ, ч. 2, № 391, стр. 437. Основные нормы этой гра-
моты восходят к середине XVI в., если не к более раннему вре-
мени. (Подробнее об этом см. С. М. Каштанов. К проблеме про-
исхождения феодального иммунитета, стр. 111—ИЗ).
2 В грамоте 1548 г. Соловецкого монастыря за «куницу
два алтына, а промеж себя по 1 алтыну с обоих сторон» (ААЭ,
т. I, № 221).
3 Книга ключей, стр. 161—162.
7 А. А. Зимия	97
пошлин «на себя», определяя ключникам и приказчикам
определенный вместо разнообразных поборов единый
денежный «указ» Исполнение обязанности приказчика
и ключника, как мы видим, сулило большие доходы. Не-
которые монастырские слуги сумели скопить значитель-
ные денежные суммы и сделали вклады в монастырь по
70—100 рублей (Казак Гридин, Андрей Щерби-
нин и др.) 1 2. В середине XVI в. в села ежегодно посыла-
лись приказчики (на «кормление») и ключники (на
«ключи»). Вербовались они прежде всего из числа вы-
служившейся монастырской челяди, служебников (дья-
ков, иконников, поваров, иногда детенышей); часто они
происходили из конюхов. Иногда слугами монастыря
делались обедневшие мелкие землевладельцы. Слуги
нередко имели свои дворы в крупных монастырских
селах3. Приказчики и ключники строго контролировались
монастырскими властями. Вся вотчина Волоколамского
монастыря в середине XVI в. была разделена на 5 при-
казов, во главе которых стояли старцы посельские, осу-
ществлявшие функции контроля над монастырскими слу-
гами, пребывавшими в должностях приказчиков и ключ-
ников.
Некоторые отличия от управления частновладельче-
скими вотчинами имелись в черносошных волостях. Здесь
управление осуществлялось выборным аппаратом (ста-
ростами, десятскими и целовальниками) в основном из
имущих слоев крестьянства.
*
Усиление крепостнической эксплуатации крестьян
и прежде всего рост барщины и оброка потребовали
1 С. М. Каштанов, К проблеме феодального иммунитета,
стр. 119—120.
2 ЦГАДА, Рукописные книги МИД, № 141/196. Записные
книги Волоколамского монастыря, гл. 77; А. А. Титов, Вкладные
и записные книги Иосифова-Волоколамского монастыря XVI в.,
М., 1906, № 347 и др.; М. Н. Тихомиров, Монастырь-вотчинник
XVI в., стр. 157.
3 Леонид, Упраздненный Пятницкий-Берендеев монастырь,
стр. 34.
98
укрепления власти помещиков-крепостников. Поэтому
в России, как и в других странах к востоку от Эль^ы,
XVI век был временем развития крепостничества, тяжело
отражавшегося на положении различных категорий кре-
стьянства.
Основную рабочую силу в хозяйствах светских и ду-
ховных феодалов составляли люди дворовые (зачастую
холопы) и зависимые крестьяне. В середине XVI в.
«люди» феодала, входившие в дворовую челядь, со-
стояли из нескольких разрядов. Это были люди старин-
ные, родившиеся в холопстве (статья 76 Судебника
1550 г.). Феодал мог также получить их в наследство от
своих родителей по духовной грамоте (тогда они назы-
вались духовными), или получал в приданое (тогда они
именовались приданые), или приобретал благодаря
вступлению их в брачные отношения с его холопами
(«по робе холоп, по холопе раба» — статья 76 Судеб-
ника 1550 г.), или захватывал в бою (тогда они могли
называться полоняники), или покупал, фиксируя сделку
в полной грамоте (тогда они назывались полными).
С конца XV в. покупка холопов чаще всего происхо-
дила «с доклада» наместнику или волостелю, поэтому
они иногда именовались докладными. Довольно часто
докладные составлялись при поступлении в сельское
тиунство (статья 76 Судебника 1550 г.). С конца XV в.
наряду с полными и докладными холопами в актах на-
чинают упоминаться люди кабальные — серебряники, ра-
нее входившие в состав полных холопов. Полные, до-
кладные, кабальные люди, как правило, жили во дворе
своего господина, получая поэтому наименование двор-
ных, или дворовых. Могли они проживать за пределами
господского двора, получая тогда прозвище задворных
когда же они жили по деревням, то именовались дере-
венскими. В духовной грамоте 1545/46 г. князя Ивана
Федоровича Судцкого различаются четко люди «дере-
веньские и дворные, старые и новые» 1 2.
1 Ср. В. Г. Гейман, Несколько новых данных, касающихся
истории «задворных людей» («Сборник статей по русской исто-
рии, посвященных С. Ф. Платонову», Пб., 1922, стр. 43).
2 В. В. Лихачев, Сборник актов, вып. I, стр. 16.
*
90
Все эти группы дворни занимали подчас различное
место в хозяйстве феодалов. Основную их массу со-
ставляли деловые люди, часть которых, как и раньше,
использовалась в качестве дворовой челяди, т. е. поваров,
конюхов, сапожников, хлебников, плотников и т. д. Упо-
мянутый выше князь Судцкой имел значительное число
«людей молодых, псарей, конухов и плотников». Но
большинство деловых людей в середине XVI в. уже об-
рабатывало господскую пашню и носило именование
страдных людей (в духовной князя Судцкого также
упоминаются «люди деловые, страдные» — свыше 30 се-
мей) 1. Высшая прослойка дворовой челяди состояла из
ключников, приказчиков сельских и городских дворов,
военно-служилого люда. Дворня часто обеспечивалась
«месячиной», т. е. помесячной выдачей натурального и,
быть может, денежного довольствия1 2. К этой части
дворни примыкал еще один привилегированный ее раз-
ряд — военные послужильпы, сопутствовавшие служи-
лым людям в многочисленных походах XVI в. Вооруже-
ние своим военным слугам вотчинники доставляли сами.
Перечисляя людей полных, старинных и кабальных
в своем завещании 1562/63 г., князья Григорий и Иван
Звенигородские приказали «отпустить, хто нам чем
служил». Если бы у кого-нибудь из этих слуг не оказа-
лось лошади, князья велели их пожаловать, «посмотря
по человеку — иному дати конек, а иному мерина.. .» 3
Такие несвободные слуги до реформы 1555—1556 гг.
нередко получали землю в условное держание от своих
господ. Случалось, что по завещанию феодал передавал
целые деревни своим слугам, которые таким образом
могли сами стать землевладельцами. Так было, напри-
мер, в 1560 г., когда окольничий С. Д. Сабуров завещал
своему человеку Оксену деревню Мелехову, Костромского
уезда4. Совершенно ясно, что подобные слуги, если и
происходили от несвободных людей, переставали по су-
1 Н. П. Лихачев, Сборник актов, вып. I, стр. 16.
2 В одной духовной грамоте 1565 г. упомянуты люди фео-
дала, «которые месячину ели» (Н. А. Рожков, Сельское хозяй-
ство Московской Руси в XVI в., стр. 260).
3 АФЗиХ, ч. 2, № 299, стр. 310—311.
4 Н. П. Лихачев, Сборник актов, вып. I, стр. 46—47.
100
ществу быть холопами. Несмотря на то что по статье 66
Судебника 1497 г. установлено было правило «по тиунъ-
ству и по ключю по сельскому холоп», на практике
в 40-х годах XVI в. сельские ключники могли и не быть
холопами \
В середине XVI в. значительное число полных холо-
пов, людей страдных обрабатывало господскую пашню.
В вотчине князя Семена Мезецкого в 1538/39 г. было
10 дворов пашенных холопов и 86 — крестьянских1 2.
В новгородских пятинах в 30—40-х годах XVI в. от
4,2 до 7,6% всех дворов было «людских», в значитель-
ной мере страдных холопов, причем пахали помещики
со своими людьми от 14,7 до 17,9% всего количества
помещичьей пашни3.
Социально-экономическое положение людей страд-
ных, обрабатывавших господскую пашню, уже не было
похоже на положение холопов. Они часто наделялись
средствами производства, имели принадлежащее им дви-
жимое и недвижимое имущество — «собину» или «данье»
от господина, в состав которых входил рабочий скот,
взятый иногда под условием уплаты господину оброка4.
В духовных феодалов XVI в. часто встречаем такие за-
мечания о полных, старинных и кабальных людях: «Де-
ловым людем, у кого коровы нет, ино им дати по корове,
да по шюбе, да по сермяги» 5; или еще: «А что у людей
у моих моего данья и их собины, — и у них того не
отняти»6; или еще: «а что у них моего жалованья:
1 Книга ключей, стр. 17, 22, 31 и т. д. Впрочем, так было,
очевидно, лишь в вотчинах духовных феодалов. Еще в 1523 г.
один светский феодал добился по суду возвращения одного из
своих беглых холопов «по ключю, а держал у него ключ в селце
в Неверове и от него збежал» (ЦГАДА, ф. Новгородской при-
казной палаты, № 8/4, л. 114).
2 АГР, т. I, № 50; подробнее см. Н. А. Рожков, Сельское
хозяйство Московской Руси в XVI в., стр. 138—141, 156—158,
186—188.
3 См. Н. А. Рожков, Сельское хозяйство Московской Руси
в XVI в., стр. 186—188.
4 В. О. Ключевский, Подушная подать и отмена холопства
в России («Сочинения», т. VII, М., 1959, стр. 371).
5 АФЗиХ, ч. 2, № 299 (1562/63 г.), стр. 311.
6 Там же, № 370 (1579/80 г.), ср. № 183 (1545 г.).
101
лошадей и всякого живота, и хлеба земленого... того
у них не взяти» \ Бывали случаи, когда умерший вотчин-
ник передавал своим деловым людям ту землю, которую
они раньше обрабатывали на господина. Холопы, таким
образом, превращались в крестьян. Около середины
XVI в. некто Чебуков, согласно духовной грамоте, отпу-
ская на свободу своих деловых людей, завещал им землю
«на 4 части, а дела до них нет никому, а животов и
хлебца их не вредить»1 2. Сажая своих людей на землю,
наделяя их средствами производства, вотчинник тем са-
мым содействовал превращению их в феодально зависи-
мых крестьян. Сокращение применения рабского труда
в хозяйстве феодалов выражается также и в хорошо из-
вестном уже с XV в. факте отпуска холопов на свободу,
получившем особенно широкое распространение к се-
редине XVI в. Редкий феодал, составляя завещание,
не отпускал на свободу значительного числа холопов.
Формула: «А что мои люди полныя и кобальные —
все на свободу», — обычно встречается в духовных
грамотах середины века3. Близкий к нестяжателям
епископ рязанский Кассиан вообще возмущался теми,
кто «холопством робят без кончины и после живота
своего детям своим дают, а архиепископы приписы-
вают» 4.
Церковно-монастырские хозяйства, отказываясь от
применения труда холопов, постепенно начинали к сере-
дине XVI в. все больше использовать наем свободных
людей; так было, например, в хозяйстве новгородского
Софийского дома, где наемные люди обрабатывали бар-
ское поле, занимались рыбной ловлей и т. д.5 6
1 АФЗиХ, ч. 2, № 330 (1567/68 г.), стр. 347.
2 В. О. Ключевский, Подушная подать и отмена холопства
в России, стр. 375.
’ АФЗиХ, ч. 2, № 225 (1550/51 г.); № 353 (1554/55 г.); №330
(1567/68 г.) и др. Иногда кабальные и полные люди завеща-
телем давались «до живота» вдове, а потом отпускались на
свободу. См., например, духовную 1559 г. В. Н. Богатырева
(ЦГАДА, ф. Калязина монастыря, кн. I, № 155).
4 «Летописи русской литературы», т. V, М., 1863, отд. 3,
стр. 142.
6 Б. Д. Греков, Очерки по истории хозяйства новгородского
Софийского дома XVT—XVII вв., I, стр. 229—230. О найме см.
ниже, главу Ш.
102
Кроме отпуска на свободу холопов, ограничения
источников холопства, был и еще один путь изживания
рабства на Руси — это выделение кабальных людей из
состава полных холопов, происходившее уже в конце
XV в. в связи с развитием товарно-денежных отношений
на Руси. Правда, Судебник 1497 г. не знает еще служи-
лой кабалы как формы феодальной эксплуатации. Но
в духовной грамоте (до 14 марта 1482 г.) князя Андрея
Федоровича Голенина среди «людей полных», холопов,
завещанных им жене Марии и частично отпущенных на
свободу, упоминаются две семьи, которые, если «възмо-
гут с себя дати» определенную сумму денег «по ка-
бале,— и они пойдут на слободу»1. В конце XV в., как
мы видим, люди, жившие за феодалом «по кабалам»,
входили в состав его полных людей, холопов. Постепенно
кабальные люди выделяются по своему социально-эконо-
мическому положению из числа полных холопов, при-
ближаясь к зависимым крестьянам. Вместе с тем ка-
бальное холопство было средством закрепощения «гуля-
щих людей» 1 2.
Никак нельзя согласиться с утверждением Н. П. Пав-
лова-Сильванского, которое разделял и Б. Д. Греков,
о том, что до 1597 г. кабальные люди не были холо-
пами, а были всего-навсего «свободные должники»3.
Кабальные люди, судя по многочисленным упоминаниям
о них в духовных грамотах феодалов, составляли один
из разрядов холопства. Вместе с тем кабальная зависи-
мость была определенной формой изживания полного
холопства. Сущность отношений по служилой кабале со-
стояла в том, что человек, одолжавший известную сумму
денег (обычно 3—5 рублей), поступал в зависимость
к феодалу, обязываясь выплатить свой долг. В течение
всего времени, пока долг не погашен, кабальный человек
1 АФЗиХ, ч. 2, № 15, стр. 19. Впервые термин «кабальный»
встречается в духовной 1481 г. — «Духовные и договорные гра-
моты великих и удельных князей XIV—XVI вв.», подготовил
к печати Л. В. Черепнин, М.—Л., 1950 (далее — ДиДГ), № 74.
2 А. М. Панкратова, Наймиты на Руси в XVII в. («Академику
Б. Д. Грекову ко дню семидесятилетия», М., 1952, стр. 210).
8 Я. П. Павлов-Сильванский, Государевы служилые люди,
стр. 313; Б. Д. Греков, Крестьяне на Руси, кн. 2, стр. 118.
103
обязывался «за рост служити» своему господину. Обычно
он не имел средств выплатить взятую по кабале сумму
денег и оставался пожизненно в составе дворовой челяди
феодала.
Так, из 18 кабал 50—60-х годов XVI в., опубликован-
ных В. Г. Гейманом, только на двух имеются пометы
о частичной выплате долга (притом в одном случае
спустя 13 лет после составления грамоты), зато в 9 слу-
чаях кабальные люди умерли, не уплатив долга мона-
стырю. Обедневшие люди, поступая в кабальную за-
висимость к феодалам, входили в состав их дворовой
челяди, жили «во дворе», часто сажались на землю и
должны были «земля пахати и огороды разгородити и
всякое дело пашеное делати» (1553/54 г.) \ постепенно
превращаясь в крепостных крестьян. Кабальный человек
был больше заинтересован в труде, чем полный холоп;
у него имелась хоть и иллюзорная перспектива выхода
из зависимых отношений. Поэтому феодалы предпочи-
тали в середине XVI в. держать в своих дворах кабаль-
ных людей, чем полных и докладных холопов. Если
«страдные» люди в первой половине XVI в. были обычно
полными и докладными холопами, то с середины XVI в.
источники упоминают среди страдных или деловых хо-
лопов уже и кабальных людей1 2. О распространении ка-
бального холопства к середине XVI в. свидетельствует
появление специальной (78) статьи Судебника 1550 г.,
посвященной служилой кабале. Отчетливо обнаруживае-
мый уже в середине XVI в. обычай отпускать людей ка-
бальных и полных на свободу по смерти их владельца
являлся практическим основанием позднейших законов
1586 и 1597 гг., ограничивших кабальную зависимость
лишь временем до смерти кабалителя.
Основную массу крестьян, живших на частновла-
дельческих или государственных землях, составляли так
1 «Сборник Российской публичной библиотеки», т. II, вып. 1,
№ 2, стр. 285. В других случаях — «за рост пашня пахати
и двор ставити» 1554/55 г. (там же, № 4, стр. 286); «за рост
оброк давати по книгам» 1555/56 г. (там же, № 5).
2 Р. Г. Скрынников, Экономическое развитие новгородского
поместья... стр. 18.
104
называемые старожильцы !. Эти крестьяне обязаны были
повинностями в пользу государства, если они населяли
государственные земли, или в пользу владельца, если
они жили на частновладельческих землях. Старожильцы
в подавляющем большинстве искони «сидели» на земле
своих отцов, дедов и прадедов1 2. Старожильцами также
считались крестьяне, записанные в писцовых книгах, от-
чего они назывались иногда письменными людьми. До-
статочно было крестьянину прожить известный срок за
феодалом (судя по статье 88 Судебника 1550 г., — не
менее пяти лет), как он становился старожильцем.
Впрочем, детеныши, бобыли, новоприходцы могли быть
посажены на пашню и сделаны старожильцами незави-
симо от срока пребывания у феодала3.
С течением времени стал слагаться обычай, что ста-
рожильцы, как тяглые люди, не могут покидать своих зе-
мельных участков, т. е. что они не пользуются правом
перехода и считаются крепкими тяглу. В жалованных
грамотах первой половины XVI в. все чаще появляются
указания, запрещавшие феодалам перезывать и прини-
мать к себе «письменных людей и тяглых из иных во-
лостей» 4. По Важской уставной грамоте 1552 г. предпи-
сывалось важским становым и волостным крестьянам
«старых им своих тяглецов хрестьян из-за монастырей
выводить назад безсрочно и безпошлинно и сажати их по
старым деревням»5. Говорить о крестьянах, вышедших
«не в срок, без отказа», уже специально не приходится:
в случае их розыска они возвращались своим господам.
В одной грамоте 1559 г. строго было наказано местным
властям, чтобы черносошных крестьян Белозерского
1 Понятие «старожильцы» в XVI в. было не юридическим,
а бытовым. Строго говоря, особой категории «крестьян-старо-
жильпев» не существовало.
2 Б. Д. Греков, Крестьяне на Руси, кн. 2, стр. 89—90.
3 И. И. Смирнов, К вопросу о старожильцах («Вопросы
истории», 1946, № 8—9, стр. 96—97); его же. Превращение
бобыля в старожильца («Вопросы истории», 1947, № 12.
стр. 87—88).
4 М. А. Дьяконов, Ктитьх, вып. I, № 7 (1533 г.); ср. АП, т. I,
№ 147; ААЭ, т. I, № 210, 385; С, 4. Шумаков, Обзор, вып. IV,
№ 581 (1538 г.) и т. д.
5 ААЭ, т, I, № 234. стр. 238.
105
уезда, вышедших «не в срок, без отказу», «водворять»
на их старое место в «черные волости»
Монастыри и помещики пользовались всякими сред-
ствами, чтобы удержать за собою крестьян, не допустить
их выхода вообще. В одной челобитной 1555 г. черно-
сошные крестьяне жаловались, что ржевские, псковские,
луцкие и другие дети боярские «хрестьян деи из-за себя
не выпущают, да поймав деи их мучат и грабят и в же-
леза куют и пожилое деи на них емлют не по Судебнику,
Рублев по пяти и по десяти, и отказати де им хрестья-
нина из-за тех детей боярских немочно»1 2. Публицист
первой половины XVI в. Максим Грек в одном из своих
сочинений говорит, что если изнуренный непосильным
трудом и поборами монастырский крестьянин «восхо-
щет инде негде переселитися, не отпущаем его, увы, аще
не положит уставленный оброк, о нем же толика лета
жил есть в нашем селе» 3. Итак, крестьянин должен был
выплатить годовой оброк, прежде чем выйти на свободу.
Выполнение этого требования было непосильно бедному
крестьянину, о котором писал Максим Грек, и в дальней-
шем перед ним оставалась альтернатива — либо бежать
от феодала, либо оставаться и впредь за ним: выйти за-
конно он уже не мог. Следовательно, крестьяне-старо-
жильпы, обязанные тяглом и попавшие в «письмо», т. е.
писцовую книгу, на практике в XVI в. правом перехода не
пользовались. Право выхода их детей, племянников и
захребетников, не попавших в писцовые книги, было
стеснено. Однако закон того времени отставал от сло-
жившейся в течение ряда десятилетий практики. Еще по
статье 57 Судебника 1497 г. допускался один срок
в году (за педелю до и после Юрьева дня осеннего),
когда крестьянам разрешено было переходить «из воло-
сти в волость, из села в село».
Картина приниженного положения крестьян в рус-
ском феодальном обществе была бы неполной, если б
мы забыли упомянуть об их сословной неполноправно-
сти. Крестьяне фактически были лишены права собствен-
1 РИБ, т. II, СПб., 1875. № 36. стб. 40—4!.
2 ДАИ, т. I, СПб.. 1846, № 56, стр. 120.
3 Максим Грек, Сочинения, ч. 2, Казань, 1860, стр. 131—132.
106
ности на основное средство производства — землю. Они
устранялись от участия в органах центрального управ-
ления, их роль в судебных и финансовых учреждениях
на местах была совершенно ничтожна. Весь аппарат
власти находился в руках господствующего класса.
ж ж
ж
В XVI в., как и в более раннее время, крестьяне,
в первую очередь черносошные, входили в общины-
волости, где они были связаны целой системой взаимных
обязанностей. Лучше всего жизнь крестьянской общины-
волости рисуется по материалам, относящимся к истории
Северного края (Новгорода, Двины и Белоозера). Во-
лость являлась по существу владельцем занимаемой ею
Земли. Она вела тяжбы о земле в случае возникновения
каких-либо споров. Она распоряжалась землею, уступала
ее другим лицам, заключала соглашения с крестьянами,
берущими ее на «оброк». Крестьянская община во главе
с выборным старостой отвечала за своевременный сбор
оброка, государевых податей (тягла, или потуга), она
же раскладывала их на отдельные крестьянские хозяй-
ства, «посмотря по пашням и по животом и по промыс-
лом» Ч Раскладка податей по волостям называлась раз-
метом, а внутри волости — разрубом. В ведении общины
находился целый ряд уголовных дел. Члены ее были свя-
заны круговой порукой и в случае совершения на ее
территории убийства — «душегубства».
Могла пашня на отдельных участках обрабатываться
«наездом волостью», т. е. всей волостью сообща 1 2. В связи
с мобилизацией земельной собственности, концентра-
цией земель у монастырей и обезземеливанием черно-
сошных крестьян па севере Руси в XVI в. развива-
лась крестьянская аренда. Волостные люди — общинники
на определенный срок нанимали землю за известную
плату («празгу»).
1 ДАИ, т. I, № 51 — XVIT, стр. 82.
2 И. Л. Перельман, указ, соч., стр. 169.
107
В середине XVI в. все больше проявляется расслое-
ние крестьянства Из состава крестьянской общины вы-
делялось некоторое число богатых крестьян, которые
имели подчас значительные денежные средства1. Так,
например, один из крестьян Ивановской волости, Семен
Филиппов, дал в конце 70-х годов XVI в. вклад в Воло-
коламский монастырь деньгами и хлебом на 40 рублей
с полтиною. Другой крестьянин, Балашковской волости,
Иван Пестрой, в 60-х годах XVI в. дал 17 рублей вкладу.
Примерно тогда же крестьянин Спасской волости Лапа
Васильев сын дал «на помин души» 36 рублей, а после
дал дважды 9 рублей1 2. Некоторые из крестьян, связан-
ные с торгово-промышленной деятельностью, превраща-
лись в видных предпринимателей-купцов3. Такими были,
например, Строгановы, Кологривовы и др. «Лутчие», за-
житочные крестьяне занимали важнейшие выборные долж-
ности в волости — сотских, десятских, пятидесятских,
старост и целовальников4.
Развитие товарно-денежных отношений в стране при-
водило к пауперизации и обезземеливанию значитель-
ных масс крестьянства. Уже в конце XV в. в результате
расслоения деревни, роста внутреннего рынка и усиле-
ния податных требований государственной власти на
Руси появляются бобыли. К середине XVI в. в связи
с обеднением крестьян и усилением его феодальной экс-
плуатации бобыльство становится все более заметным
явлением жизни русской феодальной деревни. «Бо-
быль,— пишет Б. Д. Греков,—зависимый от своего
господина человек, по договору получающий право
«жить за» господином и тем самым освобождающийся
от тягла»5. Бобыль был обязан, согласно «бобыльской
порядной», документу, которым оформлялись бобыльские
отношения, платить феодалу оброк и выполнять ряд
обязанностей; господин иногда давал ему участок нетяг-
1 Г. Штаден, О Москве Ивана Грозного, стр. 122.
2 А. А. Титов, Вкладные и записные книги Иосифова-Воло-
коламского монастыря, стр. 86, 94—95, 104.
3 А. А. Савич, указ, соч., стр. 225.
4 А. И. Копанев, Куростровская волость во второй поло-
вине XVI в., стр. 156.
5 В. Д. Греков, Крестьяне на Руси, кн. 2. стр. 205.
108
лои земли для обработки, а иногда использовал его длй
организации своей собственной запашкиКак правило,
в середине XVI в. бобыли еще не были прикреплены
к определенному участку земли, а иногда просто явля-
лись непашенными людьми. Среди бобылей нередко
встречались кузнецы и другие мастеровые люди. В По-
морском крае (судя по источнику еще до 1573/74 г.)
бобыли «промышляли... в варницах, дрова секли, а ле-
том ходили на море, на судех наймуючись» 1 2. Промыслы
иногда давали возможность бобылям скопить известные
суммы денег. Так, например, в 1572/73 г. «бобылек»
Кузьма Резвей дал в Волоколамский монастырь 10 руб-
лей. Этот вклад обеспечивал ему возможность рассчи-
тывать на пожизненный прокорм на монастырском дворе
(«И того Куземку, покаместа жив, пущати на монастырь
и кормити его с нищими з записными») 3. Доходы Ку-
земки были, впрочем, не столь велики, если он вынужден
был довольствоваться одними условиями жизни с запис-
ными нищими. Бобыли могли жить и в собственных дво-
рах. Такие бобыли («кои живут о себе (особе?—А. 3.)
дворцами») в Соловецком монастыре в 1548 г. платили
по сравнению с крестьянами половинный сбор в пользу
приказчика4. Могли жить в одном дворе и несколько
бобылей (в 1543/44 г. в сельце Вертолово, Волоколам-
ского уезда, в одном дворе жило 3 бобыля) 5; могли они
жить в захребетниках у зажиточных крестьян, исполняя
батрацкую работу. Бывали случаи, когда вотчинники
превращали бобылей в старожильцев, сажая их на «пу-
стых долях», давая им известные ссуды в «подмогу»6.
1 Б. Д. Греков, Крестьяне на Руси, кн. 2, стр. 192—198.
2 М. Дьяконов, Очерки из истории сельского населения
в Московском государстве, стр. 220.
3 Л. Л. Титов, Вкладные и записные книги Иосифова-Воло-
коламского монастыря, стр. 100.
4 ААЭ, т. I, № 221.
5 АФЗиХ, ч. 2, № 179, стр. 179.
6 Л. Г. Маньков, Записи о старожильцах в приходо-расход-
ных книгах Иосифова-Волоколамского монастыря («Научный
бюллетень Ленинградского государственного университета»,
№ 19, Л., 1947, стр. 51—52); Б. И. Смирнов, Превращение бо-
быля в старожильца, стр. 87—88.
109
Процесс обезземеливания и расслоения феодальной
деревни в середине XVI в. проявляется также в развитии
еще одного разряда зависимого крестьянства — новопри-
ходцев. Новоприходцы — это обедневшие обезземелен-
ные крестьяне, вынужденные искать «пристанища» у бо-
гатого хозяина, феодала. Обычно они заключали с гос-
подами договоры, согласно которым вступали в сеньори-
альную зависимость. До середины XVI в., очевидно, этн
договоры в большей части были устными1, но во вто-
рой половине XVI в. в связи с усилением крепостни-
ческого гнета складывается и развивается порядная,
оформлявшая это поступление свободного человека в за-
висимые отношения. Новоприходец, так же как и полов-
ник, брал подмогу на обзаведение. В течение одного года
он был или освобожден от платы оброка господину, или
платил его «вполы», в уменьшенном размере1 2. За ЭТУ
льготу и подмогу новоприходец обязан был «деревня роз-
пахати и поля огородити и старые хоромы починити и
новые поставити», как говорилось в одной порядной
1576 г.3 Если он эти обязанности выполнял недоста-
точно, то платил «заряд» — неустойку, достигавшую
иногда значительной суммы (5—10 рублей) 4. По исте-
чении льготных лет новоприходцы сливались с основной
массой зависимых крестьян, выполняли барское «зделье»
(работали на пашне), платили оброк и «тянули» госу-
дарево тягло. Желавшие уйти от феодала новоприходцы
до истечения льготных лет должны были вернуть «под-
могу» и заплатить «пожилое» с «повозом» в размерах,
предусмотренных статьей 88 Судебника 1550 г.: если
крестьянин жил за феодалом 1 год, то он платил 7ч по-
жилого и повоза, 2 года — половину, 3 года — 3/4, а если
жил четыре года, то платил полную стоимость пожилого
и повоза5, т. е. рубль и два алтына, «в полех за двор»
1 М. Дьяконов, Очерки из истории сельского населения
в Московском государстве, стр. 75.
2 Н. Тимофеев, Крестьянские выходы конца XVI в. («Исто-
рический архив», т. II, М.—Л., 1939, стр. 74).
3 АЮ, № 178, стр. 196.
4 АЮ, № 183, 186 и др.
5 Если жил пять и больше лет, то он, становясь старо-
жильцем, платил столько же.
НО
и в два раза меньше, если двор находился «в лесех».
Крестьянская порядная в отдельных районах Русского
государства имела черты, напоминающие служилую ка-
балу. Так называемые «деревенские кабалы» Спасо-
Прилуцкого монастыря широко использовались как для
установления кабальных отношений, так и для оформле-
ния крестьянского поряда L Развивающиеся крепостни-
ческие отношения воспринимали некоторые юридические
формы, свойственные холопьей кабале.
Новоприходцы — один из наиболее подвижных эле-
ментов феодальной деревни, представляли большой инте-
рес для землевладельцев, хозяйство которых не было
обеспечено в достаточной степени рабочими руками.
Крупные вотчинники, как, например, новгородский вла-
дыка, имели в своем распоряжении особых специалистов
«окладчиков», которые привлекали и переманивали кре-
стьян от других феодалов, ссужая им в долг денежные
суммы, необходимые для уплаты пожилого1 2. Так, на-
пример, 19 ноября 1573 г. из казны Волоколамского мо-
настыря приказчику был дан 1 рубль, т. е. размер по-
жилого «крестьянину на выход, что ему отказывать из-за
Бориса из-за Сукина»3. В отдельные годы этот мона-
стырь отпускал до 30 рублей «крестьянам давати на
выход». Вербовка крестьян принимала особенно широ-
кие размеры в ноябре перед Юрьевым днем (26 ноября
старого стиля), когда по Судебнику разрешен был кре-
стьянский переход.
По социальному положению новоприходцев напоми-
нают севернорусские половники. Развитие половничества
в XVI в., особенно на севере Руси, где мобилизация
крестьянских земель достигла значительных размеров,
также связано с ростом крестьянского обезземеливания.
Ие имея средств для поддержания собственного хозяй-
ства, лишенный достаточных для прокормления своей
семьи земель, иногда крестьянин поряжался к феодалу
или к зажиточному крестьянину на условиях работы
1 В. М. Панеях, К вопросу.., стр. 230.
2 Б. Д. Греков, Юрьев день и заповедные годы («Известия
Академии наук СССР», серия VI, № 1—2, т. XX, Л., 1926,
стр. 67—84).
8 Я. Тимофеев, указ, соч., стр. 72.
111
«исполу», вынужденный отдавать половину урожая сво-
ему господину. Такой крестьянин-половник обрабатывал
господскую пашню своими средствами производства («на
конех на своих и снасть всякая древянная наша полов-
ничья») L Могли половники поряжаться не на землю,
а на какие-либо угодья, в частности на рыбные1 2. За‘
ключая договор-порядную на известный срок (обычно от
3 до 5 лет), половник мог в той или иной мере привле-
каться, наряду с другими крестьянами, к отбыванию го-
сударева тягла3. Однако иногда он мог и освобождаться
от выплаты государевых податей — его положение и без
того было тяжело: он платил господину половину всего
урожая, тогда как в 50—70-х годах XVI в. обыкновенный
крестьянин на севере Руси доставлял землевладельцу и
государству в общей сложности около 30% его валового
дохода, а иногда и еще меньше4. Нуждаясь в рабочих
руках, северные монастыри и помещики стремились
привлечь половников на свои земли разными способами,
в том числе выдачей «подмоги» хлебом и деньгами на
обзаведение, ссуд, которые должны были им возвра-
щаться. После того как кончался указанный в условиях
поряда срок пребывания у хозяина, половники могли
уйти, погасив свою задолженность. Обычно же они во-
зобновляли условия поряда, оставаясь в положении вре-
менно зависимого крестьянина или превращаясь в ста-
рожильцев.
Таковы важнейшие разряды зависимого населения,
составлявшего основную массу непосредственных произ-
водителей материальных благ в феодальной деревне се-
редины XVI в. В целом условия их жизни были чрезвы-
чайно тяжелыми и имели тенденцию к постепенному
ухудшению в дальнейшем. Это ухудшение выражалось
прежде всего в постепенном сокращении черных кре-
стьянских земель в результате захвата их феодалами и
1 РИБ, т. XII, СПб., 1890, стб. 140.
2 Порядная после 1547 г. (АЮ, № 176).
3 М. Дьяконов, Очерки из истории сельского населения Мо-
сковского государства, стр. 158—160.
4 Н. А. Рожков, Сельское хозяйство Московской Руси
в XVI в., стр. 264; ср. С, Г. Струмилин, указ- соч., стр. 51.
112
в уменьшении величины наделов зависимых крестьян за
счет развивающейся барской запашки.
Уже в середине XVI в. наряду с уменьшением кре-
стьянских наделов происходит увеличение повинностей
крестьян, выражавшееся, в частности, в развитии бар-
щины и в переводе натуральных поборов на деньги.
Как свидетельствует Книга ключей Волоколамского мона-
стыря, к середине XVI в. происходил пересмотр поряд-
ков административного обложения крестьян, в резуль-
тате чего возросли пошлины, взимавшиеся монастыр-
скими приказчиками, ключниками Ч Кроме поборов
в пользу феодала, с крестьян взимались различного вида
подати, шедшие в пользу самого феодального государ-
ства.
Рост эксплуатации крестьян делал их положение не-
выносимым. Максим Грек писал, что крестьяне «во ску-
досте и нищете всегда пребывают, ниже ржаного хлеба
чиста ядуще, многажды же и без соли от последняя ни-
щеты» 1 2. В таких условиях они все чаще и чаще по-
падали в кабалу. Неслучайно особенное развитие служи-
лая кабала получила во второй половине XVI в. Яркие
материалы для характеристики крестьянской задолжен-
ности дает так называемая Долговая книга Волоколам-
ского монастыря 1532 г. Сравнивая ее текст с сохранив-
шимися «сотными грамотами», рисующими общую числен-
ность крестьянских дворов в отдельных селах и деревнях
Волоколамского уезда, можно прийти к выводу, что по-
давляющее большинство монастырских крестьян были
должниками монастыря. Так, в 1532 г. задолжало мона-
стырю 63 домохозяина3 села Зубова, Раховского стана,
с деревнями4. Даже позднее, в 1543/44 г., т. е. когда
количество дворов должно было возрасти, в указанных
монастырских владениях насчитывалось только 77 дво-
ров (не считая монастырского), из них 6 непашенных.
1 С. М. Каштанов. К проблеме происхождения феодального
иммунитета, стр. 109, 118—119.
2 Максим Грек, Сочинения, ч. 2, стр. 131.
3 Не считая, конечно, их жен и детей.
4 Ср. сотную грамоту 1543/44 г. (АФЗиХ, ч. 2, № 179) с Дол-
говой книгой 1532 г. (Книга ключей, стр. 146—148).
8 а. А. Зимин	ИЗ
Следовательно, основная масса крестьян была опутана
сетью долгов. Записи ° крестьянских долгах в тексте
Долговой книги назывались «головное серебро». Термин
«головное серебро» в литературе толкуется по-разному.
Сочетание понятия «головного» с кабалою В. Г. Гейман
связал с приобретением «головы» кабального человека Ч
Однако уже В. М. Панеях обратил внимание, что этот
термин в актах Спасо-Прилуцкого монастыря означал
«приобретение головы не всякого порядившегося кре-
стьянина, а лишь такого, поряд которого сопровождался
каким-либо видом займа» 1 2. Вместе с тем В. М. Панеях
высказывает предположение, что Долговая книга 1532 г.
«различает какие-то два вида займа: один сопряженный
с получением головного серебра, другой — с ним не со-
пряженный» 3. С этим согласиться нельзя: записи, имею-
щие заголовок «головное серебро», ничем по характеру
не отличаются от иных сведений о должниках. Кроме
того, этим заголовком помечены записи на крестьян села
Луковникова — в других частях книги никаких должни-
ков из этого села мы не встречаем. Следовательно, перед
нами обычная запись о монастырских должниках: «го-
ловное серебро» как обычный долг крестьянина было
настолько хорошо известно в вотчине, что этот термин,
вероятно, не считали нужным каждый раз оговаривать,
ограничиваясь указанием суммы денег, взятой крестьяни-
ном и его семьей4.
Величина долга («головного серебра») колебалась
обычно от четверти до рубля и ее выплата гарантирова-
лась сложной системой поруки. Крестьяне брали у мона-
стыря скотину, обязуясь выплатить в известный срок ее
цену («взял жеребя, а цена ему две гривны, а срок
1 В. Г. Гейман, указ, соч., стр. 280.
2 В. М. Панеях, К вопросу.., стр. 229.
3 Там же, стр. 330.
4 Л. В. Черепнин высказывает аналогичное мнение о широ-
ком смысле термина «головное серебро» в XVI в., хотя для
XV в. под ним могли разуметься «цепа холопа, посаженного
на пашню», ссуда и сумма, необходимая для выкупа страдника
(Л. В. Черепнин, Актовый материал как источник по истории
русского крестьянства XV в. — «Проблемы источниковедения»,
вып. IV, М., 1955, стр. 333).
Ш
деньгам Петров день») 1. Если должник умирал, его
дети и жена, а иногда брат, внуки и т. д. должны были
продолжать выплату долга1 2. Деньги давались крестьянам
на покупку скотины, после стихийных бедствий (по-
жар и т. д.) 3. Судя по пометам Долговой книги, мало
кто из крестьян успевал погасить свою задолженность.
Если кто-либо, пытаясь воспользоваться правом пере-
хода, думал уйти из монастырской деревни, он должен
был погасить долг или найти себе заместителя, который
обязан был его выплатить («на Прохоре — четь, а снял
тую четь с Клима с Фомина сына, а Клима спустил ж
жеребья») 4. Кирилло-Белозерский монастырь получал
в 60-х годах XVI в. своеобразные проценты в виде хлеб-
ного и денежного оброка с семенных ссуд, розданных
крестьянам5. До двух третей крестьян брали ссуды се-
менами 6.
Задолженность крестьян не была специфическим
явлением жизни монастырской вотчины, в долгах бы-
ли крестьяне дворцовые и помещичьи. В духовной
1543/44 г. Г. М. Валуев писал, что получил «жалованье»
от государя — село Мишютино; «и мне в том селе доста-
лось государева серебра во крестиянех шесть рублев
с четвертию, и те деньги все во крестиянех по кабалам
и по списку в Мишютине. Да взяти мне в Мишютине ж
на крестьянех по своим кабалишкам пять рублев»7.
В долг крестьяне брали не только деньги, но хлеб и
скот. Дворяне ссужали и своих крестьян и крестьян чу-
жих, рассчитывая привлечь в конечном счете их в свое
хозяйство. В 1562/63 г. князья Звенигородские отме-
чали, что у них имелись «кобалы денежный или хлебныя
на наших хрестьян и на чюжих» 8.
1 Книга ключей, стр. 133.
2 Там же, стр. 122, 123 и др.
3 Там же, стр. 153.
4 Там же, стр. 146.
5 М. М. Богословский, Отзыв о сочинении Н. К. Никольского
«Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство до второй
четверти XVII века», СПб., 1912, стр. 48.
6 Н. Никольский, указ, соч., стр. 51—52.
7 АФЗиХ, ч. 2, № 176, стр. 170.
8 Там же, № 299, стр. 310.
*
115
Увеличение экономического гнета, ложившегося на
плечи трудового крестьянства, к середине XVI в. сопро-
вождалось усилением «внеэкономического» принужде-
ния, крепостнической зависимости. Государственная
власть, являясь проводником политики господствовавшего
класса феодалов, по словам И. И. Смирнова, «активно
вмешивалась в сферу социальных отношений и законо-
дательством по крестьянскому вопросу создавала юриди-
ческую базу для притязаний феодалов на землю и труд
крестьянина» Ч
Усиление эксплуатации крестьянства явилось важ-
нейшей причиной, вызвавшей обострение классовой
борьбы в середине XVI в.
1 И. И. Смирнов, Восстание Болотникова, стр. 42.
Глава III
РАЗВИТИЕ ТОВАРНОГО ПРОИЗВОДСТВА
И РОСТ ГОРОДОВ
а фоне господства натурального хозяйства
в России уже в первой половине XVI в. стали
Замечаться новые явления, свидетельствовав-
шие о росте товарного производства. Основу
Этого процесса составляло общественное раз-
деление труда. В первой половине XVI в.
в России намечаются уже связи между не-
большими местными рынками, сложившимися
еще в период феодальной раздробленности.
В условиях централизованного государства
происходит изменение характера товарного
обращения на местах: отдельные районы на-
чинают специализироваться на производстве
какой-либо ведущей группы товаров (что
определялось географическими и производ-
ственными условиями этих районов). Это
117
было новое явление. Феодально раздробленная Русь
в сколько-нибудь широком масштабе территориального
разделения труда не знала. Растет применение наемного
труда в городе и деревне, хотя характер найма еще
остается феодальным.
Первая половина XVI в. была временем бурного раз-
вития русских городов, становившихся уже заметной си-
лой, с которой вынуждена была считаться в своей поли-
тике великокняжеская власть. Горожане в этот период
активно борются против феодального гнета. Волна город-
ских восстаний, прокатившаяся по стране в середине
XVI в., свидетельствует о возросшей роли горожан
в классовой борьбе трудящихся масс страны.
* *
*
Необходимую принадлежность натурального хозяй-
ства, господствовавшего при феодализме, составляла до-
машняя промышленность «Этот вид соединения кре-
стьянских «промыслов» с земледелием наиболее типичен
для средневекового хозяйственного режима. ..»1 2. До-
машние промыслы в первой половине XVI в. наряду
с земледелием обслуживали важнейшие нужды крестья-
нина: одежда и обувь изготовлялись самими крестья-
нами, которые часто выполняли строительные и другие
работы. В счет оброка, шедшего с крестьянского хозяй-
ства феодалу, включались холсты, нити и другие про-
дукты домашней промышленности3.
Одпако целый ряд продуктов, необходимых для удо-
влетворения потребностей не только феодала, но и кре-
стьянина, не мог быть получен путем переработки сырья
в том хозяйстве, которое его добывало. Уже издавна на
Руси существовало ремесло, т. е. производство изделий
по заказу потребителя. Ремесленники составляли значи-
1 См. К. Маркс, Капитал, т. III, стр. 803.
2 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 3, изд. 5-е,
стр. 378.
3 Так, в начале 30-х годов XVI в. крестьяне Волоколамского
монастыря были обязаны прясти «нити на веревкы», «све-
тильны толстые на свечи», давать «овчины» и т. д. (Книга
ключей, стр. 159).
118
тельную часть городского населения. В деревне их было
меньше, хотя и там встречаются кузнецы и кожев-
ники. В хозяйстве многих феодалов имелись зависимые
ремесленники, входившие в состав его «людей» !. В мо-
настырских хозяйствах в середине XVI в. работали «бо-
чарники», «кожевенники», сапожники, портные, куз-
нецы и другие ремесленники, получавшие денежный
оброк за свою работу1 2. В городах только незначительное
количество портных работало на продажу3. Это показы-
вает, что одежду в основном шили на дому. Соединение
патриархального земледелия с промыслом в виде ре-
месла предполагало уже наличие товарного обращения:
ремесленник иногда вынужден был появляться на рынке
для закупки сырья и инструментов.
Для изучаемого времени патриархальное хозяйство,
как крестьянина, так и феодала, дополнялось существо-
ванием мелкого производства промышленных продуктов
на рынок, т. е. товарного производства. Именно эта
форма соединения патриархального земледелия с про-
мыслом к середине XVI в. обнаруживала явную тенден-
цию к развитию, тогда как удельный вес первых двух
(т. е. домашней промышленности и производства на за-
каз) начинал постепенно уменьшаться. Ярким показате-
лем этого процесса являлся отпуск на свободу холопов-
ремесленников, труд которых не был производителен4,
а также развитие денежной ренты, дававшей феодалу
1 См., например, холопов-сапожников в завещании 1533—
1538 гг. В. И. Ларионова (Н. П. Лихачев, Сборник актов, вып. I,
№ II, стр. 8). См. «чеботника» и холопа с прозвищем «сапож-
ников» в завещании Г. М. Валуева 1543/44 г. (АФЗиХ, ч. 2,
№ 176). В грамоте 1513/14 г. упоминаются среди холопов «ха-
мовник», «швея», «скатертница», «тонкопрядица (М. Дьяконов,
Акты, вып. II, № 2).
2 Книга ключей, стр. 15, 17, 20, 21 и др.; см. также анализ
приходо-расходной книги 1547/48 г. новгородского Софийского
дома, данный Б. Д. Грековым (Б. Д. Греков, Очерки по истории
хозяйства новгородского Софийского дома XVI—XVII вв., I,
стр. 222).
3 В Серпухове, например, в 1552 г. было из 796 человек
посадских людей всего 8 портных (П. Симеон, История Серпу-
хова в связи с Серпуховским княжеством и вообще с отече-
ственною историею. М., 1880, стр. 141—153).
4 См., например, указанные выше духовные грамоты Ларио-
нова и Судцкого.
W
средства для приобретения на рынке необходимых ему то-
варов. Развитие денежной ренты свидетельствовало также,
что постепенно в рыночные отношения втягивается кре-
стьянин, который вынужден продавать часть производи-
мых им продуктов для уплаты оброка феодалу и приобре-
тения необходимых ему продуктов добывающей промыш-
ленности (соль и др.) и ремесла.
Товарное производство, сосредоточивавшееся прежде
всего в городах, существовало на Руси еще во время
феодальной раздробленности. Однако в первой половине
XVI в. в этом производстве замечаются новые черты.
Совершенствуется прежде всего техника в ряде отраслей
промышленности. В железообрабатывающей промышлен-
ности применяется механическая сила (вододействующие
молоты) Ч Широкую известность приобретают русские
пушечники, вытеснившие из этой отрасли производства
иностранцев (см., например, пушку, сделанную в 1542 г.
Игнатием и др.) 1 2. В солеваренной промышленности при-
меняется техника глубокого бурения, повысившая произ-
водительность варниц3. Новые технические приспособ-
ления появляются и в мельничном деле. Так, у Спасо-
Прилуцкого монастыря в 1543/44 г. была на Вологде
мельница «на одной трубе, два колеса немецкие» 4. Круп-
ные достижения обнаруживаются и в строительной про-
мышленности, обеспечившие широкое строительство кре-
постных сооружений, каменных церквей, среди которых
были такие шедевры архитектуры, как собор Василия
Блаженного, церковь в Коломенском и др.
1 Б. А. Колчин, Обработка железа в Московском государ-
стве в XVI в. («Материалы и исследования по археологии
СССР», № 12, М.—Л., 1949, стр. 204).
8 А. П. Лебедянская, Очерки из истории пушечного произ-
водства в Московской Руси («Сборник исследований и мате-
риалов Артиллерийского исторического музея Красной Армии»,
т. I, Л.—М., 1940, стр. 69—71).
8 Практический опыт бурения глубоких скважин был
обобщен в специальном руководстве (сохранился в рукописи
конца XVI — начала XVII в.), знающем уже до 130 технических
терминов русского происхождения (Д. И. Прозоровский, Ста-
ринное описание солеваренного снаряда — «Известия Археоло-
гического общества», т. VI, вып. III, СПб., 1868. стр. 233—255).
4 С. А. Шумаков, Сотнипы, вып. I (Чтения ОИДР, 1902, кн. 2,
стр. 70).
120
Образование единого Российского государства соз-
дало условия, обеспечившие серьезный хозяйственный
рост страны в целом и промышленности в частности.
Только на основе развития общественного разделения
труда в пределах централизованного государства, содей-
ствовавшего экономическим связям между разными зем-
лями, возможна была специализация районов преимуще-
ственно на производстве одного продукта. В первой поло-
вине XVI в. эта специализация уже намечается. Так,
в добывающей промышленности прослеживается суще-
ствование районов добычи соли и рыбной ловли на про-
дажу1. Добычей и торговлей солью объясняется рост
Старой Русы, превратившейся в первой половине XVI в.
из небольшого поселения в сравнительно крупный город 1 2.
Развивалось с начала XVI в. посадское солеварение и
в двинском Поморье (в Уне, Луде и других посадах) 3.
С начала XVI в. закладываются основы солеварения
в Соли Вычегодской, где крупным промышленником был
Аника Строганов4 5. Развивается также солеварение и
в Соли Камской. Уже в XV в. добывалась соль в Соли
Галичской; было солеварение и в Балахне6, в Соли Пере-
яславской, а также в Костроме и Нерехте6. Однако ста-
рые центры солеварения уступают по объему продукции
и по ее товарности новым (Старой Русе, Поморью и
в дальнейшем Соли Вычегодской) 7, а некоторые из них
1 О районах рыбной ловли см. выше, в главе II.
2 О солеварении в Русе см. С. Герберштейн, указ, соч.,
стр. 120. См. подробнее А. Г. Ильинский, Городское населе-
ние Новгородской области в XVI веке (ЖМНПр., 1876, № 6,
стр. 248).
8 В Неноксе, например, первое достоверное сведение о со-
леварении (основанном на подземных ключах) датируется
1530 г. К середине XVI в. там было уже около 22 варниц. По-
дробнее см. В. В. Цаплин. Источники по истории солеваренья
на русском Севере, Дипломная работа, защищенная в 1952 г.
в Историко-архивном институте (рукопись).
4 А. А. Введенский, указ, соч., стр. 94—95.
5 ГКЭ, Балахна, № 1/368 (грамота 1538 г.).
6 «Акты социально-экономической истории Северо-Восточ-
ной Руси конца XIV —начала XVI в.», (далее — АСЭИ), т. I,
М., 1952, № 3, 31, 130, 287 и др.
7 См. о холмогорской соли у Ченслера («Английские путе-
шественники в Московском государстве в XVI веке», стр. 56)
и Герберштейна (С. Герберштейн, указ, соч., стр. 127).
Ш
вследствие оскудения соляных источников приходят
в запустение \ В солеваренную промышленность посте-
пенно втягиваются зажиточные круги черносошного кре-
стьянства, из среды которого вырастают видные торговцы
и «лучшие» посадские люди (например, Строгановы
в Соли Вычегодской, Кологривовы в Неноксе).
Высокосортная пушнина на продажу добывалась
в Перми и на Печоре1 2.
Новгородская и Псковская земли уже в первой поло-
вине XVI в. славились высококачественным льноводством
и коноплеводством3. На этой сырьевой базе в Новго-
роде и Пскове складывалось производство полотна и
холста4. Другим льноводческим районом был Ярославль.
Здесь на продажу производили лен и полотна местные
крестьяне. Так, у одного из них в 1543 г. было 6 коре-
бей льна, 20 полотен, 7 холстов и 9 гребенин5.
В первой половине XVI в. не прослеживается суще-
ствование особых районов выделки сукна. Дешевое
(сермяжное) сукно производилось домашней промыш-
ленностью. Специализации же какого-либо района на
производстве дорогостоящих сукон не было. Не было и
специальных районов гончарного производства. Глиня-
ную посуду на заказ и частично на продажу производили
в различных областях страны6.
1 См., например, сотную 1563 г. Соли Переяславской, сви-
детельствующую об упадке этого города (М. И. Смирнов, Соль
Переяславская — «Труды Владимирской ученой архивной комис-
сии», кн. 17, Владимир, 1917, стр. 72—73).
2 С. Герберштейн, указ, соч., стр. 95; см. «Английские
путешественники в Московском государстве в XVI в.», стр. 55.
В грамоте 1554 г. упоминаются белки «шувайские», или «ус-
тюжские», и «кляземские» (РИБ, т. XXXII, Пг., 1915, № 185,
стб. 326).
3 Об этом писал еще Р. Ченслер («Английские путе-
шественники в Московском государстве в XVI в.», стр. 55—
56); подробнее см. С. В. Бахрушин, Научные труды, т. I,
стр. 86—93.
4 «Холщевницкий ряд» существовал в Новгороде уже
в 1506 г. (ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. III, Л., 1929, стр. 611).
5 Н. П. Лихачев, Сборник актов, вып. II, стр. 196.
6 Так, в Торопецком уезде крестьяне занимались изгото-
влением гончарных изделий, «копают глину на горшки» (см.
И. И. Побойнии, Торопецкая старина — Чтения ОИДР, 1899, кн. 3,
стр. ЮЗ).
Ш
Развитие скотоводства вызвало рост кожевенного
производства. В первой половине XVI в. крупным цен-
тром выделки кож был Ярославль1. Возможно, намеча-
лось уже сложение центра кожевенного производства
в Вологде1 2, хотя Р. Ченслер в 1555 г. не упоминает
кожи среди вологодских товаров3. Крупным центром
обработки кож к середине XVI в. был Новгород. Во вре-
мя пожара 1545 г. в Новгороде в одной только сло-
бодке кожевников сгорело 196 дворов4. По подсчетам
А. П. Пронштейна, позднее, в 80-х годах XVI в., при-
мерно 19,34 % посадских людей Новгорода были заняты
в кожевенном производстве5. Кожевенное дело было ве-
дущей отраслью городской промышленности. Большин-
ство мастеров-кожевников селились в особом районе
(Кожевники).
Степень дифференциации сапожного ремесла была
высокой; так, среди ремесленников, изготовлявших
обувь, были голенищники, каблучники, подошвенники и пр.
Мастера, изготовлявшие промышленные полуфабрикаты,
работали уже на рынок, часто при посредстве скупщика.
Дробность специализации свидетельствовала о росте
мелкотоварного производства. Развитие ремесла было
тесно связано с ростом общественного разделения труда,
с превращением ремесленника в мелкого товаропроизво-
дителя.
1 «Английские путешественники в Московском государстве
в XVI в.», стр. 56.
2 В 1543/44 г. в вологодских селах Прилуцкого монастыря
упоминаются сапожные мастера, овчинники, седельники, хол-
стовалы и кожевники (С. А. Шумаков, Сотницы, вып. I,
стр. 68—71); о производстве кож во второй половине XVI в.
в Вологде см. С. В. Бахрушин, Научные труды, т. I, стр. 77—78;
см. также материалы раскопок жилища кожевника (Л. В. Ни-
китин, Раскопки в Вологде в 1948 г. — «Краткие сообщения
Института истории материальной культуры», вып. II, М., 1953,
стр. 104).
3 «Английские путешественники в Московском государстве
в XVI в.», стр. 56.
4 ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. III, стр. 618, 619.
5 А. П. Пронштейн, указ, соч., стр. 51. По данным Г. С. Ра-
бинович, обработкой кож и мехов занимались даже до трети
ремесленников Новгорода (Г. С. Рабинович, Ремесло и мелкое
товарное производство в Новгороде в XVI в., стр. 269).

По всей стране, изобиловавшей лесами, крестьяне
Занимались деревообделочным промыслом. Высококаче-
ственная деревянная посуда изготовлялась в Твери, в
Вологде, на Белоозере1. Калуга славилась «искусно
вырезанными деревянными
Деревянный подголовок для
хранения денег и документов
XVI в.
Государственный
Исторический музей.
Первая половина XVI в. была временем развития ме-
таллодобывающей и металлообрабатывающей промыш-
ленности. Необходимость развития оружейного дела
кубками», вывозившимися
даже за границу1 2. Наряду
с русскими выделкой дере-
вянных ложек и посуды за-
нимались и карельские кре-
стьяне 3.
С развитием животно-
водства и химических про-
мыслов, в частности произ-
водства поташа, связано
было и появление районов
мыловарения4. К числу луч-
ших сортов мыла относи-
лось — вологодское и яро-
славское, т. е. тех мест, где
получило распространение
скотоводство5. В середине
XVI в. мыло также произво-
дилось в Костроме6.
1 С. В. Бахрушин, Научные труды, т. I, стр. 95—98.
2 С. Герберштейн, указ, соч., стр. 108; ср. «блюд колуж-
ский» в завещании одного феодала первой четверти XVI в.
(АФЗиХ, ч. 2, № 97); блюды и братины калужские упоминаются
в описи имущества Николаевского-Корельского монастыря
1551 г. (РИБ, т. XXXII, № 186, стб. 334).
3 В описи Николаевского-Корельского монастыря 1551 г.
упоминаются «две братинки корельских» (РИБ, т. XXXII,
№ 186) и о покупке в 1551 г. ложек и посуды в Карелии
(Архив ЛОИИ, ф. Николаевского-Корельского монастыря,
кн. 936, л. 6).
4 О производстве поташа в XV—XVI вв. см. П. М. Лукьянов,
История химических промыслов и химической промышленно-
сти России до конца XIX в., т. II, М.—Л., 1949, стр. 7—14.
5 С. В. Бахрушин, Научные труды, т. I, стр. 103.
6 Архив ЛОИИ, ф. Николаевского-Корельского монастыря,
ГН- 935, л. 36.
Ш
Кузница.
Деталь миниатюры из Лицевого свода XVI в.
особенно стимулировалась задачами обороны государства
от набегов татар и других народов Востока. При сравни-
тельно слабом развитии рыночных отношений центры
обработки металла обычно зависели от районов залежей
железной руды. Характерной чертой для изучаемого
времени, как установил А. Н. Насонов, было постепенное
отделение металлообрабатывающей промышленности, куз-
нечного дела, от металлодобывающей Ч Крупным центром
железоделательной промышленности был Новгород,
снабжавшийся еще в конце XV в. железной рудой из
Вотской и Ижорской земель1 2. В Новгороде к 80-м годам
1 «Очерки истории СССР. Период феодализма. Конец
XV в. — начало XVII вв.», стр. 64.
2 О добыче руды в этих землях см. С. С. Гадзяцкий, Вот-
ская и Ижорская земли Новгородского государства («Историче-
ские записки», кн. 6, 1940, стр. 119 и след.). К середине XVI в.
добыча руды в Вотской пятине выросла. К 1551 г., например,
в сельце Высоком, появилось 5 домниц, которых не было еще
в начале XVI в., их обслуживали специальные «дымники» («Нов-
городские писцовые книги», далее — НИК, т. VI, СПб., 1910,
стб. 571—572); см. Б. А. Колчин, указ, соч., стр. 196.
125
XVI в. среди посадского населения было 4,27% куз-
нецов. Обработкой серебра, привозившегося из-за ру-
бежа, там занималось 4,9% этого населения1. Для
металлообрабатывающей промышленности Новгорода
также характерна дробность специализации (среди
специальностей в эт°й области известны кузнецы,
ножевщики, гвоздочники, замочники, игольщики, подков
ники и др.).
На основе местного сырья развивается в первой по-
ловине XVI в. железоделательная промышленность Сер-
пухова1 2. В 1552 г. там было 63 кузнеца (10% посад-
ского населения города) 3. Значение Серпухова как обо-
ронного пункта, защищавшего южные границы Русского
государства, вызывало там развитие выделки оружия,
которой, очевидно, занимались многие из серпуховских
кузнецов.
В Твери, являвшейся заметным центром развития
ремесла еще в XV в., мастерство кузнецов в пер-
вой половине XVI в. достигло сравнительно высокого
уровня: здесь выделывались замки, гвозди, иглы4.
Так, в одной только слободке тверского Отроча мона-
стыря в 1543 г. было 6 гвоздочников, 3 ножевщика, за-
мочник и игольщик5 6. Вологодские гвозди и топоры во
второй половине XVI в. расходились по всей странеG.
В середине и третьей четверти XVI в. складываются
новые районы производства железа — Орешек7, Ус-
тюжна Железопольская8, Тихвин9 и в Карелии —
1 А. П. Пронштейн, указ, соч., стр. 51.
2 С. Герберштейн, указ, соч., стр. 108.
3 П. Симеон, указ, соч., стр. 153—154; С. В. Бахрушин, На-
учные труды, т. I, стр. 56.
4 С. В. Бахрушин, Научные труды, т. I, стр. 62—63.
5 С. А. Шумаков, Из актов тверского Отроча монастыря,
М., 1896, стр. 4—5.
6 С. В. Бахрушин, Научные труды, т. I, стр. 70—71.
7 См. грамоту 1563 г. (ДАИ, т. I, № 116).
8 В 1566/67 г. там до 37% всего посадского населения
было занято производством железа (С. В. Бахрушин, Научные
труды, т. I, стр. 61—62); хотя в 1542/43 г. в Устюжне еще не
обнаруживалось продажи железных изделий (ЦГАДА, Городо-
вые книги по Устюгу Великому, № 1, л. 55—65).
9 Упоминание о тихвинском укладе см. в Торговой книге,
опубликованной И. П. Сахаровым («Записки отделения русской
126
Лемех и сошник, XVI в.
Государственный Исторический музей.
Заонежье 1. Уже в середине XVI в. в Холмогорах изготов-
лялись из местного двинского сырья гвозди, скобы и дру-
гие железные части, необходимые для ремонта и строи-
тельства судов* 1 2.
и славянской археологии Археологического общества», т. I,
СПб., 1851, отд. 3, стр. 136). Подробнее о Тихвине см. К. Н. Сер-
бина, Очерки из социально-экономической истории русского
города, М.—Л., 1951, стр. 14—43.
1 Рост железоделательной промышленности в Лопских по-
гостах находился в связи с развитием соляных промыслов на
Севере: соляные варницы Поморья обслуживались железом из
Лопских погостов (Л. П. Васильевский, Очерк по истории метал-
лургии Олонецкого края в XVI—XVII вв., Петрозаводск, 1949,
стр. 7, 19).
2 См. Архив ЛОНИ, ф. Николаевского-Корельского мона-
стыря, кн. № 935, л. 7, 11, И об.
127
Итак, в середине XVI в. постепенно складываются
Элементы территориального разделения труда. Наме-
чающиеся районы со специализацией на производстве
определенных продуктов уже обладают известной устой-
чивостью; они получат развитие во второй половине XVI
и в XVII в. Вместе с тем степень развития этих элемен-
тов нельзя преувеличивать. Сложение районов с про-
филирующим видом промышленного производства еще
теснейшим образом связано с сырьевой базой (как, на-
пример, железоделательная промышленность) \ с сель-
ским хозяйством (с животноводством в частности). В том
или ином районе часто основными товарами бывают не
один, а несколько различных, связанных с обработкой
продуктов сельского хозяйства (на Вологде — кожа и
мыло). Крайне незначительна втянутость в товарное
производство крестьянства. Ростки нового пробивались
еще слабо, но им принадлежало будущее.
Углубление общественного разделения труда приво-
дило к росту товарного обращения. ««Рынок» является
там и постольку, где и поскольку появляется обществен-
ное разделение труда и товарное производство» 1 2.
В первой половине XVI в. складываются в различных
районах страны мелкие сельские торжки, на которых
торговали «.. .крохотные группы мелких производите-
лей. ..»3. Широко известен в литературе торгово-про-
мышленный Торжок в селе Медне, Новоторжского уезда4.
Торжки были и около села Веси Егонской Симонова мо-
настыря 5. Иногда около церковных погостов строились
лавки и амбары для окрестных крестьян, которые по
праздникам приезжали сюда для торговли6.
1 См. Л. В. Данилова, В. Т. Пашуто, Товарное производство
на Руси (до XVII в.)—«Вопросы истории», 1954, № 1, стр. 131.
2 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 1, изд. 5-е,
стр. 94.
8 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 3, изд. 5-е,
стр. 381.
4 С. Б. Веселовский, Село и деревня в Северо-Восточной
Руси XIV'—XVI вв., стр. 25; С. В. Бахрушин, Научные труды,
т. I, стр. 188.
5 ААЭ, т. I, № 269.
6 НПК, т. VI, стб. 727—728. Подробнее о торжках см.
С. В. Бахрушин, Научные труды, т. I, стр. 188 и след.
128
Местные рынки охватывали еще население сравни-
тельно небольшого района. Об ртом свидетельствуют мно-
гочисленные жалованные грамоты, в которых обычно
говорится о четырех видах торговых операций: 1) тор-
говля крестьян одного вотчинника между собою («учнут
их хрестияне монастырские в селах и в деревнях в мо-
настырских по празником меж собя торговати»); 2) тор-
говля с крестьянами, живущими за пределами владений
данного феодала («торговати в их селе... люди... ста-
новые»); 3) торговля крестьян, в частности лошадьми,
в уездном городе («человек тех крестьян мапастырских
в городе в Рузе или в волости продаст [лошадь] или ку-
пит или менит»); 4) торговля горожан уездного города
в селах и деревнях, обычно по праздникам («торговати
в тех их селах и в деревнях по празником городцкие
люди ружене и стоновые») L
На основе мелких местных рынков складываются уже
областные рынки. Еще в период феодальной раздроблен-
ности центром большого рынка был Великий Новгород.
К середине XVI в. этот крупный город укрепил свои
торговые связи как с округой, так и с более отдаленными
районами. В город стекались сельскохозяйственные про-
дукты из ближайших сел и деревень; в большом количе-
стве шла рыба из поселений у озера Ильмень. В твер-
ском и псковском гостиных дворах останавливались ино-
городние торговцы, ведшие оптовую торговлю по
преимуществу привозными товарами. Тесные торговые
связи были у Новгорода и с пятинами, со Псковом, Во-
логдой, Холмогорами, Устюгом и другими северными го-
родами1 2. На новгородском рынке можно было встретить
вотское железо, вологодское сало и воск, псковский лен,
устюжские меха, холмогорскую соль. Хлеб в Новгород
поступал главным образом из Северо-Восточной Руси.
В свою очередь и новгородских торговых людей можно
было встретить в различных районах Русского государ-
1 Грамота 1529 г. (АФЗиХ, ч. 2, № 112). См. грамоту 1534 г.
на село Бужарово Дмитровского уезда (там же, № 130); см.
грамоту 1534 г. па рузские владения (там же, № 131). «Тор-
говые люди» ездили «с вином с продажным» по волостям Со-
ловецкого монастыря круглый год (ААЗ, т. I, № 221).
2 Подробнее см. А. П. Пронштейн, указ- соч., стр. 109 и след.
9 А. А. Зимин
129
ства: на Белоозере и в Орешке, в Пскове и Москве L
Одним из центров местных рынков был Волоколамск.
Здесь Воскресенский собор уже до 1514 г. имел в своем
распоряжении «весы серебряные» (эталон веса) и сби-
рал «пошлину с торговых людей на Волоце и в селских
торгех... со всякого товару и з животов» с 1 рубля по
4 деньги. Ежегодный сбор пошлин этого монастыря до-
стигал 50 рублей1 2. Если считать, что в Волоколамске
ходил московский рубль, то годовой оборот волоколам-
ского рынка превышал внушительную сумму — 2500 руб-
лей (в рубле 200 денег).
Постепенно намечались рыночные связи между от-
дельными рынками. В межобластной торговле появляются
хлеб и другие продукты сельского хозяйства3. Хлебом
на местных рынках торговали по преимуществу кре-
стьяне4. Они же везли хлеб и в города (например,
в Москву) 5. В торговом обмене между областными рын-
ками наибольшее значение имели продукты добывающей
промышленности (соль, рыба и отчасти меха) 6.
1 ААЭ, т. I, № 123, 134, 230; ДАИ, т. I, № 116; С. В. Бахру-
шин, Научные труды, т. I, стр. 146.
2 И. И. Кузнецов, Жалованная грамота великого князя Ва-
силия Ивановича.., от 4-го октября 7023 (1514) г. — «Древно-
сти. Труды Московского археологического общества», т. XXII,
вып. II, М., 1909, стр. 276, 278.
3 Кирилло-Белозерский монастырь в середине XVI в. поку-
пал хлеб и скот в Кашине и Бежецком Верхе (РИБ, т. XXXII,
№ 202). Хлебом, рыбою, солью и скотом торговали в 1549 г.
крестьяне в Кимрах и Рогачеве. Сюда приезжали на Торжок
купцы смольняне (там же, № 172).
4 Этот вывод для второй половины XVI в. обоснован
Н. А. Горской в ее диссертации.
5 «Английские путешественники в Московском государстве
в XVI в.», стр. 56.
ь Вот, например, ассортимент товаров белозерского рынка
в 1551 г.: хлеб, крупы, мед, икра, рыба, соль, птица, бумага,
чеснок (РИБ, т. XXXII, № 185); в 1521 г. в Дмитрове прода-
вали: соль, воск, икру, олово (там же, № 103); в 1563 г.
в Орешке — соль, мед, икру, хлеб, шелк, масло (ДАИ, т. I,
№ 116); в 1560 г. в Холмогорах: мед, икру, воск, сало, олово,
свинец, хлеб, крупы, соль (ЛЗАК, вып. I (XXXIV), Л., 1927,
стр. 201). На рынке в Пскове в 1549 г. продавались: хлеб и
крупа (пшено), рожь, ячмень, греча, горох, конопля, соль,
икра, мед и воск и, наконец, олово, шедшее сюда из-за рубежа
(ЦГАДА, Гос. древлехранилище, рубр. 3, № 20).
130
Торговля хлебом и медом в Новгороде Великом.
Миниатюра из Лицевого свода XVI в.
А. Г. Маньков отмечает в XVI в. значительно меньшую
товаризацию ремесла по сравнению с сельским хозяй-
ством Ч Этот вывод нельзя безоговорочно распростра-
нять на городское ремесло, степень товарности которого
была, несомненно, больше сельского. Но в целом то-
варное производство, мало затронувшее основные от-
расли народного хозяйства, было еще недостаточно
развито.
Из намечающихся торговых связей все большее значе-
ние приобретали связи Новгорода с Москвою, а также по-
морского Севера с Центром1 2. От Холмогор путь в Москву
шел через Вологду, Галич, Кострому и Ярославль3. По
рекам Волге и Шексне торговые караваны направля-
лись из Москвы и центральных областей на Белоозеро.
Налаживаются связи и между другими областными
рынками4 * * * В. Этому процессу содействовала ярмарочная
торговля. Уже в первой половине XVI в. в отдельных горо-
дах и при крупных монастырях происходят ярмарки,
1 Рецензия А. Г. Манькова на книгу С. В. Бахрушина «На-
учные труды», т. I («Советская книга», 1953, № 5, стр. 66—67).
2 В 1554/55 г. торговые пошлины, ежегодно собиравшиеся
в Каргополе и Турчасове, достигали внушительной цифры —
2912 рублей 20 алтын 4 деньги (ЦГАДА, Собр. Мазурина,
№ 3096).
3 «Английские путешественники в Московском государстве
XVI в.», стр. 56; см. Приходо-расходную книгу Николаевского-
Корельского монастыря 1551 г., где говорится о поездках с Во-
логды в Москву (Архив ЛОИИ, ф. Николаевского-Корельского
монастыря, № 936, л. 2 об. и след.).
4 В 1521 г. в Дмитров приезжали торговые люди из Нов-
города и Пскова, Казани, Рязани и, конечно, из Москвы (РИБ,
т. XXXII, № 103). В 1554—1555 гг. в Каргополь (по реке) при-
езжали «соли купити» белозерцы, вологжане, двиняне. Для
продажи соли приезжали «онежане», «поморяне», «устьмо-
шане», «турчасовцы» (ЦГАДА, Собр. Мазурина, № 3096).
В 1542/43 г. в Устюжну приезжали новгородцы, тверичи и пско-
вичи (ЦГАДА, Городовые книги по Устюгу Великому, № 1,
л. 55—65). В Орешек в 1563 г. приезжали люди из Москвы, Ря-
зани, Великих Лук, Новгорода, Твери, Смоленска, а также
иноземцы (ДАН, т. I, № 116). В 1560 г. в Холмогоры приезжали
с Вологды, Устюга за солью и, очевидно, за хлебом из Нов-
города и Корелы (очевидно, с железом), а также жители по-
морских посадов с солью (ЛЗАК, вып. I (XXXIV), стр. 200—202).
В 1551 г. приезжали на Белоозеро из Москвы, Твери и Новго-
рода (РИБ, т. XXXII, № 185).
132
торговля в дни местных праздников. Так, на белозер-
скую ярмарку приезжали «торговые люди» (волостные
и посадские) уже в 30-х годах XVI в.1 Во время трех
праздников была в 30-е годы XVI в. ярмарка у Киржац-
кого монастыря1 2.
Значительным центром ярмарочной торговли в пер-
вой половине XVI в. был городок Холопий на реке Мо-
логе, находившийся на земле князей Прозоровских. Туда
приезжали для продажи мехов и покупки топоров, иго-
лок и других предметов русского ремесла3. Торговые
люди Костромы, Углича, Ярославля, Переяславля и
Каргополя бывали на ярмарке в Холопьем4. Ненцы и
другие народы Севера приезжали на ярмарку в Лам-
пожню на устье реки Мезени5.
В первой половине XVI в. происходит перестройка
областных рынков: наряду со старыми рынками, сло-
жившимися в период феодальной раздробленности (Нов-
город, Псков, Белоозеро и т. д.), появляются новые
(например, Ярославль, Холмогоры, Вологда), которые от-
ражали черты нарождавшегося территориального разде-
ления труда.
Крупнейшим рынком страны являлась Москва, уста-
навливавшая торговые связи уже в первой половине
XVI в. с отдаленными местами Русского государства6.
Однако состояние товарного обращения в стране было
таково, что еще говорить о сложении всероссийского
рынка было нельзя; общерусские связи еще только на-
мечались.
Показателем неразвитости товарного обращения был
и характер торговых операций и состав общественных
групп, участвовавших в торговле. Торговля в основном
еще носила розничный характер; продавались товары на
местных рынках небольшими партиями.
1 РИБ, т. XXXII, № 128.
2 АИ, т. I, № 138, стр. 200.
8 С. Герберштейн, указ, соч., стр. 124.
4 См. подробнее С, В. Бахрушин, Научные труды, т. I,
стр. 200—202.
5 См. грамоту 1545 г. (ААЭ, т. I, № 204, стр. 183).
6 Подробнее см., «История Москвы», т. I, М., 1952,
стр. 166—168.
133
В середине XVI в. в сферу обмена начинает втяги-
ваться, хотя и в ограниченной степени, крестьянство!.
Крестьяне продают на местном рынке продукты сель-
ского хозяйства (хлеб, скот) и добывающей промышлен-
ности1 2. Однако в условиях фео-
Железная гиря 1530 г.,
найденная при раскоп-
ках в Москве.
Государственный
Исторический музей.
дализма мелкая крестьянская
торговля не могла получить
сколько-нибудь большого разви-
тия. Наряду с крестьянами про-
дуктами своего труда торговали
на посаде ремесленники. Стали
развертываться посреднические
торговые операции. В роли по-
средников выступали часто за-
житочные посадские люди, а
также монастыри, обладавшие
значительными торговыми при-
вилегиями. Так, торговые люди
в поморских посадах скупали
соль, везли ее в Холмогоры,
а затем и в Вологду, откуда они
привозили вверх по Двине хлеб 3.
В поморские районы ездили за
солью также каргопольцы, онежане, устьмошане и мех
ренжане; приобретенную у солеваров поморских соль они
отвозили в Каргополь, где продавали вологжанам, бело-
зерцам и другим торговым людям4.
В межобластной торговле большую роль играли при-
вилегированные торговцы, в том числе монастыри. Так,
1 См. о «селчанах», торговавших во Пскове в 1549 г.
(ЦГАДА, Гос. древлехранилище, рубр. 3, № 20). Житницы
крестьян окрестных деревень были в Удомльском рядке Бого-
словского монастыря в 1551 г. (4. Г. Ильинский, указ. соч.
стр. 218).
2 В Каргополе и Турчасове «волостные и становые люди»
в 1554—1555 гг. торговали солью наряду с посадскими людьми
(ЦГАДА, Собр. Мазурина, № 3096).
3 Из Николаевского-Корельского монастыря «по хлеб»
в середине XVI в. ездили на Вагу (Архив ЛОИИ, ф. Николаев-
ского-Корельского монастыря, № 937. л. 9 об.).
4 РИБ, т. XXXII, № 163; 4. X. Горфункель, указ, соч.,
стр. 92.
Ш
Добыча соли и торговля ею в Соловецком монастыре.
«Миниатюра из «Жития Зосимы и Сав ватин», XVI в.
Государственный Исторический музей.
в 1541 г. Соловецкому монастырю дано было право
беспошлинного провоза с Холмогор в Устюг, Тотьму и
Вологду 6000 пудов соли1. Волоколамский монастырь
получил в 1527 г. льготную грамоту на беспошлинный
проезд 150 возов (или 5 стругов) для проезда в Новго-
род, Дегунино, Белоозеро. Волоцкие старцы и их «куп-
чины» могли ежегодно привозить из Русы соль на 300 те-
легах без уплаты пошлин и продавать ее в Волоколамске,
Ржеве и Дегунине1 2.
В 1534 г. право на беспошлинный проезд для по-
купки рыбы в Дмитрове и на Белоозере получил Троице-
Сергиев монастырь3. Беспошлинным проездом по Волге
1 Досифей, Географическое, историческое и статистическое
описание Соловецкого монастыря, ч. 1, М., 1836, стр. 74—75.
2 АФЗиХ, ч. 2, № 102; ср. грамоты 1517 г. (там же, № 80)
и 1518 г. (там же, № 82).
3 Троице’Сертиев м., кн. 527, л. 200 об. — 201.
135
вплоть до Нижегородского уезда обладал московский
митрополит (для провоза оттуда рыбы) Ч Кирилло-Бело-
зерский монастырь мог беспошлинно покупать ежегодно
20 000 пудов соли в Каргополе и торговать ею в Москве
и других городах1 2. Посредническая торговля солью, по
вычислениям А. X. Горфункеля, давала этому монастырю
около 600 рублей годового дохода3.
Русское правительство, выражавшее интересы гос-
подствующего класса, предоставляло еще достаточно ши-
рокие привилегии в торговле духовным феодалам. Впро-
чем, эти права и привилегии уже в первой половине
XVI в. в связи с ростом экономического влияния тор-
гово-посадских кругов русского города начинают посте-
пенно сужаться.
Крупные торговые люди, гости, в товарном обраще-
нии занимали еще недостаточно видное место. Они при-
нимали большее участие во внешнеторговых операциях
и меньшее — в городской торговле и в торговле на мест-
ных рынках. Недостаточный уровень развития товарного
производства служил серьезным препятствием развитию
крупной оптовой торговли.
Наконец, в продаже на рынке продуктов сельскохо-
зяйственного производства принимали участие крупные
светские феодалы, роль которых в товарном обращении
состояла по преимуществу в покупке предметов рос-
коши и ремесленных изделий4. Скудны сведения о тор-
говле дворянства5. Натуральный характер хозяйства
светских феодалов, несмотря на появление денежной
ренты, был еще чрезвычайно ярко выражен.
Рост товарного производства к середине XVI в. да-
вал возможность увеличивать количество товаров, пред-
назначенных для вывоза за рубеж, и расширять их
1 См. грамоту 1547 г. (АФЗиХ, ч. 1, № 244).
2 Архив ЛОИИ, Акты до 1600 г., № 165; Собр. Шегрена, №4.
8 А. X. Горфункель, указ, соч., стр. 92.
4 См. А, С. Гудкова, Развитие внутренней торговли в Рус-
ском государстве первой половины XVI в., дипломная работа,
защищенная в 1953 г. в Московском университете (рукопись).
8 Известно, например, что «служилые люди» приезжали
«с товаром» в 1542/43 г. на Устюжну (ЦГАДА, Городовые книги
по Устюгу Великому, № 1, л. 455—65).
136
ассортимент. Укрепление международного авторитета
России также содействовало развитию ее внешнетор-
говых связей с Западом и Востоком. При этом внеш-
няя торговля с восточными странами в первой поло-
вине XVI в. имела большее значение для экономиче-
ского развития России, чем торговля с европейскими
странами.
Основная роль среди восточных: государств в товаро-
обороте с Русским государством во всяком случае до
середины XVI в. принадлежала Турции \ Русское госу-
дарство было заинтересовано в развитии мирных торго-
вых сношений и противилось всем попыткам западных
держав втянуть его в войну с Портой. В Турцию выво-
зились меха, кожа и изделия из нее1 2, продукция рус-
ских серебряников3. Из Турции ввозились шелка, жем-
чуг, пряности4. Так, например, в завещании Г. М. Ва-
луева 1543/44 г. упоминается: «тафта ала бурская»
(из г. Брусы) 5 6. В завещании другого феодала, князя
Оболенского (середины XVI в.), среди многочисленных
вещей князя были «епанча» бурского «дела», «опашен
Зуф... ангурская» (из г. Ангоры), «камка адамашна»
(из г. Дамаска), «кафтан турской», «сабля турская»5.
Попадало на Русь даже «струцево (страусово) перо»7.
Отдельные партии шелковых тканей, шедших из Турции,
доходили до 1000 аршин8.
Посредническую роль в торговле Турции с Россией
играл Крым. Так, в 1525 г. крымские купцы взяли
1 М. В. Фехнер, указ, соч., стр. 6—7.
2 Сб. РИО, т. XLI, СПб., 1884, стр. 408—409; С. Герберштейн,
указ, соч., стр. 91.
5 Сб. РИО, т. XCV, СПб., 1895, стр. 25. Подробнее см.
М. В. Фехнер, указ, соч., стр. 56, 97.
4 Из Крыма вывозилось, кроме того, снаряжение для кон-
ного войска: «тебеньки крымские» (часть конского убора),
«луки крымские» (АФЗиХ, ч. 2, № 176), «тебеньки крымские»
упоминаются в другом завещании первой четверти XVI в.
(там же, № 97).
6 Там же, № 176.
6 Там же, № 207; ср. также «япанчу бурскую» в одном за-
вещании 1540/41 г. (Троице-Сергиев м., кв. 530, л. 74 об.—
7 АФЗиХ, ч. 2, № 172.
• Ср. М. В, Фехнер, указ, соч., стр. 67.
137
в Москву партию тканей из 500 аршин тафты и
10 зуфей
В начале XVI в. крупным торговым пунктом, в кото-
рый съезжались турецко-татарские и русские торговые
люди, был Азов1 2. Русские купцы нередко бывали в Стам-
буле и в Кафе3, причем в торговле принимали участие
торговые люди ряда крупных городов, в том числе
Москвы и Дмитрова 4. Со своей стороны турецкие купцы
посещали Москву и Новгород5.
Значительной была русская торговля с Ногайской
ордой, производившаяся иногда в форме обмена «помин-
ками» (подарками). «Из Ногаев» на Русь вывозили
прежде всего лошадей, а также луки и стрелы6. Только
в 1529/30 г. «из Ногаев» на Русь привезли 80 000 коней,
в 1530/31 г. —30 000, а в 1533/34 г. —50 0007.
«В Ногаи» из России вывозили суконные и льняные
одежды, собольи и беличьи шубы, изделия из железа
(гвозди, топоры), оружие, моржовый клык, бумагу и
хлеб 8.
1 М. В. Фехнер, указ, соч., стр. 71. В одном завещании
1543/44 г. упоминается «отбез (обез) крымъская полное шитье»
(АФЗиХ, ч. 2, № 172).
2 «Historia Russiae Monumenta», t. I, СПб., 1841, S. 123.
3 Сб. РИО, т. XCV, № 7, стр. 120.
4 С. Герберштейн, указ, соч., стр. 122.
5 См. Сб. РИО, T. XCV, № 7, стр. 120.
6 «Лук ординской» и лошадь «татарскую» находим в за-
вещании 1543/44 г. (АФЗиХ, ч. 2, № 176); татарскую лошадь
знает завещание кн. Ю. А. Оболенского (там же, № 207);
в другом завещании 1543/44 г. упоминается «седло ординско
сафьяно» (там же, № 172); в другом памятнике встречаем
«седло ногайское», см. «Продолжение Древней Российской
Вивлиофики» (далее — Продолжение ДРВ), ч. 7, СПб., 1791,
стр. 248.
7 4. А. Зимин, Краткие летописцы XV—XVI вв. («Истори-
ческий архив», т. V, М.—Л., 1950, стр. И—13). По другим сооб-
щениям, в 1534 г. на Русь прибыло 4700 ногайских гостей
с 8000 конями (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 9). Постниковский Ле-
тописец сообщает, что в 1534 г. ногаи на Русь пригнали 40 000
лошадей (М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глин-
ской, стр. 283).
8 С. Герберштейн, указ, соч., стр. 91; Продолжение ДРВ,
ч. 7, стр. 230, 263, 290—291 и др.; ч. 8, СПб., 1793, стр. 47, 48,
197; Сб. РИО, т. XCV, стр. 16, 17. Подробнее см. М. В. Фехнер,
438
Вели торговлю русские купцы и
с Казанью 1. Из русских земель в Ка-
зань шла соль, а казанские купцы по-
лучали значительные барыши за счет
транзитной торговли восточными това-
рами2. Свидетельством широкой тор-
говли с Россией является распростра-
нение кладов русской монеты на тер-
ритории Казанского ханства3.
Торговле с Ираном, Средней Азией
и Кавказом, производившейся в основ-
ном по Волжскому пути, препятство-
вало Казанское ханство. Однако эко-
номические связи с этими странами
все же существовали. Из Ирана выво-
зились шелковые ткани (в том числе
тафта шемахейская), жемчуг и др.,
с Северного Кавказа — искусно выде-
ланное оружие. Так, в завещании кня-
зя Ю. А. Оболенского (середина XVI в.)
указ, соч., стр. 54—55; М. Г. Сафаргалиев,
Ногайская орда во второй половине XVI в.
(«Сборник научных работ Мордовского
государственного педагогического инсти-
тута имени А. И. Полежаева», Саранск,
1949, стр. 37—39); С. О. Шмидт, Предпо-
сылки и первые годы «Казанской войны»
(1545—1549 гг.)—«Труды Московского го-
сударственного историко-архивного инсти-
тута», т. VI, М., 1954, стр. 212.
1	См. о русских купцах в Казани в
1521 г. (ПСРЛ, т. VIII, стр. 269).
2	Г. Перетяткович, Поволжье в XV и
XVI веках, М., 1877, стр. 129.
8	Подробнее см. Ш. Ф. Мухамедъяров,
Социально-экономический и государствен-
ный строй Казанского ханства (XV — пер-
вая половина XVI в.), кандидатская дис-
сертация (рукопись), М., 1950, стр. 260—
271.
Иранская камка, XVI в.
Государственный Исторический музей.
139
упоминается «шолом черкасской», «юмшан шамахейской»,
«наколенки шемохейские», «жемчюги бурмышские» ч
в другом завещании первой четверти XVI в. — «саб-
ля черкасская»1 2. В Среднюю Азию шла русская де-
ревянная посуда3, а оттуда вывозились шелковые
ткани4.
Необходимость укрепления экономических связей
с народами Кавказа и Средней Азии была одной из при-
чин, вынуждавших русское правительство поставить во-
прос о ликвидации Казанского ханства.
Торговля России с Молдавией осложнялась много-
численными препонами, ставившимися литовскими фео-
далами и крымскими ханами. Однако сохранившиеся
сведения говорят, что уже к середине XVI в. из Молда-
вии на Русь поступали кони5 и «лазарево сукно» 6. Еще
в 1529 г. молдавский посол вел с собою на Русь коней
в качестве «поминков» (подарков), а быть может, и для
торговли 7.
Торговля с западными странами шла как через Крым,
так и через Литву и Кафу (итальянская колония
в Крыму). В результате посреднической торговли турок
на Русь проникали итальянские товары, прежде всего
ткани и одежда. Так, например, в середине XVI в.
у одного из князей Оболенских были «тафта ала,
1 АФЗиХ, ч. 2, № 207. «Тафта шамахейская» упоминается
в расходных книгах Софийского дома 1548 г. (И. К. Куприянов,
указ, соч., стр. 53). Жемчуг «гурмыский» упоминается в заве-
щании 1521 г. князя Дмитрия Ивановича Углицкого (ДиДГ,
№ 99, стр. 410). «Шелом шамахейской» упоминается в духовной
Н. Ф. Лихарева 1539/40 г. (Троице-Сергиев м., кн. 533, л. SIS-
SIS об.).
2 АФЗиХ, ч. 2, № 97. Узды «черькасьския» встречаются
в документе 1535 г. (Продолжение ДРВ, ч. 7, стр. 248).
3 «Английские путешественники в Московском государстве
в XVI в.», стр. 184.
4 С. Герберштейн, указ, соч., стр. 259.
в В одном завещании 1543/44 г. упомянута «лошадь солова
волоская» (АФЗиХ, ч. 2, № 172).
6 И. К. Куприянов, указ, соч., стр. 46.
7 Сб. РЙО, т. XXXV, СПб., 1882, стр. 805. В духовной
В. И. Вельяминова-Шадрина 1540/41 г. упоминаются «ножи во-
лошские» (Троице-Сергиев м., кн. 530, л. 74 об, — 76 об.).
140
вепеп ейская», «шубка фрясская», «однорядка фряз-
ская» Ч
Из Западной Европы непосредственно через Литву
также шли ткани (прежде всего сукна). Сукно «ипское»
Итальянский бархат, XVI в.
Государственный Исторический
музей.
(ипрское) и «лунское» (лондонское) даже переправля-
лось русским правительством в качестве поминков «в Но-
гаи» 1 2. Попадали на Русь «шарлат»3, «однорядки» из
1 АФЗиХ, ч. 2, № 207; упоминается также «шуба атлас ве-
нидицкой» в духовной 1540/41 г. (Троице-Сергиев м., кн. 530,
л. 74 об. — 76 об.).
2 Сб. РИО, т. XCV, стр. 16, 17; ср. Продолжение ДРВ, ч. 7,
стр. 248; ч. 8, стр. 197. В духовной 1541/42 г. одного из митро-
поличьих бояр В. Ф. Сурмина упоминаются опашень и шуба
«лунские» (Троице-Сергиев м., кн. 530, л. 30—38).
3 АФЗиХ, ч. 2, № 207; ср. однорядка «скорлатна» в завеща-
141
брюггского и лондонского сукна \ некоторое количество
«белого» немецкого железа* 1 2. Из Чехии попадало зеле-
ное чешское сукно 3.
Наиболее тесные экономические связи были с Вели-
ким княжеством Литовским и прежде всего с русскими,
украинскими и белорусскими землями, входившими в его
состав. Власть литовских феодалов задержала сближение
Этих братских народов, но ликвидировать его она была
не в состоянии.
Связи с украинскими и белорусскими торговыми
людьми окрепли к середине XVI в. Этому содействовало
вхождение Северской земли в состав Русского государ-
ства. В 1543 г. мещане могилевские ездили «со многим
товаром» в Стародуб4. Со своей стороны москвичи,
тверичи, торопчане еще до 1532 г. приезжали в Ви-
тебск, Полоцк, Вильно и Шклов как для проезда в Стам-
бул, так и для торговли в этих городах5.
В 1537 г. правительство Елены Глинской дало рас-
поряжение возобновить торговлю литовских купцов на
особом Панском дворе в Москве6. Еще около 1521 г.
один из литовских мещан привозил в Москву сукно
«лунское», «колтырь» и «дризу», закупая на Руси сере-
бряную посуду, воск и другие товары7.
Торговые операции с виленскими купцами с 1541 г.
вел московский гость В. Сузин8. В середине XVI в. даже
на белозерский рынок попадали сукна «ыпское», «лун-
нии князя Дмитрия Ивановича Углицкого 1521 г. (ДиДГ, № 99,
стр. 411).
1 АФЗиХ, ч. 2, № 229; ср. № 207, 274, 370, 377.
2 РИБ, т. XXXII, № 186. У «немчина» в Новгороде в 1547 г.
был куплен атлас золотной (И. К. Куприянов, указ, соч., стр. 33).
В 1536/37 г. Волоколамский монастырь купил 4 «дцки» «же-
леза немецкова» (Государственный Исторический музей (да-
лее— ГИМ), Епархиальное собр., № 379/585, л. I об.). Возможно,
железо шло на Русь из Швеции (Н. И. Костомаров, Очерк тор-
говли Московского государства в XVI и XVII ст., в кн.: Н. И. Ко-
стомаров, Собрание сочинений, кн. 8, т. XX, СПб., 1906, стр. 355).
3 И. К. Куприянов, указ, соч., стр. 46.
4 Сб. РИО, т. LIX, № 14, стр. 219.
5 Сб. РИО, т. XXXV, № 112, стр. 862.
6 Сб. РИО, т. LIX, № 6, стр. 107.
7 Там же, № 9, стр. 168.
8 Там же, стр. 439—440.
/42
ское», «новгородское» (из Новогрудка) и «трекунское»
очевидно, через посредство торговых людей-суконщиков,
ведших торговлю с Литвой. Из Литвы везли также олово
и щиты1 2. В источниках упоминаются также косы литов-
ские 3. «Золотые» угорские, покупавшиеся во Пскове,
попадали на Русь в результате посреднической торговли
польско-литовских купцов4. В Литву и Германию шли
из России воск, кожа, меха, моржовая кость5.
Русские торговые люди проезжали Литву по дороге
в Крым и Стамбул и торговали там с местными куп-
цами. Они бывали в Вильно, Слониме, Киеве, Луцке,
Гродно, Вельске, Бресте, Минске и других городах6.
Так, караван в 100 человек главным образом из москов-
ских купцов прибыл в 1549 г. на ярмарку в Ровно7.
В Литве торговали чаще всего московские купцы, затем
гости из Новгорода, Пскова, Твери, Торопца и Можай-
ска, а также из пограничных мест. Купцы из Великого
княжества Литовского, главным образом Виленские, по-
сещали Москву, бывали даже на мелких русских рынках,
в том числе в Орешке 8 и Торопце 9. В торговле прини-
мали участие главным образом виленские купцы, а чаще
из Бреста и Вельска. Укрепление экономических свя-
зей, дополнявшееся налаживанием культурного общения
1 РИБ, т. XXXII, № 185. Среди различных одежд в одной
грамоте 1513/14 г. упоминаются шуба и опашен лунские
(М. Дьяконов, Акты, вып. II, № 2).
2 В. Демченко, Торговля Москвы с Литвой, Крымом и Тур-
цией («Minerva», Киев, 1917, вып. VI, стр. 53); см. также два
ожерелья жемчужных литовских в духовной 1534 г. вдовы
Дм. Мирославича (Н. П. Лихачев, Сборник актов, вып. I, № Ш,
стр. 10; ААЭ, т. I, № 331).
3 ААЭ, т. I, № 331.
4 И. К. Куприянов, указ, соч., стр. 47.
5 С. Герберштейн, указ, соч., стр. 91, 96; см. свидетельство
А. Кампензе («Библиотека иностранных писателей о России»,
т. I, СПб., 1836, отд. 3, стр. 31) и Р. Барберини (В. Лю бич-
Романович, указ, соч., стр. 35). См. A. Wawrzyhczyk, Studia
z diejdw handlu Polski z wielkim ksi^stwem Litewskim i Rosj^
w XVI wieku, Варшава, 1956, стр. 45 и след.
6 В. Демченко, указ, соч., стр. 50, 53, 56; A. Wawrzyhczyk,
указ, соч., стр. 18.
7 A. Wawrzyhczyk, указ, соч., стр. 18.
8 ДАИ, т. I, № 116.
9 См. И. И. Побойнин, указ, соч., стр. 257.
143
Подготавливало воссоединение Украины и Белоруссии с
Россией.
Первая половина XVI в. была временем усиления тор-
говых связей Русского государства с Прибалтикой. Из
России в Нарву, Ревель и другие города вывозили лен,
коноплю, сало из Прибалтики привозили серу, свинец,
олово, медь1 2. Крупным пунктом внешнеторговых опера-
ций с Прибалтикой становится Ивангород, построенный
в начале XVI в. Развитию нарвской торговли препят-
ствовали Ганза и Ливонский орден, запрещавшие вывоз
ценных товаров на Русь3. Однако, видя выгоду в укреп-
лении экономических связей, прибалтийские купцы про-
должали вести торговлю с Россией, несмотря на все
препятствия. Народы Прибалтики были кровно заинте-
ресованы в дружественных связях с Россией.
Торговля с немецкими городами, входившими в Ганзу,
после восстановления Ганзейского двора в Новгороде не
налаживалась, ибо • сама Ганза постепенно утрачивала
свое былое значение. В 1548 г. Иван IV дал обширные
привилегии ганзейским купцам, но и это не привело
к оживлению торговли4. В Европу русские товары также
проникали через Выборг, который до занятия русскими
войсками Нарвы в 1558 г. был едва ли пе крупнейшим
центром русской торговли с Западной Европой5.
К середине XVI в. постепенно завязывались торговые
связи Польши с Россией. Из Кракова на Русь иногда
привозили медь6. Упоминаются на Руси также «седла
1 См. документы 1544—1545 гг. (Г. Гильдебранд, Отчеты
о розысканиях, произведенных в Рижских и Ревельском архи-
вах по части русской истории — «Записки Академии наук»,
т. XXIX, кн. 1, СПб., 1877, Приложения, № 627, 630, стр. 85).
2 Там же, № 575, 593, 595. О торговле ревельских купцов
с русскими свинцом в 1535 г. см. «Русские акты Ревельского го-
родского архива» (РИБ, т. XV, СПб., 1894, № 27, 28, стб. 47—50);
W. Ebel, Das Revales Raturteilsbuch (Register van affsproken).
1515—1554, Геттинген, 1955, стр. 65—66.
3 Г. Гильдебранд, указ, соч., № 594, 611.
4 РИБ, т. XV, № 62. См. подробнее 4. П. Пронштейн, указ,
соч., стр. 137.
5 Г. А. Новицкий, Вопросы торговли в русско-шведских от-
ношениях XVI в., стр. 38—43.
6 A. Wawrzyhczyk, указ, соч., стр. 91.
Ш
Новгород Великий в XVI в. План на иконе.
Перерисовка И. И. Горностаева 1865 г.
Лядцкие» L Доля России в торговле с Польшей и Литвой
составляла от 30 до 50% общей стоимости товаров1 2.
После того как в 1553 г. английский мореплаватель
Ричард Ченслер в поисках северного морского пути по-
пал в Белое море и побывал при дворе Ивана IV, в 1555 г.
в Англии создали Московскую компанию для ведения
торговых операций с Россией. Завязались регулярные
торговые англо-русские связи3.
Внешняя торговля захватывала еще сравнительно уз-
кий ассортимент товаров. Среди предметов вывоза
еще небольшое место принадлежало ремесленной про-
дукции.
Плодами внешнеторговых операций широкие народ-
ные массы по существу не пользовались. Иноземные
товары попадали по преимуществу к представителям
господствующего класса феодалов — боярству, дворян-
ству, богатому духовенству и отчасти к торговым
людям.
В системе товарного обращения основную роль играли
не внешняя торговля, а местные рынки. Развитие товар-
ного производства приводило к возникновению и росту
ремесленно-торговых поселений — рядков, посадов и горо-
дов. Этот процесс происходил особенно интенсивно
в первой половине XVI в.
В железоделательной промышленности, в районах
распространения соляных и рыболовных промыслов в пер-
вой половине XVI в. обнаруживаются уже поселения, жи-
тели которых бросают сельское хозяйство, занимаясь
только производством товара на продажу.
Кузнецы были одними из первых деревенских ремес-
ленников, которые порывали с сельским хозяйством4.
Так, в тверских писцовых книгах в 1539—1540 гг. упо-
минается починок Кузнечково, в котором жил только
1 РИБ, т. XXXII, № 186.
2 A. Wawrzyhczyk, указ, соч., стр. 121.
3 Подробнее см. И. И. Любименко, История торговых сноше-
ний России с Англией и Голландией с 1553 по 1649 г. («Изве-
стия Академии наук СССР», VII серия, Отд. обществ, наук, Л.,
1933, № 10, стр. 730—754), а также J. S. Willan, The early history
of the Russian company 1553—1603, Manchester, 1956.
4 Б, А. Колчин, указ, соч., стр. 195.
Ю А. А. Зимин
145
один коваль, и починок Ракулин, в котором жил Ракула
кузнец L
К середине XVI в. появляются довольно крупные
торгово-ремесленные села. В Новоторжском уезде Троице-
Сергиеву монастырю принадлежали села Кунганово и
Медиа. В первом из них в 1543/44 г. было 9 пашенных и
16 непашенных дворов, в том числе не менее двух дво-
ров кузнецов; там же были дворы швеца, овчинника,
сапожника и колпачника. В селе Медиа на 15 пашенных
дворов было уже 56 непашенных, а в числе последних
было не менее 9 дворов сапожников, 8 портных масте-
ров, 6 хлебников, 2 калачников, 4 кузнецов; там же
были дворы плотника, овчинника, колпачника, горшеч-
ника, скомороха и смычника (мастер, изготовлявший лу-
чину) 1 2.
Б. П. Тихомиров сделал ряд наблюдений, показываю-
щих, как уже в середине XVI в. села, расположенные
около монастырей, становились центрами средоточия ре-
месла3. В слободках Лужниковского монастыря за Мо-
жайским посадом было уже много нетяглых дворов,
принадлежавших кузнецам, кожевникам и другим ре-
месленникам 4 5. В слободке Отроча монастыря под Тверью
было 40 дворов ремесленников, занимавшихся обработ-
кой кожи и изготовлением одежды, и 25 дворов, где
производилось оружие и металлические изделия0.
В двух селах Прилуцкого монастыря у Вологды в
1543/44 г. было 138 дворов «крестьянских торговых лю-
дей и мастеровых» 6.
В Новгородской земле особенное распространение по-
лучили рядки, торгово-промышленные поселения, имев-
шие в ряде случаев тенденцию к перерастанию в посе-
1 «Писцовые книги Московского государства» (далее —
ПКМГ), т .II, СПб., 1877, отд. 2, стр. 138—140.
2 Я. Рубцов, К материалам для церковной и бытовой исто-
рии Тверского края в XV—XVI вв., вып. II, Старица, 1905,
стр. 17—21; См. также С. Б. Веселовский, Село и деревня в Се-
веро-Восточной Руси XIV—XVI вв., стр. 25.
3 Б. Н. Тихомиров, указ, соч., стр. 107—108.
4 Чтения ОИДР, 1908, кн. 4, смесь, стр. 19—20.
5 С. А. Шумаков, Из актов тверского Отроча монастыря,
стр. 4—6.
6 С. А. Шумаков, Сотницы, вып. Т, стр. 68—71.
U6
ления городского типа. Здесь существовали рядки трех
видов: а) рядок (ряд лавок, амбаров), предназначенный
для торговли в определенные дни (обычно он пустовал);
б) поселок промыслового характера (в Обонежье, на-
пример, рыболовецкий), иногда с дворами пашенных
крестьян, а иногда без них; в) торгово-промысловый посе-
лок, являвшийся как бы зародышем города (см., напри-
мер, Сванский Волочек в Вотской пятине, Вышний Воло-
чек в Бежецкой пятине) L Распространение рядков в Нов-
городе было весьма значительно. Так, например, по реке
Мете один рядок приходился на каждые 20 км, что пре-
вращало по существу побережье этой реки в цепь взаи-
мосвязанных местных рынков1 2.
Торгово-ремесленные поселения («посады», «рядки»)
иногда становились уже городами. Так было уже в
первой половине XVI в., например, с посадами Карго-
полем и Турчасовым, а также со Старой Русой. Иногда,
впрочем, посады не были в состоянии противостоять
натиску феодалов. Так было с Неноксой — посадом
со значительными соляными промыслами, который позд-
нее (к началу XVII в.) был передан Кириллову мона-
стырю.
Другой путь образования городских поселений — эт0
основание промыслово-земледельческих слободок. Такие
слободки основывались в Коми-крае и Перми. Еще
до 1545 г. на реке Цильме такую слободку основал Иван
Ластка. К 1564 г. там уже было 14 дворов3.
В первой половине XVI в. были основаны Ижемская
и Глотовская слободки в Коми-крае4. Правительство по-
кровительствовало деятельности Слободчиков, наделяя их
широкими иммунитетными привилегиями. Так, в 1530 г.
Василий III дал жалованную грамоту солеварам Новой
Соли, Моревской волости, Деревской пятины с большими
льготами (с запрещением феодалам светским и духов-
ным основывать там варницы, со временным освобожде-
нием от уплаты пошлин для приезжих торговцев в
1 Подробнее см. А. Г. Ильинский, указ, сот., стр. 215 и след.
2 Там же, стр. 276—277.
3 С. В. Бахрушин, Научные труды, т. III, ч. 1, М., 1955,
стр. 224.
4 «Очерки по истории Коми АССГ», т. I, стр. 78.
*
147
слободе и др.) Льготные грамоты имели упомянутый
Ластка и жители Шестаковской слободки на Вятке. Уже
вскоре после основания слободки в начале 40-х годов
XVI в. Шестаков сделался городом, жители которого за-
нимались промыслово-торговой деятельностью1 2.
В условиях повторяющихся набегов сибирских и при-
уральских князьков на земли русского и коми народов
крупные населенные пункты на Севере и, в частности,
в Коми-крае превращались в укрепления. В середине
XVI в. (после ликвидации Казанского ханства) укреп-
ленные городища потеряли свое оборонительное значение
и большинство их запустело. Однако некоторые из них
(например, Еренское) позднее сделались городами
с промыслово-ремесленным населением, административ-
ными центрами края.
Иногда к возникновению городов приводило и строи-
тельство русским правительством крепостей на рубежах
страны3. Около новоотстроенных укреплений возникали
посады, собиралось городское население. Часто бывало,
что крепости возводились на удобных торговых путях и
на месте запустевших поселений.
К середине XVI в. в России было уже до ста шести-
десяти городов4. Крупнейшим из них была столица Рус-
ского государства — Москва. Летописец под 1547 г. со-
общает о значительном росте ее населения в первые годы
правления Ивана IV5 6. Территория Москвы уже охваты-
вала огромный район в пределах нынешней линии Садо-
вых улиц. Ченслер, побывавший в Москве в середине
XVI в., считал ее больше Лондона с предместьями» °.
1 ДАИ, т. I, № 26.
2 ААЭ, т. I, № 210; А. В-н, Отданные в кормление в XVI в.
Вятские города («Труды Вятской ученой архивной комиссии»
1905, вып. Ill, Вятка, 1905, отд. 3, стр. 87—89); Л. Н. Лунное,
указ, соч., стр. 87—104; П. П. Смирнов, Города Московского
государства в первой половине XVII в., т. I, вып. 1, Киев, 1917,
стр. 44—45.
3 О строительстве крепостей в 1535—1537 гг. см. ниже,
главу IV.
4 Подробнее см. 4. 4. Зимин, Состав русских городов
XVI века, стр. 336—347.
5 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 154.
6 «Английские путешественники в Московском государстве
XVI в.», стр. 56.
148
Матвей Меховский в 20-х годах XVI в. писал, что Москва
была «вдвое больше тосканской Флоренции и вдвое боль-
ше, чем Прага в Богемии» L Герберштейн сообщал, что
в Москве было 41500 дворов1 2. Эта цифра преувеличена.
Во всяком случаев 1547 г. выгорело в Москве 25 000 дво-
ров 3. Если брать коэффициент населения не менее
3,2 чел. во дворе4, то население только выгоревших
дворов будет превышать 80 000 человек. Можно думать,
что в столице проживало в середине XVI в. около
100 000 человек5.
В Новгороде в то же время насчитывалось свыше
26 000 жителей6. По словам Меховского, Новгород «на
много больше, чем Рим»7. Наличие в Новгороде «неве-
роятного количества... зданий» отмечал П. Иовий8.
В Коломне к середине XVI в. насчитывалось около
3200 человек; в Можайске — 5700 человек, в Малом
Ярославце — около 800 человек9. «Славным и многона-
родным градом» в середине XVI в. был Ростов 10 11. Пере-
живали расцвет в XVI в. Дмитров11 и Серпухов, в кото-
ром к 1552 г. проживало свыше 2500 человек 12.
Сильно вырос к середине XVI в. и Нижний Новго-
род, особенно после того как Василий III в 1525 г.
1 М. Меховский, Трактат о двух Сарматиях, М.—Л., 1936,
стр. ИЗ.
2 С. Герберштейн, указ, соч., стр. 100.
8 ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. III, стр. 620.
4 См. Н. Д. Чечулин, указ, соч., стр. 31.
5 См. также А. Й. Копанев, А. Г. Манъков, Н. Е. Носов, указ,
соч., стр. 12; А. И. Копанев, Население Русского государства
в XVI веке, стр. 240.
6 А. П. Пронштейн, указ соч., стр. 31—32. Подсчеты
А. П. Пронпттейна более убедительны, чем цифра 50—60 тыс.
человек у И. Красова (И. Красов, Разбор мнений о населении
древнего Новагорода — ЖМНПр., 1854, № 2, стр. 142).
7 М. Меховский, указ, соч., стр. 106.
8 С. Герберштейн, указ, соч., стр. 265.
9 Составлено по кн. П. П. Смирнова «Города Московского
государства», т. I, вып. 2, Киев, 1919, стр. 92, 120—121. В То-
роппе в 1540—1541 гг., согласно И. И. Побойнину, было 2400 че-
ловек.
10 Д. Корсаков, Меря и Ростовское княжество, Казань, 1872,
стр. 198.
11 М. Н. Тихомиров, Город Дмитров от основания до поло-
вины XIX в., стр. 15—23.
12 Н. Д. Чечулин, указ, соч., стр. 158.
149
перевел туда «торг» из Казани1. В 1531 г. во время по-
жара на Нижегородском посаде сгорело 1400 дворов1 2.
Рост городов является, по словам В. И. Ленина, «са-
мым наглядным выражением...» отделения промышленно-
сти от земледелия3. В 20-х годах XVI в. русские и
иностранные современники писали о росте неземледель-
ческого населения России. «Веи бегают рукоделиа, вси
щапят торговании, вси поношают земляделателем»,—пи-
сал митрополит Даниил 4.
Русские города изучаемого времени по составу насе-
ления отличались разнообразием. В центре страны пре-
обладали города, в которых наряду с посадским насе-
лением имелась прослойка светских и духовных феода-
лов. В них получило значительное распространение
дворовладение феодалов-беломестцев. Территория города
делилась на крепость («город», по тогдашней термино-
логии) и посад. На русском Севере чаще всего встре-
чались города-посады, в которых обычно отсутствовали
крепостные сооружения. В них не было и дворов свет-
ских феодалов, хотя монастыри и церкви владели мно-
гими городскими участками. На Северо-Западе рядом
с такими старинными торгово-ремесленными городами,
как Псков и Новгород, располагались крепости, лишен-
ные торгово-ремесленного люда (некоторые псковские
пригороды).
Городки-крепости с незначительным ремесленным на-
селением получили особенное распространение на юго-
западе и юго-востоке страны, где они служили целям
обороны от вторжения литовских феодалов, а также от
1 ПСРЛ, т. XXII, ч. 1, СПб., 1911, стр. 520; С. Герберштейн,
указ, соч., стр. 157; М. Н. Тихомиров, Новый памятник мо-
сковской политической литературы XVI века, в кн.: «Москов-
ский край в его прошлом», М., 1930, ч. 2, стр. 111—112.
Подробнее об ртом см. диссертацию Ш. Ф. Мухамедьярова,
стр. 265—266.
2 А. С. Гациский, Нижегородский Летописец, Нижний Нов-
город, 1886, стр. 33.
3 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 3, изд. 5-е,
стр. 558.
4 Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина,
Фундаментальное собр., № 197, л. 485 об.; ср. В. Жмакин, Ми-
трополит Даниил и его сочинения, М., 1881, стр. 543.
Ц0
набегов крымских и казанских ханов. В этих городках
были расположены военные гарнизоны приборных лю-
дей (пищальников и др.). Постепенно и в них по мере
продвижения русской границы на юг возрастала числен-
ность посадского населения.
К середине XVI в. произошли существенные изме-
нения и в составе русских городов. Ряд старых городов,
Значение которых было велико в условиях феодально-
раздробленной Руси, пришел позднее в упадок. К их
числу относится Микулин, когда-то центр удельного кня-
жества \ Радонеж и некоторые другие. ЗапУстел от по-
стоянных войн ряд городов на Северщине (например,
Острея и Перевитск). Впрочем, гораздо характернее
было строительство новых городов. Целый ряд новых
городов появился на русском Севере (в их числе Карго-
поль, Турчасов, Тотьма, Устюжна, Шестаков) 1 2. При-
соединение Новгорода и Пскова привело не к запустению
Этих городов, а к новому подъему их экономики3, что
свидетельствует о прогрессивном значении процесса со-
здания Русского централизованного государства.
1 В 1580 г. на его месте уже было село Городище (ПКМГ,
т. I, СПб., 1877, отд. 2, стр. 343).
2 В Устюжне в 1566 г. было 713 черных тяглых дворов и
14 пустых мест (Ik П. Смирнов, Города Московского государ-
ства, т. I, вып. 2, стр. 120—121). В Двинских посадах (Холмого-
рах, Неноксе, Луде, Уне и др.) в середине XVI в. было около
763 дворов, а в Каргополе — 476 (там же, стр. 83).
3 См. А. П. Пронштейн, указ, соч., стр. 91, 92 и след.;
Н. Н. Масленникова, указ, соч., стр. 181—182. В середине XVI в.,
по данным П. П. Смирнова, в псковских пригородах было:
в Опочке — 172 посадских двора, в Гдове — 290, Вороноче —
371, в Острове — 208, Велье — 105, Выборге — 148, Владимир-
це — около 27, Дубкове — около 62, Кобылье — 34, Изборске —
57, Вреве — около 86, Вышгороде — 31, Себеже — 75, Красном —
90 дворов (П. П. Смирнов, Города Московского государства,
т. I, вып. 2, стр. 34—35). В новгородских городах в 1545 г.
было: в Старой Русе — 1473,5 дворов, в Порхове — 68, Ладоге —
103, Кореле — 243, Орешке — 93, Яме — 117 дворов (там же,
стр. 35—36). Впрочем, цифры населения по Порхову и Кореле
взяты из разметного списка 1545 г., куда они попали, очевидно,
из писцовых книг 1495—1500 гг. (в Кореле в 1568 г. было
460 посадских дворов); в Торопце в 1540/41 г. было 415 дворов
тяглых, а всего 521 двор (И. Я. Побоинин, указ, соч., стр. 133—
Воссоединение северских земель с Россией дало но-
вый толчок к основанию новых и развитию старых
городов на юге страны (восстановлены, укреплены и за-
селились города Пронск, ЗаРайск и др.). Новые города
появились и в Поволжье (Темников).
Образование и укрепление Русского централизован-
ного государства в условиях экономического роста страны
привели к изменениям и в типах городов. Частновла-
дельческие города, как пережиток феодальной раздроб-
ленности, постепенно ликвидируются. Уже С. Гербер-
штейн сообщал о мероприятии правительства Василия III
по уничтожению частновладельческих городов L Правда,
формы осуществления этого мероприятия не вполне
ясны1 2. Во владении духовных и светских феодалов
оставалось небольшое число городков (Алексин — митро-
поличий, ЗаРайск — у монастыря Николы ЗаРайского,
Касимов — у татарских царевичей). Возможно, князьям
Прозоровским принадлежал Холопий Торг, все более те-
рявший свое экономическое значение. Ряд городов нахо-
дился у северских князей (Воротынским, например,
к 1562 г. принадлежали часть Воротынска, Одоев3, Но-
восиль) 4.
К середине XVI в. основной формой собственности
феодалов в городах были слободы и дворы. Размеры
частновладельческих слободок были велики. Так, на-
пример, в конце 1519 г. в г. Переяславле в одной только
слободке митрополичьего Борисоглебского монастыря
было 18 дворов ремесленников (20 человек), среди
них 6 сапожников, 6 ложечников, 2 гвоздочника, 1 ков-
шевник, 1 «укладник»5.
1 Василий III якобы «отнял у всех князей и других власте-
линов все их города и укрепления» (С. Герберштейн, указ,
соч., стр. 20).
2 См. П. П. Смирнов, Посадские люди и их классовая борьба
до середины XVII в., т. I, стр. 85—95.
8 ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 344.
4 Подробнее о частновладельческих городах см. П. П. Смир-
нов, Города Московского государства, т. I, вып. 1, стр. 78
и след.
5 АФЗиХ, ч. 1, № 23. Специальность четырех дворовладель-
пев не указана.
В том же городе Переяславле в 1543 г. у Троице-
Сергиева монастыря было в слободке 12 дворов1. У круп-
нейших монастырей имелись дворы во многих городах.
К 1545 г. у одного только Троице-Сергиева мона-
стыря было: двор и соляные варницы в Балахне 1 2, дворы
во Владимире, Гороховце, Кашине, Костроме, в Москве
(в Китай-городе и в Кремле), в Нерехте (двор, лавки и
3 варницы) 3, в Нижнем Новгороде (в «городе» и на
посаде), в Переяславле (12 дворов), у Соли Переяславской
(еще ранее там были варницы), в Ростове, Суздале,
Соли Галицкой (ранее там были варница и двор),
в Твери, Угличе, на Холуе (двор и варницы) и на
Уготе4, а также около этого времени — 2 двора в Дми-
трове (на посаде и в «городе») 5, двор в Кашине6 и Ко-
ломне7. У Волоколамского монастыря были дворы в Воло-
коламске, Рузе, Старице8, в Дегунине9, Дмитрове10.
Ликвидация частновладельческих городов в первой
половине XVI в. дополнялась постепенным сокращением
объема привилегий светских и духовных феодалов
в остальных городах. Белые слободы и дворы служилых
людей и духовенства все более и более включаются
в тягло. Однако эти мероприятия правительства Ивана III
и Василия III в период боярского правления не полу-
чили продолжения, что привело к новому росту белых
слобод и дворов, наносившему серьезный ущерб посад-
скому населению городов.
Несмотря на засилье феодалов, основную массу насе-
ления русских городов составляли ремесленники и мел-
кие товаропроизводители и торговые люди.
1 ГКЭ, Переяславль, № 119/8893.
2 В 1538 г. было 2 дворовых места и варницы (Троице-
Сергиев м.., кн. 518, л. 10—12 об.).
3 ГКЭ, Кострома, № 32/4999.
4 Троице-Сергиев м., кн. 527, л. 256—257 об.
5 См. грамоту 1534 г. (АГР, т. I, № 43).
6 См. грамоту 1534 г. (Троице-Сергиев м., кн. 527, л. 207—
208).
7 Отписан в монастырь в июне 1546 г. (Троице-Сергиев м.,
кн. 521, л. 178 об.— 179 об.).
8 См. грамоту 1534 г. (Архив ЛОИИ, Собр. Головина, №55).
9 ГКЭ, Козельск, № 1/5882; ср. ААЭ, т. I, № 109.
10 См. грамоту 1534 г. (ГКЭ, Дмитров, № 46).
/S3
Русские города середины XVI в. были центрами
торгово-ремесленной деятельности. Весьма интересные на-
блюдения по составу населения Новгорода сделаны
А. П. Пронштейном. По его подсчетам, в этом городе
в середине XVI в. было служилых дворов 5,5%, цер-
ковно-монастырских — 15 %, а посадских — 79,5 %. При
этом среди посадского населения, судя по более позд-
ним данным (80-х годов XVI в.), 66,32% было ремес-
ленников, 5,54 — торговцев, 13,8 — лиц, занимавшихся
сельским хозяйством, и 14,34% —лиц свободных профес-
сий, а также занимавшихся извозом и пр.1
Ремесленно-торговый характер занятий городского
населения в Новгороде не вызывает никакого со-
мнения.
То же можно сказать и о других русских городах
изучаемого времени. Так, в Серпухове в 1552 г. было
214 ремесленников, 70 торговых людей. Там же нахо-
дилось 250 лавок и 21 лавочное место. Большинство ре-
месленников занималось в железоделательной, кожевен-
ной и пищевой промышленности1 2. В Торопце в 1540/41 г.
было свыше 60 посадских людей ремесленников, что со-
ставляло около 10—12% людей, живших в городе3.
Крупнейшим ремесленным и торговым центром
страны была Москва. Среди ремесленников Москвы были
широко известны строители (в том числе плотники), куз-
нецы4. Целый район в столице был заселен кожевни-
ками5. В Москве еще с конца XV в. существовала первая
русская казенная мануфактура — Пушечный двор. Здесь
же начинало складываться ведомство оружничего, позд-
нейшая Оружейная палата.
В Москву поступали товары со всей страны. Еже-
дневно по ярославской дороге двигалось от 700 до
800 саней с продовольствием6; с Севера везли
1 А. П. Пронштейн, указ, соч., стр. 30—33.
2 П. Симеон, указ, соч., стр. 141 и след.
3 И. И. Побойнин, указ, соч., стр. 191; Н. Д. Чечулин, указ,
соч., стр. 67—68.
4 С. Герберштейн, указ, соч., стр. 99.
5 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 152
6 «Английские путешественники в Московском государстве
В XVI в.», стр. 56.
/54
соль и т. д.1 Со своей стороны Москва направляла
в разные районы России продукцию своих ремесленни-
ков. В одном завещании 1543—1544 гг. назывались «то-
лом московскова дела» и «зерцала московские» 1 2; в другом
завещании первой четверти XVI в. были упомянуты
«тебеньки московские» 3.
Своеобразные формы в русских городах принимала
социальная организация посадского населения. Трудами
советских ученых Б. А. Рыбакова, М. Н. Тихомирова до-
казано существование корпоративного устройства рус-
ских ремесленников в XII—XV вв.4 Следы цеховой
организации ремесленников можно обнаружить и в рус-
ском городе середины XVI в. На материалах Великого
Новгорода это прекрасно показано А. П. Пронштейном5.
Представители отдельных профессий селились здесь, как
правило, компактно, на одной территории (улице), имели
свою организацию во главе со старостой и патрональным
храмом. Формой организации новгородских ремесленников
были также торговые ряды6.
Факт существования около 1523 г. в Новгороде осо-
бой организации носильщиков несомненен7. Есть пред-
положение о том, что была корпорация литейщиков во
Пскове (при Похвальной церкви), изготовлявшая с
20-х годов XVI в. колокола для ряда крупнейших мо-
настырей8. Так, в 1551 г. Михаил Андреев с детьми
отлил громадный колокол (в 400 пудов) для Кирилло-
Белозерского монастыря9. Хотя прямых данных о кор-
порациях в других городах не сохранилось, трудно
1 Подробнее см. С. В. Бахрушин, Научные труды, т. I,
стр. 157—187; «История Москвы», т. I, стр. 133—195.
2 АФЗиХ, ч. 2, № 172.
3 Там же, № 97. На Москве покупали в 1536/37 г. гвозди
сапожные и делали «кубы» (ГИМ, Епархиальное собр.,
№ 379/585, л. 1 об., 2 об.).
4 Б. А. Рыбаков, Ремесло древней Руси, М., 1948, гл. X;
М. Н. Тихомиров, Древнерусские города, изд. 2-е, М., 1956.
5 А. П. Бронштейн, указ, соч., стр. 156 и след.
6 Там же, стр. 160 и след.
7 Г. Гильдебранд, указ, соч., Приложения, № 541, стр. 76.
8 В. А. Богусевич, Псковские литейщики XVI—XVII вв.
(«Проблемы истории докапиталистических обществ», 1934,
№ 9—10, стр. 157—161).
9 Н. Никольский, указ, соч., стр. 181.
/55
допустить, чтобы В ЭТОМ отношении Новгород и Псков
были каким-то исключением.
Рост товарного производства приводил к росту иму-
щественного неравенства на посаде. Наряду с «серед-
ними» посадскими людьми выделялась верхушка («луч-
шие» люди) и беднота («молодчие» люди). В Серпухове
в 1552 г. было 514 дворов «молодчих» и 109 дворов
«середних» людей1.
Уже к началу XVI в. процент «лучших» и «середних»
людей в городах Новгородской земли не превышал 20—
25 % 1 2. Основную массу городского населения, следова-
тельно, составляла беднота. Расслоение посадских лю-
дей отразилось и в законодательстве середины XVI в.
Если Судебник 1550 г. приравнивал черного городского
«молодчего» человека к крестьянину (установив штраф
ему за бесчестье в 1 рубль), то за оскорбление «серед-
него» человека платили 5, а за «больших» торговых лю-
дей даже 50 рублей.
В верхушку торгово-ремесленной части городов, свое-
образный городской патрициат, наделенный особыми
льготами и привилегиями, входили гости и торговые
люди суконной и гостиной сотен.
Видными московскими гостями в 20—30-х годах
XVI в. были: новгородский купеческий староста В. Н. Та-
раканов 3, а также Д. И. Сырков4. Сыновья последнего
Федор и Алексей в середине XVI в. были очень круп-
ными торговцами. Называя Федора Сыркова «знатным и
именитым человеком», Альберт Шлихтинг пишет, что
«можно видеть 12 монастырей, выстроенных и основан-
1 П. Симеон, указ, соч., стр. 152; ср. Н. Д. Чечулин, указ,
соч., стр. 177.
2 А. Г. Ильинский, Городское население Новгородской обла-
сти в XVI в. («Историческое обозрение», т. IX, СПб., 1897,
стр. 221, ср. 232).
3 ПСРЛ, т. VI, СПб., 1853, стр. 281. О нем подробнее см.
В. Г. Сыроечковский, Гости-сурожане, М.—Л., 1935, стр. 113;
А. П. Пронштейн, указ, соч., стр. 145.
4 ПСРЛ, т. VI, стр. 282; в 1518 г. упоминаются гости Юрий
Бобынин и его брат Алексей (М. Н. Тихомиров, Из «Владимир-
ского Летописца» — «Исторические записки», кн. 15, 1945?
стр. 296).
/56
ных им же на свой счет» h В. Сузин вел долгие годы
(во всяком случае с 1541 г.) торговые операции с тор-
говыми людьми г. Вильно1 2. Нам известны и другие го-
сти 30—40-х годов XVI в. Так, гость И. М. Антонов
в 1534/35 г. дал в Троице-Сергиев монастырь двор
в Москве3.
Гости-сурожане, исчезающие в первой половине
XVI в. в Москве в связи с упадком крымской торговли,
продолжают еще встречаться среди новгородского купе-
чества 4. Еще в 1548 г., во время пожара на Нутной улице,
сгорел один сурожский двор5.
Являясь крупнейшими представителями русского ку-
печества, гости вместе с тем были и своеобразными ве-
ликокняжескими агентами по торговым делам. Именно
поэтому многие из них вливались в состав господствую-
щего класса феодалов, становились крупными земле-
владельцами, занимали видное место в правительствен-
ном аппарате, как это было не только с Головиными,
Ховриными и Траханиотовыми, но и с менее знатными
купцами — Дьяконовыми, сыном Сильвестра Анфимом6,
Алексеем и Федором Сырковыми и др.
Из числа торговых людей — сведенцев из Смоленска7
образовалась к середине XVI в. часть столичного купе-
1 А. Шлихтинг, Новое известие о России времен Ивана
Грозного, Л., 1934, стр. 30. О постройках Федора Сыркова
в 30-х — начале 60-х годов см. А. П. Пронштейн, указ, соч.,
стр. 146—147.
2 Сб. РИО, т. LIX, № 28, стр. 439—440.
3 Троице-Сергиев м., кн. 520, л. 166 об. —168 об.
4 ААЭ, т. I, № 205.
3 ПСРЛ, т. III, СПб., 1841, стр. 153; А. П. Пронштейн, указ,
соч., стр. 144—145.
6 Анфим Сильвестров был близок к печатнику и казначею
X. Тютину. Вместе с ним он вел торговые операции с инозем-
цами (Сб. РИО, т. LIX, стр. 439). В 1550/51 г. он выступал по-
слухом в меновной грамоте Тютина на московский двор (Троице-
Сергиев м., кн. 530, Москва, № 2). Да и сам Анфим в 1556 г.
приобрел в «Новом городе» в Москве двор, ранее принадлежав-
ший Троицкому монастырю (АИ, т. I, № 164).
7 В 1549 г. упоминаются «сведенцы смольняне, паны мо-
сковские»; см. также «смолнян, которые на Москве и в Смо-
ленске живут» (ДАИ, т. I, № 116, стр. 164; ААЭ, т. I, № 223).
Подробнее о сведенцах см. С. В. Бахрушин, Научные труды,
т. I, стр. 103.
157
Чества — «суконная сотня», т. е. привилегированная тор-
говая корпорация, ведшая торговлю с ЗапаДом («сукна»
привозились именно оттуда). Во главе ее стоял особый
«суконничий староста» L Некоторые из видных купцов-
смольнян брали на откуп взимание таможенных пошлин
(например, Ф. Кадигробов в 1551 г. на рынке в Хо-
лопьем торгу) 1 2. У торговых людей скапливались до-
вольно значительные денежные средства3.
В 20-х годах XVI в. жители Нарвы писали в Ревель,
характеризуя несколько преувеличенно рост русских го-
родов: «Вскоре в России никто не возьмется более за
соху, все бегут в город и становятся купцами... Люди,
которые года два тому назад носили рыбу на рынок или
были мясниками, ветошниками и садовниками, сделались
пребогатыми купцами и финансистами и ворочают ты-
сячами» 4. Но обогащение верхушки было лишь одной
стороной процесса расслоения посадских людей.
Характерной чертой товарного производства в первой
половине XVI в. было увеличивающееся применение
наемного труда в промышленности. Этот факт, несом-
ненно, связан с расслоением посадских людей и посте-
пенным сложением своеобразного предпролетариата, ли-
шенного средств производства и продающего свой труд.
К середине XVI в. целый ряд отраслей промышленности
не обходился без наемного труда. Так, кузнечные «ка-
заки» известны в качестве молотобойцев в кузнечном
производстве Серпухова5. Л. В. Данилова и В. Т. Па-
шуто считают, что «наемный труд применялся главным
образом не в промышленности, а в строительном деле,
торговле и транспорте»6. Вследствие недостаточности
сравнительного материала это утверждение остается ги-
потетичным. хотя фактов об участии «казнков» в транс-
1 АИ, т. I, № 164.
2 РИБ, т. XXXII, № 182; о том, что Ф. Кадигробов был
«смолнянином» см. грамоту 1549 г. (там же, № 172).
3 С. Герберштейн, например, отмечал, что купцы из г. Дми-
трова имели «великие богатства» (С. Герберштейн, указ, соч.,
стр. 122).
4 Г. Гильдебранд, указ, соч., Приложения, стр. 93.
5 См. соображения, сделанные Б. А. Колчиным в его работе
«Обработка железа в Московском государстве в XVI в.», стр. 194.
6 Л. В. Данилова, В. Т. Пашуто, указ, соч., стр. 134.
158
портных операциях у нас немало. «Казаки» помогали
погружать соль на судна и разгружать судна с товаром
в Каргополе и в Турчасове, получая «наем». Они же
взвешивали соль на весах. При этом казаков было в этих
посадах примерно по 60 человек1; они были подведом-
ственны таможникам. Очевидно, вербовались они из
местного населения («А которые каргопольские казаки
не похотят быти у таможников, и таможникам держати
казаков белозерцев»1 2). В таможенной грамоте было
указано, чтобы, «оприч каргопольцев — городских людей
и посадских людей и становых и волостных, белозерцы и
Вологодцского уезда крестьяне» не нанимались «соли во-
зити в судех». В Устюжне в 1542/43 гг. товар взвеши-
вали особые «робята» 3.
В 1521 г. «наймиты» работали на «паусках» (речных
судах), приезжавших в Дмитров4. Казаки — «дрово-
возы», получавшие «наем», существовали в середине
XVI в. и в Холмогорах и двинских посадах, где наем-
ные люди сгружали там же хлеб из лодей и погружали
на них соль5.
Рост товарно-денежных отношений оказывал воздей-
ствие и на феодальную деревню. Здесь происходил про-
цесс обезземеливания и обнищания крестьянства, приво-
дивший к пополнению кадров наемных людей и к раз-
витию применения наемного труда в хозяйствах круп-
ных феодалов. «Детеныши» или «казаки» трудились как
на монастырских промыслах, так и в сельском хозяйстве.
1 ЦГАДА, Собр. Мазурина, № 3096. Еще в 1546 г. карго-
польцы, онежане и жители других двинских земель привозили
в Турчасово соль, где ее «бьют в рогожи казаки» (РИБ,
т. XXXII, Я2 163).
2 ЦГАДА, Собр. Мазурина, № 3096. Чтобы помочь лодье при-
стать к берегу, брались «казаки» из числа «тутошних жильцов
побережан, которые наперед сего на порозе суды тянули».
3 ЦГАДА, Городовые книги по Устюгу Великому, № 1,
л. 55—65. На Двине в 1560 г. товары взвешивались пудовщи-
ками и их «робятами». Категорически запрещалось приезжим
купцам для подъема использовать своих «казаков» (ЛЗАК, вып.
XXXIV(I), Л., 1927, стр. 201—202).
4 РИБ, т. XXXII, № 103.
5 Архив ЛОИИ, ф. Николаевского-Корельского монастыря.
№ 937, л. 4, 5, 15 об.
159
В середине XVI в. Николаевский-Корельский монастырь
нанимал на посаде «казаков» для обработки своей
пашни \ У этого монастыря были «наймиты» мельники и
«жерновщики»1 2. Очевидно, они работали в течение се-
зона— лета (см. о плате «наймитам летовым»)3.
В 1543/44 г. в селе Спасском Кирилло-Белозерского мо-
настыря был «двор коровей монастырский, а живут в нем
дети монастырские» 4. Кирилловские детеныши выполняли
основные сельскохозяйственные работы: «Весне дети ра-
таи взорют целизну яровое поле», затем «робята изборо-
нят», после чего «в паренину ратаи взорют» и т. п. Это
описание сельскохозяйственных работ, как установил
А. X. Горфункель, относится примерно к середине XVI в.5
Казаки из окрестных земель («выремские», «сумские»)
работали в 1548 г. в Соловецком монастыре. Были слу-
чаи, когда сюда приходили и казаки «незнаемые» 6.
Наемный труд применялся и Троице-Сергиевым мона-
стырем при работе его варниц. Так, в 1545 г. в Нерехте
были «варницы и двор монастырской и казачьи дворы и
лавки на торгу», у Соли Переяславской и у Соли Галиц-
кой тоже были «казачьи дворы» 7. «Казаки» работали на
постройке ограды Троице-Сергиева монастыря в 1540 г.8
В 1548 г. в новгородском архиепископском доме для
обработки пашни была наемная «мельнитцкая дружина»,
получавшая жалование 9.
В 1531 г. «казаки» за небольшую сдельную плату вы-
полняли небольшие вспомогательные работы во исков-
1 «Саватей старец в Неноксу ездил казаков наймовати на
страду» (Архив ЛОИИ, ф. Николаевского-Корельского мона-
стыря, № 937, л. 6 об.).
2 Там же, л. 10.
3 Там же, л. 21 об.
4 А. X. Горфункель, указ, соч., стр. 93.
5 Там же.
3 ААЭ, т. I, № 221, стр. 210—211.
7 Троице-Сергиев м., кн. 527, л. 256—257 об. В 1542 г. «ка-
заки-приходцы» поражались «в варницы, и в поворы и в водо-
ливы» за Троицкий монастырь в Новой Соли на Холуе (ААЭ,
т. I, № 200, стр. 179).
8 ААЭ, т. I, № 190, стр. 167.
9 И. К. Куприянов, указ, соч., стр. 41.
160
ской Завеличской церкви (чистили погреб и др.) Около
1553 г. детеныши были в костромском Ипатьеве мона-
стыре, где они получали «наем», «шубы», «сапоги»1 2.
«Дети деловые», очевидно, работали на монастырской
пашне.
Изучению характера феодального найма уделила
внимание А. М. Панкратова3. Отмечая некоторый рост
численности «наймитов» уже с XV в., она считала, что
для XV—XVI вв. нельзя еще говорить об изменении
характера эксплуатации наемного труда — его феодаль-
ная основа оставалась непоколебленной. Расширение
применения наемного труда связано с ростом товарного
производства, вызывавшего потребности в рабочей силе
для ремесла, как и для хозяйства феодалов, приспосаб-
ливавшихся к товарным отношениям4. Вместе с тем
рост товарного производства приводил к усилению иму-
щественного неравенства на посаде и среди крестьян-
ства. Происходит обезземеливание крестьянства и обни-
щание посадских людей; из этой среды и появляются
«наймиты», «казаки» и «детеныши»5. Сфера применения
наемного труда еще была узка. Из приведенного выше
материала видно, что она ограничивалась хозяйством
крупных феодалов6 и посадом (соляная и железодела-
тельная промышленность в первую очередь).
Вопрос о форме эксплуатации детенышей в Волоко-
ламском монастыре по Книге ключей впервые был по-
ставлен М. Н. Тихомировым. Он указал, что большинство
«детенышей», несомненно, принадлежало к зависимым
1 И. П. Сахаров, Расходная книга псковской Завеличской
церкви, стр. 1, 2.
2 «Сборник Археологического института», кн. б, отд. II,
стр. 127, 129 (величина «найма» — 7 алтын).
8 См. А. М. Панкратова, Наймиты на Руси в XVII в.,
стр. 200—215; см. ее же, О роли товарного производства при
переходе от феодализма к капитализму («Вопросы истории»,
1953, № 9, стр. 59 и след.).
4 А. М. Панкратова справедливо писала: «Барщинная си-
стема хозяйства» сделала наемный труд «жизненно необ-
ходимым» (А. М. Панкратова, Наймиты на Руси в XVII в.,
стр. 202).
5 Там же, стр. 204.
6 Там же, стр. 203.
И А А. Зимин
161
монастырским людям 1. Одним из доказательств зависимо-
сти является, по мнению автора, система поруки, гаранти-
ровавшая их службу за взятые вперед из монастырской
казны деньги; они могли уйти до срока, только «уплатив
полученные деньги»1 2. Эти выводы вызвали возражение
Б. Д. Грекова, который утверждал, что мы имеем дело
с «текучей массой монастырских работников»3. Дете-
ныши — «одна из многочисленных категорий наемных
людей». Зависим<>сть их от господина была «очень отно-
сительна». Причем, как правило, замечал Б. Д. Греков,
заработная плата детенышу выдается после выполнения
работы, а не вперед4. Такая характеристика положения
детенышей создает не вполне правильную оценку фео-
дального найма.
Книга ключей Волоколамского монастыря рисует до-
вольно полно условия жизни детенышей и «мастеров»,
ремесленников, работавших на заказ (портных, кузне-
цов, сапожников и др.) в крупной вотчине середины
XVI в. (1547—1560 гг.). Все они обычно получали
в октябре вперед на год денежный «оброк», называв-
шийся иногда «наймом»5, определенную сумму (дете-
ныши обычно 4 гривны), которую они должны были от-
работать своим трудом. Чтобы закрепить детенышей за
монастырем, была создана сложная система поруки:
если детеныш досрочно уходил или убегал, поручник воз-
вращал в монастырь взятые им деньги6. Поручниками
детенышей могли быть их отцы, ведшие самостоятельное
хозяйство, т. е. имевшие дворы в монастырской вот-
чине; могли быть ими особо проверенные слуги, старцы.
Если детеныш сам был домохозяином, то наличие двора
у него могло засчитаться ему в поруку. Кроме платы
деньгами, детеныши могли получать и натуральное до-
вольствие. В Волоколамском монастыре им выдавалось
1 М. Н. Тихомиров, Монастырь-вотчинник XVI в., стр. 149.
2 Там же, стр. 150.
3 Б. Д, Греков, Крестьяне на Руси, кн. 2, стр. 150—153 и
след.
4 Там же, стр. 154.
5 В древней Руси «наймом» же называлась «лихва», про-
центы с долга; ср. Б. Д. Греков, Крестьяне на Руси, кн. I, М.,
1950, стр. 170.
6 Н. Тимофеев, указ, соч., стр. 68.
162
питание в «чулане» вместе со всеми другими служеб-
никами Жили они обычно в самом монастыре на «де-
тином дворце» (или детиной избе) и находились под
контролем специально приставленного к ним слуги (в ка-
балах конца 60—70-х годов XVI в. Спасо-Прилуцкого
монастыря этот слуга именовался нарядником) 1 2. Могли
они жить и по селам.
Основным занятием детенышей были сельскохозяй-
ственные работы и в первую очередь обработка мона-
стырской пашни в той же мере, как это делали деловые
люди, основным занятием которых была обработка пашни
светских феодалов3. Из детенышей или «делавцев чер-
ных», как их называет «Обиходник» Ефимия Туркова,
вербовались многочисленные истопники, дворники, пова-
ренки (ср. «поваренные детеныши» в Костромском мо-
настыре), «мастера» — ремесленники, обслуживавшие раз-
личные нужды монастырского хозяйства (их встречаем
на кузнечном дворце, в числе дворников и т. д.).
Детеныши в подавляющем большинстве своем проис-
ходили из крестьян подмонастырских сел и деревень
(у Лариона Алексеева был двор в деревне Фадеевой, дядя
Сергея Драничникова жил в деревне Чаще и т. д.) 4.
Если формально детеныши, отработав год, могли уйти, то
по существу они были лишены этой возможности. Полу-
чив денежный оброк в виде задатка, они к концу срока
службы снова вынуждены были идти в кабалу, поскольку
в большинстве своем они собственного хозяйства, а от-
сюда, следовательно, и средств для собственного обеспе-
чения не имели. В Книге ключей Волоколамского мона-
стыря зарегистрирована выплата оброков за 13 лет
(1547—1559 гг.), причем ежегодно за монастырем было
1 Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина,
Волоколамский монастырь, кн. 681, л. 91.
2 В. Г. Гейман, указ- соч., под № 13, 14, стр. 289.
3 М. Н. Тихомиров, Монастырь-вотчинник XVI в., стр. 144.
На пашне работали детеныши Николаевского-Корельского мо-
настыря в 1554 г. («Сборник грамот Коллегии экономии», т. I,
№ 138). В середине XVI в. пашню Софийского дома обрабаты-
вали так называемые «дружины» наемных людей, близких по
положению к детенышам (Б. Д. Греков, Очерки по истории
хозяйства новгородского Софийского дома, II, стр. 126—129).
4 Книга ключей, стр. 13, 69.
юз
до 50 детенышей. Примерно половина этого числа слу-
жила, по имеющимся отрывочным данным, не менее
десяти лет. Если бы у нас были сведения за больший от-
резок времени и более исправные, то мы могли бы убе-
диться, что на монастырь работали детеныши из поко-
ления в поколение. Характерно, что из 45 детенышей,
получивших оброк на 1556/57 г., 40 человек работало
на монастырь раньше или позже этого года и только
5 упомянуты в Книге ключей всего один раз. «Перехо-
жие» детеныши из «гулящих» людей-казаков, представ-
ляют собою явление довольно редкое (их число увели-
чивается только в XVII в.). Появление детенышей как
группы зависимых людей в русских монастырях XVI в.
свидетельствовало о разорении крестьянства, ухудшении
его материального положения. ЗаДавленные феодальным
гнетом крестьяне вынуждены были сами идти в кабалу
или отдавать в кабалу своих детей.
Феодальный характер эксплуатации детенышей, та-
ким образом, виден из анализа его условий. Даже
в XVII в., по словам А. М. Панкратовой, наймиты «были
ближе к феодально зависимым людям, чем к вольно-
наемным рабочим позднейшего времени» ]. Грань, раз-
делявшая детенышей от кабальных людей, также была
невелика. В нашем распоряжении имеются «кабалы» се-
редины XVI в. обедневших людей, аналогичные служи-
лым кабалам, заключая которые эти люди становились
монастырскими детенышами. Так, Моисей Нифантиев
с детьми в 1552/53 г., заняв у келаря Спасо-Прилуцкого
монастыря 1 рубль денег на год, обязывался поставить избу
в деревне Левашеве, «пахать... да и оброк мне дать по
книгам»; он стал монастырским детенышем1 2. Иногда
в кабале прямо оговаривалось: «за рост» закабаляемый
обязан «служити в детех на дворце, всякое дело черное
делати з детьми. А полягут деньги по сроце и мне слу-
жити по тому же за рост» 3. Перерастание наемного труда
1 А. М, Панкратова, Наймиты на Руси в XVII веке, стр. 205,
209—210.
2 В, Г. Гейман, указ, соч., под № 1, стр. 285.
3 Там же, под № 12; ср. № 13, 14, стр. 288—289.
/64
в кабальный свидетельствовало о том, что этот труд не
сделался основой для формирования капитализма 1.
Таким образом, к середине XVI в. в результате углуб-
ления процесса общественного разделения труда уве-
личилось значение ремесла и торговли в хозяйственной
жизни страны. Росли города. Говоря о средневековой
Европе, Энгельс отмечает, что «бюргеры стали классом,
который олицетворял собой дальнейшее развитие произ-
водства и обмена, образования, социальных и политиче-
ских учреждений» 1 2.
Сходные процессы происходили и в России. В рус-
ских городах происходит уже процесс расслоения посад-
ского населения на «лучших» и «молодших» людей. По-
явление городского патрициата и рост посадской бед-
ноты приводил к обострению классовой борьбы между
ними, что ярко проявилось в городских движениях сере-
дины XVI в.
1 См. А. М. Панкратова, О роли товарного производства при
переходе от феодализма к капитализму, стр. 70—71.
2 Ф. Энгельс, О разложении феодализма и возникновении
национальных государств, стр. 154.
Глава IV
ПОЛИТИЧЕСКИЙ СТРОЙ РУССКОГО
ГОСУДАРСТВА НАКАНУНЕ РЕФОРМ
оссийское централизованное государство пер-
вой половины XVI в. представляло собой
аппарат насилия господствующего класса
феодалов.
К середине XVI в. в экономике страны
явно обозначились серьезные сдвиги, которые,
однако, еще не нашли достаточно полного от-
ражения в надстройке и прежде всего в поли-
тическом строе общества. Командные высоты
в государственном аппарате по-прежнему за-
нимали представители княжеско-боярской ари-
стократии, а сам этот аппарат сохранял мно-
гие черты старой дворцово-вотчинной адми-
нистрации. Несмотря на то что к середине
XVI в. все больше и больше проявлялись
черты политического влияния дворянства (со-
166
здание губных учреждений и т. д.), задачи перестройки
государственного аппарата в целом не были еще ре-
шены.
*
Российское государство первой половины XVI в.
распадалось на отдельные «земли», частью даже княже-
ства, сохранявшие «живые следы прежней автономии»,
свои особенности в управлении. Страна еще не изжила
экономическую раздробленность, что объясняло в ко-
нечном счете и существование пережитков раздробленно-
сти политической, наличие полусамостоятельных удель-
ных княжеств, имевших свой аппарат управления, не
всегда прочно связанный с великокняжеской канцеля-
рией L
К середине XVI в. сохранялись удельные княжества
брата Ивана IV Юрия Васильевича Углицкого, его двою-
родного брата Владимира Андреевича (Старицкий удел),
а также менее значительные уделы княжат Воротынских,
Одоевских и Мстиславских. Впрочем, эти княжата посте-
пенно из числа «слуг» — вассалов переходят на положение
великокняжеских бояр, теряя остатки былой самостоя-
тельности. Удел слабоумного князя Юрия фактически
управлялся великокняжеской канцелярией, где существо-
вал специальный Угличский дворец. Таким образом,
процесс ликвидации уделов на Руси постепенно завер-
шался.
Высшая власть к середине XVI в. в Российском госу-
дарстве осуществлялась великим князем и Боярской ду-
мой. Образование Русского централизованного государ-
ства привело к значительному увеличению авторитета
1 См. С. Б. Веселовский. Последние уделы в Северо-Восточ-
ной Руси, стр. 101 и след.; С. М. Каштанов, Из истории послед-
них уделов («Труды Московского государственного истопико-
архивного института», т. X, М.. 1957, стр. 275—302); В. С. Шуль-
гин, Ярославское княжество в системе Ргсского централизо-
ванного государства в конце XV — первой половине XVI вв.
(«Научные доклады Высшей школы. Исторические науки», № 4,
1958, стр. 15).
167
великокняжеской власти. Великому князю принадлежало
право назначать на высшие государственные должности,
в том числе в Боярскую думу. Он же возглавлял воору-
женные силы страны и ведал ее внешнеполитическими
делами. От его имени издавались законы. Великокняже-
ский суд являлся высшей судебной инстанцией1. При
всем этом власть великого князя была ограничена Бояр-
ской думой, являвшейся сословным органом княжеско-
боярской аристократии.
Боярская дума, как совет представителей феодаль-
ной аристократии, занимала важное место в правитель-
ственном аппарате1 2. Бояре не только участвовали в за-
седаниях великокняжеского суда, но часто «бояре вве-
деные» вершили дела в суде последней инстанции3.
Иногда решения («приговоры») принимались на заседа-
нии Боярской думы в целом4.
Особенно увеличилось значение Боярской думы
в годы малолетства Ивана IV. На ее заседании решался
вопрос о «поимании» князя Андрея Старицкого, с «бояр-
ского совету» выступали против своих политических
противников князья Шуйские5, Боярская дума обсу-
ждала в 1541 г. вопрос о походе против крымского
хана 6, принимала решения по земельным и иным делам
1 Великий князь судил феодалов-иммунистов. Он же выно-
сил решения по другим делам, которые не был в состоянии
решить суд низшей инстанции.
2 Об аристократическом составе Боярской думы см.
В. О. Ключевский, Боярская дума древней Руси, Пг., 1919. О ее
деятельности в первой половине XVI в. см. Г. Б. Гальперин,
указ, соч., стр. 195—210.
3 Так, на суде, состоявшемся в 1535 г., судья низшей ин-
станции «рекся» доложить, т. е. передать дело на рассмотрение
высшей инстанции «великого князя или его бояр» (АГР, т. Г,
№ 45). В 1538 г. указано было истцу «стати на Москве перед
бояры у доклада», в результате чего он «з боярского докладу»
получил селище (АГР, т. I, № 50).
4 См., например, «приговор боярской» 1520 г. о «разграблен-
ной» деревне одного попа (Н. П. Лихачев, Разрядные дьяки
XVI в., стр. 176—177). В 30-х годах XVI в. «приговорили дати
все бояре» мельницу на оброк (С. А. Шумаков, Обзор, вып. IV,
Ко 1302, стр. 474).
5 Подробнее см. главу V.
6 ПСРЛ, т. Vljf, стр. 297.
168
Заседание Боярской думы — приговор об ограничении
местничества в 1550 г.
Миниатюра из Лицевого свода XVI в.
отдельных феодалов L Бояре занимали важнейшие
посты в центральном (дворцовом) и местном (наместни-
ческом) аппарате. Наряду с великим князем бояре рас-
сматривали наиболее ответственные судебные споры
феодалов1 2. Из их среды назначались крупнейшие вое-
начальники. Велика была роль Боярской думы во внеш-
неполитических делах. Бояре ставились во главе посоль-
ских миссий3 и вели переписку с панами рады Великого
княжества Литовского. Все важнейшие внешнеполитиче-
ские дела рассматривались великим князем совместно
с боярами4. Присутствовали бояре и на аудиенциях,
приемах послов5.
Состав Боярской думы в первой половине XVI в. был
невелик: так, к концу 1533 г. в нее входило всего около
12 человек бояр и трое окольничих6. Думные должности
находились в руках у небольшого числа аристократиче-
ских фамилий. Это были прежде всего группа чернигово-
северских князей и «гедиминовичей» (Глинские, Бель-
ские, Оболенские, Мстиславские и др.), затем потомки
1 В грамоте 1537/38 г. сообщалось, что обмен вотчинами
между Сабуровым и Пешковыми был произведен по решению
Боярской думы. С. Д. Пешков «искал» на своем племяннике
«перед бояры», «и бояре... вотчинами велели розменитесь»
(Троице-Сергиев м., кн. 530, Коломна, № 5). Митрополичий
боярин В. Ф. Сурмин вспоминал в 1541/42 г.: «По той кабале
мы били с Ушаком перед бояры перед великого князя, и по
грехом по моим бояре на мне велели выть по кабале взяти»
(там же, л. 30—38).
2 См. АФЗиХ, ч. 1, № 222. Их обычно именовали «введеные
бояре».
з Сб. РИО, т. LIX, № 6, 9, стр. 66, 147 и др.
4 Формула великий князь «приговорил с бояры» встречается
обычно в посольских делах (ЦГАДА, Крымские дела, кн. 8,
л. 209 об., 230 и след.). В случае, когда Боярская дума выно-
сила то или иное решение, в документах писалось, что «бояре
приговорили», а когда к определенному решению не пришли,
писалось: «бояре поговорили» (Сб. РИО, т. LIX, № 9, сто. 158).
См. также С. Б. Веселовский, Две заметки о Боярской думе
(«Сборник статей, посвященных С. Ф. Платонову», СПб., 1911,
стр. 299 и след.).
5 Сб. РИО, т. LIX, стр. 65 и др.; ср. В. И. Савва, указ. соч..
вып. I, стр. 168.
6 А. А. Зимин, Состав Боярской думы в XV—XVI вв. («Ар-
хеографический ежегодник за 1957 г.», М., 1958, стр. 41—87),
170
ростово-суздальских княжат (Ростовские, Шуйские, Гор-
батые и др.) и, наконец, представители старомосков-
ского боярства (Морозовы, Шеины, Челяднины, Ворон-
цовы). Кичливая феодальная знать вела между собой
постоянную борьбу за земли, чины и звания.
Порядок назначения на думные, равно как и на дру-
гие высшие судебно-административные и военные долж-
ности, определялся системой местничества, т. е. положе-
нием феодала на сословно-иерархической лестнице. Эт0
положение зависело от ряда обстоятельств и прежде
всего от знатности «рода», т. е. от происхождения; имели
Значение «службы» данного лица и его предков при ве-
ликокняжеском дворе \ Знатные княжеские и боярские
фамилии имели преимущественное право на занятие
высших должностей в государственном аппарате. С этим
правом вынуждена была считаться даже великокняже-
ская власть, что приводило к засилью феодальной
аристократии в высших органах власти и управления
страной. Задачи укрепления централизованного аппа-
рата власти настоятельно требовали ликвидации этого
засилья.
К середине XVI в. все явственнее обнаруживалась
тенденция к ограничению боярского своеволия. Эт0
прежде всего выражалось в росте значения великокняже-
ской власти. Один из руководителей боярской оппози-
ции, И. Н, Берсень Беклемишев, говорил о Василии III,
что «ныне, деи, государь наш запершыся сам третей у по-
стели всякие дела делает» 1 2. Яркой иллюстрацией к этим
словам Берсеня была история составления Василием III
своего завещания незадолго до смерти 3. Постепенно про-
исходят изменения и в составе Боярской думы. В связи
с возросшей политической ролью дворянства в делах
этого учреждения стали принимать большое участие
дети боярские, «которые в Думе живут» (среди них,
1 Подробнее см. А. И. Маркевич, История местничества
в Московском государстве в XV—XVI вв., Одесса, 1888.
2 ААЭ, т. I, № 172, стр. 142.
3 См. А. Е. Пресняков, Завещание Василия III («Сборник
статей по русской истории, посвященных С. Ф. Платонову»,
стр. 71—80).
171
например, любимец Василия III И. Ю. Шигона Под-
жогин и др.) \ и дьяки, взявшие в свои руки все
делопроизводство Думы. Зарождались, таким образом,
новые думные чины — думных дворян и думных
дьяков1 2.
В боярских комиссиях Думы наряду с боярами вид-
ное место занимали казначеи, дьяки и неродовитые фео-
далы 3.
Но особенное значение для судеб правительственного
аппарата имело увеличение роли дворцового аппарата
и великокняжеской канцелярии. Создание централизо-
ванного государства привело к расширению великокня-
жеского хозяйства, управление которым было сосредото-
чено в руках у дворецкого4. Дворецкий не только ведал
в судебно-административном отношении населением ве-
ликокняжеского домена, но часто выступал и в качестве
судьи последней инстанции. Вместе с тем дворецкие
долгое время активно участвовали в решении ряда обще-
государственных дел. В их распоряжении находился боль-
шой штат дьяков, постепенно специализировавшихся по
выполнению различных государевых «служб». Наряду
с казначеями дворецкие осуществляли контроль над дея-
тельностью кормленщиков5. Дворецкие выдавали и
скрепляли своей подписью жалованные грамоты фео-
далам6. Они же судили самого иммуниста или населе-
ние его владений по спорным делам с другими фео-
1 Сб. РИО, т. XXXV, стр. 40. Оружничий имел штаты своих
помощников; ср. под 1513 г. оружничего и тех, кто «с ним (же)
и доспеху стряпают» (ДРК, стр. 52).
2 См. Н. П. Лихачев, Думное дворянство в Боярской думе
XVI в. («Сборник Археологического института», СПб., 1898,
кн. 6, стр. 3—16).
3 Подробнее см. В. И. Савва, указ, соч., вып. I, стр. 29 и
след.; С. А. Белокуров, О Посольском приказе, стр. 1 и след.
4 Дворецкие, например, судили великокняжеских бортни-
ков и, очевидно, других людей дворцовых земель (см. грамоту
1535 г. в Государственном архиве Владимирской области,
ф. 575, № 1, л. 2 об.). Они отдавали распоряжения, касавшиеся
дворцовых крестьян (грамота 1547 г., ГИМ, Симонов монастырь,
кн. 58, л. 83—184 об.).
5 П. А. Садиков, Очерки по истории опричнины, стр. 215—
216.
6 АГР, т. I, № 52.
/72
далами, черносошными крестьянами или посадскими
людьми 1.
Суд по наиболее важным уголовным делам (разбое
и татьбе с поличным) также входил в компетенцию дво-
рецких1 2. Суд дворецкого был вообще последней инстан-
цией: ему, как и «введеным боярам», докладывались
все дела, не решенные судом низшей инстанции3.
Н. Е. Носов считает, что до реформ середины XVI в.
дворцовые ведомства и казна сосредоточивали в своих
руках почти все основные отрасли государственного
управления4. Если даже признать, что Н. Е. Носов
несколько преувеличивает значение дворцовых ведомств,
то и при этом условии дворец останется одним из
основных правительственных учреждений конца XV —
первой половины XVI в. (наряду с Боярской думой
и др.).
Возникновение института дворецких, следовательно,
тесно связано с процессом создания Русского централи-
зованного государства. Великокняжеские дворецкие
в своем большинстве вербовались из состава старинного
нетитулованного боярства, с давних пор тесно связан-
ного с Москвою. Конечно, при назначении на эту
должность играли большую роль и другие не менее
важные обстоятельства (служба при великокняжеском
дворе, родственные связи с московским государем
и др.).
К числу важнейших дворцовых чинов принадлежал
«конюший» (упоминается в источниках с начала XVI в.).
Позднее, в XVII в., Котошихин, вспоминая старину,
писал, что «кто бывает конюшим, и тот первой боярин
чином и честию»5. Даже дворецкий на местнической
лестнице рассматривался «честию» вторым, т. е. «под
1 АГР, т. I, № 52, 53; С. А. Шумаков, Обзор, вып. IV, № 1391.
2 С. А. Шумаков, Новые губные и земские грамоты
(ЖМНПр., 1909, № 10, стр. 339).
3 См. АГР, т. I, № 54, 55 и др.
4 Н. Е. Носов, Очерки, стр. 322.
5 Г. Котошихин, О России в царствование Алексея Михай-
ловича, изд. 4, СПб., 1906, стр. 81. О дворцовых чинах XVI—
XVII вв. сводку фактических данных см. В, И. Сергеевич, указ,
соч., стр. 466—559.
173
конюшим первой» \ Конюшими, как и дворецкими, назна-
чались представители старомосковской аристократии (дол-
гое время, например, ими были Челяднины). Возможно,
еще в начале XVI в. появился чин кравчего, который
обязан был во время пиров ставить на великокняже-
ский стол «яству» и подносить великому князю чаши
с напитками1 2. О кравчих в первой половине XVI в. со-
хранились лишь неясные сведения; позже исполнение
Этой должности предшествовало получению боярского
Звания.
В начале XVI в. в связи с возросшим значением огне-
стрельного оружия появился чин «оружничего», которому
были подведомственны «доспех» (т. е. вооружение) и «ма-
стеры» (т. е. оружейники) 3. Этот чин считался ниже ко-
нюшего, кравчего и дворецкого. Оружничими назначались
менее знатные представители московского боярства, имев-
шие обычно титул окольничего (Салтыковы, Карповы
И др.).
Ниже на иерархической лестнице дворцовых чинов
находились ясельничие, сокольничие, ловчие и постель-
ничие 4. Они вербовались из среды дворянства, часто вы-
шедшего из состава несвободных слуг. Ясельничие явля-
лись помощниками конюших и ведали государевой ко-
нюшней. Принимали они участие и в организации
дипломатических сношений с ногаями, доставлявшими
в Россию коней. Постельничий ведал великокняжеской
спальней5. Сокольничий и ловчий организовывали
великокняжескую охоту. Мелким придворным чином был
1 Г. Котошихин, указ, соч., стр. 88. В разрядных росписях
за первую половину XVI в. конюший обычно упоминается пе-
ред дворецким; ср. ДРК, стр. 44, 129, 144.
2 Г. Котошихин, указ, соч., стр. 25; В. Лю бич-Романович,
указ, соч., стр. 30—31.
з Сб. РИО, т. LIX, стр. 63.
4 В разрядных росписях первой половины XVI в. оружни-
чий упоминается после окольничего (ДРК, стр. 44, 73, 126, 138,
145).
5 Г. Котошихин, указ, соч., стр. 29. У постельничего был
штат постельников (спальников) из молодых дворян. В разря-
дах под 1545 г. упоминаются «за постелею с постельничими
постельники» (ДРК, стр. 21).
174
стольник, распоряжавшийся обеспечением княжеского
стола (продовольственным снабжением) Ч
Средством обеспечения этих дворцовых чинов были
кормления, сбиравшиеся с путей, т. е. административно-
территориальных единиц, население которых было подве-
домственно феодалам, исполнявшим служебные обязанно-
сти по дворцовому управлению. «Сокольничий», «ловчий»
и «конюший» пути известны еще с середины XIV в.1 2
Удельный вес перечисленных выше отраслей дворцо-
вого управления в общей системе централизованного
аппарата власти по мере укрепления Русского государ-
ства уменьшался. Вместе с тем государев дворец все
более и более использовался великокняжеской властью
для борьбы с феодальной знатью. На дворцовые должно-
сти назначались наиболее преданные великому князю
представители господствующего класса. Как правило,
титулованная знать (в первую очередь княжата) была
отстранена от занятия дворцовых должностей, которые
замещались представителями боярских фамилий, издавна
связанных с Москвою (Морозовы, Тучковы, Салтыковы,
Челяднины, Воронцовы и др.).
Особенно важную роль в укреплении государствен-
ного аппарата сыграла система областных дворцов и го-
сударева казна.
По мере присоединения к Москве последних самостоя-
тельных и полусамостоятельных феодальных княжеств,
по мере ликвидации уделов в конце XV — первой поло-
вине XVI в. появлялась необходимость в организации
центрального управления этими территориями. Включен-
ные в состав единого Русского государства, уделы пере-
стали быть источником для создания новых княжеств
ближайших родичей московского государя, а постепенно
становились неотъемлемой частью общегосударственной
территории. Вместе с тем в изучаемый период еще была
неизжита экономическая раздробленность страны, поэтому
о полном слиянии новоприсоединенных территорий с ос-
новными не могло быть и речи. Этим и объясняется
1 Ловчему были подведомственны специальные деревни,
населенные бобровниками (ААЭ, т. I, № 150), а стольнику —
переяславские рыболовы (там же, № 143).
2 ДиДГ, № 2, стр. И.
175
тот факт, что управление удельными землями в Москве
сосредоточивалось в руках особых дворецких, ведомство
которых было устроено по образцу московского дворец-
кого.
Присоединяя те или иные княжества к Москве, вели-
кие князья забирали в фонд дворцовых и черносошных
земель значительную часть владений местных феодалов
(например, в Новгороде). Система дворецких обеспечи-
вала на первых порах управление этими землями на ново-
присоединенных территориях.
История создания областных дворцов конца XV —
начала XVI в. связана с уничтожением самостоятельности
отдельных феодальных княжеств. Это можно проследить
и на истории дворцов, возникающих по мере ликвидации
удельных феодальных княжеств.
Присоединение Новгорода и создание там фонда вели-
кокняжеских земель вызвали необходимость сложения
ведомства новгородского дворецкого L
После присоединения Твери к Москве (1485 г.) неко-
торое время тверские земли находились в уделе старшего
сына Ивана III князя Ивана Молодого, в начале XVI в.,
около 1501 г., — в уделе наследника Василия Ивановича1 2.
К 1504 г. уже сложился Тверской дворец 3. После смерти
князя Федора Борисовича Волоцкого волоколамские
земли вошли в состав этого же дворца4. После оконча-
тельного присоединения Рязани в 20-х годах XVI в. обра-
зовался Рязанский дворец5. Уже издавна в Нижнем
Новгороде были значительные земли, являвшиеся достоя-
нием великого князя. Ведал ими дворский6. В связи с за-
1 В ноябре 1476 г. уже упоминается новгородский дворец-
кий Роман Алексеев (ПСРЛ, т. XXV, М.—Л., 1949, стр. 304).
2 См. грамоты великого князя Василия Ивановича 1 авгу-
ста 1501 г. на дворы в г. Кашине (АСЭИ, т. I, № 637).
3 Тверской дворецкий упоминается в завещании Ивана Ш
1504 г. (ДиДГ, № 89, стр. 363).
4 В 1534 г. И. Ю. Шигона Поджогин назывался тверским и
волоцким дворецким (ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 409).
5 Рязанский дворецкий упоминается в августе — декабре
1539 г. (ДРК, стр. 112; С. А. Шумаков, Материалы для истории
Рязанского края, вып. I, Рязань, 1898, стр. 11).
6 В 1519 г. дворским был Александр Жедринский (АГР,
т. I, № 75).
176
дачами организации обороны от нападений казанских
татар и с увеличением роли Нижнего Новгорода управле-
ние этими землями было передано особому (нижегород-
скому) дворецкому L
20—ЗО-е годы XVI в. были временем расширения со-
става областных дворцов. Вместе с тем усиливается руко-
водящая роль московского дворецкого, который начинает
теперь именоваться «большим», и великокняжеского
дворца, который отныне получает название Большого
дворца в отличие от областных1 2.
После ликвидации Дмитровского удела князя Юрия
Ивановича (1533 г.) образуется Дмитровский дворец3.
После смерти углицкого князя Дмитрия Ивановича
(1521 г.) некоторое время Углицкий удел находился во
владении слабоумного брата Ивана IV — Юрия. Факти-
чески управление этими землями осуществлялось в Углиц-
ком дворце, власть которого распространялась также на
Галич, Кострому, Зубцов, Бежецкий Верх и, возможно,
Переяславль Залесский.
На должности дворецких назначались представители
княжеско-боярской знати из числа «введеных бояр»4.
Функции областных дворецких были близки к компетен-
ции дворецких Большого дворца. В их руках находился
надзор над судебно-административной властью наместни-
ков, волостелей и городовых приказчиков5. Они тво-
рили высший суд над местными феодалами, черносошным
и дворцовым населением6. Дворецкие контролировали
1 В 1522/23 г. уже упоминается нижегородский дворецкий
А. Н. Бутурлин (Сб. РИО, т. XXXV, стр. 643, 670).
2 См. упоминание в декабре 1534 г. Большого дворца
(«Сборник Муханова», изд. 2-е, СПб., 1866, № 319) и его же
в декабре 1535 г. (Государственный архив Владимирской обла-
сти, ф. 575, № 1, л. 20 об.).
3 Упоминается в августе 1538 г. (ДРК, стр. 104).
4 См. в грамоте 1543 г. Ивана IV, где упоминается «введе-
ный боярин, у которого будет матери моей в|еликой] княгини
дворец в приказе» (С. А. Шумаков, Обзор, вып. IV, № 1329,
стр. 481—482).
5 ГКЭ, Переяславль-Рязанский, № 4/9824.
6 См. в подписи 1551 г. на жалованной грамоте: «Аз, Царь
и великий князь сам или мой дворецкой Рязанскаго дворца»
(Амвросий, История Российской иерархии, ч. 3, М., 1811,
стр. 719); ср. грамоту 1560 г. Нижегородского дворца (А. К. Ка-
12 А. А. Зимин	^77
выдачу иммунитетных жалованных грамот местным фео-
далам. Как показывают наблюдения Н. Е. Носова, из
канцелярий областных дворцов выходили уставные губ-
ные грамоты. Так, вятская грамота дана была из Боль-
шого дворца, грамота троицким селам Тверского и других
уездов — из Тверского дворца, а новгородские дворцовые
дьяки подписывали грамоты Бежецкого и Белозерского
уездов L
Когда мы говорим о круге дел, на которые распро-
странялась компетенция областных дворцов, нужно иметь
в виду, что в ряде случаев областные дворецкие делили
свою власть с другими правительственными органами
того времени (например, в губных делах большую роль
с 1539 г. играла боярская комиссия по разбойным
делам; боярский суд сосуществовал с судом дворец-
кого и т. п.).
Значение областных дворцов в централизации мест-
ного управления обычно исследователями игнорировалось.
Однако именно в областных дворцах сосредоточивался
высший контроль над деятельностью кормленщиков. Не-
которые из этих дворцов, возможно, позднее трансформи-
ровались в четверти* 1 2. Согласно статье 72 Судебника
1550 г., для контроля над деятельностью наместников по-
сылались «розметные книги» в Москву к тем «бояром и
к дворецким и к казначеем и дьяком, у кого будут кото-
рые городы в приказе». Речь идет в данном случае об
областных дворцах («которые городы в приказе») 3.
банов, Материалы по истории Нижегородского края из столич-
ных архивов, вып. III — «Действия Нижегородской архивной
комиссии», т. XIV, Нижний Новгород, 1913, отд. 3, стр. 15).
В Нижнем Новгороде были дворцовые села (там же, стр. 42).
В 1551 г. в одной переяславской грамоте Троицкого монастыря
установлен срок явки «тех городов людем, которые городы
v которых бояр и у дворецких в приказе будут» (АН, т. I,
№ 157, стр. 282).
1 Н. Е. Носов, Очерки, стр. 316—320.
2 Так, например, возможно превратился в четверть Углиц-
кий дворец. См. состав территорий, ведавшихся У. Л. Пивовым,
как четвертным дьяком (П. А. Садиков, Очерки по истории
опричнины, стр. 243, 302).
3 См. обычную формулу о дворецком и городах «в его
приказе», встречающуюся в жалованных грамотах середины
XVI в.
178
Кормленые дьяки ведали делопроизводством в этих двор-
цах Ч Из дворцов выдавались кормленые и жалованные
грамоты на подведомственные наместникам и волостелям
территории. В дворцы сбирались особые пошлины дво-
рецкого и ключника1 2.
Создание областных дворцов было одним из этапов
преодоления феодальной раздробленности в управлении,
замены удельно-княжеского управления великокняжеской
администрацией 3.
В годы боярского управления уже ярко проявились
слабые стороны дворцовой системы управления. Терри-
ториальный принцип организации центрального прави-
тельственного аппарата был недостаточно пригоден для
дальнейшей централизации управления эксплуатируемым
большинством населения. К тому же засилье в составе
дворецких представителей боярства не позволяло прави-
тельству использовать эти органы для борьбы с боярской
аристократией. Зародышем новых центральных органов
управления страной, отвечавших интересам широких
кругов дворянства, была государева казна4 с ее штатом
дьяков, размежевание дел которых уже строилось не
столько по территориальному, сколько по функциональ-
ному принципу.
Являясь неотъемлемой частью дворцового аппарата,
великокняжеская канцелярия — казна одновременно вы-
полняла ряд общегосударственных функций. Она была
центральным финансовым ведомством, государственным
архивом, а также принимала самое деятельное участие
1 Еще П. А. Садиков сопоставил дьяков, «у которых городы
в приказе», с «кормлеными», однако на связь их с дворцами он
не обратил внимания (П. А. Садиков, Очерки по истории оприч-
нины, стр. 222—223).
2 См. сотную на волость Высокую, Коломенского уезда,
в 1553—1554 гг. (С. А. Шумаков, Сотницы, вып. III, стр. 20—24).
3 Подробнее о дворцовых учреждениях см. А. А. Зимин,
О составе дворцовых учреждений Русского государства конца
XV—XVI вв. («Исторические записки», кн. 63, 1958, стр. 180—
205).
4 Казенный дворец упоминается в 1493 г. (ПСРЛ, т. VIII,
стр. 227), а великокняжеский казенный дьяк—еще в 1447—
1453 гг. (Н. П. Лихачев, Древнейшее упоминание дьяка казен-
ного— «Сборник Археологического института», кн. 6, отд. 3,
стр. 2).
*
179
в организации дипломатической службы. Казна ведала
также делами, связанными с организацией вооруженных
сил и обеспечением землею дворян-помещиков L
Видную роль в организации всей текущей работы каз-
ны играл казначей1 2. Казначеями назначались не предста-
вители княжеско-боярской знати, а лица, близкие вели-
ким князьям и хорошо знавшие финансовые вопросы и
вопросы внешнеполитических сношений Русского государ-
ства. Должность казначея в первой половине XVI в. на-
следовалась представителями двух семей — Траханиото-
вых и Головиных (Третьяковых), тесными узами связан-
ных с великокняжеским двором. Многие из Головиных и
Траханиотовых были большими специалистами в области
внешней политики и финансов3. Впрочем, постепенно
благодаря родственным и иным связям Головины и Траха-
ниотовы включились в состав московского боярства4,
а в годы боярского правления принимали самое актив-
ное участие в феодальных усобицах. Дальнейшее сохра-
нение должности казначеев в их руках уже служило
препятствием задаче укрепления централизованного ап-
парата.
Уже в начале XVI в. помощником казначея был пе-
чатник, ведавший государевой печатью5. Печатник при-
нимал самое деятельное участие во внешнеполитических
сношениях6. Он же, очевидно, скреплял печатью важней-
шие документы (в том числе жалованные грамоты).
Особенное значение в казне имел дьяческий аппарат,
из состава которого уже к середине XVI в. начали фор-
1 О роли казны см. Я. П. Лихачев, Библиотека и архив
московских государей в XVI столетии, СПб., 1894, стр. 45—54.
2 Впервые казначей Дмитрий Владимирович Овца Ховрин
упоминается в 1491 г. («Памятники дипломатических сношений
Древней России с державами иностранными», т. I, СПб., 1851,
стр. 82).
3 О роли казначеев в организации дипломатической службы
см. С. А. Белокуров, О Посольском приказе, стр. 1 и след.
4 См. об ртом С. Б. Веселовский, Владимир Гусев — соста-
витель Судебника 1497 г. («Исторические записки», кн. 5, 1939,
стр. 39).
5 Впервые печатник Ю. Д. Траханиотов упомянут в 1504 г.
(ДиДГ, стр. 364). Позднее Траханиотов был казначеем.
6 См. Сб. РИО, т. XCV, стр. 630; С. А. Белокуров, О Посоль-
ском приказе, стр. 162 и др.
180
мироваться будущие приказы. В литературе до недавнего
времени не было сколько-нибудь полного и верного осве-
щения начальной истории приказной системы. Долгое
время общепринятой являлась точка зрения, согласно ко-
торой уже к началу XVI в.
на Руси существовало «око-
ло десяти центральных при-
казов» с определенным со-
ставом и определенной
областью управления1.
На самом деле говорить
о существовании приказов
как учреждений можно
лишь с середины XVI в.,
что связано с усилением
Экономической и политиче-
ской роли дворянства1 2.
В первой половине XVI в.
происходило еще только за-
рождение системы приказов
внутри великокняжеской
канцелярии. Этот процесс
шел за счет формирования
дьяческого аппарата казны
и размежевания дел, подве-
домственных ему, по функ-
циональному принципу. Дьяк Посольского приказа.
Уже с конца XV в. дьяки	Гравюра XVI в.
государевой казны посте-
пенно все более и более берут в свои руки участие во
всех переговорах с иностранными державами. Такие
дьяки, как Федор Курицын, Федор Мишурин, Мень-
шой Путятин и Елизар Цыплятев, бесспорно являлись
крупными политическими деятелями своего времени3.
1 С. В. Юшков, История государства и права СССР, ч. 1,
изд. 2-е, М., 1947, стр. 187—188 и др.; «Очерки истории СССР.
Период феодализма IX—XV вв.», ч. 2, М., 1953, стр. 307—308.
2 См. подробнее А. А. Зимин, О сложении приказной си-
стемы на Руси, стр. 164—176.
3 Подробнее о составе посольских дьяков см. С. А. Белоку-
ров, О Посольском приказе, стр. 105 и след.
181
Примерно с того же времени дьяки государевой казны
уже ведут делопроизводство по военно-оперативным де-
лам; «разряды» за конец XV — первую половину XVI в.,
сохранившиеся в позднейших разрядных книгах, уже
своею точностью свидетельствуют об их современной за-
писи лицами, имевшими самое прямое отношение к госу-
дарственной канцелярии.
С конца XV в. обязанности дьяков пополняются еще
одной — ведением дел, связанных с ямской гоньбой,
т. е. службой связи. Уже в 1490 г. упоминается специаль-
ный ямской дьяк Т. С. Моклаков \ который ведал ямским
делом во всяком случае до 1505 г.1 2 Появление специаль-
ных ямских дьяков связывается со строительством спе-
циальных княжеских ямов (станций для княжеских и
посольских гонцов) 3. Ямские дьяки состояли при казна-
чеях, которые возглавляли руководство ямским делом4.
Кроме основных своих функций, ямские дьяки заверяли
и составляли акты на холопов, т. е. полные и докладные
грамоты5.
В 1496 г. впервые упомянут конюшенный дьяк6.
К концу XV в. восходят ранние свидетельства о дьяках,
ведавших земельными делами (будущие поместные
дьяки) 7. Поместные дьяки распоряжались испомещением
1 РИБ, т. XVII, отд. 2, № 383; ср. под 1492 г. (АЮБ, т. I,
стр. 721).
2 И. Я. Гурлянд, Ямская гоньба в Московском государстве
до конца XVII века, Ярославль, 1900, стр. 77.
3 «Памятники дипломатических сношений Древней Рос-
сии. ..», т. I, СПб., 1851, стб. 23—24.
4 Сб. РИО, т. LIX, стр. 43; ср. Я. Я. Гурлянд, указ, соч.,
стр. 80. В 1536 г. ямскими делами занимались дьяки В. Рахма-
нов и М. Казаков, а в 1543 г. — М. Ковезин (Сб. РИО, т. LIX,
стр. 43, 64, 214).
5 ДиДГ, № 89, стр. 361; «Архив историко-юридических све-
дений, относящихся до России», изд. Н. Калачевым, кн. 2,
полов. I, М., 1855, отд. 2, стр. 32—33 и др.; РИБ, т. XVII, СПб.,
1896, отд. 2, № 121, 183, 329, 499 и др.
6 АЮБ, т. I, стр. 621—623 (С. В. Огафонов). В 1538/39 г. и
в сентябре 1542 г. конюшенным дьяком был Степан Федотьев
(ГИМ, Симонов монастырь, кн. 58, л. 193 об.; ГКЭ, Ростов,
№ 20/100 557).
7 С. А, Шумаков, Обзор, вып. IV, стр. 149; его же,
Экскурсы по истории Поместного приказа, М., 1910, стр. 48.
Ср. АГР, т. I, № 34, стр. 36. Н. Кобелев совмещал обязанности
182
служилых людей, столь широко проводившимся прави-
тельством Ивана III1. В конце 30 — 40-х годах XVI в.
дворцовым дьякам иногда «придается» в качестве допол-
нительного поручения разбойное дело* 1 2.
Если казна давала основные кадры аппарата склады-
вающейся приказной системы, то Боярская дума была той
средой, из которой часто выходили руководящие лица
важнейших из центральных ведомств. Боярские комиссии,
создававшиеся по мере надобности для ведения внешне-
политических переговоров3 и для наблюдения над губ-
ными учреждениями (бояре, «которым розбойные дела
приказаны») 4, в дальнейшем своем развитии преврати-
лись в Посольский и Разбойный приказы 5. Но боярскую
поместного дьяка и дворпового (ср. грамоту от 1499 г.. АФЗиХ,
ч. 1, № 260, стр. 233; РИБ, т. XXXII. № 73, от 1502 г.).
1 Среди дьяков, ведавших поместные дела, можно назвать
Труфана Ильина (1523—1524 гг.), Василия Амирева (1529—
1530 гг.). Третьяка Леонтьева (1546—1547 гг.) и Василия Нелю-
бова (1550—1551 гг.). См. С. Л. Шумаков, Экскурсы по истории
Поместного приказа, стр. 48. В июле 1548 г. выдавали ввозные
грамоты и записывали их в особые книги дьяки Третьяк
Леонтьев и Яков Григорьев (сын Захаров), я в августе того же
года Яков Григорьев и Угрим Львов (ГИМ, Симонов монастырь,
кн. 58, л. 399).
2 В 1539 — октябре 1541 г. губные грамоты подписывал
дьяк Тверского дворца Данило Выродков (ААЭ, т. I, №187,
194); С. А. Шумаков, Тверские акты, вып. I. № 2: в ноябре
1541 г. дьяк Новгородского дворца Афанасий Бабкин (ААЭ,
т. I, № 194-П); в 1549 г. дьяк того же дворца Борис Щекин
(там же, № 224). которого позднее мы находим в Разбой-
ной избе (см. об этом Н. Е. Носов, Очепки, стр. 115—117).
Поэтому неправ В. Волынский, отмечающий «отсутствие какой-
либо связи в развитии Разбойного приказа с изменением в со-
ставе дьяческого аппарата казны» (В. Волынский, указ, соч.,
стр. 48).
3 Сб. РИО, т. LIX, стр. 109, 171.
4 ААЭ, т. I, № 187, 194; АИ, т. I, № 31. Вероятно, существо-
вала аналогичная боярская комиссия по холопьим делам. Во
всяком случае, говоря о полных грамотах, правых и кабаль-
ных, Судебник 1550 г. все время называет боярина и дьяка как
лиц, которым шли пошлины за составление или явку этих до-
кументов (статьи 34, 35, 40).
5 Ссылаясь на «Запись о душегубстве 1456—1462 гг.» («Па-
мятники русского права», вып. Ill, М., 1955, стр. 167), В. Волын-
ский считает, что Разбойный приказ вырос из ведомства мо-
сковского наместника (В. Волынский, указ, соч., стр. 48). Это
183
комиссию по разбойным делам еще нельзя считать сло-
жившимся приказом1, ибо у нее еще отсутствует соб-
ственный штат дьяков* 1 2.
Недавно новую схему возникновения приказной си-
стемы предложил Н. Е. Носов. Однако его выводы, изло-
женные в популярных «Очерках истории СССР», не со-
провождаются необходимым обоснованием, и поэтому
воспринимать их весьма трудно. По мнению Н. Е. Носова,
уже Судебник 1497 г. «характеризует момент превраще-
ния «приказов» из личных поручений в правительствен-
ные учреждения»3. Но в словах статьи 2 Судебника
1497 г. о том, что жалобника следует послать к тому,
«которому которые люди приказаны ведати», трудно
усмотреть наличие «приказов» как государственных учре-
ждений4. Поэтому прав Л. В. Черепнин, считающий, что
в Судебнике 1497 г. нет данных, указывающих на «офор-
мление приказной системы» 5. По Н. Е. Носову, «приказы
как определенные правительственные учреждения заро-
дились в недрах княжеского дворца»6. Это по меньшей
явное недоразумение: разбойные дела до губной реформы на-
ходились в ведении различных наместников, а не были функ-
цией одного наместника московского (см. Судебник 1497 г., статья
38, 39, 43; Судебник 1550 г., статья 60 и др). Говоря о том, что
«мы встречаем московского наместника в 1539 г. уже во главе
бояр, «которым приказаны разбойные дела», автор допускает
досадную путаницу: под 1539 г., действительно, упомянуты
«бояре, которым разбойные дела приказаны», но о московском
наместнике (без упоминания о боярах) говорится лишь в гра-
моте 1540 г.
1 Ср., например, мнение Н. Е. Носова (Л. И. Копанев,
А. Г. Манъков, Н. Е. Носов, указ, соч., стр. 71).
2 А. А. Зимин, Губные грамоты XVI века из Музейного со-
брания, стр. 211.
3 А. И. Копанев, А. Г. Манъков, Н. Е. Носов, указ, соч.,
стр. 72.
4 Под «приказами» Н. Е. Носов разумеет «постоянные при-
сутственные места (учреждения)» (Там же, стр. 68). Определе-
ние совершенно недостаточное, ибо из него выпало основное —
функциональная сущность приказов. Не учитывая последнего,
Носов неверно отнес к «приказам» и областные и центральные
дворцовые ведомства казначея и конюшего, которые в первой
половине XVI в. нельзя считать приказными.
5 «Судебники XV—XVI веков», стр. 43.
6 А. И. Копаневу А, Г. Манъков, Н, К- Носов, указ, соч.,
стр. 68.
Ш
Русское посольство в Регенсбурге в 1576 г. (изображение бояр, окольничих, дьяков и подьячих).
• Немецкая цветная гравюра XVI в.
мере односторонне. До сих пор не может считаться ре-
шенным вопрос об отношении дворца к казне. Но если
даже считать казну дворцовой канцелярией, то и в этом
случае формула Н. Е. Носова неудачна. Она не учиты-
вает роль в формировании приказной системы Бояр-
ской думы и не показывает, что сложение приказов
шло за счет сокращения компетенции чисто дворцовых
ведомств.
Первые ростки приказной системы отнюдь нельзя
преувеличивать. В первой половине XVI в. дьяки еще
входили в состав казны и дворца, отдельные отрасли ка-
зенного управления еще не обособились одна от другой,
еще не создался определенный штат для исполнения ка-
ждой из них.
Задача укрепления центрального аппарата власти,
следовательно, до середины XVI в. в полной мере осуще-
ствлена не была.
* *
*
В местном управлении, как и в центральном аппа-
рате, к середине XVI в. наблюдается дальнейшая центра-
лизация, выражавшаяся в росте политического влияния
дворянства и в постепенном вытеснении с ведущих пози-
ций представителей боярской аристократии. Закладыва-
лись реальные предпосылки победы дворянской бюро-
кратии.
Если в период единого Российского государства на-
местническая администрация представляла собою круп-
ный шаг по пути подчинения бывших удельно-княжеских
территорий центральной власти, то к середине XVI в. эта
администрация уже изжила себя и не соответствовала
новым задачам, вставшим перед русским правительством
в деле укрепления власти на местах.
Наместник, будучи представителем великокняжеской
власти в городе, как центре основной территориально-
административной единицы страны — уезда, и волостель,
ведавший волостью, полусамостоятельной единицей вну-
три уезда, осуществляли основные функции местного
аппарата власти. Им как правило было подведомственно
186
население в области суда, включая дела о разбое и убий-
стве (до проведения губной реформы) 1. Еще Судебник
1497 г. (ст. 18) знал наместников «с судом боярскими,
т. е. имевших право окончательного решения по судеб-
ным делам, и «без боярского суда», докладывавших важ-
нейшие дела великому князю и боярам, как суду высшей
инстанции. Наместники часто ведали сбором таможенных,
проездных и некоторых других пошлин; они контролиро-
вали заключение важнейших сделок (в том числе с «до-
клада» им составлялись акты на холопство) 1 2. Наместник
мог возглавлять местные дворянские ополчения. В круп-
нейших порубежных городах (в том числе Новгороде и
Пскове) наместникам приходилось вести переговоры с со-
седними державами и заключать с ними соглашения3.
Обеспечивался наместник с его штатом тиунов и довод-
чиков за счет «корма», собиравшегося с местного населе-
ния («въезжий» корм, а также корм в три праздника —
рождество, пасху и Петров день), а также за счет судеб-
ных пошлин и некоторых других поступлений4.
1 См. грамоту 1538 г. (РИБ, т. II, № 186).
2 РИБ, т. XVII, отд. 2, № 502, 512 и многие другие. На-
местники ведали и судом по делам о холопах (Там же,
№ 515).
3 Сб. РИО, т. LIX, стр. 535—536 и др. О деятельности нов-
городских наместников см. А. П. Пронштейн, указ, соч.,
стр. 204—208.
4 Отчетливое представление о составе доходов наместни-
ков и волостелей дают уставные наместничьи грамоты (ААЭ,
т. I, № 143, 181, 183; АИ, т. I, № 137 и др.), а также их доход-
ные списки, см., например, доходный список волостеля на
Сольцу Малую 1528 г. (Акты Юшкова, № 124) или, например,
подробный список доходов ладожского кормления (Д. Я. Само-
квасов, Архивный материал, т. I, М., 1905, стр. 181). Кормленые
грамоты знают кормленье «с правдою» (т. е. с правом суда)
(см. Акты Юшкова, № 134); с «пятном» (там же, № 125, 141,
149, 153 );«с пятном и с помером» («Известия Русского генеало-
гического общества», вып. I, стр. 25—26; подробнее о «пятне»
см. Акты Юшкова № 117); «с мытом» (там же, № 123; подроб-
нее о «мыте» см. там же, № 148). См. грамоту 1528 г. Васи-
лия III Р. В. Домнину на Пушму «с правдою и пятном», гра-
моту 1511 г. князя Дмитрия Углицкого на волость Озерки
И. Т. Перскову (А. А. Зимин, Несколько документов по истории
местного управления XVI в. — «Исторический архив», 1960, № 3).
187
Основой обеспечения наместнического аппарата была
таким образом система кормлений, при которой местные
чиновники сбирали в свою пользу подати с населения
натурой (или деньгами), а не получали их из госуда-
ревой казны. «Кормлеными» были не только должно-
сти наместника, волостеля и тиуна1, но и поручения по
сбору отдельных податей (например, сбор «поворотного»
московского и дмитровского1 2, «бражного» в Кашине3,
«бобрового» в Калуге 4, «полавочного» в Костроме 5, «пис-
чей» в Русе 6 и не вполне ясного «меха» в Твери, Калуге,
Костроме, Коломне, Владимире, Новгороде и Дмитрове) 7.
В Новгороде в кормление отдавали «ямское»8. В кор
мленье попадали иногда только судебные дела («прав-
да») 9; интересно, что иногда служилые люди предпочи-
тали не брать в кормление большие откупа из-за связан-
ных с ними финансовых обязанностей перед государевой
казной. И. И. Ощерин, бывший при Иване III видным
дипломатом и дворецким калужским, около 1505 г. полу-
чил «на любовь» Тверь, Коломну и Кострому, но отка-
зался от них, заявив, что ему «теми жалованьи не отку-
питца», и предпочел получить наместничество в Кореле 10.
Наконец, кормлениями были пути, дававшиеся лицам
1 О кормленом характере должности московского и устюж-
ского тиунов см. «Архив историко-юридических сведений, отно-
сящихся до России», кн. 3, СПб., 1861, (далее — «Боярская
книга 1556 г.»), л. 2, 36; ср. «ключи» вяземский и рязанский,
находившиеся в кормлении (там же, л. 38, 77, 90 об.).
2 «Боярская книга 1556 г.», л. 49, 100 об., 160, 170, 172.
3 Там же, л. 166.
4 Там же, л. 171.
5 Там же, л. 30.
6 Там же, л. 10, 48.
7 Там же, л. 4, 5, 23, 47, 50, 80, 82, 141, 148, 148 об., 158,
163, 165, 167.
8 В 1514 г. Григорий Петрович Арцыбашев был пожалован
«в Великом Новегороде половиною ямским в кормление»
(«Записки Отделения русской и славянской археологии Рус-
ского археологического общ-ва», т. VII, вып. II, СПб., 1907,
стр. 258).
9 В Суде, Переяславле, Костроме и Вологде («Боярская
книга 1556 г.», л. 57, 72, 110, 152, 174).
10 Н. П. Лихачев, «Государев родословец» и род Адашевых
(ЛЗАК, вып. XI, СПб., 1903, стр. 57—58).
188
дворцового ведомства1, и т. д.1 2 В новгородских землях
кормленщики часто получали поместья на территориях,
где им приходилось исполнять свои судебно-администра-
тивные обязанности. Здесь же кормленщикам часто шли
кормы с оброчных деревень3. Иногда крестьяне корм-
леных волостей исполняли барщинные повинности в
пользу наместничьей администрации. Так, например,
в 1538/39 г. в Бежецкой пятине крестьяне одной из во-
лостей «всей волостью» пахали на тиуна местного воло-
стеля 4.
Вся эта система бесконтрольного хозяйничанья на
местах ложилась тяжелым бременем на население сел,
деревень и городов и прежде всего на крестьянство и по-
садский люд. Она также не давала возможности сосредо-
точить финансы в центральном ведомстве — казне и ме-
шала укреплению государственного аппарата. Наконец,
система кормлений как своеобразная форма денежной
компенсации дворянству за военную службу являлась
серьезным препятствием, снижавшим боеспособность рус-
ского войска и отрывавшим значительные контингенты
командного состава на выполнение административно-
финансовых функций.
При назначении на должности наместнического аппа-
рата правительство вынуждено было считаться с суще-
ствованием местничества. Поэтому наместничества в на-
иболее крупных городах захватывали представители
знатнейших княжеско-боярских фамилий. Так, среди
новгородских наместников прежде всего мы встречаем
князей Шуйских и их родичей (Горбатых, Ростовских
и др.). Василий Васильевич Шуйский, например, был
в Новгороде наместником в 1501—1506, 1510—1512,
1514 и 1518 гг., а в 1514 г. был первым смоленским
1 «Стольничий путь» в Костроме и Переяславле («Боярская
книга 1556 г.», л. 67, 91 об., 103), «чашнич путь» (л. 63, 109),
«ясельничее» новгородское (л. 118).
2 О функциях и доходах кормленщиков см. также С. Б. Ве-
селовский, Феодальное землевладение в Северо-Восточной Руси,
стр. 263 и след.
3 А. М. Гневушев, указ, соч., т. I, ч. 1, стр. 92.
4 В. И, Корецкий, О земельных владениях Адашева в XVI в.
189
наместником \ Иван Васильевич Шуйский в 1512 г. —
в Рязани, в 1514—1519 — в Пскове, в 1520—1523 — в Смо-
ленске, в 1534 — на Двине, а в 1540 г. — в Москве.
В 1535 г. на Двине, а в 1538, 1541, 1548 гг. в Новгороде
на наместничестве сидел Иван Михайлович Шуйский. Не-
случайно поэтому в годы княжеско-боярской реакции
новгородские феодалы одно время поддерживали группи-
ровку Шуйских. В Новгороде и Пскове одновременно на-
ходилось по два наместника, обладавших равными пра-
вами. Засилье княжат и боярства на важнейших намест-
ничествах отражало неизжитость элементов феодальной
раздробленности в местном управлении и мешало центра-
лизаторской политике русского правительства.
В первой половине XVI в. уже предпринимались
серьезные меры по ограничению власти наместников.
Постепенно утверждается правило погодной смены на-
местников и волостелей. Из их юрисдикции изымалось
население иммунистов (как монастырей, так и светских
феодалов), «оприч душегубства и розбоя с поличным»1 2.
Для решения тяжб «смесных» (особенно поземельных) ве-
ликий князь часто назначал собственных представителей,
таким образом сужая компетенцию наместнического суда
и в этой области. Судом по делам, касающимся непосред-
ственно светских и духовных феодалов, ведал теперь сам
великий князь или «боярин введеный» (часто дворец-
кий) 3. Суд наместника в черносошных волостях и на
посадах ограничивался обязательностью участия в судо-
производстве старост и «лучших людей». При этом в спе-
циальных (наместничьих) грамотах, выдававшихся пред-
ставителям местного населения, тщательно регламентиро-
вались как судебные штрафы, так и всякие иные поборы,
шедшие с черных волостей и посадов в пользу наместни-
ков 4. Размер наместничьего корма фиксировался и
1 См. А. А. Зимин, Список наместников в первой половине
XVI в. — «Археографический ежегодник за 1960 г.» (в печати).
2 Акты Юшкова, № 143—146, 150—151, 154—159 и др.
3 В одной грамоте 1529 г. этот суд осуществлял еще вели-
кий князь или «наместники вяземские» (Акты Юшкова,№ 119).
4 ААЭ, т. I, № 143, 144, 150, 181, 183, 201; АИ, т. I, № 137;
ДАИ, т. I, № 26; Чтения ОИДР, 1907, кн. I, отд. 4, стр. 47—51
и др.
190
в «доходных списках», которые получали наместники и
волостели, вступая в исполнение своих должностей L
Центральным органом, контролировавшим судебно-
финансовую деятельность наместников, была государева
казна (иногда областной дворец) с ее штатом дьяков,
имевших иногда специальные «кормленые» функции
(о них мы узнаем из статей 72, 75 Судебника 1550 г.,
основывающихся, очевидно, на практике предшествующего
времени) 1 2. Эти дьяки выдавали уставные грамоты и до-
ходные списки, наблюдали за правильностью суда намест-
ников и волостелей; получая от них «судные списки», под-
готовляли (в случае надобности) спорные дела для
«доклада» государю или «введеному боярину» (или дво-
рецкому).
Начало губной реформы (около 1538—1539 гг.), со-
гласно которой дела о душегубстве и разбое передавались
из рук наместников губным старостам, выбиравшимся из
числа местного дворянства, было в то же время началом
ликвидации наместничьего управления и зарождением
местных органов сословного представительства3.
В 30-х годах XVI в. в связи с осложнением внешне-
политического положения России (набеги крымских и ка-
занских татар, война с Литовским государством) потреб-
ность обороны заставляла русское правительство отправ-
лять чуть ли не ежегодно в порубежные города специаль-
ных воевод, возглавлявших гарнизоны городов-крепостей.
Особенно часто посылались воеводы в Коломну, Каширу,
Серпухов, Тулу, Рязань, Нижний Новгород, Муром, Ко-
строму и другие города4. Воеводы руководили обороной
1 См. Акты Юшкова, № 75, 124; Н. П. Лихачев, Грамоты рода
Осоргиных, СПб., 1900 и др.
2 Подробнее о кормленых дьяках 50-х годов XVI в. см.
П. А. Садиков, Очерки по истории опричнины, стр. 212—246.
3 Первоначально, очевидно, правительство пыталось раз-
граничить функции наместников и губных старост, предписы-
вая последним ведать «прямых разбойников чеклых» и не вме-
шиваться «в душегубныя дела, и в полпчныя, и в бои, и в гра-
бежи, и во всякия судныя дела» (Акты Юшкова, № 142,
стр. 121). Позднее, однако, функции губных старост значи-
тельно расширились и включали все «разбойные» прерогативы
наместников.
4 ДРК, стр. 82—83, 106, 107, 124—125 и др.
191
крепостей и ведали вооруженными силами в городах.
Часто они назначались из числа местных наместников и
поэтому военная власть сочеталась иногда у них с гра-
жданской. В ряде городов (как, например, в Рязани) ино-
гда среди воевод были как наместники, так и специаль-
но присланные лица1, а в иных случаях (например,
в Туле, Калуге) воеводы назначались только из числа
наместников1 2. Таким образом, в порубежных городах
подготовлялась замена власти наместников военно-адми-
нистративным управлением воевод.
Ограничение власти наместников было сопряжено
и с увеличением политического влияния дворянства на
местах и с усилением централизации местного управления
(особенно ярко выразившимися в появлении в начале
XVI в. городовых приказчиков, вербовавшихся из состава
провинциальных дворян) 3. Городовые приказчики, при-
шедшие на смену многочисленных агентов дворцово-вот-
чинной системы в городах (городничих, даньщиков, ключ-
ников и др.) 4, осуществляли административно-финансовую
власть на местах и прежде всего в городах, как адми-
нистративных центрах уездов. Им было подведомственно
«городовое дело» во всех его видах. Городовые приказ-
чики раскладывали этУ повинность по сохам5. Они сле-
дили за выполнением «ямчужного дела» (варка пороха) б.
наблюдали за сбором посошных людей7. В их ведении на-
1 ДРК, стр. 109.
2 Там же, стр. 109, 117.
3 Впервые упоминаются в источниках в 1515 г., как уста-
новил С. М. Каштанов («Памятники русского права», вып. III,
стр. 85—89), а не в 1517 г., как полагал М. А. Дьяконов (см.
Л/. А. Дьяконов, Городовые прикащики — ЖМНПр., 1900, № 1,
стр. 63). С. М. Каштанов связывает оформление института го-
родовых приказчиков с введением их в Тверской земле
(С. М. Каштанов, К проблеме местного управления в Рос-
сии первой половины XVI в. — «История СССР», 1959, № 6,
стр. 136).
4 Подробнее об ртом см. интересное исследование Н. Е. Но-
сова, материалы которого используются ниже (Н. Е. Носов,
Очерки, стр. 15—197).
5 С. А, Шумаков, Обзор, вып. IV, № 138, стр. 73.
6 М. А. Дьяконов, Акты, вып. II, № 10.
7 АФЗиХ, ч. 2, № 184; С. А. Шумаков, Тверские акты, вып. I,
№ IV, стр. 22—23.
192
ходилась организация материального обеспечения обороны
городов \ Городовые приказчики руководили строитель-
ством городских укреплений1 2, отводили места под осад-
ные дворы в городах тем или иным лицам3, возглавляли
постройки великокняжеских дворов, наблюдали за сбором
в казну посошного хлеба и т. д.4
Круг функций городовых приказчиков не ограничи-
вался рамками города, а распространялся и на земли,
тянувшие к нему, т. е. на уезд. Городовые приказчики
участвовали в размежевании земель феодалов, ведали
оброчными угодьями, участвовали в составлении писцо-
вых книг и в местном судопроизводстве (при решении
спорных земельных дел) 5.
Особенно существенным было средоточие в руках горо-
довых приказчиков финансовых функций; сбор оброчных
денег с монастырей, ямских денег, примета и др.6 Эти
поборы наряду с торгово-проездными пошлинами явля-
лись основным источником доходов великокняжеской
казны. В грамотах иногда городовые приказчики рассма-
тривались как один из разрядов «данщиков» 7.
Городовые приказчики наблюдали за функционирова-
нием великокняжеских торжков8. Если полномочия городо-
вых приказчиков распространялись на город, черные земли,
1 ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 412.
2 ЦГАДА, ф. Спасо-Ефимьева монастыря, on. 1, № 603.
8 «Сборник Муханова», № 126, стр. 199—200.
4 АФЗиХ, ч. 2, № 184; С. А. Шумаков, Тверские акты, вып. I,
№ II, IV; ААЭ, т. I, № 169; М. Дьяконов, Акты, вып. II, № 13,
14 и др.
5 АГР, т. I, стр. 214; «Сборник Муханова», № 287, стр. 576—
577; С. А. Шумаков, Обзор, вып. III, № 279; АЮ, № 20 и др.
Приказчики городовые иногда выполняли одновременно обязан-
ности данных приставов (С. А. Шумаков, Обзор, вып. IV, № 629,
стр. 186).
6 Архив Л ОНИ, Собр. Головина, № 48; С. А. Шумаков, Твер-
ские акты, вып. I, № IV, стр. 22—23.
7 Так, в 1546 г. князь Владимир Андреевич Старицкий адре-
совал грамоту в Верею городовому приказчику Ивану Бурцову
«или кто по тебе иный наш в Верее данщик будет» (ГИМ,
Симонов монастырь, кн. 58, л. 206).
8 ААЭ, т. I, № 188. Впрочем, для сбора таможенных и мыт-
ных пошлин в первой половине XVI в. часто назначались осо-
бые мытники и таможники, что сводило на нет функции на-
местников в этой части организации налоговых сборов.
13 Д. А. Зимин
193
а частично на поместно-вотчинные и монастырские, то
аналогичную роль в дворцовых селах играли посельские
или дворцовые приказчики. В целом же расширение функ-
ций городовых приказчиков, как и начало губной ре-
формы, свидетельствовало об укреплении политической
роли дворянства на местах, о постепенном складывании
элементов сословного представительства в местном управ-
лении. Однако до полного торжества дворянской системы
управления было еще далеко. Являясь централизованной
монархией, Русское государство сохраняло еще значи-
тельные остатки государственного аппарата периода фео-
дальной раздробленности Ч
♦ *
♦
Образование централизованного государства привело
к серьезным сдвигам в составе и организации вооружен-
ных сил на Руси. Однако создание централизованного
государства на Руси происходило, как известно, в усло-
виях еще не ликвидированного феодализма. Поэтому и
вооруженные силы долгое время сохраняли еще черты
войска периода феодальной раздробленности. В этом
отношении особенно показательно наличие собственных
войск не только у удельных княжат, но и у княжат
«служебных». Характеризуя русские земли и княжества
до XVII в., «сохранявшие живые следы прежней автоно-
мии», В. И. Ленин писал, что они имели «иногда свои
особые войска (местные бояре ходили на войну со своими
полками)». В процессе объединения земель Москвою мно-
гие княжества и бояре вошли со своими вотчинами и
«дворами» (вассалами, свободными и несвободными слу-
гами) в состав Русского централизованного государства
и сохранили некоторые феодальные права и привилегии.
С этими правами русскому правительству приходилось
вести напряженную борьбу. Одним из таких прав было
так называемое «право отъезда» к другому сюзерену.
В условиях образования единого Русского государства
осуществление «права отъезда» превращалось в прямую
1 Г. Б. Гальперин, указ, соч., стр. 210.
194
Кольчуга дьяка Ивана Выродкова, XVI в.
Государственный Исторический музей.
государственную измену (поскольку «отъезды» могли
быть теперь совершены только в пределы Великого кня-
жества Литовского) L Средством борьбы с этими отъезда-
ми было взятие клятвенных (и поручных) записей на
верность службы московскому великому князю2. Вторым
важным правом привилегий княжеско-боярской аристо-
кратии было местничество, мешавшее привлечению на
1	Подробнее см. А. В. Чернов, Вооруженные силы Русского
государства в XV—XVII вв., стр. 21—22.
2	См. «Собрание государственных грамот и договоров» (да-
лее—СГГиД), ч. I, м., 1813, № 162, 165—166 и др.
*
195
высшие командные должности талантливых военачальни-
ков незнатного происхождения. Вред местничества уже
осознавался современниками. Так, говоря о неудаче по-
хода на Казань 1530 г., один летописец прямо писал, что
русские войска «не взяли города, потому что воеводы
Глинский з Белским меж себя спор учинили о местах,
которому ехати в город наперед» L К середине XVI в.
на практике местничество подвергалось серьезным огра-
ничениям: правительство стремилось учесть при назначе-
нии воеводами не только «породу», но и «службу»,
т. е. опыт службы в вооруженных силах. Отдельными ука-
зами правительство вовсе отменяло местнические счеты
в армии на время того или иного похода.
Отменялись также на время похода счеты между от-
дельными воеводами. Так, летом 1540 г. от имени
Ивана IV было написано князю Юрию Михайловичу Бул-
гакову, местничавшему с князем Василием Андреевичем
Микулинским, «чтоб он ко князю Василью Андреевичу
ездил и дела великого князя берег с ним за один, а та ему
служба не вместа, а как служба минетца, а будет ему до
князя Василья дело о местех, ино им тогда дати суд» 1 2.
Все эти ограничения были явно недостаточными, и к се-
редине XVI в. все чаще и чаще раздавались голоса, требо-
вавшие окончательной отмены местничества — этого ти-
пичного пережитка феодальной раздробленности в орга-
низации вооруженных сил.
Однако в первой половине XVI в. основу русской ар-
мии составляли не отряды «служилых» и удельных князей
и княжеско-боярской челяди. Основная масса русского
войска формировалась из рядовых феодалов — детей
боярских. В условиях феодализма важнейшим средством
обеспечения этого войска была земля. С конца XV в. ши-
рокое распространение получает поместное землевладе-
ние. Дети боярские — помещики были верной опорой и
основной вооруженной силой великокняжеской власти.
Дворянское войско было конным. В его состав вхо-
дили не только сами помещики, но и челядь («люди»,
«холопы»), которую они приводили с собою, отправляясь
1 ЦГАДА, Собр. Оболенского, № 42, л. 25.
2 ДРК, стр. 110, ср. стр. 128.
196
в поход или для отбывания городовой службы1. Если
в первое время своего существования дворянское опол-
чение сыграло значительную роль в борьбе за завершение
объединения русских земель, то к середине XVI в. все
отчетливее вскрывались его недостатки.
Дворянское ополчение не было ни постоянным, ни ре-
гулярным войском. Его тяжелое вооружение переставало
удовлетворять потребности времени. Дворянские кольчуги
уже не спасали от метких выстрелов из огнестрельного
оружия. До середины XVI в. на Руси не было устано-
вившейся регламентации военной службы в связи с раз-
мером и характером землевладения (как вотчинного, так
и поместного). Эт<> давало возможность дворянам-поме-
щикам и вотчинникам уклоняться под тем или иным пред-
логом от несения военной службы, а их «холопы», ко-
нечно, не горели желанием проливать кровь за своих
господ. Назревала необходимость преобразований в орга-
низации и составе вооруженных сил на Руси.
1 Состав и вооружение дворянской конницы хорошо рисует
«Боярская книга 1556 г.», стр. 27—88.
197
Эти преобразования были особенно необходимы
в связи со сдвигами, происшедшими в вооружении, и в пер-
вую очередь в связи с распространением огнестрельного
оружия. В конце XV в. появляется фитильный замок, что
привело к распространению фитильного оружия (пища-
лей) h Стрельба из пищалей требовала постоянного
упражнения, большого навыка1 2. Только постоянное
войско могло обеспечить эффективное использование
огнестрельного оружия.
Зарождение постоянной армии прежде всего проис-
ходило в артиллерии. Русская артиллерия («наряд») уже
в начале XVI в. достигла такого уровня развития, что
могла обеспечить взятие первоклассных крепостей. Во
время осады Смоленска в 1514 г. на вооружении русской
армии насчитывалось до 2000 малых и больших пища-
лей, «чего никогда еще ни один человек не слыхивал» 3.
Значение «наряда» возросло с 20-х годов XVI в., когда из
его состава выделяется особый «большой наряд» с тяже-
лыми орудиями4. Широкое употребление артиллерии
в военных операциях потребовало создания обученных
кадров, которые смогли бы обеспечить умелое примене-
ние «наряда» во время боевых действий. Этими кадрами
были пушкари и затинщики (вооруженные «затинными»
пищалями, стрелявшими с крепостей).
Оборона южных границ от набегов кочевников тре-
бовала организации постоянной сторожевой службы в го-
родах по южной «украйне». Для этой службы постепенно
начинают использоваться служилые «казаки», формиро-
вавшиеся из городского населения южных городов, ко-
торое пополнялось за счет крестьян и холопов, бежав-
ших от непосильного гнета из центральных районов
страны. «Казаки» также посылались гонцами в Крым и
«Ногаи» 5.
1 М. М. Денисова, М. Я. Портнов, Е. Н. Денисов, Русское
оружие, М., 1953, стр. 97.
2 Там же, стр. 124.
3 И. С, Рябинин, Новое известие о Литве и Московитах (Чте-
ния ОИДР, 1906, кн. 3, отд. V, стр. 5—7).
4 А. В. Чернов, Вооруженные силы Русского государства
в XV—XVII вв., стр. 39.
5 ЦГАДА, Крымские дела, кн. 9, л. 11; кн. 8, л. 309 и др.

Подвижные конные отряды казаков были как бы аван-
гардом русских вооруженных сил, выдвинувшимся в юж-
ную степь. Однако и организация обороны от набегов
крымских татар страдала серьезными недочетами. Отряды
казаков не отличались строгой воинской дисциплиной, со-
став их был текучим; у них не было крепкой связи с
основными вооруженными силами. Следовало если не за-
менить их, то во всяком случае дополнить другим родом
войск, который мог бы обеспечить регулярную службу и
правильную оборону южных границ. Таким родом войск
стали, как мы увидим ниже, пищальники, составлявшие
значительную часть гарнизонов городов-крепостей на Юге.
Вторжения крымских и казанских татар, особенно набег
1521 г. на Москву, заставили русское правительство укре-
пить свою южную границу. Правительство Василия III
предприняло строительство ряда каменных крепостей
в крупных городах. В 1525—1531 гг. был построен кремль
в ЗаРайске, в 1534—1535 гг. Китай-город в Москве. 10 сен-
тября 1535 г. великий князь приговорил «поставите горо-
док Пронеси» !. В 30-х годах на юге страны была создана
целая система крепостей. Эти, обычно четырехугольные
по форме, крепости, появившиеся во время значительного
прогресса военной техники, уже отличались от старых
округлых крепостей (см., например, крепости Зарайска,
Мокшанска и др.). Новая форма крепостей была связана
с развитием огнестрельного оружия и тактики активной
обороны. Она позволяла сосредоточить в крепостных сте-
нах значительные гарнизоны, которые не только отбивали
атаки неприятелей, но и переходили часто в контратаки1 2.
Однако и система новых крепостей была недостаточна:
войска крымских татар обходили их и продолжали совер-
шать свои набеги. Система городов-крепостей была уже
недостаточна. Необходимость создания более эффектив-
ной линии укреплений становилась все более очевидной.
Ею в середине XVI в. сделалась засечная черта 3.
1 ДРК, стр. 99.
2 См. Л. М. Тверской, Русское градостроительство до конца
XVII века, Л.—М., 1953, стр. 54, 60.
3 См. А. В. Никитин, Оборонительные сооружения засечной
черты XVI—XVII вв. («Материалы и исследования по археоло-
гии СССР», т. XLIV, М., 1955, стр. 116—213),
/.9.9
Кремль в Зарайске, 1525 г.
Слабость дворянской конницы в условиях развития
огнестрельного оружия потребовала введения как ее су-
щественного дополнения пехоты. Пехота в начале XVI в.
на Руси была представлена посошной ратью и пищальни-
ками. Посопшая рать, набиравшаяся от времени до вре-
мени на случай отдельных крупных походов, состояла из
крестьянского и городского населения, собиравшегося
с сох (окладных единиц). Так, для казанского похода
1547—1548 гг. выставлялось с сохи по два человека по-
сошных людей (одного конного и одного пешего), а с сло-
бод с 10 дворов — по человеку на коне. Монастыри и
другие иммунисты от этой повинности были освобо-
ждены1. Посошные люди не только участвовали во вспо-
могательных работах по обслуживанию дворянской кон
ницы, но зачастую принимали самое действенное участие
в военных операциях. Посошная рать, тесно связанная
с народными массами, не могла полностью удовлетворять
потребностям Русского государства в постоянном войске,
1 Троице-Сергиев м., кн. 519, л. 17 об. —18 об.
200
вооруженном огнестрельным оружием, послушном испол»
нителе воли господствующего класса. Зародышем такого
войска стали пищальники и их преемники — стрельцы.
Вопрос о появлении стрелецкого войска на Руси до
настоящего времени еще принадлежит к числу спорных.
Необходимо прежде всего выяснить отношение Пи-
щальников к стрельцам. Последние исследователи этого
вопроса (С. Л. Марголин, А. В. Чернов) резко выступают
против отождествления Пищальников со стрельцами.
«Пищальников, — пишет А. В. Чернов, — можно назвать
предшественниками стрельцов, и то лишь в части харак-
тера службы (рода войска) и вооружения... Во всем
остальном (способ комплектования, внутренняя войсковая
организация, служебное и материальное положение и пр.)
стрельцы ничего общего не имели с пищальниками» 1.
Впервые Пищальников мы встречаем в источниках
начала XVI в. Они, в частности, упоминаются в Разряд-
ной книге под 1508 г.1 2 Во Псковской первой летописи
под 1510 г. говорится, что Василий III оставил во Пскове
«детей боярских 1000, а Пищальников новгородцких
500»3. В поход 1512 г. под Смоленск было приказано
собрать «з городов пищальники и на псковичь накинуша
1000 Пищальников, а псковичем тот рубеж не обычен» 4.
В 1535 г. среди русских войск в Гомеле были «дети бояр-
скые, с ними же и пищальникы»5. Сообщая о набеге
крымского хана на Москву при Василии III, Герберштейн
говорит, что на следующий год московский великий князь
«впервые тогда пустил в дело пехоту и пушки» 6. В 1546 г.
произошло выступление новгородских Пищальников под
Коломной7. В походе на Казань 1549—1550 гг. «Пищаль-
ников многых не было», что повлияло на неудачу этого
военного предприятия8.
1 А. В. Чернов, Образование стрелецкого войска, стр. 290.
2 ДРК, стр. 41, ср. под 1512 г. (там же, стр. 47).
3 «Псковские летописи», вып. I, стр. 96.
4 Там же, стр. 97.
5 ПСРЛ, т. XX, ч. 2, СПб., 1914, стр. 431. В том же году
«псковичи нарядиша 500 Пищальников» («Псковские летописи»,
вып. I, стр. 107).
6 С. Герберштейн, указ, соч., стр. 76.
7 ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 448.
8 ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. III, стр. 621.
201
Пищальники были прежде всего пешим войском, во-
оруженным огнестрельным оружием — пищалями. Пи-
щальпики располагались отрядами в пограничных городах
на Северо-Западе: во Пскове1, Ивангороде1 2, Кореле3,
Торопце4, Острове5 и др.6, а также в городах, составляв-
ших южный и юго-восточный пояс, защищавший Русь от
набегов крымпев и казанцев. Слободы Пищальников были
в Серпухове7, Ярославле8, Суздале (Семеновская сло-
бода) 9. В крымских делах упоминается, что в 1512 г.
дети боярские, казаки, пищальники и «гости» приходили
в Азов 10 11. Имелись пищальники в Кашире, Твери и, воз-
можно, в Коломне11. В ноябре 1537 г. пищальники, посош-
1 Кроме указанных выше случаев, см. «пищальнитцкие
дворы» во псковских писцовых книгах 1585—1587 гг. («Сбор-
ник Московского архива Министерства юстиции», т. V, М., 1913,
стр. 12, 282, 340).
2 См. в документе 1535—1540 гг. (РИБ, т. XV, № 36,
стр. 68—69).
3 В 1506 г. в Кореле жило 9 Пищальников, в Копорье был
всего один двор («Временник ОИДР», 1850, кн. 12, стр. 1—7;
НПК, т. III, СПб., 1868, стр. 497; Н. Д. Чечулин, указ, соч.,
стр. 35; Н. Е. Носов, Очерки, стр. 101, 103).
4 В Торопце в 1540/41 г. было 24 пищальника и 1 вдова
с сыном (Н. Д. Чечулин, указ соч., стр. 60).
5 По письму 1556/57 г., там было 15 дворов «Пищальников»
(«Сборник Московского архива Министерства юстиции», т. V,
стр. 282; Н. Е. Носов, Очерки, стр. 108).
6 В Орешке в 1505 г. — 6 дворов, в которых жили «вели-
кого князя холопи, пищальники и воротники» («Временник
ОИДР», 1851, кн. 2, стр. 114). К 1545 г. этих дворов стало 8.
В Порхове к этому году было 5 дворов Пищальников (ААЭ, т. I,
№ 205). Возможно, пищальники были и в Торжке; ср. грамоту
1553 г. на сбор в Торжке поворотных денег «с черных дворов
и слободцких... оприч белых дворов и пищальных, которые от
службы не отставлены» (Акты Юшкова, № 169, стр. 145). Оче-
видно, термины «стрельцы» и «пищальники» некоторое время
после реформы 1550 г. сосуществовали.
7 См. сотную 1551/52 г., где упомянуты Пищальникова сло-
бода и Пищальникова улица (Н. Симеон, указ, соч., стр. 323).
8 «Исторические акты ярославского Спасского монастыря»,
М., 1898, № IV—V.
9 Здесь пищальники в 1540 г. имели 6 своих собственных
дворов (ГИМ, Отдел письм. источников, Собр. Уварова, картон
41/16).
10 Сб. РИО, т. XCV, стр. 140 (1515 г.).
11 АГР, т. I, стр. 94; ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 448. Хотя воз-
202
ные люди и дети боярские находились «на службе» в Му-
роме 1. Незадолго до прибытия на Русь Герберштейна
(был дважды—в 1517 и 1526 гг.) в ЗамосквоРечье Ва-
силий III «выстроил своим телохранителям новый город
Нали» * 1 2. Это, бесспорно, слободка Наливки (у Якиманки).
Речь в данном случае идет о создании слободки Пищаль-
ников (в Наливках в XVII в. жили стрельцы) 3. Перед
нами прообраз позднейшей стрелецкой слободы в селе
Воробьеве. Очень интересно сведение П. Иовия (1525 г.)
о том, что Василий III «.. .учредил отряд конных стрель-
цов» 4.
Пищальники считались «людьми великого князя»5 и
были подведомственны в судебном отношении великокня-
жескому казначею, а на местах — городовым приказчи-
кам6. Так же как и другие великокняжеские люди (на-
пример, бортники, пушкари), пищальники могли иметь
жалованные грамоты, освобождавшие их от подсудности
наместникам и содержавшие те или иные податные
льготы7.
можно, в Коломну пищальников привез с собой Василий III
для борьбы с Саиб-Гиреем. В сотной грамоте 1543/44 г. упомя-
нуто 6 дворов пищальников, живших в~ слободке тверского
Отроча монастыря (С. А. Шумаков, Из актов тверского Отроча
монастыря, стр. 4—5).
1 М. А. Дьяконов, Акты, вып. II, №11, стр. 9.
2 С. Герберштейн, указ, соч., стр. 99.
3 «История Москвы», т. I, стр. 481. Предположение П. В. Сы-
тина о том, что на «вспольях» поселены были 400 пищальников,
выведенных из Пскова, не подтверждено источниками (Z7. В. Сы-
тин, История планировки и застройки Москвы, т. I, М., 1950,
стр. 47).
4 С. Герберштейн, указ, соч., стр. 275; «Sclopetiariorum equi-
tiam тапшп» («Библиотека иностранных писателей о России»,
отд. 1, т. I, стр. 77).
5 В 1535—1540 гг. упоминаются «великого князя пищаль-
ники, люди, деи, княжьте, то ведает князь» (РИБ, т. XV, № 36,
стб. 68).
6 В 1543 г. каширские пищальники говорили: «мы, госпо-
дине, суд козначеев Ивана Ивановичя», ср.: «а велено их су-
дити на Кошире приказщиком городовым» (АГР, т. I, стр. 94,
108).
7 АГР, т. I, стр. 94—107. Не платили пищальники податей
и в Серпухове в 1551/52 г. в отличие от других тяглых людей.
Л. Болотников собирал в 1553/54 г. поворотное «в Торшку..,
203
Пищальники, жившие в слободах на посаде, наряду
со своим основным делом могли заниматься ремеслом и
промыслами!. В 1540—1541 гг. один из Пищальни-
ков в Торопце имел лавку в большом ряду* 1 2. Набира-
лись пищальники, очевидно, из «охочих» людей (как и
другие приборные люди), главным образом из горо-
жан 3.
В сентябре 1508 г. Василий III «велел нарядить з го-
родов Пищальников и посошных» 4. Условия набора были
различны. Так, в 1512 г. во Пскове брали одного человека
с 6V2 дворов (взято 1000 Пищальников с 6500 дворов
«Застенья»). В 1545 г. в Новгороде брали одного пищаль-
ника с 4 дворов (с 6564 дворов Новгорода и пятин взято
1845 человек)5. Согласно распоряжению Новгород должен
был нарядить «с дворов», посадов и пригородов 4000 Пи-
щальников (конных и пеших), причем каждый из них
должен был иметь «по пищали по ручной» 6.
За исправностью выставления пищальников внима-
тельно следили. Летом 1546 г. за то, что «в спорех с су-
рожаны» не доставили на службу 40 человек пищальни-
ков, 25 опальных новгородцев свезли в Москву «и жи-
воты у них отписали» 7.
Обеспечивались пищальники, как позднее стрельцы,
денежным и хлебным жалованьем. «Пищальные деньги»,
предшествующие «стрелецким деньгам», шли на жало-
ванье пищальникам. Они известны по источникам уже
с 30-х годов XVI в.8 Когда отряды пищальников вместе
опричь белых дворов и пищальных, которые от службы не от-
ставлены» (Акты Юшкова, № 169).
1 АГР, т. I, стр. 94—108; пищальники... «метали невод
в Плюсе реке», где у них было свое «судно» (РИБ, т. XV, № 36,
стб. 68—69).
2 Н. Д. Чечулин, указ, соч., стр. 60.
3 Ср. 50 пищальников новгородцев под Коломной в 1546 г.
(ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 448), а также сведения о приборе
600 пищальников псковичей и новгородцев.
4 ДРК, стр. 41.
в М. М. Денисова, М. Я. Портнов, Е. Н. Денисов, указ, соч.,
стр. 10.
6 ААЭ, т. I, № 205.
7 ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. III, стр. 618.
8 См. запись 1538/39 г. о взимании пищальных денег
(Z7. 4. Садиков, Очерки по истории опричнины, стр. 418—419).
204
с другими войсками посылались «на службу», то они,
возможно, снабжались там за счет местного насе-
ления Ч
О военной организации Пищальников нам ничего не
известно. Но если судить по организации стрельцов, то,
очевидно, и у Пищальников были свои сотские, десятские
и пятидесятские. 3& это говорит и сама близость Пищаль-
ников к посадскому населению: сотские, десятские и пя-
тидесятские были чинами администрации черносошного и
посадского населения.
Связь Пищальников с позднейшими стрельцами несо-
мненна. Что это так, видно хотя бы из документа 1598 г.,
в котором упоминается о службе новгородцев в стрельцах
лет 50 и больше (т. е. во всяком случае с 40-х годов
XVI в.) 1 2. Термин «стрельцы» появился не позднее XV в.;
им обозначали всякого воина, стрелявшего из лука, а позд-
нее и из пищали3.
В этой связи особенный интерес представляет рассказ
Постниковского Летописца об осаде Казани 1530 г., опи-
сывавшего события первой половины XVI в. (до 1547 г.) 4.
Во время осады пошел сильный дождь. Тогда «которой
был наряд, пищяли полуторные и семипядные и сороко-
вые и затинные, привезен на телегах на обозных к городу,
а из ыных было стреляти по городу, и посошные и стрель-
ци те пищали в тот дожщь пометали. И того ж дни, вы-
1 В одной грамоте, отправленной на Муром в ноябре
1537 г. Иваном IV, упоминались «дети боярские, которые стоят
на нашей службе в Муроме и пищалники и посошные да емлют
деи у их (т. е. Троице-Сергиева монастыря. — А. 3.) крестьян
корм» (Троице-Сергиев м., кн. 527, № 259, ср. М. А. Дьяконов,
Акты, вып. II, № 13, стр. 9).
2 ДАИ, т. I, № 150 («а служили деи они наши всякие
службы лет... по пятидесят и болши»).
3 Ср. ПСРЛ, т. I, изд. 2-е, Л., 1926, стб. 220, 327, 332, 343, 360,
376, 381, 398, 507; ПСРЛ, т. XXII, ч. 1, стр. ИЗ; ПСРЛ т. X, СПб.,
1885, стр. 3; «Великие четьи-минеи», сентябрь, дни 14—24,
стб. 829 и др.
4 ЦГАДА, Собр. Оболенского, № 42, рукопись на 63 листах,
написанная скорописью середины XVI в. (водяной знак —
сфера). Летописец обнаружен М. Н. Тихомировым и издан им
начиная с 1533 г. (М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены
Глинской, стр. 278 и след.).
305
лезчи из города, казанци в город обоз и весь наряд взяли».
После этого войска стояли под городом 20 дней, но выну-
ждены были 30 июля отойти Ч
Таким образом, перед нами самое раннее упоминание
о стрельцах как о пеших воинах «огненного боя». Лето-
писец, написавший приведенный выше текст, не мог пи-
сать «задним числом», т. е. через лет двадцать, как и не
мог писать позднее другие свои сведения: все они носяг
характер записей современников, изобилуют конкрет-
ными данными и подробностями, которые двадцать-три-
дцать лет не могли храниться в памяти. Итак, несомненно,
что в 1530 г. стрельцы уже существовали. По контексту
рассказа, особенно, если мы его сопоставим со сведениями
автора Казанской истории о борьбе за Казань в 40-х —
начале 50-х годов XVI г., напрашивается вывод о том, что
стрельцы были другим наименованием (бытовым) Пищаль-
ников. И. С. Пересветов в своих произведениях, написан-
ных во всяком случае до осени 1549 г., также упоминает
о «стрельцах» «огненного боя», что подтверждает не
только существование стрельцов до реформы Ивана Гроз-
ного, но и близость их к пищальникам.
Появление пищальников — зародыша постоянного
войска, вербовавшегося из посадского населения, было
событием большого значения. Говоря о перевороте в во-
енном деле, произведенном порохом, Ф. Энгельс писал:
«Чтобы добыть порох и огнестрельное оружие, нужны
были промышленность и деньги, а тем и другим владели
горожане. Огнестрельное оружие было поэтому с самого
начала оружием городов и возвышающейся монархии,
которая в своей борьбе против феодального дворянства
опиралась на города» 1 2.
Однако, прежде чем постоянное войско доказало свою
жизненность и преимущество над дворянской конницей,
должно было пройти не мало времени. Появление пищаль-
ников, а затем стрельцов было начальным этапом стано-
вления постоянной армии на Руси.
Недавно Н. Е. Носов высказал предположение о том,
что среди пищальников следует выделять так называемых
1 ЦГАДА, Собр. Оболенского, № 42, л. 25—25 об.
2 Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, М., 1957, стр. 156.
206
«казенных людей» и пищальников «з городов», как особые
разряды воинских людей. Если первые набирались «с сох»,
то вторые — с посадских дворов. Казенные пищальники
нанимались правительством на собранные им пищальные
деньги, а городовые — были ополченцами, как и другие
посошные люди, временно набиравшиеся для участия
в том или ином походе.
В связи с этим и саму стрелецкую реформу Н. Е. Но-
сов сводит к ликвидации практики набора пищальников-
ополченцев и замены ее «пищальными деньгами». Сами
стрельцы, по его мнению, были лишь выбором из «казен-
ных пищальников» Ч
Действительно, первоначально к началу XVI в. пищаль-
ники встречаются в составе крепостных гарнизонов Нов-
городской земли наряду с другими казенными людьми.
Вероятно, только с 1508 г. получает распространение
практика набора пищальников для участия в военных
операциях в качестве пехоты. Однако нет никаких осно-
ваний проводить резкую грань между этими двумя кате-
гориями пищальников ни по способу комплектования, ни
по обеспечению. Нельзя противопоставлять «посошный»
набор «подворовому», ибо в первой половине XVI в. по-
садская соха и состояла из дворов. К тому же у нас
нет никаких данных, что казенные пищальники наби-
рались с «сох», а не с дворов и не вербовались из среды
посадского населения. Не подкреплено также пока-
заниями источников и предположение о том, что пи-
щальники «з городов» были лишь временными ополчен-
цами, а не постоянным войском. Наконец, повинность
выставления пищальников-ополченцев не могла быть за-
менена в 1550 г. платой «пищальных денег» уже потому,
что этот налог встречается в источниках 30-х го-
дов XVI в.
Таким образом, мы имеем основание говорить об от-
рядах пищальников как о непосредственных предшествен-
никах стрелецкого войска. Как и стрельцы, пищальники
входили в гарнизоны городов, но также по мере надобно-
сти участвовали и в дальних походах.
1 И. Е. Носов, Очерки, стр. 111—112.
207
* о
ж
Настоятельная необходимость реформ особенно чув-
ствовалась, может быть, в области судоустройства и судо-
производства.
Судебный аппарат к середине XVI в. отличался край-
ним многообразием. Наряду с вотчинным весьма большое
место в судебном аппарате занимал суд духовных вла-
стей — митрополита и епископа. Церковный суд ведал
прежде всего лицами, подведомственными церкви (духо-
венство, монашество, церковные люди и т. д.). В компе-
тенцию церковного суда входили дела о ересях, о нрав-
ственности и др.1 «Лихоимство» судей в святительском
суде было обычным явлением. Впрочем, и ряд чисто мир-
ских дел рассматривался в церковном суде. Это — «смес-
ные» дела духовенства и мирян, жалобы по рядным
(брачным) грамотам, завещаниям (утверждавшимся
в епархиальных канцеляриях) и др. 1 2 В остальных делах
судил великокняжеский суд. Судопроизводство на местах
велось наместничьим аппаратом (наместники и волостели
и их тиуны) 3, специально посланными лицами из Боль-
шого дворца 4, в том числе писцами5 или даже боярами6,
а также дворецким7 или иногда самим великим князем 8.
С 1539 г. дела по душегубству и разбою с поличным
вершились губными старостами. Суд высшей инстанции
1 Они подробно перечисляются в поздних редакциях цер-
ковных уставов князей Владимира и Ярослава (см. РИБ, т. XXV).
2 По словам Ивана IV, святительские судьи «управу чинят
не прямо и волочат и продают с ябедники с одного» («Ма-
карьевский Стоглавник» — «Труды Новгородской губернской
ученой архивной комиссии», вып. I, Новгород, 1912, стр. 19).
3 АГР, т. I, № 45, 57; РИБ, т. XVII, № 515; АЮГ № 22;
А. Н. Пискарев, Древние грамоты и акты Рязанского края,
СПб., 1854, № 13; «Сборник грамот Коллегии экономии», т. I,
№ 76.
4 АГР, т. I, № 44, 53; Н. П. Лихачев, Сборник актов, вып. II,
№ VII, VIII, IX; АЮ, № 21, 22.
5 АГР, т. I, № 55, 56, 64, 65; Н. П. Лихачев, Сборник актов,
вып. II, № X, XIII.
• Н, П. Лихачев, Сборник актов, вып. II, № VI.
7 АГР, т. I, № 63.
8 Чтения ОИДР, 1894, кн. 3, отд. IV, стр. 2.
209
(«доклад») находился в руках самого великого князя
или его дворецкого и «боярина введеного» L Засилье бо-
ярской аристократии в судебном аппарате одним из своих
следствий имело систему бессовестных вымогательств
(«посулов», взяток и др.) как полузаконного средства
личного обогащения. С целью получения судебных штра-
фов трупы убитых иногда подкидывали во дворы зажи-
точных людей. Об этом пишут публицисты Максим Грек,
Иван Пересветов и сообщается в официальных докумен-
тах1 2. Бывали случаи, когда «поклепцы» (ябедники) кле-
ветали на добрых людей, «стакнувшись с наместниками» 3.
Все это особенно ярко проявилось в годы боярского пра-
вления, когда недовольство боярским произволом охва-
тило не только крестьянство и посад, но даже и широкие
круги феодалов. Задача упорядочения судопроизводства
и борьбы с злоупотреблениями судебной администрации
являлась одной из важнейших к середине XVI в. в области
судоустройства.
Не соответствовало в полной мере интересам дворян-
ства и существовавшее к середине XVI в. законодатель-
ство. Нормы Судебника 1497 г., составленного еще в пе-
риод, когда удельный вес боярской аристократии в пра-
вительственном аппарате был велик, явно недостаточно
учитывали требования дворянства как в области право-
вых вопросов (касающихся феодального землевладения
и крестьянства), так и в области судоустройства и судо-
производства 4. Его нормы во многом устарели и коррек-
тировались уставными наместничьими и губными грамо-
тами.
1 АГР, т. I, № 53, 55—57.
2 В грамотах 1543—1546 гг. упоминается случай, когда «хто
поткинет убитою головою», и говорится о «подкинутом уловом
(т. е. умышленно. — А. 3.) незнаемом человеке» (С. А. Шума-
ков, Обзор, вып. IV, № 1281, 1329); ср. в Слободской губной
грамоте 1540 г. «а иные-де люди клеплют и убитыми головами
подкидывают» («Наместничьи губные и земские уставные гра-
моты Московского государства», изд. под ред. А. И. Яковлева,
М., 1909, стр. 32 и след.).
3 «Псковские летописи», вып. I, стр. 110.
4 Предположение К. Ф. Калайдовича и др. о существова-
нии так называемого Судебника Василия III справедливо от-
вергнуто И. И. Смирновым (см. И. И. Смирнов, Очерки,
стр. 313—319).
14 А. А Зимин
Так, в правой грамоте 1520 г. говорилось: «Велеть на
них вину взяти по Перевитской грамоте по указной, а не
будет грамоты, и судье взяти на них вина по великого
князя судебному списку» !.
Не соответствовала новым историческим условиям уже
первая статья Судебника 1497 г., согласно которой пола-
галось «судити суд бояром и околничим». Мы уже ви-
дели, что в суде к середине XVI в. играл значительную
роль дворцовый аппарат с его дворянским составом.
В Судебнике 1497 г. не были достаточно подробно регла-
ментированы судебные функции наместничьего суда,
что давало возможность аппарату наместников злоупотреб-
лять своими судебными полномочиями.
Следовало во многом изменить и формы судопроиз-
водства. Постепенно изживалось из судебной практики
«поле» (судебный поединок), которое не всегда обеспечи-
вало решение дела в выгодном и угодном духе для пред-
ставителей господствующего класса. Уже ощущалась яв-
ная необходимость замены старого обвинительного процес-
са инквизиционным, или следственным, который впервые
широко стал применяться после введения губного управле-
ния во время «обысков» по «разбойным» и «татинным»
делам.
Следственный процесс давал феодальному суду больше
возможностей для выявления всех лиц, посягавших на
собственность и безопасность представителей господ-
ствующего класса, защищать самые основы феодального
правопорядка. Во время обыска к дознанию привлекался
довольно широкий круг опрашиваемых «обыскных лю-
дей», показания которых давали основание не только для
выяснения виновности того или иного подследственного
лица, но и для установления факта его социальной опас-
ности для феодального строя (т. е. для признания его
«лихим» человеком). В обстановке усиления классовой
борьбы выступления так называемых «разбойников» и
«татей» (этими наименованиями феодалы часто назы-
вали тех, кто с оружием в руках боролся против их гос-
подства) находили живейший отклик в широких народ-
ных массах.
1 А. Н. Пискарев, указ, соч., № 13, стр. 22.
210
Одним из средств противодействия этому было при-
менение «обыска» по «разбойным» делам. Введением
розыска облегчалось выявление «разбойников». Вместе
с тем вводилась ответственность «обыскных людей» за
дачу ими ложных показаний, устанавливалась своеобраз-
ная круговая порука, преследовавшая цели устрашения
и наказания тем лицам, которые своими ложными пока-
заниями пытались «обелить» лихого человека. Вводилось
также наказание и тем, кто скрывал «татя» или «разбой-
ника», или краденое в своем дворе.
Так новые формы процесса, которые должны были
укрепить власть помещиков-крепостников, уже к середине
XVI в. постепенно внедрялись в русском судопроизвод-
стве, получая распространение первоначально в делах,
являвшихся наиболее социально опасными для господ-
ствующего класса.
Утверждение этих форм процесса как ведущих к сере-
дине XVI в. оставалось еще задачей, решение которой
было насущной необходимостью для класса феодалов.
Нуждались в пересмотре и развитии также самые
нормы права, бытовавшие в Русском государстве к сере-
дине XVI в. В области уголовного права следовало отра-
зить накопившийся опыт борьбы с «разбоями» и «тать-
бами», тщательнее разграничить виды преступных деяний
и регламентировать различные наказания. В гражданском
праве все еще недостаточное место занимало законода-
тельство по вопросам феодальной собственности. Реши-
тельные сдвиги, происшедшие в распределении форм по-
земельной собственности, не находили еще достаточного
отражения в памятниках общерусского права. «Уложе-
ния» о слободах и княженецких вотчинах Ивана III и
Василия III в годы феодальной реакции фактически по-
теряли юридическую силу1, а законодательных актов по
ограничению монастырского землевладения вовсе не было.
Рост крепостнической эксплуатации вызывал потребность
появления новых правовых установлений, в которых были
бы зафиксированы перемены в положении крестьянства.
Судебник 1497 г,, например, еще не упоминал о таком
разряде зависимого населения, как служилые холопы.
1 ААЭ, т. I, № 227.
*
211
Наконец, следовало внести существенные коррективы и
в залоговое право, ибо существовавшие нормы его не
удовлетворяли основную массу дворянства, страдавшую
от ростовщических операций монастырей и купече-
ства.
Словом, к середине XVI в. в области суда и права на-
зрела необходимость серьезных преобразований. Издание
нового общегосударственного законодательного кодекса
в передовой дворянской публицистике рассматривалось
как первостепенная задача правительства.
* *
*
К числу наименее разработанных вопросов из исто-
рии политического строя России первой половины XVI в.
относятся русские финансы. Отрывочность сохранившихся
источников приводила к тому, что на это время в бур-
жуазной историографии механически переносились наблю-
дения, сделанные над русской финансовой системой вто-
рой половины XVI—XVII вв. А так как в середине XVI в.
была проведена серьезная реформа в области податного
обложения (введение большой сохи и ряда налогов), про-
исходило смещение исторической перспективы. Только
в последнее время, после работ П. А. Садикова*,
С. М. Каштанова1 2 и Н. Е. Носова3, можно в самых об-
щих чертах наметить основные моменты, касающиеся
системы финансового управления и налогового пресса в
Русском государстве к середине XVI в.
До 50-х годов XVI в. в России не существовало единой
окладной единицы. В центральных районах государства
основные налоги брались с «сох» или «вытей», резко
отличавшихся по своим размерам и способу исчисления 4.
1 П. А. Садиков, Очерки по истории опричнины, стр. 212—299.
2 См. написанный С. М. Каштановым раздел о финансах
первой половины XVI в. в книге «Очерки истории СССР. Пе-
риод феодализма. Конец XV — начало XVII вв.», стр. 139—147,
а также его диссертацию.
3 Н. Е. Носов, Очерки, стр. 66—189.
4 См., например, в Твери около 1548 г. (В. И. Сергеевич,
указ, соч., стр. 321—322).
212
В Новгороде наряду с сохами существовали обжи (позд-
нее обжа равнялась 10 четвертям в поле) Ч Во Пскове
обычной единицей обложения была «выть»1 2, на Двине
бытовали «сошки» небольших размеров3, а в Варзуге и
в Перми — «луки»4. Эта пестрота наглядно отражала
устойчивые местные традиции, явившиеся результатом
неизжитости экономической раздробленности в стране.
В настоящее время выяснить размеры важнейшей из
названных единиц «сохи» представляется крайне затруд-
нительным. С. Б. Веселовский пришел к выводу, что
пахотная пашня не была решающим признаком при опре-
делении тягла. Размер сохи, по его мнению, определялся
по усмотрению писца в связи с «посильностью» (тягло-
способностью) хозяйства5. Это, однако, не решает во-
проса. Важно установить объективный принцип исчисле-
ния сох, который использовался писцами. Не исключена
возможность, что размер сохи определялся в отдельных
местностях не пашней, а количеством дворов (как это
твердо установлено для городов) 6. Так, например, в 1538 г.
на землях Дмитровского уезда соху составляли 45 дво-
ров7.
1 См. В. М. Владиславлев, Обжа (ЖМНПр., 1892, № 8,
стр. 223—241); Б. Д. Греков, Что такое «обжа»? («Известия
Академии наук СССР», серия VI, 1926, № 10—И, стр. 1017—
1040).
2 В «вытях», например, исчислены земли псковичей-помещи-
ков в «Боярской книге 1556 г.». В Торопце в 1539—1540 гг. на
выть приходилось от 9 до 15 четвертей земли, а на соху — от
28 до 72 вытей (С. Б. Веселовский, Сошное письмо, т. II,
стр. 341, 342).
3 Так, согласно писцовым книгам, составленным около
1552/53 г., «сошка» на Двине состояла из 3 обеж («Сборник
грамот Коллегии экономии», т. I, № 138); ср. также в Онежье
в 1536 г. (ААЭ, т. I, № 181). Встречались на Двине и «выти»,
состоявшие из 4—19,5 «вервей» (80—84 сажени), причем ве-
личину верви определить крайне трудно, ибо они измерялись
различными по размеру саженями (А. И. Копанев, Куростров-
ская волость во второй половине XVI века, стр. 147—148).
4 «Сборник грамот Коллегии экономии», т. I, № 165; «Вре-
менник ОИДР», кн. 25, отд. 2, стр. 148.
5 С. Б. Веселовский, Сошное письмо, т. II, стр. 343, 345—346;
ср. также В. И. Сергеевич, указ, соч., стр. 337.
6 См. В. И. Сергеевич, указ, соч., стр. 338.
7 ГКЭ, Дмитров, № 52/3764.
ги
Когда Ивану III в ответ на вопрос о том, что же такое
представляет собою соха в Новгороде, ответили: «кто на
3-х лошадех и сам третей орет — ино то соха»1, — то
в ртом ответе можно также увидеть указание на связь
сохи с определенным количеством крестьянских хозяйств.
При определении размера сох, конечно, учитывались и
другие моменты хозяйств (наличие угодий, «прожиточ-
ность» хозяйства и т. д.) 1 2.
В условиях роста феодального землевладения подвор-
ный принцип обложения переставал удовлетворять пра-
вительство, ибо тяглоспособность крестьянских дворов
с постепенным исчезновением в центральных районах
страны неосвоенных земель, начинала определяться по
преимуществу количеством пашни и других угодий, имев-
шихся в распоряжении налогоплательщика. Поэтому пе-
реход к поземельному обложению был совершенно зако-
номерен.
В дворцовых хозяйствах к середине XVI в. можно
обнаружить уже поземельное содержание сохи. Так,
в дворцовых владениях Волоколамского уезда в 1543/44 г.
в соху входило 800 четвертей земли в одном поле, а в
выть — 12 четвертей, причем подати здесь начислялись
еще с вытей3.
Введение поземельной сохи было лишь одной из перво-
степенных задач в области финансовых преобразований,
второй была необходимость превращения этой окладной
единицы в единую или по крайней мере в ведущую для
всего государства. С этой целью следовало провести опи-
1 ПСРЛ, т. XXV, стр. 319—320.
2 Так, даже в 1563 г. подчеркивалось, что «сошный оклад
брался» с «дворов и з животов и с промыслов» («Сборник гра-
мот Коллегии экономии», т. I, № 165). В 1546—1547 гг. при опре-
делении «выти» в дворцовых землях Волоколамского уезда ука-
зывалось, что в нее положены не обычные 6 десятин, а 8, «по-
тому что земля запустела» (АФЗиХ, ч. 2, № 198). В 1537 г. при
сборе ямчужных денег и примета «счета сохи» указывалось,
что крестьянам следует «промеж себя ровнатись самим по
пашням и по угодю» («Описание актов собрания гр. А. С. Ува-
рова», М., 1905, № 24, стр. 31).
3 АФЗиХ, ч. 2, № 178, 179; в дворцовых землях Владимир-
ского уезда в 1555/56 г. тоже было 800 четвертей в сохе и
12 четвертей в выти (АГР, т. I, № 83).
214
сание земель во всей стране, в ходе которых старые
«сошки», «луки» и «обжи» могли быть заменены единой
поземельной сохой. Подобные попытки были сделаны уже
в 40-х годах XVI в., но они не были доведены до конца.
Серебряная монета времени Ивана Грозного (увеличено)
Государственный Исторический музей.
Пестроте в окладных единицах соответствовало и раз-
нообразие податей. Если в XV в. основным прямым нало-
гом была дань (взимавшаяся подворно), то с начала
XVI в. ее удельный вес начинает заметно падатьЕе ме-
сто постепенно начинают занимать налоги, собиравшиеся
с сох, и прежде всего «ямские деньги» (название, с 30-х го-
дов постепенно вытесняющее старый термин «ям») 1 2.
Обеспечение службы связи (ямской гоньбы) было тя-
желой повинностью крестьянского населения3. Крестьяне,
1 «Очерки истории СССР. Период феодализма. Конец
XV в. — начало XVII в.», стр. 141—142.
2 Ср., например, термин «ям» в грамотах 1534 г. (АФЗиХ,
ч. 2, № 130, 131, 133, 134, 135) и «ямские деньги» в грамотах
1534 г. (там же, № 137), 1539 г. (там же, № 149), 1543 г.
(там же, № 171) и др.
8 Подробнее см. И. Я. Гурлянд, указ, соч., стр. 51 и след.:
Я. К. Носов, Очерки, стр. 133 и след.
Z15
кроме платы «ямских денег», должны были выбирать осо-
бых ямщиков (ведавших «ямами»), дворников, строить
ямские дворы и выставлять с «сох» поочередно «подводы»
(запряженные лошади)
К числу важнейших посошных повинностей относились
«посошная служба» (выставление посошных людей для
ратной службы) 1 2, «примет»3 и «городовое дело» (уча-
стие в постройке и ремонте городских укреплений) 4.
В связи с развитием огнестрельного оружия еще в начале
XVI в. появились новые налоги и повинности, в т. ч.
«ямчужное дело» (ямчуга — селитра) 5 и «пищальное
дело» (нерегулярно взимавшийся уже с 30-х годов XVI в.
налог на обеспечение Пищальников) 6. Наконец, обреме-
нительной податью были «корм» и другие «пошлины»
(в том числе свадебные) в пользу наместников и волосте-
м 7
леи7.
1 «Исторические акты ярославского Спасского монастыря»,
вып. I, № XIII (1545 г.); Акты Юшкова, № 163 (1548 г.).
2 М. А. Дьяконов, Акты, вып. II, № 10, 14; «Описание актов
собрания гр. А. С. Уварова», № 26, 28—30. Так, готовясь к ка-
занскому походу, правительство в октябре 1547 г. затребовало
«посошных людей с сохи по 2 человека, по конному, да по
пешему» (Троице-Сергиев м., кн. 519, л. 39 об — 40 об.).
3 С. Шумаков, Тверские акты, вып. I, № IV; АФЗиХ, ч. 2,
№ 131, 133, 134; М. А. Дьяконов, Акты, вып. II, № 10. Примет,
как считают некоторые исследователи, — это налог на обору-
дование городских укреплений (см. С, Б. Веселовский, Феодаль-
ное землевладение Северо-Восточной Руси, стр. 398; Н. Е. Носов,
Очерки, стр. 173). С. М. Каштанов считает, что речь идет о день-
гах на строительство осадных сооружений (С. М. Каштанов,
О классификации жалованных грамот — «Исторический архив»,
1956, № 3, стр. 215).
4 См., например, АФЗиХ, ч. 2, № 131, 133—136, 137, 149, 171.
Об их посошном характере (см. С. А. Шумаков, Обзор, вып. IV,
№ 1389; «Описание актов собрания гр. А. С. Уварова», № 24
и др.). В пользу городовых приказчиков или особые «городнико-
вые пошлины» (см. там же).
5 В 1537—1542 гг. в ряде центральных уездов рта повин-
ность состояли в доставлении воза земли и воза дров с одной
выти (М. А. Дьяконов, Акты, вып. II, № 10; «Описание актов
собрания гр. А. С. Уварова», № 27).
6 П. А. Садиков, Очерки по истории опричнины, Приложе-
ние, № 1 (1538—1539), стр. 418—419.
7 О размере корма, сбиравшегося с сох, см. наместничьи
грамоты 1536 г. (ААЭ, т. I, № 181), 1539 г. (Чтения ОИДР, 1907,
216
Все эти подати и повинности, имевшие в отдельных
районах свои особенности *, тяжело отзывались на поло-
жении крестьянства* 1 2.
Население страдало не только от самих налогов, но и
от многочисленных «пошлинников», которые собирали
налоги, «заботясь» о государственной прибыли, не забы-
вая и собственной выгоды 3. Налоги сбирали и наместники
с их тиунами, и особые «даньщики» 4, и городовые при-
казчики, ведавшие городовым делом.
В силу недостаточной развитости товарно-денежных
отношений в стране к середине XVI в. продолжала суще-
ствовать необычайная пестрота и в таможенном обложе-
нии. Многочисленные таможенные границы и разнообраз-
ные торговые и проездные пошлины препятствовали тор-
говым сношениям между отдельными областными
рынками, задерживали процесс сложения всероссийского
рынка. В. И. Ленин подчеркивает, что до XVI в. «живые
следы прежней автономии» на Руси проявлялись и в су-
ществовании особых таможенных границ. Дошедшие до
нас немногочисленные таможенные грамоты ярко рисуют
основные черты внутренней таможенной политики к се-
редине XVI в. 5
т. I, отд. 4, стр. 47—51), 1544 г. (ААЭ, т. I, № 201) и др. В двор-
цовых волостях в 40-х годах XVI в. платился «посошный корм»
(АФЗиХ, ч. 2, № 198).
1 Так, например, в 1538/39 г. с Двины шли в казну «дань»
за белки и горностаи и «обежная дань», «ямские деньги» и
«поральские», «заморский оброк», «вытные деньги» и «пищаль-
ные деньги» (77. А. Садиков, Очерки по истории опричнины,
Приложение, № I, стр. 418).
2 Не может считаться хоть сколько-нибудь удовлетвори-
тельной попытка Н. А. Рожкова определить соотношение раз-
мера отдельных податей в первой половине XVI в., ибо автор
исходил в своих исчислениях из величины налогов, существо-
вавших в более позднее время (50-е годы XVI в.), и из мо-
сковской «сохи» как окладной единицы (Н. А. Рожков, Сель-
ское хозяйство в Московской Руси в XVI в., стр. 221 и след.).
3 См., например, сведения о «посулах», бравшихся в 1548 г.
городовыми приказчиками (М. А. Дьяконов, Акты, вып. II, №14).
4 Архив ЛОИИ, Собр. Головина, № 48; 77. А. Садиков, Очерки
по истории опричнины, Приложение, № I, стр. 418; «Описание
актов собрания гр. А. С. Уварова», № 28, 29.
5 См. таможенные грамоты г. Дмитрова 1521 г. (РИБ,
т. XXXII, № 103), Устюжны Железопольской 1543 г. (ЦГАДА, Го-
277
К числу торговых пошлин принадлежала рублевая
пошлина, тамга, взимавшаяся при продаже товаров Ч По-
степенно на исчисление со стоимости товаров переводи-
лись на другие пошлины.
При покупке-продаже лошадей взыскивалась особая
пошлина — «пятно». В Устюжне в 1543 г. пятно бралось
таможниками в размере 2 деньги с рубля, к которым до-
бавлялась деньга пятежная и деньга писчая, шедшая пя-
тенщикам. При продаже зерна и крупы взыскивалось
померное. Во Пскове в 1549 г. оно платилось в размере
деньги с 2 четвертей устюжских, а в Устюжне в 1543 г.
с 4 четвертей московских померное (1 деньга) платил
только продавец.
За остановку на гостином дворе платилась особая
пошлина—«гостиное», за хранение товара в амбарах --
«амбарщина» * 1 2. За предъявление товаров таможникам при
приезде в город платилась «явка»; при отъезде домой
после торговли — «задние калачи» (в Устюжне V2 деньги
с человека).
Проездные пошлины (основной из которых был «мыт»)
взыскивались за провоз товаров, причем учитывалось как
количество провозимого товара, так и число торговцев.
Мыт платился с судов, с саней и возов, нагруженных то-
варами. За попытку избежать уплаты проездных или тор-
говых пошлин взыскивались всевозможные «заповеди» и
«протаможьи» 3.
Таковы лишь основные из многочисленных торговых
и проездных пошлин, которые в различных местностях
часто резко отличались друг от друга разнообразием.
род. книги по Устюгу Великому, № 1, л. 55—65), отрывки из
уставной грамоты г. Пскова 1549 г. (ЦГАДА, Гос. древлехрани-
лище, рубр. 3, № 20), уставные грамоты г. Белоозера 1551 г. (РИБ,
т. ХХХП, № 185), Каргополя 1555/56 г. (ЦГАДА. Собр. Мазурина,
№ 3096) и Двинскую грамоту 1560 г. (ЛЗАК, вып. (XXXIV),
стр. 199—203).
1 См. Ю. А. Тихонов, указ, соч., стр. 263—265.
2 См. РИБ, т. XXXII, № 185.
3 Так, за продажу и покупку товаров на 2 рубля во Пскове
взыскивалась рублевая заповедь, платившаяся «на полы» поку-
пателем и продавцом.
218
создавая пеструю картину обособленных друг от друга
областей Ч
Весьма характерным явлением была различная плата
пошлин местными и иногородними купцами1 2. Более тя-
желое обложение иногородних объяснялось неизжитостыо
пережитков феодальной раздробленности страны.
В первой половине XVI в. русское правительство
предпринимает ряд мер по борьбе с таможенной череспо-
лосицей и по улучшению организации таможенной службы.
Взимание таможенных и проездных пошлин все более
и более изымалось из рук наместников и передавалось
на откуп специальным откупным «таможенникам», «пя-
тещцикам» и «мытникам», причем величина этого откупа
обычно определялась размером сбора пошлин в предше-
ствующий год (см., например, Каргопольскую уставную
грамоту 1555/56 г.) 3. Откупщиками, как правило, назна-
чались опытные и «прожиточные» торговые люди, поль-
зовавшиеся доверием местных и центральных властей.
Опыт замены правительственных агентов откупщиками из
числа посадского населения позднее был использован
при введении земского управления.
Предпринимало правительство и ряд мер по унифика-
ции, регламентации и сокращению числа торговых и про-
ездных пошлин. Одним из средств для этой цели было
издание особых таможенных грамот откупщикам в раз-
личных русских городах, в которых на основе сложивше-
гося на местах порядка взимания пошлин строго
регламентировались торговые и проездные пошлины.
1 См. подробнее Е. Осокин, Внутренние таможенные пош-
лины в России, Казань, 1850; С. А. Шумаков, Древнерусские
косвенные налоги («Сборник Правоведения и общественных
Знаний», т. VII, М., 1897, стр. 246—262); А. Т. Николаева, указ,
соч., стр. 245 и след.
2 Так, мыт в Устюжне с местных жителей брался в раз-
мере 1,5 деньги «с воза с товарного», а тамга—1,5 деньги
с рубля в случае привоза товара. С рязанца, казанца и «со
всякого иноземца» брался мыт в размере 3 деньги с рубля и
1 деньга гостиного, а тамга — 7 денег с рубля, 1 деньга гости-
ного, 1 деньга явки.
3 См. «пятенщиков» в грамоте 1539 г. (Чтения ОИДР, 1907,
т. I, отд. 4, стр. 47—51). Откупа давались обычно на год (ДАИ,
Т. I, № 116).
219
Вместе с тем в грамотах местный опыт преломлялся
сквозь призму общегосударственной таможенной поли-
тики.
Однако все это были лишь ростки нового, которые
к середине XVI в. не получили достаточно яркого выра-
жения в силу отсутствия для этого необходимых экономи-
ческих предпосылок: в стране еще не формировался еди-
ный рынок, межобластные торговые связи были еще не-
достаточны.
Верховный контроль над местными административно-
финансовыми агентами (в том числе и над наместниками)
осуществляла государева казна с ее «кормлеными дья-
ками», куда поступали не только доходы со всей страны
(ямские, пищальные деньги, таможенные пошлины и др.),
но и специальные «Казначеевы пошлины» (с определен-
ных районов, например с Двины, Вымской земли и др.) L
Выделение из казны лиц, специально ведавших подат-
ными вопросами, подготовляло почву для зарождения
финансовых приказов.
При обзоре прямых и косвенных налогов, существовав-
ших к середине XVI в., нельзя забывать и об особенно-
стях феодального иммунитета той поры, в силу которого
вотчины духовных феодалов были обычно освобождены
от уплаты основных прямых налогов и имели право на
беспошлинный провоз определенного количества товаров.
Все это не только наносило прямой ущерб государевой
казне, но и приводило к дополнительному обременению
податями основных масс населения страны.
На протяжении всей первой половины XVI в. сменяв-
шиеся у кормила власти правительства то стремились
использовать выдачу льготных грамот как одно из средств
в борьбе со своими политическими противниками, то пы-
тались несколько ограничить податные привилегии духов-
ных феодалов. Так или иначе, но вопрос о ликвидации
«тарханов», т. е. податных привилегий церковных кор-
пораций, к середине XVI в. оставался нерешенным.
Таким образом, к середине XVI в. назрела необходи-
мость в серьезных реформах государственных финансов.
1 Подробнее см. П. А. Садиков. Очерки по истории оприч-
нины, стр. 212 и след.; стр. 260—264.
220
Растущий централизованный аппарат не мог существо-
вать без прочной финансовой базы. И в финансовом, как
и в судебном, управлении существенным препятствием
на пути укрепления централизованной государственной
власти являлись пережитки феодальной раздробленности
на местах и прежде всего система кормлений с намест-
ничьим аппаратом. Вместе с тем к середине XVI в. не
только ощущалась необходимость финансовых реформ,
но уже эти реформы были подготовлены рядом мероприя-
тий 30—40-х годов XVI в. (реформа монетной стопы,
ограничение наместничьего управления, переписи земель
И Т. д.).
Глава V
ГОДЫ БОЯРСКОГО ПРАВЛЕНИЯ
ПЕРВЫЕ ПОПЫТКИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ
ПРЕОБРАЗОВАНИИ
онец XV в. ознаменовался созданием Россий-
ского централизованного государства. Оконча-
тельное присоединение Пскова (1510 г.), Смо-
ленска (1514 г.) и Рязани (1523 г.) по суще-
ству являлось завершением объединения основ-
ных русских земель в единое государство. На
повестку дня вставал вопрос о путях его даль-
нейшего укрепления. Усиление экономических
позиций и увеличение политической роли дво-
рянства, а также рост городов и торгово-ремес-
ленного населения в них давали возможность
сначала правительству Ивана III, а затем и
Василия III перейти к активной борьбе с кня-
жеско-боярской оппозицией. Дальнейшее по-
ступательное развитие Русского государства
было невозможно без преодоления пережитков
222
феодальной раздробленности в центральном и местном
управлении страной, без уничтожения экономических
основ княжеско-боярской аристократии — крупного при-
вилегированного землевладения.
Уже в конце XV — начале XVI в. русскому правитель-
ству удалось добиться первых успехов в этом направле-
нии. Роспуск боярских дворов, проведенный в 80—90-х
годах XV в., разгром в 1499—1502 гг. оппозиции, возглав-
ленной князьями Ряполовским и Патрикеевыми, отстране-
ние от власти и заточение в Волоколамский монастырь
Вассиана Патрикеева, ликвидация Волоцкого (1513 г.) и
Углицкого (1521 г.) уделов — таковы основные вехи
в борьбе с феодальной аристократией.
Однако процесс преодоления феодальной раздроблен-
ности в первой трети XVI в. не был достаточно глубок,
ибо экономические условия для этого не созрели. В стране
сохранялись экономически обособленные районы и даже
удельные княжества, хозяйственные связи между кото-
рыми не были еще прочными. Сложение всероссийского
рынка, спаявшего воедино все эти экономически разоб-
щенные части России, относится к более позднему вре-
мени.
Процесс централизации страны происходил в упорной
борьбе старого и нового, нарождающего и отживаю-
щего. Основной опорой великокняжеской власти было по-
местное дворянство; поддерживали ее также города. Удель-
ные княжата и часть боярства выступали против расту-
щего самодержавия. Как и прежде, они «находились
в состоянии непрерывного бунта» по отношению к госу-
дарю1. Борьбе великих князей с княжатами и боярством
сочувствовали самые широкие круги населения как в го-
роде, так и в деревне.
По мере углубления процесса централизации нара-
стало и сопротивление ему со стороны феодальной аристо-
кратии, цеплявшейся за свои права и привилегии. В этом
обстоятельстве заключалась основная причина временного
торжества княжеско-боярской реакции в малолетство
Ивана Грозного.
1 Ф. Энгельс, О разложении феодализма и возникновении
национальных государств, стр. 158.
223
В недавно вышедшей книге, посвященной политиче-
ской истории России 30—50-х годов XVI в., И. И. Смир-
нов следующим образом сформулировал свое понимание
политической борьбы внутри класса феодалов в малолет-
ство Ивана IV. «Историческое значение боярского правле-
ния 30—40-х годов, — пишет он, — заключалось в по-
пытке феодальной реакции — княжат и бояр — задержать
процесс строительства Русского централизованного госу-
дарства путем разрушения аппарата власти и управления
централизованного государства и возрождения нравов и
обычаев времен феодальной раздробленности»1. «Бояр-
ский «произвол» и «смута» были формой, в которой осу-
ществлялось разрушение централизованного аппарата вла-
сти в направлении восстановления феодальной раздроб-
ленности удельных времен» 1 2.
Эта характеристика событий 30—40-х годов XVI в.,
основывающаяся на представлении И. И. Смирнова о том,
что в XVI в. происходил только еще процесс образования
Русского централизованного государства, нам представ-
ляется неверной. В годы боярского правления вопрос уже
не шел и не мог идти о возвращении к временам феодаль-
ной раздробленности. Во время княжеско-боярских свар
борьба шла не за расчленение государства на удельные
«полугосударства», а за овладение центральным прави-
тельственным аппаратом, за превращение его в орудие
корпоративных интересов феодальной аристократии. Ме-
роприятия, проведенные Бельскими и Воронцовыми
в целях укрепления государственного аппарата, отлича-
лись половинчатостью и непоследовательностью. Поль-
зуясь двенадцатым часом своей власти, Шуйские, Глин-
ские, Бельские, Воронцовы и другие боярские временщики
прежде всего стремились использовать свое положение
калифов на час в целях самого беззастенчивого обогаще-
ния. Трудящиеся массы крестьян и посада, эксплуатация
которых неизмеримо выросла в тяжелые годы правления,
боярских олигархов, на своем собственном опыте убеди-
лись, что несет с собою победа княжеско-боярской аристо-
кратии. Ответом народных масс был невиданный дотоле
1 И. И. Смирнов, Очерки, стр. 3. (Курсив мой.— Л. 3.)
2 Там же, стр. 27.
224
подъем классовой борьбы, вылившейся в городские вос-
стания, а также в локальные выступления крестьян сере-
дины XVI в.
* *
*
Во время осенней поездки по монастырям 1533 г. тя-
жело заболел великий князь Василий III. Когда смер-
тельный исход болезни стал более чем вероятен, Василий
поспешил принять срочные меры, которые должны были
обеспечить после его смерти переход власти к трехлет-
нему сыну Ивану и ликвидировать претензии на москов-
ский престол со стороны удельных князей Андрея Ста-
рицкого и Юрия Дмитровского, дядей малолетнего на-
следника. В октябре 1533 г. Василий III приступил
к составлению духовной грамоты !. Согласно завещанию,
текст которого сохранился только в отрывках в составе
духовной Ивана Грозного, Василий III передавал великое
княжество сыну своему Ивану. Пытаясь разъединить ко-
алицию удельных князей, Василий III, очевидно, заве-
щал князю Андрею Ивановичу выморочный Волоцкий
удел в качестве своеобразного выкупа за отказ стариц-
кого князя от всяких претензий на великокняжеский
стол 1 2.
В литературе утвердилось мнение (А. Е. Пресняков,
И. И. Смирнов), что перед смертью Василий III выделил
своеобразный регентский совет при малолетнем сыне
Иване и Елене Глинской, которому и поручил всю пол-
ноту власти3. Этот вывод основывается на словах лето-
писного рассказа о болезни и смерти Василия III, где,
между прочим, говорится, что умирающий великий князь
призвал бояр Ивана Васильевича и Василия Васильевича
Шуйских, Михаила Семеновича Воронцова, Михаила Ва-
сильевича Тучкова, Михаила Львовича Глинского, а также
тверского дворецкого Ивана Юрьевича Шигону Поджогина
1 ПСРЛ, т. VI, стр. 268.
2 Подробнее см. А. А. Зимин, Княжеские духовные грамоты
начала XVI в. («Исторические записки», кн. 24, 1948, стр. 284—
286).
3 А. Е. Пресняков, Завещание Василия III, стр. 78—79;
И. И. Смирнов, Очерки, стр. 22—26.
15 А. А. Зимин	225
й дьяка Федора Мишурина и приказал им «о устройстве
земском, како вы правити после его государьства» 1.
К этому списку добавляется также и боярин Михаил
Юрьевич ЗахаРьин, который, оказывается, присутствовал
на совещании и оставался даже у постели Василия III
вместе с И. Ю. Шигоною и М. Л. Глинским, когда осталь-
ные участники совещания разошлись1 2.
Для решения этого вопроса нужно напомнить, что в со-
став Боярской думы входило 12 бояр: дядя жены Васи-
лия III — князь М. Л. Глинский, дальний родственник ве-
ликого князя — князь Дмитрий Федорович Бельский, силь-
ная группировка суздальских княжат, возглавлявшихся
Шуйскими (И. В. и В. В. Шуйские, Михаил Васильевич
и Борис Иванович Горбатые, Александр Андреевич Хо-
холков-Ростовский), и представители старомосковского
боярства (Василий и Иван Григорьевичи Морозовы,
М. С. Воронцов, М. В. Тучков и М. Ю. Захарьин). Князь
А. А. Хохолков-Ростовский, видимо, в совещаниях «у по-
стели» Василия III не принимал участия, так как он на-
ходился на наместничестве в Смоленске3. Остальные
бояре в той или иной форме в последние дни жизни
Василия III фигурируют среди его ближайших советни-
ков. Наряду с названными выше 5 боярами участниками
совещания 3 декабря князь Д. Ф. Бельский, князья Гор-
батые и Морозовы (Поплевины) также присутствовали на
беседах с великим князем. Ко всем к ним Василий III
обращался со словами: «Постойте крепко, чтоб мой сын
учинился на государстве государь и чтоб была в земле
правда» 4. Итак, очевидно, всей Боярской думе в целом
поручалось ведение государственных дел5. Но поскольку
1 ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. Ш, стр. 359.
2 В подтверждение версии о «регентском совете»
И. И. Смирнов также ссылается на рассказ Степенной книги
(ПСРЛ, т. XXI, СПб., 1908, стр. 612—613) п на духовную Васи-
лия I (ДиДГ, № 20, 21, 22). В первом случае в источнике
о совете сведений пет, а во втором сообщается, что малолет-
ний наследник «приказывается» Витовту и «молодшей братье»
Василия I, которые также никакого «совета» не образовывали.
3 Сб. РИО, т. LIX, стр. 1.
4 ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. III, стр. 558.
5 Не может подкрепить гипотезу о «регентском совете» и
ссылка И. И. Смирнова (см. Очерки, стр. 34) на показания
226
в Боярской думе явное большинство принадлежало Шуй-
ским (кроме пяти суздальских княжат, дворецкий князь
Иван Иванович Кубенский, казначей Петр Иванович Го-
ловин), которые одно время склонны были ориентиро-
ваться на дмитровского князя Юрия Ивановича \ Васи-
лий III объявил официально опекунами наследника его
родичей князей М. Л. Глинского и Д. Ф. Бельского* 1 2.
Именно, обращаясь к Бельскому, он произнес: «Вы бы,
мои сестричи князь Дмитрей с братиею, о ратных делех
и о земском строение стояли за один, а сыну бы есте мо-
ему служили прямо».
Однако уже ближайшие месяцы после смерти Васи-
лия III, последовавшей 3 декабря 1533 г., внесли суще-
ственные коррективы в состав правительственной среды.
Первый удар был нанесен по удельным братьям покойного
великого князя, ибо подавляющее большинство предста-
вителей боярской знати стремилось предотвратить сепа-
ратистские тенденции, обнаруживавшиеся в политике
старицкого и дмитровского князей.
С князя Андрея Старицкого была взята присяга на
верность Ивану IV3, а уже 11 декабря 1533 г., т. е. через
польского жолнера Войцеха, ибо среди 6 названных Войцехом
«старших воевод» нет И. В. Шуйского и М. С. Воронцова, но
зато он упоминает князей Д. Ф. Бельского, Ивана Федоровича
Телепнева-Оболенского и Федора Ивановича Мстиславского
(«Тыи теж суть старшими при них»), которых не знает рас-
сказ о событиях 3 декабря («Акты, относящиеся к истории
Западной России» (далее — AJ3P), т. II, № 179/Ш, стр. 331).
1 Еще при жизни Василия III А. М. и И. М. Шуйские
«отъезжали» к князю Юрию (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 77).
В связи с этим, очевидно, в 1527/28 г. с них была взята «за-
пись» (ДиДГ, стр. 447).
2 ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. III, стр. 558; А. А. Шахматов, О так
называемой Ростовской летописи (Чтения ОИДР, 1904, кн. 1,
стр. 128). Позднее имя Д. Ф. Бельского в редакции летописи,
составлявшейся в годы правления Шуйских, было изъято
(ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 271). По непонятной причине
И. И. Смирнов умалчивает о том, какую роль для Д. Ф. Бель-
ского предназначил Василий III, считая, что особая роль
в «регентском совете» отводилась лишь одному М. Л. Глин-
скому (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 34).
3 О его крестоцеловальных записях 1533—1534 гг. см. ДиДГ,
стр. 457. Разбор этих памятников дан И. И. Смирновым (см.
Очерки, стр. 53—55).
*
227
неделю после смерти Василия III, согласно решению, при-
нятому Боярской думой, «поймали» князя Юрия Ивано-
вича Ч
Решительным противником дмитровского князя был,
очевидно, один из виднейших деятелей правительства
малолетнего Ивана IV — князь И. Ф. Оболенский1 2. Пред-
логом для ликвидации Дмитровского удела явилась по-
пытка князя Андрея Шуйского «отъехать» к князю Юрию,
т. е. перейти к нему на службу3. Однако даже бли-
жайшие родичи Шуйского — князья Горбатые отказа-
лись его поддержать. Дмитровский князь не имел хоть
сколько-нибудь серьезной опоры в среде господствующего
1 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 78; М. Н. Тихомиров, Записки
о регентстве Елены Глинской, стр. 283. По Вологодско-Пермской
летописи князя Юрия «поймали» 12 декабря (ПСРЛ, т. XXVI,
стр. 315, 321).
2 На это обратил внимание С. М. Каштанов в статье «Из
истории последних уделов», стр. 285, указавший на то, что
князь Юрий в это время «поотимал» пожни и починки у князя
В. И. Шиха-Оболенского (Н. П. Лихачев, Сборник актов, вып. II,
стр. 213).
3 В летописях сохранились две версии о роли Андрея Шуй-
ского в деле князя Юрия. Согласно краткому рассказу, Шуй-
скому предложил перейти на службу к дмитровскому князю
посланец последнего дьяк Тишков. Шуйский сообщил об этом
князю Б. Горбатому, который поставил в известность остальных
бояр (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 77—78; т. VII, стр. 286). Другая
версия считает, что всему виной был Андрей Шуйский, ибо
«помысли к князю Юрью отъехати и не токмо отъехати, но и
на великое княжение его подняти» (там же, т. XIII, ч. 1,
стр. 78). С. М. Соловьев отдает предпочтение первой версии
«по краткости времени, протекшего от смерти Василия до за-
ключения Юрия» (С. М. Соловьев, История России, кн. 2,
стр. 5). Говоря о тенденциозности обоих версий, И. И. Смирнов
отдает также предпочтение рассказу Летописца начала царства
(И. И, Смирнов, Очерки, стр. 31). Аргумент С. М. Соловьева,
впрочем, мало убедителен. Опала, постигшая А. Шуйского при
Елене Глинской, несомненный факт. Краткий вариант, входя-
щий в Воскресенскую летопись, очевидно, написан во время
правления Шуйских, поскольку явно стремится затушевать роль
князя Андрея Шуйского в событиях 1534 г. (С. А. Левина,
О времени составления и составителе Воскресенской летописи
XVI в., стр. 376—377). Пространный вариант, несомненно, напи-
сан уже после гибели Андрея Шуйского, когда можно было
осветить в ином свете поведение этого князя в первые дни
после смерти Василия III.
228
класса феодалов1. Удельный князь Андрей Старицкий на
данном этапе поддержал Елену Глинскую и малолетнего
Ивана IV, боясь усиления дмитровского князя. Юрий Ива-
нович вместе с Андреем Шуйским были брошены в тем-
ницу1 2. После заточения князя Юрия правительство Елены
Глинской поспешило укрепить свое влияние в бывшем
уделе этого князя (Дмитрове, Рузе, Звенигороде и Ка-
шине) путем выдачи грамот духовным феодалам, владев-
шим землями в этом уделе 3.
Вскоре произошли серьезные изменения и в составе
Боярской думы. Уже к январю 1534 г. энергичная Елена
Глинская добилась звания боярина и конюшего для своего
фаворита князя И. Ф. Телепнева-Оболенского4, а «кто
бывает конюшим и тот первый боярин чином и честею» 5.
К июлю того же года боярином стал муж сестры Елены
Глинской князь Иван Данилович Пенков6. Наконец, к ис-
ходу 1534 г., среди бояр упоминается князь Никита Ва-
сильевич Оболенский7. Опираясь на большинство в Бояр-
ской думе и в дворцовом аппарате, Шуйские пытались
в первой половине 1534 г. проводить свою политическую
линию. Польский жолнер Войцех, покинувший Москву
3 июля 1534 г., сообщал, что «всею землею справуют»
князь В. Шуйский, М. В. Тучков, М. Ю. Захарьин,
И. Ю. Шигона Поджогин и М. Ю. Глинский, но последний
не имеет никакого влияния8.
В такой обстановке произошел раскол в Боярской
думе. Поводом для него послужило бегство в Литву князя
1 Для позиции детей боярских характерна челобитная
Ивана Яганова (декабрь 1533 — август 1534 г.), сообщавшего
великокняжескому правительству о всех планах князя Юрия
(АИ, т. I, № 136).
2 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 78—79.
3 С. М. Каштанов, Иммунитетные грамоты 1534 — начала
1538 года как источник по истории внутренней политики в пе-
риод регентства Елены Глинской («Проблемы источниковеде-
ния», вып. VIII, М., 1959, стр. 374—375).
4 АЗР, т. II, № 175, стр. 235; С. Герберштейн, указ, соч.,
стр. 39.
5 Г. Котошихин, указ, соч., стр. 88.
6 ДРК, стр. 92. Биографию И. Д. Пенкова см. Н. Е. Носов,
Очерки, стр. 292—295.
7 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр, 81.
8 АЗР, т. II, Кг 179/Ш, стр. 331.
229
Семена Федоровича Бельского и окольничего Ивана Ва-
сильевича Ляцкого, причем с ними бежали «многие дети
боярьские, великого князя дворяне» *. Из беглецов уда-
лось «изымать» только князя Богдана Трубецкого1 2. «Со-
ветчики» беглецов — князья И. Ф. Бельский и И. М. Во-
ротынский с детьми были брошены в тюрьму3. Связанные
родственными узами с беглецами, князь Д. Ф. Бельский
и М. Ю. Захарьин (И. В. Ляцкий был его двоюродным
братом) должны были на время уступить важнейшие по-
зиции в руководстве страною. Оба они вместе с дьяком
М. Путятиным были отданы на поруки4. Через день после
побега Семена Бельского, т. е. 5 августа, был «пойман»
князь М. Л. Глинский, а его мать, княгиню Анну, постигла
опала 5.
О причинах заточения князя Михаила Глинского
источники сообщают разные сведения. В Воскресенской
летописи говорится, что Глинского бросили в темницу за
то, что он отравил Василия III6. Это явно вымышленное
сообщение, которое помещено в своде 1541 г., вышедшем
из среды Шуйских, было снято в Летописце начала цар-
ства, где просто сообщается о «поимании» Глинского
после рассказа о бегстве Семена Бельского и опалах,
последовавших за этим событием7.
В тексте Царственной книги вместо версии об отрав-
лении Василия III приводится обвинение Глинского в том,
1 ПСРЛ, т. XXVI, стр. 315.
2 А, А. Зимин, Краткие летописпы XV—XVI вв., стр. 12.
3 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 79, 83; т. VIII, стр. 287. Сына
И. М. Воротынского — Владимира, «по торгу водячи, пугами
били» (АЗР, т. II, № 179/Ш, стр. 333). И. М. Воротынский пер-
воначально попал в опалу в связи с набегом татар на Москву
в 1521 г. и находился под надзором до самой смерти Васи-
лия III (С. Герберштейн, указ, соч., стр. 108—109).
4 АЗР, т. II, № 179/Ш, стр. 333.
5 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 79, 83; М. Н. Тихомиров, Записки
о регентстве Елены Глинской, стр. 283; С. Герберштейн, указ,
соч., стр. 39—40; А. А, Зимин, Краткие летописцы XV—XVI вв.,
стр. 12—13. М. Л. Глинский умер в заточении 15 сентября
1536 г. (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 115). Конфискованное у него
сельцо Звягино Московского уезда было передано в Троице-
Сергиев монастырь (Троипе-Сергиев м., кн. 527, № 263).
6 ПСРЛ, т. VIII, стр. 287; т. ХТП, ч. 1, стр. 79.
7 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 83.
2W
что он вместе с М. С. Воронцовым «захотел держати ве-
ликое государство Российского царствия» \ Как доказано
в работах Д. Н. Альшица, вставки и приписки к Царствен-
ной книге носят явно тенденциозный характер. Они сде-
ланы в канцелярии Ивана Грозного в 60—70-х годах под
влиянием событий опричнины и нуждаются в строго
критической проверке1 2. Однако эти сведения Цар-
ственной книги принимает на веру И. И. Смирнов, считая,
что именно они раскрывают мотивы поведения Михаила
Глинского3. Так под пером этого исследователя рождается
целая концепция о существовании «заговора» М. Глин-
ского, с которым он связывает и бегство Семена Бель
ского и «поимание» Воротынского4.
Дело, очевидно, было проще. В составе правительства
Елены Глинской шла напряженная борьба между различ-
ными группировками. Сторонниками сохранения полити-
ческого курса на укрепление государственного аппарата
выступали и М. Глинский, и Бельские, и М. Ю. Захарьин,
и дьяк Меныиик Путятин. Во внешней политике группи-
ровка княжат, выходцев из западных и юго-западных
земель Русского государства, отстаивала необходимость
мирных отношений с Полыней и Литвою5. В январе —
1 ПСРЛ, т. ХШ, ч. 2, стр. 420.
2 Нет, например, прямых данных, говорящих о «едино-
мыслии» М. Воронцова с М. Глинским: М. С. Воронцов во вся-
ком случае с лета 1534 г. до апреля 1536 г. был по-прежнему
новгородским наместником (ДРК, стр. 99). Никаких данных
нет и для того, чтобы считать, что «о факте участия М. С. Во-
ронцова в заговоре Глинского стало известно правительству
Ивана IV лишь гораздо позднее» (И. И. Смирнов, Очерки,
стр. 41).
3 И. И. Смирнов, Очерки, стр. 41.
4 Там же, стр. 41—43: ср. Л. И. Копанев, А. Г. Маньков,
Н. Е. Носов, Очерки, стр. 64.
5 О пролитовской ориентации этой группировки может сви-
детельствовать и показание Войцеха, который, рисуя полити-
ческую ситуацию в Москве накануне новой русско-литовской
войны, противопоставлял В. Шуйскому и другим его сподвиж-
никам, при которых началась эта война, М. Глинского, Д. Бель-
ского, И. Овчину и Ф. Мстиславского (АЗР, т. II, № 179/11,
стр. 331). Именно Д. Ф. Бельский и М. Ю. Захарьин вели в де-
кабре 1534 г. мирные переговоры с литовским посольством
в Москве (Сб. РИО, т. LIX, стр. 1 — 13).
231
июле 1534 г. в Великом княжестве Литовском посольство
Т. В. Заболоцкого вело переговоры о мире L
Этой группировке противостояла партия Шуйских,
сторонница войны с Литвою, активная защитница бояр-
ских прав и привилегий.
Посольству Т. В. Заболоцкого не удалось предотвра-
тить начало новой войны на западных рубежах России.
Уже к 22 июля стало известно о начале похода польских
войск на Смоленск, а в августе князь С. Бельский и
И. Ляцкий бежали в Литву1 2. Их бегство во время приго-
товления к военным действиям «с службы ис Серпухова»
заставило правительство принять строгие меры к едино-
мышленникам беглецов.
Шуйские воспользовались этим случаем также и для
того, чтобы бросить в опалу одного из двух регептов —
князя М. Глинского, наиболее мешавшего их планам.
Таковы обстоятельства политической борьбы, развер-
нувшейся летом 1534 г. Шуйские, однако, па этот раз не
смогли добиться желаемых результатов. Елене Глинской
и князю И. Ф. Телепневу-Оболенскому удалось еще на
некоторое время сохранить внутриполитический курс
Василия III. Правительство продолжало линию на центра-
лизацию управления страной. Сохранившиеся сведения
рисуют его борьбу с ростом монастырского землевладения
и привилегиями духовных феодалов3. В этой же связи
находится распоряжение, посланное весною 1536 г.
в Новгород: «пожни у всех монастырей отпяти и отписати
около всего града и у церквей божиих во всем граде и
давати их в бразгу, что которая пожня стоит тем же мо-
настырем и церковником»4. В 1535/36 г. и в Коломне
две епископские слободки были приписаны к посаду5.
Еще в январе — марте 1534 г. правительство Елены
Глинской осуществило пересмотр жалованных грамот,
выданных духовным и светским землевладельцам. В ходе
1 ПСРЛ, т. VIII, стр. 286—287.
2 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 79.
3 См известную грамоту Глушицкому монастырю 1535 г.
(Амвросий, указ, соч., ч. 3, стр. 713—714).
4 А. А. Шахматов, указ, соч., стр. 155.
5 В. А. Кучкин, Жалованная грамота 1538 г. на две сло-
бодки в Коломне («Археографический ежегодник за 1959 г.»,
М., 1960, стр. 340—343).
232
Перечеканка монеты при Елене Глинской.
Миниатюра из Лицевого свода XVI в.
этого пересмотра феодалам удалось добиться подтвер-
ждения своих основных иммунитетных прав и привилегий,
несмотря на то что правительство стремилось принудить
к исполнению яма, городового дела и посошной службы
население владений иммунистов, В большинстве жаловап-
233
ных грамот периода регентства отсутствует освобождение
от уплаты тамги, мыта и других таможенных пошлин1.
Лишая духовных феодалов ряда крупных иммунитет-
ных льгот, правительство Елены Глинской возлагало па
население их вотчин новые повинности. Так, осенью
1534 г. с церковно-монастырских вотчин Новгорода было
собрано 700 рублей для выкупа полоняников1 2.
Продолжало правительство Глинской и ограничение
власти наместников и волостелей путем выдачи уставных
грамот, содержащих регламентацию податей и судебных
штрафов, которые взимались наместниками, а также огра-
ничение объема их судебной юрисдикции3.
Большое значение в урегулировании денежного обра-
щения в стране имела монетная реформа 1535—1538 гг.4,
в результате которой была установлена единая монетная
система. Необходимость проведения реформы диктовалась
потребностями растущего товарного производства. К то-
му же в обращении было много обрезанных денег,
а в старых деньгах «подмесу» 5. Реформу задумали, веро-
1 Подробнее см. у С. М. Каштанова в статье «Иммунитет-
ные грамоты 1534 — начала 1538 года...», стр. 382—400.
2 А, А, Шахматов, указ, соч., стр. 145.
3 См. Онежскую уставную грамоту 4 июня 1536 г. (ААЭ,
т. I, № 181) и уставные грамоты селу Высоцкому 26 января
1536 г. (АИ, т. I, № 137) и бобровникам Владимирского уезда
16 июля 1537 г. (ААЭ, т. I, № 183).
4 Хронология реформы не вполне ясна. По одним данным,
реформа была проведена в марте 1535 г. (ПСРЛ, т. VIII,
стр. 289), «зимою» 1534/35 г. (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 93).
В Новгороде чеканить монеты начали в июле 1535 г. (ПСРЛ,
т. VI, стр. 296—297; т. XIII, ч. 1, стр. 85; ч. 2, стр. 423), а запре-
тили хождение обрезанной монеты 24 февраля 1535 г. (ПСРЛ,
т. III, СПб., 1841, стр. 200). По Вологодско-Пермской летописи,
в 1535—1536 гг. Иван IV «велел заповедати: не ходити старым
денгам ноугородкам. А велел делати депги ноугородки новое
кузло в Новегороде и во Пьскове». Только в 1537—1538 гг.
Иван IV «велел заповедати: не ходити старым денгам москов-
кам. А велел делати денги московки новое кузло на Москве»
(ПСРЛ, т. XXVI, стр. 317, 318, 323, 324). По Псковской лето-
писи, также реформа была произведена в 1537—1538 гг.
(«Псковские летописи», вып. I, стр. 108) или в 1536—1537 гг.
(там же, вып. II, стр. 229).
5 ПСРЛ, т. VIII, стр. 289; ср. А. А. Зимин, Краткие летописцы
XV—XVI вв., стр. 38.
234
ятно, еще при жизни Василия III \ ибо полную замену
всей находившейся в обращении монеты можно было про-
извести только после большой предварительной работы.
Еще в сентябре 1533 г. «на Москве казнили многих лю-
дей смертною казнью в денгах», в том числе «москвич и
смолнян и костромич и вологжан и ярославцов и иных
многих московских людей» 1 2. В апреле 1534 г. правитель-
ство повелело «старыми московками не торговати», а «из
гривенкы скаловой сребра быти по три рубля москов-
ская» 3. Поскольку ввели в обращение денежные единицы
по сниженной стопе4, правительство получило в свое
распоряжение новые денежные средства. Реформа была
проведена за счет народных масс, однако в результате ее
осуществления денежная система в России окрепла,
именно поэтому она не претерпела никаких изменений на
протяжении всего XVI в. Серебряная «копейка» надолго
осталась основной русской монетой5.
Градостроительная политика 1534—1538 гг. была во
многом продиктована задачами обороны территории Рус-
ского государства от вторжений из пределов Великого
княжества Литовского, а с юга и юго-востока — из Крыма
и Казани. Эта политика также отражала возросшую роль
городов как центров развивающегося товарного производ-
ства 6.
1 Еще в 1532/33 г. в Галич приезжал с Москвы «сыщик...
на серебряные мастеры» (Г. 3. Киниевич, История о Казанском
царстве или Казанский Летописец, СПб., 1905, стр. 603).
2 ПСРЛ, т. XXVI, стр. 317, 318, 323, 324.
3 ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. III, стр. 616.
4 Из малой гривенки стали чеканить вместо 200 «новгоро-
док» — 300, «по три рубли из гривенки; а старое было кузло
по полутретия рубля з гривною из гривенки» (ПСРЛ, т. XXVI,
стр. 317—318, 323—324; вместо «520» московок стали чека-
нить 600.
5 Подробнее см. Г. Б. Федоров, Унификация русской монет-
ной системы и указ 1535 г. («Известия Академии наук СССР»,
серия истории и философии, 1950, т. VII, № 6, стр. 547—558);
И. Г. Спасский, Денежное обращение в Московском государ-
стве с 1533 по 1617 г. («Материалы и исследования по истории
СССР». № 44. М., 1955, стр. 273—296).
6 Н. Е. Носов непосредственным толчком к проведению
градостроительных мероприятий считает опустошительный на-
бег казанцев на юго-восточные районы страны в начале 1534 г.
(Н. Е. Носов, Очерки, стр. 70). Но строительство на Юго-
235
Наиболее крупным мероприятием было строительство
Китай-города в Москве. Еще в мае—июне 1534 г. по-
строили земляной «город» (в районе будущего Китай-
города). Эт° строительство было осуществлением плана,
задуманного еще Василием III Ч В мае 1535 г. на месте
земляного «города» уже воздвигли каменные стены Ки-
тай-города* 1 2. Строительством руководил видный архитек-
тор Петрок Малый (Фрязин). Китайгородская сгена
охватывала наиболее густо населенную часть посада
Москвы 3.
В 1534 г. «срублен бысть град древян в Великом Но-
вегороде на Софейской стороне» 4, а в 1537 г. и на Тор-
говой стороне5. Летом 1535 г. построен город на озере
Себеж 6. В июле 1535 г. в Пермь после сильного пожара
был послан С. Д. Курчев «города ставити»7. Летом —
осенью 1536 г. построена Балахна8. Был отстроен в ап-
реле— июле 1536 г. Стародуб (с земляными укрепле-
ниями), сожженный ранее литовскими войсками. Город
вскоре стал заселяться9. В том же году отстроены город-
Востоке началось лишь в самом конце 1535 г. Война с Литвою
оказала не меньшее, если не большее влияние на строитель-
ство оборонительных сооружений. Укрепление Новгорода, по-
стройка крепостей Себежа, Стародуба, Велижа, Ржевы и По-
чапа непосредственно связаны с русско-литовской войной.
1 ПСРЛ, т. VIII, стр. 287; ПСРЛ, т. XXVI, стр. 315—316;
ЦГАДА, Собр. Оболенского № 42, л. 49 об.; М. Н. Тихомиров.
Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 283.
2 ПСРЛ, т. VIII, стр. 289; ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 85, 95, 423;
И. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники XVI в.
(«Исторические записки», кн. 10, 1941, стр. 90); А. А. Зимин,
Краткие летописцы XV—XVI вв., стр. 31—32, 38.
3 Подробнее см. «История Москвы», т. I, стр. 224—225.
4 ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 420; т. VI, стр. 293; т. VIII,
стр. 287.
5 ПСРЛ, т. VI, стр. 302; подробнее см. А. Л. Монгайт, Оборо-
нительные сооружения Новгорода Великого («Материалы и
исследования по археологии СССР», № 31, М., 1952, стр. 34—35).
6 ПСРЛ, т. VI, стр. 297; т. XIII, ч. 1, стр. 88; т. XXVI,
стр. 316; М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глин-
ской, стр. 284.
7 ПСРЛ, т. VIII, стр. 289.
8 М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники
XVI в., стр. 90; ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 113—114.
9 ПСРЛ, т. VI, стр. 298; т. VIII, стр. 291; т. XIII, ч. 1, стр. 89,
90; А. А. Шахматов, указ, соч., стр. 152.
236
Постройка Китай-города.
Миниатюра из Лицевого свода XVI в.
ские укрепления в Пустой Ржеве («Заволочье»), Холме
и город Велиж на Двине (в апреле—июне 1536 г.) В то
1 ПСРЛ, т. VI, стр. 300; «Псковские летописи», вып. I,
стр. 108; ПСРЛ, т. VIII, стр. 291; т. XIII, ч. 1, стр. 89, 111; ДРК,
стр. 99; А. А. Шахматов, указ, соч., с ф. 156.
237
же самое время производилось строительство укреплении
в устье реки Наровы L Строительство имело оборонитель-
ные цели: городок должен был контролировать вход
в Нарову из Финского залива 1 2. В октябре 1535 г. возве-
дены земляные укрепления в г. Почапе3, а в декабре —
Мокшанск4. Весною 1536 г. построен деревянный город
Темников на реке Мокше5. В январе 1536 г. — городок
Буйгород в Костромском уезде6. Весною 1536 г. по-
строена деревянная крепость в г. Устюге7. Летом —
осенью 1536 г. отстроены после пожаров деревянные
кремли городов Владимира8, Ярославля9 и Торжка10 11;
летом 1536 г. отстроен город на реке Прони11 (Пронск).
Несколько позднее (после 6 августа 1538 г., но до 1546 г.)
на реке Обноре выстроен г. Любим 12.
Даже из этого краткого перечня видно, что перед
нами не отдельные случайные мероприятия, а продуман-
ная система строительства укреплений. Для обороны от
набегов казанских татар были возведены укрепления
в Балахне, построены Темников, Буйгород и Любим.
Южные рубежи страны должна была прикрывать наряду
с другими городами Пронская крепость. Юго-западная
граница защищалась от вторжения литовских войск кре-
1 Г. Гильдебранд, указ, соч., Приложение № 590, 592, стр. 81.
2 См. В. В. Косточкин, Русские военно-оборонительные
сооружения XVI века у устья реки Наровы («Краткие сообще-
ния Института истории материальной культуры Академии наук
СССР», вып. II, М., 1953, стр. 26—28).
3 ПСРЛ, т. VIII, стр. 291; т. XIII, ч. 1, стр. 88.
4 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 88.
5 ПСРЛ, т. VIII, стр. 291; т. XIII, ч. 1, стр. 89, 109—110.
6 ПСРЛ, т. VIII, стр. 291; т. XIII, ч. 1, стр. 89, 107. По Галич-
скому летописцу, Буйгород основан в 1534/35 г. (Г. 3. Кунце-
вич, История о Казанском царстве.., стр. 603).
7 ПСРЛ, т. VIII, стр. 291; т. XIII, ч. 1, стр. 90.
8 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 110—111.
9 Там же, стр. 90.
10 Там же, стр. 112—ИЗ.
11 Там же, стр. 90; т. VIII, стр. 292. «Приговор» о строитель-
стве был дан в сентябре 1535 г. (ДРК, стр. 99).
12 ЦГАДА, ф. № 1260, он. I, № 603; «Ярославские епархиаль-
ные ведомости», 1880, № 21. В одном Галичском летописце
основание города отнесено к 1534/35 г. (Г. 3. Кунцевич, Исто-
рия о Казанском царстве.., стр. 603).
23S
постями в Стародубе, Почапе, а северо-западная гра-
ница — Себежом, Заволочьем, Велижем и др. Себеж и
Балахна уже вскоре после постройки подверглись напа-
дениям: первый — литовских войск, второй — татарских
отрядов.
Организацию постройки городов-крепостей раскры-
вает грамота 1538 г. о построении г. Любима. Летние
набеги татарских отрядов 1536 г. на «костромские ме-
ста» 1 показали ту реальную опасность, которую пред-
ставляли вторжения казанцев даже для земель столь
отдаленных от восточной границы Русского государства,
какими являлись северные станы Костромского уезда.
В 1538 г. в Москву по поручению местных детей бояр-
ских, местной администрации и крестьян прибыли чело-
битчики из ряда станов и волостей Костромского и Воло-
годского уездов с просьбою — разрешить им «город
поставить» на реке Обноре в устье реки Учи (позднее
Любим). Просьба мотивировалась опасностью казанских
вторжений. Земли, которые представляли челобитчики,
«от городов отошли далече, верст по сту по девяносту и
мест-де осадных... в городех от казанских людей... убе-
жищей нет». В просьбе говорилось, что «как-де прииде от
казанских людей всполошное время, и нам-де тогда от
казанских людей детися негде и в город на Кострому бе-
жати далече и без города-де нам впредь не мочно быть».
Правительство разрешило строить город местному на-
селению «своими сохами». При этом оговаривалось непре-
менное условие, чтоб «вперед бы то место под городом не
порушили». Вместе с тем город должен быть расположен
так, чтобы во время набегов «казанских людей на кост-
ромские места и людем бы в город из сел и из деревень
и из дальних утечи мочно». В строительстве крепости,
в рытье рвов, изготовлении «кольев» «городового боя»,
привозе «каменья» должны были принять участие все
крестьяне, в том числе и частновладельческие1 2.
Строительство городских укреплений производилось
ценою усиления податного гнета и натуральных повин-
ностей, ложившихся на плечи посадского населения и
1 Подробнее об этом см. ниже.
2 ЦГАДА, ф. 1260, on. 1, № 603.
239
крестьянства. В то же время оно содействовало росту
безопасности русских городов и обеспечению их мирной
жизни. В ртом строительстве, следовательно, нужно усма-
тривать проявление того «союза королевской власти и
бюргерства», о котором писал Энгельс, касаясь истории
Западной Европы1. Правительство Елены Глинской ока-
зывало серьезную поддержку посадскому населению го-
родов и прежде всего, конечно, его зажиточным торгово-
ремесленным слоям.
При строительстве городских укреплений не освобо-
ждалось от повинностей население беломестных дворов,
в том числе дворов духовных феодалов. В строительстве
Китай-города должны были участвовать не только черное
посадское н^сление, но и «беломестцы», т.е. велено было
«делати град и ров копати митрополичим и болярьскьм
и княжим и всем людем без выбора» 1 2.
Когда строили деревянные стены на Софийской сто-
роне в Новгороде, то «примет градовой денежный» был
«раскинут» на «весь град, на гости московские, и новго-
родские, на старосты, и на черные люди, и на архи-
епископа и на священники, и на весь причет церковный.
А доселе того не бывало при старых великих князех: ста-
вили град доселе всеми новогородскими волостями, а горо-
довые люди нарятчики были» 3.
В июле 1535 г. Троицкий монастырь в Переяславле
выполнял свою «под ель» — «четыре город ни в одном ме-
сте» 4. К июлю 1536 г. эта «подель» возросла до шести
городен в одном месте5. Привлечение к городовому делу
беломестцев отвечало интересам посадского населения
русских городов. Поддержку правительства Елены Глин-
ской торгово-ремесленному населению можно проследить
1 Ф. Энгельс, О разложении феодализма и возникновении
национальных государств, стр. 158.
2 ПСРЛ, т. ХШ, ч. 1, стр. 82; ср. «такоже и всему священи-
ческому чину урок учиниша, по тому же и князем и бояром и
сановником... такоже и гостем и всем торговым людем, кото-
рый чего точен по государеву указу, повелеша вдавати» (ПСРЛ,
т. VI, стр. 292).
3 А. А. Шахматов, указ, соч., стр. 144.
4 Троице-Сергиев м., кн. 527, л. 218.
5 ААЭ, т. I, № 182; ср. Л/. А. Дьяконов, Акты, вып. II, № 9;
С. А. Шумаков, Обзор, вып. IV, № 1389, стр. 504.
240
Круглая башня Китайгородской
стены в Москве, 1534 г.
и на актовом материале. Так, в декабре 1535 г. была
выдана жалованная грамота владимирским бортникам,
которая в отличие от жалованных грамот духовным фео-
далам содержала большие иммунитетные льготы1. В жа-
лованных грамотах на городские дворы Дмитрова, выда-
вавшихся духовным феодалам, отсутствовало освобождение
беломестцев от уплаты прямых податей (яма, посош-
ной службы и городового дела) 1 2. Не были подтверждены
таможенные привилегии Симонова и Кириллова монасты-
рей 3.
Внешняя политика России в 1534—1537 гг. была
твердой и последовательной. Осенью 1534 г. литовские
войска перешли границу и совершили первое нападение
1 Государственный архив Владимирской области, ф. 575,
№ 1, л. 19—20 об.
2 АГР, т. I, № 43, стр. 44—45; АФЗиХ, ч. 2, № 132.
• Подробнее см. С. М. Каштанов, Иммунитетные грамоты
1534 — начала 1538 года.., стр. 396, 397, 406, 408, 409.
241
16 А. А. Зимии
на Стародуб и Смоленск, имевшее характер прощупыва-
ния русских сил. Русские войска нанесли им чувстви-
тельные удары1. Успешным был и поход воеводы
М. В. Горбатого (ноябрь 1534 — февраль 1535 г.), на-
правленный на столицу Великого княжества Литовского.
Русские войска подошли к Вильно на расстояние 40-
50 верст и «со многим пленом» вернулись обратно. Одно-
временно отряды смоленского воеводы Ф. В. Телепнева
совершили рейд на Речицу, Мозырь и на другие города
вплоть до Новогрудка1 2. Ответом на активные действия
русских войск на северном и центральном направлениях
являлся большой поход литовского воеводы Юрия Радзи-
вилла и перебежчиков С. Бельского и И. Ляцкого на
юго-западе. Вследствие восстания черных людей пал Го-
мель, а после восьминедельной осады и Стародуб (в авгу-
сте 1535 г.). Потеря Стародуба была весьма тяжелой:
в плен попало до 15 000 человек вместе с воеводой
Ф. В. Телепневым-Оболенским3. Это было последним
успехом литовских феодалов в войне с Россией. Еще во
время литовского похода русские воеводы нанесли контр-
удар на западном фронте, подошли к Мстиславлю,
Дубровне и Орше. Одновременно на озере Себеже был
основан передовой форпост, получивший первоначально
название города Китая4. Февральский поход 1536 г.
20-тысячного литовского войска на Себеж окончился без-
результатно5, и зимою 1536/37 г. Великое княжество
Литовское было вынуждено начать переговоры, а потом
1 ПСРЛ, т. VIII, стр. 287; т. XIII, ч. 1, стр. 80, 85; М. Н. Ти-
хомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 283.
2 ПСРЛ, т. XXVI, стр. 316; т. VIII, стр. 288; т. XIII, ч. 1,
стр. 81—82, 87—88; М. И. Тихомиров, Записки о регентстве
Елены Глинской, стр. 284.
3 ПСРЛ, т. XXVI, стр. 317; т. VIII, стр. 290—291; т. XIII,
ч. 1, стр. 95—98; т. VI, стр. 297—298; А. А. Шахматов, указ,
соч., стр. 151—152; М. Н. Тихомиров, Малоизвестные лето-
писные памятники XVI в., стр. 90; его же, Записки о регент-
стве Елены Глинской, стр. 284; А. А. Зимин, Краткие летописцы
XV—XVI вв., стр. 13—14. По другим данным, в Стародубе было
всего 13 000 человек (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 99).
4 М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской,
стр. 284.
5 ПСРЛ, т. XXVI, стр. 317; ПСРЛ, т. ХИТ, ч. 1, стр. 108—109;
А. А. Шахматов, указ- соч., стр. 153.
242
И заключить пятилетнее перемирие с Россией1. За Рус-
ским государством остались Чернигов, Стародуб, Почап,
Пронск, Себеж и другие города. Гомель и Любеч вре-
менно пришлось уступить1 2.
Укрепление положения правительства Елены Глинской
внутри страны и завершение войны с Литвой позволили
ему перейти в наступление на последний крупный оплот
удельнокняжеской реакции и ликвидировать Старицкое
удельное княжество.
Дядя малолетнего Ивана IV, князь Андрей Иванович,
был потенциальным противником московского правитель-
ства. Одной из причин недовольства князя Старицкого
был отказ правительства Глинской от выполнения неко-
торых пунктов завещания Василия III, в частности от
передачи Волоцкого уезда3. При дворе Андрея Стариц-
кого находились виднейшие представители волоцкого
боярства, в том числе князь А. Ф. Хованский, на дочери
которого в 1532 г. женился князь Андрей, старицким дво-
рецким был князь Ю. А. Оболенский, родственник волоц-
кого боярина князя П. Н. Оболенского, и др. Еще в январе
1534 г. князь Андрей «припрашивал к своей вотчине
городов чрез (т. е. сверх. — 4. 3.) отца своего бла-
гословение и чрез духовную грамоту» 4 5. Однако Волоцкий
удел не был передан старицкому князю, ибо это не соот-
ветствовало всей политической линии правительства
Елены Глинской, направленной на ограничение удельно-
княжеского сепаратизма. Тогда же, т. е. с 1534 г., отпра-
вившись в Старицу, князь Андрей Иванович стал «на
великую княгиню гнев держати» °. После смерти в заклю-
чении князя Юрия Ивановича (август 1536 г.) прави-
тельство княгини Елены серией щедрых иммунитетных
грамот упрочило свои позиции в землях Дмитровского
удела и территориях, прилегающих к Старицкому удель-
1 ПСРЛ, т. XXVI, стр. 317; т. XIII, ч. 1, стр. 115—116;
М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской,
стр. 284. В 1542 г. перемирие было продолжено еще на семь
лет (там же, стр. 285).
2 Сб. РИО, т. LIX, № 7, стр. 126—129.
3 См. А. А. Зимин, Княжеские духовные грамоты начала
XVI в., стр. 286.
4 ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 428.
5 Там же.
*
243
ному княжеству1. Андрей Старицкий только один раз
упоминается в разрядах, хотя русский войскам приходи-
лось вести напряженную войну и с Великим княжеством
Литовским и Казанью1 2.
В конце декабря 1536 — начале января 1537 г., когда
русские земли у Нижнего Новгорода подверглись нападе-
нию казанских татар, к князю Андрею в Старицу было
послано требование — принять участие в походе «для
дела Казанского». Старицкий князь «к великому князю
не поехал, а сказался болен» 3. Впрочем, уже вскоре вес-
ною Андрей Иванович вынужден был послать с войском
своего дворецкого князя Юрия Оболенского и выполнить
тем самым требование великокняжеского правительства.
12 апреля 1537 г. он послал в Москву другого боярина,
князя Ф. Д. Пронского, «бити челом о своих великих
обидах» 4. Посылка Пронского не достигла своей цели:
позднее он был схвачен и брошен в темницу. Дело в том,
что правительство Елены Глинской на заседании Бояр-
ской думы уже приняло решение о вызове старицкого
князя в Москву5. Яркую картину разгрома заговора
старицкого князя дают «Повесть о поимании князя Андрея
Ивановича Старицкого» и Вологодско-Пермская лето-
пись. В Вологодской летописи рассказывается следую-
щее: «Здумав великая княгини Елена з бояры имати
князя Ондрея Ивановича и посла по него в Старицу.
И князь Ондрей Иванович послышел то, что великая кня-
гини з бояры думает, а хотят его имати, и князь Ондрей
Иванович из своею княгинею и з князи и з бояры и со
1 С. М. Каштанов, Иммунитетные грамоты 1534 — начала
1538 года.., стр. 412—414.
2 И. И. Смирнов, Очерки, стр. 53.
з ПСРЛ, т. VIII, стр. 293.
4 М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники
XVI в., стр. 85—86. См. «Наказные речи», выданные кц.
Ф. Д. Пронскому (СГГиД, ч. 2, М., 1819, № 30, стр. 37—38).
5 Сохранился черновик «наказных речей» архимандриту
Симоновского монастыря Филофею, составленный от имени
митрополита Даниила (Филофей должен был отправиться
к князю Андрею и доставить его в Москву). Эти речи поме-
чены 29 апреля, причем рта дата зачеркнута и поставлено
5 мая. Таким образом текст «наказных речей» заготовлялся
еще до побега князя Андрея, а закончен был уже после побега
(ЦГАДА, ф. 375, 1537 г., № 1).
244
всеми своими людьми из Старицы выехал, а пошол к Но-
вугороду к Великому. И кпязь великий и великая княгиня
послали за ним»
Князь Андрей бежал из Старицы 2 мая 1537 г., дви-
нувшись по направлению к Новгороду1 2, «со многю си-
лою» 3. Князем посылались грамоты, «чтоб ноугородцы
ему служили и взяли его собе в Новгород» 4.
Из Москвы был послан ряд церковных иерархов5 во
главе с епископом крутицким Досифеем, а также князья
И. Ф. и Н. В. Оболенские «со многими людми», которые
должны были доставить к великокняжескому двору мя-
тежного князя.
Пытаясь сделать Новгород центром сопротивления
великокняжеской власти («Новгород засести»), князь
Андрей Иванович надеялся привлечь на свою сторону
новгородских служилых людей. Этот план для Руси был
чреват серьезными последствиями тем более, что стариц-
кий князь демагогически объявлял себя противником
боярского своеволия: «Князь великий мал, а держат госу-
1 ПСРЛ, т. XXVI, стр. 317.
2 М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памятники
XVI в., стр. 85—86; его же, Записки о регентстве Елены Глин-
ской, стр. 284. В московских летописных сводах дается не-
сколько иная последовательность событий. Правительство якобы
получило сведения о намерении князя Андрея бежать из Ста-
рицы и, чтобы предотвратить побег, послало туда экспедицию
И. Ф. Оболенского. Узнав об этом князь Андрей бежал из своей
удельной столицы (см. ПСРЛ, т. VIII, стр. 293). Эта версия нам
в отличие от И. И. Смирнова представляется тенденциозной:
данных о том, что князь Андрей заранее замышлял побег, у нас
нет. Версия «Повести о князе Андрее» ближе к истине; она
соответствует рассказам как Вологодско-Пермской, так и Ро-
стовской летописи, основанной на новгородских сведениях
(Л. А. Шахматов, указ, соч., стр. 159; ср. также ПСРЛ, т. VI,
стр. 301—302). Князь Андрей, проехав от Старицы 60 верст,
остановился в Берновых селах, Новоторжского уезда, на реке
Тьме. Во время пути к Торжку у князя Андрея еще не было
ясного плана: бежать ли за рубеж или еще куда-либо. Из
Торжка старицкий князь двинулся к Новгороду.
3 А. А. Шахматов, указ, соч., стр. 159.
4 Сб. РИО, т. LIX, № 8, стр. 137.
5 См. наказные речи епископу крутицкому Досифею (АИ,
Т. I, № 139).
245
дарство бояре, и вам у кого служити? А яз вас рад жа-
ловати» L На сторону князя Андрея перешел ряд пред-
ставителей феодальной знати, в том числе князь Иван
Семенович Ярославский «и иные многие»1 2. В самой
Москве происходило, очевидно, волнение горожан.
Энергичными мерами правительство Елены Глинской
предотвратило серьезную угрозу, нависшую над страной.
Князю Н. В. Оболенскому было послано предписание по-
спешить к Новгороду и отрезать тем самым путь князю
Андрею3. Не поддержала старицкого князя и основная
масса новгородского населения: «владыко новгороцкой
Мокарей и намесники, и вси новгородпи его в Новгород
не пустили», отправив в Бронницы большой отряд дво-
рецкого И. Н. Бутурлина, оснащенный артиллерией4.
Спешно (в течение пяти дней) был укреплен город,
готовившийся выдержать даже самую сильную осаду
(произведено было строительство «града» на Торго-
вой стороне; Софийская сторона отстроена была еще
раньше) 5.
Все это привело к быстрому распаду лагеря князя
Андрея Ивановича. Мятежного князя стали покидать даже
старицкие дети боярские, составлявшие основной контин-
гент его войска6. Никаких надежд на успех авантюры
у князя Андрея уже не было. Он попытался бежать «за
рубеж», повернул к Старой Русе, но был настигнут вой-
сками князя И. Ф. Овчины-Оболенского в трех верстах от
Заецкого яма 7, под Лютовой горою, в 60 верстах от Нов-
1 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 95; позднее в посольском наказе
говорилось, что Андрею Старицкому «похотели... служити не-
многие люди» новгородцы (Сб. РИО, т. LIX, стр. 137—138).
2 «Послания Ивана Грозного», стр. 32.
3 ПСРЛ, т. VI, стр. 301.
4 «Новгородские летописи», СПб., 1879, стр. 69.
5 Там же, стр. 127; ПСРЛ, т. VI, стр. 302; А. А. Шахматов.
указ, соч., стр. 160.
3 См. М. Н. Тихомиров, Малоизвестные летописные памят-
ники XVI в., стр. 86, 87.
7 ПСРЛ, т. XXVI, стр. 318. По другим сведениям, князь
Андрей находился в Тюхолях, в пяти верстах от Заецкого яма
(Тюхоли — позднее деревня Новгородской губернии, Крестец-
кого уезда). См. «Географическо-статистический словарь Рос-
сийской империи», сост. П. Семенов, т. V, СПб., 1885, стр. 286,
246
города. Андрею Старицкому не оставалось уже ничего
иного, как начать переговоры с И. Ф. Овчиной-Оболен-
ским («нача с князем Иваном ссылатися») !. И. Овчина
от имени правительства (которое позднее дезавуировало
его решение) дал гарантию полной неприкосновенности
князю Андрею и даже обещание «вотчины ему придати» 1 2.
После этого князь Андрей вынужден был согласиться на
приезд в Москву. Здесь Андрей Иванович (в начале июня
1537 г.) 3 был брошен в заточение4. Бояр князя Андрея —
князей Ф. Д. Пронского, Ленинских и других подвергли
торговой казни и заключению. Летописец добавляет, что
«иных многих детей боярьских княж Ондреевых преи-
маша и по городом разослаша».
Русское правительство особенное значение придавало
пресечению всех попыток к сепаратизму новгородских
феодалов. В качестве репрессии за участие в мятеже
1 ПСРЛ, т. VIII, стр. 294; ср. т. XIII, ч. 1, стр. 96; т. VI,
стр. 302. Вряд ли следует принять версию «Повести о поимании
князя Андрея Ивановича Старицкого», по которой инициатива
переговоров приписывается И. Овчине-Оболенскому (М. Н. Ти-
хомиров, Малоизвестные летописные памятники XVI в., стр. 87).
Сильнейшей стороной в данном случае являлись московские
воеводы, победа которых в случае вооруженного столкновения
была обеспечена. Автор «Повести», являющийся сторонником
.князя Андрея, явно тенденциозно стремится представить ини-
циатором переговоров московскую сторону.
2 В Воскресенской летописи редакции 1541 г., составитель
которой явно благосклонен к Шуйским и враждебен Овчине-
Оболенскому, говорится, что Овчина дал гарантию Андрею
Старицкому, «не обославшися с великим князем». За это
якобы он подвергся опале со стороны Ивана IV (ПСРЛ, т. VIII,
стр. 294). В других летописях просто говорится (более правдо-
подобно), что Иван IV «поймал» князя Андрея без какого-либо
указания на «самовольство» Овчины (ПСРЛ, т. VI, стр. 302; см.
С. А. Левина, О времени составления и составителе Воскресен-
ской летописи XVI в., стр. 378).
3 ЦГАДА, Собр. Оболенского, № 42, л. 52. По Постников-
скому Летописцу, он был брошен в темницу 1 июня (М. Н. Ти-
хомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 284). По
Вологодско-Пермской летописи он прибыл в Москву «июня
(далее пропущено место) в четверг». А в субботу был пойман
«и на очех у великого князя не был». Суббота была 2 июня
1537 г. Умер Андрей Старицкий 10 декабря 1537 г. (ПСРЛ,
т. XIII, ч. 1, стр. 121).
4 ПСРЛ, т. XXVI, стр. 318.
247
30 новгородских детей боярских были повешены Отдель-
ные элементы новгородских служилых людей на протя-
жении всего XVI в. не раз выступали противниками
укрепления Русского государства. Вместе с тем в Стариц-
ком уделе правительство укрепляло положение крупных
московских духовных феодалов путем предоставления им
широких льгот (см., например, выданные в июле—авгу-
сте 1537 г. три жалованные грамоты Троицкого мона-
стыря1 2).
Так удалось покончить с последним очагом удельно-
княжеской оппозиции в малолетство Ивана IV.
Процесс централизации управления в годы регентства
Елены Глинской был противоречив. Он сочетался с усиле-
нием роли боярской олигархии. Наряду с Оболенскими
все большую роль в правящем аппарате начинали играть
ростово-суздальские княжата — Шуйские и их родичи.
Шуйские и Горбатые в 1534—1538 гг. держали в своих
руках важнейшие административные и военные посты
(в том числе новгородское наместничество). Близкий
к ним И. И. Кубенский был великокняжеским дворецким.
Дипломатическими делами в феврале 1536 г. ведали
И. Ф. Телеппев-Оболенский и В. В. Шуйский3, а также
некоторые связанные с ними бояре. Все это подготовляло
условия для временного торжества боярской олигархии,
наступившего после смерти Елены Глинской (в ночь на
3 апреля 1538 г.) 4.
Уже в апреле 1538 г. «боярским съветом» во главе
с И. В. и В. В. Шуйскими был схвачен и замучен нена-
вистный им боярин И. Ф. Телепнев-Оболенский, а его
сестра (вдова сподвижника Василия III — В. А. Челяд-
нипа), оказывавшая большое влияние на Елену Глинскую,
была насильно пострижена в монахини5. Овчину-Оболен-
1 ПСРЛ, т. VIII, стр. 294; А. А. Шахматов, указ, соч., стр. 161;
Сб. РИО, т. LIX, стр. 137—138. Казни продолжались вплоть до
октября 1537 г. (ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. III, стр. 616).
2 Троице-Сергиев м., кн. 527, № 252, 255, 256; С. М. Кашта-
нов, Иммунитетные грамоты 1534 — начала 1538 года..,
стр. 415—417.
3 Сб. РИО, т. LIX, стр. 16, 66.
4 Ходили слухи, что Елена была отравлена боярами (см.
С. Герберштейн, указ, соч., стр. 40).
5 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 123.
248
ского, по словам летописца, постигла опала «за то, что
его государь князь великий в приближении дръжал» *.
Началось время боярского правления.
Переворот 1538 г. был совершен «боярским советом»,
т. е. основной массой боярства. Из «нятства» (заключе-
ния) были выпущены князья А. М. Шуйский и И. Ф. Бель-
ский, причем, как сообщает летопись, Иван IV «пожало-
вал их своим жалованьем — боярством». Получили сво-
боду и опальные бояре князя Юрия Дмитровского1 2.
В октябре 1538 г. боярином уже был И. М. Шуй-
ский 3. Виднейшие деятели времени правления Елены
Глинской постепенно сходят со сцены: после 1539 г. по-
кидает должность тверского дворецкого И. Ю. Шигона
Поджогин; в 1539 г. умирает М. Ю. Захарьин и около
1540 г. И. Д. Пенков. Ведущую роль в это время играли
уже Шуйские и их сторонники. Показателем этого явля-
лась женитьба в июне 1538 г. В. В. Шуйского на дочери
казанского царевича Петра Обреимовича, двоюродной
сестре Ивана IV4. Благодаря этому браку Шуйские при-
обретали в случае смерти малолетнего Ивана IV и его
слабоумного брата Юрия права на русский престол.
Политика Шуйских вызвала резкое противодействие
группировки бояр, возглавлявшихся Бельскими. В борьбе
с Шуйскими Бельские стремились в какой-то мере пойти
на соглашение с теми элементами господствующего клас-
са, которые являлись сторонниками централизаторской
политики5. Они были близки к митрополиту — осифля-
нину Даниилу и видному деятелю государевой казны
дьяку Федору Мишурину. Среди боярской аристократии
их поддерживали также И. И. Хабаров, Ю. М. Булгаков6,
1 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 123.
2 М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской,
стр. 285.
3 А. Чумиков, Акты Ревельского городского архива (Чтения
ОИДР, 1898, кн. 4, № 3, стр. 20).
4 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 124.
5 Известно благожелательное отношение Ивана Грозного
к И. Ф. Бельскому в отличие от Шуйских («Послания Ивана
Грозного», стр. 33, 34). И. Ф. Бельский был, очевидно, видным
полководпем и широко образованным человеком (РИБ, т. XXXI,
стб. 166—167).
6 За последних двух И. Бельский ходатайствовал перед па-
рем (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 126, 141).
249
П. М. Щенятев1 (Булгаков и Щенятев происходили из
Гедиминовичей) и некоторые представители старомосков-
ского боярства, в том числе М. В. Тучков1 2 и И. Г. и
В. Г. Морозовы3.
Значительно более прочные позиции занимала в Бо-
ярской думе группировка бояр и княжат, возглавлявшаяся
Шуйскими. В нее входили многочисленные потомки
ростово-суздальских княжат, в том числе Ростовские4,
Горбатые, а также Головины-Третьяковы5, князь Дмитрий
Иванович Курлятев, Иван Васильевич Шереметев, Андрей
Михайлович Плещеев, князья Иван и Василий Ивановичи
Пронские6, Палецкие7 и дру!ие.
Впрочем, эта группа не была однородной. Необычайно
осторожно, в частности, держались Кубенские и Курб-
ские 8. И. И. Кубенский в течение двадцати лет сумел со-
хранить за собою важный пост дворецкого. Будучи близок
к Шуйским9, он в то же время пользовался покровитель-
1 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 140—141. И. Ф. Бельский был же-
нат на его сестре («Известия Русского генеалогического обще-
ства», СПб., 1900, вып. 1, стр. 71). Щенятев был дальним род-
ственником Булгакова.
2 См. ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 432.
3 О позиции Морозовых см. там же, стр. 443—444; «Посла-
ния Ивана Грозного», стр. 34. Одна из сестер И. Д. Бельского
была позднее замужем за М. Я. Морозовым (С. Б. Веселовский,
Последние уделы в Северо-Восточной Руси, стр. 116).
4 О князе Юрии Ивановиче Темкине-Ростовском как союз-
нике Шуйских см. ПСРЛ, т. ХШ, ч. 2, стр. 444.
5 Там же, стр. 443—444. На дочери казначея П. И. Головина
был женат А. Б. Горбатый; его двоюродная сестра Мария Прон-
ская была замужем за М. В. Горбатым, а родная сестра — за
И. Д. Пронским (С. Б. Веселовский, Владимир Гусев — состави-
тель судебника 1497 г., стр. 39). В. В. Шуйский был в 1534/35 г.
душеприказчиком М. В. Горбатого (К. Тихонравов, Владимир-
ский сборник, М., 1857, отд. 3, стр. 130).
6 См. о них ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 439, 443—444.
7 См. там же.
8 Отец князя Андрея Михайловича Курбского — Михаил
Михайлович Курбский был «дядя» Кубенскому (Михаилу Ива-
новичу). Грозный его называет «боярином» Кубенского («По-
слания Ивана Грозного», стр. 54, 119).
э Кубенский, как и Шуйские, был связан с углицкими
князьями. Его отец был женат на дочери князя Андрея Ва-
сильевича Углицкого («Временник ОИДР», кн. 10. М., 1851,
стр. 232, 234), на другой дочери которого женат был Андрей
250
ством Елены Глинской1 и старался сохранить располо-
жение Бельских* 1 2.
Сходной была позиция Воронцовых, до начала 40-х го-
дов не принимавших активного участия в боярских сва-
рах 3. И. И. Кубенский и Воронцовы в своей политической
деятельности, несмотря на временное соглашение их
с Шуйскими, были представителями кругов старомосков-
ского боярства, шедших на компромисс с теми элемен-
тами среди господствующего класса, которые стояли за
продолжение централизаторской политики Василия III.
Таково было соотношение сил в среде правящей вер-
хушки. Оно сказывалось и на внутренней политике того
времени. С одной стороны, объединенное боярское прави-
тельство уже сразу после прихода к власти стремилось
установить тесный контакт с рядом крупных монастырей
путем выдачи им иммунитетных грамот, с другой сто-
роны, в мае — сентябре 1538 г. оно решительно воздер-
живалось от предоставления им тарханных привилегий4.
Прочная позиция, занимавшаяся Шуйскими в Бояр-
ской думе, дала им возможность одержать временную
Дмитриевич Курбский (Курбские также были родственниками
Кубенских и Пенковых). И. И. Кубенский вместе с Андреем
Шуйским был одним из организаторов переворота 1542 г. про-
тив И. Бельского (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 141; «Послания
Ивана Грозного», стр. 94). В 1543 г. после казни князя Андрея
Шуйского Кубенский был отстранен от исполнения должности
дворецкого.
1 И. И. Кубенский был родственником близкого к Елене
Глинской И. Д. Пенкова (их прадеды были братьями); ср.
«Временник ОИДР», кн. 10, стр. 55—57). Его ближайшим со-
трудником был дьяк Ф. Мишурин.
2 До 1542 г. выступления Кубенского против Бельских нам
неизвестны.
3 Да близость Воронцовых к Шуйским может говорить упо-
минание М. С. Воронцова в духовной князя М. В. Горбатого,
с которым он был связан годами совместного наместничества
в Новгороде, и позднейшая одинаковая судьба некоторых Во-
ронцовых и князя И. И. Кубенского. Брат М. С. Воронцова Иван
получил чин окольничего в январе 1541 г., а боярское звание —
незадолго до июня 1543 г. (ДРК, стр. 116), т. е. во время пра-
вления Шуйских.
4 См. С. М. Каштанов, Феодальный иммунитет в годы бояр-
ского правления 1538—1548 гг. («Исторические записки»,
кн. 66, 1960, стр. 243).
25/
победу над своими политическими противниками. Уже
осенью 1538 г. под тем предлогом, что князь Иван Федо-
рович Бельский и его сторонники без ведома Шуйских
домогались боярского звания для князя Юрия Голицына
и окольничества для Ивана Хабарова, группировке Бель-
ских нанесен был сильный удар: И. Ф. Бельский посажен
«за сторожи», М. Тучков и другие «советчики» разосланы
по «селам», а Федор Мишурин 21 октября казнен1.
Власть закрепилась за Шуйскими, наибольшим влиянием
из которых в это время пользовался князь Иван Василье-
вич (В. В. Шуйский умер в октябре того же года1 2). Со-
ставитель Летописца начала царства оценивает проис-
ходившие события как проявление «нелюбия межю вели-
каго князя бояр», тяжело отражавшегося на положении
страны3.
Иван Грозный позднее вспоминал, что после смерти
Елены Глинской бояре «сами же ринушася богатству и
славе и тако наскочиша друг на друга. И елико тогда со-
твориша! Колико бояр и доброхотных отца нашего и вое-
вод избиша! И дворы, и села, и имения дядь наших вос-
хитиша и водворишася в них» 4. Шуйские и их сторонники
расхитили царскую казну и казну опальных князей ста-
рицкого и дмитровского. «По сем же на грады и на села
наскочиша, и тако горчяйшим мучением многоразличными
виды имения ту живущих без милости пограбиша... не-
правды и неустроения многая устроиша, мъзду же без-
мерную ото всяких собирающе, и вся по мзде творяще» 5.
1 Продолжатель Хронографа 1512 г. пишет, что Ф. Мишурин
казнен боярами, «не любя того, что он стоял за великого
князя дела» (С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции
1512 г., стр. 288).
2 В мае 1539 г. И. В. Шуйский «от себе» вел переговоры
с Крымом, а в сентябре он снова принимал крымских послов
(ЦГАДА, Крымские дела, кн. 8, л. 541, 647, 664 об.).
з ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 126.
4 «Послания Ивана Грозного», стр. 33. В речи на Стоглаве
Иван Грозный также говорил, что после смерти его матери
«боляре наши улучиша себе время сами владеша всем цар-
ством, самовластно, никому же не возбраняющу им, от вся-
кого неудобнаго начинания... Мнози межеусобною бедою по-
треблени быша зле» («Макарьевский Стоглавник», стр. 12),
5 «Послания Ивана Грозного», стр. 34.
252
В феврале 1539 г. Шуйские добились нового успеха:
с престола ими был сведен митрополит Даниил L Один
летописец, близкий к боярам, так объясняет опалу Дани-
ила: «Учал ко всем людем быти немилосерд и жесток,
уморял у собя в тюрьмах и окованых своих людей до
смерти, да и сребролюбие было великое. А сослан в Оси-
фов монастырь» 1 2. На самом же деле Даниила устранили
прежде всего как сторонника И. Ф. Бельского, продол-
жавшего в новых условиях политику Василия III и Елены
Глинской3. Вместо Даниила митрополитом поставили
близкого к нестяжателям троицкого игумена Иоасафа4,
который поспешил назначить своих ставленников на осво-
бодившиеся вакансии высших церковных иерархов (ро-
стовским архиепископом в марте 1539 г. назначен игумен
Кирилло-Белозерского монастыря Досифей, а суздальским
епископом игумен Ферапонтова монастыря — Ферапонт5.
Рост феодального гнета, усилившегося в результате
хозяйничанья княжеско-боярских временщиков, вызвал
уже к концу 30-х годов обострение классовой борьбы
в стране6. Наместники и волостели оказывались зачастую
бессильными справиться с массовыми «разбоями», и даже,
наоборот, их самоуправство и хищничество приводили
к увеличению числа «розбоев» на местах. Под прямым
давлением широких кругов феодалов — дворянства уже
1 ПСРЛ, т. VIII, стр. 295; т. XIII, ч. 1, стр. 127; М. Н. Тихо-
миров, Малоизвестные летописные памятники XVI в., стр. 90.
2 М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской,
стр. 285.
3 В свое время Даниил, вообще избегавший ходатайство-
вать за политических противников великого князя, добился
помилования Ивана Бельского, осужденного на смерть после
неудачного казанского похода 1530 г.
4 ПСРЛ, т. VIII, стр. 285; т. XIII, ч. 1, стр. 127; ср. ААЭ,
т. I, № 184. С апреля 1538 г. по распоряжению Шуйских Троиц-
кому монастырю был передан ряд крупных земельных пожало-
ваний и выдано несколько иммунитетных грамот (Троице-Сер-
гиев м., кн. 521, л. 129 об. и др.; С. М. Каштанов, Феодальный
иммунитет в годы боярского правления 1538—1548 гг., стр.
241—270).
5 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 127—128. Первый был похоронен
в 1542 г. в Кириллове монастыре, а второй — в Ферапонтове
(Н. Ф. Лавров, Заметки о Никоновской летописи — ЛЗАК, вып.
XXXIV/1, Л., 1927, стр. 82).
6 Подробнее см. главу VI.
253
Шуйские должны были пойти на проведение губной ре-
формы. Первые губные грамоты относятся к октябрю
1539 г.1
Сущность реформы сводилась к тому, что важнейшие
уголовные дела по делам о «ведомых лихих людях» от-
ныне изымались из компетенции наместников и переда-
вались в ведение дворянства, из среды которого для этой
1 ААЭ, т. I, № 187; ДАИ, т. I, № 31. Н. Е. Носов начало ре-
формы относит еще ко времени правления Елены Глинской
(И. Е. Носов, Очерки, стр. 292): за это, как кажется, говорит
основная линия губной реформы — защита интересов дворян-
ства. В грамотах, кроме того, указывается, что разбойники
могут бежать в города и волости, где «дети боярьские... учи-
нены у того дела в головах» (ДАИ, т. I, № 31). Следовательно,
реформа к концу 1539 г. затронула уже многие города. К тому
же во главе комиссии бояр, ведавшей разбойные дела, нахо-
дился И. Д. Пенков, один из видных деятелей правительства
Елены Глинской. Н. Е. Носов считает, что около 1538 г. было
издано специальное уложение по губным делам и ссылается
при этом на упоминание о «Судебнике» 1538/39 г. (П. П. Смир-
нов, Челобитные дворян и детей боярских всех городов в пер-
вой половине XVII в. — Чтения ОИДР, 1915, кн. 3, стр. 12).
Однако деление территории страны на «губы» скорее напоми-
нает северные административные единицы Пскова и неко-
торых новгородских земель, с которыми связаны были
именно Шуйские. Более широкое распространение реформа
получила в 1539—1541 гг.: дошедшие до нас губные грамоты
относятся к этому времени; в том числе, кроме названных выше
грамот 1539 г., февральская грамота 1540 г. на Вятку («На-
местничьи, губные и земские уставные грамоты Московского
государства», стр. 55—58); мартовская грамота 1542 г. на
Вятку («Труды Вятской ученой архивной комиссии», 1905,
вып. III, стр. 82—84); августовская грамота 1540 г. в Соль Га-
лицкую (ААЭ, т. I, № 192), две грамоты 1541 г. Троице-Сергиеву
монастырю (там же, № 194). Все эти грамоты связаны с север-
ными землями, где было сильно влияние Шуйских. Допустить
существование общегосударственного «Уложения» о губных де-
лах трудно, ибо реформа осуществлялась путем создания учре-
ждений на местах отдельными распоряжениями (грамотами).
Дата «Судебника» 1538/39 г. («47-го») возможно, просто явилось
простым неверным прочтением даты Судебника Ивана Ш
(«7006», т. е. 1497), а именно У= 3s прочтено как «мз-го»
(знак У= как «м», a «s», как надстрочное «г» с вертикальным
титлом). Как показал С. М. Каштанов, и сама «документация
губной реформы оформлялась дьяками, возвышенными руко-
водством правительств конца 1538—1541 гг., а не Елены Глин-
ской (С. М. Каштанов, К проблеме местного управления..,
стр. 148).
254
цели выбирались «излюбленные головы» (старосты) !.
Таким образом, реформа отвечала прежде всего классо-
вым интересам дворянства и была направлена против ра-
стущего сопротивления крестьянства. Она также подры-
вала судебно-административную власть феодальной ари-
стократии на местах. Контроль над деятельностью
губных органов в центре осуществляла специальная комис-
сия Боярской думы («бояре, которым разбойные дела
приказаны») во главе с И. Д. Пенковым, сторонником
укрепления политики дальнейшей централизации государ-
ственного аппарата. Н. Е. Носов считает, что в 1538/39 г.
был уже создан Разбойный приказ1 2. С этим согласиться
нельзя. У комиссии по разбойным делам не было даже
своего дьячего аппарата (губные грамоты еще подписы-
вались обычно дворцовыми дьяками). Да и сама комис-
сия, как мы увидим, не существовала с 1539 г. непре-
рывно, а неоднократно заменялась другими учрежде-
ниями. В конце 30-х — начале 40-х годов XVI в. реформа
проводилась еще не повсеместно: новые учреждения, по-
лучившие название «губных» (от слова «губа» — округ),
вводились в отдельных районах, главным образом в север-
ных, по челобитью дворянства и посадских людей. Завер-
шение ее относится к более позднему времени — к пе-
риоду реформ середины XVI в.
Начало 1540 г. было временем роста политического
влияния Шуйских. В феврале 1540 г. И. В. Шуйский име-
нуется уже «боярином и наместником московским». Нам
неизвестно ни одного имени наместника московского ни
до И. В. Шуйского, ни после него3. Существовала ли
реально эта должность до 1540 г., остается неясным.
1 В черносошных волостях «головами» должны были изби-
раться «лучшие», т. е. зажиточные, крестьяне, а на посадах
в «сотские» и «десятские» выбирались «прожиточные» посад-
ские люди.
2 А. И. Копанев, А. Г. Манъков, Н. Е. Носов, указ, соч.,
стр. 71.
3 «Наместничьи, губные и земские уставные грамоты Мо-
сковского государства», стр. 58. В Пискаревском Летописце под
1538/39 г. после рассказа об убийстве Ф. Мишурина говорится:
«Того ж году был на Москве наместник князь Василей Шуй-
ской, а князь велики тогда был мал» («Материалы по истории
СССР», вып. II, стр. 49). Возможно, что здесь И. В. Шуйский
спутан с его братом.
255
Во всяком случае за присвоением Шуйскому титула мос-
ковского наместника скрывалось настойчивое стремление
увековечить власть боярской аристократии в стране.
И. В. Шуйскому уже в феврале 1540 г. был передан над-
зор за губными делами, ранее находившийся у И. Д. Пен-
кова, который около 1540 г., во всяком случае до 14 ок-
тября, умер. Это означало ликвидацию комиссии бояр,
«которым разбойные дела приказаны» *. Иван Грозный
позднее вспоминал, что Шуйский совершенно третировал
малолетнего великого князя1 2. Уже в апреле 1540 г. раз-
бойные дела снова разбирает послушная Шуйским «бояр-
ская комиссия» 3. В практику законодательной деятельно-
сти в это время внедряются решения Боярской думы как
равнозначные с великокняжескими указами 4. Феодальная
аристократия хотела осуществить на практике свой идеал
монархии с полновластной Боярской думой. Большие раз-
меры в конце 1538—1540 гг. приобрела раздача подат-
ных привилегий крупным духовным корпорациям зача-
стую в ущерб городскому населению.
Первый период правления Шуйских оказался кратко-
временным 5 * * В. Митрополит Иоасаф, очевидно, зная о бли-
1 Об этих «боярах» в февральской грамоте 1540 г. уже не
упоминается.
2 «Послания Ивана Грозного», стр. 33.
3 А. К. Леонтьев, Устюжская губная грамота 1540 г. («Исто-
рический архив», 1960, № 4).
4 Так, в мае 1540 г. «приговорили дати все бояря» жало-
ванную грамоту на оброчную мельницу (С. А. Шумаков, Обзор,
вып. IV, № 1302, стр. 474).
5 Интересны летописные отзвуки прихода Шуйских к вла-
сти. Еще М. Н. Тихомиров обратил внимание на отсутствие
в изданных летописях среди лиц, сопровождавших княгиню
Елену на похоронах Василия III, боярина князя И. Ф. Овчины-
Оболенского и ряда «боярынь» — жен князя И. Д. Пенкова и
М. Ю. Захарьина и вдов И. А. и В. А. Челядниных, а также
В. Л. Глинского; см. М. Н. Тихомиров, Летописные памятники
б. Синодального (Патриаршего) собрания («Исторические за-
писки», кн. 13, 1942, стр. 276); ср. ПСРЛ, т. VI, стр. 276. Как
известно, И. Ф. Овчина, Пенков, ЗахаРьин, а также вдовы Че-
лядниных составляли ближайшее окружение Елены Глинской.
В то же время в ранних летописях наряду с М. Л. Глинским,
как уже указывалось выше, регентство поручалось Д. Ф. Бель-
скому, который не упомянут в поздних летописях (см. там же).
Перед нами правка, в результате которой упоминание о поли-
тических противниках Шуйских изымалось из текста летопи-
256
зости Шуйских к осифлянскому новгородскому архи-
епископу Макарию, решил поддержать группировку кня-
зей Бельских. Временно отошел от Шуйских и дворецкий
И. И. Кубенский 1. 25 июля 1540 г. по «печалованию»
Иоасафа и настоянию И. И. Кубенского был выпущен из
заточения И. Ф. Бельский* 1 2, а в декабре 1540 г. — князь
Владимир Старицкий и сын Андрея Углицкого, Дмитрий,
проживший в заключении около 50 лет и вскоре после
освобождения умерший3. Освобождение Бельского вы-
звало гнев И. В. Шуйского, который «на митрополита и
на бояр учал гнев дръжати и к великому князю не ездити,
ни з боляры съветовати о государьскых делех, ни о зем-
скых... и промежь бояр велик мятеж бысть» 4 5.
Свидетельством усиления Бельских является назначе-
ние боярином к апрелю 1540 г. их сторонника Ю. М. Го-
лицына-Булгакова °. В декабре 1540 г. в ответ на настоя-
тельные просьбы местного населения из Пскова был све-
ден наместник Андрей Шуйский, особенно прославив-
шийся лихоимством6. Важная должность владимирского
наместника находилась в руках Д. Ф. Бельского7.
В 1541 г. Д. Ф. Бельский уже занимал ведущее положе-
ние как один из крупнейших военачальников, успешно
громивший татарские полчища8, и организатор диплома-
тической службы9. Посылку в мае 1541 г. князя
сей. Правка проведена была после 1539 г. (в Новгородской
летописи 1539 г. сохранился еще первоначальный текст).
1 Один из крымских сановников во второй половине 1540 г.
(как это установил И. И. Смирнов) прямо писал, что «Кубен-
ский Шуйского забил» (АДР, т. II, № 218, стр. 383).
2 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 132. В 1541 г. Иоасаф «печало-
вался» и об изменнике князе С. Ф. Бельском (там же,
стр. 136—137). Один из крымских сановников писал С. Бель-
скому, что «Кубенский, напотом со всими князи и паны и с
духовными урадивши, послали до Белоозера, по брата вашего
князя Белского выпустити» (АЗР, т. II, № 218, стр. 383).
3 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 135; М. Н. Тихомиров, Записки
о регентстве Елены Глинской, стр. 285. В 1541 г. Владимир Ста-
рицкий получил уже снова землю удела своего отца.
4 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 132—133.
5 ДРК, стр. 110.
6 «Псковские летописи», вып. I, стр. 110; вып. II, стр. 229.
7 ДРК, стр. 111.
8 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 196.
9 Там же, стр. 136.
17 А. А. Зимин
257
И. В. Шуйского во Владимир «казанского дела для» позд-
нее Иван Грозный рассматривал как прямую опалу *.
Возражая С. В. Бахрушину, И. И. Смирнов считает,
что нельзя рассматривать правление Бельских как некий
прогресс, как попытку противостоять «развалу государ-
ства» 1 2. Однако анализ политики Бельского показывает,
что в конце 1540 и в 1541 г. правительство снова (хотя
и непоследовательно) взяло курс на осуществление цен-
трализаторских мероприятий, отвечавших интересам дво-
рянства. С июля 1540 г. до января 1541 г. прекратилась
выдача льготных жалованных грамот монастырям, ши-
роко практиковавшаяся Шуйскими ранее3. К ноябрю
1541 г. комиссию бояр, «которым разбойные дела прика-
заны», возглавлял И. Г. Морозов — один из сподвижни-
ков Бельских4. Кто из бояр стоял во главе комиссии до
этого, сказать трудно, ибо в губных грамотах 1540 г. об
ртом нет никаких данных5.
После прихода к власти Бельских губная реформа по-
лучила широкое распространение. Зимою 1540/41 г.
Иван IV «нача жаловати, грамоты давати по всем градом
большим и по пригородом и по волостем, лихих людей
обыскивати самым крестьяном межь собя по крестномоу
целованию, и их казнити их смертною казнию, а не водя
к намесникам и к их тивуном лихих людей разбойников
и татей» 6.
Внешняя политика правительства Бельских характе-
ризуется обострением борьбы с Казанью и Крымом и по-
пыткой налаживания мирных отношений с Литвой7. Еще
1 ПСРЛ, т. VIII, стр. 295; Иван Грозный писал, что он «не
восхотех под властью рабскою быти, и того для князя Ивана
Васильевичи Шуйсково от себя отослал на службу, а у собя
велел есми быти болярину своему князю Ивану Федоровичи)
Белскому» («Послания Ивана Грозного», стр. 34).
2 И. И. Смирнов, Очерки, стр. 86.
3 С. М. Каштанов, Феодальный иммунитет в годы боярского
правления 1538—1548 гг., стр. 249.
4 ААЭ, т. I, № 194.
5 Губные дела ведались боярской комиссией в августе
1540 г. (ААЭ, т. I, № 192).
6 «Псковские летописи», вып. I, стр. 110.
7 М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской,
стр. 284.
258
в августе 1535 г., воспользовавшись походом литовских
войск на Стародуб и Гомель и отвлечением значительных
русских сил на Мстиславль и Оршу, крымские мурзы
произвели набег на рязанские земли Ч Эт°т набег был
частью широко задуманного плана борьбы Крыма с Рос-
сией; составной частью его являлся сентябрьский перево-
рот в Казани, во время которого был убит хан Яналей,
а на его место был призван из Крыма Сафа-Гирей1 2. Пе-
реворот означал серьезное изменение в русско-казанских
отношениях: Яналей был сторонником мирных отношений
с Россией, а Сафа-Гирей — злейшим врагом Москвы.
Уже в декабре 1535 — январе 1536 г., воспользовав-
шись обострением русско-литовских отношений, казан-
ские отряды вторглись на Русь и опустошили окрестности
Нижнего Новгорода, Мурома и Балахны3. Летом 1536 г.
«казанские люди» нанесли удар по русским войскам под
Костромой, на реке Куси4. В январе 1537 г. под Муромом
появились отряды самого Сафа-Гирея. Однако приближе-
ние русских вооруженных сил заставило казанцев отка-
заться от задуманного ими удара на Кострому и Галич5.
Набеги казанского хана продолжались и в дальнейшем6.
Эти набеги приводили к разорению русских земель и
тягостно отражались на положении крестьян7. Многие
тысячи русских людей уводились казанскими феодалами
в полон и продавались в рабство на казанском и других
рынках.
Особенно опасным был поход крымского хана Сагиб-
1 В 1541 г. в Литву было послано посольство во главе
с В. Г. Морозовым и Д. Ф. Палецким (Сб. РИО, т. LIX, стр. 150).
2 ПСРЛ, т. VIII, стр. 291; т. XIII, ч. 1, стр. 89, 100—101;
М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 284.
3 ПСРЛ, т. VIII, стр. 291; т. XIII, ч. 1, стр. 88—89, 106—107;
С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 г.,
стр. 286.
4 ПСРЛ, т. VIII, стр. 291—292; т. XIII, ч. 1, стр. 114.
5 ПСРЛ, т. XXVI, стр. 318; т. XIII, ч. 1, стр. 116; см. также
А. С. Гациский, указ, соч., стр. 33.
6 В 1537 г. татары приходили на Тульскую украину и под
Одоев (М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской,
стр. 284), в декабре 1540 г. под Муром (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1,
стр. 135).
1 Подробнее об ртом см. С. О. Шмидт, Предпосылки и пер-
вые годы «Казанской войны» (1545—1549), стр. 229 и след.
*
259
Гирея летом 1541 г. Поход Сагиб-Гирея был инспириро-
ван турецким султаном, пославшим свои отряды и артил-
лерию в войско крымского хана («турского царя люди
и с пушками и с пищалями»). К крымскому хану при-
соединился и изменник князь Семен Бельский. 30 июля
Сагиб-Гирей после безуспешной осады г. Зарайска подо-
шел к берегу р. Оки. Навстречу ему выступило войско
князя Д. Ф. Бельского, принудившее крымских татар к по-
спешному отступлению Ч
Даже в тяжелые годы боярского правления Русское
государство оказывалось достаточно сильным, чтобы на-
носить сокрушительные удары как по литовским феода-
лам, так и по крымско-казанским ордам. Однако хозяйни-
чание в стране боярских временщиков затрудняло борьбу
Русского государства с натиском с востока и запада.
Политика правительства Бельских, стремившихся в какой-
то мере продолжать политическую линию на укрепление
Русского государства, вызвала недовольство реакционно-
княжеской оппозиции. Был составлен заговор, возглав-
лявшийся князьями Шуйскими. В него вошли видные
представители московского боярства1 2 и «новгородцы Ве-
ликого Новагорода все городом»3. Заговорщики вошли
в переговоры с князем И. В. Шуйским, находившимся еще
с лета 1541 г. на городовой службе во Владимире4. Шуй-
ский «многих детей боярьскых к целованию привел, что
быти в их совете» 5. Тогда в ночь на 3 января 1542 г.
бояре «поймали князя Ивана Бельского» и на следующее
утро сослали «на Белоозеро в заточение» 6. В мае 1542 г.
Бельский при невыясненных вполне обстоятельствах
умер7. Его «советники» были также сосланы: П. М. Ще-
1 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 139; т. VIII, стр. 296—301. В Вос-
кресенской летописи крымский хан ошибочно именуется Сафа-
Гиреем («Псковские летописи», вып. I, стр. 111).
2 Среди заговорщиков были И. В. и П. И. Шуйские, Михаил
и Иван Кубенские, Д. Пронский, И. Третьяков, И. Шереметев
и др. (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 141; ч. 2, стр. 439).
3 Там	же,	ч.	1,	стр.	146;	ч.	2,	стр. 439.
4 Там	же,	ч.	1,	стр.	101;	ч.	2,	стр. 433.
5 Там	же,	ч.	1,	стр.	140;	ч.	2,	стр. 439.
° Там	же,	ч.	1,	стр.	141;	ч.	2,	стр. 440.
7 Летописец начала царства сообщает, что его убили «бо-
ярьскым самовольством» П. Зайцев, Митька Клобуков и Ивашка
260
нятев — в Ярославль, И. Хабаров — в Тверь1. «И бысть
мятеж велик в то время на Москве» * 1 2. Во время этих со-
бытий едва не был убит митрополит Иоасаф. Его спешно
сослали в Кириллов монастырь. В марте того же года
митрополитом был поставлен Макарий3, который, не-
смотря на близость к осифлянам, сумел в бытность свою
новгородским архиепископом заручиться покровитель-
ством Шуйских.
Таков ход событий дворцового переворота 1542 г.
Автор одной из летописей, близкий к великокняжескому
двору, писал, что князь И. Ф. Бельский «пойман» был
«советом боярьским того ради, что его государь князь
великий у себя в приближении дръжал и в первосъветни-
кех да митрополита Иосафа» 4.
Переворот 1542 г. произошел сравнительно легко.
Такая «легкость» переворотов была характерной чертой
феодального общества. В. И. Ленин указывал, что «там
перевороты были до смешного легки, пока речь шла о том,
чтобы от одной кучки дворян или феодалов отнять власть
и отдать другой» 5.
Некоторые историки представляют переворот 1542 г.
как победу дворянства над боярской аристократией.
Сергеев (там же, ч. 1, стр. 141; см. ч. 2, стр. 440). Сходная вер-
сия и в других источниках (см. «Послания Ивана Грозного»,
стр. 34; РИБ, т. XXXI, стр. 167; С. О. Шмидт, Продолжение Хро-
нографа редакции 1512 г., стр. 289). Постниковский Летописец
сообщает, что в мае 1542 г. «на Белеозере в поиманье не стало
князя Ивана Бельского, уморен бысть гладом, И ден не ел, да
на нем же чепей и желез, тягости, было пудов з десять. А иные
люди говорили, что повелением князя Ивана Шуйского да
князя Ондрея Шуйского князь Иван убьен бысть Гришею Оже-
говым да Митькою Клобуковым да Петроком Зайцовым»
(М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской,
стр. 285).
1 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 141; ч. 2, стр. 439.
2 Там же, ч. 1, стр. 141.
3 Там же, ч. 1, стр. 142; ч. 2, стр. 440; «Псковские лето-
писи», вып. I, стр. 111. На место Макария в июне 1542 г.
в Новгород архиепископом поставлен осифлянин Феодосий,
в прошлом «человек» Семена Воронцова (там же). Его поста-
вление, возможно, является следствием победы Шуйских и близ-
ких к ним Воронцовых.
4 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 140.
5 В. И. Ленин. Соч., т. 28, стр. 397.
261
И. И. Смирнов полагает, что в событиях 1542 г. «от-
ряды служилых людей — дворян, пришедших из Влади-
мира в Москву и поддержанных москвичами-горожанами,
сыграли решающую роль» Ч Макария, на его взгляд, на
митрополичий престол выдвинули служилые люди. Запя-
тие им этого престола «означало определенную полити-
ческую программу, существо которой заключалось в
ликвидации боярской реакции и восстановлении основ
самодержавного строя»1 2. События 1542 г., по мнению
Смирнова, открывают «период ликвидации господства
княжеско-боярской реакции (1542—1547 гг.)»3. Сходную
оценку дает и Н. И. Шатагин, считающий переворот
1542 г. «началом конца временного торжества княжеско-
боярской знати»4. Такая оценка существа переворота
1542 г., совершенного Шуйским, не может быть принята5.
Приход к власти Шуйских означал не начало ликви-
дации боярской реакции, а как раз наоборот — наступ-
ление ее кульминационного пункта. Именно так оцени-
вал события Иван Грозный, когда писал, что Шуйские и
их советники «боляр наших и угодных нам супротивно
нашему повелению переимали и побили»6. Земельная и
1 И. И. Смирнов, Иван Грозный, стр. 24; в последней работе
И. И. Смирнов также писал, касаясь переворота 1542 г., что
«основной движущей силой его являлось и дворянство», и ниже:
«по своим движущим силам движение 1542 г. было аптибояр-
ское» (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 93—95).
2 И. И. Смирнов, Очерки, стр. 97.
3 Там же, стр. 19.
4 Н. И. Шатагин, указ, соч., евр. 77. Шатагин указал на
«виднейшую роль в организации сил переворота», которую
якобы играл митрополит Макарий, и на антибоярскую про-
грамму дворянства и новгородцев, участников переворота.
5 Совершенно неясную опенку событий дает Н. Е. Носов,
который пишет, что «события 1542 г., хотя, казалось бы, и воз-
вратили власть Шуйским, в то же время способствовали пора-
жению реакционного боярства в целом» (Л. И. Копанев,
А. Г. Маньков, Н. Е. Носов, указ, соч., стр. 66). Читателю
остается неясным, во-первых, возвратили ли события 1542 г.
власть Шуйским (что значат слова «казалось бы»), во-вторых,
какова была классовая и политическая направленность полити-
ческой деятельности Шуйских: были ли они выразителями ин-
тересов «реакционного боярства» или содействовали его пора-
жению.
6 «Послания Ивана Грозного», стр. 35.
262
иммунитетная политика правительства, как показывают
наблюдения С. М. Каштанова, именно с 1542 г. резко изме-
няется: вместо линии на сокращение привилегий крупных
духовных феодалов торжествует политика раздачи самых
щедрых льгот, что противоречило политической линии,
направленной на централизацию Русского государства,
проводившейся ранее!. Приостанавливается даже строи-
тельство городов, производившееся в 30-х годах XVT в.
С 1543 по 1549 г. прекращается выдача губных и даже
наместничьих грамот, ограничивавших права и приви-
легии наместников и волостелей 1 2. Тяжело отразилось хо-
зяйничанье бояр и на положении народных масс. Со-
гласно выводу А. Г. Манькова, именно к началу 40-х го-
дов XVI в. относится резкий подъем хлебных цен. во
всяком случае в Новгороде и Пскове3.
Таким образом, политическая платформа Шуйских
отвечала интересам княжеско-боярской аристократии.
Нельзя говорить и о том, что основной движущей силой
переворота 1542 г. было дворянство, которое лишь
использовалось для реализации планов заговорщиков.
Заговор вынашивался в княжеско-боярской среде, кото-
рая и являлась его основной движущей силой.
Легенду о Макарии как о «последовательном защит-
нике самодержавия»4, о том, что он возглавлял и
вдохновлял борьбу за ликвидацию боярского правитель-
ства 5, также следует отбросить. Являясь идеологом
воинствующей церкви и защитником крупного монастыр-
1 «Памятники русского права», вып. IV, стр. 146, 198 и след.
2 Единственная известная за это время уставная намест-
ничья грамота 20 апреля 1544 г. дана крестьянам дворцового
села и то вместо сгоревшей у них грамоты князя Юрия Ива-
новича (ААЭ, т. I, № 201). Грамотой 18 октября 1543 г. ограни-
чивались права губных старост новгородских волостей (Акты
Юшкова, № 142).
3 Л. Г. Манъков, Пены и их движение в Русском государ-
стве XVI в., стр. 39, 40, 114, 118.
4 Н. И. Шатагип даже пишет, что «именно Макарий начиная
с 1542 года становится центральной фигурой, организующей
все значительные общественные силы возле личности великого
князя против бунтующих вассалов» (Н. И. Шатагин, указ, соч.,
стр. 80).
5 И. И. Смирнов, Очерки, стр. ИЗ.
263
ского землевладения, Макарий отстаивал прежде всего
интересы господствующей церкви Ч Великокняжескую
власть он считал только союзником церкви в борьбе
с ее противниками.
В конкретной обстановке 1542 г. Макарий являлся
прямым ставленником Шуйских1 2, а не дворянства, как
то стремится изобразить И. И. Смирнов. Конечно, канди-
датура Макария была выбрана Шуйским неудачно, если
иметь в виду далеко идущие планы реакционного бояр-
ства. Близость к Шуйским не исключала для осифлянина
Макария ненависти к реакционному боярству в той же
мере, как выступление Шуйских против митрополита
Иоасафа не означало их отказа от поддержки «нестя-
жателей»3, верных союзников княжеско-боярской ари-
стократии. Шуйские выступали против Иоасафа, как
лица, пользовавшегося покровительством Ивана Гроз-
ного 4.
Приход к власти Шуйских сопровождался раздачей
думных званий их сторонникам: в июне 1542 г. бояри-
ном уже был князь А. Д. Ростовский5 и, очевидно, тогда
1 См. А. А. Зимин, И. С. Пересветов и его современники,
стр. 71—91.
2 С. В. Бахрушин, Научные труды, т. II, стр. 266. См. посла-
ние А. М. Шуйского Макарию с просьбою ходатайствовать за
него перед Еленой Глинской (ДАИ, т. I, № 27). А. М. Шуйский,
как известно, был близок к князю Юрию Дмитровскому, нахо-
дившемуся в переписке с Иосифом Волоцким. В 1539/40 г. Ма-
карий уже вел какие-то переговоры с А. М. Шуйским, бывшим
в то время псковским наместником; см. неопубликованную
запись «речей» Шуйского, обращенную к Макарию (Государ-
ственная публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щед-
рина, QXVII, № 50, л. 13). Еще в сентябре 1539 г. Шуйские
выдали щедрую тарханную грамоту Иосифо-Волоколамскому
монастырю (АФЗиХ, ч. 2, № 149), что могло означать первые
попытки установления контакта с осифлянами (С. М. Кашта-
нов, Феодальный иммунитет в годы боярского правления
1538—1548 гг., стр. 246).
3 Шуйские состояли в переписке с Максимом Греком, од-
ним из виднейших идеологов нестяжательства. См. его посла-
ние П. И. Шуйскому (Максим Грек, Сочинения, ч. 2, стр. 415
и след.).
4 В период Стоглава решения церковного собора были по-
сланы для просмотра именно Иоасафу.
5 ДРК, стр. 115.
264
же Ф. И. Шуйский \ Возглавлял эту группировку кня-
жат по смерти И. В. Шуйского (май 1542 г.) 1 2 князь
Андрей Шуйский. Снова, как и в начале 1540 г., была
ликвидирована комиссия бояр, «которым разбойные дела
приказаны», а губные дела (к началу 1542 г.) 3 пере-
даны близкому к Шуйским дворецкому — И. И. Кубен-
скому4.
Уже вскоре после переворота 1542 г. боярская коали-
ция Шуйских дала трещину. На молодого Ивана IV все
1 Летопись упоминает его как боярина в сентябре 1543 г.
(ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 443). Возможно, он получил боярское
звание раньше.
2 М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской,
стр. 285.
3 «Труды Вятской ученой архивной комиссии», 1905, вып. III,
отд. 3, стр. 84. В Вятской губной грамоте С. Шумаков вместо
даты «7040 десятого» — ср. аналогичные датировки «девять-
десять десятого» для 1491/92 г. (АСЭИ, т. I, № 566, 567) —
предлагает читать «7040 девятого» (С. А. Шумаков, Новые губ-
ные и земские грамоты — ЖМНПр., 1909, № 10, стр. 340). Это
исправление делает непонятным передачу губных функций от
И. В. Шуйского Кубенскому в момент, когда положение Шуй-
ских уже пошатнулось. В конце 1541 г. губными делами ведал
близкий к Бельским И. Г. Морозов. После январского пере-
ворота 1542 г. совершенно естественно видеть И. И. Кубенского
(близкого к Воронцовым и Шуйским) как лицо, возглавлявшее
надзор над губными делами.
4 Н. Е. Носов считает, что Кубенский выдавал губные гра-
моты одновременно с боярской комиссией, но лишь для райо
нов, непосредственно подведомственных Большому дворцу
(Н. Е. Носов, Очерки, стр. 305). Однако в период деятельности
Этой комиссии мы ничего не знаем о губных распоряжениях
дворецкого, а когда разбойными делами ведал последний,
источники молчат о «боярах, которым разбойные дела прика-
заны». Поручение В. Г. Морозову в апреле 1542 г. расследовать
дело об ограблении польских послов (Сб. РИО, т. LIX, стр. 169)
может говорить просто об обращении к нему как к лицу, све-
дующему в «разбойных делах», а не обязательно как к главе
боярской комиссии. Ведь еще 20 февраля грамоту, касающуюся
«разбойных дел», выдал казначей И. И. Третьяков (ААЭ, т. I,
№ 196/11). Очевидно, в это время боярской комиссии не суще-
ствовало и губными делами ведал аппарат дворецкого. Этого
мало. Нельзя провести и территориального разграничения ме-
жду районами, подведомственными комиссии и дворецкому:
на те территории, которыми распоряжался дворецкий, выда-
вали грамоты и московский наместник (Вятка) и боярская
комиссия (Каргополь и Белоозеро).
26.5
большее влияние начинал оказывать Ф. С. Воронцов,
бывший углицким дворецким в 1538—1542 гг.!, пред-
ставитель старомосковского служилого боярства1 2.
В марте 1542 г. он совместно с боярином В. Г. Морозо-
вым вел переговоры о перемирии с литовскими послами,
а позднее (в июне — октябре) вместе с тем же боярином
отправился для их завершения в Вильно 3. В июле 1543 г.
боярином уже был его старший брат — И. С. Воронцов4.
Воронцовы возвысились еще при Василии III, когда
крупными деятелями были окольничий И. В. Шадра,
боярин С. И. Воронцов и, наконец, его сын М. С. Ворон-
цов. Последний в первые месяцы правления Ивана IV
был «единомысленником» Михаила Глинского 5. В 1537 г.
он уже сошел с исторической сиены. Вскоре после смерти
Елены Глинской умер и М. С. Воронцов. Воронцовы не
принадлежали к числу активных сторонников группи-
ровки Шуйских. Во всяком случае летописцы до 1543 г.
ни разу не называют их как участников борьбы Шуйских
с Бельскими.
В сентябре 1543 г. И. М. и А. М. Шуйские и их сто-
ронники (Кубенские, Д. Курлятев, И. В. и И. И. Прон-
ские, А. Басманов, Д. Палецкий) решили «убити» Ф. Во-
ронцова, который вызывал особое недовольство бояр тем,
что «его великий государь жалует и бережет» 6. Однако
Макарий в это время выступил уже против Шуйских на
1 ГИМ, собр. Щукина, № 242/467, л. 111 об.; Сб. РИО, т. LIX,
стр. 152, 203.
2 «Государь (Федора Воронцова. — А. 3.) пожаловал после
Шуйского князя Ондрея и опять ево в приближение у себя
учинил» (ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 449). Воронцов пользовался,
следовательно, влиянием еще до падения Андрея Шуйского
в декабре 1543 г.
3 Сб. РИО, т. LIX, стр. 152, 171, 203.
4 ДРК, стр. 116.
5 ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 420.
6 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 145, 443—444.
Д. Н. Алыпиц сомневается в близости к Шуйским и в уча-
стии в событиях 1543 г. Д. Курлятева, И. Пронского и А. Бас-
манова, поскольку упоминание об эт®м содержится только
в приписке к Царственной книге (Д. Н. Алъшиц, Источники и
характер редакционной работы Ивана Грозного над историей
своего царствования, стр. 141). Родственные связи Пронского
с Шуйским несомненны. Не было оснований и для измышле-
ния сведений о других участниках событий 1543 г.
266
защиту Воронцова, за что подвергся оскорблениям со
стороны бояр Один из наиболее рьяных сподвижников
княжат Ф. П. Головин в пылу спора даже «манатью на
митрополите подрал» 1 2. Заступничество Макария и влия-
тельных бояр И. Г и В. Г. Морозовых спасло на этот раз
Воронцова, который отделался только ссылкой «па
службу» в Кострому.
Опала Воронцова продолжалась недолго. Уже вскоре
подрастающий великий князь и стоявшие за его спиной
вельможи решили расправиться с Шуйскими. 29 декабря
1543 г. Иван IV «велел поимати первосоветника» Андрея
Шуйского, который был убит великокняжескими пса-
рями. Ближайшие сторонники князя — Ф. И. Шуйский,
Ю. Темкин-Ростовский. Ф. П. Головин были отправлены
в ссылку. «И от тех мест, — прибавляет продолжатель
«Летописца начала царства», — начали боляре от госу-
даря страх имети» 3.
До конца боярского правления было еще далеко.
Дело ограничилось лишь тем, что у власти утвердилась
группа старомосковского боярства во главе с Воронцо-
выми и некоторые другие сторонники разбитой оппози-
ции Шуйских (Кубенские). Все они получили новые
чины и звания. В январе 1544 г. уже боярами были
царский любимец Ф. С. Воронцов4 и князь А. Б. Гор-
батый5; в июне 1544 г. — князь М. М. Курбский6 и
1 Причиной этого выступления Макария была, очевидно,
близость Воронцовых к митрополиту (см. выше об отноше-
ниях Воронцовых к новгородскому архиепископу Феодосию).
2 ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 443—444; «Послания Ивана Гроз-
ного», стр. 34.
3 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 145; ч. 2, стр. 444; ср. РИБ, т. XXXI,
стб. 167. В Продолжении Хронографа 1512 г. говорится, что
Шуйский был убит «повелением боярьским» (С. О. Шмидт, Про-
должение Хронографа редакции 1512 г., стр. 289). Перед нами,
следовательно, очередной дворцовый переворот, совершенный
боярами. Вероятно, тогда же попал в опалу и И. И. Турунтай-
Пронский. См. грамоту 1 января 1546 г. городовому приказчику
в Звенигоподе Васюку Чижову, который отписывал на царя
вотчину Пронского — село Кулибакино (ЦГАДА, Копийные
книги Савво-Сторожевского монастыря, л. 38).
4 ДРК, стр. 120.
5 Там же, стр. 119.
6 Там же, стр. 120.
267
около этого времени, очевидно, — В. М. Воронцов. Во-
ронцовы заняли важные посты и в дворцовом аппарате.
И. С. Воронцов стал тверским дворецким (к 1545 г.) \ а
В. М. Воронцов — дмитровским дворецким (в 1545/46 г.) 1 2.
Новое правительство пыталось в 1544—1545 гг. про-
вести некоторые меры по борьбе с иммунитетными при-
вилегиями монастырей, пыталось провести описание зе-
мель, выдавало льготы светским феодалам, а также
слободчикам3.
Однако владычество Воронцовых и Кубенских, как и
их предшественников, было недолговечно. Еще в де-
кабре 1544 г. в опалу попал И. Кубенский «за то, что
они великому государю не доброхотьствовали и его
государьству многие неправды чинили и великое
мьздоимство учинили и многие мятежи и бояр многих
без великаго государя велениа побили»4. Последнее
обвинение связывает опалу Кубенского с их привержен-
ностью к Шуйским, вместе с которыми они «бояр мно-
гих... побили» (имеются в виду, очевидно, Бельские).
В мае 1544 г. Иван IV «из нятства выпустил» Кубен-
ского5. Но уже в октябре 1545 г. Кубенский снова по-
пал в немилость. На этот раз в опалу попали также
И. Шуйский, А. Горбатой, Ф. Воронцов и Д. Палецкий.
Опала была кратковременной: в декабре по просьбе
митрополита Макария Иван IV «пожаловал» опальных6.
Развязка наступила летом 1546 г. В связи с волнениями
пищальников в Коломне7, а также неудачами восточной
политики Иван IV приказал казнить И. И. Кубенского,
Ф. С. Воронцова и В. М. Воронцова8. И. П. Федоров
1 С. А. Шумаков, Тверские акты, вып. I, стр. 57.
2 ГИМ, собр. Щукина, № 242/467, л. 111 об.; ДРК, стр. 122;
М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 286.
3 Подробнее см. С. М. Каштанов, Феодальный иммунитет
в годы боярского правления 1538—1548 гг., стр. 254—257.
4 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 146; ч. 2, стр. 445.
5 Там же.
6 Там же, ч. 1, стр. 147, ч. 2, стр. 446—447. Вероятно, в связи
с опалой в 1546/47 г. П. И. Шуйский продал Троице-Сергиеву
монастырю половину села Мячкова за 300 рублей (ГКЭ, №8868).
7 См. о нем ниже, главу VI.
8 ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 149; ч. 2, стр. 448—449; ДРК,
стр. 122; РИБ, т. XXXI, стр. 167; С. О. Шмидт, Продолжение
268
был сослан на Белоозеро Ч Пыткам («и не одино-
жды») подвергли брата казненного В. М. Воронцова —
Ивана* 1 2. Расправа с Воронцовыми сопровождалась кон-
фискацией во всяком случае части их земельных владе-
ний3.
После казни Воронцовых к власти пришла группи-
ровка придворной знати во главе с бабкой Ивана IV
Анной Глинской и ее детьми М. В. и Ю. В. Глинскими.
В январе 1547 г. М. В. Глинский был уже боярин4.
Тогда же он получил звание конюшего5, а его брат
Ю. В. Глинский — боярина и кравчего. Близки к ним
в это время были и Д. Д. и И. И. Пронские, также полу-
Хронографа редакции 1512 г., стр. 290. В Постниковском Лето-
писце говорится о том, что все трое бояр были казнены «за
некоторое их к государю неисправление» (М. Н. Тихомиров,
Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 286). Многие суще-
ственные стороны дела Федорова и Воронцовых остаются неяс-
ными. В Летописце начала царства говорилось, что они попали
в опалу из-за «навета» дьяка Василия Захарова-Гнильева. Но
при редактировании его текста около 1558—1560 гг. было вве-
дено указание на «многие мзды» опальных, которые послу-
жили основанием для репрессий (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 149;
Архив ЛОИИ, Рукописные книги № 244, л. 172 об.). Уже позд-
нее при редактировании Царственной книги в 1564—1568 гг.
дело Воронцовых было связано с выступлением Пищальников,
с тем чтобы еще аргументированнее объяснить опалу этих
фаворитов (Д. И. Алъшиц, Источники и характер редакцион-
ной работы Ивана Грозного над историей своего царствова-
ния — «Труды Государственной публичной библиотеки имени
М. Е. Салтыкова-Щедрина», т. I(1V), Л., 1957, стр. 132—133).
Нужно иметь в виду, что дети Ф. С. Воронцова —
И. Ф. и В. Ф. Воронцовы в 60-х годах XVI в. входили в оприч-
нину и были близки к Грозному.
1 Федоров избежал казни потому, что «против государя
встреч не говорил, а по всем ся виноват чинил» (М. Н. Тихоми-
ров, Записки о регентстве Елены Глинской, стр. 286).
2 М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской,
стр. 286.
3 Так, согласно грамоте 1550 г., села Новое, Слободище
и др. в Черемхе Федора Воронцова переданы князю И. Ф. Мсти-
славскому (ГИМ, Симонов монастырь, кн. 58, л. 400). Вероятно,
опасаясь конфискации земель в 1543/44 г., И. С. Воронцов про-
дал Троицкому монастырю половину села Бужаниново за
700 рублей (ГКЭ, № 8853).
- РИБ, т. XXXII, № 165.
5 ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 451.
269
чившие боярское звание к февралю 1547 г.1 Глинские
были крупными землевладельцами, использовавшими
годы боярского правления для беззастенчивого стяжа-
ния в целях укрепления своих экономических позиций1 2.
О богатстве Глинских свидетельствует тот факт, что
с 1534 до февраля 1547 г. они дали вклады в Троицкий
монастырь на сумму свыше 500 рублей3. Они жестоко
расправлялись со всеми своими политическими про-
тивниками, постепенно возбуждая против себя недо-
вольство среди бояр. Стремясь нейтрализовать влияние
Шуйских, Глинские в январе — марте 1547 г. выдали
целый ряд жалованных грамот вотчинникам Суздаль-
ского уезда с целью заручиться поддержкой крупных
землевладельцев этого района4. Курбский писал, что
1 ДРК, стр. 2, 120; С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа
редакции 1512 г., стр. 287. Вместе с М. В. Глинским И. И. Прон-
ский в конце 1547 г. пытался бежать за рубеж. Позднее
И. И. Пронский был «душеприказчик» М. В. Глинского; см.
Троицкие вкладные книги (далее — Троицк, вкл. кн.), л. 151.
Здесь и ниже памятник использован по копии, хранящейся
в Архиве Академии наук СССР, фонд С. Б. Веселовского.
2 В 1545/46 г. М. В. Глинский купил у Т. А. Головина село
Нажирово в Ростовском уезде за 250 рублей (Троице-Сергиев м.,
кн. 533, Ростов, № 31). В 1548 г. Анна Глинская с М. В. Глин-
ским дали в монастырь вклад — село Булгаково в Суздальском
уезде, которое купил И. В. Глинский у Андрея Булгакова (Гра-
мота хранится в Государственном архиве Владимирской обла-
сти). Приобретения Глинских начались сразу же по смерти
Василия III. В 1533/34 г. М. В. Глинский купил половину села
Назарнова у Ф. Ф. Головина за 120 рублей (Троице-Сергиев м.,
кн. 532, Ростов, № 34). Еще в 1536/37 г. М. В. Глинский купил
большое село Оленино в Ростовском уезде у детей Ф. И. Го-
ловина за 400 рублей (Троице-Сергиев м., кн. 533, Ростов,
№ 14), а у Тимофея Головина сельцо Ильинское за 600 рублей
(там же, № 4). В 1543/44 г. он же купил у Т. А. Головина поло-
вину деревни Измайловской за 50 рублей (там же, № 32).
Позднее, в 1554 г., М. Глинский купил сельцо Лысцово за
500 рублей, некогда принадлежавшее Ф. И. Головину (там же,
№ 35, ср. № 36).
3 Троицк, вкл. кн., л. 150—151. В 1533 г. ими было дано
в Троице-Сергиев монастырь село Звягино Московского уезда,
купленное Глинскими за 500 рублей. Позднее, в 1559 г., «на по-
мин души» И. В. Глинского было дано 500 рублей, а «по душе»
Анны Глинской в 1553 г. —100 рублей (там же).
4 ЦГАДА, ф. Спасо-Ефимьева монастыря, кн. 1, л. 417—419
об.; АИ, т. I, № 148; С. М. Каштанов, Феодальный иммунитет
в годы боярского правления 1538—1548 гг., стр. 263.
270
когда Иван IV «прииде к седьмому на десять лету,
тогда же те прегордые сигклитове начаше подуща-
ти его и мстити им свои недружбы, един против дру-
гаго» \
Этим объясняется казнь Ф. И. Овчинина Оболенского
(сына временщика И. Овчины, при котором умер в за-
точении князь М. Глинский) и его родственника И. И. До-
рогобужского (январь 1547 г.) 1 2.
Итоги периода боярского правления рисуются сход-
ными чертами в показаниях современников, принадле-
жащих к разным социальным кругам. Расхищение зе-
мель княжатами и боярами, которые «грады и села...
себе притяжаша» 3. Непомерный рост феодальной эксплуа-
тации: бояре «подовласных же всех, аки рабы, себе
сотвориша»4. Засилье боярской аристократии в цен-
тральном и местном аппарате власти, который был рас-
шатан междоусобными распрями отдельных группировок
придворной знати, боровшихся за чины и звания5. Бес-
численные местничества, приводившие к ослаблению
русской армии6. Мздоимство и неправый суд как
в центре, так и на местах.
Еще в конце 1538 г. Петр Фрязин, покинув Русь,
писал, что после смерти Елены Глинской «бояре жи-
вут по своей воле, а от них великое насилие, а управы
в земле никому нет, а промеж бояр великая рознь...
В земле русской великий мятеж и безгосударство»7.
Губительные последствия боярских распрей был вы-
1 РИБ, т. XXXI, стб. 166.
2 М. Н. Тихомиров, Записки о регентстве Елены Глинской,
стр. 287; С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции
1512 г., стр. 291; РИБ, т. XXXI, стб. 167, 297. Дорогобужский
был «стрыечный» (т. е. двоюродный) брат Ф. Овчинину. Часть
тверских владений князя И. Дорогобужского и жены Иосифа
Дорогобужского позднее была передана князю И. Ф. Мсти-
славскому (ср. грамоту 1550 г., ГИМ, Симонов монастырь, кн. 58,
л. 400).
3 «Послания Ивана Грозного», стр. 34.
4 Там же.
5 «Макарьевский стоглавник», стр. 12.
6 Так, зимою 1544 г. крымским татарам удалось «попле-
нить» многих русских людей, потому что воеводы Ивана IV
«распрешася о местах» (ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 445).
7 АИ, т. I, № 95.
271
нужден признать такой идеолог боярства, как Курб-
ский» Ч
Особенно яркую характеристику самовластия бояр
и княжат дает автор «Повести о великом пожаре», явив-
шейся одним из источников Степенной книги. Принад-
лежа к окружению митрополита Макария, этот автор
беспощадно разоблачает своекорыстную политику бо-
ярских временщиков. После смерти Елены Глинской,
пишет он, «бояре и велможи вси видяще самодержьца
наследника царствию юны суща и яко благополучно
и самовластно себе время видяще, и изволиша соврати
собе множество имения. И вместо, ежи любити правду
и любовь, в ненависть уклонишася, и кождо из различ-
ных санов желающе, и ничтоже получаху, но обаче на
мало время. И нача в них быти самолюбие, и неправда,
и желание на восхищение чюжаго имения. И возви-
гоша крамолу велию, желающе себе властолюбия. Друг
друга лукавством не токмо в заточение посылаху, и
в темницах затворяху, и юзами облогаху, но и самой
смерти предаваху, навыкше господоубийственному со-
вету, иже преже умориша и самех двух царьских
отраслей князя Георгия и князя Ондрея Ивановичев.
Тако же и сами на своих другов востающе и яростными
смертьми окончавшася, и домы и села их наследоваша.
И от похищения чюжаго имения домы их исполнишася,
и сокровища их неправеднаго богатества умножишася.
Не токмо же сие едино содеваху, но и великия главном
приразишася, дву митрополитов святителскаго престола
лишаша: Данила и Иасафа1 2, праведне учащих и
обличающих их. Но понеже богу изволившу по сих же
на престол их возшедшу пресвященному митрополиту
дивному Мокарию, многа же нестроения тогда соде-
вахуся даже и до самого возраста царьскаго, дондеже
царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии царь-
ским венцем венчася рукою преосвященного Макария
митрополита всея Русии, и законному браку прп-
общися» 3.
1 РИБ, т. XXXI, стб. 165, 166.
2 «Иасафа» написано над строкой. В тексте «Иосифа».
3 Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина,
Рогожское собр., № 82, л. 291 об. — 292; А. А. Зимин, Повести
272
В этом рассказе важен ряд моментов. Первое — это
указание на расхищение земельных владений княжа-
тами и боярами, на борьбу за перераспределение земли
внутри класса феодалов. Второе — отмеченное автором
«самовластие» бояр, приводившее к борьбе за власть и
чины между ними. Третий момент — это отнесение конца
феодальных распрей ко времени венчания царя. В этом
«Повесть» отличается от Летописца начала царства,
который датирует самостоятельное правление Ивана IV
выступлением его против Андрея Шуйского. Автор «По-
вести» более прав, относя серьезные сдвиги в политике
Ивана IV к 1547 г.
Торжество феодальной аристократии вызывало обо-
стрение классовой борьбы в стране. Против княжеско-
боярских временщиков выступали как посадские люди,
так и крестьянство. Дальнейшее продолжение феодаль-
ных междоусобий грозило неисчислимыми бедами рус-
скому народу. В такой обстановке постепенно слага-
лись предпосылки для изживания господства княжеско-
боярской аристократии, которое вызывало недовольство
и внутри класса феодалов — среди широких кругов дво-
рянства.
Во второй половине 40-х годов XVI в. уже стали на-
мечаться в политической жизни страны явления, сви-
детельствовавшие о начале изживания княжеско-бояр-
ских междоусобий. Подраставший Иван IV все чаще
выступал со стремлением к единодержавному правле-
нию. Его поддерживали все те представители господ-
ствующего класса, которые видели губительные послед-
ствия феодальных распрей. Однако все эти тенденции,
выразившиеся, в частности, в репрессиях по отношению
к отдельным представителям реакционного боярства,
в 1545 — начале 1547 г. проявлялись еще слабо. Боль-
шое значение имело начало активной политики по от-
ношению к Казани. Еще весною 1545 г. на Казань была
послана «рать» во главе с воеводой князем С. И. Пун-
ковым-Микулинским, когда «многих людей казаньскых
XVI века в сборнике Рогожского собрания («Записки отдела
рукописей Государственной библиотеки СССР имени
В. И. Ленина», М., 1958, вып. 20, стр. 198—199).
18 А. А. Зимин	273
побили» Ч Это был первый в цепи походов, завершив-
шихся в 1552 г. присоединением Казани к Русскому
государству1 2.
Событием, имевшим далеко идущие последствия,
было венчание Ивана IV на царство. Еще в декабре
1546 г. в связи с предстоявшим браком великого князя
«по благословению» митрополита Макария и с «бояр-
ского совету» приступили к подготовке коронации
Ивана IV, которая и состоялась 16 января 1547 г.3 Ко-
ронация, несомненно, содействовала укреплению само-
державной власти и поднятию международного престижа
России.
В литературе обычно утверждается, что ини-
циатором венчания на царство был митрополит Ма-
карий 4. Действительно, Макарий сыграл большую
роль в составлении чина венчания5 и проведении
самой январской церемонии, но инициативу проведе-
ния коронации приписать московскому митрополиту
нельзя.
Коронация Ивана Грозного отвечала кастовым инте-
ресам группировки Глинских, пытавшихся прикрыться
фигурой молодого царя для проведения своекорыстной
политики, которая немногим отличалась от политики их
предшественников. Но субъективные цели инициаторов
коронации нельзя путать с объективными последствиями
Этого важного мероприятия. Авторитет «царя и вели-
кого князя всея Руси», освященный авторитетом церкви,
поднимался на небывалую высоту.
�