Засурский Я.Н. Теодор Драйзер
Вместо предисловия
Начало пути
«Сестра Керри»
В ночлежках Нью-Йорка и за редакторским столом
В поисках положительного героя
«Дженни Герхардт»
«Финансист»
«Титан»
Роман о художнике
По Европе и Америке
Навстречу новому миру
«Американская трагедия»
«Драйзер смотрит на Россию»
Новеллистика 20-х годов
«Эрнита»
Драйзер смотрит на Америку
Последние романы
Иллюстрации
Против фашизма
Драйзер и русская литература
Драйзер и литература США
Библиография основных изданий произведений Т. Драйзера и литературы о его творчестве
Оглавление
Текст
                    -'■• ; ": •-...'" •■.■"" ''--.;;.■■"..:-•"- ■"'.■■■/ '■- ■ ■'.'■-' : .:. / ; .•- -;'. -
. Засурскии


скии Jeogop °Dpau3ep Жизнь и творчество ИЗДАТЕЛЬСТВО московского УНИВЕРСИТЕТА 19 7 7
Засурский Я. H. Теодор Драйзер. М., Изд-во Моск. ун-таг 1977. С. 320, ил. 31 МОНОГРАФИЯ РАССКАЗЫВАЕТ О ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСКОМ ПУТИ ТЕОДОРА ДРАЙЗЕРА. В ИССЛЕДОВАНИИ ИСПОЛЬ- ЗОВАНЫ НЕ ТОЛЬКО ПЮИЗВЕДЕНИЯ АМЕРИКАНСКОГО ПИСАТЕЛЯ, НО И АРХИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ, А ТАКЖЕ ЛИЧНЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ АВТОРА ОТ ЗНАКОМСТВА С РО- ДИНОЙ ВЕЛИКОГО ХУДОЖНИКА. ПЕЧАТАЕТСЯ ПО ПОСТАНОВЛЕНИЮ РЕДАКЦИОННО-ИЗДАТЕЛЬСКОГО СОВЕТА МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА Рецензенты: кандидат филологических наук С. В. РОЖНОВСКИЙ, кандидат исторических наук А. Н. БУРМИСТЕНКО © Издательство Московского университета, 1977 г. 70202-157 077(02)-77 ■ 78-76
Фраизер и современная Америка €
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ Более, ста лет прошло со дня рождения Теодора Драйзера, и с вековой дистанции еще ярче и весомее выглядит сегодня вклад великого американского писателя в развитие литературы США. Теодор Драйзер, открывший «Сестрой Керри» XX век в литературе США, раздвинул горизонты американского реалистического искус- ства, несмотря на все трудности и барьеры, которые возводила на его пути буржуазная Америка, несмотря на шантаж и угрозы, преследовавшие его всю сознательную творческую жизнь, — в аме- риканской литературе нет, пожалуй, другого такого писателя, которо- му пришлось бы в своей литературной деятельности встречать такое противодействие и сопротивление буржуазной Америки, какое преодолел Теодор Драйзер. Он был писателем-борцом, упорным и непреклонным. Известный американский критик и публицист Генри Менкен писал после смерти Драйзера в 1945 году: «Он был великий художник, ни один другой американец его поколения не оставил такого прочного и прекрасного сле_да в нашей национальной словесности. Американ- ская литература до и после его времени отличается почти так же, как биология до и после Дарвина. Он был человеком огромной оригинальности, глубокой отзывчивости и непоколебимой храбрости. Всем нам, кто пишет, легче оттого, что он жил, работал и надеялся». В произведениях Драйзера получили развитие многие лучшие традиции американской литературы XIX века — традиции романтиков Фенимора Купера, Натаниэля Готорна, Германа Мелвилла, борцов за освобождение негров Генри Дэвида Торо и Гарриет Бичер-Стоу. Острое неприятие мира бизнеса и обстоятельная манера повество- вания роднит Драйзера с Купером. Осуждение пуританского ханжест- ва и практицизма, себялюбия и стяжательства с ранних лет привлекло внимание Драйзера к Готорну — одному из его любимых писателей; близок Драйзеру в этом отношении и Мелвилл — не случайно аме- риканский критик Дэнфорт Росс сравнивал повесть Мелвилла «Писец Барт^би» с полотнами Драйзера. Страстный пафос обличения всех форм и проявлений социальной несправедливости роднит Драйзера с аболиционистами. Особенно близок ему непримиримый уолден- ский отшельник, борец против рабства, Генри Дэвид Торо. В разгар
своей активной антифашистской публицистической деятель- ности в 30-е годы Драйзер выпустил книгу избранных произведений этого американского писателя и философа «Живые мысли Торо», к которой написал теплое и проникновенное предисловие. Острый критик «позолоченного века» Марк Твен и поэт свободного труда и человеческого разума Уолт Уитмен явились непосредственными предтечами Драйзера. Литературному процессу США было свойственно некоторое отставание в XIX веке, поздний расцвет романтической школы и более позднее, чем в большинстве европейских стран, развитие реализма. В убыстрении этого развития в XX веке особенно велика заслуга Теодора Драйзера. Драйзер вернул американской литературе живое дыхание жизни. Суровой и непреклонной борьбой за правду жизни Драйзер открыл XX век американской литературы, проложил путь плеяде крупнейших американских писателей нашего времени — Синклеру Льюису и Шервуду Андерсону, Уильяму Фолкнеру и Эрнесту Хемингуэю. Традиции Драйзера живут в современной американской литера- туре, в этом я убедился, побывав в 1971 году на родине писателя. В августе 1971 года я был приглашен в США на празднование столетнего юбилея Теодора Драйзера в городе Терре-Хоте в штате Индиана. В этом провинциальном американском городке на Среднем Западе, где Драйзер родился, университет штата Индиана, который был основан также 100 лет тому назад, проводил конференцию, пос- вященную великому американскому писателю. Путь в Терре-Хот лежит через столицу штата Индиана — Индиа- наполис, куда я прилетел из Нью-Йорка. Драйзер, посетив свой родной город в 1916 году, писал в книге путешествий «Каникулы уроженца Индианы», что «дорога от Индиа- наполиса в Терре-Хот была более или менее неинтересной, плоской и безжизненной». Сейчас эта дорога стала лучше, просторнее, но она по-прежнему пролегает через поля кукурузы и заросли кустарни- ка, иногда по обочинам шоссе возникают поросшие лесом отвалы заброшенных угольных шахт. Терре-Хот-^ небольшой промышленный город с населением около 60 тысяч человек. Это крупный железнодорожный узел. Старожилы уверяют, что город мало изменился за 100 лет, которые прошли со времени рождения Драйзера. Несмотря на явные преувели- чения, в суждении старожилов, несомненно, содержится зерно истины. Город и сейчас в основном состоит из одноэтажных деревян-
ных зданий, пересекаемых широкими — на манер деревенских — улицами, большей частью асфальтированными, хотя кое-где остались и незамощенные участки дороги. Общий облик Терре-Хота далек от наших представлений о современном американском индустриальном урбанизме. Дом Драйзе- ра не уцелел, но улица, где он жил, проходит и сейчас рядом с железной дорогой, с той самой железной дорогой, куда Драйзер бегал со своими братьями собирать уголь, когда дома нечем было топить печь. Семья Драйзера жила бедно, и писатель вспоминал впоследствии, как носил своему отцу на фабрику завтрак и как тяжело им приходилось, когда отец оказывался без работы, а мать зарабатывала стиркой белья. На руках у матери тогда было девять детей — четыре мальчика и пять девочек. В Терре-Хоте раньше, чем Теодор Драйзер, прославился его брат Поль — композитор и автор многих популярных песен. В городе даже существует музей Поля Драйзера, а его песня, .слова которой он написал вместе с Теодором Драйзером,— «На берегах реки Уобаш» — стала песней штата Индиана. С рекой Уобаш у Драйзера связано много воспоминаний, и, собственно, идею этой песни своему старшему брату подсказал Теодор. Терре-Хот знаменит и активными выступлениями рабочего клас- са: в 30-е годы там была всеобщая забастовка, а еще раньше, в начале века, активно работал выдающийся деятель американского рабочего движения Юджин Дебс, который также родился в этом городе. Как и многие другие небольшие промышленные городки Сред- него Запада, Терре-Хот переживает сейчас далеко не самые счаст- ливые дни. Выросла безработица, особенно среди шахтеров и железнодорожников, и это накладывает отпечаток на жизнь города. Конференция, посвященная юбилею Драйзера, началась в здании, носящем его имя, — «Драйзер-холле». Председательствовали на конференции руководитель комитета по празднованию столетия со дня рождения Драйзера профессор Роберт Заальбах и профессор Ричард Дауэлл. Оба приложили немало усилий, чтобы эта конферен- ция прошла успеижю. Празднование юбилея Драйзера продолжалось два дня. Доктор Неда Уэстлейк рассказала о коллекции рукописей Драйзера в библиотеке Пенсильванского университета. С этой коллекцией я познакомился в 1969 году. Университет Пенсильвании в Филадельфии, основанный в 1740 году современни-
ком M. В. Ломоносова Бенджамином Франклином, некоторыми своими чертами напомнил мне Московский. Позеленевший от времени памятник Франклину во дворе университета чем-то похож на памятник Ломоносову перед старым университетским зданием на проспекте Маркса, где сейчас размещается факультет журналисти- ки. Естественно, библиотека университета гордится всем, что связано с именем Франклина, и прежде всего гостеприимные руководители отдела редких книг обращают внимание посетителя на письменный стол Бенджамина Франклина, который стоит в читальном зале на почетном месте, под портретом Уолта Уитмена. Меня, естественно, особенно интересовала коллекция рукописей Теодора Драйзера. Главная ее хранительница доктор Неда М. Уэст- лейк была тогда в отпуске, и заменявший ее библиограф Л. Рудольф любезно показал мне хранилище. Рукописи Драйзера занимают несколько стеллажей, они уложены в 214 коробок: это и варианты опубликованных произведе- ний писателя (особенно интересны рукописи «Американской тра- гедии»), и неизвестные до сих пор страницы — среди них наиболь- ший интерес представляют рассказы и пьеса под названием «Бунт» или «Табак», посвященная восстанию рабочих на табачной плантации в штате Кентукки в 1903 — 1904 годах. По этой же пьесе Драйзер написал киносценарий, который, однако, под каким-то предлогом был отвергнут Голливудом. Коробка № 194 заполнена многочисленными материалами пе- реписки Драйзера с советскими организациями — с Союзом советских писателей, с журналом «Интернациональная литература». Здесь переписка с И. Анисимовым, Т. Рокотовым, М. Аплетиным, Л. Кисло- вой, Е. Романовой. В специальном разделе хранятся статьи Драйзера о В. И. Ленине, публиковавшиеся в различных советских и американ- ских изданиях, проникнутые глубочайшим уважением к ленинскому гению. Но вернемся к конференции. Доклад Неды Уэстлейк был выслу- шан с большим интересом. Элен Муэрс, авта^ книги «Два Драйзера», говорила о Драйзере и его эпохе, о месте американского писателя в мировом литературном процессе. Филип Гербер, выпустивший в 1964 году монографию о творчестве Драйзера, представил доклад о прототипах героев «Три- логии желания», убедительно доказав, как много и упорно собирал Драйзер материалы для этой монументальной работы.
Наиболее острым моментом конференции была дискуссия на те- му «Социальная философия Драйзера: писатель, равенство и комму- нистическая партия». Первой выступила Маргарет Чедер, которая говорила о значении для творчества писателя его общественно-политической активности. Затем Ричард Лиен коротко изложил свои взгляды по этому поводу. Он утверждал, что Драйзер был очень последовательным мыслите- лем и проявлял, по его мнению, повышенный интерес к технократии и квакерству. Рут Кеннел рассказывала о поездке Драйзера по Со- ветскому Союзу и об участии Драйзера в борьбе против фашизма и войны. Ричард Лиен стремился доказать, что вступление Драйзера в коммунистическую партию не нашло отражения в его творчестве. Я полемизировал с этим утверждением Лиена, показав, как в рома- не «Оплот» выявляется новое понимание Драйзером сущности гу- манизма и роли человека в жизни общества. Герой романа Солон Барнс — квакер, человек религиозный и чрезвычайно честный. Во- преки своей воле он оказывается втянутым в грязные махинации, поскольку его профессия — банковское дело. Не совершив лично ни одного бесчестного поступка, Барнс причастен ко многим пре- ступлениям, ибо, как показывает Драйзер, преступна сама система, порождающая американский бизнес. Отсюда и трагедия Солона Барнса, а крушение его — это крушение оплота буржуазной Америки. Затем выступил Чарльз Шапиро. Он утверждал, что вступление Драйзера в компартию было ошибкой. Раздались одинокие аплодис- менты — хлопал в ладоши оказавшийся в зале местный бэрчист, и ора- тор вынужден был отмежеваться от него, заявив, что он не разделяет политических взглядов человека, который ему аплодировал. Точка зрения Шапиро, назвавшегося «демократическим социалис- том», отражает ту неприязнь к прогрессивным политическим взгля- дам Драйзера, которая чрезвычайно распространена и сейчас среди многих буржуазных критиков. На празднества^ в Терре-Хоте не было высоких официальных гос- тей, но зато собралось много искренних и верных друзей замеча- тельного американского писателя. Это Маргарет Чедер — редактор романа «Оплот». Это и многие жители Терре-Хота, которые помнят выступления Драйзера в родном городе в защиту кандидатов компар- тии на выборах 1940 года. Один из них, Поль Силлимен, расска- зал, как представители местного отделения Американского легиона не пустили Драйзера на радиостудию для выступления, и ему приш-
лось передать туда свой текст, который затем прочитал по радио диктор. Особенно впечатляющей была встреча с Рут Кеннел, которая со- провождала Драйзера в его поездке по Советскому Союзу. Рут Кен- нел приехала в нашу страну для участия в социалистическом строи- тельстве и работала в Кемерове с 1922 года. Вернувшись затем в Соединенные Штаты, она опубликовала несколько книг, которые были в Соединенных Штатах достаточно популярны. Она писала о советских детях, о жизни в СССР. Рут Кеннел послужила Драйзеру прототипом Эрниты из одноименной повести, вошедшей в сборник «Галерея женщин». А совсем недавно она участвовала в марше мира в Сан-Франциско. С подлинно молодым задором она полемизировала с теми, кто пытался дискредитировать прогрессивные взгляды Драй- зера. Среди друзей Драйзера, приехавших в Терре-Хот, был и прогрес- сивный художник Джил Уилсон, который специально к юбилею сделал новый портрет писателя. Фрески Уилсона на острые социаль- ные темы, написанные в 30-х годах, высоко оценил Драйзер. На банкете, посвященном юбилею Драйзера, присутствовал и ветеран американского рабочего движения, друг Юджина Дебса Шу- берт Себри. В 1918 году он баллотировался в конгресс от социали- стической партии, активно выступая в поддержку Советской России. Далеко не все чествовали Драйзера в этот день. Ни одна нью- йоркская ежедневная буржуазная газета не опубликовала хотя бы небольшой статьи, посвященной его творчеству. Лишь «Ньюсдей», выходящая на Лонг-Айленде, напечатала небольшую заметку, да и та имеет весьма своеобразную предысторию. 26 августа я посетил редакцию этой газеты и напомнил ее из- дателю Биллу Этвуду о том, что 27 августа родился Драйзер. Находчивый журналист тут же прислал ко мне репортера Томаса Коллинза, который взял у меня интервью и опубликовал его 27 ав- густа в своей газете, снабдив портретом Драйзера и моей фотогра- фией под заголовком «Тост русского по поводу дня рождения Драй- зера». Другие американские издания отметили юбилей писателя весь- ма недружелюбно: еженедельник «Ньюсуик» напечатал заметку о конференции в Терре-Хоте, назвав Драйзера «наименее подходя- щим человеком для чествования», а другой еженедельник — «Тайм»— опубликовал рецензию на книгу Роберта Пенна Уоррена, посвящен-
ную Драйзеру. В целом высоко оценивая творчество Теодора Драйзе- ра, автор книги, известный американский писатель, повторяет многие предвзятые суждения и даже сплетни. «Тайм» выбрал из книги Уор- рена только эти сомнительные моменты и использовал их для своих собственных инсинуаций против Драйзера. Роберт Пени Уоррен, который приобрел широкую известность в нашей стране после перевода на русский язык романа «Вся королев- ская рать», опубликованного в США в 1946 году, принадлежит к школе эстетствующих «новых критиков», связанной с литературными традициями Юга США. Собственное творчество Роберта Пенна Уорре- на не укладывается в прокрустово ложе его эстетических концепций, и, видимо, плодотворнее для него оказываются традиции Драйзера. Роберт Пенн Уоррен отдает должное Драйзеру-художнику, но, к со- жалению, необъективен в оценке философии и мировоззрения Драй- зера. В городе Колумбия (штат Южная Каролина) на заседании Амери- канской ассоциации по журналистскому образованию я прочел лек- цию об отношении к Драйзеру в Советском Союзе. В числе прочих мне задали там и такой вопрос: не объясняется ли популярность Драй- зера в Советском Союзе тем, что он был членом коммунистической партии? Мне пришлось объяснить, что Драйзер был очень популярен в нашей стране задолго до того, как он вступил в коммунистическую партию, хотя, естественно, этот шаг писателя способствовал росту его популярности у советских читателей. Что же касается Соединенных Штатов Америки, то там принад- лежность Драйзера к коммунистической партии играет решающую роль в том, что официальная Америка игнорировала этот юбилей и, более того, в ряде случаев пыталась использовать его как повод для очередных инсинуаций. И здесь мне хотелось бы процитировать слова художника Джила Уилсона, произнесенные им во время празднования юбилея: «Все мы, молодые или старые, должны тщательно выяснить, на какой сто- роне баррикад мы в конечном счете окажемся. Этот выбор должен быть сделан в интересах будущего». Драйзер остается на баррикадах борьбы против реакционной Америки, и она пытается ему мстить и сейчас. Празднование юбилея Драйзера показало, что страсти, бушевав- шие вокруг его творчества, отнюдь не утихли. Драйзер продолжа- ет оставаться в фокусе той острой идеологической борьбы, которая идет сейчас в США между силами реакции и прогресса.
Не случайно мэр Терре-Хота не только не явился на юби- лейное торжество, но даже не ответил на приглашение организаторов конференции. Как писала 27 августа газета «Вашингтон пост», у мест- ных властей вызвало большие опасения появление в Терре-Хоте «этого русского из Москвы». Тем большего уважения заслуживают организаторы юбилейных торжеств на родине писателя в городе Терре-Хоте своим гражданским мужеством, которое они проявили наперекор холодному молчанию официальных властей и грубым инсинуациям «большой» американской прессы. ...Вновь приходят на память слова, сказанные о Драйзере его другом, известным американским писателем Шервудом Андерсо- ном 50 лет тому назад: «Ноги Теодора протаптывают дорогу, тяже- лые грубые ноги. Он продирается сквозь чащу лжи, прокладывая путь вперед». Наследию Теодора Драйзера посвящены многие работы амери- канских исследователей. В них собран подчас большой фактический материал, содержатся интересные наблюдения над творческой эво- люцией писателя, но облик Теодора Драйзера в большинстве слу- чаев искажается. Особенно много стараний в этом направлении при- ложила буржуазная печать США. Об этом говорят и составители обширной антологии критических работ о Теодоре Драйзере, приуро- ченной к десятилетию со дня смерти писателя, — Альфред Кейзин и Чарльз Шапиро. Следует особо отметить борьбу за традиции Драйзера прогрес- сивных писателей и критиков Америки, которые давали и дают отпор тем, кто пытается опорочить творчество великого американского пи- сателя. Большой вклад в исследование ^следия Теодора Драйзера внес- ли советские литературоведы. В работах И. И. Анисимова, А. А. Ели- стратовой дается подлинно научное освещение важнейших проблем творческого наследия Теодора Драйзера и его места в истории аме- риканской литературы. Особенно значительные заслуги в изучении творчества великого американского писателя принадлежат С. С. Динамову. Это признают даже буржуазные американские литературоведы. С. С. Динамов пред- ставил Драйзера советскому читателю, он — редактор первого собра- ния его сочинений. С. С. Динамов был первым советским человеком, который вступил в переписку с Драйзером, он же помог американ- скому писателю совершить поездку в СССР. И с полным основанием
Рут Кеннел посвятила свою книгу «Теодор Драйзер и Советский Со- юз»1 памяти этого выдающегося советского литературоведа. * В это издание, в основу которого положены книги «Теодор Драй- зер— писатель и публицист» (опубликованная в 1957. году) и «Теодор Драйзер» (опубликованная в 1964 году), внесены добавления и уточ- нения, использованы новые материалы о писателе. Особенно ценным для автора было знакомство с коллекцией рукописей Теодора Драй- зера в университете Пенсильвании в Филадельфии, а также участие в научной конференции, посвященной столетию со дня рождения пи- сателя, в университете штата Индиана в Терре-Хоте в августе 1971 года. Автор считает своим приятным долгом выразить самую искрен- нюю благодарность Рут Эпперсон Кеннел, Маргарет Чедер, доктору Неде Уэстлейк, профессору университета штата Индиана в Терре-Хо- те Роберту Заальбаху и участникам конференции, посвященной сто- летию со дня рождения Драйзера, в Терре-Хоте в августе 1971 года, а также Анне Ивановне Прейкшас за помощь, которую они оказали при работе над этой книгой. 1 Ruth Eppersen Kenneil. Theodore Dieser and the Soviet Union. 1927—1945. A First Hand Chronicle. International Rublichers. N. Y.f 1969.
^Начало nijmu s
НАЧАЛО ПУТИ Утром в воскресенье 27 августа 1871 года в захолустном амери- канском городке Терре-Хот штата Индиана Сара Драйзер — жена рабочего местной фабрики — родила двенадцатого ребенка. Мальчика назвали Теодором Германом Альбертом. Отец его, Джон Пауль Драйзер, ткач по профессии, приехал из Германии в Америку в 1844 году, чтобы избежать призыва в армию; кроме того, здесь он надеялся разбогатеть. Поначалу дела его шли неплохо, и Джон Пауль даже приобрел собственную фабрику, но ко времени рождения Теодора разорился. Большая семья Драйзеров жила в постоянной нужде. На ней, как писал впоследствии Т. Драйзер, лежал отпечаток бедности и неудач. Очень тяжело приходилось семье, когда отец болел. В один из таких моментов брат Теодора Драйзера Поль попал в полицию. От тюремного заключения его спас видный местный юрист и чиновник, с которым познакомилась одна из сестер будущего писателя. Ситуация, аналогичная этому горькому эпизоду детства, описана Драйзером в романе «Дженни Герхардт». Особенно трудно приходилось матери Теодора. У нее на руках было девять детей — четыре мальчика и пять девочек (первые трое умерли). Чтобы спасти семью от голода, мать Теодора брала в стирку белье. «В моей памяти, — писал Драйзер в своей автобиографической книге «Заря», — встают долгие, мрачные, серые, холодные дни. Скуд- ная пища — одна жареная картошка, иногда каша. Ребёнком я не раз был голоден»1. Дети тоже вынуждены были помогать взрослым. Вместе со своими братьями и сестрами Теодор собирал уголь на полотне железной дороги, а иногда и просто таскал его из вагонов, несмотря на угрозы и проклятия железнодорожных служащих 2. Отец писателя, ревностный католик, в вопросах религии был сущим деспотом. Он-то и определил Теодора в католическую школу. Узость и религиозный фанатизм, которыми было проникнуто препо- давание, отталкивали мальчика, внушали ему отвращение к католи- цизму и религии. И впоследствии писатель с неприязнью вспоминал годы учебы в католической школе. 1 Th. Dreiser. Dawn. N. Y.r 1931, p. 22. 2 Ibid., p. 21.
Зато всегда очень тепло вспоминал Драйзер о своей матери. Сара Драйзер происходила из семьи чехов, выходцев из Моравии1. Она не разделяла строгости и усердия своего супруга в следова- нии католическим догмам, щедро одаривала своих многочисленных детей материнской лаской. «Мудрой и сверх того нежной» называет Драйзер мать. Рано пришлось Драйзеру начинать свою трудовую жизнь. Совсем маленьким мальчиком он продает газеты. Бедственное положение семьи заставляло Теодора думать о постоянном заработке. Ему едва исполнилось четырнадцать лет, когда он нанялся к владельцу фермы полоть огород за 60 центов в день. Но работа под палящим солнцем была слишком тяжела для не очень крепкого мальчика, и, заработав полтора доллара, он ушел от фермера. Шестнадцати лет Драйзер уехал в Чикаго. Там он работал в ресторане — убирал со столиков и мыл грязную посуду; служил у торговца скобяными товарами; был сборщиком платы за квартиры в одной из компаний, развозчиком белья в прачечной, продавцом-разносчиком мелких товаров. Но во всех случаях результат был одинаков — Теодора выгоняли на улицу. Вечная нужда и боязнь потерять работу, тяжелый труд запомнились будущему писателю, и он навсегда сохранил любовь к людям труда, сочувствие к их страданиям и лишениям и ненависть ко всякого рода угнетателям и эксплуататорам. И когда в 1943 году Менкен, бывший долгое время близким другом Драйзера, пытался поссорить его с ком- мунистами, писатель резко и прямо заявил ему: «Видишь ли, Менкен, в отличие от тебя я не могу быть беспристрастным. Я родился бедня- ком. Бывали времена, когда я и в ноябре и в декабре ходил без башма- ков, босиком. Я видел, как страдала от нужды моя любимая мать и, впадая в отчаяние, заламывала руки от горя. И, быть может, именно по этой причине я — независимо ни от кого и ни от чего — выступаю за такую социальную систему, которая, может быть, и будет лучше нашей»2. Эта убежденность пронизывает все творчество Драйзера — народного писателя Америки, прошедшего свои университеты в трущобах Чикаго. В настоящем же университете Драйзер был всего лишь год. 1 Правда, американская исследовательница Эллен Муэрс ставит под сомнение чешское происхождение матери Драйзера (см. Ellen Moers Dreiser. N. Y.f 1969), но сам Драйзер безоговорочно называет ее дочерью моравского фермера (см. Th. Dreiser. Dawn, p. 4). 2 «Letters of Theodore Dreiser», vol III. N. Y., 1959, p. 982. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте. Письма, т., стр).
В 1888 году он с помощью своей прежней учительницы Милдред Фильдинг, заплатившей за год его обучения 300 долларов, поступил в университет штата Индиана в городе Блумингтоне. Во время пребывания в университете в 1888/89 учебном году Драйзер много читал. Здесь впервые он познакомился с творчеством Л. Н. Толстого. На молодого Драйзера огромное впечатление произвели его книги, которые «правдиво рисовали жизнь и вместе с тем будоражили». Книги великого русского писателя-реалиста заставили американско- го юношу задуматься над тем, есть ли у него мысли и образы, кото- рыми он сам мог бы поделиться с людьми и глубоко затронуть их сердца. «Я был так потрясен и взволнован теми картинами жизни, которые они воссоздавали, — писал Драйзер, — что мне вдруг пришла в голову как будто совершенно новая мысль — как замечательно быть писателем. Уметь писать подобно Толстому, чтобы слушал тебя весь мир»1. В университете Драйзер познакомился и со многими другими ранее не известными ему произведениями американских и зарубеж- ных писателей. Здесь же он вновь остро почувствовал ту социальную стену, которая отгораживала его от подавляющего большинства студентов — выходцев из богатых семей. Пробудившееся в университете стремление к литературной деятельности привело Драйзера в газету. В апреле 1892 года ему удалось устроиться репортером газеты «Чикаго дейли глоуб». На- чались годы напряженного журналистского труда, который помог ему глубже узнать жизнь страны. До весны 1895 года Драйзер про- должал свою репортерскую деятельность в газетах Чикаго, Сент-Луи- са, Толедо, Питтсбурга, Нью-Йорка. В «Чикаго дейли глоуб» Драйзер проработал около семи месяцев, в Сент-Луисе — с ноября 1892 года по апрель 1894 года. Там сотрудничал сначала в «Сент-Луис глоуб демократ», а затем в конкурировавшей с ней газете «Сент-Луис ре- паблик». В Питтсбурге Драйзер проработал пять месяцев в газете «Питтсбург диспетч». В «Сент-Луис глоуб демократ» Драйзер вел рубрику «Услыша- но в коридорах» — писал о крушении поездов, о несчастных случаях. Репортерские обязанности заставляли его встречаться со многими видными американскими общественными деятелями. В качестве репортера «Сент-Луис глоуб демократ» он брал интервью у извест- ного деятеля американского рабочего движения Паудерли — руко- Th. Dreiser. Dawn, p. 555.
водителя Ордена рыцарей труда, который в 80-е годы был крупней- шей организацией рабочих США. Драйзер-журналист много писал о театре и был даже редактором театрального отдела. В статьях о событиях театральной и музыкаль- ной жизни он, не считаясь с расовыми предрассудками, стремился воздать должное талантливым негритянским актерам и музыкантам. В марте и апреле 1893 года Драйзер поместил в газите два от- зыва о концертах, данных в Сент-Луисе негритянской певицей Сисиэреттой Джоунз. Сами заголовки этих статей — «Чудо XIX века», «Концерт черной примадонны» — говорят о глубоком восхищении автора талантом артистки-негритянки. Он писал, что ее пение «за- ставляет вспоминать о красоте природы и вызывает видения чистой зеркальной воды и мягкого шелеста ветвей в дремлющем укромном уголке в летнее время». Восторженные отзывы вызвали озлобление расистов, нападки на Драйзера в печати. Газета «Сент-Луис репаблик» провела конкурс среди учительниц штата Миссури, пообещав побе- дительницам поездку на Всемирную выставку в Чикаго за счет газеты. От редакции в этой экскурсии учительниц сопровождал Теодор Драйзер, который писал об этом визите, а заодно и о достопримечательностях Всемирной выставки в газете. Во время этой поездки Драйзер познакомился с учительницей из города Монт- гомери Сарой Осборн Уайт, на которой он-и женился в 1898 году. Работая в газете небольшого американского города Толедо — «Толедо блейд» — в апреле — мае 1894 года, он печатал материал о забастовке работников местного трамвая. Причиной забастовки было увольнение с работы четырех членов профсоюза. В статье, посвя- щенной этому событию,— «Забастовка сегодня» («Толедо блейд», 24 мая 1894 года) —Драйзер писал о произволе предпринимателей, с сочувствием рассказывал о борьбе рабочих, осуждал штрейкбрехеров. Работая в «Толедо блейд», Драйзер познакомился с одним из ее редакторов — писателем Артуром Генри и вскоре подружился с ним. А. Генри помог Драйзеру стать писателем. В статьях молодого журналиста он увидел литературный талант и посоветовал ему попробовать свои силы в художественном творчестве. Особенно поучительна для Драйзера была работа в Питтсбурге — крупном промышленном центре, известном своими сталелитейными заводами. Здесь он не только воочию увидел контрасты капиталис- тического города — бедности и богатства, труда и капитала, но и болезненно ощутил классовую природу буржуазной печати, ее за-
висимость от сильных мира сего. «И здесь был бедный район — улица в Восточном Питтсбурге, отгороженная с одной стороны железной дорогой, которая для охраны своих владений возвела высокий забор, а с другой стороны надменным землевладельцем; те, кто оказались там, были лишены возможности и права входа и выхода. Но вместо того, чтобы разоблачить одного из них или обоих, мне говорили, чтобы я написал юмористическую статью, но не «задел бы ничьих чувств», настолько могущественны были железная дорога и земле- владелец в своих правах»1, — вспоминал Драйзер. Редактор газеты «Питтсбург диспетч» откровенно сказал молодому журналисту: «Мы не затрагиваем скандалов из высокой жизни. Большие стальные боссы здесь как бы владеют всем, поэтому мы не можем... Мы должны быть очень осторожны в том, что мы говорим»2. Годы газетной работы оставили глубокий след в жизни будущего писателя. «Я пошел работать в газеты, — писал впоследствии Драй- зер, — и с этого времени началось мое настоящее столкновение с жизнью, — с убийствами, поджогами, насилиями, гомосексуалистами, взяточничеством, коррупцией, надувательством и лжесвидетельством в любых формах, какие только можно себе представить» (Письма, т. I, стр. 211). Перед ним открылась широкая панорама жизни амери- канского общества, он стал свидетелем многих человеческих трагедий и попытался докопаться до причин, порождавших их, но каждый раз, когда молодой журналист пробовал высказать на страницах газеты свое мнение, ему затыкали рот. «В Питтсбурге, — вспоминает Драйзер, — нельзя было писать о стальных магнатах и их жестокое - тях. В Филадельфии ни слова нельзя было сказать в пользу бас- тующих горняков или о денежных тузах города. В Чикаго большие политиканы и семьи великих были священны. В Нью-Йорке нужно было писать всегда о богатстве и никогда о бедности» (Письма, т. III, стр. 974). Молодой журналист не мог примириться с нравами, царившими в буржуазной американской печати. В 1895 году он решил бросить ремесло газетчика. «Однажды я заключил сам с собой священный договор,—вспоминал в 1942 году Драйзер, — немедленно бросить эту печать — проститутку, как я назвал ее про себя,— и никогда больше не браться за перо репортера в газете, даже если я буду умирать с голода». Это был бунт не только против продажной прес- 1 Th. Dreiser. A Book about Myself. N. Y., 1922, p. 459. 2 Ibid, p. 406.
сы, это было начало бунта против тех, кому принадлежит печать в США. Бросив работу в газете, Драйзер действительно оказался на грани голодной смерти. Несколько месяцев он скитался по Нью- Йорку в поисках работы. Наконец, ему помог его брат Поль — ком- позитор, который уговорил издателей его песен начать публикацию небольшого журнала. Редактором журнала стал Теодор Драйзер, которому установили скромный оклад— 10 долларов в неделю. Жур- нал этот— «Every month and piano music» — был посвящен в основ- ном вопросам музыки и рассчитан на женскую аудиторию. В нем печатались и статьи Теодора Драйзера, в которых он затрагивал различные стороны жизни. Рубрику «Обзор месяца» в журнале он подписывал псевдонимом «Prophet» («Пророк»). Он же писал там книжные обозрения за подписью Эдуард Эл., а также пользовался другими псевдонимами — за подписью Т. Д. (инициалы Теодора Драй- зера) он печатался как драматический критик; под псевдонимом «Циник» он вел рубрику «Преследователи уныния»; от имени С. Дж. Уайт (видимо, в честь Сары Осборн Уайт) подписывался раздел «Мы другие». Большую часть материалов для журнала молодой редактор писал сам, а для того чтобы создать видимость авторского разнообразия, он пользовался различными псевдонимами, стремясь при этом менять соответственно свой стиль, создавая своеобразные литературные мас- ки. В известном смысле это был и существенный шаг в развитии литературного таланта молодого редактора и журналиста, проявив- шего большую изобретательность, стилевое разнообразие и умение соответственно индивидуализировать речь каждого из авторов, подписывавшегося соответствующим псевдонимом1. В редакционных статьях, в рубрике «Размышления», Драйзер постоянно выражал свое сочувствие угнетенным. «Хорошо лишь то, — писал он в сентябрьском номере «Эври манс», — что приносит пользу большинству, правдиво лишь то, что уравнивает тяготы, горести и радости жизни»2. За время работы в «Эври манс» Драйзер имел возможность воочию убедиться в том, насколько тяжела в Америке судьба ра- 1 См. об этом статью профессора Джозефа Каца «Theodore Dreiser's «Every Month». «The Library Chronicle», vol. XXXVIII. Winter, 1972, № 1, pp. 46—66. 2 R. Elias. Theodore Dreiser. The Apostle of Nature. N. Y., 1949, p. 92.
ботников искусства, литературы, людей умственного труда. Не случайно, что к этой теме он постоянно возвращался на протяжении всего творческого пути. Драйзеру удалось сделать журнал «Эври манс» достаточно популярным и даже прибыльным для издателей — его тираж достиг шестидесяти пяти тысяч экземпляров, что само по себе было большим успехом молодого редактора. В журнале он излагал свои взгляды на жизнь и на литературу, демонстрируя пытливое изучение совре- менной американской и зарубежной литературы, печатал стихи и прозу своих современников, отбирая наиболее близкие по духу произведения. Он напечатал, в частности, рассказы Брета Гарта «Ночь на перевале» и Стивена Крейна «Тайна мужества». В «Эври манс» Драйзер попытался сформулировать и свое кредо писателя и журналиста — гуманиста, глубоко сочувствующего той человеческой драме, которая развертывалась на его глазах. «Мы научимся помнить,—писал Драйзер в июньском номере журнала за 1896 год, — что большинство из нас питается наспех и в неприятных местах, живет в холодных и бедных комнатах, порабощено большими заводами и фабриками и лишено книг и удовольствий. Тогда нам придется убедиться в том, что не все могут иметь приятное окруже- ние и элегантных компаньонов, и поэтому они не могут быть гра- циозными, улыбающимися и довольными. Нам придется признать, что угрюмые лица работают изо дня в день, уродуя и разрушая наших братьев, превращая их в странные существа, и от понимания этого наши насмешки растают и превратятся в симпатии. Мы просто будем подчиняться нашему кодексу и нашим заповедям. Не лги, не воруй, не будь намеренно жесток по отношению к любому живому существу. Ибо прежде всего человек остается человеком, как бы часто он ни терпел неудачи»1. В этих словах двадцати- пятилетнего Драйзера выражено твердое и неуклонное стремление видеть реальные жизненные конфликты и быть в острых социальных битвах капиталистической Америки на стороне униженных и оскорб- ленных. Поссорившись с братом Полем, Драйзер к октябрю 1897 года бросает работу редактора и становится внештатным сотрудником различных журналов. Он пишет очерки, заметки, зарисовки, их печатают в «Success» «Cosmopolitan», «Harper's monthly», «Amslee's magazine», «Tom 1 Цит по кн.: E. Moers. Two Dreisers. N. Y., 1969, pp. 35—36.
Watson's magazine», «Era's magazine», «McClug's magazine» и в некоторых других известных тогда в США журналах. Для «Саксес» и «Эйнслис мэгазин», в которых Драйзер числится редактором- консультантом, он пишет серии портретных очерков: «Жизненные истории людей, добившихся успеха» и «Заметки об общественных характерах». Среди тех, кого интервьюировал Драйзер, были знаменитый изобретатель Эдисон и миллионеры Карнеги, Армор, Маршал Филд, знаменитый мастер фотоискусства Стиглиц и маститый законодатель литературных мод Уильям Дин Хоуэллс. Интервью и очерки были добротно сработаны, и издатель журнала «Саксес» Орисон Суэт Марден без ведома и согласия Драйзера включил большинство из них в свои книги — «Как они интересны, истории жизни преуспевших людей, рассказанные ими самими» (Бостон, 1901), «Беседы с великими работниками» (Нью-Йорк, 1901), «Маленькие визиты к великим аме- риканцам, или Идеалы успеха и как достичь их» (Нью-Йорк, 1905); естественно, что в этих книгах материалы, написанные Драйзером, включались в жизненную схему, исповедуемую О. С. Марденом и никак не отражавшую взгляды Драйзера. Встречаясь со многими знаменитостями буржуазной Америки и описывая их, Драйзер делал как бы первые наброски образов преу- спевающих монополистов, издателей, дельцов для своих будущих социальных полотен. В этих очерках писатель не мог, однако, пол- ностью выразить свое отношение к этим некоронованным королям США. Открытое выступление против них, как отмечал Драйзер в письме Роберту Элиасу от 17 апреля 1937 года, могло стоить заработ- ка, и он часто был вынужден уклоняться от высказываний своей оценки. Приводя в качестве примера статью о миллиардере Карнеги, Драйзер говорит, что «если вы прочитаете статью тщательно, то увидите, что она написана в виде интервью, в котором говорит Карнеги. Мои же мнения по необходимости отсутствуют» (Письма, т. III, стр. 785). Тем не менее это интервью написано так, что, по словам Драйзера, при желании в нем можно усмотреть и сатиру. В самом деле, последний вопрос Драйзера к Карнеги звучит весьма иронично: «Неужели все это для бедного мальчика?» Ответ же под- крепляет эту иронию своей самоуверенной лицемерностью: «Каждое слово. А те, кому не повезло и они родились детьми богатых родителей, оказываются тяжело нагруженными в соревновании. Корзина акций — самая тяжелая корзина, которую когда-либо при-
ходится тащить молодому человеку. Он обычно начинает под ней спотыкаться. Подавляющее большинство сыновей богатых людей не в состоянии устоять перед соблазнами, которым их подвергает богатство. И не от этого класса следует ожидать соперничества бедному новичку. Сыновья компаньона никогда не будут вас сильно беспокоить, но смотрите, как бы мальчики победнее, много беднее, чем вы, чьи родители не в состоянии дать им какое-либо образо- вание, не бросили вам вызов у стартового столба и не обошли бы вас к финишному столбу. Следите за мальчиком, который должен нырнуть в работу прямо из начальной школы и начнет с подметания полов. Он — наверняка та черная лошадка, которая заберет все деньги и сорвет аплодисменты»1. Несоответствие нарисованной Кар- неги идиллии реальной действительности придает всему интервью сатирический поворот. Что же касается возможностей для бедных американцев стать миллионерами, то развенчанию этой иллюзии Драйзер посвятил многие свои романы. Также сатирически звучат многие страницы интервью Драйзера с владельцем чикагских боен Филиппом Д. Армором. Драйзер задает Армору неожиданный вопрос: «Ваш сон никогда не бывает тре- вожным?» и получает ответ: «Никак нет». Подобные ответы помогли впоследствии Драйзеру воссоздать образ Каупервуда, не знающего угрызений совести капиталиста. Не менее показательны и заключительные строки интервью с миллионером Маршаллом Филдом: «Что, — я сказал, — по вашему мнению, составляет величайшее добро, которое может сделать человек?»2. — «Величайшее добро, которое он может сделать,—это культиви- ровать самого себя, развивать свои силы, чтобы он мог быть более полезен человечеству»3. Подобные слова, проникнутые неприкрытым эгоцентризмом и эгоизмом, конечно же, создают сатирический образ самодовольного богача, мнящего себя пупом земли. Отношение Драйзера к миллиардерам, подобным Карнеги, Армору, Филду, выражено весьма откровенно в его интервью с известным американским естествоиспытателем Джоном Бэрроузом, который учился в школе в одном классе с Джеем Гулдом — железно- дорожным магнатом, миллиардером. Драйзер спросил у Бэрроуза 1 Orison Swett M а г d е п. How they succeeded. Boston, 1901, pp. 274—275. 2 Ibid. p. 78. 3 Ibid, p. 29.
о его взглядах на жизнь. «Я всегда рассматривал успех как дело ума, а не денег, — ответил Бэрроуз,— но Джей стремился только к мате- риальным достижениям»1. Он же рассказал,; как Гулд обманул его во время игры, нарушив правила. Дл^я Бэрроуза главное было посвя- тить себя высоким мыслям, а не деланию денег»2. В заключение беседы Драйзер снова возвращается к теме Гулда: «А достижения вашего школьного товарищу не привлекают Вас, как нечто достойное устремлений?» — спросил ч Драйзер. ' — «Не для меня. Я думаю, моя жизнь лучше из-за того, что я избежал таких больших и трудных интересов»3. Словами Бэрроуза выражено осуждение и Драйзером погони за богатством, за мате- риальным успехом. Вместе с тем Бэрроуз выявляет и стремление Драйзера найти альтернативу богатым идолам буржуазной Америки в лице ученого, погруженного в изучение природы. Тема любви к природе и к ее изучению волновала Драйзера, и он возвращался к ней неоднократно и в статьях, и в книгах о Генри Дэвиде Тор6< ив своих философских исканиях. В поисках реальных талантов, противостоящих призрачной по- гоне за деньгами, Драйзер обращается ç вопросами к американской певице Лилиан Нордике, добившейся успеха на оперных сценах Милана, где она училась пению, Петербурга, Парижа и Лондона. Нордика говорила, что овладение искусством пения требует боль- ших жертв и, отвечая на вопрос Драйзера, каковы Же эти жертвы, пояснила: «Время, деньги, потеря друзей, удовольствий. Быть великой певицей означает, во-первых, быть великой студенткой. Быть великой студенткой — это значит, что у вас нет времени на балы и приемы, очень мало времени для друзей и еще меньше для поездок в экипа- жах и для приятных прогулок. Все, что остается, — это сокращенная порция сна, времени для еды и времени для упражнений»4. Она говорит, что истинное признание «достигается только жизнью, испол- ненной самого серьезного труда. Любой настоящий успех основывает- ся на истинном достижении, добытом с трудом» (подчеркнуто Драйзе- ром.— Я. З)5. Здесь противопоставление погони за деньгами таланту становится еще более ощутимым — Драйзера привлекает поэзия труда 1 How they succeeded p. 333. * Ibid, p. 334. 3 Ibid. p. 340. 4-Ibid, pp. 169—170. 5 Ibid, p. 170.
художника, в котором он находит истинное? а не призрачное, основан- ное на ловкости добывания денег, достижение. ч Эту же тему Драйзер продолжил в интервью с Уильямом Дином Хоуэллсом, который, отвечая на вопрос Драйзера о путях становления таланта, сказал, что помимо таких необходимых качеств, как стрем- ление учиться, доброе здоровье, хорошее начала и усердие, требуется высокий идеал. И отвечая на традиционный дли Драйзера вопрос о путях достижения успеха, о цели жизни, о понимании счастья, Хоуэллс заявил, что он рассматривает жизнь «не как погоню за вечно невозможным личным счастьем, а как поле для стремления к счастью для всей человеческой семьи. Нет другого успеха. Я не знаю, в самом деле, ничего более тонко удовлетворяющего и вдохно- вляющего, чем знание действительно доброй воли и признательность к другим. Такое счастье не .приходит с деньгами, не проистекает оно и от хорошего физического состояния. Его нельзя купить. Но это глубочайшая радость, в конце концов, и самая истинная и лучшая награда труженику».1 Слова Хоуэллса окончательно перечеркнули суждения рб успехе и счастье Эндрю Карнеги, Филиппа Д. Армора и Маршалла Филда и в наиболее полном виде отражают взгляды глубоко почитавшего его молодого журналиста.1 Драйзер в полном смысле слова исследовал анатомию успеха в США на таких примерах, которые усилиями буржуазной прессы стали хрестоматийными и превратились в своего рода символ амери- канского образа _ жизни и пришли вместе с Джоном Бэрроузом, Лилиан Нордикой и Уильямом Дином Хоуэллсом к выводу о призрач- ности американского успеха, основанного на безудержном стрем- лении к обогащению. «Счастье нельзя купить» -— эти слова Хоуэллса выражали мнение не только главы школы американского реализма, но и его многочисленных учеников и последователей, среди которых был начинающий писатель Теодор Драйзер. К теме успеха Драйзер впоследствии обращался в той или иной мере в каждом из своих романов, и решение ее в каждое случае было существенным образом подготовлено и ранними его журналистскими исканиями, и созревшим тогда же неприятием философии официального буржуазного амери- канского оптимизма и основанного на обогащении американизма. В интервью с Хоуэллсом затронуты важные моменты творческой лаборатории писателя. Хоуэллс подчеркивал, сколь важна для него была учеба у великих мастеров литературы, которым он стремился 1 О. S;:'Marden. How they succeeded, р: 184.
подражать в своем творчестве, а поэтому непрерывно и тщательно изучал их произведения. Интервью Драйзера с деятелями искусства и литературы поучи- тельны и с точки зрения выявления взглядов молодого Драйзера не только на жизнь, но и на литературную деятельность. Развивая цитированную выше мысль Хоуэллса, Драйзер в интервью со знаме- нитым тогда английским писателем Энтони Хоупом (псевдоним Энтони Хопла Хокинса) многозначительно заметил: «Насколько мне известно, большой писатель всегда много читает (is an omnivorous reader)».1 Чтение книг американских и зарубежных классиков и современных авторов было также важнейшей стороной его литера- турного ученичества. Работая в газетах и журналах, Драйзер продолжал много читать. Произведения Бальзака потрясли его всесторонностью обличения язв буржуазного общества. Став писателем, Драйзер стремился следо- вать тем принципам, усвоить которые ему помогли творения Бальзака, Толстого и других великих мастеров реализма. В эти же годы Драйзер знакомится с теориями буржуазных философов, и в частности с трудами Герберта Спенсера, которые тогда произвели на него сильное впечатление, но в ранних его произведениях не чувствуется сколько-нибудь существенного их влияния. Журналистская деятельность принесла Теодору Драйзеру широ- кую известность. Об этом свидетельствует, например, первое аме- риканское издание биографического справочника «Who's who in America», вышедшее в 1899 году,—з него включено имя Драйзера. Он назван там писателем-журналистом2. Та же характеристика Драйзера сохранена и в издании этого справочника в 1903 году, когда уже вышла «Сестра Керри», — этот роман там даже не упо- мянут. В 1897 —1900 годах Драйзер опубликовал в различных амери- канских журналах свыше 40 статей и очерков. Всего же к 1900 го- ду их было не меньше 80. Среди них выделяются очерки: «Когда паруса креплены»3. «На борту лоцманского судна»4 и «Откуда песня»5, в которых уже заметен творческий почерк Драйзера-про- 1 Talks with Great Workers. Ed. by Orison Swett Marden. N. Y., 1901, p. 301. 2 См. Т. Драйзер. Собр. соч., т. XI. M.—Л., 1930, стр. 649. 3 Опубликован в журнале «Ainslee's Magazine» в декабре 1898 г. 4 Опубликован в журнале «Ainslee's Magazine» в июле 1899 г. 5 Опубликован в журнале «Harper's Weekly» 8 декабря 1900 г.
заика. Эти очерки объединяют интерес к жизни низов американского общества, тревога за судьбу трудового человека в капиталистической Америке. Очерк «Когда паруса креплены» посвящен отставным морякам. Они живут в приюте, учрежденном в начале XIX века сыном капера времен войны за независимость, составившего себе состояние грабежом английских судов, и содержатся на оставленные им средства. Здесь можно встретить и капитана, и простого матроса. Всех их привела в приют бедность. «Люди расстались с морем — или по старости, или по бедности (последнее чаще всего) — далеко не охотно».1 Эти слова проникнуты горечью, которую вызывает судьба этих людей, лишенных, несмотря на свой большой труд, обеспеченной старости, вынужденных прибег- нуть к услугам благотворителей. Очерк «На борту лоцманского судна» как бы дополняет пред- шествующий рассказ. В нем идет речь о трудовых буднях моряков, тех самых моряков, которые затем попадают в приют на Стейтен Айленд. Драйзер с большой теплотой пишет о мужественных людях, и в дождь и в стужу несущих свою вахту. Очерк «Откуда песня» — эскизная зарисовка к «Сестре Керри». В его основе впечатления Драйзера от работы в музыкальном журнале «Эври манс». Драйзер противопоставляет здесь служение искусству служению доллару: для многочисленных певцов и певиц «единствен- ным объектом желаний остается заработок в пятьсот или тысячу долларов в неделю и литография собственной персоны в каждой витрине»2. Один из друзей Драйзера Ричард Даффи утверждал, что Драйзер собирался написать роман еще до «Сестры Керри». «По замыслу он должен был показать карьеру автора популярных песен, на которого успех действует как вирус»3. Видимо, дальнейшим разви- тием этого замысла и был сюжет «Сестры Керри». Вместе с тем в этом очерке есть и своеобразный положительный герой — негр-композитор, для которого главное в жизни — искусство. Издания его песен расходятся огромными тиражами, поэтому издательство зарабатывает на его произведениях огромные суммы, но композитор не заботится о получении гонорара с каждого продан- 1 Th. Dreiser. The Color of a Great City. L., p. 246. 2 Ibid, p. 140. 3 Цит. по кн.: E. Moers. Op. cit., p. 76 (Richard Duffy. When They Were Twenty One. Bookman, January, 1914, pp.524—525).
ного экземпляра его песни и довольствуется лишь небольшими суммами, необходимыми для его повседневных нужд. Создав портрет талантливого композитора-негра, Драйзер выразил снова свое ува- жение к творческим силам негритянского народа. Завершающие очерк страницы проникнуты тревогой за судьбу людей, создающих искусство в буржуазной Америке. «Я бы хотел, — пишет Драйзер, — процитировать все эти краткие заметки, столь обычные для наших столичных газет, эти краткие небрежные сооб- щения, которые время от времени появляются в театральных, спор- тивных и «песенных» газетах и которые в одной строке вмещают целую книгу»1. Драйзер имеет в виду сообщения о смерти певцов, музыкантов, композиторов. Так же, как матросы и капитаны, дожи- вающие свой век в приюте на Стейтен Айленд, в старости они остаются без средств к существованию, но для них нет и такого приюта; бездомные и нищие, они умирают в полном забвении. «Сорная трава, полено под головой, соленый ветер, крик морских чаек, заунывные стоны — вот как хоронят славу и радость»2. Первые очерки писателя показали богатство его творческой палитры: это элегическая грусть повествования о престарелых моря- ках («Когда паруса креплены»); патетическое восприятие жизни тружеников моря («На борту лоцманского судна»); проникнутый драматизмом, весь построенный на контрастах очерк-рассказ о жизни американских музыкантов («Откуда песня»); лаконичный и очень выразительный портрет негра-композитора, передающий все краски и тени, движения и мысли, характер и темперамент; это как бы схваченный в движении морской пейзаж. В статьях и очерках, публиковавшихся на протяжении почти десяти лет в различных газетах и журналах, Теодор Драйзер писал и о нищете трудящихся, и о сказочных богатствах миллионеров, и о негритянских актрисах, и о таких известных американских писателях, как Уильям Дин Хоуэллс, о забастовках рабочих и об усилении железнодорожных монополий. Перед его глазами прошли картины быстрого захвата власти в США крупными монополиями и корпора- циями и бурного подъема рабочего движения, сотрясавшего мощными забастовками основы американской капиталистической системы. Самые различные стороны 90-х годов, когда завершался переход американского капитализма в его высшую, империалистическую 1 Th. Dreiser. The Color of a Great City, p. 154. 2 Ibid.
стадию, запечатлены в многочисленных журнальных и газетных статьях Драйзера, а главное в его сознании, ибо многое из виденного он не смог описать в газетах и журналах, так как их владельцы отнюдь не стремились поведать всю правду жизни. Драйзер ощущал огромную пропасть, которая отделяла подлин- ную жизнь от мира буржуазной печати и апологетической литера- туры. «Ничто, — говорил Драйзер впоследствии, — меня так не сму- щало, как противоречие между тем, что я наблюдал, и тем, что я прочитал. В книгах все было красиво, безмятежно и никогда ни намё- ка на жестокость жизни и ее грубость и пошлость».1 В этих словах выражено кредо Драйзера-писателя в те годы, когда 6н только начинал свой творческий путь. Да, он стремился рассказать об ужасах окружавшей его жизни, о жестокости, грубости и пошлости буржуазной Америки, рассказать правду наперекор потоку апологетической литературы. «Начиная с 1898 г., — писал Драйзер своему » другу Уильяму С. Ленгелу 6 марта 1924 года, — с того времени, как я начал находить себя в литературе, я пытался писать вещи такого рода, которые если и устраивали какие-нибудь журналы, то очень немногие. Поэтому мои литературные заработки были небольшими, а мой путь по большей части был тернистым» (Письма, т. II, стр. 423). «Интернациональная литература», 1935, № 12, стр. 64.
= 34 «СЕСТРА КЕРРИ» Летом 1899 года молодой журналист Драйзер с женой уехал из Нью-Йорка в деревню Моми. Здесь, в доме своего друга А. Генри, он написал несколько рассказов: «Блестящие рабовладельцы», «Негр Джеф» и некоторые другие. Генри упорно и настойчиво уговаривал его начать работу над романом. «Наконец, — рассказывает Драйзер, — в сентябре 1899 г. я взял кусок желтой бумаги и, чтобы угодить ему, написал наобум заглавие — «Сестра Керри» и цачал писать» (Письма, т. I, стр. 213). В основу сюжета писатель положил историю одной из своих шести сестер. Эта сестра Драйзера, Эмма, жила в Чикаго на средства архитектора, к которому не испытывала большой привязанности. Она познакомилась с управляющим рестораном Л. А. Гопкинсом, и этот человек, бросив свою семью, увез ее в Канаду, предварительно забрав из кассы ресторана 3,5 тысячи долларов, а затем они посели- лись в Нью-Йорке. Деньги, за исключением 800 долларов, он впослед- ствии вернул владельцам ресторана, которые, удовлетворившись этим, не стали возбуждать против управляющего судебное дело. Вся история, однако, была подробно описана в чикагских га- зетах *. Автобиографичны и описания блужданий голодного Герствуда по Нью-Йорку в поисках пищи и пристанища. Они были близки Драйзеру, оказавшемуся после ухода из «Нью-Йорк Уорлд» в 1895 го- ду на грани голодной смерти. Писатель опирался на богатейший жизненный материал, который он накопил за годы журналистской работы и который теперь помогал ему воспроизвести самые различ- ные ситуации — от забастовки трамвайщиков до атмосферы нью- йоркского музыкального театра. ■, Работа над романом увлекла Драйзера. Вернувшись в Нью- Йорк, он напряженно трудится. Через полгода после начала работы над романом он написал на последней странице рукописи «Конец» н поставил дату: «Четверг, 29 марта 1900 года — 2 часа 53 минуты 1 См. R. Elias. Theodore Dreiser, p. 18; George Steinbrecher. Inaccurate Accounts of «Sister Carrie». «American Literature», XXIII, January 1952, pp. 490—493.
после полудня»1. Работа над рукописью на этом отнюдь не закончи- лась .—гДрайзер сделал много сокращений, поправок, но в основе своей роман был завершен к концу марта 1900 года, и еще через полгода с небольшим, 8 ноября 1900 года, выходит из печати первый роман Теодора Драйзера «Сестра Керри». Конец XIX века в политической и литературной жизни США ознаменовался высоким накалом борьбы. Испано-американская война, захват Филиппин, создание Национальной # ассоциации про- мышленников и усиление господства монополий в государственном аппарате, наступление банков, промышленных корпораций и желез- нодорожных магнатов на жизненные интересы и демократические права рабочих и фермеров — таков был широкий фронт реакции во внешней и внутренней политике, которым отмечен процесс перехода капитализма США в империалистическую стадию. Начало XX века в развитии американского империализма знаменуется усилением эконо- мических противоречий, вылившимся в кризис 1900—1903 годов. Империалистическая реакция вызвала ожесточенное сопротивле- ние демократических сил Америки — Антиимпериалистическая лига выступила против захватнических войн, популисты стали на защиту демократических свобод и интересов фермеров, возросла активность на политической арене социал-демократической и социалистической партий, усилилось забастовочное движение. В эти острые политические и идейные схватки была вовлечена и американская литература, несмотря на старания представителей школы так называемой изысканной традиции («genteel tradition») удержать ее вдали от жизнц народных масс. Писатели этой школы, господствовавшей в 80-е годы в буржуазной литературе США, как отмечал в 1922 году Драйзер в автобиографической книге «Газетные дни», «писали о добре, мягкости, красоте, успехах в жизни, в их рассказах, чувствовался дух старого юга, а поэзия их была лишь поэзией и ничем больше (Джордж Кэбл, Нельсон Пейдж). В журналах Харпера я наткнулся на таких самоуверенных писателей, как Уильям Дин Хоуэллс, Чарльз Дадли Уорнер, Франк Стактон, миссис Хэмфри Уорд и с десяток других, описывавших благородство характеров, жертвы, величие идеалов и радость простых вещей. Но вокруг жизнь бушевала, и все эти рассказы ничего общего с ней не имели. Быть может, жизнь с ее темными сторонами, такой, 1 См.: Richard Le ha п. Theodore Dreiser. His World and His Novels, Carbondale, 1969, p. 1.
какой я ее видел, никем еще не была описана»1. И в «Сестре Керри» Драйзер неоднократно по ходу романа высказывает свое эстетическое кредо реалиста в суждениях о произведениях современной ему амери- канской литературы. Он высмеивает пьесу Августина Дейли «Под фонарем», написанную «в духе священных традиций мелодрамы»2, иронически отзывается и о пьесе, которую видела Керри вместе с миссис Вэнс, t— в ней «показано "страдание в идеальных условиях жизни» (I, 309). Подобные пьесы неприемлемы для писателя — они создают искусственный мир, побуждают никогда не возвращаться к действительности. Отмеченное Драйзером в «Газетных днях» и выраженное в «Сестре Керри» чувство неудовлетворенности литературой, далекой от настоящей жизни, разделяли в 80-е и 90-е годы многие америка- нские писатели. Стремясь продолжить традиции Томаса Пейна и Филиппа Френо, Джеймса Фенимора Купера и Гарриет Бичер-Стоу, Натаниэля Готорна и Германа Мелвилла, Джона Гринлифа Уиттиера и Генри Торо, Уолта Уитмена, Марка Твена и Френсиса Брета Гарта, они выступили с критикой эстетических позиций школы «изысканной традиции», за правдивое и всестороннее изображение жизни. К этой группе писателей принадлежали Генри Блейк Фуллер, Стивен Крейн, Гемлин Гарленд, Фрэнк Норрис. Все они, правда с различной степенью остроты и убедительности, критиковали буржуазную Америку. Генри Блейк Фуллер опубликовал в 1893 году роман «Жители скал» и в 1895 году роман «За процессией». В них, следуя традициям Бальзака, Г. Б. Фуллер обличает многие стороны американской действительности. Высоко оценивая творчество этого писателя, Драйзер неоднократно называл его пионером реализма в США3, а книгу «За процессией» — первым американским реалистическим романом. Драйзер впоследствии считал, что этот роман «подводит нас к моменту появления крупного бизнеса и порожденной им обществен- ной среды» (XI, 550). Этим открытием для литературы новых жизнен- 1 «Интернациональная литература», 1935, № 12, стр. 65. 2 Т. Драйзер. Собр. соч. в 12-ти т., т. I. М.( Гослитиздат, 1950—1955, стр. 161. В дальнейшем цитируется по этому изданию с указанием в тексте римскими цифрами тома, арабскими — страниц, 3 В ст. «Великий американский роман» Драйзер писал: «Если вообще можно го- ворить о родоначальнике американского реализма, то это — Генри Б. Фуллер» (XI, 550). 4 Ibid, р. 128
ных явлений, характерных для империалистической эпохи, и привле- кал Г. Б. Фуллер вниманце Драйзера. Одновременйо с Г. Б. Фуллером в литературу вступает и Стивен Крейн с повестями «Мэгги — дитя улицы» (1893) и «Алый знак доблести» (1895). «Мэгги — дитя улицы» повествует о тяжелых условиях жизни семьи Мэгги, ютящейся в трущобах большого города. Ужасная нищета заставляет Мэгги стать проституткой. Эти реалисти- ческие стороны первой повести Крейна делали ее неприемлемой для буржуазной критики, ибо они опровергали сусальные истории о «счастливой Америке». В повести проявились и серьезные противоречия Крейна. Изобра- зив «дно» капиталистического общества в США, Крейн сделал попытку объяснить существование «дна» биологическими законами наследственности и «окружения», следуя в этом канонам натурали- лизма. Помимо того, что Драйзер опубликовал рассказ Крейна, он неоднократно писал о нем в журнале «Эври манс», как и о многих других своих американских и зарубежных литературных современ- никах— Марке Твене, Гемлине Гарленде, Редьярде Киплинге, Оскаре Уайльде, Томасе Гарди, не говоря уже о менее значительных фи- гурах1. В 1891 году вышла книга рассказов Гемлина Гарленда «Проезжие дороги». Рассказы Гарленда замечательны глубоким пониманием жизни и судеб американского фермерства, хотя фермерская жизнь и представлена в них несколько изолированно от жизни всей страны. Остротой критики и натуралистическими тенденциями близка к повести Стивена Крейна книга Фрэнка Норриса «Мак-Тиг» (1899). Все эти писатели, как отмечает Драйзер, создавали в Америке «роман протеста». Романы и повести Г. Б. Фуллера, С. Крейна, Г. Гарленда, Ф. Норриса — вот ближайшие литературные предтечи «Сестры Керри». В. первом романе Драйзера мы видим и острое обличение духа стяжательства, в значительной степени присущее Г. Б. Фуллеру, и изображение страданий и лишений людей «на дне», сделавшее «Мэгги — дитя улицы» С. Крейна определенной вехой в истории американской реалистической литературы, и глубокое сочувствие простым людям Америки, свойственное «Проезжим дорогам» Г. Гар- ленда, и обличение власти денег в американском обществе, харак- 1 См.: Е. Moers. Op. cit., p. 36.
терное для романа Ф. Норриса «Мак-Тиг». Драйзер, однако, пошел дальше своих современников и учителей в литературе. «Сестрой Керри» он завершил период становления «романа протеста» в аме- риканской литературе. Важную роль в становлении и развитии реалистической литера- туры в США сыграл Уильям Дин Хоуэллс, который в 80-е и 90-е годы выступил решительным противником школы «изысканной традиции», пропагандистом творчества Л. Н. Толстого и защитником деятелей рабочего движения, подвергавшихся преследованиям за участие во всеобщей забастовке в мае 1886 года. Хоуэллс призывал рассматривать жизнь «без тех литературных очков, которые так долго считались необходимыми, видеть характер не таким, как он изображен в других литературных произведениях, а таким, как он существует вне этих художественных произведений»1. Хоуэллс по- мог войти в литературу Гемлину Гарленду, Стивену Крейну, Фрэнку Норрису. И неудивительно, что в 1890 году Драйзер называл Хоуэллса «великим литературным филантропом», «дозорным, выглядывающим первые лучи приближающегося гения» и восторженно утверждал: «Как, действительно, щедр и человечен старейшина американской литературы!»2. Хоуэдлсу, однако, была присуща известная компромиссность — отстаивая реализм и призывая следовать Толстому, он вместе с тем ставил американским писателям известные ограничения: «Вы не можете рассматривать сюжеты Толстого и Флобера в абсолютной артистической свободе Толстого и Флобера».3 Кроме того, Хоуэллс считал, что в США нет тех пороков, которые существуют в еврот пейских странах, и поэтому считал, что трагизм романа Достоевского «Преступление и наказание» не соответствовал американским усло- виям. «Наши романисты, — утверждал он, — поэтому занимаются более улыбчатыми асйектами жизни, которые являются и более американскими, ищут универсальное в личности скорее, чем в социальных интересах»,4 Эти высказывания Хоуэллса часто рассмат- ривали как стремление к приукрашиванию американской дейст- вительности, и хотя Хоуэллс мог бы оспаривать такое мнение, на деле логика этих слов вела к философии официального оптимизма. 1 W. D. Но we lis. Criticism and Fiction, p. 110. 2 W. D. H о we lis. Europian and American Masters. N. Y.f 1963, p. 13. 3 W. D. Howe lis. Criticism and Fiction, p. 161. 4 Ibid, p. 128.
Дело в том, что Хоуэллс, приписывая Америке некую исключитель- ность, не видел классовой основы тех трагедий, которые происходили в США, а считал их проявлением универсальных законов жизни: «Грех, страдание, стыд будут всегда в мире, я полагаю... В Америке есть смерть и множество неприятных и мучительных болезней, кото- рые даже многочисленные лекарства, кажется, не могут вылечить. Но эти трагедии происходят из самой природы вещей и не являются специфически американскими в отличие от свободного, радостного, сердечного уровня здоровья, успеха и счастливой жизни»1. При всей остроте критики У. Д. Хоуэллс не пришел к тому разочарованию в буржуазных идеалах, которое привело его друга Марка Твена в 90-е и в 900-е годы на грань пессимизма. Выступая против литературы «изысканной традиции», У. Д. Хоу- эллс был не очень последователен в своей борьбе за реализм — сказывались и его связи с бостонцами — представителями «изыскан- ной традиции» и ограниченность его социального кругозора при всех его симпатиях к рабочему движению и социализму. Эта ограни- ченность дала себя знать особенно очевидным образом в отношении Хоуэллса к Драйзеру после издания «Сестры Керри». Драйзер следовал призыву ХоуэлЛса.к правдивому изображению жизйи, к учебе у Толстого, но он не видел в американской действительности тех «улыбчатых аспектов жизни», того «успеха й здоровой жизни», о которых Хоуэллс рекомендовал не забывать. Пониманием социаль- ной природы человеческих трагедий в США Драйзер качественно отличался от Хоуэллса, и в этом смысле он делал существенный шаг вперед по сравнению с Фуллером, Крейном, Гарлендом, Норрисом, заслужившими признание Хоуэллса. Именно потому впоследствии Драйзер, который в 1900 году, до выхода в свет «Сестры Керри», считал Хоуэллса своим учителем и союзником, в 1922 году причислял его к сторонникам «изысканной традиции». «Сестра Керри» стала межой, разделяющей в литературе США сторонников реализма и «изысканной традиции». В полемике, развернувшейся после выхода в свет «Сестры Керри», Хоуэллс оказался в одном лагере со сторонни- ками «изысканной традиции». Гораздо ближе к Драйзеру был друг Хоуэллса Марк Твен, который в своем творчестве не ограничивал себя установленными Хоуэллсом для реализма канонами — э*го блестяще продемонстрировал он в повести «Человек, который сов- ратил Гедлиберг» (1899). W. D. H о w е 11 s. Criticism and Fiction, p. 128.
Драйзеру удалось достичь в своем романе сочетания скрупулез- ной мотивировки действий и поступков героев с широким охватом жизненных явлений американской действительности, с социальными обобщениями крупного плана. И помогло ему обращение к реалисти- ческому мастерству Марка Твена, воплощенному в «Приключениях Гекльберри Финна» и «Человеке, который совратил Гедлиберг». Марка Твена Драйзер отнюдь не случайно всегда ставит первым в ряду появившихся в США в конце XIX века писателей, которые усматривают связь между страданиями человека и его, экономичес- ким положением. «В своем «Позолоченном веке»,— говорил впос- ледствии Драйзер, — великий писатель Марк Твен разоблачает бесчеловечный и всемогущий «экономический индивидуализм» Америки. Можно сказать, что Марк Твен первым пошел по этому пути» (XII, 279). Драйзер, который, как показывает изучение его ранней журна- листской деятельности, был отлично осведомлен о творчестве не только классиков литературы США, но и своих современников, стремился познакомиться с Твеном, и трижды ему удалось увидеть своего великого современника— один раз на улице, затем он посетил Твена, чтобы взять у него интервью для журнала «Саксес», но интервью ему получить не удалось, наконец, в 1908 году в Нью- Йорке Драйзера представили Твену, и беседы с ним произвели на Драйзера исключительно сильное впечатление.-1 За тридцать лет, прошедших от «Позолоченного века» до «Сестры Керри», многое изменилось в Америке. В «Позолоченном веке» показано зарождение монополий в США, в «Сестре Керри» описано общество, где власть монополий стала безраздельной. Эти два романа отражают различные этапы развития буржуазной Америки. Следуя реалистическим принципам Марка Твена, Драйзер развивал их дальше и по-своему. «Сестра Керри» Драйзера, таким образом, появилась одновре- менно с другими произведениями, реалистически изображавшими различные стороны американской жизни. Подъем реалистической литературы в конце XIX века был обусловлен тем ростом анти- монополистического движения, которое принимало в США самые различные формы. Массовое фермерское движение популистов, особенно мощное в 70—90-е годы, организованные выступления рабочих, принимавшие зачастую форму вооруженных столкновений 1 См. об этом Richard Leban. Op. cit., p. 248.
с войсками (достаточно напомнить массовые стачки 1877 года или грандиозную Пульмановскую забастовку), оппозициозное движение определенных кругов мелкой и средней буржуазии против моно- полистического капитала, выразившееся в острой критике амери- канского империализма со стороны этих, по словам В. И. Ленина, последних могикан буржуазной демократии, — все они сливались в конечном счете в общий поток антиимпериалистического движения, который и служил источником огромной критической силы произве- дений Твена и Норриса, Гарленда и Крейна, Фуллера и Драйзера. Эти писатели в той или иной степени, прямо или опосредованно были связаны с мощным движением широких масс американского народа против засилья корпораций и монополий. Первый роман Драйзера «Сестра Керри» продолжает и развивает линию, Наметившуюся в ранних рассказах и очерках писателя, и в том, что он повествует о печальных судьбах людей из народа в капиталистической Америке, и в такой кардинальной проблеме, как место искусства в жизни общества и бедственное положение ху- дожника в буржуазной Америке. В «Сестре Керри» Драйзер идет гораздо дальше, чем в первых литературных произведениях, в стремлении выразить в образах свое отношение к самым коренным проблемам современной ему американской действительности. В романе возникает ряд тем, кото- рые ранее писатель не затрагивал: господство корпораций в общест- венной и экономической жизни, борьба рабочих Америки против монополий за свои права. И само обращение к ним говорит о широте охвата действительности, о глубине замысла книги. Первый роман Драйзера проникнут высоким гуманизмом. Писа- телю близки и понятны переживания героеЁ романа. Вся книга наполнена тревогой за их судьбу, за судьбу простых людей, за судьбу человеческой личности в Америке. Центральный образ — Керри — выписан с большой тщательно- стью. Ее портрет составляет экспозицию романа. Каролина Мибер, или сестра Керри, как ее звали дома, родилась в рабочей семье. «Эгоизм был свойствен ее натуре, и хотя он не был особенно яркр выражен, все же его можно было считать основной чертой ее характера, — пишет Драйзер. — В нем живым огнем горели мечты юности, она была хороша непритязательной миловидностью переход- ного возраста, фигура ее обещала принять в будущем изящные очертания, а глаза светились природной сметливостью — словом, это был прекрасный образец американки среднего достатка.
Чтение вовсе не интересовало Керри — мир знаний был для нее закрыт. В искусстве непринужденного кокетства она была совсем неопытна. Она еще не научилась откидывать голову, движения ее рук были неловки, маленькие ножки ступали тяжело. Но она забо- тилась о своей внешности и упорно тянулась к материальным бла- гам» (I, 4 — 5). Драйзер стремится всесторонне раскрыть облик своей героини и отмечает как ее привлекательные черты — сметливость, красоту, мечты юности, так и задатки иного порядка — эгоизм, стремление к материальным благам, заботу о внешности. Раскрывая в романе эволюцию Керри, Драйзер тщательно прослеживает, как уродует её характер американская действительность. Общественное положейие Керри изменяется с продвижением её по социальной лестнице: из бедной работницы обувной фабрики она превращается в артистку Нью-Йоркского музыкального театра на Бродвее и «Казино». Но это только видимость подъема, на деле каждый шаг к обеспеченной жизни сопровождается мораль- ным падением, на которое ее толкает общество. И Драйзер тщательно отмечает, как понемногу каждый такой «успех» отравляет Керри, болезненно воздействует на ее душу. Керри, отчаявшись найти работу, становится любовницей Друэ и добивается этим обеспеченной жизни. Она думает: «Теперь я вознеслась на высшую ступень» (I, 95). Падение Керри хорошо передает внутренний монолог, раскрывающий ее душевное состояние: «Она заглядывала в зеркало и видела там другую Керри, которая была красийее прежней. Она заглядывала в душу (зеркало, составлен- ное из представлений своих и чужих) и видела там Керри, которая была хуже прежней» (I, 94). Керри, размышляя наедине с самой собой, приходит к выводу: «Ты даже не пыталась сопротивляться и сразу признала себя побеждённой» (I, 95). И говорит она это с болью в сердце. Подчеркивая социальные причины падения Керри, ее поражения в жизненной борьбе, Драйзер пишет : «За нее отвечал голос нужды» (I, 95). Керри оказалась побежденной, потому что она не смогла найти работу, потому что ей не смогла помочь сестра, жена рабочего чикагских боен, да еще и потому, что испугалась работы на фабрике, которая, как убедилась Керри, не может принести ей материального благополучия и счастья. И вот Керри на содержании у Друэ. «Керри не была по-настоящему влюблена в Друэ» (I, 97), — говорит Драйзер, оттеняя материальные причины, заставившие ее сблизиться с Друэ.
Герствуд увозит Керри в Канаду, предлагает ей выйти за него замуж. Керри идет на это опять-таки не столько из любви К Герству- ду, сколько по расчету. Воспроизводя разговор Герствуда с Керри в номере отеля в Монреале, когда Герствуд предложил Керри стать его женой, Драйзер пишет о чувствах, испытанных ею при этом: «Если она не захочет опереться на него, не ответит на его любовь, то куда же ей после этого деваться?» (I, 278). Внешне Керри поднялась еще на одну ступеньку социальной лестницы — стала женой более или менее состоятельного человека. «Она думала: «Я счастлива» (I, 495). Керри — преуспевающая артистка. Она поднялась теперь доволь- но высоко по социальной лестнице. Но и здесь ее подъем был и падением. Ради экономии денег на наряды, необходимые ей как актрисе, Керри бросает на произвол судьбы Герствуда, который по- терял для нее всякую привлекательность, когда оказался не в сос- 1чэянии, содержать ее. Сравнительной материальной обеспеченности Керри добивается лишь дорогой ценой утраты лучших человеческих качеств. Раскрывая процесс развращения Керри буржуазной Америкой, Драйзер стремится передать всю сложность диалектики души этой незаурядной личности, ее тревоги и волнения. Не случайно, рассказывая о жизни Керри в «высшем» свете, Драйзер постоянно сталкивает ее с картинами нищеты, заставляет вспоминать о скитаниях в поисках работы в Чикаго. Керри идёт в Нью-Йорк в ресторан и, просматривая цены блюд в меню, вспомина- ет на мгновение первый свой обед в ресторане в обществе Друэ. «Но даже в этот краткий миг, — пишет Драйзер, — она успела увидеть другую Керри — бедную, голодную, потерявшую всякое мужество, для которой Чикаго был холодным, неприступным миром, где она бродила в поисках работы» (I, 317). С большим художественным тактом писатель использует этот прием для того, чтобы оттенить социальные приемы падения Керри, передать трагическую атмосферу жизни народа в Америке корпораций и моноцолий. Немаловажная для романа проблема искусства решается прежде всего образом Керри. Она не смогла осуществить свою мечту — стать настоящей актрисой, растратив свой талант в борьбе за то, чтобы выбиться из нищеты, в погоне за долларами, за комфортом, за внешним блеском успеха. У Керри были прирожденные артистические данные, она обла- дала «залогом блестящего драматического таланта» (I, 157). Один
из героев романа, Эмс, отмечает у Керри изумительную выразитель- ность лица. Обращаясь к ней, он говорит: «А иногда природа вопло- щает все чувства в человеческом лице. Она делает лицо выразителем всех людских стремлений. Вот так случилось и с вами» (I, 479). Драйзер особенно умело, мастерски демонстрирует ответствен- ность американского общества за растрату этого таланта, а в том, что Керри не смогла стать «выразителем всех людских стрем- лений», Драйзер видит трагизм ее судьбы, ее человеческое пора- жение. Отношение Керри к искусству претерпевает существенные изменения. Она начала приобщаться к театру, с подлинным вдохно- вением сыграв в любительском спектакле; она думала тогда о том, как лучше вжиться в образ, воплотить его на сцене (I, 182, 184). И, поселившись с Герствудом в Нью-Йорке, Керри продолжает меч- тать о сцене, ей хочется «волновать зрителей своей игрой» (I, 310). Разговор с мистером Эмсом вселяет в нее новые мысли. «О, если бы я могла стать актрисой, — мечтает Керри, — и хорошей актрисой к тому же» (I, 322). Но теперь к стремлению служить искусству примешиваются и иные мечты. Ее привлекает внешний блеск театра- льной обстановки > она готова даже «переносить страдания, каковы бы они ни были, именно в такой обстановке, или если это невозмож- но, то хотя бы изображать их на сцене в каком-нибудь чудесном обрамлении» (I, 309). Сцена связывается в представлении Керри уже в то время с продвижением по лестнице материального успеха, хотя эти соображения и отодвинуты пока на второй.план. Когда же Герствуд оказывается без работы и они с Керри вынуждены искать заработок, театр в мыслях Керри становится путем к жизни в достатке и роскоши. Угроза бедности и голода заставляет Керри переменить отно- шение к искусству. «Она не позволит ему (Герствуду. —Я. 3.) вовлечь ее в нищету лишь потому, что ему так нравится... Ей в сущности сейчас было совершенно безразлично, станет она знаменитостью или нет. Только бы проникнуть на сцену, зарабатывать достаточно на жизнь, одева+ься по своему вкусу, идти, куда хочешь, и делать, что хочешь, — о, как это было бы хорошо!» (I, 368). Керри думает «о театре, как о двери, через которую можно проникнуть в столь прельщавшую ее, сверкавшую позолотой жизнь» (I, 366). Театр для нее становится средством добиться благополучия, но свой действи- тельно большой талант Керри растрачивает в этой борьбе за место под солнцем.
После многократных неудачных попыток она устроилась ста- тисткой в варьете. И, рассказывая о новых ее успехах на сцене, Драйзер называет точно, какое увеличение заработка они приносят Керри, давая читателю понять, что ее больше волнуют доллары, чем исполняемые ею роли. Керри добивается первой удачи на сцене. «Но приятнее всего было то, — пишет Драйзер, — что ей повысили жалованье с двенад- цати до восемнадцати долларов» (I, 393). Керри переходит в другой театр, ей платят там двадцать долларов, всего на два доллара больше, но и от этого, замечает Драйзер, «Керри была в восторге» (I, 399). Керри предлагают из статистки стать полноправной актрисой труппы. Мечты Керри, казалось бы, близки к осуществлению, теперь она будет играть в театре, но она не спрашивает, какие роли ей предложат. Первым ее вопросом режиссеру театра было: «—А сколько я буду теперь получать? :—Тридцать пять долларов, — ответил тот. К^ерри была так ошеломлена этим и пришла в такой восторг, что и не подумала просить больше» (I, 429). Наконец, успех Керри отмечают газеты. Автор комедии специаль- но для нее пишет песенку. Но не это главное для Керри. Директор театра вызывает ее и предлагает 160 долларов в неделю при условии продления договора на год. Керри, «едва веря своим ушам» (I, 443), соглашается. Теперь она считает себя на верху социальной лестницы, не ниже, а«, пожалуй, и выше таких своих прежних друзей, как миссис Вэнс (I, 450). Керри стала похожа на тех певиц, портреты которых Драйзер воссоздал в своем раннем очерке «Откуда песня». Драйзер настойчиво повторяет, что сама работа в американском театре заставляет Керри все меньше и меньше думать об искусстве, превращает ее в ремесленника, зарабатывающего себе на жизнь выступлениями на сцене. Все это убивает в ней ту непосредствен- ность, которая была основой ее таланта. Керри сама чувствует утрату какой-то части своего артистическо- го дарования, и Драйзер отмечает связанные с этим болезненные переживания своей героини, передает всю сложность и трагическую противоречивость ее душевного состояния. Молодой драматург написал для Керри пьесу, но «она, увы, не в состоянии была составить собственного мнения о предлагаемой вещи. И это тоже было ей очень больно» (I, 453). Керри стало больно по- тому, что она поняла, как далеко ей до настоящего искусства.
Мистер Эмс, с которым снова встречается Керри, говорит ей об опасности утраты таланта: «...все это вы можете потерять; если отвернетесь от себя самой и будете жить лишь ради удовлетворения своих желаний» (I, 480). Он советует ей пойти в драму. Керри и сама понимает призрачность своего успеха в оперетте и даже говорит подруге, что хочет добиться успеха и в драме (I, 480). Эти планы Керри не в состоянии осуществить — она избало- вана легким заработком в оперетте, но не только в этом дело — героиня романа понимает, что погубила свой талант, и лишь грустит о несбывшемся счастье. «Долгий путь прошла Керри, пока достигла лучшей — как могло казаться — жизни, и ее окружил комфорт. Но она томилась от бездеятельности и тоски» (I, 481). Причина этой тоски в том, что Керри, добившись богатства' и славы, поняла, что они «не дают счастья» (I, 495). Керри одинока потому, что, поднявшись по социальной лестнице, она не может слиться с толпой расфранченных преуспевающих людей, потому, что ей все время мерещатся образы бедности, в которой она жила, в которой продол- жают жить ее подруги по обувной фабрике и • тысячи простых тружеников Америки, потому, что избежать их судьбы ей удалось лишь путем морального падения, и в этом ее трагедия. Керри — сильный характер. Она смогла выбиться из нужды и даже достичь определенного благополучия, но не смогла добиться счастья. Счастье недоступно простому человеку в Америке, даже если он обладает таким талантом и силой характера, как Керри. Деньги иссушают душу, поэтому и нет счастья для Керри. «В своей качалке ты будешь одиноко сидеть, мечтая и тоскуя! — заключает роман Драйзер. — В своей качалке у окна ты будешь мечтать о таком счастье, какого тебе никогда не изведать!» (I, 496). Трагизм амери- канской жизни еще ощутимее передает образ Герствуда, который в последних главах даже отодвигает образ Керри на второй план — вначале Драйзер даже заканчивал роман смертью Герствуда, но затем дописал концовку, раскрывающую духовную обедненность и обре- ченность Керри, — сидя в качалке, она двигается, но это лишь иллю- зия продвижения — качалка-то ведь остается на месте. Образ Герст- вуда олицетворяет ту угрозу бедности, нищеты, которую сумела из- бежать Керри, принеся в жертву талант и лучшие душевные качест- ва, и которую не могут избежать ее соотечественники. Герствуд — управляющий баром, захватив деньги из кассы, бро- сил свою семью и сбежал с Керри из Чикаго и тем самым порвал с привычным -для него миром. В Нью-Йорке, где он обосновался с
Керри, ему не хватило денег для того, чтобы начать собственное дело, и он вступает в пай к владельцу небольшого бара, но не- надолго. Вскоре Герствуд оказывается в Нью-Йорке без работы и с небольшой суммой денег. Он не может найти работу. Законы бур- жуазного общества, неумолимо ведущие к увеличению армии неиму- щих, и необеспеченных, превращают Герствуда в бездомного бродягу. Заслуга Драйзера состоит в том, что он показал типичность, законо- мерность пути, пройденного Герствудом, этот путь в той или иной форме уготован для каждого американского труженика, для всех, кто пытается пойти наперекор интересам и обычаям класса капи- талистов, независимо от того, в чем выражается его протест против существующего порядка вещей. Мастерство Драйзера-художника в «Сестре Керри» особенно осязаемо в обрисовке деградации Герствуда, в описании социально обусловленнрто распада его лич- ности. Будучи управляющим баром «Фиджеральд и Мой», Герствуд «держал себя с видом человека солидного, занимающего известное положение и преисполненного сознания собственного достоинства» (I, 45). После закрытия в Нью-Йорке бара он оказался разоренным. В этот момент Герствуд уже по существу капитулировал, прекратил борьбу против угрозы разорения и нищеты. Мастерски обыгрывая реалистическую деталь, Драйзер замечает как бы мимоходом: «Он зарылся в газеты и продолжал читать. О, какое это облегчение, какой отдых после долгих скитаний и тяжких дом. Эти потоки телеграфной информации были для него водами Леты. Они помогали ему хоть отчасти забыть о своих тревогах» (I, 341). Чтение газеты символизирует отказ от борьбы за жизнь, уход от мира реальной Зорьбы. Этот образ Герствуда, читающего газеты, проходит через все последующие главы, где описывается постепенное превращение Герствуда в нищего. Или другая характерная деталь. Убедившись, что он неспособен найти работу, Герствуд превращается в человека на побегушках у Керри. Однажды Герствуд пошел вместо Керри в булочную. Затем он стал делать все покупки. Потом перестал ходить в парикмахерскую каждый день, «брился через день, через два дня, потом лишь раз в неделю» (I, 351). Под воздействием материальных трудностей меняется и весь.облик Герствуда. И начало конца. У Герствуда тают его последние сбережения. Он живет на деньги, заработанные Керри, и начинает брать продукты у лавочника взаймы. «Началось, — отмечает Драйзер, — отчаянное метание человека, очутившегося в тупике» (I, 390).
Герствуд становится штрейкбрехером. На это его толкает безыс- ходная нужда,—потеря—человеческого—достоинства. Только этим можно объяснить, почему «он до конца сочувствовал забастовщикам», (I, 402) и тем не менее решился пойти в услужение к их врагам. Правда, получив легкое ранение, он бросил это грязное занятие. После этого случая Герствуд ом еще сильнее овладевает апатия, он начинает грезить наяву (I, 426, 427). Мастерски схвачен портрет Герствуда, теряющего всякукз силу сопротивления: «Его взгляд утратил былую остроту, лицо носило явные признаки надвигающейся старости, руки стали дряблыми, в волосах пробивалась седина. Не подозревая нависшей над ним беды, он раскачивался в качалке, читал газету и не замечал, что за ним наблюдают» (I, 431). Какой контраст с обликом преуспевающего ГерствуДа в Чикаго! Брошенный Керри, Герствуд превращается в бездомного бродягу, нищего. Стремясь подчеркнуть пропасть между миром бедности и миром богатства, Драйзер ведет голодного Герствуда на Бродвей: «Близ Сорок второй улицы уже ярко пылали электрические рекламы. Толпы людей спешили в рестораны. Сквозь ярко освещенные окна раскрытых кафе видны были веселые компании. Повсюду мчались экипажи и переполненные вагоны трамвая. Лучше бы ему, усталому и голодному, не приходить сюда. Слишком уж разителен был конт- раст. Даже в его затуманенной памяти встали видения лучших дней» (I, 480). Большого драматизма достигает Драйзер, описывая конец Герст- вуда. С безнадежным видом плетется он по Бродвею, «плаксиво прося по дороге милостыню и каждый раз забывая, о чем он только что думал» (I, 488)., Образ Герствуда и история его падения занимают в романе особенно важное место. Это отмечал и сам Драйзер: «Работа над последними неоконченными главами вызвала у меня исключительный интерес — значительно больший, чем что-либо еще сделанное ранее» (Письма, т. I, стр. 213). Последние главы, посвященные забастовке нью-йорских трамвайщиков, впечатляюще раскрывают основное про- тиворечие капиталистической Америки—между трудом и капиталом. Драйзер детально анализирует причины забастовки нью-йоркских трамвайщиков и приходит к выводу, что она вызвана стремлением трамвайных монополий к получению максимальной прибыли за счет повышения интенсивности труда, за счет резкого снижения жизненного уровня рабочих, за счет увеличения резервной армии
безработных. Объявив забастовку, рабочие трамвая потребовали ограничения рабочего дня до 10 часов, повышения заработной платы и отмены системы «разовых» рабочих, которых нанимали допол- нительно в часы наибольшего наплыва пассажиров для обслуживания вагонов. Система «разовых» приводила к увеличению числа безработ- ных среди вагоновожатых>и кондукторов трамвая и к резкому сниже- нию их заработка. Драйзер скрупулезно вникает здесь во все детали, показывая методы ограбления рабочих капиталистами. При описании забастовки выявляется поддержка монополий властями — на защиту компании становится полиция, которая стремится лишить рабочих их законного права бороться за улуч- шение условий труда. Драйзер обличает зверские методы расправы с бастующими — на их головы обрушиваются полицейские дубинки, в них стреляют «блюстители порядка». Сочувственное отношение Драйзера к борьбе бастующих рабо- чих за свои права явственно сказывается в обрисовке штрейкбрехе- ров— скэбов. Среди них он видит «жилистых субъектов с нездоровым цветом лица, побывавших, видимо, во всяких переделках». Характер- но, что все описание превращения Герствуда в штрейкбрехера подчеркивает глубину его морального падения. Штрейкбрехеров презирают даже полицейские. Сами штрейкбрехеры в большинстве своем, как и Герствуд, сочувствуют забастовщикам, их сделала скэбами нищета и нужда. Обращая внимание на отказ этих людей от элементарного чувства солидарности, писатель замечает, что «это были большей частью опустившиеся, изголодавшиеся люди» (I, 407). Эпизодические же образы рабочих-забастовщиков обрисованы Драйзером по-настоящему тепло и сочувственно — это вагоновожа- тый, призывающий Герствуда бросить штрейкбрехерство, и старая ирландка — ее сына ударил дубинкой полицейский. Даже дети вклю- чаются в борьбу за права рабочих против трамвайной кампании, против штрейкбрехеров, против полиции. В развитии сюжета забастовка играет чрезвычайно важную роль — она выявляет симпатии автора к рабочим и обнажает причины трагических судеб его героев. От сочувствия Драйзера к бастующим рабочим до понимания им роли рабочего класса в борьбе против капитализма было еще, конечно, далеко. Бичуя капиталистическую Америку, он не видел тогда перспектив борьбы с ней, его положительная программа была еще очень расплывчатой и противоречивой, но важно, что «Сестрой
Керри» он начал борьбу. В этой борьбе, которая продолжалась четыре десятилетия, Драйзер в конце концов нашел программу действия — коммунизм. В «Сестре Керри» Драйзер попытался создать и образ положи- тельного героя в лице инженера-изобретателя Эмса. Многими чертами Эмс напоминает естествоиспытателя Джона Бэрроуза, каким его увидел Драйзер, взявший у него интервью, но непосредственным прототипом Эмса послужил американский изобретатель Элмер Гейтс, с которым Драйзер познакомился в феврале 1900 года1, не- задолго до окончания романа. Гейтс к этому времени увлекся экспе- риментами в области психологии, на которые он и истратил все свое состояние, добытое ранними изобретениями. Эмс — человек, которо- му чуждо стяжательство. «...Меня нисколько не влечет к богатству» (I, 321),—заявляет он. И впоследствии писатель постоянно возвра- щается к проблеме индивидуализма, осужденного словами Эмса и всей печальной судьбой Керри. Подчеркивая, что Эмс — созидатель, изобретатель — не участвует в борьбе за место под солнцем, писатель вместе с тем как бы вырывает его из общественных отношений современной ему амери- канской действительности. В результате образ Эмса оказывается схематичным и бледным. В первоначальном варианте Эмсу уделено значительно больше места, но при доработке рукописи Драйзер снял около двадцати пяти страниц, посвященных отношениям Эмса и Керри.2 Видимо, писатель упорно работал над проблемой положительного героя, но не был готов к ее решению. «Сестра Керри» — произведение, программное для творчества Драйзера. К проблемам, поставленным в романе, Драйзер снова и снова обращается впоследствии, стремясь найти ответ на волновавший его вопрос о путях борьбы с неизлечимыми пороками капиталисти- ческой системы. Судьбе простого труженика в буржуазной Америке посвящен второй роман писателя—«Дженни Герхардт». Проблема жизни «ради удовлетворения своих желаний» становится централь- ной в монументальной «Трилогии желаний». Уродующее и растле- вающее воздействие монополий на искусство раскрывается в «Гении». И наконец, поведение и судьба личности в буржуазном обществе, 1 См. Е. Moers. Op. cit., p. 161. 2 См. об этом в статье профессора Дональда Пайзера. «Dreiser's novels: «The Editorial Problem». «The Library Chronicle»,' vol. XXXVIII. Winter 1972, No 1, p. 15.
проблема индивидуализма, проблема «американской трагедии» затро- нуты во всех крупнейших произведениях писателя-гуманиста. Эти темы звучат и в рассказах Драйзера, и в других его романах, и в публицистике. Ответы на вопросы, поставленные в «Сестре Керри», Драйзер сумел дать в своих боевых книгах «Трагическая Америка» и «Америку стоит спасать», написанных с позиций революционного рабочего класса. В «Сестре Керри» выявляются важнейшие черты творческого метода Драйзера. В романе торжествуют реалистические принципы. Они проявляются и в социальной мотивировке поступков главных героев книги, и в показе многих слоев капиталистического общества в системе образов романа, и в обрисовке городских пейзажей, и в так называемом фоне романа, и в портретах эпизодических героев книги, и в мастерстве реалистической детали, и в контрастном построении образов. Замечательный образец реалистического пейзажа — описание снежной метели в Нью-Йорке: «Уже с четырех часов над городом начала сгущаться мрачная мгла ночи. Падал густой снег — колючий, хлещущий, подгоняемый быстрым ветром. Улицы на шесть дюймов покрылись холодным, мягким ковром, который вскоре конские копыта и ноги пешеходов взбили в рыхлую бурую массу. По Бродвею люди брели в теплых пальто. По Бауэри люди шныряли с поднятыми воротниками, в шляпах, надвинутых на ^ши. По первой из этих артерий дельцы и приезжие спешили в уютные отели. По второй орбите толпы скользили мимо грязных лавок, в глубине которых уже горели тусклые лампы. На трамвайных вагонах рано зажглись фонари, а обычный лязг и грохот колес ослаблялся приставшим к ним снегом. Весь город закутался в толстую белую мантию» (I, 488). Перед глазами читателя возникают два Нью-Йорка: Брод- вей — город дельцов, богачей, Бауэри — город рабочих. Все описание города, захваченного метелью, строится на контрастах: по Бродвею льрди бредут в тёплых пальто, по Бауэри шныряют, подняв воротники, надвинув шляпы на уши. Важное место в романе занимает фон, который подчеркивает условность и случайность «возвышения» Керри. В начале романа этим фоном, воспроизводящим тягостные будни американских тружеников, является жизнь семьи Гансонов, фабрика, где работает Керри, в конце романа — это блуждания нищего Герствуда по Нью- Йорку. Но и описывая то время, когда Керри только начала свой путь в мир роскоши, а Герствуд еще был преуспевающим управляю-
щим баром, их показному благополучию автор противопоставляет тяжелую участь трудового люда Америки, добывающего себе средст- ва на жизнь с огромным трудом. Керри идет по улице и наблюдает, как нагружают уголь, и этот тяжелый труд кажется ей еще более страшным, чем в то время, когда она принимала в нем участие (I, 146). Этот контраст полнее выявляет главную идею произведения. Ту же цель преследуют многочисленные эпизодические фигуры, такие, как «капитан» — «военный в отставке, который немало пострадал от недостатков современного социального строя и поставил своей задачей помогать другим страждующим» (I, 462). Располагая средствами, которых ему едва хватало на самое скромное существо- вание, он тем не менее ухитрялся предоставлять ночлег каждому безработному, обращавшемуся к нему. Для этого он выстраивал бездомных в .шеренгу, обращаясь к прохожим с просьбой дать ему денег на ночлег бездомных. Мастерски использует Драйзер реалистическую деталь, описывая булочную Флейшмана, раздававшего нищим в полночь булки, рас- сказывая об очередях, выстраивавшихся у задней двери его магазина. Среди них, пишет Драйзер, «было двое таких, которые за пятнадцать лет не пропустили ни одной ночи» (I, 482). Этой как бы мимоходом брошенной фразой писатель говорит об ужасном положении людей, всю жизнь проводящих в нищете. В «Сестре Керри» оформились в основных чертах особенности реалистического художественного мастерства Драйзера. Для творчес- кого почерка Драйзера-романиста характерно построение сюжета «Сестры Кёрри». Это роман-биография. В нем одна главная сюжетная линия — все действие сосредоточено вокруг главной героини Керри, прошедшей путь от скромной фабричной работницы до пользующей- ся шумным успехом актрисы нью-йоркских кабаре. Остальные образы романа дополняют и глубже раскрывают эволюцию центрального образа. Особенно примечательно в этом отношении то место, которое занимают в романе Друэ и Герствуд. В начале романа Друэ, с которым встречается в поезде восемнадцатилетняя Керри, только что покинувшая родительский кров, оттеняет ее бедность и непритяза- тельность. Он для Керри — олицетворение благополучия, тех матери- альных благ, к которым ее влечет. Судьба же Герствуда в финале романа служит живым укором успеху Керри, показывая, какой дорогой ценой оплачен этот успех. В еще большей степени это относится к таким образам романа, как Эмс, семья Гансонов, играю- щим вспомогательную роль, составляя тот широкий и объемный социальный фон, на котором происходит действие романа.
В «Сестре Керри» выявилось в полной мере характерное для его писательского почерка пристрастие к точной, тщательно выписан- ной и сочной детали, составляющей важную особенность его по- этики — ив романе, и в новелле, и в драме, и в поэзии. О стремлении Драйзера быть максимально точным во всех дета- лях свидетельствует и использование им при написании «Сестры Керри» своих ранних очерков, из которых он заимствует отдельные бытовые зарисовки — при работе над романом он опирался не только на свой житейский опыт, но и на богатейший литературный и журналистский опыт. «Сестра Керри» отличается остротой и драматургичностью конфликта. В этом сказалось пристрастие писателя к драматургии. «У меня никогда не было ни малейшего представления даже в 1897 или 1898 гг.,—признавался впоследствии Драйзер, — что я когда-нибудь буду романистом. У меня была, если поверите, склон- ность к пьесам». И если бы не настояния друга Артура Генри, то, по уверениям Драйзера, он бы стал драматургом (Письма, т. I, стр. 212). Как бы то ни было, интерес писателя к драме в «Сестре Керри» сказался не только в описании театрального мира, но и в построении коллизий, и в диалоге, и особенно в композиции. В «Сестре Керри» выявились и такие черты творческой индиви- дуальности Драйзера, как обостренное внимание к цвету, к гра- фичности и зрительности письма. Достаточно напомнить хотя бы описание Нью-Йорка в метель или ночных скитаний Герствуда. В дальнейшем это стремление к своеобразной живописи словом наиболее ярко проявилось в «Гении». Продолжая традиции Марка Твена в мастерстве реалистической детали, традицию У. Уитмена в городском пейзаже, Драйзер по- новому решает проблему фона, позволяющего писателю создать социальное полотно, широкое по охвату явлений действительности и глубокое по проникновению в их сущность. И Драйзеру в «Сестре Керри», а также в последующих произ- ведениях того же периода, и Марку Твену в антиимпериалистичес- ких памфлетах удалось показать существенные стороны американ- ской действительности эпохи империализма, но добились они этого различными художественными средствами и приемами. Создавая образ, Твен прибегает к гиперболе, к сознательному преувеличению. Драйзер же строит свой образ, подробно выписывая все детали на широком социальном фоне. Керри встречает коммивояжера Друэ. Детальное описание того, как одет Друэ, позволяет Драйзеру показать
неравенство их социального положения: «...женщина всегда сравнива- ет свой костюм с костюмом мужчины. И к такому сравнению невольно побудил Керри ее сосед. Она внезапно поняла, как они неравны. Ее простое синее платьице с отделкой из черной бумажной тесьмы показалось ей таким жалким. Вдруг она увидела, как поноше- ны ее ботинки» (I, 7). Сопоставление внешнего облика героев по- зволяет Драйзеру выявить их различное положение на социальной лестнице. Драйзер рисует портрет, тщательно перечисляя все детали одеж- ды: «Коричневый шерстяной костюм в клетку был в то время еще новинкой, — потом он стал обычным костюмом делового челове- ка. В глубоком вырезе жилета видна была накрахмаленная грудь сорочки в белую и розовую полоску. Из рукавов пиджака выглядыва- ли полотняные манжеты той же расцветки, застегнутые крупными позолоченными запонками с желтыми агатами. Этот камень часто называют «кошачьим глазом». На пальцах блестело несколько колец (среди них, конечно, непременный перстень с печаткой), из карманчи- ка жилета свисала золотая цепочка от часов, на которой болтался жетон тайного ордена Лосей. Костюм сидел почти в обтяжку. Наряд дополняли ярко начищенные коричневые ботинки на тонкой подошве и мягкая серая шляпа» (I, 6). Драйзер затем столь же скрупулезно рассказывает о манере Друэ держаться и вести себя. «На случай, если люди подобного типа переведутся на земле, я позволю себе обрисовать здесь те приемы и уловки, к которым они с успехом прибегали» (I, 6). Из деталей складывается характеристика Друэ как человеческого типа; конкретный до цвета камней в запонках, портрет Друэ перерастает в характеристику обобщенного образа американского коммивояжера, облада^ющего «физически крепкой натурой, главной движущей силой которой было влечение к женщи- не» (I, 6). Там, где Твену достаточно былО;бы несколько штрихов, Драйзер делает множество мазков, из которых вырастает портрет, характеристика, образ. В результате и Драйзеру и Твену удается выявить существо явлений действительности, показать ее типические стороны. Причем если Твен делает это острее, Драйзер — полнее и всестороннее. Нельзя, однако, забывать и о некоторых различиях в подходе Драйзера и Твена к общественному строю США. Твен, критикуя империализм США, отражал в конечном счете думы и чаяния ши- роких масс американского народа, но исходил в своей критике в значительной степени из буржуазно-демократических иллюзий. Этим именно и объясняются отдельные проявления мистики и песси-
мизма в его позднем творчестве. Драйзер отражал также настроения масс, но ему чужды иллюзии относительно возможности развития буржуазного демократизма в США. Для него характерно сочувствен- ное, пусть еще и очень беглое, изображение в «Сестре Керри» бастующих рабочих, зарисовки бедности, нищеты, лишений простых людей Америки. В этом отношении Драйзер сделал шаг вперед в освоении прогрессивной литературой США новых сторон действи- тельности. «Сестра Керри» была встречена холодными, враждебными рецензиями буржуазных г^зет и журналов. Это неудивительно: ведь ни Марк Твен, ни другие писатели-реалисты не пользовались уважением у буржуазных литературоведов. В тогдашних книгах по истории литературы США даже о Твене или умалчивали, или вскользь, с недоумением, замечали, что его книги имеют успех у читателей (Письма, т. I, стр. 328). В таких условиях борьба вокруг первого романа Драйзера приобрела огромное значение для развития американской литерату- ры, и не случайно исключительно активную роль в издании и популяризации романа сыграл выдающийся американский писатель- реалист Фрэнк Норрис. Он справедливо видел в «Сестре Керри» веху в литературном развитии США и прилагал все усилия к тому, чтобы книга вышла в свет и стала достоянием широких кругов читателей. Битва за «Сестру Керри» началась в стенах издательства «Дабл- дей, Пейдж энд К°». Первый рецензент книги Фрэнк Норрис с восторгрм написал Драйзеру 28 мая 1900 года: «Сестра Керри» — «лучший роман, который я прочитал в рукописи за время работы в этом издательстве, и он понравился мне не меньше, чем любой роман, который я прочитал в какой бы то ни было форме... Я сделаю все, что в моих силах, чтобы было принято решение его опубликовать» (Письма, т. 1, стр. 58). Полагаясь на отзыв Норриса, издательство заключило с Драйзером договор. В последний момент Даблдей — глава издательского дома — дал прочитать рукопись «Сестры Керри» своей жене, которая выступила против издания книги. Согласившись с мнением жены, Даблдей потребовал, чтобы Драйзер отказался от издания романа. В переписке издательства с Драйзером выявляются истинные причины отрицательного отношения Даблдея и его супруги к «Сестре Керри». Младший компаньон издательской фирмы Уолтер Пейдж написал 2 августа 1900 года, что издательство не устраивает
выбор Драйзером материала для романа. Больше того, Пейдж без стеснения предупредил молодого писателя, что издание «Сестры Керри» может повлечь за собой бойкот его будущих книг со стороны издательств и печати. «Наше пожелание, чтобы Вы отказались от издания книги, — писал У. Пейдж, — послужит равно в той же мере для Вашего собственного литературного будущего, в какой и для нашего блага; мы думаем, можно сказать, даже больше для Вашей пользы, чем для нашей. Если нам придется быть Вашими издателями, а мы надеемся на это, мы заинтересованы, чтобы развитие Вашей литературной карьеры проходило самым естественным и благопри- ятным образом. Но мы уверены, что издание «Сестры Керри» в качестве Вашей первой книги было бы ошибкой. Оно свяжет Вас в представлении публики с использованием этого рода материала, и мы думаем, что понадобятся годы и большой список отличных от этой Ваших книг, чтобы снять это впечатление. Вы сделаете лучше, по нашему суждению, и с литературной и с финансовой точек зрения, опубликовав в качестве своей первой книги роман на иную тему» (Письма, т. I, стр. 60). Издателей не устраивало содержание и направление романа, и они пытались вернуть непо- слушного писателя в русло обычной своей литературной продукции, хотели заставить Драйзера не писать неприятную для американских буржуа правду. Они без стеснения намекали, что отход 'от прин- ципов, легших в основу романа «Сестра* Керри», будет хорошо оп- лачен. В отличие от многих своих американских собратьев по перу, капитулировавших перед издателями и принесших правду жизни в жертву выгоде, Драйзер не поддался давлению и шантажу. Да ведь, собственно, и всем содержанием романа он восставал именно против подчинения искусства культу наживы, и Драйзер ответил издателям, что хотя он понимает все несовершенство романа, но категорически отказывается отойти от принципов правдивого воспро- изведения жизни в литературе: «Я твердо убежден и верю, — писал он 6 августа 1900 года У. Пейджу, — что любая правдивая картина жизни найдет оправдание в глазах публцки. Я знаю и чувствую, что увиденное и услышанное мною о грубости и горестях жизни будет подтверждено глазами и умами всех людей, ибо мир жаждет знать подробности того, как люди поднимаются и падают» (Письма, т. I, стр. 61—62). По совету Норриса, Драйзер настаивал на издании книги. Связан- ный договором, издатель Даблдей напечатал тысячу экземпляров
книги в нарочито бесцветной обложке и спрятал их на складе типографии. Из этой тысячи книг триста Норрис разослал различным критикам и журналистам, из остальных семисот экземпляров были проданы лишь четыреста пятьдесят шесть книг, и Драйзер получил соответственно 68 долларов 40 центов, а это означало, что Драйзер опять оказался без денег, как в ранние годы своих блужданий в поисках работы. Фактически книга оказалась под запретом. Правда, вскоре роман издали с помощью Норриса в Англии, где он имел успех, но в США книга в действительности увидела свет лишь в 1907 году, когда она была напечатана издательством «Додж и компания». Настоящую*оценку «Сестре Керри» дали, однако, не буржуазные критики и издатели, а Фрэнк Норрис. Нет сомнения, что знакомство с «Сестрой Керри» укрепило намерение Фрэнка Норриса, который в то время работал над своим лучшим романом «Спрут», смело пойти наперекор мнению буржуазной литературной критики, напе- рекор буржуазной Америке. Отвергая нападки на «Сестру Керри», Драйзер в письмах и интервью подчеркивал свою приверженность реалистическому нап- равлению в литературе. Особенно интересно в этом отношении интервью Драйзера корреспонденту «Нью-Йорк тайме», опублико- ванное в этой газете 15 января 1901 года: «Я просто хочу говорить о жизни, как она есть. Я сказал, что я не проповедую никакой морали! Да, это так, если нельзя увидеть мораль в том, что чело- вечество должно сплотиться и бороться и преодолевать силы природы. Я думаю, что наступает время, когда личного успеха редко будут добиваться за чей-либо счет»1. Драйзер не проповедует буржуазную мораль — мораль американских лавочников. Его мораль иного поряд- ка, она проникнута гуманизмом, любовью к людям и ненавистью ко всему, что разъединяет людей. Естественно, что подобные выводы Драйзера не на шутку встре- вожили репортера одной из крупнейших американских газет, и в запальчивости он спрашивает, на какой стороне баррикад находится Драйзер — с «Нью-Йорк тайме» и ее хозяевами или с народом. «Где среди людей существует больше стремления поддерживать друг друга, — обращается он к Драйзеру, — среди богатых или среди бедных?» И немедленно получает резкий и недвусмысленный ответ: 1 «The Stature of Theodore Dreiser». Bloomington, 1955, pp. 59—60.
«Среди бедных, они самые благородные. Как бы скученно они ни жили, они всегда готовы приютить другого человека, хотя и живут сами втроем и вчетвером в одной комнате. Они всегда поделятся своей пищей, даже если ее не хватает на всех»1. Представитель «Нью-Йорк тайме» апеллирует к литературной критике, выступившей с резкими нападками на «Сестру Керри». К писателю, осужденному подавляющим большинством буржуазных американских литературоведов, он обращает ехидный вопрос: «Были ли Вы удовлетворены приемом, оказанным «Сестре Керри»? И получает сдержанный, спокойный и в тр же время твердый ответ о том, что Драйзер и его критики говорят на разных языках. «Ведь критики по существу просто не поняли, что я стремился сделать, — говорит писатель. — Это книга, близкая к жизни. Она создана не как пример литературного мастерства, а как картина общественных условий, обрисованная так просто и сильно, как позволяет англий- ский язык... Когда она попадет к народу, он поймет, потому что это рассказ о действительной жизни, об их жизни»2. Это интервью Драйзера ярко показывает, насколько фальшивы и неубедительны доводы тех исследователей его творчества, которые не видят близости Драйзера к народу в ранний период его твор- чества. Принципам, которые Драйзер провозгласил в самом начале своего творческого пути, — писать правду и только правду, писать для народа — он никогда не изменял. «Сестра Керри» открыла список таких ярких реалистических романов, как «Спрут» (1901) и «Омут» (1903) Ф. Норриса, «Джунгли» (1906) Эптона Синклера, «Люди бездны» (1903), «Железная пята» (1908) и «Мартин Идеи» (1909) Джека Лондона, — произведений, которыми ознаменовался бурный рост реалистической литературы США в 900-е годы, захвативший не только прозу, но и поэзию и драматургию. Роман Драйзера, говорил в 1930 году Синклер Льюис, «ворвался в спертую и затхлую атмосферу Америки, как порыв неукротимого западного ветра, и впервые со времен Марка Твена и Уитмена внес в наш пуританский обиход струю свежего воздуха»3. «Сестра Керри» открыла XX век в американской литературе. 1 «The Stature of Theodore Dreiser», pp. 59—60. 2 Ibid, p. 60. 3 Синклер Льюис. Кингсблад, потомок королей. Рассказы. Статьи. Очерки. Л., I960, стр. 700—701.
В НОЧЛЕЖКАХ НЬЮ-ЙОРКА И ЗА РЕДАКТОРСКИМ СТОЛОМ Отказ издательства «Даблдей, Пейдж и К0» издать «Сестру Керри» массовым тиражом не обескуражил Драйзера и не заставил его сложить оружие. Он работает над романом «Грешник» («The Frans- gressor»), который начал сразу же после «Сестры Керри». Ему кажется, что он сможет выпускать в год по роману, — он даже принимается одновременно и за третий роман — «Повеса» ( «The Rake»). Денежные затруднения, однако, заставили Драйзера снова обратиться в редакции журналов. Там писателя ждал теперь холод- ный прием. К осени 1901 года, отмечает биограф писателя Дороти Дадли, отношение к Драйзеру в журналах, где он раньше печатал- ся, изменилось. Всюду ему отказывали — делала свое дело реакци- онная американская литературная критика, начавшая травлю писа- теля. В журнале «Атлантик» Драйзеру откровенно заявили, что он- де морально обанкротился и печатать его не будут. «Никто, — говорил Драйзер, — не хотел и дотрагиваться до моих материалов».1 На его произведения был наложен запрет. Угрозы издателя Уолтера Пейджа, увы, не остались пустыми словами. Драйзера попытались заставить замолчать, пытались вытравить его имя из сознания многих тысяч читателей, которые знали его если не как автора «Сестры Керри», то как видного журналиста. К хору врагов писателя-реалиста присоединил свой голос и Уильям Дин Хоуэллс, который стал к этому времени символом респектабельности в литературе США. Отрицательное отношение Хоуэллса к «Сестре Керри» задело Драйзера тем более, что Хоуэллс в свое время, встретившись с Драйзером, который дважды брал у него интервью и писал о нем в журналах, посоветовал ему заниматься литературным творчеством. Правда, Хоуэллс был тогда знаком лишь с некоторыми стихами Драйзера, о которых он в беседе с начинающим писателем отзывался весьма похвально. Хоуэллс был для Драйзера «старейшиной американской литера- туры» («The Dean of American Letters»). В журнале «Эври манс» за сентябрь 1896 года он назвал Хоуэллса «литературным Колумбом», который открыл для литературы США таких талантливых писателей, 1 Dorothy Dudley. Dreiser and the Land of the Free. N. Y.f 1946, p. 197.
60 как Стивен Крейн и др. В журнале «Саксес» за апрель 1898 года Драйзер опубликовал статью «Как Уильям Дин Хоуэллс поднялся по лестнице славы», в основу которой положил беседу с Хоуэллсом и его письменные ответы на заданные заранее Драйзером вопросы, а вскоре после этого он посвятил Хоуэллсу еще одну статью в мартовском номере журнала «Эйнслиз» за 1900 год под названием «Настоящий Хоуэллс». В этой статье Драйзер видит в Хоуэллсе человека, «стремящегося обнаружить первые проблески приближаю- щегося гения», он говорит об интересе Хоуэллса к социальным проблемам и в заключение своей статьи приводит обширную цита- ту из статьи Хоуэллса о Толстом, посвященную гуманизму Тол- стого. Драйзер читал многие произведения Хоуэллса («Путешественни- ка из Алорурии», «Их свадебное путешествие», «Карьеру Сайласа Лафелия», поэзию и многие другие его работы) и относился к мас- титому писателю в это время как к союзнику и даже, может быть, и учителю реалистической литературы. Отчаявшийся Драйзер, находившийся на грани самоубийства, написал Уильяму Дину Хоуэлл- су 14 мая 1902 года письмо, на которое не получил ответа. Драйзер писал, что его творчество вдохновляли Хоуэллс, Гарди и Толстой. «Мне достаточно красоты Вашего ума (your mental attitude)», — писал он.1 И если это восхищение и преклонение перед Хоуэллсом сменилось критическим отношением, то объясняется оно тем, что Хоуэллс в своей практике писателя и критика на деле не следовал тем принципам, которые провозглашал в своих теоретических статьях и восторженных выступлениях о творчестве русских мастеров реализ- ма. Отрицательное отношение Хоуэллса к «Сестре Керри» обнажило ограниченность его понимания реализма и показало, что по существу Хоуэллс вернулся к позициям тех сторонников «изысканной тради- ции», против которых Хоуэллс выступал в 80-е и 90-е годы, хотя и тогда он делал по этому поводу весьма характерные оговорки2. «Сестра Керри» знаменовала дальнейшую поляризацию сил в американской литературе, открывала новый этап в развитии реализма в США, для которого устарели и романы Хоуэллса и его эстетические и социальные критерии. Автора «Сестры Керри» называли безнравственным, аморальным писателем, «позором Америки». Реакционеров, конечно, пугало не 1 Цит. по: Е. Moers. Op. cit., p. 176. 2 См. подробнее об этом в кн.: Я. Н. Засурский. Американская литература XX века. Изд-во МГУ, 1966.
то, что Керри не состояла в браке с Друэ или Герствудом. Подобные- истории описывались в книгах американских писателей задолго до «Сестры Керри», но этих авторов не обвиняли в покушении на высокую общественную нравственность. Правда, и сейчас защитником подобной точки зрения среди американских биографов Драйзера выступил реакционер У. А. Суонберг. В крикливо написанной по стандартам бульварных боевиков книге «Драйзер» он называет великого американского писателя аморальным человеком и утвержда- ет, что именно в силу этой причины Драйзер «был по преобладавшим тогда стандартам большей потенциальной угрозой чистым америка- нским идеалам, чем Эмма Гольдман, проповедовавшая по всей стране анархизм, или ее любовник Александр Беркман, застреливший Генри Клея Фрика в Питтсбурге».1 Суонберг здесь прав лишь в одном — американским реакционерам «Сестра Керри» казалась страшнее бомбы анархистов, ибо она ставила под сомнение устои буржуазной Америки — и моральные и социальные. «Она была пороховым погребом»2. — гораздо точнее заключил критик Джон Дж. Макалир в 1968 году. Драйзер не угодил реакционерам прежде всего тем, что в своей книге правдиво рассказал о жизни простых людей Америки, которым постоянно грозит нищета и безработица. Сейчас американская критика вынуждена признать значимость первого романа Драйзера. Тот же Джон Дж. Макалир пишет: «За исключением последних работ Генри Джеймса, ни один американский роман, написанный на рубеже этого века, не может приблизиться по своей силе к «Сестре Керри»... Романы Норриса, Фредерика, Хоуэллса и Гарленда — все были уменьшены ходом времени, а «Сестра Керри», благодаря необычной способности Драйзера видеть свою эру в исторической перспективе, извлекать из потока ее ценнос- тей то, что не было эфемерным, приобретает ту вневременность (timelessness), которая присуща всему, что лучше всего воспроизво- дит свое время»3. Другой критик, Ричард Лиэн, начинает в 1969 году свое исследование творчества Драйзера с утверждения, что дата за- вершения «Сестры Керри»—«29 марта 1900 года — важная дата в американской литературной истории»4. Семьдесят же лет тому назад опубликование этого эпохального романа повлекло за собой бойкот 1 W. A. S wan berg. Dreiser. N. Y., 1965, p. 99. 2 John J. McAieer. Theodore Dreiser. N. Y., 1968, p. 76. 3 Ibid., p. 76. 4 R. Le ha n . Op. cit., p. 1.
A не только со стороны буржуазной литературной критики, но и со стороны издателей и редакторов буржуазных журналов и газет. Да и сейчас те, кто не могут не признать художественную и идейную значимость «Сестры Керри» — «она выжила, чтобы стать американ- ской классикой»,1 признает Филипп Гербер, — прилагают немалые усилия, чтобы бросить тень на покойного классика американской литературы и на его прогрессивные взгляды, и это относится не только к бульварному журналисту У. Суонбергу, но и ко многим более респектабельным наследникам и продолжателям традиций тех реакционеров, которые безжалостно травили при жизни великого американского писателя. С трудом удалось Драйзеру в 1901 — 1902 годах опубликовать в журналах несколько очерков и рассказов. Большая часть из них была написана и принята редакциями еще до завершения работы над «Сестрой Керри» (рассказы «Негр Джеф», «Блестящие рабовладель- цы» и т. д.). В 1903 году, оказавшись в результате отказов в журналах без средств к существованию, Драйзер бросает работу над романом «Грешник». Отчаявшемуся найти работу писателю грозит судьба Герствуда, он ведет нищенский образ жизни. Вначале он обедает один раз в день, потом довольствуется бутылкой молока и булкой', ютится в ночлежке. Драйзеру не раз приходит в голову мысль о самоубийстве. Однажды писатель уже отправился к реке с твердым намерением покончить с собой. Паромщик, перевозивший в лодке картофель, согласился йереправить через реку Драйзера, решив, что тот собирается сбежать от своей жены. У Драйзера было всего 15 центов в кармане, но слова паромщика вызвали, как он расска- зывал впоследствии, «иронический смех и перемену настроения, которая спасла меня...» (Письма, т. III, стр. 980). О жизни Драйзера в это тяжелое для него время дает представ- ление очерк «О бедности». Судя по началу очерка, где Драйзер сообщает, что ему исполняется 32 года, он написан в 1903 году. Говоря о своей бедности, он с презрением заявляет, что не поступится своими взглядами ни за какие материальные блага. «Прогуливаясь по улицам этого огромного города, из которых многие не лучше той, на которой я живу, я встречаю многие тысячи людей, отнюдь не хуже меня материально обеспеченных, а многих и в значительно лучшем, чем у меня, положении, но с ними-то я не поменялся 1 Philip Gerber. Theodore Dreiser. N. Y.r 1964r p. 59.
бы местами, разве только при таких условиях, которые невыполни- мы,— главное из них — чтобы мне было дозволено сохранить свой собственный образ жизни, свою точку зрения»1. Однако силы Драйзера, духовные и физические, были напряжены до цредела. «У меня даже появился упадок духа, лишивший меня сил писать или печатать то, что я мог бы написать»,2 — говорил он. Писатель не сдался, не капитулировал, но здоровье его было подорвано. Его спас брат Поль, который отправил писателя в санато- рий. Этот санаторий Драйзер впоследствии описал в рассказе «Кал- хейн, чеХовек основательный». После санатория писатель вынужден был устроиться разнорабочим на железную дорогу, где проработал с июня по декабрь 1903 года. Общение с рабочими позволило Драйзе- ру еще глубже познать нужды и чаяния простых тружеников Амери- ки. Писатель часто с большой теплотой отзывался о днях, проведен- ных им на железной дороге, о своих товарищах по тяжелому труду. События этих дней легли в основу некоторых его рассказов и очерков («Могучий Рурк», «Путешествие на «Айдльуайльде» и др.). И совсем не случайно он назвал один из очерков «Мастер-ирландец, который научил меня жить». Да, полгода работы на железной дороге не только помогли Драйзеру восстановить свои физические силы, но и многому научили его. В 1904 году Драйзер возвращается к литературной работе. Внача- ле он сотрудничал в газете «Нью-Йорк дейли ньюс», где 27 марта 1904 года опубликовал рассказ «Колыбель слез». Тогда же писатель печатается и в Журнале «Том Уотсон мэгазин». Наконец, в 1905 году Драйзер поступает в издательство «Стрит, Смит и К°» в качестве редактора художественной литературы. Драйзер редактировал в основном приключенческую литературу, предназначенную для мас- сового читателя. По словам писателя, ему приходилось часто из одной рукописи делать две книги; для этого он делил рукопись пополам: к одной половине дописывал конец, а к другой — начало, Драйзер редактировал также издававшиеся компанией журналы «Смите мэгазин» и «Попьюлер мэгазин». Редакторская работа мешала Драйзеру заниматься собственным творчеством. Драйзер вынужден был пойти на это, чтобы обеспечить себе возможность позднее отдаться целиком своим творческим замыслам. Но и тогда он постепенно возвращается к мысли о писа- 1 Th. Dreiser. The Color of a Great City, pp. 77—78. 2 Ibid, p. 78.
тельском труде. «Сейчас я редактор, — писал Драйзер в 1905 году,— занимаю достаточно спокойное и деспотическое положение, но мечтаю только об одном — писать» (Письма, т. I, стр. 74). И он не только мечтает, но и в эти годы напряженной редакторской работы пишет и публикует рассказы и очерки. Он пытается повлиять на направление журналов, которые редактирует. В июльском номере журнала «Смите мэгазин» за 1905 год Драйзер обещал читателю помочь «увидеть мир, как он есть». Пытаясь пропагандировать в журналах передовые идеи, Драйзер наталкивается на сопротивление издателей. Это заставило Драйзера часто менять место работы. В 1906 году Драйзер переходит в журнал «Бродвей мэгазин», но вскоре уходит и оттуда и поступает в июле 1907 года редактором в крупное журнальное объединение «Баттерик пабликейшенс», где он возглавил издание нескольких женских журналов — эта работа была знакома Драйзеру по «Эври манс». Одйако и там он не смог долго оставаться: возникший на личной почве конфликт с владельцами журнального объединения заставил Драйзера в октябре 1910 года уйти оттуда. Теперь писатель целиком отдается работе над романом «Грешник», который был издан в 1911 году под названием «Дженни Герхардт». Работа в журналах многому научила Драйзера, и не случайно много лет спустя он часто говорил о значении журналистики для писателя, подчеркивал, что «ценность досконального знания основ- ных принципов журналистики для человека, думающего о призвании писателя, нельзя преувеличить. Журналист видит многие аспекты жизни, и его опыт на этом поприще оказывается ценным дополнением к умению правильно выражать мысли. Многие из наших самых выдающихся писателей были журналистами» (Письма, т. II, стр. 459). Сотрудничество в журналах выработало у Драйзера острое ощущение злободневных жизненных проблем, пристальное внимание к острым социальным вопросам. О широте кругозора и глубине мысли молодого Драйзера-журналиста можно судить по письму, написанно- му им, вероятно, весной 1900 года Артуру Вудворту, одному из редакторов журнала «Пирсоне мэгазин». Предлагая написать серию статей об американском Юге, он называет девять тем: о вагонах- холодильниках для перевозки фруктов; о «черном поясе»; об образцо- вой ферме, где разводят чай; о «голубых законах» штата Делавэр; о системе принудительных работ для заключенных в штате Джорд- жия; о бесплатной доставке почты в сельские районы в штате Мэриленд; о выращивании персиков в Джорджии; о новом националь-
ном парке в штате * Виргиния и о находившемся в Вашингтоне микроскопе, который тогда считался самым мощным. Живейший интерес к проблемам науки и сельского хозяйства сочетается с пристальным вниманием Драйзера-журналиста к существенным сторонам политической и общественной жизни. Показательны в этом смысле планы его статей о «голубых законах» в штате Делавэр и о «черном поясе». По «голубым законам» в штате Делавэр существовали средне- вековые формы наказания — позорный столб, порка; по вечерам колокольный звон извещал о том, что наступило время покинуть улицы и направляться к домашним очагам. Об этих уродливых явлениях в жизни США рассказывалось в статье Драйзера, опубли- кованной в журнале «Эйнслис мэгазин» в феврале 1901 года. Не менее интересны наброски к статье о «черном поясе». «Это, — пишет Драйзер, — полоса территории в сорок миль шириной, захваты- вающая Атланту; на ней на пять негров приходится один белый. Здесь хотя и нет закона о рабстве, действуют старые рабовладельчес- кие порядки. Негры работают под командой надсмотрщиков, и мне говорили, что в некоторых случаях применение кнута отнюдь не является исключением» (Письма, т. I, стр. 48). Драйзер хотел посвя- тить бедственному положению негров несколько статей, но ни одна из них не заинтересовала редакторов «Пирсоне мэгазин», как и редакторов других американских журналов: борьба против расовой дискриминации и расизма не входила в планы этих буржуазных изданий. Уже в это время Драйзер прекрасно осознавал отличие своего взгляда на жизнь от официальной журналистики, и в 1905 году он писал знакомой журналистке: «Я теперь стал старше, немножко умнее и, я чуть не сказал, не так радикален, но это было бы не- правдой— просто я печален и смущен» (Письма, т. I, стр. 74). Радикал, по тогдашним американским понятиям, был бунтарем против существующих порядков, и Драйзер не без гордости причислял себя к их числу с самого начала своей журналистской и литературной деятельности. Даже будучи редактором массовых американских журналов, он смело стремился дать трибуну для выражения передовых идей. Он сам тогда писал, что «отдает предпочтение вещам социологическо- го, аналитического характера» (Письма, т. I, стр. 95). Драйзера интересовали социалистические идеи, и в письме к одному из издателей журнала «Бродвей мэгазин» он предлагает 3 Засурский
66 организовать симпозиум на тему «Идем ли мы к социализму?» (Письма, т. I, стр. 78). Очевидно, предложение писателя издатель не принял, но, став редактором «Бродвей мэгазин», Драйзер публику- ет в нем статьи о социалистах и рабочем движении. Больше того, он сам в 1906 году опубликовал" в этом журнале очерк об Элизабет Герли Флинн, начинавшей тогда свой славный путь борьбы за дело американского рабочего класса, за дело социализма. «Жанна д'Арк из Ист-Сайда» назвал свою зарисовку Драйзер. Э. Г. Флинн тогда было всего шестнадцать лет, но она уже была видной участницей социалистического движения в Нью-Йорке. Писатель называет ее типичной голубоглазой ирландской красавицей, обладающей зрелым умом. Драйзера восхищает ее преданность деЛу пролетариата, унаследованная от отца — старого члена социалисти- ческой партии. Писатель побывал и в доме, где жило семейство Флиннов. Стены их скромной квартиры в Бронксе, по его словам, «покрыты портретами всемирно известных мужчин, женщин, боровшихся против существующего строя общества,— от Марата и Мирабо до Байрона и Джорджа Элиота, от Тома Пейна до Мак- сима Горького».1 В журнале был опубликован портрет Э. Г. Флинн, под которым написано: «Мисс Элизабет Флинн. На Ист-Сайде среди толп недовольных и страждущих ее зовут «товарищ Элизабет Флинн». Ей только шестнадцать лет, но она уже и оратор и мыслитель. Флинн верит в возможность сделать что-нибудь для облегчения общественных условий бедных. В умственном отношении это одна из самых замечательных девушек, которую когда-либо видел Нью- Йорк»2. Не выражая прямого своего отношения к социалистическим взглядам Элизабет Герли Флинн, писатель видит в ней воплощение лучших человеческих качеств, с большим сочувствием рисует ее портрет. Элизабет Герли Флинн, как мы увидим ниже, стала прото- типом эпизодического образа социалистки Элизабет Стейн в романе «Гений». Драйзер-редактор поддерживал передовые взгляды не только в политике, но и в искусстве и в литературе. И здесь его симпатии были очевидны — он выступал в защиту жизненной правды, за реа- лизм. В том же журнале «Бродвей мэгазин» в марте 1907 года он выступил за то, чтобы художники «рисовали повседневную нью- 1 Е. G. Flynn. I Speak My Ourn Piece. N. Y., 1955, pp. 54—55. 2 Ibid., p. 144.
\ Йоркскую жизнь».1 Одобряя творчество Роберта Генри, Драйзер поддерживал его бунт против идеализации американской жизни в живописи, его борьбу за реализм. Роберт Генри был главой реалис- тической школы в американской живописи начала XX века. Роберта Генри и его приверженцев буржуазные журналисты в газетных статьях называли не иначе, как «школой мусорного ящика» или даже «революционной бандой»2, И в оценке борьбы направлений в живописи, и в литературных схватках, и в политических взглядах Драйзер стоял на позициях, которые существенно отличали его от большинства редакторов американских журналов. Его взгляды издатели не одобряли, и поэто- му далеко не все планы Драйзера-редактора осуществлялись. Нахо- дясь в редакторском кресле, писатель снова убедился, что здесь, как и в американских газетах, стремятся задушить свободную мысль. Владельцы журналов не давали Драйзеру-редактору возможности выражать свое отношение к жизни. Писатель поэтому стремился создать независимые от монополий и частного капитала издания. В 1907 году, еще до поступления в «Баттерик пабликейшенс», он попытался основать ежедневное издание стоимостью в один цент, где давался бы обзор новостей. Из-за отсутствия у писателя достаточ- ных средств план не осуществился, но в 1909 году за тысячу долларов Драйзер приобрел контроль над ежемесячным журналом «Бохимиен», который он издавал около года, продолжая одновременно работу в «Баттерик пабликейшенс». О программе своего журнала Драйзер писал Г. Л. Манкену 2 ав- густа 1909 года: «Я не хочу тухлой беллетристики или дешевых статей, проникнутых сексом, то, чего я хочу, — это широкая и все- объемлющая точка зрения, чувство юмора, это серьезное или веселое, но настоящее реалистическое восприятие жизни, как она есть» (Письма, т. I, стр. 93). Драйзер хотел сделать «Бохимиен» трибуной реалистической литературы в США, но полностью осуществить этот план ему не удалось — журнал погиб в борьбе с более мощными изданиями, финансировавшимися крупными журнально-газетными концернами. Драйзер вынужден был отказаться от издания своего журнала в основном из-за недостатка объявлений: рекламодатели — 1 Цит. по ст.: Joseph J. К w i a t . Dreiser's the «Genius» and Everett Shinn, the Ash-Can. PMLA, March, 1952, p. 16. 2 См. А. Д. Чегодаев, Искусство Соединенных Штатов Америки от войны за независимость до наших дней. М., «Искусство», 1960, стр. 80. з*
68 те же капиталисты — не хотели поддерживать независимый от них журнал. У самого же Драйзера необходимых средств для продолже- ния издания не было, не сумел он тогда и собрать вокруг журнала писателей, объединенных идеалами реалистического искусства. К идее издания независимого органа передовых литераторов писатель неоднократно обращался и позднее. Он всегда стремился объединить писателей, стоящих на позициях правдивого изображения жизни. Деятельность Драйзера в этом направлении сыграла особенно важную роль в собирании передовых деятелей культуры Америки в 30-е и 40-е годы XX века. Работая в журналах, Драйзер завоевал признание литературной и культурной общественности США. Показателем этого явилось избрание его в 1907 году членом Национального клуба искусств и экономического клуба Нью-Йорка. Драйзер пытается использовать свой авторитет для организации движения за усыновление сирот и даже создает «Национальную лигу спасения детей». При всем благородстве побуждений проведенная писателем кампания, конеч- но, не смогла значительно улучшить положение оставшихся без родителей детей, и тем не менее, несмотря на всю утопичность и даже наивность, она выражала беспокойство Драйзера за судьбу детей, молодежи в Америке, беспокойство, которым проникнуты его произведения и замыслы. Драйзер-редактор помог войти в литературу многим молодым писателям и публицистам. К их числу относится и журналист из Балтимора Генри Льюис Менкен. По заданию Драйзера Менкен литературно выправил серию статей об уходе за младенцами. Так началось знакомство Драйзера и Менкена, перешедшее вскоре в дружбу и сыгравшее значительную роль в американской литератур- ной жизни 1910-х годов. Драйзера привлекала смелость суждений Менкена об амери- канском обществе. Ему импонировал язвительный стиль молодого журналиста, резко осуждавшего ханжество и лицемерие американ- ских мещан в литературе, в философии, в политике. Критикуя мелкотравчатую мораль американского буржуа, Менкен склонялся к культу сильной личности, который привел его к преклонению перед Ницше. В 1908 году Менкен издал книгу «Философия Ницше» и в 1909 году подарил ее Драйзеру. В оценке Ницше Менкен и Драйзер разошлись. «Я не могу сказать, что я от него в востор- ге»,— писал Менкену Драйзер о Ницше 16 декабря 1909 года (Пись- ма, т. I, стр. 98).
Драйзера и Менкена сближало тогда критическое отношение к буржуазной Америке, но их разделяло отношение к простым людям Америки — Менкену и тогда были чужды симпатии к просто- му народу, Драйзера же всегда глубоко волновала судьба простого человека в Америке. Эти расхождения и привели впоследствии к отчуждению в отношениях между Драйзером и Менкеном. Драйзер-редактор никогда не забывал о днях, проведенных в нью-йоркских ночлежках и на строительстве железной дороги, о полном тягот и лишений детстве. Именно в годы работы в журналах зарождается у Драйзера замысел книги рассказов «Идиллии бед- ных».1 Драйзер, очевидно, предполагал собрать в этой книге рассказы, которые вскрывали язвы капиталистического общества. Этот замысел, вероятно, волновал Драйзера еще во время работы над «Сестрой Керри», когда он написал первые очерки о тяжелой участи простых людей Америки. Теперь замысел стал отчетливее. Об этом сви- детельствуют слова писателя, что он «больше симпатизирует борю- щимся, чем бедности вообще». Характерно, что с предложением издать «Идиллии бедных» Драйзер обратился к своим друзьям- социалистам. Тогда же, в 1912 году, он опубликовал предназначенный для этой книги очерк «Во тьме»'в газете социалистов «Нью-Йорк колл». Размышления о причинах бедности простого народа Америки вновь и вновь приводили к критике удушающего, все подчиняющего себе засилья монополий. Так родился замысел «Трилогии желаний» — эпопеи, разоблачающей империалистическую Америку. Из этой трилогии в 1912 году Драйзер публикует «Финансиста», в 1914 году — «Титана». В 1915 году он заканчивает работу над романом «Гений». К замыслу издать сборники рассказов Драйзер возвращается лишь после 1917 года, когда выходят подряд три книги: «Освобождение» (1918); «Двенадцать» (1919); «Краски большого города» (1923). В эти сборники в основном входят рассказы и повести, опубликован- ные в 1898—1915 годах. Драйзер в журналистике примыкал к антиимпериалистическим силам. Он был близок к движению «разгребатёлей грязи», поставив- ших перед собой задачу разоблачать деятельность трестов и монопо- лий. Характерно, что в 1906 году, перечисляя журналистов, которые могли бы рекомендовать его на работу, он называет замечательного 1 R. Elias. Theodore Dreiser, p. 146; Grant Richards. Author. L.r 1937, pp. 201—202. В письме к Ричардсу Драйзер указывает, что три экземпляра ру- кописи «Идиллии бедных» были утеряны в издательстве.
публициста и писателя Линкольна Стеффенса и журналистку Иду Тарбелл, получившую мировую известность разоблачением нефтяных корпораций (см. Письма, т. I, стр. 79). Вместе с наиболее дально- видными «разгребателями грязи» Драйзер-журналист стремился рассказать и о тех, кто восставал против закабаления американского народа монополиями. Драйзер-журналист печатался в социалистической прессе — тако- ва была логика эволюции его журналистской и литературной деятель- ности, логика его идейных и социальных исканий. Журналистика обогащала Драйзера-писателя новым жизненным материалом и заставляла глубже вникать в сущность общественных явлений, тем самым способствуя новому художественному видению мира. В ПОИСКАХ ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО ГЕРОЯ Рассказы и очерки Драйзера 1900—1910 годов распадаются в боль- шинстве своем на две части — это главным образом зарисовки с натуры сцен из жизни рабочего люда Нью-Йорка и рассказы-пор- треты. Впоследствии зарисовки составили книгу «Краски большого города», рассказы-портреты вошли в сборник «Двенадцать», а осталь- ные — в книгу «Освобождение» и другие рассказы. В рассказах-портретах наиболее отчетливо проявились поиски Драйзером положительного героя; зарисовки нью-йоркской жизни ярко характеризуют гневное, критическое отношение Драйзера к уродствам мира капитала в США. Из других рассказов выделяются «Негр Джеф»1, «Мак-Юен из блестящих рабовладельцев» 2, «Путешествие на «Айдльуайльде» 3. В рассказе «Негр Джеф» Драйзер гневно бичует американских расис- тов-линчевателей. С большой симпатией обрисована скорбь матери негра Джефа, убитого толпой бандитов. В рассказе «Мак-Юен из блестящих рабовладельцев» в иносказательной, аллегорической фор- ме осуждается война. «Путешествие на «Айдльуайльде», написан- 1 Написан в 1898—1899 гг., опубликован в «Ainslee's magazine» в ноябре 1901 г. 2 Написан в 1897—1899 гг., опубликован в «Ainslee's magazine» в июне 1901 г. 3 Написан после 1903 г., опубликован в «Bohemian magazine» в октябре 1909 г.
ное под впечатлением работы писателя на железной дороге, вос- производит быт рабочих. Драйзер с большой теплотой описывает своих героев, их сметку и здоровый юмор. В эти годы Драйзер создает особенно много очерков-зарисовок: «Рождество в ночлежках»1, «Реки безымянных мертвецов»2, «Ко- лыбель слез»3, «Путевой обходчик»4, «Люди в темноте»5 и др. Рассказывая о жизни обитателей трущоб — потомственных амери- канцев, негров, эмигрантов, Драйзер противопоставляет их бедность и нищету роскоши богатых кварталов. В рассказе «Рождество в ночлежках», повествуя о безрадостной жизни бедняков, в жилищах которых «мрак, грязь, нищета настолько отвратительны, что сюда, казалось бы, не должна ступать нога человеческая», Драйзер под- черкивает духовное богатство живущих в трущобах людей труда, «богатых молодостью и необыкновенным энтузиазмом»6. Тем острее звучит у писателя возмущение ужасающими условиями их жизни. В очерке «Реки безымянных Мертвецов» создан аллегорический образ города-острова, олицетворяющего Нью-Йорк, капиталис- тическую Америку. «Остров и его красота в какой-то мере являются ловушкой... Прекрасный остров не приносит счастья всем»7. Вскры- вая кроющиеся за фасадом небоскребов и реклам противоречия ка- питалистического города, Драйзер говорит о людях, сломленных жиз- ненной борьбой, он видит в них олицетворение трагедии острова, трагедии капиталистического общества. И то, что «свершилась трагедия острова»8 (курсив мой. — ЯЗ.), глубоко беспокоит писате- ля. Представляет интерес само построение очерка. Он начинает- ся со ссылки на нью-йоркскую ежедневную газету. Эпиграфом к рассказу служит обычный газетный факт: в реке найден труп чело- века. И затем автор описывает остров, омываемый многими реками, подразумевая под ним остров Манхеттен, на котором расположен Нью-Йорк. Писатель говорит о том, что в водах, окружающих остров, находят свою смерть те, кто потерпел поражение в жизненной схват- 1 Опубликован в «Harper's Weekly» в декабре 1902 г. 2 Опубликован в «Tom Watson's magazine» в марте 1905 г.* 3 Опубликован в «Tom Watson's magazine» в июле 1905 г. 4 Опубликован в «Тот Watson's magazine» в июне 1906 i\ 5 Опубликован в «The American magazine» в феврале 1912 г. 6 Th. Dreiser. The Color of a Great City. N. Y., 1923, pp. 278, 279. 7 Ibid., p. 285. 8 Ibid., p. 287.
ке, кто изведал действие законов этого острова. В водах, окружаю- щих остров, кончают свой путь «не один, не десять, не двадцать, а сотни и сотни... Они доказали бессердечность острова красоты». Такая концовка делает острую публицистичность очерка жизненной и убедительной. На четырех страницах журнального текста показа- но, что за внешним блестящим фасадом американской действитель- ности скрываются многие сотни человеческих трагедий, порожда- емых этой действительностью. Гуманизмом проникнуты другие произведения Драйзера. При- сущ он и небольшому очерку с характерным названием «Колыбель слез». Название рассказу дала детская кроватка, выставленная у дверей приюта для младенцев. Страшна судьба бедных матерей — они не могут воспитать своих детей из-за «нищеты, которая пре- вращает эту маленькую детскую кроватку в колыбель слез»1 . И сно- ва Драйзер говорит о трагедии простого человека Америки, которо- го нужда заставляет отказываться от самого дорогого в жизни. Писатель не ограничивается простым описанием факта. На этот раз он призывает к изменению существующего порядка вещей. «Можно найти ответ на многие Жизненные вопросы, — утверждает он, — ес- ли только мы захотим для этого переделать себя, общество, весь существующий строй»2. Этим призывом заканчивается очерк, и здесь Драйзер находит форму естественного перехода к боевому публицистическому призыву. Умелое сочетание боевой публицистич- ности с мастерски сделанными зарисовками с натуры характерно для творческой манеры Драйзера-очеркиста. В очерке «Путевой обходчик» Драйзер стремится раскрыть причины, заставляющие людей браться за эту тяжелую, сопряженную с постоянным риском и к тому же плохо оплачиваемую работу. Отвергая утверждения об умственной отсталости и природной по- рочности людей физического труда, Драйзер приводит пример сво- его знакомого рабочего, который не пил и даже не курил. Отец трех детей, в поисках работы он пришел на железную дорогу, стал путевым обходчиком, трудился за нищенскую плату и, как многие его предшественники, попал под поезд. Едва успели унес- ти изуродованное тело обходчика, как был уже нанят другой, жаж- дущий работы. И этого человека ждет, вероятно, такая же печаль- ная судьба. 1 Th. Dreiser. The Color of a Great City, Boni a. Liveright, p. 242. 2 Ibid.
Драйзер-очеркист не боится называть цифры, скорее, его пугает голословность и декларативность. И цифры в его очерках помогают лучше понять судьбы людей. В очерке «Рождество в ночлежках» речь идет о немце Зорге и его семье. Они занимаются обработкой перьев для шляп. Зарабатывают 17 долларов в неделю на семью, которая состоит из четырех человек. Из этой суммы 3 доллара уходят на квартиру, 6 — на одежду, пищу, отопление, освещение, 3 доллара семья откладывает. Но все эти сбережения быстро тают: одну часть поглощают болезни, другую, более со- лидную часть — безработица. Для праздничного обеда на рождество они покупают кости по 12 центов за фунт. Такова арифметика бед- ности, хорошо знакомая и понятная Драйзеру. Острота наблюдений и выводов сближает очерки Драйзера с боевыми памфлетами Джека Лондона, которые печатались в социа- листической прессе, и попытка Драйзера издать книгу рассказов «Идилии бедных» с помощью социалистов не случайна. Драйзера сближала с социалистами общность идейных позиций, общность критического отношения к американской действительности. Сарказ- мом по отношению к буржуазной Америке пронизан очерк «Во тьме», опубликованный в социалистической газете. Поздней ночью перед парадным подъездом одной из редакций нью-йоркских газет собра- лась толпа в 200—300 человек. Это люди, жаждущие получить работу. Они стремятся первыми достать выходящие из печати номера газеты, прочитать там объявления о найме на рабсту, с тем чтобы быть пер- выми у дверей нанимателей. Они имеют право просить первыми по- тому, что они пришли первыми. Драйзер гневно заключает: «Благо- родная привилегия!» (X, 375). В очерке с болью говорится о пропасти между миром этих несчастных людей и миром богатых, который в рассказе олицетворя- ет солидно зарабатывающий журналист. Он «проходит мимо, направ- ляясь в этот час Домой. Какой контраст! — с горечью заключает Драйзер. — Какая пропасть между ним и всеми этими людьми!» (X, 375). Еще ближе Драйзер-журналист к социалистическим позициям в рассказах, где он пытается найти своего положительного героя, и в пьесе «Девушка в гробу». Правда, первым рассказам, где начинаются поиски образа чело- века, противостоящего порокам американской жизни, свойственны филантропические нотки («Патриарх» и «Тот, кто служит человеку»). Но отнюдь не проповедь филантропии, а гуманизм — главное в этих рассказах. Героев этих рассказов отличает прежде всего глубокое
сочувствие к жизни простого народа, к униженным и оскорбленным. Тот, кого писатель называет «настоящим патриархом», отказался от участия в политической жизни Америки, остался, как он сам говорит, честным. «Его особенным вниманием пользовались нищие, больные, вдовы, сироты, сумасшедшие, — словом, обездоленные всякого ро- да»1,— пишет Драйзер. «Глубокая любовь к людям, — подчеркива- ется в рассказе, — была его отличительной чертой»2. Эти же высо- кие человеческие качества присущи и Чарли Поттеру — главному действующему лицу рассказа «Тот, кто служит человеку». Этот ге- рой Драйзера считает себя «довольным человеком» — его удовлет- воряет служение на благо человека, он видит свой долг в том, что- бы помогать бедным людям. Чарли Поттер гуманно и человечно отно- сится к неграм. Он даже удочерил девочку-негритянку. Ни Чарли Поттер, ни «Патриарх» не исчерпывают положительных идеалов писателя. Подчеркивая их честность и преданность простому наро- ду, он противопоставляет их образы миру обывателей и мещан. Этих людей Драйзер не выдумал, а нарисовал с натуры, так же как оби- тателей ночлежек и других героев своих очерков и рассказов этих лет. Прототипом патриарха послужил отец жены писателя Арч Херн- дон Уайт. Рассказ «Тот, кто служит человеку» Драйзер написал под впечатлением встречи с рыбаком в штате Кеннектикут в 1901 году. Драйзер, однако, сумел разглядеть в американской жизни не только чудаковатых филантропов, но и рабочих-социалистов, и ра- бочих-вожаков— борцов за дело рабочего класса. Им посвящены рассказ «Мэр и его народ» и пьеса «Девушка в гробу». Писатель восхищается Красотой и силой духа людей физичес- кого труда, людей-созидателей, таких, как Могучий Рурк из одно- именного рассказа. Рассказ «Мэр и его народ» и пьеса «Девушка в гробу» свиде- тельствуют о близости идейной позиции Драйзера к социалистам и о erb интересе к рабочему движению. В начале, XX века американский рабочий класс показал ряд заме- чательных примеров мужественной борьбы за свои права против наступления монополий на жизненный уровень трудящихся. В 1902 году в забастовке пенсильванских горняков участвовало 150 ты- сяч шахтеров, в 1904 году — забастовка горняков западных штатов, 1 Т.Драйзер. Собр. соч., т. X. М.— Л., 1928—1930, стр. 411. 2 Там же, стр. 411—412.
в 1905 году — забастовка грузчиков и возчиков в Чикаго, в январе 1912 года — забастовка текстильщиков в Лоренсе, в которой участ- вовали 23 тысячи рабочих, в 1913—1914 годах — забастовка горняков в Колорадо. Это говорило о росте классовой сознательности амери- канских рабочих. Необходимо отметить, что эти забастовки проводи- лись вопреки предательской политике Гомперса и других лидеров Американской федерации труда (АФТ). Усилению и обострению классовой борьбы рабочих США не соот- ветствовала степень их политической и профессиональной организа- ции. Достаточно сказать, что большинство рабочих США не состоя- ло даже в профсоюзах. Так, в 1914 году в профсоюзах состояло ме- нее 2 миллионов рабочих, причем наиболее квалифицированных и высокооплачиваемых рабочих. К тому же во главе этих немно- гочисленных профсоюзов стояли представители рабочей арис- тократии— приказчики буржуазии, предававшие интересы рабо- чего класса. Предательской деятельности АФТ пытались противопоставить себя такие боевые, но малочисленные рабочие организации, как Западная федерация горняков (ЗФГ), пока во главе ее стоял Билл Хейвуд, Индустриальные рабочие мира (ИРМ), левое крыло социалистической партии. ЗФГ провела забастовку горняков запад- ных штатов в 1904 году, ИРМ провели увенчавшуюся победой рабо- чих забастовку текстильщиков в Лоренсе. Отсутствие в Соединенных Штатах массовой рабочей партии приводило, однако, к тому, что рабочие в большинстве случаев служили орудием махинаций и жульничества боссов двух буржуаз- ных партий. Важнейшим проявлением слабости американского рабочего дви- жения была его идеологическая отсталость. Социалистическое движе- ние в США было раздроблено и оторвано от рабочего движения. Существовали две социалистические партии — социалистическая партия во главе с Дебсом, в которой видную роль играли Хилкуит и другие оппортунисты, и социалистическая рабочая партия Де Леона, погрязшая в сектантстве. Оформлявшееся уже в то время левое крыло рабочего движе- ния было ослаблено своими анархо-синдикалистскими тенденциями. Это прежде всего относится к ИРМ. Индустриальные рабочие мира были организованы в 1905 году. Их вождь и вдохновитель Билл Хейвуд впоследствии стал одним из организаторов Компартии США. ИРМ провели ряд славных боев с американской буржуазией.
Русская революция 1905 года оставила значительный след и в аме- риканской общественной и политической жизни. Ее приветствовали видные деятели ИРМ. Лучшие американские писатели были вдохнов- лены этими событиями. Они стремились учиться у Горького мастер- ству изображения действительности в ее революционном развитии. Крупным произведением социалистической литературы явился роман «Железная пята». Высоко оценил этот роман У. 3. Фостер. Критикуя оппортунизм и политическую незрелость социалистических партий США в начале XX века, Фостер писал: «Джек Лондон при всех своих слабостях, прекрасно понимал это. В своей «Железной пяте» он в общих чертах предсказал появление фашизма и ту острую борь- бу, которая потребуется для его преодоления»1. В «Железной пяте» есть элементы революционной романтики, но в ней отсутствует кар- тина конкретно-исторических условий американской действительнос- ти* того времени. Т. Драйзер также сделал несколько попыток изобразить в своем творчестве деятелей американского рабочего движения. Драйзер был знаком с деятелями социалистического движения. Особые симпатии он питал к руководителю ИРМ Биллу Хейвуду. Интерес к рабочему движению и сочувственное отношение к нему, а Драйзер выявил эти моменты в первом же своем романе «Сестра Керри», всегда были важной стороной его творческих интересов и устремлений. Анализируя, как изображены рабочие и рабочее движение в произведениях Драйзера, можно выявить существенные особенности его мировоззрения и творческога метода этого периода. В журнале «Иэрас мэгазин» в июне 1903 года Драйзер опубли- ковал рассказ «Мэр и его народ». Впоследствии, в 1918 году, этот рассказ был включен в сборник «Двенадцать мужчин». Рассказ посвя- щен рабочему-социалисту, избранному мэром города. Сам по себе выбор такого героя свидетельствует о том, насколько внимательно Драйзер следил за успехами социалистов. Дело в том, что за год до опубликования рассказа —в 1902 году— Социалистическая пар- тия США добилась крупных успехов на выборах в местные органы власти, и М. Хилкуит — один из видных деятелей и историков рабочего движения в США, в книге «История социализма в Соеди- ненных Штатах», опубликованной в Америке одновременно с расска- зом Драйзера в 1903 году, писал: «В прошлом году (1902) партия избрала своих кандидатов в мэры Броктона* и Хеверхилля, двух горо- У. 3. Фостер. Закат мирового капитализма. М., ИЛ, 1951, стр. 151.
дов в штате Массачузетс, занимающихся механическим производ- ством, а также в городах Шебойгане (шт. Уисконсин) и Энеконде (шт. Монтана)»1. Рассказ Драйзера был, таким образом, очень опера- тивным и чутким откликом на этот успех социалистов, который и породил одну из первых попыток писателя создать образ положи- тельного героя — борца за народное дело. Герой рассказа — промышленный рабочий на сапожной фабрике, он «умел выполнять только часть операций, необходимых для изго- товления обуви». Этот человек из народа, избранный мэром, защищал права народа от притязаний монополий. Он начал свою деятель- ность с «организации клуба для изучения и пропаганды социалисти- ческих идей» (X, 331). Как кандидата социалистов его избрали мэром, и он пытался проводить политику борьбы с монополиями и даже до- бился в этой борьбе некоторых успехов, но в конце концов монопо- листы устранили его. Мэру удалось заставить газовых монополистов пойти на неко- торые уступки, но при попытке повести борьбу с железнодорож- ными магнатами он оказывается побежденным. Монопольные владыки Америки возмущены самой возмож- ностью оппозиции их произволу даже в небольшом городке. Итоги очередных выборов предрешены: голоса подкупленных служащих железной дороги, которых специально в день выборов доставили в город, приносят поражение мэру-социалисту. Драйзер так опи- сывает эту избирательную кампанию: «...на стороне, враждебной мэру, стояли потерпевшие в прошлый раз поражение местные ор- ганизации обеих больших партий и железнодорожная компания. Она-то, непримиримая в своей злобе, и позаботилась о том, чтобы сплотить местных демократов и республиканцев и создать мощную оппозицию. Все средства были пущены в ход: газеты подкуплены, большое число железнодорожных служащих временно переселено в город для того, чтобы они могли здесь проголосовать; этой мест- ной избирательной кампании всячески старались придать значение общегосударственное. В последние недели перед выборами борьба приняла особенно ожесточенный характер. И деньги победили. Пять тысяч четыреста голосов было подано за мэра. Пять тысяч четыреста пятьдесят — за кандидата оппозиции, который принад- лежал к той же партии, что и победивший кандидат в президенты» Цит. по русскому переводу: М. X и л к у и т . История социализма в Соединенных Штатах. Перевод с 4-го американского издания. СПб., 1907, стр. 267.
(X, 349). Драйзер, таким образом, предельно ясно показывает аме- риканскую буржуазную демократию в действии — и демократы и республиканцы служат железнодорожной компании, так же как, впрочем, и нефтяной и угольной, как служат всем монополиям. Положительный герой Драйзера не только мэр, но и его народ. Мэр-социалист и его народ противостоят монополистической Аме- рике. Правда, мэр-социалист в своей программе стремится лишь к борьбе за экономические права рабочих, за реформы. Характерно, что Драйзер, назвав в первой части рассказа организацию социа- листов в городе «клубом для изучения и пропаганды социалисти- ческих идей», в дальнейшем называет ее клубом реформаторов (X, 348). В рассказе «Мэр и его народ» сюжет строится на раскрытии одной стороны жизни героя — общественной, и это не случайно. Мэр привлек внимание Драйвера твердостью духа в борьбе за со- циальную справедливость. Этот человек отличался от своих со- граждан прежде всего особым пониманием своего общественного долга. Еще больше он отличался от буржуазных политических де- ятелей, которых хорошо знал Драйзер, — он «остро чувствовал, каким злом является столь резкое в нашем обществе и вовсе не выз- ванное необходимостью социальное неравенство и как важно напра- вить все усилия на то, чтобы уменьшить пропасть между неоргани- зованной и невежественной нищетой и колоссальным богатством, находящимся в руках у людей, которые мало того, что сами не тру- дятся, но считают, что так и быть должно» (X, 334). Эти качества борца за народное счастье и привлекали писателя. В рассказе он стремится обрисовать мэра не как исключительного человека, а как необычного для Америки политического деятеля. И этот подход выявляется в портрете мэра — «высокая, не меньше шести футов, а в остальном вполне ординарная фигура, худощавое молодое лицо, спокойные, серые с чуть заметной голубизной глаза», — все это «меньше всего отвечало обычному представлению о важном полити- ческом деятеле, да еще заслужившем столь широкую известность» (Х-, 334). К тому же мэр не обладает «ни большой тонкостью ума (врожденной или выработанной воспитанием), ни особой проница- тельностью». ' Внешний вид мэра ординарен, нет у него и выдающихся спо- собностей, и если он тем не менее оказывается человеком незауряд- ным, выдающимся, то происходит это в силу его благородных идеалов. Драйзер умело сосредоточивает внимание читателя на главном и
самом существенном в образе мэра — на его политической програм- ме, на его борьбе за улучшение жизни и прав рабочих. Й если каж- дый его. шаг вызывал особый интерес в народе, то это объяснялось не его личным обаянием, не его исключительными способностями, а тем, что он служил не господствующему, а угнетенному классу. «По альбомам вырезок и конвертам, до отказа набитым передовица- ми и большими статьями из газет, выходивших во всех уголках стра- ны от Флориды до Орегона, можно было судить, что в это время и в предшествующие годы каждый его шаг вызывал в народе особый интерес. Было совершенно ясно, что один класс настороженно сле- дит за ними, шпионит и отвергает его, а другой приветствует, одоб- ряет и поощряет» (X, 351). Наиболее выдающаяся отличительная черта мэра — его отноше- ние к людям и. обществу, его преданность интересам народа, его решимость нести борьбу против корпораций и монополий. Гуманизм мэра существенным образом отличается от альтруизма «настоящего патриарха» и Чарли Поттера. Гуманизм мэра основывается не на сострадании, а на попытке осознать законы развития общества и изменить их. Мэр потерпел поражение в борьбе с корпорациями. «Что касает- ся тех перемен, за которые он боролся, то, — считает Драйзер, — мо- жет быть, они наступят очень скоро. А, может быть, еще не так скоро» (X, 354). Рассказ «Мэр и его народ» — существенный и характерный мо- мент в творческой биографии писателя. Драйзер показал нового ге- роя— гуманиста и борца за народное дело. К теме рабочего класса Драйзер обратился снова в пьесе «Девуш- ка в гробу», опубликованной в 1913 году в журнале «Смарт сет», Она написана в обстановке подъема забастовочного движения в 1911—1913 годах. В 1912 году в Лоренсе была проведена под руководством ИРМ во главе с Биллем Хейвудом крупная забастовка текстильщиков. Благодаря проводимой Хейвудом решительной политике защиты ин- тересов рабочих, несмотря на жесточайший террор и преследования властей и предпринимателей, несмотря на саботаж реакционного объединенного союза текстильщиков, входившего в АФТ, забастовка увенчалась победой рабочих1. На материале этого героического 1 См. об этом в кн.: И. И е л н. Из истории забастовочного движения в США, М., ИЛ, 1950, стр. 22, 160—186.
выступления американских рабочих написана «Девушка в гробу», Драйзер писал, что в лице главного героя этой пьесы он хотел изо- бразить Билля Хейвуда, боевого вождя рабочих. Пьеса, в которой был создан образ революционного рабочего вождя Фергюсона, была важным для Драйзера шагом в поисках положительного героя. Драй- зер вновь выступил на стороне рабочих против монополий. Рабочий Магнет — один из героев пьесы «Девушка в гробу» — го- ворит: «Если йы хотите увидеть в этом городе настоящую стачку, — для этого есть только один путь — остановить ткацкие станки. Начните с основания лестницы и выведите красильщиков и ткачей. Бросьте тратить вашу энергию на этих рабочих-джентльменов, кото- рые получают большие хорошие ставки в профсоюзах, а обратитесь к тем беднягам, которые голодают так долго, что забывают о своем голоде»1. «Рабочим-джентльменам» Драйзер противопоставляет подлинно- го выразителя интересов рабочих, организатора забастовок Фергюсо- на. В пьесе возникает проблема классовой сознательности рабочих. На этом строится конфликт. У Магнета — одного из наиболее уважаемых рабочих города — умирает дочь, в которую влюблен Фергюсон. Потря- сенный личным горем, Магнет устраняется от участия в забастовке. Это грозит провалом стачки. Фергюсон, который также глубоко пере- живает смерть своей любимой, убеждает Магнета в неправильности его' позиции. Пьеса утверждает идею подчинения личных интересов общественным, интересам рабочего класса. Особенно ярко эта мысль воплощена в образе Фергюсона. «Мы с женой уже давно разошлись, — рассказывает он. — В противном слу- чае, я бы никогда не очутился здесь в домике рабочего-текстильщи- ка, всецело отдавая себя борьбе за победу забастовки. Я бы сидел в каком-нибудь номере гостиницы, часто бывал бы в обществе епис- копов, политиков и профессоров колледжей, пытаясь слатать мир между владельцами фабрики и забастовщиками. Я бы носил медаль, и у меня было бы много денег на счету в банке. Я бы раболепство- вал перед леди и джентльменами. Они бы не ненавидели меня так, как сейчас, — они бы только пренебрежительно относились ко мне. У меня бы не поднялся язык против министра. Ну, а когда бы я пил шампанское и ел в лучших ресторанах, я бы делал это потихоньку. Меня бы не травили газеты — они бы хвалили меня. Я бы не был не- годяем: анархистом, головорезом — революционером. Я был бы рес- 1 Th. Dreiser. Plays of the Natural and Supernatural. N. Y., 1916, p. 32.
пектабельным рабочим вождем, вот кем бы я был, оставшись с женой. Может быть, вы думаете, мне лучше было бы остаться с ней? (он през- рительно смеется). Многие согласились бы с вами (Магнет делает про- тестующий жест, но Фергюсон не обращает внимания). Ну, я не остал- ся с ней, я бросил ее»1. Жена Фергюсона, с которой он разошелся, олицетворяет буржуазное благополучие, противное его характеру. В образе Фергюсона запечатлены многие качества революционно- го вождя рабочего класса, непримиримого по отношению к предпри- нимателям и их агентам в рабочем движении, беззаветно преданного делу трудящихся. Благодаря образу Фергюсона пьеса приобрела боль- шую политическую остроту. Прямым призывом к непреклонной борь- бе за права рабочего класса звучали слова Фергюсона: «Пока я смогу жить, чтобы бороться за этих бедняг, я буду бороться за них... В жизни можно убить и похоронить мое счастье, но нельзя убить и похоронить мое дело»2. В политической борьбе Фергюсон вырастает и как личность. Общественное и личное для него неотделимы. Это человек великого дела, личность большого масштаба. Благородство и духовная чистота характеризуют и его личную жизнь. Богатство внутреннего мира раскрывается и в твердости, с которой он защищает интересы рабо- чих. В его характере вместе с тем выявляются анархические и даже индивидуалистические черты. «Когда-то было время, и я думал, что другие должны чувствовать то же самое, но я преодолел это... — рас- суждает Фергюсон. — Есть одна вещь, которая всегда помогает мне перенести это. Если не на кого больше рассчитывать в этом мире, я всегда могу рассчитывать на себя самого»3. Автор сам здесь остается на позициях Фергюсона. Он придает его образу некоторые черты исключительности, роднящие его с Эвергардом из «Железной пяты» Джека Лондона. В пьесе «Девушка в гробу» Драйзер следует своему кредо, изло- женному позднее в книге очерков «Путешественник в сорок лет», и вновь обращается к изображению жизни промышленного города, нищеты и страданий рабочих, их борьбы. «Но есть одна вещь, кото- рую я никогда не забываю, Магнет, — говорит Фергюсон, — не- счастье гораздо легче перенести, когда на вас есть одежда, чтобы прикрыть спину, и достаточно пищи, чтобы удержать душу в теле. 1 Th. Dreiser. Plays of the Natural and Supernatural, pp. 51—52. 2 Ibid. 3 Ibid.
Когда я в разгар зимы прихожу в город и застаю двадцать пять тысяч людей на грани замерзания и голодной смерти, я вспоминаю время, когда моя собственная мать ходила голодная и холодная, и мне ка- жется, что для меня невелика разница, счастлив ли я или нет»1. Эти размышления близки и понятны Драйзеру-гуманисту, всегда глубоко ощущавшему свою связь с народом. Пьеса «Девушка в гробу», как и рассказ «Мэр и его народ», сильна своей высокой публицистической заряженностью. По сравне- нию с мэром Фергюсон очерчен более всесторонне. Драйзер стремит- ся не только показать Ферпосона в общественной деятельности, но и глубже раскрыть его духовный мир. Публицистичность образов мэра и Фергюсона вполне объяснима. Причиной ее в первую очередь была новизна и острая злободневность жизненного материала, с которым писатель сталкивается и который ему пока еще трудно дается. Нельзя упускать из виду и особенности творческой индивидуальности Драйзера как писателя. Фергюсон многим отличается от мэра. Если последний уповал на победу на выборах и действовал, так сказать, в рамках буржуаз- ной законности, то Фергюсон презирает эти законы и преступает их, интересы рабочих для него выше любых установлений буржуазного общества. И в этом смысле он делает шаг вперед по сравнению с мэром. Различны и их характеры. В отличие от мэра Фергюсон— чело- век исключительный и по своим способностям, и по манере поведе- ния. Он не будничен, а героичен. Вместе с тем в образе Фергюсона заключено серьезное противоречие — это сильная личность, которая стремится служить массам, но мыслит и действует во многом индиви- дуалистически. В недоверии к возможностям рабочих масс постоять за себя проявилась особенность положительной программы Драйзе- ра — писатель, несомненно, сочувствовал борьбе пролетариата и желал ему победы, но рассматривал ее подчас с индивидуалистических пози- ций. На отношении писателя к образу положительного героя-борца сказалось влияние буржуазных теорий, в частности Спенсера. В ре- зультате, выступая против индивидуализму, создавая образы бор- цов против существующего строя, он тем не менее и на себе испы- тывает воздействие индивидуалистической идеологии. Не случайно, что Фергюсон (в меньшей степени это относится к мэру) ни разу не высказывает своего мнения о социализме. В этом смысле он лишен 1 Th. Dreiser. Plays of the Natural and Supernatural, pp. 51—52.
той одухотворенности социалистическими идеалами, которой проник- нут образ Эвергарда из романа «Железная пята» Джека Лондона. Пьеса Драйзера была заметным явлением в американской дра- матургии. Ее несколько раз ставили так называемые маленькие театры, которые возникали в 10-х годах XX века как протест пере- довой американской общественности против коммерческого развлека- тельного театра, высмеянного Драйзером в «Сестре Керри». В 1921 го- ду пьесу «Девушка в гробу» поставило объединение провинстуанских актеров1, в деятельности которого в свое время участвовали Джон Рид, Майкл Голд и другие передовые писатели и драматурги. Одним из создателей этого театра был Юджин О'Нил, который начал свою драматургическую деятельность в 1913—1914 годах. Первые одноакт- ные пьесы О'Нила, как и «Девушка в гробу» Драйзера, посвящены жизни американского рабочего класса. Эти пьесы О'Нила и пьеса Драйзера «Девушка в гробу» были почти одновременно опубликова- ны в журнале «Смарт сет», сыгравшем видную роль в пропаганде реалистической драматургии. Драйзера, как и Юджина О'Нила, при- влекали формальные поиски в театре, которые сказались на его после- дующих пьесах, вошедших в сборник «Пьесы естественные и сверхъ- естественные» (1916), и на пьесе «Рука гончара» (1918). В отличие от Юджина О'Нила, попавшего в 20-х годах под влияние фрейдизма и утонувшего в формалистических поисках, Драйзер сумел сравни- тельно быстро преодолеть их влияние, связанное с общим обостре- нием противоречий в его творчестве и мировоззрении в середине 10-х годов, о чем речь пойдет ниже. «Девушку в гробу», которую сам Драйзер считал радикальной пьесой, с интересом встретили в кругах социалистической интелли- генции (Письма, т. I, стр. 302—305). Поиски положительного героя привели Драйзера к левому крылу рабочего движения США. От клуба реформаторов в рассказе «Мэр и его народ» в стан стачечников Лоренса — таков путь долгих исканий Драйзера. Он увидел положительного героя в гуще борьбы за дело рабочего класса. В этом смысл и значение образа Фергюсона — рабо- чего-революционера. Не утратила своего смысла и актуальности эта пьеса и сегодня. В августе 1970 года «Девушку в гробу» поставили студенты универ- ситета на родине Драйзера в городе Терре-Хот. Постановка была при- 1 Провинстуанские актеры создали в 1У15 году свое объединение, включавшее драматургов, актеров и художников, они начали движение так называемых маленьких театров, оказавшее существенное воздействие на судьбы американ- ского театра.
урочена к празднованию 100-летия со дня рождения Драйзера, и выражено в ней было не только глубокое уважение американской мо- лодежи к памяти своего великого земляка, но и неподдельное и острое сочувствие и интерес к борьбе рабочего класса, к облику рабочего вождя, революционера-борца, который, к сожалению, не так уж часто появляется в произведениях современных американских писателей. Мэр и Фергюсон — образы необычных для Америки людей. Вы- деляются они и среди образов американцев, созданных Драйзером, прежде всего тем, что стремятся отдать свои силы борьбе за счастье своего класса — рабочих. Вместе с тем в трактовке героев-борцов наиболее ощутимо выяв- ляется положительная программа Драйзера, ее особенности и одно- временно ее противоречия. Гуманизм писателя одухотворяется симпа- тиями к рабочему движению, к борьбе за право народа на лучшую жизнь. Писатель страстно обличает монополии и корпорации и их агентов в рабочем движении. Осуждая предательство интересов ра- бочих правыми профсоюзными лидерами, создавая образ неподкуп- ного борца за народное дело, Драйзер сочувствует социалистическим идеям, но не принимает их в той, пусть и несколько ограниченной степени, в какой их принял Джек Лондон в годы работы над «Марти- ном Иденом» и «Железной пятой», остается,, во многом под сильным влиянием буржуазных теорий, что мешает ему правильно видеть перспективу развития общества, а впоследствии вызывает даже уг- лубление противоречий между остротой критики буржуазного мира и идеалистическим истолкованием путей развития общества в пер- вых романах «Трилогии желания» и в некоторых других его произ- ведениях 10-х годов. И чем глубже становилась критика Драйзером монополистической Америки, тем решительнее и острее она вступала в противоречие с буржуазными концепциями общественного развития. Дальнейшее развитие этого противоречия заставило Драйзера в кон- це концов отвергнуть, а затем и гневно осудить индивидуалистичес- кую философию. Но путь Драйзера к познанию законов обществен- ного развития был сложным и нелегким, его поиски положительного героя, отразившиеся в рассказах и в пьесе, были началом этого пути. Высокий гуманизм Драйзера определил его интерес к мэру-социа- листу и боевому вождю стачечников Ферпосону. Эти гуманистичес- кие позиции глубокой заинтересованности в судьбах народных масс усилили критический накал в романах «Дженни Герхардт», «Финан- сист», «Титан», «Гений», над которыми писатель работал в 10-е годы.
«ДЖЕННИ ГЕРХАРДТ» В 1911 году вышел второй роман Драйзера—«Дженни Герхардт». Над романом Драйзер начал работать еще зимой 1901 года, написав к лету 1901 года две трети романа, затем в течение полутора лет он работал над этим текстом. Тогда роман получил условное назва- ние «Грешник». Из-за травли реакционной критики он не мог тогда продолжить работу над ним, и только в 1910 году, после ухода из журнала «Дилиниэйтор» он вернулся к этой рукописи, которую за- вершил в декабре 1910 года. После доработки в 1911 году роман был издан1. Опубликовав эту книгу, Драйзер вновь бросил вызов буржуаз- ной Америке — он продолжал идти по пути, намеченному «Сестрой Керри». У романов «Сестра Керри» и «Дженни Герхардт» на первый взгляд много общего — в этих произведениях Драйзер обращается к судьбе девушки из трудовой семьи в капиталистической Америке, прототипами героинь были и в том и в другом случае сестры Драйзе- ра. Рассказывая о Керри и Дженни, писатель, однако, показывает разные стороны американской жизни. Керри поднялась сравнительно высоко по социальной лестнице, но растеряла свои лучшие моральные качества. Дженни сохранила высокие душевные достоинства, но не только не достигла высот буржуазного общества, а, наоборот, стала его жертвой. Различны были судьбы и героинь, и их прототипов. Прототипами Дженни послужили сестры Драйзера Мэри Франсис и Сесилия. Мэри Франсис, старшая сестра писателя, которую дома звали Мейм, стала любовницей видного юриста и местного политика в городе Терре-Хоте тот бросил ее, узнав о том, что она беременна. Он вручил Мейм сто долларов, адрес врача и посоветовал сделать аборт. Узнав, что этот врач умер, Мейм поселилась у матери и родила мертвого ре- бенка. Младшая сестра Драйзера Сесилия, которую дома звали Сильвией, попала в аналогичную историю через пять лет. Ее лю- бовник, узнав, что Сильвия беременна, уехал из города, а его род- ственники отказали ей в помощи. Снова, как и Мейм, Сильвия См. статью: Donald Pizer. Dreiser's novels: The editorial problem. «The Library Chronicle», vol. XXXV11I. Winter 1972, № 1, pp. 19—20.
переехала к матери, которая обратилась за помощью к старшим дочерям Мейм и Терезе, жившим в Чикаго. Мейм написала письмо Эмме, переехавшей к этому времени в Нью-Йорк. Эмма приняла у себя Сильвию, которая родила в Нью-Йорке мальчика и тут же отправила его на воспитание к своей матери. Теодору Драйзеру в это время было шестнадцать лет, и он болезненно переживал эту историю. Таким образом, сестра Драйзера, послужившая одним из прото- типов Дженни, в тяжелую минуту жизни, когда она ждала ребенка, а любимый ею человек ради сохранения положения в обществе бросил ее, вынуждена была обратиться за помощью к сестре, по- служившей прототипом Керри1. Сближает романы «Сестра Керри» и «Дженни Герхардт» тема столкновения человека из народа с буржуазной прозой жизни, с буржуазной Америкой. И в том и в другом романе это столкновение оказывается трагическим, губительным для лучших человеческих качеств героинь Драйзера. Их трагедии различны: Керри, утратив все иллюзии, завоевав место под солнцем, не сумела осуществить свою мечту — стать настоящей актрисой, Дженни же была брошена любимым ею и любившим ее человеком только потому, что она при- надлежала к другому кругу общества, к другому социальному клас- су. Острота социального видения писателя в «Дженни Герхардт» в этом смысле возрастает. В романе «Дженни Герхардт» изображена трагедия человека лз трудовой семьи, обладающего большой силой чувств. «Дженни Герхардт»—это тоже своего рода идиллия бедных. Роман близок к тем рассказам и очеркам писателя, которые он посвятил описанию жизни простых людей Америки и которые он хотел объединить в книгу под названием «Идиллии бедных». В то же время замысел романа был связан с поисками образа положительного героя. Сила романа — в утверждении моральной чистоты и высоты женщины из * народа — Дженни Герхардт — ив отрицании буржуазного об- щества с присущей самой его природе аморальностью. В «Дженни Герхардт» проявилась новая сторона творческой манеры Драйзера — теплый лиризм в обрисовке характера Дженни. Она, рассказывает Драйзер, «обладала чудесным мягким характером, всю прелесть которого не выразишь словами.; Бывают такие редкие, 1 R. Н. Elias. Theodore Dreiser, pp. 18—19.
особенные натуры, которые приходят в мир, не ведая зачем, и ухо- дят из жизни, так ничего и не поняв. Жизнь всегда, до последней минуты, представляется им бесконечно прекрасной, настоящей страной чудес, и если бы они могли только в изумлении бродить по ней, она была бы для них не хуже рая. Открывая глаза, они видят вокруг совершенный мир, который им так по душе: деревья, цветы, море звуков и море красок. Это — их драгоценнейшее на- следство, их лучшее богатство. И если бы никто не остановил их словами: «Это мое» — они, сияя счастьем, могли бы без конца стран- ствовать по этой земле с песней, которую когда-нибудь услышит весь мир» (II, 17). Человеком бескорыстным, мягким, добрым, на- деленным светлыми чувствами предстает здесь Дженни. Писатель прямо называет то, что мешает свободному проявлению ее богатой души, что попирает бескорыстие, честность, доброту человека. Это — мир собственников, девиз которого — «это мое/. Дженни отличается от героини первого романа Драйзера Керри неспособностью пере- нять повадки мира стяжателей. «У нее была врожденная склон- ность к самопожертвованию,— говорится в романе.— Вовсе не просто было бы привить ей тот житейский эгоизм, который помогает уберечься от зла» (II, 80). Показывая врожденное благородство Дженни, писатель мастерс- ки воссоздает картину, исполненную жизненной правды, когда ут- верждает социальную обусловленность грехопадения Дженни. Соб- ственно, грехопадения и не было, было лишь нарушение буржуаз- ных норм морали. Драйзер отрицает эту буржуазную лицемерную мораль—Дженни нарушила ее нормы под давлением бедственного материального положения, но при этом не покривила душой, а ос- талась верна велению своего сердца. Да, Дженни искренне и глубо- ко любила сенатора Брэндера, а впоследствии и Лестера Кейна, и тем не менее на отношения с ними существенно повлияли выпав- шие на долю Дженни тяжелые жизненные испытания. Ее брату грозило тюремное заключение, и, чтобы выручить его, она пошла к сенатору Брэндеру. Ее отец обжег себе руки, получил тяжелое увечье, семья осталась без средств к существованию, и Дженни обращается к Лестеру Кейну. Дженни оказывается выше и Брэн- дера, оставившего ее ради развлечений в Вашингтоне, и Лестера Кейна, который отказался от нее, не решившись пожертвовать своим положением в обществе. Драйзер показывает себя тонким знатоком человеческой души, раскрывая отношение Дженни к Кейну и Брэндеру и их отношение
к Дженни. Нельзя сказать, что они не любили Дженни. Нет, они любили, любили даже искренне и сильно, но, и полюбив ее, они оставались верны обычаям своего круга, классовым предрассудкам, тогда как ее любовь была глубже и проникновеннее. Лестер Кейн, отмечает Драйзер, «безусловно дорожил ею, хоть и не мог вырвать- ся из замкнутого круга условностей того мира, в котором был воспитан, однако любил ее не настолько, чтобы наперекор мнению света обвенчаться с ней по той простой причине, что он выбрал се- бе жену по душе» (И, 202). И Брэндер, и Лестер Кейн — по-своему честные, неплохие люди, но они остаются людьми своего класса, не могут порвать с ним ради любви и из-за предрассудков уро- дуют жизнь Дженни. В первом варианте романа Лестер женился на Дженни, но, по- чувствовав, что этот сюжетный ход нарушает логику развития ро- мана, Драйзер решил внести в текст изменения. «Я убежден,— пи- сал он Фремонту Райдеру, прочитавшему рукопись «Дженни Гер- хардт», — что одна из причин отсутствия остроты заключается в том, что Лестер женится на Дженни. При переработке я не соби- раюсь разрешить ему делать это» (Письма, т. I, стр. 103). Писатель не мог разрешить Лестеру жениться на Дженни, по- тому что это нарушало логику развития его характера, снимало бы конфликт между чувствами Лестера и его приверженностью к обы- чаям мира богатых — конфликт, который определяет в конечном счете и все развитие сюжета романа. Именно заботясь о сохране- нии остроты книги, отражавшей остроту жизненных конфликтов, Драйзер и сделал исправления в рукописи «Дженни Герхардт». Сила реализма Драйзера в том и заключается, что он не де- кларативно, а жизненно и правдиво рисует тяжелую судьбу бла- городной и честной натуры, павшей жертвой бесчеловечных законов буржуазного мира. Создание глубокого и правдивого образа Дженни Герхардт — большое завоевание Драйзера-реалиста, свидетель- ствующее о подлинной народности его творчества. Образы капиталистов в «Дженни Герхардт» интересны тем, что в романе показано, как этим людям чужды честность, совесть лишь потому, что они действуют по законам своего класса. В лице Арчибальда Кейна Драйзер пытается создать образ «честного ка- питалиста». «Арчибальд Кейн,— говорит писатель,—отец семейст- ва, нажил огромное состояние не каким-нибудь наглым или бес- честным способом, но благодаря тому, что сумел взяться за самое в то время нужное и потому выгодное дело» (II, 122). Но образ
честного и бескорыстного капиталиста не получился, не мог полу- читься у Драйзера. Сама классовая природа общественного положения Арчибальда Кейна заставляет его быть и бесчестным и корыстолюбивым, и он стремится принудить сына пойти наперекор своему чувству ради умножения своих богатств, своих капиталов. Интересны характеры Кейнов — братьев Роберта и Лестера. Роберт поглощен бизнесом, холоден и расчетлив. Лестер тоже пре- дан бизнесу, но обладает более глубокими и сильными чувствами. Он даже страдает, когда бросает Дженни, но страдает, конечно, по-своему. «Его терзала,— пишет Драйзер,— не отвергнутая, рас- топтанная любовь, а тягостное сознание вины, которое испытывает человек, зная, что ради низменного расчета он поступился добро- той, преданностью, чувством» (II, 295). Его угнетает необходимость подчиняться законам общества, к которому он принадлежит, но именно это общество воспитало в нем эгоизм, стремление поставить свои желания превыше всего. Это роднит Лестера Кейна с Кау- первудом из «Трилогии желания». «Быть сильным и ни в чем не изменять себе —такова была его жизненная философия, и он счи- тал ее превосходной» (II, 113),— таковы взгляды Лестера Кейна. В этих образах Драйзер зорко подмечает хищнические черты, кото- рые капиталистический мир прививает своим капитанам, эти черты он впоследствии воплотил в образе Каупервуда: Каупервуду при- сущ и холодный расчет Роберта Кейна, и необузданный эгоцент- ризм Лестера Кейна. Не случайно писатель называет Лестера Кей- на «дикарем, которому воспитание и среда придали известный лоск» (II, 112). В братьях Кейнах Драйзер подметил черты капиталистов новой формации. Отдельными штрихами, деталями, реалистическим фоном Драйзер говорит об изменениях в облике американского ка- питалиста, о росте корпораций, хотя бы таких, как «Каретный трест» Роберта Кейна, о зарождении монополий, о захвате ими в стране ничем не ограниченной власти. Реалистически обрисовано и бедственное положение людей тру- да в Америке. Драйзеру близки были переживания Герхардтов, он сам в детстве испытал нужду, и поэтому с такой нескрываемой симпатией и вместе с тем с таким знанием и пониманием их ли- шений описывает быт Герхардтов. Вот отец Дженни — стеклодув по профессии, он «потерял работу — такие превратности судьбы хорошо знакомы бедным труженикам, — и теперь с трепетом ветре-
чал каждое утро, не зная, что принесет новый день ему, его' жене и шестерым детям, ибо их хлеб насущный зависел от прихоти слу- чая...». Теперь Герхардт был совершенно беспомощен и сознавал, что положение его отчаянное: и нет доктора, и не выплачены про- центы по закладной, не говоря уже о том, что он задолжал мясни- ку и булочнику, которые, полагаясь на его безукоризненную чест- ность, верили ему в долг до последней возможности, — все это тер- зало и мучило его и мешало справиться со своим недугом» (II, 6—7). Все здесь' напоминает детство писателя. В еще большей степени это чувствуется в описании матери Дженни: «М-с Герхардт отнюдь не была малодушной женщиной. Она стала брать белье в стир- ку, когда удавалось найти клиентов, а в остальное время шила и чинила одежду, детей, собирала их в школу, стряпала, ухажи- вала за больным мужем, и, случалось, плакала... Кукуруза была дешевле всего. М-с Герхардт варила полный котел ее, и этой еды, чуть Ли не единственной, хватало на целую неделю. Каша из кукуруз- ной муки тоже была лучше, чем ничего, а если в нее удавалось подбавить немного молока, это было уже почти торжество. Жареная картошка считалась у Герхардтов самым роскошным блюдом, ко- фе— редким угощением. Уголь они подбирали, бродя с ведрами и корзинами по запутанным путям расположенного по соседству желез- нодорожного депо. Дрова добывались во время таких же походов на ближайшие лесные склады» (II, 7). В этом отрывке многое почти дословно совпадает с теми картина- ми детства, которые Драйзер нарисовал через двадцать лет в авто- биографической книге «Заря». И если вспомнить, что и самому Драй- зеру приходилось вместе со своими братьями и сестрами воровать уголь на железной дороге, то еще яснее станет глубокое и столь четко выраженное в «Дженни Герхардт» сочувствие униженным и оскорбленным и острое ощущение контрастов мира бедности и мира богатства. Часто считают, что «Дженни Герхардт» по сравнению с «Сестрой Керри» — шаг назад в творческой эволюции Драйзера, исходя из большей частью не высказываемого прямо положения, что сила реализма Драйзера з обличении, а в «Дженни Герхардт» меньше обли- чения, чем в других романах. Но это неверно. «Дженни Герхардт» — обличительный роман, но его отличает от других романов Драйзера не степень и сила обличения, а метод, способ обличения. «Дженни Герхардт» выделяется прежде всего своеобразием ха- рактера главной героини. Дженни Герхардт для Драйзера — образ
положительный. В том, какие оскорбления, лишения, трудности при- ходится испытать Дженни ради сохранения своего человеческого достоинства, содержится объективно не менее острое обличение того общественного порядка, который, изуродовав жизнь Дженни, оказал- ся не в состоянии изуродовать ее душу. Сила романа — в изобра- жении своеобразной и благородной натуры Дженни. Драйзер подчер- кивает ее красоту и привлекательность, гармонирующую с внутрен- ним благородством. В Дженни воплощены лучшие качества, присущие простым тру- женикам. Потому-то так остро и воспринимается несправедливость и уродливость буржуазного строя, оскорбляющего и уничтожающего Дженни. Глубокая народность романа — шаг вперед в творческой эволюции Драйзера. В ней — своеобразие того места, которое занимает в твор- честве писателя роман «Дженни Герхардт», относящийся к его луч- шим книгам. В «Дженни Герхардт» особенно ярко выделяется сила гуманиз- ма Драйзера, как и в «Сестре Керри» беспощадно осуждаются бур- жуазные моральные и этические нормы. Писатель вновь бросает вы- зов ханжеству и лицемерию американского буржуа и мещанина, и вновь попадает в цель — газета «Лексингтон геральд» в Кентукки назвала «Дженни Герхардт» «неописуемо низменной» книгой, рас- сматривающей «низменные инстинкты человека — животного наихуд- шего вида»1. Подобным же образом обрушились на Драйзера и дру- гие защитники изысканной традиции в литературе. В противовес им писатель-социалист Флойд Делл написал в чикагской газете «Ивнинг пост»: «Я могу сказать, не говоря этого всуе, это великая книга»2, а Генри Люис Менкен в журнале «Смарт сет» в рецензии, названной «Роман первого класса», отверг нападки на Драйзера, на его стиль и написал: «Дженни Герхардт»—лучший американский роман, кото- рый я прочитал за исключением гималайской вершины «Геккльберри Финна»3. Менкен сравнивал роман Драйзера с произведениями Золя, Толстого, Конрада. Сопоставление с Толстым следует отметить особо — с творчест- вом великого русского писателя «Дженни Герхардт» роднило глуб'о- 1 Цит. по кн.: W A.Swanberg. Dreiser, N. Y., 1967, p. 176. 2 Ibid. * Ibid.
кое уважение к людям из народа, к истинным и высоким челове- ческим чувствам. В этом смысле близость Драйзера к школе велико- го русского писателя-гуманиста проявилась в «Дженни Герхардт» более осязаемо и зримо, чем в «Сестре Керри». И если в «Дженни Герхардт» появляются новые моменты в творчестве Драйзера по сравнению с «Сестрой Керри», то это утверждение великой веры в честность и бескорыстие простого народа, в его величие и превос- ходство над миром капитала, над миром стяжателей. В романе писа- тель-гуманист выразил свою мечту и надежду на то, что, несмотря на все страдания и горе, в конце концов восторжествует песня народного счастья, которую «когда-нибудь услышит весь мир» (II, 17). «ФИНАНСИСТ» На мысль написать роман об американском финансисте Драйзера натолкнула судьба умершего в 1905 году чикагского миллионера Чарльза Тайзона Йеркса. Писателя поразило, что нажитое этим мил- лионером состояние после его смерти мгновенно растаяло в тяжбах наследников, а сам Йеркс перед смертью чувствовал себя опустошен- ным и уставшим от жизни человеком. Замысел трилогии возник с конца — Драйзер решил написать роман о судьбе одного из богатей- ших людей Америки, который, создав огромное состояние, добился необузданного удовлетворения своих желаний, но не только не достиг счастья, но и утратил волю и любовь к жизни. Новое произведение писатель назвал «Финансист». Завершив работу над «Дженни Герхардт», Драйзер начинает собирать материалы для «Финансиста». В обращении Драйзера к миру финансов была своя глубинная внутренняя логика — с сильными мира сего приходилось сталкивать- ся близким сердцу писатеАя героиням — Керри и особенно Дженни, и столкновения эти наносили им глубокий человеческий урон, в ко- нечном счете эти хозяева капиталистической Америки определяли трагизм судьбы людей из народа. Писатель-реалист хотел исследо- вать духовную анатомию не только жертв бездушной буржуазной Америки, но и тех, кто вершил их судьбами. До Драйзера уже существовала в США сусальная традиция изображения американ- ских богачей — вспомним хотя бы «Асторию» Вашингтона Ирвинга
или многочисленные романы Горацио Элджера об американских бога- чах, прорвавшихся к пресловутому «успеху» из бедности. Этой лубоч- ной традиции апологетической литературы противостояли в той или иной степени Марк Твен (вспомним хотя бы написанный в соав- торстве с Н. Д. Уорнером «Позолоченный век», 1873, и «Челове- ка, который совратил Гедлиберг», 1899), Фр. Норрис («Спрут», 1901, и «Омут», изд. в 1903 г.), Джек Лондон («Железная пята», 1908), Эптон Синклер («Джунгли», 1906), наконец, многочисленные публицисти- ческие произведения «разгребателей грязи» — Линкольна Стёффенса, Давида Грэхема Филлипса, Сэмюэла Гопкинса Адамса, Иды Тарбелл. Развивая традиции своих предшественников и соратников, Драйзер в отличие от них впервые в литературе США поставил в центр повест- вования одного из хозяев капиталистической Америки, причем не просто богача, владельца заводов, фабрик или земельных угодий и даже не банкира, а относительно новую фигуру на тогдашнем аме- риканском капиталистическом Олимпе, но в наше время ставшую доминирующей, —финансиста. И само слово это, вынесенное в загла- вие романа, было достаточно новым, но особенно необычной и ориги- нальной была трактовка финансиста Драйзером. Это было новое слово не только в американской литературе, но и в мировой. После «Чело- веческой комедии» Бальзака и «Денег» Золя «Финансист» по-новому открывал тех, кто управлял капиталистическим миром. «Финансист» существенным образом отличается по времени дей- ствия и особенно по жизненному материалу от прежних произведе- ний писателя. Создавая образ Каупервуда, воскрешая обстановку его детства, его вторжения в мир бизнеса и превращения в дельца, Драйзер не мог полагаться только на свой жизненный опыт, на свои наблюдения. В семье Драйзеров были Керри и Дженни, но не было Каупервудов. С Каупервудами — миллионерами Карнеги, Армором, Филдом и дру- гими — Драйзер познакомился в качестве репортера. Анализ опубли- кованных интервью показывает, что у Драйзера в руках был богатый материал о формировании типа капиталиста, но Драйзер стремился не только к внешнему правдоподобию, и этих интервью ему было не- достаточцо для того, чтобы создать жизненный образ финансиста. И прежде чем приступить к роману, Драйзер обстоятельно изучает чуждый ему мир финансовых тузов. Он проштудировал трехтомный труд Густавуса Майерса «История богатств Америки» и книгу Томаса Лоусона «Взбесившиеся финансы». В интервью «Нью-Йорк тайме оф букс», опубликованном 23 июня 1912 года, Драйзер сказал: «Я прочи-
тал почти все книги, которые были написаны по финансовым пробле- мам,— книгу Хайда, книгу Лоусона и остальные»1. Писатель собрал материалы по биографиям двадцати американских крупнейших капи- талистов, прежде чем остановиться на Йерксе как на прототипе свое- го героя — биографии остальных показались Драйзеру слишком скучными: посвятив себя стяжательству, они не знали других инте- ресов и пытались придать своему служению бизнесу респектабельный вид ханжеской религиозностью и чуть ли не аскетизмом, за которыми трудно было обнаружить сколько-нибудь человечные черты. Их не- гуманность и враждебность человечности были для Драйзера слишком очевидны, чтобы он мог посвятить им свой роман. Драйзер изучает биографию Йеркса, книги о жизни американских финансовых магнатов, знакомится с механикой биржевых операций. В 1911 году он начинает писать «Финансиста», но потом несколько меняет свой замысел — вместо одного романа о Йерксе он думает на- писать три, оставив общее заглавие «Финансист», затем сохраняет это название лишь за первым романом, второй называет «Титаном», третий— «Стоиком», а весь цикл— «Трилогией желания». Взяв за основу сюжета «Трилогии желания» карьеру Чарльза Тай- зона Йеркса, Драйзер довольно 1*очно следует в своих романах за фактами биографии этого миллионера. Йеркс начал свое восхожде- ние на финансовый Олимп в Филадельфии, затем обосновался в Чикаго, где вложил капитал в строительство уличных железных до- рог и, наконец, пересек океан, чтобы попытать счастье в Лондоне, вступив там в схватку с магнатами Сити. Соответственно меняется и место действия в «Трилогии желания»: в «Финансисте» дело проис- ходит в Филадельфии, в «Титане» — в Чикаго, в «Стоике» — в Лондо- не, йеред началом работы над каждым из этих романов Драйзер въед- ливо и скрупулезно изучал жизнь Йеркса соответственно в Филадель- фии, Чикаго, Лондоне, беседовал с людьми, знавшими его, посещал места, где бывал Йеркс, просматривал подшивки местных газет. Эта огромная подготовительная работа помогла писателю в «Трилогии же- лания» воссоздать детали жизни и быта его героя с той пунктуаль- ностью, которая характерна для стиля его первых романов. Такие герои Драйзера, как Герствуд, негр Джеф и Дженни Гер- хардт, были раздавлены буржуазной Америкой. Счастье оказалось 1 Цит. по статье: Philip L. Gerber. Dreiser's Debt to Jay Cooke. «The Lib- rary Chronicle», vol XXXVIII. Winter 1972, № 1, p. 67.
для них недоступным. Ну, а счастлив ли Каупервуд? Достаточно ли для счастья безграничного богатства? Могут ли деньги, которые спо- собны купить удовлетворение любых желаний, дать человеку счастье? Этот вопрос задает в «Трилогии желания» Драйзер и дает на него отрицательный ответ. Кажется, что достиг вершин богатства его герой; финансист Каупервуд становится всемогущим титаном, и нет для него иных зако- нов, кроме собственных желаний. Он презирает и с легкостью обхо- дит государственные законы и нормы буржуазной морали. Сила, ловкость, всемогущество Каупервуда — разве в них не воплощен иде- ал американского буржуа? Разве не является Каупервуд воплощением безграничных возможностей личной инициативы и предприимчивос- ти, проповедуемых отцами капиталистической Америки? И не по- тому ли так легко покоряет он женские сердца» что эти женщины видят в нем все тот же американский идеал победителя жизни, кулаками проложившего путь к финансовому Олимпу? Да, Каупер- вуд для них привлекателен и притягателен своей энергией. Он тот идеал, которого якобы может достичь каждый американец, если верить буржуазным газетам, речам президентов Америки и президентов банковских, промышленных и торговых компаний. У него есть все, чего недостает подавляющему большинству аме- риканцев,— деньги, а вместе с ними власть и слава. В отличие от многих других героев Драйзера, которые не только не могли удо- влетворить свои элементарные человеческие желания, но и были лишены средств к существованию, Каупервуд не знал преград своим желаниям. Каупервуд — хищник, злодей, не знающий угрызений совести,—# не знает и счастья. Этот финансист — сильный человек, ум, ловкость и изобретательность которого не могут не вызвать у автора вос- хищения, внушает отвращение своими жульничествами и махи- нациями. В этой сильной, энергичной и незаурядной личности слу- жение бизнесу убило человека, и это волнует писателя-гуманиста. Ведь Каупервуд для Драйзера тоже своего рода жертва- капитализ- ма. И не поэтому ли титан становится к концу трилогии стоиком? Структура «Трилогии желания» и ее сюжет передают сложность и размах замысла писателя. Первый роман «Финансист» прослеживает становление бизнес- мена— из бойкого мальчика герой романа Фрэнк Алджернон Каупер- вуд превращается в биржевика. Осуществилось его желание и осо- бенно желание его родителей — он «выбился в люди». Рассказывая
о путях, которыми Каупервуд создает свое состояние, писатель рисует картину преступных финансовых махинаций Каупервуда в Филадельфии и доводит действие до 1873 года. Драйзер расска- зывает о том, какими путями создавались капиталы США в сере- дине XIX века, и сосредоточивает затем свое внимание на эпохе, которую Марк Твен метко окрестил в 1874 году «позолоченным ве- ком»,— эпохе после окончания войны Севера и Юга, когда в Аме- рике закладывались основы первых корпораций и трестов. Во втором томе — в «Титане» — сферой деятельности Каупер- вуда становится Чикаго, где капиталист Каупервуд постепенно пре- вращается в крупного монополиста, миллионера. Драйзер описы- вает возмущение простых людей мошенничествами монополиста Каупервуда, господством финансовой олигархии. Время действия — 70—90-е годы. В «Титане» нарисован Каупервуд в зените богатст- ва и всемогущества. Он дает волю своим желаниям, и нет у него таких прихотей, которые бы он не удовлетворил. В заключительной книге — в «Стоике» — речь идет о событиях 90—900-х годов. Каупервуд предстает перед нами организатором экспансии американского капитала в Англию. Американский им- периализм вышел на большую дорогу международных авантюр. «Стоик» рисует закат Каупервуда, подводит итоги его жизни — богатство, слава, удовлетворение любых желаний не приносят Кау- первуду счастья, он утрачивает интерес к жизни. Победы в жес- токих схватках с конкурентами, победы над женщинами, коллекции картин, деньги не обогатили, а иссушили душу Каупервуда. Над этой итоговой книгой, полной больших философских раздумий, Драйзер работал очень много и долго, но так и не успел довести ее до конца. «Стоик» издан посмертно с послесловием вдовы писа- теля. «Трилогия желания» очень многопланова и многогранна. Фи- лософия жизни, содержащаяся в ней, неразрывно связана и с фи- лософией истории. Гуманистический замысел Драйзера возникает как обобщение истории американского капитализма конца XIX — начала XX века. Романы, составляющие «Трилогию желания», можно рассмат- ривать и как произведения исторического жанра, и в этом также сказывается углубление реализма Драйзера, стремящегося осмыс- лить место Каупервудов в истории Америки, а вместе с тем и ход современной ему истории. Историзм «Трилогии желания» сущест- венным образом отличается от историзма, скажем, романов Купера
о войне за независимость. Драйзер смотрит на Каупервуда глазами современника, и, может быть, поэтому он стремится быть предель- но точным в воспроизведении деталей быта своего героя. Словом, Драйзер выступает историком современности, писателем сугубо современным. Осенью 1912 года «Финансист» был опубликован издательст- вом «Харперс». «Никто и никогда не смог создать лучшую карти- ну политико-финансовой каморры. Она абсолютно точная и абсолют- но американская» (Письма, т. I, стр. 146), — писал Драйзеру Г. Л. Мен- кен, прочитавший роман в рукописи. И действительно, в романе обрисована механика создания американских миллиардов. Безудерж- ная и нещадная эксплуатация народа, преступление, обман, спе- куляция, подкупы — вот приемы, с помощью которых создается капитал Каупервуда и, ему подобных. Американский капиталист — это преступник, поставивший себе на службу суд, печать, муниципалитеты и прочие институты буржуазного государства,— таков вывод, к которому подводит чи- тателя роман «Финансист», но этим выводом отнюдь не исчер- пывается смысл романа и смысл образа его главного действующего лица. Менкен при всей восторженности отзыва сузил значение «Финансиста», он прошел мимо гуманистического пафоса романа. «Финансист» подобно «Сестре Керри» и «Дженни Герхардт» — роман-биография, в котором центральное место занимает развитие характера главного героя. Образ Каупервуда не статичен, он дан в развитии. Драйзер Начинает повествование портретом юного Каупервуда: «Фрэнк Каупервуд в десять лет вел себя как прирож- денный вожак. И в начальной, и в средней школе все считали, что на его здравый смысл можно положиться при любых обстоятель- ствах. Характер у него был независимый, смелый и задорный. Политика и экономика привлекали его с детства. Книгами он не интересовался. С виду это был опрятный, широкоплечий, ладно скроенный мальчик. Лицо открытое, глаза большие, ясные и се- рые; широкий лоб и темно-каштановые, остриженные бобриком волосы. Манеры порывистые и самоуверенные. Всех и каждого до- нимая вопросами, он настаивал на исчерпывающих, разумных от- ветах. Фрэнк не знал болезней или недомогания, отличался пре- красным аппетитом и полновластно командовал братьями...» (III, 7). Словом, Фрэнк был симпатичным и здоровым мальчиком не склон- ным к книжным премудростям, но любознательным, живым. И этого мальчика, прирожденного вожака, в десять лет усвоившего ^Засурский
повадки командира, волновал «главный вопрос: что это за наука жизйь и как она устроена?» (III, 8). Ответ на этот вопрос он нахо- дил в разговорах родителей, в уличных зрелищах, во всей окру- жавшей его обстановке, которая внушала ему дух индивидуализма и стяжательства. На рыбном рынке в аквариум, выставленный для всеобщего обозрения, пустили омара и каракатицу. Наблюдая вместе с толпой обывателей за тем, как омар постепенно пожирает каракатицу, Фрэнк делает вывод, что в мире «все живое и сущест- вует одно за счет другого» (III, 9). А кто же пожирает человека? И на этот вопрос смышленый мальчик дает быстрый ответ, вспом- нив разговоры родителей о неграх-невольниках и погром, свидете- лем которого он сам был: «Одни люди живут за счет других. Ра- бы они ведь тоже люди. Из-за этого-то и царило в те времена такое возбуждение. Одни люди убивали других — чернокожих». (III, 10). И постепенно у Фрэнка складывается твердое желание принадле- жать к тем, кто живет за счет других. Наблюдая, как отец — помощник кассира в банке, считает деньги, мальчик решил, что интереснее всего банковское дело. Отец посвящал его в тайны банковских операций, и к пятнадцати годам Фрэнк «начал уяснять значение денег как средства обмена и понял, что всякая стоимость исчисляется в зависимости от основной — стоимости золота. Он был финансистом по самой своей природе и все связанное с этим трудным искусством схватывал так же, как поэт схватывает тончайшие переживания, все оттенки чувств. Золо- то— это средство обмена — страстно занимало его» (III, 12). Почтение к золоту не уживается с почтением к честности, и вскоре «Фрэнк решил, что его отец не в меру честен, не в меру ос- мотрителен, — когда он сам вырастет, уж, конечно, не упустит такого случая» (III, 14—15). В результате такого «воспитания» Фрэнк в тринадцать лет, отвечая на вопрос, что его интересует, заявляет: «Деньги». Его родные прочат ему блестящую карьеру. Дядя с гордостью говорит матери Фрэнка о ее тринадцатилетнем сыне: «Похоже, Нэнси, что у тебя растет финансист. Он смотрит на вещи, как настоящий делец» (III, 17). Рисуя детство финансиста, Драйзер опирался не только на чте- ние биографий миллионеров, но и на суждения естествоиспытателя Джона Бэрроуза, который учился в одном классе с Джеем Гулдом и в интервью с Драйзером рассказывал, как будущий железно- дорожный магнат занимался в школе торговыми операциями.
Гулд, говорил Бэрроуз, «был занят деланием денег и вел значитель- ную торговлю среди нас — школьников — мне он продал несколь- ко книг»1. В четырнадцать лет Фрэнк Каупервуд в!первые пускается в ком- мерческую авантюру — покупает по дешевке семь ящиков мыла и перепродает их по значительно более высокой цене. Новые опе- рации следуют одна за другой: малолетний делец собирает подпис- ку на журнал для юношества ; работает агентом по распростране- нию нового типа коньков; соблазняет окрестных мальчишек объеди- ниться для закупки к лету соломенных шляп по оптовой цене. Живому и любознательному мальчику прививаются торгашеские и Деляческие взгляды. Ему внушают почтение не к человеку, а к золоту. Его заставляют поверить, что деньги и определяют смысл жизни. Так протекает детство Фрэнка. Совершая свое открытие мира, Фрэнк усваивает обычаи мира финансовых тузов. Его прирожденная способность, его талант вожака, которые в других условиях могли принести пользу общест- ву, обращаются не на созидательную работу, а подчиняются страсти к наживе, к обогащению. Драйзер подчеркивает в образе Каупер- вуда противоречивость: данные ему от природы привлекательные человеческие черты — внешнее обаяние и силу воли, смекалку и наблюдательность — и воспринятые им от общества повадки стя- жательства, которые по мере его приобщения к миру бизнеса стано- вятся главным определяющим качеством в его характере. И если Каупервуд делается преступником, то происходит это совсем не потому, что он злодей от рождения, а потому, что преступником его делает само приобщение к миру биржевиков, финансистов, капита- листов. Нельзя быть финансистом и не быть преступником, финансист по самой природе своей деятельности преступник — эта мысль ле- жит и в основе развития сюжета романа. Чем выше поднимается Каупервуд в мире финансов, тем больше и полнее- усваивает он пре- ступные и антиобщественные секреты своей профессии. Работая в банкирском доме «Тай и К°», Каупервуд узнает о спе- куляциях, в которых замешаны все чиновники города и штата. «В Филадельфии действовала целая шайка: в дело входили мэр города, несколько членов муниципалитета, казначей, начальник по- лиции, уполномоченный по общественным работам и другие чинов- 1 О. \S. Ma г de п. How They Succeeded, p. 334. 4*
ники,— пишет Драйзер,— их девиз был «рука руку моет». Вначале такая «деятельность» внушала Каупервуду брезгливое чувство, но многие из них разбогатели на его глазах, и никого это, по-види- мому, не тревожило. Газеты вечно трубили о гражданском долге и патриотической гордости, но о подобных проделках не упоминали ни словом. А люди, их совершившие, оставались у власти и пользо- вались всеобщим уважением» (III, 70). И Каупервуд через неко- торое время сам, сознательно, без всяких угрызений совести идет на участие в подобных аферах, а вместо брезгливого отношения к подобным жульничествам возникает чувство удовлетворения по поводу успешного их проведения. И ведь именно за подобные спе- куляции с городскими деньгами попал Каупервуд на скамью под- судимых. Драйзер тонко показывает, как быстро отбрасывает Каупервуд понятия честности и законности, втягиваясь в мир бир- жевых спекуляций, Каупервуд оказывается способным учеником, он с легкостью преодолевает опасения по поводу нарушения законов и быстро усваивает основные заповеди стяжательства. Не случайно так много места в книге уделено судебному делу Каупервуда. Каупервуд для своих темных махинаций использовал деньги, принадлежавшие городскому муниципалитету Филадельфии. За это мошенничество он попадает на скамью подсудимых, а затем в тюрьму. Мастерство Драйзера-реалиста здесь проявляется особен- но ярко. Из всего содержания романа вытекает, что судебное пре- следование Каупервуда носит скорее случайный, чем закономерный характер. Каупервуда судят лишь потому, что он не угодил более крупным капиталистам — подлинным хозяевам города — Батлеру, Молленхауэру и Симпсону, которые стремятся избавиться от опас- ного конкурента, создать видимость борьбы против хищений в го- родском казначействе, оградить себя от разоблачения и обеспечить успех на предстоящих выборах в органы городского самоуправления. В рассказе о процессе над Каупервудом умело раскрывается клас- совая сущность американского суда. Ведь на скамье подсудимых должны были предстать вместе с Каупервудом и Батлер, и Симпсон, и Молленхауэр. Все они— уголовные преступники, но их не судят, ибо суд в США призван не разоблачать капиталистов, а прикрывать их преступления. Деньги для Каупервуда, однако, не являются самоцелью. Он не страдает манией накопительства, это не Гобсек Бальзака и не Ску- пой Пушкина, его манит не блеск золота, а власть и сила, которые
она дает. «О том, чтобы сколотить капитал бережливостью, Фрэнк и не помышлял. Он чуть не с детства проникся убеждением, что ку- да приятнее тратить деньги, не считая, и что этой возможности он так или иначе добьется» (III, 24). Основной девиз Каупервуда— «Мои желания прежде всего» (III, 149). И, добиваясь осуществления этого девиза, он убеждается, что «все затруднения разрешает сила — умственная и физическая. Ведь вот промышленные и финансовые магнаты могут же поступать — и поступают — в этой жизни, как им заблагорассудится» (III, 148). Ради этой цели он бросается в море финансовых махинаций и сделок, стремится стать финансовым магнатом и становится им. Превраще- ние Каупервуда в финансиста меняет и его характер, в нем все боль- ше и больше места занимает стремление к накоплению богатств, ко- торое делается в конце концов главной его чертой. «Его призванием было «делать деньги» — организовывать предприятия, приносящие крупный доход...», — резюмирует развитие этих сторон в характере Каупервуда Драйзер (III, 485). Писатель скрупулезно анализирует неуемные страсти своего ге- роя. «Каупервуд от рождения был прежде всего рассудочным эгоис- том» (III, 147), — отмечает Драйзер. И обогащается он благодаря своей ловкости и изворотливости. «Каупервуд, конечно, не был наделен из ряда вон выходящим интеллектом. У него был достаточно изощрен- ный ум, с которым — как это часто бывает у людей практического склада — сочеталось неуемное стремление к личному преуспеванию. Этот ум, подобно мощному прожектору, бросал свои пронзительные лучи в темные закоулки жизни, но ему не хватало объективности, чтобы исследовать подлинные глубины мрака» (III, 485). Писатель от- мечает ограниченность и узость кругозора Каупервуда при кажущем- ся гигантском размахе его деятельности, поверхностность познания им жизни. В Каупервуде воплощены черты, как говорил впослед- ствии Драйзер, преступного индивидуализма. Каупервуд наделен всеми отрицательными качествами амери- канского капиталиста, но не только ими. Каупервуда не интересо- вали книги, зато, как отмечает Драйзер, «жизнь, картины, деревья, физическая близость любимой женщины властвовали над ним, нес- мотря на уже захватывавшие его сложные финансовые комбинации. Богатой, радостнойг полной жизни — вот чего он жаждал всем своим существом» (III, 68). Женщины и живопись наряду с деньгами также были предметом страсти Каупервуда. В увлечении живописью Драйзер видит проявление природного жизнелюбия Каупервуда, который «горячо любил природу, но сам
102 не зная почему, считал, что лучше всего она познается в истолко- вании художника, так же как мы через других лучше уясняем себе смысл законов и политических событий» (III, 72). То же жизнелюбие и больше того — проявление особой жизнен- ной силы и энергии усматривает Драйзер и в страсти Каупервуда к женщинам. Для характеристики эволюции образа Каупервуда существенно проследить и изменение его отношения к женщинам. Детские и юношеские увлечения и победы Фрэнка были следст- вием его обаяния: «Его взгляд неизменно останавливался на самой красивой. А так как и он был красив и обаятелен, то ему ничего не стоило заинтересовать своей особой понравившуюся ему девочку» (III, 25). Задавшись целью сделать карьеру в банковском Деле, Кау- первуд несколько меняет свой взгляд на женщин. «В своих суждениях о женщинах Каупервуд руководствовался больше чувством, чем разу- мом. Стремясь добиться богатства, престижа и влияния, он, конечно, придавал большое значение представительности женщины, ее поло- жению в обществе и т. д. И тем не менее некрасивые женщины ни- когда не привлекали его, красавицы же привлекали очень сильно» (III, 43—44). Взгляд Каупервуда по-прежнему останавливается на са- мой привлекательной, но теперь его интересует и богатство, и поло- жение женщины в обществе. К его отношению к женщинам приме- шивается и расчет. Так пробудился интерес Каупервуда к красивой и молодой вдове владельца обувного магазина Лилиан Сэмпл. «Кра- сивая Лилиан духовно и физически неодолимо влекла его — больше* он ничего знать не знал... На деньги м-с Сэмпл он не зарился, но зная, что у нее есть собственный капитал, был уверен, что сумеет с пользой для нее же пустить их в оборот» (III, 58). Женившись на Лилиан, Каупервуд вскоре стал главой собственного дела — банкир- ской фирмы «Каупервуд и К°» и отцом двух детей — сына Фрэнка и дочери Лилиан. «Идея домашнего очага — в конце концов неплохая идея!» (1ПГ 69), — кажется Каупервуду, но эта семейная идиллия длит- ся недолго. Преуспевая в делах, Каупервуд расширяет свое влияние, растут его связи в деловом и политическом мире. Его внимание привлекает рыжеволосая красавица Эйлин — дочь Эдварда Мэлия Батлера, дер- жавшего в своих руках городское коммунальное хозяйство. Страсть к Эйлин заставляет Каупервуда пойти против норм буржуазной мора- ли. «Он понимал, что совершил — или по крайней мере задумал — ве- роломный поступок. Согласно кодексу общественной морали, он не
103 имел права на такое поведение. Оно противоречило раз и навсегда установленным нормам, как их понимали все вокруг. Ее отец, напри- мер, или его родители, или любой представитель их среды. Как бы часто ни нарушались тайком эти нормы, они всегда оставались в силе» (III, 145). Свои колебания Каупервуд решает просто: «для него это была проблема, мало чем отличавшаяся от сложных финансовых проблем, с которыми он сталкивается ежедневно. Она не казалась ему неразрешимой» (III, 149). Тем более что, по его глубокому убеж- дению, «npeccai церковь, полиция и в первую очередь доброволь- ные моралисты, неистово поносящие порок, когда обнаруживают его в низших классах, и трусливо умолкающие, наталкиваясь на него среди власть имущих, они и пикнуть не смели, покуда человек оста- вался в. силе» (III, 148). Так Каупервуд приучается уважать только силу, и Драйзер демонстрирует, как общение с миром финансов формирует аморализм Каупервуда. И именно в связи с увлечением Эйлин у него возникает мысль, что магнатам промышленности и фи- нансов все дозволено, и возникает стремление стать одним из этих всесильных магнатов. Увлечение Эйлин завершает формирование характера Кауперву- да-финансиста, не желающего ограничивать себя ни законами, ни обычаями, ни моральными нормами буржуазной Америки. В построении романа эпизод с Эйлин заключает его экспозицию. Драйзер так ведет развитие действия в «Финансисте», чтобы под- черкнуть социальную обусловленность формирования характера Кау- первуда, ответственность американской общественной системы зЬ пре- вращение его в циничного, не знающего преград своим желаниям финансиста. И не случайно композиционным центром романа являет- ся процесс над Каупервудом. Во время этого процесса повествование достигает кульминационного пункта; во время процесса наступает и развязка. Вместо свадебных путешествий и банкетов, смакование которых столь характерно было тогда для апологетической литера- туры США, Драйзер подробно описывает перипетии судебного процес- са, подчеркивая не только и не столько преступность Каупервуда, сколько всей системы, всего общественного уклада, породившего Каупервуда-финансиста. Каупервуд оказался на скамье подсудимых случайно, не сумев угодить более сильным финансовым и промышлен- ным тузам. В образах заправлявших судьбами города Филадельфии дель- цов— Батлера и подрядчика Молленхауэра — крупнейшего торгов- ца углем и предпринимателя, Симпсона — сенатора и крупного финан-
104 систа, Драйзер подчеркивает не только их сходство с Каупервудом, но и различие. Батлер, Молленхауэр и Симпсон безраздельно хозяйничают в муниципалитете города. «Политика, — пишет Драйзер, — была отда- на на откуп клике дельцов. Должности распределялись между теми или иными лицами, теми или иными группами в награду за оказан- ные услуги» (III, 103). За беспрекословное выполнение приказов Мол- ленхауэра казначеем города избирается Джордж Стинер — само оли- цетворение продажности. Деньгами из городской казны, находящей- ся в его ведении, Молленхауэр и его присные распоряжаются, как своими собственными. Молленхауэр, Батлер, Симпсон — такие же финансисты, как и Каупервуд. Он учился на их примерах. Да кроме того, они йе обла- дают ни его личным обаянием, ни его жизнелюбием, ни его силой характера. Они такие же, как и он, эгоисты, но у них нет того стремления к полнокровной жизни, ради которого Каупервуд стал финансистом. На их фоне Каупервуд выделяется как необычайно яр- кая и необузданная индивидуальность, неуемная в своих преступле- ниях, страстях, прихотях, в погоне за осуществлением своих желаний. Несколько меняется и функция социального фона, который игра- ет такую важную роль в «Сестре Керри» и в «Дженни Герхардт». В «Финансисте» фон подчеркивает и выявляет не только обществен- ный смысл поступков главного действующего лица романа — Каупер- вуда, но и придает всему роману конкретно-историческую значимость. Юношеские годы Каупервуда, начало его деятельности в сфере биз- неса приходятся на канун гражданской войны Севера и Юга. Писа- тель правдиво рассказывает об отношении американской буржуазии к войне за освобождение негров. Буржуазия Севера была озабочена скорее устранением препятствий на пути развития капитализма в США, чем освобождением негров. Накануне войны Севера и Юга Каупервуд видит в пропаганде против рабства угрозу коммерции, его пугает деятельность аболиционистов, борцов против рабства, этих лучших представителей трудового народа Америки. Каупервуд, как и другие капиталисты Севера, использует граж- данскую войну для грязных финансовых сделок, наживается за счет усилий и лишений американского народа. Патриотизм недоступен пониманию Каупервуда: «Пусть воюют другие, на свете достаточно бедняков, простаков и недоумков, готовых подставить свою грудь под пули: они только годятся на то, чтобы ими командовали и посы- лали их на смерть. Что касается его, то свою жизнь он считал свя-
щенной и целиком принадлежащей семье и деловым интересам» (III, 73). И не удивительно, что Каупервуду непонятен поступок мо- лодого рабочего, в порыве патриотических чувств вступающего в ар- мию борцов за освобождение негров от рабства. Порыв этого двадца- тилетнего труженика, на лице которого сохранились еще следы масла и копоти, — он, видимо, возвращался с работы — кажется Каупервуду странным. Подобные эпизодические образы людей из народа, тепло обрисо- ванные Драйзером, служат резким контрастом Каупервуду, которому чужды патриотические и свободолюбивые чувства: «Эта война была не для него. Он не принимал в ней участия и знал только, что бу- дет рад ее окончанию — не как патриот, а как финансист» (III, 94). Рассказывая о карьере Каупервуда, писатель воспроизводит до- статочно точно определенные существенные черты развития амери- канского капитализма в 50—70-е годы XIX века. В этот период созда- ются огромные банковские капиталы, в 70-х годах начинается их сра- щивание с промышленным капиталом. Нажив свое состояние с по- мощью махинаций во время войны Севера и Юга, Каупервуд стре- мится вложить свой капитал в транспорт. Он пытается овладеть конт- рольными пакетами акций городских железных дорог в Филадельфии, чтобы сделаться монополистом в городском транспорте, добиться получения максимальных прибылей. В известном смысле «Финансист» — исторический роман на тему, которая в американской историографии получила весьма превратное и ложное истолкование, и Драйзер, выступающий в роли романиста и историка, в этом романе материалами биографии Каупервуда, постро- енной на чрезвычайно скрупулезном изучении исторических источни- ков, помимо всего прочего опровергает апологетические теории об «исключительности» американского капитализма. Известно, что капи- тализм в США развивался путем ограбления близлежащих стран, с помощью займов европейских капиталистов. США перестали быть должником Европы только в период первой мировой войны. Между тем, вопреки истинному положению вещей, многие буржуазные исто- рики и литераторы США утверждали и утверждают, что американ- ский капитализм якобы возник лишь путем развития внутренних ресурсов, что он будто бы может развиваться без кризисов. Эти теорий полностью опровергает содержание «Финансиста». Первоначальный капитал Каупервуду не приносят ни его личные способности, ни прес- ловутые «неограниченные» возможности американского внутреннего рынка. Капитал достается ему после смерти богатого дядюшки —
106 плантатора на Кубе. Именно эти деньги, нажитые на эксплуатации кубинских тружеников, дали Каупервуду возможность начать свое дело. О значении притока капиталов извне для развития американско- го капитализма свидетельствует описание краха банкирского дома «Джей Кук и К°» во время экономического кризиса 1871 года. Этот крах обусловило «тяжелое эремя — франко-прусская война, по рукам и ногам связавшая европейский капитал и сделавшая европейских дельцов равнодушными к американским компаниям» (III, 535). Кстати, историю жизни Джея Кука — крупнейшего американского финансиста и соперника Йеркса по финансовым операциям—Драйзер изучил чрезвычайно обстоятельно: это доказал в своем исследо- вании американский литературовед Филип Л. Гербер1. Историзм романа проявляется и в описании экономических кри- зисов 1857 и 1871 годов и их влиянии на экономику США. Об этих кризисах Драйзеру приходилось писать и ранее — в интервью с Драйзером о них говорил Маршалл Филд. Теперь же Драйзер опи- рался не только на слова миллионера, но и на многочисленные иссле- дования экономистов, которые помогли ему точнее воспроизвести истинный смысл этих событий. Если некоторые изменения функций социального фона, историзм, являются новыми качествами творческой манеры писателя по срав- нению с первыми его романами, то в «Финансисте» вновь проявля- ются тщательность и детальность обрисовки образов — те черты пи- сательского почерка Драйзера, которые мы отмечали в «Сестре Кер- ри» и в «Дженни Герхардт». Делая авторские отступления, чтобы об- рисовать портрет Каупервуда или Батлера, писатель сообщает о них массу подробностей, которые почти с документальной точностью воссоздают облик персонажей. Вводя в повествование, к примеру, Батлера, Драйзер подробно рассказывает о пути, который прошел этот подрядчик, начавший с бесплатной уборки улиц, — будучи бед- няком, он использовал собранные на улице отбросы для откорма сви- ней — и уже затем в портрете Батлера отмечает черты, напоминаю- щие о его трудной молодости, — «большие руки и ноги напоминали о днях, когда он еще не носил прекрасных костюмов английского сукна и желтых ботинок» (III, 79). Писатель точно называет сумму его состояния — 500 тысяч долларов и подробно повествует о современ- ном состоянии его дел. Рассказ о Батлере, занимающий почти цели- 1 Philip L. Gerber. Dreiser's Debt to Jay Cooke. «The Library Chronicle», vol. XXXVIII. Winter 1972, № lr pp. 67—77.
107 ком XI главу романа, приобретает и самодовлеющее значение как своеобразная вставная новелла. Такой способ введения новых персона- жей в повествование Драйзер применял и в «Сестре Керри» (Герст- вуд, Эмс и другие). Большая цельность образов достигается умелой речевой харак- теристикой героев. Так, речь Каупервуда суха и деловита, как и его действия, она передает расчетливость финансиста. Объясняясь с Эйлин, Каупервуд говорит ей о своей любви; «Он привлек ее к себе. Я люблю тебя, люблю!—Да, да! — дрожа от волнения отвечала Эй- лин. — Я тоже люблю тебя! И я ничего не боюсь. — Я нанял дом на Се- верной Десятой улице, — сказал он, прерывая молчание, когда они уже сели на лошадь. — Он еще не обставлен, но за этим дело не станет. У меня есть на примете одна женщина, которая возьмет на себя над- зор за домом» (III, 159). В ответ на взволнованное признанир Эйлин, Каупервуд быстро переходит от объяснения в любви к чисто деловому разговору. В «Финансисте» получает развитие и реалистическая манера, и реалистический метод писателя. Драйзер продолжает в романе гу- манистическую линию своего творчества — обличение античеловеч- ности капитализма. Каупервуд для Драйзера не только воплощение пороков американского бизнесмена, дельца, финансиста, но и силь- ная личность, которая, отдавая свою энергию служению ложным и иллюзорным целям, растрачивает свои силы впустую. В заклю- чительных строках романа Драйзер называет Каупервуда «без- властным властелином, князем призрачного царства» (III, 549). Драйзер подходит к постановке большой философской пробле- мы— о преходящем характере капитализма, об иллюзорности влас- ти, которую дают деньги, капитал. Само выдвижение этой пробле- мы было бслыпим завоеванием реализма писателя. В решении этой проблемы, однако, полнее всего сказалась и ограниченность его, Драйзера, * философии жизни. Драйзер прибегает к аллегориям, заимствованным из арсенала буржуазной философии, в частности из теории позитивиста Герберта Спенсера. Драйзер уподобляет Каупервуда черному окуню — Mycteroperca Bonaci — хищнику, обладающему редкой способностью к мимикрии, и пытается рас- сматривать законы буржуазного общества как некое проявление универсальных, чуть ли не биологических законов. Так проявляются противоречия и сложная диалектика твор- ческого метода писателя, оказавшегося одновременно способным увидеть иллюзорность основных моральных, политических и идей-
ных ценностей буржуазного мира и неспособным осмыслить их преходящий характер, их неизбежную обреченность. Благодаря глубине реалистического видения жизни «Финан- сист» стал одной из вершин американской реалистической литера- туры XX века. Роман «финансист» был направлен против культа бизнесмена, дельца, который пытались создать буржуазные литера- торы. Роман Драйзера противостоит апологетической литературе и неизмеримо возвышается над ней как глубиной раскрытия темы, так и художественными достоинствами. Витиеватому и вычурному языку романов, апологетически восхваляющих американского дельца, Драйзер противопоставляет лишенный всякой выспрен- ности стиль повествования, некоторой своей громоздкостью ниспро- вергающий привычные для литературы изысканной традиции высо- копарные шаблоны. Роман «Финансист» сыграл значительную роль в процессе развития и закрепления в США литературного англий- ского языка с его специфически американскими особенностями. Продолжая традиции Марка Твена, Драйзер вместе с такими писа- телями, как Фрэнк Норрис и Джек Лондон, содействовал обогаще- нию литературного языка элементами живой разговорной речи. По- казательно, что и Джек Лондон, и Теодор Драйзер, и Фрэнк Норрис сотрудничали в прогрессивной печати. Работа в газетах и журна- лах способствовала .отказу от искусственности и надуманности стиля. «Финансист» занимает почетное место в развитии реалистичес- кой литературы США 900-х годов. Все лучшие американские писа- тели тех лет гневно осуждали установившееся в конце XIX века господство монополий во всех сферах общественной, политической и культурной жизни. Марк Твен, Фрэнк Норрис, Джек Лондон, Эптон Синклер, Линкольн Стеффенс— все эти замечательные художники внесли свою лепту в развенчание некоронованных ко- ролей «страны желтого дьявола». Особенно широкую известность в это время приобрела группа американских литераторов, получивших название «разгребателей грязи»; они поставили перед собой задачу разоблачать деятель- ность трестов и монополий. С позиций буржуазного радикализма эти писатели, среди которых выделялись Линкольн Стеффенс, Дэ- вид Грехем Филипс, Сэмюэл Гопкйнс Адаме, Ида Тарбелл, облича- ли коррупцию в государственных учреждениях, раскрывали тайны и мошенничества корпораций и монополий, выносили их на суд об- щественности в своих сенсационных романах, рассказах, очерках,
статьях, памфлетах. К «разгребателям грязи» примыкал в начале своего творческого пути Эптон Синклер, с большой художествен- ной силой рассказавший в романах «Джунгли» (1906), «Столица» (1907) и «Менялы» (1908) о беспросветных буднях американского пролетариата и паразитизме финансовых промышленных магнатов. Развивая реалистические традиции Марка Твена и Фрэнка Нор- риса, опираясь на художественный опыт своих современников — Джека Лондона и Эптона Синклера и на богатейшие обличительные материалы, собранные и обнародованные. «разгребателями гря^и», Драйзер в «Трилогии желания» по-новому решает образ капиталис- та-миллионера— хозяина буржуазной Америки. Значение «Финансиста», как и всей «Трилогии желания», вы- ходит за рамки американской литературу. Финансист Каупервуд стал Достоянием мировой литературы, подобно банкиру Нусингену Бальзака. Несомненно, работая над «Финансистом», Драйзер опи- рался не только на опыт американской литературы. В заключитель- ной главе книги писатель апеллирует к образам Шекспира — Мак- бету й Макдуффу, и, конечно, не случайно в «Трилогии желания» ощутимее близость Драйзера к другому классику мировой литера- туры — к Бальзаку. Драйзер познакомился с его книгами в 1893 году в Питтсбурге, где ему в руки попал роман «Шагреневая кожа». Прочитав вслед за этим «Отца Горио», «Кузена Понса», «Кузину Бетту» и другие произведения Бальзака, Драйзер был потрясен его мастерством, оно казалось ему магическим. Писателя поразила и урлекла глубина взгляда Бальзака на жизнь. «Я стал видеть мир, в котором находил- ся, в новом наиболее драматическом свете,— писал, впоследствии Драйзер.—Питтсбург — не Париж, Америка — не Франция, но по правде и они кое-что из себя представляли, а у Питтсбурга были хотя бы некоторые аспекты, которые так или иначе, напоминали Париж. Эти очаровательные реки, эти многочисленные маленькие мосты, резкие контрасты между восточными кварталами и заводски- ми районами, здешняя огромная промышленность, которая имеет значение для всего мира, представлялись мне теперь более яркими, чем прежде. Я был в будничном, покрытрм сажей и копотью и тем не менее ярком Париже. Тайфер, Нусинген, Валентин не отлича- лись от некоторых здешних гигантских денежных магнатов с их свободой, роскошью, силой»1. 1 Th. Dreiser. A Book about Myself. N. Y., 1922, p. 412.
110 Из многих сторон, привлекавших Драйзера в ,Бальзаке, особен- но существенны для понимания развития творческого метода Драй- зера были две — гуманизм автора «Человеческой комедии» и его умение видеть глубокие контрасты жизни буржуазного обще- ства. Бальзак изобразил вереницу капиталистических дельцов, бан- киров, предпринимателей, среди которых нельзя найти ни одного привлекательного, честного, доброго человека. И вместе с тем Баль- зак, осуждая их, не может скрыть своего восхищения ими, вос- торгается мощным проявлением энергии, воли, ума, страсти у этих преступников. «В сущности говоря, образы Бальзака — это цветы зла»,—отмечал советский исследователь творчества Бальзака В. Р. Гриб. — Главный эффект «Человеческой комедии» состоит в удивлении церед контрастами парижской жизни,.перед моральны- ми чудовищами, которые шевелятся на дне большого города. Поэ- зия Бальзака —это поэзия отрицательных величин»1. И Драйзер в «Трилогии желания» предстает в определенной степени поэтом отрицательных величин. Следуя традиции Бальзака в обличении мира капитала, Драйзер в «Финансисте» не во всем последователен, особенно когда, пытаясь осмыслить законы буржуазного мира, идет за позитивистом Спенсером. В главном же — в раскрытии механизма буржуазного общества, в обличении преступности капитализма — Драйзер остается верным последователем реалистических тради- ций Бальзака. У Драйзера поэзия отрицательных величин приобретает новые качества — иную масштабность и связанный с ней оттенок ощущения трагизма не только по поводу утраты иллюзий, но и растраты на ложные и откровенно антигуманные цели незаурядных человечес- ких . потенций. Нарисовав образ Каупервуда, Драйзер существенно расширил диапазон литературы США, введя в нее новый жизненный материал, и под новым углом зрения взглянув на проблемы силь- ных мира сего, на их место и роль в жцзни американского обще- ства. Образ Каупервуда стал в один ряд с образами французских дельцов, созданных Бальзаком, и английских, нарисованных Дик- кенсом. Драйзер одним из первых разрушил своеобразную «теорию исключительности», которую исповедовали многие писатели США, не желавшие признавать у американских капиталистов тех пороков, 1 В. Р. Гриб., Избранные работы. М., ГИХЛ, 1956, стр. 261— 268; см. также стр. 163, 169—170, 181. ,
которые они видели в европейских буржуа. Для него капиталисти- ческая Америка перестала быть Новым Светом. Отказ от героиза- ции Америки и американского, который присутствовал ив «Сестре Керри», и в «Дженни Герхардт» и особенно осязаемо проявился в «Финансисте», сближал Драйзера с корифеями критического реализ- ма в европейских странах — с Бальзаком и Толстым, Диккенсом и Тургеневым. Не случайно и литературная слава пришла, как из- вестно, к Драйзеру сначала не в Америке, а в Европе. «ТИТАН» В декабре 1912 года Драйзер приехал в Чикаго, чтобы поговорить с людьми, знавшими прототипа Каупервуда — Йеркса в зените сла- вы. Он читал чикагские газеты, беседовал с журналистами, дельца- ми, юристами. Драйзер хорошо знал Чикаго — ведь именно там в шестнадцать 'лет он начинал трудовую жизнь, там впервые в жизни увидел трамвай й услышал имя Йеркса — ему принадлежала Чикаг- ская трамвайная компания. Он вновь услышал о Йерксе в Чикаго в 1893 году, когда провел там две недели на Всемирной выставке, сопровождая двадцать школь- ных учительниц из штата Миссури. В Чикаго Драйзер познакомился со своими союзниками и сорат- никами по литературным делам — с Флойдом Деллом, который на- писал восторженную рецензию на «Финансиста», с Шервудом Андер- соном, который еще не начал печататься и служил в рекламной фир- ме, с Эдгаром Ли Мастерсом, который работал юристом, печатал стихи, но не приобрел еще большой поэтической известности. Все эти литераторы видели в Драйзере лидера реалистической литера- туры в США, знакомство с Драйзером способствовало их творческо- му формированию и укреплению в них приверженности реализму — все они и особенно Шервуд Андерсон и Эдгар Ли Мастере считали Драйзера своим учителем. Эдгар Ли Мастере, обладавший большим юридическим; опытом, помог Драйзеру в его изысканиях относительно Йеркса. Во втором томе «Трилогии желания», увидевшем свет в 1914 го- ду, арена деятельности Каупервуда переносится в Чикаго. И в «Трилогию желания» приходит столь близкая сердцу Драйзера те- ма нужды и борьбы народной.
Каупервуд вкладывает свои деньги в строительство уличных и железных дорог и эстакад и добивается монопольного владения ими. Для достижения своих целей Каупервуд не брезгует никакими средствами. Неуемную жадность Каупервуда характеризует его же- на Эйлин: «Не удивительно, что ты стал архимиллионером. Ты рад бы пожрать весь мир, если бы у тебя хватило на этр жизни» (IV, 538). Так вырастает всесильный магнат капитала, один из тех про- мышленно-финансовых тузов, которые безжалостно попирают и эксплуатируют народные массы. Каупервуд теперь получает воз- можность добиться удовлетворения своих желаний. Он, казалось бы, достиг своей цели — взошел на финансовый Олимп, и тем не менее, как отмечает Драйзер, «не может обрести покоя, не может достичь истинного познания жизни» (IV, 591) — ничего этого нельзя добить- ся ни деньгами, ни властью, которую приносят деньги. Правда, большинству капиталистов, обрисованных Драйзером в «Титане», дает покой их богатство, власть, сила, в умножении капитала видят они свое счастье. Каупервуд же отличается от них не только и не столько неслыханностью и откровенностью своих грабительских фи- нансовых операций, беспредельным цинизмом и беззастенчивыми методами обогащения, сколько необузданным стремлением к удов- летворению всех своих желаний. Деньги для него не только само- цель, но и средство к познанию жизни. Каупервуд во втором томе «Трилогии желания» — «титан, вечная жертва своих страстей» (IV, 591). Деньги завоевывают ему власть и женские сердца, делают его владельцем дворцов и шедевров мировой живописи, но деньги не могут открыть ему дверь к истинному счастью, к покою, к внут- реннему удовлетворению. ВТ «Титане» Каупервуд, кажется, может добиться всего, купить, что только он пожелает, но не может купить человеческое счастье — оно не покупается за деньги. Образ золотоволосой Эйлин и вся ее линия оттеняет поражение Каупервуда в личной жизни. Кричащая красота Эйлин — жены Каупервуда — отталкивает от нее светских дам. Отвергнутая чикаг- ским великосветским обществом, в которое стремился проникнуть Каупервуд, Эйлин оказывается в одиночестве. Слова, сказанные Каупервудом для утешения жены «мы богаты и будем еще богаче. Деньги всем заткнут рот» (IV, 10), Не могут ее утешить. Потрясен- ная изменами Каупервуда, она опускается, пьет, устраивает оргии, пытается покончить самоубийством. Деньги не принесли счастье покинутой Каупервудом Эйлин.
Каупервуд в «Титане» становится еще циничнее, его амораль- ность не знает границ. Менкен назвал этот роман «лучшим портре- том безнравственного человека во всей современной литературе». И Драйзер неоднократно подчеркивает эту черту характера Кау- первуда в своих авторских отступлениях, отмечая, что «он (Кау- первуд.— Я. 3.) игнорировал современный кодекс морали и отка- зывался ему подчиняться», стремился «преодолевать предрассудки других и уметь противостоять им» (IV, 13, 14). Эгоизм и эгоцент- ризм— суть философии Каупервуда. «Не будь он по призванию фи- нансистом и к тому же оборотистым предпринимателем, — отмечает Драйзер, — он мог бы .стать философом крайне субъективистского толка» (IV, 16). Цель Каупервуда — финансовое могущество, «тогда уже можно будет диктовать свою волю обществу». Каупервуд антиобщест- венен по сути своей, как, впрочем, и все другие капиталисты, .бизне- смены, нарисованные писателем. У него нет, однако, того ханжества и лицемерия, которыми прикрывают свои махинации соперники Каупервуда. Каупервуд более откровенен и вместе с тем более ловок и из- воротлив в своем стремлении к всемогуществу и поэтому, может быть, и более привлекателен в глазах писателя. Каупервуд про- должает оставаться и в «Титане» образом весьма противоречивым: «Индивидуалист до мозга костей, не желающий считаться ни с кем, и ни с чем, Каупервуд был чужд подлинного демократизма, вместе с тем люди из народа были ему больше по сердцу, чем предста- вители привилегированного класса, и он лучше понимал их» (IV, 32). Люди из народа больше по сердцу Каупервуду не потому, что он питает к ним какие-либо симпатии, а потому что он не разде- ляет те кастовые предрассудки, лицемерие и ханжество своих со- братьев по классу, которых не было у простых людей. Драйзер в «Титане» наделяет Каупервуда — «индивидуалиста до мозга костей» — своего рода инфернальными, сатанинскими, де- моническими чертами, и в нью-йоркской газете «Ивнинг сан» 30 мая 1914 года писатель называет Каупервуда «бунтующим Люцифером». «Его мир,— говорил он,— покажется некоторым темным, как ночь, омутом, на поверхности которого играют блики его собственного ин- дивидуалистического и действительно титанического ума»1. 1 R. Elias. Theodore Dreiser, pp. 175—176.
В образе Каупервуда для Драйзера есть что-то мефистофелевс- кое, и он называет его титаном, сверхчеловеком. Но став «титаном», Каупервуд перестал быть человеком. Купив за деньги всемогущест- во, он продал душу, утратил лучшие человеческие черты и качест- ва. В «Титане» Каупервуд владеет огромным состоянием. Собствен- но, теперь состояние владеет Каупервудом. Культ силы, пренебре- жение обычаями и нормами поведения общества в «Титане» стано- вятся наиболее ярко выраженными, характерными чертами всего поведения Каупервуда. Особенно наглядно необузданность нрава проявляется в его многочисленных любовных похождениях. Каупервуд богат, и его теперь не интересует положение женщи- ны в обществе, ее богатство, которые играли не главную, но су- щественную роль в его отношениях с Лилиан, а отчасти и с Эйлин. «Беспорядочные любовные похождения Каупервуда были, как уже говорилось, естественным проявлением беспокойного, вечно жаж- дущего перемен нрава, внутреннего анархизма и моральной не- устойчивости»,— отмечает Драйзер (IV, 211). В любовных похожде- ниях Каупервуда находит свое выражение прежде всего тот же эго- изм и то же презрение к обществу, что и в его деловых махина- циях. К приглянувшейся ему женщине Каупервуд относится так, как будто речь идет о покупке или продаже очередной партии акций. «Муж у м-с Сольберг — какой-то шут гороховый,— хладнокровно продолжает рассуждать Каупервуд.— Может быть, ему удастся увлечь ее? Но уступит ли такая женщина? Не поставит ли условием развод и брак?» (IV, 124). Устраивая свои дела с женщинами, он исходит из тех же прин- ципов, что и в своей финансовой деятельности, видит в них прояв- ление своей ловкости и силы. Конечно, как и операции на бирже, эти похождения не могли не натолкнуться на затруднения, от ко- торых с такой изворотливостью Каупервуд избавлялся, ведь, отме- чает Драйзер, «как и всякое пиратское плавание по волнам, поло- жение это было чревато опасностью: того и гляди мог подняться шторм —одна из тех свирепых бурь, причиной которых бывает обманутое доверие и созданные обществом моральные нормы, со- гласно которым женщина является собственностью мужчины. Прав- да, Каупервуда, который никаких законов, кроме своих собствен- ных, не признавал, а если и подчинялся чужому закону, то лишь тогда, когда не мог его обойти, возможность скандала, сцен ревности, криков, слез, упреков, обвинений особенно не смущала. К тому же, быть может, удастся этого избежать. И там, где обыкновенный че-
ловек побоялся бы последствий даже одной такой связи, Каупервуд, как мы видели, не смущаясь и почти одновременно, завязывал от- ношения с несколькими женщинами» (IV, 134—135). И каждая из этих женщин была для Каупервуда лишь частью «симфонии плот- ской любви>* (IV, 137). Каупервуд покоряет этих женщин своей самоуверенностью, смелостью, властью, силой, животной, биологи- ческой силой. Каупервуд одерживает легкие победы Над женами и дочерьми своих коллег, знакомых и друзей, над стенографистками и актрисами, но «они не принесли ему удовлетворения... вч его па- мяти остались только их имена, не больше» (IV, 211). Женщины, влекущиеся к Каупервуду, своей духовной пустотой еще больше оттеняют духовное опустошение Каупервуда. Те же женщины, ко- торые привлекали Каупервуда своей молодостью, красотой, интел- лектом, сами бросают его. Художница Рита Сольберг, жена датского скрипача, любила и знала живопись — она училась в чикагской школе живописи и ваяния. Ее связь с Каупервудом обнаружила Эйлин с помощью частных сыщиков,— так же, как в свое время установил старик Батлер место встреч Каупервуда и своей дочери. Бросила же Рита Каупервуда не из-за того, что ее избила Эйлин, а потому что «после яростных воплей и угроз Эйлин он вдр*уг пред- стал перед нею в новом свете, и ей захотелось от него освободиться. Деньги Каупервуда — а он был щедр — не представляли для нее такого соблазна, как для многих других женщин» (IV, 173). Сила и деньги могут купить Каупервуду женщин, но не могут купить ему любовь. Еще более удивило Каупервуда поражение, которое он потерпел в отношениях с актрисой Стефани Плейто. Принимая подношения и подарки финансиста и отнюдь не отвергая его любви, она с лег- ким сердцем обманывала его. Теперь уже сам Каупервуд нанимает некоего мистера Кеннеди, с тем чтобы выследить Стефани и efe любовника. «Впервые в жизни Каупервуд оказался в положении обманутого и чувствовал себя в высшей степени непривычно и стран- но... Её способность нагло и беззастенчиво лгать невольно напомина- ла Каупервуду его самого. Подумать только, что эта девчонка может предпочесть ему кого-то другого, да еще теперь, когда он приобре- тал громкую славу преобразователя города. Это невольно наводило его на мысль, что он стареет, что более молодые соперники уже становятся для него опасны. И мысль эта язвила и жгла» (IV, 248). Сцена, где Каупервуд, подобно Батлеру, подобно своей жене Эйлин, уличает в измене Стефани, проникнута иронией. Очарованный фи-
116 нансист обманут. Выясняется, что при всей своей аморальности, он еще и собственник, который к тому же видит, чувствует, понимает, что любовь и молодость ему не удается купить за деньги. Он тер- пит поражение куда более весомое, чем полтора десятка тех побед, которые составили части «симфонии плотской любви», выявили его аморальность, необузданность и животную силу, да к тому же дали повод разговорчивым служанкам Каупервуда посудачить о его по- хождениях. Младшая его экономка говорит о нем: «Уж это бабник так бабник.— При этом она выразительно всплеснула руками» (IV, 255). И здесь ее устами дана неотразимая по своей непосредственности характеристика Каупервуда. В «Титане» вводится новый элемент оценки Каупервуда — от- ношение к нему народа. Именно перед судом народа выявляются в нем черты бездушного угнетателя. «Наконец,— пишет Драйзер,— были просто бедняки, и для них Каупервуд с его баснословным бо- гатством, с его коллекцией картин и сказочным нью-йоркским двор- цом, о котором шли самые фантастические россказни, являл собой живой пример жестокого и бездушного эксплуататора» (IV, 554). По сравнению с «Финансистом» в «Титане» меняется и сам ха- рактер изображения людей из народа. Они здесь не играют больше только роль фона, а занимают важное место в развитии основной линии романа. Фон к концу книги выдвигается на авансцену. В столкновении с народом в образе Каупервуда обнажаются ти- пические черты капиталиста, роднящие его с собратьями по клас- су — соперниками и конкурентами по финансовым сделкам и спе- куляции. В глазах простых людей нет большой разницы между Каупервудом и его злейшим врагом Шрайхартом. «Между тем,— отмечает Драйзер, — среди широких слоев нации росло убеждение, что в верхах засела кучка воротил — титанов без души и без серд- ца, стремящихся заковать народ в цепи рабства» (IV, 426—427). Эта борьба народных масс против титанов монополий и трестов становится кульминационным пунктом развития романа, а отно- шение народа к Каупервуду — новым существенным критерием для понимания авторской позиции. Метод изображения народа в «Титане» существенно меняется по сравнению с первым томом «Трилогии», где эпизодические обра- зы бедняков были даны через восприятие Каупервуда и лишь от- теняли его эгоизм и отсутствие у него высоких патриотических чувств. Драйзер вновь прибегает к этому приему, чтобы выявить пре-
зрительное отношение Каупервуда к народу. Каупервуд не верит в силу народных масс, не признает за ними никаких прав. Ему иногда попадались на глаза «большие группы рабочих, толпивших- ся вместе со своими лошадьми возле конюшен и вагонных сараев городских железнодорожных компаний, и он иной раз задумывался над их уделом. У большинства из них был измученный вид. Кау- первуду они казались похожими на животных — терпеливых, за- моренных, одичалых. Он думал об их убогих жилищах, долгих ча- сах. изнурительного труда, ничтожной заработной плате и пришел к выводу, что если и можно для них что-нибудь сделать, так это дать им сравнительно приличный прожиточный минимум — не боль- ше. Его мечты, его замыслы недоступны этим людям, разве могут они хоть в какой-то мере приобщиться к его блистательной судьбе, разделить с ним богатство, славу, власть?» (IV, 196). Эксплуататор- ская сущность характера Каупервуда выявлена здесь предельно четко, но писатель в, «Титане» не ограничивается этим и показывает теперь, как бедняки воспринимали Каупервуда, и симпатии писате- ля, несомненно, на стороне бедняков, ведь, рассказывая об отноше- нии народных масс к магнатам капитала, Драйзер опирался на соб- ственный жизненный опыт, на воспоминания о тех днях, когда он влачил жалкое существование в Чикаго, в то время как Йеркс и ему подобные богатели. Прежде чем завершить второй том «Трилогии желания» после выхода в свет «Финансиста» в 1912 году, Драйзер опубликовал пьесу «Девушка в гробу» и книгу очерков «Путешественник в сорок лет». Этими произведениями, проникнутыми гуманистическим па- фосом и сочувствием к борьбе трудящихся за свои права, писатель вновь подтвердил свою глубокую заинтересованность в судьбах на^ родных. И в «Титане» явственнее, чем в «Финансисте», ощущается пульс народной жизни. Образ народа, бунтующего против монополий, приобретает в «Титане» самостоятельное значение и занимает существенное место в композиции романа. Вначале композиция «Титана» строится на противопоставлении двух враждующих и стремящихся к монополии группировок — Каупервуда и Шрайхарта, на перепитиях их борьбы. Жизнь народных масс выступает в первой части романа как фон, отте- няющий и подчеркивающий паразитический характер деятельности Каупервуда и Шрайхартов. Фон этот, однако, в ходе развития романа приобретает все более самодовлеющее значение. Прослеживая, как на- растает возмущение народных масс от взрыва народного негодова-
118 ния в мае 1886 года до мощного взлета популистского и рабочего движения в 90-е годы, Драйзер показывает вторжение в конфликт Шрайхарта и Каупервуда новой силы —простых американских тру- жеников. Схватка Каупервуда и Шрайхарта оттесняется на зад- ний план, и в центре повествования оказывается конфликт и Кау- первуда, и Шрайхарта с антимонополистическим народным движе- нием. Так в «Титане» находит отражение главное и острейшее про- тиворечие капиталистической Америки — противоречие между тру- дом и капиталом. Писатель с сочувствием говорит о борьбе рабочего класса США. Он утверждает, что вследствие «распространения анархистских, со- циалистических и коммунистических идей, благодаря наиболее пе- редовым из осевших здесь иностранцев проблема гражданских прав и свобод приобрела в Чикаго крайне острый характер» (IV, 195). События мая 1886 года в Чикаго Драйзер называет «огромным наци- ональным взрывом». Он пишет о них: «Это событие выдвинуло на первый план и, словно вспышка молнии, осветило проблему классо- вой борьбы, к которой американцы, по свойственной им беспечности, легкомыслию и непоследовательности, до сих пор относились не- достаточно серьезно, и теперь проблема эта встала во весь рост, привлекая к себе всеобщее внимание. Вся привычная деловая жизнь города сразу изменилась, точно знакомый ландшафт после изверже- ния вулкана. Люди начали глубже вдумываться в политические и об- щественные проблемы. Что такое анархизм? Что такое социализм? Каковы в конце концов права рядового человека, 'какова его роль в экономическом и политическом развитии страны» (IV, 195—196). Драйзер здесь справедливо отмечает общенациональное значе- ние событий мая 1886 гсСда и огромное влияние на американское общество активного выступления на политической арене США проле- тариата. Народное возмущение, изображенное в романе, столь велико, что оно перерастает рамки борьбы с Каупервудом, принимает характер борьбы с монополиями вообще. Магнаты Уолл-стрита учуяли опас- ность в поднимающемся движении народных масс Чикаго. По команде нью-йоркских банкиров Готлеба и Хэкельмайера Шрайхарт и его сторонники отказываются от поддержки движения против Кауперву- да и переходят на его сторону. Народ Чикаго добивается передачи в ведение муниципалитета всего коммунального хозяйства и транспор- та города. Даже это ограниченное требование встречает бешеное сопротивление капиталистов, ибо уже здесь они видят начало того
движения, в результате которого «Америка, того и гляди, станет страной антикапитал^стической, социалистической. Чего доброго, они еще всерьез задумают все передать народу — и что тогда?» (IV, 556). Чикаго наводняют трубадуры монополий со всех концов Америки. Прибывает один из лидеров демократической партии США в штате Нью-Йорк — Каркер, который заявляет: «Всякий полити- ческий деятель, который будет так или иначе причастен к этим опасным идеям, может поставить крест на своей карьере. Он никог- да не будет избран ни на один пост» (IV, 560). От демократов не отстают республиканцы. Драйзер пишет: «Их (демократов, прибыв- ших в Чикаго спасать монополии. —Я. 3.) сменила делегация, состоя- щая из влиятельных республиканцев Миннеаполиса и Филадельфии» (IV, 561). С глубоким сочувствием рисует Драйзер бедственное положение рабочего класса и широких народных масс Чикаго и их борьбу против монополий. «Было ясно, — заключает писатель, — что насту- пило время, когда с массами приходится считаться. Да, хочешь, не хочешь, а считаться приходится» (IV, 562). В лагере борцов против Каупервуда на первом плане рабочие. Весь Чикаго разделился на сторонников монополий и их врагов. Описание встречи Пинского, члена городского муниципалитета, подкупленного Каупервудом, с его избирателями — поистине массо- вая народная сцена. Эти страницы романа напоминают пьесу «Девуш- ка в гробу», которую Драйзер написал в разгар работы над руко- писью «Титана» летом 1913 года. Проблема борьбы рабочих за свои права против Каупервуда и Йерксов чрезвычайно волновала тогда Драйзера. Рабочие и другие избиратели, которых Пинский «представляет», потребовали от него, чтобы он выполнил их волю, в противном слу- чае они грозятся уничтожить его. Вот отрывок из, этой сцены: «Пятьсот человек (хором). Вор! Грабитель! Взяточник! Вздер- нуть его! Тащите веревку! Пинский (прячется за спины своих соратников; несколько горо- жан, сжав кулаки, надвигаются на него; их глаза блестят, зубы стис- нуты— все это не предвещает ему добра). Друзья мои, постойте! Дайте мне кончить! Голос. Сейчас мы тебя прикончим, падаль!» (IV, 576). В драматической форме написана и решающая сцена голосования в муниципалитете Чикаго вопроса о предоставлении Каупервуду преимущественного права строить в городе железные дороги. В зале
заседания собираются представители народа, которые заставляют замолчать членов муниципалитета, подкупленных Каупервудом. В страхе перед народом большинство городского муниципалитета отклоняет предложенный агентами Каупервуда законопроект. Новая для манеры Драйзера-романиста драматическая форма, вклинившаяся в ткань повествования «Титана», свидетельствовала о стремлении писателя наиболее выразительно передать мощь и силу массовых народных выступлений. Новый жизненный материал заставлял искать и находить новую, наиболее адекватную для него форму. Сказалось здесь, конечно, и* давнее пристрастие Драйзера к драме. В «Титане» писатель в еще большей, чем в «Финансисте», степени выступает как историк современности, в эпической форме осмысляющий ход истории, — место и время действия романа — Чи- каго 80—90-х годов — были хорошо знакомы Драйзеру, были для него частью живой истории. Писатель стремится скрупулезно следовать исторической правде. В «Титане» Каупервуд вынужден обратиться к капиталистам Уолл-стрита и Сити за займом, за средствами для проведения в жизнь его плана создания монопольной компании уличных желез- ных дорог в Чикаго. С этой целью он отправляется в Нью-Йорк и Лондон. Чтобы получить заем, он затевает сложную операцию, обма- нывает общественное мнение. Каупервуд вдруг превращается в «фи- лантропа» и «мецената» и жертвует университету Чикаго деньги на постройку крупнейшего в мире телескопа и обсерватории, которые будут носить его имя. Это производит желаемый эффект, создает ложное впечатление о размерах его состояния. Финансовые магнаты считают теперь Каупервуда платежеспособным, и он получает в Нью-Йорке у англо-американского банкирского дома заем, с по- мощью которого становится монопольным владельцем системы улич- ных железных дорог в Чикаго. Драйзер не только умело показывает, что «щедрость» и «интерес» к науке капиталистов вообще и амери- канских в частности проявляются отнюдь не ради процветания нау- ки, а из сугубо корыстных соображений, но и одновременно разру- шают легенду о якобы «самостоятельном», без помощи извне раз- витии американского капитализма. Идея «исключительности» развития американского капитализма развенчивается в «Титане» и тем, что Каупервуд, как показывает Драйзер, принадлежит fc одной общей для Америки и для Европы ка- тегории капиталистов, и тем, что деятельность Каупервуда в Амери- ке зиждется на эксплуатации народных масс, на подавлении их
интересов и прав также, как и деятельность английских или иных капиталистов, и вызывает у масс такой же протест и возмущение. Исторической правде соответствует заключительная часть романа, посвященная гигантской схватке народных масс Чикаго с Кауперву- дом и другими монополистами. Она изображает резкое обострение классовой борьбы в США на рубеже XIX—XX веков, причем Драй- зер умело отмечает, как враждующие капиталистические группи- ровки пытаются использовать в своих интересах народное возмуще- ние, засилие монополий и как эти попытки заигрывать с народными массами в конце кЪнцов обращаются против них самих. В борьбе с Каупервудом его конкуренты (Шрайхарт и другие) демагогически используют недовольство масс господством монопо- лий. С этой целью купленные ими газеты начинают вести борьбу против Каупервуда как воплощения власти монополий, причем они не отказываются даже от спекуляции на социалистических идеях. По указке монополистов возникают разные «оппозиционные» партии, призванные защищать интересы монополий. В 1912 году выступила прогрессивная партия Т. Рузвельта, кото- рый, как отмечал 9 ноября 1912 года в «Правде» В. И. Ленин, был нанят миллиардерами-ловкачами для обмана народных масс1. По- добные миллиардеры-ловкачи нарисованы в «Титане». От Шрай- харта и компании не отстает и Каупервуд. Он ставит своей зада- чей подкуп всего состава муниципалитета города Чикаго и сената штата Иллинойс. Развертывается картина невиданного по своему цинизму и лицемерию разложения буржуазной демократии, вопло- щенная в целой галерее образов «Титана». В «Титане» центр тяжести в деятельности Каупервуда переме- щается. Каупервуд главное внимание теперь уделяет вложению ка- питала в промышленность, продолжая при этом и финансовую дея- тельность. От писателя в романе не ускользнул и такой важней- ший для эпохи империализма процесс, как сращивание капитала банковского с капиталом промышленным. Соотвественно изменению деятельности основного героя, отра- жающей существенные сдвиги в самой действительности США тех времен, изменяется и система образов в романе. Появляются обра- зы агентов монополий, продажных журналистов, адвокатов-специа- листов по нарушению законов, представителей городского управле- ния, которыми командует уже не «кустарный триумвират», а Фрэнк 1 В. И. Ленин. Поли, собр.- соч., т. 22, стр. 192.
Алджернон Каупервуд. Вся эта система образов служит разоблаче- нию коррупции, продажности американского империализма, выявляет закономерный характер этих явлений. Изменение системы образов отражает различные стадии развития монополий. Вначале Каупервуд действует через подставных лиц, добива- ясь захвата ряда концессий. Когда это удается, он становится ог- ромной силой в городе, представителем финансовой олигархии, по сути дела одним, из властелинов Чикаго. Картина захвата власти финансовой олигархией составляет один из наиболее существенных и верных исторической правде моментов в романе. В «Титане» изображена борьба американского империализма с народными массами, обострение классовых противоречий в США в конце XIX века, и здесь снова Драйзер показывает себя большим мастером реалистического фона. Исторический фон в «Титане» — это борьба рабочего класса и популистское движение. Говоря о борьбе популистов, писатель под- черкивает антимонополистическую направленность их движения, сливавшегося с широкими всенародными антиимпериалистическими выступлениями. 'Ход времени наглядно передают в «Титане» и умело введенные в повествование вставные эпизоды. Каупервуд обзавелся роскошным помещением для конторы в центре Чикаго. Проходящий мимо маклер бросает своему приятелю: «В гору пошел, ничего не скажешь. Какие стекла поставил!» (IV, 31). В этих словах аромат эпохи, когда зер- кальные стекла были свидетельством богатства и успеха. Рассыпанные по роману подобные эпизоды воссоздают цвета и краски, звуки и запахи времени. Этот реалистический фон до- полняет и наполняет тонкими деталями философское осмысление истории современности, характерное для романа. Свойственная манере Драйзера точность деталей обнаруживается не только в описаниях, городских дейзажах, но и во всем его под- ходе к американской жизни и особенно разительно в точном воспро- изведении как исторического процесса, так и его частных, сторон, в которых выявляют свое действие и важнейшие закономерности. Драйзер выступает в «Титане» мастером реалистической зари- совки. Описывая обед Каупервуда в клубе, он живо обрисовывает сидящую за столом компанию: «Среди сидевших за столом были люди дородные и тощие, высокие и приземистые, темноволосые и блондины; очертанием скул и выражением глаз некоторые напоми- нали тигра или рысь, другие — медведя, третьи — лисицу, попада-
лись угрюмые бульдожьи физиономии и лица снисходительно-ве- личественные, смахивающие на морды английских догов. / Только слабых и кротких не было в этой избранной компании» (IV, 15). Сборище финансистов здесь нарисовано до осязаемости зримо, как будто это сделал не писатель, а художник карандашом или пером, а может быть, и углем. Не менее живописен и поэтический образ Чикаго: «Город, по- добный ревущему пламени, город-символ Америки, город-поэт в штанах из оленьей кожи, суровый, неотесанный Титан, Берне среди городов! На берегу мерцающего озера лежит этот город-король в лохмотьях и заплатах, город-мечтатель, ленивый оборванец, сла- гающий легенды, бродяга с дерзаниями Цезаря, с творческой силой Еврипида. Город-бард — о великих чаяниях и великих дости- жениях поет он, увязнув грубыми башмаками в трясине обыденного. Гордись своими Афинами, о Греция! Италия, восхваляй свой Рим! Перед ндми Вавилон, Троя, Ниневия нового века! Сюда, дивясь все- му, исполненные надежд, шли переселенцы из Западных штатов и Восточных. Здесь голодные и алчущие труженики полей и фабрик, носясь с мечтой о необыкновенном и несбыточном, создали себе сто- лицу, сверкающую кичливой роскошью среди грязи» (IV, 9—10). Уитменовский пафос и жизнелюбие сливаются с трезвым видением вопиющих социальных контрастов капиталистического города. Сам по себе образ столицы, сверкающей кичливой роскошью среди гря- зи, показывает умение Драйзера поэтически рассматривать и воссоз- давать даже очень противоречивые и сложные явления жизни. Это относится не только к образу Никаго, но и в какой-то мере и к образу Каупервуда — одного из королей Чикаго — города, который, по словам Драйзера, «наводняли подонки всех городов мира» (IV, 10). Продолжая и развивая в «Титане» ту же тему, что и в «Фи- нансисте», Драйзер решает ее по-новому, углубленно исследуя дея- тельность Каупервуда в новых, изменившихся условиях. Контраст- ность становится в «Титане» важнейшей стороной поэтики Драйзера, в ней находит выражение и первооснова замысла «Трилогии жела- ния», точно переданная в названии главы LIX «Титана» — «Капитал и права народа». , «Титан» не повторяет «Финансиста» и в художественном плане. Для «Титана» характерно более четкое деление на главы, более многоплановая композиция, некоторая усложненность сюжета, дра- матизм повествования. Появляются побочные сюжетные ответвле- ния, например линия Беренис, которая получила развитие в «Стои- ке», или обособляющаяся линия Эйлин.
В «Титане» каждая глава имеет подзаголовок. Показательно и само содержание этих подзаголовков, выражающих отношение авто- ра к описываемым событиям: глава XX, «Человек и сверхчеловек»; глава XXXV «Политическая сделка»; глава LVIII «Расхититель на- родного достояния»; глава LIX «Капитал и права народа». Больше в «Титане» публицистических и лирических отступлений. В романе активнее выявляется лицо автора. Образ Каупервуда во втором томе трилогии становится еще слож- нее и противоречивее. Это прежде всего «титан без души и сердца, стремящийся заковать народ в цепи рабства». Он сказочно богат, и ему удается подкупать муниципалитеты, губернаторов, мэров, но он не в состоянии подкупить народ, народным массам нельзя заткнуть рот деньгами, и Каупервуд терпит поражение в схватке с народом. Не менее ощутимо его поражение в личной жизни. Он не может обрести покой, деньги не приносят счастья не только по- кинутой им жене Эйлин, но и ему самому. Драйзер продолжает гуманистическую линию «Финансиста». Деньги, богатство не столько принадлежат Каупервуду, сколько владеют им, они убивают в нем лучшие человеческие качества. Богатство иссушает Каупервуду душу и сердце, он сам ощущает это, и в этом, может быть, Драйзер видит отличие его от других капиталистов, усматривает даже в судьбе Каупервуда своего рода американскую трагедию. Во всяком случае в «Титане» нарастает ощущение трагизма американской жизни — сказывается углубление гуманизма Драйзера. Поэзия отрицательных величин по-прежнему находит свое яркое выражение в образе Каупервуда, но никак не исчерпывает смысла романа. В «Титане» по сравнению с «Финансистом» становится острее, резче, а главное глубже критика американского капитала, этому в немалой степени способствует выявление писателем противоречий американского общества, и прежде всего, противоречия между круп- ным капиталом и народными массами, и изображение борьбы народ- ных масс, их возмущение господством империалистических моно- полий. Каупервуд, на сторону которого встали все сильные мира сего, включая даже его конкурентов, терпит поражение. Из этого положения Каупервуда и победы простых людей Америки в романе сделаны, однако, ложные выводы, основанные на идеалистической концепции Спенсера и других буржуазных философов. «В конечном итоге, — пишет Драйзер, — бог или созидательная сила — не что
иное, как стремление к равновесию, которое для человечества нахо- дит свое приблизительное выражение в общественном договоре. Примечательность этой силы заключается в том, что она порождает отдельные личности во всем их бесконечном и ослепительном мно- гообразии, а также порождает массы с присущими им проблемами. Но и тут рано или поздно неизбежно наступает равновесие, когда массы подчиняют себе отдельную личность или отдельная лич- ность— массы... на какой-то срок» (IV, 590). Эти обобщения ведут к оправданию действий Каупервуда и подобных ему магнатов ка- питала и находятся в резком противоречии со всем обличительным тоном и пафосом «Титана». Они вынесены в заключительную под- главку книги «Оглядываясь назад», подобную заключающей «Фи- нансиста» подглавке «Магический кристалл». Воздействие буржуазной идеологии, в частности, влияние идеа- листической философии Спенсера помешало писателю до конца осознать те социальные проблемы, которые он так глубоко видел, чувствовал и изображал. Все более очевидным^ становится контраст между безжалостной критикой устоев капиталистической Америки и ограниченностью философской концепции Драйзера, несоответствие между критикой и его выводами. Это противоречие наиболее ярко проявилось в «Титане». Само же по себе отношение Драйзера к Каупервуду выявляется в концовке романа достаточно однозначно словами, взятыми из IV ак- та «Макбета» Шекспира, — Драйзер предрекает гибель своему герою, уподобляемому им титану — злодею Макбету. Первые два тома «Трилогии желания» были подвергнуты трав- ле буржуазной прессой — предпринята была даже попытка недопус- тить их выхода в свет. Особенно резкие нападки вызвал «Титан». Издательство Харпера, с которым Драйзер заключил на эту книгу договор, отпечатав восемь с половиной тысяч экземпляров, приоста- новило печатание. «Причина, — писал в письме Генри Менкену 6 марта Теодор Драйзер, — реализм слишком суровый и бескомпро- миссный, а их политика не выдерживает его» (Письма, I, 162). Дру- гой издатель — Доран — назвал Драйзера за роман «Титан» «очень ненормальным американцем». Кроме того, писал Менкену Драйзер 25 марта 1914 года, «Доран считает Йеркса ненормальным типом аме- риканского бизнесмена, не заслуживающим обсуждения. Я должен пи- сать на менее ненормальные темы» (Письма, I, 164). Буржуазных издателей не устраивал реализм писателя, и вновь они пытались
126 заставить его замолчать и скрыть от публики его роман. С большим трудом Драйзеру удалось издать свою книгу. Через шесть лет, в 1920 году, говоря о трудностях,, которые ему приходилось преодолевать в литературной деятельности, Драйзер пи- сал, что в Америке каждого писателя, пытающегося серьезно интер- претировать'американскую действительность, считают «более или ме- нее подлецом, низким человеком, которым я надеюсь, я имею честь быть» (Письма, I, 330). Американский бизнесмен требует, чтобы в его книгах «все мужчины были честными, добрыми и правдивыми; все женщины, а особенно его жена и дочери, чистыми, как только что выпавший снег. Нет жестоких, подлых, смотрящих на все сквозь пальцы бизнесменов.... по крайней мере в их книгах. А почитайте слащавую чепуху на редакционных полосах обычной американской газеты. Какие хорошие люди все эти бизнесмены. Посмотрите, одна- ко, если хотите, протоколы судов, куда его вызывают отвечать за преступления. Это смешно. Ни одна американская книга, однако, не должна отражать этого. Это низко, мрачно, не та литература, которую должен читать народ, потому что ведь, по правде говоря, она остав- ляет плохое впечатление об американском бизнесмене американском отце, американском сыне, американской матери, американской доче- ри» (Письма, 1, 330). В «Трилогии желания» Драйзер развенчивает этот миф об аме- риканском бизнесмене, распространяемый апологетической лите- ратурой. Драйзер-реалист Создал впечатляющий образ американского бизнесмена, магната капитала. Драйзер-гуманист показал, что аме- риканский капитализм не менее, а пожалуй, более бесчеловечен и откровенен в своем цинизме, чем капитализм западноевропейских стран. Гуманистический накал отличает «Трилогию желания» — заме- чательное произведение, выходящее по своему значению за рамки американской литературы. В галерею скупых, стяжателей, капиталистических хищников Драйзер ввел образ финансиста, попирающего не только народ своей страны и ее закон, но и распространяющего свои финансовые ма- хинации на другие страны, богатого не вследствие своей скупости или скаредности, а по причине ловкого и умелого использования законов развития монополистического капитала и оттого еще более циничного и безудержного в своем хищничестве. Драйзер ввел в мировую литературу образ финансиста — капиталиста той новой формации, суть которой в 1916 году раскрыл В. И. Ленин в книге «Империализм, как высшая стадия капитализма». ,
Высоко оценил реализм «Трилогии желания» Синклер Льюис, примыкавший в ту пору к социалистическому движению. В статье «Роман и социальные недуги наших дней (закат капитализма)» он относит Драйзера к числу тех писателей, «к кому мы обращаемся чтобы, услышать исчерпывающую критику современной жизни; в их произведениях за индивидуальными событиями, как некий мрач- ный фон, стоит Народ — скопище людей со сжатыми кулаками, лю- дей грубых и неучтивых, людей, которые хриплыми голосами тре- буют своей доли земных благ, вселяя тревогу в сердца благопри- стойных леди и джентельменов»1. Синклер Льюис подчеркивает, что в «Титане» говорится о май- ских событиях 1886 года в Чикаго. Отмечая зоркость Драйзера, он считает, что «все растущая тенденция народа отстаивать свои интересы (по мнению С, Льюиса, ее удалось показать Драйзеру. — Я. 3.) — это та самая тенденция, которую одни (те, кто разделяет ее) именуют «началом падения капитализма», а другие (те, кто живет в свое удовольствие) — «растущим беспокойством и неблагодарностью масс»2. Социалист Синклер Льюис видел в «Титане» не просто отра- жение борьбы труда и капитала, но и показ объективно революцион- ной тенденции в развитии американской действительности. По мнению Синклера Льюиса, читателю «Трилогии желания» ясно, «какой роман- тической фигурой является для Драйзера этот пират от финансов — Каупервуд»3, и вместе с тем Драйзер понимал, пусть лишь смутно, но в какой-то мере «понимал, что Каупервуд — только частное прояв- ление некоей системы» 4. Статья Синклера .Льюиса появилась в 1914 году, через несколько месяцев после опубликования «Титана». Анализируя реалистический метод Теодора Драйзера, Синклер Льюис видит в нем союзника социалистической литературы, рекомендует сторонникам социализма прочитать «Трилогию желания», чтобы лучше уяснить тенденцию развития американского капитализма. Сочувствие борьбе трудящихся, о котором свидетельствовали многие страницы романа «Титан», пьеса «Девушка в гробу», новел- ла «Мэр и его народ», глубина осмысления Драйзером истории ^со- временности при всей противоречивости его мировоззрения, высо- кий гуманизм, безусловно, сближали Драйзера с социалистами, сре- 1 Синклер Льюис. Кингсблад, потомок королей, стр. 732. 2 Там же, стр. 736. 3 Там же, стр. 737. 4 Там же, стр. ?35.
128 ди которых у него и тогда было много друзей, со всеми передо- выми силами американского общества. Последующие годы ускорили это сближение. После издания «Титана» Драйзер начал раСютать над заключи- тельным томом «Трилогии желания» — романом «Стоик», но, не закончив эту книгу, отдался другим творческим замыслам. Монополии и пути борьбы с их засилием в американском об- ществе— эта тема глубоко волновала Драйзера всю жизнь. Он не знал, как разрешить эту сложную проблему во время издания пер- вых Двух томов своей знаменитой трилогии. В третьей книге дей- ствие переносилось в Лондон, где прототип Каупервуда Йеркс вкла- дывал свой капитал в строительство подземной железной дороги. Каупервуд становится международным магнатом капитала. К этому времени Драйзер побывал в Лондоне, весь фактический материал был собран, ясны были и основные моменты развития сюжета — в заключительной части Драйзер задумал изобразить 'превращение Каупервуда из титана в стоика и показать иллюзорность и бес- плодность его деятельности. Все упиралось в интерпретацию жизнен- ной философии Каупервуда, в понимание философии развития исто- рии. Драйзер знал, чем заканчивался путь его героя, но не мог этого объяснить и поэтому отложил работу над заключительной частью трилогии. Когда же Драйзер ознакомился с ленинским по- ложением природы империализма как последней стадии капитализма, когда ему стали окончательно ясны пути борьбы за новое, свобод- ное от капиталистической эксплуатации общество, он вернулся к работе над «Стоиком». Завершению замысла писателя помешала смерть. РОМАН Ö ХУДОЖНИКЕ Место искусства в обществе, судьба художника в Америке, психо- логия художественного творчества — все эти проблемы давно волно- вали Драйзера. Им был посвящен и вышедший в свет в 1915 году роман «Гений». Рассказывая о жизни американского живописца Юджина Витлы, Драйзер воссоздает обстоятельства еще одной аме- риканской трагедии — трагедии художника. Юджин Витла, начиная свой путь в искусстве, стремится прав- диво изобразить жизнь. Эту программу передает описание одной из ранних картин Юджина Витлы: «Картина в полном смысле ело-
ва кричала о фактах. Все, казалось, говорило: «Да, я — грязь, я — будни, я — нужда, я — неприкрашенная нищета, но я — жизнь!». Тут не было ни малейшей попытки что-либо оправдать что-либо сгладить. С грохотом, скрежетом, оглушительным треском сыпались один за другим факты, вопя с жестокой, звериной настойчивостью: «Это так! Это так!» Ведь если подумать, то и ему, мосье Шарлю, случалось замечать в те дни, когда на душе у него было особенно скверно и тяжко, что некоторые улицы имеют именно такой вид. И вот сейчас такая улица стояла перед ним — грязная, неопрятная, жалкая, наглая, пьяная, все, что хотите,— но она была фактом. «Слава богу, наконец-то, он послал нам реалиста», — мысленно ска- зал себе мосье Шарль, разглядывая полотно, так как он знал жизнь, этот холодный знаток искусства» (VI, ч. 1, 270—271). «Гений» — это прежде всего роман о реалисте, о художнике- реалисте. Писателю удалось передать духовный мир Юджина Витлы — художника со всеми особенностями его таланта. Витла умел подме- чать живописное в самом обыденном. Описание полотен Витлы до- стигает зрительного эффекта, автор передает не только содержание, но и форму, цвет картин. Реалистические произведения, однако, не приносят художнику славы. Реалистическое искусство не устраивает законодателей мод буржуазной Америки, они боятся его. Юджин Витла понимает, что не сможет разбогатеть, создавая правдивые картины; он капитули- рует и становится поставщиком «идей» и рисунков для рекламы, губит свой талант. Драйзер подчеркивает гибель дарования Юджина Витлы, заключая слово «гений» в заглавии в кавычки. В письме к Менкену 30 ноября 1914 года он объясняет это так: «Есть другая книга — ее еще продают у букинистов — под названием «Гений»... Чтобы избежать беспокойства со стороны автора и донести точный смысл проблемы, который я в нее вкладываю, я ставлю заглавие в кавычки» (Письма, I, 183). Витле помешала выявить его гений буржуазная Америка — таков смысл заглавия романа, да и Витла не нашел в себе сил устоять перед трудностями и тяготами борьбы. Сочувствуя Витле, Драйзер, безусловно, осуждает его за уступ- ки буржуазной Америке. Юджин Витла отнюдь не является идеалом художника для Драйзера. В романе «Гений» поставлена очень широкая и важная пробле- ма, волновавшая Драйзера,— проблема судеб американского искус- ства, отношения искусства к американской действительности. эЗасурский
130 В «Гении» Драйзер стремился к большим обобщениям, и ему уда- лось их достигнуть в главном — в показе величия искусства реа- листического, правдиво изображающего жизнь. Подчеркивая критическое направление картин Юджина Витлы, экспонированных на первой его выставке, писатель говорит, что творчество молодого художника «действительно изображало все неприглядное» (VI, ч. 1, 278). Да и вся выставка «вскрыла такие стороны жизни, на которых обычно внимание людей не задержива- ется и которые, вследствие своей обыденности и будничности, счи- таются темой, недостойной художника» (VI, ч. 1, 276). Из этого, однако, не следует, что Витла занимался простым фотографированием явлений, вытекающих из пороков буржуазной Америки. Нет, он обличал в своих картинах эти пороки. Драйзер поэтизирует искус- ство, остро бичующее социальные язвы. Красочно характеризуется в «Гении» одна из картин, изображающих жизнь и нищету нью- йорских тружеников: «Юджин предъявил здесь жизни поистине жестокое обвинение. Он, казалось, без малейшего милосердия на- громождал все эти вещественные доказательства. С беспощадностью рабовладельца, избивающего раба, он не ослаблял ярости своей би- чующей кисти. «Вот так и так обстоит дело, казалось, говорил он. — А что вы скажете на это, или на это, или на это» (VI, ч. 1, 277). Безусловно, в этих словах находят выражение и взгляды само- го писателя на место и роль искусства в общественной жизни, на отношение искусства к действительности — взгляды подлинного реалиста. В романе поистине воспевается искусство, бичующее жизнь Америки, предъявляющее ей обвинения. Именно это решительное и категорическое выступление в защиту реалистического искусства, наполненное гневным и страстным обличением пороков американской действительности, было одной из главных причин, вызвавших злоб- ные нападки мракобесов на этот роман. Правдиво показывает писатель стоящие на пути художника- реалиста в Америке трудности, которые заставили Витлу пойти на службу в рекламное агентство. Витла не мог добидъся признания, создавая реалистические полотна. Но, рисуя этикетки для флаконов, эскизы газетных объявлений, трамвайных плакатов, рекламирующих продукцию парфюмерной компании Сэнд, или эскизы пакетов, в ко- торых продает сахар американская сахарная компания, и этикеток к ним, оказавшись фактически на положении высококвалифициро- ванного рабочего, производящего рекламу, служащего целиком й пол- ностью интересам капиталистического производства, Витла занимает
«почетное» место в обществе. Но оно не может его удовлетворить. Юджин перестает быть художником, и это начинает его тревожить. «Он по натуре был художником, а вовсе не финансовым гением... Надругательство над справедливостью, красотой и человеческими чувствами, происходившее на его глазах, сначала удивило его, по- том некоторое время забавляло и, наконец, стало возмущать» (VI, ч. 2, 52). Буржуазное общество больше ценит финансовых гениев, чем художников-реалистов. Служа капиталистической рекламе, ху- дожник теряет свой талант, утрачивает остроту своего реалистичес- кого видения. Как и во всех романах Драйзера, в «Гении» события развива- ются на тщательно выписанном реалистическом фоне, богатом яр- кими картинами американской жизни. Витла-юноша отправляет- ся искать счастье в большой город — в Чикаго. Нужда заставляет его браться за любую работу: он развозит белье из прачечной и собирает деньги за проданные в кредит товары. Юджин, обессиленный болезнью, ищет работы, и перед нами возникает зарисовка жизни трудового Нью-Йорка — люди «встают в четыре часа утра, чтобы купить газету, и мчатся по адресу, ука- занному в объявлении, стремясь занять очередь поближе и обогнать других» (VI, ч. 1, 363). Интересно, что этот эпизод воспроизводит некоторые моменты из очерка «Во тьме», послужившего здесь писателю эскизом. Для творческой лаборатории Драйзера-романиста, как уже отмечалось при анализе «Сестры Керри», характерно использование очерков и рассказов об увиденных им жизненных явлениях и событиях в качестве набросков к большим полотнам-романам. Это обращение к собственному жизненному опыту, уже переведенному на язык об- разов, помогает делать романы такими убедительными, жизненными, правдивыми, позволяет и более тщательно выписывать детали, от- брасывая то, что в первоисточнике — очерке, зарисовке, рассказе — оказалось поверхностным, слабым, дополняя его новыми, более удачными, свежими, меткими выражениями, эпитетами, сравнени- ями. Мастерство реалистической детали, которое уже отмечалось и при анализе других его романов, было, таким образом, результатом исключительно тщательной, кропотливой и упорной работы писате- ля. И эпизод с очередью безработных около редакции газеты в «Гении» переосмысляется, дополняется и углубляется вновь най- денным метким сравнением. В романе говорится, что «это было жуткое зрелище, напоминавшее работу двух жерновов: эти люди 5'
132 представлялись ему мякиной, и сам он был на положении такой вот йякины или ему грозило стать ею. Жизнь перестала с ним церемониться. Он будет падать все ниже и ниже, и, может быть, никогда уже не поднимется на поверхность» (VI, ч. 1, 363). Мель- ничные жернова, размалывающие мякину, осязаемо и наглядно передают неотвратимость гибели этих людей, раздавленных, раз- молотых законами капиталистической Америки. В эпизодах рабочие не только жертвы. Вновь прибегая к мате- риалу, уже обработанному ранее в новелле «Могучий Рурк», Драйзер рассказывает о днях, проведенных Юджином Витлой на железной дороге, куда он поступил простым рабочим. Витла имеет возмож- ность убедиться в величии людей труда, ибо «вся их работа говорила о разуме, а не об отсутствии его. Их ^гордость, как бы наивна она ни была, порождалась возвышенными, а не низменными устремлени- ями человеческой натуры» (VI, ч. 1, 384). Правда, Витла испытывал чувство превосходства над рабочими (VI, ч. 1, 385), но этим писа- тель подчеркивает скорее известное высокомерие Витлы и как бы вместе с тем, пожалуй, высказывает в косвенной форме свое осуж- дение. Ведь в «Могучем Рурке», где повествование ведется от имени автора, этого чувства у рассказчика мы не обнаруживали. Драйзер в «Гении» называет среди знакомых молодого Витлы Элизабет Стейн. «Известная социалистка и агитатор. Она часто выступает с речами на улицах Ист-Сайда»,— говорит о ней Витла Анджеле. Портрет Стейн в «Гении» поразительно напоминает уже известную нам зарисовку Драйзера Элизабет Герли Флинн, опубли- кованную в журнале «Бродвей мэгазин» в 1906 году под заглавием «Жанна д'Арк из Ист-Сайда». «Восковой цвет ее лица, гладкие чер- ные волосы, заплетенные в косы и уложенные короной на голове, прямой, точеный нос, правильно очерченные румяные губы и невы- сокий лоб говорили о бесстрашии и душевной утонченности. Андже- ла не могла себе представить, чтобы такая красивая девушка зани- малась подобными делами и вместе с тем держала себя так смело, свободно и непринужденно» (VI, ч. 1, 259). Этот эпизодический образ, нарисованный Драйзером проникно- венно и с большим теплом, подтверждал не только его симпатии и сочувствие социалистам, передовым людям своего времени, но и свидетельствовал об интересе, с каким он относился к их взгля- дам на искусство. Реалистический фон, таким образом, помогает писателю показать точнее то особое место, которое главные действующие лица романа
занимают в обществе, и высказать в той или иной форме свое от- ношение к ним. В «Гении» он отнюдь не исчерпывается картинами жизни простых людей, в него входят и блестящие зарисовки мира американских художников, действий рекламных компаний и изда- тельств, и старая лекарка миссис Джонс — представительница «хрис- тианской науки». Реалистический фон «Гения» значительно расши- ряет диапазон охваченных в романе тем, помимо главной и основ- ной проблемы — положения искусства и культуры в буржуазной Америке. Закончив первый вариант «Гения», Драйзер писал Менкену: «Это мрачно, к сожалению, но жизненно» (Письма, т. I, стр. 114). Выступая в «Гении» в защиту реализма, Драйзер, однако, не всегда удерживается от влияния натуралистической литературы, которое проявилось в трактовке образа Юджина Витлы и много- численных подруг его сердца, а также и в композиции романа. Обрисовывая характер Юджина Витлы, Драйзер пишет: «Толь- ко две реальные ценности существовали для него, и им он оста- вался неизменно верен, как стрелка компаса, которая всегда по- казывает на север: красота окружающего мира, которой он вос- хищался и которую жаждал передать на полотне, и женская красо- та— вернее, красота девушки в восемнадцать лет» (VI, ч. 1, 349). И вот этими двумя побуждениями в значительной мере определяет- ся внутреннее развитие героя, причем особую роль в эволюции Юд- жина Витлы играет стремление удовлетворить эту вечную страсть к обладанию девушкой восемнадцати лет. Это подчас переводит мотивировку судьбы главного действующего лица романа из плана социального в план физиологический, биологический, из плана реалистического в план натуралистический. Мы уже отмечали не- которую дву плановость первых романов «Трилогии желания». В «Гении» эта дву плановость еще более разительна. Биологизм в мотивировке событий иногда заслоняет социальную обусловленность, выдвигается на первый план. Этим в значительной степени можно объяснить композиционное деление романа на три книги: «Юность», «Борьба», «Бунт». Наступление перелома в жизни Витлы вызвано в большой степени, если верить Драйзеру, не только отказом буржуазной Америки принять реалистические творения Витлы, но и его нервным заболеванием, которое как бы приравни- вается к творческому бессилию. В борьбе против болезни и видит автор смысл названия второй книги романа «Борьба». В книге «Бунт» рассказывается не только о восстании Юджина Витлы против за-
кабаления его таланта, но и о его бунте против семейных уз, кото- рые его жена Анджела попыталась укрепить. Все это позволяет говорить о противоречиях в мотивировке поступков героев романа «Гений». После смерти Анджелы во время родов, потрясенный этим, Витла еще больше углубился в свое богоискательство, обратился к «христианской науке», ко всякого рода псевдонаучным трудам, оправдывающим мистику и религию, «на какое-то время заблудил- ся в тумане религиозных измышлений» (VI, ч. 2, 414). Подметив идейный разброд, характерный для значительных кругов американской буржуазной интеллигенции, поиски в мистике и религии выхода из кризиса капиталистической действительности, который нарастал в начальные годы первой мировой войны, Драйзер выходит за рамки романа о художнике; временной фон, на котором развивается действие романа, приобретает существенное самостоя- тельное значение. Внимание к деталям, столь свойственное Драйзе- ру-романисту, приобретает новое качество — писатель улавливает существенные детали хода истории, выступая как проникновенный историк современности. О философских блужданиях и сомнениях Витлы Драйзер гово- рит в конце романа. Герой Драйзера с интересом читает Спенсера и с почтением к нему относится. И если Драйзер в основном соли- дарен с Витлой в его художественных вкусах, то этого нельзя ска- зать о философии Витлы. Эпилог "«Гения», как и заключительные части «Финансиста» и «Титана», возвращает нас к идеям философии Спенсера — Юджин Витла берет с полки работу Спенсера «Факты и комментарии», и Драйзер приводит понравившийся Витле отрывок из этой книги, где речь идет «о непознаваемости». В «Гении», одна- ко, Драйзер впервые не солидаризируется до конца со взглядами английского философа-позитивиста, а рассматривает их как часть философских блужданий и исканий своего героя и в этом — значи- тельный шаг в идейной эволюции писателя. Влияние буржуазной идеологии, которое в эти годы особенно возросло в США в результате усиления активности реакционных элементов, стремившихся расправиться с рабочим движением, ска- залось и на кризисе мировоззрения и творческого метода Драйзера. Наряду с отчетливо выраженной реалистической тенденцией в этом романе, обличающем буржуазную культуру, немалое место занимает истолкование действительности в духе биологизма. Нату- ралистические подробности иногда заслоняют точные реалистические наблюдения.
Нельзя, однако, преувеличивать влияние натурализма в этом романе. Стремясь ослабить физиологическую мотивировку поступков Витлы, Драйзер называет культом, навязчивой, опасной для челове- ческого разума идеей Юджина Витлы его «представление о красоте девушки в восемнадцать лет» (VI, ч. 2, 373). Тем самым биологи- ческая мотивировка сразу же лишается всеобщности и неодоли- мости. О зоркости Драйзера-художника свидетельствуют его замечания о причинах, которые сделали Юджина Витлу известным живопис- цем после того, как он утратил лучшие качества своего таланта. Мо- сье Шарль, сбывавший его картины в дни молодости, теперь занимает- ся распространением произведений американского искусства за границей. «Надо продвигать на рынок американских художников,— рассуждает мосье Шарль,— кто-нибудь из них должен выдвинуться, так почему не Витла?». И Витла начинает писать, однако, «вре-. менами чувствуя, что былая его сила навсегда утрачена» (VI, ч. 2, 409). Американская живопись становится предметом экспорта, уси- ливающаяся внешнеполитическая экспансия США захватывает и эту сферу. К живописи Витла вновь обращается после неудачного увлече- ния Сюзанной Дэйл. «Необходимо было чем-то заняться,— рассуж- дает Витла,— хотя бы той же живописью» (VI, ч. 2, 349—350). В жи- вописи он теперь видит рыход из житейского кризиса. Растратив свой талант, он не обретает того вдохновения, которое было харак- терно для раннего его творчества. В первом варианте романа, который был закончен в августе 1911 года, Юджин Витла соединял свою судьбу с Сюзанной Дэйл, примирялся с жизнью1 и окончательно погибал как художник. По- добная «счастливая» концовка резко снижала образ Витлы, снимала в значительной степени трагизм его звучания. В окончательном ва- рианте Витла не только не примиряется с Сюзанной, но после смерти Анджелы и рождения дочери возвращается к искусству. «Пусть концом этой истории,— писал Драйзер в заключительной главе «Гения»,—послужит нам повесть о философских блужданиях и сомнениях ее героя и о постепенном его возврате в русло обычной жизни, обычной в том смысле, как это понимает художник. Никогда уже, говорил себе Юджин, не будет он тем сентиментальным и увлекающимся глупцом, которому воображение рисует совершен- 1 R. Н. Elias. Theodore Dreiser, pp. 156—157, 177—178.
ство, едва он увидит красивую женщину» (VI, ч. 2, 403). И снова он видит в картинах «собственный протест», хотя и не может вернуть себе утраченное в погоне за деньгами, славой, женщинами вдохно- вение. Эта концовка в большей степени соответствовала логике разви- тия характера Витлы — он не смог неуклонно следовать по избран- ному пути, и дарование его не смогло расцвести в полную силу, и его возвращение в студию, если и было победой, то победой, достигнутой ценой признания поражения в жизни. Витла глубоко ощущает трагизм своей судьбы. Особенно ярко передана эта мысль в одной из последних картин Витлы, описанных в романе. «На ней был изображен пропойца — живой труп — среди бьющей ключом жизни». Витла видел в этом «свой собственный протест, судорожное цеплянье за жизнь» (VI, ч. 2, 409). Да, в этом пропойце Витла видел какое-то отображение своей судьбы — судьбы художника, искалеченного буржуазной Америкой. Драйзер долгое время считал «Гения» своим лучшим романом. Объясняется это многими причинами, прежде всего тем, что в романе мастерски передан процесс художественного творчества. Кроме того, «Гений» в известной степени был произведением, итоговым для сорокачетырехлетнего писателя, ставшего к 1915 году признаным лидером реалистической литературы США. «Гений» был пятым по порядку публикации романом Драйзера, он во многом базировался на личных впечатлениях, так же, как «Сестра Керри» и «Дженни Герхардт», но вместе с тем, подобно «Финансисту» и «Ти- тану», строился на чрезвычайно широком социальном и историчес- ком фоне, углубленном пониманием классового механизма буржуаз- ной Америки, ее противоречий. Судьба художника оказывается рас- крытой в ее связях с обществом, и в этом; отношении реализм Драй- зера углубляется — Драйзеру удается проследить ход истории через судьбу художника. Американские исследователи трактовки «Гения» односторонне акцентируют внимание на моментах, связанных с личной жизнью Драйзера, усматривая в Анджеле сходство с женой Драйзера, а в Сюзанне Дейл — портрет молодой дочери сотрудницы «Баттерик пабликейшнс» Телмы Кадлип, в которую писатель был влюблен. Отношения Драйзера с Телмой Кадлип не получили какого-либо развития в результате вмешательства ее матери, находившейся по- мимо всего прочего в дружеских отношениях с женой писателя, но глубоко затронули его, он долго и болезненно переживал их,
что, конечно, нашло отражение в романе «Гений», написанном в первом варианте вскоре после того, как мать увезла Телму в Англию. При доработке романа, продолжавшейся почти четыре года, не менее существенное значение приобрели моменты, связанные с работой Драйзера в «Баттерик пабликейшнс», где писатель ради заработка редактировал три женских- журнала, преимущественно посвященнь1х рекламе дамского платья и белья и выкройкам. Вы- холащивающая душу коммерциализация искусства изображена Драй- зером с большой силой. Несовместимость искусства и буржуазной коммерции — этот вывод получил в романе плодотворное решение и был очень близок писателю, сохранившему верность реализму, несмотря на самый грубый нажим, которому его подвергали издате- ли и буржуазная критика. «Гений» был дорог писателю именно потому, что ему удалось выразить в нем кредо своего творчества — беспощадное реалисти- ческое изображение жизни. По первоначальному замыслу, главным героем «Гения» должен был быть журналист1. Отказаться от этого замысла Драйзера, ве- роятно, заставило стремление показать творческую лабораторию художника — психологию мышления образами. Естественно, что на примере журналиста сделать это было трудно. Кроме того, внима- ние Драйзера издавна привлекала живопись. Драйзер сказал одному из своих биографов, что им была написана книга о выдающемся американском живописце XIX века Джордже Иннессе (1825—1894) — «Жизнь Иннесса» еще до того, как он успел что-либо опубликовать. Однако чемодан с рукописью, по словам писателя, затерялся и до сих пор эта рукопись так и не обнаружена2. Французский литературовед Арнавон пишет: «Драйзера должны были считать в некоторых кругах своего рода авторитетом по ис- кусству»3. Начиная с 90-х годов прошлого столетия, Драйзер выступает со статьями, посвященными проблемам изобразительного искусст- ва. Он пишет о карикатуристе Гомере Давенпорте — обличителе про- дажных американских политиканов (журнал «Эйнслис мэгазин», май 1898 г.) и о замечательном мастере реалистической живописи 1 См.: Robert H. Е 1 i a s . Bibliography and the Biographier. «The Library Chronicle», vol. XXXVIII. Winter 1972, № 1, pp. 25—44. 2 См.: F. О. Matthiessen. Theodore Dreiser. N. Y., 1951, p. 162; Cyrille А г na von. Theodore Dreiser and Painting. «American Literature», 1945, May. 3 Cyrille А г na von. Theodore Dreiser and Painting, p. 117.
Роберте Генри (журнал «Бродвей мэгазин», март 1907 года). Во время работы в журналах Драйзер сближается с молодыми художни- ками, работавшими для газет и журналов,— с Джоном Слоуном, Джорджем Лаксом, Уильямом Глэккенсом, Эвереттом Шинном. У этих художников было много общего с Драйзером и прежде всего сходство идейно-эстетических позиций, а также путь в искусство — и они, подобно писателю, прошли тяжелую школу журналистики. Джон Слоун, Джордж Лаке, Уильям Глэккенс, Эверетт Шинн, к которым присоединился потом Джордж Беллоуз, во главе со своим учителем Робертом Генри восстали против эстетства, против теории «искусства для искусства»1, против академического и салонного бур- жуазного искусства. В 1907 году картины сподвижников и учеников Генри были отвергнуты жюри Национальной академии. Генри в знак протеста забрал свои картины с академической выставки и организо- вал в 1908 году самостоятельную выставку работ художников своей школы, которая получила название выставки «Восьмерки»2. «У Нью- Йорка,— писал он в марте 1907 года в журнале «Бродвей мэгазин»,— есть художник, работы которого можно найти почти в любой гале- рее и салоне Европы, чье имя уважают в каждой континентальной студии и которого, несмотря на это, едва знают в его собственном городе и стране те, кого снисходительно величают «широкой пуб- ликой». Но если Нью-Йорк не знает Роберта Генри, то Генри знает свой Нью-Йорк, и у него есть школа последователей, которые идут с ним рисовать в трущобы и закоулки, — Глэккенс, Слоун, Шинн — вот не- которые из них. «Нью-Йорк лучше Парижа для художников, — гово- рит Генри, — и перестаньте рисовать кувшины и бананы и рисуйте повседневную жизнь Нью-Йорка — тележка с Хестер-стглит — более подходящий сюжет, чем голландская мельница»3. Драйзера и школу Генри объединяло не только внимание к жиз- ни нью-йоркской бедноты, к повседневной жизни большого города. Как отмечает американский литературовед Джозеф Куайат, «худож- ники «школы мусорного ящика» не только верили, как и Драйзер, что художник должен быть честным и правдивым летописцем и ис- толкователем жизни, которую он знал и видел, но именно по изо- 1 См.: Е. P. Richardson. Painting in America. N. Y.r 1956, pp. 362—366; J. Th. F lex пег. The Pocket History of American Painting. N. Y.r 1957, p. 82. 2 На выставке в Макбет-гэллери в Нью-Йорке участвовали Генри, Глэккенс, Лаке, Слоун, Шинн, Лоусон, Прендергаст и Дэйвис. ? Цит. по «PMLA», March, 1952, р. 16.
139 Сражению ими этой «правды» городской жизни, ее стремительности и грубости и ее красоты можно лучше всего увидеть их отношение к Драйзеру»1. Куайат признает как общность идейно-эстетических позиций «Восьмерки» и Драйзера, так и сходство их творческой манеры в восприятии жизни Америки. Куайат приходит даже к выводу, что прототипом Юджина Витлы послужил Эверетт Шинн. «Драйзер, — ут- верждает он, — не довольствовался просто описанием различных фаз личной жизни Шинна, его учебы в Художественной школе, его карье- ры газетного художника и журнального иллюстратора и его враждеб- ного отношения к этому символу консерватизма и скуки — Националь- ной академии. Драйзер описал многие рисунки и картины Шинна и некоторые из художественных замыслов, которыми он вдохновлял- ся»2. . Трудно сказать, насколько прав Куайат, во всяком случае ясно, что в образе Юджина Витлы отражены некоторые черты художни- ков из «Восьмерки». Сам Драйзер говорил по поводу прототипа Юджина Витлы: «Я имел в виду не какого-либо художника, когда пи- сал, а сочетание обстоятельств в моей собственной жизни и в жизни других людей, которые интересовали и волновали мсня» (Письма, т. III, стр. 797). И действительно, в описании некоторых сторон жизни Витлы Драйзер воспроизводил ряд эпизодов своей жизни (начало тру-. довой жизни, работа на железной дороге и др.). У Витлы много об- щего с Драйзером в художественных вкусах — оба любят Верещагина и Бальзака. Борьба вокруг первых картин Юджина Витлы напоминает поле- мику, вызванную «Сестрой Керри». На Витлу нападает критик, пред- ставляющий академическое салонное искусство : «Помилуй нас бог сгг того, чтобы нам под видом искусства навязывали помойные вед- ра, паровозы и еле волочащих ноги кляч. Тогда уж лучше сразу обратиться к простой фотографии и на этом успокоиться. Разби- тые ставни, грязные мостовые, полу замерзшие мусорщики, кари- катурные фигуры полицейских, безобразные старухи, нищие по- прошайки, сэндвичмены — вот что такое искусство с точки зрения Юджина Витлы» (VI, ч. 1, 278). Этому ретрограду отвечает один из немногих защитников реалистического искусства, выражающий взгля- 1 Joseph К w i a t. Dreiser's the «Genius» and Everett Shinn, the Ash-Can Painter .«PMLA», March, 1952, p. 15. 2 Ibid., p. 23.
140 ды Драйзера на искусство. Он утверждает, что истинное понимание волнующих и ярко драматических сторон жизни, «дар сообщать ве- щам должный колорит, отнюдь не фотография их, как это может показаться поверхностному критику, но выявляя их более возвышен- ное, духовное значение; способность вынести жизни справедливый приговор с беспощадностью, напоминающей ее собственную, и биче- вать с пророческой силой ее жестокость и подлость в надежде этим уврачевать ее раны, умение обнаружить красоту там, где она дей- ствительно есть, — даже в позоре, страдании и унижении, — таково творчество этого художника. Он, по-видимому, пришел в искусство из толщи народа, с непочатыми силами, готовый осуществить свою великую задачу» (VI, ч. 1, 279). . Витла обращает особое внимание на заключительные строки этой статьи: «Если м-р Витла и впредь будет неуклонно следовать по избранному им пути и если дарование ему не изменит, то придет и его черед» (VI, ч. 1. 289). Эта фраза не выходит у него из голо- вы. Ведь речь шла о способности Витлы противостоять трудностям, идти против течения, как шел наперекор нападкам буржуазной кри- тики автор «Гения». В отличие от Драйзера Витла не устоял и на какое-то время поддался искусу богатства. Главное, однако, не в этих частных совпадениях биографических данных Юджина Витлы и Драйзера, Юджина Витлы и Эверетта Шин- на, Юджина Витлы и Джона Слоуна или Юджина Витлы и Джека Лондона, хотя и эти совпадения существенны, поскольку они под- тверждают последовательное стремление, пристрастие писателя к точности и достоверности деталей. Главное, что эти совпадения зако- номерны, что они отражают стремление Драйзера обобщить пути раз- вития американского искусства и прежде всего пути борьбы за реалис- тическое искусство. По утверждению Куайата, «Восьмерка» представляла дух бунта «в американской живописи двадцатого века»1. «Гений» Драйзера поэтизировал бунт против эстетства и академизма, бунт против официального искусства, воплощенного в живописи Национальной академии и в творчестве приверженцев «изысканной традиции» в литературе. Драйзера привлекали в школе Генри как эстетические позиции, так и прогрессивные общественные взгляды. Генри был близок к передовым течениям эпохи, связанным с подъемом рабочего и социа- 1 «PMLA», March, 1952, р. 19.
листического движения, и интерес к ним внушал своим ученикам1. Творчество этой школы рассматривалось реакционерами как проявле- ние чуть ли не социалистических тенденций. Как отмечает амери- канский историк искусства Оливер Ларкин, в те годы «рисовать пьяных и оборванных уличных торговцев с ручными тележками и угольные шахты, спальни и бары означало быть каким-то образом зачисленным в разряд социалистов, анархистов и других нарушите- лей благоденствующего порядка»2. Художники «Восьмерки» были близки к социалистам, они дела- ли рисунки для журнала «Мессес» и для других социалистических изданий. Из школы Генри вышел замечательный художник и борец за мир Рокуэлл Кент. Выступая в поддержку идейно-эстетических позиций Роберта Генри и его школы в «Гении», Теодор Драйзер ре- шительным образом восставал против буржуазной Америки и прислу- живающего ей апологетического искусства. «Гений» стал своеобразным манифестом реалистического ис- кусства — это наглядно подтвердила вызванная этим романом острая полемика, которая стала одним из самых значительных событий литературной и культурной жизни Америки 1916—1917 годов. Дальнейшее развитие эстетических взглядов Драйзера по пути реализма связано с борьбой писателя против запрещения «Гения». В ходе этой борьбы Драйзер еще четче сформулировал принципы своей реалистической эстетики, еще точнее определил свое место в рядах прогрессивной ; американской литературы. Этот процесс посте- пенного перехода Драйзера на более передовые позиции совпал с ре- волюционным разрешением кризиса капиталистической системы — с Великой Октябрьской социалистической революцией. Идеи Велико- го Октября ускорили начавшийся в это время процесс выхода Драй- зера из противоречий буржуазной идеологии — процесс, который проходил в течение многих лет и постепенно привел в конце концов писателя на самые передовые идейные позиции. История борьбы против запрещения «Гения» такова. Роман вы- шел в свет ь сентябре 1915 года, и почти через год после этого, в июле 1916 года, «Западное общество по борьбе с пороком» в Цинцин- нати приняло решение потребовать запрещения романа Драйзера. Соответствующее предложение было внесено на заседании этой орга- низации неким священником, который был инспирирован анонимным 1 См. А. Д. Че г о д а е в . Искусство Соединенных Штатов Америки, стр. 80—81. 2 Oliver Larkin . Art and Life in America. N. Y.( 1949, p. 336.
телефонным звонком. Роман был объявлен «наполненным непристой- ностью и богохульством». Почему же почти целый год понадобил- ся ревнителям морали, чтобы обнаружить эти мнимые грехи в «Ге- нии»? Объяснялось это, видимо, следующими обстоятельствами. Реак- ции необходимо было нанести удар по передовой литературе в мо- мент, когда правящие круги США вели интенсивнейшую подготовку к вступлению в войну на стороне Антанты, а Драйзер, как и боль- шинство передовых писателей страны, выступал против войны. Писа- телей-реалистов стали обвинять в «неамериканском образе мышле- ния» и называть чуть ли не агентами кайзера. Реакционеры спеку- лировали и тем, что происходил Драйзер из немецких переселенцев. Ответственный секретарь нью-йорского общества «по запрещению порока» некий Джон С. Самнер писал в частном письме 19 сентября 1916 года по поводу запрещения «Гения»: «Нам необходимо под- держивать наши стандарты приличия особенно сейчас перед лицом вторжения иностранного и подражания иностранному, а не делать те вещи, которые порочны и неприличны, настолько известными, чтобы они стали обычными и характерными для американской жизни и обычаев»1. Пользуясь почти теми же словами, что и редакторы жур- налов и издательств, которые отказывались иметь дело с Драйзером после выхода в свет «Сестры Керри», этот «борец против порока» расправляется самыми бесчестными методами с реалистической ли- тературой. Его пугает, что Драйзер в «Гении» не только подверг уничтожающей критике американскую действительность, но и про- возгласил критическое к ней отношение девизом своего творчества. Издатели, напуганные шумом, который подняли церковники и мракобесы, прекратили 28 июня 1916 года продажу «Гения». Драйзер повел тотчас же энергичную кампанию против запре-, щения романа. Он печатал статьи в прогрессивной и социалистичес- кой прессе, делал специальные заявления для печати по этому пово- ду. В защиту Драйзера выступил цвет американской литературы: Джек Лондон, Джон Рид, Синклер Льюис и многие другие выдаю- щиеся писатели. Лишь Уильям Дин Хоуэллс откдзался стать на защи- ту «Гения», сославшись на то, что он не читал романа. Хоуэллс остался верен своему враждебному отношению к реалистическому творчеству Драйзера. С протестом против действий реакционеров выступили и английские писатели, в том числе Герберт Уэллс и Арнольд Беннет. Систематическую борьбу против нападок реакции на 1 R. Е 1 i a s . Theodore Dreiser, p. 201—202.
143 Драйзера повел журнал передовых американских писателей «Мессес». «Гений» стал в 1916—1917 годах знаменем борьбы за реалистичес- кое направление в американской литературе. Статьи Драйзера в защиту «Гения» уточняли и углубляли его эстетические и идейные позиции. В ходе этой кампании он выступил в ноябре 1916 года в печати с боевым призывом к защите интере- сов народа и одновременно с требованием правдиво изображать фак- ты жизни. «Богатые бьют бедных на каждом шагу, бедные защища- ются и поддерживают свое существование с помощью всех уловок, которые может изобрести непреклонная необходимость. Никакое неотъемлемое право не может удержать от постоянного повышения среднюю стоимость жизни, в то время как заработная плата большин- ства наших идеалистов-американцев постоянна»1. И дальше Драйзер показывает, что его не устраивает путь реформ, что он разочарован в буржуазно-либеральном реформизме2. «Мне больно, — говорит он в той же статье, — смотреть на наших так называемых реформистов, воюющих подобно Дон Кихоту с гигантскими ветряными мельница- ми факта»3. Такая острая критика реформизма свидетельствовала о серьезном усилении критического отношения писателя к самым осно- вам буржуазного строя. В ходе этой борьбы Драйзер метко определил желания мрако- бесов, организовавших травлю его творчества. «Пытаются создать, — заявил он, — литературное царство террора. Где оно кончится?» (Письма, т. I, стр. 97—98). Полемика вокруг «Гения» привела Драйзера к размежеванию с некоторыми апологетически настроенными друзьями и к сближению с кругами прогрессивных и сочувствующих социалистическим идеям литераторов. Особенно наглядно этот процесс можно проследить по переписке Драйзера с Генри Льюисом Менкеном, который был все эти годы близким другом и советчиком писателя. Своеобразный воз- мутитель спокойствия, Г. Л. Менкен активно выступал против слаща- вых литературных канонов школы «изысканной традиции», против проповеди в литературе ханжества и вместе с тем решительно под- держивал и пропагандировал романы Драйзера. И ранее Драйзер далеко не во всем был согласен с Г. Л. Менкеном: он не принимал его философских взглядов, увлечения ницшеанством, но теперь эти разногласия приняли иной — политический —; характер. 1 R. Elias. Theodore Dreiser, p. 198. 2 Ibid. 3 Jbid., p. 199.
144 Г. Л. Менкена пугало, что в защиту Драйзера выступают социа- листы. «Пожалуйста, старайся изменить насколько возможно число профессиональных радикалов» (Письма, т. I, стр. 225),—писал он 9 августа 1916 года Драйзеру по поводу списка лиц, выступавших в защиту «Гения». Эту же мысль он повторяет и в письме от 6 ок- тября 1916 года. Драйзер в своем ответе от 9 октября 1916 года отверг «без нужды грубый и диктаторский тон письма» (Письма, т. I, стр. 230). За этим последовали призывы Г. Л. Менкена при- нять некоторые замечания тех, кто преследовал роман (письмо от 20 декабря 1916 года). Это привело к углублению их расхождений. «Мне больно слышать, — писал Драйзер Г. Л. Менкену 21 декабря 1916 года, — как ты цитируешь мне «моральных рецензентов», гово- ришь о том, чтобы личности, подписавшие протест, сняли свои имена» (Письма, т. 1, стр. 245). Это размежевание привело Драйзера и Мен- кена в дальнейшем по разные стороны баррикады, сделало их в кон- це концов политическими противниками, хотя переписку с Г. Л. Мен- кеном Драйзер продолжал поддерживать. Неудовлетворенный показным бунтарством Г. Л. Менкена, Драй- зер и раньше с интересом относился к журналу социалистов и прог- рессивно настроенной интеллигенции— «Мессес». Больше того, крити- куя за безаубость журнал «Смарт сет» (Smart set), издававшийся Г. Л. Менкеном и Дж. Натаном, Драйзер рекомендовал Менкену в письме от 20 апреля 1915 года поучиться у таких более острых и ин- тересных изданий, как журнал «Мессес». «Сейчас перед всем миром,— писал Драйзер, — можно выдвинуть великолепные обвинения по мно жеству дел» (Письма, т. I, стр. 188). Менкен, однако, не склонен был обвинять буржуазную Америку. Драйзер же был захвачен теми перспективами предъявить буржуазной Америке новые великолепные обвинения по множеству вопросов, которые открывало перед ним знакомство с социалистами, и советовал 29 ноября 1915 года Менкену широко открыть журнал для новых веяний, «даже революционных идей» (Письма, т. I, стр. 201), которые пугали Менкена, но интересовали Драйзера, и Драйзер находил их в «Мессес» у прогрессивно настроенных литераторов, у социалистов, которые активно включились в кампанию против запрещения «Гения». Особенно сильное впечатление на Драйзера произвело знакомство с Рандольфом Борном, одним из наиболее та- лантливых американских критиков среди социалистически настроен- ных литераторов. Борн принадлежал к числу тех американских интел- лигентов, которые приветствовали Великую Октябрьскую революцию.
Борн высоко ценил творчество Драйзера. Кроме рецензии на «Гений» он посвятил писателю одну из лучших своих статей. И не случайно основные положения, выдвигавшиеся Драйзером в ходе кампании в защиту «Гения», были им опубликованы в журна- ле «Seven arts» («Семь искусств»), где печатался Рандольф Борн. В феврале 1917 года там была напечатана статья Теодора Драйзера «Жизнь, искусство и Америка», впоследствии включенная в книгу «Бей, барабан!». В ней сформулированы исходные позиции Драйзера накануне Великой Октябрьской социалистической революции. Программный характер статьи подчеркивается и ее названием. В статье обсуждаются коренные вопросы, волнующие писателя. Это проблемы отношения искусства к действительности, к жизни, отношения американского искусства и американской жизни, положе- ние и судьба искусства в Америке. Здесь Драйзер вновь четко фор- мулирует главное положение своей эстетики, высказанное в «Гении»: искусство должно правдиво отображать действительность. Имея в виду задачи художника, писателя, публициста, Драйзер пишет, что он «должен стараться проникнуть в глубь вещей, познать то, что видит вокруг себя, — не отдельные явления, а все в целом, и, стоя в центре этого исполненного противоречий неистового вихря, именуемого жизнью, доискиваться до смысла ее и назначения» (XI, 470). Подчеркивая, таким образом, необходимость осмыслять взаимосвязь и взаимообусловленность явлений, закономерности раз- вития действительности, Драйзер по существу полемизирует с нату- ралистической эстетикой, вырывающей отдельные явления из общих закономерностей и не рассматривающей их взаимосвязь. Перейдя затем к положению искусства в Америке, писатель ис- ходит из своих эстетических взглядов и трезво оценивает бедствен- ное состояние культуры в США — он говорит, что американцы «не способны познать, а еще того менее — отобразить жизнь, как она есть» (XI, 480). В статье приводятся многочисленные факты пол- ного несоответствия действительного положения вещей и тех идей, которые пытается внушить американскому народу официальная про- паганда. Писатель смело указывает причины, порождающие упадок американской культуры, — неограниченную власть монополистичес- кой Америки. И хотя прямо этот вывод нигде не высказывается, Драйзер своими риторическими вопросами приводит к нему читателя. В статье «Жизнь, искусство и Америка» многое еще противоре- чиво. Он еще говорит о «процессе уравновешивания тех сил, серь- езность которых нам еще не ясна, управлять которыми мы не можем
и находясь во власти которых мы уподобляемся песчинкам, гонимым туда и сюда с неведомой для них целью» (XI, 468—469). А ведь сам же Драйзер указал в той же своей статье на причины, которые препятствуют успехам искусства Америки. Вырисовывается противо- речие между всем направлением статьи, показывающей умение Драй- зера выявить сущность весьма важных закономерностей развития общественной жизни в США, и этим заявлением о невозможности познать законы жизни. Сам характер противоречия указывает путь его разрешения, говорит о начавшемся отходе Драйзера от ложных представлений о непознаваемости законов развития общества, но теперь оно гораздо острее и разительнее, поэтому создается возмож^ ность найти из него выход. Сделать это помогли Драйзеру Великая Октябрьская социалистическая революция и подъем революционно- го рабочего движения в США. ПО ЕВРОПЕ И АМЕРИКЕ В 1913 и 1916 годах Драйзер выпустил две книги в новом для него жанре путевых заметок — «Путешественник в сорок лет» (1913) и «Каникулы уроженда Индианы» (1916). Обе книги' представляют большой интерес как для изучения журналистского и литературно- го мастерства Драйзера, так и для выявления его взглядов на важ- нейшие общественные проблемы. В то же время, сравнивая эти две книги путевых очерков, можно проследить и направление развития его мировоззрения и творчества. История создания книги «Путешественник в сорок лет» такова. В 1911 году Драйзер совершил путешествие в Европу. Он побывал в Англии, во Франции, в Германии, Об этой поездке он написал се- рию очерков, которую окончательно обработал и закончил в янвдре 1912 года. Часть очерков была опубликована в одном из американских журналов, а в 1913 году все они были целиком изданы в виде книги. Во время поездки по Англии внимание Драйзера привлекли про- мышленные районы. «Годами, до поездки в Англию, —\ писал он, — я интересовался севером Англии — страной, как я привык думать, горемык. Англия, если можно доверять своим впечатлениям на рас- стоянии, была страной больших общественных контрастов — пре- дельного взлета и предельного падения, бедности и богатства»1. 1 Th. Dreiser. A Traveller at Forty. N. Y., 1913, p. 171.
Понимая глубину общественных противоречий в Англии, Драйзер в своих очерках осуждает английских капиталистов, как и всех дру- гих капиталистов. ^Это осуждение содержится в очерке о забастов- ке, о борьбе рабочих с английскими монополистами. Драйзер под- черкивает отсутствие существенной разницы между капитализмом английским и американским, выступая тем самым против теории аме- риканской «исключительности», ибо капиталисты и английские, и американские в одинаковой степени угнетают рабочих, и против тех и других ведут непримиримую борьбу английские и американ- ские рабочие. Драйзер дает понять в своих путевых зарисовках, что как капиталистическую Америку, так и капиталистическую Англию раздирают острые классовые противоречия. Драйзер резко отзывает- ся об английских капиталистах: «В это время была большая заба- стовка на заводах, и здесь были собраны для совещания представи- тели всех главных заинтересованных сторон. Я был рад увидеть это, ибо меня всегда интересовало, какого же типа люди были проводниками больших промышленных интересов в.Англии — осо- бенно в хлопчатобумажной промышленности... Эти люди были очень сильно похожи на подобную же коллекцию богатых промышленников в Соединенных Штатах. Кажется, что крупная промышленность выра- щивает определенный склад духа и тела. Вы можете нарисовать в сво- ем воображении картину некоей энергичной, претенциозно одетой, флегматичной личности, невысокой, немаленькой, округлой, солид- ной, румяной — и это будет все. Эти люди были так успокоительно солидны физически. Они выглядели удовлетворенными сами собой и всем, что происходит на свете, такими прочными и уверенными. Почти все они были между сорока пятью и шестидесятью, холодные, твердые и быстро соображающие, настороженные. Они коренным образом отличались от типичного англичанина с Юга. Мне сразу пришло в голову, что если Англия сохранила бы свою торговую геге- монию, то это сделали бы именно эти люди»1. Драйзер в своих очерках стремится к обобщениям, и это ему уда- ется. Большой бизнес создает определенный склад духа и тела. Этот вывод, сделанный во время поездки по Англии в 1911 году, Драйзер воплотил в своих художественных произведениях, написан- ных одновременно с этим и несколько позднее — в «Финансисте» и «Титане». Драйзер как бы проверяет на фактах жизни правильность своих выводов, правдивость созданного образа. 1 Th. Dreiser. A Traveller at Forty, p. 172.
148 Типам капиталистов Англии Драйзер противопоставляет рабочих вождей: «Мне нравятся рабочие вожди. Мне нравятся большие, нео- тесанные, грубые, голодные люди, которые всегда жаждут достиже- ний — ради своего доброго имени. Мне нравится видеть, как они стро- ят планы, чтобы заставить людей, которых я видел за завтраком (речь идет о предпринимателях.—Я. 3.), дать что-нибудь им — людям ни- же их. Если это будет продолжаться,- будет не так много женщин с грязными юбками и плоскими грудями. Будут еще сильные люди и слабые, но условия, может быть, будут не столь суровыми. Как бы то ни было, давайте надеяться. Ибо это оптимистическая мысль, и она подбадривает перед лицом всех грязных улиц и грязных людей. У меня нет надежды сделать из каждого человека миллионера или до- биться этой тщетной абстракции — справедливости, но у меня есть мысль о том, чтобы увидеть, как мир станет для каждого лучше и интереснее. И невзгоды, которые заставляют думать, — вот един- ственное, что принесет это»1. Отвергая традиционные для буржуазной Америки иллюзии о воз- можности для каждого человека стать миллионером, писатель проти- вопоставляет им реальность борьбы рабочих людей за свои права и выражает свое глубокое уважение к руководителям этой борьбы. Итак, рабочие вожди нравятся Драйзеру. Об этом писатель заяв- ляет твердо и безоговорочно, честно и прямо раскрывая свои позиции, свои симпатии к рабочим и антипатии к капиталистам. Драйзеру они близки не только как человеческие характеры, он целиком поддер- живает цели их борьбы за лучшее будущее своего класса. Он под- черкивает их бескорыстие, самоотверженность, преданность народ- ному делу. Такой же тип рабочего вождя Драйзер воспроизвел в пьесе «Девушка в гробу», написанной несколько позднее — в 1913 го- ду. Поездка в Англию подтвердила правильность наблюдений. Теперь он яснее осознает, что борьба труда и капитала в Англии и в США является продуктом не каких-либо особых английских или американ- ских условий, а капиталистической системы, действующей и в Англии, и в США по тем же законам. Это придает большую силу обобщения тем выводам, которые Драйзер и ранее делал из своего знакомства с американской действительностью: для него рабочие вожди — положительные герои, противостоящие капиталистам. Вместе с тем характер изображения рабочих вождей говорит об опре- деленной ограниченности писателя. Он видел в них лишь борцов за 1 Th. Dreiser. A Traveller at Forty, p. 179.
149 улучшение экономического положения рабочих, а не против капита- листической системы. В этом отношении в пьесе «Девушка в гробу» трактовка рабочего движения значительно углубляется по сравнению с «Путешественником в сорок лет». В книге «Путешественник в сорок лет» Драйзер изложил кредо своего творчества, которое нашло затем воплощение в романе «Ге- ний». Правда, и ранее он, как отмечалось выше, выступал в печати поборником реалистического искусства. В многочисленных редак- ционных заявлениях, которые он писал для журналов, Драйзер призывал «видеть мир таким, как он есть на самом деле». В письме Менкену от 8 августа 1909 года он писал: «Превыше всего я хочу знания жизни, как она есть, широкого, простого». Эти выступления за правдивое изображение жизни, за ее изучение были углублены в книге «Путешественник, в сорок лет». Он теперь точнее осознает причины своих столкновений с официальной литературной кри- тикой, с апологетической литературой. Драйзер обращается к причинам запрещения «Сестры Керри»: «Я считаю теперь, после одиннадцати лет раздумий, что дело было не столько в предполагаемой безнравственности, а в том, что книга дава- ла просто высказанное честное раскрытие американской жизни»1. Развивая взгляды на литературу, Драйзер упоминает в качестве своих учителей крупных писателей-реалистов, из которых особо вы- деляет Л. Н. Толстого. Творчество этих писателей, силу их критики он противопоставляет литературе «сентиментальных английских реа- листов», о которых отзывается крайне отрицательно. «Сентименталь- ными реалистами» Драйзер называет как Дж. Эллиот и Ч. Лэма, так и Диккенса и Теккерея. Едва ли с такими оценками Диккенса и Текке- рея можно согласиться. Очевидно, говоря о «сентиментальных реа- листах», Драйзер стремится подчеркнуть ограниченность критики, своего рода компромиссность некоторых произведений английского критического реализма середины XIX века. Драйзер указывает на сильное влияние тенденций «сентиментальных реалистов» в амери- канской литературе — и это очень существенно, — его критику «сентиментальных реалистов» следует скорее рассматривать как кри- тику американской литературы, как критику течения так называе- мой изысканной традиции. По существу Драйзер противопоставляет критический реализм, который для него олицетворяет творчество Толстого, натурализму, широкое и углубленное видение мира — 1 Th. Dreiser. A Traveller at Forty, p. 170.
150 скольжению по поверхности жизни, и даже уходу от реальной жиз-, ни и ее искажению приверженцами буржуазных порядков. Писатель отмечает субъективистский произвол как основной творческий принцип американских «сентиментальных реалистов», очевидно имея в виду Ч. Д. Уорнера и других: «Книги должны всег- да основываться на фактах о наших лучших качествах. Нас всегда должны видеть в том виде, в каком мы хотим, чтобы нас увидели»1. Драйзер делает особый упор на нежелании этих писателей, ос- лепленных буржуазными предрассудками, считаться с реальной дей- ствительностью. Писатель, таким образом, начинает изложение своих взглядов на литературу с критики литераторов апологетического направления. Он подчеркивает, что эти писатели замазывали пороки общественного строя Америки, представляли их как явления случайные, нетипичес- кие. «Без сомнения, — говорит Драйзер, — все эти великие люди знали, сколь жалок этот мир — насколько весь он полон лжи, при- творства, кажущихся и лживых претензий, но они сговорились меж- ду собой или с публикой или с общественным мнением вообще не говорить об этом слишком много»2. На формирование взглядов Драйзера на литературу оказала воз- действие как уже отмечалось выше, русская классическая литерату- ра, в особенности творчество Льва Толстого. Борясь с царизмом в России, русская прогрессивная культура, и прежде всего литера- тура, вдохновляла деятелей культуры во всем мире на борьбу с реак- цией, звала к правдивому изображению жизни народа, ибо борьба с царизмом была «наиболее революционной из всех ближайших задач пролетариата какой бы то ни было другой страны»3. Прогрессивная классическая литература, прежде всего русская литература как подлинно народная, способствовала и сближению Драйзера с народом, с рабочим движением. Лицемерной апологетике империалистической Америки Драйзер противопоставляет реалистическое разоблачение американского им- периализма, натуралистической эстетике — эстетику реалистичес- кую. В отношении Драйзера к действительности решающую роль играют его симпатии к народу. «Я чувствую, — пишет Драйзер, — что бедные, неграмотные, дикие являются до некоторой степени вели- 1 Th. Dreiser. A Traveller at Forty, p. 41. 2 Ibid. 3 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 6, стр. 28.
кими в художественном отношении»1. Он призывает изучать жизнь рабочих, жизнь промышленного города: «...Я лично изучил Тол Ривер, Паттерсон и Питтсбург, и я знаю, о чем говорю. Жизнь в тех местах — прозябание... Это грубый, пролетающий со свистом и шу- мом мир факта... Я смотрел на промышленные города, когда мы про- носились мимо них ночью, и испытывал то же ощущение сочувствия и беспокойства. Дома выглядели бедными, в них была мертвящая оди- наковость, улицы были узки и едва освещены»2. Этот гуманизм, это беспокойство за судьбы людей из народа пронизывают все творчество Драйзера — оно присуще и сценам, рисующим тяготы жизни прос- того народа в «Сестре Керри» и «Дженни Герхардт», и эпизодам, посвященным протесту народных масс против засилья Каупервуда в «Титане». В книге «Путешественник в сорок лет» более или менее полно изложены взгляды писателя на литературу. Как бы подводя первые итоги писательской деятельности, он подчеркивает свою близость к рабочему движению, к народу, призывает к правдивому отраже- нию жизни в искусстве. «Я совершенно уверен, — пишет Драйзер, — хотя многим из нас это никогда не приходит в голову, что есть нечто действительно активизирующее в простом честном понимании жизни»3. И вместе с тем, ратуя за простое честное понимание жизни, писатель многого в жизни Америки не понимал, и это огра- ничивало его кругозор, и идейный и эстетический. Драйзер не принимал непосредственного участия в рабочем дви- жении США, тогда не было перед ним той революционной перспекти- вы развития общества, которая была, например, у Джека Лондона, когда он писал «Железную пяту». И это сказалось и в ограниченности его воззрений, прежде всего в пессимизме. Он говорит: «Я не при- нимаю никаких убеждений. Я не знаю, что такое правда, что такое красота, что такое надежда»4. При нарастающем недовольстве капиталистической действитель- ностью все это привело в начале первой мировой войны к усилению элементов натурализма, к кратковременному увлечению фрейдизмом, что проявилось отчасти в романе «Гений» и особенно сильно в не- которых из ,«Пьес естественных и сверхъестественных» (1915) и в 1 Th. Dreiser. A Traveller at Forty. N. Y. p. 171. 2 Ibid., p. 177. 3 Ibid., p. 175. 4 Ibid., p. 175.
пьесе «Рука гончара» (1918), где сказывается влияние мистики и фатализма. Дальнейшее обострение противоречий в мировоззрении и творчестве Драйзера сказалось в книге очерков «Каникулы урожен- ца Индианы», где описана поездка Драйзера на автомобиле из Нью- Йорка на родину, в штат Индиана. Вся книга пронизана воспоминаниями о детстве. С мягким лириз- мом описаны родные места, любовно рассказывает писатель о ма- тери, братьях, сестрах, своих сверстниках, о детских играх и юно- шеских мечтах, но в повествование врываются трагические тона, когда писатель вспоминает о лишениях, которыми было отмечено его детство, и с горечью говорит о печальных судьбах своих современни- ков — простых американцев. В «Каникулах уроженца Индианы» по сравнению с книгой «Путе- шественник в сорок лет» углубляется критика капиталистической действительности теперь уже на американском материале. В новой книге очерков опять проявляется интерес писателя к рабочему дви- жению. Драйзер посещает во время своей поездки угольные шахты Пенсильвании и мотивирует свой интерес к этому району «великой забастовкой шахтеров антрацитовых шахт в 1902 году, '— на мой взгляд, одной из ожесточеннейших и лучших битв между трудом и капиталом, когда-либо имевшей место в Америке»1. Писателя привлекает борьба рабочего класса. Проезжая город Толедо, Драйзер прежде всего вспоминает о происходившей там за- бастовке, которую он в 1892 году описал в местной газете. Он пишет о своих симпатиях к Сент-Луису и Чикаго — городам, которые вошли в историю как места крупнейших классовых боев американско- го пролетариата2. Говоря о рабочих, Драйзер неустанно подчеркивает свою глубо- кую любовь к ним: в Уилкес-Барре его радует вид черных от уголь- ной пыли лиц шахтеров 3. Он пишет: «Я ведь никогда не устаю прос- то смотреть на фабрики и заводы и эти линии простых улиц, где живут простые люди даже без тени того, что мы считаем великим, прекрасным или драматическим»4. Формулируя свое отношение к современной ему капиталистичес- кой действительности, Драйзер в ней выделяет на первом плане на- 1 Th. Dreiser. A Hoosier Holiday. N. Y., 1916, p. 58. 2 Ibid., pp. 252, 336 3 Ibid., p. 63. 4 Ibid., p. 65.
153 род, рабочих: «А что же и в Лидсе, Шеффилде или Ноттингеме, в Штеттине, Гамбурге или Бремене? Ничего, кроме народа, а народ всегда интересен, когда вы достаточно сталкиваетесь с ним»1. Писатель-гуманист, говоря об отсутствии значительных историчес- ких памятников в США, связывает возможность их появления впос- ледствии с борьбой рабочего класса за освобождение. Относя эти выступления рабочего ^ласса в далекое будущее — на четыреста лет, Драйзер, как и Лондон в «Железной пяте», считает, что такое восстание рабочих потерпит поражение2. Существенно отметить понимание Драйзером глубочайшего антагонизма, раздирающего буржуазное общество, и осознание непримиримости противоречия между трудом и капиталом. Описывая в одном из очерков забастовку шахтеров Пенсильвании в 1902 году, Драйзер утверждает справедливость требований рабо- чих, протестующих против жестоких притеснений шахтовладельцев, и аргументирует свою точку зрения документами, свидетельствую- щими о большой тщательности писателя в изучении перипетий борь- бы американских рабочих. В очерке о встрече с группой капиталистов во время поездки в Индиану, развивая мысль, высказанную в «Путешественнике в со- рок лет», писатель вновь говорит о типе стяжателя: «...наблюдая за ним,- я не перестал думать, что здесь, наконец, я встретил ясную и наглядную иллюстрацию типа, который всегда был в высшей сте- пени противен мне. Люди этого типа, которые всюду добиваются денег способами, становящимися временами слишком презренными и глупыми, чтобы о них говорить, пытаются по причине той же потрясающей тупости ума или побуждения делать то, что, им кажет- ся, они должны делать»3. И выражая свое отношение к стяжатель- ству, торгашескому духу капиталистической Америки, он безогово- рочно и решительно утверждает: «Я ненавижу жадных коммерчес- ких людей»4. В этих словах и социальная, и этическая, и эстетичес- кая позиция автора, ненависть к стяжательству, определяющая миро- ощущение и творчество писателя. От критики типа капиталистов, американского капитализма Драйзер переходит к критике американской буржуазной демократии. 1 Th. Dreiser. A Hoosier Holiday, p. 107. 2 Ibid., pp. 169—170. 3 Ibid., p. 166. 4 Ibid., p. 216.
Писатель справедливо начинает свое опровержение легенд о равенст- ве людей в капиталистическом мире заявлением: «Каждый человек не может надеяться стать ни президентом, как мы когда-то вооб- ражали, ни миллионером»1. Драйзер здесь» как и в «Путешествен- нике в сорок лет», опровергает те иллюзии об американском демо- кратизме, о равных возможностях, которые так усиленно насажда- лись в США апологетической литературой. Путевые очерки построены контрастно — на противопоставлении действительности тем ложным представлениям, которые распростра- няют о ней апологеты буржуазного общества. Рассказывая о том, что он видел во время своей поездки, Драйзер как бы дает своеобраз- ный жизненный комментарий к положениям, содержащимся в Дек- ларации независимости: «Наша конституция гласит: «Человек обле- чен своим создателем определенными неотъемлемыми правами». Но так ли это? Рождаемся ли мы свободными? Равными?»2. Постепенно и терпеливо подводит писатель читателя своего очерка к ответу на эти риторические вопросы и сам дает ответ: «Я не вижу этого. Некоторые из нас, может быть, достигают свободы, равенства, — но это не право, и, конечно, не неотъемлемое право. Это случай поч- ти невероятной удачи»3. С горькой иронией писатель-реалист создает картину обмана американских народных масс реакционерами. «В этой здоровой, счастливой стране, — иронически повествует Драйзер, — американ- цы приемлют с легкостью свою религию и политику, свои финансо- вые и общественные удачи. Здесь процветает безвредный секрет- ный орден; церковь и кино забавляют там, где они не- «спасают»; газеты запугивают, лгут, угрожают, уговаривают; процветающие тресты взимают с них в качестве налога последний цент путем высоких цен, платы за проезд и платы за аренду, и все же амери- канцы, если и жалуются, то редко: Это все еще новая страна — богатая. Разве они не свободны и не равны? Разве священная аме- риканская конституция, давно погребенная под массой предрассуд- ков, не говорит об этом? И разве у них нет свободы слова гово- рить то, что разрешают сказать газеты, контролируемые треста- ми?»4. 1 Th. Dreiser. A Hoosier Holiday, p. 178. 2 Ibid., pp. 510—511. 3 Tbid. 4 Ibid. p. 311.
Особую остроту придает очерку контрастность эпитетов и срав- нений. О журналистском мастерстве Драйзера-очеркиста говорит и его умение с помощью лаконичного афоризма подтвердить справед- ливость своего вывода, не вдаваясь в пространные рассуждения. Для очерков Драйзера характерно и стремление осмыслить ис- торический процесс. В книге «Каникулы уроженца Индианы» писа- тель раскрывает процесс «падения республики», все более жесто- кой эксплуатации американского народа. Он пишет о периоде «капи- талистической борьбы за контроль над Америкой»1, остро крити- чески обрисовывая картину роста монополий, этого выводка гигантов, «который поднялся, вырос и погиб между 1870— 1910 годами... Они овладели почти всеми нашими национальными привилегиями, они обошли законность и правосудие и органы законодательства как национальные, так и в штатах, они наложили свою тяжелую лапу на наши дороги и все наши средства сообщения, отравили нашу пищу, купили наши колледжи, подкупили газеты»2. В своих путевых заметках Драйзер-очеркист мастерски создает образы американских миллиардеров, говоря о Джоне Д. Рокфеллере, Карнеджи, Фрике, Уильяме X. Вандербилде, Джемсе Гульде, как о «грубых династиях выскочек, которые сейчас возведены на престол в нашей демократии, угрожая самой ее жизни своими притязаниями и высокомерием»3. Следуя за Марком Твеном, он уподобляет здесь буржуазную Америку монархии. В критике капитализма Драйзер здесь идет дальше, чем в «Путешественнике в сорок лет», он не только осуждает Рокфеллеров и Гульдов, но и весьма недвусмыслен- но призывает свергнуть эту «грубую династию выскочек»: «Королей убивают, паразитические династии втаптывают в землю. Почему бы не здесь и не сейчас?»4. Однако он мотивирует свой вывод лишь тем, что эти династии становятся наследственными. Больше того, справедливо с возмущением говоря о «великом разделении, которое возникло между* простыми людьми и людьми руководящих способ- ностей и идей здесь в Америке», Драйзер считает, что это разделение вечно, существует «столь же долго и глубоко, как сама жизнь»5. 1 Th. Dreiser. A Hoosier Holiday, p. 111. 2 Ibid., p. 177. 3 Ibid., p. 69. 4 Ibid., p. 181. 5 Ibid.
Тем самым характерная черта буржуазной Америки превращается в некий извечный закон, что может привести в конечном счете к оправданию системы. Воздействие буржуазной идеологии, которое в период первой ми- ровой войны становится особо ощутимым в рабочем движении, силь- нее сказывается теперь и на Драйзере. Уже в ранних его произве- дениях проявилось отрицательное влияние реакционных идей био- логизма и идеалистической философии Спенсера, которые, однако, отступили на второй план перед общественной, социальной мотиви- ровкой событий. И в книге «Каникулы уроженца Индианы» обостря- ются противоречия в мировоззрении писателя. Ошибочен эволюцио- низм, которым Драйзер пытается подменить социальную обусловлен- ность явлений в обществе. Драйзер пишет, к примеру, о маятнике как об олицетворении противоречий капиталистической Америки. Единственной силой, последовательно боровшейся против вступ- ления США в первую мировую войну, было левое крыло рабочего движения США, в особенности ИРМ. Эта борьба, принимавшая исклю- чительно острый характер, являлась важнейшей стороной деятельнос- ти левого крыла рабочего движения. Этой борьбе помог и Драйзер, осу- дивший в своих «Каникулах уроженца Индианы» шовинистический угар. Писатель видит, что войны выгодны лишь монополиям: «Вели- кая война, очевидно, принесла процветание как этому концерну, так и другим»1. «К чему поразительное избиение друг друга нациями Ев- ропы?» 2, — спрашивает он. , В книге «Каникулы уроженца Индианы» чувствуется пульс жизни, и не только активное авторское к ней отношение, но и не- посредственное участие в самых острых политических спорах. Драй- зер безоговорочно осудил первую мировую войну — высказался в поддержку тех действительно прогрессивных сил, которые высту- пали против вступления в войну США. Книгу «Каникулы уроженца Индианы» многое объединяет с «Путешественником в сорок лет» и прежде всего тревога писате- ля-гуманиста за трагическую судьбу простого человека в мире ка- питала. Обе эти книги не просто лирико-публицистический коммен- тарий к романам, рассказам, пьесам Драйзера, а значительные худо- жественные произведения, в которых по-новому раскрывается его писательское видение мира. 1 Th. Dreiser. A Hoosier Holiday, p. 179. 2 Ibid., p. 345.
Очерки о поездке по Америке были новым явлением в творческой биографии Драйзера, ибо в этой книге он впервые так резко про- демонстрировал свое стремление активно вмешаться в жизнь. Боевая публицистичность этих очерков о повседневной американской дейст- вительности показывала остроту критического отношения писателя к буржуазному американскому обществу, предвещала дальнейший рост его публицистического таланта, проявившегося в 20—40-е годы в таких блестящих публицистических и очерковых книгах, как «Бей, барабан!», «Драйзер смотрит на Россию», «Трагическая Америка», «Америку стоит спасать». В «Каникулах уроженца Индианы» выявляются новые стороны почерка Драйзера-очеркиста, стиля, самого подхода к описанию уви- денного в жизни. Очеркам Драйзера присуще сочетание точности, подчас документальности в изображении событий, с образностью и красочностью языка, смелость переходов от обобщений к описа- нию будничных явлений жизни, на основе которых сделано это обоб- щение. «Мир, ;— пишет Драйзер, — всегда болтает о братстве людей, о свободе и независимости личности, но когда вы проедете через такой город, как Буффало или Кливленд, и увидите, что простой человек, об интересах и превосходстве которого так много гово- рят, живет в домиках или на длинных улицах в квартирах без тени приятности или красоты, цена на его труд твердо установлена, а его мысли отчасти ограничены (иначе он бы никогда не удовлет- ворился столь скудным и грязным миром), вы едва ли поверите в равенство или братство, сколько бы вы не верили сочувствию или добрым намерениям некоторых людей»1. Опровержение болтовни о братстве людей, о свободе и независимости личности усиливается обращением к фактам из жизни простого человека в США. Значительно дальше идет Драйзер и в критике иллюзорности и демагогичности индивидуалистической идеологии, хотя еще не мо- жет от нее полностью отрешиться. «Доказано, — говорит он, — что свобода личности для масс всегда была и остается тощим сновиде- нием» 2. В книгах «Путешественник в сорок лет» и «Каникулы урожен- ца Индианы» ощущается постоянный поиск Драйзером путей понима- ния жизни общества. Писатель стремится углубить и сформулировать 1 Th. Dreiser. A Hoosier Holiday, p. 180. 2 Ibid., p. 59.
158 свои философские, социальные, этические и эстетические взгляды. Он размышляет о судьбах мира, о судьбах Америки, о причинах горестей, с которыми сталкивается народ Америки, и размышле- ния эти заставляют Драйзера, в противовес отвергаемым им буржуаз- ным устоям, искать новые ответы на мучающие его вопросы, искать новую философию жизни. Книга «Каникулы уроженца Индианы» показывала, сколь чужды стали Драйзеру идеалы буржуазной Америки. В сентябре 1916 года в журнале «Пейган» («The Pagan»—«Язычник») он писал в ста- тье «Перемена»: «Не цепляться слишком трогательно за религию или правительственную систему, или теорию морали, или образ жизни, а быть готовым отбросить кажущиеся очевидными учения веков, освободиться от них и принять новые и радикально отлич- ные условия — вот идеальное состояние человеческого ума». Драй- зер готов был отречься от Догм старого мира и жаждал перемен, жаждал увидеть новый мир. НАВСТРЕЧУ НОВОМУ МИРУ Возникновение СССР и первые трудные годы его существования «положили начало весьма убедительному и не вызывающему возра- жения доводу, ныне ставшему несокрушимым. На мировой арене появилась нация, обоснованно утверждающая: наша система даст не собственнику капитала,' а его производителю справедливо и удобно устроенную жизнь и все блага, которые способны изобрести гений, искусство, наука и силы человеческого разума. Этот светоч неиз- бежно стал не только маяком.для России, но и могучим прожекто- ром, безжалостно вскрывающим и разоблачающим махинации, лжи- вость, конфликты, порожденные жадностью, темные предрассудки и мусор капиталистической системы. К этому учению, к этому светочу я обращал свой взор и находил поддержку и вдохновение для творческой работы» (XI, 570—571),—так Драйзер охарактеризовал значение Великой Октябрьской социалистической революции для своего духовного развития. Действительно, идеи Октября помогли Драйзеру разобраться в важнейших вопросах современности, вдохну- ли в него новые силы. Они указали Драйзеру, как и миллионам чест- ных людей во всем мире, дорогу к коммунизму. Писатель становится выдающимся общественным деятелем, трибуном прогрессивных сил
в США, но это происходит далеко не сразу, а в результате сложной эволюции мировоззрения и творчества писателя под воздействием изменений в политической, экономической и культурной жизни стра- ны в годы общего кризиса капитализма. Трудящиеся всех стран восторженно приветствовали Октябрь- скую революцию. Американские пролетарии вместе с пролетариями всего мира участвовали в борьбе против интервенции в Советскую Россию. Билл Хейвуд в своей книге так описывает забастовку в Сиэт- ле: «Всеобщая забастовка в Сиэтле, в которой приняли участие все члены ИРМ, имевшиеся в этом городе, была объявлена для того, чтобы помешать дальнейшей отправке военного снаряжения и при- пасов армии Колчака в Дальневосточной Сибири. Когда я попал в Сиэтл, я увидел на берегу сотни тонн неотправленного груза»1. Октябрьская революция оказала огромное влияние на американ- скую литературу. Страстным пропагандистом достижений Октября выступил замечательный американский писатель Джон Рид. За под- держку Советской России категорически высказался Линкольн Стеф- фенс. Эптон Синклер в романе «Джимми Хиггинс» (1919) создал об- раз американца, борющегося против антисоветской интервенции. Все громче звучат голоса писателей, сплотившихся вокруг близких американской компартии журналов «Либерейтор» и «Уоркерс ман- сли». Уже в первые годы общего кризиса капитализма в творчестве многих американских писателей критического реализма — Теодора Драйзера, Синклера Льюиса, Шервуда Андерсона и других — углуб- ляется критика буржуазного общества. Даже тем писателям США, ко- торые в силу ограниченности своего мировоззрения не смогли осо- знать великий смысл строительства нового общества в СССР, побе- да революции в России помогла явственнее ощутить пороки капита- листического мира, а также лживость апологетической и развлека- тельной буржуазной литературы. Истоки литературной борьбы, развернувшейся в США в 20-е го- ды, восходят к последним годам первой мировой войны. В американ- ской литературе намечается определенная поляризация сил, кото- рая весьма наглядно проявилась в ходе борьбы против запрещения романа Теодора Драйзера «Гений». Борьба, развернувшаяся вокруг «Гения», была лишь эпизодом, очень, конечно, важным и существенным для выявления этого про- «Книга Билля Хейвуда». М., 1932, стр. 304.
160 цесса объединения писателей, выступавших за правдивое изображе- ние действительности. Характерно, что журналы «Мессес» и «Севен артс», ставшие на защиту «Гения», выступали против вступления США в войну. Вокруг этих журналов группируются писатели и литературные критики, различные по своим политическим и литературным позициям, — кри- тики Рандольф Борн, Ван Вик Брукс, писатели Теодор Драйзер, Шервуд Андерсон, Джон Рид, Уолдо Фрэнк, поэты Роберт Фрост, Вэ- чел Линдсей и другие. Их объединяло общее стремление противосто- ять апологетической литературе. Сотрудников этих журналов, как отмечает Ван Вик Брукс, привлекали идеи социализма. Особенно прогрессивных взглядов среди сотрудников «Севен арт» придержи- вался Рандольф Борн — страстный противник империалистической войны. Как литературный критик Рандольф Борн решительно высту- пал в защиту реалистического искусства и немало сделал для того, чтобы расчистить путь литературе социалистического реализма, осуждая эстетские и декадентские тенденции в американской лите- ратуре. Подъем реалистической литературы в 20-е годы проходил, как отмечает Ван, Вик Брукс, под знаком усиления критики американ- ской действительности, этой «наименее приятной цивилизации», под знаком «бунта против того буржуазного мира, который они зна- ли, против ценностей цивилизации бизнеса»1. Близок Драйзеру американский писатель Шервуд Андерсон, вы- пустивший в 1917 году роман «Марширующие люди», в котором он правдиво рассказывает о жизни американских рабочих и призывает к усилению организованности и сплочению американских трудящихся в борьбе против капитала. Правда, в последующих его произведе- ниях— сборниках рассказов «Уайнсберг. Охайо» (1919) и «Торжест- во яйца» (1921), реалистически изображающих жизнь американского мещанства, и особенно в романе «Темный смех» (1922) — сказывает- ся влияние фрейдизма. К острым темам современности обращается Синклер Льюис в ро- манах «Главная улица» (1920) и «Беббит» (1922), реалистически выявляя и высмеивая пороки капиталистической Америки. В этих ро- манах Синклер Льюис показывает и ненависть реакционеров к Совет- ской России. 1 Van Wyck Brooks. Days of the Phoenix. The Nineteen-Twenties i Remem ber. N. Y.f 1957, p. 81.
? Усиление критических реалистических тенденций в литературе США во время первой мировой войны и особенно после Великой Ок- тябрьской социалистической революции шло одновременно с очень сложным процессом роста влияния различных модернистских тече- ний на некоторых писателей США. Неприятие буржуазной действи- тельности находило выражение в бегстве от американской действи- тельности, в эскепистских тенденциях, удалявших писателей от реа- лизма. Получают широкое" распространение буржуазные теории, в той или иной степени оправдывающие капитализм и проповедующие апологетический взгляд на буржуазную действительность. Это фило- софия прагматизма, фрейдистские и эстетские теории, которые вместе со всякого рода модернистскими взглядами пропагандируются на страницах чикагского журнала «Литтл ревью» (1912—1929), особенно в 1917—1919 годах, когда редактором иностранного отдела в нем был поэт Эзра Пуанд. На страницах «Литтл ревью» был опубликован «Улисс» Джеймса Джойса наряду с изложением 23 «новых систем ис- кусства» из 19 стран мира. Модернистские течения оказывали определенное воздействие и на творчество многих писателей-реалистов, в том числе и на та- ких реалистов, как Шервуд Андерсон, что свидетельствует об ост- роте и сложности литературной борьбы. В этих условиях резкого обострения политической и литера- турной борьбы огромное значение для подъема и укрепления реа- листического направления в литературе США приобретала позиция Теодора Драйзера. Под влиянием Октябрьской революции у Драйзера углубляется интерес к рабочему движению в США и к жизни Советской России, растет его политическая активность. Драйзер незамедлительно оп- ределил свое отношение к революции в России и высказался за под- держку Советской России. В 1918 году он послал телеграмму сена- тору Д. Джонсону, в которой требовал, «чтобы США не участвовали в интервенции в Россию». Произведения Драйзера 20-х годов, и прежде всего опублико- ванная в 1925 году «Американская трагедия», стали знаменем реа- лизма в литературе США. Большие философские и гуманистические обобщения «Амери- канской трагедии» были подготовлены произведениями Драйзера, из- данными в 1918—1923 годах, и в первую очередь книгами «Бей, ба: рабан!» (декабрь 1919), «Газетные дни» (ноябрь 1922) и сборника- ми рассказов: «Освобождение» (август 1918), «Двенадцать мужчин» б Засурский
162 (апрель 1919), «Краски большого города» (декабрь 1923). Большин- ство собранных в сборниках рассказов было опубликовано ранее. Драйзер в свое время собирался издать книгу рассказов «Идиллии бедных» и теперь, развивая свой замысел, разбил эти рассказы на три книги, дополнил их новыми произведениями и, сохранив общую идейную направленность, придал каждой книге особый смысл. В книгу «Освобождение» вошли такие из ранее написанных рас- сказов, как «Мак Юен из блестящих рабовладельцев», «Путешествие на «Айдльуайльде», «Негр Джеф». Рассказы сборника объединяло критическое отношение к капиталистической Америке, и в то же время для них характерно разнообразие настроений, передаваемых автором: и сатирическое изображение предвыборных махинаций буржуазных американских партий (рассказ «Западня»), и веселый юмор, с которым рисует Драйзер будни рабочих («Путешествие на «Айдльуайльде»). В центре внимания всех рассказов—трагическая судьба простого человека в капиталистической Америке, все они проникнуты подлинной человечностью. Сборник «Двенадцать мужчин» также включает рассказы, со- зданные в разное время. Относительно пяти из них известно, что они были написаны в 1900—1912 годах: «Тот, кто служит человеку», «Настоящий патриарх», «Могучий Рурк», «Мэр и его народ», «У.Л.С.». остальные семь впервые опубликованы в сборнике. Характеризуя героя одной из новелл, Драйзер пишет: «Среди безмерной скудости американской умственной жизни он был словно оазис, настоящий родник в пустыне» (X, 153). Эти слова хорошо передают направление и характер рассказов: с одной стороны, разоблачение духовной пустоты американского буржуазного общест- ва, а с другой — поиски «оазиса» в. пустыне. Стремление найти положительного героя всегда было характерно для Драйзера, но оно никогда ранее не проявлялось у него столь настойчиво. Все содержание сборника «Двенадцать мужчин» говорило о том, что Драйзер искал своего героя в среде людей, не удовлетворен- ных империалистической Америкой, но расплывчатость и неопреде- ленность его общественно-политической позиции обусловили неко- торую пестроту портретов, их противоречивость. Как и в ранее опубликованных рассказах, автор выступает в защиту простого на- рода, людей труда; только в них находит он подлинно человечес- кие качества. Таков, например, сельский врач Гридли (рассказ «Сель- ский врач»), посвятивший всю свою жизнь помощи бедным и ма- лоимущим.
163 Рассказ «Мопассан младший», на наш взгляд, наиболее ясно показывает направление, в котором развивалось творчество и миро- воззрение Драйзера в эти годы. Тема рассказа — трагическая судьба художника в буржуазной Америке. Герой рассказа — начинающий писатель. В этом рассказе писатель продолжает линию, развитую в романе «Гений», но идет дальше. Он справедливо указывает, что господствующие круги Америки «принимали все, хоть сколько-ни- будь приближающееся к правде, как самое явное и преступное оскорбление из всех возможных». Всякий осмеливающийся говорить правду встречает «яростную оппозицию или леденящее безраз- личие». Как и Юджин Витла, герой рассказа «Мопассан младший» подда- ется давлению буржуазного общества. Это проявляется в его рас- сказах в так называемом счастливом конце — «этом проклятии всей американской литературы», по словам Драйзера, и он осознав анти- художественность своих произведений, порывает с издательством, где он работал и печатался. Его новые произведения, чуждые духу компромисса с буржуазной Америкой, не печатают, и он погибает. Сама гибель героя зовет к борьбе за правдивое искусство. В этом сила рассказа, в этом шаг вперед писателя по сравнению с его другими произведениями 1915—1917 годов. Реалистическую линию в литературе США Драйзер продолжает сборником «Краски большого города», объединившим рассказы, на- писанные в 1900— 1915 годы и частично уже опубликованные в раз- личных газетах, в том числе в социалистической прессе США. Эти произведения отличаются суровой правдивостью в изобра- жении жизни трудящихся и острой постановкой темы социальных противоречий. Предислорие к этой книге вместе с тем показывает, насколько запутанными были еще взгляды Драйзера1. Все три сборника рассказов были важными вехами на пути раз- вития реалистического направления в американской литературе 20-х годов. О симпатиях писателя борьбе антиимпериалистических сил США в 1917—1919 годах свидетельствует книга «Бей, барабан!». Сборник вышел в свет в декабре 1920 года с подзаголовком—«Книга тайн, чудес и ужасов жизни», в него включены 3 пьесы и 17 статей. Большой интерес представляют статьи и очерки: «Жизнь, искус- ство и Америка», «Бей, барабан!», «О некоторых чертах нашего 1 Th. Dreiser. The Color of a Great City, pp. V—X.
164 национального характера», «Американский финансист», «Равновесие неизбежно» и «Больше или меньше демократии? Исследование». Сборник «Бей, барабан!» отделяют от «Гения» пять лет, но он теснейшим образом связан с борьбой против запрещения этого ро- мана. Статьи и очерки, собранные в этой книге, выявляют эволю- цию взглядов писателя и ее направление. В ходе острой дискуссии, вызванной «Гением», Драйзер поставил многие острые проблемы «жизни, искусства и Америки». Эти проблемы были усугублены участием Америки в первой мировой войне, против которой реши- тельно выступал Драйзер, и, наконец, Великая Октябрьская револю- ция заставила Дрдйзера уже в 1918—1920 годах глубже смотреть на многие из этих животрепещущих проблем американской действи- тельности и американской литературы. Идеи Октября нашли в Драйзере благодарного слушателя, так как он был подготовлен к их восприятию событиями, связанными с публикацией «Гения» и борьбой против вступления США в первую мировую войну. И хотя Драйзер эти идеи принял не сразу, а лишь в результате весьма сложного и противоречивого развития, то уже в 1920 году они благотворно сказались на ряде статей и очерков. Драйзер впервые выдвигает политические требования, направ- ленные против господства Уолл-стрита, выступает в защиту Совет- ской России от американских и прочих интервентов. В результате его критика делается более острой, чем в вышедших на четыре го- да раньше «Каникулах уроженца Индианы», и, главное, меняется ее характер — Драйзер стремится выступать от имени тех, кого пре- следует капиталистическая Америка, от имени рядовых американских тружеников. Это нарастание гуманистических тенденций ярко выражено в от- крывающем книгу очерке-манифесте «Бей, барабан! (Из заметок по- койного Джона Парадизо)». Эти заметки написаны от имени Джона Парадизо, сорокалетнего обитателя самой нищей окраины города Нью-Йорка. Джоном Парадизо звали грека — владельца маленького грязного чикагского ресторана, в котором Драйзер в дни своей юности работал — мыл грязную посуду, но Джон Парадизо из очер- ка «Бей, барабан!» не обладает и таким богатством, он — один из многих рядовых американских тружеников, на себе испытавших все тяготы капиталистической эксплуатации. Он — водитель трамвая и подручный в лавке у старьевщика, но в отличие от других своих собратьев по этим профессиям он хочет еще быть писателем: «в лучшие минуты моей жизни я сижу за столом и пытаюсь писать
165 рассказы, которые, по мнению редакторов, — без сомнения столь же нищих, как я сам, — никому не нужны» (XI, 397). Очерк пронизан иронией, как и сама фамилия Парадизо, которая по-итальянски обоз- начает рай, а Парадизо в американском «раю» уготована отнюдь не райская жизнь. Обрисованный с большой теплотой образ прозябающего в нище- те, но богатого духом бедняка Джона Парадизо выявляет глубокий гу- манизм Драйзера, которым отмечен и весь сборник «Бей, барабан!». Джон Парадизо и вместе с ним Драйзер отвергают примирение с действительностью, противопоставляют показному благополучию, ко- торым проникнуты восхваляющие американский «рай» статьи буржу- азных газет и журналов, бедственное положение трудящихся в США. Здесь вновь проявляется характерное для Драйзера внимание к ра- бочему движению: писатель восторженно и красочно говорит о за- бастовке колорадских горняков 1913—1914 годов. Здесь же речь идет о самоотверженной борьбе рабочих в противовес показному славословию реакционной американской пропаганды, кричавшей о «классовом мире» в США. Писатель приводит факты, опровергающие защитников американ- ского капитализма. Он ссылается на примеры, взятые из газет, и показывает нищету и бесправное положение большинства и безгра- ничную власть и роскошь эксплуатирующего меньшинства; с одной стороны, самоубийство стариков, отравившихся газом, негр, бежав- ший на Север, отморозивший себе руки и ноги и умерший от исто- щения, а с другой стороны — роскошные обеды для собак и монумен- ты, воздвигаемые лошадям. Драйзер иронически просит «найти в этих фактах божественный разум, свет, мудрость, правду, справед- ливость, милосердие»1. Очерк, как, впрочем, и весь сборник, резко осуждает империалистическую войну. «Животная сила, обагрен- ная кровью, хохочет во все горло»2, —такова выразительная характе- ристика, которую дает писатель американскому империализму. В 1919—1920 годах людей прогрессивных взглядов увольняли с работы, арестовывали, высылали из Соединенных Штатов. Джону Па- радизо американские порядки не по душе, и Драйзер заканчивает статью вопросом своего героя: «Подумайте, не удивительно ли, что, придерживаясь таких невозможных взглядов, я вообще что-то зарабатываю? » 3. 1 Th. Dreiser. Hey-Rub-A-Dub-Dub. N. Y., 1920, p. 17. 2 Ibid., p. 17. 3 Ibid., p. 72.
166 Разоблачению американской буржуазной демократии посвящена одна из наиболее интересных статей сборника — «О некоторых чер- тах нашего национального характера». Драйзер выступает здесь против фальсификации истории Соединенных Штатов: «Правда об американской истории и то, что о ней говорят,—две совершенно различные вещи»1, Буржуазной пропаганде Драйзер противопос- тавляет факты. Писатель критикует американский империализм как олицетворе- ние всех и всяческих пороков капиталистического общества в це- лом. Еще раньше, в книге «Каникулы уроженца Индианы», Драйзер поддерживая борьбу против участия США в империалистической вой- не, показал, что нет существенных различий между капиталистичес- кой Европой и капиталистической Америкой, что и той и другой управляют одни законы — законы капитала. Теперь Драйзер высту- пает против антисоветской интервенции и противопоставляет Совет- скую Россию всему капиталистическому миру, доказывает порочность общественного строя Соединенных Штатов — цитадели капитализма. Драйзер уподобляет Соединенные Штаты Америки по их реакци- онности и всевластию капитала царской России и кайзеровской Гер- мании: «Очень сомнительно, что современная республика создана для простого человека в большей мере, чем королевства старого времени. Чем теперешний магнат трестов или денежный барон, ко- торый взимает мзду и притесняет простого человека, грабя его на зарплате и пище, не настоящий король или по меньшей мсре средне- вековый барон? Возьмите, к примеру, Рокфеллера. Чем отличается он или ему подобные, — Морган, например,—от донов, которые совместно правили Испанией, смеясь над ее королем, или от де- нежных лордов, которые направляют сейчас политику Англии, так же, как это делали их собратья в России и Германии до прошедшей войны?»2. Далее Драйзер развертывает картину ужасающей нищеты огром- ной массы населения США. «Бедных обманывают, при этом им заяв- ляют во всеуслышание, что их не обманывают — кормят воздухом и добрыми словами3. Официальное славословие о якобы более высо- ком уровне жизни в Америке Драйзер сопоставляет с ужасающим положением трудящихся масс. «Правда, — пишет Драйзер, — заклю- 1 Th. Dreiser. Hey-Rub-A-Dub-Dub, p. 32. 2 Ibid., p. 34. 3 Ibid., p. 32.
167 чается в том, что если средний американец и воображает, что он жи- вет лучше и более свободен, то это в большей, чем что-либо еще, сте- пени дело его воображения. Что касается его дневного заработка и уровня жизни, он, действительно, получает больше денег, но и больше денег платит за то, что покупает. Подъем уровня зарплаты столько раз сопровождался снижением покупательной способности доллара, что его мало утешает более высокая зарплата»1 . Про- анализировав способы, с помощью которых монополисты грабят ра- бочего, писатель указывает, что резкое ухудшение экономического положения рабочих вызвало рост забастовочного движения в США. Драйзер пишет об угнетенном положении негров в США. Он за- являет, что неграм ни на Севере, ни на Юге не предоставляются права, гарантированные им конституцией. С гневом говорит он о диких расправах над неграми, которые повсеместно происходят в стране: «Почти ежедневно — где-нибудь в Америке их (негров.— Я. 3.) сжигают живьем». Показав бесправное положение трудящихся масс в США, Драйзер приходит к выводу, что конституция не соблюдается, и при- водит примеры, убедительно иллюстрирующие это положение: дет- ский труд; объявление неконституционным арбитража в трудовых конфликтах; заключение на месяцы в тюрьму без суда; объявление профсоюзов незаконными или неконституционными учреждениями. Разоблачая американскую лжедемократию, он подвергает уничто- жающей критике избирательную систему в США, показывая, что она служит прикрытием для господства магнатов Уолл-стрита. Драйзер пишет, что американец «голосует попросту за людей, которых ему подсунут силы, над которыми он не имеет контроля, никогда не имел и, очевидно, не будет иметь, и избрание или поражение которых не зависит от него. Мэры, губернаторы, законодательные органы штата, конгрессмены, сенаторы и даже судьи и президенты приходят и уходят, а могущественные силы на вершине остаются»2. Драйзер раскрывает механику «выборов»: «А кому поклоняется местный босс — местному губернатору или президенту? — Ничего подобного, Он сам делает их или помогает делать. Он поклоняется только одной силе — деньгам, громадным национальным денежным силам и никому больше»3. На любое действие законодательных влас- 1 Th. Dreiser. Hey-Rub-A-Dub-Dubr p. 51. 2 Ibid., p. 56. 3 Ibid., p. 57.
168 тей требуется, как говорит Драйзер, «согласие финансовой олигар- хии (с Уолл-стрита по преимуществу)»1. В качестве примера поли- тического босса Драйзер приводит некоего Люсиуса Тэтла — пре- зидента железнодорожной компании «Бостон мейн рейлроуд», ко- торый оказывал влияние на всю политическую жизнь в США. Расширение политического кругозора Драйзера отчетливо про- является и в его трактовке первой мировой войны и роли, которую сыграли в ней Соединенные Штаты. Драйзер так охарактеризовал значение первой мировой войны для США: «Потребовался мировой взрыв, чтобы разбить скорлупу самодовольной неграмотной самонадеянности, которая покрывала среднего американца с головы до пят»2. Драйзер клеймит участие США в империалистических войнах, захват Кубы, Филиппин и войну с Мексикой. С негодованием пишет он о зверствах американской военщины на Филиппинах: «Туземцев ставили рядами, а затем офицер расстреливал их из револьвера по одному, другим в горло и в нос наливали воду, пока они не уми- рали»3. Ссылаясь на зверства американских милитаристов во время зах- ватнической войны на Филиппинах и на резкое осуждение этой вой- ны передовой американской общественностью, Драйзер говорит, что народ не хотел и не мог хотеть войны. Поэтому, как справедливо указывает писатель, в Америке был установлен режим репрессий по отношению к людям, выступающим против войны. Эти репрес- сии вели к разгулу «нетерпимости к мнению оппозиции, по сравне- нию с которой бледнели темнейшие дни русского самодержа- вия»4. Драйзер резко осуждает политику Вильсона, избрание которого проходило под лозунгом «он нас спас от войны» и который не за- медлил вероломно и бесцеремонно нарушить свои обещания. Писа- тель высмеивает демагогический характер экспансионистской поли- тики правительства Вильсона, лицемерно заявлявшего о «защите малых стран», о «самоопределении наций», а на деле осуществляю- щего захватническую политику по отношению к этим странам. . Интервенция против молодой Советской республики вызвала ши- рокое возмущение передовых слоев американского народа. Против 1 Ibid., р. 61. 2 Ibid., р. 30. 3 Ibid., р. 43. 4 Ibid.
169 них и направила свой удар американская реакция, используя для борьбы с прогрессивными элементами законы более чем столетней давности. Писатель разоблачает реакционный характер этих законов, напоминает, что они приняты в 1798 году федералистами, не желав- шими помогать революционной Франции. Это одна из самых позор- ных страниц в истории США, правители которых предали своего недавнего союзника, оказавшего стране неоценимую услугу в борь- бе с Англией. В 1800 году, на следующих выборах, федералисты потерпели поражение. Драйзер, таким образом, показывает, что против революционной Советской России и ее сторонников в США использовались те же законы, что и против революционной Франции, законы, вызывающие возмущение передовых кругов американского народа. Осуждая интервенцию в Советскую Россию, Драйзер пишет: «Мы болтали о том, что пришло для нас время выступать среди великих держав мира, а потом послали каких-то Рута и Френсиса вести переговоры с представителями разоренного войной народа, стремящегося к новой и лучшей форме общественной и полити- ческой жизни»1. Именно выступление в защиту Советской России и определило высокий политический накал статьи. В ней Драй- зер стремится порвать с пресловутой «теорией равновесия», с ме- тафизическим эволюционизмом. Он заявляет: «...воздух заполнен криками о чрезвычайных качествах демократии и в то же время всякий, кто выскажется против спекуляции или даст понять, что такой демократии могут быть свойственны по меньшей мере некото- рые пороки самодержавия, рассматривается как враг»2. О том, что «теория равновесия» постепенно становилась для Драйзера уже прошлым, говорит его статья «Больше или меньше де- мократии? Исследование». «Америка, — утверждает Драйзер, — от- нюдь не является ни общественным, ни демократическим успехом человечества»3. Он раскрывает смысл этих слов, заявляя, что «пять процентов населения контролируют девяноста пять процентов бо- гатства; тринадцать процентов населения неграмотно; голова Гор- гоны— финансисты, такие жирные диктаторы, каких только видел 1 Th. Dreiser. Hey-Rub-A-Dub-Dub, p. 60. Рут — глава американской дипло- матической миссии, ставившей своей задачей консолидацию всех сил контр- революции против РСФСР; Френсис — посол США в России, организатор анти- советских заговоров белогвардейцев. 2 Ibid., р. 53. 3 Ibid., р. 239.
170 свет, в высшей степени враждебные патриотизму и всему американ- скому, как это понималось по первоначальной теории американской демократии»1. Он снова и снова разоблачает недемократический характер государственного строя США, в котором отсутствует «нас- тоящее народное руководство»2. Однако пути борьбы с американ- ским империализмом еще неясны Драйзеру; он предлагает по суще- ству буржуазно-демократические методы, хотя тут же, правда, ста- вит под сомнение их возможность. В сборнике «Бей, барабан!» ощутим сдвиг в мировоззрении и творчестве Драйзера, вызванный подъемом рабочего движения в США и Великой Октябрьской социалистической революцией. Победа ново- го, прогрессивного в мировоззрении Драйзера вместе с тем идет путем сложной и трудной борьбы со старыми, ошибочными «теория- ми» и «идеями». Об острой борьбе противоречий в мировоззрении пи- сателя говорят статьи «Американский финансист» и «Равновесие не- избежно». Статья «Американский финансист» содержит меткие кри- тические замечания о заправилах Уолл-стрита и этим сходна со статьей «О некоторых чертах нашего национального характера». Пи- сатель говорит, что финансовые тузы образуют «процессию процве- тающих и по преимуществу кошкообразных животных»3. Драйзер указывает на длинный ряд преступлений, которыми сопровождалось создание состояний теперешних правителей Америки. «Список слиш- ком велик, чтобы привести его здесь»4. В этой статье американской действительности снова противопоставляется Советская Россия как образец страны, где народ является хозяином жизни. «Другие страны, без всяких деклараций в гораздо большей мере обладают своими не- отъемлемыми правами, чем Америка, если можно судить по послед- ним событиям в России и других местах»5. В этой статье Драйзер впервые говорит о Марксе, называет его гуманистом6. Однако вследствие воздействия буржуазной идеоло- гии Драйзер оказался в то время неспособным понять и принять марксизм. О давлении буржуазных идей свидетельствует и проскаль- зывающая у Драйзера подчас мысль о «полезности» какого-нибудь 1 Th. Dreiser. Hey-Rub-A-Dub-Dubr p. 238. 2 Ibid., p. 248. 3 Ibid., p. 80. 4 Ibid., p. 84. 5 Ibid., p. 86. 6 Ibid., p. 91.
Вандербильта, о метафизическом «равновесии», об «извечной борь- бе между массой и личностью»1. Значение для Драйзера сборника «Бей, барабан!» хорошо пере- дает и его подзаголовок—«Книга тайн, чудес и ужасов жизни». Действительно, статьи, составившие сборник, обличают ужасы жиз- ни простого человека в Америке и указывают на те ее чудеса и тайны, смысл которых отнюдь еще не был ясен Драйзеру. Сборником «Бей, барабан!» Драйзер восставал против равноду- шия к судьбам народным и возвещал, что он отправляется в путь — на поиски новых дорог в жизни и искусстве. Этот путь был нелег- ким и сложным, но он вывел Драйзера на вершину, с которой видны истинные перспективы общественного развития, и увенчался вступ- лением писателя в коммунистическую партию. Книга Драйзера была одновременно примером активизации прог- рессивных сил в США. Мужество выступления Драйзера в печати с такой книгой в декабре 1919 года трудно переоценить, ибо в это время усилились репрессии против прогрессивных слоев населения США, а интервенция США в Советской России продолжалась. Следующее произведение Драйзера — книга «Газетные дни» («Книга о самом себе») вышла в свет в ноябре 1922 года. Ее род- нит со сборником «Освобождение и другие рассказы», «Двенадцать мужчин» и «Краски большого города» политическая направленность против апологетической буржуазной литературы США и высокий гу- манизм. Юношеские реминисценции помогают лучше понять формирова- ние личности писателя, его отношение к жизни, увидеть истоки его глубокой народности. Рассказывая о своей юности, Драйзер созда- ет ряд запоминающихся образов замечательных людей, которых по- губила капиталистическая Америка. Прослеживая в книге «Газетные дни» свой путь в литературу, Драйзер стремился четче определить эстетические и литературные позиции. Резко критикуя за приукрашивание и искажение действи- тельности Хоуэллса и литературную школу «изысканной традиции», показывая невозможность вскрыть подлинную правду жизни в амери- канских буржуазных газетах, Драйзер еще раз провозглашал кредо писателя-реалиста и тем самым говорил свое веское слово в той ожесточенной борьбе направлений, которая развернулась в амери- канской литературе 20-х годов. Книга «Газетные дни» была начата Th. Dreiser. Hey-RubA-Diib-Dub, p. 91.
Драйзером в 1912 году, одновременно с работой над рукописью «Гения» и во многом продолжала линию романа «Гений», отстаива- ла реалистические принципы литературного творчества, формировала приверженность Драйзера к школе Бальзака и Толстого. Произведения Драйзера этих лет отличает углубленное внимание к судьбе искалеченного американским буржуазным миром чело- века— рядового труженика, даже пьесу «Рука гончара» (1918), где социальные проблемы оттеснены на второй план пристальным рас- смотрением психики совершающего преступление и трагически гиб- нущего душевнобольного человека и где сказывается воздействие на Драйзера буржуазных теорий о непознаваемости человеческой при- роды и психики. Поиски Драйзером причин трагической судьбы человеческой лич- ности, как свидетельствует пьеса «Рука гончара», были подчас сложными и мучительными, но, именно преодолевая эти сложности, Драйзер нащупывал глубоко реалистическое решение проблемы человека и общества в Америке. Эти поиски привели Драйзера к созданию лучшего его романа — «Американской трагедии». Усиление гуманистических исканий, которому в немалой степе- ни способствовало воздействие идей Октябрьской революции, отли- чало начало нового этапа в творческой эволюции Драйзера. «АМЕРИКАНСКАЯ ТРАГЕДИЯ» В середине 20-х годов нашего столетия буржуазная пресса США и других стран воспевала пресловутое «процветание» США. После экономического кризиса 1920—1921 годов, во время которого в стране насчитывалось 5 миллионов безработных, да, кроме того, 2 миллиона фермеров вынуждены были бросить свои хозяйства и уйти в города, наступила временная и частичная стабилизация капитализма. Едва оп- равившись от испуга, вызванного подъемом рабочего движения в 1917—1922 годах, американская буржуазия с тем большим рвением вещала на весь мир о наступлении «золотого века» в развитии США. «Теперь победительницей чувствует себя Америка. Наступил ее час. Свойственная юности, сметающая все на своем пути воля к побе- де рождает энергию и отвагу и ведет Америку вперед. Сознание «ис- торической миссии» Америки заражает всех энтузиазмом...»,— заявлял один из известных американских журналистов.
«Огромные богатства, создаваемые нашими фабриками и завода- ми и сбереженные нашим экономным хозяйничанием, распределялись между широчайшими кругами нашего народа и текли непрерывным потоком за пределы нашей страны, творя благодеяния и содействуя росту производства во всем мире», — славословил президент США Кальвин Кулидж. «Беден только тот, кто хочет быть бедным или пострадал от не- счастного случая или болезни, да и таких у нас имеется ничтожное количество», — утверждал журнал «Кольерс» в статье «Разве все мы не стали богачами?». Среди потоков безудержного славословия, наперекор им, в США появилась книга, рассказавшая правду о том, что скрывалось за фасадом показного благополучия. Она называлась сурово и просто: «Американская трагедия». Автором ее был Теодор Драйзер. Горести и печали жизни простого человека в Америке всегда глубоко волновали Драйзера — писателя-гуманиста. Все его творчест- во проникнуто ощущением трагизма судеб людей из народа. «Сестра Керри», «Дженни Герхардт», «Трилогия желания» и «Гений»—каж- дый из романов по-своему раскрывал бесчеловечность буржуазной Америки. В «Американской трагедии» Драйзер увидел систему, губя- щую человека, и в этом проявляются те решительные сдвиги в гума- нистическом мироощущении Драйзера, которыми отмечено его твор- чество начала 20-х годов и в котором, несомненно, сказалось влияние идей Великого Октября, углубление взглядов писателя на американ- скую действительность. Гуманизм Драйзера в «Американской траге- дии» становится более активным и социально осознанным. Драйзер назвал этот роман «своего рода классовым эпосом, в котором отра- жен классовый антагонизм, охватывающий в наши дни весь мир» (XII, 260). Сюжет, который лег в основу романа «Американская трагедия», заинтересовал Драйзера в самом начале его литературной деятельнос- ти, вскоре после опубликования романа «Сестра Керри». Тогда он ра- ботал над романом «Повеса», сюжет которого в некоторых моментах совпадал с «Американской трагедией». Непосредственно созданию «Американской трагедии» Драйзер посвятил почти пять лет — с 1920 по 1925 год. Элен Драйзер вспоминает, что у писателя была рукопись, оза- главленная «Американские трагедии». В ней содержалось описание пятнадцати случаев, подобных тому, который изображен в романе. И для каждого из них характерно стремление американских юношей
разбогатеть, женившись на богатой невесте. Ради этого они шли на преступление: убивали свою прежнюю возлюбленную — бедную де- вушку. Изучив весь этот материал, писатель решил положить в основу романа историю убийства в 1906 году Честером Джиллетом своей воз- любленной Грейс Браун. Процесс по этому делу получил тогда широ- кую огласку, и в «Американской трагедии» использованы документы и факты, сообщавшиеся в газетах того времени. Драйзер полемически направил свое произведение против опре- деленного типа романов „распространенных в США. В подобных кни- гах описывалась обычно история бедного юноши, который разбогател, женившись на девушке из состоятельной семьи. Такого рода романы внушали ложные идеи о возможности для каждого американца легко изменить свою судьбу и прославляли стремление к обогащению. Это был один из наиболее распространенных видов апологетической буржуазной литературы, рассчитанной на одурманивание широких читательских масс. В «Американской трагедии» Драйзер, строя сюжет романа на тех же стремлениях бедного юноши Клайда Гриффитса, не только раз- венчал эту идею погони за легким счастьем, но и выявил порочность системы, порождающей стремление разбогатеть во что бы то ни стало В «Американской трагедии» создана подлинная панорама аме- риканской жизни. О стремлении к всестороннему охвату жизни в «Американской трагедии» писал и сам Драйзер 20 апреля 1927 года в письме к Джеку Уилгусу: «Я долго раздумывал над этим происшест- вием, ибо мне казалось, что оно не только отражает каждую сторо- ну нашей национальной жизни — политику, общество, религию, биз- нес, секс, — это была история столь обычная для каждого парня, вы- росшего в небольших городах Америки. Это была особенно правдивая история о том, что жизнь делает с личностью и как бессильна лич- ность против нее. Моей целью было не морализировать — да простит бог, — а дать, если возможно, фон и психологию действительности, которые если не оправдывают, то как-то объясняют, как случают- ся такие убийства, а они случаются в Америке с поразительной частотой и так давно, как я только могу помнить» (Письма, т.II, стр.458). И писателю удалось показать ответственность общества за крушение судеб рядовых американцев. Поклонение культу доллара привело к трагической гибели двух молодых людей — Роберты Олден и Клайда Гриффитса. Жизнь простого человека, человеческая лич- ность в Америке находятся в суровой опасности — била тревогу «Американская трагедия».
Центральный образ романа — Клайд Гриффите — существенно отличается от героев предыдущих романов писателя своей обыден- ностью, заурядностью, негероичностью. Керри обладала актерским дарованием, Дженни Герхардт отличалась глубиной и силой чувств, душевным богатством, Каупервуда писатель даже уподоблял Люци- феру, а у Витлы был талант художника. У Клайда же нет талантов Витлы или Керри, нет изворотливости и силы Каупервуда, нет душев- ной красоты и чистоты Дженни. Он самый обычный и заурядный американский юноша. У него нет, конечно, больших талантов, но нет и никаких врожденных пороков или дефектов. Клайд прежде всего обычный американец. Эта обычность и губит Клайда. Все его достоин- ства и недостатки присущи не только ему, они типичны для Амери- ки. «Как всякий средний молодой американец с типично американ- ским взглядом на жизнь» (VII, 18), — так начинает Драйзер характе- ристику Клайда. У Клайда нет никаких преступных и непреступных наклонностей, кроме тех, которые он впитал в окружающей его дей- ствительности. Но этот воспринятый им и не только им, говоря слова- ми Драйзера, «яд тщеславия», яд индивидуализма оказывается смер- тельным. Трагедия Клайда похожа и не похожа на трагедию Витлы или Дженни. Буржуазная Америка растаптывает душевную чистоту Дженни, глумится над ее самыми сокровенными и искренними чув- ствами; буржуазная Америка губит талант Витлы; судьба же Клай- да трагична/именно потому, что он усваивает законы буржуазной Америки и по мере своих сил и возможностей следует им. Пови- нуясь и следуя этим законам, Клайд тем не менее гибнет, оттого страшнее его трагедия, трагедия простого американца, американская трагедия. Сын уличных проповедников, Клайд отнюдь не испытывает почтения к занятиям своих родителей, тем более, что и его застав- ляли вместе с другими детьми петь псалмы во время выступлений отца с проповедями на улице. «Другие мальчики не занимались такими вещами, и к тому же в этом было что-то жалкое и даже унизительное» (VII, 18), — размышляет Клайд. «В нем, — отмечает Драйзер, — как и в дразнивших его ребятах, говорило извечное люд- ское стремление к полному сходству, к стандарту» (VII, 18). И вот это-то стремление к полному сходству, к стандарту, присущее в выс- шей степени Клайду, и делает его особо восприимчивым к воздей- ствию окружавшей его обстановки, заставляет его быстро усваивать иллюзии, предрассудки, и пороки, которыми стремятся напичкать рядового американца.
176 Клайд ничем не выделяется среди своих сверстников. Он — са- мо олицетворение обычности, и в этом смысле он также типичен. Уже в детстве Клайд «мечтал о том, как он выбился бы в люди, если бы ему повезло, о том, куда бы он поехал, что повидал бы и как по-иному мог бы жить, если бы все было не так, а эдак» (VII, 15). Мечта «выбиться в люди» определяет несоответствие реаль- ного положения Клайда и его устремлений к легкой жизни, Как от- мечает Драйзер, «Клайд был столь же тщеславен и горд, как и беден. Он был из тех людей, которые считают себя особенными, не похо- жими на других» (VII, 18). Индивидуалистические черты прививаются Клайду в детстве, они определяют и дальнейшую судьбу молодого человека, охвачен- ного непреодолимым стремлением во что бы то ни стало добиться легкой жизни. Его пугает труд рабочего. «Как! Стоять у станка, укладывать кирпичи, стать плотником, штукатуром или водопровод- чиком, когда такие же, как он, мальчики, становятся клерками или помощниками фармацевтов, или бухгалтерами и счетоводами в бан- ках и различных конторах!—размышляет Клайд.—Что за жалкая, унизительная жизнь, ничуть не лучше той, какую он вел до сих пор: ходить в старом платье и так рано подниматься по утрам и выполнять всю ту нудную работу, которой приходится заниматься людям физического труда!» (VII, 18). Клайд становится сначала помощником продавца содовой воды, потом рассыльным в отеле. Он поражен роскошью обстановки в отеле и прежде всего возможностью легкого заработка. Клайд в вос- торге— он получил первые чаевые: «Шутка и тридцать пять центов за такой пустяк! Один дал ему двадцать пять центов, другой — де- сять, а ведь он ничего не сделал!» (VII, 50). В образе Клайда подчеркивается неустойчивость, податливость влияниям той среды, в которой он находится. Повествование строит- ся таким образом, что Клайд все время в центре внимания писате- ля и в то же время четко видны силы, формирующие его характер. Большую роль в развращении Клайда Гриффитса сыграла его служ- ба в, отеле. «Одних только разговоров в вестибюле,— пишет Драй- зер,— не говоря уже о сценах в баре, ресторанах и номерах, было достаточно, чтобы внушить всякому неопытному и не очень разбор- чивому существу, будто главное занятие в жизни для всякого, у кого есть кое-какие деньги и положение в обществе, это ходить в театры, летом посещать стадион, танцевать, кататься в автомобиле, угощать друзей обедами и ездить для развлечения в Нью-Йорк, Европу, Чикаго или Калифорнию. А жизнь почти всех этих мальчи-
ков настолько лишена была всякого подобия комфорта и вкуса, не говоря уже о роскоши, что они, как Клайд, не только преуве- личивали значение увиденного в отеле, но и считали, что эта вне- запная перемена судьбы дает им счастливую возможность самим приобщиться к такой жизни. Кто они, эти люди с деньгами, и что сделали они для того, чтобы наслаждаться всей этой роскошью, тогда как у других, по-видимому, точно таких же людей, нет ни- чего? И чем именно эти обойденные так сильно отличались от пре- успевающих, Клайд не мог понять» (VII, 53 — 54). Так раскрывается социальная обусловленность развития образа Клайда, который проникается стремлением попасть в этот мир роскоши и богатства. Эти стремления определяют и его отношение к Роберте Олден. «Пусть эта девушка бедна и ей, по несчастью, пришлось стать простой работницей,— размышляет Клайд,— он чувствовал, что был бы очень счастлив с нею, но только при одном условии, чтобы не нужно было жениться. Что касается брака, тут честолюбивый Клайд был словно под гипнозом: он женится на де- вушке из круга Гриффитсов» (VII, 287 — 288). Брак с богатой девуш- кой казался Клайду путем к исполнению его сокровенных мечтаний о легкой жизни. Карьера для него дороже тех чувств, которые он испы- тывал к Роберте,— в его сознании любовь «неотделима от пышности, удовольствий, богатства, видного положения в обществе» (VIII, 453). Так создаются предпосылки для трагедии Клайда и Роберты. В «Американской трагедии достигается та удивительная худо- жественная цельность, которая отличает истинные произведения искусства. И заглавие романа, и его композиция, и пейзаж, и авторс- кие отступления, и логика развития характеров, и их психология в «Американской трагедии» раскрывают взаимосвязь общества — капи- талистической Америки и личности — Клайда Гриффитса, раскрывают ответственность американского буржуазного общества за трагедию простого американца Клайда Гриффитса. Гуманизм и широта социаль- ного замысла «Американской трагедии» выявляются и в композиции романа. Драйзер писал о композиции «Американской трагедии» Гар- рисону Смиту 25 апреля 1931 года: «Это должен быть роман, который представляет в трех различных социальных и экономических сферах карьеру очень чувствительного, но умственно не очень развитого пар- ня, который обнаруживает, что жизнь его в самом начале затруднена бедностью и низким социальным положением, из которых в силу своих различных прирожденных и служащих побудительной силой желаний он пытается вырваться. В его случае любовь и материальное
178 благополучие; так же как и дурацкая мечта о социальном превосход- стве, и являются побудительной силой». Разъясняя затем свою мысль, Драйзер отмечает, что «первая часть книги была намеренно и специ- ально посвящена изображению таких социальных невзгод, какие могут естественно подавить, сдержать и расстроить, а следовательно, и преувеличить эмоции и желания очень чувствительного и; почти плотски экзотического парня, плохо приспособленного для великой жизненной борьбы, с которой сталкивается любая юность. Часть вторая была специально предназначена, чтобы показать, как такой темперамент может случайно быть поставлен лицом к лицу с гораздо более удачливым миром, который усилит все его глубочай- шие желания роскоши и любви, и показать, как в обычно неравном состязании между бедностью, неграмотностью, желанием и великими забавами мира он может легко и действительно без всякого желания со своей стороны оказаться побежденным и даже обвиненным в убийстве, как это и происходит в случае с Гриффитсом в этой книге. Часть третья была целеустремленно и тщательно спланирована, чтобы показать, как такой подавленный, слабый темперамент сначала в руках своих мечтаний, а потом закона, может быть легко подавлен неграмотными, полными условностей и мстительными в своей основе сельскими дурнями, которые в свою очередь цо причине своих недос- татков, социальных и религиозных запретов и поверий будут послед- ними из тех, кто поймет и воспримет те смягчающие обстоятельства, которые могли бы повлиять, но не повлияли на жизнь такого парня, и поэтому судят его куда более жестоко, чем личности с более глубо- кой проницательностью и лучшими умственными данными» (Письма, т.Нг стр.528). Итак, первая книга — экспозиция романа — посвящена формиро- ванию характера Клайда, вторая — трагической гибели Роберты, третья — трагической гибели Клайда. В основу сюжета положено раз- витие характера личности Клайда в его взаимоотношении с общест- вом. Клайд проходит свои университеты в отеле. В нем укрепляется стремление во что бы то ни стало проникнуть в мир роскоши и богат- ства, прививается пристрастие к развлечениям и легкой жизни. Его приятели — такие же, как и он, рассыльные в отделе — привели его в публичный дом — и «он, — отмечает Драйзер, — быстро освоился с новым источником удовольствия, если и не с первоначальной об- становкой, в которой он познал его. Он должен, как Дойл, найти себе девушку нестрогих правил и тратить на нее деньги. И Клайд
с нетерпением ждал удобного случая, чтобы осуществить свои планы» (VII, 78). Клайда водит за нос ветреная продавщица Гортензия Бриге, ко- торая заставляет Клайда тратить на нее децьги. Развлечения в Кан- зас-Сити кончаются для Клайда печально — во время возвращения с вечеринки автомобиль, в котором находились Клайд и его друзья, сначала сбил девочку, а потом, когда напуганные молодые люди пытались скрыться от полиции, произошла автомобильная катастро- фа. До смерти перепуганный Клайд сбежал из Канзас-Сити. Так за- канчивается юность Клайда, который, покинув родительский дом, вступает в самостоятельную жизнь. Завершается формирование лич- ности этого «среднего молодого американца». Во второй книге Клайд после мытарств и лишений, которые ему пришлось претерпеть во время странствий по различным городам Америки, попадает под опеку богатого дяди-фабриканта. Клайду кажется, что он может, наконец, сделать карьеру. На его пути -ока- зывается Роберта Олден, которая работает под его началом и зависит от него, и хотя Роберта отнюдь не относится к числу «девушек нестро- гих правил», Клайду удается достигнуть того, чего он не мог добиться ни ухаживаниями, ни щедрыми подарками от многоопытной Гортен- зии Бриге. Клайд не собирался жениться на Роберте с начала их знакомства. Встреча же с богатой Сондрой Финчли внушила Клайду мысль о воз- можности вступить в столь желанный для него мир и заставила искать пути отделаться от мешавшей теперь ему Роберты. Подчеркивая рас- четливость Клайда, Драйзер отмечает, что «Роберта больше нрави- лась ему. Она была нежнее, мягче, добрее, не такая ледяная. В то же время Сондра «воплощала и неизмеримо увеличивала в его глазах значение своего круга», и Клайд относился к ней иначе — «в отличие от того, что он с самого начала испытывал к Роберте, его мысли о Сондре не были чувственными». Если отношения Клайда к Роберте диктовала страсть, то к Сондре его влекли расчет, мысль о богатстве, преклонение перед темг что он считал высшим светом. Страсть к Ро- берте была убита страстью выбиться в мир богатых. У Клайда и Роберты много общего* оба они очень неопытны в житейских делах,1 даже инфантильны. «Клайд по своему характеру,— отмечает Драйзер,— не способен был когда-либо стать вполне взрос- лым человеком» (VII, 189). Их отношения заканчиваются трагической гибелью Роберты. Скрупулезно, как бы под увеличительным стеклом рассматривая все обстоятельства трагедии на озере Биг-Битерн, Драй-
180 зер мотивирует все поступки, которые совершил Клайд, стремясь из- бавиться от Роберты. Сделано это, однако, не в форме публицисти- ческих отступлений, а путем глубокого раскрытия внутреннего мира Клайда, описания его мыслей, чувств, представлений и тех причин во внешнем мире, которыми они были вызваны. Драйзер подробно по- казывает переживания, мысли и чувства Клайда, делает их центром повествования, и вместе с тем как бы мимоходом, ненавязчиво гово- рит об американской действительности, пробудившей эти пережива- ния и раздумья. Клайд читает газетное сообщение о несчастном случае на озере ПаСс, где утонули мужчина и девушка, причем тело девушки обнару- жили, а тело мужчины не нашли. «Это довольно обычное сообщение — летом всегда масса таких несчастных случаев — не особенно заин- тересовало Клайда» (VIII, 29). Далее Драйзер передает ход мыслей Клайда, который привел его к роковому выводу: «Конечно, казалось странным, что эта девушка и ее спутник могли погибнуть на таком небольшом озере среди бела дня. Странно также, что никто не мог опознать ни ее, ни его. Однако так оно и было. Мужчина исчез бес- следно. Клайд отбросил газету, мало этим озабоченный, и мысли его обратились к другим вещам... Перед ним стояла серьезная задача: как быть дальше? Но потом, когда он потушил лампу и уже собирался лечь в постель, все еще обдумывая сложную путаницу своей жизни, в его мозгу внезапно возникла мысль (Что за дьявольский шепот? Что за коварное внушение злого духа?): предположим он и Роберта,— нет, скажем, он и Сондра (нет, Сондра прекрасно плавает, и он тоже), — итак, он и Роберта плывут в лодке, и лодка опрокидывается... и как раз теперь, во время всех этих ужасных осложнений, которые так терзают его. Какой исход! Какое разрешение огромной, прямо убийственной задачи! Однако... стоп!., не спешить! Может ли чело- век, хотя бы в мыслях, допустить такое решение трудной задачи, не совершая преступления в своем сердце, — поистине ужасного, чудо- вищного преступления? Нет, он не должен и думать об этом. Это скверно... очень скверно, ужасно! И однако, если бы — по несчаст- ной случайности, конечно, — произошла такая вещь? Ведь это был бы конец всем его тревогам изтза Роберты...» (VIII, 29-30). Внешний повод, вызвавший такое смятение в мыслях Клайда, как будто и не очень значителен, но он имеет огромное значение для дальнейшего развития событий, подобных тем, которые впоследствии привели к смерти Роберты и осуждению Клайда. Кроме того, Клайда подталкивает на преступление газета, кричащая о несчастном случае,
смакующая всякого рода преступления и тем самым способствующая их распространению. Драйзер не стремится представить Клайда законченным злодеем, негодяем, убийцей и вместе с тем не оправдывает его. Он хочет по- казать истинных виновников смерти Роберты, показать степень мо- рального падения Клайда, который, впитывая в себя индивидуалисти- ческий дух американскЬго буржуазного общества, становится прес- тупником, еще не совершив преступления. Это показано в «Амери- канской трагедии» с большим умением. Ведь Клайд понимает, что избавиться от. Роберты, утопив ее в озере, означает совершить прес- тупление. Он колеблется, размышляя о возможных последствиях сво- его поступка: «Что закралось ему в душу? Убийство! Вот что такое1 Эта страшная газета... по воле какого злого рока она все время попа- дается ему на глаза? Ужаснейшее преступление, и если в нем уличат — посадят на электрический стул. И, кроме того, он не может никогр убить,—уж во всяком случае не Роберту. Нет, нет! Конечно, нет,— после всего, что быАо между ними... Да, — но тот, другой мир... Сон- дра... он наверняка потеряет все, если теперь же не начнет как-то действовать» (VIII, 53). В Клайде Гриффитсе происходит внутренняя борьба, он сам чув- ствует, что может совершить преступление. Эта борьба свидетельст- вует о его полном душевном смятении, о его глубоком падении. Но Драйзер выносит приговор не столько Клайду, сколько тем, кто заста- вил его внутренне пойти на преступление. Ответственность капита- листического американского общества за духовное растление Клайда, за гибель Роберты, а потом и Клайда последовательно раскрыта в «Американской трагедии». Драйзер как тонкий психолог показывает, что все поступки податливого воздействию окружающей обществен- ной среды Клайда были подсказаны ему извне. Клайд — человек безвольный. «В сущности предоставленный са- мому себе, он никогда, — пишет Драйзер, — не мог бы решиться и не решился бы на такой шаг. Как всегда, ему оставалось либо ждать, что его заставят (курсив наш. — Я. 3.) действовать, либо отказаться от этой дикой* ужасной мысли» (VIII, 60). Клайд не отказался от этой мысли, его заставило действовать буржуазное общество. Драй- зер говорит о неспособности Клайда совершить собственноручно пре- ступление: этому мешает его слабость и безволие. Роберта гибнет как бы независимо от воли Клайда. Из описания гибели Роберты нель- зя сделать вывод, что юридически Клайд совершил убийство, или установить степень его преступления. О том, насколько тонко нари-
сованы события на озере Биг-Битерн, говорил известный американс- кий юрист Кларенс Дарроу, который заявил, что невозможно опреде- лить вину Клайда. В американских юридических школах специально изучалось убийство Роберты, как трудный случай в правовой прак- тике. Ударив Роберту фотоаппаратом, Клайд «вскочил и сделал дви- жение к ней, отчасти затем, чтобы помочь ей, поддержать, отчасти — чтобы извиниться за этот нечаянный удар, и этим движением окон- чательно перевернул лодку: и Роберта, и Клайд внезапно очутились в воде. Опрокидываясь, лодка бортом ударила Роберту по голове как раз тогда, когда она, погрузившись на миг в воду, снова появилась на поверхности, и Клайд увидел перед собой ее обезумевшее, искажен- ное лицо. Он уже пришел в себя. А она была оглушена, перепугана и ничего не понимала от боли и безмерного, безумного страха: страш- на вода, страшно утонуть, страшен этот удар, который Клайд нанес ей случайно, почти бессознательно.,.» (VIII, 88). Дальнейшее развитие сюжета «Американской трагедии» строится на сложности и запутанности событий на озере. Клайд виновен в ги- бели Роберты, и в то же время он не убивал ее сам. Размышления Клайда передают его внутреннее смятение и страхи, укоры совести: «Крики Роберты еще звучат в его ушах, он видит последний безумный и умоляющий взгляд ее закатившихся глаз. Нет, нет. Слава богу! Он не сделал этого. И все же (он выходит на берег и отряхивается от воды) убил? Или нет? Ведь он не пришел ей на помощь, а мог спасти ее. И ведь в сущности это его вина, что она упала в воду, хотя у него это и вышло нечаянно» (VIII, 89). Анализ мыслей и поступков Клайда делает особенно очевидной неправильность и предвзятость решений, принятых судом, который рассматривал дело Клайда Гриффитса. Описание событий на озере — кульминационный пункт романа. О важности этого эпизода пишет и вдова Драйзера: «Клайд не топит Роберту, но, охваченный нерешительностью, не спешит к ней на помощь, вследствие чего дает ей утонуть; этого достаточно, чтобы возникло сомнение в его безоговорочной невиновности. И на этом еле уловимом, словно тень, сомнении построено у Драйзера все действие его романа»1. Над сценой на озере Биг-Битерн Драйзер работал особенно упор- но. Он специально поехал на озеро Биг-Мус, где Джиллет убил Грейс Э. Драйзер. Моя жизнь с Драйзером. М., ИЛ, 1953, стр. 52—5ß.
183 Браун. Он разговаривал с очевидцами убийства1, сам плавал на лодке по озеру. От образа Клайда Гриффитса нельзя отделить образ Ро$ерты Ол- ден. Драйзер подчеркивает сходство их характеров. Роберта тоже считала, что физический труд «ниже ее достоинства». Так же как и он, Роберта всячески стремилась «выбиться в люди». «Подобно Клай- ду, недовольная своей семьей и своей жизнью, она думала о собствен- ной судьбе с чувством глубокого разочарования» (VII, 272). Клайд для наивной Роберты олицетворяет мир роскоши и богат- ства. «Встретив Клайда, Роберта увлеклась им и притом вообразила, что он принадлежит к некоему высшему обществу. И в душу ей про- ник тот же яд беспокойного тщеславия, который отравлял и Клай- да» (VII, 279). Поэтому oria так настойчиво добивалась, чтобы Клайд женился на ней, и пошла даже на связь с ним, хотя понимала, что это «слишком нехорошо, не принято, безнравственно». Роберта гибнет, попавшись на удочку тех же лживых иллюзий, которые отравили сознание Клайда. Она, однако, не настолько испор- чена буржуазной Америкой, как Клайд, у нее сохраняются настоящие человеческие чувства, ее образ поэтому как бы оттеняет, подчерки- вает развращенность Клайда. В третьей заключительной книге идет разбирательство дела Клайда. Вновь проплывают перед читателем обстоятельства, при которых совершено преступление. Вновь устанавливается виновность капиталистической Америки, но американское правосудие выносит приговор Клайду, вину которого трудно установить и доказать. То общество, которое толкнуло Клайда на преступление, еще раз дока- зало свою жестокость и противочеловечность, посадив его на электри- ческий стул. Драйзер-гуманист восстает против всей системы — про- тив капиталистической Америки, порождающей американские тра- гедии, губящей человеческое в человеке. Трагедия Клайда не только в том, что он совершил преступление, но и в том, как его судят. В довершение он становится жертвой аме- риканского правосудия. Судьба Клайда, предрешена задолго до начала суда. Он стал игрушкой в предвыборной борьбе двух буржуазных партий. Продаж- ность американского правосудия, его пристрастность, привержен- ность узкогрупповым интересам ярко иллюстрируют образы проку- рора Мейсона, следователя Хейта, многочисленных адвокатов. Еще 1 См. Э. Драйзер. Моя жизнь с Драйзером, стр. 60—61.
не зная о роли Клайда в преступлении, не будучи уверенным в самом факте преступления, следователь Хейт предрешает исход дела, на- меревается использовать его, чтобы поднять престиж своего друга — прокурора Мейсона, который добивается выдвижения на пост судьи от своей партии на приближающихся выборах. Снова, как и в «Финансисте», Драйзер раскрывает классовую при- роду американского «правосудия». После осуждения Клайда судом низшей инстанции можно было добиться отмены его решения в суде высшей инстанции. Но для этого необходимо вмешательство в дело влиятельных сил. За Клайда же некому вступиться — его богатые родственники Сэмюэл и Гильберт решили перенести производство воротничков и рубашек в Южный Бостон, где они могли бы оста- ваться в тени до тех пор, пока не забудется эта несчастная и постыд- ная история. И в дальнейшей помощи Клайду отказано. Ему теперь уже окончательно суждено погибнуть на электрическом стуле. Об эволюции творческого метода Драйзера свидетельствуют образы капиталистов — дяди и двоюродного брата Клайда — Сэмюэла Гриффитса и его сына Гильберта. Образы эти лишены каких-либо привлекательных черт. Драйзер развенчивает их гораздо основатель- нее, чем Каупервуда. Об этом можно судить по тому, как обрисовано в «Американской трагедии» их отношение к простому народу. «И тот и другой относились нетерпимо к социалистической теории о капи- талистической эксплуатации, — пишет Драйзер, —оба считали необходимым существование социальной лестницы, чтобы по ступе- ням ее стремились подняться люди низших классов. Неизбежно должны существовать касты. Пытаться сверх меры помогать кому-ли- бо, даже и родственнику, значит безрассудно подрывать самые основы общества» (VII, 196). Они откровенны и неприглядны в своем страхе перед рабочими, в стремлении привить им идеи покорности и раболепия. Они хотят подготовить из числа рабочих верных при- служников, которые помогали бы им держать в повиновении всех рабочих на фабриках. «Когда имеешь дело с личностями и классами, которые в общественном и материальном отношении стоят ниже тебя, надо обращаться с ними согласно привычным для них нормам. И лучшие нормы те, которые заставляют нижестоящих ясно понимать, как трудно достаются деньги и как необходимо для всех, кто участ- вует в единственно важном, с точки зрения обоих Гриффитсов, деле — в производстве материальных ценностей, — полное, подробнейшее и практическое знакомство с техникой этого производства. Поняв это, они. должны приучить себя к трезвой, ограниченной узкими рамками
жизни. Это благотворно скажется на их характере. Именно так зака- ляются умы и души людей, которым суждено подняться по ступеням общественной лестницы. А те, кто на это не способен, должны оста- ваться на своем месте, внизу» (VII, 216). Здесь каждая строка обви- няет фабрикантов в бездушии, жестокЬсти, эгоизме. Богатые Гриф- фитсы — рабы своих классовых предрассудков и интересов. Клайду противостоят рабочие — люди физического труда. Драй- зер отмечает, что рабочих Клайд «вряд ли когда-нибудь выбрал бы себе в товарищи». Клайд высокомерно смотрит на рабочих: «Все они по своему развитию были значительно ниже мальчиков-рассыльных, возчиков или клерков; он ясно видел, что они тяжеловесны и грубы физически и духовно. Одевались они как рабочие самого низшего разряда — так обычно одеваются люди, для которых собственная внешность—последнее дело. Все их думы — о работе и тяжелых ма- териальных условиях жизни» (VII, 216). Драйзер отмечает и отрица- тельное отношение рабочих к Клайду и связывает это с тем, что Клайд для них был частью мира господ, мира капиталистов. «Он был в их глазах частью богатого и высшего класса, каждый бедняк знает, что это значит. Бедняки должны всегда держаться вместе» (VII, 217). Рабочие осуждают Клайда, но не за то, за что его осудил суд капиталистической Америки. Они осуждают в нем стремление стать богатым, попасть в мир господ. Эти рабочие и оказываются единст- венными настоящими судьями американского капитализма и его идео- логии. «Американская трагедия» знаменует углубление реалистического метода Драйзера. В этом романе нет и намека на истолкование харак- теров и судеб, героев с позиций позитивистской философии Спенсера, которое выявилось в заключительных главах «Финансиста», «Титана», «Гения», нарушая реалистическое единство романов. Гуманизм Драй- зера, который занимает все большее место в его философии жизни, делается более активным и целенаправленным. Писателю становится яснее зависимость судьбы человека от законов буржуазного общест- ва, вина капиталистической Америки за искалеченные жизни прос- тых американцев. Реалистический фон в «Американской трагедии» связан теснее, чем в прежних книгах, с характеристикой героев романа. Показа- тельно в этом отношении описание перевозки Клайда в тюрьму смерт- ников—Оберн. Драйзер пишет: «Поезд, везший его от Бриджбурга до Оберна,_на каждой станции встречали толпы любопытных; старые и молодые мужчины, женщины и дети—все стремились хоть одним
186 глазком поглядеть на необыкновенного молодого убийцу. И бывало, что какая-нибудь женщина или девушка, у которой под видом учас- тия скрывалось, в сущности, просто желание мимолетной близости с этим хоть и неудачным, но смелым романтическим героем кидала ему цветы и громко и весело кричала вслед отходящему поезду: «Хэлло, Клайд! Мы еще увидимся», «Смотрите, не засиживайтесь там!», «Подайте апелляцию, вас наверняка оправдают», «Мы будем надеяться» (VIII, 393 —394). Поступок Клайда встречал если не одоб- рение, то сочувствие людей, которые мало чем отличались от него; для них он даже был романтическим героем. Этот штрих как бы под- черкивает значимость, типичность судьбы Клайда. Авторские отступления в «Американской трагедии» также носят более целеустремленный характер, служат выявлению зависимости формирования характера Клайда от общественных условий. «Итак, из всех благотворных или вредных для его развития влияний, каким в то время мог подвергаться Клайд, — говорит Драйзер, — быть может, самым опасным при его характере было как раз влияние отеля «Грин-Дэвидсон»: на всем пространстве между двумя великими цепями американских гор вряд ли можно было найти место, где полновластнее царило бы все материальное и безвкусно показное» (VII, 53). Голос автора органично вливается в повествование. Реалистичны в романе и пейзаж, и те символы и сравнения, к которым прибегает писатель. Книга начинается и кончается сце- ной сумерек и проповеди родителей Клайда на улицах крупного ка- питалистического города США. Этот символ сумерек подчеркивает и типичность судьбы Клайда, и трагизм американской действитель- ности. Глубоко символична сцена гибели Роберты на озере Большой Выпи. Со встречи на озере началась их близость. И теперь все ему напоминает о той прогулке: «над головой плывет такое же пушис- тое облачко, как то, что плыло над ним в тот роковой день на озе- ре Крам». Он собирается «поискать здесь водяные лилии, чтобы убить время, прежде чем...» — эти лилии вновь напоминают ту первую, случайную встречу на озере Крам, когда счастливый Клайд «рвал цветы с длинными влажными стеблями и бросал к ее ногам». Эта деталь усугубляет драматизм ситуации, в которую попали Клайд и Роберта. Существенные изменения в творческом методе Драйзера сказа- лись и в обрисовке городского пейзажа. Если прежним романам Драйзера свойственно поэтическое восприятие капиталистического
187 " города, то теперь в первых же строках романа он высказывает отри- цательное к нему отношение описанием в «Американской трагедии» Ликурга: «...он шел на запад по Ривер-стрит, затем свернул по какой-то улице на север; здесь всюду было множество различных предприятий: фабрик жестяных и плетеных изделий, ковров, боль- шой заврд пылесосов. Наконец, он забрел в такие жалкие трущобы, каких не видел ни в Чикаго, ни в Канзас-Сити. Он был так возмущен и подавлен этим зрелищем, — все здесь говорило о нищете, о грубос- ти и жалком общественном положении здешних жителей и все каза- лось ему воплощением бедности и несчастья, — что поспешил повер- нуть обратно. Он перешел по мосту через реку Могаук и сразу попал в совсем иную обстановку — в район таких же домов, какими он вос- хищался, прежде чем пойти на фабрику. А затем он вышел на ту красивую, обсаженную деревьями улицу, которой любовался ут- ром; по одному ее виду ясно было, что именно здесь живет высшее общество Ликурга» (VII, 209—210). Пейзаж здесь как бы социально оживает, выявляя контрастность видения/капиталистического города. «Американская трагедия» выделяется среди романов Драйзера глубиной и всесторонностью охвата явлений американской жизни. «Роман Драйзера широк и безбрежен, как Гудзон; необъятен, как са- ма жизнь», — писал советский кинорежиссер С. Эйзенштейн, готовив- ший фильм «Американская трагедия» и не сумевший его поставить из-за сопротивления кинокомпании «Парамаунт». Если в прежних своих романах писатель использовал в качестве эскизов ранние свои рассказы, очерки, зарисовки, то для «Американской трагедии» та- кими эскизами были сами эти романы. Трудное детство и юность Клайда напоминают о первых главах «Гения», посвященных мытар- ствам юного Витлы; образы богатых Гриффитсов заставляют вспом- нить о «Трилогии желания», родители Клайда и родители Роберты вызывают в памяти образы отца и матери Дженни Герхардт. Не в этом, однако, самое существенное; главное, что «Американская траге- дия» систематически вбирает в себя те глубокие гуманистические чув- ства и мысли, которыми проникнуты предыдущие романы Драй- зера, — это ощущение трагизма жизни простого американца, вопло- щенное в судьбах Герствуда и Дженни Герхардт, это осуждение духа стяжательства, составляющее пафос «Трилогии желания», это, наконец, отстаиваемое в «Гении» кредо реалистического искусства, призывающее писателя изображать и те стороны жизни, которые «вследствие своей обыденности и будничности считаются темой, не- достойной художника».
4 188 Драйзер-романист обращает пристальное внимание на психо- логию своего героя. С той же скрупулезностью, характерной для пейзажа, портрета, для обрисовки деталей, Драйзер передает и анали- зирует душевные волнения и переживания. Чтобы точнее передать переживания Клайда в ожидании смертной казни, Драйзер специаль- но посетил в тюрьме Синг-Синг Дом смерти, где разговаривал с приговоренными к смертной казни (Письма, т.П, стр.435—437). В «Американской трагедии» Драйзер часто использует внутрен- ний монолог, особенно для воспроизведения смятенного состояния духа Клайда. Газетное сообщение наталкивает Клайда на мысль о возможности отделаться от Роберты. И его внутренний монолог пере- дает всю сложную путаницу мыслей, смятение чувств и побужде- ний Клайда, загнанного и замученного, пытающегося выкарабкаться из глубокой пропасти, в которую его увлекают мысли об убийстве. Пристальное рассмотрение психологии Клайда неразрывно свя- зано с установлением социальных причин тех потрясений, которые он переживает. В этом обостренном внимании Драйзера к перепети- ям внутреннего мира Клайда выявляется стремление писателя рас- крыть ответственность буржуазной Америки за трагедию человечес- кой личности. Большую смысловую нагрузку в романе несет и его заглавие, к которому Драйзер пришел не сразу. В первых вариантах книга носи- ла название «Мираж», оттенявшее призрачность внушаемых амери- канскому народу представлений о жизни. Тема американских иллю- зий наиболее полно передана в образах родителей Клайда. Это в их доме на стене висят два десятка изречений и текстов, клеймящих пороки. Узнав о проступке Клайда в Канзас-Сити, мать заклинает его помнить афоризм: «Вино — обманщик; пить — значит впасть в безумие; кто поддается обману — тот не мудр», просит не поддавать- ся дьявольским искушениям. * Люди, подобные родителям Клайда и Роберты, живут в иллюзор- ном, далеком от реальности мире, они «рождаются, живут и уми- рают, так ничего и не поняв в жизни. Они появляются, бредут нау- гад и исчезают во мгле». В этом и видит Драйзер суть американизма: «Родители Роберты были классическими представителями того искон- ного типа американизма, который отрицает факты и чтит иллюзии». Золотой мираж губит Клайда, губит человеческую личность, но смысл романа был шире, — за распространение и поддержание этих губи- тельных иллюзий ответственно американское общество. Окончатель- ное название — «Американская трагедия» — отлично передавало
189 пафос романа, но было не по душе издателям, которые считали, что своей резкостью оно не понравится американской публике, и пытались заставить Драйзера вынести в заглавие фамилию главного героя, но Драйзер и здесь не сделал уступки. Роман вызвал острую полемику в буржуазной американской пе- чати. Враждебные Драйзеру литераторы обвиняли его в том, что он украл сюжет своей книги. Ответ писателя свидетельствует о глубине его реалистических эстетических взглядов: «Никто не создает тра- гедий— их создает жизнь. Писатели лишь описывают их»1. Реакционеры даже пытались доказать, что «Американская тра- гедия» провоцирует убийства. Драйзер пояснил, что причины прес- туплений нужно искать не в его романах, а в «навязчивой идее разбогатеть, преследующей американцев, в их страхе перед нищетой и в решимости достигнуть богатства — если надо, то и с Помощью убийства»2. Правдивое развенчание культа богатства в «Американ- ской трагедии» имело большее значение, чем в момент ее выхода в свет — в 1925 году: по всему капиталистическому миру раздавались голоса4 трубадуров монополий, прославлявших «вечное процветание» Америки. «Американская трагедия» завершила определенный этап в раз- витии реалистической литературы США в 20-е годы. Этот этап, начавшийся в 1918—1920 годах «Джимми Хиггинсом» Эптона Синклера и «Главной улицей» Синклера Льюиса, отмечен значитель- ным углублением и расширением тех обобщений, к которым прихо- дили лучшие писатели Америки. В «Главной улице», к примеру, обличая мещанство городка Гофэр-Прери в Миннесоте, Синклер Льюис ставит перед собой задачу показать образы, типичные не только для этого маленького городка, но и для Соединенных Штатов в целом: «Это Америка: город с несколькими тысячами жителей — в об- ласти пшеницы и ржи, молодых ферм и рощ. Город называется в нашем рассказе «Гофэр-Прери», в Миннесоте. Но его Главная улица есть продолжение Главной улицы любого дру- гого города. История была бы та же в Огайо или Монтане, в Канзасе, Кентукки или Иллинойсе и немногим отличалась бы она в штате Нью-Йорк или на хрлмах Каролины»3, — так начинается роман 1 Э. Драйзер. Моя жизнь с Драйзером, стр. 53. 2 Там же. 3 С. Льюис. Собр. соч., т. 2. М. — Л., 1927, стр. 3.
Синклера Льюиса, в котором автору удалось добиться большой силы обобщения. Образ Главной улицы, населенной узколобыми мещана- ми, стал нарицательным, превратился в олицетворение американского мещанства. Так же прочно вошел в язык американцев и образ Бэб- бита из одноименного романа С. Льюиса, олицетворяющий тупость и ограниченность американского дельца. Эта тенденция к широким обобщениям присуща «Американской трагедии», где передано столкновение двух миров — бедности и бо- гатства. В самом заглавии романа — «Американская трагедия» — зву- чало обвинение всему общественному строю Америки, и не случайно издатель предлагал изменить заглавие книги — только в результате категорического требования Драйзера оно было сохранено. И по сей день многие буржуазные литературные критики обвиняют Драйзера в клевете на Америку, их и сейчас пугает правдивость этой книги. В американской литературе Драйзер сказал новое слово не толь- ко правдивостью и глубиной раскрытия действительности, но и худо- жественной убедительностью и новаторством романа. «Американская трагедия» завершила очень важную главу в исто- рии борьбы за реалистическое искусство в США, против ограничений, которых требовали буржуазная критика и издатели. Эти требований в конце XIX века признавал даже такой теоретик реализма, как амери- канский писатель и литературный критик, друг Марка Твена Уильям Дин Хоуэллс В 1891 году Хоуэллс утверждал, что в Америке невозможны кни- ги с сюжетом, подобным тому, который лег в основу «Преступления и наказания» Ф. М. Достоевского. Хоуэллс писал: «...одна из мыслей, на которую меня навело чтение романа Достоевского «Преступление и наказание», — это то, что если кто-нибудь возьмет ноту столь глу- боко трагическую в американской литературе, то он совершит лож- ный и ошибочный шаг». Драйзер своим романом опроверг Хоуэллса, — недаром многие критики называли «Американскую трагедию» американским «Прес- туплением и наказанием», недаром в этом романе можно найти и черты влияния Достоевского, а о своем интересе к Достоевскому и к роману «Преступление и наказание» неоднократно говорил и сам Драйзер,-который наперекор Хоуэллсу показал, что трагическая судь- ба человеческой личности — неотъемлемое свойство американского общества, и что «трагическое» и «америкайское» — близкие понятия. «Американскую трагедию» действительно часто и не без основа- ний сравнивают с «Преступлением и наказанием» Ф. М. Достоевского.
Об этом говорил и сам Драйзер в 1926 году. «Характер, который мне так же близок, как и любой другой, а может быть, и ближе, чем любой другой, — писал Драйзер в апрельском номере журнала «Бук- мен» за 1926 год,—Раскольников в «Преступлении и наказании»1. Действительно, Драйзера привлекало в Достоевском сочувствие к судьбе униженных и оскорбленных. У Достоевского Драйзер учится умению проникать в душу человека, правдиво раскрывать запутанный ход мыслей и чувств, переживаний своих героев. Драйзеру, однако, были глубоко чужды те реакционные стороны творчества и мировоз- зрения Ф. М. Достоевского, которые подхватили и довели до абсурда декаденты. Различие в подходе к действительности Драйзера и Достоевского легко обнаружить при сопоставлении «Преступления и наказания» и «Американской трагедии», Родиона Раскольникова и Клайда Гриф- фитса. Сходство этих произведений — в реалистической трактовке причин, побудивших героев совершить убийства. В этом отношении «Американскую трагедию» часто называют американским «Преступ- лением и наказанием». На этом, однако, кончается сходство. Клайда заставляет совершить убийство американское буржуазное общество, его индивидуалистическая идеология. Стремясь подчеркнуть, что Клайд не только преступник, но и жертва, Драйзер углубляет анализ причин, толкнувших Клайда на преступление, усиливает антикапита-' листический обличительный пафос романа. Достоевский же, показав всей логикой реалистического повествования истинные причины, толк- нувшие Раскольникова на убийство,— нищету и безысходность его су- ществования, — стремится, однако, приписать его преступление влиянию социалистических идей. i Рассказывая о гибели Роберты, Драйзер подчеркивает ее мораль- ную чистоту, и тем самым осязательнее выявляет, сколь чудовищным порождением всего общественного строя Америки были обстоятель- ства ее смерти, подчеркивает никчемность Клайда, поднявшего на нее руку. У Достоевского же Раскольников убивает старуху-рос- товщицу, обирающую бедных и несчастных людей, и преступление это кажется вначале Раскольникову оправданным. Достоевский использует этот эпизод для проповеди своих реакционных взглядов. Достоевский, наконец, говорит о перерождении Раскольникова, искупающего свою вину на каторге, под влиянием религии, обраще- 1 The Bookman, April, 1926, p. 175.
ния к Евангелию. Драйзер же в «Американской трагедии» осуждает иллюзорность и нежизненность представлений, которые пытались внушить Клайду его родители-проповедники. Рисуя жизнь Клайда в камере смертников, Драйзер рассказывает о стремлении священни- ка— преподобного Мак-Миллана—подчинить его своему влиянию. Оставаясь верным правде жизни, Драйзер передает смятенное состоя- ние Клайда, ожидавшего смерти и готового на все -ради сохранения жизни. В этих условиях он пишет обращение к молодым людям, где заявляет о приверженности Христу. Именно эти метания перед смертью «заставили Клайда, наконец, решить, что он не только дол- жен обрести веру, но уже обрел ее, и с нею полный и нерушимый душевный мир. В таком состоянии, по просьбе матери и преподоб- ного Мак-Миллана, который непосредственно помогал ему, давал указания и тут же, при нем и с его согласия, изменил некоторые его выражения, Клайд составил... письмо, обращенное ко всему миру и в особенности к молодым людям его возраста...» (VIII, 455). Драй- зер психологически убедительно рисует стремление священника подействовать на душу человека, отчаявшегося спасти свою жизнь и цепляющегося за любую, пусть кажущуюся возможность избежать смерти. Писатель осуждает действия Мак-Миллана, об этом особенно на- глядно свидетельствует сцена, описывающая состояние преподобно- го Мак-Миллана после казни Клайда. «Не следовало ли тогда отве- тить губернатору, что, может быты:. — размышляет священник, — может быть... Клайд был игрушкой тех, других влияний?» (VIII, 459). Этим внутренним монологом Мак-Миллан выдает себя — ведь он-то знал обстоятельства, толкнувшие Клайда на преступление, дал обе- щание Клайду и его матери ходатайствовать о помиловании, а на деле способствовал приведению в жизнь приговора, вынесенного не столько для того, чтобы покарать npecfynHHKa, сколько для того, чтобы отвлечь внимание от истинных виновников этой трагедии. Мак- Миллан со своей религией предстает, таким образом, в романе как соучастник судебной расправы над Клайдом. Даже беглое сопоставление «Преступления и наказания» с «Аме- риканской трагедией» показывает, что Драйзер, продолжая тради- ции Достоевского в изображении всех сложностей психологии чело- веческой личности, изуродованной буржуазным обществом, не только следует за ним, но во многом полемизирует с его реакционными взглядами и идеями. Можно говорить лишь об использовании Драй- зером определенных художественных приемов Достоевского,
в частности его умения проникнуть в глубь психологии человека, совершающего самые тяжелые и сложные поступки. Это творческое использование сильных сторон наследия Достоевского помогло Драй- зеру полнее и убедительнее раскрыть глубину трагедии Клайда Гриффитса. «Американская трагедия» говорила правду о трагической судьбе простых людей в Америке — этой крупнейшей стране капитализма — и тем самым отвечала на животрепещущие вопросы современности — вопросы, волновавшие не только Америку, но и весь мир. В романе осуждается индивидуализм — основа буржуазной идео- логии и морали. И судьба Клайда наглядно выявляет преступность индивидуализма, преступность капиталистического строя США. В этом огромное международное значение романа Драйзера. Писатель обнажил перед всем миром антигуманистическую сущ- ность американской социальной системы. Трагедия Клайда Гриффит- са заставляла Драйзера задуматься над возможностью порвать с инди- видуалистической идеологией, над возможностью создания таких социальных условий, которые исключают подобные американские трагедии. И не случайно взор Драйзера в эти годы обращается к Стране Советов, и за «Американской трагедией» последовали кни- ги: «Драйзер смотрит на Россию» и повесть «Эрнита», где изображен новый мир — мир социалистического созидания и новый человек, свободный от тенет индивидуализма. Такова была логика развития его творчества. «Американская трагедия» — этапное завоевание американской литературы. Драйзеру в ней удалось обнажить трагизм американ- ской действительности — ведущую тему американской литературы XX века. Она проявилась в творчестве Эптона Синклера и Синклера Льюи- са, Шервуда Андерсона и Уильяма Фолкнера, Эрнеста Хемингуэя и Френсиса Скотта Фицджеральда и продолжена в книгах современ- ных писателей Джеймса Болдуина и Сола Беллоу, Альберта Мальца и Джона О. Килленса. Каждый из них создал свою «Американскую тра- гедию», по-своему рассказал о трагической судьбе американцев. Особенно показательна в этом отношении документальная повесть Трумена Капоте «Обыкновенное убийство», которая через сорок лет после выхода в свет романа Драйзера вновь выдвигает столь острую для американского общества проблему преступления и наказания. В этом смысле «Американская трагедия» стала знаменем крити- ческого реализма в американской литературе XX века. Она опреде- 7 Засурский
лила основную магистраль дальнейшего развития американской ли- тературы. С появлением «Американской трагедии» связан расцвет критического реализма в США. Прайма, «Американская трагедия» не смогла избежать стандарт- ных для враждебной Драйзеру части американской критики обвине- ний в тяжеловесности стиля. Этим критикам ответил Герберт Уэллс: «Это гораздо больше, чем простое и жизненное описание типичного бедного уголка американской действительности, освещенного вспыш- кой1 печальной трагедии... Она передает большую, суровую реаль- ную правду с силой, которой не может достигнуть никакая граммати- ческая точность». «Американская трагедия» получила поистине всеобщее призна- ние, она вошла в мировую литературу как замечательное завоевание реализма, как образец высокого гуманизма. Герберт Уэллс, посетив- шей в 1926 году США, назвал эту книгу Драйзера одним из самых млдоайдогс романов XX века. Вскоре после издания в Америке «Американская трагедия» была переведена на большинство европейских языков и пробудила огром- ный интерес к творчеству великого американского писателя. В Совет- ском Союзе первые переводы произведений Драйзера на русский язык появляются лишь в 1925 году после издания в США «Американской трагедии», а уже в 1927 году начинает публиковаться первое изда- ние собрания его сочинений. Теодор Драйзер становится всемирно известным писателем. «ДРАЙЗЕР СМОТРИТ НА РОССИЮ» На Красной площади 7 ноября 1927 года среди иностранных гос- тей находился Теодор Драйзер — великий американский писатель. С огромным интересом он наблюдал за многотысячной праздничной демонстрацией трудящихся. Драйзер приехал в Москву на празднова- ние десятилетней годовщины Великой Октябрьской социалистичес- кой революции и провел в Советском Союзе одиннадцать недель. Впечатления от почти трехмесячного пребывания в СССР он изложил в книге очерков «Драйзер смотрит на Россию», опубликованной в США в 1928 году. Теодор Драйзер продолжил то открытие нового, социалистичес- кого мира, которое для американского читателя начал Джон Рид.
? Десять лет разделяли книги «Десять дней, которые потрясли мир» и «Драйзер смотрит на Россию», десять лет упорной героической борьбы советского народа за социализм. Это были годы гражданской войны и восстановления народного хозяйства. Залечив нанесенные войной раны, достигнув довоенного уровня производства, советские люди готовились к великому штурму высот социалистической ин- дустриализации и коллективизации сельского хозяйства. Не только годы, однако, разделяли книги Рида и Драйзера — самым существен- ным было различие в подходе писателей к Стране Советов. В отли- чие от Рида, приехавшего в Россию социалистом и уехавшего из нее коммунистом, Драйзер приехал к нам, подобно Герберту Уэллсу, «неисправимым индивидуалистом», как он сам себя называл. И тем не менее книга «Драйзер смотрит на Россию» ближе к «Десяти дням, которые потрясли мир» Джона Рида, чем к «России во мгле». Ведь если Герберт Уэллс после посещения Советского государств не изменил своих взглядов, то Драйзер, вернувшись в АМ9рш*у, Я* только подверг критике индивидуализм, но и стал вскоре на позиции коммунистической партии. Поездка в Советский Союз была логическим завершением роста в 20-е годы интереса писателя к стране социализма, тесно связан- ного и с углубленным вниманием к развитию революционного рабо- чего движения в США. Об этом свидетельствует его письмо профсо- юзному деятелю М. Мартину от 4 октября 1921 года, в котором Драй- зер уличает американских профбюрократов в пренебрежении к жиз- ненным нуждам американских рабочих. Особый гнев вызывает у пи- сателя отказ реакционных деятелей профсоюзного движения оказать помощь рабочим Советской России (Письма, т.Г, стр. 379). Тогда же, в 1921 году, он пытается вступить в контакт с советскими театрами, чтобы предложить им поставить пьесу «Рука гончара» (Письма, т.1, стр. 361). Писатель выступает в поддержку различных мероприятий прог- рессивных американских организаций. Он посылает деньги на по- стройку летнего лагеря для детей рабочих, вносит некоторую сумму в денежный фонд помощи забастовщикам Юга, в 1927 году посылает деньги на! устройство детской больницы. В эти годы значительно усилилось забастовочное движение в США. Шесть месяцев продолжалась забастовка около 200 тысяч гор- няков шахт в штатах Огайо, Пенсильвании, Индиане и Иллинойсе. На рабочем движении отчетливее сказывается влияние передовых, под- линно революционных организаций, в частности Лиги профсоюзной 7*
196 пропаганды, во главе которой стоял У. 3. Фостер. Укрепляются дру- жеские связи рабочих организаций Советского Союза и Соединенных Штатов. Америки. Все это также способствовало повышению интере- са передовых американцев к жизни СССР. Стремясь познать новый мир, строящий социализм, Драйзер уста- навливает регулярную переписку с Советским Союзом. В письме в Советский Союз 5 января 1927 года С. С. Динамову он замечает: «Я знаю очень мало правды об условиях в России, так что не осмели- ваюсь давать свое мнение как окончательное, но я надеюсь, что из этого выйдет нечто прекрасное, большое, долговечное» (Письма, т. II, стр. 450). С желанием узнать правду о Советском Союзе свя- зано стремление Драйзера выработать новую положительную про- грамму. В том же письме Драйзер говорит : «Я не имею никаких теорий относительно жизни или какого-либо средства разрешить экономические или политические проблемы» (Письма, т. II, стр. 450). Однако, стремление Драйзера найти эти теории пробуждало у него особый интерес к Советской России. Осенью 1927 года Драйзер был приглашен на празднование де- сятилетия Октябрьской Революции в Советский Союз. Он принял приглашение и 19 октября отправился из Нью-Йорка в Москву. Это была вторая большая поездка Драйзера за границу, совершенная им в 1926—1928 годах. В 1926 году он предпринял путешествие по Скандинавии, Чехословакии, Германии, Австрии, Франции и Анг- лии, но не смог побывать в СССР. Драйзер приехал в Советский Союз в начале ноября и покинул нашу страну 13 января 1928 года. Драйзер пробыл в СССР 77 дней. Помимо Москвы он побывал в Ленинграде, в Горьком (тогда Нижний Новгород) и в около него расположенном селе Ближне-Борисовском, в. Ясной Поляне, в Кие- ве, Харькове, Донецке и в совхозе неподалеку от этого города, в Ростове-на-Дону, Минеральных Водах и Кисловодске, Баку и Тби- лиси, в Батуми. На пароходе «Пестель» он проехал от Батуми до Одессы с» остановками в Новороссийске, Феодосии и Севастополе. Драйзер посетил фабрики и заводы, киностудии и театры, новые жилые кварталы и картинные галереи. Он сам выбирал свой марш- рут, придирчиво стремясь все увидеть и все узнать. Он яростно спорил по самым различным проблемам — он искал новые пути в жизни и потому всюду проявлял невероятную настойчивость и не- истощимое журналистское любопытство. В поездке по СССР Драйзера сопровождали две женщины — врач Софья Давыдовская и американка Рут Кеннел, приехавшая в нашу
страну в августе 1922 года, чтобы принять участие в социалистичес- ком строительстве. Многое было непривычно Драйзеру в нашей стра- не: зима, которая не очень благоприятно отразилась на его здоровье, не всегда возможно было обеспечить американскому писателю необ- ходимый комфорт — из-за нехватки номеров в гостиницах во время путешествия ему приходилось иногда жить в одном номере с сопро- вождавшими его женщинами, они терпеливо объясняли ему, что эти трудности носили временный характер и вызваны были теми огром- ными разрушениями, которые нанесли молодой Советской республи- ке белогвардейцы и интервенты. Действительно, наша страна только отмечала свой десятый юбилей; из этих десяти лет пять отняла ожес- точенная война против врагов Советской власти, но за пять лet мир- ного труда первое в мире социалистическое государство добилось гигантских успехов. Рут Кеннел во время путешествия с Драйзером вела по просьбе писателя подробный дневник. На основе этих записей она в 1969 году опубликовала книгу «Драйзер и Советский Союз, 1927—1945» \ кото- рая позволяет детально проследить процесс изучения Драйзером со- ветской действительности и сложную, подчас весьма болезненную ломку его представлений о жизни, о мире, об обществе и о месте личности в обществе. Рут Кеннел много спорила с Драйзером, стремилась разъяснить ему суть гигантских перемен, происшедших в Советской стране. В разговорах, которые вел Драйзер в СССР, он много и часто гово- рил об индивидуализме, стремясь отстаивать заявленное им перед поездкой кредо «неисправимого индивидуалиста». Эти споры, однако, не столько выявляли его индивидуалистические убеждения, сколько позволяли ему получить ответные аргументы убежденных сторонни- ков и строителей нового социалистического общества. Говоря об этих спорах, Рут Кеннел совершенно справедливо замечает: «У меня всег- да было ощущение, что он спорил сам с собой, а не со мной»2. Этот глубокий внутренний спор не был еще закончен, когда Драйзер поки- дал нашу страну, но он увозил из СССР неотразимые аргументы в этом споре — впечатления о новом мире, о новой действительности и о новых людях, которые строили новое общество—общество, где 1 Ruth Epperson Kennell. Theodore Dreiser and the Soviet Union. 1927—1945. A First-Hand Chronicle. «International Publishers», N. Y.r 1969, p. 320. 2 Ruth Epperson Kennell. Op. cit.,.p. 200.
198 не было места эксплуатации человека человеком, где интересы чело- века и общества совпадали. Эти аргументы, подчеркнутые в бесе- дах с советскими рабочими и колхозниками, с артистами и инжене- рами, с партийными работниками и писателями, сделали в конце кон- цов свое дело, и, вернувшись в Нью-Йорк, Драйзер заявил, что «не стал в СССР коммунистом, но предпочитает русскую систему»1. Вскоре после этого появилась и книга Драйзера о поездке в СССР. В письме, которое Драйзер послал из Нью-Йорка в Москву Рут Кеннел 24 февраля 1928 года, он написал: «Да, я вернулся — и снова на ринге, как показывают эти вырезки из газет... Я чувствую, что я не должен смешивать мои личные неудобства и темпераментную реакцию на изменяющийся мир с истинным русским подходом»2. В этом письме Драйзер говорил, что многое спокойно обдумал, вернув- шись в США и решил в своей статье о поездке в СССР противопоста- вить то, что он увидел, «расточительству и социальному безразли- чию здесь». Драйзер просил прислать ему дополнительные материалы о Советском Союзе. Вырезки, приложенные к письму, были красно- речивы. Газета «Нью-Йорк тайме» цитировала следующие слова Драй- зера: «Я не могу понять, почему должны быть очереди за хлебом в стране столь богатой, как Америка... Нигде в России вы не найдете людей, стоящих без пальто в очереди за хлебом в ожидании по- даяния»3. Вернувшись в Америку, Драйзер снова почувствовал себя на рин- ге, только теперь он вел свой бой более целеустремленно и сосредо- точенно — в этом ему помогла поездка в СССР. На Драйзера обруши- лись с нападками реакционеры — уже 24 января 1928 года, буквально через несколько дней после возвращения Драйзера в США, газета «Нью-Йорк тайме» сообщила, что в лекции, названной «Идеалы Вашингтона в противовес идеалам Карла Маркса», деятель «Амери- канского легиона» напал с бранью на Драйзера, нр Драйзер от ударов не уклонялся, он на них отвечал и сам шел в атаку. \ В марте 1928 года появились первые статьи Драйзера о Советском Союзе -— они рассылались через Северо-американскую газетную ас- социацию (НАНА) в различные американские и европейские газеты. На основе этих статей Драйзер подготовил к изданию книгу о поездке в СССР. Верстку книги в августе он прислал Рут Кеннел, которая в 1 R. Elias. Theodore Dreiser, p. 226. 2 Ruth Epperson Kennel Op. Cit., p. 213. 3 Ibid.
это время была в США. 25 августа Кеннел вернула Драйзеру его книгу со своими поправками, замечаниями и советами, по крайней мере часть из них Драйзер принял, несколько перестроив для этого и перво- начальную структуру "книги. И ноября 1928 года — через десять с небольшим месяцев после возвращения писателя из СССР — вышла в свет книга «Драйзер смотрит на Россию». Драйзер спешил — спешил рассказать американцам ö том, что увидел и узнал во время поездки по первой в мире стране социализма. По построению книга «Драйзер смотрит на Россию», состоящая из 18 глав-очерков, значительно отличается от его предыдущих книг о путешествиях по Европе и Америке. Если в книгах «Путешественник в сорок лет» и «Каникулы уроженца Индианы» очерки воспроиз- водят события и факты поездок в той ж,е последовательности, в ка- кой он их видел, что придает им отчасти характер дневниковых запи- сей, то в книге о путешествии по СССР Драйзер строит свои очерки иначе, проблемно. Обобщив все увиденное, он сосредоточивает вни- мание на важнейших, по его мнению, проблемах советской действи- тельности: на положении рабочего класса и крестьянства, на развитии экономики СССР, на особенностях советского государственного строя, на состоянии культуры, искусства и литературы. Это помогает Драй- зеру рассмотреть в жизни нашей страны не мелочи, не второстепен- ные факты, а главные, определяющие облик советского общества черты. Все это позволяет писателю сделать большие и важные обоб- щения, помогает понять сущность и природу советского строя. Такое построение придает очеркам целеустремленный характер. При всем том, что в книге «Драйзер смотрит на Россию» выявля- ются известные противоречия во взглядах Драйзера, спор писателя с самим собой продолжается; в главном Драйзер одобряет совет- скую действительность, раскрепостившую человека, освободившую его от ига капиталистической эксплуатации, — «неисправимый инди- видуалист» сдает свои позиции в этом споре в пользу новой идеоло- гии, в пользу новой действительности, которую Драйзер увидел и, как выясняется из чтения книги, сердцем своим одобрил. Драйзер тут же начинает новый спор — спор с противниками социализма, и здесь постепенно выявляются новые, взгляды Драйзера, на фор- мирование которых поездка в СССР оказала существенное влияние,— взгляды, которые в конечном счете привели писателя в ряды ком- мунистов. Первая глава книги «Я приглашен в Россию» носит вступитель- ный характер и содержит общие впечатления Драйзера от поездки
200 по стране. Драйзер в конечном счете признает великие преиму- щества социалистической системы перед капиталистической. Драйзер называет особенно восхитившие его стороны советской действительности. Прежде всего он всем сердцем одобряет советский строй1. Писатель видит в Советской стране государство трудящихся, понимает, что в государстве рабочих и крестьян нет места безра- ботице, этому бичу народных масс в странах капитализма. Он про- тивопоставляет политику Советского правительства, заботящегося о благе трудящихся, политике буржуазных правительств, грубо попи- рающих элементарные права рабочего класса. Он улавливает это принципиальное, коренное отличие Советского государства в практи- ческой политике Советского правительства, в фактах социалистичес- кого строительства. Сама советская действительность оказывается лучшим агитатором за идеи коммунизма. Писатель одобряет и то, что в Советском государстве «коли- чество работы, отводимое каждому, должно быть таким, чтобы обес- печить всех всеми преимуществами и удобствами очень высокоразви- того государства — как со стороны экономической, так и с точки зре- ния художественной, духовной, общественной, а также, чтобы каж- дой мог проводить свое остающееся время, как он пожелает» (стр.11). Драйзер открывает для себя новые жизненные горизонты: «Здесь имеется государство, которое, как государство, действительно ве- рит в возможности человеческого ума как созидательного орудия и вдохновляется ими. Это государство видит в человеческом разуме то созидательное орудие, которое, будучи освобожденным от догмы и рабства всякого рода, действительно может вывести человека из невежества и нищеты к знанию и счастью» (стр. 11). Драйзера восхи- щает успех культурной революции, давшей советским людям доступ к величайшим достижениям мировой культуры. Драйзер смотрит на Россию глазами американца, и, рассказывая о жизни страны социализма, он сопоставляет ее с американской дей- ствительностью, в результате объективно выявляется превосходство системы социалистической над капиталистической. Он видит труднос- ти, с которыми сталкиваются советские люди, преодолевая наследие старого мира, и тем ощутимее и весомее выглядят достигнутые совет- ским народом результаты. Драйзера радует, что «в России не разреша- ется индивидуальное накопление богатства, поскольку индивидуаль- 1 Цит. по кн.: Th. Dreiser. Dreiser Looks at Russia. N. Y.r 1928, p. И. Далее стра- ницы указываются в тексте. "■ <
201 ное богатство, с одной стороны, неизбежно означает индивидуальную бедность и нужду — с другой» (стр. 12). Уничтожение идеологии стяжательства, воспитание рабочих и трудящихся крестьян в духе товарищеской взаимопомощи вызы- вают горячее одобрение Драйзера. «Другой чертой, которую я одоб- ряю в связи с общим развитием России, является следующее: оно (Советское государство. — Я. 3.), преследуя выполнение этого идеала работы для всех, поставило своей задачей пробудить духовно лич- ность человека к осознанию того, что если он желает пребывать в состоянии благополучия, он должен прежде всего брать для самого себя лишь столько, сколько необходимо для удовлетворения его личт ных нужд и устремлений, он должен внести такое же, как и все ос- тальные, количество труда или мышления или того и другого вместе с тем, чтобы правительство или общество, частью которого он являет- ся, добилось бы успеха и было в состоянии изготовлять коллективно те вещи, которые все личности, составляющие это общество, хотят производить» (стр. 12). Само это признание превосходства духа коллективизма совет- ских людей было по сути своей приговором идеологии индивидуалис- тической, буржуазной. Драйзер находился в СССР в годы индустриализации. Писатель понимает огромное значение политики индустриализации и подчерки- вает ее плановый и высокоорганизованный характер, он видит в ней выражение коллективного разума советских людей, руководимых коммунистической партией. «Вожди, посоветовавшись с рабочими России,— заключает он,— установили соответствующую программу. Это новая индустриальная программа России, и она означает, что все, кто ест, должны работать, однако лишь так, как они могут, отнюдь не обязательно у станка. И (это, я думаю, привлекательная сторо- на) она предполагает сделать эту работу удовольствием, а не прок- лятием или неприятной или плохо оплачиваемой вещью» (стр. 13). Говоря о трудностях периода индустриализации, писатель выражает твердую уверенность в том, что советский народ с честью преодолеет все препятствия, стоящие на его пути. «Я считаю,— заявляет Драйзер,— что Россия, вероятно, станет могущественнейшей экономической силой мира» (стр. 11). Далее Драйзер пишет о неуклонном улучшении условий труда в СССР, о постоянном сокращении продолжительности рабочего дня. «Именно этим Россия в настоящее время больше всего интересует меня. Я имею, конечно, в виду, гигантски улучшившиеся — некото-
^ 202 рые могут даже подумать фантастически — условия жизни и работы, которые повсеместно создаются в России в настоящее время» (стр. 15). Драйзер приводит в качестве иллюстрации положение шах- теров Донбасса. Он с восхищением пишет об их высокой зарплате, о домах отдыха для шахтеров, о «месячном отпуске с сохранением зарплаты на каком-нибудь курорте — на Черном море, на Каспии, на Волге или там, где они пожелают» (стр.16). Драйзер говорит о росте культуры советского народа: «Другой вещью, которую я сердечно одобряю, является русская система воспитания» (стр. 17), ибо, утверждает писатель, только эта систе- ма учит свободно мыслить.' Он особо отмечает превосходство ком- мунистической системы воспитания над буржуазной, пишет о подлин- ном равенстве в СССР в противовес формальному равенству, которым в США прикрывают угнетение огромной массы трудящихся ничтож- ной кучкой эксплуататоров. Писатель с удовлетворением отзывается об экономической, юридической и политической эмансипации жен- щин в СССР. Особая глава посвящена Москве—столице СССР.* Третья глава—«Политические и общие достижения России после революции». Сам заголовок характеризует понимание писа- телем великой роли Октября — поворотного пункта в истории чело- вечества. В этой главе дан краткий очерк истории Советской России после Октября, Драйзер подчеркивает, что программа большевиков была программой мира. Писатель фактами отвергает лживые измыш- ления врагов советского народа о нэпе: «Новая экономическая поли- тика, введенная Лениным, была отнюдь не отступлением перед нас- туплением капитализма, а скорее действительным началом экономи- ческой борьбы против него. Это было новое оружие для новой цели... Эта цель достигается государством, и прежде всего кооперативами, достигается полным уничтожением частного торговца не администра- тивными мерами, т. е. не под угрозой штыка, а путем производства лучших товаров по более дешевой цене» (стр. 43 — 44). Драйзер видит, что союз рабочих с беднейшим крестьянством и середняками являет- ся основой политики современного правительства в России. Писа- тель говорит о привлечении крестьянства к участию в социалистичес- ком строительстве путем развития социалистической коопера- ции (стр. 45). .' В связи с рассказом о росте благосостояния советских людей Драйзер обращается к Манифесту ЦИК к десятилетию Октября.
203 Согласно Манифесту вводился 7-часовой рабочий день, 50 миллионов рублей ассигновывалось на жилищное строительство; отменялись и снижались налоги на бедняков и середняков. Писатель опирается на Манифест как на конкретный материал, изобличающий клеветнические заявления врагов Советской России. «Из этого Манифеста,— пишет он,— видно, что крестьянство от- нюдь не подавлено и не эксплуатируется» (стр. 47). Развивая эту мысль, Драйзер подчеркивает огромное благотворное значение для крестьянства социалистической индустриализации: «Крестьяне по- лучают свою долю от развития промышленности через непрерывно возрастающее число тракторов и современного сельскохозяйствен- ного оборудования, оно сказывается и в появлении на деревне радио, телефона, электричества, фонографа, автобуса, автомаши- ны и т. д.» (стр. 45). Одна из частей книги специально посвящена положению кресть- янства в Советской России. В ней писатель рассказывает об ог- ромной помощи, которую оказывает Советское государство бедноте и среднему крестьянству. Как отличительную чёрту советского народа, Советского го- сударства Драйзер выделяет неукротимый созидательный дух совет- ских людей, мощное социалистическое строительство: «Всюду строятся фабрики и магазины, вводятся новейшие и интереснейшие типы машин и оборудования» (стр. 56). Наблюдая за гигантскими преобразованиями народного хозяйства СССР, Драйзер восторженно пишет о героической романтике социалистического труда советско- го народа: «Это почти фантастично и тем не менее правдиво» (стр. 56). Писатель учится в Советском Союзе видеть новое, передовое, героическое в самой жизни, учится новому взгляду на жизнь. В главе V — «Текущий советский экономический план» — Драй- зер рассказывает о совершенно новых методах ведения народного хозяйства и руководства им в Советском государстве. Писатель сообщает подробные сведения о деятельности Рабоче-Крестьянской Инспекции (РКИ), осуществляющей общественный контроль за рабо- той государственных учреждений. Он подчеркивает народный харак- тер Советского государства. Именно в единстве Советского госу- дарства с народными массами и видит Драйзер основу успехов советских планов развития экономики и культуры страны. Ряд ярких страниц книги описывает национальную политику Советского государства, основанную на равноправии всех наций
204 и дружбе между народами. Писатель говорит о гигантском росте, политическом и культурном, «даже самых маленьких и отдален- ных национальностей с - низким культурным уровнем» (стр. 139). Положению рабочих, раскрепощению человеческой личности в Советском Союзе посвящена глава «Русский трудящийся, его заводы, его промышленность». Здесь он подробно перечисляет те права, которыми пользуются рабочие в СССР, и выражает удов- летворение, что «на земле, наконец, нашлось место, где рабочему уделяется достаточно внимания» (стр. 149—150). Советское правительство — правительство народа и для наро- да— к этой истине Драйзер приходит в своей книге. «Общая кар- тина материального благосостояния и роста промышленности, ко- торую представляет собой сейчас Россия,— повествует писатель,— представляется мне самым интересным из всего, что я когда-нибудь и где-либо видел, потому что нигде и никогда за всю свою жизнь не видел я стремления со стороны целого правительства произво- дить и должным образом распределять все необходимое для удовлет- ворения нужд целого народа, так же, как предоставлять работу, жилище, охрану, средства передвижения, развлечения и всячески заботиться о населении столь огромном, как население России» (стр. 149). Особое внимание обращает Драйзер на разумное планирование промышленности в Советском Союзе в противовес хищническому ведению хозяйства капиталистами. Писатель чутко воспринимает поэзию творческого труда совет- ских людей, направленного на покорение природы. Приводимые им факты показывают, что лишь социалистическая система хозяй- ства сделала возможным в Советской России такой грандиозный размах промышленного строительства и разумное расположение ее. Нельзя пройти мимо внимательного отношения писателя к корен- ному улучшению условий труда на советских предприятиях, к внед- рению передовой, новой техники в советской промышленности. «Куда бы я ни поехал, всюду, — говорит Драйзер, — на меня приятное впечатление производила чистота и современность оборудования зданий» (стр. 157). Книга «Драйзер смотрит на Россию» перерастает рамки обычно- го отчета о путешествии, в нее включено несколько очерков-зари- совок о советских людях. В этих очерках сказываются существенные перемены в мировоззрении и творческом методе писателя. К таким очеркам относится рассказ о директоре завода «Красный треуголь-
205 ник»: американский писатель увидел человека, совершенно отлич- ного от своих прежних героев, человека, живущего интересами народа, не отделяющего свои личные интересы от интересов коллек- тива. Короткий рассказ посвятил писатель случаю на фабрике в Горь- ком (тогда еще Нижнем Новгороде). В одном из цехов фабрики ис- портилась система вентиляции. Рабочим предложили выбор: повы- сить зарплату всем рабочим или ассигновать определенную сумму денег на исправление системы вентиляции. Причем в последнем, под- черкивает Драйзер, были заинтересованы рабочие лишь одного цеха. Вопрос поставили на обсуждение общего собрания. Рабочие единодушно решили просить ассигновать деньги на улучшение вен- тиляции в цехе, проявив тем самым дружескую заботу о своих товарищах. Здесь сказалось новое отношение людей к труду, к кол- лективу, к своим товарищам. Драйзер называет этот случай типичес- ким для Советской России и указывает, что в Америке подобное явление ]было бы невозможно (стр. 158—159). Драйзер противопо- ставляет американскому буржуазному индивидуализму, который он с такой силой изобличил в «Американской трагедии», подлинную свободу человека, личности в Советской стране, коллективизм совет- ских людей. Драйзер осознавал, что раскрепощение личности в Советской стране, есть следствие Великой Октябрьской социалистической революции, ее величайшее завоевание. В конце главы о положении женщины в Советской России Драйзер спрашивает, почему чувствуют себя счастливыми советские люди, и отвечает: «Это происходит вследствие отсутствия национального беспокойства о своем будущем, о средствах существования. В России будущее каждого и средства к существованию каждого действительно связаны с будущим и бла- госостоянием всей страны. Если будет преуспевать Россия, будете преуспевать и вы. Если будет процветать она, несомненно, будете процветать и вы. Отсюда чувство уверенности, которое заменяет беспокойное, болезненное стремление к вещам, которыми здесь (в Америке. —Я. 3.) вам не разрещают владеть» (стр. 170). Единство интересов личности и интересов' общества в стране социализма открывает невиданный простор развитию, человеческой личности. Драйзер таким образом осознавал, что на пути развития личнос- ти стоит капитализм, что лишь с уничтожением капитализма и с построением социализма возможно подлинное развитие человека. Этот вывод говорил о серьезных изменениях во взглядах Драйзера,
об его отходе от буржуазно-демократических иллюзий, от буржуаз- ного индивидуализма. Драйзер рассказывает о деятельности советской печати, и в ча- стности «Комсомольской правды», о борьбе ее с пережитками ка- питализма в быту, с аморальным поведением отдельных людей. Много места в очерках отводится советскому искусству и лите- ратуре. В культурной жизни СССР Драйзер сумел подметить наибо- лее интересные и характерные явления. Он отрицательно оценил формалистические тенденции и вместе с тем одобрительно отозвался о постановке «Виринеи» в театре им. Вахтангова. Особенно поразило американского писателя высокое развитие в СССР киноискусства, которое он ставит выше американского. Драйзер рассказывает о встречах с такимц советскими писателя- ми, как Маяковский и Леонов, с такими виднейшими представите- лями советского искусства, как Станиславский, Эйзенштейн, Мейер- хольд и Таиров. Сильное впечатление произвел на Драйзера Маяковский. Ведь «он совершенно не опасался, что его индивидуальность будет погло- щена коммунистической уравнительной программой. Наоборот... он хотя и сам коммунист, кажется, считает, что индивидуальность сохра- нится и при коммунизме. Но как он себе это представляет, я не сумел у него выведать» (стр. 201). ^десь-то и сказываются, может быть, наиболее наглядно, причины многих ошибочных суждений Драйзера о Советском Союзе. Он исходил из предвзятых и наивных взглядов на коммунизм как на уравниловку, а Маяковский заставил его заду- маться над тем, что коммунизм способствует подлинному расцвету личности, помог увидеть высокий гуманизм советской литературы. Говоря о развитии искусства, Драйзер считал, что «только че- рез индивидуумы могут быть описаны и раскрыты мечты и чаяния масс» (стр. 208), но он не осознаЛ|еще тогда, что именно через образ советского человека воспевали советскую действительность поэмы и стихи Маяковского. И впоследствии, вернувшись в Америку и придя к выводу, что социализм способствует наиболее полному развитию личности, Драйзер писал о великом будущем советской литературы, он правильно уловил тенденцию развития советской культуры. Драйзер отмечает заботу Советского правительства о сохранении культурных памятников прошлого, рассказывает о своем впечатлении от музея в Ясной Поляне. В заключительной главе писатель противопоставляет советскую действительность капиталистической Америке, показывает неоспори-
207 мое превосходство советского, социалистического строя. Эта статья подводит итог путешествию Драйзера в СССР. «В России я понял то, о чем и помыслить не мог в Америке, а именно: думать, что истин- ное достоинство человека может порождаться материальной собст- венностью— значит ошибаться» (стр. 245). Драйзер высмеивает и болтовню о слабости Советской России, распространяемую буржуазной прессой. Он восклицает: «Сколь ошибочно существующее мнение, что Россия слаба! Какое невежест- во! Какое сумасшествие!» (стр. 249). Уничтожение социальных контрастов в Советской стране произ- вело на Драйзера тем большее впечатление, что он всем своим твор- чеством протестовал против их существования: «Еще одним фак- том, который я почерпнул в России и о котором я никогда не забуду, является то, что посредством коммунизма, этой коллективной, отечес- кой заботы обо всех, возможно уничтожить ужасное чувство социаль- ной нищеты, которое так угнетало меня всю жизнь в Америке с тех пор, как я начал понимать, что такое социальная нищета. Богатые кварталы в противовес бедным во всех наших больших городах и бо- лее бедным в маленьких городишках и деревнях. Красивые дома ря- дом с лачугами. А трущобы, забастовки, безработицы... И как все ина- че в России — в городах преобладающим настроением является нечто такое, что до этого никогда и нигде не было. Ибо где же богатые? Их нет. А где униженные, беспокойные бедняки? Исчезли. Вы можете пройтись по улицам любого города в России — Одессы, Ленинграда, Перми, Баку, Киева, Новосибирска — и не найдете и намека на ту разницу между классами и положениями, которая преследовала вас в детстве. Это здесь невозможно. Вы понимаете смысл этого? Это даже невозможно» (стр. 252—253). Вот это ощущение нового обществен- ного климата, созданного Советской властыр, новых отношений меж- ду людьми, базирующихся не на чувстве частной собственности, а на участии в коллективном созидательном труде — строительстве нового общества, было совершенно новым и неожиданным для Драйзера — он увидел воочию новый мир и ощутил его новизну и принципиальное отличие от мира капитала, который он так остро ненавидел и глу- бокое неприятие которого выразил в своем творчестве. В этом но- вом не было тех социальных пороков, которые он так ненавидел, и появились новые человеческие качества, которых он не видел и не знал в Америке: чувство коллективизма, трудовой энтузиазм! соединение интересов личности и общества. Драйзер убеждается воо- чию, собственными глазами, что уничтожить пороки капитализма
208 можно, что уничтожив капитализм с его классовым антагонизмом, советские люди создают новое, невиданное дотоле в истории челове- чества общество. Выводом из поездки и является искреннее выступление Драйзера в поддержку новой общественной системы, созданной впервые в Советском Союзе: «И когда, как в Америке, вы думаете о лу- кавых и сильных, лишенных художественного вкуса и духовно мерт- вых, которые слишком часто обладают средствами без способности сделать стоящую вещь — даже не способных к честному, обычному машинному труду, вы воскликнете: «Это порочно». А о коммунис- тической программе: «Это правильно». Ибо если она уменьшала блеск и мишуру, она по крайней мере освободила миллионы и миллионы людей от душевной боли и трагедий, вызванных материальными усло- виями жизни» (стр. 254). Автор «Американской трагедии» приветствует Советский Союз как страну, сделавшую невозможными подобные трагедии, привет- ствует свержение капиталистического рабства. Драйзер, которого буржуазные литературоведы стремятся представить филантропичес- ким идеологом побежденной стороны, приветствует Советскую стра- ну, социалистическую систему за то, что она делает невозможным существование этой побежденной стороны и уничтожает первопричи- ну всех пороков буржуазного общества — капиталистическую систе- му. Если раньше Драйзер говорил о контрастах бедности и богатства как об извечных явлениях, то в СССР он видит ликвидацию этих контрастов. Советский Союз самой социалистической действитель- ностью, самими фактами своей жизни утверждал в Драйзере веру в новую положительную программу, убеждал его в правоте комму- низма, в необходимости победы рабочего класса, развенчивал его буржуазно-демократические иллюзии. Драйзер противопоставляет духу стяжательства, царящему в ка- питалистической Америке, дух творческого, созидательного труда. «Действительно, — пишет он, — единственный путь к подъему или отличию человека лежит в личном умственном или культурном раз- витии и использовании его для благосостояния России. Только таким путем там можно добиться известности, популярности, аплодисмен- тов, даже национальной славы; я не вижу там иных путей к это- му» (стр. 156). Показав, что в СССР человек — творец своей судьбы, Драйзер говорит о беспрецедентном в истории человечества разви- тии творческих способностей человека в условиях советского строя.
Американский писатель предсказывает советскому народу вели- кое будущее и гигантские успехи в развитии культуры и искусства. «А это заставляет меня верить, — пишет он, — что России и, возмож- но, в ближайшем будущем, если увенчается успехом ее теперешняя программа, суждено вступить на путь умственного труда, который пойдет дальше, чем где-либо до нее, к разрешению самой загадки нашего пребывания здесь» (стр. 261). Книга Драйзера, которую он сам назвал «аплодисментами Совет- ской России», выражает глубочайшее уважение американского писа- теля к Советской стране. Книга «Драйзер смотрит на Россию» свидетельствует об огромном влиянии изучения советской действительности на все мироощущение писателя, в котором начинаются коренные сдвиги, отход от буржуаз- но-демократических иллюзий и осознание возможности новых путей развития человечества, намеченных Великим Октябрем. Не во всех вопросах, однако, Драйзер разобрался до конца. Бесспорные достоинства книги Драйзера не могут заслонить от нас и те наивные и неверные! противоречивые суждения, содержа- щиеся в ней и объясняющиеся особенностями эволюции мировоззре- ния писателя. Читателю книги «Драйзер смотрит на Россию» нужно помнить, что ее автор до приезда в Советский Союз мало знал о нашей стране, да и его мировоззрению были присущи многие буржуазные предрассудки. Не все увиденное в нашей стране Драйзер фазу сумел осмыслить в книге, выпущенной через несколько месяцев после воз- вращения из СССР. И в первой же главе — «Меня приглашают в Россию», — которая служит введением в книгу, он оговаривается, что «было бы нечестно как по отношению к советскому строю, так и к самому себе делать вид, будто такое краткое знакомство может послужить основой для исчерпывающего безошибочного анализа ко- лоссального эксперимента, проводимого в масштабах целого госу- дарства. Я предлагаю читателю,— заявляет Драйзер,— просто честную запись того, что сам видел и испытал там» (стр. 10). И его заявле- ние о том, что хотя социалистическая система «обладает многими замечательными чертами, я не могу полностью согласиться ни с ее философией, ни с ее методами» (стр. 10), вступает в противо- речие с последующим содержанием главы — за этим заявлением следует перечисление достижений советского народа и вывод: «России больше, чем любой другой стране, суждено совершить великое и не только в практическом, но и в духовном отношении» (стр. 21).
Будучи не в состоянии преодолеть многие свои предубеждения, Драйзер предпочитал как честный художник назвать факты, а факты говорили в пользу социализма. «При таких обстоятельствах я склонен не брюзжать, а аплодировать» (стр. 21),— заявляет писатель, и это определяет общий дружеский тон книги по отношению к советской действительности. < Драйзеру трудно было понять сущность диктатуры пролетариата. И тем не ^енее в главе «Политические и иные достижения послере- волюционного периода» он приходит к выводу, что «именно союз промышленных рабочих и солдат с двумя последними группами, т. е. с середняками, бедняками и батраками, и является опорой современ- ного русского правительства» (стр. 45). Именно активность масс, единство интересов народа и государства, забота государства о че- ловеке и всеобщая заинтересованность народных масс в строитель- стве социализма и поразили больше всего Драйзера. Наиболее ощутимо буржуазные предрассудки Драйзера прояви- лись в отношении к проблеме классов и их роли в жизни общества. Он говорит: «Не могу представить себе бесклассовое общество, как не могу представить себе жизнь без разнообразия и контрастов» (стр. 79). Это не значит, конечно, что Драйзер выступает здесь в защиту буржуазного классового общества. Он неправильно представ- ляет себе природу класса. Под классами он понимает не обществен- ную категорию, а профессиональные и другие различия. Он пишет: «За одним исключением здесь есть все классы, которые когда-либо были известны,— профессиональные, научные, общественные. Един- ственным классом, который оказывается отсутствующим, является денежный класс» (стр. 80). Разъясняя свою мысль, он говорит о своем согласии с тем, что коммунисты «остро чувствуют те огром- ные и беспощадные противоречия, которые возникли — бог знает, как и почему — между массой и индивидуумом, и твердо решили (по крайней мере — пока, хоть они считают, что навсегда) уничтожить эти противоречия. И с этой частью их программы (несправедливость различий между классами) я согласен, и ничто не может заставить меня поверить, что им не удалось уже произвести огромные перемены к лучшему» (стр. 87—88). , Изучение фактов советской действительности, встречи с совет- скими рабочими, крестьянами, писателями, артистами не только позволили Драйзеру отказаться от ошибочных представлений о нашей стране уже в книге «Драйзер смотрит на Россию», но и сделать в этой книге выводы, оказавшие решающее воздействие* на его дальней- шую судьбу.
Анализ книги «Драйзер смотрит на Россию» показывает, сколь сложным был путь отхода писателя от буржуазных взглядов. Прео- долеть их Драйзер сумел благодаря тому, что смотрел на Советскую Россию как большой и честный художник, обеспокоенный судьбой человека в капиталистическом мире й остро ощущавший свою от- ветственность за судьбы народа. Открытием огромного значения было для Драйзера знакомство с идеями Ленина, которые способство- вали существенным переменам во взглядах писателя, в его отношении к обществу. Драйзер называет Ленина величайшим из всех современных по- литических руководителей (стр. 43) и, продолжая традицию Джона Рида, с большой теплотой создает образ вождя Великого Октября. Книгу заключают слова: «Спи спокойно, Ильич, отец новой социаль- ной силы, которая — кто знает — может быть изменит мир!.. Как ты счастлив!» (стр. 264). Книга «Драйзер смотрит на Россию» кончалась обращением к Ленину. Обращением к Ленину начинался новый этап в жизни великого американского писателя. Впечатления о поездке по СССР сразу же сказались на творчестве писателя. В СССР он написал повесть «Эрнита». Дальнейшие и более глубокие выводы из посещения Советского государства Драйзер сде- лал после мирового экономического кризиса 1929 года, потрясшего основы капитализма в США. Книга путевых очерков «Драйзер смотрит на Россию» была но- вым явлением в журналистской и политической деятельности Драй- зера. Мастер обличительного очерка-памфлета, Драйзер проявил здесь новую сторону своего журналистского дарования — умение увидеть успехи социалистического строительства и живо рассказать о них. С той же точностью в воспроизведении деталей, свойствен- ной и «Путешественнику в сорок лет» и «Каникулам уроженца Ин- дианы» он создает очерки, запечатлевает мир, который вызывает у него одобрение и поддержку. В этом мире для Драйзера все ново и необычно — и люди, и газеты, и театр, и кино, и политические деяте- . ли. Поэтому он считает своим долгом обо всем .дать подробный и точный отчет. Для этого он изучает и цитирует в своей книге пар- тийные и государственные документы, газетные статьи, ссылается на разговоры с простыми советскими людьми, с писателями, актерами, видными государственными деятелями. И это сближает книгу «Драй- зер смотрит на Россию» с книгой «Десять дней, которые потрясли мир» Джона Рида, который стремился тщательно документировать свои выводы и заключения.
212 Документальность органически входит в художественную ткань публицистики и Драйзера и Джона Рида, как и доскональное вос- произведение содержания бесед с советскими людьми. Стремление к предельной точности делает этих американских писателей подлинно правдивыми летописцами эпохи. Для книг зарубежных путешественников, посещавших Россию, всегда характерно преувеличенное внимание к особенностям русского климата и природы. *• На Драйзера тоже произвела огромное впечатление природа Со- ветского Союза, русская зима, он очень любил кататься по Москве в санях, запряженных лошадьми, но Драйзер» избегает упоения экзо- тикой русской жизни, стремясь лучше понять сущность перемен, происходивших в Советской России. В его книге мало экзотических картин, зато много интересных сведений и фактов из жизни советско- го народа, а главное в ней — рассказ о новых людях. По сравнению с прежйими книгами очерков реже стали описания сельских и город- ских пейзажей и увеличилось количество портретов людей из наро- да— советских рабочих, артистов, писателей. В очерках писателя существенное место занимают положительные герои — советские люди, с которыми он встречался. Книга «Драйзер смотрит на Россию» приветствует Советский Союз, но как трезвый реалист Драйзер избегает патетически-востор- женного тона в описании жизни советских людей. Он откровенно го- ворит о трудностях, с которыми им приходится сталкиваться, о не- достатках, которые необходимо преодолеть в борьбе за построение социализма. Это придает еще большую убежденность выводам и зак- лючениям, сделанным писателем на основе анализа фактов, без сгла- живания и лакировки истинного положения вещей. В книге «Драйзер смотрит на Россию» определенное место занимает и выработка писательского отношения к действительности. В «Путешественнике в сорок лет» и в «Каникулах уроженца Индиа- ны» Драйзер в основном углублял и осмыслял свое критическое отно- шение к капиталистической действительности и часто склонялся к различным идеалистическим теориям равновесия и биологизма. В очерках о Советской России не только углубляется критика самой основы капитализма, но и обозначается выход из противоречий ка- питалистической действительности, намечается положительная программа. И здесь особенно важно то внимание и сосредоточен- ность, с которыми Драйзер рассказывает о советской действительнос- ти Советского государства, покончившим с капиталистическим строем
и строящим новое социалистическое общество, хозяевами которого стали трудящиеся — рабочие и крестьяне — герои очерков Драйзера о Советском Союзе. Поиски и осмысление положительной программы и составляют одну из важнейших особенностей книги. Здесь мы не находим рассуждений о вечной борьбе массы и личности, о биологи- ческом законе борьбы за существование. Эти рассуждения отметены и опрокинуты фактами живой советской действительности. Книга «Драйзер смотрит на Россию» написана по-новому. В ней меняется почерк Драйзера-очеркиста, его творческий метод. Он учится видеть новое в жизни, еще острее бичевать старое и показы- вать борьбу нового со старым. В центре внимания очерков — совет- ский человек, успехи социалистического строительства. Но Драйзер не забывает и о капиталистическом прошлом России и правдиво рассказывает о тех трудностях, которые возникают у советских лю- дей в процессе борьбы с его пережитками. Изменения в творческом методе Драйзера, проявившиеся в книге «Драйзер смотрит на Россию», не ограничились очерком и публицис- тикой, а охватили все его творчество. Об этом особенно нагляд- но свидетельствует анализ новеллистики Драйзера 1925—1928 годов. В Советском Союзе Драйзер увидел настоящих борцов за народ- ное счастье, которые не только хотели, но и сумели избавить народ от капиталистического ига. Это помогло Драйзеру глубже разоб- раться и в явлениях американской действительности, увидеть и там подлинных героев, отстаивающих интересы трудящихся масс. НОВЕЛЛИСТИКА 20-х ГОДОВ Талант Драйзера-новеллиста проявился особенно ярко в 20-е годы. В течение деся(ти лет — с 1919 по 1929 год — он выпускает пять сборников рассказов: «Освобождение», «Двенадцать мужчин», «Краски большого города», «Цепи», «Галерея женщин». Собранные вместе рассказы, многие из которых написаны значительно рань- ше, приобретали новое звучание, новую остроту, определенную целеустремленность, выразительно подчеркнутую общим названи- ем книги. Новеллистика Драйзера, богатая и по значимости образов, и по проникновению в глубину человеческих переживаний, и по ма- стерству построения сюжета, композиции, составляет важнейшую
часть его творческого наследия. Его рассказы не только обогаща- ют наше знакомство с Драйзером-романистом, но и сами по себе принадлежат к лучшим образцам американской новеллы. Каждый из пяти сборников рассказов и каждый из его вось- ми романов показывали новые стороны американской жизни, но- вые черты художественного дарования писателя. Реакционная критика часто обвиняла Драйзера в однообразии, но вся творческая практика писателя, выступавшего во многих жанрах, опровергает этот домысел. Богатство его творческой ма- неры особенно наглядно иллюстрируют новеллы. Первыми шага- ми Драйзера в литературе были короткие рассказььзарисовки очеркового характера, публиковавшиеся в различных американ- ских журналах. Большая часть из них вошла в книгу «Краски большого города». Сжатая энергичная форма этих рассказов со- четалась с остротой жизненной ситуации. Многие последующие новеллы Драйзера были своеобразными эскизами к романам, зачастую они воспроизводят в миниатюре сюжетную линию романа (рассказ «Мопассан-младший» легко со- поставляется с романом «Гений»). В рассказе-портрете Драйзер стремится передать с наиболь- шей полнотой внешний и внутренний облик человека. В искусстве портрета Драйзер достиг большого совершенства — он создал це- лую галерею ярких, запоминающихся портретов мужчин и жен- щин, очень разных и очень /типичных для американской действи- тельности. В «Галерее женщин» почти все повести и рассказы по- священы женщинам из мира искусства и литературы — писатель- ницам, художницам, скульпторам, актрисам; много общего в их судьбах — почти все они «неудачницы», но каждая из них нари- сована по-сЕоему. И писательницу Оливию Бранд никак нельзя спутать с писательницей Эммануэлой, а актриса Эрнестина отли- чается от актрисы Эстер Норн. Это достигается не только инди- видуализацией внешнего портрета, но главное — глубиной изоб- ражения их характеров. , ' Драйзер не прошел и мимо жанра юмористического рассказа. Здоровым и неукротимым юмором людей/ труда насыщен рассказ «Путешествие на «Айдльуайльде». В новелле «Западня» юмор выполняет другую, обличитель- ную задачу. Здесь особенно осязаемым становится значение тра- диций Марка Твена для творчества Теодора Драйзера. Драйзер часто обращается и к жанру психологического этю- да. Глубоким реалистическим проникновением в психологию че-
ловека, попавшего в тиски нищеты и пытающегося из них вы- рваться, отмечены рассказы «Золотой мираж», «Прибежище». В новелле «Ураган» раскрыта трагедия девушки, брошенной сво- им возлюбленным, и к тому же воспитанной в нормах пуритан- ской благочестивости. > Как уже отмечалось, рассказы играли важную роль в твор- ческой лаборатории писателя. Часто рассказ служил эскизом с натуры для # какой-либо детали большого литературного полот- на— романа. * Во многих случаях новеллы были первыми наброс- ками его автобиографических произведений. И в том и в другом случае Драйзер стремился художественно обобщить увиденное и пережитое. Сборник рассказов «Цепи» объединяет мысль о том, как ско- вывают и опустошают человеческую личность в Америке зако- ны, обычаи, порядки, нравы буржуазного общества. По , своей тенденции многие рассказы примыкают к «Американской траге- дии». Наиболее характерны в этом отношении новеллы «Золо- той мираж» и «Рука». В этих рассказах, как бы полемизируя с ранним Твеном, с его «Закаленными», Драйзер осуждает золо- тую лихорадку. Он показывает, как она иссушает, опустошает людскую душу. Противочеловечность индивидуализма, его пре- ступность обрисованы писателем выразительно, с огромной си- лой. В рассказе «Рука» один из разведчиков земных недр, раз- богатев нечестным путем, убивает менее расторопного компань- она, который, не участвуя в мошенничествах своего товарища, угрожал его разоблачить и требовал своей доли барышей. Вы- тянутая рука убитого преследует стяжателя. Его мучают ноч- ные кошмары, одолевает мания преследования, и в конце кон- цов он сходит с ума. Ночью в больнице он душит себя собствен- ной рукой. В отличие от декадентских копаний в психике не- нормального человека Драйзер реалистически раскрывает пси- хологию стяжателя, отягощенную и сломанную мыслями об убийстве и обманах. Его не осудила буржуазная Америка, но его сознание не выдержало чудовищности убийства друга. В этом рассказе образ руки становится реалистическим симво- лом, олицетворяющим ужас и бесчеловечность убийства ради прибыли. Использование подобных реалистических символов и выне- сение их в названия рассказов характерны для книги «Цепи» (рассказы «Цепи», «Тень», «Ураган»).
«Золотой мираж» — само название рассказа прекрасно пе- редает его идею — погоня за богатством доводит бедняка до гал- люцинаций, лишает человека рассудка. В земле, которая при- надлежит семье бедного фермера Бэрси Квидера, обнаружен цинк. Стремясь разбогатеть, старик Квидер пытается ее наибо- лее выгодно продать. Он скрывает даже от своих детей сумму/ за которую согласился уступить землю перекупщику. Узнав, что он продешевил, Квидер пробует отказаться от уговора и про- дать землю другому, предложившему большую цену. Все это он делает тайком, теша себя надеждой скрыть размеры богатства от своих родных. Дети, ничего не подозревающие о тайных сделках отца, силой - заставляют его продать землю по дешевке. Потрясен- ный неудачей, Бэрси Квидер сходит с ума. Но близких беспокоит не состояние больного, а полученные им деньги. Снова, как и в «Американской трагедии», писатель-гуманист раскрывает траги- ческие последствия растлевающего воздействия идеологии обо- гащения на людей. Отметим еще раз полемичность этих рассказов. В «Американ- ской трагедии», в рассказах «Рука» и «Золотой мираж» писатель концентрирует внимание на людях, изувеченных буржуазным об- ществом, — на юноше, приговоренном к смертной казни за убий- ство, на человеке, удушившем себя в припадке безумия, наконец, на фермере, лишившемся рассудка. Темы эти сами по себе весь- ма распространены в американской литературе, но решались они чаще всего в плане легковесного утрирования изломов человече- ской психики, с целью доказать порочность самой природы чело- века, лишить людей веры в свои силы, перенести вину с общест- венных условий, породивших эти уродливые явления, на некую абстрактно понимаемую природу человека. Другим характерным для апологетической литературы решением этих тем было шови- нистическое восхваление американского правосудия, избавляюще- го общество от таких «опасных» людей, как Клайд Гриффите. Ре- шая в подлинно реалистическом плане эти темы, Драйзер кон- центрировал внимание на общественных условиях, их породивших, и, никак не игнорируя переживания человека, попавшего в тра- гическое положение, правдиво раскрывал социальные причины, которые доводят людей до подобного состояния. Драйзер стремится развеять ореол романтики, созданный вокруг Дальнего Запада ранними рассказами Марка Твена и Брет Гарта. Он подчеркивает безрадостность природы этого края. «На-
217 до увидеть это собственными глазами, — начинает он рассказ «Зо- лотой мираж», — иначе не понять, до чего убог этот суровый край, до чего скудна каменистая почва, как жалки дома, амбары, сель- скохозяйственные орудия, лошади, скот и даже люди — особенно люди; да и как могли бы они процветать на этой земле, прино- сящей лишь самые жалкие плоды?» (X, 513). Такой зачин рас- сказа определяет и общий его тон — мрачный и трагический. Все изобразительные средства в рассказе подчинены одной задаче — раскрыть трагизм общественных условий, порождающих «золотые миражи». Творческой манере Драйзера-новеллиста присуще стремление точно передать детали, фон, на котором происходит действие его произведения, и подчеркнуть характерность, обычность обрисо- ванных образов. В тех случаях, когда Драйзер углубляется в ню- ансы психологии человека, он, в отличие от Хемингуэя, Колду- элла или Стейнбека, концентрирует свои усилия не столько на том, чтобы скрупулезно передать те или иные настроения челове- ка, сколько на анализе причин, вызвавших и породивших их. И в самой манере передачи человеческих чувств и переживаний Драй- зер идет по иному пути, чем Хемингуэй, который предпочитает лаконичные, скупые фразы, отрывистый диалог. Драйзер не бо- ится описывать внешние проявления человеческих переживаний в сочетании с развернутой обрисовкой во всей полноте самих субъ- ективных переживаний. В сборнике рассказов «Цепи» выявляются некоторые новые черты творческой манеры Драйзера. Рассказ «Цепи» разверты- вается как внутренний монолог, перемежающийся краткими — в две-три фразы — описаниями поступков его героя. В нем прек- расно передана пустота внутреннего мира богача Гаррисона, ко- торому все богатства не могут возместить чувства настоящей че- ловеческой любви. Интересен для творческой манеры Драйзера рассказ «Победи- тель», повествующий о некоем Дж. X. Остермане, архимиллионере, нефтяном короле. В рассказе пять главок. Каждая содержит до- кумент, с большой точностью раскрывающий деятельность мил- лионера и его характер. Первая главка — это выдержки из статьи главного инженера компании «Остерман-нефть» о покойном Дж. X. Остермане, опубликованной в журнале «Технический вест- ник»; вторая — три отрывка из воспоминаний бывшего секретаря миллионера; третья — несколько фактов из его биографии, опуб-
ликованной в журнале «Лингли мэгазин»; четвертая содержит от- рывки из собственноручных записей нефтяного короля, сделан- ных им за последние пять лет; пятая — воспоминания юриста, по- веренного Дж. X. Остермана. Самим подбором документов Драйзер подчеркивает типичность образа Дж. X. Остермана. О каждом умер- шем миллионере печатается множество воспоминаний, некроло- гов, биографий, и они как капли воды похожи друг на друга. Но даже из этих хвалебных славословий возникает страшный образ самодура, эксплуататора, мошенника, пытающегося навязать свою волю целым народам. «Всего за неделю до смерти — удар настиг его внезапно в его загородном доме, — повествует главный инже- нер компании, — миллионер пришел ко мне в контору с предло- жением ссудить деньгами правящие круги некоего небольшого ази- атского государства, чтобы получить возможность на мирных на- чалах добывать там нефть и другие природные богатства. Этот план предусматривал, между прочим, создание в этом государстве на средства м-ра Остермана хорошо вооруженной армии» (X, 548). Так, воспроизводя стиль журнального панегирика и пародируя его, Драйзер рисует сатирический образ американского капиталиста .вы- смеивая одновременно американскую буржуазную печать, смаку- ющую перипетии всякого рода маневров и мошенничеств магна- тов капитала. Главное внимание писатель сосредоточивает на оценке дея- тельности Дж. X. Остермана — нефтяного короля, и, в отличие от первых томов «Трилогии желания», тон его, безоговорочно осуж- дающий, лишенный даж,е тени любования. С иронией воспроизводя суждения приближенных архимиллионера о его жизни и деятель- ности, Драйзер, показывает, как выплывают наружу и становятся общим достоянием неблаговидные поступки Дж. X. Остермана. Писатель мастерски дает свою оценку герою, излагая мысли неф- тяного короля, приводя его дневниковые записи от третьего ли- ца. «Его время прошло, — записывает в свой дневник Дж. X. Ос- терман, — теперь остается только умереть, ведь он сам в сущности никому не нужен, нужны только его деньги» (X, 560). Приговор капиталисту Драйзер выносит лаконичной обрисовкой человече- ской личности, завершившей свой жизненный путь и чувствующей собственную пустоту, бесполезность, бесплодность. После него ос- таются только несчастные люди, ограбленные и обесчещенные, и огромная сумма денег. Он никого не интересует, все интересуются только его деньгами. Никакой пользы народу, человечеству его дея-
тельность не принесла, наоборот, слезы, разорение, угнетение со- провождали его махинации. Впоследствии, работая над завершением «Трилогии желания», Драйзер использовал этот рассказ как эскиз для обрисовки последних дней Каупервуда. В рассказе «Святой Колумб и река» с сочувствием изображены рабочие, их самоотверженный труд, но и в этом рассказе его вни- мание сосредоточено на том, чтобы показать воздействие на рабо- чих буржуазных предрассудков и суеверий. Здесь, как и в других рассказах сборника «Цепи», главное для писателя — беспощадная критика американской действительности. В этом отношении книга «Галерея женщин» представляет значительный шаг вперед, ибо главный ее замысел не только и не столько в изображении тра- гической судьбы женщины в буржуазном мире, сколько в поисках и изображении положительного героя и, настоящего пути к счастью для простого человека* Женщины, нарисованные Драйзером, по-разному понимают свое место в жизни, но все они стремятся найти et о, а находят далеко не все. Кончает самоубийством киноактриса Эрнестина, ста- новится морфинисткой энергичная медицинская сестра Регина, не- удовлетворена жизнью ищущая развлечений Рейна. Грустной и безрадостной становится жизнь других героинь книги. Многие из них главный смысл жизни видят в поисках любимого человека — художница Адаме Ринн и другие героини книги. В этой галерее выделяются героини новелл «Оливия Бранд» и «Эрнита», в кото- рых можно увидеть воплощение положительных идеалов писателя. Оливия Бранд — незаурядная женщина. Писатель создает обая- тельный образ женщины, порвавшей с мужем, крупным лесопро- мышленником. Драйзер находит и воссоздает характерные для своей новой героини черты — силу, мужество, твердость воли, об- ретенные после знакомства с революционерами и изучения рево- люционной литературы. Острым и проницательным взглядом художника Драйзер улав- ливает новый жизненный конфликт. Речь теперь идет не о капи- талисте i бросающем очередную жертву своих неудержимых жела- ний. Теперь жена богача лесопромышленника, убедившись, что муж — недалекий, жадный, самонадеянный и невежественный че- ловек, решила уйти от него и жить самостоятельно, хотя « ей бы- ло еще нелегко отрешиться, от тех консервативных понятий, кото- рые внушались ей с самого детства» (X, 591). После разрыва со старыми своими представлениями о жизни, после знакомства с
220 теми, кто борется и мыслит, начинается новая, настоящая жизнь Оливии Бранд. Она хочет стать писательницей. Оливия вскоре понимает, что первоначально увлекшая ее мысль учиться в Колумбийском уни- верситете была ошибкой. «Нельзя научиться стать писателем. Для этого нужно жить и понимать жизнь. Теперь она в этом убе- дилась, а также в том, что писательское мастерство — это особый дар, тесно связанный с личностью и характером человека» (X, 595). В образе Оливии Бранд Драйзер передает свое новое понимание места писателя в жизни. Значительно раньше Драйзер многое ска- зал об этом в своих произведениях — достаточно вспомнить роман «Гений» и рассказ «Мопассан-младший». Развивая теперь эту тему, он создает впервые образ писателя — положительного героя. В Оливии Драйзер обнаруживает «что-то новое, а именно, что ее глубоко волновали и тревожили те явления, которые сам я при- вык рассматривать как неизлечимые язвы жизни; в отличие от меня она не считала их столь безнадежно непоправимыми» (X, 578). Называя Оливию женщиной незаурядной и способной, он ви- дит в ней «душевную отзывчивость и человечность, которые не позволяли ей спокойно и равнодушно относиться к страданиям лю- дей. Эта отзывчивость главным образом и побуждала ее, как мне кажется, читать, думать, искать, общаться с людьми и бывать по- всюду: ей хотелось самой все видеть и слышать, все узнать из первых рук» (X, 580). Автор, таким образом, в Оливии. усматри- вает новый тип писателя, видящего пути борьбы за лучшее бу- дущее. Глубоко понимая жизненные процессы, происходившие в американском обществе и, в частности, в литературной жизни, Драйзер отметил и появление в литературе США писателя-борца за народное дело и увидел в нем воплощение своих идеалов, своего положительного героя. В образе Оливии подчеркнута и другая ее особенность — стремление лучше знать жизнь и знать ее не по- наслышке, а увидеть все своими глазами. Выдающийся рабочий лидер сказал, что из всех женщин, со- чувствующих рабочему движению, которых ему случалось встре- чать, Оливия не то, чтобы больше всех понимала, но была самой отзывчивой и умела воодушевлять других. «Она помогала нам во время стачек в Лоуренсе и Патерсоне, — сказал он» (X, 601). Эти строки опубликованы в 1929 году, а через два года писатель сам направился в центр забастовочного движения горняков — Гарлан и оказывал там стачечникам активнейшую поддержку.
221 Рассказывая об опасностях, трудностях и риске, сопряженных с участием в забастовке, Драйзер обращает внимание на отношение Оливии к рабочим: «Она близко принимала к сердцу тяжелое по- ложение рабочих, она сострадала голодным и угнетенным, но боль- ше всего ее, пожалуй, увлекало другое — героизм, благородство, красота, которые она видела в этой борьбе» (X, 601). Здесь рас- сматриваются, таким образом, две стороны отношения к рабочим — как v к жертвам капиталистической эксплуатации и как к борцам против нее. При этом увлечение Оливии героизмом, благородством, красотой рабочих-борцов привлекает Драйзера, который вскоре и в «Трагической Америке», и в предисловии к книге «Говорят гор- няки Гарлана» сосредоточит свое внимание на способности рабочих добиться победы. Огромный интерес представляет и та оценка, которую Драйзер дает литературным способностям Оливии,Бранд: «Я понял, что эта женщина способна на нечто большее,, чем поденная литературная работа, что она могла бы подняться до вершин подлинного твор- чества, где живут, мыслят и творят те, кто властвует над умами человечества» (X, 602). Возможность возвыситься над литератур- ной поденщиной и достигнуть вершин подлинного творчества Оли- вии давало неукротимое стремление воспеть героизм, благородство, красоту борющегося рабочего. Ведь не случайно эта оценка Драй- зера почти дословно воспроизводит те слова, которые написаны им о Горьком — представителе «великой мировой плеяды реалистиче- ских мыслителей, глядящих на наше настоящее и будущее с тех духовных высот, которых так трудно достигнуть и с которых от- крываются самые широкие и самые ясные перспективы» (XII, 259). Писатель показывает Оливию Бранд в развитии — провинциаль- ная девушка из семьи профессора математики, правоверного бап- тиста, становится писательницей передовых взглядов и убеждений, он пишет и о ее легкомыслии, и о несогласии с некоторыми ру- ководителями американского рабочего движения. Оливия Бранд обрисована всесторонне — это личность нового склада, это женщи- на по убеждению порывающая с предрассудками буржуазной морали и уходящая из буржуазной семьи. В «Галерее женщин» Оливия Бранд воплощает представления Драйзера о месте художника в жизни. Новое эстетическое кредо Драйзера, его новый идеал писателя наш'ел воплощение в живом облике Оливии Бранд. Та эстетическая программа, которую выдви-
222 тала Оливия Бранд, практически претворяется Драйзером в повес- ти «Эрнита», заслуживающей специального рассмотрения и выхо- дящей по многим важным качествам ее героини за рамки тех по- вестей и рассказов, которые составляют «Галерею женщин». Вместе с тем «Эрнита» придает этой книге и известную целостность и не- которую новую окраску, отличающуюся в значительной мере от первоначального замысла писателя. Задумывая первые повести и рассказы, составившие «Галерею женщин», Драйзер писал Г. Л. Менкену 8 апреля 1919 года: «Боже, что за работа! Если бы я смог сделать ее как следует, призраки пуритан поднялись бы из могил, задыхаясь от ярости»1. Писатель хотел бросить вызов, мещанскому ханжеству и морализаторству тогдашних законодателей американской литературной моды, той викторианской, идущей от Хоуэллса чопоргаости, которая всегда вы- зывала протест Драйзера. В ходе работы над «Галереей женщин», а работа эта продолжалась десятилетие — с 1919 года и вплоть до конца 20-х годов, идейно-эстетические горизонты писателя сущест- венно раздвинулись, и в значительной степени благодаря повестям «Оливия Бранд» и «Эрнита» эта книга приобрела новую масштаб- ность большого социального полотна о судьбе американской жен- щины и о путях ее подлинного освобождения не только и не столь- ко от рабского подчинения мужу или ханжеской морали, сколько от рабства социального, порождаемого всем укладом жизни бур- жуазной Америки. Анализ рассказов Драйзера выявляет широту его творческого диапазона. Особенно следует отметить введение Драйзером в оби- ход американской литературы своеобразного жанра галереи расска- зов-портретов. Новеллистика Драйзера удивительно оперативна и мобильна — писатель реагирует на волнующие его события или судьбы людей исключительно быстро, незамедлительно — именно так написана «Эрнита». Часто новеллистика предворяет разработку большого и многопланового полотна — достаточно напомнить рас- сказ «Могучий Рурк», послуживший зарисовкой к эпизоду из «Ге- ния», но новеллистика Драйзера имеет и чрезвычайно большой са- мостоятельный смысл, она воссоздает в многочисленных эскизах чрезвычайно богатую галерею образов, типов, характеров — пано- раму Америки XX века. 1 Цит. по кн.: W. А. Swanberg. Dreiser. N. Y., 1965, p. 294.
Новеллистика Драйзера, богатая и по значимости образов, и по проникновению в глубину человеческих переживаний, и по мастер- ству построения сюжета, составляет важнейшую часть его творче- ского наследия. «ЭРНИТА» В повести «Эрнита» Драйзер создает первый в своей творческой практике образ человека не побежденного жизнью, а победившего в жизни, в труде, в созидании, несмотря на трудности и лишения, с которыми связана жизнь и эта победа, и этим Эрнита — героиня положительная — отличается от других положительных героев Драйзера, к которым писатель обращался ранее — вспомним хотя бы мэра из рассказа «Мэр и его народ» или рабочего вождя Фер- посона из пьесы «Девушка в гробу». В повести «Эрнита» Драйзер создает первый в американской литературе образ положительного героя-коммуниста, борца за де- ло рабочего класса. Особый интерес при этом представляет рас- крытие эволюции Эрниты, ее пути к коммунизму, к, коммунисти- ческой партии. Образ Эрниты во многом необычен для Драйзера. И эту не- обычность он подчеркивает буквально в первом же абзаце. «Я знаю Эрниту, — начинает свое (повествование Драйзер. — Знаю ее чест- ность, знаю ясный и смелый взгляд ее глаз, жаждущих правды, жаждущих любви» (X, 613). Эта честность Эрниты и ее жажда правды помогают ей стать коммунисткой. Интересы Эрниты необычны для большинства других героинь «Галереи женщин» — она живет высокими идеалами борьбы против социальной несправедливости, за освобождение человечества от ка- питалистической эксплуатации. Эти идеалы определяют ее поступ- ки, ее помыслы, ее характер. Лживые домыслы буржуазной печати о том, что коммунизм является для Америки чем-то посторонним, неамериканским, ввезен- ным из Европы, отвергаются Драйзером в «Эрните». Героиня Драй- зера происходит из семьи американских пионеров-первопроходцев И унаследовала от них твердость, независимость и силу характера; к своим политическим взглядам и социальным идеалам она под- ходит на основе своего американского жизненного опыта. Эрнита приняла активное участие в борьбе против империалистической
войны, она была глубоко убеждена, что «война — всего лишь ре- зультат грубого и жестокого соперничества между капиталистиче- скими державами, которые преследуют чисто материальные выго- ды, и что Англия, Франция и Россия ничуть не хуже» (X, 622). Из понимания захватнического, империалистического характера пер- вой мировой войны у Эрниты растет сознание необходимости унич- тожения социального строя, порождающего войны. «Задолго до того, как з России родился свет коммунизма, я чувствовала, что где-то должна произойти перемена, — говорила мне Эрнита, — должен возникнуть новый общественный строй, при котором социальная справедливость осудит и отменит войну, — это будет какой-нибудь всемирный союз рабочих и угнетенных; и почему бы страдающим миллионам не уйти из окопов, чтобы загнать туда своих подлых, надменных и ничтожных правителей: пусть сами умирают!» (X, 626). Участвуя в борьбе за права рабочего классу США, Эрнита обращается к революционным идеалам. Великая Октябрьская социалистическая революция помогла Эр- ните разобраться в американской действительности, найти выход из тех противоречий буржуазного общества, которые она видела и сознавала. «Произошла русская революция — «Десять дней, которые по- трясли мир», — и Эрнита увидела в ней как бы дар небес, разре- шивший все ее социальные вопросы» (X, 628). Сложен путь Эрниты: «...от пацифизма она естественным путем пришла к социализму и пониманию классовой борьбы, от соци- алистической партии — к ИРМ, в те дни наиболее боевой рабочей организации Америки, а затем и к сочувствию русской револю- ции,— не только потому, что русский народ восстал против импе- риалистической войны и сверг царизм, но и потому, что это была революция рабочих, в результате которой пролетариат установил свою диктатуру, обещавшую удержать власть в его руках» (X. 628—629). Драйзер хорошо знал важнейшие факты из истории револю- ционного движения в США ,в XX веке — он сам был знаком со многими его выдающимися деятелями — Элизабет Герли Флинт, Биллем Хейвудом, Уильямом Фостером. На примере политическо- го развития Эрниты он раскрывает путь к коммунизму, типичный для многих деятелей американского рабочего движения. В повести «Эрнита» Драйзер делает важный шаг вперед в рас- крытии образа положительного героя. Эрнита показана разносто-
ронне, шире и не столь статично, как, скажем, мэр-социалист или рабочий вождь Фергюсон. Много места в повести отводится семейной драме Эрниты. На первом плане, однако, — общественный конфликт. Выходя замуж за Леонарда, «она решила пренебречь различием взглядов и счи- таться только с гармонией чувств» (X, 622), и вот эти-то различия сыграли главную роль в отчуждении Эрниты от мужа. Она разоча- ровывается в нем из-за его шовинистического отношения к войне. Это привело «в конце концов к внутреннему расхождению, заста- вившему ее усомниться в глубине его ума и в его духовной силе. Это открытие, — продолжает Драйзер, — оказалось чрезвычайно опас- ным, может быть, даже роковым: ведь обычно если женщина пере- стает восхищаться высоким умом своего мужа, она перестает его любить» (X, 638). И хотя в дальнейшем Леонард тоже становится коммунистом, у них с Эрнитой не восстанавливаются прежние от- ношения. Выявляется разница характеров, — для Эрниты на пер- вом плане общественное, для Леонарда — личное. Именно' личные мотивы — любовь к Эрните — приводит в конце концов его к ком- мунизму. В конечном счете разлад в их семейной жизни объясняется не только и не столько степенью различия политического облика Эрниты и Леонарда, сколько различием характеров. Эрните присущи и новые качества, которых не было у преж- них положительных героев писателя. Это йрежде всего энтузиазм, дух созидания. Драйзер противопоставляет революционность Эрни- ты оппортунизму вождей американских социалистов и одновремен- но ее созидательный пафос — анархизму отдельных деятелей орга- низации Индустриальных рабочих мира, которые и в Советской Рос- сии «стремились постоянно что-нибудь взрывать, а не строить или оберегать,— а взрывать здесь было уже нечего» (X, 638). Этими сопоставлениями писатель особенно ощутимо показывает новизну того типа людей, к которому принадлежала Эрнита, и их место и роль в общественной жизни. В этой повести Драйзер сумел создать образ коммуниста и увидеть в нем своего положительного героя. «Эрнита» написана в Советском Союзе по материалам встреч писателя с американ- ской коммунисткой, приехавшей на работу в Кузбасс. Это сближает повесть с очерком и придает особую осязаемость и правдивость щервому^ образу коммунистки, созданному в американской лите- ратуре. В повести Драйзер также правдиво рассказывает о Советской jp ?~.
226 стране. Следует отметить стремление писателя показать и те труд- ности, которые героически преодолевались советскими людьми. «...В Петрограде первую ночь они (американские специалисты. — Я. 3.) вынуждены были спать на полу, — потом от черного хлеба и колбасы — это была единственная пища, которую в те времена можно было достать, — Эрнита заболела. Но все это время, говорила она, пока она лежала на кровати без пружинного матраца и даже без тюфяка, в разоренной гостинице, где не было ни света, ни воды, она все же была счастлива сознанием, что служит великому делу, хотя ее служение и не приносило еще никакой пользы» (X, 643). Трудности восстановительного периода, описанные Драйзером, еще ярче оттеняли мужество, героизм, благородство подвига совет- ских людей, строящих социализм, подвига тех американцев, кото- рые пришли на помощь молодой Советской республике. «Холод был нам нипочем, — рассказывает Эрнита, — скудная пища нипочем. Мои платья и меха стали просто посмешищем, белье превратилось в лохмотья. Но мне было все равно. Ибо с меня доста- точйо было моих идеалов, они питали меня и грели» (X, 646). Служение интересам коллектива, интересам общества — это новая черта, присущая советскому народу, подмечена и запечатлена Драйзером, увидевшим в ней ярчайшее опровержение индивиду- алистической, стяжательской идеологии буржуазного общества. Изображая советскую действительность, Драйзер в повести «Эрнита», как и в книге очерков «Драйзер смотрит на Россию», следовал лучшим традициям репортажа Джона Рида, запечатлев- шего в своей книге пафос Великой Октябрьской социалистической революции и открывшего путь литературе социалистического реа- лизма в США. В труде советских людей, в труде Эрниты Драй- зер видел подвиг. Произведения Теодора Драйзера и Джона Рида особенно роднит то воодушевление, с которым они пишут о вож- де советского народа — Владимире Ильиче Ленине. Образ Ленина вдохновляет Эрниту. «Поистине,:—рассказывает она,— я преданно служила делу Ленина, и следовала его идеям и замыслам, как я их понимала. Только он, он один — такой, каким я его представля- ла себе, с его ясным взглядом и полной отрешенностью от личного честолюбия, — мог руководить величайшим сражением в истории человечества. Мне кажется, я полюбила Ленина с той минуты, как узнала о нем. Я никогда его не видела. Я даже не дерзнула пойти и взглянуть на него, когда он уже лежал в скромном мавзолее на Красной площади в Москве. Я знала, что буду плакать» (X, 646—
227 647). Образ Ленина неоднократно возникает на страницах книги как олицетворение величия дела рабочего класса, борьбы за осво- бождение мира от капиталистического гнета. Повесть «Эрнита» примыкает по своему жанру и построению к другим рассказам и повестям, включенным в «Галерею женщин». Все они написаны в форме воспоминаний, очерков, зарисовок. Пи- сатель ведет повествование от первого лица, приводит разговоры со своими героинями. «Галерея женщин» близка к мемуарной и очерковой литературе. В ней особенно отчетливо видно отношение писателя к созданным им образам. Драйзер не скрывает своего вос- хищения Эрнитой, ее верой в «коммунизм, несущий женщине осво- бождение» (X, 653). Эрните, как и многим другим героиням книги, не удается найти любимого человека, но, в отличие от них, она счастлива. Ее счастье — в труде на благо социализма, на благо народа, общества. Прототипом Эрниты была Рут Кеннел, и поскольку сама Рут Кеннел высказала свое мнение об «Эрните» и «Галерее женщин» вскоре после опубликования этой книги и сохранила дружеские отношения с Драйзером, анализ «Эрниты» может помочь лучше понять логику художественной индивидуальности Драйзера и пол- нее выявить перемены, происходившие в его «творческом методе под влиянием знакомства с советской действительностью и с новым типом личности, формировавшимся в социалистическом обществе. Перевод «Галереи женщин» на русский язык издан в 1933 году в качестве 13-20 тома собрания сочинений писателя под редакцией С. С. Динамова. Предисловие С. С. Динамова «Теодор Драйзер и революция»1 было посвящено серьезнейшим сдвигам в мировоз- зрении и творчестве американского писателя, происходившим в на- чале 30-х годов, оценка же «Галереи женщин» дана в статье Рут Кеннел, опубликованной в разделе «О Драйзере» в качестве по- слесловия2. В целом Рут Кеннел положительно оценила книгу Драйзера. «Как и всегда Драйзер тщательно ти трудолюбиво описывает со- бранный им в жизни материал, но не располагает его, словно фотог- раф или историк, беспристрастно, а — сообразно определенной* цели; он не просто созерцает «химический процесс» жизни неко- •'■ Т. Драйзер. Собр. соч. М. — Л., ГИХЛ. 1933, т. 13, «Галерея женщин», стр. 5—23. 2 Там же, стр. 287—295.
228 торого числа женщин, он вплетает в изображаемые им образы свою философию и заставляет события и их причины служить подтверж- дением его теорий»1. Рут Кеннел, отмечая типичность для Америки женских обра- зов, созданных Драйзером, выделяет образ Эрниты: «В сущности, из всех упомянутых женщин только одна Эрнита и вышла по- настоящему, за традиционные пределы, положенные ей ее по- лом»2. Вместе с тем Рут Кеннел выдвигает ряд критических заме- чаний по поводу «Эрниты», и в связи с этим имеет смысл не- сколько подробнее на этих замечаниях остановится. «Эрнита, — пишет Рут Кеннел, -*- одна среди всех его женщин делает какое-то серьезное дело, выходящее за пределы чисто жен- ских границ. Она — революционерка и социалистка, она феминист- ка, восставшая на буржуазное американское общество. Ее чисто женские интересы, замужество и материнство, имеют для нее вто- ростепенное значение»3. Охарактеризовав таким образом Эрниту, Рут Кеннел заключает свои рассуждения следующим образом: «Но относится ли автор к подобному типу с симпатией? Нисколько! На- оборот, он излагает ее историю даже с некоторой враждебностью»4. Таким образом, Рут Кеннел была неудовлетворена трактовкой Эр- ниты Драйзером. Рут Кеннел формулирует эти свои замечания более развернуто: «Располагая обширным материалом,- он все же сделал из Эрниты самый бледный «портрет». Он обращается с событиями ее жизни и мотивами ее поступков слишком свободно; он делает вид, будто она сообщила ему свою историю, и выдает свои слова за ее собствен- ные. Разбросанные повсюду выражения вроде «она сказала» или «она сообщила мне» освобождают его от всякой ответственности»5. Рут Кеннел приходит к вьшоду, что Драйзер из Эрниты- сделал «скорее трагическую и одинокую фигуру». По словам Кеннел, Эр- нита в изображении Драйзера «решается остаться в России и про- должать свою работу, в которую она тоже верит не до конца»6. Вступая в спор с Драйзером по этому поводу, Рут Кеннел пишет: «Когда Эрнита на самом деле вернулась в Америку, то никто из 1 Т. Д р а й з е р . Собр. соч., т. 13, стр. 288. 2 Там же, стр. 289. 3 Там же, т. 13, стр.' 293. 4 Там же. 5 Там же. 6 Там же.
ее знакомых, кроме автора, не нашел, что у нее печальный и разо- чарованный вид. Все находили, наоборот, что она поздоровела и по виду лучше и счастливее, чем несколько лет назад, когда она уез- жала в Сибирь»1. Главный же упрек. Рут Кеннел в адрес Драйзера по поводу Эрниты состоял в том, что этот образ не согласовывался с реаль- ной жизнью его прототипа: «Когда Драйзер, бывший тогда в боль- шой дружбе с Эрнитой, сообщил ей о своем желании включить и ее портрет в свою «Галерею», она ответила ему: «Нет, я не могу на это согласиться не только из-за тех людей, которые со мной свя- заны, наши с вами социальные взгляды чересчур различны, и я чувствую, что вы не сможете поэтому правильно интерпретировать мою жизнь». Получив от нее отказ, Ън все же рассказ о ней напечатал, не сделав при 3Toivf никакой попытки согласовать его с ее дейст- вительной жизнью»2. Рут Кеннел нигде не указывает, что Эрнита написана с нее, но замечает, что в американской газете «Нью-Йорк уорлд» ре- цензент написал о «Галерее женщин»: «Некоторые из действую- щих лиц одеты в столь прозрачнее одежды, что под ними сразу укрывается оригинал; такова, например, Эрнита, написавшая о своем путешествии в Россию под собственным именем»3. После этой цитаты Рут Кеннел заключает свое суждение о методе Драй- зера-новеллиста весьма -недвусмысленно: «Будем надеяться, что героини других рассказов не настолько пострадали от руки Драйзера-вивисектора»4. Конечно, многое здесь написано сгоря- ча, Рут Кеннел, -видимо, была огорчена некоторыми аспектами художественной фантазии Драйзера, которые могли быть воспри- няты как ничем не обоснованное вмешательство в ее личную жизнь, но и это огорчение не помешало Рут Кеннел отметить, что «Галерея женщин» написана «великим романистом, повест- вователем и портретистом капиталистической Америки, вели- ким истолкователем человеческой природы», и она заключила свою статью о книге Драйзера словами: «Я рекомендую русским читателям «Галерею женщин» как книгу, весьма для американ- ских женщин характерную. 1 Т. Драйзер. Собр. соч., т. 13, стр. 293—294. 2 Там же, стр. 294. 3 Там же. 4 Там же.
230 К сожалению, женщин, стремящихся к половому и экономи- ческому равенству, которое дает им возможность иметь с муж- чинами подлинно товарищеские отношения, — отношения един- ственно ценные с точки зрения коммуниста, — таких женщин в Америке слишком мало, чтобы попасть в число портретов в аме- риканскую «Галерею», а если даже они в нее и попадают, то им нечего ждать от портретиста сочувственного изображения»1. Рут Кеннел стояла выше личных соображений в общей оцен- ке книги Драйзера, и это в высшей степени характерно для этой благородной и самоотверженной женщины. Два аспекта в «Эрните» не удовлетворяли Рут Кеннел — излишнее сходство с прототипом, с одной стороны! и своеволие Драйзера в трактовке некоторых сторон жизни Эрниты-—с дру- гой. Что касается сходства с прототипом, то Драйзер изменил лишь имя своей героини и некоторые моменты биографии: Рут Кен- нел родилась в Оклахоме, Эрнита же происходила из Техаса. В остальном же Драйзер сохранил основную канву жизни Рут Кен- нел. Для сравнения можно привести отрывок из биографии Рут Кеннел, опубликованный в 1945 году. В нем говорится: «В 1917 г. Рут Эппёрсон, девушка из Оклахомы, которая обучилась профес- сии детского библиотекаря в университете Калифорнии и рабо- тала в этом качестве в Ричмонде, Калифорния, вышла замуж за Фрэнка Р. Кеннела и через пять лет уехала с ним в Кемерово, в Сибирь, в СССР по контракту о технической помощи. Там она работала библиотекарем и писала статьи для «Нейшен». В 1925 г. она отправилась работать библиотекарем в Москву; в 1926 г. ее муж уехал в Томск, в Сибирь, преподавать в Сибирском техно- логическом институте. В 1927 г. Кеннел путешествовала по Совет- скому Союзу как секретарь и переводчица романиста Теодора Драйзера и писала предисловия к русские переводам романов Драйзера»2. Почти все эти моменты нашли отражение в «Эрни- те», кроме места рождения Рут Кеннел, ее девичьей фамилии, фамилии ее мужа и того немаловажного обстоятельства, что она участвовала в издании первого собрания сочинений Т. Драйзера в СССР. 1 Т. Драйзер. Собр. соч., т. 13, стр. 295. «Vouth Replies I can». Knopf. N. Y.f p. 53.
Что касается творческой фантазии Драйзера, то она в наиболь- шей степени коснулась личной жизни его героини, что не могло не вызвать протеста у Рут Кеннел. Если же говорить об образе Эрниты и ее оценке Рут Кеннел, то с ней можно согласиться в том, что Драйзер в трактовке об- раза коммуниста, при всем своем уважении к Эрните, остался на уровне собственных представлений о коммунизме, которое он, однако, изложил от имени Эрниты: «И потом, как Эрнита с улыб- кой мужественно заявила мне однажды: «В годы моей юности и фанатизма мне казалось, что коммунизм может и должен изме- нить самую природу человека — сделать его лучше, добрее, раз- вить в нем братские чувства к людям. Теперь я не уверена, что это так. /Но во всяком случае коммунистическое учение может привести к создайию более совершенного общественного строя, и ради такой цели я всегда готова работать» (X, 654). В этих словах, которыми заканчивается повесть «Эрнита», выражен серьезнейший сдвиг в мировоззрении Драйзера — он говорит уста- ми Эрниты о том, что коммунистическое учение может привести к созданию более совершенного общественного строя — и это бы- ло большим завоеванием Драйзера — художника-реалиста и мыс- лителя. Но видеть в Эрните элементы некоего разочарования и в этом усмотреть ее эволюцию было для Драйзера данью прошло- му, отражение сложности его движения к новому миросозер- цанию и новому творческому методу. Рут Кеннел не давала Драйзеру поводов для таких выводов и заключений в 20-е годы, не дает поводов для этого и ее му- жественная и цельная жизнь. Вернувшись в конце 20-х годов в США, она опубликовала в 1931 году книгу для детей «Ваня с улицы» — о беспризорных ре- бятах и их судьбе, а в 1933 году — «Товарищ один костыль» — об аме- риканцах, участвовавших в социалистическом строительстве в Сибири. В 30-е годы Рут Кеннел вновь жила в СССР и рабо- тала корреспондентом газеты «Москоу ньюс». В годы второй ми- ровой войны она активно выступала за оказание помощи совет- скому народу в борьбе против фашизма и посвятила героизму со- ветских людей несколько книг и рассказов для детей. Она активно участвовала в движении против войны во Вьетнаме, а сейчас пишет книгу об американцах, работавших в Кузбассе в 20-е годы. В 1971 году на родине Драйзера, в городке Терре-Хоте, состоя- лось юбилейное торжество по случаю столетия со дня рождения
писателя, и там Рут Кеннел с молодым задором полемизировала с теми, кто пытался дискредитировать прогрессивные взгляды Драйзера, на формирование и развитие которых она, несомненно, оказала существенное влияние. Каждого, кто знакомится с Рут Кеннел, покоряет открытый и честный взгляд ее глаз. В середине 60-х годов Рут Кеннел побы- вала в СССР и передала в дар Институту мировой литературы имени А. М. Горького материалы, связанные с Драйзером. Профес- сор Р. М. Самарин, присутствовавший при беседе Рут Кеннел с директором Института И. И. Анисимовым и не знавший, что Рут Кеннел — прототип Эрниты, написал потом в предисловии к трудам И. И. Анисимова о его встрече с «пожилой, говорливой американ- кой с удивительно молодыми глазами — верным другом и помощ- ником Драйзера»1. И не случайно Драйзер начал свой портрет Эрниты с глаз: «Знаю ясный и смелый взгляд ее глаз, жаждущих правды» (X, 613). Эту жажду правды и верность высоким идеалам Рут Кеннел сохранила и по сей день. Конечно, образ Эрниты не адекватен Рут Кеннел, которая имела основание высказывать по этому поводу свои во многом обоснованные претензии, но в конечном счете этот образ получил самостоятельную жизнь, став в литературе США первой удачной попыткой нарисовать американского коммуниста-борца. Повесть «Эрнита» существенно меняет и тональность «Гале- реи женщин», которая вначале предназначалась для того, чтобы кроме всего эпатировать мещан и пуритан. Эрнита, несмотря на то, что Драйзер во многом построил рассказ о ее личной жизни по тем же канонам, что и другие портреты из «Галереи женщин», оказалась совершенно новым началом, которое не могло не повли- ять и на весь облик книги. Образом Эрниты писатель показывает, что освобождение жен- щине несет коммунизм. Это углубляет и идейную суть «Галереи женщин», выраженную во всей системе образов книги. В этом отношении «Галерею женщин» можно считать произведением но- ваторским, оставившим заметный след в истории прогрессивной американской литературы. В «Эрните» по-новому звучит гуманизм Драйзера. Гуманизм осуждения пуританского ханжества и сострадания трагической И. И. Анисимов. Мастера культуры. М., «Художественная литература», 1971, стр. 11.
233 судьбе Клайда Гриффитса перерастает в гуманизм, утверждающий во имя человечности борьбу против бесчеловечности, против тех об- щественных условий, которые порождают американские трагедии. ДРАЙЗЕР СМОТРИТ НА АМЕРИКУ Знакомство с жизнью советского народа помогло Драйзеру по- новому посмотреть на Америку. Еще находясь в Москве, Драй- зер написал друзьям, что, побывав в СССР, он «увидел некото- рые вещи, которые не заметил в Америке» (Письма, т. II, стр. 466)г В 30-е годы происходит новое открытие Америки Драйзе- ром, которому в немалой степени способствовал мировой эконо- мический кризис, разразившийся в 1929 году. Кризис потряс до основания американскую экономику, вскрыл гнилость и непрочность буржуазного общества. В то же время быстро и успешно развивалось социалистическое народное хозяй- ство СССР. Вступающие в строй новые советские фабрики и заво- ды были вещественным доказательством превосходства социалис- тической системы над капиталистической, материальным под- тверждением правоты великих идей Октябрьской революции. Поэтому закономерно, что многие передовые писатели обраща- ются в эти годы к идеям марксизма-ленинизма, видят в них ключ к пониманию явлений общественной жизни. Вызванный кризисом подъем рабочего движения и народной борьбы против реакции и монополий привлек значительную груп- пу писателей к непосредственному участию в борьбе демократи- ческих сил. Это в значительной степени изменило Соотношение сил в американской литературе, открыло новый этап в ее развитии. В США усиливаются позиции литературы, вдохновляющейся соци- алистическими идеалами, в творчество мнргих писателей входят остт рые социальные проблемы. Характерные признания делает американский буржуазный кри- тик Уолтер Б. Райдаут: «Многие интеллигенты в их мучительных поисках ответа на пороки капитализма начали обращаться к марк- сизму»1. Он усматривает в качестве причин такого «поворота налево 1 Walter В. R i d е о u t . The Radical novel in the United States. 1900—1954. Harvard, 1956, p. 138.
среди американских писателей — экономический крах, пример Со- ветского Союза, разъяснения и успокоение, предлагаемые марксиз- мом, выступление коммунистов в защиту угнетенных, возможность для нового угла атаки против буржуазии»1. Проблема отношения к рабочему движению, к социализму бы- ла поставлена в повестку дня американской литературы самой жизнью и стала стержнем литературного развития в 30-е годы. О рабочем движении во время кризиса писали Теодор Драйзер и Синклер Льюис, Шервуд Андерсон и Линкольн Стеффенс и многие другие. Рост прогрессивных и критических тенденций в американской литературе 30-х годов сопровождался ожесточенными нападками реакции на лучших писателей Америки. Многие писатели не выдер- жали трудностей борьбы. Об этом метко сказал Эрнест Хемингуэй: «На определенной стадии что-то случается с нашими хорошими писателями. Они начинают зарабатывать деньги. Затем они стре- мятся повысить свой уровень жизни и тут-то попадаются. Эти пи- сатели вынуждены писать, чтобы поддержать свое хозяйство, свою жизнь и т. д., и пишут чушь»2. В отличие от этих писателей Драй- зер был примером неуклонного и искреннего служения правде жизни. Развитие литературы в 30-е годы происходило под знаком сближения лучших писателей с борьбой народных масс, с демо- кратическими и социалистическими идеями. Недаром многие бур- жуазные литературные критики именуют 30-е годы «красным» де- сятилетием в истории американской литературы. Влияние широкого подъема народных масс на американскую Литературу оказалось исключительно плодотворным — романы «Иметь и не иметь» и «По ком звонит колокол», пьеса «Пятая колонна», новеллы Эрнеста Хе- мингуэя, «Гроздья гнева» Джона Стейнбека, «У нас это невозмож- но» Синклера Льюиса, новеллы Эрскина Колдуэлла, Ленгстона Хью- за, Альберта Мальца обошли весь мир и принесли американской литературе широкую славу. Писатели — критические реалисты: Синклер Льюис, Эрнест Хемингуэй, Джон Стейнбек, Эрскин Кол- дуэлл— в этот период именно благодаря влиянию борьбы прогрес- сивных сил достигают в своих произведениях огромной вырази- 1 W. В. Rideout. The Radical novel in the United Sfates, p. 144. 2 «Прогрессивные деятели США в борьбе за передовую идеологию». М., ИЛ, 1955, стр. х311—312.
тельной и обличительной силы, обнаруживая демократическую уст- ремленность и подлинный гуманизм своего творчества. Выдающееся значение для развития американской литературы имело движение пролетарских писателей, активно воздействовав- шее на литературную жизнь США и во многом определившее бое- вую гуманистическую атмосферу американской литературы 30-х го- дов. Первыми среди борцов за передовые идеалы выступают пред- ставители социалистической литературы, в ряды которых прихо- дит Драйзер. К несомненном достижениям литературы социалисти- ческого реализма в США относятся его публицистические книги. После возвращения из Советского Союза, в 1928 году Драйзер активнее и решительнее выступает в печати со статьями, заявления- ми, очерками. Больше того, он начинает часто выступать с речами на митингах и собраниях. В самом характере писателя, как это от- мечает Элен Драйзер, происходят разительные перемены. Перед поездкой в СССР писатель выступил с речью на прощальном обеде, но произнести ее стоило Драйзеру больших трудов, он, по словам Элен Драйзер, просто физически страдал от этого. «Только после того, как он вернулся из России и почувствовал настоятельную не- обходимость рассказать обо всем, что он видел, Драйзер преодолел в себе эту робость и в конце концов стал превосходным орато- ром»1. * , ' В мировоззрении Драйзера происходят в 30-е годы большие изменения, постепенно он становится на позиции марксизма-лени- низма. Об этом наглядно свидетельствует сопоставление статей, опубликованных писателем в 1928 —1932 годах. Путь Драйзера к коммунистической партии в 30-е годы был знамением времени, знаме- нием решительных перемен в литературной атмосфере Америки, о которых речь шла выше. В статье «Американская пресса», опубликованной вскоре после возвращения из СССР в журнале «Нейшен» (30 мая 1928 г.), Драй- зер говорит о том, что «убаюкивающее благоденствие повергает большинство американцев в какое-то почти свинское равнодушие ко всему нематериальному, ко всему тому, что тревожит, волнует неблагополучное меньшинство», указывает на непрочность и вре- менность «просперити», предвидит, что «беды все-таки надвигаются, 1 Э. Драйзер. Моя жизнь с Драйзером, стр. 84.
236 а вместе с ними, быть может, и гибельные перемены» (XI, 492, 493). Он считает, что «есть люди, которые, почувствовав поддержку со стороны хоть сколько-нибудь мыслящего и относящегося серьезно к нашим недостаткам меньшинства, стали бы высказываться со- вершенно недвусмысленно» (XI, 492). Однако наличия этого мень- шинства, этой действительно серьезно настроенной группы, которую волновало бы решение какой-то существенно важной для Америки проблемы, он не ощущает. Заглавие другой статьи, написанной четыре года спустя и опуб- ликованной в газете «Дейли уоркер» 16 июля 1932 года, — «Почему я голосую за коммунистов?» — ясно характеризует взгляды автора. Драйзер заявляет в статье: «Коммунисты говорят: «Все богатства страны должны принадлежать трудящимся». Если думать так — значит быть коммунистом, то я в таком случае коммунист» (X, 519). JB коммунистах видит теперь Драйзер тех людей, которые могут возглавить борьбу за народное дело. К такому выводу он пришел в результате сближения с революционным рабочим движением, убедившись на фактах политической борьбы в правоте идей и дел коммунистов. Активное участие Драйзера в политической борьбе этих лет проявилось в многообразных формах. Он обращается к губернатору Калифорнии с требованием освободить томящегося в тюрьме вете- рана американского рабочего движения Тома Муни, осужденного в 1916 году на пожизненное тюремное заключение по заведомо ложному обвинению. В июне 1930 года Драйзер становится «пред- седателем чрезвычайного комитета помощи южным политическим заключенным», активно участвует в кампании в защиту негров, узников Скоттсборо, борется против террора, направленного на подавление прогрессивного рабочего движения в США. В начале 1931 года в очерке «Безработный Нью-Йорк» Драй- зер изображает ужасающее положение безработных в США. «В Нью-Йорке, — пишет он, — в настоящее время около двухсот или трехсот тысяч безработных, и в связи с этим идет обычная бол- товня о том, что же делать с бедными, с теми, кто голодает и умирает». Большой интерес в этом очерке вызывает заявление Драйзе- ра о необходимости коренной перестройки общества, разоблачение им буржуазного реформизма: «Вообще все меры, какими пытаются облегчить безработицу, носят неорганизованный, спешный ха- рактер. Да никто и не представляет себе эту помощь иначе, как
237 в виде подачек, в то время как нам нужен полный пересмотр всей нашей экономической системы и государственного строя»1. Участие в рабочем движении все в большей и большей мере сближает Драйзера с позицией компартии. Впервые в этой статье он прямо говорит, что «требования коммунистов весьма разумны», призывает пойти по пути коммунизма. Близкое соприкосновение с деятельностью Компартии США постепенно убеждает писателя в правильности ее политических позиций. В мае 1931 года он печатает в газете «Дейли уоркер» статью «Американская пресса и политические заключенные», где разобла- чает террор правительства в отношении компартии и выступает в ее поддержку. В середине 1931 года в письме Дж. Д. Муни, отъявленному мракобесу и реакционеру — президенту крупнейшей компании «Дженерал моторе», Драйзер пишет: «Для меня разрешение затруд- нений, которые испытывает мир, в частности Америка, несет ком- мунизм» (Письма, т. II, стр. 513). В это же время он вносит деньги в фонд помощи советам без- работных Лиги профсоюзного единства—крупнейщей организации левого крыла рабочего движения, во главе которой стоял Уиль- ям 3. Фостер. Тогда Драйзер познакомился с У. 3. Фостером и на- чал непосредственно участвовать в деятельности Компартии США и других прогрессивных организаций. Писатель внимательно изучает произведения классиков мар- ксизма-ленинизма. В письме к Анне Норт * 17 января 1931 года Драйзер говорит: «Я тщательно изучал марксистскую теорию; я удов- летворен, посетив Россию и увидев там ее на практике. Я не знаю тонкостей, более мелких вопросов, с которыми сталкиваются ком- мунисты здесь в Америке». Он предлагает в апреле 1931 года создать общество по изучению произведений Маркса. 31 октября 1931 года в журнале «Тайм энд Тайд» Драйзер пи- шет в статье «Америка и ее коммунисты», что цели коммунистов «не только соответствуют конституции, но и по-человечески, поли- тически, общественно и во всех остальных отношениях правильны». Драйзер одобряет политику Компартии США, говорит о своем переходе на ее политические позиции. Драйзер становится крупным общественным деятелем США, председателем американской сек- ции МОПР, председателем национального Комитета защиты поли- 1 «Литературная газета», 14 января 1931 г.
тических заключенных США. В 1931 году Драйзер вместе с груп- пой писателей и журналистов обследует район забастовки горняков в Гарлане к разоблачает террористические действия правительства и предпринимателей, направленные на цодавление забастовки. За свои разоблачения и борьбу за права американского рабочего клас- са он едва не поплатился жизнью. Выводы об этой забастовке пи- сатель обобщил во введении к книге «Говорят горняки Гарлана», где собраны материалы расследования. В этой статье показано, что буржуазный общественный строй означает нищету подавляющего большинства, над которым возвы- шается кучка эксплуататоров. «Американские граждане, числом в сто двадцать пять миллионов, остаются без ренты, без работы, без приличного костюма, без обуви и без пищи»1. Во введении к книге «Говорят горняки Гарлана» Драйзер пи- шет о правительстве как об органе власти трехсот пятидесяти се- мейств банкиров над народными массами. Он сравнивает капита- листическое общество с джунглями и выражает свое твердое убеж- дение, что подлинное человеческое общество не должно быть таким. С возмущением повествует писатель о тяжелом положении горня- ков Гарлана, текстильщиков с фабрик хлопчатобумажной промыш- ленности в Гастонии, текстильных рабочих Лоренса и сельскохо- зяйственных рабочих Империал-Валли и масс вообще. Суть статьи составляет острое разоблачение индивидуализма как идеологии американского капитализма. «Одного я не могу по- нять, — пишет Драйзер, — почему американский народ, которому с самого начала вдалбливали идею о необходимости и преимущест- вах индивидуализма, до сих пор не уяснил себе, какой полный крах потерпела эта идея в качестве рабочей формулы организации об- щества» (XI, 534). Это осуждение индивидуализма было для Драй- зера важнейшим шагом в его прощании с прошлым — писатель, который в 1927 году называл себя «неисправимым индивидуалис- том», теперь детально анализировал порочность индивидуалистиче- ского взгляда на жизнь. Драйзер последовательно раскрывает несостоятельность инди- видуализма: «Вера американского гражданина в индивидуализм, как лекарство от всех зол, действовала на него усыпляюще, а тем вре- менем другие более алчные и коварные индивидуалисты завоевы- вали его богатство, его церковь, его законодательные органы, его 1 «Harlan Miners Speak». N. Y.r 1932, p. 13.
239 полицию и все его изначальные конституционные привилегии, так что теперь он поистине боится собственной тени» (XI, 535). Такова классовая природа индивидуализма — это право алчных, сильных и коварных, это право богатых, и Драйзер указывает: «...у нас существует право, пользуясь которым самые коварные и обладаю- щие силой личности возвеличивают себя, заставляя всех остальных здесь, в Америке, как и в других местах, существовать на то, что остается после них. А если вы рассмотрите наше общественное уст- ройство, то увидите, что после-них ничего не остается, ибо сейчас триста пятьдесят семейств контролируют 95 процентов богатств стра- ны, а эти семьи, их тресты и страховые компании не только не рас- пределяют эти богатства, в какой бы то ни было равной мере, но и по своей природе не способны на это»1. Драйзер видит теперь опасность идеологии индивидуализма и весьма ярко и образно рисует его порочность: «Нужно, чтобы современный американец обстоятельно понял индивидуализм, как он есть. Он найдет его яркий образец в джунглях, где каждый действует за себя, бредет в поисках добычи и, что ни шаг, хва- тает за горло более слабого» (XI, 537). Драйзер и ранее сравнивал буржуазное общество с миром животных — вспомним хотя бы сцен- ку в аквариуме, котору^о наблюдал юный Каупервуд в «Финансис- те», но если ранее подобное положение вещей, которое Драйзер и тогда не одобрял, казалось ему проявление^ чуть ли не вечного за- кона жизни, то теп'ерь он убедился в том, что оно порождено ка- питалистическим обществом и может быть уничтожено вместе с капитализмом. И он призывает преодолеть этот индивидуализм: «Я повторяю: американцы должны продумать до конца, к чему ведет последовательное развитие индивидуализма, потому что че- ловеческое общество не джунгли и не может быть джунглями. Об- щественный организм, если он достоин этого наименования, дол- жен быть и является средством преодоления этого чудовищного ин- дивидуализма, который дает возможность немногим иметь все, а большинству очень мало или ничего» (XI, 537). Логическим выводом из этой острейшей критики индивидуа- лизма становится призыв Драйзера к коренной перестройке суще- ствующего общественного порядка. Он называет революцию завер- ит ющим выражением человеческой ненависти к несправедливости, /кистокости, рабству, лихоимству. 1 «Harlan Miners Speak», p. 13.
240 Драйзер тем самым впервые выступает здесь как сторонник революционного подхода к капиталистической действительности. Осуждение Драйзером «хищного и родившегося у нас в Америке индивидуализма» отражало коренные сдвиги в мироощущении Драй- зера, к неопровержимым аргументам против индивидуализма, по- черпнутым в 1927—1928 годах в СССР, теперь добавились новые доводы, полученные в процессе углубленного изучения американ- ской буржуазной действительности, и начавшийся в 1927 году в Советском Союзе глубокий внутренний спор об индивидуализме был теперь решен — Драйзер отверг индивидуализм, как идеоло- гию с той же страстью, с какой он ранее рисовал трагедии лю- дей, оказавшихся в плену индивидуализма. Вводная статья к книге «Говорят горняки Гарлана» свидетель- ствовала и о завершении определенного этапа в развитии полити- ческих взглядов Драйзера. По существу он становится на позиции компартии. На этих политических позициях Драйзер продолжал оставаться до последних дней своей жизни. В соответствии с новой политической позицией формируется и новая положительная программа. В значительной степени она сформулирована и изложена в книге «Трагическая Америка», на- писанной в течение 1931 года и вышедшей в свет в декабре того же года. Это произведение было совершенно новым явлением в аме- риканской литературе. В доступной и понятной форме книга изоб- личала господство монополий в США и призывала к революцион- ному преобразованию действительности. Она была отличным аги- тационным материалом. В этой книге сказалось кровное родство Драйзера с рабочим классом, с американским народом. Книга Драй- зера была прямым вызовом буржуазной реакционной литературе и журналистике. Не случайно «Трагическую Америку» встретил злобный вой американских реакционных газет и журналов. Реак- ционеры вопили о гибели художественного таланта писателя — их пугало, что под пером Драйзера рождалось искусство, кровно свя- занное с рабочим классом, порвавшее с буржуазной идеологией и разоблачавшее эту буржуазную идеологию, и они клеветали на ве- ликого писателя Америки: Книга «Трагическая Америка» состоит из 22 глав, составля- ющих 20 очерков, посвященных наиболее существенным сторонам и явлениям американской действительности. В этих очерках Драй- зер стремится изобличить паразитическую сущность американского
империализма как системы, показать его несостоятельность и враж- дебность интересам народных масс Америки. В перврй главе «Зрелище Америки» Драйзер раскрывает за- мысел книги. Обрисовав тяжелое положение трудящихся, писатель заявляет о неизбежности и необходимости для Америки пойти по пути создания народного правительства, которое должно заботиться в первую очередь об интересах народа. Вскрыть причины миллионов американских трагедий и показать пути уничтожения социальных конфликтов, их порождающих, и стремился Драйзер в книге «Трагическая Америка». Писатель ука- зывает, что в Америке «общих условий промышленной жизни на- ших городов достаточно для того, чтобы разрушить нервы и спокой- ствие многих чувствительных людей, в ряде случаев доводя их до самоубийства. Как неудержимо возрастает число тех, кто решает умереть и уйти от всего этого». Писателя глубоко волнует, борьба рабочих за свои жизненные интересы. «В графстве Гарлан, штат Кентукки, —лишет Драй- зер,—Морган, Инсулл, Форд, Меллон и другие низводят шахте- ров до нечеловеческих условий жизни». Именно это и заставляет рабочих выступать против своих угнетателей, бастовать. «Все это, включая взрыв динамитом кухни забастовщиков и порчу их тран- спорта, незаконные обыски домов бастующих горняков, открытие огня из пулеметов по невооруженным шахтерам, вызвано борьбой труда и капитала — борьбой за само существование рабочего»1. Писатель выступает в книге как борец против империалисти- ческих войн. «В наши дни, — заявляет он, — рабочие начинают все больше понимать, что войны нужны капиталистам. Ибо это оче- видно. И тот, кто через своё правительство объявляет их, чтобы или защитить свои прибыли или чтобы извлечь их как из своего собственного народа, так и из чужих стран, предстает все более отчетливо в своем истинном лице как бандит — международный бандит. (Посмотрите только на наши собственные войны — с вой- ны 1814 г. и дальше)»2. Господство трестов и монополий в государственном аппарате — другая тема, намеченная в первой главе и развитая в последу- ющих. «В конгрессе и других законодательных и исполнительных учреждениях слышен лишь голос трестов, банков и их подголос- 1 fh. Dreiser. Tragic America. L.r 1931, p. 10. 2 Ibid., p. 13.
ков». Писатель с гневом говорит о денежных лордах Америки — Морганах, Рокфеллерах, Дюпонах. Драйзер по-новому рассматривает вопрос о господстве в США финансовой олигархий. «Финансовой диктатуре, финансовым цеза- рям необходимо противопоставить народный Центральный комитет, как в России, с полной властью... учитывающей интересы всего народа, а не одной особой группы, как свои главные и единствен- ные интересы». Драйзер заявляет, что это — главная проблема все- го произведения. «Все то, что касается этой проблемы, — пишет он, — и составляет предмет этой книги, написанной лишь для тех, у кого есть терпение и желание, чтобы разобраться в том, что лро- исходит сейчас в Америке и куда она идет»1. «Современные условия жизни масс» называется следующая гла- ва--очерк о жизни небольшого американского промышленного городка Пассеика. Драйзер раскрывает систему обмана и угнетения простых американцев кучкой фабрикантов-монополистов, обнажает полное подчинение городского самоуправления интересам местных капиталистов, с болью пишет о бесправном положении трудящих- ся. В городе треть кормильцев семей находится без работы, а тот, кто работает, получает мизерную заработную плату; с них берут непомерно большую плату за пользование водопроводом, телефоном и другими коммунальными услугами; их обворовывают в лавочках, принадлежащих тем же местным промышленникам; они лишены квалифицированной врачебной помощи; им постоянно угрожает опас- ность потерять работу. Массы влачат жалкое, полуголодное сущест- вование, они кончают жизнь самоубийством, умирают с голода на улицах города, просят милостыню. Трудящихся держат в узде по- лиция и муниципалитет, находящийся под контролем местной «Ли- ги промышленников'и налогоплательщиков». Таково истинное лицо американской «демократии». Драйзер подчеркивает прежде всего типичность, правдивость описываемых им фактов и упоминает о том паническом страхе, который вызывает у американской буржуазии это правдивое изоб- ражение жизни. В первых же строках этого очерка Драйзер пи- шет: «Я много слышал и много изучал современные условия жизни, я, однако, хотел сам увидеть некоторые конкретные примеры жиз- ни при нашем современном экономическом режиме»2. Он указывает 1 Th. Dreiser. Tragic America, p. 20. 2 Ibid., p. 21.
далее на мотивы, которые побудили его выбрать именно этот го- род: «Я предпочел посетить Пассеик в штате Нью-Джерси, так как считаю, что это вполне показательный маленький промышленный город, точно воспроизводящий условия жизни в городах того же калибра по всей Америке — не лучше и не хуже. Есть много других таких же городов. Однако один, банкир, которого я знаю и встре- тил там, заявил, что ввиду таких плохих условий и такого воз- буждения масс не следует заниматься пропагандой, иначе она может вызвать волнения или восстание. Я ответил, что я не считаю про- пагандой честное изображение фактов»1. Драйзер выделяет два характерных признака: нищенское по- ложение трудящихся этого городка во времена «просперити» и за- бастовочную борьбу рабочих за свои права. «В 1925 году против всего этого бастовали 16 000 фабричных рабочих. Но каковы ре- зультаты? Нет денег, нет честных и эффективных рабочих орга- низаций, чтобы бороться за них, — нет понимающих, не говоря уже о симпатизирующих, людей, чтобы усилить их или выступить в их поддержку, — ибо таково всеобщее отношение к рабочему в этой стране... Но представьте себе то бедствие, которое должно было быть причиной этой забастовки и, что особенно важно, в великий год «просперити»2. Драйзер на фактах разоблачает лживую болтов- ню о «процветании». Говоря о забастовках, писатель резко осуж- дает предательскую роль профсоюзных бюрократов и утверждает, что единственными последовательными борцами за права рабочих являются коммунисты. Он также клеймит правящие круги Амери- ки. «Метод нашего правительства таков: любой предлог можно использовать, чтобы арестовать забастовщика»3. Третья глава книги — «Эксплуатация — американское прав- ление силой». Понять значение этой главы можно, сравнив ее с прежними взглядами Драйзера на американский капитализм. В «Трилогии ж:елания», точнее в первых двух ее томах, писатель рассматривает деятельность своего героя Каупервуда на широком историческом фоне, демонстрирующем, сколь чужды были амери- канским капиталистам интересы народа. В написанных после Ок- тября 1917 года статьях сборника «Бей, барабан!», как и несколь- ко ранее в «Каникулах уроженца Индианы», писатель вновь обра- 1 Th. Dreiser. Tragic America, p. 72. 2 Ibid., p. 28. 3 Ibid., pp. 33—34.
щается ц. истории — к концу XIX и началу XX века, выявляет презрение американских монополистов к интересам трудящихся. В главе.«Эксплуатация — американское правление силой» автор, кри- тикуя буржуазную. демократию в США, начинает со времени войн за независимость. Драйзер отвергает американский капитализм, видя в нем квинтэссенцию эксплуатации человека человеком. Теперь он не только отдает себе отчет в разбойничьем характере американского капитализма, но и отбрасывает те иллюзии о его «полезности», которые у него отчасти сохранились даже во время поездки в Советский Союз. Подытоживая эти свои наблюдения, писатель прямо и опре- деленно заявляет: «...методы этих и всех наших финансистов, ко- торые на деле заправляли или заправляют американским бизнесом, были и являются беззакониями и могут быть названы беззаконной силой»; и приводит пример: «Многие наши железно дорожные маг- наты должны бы были по справедливости сидеть годами в тюрь- мах»1. Открытое осуждение всей системы американского буржуаз- ного строя снова привело Драйзера к признанию необходимости борьбы за новый, лучший общественный строй: «Современный ка- питалистический порядок ведения общества не является никоим образрм единственным путем, и я убежден, что это не лучший путь»2. Логическим выводом отсюда является борьба за лучший путь, за коренное преобразование общества. Писатель резко осуждает теории об извечности капиталисти- ческого строя: «...эта система, которая, если верить капиталистам, является просто следствием судьбы, — на деле является не более и не менее, как совершенно планомерно применяемым методом, с помощью которого банки создают просперити для одного процента населения»3. Драйзер призывает к революционному преобразованию дей- ствительности. «Мои факты и опыт, как я считаю, показывают не только, что это — стадия умирания капитализма, но и что сейчас все любые реформы бесполезны. В общем, сейчас, как видно, слиш- ком поздно для каких-либо работоспособных реформ капитализма, банков или корпораций»4. Отбрасывая реформизм, Драйзер зовет к борьбе. 1 Th. Dreiser. Tragic America, pp. 42, 43. 2 Ibid., p. 36. 3 Ibid., p. 67. 4 Ibid., pp. 85—86.
Рисуя усиливающийся протест народных масс США против гос- подства монополий, Драйзер подчеркивает слабость и недостаточ- ность этого протеста и Стремится разъяснить рядовым американ- цам необходимость усиления борьбы против монополистов. Писа- тель в очерке «Банки и корпорации — наше фактическое правитель- ство» показывает методы, которыми корпорации держат в повино- вении народ, раскрывает причины безраздельного господства мо- нополий в области экономики (глава четвертая и пятая). Например, мексиканское правительство обратилось за займом к компании Мор- гана, а не к федеральному правительству. Господство корпораций в экономике ведет к жесточайшей эксплуатации народа. «Что же касается американского народа вообще, то наши тресты и монопо- лии в настоящее время столь сильны, что оказываются в состоянии навязывать свои собственные цены и прибыли и притом столь злобно и безудержно, что превосходят алчность и угнетение любо- го монарха или тирана где бы то ни было»1. Монополии и их платные агенты ведут в громадных размерах идеологическую обработку народных масс. В качестве главной идео- логической агентуры корпораций выступает буржуазная пресса. Драйзер называет американские газеты орудием оплачиваемой про- паганды в интересах трестов и корпораций. Разоблачая стяжатель- скую идеологию американских монополий, Драйзер срывает маску беспартийности с идеологов крупного капитала. Он указывает, что пропаганду угодных капиталистическим магнатам идей проводят «сотни высокооплачиваемых советников и* советов по обществен- ным отношениям, которые пишут книги и брошюры и распространя- ют материал для прессы»2. Драйзер критикует роль американской школы в идеологическом одурманивании народа. В книге нарисо- вана целостная картина господства американских монополий в по- литике, экономике и идеологии США. В качестве одной из интересных особенностей данного очер- ка нужно отметить выступление писателя против экспансии амери- канского империализма, и в частности против его политики в Ла- тинской Америке и в Германии, военную мощь которой возрождали американские банкиры Меллоны. Очерк «Наши американские железные дороги — их жадность и прибыли» занимает в книге две главы —шестую и седьмую. Он 1 Th. Dreiser. Tragic America, p. 77. 2 Ibid., p. 60.
представляет как бы конкретизацию предыдущего очерка, показы- вает на примере железнодорожных магнатов те пути и способы, с помощью которых они держат в узде массы рядовых американцев. Драйзер не случайно взял для примера именно железные дороги. Исходя из целей своей книги — разъяснить американцу, одурманен- ному буржуазной идеологией, порочность американского капиталис- тического строя, Драйзер пишет о железных дорогах, так как с ними соприкасается в своей жизни каждый американец и мошенничест- ва железнодорожных магнатов затрагивают его жизненные интересы. Факты и цифры показывают, что правительство оказывает под- держку железнодорожным монополистам. Драйзер возмущается по- добным порядком вещей, он негодует по поводу безразличного от- ношения к нему многих рядовых американцев, призывает их очнуть- ся от дурмана буржуазной идеологии. Писатель разоблачает пре- дательскую роль профсоюзных бюрократов, справедливо приравни- вая их к слугам монополий из государственного аппарата США, из политического мира. «Именно это отношение между нашими полити- ческими и рабочими вождями и нашими предпринимателями, — ука- зывает Драйзер, — создает то соотношение сил, которое по крайней мере сейчас кажется непоколебимым. Ибо бизнес посредством поли- тики безусловно господствует сейчас в Америке,( и все мы соответст- венно ходим и платим железным дорогам, молочному тресту, мясно- му тресту, телефонной монополии, газовой корпорации и еще раз платим»1. Такому примирению с существующим порядком вещей и объявляет Драйзер войну в своей книге, проникнутой боевой непримиримостью. «Правительственное управление транспортными конторами для частных прибылей» — таково название очерка, содержание которого составляет восьмую главу книги Драйзера. На примере транспортных компаний Драйзер убедительно пока- зывает, что правительство взяло контроль над транспортными конто- рами исключительно для прикрытия деятельности монополистов. «В 1918 году правительство на деле не забрало в свои руки дело этих компаний, а стало вести за них всю работу и предоставлять им в руки прибыли»2. Жульничества корпораций, говорит автор в очерке «Верховный суд как учреждение, проникнутое духом подчинения корпорациям» 1 Th. Dreiser. Tragic America, p. 109. 2 Ibid.r p. 119.
(глава IX), были бы невозможны без помощи Верховного суда. В подтверждение своей мысли Драйзер приводит целую галерею порт- ретов членов Верховного суда США от начала его существования и вплоть до самого последнего времени. Все они защищали интересы финансистов, корпораций. «В Верховном суде никогда не заседал ни один юрист, способствовавший победе рабочих». Он показывает, сколь лживой является болтовня о беспартийности капиталистического суда: «...фактом остается, что простой логикой современной амери- канской, контролируемой корпорациями, жизни, самой естественной вещью в мире оказывается, что большинство этих якобы беспартий- ных джентльменов всегда являются адвокатами корпораций»1. Острым памфлетом против попрания демократических свобод является глава «Конституция — клочок бумаги». Фашистской угрозе посвящен очерк «Рост полицейской силы» (глава XII). «Этот рост, — пишет Драйзер, — идет по трем линиям: первая — частная детекуивная система; вторая — полиция штатов; третья — использование правительством полиции, нанятой и управ- ляемой корпорациями»2. Полиция же во всех ее разновидностиях направлена на подавление рабочего движения. Гневным обличением капиталистической Америки звучат последние строки этого очерка, говорящие о подавлении демократических свобод. Разговорам о «свободе личности» в капиталистическом мире, которым так любят предаваться буржуазные журналисты, Драйзер противопоставляет факты, изложенные в очерке «Ущемление лич- ности» (глава XIII). В США свобода личности для подавляющего большинства населения, для трудящихся, существует лишь на сло- вах, а не на деле, «...личность в Америке страдает от жестокости и оскорбления, а также от бессмысленной регламентации: такой вид оскорбления и жестокости, который не только безжалостен, но и безмозгл, а все это не должно было бы существовать, если бы не ненормальная жадность к деньгам со стороны меньшинства»3. Драйзер обличает экономическую Систему США— он называет ее сумасбродной, ибо «здесь люди должны голодать, потому что имеется слишком много пищи. Люди должны носить тряпье, потому что имеется слишком много хлопка»4. Понимание противоречий аме- 1 Th. Dreiser. Tragic America, p. 130. 2 Ibid., p. 195. 3 Ibid., p. 212. 4 Ibid.r p. 216.
риканского капитализма и дает Драйзеру возможность показать, почему немыслимо свободное развитие личности в буржуазном ми- ре» почему капитализм уродует человека, душит все человеческое. Писатель показывает роль церкви в США как пособника моно- полий в очерке «Церковь и богатсво в Америке» (глава XIV). Система благотворительности в США, показывает Драйзер в очерке «Благотворительность и богатство в Америке» (глава XV) — это система обмана и обирания масс трудящихся. Он приводит дан- ные о бюджете Нью-Йоркской благотворительной организации за 1930 год: 15 тысяч долларов потрачено на служебные расходы; 15 тысяч долларов — на объявления; 25 тысяч долларов — на оплату служащих; 44 тысячи долларов — на радиопередачи о сборах, и толь- ко 5 тысяч долларов — на помощь безработным»1. Эта таблица точ- нее всяких слов характеризует американскую систему «благотвори- тельности». Драйзер раскрывает причины роста преступлений в США, кро- ющиеся в самой капиталистической общественной системе. Он при- ходит к выводу о том, что сама идеология индивидуализма по- ощряет и заключает в себе преступления, растлевает народ (очерк «Почему растет число преступлений?», глава XVI). В очерке «Кто владеет Америкой?» (глава XX) перечисляются имена крупнейших капиталистов, в чьих руках все богатства США. С возмущением говорит он, что «Рокфеллер является теперешним владельцем американской промышленности»2. Показав всю нерав- номерность распределения богатств в Америке, в конце очерка пи- сатель провозглашает призыв: «Мы хотим правительство для всего народа! Долой богатства из частных рук!» «Господство над иностранными государствами, — указывает Драйзер в главе XXI «Господствует ли Америка?»,— идет вместе с упадком капитализма»3. Важнейшим признаком загнивания капи- тализма Драйзер считает вывоз капитала, который ведет к ухудше- нию условий жизни трудящихся как в США, так и в странах, куда экспортируется капитал. . Главная угроза войны, по мнению писателя, исходит от амери- канских монополий, стремящихся к мировому господству. 1 Th. Dreiser. Tragic America, p. 281. 2 Ibid., p. 392. 3 Ibid., p. 359.
В последней, заключительной главе — «Предложения о новой государственности» — Драйзер указывает на решающее значение учения К. Маркса, этого величайшего философа мира, для определе- ния путей борьбы с капитализмом. Писатель говорит, что марксизм в настоящее время творчески развивают русские коммунисты. «Трагическая Америка», таким образом, дает целостную кар- тину американской действительности, подвергает беспощадной кри- тике общественный строй США. «Я выступаю, — заявляет Драйзер, — не столько против Рокфеллера, Гульда или Сейджа... сколько против системы». Рассматривая определенное явление американской действитель- ности, Драйзер доказывает, что, в каком бы разрезе — идейном, политическом, экономическом — ни рассматривать американский капитализм, его порочность очевидна. Агитационно-пропагандистские задачи книги обусловили и ее художественные особенности. Драйзер стремится раскрыть свои по- литические убеждения и довести их до сознания американского на- рода. Он писал свои очерки, несомненно, рассчитывая на огром- ную аудиторию, ибо каждый очерк — это самостоятельное произве- дение, дающее представление об определенных сторонах американс- кой действительности. Очерки объединяются одинаковым подходом к главным вопросам жизни США. Агитационно-пропагандистскими задачами обусловлены и другие особенности книги: насыщенность и вместе с тем ясность языка, обстоятельная манера изложения, подводящая читателя к выводам, предлагаемым писателем. Анализ «Трагической Америки» раскрывает сложный процесс приобщения крупнейшего американского писателя к новым для него идеям научного понимания развития общества. Отходя от буржу- азно-демократических иллюзий, писатель меняет свой взгляд на жизнь, а в связи с этим привлекает для своих произведений иной, новый жизненный материал и дает ему новое эстетическое осмысле- ние, обогащается его образная система — она становится диалектич- нее и многограннее. «Трагической Америкой» Драйзер развивал в американской ли- тературе традиции Джона Рида, шел по пути социалистического реализма, который в США сделал первые особенно успешные шаги именно в художественной публицистике — основополагающее значе- ние здесь имела книга Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир». Он укрепил новый жанр в прогрессивной публицистике, к которому принадлежит и его книга «Драйзер смотрит на Россию»,
250 своеобразный жанр, основанный на детальном изучении жизни и сочетающий черты очерка и памфлета (»Трагическая Америка»), очерка и рассказа («Драйзер смотрит на Россию»). Интересно и построение глав в «Трагической Америке». Началь- ные фразы обычно как бы коротко резюмируют содержание всей главы. Многие главы книги начинаются с патетического обвинения, как бы заимствованного из речи прокурора, который осуждает го- сударственного преступника: «Я выступаю здесь против засилья церкви, — нигде оно не принимает таких чудовищных форм, как в Америке» (XI, 256; глава «Церковь и богатство в Америке»). «Преж- де всего я хочу показать финансовые махинации, скрывающиеся за благотворительностью» (глава «Благотворительность и богатство в Америке»). Перед читателем предстает облик автора-трибуна, би- чующего пороки капиталистического мира. Эти начальные фразы напоминают некоторые приемы поэтической речи Уолта Уитмена, широко использовавшего в своих стихотворениях элементы оратор- ской речи. И у Драйзера, и у Уитмена эти ораторские зачины несут смысловую нагрузку, определяя и тему и тональность раз- дела. Часто глава-очерк начинается введением обобщающего образа- символа. «Тяжелую руку трестов и держательских компаний чувст- вует на себе каждый американец. Эта рука давит так сильно, что рядовой американский обыватель — любитель бейсбола и кино, мел- кий предприниматель или труженик — временами осознает, под ка- ким экономическим, политическим и юридическим гнетом ему при- ходится жить» (XI, 64). Тяжелая рука капитала давит народные мас- сы— так образно передается смысл главы «Банки и корпорации — наше фактическое правительство». Отталкиваясь от этого символа, Драйзер строит и всю главу, полную обличительного пафоса. Особенно сближает с памфлетом главы-очерки «Трагической Америки» энергичная концовка, то боевая и призывная, то ирони- ческая. Такова, к примеру, заключительная фраза главы «Благо- творительность и богатство в Америке»: «Но под эгидой рокфел- л^ро-моргановской «совершенной благотворительности», с Уолте- ром С. Гиффордом в качестве ее глашатая, получается, что бога- тые в сущности принимают милостыню от бедняков» (XI, 310). Подчас концовка, подытоживая главу, выливается в форму ло- зунгов, передающих программу действия автора: «Нельзя допус- кать концентрации огромных капиталов в частных руках! Нам нужны по-настоящему дельные люди для руководства про- мышленностью в интересах всех граждан!» (XI, 362). Новая для пуб-
лицистики Драйзера форма лозунга передает и новые для него мыс- ли и идеи, заключающие вопросы большого общественного звучания. Концовки глав-очерков не однотипны. Глава «Ущемление лич- ности», к примеру, кончается афоризмом, ярко передающим отно- шение американских капиталистов к народу: «На самом же деле их (капиталистов. — Я. 3.) отношение к своим потребителям и со- гражданам вообще может быть охарактеризовано классической фор- мулой Вандербильта Первого (коммодора блаженной памяти ордена трестов): «Плевать на публику» (XI, 255). Выразительность и энер- гичность этой концовке придает неожиданный переход к откровен- ному изречению одного из наиболее известных американских капи- талистов. Тема, материалы, собранные писателем, определяют тон гла- вы-очерка, подсказывают определенные художественные приемы и средства. Патетическому тону обличения капиталистической эк- сплуатации соответствуют те элементы сраторской речи, которые мы обнаруживаем в начале, и в конце и в самом изложении главы- очерка, «Эксплуатация — американское правление силой». Так воз- никает идейно-художественное единство главы-очерка, делающее его пусть небольшой, но законченной частью книги. Мастерство Драйзе- ра-публициста и определяется его умением создать целостное ху- дожественно-публицистическое произведение, добиться единства формы и содержания, умело определить средства и приемы вопло- щения своих идей; выводов, наблюдений. Успехи писателя в публи- цистическом творчестве определяются глубиной знания им жизни, законов развития общества, его идейной вооруженностью, и не слу- чайно поэтому рост публицистического мастерства и публицисти- ческой активности Драйзера совпал с его идейным ростом* Художественные средства и приемы Драйзера-публициста в «Трагической Америке» очень многообразны. Образность пронизы- вает всю ткань очерков. Поэтически торжественное течение фразы сменяется ироническим и замысловатым периодом. Подчас фразы даже имеют вполне определенный ритмический рисунок, характер- ный и для стихотворений Драйзера, поэтика которых имеет много общего с творчеством У. Уитмена. Особенно часто встречаются в «Трагической Америке» образы зарисовки с натуры. Именно из серии таких зарисовок членов Верховного суда США состоит глава-очерк «Верховный суд США на службе корпораций». Через десять лет после опубликования «Трагической Америки» Драйзер написал новую книгу очерков-памфлетов под названием
«Америку стоит спасать». Книга вышла в свет в январе 1941 го- да, когда Франция' капитулировала перед Германией, когда стал ясен провал политики умиротворения, политики отказа от коллек- тивной безопасности, политики изоляции СССР. Разоблачению за- говора империалистов против мира и против Советского Союза и посвящена книга «Америку стоит спасать». История ее создания тесно связана с борьбой Драйзера в 30-е годы против фашизма и реакции, против империалистических поджигателей войны. В цент- ре внимания книги— анализ причин, порождающих империалисти- ческие войны и фашизм, рассказ о путях борьбы за мир против фашистской опасности. ^Животрепещущие проблемы современности писатель рассматри- вает на основе идей революционного преобразования буржуазного мира. В первой главе — «Движется ли мир?» — Драйзер провозгла- шает принцип рассмотрения действительности в революционном раз- витии. Он уподобляет развитие общества процессу кипения. «Это постоянное изменение, — пишет Драйзер, — это движение вперед, подобно кипению воды. В то время, когда -вода подогревается, соз- дается иллюзия подвижного мира, — и опять совершенно естествен- но люди, извлекающие выгоду из существующего порядка, делают все возможное для укрепления этой иллюзии. Но хотя ничего и не изменяется в печке и огонь под котлом остается прежним, наступает момент, когда вода неожиданно превращается в пар. Так, в переры- вах, в процессе кипения и опять * кипения, который и является человеческим прогрессом, имеются точки, в которых достигается полное изменение качества, — вода становится паром и срывает крышку». Проиллюстрировав таким образом диалектику перехода коли- чества в качество, Драйзер переходит от мира физических понятий к миру социальному: «Это изменение известно под словом, которое сделали искусственно неприятным те, кто наживается в существу- ющих условиях, но которое не более неприятно и столь же неиз- бежно, как «кипение» в мире котлов: революция»1. Революция как категория исторического материализма чрезвычайно важна здесь для писателя, и, развивая научный подход к общественным процес- сам, Драйзер справедливо говорит: «Давайте попытаемся обойтись без абстрактностей. Давайте не будем искать нашего выхода в идее, что эта система «плоха», а эта система— «хороша». Каждый новый 1 Th. Dreiser. America is Worth Saving. N. Y., 1941, p. 13.
образ жизни был в свое время неизбежен. Деятельность людей на- правляется их материальными и, духовными потребностями: они действуют, чтобы удовлетворить их. То, что было хорошо и необхо- димо столетие назад, не может быть целиком хорошо и. необхо- димо сегодня...»1 Словом, общественное бытие играет определяющую роль в развитии общественного сознания. Драйзер обосновывает и такое важное положение исторического материализма, как указание на противоречие между частнокапи- талистическим способом распределения продуктов труда и общест- венным характером производства, между производственными отно- шениями и уровнем развития производительных сил. Он говорит о необходимости «привести распределение в соответствие с уровнем, достигнутым производством»2. Драйзер призывает к рассмотрению действительности в ее про- тиворечиях. «G самого начала всегда было противоречие между теми, кто, будучи на вершине социальной лестницы, заинтересован в том, чтобы задержать движение мира вперед; и между теми, кто, будучи на дне или около дна общества, заинтересованы в том, чтобы дать простор движению и облегчить его. Первая группа обвиняет вторую в том, что она пытается помешать «порядку», но правда прямо противоположна этому. Порядку мешают именно защитники жизни, как она есть, потому что естественным порядком жизни является движение»3. Итак, писатель провозглашает принцип рас- смотрения жизни в революционном развитии, принцип революцион- ного подхода к истории общества. Он исходит при этом из важней- ших положений теории научного коммунизма. В этом отношении писатель развивает идеи книги «Трагическая Америка», в которой переходит на позиции, близкие коммунистической партии США. По- этому в книге «Америку стоит спасать» и особенно во вводной гла- ве «Движется ли мир?» так много места он уделяет критике защит- ников буржуазного миропорядка, которую он вел и в книге «Траги* ческая Америка», Драйзер говорит о финансистах и «титанах», как о бандитах. Не случайно повторяется слово «титан» — он продол- жает и углубляет здесь ту критику по отношению к американско- му капитализму, которая была развита в «Трилогии желания», резко выступает против защитников «жизни, как она есть». И здесь Драй- зер углубляет свое понимание жизни, отвергая позитивистское ис- 1 Th. Dreiser. America is Worth Saving, p. 15. 2 Ibid., p. 13. ■' Ibid., p. 15.
254 толкование исторического процесса, которое оказало в свое время влияние и на Драйзер«а. Тем большее значение имеет его критика ошибочности этого лозунга, снимающего необходимость борьбы за переустройство мира. В первых главах-очерках книги писатель сопоставляет положе- ние трудящихся в Англии и в фашистской Германии, с одной сто- роны, и в Советском Союзе — с другой, и приходит к выводу, что лишь в стране социализма трудящиеся являются хозяевами своей судьбы, окружены заботой государства. Драйзер подчеркивает неук- лонный рост благосостояния и культуры трудящихся СССР в проти- вовес снижению жизненного уровня масс рабочих и крестьян в ка- питалистических странах; С восторгом пишет Драйзер о преобразо- вании природы советскими учеными, об успехах социалистического хозяйства. Писатель рассказывает о нерушимой дружбе и равнопра- вии всех народов СССР, о национальной политике Советского госу- дарства, которая превращает бывшие окраины и колонии царской России в районы высокоразвитой промышленности и механизиро- ванного земледелия. Писатель повествует о праве советских граж- дан на труд, на отдых, на бесплатную медицинскую помощь, на обучение, о правах, которые обеспечиваются Советским государством всем гражданам СССР, независимо от возраста, пола, национальности, расы. Он зло высмеивает врагов Советского Союза, сеющих ложь и клевету о стране социализма. Писатель разоблачает империалистическую пропаганду, сравнив процветание среднеазиатских советских республик с картинами ужа- сающей нищеты в колониях Великобритании. Драйзер подводит чи- тателя к выводу о необходимости покончить с владычеством импе- риалистов в колониях, зовет к уничтожению империализма. Пропа- гандируя достижения советских республик Средней Азии — Узбекис- тана, Казахстана, Киргизии, Туркмении, Таджикистана, — Драйзер видит путь к процветанию для народов колониальных и зависимых стран в свержении власти колонизаторов. Драйзер с сочувствием пишет о национально-освободитель- ном движении в колониальных и зависимых сранах, о борьбе рабоче- го класса за свои жизненные интересы в капиталистических стра- нах. Писатель говорит о подлинных причинах подъема революцион- ного движения в странах капитала — бедственном положении наро- да в результате безраздельного господства монополии. Он создает сатирический образ «интернационала богатства», пророчит гибель капиталистическому миру, бросает ему гневное обвинение.
«Обвинение состоит в неспособности развивать и распреде- лять те богатства, которые существуют, на земле и способы исполь- зования и создания которых нам известны. И не только неспособ- ность сделать это, но и использование всякого рода насилия, чтобы помешать другим — подлинным представителям народа, тем, кто нуж- дается в этом богатстве, сделать ту работу, которую не делает этот, интернационал. Мы увидели эту неспособность и в Англии, и в Африке, и в Америке. Таково обвинение против этого «интернационала». И это пред- знаменование его гибели»1. Много внимания уделяет писатель заговору «интернационала богатства» против страны социализма. Он рассказывает о тесных связях американских, английских и французских монополистов с Гитлером и Муссолини. Он пишет: «Наш вклад в режим Гитлера — 1400 миллионов долларов». «Мы», то есть банк «Диллон, Рид», ссудили 70 миллионов «Феглерс ферайнигте штальверке» и 46 мил- лионов Сименсу. А Феглер и Сименс финансировали Гитлера и сде- лали его диктатором Германии» (XII, 167). Драйзер срывает покров с мюнхенской сделки, направленной на развязывание гитлеровской агрессии на Востоке. Как бы подводя итог предательской политики правящих кругов западных держав в годы, предшествовавшие второй мировой войне, писатель отме- чает: «Проще говоря, «Америка» и «Англия» сами выковали кинжал для удара в спину в 1940 году». Не случайно Драйзер ставит эти слова в кавычки, он хочет подчеркнуть, что под «Америкой» и «Англией» он имеет в виду не народы этих стран, а их финан- совую олигархию. Драйзера тревожит, почему американский народ не может пре- кратить махинации монополистов, не может воспользоваться теми правами, которые ему гарантирует Конституция. «Признаки амери- канского фашизма, — с горечью отмечает Драйзер, — появляются по- всюду». Весь пафос книги Драйзера направлен против фашистской угро- зы. Он выдвигает свою программу борьбы за демократию. Важней- шая сторона этой программы — требование обеспечить те права, ко- торые гарантируются Конституцией. Наряду с этим важное место отводится двум основным требованиям, составляющим его програмт 1 Th. Dreiser. America is Worth Saving, p. 33.
256 му-минимум, — это право на социальное обеспечение. Писатель по- нимает, что осуществить эту программу могут лишь народные мас- сы Америки. Он обращается к традициям борьбы рабочего класса США за демократию, за жизненные интересы. «Только массы могут вытащить Америку из беды, а не маленькая группа в несколько ты- сяч крестоносцев. Америка тогда будет на пути вперед, прочно и бесповоротно, когда большие толпы народа выйдут на улицы наших городов с Конституцией и Декларацией независимости, как со своими знаменами, и тогда враги Америки — монополисты увидят их и скажут: «Это Америка»1. Этими словами заканчивается книга, про- низанная духом непреклонной, непримиримой борьбы против аме- риканского империализма. По сравнению с «Трагической Америкой» в книге «Америку стоит спасать» проявляется значительный рост художественного мастерства писателя. Большая ясность положительной программы, которая оформилась в «Трагической Америке», делает характерис- тики Драйзера, его образы более четкими. В книге «Америку стоит спасать» меньше цифр, но больше ярких образов. Драйзер злее высмеивает и осуждает американских капиталистов — этих «раз- бойников», как он их именует, смелее изображает передовых деятелей рабочего движения и раскрывает творческую энергию масс. В качестве примеров можно сослаться на портреты Гарри Бриджеса, которого Драйзер называет настоящим американцем наперекор бур- жуазной пропаганде, объявившей этого видного рабочего деятеля США «антиамериканцем» (см. XII, 207—208). Ему противоположен портрет другого плана — американский капиталист, который помогал Гитлеру уничтожить демократию, — Джеймс Д. Муни, — вице-пре- зидент «Дженерал моторе»,.которого Гитлер наградил орденом Гер- манского орла (см. XII, 163). Противопоставлением таких образов Драйзер показывает различие интересов трудящихся США и амери- канских монополий. ПОСЛЕДНИЕ РОМАНЫ Публицистические книги «Трагическая Америка» и «Америку стоит спасать» были крупнейшими произведениями, написанными в послед- ний период творчества Драйзера. Это, однако, не означает, что твор- 1 Th. Dreiser. America is Worth Saving, p. 292.
Родители писателя Дом, где родился писатель Рисунок Франклина Бута Молодой Драйзер Брат Т. Драйзера Поль
Т. Драйзер с товарищами по университету (второй справа в верхнем ряду) Т. Драйзер — редактор «Баттерик Пабликейшенз» Т. Драйзер в 38 лет
Иллюстрация к рассказу Т. Драйзера «Путевой обходчик» Иллюстрации к «Американской трагедии»
■ Sr KZ mm i^riW я ■9^.1 ||^4-^ 1 :-^дЛ' Иллюстрации к романам Т. Драйзера
Т. Драйзер в России Т. Драйзер в рабочем кабинете. Конец 20-х годов
Т. Драйзер в Англии
Т. Драйзер в своей квартире Чарльз Тайзон Йеркс - прообраз Каупервуда
Рут Кеннел. Фото 1928 года Рут Кеннел в Москве 7 ноября 1927 года
Т. Драйзер с коллегами. Слева Дж. Дос Пассос Т. Драйзер с бастующими шахтерами
*% Т. Драйзер на своей даче Т. Драйзер с прогрессивными писателями
Т. Драйзер и Б. Шаляпин у портрета писателя Т. Драйзер и Луи Арагон
Т. Драйзер возвращается из Испании
Т. Драйзер в годы написания «Трагической Америки»
Т. Драйзер с Г. Бриджесом
THIODöHt^Jlllt* *д*^г 3«- \A*_»»A ч^Л ЮТ te *м#^ €^Wv <^л*л, ****** Ju. ^.^ w.:$*r Письмо Т. Драйзера президенту США Т. Рузвельту
Т. Драйзер в своем кабинете Т. Драйзер со своей женой Элен 3d неделю до смерти
чество писателя в 30—40-е годы ограничивалось публицистическими выступлениями. Он много и упорно работал над новыми рассказа- ми и пьесами, завершал работу над начатыми еще в 10-е годы рома- нами «Оплот» и «Стоик». В 30-е годы Драйзер пишет произведение, посвященное борьбе народных масс, — сценарий «Табак». Тема сценария «Табак», написанного, очевидно, в .1930—1933 го- дах, — борьба тружеников-табаководов против табачного треста во времена президента Т. Рузвельта (1901—1909). Драйзер писал об этом сценарии: «Вот я побывал в Кентукки, я видел горняков, я видел сполыциков-крестьян, я познакомился с их судьбой и на- писал киносценарий «Табак». Я написал о судьбе крестьянина, по- лураба на табачной плантации. Ну, и что же? Продать сценарий некому. Ни одна фирма не купит. Публике, мол, такие вещи не по вкусу. Да и как сочетать этЬт материал с голливудской «кра- сивостью»? Нет у меня и любовной интриги» (XI, 575). Судя по этому высказыванию, в сценарии трактуется новая для писателя тема под углом зрения его новых эстетических взглядов, ставится проблема единства всех сил в борьбе против реакции. Рукописи этого сценария, до сих пор не опубликованного, хранят- ся в библиотеке Пенсильванского университета. Драйзеру так и не удалось договориться о постановке этого фильма, хотя он и вел по этому поводу обширную переписку и несколько раз переделывал рукопись — в библиотеке хранится несколько вариантов сценария. Название «Табак» не было окончательным — чаще Драйзер называл сценарий «Восстание». В рукописи четко обозначены время и место действия — восстание в Кентукки в 1903—1904 годах. Чтение руко- писей убеждает в серьезности и страстности намерений Драйзера показать динамику народного движения против монополий с позиций своего нового мировоззрения. К этому же периоду относится и попытка переделать пьесу «Девушка в гробу», которая так и не была осуществлена. Дело, однако, не только в том, что Драйзер изобразил эпизоды борьбы рабочего класса с передовых позиций или стремился к тому. Ведь для художественного произведения существенна не только та или иная тема, но и то, как она решена. Анализ последних рома- нов Драйзера со всей очевидностью показывает дальнейшую эволю- цию творческого метода писателя. Оба посмертно опубликованных романа Драйзера начаты и в большей части написаны еще в 10-е годы. В «Стоике», вероятно, лишь незначительная часть последней главы написана в 1945 году, 9 Засурский
а последние наброски к продолжению ц завершению «Трилогии же- лания» изложены в виде приложения вдовой писателя. Замысел романа «Оплот» возник осенью 1912 года: Ати Татум, поклонница таланта Драйзера, рассказала писателю трагическую ис- торию жизни своего отца, человека чрезвычайно религиозного, под- чинившего свою жизнь квакерским догматам, которые, однако, не принесли ему счастья и не спасли его от крушения жизненных идеа- лов. Работать над «Оплотом» Драйзер начал в 1913 году, тогда было написано около двух третей книги1. К переработке и завершению романа писатель приступил в конце 1942 года и закончил его в мае 1945 года. По замыслу «Оплот» примыкает к «Трилогии желания». Создав в первых томах трилогии образ титана капиталистической Америки, Лишенного угрызений совести и понятий о честности, Драйзер в «Ордоте» ставит вопрос: а может ли быть капиталист честным человеком. И образом Солона Барнса, пенсильванского квакера, занявшего пост казначея Торгово-строительного банка в Филадель- фии, дает глубоко диалектический и ясный ответ: сама практика бизнеса исключает честность, даже субъективная честность и лич- ная моральная чистота не спасает, не ограждает от участия в де- лах бесчестных и аморальных, вытекающих из самой сути деля- чества, бизнеса, капиталистического производства. И в этом сказы- ваются новый, качественно более высокий характер боевого, актив- ного гуманизма Драйзера, его новые этические критерии, исходящие из глубокого понимания законов общественного развития. И если ра- бота Драйзера над «Оплотом» не была завершена в 10-х годах, то, очевидно, по тем же причинам, по каким писатель откладывал тре- тий том «Трилогии желания»,—его тогдашняя философия жизни не могла дать ответа на волновавшие Драйзера вопросы. Образ Солона Барнса в окончательной редакции «Оплота» от- ражает новое отношение Драйзера к жизни. Самих по себе личных добродетелей Солона Барнса недостаточно, чтобы противостоять по- рокам, вытекающим из самой природы капиталистического общест- ва. Неожиданно для себя Солон Барнс убеждается, что, несмотря на собственную свою добропорядочность, он не может уберечь себя и своих близких от губительного действия ненавистных ему поро- ков буржуазной Америки. И в этом глубоком раскрытии трагедии 1 См. Э. Драйзер. Моя жизнь с Драйзером, стр. 148.
Солона Барнса выявляются новые черты гуманизма Драйзера, ви- дящего противочеловечность буржуазной Америки с вершин своего нового видения мира. Солон Барнс — герой необычный. «Это был в полном смысле слова хороший человек — один из тех, кто служит оплотом Америке» (XI, 125), — считали его собратья по квакерской общине. Даже по- грязшие в махинациях и жульничестве дельцы «привыкли видеть в нем оплот старого, лучшего порядка вещей, — человека, оставшего- ся глубоко равнодушным к той неистовой погоне за наживой, ко- торая увлекла и закружила их всех» (XI, 289). И тем более вну- шительным и впечатляющим оказывается крушение его идеалов. Жизненный путь Солона Барнса очерчен в романе начиная с детства. Автор как бы противопоставляет религиозную обстановку воспитания Солона Барнса в квакерской семье воспитанию Ф. Кау- первуда, единственной религией которого с малых лет было искус- ство делать деньги. Из повествования, однако, становится ясно, что, несмотря на различие путей, религиозный Солон Барнс, проповеду- ющий «любовь к ближнему», также становится финансистом, пусть и значительно меньшего масштаба, чем «сверхчеловек» Каупервуд, проповедующий господство сильного. Религия С. Барнса поощряет то же «делание» денег, которым занимался лишенный угрызений совести Каупервуд. Делец Солон Барнс отличается от капиталистов типа Каупервуда лишь тем, что сущность его делячества не ясна ему самому, за- маскирована религиозными мотивами. Он даже искренне верит, что все его финансовые мероприятия освещены божественным внутрен- ним светом, что в конечном счете он даже поступает на благо своих ближних. Действительно, Барнс видит в той филантропической по- мощи, которую он оказывает подчас своим единоверцам, проявле- ние своей общественной полезности. В романе раскрывается разли- чие между субъективным восприятием Барнсом своей деятельности в духе квакерского учения и ее объективной сущностью. Солон Барнс стремится и своих детей воспитать в духе ква- керского учения. Но на его пути камнем преткновения оказывается созданное им же богатство: детей отпугивает пуританизм Солона, они предпочитают пользоваться благами, которые им давало при- обретенное Солоном богатство. Паразитический образ жизни губит его младшего сына Стюарта. Он вместе с группой товарищей ока- зывается соучастником тягчайшего преступления. В тюрьме он кон- чает жизнь самоубийством. 9*
260 Не в силах перенести позор, умирает жена Солона Барнса. Смерть сына заставляет Солона Барнса новыми глазами посмотреть на свою жизнь, на Америку. Он приходит* к выводу, что его сына погубил стяжательский дух, пронизывающий американскую действительность. Солону ненавистна его прошлая деятельность: «...бездушная ко- рысть, составляющая сущность всякого бизнеса, казалась ему теперь чем-то уродующим и разрушающим нормальное человеческое су- ществование» (IX, 287). В этих словах о прозрении Солона Барнса особенно явственно выявляются новая философия жизни Драйзера, новые качества его гуманизма, его новые представления о нормальном человеческом существовании. Солон Барнс видит в себе человека, причастного к гибели соб-* ственного сына. Преследуемый этой мыслью, он отказывается от работы в банке. Солон Барнс вспоминает, как на первых порах банк представлялся ему чуть ли не храмом. «Сбережение и приумножение имущест- ва, — отмечает Драйзер, — было тогда в его глазах естественным и полезным занятием человека. Ему казалось, что наживать деньги и использовать их на добрые дела, на оказание помощи тем, кто в ней нуждается, похвально и высоконравственно. Сберечь данное тебе, растить и воспитывать детей, помогать тем, кто менее удач- лив или предусмотрителен, чем он, — разве не значит это жить по заветам христианства? А поскольку заветы христианства — божьи заветы, значит, накопляя имение и распоряжаясь им разумно, бе- режливо,^ пользе других людей, он тем самым служит богу. От- сюда следовал вывод, что для такого служения, для того, чтобы управлять денежным или иным имуществом, необходимы солидные организации, вроде Торгово-строительного банка, и те, кто руко- водит этими организациями, являются в некотором роде духовны- ми пастырями народа. Но... Уилкерсон, Бэйкер, Сэй, Эверард, Сэй- блуорс... эти люди — духовные пастыри народа?» (IX,* 288). Эти фамилии принадлежат заправилам банка, где служил Солон Барнс; их мошенничества не раз вызывали у него удивление и смущение. Теперь он убедился, что и сам поневоле был таким же, как и они. «А ведь и он, — размышляет Солон, — был причастен к этому; раз- ве не заседал он вместе с другими в правлении банка, разве не по- могал осуществлять и* планы, направленные к безмерному накопле- нию богатства ради той бесполезной роскоши, тех никчемных удо-
вольстоий, что ослепили своим блеском Стюарта и привели его к гибели» (IX, 287—288). Этот внутренний монолог — самообличение Солона Барнса — передает трагизм его судьбы. Уйдя от деловой жизни, Солон Барнс впадает в религиозность и мистику. Солон Барнс понял, что одновременно оставаться честным чело- веком и быть банкиром в монополистической Америке невозможно, но увидел это лишь после смерти сына. Субъективная честность не спасает его, ибо, как это ощущает теперь и сам Солон Барнс, объективно его деятельность была безнравственной и дурной (см. IX, 291). Словами Эверарда — сподвижника Солона по банку и единоверца — ему выносится приговор от имени монополистиче- ской Америки: «Беда только в том, что его нравственные принципы чересчур высоки для нашего времени» (IX, 292). Солон Барнс отрекся от бизнеса и даже проклял его, но его спод- вижники продолжают использовать его имя для представления в благородном свете своих бесчестных деяний. На похоронах Солона Барнса присутствуют Сэйблуорс, Эверард и другие, чья ловкость по- ражала, а потом и возмущала Солона Барнса. , Глубокий смысл содержится в заключительном эпизоде «Оплота». После похорон Солона Барнса его,плачущая младшая дочь Этта го- ворит: «Я не о себе плачу и даже не об отце, — я плачу о жиз- ни» (IX, 324). В «Оплоте» углубляется проблематика «Американской трагедии», прямо названа причина гибели Стюартов и Клайдов — вся практика капиталистического мира. Вместе с тем «Оплот» как бы синтези- рует проблематику «Американской трагедии» и «Трилогии желания», показывает прямую связь деятельности Фрэнков Каупервудов с ги- белью Клайдов Гриффитсов и Стюартов Барнсов, с трагедиями чест- ных Солонов Барнсов. Писателю теперь яснее взаимная связь и обусловленность явлений американской жизни. Поэтому глубже pi смелее проникает в суть явлений и взгляд художника. «Оплот» отличается от других романов Драйзера и несколько особой сис- темой образов/»своеобразных и не похожих в своей индивидуальнос- ти на другие созданные писателем характеры. Своеобразно и необычно для Драйзера-романиста обращение к' внутреннему миру религиозного человека. Квакеры и их религия не случайно привлекли внимание писателя. В судьбе этой секты в США действительно много необычного. Она была основана в годы
262 английской буржуазной революции ее участником Джорджем Фок- сом. После реставрации монархии подверглась репрессиям со сторо- ны королевской власти и официальной английской церкви. Спасаясь от преследований, часть квакеров переехала в Америку, где основала свою колонию, получившую название Пенсильвания по имени ее основателя У. Пенна. В Америке из рядов квакеров вышло немало банкиров и предпринимателей. Вместе с тем из среды квакеров вы- делились и борцы против рабства, игравшие видную роль в аболи- ционистском движении, такие, как выдающийся американский поэт и революционер Джон Гринлиф Уиттер (1807—1892), который был одним из наиболее стойких и отважных борцов за освобождение негров. И в наше время влиятельные квакерские организации вы- ступают с пацифистских позиций в защиту мира, что не мешает, правда, им поддерживать реакционную внутреннюю политику прави- тельства США, направленную против демократических и проф- союзных свобод. Утрата современным американским квакерством тех демократи- ческих тенденций, которые присутствовали в деятельности таких его родоначальников, как Джордж Фокс, сказалась и на судьбе Солона Барнса, собственно и определила в значительной степени eto трагедию. В прологе к роману Драйзер пишет: «Практицизм в конечном счете и подточил основы Общества друзей, отдалил его от тех возвышенных побуждений, того стремления к совершенству в нашем не слишком совершенном мире, которое на первых порах так при- влекало правительства и народы» (IX, 8), и отмечает, что «идеал Джорджа Фокса пришел в столкновение с повседневной действи- тельностью нашего мира, мира страстей и лишений, тягот и нера- венства» (IX, 9). Соответственно строится и композиция романа. Пролог вводит нас в атмосферу квакерства, утрачивающего в современной Америке свои патриархальные черты. Первая книга, рассказывающая о детст- ве и юношестве Солона и заканчивающаяся описанием его судьбы, служит экспозицией романа. Вторая книга передает нарастание про- тиворечий между патриархальными взглядами Солона и всем укла- дом жизни современной Америки. Это противоречие достигает своей кульминации в третьей книге — процесс познания жизни Солоном Барнсом перерастает в его трагедию. Это трагедия человеческой лич- ности, которую раздавило наступление в современной Америке мо- нополий, трагедия, от которой нельзя ни спрятаться в патриархаль-
263 ные одеяния Общества друзей, ни отгородиться верой во «внутрен- ний свет». На трагической ноте завершается и эпилог романа. «Оплот» подобно другим романам Драйзера строится очень драматично. Формирование характера Солона выявляет не только его силу — убежденность в религиозных догматах, но и ограничен- ность Солона. «Но был у Солона, — отмечает писатель, — один серь- езный недостаток: он не стремился стать человеком высокообразо- ванным», считал, что «чтение романов есть занятие пагубное для человека», не понимал огромного значения таких наук, как физика и химия. Словом, «Солон воспитывался так, как воспитываются обычно дети в фермерских семьях: подбирал случайные обрывки знаний, а остальное дополняла религия» (IX, 39). Будущий тесть Солона Уоллин олицетворяет практицизм кваке- ров. Стремясь оправдать увеличение своих богатств, он приходит к мысли, что «торговля и предпринимательство созданы господом богом специально, для того, чтобы способствовать просвещению, об- разованию и общему благополучию всех людей на земле» (IX, 48). Иных взглядов на жизнь придерживается мать Солона Ханна, которая заставляет даже Уоллина задуматься над вопросом: «Разве богатством можно исцелить человека, умирающего от тяжелой раны»? (IX, 52). В молодом Солоне уживается глубокая религиозность ма- тери с практичностью и сметливостью Уоллина. Вместе с тем Со- лон в результате такого далекого от жизни воспитания, даже попав в банк, еще и очень наивен. Особенно символична в этом отношении сцена, когда Солон, вмешавшись в уличную драку, помогает не по- страдавшему, а грабителю. Это приключение, отмечает Драйзер, по- служило Солону уроком — «впредь быть умнее и не всегда верить собственным глазам» (IX, 35). Но прошло еще много времени преж- де, чем это новое для героев Драйзера качество Солона Барнса — аналитичность, позволяющая видеть суть явлений, скрытую от глаза внешней стороной фактов, — проявило себя и позволило Солону Барнсу увидеть свою деятельность в истинном свете. Пока что Со- лон не может еще в полной мере воспользоваться этим уроком, ко- торый в чем-то символизирует суть его заблуждений. Во второй части книги противоречие между религиозностью Солона и его практической деятельностью выявляется еще острее и резче. Он погрязает в своих деловых операциях. По его представ- лениям, «люди, достигшие высокого положения в обществе или боль- шого богатства, были обязаны этим только своему трудолюбию или благоразумию» (IX, 108). «В библии он теперь стремится найти
264 поддержку своим взглядам на карьеру дельца» (IX, 114). Выявляя утилитарный характер квакерской религии, Драйзер снова раскры- вает ограниченность Солона: его наивность — он «не умел раз- бираться в людях» (IX, 116); нелюбовь к искусству—- «Все театры — зло, и тебе там не место!» (IX, 165), — говорит он сыну; роман Додэ вызывает в нем ярость; боязнь даже самых безобидных нов- шеств — «немало беспокойства доставляла Солону растущая попу- лярность велосипеда» (IX, 138). Нежизненность философии Соло- на обнаруживается и в его деловой практике, и в семейной жизни. Он начинает думать, что «в жизни творилось так много непо- нятного, печального, страшного; он особенно ясно понял это сейчас, когда благодаря работе в банке полнее и лучше узнал жизнь» (IX, 129). Солона пугают перемены, происходящие в банке, где новые его ру- ководители начинают прибегать ко все более и более откровенным махинациям. Почтение к начальству, внушенное догматами квакер- ства, заставляет пока Солона молчать при виде злоупотреблений, но в него закрадывается сомнение в святости проводимых банком денежных операций. Еще сложнее складывается семейная жизнь Барнса. Дети не могут понять пуританизм отца и оказываются вовлеченными в во- доворот жизни. «По мере того, как молодые Барнсы росли, жизнь становилась для них все более сложной, потому что один за дру- гим они невольно начинали подмечать резкое несоответствие меж- ду родным домом и окружающим миром» (IX, 137). В доме Солона царит скука, и дети стремятся покинуть родительский кров. Стар- ший сын Орвил женится на богатой наследнице, его страсть к обо- гащению претит Солону. За богатого наследника выходит замуж и его дочь Доротея. К показной роскоши влечет младшего сына Стю- арта. Особенно огорчает Солона поведение младшей дочери Этты, сбежавшей из дома, чтобы поступить в университет. Пытается за- няться наукой старшая дочь Айсобел. И Айсобел и Этта по своим жизненным взглядам особенно дале- ки от Солона. Обе они стремятся по-своему разобраться в жизни. В них в какой-то степени сказались поиски Драйзером положитель- ного героя. Недаром ведь словами Этты, которой сочувствует и Ай- собел, выносится приговор той жизни, в которой процветают люди, подобные их брату Орвилу. Это тревожное познание сложности жизни приобретает траги- ческий оборот в третьей книге. Солон «с тревогой прислушивается к звучавшему все чаще со страниц газет и журналов протесту про-
тив монополий, захватывавших в свои руки производство и рас- пределение некоторых предметов потребления» (IX, 263). Забастов- ка на фабрике одного из заправил Торгово-промышленного банка Уилкерсона заставляет Солона «с болью душевной подумать о ра- бочих, оставшихся без куска хлеба, в холодные зимние месяцы» (IX, 264). И здесь особенно наглядно выявляется противоречивость Солона. В результате многолетней работы в банке «он так привык уважать силу и финансовое могущество тех, кто стоял выше его, что не решался выступить против них» (IX, 268), по этой же при- чине он «никогда не был особенно рьяным поборником прав ря- дового человека» (IX, 265). В то же время вера, в которой он был воспитан, заставляла его думать о достижении гармонии и равенства, да, кроме того, «ему было совершенно ясно, что Уилкерсон Желает урвать для себя больше, чем следует» (IX, 265). Справиться с этой дилеммой пока Срлон не может, хотя «он мучительно пытался раз- решить те финансовые и психологические проблемы, которые воз- никли перед ним в связи с делами Торгово-промышленного банка» (IX, 273). Горькие переживания Солона, связанные с незаконными финан- совыми операциями заправил банка, многократно усугубляют прес- тупление и самоубийство Стюарта. «Солону словно нанесли смертель- ный удар; то, что произошло, казалось ему частью какой-то траге- дии, всего значения которой не вмещал его разум. Рушился, рассы- пался прахом весь барнсовский мир» (IX, 280). Здесь повествование достигает своего кульминационного пункта. Солон не только видит тщетность делячества и тех догматов, которые его оправдывали, он осознал узость своих прежних взглядов, основанных на строгом соблюдении предписаний квакерской религии. Он становится чело,- вечнее, гуманнее. Эту перемену в нем отмечает Этта: «Эти глаза! Куда девалась отражавшаяся в них сила морального убеждения, с высоты которого он судил обо всех явлениях жизни, в том числе и об ошибках собственных детей?» (IX, 299). Солон Варне остался, да и не мог не остаться, глубоко религиозным человеком, ведь он был с детства воспитан в квакерских догматах и как бы сросся с ними, но открытие им действительного мира, который не подчи- нялся действию его религиозных предписаний, открытие, ставшее трагедией его жизни, заставило его отказаться от нетерпимости и религиозного фанатизма. Большой социальный смысл трагедии Солона Барнса передан в его словах, сказанных в бреду в последние часы жизни: «Он ни
266 с того ни с сего стал настойчиво повторять: «Банки! Банки! Банки!», а немного спустя вдруг сказал: «Беднота и банки!» (IX, 318). Говоря о судьбе Солона, Драйзер утверждает, что «в соьершив- шейся трагедии не было его вины» (IX, 280). Барнс сам называет виновных — банки, которые своей деятельностью усугубляют тяже- лое положение бедноты. «Оплот» — до некоторой степени роман философский, по-ново- му трактующий судьбу человека в мире, где господствуют амери- канские банки и монополии. И уберечься от их всеразрушающей, уродующей все человеческое силы не помогла ни личная честность Барнса, ни тем более его квакерская религия, вера в ■ силу «внут- реннего света», и поэтому разрушился, рассыпался прахом весь барнсоЁский мир. Солон Барнс был не в состоянии понять зако- ны общественной жизни и поэтому не выдержал столкновения с жизнью. Такова важнейшая идея романа, написанного писателем, кото- рому стали ясны пути развития человеческого общества. Существенно меняется в «Оплоте» творческая манера Драйзе- ра. Он по-прежнему точен в деталях, но более экономен. «Жажда власти и денег словно была разлита в воздухе» (IX, 115) — одной фразой Драйзер передает атмосферу социальной жизни Филадель- фии начала 70-х годов прошлого столетия. В «Финансисте» Драйзеру понадобились бы для передачи этой мысли страницы. • Драйзер постоянно, как бы невольно, отсылает читателя к «Три- логии желания». В «Оплоте» даже фигурирует, правда без упо- минания его имени, Каупервуд. «Совсем недавно клика продажных политиков попалась на том, что использовала муниципальные сред- ства для финансирования частных предприятий и для биржевых спе- куляций. Их махинации были разоблачены, и планы сорваны, но Только одного человека удалось арестовать и засудить» (IX, 115). Этот эпизод становится здесь частью социального фона, характер- ного для «позолоченного века», заодно Драйзер уточняет и ход вре- мени. Сохраняя достоверность и пунктуальность воспроизведения ис- торического и социального фона, Драйзер теперь по сравнению с «Трилогией желания» более экономен, определенен и поэтому более точен, В «Оплоте» Драйзер достигает большего художественного единства всех компонентов романа. И в этом также сказывается уг- лубление его философии жизни, философии истории. Многое сближает «Оплот» с «Трилогией желания», особенно с заключительным ее томом—«Стоиком», к завершению которого
Драйзер приступил сразу же после окончания работы над «Опло- том», и это прежде всего стремление писателя к большим философ- ским обобщениям. Драйзер дописывал «Стоика» в последние дни своей жизни и не закончил его. Замысел романа возник давно, тогда же была собрана значительная часть материалов. Уточнение всякого рода деталей для заключительного тома «Трилогии желания» было од- ной из главных целей поездки, которую Драйзер совершил в 1911 го- ду в Западную Европу, где должно было в основном происходить действие «Стоика». В 1914—1915 годах значительная часть рома- на была написана. Завершить роман в то время писатель, однако, не сумел. Дело в том, что он хотел в «Стоике» подвести итог пути Кау- первуда, сделать выводы и обобщения. В творчестве же и миро- воззрении Драйзера в эти годы наступило резкое обострение про- тиворечий, котррое, очевидно, и помешало окончанию трилогии. Вновь возвращался к «Стоику» Драйзер в 20-е годы. Он совершил даже ради этого новую поездку в 1926 году по Западной Европе. И не случайно к работе над книгой писатель вернулся после вступ- ления в коммунистическую партию. Как пишет вдова писателя на, основе заметок Драйзера, в заключении «Стоика», которое было задумано в форме монолога, писатель хотел рассказать, как он по- нимает жизнь, что думает ô силе и слабости, о богатстве и бед- ности, о добре и зле, чтобы у читателя не оставить ни малей- шего сомнения на этот счет. Довести до конца работу над «Стоиком» Драйзеру так и не удалось. 3 декабря он писал Джеймсу Т. .Фаррелу, что высылает ему рукопись романа, но речь шла лишь о первом варианте. «Я, однако, не считаю рукопись законченной, — писал он Дональду Б. Элдеру 22 декабря 1945 года. — Я собирался написать euje пол- торы главы о Беренис — ее психологический портрет в конце кни- ги... но я действительно был так утомлен работой над двумя кни- гами, что просто перестал писать» (Письма, т. III, стр. 1034). Через шесть дней Драйзера не стало. Трудно сказать, не ознакомившись с рукописью романа, внес, ли Драйзер существенные изменения в ту его часть, которая была готова значительно раньше. Судя по переписке с Фарреллом, Драй- зер еще только собирался это сделать. А между тем эта часть составляет около половины романа. Поэтому, обращаясь к «Стоику», необходимо помнить о его незавершенности.
268 Следуя замыслу «Трилогии желания» и развивая ее сюжет, Драйзер стремится в «Стоике» подвести итоги жизненного пути Каупервуда. Его герой стареет, и перед ним все тот же вопрос: чего он достиг в жизни. И итог этот оказывается для Каупер- вуда неутешительным. Особенно отчетливо выявляется это в пос- ледних двадцати пяти главах романа, написанных, очевидно, в 1945 году. Каупервуд в зените славы, его владения распространяются не только на США, но и на Англию. Но он стареет, сдает здоровье, даже любовь к Беренис не спасает его от мрачных мыслей — чув- ствуя приближение конца, он пытается окинуть мысленным взо- ром свой путь и приходит к неутешительным для себя выводам. «Каупервуд, — отмечает Драйзер, повествуя о его морском путе- шествии в Норвегию, — вдруг почувствовал, что эти люди получают от жизни больше, чем он, — столько здесь чистой, безыскусственной красоты, нехитрого уюта, столько простоты и предести в нравах и обычаях; а у него этого нет, ни у него, ни у тысячи ему по- добных, тех, кто посвятил себя погоне за деньгами, ненасытному стяжательству. Вот он уже стареет, и лучшая пора его жизни ми- новала. А что впереди? Подземные дороги? Картинньш. галереи? Скандалы и ехидные заметки в газетах?» (V, 285—287). 1 Каупервуд утрачивает вкус к получению концессий на строитель- ство подземных дорог, к схваткам с соперничающими с ним фи- нансистами, к постоянному и неуемному деланию денег, ко всему, что составляло суть всей его деятельности, — словом, утрачивает вкус к жизни, становится в этом смысле стоиком. Он без всякого вдохновения думает о том, что поездка по морю «подходит к концу и теперь каждый час приближает его к тому, что никак нельзя назвать спокойным существованием: если все пойдет по-старому, ему ждать нечего, кроме новых конфликтов, новых совещаний с адвокатами, новых газетных нападок, новых домашних неурядиц» (V, 287). Ощущение прожитой впустую жизни передают и мысли, вызван- ные у Каупервуда посещением на кладбище Пер-Лашез могилы Шо- пена, усыпанной букетами роз и лилий: «Каупервуда подумал, что даже спустя год после его смерти вряд ли его могила будет усыпа- на цветами» (V, 289). Это осознание бесцельности всей своей жизнедеятельности тол- кает Каупервуда к филантропии — и перед смертью он просит Эйлин, чтобы на его деньги была построена больница для бедных.
Жизнь Каупервуда, человека сильного и энергичного, рас- трачена бесцельно. Эта гуманистическая мысль о бесчеловечности всей практики служения капиталу выражена доктором Джемсом, который сказал Каупервуду, что «его грандиозная финансовая дея- тельность уже сама по себе представляет своего рода болезнь». Этой болезнью поражена Америка, к излечению своей родины от тяжелого недуга — капитализма — и звал великий писатель-гума- нист. Этот реалистический символ существенно отличается от симво- лики «Финансиста» и «Титана» — из здорового хищника-тигра или огромного страшного льва, каким он представлялся в «Титане» Эй- лин, Каупервуд превращается в пораженного социальным недугом человека. В этом отразилось изменение философии жизни писателя. Он отказывается от свойственного первым двум томам рассмотрения судьбы Каупервуда в духе позитивистской философии Спенсера, как некоего проявления вечной борьбы личности и массы. Нет в его теперешнем видении Каупервуда и элементов того Сиологизма, кото- рые сквозили у писателя в «Финансисте» и «Титане». Трагизм бур- жуазного мира, который наглядно и выразительно был выявлен в «Ти- тане», в «Стоике» воспринимается не как универсальный закон че- ловеческого бытия, а как социальная болезнь Каупервуда, как со- циальная болезнь Америки. В «Стоике» получает решение большая философская проблема — преходящий характер власти, силы, могу- щества, которые дают деньги, капитал, преходящий характер капи- тализма. К решению этой проблемы Драйзер подошел в «Финансисте» и «Титане». Высоты нового миросозерцания Драйзера, вдохновляв- шегося социалистическими идеалами, позволили ему увидеть судь- бу Каупервуда, точнее причины поражения Каупервуда, в новом свете. Драйзер по-новому раскрыл прежний замысел. Каупервуд об- речен на поражение, но не в силу фатальных позитивистских за- конов или универсальных качеств человеческой природы, а в силу социальной сущности своей деятельности, убивающей и в нем са- мом незаурядную личность. Именно эта незаурядность, сила, энер- гия Каупервуда позволяет Драйзеру в «Стоике» так ярко раскрыть симптомы социального недуга, испортившего и погубившего его: имя этому недугу — капитализм. Новый характер гуманизма Драйзера и его философии жизни проявляется, однако, в «Стоике» неравномерно — в первых главах, написанных, очевидно, значительно раньше, сохраняется еще и про- тиворечивость трактовки образа Каупервуда, выражающаяся в не-
котором любовании им. Новые черты осязаемого проявляются в по- следних главах, особенно в трактовке образа Беренис. Смерть Каупервуда потрясла Беренис и поставила перед ней во всей остроте вопрос о цели жизни. Уехав в Индию, она увлека- ется философией йогов, находит в ней утешение от больших ду- шевных травм. Она видит вопиющую нищету индийского народа. Беренис новыми глазами смотрит, и на Америку, куда она возвра- щается. Она видит и там «трущобы, где условия человеческого существования столь же невыносимы, как в Индии» (V, 375). И по- новому теперь она смотрит на судьбу некогда любимого ею челове- ка— Каупервуда. «Как грустно, что потерпели крушение все его планы, — размышляет Беренис. — Ничего не вышло, ничего! И ведь он любил ее, нуждался в ее понимании и поддержке, и она тоже люби- ла его. А разве не она подала ему мысль поехать в Лондон и стро- ить там метрополитен? И вот его нет; завтра она навестит его мо- гилу — последнее, что осталось от всех его богатств, которые в свое время представлялись ей такими прекрасными и нужными, а теперь, после того что она видела в Индии, утратили в ее глазах всякий смысл» (V, 375—376). Трудно сказать, как собирался завершить эволюцию Беренис писатель. Судя, однако, по переписке Драйзера с Дональдом Б. Элдером и Джеймсом Т. Фарреллом, пж^ель собирался еще ра- ботать над трактовкой этого образа (Письма, т. III, стр. 1034—1035). Во всяком случае некоторые моменты в имеющемся у нас тексте романа позволяют сопоставить образ Беренис с некоторыми чертами образа Эрниты. Подобно Эрните, хотя, конечно, и не с такой сте- пенью проникновения, Беренис видит порочность социальной системы капитализма, и в ней появляется желание что-то сделать для изле- чения этой социальной болезни, которая свела на нет жизнь любимо- го ею человека. «Теперь она уже не стремилась занять прочное положение в высшем обществе — в ней крепло желание стать как-то полезной людям» (V, 379), —говорится в записях Драйзера для по-; следних глав, которые были подготовлены к печати его вдовой. Беренис, конечно, не видит тех путей к новой жизни, за которые бо- рется Эрнита, — ее привлекает вначале филантропия — и она устраи- вает больницу для бедных. Сколь ни благороден этот ее порыв, она, однако, осознает его ограниченность. «Что значит пылинка человече- ской доброты в необозримом море нищеты и отчаяния?» (V, 381),— думает она. Ее попытки помочь людям кажутся ей каплей в море. Неясно, как дальше будет действовать Беренис; важно, что она на-
чинает осознавать, сколь недостаточна благотворительность для преодоления социальных недугов. И в связи с этим она по-новому осмысляет пустоту жизни Каупервуда: «Она подумала о Кауперву- де и той роли, какую играла она в его жизни. Как упорно, как яростно боролся он долгие годы, прокладывая себе дорогу, — а все для чего? Ради богатства, власти, роскоши, влияния, положения в обществу? Что же сталось со всеми этими замыслами и стремления- ми, которые не давали Фрэнку Каупервуду 'покоя и толкали его вперед и вперед? Как далека она теперь от всего этого, хотя прош- ло совсем немного времени! Как внезапно раскрылась перед нею беспощадная правда жизни!» (V, 382—383). Перед Беренис, отвергаю- щей с высоких гуманистических позиций желания и страсти, дви- гавшие Каупервудом, открывается мудрая правда жизни — трудно сказать, как далеко она продвинется в этом познании правды жизни, главное, что оно пусть постепенно, но приходит к ней, придавая «Стоику» новую интонацию, расширяя диапазон гуманистического звучания, обогащенного пониманием законов общественного раз- вития. Развитие реализма Драйзера — это не только более глубокое раскрытие судьбы Каупервуда и других героев «Трилогии желания», но и изменение качества историзма в «Стоике». С развитием сюжета «Трилогии желания», в основу которого положена судьба Йеркса, Драйзер переносит место действия «Стоика» в Англию. Перед нами, как говорит герой романа Фрэнк Алджернон Каупервуд, «американ- ский бизнесмен, который пытается проложить себе путь в англий- ских финансовых джунглях» (V, 258). Раскрытие приемов экспан- сии американского империализма более органично связано с худо- жественной тканью романа, что позволяет выявить социальную сущ- ность Каупервуда, не нарушая художественного единства образной структуры романа. По-новому Драйзер осмысляет и народ, который выступал в ка- честве исторического и социального фона в первых томах. Теперь для него не только забитые и угнетенные, униженные и оскорблен- ные Каупервудом и ему подобным, но и олицетворение лучших человеческих качеств. Мысли о судьбе народа заставляют Беренис понять призрачность желаний и стремлений Каупервуда. Да и к са- мому Каупервуду осознание пустоты его жизни приходит, когда он видит жизнь норвежских рыбаков и их ^мужественный труд. И в этом выявляется и новое понимание хода истории, и новая философия жизни, и новый характер гуманизма писателя.
По сравнению с «Финансистом» и «Титаном» в «Стоике» не- сколько меняется и художественная манера Драйзера: не столь явственно выступает пристрастие Драйзера к обилию деталей, умень- шается число публицистических отступлений, органичнее и целост- нее становятся характеры. Образ Каупервуда сохраняет в «Стоике» свою противоречи- вость. Это сильная и незаурядная личность, которая, однако, це- ликом поглощена страстью к увеличению своего капитала и потому лишается главного в человеке — человечности. Осуждение Каупер- вуда звучит в «Стоике» значительно острее и определеннее — без тех оговорок, которыми оно сопровождается в первых томах «Трило- гии желания». Влюбленная в Каупервуда Беренис говорит: «В Каупервуде — финансисте и стяжателе — любовь к искусству и красоте существо- вала лишь в той мере, в какой она не мешала его стремлению к власти и богатству» (V, 235). Сам Каупервуд говорит: «Я в жизни руковожусь только эгоистическими соображениями» (V, 9). Драйзер излагает жизненную философию своего героя: «Люди живут убий- ством, все, без исключения» (V, 181). Каупервуд нанял подозритель- ного молодчика Толлифера и поручил ему заботиться о своей жене Эйлин, чтобы она не мешала Каупервуду спокойно наслаждаться обществом другой женщины: «Ну как это можно назвать, — рассуж- дает он,— действительно разложение» (V, 65). Каупервуд в «Стоике» развенчивается действительно беспощадно. В этом отношении особенно интересна сцена смерти Каупервуда. Титан американского финансового мира умер, а он никому не ну- жен, никого не интересует. Всех занимает лишь вопрос о том, что произойдет с его огромным наследством. В собственный дом тело Каупервуда вносят тайком, так как Эй- лин, его жена, отреклась от него, узнав о его связи с Беренис. Да и само наследство Каупервуда разбазаривается; собранная им коллек- ция картин, которую он завещал городу Нью-Йорку, продается с аукциона. От Каупервуда в сущности ничего не остается — это сим- вол, которым вынесен приговор его жизни. Язык повествования в «Стоике» становится более экономным и более емким. Иным становится даже городской пейзаж. Нью-Йорк в «Стоике» нарисован через восприятие Беренис — это несметное мно- жество «реклам, расписывающих гигантскими разноцветными бук- вами бесценные достоинства того, чему подчас на самом деле грош цена, толпы крикливых мальчишек-газетчиков, вереницы оглуши-
тельно гудящих такси, легковых автомобилей и грузовиков; и напы- щенный вид путешествующего американского обывателя, которому, в сущности, едва ли есть чем кичиться» (V, 373). Этот пейзаж не менее живописен, и даже, пожалуй, не менее поэтичен, чем описа- ние Чикаго в «Титане», но совсем не так возвышен и гораздо резче, социально острее и в чем-то даже проникается иронией, приближа- ется, может быть, к стилю сатирическому. Завершая работу над «Стоиком», Драйзер собирался опубли- ковать «Трилогию желания» как единое произведение. Он даже ду- мал в связи с этим о необходимости внести некоторые поправки в текст «Титана^ (Письма, т. III, стр. 1034). И действительно, «Стоик», объединяя все романы в единое целое, придает «Трилогии желания» законченность и — это главное — новое звучание, соответствующее его новым общественным идеалам. «Оплот» и «Стоик» можно рассматривать как новый этап в ро- манистике Драйзера в силу их идейной близости, некоторых общих черт и в художественной манере, и даже в построении. Ро- маны написаны в форме романов-биографий, но и в «Оплоте» и в «Стоике» более самостоятельную роль играют побочные линии сю- жета: в «Стоике» это линия Беренис, в «Оплоте» — линия детей Солона: Орвила, Стюарта, Этты, Айсобел. И «Оплот» и «Стоик» написаны экономнее, и вместе с тем эти романы отличаются большой философской насыщенностью. Последние романы Драйзера свидетельствуют об углублении и обогащении его реалистического искусства, выявляют новые качест- ва его активного гуманистического взгляда на жизнь — всестороннего и целеустремленного, отражают воздействие его новых эстетических принципов, воплощенных в повести «Эрнита», в книгах «Трагиче- ская Америка» и «Америку стоит спасать». ПРОТИВ ФАШИЗМА Когда над миром нависла угроза фашизма и войны," великие писате- ли-гуманисты сказали свое веское слово, выступив за мир, за демок- ратию, за народный фронт всех передовых сил. А. М. Горький был вдохновителем антифашистского и антивоенного движения передовых писателей мира. У его истоков стояли Анри Барбюс и Ромен Роллан. Это по их призыву был созван 27 августа 1932 года Международный
антивоенный конгресс в Амстердаме, на котором присутствовало 2195 делегатов от 29 стран. В числе инициаторов этого конгресса, по- ложившего начало широкому движению против фашистской угрозы войны, был Теодор Драйзер. В одном ряду с А. М, Горьким, А. Бар- бюсом и Р. Ролланом он выступал в защиту мира от имени прогрес- сивной Америки, от имени передовой мировой общественности. В США Теодор Драйзер был признанным трибуном антифашистс- кого и антивоенного движения. К его голосу прислушивались все пере- довые писатели США, все прогрессивно мыслящие американцы. Антифашистское движение способствовало подъему передовой литературы США. Замечательный образец айтифашистского романа- памфлета «У нас это невозможно» (1935) создал Синклер Льюис. Яр- ким антифашистским выступлением была пьеса Эрнеста Хемингуэя «Пятая колонна» (1938). С серией антифашистских романов, получив- ших мировую известность, выступает Эптон Синклер 1. Фашистские методы американских монополий изобразил Альберт Мальц в рома- не «Глубинный источник» (1940), рассказывающем о борьбе комму- нистов США против реакции. Джон Стейнбек в гады подъема антифа- шистского движения в США создал роман «Гроздья гнева» (1939). Неоценимый вклад в развитие американской прогрессивной лите- ратуры внесли книги очерков «Трагическая Америка» и «Америку стоит спасать», а также многочисленные боевые выступления Драйзе- ра в защиту мира, против фашизма и войны. Писатель постоянно выступает со статьями, очерками, интервью, в которых клеймит реак- цию, совершает лекционные турне по Соединенным Штатам, расска- зывая многочисленным слушателям правду о событиях, происходя- щих в мире. Читатели требовали от Драйзера новый ромдн, но он на это возражал: «Какое значение может иметь какой-то роман в это, катастрофическое для всего мира время. Нет, я должен писать об экономике»2. И писатель вскрывал глубокие экономические причины, которые породили фашизм в Италии и Германии и толкали империа- листов на военные авантюры. Драйзер призывал все прогрессивные силы объединиться под знаменами борьбы, за мир, против империалистической войны. Он горячо поддержал решения Амстердамского международного антиво- енного конгресса 1932 года. «Состоявшийся недавно конгресс, на кото- 1 В последних томах этой серии, опубликованных после окончания второй миро- вой войны, Эптон Синклер проповедует реакционные идеи. 2 Э. Драйзер. Моя жизнь с Драйзером, стр! 137.
рый собрались представители 30 миллионов человек, чтобы создать единый фронт борьбы против капиталистических войн, — писал Драй- зер, — следует считать наиболее значительным шагом на пути к миру со времени русской революции» (XI, 520). В 1932 — 1933 годах Драйзер делает попытку объединить прогрес- сивно настроенных литераторов в журнале «Америкен спектейтор» («American spectator»), который он стал издавать с группой литера- торов — Эрнестом Бойдом, Джорджем Натаном и другими. В качестве одного из редакторов этого издания он обратился к известному лите- ратору С. С. Динамову с просьбой организовать для журнала статьи из СССР, рассказывающие о различных сторонах жизни советского народа. Он пытался печатать в «Америкен спектейтор» материалы в защиту мира, в поддержку рабочего движения. В осуществлении своего замысла Драйзер натолкнулся на сопро- тивление и других редакторов. В одном из писем он жалуется на необходимость прибегать к эзоповскому языку, чтобы сказать правду о социальных проблемах. «Коль скоро любое упоминание о Марксе, красном флаге или коммунизме пугает лошадь и выбрасывает седо- ка,— писал Драйзер,— то, вероятно, приходится их заменять белым флагом и словами: справедливость и равновесие, но даже и в этом случае вы не должны показывать их лошади, чтобы усидеть в седле» (Письма, т. II, стр. 618). Эти слова дают ключ к пониманию многих статей Драйзера и особенностей их фразеологии, вызванной стремле- нием'использовать различные органы буржуазной прессы для защи- ты передовых идей. В журнале «Америкен спектейтор», однако, даже подобные статьи Драйзеру с трудом удавалось помещать. Возникали острые разног- ласия с другими редакторами. Попытка Драйзера «повернуть издание на бросающий вызов или интеллектуально левый путь или, по мень- шей мере, на общественно радикальную точку зрения» (Письма, т. II, стр. 666) не увенчалась успехом, и Драйзер вышел из состава ре- дакции в конце 1933 года. Борьба Драйзера за «Америкен спектейтор» была одной из мно- гочисленных попыток, характерных для его публицистической дея- тельности после написания «Трагической Америки», организовать ши- рокое объединение американской интеллигенции под лозунгом борьбы за мир, против фашизма и войны. В 1932—1939 годах писатель выступает с острыми статьями по этим политическим вопросам. Много места в них Драйзер отводит по- пуляризации достижений СССР. В качестве примера можно привести
276 его ответы на вопросы, опубликованные в «Интернациональной лите- ратуре» № 3—4 за 1934 год под заглавием «СССР — маяк человечест- ва». «Самое возникновение СССР и даже трудные первые годы его су- ществования положили начало весьма убедительному и не вызываю- щему возражений доводу, ныне ставшему несокрушимым»1, —пишет Драйзер. В этой же статье Драйзер обращает внимание и на необходимость большой теоретической подготовки для борьбы с капиталистической системой. «С глубочайшим интересом, — указывает писатель, — наб- людал я зарождение и рост СССР. Думаю, что делать это, оставаясь внутренне безучастным, не возбужденным великими и человечными идеями и их постепенным внедрением, — невозможно. С того момента, как я аналитическим путем впервые пришел к пониманию этих про- цессов и их результатов, я не перестаю приходить в отчаяние от ужас- ной и все углубляющейся несправедливости, которую порождает ка- питалистическая система, но в то время, как это явление с самого начала становится каждому честному наблюдателю очевидным, для борьбы с ним не оказывается ничего, кроме призрачного и столь часто высмеиваемого оружия — теории»2. Эта теория — марксизм-лени- низм. Об этом же пишется в статье о СССР (1937), присланной в ка- честве приветствия Советскому Союзу в двадцатую годовщину Октяб- ря (напечатана 7 ноября 1937 года в «Известиях» под заглавием «Бла- годарю Маркса и Красную Россию»). В этой статье Драйзер пишет о Марксе — величайшем философе мира. Статья «Благодарю Маркса и Красную Россию» замечательна еще и тем, что в ней Драйзер показывает, как СССР самим своим сущест- вованием накладывает узду на силы реакции, облегчает борьбу уг- нетенных за освобождение от ига капитала. Драйзер выражает надеж- ду «вопреки диктаторам современности дожить до того момента, когда справедливость Маркса победит повсеместно»3.' Говоря об овладении Драйзером теорией научного коммунизма, нельзя упрощать этот процесс. Драйзер не сразу и не во всем до конца разобрался, он склонен был, к примеру, подчас увлекаться идеями технократии, но в главном — в отношении к борьбе рабочего класса, в отношении к Советскому Союзу, в понимании социальных пороков капиталистической системы — он был непреклонен. Как от- 1 «Интернациональная литература», 1934, № 3—4, стр. 16—17. 2 Там же, стр. 16. 3 «Известия», 7 ноября 1937 г.
мечает далекий от коммунизма профессор Ф.О. Маттиссен, Драйзер усвоил «первейшую истину, что не может быть действительной поли- тической свободы без устранения страшного экономического нера- венства»1. Успехи Советской страны все более и более углубляли веру Драй- зера в правоту идей коммунизма. В 1935 году он заявил: «Мой ин- терес к коммунизму основан на том, что коммунизм справедливо разрешил отношения людей, и я решительно отвергаю любой вывод из моих сочинений, который бы противоречил этому»2. Борьба Драйзера против поджигателей войны, против американс- ких империалистов теснейшим образом связана с его выступления- ми в поддержку СССР. Это ярко видно в статье «Америка и вой- на», присланной им в журнал «Марксистско-ленинское искусство- знание». Статья замечательна четким пониманием разделения мира на два лагеря и неразрывной связи борьбы за мир с борьбой за построение социализма в СССР. «Рабочие и крестьяне всего мира а также многие интеллигенты, — пишет Драйзер, — стоят за мир, против империализма. Я приветствую Советский Союз и вторую пяти- летку, возвещающую окончательное уничтожение классов. Это новая и единственно важная страница в современной истории челове- чества» (XI, 542). В этой статье Драйзер утверждает, что трудящиеся США и пра- вящие круги этой страны по-разному относятся к войне: «В настоящее время в Америке существует два отношения к угрозе новой мировой войны, которая стала уже вполне реальной. Одно представлено американским народом: сами по себе американцы вообще никакой войны не желают, особенно сейчас, при нынешнем напряженном экономическом положении и сложной социальной обстановке. Дру- гое — это отношение правительства, и, чем бы оно ни маскировалось, можно сказать с уверенностью, что это отношение определяется иск- лючительно и целиком интересами финансовых и промышленных Горгон Уолл-стрита» (XI, 542). Раскрывая империалистическую прог- рамму монополистов, Драйзер разоблачает антисоветскую суть их замыслов. Он предупреждает об опасности фашизма, разоблачает стремле- ние империалистов посадить в любой, пусть самой маленькой стране «своего ничтожного и грубого диктаторишку, который будет пра- вить этой страной и этим народом в интересах толстосумов, желаю- 1 F. О. Matthiessen. Theodore Dreiser. N. Y., 1951, p. 223. 2 «Интернациональная литература», 1935, № 7.
278 щих власти и роскоши только для себя, но, конечно, за счет других. И это правда. Тенденцию к этому можно наблюдать и у нас, и за грани- цей, в Италии, Польше, Венгрии, Румынии, Аргентине, Чили и почти во всех южноамериканских странах» (XI, 542). Драйзер говорит о «дьявольском» заговоре империалистов против народов мира. Драйзер активно выступает против актов фашистской агрессии в Китае, Эфиопии, Испании. Особенно примечательны его выступле- ния в защиту республиканской Испании. Он одним из первых внес в фонд помощи республиканской Испании свои книги1. Летом 1938 года он совершил поездку на фронты республиканской Испании и выступил впоследствии в печати с разоблачением захватнической политики германо-итальяно-испанских фашистов. 15 июня 1938 года Драйзер писал в журнале «Эроп»: «Я против Франко и фашизма вообще. Mqh доводы состоят в том, что фашизм означает потерю интеллектуальной свободы, сильный милитаристский репрессивный режим, очевидно, связанный с продолжением и усилением лживых религиозных теорий, и, вообще говоря, антитезу, всего духа справед- ливого отношения, который по меньшей мере претендует предоста- вить личности другие формы правительства». Вернувшись из Испании, Драйзер опубликовал очерк «Поездка в воюющую Испанию», в котором выразил свое благоговение «перед людьми, которые восстают против несправедливости и презирают опасность. Презирают даже смерть». Приехав в Париж, он пытался посетить французского министра иностранных дел Боннэ, но натолк- нулся на непробиваемую стену равнодушия. «Секретарь его с готов- ностью ответил: «Да, да, да» — на все мои заявления, и эти бесстраст- ные поддакивания звучали в моих ушах приговором борющемуся и сражающемуся народу» (XII, 293). Драйзер-антифашист активно участвовал в международном дви- жении за мир. В июне 1938 года он председательствовал на чрезвы- чайной международной конференции деятелей культуры в защиту мира в Париже. В своем вступительном слове писатель говорил о той решающей роли в борьбе за мир, которую имеет «развитие коммуниз- ма в СССР, пролившее ослепительный свет на социальное неравенст- во в Америке»,2. è сентябре 1939 года немецкие фашисты разожгли в Европе пожар второй мировой войны. Американо-англо-французские ймпе- 1 «Интернациональная литература», 1938, № 3—4. 2 Там же.
риалисты, однако, и в это время не оставили своих планов превра- щения этой войны в крестовый поход против Советского Союза. Поэ- тому Немецкому фашизму не оказывалось действенного сопротивле- ния ни в Польше, ни в Дании, ни в Норвегии, ни во Франции. Драйзер в эти годы утверждает решающую роль СССР в борьбе за мир, против реакции. В 1940 году Драйзер выступает с поддержкой политики Амери- канской компартии на президентских выборах, совершает ряд про- пагандистских турне по США. Глубоким пониманием действенной силы идей марксизма-лени- низма замечателен очерк Драйзера «Ленин», написанный в апреле 1940 года к 70-летию В. И. Ленина. Начиная очерк, писатель говорит о великой любви советских людей к Владимиру Ильичу. В Ленине он видит вождя масс в их борьбе за освобождение от ига эксплуа- тации. Драйзер подчеркивает творческий, действенный характер идей Ленина, овладевших массами, выражает твердую веру в торжество идей ленинизма. «Что касается меня, — говорит он, — то я не сом- неваюсь в исходе. Ленин, его советское государство восторжест- вуют» 1. В октябре 1940 года Драйзер публикует в журнале «Фрайда» ( «Friday») два интервью с боевым американским профсоюзным деяте- лем Гарри Бриджесом под названием «Рассказ о Гарри Бриджесе». Продолжая традицию «Эрниты», он теперь уже на материале жизни США создает образ героя-борца за счастье народа. Он повторяет за Бриджесом слова: «Если ты против рабочих, значит ты против Амери- ки» (XII, 324). Он видит высочайший гуманизм деятельности Бридже- са, мечтающего «о таком преобразовании общества, котррое повлекло бы за собой отказ от эгоистического индивидуализма, т. е. изменило бы его таким образом, чтобы так называемый средний американец по- нял, что он не изолированная индивидуальность, а представитель страны, народа, его национальных возможностей, той среды, откуда он черпает силы и способность достичь успеха» (XII, 324)/ В Бриджесе он видит символ Америки, борющейся против социальной несправед- ливости, против капиталистической системы, порождающей бесчело- вечность. Заканчивается очерк энергично и призывно изречением Гар- ри Бриджеса: «Надо, чтобы никто из нас не жил в нужде» (XII, 345). К борьбе за счастье народное звал вместе с Бриджесом Драйзер—пи- сатель, гуманист, борец. 1 «Интернациональная литература», 1940, № 4—5, стр. 82.
ш Героическую борьбу советского народа за построение социализма и ее международное значение обрисовывает Драйзер в статье «Зна- чение СССР в сегодняшнем мире» (1940), написанной к XXIII годовщи- не Великой Октябрьской социалистической революции. В родине со- циализма Драйзер видит прообраз общества будущего, которое побе- дит на всем земном шаре; писатель предрекает крах миру капита- лизма. Многие номера «Дейли уоркер» за 1941 год содержат статьи и очерки писателя, пропагандирующие политику Компартии США. В статье, опубликованной 1 марта 1941 года, Драйзер призывает изу- чать опыт СССР. «Опасно, — пишет Драйзер, — быть без правды. В наши дни особенно опасно не знать правду о Советском Союзе. Если недавняя европейская история имеет какие-нибудь уроки для нас, это и является уроком»1. Большой интерес представляет высказывание о роли коммунис- тов: «...коммунисты преданы интересам простых людей... Я не имею чести принадлежать к ним. У меня нет необходимых познаний, но я симпатизирую их идеям»2. Драйзер призывал американскую молодежь изучать марксистско- ленинскую науку: «Молодые люди, вы должны читать Маркса и Ле- нина и усваивать материалистическое понимание истории». Статья Драйзера — боевой документ. В ней отвергаются обви- нения компартии в неконституционности. «Мы, — заявляет писа- тель — можем изменить это правительство. Конечно, Коммунистичес- кая партия законна. Она должна быть. Правом каждого американца является изменение правительства к лучшему и обсуждение таких идей с другими людьми»3. Основные идеи этой статьи писатель развил в письме о вступле- нии в компартию пять лет спустя. Во время Великой Отечественной войны советского народа Драй- зер считал борьбу советских людей против Гитлера своим кровным делом. В заявлении по поводу разбойничьего нападения Гитлера на Россию он писал, что для прогрессивной Америки ничто не имеет большего значения, чем успех России в борьбе против Гитлера. «Дело русских является всегда и везде подлинным делом демокра- тии, ибо Россия уже сделала для простого человека больше, чем ка- кая-либо другая страна в истории» (XII, 363). 1 «Daily Worker», I. III. 1941. 2 Ibid. 3 Ibid.
281 Драйзер был уверен в победе Советского государства и в октяб- ре 1941 года заявил: «Героическая борьба советского народа пока- зала всему миру, что Советский Союз является великой военной державой, великой цивилизованной страной, обеспечивающей спра- ведливые и прогрессивные условия жизни для всех»1. Писатель был одним из самых ревностных сторонников откры- тия второго фронта. Выступая в Канаде в Торонто в сентябре 1942 го- да, он разоблачил стремление реакционных кругов Англии и США добиться ослабления Советского Союза. В статье «Русское наступление», написанной в 1944 году, Драй- зер заклеймил американских реакционеров, которые и во время войны продолжали строить козни против страны социализма. Отмечая коренной перелом в соотношении 'сил в пользу СССР, в пользу сил антигитлеровской коалиции, Драйзер говорит о «кучке врагов советского народа вроде Маккормика, Форда, Херста, Дюпона, Дайса» и предсказывает, что победа советского народа в Вели- кой Отечественной войне ускорит торжество мира, демократии и социализма. Драйзер приветствует также рождающиеся в пламени освободи- тельной борьбы страны народной демократии и предупреждает наро- ды этих стран о заговоре против них американских реакционеров, стремящихся «нанести России удар в спину»2. Великий американский писатель приветствовал освободительную войну китайского народа против клики Чан Кай-ши и выступал в защиту народа Индонезии, поднявшегося на борьбу с голландскими захватчиками. Незадолго до своей смерти он обратился с письмом к профсоюзу моряков в поддержку их забастовки — они не хотели пе- ревезти оружие для подавления борющихся против колонизаторов народов. «Вы ведете борьбу против третьей мировой войны, — пис^л он, — и миллионы американцев стоят за вами» (Письма* т. III, стр. 1032). Верный своим высоким идеалам, Драйзер страстно обличал под- жигателей новой войны. После окончания второй мировой войны идея вступления в ком- мунистическую партию окончательно созрела у Драйзера. В конце июня 1945 года он подал заявление о вступлении в компартию и был принят в ее ряды. 1 «Известия», 14 октября 1941 г. 2 «Soviet Russia to-day»r 1944, № 7.
282 Это было завершение процесса, начавшегося в годы мирового экономического кризиса, когда писатель фактически стал на комму- нистические позиции. Драйзер тогда же но давал заявление о вступле- нии в компартию, но не был принят из-за противодействия Браудера, занимавшего в то время пост генерального секретаря. Вступление Драйзера в партию стало возможным лишь после воссоздания в 1945 году Коммунистической партии США и отстранения от ее руко- водства Браудера, который впоследствии был исключен из ее рядов. Реакция с помощью различных буржуазных политиканов, крити- ков, журналистов и .даже писателей пыталась заставить Драйзера свернуть с пути, на который он стал. В апреле 1933 года ренегат Макс Истмен попробовал добиться согласия Драйзера поставить подпись под антисоветским, антикоммунистическим заявлением и получил кате- горический отказ. Драйзер заявил, что «он не хотел сделать ничего, что хоть как-нибудь повредило бы положению России» (Письма, т. II, стр. 630). 27 марта 1943 года к Драйзеру обратился Менкен с письмом, где заявил, что считает неправдоподобными статьи Драйзера, которые он прочитал в американской коммунистической печати, и получил от Драйзера резкую отповедь. Он напомнил своему бывшему другу, что в отличие от него, Менкена, он предубежден, потому что родился бедным и до сих пор помнит, как ходил босиком в зимние месяцы и как его мать страдала от нужды. «Именно поэтому, пожалуй, я за такую социальную систему, которая, может быт^, и будет лучше для всех... Что же до коммунистической системы, как я ее видел в Рос- сии в 1927—28 г., я весь за нее» (Письма, т. III, стр. 982), —ответил Драйзер. Эти его слова следовало бы помнить всем тем многочислен- ным буржуазным .критикам, которые пытаются принизить значение его вступления в коммунистическую партию. Не мешало бы им прочи- тать заново и письмо Драйзера о вступлении в коммунистическую партию, где ясно и четко не только выражена воля писателя, но и со- держится его обращение к американскому народу, его политическое завещание. Как бы предвидя эти выпады реакционеров, писатель гово- рил незадолго до смерти: «Я всегда был коммунистом. Вступление в партию было лишь оформлением.этого»1. Вступление Драйзера в компартию — результат многолетнего лич- ного участия в борьбе американского рабочего класса' против сил империалистической реакции. Драйзер пишет в своем заявлении: 1 Daily Worker», 11. I. 1946.
«Моя просьба коренится в убеждениях, которых я давно придержи- вался и которые были укреплены и углублены с годами. Я неуклон- но верил в то, что простые люди и прежде всего рабочие Соеди- ненных Штатов и мира являются творцами своих судеб и создателями своего собственного будущего. Я стремился жить этой верой, облекать ее в слова и образы, увидеть ее полное значение в жизнях мужчин и женщин» 1. Вступая в компартию, Драйзер еще раз подчеркивает значение опыта строительства социализма в СССР, его борьбы* с поджигателя- ми империалистических войн. Писатель говорит, что «величайшую роль сыграла в этой победе страна, которая, построив социализм, по- казала величайший в истории пример тех высот, которые могут быть достигнуты свободным народом с верой в себя и во все прогрессивные силы человечества, — Советский Союз. Единство нашей страны с вели- ким Советским Союзом является одним из наиболее ценных плодов нашей общей борьбы, и пусть не осмеливаются ослаблять его без серьезной опасности для самой Америки»2. Драйзер тем самым пре- дупреждает американский народ относительно антисоветских проис- ков империалистов и зовет к решительному пресечению их, призыва- вает к дружбе советского и американского народов. Он высоко оце- нивает деятельность американских коммунистов: «...американские коммунисты боролись за объединение американского народа против фашизма. Они увидели опасность и предложили путь к ее устране- нию. Марксистская теория дала им возможность бросить свет на подлинные экономические и общественные корни фашизма. Марксизм же дал им и научное понимание роли рабочего класса как той силы в истории, которая смогла мобилизовать необходимые знания, силы и героизм, чтобы разгрсмить фашизм, спасти человечество и продол- жить борьбу за дальнейший прогресс»3. Вступление Драйзера в компартию было и результатом йонима- ния писателем авангардной, решающей роли коммунистов в победе над фашизмом, в борьбе за мир, демократию и социализм. «Комму- нисты, — пишет Драйзер в своем заявлении, — сыграли жизненную роль в выковывании того единства народов, которое обеспечивало поражение фашизма. Они первыми четко выступили против наступ- ления агрессии в Китае, Эфиопии, Испании... Из подполья измученной 1 «Daily Worker», 30. VII. 1945. 2 Ibid. 3 Ibid.
Европы поднялись коммунисты, чтобы возглавить борьбу перед ли- цом террора и все удушающего военного режима»1. Письмо Драйзера свидетельствует о том, что он ясно осознал невозможность для настоящего художника и ученого современности творить вне связи с идеями коммунизма; он перечисляет имена ком- мунистов: Арагона и Мартина Андерсена Нексе, Жо^ио-Кюри и Лан- жевена. В письме намечена и программа борьбы с империализмом, за торжество идей марксизма. «Эти исторические годы, — пишет Драй- зер,— углубили мое убеждение, что укрепление американского ком- мунистического движения в высшей степени усилит американский народ вместе со всеми антифашистскими силами в мире для полного уничтожения фашизма и достижения высот мировой демократии, экономического прогресса и свободной культуры»2. Письмо Драйзера о вступлении в коммунистическую партию было идейным завещанием писателя американскому народу. В нем сформу- лированы те идеи, борьбе за торжество которых писатель посвятил свою жизнь. Советским людям особенно дороги слова Драйзера о том, что дружба двух великих народов — советского и американского — важна и для Соединенных Штатов Америки, и для Советского Союза. Драйзер был верен высоким идеалам, о которых он говорил в письме о вступлении в компартию, до конца своих дней. 28 декабря 1945 года Драйзер умер. На похоронах выступали Джон Говард Лоусон и Чарли Чаплин. Лоусон говорил о вере Драйзера в человеческое достоинство, о его глубоком понимании жизни общества. Чарли Чаплин прочитал стихо- творение Драйзера «Дорога, которой я пришел». Последним же сло- вом Драйзера оказалось его завещание, где он указал, чтобы то небольшое имущество, которое останется после смерти Элен Драйзер, пошло на дом для негритянских сирот. И здесь он остался верен своим высоким гуманистическим идеалам. ДРАЙЗЕР И РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА В становлении Драйзера как писателя русская литература сыграла особенно выдающуюся роль. Л.Н. Толстой вдохновил молодого Драй- зера на занятия литературным творчеством. Ф. М. Достоевский помог 1 «Daily Worker», 30. VII. 1945. 2 Ibid.
проникнуть в глубины душевной трагедии американского молодого человека, изуродованного буржуазным обществом. Особенно значи- тельным было влияние на Драйзера А. М. Горького. Интерес Драйзера к русской литературе не ограничивался Тол- стым, Достоевским и Горьким. В архиве писателя, хранящемся в университете штата Пенсильвания в Филадельфии, в коробке № 194 мне посчастливилось найти новое свидетельство глубокого и широ- кого знакомства великого американского писателя с русской литера- турой. Мое внимание привлек листочек бумаги, исписанный с двух сторон Драйзером и озаглавленный «Заметки о русских писателях». Я переписал эти строки целиком: «Слабый мужчина и сильная женщина». А. Писемский. «Тысяча душ». Надежда Кохановская. Аксаков (под влиянием Гоголя) «Семейная хроника». «Война и ми)э»—Толстой — адекватно реальному движению са- мой жизни. Салтыков—«Господа Головлевы». Александр Левитов — острый юморист. Глеб Успенский— 1843— 1902. Совестливый интеллектуал, одержимый комплексом социальной вины. Андрей Новодворский (1853—1882). Безуспешный революционер. Николай Кущевский (1847 — 1876) —сибирский русский писатель, чей единственный роман «Николай Негорев» (1871) обеспечил ему уникальное место среди менее значительных писателей... великие его достоинства — качество обрисовки характеров, юмора и пафоса. Русская драма следовала за успехами русского романа, но она стремилась уменьшить роль интриги и искусственности и порвать с французской школой Скриба. Это уже очевидно в драматургии Тур- генева и Чехова». Вполне вероятно, что эти заметки, относящиеся скорее всего к первому или второму десятилетию XX века, составлены не только на основе чтения книг русских писателей, но и каких-то работ по истории русской литературы — приведенные даты не всегда верны. Как бы то ни было, перед нами свидетельство широты познаний Драй- зера в области русской литературы, глубокого к ней интереса. Имена таких писателей, как Надежда Степановна СоханСкая (1825—1884),
286 выступавшая под псевдонимом Н. Кохановская и получившая высо- кую оценку Салтыкова-Щедрина, как, Александр Левитов (1835 — 1877), Андрей Осипович Новодворский (1853— 1882), Иван Афанась- евич Кущевский (1847—1876), ошибочно названный Драйзером Ни- колаем (очевидно, по аналогии с его героем Николаем Негоревым), мало известны американским специалистам по русской литературе. В своих выступлениях по вопросам литературы Драйзер много внимания уделяет творчеству советских писателей. Особенно интерес- ны его высказывания о творчестве Максима Горького. В статье «Два Марка Твена» он говорит о значимости творчества Максима Горь- кого 1. Горькому Драйзер посвятил замечательную статью, в которой, раскрывая неразрывную связь великого Советского писателя со всем развитием реалистической литературы, утверждает его величие как представителя и родоначальника литературы социалистического реа- лизма. «Горький, — пишет Драйзер, — представитель мировой плеяды реалистических писателей. Он видел наше настоящее и будущее с тех трудно досягаемых высот, с которых открываются самые широ- кие и светлые перспективы». Драйзер справедливо говорит о Горьком как о крупнейшем писателе-реалисте. «Только та литература, мастером которой был Горький, литература, видящая великие горести и радости нашей ре- альной жизни, только такая литература пробуждает и направляет че- ловеческую мысль». Он подчеркивает оптимизм горьковского твор- чества, его действенный, боевой дух. В заключение статьи Драйзер пишет о горьковской литературе — литературе социалистического реализма: «Она открывает человеку пути экономического освобождения и построения счастливой жизни. Я верю, что и наши писатели поймут, как важно то знание жизни, которым владел Горький. Я мысленно возлагаю венок на могилу этого великого писателя». Драйзер — крупнейший американский писатель XX века—. зовет прогрессивных американских писателей следовать за Горьким. Влия- ние Горького сказалось в публицистике Драйзера, в его общественно- политической деятельности. Оно обогатило Драйзера идейно и твор- чески. Продолжая разговор, начатый статьей А. М. Горького «С кем вы, мастера культуры?» (1932), Т. Драйзер пишет «Обращение к ху- «Интернациональная литература», 1935, № 11.
дожнику». Великий американский писатель осуждает молчание мно- гих американских художников, писателей, мыслителей. Горьковским воинствующим гуманизмом пронизаны слова Драйзера, зовущего ин- теллигенцию «объединиться с массами в их борьбе против одного клас- са, за установление лучшего и более справедливого строя» (XI, 568). Призывая учиться у Горького, Драйзер считает, что значение советской литературы вытекает из самой природы личности человека социалистического общества. Он заявил в интервью газете «Прав- да»: «Рядом с русским средний американец похож на сухое и поджа- рое животное рядом со слоном. У нас всегда берутся за мизерную тоненькую тему, и всегда мы что-то проповедуем, и всегда мы за чем-то гоняемся, а ничего у нас не выходит. Русская масса — это вро- де золотой руды. Американцу не хватает универсальности, которой так богаты русские, даже простые крестьяне. Всей душой я чувствую это богатство русской общественной почвы. Поэтому-то я и предска- зываю огромное будущее новой русской литературе на новой социаль- ной базе»1. Советская литература помогает Драйзеру полнее осознать активную, действенную роль литературы. «Искусство, — говорит Драйзер в том же интервью, — огромное средство исправления люд- ского несовершенства. Будут недостатки, будут прорывы. Лучший корректив — свободная человеческая мысль. Очень многого можно добиться скорее и лучше силою художественного темперамента, чем силою закона»2. Драйзер интересовался новинками советской литературы, регу- лярно читал английское издание «Интернациональной литературы», где публиковались переводы произведений советской литературы на английский язык. Творчество русских писателей обогатило Теодора Драйзера. Особенно существенным для его развития было творчество Л. Н. Тол- стого, ф. М. Достоевского и прежде всего А. М. Горького. ДРАЙЗЕР И ЛИТЕРАТУРА США Теодор Драйзер занимает в американской литературе почетное место одного из первооткрывателей новых путей художественного творчества. В его произведениях получили развитие многие лучшие традиции американской литературы — традиции Уолта Уитмена и 1 «Правда», 5 июня 1934 г. 1 Там же.
Марка Твена, Фенимора Купера и Гарриет Бичер-Стоу, Германа Мел- вилля и Генри Дэвида Торо. Своей суровой и непреклонной борь- бой за правду жизни он открыл путь трезвого реалистического изо- бражения действительности целой плеяде американских писате- лей — Синклеру Льюису и Шервуду Андерсону, Джону Стейнбеку и Альберту Мальцу, Эрнесту Хемингуэю и Эрскину Колдуэллу. Синклер Льюис при получении Нобелевской премии в 1930 гог ду значительную часть своего выступления посвятил значению твор- чества Драйзера для судеб американской литературы: «Драйзер больше, чем какой-либо другой писатель, идет в одиночестве. Обыч- но не признанный, часто преследуемый, он прокладывает в амери- канской литературе тропу от викторианской гоуэлсовской застен- чивости и элегантности к честности, смелости и страсти жизни. Ес- ли бы он не расчистил путь, я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из нас попытался выразить жизнь, красоту и ужас, если только бы мы не захотели очутиться в тюрьме».1 Новаторство Драйзера, его «пи- онерство», как говорит Синклер Льюис, оставило неизгладимый след в литературе США. Невозможно представить себе становление критического реа- лизма в США без «Сестры Керри», «Трилогии желания» или «Гения». Такие произведения, как «Эрнита» и «Трагическая Америка» откры- вали путь новому для литературы США творческому методу социа- листического реализма. Выдающуюся роль сыграло творчество Драйзера в развитии пе- редовой эстетической мысли в США. Ведь переход писателя на новые политические позиции, перестройка всего его мировоззрения, обоб- щение нового жизненного материала повлекли за собой и существен- ные изменения в его эстетических взглядах, в его литературных оценках, в характере его гуманизма; претерпело глубокие измене- ния отношение писателя к собственному творчеству. Например, в 30-е годы он по-новому оценивает «Американскую трагедию». В статье «Четыре инсценировки «Дела Клайда Гриффитса» (1936) Драйзер писал: «Недавно было высказано мнение о том, что мой роман в настоящее время является своего рода классовым эпосом, в котором отражен современный охватывающий весь мир антагонизм»2. ^Драй- зер теперь прямо говорит о классовом характере литературы вооб- ще и своего творчества в частности и осознает свое место в ря- 1 «The Stature of Theodore Dreiser». Bloomington, 1955, pp. 111—112. 2 «Интернациональная литература», 1936,'№ 6, стр. 173.
289 дах борцов против американского империализма, за права рабо- чего класса— это является важной чертой новых эстетических взгля- дов писателя. По-новому Драйзер понимает народность реалистической литера- туры и борьбу двух культур в литературе. Об этом свидетельствуют такие литературно-критические статьи, как «Великий американский роман» (1933) и «Два Марка Твена» (1935). Примечательно, что Драйзер утверждает неразрывную связь реализма с борьбой за народное дело. Поэтому, говоря о Хоуэл- лсе, Драйзер осуждает его «за отсутствие социального лица»1. Последовательная борьба за реализм — еще одна особенность лите- ратурно-эстетических взглядов писателя. Драйзер приходит к пони- манию того, что в буржуазном обществе реалистическая литература может существовать, лишь борясь с ним. В статье «Два Марка Твена» Драйзер, говоря о месте М. Твена в истории американской литературы, выделяет его как великого писа- теля-реалиста: «Твен был реалист и притом совершенно исключитель- ный реалист. Стоит только прочитать такие книги, как «Простаки за границей», «Гекльберри Финн», «Позолоченный век», чтобы на каждой странице, в каждой сцене найти блестящие описания окру- жавшей его жизнь — это несмотря на бробдингенгский юмор Тве- на» 2. Анализируя причины, мешавшие творчеству Твена, Драйзер пи- шет: «Я подозреваю, что особые социальные условия, в которых на- ходился Твен после своих литературных успехов и женитьбы, ока- зали такое влияние на этого обаятельного, но слабохарактерного гуманиста, что на некоторое время совершенно отвлекли его от серь- езного, реалистического, так сказать, толстовского изображения жес- токих пережитков прошлого, которые в сущности наиболее интересо- вали его». Вместе с тем, по мнению Драйзера, Марк Твен не был способен порвать с буржуазной Америкой. «Его ждал остракизм, — писал Драйзер, — как он ждет всякого, кто не хочет идти в ногу с тол- пой, и неприятности и страдания. Он не мог сделать это и не мог сделать другое — не мог написать резкий протест против какого бы то ни было явления в американской жизни. Ибо для окружающих его он погубил бы этим свое искусство. Твеном овладели те общественные 1 «Литература провой революции», 1932, №2, стр. 112. 2 «Интернациональная литература», 1935, № 11, стр. 7. 10 Засурский
290 круги, к которым он по своему характеру в сущности не принадле- жал и против которых в глубине души был озлоблен»1. И хотя не во всем оправдана резкость суждений Т. Драйзера о Марке Твене, она продиктована стремлением писателя последователь- но отстаивать традиции реализма и народности. •» Для новых эстетических взглядоэ Драйзера характерна неприми- римость по отношению к упаднической и апологетической литерату- ре, он разоблачает стремление многих буржуазных писателей под- делаться под реализм. «Драма, — пишет он в своей статье «Великий американский роман», — постепенно превратилась в нелепый фарс. На это указывает хотя бы та вереница псевдореалистов, которая не замедлила манерно и напыщенно выйти на сцену вслед за пионера- ми реализма»2. Резко осуждает Драйзер «писателей, разрабатывающих темы пре- успевающих бизнесменов»3. Глубокий анализ американской буржуаз- ной литературы дал писатель в интервью корреспонденту «Правды» в 1934 году: «Страдания масс в «большой литературе» не получили отражения. Возможность перемены строя не рисуется воображению писателей. Произошел невиданный крах, наступил «кризис кризисов», все язвы капитализма вскрыты до самых глубочайших тайников, лю- ди проходят через адские муки. А посмотрите наши литературные журналы и прессу — там об этом почти ни слова. Если упоминается то или иное язвление, то поверхностно и мимоходом, без связи с целым. Воображаю, что сделали бы с нашим современным общест- венным материалом Диккенс или Достоевский... А почему это так? Да очень просто, — в массе буржуазной публики все еще преобладает уверенность, что существующая система — лучшая в мире. Живуча романтика наживы. Голливуд своей мертвой хваткой держит не толь- ко кинематографию, но и всю литературу. Идеал: человек, который никогда не работает. Вообще в ходкой американской литера- туре никто не работает. Нет бедности, нет эксплуатации, а все труд- ности (большей частью любовные) разрешаются самым разнообраз- ным образом. Публику 150 лет воспитывали на такой литературе лю- бовных интриг и наживы. От этого так скоро не отучишь ни чита- теля, ни писателя»4. 1 «Интернациональная литература», 1935, № 11, стр. 10. 2 «Литература мировой революции», 1932, № 2, стр. 113. 3 «Правда», 5 июня 1934 г. 4 Там же.
? Высказывания Драйзера об американской литературе исключи- тельно ценны для разработки вопросов истории современной амери- канской литературы, для определения путей развития прогрессив- ных писателей в США. Драйзер вместе с тем был далек от схематического понимания пролетарской литературы. Высоко оценивая пролетарскую литерату- ру США 30-х годов, он выявляет и существенные ее недостатки. Пролетарским писателям, говорит он, «не хватает...способности к глу- бокому психологическому анализу. Чтобы написать хорошее произве- дение, мало отзывчивости на социальные условия. Надо видеть че- ловека. Наши пролетарские писатели видят отлично социальную сре- ду, но они не трогают глубоко, они не захватывают, не потрясают. Причина — молодые писатели рассматривают действительность под углом зрения определенных формул, тогда как писатель должен видеть ничем не затененную действительность, в первую очередь человека под углом своего темперамента»1. Причины художествен- ной слабости многих произведений пролетарских писателей Драйзер правильно видит в недостаточном и неглубоком знании жизни, в схе- матизме и иллюстративности образов. Против схематизма направлено и выступление Драйзера о нацио- нальной специфике революционной литературы в США. «Что касает- ся революционной литературы в нашей стране, то она, к сожалению, лишена той широты, которая позволила бы сочетать идеи социальной революции с американизмом в области художественной формы, это несомненно дало бы наибольший эффект и самое сильное воздействие. Я возражаю против типа догматического реформатора, ибо это свой- ство ограничивает его как художника и настраивает против него чи- тателя. Революционная литература должна включать поощрение и, по существу, синтез американизма»2. Это очень важное и правиль- ное замечание Драйзера претворено в жизнь в ряде произведений современников и продолжателей Драйзера, в романах «Большая сред- незападная» А. Сакстона, в эпическом цикле «Семена» Ларса Лоренса. Свое писательское кредо Драйзер окончательно сформулировал и провозгласил на международной конференции писателей в защиту культуры в Париже в июне 1938 года. «Я думаю, что у нас в Аме- рике борьба за социальную справедливость только начинается, но, развиваясь, она получит все усиливающуюся поддержку не только 1 «Правда», 5 июня 1934 г. 2 «Интернациональная литература», 1936, № 6. 10*
292 в лице самих писателей, но и в их творчестве, в его художествен- ности и идейной направленности. Для нас это один из лучших путей служить справедливости»1. Драйзер провозглашает себя сторонником литературы подлинно народной, высокоидейной, реалистической, действительно художественной. Он по существу выступает здесь с эстетических позиций социалистического реализма. Не случайно в той же речи Драйзер коснулся значения Великой Октябрьской со-' циалистической революции для судеб мировой литературы. «Потом наступила, — заявил Драйзер, — мировая война. Приход русской революции и коммунизма опять изменил направление литературы, или, точнее, разделил ее на два течения — одно, продолжающее роман вымысла и человеческих интересов, не занимающееся общественным устройством, и другое, освещающее ряд значительных проблем о трудящихся на фермах и на фабриках»2. Новым эстетическим взглядам Драйзера присуще требование высокой идейности и реализма творчества, народности литературы. Для них характерно понимание действенного, активного, преобразую- щего характера литературы социалистического реализма, впитываю- щей лучшие традиции каждой национальной литературы. Оформле- ние новых эстетических взглядов Драйзера шло одновременно с пе- рестройкой его творчества, и этот процесс отразился в повести «Эр- нита», в книгах «Драйзер смотрит на Россию», «Трагическая Амери- ка» и «Америку стоит спасать», в характере доработки последних ро- манов с их качественно новым гуманистическим пафосом. Велико значение идейного и художественного наследия Драйзе- ра для современной американской литературы и борцов за мир в США. Следовать примеру Драйзера призвал американских писателей руководитель Компартии США У. 3. Фостер в статье «Элементы куль- турной политики народа». «Роль Драйзера, разрушившего узкоогра- ниченные литературные каноны»3,—говорил он, — это пример того, как должны действовать прогрессивные деятели культуры в США. Высокую оценку творчеству Драйзера дают передовые писатели США. «Драйзер воплощает все лучшие и богатейшие качества искусст- ва по политической глубине и по проникновению в американскую 1 «Интернациональная литература», 1940, № 3—4, стр. 306. 2 Цит. по: «New Masses», 29 I. 1946, p. 6. 3 «New Masses», 23. IV. 1946.
жизнь, — указывает Джон Говард Лоусон. — Он был величайшей лите- ратурной фигурой века до последнего дня»1. Драйзер был великим писателем и великим публицистом, выдаю- щимся общественным деятелем. Смелость в поисках правды жизни сделала Драйзера вождем американской реалистической литературы XX века — это отмечал в речи при вручении Нобелевской премии Синклер Льюис. Глубокое беспокойство о судьбах народных, которым проникнуто все творчест- во Драйзера, привлекало особое внимание писателей 30-х годов к его опыту. И эту тревогу за судьбу американского народа мы найдем в романе Синклера Льюиса «У нас это невозможно», и в «Гроздьях гнева» Джона Стейнбека, и во многих других книгах американских писателей, в те или иные периоды своей жизни обретавших большое социальное дыхание. Наконец, все, что есть действительно ценного в американской литературе, будь то роман Альберта Мальца «Глубинный источник» или новелла Уильяма Фолкнера «Перси Гримм», связано с гуманис- тическими традициями Драйзера, открывшего миру трагическую судь- бу человеческой личности в буржуазной стране, давшего мировой литературе «Американскую трагедию». Этот гуманистический пафос великого романиста Драйзера стал лейтмотивом, окрашивающим твор- чество всех лучших современных американских писателей и объе- диняющим их, несмотря на различие политических взглядов и твор- ческого метода. Драйзер внес большой вклад в развитие американской литерату- ры и тем, что поддержал многих писателей. Он помог войти в большую литературу таким крупным писателям, как Шервуд Андерсон и Эдгар Ли Мастере. Шервуд Андерсон ввел в 20-е годы в литературу Эрнеста Хемин- гуэя и Уильяма Фолкнера — писателей, которые затем стали крупней- шими фигурами в литературе США XX века. Безусловно, Андерсон привлекал их своим почерпнутым у Драйзера протестом против ба- нальности апологетической литературы. Сближению Эрнеста Хемин- гуэя и Уильяма Фолкнера с Шервудом Андерсоном, несомненно, способствовали и поиски всех этих писателей в области формы, и неприятие шаблонов апологетической беллетристики. Уильям Фолкнер, писатель, далекий от Драйзера по творческому методу и манере, тем не менее назвал Драйзера в ряду своих учи- «Daily Worker», 1. IV. 1946.
телей. В интервью, опубликованном в журнале «Букс энд букмен», Фолкнер сказал: «Шервуд Андерсон был отцом моего поколения аме- риканских писателей и основоположником тех литературных тради- ций, которые будут достоянием наших потомков. Но до сих пор его не оценили так, как он заслуживает. Я бы сказал, что Теодор Драйзер является в литературном отношении его старшим братом, а Марка Твена можно считать отцом этих писателей»1 . Действительно, Драйзер, развивая реалистические традиции Марка Твена, пошел значительно дальше своего великого предшест- венника в раскрытии человеческой личности в литературе. По-новому, всесторонне раскрыты все сферы жизни человека и в «Сестре Керри», и в «Дженни Герхардт», и в «Трилогии желания», и в «Гении», и в «Американской трагедии». Драйзер ввел в американскую литера- туру гуманистическую концепцию человеческой личности в тесной связи с жизнью общества, с социальной сферой. И те табу на изобра- жение многих сторон американской жизни, преступать которые опа- сались не только осторожный Уильям Дин Хоуэллс, но даже великий сатирик Марк Твен, были сняты Драйзером, увидевшим в этих запре- тах попытку служащих капиталу скрыть правду от народа. И по сей день Драйзер остается вершиной реалистической литера- туры Америки. Не случайно наступление маккартизма на литератур- ном фронте началось с нападок на Драйзера. Первым выступил против критического реализма писателей 20-х и 30-х годов Лайонел Трил- линг в журнале «Нейшен» (20 апреля 1946 года) в статье «Драйзер и либеральное мышление», которая в 1950 году была им в несколь- ко переработанном виде опубликована в книге «Либеральное вообра- жение» под заглавием «Действительность в Америке». В этой статье,, где предпринималась попытка ниспровергнуть Драйзера за передовые взгляды, за приверженность к реализму, Триллинг, проповедуя субъ- ективизм в искусстве, особенно резко выступает против того положе- ния теоретиков критического реализма, и в частности Вернона Льюиса Паррингтона, которое «устанавливает социальную ответственность писателя», и на примере Драйзера пытается доказать опасность для буржуазной Америки этой концепции. Таким образом, Триллинг от- вергает и теорию критического реализма, и практику критического реализма в произведениях Драйзера. «Эта статья, — писал в 1955 го- ду один из видных современных буржуазных американских крити- ков Альфред Кейзин, — выражает для очень многих людей в Америке 1 «Иностранная литература», 1959, № 2, стр. 284.
в наши дни их возмущение бунтарством, которое вплоть до войны доминировало в нашей прославившейся реализмом литературе»1 . Статья Триллинга послужила для американской реакционной кри- тики сигналом к походу против Драйзера, Синклера Льюиса и других выдающихся мастеров критического реализма 20-х и 30-х годов. Главный огонь Триллинг ведет против двух сторон творческой практики Драйзера и его последователей — против критерия соот- ветствия произведения искусства реальной действительности и против стремления отразить в искусстве тревогу за судьбу общества, против правдивости и социальной осмысленности творчества. Ополчившись против реалистических традиций литературы 20-х и 30-х годов, реакционные буржуазные литературоведы требуют от писателей восхваления американской буржуазной действительности. В известном журнале большого бизнеса «Форчун» в ноябре 1948 года подобную программу выдвинул известный американский критик Джон Чемберлен. В статье «Бизнесмен в литературе»2 он обрушил- ся на традиции Драйзера, утверждая, что «американский романист продолжает рассматривать его (бизнесмена.—Я. 3.) как отвратитель- ное существо», и сетовал на то, что «образы бизнесменов — сплош- ные штампы», что они принижаются и окарикатуриваются. Чембер- лен требовал, чтобы в романах о бизнесмене была «перспектива, ко- торая показывала бы и сравнительную честность большинства биз- несменов». Этот поход против традиций Драйзера в литературе, против тра- диций реализма, народности и гуманизма нанес известный ущерб американской литературе. И если в США в послевоенные годы по сравнению с 20-ми и 30-ми годами не часто появлялись произведения критического реа- лизма, то отнюдь не потому, что писатели не могли найти себе в Америке объектов для критики, а потому, что разгул маккартизма заставил многих писателей пойти на примирение с действительностью или замолчать, оказал губительное влияние на развитие американской литературы. Таким писателям, как Синклер Льюис и Эптон Синклер, не хвати- ло гражданского мужества, и они отступили перед натиском реак- ции и жестоко поплатились творческими неудачами, о чем неод- 1 «The Stature of Theodore Dreiser», p. X. 2 «Fortune», November, 1948.
296 нократно писали и американские критики, в том числе Максуэлл Гейсмар1. Поход реакционной критики против Драйзера и его традиций, однако, не привел к полному участию критических и реалистических тенденций в литературе США. Об этом свидетельствовала творческая практика двух крупнейших писателей Америки середины XX ве- ка— Уильяма Фолкнера и Джона Стейнбека. Уильям Фолкнер в ро- мане «Особняк» (1959) создал образ фермера Минка Снопса, доведен- ного нищетой до отчаянья. Борьба за кусок хлеба заставила Минка Снопса решиться на убийство богача, за которое его бросили в тюрь- му, где он провел тридцать восемь лет. Острое недовольство амери- канским буржуазным обществом выразил и Джон Стейнбек в рома- не «Зима тревоги нашей» (1961), рассказывающем об обесчеловечива- ющей страсти к деньгам, к богатству. Капитал, биснес, стяжательство становятся олицетворением бесчеловечности в романе «Зима тревоги нашей», как и в «Трило- гии желания» и особенно в его последней части — романе «Стоик». И не Случайно Стейнбек в интервью, перепечатанном парижским еженедельником «Фигаро Литтерер» 24 августа 1963 года, не согла- сился с утверждением, что век американского романа был делом пя- ти писателей — Фолкнера, Хемингуэя, Дос Пассоса, Колдуэлла, Стейнбека. Вторя Фолкнеру, он сказал: «Нет, это дело только двух людей — Шервуда Андерсона и Драйзера. Все пошло от них». В начале 60-х годов в США вместе с некоторым подъемом дви- жения прогрессивных сил возрастает и интерес к творчеству Тео- дора Драйзера. Об этом весьма наглядно свидетельствуют многочис- ленные книги о творчестве, изданные в эти годы. Особенно пока- зательны во многих отношениях работы Чарльза Шапиро и Филиппа Гербе ра. Книга Чарльза Шапиро «Теодор Драйзер: наш горький патри- от»2, хотя и небольшая по объему,—явление знаменательное. Это первое изданное в США в 60-е годы исследование о творчестве вели- кого американского писателя свидетельствовало не только об усиле- нии интереса к творчеству Драйзера на его родине, но и показывало 1 Maxwell Geismar. American modems Fron Rebellion to conformity. N. Y., Hill and Wang, 1958, pp. IX—X. 2 Charles Shapiro Theodore Dreiser: our bitter patriot. With a preface by Harry T. Moore. Carbondale. Southern Illinois University Press., 1962, 137 p.
рост внимания американской критики к реалистическим тенденциям в литературе США, особенно 20-х и 30-х годов. Чарльз Шапиро и ранее обращался к творчеству Драйзера. В 1955 году — к десятилетию со дня смерти писателя — он в соавторстве с Альфредом Кейзином подготовил антологию критических статей о его творчестве. На материалах этой антологии в значительной степе- ни строится и новая работа его о Драйзере. Книга Шапиро «Теодор Драйзер: наш горький патриот» посвя- щена в основном Драйзеру-романисту. Она состоит из шести глав, посвященных соответственно первым двум романам Драйзера, «Три- логии желания», «Гению», «Оплоту», «Американской трагедии» и рассказам. Шапиро пытается, хотя это ему не всегда удается, отойти от установившейся в послевоенной американской буржуазной критике тенденции сбрасывать со счетов и принижать творческое наследие Драйзера. Он стремится к более объективному и трезвому анализу его творчества, подчеркивает необходимость выявить и оценить раз- личные стороны достижений писателя, называет Драйзера одним из лучших американских романистов, «редким человеком, который был способен сделать свое видение жизни искусством». Высшими достижениями Драйзера-романиста Шапиро считает «Американскую трагедию» и «Оплот». Если в оценке «Американской трагедии» Шапиро совпадает с подавляющим большинством критиков, то его отношение к «Оплоту» занимает позицию, отличную от мнения многих американских литературоведов, усматривающих в религиоз- ном герое романа Солоне Барнсе и его квакерских догматах чуть ли не выражение религиозности Драйзера. «Было написано, — справедли- во отмечает Шапиро, — много нелепостей, приравнивающих собствен- ную философию Драйзера к утверждениям главных героев его книг. Это относится особенно к тем, кто хотел бы видеть в непреклонной преданности Солона религии отражение идей Драйзера, — в том смыс- ле, что Драйзер, неуклюжий натуралист, наконец, обрел разум». Протестуя против такой фальсификации идейной эволюции Драйзера, Шапиро считает, что в «Оплоте» поставлены существенные проблемы американской жизни и его значение не ограничено рамками квакерст- ва. К сожалению, сам автор не всегда так энергично защищает твор- ческое наследие Драйзера, и дело не в том, что Шапиро недооценива- ет «Трилогию желания», особенно «Титан» и «Стоик», или роман «Гений», а в недоброжелательном отношении к передовым взглядам великого американского писателя.
298 Подобно многим буржуазным критикам, Шапиро пытается отри- цать закономерность прихода Драйзера в ряды коммунистической партии. Он даже пытается оспаривать слова писателя, сказанные им в заявлении о вступлении в Коммунистическую партию США, о том, что этот шаг является закономерным завершением его развития, что в ряды коммунистов Драйзера привела логика всей его жизни и рабо- ты. Автор при этом игнорирует многочисленные факты, свидетель- ствующие о том, что Драйзер уже в начале 30-х годов был близок к идеям коммунизма. Здесь Шапиро проявляет очевидную предвзя- тость, существенно снижающую ценность книги. Шапиро отмечает в предисловии, что он изучал архив и рукопи- си Драйзера, хранящиеся в библиотеке Пенсильванского университе- та. В книге, однако, эти материалы использованы в весьма незначи- тельной степени, как, впрочем, почти не привлечены к анализу твор- чества Драйзера и изданные в 1959 году избранные письма писателя. Филип Л. Гербер в книге «Теодор Драйзер»1 не претендует на самостоятельное исследование творческого пути Драйзера, ограничи- ваясь общим обзором его творчества, и главным образом рома- нами. Книга построена по хронологическому принципу. Шесть глав посвящены романам Драйзера, анализ которых, как правило, основы- вается на уже известных и опубликованных материалах. Исключение составляют «Трилогия желания» и «Оплот». Глава, посвященная рома- нам «Финансист», «Титан» и «Стоик», выгодно отличается от осталь- ных тем, что Гербер использует в ней новые данные, в частности, материалы прессы, касающиеся карьеры прототипа Каупервуда — миллионера Йеркса. Заключительная глава книги, посвященная мастерству Драйзе- ра7 содержит любопытные и интересные суждения. Гербер утвержда- ет, что Драйзер с течением времени укрепил свою репутацию и его место в американской литературе теперь становится все более и бо- лее обеспеченным и значительным, нападки же некоторых критиков на Драйзера оказались безуспешными. Гербер пишет, что «в 6Q-e годы эти крики были заглушены величием работы человека, и едва ли шепот несогласия будет услышан против того, чтобы присудить ему ярлык «великого»2. 1 Philip L. Gerber. Theodore Dreiser. Twayne Publishers. N. Y., 1964, 220 p. 2 Ibid., p. 172.
299 Останавливаясь на значении творческого наследия Драйзера, Гербер отмечает четыре основных момента: во-первых, «размах Драйзера». «Драйзер,—пишет он, — работал с успехом в каждом основном жанре современной литературы»1; во-вторых, «непоколебимую честность Драйзера», «первого аме- риканца, обрисовавшего правдиво и сильно наш современный мир коммерции и механизации, первым обрисовавшего мрачную деперсо- нализацию личности, которая была результатом урбанизации и уси- ливающегося давления общества»; в-третьих, «четкое видение жизни Драйзером», широту и глуби- ну философских взглядов; в-четвертых, «великолепное сочувствие Драйзера», гуманизм писателя. Интересны размышления Гербера о стиле Драйзера. Он возража- ет тем критикам, которые упрекают Драйзера в отсутствии стиля. «Те, кто считает, что у Драйзера нет стиля, сердятся главным образом потому, что он не пишет в той манере, которую они предпочита- ют»2,— не без оснований утверждает он, подчеркивая неразрывную связь стиля с творческим методом писателя. В книге Гербера, содержащей много интересных суждений о твор- честве Драйзера, обходится молчанием его новеллистика и публицис- тика, автор уклоняется от анализа философских и социальных взгля- дов писателя. Странное впечатление производит библиография творчества Драйзера. Часть рассказов Гербер зачисляет в разряд публицисти- ки, пытаясь тем самым вывести за пределы художественной лите- ратуры такие книги, как «Двенадцать мужчин», «Краски большого города», «Галерея женщин». Наиболее уязвимое место в концепции Гербера — его нежелание рассматривать творчество Драйзера во всей его цельности, стремление уклониться от установления связей его художественных произведений с публицистикой. Гербер замалчива- ет активную политическую деятельность Драйзера в 30-е и 40-е годы, в основном тексте книги даже не упоминаются боевые публицисти- ческие книги «Трагическая Америка» и «Америку стоит спасать» — они названы лишь в библиографии, приложенной к книге. Книга Филипа Гербера, как и появившаяся ранее работа Чарль- за Шапиро, свидетельствуя о росте интереса в США к творчеству 1 Philip L. Gerber. Op. cit., p. 172. 2 Ibid., p. 175.
великого американского мастера реалистической литературы, выяв- ляет вместе с тем нежелание американских литературоведов признать благотворное воздействие на творчество писателя не только его «ве- ликолепного сочувствия», но и активной борьбы писателя за социаль- ную справедливость. Борьба вокруг творческого наследия продолжается и сегодня. Ценный вклад в литературу о Драйзере внесла Рут Эпперсон Кен- нел книгой «Теодор Драйзер и Советский Союз», изданной прогрес- сивным американским издательством «Интернешенел Паблишере» в 1969 году, показав огромное значение для идейного и творческого расцвета Драйзера его поездки в СССР и знакомство с советской дей- ствительностью . В 1974 году в Соединенных Штатах Америки под редакцией Маргарет Чедер и Джона Макалира в издательстве Алабамского уни- верситета вышли в свет «Заметки о жизни» Теодора Драйзера1. По словам редакторов этой книги, Драйзер работал над ней дли- тельное время, но так и не закончил ее. Незадолго до смерти писатель стал собирать написанные в разное время статьи, посвященные раз- личным аспектам науки, техники, психологии и философии, в книгу, название которой несколько раз менял. Завершить эту работу,, при жизни он не сумел. И вот, по существу, перед нами издание руко- писей различных заметок Драйзера, собранных по его наметкам и составившим эту книгу. В связи с выходом этой книги вновь разгорелись споры относи- тельно философии жизни Драйзера. Издатели книги безапелляцион- но, к примеру, утверждают, что Драйзер, постепенно «приобрел проницательность и веру мистика — веру, опирающуюся не на по- верхностную реальность, а на невероятно интенсивную борьбу за проникновение в реальность». Между тем внимательное чтение кни- ги убеждает в необоснованности подобных утверждений. Больше то- го, любая попытка представить эту книгу как своего рода кредо философии Драйзера не соответствует замыслу этого труда. В этом смысле прав один из редакторов книги Джон Макалир, когда он пишет: «В результате появился труд, который не навязывает ника- ких выводов читателю, но заставляет его думать, втягивая его неиз- Theodore Dreiser. Notes on Life. Edited by Marguerite Tjader and John I. McAller. The University of Alabama Press, 1974, 346 p.
3Ü1 бежно в процесс более полного осмысления и понимания вселенной и своего места в ней»1. На самом же деле эта книга свидетельствует об огромном инте- ресе Драйзера к достижениям современной науки и техники, к но- вейшим открытиям ученых в самых различных сферах. Драйзер пишет здесь о новых данных из области астрономии и о звездных галактиках, о химии и биологии, о многих других научных пробле- мах. С этой точки зрения показательно эссе, открывающее книгу, — «Механизм, называемый жизнью». Драйзер в нем пишет: «Звезды вселенной, так же, как галактики или острова-вселенные, к которым они принадлежат, находятся в движении. Говорят, что эти острова- вселенные содержат по 100 миллионов или больше звезд каждая. Эти острова-вселенные, так же, как составляющие их звезды, враща- ются и имеют орбиты, в которых они действуют. Возможно, у орбит имеются свои орбиты. Некоторым три миллиона или больше световых лет. И свет, который приходит к нам от них, видимо, путешествует по прямой линии»2. Выражая свое изумление по поводу бесконечности вселенной, Драйзер размышляет о вечности движения, изменений, он стремит- ся осмыслить поражающие его воображение современные ему откры- тия в области физиологии мозга, наследственности, биохимии. Он пишет о вечности материи и вечности жизни. Он говорит о материи и ее многочисленных формах, пытаясь осмыслить теорию относитель- ности и другие новейшие достижения физики. И во всем этом сказы- вается пытливое стремление Драйзера увидеть суть явлений, суть событий, суть человеческой жизни. Всего в книгу входят 52 эссе, демонстрирующие поразительную широту интересов и познаний Драйзера в области науки, техники и социальных проблем. Конечно, было бы неправильно не видеть сложности и противоре- чий в мировоззрении Драйзера, в его философии, которые здесь выявляются. Но связаны они прежде всего с его стремлением осмыс- лить реальности жизни. И уж никак нельзя согласиться с теми, кто пытается истолковать некоторые его эссе как чуть ли не обращение Драйзера к религии. Скорее даже наоборот, в ряде случаев Драйзер 1 John. I. M с А1 е е г. Dreiser's Notes on Life. Responses to an Impenetrable Universe. In: «The Library Chronicle», vol. XXXVIII, Winter, 1972, No 1, p. 79. 2 Th. Dreiser. Notes on Life, p. 13.
подтверждает свое кредо борца за социальную справедливость. В эс- се «Миф о прекрасном социальном порядке» он высмеивает претен- зии американских монополий: «...они говорят о необходимости за- щищать личность и ее права, а также наш первозданный демократи- ческий союз и говорят о себе (о «Стандарт ойл компани», о А. Т. &.Т., о стальном тресте и т. д.) как о простых трудящихся американ- цах (не смешно ли это!). И хотят они этого или нет, американ- ский народ еще не проснулся и не объединился против этой опас- ности»1. Он осуждает господство монополий и завершает это эссе словами о необходимости для американцев бороться за демократи- ческие идеалы: «В заключение дайте мне сказать, что если американ- цы, по меньшей мере те из них, кто верит в демократический идеал социального равенства, ценят страну и время равных человеческих отношений, они не должны позволить этим диким индивидуалистам добиться того, что те желают. Tenepib и не позднее они должны разоблачить и наказать их махинации»2. Опубликованное в заключение книги эссе «Мой создатель», на- писанное Драйзером в ноябре 1943 года в Голливуде, посвящено не всевышней силе, не богу, а выражает скорее его восхищение по поводу природы творческого созидательного гения и его огромных возможностей. Здесь для Драйзера создатель — это художник, скуль- птор, поэт, архитектор, конструктор, изобретатель, это все виды че- ловеческого гения, которые знал мир. Исследователи этой книги отмечали близость составляющих ее эссе по стилю к стихотворениям Уолта Уитмена. Действительно, в этих эссе Драйзер стремится выразить свое поэтическое восхище- ние многообразием и силой жизни, и в этом смысле прав Джон Макалир, который заканчивает свою статью об этой книге Драйзера словами: «Не нужно долго задерживаться над отдельными высказы- ваниями Драйзера. С помощью своего литературного таланта и ог- ромного воображения Теодор Драйзер в «Заметках о жизни» дает поэтическое осмысление всей вселенной»3. Видимо, и следует рас- сматривать это собрание статей и заметок Драйзера как продолжение его поэтических опытов и вместе с тем как продолжение поисков им законов не только общества, но и природы, как поэтические ис- кания Драйзера, стремящегося воспеть вечность и неизбывность жизни. Внимательное прочтение часто мало связанных между собой 1 . Th. Dreiser. Notes on Life, p. 299. 2 Ibid., p. 300. 3 «The Library Chronicle», vol. XXXVIII, Winter, 1972, No 1, p. 91.
303 материалов, так и не выверенных окончательно Теодором Драйзером, убеждает и в том, что великий американский писатель, который начал работу над этими заметками в начале 20-х годов, продолжал в них и боевую публицистическую традицию книг «Трагическая Америка» и «Америку стоит спасать» в осуждении господства монополий, в утверждении борьбы за демократические и передовые социальные идеалы. Что же касается упоминаний Драйзером бога, то при всей слож- ности и запутанности этих текстов, которые так и не прошли окон- чательной авторской редактуры, едва ли можно сделать серьезные выводы о взглядах Драйзера на этот счет из высказываний такого рода: «Назовите Жизнь — богом. Или назовите бога — Жизнь. В лю- бом случае это одно и то же»1. Продолжая это рассуждение, где упоминание о боге носит скорее характер метафоры, Драйзер раз- вивает эту мысль в той же статье «Добро и зло»: «Однажды англий- ская королевская семья написала на своих стенах: «Бог — мое право». Таким же образом может поступить любой человек, любая крыса, любой микроб, любая звезда. Жизнь — мое право. Жизнь — моя власть. Я так хорош или так плох, каким меня сделала жизнь, не больше и не меньше — воплощение ее»2. Очевидно, что главное здесь для Драйзера — подчеркнуть вечность жизни и детерминированность поступков человека и явлений как общественной жизни, так и физи- ческого мира. И все это, конечно, очень далеко от той религиознос- ти, которую пытаются усмотреть в этих текстах, проникнутых глу- бочайшим уважением к науке, к человеческому гению, к его способ- ности познавать мир во всей его безграничности. При публикации «Заметок о жизни» Драйзера некоторые его статьи, включенные им в книгу «Бей, барабан!» в 1919 году, редак- торы не напечатали, ссылаясь на недостаток места. Между тем эти статьи, как и другие материалы, произвольно не включенные в «Заметки о жизни», очень существенны для понимания взглядов Драйзера. Видимо, и сам замысел «Заметок о жизни» чем-то близок книге «Бей, барабан!», в которой живо ощутилось дыхание времени и влияние отзвуков Великой Октябрьской революции. В основных своих взглядах Драйзер остается верен прогрессив- ным идеалам и развивает их. Так, он высмеивает ницшеанскую тео- рию сверхчеловека в эссе «Сила и слабость» и отвергает современ- 1 Th. Dreiser. Notes on Life, p. 255. 2 Ibid.
ных ему последователей Ницше, осуждая фашизм и предупреждая американцев о том, что деятельность корпораций ведет «к разруше- нию нашей предполагаемой демократии и к восстановлению автокра- тии и фашизма» 1. Можно надеяться, что «Заметки о жизни» будут лишь началом публикации тех рукописей, которые не увидели свет при жизни Драйзера. Среди них есть и законченные произведения, такие, как сценарий «Табак», и множество незавершенных рукописей писателя, подобных тем, из которых составлены «Заметки о жизни». Существенным вкладом в изучение творчества Драйзера стала публикация рецензий на его книги — рецензий, написанных сразу же после выхода в свет этих произведений. В основу этой книги, подготовленной Джеком Солзменом, — «Теодор Драйзер. Восприятие критиками»2—положена коллекция рецензий на книги Драйзера, которую сам писатель собирал и затем передал в дар университету Пенсильвани. Эта книга дает представление о той острой полемике, которую вызывало каждое произведение Драйзера, и о той выдающейся роли, которую сыграли они в борьбе за утверждение реалистических и гуманистических традиций в американской литературе. Книга эта в известной стецени подвела итог тем дискуссиям о творчестве Драйзера, которые шли в конце 40-х, 50-е и 60-е годы. Попытки принизить творчество Драйзера и затушевать его роль пер- вооткрывателя новых путей в литературе США потерпели неудачу. Именно об этом пишет Джек Солзмен в своем введении: «Значение Теодора Драйзера в истории американской литературы теперь не подлежит сомнению»3. Он подчеркивает, что творчество Драйзера оставило неизгладимый след в истории американской литературы XX века. С полным основанием он ссылается на слова замечательно- го американского критика Френсиса Отто Матиссена, который вско- ре после смерти Драйзера написал в рецензии на его роман «Оплот» в «Нью-Йорк Тайме бук ревью» 24 марта 1946 года: «Драйзер дал нам суть нашего обычного существования не в таком виде, как его надеялся представить какой-нибудь идеализирующий теоретик, но таким, каким оно действительно было в его грубости»4. В этом уме- 1 Th. Dreiser. Notes on Life, p. 298. 2 Theodore Dreiser. The Critical Reception Edited with an Introduction by Jack Salzman. David Lewis, New York, 1972, 741 p. 3 Th. Dreiser. The Critical Reception, p. XV. 4 Ibid., p. XXXV.
305 нии Драйзера видеть жизнь в ее сложности и справедливости и видит редактор этой книги непреходящее значение творчества Драй- зера. * В 70-е годы все отчетливее выявляется не только значимость Драйзера для истории американской литературы, но и жизненность и живительность его традиций для сегодняшнего литературного про- цесса. Доказательством этому служат не только многочисленные кни- ги о Драйзере, но и обращение современных писателей США к его творческим принципам и традициям. Подъем в США движения против расизма, против войны во Вьет- наме привел в конце 60-х годов к крушению авторитетов многих бур- жуазных писателей Америки, как откровенных реакционеров, так и пресловутых «либералов», произошла серьезная переоценка цен- ностей, появилась молодая поросль писателей, пытающихся воскре- сить традиции реалистической, социально острой литературы 20-х и 30-х годов, традиции Теодора Драйзера. И далеко не случайно о вышедшем в 1969 году романе молодой писательницы Джойс Кэрол Оутс один из рецензентов написал: «Высокодраматическая и интел- лектуально возбуждающая «Американская трагедия» середины 60-х годов». Действительно, Джойс Кэрол Оутс — одна из тех, кто в совре- менной литературе США пытается воссоздать современную американ- скую трагедию, трагедию жизни простого американца и в чем-то следует по пути Теодора Драйзера. Она открывает Америку с новой стороны. В книге Дж. К. Оутс перед нами снова встает голодная и отнюдь не процветающая Америка. Писательница начинает свое* повествование с конца ЗО^х годов. Ее герои живут в трущобах в 30-х годах. Они продолжают жить в трущобах в 40-х годах, в годы войны, и послевоенные годы не избавляют их от трущоб, от нищеты. Дж. К. Оутс сталкивает в своем романе два мира: мир бедности и бо- гатства — и доказывает, что В Соединенных Штатах Америки социаль- ные конфликты не только не затихли, а приняли еще более острую форму. Молодые писатели сказали новое и свежее слово. За ними будущее и реальные перспективы развития американской литерату- ры, создания новой, обогащенной опытом 20-х и 30-х годов, традиция- ми Драйзера и опытом современной борьбы против американской реакции литературы. Традиции Драйзера особенно важны для представителей литера- туры социалистического реализма в США, для развития которой так много сделал Драйзер в последние два десятилетия своей жизни.
306 Имя Драйзера известно во всем мире. Его книги читают во Франции и в Англии, в Польше и Чехословакии и в других странах. В СССР они изданы многотысячными тиражами на русском, украин- ском, латышском и других языках советских народов. Книги Драйзе- ра внушают глубокое уважение к трудовому американскому народу и его культуре. Творческие традиции Т. Драйзера — традиции реализма, народ- ности и гуманизма — живут в лучших произведениях американской литературы XX века.
БИБЛИОГРАФИЯ ОСНОВНЫХ ИЗДАНИЙ ПРОИЗВЕДЕНИЙ Т. ДРАЙЗЕРА И ЛИТЕРАТУРЫ О ЕГО ТВОРЧЕСТВЕ ПЕРВЫЕ ИЗДАНИЯ КНИГ Т. ДРАЙЗЕРА В США Sister Carrie. Doubleday, Page a. Company. New York, 1900. Jennie Gerhardt. Harper a. Brothers. New York, London, 1911. The Financier. Harper a. Brothers. New York, 1912. The Titan. John Lane. New York, 1914. The «Genius», John Lane. New York, 1915. Plays of the Natural and Supernatural. John Lane, New York, 1916. (Contents: The Girl in the Coffin. The Blue Sphere. Laughing Gas. In the Dark. The Spring Re- cital. The Light in the Window. Old Ragpicker. Phantasmagoria. The Court of Progress. The Dream.) A Hoosier Holiday. John Lane. New York, 1916. Tree and other Stories. Boni a. Liveright. New York, 1918. (Contens: MoEwen of the Shining Slave Makers. Niggej^ Jeff. The Lost Phoebe. The Second Choice. A story of stories. Old Rogaum and His Theresa. Will You Walk into my Parlor? The Cruise of the «Idlewild». Married. When the Old Century was New.) The Hand of the Potter. Boni a. Liveright. New York, 1919. Twelve men. Boni . a. Liveright. New York, 1919. (Contents: Peter. A Doer of the World. My Brother Paul. The Country DoctoT. Culthane, the Solid Man. A True Patriarch. De Maupassant, Junior. The Village Feudists- «Vanity, Vanity», Saith the Preacher. The Mighty Rourke. A Mayof and His People. W. L. S.) Hey-Rub-A-Dub-Dub. A Book of the Mystery and Wonder and Terror of Life. Boni a. Liveright. New York, 1920. (Contents: Hey-Rub-A-Dub-Dub! Change. Some Aspects of Our National Character. The Dream. The American Financier. The Toil of the Laborer. Personality. A Counsel to Perfection. Neurotic America and Sex Impulse. Secrecy. Its Value. Ideals, Morals and the Daily Newspaper. Equation Inevitable. Phantasmagoria. Ashtoreth. The Reformer. Marriage and Divorce. More Democracy or Less? An Inquiry. The Essential Tragedy of Life, Art and America. The Court of Progress.) A Book about Myself. Boni a. Liveright. New York, 1922. The Color of a Great City. Boni and Liveright, New York, 1923. (Contents. Foreword. The City of My Dreams. The City Awakes. The Waterfront. The Log of a Harbor Pilot. Bums. The Michael J. Powers Association. The Fire. The Car Yard. The Flight of Pigeons. On Being Poor. Six O'clock. The Toilers of the Tenements The End of a Vacation. The Track Walker. The Realization of an Ideal. The Pushcart Man. A Vanished Seaside Resort. The Bread — Line. Our Red Slayer. Whence the Song. Characters. The Beauty of Life. A Wayplace of the Fallen. Hell's Kitchen. A Cer- tain Oil Pefinery. The Bowery Mission. The Wonder of the Water. The Men on the
308 Bench. The Men in the Dark. The Men in the Storm. The Men in the Snow. The Freshness of the Universe. The Cradle of Tears. When the Sails are Furled. The Sand- wich Man. The Love Affairs of Little Italy. Christmas in the Tenements. The Rivers of the Nameless Dead.) An American Tragedy. Boni a. Liveright. New York, 1925. Moods, Cadenced and Declaimed. H. Liveright. New York, 1§!26. Chains. Lesser Novels and Stories. H. Liveright. New York, 1927. (Contents: Sanctuary. The Hand. Chains. St. Columba and the River. Convention. Khat. Typhoon. The Old Neighborhood. Phantom Gold. Marriage, For One. Fulfilment. Victory. The Shadow. The «Mercy» of God. A Prince Who Was a Thief.) Dreiser Looks at Russia. H. Liveright. New York, 1928. A Gallery of Women. H. Liveright. New York, 1929. (Contents: Reina. Olive Brand. Ellen Adams • Wrynn. Lucia. Giff. Ernita. Albertine. Regina С. — Relia. Ernestine. Rona Murtha. Ida Hauchawout. Emanuela. Esther Horn. Bridget /Mullanphy.) The Aspirant. New York, Random House, 1929. The Carnegie Works at Pittsburg. New York, Chelsea, 1929. My City. New York, H. Liveright, 1929. Epitaph. New York, 1929. Fine Furniture. New York, Random House, 1930. Dawn. New York. H. Liveright, 1931. Tragic America. New York, H. Liveright, 1931. Harlan Mivers Speak. Introduction by Theodore Dreiser. New York, Harcourt, Brace a. Co.. 1932. America Is Worth Saving. New York, Modern Ace Books, 1941. The Belwark! New York, Carden City, 1946. The Stoic. New York, Garden City, 1947. j Letters of Theodore Dreiser. A Selection, vol. 1, 2, 3. Edited with Preface and Notes by Robert H. Elias. Consulting Editors Sculley. Bradley and Robert E. Spil- ler. Philadelphia. University èf Pennsylvania Press, 1959. Letters to Louise. Theodore Dreiser's Letters to Louise Campbell. Philadelphia, University of Penncylvania Press, 1959. Theodore Dreiser Notes on Life. Edited by Marguerite Tjader and John J. McAleer with an introduction by John Cowper Rowys. The University of Alabama Press, В СССР ИЗДАНЫ НА АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ СЛЕДУЮЩИЕ КНИГИ: Sister Carrie. Foreign Languages Publishing House. Moscow, 1958, 1968. The machiné and the maiden. From the novel «Sister Carrie». Moscow, 1955, 1957, 1960. Will you walk into my parlor? Moscow, 1953, 1956. The Financier. Foreign Languages Publishing House. Moscow, 1954. «The Higher school». Moscow, 1964. The Titan. Foreign Languages Publishing House. Moscow, 1957. The Stoic. Foreign Languages Publishing House. Moscow, 1962. » An American Tragedy. Foreign Languages Publishing House. Moscow. 1949, 1951, vol. 1, and II.
Essays and articles. Foreign Languages Publishing House. Moscow, 1951. (Con- tents: Los Angeles Communists to Honor Dreiser Memory. Tragic America. Chapters I, II, X, XI, XVII, XX. America Is Worth Saving. Chapters I, V, X, XIV, XVI, XVII. Articles: This Is Churchill's Democracy. War and America. The Rus- sian Advance. The Meaning of the USSR in the World Today. Dreiser's Letter to William Z. Foster.) Jennie Gerhardt. A novel bu Theodore Dreiser. «Progress», Moscow, 1965. ПЕРЕВОДЫ ПРОИЗВЕДЕНИЙ Т. ДРАЙЗЕРА НА РУССКИЙ ЯЗЫК: Собрание сочинений в 12-ти томах под редакцией С. С. Динамова. М., «Зем- ля и фабрика», 1928—1933. Т. II. Финансист. Перевод М. Левиной. М., 1928. Т. III. Титан. Перевод 3. Вершининой. М., 1928. Т. IV. «Гений». Перевод М. Волосова. М., 1928. Т. V. Освобождение. Перевод В. Станевич. М., Ш28. (Необычайная история. Чернокожий Джефф. Плавание на «Айдльуайльде». Западня. Мак-Эвен из племе- ни блестящих рабовладельцев. Освобождение. Женат. Когда старый век был но- вым). Т. VI. Американская трагедия. Перевод 3. Вершининой. М., 1928. Т. VII. Цепи. Перевод В. Барбашевой. М., 1928. (Цепи. Рука. Смерч. Сбылось. Тень. Призрак золота. Старые места. Св. Ко- лумб и река. Брак для одного.) Т. VIII. Галерея женщин. Авторизованный перевод В. Станевич и В. Барба- шевой. М., 1933. Т. X. Двенадцать американцев. Перевод М. Волосова. М., 1929. (Суета сует. Мопассан младший. Могучий Рурк. Мэр и его избиратели. Санаторий Кэлхена. Мой брат Поль. У. Л. С. Сельский врач. Сельский богослов. Тот, кто служит человеку. Патриарх.) Т. XI. Сестра Керри. Перевод М. Волосова. М., 1929. Т. XII. Дженни Герхардт. М., 1930. Тт. I и IX в свет не вышли. Собрание сочинений в 12-ти томах. М., Гослитиздат, 1950—1955. Осуществля- лось под наблюдением И. И. Анисимова. Т. 1. Сестра Керри. Перевод М. Волосова. М., 1951. Т. 2. Дженни Герхардт. Перевод Н. Галь и М. Лорне. М., 1951. Т. 3. Финансист. Перевод М. Волосова, под редакцией Н. Ман. М., 1951. Т. 4. Титан. Перевод В. Курелла и Т. Озерской. М., 1952. Т. 5. Стоик. Перевод М. Богословской и Т, Кудрявцевой. М.г 1952. . Т. 6. Полутом первый. «Гений». Перевод М. Волосова, под редакцией Р. Галь- периной. М.г 1952. Т. 6. Полутом второй. «Гений». Перевод М. Волосова, под редакцией Р. Галь- периной. М., 1953. Т. 7. Американская трагедия. Перевод 3. Вершининой и Н. Галь. М., 1950. Т. -8. Американская трагедия. Перевод 3. Вершининой и Н. Галь. М., 1950. Т. 9. Оплот. Перевод Е. Калашниковой. М., 1953. Т. 10. Рассказы. Переводы под редакцией В. Тонер и А. Холмской. М., 1953.
310 (Из сборника «Освобождение»: Освобождение. Негр Джефф. Репортаж о ре- портаже. Западня. Из сборника «Двенадцать»: Питер. Калхейн, человек основа- тельный. Мопассан младший. Суета сует, говорит Экклезиаст. Могучий Рурк. Мэр и его избиратели. Из сборника «Краски большого города»: Союз Майкла Пауэрса. Очистка нефти. Во тьме. В метель. В снегу. Из сборника «Цепи»: Прибежище. Цепи. Святой Колумб и река. Ураган. Золотой мираж. Победитель. Из сборника «Галерея женщин»: Оливия Бранд. Эрнита. Эрнестина. Рона Мэрса. Ида Хошавут.) Т. И. Публицистика (1917—1935). Переводы под редакцией Т. Кудрявцевой. М., 1954. (Трагическая Америка (главы из книги). Статьи и выступления. Бей, барабан! О некоторых чертах нашего национального характера. Труд простого рабочего. Идеалы, мораль и газета. Жизнь, искусство и Америка. Американская пресса. Новый гуманизм. Заявление. Безработный Нью-Йорка. В защиту права народных масс на революцию. Процветание для одного процента населения. Почему я счи- таю, что «Дейли уоркер» должна существовать? Страна прогресса и. подвига. За- явление по делу Тома Муни. О судебной расправе над жертвами Скоттсборо. По- чему я голосую за коммунистов? Призыв к защите СССР получает могучую под- держку миллионов. Предисловие к книге «Говорят горняки Харлана». Предисловие к книге Уильяма Уилсона «Принудительный труд в США». Америка и война. Ве- ликий американский ромац. Мухи и саранча. Обращение к художнику. СССР— маяк человечества. О писателях и литературе. Чему научила меня мировая война? Два Марка Твена.) Т. 12. Публицистика последних лет. Переводы под редакцией Р. Гальпериной и И. Овадиса. М., 1955. (Америку стоит спасать (главы из книги). Четыре инсценировки «Дела Клай- да Гриффитса». Да здравствует свободная Испания! Беседа с французским журна- листом. «Как далеко свеча бросает луч!» Торжество марксизма. Благодарю Маркса и Красную Россию. Речь, произнесенная в Париже. Заявление, сделанное в Мад- риде. Поездка в воюющую Испанию. Память о нем священна. Обращение к тру- дящимся Франции. Заря на Востоке. Помогите сперва американцам. По поводу войны. Вот она, демократия Черчилля. Ленин. В защиту «Нью мэссиз». По поводу советско-финского договора. Война. Есть ли в США свобода печати? Рассказ о Гарри Брйджесе. Приветствие Советскому Союзу по поводу двадцать третьей го- довщины его существования. Значение СССР в сегодняшнем мире. Приветстсйе конгрессу британского народа. Письмо Союзу советских писателей по поводу по* лученной в подарок книги «Слово о полку Игореве». «Я очень многим обязан, ему». Против войны. Письмо другу. «Я считаю это величайшим злодеянием...» «Успех России в борьбе против Гитлера». Народы следуют примеру русских. Ответ красноармейцу. К двадцатилетию Великой Октябрьской социалистической рево- люции. Приветствие Советскому Союзу. Русские наступают. Письмо к советской Молодежи.) Собрание сочинений в 12-ти томах. Библиотека «Огонек». М., «Правда», 1955. Осуществлялось под наблюдением И. И. Анисимова. Т. 1. Сестра Керри. Т. 2. Дженни Герхардт. Т. 3. Финансист. Т. 4. Титан. Т. 5. Стоик. Т. 6. «Гений», кн. 1. Т. 7. «Гений», кн. 2. Т. 8. Американская трагедия.
T. 9. Американская трагедия. T. 10. Оплот. T. 11. Рассказы. T. 12. Статьи и выступления. Элен Драйзер. Из воспоминаний о Драйзере. Печаталось это Собрание сочинений по тексту Собрания сочинений, изданного Гослитиздатом в 1950—■ 1955 гг., за исключением книг «Трагическая Америка» и «Америку стоит спасать», которые в данное Собрание сочинений не вошли. Сестра Керри. Перевод М. Волосова. Л., «Мысль», 1927; ГИХЛ, 1941, 1947, 1960; Рига, 1949; Вильнюс, 1953; Грозный, 1958, 1960. Дженни Герхардт. Перевод М. Волосова. М., 1927. Дженни Герхардт. Перевод Н. Галь и М. Лорне. М., Гослитиздат, 1954; Во- ронеж, 1956; Черкесск, 1956; Красноярск, 1958; Минск, 1959; Ташкент, 1959; М., «Известия», 1960. Финансист. Перевод М. Волосова. М., ГИХЛ, 1944; Рига, 1950; Таллин, 1954; Киев, 1959. Титан. Перевод 3. Вершининой. Рига, 1950. Титан. Перевод В. Курелла и Т. Озерской. Таллин, 1956; Киев, 1959. «Гений». Перевод М. Волосова. М., ГИХЛ, 1937; Рига, 1950; Вильнюс, 1955; Новосибирск, 1957. Суд Линча и другие рассказы. Перевод М. Волосова. М., «Сеятель», 1925 (Суд Линча, по суху, аки по морю. Поздно. Охота на мужчину. До гроба.) Необыкновенная история и другие рассказы. Перевод Г. и В. Равинских. Л., «Мысль», 1927. (Необыкновенная история. Мак-Юн из племени Блестящих Поработителей. Дилемма. Старый Рогаум и его Тереза. На заре минувшего века. Брак.) Краски Нью-Йорка. Перевод В. Стелецкого. Л., «Мысль», 1927. (Краски Нью-Йорка. Город моих грез. Город просыпается. У воды. Бродяги. Пожар. На запасных путях. Полет голубей. Бедность. Шесть часов. Труженики трущоб. Конец векаций. Железнодорожный сторож. Человек с ручной тележкой Исчезнувший морской курорт. Хлебная очередь. Убийца. Когда паруса креплены. Типы города. Во тьме ночной. Перед ночлежкой. Случайный заработок. Вечная поэ- зия мира. Колыбель слез. Откуда песня. Сэндвичи. Любовные дела в «Малой Италии». Реки безымянных мертвецов. Красота жизни. На борту лоцманского судна. Остановка на пути падения. Адова кухня. Один нефтеперегонный завод. Чудо воды. Человек на скамейке.) Нью-Йорк. Очерки. Перевод П. Охрименко. М.—Л., Гос. изд-во, 1927. (Город пробуждается. Набережная. Труженики гетто. Союз Майкла Пауэрса. Босяки. Конец летнего отдыха. Человек с тележкой. Железнодорожный парк. По- лет голубей. Чарующая сила воды. Пристанище падших. Рождество в рабочих кварталах. Люди в темноте. Люди на снегу. Люди в зимнюю стужу. Осмотрщик путей. Колыбель слез. Очистка нефти.) Книга о самом себе. Перевод Н. Прокуниной. В журнале: «Интернациональ- ная литература», 1935, № 5, 6, 8, 9, 11, 12. Американская трагедия. Перевод 3. Вершининой. М., ГИХЛ, 1933. Американская трагедия. Перевод Д. Горфинкеля и Л. Домгера. М., ГИХЛ, 1936. Американская трагедия. Перевод 3. Вершининой и Н. Галь. М., Гослитиздат. 1948, 1959; Рига, 1950, тт. 1 и 2; Рига, 1954, 1957, тт.- 1 и 2; Минск, 1954, тт. 1 и 2 Ташкент, 1956; Ярославль, 1960. Трагическая Америка. Сокращенный перевод Е. Калашниковой и О. Холм- ской. М., ГИХЛ, 1952.
312 Стоик. Перевод M. Богословской и Т. Кудрявцевой. Таллин, 1957; Киев, 1959. Я восхищаюсь Россией. Новые письма Т. Драйзера (подготовлены к печати Б. Гиленсоном). «Литературная газета», 27 декабря. 1960 г. «...Изобразить характер и дух действительности...» (Из переписки). Вступит, статья, перевод и примеч. Б. Гиленсона. «Вопросы литературы», 1963, № 5, стр. 183—200. Новые страницы «Американской трагедии» (Публикация. С предисловием из американского журнала «Эсквайр»). Перевод с английского Т. Кудрявцевой. «Сме на», 1960, № 16, стр, 28—30. Теодор Драйзер об инсценировке «Сестры Керри». (Два письма Джону Го- варду Лоусону.) «Иностранная литература», 1958, № 7, стр. 249—251. Собрание сочинений в 12-ти тт. Пер. с англ. Сост., общ. ред. и вступит, статья С. Иванько. М., «Правда», 1973. Т. 1. Сестра Керри. / Т. 2. Дженни Герхардт. Т. 3. Финансист. Т. 4. Титан. Т. 5. Стоик. Т. 6. Гений, кн. 1. Т. 7. Гений, кн. 2. Т. 8. Американская трагедия, ч. 1. Т. 9. Американская трагедия, ч. 2. Т. 10. Оплот. Т. 11. Рассказы. Т. 12. Рассказы. Статьи и выступления. ЛИТЕРАТУРА О Т. ДРАЙЗЕРЕ НА АНГЛИЙСКОМ, ФРАНЦУЗСКОМ И НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКАХ A Book about Theodore Dreiser and his work. New York, Boni a. Liveright, 1925. Adams, G. Donald. The Heavy Hand of Dreiser. In: The Shape of Books to Come. New York, 1944. A d с о с к , St. J. Theodore Dreiser. In: The Glory that was Grub Street. Lnd n. d. Anderson, Sherwood. The Dreiser. In: No swank. Philadelphia, 1934, pp. 13—16. Anderson, Sherwood. Introduction to «Horses and Men». New York, 1923. A n i s i m о v I. Dreiser's American gallery. In: «Soviet Literature», 1950, No; 12. Arnavon, С Theodore Dreiser and painting. In: «American literature», vol. 17, May 1945, No 2. Arnavon, C. Theodore Dreiser, romancier américan. Paris, 1956. Atkinson, H. C. The Merrill checklist of Theodore Dreiser. Comp, by Hugh S. Atkinson. Columbus (Ohio), Merrill-Bell & Howell со., cop. 1969. Block, H. M. Naturalistic triptych. The fictive and the real in Zola, Mann and Dreiser. Haskell M. Block. New'York, Random house, cop. 1970. Bourne, R. The Art of Theodore Dreiser. In: History of a Literary Radical. New York, 1920.
313 Brooks, Van Wyck. The Confident Years, 1885—1915. (Ch. XVII «Theodore Dreiser», pp. 301—320.) E. P. Dutton a. Co. New York, 1952. Brown, Carrol. T. Dreiser's Bulwark and Philadelphia. Quakerism. In: «Bulle- tin of Friends Historical Association». Philadelphia, vol. .25, Autumn number 1946, No 2, pp. 52—61. В u г g u m , Edwin Berry. The Novel and the World's Dilemma. (Ch. 17. «Theodo- re Dreiser and the Ethics of American Life», pp. 292—301). Oxford University Press, New York, 1947. Davis, Hubert. The symbolic drawings of Hubert Davie for an American tragedy by Theodore Dreiser.. S. 1, Liveright, 1930. Dreiser, Edward. My Brother, Theodore. «Book Find News», 11/1946. Dreiser, Helen. My Life with Dreiser. The* World Publishing Company. Cleve- land. Ohio, 1951. Dudley, D. Forgotten frontiers. Dreiser and the Land of the free. New York, 1932. Dudley, D. Dreiser and the Land of the free. Beechhurst Press, New York, 1946. Elias, Robert H. Theodore Dreiser: Apostle of nature. Alfred A. Knopf, New York, 1949. Elistratova, A. Theodore Dreiser. In: «Soviet Literature», 1955, No 12. Gale, Robert L. A oritical study guide to Dreiser's Sister Carrie. Edito- rial consultant Maurie Beebe. Totowa (New York). Los Angeles (Calif.). Littlefield, Adam & со., cop. 1968. G e i s m a r, Maxwell. Dreiser and the Dark Texture of Life. In: «American Scholar», vol. XXII. Spring. 1953, pp. 215—221. G e i s m а г , Maxwell. Jezebel on the Looy. In «Saturday Review of Literature», 1953, No 7. Geismar, Maxwell. Rebels and ancestors. The American nowel. 1890—1915. A critical study of Frank Norris, Stephen Crane, Jack London, Ellen Glasgow. The- odore Dreiser. Allen. London, 1954. Gerber, Phillip L. Theodore Dreiser. By Philip L.r Gerber. New York, Tway- ne publ., cop. 1964. Gold, M. The Dreiser I knew. In: The Mike Gold Reader. New York, 1954. Harris, Frank. Contemporary Portraits, 2nd series. (Theodore Dreiser, pp. 81—106). New York, 1917. }i о f f m a n , Frederick G. The Modern Novel in America, 1900—1950. «Prewar Naturalism 1900—1915». (Theodore Dreiser, pp. 41—51). Henry Regnery Company, Chicago, 1951. К a z i n, Alfred On Native Grounds. (Ch. 3. Two Educations: Edith Wharion and Theodore Dreiser, pp. 56—72). Overseas Editions, New York. Kern, Alexander: Dreiser's Difficult Beauty. In: «Western Review», XVI/1932, pp. 129—136. К w i a t , Joseph J. Dreiser and the Graphic Artist. In: «American Quarterly», IH/1951, pp. 127—141. Kwiat, Joseph J. Dreiser's The «Genius» and Everett Shinn. The Ash-Can Painter. In: «Publications of the Modern Language Association of America», vol. LXVII. March, 1952, pp. 15—3.1. Leaver, Florence, Theodore Dreiser, Beyond Naturalism. In: «Mark Twain Quarterly», IX/1951, pp. 5—9.
, L e h a n, Richard D. Theodore Dreiser. His world and his novels. Richard Lehan. Carbondale — Edwardsville, Southern Illinois uniw. Press, London — Amster- dam, Péffer & Simons, cop. 1969. Lewisohn, Ludwig. The Story of American Literature. New York. The Modern Library. 1939. (Book XI «The Naturalists» — Theodore Dreiser, pp. 473—483.) Literary History of the United States. Ed. by Robert E. Spiller, Willard Thorp, Thomas H. Johnson, Henry Seidel Canby. 3 vols. (Ch. 71. «Theodore Dreiser» by Robert E. Spiller, vol. II, pp. 1197—1207). Macmillan, New York, 1948. Lundén, Rolf. The inevitable equation. The antithetio pattern of Theodore Drei- ser's thought and art. (Doctoral diss.). Uppsala, 1973. Lynn. Kenneth S. The Dream of Success. (Ch. I, «Theodore Dreiser», pp. 18—77). Matthiessen, Francis Otto. Theodore Dreiser (The American Men of Let- ters series). William Sloane, Assoc. New York, 1951. Mencken, H. L. A Book of Prefaces. (Ch. II, «Theodore Dreiser», pp. 67—148). Jonathan Cape, London, 1922. Mencken, H. L. The Dreiser Bugaboo. In: «Seven Arts Magazine», 11/1917, pp. 507—517. McAleer, John J. Theodore Dreiser. An introduction and interpretation. John J. McAleer. New York, 1968. McDonald, Edward David. A Bibliography of the writings of Theodore Drei- ser. New York, 1968. M i с h a u d, Régis. Panoram . de la Littérature Americane Contemporaine (Ch. V, «Theodore Dreiser», pp. 165—170.) Simon Kra, Paris, 1926. Moers, Ellen. Two Dreisers. New York, 1969. M о г d e 1 1 , Albert. My Relations with Theodore Dreiser. In: «Critic and Quide», V/1951, pp. 1—17. Parrington, Vernon Louis. Main Currents in American Thought. 3 vols. («Theodore Dreiser: Chief of American Naturalisis», vol. Ill, pp. 354—359). Har- court, Brace a. Co., New York, 1927—1930. Powys, John Cowper. Theodore Dreiser In: «Little Review», 11/1915, pp. 7—13. Piatt, D. On Theodore Dreiser. In the Daily Worker. New York, 11/XI, 1955 Qu inn, Arthur Hobson. American Fiction, an Historical and Critical Survev. (Ch. XXIX. «Critics and Satirists — The Radicals — Theodore Dreiser», pp. 644—652.) D. Appleton Century Co. New York, London, 1936. Rascoe, Burton. Theodore Dreiser. New York, 1925, 1926. Shapiro, Charles. Theodore Dreiser: Our bitter patriot. With a preface by Harry T. Moore. Carbondale. Southern Illinois University Press, 1962. Sherman, Stuart P. The Main Stream («Mr. Dreiser's Tragic Realism», pp. 134—144). New York," 1927. S h e г m a n , Stuart P. On Contemporary Literature (Ch. III. «The Barbaric Na- turalism of Theodore Dreiser», pp. 85—101.). Peter Smith, New York, 1917. S i 11 e n, Samuel. Notes on Dreiser. In: «Masses a. Mainstream», 1955, No 12. Schmidt-von Bardeleben, Renate. Das Bild New Yorks im Erzählwerk von Dreiser und Dos Passos. Mainz, 1967. S i 11 e n, Samuel. On the Fifth Anniversary of Theodore Dreiser's Death. In: The Daily Worker, New York, 28/XII 1950. Smith, Edward. Dreiser, After Twenty Years. In: «Bookman», 1921, No III, pp. 27—39.
315 S n e 11, George. The Shapers of American Fiction. (Theodore Dreiser. Philosopher, pp. 233—248.) E. P. Dutton a. Co., New York, 1947. Staab, Wolfgang. Das Deutschlandbild Theodore Dreisers. Mainz, 1961. The Stature of Theodore Dreiser. A Critical Survey of the Man and His Work. Ed. by Alfred Kazin and Charles Shapiro with an introduction by alfred Kazin. Bloo- mington. Indiana University Press, 1955. Stuart, H. Dreiser and the workers.In: «People's World Magazine», 6/1 1956, No 4, p. 4. Steinbrecher, Georg., Jr. Inaccurate Accounts of Sister Carrie. In: «Ame- rican Literature», XXIH/1952, pp. 490—493. Theodore Dreiser the Critical Reception. Edited with an Introduction by Jack Salzman, David Lewis. New York, 1972. Taylor, Walter Fuller. A History of American Letters (Ch. HI, «The Matu- rity of Naturalism: Theodore Dreiser and Shewood Anderson», pp. 365—376.) Ameri- can Book Company, Boston, 1936. T j a d e r, Marguerite. Dreiser's Last Year; The Bulwark it the /Making. In: «Book Find News», 11/1946. Tjader, Marguerite: Dreiser's Last Visit to New York. In: «Twice a Year», XIV—XV/1946—1947. Tjader, Marguerite. Theodore Dreiser. A new dimension. Norwalk (Conn.), Silvermine publisher inc., cop. 1965. Van Doren, Karl. The American Novel. 1780—1939. (Ch. XIII. «Theodore Dreiser», pp. 245—259.) Macmillan, New York, 1946. Wagenknecht, Edward. Cavalcade of the American Novel, from the Birth of the nation to the Middle of the Twentieth Century. (Ch. XV. «Theodore Dreiser, the Mystic Naturalist», pp. 281—293.) Henry Company, New York, 1952. W a 1 с u 11, Charles Child. The Three Stages of Theodore Dreiser's Naturalism, In: «Publication of the Modern Language Association of America», vol. LV. March 1940, No 1, pp. 166—289. Warren, Robert Perm. Homage to Theodore Dreiser. Aug. 27, 1871 — Dec. 28, 1945 on the centennial of his birth. New York, 1971. West, Ray B. Jr. The Short Story in America, 1900—1950. (Fiction and Re- ality: I. The Naturalists, — Theodore Dreiser, pp. 33—43.) Henry Regnery Company, Chicago, 1957. Wirzberger, Karl — Heinz. Die Romane Theodore Dreisers, Deutscher Ver- lag der Wissenschaften. Berlin, 1955. ЛИТЕРАТУРА О Т. ДРАЙЗЕРЕ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ Ани кет А. Теодор Драйзер и его роман «Дженни Герхардт». В кн,: Т. Драйзер. Дженни Герхардт. М., Гослитиздат, 1954, стр. 3—14. Анисимов И. И. «Американская трагедия» и «Трагическая Америка». В кн.: Т. Драйзер. «Американская трагедия». М", 1955, стр. 5—25. Анисимов И. Драйзер и его публицистика последних лет. В кн.: Т. Д р а й - зер. Собр. соч.; т, 12. M.F Гослитиздат, 1955, стр. 373—932. Анисимов И. Завершение «Трилогии желания». В кн.: Т. Драйзер. Собр. соч., т. 5, Стоик. М., Гослитиздат, 1952, стр. 383—394.
316 Анисимов И. Обличитель американского империализма. В кн.: Т. Драй- зер. Трагическая Америка. М, Гослитиздат, 1952, стр. 3—И. Анисимов И. Послесловие. В кн.: Т. Драйзер. Собр, соч., т. 6 (2), «Гений». М., ГИХЛ, 1953, стр. 419—426. Анисимов И. Предисловие. В кн.: Т. Драйзер. Собр. соч., т. XI, Сестра Керри. М., 1930. Анисимов И. Предисловие. В кн.: Т. Драйзер. Собр. соч., т. XII, Джен- ни Герхардт. М.г 1930. Анисимов И. Публицистика Драйзера. В кн.: Т. Ддайзер. Собр. соч., т. И. М.г Гослитиздат, 1954, стр. 596—618. Анисимов И. Теодор Драйзер. В кн.: Т. Драйзер. Собр. соч., т. 1. М., Гослитиздат, 1951, стр. V—XVI. Анисимов И. Теодор Драйзер (1871—1945). В кн.: Т. Д р а й з е р . Собр. соч., т. 1. Библиотека «Огонек». М, «Правда», 1955, стр. 3—59. Анисимов И. Теодор Драйзер и Америка. В кн.: «Современная американ- ская литература». М., Гослитиздат, 1950, стр. 118—191. * Анисимов И. И. Путь, продолженный Драйзером. «Иностранная лите- ратура», 1958, № И, стр. 219—232. Боброва М. И. Предисловие. В кн.: Т. Драйзер. Американская траге- дия. М., Гослитиздат, 1948. Данилин Ю. И. Драйзер. Американская трагедия. «Октябрь», 1928, № 8, стр. 210. Данилин Ю. И. Драйзер. Нью-Йорк. «Октябрь», 1928, № 1. Динамов С. Предисловие. В кн.: Т. Драйзер. Собр. соч., т. II, Финан- сист. М., 1928. Динамов С. Предисловие. В кн.: Т. Драйзер. Собр. соч., т. III. Титан. М., 1928. Динамов С. Предисловие. В кн.: Т. Драйзер. Собр. соч., т. IV, «Гений». М, 1928. Динамов С. Предисловие. В. кн.: Т. Д р а й з е р . Собр. соч., т. VI. Амери- канская трагедия. М, 1928. Динамов С. Предисловие. В кн.: Т. Драйзер. Собр. соч., т. VIII. Га- лерея женщин. М., 1933. Динамов С. Предисловие. В кн.: Т. Д р а й з е р . Собр. соч., т. X. Двенад- цать американцев. М., 1929. Динамов С. Теодор Драйзер идет к нам. «Литература мировой револю- ции», 1931, № 10, стр. 97—103. Динамов СТ. Драйзер. Нью-Йорк, «Необыкновенная история» и другие рассказы. «Печать и революция», 1928, № 2. Динамов С. Теодор Драйзер продолжает борьбу. «Марксистско-ленинское искусствознание», № 5—6, 1932, стр. 135—138. Дубашинский И. Теодор Драйзер — выдающийся американский писа- тель и верный друг Советского Союза. «Иностранные языки в школе», 1951, № 2,. стр. 41—49. Дубашинский И. Предисловие. В кн.: Dreiser. The Sister Carrie. M.r Изд-во литературы на иностр. яз., 1958. Елистратова А. Предисловие. В кн.: Т. Драйзер. Американская тра: гелия. М.г ГИХЛ, 1933, стр. 3—13. Елистратова А. Теодор Драйзер на революционном пути. «На литера- турном посту», 1932, № 11.
Засурский Я. Творчество Т. Драйзера после Великой Октябрьской социа- листической революции. В кн.: Я. Засурский, Р. Самарин. Теодор Драйзер в борьбе против американского империализма. Изд-во МГУ, 1952, стр. 8—73. Засурский Я. Теодор Драйзер. В кн.: Курс лекций по истории зарубежных литератур XX века, т. I. Под редакцией Л. Г. Андреева и Р. М. Самарина. Изд-во МГУ, стр. 503—520. Засурский Я. Теодор Драйзер — писатель и публицист. Изд-во МГУ, 1957. Засурский Я. Теодор Драйзер. Изд-во МГУ, 1964. Засурский Я. Теодор Драйзер (К 100-летию со дня рождения). М., «Зна- ние», 1971. Иванько С. Вступительная статья. В кн.: Т. Драйзер. Собр. соч. М., «Правда», 1973. Краминов Д. Книга Драйзера «Америку стоит спасать». В кн.: Т. Драй- зер. Собр. соч., т. 12. М., Гослитиздат, 1955, стр. 393—398. Круглеевская В. Теодор Драйзер в борьбе за мир. «Уч. зап. Северо- Осетинского пед. ин-та», 1953, т. 19, стр. 97—106. Лозовский А. И. Драйзер-новеллист (сб. «Освобождение» и другие рас- сказы). «Уч. зап. Пермского ун-та», 1962, т. 23, вып. 2, стр. 40—53. Мендельсон М. Современная американская литература. М., «Правда», 1947, стр. 28—29. Мендельсон М. «Американская трагедия» Теодора Драйзера. М., «Худо- жественная литература», 1971. Немировская О. Теодор Драйзер. Собр. соч. «Звезда», 1930, № 12, стр. 209—212. Немировская О. Драйзер-романист. «Литературная учеба», 1936, № 9, стр. 89—107. Немировская О. Теодор Драйзер. «Звезда», Î946, № 4, стр. 147—151. Немировская О. Теодор Драйзер и американский реализм. Л., 1940. Постнов Г. Предисловие. В кн.: Dreiser Th. The Titan. M, Изд-во лит-ры на иностр. яз., 1957, стр. III—XV. Р о в д а ; К. Философские искания Теодора Драйзера. «Литературный Ле- нинград», 1934, № 22. Саиуренок А. К. Публицистика Т. Драйзера 1920-х годов. «Вестн. Ленингр. ун-та», 1958, № 2, сер. истории, языка и литературы, вып. 1, стр. 83—92. Самарин Р. Публицистика Т. Драйзера 30—40-х годов. В кн.: Я. Засурс- кий, Р. Самарин. Теодор Драйзер в борьбе против американского империа- лизма. Изд-во МГУ, 1952, стр. 74—109. Самохвалов Н. Теодор Драйзер — обличитель американского империализ- ма. М., «Знание», 1952. Сергеева И. Нью-Йорк — Нижне-Борисовское. «Литературная газета», 19 июля 1960. Сергеева И. Драйзер в Нижне-Борисовском. «Литературная газета», 23 сентября 1961. Старцев А. Американская трагедия. «Литературное обозрение», 1937, № 5, стр. 28—33. Старцев А. Драйзер Т. Галерея женщин. «Художественная литература», 1933, № 9, стр. 36—38. Чистиков Е. Теодор Драйзер (1871 —1945). Фрунзе, 1958.
318 Шелепенков Б. Драйзер и русские крестьяне. «Известия», 15 сентября. i960 г. Шиллер Ф. Теодор Драйзер. В кн.: «История западноевропейской лите- ратуры нового времени», т. III. М., ГИХЛ, 1937, стр. 404—412. Шпакова А. П. Предисловие. В кн.: М., Изд-во лит. на иностр. яз. 1962, Драйзера (роман «Американская трагедия»). М., 1959. Шпакова А. П. К вопросу об идейно-художественном своеобразии «Три- логии желаний» Т. Драйзера. В кн.: «Идеи и образы художественной литерату- ры». М., Изд-во АН СССР, 1958, стр. 206—241. Ш п а к о в а А. П. Предисловие. В кн.: М., Изд-во лит-ры на иностр. яз., 1962, стр. 317. Эйшискина Н. Драйзер Т. «Американская трагедия». «Художественная литература». 1933, № 11, стр. 41—43. Эйшискина Н. Драйзер и мелкобуржуазный индивидуализм. В кн.: Е. Гальперина, А. 3 а п р о в с к а я,, Н. Эйшискина. Курс западной лите- ратуры XX века, т. 1. М., Учпедгиз, 1935. Юз о в ск и и Ю. О Драйзере и занимательности («Закон Ликурга» во МХАТе). «Литературная газета», 16/ÎI 1934 г. ПЕРЕВОДЫ НА РУССКИЙ ЯЗЫК ИНОСТРАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ О Т. ДРАЙЗЕРЕ Ван-Дорен, Карл. Теодор Драйзер. Приложение к кн.: Т. Драйзер. Собр. соч., т. X. М., 1929. Драйзер, Элен. Моя жизнь с Драйзером. (Страницы из воспоминаний). Сокращенный перевод Т. Озерской, И. Тихомировой, Н. Треневой, М., ИЛ, 1953. Дьюффус, Роберт. ГГуть Драйзера. Приложение к кн.: Т. Драйзер. Собр. соч., т. VIL M., 1928. К о у э н , Лестер. Теодор Драйзер на баррикадах борьбы. «Интернациональ- ная литература», 1934, № 5, стр. 91—107. M а г и л А. Б. Америка к 60-летию Драйзера. «Литература мировой револю- ции», 1931, № 8—9, стр. 203—206. Макдональд, Эдуард. Драйзер до «Сестры Керри». Приложение к кн.: Т. Драйзер. Собр. соч., т. XI. М., 1930. M е н с о н , Горхам Б. Драйзер — американский писатель. Приложение к кн.: Т. Драйзер. Собр. соч., т. XI. М., 1930. M и ш о , Режи. Личность и взгляды Драйзера. Приложение к кн.: Т. Драй- зер. Собр. соч., т. И. М., 1928. П о у и с , Джон Каупер. Драйзер и его творчество. Приложение к кн.: Т. Д р а й - з е р . Собр. соч., т. VI. М., 1928. Раек о, Бертон. Теодор Драйзер. Приложение к кн.: Т. Драйзер. Собр. соч., т. V. М., 1928. Уокер, Чарльз Р. От «Сестры Керри» к «Американской трагедии». При- ложение к кн.: Т. Драйзер. Собр. соч., т. XI. М., 1930.
МАТЕРИАЛЫ ПО БИБЛИОГРАФИИ ПРОИЗВЕДЕНИЙ Т. ДРАЙЗЕРА И ЛИТЕРАТУРЫ О ЕГО ТВОРЧЕСТВЕ A Bibliography of the Writings ot Theodore Dreiser. Ed. by Edward D. McDonald. Centaur Book Shop., Philadelphia, 1928. A Bibliography of the Writings of Theodore Dreiser. New York, 1968. Dreiserana. A Book About His Books. Ed. by Vrest Orton. Chocorua Bibliograp- hies, New York, 1929. L e а г у , tewis. Articles on American Literature. 1900—1950. Duke University Press. 1954. (Dreiser Theodore, pp. 73—75). Literary History of the United States vol. Ill, Macmillan, New York, 1948, pp. 474—477. Millet, Fred R. Contemporary American Anthors. Harcourt, Brace a. Co., New York, 1940. (Theodore Dreiser, pp. 332—337). A Preliminary Checklist of Books and Articles on Theodore Dreiser. Ed by Ralph N. Miller Kalamazoo: Western Michigan College, 1947. ,' The Stature of Theodore Dreiser. A Critical Survey of the Man and His Work. Ed. with an introduction by Alfred Kazin and Charles Chapiro. Bloomington Indiana University Press, 1955. (Bibliography, pp. 271—303). Wirzberger, Karl — Heinz. Die Romane Theodore Dreaisers. Deutscher Ver- lag der Wissenschaften Berlin, 1955. (Bibliographie, SS. 276—294).
СОДЕРЖАНИЕ ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ . • 7 НАЧАЛО ПУТИ ^ «СЕСТРА КЕРРИ» 34 В НОЧЛЕЖКАХ НЬЮ-ЙОРКА И ЗА РЕДАКТОРСКИМ СТОЛОМ 59 В ПОИСКАХ ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО ГЕРОЯ 70 «ДЖЕННИ ГЕРХАРДТ» .85 «ФИНАНСИСТ» 92 «ТИТАН» 111 РОМАН О ХУДОЖНИКЕ 128 ПО ЕВРОПЕ И АМЕРИКЕ 146 НАВСТРЕЧУ НОВОМУ МИРУ 158 «АМЕРИКАНСКАЯ ТРАГЕДИЯ» 172 «ДРАЙЗЕР СМОТРИТ НА РОССИЮ» 194 НОВЕЛЛИСТИКА 20-Х ГОДОВ 213 «ЭРНИТА» 223 ДРАЙЗЕР СМОТРИТ НА АМЕРИКУ 233 ПОСЛЕДНИЙ РОМАНЫ 256 ПРОТИВ ФАШИЗМА 273 ДРАЙЗЕР И РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА 284 ДРАЙЗЕР И ЛИТЕРАТУРА США 287 БИБЛИОГРАФИЯ ОСНОВНЫХ ИЗДАНИЙ ПРОИЗВЕДЕНИЙ Т. ДРАЙЗЕРА И ЛИТЕРАТУРЫ О ЕГО ТВОРЧЕСТВЕ 307 Ясен Николаевич Засурский ТЕОДОР ДРАЙЗЕР. ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО Редактор Л. В. Кутукова Художник И. С. Клейнард Художественный редактор М. Ф. Ефстафьева Технический редактор 3. С. Кондрашова Корректоры Л. А. А йд ар беков а, А. А. Алексеева, Н. В. Тютина, И. С. X л ы с т о в а Тематический план 1976 г. >fe 78. Сдано в набор 12/V 1976 г. Подписано к печати 1/ХН 1976 г. Л-53713. Формат 70 X 90 ' '1в. ■ Бумага тип. Jsfe 3. Физ. печ. л. 20,0 + илл. (1 п.л.). усл. печ. л. 24.57. Уч.-изд. л. 20,61. Изд. № 2781. Зак. № 307. Тираж 100.000 экз. Цена 1 р. 67 к. Издательство Московского университета. Москва, К-9, ул. Герцена, 5/7. Можайский полиграфкомбинат „Союзполиграфпрома" при Государственном комитете Совета Министров СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли, г. Можайск, ул. Мира, 93