ВДѴіІ — Библиотаф сайта
ілллллг.ЬіодгаЛа.пі
ПРЕДИСЛОВІЕ.
Въ этомъ небольшомъ сочиненіи я старался достигнуть
двухъ цѣлей, которыя на первый взглядъ могутъ показаться
несовмѣстимыми. Первой моей цѣлью было поставить изученіе
логическихъ формулъ на историческую почву. Какъ это ни странно,
а научная эволюція логическихъ формъ представляетъ собою
отдѣлъ исторіи, который понынѣ еще ждетъ трудовъ и генія
какого-либо крупнаго ученаго. Я не претендую, и у меня нѣтъ
данныхъ для такого тадпит ориз, моя жизнь болѣе чѣмъ наполо-
вину уже прожита; но пробѣлъ въ изученіи эволюціи логики на-
столько очевиденъ, что, несомнѣнно, уже теперь какой-либо моло-
дой ученый работаетъ на этомъ невѣдомомъ для меня поприщѣ.
Я могу надѣяться лишь на то, чтобы болѣе или менѣе успѣшно
выполнить свою роль скромнаго піонера, насколько позволяютъ
мнѣ мои слабыя силы. Но и то немногое, что я сдѣлалъ, пред-
ставляетъ собою плодъ двадцатилѣтней работы; а въ теченіе
послѣднихъ двѣнадцати лѣтъ я постоянно удѣлялъ занятіямъ
логикой значительную часть моего времени.
Другая моя цѣль, на первый взглядъ, можетъ быть, несов-
мѣстимая съ первой, заключается въ усиленіи значенія логики,
какъ практической науки. Главная задача этой практической
науки, или научнаго искусства, состоитъ въ предохраненіи ума
отъ заблужденій; заблужденіе въ разнообразныхъ видахъ положено
въ основу раздѣленія матеріала. Прослѣдить это практическое
значеніе логики въ связи съ историческимъ ея развитіемъ, конечно,
можно, потому что въ теченіе всей своей долгой исторіи логика
была именно практической наукой; въ введеніи я старался под-
робно доказать, что логика въ различные историческіе періоды
занималась изученіемъ заблужденій, свойственныхъ каждому изъ
этихъ періодовъ.
Перечисленіе различныхъ сочиненій, древнихъ и новыхъ,
которыми я пользовался, было бы пустымъ бахвальствомъ. Въ
тѣхъ случаяхъ, когда я сознательно примѣнялъ какое-либо йіъ
новѣйшихъ добавленій къ массѣ традицій, я дѣлалъ спеціальныя
указанія. Больше всего я обязанъ моему старому профессору,
Александру Бэну, который первый возбудилъ во мнѣ интересъ
къ предмету и сообщилъ мнѣ столько свѣдѣній, что теперь вы-
дѣлить ихъ изъ общей массы моихъ знаній не представляется
возможнымъ.
В. М.
Абердинъ, Январь 1893 года.
Съ тѣхъ поръ какъ написаны эти строки, авторъ настоящаго
сочиненія умеръ; „Логика" профессора Минто представляетъ собою
послѣдній вкладъ его въ родную литературу. Книжка заключаетъ
въ себѣ значительную часть лекцій, прочитанныхъ Минто въ
философской аудиторіи Абердинскаго университета; въ ней, не-
сомнѣнно, отразился общій духъ всей его профессорской дѣятель-
ности.
Шотландская философія въ лицѣ профессора Минто потеряла
одного изъ типичныхъ своихъ представителей, а Абердинскій
университетъ—одного изъ наиболѣе выдающихся учителей. Среди
профессоровъ Абердина мало было людей, которые стояли выше
Вильяма Минто; память о немъ, о его широкой и разносторонней
ученности, блестящихъ бесѣдахъ, обходительности и рѣдкой
способности симпатично относиться къ людямъ, съ мнѣніями ко-
торыхъ онъ не соглашался,—навсегда сохранятъ всѣ, кто опла-
киваетъ его утрату.
Пусть же въ этомъ небольшомъ трудѣ живетъ память о
Минто, какъ среди студентовъ, которые столь многимъ были ему
обязаны, такъ и среди широкаго круга друзей, постоянно нахо-
дившихся подъ обаяніемъ его личности!
Вильямъ Найтъ.
СОДЕРЖАНІЕ.
ВВЕДЕНІЕ.
СТР.
I. Происхожденіе и задача логики.......... 7
П. Логика, какъ средство для предупрежденія ошибокъ, или заблуж-
деній. Внутренній софистъ ............. 17
III. Аксіомы діалектики и силлогизма... .	.	25
Книга I.
Логика послѣдовательности—силлогизмъ и опредѣленіе.
ЧАСТЬ I.
Элементы предложеній.
I. Общія имена и связанныя съ ними обозначенія......... 33
II. Разложеніе предложеній па термины путемъ силлогизмовъ. 1) Ана-
литическія формы. 2) Практика анализа при помощи силлогизмовъ.
3) Техническія затрудненія.......................... 46
ЧАСТЬ II.
Опредѣленіе.
I.	1) Неудовлетворительное пониманіе словъ. 2) Провѣрка значенія
словъ.—Діалектика. 3) Опредѣленіе значенія словъ.—Дѣленіе или
классификація, опредѣленіе, названіе.................. 61
II.	Пять родовъ сказуемаго (РгесІісаЫез). Словесныя и реальныя пред-
ложенія ............... . ............................ 75
III.	Катеюріи Аристотеля ............................... 79
І\. Споръ объ „Нпіѵегваііа".— Трудности вопроса объ отношеніи
общихъ именъ къ мышленію и дѣйствительности........  85
ЧАСТЬ III.
Истолкованіе предложеній.
I. Теорія предложеній. — Теорія сужденій.............. 92
II- „Противоположеніе" предложеній. — Истолкованіе отрицаніи ....	97
Ш. Скрытый смыслъ предложеній. — Непосредственныя формальныя умо-
заключенія. — Выводъ (ебпсііоп)..................... .	102
Г". -Противоположность скрытаго смысла предложеній (сопиіег-ітріі-
саііоп).............................................   108
«
6
ЧАСТЬ IV.
Взаимная зависимость предложеній.
СТР.
I. Силлогизмъ....................... 7............... 116
II. Фигуры и модусы силлогизма. 1) Первая фигура. 2) Второстепенныя
фигуры и ихъ отношеніе къ первой. 3) Сориты........ 119
ПІ. Доказательство модусовъ силлогизма. — Правила силлогизма ....	128
IV.	Приведеніе аргументовъ въ форму	силлогизма....... 136
V.	Энтимемы.......................................... 142
VI.	Полезное значеніе силлогизма..................... 145
VII.	Условные аргументы. — Гипотетическій силлогизмъ, раздѣлительный
силлогизмъ и дилемма................................... 148
VIII.	Ошибки въ дедуктивныхъ аргументахъ. — 1‘еііііо ргіпсіріі и ідптаііо
ёІепсКі ......................... ....	155
IX.	Формальная или аристотелева индукція.—Индуктивный аргументъ.—
Индуктивный силлогизмъ................................ 162
Книга II.
Индуктивная логика, или логика наукъ.
Введеніе...................................................... 165
I.	Данныя опыта, какъ основанія для умозаключенія или раціональнаго
убѣжденія................................................... 185
II.	Установленіе простыхъ фактовъ въ ихъ послѣдовательномъ порядкѣ.—
Личное наблюденіе. — Сужденіе на основаніи словъ очевидца. —
Методъ провѣрки справедливости преданій...................... 192
III.	Установленіе фактовъ, находящихся въ причинной зависимости другъ
отъ друга. — 1) Рояі ііос егдо ргоріег Ъос. — 2) Значеніе понятія при-
чины. — Методы наблюденія. — Экспериментальные методы Милля . . 199
IV.	Методы наблюденія.—Единственное различіе. 1) Принципъ единствен-
наго различія. 2) Примѣненіе принципа........................ 207
V.	Методы наблюденія.—Исключеніе.—Единственное сходство. 1) Прин-
ципъ исключенія. 2) Принципъ единственнаго сходства. 3) „Соеди-
ненный метолъ сходства и исключенія11 Милля................. 214
VI.	Методы наблюденія. — Второстепенные методы. 1) Сопровождающія
различія. 2) Единственный остатокъ........................... 221
VII.	Методъ объясненія. 1) Четыре стадіи процедуры мышленія. 2 )Пре-
пятствія къ объясненію. — Множественность причинъ и смѣшеніе
дѣйствій. 3. Доказательство гипотезы......................... 224
VIII.	Дополнительные методы изслѣдованія. 1) Постоянство среднихъ. —
Дополненія къ методу различія. 2) Презумпція внѣслучайнаго совпа-
денія ................................................  -	235
IX.	Вѣроятное умозаключеніе по поводу частнаго случая. — Измѣреніе
вѣроятности ................................................. 242
X.	Заключеніе ао аналогіи.................................. 246
ВВЕДЕНІЕ.
I.	Происхожденіе и задача логики.
Часто спрашиваютъ: съ чего надо начинать въ логикѣ? Труд-
ность вопроса особенно чувствовалась въ XIX вѣкѣ, когда изу-
ченіе логики оживилось и усложнилось благодаря различнымъ цѣ-
лямъ ученыхъ изслѣдователей.
Съ чего начиналъ основатель логики? Съ чего начиналъ
Аристотель? Повидимому, это простѣйшій способъ разрѣшенія на-
шего вопроса, потому что система Аристотеля все еще образуетъ
стволъ дерева логики, хотя отъ старыхъ корней пошло множество
побѣговъ и кругомъ ствола появилось множество чужеядныхъ ра-
стеній. Логика въ наше время напоминаетъ стихъ Борродэля:
Ап іпіетѵівѣесі іиавз оГ йЬгев еегрепііпе
Ирсоіііщу апй іпѵеіегаѣеіу сопѵоіѵей *).
Говорятъ обыкновенно, что логика въ теченіе двухъ тысяче-
лѣтій сохранила тотъ видъ, въ которомъ ее оставилъ Аристотель.
Логика являетъ собою примѣръ науки или искусства, доведенныхъ
до совершенства сразу геніемъ основателя. Часто хотѣлось бы намъ,
чтобы это было такъ; но существующее воззрѣніе невѣрно. Боль-
шая часть терминологіи Аристотеля и его славныхъ формулъ удер-
жалась въ наукѣ, но вмѣстѣ съ тѣмъ позднѣйшіе ученые сдѣлали
различныя дополненія къ нимъ и различнымъ образомъ ихъ толко-
вали, часто безъ всякой цѣли.
Одинъ кэмбриджскій математикъ хвасталъ своей новой теоре-
мой, которой „никто никогда никоимъ сбразомъ не могъ, воспользо-
ваться для какой-либо цѣли“. Мысль эта находптъ себѣ примѣненіе
къ позднѣйшему развитію логики. Мы могли бы сказать то же
самое о позднѣйшемъ развитіи любого предмета, надъ которымъ
трудились выдающіеся умы въ теченіе цѣлаго ряда поколѣній, не
имѣя въ виду никакихъ утилитарныхъ соображеній. Образоватѳль-
*) Связка волоконъ, извивающихся во всѣ стороны и взаимно пере-
плетающихся.
8
ньтя науки—науки, предназначенныя къ воспитанію юныхъ умовъ—
особенно легко могутъ уклоняться отъ первоначальной своей цѣли.
Этому способствуетъ множество причинъ: удобства учителя и уче-
ника, любовь къ новизнѣ, къ симметріи, къ тонкостямъ; лѣность
ума съ одной стороны и безпокойная дѣятельность его съ другой,—
все это вліяетъ на традиціонное содержаніе науки безъ о ношенія
къ какой-либо цѣли. Такъ было и въ логикѣ: для людей съ не-
поворотливымъ умомъ трудные вопросы истолковывались и упро-
щались, тогда какъ болѣе развитые умы варьировали старыя фор-
мулы и производили надъ ними новыя и остроумныя манипуляціи,
умножая старыя различія и употребляя ихъ точнѣе и симметричнѣе.
Прослѣдить эволюцію логическихъ формъ и теорій подъ влія-
ніемъ различныхъ причинъ въ періодъ активнаго развитія науки—
это задача, которую легче задумать, нежели выполнить, которая
далеко переходитъ границы вступительнаго очерка. Но даже тотъ,
кто пишетъ для начинающихъ, долженъ признать, что общеупо-
требительныя въ наше время формы развились изъ болѣе простыхъ
элементовъ традиціи. Не входя въ детали процесса, можно указать
его главныя стадіи и, такимъ образомъ, отыскать руководящую
нить посреди лабиринта современныхъ теорій.
Какъ произошла Аристотелева логика? Она характеризуется
главнымъ образомъ формами силлогизма. При какихъ обстоятель-
ствахъ изобрѣлъ ихъ Аростотель? Для какой цѣли? Къ чему онъ
предназначалъ ихъ? Постараемся уяснить себѣ это, и мы тогда
опредѣлимъ первоначальную задачу, первоначальную сферу логики;
мы поймемъ, какимъ образомъ эта сфера измѣнялась, сокращалась,
расширялась и дополнялась.
Логика всегда претендовала на высокую роль „всіепѣіа зсіеп-
ѣіагпш“, науки наукъ. Въ послѣднее время строителямъ этой Ва-
вилонской башни угрожаетъ смѣшеніе языковъ. Мы избѣгнемъ
этой опасности, если раскроемъ намѣренія основателя логики и
позднѣйшихъ ея главныхъ строителей.
Аристотелева логика долгое время казалась міру чисто аб-
страктной изолированной наукой; мы съ трудомъ можемъ повѣрить,
чтобы ея первоначальна^. форма была хоть сколько-нибудь опредѣ-
лена условіями мѣста и времени. Въ насъ возбуждаетъ ужасъ,
какъ святотатство, простой намекъ на то, что авторъ одного изъ
величайшихъ и наиболѣе возвышенныхъ памятниковъ трансценден-
тальнаго мышленія былъ въ свое время и среди своего поколѣнія
лишь выдающимся наставникомъ или руководителемъ школы, что
логическія сочиненія его предназначались для усовершенствованія
учениковъ въ особомъ искусствѣ, которымъ хотѣлъ блистать каж-
дый честолюбивый молодой аѳинянинъ той эпохи. Но таковы факты,
твердо установленные. Аристотелева логика, по своей первоначаль-
ной цѣли была такимъ же практическимъ руководствомъ, какъ
трактатъ о мореплаваніи или „Кавендишъ о вистѣ“. Послѣднее
сравненіе болѣе точно. Дѣйствительно, логика представляла собою
рядъ руководствъ къ модной въ го время умственной игрѣ, особой
9
манерѣ диспутовъ или діалектикѣ *), игрѣ въ вопросы и отвѣты,
которую подробно описалъ Платонъ въ своихъ діалогахъ, и ко-
торая отождествляется съ именемъ Сократа.
Мы можемъ обратить вниманіе главнымъ образомъ на умствен-
ную сторону игры п на высокія темы, которыхъ она касалась.
Игра эта могла процвѣтать лишь въ средѣ народа, достигшаго
высокой ступени умственнаго развитія; другой народъ не находилъ
бы въ ней удовольствія. Аѳиняне и до сихъ поръ любятъ споры.
Въ Аѳинахъ вы непремѣнно поразитесь этимъ. Гдѣ-нибудь въ ко-
фейняхъ или въ скверахъ, среди развалинъ Акрополя вокругъ
двухъ спорщиковъ собираются группы народа; вы невольно вспо-
минаете Сократа и его друзей. Аѳиняне не говорятъ, какъ Жиль
Блазъ и его ирландцы, съ жаромъ и раздраженіемъ, кончая споръ
дракой. Они обсуждаютъ вопросы изъ любви къ искусству; публика
сидитъ или стоитъ вокругъ спорящихъ, наслаждаясь пріятной
игрой и испытывая тонкое удовольствіе при ударѣ или отраженіи.
Никакой другой народъ не могъ бы спорить такъ, какъ греки, не
доходя до драки. Это одна изъ характерныхъ чертъ греческаго
населенія, которой оно обладало еще двѣ тысячи лѣтъ тому назадъ.
Около ста лѣтъ до того, какъ Аристотель достигъ зрѣлаго воз-
раста, греки изобрѣли удивительно трудную, чисто умственную
забаву, споры, въ которыхъ таился зародышъ логическихъ трак-
татовъ Аристотеля.
Чтобы получить ясное понятіе объ игрѣ въ вопросы и отвѣты,
которую можно назвать „сократовской11 по имени славнаго ея
основателя, надо прочитать нѣсколько діалоговъ Платона. Я изложу
лишь схему игры, чтобы показать, насколько она пригодилась для
анализа аргументовъ и предложеній Аристотеля.
*) Достовѣрно извѣстно — и это одно изъ доказательствъ важности,
приписывавшейся, повидимому, пустой забавѣ—, что два логическихъ трак-
тата великаго учителя, „Топика11 и „Софистическія опроверженія11, были
написаны спеціально ддя руководства спорящихъ. Первый трактатъ сооб-
щаетъ диспутанту свѣдѣнія относительно методической подготовки въ
публичному обсужденію вопроса; если противникъ высказываетъ обще-
признанныя положенія, то искусство диспутанта должно быть направлено
къ тому, чюбы показать несовмѣстимость его утвержденій съ этими поло-
женіями. Второй трактатъ представляетъ собою систематическое изложеніе
софистическихъ фокусовъ, при помощи которыхъ иной разъ можно одер-
жать видимую побѣду во время дебатовъ. Въ заключительной главѣ
„Еіепсііі11 Аристотель, указывая не только на превосходство своего метода
надъ эмпирическими методами соперниковъ—учителей, но и на полную
его оригинальность, подчеркиваетъ силлогизмъ, какъ спеціальное и глав-
ное свое изобрѣтеніе. Силлогизмъ, чистыя формы котораго изложены въ
первой „Аналптпкѣ", дѣйствительно образуетъ центръ логической си-
стемы Аристотеля; способы примѣненія его,—къ научнымъ истинамъ во
второй „Анажтикѣ" или къ общепризнаннымъ мнѣніямъ въ „Топикѣ11, не
имѣютъ въ данномъ случаѣ значенія. Трактатъ объ истолкованіи, т. е.
объясненіи смысла утвержденіи и отрицаній противника, предшествуетъ
силлогизму, сопоставленію сужденій. Даже въ полуграмматпческомъ, полу-
логическомъ трактатѣ о „Категоріяхъ" авторъ постоянно имѣетъ въ виду
силлогистическій анализъ.
10 —
Выставляется тезисъ или предложеніе на обсужденіе, напри-
мѣръ: „знаніе есть не что иное, какъ чувственное воспріятіе^ ’);
„совершать несправедливость хуже, нежели терпѣть ѳе“ * 2), „страсть
къ наживѣ не предосудительна" 3). Диспутантовъ двое, при чемъ
они не говорятъ по очереди, какъ въ наше время, когда каждому
оратору предоставляется произносить цѣлыя рѣчи. Одинъ изъ дис-
путантовъ исключительно задаетъ вопросы, другой отвѣчаетъ. По-
слѣдній при этомъ можетъ говорить только: „да" и „нѣтъ“; иногда
разрѣшается небольшое поясненіе: съ своей стороны, спрашивающій
можетъ предлагать только такіе вопросы, которые допускаютъ про-
стой утвердительный или отрицательный отвѣтъ. Цѣль его состоитъ
въ томъ, чтобы вынудить у противника отвѣтъ, противорѣчащій
утверждаемому тезису. Диспутантъ старается привести собесѣд-
ника въ противорѣчіе съ самимъ собою. Конечно, только очень глу-
пый противникъ сразу можетъ запутаться; диспутантъ предлагаетъ
ему общіе принципы, аналогіи, примѣры изъ жизни; ведетъ его
отъ одного сужденія къ другому, а затѣмъ, сопоставляя всѣ суж-
денія, вынуждаетъ его сознаться въ своей непослѣдовательности4).
Посмотримъ теперь, какихъ результатовъ удалось достигнуть
Аристотелю при помощи силлогизма, которымъ онъ гордился, какъ
своимъ исключительнымъ изобрѣтеніемъ, и формулы котораго со-
ставляли постоянную принадлежность логики даже въ глазахъ тѣхъ,
кто осмѣивалъ модусы и фигуры Аристотеля, какъ устарѣвшее
суевѣріе. Представьте себѣ, что въ игрѣ въ вопросы и отвѣты вы
играете роль диспутанта; въ чемъ можетъ помочь вамъ Аристотель
со своимъ силлогизмомъ? Какъ показываетъ самое слово, силло-
гизмъ приходитъ вамъ на помощь, лишь послѣ того какъ вы по-
лучили извѣстное число положеній, пожелали соединить ихъ вмѣстѣ,
пожелали показать ихъ отношеніе къ обсуждаемому тезису, уяс-
нить ихъ взаимную зависимость, опредѣлить въ нихъ элементы
отстаиваемаго вами принципа. Сущность силлогизма состоитъ именно
въ томъ, чтобы привести допущенныя положенія къ общимъ тер-
минамъ, къ извѣстнымъ типамъ или формамъ, которыя тождѳст-
’) Теѳтетъ, 151 Е.
2) Горгій, 473 Д.
’І Гиппархъ, 225 А.
*) Въ своемъ главномъ и первоначальномъ значеніи это былъ способъ
дебатовъ, поединокъ между двумя лицами, публично сражавшимися остро-
уміемъ. Но этой же формой можно было пользоваться, и Сократъ дѣйстви-
тельно ею пользовался, не для споровъ, а для того чтобы показать, какія
слѣдствія вытекаютъ изъ нѣкоторыхъ положеній или основныхъ принци-
повъ и, такимъ образомъ, придать опредѣленный и ясный характеръ смут-
нымъ элементамъ знанія.. Соглашаясь съ предложеніями, мысль удержи-
вала ихъ въ памяти, и діалектика, такимъ образомъ, дѣлалась цѣннымъ
орудіемъ для обученія юношества и изложенія идей вообще. Но какона бы
ни была цѣль діалектики,—побѣда-ли въ епорѣ или научное изслѣдованіе
основныхъ принциповъ, — „эволюціи прирожденныхъ человѣку концеп-
цій",—главный интересъ во всякомъ случаѣ сосредоточивался на силло-
гизмахъ, на взаимномъ сопоставленіи предложеній, признанныхъ, или до-
пущенныхъ отдѣльно другъ отъ друга.
11
вѳнны между собою или другъ отъ друга зависятъ. Аристотель
сообщалъ своимъ ученикамъ также свѣдѣнія относительно тактики
игры, но главное его открытіе заключается въ указаніи формы или
типа допущеній, которыя мы должны стараться получить отъ про-
тивника, и въ уясненіи дальнѣйшаго процесса разработки достиг-
нутыхъ результатовъ.
На примѣрѣ можно видѣть, въ чемъ состоитъ вспомогательная
роль силлогизма, и какое она имѣетъ значеніе. Чтобы не заходить
далеко, мы возьмемъ примѣръ не изъ Платона, у котораго темы
часто кажутся намъ теперь искусственными; воспользуемся тези-
сомъ XVIII вѣка, знаменитымъ парадоксомъ Мандѳвилля, который
можно еще доказывать, хотя многіе считаютъ его безнравствен-
нымъ: „пороки отдѣльныхъ лицъ полезны обществу". Возьмитесь
защищать этотъ парадоксъ; вы легко найдете собесѣдника, гото-
ваго отстаивать противное. Простые люди, вродѣ тѣхъ, которыхъ
Сократъ подвергалъ перекрестному допросу, сразу заявятъ вамъ,
что порокъ есть порокъ и никогда не можетъ никому принести
добра. Вашъ собесѣдникъ просто отрицаетъ ваше положеніе: онъ
утверждаетъ, что пороки частныхъ лицъ никогда не приносятъ
пользы обществу; онъ не вѣритъ, чтобы вы могли заставить его при-
знать что-либо иное. Ваша задача состоитъ въ томъ, что-бы ка-
кимъ-либо способомъ принудить его согласиться, что въ нѣкото-
рыхъ случаяхъ порочныя наклонности частнаго лица могутъ оказать
услугу государству. Этого достаточно: вы не должны доказывать
справедливости вашего положенія относительно всѣхъ пороковъ.
Одного примѣра достаточно, чтобы опровергнуть общее отрицаніе
вашего противника. Конечно, нельзя думать, что онъ сдѣлаетъ не-
обходимое вамъ признаніе прямо: вы должны стремиться къ цѣли
окольными путями. Вы знаете, напримѣръ, что противникъ вашъ
довѣряетъ епископу Бутлеру, какъ моралисту. Напомните ему слова
Бутлера: „Стремленія къ общему и частному благу не только не
исключаютъ другъ друга, но даже взаимно способствуютъ другъ
другу". Допускаетъ онъ это?
Можетъ быть, нужно сдѣлать какое-либо небольшое разъяс-
неніе или привести какой-нибудь примѣръ, для того чтобы вашъ
собесѣдникъ понялъ вашу мысль. Этого вопроса тоже касались
правила игры. Вы приводите примѣры и каждый разъ спраши-
ваете у него: „да„ или „нѣтъ". Представьте себѣ, что кто-нибудь
вступаетъ въ парламентъ, не изъ рвенія къ общему благу, а изъ про-
стого тщеславія или ради своихъ личныхъ цѣлей. Можѳтъ-ли такой
человѣкъ оказать добрую услугу государству? Еще примѣръ. Молоч-
никъ всячески старается держать молоко въ чистотѣ, не потому что
заботится объ общественномъ здоровьѣ, а потому что это ему вы-
годно; будѳтъ-ли отъ этого польза обществу?
Положимъ, что на эти вопросы вы получили утвердительные
отвѣты; въ результатѣ вы добились отъ вашего собесѣдника при-
знанія того, что нѣкоторые поступки, совершаемые ради личныхъ
цѣлей, приносятъ пользу обществу; что еще вамъ нужно, чтобы
12
одержать побѣду надъ противникомъ? Вамъ, конечно, выгодно было
бы знать, что дѣлать дальше, но вмѣстѣ съ тѣмъ вы должны стре-
миться къ цѣли окольными путями, прикрываясь всякаго рода вы-
раженіями. Это-то преимущество и давалъ намъ методъ Аристотеля.
Диспутантъ, знакомый съ его анализомъ, сразу видѣлъ, что если
ему удастся принудить собесѣдника признать, что всѣ дѣйствія,
предпринятыя ради личныхъ цѣлей, порочны, то побѣда за нимъ
обезпечена; вмѣстѣ съ тѣмъ для него было ясно, что иныхъ средствъ
въ его распоряженіи не имѣется.
Тутъ чптатель можетъ возразить мнѣ, что все это понятно
безъ помощи Аристотеля; всякій могъ бы замѣтить это, не по-
дозрѣвая даже, что такой пріемъ на языкѣ Аристотеля ноептъ
названіе силлогизма, построеннаго по способу Вокагсіо. Я остав-
ляю въ сторонѣ этотъ вопросъ. Я вовсе не имѣю въ виду
въ данномъ случаѣ защищать методъ Аристотеля. Я хочу только
иллюстрировать способы употребленія силлогизма. Возможно, од-
нако, что если бы Аристотель не научилъ людей своему анализу,
тс никто пзъ насъ не могъ бы такъ быстро и ясно различать по-
слѣдовательность или непослѣдовательность идей, какъ мы это дѣ-
лаемъ теперь.
Но вернемся къ нашему примѣру. Въ качествѣ ученика Ари-
стотеля, вы въ данномъ случаѣ замѣтили бы, что признаніе вашего
тезиса должно зависѣть отъ опредѣленія добродѣтели и порока.
Вы поэтому въ дальнѣйшемъ должны предложить вашему собесѣд-
нику рядъ вопросовъ, касающихся опредѣленія понятій добродѣ-
тели и порока. Вамъ нельзя спрашивать противника, что онъ по-
нимаетъ подъ добродѣтелью или подъ порокомъ. Согласно прави-
ламъ діалектики, вы обязаны предлагать опредѣленія и каждый
разъ спрашивать у противника; „да“ или „нѣтъ“. Вы, напримѣръ,
спросите его, согласенъ-ли онъ съ опредѣленіемъ Шефстбюри, ко-
тырый полагаетъ, что добродѣтельный поступокъ совершается ис-
ключительно для блага другихъ. Если онъ согласенъ, то значитъ
дѣйствіе, въ которомъ можно подозрѣвать какой-либо своекорыстный
мотивъ, нельзя относить къ разряду добродѣтельныхъ. Если далѣе
вашъ собесѣдникъ согласится, что всякое дѣйствіе должно быть
пли порочнымъ пли добродѣтельнымъ, то вы собрали достаточно
матеріала для доказательства своего первоначальнаго тезиса. Чтобы
сдѣлать побѣду очевидной, вамъ остается только надлежащимъ об-
разомъ оформить всѣ положенія.
Нѣкоторыя дѣйствія, предпринятыя изъ эгоистическихъ со-
ображеній, полезны для общества.
Леѣ дѣйствія, предпринятыя изъ эгоистическихъ сообра-
женій, принад..:жатъ къ числу порочныхъ.
ѢІзъ этихъ посылокъ неизбѣжно вытекаетъ, что
Нѣкоторые пороки частныхъ лицъ полезны для общества.
13 —
Этотъ примѣръ можетъ уяснить намъ, для какихъ диспутовъ
предназначалась логика Аристотеля, и указать способы и границы
ея первоначальнаго примѣненія.
Чтобы получить ясное понятіе о примѣненіи этой логики и
опредѣлить, насколько она соотвѣтствуетъ современнымъ услові-
ямъ, мы должны разсмотрѣть, что нужно было знать спорящимъ
сторонамъ въ игрѣ. Имь нужно было знать все, что необходимо
подразумѣвается въ каждомъ предложеніи, все, что подразуме-
вается въ двухъ предложеніяхъ, вмѣстѣ взятыхъ, при какихъ
условьяхъ и въ какой мѣрѣ одно утвержденіе исключаетъ другое,
когда одно утвержденіе неизбѣжно заключаетъ въ себѣ другое,
когда два утвержденія неизбѣжно заключаютъ въ себѣ третье.
Для всего этого, очевидно, необходимо было основательно изучить
терминологію, чтобы избѣгнуть недоразумѣній изъ-за неясности
языка.
Вполнѣ понятно, что силлогистическая логика или логпка
послѣдовательно ти вышла изъ діалектики утвержденія и отрица-
нія („Ѵез-анй Ко Віа1есѣіс“). Все въ нашемъ мірѣ приходитъ
тогда, когда въ немъ ощущается потребность; всѣ изобрѣтенія воз-
никаютъ подъ вліяніемъ необходимости. Въ спорахъ древнихъ
грековъ необходимо было главнымъ образомъ не вступать въ про-
тиворѣчіе съ самимъ собою: оставаться всегда послѣдовательнымъ.
Ловкій собесѣдникъ выставлялъ одно положеніе за другимъ и при-
нуждалъ васъ соглашаться, выбирая при этомъ особыя выраженія,
для того чтобы точнѣе указать ваши предразсудки и довести васъ
до противорѣчія съ самимъ собою. Безусловно необходимо было
имѣть „органонъ‘“ орудіе или ученіе, которое указывало бы отвѣ-
чающему средства самозащиты и руководило бы спрашивающимъ,
выясняя ему, къ какимъ результатамъ приводитъ то или другое
утвержденіе. Спустя вѣкъ, послѣ того какъ игра вошла въ моду,
геній Аристотеля угадалъ, что для нея нужно было; при Этомъ,
безъ сомнѣнія, онъ имѣлъ въ виду и постороннія цѣли, возникшія
изъ приложенія діалектики къ различнаго рода научнымъ вопро-
самъ.
Своей законченностью система Аристотеля, безъ сомнѣнія,
обязана отчасти пытливому характеру діалектики, отъ которой
опа произошла. Никакой другой способъ вести споръ не требуетъ
отъ диспутанта такой умственной ловкости и точности и не прис-
пособленъ такъ хорошо къ раскрытію схемы аргументовъ.
Логическіе трактаты Аристотеля примѣнялись и тогда, когда
вызвавшая ихъ мода прошла г). Ясность и послѣдовательность
’) Какъ всякая другая мода, діалектика утвержденія и отрицанія
имѣла свои періоды расцвѣта и упадка. Изобрѣтеніе ея приписывается
Зенону Элеатскому, извѣстному своими вопросами и отвѣтами; дѣятель-
ность Зенона относится къ срединѣ V вѣка до Р. X. Сократъ (469—399)
былъ въ цвѣтѣ лѣтъ при началѣ великой Пелопоннесской войны, когд і
умеръ Периклъ, въ 429 году. Въ томъ же году родился Платонъ, жившій
до 347 Года; его преподаваніе въ „масличныхъ аллеяхъ Академіи" нача-
14 —
мышленія, умѣніе обращаться съ запутанными и двусмысленными
выраженіями, открывать тождество смысла въ различныхъ оборо-
тахъ рѣчи и сразу схватывать все, что подразумевается въ каж-
домъ предложеніи, всѣ выводы, которые можно изъ него сдѣлать,—
все это находитъ себѣ примѣненіе всегда и при всякихъ обстоя-
тельствахъ. Въ новѣйшее время главной задачей логики считается
„освобожденіе разума отъ тѣхъ заблужденій, которыя обусловли-
ваются неясностью и запутанностью непослѣдовательнаго мышле-
нія *). Этимъ прекрасно характеризуется отрасль логики, ближе
всего примыкающая къ Аристотелевой традиціи.
Границы и способы примѣненія логики Аристотеля опредѣ-
ляются условіями ея происхожденія. Обѣ спорящ я стороны оди-
наково были заинтересованы главнымъ образомъ опредѣленіемъ
взаимной зависимости высказанныхъ положеній. Разъ собесѣдникъ
утвердительно отвѣтилъ на вопросъ, то обязанъ былъ признать
все, что въ немъ подразумѣвалось. Онъ долженъ былъ допускать
всѣ послѣдствія того положенія, съ которымъ согласился. Оъ
точки зрѣнія факта, оно могло быть истиннымъ или ложнымъ,—
все равно онъ былъ имъ связанъ: истинность или ложность дан-
наго утвержденія не имѣла значенія для диспутанта. Съ другой
стороны, спрашивающій не долженъ былъ переступать границы
высказанныхъ противникомъ утвержденій. Часто указывали какъ
на недостатокъ силлогизма, что заключеніе въ немъ не идетъ
дальше посылокъ; были также остроумныя попытки доказать, что
на самомъ дѣлѣ заключеніе содержитъ въ себѣ нѣчто болыпее,
нежели посылки. Съ точки зрѣнія первоначальнаго примѣненія
силлогизма, это его свойство—не переступать границы высказан-
ныхъ'положеній—было не недостаткомъ, а неизбѣжнымъ слѣдств’емъ
отношеній. Спрашивающій, поступая справедливо, могъ поль-
зоваться только тѣмъ, что призналъ его собесѣдникъ. Развивать
мысль онъ могъ только при помощи аргументаціи; если его за-
ключеніе содержало въ себѣ нѣчто большее, чѣмъ, посылки, то
превращалось въ софистическій пріемъ; противникъ могъ взять
назадъ свои слова и не соглашаться съ доводами диспутанта. Онъ
былъ обязанъ держаться лишь высказанныхъ положеній; ничто не
заставляло его дѣлать хотя бы одинъ шагъ впередъ.
Такимъ образомъ, мы видимъ, насколько ошибочно считать
логику Аристотеля „органономъ41 истины или критеріемъ заблужде-
нія. По крайней мѣрѣ, въ первое время, не было ничего *
лось около 386 года. Аристотель (384—322), воспитатель Александра Вели-
каго, основалъ свою школу въ Ликеѣ, когда Александръ сдѣлался царемъ
въ 336 году и началъ свою карьеру завоевателя. Что діалектика утвер-
жденія и отрицанія въ то время играла выдающуюся роль, объ этомъ
свидѣтельствуютъ логическіе трактаты Аристотеля. Дальнѣйшая исторія
игры темна. Вѣроятно, что подробное изложеніе Аристотелемъ ея закон-
ныхъ методовъ и незаконныхъ пріемовъ способствовало прекращенію инте-
реса къ ней, какъ къ забавѣ.
*) Натгііоп, „Весінгѳз11, III, стр. 87.
17
новой. Общая цѣль логики состоитъ въ предохр'іненіп разума
отъ заблужденій, въ которыя онъ можетъ впасть при пріобрѣтеніи
внаній.
Всякое знаніе, вообще говоря, основано или на авторитетѣ,
т. е. на аргументѣ, вытекающемъ изъ принятыхъ положеній, или
на опытѣ. Если знаніе основано на авторитетѣ, то получается
чрезъ посредство рѣчи: если оно основано на опытѣ, то полу-
чается чрезъ посредство органовъ чувствъ. Въ обоихъ случаяхъ
мы можемъ впасть въ ошибки. „Дедуктивная41 логика имѣетъ
цЬлью предупредить ошибки одного рода, „индуктивная11—-другого.
Фактически, сочиненія по логикѣ, какъ дедуктивной, такъ и ин-
дуктивной имѣютъ въ виду именно эту цѣль, а старое значеніе
дедукціи и индукціи, какъ формальныхъ процессовъ (о чемъ рѣчь
будетъ ниже), на самомъ дѣлѣ игнорируется.
Такимъ образомъ, между двумя отраслями логики нѣтъ ни-
какого антагонизма. Онѣ направлены къ различнымъ цѣлямъ.
Одна дополняетъ другую. Но ни одна не можетъ замѣнить другой.
Логика Аристотеля не будетъ излишней, пока слова будутъ
вводить людей въ заблужденіе. Конечная цѣль логики руководить
при истолкованіи словесныхъ выраженій. Простая силлогистика,
у іеніе о различныхъ формахъ выраженія одного и того же содер-
жанія, имѣетъ весьма ограниченное примѣненіе, какъ мы увидимъ
ниже. Но силлогизмъ непремѣнно приводитъ къ изученію пред-
ложенія, предложеніе—къ изученію термина, а терминъ къ точному
опредѣленію отношеній между словами, мыслями и объектами.
II.	Логика, какъ средство предупрежденія ошибокъ
или заблужденій.—Внутренній софистъ.
Почему мы называетъ логику средствомъ предупрежденія
ошибокъ? Почему мы говоримъ, что главная цѣль и задача логики
состоитъ въ предохраненіи разума отъ смѣшенія понятій и заблуж-
деній? Почему не сказать лучше, какъ теперь часто говорятъ, что
цѣль логики состоитъ въ достиженіи истины? Развѣ это не одно
и то же?
По существу, смыслъ обоихъ выраженій одинаковъ, но по-
слѣднее насколько туманно. Говорить о логикѣ, какъ о совокуп-
ности правилъ для изслѣдованія истины, значитъ вводить многихъ
въ заблужденіе, заставлять ихъ думать что логика претендуетъ
на роль искусства открытія истины, что она указываетъ правила,
при простомъ соблюденіи которыхъ изслѣдователи безусловно до-
ходятъ до новыхъ истинъ. Но этого нельзя сказать даже объ ин-
дуктивной логикѣ, а тѣмъ менѣе о старой логикѣ, точное отношеніе
которой къ истинѣ вынснится изъ дальнѣйшаго изложенія. Логика
способствуетъ раскрытію истины только въ томъ смыслѣ, что пре-
дохраняетъ насъ отъ ошибокъ и разубѣждаетъ насъ, если намъ
кажется, что мы достигли цѣли. Истина часто бываетъ скрыта въ
Индукт. и дедукт. логика.	2
18 —
лабиринтѣ; логическія правила помогаютъ изслѣдователю лишь въ
томъ отношеніи, что предупреждаютъ его, если онъ попадаетъ на
невѣрный путь и принужденъ избрать другой. Изслѣдователь въ
своемъ стремленіи къ истинѣ руководится собственными импуль-
сами: логика не столько указываетъ ему правильные пути, сколько
предостерегаетъ отъ неправильныхъ. Излагая условія, при кото-
рыхъ истолкованіе является правильнымъ, аргументація—доказа-
тельной, очевидность—убѣдительной, объясненіе—удовлетворитель-
нымъ, логика указываетъ изслѣдователю способы провѣрки умо-
заключеній, а не пути къ ихъ достиженію.
Разсуждать о томъ, входитъ ли въ область логики изслѣдо-
ваніе заблужденій, значитъ за'Й&мнять дѣйствительную связь между
заблужденіями и логикой. Именно существованіе заблужденій вызы-
ваетъ потребность въ логикѣ; логика, какъ практическая наука,
предохраняетъ отъ заблужденій. Таково ея историческое происхож-
деніе. Мы можемъ, конечно, установить произвольное правило,
что логическій трактатъ долженъ ограничиваться изложеніемъ пра-
вильныхъ формъ истолкованія и мышленія, не касаясь неправиль-
ныхъ. Если мы примемъ этотъ взглядъ, то должны будемъ при-
знать, что заблужденія не имѣютъ отношенія къ логикѣ. Но это
значило бы умалить роль логики, какъ практической науки. Из-
слѣдованія чисто логическихъ формъ, безъ отношенія къ ошибоч-
нымъ уклоненіямъ отъ нихъ, представляетъ собою не что иное,
какъ дѣтскую забаву. Всякая правильная форма въ логикѣ дается,
какъ предохраненіе отъ неправильной формы, къ которой сктонны
люди, при истолкованіи опыта илп оцѣнкѣ аргумента; изложеніе
и иллюстрація типическихъ формъ неправильнаго мышленія должны
сопровождать раг раззи ученіе о правильномъ мышленіи.
Согласно этому принципу, я буду разсматривать заблужденія,
смѣшеніе понятій или ошибочныя умозаключенія, разнаго рода не-
доразумѣнія, неправильное истолкованіе предложеній, ложное по-
ниманіе аргументовъ, фактовъ или признаковъ,—въ связи съ
< оотвѣтствуюіцими предохранительными пріемами. Такой методъ
представляется мнѣ наиболѣе цѣлесообразнымъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ,
указавъ на потребность въ логикѣ, какъ въ наукѣ раціональнаго
убѣжденія, я нахожу полезнымъ сдѣлать обзоръ общихъ тенденцій
къ неразумной увѣренности, главныхъ видовъ иллюзіи или заблуж-
деній, коренящихся въ человѣческой природѣ. Тогда мы лучше
оцѣнимъ всю важность задачи логики, изыскивающей средства къ
предохраненію разума отъ врожденной склонности къ заблужденіямъ
и отъ вліянія различныхъ силъ, стремящихся заступить его мѣсто.
Обыкновенно говорятъ, что логпкя нужна намъ для предохра-
ненія отъ софизмовъ, недобросовѣстной пгры словами и фактами.
Но на дѣлѣ, „внутренній софистъ “ гораздо болѣе опасенъ, потому
что орудіемъ ему служатъ вражденныя въ насъ наклонности къ
заблужденіямъ. Если въ одномъ случаѣ изъ десяти мы бываемъ
жертвами умышленнаго софизма, то зато въ десяти остальныхъ
случаяхъ мы испытываемъ вліяніе нашихъ собственныхъ нѳразуы-
19 —
ныхъ импульсовъ и предразсудковъ. Люди обыкновенно обманы-
ваютъ самихъ себя, прежде чЬмъ обмануть другихъ.
Фрэнсисъ Бэконъ обратилъ вниманіе на эти внутреннія влія-
нія, извращающія мышленіе, на эти общіе источники заблужденій
въ своихъ сочиненіяхъ: І)е Аидтепігз и ^оѵит Огдапит. Онъ на-
звалъ ихъ идолами (ёйшка), обманчивыми признаками истины, иллю-
зіями. Классификація Бэкона представляется въ слѣдующемъ видѣ:
На первомъ планѣ стоятъ Ііоіа ігіЬиз, иллюзіи, свойственныя всѣмъ
людямъ вообще, расовыя; затѣмъ идутъ гПоІа зресиз, индивидуаль-
ныя иллюзіи, характеризующія „берлогу", въ которой живетъ
каждый отдѣльный человѣкъ; іМа /огі, иллюзіи рЬчи, обще-
распространенные предразсудки, которые воплощаются въ обы-
денной рѣчи; іоіоіа ікеаігі, иллюзіи доктринальныя, основанныя на
осл Ьнляющѳмъ авторитетѣ знаменитыхъ людей. Классификація
Бэкона представляется неудовлетворительной, потому что первый
разрядъ заключаетъ въ себѣ всѣ остальные; но какъ п все, что
вышло изъ подъ его пера, п это дѣленіе заблужденій полно остроум-
ныхъ замѣчаній и удачныхъ примѣровъ. Я приведу еще болѣе
научную, хотя и менѣе картинную классификацію профессора Бэна,
помѣщенную въ главѣ о „наклонностяхъ чевѣческаго ума къ заблуж-
деніямъ". *) Дѣлаю я это не потому, что классификація Бэна имѣетъ
за собою преимущество новизны, я просто думаю, что столь важный
вопросъ необходимо освѣтить съ различныхъ точекъ зрѣнія.
Иллюзіи, къ которымъ всѣ мы Склонны, лучше всего можно
классифицировать по происхожденію ихъ изъ основныхъ свойствъ
нашей природы. Постараемся опредѣлить, какимъ образомъ возни-
каютъ иллюзорныя убѣжденія.
Что такое увѣренность (ЬеІіеГ)? Одна изъ задачъ логики со-
стоитъ въ томъ, чтобы побудить насъ къ размышленію о столь
простыхъ вопросахъ. Полный анализъ и опредѣленіе понятія увѣ-
ренности принадлежитъ къ числу труднѣйшихъ проблемъ психо-
логіи. Мы не можемъ этпмъ заняться и удовольствуемся выясне-
ніемъ нѣкоторыхъ характерныхъ признаковъ увѣренности.
Вопѳрвыхъ, увѣренность есть извѣстное состояніе духа. Во-
вторыхъ, это состояніе духа характеризуется внѣшними призна-
ками: оно имѣетъ отношеніе къ внѣшнему міру, къ тому порядку
вещей, который находится внѣ насъ. Испытывая увѣренность въ
чемъ-либо, мы предполагаемъ, что міръ въ томь видѣ, въ какомъ
онъ былъ, есть и будетъ, соотвѣтствуетъ нашимъ представленіямъ
о немъ. Въ третьихъ, увѣренность руководитъ нашими поступками;
9 Вагп, „Бо§іс“, кн. VI, III. Бэконъ хотѣлъ поставить свое ученіе
объ „идолахъ* въ такое же отношеніе къ „Коѵшп. Огдапит", въ какомъ на-
ходится теорія софизмовъ у Аристотеля къ его старому Органону. Но на
самомъ дѣлѣ, какъ я уже указывалъ, Бэконъ классифицируетъ наши врож-
денныя наклонности къ образованію „идоловъ" или ложныхъ иллюзій, а
эги-то наклонности и ведутъ къ заблужденіямъ, окоторыхъ говорилъ Аристо-
тель. Нѣкоторыя заблужденія, разсматриваемыя Аристотелемъ, какъ уви-
димъ далѣе, относятся къ разряду ошибокъ въ индукціи.
о*
— 20 —
мы направляемъ нашу дѣятельность согласно съ убѣжденіями. Если
мы хотимъ знать, въ чемъ человѣкъ дѣйствительно увѣренъ, то
обращаемъ вниманіе ні его поступки. Дѣйствіе во всякомъ случаѣ
является показателемъ того, въ чемъ онъ въ данный моментъ увѣ-
ренъ. Одинъ великій ораторъ сказалъ: ,,Я не могу читать въ душѣ
людей11. Это замѣчаніе было встрѣчено знаками проннческаго одо-
бренія. „Зато,—возрази лъонь,—я могу истолковывать ихъ дѣйствія11.
Учредители компаній должны вложить собственные капиталы въ
предпріятіе, чтобы возбудить къ нему довѣріе общества. Если
кто-нибудь говоритъ, что увѣренъ въ кончинѣ міра, которая
послѣдуетъ черезъ годъ, и въ то же время снимаетъ въ аренду
домъ на пятнадцать лѣтъ, то мы вправѣ заключить, что его увѣ-
ренность не очень сильна.
Тѣсная связь нашей увѣренности съ нашими дѣйствіями,
даетъ намъ возможность понять, какимъ образомъ возникаютъ
иллюзіи, ложныя представленія о дѣйствительности. Иллюзіи чувствъ
и привычки понятны сами собой, но другіе источники иллюзіи,
которыя можно назвать „импульсами нетерпѣнія11 и „удовольствіемъ
отъ дѣятельности11, не такъ легко себѣ представить. Одинъ-два
примѣра разъяснятъ, въ чемъ тутъ дѣло. Мы не поймемъ значе-
нія этихъ вліяній, извращающихъ мышленіе, пока не прослѣдимъ
пхъ на самихъ себѣ. У другихъ мы открываемъ ихъ довольно
быстро. Такъ какъ въ обыденной рѣчи слово „иллюзія11 возбуждаетъ
представленіе чуть-ли не о безуміи, а отъ тѣхъ иллюзій, о кото-
рыхъ мы говоримъ, не свободенъ ни одинъ человѣкъ, то, пожалуй,
удобнѣе будетъ воспользоватся менѣе рѣзкимъ терминомъ „за-
блужденіе11.
Заблужденіе отъ нетерпѣнія.
Какъ существо, созданное для дѣятельности, здоровый чело-
вѣкъ не только находитъ удовольствіе въ работѣ, физической и
умственной, безъ отношенія къ ея результатамъ, но вмѣстѣ сь
тѣмъ обладаетъ такимъ запасомъ энергіи, что не можетъ успо-
коиться, пока не найдетъ ему свободнаго выхода. Чѣмъ больше
въ немъ энергіи и чѣмъ легче она возбуждается, тѣмъ скорѣе
всякое стѣсненіе, препятствіе или замедленіе становится для нею
тягостнымъ и даже причиняетъ ему фактически невыносимыя стра-
данія. Всякое препятствіе ненавистно намъ, когда мы о немъ даже
думаемъ; одно представленіе о немъ тяготитъ насъ и приводитъ
въ тревожное настроеніе.
Отсюда слѣдуетъ, что увѣренность, сознаніе готовности къ
дѣйствію, убѣжденіе въ томъ, что путь для свободваго упражненія
нашихъ способностей открытъ, представляетъ собою могучее и
радостное чувство, настолько же необходимое для счастливой
жизни, какъ и сама дѣятельность. Мы видимъ это изъ того, какъ
тягостно и непріятно намъ противоположное состояніе, именно,
сомнѣніе, затрудненіе, колебаніе, неувѣренность относительно плана
21
нашей дѣятельности. Ясно теперь, насколько сильна въ насъ эта
наклонность, непреодолимое стремленіе къ дѣятельности; мы дѣй-
ствуемъ, нисколько не думая о результатахъ, пріобрѣтаемъ увѣ-
ренность, не разобравъ сути дѣла. Если мы не заняты спеціально
изслѣдованіемъ вопроса, то, вообще говоря, считаемъ это прово-
лочкой и препятствіемъ на пути къ свободной дѣятельности.
Этотъ конечный фактъ нашей природы, естественное, вро-
жденное нетерпѣніе, объясняетъ большую часть заблужденій, въ
которыя мы склонны впадать. Мы должны имѣть увѣренность въ
чемъ либо, мы не можемъ успокоиться, пока не получимъ ея, и
хватаемся за первое, что, повидимому, устраняетъ препятствіе на
нашемъ пути. Вѣренъ ли такой способъ разрѣшенія сомнѣній
или нѣтъ, — конечно, онъ не всегда непремѣнно долженъ быть
ложнымъ, — но по отношенію къ намъ онъ всегда будетъ случай-
нымъ. Настоятельная потребность въ обладаніи увѣренностью,
которая нужна намъ для проявленія нашей энергіи хотя бы въ
мысляхъ, не позволитъ намъ остановиться и обсудить дѣло. Мы
жадно хватаемся за всякое средство, устраняющее сомнѣнія и ко-
лебанія, за всякое убѣжденіе, которое освобождаетъ нашу волю.
Можно бы ю бы думать, что это вѣрно лишь въ тѢхъ слу-
чаяхъ, когда мы лично заинтересованы въ исходѣ дѣла, лично
участвуемъ въ предпріятіи. Конечно, этимъ преимущественно обу-
словливается органическая особенность нашего духа; но разъ со-
здавшаяся привычка распространяется и на всѣ тѢ случаи, въ
которыхъ мы лично не заинтересованы. Скажите любому англича-
нину, — остроумно замѣтилъ кто-то, что поднятъ вопросъ о томъ,
населены ли планеты, и онъ тотчасъ же сочтетъ себя обязаннымъ
имѣть на этотъ счетъ  опредѣленное мнѣніе. Спла убѣжденія не
завпептъ отъ количества умственной энергіи, на него затраченной;
можно, пожалуй, сказать, что по общему правилу, увѣренность
тѣмъ сильнѣе, чѣмъ меньше ее обсуждаютъ.
„Бакалейщикъ44, пишетъ Бзджготъ въ своемъ остроумномъ
очеркѣ: „Эмоція убѣжденія14 *), „имѣетъ опредѣленный взглядъ па
иностранную политику; у молодой дамы есть своя полная теорія
таинствъ; ни онъ, ни она не сомнѣваются въ правотѣ своихъ убѣ-
жденій. Дочь приходскаго священника увѣрена, что Парижъ не
можетъ быть взятъ или что Бисмаркъ — негодяй44. Философское
сомнѣніе, отсрочка рѣшенія вопроса—противны нормальному чело-
вѣку. Въ сознаніи увѣренности онъ испытываетъ удовольствіе.
Эта черта свойственна всѣмъ людямъ. Пока продолжается
жизнь, человѣкъ создаетъ себѣ увѣренность, стремится устранить
рабо .у ума. Вліяніе это, конечно, бываетъ различнымъ, въ зави-
симости отъ темперамента, возраста и другихъ обстоятельствъ.
Молодые люди болѣе легковѣрны, нежели старики, пото .у что
обладаютъ большимъ запасомъ энергіи; какъ говоритъ Бэконъ,
„ихъ увлекаютъ за собою сангвиническіе элементы темперамента44.
') Вадёкоі, „Ьііегагу ѳішііез“, П, 427.
— 22 —
Лаэртъ у Шекспира представляетъ собою образецъ горячаго тем-
перамента, яркій контрастъ по сравненію съ Гамлетомъ, который
живетъ болѣе умомъ. Услыхавъ объ убійств Ь отца своего, Лаэртъ
спѣшитъ домой, собираетъ горсть вооруженныхъ сторонниковъ
своего дѣла, разражается гнѣвомъ въ присутствіи короля и гре-
зитъ отмстить не тому, кому слѣдуетъ. Онъ не обсуждаетъ дѣла,
подобно Готспуру это „нетерпѣливый безумецъ, ужаленный осой44:
онъ долженъ излить свою злобу на кого-нибудь и притомъ не-
медленно. Отецъ Гамлета тоже былъ убитъ, но прежде чѣмъ при-
ступить къ отмщенію, Гамлетъ хочетъ удовлетворить требованія
своего разума; получивъ сомнительное доказательство, онъ ждетъ
другихъ, болѣе серьезныхъ.
„Ісіоіа ѣгіЬпз44 Бэкона и приведенные Бономъ случаи „безкон-
трольной11 энергіи по большей части представляютъ собою при-
мѣры неправильной умственной дѣятельности, поспѣшныхъ обоб-
щеній, невѣрныхъ и поверхностныхъ аналогій, скороспѣлыхъ ги-
потезъ. Бэконъ разсказываетъ объ одномъ скептикѣ, которому
показали въ храмѣ Посейдона приношенія разныхъ лицъ, давшихъ
обѣты въ минуту опасности. Когда скептика спросили, можетъ-лп
онъ и послѣ этого отрицать могущество бога, онъ отвѣчалъ: „Но
гдѣ же тѣ, которые дали обѣты ивсе-такп погибли?44 Отвѣтъ скеп-
тика Бэконъ считаетъ правильнымъ. Вообще изъ всѣхъ снови-
дѣній, предзнаменованій, пророчествъ и пр. мы склонны помнить
лишь тѣ, которыя сбылись, забывая о многочисленныхъ случаяхъ,
когда предсказанія не оправдываются. Если мы видимъ предъ со-
бой одного представителя какой-либо націи, то заключаемъ, что
всѣ его соотечественники на него похожи; мы не можемъ отсрочить
своего сужденія до тѣхъ поръ, пока не встрѣтимъ еще нѣсколькихъ
представителей той же націи. Слѣпая вѣра, по замѣчанію Бэна,
характеризуетъ первоначальное состояніе человѣческаго духа; только
постепенно ее ограничиваетъ опытъ. Старая поговорка: „Опытъ
учитъ дураковъ41 имѣетъ свое основаніе, но въ извѣстномъ смыслѣ
она противорѣчитъ истинѣ. Именно дурака опытъ ничему не на-
учитъ; всѣмъ намъ болѣе или менѣе трудно поддается эта наука,
пока не начинаетъ падать наша энергія.
Заблужденіе, какъ продуктъ пріятнаго занятія.
Если какое-либо занятіе пріятно само по себѣ, если оно
вполнѣ удовлетворяетъ нашей внутренней жаждѣ дѣятельности, то
мы склонны ошибаться относиіельно его результатовъ. „Нарру
ехегсізе із ѣііе ѣооГз РагасИзе". („Пріятное занятіе для глупца рай“).
Ошибка заключается не въ томъ, что человѣкъ доволенъ возмож-
ностью примѣненія всѣхъ своихъ силъ; это, пожалуй, очень ра-
зумно! Суть дѣла въ томъ, что мы ждетъ отъ нашей дѣятельности
такихъ результатовъ, выгодъ, пользы, какихъ она вовсе не мо-
жетъ дать. Такъ, напримѣръ, нѣкоторые люди, начавъ заниматься
чѣмъ-либо съ той пли другой цѣлью, практической, художествен-
23
ной пли религіозной, вдаются въ совершенно излишнія подроб-
ности, для дѣла вовсе ненужныя. Деталямъ и мелочамъ они при-
даютъ огромное значеніе въ интеллектуальномъ, духовномъ, нрав-
ственномъ смыслѣ, тогда какъ на самомъ дѣлѣ все вто предста-
вляетъ собою лишь выходъ для избытка энергіи; и часто на мелочи
тратится время, которое слѣдовало бы иначе употребить.
Но я боюсь, что самъ могу послужить примѣромъ этого за-
блужденія—нпгдѣ оно такъ не преобладаетъ, какъ въ философіи,—
а потому перехожу къ слѣдующему отдѣлу.
Заблужденіе подъ вліяніемъ чувства.
Этотъ источникъ иллюзій гораздо болѣе очевиденъ. Ослѣ-
пляющее и извращающее вліяніе страстей на разумъ всегда было
излюбленной темой моралистові съ тѣхъ поръ, какъ люди начали
обсуждать вопросы морали; объ этомъ вліяніи сложилось много
народныхъ пословицъ: „любовь слѣпа11; „желаніе — мать мысли14;
„Что для одного гусь, для другого лебедь44 и т. д.
Намъ нѣтъ надобности останавливаться на примѣрахъ. Страхъ
и лѣнь преувеличиваютъ опасности и затрудненія; любовь не мо-
жетъ увидѣть ни одного недостатка въ своемъ предметѣ; въ гла-
захъ ревниваго человѣка его соперникъ—негодяй. По самому су-
ществу дѣла, мы скорѣе замѣчаемъ эти ошибки у другихъ, чѣмъ
у себя. Если бы каждый изъ насъ дѣйствительно понималъ эту
склонность, то мы такъ часто не обвиняли бы напрасно въ недоб-
росовѣстности и въ сознательномъ лицемѣріи людей, просто непо-
слѣдовательныхъ и чуть-лп не умышленно закрывающихъ глаза на
факты, ясные до очевидности. Мужчины склонны приписывать этотъ
недостатокъ женщинамъ. Мышленіе, руководимое чувствомъ, назы-
вается «женской логикой». Но на самомъ дѣлѣ это общечеловѣче-
ская слабость.
Возьмемъ, напримѣръ, очень сильное чувство, чувство себя-
любія или эгоизма. Вліяніе его почти незамѣтно, вопреки, мнѣнію
большинства; настолько незамѣтно, что даже честный человѣкъ мо-
жетъ обмануться и не признать въ себѣ эгоизма, хотя бы ему и
указывали на него. Если лѣнтяй говоритъ, что „впередъ нтти
опасно44, то мы сразу опредѣляемъ истинныя его наклонности; рав-
нымъ образомъ, мы знаемъ въ чемь дѣло, когда лѣнивый ученикъ
говоритъ, что онъ будетъ усердно работать завтра или на той не-
дѣлѣ или въ слѣдующемъ мѣсяцѣ, или когда человѣкъ, потерпѣв-
шій неудачу, преувеличиваетъ успѣхи своего соперника и свои
собственныя непріятности. Но, вообще говоря, эгоизмъ обнаружи-
ваетъ свое вліяніе не такъ явно и замѣтно, какъ въ указанныхъ
случаяхъ. Вліяніемъ эгоизма объясняется, напримѣръ, тотъ фактъ,
что люди противоположныхъ интересовъ съ трудомъ понимаютъ
аргументы своихъ противниковъ и неохотно довѣряютъ ихъ чест-
ности. На конференціяхъ капиталистовъ и рабочихъ обѣ стороны
не въ состояніи понять другъ друга, хотя представители ихъ ин-
— 21 —
тересовъ неспособны сознательно совершить безчестный поступокъ,
капиталисты обвиняютъ рабочихъ въ ослѣпленіи, а рабочіе—капи-
талистовъ.
Заблужденіе подъ вліяніемъ привычки.
Что обычай, извѣстная привычка мыслить и дѣйствовать,
оказываетъ вліяніе на увѣренность человѣка,— всѣ согласны; но
далеко не всЬ сознаютъ всю силу и всю широту этого вліянія.
Нѣсколько простыхъ примѣровъ такого рода неразумныхъ пред-
разсудковъ приведены у Локка, который впервыѳ предложилъ ихъ
объясненіе при помощи „ассоціаціи идей“ (Нитап Ѵп<1егьіапсГігі;),
кн. II, гл. XXXIII). Такъ, напримѣръ, многіе люди испытываютъ
чувство страха, оставаясь одни въ темнотѣ. Напрасно разумъ го-
воритъ имъ, что бояться нечего; они не могутъ избавиться отъ
чувства ужаса, потому что темнота нераздѣльно связана въ ихъ
умѣ со страшными образами. Точно также мы безотчетно избѣгаемъ
тѣхъ мѣстъ, гдѣ съ нами случилась какая-либо непріятность. Рав-
нымъ образомъ, слѣдуетъ признать безотчетной, если не неразум-
ной, нашу привязанность къ привычнымъ для насъ доктринамъ
пли способамъ дѣятельности и непреодолимую антипатію къ тѣмъ,
кто не придерживается эгихъ доктринъ и пріемовъ.
Такого рода предразсудки обыкновенно находятъ себѣ опору
въ словахъ, которымъ обычай придаетъ хорошій или дурной
смыслъ. Значеніе разговорной рѣчи выражено въ нссловицѣ: „(ліѵе
а ао^' а Ьаа паше, ап<1 ѣЬеп Ьапр Ыт“ („Дайте собакѣ дурное
имя, а затѣмъ повѣсьтѳ“). Эти-то словесные предразсудки и ука-
заны у Бэкона подъ видомъ „Ісіоіа Гогі“, иллюзій обыденной рѣчи.
Каждый изъ насъ воспитанъ въ духѣ извѣстной секты или партіи
и привыкъ уважать или презирать соотвѣтствующія имена этихъ
группъ: вигъ, тори, радикалъ, соціалистъ, эволюціонистъ, „Вгоай,
].о\ѵ, ог Ніціі СѣпгсЬ“ *). Мы можемъ встрѣтить человѣка, не
знать къ какой партіи онъ принадлежитъ и притти въ восторгъ
отъ него; а потомъ мы узнаемъ, кто онъ, и все измѣняется.
Такого рода заблужденія называются „ложными ассоціаціями
что указываетъ на психологическое ихъ происхожденіе. Въ силу
ассоціаціи появляются извѣстныя идеи, которымъ мы непремѣнно
должны придать характеръ объективной реальности, разъ онѣ воз-
никли въ умѣ. Возьмемъ примѣръ. Врачъ изслѣдуетъ больного и
находитъ у него извѣстные симптомы. Положимъ, что въ послѣд-
X • нее время ему приходилось самому наблюдать массу случаевъ ин-
флуэнцы или слышать о нихъ; онъ естественно думаетъ объ ин-
Хфлуэнцѣ. А если идея возникла, то можетъ легко получить прѳоб-
ладающеѳ значеніе.
а.	Но почему человѣкъ не можетъ избавиться отъ идеи? Почему
*) Наименованія различныхъ сектъ въ англиканской церкви.
Примѣч. перев.
— 25 —
она овладѣваетъ имъ и переходитъ въ увѣренность? Ассоціація,
привычка объясняютъ намъ, какимъ образомъ идея возникаетъ
въ умѣ, но не говорятъ о томь, почему она начинаетъ играть пре-
обладающую роль.
За объясненіемъ ѳтого факта намъ нужно обратиться къ пер-
вому изъ упомянутыхъ выше псточниковъ заблужденій, къ нетер-
пѣнію, не допускающему сомнѣній пли отсрочки рѣшенія вопроса,
къ настоятельной внутренней потребности вѣры.
Такимъ образомъ, хотя въ цѣляхъ изложенія мы классифи-
цируемъ различныя вліянія, извращающія мышленіе, но на самомъ
дѣл Ѣ они нераздѣльны. Они могутъ дѣйствовать и на практикѣ
часто дѣйствуютъ сообща; „внутренній софистъ14 сосредоточиваетъ
всѣ свои силы.
Наконецъ, могутъ спросить: если иллюзіи представляютъ со-
бою продуктъ такихъ высокихъ качествъ человѣка, какъ избы-
токъ энергіи, избытокъ чувствъ, избытокъ мягкости, то стоптъ-ли
ихъ уничтожать? Юноша видитъ міръ въ розовомъ свѣтѣ, потому
что обладаетъ большимъ запасомъ энергіи и чувства; разочарова-
ніе наступаетъ одновременно съ ослабленіемъ энергіи, когда на-
дежда „не хочетъ ужъ питаться44. Хоропю-ли въ такомъ случаѣ
разочарованіе?—Предыдущее изложеніе было бы излишнимъ, если
бы большинство людей не возставало противъ вмѣшательства ра-
зума и ею помощницы—логики. Но на дѣлѣ нельзя опасаться,
чтобы разуму своимъ вмѣшательствомъ удалось парализовать дѣя-
тельность, уничтожить чувства и искоренить привычки Въ край-
немъ случаѣ, логика можетъ умѣрить избытокъ этихъ хороіпихъ
качествъ, указавъ условія, при которыхъ возникаетъ разумная
увѣренность въ чемъ-либо. Если вы изучите эти условія, то скоро
увидите, что ваши знанія окажутъ вамъ услугу на практикѣ лишь
въ тѣхъ случаяхъ, когда есть возможность отыскать основы разум-
ной увѣренности. А примѣнять логическія правила къ оцѣнкѣ ре-
зультатовъ всякаго поступка значило бы подпасть подъ вліяніе
той неутолимой жажды дѣятельности, которая, пожалуй, является
главнымъ источникомъ нашихъ заблужденій.
III.	Аксіомы діалектики и силлогизма.
Есть нѣсколько принциповъ, извѣстныхъ подъ именемъ „за-
коновъ мышленія44 или „правилъ логической послѣдовательности4'.
Ихъ различно выражаютъ, различно доказываютъ, различно тол-
куютъ, но въ той или другой формѣ ихъ часто признаютъ осно-
ваніемъ всей логики. Говорятъ даже, что все ученіе дедуктивной
или силлогистической логики можно изъ нихъ вывести. Возьмемъ
наиболѣе абстрактное ихъ выраженіе и посмотримъ, какъ онц
возникли. Обыкновенно законовъ мышленія считаютъ три: законъ
тождества, законъ противорѣчія и законъ исключеннаго средняго.
1.	Законъ тождества. А есть А. Сократъ есть Сократъ. Пре-
ступленіе есть преступленіе.
26
2.	Законъ протгіворѣчія. А не есть не-А. Сократъ есть не кто
иной, какъ Сократъ. Преступленіе есть не что иное, какъ престу-
пленіе. Или: А не есть въ одно п то же время Ъ и не-6. Сократъ
не можетъ быть одновременно добрымъ и недобрымъ. Преступленіе
не можетъ быть одновременно наказуемымъ п ненаказуемымъ.
3.	Законъ исключеннаго средняго. Всякій предметъ есть А или
не-А; или: А есть Ъ или пе-Ь. Данный предметъ можетъ быть или
Секратомъ пли не Сократомъ, преступленіемъ или непреступленіемъ.
Онъ долженъ быть тѣмъ пли другимъ: ничего средняго быть не
можетъ.
Зачѣмъ излагать эти правила, столь очевидныя при одномъ
толкованіи и столь явно софистическія при другомъ?Формулы но-
вой логики извлечены изъ одного мѣста „Метафизики11 Аристо-
теля *) (Ш, 3, 4, 1005Ъ—1008). Онъ устанавливаетъ тамт, основной
принципъ доказательства: „невозможно, чтобы одно и то же ска-
зуемое относилось и не относилось къ одному и тому же подлежа-
щему въ одно и то же врема и въ одномъ и томъ же смыслѣ11 2).
Два такихъ предложенія, какъ: „Сократъ знаетъ грамматику11 п
„Сократъ не знаетъ грамматики11 не могутъ быть истинными въ
одно и то же время и въ одномъ и томъ же смыслѣ. Двѣ проти-
воположности не могутъ существовать одновременно въ одномъ и
томъ же предметѣ. Двоякій отвѣтъ: „да11 и „пѣтъ11 нельзя дать
на одинъ и тотъ же вопросъ, если понимать его въ одномъ и томъ
же смыслѣ.
Но почему Аристотель считалъ необходимымъ устанавливать
столь очевидный принципъ? Просто потому, что многіе тонкіе діа-
лектики изъ его предшественниковъ оспаривали принципы логи-
ческаго доказательства. Изъ діалога Платона „Ѳвтпдемъ11 можно
видѣть, до какого абсурда доходили пренія сторонъ. Два брата
побѣждаютъ всѣхъ своихъ оппонентовъ, настаивая на томъ, что
отрицательный отвѣтъ не исключаетъ утвердительнаго. „Развѣ по-
чтенное не почтенно, а низкое не низко11? спрашиваетъ Сократъ.
„Это—какъ мнѣ понравится11 отвѣчаетъ Діониеодоръ. Сократъ за-
ключаетъ, что съ такими людьми не возможно спорить: они отвер-
гаютъ основные принципы діалектики.
Были, однако, болѣе почтенные діалектики, которые усердно
работали надъ вопросомъ о томъ, въ какихъ формахъ должны
быть выражены основные законы контраста и противорѣчія, истин-
ности и ложности положеній. Вотъ почему Аристотель счелъ не-
*) Первую формулировку закона тождества: еив езі епз Гамильтонъ
приписываетъ („Гѳсіпгез'*, Ш, 91) Антонію Андрею, комментатору „Мета-
физики11 въ ХТѴ вѣкѣ. По Андрей излагаетъ лишь мыслн Аристотеля, вы-
сказанныя въ Ш, 4, 1006а, Ъ. Епз езі епз у Андрея значитъ не то, что „А
есть А“ у Гамильтона.
’) То уар аі)то аса икаруеіѵ те хаі рт; икаруеіѵ аЗбѵатсѵ тш аотф хаі
хата то аото..............аотт^ от; касшѵ езті ^е^аіота.т) тшѵ арушѵ. ІИ, 3,
1005&, 19—23.
27
обходимымъ установить и тщательно обосновать свою формули-
ровку основного принципа логическаго доказательства. „Противо-
рѣчивыя сужденія не могутъ быть оба истинными относительно од-
ного и того же предмета, въ одно и то же время, въ одномъ и
томъ же смыслѣ". Такова первоначальная формула закона проти-
ворѣчія.
Слова: „относительно одного и того же предмета14, „въ одно
и то же время" и „въ одномъ и томъ же смыслѣ", выбраны на-
рочно, чтобы предупредить разнаго рода словопренія. „Сократъ
знаетъ грамматику". Подъ Сократомъ мы должны понимать одного
и туго же индивида. И даже относительно одного и того же инди-
вида утвержденіе можетъ оказаться истиннымъ въ одно время и
ложнымъ въ другое. Было вѣдь время, когда Сократъ не зналъ
грамматики, хотя теперь онъ ее знаетъ. Утвержденіе можетъ быть
истиннымъ въ одномъ смыслѣ и ложнымъ въ другомъ. Сократъ,
пожалуй, знаетъ грамматику, но не знаетъ всего, что нужно знать,
можетъ быть онъ знаетъ столько, сколько Аристархъ.
Аристотель признаетъ, что этотъ основной принципъ не мо-
жетъ быть доказанъ самъ по себѣ, т. е, что его нельзя вывести
изъ другого принципа. Если отрицать его, то можно довести от-
рицающаго до абсурда. Показывая какъ поступать въ такомъ
случаѣ, Аристотель говорить,, что сначала надо притти къ согла-
шенію относительно терминовъ, такъ, чтобы обѣ спорящія стороны
придавали имъ одинаковый смыслъ *). Никакая діалектика невоз-
можна безъ этого соглашенія. Основной принципъ діалектики и
есть первоначальная форма закона тождества. Все время обсужде-
нія вопроса, съ начала и до конца логическаго процесса, слова
должны постоянно имѣть одинъ, и тотъ же смыслъ, должны всегда
сохранять одно и то же отношеніе къ вещамъ.
Случайно, разсматривая аксіому противорѣчія (айсора
аѵткрасеш;) 2), Аристотель устанавливаетъ еще одинъ принципъ,
извѣстный теперь подъ именемъ „Закона исключеннаго средняго".
Изъ двухъ противорѣчивыхъ сужденій одно дотжно быть истин-
нымъ: мы должны утверждать что-либо или отрицать относительно
даннаго предмета: ничего средняго бытъ не можетъ.
Такимъ образомъ, первоначально, такъ,-называемые „законы
мышленія" были просто основными принципами діалектики и до-
казательства. Послѣдовательная аргументація, связное разсужденіе
невозможвы, если не признать справедливость законовъ мышленія.
Если оторвать или абстрагировать эти принципы отъ усло-
*) По Гамильтону, Андрей утверждалъ „вопреки Аристотелю*1, что
„абсолютно первымъ является принципъ тождества, а не принципъ про-
тиворѣчія**. Какой изъ нихъ дѣйствительно первый,—вопросъ схоластиче-
скій, на которомъ можно изощрять свое остроуміе. Еа самомъ дѣлѣ, Ари-
стотель сначала установилъ принципъ тождества въ вышеупомянутомъ
простомъ смыслѣ, а Андрей только точнѣе оформилъ его мысль.
а) Метало аѵткрасеоц еѵйеуетаі еіѵаі оооеѵ, акк’аѵаухт] ѵ] сраѵаі 73 ато-
^раѵаі еѵ ха&’ёѵо? отіооѵ. ЯІетаф. ПТ, 7, ІОНЪ, 23—4.
— ‘23 —
іій пхъ первоначальнаго примѣненія и разсматривать ихъ исклю-
чительно какъ законы мышленія пли бытія, то всякое отвлеченное
выраженіе ихъ или опредѣленіе легко привести въ противорѣчіе
съ другими очевидными истинами или съ другими столь же про-
стыми пупіиципами. Не входя въ сложныя и многочисленныя де-
тали толкованій этихъ законовъ, которыми занималась логика по-
слѣдняго столѣтія, мы все же считаемъ необходимымъ привг ста
нѣсколько примѣровъ, для того, чтобы читатель могъ понять, въ
какихъ, предѣлахъ основные принципы мышленія удачно примѣ-
няются.
Сократъ есть Сократъ. Имя „Сократъ “ обозначаетъ нѣчто
такое, что и вы и я имѣемъ въ виду, когда его называемъ. Если
мы имѣемъ въ виду не одно и то же, то не можемъ ни доказать
ничего относительно этого предмета, ни сообщить другъ другу.
Если же мы признаемъ, что выраженіе „Сократъ есть Сократъи
значитъ: „объектъ мысли, или вещь, тождественъ самъ съ собою“,
„объектъ мысли, или вещь, не можетъ не быть самимъ собоюи и
если назовемъ это закономъ мышленія, то сразу встрѣтимся съ
затрудненіемъ. Собственно говоря, мышленіе отсутствуетъ, пока
мы не идемъ дальше тождества объекта съ самимъ собою. Мышле-
ніе начинается тогда лишь, когда мы признаемъ сходство объек-
товъ между собою. Держаться въ предѣлахъ тождества объекта
съ самимъ собою значитъ останавливать мысль. „Сократъ былъ
уроженцемъ Аттпки“, „Сократъ былъ мудрымъ человѣкомъ „Со-
кратъ былъ присужденъ къ смерти, какъ нарушитель обществен-
наго спокойствія11,—всякій разя,, когда мы начинаемъ думать пли
говорить что-либо о Сократѣ, приписывать ему какія-либо свой-
ства, мы переходимъ изъ области тождества его съ самимъ собою
въ сферу отношеніи сходства его съ другими людьми, — отноше-
ній, указывающихъ на общечеловѣческія черты въ немъ.
Гегельянцы придаютъ этой очевидной истинѣ парадоксальный
характеръ, выражая се слѣдующимъ образомъ: „О всякой опре-
дѣленной вещи или мысли можно съ одинаковымъ правомъ ска-
зать, что она не есть и что она есть она сама“ '). Или: „Вещь
должна перейти въ другую, чтобы быть самой собою“. Представи-
тели противоположной теоріи считаютъ это нарушеніемъ законовъ
тождества и противорѣчія. Но въ сущности Гегель въ данномъ
случаѣ слѣдовалъ своей оригинальной манерѣ выражаться; онъ
придалъ парадоксальный характеръ той простой истинѣ, что
всякій объектъ обладаетъ большимъ числомъ признаковъ, общихъ
съ другими объектами, нежели исключительно ему свойственныхъ.
Пока мы не находимъ сходства между объектами, до тѣхъ поръ
мы, собственно говоря, вовсе не мыслимъ. Если мы говоримъ
просто, что вещь тождественна съ самой собою, то мы въ сущно-
сти ничего не говоримъ о ней. Этотъ принципъ вовсе не нару-
шаетъ закона тождества, оиъ только предостерегаетъ отъ край-
*) Рго/. СаігА,	стр. 133.
29 —
няго его толкованія, отъ отрицанія закона сходства, который обра-
зуетъ основу всѣхъ характерныхъ признаковъ, свойствъ или ка-
чествъ объектовъ, воспринимаемыхъ нашимъ мышленіемъ.
Мы говоримъ, что объекты, тождественные съ самими собою,
похожи на другіе объекты, также тождественные съ самими собою.
Это положеніе стоитъ отдѣльно отъ закона тождества; всякое тол-
кованіе, его исключающее, должно быть отвергнуто. Но развѣ оба
закона — законъ тождества и законъ сходства, между тождествен-
ными, и вмѣстѣ съ тѣмъ, раздѣльными объектами,—не предпола-
гаютъ, что существуютъ такіе объекты, тождественные съ самими
собою, похожіе на другіе п въ то же время отличные огъ нихъ?
Конечно, п это одно изъ основныхъ предположеній логики *). Мы
признаемъ, что міръ, о которомъ мы говоримъ и разсуждаемъ,
раздѣленъ на такіе объекты въ нашемъ мышленіи. Мы признаемъ,
что такія слова, какъ „Сократъ11 обозначаютъ отдѣльные объекты
съ самостоятельнымъ бытіемъ или сущностью; что такія слова,
какъ „мудрость", „настроеніе", „уродство", „бѣжать", „сидѣть",
„здѣсь", „тамъ", обозначаютъ свойства, качества, характерные
признаки или предикаты индивидовъ; что такія слова, какъ „че-
ловѣкъ", обозначаютъ группы или классы индивидовъ.
Нѣкоторые ученые прп формулированіи закона тождества
имѣютъ вь виду главнымъ образомъ объекты, обозначаемые общими
именами пли абстрактными: „человѣкъ, воспитаніе" 2). „Понятіе
тождественно сь суммой своихъ признаковъ", или „классы тожде-
ственны съ суммой индивидовъ, ихъ составляющихъ". Логика.,
конечно, признаетъ эти положенія, которыя здѣсь выражены тех-
ническими терминами (о нихъ рѣчь будетъ ниже); но такъ какъ
они указываютъ на внутренній составъ нѣкоторыхъ тождествъ,
обозначаемыхъ именами, то называть ихъ „закономъ тождества"
значило бы отступать отъ традиціонной терминологіи и вводить
путаницу ?).
Что въ теченіе всякаго логическаго процесса каждое слово
должно обозначать одинъ и тотъ же объектъ,—это одно положе-
ніе; что объектъ, обозначаемый общимъ именемъ, тождественъ съ
суммой всѣхъ отдѣльныхъ объектовъ, къ которымъ это имя при-
мѣняется, или съ суммой общихъ имъ всѣмъ характерныхъ при-
знаковъ,—это ужъ другое положеніе. Логика признаетъ оба; при-
знавалъ ихъ также и Аристотель; но исторически раньше всѣхъ
*) См. Ѵепп, „Ешрігісаі Ьо^іс", 1—8.
’) Натіііоп, „Еесіигез , V; Ѵеііск, „Іпяіііиіез о? Еоціс", гл. ХП, XIII.
’) Путаница возникаетъ такимъ образомъ: Сначала эти „законы" фор-
мулируются въ качествѣ принимаемыхъ логикой законовъ мышленія. За-
тѣмъ начинаютъ думать, что эти законы—единственные постулаты логики,
что изъ нихъ можно „развить" всѣ логическія ученія. Наконецъ, когда
начинаютъ сознавать, что логика должна заниматься не только тожде-
ствомъ смысла слова, но и тождествомъ объектовъ съ самими собою, тогда и
законъ тождества расширяютъ такъ, чтобы можно было включить въ него
новые принципы.
30 —
другихъ выраженій закона тождества, употребляемыхъ въ новѣй-
шихъ руководствахъ, появилась первая формула.
Есть, однако, другое выраженіе закона тождества, которое
дѣйствительно отличается отъ выраженія Аристотеля и дополняетъ
его. „Сократъ былъ аѳиняниномъ, философомъ, уродомъ, тонкимъ
діалектикомъ11 и пр. Положимъ, чтс во всѣхъ этихъ предложе-
ніяхъ подлежащее Сократъ имѣетъ одно и то же значеніе при
различныхъ сказуемыхъ; мы все же можемъ спросить: „что же
такое значитъ Сократъ?11 Соотвѣтствующая теорія также иногда
называется ученіемъ о „законѣ тождества11. Сократъ есть Со-
кратъ. „Отдѣльный объектъ представляетъ собою тождество, не
измѣняющееся при всемъ разнообразіи приписываемыхъ ему
свойствъ11. Но тутъ возникаетъ вопросъ: не значитъ ли это смѣ-
шивать мысль съ бытіемъ, разлагать понятіе „Сократъ11 на рядъ
словъ? Нѣтъ! Реальное существованіе тоже является однимъ изъ
сказуемыхъ при подлежащемъ „Сократъ41, однимъ изъ свойствъ,
которыми Сократъ обладаетъ въ нашемъ сознаніи. Примемъ мы
или отвергнемъ этотъ новый „законъ тождества11; во всякомъ слу-
чаѣ, онъ дополняетъ діалектическій „законъ тождества41 Аристо-
теля. Это—метафизическая теорія тождества, обозначаемаго однимъ
общимъ именемъ. То же можно сказать и о другой теоріи тожде-
ства, утверждающей, что „отдѣльный объектъ тождественъ съ
суммой всѣхъ своихъ признаковъ11, или (другими словами): „от-
дѣльный объектъ представляетъ собою совокупность общихъ при-
знаковъ41 .
Обратимся теперь къ законамъ противорѣчія и исключеннаго
средняго. Ихъ тоже можно подвергнуть разбору и выяснить, чтд
они утверждаютъ, указавъ на то, чего они не отрицаютъ.
Они не отрицаютъ того, что вещи мѣняются, и что послѣдо-
вательныя состоянія одной и той же вещи могутъ незамѣтно пере-
ходить одно въ другое. Вещь можетъ не быть ни здѣсь ни тамъ:
она мсжгтъ переходить отсюда туда; пока вещь находится въ
движеніи, мы съ одинаковымъ правомъ можемъ сказать, что она
ни здѣсь ни тамъ, или что она и здѣсь и тамъ. Юноша посте-
пенно становится взрослымъ; день незамѣтно переходитъ въ ночь;
человѣкъ или моментъ могутъ находиться на границѣ между двумя
состояніями.
Логика не отрицаетъ существованія неясныхъ границъ; она
только устанавливаетъ принципъ, въ силу котораго для цѣлей
ясности и связности мышленія необходимо гдѣ-либо провести гра-
ницу между Ъ и не Ъ.
При всемъ томъ, слѣдуетъ имѣть въ виду различіе между
логическимъ отрицаніемъ и отрицаніями обыкновеннаго мышленія
и обыденной рѣчи. Послѣднія опредѣлены съ такой точностью,
которая вовсе не нужна логпкѣ простой послѣдовательности.
Понять это—значитъ ясно опредѣлить границы формальной логики.
Въ обыденной рѣчи отрицать какое-либо свойство даннаго
объекта, значитъ незамѣтно приписывать ему какое-либо другое
— 31
свойство того же рода. Положимъ, кто-нибудь говоритъ мнѣ:
„улицы такого-то города не вымощена торцомъ11, я сразу заклю-
чаю, что онѣ вымощены какимъ-либо другимъ матеріаломъ. Такое
заключеніе является вполнѣ законнымъ выводомъ изъ отрицатель-
наго сужденія, которое вызываетъ въ моемъ соотвѣтствующее
впечатлѣніе. Если я спрошу затѣмъ: „значитъ онѣ вымощены гра-
нитомъ или асфальтомъ пли чѣмъ-либо другимъ?11, а мнѣ отвѣтятъ:
„я не говорилъ, что онѣ вообще вымощены14, то я имѣю право
обвинить своего собесѣдника въ игрѣ словами. Въ обыденной
рѣчи отрицать существованіе одного рода мостовой значитъ при-
знавать существованіе мостовой какого-либо другого рода. Рав-
нымъ образомъ, если мы говоримъ, что такой-то не служитъ въ
21-мъ полку, то подразумѣваемъ, что онъ служитъ въ другомъ
полку, что онъ вообще служитъ въ арміи. Опровергнуть это за-
ключеніе, сказать: „Онъ вовсе не состоитъ въ арміи11, значитъ
играть словами, все равно, какъ если бы мы вдругъ заявили:
„такого лица вовсе нѣтъ на свѣтѣ41.
Логика не принимаетъ во вниманіе скрытаго смысла предло-
женій, и это больше всего способствовало нареканіямъ на нее и
упрекамъ въ игрѣ словами. Въ логикѣ отрицать какое-либо ка-
чество значитъ просто утверждать, что между нимъ и объектомъ
нѣтъ ничего общаго; отрицаніе устраняетъ, уничтожаетъ, но ни-
чего не подразумѣваетъ. Не Ъ есть нѣчто совершенно неопредѣлен-
ное: оно можетъ оіноситься ко всему, кромѣ Ъ.
Но въ такомъ случаѣ логика безполезна, пли даже вводитъ
въ заблужденіе, разъ она игнорируетъ опредѣленный скрытый
смыслъ въ отрицательныхъ сужденіяхъ обыкновеннаго мышленія и
обыденной рѣчи! Отвергаетъ ли логика этотъ смыслъ, какъ оши-
бочный? Не беретъ ли она подъ свою защиту софистовъ, играю-
щихъ словами? Ничего подобнаго! Думать такъ значитъ не пони-
мать сути дѣла. Фактъ тотъ, что для процессовъ формальной ло-
гики ничего не нужно, кромѣ логическаго „закона противорѣчія11.
Аристотель ничего больше и не требовалъ для своихъ силлоги-
стическихъ формулъ, а логика до сихъ поръ еще не включила въ
свои задачи ни одного процесса, обусловливаемаго какими-либо
иными аксіомоми. „Если не-Ь представляетъ собою все, что угодно,
кромѣ />, то положенія: А есть Ъ и А есть не-Ь не могутъ быть
истинными оба; но одно изъ нихъ непремѣнно должно быть истин-
нымъ11 .
Слѣдуетъ ли расширить область примѣненія логики,—другой
вопросъ. Мнѣ кажется, что мы имѣемъ право включить въ задачи
логики, какъ утвердительныя положенія, подразумѣваемыя при
отрицаніи, такъ и отрицательные выводы изъ утвержденій. Я по-
этому разсматриваю этотъ вопросъ въ отдѣльной главѣ, слѣдую-
щей за изложеніемъ ученія о „непосредственныхъ умозаключеніяхъ41 •
и попутно стараюсь также разъяснить простой законъ мышленія,
который дѣйствуетъ въ данномъ случаѣ. Я говорю, что такое рас-
ширеніе области примѣненія логики законно; при этомъ я думаю,
— 82 —
что его можно сдѣлать, не отступая отъ традиціоннаго взгляда на
логику, какъ на практическую науку, которая оперируетъ съ при-
родой мысли и формами ея выраженія лишь постольку, поскольку
это необходимо на практикѣ для предохраненія разума отъ оши-
бочныхъ толкованій и умазаключеній. Мой проектъ въ сущности
представляетъ собою попытку ввести въ практическую логику нѣ-
которые результаты діалектики Гегеля и такихъ его послѣдовате-
лей, какъ Брадлей и Бозанкетъ, профессоръ Кэрдъ и профес-
соръ Уоллесъ ’).
Логическіе процессы, формулированные Аристотелемъ, пред-
ставляютъ собою лишь отдѣльныя стадіи на пути движенія мысли
къ пріобрѣтенію точныхъ понятій о дѣйствительности. Смотрѣть
на нихъ, какъ на конечные пункты развитія мысли, мы не имѣемъ
ннкакого права; сама логика, какъ практическая наука, должна
предостеречь насъ отъ этого Можно даже допустить, что процессы
Аристотеля искусственны, что они представляютъ собою такіе
пути, по которымъ мысль не пойдетъ добровольно, что мы сами
направляемъ въ эту сторону наши идеи, потому что стремимся къ
опредѣленной цѣли. Если даже допустить это, все же логику
Аристотеля нельзя будетъ считать безполезной; разумъ все время
говоритъ намъ, что искусственные логическіе црэцессьт оказы-
ваютъ благодѣтельно > вліяніе на мышленіе и предохраняютъ его
отъ нѣкоторыхъ заблужденій.
ЕгаёПеу, ..Ргіпсіріев еГ Ію^іс": Рйяаяд’ѵеі. Дюціе ог МсгрЪоІосу
оГ Кпокіей^е"; СаігА, тНе^еГ (въ „РЫіоворЬісаІ СЧаезісв' Віаскхгоой’а);
ІѴаІІасе, „ТЬе Бо^іс оГ Неее1“.
О}Ѵи — бйблиотеца сайта
ѵѵѵѵѵѵ.ЬіодгаГіа.ги
КНИГА
Логика послѣдовательности. Силлогизмъ
и опредѣленіе.
ТІіе Ьо^іс оГ Солвівіепсу. ВуПо^іеш апіі РеГтіІіоп.
ЧАСТЬ I.
Элементы предложенія.
ГЛАВА I.
Общія имена и связанныя съ ними обозначенія.
Одна изъ задачъ логики вообще и главный предметъ такъ
называемой логики послѣдовательности состоитъ въ томъ, чтобы
предохранить насъ отъ тѣхъ заблужденій, которымъ мы подвер-
жены при пріобрѣтеніи знаній черезъ посредство рѣчи.
Строго говоря, знаніе мы можемъ получить и при помощи
знаковъ или отдѣльныхъ словъ, какъ напримѣръ: кивка головы,
крика, зова, приказанія. Но единицей, съ которой имѣетъ дѣло
логика, является ассерторическое сужденіе, предложеніе. Предло-
женіе состоитъ изъ подлежащаго и сказуемаго, въ которомъ что-
либо говорится о подлежащемъ. Если человѣкъ пойметъ ошибки,
Связанныя съ такимъ отчетливымъ способомъ выраженія, то, на-
вѣрное, сумѣетъ предохранить себя отъ заблужденій и въ тѣхъ
случаяхъ, когда мысль изложена менѣе точно.
Всякое предложеніе, длинное пли короткое, представляетъ
собою единицу; тѣмъ не менѣе, оно подлежитъ анализу. Исход-
нымъ пунктомъ силлогистическаго анализа является „общее имя“.
Всякое предложеніе, всякое сужденіе, въ которомъ мы сообщаемъ
что-либо другому, заключаетъ въ себѣ общее имя или его экви-
валентъ. Это значитъ, что всякое предложеніе можетъ быть при-
ведено въ форму, при которой сказуемымъ будетъ общее имя.
Изученіе функцій общихъ именъ, какъ элементовъ рѣчи, обра-
Дндукт. п дедукт- логшса.	3
— 34 —
зуетъ основу всей науки логики. Такимъ образомъ, хотя мы
всегда должны помнить, что настоящей единицей рЬчи является
предложеніе, а общее имя играетъ лишь роль аналитическаго эле-
мента, тѣмъ не менѣе, намъ придется сначала обратиться къ об-
щимъ именамъ и къ связаннымъ съ ними различіямъ въ мысли и
дѣйствительности.
Какъ надо анализировать предложенія для силлогистическихъ
цѣлей, мы укажемъ впослѣдствіи; сначала объяснимъ различные
техническіе термины, придуманные наукой для обозначенія глав-
нѣйшихъ чертъ общаго имени, какъ кардинальнаго элемента рѣчи.
Сюда относятся: Классъ, понятіе (сонсѳрі, пойон), свойство, объемъ
или означеніе, содержаніе или соозначеніе, родъ, видъ, отличіе, еди-
ничное имя, собирательное имя, отвлеченное имя.
Общее ИМЯ есть имя, прилагаемое къ неопредѣленному числу
предметовъ на основаніи какого-либо сходства между ними. Тако-
вы слова: человѣкъ; плательщикъ налоговъ; храбрый человѣкъ; человѣкъ,
сражавшійся въ битвѣ при Ватерлоо.
Изъ примѣровъ легко усмотрѣть, что общее имя съ точки
зрѣнія логики не должно непремѣнно состоять изъ одного слова.
Всякое слово, или сочетаніе словъ, имѣющее извѣстное значеніе,
технически образуетъ общее имя. Ученіе о различныхъ способахъ
составленія выраженій, логическихъ эквивалентовъ общихъ именъ,
относится къ области грамматики.
При опредѣленіи обіцаго имени необходимо обратить внима-
ніе на два различныхъ факта; на отдѣльные объекты, къ кото-
рымъ прилагается данное имя, и на признаки сходства между ними,
вслѣдствіе чего они и получаютъ одно и то же имя. Для обозна-
ченія того и другого существуютъ различные техническіе термины.
Классъ—это техническій терминъ для обозначенія объектовъ,
отличающихся другъ отъ друга и вмѣстѣ съ тѣмъ сходныхъ ме-
леду собою; къ каждому изъ этихъ объектовъ можно примѣнить
общее имя.
Черты сходства называются общими признаками класса.
Классъ можетъ быть составленъ на основаніи одного при-
знака или нѣсколькихъ. Напримѣръ: плательщикъ налоговъ; жен-
щина, платящая налоги; незамужняя женщина, платящая налоги;
солдатъ; англійскій солдатъ; англійскій солдатъ, служащій вь колоніяхъ.
Всякій объектъ, къ которому можно отнести общее имя, долженъ
обладать общими признакомъ или признаками.
Общіе признаки образуютъ также понятіе (поѣіоп) класса:
мы обращаемъ вниманіе на нихъ или по крайней мѣрѣ должны
обращать вниманіе, когда обозначаемъ ихъ общимъ именемъ.
„СоПСерѴ — синонимъ Ппоѣіоп“ — употребляется чаще; терминъ
этотъ происходитъ отъ сои и сарѳге—схватывать вмѣстѣ. Умъ
нашъ соединяетъ вмѣстѣ отдѣльные объекты при помощи сход-
ныхъ ихъ признаковъ. Ѳти общіе признаки представляютъ собою
— 35 —
единое во многомъ, тождество среди различій, обозначаемое об-
щимъ именемъ. Признакъ, который мы представляемъ себѣ неза-
висимо, безъ отношенія къ какому-либо объекту или классу, обла-
дающему имъ, обозначается отвлеченнымъ (абстрактнымъ) име-
немъ. Въ противоположность этому, отдѣльный объектъ или
классъ обозначаются конкретнымъ именемъ.
Необходимы также техническіе термины для выраженія отно-
шеній отдѣльныхъ объектовъ и признаковъ къ общему имени. Со-
вокупность объектовъ составляетъ означеніе, объемъ или область
общаго имени; общіе признаки составляютъ его СООЗНачвНІе, со-
держаніе, сознаніе, или основу. Объемъ, означеніе и пр. состав-
ляютъ классъ; соозначеніе и пр. образуютъ понятіе *).
*) Ученые нѣсколько поспѣшно согласились, положившись на авто-
ритетъ Манселя („Коіе іо Аісігісіі", стр. 16, 17), съ тѣмъ, что Милль своимъ
терминомъ „соозначающій11 нарушилъ традиціонную схоластическую ло-
гику. Мансель высказалъ свое мнѣніе предположительно; онъ допускаетъ,
что Милль свободно обращался съ терминомъ „соозначающій", но въ то
же время прямо утверждаетъ, что въ схоластической логикѣ прилагатель-
ное „первоначально обозначало свойство и лишь затѣмъ уже соозначало или
вторично обозначало (лроаі]|іаіѵе(.ѵ) предметъ". Взглядъ Манселя собственно
излагаетъ теорію примѣненія термина, а не устанавливаетъ его значеніе;
М аксель правильно поступилъ, если высказалъ свое мнѣніе только пред-
положительно.
Въ сущности говоря, въ своей исторіи термины развивались посте-
пенно; они становились и болѣе точными и болѣе сложными. Взглядъ
Милля вполнѣ согласуется съ традиціей. Номиналисты-коментаторы „8иш-
тиіае" Петра Испанскаго назвали нѣкоторыя имена, грамматическія при-
лагательныя—„соппоіаііѵа" въ противоположность „аЪвоІиіа", просто по-
тому, что эти имена имѣютъ двоякое значеніе. Напримѣръ, слово „бѣлый"—
названіе соозначающее, потому что обозначаетъ и предметъ, какъ, напр.,
Сократа, который обладаетъ качествомъ „бѣлизны", и само Это качество,
„бѣлизну"; слова же: „Сократъ" и „бѣлизна"—абсолютны, потому что
имѣютъ одно лишь значеніе. Самъ Оккамъ говоритъ, что прилагательное
сначала обозначаетъ предметъ, а затѣмъ только его свойство; отвѣтъ на
вопросъ: „что бѣло?" будетъ слѣдующій: „Нѣчто, обладающее бѣлизной";—
подлежащее стоитъ въ именительномъ падежѣ, тогда какъ названіе свой-
ства въ одномъ изъ косвенныхъ Д.І.оціс", часть I, гл. X). Впослѣдствіи
Татаретъ („Ехровіііо іп 8иціпш1ав“, А. Д. 1601), упомпная (Тгасі. вері.
„Ве АрреІІаііопіЬив"), о спорахъ среди „Иосіогев", относительно того, что
именно „соппоіаі" соозначающее (соипоіаііѵе) имя: предметъ или свой-
ство, даетъ совершенно ясное собственное опредѣленіе: „Тегшіпив соппо-
іаііѵив еві циі ргаеіег іііпй рго цио впрроиіі соппоіаі аіідиій асЦасеге ѵеі
ш и ай.іасеге геі рго рпа вирропіі". (Тгасі. вері. „Пе 8ирровіііопіЪив“). Та-
кое значеніе термина было общепринятымъ, пока въ руководствахъ ло-
гики сохранялось различіе между именами соозначающими и абсолютными.
Оно ясно выражеио у Клихтовея, номиналиста, на котораго, какъ на авто-
ритетъ, ссылается Гутуцій въ своемъ „Оушпавіиш 8реси1аііѵиш“ (Па-
рижъ, 1607 „Ое Теппіиогиш Со^шііоие", стр. 78—79): „Тегшіпив аЬвоІиіив
еві, цш воіиш іііий рго. цио іп ргоровіііопе вирропіі, вщпііісаі. Соппоіа-
ііѵив аиіеш, циі иііга ій ірѳиш, аііий ішрогіаі”. Такимъ образомъ, слова:
„человѣкъ”, „животное"—абсолютные термины, потому что просто засту-
паютъ мѣсто (ѳирропипі рго) предметовъ, обоззиачаемыхъ ими. Слово „бѣ-
соозначающее имя, потому что „замѣщаетъ(вирропіі рго) предметъ,
Обладающій этимъ качествомъ, и кромѣ того обозначаетъ еще и самое ка-
3*
36 —
Предѣлы „класса" въ логикѣ устанавливаются общими при-
знаками. Всякій отдѣльный предметъ, обладающій этими призна-
ками, является членомъ класса; перечисленіе признаковъ назы-
вается опредѣленіемъ.
Если мы обозначаемъ общимъ именемъ какой-либо предметъ,
чество, которое есть въ предметѣ и называется абстрактнымъ именемъ1*.
Клихтовей опускаетъ только глаголъ „соппоіаі**, можетъ быть потому, что
терминъ этотъ возбуждалъ споры; и просто говоритъ: „иііга ішрогіаі“.
Въ логикѣ Поръ Роайяля (1662, Рогѣ Воуаі), изъ которой Милль, мо-
жетъ быть, и заимствовалъ ето различіе, находимъ слѣдующее: „Беэ дота
г;пі зіцпіГіеііі Іез сЬозев сотте тойіГіёез, тагфіапі ргетіёгетепі еі (іігес-
іетепі Іа сЬозе, дпоідпѳ ріиз сопГиэётепі, сі іпйігесіетепі 1е тоДе,
циоідие ріиз Дізііпсѣетепі, зопі арреіёв аддесіі/з ои соппоіаіі/ѵ; сотте
гопа, йиг, .іпзіе, ргийепі'* (часть 1, гл. П).
Такимъ образомъ, Милль не извратилъ схоластической традиціи, а
оживилъ ее; терминъ „соозначающій*' онъ распространилъ и на общія
имена на томъ основаніи, что и они указываютъ признаки, которыми об-
ладаютъ объекты. Новый терминъ послужилъ темой для множества тон-
кихъ разсужденій, какъ это было и въ эпоху возрожденія логики, хотя
теперь причины измѣнились. Нововведеніе Милля выразилось въ слѣдую-
щемъ: предполагая, что общія пмена не абсолютны, что они прилагаются
къ объектамъ въ зависимости отъ ихъ содержанія, онъ обратилъ главное
вниманіе иа эту ихъ особенность и выдвинулъ ее па первый планъ. То,
что Милль назвалъ „соозначеніемъ**, успѣло ужъ ускользнуть изъ виду,
такъ какъ силлогистическія формы въ немъ не нуждались. Сюда то и на-
правилъ онъ свой ударъ, съ цѣлью опрокинуть преобладающее представ-
леніе о логикѣ, какъ о силлогистикѣ.
Милль нѣсколько затемняетъ дѣйствительный смыслъ своего ново-
введенія, потому что говоритъ о немъ въ предисловіи къ силлогизму, тогда
какъ это было бы полезно и важно въ ученіи сбъ опредѣленіи. Затрудне-
ніе еще увеличилось, благодаря тому, что Милль старался установить
формы силлогизма на основаніи соозпаченія и обсуждалъ аксіому силло-
гизма съ этой именно точки зрѣнія. Для силлогистическихъ цѣлей,
какъ мы увидимъ далѣе, формы Аристотеля слѣдуетъ признать наи-
болѣе совершенными; взглядъ Аристотеля на предложенія съ точки зрѣнія
ихъ объема единственно правильный. Не слѣдуетъ ли центръ тяжести въ
логикѣ послѣдовательности передвинуть съ силлогизма на опредѣленіе,
около котораго собственно и вращается все это ученіе? Это другой во-
проса.. Милль въ своей полемикѣ имѣлъ въ виду сдѣлать это перемѣщеніе.
Возможно, что поддержка, которую недавно получила теорія Милля со
стороны Брадлея и Бозанкета, объясняется вліяніемъ гегелевской филосо-
фіи, шедшей по тому же направленію.
Дѣйствительно, ученіе Милля о соозначеніи помогло установить по-
нятіе общаго имени; понятіе это, хотя и въ смутныхъ очертаніяхъ, перво-
начально далъ Аристотель, признавъ, что имена родовъ и видовъ обозна-
чаютъ качество, разъясняютъ намъ, о какой именно вещи идетъ рѣчь.
Оккамъ пошелъ дальше; въ число соозначающихъ терминовъ онъ вклю-
чилъ такія общія имена, какъ „монахъ11, т. е. имена классовъ, сразу ука-
зывающія па извѣстный признакъ. Третій шагъ въ этомъ направленіи
сдѣлалъ Милль, который распространилъ терминъ „соозпаченіѳ** на такія
слова, какъ „человѣкъ**, „лошадь**,—на іп/ітае иресіез схоластиковъ и на
реальныя яресіев современной науки.
Слѣдуетъ-ли считать „соозначеніе11 лучшимъ терминомъ въ этомъ
смыслѣ, нежели „объемъ**,—вопросъ нерѣшенный. Но, по крайнеѣ мѣрѣ,
оно перешло къ намъ по традиціи черезъ Оккама.
— 37 —
если мы говоримъ, напримѣръ: „это—кошка", „это—непріятное
дѣло", то этимъ самымъ мы относимъ предметъ къ извѣстному
классу, иначе—утверждаемъ, что у даннаго предмета есть нѣкото-
рыя черты сходства съ другими предметами, что онъ напоми-
наетъ намъ другіе предметы своимъ сходствомъ съ ними. Такимъ
образомъ, если сказуемымъ во всякомъ предложеніи является
общее имя, выраженное или подразумѣваемое, то можно сказать,
что всякое предложеніе относитъ предметъ къ тому или другому
классу.
Обыкновенно, наше представленіе объ общихъ свойствахъ,
обозначаемыхъ общими именами, смутно и неясно. Задача логики—
опредѣлить его точнѣе. Для этой цѣли мы вызываемъ въ умѣ
представленіе объ отдѣльныхъ объектахъ, принадлежащихъ къ
извѣстному классу. Обыкновенно, мы не перечисляемъ цѣлаго
ряда предметовъ; когда мы думаемъ о „ообакѣ" или „кошкѣ", о
„случаѣ", „книгѣ", „нищемъ", о „плательщикѣ налоговъ", то мы
вовсе не стараемся вызвать въ умѣ большое число представителей
даннаго класса, не отдаемъ себѣ отчета въ ихъ общихъ призна-
кахъ. Понятіе „домъ" содержитъ въ себѣ общіе признаки всѣхъ
домовъ. Представить себѣ эти признаки было бы не легко, а,
однако, мы постоянно относимъ извѣстные предметы къ классу
„домовъ". Мы сейчасъ увидимъ, что если мы хотимъ уяснить
себѣ извѣстное понятіе, то намъ необходимо разсмотрѣть означеніе
имени или класса, т. е. тѣ предметы, которые обыкновенно обо-
значаются даннымъ общимъ именемъ. Попробуйте, напримѣръ,
ясно представить себѣ, что собственно слѣдуетъ понимать подъ
словами: „домъ", „дерево", „собака", „трость!" Вы получите отдѣль-
ные предметы и ихъ общія свойства.
Классъ можно составить на основаніи одного признака или
многихъ. Есть, напримѣръ, нѣсколько признаковъ, общихъ всѣмъ
домамъ: стѣны, крыша, отверстія для входа и выхода. Но, чтобы
составить себѣ точное понятіе о естественныхъ видахъ; о „чело-
вѣкѣ", „собакѣ", мыши", намъ необходимо обратиться къ есте-
ствоиспытателю.
Степень обобщенія. Одинъ классъ является болѣе общимъ
по сравненію съ другимъ, если заключаетъ его въ себѣ и кромѣ
того еще и другіе классы. Такъ, классъ животныхъ заключаетъ
въ себѣ человѣка, собаку, лошадь и пр.; классъ людей заклю-
чаетъ въ себѣ арійцевъ, семитовъ и пр.; классъ арійцевъ заклю-
чаетъ въ себѣ индусовъ, тевтоновъ, кельтовъ и пр.
Высшій п низшій классы обозначаются техническими терми-
нами рода и вида (§епп8 и зресіез). Здѣсь эти термины не харак-
теризуютъ, какъ въ естественныхъ наукахъ, опредѣленныхъ группъ
предметовъ; они просто указываютъ на отношенія классовъ другъ
къ другу и передвигаются по лѣстницѣ обобщеній. Одинъ и тотъ же
классъ можетъ быть видомъ по отношенію къ высшему классу и
родомъ по отношенію къ низшему. „Аріецъ"—видъ по отношенію
38
къ роду „человѣкъ**; „тевтонецъ"— видъ по отношенію къ роду
„аріецъ".
Между тѣмъ, въ естественныхъ наукахъ „родъ" и „видъ"
служатъ точными терминами для обозначенія извѣстныхъ степеней
дѣленія. Такъ, позвоночныя образуютъ „отдѣлъ"; слѣдующее под-
раздѣленіе: млекопитающія, птицы, пресмыкающіяся и пр. назы-
вается „классомъ"; затѣмъ: грызуны, плотоядныя, жвачныя носятъ
названіе „порядка"; крысы, бѣлки, бобры называются „родомъ";
наконецъ, темныя крысы, мыши называются „видомъ".
Позвоночныя (отдѣлъ).
I
Млекопитающія, птицы, пресмыкающіяся и пр. (классъ).
Грызуны, жвачныя, плотоядныя и пр. (порядокъ).
Крысы, бѣлки, бобры и пр. (родъ).
___ I_______________
Темныя крысы, мыши и пр. (видъ).
Если мы дѣлимъ какой-либо обширный классъ на низшіе, а
эти послѣдніе снова подраздѣляемъ, то, наконецъ, приходимъ къ
отдѣльнымъ предметамъ.
Человѣкъ.
Европейцы, Азіаты и пр.
Англичане, Французы и пр.
Джонъ До, Ричардъ Ро и пр.
Таблицы высшихъ и низшихъ классовъ, расположенныхъ въ
извѣстномъ порядкѣ, были извѣстны въ древности подъ именемъ
древъ дѣленія пли классификаціи. Вотъ „древо** Порфирія:
— 39
(Живое существо).
Одаренное чувствами. Лишенное чувствъ.
(Человѣкъ).
Сократъ, Платонъ и другія лица.
Отдѣльные предметы называются индивидуальными (недѣли-
мыми), потому что дальнѣйшее дѣленіе невозможно. Первый высшій
классъ технически называется ВЫСШИМЪ родомъ (зиттгт депиз или
депиз депегаііззгтипіу, ближайшій высшій классъ для всякаго вида
называется ближайшимъ родомъ (ргохітит депиз); первая низшая
группа, предшествующая недѣлимымъ, называется НИЗШИМЪ ВИДОМЪ
(іп/іта зресіез) или зресіез зресіаііззіта.
Признакъ или признаки, которыми одинъ видъ отличается
отъ другого, принадлежащаго къ тому же роду, называется его
ВИДОВЫМЪ отличіемъ (<іі#егепііа или йі//егепІгае). Различные виды
— 40 —
помовъ различаются по своему назначенію: жилой домъ, городская
патѵша магазинъ, общественное зданіе. Поэзія—видъ по отноше-
нію къ роду ,,изящныя искусства41; ея видовое отличіе заключается
въ употребленіи метрической рѣчи, какъ средства выраженія идей.
Если какой-либо низшій классъ обозначаютъ названіемъ бли-
жайшаго высшаго класса и прилагательными, указывающими на
спеціальные его признаки, то въ такихъ случаяхъ мы имѣемъ дѣло
съ опредѣленіемъ посредствомъ рода И ВИДОВОГО ОТЛИЧІЯ (рег де-
пиз еі Лі//егепііат). Примѣры: „черная птица44, „записная книжка44,
„умный человѣкъ44, „житель Кента44, „выдающійся англійскій живо-
писецъ-маринистъ44. Прибавляя къ общему имени рядъ спеціаль-
ныхъ признаковъ, постепенно суживая его объемъ, мы можемъ въ
концѣ концовъ притти къ обозначенію индивида, напримѣръ:
„Главнокомандующій англійскими военными силами въ битвѣ при
Ватерлоо44.
Другіе признаки классовъ, не имѣющіе отношенія къ опре-
дѣленію, тоже носятъ особыя названія.
Признакъ, общій всѣмъ недѣлимымъ, входящимъ въ составъ
даннаго класса, свойственный только этому классу и вытекающій
изъ существенныхъ или опредѣляющихъ свойствъ класса, хотя и
не заключающійся въ числѣ ихъ, называется СОбСТВВННЫМЪ При-
знакомъ (ргоргіит).
Признакъ, принадлежащій нѣкоторымъ, не всѣмъ, предме-
тамъ даннаго класса, или принадлежащій всѣмъ, но не представ-
ляющій собою необходимаго слѣдствія существенныхъ свойствъ,
называется случайнымъ признакомъ (ассісіегіі).
Наглядные примѣры собственныхъ признаковъ можно найти
въ математикѣ. Такъ, опредѣляющимъ свойствомъ равносторон-
няго треугольника является равенство сторонъ, а равенство угловъ—
это „собственный признакъ44. Сумма угловъ треугольника равняется
двумъ прямымъ44—это собственный признакъ, принадлежащій всѣмъ
треугольникамъ, вытекающій изъ основныхъ свойствъ треугольника.
Не въ математикѣ трудно найти такіе примѣры „ргоргіа44,
которые удовлетворяли бы всѣмъ тремъ условіямъ нашего опре-
дѣленія. Но въ этомъ направленіи полезно упражнять свой умъ.
Способность получать воспитаніе—примѣръ „ргоргіпш44 въ средне-
вѣковыхъ руководствахъ—обща всѣмъ людямъ и вытекаетъ изъ
основныхъ свойствъ человѣка; но она не составляетъ исключитель-
ной принадлежности людей; другихъ животныхъ тоже можно вос-
питать. А въ томъ, что человѣкъ варитъ себѣ пищу, можно дѣй-
сгвит льно видѣть настоящій „собственный признакъ44.
„Въ Тибетѣ водятся дикія лошади"; „золото находятъ въ
Калифорніи44; „духовенство носитъ бѣлые шарфы44—все это при-
мѣры случайныхъ признаковъ. Образованіе—случайный признакъ
человѣка; способность получить воспитаніе—его „ргоргіпш44.
Такъ называемый іпзерагаЬІе ассісіс.пі (неотд ѣлимая случайность),
напримѣръ, черный цвѣтъ ворона, кожи эѳіопа, трудно отличить
отъ собственнаго признака. Моментомъ различенія можетъ служить
— 41
здѣсь лишь третье условіе „ргоргіит"—прямое отношеніе его къ
существеннымъ признакамъ предмета *).
Случайные признаки, свойственные всему классу и только
ему одному, часто бываютъ полезными для различенія предметовъ,
входящихъ въ составъ этого класса. Отличія въ костюмѣ или
значки, напримѣръ, студенческое платье, буквы О. П. случайные
признаки, но они ясно указываютъ тотъ классъ, къ которому при-
надлежитъ данное лицо. То же слѣдуетъ сказать о различной ок-
раскѣ цвѣтовъ.
Родъ, видъ, видовое отличіе, собственный признакъ и случайный
признакъ со временъ Порфирія извѣстны подъ именемъ пяти родовъ
сказуемаго (ргесІісаЪІез). Въ сущности это просто термины, употреб-
ляемые при раздѣленіи и опредѣленіи. Мы вернемся къ нимъ и
постараемся указать, что они имѣютъ значеніе лишь по отношенію
къ установившимся схемамъ дѣленія или классификаціи, научнымъ
и популярнымъ.
Если такая схема дана намъ, то у насъ могутъ возникнуть
очень тонкіе вопросы: представляется-ли данный признакъ опре-
дѣляющимъ? или собственнымъ? случайнымъ? наконецъ, неотдѣ-
лимымъ случайнымъ? Такіе вопросы даютъ просторъ для разви-
тія способности къ анализу.
Мы подробнѣе разсмотримъ степени обобщенія, когда дой-
демъ до опредѣленія. Все вышесказанное необходимо для разъ-
ясненія не особенно важнаго, но чрезвычайно спорнаго вопроса
въ логикѣ, извѣстнаго подъ именемъ „обратнаго отношенія со-
означенія и означенія^ (соппоѣаѣіоп агій сіепоѣаѣіоп).
Часто говорятъ, что соозначеніе и означеніе количественно
измѣняются въ обратномъ отношеніи другъ къ другу. Чѣмъ шире
соозначеніе, тѣмъ уже означеніе, и наоборотъ. При извѣстныхъ
условіяхъ, формула эта достаточно правильна, но она слишкомъ
поверхностно и кратко выражаетъ фактичес іую сторону вопроса,
а потому необходимо сдѣлать соотвѣтствующія оговорки.
*) Исторія термина „ргоргіит11 можетъ служить примѣромъ стремле-
нія къ все болѣе и болѣе тонкимъ, но въ то же время безполезнымъ, раз-
личеніямъ. У Аристотеля ібіоѵ означало признакъ, общій всѣмъ предметамъ
даннаго класса и только этого класса (диой сопѵепгі отпі зоіі еі еетрег), но не
входящій въ составъ опредѣленія класса; таковы, напримѣръ, смѣхъ у
людей, лай у собакъ. Порфирій кромѣ этого установилъ еще три вида
ібіа. Такимъ образомъ, всего оказалось четыре вида: 1) признакъ, свой-
ственный данному классу, но не всѣмъ входящимъ въ составъ его пред-
метамъ; напримѣръ, внавіѳ медицины пли геометріи у людей; 2) признакъ,
свойственный всему классу, но не составляющій исключительной его осо-
бенности; напримѣръ, человѣкъ, какъ двуногое существо; 3) признакъ,
свойственный исключителі но данному классу, и всѣмъ входящимъ въ со-
ставъ его предметамъ въ извѣстное время; напримѣръ, сѣдина на старости
лѣтъ; 4) „Ргоргіит11 Аристотеля, свойственный всѣмъ элементамъ класса
и составляющій исключительную ихъ особенность; напримѣръ, ' мѣхъ у
людей. Понятіе „Ргоргіит’а', вытекающаго ивъ самой сущности вещей,
повидимому, возникло изъ желанія найти что-либо общее во всѣхъ четы-
рехъ разновидностяхъ Порфирія.
— 42 —
Суть дѣла заключается, главнымъ образомъ, въ томъ, что,
чѣмъ общѣе имя, тѣмъ уже его значеніе. Чѣмъ шире объемъ,
тѣмъ бѣднѣе содержаніе. Поднимаясь вверхъ по ступенямъ лѣст-
ницы обобщеній, вы встрѣчаете классы, все болѣе и болѣе обшир-
ные, тогда какъ число общихъ признаковъ постепенно уменьшается.
Обратно: видъ имѣетъ меньшее означеніе, нежели родъ, но зато
болѣе богатое соозначеніе. „Фруктовое дерево41 обозначаетъ мень-
шее число предметовъ, нежели „дерево41, но зато эти предметы
обладаютъ большимъ количествомъ общихъ признаковъ. Другіе
примѣры: „яблоня11 и „фруктовое дерево1'; „антоновка11 (КіЪзіоп
Рірріп) и „яблоня11.
По общему правилу, расширяя соозначеніе, мы суживаемъ
область приложенія даннаго имени. Возьмите группу предметовъ,
обладающихъ общими признаками; напримѣръ, „сильныхъ людей11;
прибавьте сюда: „мужество11, „красоту11, „ростъ въ шесть футовъ41,
„окружность груди въ 40 дюймовъ11; съ каждымъ новымъ призна-
комъ, число предметовъ, обладающихъ всѣми ими, будетъ умень-
шаться.
Все это достаточно ясно; тѣмъ не менѣе выраженіе: „обратное
отношеніе11 можетъ подать поводъ къ недоразумѣніямъ. Означеніе
можно увеличивать въ извѣстномъ смыслѣ, нисколько не касаясь
соозначенія. Рожденіе новаго животнаго увеличиваетъ означеніе
„имени животное41; ежегодно выстраиваются тысячи новыхъ домовъ;
если лѣто жаркое, появляется масса мухъ; въ холодное лѣто пхъ
мало. Во всѣхъ этихъ случаяхъ соозначеніе словъ: „животное41,
„домъ11, „муха“ пѳ измѣняется; смыслъ одинаковъ.
Очевидно, слѣдуетъ признать неправильной формулу обратно
пропорціональной зависимости. Удвойте или утройте число при-
знаковъ,—вы этимъ не уменьшите означенія имени непремѣнно
до половины или до одной трети.
Короче сказать, суть дѣла заключается въ содержаніи имени
или его соозначешіи. Соозначѳніемъ опредѣляется область примѣ-
ненія даннаго сдава. По общему правилу, увеличивая содержаніе,
мы суживаемъ объемъ. Положимъ, что ваше понятіе объ образо-
ваніи сводится къ знанію математики и латинскаго и греческаго
языковъ; классъ образованныхъ людей будетъ въ такомъ случаѣ
болѣе многочисленнымъ, нежели если вы потребуете сверхъ этихъ
познаній, еще и знанія новыхъ языковъ, знакомства съ изящными
искусствами, свѣтскихъ манеръ и пр.
Можно иногда увеличивать соозначеніе, не уменьшая означе-
нія, расширять или углублять понятіе, не уменьшая класса. Но
при этомъ необходимо должны рядомъ существовать два качества,
сохраняя между собою взаимную сяязь; напримѣръ, равенство
сторонъ и равенство угловъ въ треугольникѣ.
Единичныя и собственныя имена. Собственное или единичное
имя употребляется для обозначенія отдѣльнаго прѳдм та. Оно отли-
чается отъ общаго пмени тѣмъ, что употребляется съ исключи-
— 43
тельной цѣлью выдѣлить данный предметъ изъ общей массы одно-
родныхъ явленій.
Мы называемъ кого-нибудь Томомъ или Дикомъ не потому,
что онъ похожъ въ извѣстныхъ отношеніяхъ на другихъ Томовъ
или Диковъ. Томы или Дики не составляютъ логическихъ клас-
совъ. Имена даются только съ цѣлью выдѣлить данный предметъ
изъ общей массы, отмѣтить его. Примѣромъ можетъ служить араб-
ское слово „аіапі", обозначающее собственное имя; „аіаш" бук-
вально значитъ „отмѣтка", „вѣха".
Въ выраженіяхъ: „какой-нибудь Наполеонъ", „какой-нибудь
Готспуръ", „какой-нибудь Гарри", имена: „Наполеонъ, Готспуръ,
Гарри" нельзя съ логической точки зрѣнія считать собственными.
Это общія имзна, указывающія, что данный предметъ обладаетъ
извѣстными признаками.
Мы можемъ, по тѣмъ или другимъ основаніямъ, дать чело-
вѣку какое-нибудь прозвище, но если мы часто станемъ его упо-
треблять, то оно утратитъ свой первоначальный смыслъ. Если
прозвище намекаетъ на какую либо черту въ характерѣ даннаго
лица, которой обладаютъ также и другіе люди, то съ логической
точки зрѣнія, оно перестаетъ быть собственнымъ или единичнымъ
именемъ, перестаетъ удовлетворять своему логическому назначенію.
Логпка требуетъ отъ собственнаго имени, чтобы оно вызывало въ
умѣ представленіе объ отдѣльномъ предметѣ.
Нѣкоторые думаютъ надъ вопросомъ о томъ, чѣмъ обладаютъ
собственныя имена: соозначеніемъ или означеніемъ; но это значитъ
вводить путаницу въ выраженія. Различіе между соозначеніемъ и
означеніемъ, между объемомъ и содержаніемъ относится только къ
общимъ именамъ. Не—общее имя не имѣетъ ни объема ни содер-
жанія *); собственное или единичное ьмя по самому существу сво-
ему, противоположно общему имени, а потому тоже не имѣетъ ни
объема ни содержанія.
Можно проводить тонкія различія между собственными и еди-
ничными именами, но въ смыслѣ выполняемыхъ ими логическихъ
’) Есть основаніе утверждать, что единичное имя характеризуется
минимумомъ объема и максимумомъ содержанія, .такъ кайъ его объемъ
составляетъ лишь одинъ предметъ, а содержаніе—вся совокупность при-
знаковъ этого предмета. Но такого рода терминологія представляется не-
точной и неправильной. Имя можетъ имѣть объема, лишь въ томъ случаѣ,
если употребляется для обозначенія одного или нѣсколькихъ характерныхъ
свойствъ предмета, т. е. если исполняетъ тѣ же функціи, что и общее
имя. Единичное имя не имѣетъ объема; съ другой стороны, единичное имя
не указываетъ ни на какіе признаки или качества, оно только отмѣчаетъ
предметъ; отсюда слѣдуетъ, что оно не имѣетъ содержанія. Двоякій смыслъ
слова „означеніе11 способствуетъ смѣшенію понятій въ данномъ случаѣ.
Въ обыденной рѣчи слово ,,означеніе“ (деиоіаѣіоп) употребляется наряду
со словами: „указаніе11, „отмѣтка". Въ логикѣ же мы вовсе не нмѣемч, въ
виду „указанія"; если мы говоримъ, что общимъ именемъ можно восполь-
зоваться для означенія отдѣльныхъ предметовъ, то подразумѣваемъ подъ
этимъ, что оно приложимо ко всякому предмету, а не къ одному или
другому.
— 44 —
функцій, они безусловно представляютъ собою синонимы. Имя не
должно непремѣнно обозначить только одинъ предметъ. Есть много
Томовъ и много Диковъ. Достаточно того, чтобы собственное имя
въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ указывало на отдѣльный предметъ
и не допускало недоразумѣній.
Для этой цѣли могутъ употребляться и такія слова и соче-
танія словъ, которыя въ грамматическомъ смыслѣ не являются соб-
ственными именами. Напримѣръ: „Этотъ человѣкъ14, „переплетъ
этой книги„первый министръ Англіи11, „Человѣческій пророкъ11—
это такія же собственныя имена, какъ Гонолулу или лордъ Тен-
нисонъ.
Въ обыденной рѣчи единичныя имена часто составляются ай
кое, общее имя суживаютъ путемъ ряда оговорокъ, пока, наконецъ,
оно обозначаетъ отдѣльный предметъ; напримѣръ: „первый пзъ
подданныхъ англійскаго короля въ настоящее время11. Если от-
дѣльный предметъ обладаетъ какимъ-либо исключительно ему свой-
ственнымъ признакомъ или сочетаніемъ признаковъ, то вмѣсто него
можно назвать этотъ признакъ или сочетаніе признаковъ: „изобрѣ-
татель паровой машины11, „авторъ Гудибраса11.
Имѣютъ-ли такія имена соозначеніе? Читателю предоставляется
испробовать на этомъ свои умственнныя способности. Это тонкій
вопросъ, прекрасная тема для спора. Если строго держаться смысла
соозначенія, то такое единичное имя соозначенія не имѣетъ. Соче-
таніе словъ бываетъ единичнымъ именемъ лишь тогда, когда играетъ
роль подлежащаго при сказуемомъ или опредѣленіи, какъ, напри-
мѣръ, въ выраженіяхъ: „положеніе главы правительства и пр.
трудно11, или „первый подданный и пр. носитъ очки11. Къ такихъ
выраженіяхъ, какъ „такой-то является первымъ подданнымъ и пр.“
Сложное имя обладаетъ соозначеніемъ, но въ данномъ случаѣ мы
имѣемъ уже дѣло съ общимъ, а не единичнымъ именемъ.
Собирательныя имена слѣдуетъ отличать отъ общихъ. Соби-
рательнымъ именемъ называется имя нѣкотораго числа сходныхъ
единицъ, взятыхъ какъ одно цѣлое, названіе совокупности сход-
ныхъ единицъ. Напримѣръ: армія, полкъ, толпа, человѣчество, на-
слѣдство, движимое имущество.
Группа или совокупность предметовъ, обозначаемая собира-
тельнымъ именемъ, похожа на классъ постольку, поскольку эти
предметы обладаютъ общими признаками, поскольку они не разно-
родны, а однородны. Толпа есть собраніе людей, полкъ—собраніе
солдатъ; библіотеіЛ—собраніе книгъ.
Различіе между собирательнымъ п общимъ именемъ заклю-
чается въ томъ, что, говоря о собирательномъ имени, мы всегда
имѣемъ въ виду совокупность предметовъ, какъ цѣлое, а не каждый
предметъ въ отдѣльности; наоборотъ, все, что можно сказать объ
общемъ имени, относится и къ отдѣльнымъ предметамъ. Далѣе, со-
бирательное имя, какъ сказуемое, можетъ относиться только къ
группѣ, какъ къ цѣлому; общее же имя можетъ быть сказуемымъ
и при каждомъ отдѣльномъ предметѣ. Напримѣръ, „Человѣчество
— 45
существуетъ въ продолженіе тысячелѣтіи"; „Толпа прошла по
улицамъ". Въ такихъ выраженіяхъ, какъ „честный человѣкъ, есть
благороднѣйшее созданіе Бога" — подлежащимъ служитъ собира-
тельное имя.
Собирательное имя пріобрѣтаетъ значеніе общаго имени, когда
мы распространяемъ его на многія группы предметовъ, основываясь
на общихъ групповыхъ признакахъ. „Возбужденная толпа опасна";
„армія безъ дисциплины никуда не годится". Собирательное имя
въ такихъ случаяхъ обладаетъ „соозначеніемъ", указываетъ общія
черты группъ.
Матеріальныя или вещественныя имена. Къ какому разряду
именъ слѣдуетъ причислить названія веществъ, напримѣръ, золото,
вода, снѣгъ, уголь, — къ общимъ или собирательно-единичнымъ?
Если мы имѣемъ въ виду отдѣльныя части или куски вещества,
если мы говоримъ, напримѣръ: „сахаръ сладокъ" или „вода уто-
ляетъ жажду", то, конечно, все, что можно вообще сказать о ве-
ществѣ, относится и къ каждой его части. Но отдѣльныя части ве-
щества не составляютъ единицъ цѣлаго, въ томъ смыслѣ, въ какомъ
отдѣльные предметы являются единицами класса. Далѣе, названіе
вещества не можетъ быть сказуемымъ при какой-либо части веще-
ства, въ томъ смыслѣ, въ какомъ эту функцію выполняетъ названіе
класса при отдѣльномъ предметѣ, входящемъ въ составъ его. Когда
мы говоримъ: „это—кусокъ сахара", то слово „сахаръ" служитъ
собирательнымъ именемъ для всею вещества. Но, вѣроятно, есть
слова, которыя находятся какъ-бы на рубежѣ между общими и со-
бирательными именами. Въ такихъ выраженіяхъ, какъ, напримѣръ:
„это ѵ/голь"; „пріятная вода Ури"—вещественное имя употребляется
какъ общее. Дѣйствительное различіе заключается въ способѣ упо-
требленія имени,—раздѣлительномъ или собирательномъ; съ грам-
матической точки зрѣнія одно и то же слово можно понимать въ
обоихъ смыслахъ, логика же требуетъ, чтобы въ предложеніи,
правильно выражающемъ мысль, оно было или тѣмъ, или другимъ.
Отвлеченныя (абстрактныя) имена суть названія общихъ при-
знаковъ или понятій, на основаніи которыхъ составляются классы.
Конкретнымъ именемъ прямо обозначается какой-либо отдѣльный
предметъ со всѣми его свойствами, въ томъ видѣ, въ какомъ онъ
существуетъ въ дѣйствительности. Это какъ-бы ярлыкъ, который
можно прикрѣпить къ нему. Когда же намъ случается говорить о
свойствѣ или свойствахъ, образующихъ сходство между отдѣлъ
ными предметами, тогда мы употребляемъ такъ называемыя отвле-
ченныя имена. „Благородный человѣкъ", „умный человѣкъ", „робкій
человѣкъ"—имена конкретныя; „благородство", „умъ", „робость"—
имена отвлеченныя.
Вопросъ о томъ, имѣютъ-ли абстрактныя имена соозначеніе,
принадлежитъ къ числу спорныхъ. Собственно говоря, въ немъ
ні.тъ и смысла, это все равно, что спросить, называется-ли городъ
городскимъ именемъ. Отвлеченное имя обладаетъ соозначеніемъ,
какъ самостоятельнымъ объектомъ мышленія, это соозначеніе мы
— 46
представляемъ себѣ отдѣльно отъ индивидуальныхъ предметовъ.
Строго говоря, отвлеченное имя имѣетъ скорѣе означеніе, чѣмъ
соозначепіе; нельзя сказать, что оно имѣетъ соозначеніе; отвлечен-
ное имя представляетъ собою символъ того, что называется соов-
наченіемъ общаго имени *).
Различіе между отвлеченными и конкретными именами въ
сущности—различіе грамматическое, т. е касается способовъ вы-
раженія сказуемаго. Мы можемъ произвольно употреблять какъ
конкретныя, такъ и отвлеченныя имена для выраженія одной и той
же мысли. Сказать: „Джонъ робкій человѣкъ44—все равно, что
сказать: „Робость составляетъ одно изъ свойствъ или характер-
ныхъ чертъ Джона44. Еще примѣръ: „Гордость и жестокость обык-
новенно сопутствуютъ другъ другу44; „Гордые люди обыкновенно
бываютъ жестокими44.
Общія имена могутъ быть сказуемыми при отдѣлъныхъ пред-
метахъ, потому что эти предметы обладаютъ извѣстными призна-
ками; указать наличность признаковъ посредствомъ сказуемаго^—
все равно, что обозначить ихъ общимъ именемъ.
Абстрактныя формы сказуемаго въ обыденной рѣчи употреб-
ляются такъ же часто, какъ и конкретныя; мы увидимъ далѣе,
что онѣ являются обильнымъ источникомъ путаницы и недоразу-
мѣній.
ГЛАВА II.
Силлогистическое разложеніе предложеній на термины.
I.—Аналитическія формы.
Слово „терминъ44 въ широкомъ смыслѣ употребляется какъ
синонимъ слова „имя44; въ строгомъ смыслѣ „терминъ44 (орос, гра-
ница) есть часть предложенія, состоящаго изъ подлежащаго и ска-
зуемаго. Въ логикѣ слово „терминъ44 имѣетъ спеціальное значеніе
при анализѣ предложеній, предпринимаемомъ съ цѣлью опредѣле-
нія ихъ взаимной зависимости.
’) Строго говоря, какъ я все время старался показать, слова: соозна-
ченіе и означаніе, объемъ и содержаніе относятся лишь къ общимъ име-
намъ. Внѣ общихъ именъ они не имѣютъ смысла. Прилагательное вмѣстѣ
со своимъ существительнымъ есть общее имя; при этомъ прилагательное
заключаетъ въ себѣ часть соозначенія. Если мы будемъ пользоваться сло-
вомъ „соозначеніе" исключительно для указанія признаковъ, въ любой ихъ
грамматической формѣ, то, несомнѣнно, найдемъ, что отвлеченное нмя
такъ же обладаетъ соозначеніемъ, какъ и всякое прилагательное. Слово
„бйадость" значить то же, что „сладкій44; оно указываетъ или вызываетъ
въ умѣ читателя представленіе объ одномъ и томъ же свойствѣ; разница въ
томъ лишь, что оно не указываетъ при этомъ предмета, которому принад
лежитъ данное свойство; напримѣръ: „сладкое яблоко". Отвлеченное имя
не даетъ „соозначѳнія смысла44.
47
Съ этой точки зрѣнія, каждое предложеніе состоитъ изъ двухъ
Терминовъ, связки (сорпіа)—утвердительной или отрицательной,—
выражающей отношеніе между ними, и нѣкоторыхъ символическихъ
выряженій, точнѣе обзначающихъ это отношеніе.
Обозначимъ терминъ подлежащаго черезъ 8, а терминъ ска-
вуемаго черезъ Р.
Всѣ предложеніи могутъ быть приведены нъ одной изъ ниже-
слѣдующихъ четырехъ формъ:—
Всѣ 8 суть Р.
Ни одно 8 не есть Р.
Нѣкоторыя 8 суть Р.
Нѣкоторыя 8 не суть Р.
Предложеніе: „всѣ 8 суть Р“ называется общеутвердиТвЛЬ-
НЫМЪ (ипіѵегзаі аѣ’ѣігтаѣіѵе) и обозначается буквой А (первая
гласная слова аГѣігшо).
Предложеніе: „ни одно 8 не есть Р“ называется общеотрица-
теЛЬНЫМЪ. (ипіѵегзаі пецаѣіѵе) и обозначается буквой Е (первая
гласная слова педо).
Предложеніе: „нѣкоторыя 8 суть Р“ называется ЧЭСТНОутвер-
дительнымъ (рагѣіепіаг аѣ'Гігтаѣіѵе) и обозначается буквой I (вто-
рая гласная слова а//іг>по).
Предложеніе: „нѣкоторыя 8 не суть Р“ называется частно-
ОТрицательнЫМЪ (рагѣіепіаг пецаѣіѵе) и обозначается буквой О
(вторая гласная слова педо).
Различіе между общимъ и частнымъ предложеніемъ назы-
вается различіемъ по количеству,—между утвердительнымъ и от-
рицательнымъ—различіемъ по качеству. А и Е, I и О одинаковы
по качеству, но различны по количеству; А и I, Е и О одина-
ковы по качеству, но различны по количеству.
Въ этихъ символическихъ обозначеніяхъ мы не найдемъ точ-
ныхъ указаній на количество. „Нѣкоторые1 11 означаетъ какое угодно
число предметовъ, лишь бы не всѣ; предметовъ можетъ быть
одинъ, немного, большинство, или всѣ за исключеніемъ одного.
Споры, интересовавшіе учениковъ Аристотеля, вращались глав-
нымъ образомъ, вокругъ доказательства п опроверженія общихъ
предложеній; если можно было доказать, что какое либо предло-
женіе не относится къ числу общихъ, то дальнѣйшее уже никого
не интересовало. Но въ логикѣ вѣ, оятности опредѣленіе степени
общности пріобрѣтаетъ важное значеніе.
Необходимо при анализѣ предложеній, чтобы избѣжать недо-
разумѣній, различать подлежащее и тердіинъ подлежащаго, ска-
зуемое и терминъ сказуемаго. Подлежащее есть терминъ подлежа-
щаго плюсъ обозначеніе количества; въ предложеніяхъ А и Е *)
1) Въ интересахъ полной симметріи форма Е должна была бы выра-
жаться такъ: „Всѣ 8 не суть Р“. Форма: „ни одно 8 не есть Р“ принимается
для Е, съ цѣлью избѣжать смѣшенія съ разговорной формой, въ которой
— 48 —
подлежащимъ является „всѣ 8“, въ I и О—„нѣкоторыя 8“. Ска-
зуемое есть терминъ сказуемаго плюсъ связка, утвердительная или
отрицательныя; въ А и I сказуемымъ служатъ слова „сутьР44; въ
Е и О—слова „не суть Р“.
Для большей точности важно также имѣть въ виду, что 8 и
Р, за однимъ только исключеніемъ,—общія имена. Они обознача-
ютъ классы. Р всегда обозначаетъ классъ; 8 тоже всегда, исклю-
чая того случая, когда подлежащимъ является названіе отдѣльнаго
предмета. Съ точки зрѣнія силлогистики, предложеніе, въ кото-
ромъ подлежащимъ является единичный терминъ, признается обще-
утвердительнымъ. „Сократъ—мудрый человѣкъ44 относится къ раз-
ряду предложеній, построенныхъ по формѣ: „Всѣ 8 суть Р“.
Такъ какъ 8 и Р—общія имена, то въ логикѣ слово „есть44
имѣетъ иное значеніе, нежели въ разговорной рѣчи,—гдѣ оно
просто значитъ, что предметъ существуетъ или, что въ данномъ
случаѣ сказуемое неполно выражено. Въ силлогистикѣ „есть11 зна-
читъ „заключается вг>“; „не есть“—„не заключается въ“.
Отношенія между терминами въ четырехъ формахъ предло-
женій представлены ниже въ видѣ простыхъ діаграммъ, извѣстныхъ
подъ именемъ „Эйлеровыхъ круговъ14.
А А I и О Е I?
Пятая діаграмма—чисто искусственная форма и въ разговор-
ной рѣчи не имѣетъ соотвѣтствующаго выраженія. Въ разговорной
рѣчи Р имѣетъ всегда большій объемъ, нежели 8.
Вторая діаграмма представляетъ спеціальный случай, когда
8 и Р равны по объему, напримѣръ: „всѣ равноугольные тре-
угольники равносторонни44.
8 и Р—общія имена; если предложеніе относится къ нимъ въ
полномъ ихъ объемѣ, т. ѳ. если оно примѣнимо ко всякому от-
дѣльному предмету даннаго класса, то въ такомъ случаѣ говорятъ,
что 8 и Р распредѣлены.
Въ Е, общеотрицательномъ предложеніи, оба термина распре-
дѣлены. „Ни одно 8 не есть Р“ совершенно исключаетъ два класса
„Всѣ 8 не суть Р“ напоминаетъ частно—отрицательное предложеніе. „Всѣ
совѣты не хороши41; это не значитъ, что ни одинъ совѣтъ нельзя считать
хорошимі; но мысль можно выразить яснѣе, если сказать: „Не всѣ совѣты
хороши'4, т. е. нѣкоторые не хороши.
— 49 —
другъ изъ друга, обозначая, что ни одинъ элементъ одного изъ
нихъ не содержится въ другомъ.
Въ А распредѣлено 8, но не Р; 8 всецѣло заключается въ Р,
но ничего не сказано о Р за предѣлами 8.
Въ О не распредѣлено 8, а распредѣлено Р. Мы говоримъ,
что часть 8 исключается совершенно изъ Р.
Въ I ни 8 ни Р не распредѣлены.
Отсюда видно, что терминъ сказуемаго въ отрицательномъ
предложеніи всегда распредѣленъ; въ утвердительномъ—никогда.
Въ средневѣковыя руководства по логикѣ вкралась нѣкоторая
неясность относительно значенія Р; эта неясность внесла путаницу
и въ новѣйшую теорію сказуемаго. Если Р не обозначаетъ класса,
то общепризнанное ученіе о распредѣленіи не имѣетъ никакого
смысла; Эйлеровы діаграммы являются совершенно безсодержатель-
ными. Тѣмъ не менѣе, многіе писатели, соглашаясь и съ той и съ
другой теоріей, слѣдуютъ средневѣковому взгляду на Р, какъ на
эквивалентъ прилага'гельнаго; въ результатѣ, слово „есть** полу-
чаетъ у нихъ обыкновенное значеніе, какое оно вообще имѣетъ въ
разговорной рѣчи.
Нужно замѣтить, что эти силлогистическія формы чисто искус-
ственны и изобрѣтены для извѣстной цѣли,—упрощенія силлогиза-
ціи. Аристотель указалъ точно примѣненіе, на которомъ основанъ
его силлогизмъ („Первая аналитика11, I, 1 и 4). Для предложенія:
„Всѣ 8 суть Р“ формула Аристотеля гласитъ слѣдующее: „8 все-
цѣло содержится въ Р“; для предложенія: „Нп одно 8 не есть
Р“ „8 всецѣло не содержится въ Р *) Формула связки у Аристотеля по
„есть“'а „содержится въ*’; жаль, что она не удержалась въ логикѣ.
Формула: „Всѣ 8 содержатся въ Р“ предупредила бы массу недора-
зумѣиій. Очевидно, ради упрощенія, учебныя руководства ввели
въ употребленіе формулу „всѣ 8 суть Р**, которую пояснили за-
тѣмъ такими примѣрами, какъ „всѣ люди смертны1*.
Такимъ образомъ, слово „есть1* въ силлогистической формулѣ
стали смѣшивать съ глаголомъ „есть** въ обыденной рѣчи; наряду
съ этимъ, упустили изъ виду, что силлогистическое предложеніе
аналогично процессу включенія въ классъ пли исключенія изъ него
какого-либо отдѣльнаго предмета. Истинный смыслъ ученія Аристо-
теля заключается не въ томъ, что всякое предложеніе непремѣнно
относитъ подлежащее къ какому-либо классу, а въ томъ, что на
всякое предложеніе, ради логическихъ цѣлей, можно смотрѣть та-
кимь образомъ. Силлогистическія формы пскуствевны. Первона-
чально онѣ вовсе не предназначались для воспроизведенія дѣйстви-
тельныхъ процессовъ мышленія, выражающихся въ разговорной
рѣчи. Если я говорю: „всѣ вороны черны**, то я вовсе не образую
класса черныхъ предметовъ и пе предполагаю, что вороны заклю-
*) Это наиболѣе точныя формула Аристотеля. Въ другой формулѣ:
»Р можно сказать о всякомъ 8“, онъ слѣдуетъ обычному разговорному
Индукт. и дедукт. логика.
4
— 60 —
чаются въ немъ, какъ одинъ кругъ въ другомъ. Доказать это
вовсе не значитъ опровергнутъ логическую теорію.
Причина путаницы заключается въ томъ, что выраженія обыден-
ной рѣчи приводятъ въ примѣръ логическихъ формъ, забывая о
полной искусственности этихъ формъ. „Оггтіз кото евѣ тогѣаііе44,
„всѣ люди смертны44,—это вовсе не примѣръ формулы: „Всѣ 8 суть
Ри. Р—символъ именъ существительныхъ или другихъ сочетаній
словъ, а „смертный"—прилагательное. Строго говоря, въ обыденной
рѣчи, среди общеупотребительныхъ формъ, нѣтъ такихъ грамма-
тическихъ выраженій, которыя вполнѣ соотвѣтствовали бы силло-
гистическимъ символамъ предложеній. Мы можемъ придумать такое
выраженіе, но въ разговорномъ языкѣ оно не употребляется. „Всѣ
люди принадлежатъ къ классу смертныхъ существъ14 (А11 таи із
іи тогѣаі Ьеіп§“), это выраженіе соотвѣтствуетъ логической фор-
мулѣ, но имъ никогда не пользуются.
Вмѣсто того, чтобы спорить о томъ, какъ истолковывать
формулу: „Всѣ 8 суть Р,“—съ точки зрѣнія объема или содержа-
нія терминовъ, лучше было бы принять первоначальное и тради-
ціонное употребленіе спмволовъ 8 и Р, какъ названій классовъ,
а для выраженія соозначенія ввести другіе символы. Пусть, напри-
мѣръ, 8 и Р служатъ символами соозначенія. Тогда предложенію:
„всѣ 8 суть Р“ будутъ соотвѣтствовать формулы: „всѣ 8 имѣютъ
Р“, или „Р всегда сопровождаетъ 8“, или „Р принадлежитъ
всѣмъ 8“.
Можно сказать, что если смотрѣть такимъ образомъ на пред-
ложенія, то логика упрощается до степени дѣтской забавы. Дѣйстви-
тельно, занятіе формулами при помощи діаграммъ и мнемоники,
нельзя считать особенно серьезнымъ. Но силлогистическая логика
на самомъ дѣлѣ преслѣдуетъ иныя цѣли; она стремится привести
разговорную рѣчь къ своимъ формуламъ.
Такое упражненіе полезно, потому что даетъ ясное понятіе
о способахъ употребленія общихъ именъ въ предложеніяхъ, объ
отношеніи этихъ именъ къ мысли и дѣйствительности и о тѣхъ
заблужденіяхъ, которыя окружаютъ главное орудіе нашей рѣчи.
II. Процессъ силлогистическаго анализа.
Основаніемъ силлогистическаго анализа служитъ употребле-
ніе общихъ именъ въ предложеніи. Мы говоримъ, что предложе-
ніе относитъ данный предметъ къ такому-то классу; эту мысль
можно выразить иначе,—мы можемъ сказать, что во всякомъ кате-
горическомъ предложеніи сказуемымъ является общее имя, явно
выраженное или подразумѣваемое; именно при помощи общихъ
именъ мы сообщаемъ другимъ наши мысли. „Мильтонъ—великій
поэтъ44. „Гудибрасъ сказалъ: я что-то подозрѣваю^. „Великій поэтъ44—
общее имя; оно обозначаетъ извѣстныя качества и относится ко
всякому предмету обладающему ими. Въ словѣ сказалъ заключается
общее имя, названіе, означающее лицъ говорящихъ и соозначающеѳ
— 61
или указывающее извѣстное дѣйствіе; имя это относится ко вся-
кому человѣку, совершающему такое дѣйствіе. Слово сказалъ выра-
жаетъ также прошедшее время; такимъ образомъ, оно заключаетъ
въ себѣ другое общее имя, которое говоритъ объ извѣстныхъ
лицахъ въ прошедшемъ времени; это второе общее имя соозначаетъ
качество, отличающее одинъ изъ видовъ рода «лица говорящія44;
терминъ сказуемаго превращается въ понятіе: „лица говорившія14.
Такимъ образомъ, предложеніе: „Гудибрасъ сказалъ44, выраженное
въ силлогистической формѣ—8 содержится въ Р,—получаетъ слѣ-
дующій видъ: „8 (Гудибрасъ) содержится въ Р (лица говорившія)
Терминъ сказуемаго Рпредставляетъ собою классъ, характеризую-
щійся данными свойствами. „Я подозрѣваю что-то44 тоже заключаетъ
въ себѣ общее имя, означающее дѣйствіе пли состояніе, которыя можно
приписать многимъ лицамъ.
Если даже мы присоединимъ къ нашему анализу граммати-
ческое дополненіе слова „сказалъ44, то терминъ сказуемаго все-таки
останется общимъ именемъ. Гудибрасъ представляетъ собою лишь
одно изъ лицъ, говорившихъ о своемъ тревожномъ настроеніи 1). Чита-
тель можетъ спросить: зачѣмъ же навязывать простой ясной рѣчи
такія неуклюжія формы? Процессъ, конечно, нельзя сразу уяснить
себѣ. Анализъ несомнѣнно полезенъ намъ, какъ говорилъ Ари-
стотель, если мы хотимъ выяснить, противорѣчитъ ли одно пред-
ложеніе другому, составляетъ-ли оно въ связи съ другими поло-
женіями отдѣльное звено въ цѣпи доказательствъ. Такимъ обра-
зомъ, непосредственная польза анализа проявляется лишь въ тѣхъ
случаяхъ, когда намъ приходится имѣть дѣло съ запутанными
разсужденіями. Косвеннымъ образомъ анализъ полезенъ тѣмъ, что
знакомитъ пасъ съ внутреннимъ содержаніемъ обычныхъ формъ
рѣчи, изощряетъ наши способности при истолкованіи сложныхъ и
сокращенныхъ выраженій, которыми изобилуетъ обыденная рѣчь.
Для обозначенія словъ, входящихъ въ составъ сложныхъ
общихъ именъ, существуютъ особыя техническія названія. Слова
бываютъ: категорематическія исинкатегорематическія, субъективныя
и аттрибутиВНЫЯ. Различія эти скорѣе грамматическаго характера,
нежели логическаго, и практическое значеніе пхъ невелико.
Слово, которое само по себѣ можетъ быть терминомъ, назы-
вается категорематическимъ. „Человѣкъ44, „поэтъ44 и пр.
Слово, которое можетъ составлять лишь часть термина, па-
Помните, что общее имя не должно непремѣнно состоять изъ одного
слова. Общее имя, съ логической точки зрѣнія, просто обозначаетъ родъ,
отдѣлъ или классъ; соотоить-ли оно изъ одного или многихъ словъ, во-
просъ въ сущности грамматическій. „Человѣкъ11, „ловкій человѣкъ11,
„ловкій и смѣлый человѣкъ", „ловкій, смѣлый и необыкновенно рослый
человѣкъ", „человѣкъ, сражавшійся въ битвѣ при Мараѳонѣ" — все это
общія имена въ логическомъ смыслѣ. Какимъ способомъ указаны харак-
терные признаки класса,—однимъ-ли словомъ или сочетаніемъ словъ—без-
различно; какъ одно слово, такъ и сочетаніе словъ образуютъ общее имя.
Бъ обыденной рѣчи мы рѣдко можемъ выразить въ одномъ словѣ логи-
ческое сказуемое.
4*
— 62 —
зывается сппкатегорсматпческпмъ. Подъ это опредѣленіе подходятъ
всѣ прилагательныя п нар Ьчія.
Читатель можетъ примѣнять этп различія къ разнымъ частямъ
рѣчи. Глаголъ можно назвать гиперкатегорематическимъ, потому что
онъ заключаетъ въ себѣ не только терминъ, но и связку.
Труднымъ представляется вопросъ о томъ, къ какому раз-
ряду частей рѣчи отнести прилагательное, къ категорематическимъ
пли синкатегорематическпмъ. Разрѣшеніе его зависитъ отъ опре-
дѣленія значенія слова „терминъ11 въ логикѣ. Въ разговорной
рѣчи прилагательное можетъ само по себѣ быть сказуемымъ, а
потому его можно назвать категорематическимъ. Напримѣръ: „этотъ
человѣкъ веселъ11. Но если терминъ представляетъ собою классъ
или названіе класса, то прилагательное нельзя причислять къ
категорематическимъ частямъ рѣчи въ смыслѣ указаннаго выше
опредѣленія. Оно помогаетъ только выдѣлить видь изъ цѣлаго
рода.
Термины Фаулера: субъективныя и атрибутивныя слова
пр: ктическп выражаютъ то же самое различіе; терминъ „аттрибу-
тивныя слова11 развѣ лишь нѣсколько уже по объему, нежели
терминъ: „синкатегорематическія слова11. Атрибутивное слово со-
означаетъ признакъ или свойство; напримѣръ: „горячій11, „храб-
рый11; съ грамматической точки зрѣнія оно всегда бываетъ при-
лагательнымъ.
Обозначеніе количества, Т. ѳ. степени общности предложеній
въ высшей степени важно въ силлогистическихъ формулахъ. Все-
общность выражается въ нихъ словами: всѣ пли никто. Въ раз-
говорной рѣчи всеобщность выражается въ различныхъ формахъ,
конкретныхъ и абстрактныхъ, прямыхъ и фигуральныхъ, при чемъ
слова: „всѣ11 пли „никто11 иногда не употребляются.
Неспокойна голова, носящая корону.
Не можетъ быть неправъ тотъ, кто честно живетъ.
Какая кошка не любитъ рыбы?
Развѣ леопардъ можетъ перемѣнить свои пятна?
Даже самая длинная дорога кончается.
Подозрительность всегда мучитъ нечистую совѣсть.
Нерѣшительность всегдашній признакъ слабости.
Измѣна никогда не приноситъ пользы.
Предложенія, въ которыхъ количество не выражено,
Аристотель назвалъ неопредѣленными (аоібрюто;). Вмѣсто термина
„неопредѣленный11 *) Гамильтонъ предлагаетъ непредуказанный
') Противъ термина „неопредѣленный11 возражаютъ, указывая на то,
что количество частныхъ предложеній тоже неопредѣлени ; слово „нѣко-
торые11 обозначаетъ какое угодно количество предметовъ, лишь бы^не всю
сумму ихъ. Ѳто возраженіе можетъ служить примѣромъ неумѣстной и ни
на чемъ не основанной придирчивости, которая и безъ того уже внесла въ
логику много путаницы. „Неопредѣленный11 просто значитъ, что точно не
указано, съ какимъ предложеніемъ мы имѣемъ дѣло, общимъ пли частным и.
— 63
(рге'іиіез'гріаіе)’, въ такомъ предложеніи до введенія его въ силло-
гистическій процессъ, количество не указано. Предложеніе назы-
вается предуказаннымъ (ргесіеьідпаіе), если количество его опре-
дѣленно выражено. Всѣ предыдущія предложенія—„предуказанныя66,
общія, и всѣ они приводятся къ формамъ: „всѣ 8 суть Ра, пли
„ни одно 8 не есть Р64.
Нижеслѣдующія предложенія столь же очевидно отно-
сятся къ разряду частныхъ п приводятся къ фтормамь I и О. Въ
нихъ тоже ясно указано количество, хотя они выражены не въ
искусственныхъ силлогистическихъ формахъ:
Горе часто оказываетъ полезное вліяніе.
Не всякій совѣтъ хорошъ.
Не все то золото, что блеститъ.
Р'йки вообще *) впадаютъ въ море.
Часто, однако, дѣйствительно нельзя узнать изъ формы
выраженія, какого оно характера, общаго пли частнаго. Количе-
ство его вовсе не указано. Таковы обыкновенно пословицы и такъ-
называемыя ходячія истины:
Поспѣшишь- людей насмѣшишь.
Знаніе—сила.
Легко приходитъ, легко и уходитъ.
Лѣвши неуклюже сражаются.
Ветераны—лучшіе солдаты въ сраженіи.
Такія выраженія въ обыкновенной рѣчи высказываются боль-
шей частью въ видѣ общихъ утвержденій 2). Дѣйствительно-ли
они таковы, — вопросъ очень интересный въ сократовскомъ духѣ.
Разрѣшить его можно только при помощи разсмотрѣнія фактовъ.
Лучше все: о поступать слѣдующимъ образомъ: 1) найти конкрет-
ное подлежащее: „поспѣшныя дѣйствія64, „люди обладающіе по-
знаніями64, „вещи, легко пріобрѣтаемыя64; 2) опредѣлить качество
или качества, о которыхъ говоритъ сказуемое; 3) разсмотрѣть
отдѣльные предметы, входящіе въ составъ класса подлежащаго и
То же самое возраженіе съ одинаковымъ правомъ можно сдѣлать и по
поводу всякаго другого термина. Количество въ выраженіи: „нѣкоторыя 5“
такъ же „непредуказано“, какъ и „неопредѣленно.
') Вообще. Это слово можетъ служить примѣромъ частыхъ столкно-
веній между обыденной рѣчью и логической терминологіей. О томъ, какъ
возникаютъ подобныя столкновенія, см. слѣдующую главу. Въ логикѣ
„общее11 предложеніе—синонимъ „всеобщаго11 (формы А и Ед въ разговор-
ной рѣчи „вообще11 значитъ „по большей части11 и выражается логически
при помощи символа, обозначающаго количество въ частныхъ предложе-
ніяхъ,—„нѣкоторые11.
2) Нѣкоторые ученые постоянно, при обращеніи предложеній въ
силлогистическую форму, подводятъ подъ формулы I и О всѣ тѣ предложенія
въ^которыхъ прямо не указано количество. Это хорошо: но въ обыкновен-
ной рѣчи мы не такъ осторожны; если въ предложеніяхъ не указано коли-
чество, то мы скорѣе придаемъ пмъ общій характеръ.
— 54 —
рѣшить, можно ли приписать данное качество каждому изъ нихъ,
или нѣтъ.
Такое разсужденіе представляетъ собою виды ИНДУКЦІИ. Если
при этомъ окажется, что есть хотя бы одинъ предметъ, которому
нельзя приписать даннаго свойства, то предложеніе не будетъ
общимъ.
Замѣтьте себѣ разницу между опредѣленіемъ смысла даннаго
утвержденія и оцѣнкой его истинности. Объ опредѣленіи истины
въ этомъ случаѣ и о разнаго рода заблужденіяхъ трактуетъ „ло-
гика разумной увѣренности11, извѣстная обыкновенно подъ именемъ
„индуктивной". Тотъ видъ „индукціи", который мы здѣсь разсма-
триваемъ, имѣетъ цѣлью просто опредѣленіе количества ходячихъ
утвержденій; мы собственно разбираемъ вопросъ о томъ, въ какихъ
случаяхъ данное предложеніе всѣми признается истиннымъ. Этотъ
процессъ, какъ мы увидимъ ниже, почти соотвѣтствуетъ индукціи
Аристотеля, въ которой предложеніе считается общимъ, если нѣтъ
ни одного противоположнаго ему примѣра.
Слѣдуетъ замѣтить, что въ данномъ случаѣ мы не пользуемся
силлогистической формулой: „всѣ 8 суть Р“. Мы не спрашиваемъ:
„всѣ-ли 8 суть Р?“, не образуемъ мысленно класса Р, а только
одинъ классъ 8; весь вопросъ сводится къ тому, можно ли свой-
ство, приписываемое данному классу, отнести и ко всякому отдѣль-
ному предмету, входящему въ составъ его.
Обозначимъ черезъ р свойство или группу свойствъ, понятіе,
на основаніи котораго составляется классъ Р; тогда „всѣ 8 суть Р“
будетъ значить то же, что „Всѣ 8 имѣютъ р“. Обозрѣвая предметы
согласно требованіямъ индуктивнаго метода, мы спрашиваемъ:
„всѣ ли 8 обладаютъ р?“ Я говорю все это, желая обратить вни-
маніе читателя на тотъ фактъ, что формула: „всѣ с суть Р“, внѣ
силлогистическихъ цѣлей не имѣетъ никакого значенія.
Индуктивное обозрѣніе классовъ можетъ служить полезнымъ
Побочнымъ упражненіемъ. Голыя силлогистическія формулы совер-
шенно безполезны, если не примѣнять ихъ къ конкретному мыш-
ленію. Опредѣленіе количества ходячаго афоризма или пословицы
и границъ ихъ правильнаго примѣненія, представляете собою хо-
рошее упражненіе въ смыслѣ развитія точнаго мышленія. Пытаясь
проникнуть во внутренній смыслъ неопредѣленно выраженнаго хо-
дячаго афоризма, мы открываемъ, что цѣль его состоитъ собственно
въ указаніи общей связи между признаками, а обозрѣніе конкрет-
ныхъ случаевъ ведетъ къ болѣе точному познанію этихъ призна-
ковъ. Такъ папрпмѣръ, займемся афоризмомъ: „знаніе — сила" и
посмотримъ, въ какихъ случаяхъ онъ оказывается справедливымъ.
Матросы знаютъ, что отъ смачиванія канатъ дѣлается короче; бла-
годаря этому каменщики могутъ поднимать камни на какую угодно
высоту. Знаніе французскихъ дорогъ помогло нѣмцамъ во время
войны. Наряду съ этими примѣрами мы встрѣтимъ и такіе случаи,
когда знаніе всѣхъ трудностей дѣла безъ знанія средствъ, при по-
— 55 —
мощи которыхъ можно было бы преодолѣть ихъ, парализуетъ вся-
кую дѣятельность. Самюэль Даніэль говоритъ:—
Пока робкое знаніе размышляетъ,
Дерзкое невѣжество уже сдѣлало дѣло.
Изучая многочисленные случаи, въ которыхъ положеніе „зна-
ніе—сила11 оправдывается или не находитъ примѣненія, мы можемъ
установить точный смыслъ его: „знаніе правильныхъ способовъ
дѣйствія есть сила"; короче сказать, мы прихбдимъ къ выводу,
что сказуемое „сила11 относится не ко всякому знанію, а только къ
одному виду знавія.
Возьмемъ еще выраженіе: „привычка притупляетъ чувстви-
тельностьи. Опредѣлимъ его конкретное значеніе и посмотримъ,
какое сказуемое можно поставить при подлежащемъ: „люди, при-
выкшіе къ чему-либо“ (8). Можно легко найти такіе примѣры, изъ
которыхъ видно будетъ, что люди становятся равнодушными къ
тому, къ чему привыкли. Извѣстенъ „парадоксъ11 Ловеласа:—
Если бы природа всюду была одинакова
И земля была чиста, какъ воздухъ,
Мы не знали бы иныхъ мѣстъ.
Индусы не сознаютъ прелести своей страны.
А швейцарцамъ и финнамъ больше всего нравятся
Восточныя пряности.
Люди, привыкшіе къ богатству, почти не чувствуютъ выгодъ
своего положенія; обитатели бойкихъ улицъ перестаютъ развле-
каться ихъ шумомъ; часовщикъ не слышитъ тиканья часовъ въ
своей лавкѣ; люди, живущіе вблизи химическаго завода, не чув-
ствуютъ его запаха въ такой степени, какъ случайный прохожій.
Съ другой стороны, винодѣлы пріобрѣтаютъ практикой необыкно-
венную тонкость вкуса; глаза, привыкшіе къ сумеркамъ, начинаютъ
различать предметы, которыхъ прежде не могли различать; и т. д.
Какъ же примирить эти, повидимому, противорѣчивые примѣры?
Какой смыслъ придать словамъ: „привычка^ и „чувствительность“?
Какіе признаки они обозначаютъ? Мы разрѣшили бы вопросъ та-
кимъ образомъ, что подъ „чувствительностью" слѣдуетъ понимать
„эмоціональную впечатлительность", а не способность умственнаго
различенія; подъ „привычкой" же—близкое знакомство съвпѳчатлѣ-
ніями, которыхъ смѣна уже не привлекаетъ нашего вниманія; мы
находимся подъ вліяніемъ какъ бы одного постояннаго впечатлѣнія.
Если мы станемъ провѣрять такимъ образомъ смыслъ абстракт-
ныхъ выраженій, то пойдемъ по тому пути, который заставилъ
греческихъ діалектиковъ почувствовать всю важность логическихъ
опредѣленій. Мы подробнѣе остановимся на этомъ вопросѣ. Гово-
рятъ, что такіе экскурсы выходятъ изъ предѣловъ формальной ло-
гики; но мы можемъ отвѣтить, что они во всякомъ случаѣ полезны и
вытекаютъ непосредственно изъ логическихъ формулъ. Именно это
ученіе исторически предшествовало логикѣ Аристотеля; безъ него
формулы Аристотеля только суживали и стѣсняли бы мышленіе.
— 56 —
Всѣ-ли предложенія можно привести къ силлогистическимъ
формамъ? Вѣроятно, всѣ; вопросъ этотъ чисто научный; для
практической логики онъ является постороннимъ. Практическая
логика разсматриваетъ главнымъ образомъ тѣ формы предложенія,
которыя вызываютъ неясность и неточность мышленія. Гдѣ не мо-
гутъ возникнуть недоразумѣнія или ошибки, тамъ искусственныя
силлогистическія формы оказываются излишними. Однако, опыты
силлогистики предложеніи, могутъ повести къ изученію особой
отрасли знанія, которую Бозанкетъ удачно назвалъ „морфологіей"
сужденія. Сужденіе въ данномъ случаѣ играетъ роль техническаго
термина для обозначенія психическаго акта, сопровождающаго вы-
раженіе мысли. Даже въ такихъ выраженіяхъ, какъ: „ахъ! какъ
жарко!" или „Д' ждь идетъи можно открыть зачатки подлежащаго
и сказуемаго. Когда человѣкъ говоритъ: „какъ жарко! “, то имѣетъ
въ виду, что внѣшній міръ въ данный моментъ обладаетъ извѣ-
стнымъ качествомъ или признакомъ. То же слѣдуетъ сказать и о
выраженіи: „идетъ дождь". Изучая подобные примѣры, мы прихо-
димъ къ выводу, что подъ одной и той же формой въ обыденной
рѣчи можно въ различной связи подразумѣвать различныя подле-
жащія и сказуемыя. Такъ въ предложеніи:
„Все что ни есть, прекрасно.
Идетъ дождь: “—
подлежащимъ служитъ слово „дождь", а сказуемымъ „есть теперь",
„есть въ настоящее время", „принадлежитъ къ классу явленій,
наблюдаемыхъ въ данный моментъ времени".
ІП. Нѣкоторыя техническія затрудненія.
Формула для исключающихъ предложеній. „Никто, кромѣ
храбрыхъ, не заслуживаетъ уваженія"; „никого не принимаютъ не по
дѣлу"; „только протестанты могутъ занимать англійскій престолъ".
Всѣ эти предложенія представляютъ собою различные спо-
собы, которыми пользуются въ разговорномъ языкѣ при обозначе-
ніи подлежащаго посредствомъ исключенія', при этомъ сказуемое
относится ко всѣмъ предметамъ даннаго класса, кромѣ обозначен-
ныхъ извѣстнымъ терминомъ. „Никто изъ тѣхъ, кто не храбръ";
„никто пзъ тѣхъ, кто не имѣетъ дѣла и пр.“; „никто изъ тѣхъ,
кто не протестантъ и пр.“. Ни одно не-8 не есть Р. Общее утвер-
жденіе относится ко всѣмъ предметамъ, не входящимъ въ составъ,
даннаго термина; относительно предметовъ, входящихъ въ составъ
этого термина, мы пе дѣлаемъ никакого общаго утвержденія; мы
не говоримъ, что всѣ протестанты могутъ быть избраны на пре-
столъ, или что всѣ лица по дѣламъ принимаются, пли что всякій
храбрый человѣкъ заслуживаетъ уваженія. Мы говоримъ только,
что обладаніе названнымъ качествомъ составляетъ необходимое
условіе; но человйкъ можетъ обладать имъ, и, однако, по другимъ
основаніямъ, сказуемаго все же нельзя будетъ отнести къ нему.
67
Мы спеціально указываемъ на эту логическую форму, потому
что по недосмотру изъ нея легко сдѣлать выводъ относительно
предметовъ, входящихъ въ составъ даннаго термина. Возьмемъ
фразу: „никто, кромѣ тѣхъ, кто упорно трудится, не имѣетъ ос-
нованія надѣяться на успѣхъ"; отсюда легко заключить, что всѣ.
кто упорно трудится, имѣютъ основаніе надѣяться на успѣхъ. Но
если мы отрицаемъ что-либо относительно всякаго не—8, то этимъ
вовсе не утверждаемъ чего-либо относительно всякаго 8.
Выраженіе времени (іеизе, ііте) въ силлогистическихъ формулахъ.
Мы видѣли, что связка въ предложеніяхъ: „8 есть РС1 или „8 со-
держится въ Р“ не выражаетъ времени, а обозначаетъ только из-
вѣстное отношеніе между 8 п Р. Возникаетъ вопросъ: какъ должны
мы обозначить время въ аналитической формулѣ? „Пшеница дорога";
„всѣ бѣжали"; въ этихъ предложеніяхъ указано время, а наша фор-
мула должна передавать вса» что указано. Должны мы включить
обозначеніе времени въ терминъ сказуемаго пли въ терминъ подле-
жащаго? Если его нельзя опустить совершенно и если мы не мо-
жемъ присоединить его къ связкѣ, то придется выбирать между
двумя терминами.
Вопросъ этотъ чисто схоластическаго свойства. Обыкновенно
обозначеніе времени разсматривается, какъ часть сказуемаго. „Всѣ
бѣжали": „всѣ 8 суть Р“, т. е. всѣ предметы, указываемые подле-
жащимъ, принадлежатъ къ классу, который составляется на осно-
ваніи признаковъ „бѣгства въ данный моментъ времени". Иногда
сказуемое обозначаетъ одно только время. „Совѣтъ собрался вчера
въ полдень". 8 есть Р, т. е. собраніе совѣта есть одно пзъ со-
бытіи, характеризующихся тѣмъ признакомъ, что они происходили
въ опредѣленное время. Собраніе совѣта въ этомъ отношеніи соот-
вѣтствуетъ другимъ событіямъ, обладающимъ общимъ съ нимъ при-
знакамъ.
Однако, въ нѣкоторыхъ случаяхъ обозначеніе времени лучше
разсматривать какъ часть подлежащаго. Напримѣръ: „пшеница до-
рога". 8 обозначаетъ здѣсь не пшеницу вообще, но ту пшенпцу,
которая теперь находится на рынкѣ, пшеницу, въ данный моментъ
существующую; именно этой пшеницѣ приписывается признакъ
дороговизны; пшеница, слЪдовательно, входитъ въ составъ класса
дорогихъ вещей.
Выраженіе модальности въ силлогистическихъ формулахъ. Пред-
ложенія, въ которыхъ къ сказуемому присоединяются выраженія
необходимости, случайности, возможности и невозможности (т. е.
слова: долженъ^ можетъ-быть, можетъ, не можетъ) назывались въ
средневѣковой логикѣ модальными предложеніями. Примѣры: „два
и два должно составлять четыре". „Гусеницы могутъ превратиться
въ бабочки". „2 можетъ рисовать". „V не могутъ летать".
Есть два способа приведенія такихъ предложеній къ формулѣ
„8 есть Р“. Первый способъ состоитъ въ различеніи между Вісішч,
и ЛІойнз, т. е. между самимъ предложеніемъ и оцѣнкой его досто-
вѣрности тогда сНсіит будетъ подлежащимъ, а тоііив сказуемымъ.
— 58 —
Напримѣръ: „что два и два составляютъ четыре,"—это необходимо;
чтобы У могъ летать, невозможно".
Другой способъ состоитъ въ томъ, что модусъ разсматривается,
какъ часть сказуемаго. Пригодность этого способа не столь оче-
видна въ предложеніяхъ, выражающихъ необходимость, но она не-
сомнѣнна въ остальныхъ трехъ модусахъ. Напримѣръ: „гусеницы
представляютъ собою существа, способныя превратиться въ бабо-
чекъ"; „2 обладаетъ способностью рисовать"; „У не обладаетъ
способностью летать".
Ошибиться легко главнымъ образомъ при опредѣленіи коли-
чества подлежащаго, къ которому относится случайное или возможное
сказуемое. Если сказать: „побѣды одерживаютъ случайно", то можно
спросить: „ко всѣмъ ли побѣдамъ относится сказуемое или только
къ нѣкоторымъ?" Здѣсь мы легко можемъ смѣшать смыслъ случай-
наго утвержденія съ тѣми фактами, на которыхъ это утвержденіе
обыкновенно основывается. Достовѣрно лишь то, что нѣкоторыя
побѣды были одержаны случайно, и только на этомъ основаніи,
при отсутствіи точныхъ свѣдѣній, мы утверждаемъ относительно
всякой побѣды, что она могла быть одержана случайно. Таковъ
именно смыслъ нашего утвержденія; оно относится ко всякой по-
бѣдѣ, если у насъ нѣтъ о ней точныхъ свѣдѣній, иначе говоря,
формально оно относится ко всѣмъ побѣдамъ.
Исторія модальныхъ предложеній въ логикѣ можетъ служить
иллюстраціей той путаницы и недоразумѣній, которыя возникаютъ
благодаря невниманію къ яснымъ традиціоннымъ опредѣленіямъ.
Теорія Аристотеля проста и имѣетъ прямое отношеніе къ тѣмъ
уловкамъ въ спорахъ, какія практиковались въ его время. Ари-
стотель указываетъ четыре „модуса", перешедшіе затѣмъ въ сред-
невѣковую логику, и занимается главнымъ образомъ вопросомъ о
томъ, какія предложенія противорѣчатъ модальнымъ. Что именно дѣй-
ствительно противорѣчитъ такимъ предложеніямъ, какъ: „можетъ
быть11 (йиѵатоѵеіѵаі); „это возможно" (ёѵйёуетаігіѵаі); „должно быть"
(аѵа-раіоѵгіѵаі); „не можетъ быть" (айоѵатоѵгіѵаі)? Если на вопросъ въ
данномъ случаѣ дается отрицательный отвѣтъ, что это значитъ?На-
примѣръ: „можетъ ли Сократъ летать"?—„Нѣтъ". Значитъ-ли это,
что Сократъ не можетъ летать, или же, что онъ можетъ не летать?
Если бы удалось добиться у собесѣдника признанія того, что
Сократъ можетъ не летать, то разсужденіе можно было бы вести
дальше. Напримѣръ: „можетъ-ли Сократъ не ходить"? „Конечно".
„Можетъ-ли онъ ходить?"—„Да"- „Если вы говорите, что человѣкъ
можетъ не дѣлать чего-либо, то развѣ вы не убѣждены, что онъ
при желаніи можетъ дѣлать это"?—„Да". „Но вы, вѣдь, допустили,
что Сократъ можетъ не летать"?
Именно въ виду подобныхъ недоразумѣній Аристотель ука-
залъ настоящія противорѣчащія предложенія для своихъ четырехъ
модусовъ. Мы можемъ теперь смѣяться надъ такими уловками;
намъ кажется страннымъ, чтобы серьезный ученый могъ задаться
цѣлью изыскать средства къ предохраненію отъ нихъ. Но исто-
— 59 —
рически происхожденіе модальныхъ предложеній въ формальной
логикѣ представляется именно въ такомъ видѣ, обозначать этимъ
названіемъ что-либо иное, помимо способовъ оцѣнки достовѣрности
утвержденій, значитъ только вводить путаницу.
Возьмемъ примѣръ: „Александръ былъ великимъ полковод-
цемъ“; это предложеніе считалось образцомъ случайной модаль-
ности, потому что, хотя Александръ и былъ великимъ полковод-
цемъ, но могъ и не быть имъ. Не было необходимости въ томъ,
чтобы изъ Александра вышелъ великій полководецъ; предложеніе,
слѣдовательно, относится къ разряду случайныхъ. Различіе между
истиной необходимой и истиной случайной можетъ быть и важно съ
философской точки зрѣнія; но называть модальностью тотъ или
другой характеръ предложеній значитъ только вводить путаницу.
Модальность есть способъ выраженія; пользоваться этимъ назва-
ніемъ для обозначенія характера предложенія значитъ измѣнять
смыслъ термина.
Болѣе простымъ, хотя столь же очевидно неправильнымъ от-
ступленіемъ отъ традиціи представляется примѣненіе термина „мо-
дальный" ко -всякой части предложенія, сопровождающей глаголъ,
въ обыкновенной рѣчи. Съ этой точки зрѣнія, предложеніе: „Але-
ксандръ побѣдилъ Дарія" Гамильтонъ называетъ чистымъ, а пред-
ложеніе: „Александръ съ честью побѣдилъ Дарія" — модальнымъ.
Это различіе чисто грамматическаго свойства, различіе въ способѣ
составленія термина сказуемаго. Въ логической же традиціи модаль-
ность есть способъ обозначенія степени достовѣрности утвержденія.
„Побѣда Алексавдра надъ Даріемъ была почетной11, или „Але-
ксандръ, побѣждая Дарія, былъ честнымъ побѣдителемъ11,—вотъ
силлогистическія формы даннаго предложенія; это просто ассерто-
рическія предложенія; „модусъ11 въ нихъ вовсе отсутствуетъ.
Подобное же недоразумѣніѳ встрѣчается у ІПѳддена, который
полагаетъ, что слово „вообще" придаетъ модальный характеръ та-
кимъ предложеніямъ, какъ: „рѣки вообще текутъ въ море". ІПед-
денъ говоритъ, что, такъ какъ слово „вообще" не составляетъ части
термина ни подлежащаго, ни сказуемаго, то оно должно принад-
лежать связкѣ, а потому является модальнымъ опредѣленіемъ всего
предложенія. Онъ упустилъ изъ виду то обстоятельство, что слово
„вообще" служитъ выражевіемъ количества; въ данномъ случаѣ,
какъ и всегда, оно опредѣляетъ количество термина подлежащаго.
Наконецъ, нѣкоторые (напримѣръ, Веннъ) утверждаютъ, что
вопросъ о модальности относится въ сущности къ области научной
или индуктивной логики, и что въ формальной логикѣ онъ неумѣс-
тенъ. Это справедливо постольку, поскольку индуктивная логика
излагаетъ условія различныхъ степеней достовѣрностп. Формальная
логика разсматриваетъ модальность лишь въ отношеніи спеціаль-
ныхъ трудностей ея выраженія. Изложеніе теоріи модусовъ въ ло-
гикѣ крайне запутано, потому что традиціонное ученіе изслѣдова-
тели всячески старались приспособить кь различнымъ своимъ взгля-
дамъ на цѣли и задачи логики.
60 —
О]ѴіІ — библиотека сайта
ѵѵтѵ.ЬіодгаГіа.ги
ЧАСТЬ II.
Опредѣленіе.
ГЛАВА I.
Неудовлетворительное пониманіе словъ и средства противъ
этого.—Діалектика.—Опредѣленіе.
Едва только мы начинаемъ разсматривать смыслъ пословицъ
и ходячихъ утвержденій, какъ тотчасъ убѣждаемся въ томъ, что
въ общежитіи пониманіе общихъ и абстрактныхъ именъ шатко и не-
точно. Разговорная рѣчь напоминаетъ песокъ.
Причины такого явленія легко понять, если обратить внима-
ніе на то, какъ мы пріобрѣтаемъ запасъ словъ, какъ мы перени-
маемъ слова отъ людей, съ которыми сталкиваемся, и изъ книгъ.
Теоретически мы уясняемъ себѣ смыслъ именно лишь въ томъ
случаѣ, если знаемъ всѣ соозначаѳмыѳ имъ признаки; примѣнять
его мы имѣемъ право только къ такимъ предметамъ, которые об-
ладаютъ всѣми этими признаками. Таковъ логическій идеалъ, но
между тѣмъ, что должно быть по логикѣ и тѣмъ что есть въ прак-
тической жизни, разница громадная. Какъ рѣдко понимаемъ мы
слова во всемъ ихъ значеніи! И кто намъ укажетъ ихъ полное
значеніе? Это не точныя науки, въ которыхъ всѣ термины заранѣе
намъ извѣстны. Въ геометріи, напримѣръ, мы знакомимся съ оп-
редѣленіями такихъ терминовъ, какъ: точки, линія, нираллельныя
линіи и пр., прежде чѣмъ начинаемъ ими пользоваться. Но въ
обыкновенной рѣчи мы заучиваема, слова прежде всего вь примѣ-
неніи ихъ къ отдѣльнымъ случаямъ. Никто не опредѣляетъ намъ
словъ: добрый, красивый, милый, высокообразованный. Мы слышимъ,
какъ эти слова примѣняются къ отдѣльнымъ предметамъ, произ-
носимъ ихъ въ той же связи, а затѣмъ распространяемъ ихъ и
на другіе предметы, представляющіеся намъ похожими на прежніе,
не зная при этомь точно всѣхъ тѣхъ признаковъ, которые обы-
чай включилъ' въ обычное словоупотрзбленіѳ. Болѣе точное зна-
ченіе словъ мы узнаемъ при помощи постепенной индукціи оіъ
частныхъ случаевъ. Мы знакомимся со словами: безобразный, пре-
красный, добрый, злой первоначально въ приложеніи ихъ къ от-
дѣльными предметамъ и лицамъ; постепенно мы пріобрѣтаемъ бо-
61
лѣе или менѣе опредѣленное сознаніе того, что имѣютъ между со-
бою общаго предметы, называемые извѣстными именами. Каждый
изъ насъ распространяя имена на другіе предметы, отправляется
отъ тѣхъ свойствъ прежнихъ предметовъ, которыя произвели на
него особенно < ильное впечатлѣніе при первомъ знакомствѣ со сло-
вомъ. Впечатлѣнія, конечно, бываютъ различныя у разныхъ лицъ’
но подъ вліяніемъ обычая индивидуальныя особенности исчезаютъ.
Грудной младенецъ кричитъ „да" всякій разъ, когда проходитъ
чужой человѣкъ, напоминающій ему отца, слово „отецъ11 для ре-
бенка общее имя, которое можно относить ко всякому мужчинѣ;
лишь постепенно онъ узнаетъ, чго дтя нэго ѳто слово является
единичнымъ именемъ.
Процессъ усвоенія словъ и расширенія ихъ значенія проще
всего можно наблюдать на дѣтяхъ. Положимъ, ребенокъ при видѣ
кормилицы, научился произносить „шатЬго“. Кормилица рабо-
таетъ на ручной швейной машинѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ поетъ. На
улицѣ въ ѳто время шарманщикъ поетъ, вертя ручку шарманки;
ребенокъ кричитъ и ему „татЪго“, кормилица понимаетъ, что
онъ хочетъ сказать, и онъ въ восторгѣ. Положимъ, что у шар-
манщика есть обезьяна, у ребенка тоже есть игрушка изъ гутта-
перчи, изображающая обезьяну: и та и другая получаютъ званіе
„ташЪго“; названіе ѳто распространяется затѣмъ п на обезьяну,
нарисованную на картинкѣ. Ребенокъ, положимъ, имѣетъ игру-
шечный ящикъ съ ручкой; онъ тоже получаетъ названіе „ташЪго“;
слово распространяется на другой рядъ сходныхъ предметовъ.
Имя „ташЬго“ переходитъ и на странствующаго музыканта съ
флейтой; ребенокъ называетъ „татЪго“ и палку, на которую вѣ-
шаютъ полотенце, по воображаемому сходству ея съ флейтой
Смуглый, горбатый „ташЪго“ пугаетъ ребенка: имя переносится
и на страшнаго угольщика съ мѣшкомъ угля иа спинѣ. Въ ко-
роткое время однимъ и тѣмъ же словомъ ребенокъ начинаетъ на-
зывать самые разнообразные предметы, которые не имѣютъ ничего
общаго между собою, хотя каждый въ какомъ-нибудь отношеніи
поразительно похожъ на другой предшествующій ему предметъ его
ряда. Когда примѣненіе слова пріобрѣтаетъ слишкомъ разнородный
характеръ, оно постепенно выходитъ изъ употребленія, причемъ
послѣднее значеніе его характеризуетъ тотъ именно предметъ, ко-
торый произвелъ наибольшее впечатлѣніе. Въ лексиконѣ одного
ребенка слово „піатЬго" фигурировало въ теченіе двухъ лѣтъ;
въ послѣднемъ своемъ значеніи оно употреблялось въ качествѣ
прилагательныхъ: безобразный, ужасный.
Исторія такого слова въ языкѣ ребенка типично воспроизво-
дитъ процессъ развитія языка людей вообще. Здѣсь въ болѣе ши-
рокомъ масштабѣ мы видимъ, какъ значеніе словъ расширяется
подъ вліяніемъ аналогичныхъ мотивовъ, а потомъ ограничивается
и провѣряется обычаемъ.
Очевидно, что во избѣжаніе ошибокъ и нѳдоразумѣній, необ-
ходимо такъ или иначе точно опредѣлить смыслъ или соозначеніѳ
— 62 —
именъ, понятія; въ противномъ случаѣ, одни и тѣ же имена но
будутъ имѣть тождественнаго значенія въ общежитіи. Эти иде-
альныя, фиксированныя понятія мы назовемъ логическими ПОНЯ-
ТІЯМИ,’ можно ихъ назвать также и НаучНЫМИ ПОНЯТІЯМИ, потому
что одна изъ главныхъ задачъ науки состоитъ въ достиженіи та-
кого идеала въ различныхъ отрасляхъ знанія. Въ обыденной рѣчи
мы имѣемъ дѣло также и съ ЛИЧНЫМИ ПОНЯТІЯМИ, которыя болѣѳ
или менѣе различаются въ зависимости отъ индивидуальнаго сло-
воупотребленія. Бываютъ еще популярныя или ХОДЯЧІЯ (ѵегпасгйат}
понятія, которыя, хотя и установлены въ общихъ чертахъ, но
имѣютъ различное значеніе для различныхъ классовъ общества и
для различныхъ поколѣній.
Измѣненіе популярныхъ понятій можно прослѣдить въ исто-
ріи языка. Слова мѣняются параллельно съ измѣненіемъ вещей и
взглядевъ на вещи, а взгляды обусловливаются измѣненіями обще-
ственнаго интереса. Пока признаками, опредѣляющими примѣне-
ніе слонъ, остаются простыя, чувственныя качества, нѣтъ еще по-
водовъ для большой путаницы; отдѣльныя различія въ значеніи
словъ могутъ представлять интересъ для филолога, но съ логиче-
ской точки зрѣнія ихъ нельзя считать важными. Словарь Муррея
или такія книги, какъ „Еп^іізіі Разѣ апй Ргеѣепѣ44 („Англійскій
языкъ въ прошломъ и настоящемъ4*) Тренча, даютъ массу примѣ-
ровъ,—пожалуй, столько, сколько словъ въ языкѣ. Слово „сіегк"
имѣетъ почти столько же соозначеній, сколько наше типическое
„ташЪго44: „клеркъ, какъ духовное лицо", „церковный клеркъ",
„городской клеркъ", судебный клеркъ", „конторскій клеркъ". Бъ
староанглійскомъ языкѣ слово это значило: „человѣкъ, принадле-
жащій къ духовному сану, представитель клира, священникъ";
такъ какъ характернымъ признакомъ этого класса людей было
умѣніе читать, писать и считать, то значеніе слова расширилось
на этомъ основаніи, а въ концѣ-концовъ слово утратило свой
первоначальный смыслъ и стало играть роль формальнаго обозна-
ченія. Измѣненіе это, однако, не внесло никакой путаницы, по-
тому что соозначаѳмое свойство было простое ’). То же слѣдуетъ
сказать и о всякомъ общемъ имени: улица, экипажъ, корабль,
домъ, купецъ, адвокатъ, профессоръ. Мы затруднились бы дать
точное опредѣленіе такихъ словъ и сказать, что собственно они
соозначаютъ въ обыденной рѣчи; но рискъ ошибки при употре-
бленіи ихъ не велнкъ.
Когда мы переходимъ къ словамъ, которымъ въ логикѣ со-
отвѣтствуютъ понятія о какихъ-лпбо сложныхъ отношеніяхъ, о
*) Этотъ характера, слово „с1егк“ не удержало за собою въ примѣне-
ніи къ новымъ учрежденіямъ, напримѣръ: „Сіегк оГ Бсѣооі Еоагд". Назва-
ніе имѣетъ очень простой смыслъ и при всемъ томъ можетъ послужить
поводомъ къ непониманію со стороны населенія истинныхъ обязанностей
должностнаго лица. На практикѣ отсутствіе точнаго опредѣленія значе-
нія даннаго термина можетъ оказаться опаснымъ; извѣстны примѣры влія-
нія смѣщенія понятій на результаты выборовъ.
— 63 —
неясныхъ или незамѣтныхъ признакахъ, то недостаточность обыч-
наго пониманія словъ п склонность къ измѣненію ихъ смысла,
пріобрѣтаютъ чрезвычайную практическую важность. Возьмите
такія слова, какъ: монархія, тираннія, гражданская свобода, свобода
дого юровъ, землевладѣлецъ, господинъ, культура, воспитаніе, умѣрен-
ность, благородство. Не только трудно дать аналитическое опредѣ-
леніе этихъ словъ; даже невозможно; все же мы хвастаемъ тѣмъ,
что ясно сознаемъ ихъ смыслъ. Пусть двое лицъ начнутъ обсу-
ждать какое-либо предложеніе, въ которое входитъ одно изъ пере-
численныхъ словъ; во многихъ случаяхъ окажется, что оба лица
придаютъ одному и тому же слову различный смыслъ. Если выра-
женное словомъ отношеніе сложно, то оба лица могутъ имѣть въ
виду различныя его стороны; если оно обозначаетъ какое-либо
неясное качество, то въ примѣненіи слова, они могутъ руково-
диться различными внѣшними признаками.
Слово монархія въ своемъ первоначальномъ значеніи прила-
галось къ такой формѣ правленія, при которой воля одного чело-
вѣка занимаетъ господствующее положеніе; монархъ можетъ изда-
вать и отмѣнять законы, назначать и смѣщать должностныхъ лицъ,
рѣшать дѣла о войнѣ и о мирѣ, безъ всякаго контроля со сто-
роны закона или Обычая. Но на дѣлѣ верховная власть никогда
не бываетъ безконтрольной; слово „монархія14 распространилось п
на такія формы правленія, въ которыхъ власть главы государ-
ства контролируется различными способами и въ различной сте-
пени. Наличность главы государства съ титуломъ короля пли
императора является наиболѣе простымъ и бросающимся въ глаза
фактомъ; всюду, гдѣ такой фактъ наблюдается, примѣняется и
обычное понятіе о монархіи. Президентъ Соединенныхъ Штатовъ
имѣетъ больше дѣйствительной власти, нежели правитель Велико-
британіи; однако, образъ правленія въ Соединенныхъ Штатахъ
носитъ названіе республиканскаго, а въ Англіи—монархическаго.
Разсуждаютъ о выгодахъ и невыгодахъ монархіи, не рѣшивъ на-
передъ вопроса о томъ, какъ понимать это названіе, въ этимоло-
гичѳскомъ-ли смыслѣ неограниченной власти, или въ общеприня-
томъ смыслѣ—наличности главы государства съ титуломъ государя,
или же, наконецъ, въ логическомъ смыслѣ—власти, ограниченной
опредѣленнымъ способомъ. Часто въ спорахъ слово „монархія"
играетъ роль единичнаго термина для обозначенія государствен-
наго устройства Великобританіи.
Ііулътурныгі, религіозный, благородный,—обозначаютъ внутрен-
нее состояніе или качество; большинство въ примѣненіи этихъ
словъ руководится какимъ-либо простымъ внѣшнимъ признакомъ,—
манерами, осанкой, привычками, наконецъ, даже покроемъ платья
или формой прически. Мелочи, конечно, имѣютъ значеніе, и мы
должны судить на основаніи мелочей, если нѣтъ ничего другого.
Но вмѣсто того, чтобы постараться получить опредѣленное поня-
тіе о нравственныхъ качествахъ и воздержаться отъ сужденія до
тѣхъ поръ, пока мы не убѣдимся, что данный случай вполнѣ
— 64 —
оправдываетъ примѣненіе извѣстнаго эпитета, мы на самомъ дѣлѣ
довольствуемся какимъ-либо ничтожнымъ внѣшнимъ признакомъ,
который практически и заключаетъ въ себѣ все содержаніе тер-
мина. Мы чувствуемъ, что намь какое-нибудь сужденіе нужно
имѣть немедленно; и, конечно, только простые признаки могутъ
удовлетворить наше нетерпѣніе.
Съ этой точки зрѣнія Гегель и формулировалъ свой пара-
доксъ: „настояіцпмъ абстрактнымъ мыслителемъ является простой
человѣкъ, который смѣется надъ философіей и называетъ ее отвле-
ченной, лишенной всякаго практическаго значенія. Такой чело-
вѣкъ опредѣленно высказывается за плп противъ различныхъ
абстрактныхъ понятій, каковы, напримѣръ: свобода, тираннія, рево-
люція, реформа, соціализмъ. Но что значатъ эти слова п въ какихъ
предѣлахъ обозначаемые ими объекты желательны плп не жела-
тельны,—этого простой человѣкъ не знаетъ; онъ слишкомъ занятъ,
чтобы останавливаться и задумываться надъ такимп вопросами.
Недостатки такого рода „абстрактнаго14 мышленія очевидны.
Геѣ сокровища ума человѣческаго хранятся въ языкѣ. Пока мы
пе уяснимъ себѣ нашихъ понятій, пока не проникнемъ въ пстпп-
ный смыслъ словъ, до тѣхъ поръ эти сокровища для насъ будутъ
педостуинымп. Мудрые афоризмы истолковываются нами поспѣшно
согласно съ нашими личными узкими понятіями. Всѣ слова могутъ
быть намъ болѣе пли менѣе знакомыми, и все же мы не сможемъ
владѣть языкомъ, какъ орудіемъ мысли. Внѣ узкой области на-
званій, при помощи которыхъ мы обозначаемъ явленія повседнев-
ной жизни, пищу, платье, обычныя занятія людей,—слова имѣютъ
для насъ небольшое значеніе и подчасъ играютъ роль проводни-
ковъ предвзятыхъ мнѣній и грубыхъ предразсудковъ.
Средствомъ противъ такого „абстрактнаго1* мышленія яв-
ляется болѣе серьезное размышленіе; при этомъ намѣчаются двѣ
цѣли, которыя слѣдуетъ различать для большей ясности, хотя онѣ
тѣсно между собою связаны, и достигнуть ихъ часто можно при
помощи одной и той же логической операціи. 1) Мы должны по-
лучить точное и ясное понятіе о значеніи именъ въ ихъ настоя-
щемъ примѣненіи или въ какое-либо данное время. Назовемъ это
провѣркой значенія именъ. 2) Мы должны фиксировать понятія, и
если нужно, исправить ихъ границы. Это область опредѣленія, ко-
торое становится намъ доступнымъ лишь при условіи научной
классификаціи или дѣленія.
I. Провѣрка значенія именъ.—Діалектика.
Такая провѣрка можетъ быть сдѣлана лишь въ томъ случаѣ,
если собрать всѣ предметы, къ которымъ примѣняется данное
слово п разсмотрэѣть, въ чемъ они между собою сходны. Чтобы
удостовѣриться въ истинномъ ссозначеніп слова мы должны из-
слѣдовать его настоящее означевіе. Съ такой задачей два ума плп
нѣсколько лучше справятся, нежели одппъ; поэтому діалектика
— 65
пли совмѣстное обсужденіе и плодотворнѣе и интереснѣе, нежели
уединенное размышленіе или чтеніе.
Сократъ первый занялся діалектикой въ обширныхъ размѣ-
рахъ, пользуясь при этомъ яснымъ методомъ и преслѣдуя опре-
дѣленную цѣль. Онъ настаивалъ на необходимости ясныхъ понятій
и помогалъ своей діалектикой создавать ихъ; въ этомъ именно за-
ключается его заслуга передъ философіей.
Сократъ обыкновенно бралъ какое либо общее имя, притво-
рялся, что не понимаетъ его смысла, и спрашивалъ своего собе-
сѣдника, не примѣняетъ ли онъ это имя въ такихъ-то и такихъ-
то случаяхъ. Согласно „Метогаѣіііа" Ксенофонта, Сократъ выби-
ралъ обыкновенно наиболѣе употребительныя слова: „хорошій14,
„несправедливый", „подходящій" и т. д. и старался побудить со-
бесѣдниковъ къ размышленій), помогая имъ вмѣстѣ съ тѣмъ сво-
ими вопросами составлять ясныя понятія о значеніи того или дру-
гого выраженія.
Напримѣръ, что собственно значитъ слово „несправедливый?«
Назовемъ ли мы несправедливымъ того, кто обманываетъ или
лжетъ? Положимъ, что человѣкъ обманываетъ своихъ враговъ;
есть ли въ этомъ ^несправедливость? Можно ли дать такое опре-
дѣленіе: несправедливъ тотъ, кто обманываетъ своихъ друзей?
Есть, однако, случаи, когда друзей обманываютъ ради ихъ соб-
ственнаго блага: развѣ это несправедливой Полководецъ воодушев-
ляетъ солдатъ ложнымъ извѣстіемъ. Кто-либо хитростью отбираетъ
оружіе у друга, готоваго покончить жизнь самоубійствомъ. Отецъ
можетъ обмануть сына, для того чтобы тотъ взялъ лѣкарство.
Можно такихъ людей называть несправедливыми? Рядъ такихъ
вопросовъ приводитъ насъ къ слѣдующему опредѣленію неспра-
ведливости: „несправедливъ тотъ, кто обманываетъ своихъ друзей
во вредъ имъ“.
Замѣтьте, что въ большинствѣ случаевъ Сократъ хотѣлъ вы-
яснить истинный смыслъ даннаго слова, который обыкновенно
смутно сознавали его собесѣдники. Его задачей было именно то,
что мы назвали провѣркой значенія именъ. Діалектика, ограничи-
вающаяся разсмотрѣніемъ обычнаго значенія словъ въ отличіе отъ
того, которое слѣдовало бы предполагать въ нихъ, часто бываетъ
полезной для разнаго рода цѣлей. Споры о значеніи словъ не
всегда такъ безсодержательны, какъ это иногда кажется. Н. Яйіутсіі
справедливо замѣчаетъ (по поводу терминовъ въ политической
экономіи), что .часто больше пользы приноситъ самое исканіе опре-
дѣленія, нежели его нахожденіе. Понятія дѣлаются не только болѣе
ясными, но и болѣе глубокими. Замѣчанія ЗісІ&іѵіск’а настолько
удачны, что я позволю себѣ цитировать ихъ дословно. Они
примѣнимы не только къ провѣркѣ обычнаго значенія словъ,
но и къ изученію спеціальной терминологіи, которой пользуются
авторитеты науки; вмѣстѣ съ тѣмъ, Зійцѵѵіск объясняетъ основанія,
на которыхъ построена такая терминологія.
„Большинство читателей Платона знаетъ, хотя истину эту
Индув . и дедукт. логика.	5
— 66 —
трудно помнить и при случаѣ примѣнять, что при обсужденіи
опрздѣленія конечная формула, которая оказывается въ высшей
степени подходящей, собственно говоря, имѣетъ для насъ неболь-
шое значеніе; суть дѣла заключается, главнымъ образомъ, въ томъ,
что уму нашему, когда мы ищемъ формулы, значительно яснѣе и
полнѣе представляются характерные признаки матеріала, къ кото-
рому наша формула имѣетъ прямое отношеніе. Когда мы, пови-
димому, стараемся найти опредѣленіе терминовъ, наше вниманіе
на самомъ дѣлѣ должно быть направлено на фактически суще-
ствующія различія и отношенія. Эти различія и отношенія насъ
особенно интересуютъ, мы хотимъ разсмотрѣть ихъ и насколько
возможно привести въ порядокъ, систематизировать. Если мы не
можемъ представить себѣ какихъ-либо предметовъ во всей полнотѣ
ихъ, при помоіци органовъ нашихъ чувствъ, то нѣтъ другого
болѣе удобнаго способа изслѣдовать эти предметы, чѣмъ анализъ
соотвѣтствующихъ, терминовъ обыденной разговорной рѣчи ....
.........При сравненіи различныхъ опредѣленій мы вовсе не
должны выбирать какое-либо изъ нихъ; гораздо лучше заняться
вопросомъ о томъ, въ силу какихъ соображеній каждое изъ этихъ
опредѣленій было принято тѣмъ или другимъ мыслителемъ. Мы
почти всегда найдемъ, что каждый писатель подмѣтилъ какое-либо
отношеніе, сходство пли [различіе, которое отъ другихъ усколь-
знуло; мы выиграемъ въ смыслѣ точности понятій, если послѣдуемъ
за мыслителемъ въ его наблюденіяхъ,; въ данномъ случаѣ, вопросъ
о томъ, согласны ли мы съ заключеніями того или другого автора,
пли наоборотъ, держимся противоположныхъ взглядовъ, не имѣетъ
никакого значенія1* ').
Разсужденія самого Ні<1ц\ѵіск’а о богатствѣ, цѣнности и день-
гахъ могутъ служить образцами. Ключъ часто можно найти въ
разсмотрѣніи поразительно противорѣчаіцихъ другъ другу утвер-
жденій, связанныхъ съ однимъ и тѣмъ же словомъ. Такъ, напри-
мѣръ, одни говорятъ, что „стилю11 нельзя научить или научиться,
тогда какъ другіе утверждаютъ противное. Но при разсмотрѣніи
значенія слова „стиль“, мы находимъ, что тѣ, кто отрицаетъ воз-
можность научиться стилю, имѣютъ въ виду или извѣстную инди-
видуальную особенность въ манерѣ писать, — Бюффонъ сказалъ:
Бе віуіе с’еві І’ііоттс тепгеи—или извѣстное изящество и возвы-
шенность слога. Тѣ же, кто говоритъ, что стилю научить можно,
имѣютъ въ виду ясный методъ при построеніи предложеній или
при расположеніи идей. Въ разсужденіяхъ о достоинствѣ поэтовъ
мы находимъ различные взгляды на то, въ чемъ собственно выра-
жается „величіе11 поэзіи, почему того или другого поэта называютъ
великимъ. Одного поэта исключаютъ изъ числа великихъ, потому
что его поэзія не была серьезной; другого,—потому что его про-
изведенія не пользовались широкой извѣстностью, третьяго,—по-
тому что онъ сравнительно мало писалъ, четвертаго,—потому что
’)	' „Роійіеаі Ее^поту". стр. 52—3. Изд. 1883 года.
— 67 —
Оні> писалъ только пѣсни или оды и ші разу не брался за драму
или этическое произведеніе. Различіе во взглядахъ указываетъ въ
данномъ случаѣ на различіе понятій „великаго поэта“, на разно-
образіе въ соозначеніи этого термина. Сравнивая различныя мнѣ-
нія по вопросу объ „образованіи11, мы можемъ разсмотрѣть, не
представляетъ ли оно собою нѣчто большее, нежели подробное
изученіе тѣхъ или другихъ предметовъ; не входитъ ли въ него
также и развитіе склонности и интереса къ наукамь, или воспи-
таніе разума въ духѣ пріобрѣтенія знаній согласно опредѣленному
методу.
Исторически діалектика, занимавшаяся вопросомъ о значеніи
словъ, предшествовала попыткамъ формулировать принципы опре-
дѣленія. Попытки создать точныя опредѣленія привели къ дѣленію
и классификаціи, т. е. къ систематическому расположенію предме-
товъ, подлежащихъ опредѣленію. Попробуйте опредѣлить такое
слово, какъ „воспитаніе11,, и вы постепенно начнете сознавать, что
вамъ нужны для этого извѣстные методы, методы, — которые въ
теченіе всей исторіи человѣческой мысли настоятельно заявляли о
своемъ существованіи. Вы скоро узнаете, что нельзя опредѣлить
слова „воспитаніе11 отдѣльно отъ всѣхъ прочихъ словъ; вы окру-
жены массой синонимовъ, каковы, напримѣръ: образованіе, дисцип-
лина, развитіе, обученіе и т. д.; всѣ эти слова обозначаютъ извѣст-
ныя различія и отношенія между понятіями, которыя болѣе или
менѣе связаны другъ съ другомъ. Для того, чтобы найти точное
опредѣленіе для каждаго изъ нихъ, необходимо принять во вни-
маніе всѣ другіе термины и всѣ предметы, которые ими обозна-
чаются.
Первыми выдающимися попытками .научной систематизаціи
были трактаты Аристотеля по этикѣ и политикѣ; этическіе и по-
литическіе вопросы по крайней мѣрѣ за сто лѣтъ до Аристотеля
служили темой діалектическихъ обсужденій. Если эти труднѣйшіе
вопросы раньше другихъ подверглись научному изслѣдованію, то
просто въ силу преобладающаго интереса, какой они имѣли въ
ту эпоху. „Человѣчество главнымъ образомъ должно изучать чело-
вѣка11. Системы, извѣстныя подъ пменемъ „естественныхъ наукъ11—
новѣйшаго происхожденія; раньше всѣхъ появилась ботаника, въ
XVI вѣкѣ; ее создалъ Цевальшшъ. Но тѣ принципы, которыми
руководился Аристотель въ своихъ опредѣленіяхъ п дѣленіяхъ,
принципы, которые постепенно сами по себѣ точнѣе формулиро-
вались, примѣнимы ко всякому систематизированію, имѣющему
цѣлью правильное изученіе явленій. Я привожу ихъ въ той точ-
ной формулировкѣ, какую они постепенно получили въ логикѣ.
Принципы дѣленія часто излагаются въ формальной логикѣ, а
принципы классифпкаціп- -въ индуктивной; но для такого разгра-
ниченія нѣтъ серьезныхъ основаній. Классификація предметовъ
въ естественныхъ наукахъ, классификація животныхъ, растеній,
минераловъ, имѣющая цѣлью подробное изученіе ихъ формъ,
структуры и функцій,—сложнѣе, нежели класспфикапія, ограни-
&*
— 68 —
чивающаяся болѣе простыми задачами; потъ почему слово „клас-
сификація" хотятъ примѣнять для обозначенія такихъ выработан-
ныхъ системъ. Но на дѣлѣ онѣ тоже представляютъ собою рядъ
дѣленій и подраздѣленій; одни и тѣ же принципы примѣнимы,
какъ по отношенію къ подчиненнымъ дѣленіямъ, такъ и по отно-
шенію къ дѣленіямъ, касающимся цѣлой отрасли знанія.
II. Принципы дѣленія или классификаціи и опредѣленіе.
Неопредѣленность границъ примѣненія именъ проистекаетъ
изъ неопредѣленности нашихъ идей, касающихся сходствъ и раз-
личій въ вещахъ. Чтобы предупредить такую неопредѣленность,
необходимо ясно различать вещи въ смыслѣ ихъ сходства и раз-
личія, а это приводитъ къ расположенію предметовъ въ системы,
т. ѳ. къ дѣленію и классификаціи. Всякое названіе можетъ испы-
тывать варіаціи, пока не получитъ опредѣленнаго мѣста въ си-
стемѣ въ качествѣ символа для обозначенія ясно очерченныхъ
свойствъ. При этомъ, однако, мы не должны забывать, что всякой
системѣ приходитъ конецъ, и что система видоизмѣняется соотвѣт-
ственно перемѣнамъ въ вещахъ и во взглядахъ людей на вещи.
Руководящія правила дѣленія можно выразить въ такомъ видѣ:
I. Всякое дѣленіе проводится на основаніи различій въ
какомъ-нибудь признакѣ, общемъ всѣмъ членамъ дѣлимаго
цѣлаго.
Таково логическое дѣленіе. Это дѣленіе родового цѣлаго или
депив, неопредѣленнаго числа предметовъ, мысленно соединяемыхъ
въ одно цѣлое на томъ основаніи, что всѣ ойи обладаютъ какимъ-
либо общимъ свойствомъ или признакомъ. Этотъ общій признакъ
технически называется основаніемъ дѣленія или /ипсіатепіит (Ііѵівіопів,
родовымъ признакомъ. Цѣлое раздѣляется на болѣе мелкія группы
(вресгев'), изъ которыхъ каждая обладаетъ общимъ признакомъ, но
съ нѣкоторымъ видовымъ отличіемъ, (сІіПегепііа). Человѣческій
родъ можно раздѣлить на бѣлыхъ людей, черныхъ и желтыхъ, на
основаніи различій въ цвѣтѣ ихъ кожи; у всѣхъ людей кожа
имѣетъ тотъ или другой цвѣтъ: это-то и будетъ основаніемъ дѣле-
нія] но каждое подраздѣленіе или видъ имѣетъ кожу особаго цвѣта,—
это и будетъ видовымъ отличіемъ. Прямолинейныя фигуры раздѣ-
ляются на треугольники, четыреугольники, пятиугольники и т. д.
на основаніи различій въ числѣ угловъ.
Если нѣтъ на лицо основанія дѣленія, т. е. если предметы
различаются не на основаніи общаго признака, то дѣленіе не бу-
детъ логическимъ. Дѣлить людей на европейцевъ, оптиковъ, порт-
ныхъ, блондиновъ, брюнетовъ и больныхъ,—не значитъ прово-
дить логическое дѣленіе. Это яснѣе будетъ видно въ связи со
вторымъ условіемъ правильнаго дѣленія.
II. Въ правильномъ дѣленіи подраздѣленія или виды
взаимно исключаютъ другъ друга.
— 69 —
Всякій предметъ, обладающій общимъ признакомъ, долженъ
находиться въ той или другой группѣ и ни одинъ не долженъ
находиться болѣе, чѣмъ въ одной.
Смѣшеніе классовъ, или перекрестное дѣленіе можетъ проис-
ходить отъ двухъ причинъ: 1) вслѣдствіе ошибочности дѣленіи,
отсутствія единства въ основаніи дѣленія; 2) вслѣдствіе неопредѣ-
ленности признаковъ самихъ предметовъ, подлежащихъ опредѣ-
ленію.
1) Если въ дѣленіи не надо основаніе, если каждый видъ
образуется не по какому-либо отличію въ родовомъ признакѣ, то
дѣленіе почти навѣрное будетъ неправильнымъ. Положимъ, что
мы классифицируемъ трехсторсннія прямолинейныя плоскія фи-
гуры; въ такомъ случаѣ каждая группа должна быть основана на
какомъ-нибудь различіи въ свойствахъ трехъ сторонъ. Раздѣ-
лите ихъ на равностороннія, равнобедренныя и разностороннія,
сообразно съ тѣмъ, будутъ ли всѣ три стороны равной длины,
или только двѣ изъ нихъ, или всѣ различной длины, — и вы бу-
дете имѣть правильное дѣленіе. Подобнымъ же образомъ вы мо-
жете раздѣлить ихъ на основаніи свойствъ угловъ, на остроуголь-
ныя, прямоугольныя и тупоугольныя. Но если вы не будете дер-
жаться единаго основанія дѣленія, а, напримѣръ, раздѣлите фигуры
на равностороннія, равнобѳдренвыя, разностороннія и прямоуголь-
ныя, то получите перекрестное дѣленіе. Одинъ и тотъ же треуголь-
никъ можетъ быть и равнобедреннымъ и прямоугольнымъ.
2) Однако, сбивчивость дѣленія на практикѣ можетъ ока-
заться неизбѣжной вслѣдствіе самой природы предметовъ. У нѣко-
торыхъ предметовъ признаки, служащіе основаніемъ дѣленія, мо-
гутъ оказаться неясными; видовыя отличія принадлежатъ тогда въ
большей или меньшей степени нѣсколькимъ группамъ. Предметы
всегда точно и рѣзко разграничиваются. Они переходятъ одинъ въ
другой незамѣтными градаціями. Отдѣлить ихъ иногда невозможно.
Въ такихъ случаяхъ приходится допустить неопредѣленность гра-
ні цъ классовъ; иногда же надо отнести предметъ не къ одному
только классу, а къ нѣсколькимъ.
Нельзя думать, что если нѣтъ точнаго разграниченія клас-
совъ, то нѣтъ и существенныхъ различій между ними. Софизмъ
„Соритъ“, или куча, названный такъ го его классическому при-
мѣру, основанъ именно на затрудненіяхъ при различномъ разграни-
ченіи классовъ. Предполагая, что можно сказать, сколько камней
составляютъ кучу, вы начинаете съ вопроса: составляютъ-ли кучу
три камня? Если вашъ собесѣдникъ отвѣчаетъ отрицательно, 'Ю
вы спрашиваете, составляютъ-ли кучу четыре камня, затѣмъ пять
и т. д.; въ концѣ концовъ вашъ собесѣдникъ затрудняется ска-
зать, когда именно прибавка одного камня дѣлаетъ кучей то, что
раньше не было ею. Вы можете также начать съ вопроса, состав-
ляютъ-ли кучу двадцать камней, затѣмъ девятнадцать, восемнадцать
и т. д. Здѣсь трудно будетъ опредѣлить, когда именно перестаетъ
быть кучей, то что сейчасъ было ею.
— 70 —
Когда объектами классификаціи являются сложныя состоянія,
результаты вліянія совмѣстно дѣйствующихъ факторовъ или раз-
личнымъ образомъ перемѣшанные и связанные между собою от-
прыски однихъ и тѣхъ же корней, когда, напримѣръ, намъ при-
ходится опредѣлять такія понятія, какъ добродѣтели, эмоціи, свой-
ства литературныхъ произведеній и пр.,—то точное разграниченіе
классовъ становится невозможнымъ. Провести различіе между
остроуміемъ и юморомъ, или между юморомъ и паѳосомъ, между
паѳосомъ и величіемъ - трудно, потому что одно и то же литера-
турное произведеніе можетъ отличаться нѣсколькими подобными
свойствами. Нельзя сдѣлать такъ, чтобы специфическіе признаки
въ данномъ случаѣ) рѣзко исключали другъ друга.
Даже въ естественныхъ паукахъ, гдѣ отдѣльные предметы
представляютъ собою конкретные объекты воспріятія, иногда бы-
ваетъ трудно рѣшить, въ какую изъ двухъ противоположныхъ
группъ надо включи іъ данный предметъ. Сидней Смитъ указалъ
на затрудненія натуралистовъ со вновь открытыми животными и
растеніями въ Ботническомъ заливѣ, въ особенности съ Оніііію-
гупсііия, „четвероногимъ, величиною съ большого кота, съ глазами,
кожей и цвѣтомъ шерсти, какъ у к{ ота, и съ клювомъ и лапча-
тыми ногами, какъ у уткті“. Это животное затрудняло д-ра Піо и
отравило ему полжпзнп, потому что онь рѣшительно не могъ опре-
дѣлить: птица это или звѣрь“.
III. Классы во всякой схемѣ дѣленія должны быть со-
подчиненными по отношенію другъ къ другу.
Классы могутъ взаимно исключать другъ друга, а дѣленіе
все же будетъ неправильнымъ, если въ іерархіи классификаціи
они не занимаетъ равнаго положенія. Такъ, въ обычномъ дѣленіи
частей рѣчи предлоги и сою :ы не соподчинены по функціи, являю-
щейся основаніемъ дѣленія, сь существительными, прилагатель-
ными, глаголами и нарѣчіячп. Продлогъ есть часть сочетанія словъ,
выполняющаго ту же функцію, что и прилагательное; напримѣр'ь,
королевская армія, армія короля-, такимъ образомъ, предлогъ играетъ
роль лишь части рѣчи, т. ѳ. частицы То же слѣдуетъ сказа іь
и о союзѣ; союзъ нь свою очередь есть частица, т. ѳ. чіеть соче-
танія словъ, обладающаго функціями прилагательнаго и нарѣчія.
IV. Основаніемъ дѣленія (ІипйатепЬит сііѵіеіопія) дол-
женъ быть признакъ, указывающій на важныя отличія между
элементами классификаціи.
*) Въ англійскомъ языкѣ нѣтъ падежныхъ окончаній, какъ въ рус-
скомъ. Къ существиі единымъ англичане прибавляютъ: для обозначенія
родительнаго падежа предлогъ о/, а для обозначенія дательнаго падежа
предлогъ іо. Въ приведенномъ примѣрѣ „арміи короля11 но апглійски-
„агяіу о/ іѣе кііщ“. Для русскаго читателя мысль Минто не совсѣмъ ясна,
если онъ незнакомъ сь англійскимъ языкомъ, или хотя-бы съ француз-
скимъ.	ІІримтч. перев.
71
Важность признака, принятаго за основаніе дѣленія, можетъ
измѣняться сообразно тѣмь или другимъ цѣлямъ дѣленія. При-
знакъ, не имѣющій значенія вь одномъ дѣленіи, можетъ оказаться
достаточно важнымъ дли того, чтобы служить основаніемъ другого
дѣлліія. Такъ, при дѣленіи домовъ по ихъ архитектурнымъ при-
знакамъ, число ихъ оконъ или доходъ имѣютъ мало значенія; если
же дома облагаются налогомъ но числу оконъ или оцѣниваются по
доходу, то эти признаки становятся достаточно важными для того,
чтобы служить основаніемъ дѣленія домовъ въ цѣляхъ обложенія
налогомъ или оцѣнки ихъ стоимости. Тогда возможны важныя раз-
личія между элементами классификаціи.
Что опредѣленіе важности признаковъ зависитъ отъ цѣлей
дѣленія, нужно всегда имѣть въ виду, такъ какъ, вообще говори-
мы склонны придавать абсолютное значеніе признакамъ, служа,
щимъ основаніемъ какого-либо хорошо извѣстнаго намъ или очень
замѣтнаго дѣленія. Упускать изъ виду относительное значеніе пръ-
знаковъ— значитъ впадать въ ошибку, которой надо всячески осте-
регаться.
Въ наукахъ предметы изученія дѣлятся такъ, чтобы можно
было удовлетворить цѣли накопленія и сохраненія знанія. Группы
составляются такъ, чтобы соединялись объекты, имѣющіе наиболь-
шее число общихъ признаковъ. Вопросъ о томъ, что соединять?—
для цѣлей научной классификаціи безразличенъ; отвѣтъ всегда бу-
детъ одинъ, какъ въ томъ случаѣ, если соединяются отдѣльные
предметы, такъ и въ томъ, если группируются классы и состав-
ляется одинъ высшій классъ: нужно соединять тѣ объекты, кото-
рые обладаютъ наибольшимъ количествомъ общихъ признаковъ.
Бэнъ удачно называетъ это „золотымъ правиломъ11 научной клас-
сификаціи: „изъ различныхъ группировокъ сходныхъ предметовъ
нужно отдать предпочтеніе той, которая основана на наибольшемъ
количествѣ общихъ признаковъ11. Я слегка измѣняю формулу
Вэна: онъ говоритъ о „наиболѣе мноі окисленныхъ и наиболѣе важ-
ныхъ общихъ при* пакахъ11. Но для научныхъ цѣлей число при-
знаковъ и составляетъ ихъ важность; Фаул«ръ справедливо замѣ-
чаетъ, что важность признака, предлагаемаго въ качествѣ основа-
вія классификаціи, оцѣнивается но числу другихъ свойствъ, для
которыхъ этотъ признакъ служитъ показатѳлѳм'ь пли которыя
онъ неизмѣнно сопровождаетъ. Такъ, въ зоологіи бѣлка, крыса и
бобръ относятся къ классу грызуновъ; основаніемъ дѣленія слу-
житъ въ данномъ случаѣ отличіе зубовъ грызуновъ отъ зубовъ
другихъ млекопитающихъ, потому что этому различію сопутству-
ютъ различія и во многихъ другихъ свойствахъ. Точно также
ежъ, землеройка и кротъ, хотя и весьма различные по внѣшнему
виду и образу жизни, причисляются къ классу насѣкомоядныхъ
(Іпвесѣіѵога), потому что особенность въ пищѣ сопровождается ря-
домъ другихъ свойственныхъ имъ особенностей.
Принципы опредѣленія. Слово „опредѣленіе11, въ логическомъ
отношеніи, можетъ служить примѣромъ постоянной тенденціи словъ—
— 72 —
удаляться отъ точнаго значенія и пріобрѣтать двоякій смыслъ. Въ
большинствѣ случаевъ терминъ этотъ употребляется для установ-
ленія границъ класса ’) посредствомъ выясненія его основныхъ
признаковъ. При этомъ можно наблюдать два процесса: матеріаль-
ный и словесный. Въ первомъ случаѣ мы выдѣляемъ общіе при-
знаки путемъ тщательнаго изслѣдованія предметовъ, включенныхъ
въ классъ; во второмъ случаѣ мы указываемъ эти общіе признаки
при помощи словесныхъ выраженій. Правила опредѣленія Вэна,
который посвящаетъ особую книгу своей „Логики1' этому вопросу,
касаются перваго изъ упомянутыхъ процессовъ; обыкновенно же
правила опредѣленія касаются главнымъ образомъ второго про-
цесса.
Важная заслуга Вэна заключается въ признаніи тѣсной связи
между опредѣленіемъ и классификаціей. Главныя правила его сво-
дятся къ слѣдующимъ двумъ:
I. Для сравненія надо собратъ предметы, служащіе пред-
ставителями даннаго класса.
II. Для сравненія надо собратъ предметы, служащіе пред-
ставителями ггротивоположнаъо класса или классовъ.
Такъ какъ противоположные другъ другу классы сравнива-
ются между собою при помощи какого-либо основанія дѣленія, то
необходимо признать, что ясно опредѣлить классъ можно только
при условіи наличности схемы классификаціи. Надо имѣть обшир-
ный родъ съ его основаніемъ дѣленія (Гипсіашепѣиш (Ііѵізіопія) и вну-
три рода виды (зресіез), отличающіеся другъ отъ друга видовыми
признаками (сіійегѳпѣіае).
Что касается затѣмъ словеснаго процесса, то обыкновенно
правила его носятъ незначительный и очевидный характеръ. Го-
ворятъ, напримѣръ, что „опредѣленіе должно заключать въ себѣ
только общіе признаки класса", или признаки, обозначаемые име-
немъ класса, не больше и не меньше. Въ сущности такое правило
объясняетъ лишь терминъ „опредѣленіе", это „опредѣленіе опре-
дѣленія". И оно даже не совсѣмъ точно, потому что если признаки
пода извѣстны, то нѣтъ надобности перечислять всѣ признаки
вида; родовые признаки и базъ того включаются въ сумму видо-
выхъ; достаточно указать лишь на имя рода и на видовое отличіе
(сіійѳгѳпѣіа). 'Гакъ, поэзію можно опредѣлить, какъ „изящное ис-
кусство, имѣющее своимъ орудіемъ размѣренную рѣчь". Такое
опредѣленіе технически обозначается „опредѣленіемъ рег депиз еі
*) Нѣкоторые изслѣдователи говорятъ объ опредѣленіи предметовъ
и приводятъ такіе примѣры, что кажется будто они имѣютъ въ виду кон-
кретные предметы, т. ѳ. реально смотрятъ на универсаліи. Хотя они мо-
гутъ въ данномъ случаѣ сослаться на авторитетъ Аристотеля, но лучше
ограничить примѣненіе нашего термина опредѣленіемъ класса. Впрочемъ,
методъ одинъ, имѣемъ-ли мы дѣло съ отдѣльнымъ предметомъ или цѣлымъ
классомъ; поэтому распространеніе термина на оба эти случая не вноситъ
анкакой путаницы. См. Ііаѵйівоп, ,.1>§іс оС І)еѣіпіііоті“, гл. ІТ.
— 73 —
йі^е^епігат,^. Отсюда слѣдуетъ, что между опредѣленіемъ и клас-
сификаціей существуетъ связь.
Правило: „опредѣленіе не должно быть синонимическимъ по-
втореніемъ имени класса, подлежащаго опредѣленію" слишкомъ
очевидно и не нуждается въ формулировкѣ. Оказать, что вице-
король это человѣкъ, который исполняетъ обязанности вице-короля,
значитъ, пожалуй, съострить въ томъ случаѣ, если вице-король
изображаетъ собою Гаіпёапѣ (бездѣльника); но обт. оігредѣлсвіи
здѣсь, конечно, и рѣчи нѣтъ.
То же слѣдуетъ сказать и о другомъ правилѣ, требующемъ,
чтобы „опредѣленіе не выражалось обиняками въ неупотребитель-
ныхъ терминахъ или фигурально11. Назвать верблюда „кораблемъ
пустыни14 значитъ дать картинное и образное описаніе его свойствъ,
но не значитъ дать опредѣленіе. Вѣру, напримѣръ, называютъ
„сущностью надеждъ и очевидностью невидимаго". Если кто-либо
удивится и спроситъ, для чего дается столь очевидное „правило",
то ему можно отвѣтить, что произошло оно исторически, благодаря
причудамъфилософовъ-мистиковъ и напыщенныхъ лексикографовъ,
которые постоянно его нарушали *).
Что „опредѣленіе должно допускать простое обращеніе (соп-
ѵегііЫѳ) съ терминомъ опредѣляемаго класса", такъ чтобы мы,
напримѣръ, могли сказать: „вино есть сокъ винограда" и „сокъ
винограда есть вино"—это, очевидно, выводъ изъ самой природы
опредѣленія, и едва-лп стоитъ называть его „правиломъ".
Принципы названія. Были составлены правила для выбора
словъ въ научныхъ опредѣленіяхъ и классификаціяхъ; но сомни-
тельно, чтобы такой выборъ можно было подвести подъ точныя
правила. Достаточно будетъ обратить вниманіе лишь на нѣсколько
фактовъ, которые легко уяснить себѣ при помощи размышленія.
Мы безусловно можемъ допустить, что должны существовать
опредѣленныя имена для каждаго признака {терминологія} и для
каждой группы или класса {номенклатура}. Но какъ же выбирать
самыя имена? Положимъ, что изслѣдователь встрѣчается со сход-
ствами и различіями, которыя кажутся ему достаточно важными
для того, чтобы послу жить основаніемъ новаго дѣленія; чѣмъ онъ
долженъ руководиться при выборѣ названій для новыхъ группъ?
Слѣдуѳтъ-лп ому создавать новыя имена или брать старыя п
пробовать приспособить ихъ къ новымъ опредѣленіямъ?
Преимущество въ данномъ случаѣ, вѣроятно, на сторонѣ
правила д-ра Уэвѳлля (ДѴЬѳхѵѳІІ) 2), который говоритъ, что „при
установленіи научныхъ терминовъ лучше приспособлять старыя
’) См. ІЗаѵіЛзоп, ор. сіѣ., гл. III.
’) Вильямъ Уэвѳлль (иногда неправильно обозначаемый по русски
Юэллъ}, род. въ 1794 г., умеръ въ 1866 г. Исторія индуктивныхъ наукъ
Уэвѳлля, въ связи съ его философіей индуктивныхъ наукъ представляетъ
одну изъ трехъ замѣчательнѣйшихъ философскихъ энциклопедій XIX вѣка
наряду съ „Энциклопедіей14 Гегеля и „Соига <1е рЫіозорѣіе розіііѵе44 Конта.
О заслугахъ Уэвѳлля въ области индуктивной логики см. ниже. Прим. перса.
74 —
имена, нежели изобрѣтать новыя11. Нужно только стараться дер-
жаться какъ можно ближе общепринятаго смысла стараго слова и
не итти противъ твердо установившихся ассоціацій. Это необхо-
димое правило для предупрежденія путаницы. Положимъ, напри-
мѣръ, что при раздѣленіи формъ правленія вы принимаете за
основаніе классификаціи распредѣленіе политической власти и
приходите къ заключенію, что самыя важныя различія зависятъ отгп
того, кому принадлежитъ власть, — немногимъ членамъ общества
или большинству его. Вамъ нужны названія для выраженія столь
широкаго дѣленія. Вы вмѣсто новаго слова поллархія, противопо-
ложнаго олигархіи, рѣшаете воспользоваться старыми словамп:
республика и олигархія. Вы увидите, какъ увидѣлъ и Сэръ Джорджъ
Корнвалль Льюисъ, что какъ бы точно вы ни опредѣляли слово
„республика11, все же такое дѣленіе, въ которомъ англійская кон-
ституція отнесена къ республикамъ, не будетъ, вообще говоря,
усвоено и принято. Придавая термину „республика11 этотъ именно
смыслъ, Бэджоть утверждалъ, что конституція Великобританіи
болѣе подходитъ къ республикѣ, нежели конституція Соединенныхъ
Штатовъ, но съ его мнѣніемъ соглашались лпшь немногіе.
Трудность выбора между новыми и старыми словамп для обо-
значенія новыхъ понятій едва замѣтно проявляется въ точныхъ
наукахъ. Во всякомъ случаѣ тамъ она имѣетъ минимальное зна-
ченіе. Новаторъ можетъ столкнуться съ сильными предразсудками,
но разъ онъ имѣетъ дѣло съ людьми свѣдущими, то, По край-
ней мѣрѣ, можетъ быть увѣренъ въ томъ, что его поймутъ, если
его новое дѣленіе основано на дѣйствительныхъ и важныхъ раз-
личіяхъ. Зато въ другихъ областяхъ знанія передать истину или
выразить ее въ подходящихъ понятныхъ словахъ, пожалуй,
труднѣе, нежели открыть ее. Передъ учеными, овладѣвшимъ новой
истиной, тщательно провѣренной, открывается дилемма; онъ за-
трудняется въ выборѣ новыхъ словъ и старыхъ, уже прочно
укоренившихся въ сознаніи людей. Предметы, сь которыми онъ
имѣетъ дѣло, уже получили названія согласно съ неточными дѣле-
ніями, основанными на застарѣлыхъ предразсудкахъ. Имена въ
ихъ обычномь значеніи рѣшительно не въ состояніи передать его
идеи. Онъ долженъ придать имъ иной смыслъ, если хочетъ ими
воспользоваться. Но въ такомъ случаѣ онъ рискуетъ; его мысль
можетъ ложно истолковать публика, слишкомъ нетерпѣливо на-
строенная для того, чтобы усвопть его опредѣленія. Могутъ оспари-
вать самое право его на новыя опредѣленія, безъ отношенія къ
фактамъ, о которыхъ онъ говоритъ; его могутъ просто обвинпть
въ поддѣлкѣ языка, въ искаженіи общепринятыхъ выраженій.
Другая альтернатива, открытая для изслѣдователя,—это изобрѣ-
теніе новыхъ словъ. Но въ такомъ случаѣ онъ рискуетъ остаться
вовсе безъ читателей. Его заслуги передъ точной наукой не будутъ
оцѣнены, потому что самого автора будутъ считать педантичнымъ
и непонятнымъ.—Такимъ образомъ, правилъ тутъ указать нельзя.
Между Оциллой и Харибдой морякъ долженъ лавировать самъ,
— 75 —
какъ умѣетъ. Практически слѣдуетъ отдавать предпочтеніе ста-
рымъ словамъ съ новыми опредѣленіями, потому что въ этомъ
случаѣ начинается обсужденіе предмета, а всякое обсужденіе
разъясняетъ вопросъ.
Что лучше, — прямо-ли давать формальныя опредѣленія или
пользоваться словами въ ихъ новомъ, спеціальномъ или эзотери-
ческомъ смыслѣ и предоставить читателю самому разобраться въ
нихъ на основанія общаго смысла рѣчи? Вопросъ этотъ — дѣло
такта, и логика его не разсматриваетъ. Логика излагаетъ методъ
опредѣленія и условія его примѣненія, а насколько эти условія
оказываются пригодными въ томъ или другомъ спеціальномъ слу-
чаѣ, надо рѣшать, исходи изъ иныхъ соображеній. Тѣмъ не
менѣе, если мы не будемъ держаться формальнаго опредѣленія
терминовъ, то въ пылу спора мы никогда не сможемъ пользоваться
шш въ ихъ ясномъ и точномъ значеніи.
ГЛАВА II.
Пять родовъ сказуемаго (ргаейісаЬіІіа).—Словесныя и
реальныя предложенія.
Мы поівящаемъ отдѣльную главу этому вопросу, потому что
снъ игралъ видную роль въ исторіи логики. Въ сущности же,
если не смотрѣть на него, какъ на упражненіе въ тонкостяхъ изъ
любви къ искусству, то все, что надо сказать о предпкабиліяхъ,
можно было бы просто присоединить къ главѣ объ опредѣленіи.
Вь первоначальномъ своемъ значеніи, пять предикабилій,
родъ, видъ, видовое отличіе, собственный признакъ и случайный при-
знакъ (цопни, зресіез, (Іі//егепІіа, ргоргіит п ассі(іенз) вовсе не пред-
ставляютъ собою сказуемыхъ; это просто перечисленіе терминовъ,
употребляемыхъ при дѣленіи п опредѣленіи на основаніи общихъ
признаковая Они имѣютъ значеніе исключительно въ связи съ
опредѣленной схемой дѣленія. Разъ такая схема дана намъ, мы
можемъ различать въ ней цѣлое, подлежащее дѣленію (уепиз), под-
чиненныя дѣленія (зрссіез), признакъ или сочетаніе признаковъ, на
< снованіи которыхъ образуется каждый видъ (іІі//егеійіа}‘, нако-
нецъ, другіе признаки, которые принадлежатъ всѣмъ или нѣко-
торыми:. предметамъ, но не принимаются въ разсчетъ для цѣлей
дѣленія и опредѣленія (ргоргіа и асейіепііа'). Самое перечисленіе
нельзя считать дѣленіемъ въ логическомъ смыслѣ; оно разнородно,
а не однородно; первые два члена дѣленія представляютъ собою
названія классовъ, а послѣдніе три—названія признаковъ. Но со-
отвѣтственно этому, мы можемъ изобразитъ однородное дѣленіе
признаковъ въ слѣдующемъ видѣ:
— 76
Опредѣляющіе.
Признаки.
Не опредѣляющіе.
Родовые.	Видовые.
(сііі'іёгенііа).
Ргоргіит.	Ассісіепв.
Происхожденіе названія „прѳдикабилій", примѣняемаго ко
всѣмъ этимъ пяти терминамъ очень любопытно; его стоитъ о’імѣ-
тить въ качествѣ примѣра того, насколько трудно держаться точ-
наго смысла именъ, и какія недоразумѣнія возникаютъ, если поза-
быта цѣль, ради которой терминъ созданъ. Порфирій въ своемъ
еіааушу^ или „введеніи" объясняетъ эти пять словъ (сршѵаі) Просто
какъ термины, которые полезно знать для различныхъ цѣлей, въ
особенности же для цѣлей дѣленія и опредѣленія. Но мимоходомъ
Порфирій замѣчаетъ, что единичныя имена, каковы, напримѣръ,
„этотъ человѣкъ", „Сократъ" и пр., можно относить только къ
отдѣльнымъ предметамъ, тогда какъ детга, 8ресіе&, (Іі//егепІіав при-
ложимы ко многимъ. Такимъ образомъ, Порфирій, называя ихъ
„предикабиліями", просто противополагаетъ ихъ единичнымъ име-
намъ. Надо было, однако, дать названіе всѣмъ пяти терминамъ;
но такъ какъ въ данномъ случаѣ не было логическаго дѣленія, а
просто перечисленіе терминовъ, употреблявшихся при дѣленіи п
опредѣленіи, то никакого подходящаго общаго названія для нихъ
не находилось. Вотъ почему и возникъ обычай называть ихъ
„предикабиліями", для обозначенія всѣхъ терминовъ, вмѣстѣ взя-
тыхъ; первоначальный же смыслъ этого описательнаго выраженія
былъ забытъ.
Называть пять элементовъ дѣленія или сііѵізогіа предикаби-
ліями значитъ представлять ихъ въ видѣ классификаціи терминовъ
сказуемаго, — классификаціи, созданной на основаніи отношеній
терминовъ сказуемаго къ термину подлежащаго. Въ такомъ случаѣ
придется допустить, что терминъ каждаго сказуемаго долженъ
обозначать или депиз или вресіев или (Іі//егепііа, или ргоргіит или
ассі(1еп8 термина подлежащаго. Иногда предикабиліи подвергаются
критикѣ въ этомъ смыслѣ, при чемъ справедливо указываютъ на
то, что сказуемое никогда не является „видомъ" по отношенію къ
подлежащему. Но на самомъ дѣлѣ пять такъ называемыхъ „прс-
дпкабилій" никогда не считались классификаціей сказуемыхъ въ
ихъ отношеніи къ подлежащему; только названіе можетъ подать
поводъ къ такого рода ошибочнымъ предположеніямъ.
Въ довершеніе всего, случилось такъ, что Аристотель вос-
пользовался тремя изъ этихъ пяти терминовъ именно для класси-
фикаціи сказуемыхъ, когда проводилъ дѣленіе проблемъ или во-
просовъ. Излагая методы діалектики въ „Топикѣ", Аристотель
— 77 —
раздѣлилъ проблемы на четыре класса сообразно отношеніями
сказуемаго къ подлежащему. Сказуемое должно или допускать про-
стое обращеніе (зітріе соиѵегзіоп) съ подлежащимъ или нѣтъ.
Если оно допускаетъ простое обращеніе, то, значитъ, п сказуемое
и подлежащее равны по объему, и сказуемое должно быть или
собственнымъ признакомъ или опредѣленіемъ подлежащаго. Если
же сказуемое не допускаетъ простого обращенія, то должно быть
или частью опредѣленія или вовсе не входить въ него. Въ пер-
вомъ случаѣ оно представляетъ собою, или родовой признакъ или
видовое отличіе (и то и другое Аристотель здѣсь включаетъ въ
родъ); во второмъ, случаѣ случайный признакъ. Аристотель при-
ходитъ такимъ образомъ къ четвертому дѣленію проблемъ или
сказуемыхъ:—уёѵос (депив, сюда же входитъ п йі^/егепіа, оіа<рора);
орос (опредѣленіе); то ’іоюѵ [ргоргіит)', и то сор(.ер7|7.6'; (ассгйепз). За-
дачей этого дѣленія было обоснованіе систематическаго изложенія
вопроса; каждый изъ четырехъ родовъ сказуемаго допускалъ при-
мѣненіе различныхъ діалектическихъ методовъ. Но для насъ дѣле-
ніе Аристотеля имѣетъ интересъ простого любопытства и характе-
ризуетъ выдающіяся умственныя способности автора. Она указы-
ваетъ намь на тѣсную связь греческой діалектики съ опредѣле-
ніемъ и какъ разъ соотвѣтствуетъ приведенной выше классифи-
каціи признаковъ, опредѣляющихъ и не опредѣляющихъ. Иногда
говорятъ, что Аристотель обнаружилъ больше научной мысли,
предложивъ четыре предикабиліи, вмѣсто пяти. Это было бы вѣрно,
если бы списокъ Порфирія имѣлъ значеніе классификаціи призна-
ковъ, но Порфирій совсѣмъ иначе смотрѣлъ на него.
Различіе между словесными или аналитическими и реаль-
ными или синтетическими предложеніями соотвѣтствуетъ различію
между опредѣляющими и не-опредѣляющими признаками; оно тоже
имѣетъ значеніе лишь по отношенію къ какой-либо схемѣ дѣленія,
научной и точной, или неточной и популярной.
Когда въ предложеніи сказуемое указываетъ на какой-либо
признакъ., заключающіяся въ полномъ понятіи или опредѣленіи
термина подлежащаго, то такое предложеніе называется словеснымъ,
аналитическимъ или объяснительнымъ',—словеснымъ, потому что объ-
ясняетъ значеніе слова; объяснительнымъ по той же причинѣ;
аналитическимъ, потому что разлагаетъ совокупность признаковъ,
заключающихся въ понятіи, и выдвигаетъ одинъ изъ нихъ или
всѣ поочереди.
Если признаки, указываемые предикатомъ, не заключаются
въ понятіи подлежащаго, то предложеніе называется реальнымъ,
синтетическимъ или распространительнымъ по такимъ же основаніямъ.
Такъ, предложеніе: „треугольникъ есть трехсторонняя прямо-
линейная фпгура“ будетъ словеснымъ или аналитическимъ; пред-
ложенія: „въ треугольникѣ сумма угловъ равна двумъ прямымь“,
или „о треугольникахъ учатъ въ школахъ“ будутъ реальными или
с пн гети ческими.
Такимъ образомъ, если сказуемымъ служитъ опредѣленіе,
78 —
родовой признакъ, или видовой признакъ, то Предложеніе будетъ
словеснымъ; если же сказуемымъ служитъ ассійепя (случайный
признакъ), то предложеніе будетъ реальнымъ. Трудный вопросъ,
въ какому разряду отнести предложенія, въ которыхъ указыва-
ются собственные признаки, ргоргіа? Едва-ли ихъ можно назвать
словесными, потому что можно знать все содержаніе имени и не
знать его собственныхъ признаковъ; съ другой стороны, такія
предложенія можно причислить къ аналитическимъ, потому что
они подразумеваются въ опредѣляющихъ признакахъ и могутъ
быть выведены изъ нпхъ.
Замѣтьте, однако, что всѣ эти различія имѣютъ значеніе
лишь по отношенію въ какой-либо опредѣленной или общепри-
нятой схемѣ классификаціи или дѣленія. Иначе, то, что одному
кажется словеснымъ пли аналитическимъ, другому покажется
реальнымъ или синтетическимъ. Можно даже утверждать, что
каждое предложеніе является аналитическимъ для того, кто его
произноситъ, и синтетическимъ для того, кто его выслушиваетъ.
Мы должны произвести нѣкоторый анализъ цѣльной мысли, прежде
чѣмъ выразить ее въ словахъ, а въ процессѣ усвоенія того, что
мы слышимъ или читаемъ, мы должны прибавлять новыя части
предложенія къ подлежащему. Пожалуй, это ужъ слишкомъ тонко,
но во всякомъ случаѣ, то, что кажется словеснымъ (въ упомяну-
томъ смыслѣ) человѣку науки, можетъ показаться реальнымъ уча-
щемуся. Что у лошади» шесть рѣзцовъ въ каждой челюсти, или
что у домашней собаки подвижной хвостъ,—это для естествоиспы-
тателя словесныя предложенія, простыя указанія опредѣляющихъ
признаковъ; у простого же человѣка другое понятіе о лошади или
о собакѣ; въ это понятіе опредѣляющіе признаки не входятъ, и
потому для него предложенія будутъ реальными.
Но что сказать о предложеніяхъ, которыя даже и обыкно-
венный человѣкъ сразу признаетъ словесными? Чарльзъ Дамбъ
напримѣръ, замѣчаетъ, что утвержденіе: „доброе имя указываетъ
на уваженіе, которымъ человѣкъ пользуется въ обществѣ44 есть
словесное предложеніе. Гдѣ здѣсь схема дѣленія? Подъ схемой дѣ-
ленія мы, впрочемъ, не разумѣемъ непремѣнно схемы, твердо, опре-
дѣленно и точно обозначенной. Создавать такія схемы—дѣло науки.
Но и общеупотребительный лексиконъ обыденной рѣчи фактически
основанъ на схемахъ дѣленія, хотя, конечно, слова въ данномъ
случаѣ не всегда точны въ научномъ смыслѣ, не всегда являются
лучшими средствами для легкаго пріобрѣтенія и вѣрной передачи
знанія. Хотя рѣчь простого человѣка часто искажается подъ влія-
ніемъ указанныхъ нами причинъ, тѣмъ не менѣе въ общихъ чер-
тахъ она соотвѣтствуетъ наиболѣе ярко выдѣляющимся призна-
камъ вещей. Это практически и призналъ Аристотель; одинъ изъ
его способовъ опредѣленія нѣсколько напоминаетъ то, что мы на-
звали „провѣркой значенія именъ11, разсмотрѣніемъ тѣхъ призна-
ковъ, па которые данное имя указываетъ въ разговорной рѣчи,
т. е. въ языкѣ здравомыслящихъ людей. Это и значитъ пзслѣдо-
79
ватъ сущность, ооаіаѵ или субстанцію вещей, наиболѣе характерные
признаки, сразу бросающіеся въ глаза или послѣ болѣе подроб-
наго ознакомленія съ предметомъ и образующіе основу общепри-
нятаго лексикона разговорной рѣчи. „Строго говоря14, замѣчаетъ
Мансель ’), „всякое опредѣленіе представляетъ собою изслѣдованіе
признаковъ. Наши сложныя понятія о субстанціяхъ мы можемт.
разложить только на признаки, присоединивъ къ нимъ неизвѣстный
субстратъ, т. ѳ. нѣчто такое, чему мы по необходимости приписы-
ваемъ этп признаки. Понятіе человѣка можно, напримѣръ, разло-
жить на животный и разумный элементы и на нѣчто такое, что
проявляетъ вхъ. Продолжайте анализъ, результатъ будетъ тотъ же.
У насъ есть нѣчто тѣлесное, животное, чувственное, разумное.
Неизвѣстную намъ постоянную величину мы всегда должны при-
бавлять для дополненія интеграціи1 11. Эту „неизвѣстную постоянную
величину11 Локкъ назвалъ реальной сущностью въ отличіе отъ
номинальной сущности или комплекта признаковъ. Разговорная
рѣчь основана на номинальной сущности вещей, на дѣленіи ихъ
по признакамъ; въ ней много перекрестныхъ дѣленій, потому что
проводились они ради спеціальныхъ, ограниченныхъ и противо-
рѣчивыхъ цѣлей.
ГЛАВА III.
Категоріи Аристотеля.
Изъ уваженія къ традиціи во всякомъ руководствѣ по логикѣ
должно быть отведено мѣсто категоріямъ Аристотеля. Нѣтъ ни
одного сочиненія, которое при столь незначительномъ объемѣ, ока-
зало бы хотя десятую долю того вліянія на человѣческую мысль,
какое имѣлъ трактатъ Аристотеля. Онъ царилъ надъ схоласти-
ческой мыслью и схоластическими методами изложенія въ теченіе
многихъ вѣковъ, потому что благодаря своей краткости, а значитъ,
и легкости переписки, томикъ Аристотеля принадлежалъ къ числу
немногочисленныхъ книгъ, находившихся въ библіотекѣ каждаго
образованнаго человѣка. И понынѣ он’ь оказываетъ вліяніе на под-
раздѣленія частей рѣчи въ нашихъ грамматикахъ. На распростра-
ненность его указываетъ хотя бы тотъ фактъ, что слова категорія
(хат^уоріа) и предикамѳнтъ (ргаесіісатѳпіит) вошли во всеобщее
употребленіе.
„Категоріи11 часто подвергались критикѣ п, какъ дѣленіе,
осуждались, но странно! немногіе лишь задавались вопросомъ о
томь, что собственно хотѣлъ классифицировать Аристотель и что
1 АІЛгісіі, „Сошрепсііиш”, приложеніе, поѣе С. Мы отсылаемъ чита-
теля къ Коіея А и С Манселя, гдѣ можно найти цѣнныя историческія ука-
занія относительно предикабилій и опредѣленія.
— 80 -
онъ самъ принялъ за основаніе дѣленія. Важно-ли само по себѣ
это основаніе,—другой, вопросъ; но называть дѣленіе несовершен-
нымъ, не выяснивъ предварительно намѣреній автора его, просто
неправильно; ѳто лишній разъ доказываетъ, что одни и тѣ же
предметы можнз различнымъ образомъ классифицировать, принимая
каждый разъ различныя основанія дѣленія. Рамусъ, конечно, спра-
ведливо указывалъ на то, что категоріи лишены всякаго логиче-
скаго значенія, потому что не могутъ служить основаніемъ для
классификаціи логическихъ методовъ; равнымъ образомъ, и Кангъ
и Милль справедливо отрицали философское значеніе категорій,
потому что онѣ не основаны ни какой теоріи познанія или бытія.
Но и Рамусъ и Кантъ и Милль отвергаютъ категоріи, только по-
тому что онѣ не представляютъ собою того, къ чему ихъ вовсе не
предназначалъ ихъ авторъ.
Аристотель указываетъ предметъ дѣленія и устанавливаетъ
самое дѣленіе такъ кратко и ясно, что сразу прямо поражаешься,
если вспомнишь всю послѣдующую исторію ученія о категоріяхъ.
Онъ говоритъ:
„Всякое слово, взятое отдѣльно, „внѣ связи", обозначаетъ или
сущность, или количество, или качество, или отношеніе, или мѣсто,
или время или расположеніе (т. е. внѣшнее положеніе или вну-
треннее устройство), или обладаніе пли дѣйствіе, или страданіе
(подъ вліяніемъ воздѣйствія" *).
Такимъ образомъ, Аристотель имѣлъ въ виду классифициро-
вать отдѣльныя слова (іІістаіа зітріісіа схоластиковъ). Онъ объ-
ясняетъ, что выраженіе „внѣ связи" (аѵео сир-і.о'/т^) слѣдуетъ по-
нимать въ смыслѣ „безъ отношенія къ истинности или ложности11;
не можетъ быть выражена ни истина ни ложь, пока нѣтъ предло-
женія, сочетанія словъ, синтаксической связи. „Человѣкъ бѣ-
житъ"—ѳто можетъ быть пли истиннымъ или ложнымъ, но слова:
„человѣкъ" и „бѣжитъ" сами по себѣ, отдѣльно, не могутъ быть
ни истинными, ни ложными. Итакъ, Аристотель классифицировалъ
отдѣльныя слова на основаніи различій въ ихъ значеніи, безъ
отношенія къ истинности или ложности ихъ въ предложеніи 2).
*) Т&ѵ ѵ.тла р.7]ое|наѵ аорігХохт;ѵ	ёхаатоѵ ^тоі оисіаѵ ат;[іоііѵеі,
т; коаоѵ, 7] поіоѵ, т; крос те, т; кой, т; погг, т, хеіаііаі, т;	т; тоіеіѵ,
7) лаоуеіѵ. (Саіе^. II, 6).
’) Считать категоріи грамматическимъ дѣленіемъ, какъ это дѣлаетъ
Мансель въ своемъ поучительномъ приложеніи С къ Ольдричу, нельзя
безъ пѣкоторыхъ оговорокъ. Категоріи не относятся къ логикѣ, потому
что не пригодны ни для какой логической цѣли. Но и къ грамматикѣ онѣ
относятся лишь постольку, поскольку касаются словъ. Онѣ не относятся
къ грамматикѣ, поскольку она изучаетъ отдѣльныя функціи словъ въ
предложеніи. Единицей въ грамматикѣ въ этомъ смыслѣ является предло-
женіе, синтаксическое сочетаніе словъ; Аристотель же ясно говоритъ, что
имѣетъ дѣло со словами внѣ синтаксической связи, съ отдѣльными сло-
вами не въ ихъ отношеніяхъ къ другимъ частямъ предложенія, а въ ихъ
отношеніяхъ къ вещамъ. При сколько-нибудь строгомъ разграниченіи
областей грамматики и логики, категоріи нельзя будетъ отнести нп къ
81
Такимъ образомъ, основаніемъ дѣленія служило значеніе
словъ. Но какія въ данномъ случаѣ были видовыя отличія? Кате-
горіи сами по себѣ такъ абстрактны, что можно безъ конца спо-
рить объ этомъ, если имѣть въ виду одни лишь названія. Но
часто, когда абстрактные термины вызываютъ сомнѣніе, можно
распознать мысль автора на приводимыхъ имъ примѣрахъ. Если
расположить примѣры Аристотеля въ видѣ таблицы, то нѣкото-
рыя основанія его подраздѣленія прямо бросаются въ глаза:
Субстанція (оостіа) (ЗнЪзѣапѣіа)	Пеловѣкъ (аѵііротос)	Имя существи- тельное.	Субстан- ція.
Количество			
(постоѵ) (0,иапѣіѣа8)	Въ три локтя (тр-ж^уи)	ьныя.	
Качество (тоібѵ) ((^иаііѣаз)	У ченый	ф	Постоянные
	(-урарротхсіѵ)	Ен сЗ сЗ	признаки.
Отношеніе (крбс ті) (Веіаѣіо)	Больше	п	
	(ршСоѵ)	Рч К	
Мѣсто	Вь Лпкеѣ	.9	
(кои) (ІТЬі)	(ёѵ Аохеіы)		
Время (коте) (Оцапсіо)	Вчера	 Рч св и	
Положеніе (хе'іаНаі) (Розіѣіо)	Лежитъ (яѵахеітаі)	голы.	н н ы аки.
Принадлежность (еуеіѵ) (НаЪібие)	Обутъ (окобгоета!.)		ѳ м ѳ 1 р И 3 н
Дѣйствіе (коіеіѵ) (Асѣіо)	Рѣжетъ (тёр.ѵеі)	Г л а:	В р п
Страданіе (ласту еіѵ) (Раевіо)	Разрѣзается, (тёілѵгтаі)		
той ни къ другой; однако, грамматика присвоила ихъ себѣ для обозначенія
извѣстныхъ частей предложенія; у нея на это, впрочемъ, не больше
правъ, чѣмъ у логики. На самомч, дѣлѣ категоріи составляютъ предмету
спеціальнаго изслѣдованія, по преимуществу онтологическаго; при изу
чеши категорій мы разсматриваемъ сущности и признаки, образующіе
основныя формы разговорной рѣчи. Слово „сущность" (субстанція) я упот-
ребляю въ новѣйшемъ его смыслѣ; однако, нужно помнить, что обаіа
у Аристотеля, внЬвіапііа, относилась къ слову, такъ же какъ и къ пред-
Индукт. и дедукт логика.	6
— 82 —
Сразу мы выносимъ впечатлѣніе, какъ будто Аристотель
впалъ въ недоразумѣніе. Онъ говоритъ, что классифицируетъ слова
внѣ синтаксической связи, а между тѣмъ его примѣры несомнѣнно
носятъ на себѣ признаки этой связи. Такимъ образомъ, его клас-
сификація оказывается грамматической и представляетъ собою дѣ-
леніе частей рѣчи на имена существительныя, прилагательныя,
нарѣчія и глаголы. Это дѣленіе понынѣ сохранилось въ нашихъ
грамматикахъ. Но въ дѣйствительности Аристотель имѣлъ въ виду
не грамматическія функціи, а значеніе словъ; если мы глубже
вникнемъ въ его примѣры, то поймемъ, на какія именно различія
въ значевіи словъ онъ желалъ указать. Эти различія касаются
конкретныхъ предметовъ; слова обозначаютъ сущность предмета
или его признаки, постоянные или временные.
Возьмите какой-нибудь конкретный предметъ, напримѣръ,
Сократъ, эта книга, этотъ столъ. Всякій предметъ долженъ быть
чѣмъ-либо,—человѣкомъ, книгой и пр. Онъ долженъ имѣть нѣко-
торые размѣры или количество, напримѣръ, имѣть шесть футовъ
вышины, три дюйма ширины. Онъ долженъ обладать какимъ-либо
качествомъ, напримѣръ, быть бѣлымъ, ученымъ, твердый ь. Онъ
долженъ имѣть отношеніе къ другимъ вещамъ, напримѣръ, быть
половиной одной вещи, вдвое больше другой, сыномъ отца. Онъ
долженъ находиться гдѣ-либо, въ какое-либо время, въ какомъ-
либо положеніи, долженъ обладать чѣмъ-либо, какими-либо свой-
ствами, принадлежностью и пр., долженъ что-либо дѣлать или
испытывать вліяніе посторонняго воздѣйствія. Можно-ли предста-
вить себѣ какое-либо имя (простое или сложное), которое относи-
лось бы къ любому объекту воспріятія, и котораго значеніе не
входило бы ни въ одинъ изъ этихъ классовъ? Если нельзя, то
категоріи въ качествѣ исчерпывающаго дѣленія словъ по ихъ зна-
ченію слѣдуетъ признать вполнѣ законными. Онѣ представляютъ
собою полный перечень самыхъ общихъ сходствъ между отдѣль-
ными предметами, другими словами, высшихъ родовъ (вшита де-
пега, депега деиегаііввіта) сказуемыхъ, касающихся того, этого,
вообще всякаго конкретнаго предмета. Ни одинъ отдѣльный пред-
мету, который пмъ обозначался, и что категоріи Аристотеля первона-
чально были классами словъ. Связь между названіями и вещами уму грека
представлялась, повпдимому, болѣе тѣсной, нежели мы теперь можемъ
вообразить. Мы должны имѣть въ виду, что по представленію грека отдѣль-
ное слово (,"0 Хеуореѵоѵ) соотвѣтствуетъ извѣстному бытію или вещи
(то бѵ), такъ что число вещей (та бѵтя) соотвѣтствуетъ числу словъ; бы-
тіемъ или вещью является все то, что получаетъ особое названіе. Все это
довольно ясно и просто; затрудненія начинаются, когда мы стараемся про-
вести различіе между тѣмъ бытіемъ, которое соотвѣтствуетъ каждому
имени, и между конкретнымъ бытіемъ, которое относится къ категоріи
Аристотеля о’эзіа и обозначается собственнымъ или общимъ именемъ, но
не абстрактнымъ. Мы увидимъ ниже, что Аристотель другіе виды бытія
разсматриваетъ именно по отношенію къ этому роду бытія въ строгомъ
смыслѣ, т. е. по отн, тенію къ предметамъ, обозначаемы іъ собственными
именами!
— 83
метъ нз представляетъ собою чего-либо зиі депегіз ’); всякая вещь
похожа на другія, а категоріи являются самыми общими сход-
ствамп между предметами.
Категоріи, такимъ образомъ, представляютъ собою исчерпы-
вающее дѣленіе; но удовлетворяютъ ли онѣ другому условію пра-
вильнаго дѣленія, исключаютъ ли онѣ взаимно другъ друга? Ари-
стотель самъ поднималъ этотъ вопросъ, и нѣкоторыя соображенія
его поучительны. Особенно важно его разсужденіе о различіяхъ
между вторыми субстанціями илп сущностями п качествами. Здѣсь
онъ приближается къ новѣйшему ученію о различіяхъ между суб-
станціей и признакомъ, изложенному въ нашей выдержкѣ изъ
Манселя (стр. 79). Вторыя сущности Аристотеля (оготерзі оодіяі)—
это нарицательныя илп общія имена, виды и роды: человѣкъ, ло-
шадь, животное, въ отличіе отъ единичныхъ именъ: этотъ чело-
вѣкъ, эта лошадь, которыя онъ называетъ первыми сущностями
(крштяі ооаіяі), сущностями раг ехсеііеисе, потому что имъ припи-
сывается въ полномъ смыслѣ реальное существованіе. Общія имена
отнесены къ первой категоріи, потому что въ качествѣ сказуе-
мыхъ они отвѣчаютъ на вопросъ: что это такое? Но Аристотель
спрашиваетъ: не- лучше-ли включить общія имена въ третью ка-
тегорію, въ категорію качества (то тгоібѵ)? Когда мы говоримъ: „это—
человѣкъ11, то развѣ мы не высказываемъ, какого рода данный
предметъ? не обозначаемъ его качества? Если бы Аристотель по-
шелъ дальше въ этомъ направленіи, то принялъ бы современную
точку зрѣнія: человѣкъ есть человѣкъ въ силу того, что обла-
даетъ извѣстными качествами; общія имена примѣняются въ
силу своего соозначенія. Тогда граница между первой и третьей
катего Іями прошла бы между первыми и вторыми сущностями,
при чемъ вторыя сущности совпали бы съ качествами. Но Ари-
стотель вышелъ изъ затрудненія иначе. Онъ разрѣшилъ во-
просъ, обратившись снова къ различіямъ въ разговорной рѣчи.
„Человѣкъ1' обозначаетъ не только качество, какъ „бѣлизна11. „Бѣ-
лизна61, кромѣ качества, ничего не выражаетъ. Въ разговорной
рѣчи нѣтъ особаго имени для указанія общихъ признаковъ чело-
вѣка. Дальнѣйшее неясное замѣчаніе Аристотеля, что общія имена
„опредѣляютъ качество относительно сущности11 (кері оіаіаѵ), обо-
значая, къ какому роду принадлежитъ данная сущность, и что
родовыя имена даютъ болѢе широкое опредѣленіе, нежели видо-
выя,—принесло свои плоды во время средневѣковыхъ споровъ
между реалистами и номиналистами, благодаря которьшь выясни-
лось значеніе общихъ именъ.
ДРУгое затрудненіе, касающееся вопроса о взаимномъ исклю-
ченіи категорій, указано Аристотелемъ по поводу четвертой кате-
горіи—отношенія (-ртс ті, асі аіідпісі, къ чему-либо). Милль замѣ-
чаетъ, что „нельзя ясно понять природу категоріи отношенія, еслп
) Вь своемъ родѣ, нѣчто совершенно особое, чисто индивидуальное,
ІГрим. пгрсв.
6*
— 84 —
исключить изъ нея дѣйствіе, страданіе и положеніе въ простран-
ствѣ11. Многіе комментаторы, начиная съ Симплиція и кончая Га-
мильтономъ, указывали на то, что всѣ послѣднія шесть категорій
можно включить въ категорію отношенія. Все это вѣрно постольку,
поскольку терминъ „отношеніе" представляетъ собою одно изъ
самыхъ неопредѣленныхъ и наиболѣе широкихъ по объему словъ;
критика упускаетъ изъ виду, что Аристотель въ своихъ катего-
ріяхъ строго ограничивался формами обыденной рѣчи. Изъ его
примѣровъ ясно видно, что въ своей четвертой категоріи онъ
имѣлъ въ виду только то „отношеніе", которое опредѣленно выра-
жается въ обыденной рѣчи. По представленію Аристотеля, всякое
слово относительно, если оно соединяется въ предложеніи съ дру-
гимъ словомъ при помощи предлога или падежной флексіи. Такъ,
слово „положеніе" является относительнымъ; это -положеніе по
отношенію къ чему-нибудь. Отношенія этого рода вполнѣ закончены,
если соотвѣтствующіе термины соотносительны грамматически; та-
ковы, напримѣръ, слова „хозяинъ", „слуга", потому что мы оди-
наково можемъ сказать: „хозяинъ слуги" или „слуга хозяина". Въ
средневѣковой логикѣ терминъ Кеіаіи обозначалъ только такія за-
конченныя отношенія, но у Аристотеля эта категорія преслѣдовала
болѣе широкія задачи. Онъ прямо поднялъ вопросъ о томъ, нользя-ли
данное слово одинаково включить въ категорію отношенія и во
всякую другую категорію. И дѣйствительно, онъ пошелъ дальше
своихъ критиковъ въ указаніи того, что можно причислить къ
категоріи отношенія. Такъ, напримѣръ, слово „большой" обозна-
чаетъ качество; но вещь бываетъ „большой" по отношенію къ
чему-либо другому; поэтому слово „большой" является относитель-
нымъ. „Знаніе" должно быть знаніемъ чего-либо;—слово относи-
тельное; но слово „знающій" (т. е. ученый) мы должны причислиті.
кь категоріи качества. Слово „надежда" относительно, потому что
говорятъ о надеждѣ какого-нибудь человѣка, о надеждѣ на что-
нибудь. Однако, мы говоримъ: „я имѣю надежду", а въ такомъ
случаѣ „надежду" придется включить въ категорію „состоянія или
принадлежности14. Для разрѣшенія всѣхь этихъ вопросовъ Аристо-
тель снова обращается къ формамъ обыденной рѣчи и согласно съ
ними распредѣляетъ слова по категоріямъ. Едва-ли это соотвѣтство-
вало его намѣренію разсматривать отдѣльныя слова внѣ синтакси-
ческой связи, если только онъ имѣлъ въ виду нѣчто большее, не-
жели разборъ словъ безъ отноіпенія къ ихъ истинности пли лож-
ности. Ему не удалось, да это было и невозможно, разсмотрѣть
отдѣльныя слова безъ отношенія къ ихъ значенію; значеніе словъ
зависитъ отъ того мѣста, которое они занимаютъ, какъ части не-
прерывнаго потока мысли. Слова въ разговорной рѣчи, а съ этой
стороны и разсматриваетъ ихъ Аристотель въ своихъ категоріяхъ,
носятъ временный характеръ. Что-жъ такое представляютъ собою
слова помимо предложеній? По выраженію Порфирія,—дѣло это
очень сложное и требуетъ другого, болѣе глубокаго изслѣдованія.
85
ГЛАВА IV.
Споръ объ универсаліяхъ.—Трудности вопроса объ отно-
шеніяхъ общихъ именъ къ мышленію и къ дѣйствитель-
ности.
Въ началѣ своего „Введенія", прежде чѣмъ дать простое
объясненіе пяти предика би лііг, Порфирій упоминаетъ о нѣкоторыхъ
вопросахъ, касающихся родовъ п видовъ; онъ, впрочемъ, оставляетъ
ихъ въ сторонѣ, такъ какъ для на чинающихъ они слишкомъ трудны.
Онъ говоритъ: „Относительно родовъ и видовъ можетъ возникнуть
вопросъ, существуютъ ли они въ дѣйствительности (т. е. имѣютъ
реальную субстанцію) или же только въ мышленіи; если они су-
ществуютъ въ дѣйствительноси, то тѣлесны ли они или безтѣлесны,
существуютъ-ли отдѣльно отъ чувственныхъ объектовъ плп слитно
съ ними. Я оставляю въ сторонѣ ѳтотъ вопросъ; это очень сложное
дѣло и требуетъ иного, болѣе глубокаго изслѣдованія11.
Этотъ отрывокъ, написанный къ концу третьяго вѣка по
Р. X., представляетъ собою какъ-бы мостъ между греческой фи-
лософіей и средневѣковой; онъ суммируетъ вопросы, которые съ
различныхъ сторонъ чрезвычайно подробно обсуждались Платономъ,
Аристотелемъ и ихъ преемниками. Это простое резюмэ сдѣлалось
исходнымъ пунктомъ столь же запутанныхъ споровъ между схо-
ластиками, среди которыхъ нашли себѣ приверженцевъ всевоз-
можныя доктрины. Споры эти получили названіе споровъ объ
„универсаліяхъ11; развились три наиболѣе типичныя формы ученій,
извѣстныя подъ именемъ реализма, номинализма и концептуализма.
Несомнѣнно, что этотъ споръ, хотя на него много было потрачено
остроумія, способствовалъ уясненію вопроса, и мы можемъ теперь
смѣло рѣшиться на то, отъ чего уклонился Порфирій, мы можемъ
поискать какихъ-либо простыхъ основаній, чтобы лучше понять
общія имена и ихъ отношеніе къ мышленію и къ объектамъ. Каждая
средневѣковая школа имѣла въ виду ту или другую сторону
вопроса объ общихъ именахъ; пристрастное отношеніе схоласти-
ковъ все же способствовало уясненію тѣхъ вопросовъ, которыми
они особенно усердно занимались.
Что обозначаетъ общее имя? Для логическихъ цѣлей доста-
точно отвѣтить слѣдующее: общее имя обозначаетъ черты сход-
ства между предметами, подмѣченныя умомъ и закрѣпленныя ка-
кимъ-либо именемъ, которое можно относить къ каждому изъ этихъ
сходныхъ предметовъ. Таково значеніе общаго имени съ логической
точки зрѣнія, его соозначеніе пли понятіе; таковъ тождественный
Элементъ въ объективномъ приложенія общаго имени.
Но могутъ возникнуть другіе вопросы, на которые вельзя
будетъ отвѣтить такъ просто. Что такое представляетъ собою это
понятіе для нашей мысли? Что соотвѣтствуетъ въ нашемъ умѣ
— 86
общему имени, когда мы его произносимъ? Какъ понимаемъ мы
его значеніе? Каково его значеніе съ психологической точки зрѣнія?
Мы можемъ спроспть затѣмъ: каково значеніе общаго имени
въ природѣ? Каково его отношеніе къ дѣйствительности? Что со-
отвѣтствуетъ ему въ реальномъ мірѣ? Не существуетъ -ли предста-
вляемое имъ единство отдѣльныхъ предметовъ только въ нашемъ
умѣ? Если назвать это единство, „единое во многомъ44—„общимъ “
(Ііпіѵегзаіе, то кйѵ), то чѣмъ будетъ это „общее44 съ онтологической
точки зрѣнія?
Этотъ именно онтологическій вопросъ горячо и страстно обсу-
ждала средвѣковая схоластика. Прежде чѣмъ перечислить наиболѣе
типичныя рѣшенія, не лишнимъ будетъ указать, какъ этотъ вопросъ
слился съ другими вопросами изъ области теологіи и космогоніи.
Если признать существованіе единства, обозначаемаго общемъ име-
немъ, то можно изслѣдовать основанія этого единства. Почему вещи
по существу похожи другъ на друга? Какъ поддерживается такое
единство? Какъ оно сохраняется? Откуда происходитъ общій обра-
зецъ? Такимъ образомъ, вопросъ о природѣ универсалій сливается
съ метафизическими теоріями объ устройствѣ міра или даже съ
дарвиновской теоріей происхожденія видовъ.
Оставляя въ сторонѣ эти вопросы, которые не имѣютъ ничего
общаго съ нашей задачей, мы можемъ привести отвѣты трехъ край-
нихъ школъ на онтологическій вопросъ: что такое универсаліи?
Ультри-реалистм въ общихъ чертахъ отвѣчаютъ, что универ-
саліи представляютъ собою субстанціи, имѣющія независимое суще-
ствованіе въ природѣ.
Улътра-номиналисты говорили, что универсаліи суть имена и
ничего больше, ѵох сі ргаеіегеа піігіі, что только имя создаетъ един-
ство отдѣльныхъ предметовъ вида; что общаго у нихъ одно только
названіе.
Улътра-концспгпуалисты утверждали, что общей чертой отдѣль-
ныхъ предметовъ служитъ не только имя, но и значеніе этого
имени ѵох-}-8Ідігі}ісаііо; но что унпверсаліп,—роды и виды,—суще-
ствуютъ только въ мышленіи.
Если буквально толковать эти крайнія ученія, то, конечно,
ихъ очень легко опровергнуть. Они не выдерживаютъ критики, и
я сомнѣваюсь даже, чтобы когда-лпбо какой-нибудь мыслитель
проповѣдывалъ подобныя идеи. Вотъ почему упомянутые выше
отвѣты я приписалъ „ультра-} еалистамъ44, „ультра-номиналпстамъ'4
и „ультра-концептуалистамъ11. Это просто преувеличенія, каррпка-
туры, прпдумапныя противниками, для того чтобы легче было ихъ
опровергнуть.
Ультра-реалистамъ достаточно возразить, что если суще-
ствуетъ гдѣ-лпбо субстанція со всѣми общими признаками вида и
только съ ними, безъ всякихъ признаковъ, свойственныхъ какому-
либо отдѣльному предмету, если она соотвѣтствуетъ общему имени
такъ же, какъ отдѣльный предметъ соотвѣтствуетъ собственному
или единичному имени,—-то она представляетъ собою уже не унп-
— 87
версалію, уже не единство, охватывающее отдѣльные предметы, а
просто новую единицу.
Ультра-номиналистамъ мы скажемъ, что у отдѣльныхъ пред-
метовъ должно быть больше общаго, нежели одно только имя, по-
тому что имя дается не произвольно, а на какомъ-либо основаніи.
Отдѣльные предметы должны имѣть общія свойства, на основаніи
которыхъ получаютъ общее имя; назвать ихъ однимъ и тѣмъ же
именемъ еще не значитъ отнести ихъ къ одному и тому же виду.
Ультра-концептуалистамъ достаточно возразить, что когда мы
употребляемъ общее имя, когда мы говоримъ, напримѣръ: „Со-
кратъ—человѣкъ14, то не высказываемъ при этомъ какой-либо
преходящей мысли, не касаемся извѣстнаго состоянія нашего ума,
а имѣемъ въ виду опредѣленные признаки, независящіе отъ того,
что происходитъ въ нашемъ умѣ. Мы не можемъ сдѣлать такъ,
чтобы какая-либо вещь принадлежала тому или другому виду по-
средствомъ одного только мышленія.
Такимъ образомъ легко показать, что крайнія формы схола-
стическихъ доктринъ не выдерживаютъ критики. Тѣмъ не менѣе,
п реализмъ и номинализмъ и концептуализмъ, каждый въ отдѣль-
ности, содержатъ нѣкоторую долю истины.
Возьмемъ, напримѣръ, реализмъ. Правда, нельзя сказать, что
въ дѣйствительности существуетъ нѣчто соотвѣтствующее общему
именп, подобно тому какъ существуютъ отдѣльные предметы, со-
отвѣтствующіе единичнымъ именамъ. Дѣло въ томъ, что общее
имя обозначаетъ только свойства тѣхъ же предметовъ, которымъ
мы даемъ единичныя имена. При всемъ томъ, нельзя думать, какъ
это дѣлаютъ противники ультра-реализма, что въ реальномъ мірѣ
нѣтъ ничего соотвѣтствующаго общему имени. Теорія реализма
оправдывается въ троякомъ смыслѣ:
1.	Черты сходства, на основаніи которыхъ создаются понятія,
такъ же реальны, какъ и сами предметы. Въ извѣстномъ смыслѣ
вѣрно и то, что именно наша мысль объединяетъ предметы и со-
ставляетъ изъ нихъ классы, образуетъ „единое изъ многаго11; въ
этомъ отношеніи концептуалисты правы. Но мы не могли бы объ-
единять предметовъ, если бы они не походили другъ на друга;
это-то сходство и даетъ намъ поводъ мыслить о нихъ слитно;
черты сходства предметовъ такъ же мало зависятъ отъ насъ и отъ
нашего мышленія, какъ п сами предметы; мысль наша не можетъ
измѣнить ихъ. Мы должны проникнуть въ объединяющую дѣятель-
ность ума и опредѣлить ея основанія; въ результатѣ оказывается,
что основаніе единства заключается въ реальной дѣйствительности.
Мы не вносимъ его, мы не создаемъ сходства всѣхъ людей или
всѣхъ собакъ между собою; мы находимъ ихъ уже такими. Крючко-
ватый хвостъ у тысячи домашнихъ собакъ, отличающій ихъ отъ
волковъ и лисицъ, представляетъ собою столь же реальное явленіе,
какъ и сама эта тысяча домашнихъ собакъ. Въ этомъ смыслѣ уче-
ніе Аристотеля: нпіѵргзаііа іѣ ге совершенно вѣрно.
2.	Ученіе Платона, которое схоластика выразила въ формулѣ:
— 88
ипіѵегзаіла ппіе гет, тоже справедливо. Отдѣльные предметы возни-
каютъ и исчезаютъ, но типъ, универсалія, болѣе устойчивъ. Люди
раздаются и умираютъ; человѣкъ существуетъ постоянно. Прошло-
годній снѣгъ исчезъ, снѣгъ же вообще представляетъ собою реаль-
ное понятіе. Мудрость не погибаетъ вмѣстѣ съ мудрыми людьми
какого-либо поколѣнія. Въ этомъ простомъ смыслѣ вѣрно, что
универсаліи существуютъ раньше отдѣльныхъ предметовъ, что они
устойчивѣе ихъ, пли, если можно такъ выразиться, обладаютъ
высшей, т. е. болѣе продолжительной реальностью.
3.	Хотя „идея" (понятіе, шііѵегяаіе), не можетъ быть отдѣ-
лена отъ предмета, тѣмъ не менѣе, въ реальномъ мірѣ она играетъ
роль чрезвычайно важнаго фактора,—безъ отношенія къ тому, при-
ппсываемъ-ли мы ей сверхчувственное бытіе архитипическихъ
формъ въ поэтической фантазіи Платона, или нѣтъ. Идеалы пове-
денія, нравовъ, искусства, соціальной жизни передаются по тра-
диціи; они не погибаютъ вмѣстѣ съ индивидами, въ которыхъ
жили, въ которыхъ временно воплощались, они переживаютъ ихъ,
оказывая могущественное вліяніе изъ вѣка въ вѣкъ. „Идея11 за-
конника Чосера, который всегда „казался болѣе занятымъ, чѣмъ
былъ на самомъ дѣлѣ“ все еще живетъ среди насъ. Средневѣковыя
рыцарскія понятія понынѣ господствуютъ въ нашемъ обществѣ.
Ѵпіѵегааіе входитъ въ предметъ, овладѣваетъ имъ, дѣлаетъ изъ
него временное свое проявленіе.
Тѣмъ не менѣе, номиналисты правы, настаивая на важности
именъ. То, что мы называемъ реальнымъ міромъ, есть общій объектъ
воспріятія и познанія для васъ и для меня; мы не можемъ познать
его безъ какихъ-либо средствъ сообщенія другъ съ другомъ; та-
кимъ средствомъ является языкъ. Позволительно даже сомнѣваться,
могло-ли бы мышленіе пойти такъ далеко безъ символовъ, съ по-
мощью которыхъ понятія пріобрѣтаютъ опредѣленность. Понятіе
не можетъ быть объяснено безъ символа. Въ извѣстномъ смыслѣ
можно даже согласиться съ ультра-номиналистами, что отдѣльные
предметы, входящіе въ составъ даннаго класса, не имѣютъ ничего
общаго между собою, кромѣ имени. Одно и то же имя дается всѣмъ
предметамъ, и только въ этомъ отношеніи они абсолютно тожде-
ственны; въ такомъ смыслѣ одно лишь имя обще имъ, хотя оно и
прилагается въ силу сходства ихъ другъ съ другомъ.
Наконецъ, и концептуалисты правы, указывая на дѣятель-
ность ума, связанную съ образованіемъ общихъ именъ. Роды и
виды не представляютъ собою чисто произвольныхъ субъективныхъ
соединеній: единство обусловливается признаками предметовъ, изъ
которыхъ составляются группы. Но 'имя связано съ понятіемъ,
образующимся въ умѣ каждаго человѣка; именно благодаря дѣятель-
ности мышленія, при помощи которой мы открываемъ черты сход-
ства и создаемъ понятія, у насъ является способность овладѣвать
разнообразіемъ впечатлѣній, вносить единство въ пестроту чув-
ственныхъ воспріятій, приводить воспоминанія въ порядокъ и
связь.
— 89 —
Все вышеизложенное касается онтологическаго вопроса. Обра-
тимся .теперь къ ПСИХОЛОГІИ. Что. происходитъ въ умѣ, когда мы
употребляемъ общее имя? Что такое гтіѵегваіе съ психологической
точкп зрѣнія? Какъ оно образуется?
Въ этотъ сложный вопросъ вноситъ путаницу отсутствіе
опредѣленныхъ п ясныхъ терминовъ для обозначенія вещей, кото-
рыя необходимо различать другъ отъ друга. Только при посред-
ствѣ такпхъ терминовъ мы можемъ помнпть различія и не впадать
въ заблужденія. Въ данномъ случаѣ мы должны различать три
вещи; первую мы назовемъ „понятіемъ41, вторую „концепціей44
(сопсерѣіоп), а третью „общимъ представленіемъ44 (сопсерѣпаі пли
^епегіс ітаце). Теперь постараемся объяснить этп термины.
Подъ „понятіемъ44 (сопсерѣ) я разумѣю содержаніе общаго
имени, т. е. то, что оно обозначаетъ; подъ „концепціей44—умствен-
ный актъ или умственное состояніе того лица, которое создаетъ
понятіе. Понятіе „треугольника44, т. е. то, что и вы и я подразумѣ-
ваемъ подъ этимъ словомъ, не есть актъ моего или вашего ума,
когда мы думаемъ или говоримъ о треугольникѣ. Концепція же,
т. е. умственный актъ, представляетъ собою событіе плп явленіе
въ нашей умственной исторіи, извѣстное психическое состояніе,
опредѣленное происшествіе, фактъ, происходящій во времени такъ
же, какъ п битва при Ватерлоо. Понятіе есть объективное содер-
жаніе имени, остающееся неизмѣннымъ (пли, по крайней мѣрѣ, при-
знаваемое неизмѣннымъ) всякій разъ, когда мы его употребляемъ.
Я, напримѣръ, рисую фигуру чернилами на бумагѣ или мѣломъ
на черной доскѣ и узнаю или воспринимаю ее, какъ треуголь-
никъ; вы то же самое; завтра мы опять это дѣлаемъ; вчера мы
тоже это дѣлали; каждый разъ концепція представляетъ собою
новое событіе, а понятіе остается однимъ п тѣмъ же.
Такимъ образомъ, вопросъ объ шііѵегзаіѳ съ психологиче-
ской точки зрѣнія можно формулировать иначе: „что такое эта
концепція?44 Мы не можемъ точнѣе опредѣлить ея, нежели, если
скажемъ, что она состоитъ въ реализаціи значенія общаго имени.
Такъ какъ актъ въ данномъ случаѣ представляетъ собою своего
рода „ипісшп44, то объяснить его можно только при помощи при-
мѣра. Вмѣстѣ съ тѣмъ, мы можемъ опредѣлить его отрицательно,
отличая его отъ умственнаго образа. Когда мы что-либо представля-
емъ себѣ, напримѣръ, „человѣка44, „лошадь44 п пр., то всегда въ
умѣ нашемъ возникаетъ образъ человѣка или лошади со случай-
ными признаками,—съ извѣстной величиной, цвѣтомъ, въ томъ
или другомъ положеніи, вообще съ извѣстными категоріямп. Но
такое „общее представленіе44 не есть понятіе, а умственный актъ,
прп помощп котораго оно создается, не есть концепція.
Это различіе между способностью создавать умственные об-
разы предметовъ и способностью представлять себѣ ихъ общіе
признаки выражается различно. Иногда употребляютъ соотноси-
тельные термины: интуитивное и символическое мышленіе, презента-
— 90 —
/пивное и репрезентативное познаніе *). Но какими бы терминами
мы ни пользовались, само различіе всегда останется, а отсутствіе
его поведетъ къ путаницѣ.
Между прочимъ, тотъ фактъ, что мы не можемъ создать
образа, который состоялъ бы изъ однихъ общихъ признаковъ,
приводили въ подтвержденіе ультра-номпналпзма; ультра-номина-
листы, какъ мы видѣли, доказывали, что у отдѣльныхъ предме-
товъ, объединенныхъ общимъ именемъ, нѣтъ ничего общаго, кромѣ
этого имени. Слово „собака11, т. е. „понятіе11 собаки, не обозначаетъ
ни величины ея, нп цвѣта, ни мѣста, гдѣ она находится, ни по-
роды, къ которой можно было бы ее причислить. Понятіе состоитъ
лишь изъ признаковъ, общихъ всѣмъ собакамъ, безъ отношенія
къ тѣмъ свойствамъ, которыя характеризуютъ какую-либо разно-
видность пли отдѣльную особь. Но такого умственнаго образа мы
создать не въ состояніи. Нашъ образъ всегда имѣетъ опредѣленный
объемъ и форму. Поэтому, говорятъ нѣкоторые, мы и не можемъ
понять, что значитъ „собака11; у собакъ нѣтъ ничего общаго, кромѣ
имени. Такого вывода, однако, нельзя сдѣлать. Понятіе—не ум-
ственный образъ, а образованіе представленія—не концепція- Мы
можемъ даже, какъ, напримѣръ, въ случаѣ съ тысячеугольникомъ
илп съ тысячесторонней фигурой, понять смыслъ названія, но не
сможемъ прп этомъ создать сколько-нибудь опредѣленнаго
Какъ же въ такомъ случаѣ мы обыкновенно поступаемъ прп
образованіи понятіи, если не можемъ представить себѣ общихъ
признаковъ отдѣльно отъ частныхъ? Мы имѣемъ въ виду, или
стараемся имѣть въ виду, только тѣ стороны даннаго образа, ко-
торыя общи у него сч, другими сходными предметами. А если намъ
надо точнѣе опредѣлить наше понятіе, то мы разсматриваемъ мно-
жество отдѣльныхъ предметовъ одинъ за другимъ.
Другой, менѣе важный, психологическій вопросъ касается при-
роды умственнаго образа. Есть-ли это копія съ какого-либо от-
дѣльнаго впечатлѣнія или же сложное, смутное соединеніе многихъ?
Вѣроятно, ни то, нп другое. Возможно, что онъ представляетъ со-
бою нѣчто вродѣ сложныхъ фотографій Гальтона, который пооче-
редно выставлялъ передъ одной и той же чувствительной пластпп-
' *) Противъ этихъ терминовъ можно возразить только то, что въ
философіи они каждый разъ получаютъ иное значеніе. Такъ, у Лейбница
„интуитивный1' и „символическій11 обозначаютъ указанное выше различіе
меледу образомъ и концепціей, а Дживонсъ пользуется этими терминами
для обозначенія различія между концепціями. Мы можемъ и нять, что
значитъ „тысячеугольнпкъ11, но не можемъ создать соотвѣтствующаго
об| аза въ умѣ, развѣ лишь въ очень смутномъ и несов-ршенномъ видѣ,
тогда какъ о треугольникѣ у насъ образуется ясное прі уставленіе. Джп-
вонсъ и предлагаетъ концепцію треугольника называть интуитивной, а
концепцію тысячеугольника символической. Мансель употребляетъ слова:
.,презентативный“ и „репрезентативный11 для обозначенія р: злпчія, о кот. -
ромъ идетъ рѣчь; вообще же „презентативнымъ знаніемъ11 низки аютъ дѣй-
ствительное воспріятіе, а „репрезентативнымъ11—всспр изведеніе въ видѣ
идеи (ійеаііоп) или идейное воспоминаніе.
91
кой нѣсколько различныхъ портретовъ. Если лица были похожи
другъ на друга, то въ результатѣ получалось изображеніе, не
представлявшее точной копіи съ одного какого-либо портрета, но
все же совершенно отчетливое. Возможно, что образъ, создающійся
въ нашемъ умѣ, когда мы слышимъ такія слова, какъ „лошадь2
пли „человѣкъ2, имѣетъ такой же характеръ и представляетъ со-
бою результатъ впечатлѣніи отъ извѣстнаго числа сходныхъ вещей,
но результатъ не тождественный ни съ одной изъ нихъ. У раз-
ныхъ лицъ умственные образы, соотвѣтствующіе одному и тому
же понятію, различны; поэтому и въ различное время у насъ мо-
гутъ возникать различные образы. Только понятіе постоянно
остается неизмѣннымъ.
Но возникаетъ вопросъ, какъ понятіе можетъ оставаться не-
измѣннымъ? Если шііѵегваіѳ или понятіе съ психологической точки
зрѣнія представляетъ собою умственный актъ, повторяющійся вся-
кій разъ, когда мы создаемъ понятіе, то въ чемъ гарантія устойчи-
вости самого понятія? Развѣ такая теорія не устраняетъ всякую
возможность образованія опредѣленныхъ и твердыхъ понятій?
Это возвращаетъ нась снова къ тому, что мы высказали по
поводу реализма. Теорія понятій представляется неполной, если
разсматривать ихъ исключительно съ психологической точки зрѣ-
нія, если считать ихъ психическими актами. Необходимо для все-
сторонняго выясненія вопроса изслѣдовать актъ образовавія поня-
тіи въ его отношеніяхъ къ реальному опыту н тему собственному
и чужому. Чтобы точнѣе опредѣлить этотъ актъ, мы даемъ ему
особое имя, называемъ его „концепціей14, а затѣмъ мы должны про-
никнуть въ дѣятельность ума и перейти къ объектамъ, на которые
она направлена. Элементъ постоянства въ нихъ заключается. II
тутъ номиналисты правы. При посредствѣ словъ мы входимъ въ
сношенія съ другими умами. Такимъ путемъ мы опредѣляемъ, что
существуетъ въ дѣйствительности и чіо пріобрѣтается лично нами.
О]Ѵи — библиотеіф сайта
ѵѵѵѵѵѵ.ЬіодгаГіа.ги
ЧАСТЬ III.
Истолкованіе предложеній.—Противоположеніе и
непосредственное умозаключеніе.
_ГЛАВА I.
Теоріи предложеній.—Теоріи сужденія.
Мы можемъ теперь вернуться къ силлогистическимъ формамъ
и къ разсмотрѣнію совмѣстимости или несовмѣстимости, скрытаго
содержанія и временной зависимости предложеній.
Силлогистическая форма была создана именно для того, чтобы
уяснить и упростить разсмотрѣніе этихъ вопросовъ. Когда пред-
ложенія несовмѣстимы? Когда одно подразумѣваетъ въ себѣ другое?
Когда два предложенія заключаютъ въ себѣ третье? Мы видѣли
въ „Введеніи4*, что Аристотель принужденъ былъ заняться этими
вопросами подъ вліяніемъ распространенія діалектики въ его эпоху.
Чтобы облегчить ихъ разрѣшеніе, онъ разложилъ предложенія на
подлежащее и сказуемое и разсматривалъ сказуемое, какъ причи-
сленіе подлежащаго къ какому либо классу, — другими словами,
разложилъ сказуемое на связку и на терминъ, обозначающій
классъ.
Но прежде чѣмъ показать, какъ Аристотель разъяснялъ вза-
имную связь предложеній, мы можемъ нѣсколько уклониться въ
сторону и разсмотрѣть такъ называемыя „теоріи предложенія или
сужденія44. Строго говоря, эти теоріи не имѣютъ большого значе-
нія для логики, какъ для практической науки; онѣ носятъ отчасти
логическій отчасти психологическій характеръ; нѣкоторыя изъ
нихъ не имѣютъ нпкакого отношенія къ практикѣ и интересны съ
чисто научной точки зрѣнія; но исторически онѣ были связаны
съ логическими ученіями о предложеніяхъ, такъ какъ развились
именно изъ него.
Изучить эти теоріи лучше всего можно, если изложить и
разобрать ихъ съ обѣихъ точекъ зрѣнія, какъ съ логической,
гакъ и съ психологической. Логически вопросъ формулируется
слѣдующимъ образомъ: представляетъ ли это выгоды для логиче-
скихъ цѣлей? Помогаетъ ли оно предупреждать ошибки, разъяс-
ять педоразумѣнія? Приводить ли кь болЬѳ прочнымъ понятіямъ
— 93 —
объ истинѣ? Въ психологіи вопросъ получитъ иной характеръ:
„правильна ли данная теорія въ томъ смыслѣ, что вѣрно пере-
даетъ процессъ мышленія людей, когда онп составляютъ предло-
женія? Въ этомъ случаѣ вопросъ касается того, что есть, а въ
первомъ—того, какъ должно поступать для достиженія извѣстной
цѣли.
Мы можемъ одинаково говорить о предложеніяхъ или о су-
жденіяхъ,—это не играетъ существенной роли. Сужденіе есть
умственный актъ, сопровождающій предложеніе; сужденіе можетъ
быть выражено только въ предложеніи и не иначе; другого по-
нятнаго опредѣленія сужденія мы дать не можемъ. Равнымъ обра-
зомъ, и предложеніе мы можемъ опредѣлить только какъ выра-
женіе сужденія; если нѣтъ сужденія, то и сочетаніе словъ не дастъ
предложенія.
Перейдемъ теперь поочередно къ различнымъ теоріямъ. Мы
увидимъ, что въ сущности онѣ не противоположны другъ другу,
а только различны; каждая съ своей точки зрѣнія по существу
вѣрна; онѣ кажутся противорѣчащими другъ другу лишь тогда,
когда невѣрно понята основная точка зрѣнія.
I.	Терминъ сказуемаго можно разсматривать какъ классъ, въ ко-
торый включается или изъ котораго исключается подлежащее. Эта те-
орія извѣстна подъ именемъ „включенія въ классъ“, „отнесенія къ
классу“ или „означенія именъ11.
Этотъ способъ анализа предложеній возможенъ, какъ мы ви-
дѣли, потому что всякое утвержденіе заключаетъ въ себѣ общее
имя, а объемъ или означеніе общаго имени и есть классъ, опре-
дѣляемый общимъ признакомъ или признаками. Это полезно для
силлогнстпческихъ цѣлей; нѣкоторыя отношенія между предложе-
ніями проще всего можно выяснить такимъ путемъ.
Но если этотъ способъ анализа называть теоріей предложе-
нія или сужденія и въ психологическомъ смыслѣ признавать тео-
ріей процессовъ мышленія при выраженіи словами какого-либо
сужденія, то онъ безусловно невѣренъ, и въ такомъ видѣ его
слѣдуетъ непремѣнно отвергнуть. Если человѣкъ говоритъ: „Р
ударилъ то вовсе не составляетъ въ своемъ умѣ опредѣлен-
наго класса лицъ, „ударяющихъ (Д:. Онъ создаетъ логическій
эквивалентъ этого, но не это самое. Брадлеи былъ совершенно
правъ, называя ученіе о двухъ терминахъ и связкѣ суевѣріемъ,
если предположить, что эти элементы анализа всегда имѣются на
лицо въ умѣ каждаю человѣка, высказывающаго предложеніе.
II.	Всякое предложеніе можно разсматривать какъ утвержденіе
илп отрицаніе какого-либо признака подлежащаго. Иногда эту теорію
называютъ теоріей „соозначснія“ плп „означенія и соозначенія“.
Она тоже вытекаетъ изъ признанія наличности общаго имени въ
каждомъ сужденіи. Однако, если кто-либо говоритъ, напримѣръ:
„Томъ пришелъ сюда вчера11, или „Джемсъ обыкновенно си-
дитъ тамъ“, то нельзя думать, что онъ въ своемъ умѣ ясно разли-
94 —
чаетъ подлежащее и его признакъ. Въ такомъ смыслѣ и эта тео-
рія столь же невѣрна, какъ и первая.
III.	ІЗсякое предложеніе можно разсматривать какъ уравненіе
между двумя терминами. Это—теорія уравненія.
Она, очевидно, не имѣетъ приложенія къ обыденной рѣчи и
къ обычному мышленію. Однако, составныя части предложенія
можно разсматривать и съ этой точки зрѣнія; теорія представ-
ляется вполнѣ законной, если удовлетворяетъ какимъ-либо цѣлямъ.
Это видоизмѣненіе анализа „отнесенія ш, классу11 и получается
путемъ такъ называемаго означенія количества сказуемаго (дпапіі-
Гісаѣіоп о! ѣЬе ргебісаѣе). Въ предложеніи: „Всѣ 8 содержатся въ
Р“,—Р не распредѣлено, п при немъ нѣтъ символа, обозначаю-
щаго количество. Но есіи предложеніе говоритъ, что „всѣ 8 со-
ставляютъ часть Р“, т. е. нѣкоторыхъ Р, то мы можемъ, если хо-
тимъ, прибавить символъ, обозначающій количество, и тогда фор-
мула получитъ видъ: „Всѣ 8=нѣкоторыя Р“. То же самое можно
продѣлать и съ другими формулами.
Есть ли какая лпбо выгода вь этомъ? Да; мы такпмъ обра-
зомъ пріобрѣтаемъ возможность выражать формулы посредствомъ
алгебраическихъ знаковъ. Но для логики есть въ этомъ выгода?
Есть ли какая-либо помощь мышленію?—Нѣтъ! Подробно разра-
ботанныя силлогистическія системы Буля, де-Моргана, Дживонса
нисколько не помогаютъ правильному мышленію. Имъ придаютъ
большое значеніе и это можетъ лишь служить примѣромъ заблу-
жденія, въ которое склонны впадать люди подъ вліяніемъ пріят-
наго занятія. Силлогистическія системы очень остроумны, но вмѣ-
стѣ съ тѣмъ въ извѣстномъ смыслѣ оставляютъ далеко позади
себя всѣ прославленные примѣры ученой схоластики.
IV.	Ъсякое предложеніе выражаетъ сравненіе понятій. Иногда
эту теорію называютъ „концептуалистической11.
„Составлять сужденіе11, —говоритъ Гамильтонъ, — „значитъ
признавать отношеніе согласія или противорѣчія, въ которомъ на-
ходятся между собою два понятія, два отдѣльныхъ предмета, и съ
одной стороны понятіе, а съ другой отдѣльный предметъ, при
сравненіи другъ съ другомъ11.
Такой взглядъ на предложенія можно допускать илп отвер-
гать, смотря по тому, что мы понимаемъ подъ словами: „согласіе11
(сопугиепсе, совпаденіе), „противорѣчіе11 (сопДісііоп) и „понятіе11.
Если подъ понятіемъ мы разумѣемъ признакъ вещи, то, говоря,
что два понятія согласны между собою, или что они противорѣ-
чатъ другъ другу, мы на самомъ дѣлѣ хотимъ сказать, что они
могутъ пли не могутъ относиться къ одной и той же вещп; если,
далѣе, мы говоримъ, что понятіе соотвѣтствуетъ пли не соотвѣт-
ствуетъ какому-либо отдѣльному предмету, то это значитъ соб-
ственно, что тотъ пли другой признакъ принадлежитъ пли не при-
надлежитъ этому предмету. Въ такомъ смыслѣ концептуалисти-
ческая теорія представляетъ собою выводъ изъ анализа Аристо-
теля. Такъ какъ, слѣдовательно, анализъ является необходимымъ
95
предварительнымъ условіемъ въ данномъ случаѣ, то, очевидно,
теорія не имѣетъ отношенія къ обычному мышленію, а касается
логическихъ пріемовъ, при помощи которыхъ этотъ анализъ со-
вдается.
Вѣрно въ теоріи Гамильтона, что логика не занимается во-
просомъ о томъ, находятся ли фактически два понятія въ одной і.
и томъ же предметѣ; логика разсматриваетъ лишь, могутъ ли они
или не могутъ сообразно своимъ свойствамъ находиться въ од-
номъ и томъ же предметѣ. Поскольку теорія Гамильтона справед-
лива, она въ неясныхъ и техническихъ терминахъ выражаетъ ту
мысль, что мы можемъ обсуждать послѣдовательность предложеній
относительно другъ друга, не задаваясь вопросомъ о томь, истинны
ли они или ложны; изученіе послѣдовательности и есть спеціаль-
ный предметъ силлогистической логики.
А'. Истиннымъ предметомъ всякаю сужденія является реальность.
Въ такой именно формѣ Брадлей и Бозанкетъ отрицаютъ
положеніе ультра-концептуалистовъ. Ту же мысль высказываетъ
Милль, говоря, что „предложенія касаются самихъ вещей, а не
нашихъ идей о вещахъ11.
Справедливость такого взгляда сразу бросается въ глаза.
Возьмемъ рядъ предложеній:—
Улицы мокры.
У Джорджа голубые глаза.
Земля вращается вокругъ солнца.
Два и два—четыре.
Очевидно, что каждое изъ этихъ предложеній указываетъ на
нѣчто большее, нежели на концепціи въ умѣ человѣка, разсматри-
ваемыя лишь въ качествѣ событій его умственной исторіи. Предло-
женія выражаютъ нѣкоторую увѣренность по поводу вещей и по
поводу отношеній между- вещами въ реальномъ мірѣ, гп гепет па-
іига. Всякій, кто слышитъ такого рода утвержденія и соглашается
съ ними, вовсе при этомъ не думаетъ о состояніи ума лица гово-
рящаго, а о томъ, на что указываютъ слова. Когда мы говоримъ
о состояніи ума, напримѣръ: „нашп мысли перепутаны11, „понятіе
дома вліяетъ на поведеніе человѣка11 и пр., то эти состоянія ума
мы разсматриваемъ какъ объективные факты, происходящіе въ
реальномъ мірѣ. Даже, когда мы говоримъ о вещахъ, нзсуще-
ствуюіцихъ, напримѣръ, о центаврѣ, какъ о соединеніи человѣка
п лошади, плп вообще о центаврахъ, которыхъ мѣстожительство
миѳологія опредѣляетъ въ Ѳессаліи, то мы при этомъ не думаемъ
о преходящемъ состояніи ума, а сразу обращаемся къ объектив-
ному содержанію словъ.
Итакъ, психологически теорія вѣрна; но каково ея логическое
значеніе? Иногда указывали на н совмѣстимость ея съ теоріей „от-
несенія къ классу11 и съ теоріей сужденія, заключающагося въ
сравненіи понятій. Исторически ея пропехож іеніе и формулировка
объясняются именно мнимой противоположностью двухъ указанныхъ
96 —
теорій. Но на самомъ дѣлѣ она противорѣчитъ имъ лишь при лож-
номъ ихъ толкованіи. Реальная теорія несовмѣстима съ теоріей от-
несенія къ классу лишь въ томъ случаѣ, если подъ классомъ
разумѣть произвольное субъективное соединеніе, а не группу, со-
ставленную на основаніи общихъ признаковъ вещей. Реальная те-
орія несовмѣстима съ концептуалистической теоріей лишь въ томъ
случаѣ, если подъ понятіемъ разумѣть не объективное содержаніе
общаго имени, а то, что мы назвали концепціей или умственнымъ
образомь (общимъ представленъ мъ). Теорій реальности истиннаго
предмета сужденія признается и въ обѣихъ другихъ теоріяхъ, если
правильно ихъ понимать. Если каждое предложеніе есть выраженіе
сужденія, если каждое предложеніе заключаетъ въ себѣ общее имя,
и каждое общее имя имѣетъ содержаніе или соозначеніѳ, если каждое
такое соозначеніе указываетъ на признаки вещи, а не на состояніе
ума, то, конечно, истинный предметъ всякаго предложенія реаленъ.
Но мы можемъ разбирать вопросъ о томъ, послѣдовательны-ли пред-
ложенія относительно другъ друга, не касаясь вопроса объ ихъ
истинности или ложности; силлогистическія формы разсматриваютъ
исключительно вопросъ о взаимной послѣдовательности предложеній.
Совершенно вѣрно, что всякое предложеніе выражаетъ истину или
ложь; вѣрно и то, что характернымъ признакомъ сужденія является
его истинность или ложность; но въ то же время мы имѣемъ полное
право сказать, чю можно отсрочить разсмотрѣніе вопроса объ ис-
тинности или ложности предложеній. Этимъ именно и занимается
тотъ отдѣлъ логики, который обыкновенно называется „формальной
логикой
VI. Всякое предложеніе можно разсматривать какъ выраженіе от-
ношеній между явленіями.
Бэнъ велѣть за Миллемъ признаетъ это конечнымъ содержа-
ніемъ предложенія. Онъ точнѣе выясняетъ логическое значеніе этой
теоріи, когда говоритъ о важности ея, какъ основанія для дѣленій
индуктивной логики. Милль и Бэнъ слегка расходятся между собою
при перечисленіи главныхъ родовъ сказуемаго, основанномъ на
теоріи отношенія между явленіями. У Милля находимъ: сходство,
сосуществованіе, простую и причинную послѣдовательность; у
Бэна: сосуществованіе, послѣдовательность (виссевзіоп) и равенство
или неравенство. Но и Милль и Бэнъ подчеркиваютъ значеніе со-
существованія и послѣдовательности; мы увидпмъ ниже, что раз-
личія между простой послѣдовательностью и причиной и меледу повтор-
нымъ сосуществованіемъ и случайнымъ имѣютъ громадное значеніе
въ „логикѣ изслѣдованія14 (Іо^іс оГ іпѵевѣі^аііоп). Но для силлоги-
стическихъ цйлей указанныя различія не важны.
— 97
ГЛАВА II.
„ Противоположеніе “ предложеній.—Истолкованіе
отрицанія (,,по“).
Предложенія называются въ логикѣ „противоположными", если
подлежащее и сказуемое у нихъ одинаковы, количество же или
качество, или количество и качество вмѣстѣ различны ’).
Ученіе о противоположеніи возникло подъ вліяніемъ практи-
ческой потребности въ опредѣленіи значенія противорѣчія. Что зна-
читъ отрицательный отвѣтъ на какой-либо вопросъ? Что значитъ
слово „нѣтъ"? Къ чему обязываетъ себя тотъ, кто даетъ отрица-
тельный отвѣтъ?
„Всѣ-ли плательщики налоговъ обладаютъ правомъ голоса"?
Если вы отвѣтите „нѣтъ", то обязаны допустить, что нѣкоторые
плательщики налоговъ не имѣютъ права голоса. О ПрОТИВОрѢчИТЪ
А. Если А невѣрно, то О должно быть вѣрно. Если вы отрицаете
О, то обязаны допустить А; одно изъ двухъ должно быть вѣрво;
*) Таково традиціонное опредѣленіе „противоположенія", появившееся
давно, но все же позже Аристотеля. У Аристотеля „противоположность"
(аѵтіиеіайаі) значитъ то же, что теперь обыкновенно называется „несо-
вмѣстимостью". Спеціальное значеніе „противоположенія" основано на пія-
граммѣ (см. ниже вгь текстѣ), извѣстной подъ именемъ „квадрата противо-
положенія", и произошло, вѣроятно, отъ неправильнаго пониманія причины,
въ силу которой „квадратъ" получилъ свое названіе. Аристотель назвалъ
свою діаграмму „квадратомъ противоположенія", потому что она должна
была иллюстрировать его ученіе о „противоположеніи предложеній", то,
что вообще называется „противорѣчіемъ" или „несовмѣстимостью" ихъ.
Квадратъ уясняетъ именно это. Если четыре формы А Е I О расположить
симметрично по различіямъ ихъ въ качествѣ или въ количествѣ или и въ
качествѣ и въ количествѣ, то окажется, что эти различія не соотвѣт-
ствуютъ совмѣстимости и несовмѣстимости предложеній; предложенія мо-
гутъ различаться по количеству, не будучи при этомъ несовмѣстимыми-
они могутъ различаться и по количеству и по качеству (напр., противо,
рѣчащія") и не быть несовмѣстимыми въ такой мѣрѣ, въ какой несовмѣ-
стимы другія предложенія, различающіяся только по одному признаку („про-
тивныя"). ІІѳрвоначал . но діаграмма предназначалась именно для выясненія
этого вопроса. Потому-то и назвали ее „квадратомъ противоположенія"
Но, какъ опредѣленіе, названіе это неточно. Діаграмму слѣдовало бы на-
звать „квадратомъ различій предложеній по количеству или качеству".
Неточность утвердилась впослѣдствіи благодаря тому, что „противополо-
женіемъ" стали называться вообще различія по количеству или качеству,
разъ термины и порядокъ ихъ въ предложеніяхъ одинаковы; названіе это
было дано въ отличіе отъ противорѣчія или несовмѣстимости предложеній
(Таіагеіиз іи нпіпшиіаз, „Пѳ орроеіііоиіЬив" [1501], Кеупев, Тііе орро-
віііои оГ ргоровіііопз [1887]). Іакъ какъ о „противоположеніи" въ тѣсномч,
смыслѣ слова приходится говорить только въ связи съ „квадратомъ", то
въ дѣйствительности намъ не грозитъ опасность путаницы. Конечно, здѣсь
нѣтъ общаго имени въ этой связи, если только не придавать одного и того
же значенія противоположенію (въ тѣсномъ смыслѣ слова, какъ въ діа-
граммѣ) и несовмѣстимости предложеній,
Индукт. и дедукт. логика.
7
98
лли нѣкоторые плательщики налоювъ не имѣютъ права голоса,
или всѣ имѣютъ сто.
Вѣрно-ли, что ни одинъ человѣкъ не можетъ жить безъ сна?
Если вы отрицаете это, то обязаны допусіить, что нѣкоторые люди,
по крайней мѣрѣ, одинъ человѣкъ, могутъ жить безъ сна. I про-
тиворѣчитъ Е; и обратно.
Противорѣчащія предложенія необходимо отличать отъ про-
ТИВНЫХЪ (сопѣгату); противность состоитт^ръ томъ, что одно общее
предложеніе противополагается другому; А—Е и Е—А. Существуетъ
естественное стремленіе на рѣзкое утвержденіе отвѣтить рѣзкимъ
же отрицаніемъ. Положимъ, кто-либо скажетъ, что женщины по
природѣ невѣрны, или „что бѣдняки большей частью порочны1'.
На такія заявленія можно ожидать какъ разъ противоположныхъ
отвѣтовъ: „постоянство молено встрѣтить только въ женщинахъ,
или истинную добродѣтель только среди бѣдняковъ11. Обѣ край-
ности А и Е могутъ быть ложными; истина можетъ лежать посре-
динѣ: нѣкоторые таковы, а нѣкоторые не таковы.
Логически, отрицаніе А или Е подразумѣваетъ истинность О
или I. Вы не обязаны допускать полную противоположность. Зато
смыслъ противорѣчащихъ предложеній абсолютенъ; нѣтъ между
ними средины, въ которой могла бы заключаться истина. Отсюда
принципъ: „изъ двухъ противорѣчащихъ предложеній или одно
или другое должно быть истинно; оба не могутъ быть ложными41—-
называется закономъ исключеннаго средняго.
Противныя предложенія могутъ быть оба ложными, но не мо-
гутъ быть оба истинными.
Иногда говорятъ, что въ единичныхъ предложеніяхъ, проти-
ворѣчіе и противность совпадаютъ. Правильнѣе было бы сказать,
что въ такомъ случаѣ въ различеніи нѣтъ надобности, и что оно
здѣсь непримѣнимо. Спроспте, напримѣръ: „мудръ-ли Сократъ?44,
„бѣла-ли эта бумага?41 Отрицательный отвѣтъ допускаетъ лишь
одно толкованіе при условіи, что термины не измѣнились. Сократъ
можетъ сойти съ ума, бумага можетъ впослѣдствіи окраситься въ
другой цвѣтъ, но въ обоихъ случаяхъ мы ужъ будемъ имѣть дѣло
съ новымъ терминомъ подлежащаго, не съ тѣмъ, относительно ко-
тораго возникъ вопросъ. Противность относится лишь къ общимъ
терминамъ, когда они во всей полнотѣ своей представляютъ под-
лежащее. Что же касается отдѣльныхъ предметовъ, то мы просто
указываемъ какой-либо нхъ признакъ или о грицаемъ его налич-
ность; средины ні’тъ. Такого предложенія, какъ „Сократъ иногда
не мудръ11 нельзя считать единичнымъ въ истинномъ смыслѣ слова,
хотя грамматическимъ подлежащимъ здѣсь служитъ единичный
терминъ. Съ логической точки зрѣнія, это—частное предложеніе,
и терминомъ подлежащаго въ данномъ случаѣ являются дѣйствія
пли сужденія Сократа
*) Ср. Кѳупев. часть II, гл. II, етр. 67. Аристотель изложилъ разли-
чіе между противностью и противорѣчіемъ для того, чтобы предупредить
99 --
„Противоположеніе11 въ обыкновенномъ смыслѣ слова есть
противоположеніе несовмѣстимыхъ предложеній, и только такими
предложеніями занимался Аристотель. Но еще въ ранній періодъ
исторіи -логики слово это получило болѣе широкій смыслъ и стало
обозначать различія въ количествѣ и качествѣ между четырьмя
формами А Е 1 О. Эти различія симметрично изображались въ
видѣ діаграммы, извѣстной подъ именемъ: „квадрата протпвопо-
ложенія“.
А .............Противныя........... Е
Подпротивныя
Такимъ образомъ, четыре формы предложеній помѣщаются въ
четырехъ углахъ квадрата, а стороны и діагонали представляютъ
собою отношенія между ними; въ результатѣ получается изящная
п симметричная діаграмма.
Противорѣчащія предложенія, А и О, Е и I различаются и
по количеству и по качеству.
Противныя, А и Е различаются по качеству, но не по коли-
честву; оба общи.
Подпротивныя, 1 и О, различаются по качеству, но не по ко-
личеству; оба частны.
Подчиненныя, А и I, Е и О различаются по количеству, но
не по качеству.
игру словъ, основанную па слѣдующей уловкѣ: обыкновенно ппіѵегзаіѳ
разсматривали какъ цѣльный недѣлимый предметъ, какъ индивидуумъ; а
относительно такого подлежащаго данное сказуемое слѣдуетъ илп при-
нять или отвергнуть.
7*
— 10Г
Въ отношеніи взаимной зависимости между нстиностью и лож-
ностью предложеній тоже есть извѣстная симметрія.
Противоречащія не могутъ бы ь оба истинными, но и не мо-
гутъ быть оба ложными.
Противныя могутъ быть оба ложными, но не могутъ быть оба
истинными.
Подиротивныя могутъ быть оба истинными, но не могутъ
быть оба ложными.	’
Подчиненныя могутъ быть оба ложными и оба истинными.
Если общее истинно, то и подчиненное ему частное истинно. Но
истинность частнаго еще не обусловливаетъ истинности подчиняю-
щаго его общаго.
Послѣднее положеніе можно выразить иначе; можно сказать,
что истинность противнаго предложенія предполагаетъ и истин-
ность противорѣчащаго, но истинность противоречащаго не дока-
зываетъ еще истинности противнаго.
На этомъ, однако, симметрія кончается. Стороны и діагонали
квадрата не представляютъ симметрично степеней несовмѣстимости
или противоположности въ обычномъ смыслѣ.
Нѣтъ несовмѣстимости между двумя подпротивными предло-
женіями или между подчиненнымъ и подчиняющимъ. Оба могутъ
быть истинными въ одно и то же время. Въ самомъ дѣлѣ, какъ
Аристотель замѣтилъ относительно I и О, истинность одного изъ
нихъ обыкновенно предполагаетъ истинность другого; если гово-
рятъ, что нѣкоторыя лица изъ экипажа корабля утонули, то под-
разумѣваютъ, что нѣкоторыя не утонули; и обратно. Подчиняющее
и подчиненное тоже совмѣстимы и даже болѣе того. Если допу-
стить А или Е, то необходимо придется допустить I или О, т. ѳ.
частныя предложенія того же качества. Если всѣ поэты впечатли-
тельны, то нельзя отрицать, что и нѣкоторые изъ нихъ впечатли-
тельны; если никто изъ поэтовъ не отличается этимъ качествомъ,
то, значитъ, и нѣкоторые не обладаютъ имъ. Допущеніе против-
наго предложенія предполагаетъ также и допущеніе противорѣ-
чащаго.
Разсмотрѣніе подчиненныхъ предложеній, однако, обнаружи-
ваетъ неясность выраженія „нѣкоторые11. Только тогда I можно
назвать подчиненнымъ относительно А, когда оно разсматривается
какъ противорѣчащее Е. Въ такомъ случаѣ, слово „нѣкоторые11
значитъ „не никто11, т. ѳ., „по крайней мѣрѣ, нѣкоторые11. Если
же слово „нѣкоторые11 разсматривается какъ обозначеніе количе-
ства частнаго предложенія, т. е. въ смыслѣ „не всѢи или „въ край-
немъ случаѣ, нѣкоторые11, то I не подчинено А, а противоположно
ему, т. ѳ. истинность одного изъ нихъ несовмѣстима съ истин-
ностью другого.
Въ діаграммѣ противность представлена стороной квадрата,
а противорѣчіе—діагональю; т. ѳ. болѣе сильная форма противопо-
ложенія обозначена болѣе короткой линіей. Противность есть нѣчто
большее, нежели отрицаніе; это утвержденіе прямой противополож-
— 101 —
вести, то еѵаѵтюѵ. „Всегда-ли хорошіе администраторы бываютъ
вмѣстѣ съ тѣмъ хорошими ораторами?11—„Наоборотъ, никогда11.
Это гораздо болѣе сильная форма противоположенія, нежели скром-
ное противорѣчіе, основанное на существованіи хотя бы единствен-
наго примѣра исключенія. Если бы діаграмма изображала несо-
вмѣстимость точнѣе, то противность слѣдовало бы обозначить бо-
лѣе длинноіі линіей, нежели противорѣчіе; такъ, кажется, и было
въ той Діаграммѣ, которую имѣлъ въ виду Аристотель (Не Іпѣег-
ргѳѣ., с. 10).
Только тогда можно Сказать, что между противорѣчагпими
предложеніями противоположность сильнѣе, нежоли между против-
н .іми, когда противоположеніе разсматривается исключительно какъ
обозначеніе различіи по количеству и по качеству. Противорѣча-
піія предложенія различаются и по количеству и по качеству; про-
тивныя предложенія различаются только по качеству.
Но еще въ другомъ смыслѣ можно частное противорѣчащее
предложеніе назвать болѣе сильнымъ противоположеніемъ, нежели
противное. Съ точки зрѣнія аргументаціи оно представляетъ со-
бою болѣе надежную опору. Его легче защищать, нежели против-
ное предложеніе. Это обч>ясняется именно тѣмъ, что оно является
болѣе узкой и ограниченной формой противоположенія.
О такъ называемыхъ непосредственныхъ умозаключеніяхъ
рѣчь будетъ въ слѣдующей главѣ. Обращаясь къ точному опре-
дѣленію этого процесса мышленія, мы сразу видимъ, что изъ выше-
изложеннаго вытекаютъ два непосредственныхъ умозаключенія:
1) если данное предложеніе истинно, то вы можете отсюда непо-
средственно заключить о ложности противорѣчащаго ему предло-
женія, 2) если какое-либо противное предложеніе истинно, то не-
посредственный выводъ отсюда—истинность подчиненнаго ему пред-
ложенія *).
*) Я уже сказалъ, что, если употреблять слово „противоположеніе",
въ его спеціальномъ, ограниченномъ смыслѣ, то едва-ли можно впасть въ
недоразумѣніе. Все же до нѣкоторой степени оно возможно. Такъ, напри-
мѣръ, сказать, что такія-то умозаключенія основаны на противоположеніи,
или что противоположеніе представляетъ собою одинъ изъ способовъ не-
посредственныхъ умозаключеній, будетъ неправильно, если не отмѣтить,
что въ данномъ случаѣ противоположеніе понимается въ его обычномъ
смыслѣ. Въ сущности умозаключенія основаны на принципахъ противнаго
и противорѣчащаго противоположенія; противныя предложенія не могутъ
быть оба истинными, а изъ двухъ противорѣчащихъ предложеній одно
непремѣнно должно быть истиннымъ.
— 102 —
ГЛАВА ТП.
Скрытый смыслъ предложеній.—Непосредственное формаль-
ное умозаключеніе—Выводъ (ейпсііоп).
Вопросъ о значеніи умозаключенія служатъ предметомъ спора;
не желая вдаваться въ дебаты, я, вмѣсто того, чтобы опредѣлять
умозаключеніе вообще, ограничусь опредѣленіемъ такъ называемаго
формальнаго заключенія, относительно котораго разногласій сравни-
тельно мало.
Формальнымъумозаключеніемъназываетсяразъясненіе смысла,
подразумѣваемаго въ извѣстныхъ положеніяхъ или утвержденіяхъ;
выводъ,—новое предложеніе, называется заключеніемъ (сопсіизіоп)
изъ одного или нѣсколькихъ напередъ данныхъ, допущенныхъ
или принятыхъ предложеніи, которыя называются посылками
(ргѳшізз).
Когда заключеніе выводится изъ одного предложенія, то умо-
заключеніе называется непосредственнымъ; если же для заключе-
нія необходимо нѣсколько предложеній, то умозаключеніе назы-
ваютъ посредственнымъ.
Дано, напримѣръ, предложеніе: „всѣ поэты впечатлительны14;
отсюда мы можемъ непосредственно вывести, что „ни одинъ не-
впечатлптельный человѣкъ не можетъ быть поэтомъ11. Первое пред-
ложеніе предполагаетъ второе. Но изъ перваго предложенія нельзя
непосредственно вывести, что „изъ всѣхъ поэтовъ выходятъ дур-
ные мужья11. Для этого намъ нужно еще одно предложеніе: „всѣ
впечатлительные люди дѣлаются дурными мужьями11. Умозаклю-
ченіе въ этомъ послѣднемъ случаѣ называется посредственнымъ
Способы и условія образованія правильныхъ посредствен-
ныхъ умозаключеній составляютъ ученіе о силлогизмѣ; теорія сил-
логизма занимается приведеніемъ въ связь отдѣльныхъ предложе-
ній. Объ этомъ мы будемъ говорить скоро. Теперь обратимся къ
непосредственнымъ умозаключеніемъ.
Указать на все, что подразумѣвается въ той или другой
формѣ предложенія, выяснить внутреннее ея содержаніе значитъ
опредѣлить, какія непосредственныя умозаключенія можно изъ нея
вывести. Формальное умозаключеніе, короче сказать, есть выводъ
(есіисѣіоп) всего того, что заключается въ данномъ предложеніи.
Большая часть способовъ непосредственныхъ умозаключеній,
формулированныхъ различными изслѣдователями, служитъ какъ бы
предисловіемъ къ силлогистическому процессу и не имѣетъ иного
практическаго значенія. Наиболѣе важнымъ изъ нихъ предстан-
*) Я нарочно выбираю спорныя предложенія, чтобы обратить внима-
ніе читателя на то, что формальная логика не касается вопроса объ
истинности предложеній, а занимается исключительно изученіемъ ихъ
взаимной зависимости.
— 103 —
ляется методъ, извѣстный подъ спеціальнымъ именемъ „обраще-
нія14 (сонѵегзіоп); другіе, впрочемъ, тоже достойны вниманія.
Равносильныя или эквивалентныя формы.—Превраще-
ніе (оЬѵегзіоп).
Равносильность или эквивалентность (іаоВоѵаула) предложеній
можно опредѣлить какъ тождество смысла двухъ предложеній,
различныхъ по формѣ выраженія *).
Исторія эквивалентности въ логическихъ трактатахъ иллю-
стрируетъ двѣ тенденціи. Съ одной стороны существуетъ тенден-
ція къ суженію темы изслѣдованія, къ приведенію ея въ опредѣ-
ленныя п удобныя формы. Но если отъ полезнаго умственнаго
упражненія отказаться въ одномъ мѣстѣ, то оно непремѣнно обна-
ружится въ другомъ, подъ другимъ названіемъ. Наконецъ, суще-
ствуетъ еще и третья тенденція, направленная къ измѣненію тра-
диціоннаго употребленія логическихъ терминовъ.
Соотвѣтственно приведенному выше опредѣленію эквивалент-
ности предложеній, которое согласуется и съ общепринятой терми-
нологіей, названіемъ этимъ можно было бы обозначить всѣ сужде-
нія, „тождественныя по смыслу, но различно выраженныя14. Боль-
шинство примѣровъ приведенія разговорной рѣчи въ силлогисти-
ческую форму можно было бы отнести къ эквивалентности; соб-
ственно говоря, можно было бы отнести сюда даже всѣ такого рода
случаи, если бы отъ этого не страдала ясность обыденной рѣчи,
такъ какъ силлогистическій символъ „нѣкоторые14, обозначающій
количество частныхъ предложеній, является неопредѣленнымъ. И
дѣйствительно, всѣ подобныя перемѣны въ выраженіи имѣютъ
такое же право называться непосредственными умозаключеніями,
какъ и большинство процессовъ, за которыми это имя упрочилось.
Д-ръ Бэнъ употребляетъ терминъ „эквивалентность11 прибли-
зительно въ такомъ широкомъ смыслѣ, разсматривая все, что обы-
кновенно называютъ „непосредственными умозаключеніями11, въ
отдѣлѣ объ „эквивалентныхъ формахъ14. Главнымъ образомъ, можно
возразить противъ такого употребленія, что предложенія, обра-
щаемыя рег ассісіепз, не эквивалетны въ строгомъ смыслѣ слова.
Въ спорѣ иной разъ вовсе не нужна эквивалентность; мы доволь-
ствуемся выводами изъ утвержденій противника. (Правильноли д-ргь
Бэнъ считаетъ меныпую посылку и заключеніе въ гипотетическомъ
силлогизмѣ эквивалентными большей посылкѣ,- -вопросъ не только
названій).
По даннымъ исторіи логики, традиціонная терминологія ограни-
чивалась примѣі еніемъ слова „эквивалентность11 къ случаямъ равно-
сильности между положительными и отрицательными формами вы-
раженій. '„Не всѣ суть11 эквивалентно предложенію „Нѣкоторые
не суть11: „не никто есть11 = „нйкоторые суть11. Въ руководствахъ.
р Магк І)ипсап, „Іпві. Бо§;.“, II, 5, 1612.
— 104 —
внптрдпліхъ до О-іьдрича, эквивалентность соотвѣтсгвуетъ тому,
что теперь принято называть {Еогѵіег, ч. III, гл. II, Кеуіез, ч. II,
гл. VII) „непосредственными умозаключеніями, основанными на
противоположеніи. Отрицаніе какого-либо предложенія заключаетъ
въ себѣ утвержденіе противорѣчащаго ему предложенія. Такъ,
если отрицательную частицу „не“ поставить передъ обозначеніемъ
количества,—„всЪ“ или „нЬкоторые“, то въ результатѣ получится
предложеніе, эквивалентное противоречащему. „Не всѣ 8 суть
Р“ = „Нѣкоторыя 8 не суть Р“. „Не нѣкоторый 8 суть Р“ (Ноѣ-
апу) — „Ни одно 8 не есть Р“. Средневѣковая логика составляла
таблицы такого рода эквивалентовъ, а также ь формъ, получав-
шихся въ результатѣ присоединенія отрицательно! частицы, ко-
торую помѣщали послѣ знака количества, или послѣ него и впе-
реди одновременно. Въ отдѣлѣ объ эквивалентности средневѣковые
ученые фактически разбирали вопросъ о значеніи отрицательной
частицы. Если отрицаніе помѣщено послѣ обозначенія общности
даннаго предложенія, то получается противное предложеніе, если
же оно помѣщено и впереди и постѣ него, то получается подчи-
ненное предложеніе. Установленіе такого рода эквивалентовъ пред-
ставляетъ трудности, которыми, несомнѣнно, и объясняется то
значеніе, которое придавали ему Аристотель и схоластика. Схо-
ластики даже составили мнемоническій стихъ: „Ргае Сопігасігс., розі
Сопігаг., ргае розідие ЗяМ/Мет ').
*) Безъ сомнѣнія, въ ученіи о равносильности предложеній схола-
стики пытались выяснить трудность, дѣйствительно существующую при
истолкованіи смысла сужденій,—именно, истолкованіе значенія отрицаній.
Результаты у нихъ получились бы болѣе очевидные, если бы они сумѣли
обобщить ихъ. Возможно, что они потратили слишкомъ много силъ на то,
чтобы приспособить свою теорію къ искусственнымъ силлогистическимъ
формамъ, которыя находятъ себѣ примѣненіе исключительно въ силлоги-
ческихъ операціяхъ. Положенія схоластиковъ можно обобщить слѣдую-
щимъ образомъ.
1. Если частицу „не“ поставить передъ знакомъ- количества, то по-
лучится противорѣчащее предложеніе. Предложенія: не „всѣ 8 суть Р“, не
„ни одно 8 не есть Р“, не „нѣкоторыя 8 суть Р“, не „нѣкоторыя 8 не
суть Р“ — эквовалентны тѣмъ предложеніямъ, которыя противорѣчатъ
первоначальнымъ.
2. Если частицу „не“ поставить послѣ знака количества, тэ она
окажетъ вліяніе на связку и измѣнитъ качество предложенія: сказуемое
изъ утвердительнаго сдѣлается отрицательнымъ, и обратно, а количество
термппа подлежащаго не измѣнится.
Всѣ 8 суть ,не“ Р	=Ни одно 8 не есть Р.
Ни одно 8 не есть „не“ Р =Всѣ 8 суть Р.
Нѣкоторыя 8 суть „не“ Р = Нѣкоторыя 8 не суть Р.
Нѣкоторыя 8 не суть„не“Р — Нѣкоторыя 8 суть Р.
3. Если „не“ поставить впереди знака количества и послѣ него, то,
очевидно, получаются (по правилу 1) формы, эквивалентныя протвворѣча-
щимъ тѣхъ предложеній; которыя помѣщены справа въ таблицѣ правила 2
Не	Въ 8 суть	„не“ Р.	—Ни одно 8 не есть Р.
Не	Ни одно 8	не есть „но“	Р.	=Всѣ 8 суть Р.
Не	Нѣкоторыя	8 суть „не“	Р.	= Нѣкоторыя 8 не суть Р.
Не	Нѣкоторыя	8 не суть „не“ Р. = Нѣкоторыя 8 суть Р,
= Нѣкоторыя 8 суть Р.
— Нѣкоторыя 8 не суть Р.
= Всѣ 8 суть Р.
= Ни одно 8 не есть Р.
— 105 —
Въ связи съ эквивалентностью предложеній излагалось также
ученіе объ операціяхъ надъ тѣми формами, которыя въ зиттиіае
были извѣстны подъ именемъ ЕхропіЪіІев', это — такъ называемыя
исключающія предложенія, напримѣръ: „никто, кромѣ адвокатовъ,
не подлежитъ избранію, „только добродѣтельные счастливы^. Вве-
деніе отрицательной частицы въ эти и безъ того отрицательныя
формы чрезвычайно затрудняетъ ихъ истолкованіе. Ученіе объ
эквивалентности ехропіЫІез задолго до Ольдрича исключено изъ ло-
гическихъ трактатовъ; въ наше вр 'Мя смѣются надъ этими край-
ними примѣрами пустыхъ схоластическихъ изощреній. Однако, въ
большинствѣ новѣйшихъ руководствъ по логикѣ удержалась отчасти
теорія ехропіЪіІез въ упражненіяхъ.
Любопытно, что форма, которой схоластики, въ виду простоты
ея и безполезности, не дали даже названія, получила спеціальное
названіе •„эквивалентной11 у ѴеЬеггсед’а и подъ различными име-
нами вошла во всѣ новѣйшія руководства.
Бэнъ называетъ ее формальнымъ превращеніемъ (ібгтаі
оЪѵѳгве) и названіе превращеніе (которое кстати риѳмуется съ
обращеніемъ, сопѵѳгеіоп) было принято Кайнсомъ, миссъ Джон-
сонъ и другимп.
Фаулеръ (вслѣдъ за Карслейкомъ) называетъ ее замѣщеніемъ
(региіпѣаііоп). Терминъ неудаченъ, не имѣетъ за собой ни риѳмы,
ни разумныхъ основаній, но тоже весьма распространенъ.
Непосредственное умозаключеніе само по себѣ слишкомъ про-
сто, чтобы для него стоило создавать столько терминовъ. „Эта до-
рога длинна, слѣдовательно, она не коротка11, — такое заключеніе
легко вывести; второе предложеніе представляетъ собою превра-
щеніе перваго, или замѣщеніе, или эквивалентъ, илй, наконецъ
(по Дживонсу), непосредственное умозаключеніе путемъ отрицатель-
ной концепціи.
Выводъ обыкновенно основанъ на „законѣ исключеннаго сред-
няго“. Относительно всякаго даннаго предмета 8 долженъ быть
истиннымъ или терминъ Р, или протлворѣчащій ему терминъ не-Р;
поэтому утвержденіе Р относительно всѣхъ или нѣкоторыхъ 8
эквивалентно отрицанію не-Р относительно ихъ; равнымъ обра-
зомъ, отрицать Р значитъ утверждать не-Р. Отсюда правило пре-
вращенія: замѣнить терминъ сказуемаго противоположнымъ ему
терминомъ (Сопѣгарозійѵе 2) и измѣнить качество предложенія.
Всѣ 8	суть	Р	=	Ни одно	8	не	есть	нѳ-Р.
Ни одно 8	не	есть	Р	—	Всѣ	8	суть	не-Р.
Нѣкоторыя 8	суть	Р	=	Нѣкоторыя	8	не	суть	нѳ-Р.
Нѣкоторыя 8	не	суть	Р	=	Нѣкоторыя	8	суть	нѳ-Р.
’) Формальнымъ оно названо въ отличіе отъ такъ называемаго мате-
ріальнаго превращенія, о которомъ подробнѣе см. ниже.
’) Терминъ этотъ придуманъ въ средніе вѣка. Слово „Сопігабісіогу1'
употребляется исключительно для обозначенія формъ предложеній.
— 106 —
Обращеніе (Сопѵегеіоп).
Процессъ получилъ свое названіе благодаря взаимной пере-
становкѣ терминовъ. Терминъ сказуемаго становится терминомъ
подлежащаго, а терминъ подлежащаго—терминомъ сказуемаго.
Если разлагать предложенія на отношенія между терминами,
включающими и исключающими другъ друга, то утвержденіе какого-
либо отношенія между первымъ и вторымъ терминами предпола-
гаетъ обратное отношеніе между вторымъ и первымъ. Предложеніе,
заключающее въ себѣ это предполагаемое утвержденіе, носитъ на-
званіе обратнаго; первоначальное же предложеніе можно назвать
обращаемымъ.
Обыкновенно считаютъ три вида обращенія: а) простое Обра-
щеніе; Ъ) обращеніе рег ассійепз или черезъ ограниченіе;, с) обра-
щеніе черезъ противоположеніе (сопѵѳгзіоп Ъу сопѣгарозіііоп).
а)	Е и I допускаютъ простое обращеніе; нужно только пере-
ставить термины; количество и качество не мѣняются.
Если 8 всецѣло исключается изъ Р, то Р всецѣло исклю-
чается изъ 8. Если нѣкоторыя 8 <сдержатся Р, той нѣкоторыяР
должны содержаться въ 8.
Ъ)	А нельзя обратить просто, Если вы знаете, что всѣ 8 со-
держатся въ Р, то все-таки ничего не знаете о той части Р, кото-
рая находится внѣ 8. Вы можете только утверждать, что нѣкоторыя
Р суть 8, т. ѳ. та именно часть Р, которая совпадаетъ съ 8.
О нельзя обратить ни просто ни рег ассісіепз. Формула: „нѣ-
которыя 8 не суть Р“ не даетъ вамъ права сдѣлать обратнаго
утвержденія относительно Р. Всѣ Р могутъ быть 8, или ни одно
Р не можетъ быть 8, или нѣкоторыя Р могутъ не быть 8. Ниже-
слѣдующія діаграммы соотвѣтствуютъ формѣ: „нѣкоторыя 8 исклю-
чаются изъ Р“.
ѳѳ
с)	Другой способъ обращенія, называвшійся у средневѣковыхъ
ученыхъ, послѣдователей Боэція „Сопѵѳгзіо рег сопѣгарозіѣіопѳт
ѣѳгтіпогит11, полезенъ при нѣкоторыхъ силлогистическихъ опера-
ціяхъ. Обратное предложеніе получается путемъ замѣны термина
сказуемаго другимъ, противоположнымъ или противорѣчащвмъ ему
терминомъ, не-Р; качество предложенія тоже измѣняется, а затѣмъ
дѣлается простое обращеніе. Такимъ образомъ, „всѣ 8 суть Р“
обращается въ эквивалентное предложеніе: „ни одно не-Р не
есть Р“. ’)
Жаль, что въ послѣднее время ради краткости стали называть эту
форму обращенія просто „противоположной11 (соиігарояіііѵе;. Со временъ
— 107 —
Никоторые ученые называли этотъ способъ „обращеніемъ че-
резъ отрицаніе11; но „отрицаніе11 представляетъ собою слишкомъ
широкій и общій терминъ въ данномъ случаѣ, и его нельзя про-
извольно ограничивать процессомъ замѣны одного термина дру-
гимъ, ему противоположнымъ.
Другіе (на ихъ сторонѣ нѣкоторыя средневѣковыя теоріи,
хотя п не вполнѣ разумныя) предлагаютъ, называть формулу ,.всѣ
нѳ-Р суть не-8 (результатъ превращенія или замѣщенія формулы
„ни одно нѳ-Р не есть 8) „предложеніемъ, обращеннымъ черезъ
протпгоположепіе11. Это какъ бы удовлетворяетъ мнимому правилу,
будто при обращеніи обратное предложеніе должно имѣть то же
качество, что и обращаемое. Но сущность обращенія заключается
въ перестановкѣ подлежащаго и сказуемаго; качество не играетъ
роли; это случайное явленіе. Формы: „ни одно не-Р не есть 8“ и
„нѣкоторыя не-Р суть 8“ употребляются въ силлогизмѣ и потому
получили спеціальное названіе. Если форма ни къ чему непри-
годна, то ей и не даютъ названія; таковы, напримѣръ, подчинен-
ныя (зпЬаІіегпаѣѳ) формы силлогизма: „Ношей ІіаЪѳпі ппііит: пес,
зі Ьѳпе соііі^із, изит11; т. е. не имѣютъ никакого имени, а если
хорошенько разобрать, то и никакого приложенія.
Таблица предложеній, обращенныхъ черезъ противопо
ложеніе.
Всѣ 8 суть Р
Ни одно 8 не есть Р
Нѣкоторыя 8 не суть Р
Нѣкоторыя 8 суть Р
Обратныя предложенія.
Нп одно не-Р не есть 8
Нѣкоторыя не-Р суть 8
Нѣкоторыя не-Р суть 8
Если замѣнить Р терминомъ нѳ-Р, то формула „нѣкоторыя 8
суть Р“ получаетъ видъ „нѣкоторыя 8 не суть нѳ-Р“; въ этомъ
видѣ предложеніе не допускаетъ обращенія.
Другія формы непосредственныхъ умозаключеній.
Я ужъ говорилъ о непосредственныхъ умозаключеніяхъ, осно-
ванныхъ на принципахъ противорѣчащаго и противнаго противо-
положенія.
Еще одинъ процессъ указанъ Томсономъ. Онъ назвалъ его
„непосредственнымъ умозаключеніемъ черезъ прибавленіе опредѣляющихъ
признаковъ. Если допустить, что „негръ—нашъ б.іижній“, то при-
дется допустить, что и „страдающій негръ есть страдающій нашъ
Боэція слово „противоположный11 служитъ для обозначенія термина не-А,
и понынѣ употребляется въ этомъ смыслѣ. Нѣтъ основаній къ тому, чтобы
такое обращеніе предложеніи не называть „обращеніемъ черезъ противо-
положеніе11 согласно съ традиціей.
— 108 —
ближній**. Что правило ото непримѣнимо ко всякому признаку,
видно изъ другого примѣра: „Черепаха—-животное11; отсюда:
„быстрая черепаха—быстрое животное **. Формула Томсона спра-
ведлива лишь для нѣкоторыхъ случаевъ,, о которыхъ не стоитъ
упоминать; въ общемъ это можетъ подать поводъ къ пустословію.
Общаго принципа вывести здѣсь нельзя: еще не доказано, чтобы
характерный признакъ вида, принадлежащаго къ каком^либо
классу, характеризовалъ бы его и по отношенію ко всякому дру-
гому классу, въ которомъ заключается первый.
Модальные выводы (шосіаі сопзѳдиепсз) тоже называли въ
числѣ формъ непосредственныхъ умозаключеній. Въ данномъ слу-
чаѣ дѣло идетъ о выводѣ низшей степени достовѣрности изъ выс-
шей. Такъ, въ предложеніи „должно быть*1 заключается „можетъ
быть*1. Предложеніе „никто не можетъ быть** предполагаетъ „никто
не есть**.
Д-ръ Бэнъ относитъ сюда еще и матеріальное превращеніе, по
аналогіи съ формальнымъ превращеніемъ подлежащаго. Предложеніе:
„миръ является благодѣтельнымъ для торговли** предполагаетъ, что
„война наноситъ вредъ торговлѣ**. Д-ръ Бэнъ называетъ этотъ
видъ превращенія „матеріальнымъ**, потому что его нельзя пра-
вильно продѣлать, если не касаться содержанія предложенія. Мы
вернемся къ этому вопросу въ другой главѣ.
ГЛАВА IV.
Противоподразумѣваемость предложеній (соипіег-ішріісаііоп
оТ ргорозіііопз).
При разсмотрѣніи аксіомъ діалектики, я указалъ, что пред-
ложенія обыденной рѣчи заключаютъ въ себѣ извѣстное отрица-
тельное допущеніе, которое вовсе не зависитъ отъ такъ называе-
мыхъ законовъ мышленія, т. е. законовъ тождества, противорѣчія
и исключеннаго третьяго. Такъ какъ противоподразумѣваемость
сужденій играетъ важную роль въ дѣлѣ истолкованія предложеній,
то ее можно признать однимъ изъ способовъ непосредственныхъ
умозаклю чѳній.
Я сначала хочу показать, что люди обыкновенно сразу за-
ключаютъ къ противоположному предложенію; во-вторыхъ, я объ-
ясню вкратцѣ законъ мышленія, на которомъ основано такое за-
ключеніе; въ-третьихъ изложу, какъ этотъ законъ нужно примѣ-
нять къ истолкованію предложеній, для того, чтобы сдѣлать под-
лежащее и сказуемое болѣе опредѣленными.
Всякое утвержденіе относительно чего-либо есть скрытое отри-
цаніе относительно чего-либо другого. Всякое утвержденіе предпо-
лагаетъ отрицаніе (еѵегу зау із а §аіпзау). Что люди обыкновенно
— 109 —
слѣдуютъ этому правилу истолкованія,—-легко можно видѣть; тѣ
же, кто возстаетъ противъ толкованія ихъ словъ на основаніи
этого правила, часто прикрывается авторитетомъ логики.
Положимъ, напримѣръ, другъ вапіъ въ разговорѣ о дѣтяхъ
замѣчаетъ, что Джонъ хорошій мальчикъ; естественно предполо-
жить, что въ умѣ его въ это время возникаетъ представленіе о
другомъ ребенкѣ, котораго нельзя считать хорошимъ мальчикомъ.
Такой выводъ могъ бы сдѣлать всякій; напрасно другъ вашъ
сталъ бы увѣрять, что онъ говорилъ исключительно о Джонѣ и ни
о комъ кромѣ Джона не думалъ. Положимъ, есть два кандидата
на должность школьнаго учителя, А и В; кто-либо обращаетъ ваше
вниманіе на то, что А превосходный учитель. Сразу можно пред-
положить, что сторонникъ А не считаетъ В такимъ же прекрас-
нымъ учителемъ.
Справедливость такихъ заключеній признается всѣми. Напри-
мѣръ, критикъ одного изъ историческихъ сочиненій .г-жи Оли-
фантъ, указавъ на нѣсколько незначительныхъ ошибокъ, въ концѣ
говоритъ, что ограничиваясь мелкими недостатками, онъ тѣмъ са-
мымъ признаетъ, что важныхъ ошибокъ найти нельзя.
Однако, такіе отрицательные выводы часто отвергаются въ
логикѣ. Было бы точнѣе назвать ихъ „внѣ-логическими“. Ни одно
логическое ученіе не осуждаетъ ихъ; логика просто ихъ игнори-
руетъ. Они являются внѣ-логическими, потому что не опираются
на законы тождества, противорѣчія и исключеннаго третьяго; ло-
гика же ограничивается этими законами, потому что они вполнѣ
достаточны для теоріи силлогизма и субсидіарныхъ его процессовъ.
Тѣмъ не менѣе противоположныхъ выводовъ нельзя считать
неправильными. Въ самомъ дѣлѣ, если опредѣленіе и ясное понима-
ніе вещей въ ихъ отношеніяхъ между собою, для насъ больше
имѣютъ значевія, нежели силлогизмъ, то изученіе противоподразу-
мѣваемости предложеніи пріобрѣтаетъ громадный интересъ. Такого
рода выводы должны основываться на всеобщемъ законѣ мышленія,
который еще не получилъ своего имени; мы попробуемъ назвать
его „закономъ однородной противоотносительности14 (Ьотоцепеонк
сошііег-геіаііѵѳѣу). Терминъ, надѣюсь, „весьма техническій11; правда,
онъ нѣсколько громоздокъ, но зато имѣетъ описательный харак-
теръ. Законъ самъ по себѣ простъ, и его можно формулировать
и объяснить слѣдующимъ образомъ:
Законъ однородной противоотносительности.
Каждое положеніе въ мышленіи подразумѣваетъ проти-
воположеніе; положеніе и противоположеніе оба относятся къ
одному и тому же роду.
Первая часть нашего закона соотвѣтствуетъ „закону разли-
ченія плп относительности14 д-ра Вэна; она въ сущности допол-
няетъ и расширяетъ законъ Вэна. Мы ничего не внаемъ абсо-
— 110 —
,'ютпо, отдѣльно отъ всего остальною; различные элементы ндшего
знанія взаимно-относительны; все познается путемъ различенія.
Свіітъ н тьма, бѣдность и богатство, свобода и рабство, внутрен-
нее и внѣшнее; каждый оттѣнокъ цвѣта мы опредѣляемъ по кон-
трасту его съ другими цвѣтами. Д-ръ Бонъ подчеркиваешь именно
элементъ различія въ этоіі взаимной относительности объектовъ
нашего знанія. Этотъ законъ знанія Бэнъ основываетъ на законѣ
чувствъ, въ силу котораго смѣна впечатлѣній является необходи-
мой для того, чтобы они могли достигать сознанія. Если одно и
то же впечатлѣніе продолжается неизмѣнно, то чувствительность
наша притупляется. Мы видѣли примѣры, когда разсматривали
поговорку; „привычка притупляетъ чувствительность14. Поэты опе-
редили философовъ въ формулировкѣ этого принципа. Барборъ
въ своей поэмѣ „ТЬе Вгпсѳ" выразилъ его чрезвычайно точно; онъ
говоритъ, что люди, которые никогда не знали рабства, не могутъ
понать, что такое свобода.
ТЬие сопігаг ІІіііщів еѵѳгтагѳ
Еівсоѵегіп^е о! і’оіЪег аге ’).
Такимъ образомъ, если все содержаніе нашего сознанія зави-
ситъ отъ перемѣнъ во внѣшнемъ мірѣ и переходовъ отъ одного
состоянія къ другому, то отсюда слѣдуетъ, что наше знаніе про-
тивоотпосительно. Знаніе возникаетъ именно изъ борьбы или
столкновенія впечатлѣній между собою; каждый элементъ знанія
имѣетъ свой контрастъ, который освѣщаетъ его, раскрываетъ его
смыслъ, который даетъ возможность точно опредѣлить его. Всякое
положеніе въ мышленіи имѣетъ своз противоположеніе.
Таково значеніе элемента различія. Но этимъ еще не все ска-
зано о взаимной относительндсти. Гегеліанцы справедливо замѣ-
чаютъ, что противоположные элементы знанія связаны сходствомъ.
„Мысль есть пѳ только различеніе, но вмѣстѣ съ тѣмъ и от-
ношеніе 2). Если мысль отличаетъ одну вещь отъ другой, то въ то
*	) ВагЪопг—шотландскій поэтъ XIV вѣка. Приведенные стихи соб-
ственно значатъ: „Такъ благодаря одной противоположности раскрывается
смыслъ другой11. Ср. французскую поговорку; „Пи сЬос дее оріпіоиз даііііі
Іа ѵёгііе".	ІІримпм. перев.
’) Неточное выраженіе: „относительность" не годится для различенія
логическихъ процессовъ; напримѣръ, д-ръ Вэнъ называетъ свой законъ
просто „закономъ относительности11, имѣя при этомъ въ виду отношенія
различія, т. е. противоотносптельность; д-ръ Кэрдъ тотъ же терминъ при-
мѣняетъ къ отношенію сходства, т. е. къ соотносительности. Я называю
нашъ законъ „закономъ однородной противоотносительности11, именно по-
тому, что сообразуюсь съ обѣими формами отношенія. „Законъ относитель-
ности" у Протагора касался совсѣмъ другого отношенія, именно отноше-
нія знанія къ познающему духу; законы же, о которыхъ мы говоримъ,
управляютъ отношеніями между различными элементами знанія. Категорія
отношенія у Аристотеля представляетъ собою четвертый родъ отношенія,
котораго нельзя смѣшивать съ прочими. „Отецъ—сынъ11, „дядя—племян-
никъ", рабъ—господинъ", вотъ теіаіа въ смыслѣ Аристотелевыхъ катего-
рій; отецъ", „дядя"—это однородныя иротивоотноситѳльныя понятія, раз-
—111 —
же время она связываетъ одну вещь съ другой. Ни одна изъ
этихъ функцій мысли не можетъ быть отдѣлена отъ другой; какъ
сказалъ Аристотель: „познаніе контрастовъ нераздѣльно11. Нельзя
представить себѣ вещи, которая не имѣла бы никакого отличи-
тельнаго признака, но въ то же время немыслима и вещь, на-
столько отличная отъ остальныхъ вещей, чтобы между ними н ;
было ничего общаго. Если признать, что законъ противорѣчія
подтверждаетъ тождество предметовъ или мыслей съ самими собою
въ смыслѣ отрицанія общихъ чертъ между ними, другими словами,
если не ограничить закона противорѣчія признаніемъ другого за-
кона, который предполагаетъ „соотносшпелъностъи предметовъ или
мыслей, отличныхъ другъ отъ друга, то мы очутимся лицомъ къ
лицу съ ложной абстракціей... Если міръ понятій представляетъ
собою міръ различій, дифференцированныхъ элементовъ и индиви-
дуальностей, то мы съ одинаковымъ правомъ можемъ сказать, что
въ этомъ мірѣ понятій нѣтъ абсолютныхъ противорѣчій или кон-
трастовъ, нѣть такого антагонизма, котораго нельзя было бы при-
мирить 1).
Въ предпослѣдней фразѣ этого отрывка д-ръ Кэрдъ „диффе-
ренцируетъ'і свою теорію отъ противоположной ей логической тео-
ріи закона тождества, а въ послѣдней-—отъ противоположной ей
этической теоріи; суть дѣла, однако, заключается въ томъ, что
онъ указываетъ здѣсь на отношеніе сходства меледу контрастами.
Всякое впечатлѣніе воспринимается нами, какъ нѣкоторое измѣ-
неніе, какъ переходъ отъ чего-либо другого. Но переходъ этотъ
представляетъ собою видоизмѣненіе того же впечатлѣнія; противо-
положное впечатлѣніе не безусловно отъ него отличается. Само из-
мѣненіе воспринимается, какъ контрастъ по отношенію къ тожде-
ству, какъ различіе въ сходствѣ и сходство въ различіи. Мы не
дифференцируемъ нашего впечатлѣнія отъ цѣлаго міра явленій, но
отъ чего-то близкаго ему, родственнаго, находящагося на общей
почвѣ съ нимъ. Положеніе и противоположеніе однородны.
Попробуйте наблюдать за собой, и вы увидите, что ваши
мысли подчиняются этому закону. Положимъ, что мы замѣчаемъ
цвѣтъ книги, лежащей передъ нами; мы отличаемъ его отъ какого-
либо другого цвѣта, который дѣйствительно находится въ нашемъ
полѣ зрѣнія или же только существуетъ въ нашемъ воображеніи.
Положимъ, что мы представляемъ себѣ черный цвѣтъ аспидной
доски; черный цвѣтъ мы опредѣляемъ въ противоположность бѣ-
лизнѣ фигуръ, нарисованныхъ на доскѣ мѣломъ, или фигуръ, ко-
торыя могутъ быть на ней нарисованы, или же въ противополож-
ность цвѣту стѣны по сосѣдству съ доской. Положимъ, что въ
нашемъ умѣ возникаетъ представленіе о солдатѣ; противоположе-
нія не будутъ касаться цвѣта волосъ даннаго субъекта, его роста,
личныя степени родства; „рабь“, „свободный человѣкъ11 противоотноси-
тельны между еибою въ смыслѣ соціальнаго положенія.
*	) І)г. СаігЛ, „Нецеі", стр. 134.
— 112 —
мѣста рожденія или національности, а профессіи; мы буд» мъ пред-
ставлять себѣ противоположныя профессіи: солдатъ, морякъ, мѣд-
никъ, портной. Такимъ образомъ, объектъ нашей мысли мы опре-
дѣляемъ всегда при помощи какого-либо противоположенія; нѣтъ
необходимости въ томъ, чтобы контрастъ постоянно былъ одина-
ковъ, но каковъ бы ни былъ контрастъ,—элементы противополо-
женія всегда однородны. Одинъ цвѣтъ отличается отъ другого,
одинъ оттѣнокъ отъ другого; цвѣтъ можно отличать отъ формы,
но вмѣстѣ оба контраста причисляются къ одному общему роду—
чувственныхъ качествъ (зепзіЫе диаііііев).
Любопытное подтвержденіе этого закона человѣческаго мыш-
ленія указано было Карломъ Абелемъ ’). Въ египетскихъ іерогли-
фахъ, древнѣйшемъ изъ всѣхъ языковъ, мы находимъ, говоритъ
онъ, большое число символовъ съ двумя значеніями, при чемъ
одно представляетъ собою точную противоположность другого.
Такъ, одинъ и тотъ же символъ обозначаетъ понятія: сильный и
слабый', или вверху—внизу, съ—безъ', за—противъ. Это именно и имѣютъ
въ виду гѳгеліанцы, когда говорятъ о примиреніи контрастовъ въ
высшихъ едші гвахъ. Они не говорятъ, что бѣлое—черно, а только
то, что бѣлое и черное имѣютъ нѣчто общее между собою; оба
представляютъ собою цвѣта.
Я сказалъ, что этотъ законъ однородной противоотноситель-
ности не былъ принятъ въ логикѣ. Эго значитъ только, что онъ
не былъ ясно формулированъ и не получилъ названія, потому что
для цѣлей силлогизма въ немъ не нуждались; однако, нельзя было
не признать прямо или косвенно принципа, который имѣетъ столь
широкое примѣненіе. Въ самомъ дѣлѣ, практически онъ признается
въ теоріи опредѣленія; онъ-то и образуетъ основаніе опредѣленія
рег депиз еі Иі//егепігат. Когда мы хотимъ получить опредѣленное
понятіе о чемъ-либо, раскрыть смыслъ его содержанія, то мы от-
носимъ данный объектъ къ какому-либо роду и отличаемъ его отъ
другихъ видовъ этого рода. Нашъ законъ, пожалуй, можно было
бы назвать „закономъ спецификаціи11; подчиняясь логическимъ
принципамъ, указывающимъ намъ пути къ правильному мышленію,
мы, въ сущности, точно и съ сознаніемъ метода дѣлаемъ то же,
что обыкновенно дѣлаемъ, чего не можемъ не дѣлать съ большей
или меньшей степенью аккуратности, въ повседневной нашей жизни.
Такимъ образомъ, мы видимъ, что и логпки принимаютъ во
вниманіе нашъ законъ, когда не ограничиваются узкой спеціаль-
ной сферой ученія о силлогизмѣ. Въ большинствѣ руководствъ по
логикѣ можно найти еще одинъ случай, когда законъ однородной
противоотноситѳльности какъ-бы безсознательно принимается. Тео-
ретически не-А въ формулѣ закона противорѣчія (А не есть нѳ-А)
представляетъ собою совершенно неопредѣленный терминъ. Онъ
выражаетъ все, кромѣ А. Это все собственно, что нужно для тѳо-
*	) См. статью о „чувствѣ противоположности11 ^соішіег вепве) въ
„Сопіетрогагу Веѵіѳѵ1, апрѣль, 1884 г
— 113 —
ріи обращенія предложеній и силлогизма. Но возьмите примѣръ
формальнаго превращенія или замѣщенія: „всѣ люди грѣшны11.
Большинство авторитетовъ нашей науки указало бы, въ случаѣ
формальнаго превращенія, на предложеніе: „ни одинъ человѣкъ
не безгрѣшенъ14. Но, строго говоря, слово „безгрѣшный14 имѣетъ
болѣе ограниченное и опредѣленное значеніе, нежели слово „не-
грѣшный44. „Не-грѣшный“, т. е. все, что угодно, только не грѣш-
ный, это значитъ черный, темный, стулъ, столъ, вообще всякій
предметъ, имѣющій названіе, всякое свойство, кромѣ свойства
„грѣшный44. Такимъ образомъ, при превращеніи предложеній и
при обращеніи ихъ черезъ противоположеніе, однородность отри-
цательнаго термина непремѣнно подразумѣвается; признается, что
А и не-А принадлежатъ къ одному и тому же роду.
Примѣнимъ теперь этотъ законъ мышленія къ истолкованію
предложеній. Когда высказывается какое-либо предложеніе, мы
имѣемъ право заключить сразу (или непосредственно), что въ умѣ
говорящаго есть противоположное предложеніе, въ которомъ то,
что утверждается о данномъ подлежащемъ, отрицается относи-
тельно другого подлежащаго. И мы должны знать, что представ-
ляетъ собою это противоположное предложеніе, прежде чѣмъ смо-
жемъ вполнѣ ясно понять смыслъ даннаго предложенія. Но такъ
какъ всякое предложеніе можетъ имѣть нѣсколько противополож-
ныхъ ему предложеній, то сразу, не зная сопровождающихъ обстоя-
тельствъ или контекста, мы не можемъ сказать, какое именно
противоположное предложеніе подразумѣвается въ данномъ случаѣ.
Такому способу истолкованія спеціально свойственно стремленіе
сразу и неосмотрительно рѣшать, какое предложеніе подразумѣ-
вается въ томъ или другомъ случаѣ, между тѣмъ какъ ничего
опредѣленнаго нельзя сказать по этому поводу.
Д-ръ Бэнъ называетъ „матеріальнымъ превращеніемъ44 фор-
мулу: „не—8 не есть Р“, въ отличіе отъ другой формулы: „8 не
есть не—Р44, которую онъ называетъ формальнымъ превращеніемъ.
Бэнъ основывается на томъ, что къ противоположному сказуемому
мы можемъ заключать сразу отъ одной только формы предложенія,
тогда какъ противоположнаго подлежащаго мы не въ состояніи
опредѣлить, не разсмотрѣвъ предварительно матеріальнаго содер-
жанія предложенія. Но на самомъ дьлѣ, мы не можемъ заключить
ни къ противоположному сказуемому, ни къ противоположному
подлежащему отъ одной только формы предложенія. Мы можемъ
сказать, что если нашъ собесѣдникъ ясно разложилъ въ своемъ
умѣ предложеніе на подлежащее и сказуемое, то онъ долженъ пред-
ставлять себѣ и соотвѣтствующіе имъ противоположные термины,
которые къ тому же однородны. Положимъ, кто-нибудь говоритъ:
„Эта книга—іп диагіо44. По нашимъ предположеніямъ, онъ подра-
зумѣваѳтъ, что книга не іп Гоііо, или что она не іп осгаѵо; навѣр-
ное же мы знаемъ лишь одно, что, въ силу закона однородной
противоотноситѳльности, данное лицо подразумеваетъ книгу какого-
либо другого опредѣленнаго формата. Въ силу того же закона мы
Индукх й дедукт. логика.	3
— 114 —
знаемъ, что въ умѣ его возникаетъ нѣчто однородное и вмѣстѣ съ
тѣмъ противоположное подлежащему, какой-либо другой предметъ,
къ которому мокну отнести то же самое сказуемое, короче ска-
зать, представленіе о какой-либо другой книгѣ. Какая это книга, мы
не знаемъ.
Однако, останавливаться на всѣхъ операціяхъ надъ этими
формулами, совершающихся въ силу закона противоотноситель-
ности—значитъ попусту тратить время. Важно только знать, что
для истолкованія предложенія необходимо ясно представлять себѣ
противоположное предложеніе, его отрицательное содержаніе.
Операціи съ формулами могутъ подать поводъ къ особаго
рода недоразумѣніямъ. Мы склонны искать контрастовъ въ грам-
матическихъ формахъ разговорной рѣчи. Такъ, напримѣръ, чита-
телю можетъ показаться правильнымъ примѣненіемъ нашего закона
выводъ изъ предложенія „пшеница—дорога44, что овесъ, сахаръ,
шертингъ или какой-либо другой товаръ дешевы. Но такое заклю-
ченіе было бы слишкомъ поспѣшнымъ. Говорящій, конечно, мо-
жетъ подразумѣвать его, но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ можетъ имѣть
въ виду и то, что пшеница дорога теперь по сравненію съ преж-
нимъ временемъ; т. е. положительнымъ подлежащимъ въ его умѣ
можетъ быть „пшеница теперь44, а противоположнымъ „пшеница
тогда44. Кто-нибудь говоритъ, напримѣръ: „всѣ люди смертны44,
имѣя въ виду, что ангелы никогда не умираютъ; положительнымъ
подлежащимъ здѣсь служитъ слово „люди,—противоположнымъ —
„ангелы44. Онъ можетъ думать и просто о томь, что смертность
людей—печальное явленіе; тогда положительнымъ подлежащимъ
будетъ: „люди, каковы они есть44, а противоположнымъ: „люди,
какими желательно было бы ихъ видѣть44. Говорящій можетъ под-
черкнуть смыслъ слова всѣ, онъ можетъ отрицать, чтобы какой-
либо человѣкъ, о которомъ у него въ данный моментъ возникаетъ
представленіе (Гладстонъ, напримѣръ) былъ безсмертенъ. Поэтому
было бы ошибкой рекомендовать упражненія съ матеріальнымъ
превращенімъ предложеній, если подъ этимъ терминомъ понимать
опредѣленное выраженіе противоположнаго подлежащаго; что такое
представляетъ собою такое подлежащее, мы можемъ узнать только
изъ контекста. Тотъ, кто хочетъ, чтобы его ясно поняли, долженъ
дать намъ соотвѣтствующія указанія; такова, напримѣръ, эпи-
грамма: „всѣ мы грѣшны,—даже самые юные изъ насъ44.
Главное практическое значеніе этого закона состоитъ въ томъ,
что онъ даетъ руководство для изученія исторіи научныхъ теорій.
Всякая теорія выставляется всегда въ противоположность прежней
теоріи, касающейся того же самаго предмета. Пока мы не знаемъ,
какова прежняя теорія, мы не можемъ понять новой. Мы не мо-
жемъ уяснить себѣ ея смысла путемъ одного лишь изученія грам-
матическаго или даже логическаго (въ узкомъ смыслѣ) содержанія
словъ, которыми она обозначается. Авторы различныхъ теорій не
всегда заботились о томъ, чтобы ясно выразить ихъ въ формѣ
предложеній, состоящихъ изъ подлежащаго и сказуемаго, а про-
— 115 —
тивники нѳ приспособляли ихъ возраженій къ терминологіи спор-
ныхъ ученій. Несомнѣнно, вопросъ выигралъ бы лишь въ смыслѣ
ясности, если бы писатели и ученые точно формулировали свои
взгляды. Но они этого не дѣлали, и намъ приходится изучать
теоріи въ. ихъ чистомъ видѣ. Мы видѣли, напримѣръ, что ученіе
Гегеля объ относительности направлено противъ нѣкоторыхъ теоріи
логики и этики; ультра-номинализмъ образуетъ какъ бы антиподъ
ультра-реализма; различныя теоріи предложенія всегда имѣютъ от-
ношеніе къ предшествующимъ теоріямъ.
Я привожу здѣсь изъ А. Б. Уоклея очень удачный примѣръ
приложенія этого принципа истолкованія:
„Всегда удивлялись тому, какъ такой проницательный наблю-
датель, какъ Дидро, могъ высказать странный парадоксъ, что
величайшимъ актеромъ нужно считать того, кто наименѣе прочув-
ствовалъ свою роль. Библіографическія изысканія Арчера разрѣ-
шили эту загадку. Парадоксъ Дидро представляетъ собою про-
тестъ противъ еще болѢе стравнаго парадокса. Повидимому, еще
раньше ХѴІП вѣка, театральный критикъ, нѣкто Сентъ-Альбинъ,
высказалъ фантастическое утвержденіе, что только великодушный
человѣкъ можетъ изображать великодушіе, только влюбленные мо-
гутъ изображать любовныя сцены и т. п. Все это напоминало из-
вѣстную поговорку: „тотъ, кто гонитъ стадо жирныхъ быковъ,
долженъ быть самъ жирнымъ44. Дидро сознавалъ нелѣпость та-
кого взгляда на вещи, видѣлъ также и искусственный характеръ
французской трагедіи и комедіи своей эпохи; онъ слиш-комъ по-
спѣшно высказалъ свое мнѣніе, несостоятельность котораго доказалъ
теперь Арчеръ44.
Этотъ примѣръ иллюстрируетъ еще одинъ принципъ, кото-
рый-необходимо имѣть въ виду при истолкованіи теорій по ихъ
исторической связи съ противоположными теоріями. Люди склонны
придавать своимъ положеніямъ слишкомъ общую форму, противо-
полагать одно общее утвержденіе другому, т. е. отрицать безусловно,
высказывать прямо противоположное сужденіе; между тѣмъ, истин-
ной можетъ быть лишь менѣе рѣзкая форма противорѣчія. Назвать
такого рода склонность человѣка можно „склонностью къ крайно-
стямъ въ противорѣчіи (оѵег-сопѣгайісѣіоп)44. Между формами „г.сѣ44
и „никто44 трезвая истина часто лежитъ въ формахъ „нѣкоторые—
Да , а „нѣкоторые--нѣтъ44. Эволюція знанія часто характеризуется
замѣной такими трезвыми формами предшествовавшихъ имъ болѣе
рѣзкихъ положеній.
8*
ЧАСТЬ IV.
Взаимная зависимость предложеній. — Посредствен-
ное заключеніе.—Силлогизмъ.
ГЛАВА I.
Силлогизмъ.
Мы уже опредѣлили посредственное умозаключеніе, какъ вы-
водъ заключенія не изъ одного предложенія, а изъ нѣсколькихъ.
Типъ или форма полнаго посредственнаго умозаключенія состоитъ
изъ трехъ предложеній, относящихся другъ къ другу такъ, что
одно изъ нихъ заключается или подразумевается въ двухъ другихъ.
Безпокойство истощаетъ силы.
Современная жизнь полна безпокойства.
Д* Современная жизнь истощаетъ силы.
Мы ничего не говоримъ здѣсь объ истинности этихъ опрѳдложе-
ній. Я нарочно выбираю такія предложенія, которыя можно оспа-
ривать. Но связаны-ли они между собою? Если вы допустили пер-
выя два, обязаны-ли вы съ точки зрѣнія послѣдовательности до-
пустить также и третье? Является-ли истинность заключенія необ-
ходимымъ слѣдствіемъ истинности посылокъ? Если такъ, то оно
будетъ настоящимъ посредственнымъ умозаключеніемъ изъ нихъ.
Когда одна изъ двухъ посылокъ имѣетъ болѣе общій харак-
теръ, нежели другая, то аргументъ носитъ названіе дедуктивнаго.
Бы заключаете отъ болѣе общаго къ менѣе общему. Общее пред-
ложеніе называется „большей посылкой11 (М;уог Ргѳтізв), „основнымъ.
предложеніемъ11, или „сумлціейи; другая посылка называется „мень-
шей41, „подводящимъ предложеніемъ11, или „субсумпціем11.
Чрезмѣрная поспѣшное гь влечетъ за собою напрасную
трату силъ.
Данный случай представляетъ собою примѣръ такой,
поспѣшностп.
Эуо—случай напрасной траты силъ.
— 117 —
Мы можемъ выводить, и такъ мы постоянно дѣлаемъ, заклю-
ченія подобнымъ образомъ, не обращаясь къ формальному анализу
предложеній. Въ сущности, мы мыслимъ „посредственно и дедук-
тивно" всякій разъ, когда примѣняемъ къ Чему-либо наши знанія,
хотя бы процессъ этотъ и не выражался въ формѣ предложеній
и происходилъ такъ быстро, что мы вовсе не сознавали бы его
послѣдовательныхъ стадій.
Напримѣръ, я вхожу въ комнату, вижу книгу, открываю ее
и начинаю читать. Мнѣ нужно сдѣлать замѣтку; я оглядываюсь,
замѣчаю бюваръ, открываю его, беру листъ бумаги, перо, обма-
киваю перо въ чернила и начинаю писать. Все время я дѣйствую
на основаніи извѣстныхъ умозаключеній, которыя можно предста-
вить въ формѣ силлогизмовъ. Во-первыхъ, на основаніи прежняго
опыта, я узнаю, что передо мной лежитъ книга. Процессъ, при
помощи котораго я дѣлаю такое заключеніе, хотя онъ и длится
одно мгновеніе, можно анализировать и представить въ видѣ ряда
предложеній.
Все, что обладаетъ извѣстными внѣшними признаками, за-
ключаетъ въ себѣ печатный текстъ, который можно читать.
Данная вещь обладаетъ такими признаками.
Она содержитъ печатный текстъ.
Тоже слѣдуетъ сказать и о бюварѣ, о перѣ и о чернилахъ.
Въ силу признаковъ, свойственныхъ этимъ предметамъ, я заклю-
ченію, что въ бюварѣ есть бумага, что данная жидкость изобра-
зитъ черные знаки на бѣломъ листѣ и т. д.
Въ повседневной нашей жизни мы постоянно подводимъ част-
ности подъ общія понятія. „Все, что обладаетъ извѣстными види-
мыми свойствами, обладаетъ вмѣстѣ съ тѣмъ п другими свойства-
ми; данный предметъ характеризуется этими видимыми свойства-
ми. слѣдовательно, онъ обладаетъ и другими".—Вотъ формы мыш-
ленія, которое постоянно скрыто происходитъ въ нашемъ умѣ.
Силлогизмъ можно разсматривать какъ ясное выраженіе этого
типа дедуктивнаго мышленія; силлогизмъ представляетъ собою
анализъ и формальное выраженіе постоянно совершаемаго нами
процесса примѣненія извѣстныхъ общихъ положеній къ частнымъ
случаямъ. Съ этой точки зрѣнія, силлогизмъ есть просто анализъ
умственнаго процесса, какъ психологическаго факта, анализъ тѣхъ
пріемовъ, которыми пользуются всѣ люди, разсуждая на основаніи
объективныхъ признаковъ, анализъ тѣхъ предположеній, которыя
возникаютъ въ нашемъ мозгу, когда мы прилагаемъ опытъ къ
частнымъ случаямъ. Предположенія могутъ быть и вѣрными и не-
вѣрными; но, во всякомъ случаѣ тотъ, кто дѣлаетъ выводъ, дол-
жень создавать ихъ; въ его умѣ должны находиться, хотя бы и
въ скрытомъ видѣ, субсумнціи, т. е. меньшія посылки.
Но съ практической точки зрѣнія, т. е. съ логической, если
логику считать практической наукой, силлогизмъ представляетъ
— 118 —
собою извѣстное средство, способствующее правильному соединенію
предложеній въ разсужденіе пли силлогизированію ихъ въ трудныхъ
случаяхъ. Тутъ ужъ силлогизмъ примѣняется не къ умственнымъ
процессамъ, а къ результатамъ ихъ, выраженнымъ въ словахъ,
т. е. къ предложеніямъ. Силлогизмъ особенно полезенъ въ тѣхъ
случаяхъ, когда даются предложенія аЪ ехіга,-, они связаны другъ съ
другомъ, заключаютъ въ себѣ извѣстный выводъ, но связь ихъ не
очевидна. Тогда вы анализируете эти предложенія и придаете имъ
такую форму, при которой вамъ сразу становится яснымъ—сущѳ-
ствуетъ-ли между ними связь, или нѣтъ. Эта форма и есть силло-
гизмъ; силлогизмъ представляетъ собою въ сущности анализъ на-
передъ данныхъ аргументовъ.
Аристотель изобрѣлъ силлогизмъ, какъ практическое средство,
или „органонъ14 для силлогизированія допущеній въ діалектикѣ.
Зерно этого изобрѣтенія заключалось въ анализѣ предложеній, въ
разложеніи ихъ на термины. Силлогизмъ, по мысли Аристотеля,
долженъ былъ служить для цѣли соединенія терминовъ въ сужде-
ніе. Прежде всего онъ открылъ, что если два предложенія необхо-
димо заключаютъ въ себѣ или подразумѣваютъ извѣстный вы-
водъ, то одинъ терминъ у нихъ непремѣнно общій, такъ что у
двухъ предложеній всего три термина; другіе же два термина, раз-
личные въ обоихъ предложеніяхъ, служатъ терминами вывода;
отношеніе между двумя терминами вывода неизбѣжно вытекаетъ
изъ отношеній между ними и третьимъ терминомъ, установленныхъ
въ посылкахъ.
Таково было понятіе о силлогизмѣ у Аристотеля, и такимъ
оно осталось въ логикѣ. Строго говоря, нашъ силлогизмъ тоже
является силлогизмомъ терминовъ, предложеній, въ второстепен-
номъ смыслѣ, подвергшихся процессу анализа. Выводъ мы пред-
ставляемъ себѣ аналитически, какъ отношеніе между двумя терми-
нами. Сколькими способами можно установить это отношеніе при
помощи третьяго термина? Отвѣтъ на этотъ вопросъ даетъ теорія
различныхъ модусовъ и фигуръ силлогизма.
Абстрактное выраженіе, каковымъ является слово „отноше-
ніе11, придаетъ вопросу чрезвычайно сложный характеръ, нисколько-
не соотвѣтствующій дѣйствительности. Вся прелесть силлогизма
Аристотеля заключается въ его простотѣ. Выводъ заключенія Ари-
стотель упростилъ насколько возможно; въ сущности, выводъ сил-
логизма представляетъ собою отношеніе включенія въ классъ или
исключенія изъ класса, причисленія даннаго предмета къ опредѣ-
ленному роду или изъятія изъ него. Чтобы показать, что одинъ
терминъ содержится пли не содержится въ другомъ, мы должны
только найти третій, который содержалъ бы въ себѣ одинъ и самъ
содержался бы или не содержался въ другомъ.
На практикѣ трудность состоитъ въ томъ, чтобы заключенія
и аргументы разговорной рѣчи привести къ опредѣленнымъ тер-
минамъ, между которыми существуютъ столь простыя взаимныя
отношенія. Разъ это удалось, взаимная независимость предложеній
— 119 —
или, обратно, зависимость ихъ—становится очевидной. Въ этомъ и
заключается выдающаяся роль силлогизма.
Прежде чѣмъ перейти къ изложенію способовъ силлогпзаціи
двухъ терминовъ черезъ посредство третьяго, мы должны позна-
комиться съ техническими названіями соотвѣтствующихъ элемен-
товъ процесса.
Третій терминъ называется среднимъ (М) (то рёаоѵ); два дру-
гіе—„крайними1* (ахра).
Крайніе термины являются подлежащимъ (8) п сказуемымъ
(Р) заключенія.
Въ утвердительномъ предложеніи (нормальная форма) 8 со-
держится въ Р; отсюда Р называется большимъ *) терминомъ,
(то реіСоѵ), а 8—меньшимъ (то ёкаттоѵ), такъ какъ объемъ Р пре-
вышаетъ объемъ 8. Трудности въ запоминаніи этихъ названій
никакой нѣтъ, если имѣть въ виду, что они вытекаютъ изъ за-
ключенія. Заключеніе именно являлось въ діалектикѣ проблемой
(трорХтцха), тезисомъ, спорнымъ вопросомъ.
Двѣ посылки пли предложенія, выражающія отношеніе двухъ
крайнихъ терминовъ къ среднему, получили свои названія по столь
же простымъ соображеніямъ.
Одна изъ нпхъ обозначаетъ отношеніе между меньшимъ тер-
миномъ, 8, и среднимъ, М. „8, всѣ или нѣкоторыя, содержатся
или не содержатся въ Ми. Такая посылка носитъ названіе меньшей.
Другая посылка обозначаетъ отношеніе между большимъ тер-
миномъ и среднимъ. „М всѣ или нѣкоторыя, содержатся или не
содержатся въ Р“. Такая посылка называется большей 2).
ГЛАВА II.
Фигуры и модусы силлогизма.
I.—Первая фигура.
Формы (технически называемыя модусами, шоосіз) первой фи-
гуры основаны на простѣйшихъ отношеніяхъ обоихъ крайнихъ
Аристотель называетъ большій терминъ „первымъ11 (то ттрштоѵ),
а меньшій—..послѣднимъ11 (то ёа^атоѵ), вѣроятно потому, что таковъ былъ
ихъ порядокъ въ заключеніи, въ наиболѣе частой его формѣ: ,,Р отно-
сится къ 8’1, или „Р принадлежитъ №.
г) Говоря о большей или меньшей посылкѣ, мы имѣемъ вь виду
термины. Чтобы избѣгнуть путаницы, которая легко можетъ возникнуть
у начинающаго, и чтобы, вмѣстѣ съ тѣмъ, подчеркнуть происхожденіе
втихъ названій, можно первую посылку называть „посылкой большаго
термина11, а вторую—„посылкой меньшаго термина11. Лишь въ средніе вѣка,
когда забыли происхожденіе силлогизма, возникла мысль, что термины
называются „большимъ"* и „меньшимъ11, потому что встрѣчаются въ «боль-
шей11 и „меньшей11 посылкахъ.
— 120 —
терминовъ къ среднему,—отношеніяхъ, которыя могутъ обнаружить
или непремѣнно заключаютъ въ себѣ искомое отношеніе между край-
ними терминами.
Простѣйшій типъ первой фигуры опредѣляется у Аристотеля
слѣдующимъ образомъ: „когда три термина такъ относятся другъ
къ другу, что послѣдній (меньшій) всецѣло заключается въ сред-
н мъ, а средній всецѣло заключается или не заключается въ пер-
вомъ (большемъ), то получается настоящій силлогизмъ крайнихъ
терминовъ4*. *)
Когда меньшій терминъ лишь отчасти содержится въ среднемъ,
силлогизмъ тоже вѣренъ. Такимъ образомъ, есть четыре способа,
при помощи которыхъ два термина (броі) могутъ быть связаны между
собою или взаимно исключать другъ друга чрезъ посредство третьяго.
Термины обыкновенно изображаются въ видѣ круговъ, какъ са-
мыхъ правильныхъ фигуръ, но и всякая вообще фигура, если она
можетъ заключать въ себѣ другія, соотвѣтствуетъ этой цѣли, и
чѣмъ она грубѣе и неправильнѣе, тѣмъ она точнЬѳ представляетъ
объемъ слова.
Заключеніе А.
Всѣ М содержатся въ Р.
Всѣ 8 содержатся въ М.
Всѣ 8 содержатся въ Р.
Заключеніе Е.
Ни одно М не содержится въ
Всѣ 8 содержатся въ М.
Ни одно 8 не содержится въ
Заключеніе I.
Всѣ М содержатся въ Р.
Нѣкоторыя 8 — въ М.
Нѣкоторыя 8 — въ Р.
Заключеніе О.
Ни одно М не содержится въ Р.
Нѣкоторыя 8 содержатся въ М.
Нѣкоторыя 8 не содержатся въ Р.
*) О'аѵ обѵ ороі треі<; оотш; еушаі кро^ аАХ^Хоо? шате тоѵ гауагсѵ
ёѵ б).ш гіѵаі рёаш, хаі тоѵ рёаоѵ ёѵ 6Х<р тф тгріЬтш гіѵаі т] рт] гіѵаі,
аѵаухт] тшѵ ахршѵ гіѵаі сьХХоуіарбѵ тгХгюѵ. (Апаі, Ргіог. I, 4).
— 121 —
Эти четыре формы составляютъ такъ называемые модусы первой
фигуры силлогизма. Такъ какъ псѣ предложенія можно привести
къ о,.ной изъ четырехъ формъ, А, Е, I, или О, то въ этихъ по-
сылкахъ мы имЬемъ абстрактные типы всѣхъ правильныхъ аргу-
ментовъ, которые можно получить изъ общихъ положеній. Содер-
жаніе предложенія при этомъ не играетъ роли. Каковъ бы ни былъ
вопросъ, — математическій, физическій, соціальный или полити-
ческій, разъ мы допустили посылки, выраженныя въ одной изъ че-
тырехъ указанныхъ формъ, заключеніе вытекаетъ изъ нихъ неиз-
бѣжно, ех ѵі /огтае, ех песеззгіаіе /огтае. ’) Если какой-либо аргу-
ментъ можно привести къ этимъ формамъ и посылки мы допускаемъ,
то въ силу послѣдовательности мышленія, мы обязаны допустить
и заключеніе; иначе намъ придется отрицать, что если одна вещь
находится въ другой, а эта другая въ третьей, то первая нахо-
дится въ третьей, или что если одна вещь находится въ другой,
а эта другая всецѣло внѣ третьей, то и первая тоже находится
внѣ третьей.
Это положеніе называется аксіомой силлогизма. Наиболѣе общая
формула аксіомы силлогизма извѣстна въ логикѣ подъ именемъ
ІНсіит, или Ііедиіа сіе Отпі еі Киііо. „Все, что утверждается или
отрицается относительно цѣлаго термина, утверждается или отри-
цается и относительно всего, что въ немъ содержится4*. Положеніе
выражали различнымъ образомъ, и много спорили по поводу того,
какъ его лучше выразить, причемъ упускали изъ виду относительное
значеніе термина. Лучше выразить, но для какой цѣли? Практи-
чески та формула лучше всѣхъ, съ которой скорѣе всего можно
согласиться, а для этого не надо много выбирать между различными
способами выраженій. Для большей ясности и удобства, пожалуй,
лучше дать двѣ отдѣльныхъ формулы,—одну для утвердительныхъ
заключеній, другую для отрицательныхъ. Напримѣръ: „все, что
утверждается относительно всего М, утверждается и относительно
всего того, что содержится въ М44; и „все, что отрицается относи-
тельно всего М, отрицается и относительно всею того, что со-
держится въМ44. Единственное преимущество соединенія двухъ фор-
мулъ заключается въ сжатости выраженія. „Часть части есть часть
цѣлаго44—вотъ сжатая формула, которая собственно означаетъ, что
отдѣльный предметъ или видъ образуетъ часть рода. „Все, что
говорится о цѣломъ, говорится и о каждой изъ его частей44, — это
тоже достаточно полное выраженіе принципа; цѣлое здѣсь—средній
терминъ, а меньшій терминъ обозначаетъ часть его; если большій
терминъ относится къ меньшему въ положительномъ или отрица-
тельномъ смыслѣ, то вмѣстѣ съ тѣмъ онъ относится и къ среднему
термину.
Аксіома силлогизма, какъ показываетъ самое названіе, не тре-
буетъ доказательства. О ней можно сказать то же, что сказалъ Ари-
*) Латинское выраженіе: „въ силу самой формы, въ силу необходи-
мости формы" 1І2>им. перса.
— 122 —
стотель относительно „аксіомы противорѣчія и: въ случаѣ спора,
защищать аксіому можно путемъ доказательства нелѣпости возра-
женій. Отрицать ее невозможно; вы не можете, напримѣръ, отри-
цать того, что если у васъ есть листокъ въ книгѣ, а книга лежитъ
въ карманѣ, то и листокъ находится въ карманѣ. Вы, напримѣръ,
говорите, что въ вашемъ кошелькѣ лежитъ соверенъ, кошелекъ у
васъ въ карманѣ; тѣмъ не менѣе, соверена нѣтъ у васъ въ кар-
манѣ; можетъ быть, въ такомъ случаѣ, вы уступите мнѣ то, что
есть въ вашемъ карманѣ, кромѣ кошелька?
II.—Второстепенныя фигуры силлогизма и приведеніе
ихъ въ первой.
Слово; „фигура11 (оут|Ца) примѣняется къ обозначенію формы
или фигуры посылокъ, т. е. порядка терминовъ въ изложеніи по-
сылокъ, если большая посылка ставится первой, а меньшая—
второй.
Въ первой фигурѣ порядокъ слѣдующій:
М	Р
8	И.
Но есть еще три возможныхъ порядка или фигуры, именно:
Фиг. II.	Фиг. III.	Фиг.	IV.
Р М	М Р	Р М
8 М	М 8	М 8.
Изъ теоріи обращенія слѣдуетъ, что правильные выводы мо-
гутъ излагаться въ указанныхъ формулахъ, такъ какъ предложе-
ніе съ однимъ порядкомъ терминовъ можетъ быть эквивалентнымъ
предложенію съ другимъ порядкомъ терминовъ. Такъ, предложеніе:
„не одно М не содержится въ Р“ можно обратить въ—„ни одно Р
не содержится въ М“; отсюда слѣдуетъ, что аргументъ;
Ни одно Р не содержится въ М
Всѣ 8 содержатся въ М,
построенный по второй фигурѣ, такъ же правиленъ, какъ и ар-
гументъ, построенный по первой фигурѣ:
Ни одно М не содержится въ Р
Всѣ 8 содержатся въ М.
Подобнымъ же образомъ, если предложеніе: „всѣ М содержатся въ
8“ можно обратить въ предложеніе: „нѣкоторыя 8 содержатся въ
Ми, то одинаково правильны оба слѣдующихъ аргумента:
— 123 —
Фиг. ІИ.	Фиг. I.
Всѣ М содержатся бъ Р ______ Всѣ М содержатся въ Р
ВЬѣ М содержатся въ 8 — Нѣкоторыя 8 содержатся въ М.
Если возьмемъ вмѣсто первоначальныхъ предложеній оба обрат-
ныхъ предложенія, то получимъ:
Фиг. IV.	Фиг. I.
Ни одно Р не содержится бъ М ___ Ни одно М не содержится въ Р
Всѣ М содержатся въ 8	— Нѣкоторыя 8 содержатся въ М.
Можно доказать (мы сейчасъ это увидимъ), что всего есть
четыре правильныхъ формы или модуса второй фигуры, шесть—
третьей и пять—четвертой. Въ ХШ вѣкѣ придуманы остроумные
мнемоническіе стихи для запоминанія всѣхъ этихъ различныхъ
модусовъ и приведенія ихъ къ первой фигурѣ посредствомъ пе-
ремѣщенія терминовъ и посылокъ. Первая строка перечисляетъ
модусы „первой14, „нормальной11, или „основной14 фигуры.
ВАгйАгА, СЕ/А'лЕні, НАгІІ, ЕЕгІОд'ме ргіогів;
СЕаАгЕ, САтЕ$ігЕ$, ЕЕвДиО, ВАгО/сО, весшісіае;
Тегііа БАгАрД, БВАтІз, ПАНИ, ЕЕ^АрЮи;
ВО&АпЮ, ЕЕгІ«Од,г<е, ЬаЬеѣ; дпагіа іпзпрег асісііѣ,
ВгАжАиЛР, САтЕюЕя, І)І»иАгІ$, ЕЕкАрО, ЕтЕйійОп.
Гласныя въ названіяхъ модусовъ указываютъ на предложенія
силлогизма въ ихъ четырехъ формахъ А,Е,І,О. Чтобы написать
какой-нибудь модусъ, вамъ нужно только припомнить фигуру и
выписывать предложенія въ слѣдующемъ порядкѣ: большая по-
сылка, меньшая посылка, заключеніе. Такъ, вторая фигура имѣетъ
форму —значитъ, РЕзДгеО придется выписать въ слѣдующемъ
видѣі
Ни одно Р не содержится въ М
Нѣкоторыя 8 содержатся въ М
Нѣкоторыя 8 не содержатся въ Р.
Четвертая фигура имѣетъ форму:	модусъ Г>ІпгА»Т§
получитъ такой видъ:
Нѣкоторыя Р содержатся въ М.
Всѣ М содержатся въ 8.
Нѣкоторыя 8 содержатся въ Р.
Начальная буква названія модуса указываетъ на тотъ модусъ
первой фигуры, къ которому можно привести его. Такъ, Еевііпо
приводится къ Еегіо, Пішагіз—къ Нагіі. Въ Вагоко и Вокагсіо,
— 124 —
В указываетъ на то, что при помощи ВагЪага вы можете довести
своего противника до сознанія абсурда его утвержденій, какъ это
•будетъ объяснено впослѣдствіи.
Буквы: 5, т и р тоже имѣютъ значеніе. Буква 5 послѣ глас-
ной показываетъ, что предложеніе допускаетъ простое обращеніе.
Такъ, въ ГЕзіІнО—
Ни одно Р не содержится въ М.
Нѣкоторыя 8 содержатся въ М.
Нѣкоторыя 8 не содержатся въ Р.
Обратите большую посылку, и вы получите ЕЕгГО первой фи-
гуры.
Ни одно М не содержится въ Р.
Нѣкоторыя 8 содержатся въ М.
Нѣкоторыя 8 не содержатся въ Р.
Буква т (тиіа, передвинь) указываетъ на то, что посылки
слѣдуетъ переставить. Такъ, въ САдагЕл^гЕд надо переставить
посылки и просто обратить меньшую посылку. Тогда получается
фигура СЕ?А»Ен/:
Всѣ Р содержатся въ М __________ Ни одно М не содержится въ 8
Ни одно 8 не содержится въ М = Всѣ Р содержался въ М.
Отсюда слѣдуетъ по СЕ/АгЕиі, что „ни одно Р не содержится
въ 8“; если просто обратить это предложеніе, то получится: „ни
одно 8 не содержится въ Ри.
Простое перемѣщеніе посылокъ въ модусѣ ВЬиАгЪ четвер-
той фигуры:
Нѣкоторыя Р содержатся въ М
Всѣ М содержатся въ 8
даетъ посылки модуса ПАгІІ:
Всѣ М содержатся въ 8
Нѣкоторыя Р содержатся въ М.
При этомъ нужно просто обратить заключеніе: „нЬкоторыяР содер-
жатся въ 8“.
Буква р послѣ гласной указываетъ на то, что предложеніе
нужно обратить рег ассіЛепв. Такъ, въ модусѣ ЕЕ^АрЮн треть-
ей фигуры (МР, М8):
Ни одно М не содержится въ Р
Всѣ М содержатся въ 8
Нѣкоторыя 8 не содержатся въ Р
— 125 —
нужно замѣнить предложеніе „всѣ М содержатся въ 8“ другимъ-
предложеніемъ, полученнымъ въ результатѣ обращенія рег ассі Непз",
тогда*у насъ составляются посылки модуса ЕЕгІО.
Дня, модуса, Вагоко второй фигуры и Вокагсіо третьей, нельзя
привести къ первой при помощи обращенія и перестановки. Для
нихъ требуется противоположеніе. Такъ, вь модусѣ ВАтОЮ вто-
рой фигуры (РМ, 8М)
Всѣ Р содержатся въ М
Нѣкоторыя 8 не содержатся въ М
нужно замѣнить большую посылку предложеніемъ, полученнымъ
въ результатѣ обращенія черезъ противоположеніе, а меньшую
посылку—предложеніемъ, полученнымъ въ результатѣ формальнаго
превращенія или замѣщенія; тогда мы имѣемъ модусъ ЕЕгІО
первой фигуры, причемъ „не—М“ служитъ въ немъ среднимъ
терминомъ.
Ни одно не—М не содержится въ Р
Нѣкоторыя 8 содержатся въ не—М
Нѣкоторыя 8 не содержатся въ Р.
Процессъ этотъ можно было бы обозначить мнемоническимъ
словомъ ЕАсіОсО, гдѣ с указывало бы на противоположеніе Тер-
кина сказуемаго или на формальное превращеніе предложенія.
Приведеніе модуса ВОААгс/О нѣсколько сложнѣе:
Нѣкоторыя М не содержатся въ Р
Всѣ М содержатся въ 8
Нѣкоторыя 8 не содержатся въ Р.
Его можно обозначить символомъ БОскАтОкс. Большую посылку
замѣняютъ формой обращенія черезъ противоположеніе, посылки
переставляютъ, и получается модусъ ПАгІІ.
Всѣ М содержатся въ 8.
Нѣкоторыя не—Р содержатся въ М.
Нѣкоторыя не—Р содержатся въ 8.
Если затѣмъ обратить заключеніе черезъ противоположеніе, то по-
лучится формула: „нѣкоторыя 8 не содержатся въ Р“.
Авторъ мнемоническихъ стиховъ, повидиму, не признавалъ
противоположенія, хотя его и допускалъ Боэцій. Такъ какъ безъ
этого нельзя было доказать правильности модусовъ Вагоко и Во-
кагсіо и эквивалентностп ихъ модусамъ первой фпгуры, то онъ
употреблялъ особый способъ доказательства, извѣстный подъ име-
немъ Весіисііо аеі аЬзигсІит. Буква В указываетъ на модусъ Ваг-
Ьагп, какъ на средство въ данномъ случаѣ.
Суть дѣла заключается въ слѣдующемъ. У васъ, положимъ,
— 126 —
< сть противникъ; этого противника вы доводите до абсурда, до
противорѣчія съ самимъ собою. Вы доказываете, что, оставаясь
послѣдовательнымъ, невозможно допускать посылки и въ то же
время отвергать заключеніе. Представьте себѣ, что все же такъ
поступаютъ. Напримѣръ, какъ въ формѣ ВАгОЛ'О, противникъ
вашъ признаетъ, что
Всѣ Р содержатся въ М
Нѣкоторыя 8 не содержатся М
и вмѣстѣ съ тѣмъ отрицаетъ заключеніе: „нѣкоторыя 5 не содер-
жатся въ Р“. Отрицаніе даннаго предложенія предполагаетъ утвер-
жденіе протпворѣчащаго ему предложенія. Если невѣрно, что „нѣ-
которыя 8 не содержатся въ Р“, то должно быть вѣрно, что „всѣ
8 содержатся въ Р“. Соедините теперь это съ предложеніемъ „всѣ
Р содержатся въ М“, которое вашъ противникъ призналъ, и вы по-
лучите силлогизмъ ВАгіАгА:
Всѣ Р содержатся въ М
Всѣ 8 содержатся въ Р.
Заключеніемъ служить предложеніе: „всѣ 8 содержатся въ М.и
Если, такимъ образомъ, отрицается первоначальное заключеніе,
то выходитъ, что „всѣ 8 содержатся въ М.“ Но такой выводъ про-
тиворѣчитъ меньшей посылкѣ, справедливость которой была при-
знана Отсюда слѣдуетъ, что противникч. вашъ, допуская посылки
и отрицая заключеніе, впадаетъ въ противорѣчіе съ самимъ собой.
Тотъ же способъ доказательства примѣнимъ и къ модусу
Вокагсіо.
Нѣкоторыя М не содержатся въ Р
Всѣ М содержатся въ 8
Нѣкоторыя 8 не содержатся въ Р.
Попробуйте отрицать заключеніе, и вамъ придется допустить,
что „всѣ 8 содержатся въ Р“. Если силлогизировать такой выводъ
по типу ВагЪага съ предложеніемъ „всѣ М содержатся въ 8“, то
получится формула „всѣ М содержатся въ Р“, противорѣчащая
большей посылкѣ.
Напоминаемъ читателю, что область примѣненія аргумента
ай иЬзигАшѣ не ограничивается исключительно модусами Вагоко и
Вокагсіо. Въ данномъ случаѣ пользуются этимъ способомъ дока-
зательства просто потому, что оба модуса, Вагоко и Вокагсіо, не
приводятся къ первой фигурѣ обыкновеннымъ путемъ. Но аргу-
ментъ ай аЬзитйит мы можемъ съ одинаковымъ правомъ примѣ-
нить и къ другимъ модусамъ, напримѣръ, къ модусу ВІ»иАгІ$
третьей фигуры.
Нѣкоторыя М содержатся въ Р
Всѣ М содержатся въ 8
Нѣкоторыя 8 содержатся въ Р.
— 127 —
Положимъ, кто-либо отрицаетъ заключеніе „нѣкоторыя 8 содер-
жатся въ Р“, тогда онъ долженъ допустить, что „ни одно 8 не
содержится въ Р“. Но если ни одно 8 не содержится въ Р, и всѣ
М содержатся въ 8, то изъ модуса Сеіагепѣ вытекаетъ, что „ни
одно М не содержится въ Р“. Очевидно, что такой выводъ, наряду
съ признаніемъ большей посылки модуса Рішагій, является нару-
шеніемъ послѣдовательности мышленія.
Читатель можетъ спросить: „зачѣмъ нужно приводить второ-
степенныя фигуры силлогизма къ первой? А вотъ зачѣмъ. Только
тогда, когда отношенія между терминами выражены въ первой
фигурѣ, сразу видно, согласуется-ли данный аргументъ съ аксі-
омой йісіит сіе оіппі. Тогда неопровержимо ясно, что если вѣрно
Иісіит, то вѣренъ и аргументъ. А если вѣрны модусы первой фи-
гуры, то должны быть вѣрными и эквивалентные имъ модусы дру-
гихъ фигуръ.
Аристотель признавалъ только двѣ изъ второстепенныхъ фи-
гуръ—вторую и третью; поэтому всѣхъ правильныхъ модусовъ онъ
считалъ четырнадцать.
Открытіе четвертой фигуры Аверроэсъ приписываетъ Галену.
Самъ Авѳрроесъ отвергаетъ ее на томъ основаніи, что ни одинъ
аргументъ, если только онъ выраженъ естественно, т. ѳ. согласно
съ общепринятыми оборотами рѣчи, не можетъ получить такой
формы. Этого достаточно, чтобы не тратить времени на нее, если
считать логику наукой практической, трактующей о разсужденіи
пли дискурсивномъ мышленіи. Вѣроятно, по такой же причинѣ и
Аристотель ничего не говоритъ о ней.
Все же, для полноты теоріи силлогизма терминовъ, какъ
абстрактнаго ученія, необходимо упомянуть и о четвертой фигурѣ,
которая тоже представляетъ собою одну изъ. формъ соединенія по-
сылокъ, заключающихъ въ себѣ требуемое отношеніе между край-
ними терминами. Между этими терминами силлогистическая связь
является безусловно правильной, если отношенія между всѣми
тремя терминами выражены по типу посылокъ четвертой фигуры.
ІП. Соритъ.
Цѣпь силлогизмовъ называется соритомъ.
Всѣ А содержатся въ В
Всѣ В содержатся въ С
Всѣ С содержатся въ В
Всѣ X содержатся въ 2
*** Всѣ А содержатся въ 2.
^Меньшая посылка проводится черезъ рядъ общихъ предло-
женій; каждое предтожѳніѳ по очереди служитъ большей посылкой
— 128 —
и даетъ заключеніе, которое можетъ быть приведено въ силлоги-
стическую связь со слѣдующимъ обшимъ предложеніемъ. Очевидно,
чдо въ соритѣ можетъ быть лишь одна частная посылка, первая,
и лишь одна посылка общаго отрицательнаго характера,—послѣд-
няя. Частная или отрицательная посылка вь какомъ-либо другомъ
мѣстѣ цѣпи образуетъ непреодолимое препятствіе для дальнѣй-
шихъ выводовъ.
ГЛАВА III.
Доказательство силлогистическихъ модусовъ. Правила
(сапопз) силлогизма.
Откуда мы знаемъ, что девятнадцать модусовъ представляютъ
собою единственныя возможныя формы правильныхъ силлогизмовъ?
Аристотель считалъ это очевиднымъ, потому что разобралъ
и разсмотрѣлъ всѣ возможныя формы каждой изъ трехъ фигуръ.
Если признать предложеніе и помѣщеніе подлежащаго внутри
или внѣ извѣстной ограниченной сферы (терминъ, орое) равнознач-
ными, то разсужденіе упрощается до крайности. У васъ есть три
такихъ термина или сферы, 8, Р и М; даны отношенія двухъ изъ
нихъ къ третьему, и это можетъ служить вамъ ключомъ къ уясне-
нію ихъ взаимнаго отношенія другъ къ другу. Находится-ли 8
внѣ Р или внутри его, всецѣло внутри или всецѣло внѣ, отчасти
внутри или отчасти внѣ? Вы знаете отношеніе каждаго изъ нихъ
къ третьему; когда вы благодаря этому можете опредѣлить поло-
женіе 8 относительно Р?
Мы видѣли, что если М содержится всецѣло внутри Р или
внѣ его, и 8—всецѣло или отчасти въ М, то 8 всецѣло или отча-
сти лежитъ внутри Р или внѣ его.
Попробуйте установить какія-либо иныя отношенія въ пер-
вой фигурѣ, и вы увидите, что тогда ничего нельзя будетъ ска-
зать о положеніи 8 относительно Р. Если большая посылка не
общая, т. е. если М не лежитъ всецѣло внутри Р или внѣ его,
то никакое заключеніе невозможно, какова бы ни была меньшая
посылка Положимъ, что дано, „всѣ 8 содержатся въ М“; возможно,
что „всѣ 8 содержатся въ Ри, но возможно также, что „ни одно
6 не содержится въ Р“, или что „нѣкоторыя 8 содержатся въ Р“,
или что „нѣкоторыя 8 не содержатся въ Р“.
— 129 —
Далѣе, если меньшая посылка не утвердительна, то, какова
ни была большая посылка, заключеніе невозможно. Разъ мень-
шая посылка отрицательна, то вы знаете только, что всѣ 8 илп
нѣкоторыя 8 лежатъ гдѣ-то внѣ М; если вамъ даже извѣстно по-
ложеніе М относительно Р, все же это нисколько не поможетъ
вамъ опредѣлить положеніе 8 относительно Р. Всѣ 8 могутъ быть
въ Р, или ни одно 8 не быть въ Р, или нѣкоторыя 8 могутъ
быть въ Р, а нѣкоторыя быть внѣ его. Дано: „всѣ М содержатся
въ Р“; всѣ 8 (или нѣкоторыя 8), которыя, какъ намъ извѣстно,
находятся внѣ М, могутъ или быть въ Р, или быть гдѣ либо внѣ его.
Подобнымъ же образомъ, во второй фигурѣ разборъ и про-
стое разсмотрѣніе всѣхъ возможныхъ условій показываютъ, что
заключеніе можно вывести лишь въ томъ случаѣ, если большая
посылка общая, а одна изъ посылокъ отрицательная.
Другой и болѣе распространенный способъ удаленія непра-
вильныхъ формъ силлогизма выработанъ въ средніе вѣка. Уста-
навливается рядъ правилъ, которымъ подчиняется любая фигура;
модусы, не соотвѣтствующіе этимъ правиламъ, исключаются изъ
фигуры. Правила эти извѣстны подъ именемъ „каноновъ сил-
логизма“.
Правило I. Во всякомъ силлогизмѣ должно быть три термина
п не больше трехъ; они должны всюду употребляться въ одномъ
и томъ же значеніи.
Иногда, вслѣдствіе двоякаго значенія словъ, кажется, что въ
предложеніи три термина, на самомъ же дѣлѣ ихъ четыре. При-
мѣромъ можетъ служить софизмъ:
Тотъ, кто особенно голоденъ, ѣстъ особенно много.
Тотъ, кто ѣстъ особенно мало, особенно голоденъ.
Тотъ, кто ѣстъ особенно мало, ѣстъ особенно много.
Это правило, хотя и указываетъ на опасность ошибки въ
приложеніи силлогизма къ реальнымъ предложеніямъ, тѣмъ не
менѣе представляется излишнимъ съ чисто формальной точки зрѣ-
нія: мы съ самаго начала должны признать, что термины сохра-
няютъ одно и то же постоянное значеніе при всякомъ процессѣ
умозаключенія.
Подъ первымъ правиломъ силлогизма, по словамъ Марка
Дункана (Іпзѣ. Ьо^. IV 3,2^, подразумѣвается еще одно, обыкно-
Иидукт. и дедукт. логика.	9
— 130 —
венно выражаемое въ слѣдующей формѣ: „въ заключеніи ничего
не должно быть такого, чего не было вь посылкахъ; если въ за-
ключеніи есть что-либо такое, чего нѣтъ ни въ одной посылкѣ,
то, значитъ, въ силлогизмѣ четыре термина.
Правило, что во всякомъ силлогизмѣ должно быть только
три предложенія, иногда приводятъ въ видѣ отдѣльнаго канона;
на самомъ дѣлѣ оно представляетъ собою лишь выводя, пзъ пра-
вила I.
Правило II. Средній терминъ долженъ быть распредѣленъ,
по крайней мѣрѣ, въ одной изъ посылокъ.
Ср дній терминъ долженъ пли всецѣло заключаться въ какомъ
лпбо пзъ крайнихъ терминовъ, или же лежать всецѣло инѣ ихъ;
иначе чрезъ посредство средняго термина невозможно установить
связи между крайними. Если вы знаете, что средній терминъ лишь
отчасти заключается въ обоихъ крайнихъ, то не можете опредѣ-
лить отсюда взаимнаго отношенія ихъ другъ къ другу; то же слѣ-
дуетъ сказать и въ томъ случаѣ, если вамъ извѣстно лишь одно,
вменн >, что средній терминъ отчасти лежитъ внѣ крайнихь.
Правило о распредѣленіи средняго термина представляетъ
собою нѣчто вродѣ противо-относптельнаго дополненія къ Ніеіит
Не атпг. Все, что относится къ цѣлому въ распредѣлительномъ
смыслѣ, относится и къ каждой части его. Если ни въ одной изъ
посылокъ сказуемое не относится къ цѣлому, то наша аксіома,
конечно, не найдетъ примѣненія.
Правило III. Ни одинъ терминъ не долженъ быть распредѣ-
ленъ въ заключеніи, если онъ не былъ распредѣленъ въ по-
сылкахъ.
Если нѣтъ общаго утвержденія относительно какого либо тер -
мина ни въ одной пзъ посылокъ, то такого утвержденія нельзя
сдѣлать и въ заключеніи, потому что это значило бы выйти изъ
предѣловъ данныхъ положеній.
Нарушеніе этого правила по отношенію къ большему термину
называется „недозволеннымъ процессомъ" (іііісіЬ ргссеее) большаго
термина, а по отношенію къ меньшему—„нѳд 'зволеннымъ процес-
сомъ" меньшаго термина.
Правиломъ распредѣленія пользуются часто при исключеніи
неправильныхъ модусовъ силлогизма. Необходимо помнить, что
терминъ сказуемаго „распредѣляется44 или берется въ полномъ
объемѣ какъ въ О („нѣкоторыя 8 не содержатся въ Р“) такъ и
въ Е („ни одно 8 не содержится въ Р44); въ утвердительныхъ
предложеніяхъ Р никогда не распредѣляется.
Правило IV. Изъ двухъ отрицательныхъ посылокъ накакогэ
заключенія вывести нельзя.
Двѣ отрицательныя посылки на самомъ дѣлѣ выражаютъ,
что между большимъ и меньшимъ терминами (въ томъ видѣ, въ
какомъ обозначено ихъ количество въ посылкахъ) съ одной сто-
роны и 'терминомъ общимъ обѣимъ посылкамъ, съ другой сто-
роны, никакой связи нѣтъ, короче сказать, въ данномъ случаѣ
— 131 —
этотъ общій терминъ не имѣетъ значенія средняго, пѣтъ условія
правильности силлогизма.
Кажущееся исключеніе изъ этого правила бываетъ тогда,
когда среднимъ терминомъ въ аргументѣ служитъ иротивополож-
ныи терминъ, не М. Такъ:
Никто, кто не чувствуетъ жажды, не страдаетъ отъ
лихорадки.
Этотъ ч.-ловѣкъ не чувствуетъ жажды.
0нъ не страдаетъ отъ лихорадки.
Но въ сущности, въ такихъ случаяхъ нѣтъ и того условія,
О которомъ мы говоримъ; скорѣе на лицо противоположное условіе;
меньшая посылка въ сущности утвердительнаго характера — по
формѣ: „8 не есть не-М“.
Правило Г. Если одна посылка отрицательная, то и заключеніе
должно быть отрицательнымъ.
Если одна посылка отрицательная, то одинъ изъ крайнихъ
терминовъ всецѣло плп отчасти исключается изъ средняго. Другая
посылка должна въ такомъ случаѣ (въ силу правила IV) выра-
жать какое-либо совпаденіе средняго термина съ другимъ край-
нимъ; заключеніе же можетъ лишь подтвердить исключеніе, полноо
или частичное, перваго термина пзъ сферы такого совпаденія.
Пролило VI. Изъ двухъ частныхъ посылокъ никакого заклю-
ченія вывести нельзя.
Правило становится очевиднымъ при сравненіи терминовъ во
всѣхъ возможныхъ отношеніяхъ ихъ другъ къ другу; впрочемъ,
оно проще доказывается при помощи предшествующихъ правилъ.
Посылкп не могутъ быть обѣ частными и давать заключеніе, но
нарушая при этомъ одного изъ вышеприведенныхъ правилъ.
Положимъ, обѣ посылки утвердительныя I I; средній терминъ
иѳ распредѣленъ ни въ одной изъ нихъ.
Положимъ, одна посылка утвердительная, а другая отрица-
тельная, 10 или 01. Тогда, какова бы ни была фигура, т. е. ка-
ковъ бы ни былъ порядокъ терминовъ, только одинъ изъ нихъ
можетъ быть распредѣленъ, именно сказуемое въ О. Въ силу пра-
вила II это сказуемое должно быть среднимъ терминомъ. Но въ
такомъ случаѣ получается недозволенный процессъ большаго тер-
мина (правило III) потому что, если одна изъ посылокъ отрица-
тельная, то и заключеніе отрицательно (правило V), и Р, его ска-
зуемое, будетъ распредѣлено. Короче сказать, въ отрицательномъ
модусѣ и большій и средній термі.ня должны быть распредѣлены,
а если обѣ посылки частныя, то это невозможно.
Правило VII. Если одна посылка частная, то и заключеніе
•является частнымъ.
Правило VII иногда соединяютъ съ V въ одинъ канонъ: за-
ключеніе слѣдуетъ болѣе слабой посылкѣ".
Это можно легко доказать при помощи предшествующихъ
правилъ
9»
— 132 —
Положимъ, обѣ посылки утвердительныя; тогда, если одна
изъ нихъ частная, то только одинъ терминъ можетъ быть распре-
дѣленъ въ посылкахъ, именно—подлежащее общаго утвердитель-
наго предложенія. По правилу II такой терминъ долженъ быть
среднимъ, а меньшій терминъ, разъ онъ не распредѣленъ въ по-
сылкахъ, не можетъ быть распредѣленъ и въ заключеніи. Такимъ
образомъ, заключеніе не можетъ быть общимъ; оно должно быть
частнымъ.
Положимъ, одна посылка отрицательная, а другая утверди-
тельная. Если одна посылка отрицательная, то и заключеніе отри-
цательно, и Р должно быть распредѣлено вч, заключеніи. Но для
тою, чтобы заключеніе могло быть общимч,, всѣ три термина, 8,
М и Р, должны въ силу правилъ II и III, быть распредѣлены въ
посылкахъ. Какова бы нп была фигура посылокъ, только два тер-
мина могутъ быть распредѣлены. Если одна изъ посылокъ О, то
другая должна быть А, если одна Е, то другая должна быть I.
Отсюда слѣдуетъ, что заключеніе должно быть частнымъ, иначе
получается недозволенный процессъ меньшаго термина, большаго
или средняго.
Аргументъ правила VII можно короче выразить въ слѣдую-
щемъ видѣ: „когда вч> утвердительномъ модусѣ одна посылка ча-
стная, то только одинъ терминъ можетъ быть распредѣленъ въ
посылкахъ; такимъ терминомъ не можетъ быть меньшій, потому
что тогда средній останется нераспредѣленнымъ. Въ отрицатель-
номъ модусѣ, когда она посылка частная, могутъ быть распредѣ-
лены только два термина; меньшій терминъ не можетъ быть од-
нимъ изч, нихч,, потому что въ такомъ случаѣ остаются нераспре-
дѣленными илп средній терминъ, или большій.
При помощи изложенныхъ правили,, мы быстро можемъ опре-
дѣлить, когда намъ дана комбинація трехъ предложеній, построен-
ная по типу одной изъ фигуръ, составляетъ ли она правильный
силлогизмъ илп нѣтъ.
Замѣтьте, что хотя правила примѣнимы во всякой фигурѣ,
все же надо знать, какую именно фигуру представляетъ собою
данный случай при всѣхч, комбинаціяхъ, содержащихъ А или О;
иначе мы не сможемъ рѣшить вопроса о правильностп силлогизма,
руководствуясь правилами II п ІП, потому что распредѣленіе
терминовъ въ А и О зависитъ отъ ихъ порядка въ предложеніи.
Возьмите, напримѣръ, АЕЕ. По фиг. I.
Всѣ М содержатся въ Р
Ни одно 8 не содержится въ М
Ни одно 8 не содержится въ Р.
заключеніе неправильно, потому что содержитъ въ себѣ недозво-
ленный процессъ большаго термина. Р распредѣленъ въ заклю-
ченіи, а не въ посылкахъ.
— 133 —
По фиг. II. АЕЕ
Всѣ Р содержатся въ М
Не одно 8 не содержится въ М
Ни одно 8 не содержится въ Р.
заключеніе правильно (Сатееігее).
По фиг. III. АЕЕ
Всѣ М содержатся въ Р
Ни одно М не содержится въ 8
Ни одно 8 не содержится въ Р.
Заключеніе неправильно, потому что содержитъ въ себѣ недозво-
ленный процессъ большаго термина.
По фиг. IV АЕЕ правильно (Сашепез).
Возьмите ЕЮ. Вы легко замѣтите, что ѳта комбинація пра-
вильна во всѣхъ фигурахъ, если правильна въ одной какой-либо
изъ нихъ; распредѣленіе терминовъ въ обоихъ случаяхъ не зави-
ситъ отъ ихъ порядка въ предложеніи. Е и I допускаютъ простоэ
обращеніе. Что комбинація правильна, сейчасъ видно изъ того ,
что въ отрицательныхъ модусахъ оба термина, большій и средній,
должны быть распредѣлены; въ данномъ случаѣ мы пользуемся
фюрмой Е.
ЕІЕ неправильно, потому что нельзя вывести общаго заклю-
ченія, если одна изъ посылокъ частная.
АП правильно въ фиг. I плп фиг. III и неправильно въ
фиг. II и фиг. IV, потому что М представляетъ собою подлежащее
предложенія А въ I и III фшгурахъ и сказуемое его во II и IV
фигурахъ.
ОАО правильно только въ фиг. III, потому что только въ
этой фигурѣ при такой комбинаціи посылокъ могутъ быть распре-
дѣлены и М и Р.
Можно придумать сколько угодно простыхъ упражненій та-
кого рода, пока не исчерпаются всѣ возможныя комбинаціи; въ
результатѣ мы придемъ къ убѣжденію, что правильными являются
только указанные модусы.
Если желательно имѣть болѣе систематическій способъ до-
казательства правильности мочусовті, то проще всего будетъ изъ
упомянутыхъ правилъ вывести спеціальныя правила для каждой
фэигуры. Аристотель получилъ такія спеціальныя правила путемъ
простого наблюденія, но легче ихт> вывести изъ общихъ каноновъ
силлогизма.
I.	Въ первой фигурѣ большая посылка должна быть общей,
а меньшая утвердительной.
Чтобы показать это прп помощи каноновъ, надо вспомнить
схему или фигуру
М—въ Р
8—въ М.
— 134 —
Теперь разсмотрпм ь утвердительные модусы и отрицательные.
Очевидно, что въ утвердительномъ модусѣ средній терминъ нѳ
распредѣленъ, еслп большая посылка не общая. Въ отрицатель-
номъ модусѣ: 1) если большая посылка—О, то меньшая должна
быть утвердительной, п М тог’да не распредѣлено; 2) еслп боль-
шая посылка I, то М можетъ быть распредѣлено въ отрицатель-
ной меньшей посылкѣ, но въ такомъ случаѣ получается недозво-
ленный процессъ большаго термина, такъ какъ Р распредѣлено
въ заключеніи (правило V) и не распредѣлено въ посылкахъ. Та-
кимъ образомъ, большая посылка не можетъ быть ни О ни I, а
или А или Е, т. е. большая посылка должна быть непремѣнно
общей.
Что меньшая посылка должна быть утвердительной,—очевид-
но, потому что если бы она была отрицательной, то и заключеніи
должно было бы быть отрицательнымъ (правило V), а большая
посылка—утвердительной (правило ГУ); получился бы такимъ об-
разомъ недозволенный процессъ большаго термина; Р было бы
распредѣлено въ заключеніи и не было бы распредѣлено въ по-
сылкахъ.
Упомянутыя два спеціальныхъ правила обусловливаютъ пра-
вильность лишь четырехъ фермъ въ первой фигурѣ. Различныхъ
комбинацій посылокъ можетъ быть шестнадцать; каждый изъ че-
тырехъ типовъ предложеній можетъ соединяться съ самимъ собою
н съ каждымъ изъ остальныхъ.
АА	ЕА	ІА	ОА
АЕ	ЕЕ	ІЕ	ОЕ
АІ	ЕІ	II	01
АО	ЕО	ІО	00
Спеціальное правило I указываетъ на то, что правые столбцы
надо вычеркнуть., такъ какъ большей посылкой въ нихъ служитъ
частное предложеніе; АЕ, ЕЕ, АО и ЕО не соотвѣтствуютъ спеці-
альному правилу II; остаются въ результатѣ: ВАгЬАгА, СЕ/АгЕпі.
ВАЯІ и ЕЕгІО.
II.	Во второй фигурѣ могутъ быть только отрицательные мо-
дусы; большая посылка должна быть утвердительной.
Могутъ быть только отрицательные модусы, потому что если
одна изъ посылокъ не отрицательна, то М, т. е. терминъ сказуе-
маго, въ обоихъ предложеніяхъ:
Р — въ М
8 — въ М
не распредѣленъ.
Еслп большая посылка не общая, то прп условіи, что во
второй фигурѣ могутъ быть только отрицательные модусы, полу-
чается недозволенный процессъ большаго термина, такъ какъ Р
представляетъ собою подлежащее первой посылки.
— 135 —
Эти спеціальныя правила исключаютъ ДА п АТ п оба пра-
вые столбца въ нашей таблицѣ.
Правило IV устраняетъ ЕЕ п ЕО; такимъ образомъ, мы
остаемся съ ЕА, АЕ, ЕІ п АО—СЕ&АгЕ, САтЕ^гЕв, ЕЕ.ЧІаО,
ВАЮАО.
III.	Въ третьей фигурѣ меньшая посылка должна быть ут-
вердительной.
Въ противномъ случаѣ, заключеніе будетъ отрицательнымъ,
а большая посылка утвердительной; получится недозволенный про-
цессъ большаго термина, такъ какъ Р служитъ сказуемымъ въ
большей посылкѣ.
М — въ Р
М — въ 8
Это правило устраняетъ АЕ, ЕЕ, ІЕ, ОЕ, АО, ЕО, ІО, 00
второй п четвертый столбцы нашего списка.
II и 01 невозможны по правилу VI; остаются, значитъ: АА,
ІА, АІ, ЕА, ОА, ЕІ—ВАгАрН, ТИ&АдаІ*’, ВАШІ, ГЕ/А/ЛО»,
ВОААпЮ, ЕЕгІзО, т. е. три утвердительныхъ модуса и три отри-
цательныхъ.
ГѴ. Четвертая фигура имѣетъ три спеціальныхъ правила.
(1) Въ отрицательныхъ модусахъ большая посылка должна быть
обшей. (2) Если меньшая посылка отрицательна, то обѣ посылки
должны быть общими. (3) Если большая посылка утвердительна,
то меныпая должна быть обшей.
1)	Иначе, на основаніи фигуры
Р — въ М
М — въ 8,
получился бы недозволенный процессъ большаго термина.
2)	Большая посылка должна быть общей въ силу спеціаль-
наго правила (1), а если меньшая не будетъ въ свою очередь об-
щей, то средній терминъ окажется нераспредѣленнымъ.
3)	Иначе М осталось бы нераспредѣленнымъ.
Правило (1) исключаетъ правый столбецъ таблицы, ОА, ОЕ,
01 п 00; также ІЕ и ІО.
Прагпло (2) исключаетъ АО, ЕО.
Правило (3) исключаетъ АІ, II.
ЕЕ исключается общимъ правиломъ ГѴ. Въ результатѣ оста-
ются у насъ: А А, АЕ, ІА. ЕА, ЕІ—ВгкткпіІР, СА»/Е»Ев, ВІдаАг Ь,
ЕЕзАрО, ЕгЕаЬОм.
— 136 —
ГЛАВА IV.
Приведеніе аргументовъ въ силлогистическую форму.
Приведеніе аргументовъ въ силлогистическую форму можетъ
показаться столь же пустымь и безполезнымъ занятіемъ, сколько
легкимъ и механическимъ. Въ большинствѣ случаевъ необходи-
мость заключенія такъ же очевидна въ разговорной рѣчи, какъ и
въ искусственныхъ логическихъ формахъ. Оправданіе такихъ
упражненій состоитъ въ томъ, что очи знакомятъ насъ съ силло-
гизмомъ, служа въ то же время простымъ упражненіемъ въ области
мышленія;—какое употребленіе можно сдѣлать изъ силлогистиче-
скихъ формъ, мы увидимъ ниже.
I. Первая фигура.
Положимъ, надо обратить въ силлогистическую форму слѣ-
дующій аргументъ: „Нп одна война не бываетъ долго популярной,
потому что всякая война способствуетъ увеличенію налоговъ, а
популярность всего того, что задѣваетъ карманъ,—кратковременна44.
Проще всего будетъ начать съ заключенія: „ни одна война
не бываетъ долго популярной44— „ни одно 8 не есть Р44; затѣмъ
разсмотримъ аргументъ, чтобы знать, даетъ ли онъ намъ посылки
вч> надлежащей формѣ. Обращаясь къ модусу Сеіагепѣ первой
фигуры
Ни одно М не есть Р
Всѣ 8 суть М
Ни одно 8 не есть Р,
мы сразу видимъ, что предложеніе „всякая война способствуетъ
увеличенію налоговъ44 имѣетъ форму: „всѣ 8 суть М44. Даетъ ли
другое предложеніе большую посылку „ни одно М не есть Р44,
если М обозначаетъ возрастаніе налоговъ, т. е. классъ явленій,
характеризуемыхъ этимъ признакомъ? Мы видимъ, что послѣднее
предложеніе аргумента эквивалентно выраженію: „ничто, что спо-
собствуетъ увеличенію налоговъ, не бываетъ долго популярнымъ14
Въ связи съ меньшей посылкой это предложеніе даетъ заключеніе
по формЬ модуса Сеіагепѣ.
Ничто, что способствуетъ увеличенію палі говъ, не бы-
ваетъ долго популярнымъ.
Всякая война способствуетъ уве іиченіто налоговъ.
Ни одна не бываетъ долго популярной.
Замѣтьте теперь, что мы на самомъ дѣлѣ продѣлали при
обращеніи аргумента въ форму первой фигуры. Было выставлено
общее положеніе въ оправданіе извѣстнаго заключенія, а мы этому
положенію придали такую форму, чтобы у него было то же ска-
— 137 —
зѵемое, что и въ заключеніи. Чтобы убѣдиться въ правильности
аргумента, намъ остается ра смотрѣть, содержится ли подлежащее
заключенія въ подлежащемъ общаго положенія. Принадлежитъ ли
война къ классу явленіи, способствующихъ увеличенію налоговъ?
Если такъ, то она не можетъ быть долго популярной, потому что
признака продолжительной популярности къ этому классу нельзя
относить.
Такимъ образомъ, приведеніе аргумента къ первой фигурѣ
состоитъ лишь въ томъ, что сказуемое основного предложенія мы
отождествляемъ со сказуемымъ заключенія, опирающагося на это
предложеніе. Меньшая посылка или относящее предложеніе обозна-
чаетъ, что подлежащее заключенія содержится въ подлежащемъ
общаго предложенія. Содержится-ли подлежащее заключенія въ
подлежащемъ общаго положенія, если у обоихъ одно и то же сказуе-
мое? Если такъ, то аргументъ сразу подпадаетъ подъ йісіит сіе
отпі.
Можно отмѣтить два соображенія, касающіяся аргумента,
упрощеннаго такпмъ способомъ.
1) Нѣтъ необходимости для приведенія аргумента къ аксіомѣ
И'сіит сіе отпі давать сказуемому форму экстенсивнаго термина.
Въ какой бы формѣ, абстрактной или конкретной, ни относилось
сказуемое къ среднему термину,— оно въ той же самой формѣ бу-
детъ относиться и къ тому, что содержится въ среднемъ терминѣ.
2/ Количество меньшаго термина не имѣютъ въ данномъ слу-
чаѣ особеннаго значенія, потому что аргументъ отъ него не зави-
ситъ. Сказуемое средняго термина будетъ относиться къ меныпему
въ томъ же количествѣ, въ какомъ этотъ меньшій терминъ со-
держится въ среднемъ.
Замѣтивъ эти два соображенія, мы можемъ теперь перейти
къ среднему термину и къ отношеніямъ между нимъ и крайними
терминами.
Сказуемаго можно не подвергать анализу, нисколько не вредя
при этомъ простотѣ аргумента и пе затемняя смысла его основного
пункта; это обстоятельство имѣетъ важное значеніе при привед нін
модальныхъ предложеній въ силлогистическую форму. Модальность
м жно разсматривать какъ часть сказуемаго, нисколько не затемняя
при этомъ смысла вопроса, который долженъ разъяснить намъ
силлогизмъ. Мы должны лишь помнить, что сказуемое въ заклю-
ченіи всегда одинаково характеризуется со сказуемымъ въ посы..-
кахъ. Иначе у насъ получится неправильный силлогизмъ съ
четырьмя терминами, диаіегпіо іегтіпогит.
Вопросъ о томъ, какова надлежащая форма модуса возмож-
ности, А или I, выясняетъ намъ въ значительной степени понятія
объ общемъ предложеніи. „Побѣды могутъ быть одерживаемы слу-
чайно44. Какъ выразить такое предложеніе, черезъ А пли черезъ I?
Относится ли сказуемое ко „всѣмъ44 побѣдамъ, или только къ „нѣ-
которымъ44. Очевидно, по смыслу предложенія, можно относительно
всякой побѣды сказать, что она была одержана случайно1 и если.
— 138 —
разсматривать „модусъ11 какъ часть термина сказуемаго, обозна-
чающаго „все, что можетъ быть добыто случайно1', то получится
форма предложенія: „всѣ 8 содержатся въ Р“.
Но можно спросить, не основывается ли предложеніе: „по-
бѣды могутъ быть одерживаемы случайно" на фактической увѣ-
ренности въ томъ, что нѣкоторыя побѣды дѣйствительно достались
такимъ путемъ? Не будетъ-ли въ такомъ случаѣ настоящей фор-
мой предложенія: „нѣкоторыя 8 суть Р“?
Тутъ ужъ на лицо недоразумѣніе. Насъ занимаетъ формаль-
ный анализъ предложеній въ томъ видѣ, какъ они даны. Цредло-
женіе: „нѣкоторыя побѣды были одержаны случайно" не предста-
вляетъ собою формальнаго анализа другого предложенія основного:
„побѣды могутъ быть одерживаемы случайно". Оба предложенія не
выражаютъ одного и того же смысла въ различныхъ формахъ; п
смыслъ и форма у нпхч> различны.Одно предложеніе констатируетъ
фактъ, а другое представляетъ собою выводъ, основанный на
этомъ фактѣ. Точное значеніе модальнаго предложенія можно вы-
разить такъ: „въ виду того, что нѣкоторыя побѣды были одер-
жаны случайно, мы имѣемъ основаніе говорить о всякой побѣдѣ,
при отсутствіи достовѣрныхъ свѣдѣній, что и она относится къ
разряду случайныхъ".
Однимъ словомъ, общее предложеніе (цепегаі) есть предложеніе,
касающееся рода (цепиз) въ полномъ его объемѣ
II Вторая фигура.
Для провѣрки аргументовъ, основанныхъ на общихъ поло-
женіяхъ, первая фигура представляетъ собою простѣйшую и наи-
лучшую форму анализа.
Есть, однако, классъ аргументовъ, который естественно, въ
формахъ разговорной рѣчи, подходитъ подъ вторую фигуру; я
имѣю въ виду отрицательныя заключенія на основаніи отсутствія
отличительныхъ признаковч. пли симптомовъ, или необходимыхъ
условій.
Напримѣръ, жажда представляетъ собою одинъ изъ симпто-
мовъ лихорадки; если больной не чувствуетъ жажды, вы можете
сразу заключить, что онъ страдаетъ не лихорадкой. Аргументъ вы-
ражается въ формѣ второй фигуры.
Всѣ страдающіе лихорадкой испытываютъ жажду.
Нашъ больной не чувствуетъ жажды.
*** Онъ не страдаетъ лихорадкой.
Аргументы этого типа очень часто встрѣчаются. На основаніи
общаго положенія: „дурные люди подозрительны", мы заключаемъ,
что если какой-либо человѣкъ не подозрителенъ то онъ и не при-
надлежитъ къ числу дурныхъ людей. Отрицательный діагнозъ
врача, заключающаго изъ отсутствія боли въ горлѣ или бѣлаго
налета, что передъ нимъ не скарлатина и не дифтеритъ, принад-
— 139 —
лежитъ къ тому же типу аргументовъ; вторую фигуру, въ виду
того что она способствуетъ разъясненію такого рода вопросовъ,
можно назвать „фигурой отрицательнаго діагноза44.
Нужно замѣтить, однако, что характеръ аргументовъ легче
всего уясняется, если большая посылка выражена предложеніемъ,
обращенномъ черезъ противоположеніе. Врачъ на самомъ дѣлѣ
заключаетъ изъ отсутствія симптома; напримѣръ: „нп одинъ паціентъ,
не чувствующій боли въ горлѣ, не принадлежитъ къ числу боль-
ныхъ скарлатиной44. Въ такой формѣ аргументъ относится къ
первой фигурѣ. Такимъ образомъ, приведеніе модуса Вагоко къ
первой фигурѣ при помощи противоположенія средняго термина
представляется фактически полезнымъ упражненіемъ. Настоящимъ
среднимъ терминомъ является противоположный терминъ, а форма
болѣе соотвѣтствуетъ смыслу разсужденія, когда аргументъ под-
веденъ подъ первую фигуру.
Въ сущности, если за основаніе аргумента принять положи-
тельный терминъ или признакъ или необходимое условіе, то рискъ
заблужденія является весьма значительнымъ. Воль въ горлѣ—одинъ
изъ симптомовъ скарлатины, и врачъ при наличности такого симп-
тома легко можетъ перейти къ положительному выводу. Техни-
чески это значитъ—выводить положительное заключеніе изъ посы-
локъ второй фигуры.
Всѣ больные скарлатиной чувствуютъ боль въ горлѣ.
Этотъ больной чувствуетъ боль въ горлѣ.
Положительное заключеніе въ данномъ случаѣ технически
называется „поп-8е^иіЬи^44 („не вытекаетъ44). То же слѣдуетъ ска-
зать вообще о всѣхъ аргументахъ, основанныхъ на наличности
одного только изъ многихъ необходимыхъ условій. Если мы знаемъ,
что успѣхъ невозможенъ безъ соотвѣтствующаго приложенія труда,
или, что нельзя быть хорошимъ стрѣлкомъ, не обладая твердой
рукой, то отсюда мы уже склонны выводить неизбѣжное заключеніе,
разъ только данное условіе имѣется на лицо. На самомъ же дѣлѣ
посылками тутъ являются два утвердительныхъ предложенія второй
фигуры.
„Невозможно успѣвать безъ соотвѣтствующаго прило-
женія труда44.
Предложеніе это, приведенное къ формѣ „ни одно не—М не
есть Р44 значитъ то же, что „никто, кто не работалъ, не можетъ
успѣвать44. Это предложеніе въ качествѣ обращеннаго черезъ про-
тивоположеніе эквивалентно предложенію:
„Всѣ, способные успѣвать, работали надъ предметомъ44.
Если (ф работалъ надъ предметомъ, то отсюда, однако, не
слѣдуетъ, чтобы онъ былъ способенъ успѣвать. Выражаясь техни-
чески. средній терминъ не распредѣленъ. Съ другой стороны,
если онъ не работалъ надъ предметомъ, то отсюда слѣдуетъ, что
— 149 —
онъ не способенъ успѣвать. Мы можемъ сразу вывести заключеніе
изъ отсутствія необходимаго условія, хОгя никакого заключенія
нельзя сдѣлать на основаніи одной горько его наличности.
Третья фигура.
Иногда аргументы образуются по формѣ третьей фигуры.
Напримѣръ: „убійство не всегда — злодѣяніе: умерщвленіе тирана
не есть злодѣяніе, а между тѣмъ оно, несомнѣнно, представляетъ
собою убійство11. Другой примѣръ: „непріятныя вещи иногда ока-
зываютъ полезное вліяніе: огорченія иногда бываютъ полезными, а
ни одного огорченія нельзя назвать пріятнымъ11.
Эти аргументы, если разложить ихъ на термины, подойдутъ
соотвѣтственно подъ модусы: Еѳіарѣоп и Ніеашіе).
Ни одно умерщвленіе тирана не есть злодѣяніе;
Всякое умерщвленіе тирана есть убійство;
Нѣкоторыя убійства не суть злодѣянія.
Нѣкоторыя огорченія оказываютъ полезное вліяніе;
Всѣ огорченія непріятны;
Нѣкоторыя непріятныя вещи оказываютъ полезное вліяніе.
Въ такихъ случаяхъ силлогисіическуюформу нельзя считать
упрощеніемъ аргумента. Аргументъ былъ бы одинаково безоши-
бочнымъ, если бы образовался по формѣ: „нѣкоторыя 8 не суть Р,
напримѣръ М11. Нѣкоторыя убійства не суть злодѣянія, напримѣръ
умерщвленіе тирана11. „Нѣкоторыя непріятныя вещи оказываютъ
полезное вліяніе, напримѣръ, нѣкоторыя огорченія11.
Въ сущности, въ третьей фигурѣ нѣтъ никакой „дедукціи11,
нѣтъ заключенія отъ общаго къ частному. Средній терминъ слу-
житъ лишь примѣромъ меньшаго. Ѳто — силлогизмъ противорѣча-
щихъ примѣровъ.
Въ спорахъ иногда приводятся примѣры для опроверженія
общихъ положеній, утвердительныхъ или отрицательныхъ. Поло-
жимъ, говорятъ, что всякій умный человѣкъ обладаетъ тонкимъ
чувствомъ юмора. Вы въ этомъ сомнѣваетесь и приводите въ до-
казательство какой-либо примѣръ, скажемъ, Мильтона. Значеніе
вапіего примѣра не усилится, если вы придадите аргументу силло-
гистическую форму; основной пунктъ не станетъ яснѣе.
Третья фпгура, пожалуй, имѣла нѣкоторое примѣненіе въ
утвердительной и отрицательной діалектикѣ. Положимъ, вамъ
нужно, чтобы противникъ вашъ опредѣленно призналъ какое-либо
положеніе, имѣющее существенное значеніе для вашего вывода;
вамъ, конечно, полезно было знать, что воспользоваться примѣромъ
опровергающимъ общее утвержденіе, вы можете лишь при условіи
признанія противникомъ двухъ предложеній. Вы должны заставить
его согласиться какъ съ тѣмъ, что Мильтонъ былъ умнымъ чело-
вѣкомъ, такъ и съ тѣмъ, что Мильтонъ не обладалъ тонкимъ чув-
— 141 —
сотомъ юмора; только тогда вы можете опровергнуть положеніе,
что всѣ умные люди отличаются этомъ свойствомъ,
І^римѣры силлогизмовъ для анализа.
Ярко-красные цвѣты не имѣютъ запаха: этотъ цвѣтокъ не
имѣетъ запаха; слѣдуетъ-ли отсюда, что онъ ярко-краснаго цвѣта?
Интересъ къ предмету есть необходимое условіе легкости изу-
ченія. 2 интересуется своимъ предметомъ; слѣдовательно, онъ
долженъ легко изучить его.
Невозможно быть хорошимъ стрѣлкомъ, не имѣя твердой
руки; Джонъ имѣетъ твердую руку; слѣдовательно, онъ можетъ
сдѣлаться хорошимъ стрѣлкомъ.
Нѣкоторыя побѣды были одержаны случайно; напримѣръ,
побѣда при Майвандѣ.
Невоздержность позорнѣе трусости, потому что люди имѣютъ
больше случаевъ пріобрѣсти власть надъ физическими страстями.
„Нѣкоторые люди не глупы, но всѣ люди могутъ впадать въ
ошибки". Что изъ этого слѣдуетъ?
„Нѣкоторые людп допускаютъ, что у нихъ плохая тмятъ, но
всякій человѣкъ увѣренъ въ справедливости своего сужденія14.
Какое заключеніе можно о і сюда вывести? По какой фигурѣ и по.
какому модусу можетъ быть выраженъ аргументъ?
„Честный человѣкъ есть благороднѣйшее созданіе Бога. 2—-
честный человѣкъ"; слѣдовательно, онъ —что такое?
Разсмотрите логическую связь между слѣдующимъ „воскли-
цаніемъ" п „отвѣтомъ": „Я слышу, что кто-либо восклицаетъ";
„не легко скрыть свою испорченность!" На это я отвѣчаю: „вге
великое не легко!"
„Если вниманіе возбуждено, то сонъ становится невозможнымъ:
отсюда безсонница при безпокойствѣ, потому что безпокойство
представляетъ собою вниманіе, сосредоточенное на угрожающемъ
несчастьѣ".
„Никогда нельзя жалѣть о томъ, что мы стремились къ истинѣ;
свободныя изслѣдованія заставляютъ человѣка сожалѣть о его
дѣтской ‘ вѣрѣ; слѣдовательно, онъ не стремится кь истинѣ".—/.
Н. Кеіѵтап.
Онъ не хотѣлъ взять короны; слѣдовательно, навѣрное опъ
не былъ честолюбивъ.
За его храбрость я уважаю его; за его честолюбіе я убилъ его.
Жители Утопіи изучали греческій языкъ съ тѣмъ большимъ
усердіемъ, что сами они по происхожденію принадлежали къ одной,
расѣ съ греками.
Ничто жестокое не можетъ быть полезнымъ, такъ какъ жесто-
кость противна природѣ человѣка.
„Въ V вѣкв франки утвердились въ Галліи, а германская
раса въ Британіи. Утвержденіе франковъ совершилось путемь про-
должительнаго господства одною великаго племени, которое измѣ-
— 14*2 —
нило свои нравы и обычаи, переняло языкъ и религію покорен-
наго народа и тѣмъ подготовило возможность’ прочнаго сліянія съ
тѵземным-ь населеніемъ". Во второмъ періодѣ подразумѣвается нѣ-
которое общее положеніе. Покажите въ формѣ силлогизма, какъ
послѣднее предложеніе періода зависитъ отъ общаго положенія.
„Я не имѣю въ виду спорить противъ того, что расположеніе
къ человѣку не мѣшаетъ успѣхамъ его въ свѣтѣ; успѣхи въ зна-
чительной степени зависятъ отъ репутаціи превосходства той или
другой вещи, въ которой общество чувствуетъ настоятельную по-
требность; если общество обращаетъ свое вниманіе на другія вещи,
хотя, можетъ быть, и нисколько не препятствующія признанію
превосходства даннаго объекта, то заслужить отличную репутацію
представляется дѣломъ иногда въ высшей степени тру щымъ“. Опре-
дѣлите здѣсь предложенія, взаимно зависящія другъ отъ друга. Раз-
смотрите, достаточно-ли общій характеръ имѣетъ основное по-
ложеніе для того, чтобы изъ него неизбѣжно вытекало заключеніе.
Въ какой формѣ можно выразить это?
ГЛАВА V
3 н т и м е м ы.
Слово „энтимема14 въ логикѣ имѣетъ различное значеніе, со-
гласно тому или другому взгляду изслѣдователей. Въ тѣсномъ
смыслѣ слова энтимема представляетъ собою правильный формаль-
ный силлогизмъ, въ которомъ одна изъ посылокъ выпущена. Въ
широкомъ смыслѣ энтимема представляетъ собою просто аргументъ,
правильный или неправильный, составленный по формѣ или не по
формѣ, въ которомъ одна посылка выражена ясно или намекомъ,
а другая находится въ умѣ (ёѵ Ѣир.ш). Въ этомъ послѣднемъ смыслѣ
понималъ энтимему Аристотель.
Въ тѣсномъ смыслѣ слова энтимема употребляется только са-
мыми строгими приверженцами формальной логики. Гамильтонъ
раздѣляетъ энтимемы на три класса, сообразно тому, что въ нихъ
выпущено: большая посылка, меньшая посылка или заключеніе.
Полный силлогизмъ, положимъ, выраженъ слѣдующимъ образомъ:—
Всѣ лгуны трусы.
Кай—лгунъ,
* * * Кай—трусъ...
Посредствомъ энтимемы его можно выразить тремя способами.
I.	Энтимема перваго порядка (подразумѣвается большая по-
силка):
Кай—трусъ, потому что Кай лгунъ.
— 113 —
II.	Энтимема второго порядка {подразумѣвается меньшая посылка}:
Кай трусъ, потому что всѣ лгуны трусы.
III.	Энтпм ма третьяго порядка {подразумѣвается заключеніе):
Всѣ лгуны—трусы, а Кай—лгунъ.
Третій порядокъ придумалъ самъ Гамильтонъ. Онъ является
излишнимъ, потому что заключеніе никогда не пропускается развѣ
лишь въ качествѣ риторической фигуры. Гамильтонъ ограничваетъ
примѣненіе термина „энтимема" правильными аргументами, основы-
ваясь на томъ, что „чистая логика" не имѣетъ дѣла съ непра-
вильными аргументами.
Аристотель употреблялъ слово „энгимема" въ болѣе широкой ь
смыслѣ—эллиптически выраженнаго аргумента. Смыслъ его опре-
дѣленія представлялся до нѣкоторой степени неяснымъ, но при
разсмотрѣніи примѣра сомнѣнія исчезаютъ. Аристотель опредѣ-
ляетъ энтимему („первая аналитика", II, 27), какъ „силлогизмъ
изъ вѣроятностей пли признаковъ" (соХлоуісро<; ег/.бтеоѵ т] оцреісоѵ).
Слово „силлогизмъ" въ такой связи нѣсколько неясно. Но изъ при-
мѣровъ Аристотеля видно, что подъ силлогизмомъ онъ понимаетъ
не одни только правильныя разсужденія вообще, не говоря уже о
разсужденіяхъ въ формѣ трехъ терминовъ и трехъ предложеній.
Аристотель пользовался словомъ „силлогизмъ" въ такомъ же ши-
рокомъ смыслѣ, въ какомъ мы употребляемъ слова „разсужденіе"
и „аргументъ",—не различая прп этомъ понятіи правильности илп
неправильности.
Признаки, говоритъ Аристотель, можно понимать въ троякомъ
смыслѣ, согласно тремъ силлогистическимъ фигурамъ.
1)	Признакъ, который допускаетъ истолкованіе въ первой
фигурѣ, даетъ заключеніе, Напримѣръ: „Этотъ человѣкъ утопился,
потому что въ глоткѣ у него пѣна". Если взять этотъ аргументъ
по первой фигурѣ въ связи съ предложеніемъ: „всѣ лица, у кото-
рыхъ. въ глоткѣ пѣна,—утопленники", въ качествѣ большей по-
сылки, то онъ оказывается правильнымъ. Признакъ въ данномъ
случаѣ даетъ заключеніе.
2)	„Этотъ паціентъ боленъ лихорадкой, потому что чувствуетъ
жажду". Если допустить, что „всѣ больные лихорадкой чувствуютъ
жажду", то получится аргументъ по второй фигурѣ, но аргументъ
неправильный. Жажда—признакъ или симптомъ лихорадки, но
такой признакъ не даетъ заключенія, потому что онъ можетъ ука-
зывать и на другія болѣзни. Все же аргументъ обладаетъ извѣстной
степенью вѣроятности.
3)	„Мудрые люди прилежны (атообаіоі), потому что Питтакъ
прилеженъ". Здѣсь пропущена посылка: „Питтакъ—мудръ". Полное
выраженіе аргумента по третьй фигурѣ:
Питт акъ—прилеженъ.
Питтакъ—мудръ.
* * * Мудрые люди—прилежны.
— 141 —
Аргументъ этотъ тоже не даетъ основанія для заключенія, но
обладаетъ извѣстной степенью вѣроятности. Совпаденіе мудрости
съ прилежаніемъ въ одномъ выдающемся примѣрѣ придаетъ нѣко-
торую вѣроятность общему положенію.
Таковы примѣры Аристотеля, или параллельные имъ случаи.
Примѣры поясняютъ то, что говоритъ Аристотель въ своей „Ре-
торикѣ“ объ энтимемахъ. Для цѣлей убѣжденія энтпмемы лучше
силлогизмовъ, потому что всякая непослѣдовательность въ аргу-
ментаціи здѣсь легче можетъ пройти незамѣченной. Какъ мы уви-
димъ ниже, одно изъ главнѣйшихъ примѣненіи силлогизма состоитъ
въ томъ, что онъ обнаруживаетъ скрытыя п редположенія и показыва-
етъ, существуетъ-лн между ними истинная егязь или не существуетъ.
Въ логикѣ энтимемы разсматриваютъ лишь для того, чтобы рас-
крыть ихъ; .эллиптическое выраженіе прикрываетъ сотою заблужденіе,
а на обязанности логики лежитъ устранить его.
Въ примѣрахъ Аристотеля одна изъ посылокъ выражена. Но
часто аргументы разговорной рѣчи бываютъ еще менѣе ясно выра-
жены. На общее положеніе указываютъ слабымъ намекомъ, подле-
жащее относятъ къ классу, котораго признаки считаются точно
извѣстными. Такъ, напримѣръ:
Онъ былъ слишкомъ честолюбивъ, чтобы раздумывать
при выборѣ средствъ.
Онъ былъ слишкомъ стремителенъ, чтобы не надѣлать
многихъ ошибокъ.
Каждое изъ этихъ предложеній содержитъ въ себѣ заключе-
ніе и энтимематическій аргументъ, его поддерживающій. Предпо-
лагается, что слушатель имѣетъ въ своемъ умѣ опредѣленное по-
нятіе о той степени честолюбія, при которой человѣкъ перестаетъ
быть разборчивымъ, или о той степени стремительности, которая
несовмѣстима съ аккуратностью.
Одна форма энтпмемы такъ часто встрѣчается въ современной
реторикѣ, что заслуживаетъ особаго названія. Я имѣю въ виду такъ
называемую ЭНТИМвму ОТВЛСЧеННО обозначеннаго принципа. Напри-
мѣръ, данное заключеніе называютъ противнымъ принципамъ по-
литической экономіи, или противорѣчащимъ теоріи эволюціи, или
несовмѣстимымъ съ ученіемъ о наслѣдственности, или нарушеніемъ
священныхъ принциповъ свободы договора. Предпо іагается, что
слушатель знакомъ съ тѣми принципами, о которыхъ упоминаетъ
ораторъ. Для предохраненія отъ ошибокъ, полезно вь этихъ слу-
чаяхъ выразить принципъ въ предложеніи, однородномъ съ заклю-
ченіемъ.
— 145 —
ГЛАВА VI.
Польза силлогизма.
Особенное значеніе имѣетъ силлогизмъ въ примѣненіи къ не-
полно выраженнымъ или эллиптическимъ аргументамъ пзъ общихъ
принциповъ. Такіе аргументы можно назвать лэнтимематическими“,
причемъ подъ рэнтимемой“ въ данномъ случаѣ мы разумѣемъ ар-
гументъ, въ которомъ одна посылка выражена ясно или намекомъ,
а другая остается въ умѣ. Чтобы провѣрить правильность такого
разсужденія, полезно выразить его въ силлогистической формѣ.
По поводу примѣненія силлогизма безъ конца спорили; многое
въ этихъ спорахъ принесло пользу, потому что благодаря вѣчно
происходившимъ диспутамъ формальной логикой усердно занимались.
Постоянно доказывали, что силлогизмъ для нѣкоторыхъ цѣлей яв-
ляется совершенно безполезнымъ, а отсюда постарались вывести за-
ключеніе, что силлогизмъ вообще безполезенъ.
Изобрѣтатель силлогизма имѣлъ въ виду опредѣленную пра-
ктическую цѣль: отыскать простѣйшій, наиболѣе убѣдительный,
неопровержимый инесомнѣнный способъ сопоставленія допущенныхъ
или очевидныхъ предложеній, при которомъ выяснялся бы скрытый
пхъ смыслъ. Аристотель хотѣлъ создать методъ для утвердительной
и отрицательной діалектики и для научныхъ выводовъ изъ очевид-
ныхъ принциповъ. Если какой-либо вопросъ изслѣдуется, то по-
лезно его анализировать и формулировать необходимыя посылки;
вамъ легче тогда задавать вопросы и отвѣчать собесѣднику. Рав-
нымъ образомъ, анализѣ полезенъ и въ томъ случаѣ, когда вамъ
нужно построить аргументъ на основаніи какого-либо принципа,
который очевиденъ самъ по себѣ.
Силлогизмъ могъ показать лишь одно: соотвѣтствіе между по-
сылками и заключеніемъ. Заключеніе не могло итти дальше посы-
локъ, потому что тотъ, кто спрашивалъ, не могъ выходить за пре-
дѣлы допущеній собесѣдника. Шагъ впередъ есть, но не сравни-
тельно съ обѣими посылками, вмѣстѣ взятыми. Заключеніе идетъ
дальше каждой отдѣльной посылки при помощи другой посылки.
Обѣ посылки необходимо допустить; собесѣдникъ можетъ допустить
одну лить, и тогда заключеніе его нм къ чему не обязываетъ. Если
же вашъ собесѣдникъ признаетъ обѣ посылки, то онъ не можетъ
отвергнуть заключенія, безъ противорѣчія съ самимъ собою. Вотъ
и все.
Въ наше время никто не занимается діалектикой утвержденія
и отрицанія. Сохранилось ли въ такомъ случаѣ аналогичное при-
мѣненіе силлогизма? Годится-ли онъ к-ікъ средство противъ оши-
бокъ въ современныхъ спорахъ? Фактически силлогизмъ, пожалуй,
полезнѣе теперь, нежели въ прежнее время, такь какъ современная
рѣчь, литературная и изящная, но неточная, пренебрегающая фор-
мулами, которыя отдаютъ схоластикой и педантизмомъ, прѳдстав-
Пндукт. и дедукт. логика-	10
— 146 —
ляется гораздо менѣе ясной и отчетливой. Въ діалектикѣ древнихъ
обыкновенно ясно выставлялся вопросъ. Вопросительная форма
ограничивала диспутантовъ. Въ наше время ораторъ, принадле-
жащій къ нѳ-педантмчѳской, не-схоластической школѣ, ничѣмъ не
стѣсненъ; и вотъ часто зти господа перескакиваютъ съ одной темы
на другую, безъ опредѣленной цѣли и намѣренія.
8рпг Ъоісііу оп, ап<1 сіазѣ 1Ьгоп§1і ѣЬіск апсі кЬіп,
ТЬтоп^Ь зепзе апсі попвепзе, пеѵег онѣ пог іп
(т. е., „смѣло идутъ впередъ, пробираясь сквозь густыя чащи п
тропинки, сквозь здравый смыслъ и абсурдъ, не будучи ни тутъ
ни тамъ“).
Силлогистическій анализъ часто можетъ помочь намъ разо-
браться въ запутанной аргументаціи. Въ „ДѴозЫшпзѣег Ееѵіетѵ“ за
январь 1828 года помѣщена блестящая защита силлогизма, какъ
анализа аргументовъ. Статья въ „Вѳѵіелѵи представляетъ собою
замѣтку по поводу логики ДѴЬаѣеІу и написана Джономъ Стюартомъ
Миллемъ. Почему-то она ни разу не была перепечатана, но дока-
зательство пользы силлогизма представлено въ ней гораздо яснѣе,
нежели въ позднѣйшихъ сочиненіяхъ Милля.
Можно-ли сразу раскрыть ошибку въ аргументѣ? Достаточно-
ли для этого здраваго смысла? Здравый смыслъ требуетъ извѣст-
наго обсужденія вопроса. Какъ же онъ поведетъ его? Разсматри-
ваетъ ли здравый смыслъ аргументъ въ цѣломъ или по частямъ?
Сразу или постепенно? Здравый смыслъ анализируетъ вопросъ. Какъ
анализируетъ? Во первыхъ онъ отдѣляетъ тѣ предложенія, которыя
даютъ основаніе для заключенія, отъ тѣхъ, которыя не даютъ его,
существенное отъ несущественнаго. Затѣмъ онъ ясно выражаетъ
все, что въ данномъ предложеніи скрыто подразумѣваѳтся. Нако-
нецъ, онъ перечисляетъ въ порядкѣ всѣ предложенія.
Такого рода процедуру выполняетъ здравый смыслъ при ана-
лизѣ аргументовъ. Нели здравый смыслъ дѣйствительно выполнилъ
ее, то въ сущности онъ представилъ аргументъ въ видѣ ряда сил-
логизмовъ.
Такова защита силлогизма у Милля въ вышеупомянутой статьѣ
„Кеѵіелѵ“. Слабъ въ ней одинъ лишь пунктъ: нѣтъ указаній на то,
какимъ образомъ здравый смыслъ приходитъ къ особаго рода сил-
логистическимъ формамъ. А между тѣмъ отличительнымъ призна-
комъ силлогизма является именно спеціальная форма логическаго
анализа. Если вы даже выдѣлили всѣ существенныя предложенія,
то этимъ вовсе еще не придали имъ силлогистической формы. Аргу-
менты, приводимые въ учебникахъ для обращенія въ силлогисти-
ческую форму, по общему правилу состоятъ изъ существенныхъ
предложеній; тѣмъ не менѣе, они не представляютъ собою формаль-
ныхъ силлогизмовъ. Здравому смыслу надо сдѣлать еще одинъ шагъ
для того, чтобы притти къ спеціальной формѣ. Послѣ анализа ар-
гумента надо спросить себя: „нѣтъ ли такой формы разсужденія,
которая спеціально предназначена къ выясненію связи между за-
— 147 —
ключеніемъ и общимъ принципомъ, какъ основаніемъ заключенія14?
Задайте себѣ этотъ вопросъ, и вы тотчасъ увидите, что безусловно
для васъ удобно сдѣлать заключеніе и общій принципъ однород-
ными, дать имъ одно и то же сказуемое. А если вы такъ сдѣлаете,
то, какъ я уже показалъ, вы собственно выразите аргументъ
по правиламъ первой фигуры силлогизма.
Надо, однако, признать, что силлогистическая форма упо-
требляется главнымъ образомъ для обнаруженія или освѣщенія
молчаливыхъ и скрытыхъ утвержденій. Если смыслъ фразы не за-
маскированъ и не извращенъ крючкотворствомъ, то силлогизмъ
особеннаго значенія, въ качествѣ уясняющаго процесса, не имѣетъ.
Аргументація Эвклида не сдѣлается яснѣе, если выразить ее въ
•формѣ силлогизмовъ.
Равнымъ образомъ, и въ тѣхъ случаяхъ, когда тема разсу-
жденія проста, въ силлогистической формѣ нѣтъ надобности въ
качествѣ предохраненія отъ ошибокъ. Въ такихъ энтимемахъ,
каковы, напримѣръ, слѣдующія:
Она, должно быть, умна: она вѣдь такъ ужасно уродлива.
Ромео, должно быть, влюбленъ; развѣ ему не семнадцать
лѣтъ?
для всякаго обыкновеннаго ума ясно, безъ всякаго знанія сил-
логизма, что здѣсь допускаются нѣкоторыя общія предложенія;
вмѣстѣ съ тѣмъ каждый легко можетъ опредѣлить, какія именно
предложенія допущены.
И другое еще обстоятельство ясно для обыкновеннаго ума;
пожалуй, оно еще болѣе ясно для него, чѣмъ для того, кто при-
выкъ къ силлогистическому мышленію. Конечно, мы не можемъ
заключить съ достовѣрностыо, что женщина умна, потому что она
некрасива, если мы напередъ не согласились съ тѣмъ, что всѣ
пзкрасивыя женщины умны. Тотъ, кто привыкъ къ силлогистиче-
скому мышленію, видя, что достовѣрное заключеніе молено вывести
лпшь при такомъ условіи, склоненъ вовсе отказаться отъ аргу-
мента, какъ совершенно негоднаго. Такого рода ошибкп часто
і стрѣчаются въ практикѣ силлогизмовъ; мы ищемъ только такихъ
посылокъ, которыя даютъ основаніе для заключенія, п отрицаемъ
всякое значеніе за другими предложеніями. Но, въ обыденной
л;изни такого рода посылки сравнительно рѣдко попадаются. Мы
поневолѣ имѣемъ дѣло съ утвержденіями, которыя не имѣютъ все-
общаго примѣненія и придаютъ лишь болѣе или менѣе опредѣлен-
ный характеръ вѣроятности частнымъ случаямъ, подводимымъ
подъ какой-либо принципъ. „Скудное образованіе—опасная вещь41:
„поспѣшишь—людей насмѣшишь41; „медленность рѣчи—признакъ
глубины мысли11; „живость—признакъ легкомыслія41. Таковы „ѳп-
сохез41, общія мѣста популярнаго знанія, приводимыя людьми въ
повседневной жизни. Этихъ положеній нельзя считать справедли-
выми для всѣхъ случаевъ или въ значительной массѣ явленій;
вообще же онп до извѣстной степени вѣроятны, хотя не даютъ
10*
— 148 —
основаній для вполнѣ достовѣрныхъ заключеній. Обыкновенный
человѣкъ станетъ необдуманно пользоваться ими, какъ общими
положеніями, и въ этомъ заключается для него опасность, а ло-
гикъ-формалистъ, нъ виду отсутствія всеобщаго характера прин-
циповъ, отвергнетъ ихъ, на томъ основаніи, что они лишены вся-
кой доказательной силы.
Границы формальной логики можно обозначить точнѣе, если
припомнить, что опредѣленіе степени вѣроятности приблизитель-
ныхъ истинъ, аргументовъ употребляющихся въ повседневной
жизни, превышаетъ ея задачи. Формальная логика, повторяемъ
снова, не касается опредѣленія степени истинности или ложности,
правильности или неправильности положеній. Она показываетъ
только взаимную зависимость другъ отъ друга извѣстныхъ аргу-
ментовъ, соотвѣтствіе между заключеніемъ и посылками.
Пожалуй, такой функціи формальной логики читатель при-
даетъ слишкомъ мало значенія. Йо значеніе ея скорѣе косвенно’
проявляется, нежели прямо. Указывая на то, что требуется для
вывода достовѣрнаго заключенія, формальная логика въ то же
время ведетъ насъ къ болѣе точной оцѣнкѣ признанныхъ нами
посылокъ, къ безпристрастному опредѣленію ихъ достоинства.
„Хорошо начать значитъ половину сдѣлать1'; при изслѣдованіи
всякаго аргумента, основаннаго на авторитетномъ положеніи, фор-
мальный силлогизмъ представляетъ собою „хорошее начало14.
ГЛАВА VII.
Условные аргументы. —Гипотетическій силлогизмъ, раздѣ-
лительный силлогизмъ и дилемма.
Логика занимается этими формами аргументовъ просто по-
тому, что онѣ иногда употребляются въ спорахъ, и что можетъ
возникнуть путаница, если не установленъ точный смыслъ посы-
локъ. Аристотель не включилъ ихъ въ томъ видѣ, въ какомъ онѣ
теперь разсматриваются въ логикѣ, въ свое изложеніе теоріи сил-
логизма, вѣроятно потому, что онѣ не имѣютъ никакого отношенія
къ выводамъ на основаніи двухъ предложеніи, взятыхъ вмѣстѣ,
т е. къ тѣмъ способамъ мышленія, которые онъ спеціально назы-
валъ „силлогизмами44. Заблужденія, связанныя съ формами аргу-
ментовъ, о которыхъ идетъ рѣчь, настолько просты, что вовсе не
стоитъ обсуждать методпческп вопросъ о томъ, какое именно мѣ-
сто онѣ должны занпмать въ руководствахъ по логикѣ *).
1 Объ исторіи гиктоетичпесаго силлогизма см. ИІстжІ. „АІсІгісЬ"»
приложеніе I.
— 149 —
I.	Гипотетическіе силлогизмы.
Моанз
ропепз.
Мосіпз
іоііепз.
Если А есть В, то С есть В
А есть В
*** С есть Г)
Если А есть В, то С есть В
С не есть В
А не есть В
Такъ называемый „гипотетическій силлогизмъ14 представляетъ
собою, слѣдовательно, такой силлогизмъ, въ которомъ большей по-
сылкой служитъ гипотетическое предложеніе, т. е. сложное пред-
ложеніе, состоящее изъ двухъ предложеній, дтносящихся другъ къ
другу такъ, что истинность одного неизбѣжно вытекаетъ изъ
истинности другого.
Два предложенія, между которыми существуетъ такое отно-
шеніе, называются въ логикѣ предшествующимъ или основаніемъ
и послѣдующимъ.
Значеніе и сущность формулы: „если А есть В, то С есть В“
выражается въ такъ называемомъ законѣ основанія И СЛѢДСТВІЯ:
„Если два предложен я относятся другъ къ другу какъ основаніе
къ слѣдствію, то истинность слѣдствія вытекаетъ изъ истинности
основанія, а ложность основанія изъ ложности слѣдствія^.
Формула: „если А есть В, то С есть В“ подразумѣваетъ
формулу: „если С не есть В, то А не есть В44. Если данный пред-
метъ имѣетъ воспитательное значеніе, то онъ развиваетъ умъ; если
онъ не развиваетъ ума, то онъ не имѣетъ воспитательнаго зна-
ченія.
Если, значитъ, признано, что законъ основанія и слѣдствія
вѣренъ для обоихъ предложеній: „если А есть В, то С есть В“,
если предшествующее предложеніе тоже допущено, то отсюда вы-
текаетъ истинность слѣдствія. Ѳто МоЙПЗ ропепб, положительная
форма, при которой заключеніе получается путемъ признанія спра-
ведливости предшествующаго предложенія. Допустите основаніе,
и истинность слѣдствія необходимо вытекаетъ отсюда.
Ври той же самой большой посылкѣ, можно, по закону осно-
ванія и слѣдствія, получить заключеніе путемъ отрицанія послѣ-
дующаго предложенія. Ѳто—ІУІ0СІИ8 ІОІІеПЗ, отрицательная форма.
Если вы отрицаете слѣдствіе, то обязаны отрицать и основаніе.
Однако, для предохраненія отъ заблужденія, извѣстнаго въ
логикѣ подъ именемъ ГаііаСІа С0П8еЩіеПІІ8, нужно замѣтить, что
отношенія между основаніемъ и слѣдствіемъ не касаются нѣкото-
рыхъ выводовъ. Истинность слѣдствія не доказываетъ истинности
основанія, а ложность основанія не доказываетъ ложности слѣд-
ствія.
— 160 —
„Если гавань замерзла, то суда не могутъ входить въ нее11.
Если гавань не замерзла, то изъ этого вовсе не слѣдуетъ, чтобы
суда могли входить въ нее; другія причины могутъ въ данномъ
случаѣ помѣшать движенію судовъ. Равнымъ образомъ, если
суда не могутъ входить въ гавань, то это не значитъ, что она
замерзла.
Вопросы, связанные съ гипотетическими силлогизмами:
1)	Правильно ли называть ихъ силлогизмами? Эго вопросъ ме-
тода и опредѣленія. Если мы хотимъ, чтобы названіемъ „силло-
гизмъ11 обозначались только такія формы аргумента, въ которыхъ
устанавливается связь между двумя терминами при посредствѣ
третьяго, то гипотетическій силлогизмъ, какъ не принадлежащій
къ такпмъ формамъ, названъ неправильно. Фактъ тотъ, что для
цѣлей гипотетическаго аргумента намъ вовсе не нуженъ анализъ;
онъ является совершенно излишнимъ; для насъ важно лишь ут-
вержденіе или отрицаніе составляющихъ силлогизмъ предложеній,,
какъ цѣлыхъ.
Но если расширить область примѣненія термина „силлогизмъ11’’
такъ, чтобы этимъ словомъ обозначались всѣ аргументы, въ кото-
рыхъ два предложенія необходимо подразумѣваютъ третье, то
гипотетическій аргументъ при такомъ условіи можно съ достаточ-
нымъ основаніемъ называть силлогизмомъ.
2)	Каково умозаключеніе въ гипотетическомъ силлогизмѣ, посред-
ственное или непосредственное?
Чтобы отвѣтить на этотъ вопросъ, мы должны разсмотрѣть,
можно-ли въ данномъ случаѣ вывести заключеніе изъ одной какой-
либо посылки безъ помощи другой. Если это возможно, то заклю-
ченіе должно получиться прямо либо изъ большей либо изъ мень-
шей посылки.
а) Нѣкоторые изслѣдователи утверждаютъ, что заключеніе
можно вывести непосредственно изъ большей посылки. Меньшая
посылка и заключеніе, по словамъ ихъ, просто эквивалентны
большей посылкѣ. Но здѣсь—явное нѳдоразумѣніе. „Если А есть
В, то С есть Н11 не эквивалентно формулѣ: „А есть В, слѣдова-
тельно С есть Н“. „Если гавань замерзла, то суда не могутъ вхо-
дить въ нее11—это не все равно, что сказать: „гавань замерзла,
слѣдовательно11 и пр. Большая посылка только подтверждаетъ су-
ществованіе отношенія основанія и слѣдствія между двумя предло-
женіями. Но, опираясь на это, мы не можемъ допускать слѣдствія,
если не будетъ также признана и меньшая посылка; такимъ обра-
зомъ, умозаключеніе въ данномъ случаѣ принадлежитъ къ числу
посредственныхъ, потому что оно выводится изъ двухъ посылокъ,
а не изъ одной.
Ъ) То же слѣдуетъ сказать и по поводу утвержденія Гамиль-
тона, что заключеніе можно вывести непосредственно изъ меньшей
посылки, такъ какъ слѣдствіе подразумѣвается въ основаніи.
Правда, слѣдствіе подразумѣвается въ основаніи, но изъ „А есть
В11 мы не имѣемъ права заключить, что „С есть Е“, если не при-
— 151 —
знано существованіе отношенія основанія и слѣдствія между ними,
т. е. если большая посылка не допущена наряду съ меньшей.
3)	Можно ли гипотетическіе силлогизмы приводитъ къ категори-
ческой формѣ?
Если противополагать гипотетическіе силлогизмы категориче-
скимъ, то можно впасть въ недораз умѣніе; необходимо въ виду
этого провести между ними точное различіе. Различіе касается
лтгтпь формы большей посылки; мѳныпэя посылка, и заключеніе въ
обоихъ силлогизмахъ носятъ категорическій характеръ. Содер-
жаніе гипотетической большей посылки (если только диспутанты
не согласились между собою допустить слѣдствіе, разъ будетъ до-
казано основаніе, или отказаться отъ основанія, разъ будетъ опро-
вергнуто слѣдствіе) всегда можно привести къ формѣ общаго пред-
ложенія. Изъ этого общаго предложенія, при помощи меньшей по-
сылки, можно вывести въ правильной категорической формѣ за-
ключеніе, тождественное съ подлиннымъ, гипотетическимъ.
Такъ:
Если гавань замерзла, то суда не могутъ входить въ нее.
Гавань замерзла.
*** Суда не могутъ входить въ нее.
Это—гипотетическій силлогизмъ, тоНиз ропепз. Придайте гипотети-
ческой большей посылкѣ форму общаго предложенія, которое въ
ней подразумѣвается, и вы получите заключеніе (по ВагЪага),
только грамматически отличное отъ первоначальнаго.
Всѣ замерзшія гавани закрыты для судовъ.
Гавань замерзла.
Она закрыта для судовъ
Возьмемъ примѣръ пгосіиз ідііепз:
Если дождь шелъ, то улицы мокры.
Улицы не мокры.
Дождь не шелъ.
Этотъ силлогизмъ, при помощи формулировки послѣдняго предло-
женія, приводится къ модусамъ Сатезігез или Вагоко второй
фигуры.
Всѣ улицы, по которымъ шелъ дождь, мокры.
Эти улицы не мокры.
*** Это не улицы, по которымъ шелъ дождь.
Такимъ образомъ, гипотетическіе силлогизмы приводятся къ
категорической формѣ путемъ чисто грамматическихъ измѣненій ’),
*) Могутъ возразить, что такого рода измѣненіе носитъ не только
грамматическій характеръ, и что обращеніе общаго предложенія въ гипо-
тетическое и обратно представляетъ собою строго-логическую операцію.
Какъ бы то ни было, такое обращеніе существуетъ, независимо отъ того,
Должно ли оно излагаться въ грамматикѣ или въ логикѣ.
— 152 —
или формулировки ясно подразумевающихся въ нихъ предложеній.
Точно также и всякій категорическій силлогизмъ можно привести
къ гипотетической формѣ. Такъ:
Всѣ люди смертны.
Сокр атъ—человѣкъ.
Сократъ смертенъ.
Этотъ аргументъ ничѣмъ не отличается, кромѣ способа выраженія
большей посылки и заключенія, отъ слѣдующаго:
Если Совратъ человѣкъ, то смерть постигнетъ его.
Сократъ—человѣкъ.
*** Смерть постигнетъ его.
Преимущество гипотетической формы аргументовъ заклю-
чается въ ея простотѣ. Она часто употреблялась въ средневѣко-
выхъ диспутахъ, и теперь еще популярнѣе, нежели категорическій
силлогизмъ. Возможно, что преобладающее мѣсто, которое отводи-
лось гипотетическимъ силлогизмамъ въ учебникахъ, появившихся
вслѣдъ за эпохой Возрожденія, объясняется употребленіемъ ихъ
при формальныхъ диспутахъ на ученыя степени въ университе-
тахъ. Диспутантъ обыкновенно излагалъ свои аргументы въ такой
фюрмѣ:
Если это такъ, то отсюда слѣдуетъ то-то.
Это такъ.
Отсюда слѣдуетъ то-то.
На это оппонентъ возражалъ: ассірго апіеседепіет, педо соп-
зедиепігат („принимаю основаніе, отрицаю слѣдствіе11) в сообразно
съ такимъ заявленіемъ выставлялъ свои доводы. Петръ Испанскій
не говоритъ о гипотетическихъ силлогизмахъ, какъ о силлогиз-
махъ; онь только излагаетъ законъ основанія и слѣдствія въ
связи съ „Еаііасіа сопзедпепѣіз11 въ отдѣлѣ объ ошибкахъ (8ипі-
тиіае Тгасіаіиз зехіиз).
II. Раздѣлительные силлогизмы.
Раздѣлительнымъ силлогизмомъ называется такой силлогизмъ,
въ которомъ большей посылкой служитъ раздѣлительное предло-
женіе; въ этомъ предложеніи два составляющихъ его предложенія
признаются взаимно несовмѣстимыми. Формула его: „или А есть
В, или С есть В* ‘).
Если раздѣленіе между альтернативами дѣйствительно пол-
') Нѣкоторые изслѣдователи предпочитаютъ формулу: „или .А есть,
пли В“. Но обѣ альтернативы представляютъ собою предложеніе. Если
„есть А“ представляетъ собою предложеніе, то слово „есть” перестаетъ
играть роль силлогистической связки. Если имѣть въ виду это обстоя-
тельство, то путаницы не будетъ; анализъ альтернативныхъ предложеній
не имѣетъ существеннаго значенія.
— 153 —
пое, то формула подразумеваетъ въ себѣ четыре гипотетическихъ
предложенія:—
1)	Если А	есть В,	то	С есть I).
2)	Если А	не есть	В,	то С	есть	I).
3)	Если С	есть В,	то	А не	есть	В.
4)	Если С	не есть	В,	то А	есть	В.
Положимъ, вашъ противникъ допустилъ раздѣлительное пред-
ложеніе; тогда вы можете, воспользовавшись этимъ предложеніемъ
въ качествѣ большей посылки, заставить его признать четыре раз-
личныхъ заключенія, если только онъ признаетъ и требуемыя
меньшія посылки. Два изъ этихъ способовъ носятъ техническое
наименованіе тосіиз ропепйо іоііепз, способа отрицанія одной альтер-
нативы посредствомъ утвержденія другой: „А есть В, слѣдова-
тельно С не есть В“; „С есть В, слѣдовательно А не есть В.“
Другіе два способа называются тоііив Іо11епс1,о ропенв: „А не есть
В, слѣдовательно С есть В;“ „С не есть В, слѣдованіегьно А есть В.11
Ошибки здѣсь иногда возможны, потому что въ разговорной
рѣчи раздѣлительный силлогизмъ часто употребляется вмѣсто ги-
потетическаго, когда на самомъ дѣлѣ вовсе нѣтъ двухъ несовмѣ-
стимыхъ альтернативъ. Такъ, можно сказать: „или свидѣтель ложно
показываетъ, или подсудимый виновенъ11; смыслъ этого предложе-
нія таковъ: „если свидѣтель не ложно показываетъ, то подсудимый
виновенъ11. Однако, правильное раздѣленіе и раціональное примѣ-
неніе раздѣлительныхъ формулъ наблюдаются лишь въ томъ слу-
чаѣ, если подразумѣваются всѣ четыре гипотетическія формы, т. е.
если признаніе одной альтернативы обусловливаетъ собою отрица-
ніе другой, а отрицаніе одной влечетъ за собою признаніе другой.
Подсудимый можетъ быть виновнымъ, а свидѣтель все-таки мо-
жетъ ложно показывать. Такимъ образомъ, изъ четырехъ гипоте-
тическихъ формъ двѣ, именно:
Если свидѣтель ложно показываетъ, то подсудимый не-
виновенъ.
Если подсудимый виновенъ, то свидѣтель не ложно по-
казываетъ.
не представляются необходимыми. Вотъ почему, если мы хотимъ
предохранить себя отъ ошибокъ, мы всегда должны, прежде чѣмъ
допустить раздѣлительное предложеніе, удостовѣриться въ томъ,
что въ данномъ случаѣ на лицо полное раздѣленіе или взаимная
несовмѣстимость между альтернативами.
ПІ.—Дилемма.
Дилемма есть соединеніе гипотетическаго и раздѣлительнаго
предложеній.
Слово это перешло въ разговорный языкъ, и обычный смыслъ
его употребленія служитъ ключемъ къ опредѣленію его логической
— 154 —
структуры. Мы говоримъ, что передъ нами открывается дилемма,
когда мы можемъ выбирать лишь между двумя путями, при чемъ
каждый изъ нихъ связанъ для насъ съ непріятными послѣдствіями.
Въ аргументаціи тоже можетъ возникнуть такое положеніе, при
которомъ мы должны выбирать между двумя допущеніями, причемъ
и то и другое приводятъ къ заключенію, для насъ непріятному.
Формулировка альтернативъ, какъ гипотетическихъ слѣдствій тѣхъ
или другихъ условій, составляетъ большую посылку дилеммы; разъ мы
допускаемъ, что отношенія основанія и слѣдствія соотвѣтствуютъ
данной формулировкѣ, то мы попадаемъ какъ-бы въ ловушку; пе-
редъ нами открывается „дилемма14, и мы готовы броситься изъ од-
ной альтернативы въ другую.
Возьмемъ примѣръ:—
Если А есть В, то А есть С, а если А не есть В, то
А есть В. Но А есть или В или не-В. Слѣдовательно, А есть
или С или I).
Если А дѣйствовалъ по собственному побужденію, то
онъ негодяй; если А дѣйствовалъ не по собственному побу-
жденію, то онъ игрушка въ рукахъ другого. Но А дѣйство-
валъ или по своему собственному побужденію или нѣтъ.
Слѣдовательно, А—или негодяй или игрушка въ рукахъ
другого.
Это — примѣръ конструктивной дилеммы, соотвѣтствующей
обычному употребленію слова „дилемма44 въ смыслѣ выбора между
двумя одинаково непріятными альтернативами. Яркій примѣръ ея
представляетъ также дилемма, въ которую, какъ говорятъ, были
поставлены хранители александрійской библіотеки халифомъ Ома-
ромъ въ 640 году по Р. X.
Если ваши книги согласны съ Кораномъ, то онѣ излишни;
если онѣ расходятся съ нимъ, то онѣ вредны. Но онѣ должны
или соглашаться или расходиться съ Кораномъ. Слѣдова-
тельно, онѣ или излишни пли вредны.
Осторожность необходимо соблюдать при допущеніи большей
посылки. Мы должны удостовѣриться въ томъ, что предполагае-
мое отношеніе основанія и слѣдствія дѣйствительно существуетъ.
Здѣсь именно легко впасть въ заблужденіе, не замѣчая того. Але-
ксандрійскіе библіотекари опрометчиво согласились съ первой частью
большей посылки вавоевателя Египта; книги лишь тогда являются
излишними, если ученіе Корана не только вѣрно въ существѣ
своемъ, но и заключаетъ въ себѣ все, достойное знанія. Тотъ, кто
ставитъ дилемму, скрыто подразумѣваетъ такое положеніе. Въ ди-
лемму легко можетъ проскользнутъ такъ-называемое „реііііо ргіп-
сгріги и потому-то она является хорошимъ оружіемъ для софиста.
Мы ниже дадимъ примѣры этого.
Нѣсколько иную форму имѣетъ такъ-называемая деструктивная
дилемма. Она отрицаетъ слѣдствіе, а затѣмъ уже само собою опровер-
— 156 —
гается основаніе. Въ большей посылкѣ утверждается, что если
извѣстное обстоятельство существуетъ, то на лицо должно быть
одно изъ двухъ слѣдствій. Посредствомъ меньшей посылки вы
затѣмъ доказываете, что ни одна изъ альтернативъ не вѣрна. От-
сюда слѣдуетъ, что основаніе ложно.
Мы приводили ужъ примѣръ такой дилеммы, когда разби-
рали вопросъ о томъ, относится-лп умозаключеніе въ гипотетиче-
скомъ силлогизмѣ къ разряду непосредственныхъ. Аргументъ нашъ
имѣлъ такую форму:
Если умозаключеніе непосредственно, то оно должно быть
выведено или изъ одной большей посылки или изъ одной
меньшей. Но оно не можетъ быть выведено ни изъ одной
большей посылки, ни изъ одной меньшей. Слѣдовательно, его
нельзя считать непосредственнымъ.
Эта форма дилеммы часто служитъ хорошимъ средствомъ къ
поясненію изложенія; но и здѣсь, какъ и въ первомъ случаѣ, мы
должны удостовѣриться въ истинности большей посылки; необхо-
димо, чтобы были открыты дѣйствительно только двѣ альтерна-
тивы. Иначе, импозантная форма аргумента служитъ удобной мас-
кой для софизмовъ. Знаменитая дилемма' Зенона, которой онъ хо-
четъ доказать, что движеніе невозможно, скрываетъ въ себѣ реііііо
ргіпсіріі.
Если тѣло движется, то оно должно двигаться или тамъ,
гдѣ оно есть, или тамъ, гдѣ его нѣтъ. Но тѣло не можетъ
двигаться тамъ, гдѣ оно есть, и не можетъ оно двигаться
тамъ, гдѣ его нѣтъ. Заключеніе отсюда: тѣло вовсе не можетъ
двигаться, т. е. движеніе невозможно.
Заключеніе въ данномъ случаѣ неизбѣжно, если допустить
большую посылку, потому что большая посылка скрыто прини-
маетъ положеніе, которое должно быть доказано. На самомъ же
дѣлѣ, если тѣло движется, то оно не движется ни тамъ, гдѣ оно
есть, ни тамъ, гдѣ его нѣтъ, но оттуда, гдѣ оно есть, туда, гдѣ
его нѣтъ. Движеніе состоитъ въ перемѣнѣ мѣста; большая посылка
предполагаетъ, что мѣсто не мѣняется, т. е. что движенія нѣтъ.
ГЛАВА VIII.
Неправильности въ дедуктивномъ аргументѣ—Реііііо ргіп-
сіріі и ідпогаііо еіепсііі.
Разборъ ошибокъ въ логикѣ обыкновенно основывается на
спеціальномъ трактатѣ Аристотеля: „Пері аосріатіхшѵ еіёууаіѵ", т. е.
о „софистическихъ опроверженіяхъ", „мнимыхъ доказательствахъ",
„уловкахъ аргупонтащи".
—166 —
Считая логику главнымъ образомъ средствомъ предохраненія
отъ ошибокъ, я разсматриваю каждый видъ заблужденій въ связи
со спеціальными пріемами, которые предупреждаютъ его; согласно
этому плану, я намѣренъ теперь разсмотрѣть два важныхъ типа
неправильностей въ дедуктивномъ аргументѣ. Оба они были ука-
заны Аристотелемъ, но прежде чѣмъ излагать ихъ, не мѣшаетъ
объяснить планъ Аристотеля въ его цѣломъ. Нѣкоторыя изъ ука-
занныхъ имъ уловокъ аргументаціи на самомъ дѣлѣ были свой-
ственны діалектикѣ утвержденія и отрицанія въ ея чисто-искус-
ственныхъ формахъ, носившихъ характеръ увлеченія спортомъ;
но главные типы неправильностей, какъ въ индукціи, такъ и въ
дедукціи, отличаются нѣкоторой устойчивостью, и въ общемъ планъ
Аристотеля имѣетъ историческій интересъ. Молодые читатели, по-
жалуй, могли бы и исключить этотъ отдѣлъ изъ логики; онъ пред-
назначается собственно для любителей споровъ.
Аристотель дѣлитъ неправильности на „неправильности въ
рѣчи11 (тара Хё^іѵ, іп сіісііопе) и на „неправильности внѣ рѣчи11
(=Вы Хе?гсос, ехіга сИсігопет).
Къ первому классу относятся чисто словесные фокусы, кото-
рые ѳдна-ли заслуживаютъ серьезнаго вниманія, а тЬмъ болѣе тон-
кихъ подраздѣленій. Міръ былъ молодъ, когда тратилъ на то время.
Аристотель называетъ шесть разновидностей, но всѣ онѣ сводятся
къ двусмысленности словъ или конструкцій; для нѣкоторыхъ нельзя
даже подыскать параллелей въ другомъ языкѣ, потому что онѣ
основаны на особенностяхъ греческаго синтаксиса.
1)	Двусмысленность слова (орхоѵоріа). Напримѣръ, кто-либо гово-
ритъ: „Всякій холодъ можно прогнать жаромъ: Джонъ простуженъ:
слѣдовательно, его болѣзнь можно прогнать жаромъ11. Другой при-
мѣръ: „Нѣкоторыя огорченія пріятны, потому что иногда огорченія
бываютъ легкими (1і<Діі), а свѣтъ (1і§ѣі) всегда пріятенъ11. Для
предупрежденія серьезной путаницы при употребленіи двусмыслен-
ныхъ словъ, слѣдуетъ обратиться къ опредѣленію, какъ указано
въ части II, гл. I.
2)	Двусмысленность конструкціи (арюі роХіа).
„Онъ былъ побитъ тѣмъ, чѣмъ я его видѣлъ побитымъ: но
я его видѣлъ побитымъ моими глазами; слѣдовательно, онъ былъ
побитъ моими глазами11.
„Что вы подѣлываете?11 „Дѣлаю? что дѣлаю?11 „Я хочу ска-
зать, какъ вы себя чувствуете?11—^Какъ я себя чувствую? моими
чувствами, осязаніемъ, я и вижу тоже очень хорошо11. Нѣтъ, не
то; я хочу сказать, какъ вы себя находите?11 „Зачѣмъ же вы сразу
не просили? Я, въ сущности, никогда этого не замѣчалъ, я скажу
вамъ въ другой разъ, какъ только себя потеряю11.
3)	Неправильное соединеніе (айѵіігзц).
Сократъ хорошъ. Сократъ—музыкантъ. Слѣдовательно, Со-
кратъ хорошій музыкантъ.
4)	Неправильное раздѣленіе (ыаіргоц). Сократъ—хорошій музы-
кантъ; слѣдовательно, онъ—хорошій человѣкъ.
— 167 —
5)	Двусмысленность произношенія (лроаыоіа, /аПасіа ассепіиз).
Сюда принадлежатъ не доразумѣнія относительно словъ, разли-
чающихся только по ударенію, напримѣръ, об и оо; слова могутъ
различаться также и въ произнощеніи. „Наіг ѵегу Нііск, зіг" ска-
залъ парикмахеръ своему кліенту, у котораго волосы были густые,
но начинали сѣдѣть. „Да! Но лучше, чтобы они были густые, не-
жели рѣдкіе". „Аіі, іоо Нііск іо-йау, 8Іг“. „Но я не желаю красить
ихъ". „Извините, сэръ, я говорю о Ііаіг о€Ніе ЬаНиозрЬегѳ, і-о-(1-а-у,
ѣо сіау *).
Онъ сказалъ: „осѣдлайте мнѣ осла. И они осѣдлали его".
6)	Двусмысленность флексіи (оу^ра тт,? лё$ешс, /ідига сіісііоѣіз).
Въ новыхъ языкахъ нелегко дать объ этомъ понятіе. Суть
дѣла заключается въ томъ, что окончаніе слова можно толковать
въ двоякомъ смыслѣ. Средній Залогъ, напримѣръ, можно принять
за дѣйствительный.
„Неправильности внѣ рѣчи", или „неправильности въ мы-
шленіи" болѣе важны. Аристотель отмучаетъ семь разновидно-
стей ихъ.
Три изъ нихъ сравнительно не серьезны и не имѣютъ боль-
шого значенія. Одна изъ нихъ, извѣстная въ схоластикѣ подъ
именемъ „Гаііасіа ріигіпт іпіеггоцаЬ’оііит" была свойственна
диспутамъ вопросовъ и отвѣтовъ. Въ одномъ вопросѣ предлагаютъ
сразу нѣсколько, такъ что простое „да" обязываетъ собесѣдника
допустить нѣчто подразумѣвающееся. „Перестали вы уже бить
своего отца?" Еслп вы скажете „да", то можно подумать, что раньше
вы обыкновенно били отца. „Прекратилось-ли пьянство въ вашихъ
мѣстахъ?" Такіе вопросы неправильны, если противникъ можетъ
говорить только „да" или „нѣтъ". Современные диспутанты, требуя
простого отвѣта „да" или „нѣтъ", иногда бываютъ повинны въ
такого рода уловкѣ.
Двѣ другія неправильности, извѣстныя подъ именемъ: „а (Іісіо
зітріісііег сиі <1ісіит зесипЛит циійи и „а сіісіо зесипйит циііі ші сіісіит
зітрІісіІеги‘ свойственны новой діалектикѣ, такъ же какъ и древ-
ней. Пріемъ этотъ, сознательный илп безсознательный, состоитъ
въ томъ, что диспутантъ добивается признанія какого-либо утвер-
жденія съ оговоркой, а затѣмъ разсуждаетъ такъ, какъ будто-бы
*) Примѣръ этотъ для русскаго читателя не совсѣмъ ясенъ. Дѣло въ
томъ, что простой народъ въ Англіи произноситъ слова, начинающіяся
гласной буквой, съ придыханіемъ; „волосы" по англійски—„Наіг"; воздухъ—
„аіг“, парикмахеръ же произноситъ оба слова одинаково. Отсюда и проис-
ходитъ недоразумѣніе. Словоохотливый Фигаро говоритъ, что воздухъ густъ,
кліентъ же думаетъ о волосахъ. „То-с1ау“ по англійски значить „сегодня";
То-(1уе“—значитъ „красить". Въ устахъ парикмахера оба слова звучатъ
одинаково. Такимъ образомъ, парикмахеръ говоритъ: „воздухъ сегодня
слишкомъ густъ", кліентъ же слышитъ: „ваши волосы слишкомъ густы,
чтобы ихъ можно было красить". Недораз умѣніе разъясняется, когда па-
рикмахеръ къ слову „Наіг" прибавляетъ „Наітозрііеге" (атмосфера) и про-
износитъ „іо <1ау" .сегодня) раздѣльно.
Нт'-ѵ. •пепев.
— 158 —
этой оговорки не было, и обратно. Напримѣръ, положимъ, при-
знано, что культура—благо, диспутантъ же разсуждаетъ такъ,
какъ будто бы допущеніе касалось какой-либо спеціальной отрасли
культуры, научной, эстетической, философской или моральной.
Эта неправильность извѣстна также подъ именемъ /аііаеіа ассіеіепііз.
Иногда доказываютъ, напримѣръ, что силлогизмъ безполезенъ для
той или другой цѣли, а затѣмъ отсюда выводятъ, что онъ вообще
ни къ чему не годенъ. Болѣе распространенной формой такого рода
неправильности является, пожалуй, второй случай, когда положеніе,
признанное въ ограниченномъ смыслѣ, произвольно примѣняютъ
къ массѣ постороннихъ явленій. Неправильность эта такъ часто
встрѣчается, что стоило бы дать ей болѣе короткое названіе.
РаТІасіа сопяедиепііз, или поп-зсдиііиг наблюдается въ томъ слу-
чаѣ, когда диспутантъ игнорируетъ возможность множественности
причинъ; отчасти мы уже говорили о ней въ связи съ гипотети-
ческимъ силлогизмомъ; въ отдѣлѣ индуктивной логики мы разъ-
яснимъ ее нѣсколько подробнѣе.
Розі кое егдо ргоріег кос—ошибка чисто индуктивная; мы объ-
яснимъ ее въ связи съ ученіемъ объ экспериментальныхъ мето-
дахъ.
Остаются двѣ типичныя дедуктивныя неправильности: реІІІІО
ргіпсіріі („скрытое предположеніе“} и Ідпогаііо ОІепсЬІ („несуще-
ственный аргументъ4*); на нихъ мы должны остановиться подробнѣе.
Форма, которая на латинскій языкъ переведена „реѣіѣіо ргіп-
сіріі “—то еѵ ар/т] аітеіо&аі—была примѣнена Аристотелемъ къ одной
изъ уловокъ, практиковавшихся въ діалектикѣ вопросовъ и отвѣ-
товъ. Уловка ѳта состояла въ томъ, что предложеніе, необходимое
для опроверженія доводовъ собесѣдника, принималось за доказанное,
хотя тотъ и не призналъ его. Другое выраженіе — то ёѵ ярут] Хау-
(Заѵеіѵ—считать принципъ доказаннымъ—носитъ болѣе описательный
характеръ.
Вообще говоря, замѣчаетъ Аристотель, реііііо ргіпсіріі состоитъ
въ томъ, что теорема остается недоказанной. Сообразно этой общей
характеристикѣ слѣдовало бы подъ понятіе реііііо ргіпсіріі подво-
дить всѣ случаи, когда молча или скрыто, незамѣтно для самого
себя и для оппонента, принимается посылка, необходимая для вы-
вода заключенія. Это—неправильность скрытаго допущенія (зпг-
гѳрѣіопз аззптрѣіоп), и примѣрами ея могутъ служить всѣ случаи
энтимематическихъ или эллиптическихъ аргументовъ, въ которыхъ
неточно опредѣлены отдѣльныя, прямо не выраженныя, звенья въ
цѣпи разсужденія. Въ противоположность энтимемамъ, и эллипсамъ,
раздѣльный и полный силлогизмъ стоило бы назвать ехрозіііо ргіи-
сіріі. Единственное средство противъ скрытыхъ допущеніи заклю-
чается въ ихъ обнаруженіи *).
Ідпогаііо ёіепскі,—игнорированіе опроверженія (тоб ёХёууоо ауѵоія)
*) Ср. поучительный трактатъ 8і<1§лѵіск’а о заблужденіяхъ: „Іпіегаа-
ііопаі зсіепііііс зегіез“, стр. 199.
— 159 —
представляетъ собою просто уклоненіе въ сторону отъ темы обсужда-
емаго вопроса, отвлеченіе вниманія противника на соображенія, не
имѣющія существеннаго значенія. Часто такимъ образомъ удается
доказать какое-либо другое положеніе, не то, которое нужно въ спорѣ,
а нѣчто похожее на него или имѣющее болѣе или менѣе отдаленную
связь съ нимъ.
Легче объяснить, въ чемъ состоятъ эти неправильности, не-
жели наглядно ихъ иллюстрировать. Все зло заключается въ длинной
аргументаціи. „Неправильное разсужденіеа, говоритъ Уэтли, „бу-
дучи выражено просто въ нѣсколькихъ предложеніяхъ, не обмануло
бы даже ребенка, а растяните его въ цѣлый томъ іп дпагѣо, и оно
обманетъ полъ-міра“. Очень рѣдко намъ предлагаютъ рядъ фразъ
въ правильной формѣ, въ такомъ порядкѣ, при которомъ всѣ по-
ложенія стремятся къ одной и той же опредѣленной цѣли. Какое-
либо заключеніе служитъ предметомъ спора; можетъ быть, оно даже
неясно формулировано, а передъ нами выкладываютъ огромную кучу
всякаго рода перемѣшанныхъ другъ съ другомъ соображеній.
Если бы мы мыслили совершенно ясно и могли въ теченіе болѣе
или менѣе продолжительнаго времени сосредоточивать наше вни-
маніе на предметѣ, если бы мы были гарантированы отъ увлеченій,
всегда осторожны, не спѣшили, не горячились бы, были совершенно
свободны отъ предразсудковъ, то, выслушивая аргументацію, мы
тщательно слѣдили бы и за доказываемымъ положеніемъ и за не-
обходимыми для него посылками. Мы не теряли бы изъ виду до-
казываемаго принципа и неустанно ожидали бы подкрѣпляющихъ
его доводовъ. Но никто изъ насъ на это не способенъ; всѣ мы
подвержены склонности къ увлеченіямъ въ быстромъ вихрѣ сужденій;
всѣ мы болѣе или менѣе настроены въ пользу заключенія или про-
тивъ него; софисту легко дѣйствовать въ двухъ направленіяхъ:
онъ можетъ считать доказанными посылки, необходимыя въ данномъ
случаѣ {реііііо ргіпсіріі), или же доказать положеніе, которое вовсе
не служитъ предметомъ спора, причемъ на эту удочку мы охотно
попадаемся (ідпогаііо ёіепсііі).
И реііііо и ідпогаііо удачно употребляются, главнымъ образомъ,
въ пылу дебатовъ. Если же мы заблуждаемся и въ спокойномъ
состояніи, то, очевидно, причина заблужденія коренится или въ ка-
комъ-либо глубокомъ предразсудкѣ или въ какой-либо особой пу-
таницѣ выраженій, или, наконецъ, въ сложности самой темы раз-
сужденія. Если предметъ спора намъ незнакомъ, а терминологія
не совсѣмъ ясна, то, конечно, мы тѣмъ легче можемъ впасть въ за-
блужденіе.
Знаменитые софизмы древности показываютъ, какъ поражали
людей доказательства, подчасъ совершенно посторонняго свойства.
Ксди нѣкоторыя утвержденія въ аргументаціи справедливы, то они
. настолько ослѣпляютъ насъ, что мы уже не можемъ замѣтить ошибки,
лакъ ловкій фокусникъ обманываетъ наши чувства. Мы видѣли,
какъ ловко скрываетъ реііііо аргументъ Зенона противъ движенія;
— 160 —
другимъ примѣромъ въ этомъ родѣ можетъ служить дилемма фа-
талиста.
Если вамъ суждено умереть, то вы все равно умрете, по-
зовете вы врача или нѣтъ; если вамъ суждено выздоровѣть,
то вы все равно выздоровѣете, позовете вы врача или нѣтъ.
Но вамъ, конечно, суждено или умереть или выздоровѣть. Сліъ-
дователыю, вы или умрете или выздоровѣете, позовете ли вы
врача или нѣтъ.
Здѣсь въ большей посылкѣ скрыто допускается, что пригла-
шеніе врача не можетъ быть звеномъ въ цѣпи событій, опредѣлен-
ныхъ судьбой. Обѣ альтернативы утверждаютъ, что судьба не дѣй-
ствуетъ черезъ врачей, заключеніе же только повторяетъ это утвер-
жденіе; словесное предложеніе пріобрѣтаетъ характеръ солиднаю
аргумента. „Если судьба не дѣйствуетъ черезъ врачей, то вы все
равно умрете, позовете ли вы врача или нѣтъ“.
Ошибкѣ въ этомъ случаѣ, вѣроятно, способствуетъ благого-
вѣніе передъ великой абстракціей судьбы и страшной идеей смерти,
которая поглощаетъ наше вниманіе и отвлекаетъ его отъ искусной
реігііо.
Софизмъ объ Ахиллесѣ и черепахѣ является наиболѣе яркимъ
примѣромъ ідпогаііо еіепсііі.
Софизмъ этотъ долженъ доказать, что Ахиллесъ никогда но
можетъ догнать черепахи, разъ та находится впереди его; на са-
момъ же дѣлѣ онъ доказываетъ неопровержимо, что Ахиллесъ но
можетъ догнать черепахи на извѣстномъ разстояніи или въ теченіе
извѣстнаго промежутка времени.
Для простоты изложенія, допустимъ, что черепаха находится
впереди Ахиллеса на сто шаговъ, и что Ахиллесъ бѣжитъ въ де-
сять разъ быстрѣе ея. Тогда ясно, что Ахиллесъ не нагонитъ че-
репахи на разстояніи 100 шаговъ, потому что пока онъ пробѣжитъ
100 шаговъ, черепаха сдѣлаетъ 10; не нагонитъ онъ ея и на разсто-
яніи 110 шаговъ, потому что черепаха за это время пройдетъ ещѳ
1 шагъ; то же будетъ въ концЬ 111 шаговъ,-—черепаха сдѣлаетъ
ещѳ */10 шага; а когда Ахиллесъ пробѣжитъ 1111/,0 шага, то чере-
паха все же сдѣлаетъ на ’/1и шага болѣе. Когда Ахиллесъ пробѣ-
житъ эту */і00 шага> черепаха сдѣлаетъ */юоо> К0Г’Да онъ пробѣжитъ
эту Ѵіооо, черепаха пройдетъ ’/10000. Повидимому, черепаха будетт»
всегда находиться впереди Ахиллиса, н онъ ея никогда не нагонитъ.
Но такое заклточеше*' представляетъ собою просто смѣшеніе»
идей; доказано на дѣлѣ лпшь то, что Ахиллесъ не догонитъ ч< рѳ-
пахи на разстояніи
100-•-101 - -‘/.о+’/юо + ’Аооп-і-’Аоооо и Т. д. шаговъ.
Иначе говоря. Ахиллесъ не догонитъ черепахи, пока пе про-
бѣжитъ разстоянія, равнаго суммѣ этого ряда, т. е. 1111/, шага.
Это—примѣръ ідпогаііо еіепсііі', софистъ взялся доказать, что Ахил-
лесъ никогда не можетъ догнать черепахи, а на самомъ дѣлѣ до-
— 161 —
называетъ, что Ахиллесъ оставляетъ ее позади себя между 111-мъ
и 112-мъ шагомъ.
Изложеніе этого софизма можетъ служить также примѣромъ
того значенія, какое имѣютъ спеціальные термины. Всякія попытки
изложить софизмъ объ Ахиллесѣ и черепахѣ безъ помоіцп термина
ідпогаііо еіепсііі или равнозначащаго ему, только запутываютъ во-
просъ. Обыкновенно говорятъ, что корень заблужденія заключается
въ допущеніи равенства суммы безконечнаго ряда—безконечности.
Можетъ быть, эта крупная ошибка и таится въ софизмѣ; но если
бы дѣйствительно требовалось такое допущеніе, котораго понять
совсѣмъ не легко, то заблужденіе не носило бы всеобщаго характера.
Часто указывали на то, что силлигизмъ влечетъ за собою ре-
ііііо ртіпсіріі, потому что большая посылка содержитъ въ себѣ за-
ключеніе, и не можетъ быть истинной, еслп не истинно заключеніе.
Но на самомъ дѣлѣ, такой взглядъ представляетъ собою ідпогаііо
еіепсііі. Большая посылка дѣйствительно содержитъ въ себѣ заклю-
ченіе, — это неоспоримо, но отсюда вовсе не слѣдуетъ, чтобы въ
силлогизмѣ скрывалось реіііго. Реііііо ргіпсіріі представляетъ собою
діалектическую уловку, сознательный или безсознательный обманъ,
скрытое допущеніе; силлогизмъ же далекъ отъ этого; его можно на-
звать ехрозіііо ргіпсіріі, раздѣльнымъ изложеніемъ посылокъ, которое
устанавливаетъ фактъ вѣрности заключенія при условіи вѣрностп
посылокъ. Силлогизмъ только указываетъ на взаимную зависимость
посылокъ и заключенія; единственное скрывающееся въ немъ до-
пущеніе—это ііісіипі сіе отпі.
Если вашъ противникъ оспариваетъ положеніе, и вы опро-
вергаете его, приводя посылки, необходимо заключающія въ себѣ
это положеніе, то онъ долженъ признать ваши посылки; иначе по-
лучается ідпогаііо еіепсііі. Если противникъ вашъ признаетъ посылки
п отвергаетъ заключеніе, то вы уличаете его въ непослѣдователь-
ности, но истинности заключенія вамъ нечего доказывать. Поло-
жимъ, кто-либо говоритъ: Я безсмертенъ, потому что досталъ жиз-
ненный эликсиръи. Вы не опровергнете его словами: „всѣ люди смертны,
а вы-человѣкъ“. Онъ говоритъ, что безсмертенъ, и тѣмъ отрицаетъ,
что всѣ люди смертны. Насколько очевидно, что онъ безсмертенъ,
настолько же очевидно и то, что всѣ люди безсмертны. Пожалуй,
можно сказать, что, утверждая: „всѣ люди смертны, а вы—чело-
вѣкъ", вы совершаете скорѣе реііііо ргіпсіріі, нежели ідпогаііо еіепсііі.
Но помните всегда, что можно сдѣлать обѣ ошибки сразу. Вы мо-
жете уклониться въ сторону отъ вопроса и вмѣстѣ съ тѣмъ допустить
положеніе, которое нужно доказать,—въ одной и той же аргумен-
таціи.
Индукт. и дедукт. легик».
11
— 162 —
ГЛАВА IX.
Формальная или Аристотелева индукція. — Индуктивный
аргументъ.
Различіе между дедукціей и индукціей обыкновенно выража-
ютъ такъ: дедукція мыслитъ отъ общаго къ частному;—индукція
мыслитъ отъ частнаго къ общему.
Но на самомъ дѣлѣ противопоставлять другъ другу оба про-
цесса можно лишь въ качествѣ различныхъ способовъ доказатель-
ства. Слово „индукція11 употребляется въ гораздо болѣе широкомъ
смыслѣ, когда обозначаетъ теорію „методовъ научнаго изслѣдо-
ванія11. Тогда оно обнимаетъ всѣ процессы, которыми пользуется
человѣкъ при изученіи реальной дѣйствительности; а въ такомъ
значеніи употребляются какъ дедукція, такъ и индукція въ тѣс-
номъ смыслѣ слова.
„Индукцію11 въ тѣсномъ смыслѣ можно назвать „формальной
индукціей11 или „индуктивнымъ аргументомъ11, или же просто
„Аристотелевой индукціей11, потому что Аристотель формулиро-
валъ индуктивный аргументъ и опредѣлилъ условія его правиль-
ности.
Сравнимъ индуктивный аргументъ съ дедуктивнымъ. Мы ви-
дѣли, что диспутантъ долженъ добиться отъ собесѣдника призна-
нія какого-либо общаго положенія, для того чтобы затѣмъ заста-
вить его допустить частное слѣдствіе, являющееся въ данномъ
случаѣ спорнымъ. Въ индуктивномъ аргументѣ, наоборотъ, пред-
метомъ спора служитъ общее положеніе; диспутантъ долженъ до-
биться признанія частныхъ случаевъ, для того чтобы заставить
противника принять общее положеніе.
Положимъ, идетъ вопросъ о томъ, всѣ-ли рогатыя животныя
принадлежатъ къ числу жвачныхъ. Вы беретесь заставить про-
тивника признать это. Какъ же вы поступаете? Вы спрашиваете
его, допускаетъ ли онъ, что различные виды рогатыхъ животныхъ
принадлежатъ къ классу жвачныхъ. Принадлежитъ ли къ жвач-
нымъ быкъ? Баранъ? Козелъ? и т. д. Перечисленіе частныхъ слу-
чаевъ и составляетъ индукцію (ёттаушу^).
Когда такой индуктивный аргументъ является полнымъ? Когда
противникъ обязанъ согласиться съ тѣмъ, что всѣ рогатыя живот-
ныя относятся къ жвачнымъ? Очевидно, тогда, когда онъ признаетъ
это относительно каждаго вида животныхъ. Онъ долженъ признать,
что согласенъ съ выставленнымъ положеніемъ въ отдѣльныхъ слу-
чаяхъ, что всѣ перечисленныя частности образуютъ одно цѣлое;
а затѣмъ ужъ онъ обязанъ въ силу принципа послѣдовательности
признать справедливость положенія для всего класса рогатыхъ
животныхъ.
Условіе правильности для индуктивнаго аргумента въ концѣ
концовъ то же, что и для дедуктивнаго. Родовое цѣлое должно
— 163 —
быть тождественнымъ суммѣ составляющихъ его частей. Аксіома
индуктивнаго аргумента такова; „все, что относится къ каждой изъ
частей цѣлаго, относится гг ко всему цѣлому11. Это—простое обра-
щеніе аксіомы дедуктивнаго аргумента, длсіит сіе опгпі: „все, что
относится къ цѣлому, относится и къ каждой части его44. Аксіома
допускаетъ простое обращеніе, потому что родовое цѣлое и специ-
фическія или индивидуальныя части его, вмѣстѣ взятыя,—тожде-
ственны между собою.
Практически, въ индуктивномъ аргументѣ, противникъ дол-
женъ уступить, если не можетъ представить ни одного противо-
положнаго примѣра. Положимъ, онъ допускаетъ, что сказуемое,
о которомъ идетъ рѣчь, справедливо относительно того, другого,
третьяго отдѣльнаго случая, но отрицаетъ, чтобы эти отдѣльные
случаи составляли требуемый классъ; обыкновенно онъ считается
разбитымъ, если не можетъ привести въ примѣръ ни одного члена
этого класса, къ которому нельзя было бы отнести даннаго сказу-
емаго. Отсюда этотъ способъ индукціи получилъ названіе „Іпсіисіш
рег епитегаііопепг зітріісет, иЫ поп герегііиг іпзіапііа сопігадісіогіаи.
Когда эта формула примѣняется къ обобщенію фактовъ, то въ
положеніе противника, неспособнаго противорѣчитъ диспутанту,
ставятъ фигурально природу или опытъ.
Такова собственно вся теорія индуктивнаго аргумента. „Ин-
дуктивный силлогизмъ44 Аристотеля представляетъ собою въ сущ-
ности выраженіе нашей простой теоріи, только при этомъ Аристо-
тель воспользовался сложными терминами дедуктивнаго силлогизма.
Великій философъ былъ такъ очарованъ своимъ первоначальнымъ
изобрѣтеніемъ, что на все хотѣлъ наложить его печать; иначе
не было никакоі'о основанія придавать процессу индукціи силло-
гистическую форму. Аристотель слѣдующимъ образомъ опредѣ-
ляетъ индуктивный силлогизъ:
„Итакъ, индукція и индуктивный силлогизмъ состоятъ въ
силлогизированіи одного изъ крайнихъ терминовъ со среднимъ че-
резъ посредство другого крайняго. Напримѣръ; В является сред-
нимъ терминомъ для А и С; доказать черезъ посредство С, что
А принадлежитъ В.44 ’).
Это можно истолковать такимъ образомъ: положимъ, что
споръ идетъ относительно общаго предложенія, и вы желаете дока-
зать его путемъ признанія составляющихъ его частныхъ случаевъ.
Гиломъ общаго предложенія по силлогистической терминологіи
является большая посылка: „всѣ М суть Р“. Каковъ же типъ
частныхъ предложеній, которыя суммируетъ большая посылка?
Очевидно,— заключеніе: „8 есть Р“. Это частное предложеніе со-
держится въ большей посылкѣ: „всѣ М суть Р44, его истинность
составляетъ слѣдствіе истинности „всѣ М суть Р44; 8 есть одна
) ’Карор) Реѵ ёаті у.аі о	аоккс-раро; то йіа тоб
е.^роо иатгроѵ ахроѵ тш рёсш аоікоуіаазііаі Оіоѵ еі та>ѵ А Г рёаоѵ то В,
іа тоо I сеісаі т6 А тш В о-ар/оѵ (Апаі. Ргіог. II, 23).
11*
— 161 —
изъ частей родового цѣлаго М; одинъ изъ видовъ или отдѣльныхъ
предметовъ, входящихъ въ составъ класса М. Если вы хотите
установить путемъ индукціи, что „всѣ М суть Р“, то вамъ нужно
доказать, что Р относится ко всѣмъ частямъ, видамъ или отдѣль-
нымъ предметамъ, входящимъ въ составъ М, т. е. ко всѣмъ воз-
можнымъ 8: вы должны показать, что то, другое, третье 8 есть
Р, и вмѣстѣ съ тѣмъ установить, что то, другое, тратье 8 въ своей
совокупности образуютъ все М. Тогда вы имѣете право заключить,
что „всѣ Ы суть Ри; вы силлогизировали одинъ крайній терминъ
со среднимъ черезъ посредство крайняго. Формальное выраженіе
этихъ посылокъ и заключенія составляетъ индуктивный силлогизмъ11.
То, другое и третье 8 суть Р.	—Большая посылка.
То, другое и третье 8 составляютъ все М—Меньшая посылка.
*** Всѣ М суть Р.	’ —Заключеніе.
Тотъ, другой и третій магниты (магниты, какъ отдѣль-
ные предметы) притягиваютъ желѣзо.
Тотъ, другой и третій магниты (какъ отдѣльные пред-
меты) представляютъ собою магниты.
** Магнитъ притягиваетъ желѣзо.
„То, другое и третье 8“ можно просто обратить во „все М“;
если вы это сдѣлаете, то получите силлогизмъ по ВагЪага, въ ко-
торомъ „то, другое и третье 8“ фигурируютъ въ качествѣ сред-
няго термина.
Практической пользы отъ такой сложной формулировки но
видно. Средневѣковые ученые упростили силлогизмъ, замѣнивъ
его такъ называемой „индуктивной энтимемой11: „то, другое и
третье, слѣдовательно всѣ11; такое заключеніе очевидно, если „то,
другое и третье11 составляютъ „всѣхъ11. Ясно, что геніальный фи-
лософъ просто увлекся своимъ великимъ изобрѣтеніемъ. Вмѣстѣ
съ тѣмъ, слѣдуетъ полагать, что на индукцію Аристотель смот-
рѣлъ съ точки врѣнія діалектики вопросовъ и отвѣтовъ. Онъ за-
далъ себѣ вопросъ: Когда противникъ обязанъ принять общее
положеніе? Отвѣтъ былъ слѣдующій: тогда, когда онъ призналъ
извѣстное число частныхъ случаевъ и не можетъ отрицать, что
всѣ эти частные случаи, вмѣстѣ взятые, образуютъ цѣлое, которое
служитъ предметомъ спораЛ Аристотель первоначально не интере-
совался анализомъ процесса, при посредствѣ котораго изслѣдова-
тель добываетъ общія положенія изъ наблюденія надъ явленіями
природы.
О]Ѵи — библиоте^а сайта
ѵѵѵт.ЬіодгаЛа.ги
КНИГА !!♦
Индуктивная логика или логика науки.
ВВЕДЕНІЕ.
Пожалуй, проще всего можно характеризовать основныя черты
отдѣловъ логики, если поставить ихъ въ связь съ историческими
обстоятельствами. Въ исторіи черты эти намѣчены широкими штри-
хами. Если мы признаемъ, что источникомъ всякой теоріи явля-
ются практическія потребности, то мы поймемъ п особый духъ
каждой эпохи, отразившійся на дѣятельности ея представителей и
указавшій имъ спеціальныя цѣли.
Вѣкъ Платона и Аристотеля ставилъ себѣ задачей: согласовать
свои убѣжденія другъ съ другомъ. Логика Аристотеля была придумана
для этого; ея главной цѣлью было найти орудіе для разъясненія
связи, сцѣпленія, взаимной зависимости ходячихъ истинъ.
Средніе вѣка стремились согласовать евогі убѣжденія съ догмой.
Средневѣковая логика развилась пзъ Аристотелевой подъ давле-
ніемъ догмы. Индукція въ смыслѣ Аристотеля была отвергнута,
ученіе объ индуктивныхъ аргументахъ сокращали до тѣхъ поръ,
пока оно почти совсѣмъ исчезло изъ логики. Преобладающее мѣсто
заняла дедукція.
Затѣмъ, когда догматическій авторитетъ всюду сталъ вмѣши-
ваться, когда Церковь черезъ духовенство стала претендовать на
руководящую роль въ дѣлѣ разрѣшенія вопросовъ не псключительно
богословскаго характера, — тогда явился новый духъ, возникло
стремленіе согласовать свои убѣжденія съ фактами. Йодъ вліяніемъ
новаго направленія постепенно создалась система методологическихч-.
ученій,—система, получившая неопредѣленное названіе „индукціи11.
Разсматривая генезисъ „старой логики11 мы начали съ Ари-
стотеля. Никто не можетъ оспаривать у него права называться ея
основателемъ. Но кто создалъ „новую логику11? При какихъ обсто-
ятельствахъ она возникла?
Обыкновенно основателемъ индуктивной логики считаютъ Фрэн-
сиса Бэкона, лорда Веруламскаго. Великій ученый самъ присвоилъ
себѣ это званіе, озаглавивъ свой трактатъ объ „истолкованіи при-
— 166 —
роды" Ъгоѵит Огдапит. Званіе творца новой логики съ тѣхъ поръ
за нимъ утвердилось. Рейдъ слѣдующимъ образомъ характери-
зуетъ общепринятый взглядъ, установившійся со временъ самого
Бэкона.
„Послѣ того, какъ люди въ теченіе двухъ тысячелѣтій
въ поискахъ за истиной пользовались силлогизмомъ, (лордъ)
Бэконъ предложилъ методъ индукціи, какъ болѣе дѣйстви-
тельное средство для достиженія цѣли. Его Ноѵит Огдапит
далъ новое направленіе идеямъ и трудамъ изслѣдователей,—
направленіе, болѣе замѣчательное и болѣе полезное, нежели
какое далъ раньше Аристотель въ своемъ Огдапоп. Это со-
чиненіе нужно считать второй великой эрой въ процессѣ че-
ловѣческой природы... Большая часть искусствъ была подве-
дена подъ правила, когда достигла значительной степени совер-
шенства, благодаря природнымъ способностямъ художника;
правила извлечены были изъ лучшихъ образцовъ искусства,
какіе раньше появлялись; искуство же философской индукціи
было подробно очерчено Бэкономъ, раньше, чѣмъ міръ уви-
далъ хотя бы одинъ сносный примѣръ его *).
Въ приведенномъ отрывкѣ заключается коренное недоразумѣ-
ніе, которое непремѣнно нужно разъяснить. Оно затемняетъ самую
сущность „философской индукціи".
Существуетъ три способа, при помощи которыхъ можно со-
дѣйствовать поступательному движенію во всякомъ направленіи:
убѣжденіе, примѣръ, правило. Убѣжденіе: можно убѣждать кого
нибудь и тѣмъ создать стимулъ дѣятельности. Примѣръ: можно
самому заняться дѣломъ и своимъ примѣромъ показать, какъ это
дѣло надо выполнить. Правило: можно формулировать опредѣлен-
ный методъ и объяснить, такимъ образомъ, что надо дѣлать. По-
смотримъ, что сдѣлалъ Бэконъ въ каждомъ изъ трехъ указанныхъ
отношеній.
Несомнѣнно, могучее краснорѣчіе Бэкона и его высокое по-
литическое положеніе много способствовали тому, чтобы изученіе
природы вошло въ моду. Онъ занималъ очень видное положеніе
и, благодаря выдающемуся уму, являлся одной изъ самыхъ замѣт-
ныхъ личностей своего времени. Будучи знакомъ со всѣми отрас-
лями знанія, хотя онъ и изучалъ ихъ на самомъ дѣлѣ въ видѣ
отдыха, Бэконъ составилъ планъ завоеванія вселенной съ такой
ясностью и увѣренностью, что толпа съ радостью готова была
пойти за нимъ всюду. Онъ былъ великолѣпнымъ демагогомъ науки.
Были и до него поборники „индукціи", но въ сравненіи съ нимъ
онп не умѣли ясно и краснорѣчиво излагать своихъ мыслей.
Признавая вполнѣ великія заслуги могучаго дѣятеля на по-
прищѣ популяризаціи „индукціи", мы, однако, не должны забы-
вать, что онъ имѣлъ предшественниковъ даже въ отношеніи возбу-
’) Натіііоп, „Кеі<і“. стр. 172.
— 167 —
жденія интереса къ наукѣ. Его удачный лозунгъ: „истолкованіе
природы1' въ отличіе отъ „истолкованія авторитетныхъ книгъ", не
имъ изобрѣтенъ. Въ „Нівѣогу о Г ѣйе Іийпсѣіѵе эсіеисев" Уэвѳлля
мы находимъ, что многіе раньше Бэкона стремились „дать новое
направленіе дѣятельности изслѣдователей" и въ частности замѣнить
интерпретацію текста изученіемъ фактовъ.
У Уэвѳлля приведенъ длинный списокъ выдающихся людей,
которые раньше Бэкона утверждали, что изслѣдователь долженъ
главнымъ образомъ изучать природу. Таковы: Леонардо да Винчи
(1453—1519), одинъ изъ удивительнѣйшихъ людей по своей раз-
носторонп сти, поразительный знатокъ во многихъ отрасляхъ че-
ловѣческой дѣятельности, живописецъ, скульпторъ, механикъ, ар-
хитекторъ, астрономъ и физикъ; Коперникъ (1473—1543), авторъ
теорій вращенія планетъ вокругъ солнца; Толезій (1508—1588),
преобразователь теоретическихъ знаній, котораго сочиненіе 1)е
Регит ІХаІгега (1565) во многомъ предупредило Лоѵит Огдапит:
Цезальппнъ (1520—1603), ботаникъ; Гильбертъ (1540—1603), из-
слѣдователь магнитизма. Всѣ названные мыслители указывали на
опытъ и наблюденіе, какъ на единственные пути къ дѣйствитель-
ному умноженію знаній. Всѣ они осмѣивали чисто-книжное обра-
зованіе. Всѣ они смотрѣли на чувственный міръ, какъ на подлин-
ный манускриптъ, съ котораго системы философіи служатъ лишь
копіями. То же слѣдуетъ сказать и объ эпиграммѣ Бэкона, съ
которой онъ обратился къ своимъ современникамъ, не желавшимъ
птти дальше мудрости древнихъ: „древность есть юность міра; на-
стоящіе древніе—это мы". „Мы старше", сказалъ Джордано Бруно,
„н больше жили, нежели наши предшественники".
Послѣдній аргументъ, дѣйствительно, древнѣе даже XVI вѣка)
Его употреблялъ сіосѣог шігаЪіІіз ХШ вѣка, францисканскій мо-
нахъ, Рожѳръ Бэконъ (1214—1292). „Чѣмъ старше эпоха, тѣмъ
она просвѣщеннѣе, и современные мудрецы не зпаютъ многаго изъ
того, что когда-либо узнаетъ міръ". Если мы будемъ искать отца
индуктивной философіи, то увидимъ, что въ сущности средневѣ-
ковой монахъ имѣетъ больше правъ называться этимъ именемъ,
нежели его болѣе прославившійся однофамилецъ. Энтузіазмъ, съ
которымъ онъ относился къ успѣхамъ знанія, былъ столь же бла-
городенъ и великъ, и самъ Рожѳръ Бэконъ былъ пламеннымъ
экспериментаторомъ л гзобрѣтателемъ. Его Ориз Мади&, краснорѣ-
чивый набросокъ проекта новой науки, посвященный въ 1265 году
папѣ Клименту ГУ, имѣло цѣлью дать Церкви власть надъ міромъ,
какъ Аристотель далъ ее Александру.—Это невѣроятно смѣлый,
обширный и выдающійся трудъ. Указывая на авторитетъ, обычай,
ходячія мнѣнія и кичливость мнимаго знанія, какъ на четыре при-
чины невѣжества людей, Бэкопъ настаивалъ на необходимости не-
посредственнаго критическаго изученія Св. Писанія; блестяще вы-
яснивъ пользу грамматики и математики (въ широкомъ смыслѣ),
Онъ пришелъ къ заключенію, что экспериментальная наука пред-
ставляетъ собою великій источникъ знаній для человѣчества. Я.
-- 168 —
уже указывалъ на то различіе, которое Рожеръ Бэконъ устано-
вилъ между двумя методами пріобрѣтенія знаній,—методомъ аргу-
мента п методомъ опыта; по мысли Бэкона, только опытъ даетъ
намъ увѣренность. „Было бы лучше11, нетерпѣливо восклицаетъ
ученый монахъ, „сжечь сочиненія Аристотеля и начать все сыз-
нова, нежели принимать его заключенія безъ провѣрки.
Опытная наука, единственная руководительница спеку-
лятивной науки, имѣетъ за собою три крупныя прерогативы
сравнительно съ другими отраслями знанія. Вопервыхъ, пу
темъ опыта она провѣряетъ выводы всѣхъ остальныхъ наукъ.
Затѣмъ, по отношенію къ понятіямъ, съ которыми оперируютъ
другія науки, она раскрываетъ великія истины, ни въ коемъ
случаѣ имъ не доступныя. Наконецъ, третье преимущество
опытной науки состоитъ въ томъ, что она собственными си-
лами, не обращаясь къ содѣйствію другихъ отраслей знанія,
изслѣдуетъ тайны природы.
Итакъ, насколько дѣло идетъ о возбужденіи интереса къ
наукѣ, знаменитый законодатель и государственный дѣятель ко-
роля Іакова нисколько не опередилъ монаха эпохи папы Климента.
Основной принципъ у нихъ одинъ и тотъ же. Только на фактахъ
можно провѣрить теоріи. Человѣкъ не долженъ навязывать при-
родѣ своихъ собственныхъ предвзятыхъ понятій (апіісіраііопез тепііз)
Человѣкъ представляетъ собою лишь истолкователя природы. Оба
они соглашались и въ томъ, что тайны природы невозможно рас-
крыть путемъ разсужденій, а только при помощи наблю ;енія и
опыта.
Фрэнсисъ Бэконъ, однако, опередилъ всѣхъ своихъ предше-
ственниковъ въ отношеніи выработки метода истолкованія при-
роды. Протестуя противъ „разсудка, предоставленнаго самому
себѣ11 {іпіеПесіиз зіЫ регтіззиз), онъ имѣлъ въ виду нѣчто большее,
нежели спекулятивное мышленіе, котораго нисколько не ограничи-
ваетъ изученіе фактовъ. Онъ указывалъ и на то, что изслѣдователь
долженъ имѣть методъ. „Человѣкъ, говоритъ онъ, не можетъ дви-
гать скалъ одной только силою рукъ своихъ безъ помощи орудій;
точно также не можетъ онъ проникать въ тайны природы одной
только силою ума своего, безъ помощи метода11. Новое орудіе
умственной дѣятельности Бэконъ берется дать въ своемъ индук-
тивномъ методѣ или Аогжиг Огдапит. Для насъ важно опредѣленно
уяснить себѣ, въ чемъ состояли методы Бэкона, потому что на
этомъ именно основаніи его называютъ отцомъ философіи; а отсюда
возникло ошибочное представленіе о тѣхъ методахъ, которымъ,
дѣйствительно слѣдуютъ люди науки.
Остроумный, глубокій, широко задуманный, чрезвычайно удач-
ный въ выборѣ названій, ]%оѵит Огдапит представляетъ собою
дивный памятникъ тонкаго ума и неустанной энергіи автора; но,
въ сущности говоря, кромѣ общаго толчка къ провѣркѣ спекуля-
тивныхъ фантазій болѣе точнымъ сопоставленіемъ съ фактами,—
— 169 —
сочиненіе Бэкона ничего наукѣ не дало. Методъ Бэкона съ „табли-
цами примѣровъ для обработки ихъ умомъ“ (іаЪиІае, вотрагепігае
рггтае іпвіапііагит аЛ гпіеііесігіт, факты, собранные и методически
расположенные для обработки ихъ умомъ); выдѣленіе при первомъ
наблюденіи очевидно случайныхъ признаковъ (геуесііо зіѵе ехсіивіѵи
паіигагит)’, предварительная гипотеза (Ѵіпсіетіаіго Ргіта зіѵе Іпіегрге-
іаііо 1псІюаіа}\ приближеніе къ вѣрной индукціи или конечному истол-
кованію путемъ разсмотрѣнія спеціальныхъ случаевъ (онъ пере-
числяетъ двадцать семь: ЗХ^Х^ ргегодаігѵаз іпяіппііагит, пытаясь
показать спеціальное значеніе для изслѣдователя каждой „прерога-
тивы“і, ’)—все это очень красиво, правильно, симметрично, по
вто лишь слабый намекъ на методъ. Бэконъ не создалъ метода,
потому что ставилъ особыя цѣли и задачи изслѣдователю. Въ дан-
номъ случаѣ онъ не опередилъ своего вѣка; наоборотъ, онъ, вѣ-
роятно, остался позади Рожѳра Бэкона и, навѣрное, далеко позади
такихъ терпѣливыхъ и сосредоточенныхъ мыслителей, какъ Ко-
перникъ, Гильбертъ и Галилей;—я не хочу умалять достоинствъ
великаго ума Бэкона; надо помнить, что наукой онъ занимался въ
видѣ отдыха, въ часы досуга, когда былъ свободенъ отъ обязан-
ностей судьи и государственнаго дѣятеля.
Фактически его методъ сводился къ слѣдующему. Соберите
какъ можно больше примѣровъ,—такихъ, въ которыхъ изслѣдуемое
явленіе есть налицо, и такихъ, въ которыхъ его нѣтъ, но гдѣ
можно ожидать его; расположите эти примѣры методически, затѣмъ
отбросьте такія догадки о причинѣ, которыя очевидно являются
негодными, дайте вѣроятное объясненіе и постарайтесь провѣрить
его путемъ дальнѣйшаго сопоставленія съ фактами. При разсмотрѣніи
направленія, какое давалъ изслѣдователю указанный методъ, мы
видимъ, почему при всей своей стройности онъ едва-ли обѣщалъ
быть плодотворнымъ.
Бэконъ исходитъ изъ того принципа, что конечною цѣлью
всякаго знанія является примѣненіе его на практикѣ (зсіпгиз иі
орегетиг). Намъ нужно знать, какъ природа производитъ вещи,
для того, чтобы мы могли производить ихъ для себя, если только
это вообще возможно. Такимъ образомъ, первая задача изслѣдо-
вателя состоитъ въ томъ, чтобы узнать, какъ создаются качества
тѣлъ, открыть формы или формальныя причины каждаго качества.
Примѣръ покажетъ, что подъ этимъ разумѣлъ Бэконъ. Золото
представляетъ собою собраніе или соединеніе различныхъ качествъ
или „природъ14; оно имѣетъ желтый цвѣтъ, обладаетъ извѣстнымъ
вѣсомъ, ковко или тягуче до извѣстной степени, не летуче (не
теряетъ ничего при нагрѣваніи), плавко, растворимо. Если бы мы
знали форму или формальную причину каждаго изъ названныхъ
*) ІУоѵит Огдапит не оконченъ. Изъ девяти главъ, трактующихъ о
спеціальныхъ средствахъ, которыя содѣйствуютъ уму въ дѣлѣ конечнаго
истолкованія природы, окончена только первая,—списокъ „ргегоеаѣіѵе
іпвіа*ве8“
— 170 —
качествъ, то мы могли бы дѣлать золото, прп условіи, что при-
чины эти были бы въ нашей власти. Такимъ образомъ, первая
задача изслѣдователя явленій природы состоитъ въ открытіи такихъ
формъ, съ цѣлью превращенія однихъ тѣлъ въ другія. Желательно
было бы также узнать ІсЛепз ргосеззиз, т. е. нѣкоторыя недоступныя
чувственному воспріятію фазы развитія тѣла изъ зародышеваго
состоянія, а затѣмъ и зскетаіізтиз илп окончательное внутреннее
строеніе, тѣлъ. Но главной задачей истолкователя природы является
открытіе формъ тЬхъ качествъ, которыя въ своей совокупности
образуютъ тѣло (паіигае зіпдиіае): теплоты, цвѣта, плотности или
разрѣженности, сладости, солености и. т. д.; именно для этихъ
цѣлей и предназначалъ Бэконъ свой методъ.
8уІѵа Иуіѵагит, или „естественная исторія11, пестрая смѣсь
фактовъ и фикцій, наблюденій и традицій, а равно и догадокъ
для объясненія ихъ,—даетъ намъ возможность судить объ успѣхахъ
самого Бэкона въ роли истолкователя природы. Зуіѵа 8уІѵагит—
посмертное произведеніе; по словамъ издателя, секретаря Бэкона,
самъ Бэконъ часто говаривалъ, что если бы онъ имѣлъ въ виду
свою репутацію, то не выпустилъ бы этого сочиненія въ свѣтъ, по-
тому что оно написано не по его собственному методу; тѣмъ не
мѣнѣе, указанныя имъ причины явленій гораздо вѣрнѣе, нежели
тѣ, которыя предложили другіе ученые, „не вслѣдствіе превосходства
его собстеннаго ума, но вслѣдствіе того, что онъ постоянно всту-
палъ въ общеніе съ природой и опытомъ0; человѣчество, по словамъ
Бэкона, можетъ довольствоваться указанными имъ причинами
явленій, пока не будутъ полнѣе раскрыты истинныя аксіомы при-
роды. Если, однако, разсмотрѣть эти причины явленій, то ока-
жется, что Бэконъ не могъ примѣнять своихъ собственныхъ пра-
вилъ; онъ не старался дойти до объясненія причинъ путемъ медлен-
наго и терпѣливаго изслѣдованія, а сразу перескакивалъ къ самымъ
широкимъ обобщеніямъ; его понятія были заимствованы не изъ
области природы, а изъ общепринятыхъ средневѣковыхъ традицій,
господствовавшихъ въ естственныхъ наукахъ. Словомъ, онъ обманы-
валъ себя, думая, что можетъ отбросить традицію и начать все
сызнова, съ наблюденія явленій.
Возьмемъ примѣръ. Бэконъ интересуется появленіемъ пузырь-
ковъ на водѣ: „кажется нѣсколько страннымъ, что воздухъ такъ
быстро поднимается, когда находится въ водѣ; когда же онъ до-
стигаетъ поверхности воды, то его останавливаетъ столь ничтожное
препятствіе, какъ пузырекъ0. Быстрое поднятіе воздуха Бэконъ
объясняетъ „движеніемъ отъ толчка1',—вода опускается и гонитъ
воздухъ вверхъ; „легкость0 воздуха въ данномъ случаѣ не имѣетъ
значенія. „Образованіе пузырька объясняется стремленіемъ воды
оказать противодѣйствіе-раздѣленію частицъ или разрыву; стремлевіѳ
проявляется съ силою въ твердыхъ тѣлахъ, въ жидкостяхъ же
оно нѣсколько слабѣе и не такъ замѣтно0. Этимъ же объясняется
и круглая форма пузырька, водяной оболочки и воздуха внутри ея.
Воздухъ, въ свою очередь, оказываетъ противодѣйвіѳ разрыву и
— 171 —
потому стремится принять шаровидную форму. Воздухъ останавли-
вается лишь на короткое время; ото обстоятельство указываетъ на
то, что воздухъ самъ но себѣ обладаетъ незначительнымъ стре-
мленіемъ къ восхожденію или же вовсе не обладаетъ имъ. *) Воз-
зрѣнія Бэкона не взяты прямо изъ фактовъ, а заимствованы у
Аристотеля. Отъ ученія Аристотеля отличается, однако, его объ-
ясненіе различной окраски перьевъ у птицъ. „Аристотель непра-
вильно объясняетъ это явленіеи тѣмъ, что птицы больше находятся
подъ лучами солнца, нежели звѣри. „Это, очевидно, невѣрно; скотъ
больше бываетъ на солнцѣ, нежели птицы, которыя обыкновенно
живутъ въ лѣсахъ или подъ какимъ-либо покровомъ. Настоящая
причина заключается въ томъ, что влага, которая выдѣляется ѵ
живыхъ существъ и служитъ для образованія у птицъ перьевъ,
а у звѣрей—волосъ, проходитъ у птицъ черезъ болѣе тонкія и
нѣжныя поры, нежели у звѣрей. Перья проходятъ черезъ корешки, а
волосы черезъ кожу“. И перья и волосы представляютъ собою ре-
зультатъ процѣживанія или фильтраціи; другимъ примѣромъ можетъ
служить образованіе древеснаго клея, который въ сущности пред-
ставляетъ собою сокъ деревьевъ, преходящій сквозь тонкія отверстія
въ древесинѣ или корѣ; то же слѣдуетъ сказать о корнваллійскихъ
алмазахъ и о горныхъ рубинахъ, являющихся „тонкими продуктами
выдѣленія влаги изъ камня11. 2)
Эти примѣры индукцій Бэкона взяты изъ 8уІѵа наудачу. Но
лучше всего иллюстрируютъ Бэкона въ качествѣ научнаго изслѣ-
дователя его замѣчанія въ Коѵит Огдамит по поводу теоріи Копер-
ника. Въ одномъ сочиненіи онъ говоритъ, что между системой Пто-
ломѳя и теоріей Коперника выбирать нечего; а въ Ноѵит Огдапит
(ІІЬ 11,5) онъ замѣчаетъ: „нѣтъ надежды рѣшить вопросъ, что
именно вращается въ суточномъ движеніи, земля или небо, пока мы
не поймемъ природы самопроизвольнаго вращенія11. Иначе говоря,
надлежитъ сначала опредѣлить форму или формальную причину са-
мопроизвольнаго вращенія. Это настоящій ^іпзіапііа сгисі8и; Бэкону
положительно нужно отвести мѣсто въ ряду представителей средне-
вѣковой науки, а не новѣйшей.
Однимъ словомъ, Бэконъ въ отношеніи практики индукціи ни
на шагъ не подвинулся впередъ въ сравненіи съ Аристотелемъ.
Скорѣе, онъ даже пошелъ назадъ, потому что не сумѣлъ провести
ясной границы между индуктивнымъ накопленіемъ фактовъ и при-
чинныхъ ихъ объясненіемъ. По Аристотелю, есть два источника об-
щихъ предложеній: индукція и Аоы$“ (ѵобс). Подъ индукціей Ари-
стотель разумѣлъ обобщеніе фактовъ, доступныхъ чувственному
воспріятію, суммированіе частныхъ случаевъ, служившихъ объек-
тами наблюденія, то именно, что средневѣковая схоластика назы-
вала фпйиеііорег епитегаіюпет 8ІтрІісети. Подъ „ѢГоиз11 Аристотель по-
нималъ „разумъ11 или „спекулятивную способность11 въ томъ видѣ, въ
*) Буіѵа ^уіѵагит, Сепіигу I, 24.
’) 8уІѵа Куіѵагит, Сепіигу I, 5.
— 172 —
какомъ она проявляется у опытныхъ людей, умѣющихъ искусно
ею пользоваться. Такъ, путемъ индукціи мы приходимъ къ заклю-
ченію, кто рогатый скотъ вообще относится къ классу жвачныхъ
животныхъ. Объясненіе въ этомъ случаѣ даетъ „Попв44; въ ту эпохѵ
фактъ объясняли тѣмъ, что природа имѣетъ въ своемъ распоряженіи
Лишь ограниченное количество твердаго матеріала; истративъ его
на рога, она уже не оставила ничего для зубовъ и взамѣнъ этого
дала животнымъ четыре желудка. Бэконовскія догадки о причинахъ
явленій стоятъ на одномъ научномъ уровнѣ съ этими; онъ только
путалъ дѣло, говоря о нихъ, какь объ индукціяхъ, основанныхъ
на фактахъ, тогда какъ на самомъ дѣлѣ онѣ представляли собою
фикціи, навязанныя фактамъ. Его теорія истолкованія, дѣйстви-
тельно, представляетъ шагъ впередъ, потому что онъ настаиваетъ
на необходимости провѣрки каждой гипотезы путемъ дальнѣйшаго
изслѣдованія фактовъ; но на практикѣ самъ онъ не проявлялъ
такого терпѣнія и ни разу не занялся провѣркой своихъ предпо-
ложеній. Кромѣ того, противъ теоріи Бэкона можно сдѣлать еще
одно возраженіе. Называя свой методъ индукціей и подчеркивая,
главнымъ образомъ, значеніе собиранія фактовъ, онъ утвердилъ
въ сознаніи общества ошибочный взглядъ, будто вся научная ра-
бота сводится къ наблюденію. Цѣль науки, по словамъ Гершеля,
состоитъ въ объясненіи причинъ; конечно, всякое объясненіе должно
быть согласовано съ фактами; въ сущности, оно представляетъ собою
лишь средство къ достиженію высшаго обобщенія, высшаго единства.
Въ сущности, „индукція44, если понимать подъ этимъ словомъ
научный методъ, иѳ составляетъ исключенія изъ общаго правила
развитія искусствъ, не является изобрѣтеніемъ одного чело іѣка,
какъ это думалъ Рейдъ. Бэконъ не изобрѣлъ ея и не примѣнялъ
ея на практикѣ. Она постепеннно совершенствовалась благодар і
усиліямъ людей науки. Какъ сознательный методъ, индукція воз-
никла въ „Лондонскомъ королевскомъ обществѣ44, подобно тому, какъ
логика Аристотеля возникла изъ споровъ въ аѳинскихъ школахъ.
Первымъ великимъ торжествомъ ея былъ открытый Ньютономъ за-
конъ тяготѣнія; если называть индуктивный методъ по имени перваго
знаменитаго ученаго, который примѣнялъ его на практикѣ, то скорѣе
онъ будетъ „ньютоновскимъ44, нежели „бэконовскимъ41. Дѣйстви-
тельно, Ньютонъ играетъ такую же роль по отношенію къ методу
научнаго объясненія, какую игралъ Аристотель по отношенію къ
методу діалектики и дедукціи. Свою теорію Ньютонъ отчасти изло-
жилъ въ ^Ведиіае ркіІ080р1іапйіи (1685). Локкъ, другъ его, членъ
„Королевскаго общества44, примѣнилъ индуктивный методъ къ явле-
ніямъ духа въ своемъ „Еззау Сопсегпіпд Нитап ПпЛегаіапйіпд^ (1691);
еще подробнѣе разработанъ методъ въ четвертой книгѣ этого зна-
менитаго сочиненія.
Однако, лишь спустя полтора столѣтія была вдѣлана первая
попытка ввести „научный методъ44 въ логику подъ именемъ ин-
дукціи44, въ видѣ новой пристройки къ старому зданію Аристо-
теля. Ѳта заслуга принадлежитъ Джону Стюарту Милл», сочиненіе
— 173 —
которагв „8узѣет оЕ Го^іс, Гесіпсііѵе апсі Іпбисііте44 появилось въ
первомъ издати въ 1843 году.
Генезисъ „Системы логики*4 Милля, какъ это вообще всегда
бываетъ, бросаетъ свѣтъ на ея характерное содержаніе. Генезисъ
всякаго человѣческаго произведенія можно прослѣдить, руковод-
ствуясь дѣленіемъ причинъ, указанныхъ Аристотелемъ. Дѣятельной
причиной (сайка еЕіісіепз) является самъ человѣкъ, но намъ нужно
открыть ещѳ и конечную причину (сайка Еіпаіік), цѣль или задачу
автора произведенія, причину матеріальную,—источники, изъ ко-
торыхъ данное лицо черпало свой матеріалъ, и, наконецъ, причину
формальную, т. е. тѣ основанія, въ силу которыхъ оно придало
своему произведенію такую именно форму, а не иную. Обращаясь
къ системѣ Милля, мы должны спросить: „что прежде всего побу-
дило его формулировать методы научнаго изслѣдованія? Откуда
онъ бралъ свой матеріалъ? Почему своему научному методу онъ
придалъ форму дополненія къ старой Аристотелевой логикѣ? Мы
не можемъ совершенно отдѣлить другъ отъ друга эти три вопроса,
потому что и мотивъ, и матеріалъ и форма,—все это имѣло оче-
видное вліяніе на основныя черты „Системы44 Милля.
Разсмотримъ сначала мотивъ. Ошибочно предполагать, что
задачей Милля было создать органонъ, который, какъ это обыкно-
венно думаютъ, служитъ вспомогательнымъ средствомъ открытія
новыхъ истинъ. По словамъ секретаря Бэкона, великій философъ
самъ жаловался на то, что онъ принужденъ быть чернорабочимъ,
ремесленникомъ науки, тогда какъ на самомъ дѣлѣ достоинъ быть
архитекторомъ научного зданія. Люди науки подчасъ упрекали
Милля въ томъ, что онъ, не будучи самъ изслѣдователемъ въ какой-
либо отрасли точнаго знанія, берется учить ихъ, какъ обращаться
съ ихъ же собственной профессіей. Но Милль на самомъ дѣлѣ вовсе
не предъявлялъ такихъ претензій. Его цѣлью было, напротивъ,
пзученіе научнаго метода; этотъ методъ онъ хотѣлъ примѣнить
къ тѣмъ предметамъ, которые до того не подверглись научной раз-
работкѣ. Короче сказать, Милль стремился изучить практическій
методъ точныхъ наукъ, — астрономіи, химіи, ученій о теплотѣ,
свѣтѣ, электричествѣ, молярной и молекулярной физики; онъ не
столько хотѣлъ узнать, какимъ образомъ совершались открытія,
сколько старался уяснить себѣ, почему изслѣдователи науки сами
приходили къ убѣжденію и убѣждали другихъ въ справедливости
своихъ выводовъ. Изучивъ способы провѣрки истинности умоза-
ключеній и принципы доказательства, Милль задался цѣлью форму-
лировать ихъ такъ, чтобы они могли примѣняться и къ теоріямъ,
стоящимъ внѣ сферы точныхъ наукъ, къ теоріямъ политическимъ,
этическимъ, историческимъ, психологическимъ. Въ частности Милль
изучалъ вопросъ о томъ, какъ люди науки провѣряютъ свои поло-
женія, когда они считаютъ доказанными предложенія о причинной
связи явленій или объясненія причинъ явленій. Въ сущности, у
Милля обзоръ научныхъ методовъ долженъ былъ служить введеніемъ
къ шестой книгѣ его „Системы44, къ „логикѣ моральныхъ наукъ44.
— 174 —
Существуетъ масса ходячихъ взглядовъ по поводу духовной при-
роды человѣка, множество объясненій причинъ поведенія и ха-
рактера отдѣльныхъ лицъ и обществъ. Милль заявилъ, что въ
этой области нельзя пользоваться тѣми же методами, какіе употреб-
ляются въ точныхъ наукахъ; люди, правда, всегда готовы съ увѣ-
ренностью высказывать предположенія о причинахъ,—однако, въ
данномъ случаѣ причины едва-ли можно узнать съ такой же сте-
пенью достовѣрностп, съ какой онѣ опредѣляются въ точныхъ на-
укахъ; по крайней мѣрѣ, условія точной провѣрки изслѣдованій
должны быть тѣ же; необходимо уяснить себѣ сущность этихъ
условій, для того, чтобы опредѣлить, насколько „моральныя науки44
допускаютъ ихъ примѣненіе.
Что таково было въ общихъ чертахъ намѣреніе Милля,—въ
томъ убѣждаетъ внутренняя очевидность, которая собственно и
бросилась мнѣ въ глаза. Но и съ внѣшней стороны научная дѣя-
тельность Милля производитъ точно такое же впечатлѣніе. Ука-
жемъ прежде всего на нѣсколько очерковъ о „духѣ вѣка44, напеча-
танныхъ въ „Ехашіпег44 въ 1831 году; по поводу этихъ „ѳезаув44
Карлейль воскликнулъ: „Вотъ вамъ новый мистикъ!и Очерки о
„духѣ вѣка44 ни разу не были перепечатаны, но въ нихъ Милль
впервые открыто указалъ на необходимость метода въ соціальныхъ
изслѣдованіяхъ. Онъ отправляется отъ идеи Платона, высказав-
шаго, что ни одно государство не можетъ быть прочнымъ, если
въ немъ люди, наиболѣе свѣдущіе въ политическихъ дѣлахъ, не
будутъ имѣть рѣшающаго голоса. Милль предвидитъ опасность,
къ которой ведетъ общество преобладающая въ немъ анархія
мнѣній. Какъ предотвратить эту опасность? Какъ принудить людей
къ тому, чтобы они сознательно слѣдовали совѣтамъ спеціалиста-
политика? Всѣ сразу, не спрашивая нп о чемъ, принимаютъ рѣ-
шенія людей, спеціально занимающихся естественными науками.
Почему такъ? Потому, что спеціалисты между собою во всемъ со-
глашаются. А почему между ними такое полное согласіе? Потому,
что всѣ принимаютъ одни и тѣ же способы провѣрки истинъ, одни
и тѣ же принципы доказательства. Нельзя-ли среди изслѣдовате-
лей политическихъ вопросовъ достигнуть такого же единодушія
относительно методовъ, чтобы и здѣсь обезпечить уваженіе къ
авторитету?
Не стоитъ думать надъ вопросомъ о томъ, не было-ли намѣ-
реніе Милля лишь пустой мечтой, и не должно-ли довѣріе къ со-
вѣтамъ политика или моралиста обезпечиваться еще кое-чѣмъ,
кромѣ уваженія къ его спеціальнымъ познаніямъ и опытности. Для
насъ важно установить фактъ, что въ 1831 году Милль искалъ
метода изслѣдованія соціальныхъ вопросовъ. По счастью, вскорѣ
послѣ этого, въ началѣ 1832 года вышло въ свѣтъ сочиненіе І’ер-
шеля: „Пізсоигзе оп Ѣѣе 8ѣис1у оГ Паѣигаі Рѣііоеорѣу44, первая попытка
изложенія методовъ науки со стороны выдающагося ученаго. Упо-
миная объ этой книгѣ въ „Ехашіпег44, Милль опредѣленнѣе выска-
зывается о занимавшемъ его вопросѣ. „Та неувѣренность44, гово-
— 175 —
ритъ онъ, „какой отличаются элементарныя основы моральной и
соціальной философіи, доказываетъ, что средства открытія истины
въ этихъ наукахъ еще недостаточно выяснены. Куда же можетъ
обратиться человѣчество, чтобы научиться методамъ и пріобрѣсти
соотвѣтствующій навыкъ?—Только къ той отрасли знанія, въ ко-
торой, по общему признанію, добыто наибольшее количество истинъ,
и достигнута возможно большая степень достовѣрности11.
Мы узнаемъ отъ самого Милля, что около того времени, когда
онъ занятъ былъ изученіемъ „Візсонгее11 Гершеля, онъ сдѣлалъ
попытку связать научный методъ съ остовомъ „старой логики11.
Онъ не могъ выполнить этой задачи сообразно своимъ требованіямъ
и въ отчаяніи бросилъ попытку. Немного позже, въ 1837 году,
при появленіи „Нізѣогу оГ ѣііе Іпсінсііѵе Йсіѳпсев11 Уэвелля, Милль
возобновилъ свои опыты и на этотъ разъ съ большимъ успѣхомъ.
„Рѣііозорѣу о! ѣііе Іпсіпсѣіѵе Всіепсев11 Уэвелля появилась въ
І840 году, а въ эту пору система Милля была окончательно сфор-
мирована.
Такимъ образомъ, Герпіелю и Уэвеллю, а въ особенности
первому, Милль обязанъ былъ матеріалами своего индуктивнаго
метода. Но почему онъ хотѣлъ связать его со „старой логикой11?
Вѣроятно, онъ полагалъ, что и старая логика имѣетъ значеніе для
политическихъ мыслителей. Уваженіе къ ней онъ унаслѣдовалъ отъ
отца своего *). Но окончательно опредѣлилась форма системы
Милля тѣмъ именно пунктомъ, въ которомъ онъ старался связать
новый матеріалъ со старымъ, въ которомъ оба они взаимно сопри-
касались. Объясненіе мы находимъ въ исторіи старой логики.
Случилось такъ, что преобладающую роль въ то время играла ло-
гика Уэтли; ученіе Уэтли объ индукціи даетъ намъ ключъ къ
уясненію системы Милля.
Къ концу первой четверти XIX вѣка въ изученіи логики въ
Оксфордѣ замѣтно было сильное оживленіе. До того времени пре-
подаваніе логики носило какъ бы механическій характеръ; руко-
водствомъ служилъ Сопгреисііит Ольдрича, хорошее, но весьма
краткое резюме схоластической логики; ни одинъ профессоръ не
выходилъ изъ предѣловъ этого учебника. Впервые вдохнулъ новую
жизнь въ науку профессоръ, впослѣдствіи епископъ лландаффскій,
Эдуардъ Копльстонъ. Результатомъ новаго направленія явилась
статья Уэтли о логикѣ въ „Епсусіораесііа Меѣгоро1іѣапа“, впослѣд-
ствіи изданная отдѣльной книжкой въ 1827 году. Любопытно, что
однимъ изъ наиболѣе дѣятельныхъ сотрудниковъ Уэтли былъ Джонъ
Іенри Ньюмэнъ (ЛоЬи Непгу Уеѵѵтап). Такимъ образомъ, общую
комнату Оріэля, которую Фраудъ считаетъ колыбелью развитія
„Ні^іі СЬпгсЬ Моѵетепѣ11 2) можно назвать также и центромъ дви-
женія, завершившагося переворотомъ въ наукѣ логики.
*) Отецъ Джона Стюарта Милля, Джемсъ Стюартъ Милль, знаменитый
экономиста.,	Прим. перса.
і)	СЬ.игсЬ“—„Высокая Церковь11; Ньюмэнъ перешелъ въ като-
личество и былъ однимъ изъ руководителей движенія. Прим. псрев.
— 176 —
Появленіе логики Уэтли (ЛѴЪаѣѳІу) произвело большѵю сен-
сацію. Рецензію о ней написали: Милль, которому тогда былъ
всего лишь двадцать одинъ годъ, въ „ЛѴевітіпвѣѳг Иѳѵіѳѵѵ" (1828),
и Гамильтонъ, которому было сорокъ пять лѣтъ, въ „ЕДіпЪиг^ѣ"
(1833). Несомнѣнно, книга эта пробудила въ Миллѣ интересъ къ
предмету. Общество для обсужденія философскихъ вопросовъ, подъ
названіемъ „Спекулятивнаго Общества1' собиралось въ домѣ Грота
въ 1825 году п въ теченіе нѣсколькихъ послѣдующихъ лѣтъ. Мо-
лодой Милль состоялъ его членомъ, а въ 1827 году въ „Спекуля-
тивномъ Обществѣ11 постоянно разсуждали о логикѣ; книга Уэтли
имѣла значеніе какъ бы руководства *).
Замѣчательно, что Милль въ своей рецензіи объ Уэтли, съ
которой собс вѳнно и начались его статьи по логикѣ, очень мало
говоритт, объ индукціи. Повидимому, въ это время онъ главнымъ
образомъ стремился доказать пользу дедуктивной логики; онъ за-
ходитъ такъ далеко, что осмѣиваетъ писателей XVIII вѣка, укло-
нившихся отъ традицій и пытавшихся замѣнить старую логику си-
стемой индукціи. Статья особенно замѣчательна блестящей защитой
силлогизма, какъ анализа аргументовъ, о которой я уже упоми-
налъ. Милль не отрицаетъ, что индуктивная логика можетъ быть
полезной въ качествѣ дополненія къ силлогистической, но, повиди-
мому, тогда самъ онъ еще не имѣлъ въ виду создать такого до-
полненія. Когда же это намѣреніе получило у него серьезный ха-
рактеръ, подъ вліяніемъ потребности въ методѣ для изслѣдованій
соціальныхъ вопросовъ, онъ остановился на томъ именно понятіи
индукціи, которое создалъ Уэтли. Съ исторической точки зрѣнія,
его „Система логики“ представляетъ собою попытку связать прак-
тическія правила доказательства, изложенныя въ „Г»І8соиг8е“ Гер-
шеля, съ теоретическимъ понятіемъ индукціи, которое формулиро-
валъ Уэтли. Узломъ, при помощи котораго онъ хотѣлъ прикрѣпить
новый матеріалъ къ старой системѣ, была индуктивная энтимема
схоластиковъ въ томъ видѣ, въ какомъ ее истолковалъ Уэтли.
Такимъ образомъ, толкованіе или лжетолкованіе Уэтли—ин-
дуктивной энтимемы и лежащее въ основѣ этого толкованія понятіе
индукціи сыграли главную роль въ дѣлѣ образованія теоріи индукціи
Милля и сдѣлались конечнымъ принципомъ всей его системы. Мы
поэтому спеціально остановимся на ученіи Уэтли.
„То, другое, третію рогатое животное, быкъ, баранъ, козелъ,
принадлежатъ къ жвачнымъ; сліьдователъно, всѣ рогатыя животныя
принадлежатъ къ жвачнымъ".
Традиціонный взглядъ на эту энтимему я изложилъ въ главѣ
0 „формальной индукціи" (стр. 162). Въ данномъ случаѣ пропу-
*) Ричардъ Уэтли (1787—1863) первоначально занимался исторіей. Въ
1831 году былъ назначенъ архіепископомт. дублинскимъ. „Еіетепіз о/ Ъодіс
(1825) не могутъ идти вт, сравненіе съ трудами Гамильтона, Манселя и др.:
въ нихъ нѣтъ ни глубины, ни оригинальности мысли; заслуга Уэтли за-
ключается лишь въ хорошемъ изложеніи проблемъ логики" (проф. Лапшинъ).
Прим. перев.
— 177
скаѳтся меньшая посылка: „то, другое и третье составляютъ вь
своей совокупности классъ11. Такова форма меньшей посылки въ
индуктивномъ силлогизмѣ Аристотеля.
Уэтли задаетъ вопросъ: какъ мы знаемъ, что тотъ, другой,
третій отдѣльные предметы, которые мы разсматриваемъ, состав-
ляютъ весь классъ? Не допускаемъ-ли мы при этомъ, что призна-
ки, принадлежащіе отдѣльнымъ предметамъ, свойственны всему
классу? Это-то молчаливое допущеніе, по мнѣнію Уэтли, лежитъ
въ основѣ энтимѳмы; для того, чтобы энтимѳма получила закончен-
ную форму, необходимо скрытое допущеніе сдѣлать большей по-
сылкой, а перечисленіе отдѣльныхъ предметовъ—меньшей. Тогда
мы получимъ:—
Все, что принадлежитъ отдѣльнымъ предметамъ, принад-
лежитъ и всему классу.
Свойство жвачности принадлежитъ разсмотрѣннымъ от
дѣльнымъ предметамъ: быку, барану, козлу и т. д.
Слѣдовательно, оно принадлежитъ всему классу.
Въ отвѣтъ на это Гамильтонъ повторялъ традиціонный
взглядъ, считая мнѣніе Уэтли доказатѳльствомь преобладавшаго
въ тѣ времена незнанія исторіи логики. Кромѣ того онъ указалъ
на то, что большая посылка Уэтли служитъ постулатомъ для за-
ключеній другого рода, не имѣющихъ ничего общаго съ индук-
тивнымъ силлогизмомъ Аристотеля; эти заключенія чисто мате-
ріальнаго характера и отличаются отъ формальныхъ выводовъ.
Взглядъ Гамильтона безусловно вѣренъ, если придавать силло-
гизму Аристотеля значеніе простого аргумента. „Всѣи въ заклю-
ченіи обозначаетъ просто всѣ перечисленные отдѣльные предметы,
которые въ меньшей посылкѣ признаются составными элементами
цѣлаго класса. Если диспутантъ допускаетъ, что приведенные
случаи составляютъ весь классъ и не можетъ думать ни одного
противорѣчащаго примѣра, то онъ обязанъ принять заключеніе.
Между тѣмъ, заключеніе Уэтли не представляетъ собою вывода
изъ допущенія внутренняго, скрытаго его смысла, а заключеніе
отъ ряда наблюденій ко всѣмъ случаямъ того же рода, какъ на-
блюденнымъ, такъ и ненаблюдѳннымъ.
Не стоитъ разбирать вопроса о томъ, какое историческое
оправданіе своего взгляда на индукцію могъ имѣть Уэтли. Во
всякомъ случаѣ, мы имѣемъ право предположить, что впослѣдствіи
слово „индукція“ стало обозначать, если оно не обозначало ѵже у
Аристотеля, нѣчто большее, нежели простое суммированіе частно-
стей въ общее положеніе. Даже у Аристотеля противникъ, при-
знавая меньшую посылку, тѣмъ самымъ допускалъ, что перечис-
ленные отдѣльные предметы составляютъ „все“ въ настоящемъ об-
щемъ смыслѣ; не только всѣ наблюдавшіеся случаи, но и всѣ
оставшіеся внѣ сферы наблюденія. Впрочемъ, это соображеніе не-
важно. Важно въ сущности то, что Гамильтонъ, проведя границу
между формальной индукціей и матеріальной, остановился и зам-
Ивдукт. и дедукт. логика.
12
— 178 —
кнулся вь рамки, имъ самимъ созданныя, тогда какъ Милль за-
имствовалъ понятіе индукціи у Уотли, развилъ его и положилъ
въ основу своей „Системы логики".
По опредѣленію Милля, простое суммированіе части >стей,
Іпсіисііо рег епишегаііопет зітріісет иЪі поп герегііиг іпзіапііа сопіга-
ііісіогіа, неправильно названо индукціей. Терминомъ этимъ можно
обозначать исключительно матеріальную индукцію, заключена къ
ненаблюденнымъ явленіямъ. Только здѣсь есть шагь впередъ отъ
извѣстнаго къ неизвѣстному,—настоящій „индуктивный скачокъ".
Такимъ образомъ, отправляясь отъ этого понятія заключенія
къ ненаблюдавшимся случаямъ и признавая его единственнымъ
истиннымъ заключеніемъ, считая типомъ его эмпирическій за-
конъ, — обобщеніе отъ наблюденныхъ къ ненаблюденнымъ слу-
чаямъ,—Милль открылъ способъ связать новую логику со старой.
Мы должны внимательно прослѣдить развитіе этой теоріи Милля
и тѣ блестящіе и сильные аргументы, которыми окь ее поддержи-
ваетъ; мы увидимъ, что подъ вліяніемъ стремленія связать новое
со старымъ, онъ придалъ своимъ разсужденіямъ сбивчивую діа-
лектическую форму и на дѣлѣ смѣшалъ принципы логической
аргументаціи съ правилами научнаго наблюденія и заключенія.
Понятіе умозаключенія, заимствованное имъ у Уэтли, было слиш-
комъ узко и съ той и съ другой точки зрѣнія для цѣлей Милля.
Помните, что въ ученіи о главныхъ методахъ, и силлогистиче-
скомъ и научномъ, Милль по существу соглашался съ традиціей;
критически разбирать мы должны главнымъ образомъ тотъ спо-
собъ, которымъ онъ связывалъ оба метода, тотъ характеръ, ко-
торый пріобрѣтали цѣли и задачи методовъ благодаря искуствен-
ному соединенію Милля.
Что касается отношенія между дедукціей и индукціей, то
главнымъ положеніемъ Милля является здѣсь блестящій пара-
доксъ: „всякое заключеніе по существу индуктивно; дедукція пред-
ставляетъ собою лишь частную и случайную стадію въ процессѣ
мышленія, который въ цѣломъ можно назвать индукціей“. Въ тѣ
времена, подъ вліяніемъ очевиднаго и исключительнаго поклоне-
нія логикѣ дедукціи, распространенъ быль взглядъ на всякое
умозаключеніе, какъ на дедуктивное по существу. „Нѣтъ, пѳ
такъ", возразилъ Милль, противопоставляя одной крайности дру-
гую, „всякое умозаключеніе по существу индуктивно". Къ этой
мысли Милль приходитъ путемъ того соображенія, что индукція
представляетъ собою обобщеніе отъ наблюденныхъ частностей,
тогда какъ дедукція есть просто распространеніе даннаго обобще-
нія на новые случаи, новыя частности. Примѣръ, которымъ Милль
пользовался, можетъ уяснить намъ его мысль.
Возьмемъ обыкновенный силлогизмъ.
Всѣ люди смертны.
Сократъ-чѳловѣкъ.
Сократъ смертенъ.
179 —
Предложеніе: Сократъ смертенъ, — представляетъ собою за-
ключеніе44, говоритъ Милль. Это выводъ изъ чего-то другого. Но
выводимъ-лп мы его дѣйствительно изъ предложенія: всѣ люди
смертны’. ' Милль заявляетъ, что это невозможно; если невѣрно,
что Сократъ смертенъ, то не можетъ быть вѣрнымъ и то, что всѣ
люди смертны. Ясно, что наша увѣренность въ томъ, что Сократъ
смертенъ, и увѣренность въ томъ, что всѣ люди вообще смертны,
должны покоиться на однихъ и тѣхъ же основаніяхъ. Мплль за-
тѣмъ переходитъ къ вопросу о томъ, откуда мы пріобрѣтаемъ
знаніе общихъ истинъ, и отвѣчаетъ на него такъ: „Конечно, изъ
наблюденія. Но все, что наблюдаетъ человѣкъ, относится къ раз-
ряду отдѣльныхъ случаевъ... Общая истина представляетъ собою
лишь аггрегатъ частныхъ истинъ. Однако, общее предложеніе пѳ
есть просто сокращенная форма, заключающая въ себѣ извѣстное
чпсло частныхъ фактовъ... Оно является также процессомъ умоза-
ключенія. На основаніи наблюденныхъ случаевъ мы считаемъ себя
въ правѣ заключить, что то, что мы нашли истиннымъ въ нихъ,
справедливо и для всѣхъ подобныхъ случаевъ, прошлыхъ, настоя-
щихъ и будущихъ. Мы затѣмъ совокупно разсматриваемъ всѣ
наблюденные пами случаи, а равно и тѣ, которые мы выводимъ
изъ наблюденій, въ одномъ сжатомъ выраженіи44. Такимъ обра-
зомъ, общее предложеніе представляетъ собою суммарій частныхъ
фактовъ и вмѣстѣ съ тѣмъ меморандумъ, указывающій па наше
право дѣлать заключенія на основаніи этихъ фактовъ. Дѣлая де-
дуктивное заключеніе, мы какъ бы истолковываемъ этотъ меморан-
думъ. Но въ сущности выводъ основанъ на частныхъ фактахъ;
Милль утверждаетъ, что мы могли бы" по желанію выводить частное
заключеніе, не проходя черезъ форму общаго вывода. Милль, та-
кимъ образомъ, старается оправдать свое утвержденіе, что всякое
умозаключеніе по существу индуктивно; терминомъ „индукція14
обозначаютъ индукцію есо чпе, а терминомъ „дедукція44 называютъ
процессъ истолкованія п^інгго меморандума: оба названія примѣ-
няются исключительно изъ-за соображеній удобства.
Какъ ни ясна и послѣдовательна аргументація Милля, но въ
основѣ своей она сбивчива. Милль затемняетъ природу силлоги-
стическаго умозаключенія или дедукціи и въ то же время даетъ
одностороннее и неполное понятіе объ основаніи матеріальнаго
умозаключенія.
Корень перваго недоразумѣнія заключается въ томъ, что Милль
разсматриваетъ вопросъ объ основаніи матеріальнаго умозаключе-
нія въ связи съ силлогизмомъ. Съ точки зрѣнія значенія силло-
гизма, это представляетъ собою ідпогаііо еіепсііі. Что большая по-
сылка и заключеніе основываются на однихъ и тѣхъ же соображе-
ніяхъ, какъ объекты увѣренности,—безспорно, но несущественно.
Поскольку предложеніе: „Сократъ смертенъ44 представляетъ собою
выводъ изъ фактовъ, постольку оно пе является заключеніемъ сил-
логизма. Это призналъ и самъ Милль, не замѣтивъ своей непо-
слѣдовательности, когда изобразилъ процессъ дедукціи, какъ
12*
— 180 —
истолкованіе „меморандума11. Давать такое объясненіе дедукціи
значитъ дѣйствительно прекрасно изложить вопросъ и согласовать
его вполнѣ съ теоріей Рожера Бэкона; но въ то же время Милль
фактически противорѣчитъ себѣ, если разсматриваетъ дедукцію,
какъ одну изъ случайныхъ стадій процесса индукціи. Если де-
дукція представляетъ собою истолкованіе „меморандума14, то не
можетъ входить въ составъ процесса умозаключенія изъ фактовъ.
Условія правильнаго истолкованія предложеній, указываемыя тео-
ріей силлогизма,— одно, а методы правильнаго умозаключенія изъ
фактовъ, методы науки, которыхъ искалъ Милль,—это дѣло со-
всѣмъ другое.
Надо обратить особенное вниманіе на дедукцію въ этомъ ея
значеніи,—истолкованія „меморандума11. Взглядъ Милля вполнѣ
соотвѣтствуетъ той точкѣ зрѣнія, которой я придерживался при
обсужденіи вопроса о пользѣ силлогозма. „Положимъ, намъ надо
знать, совмѣстпмо-ли то или другое частное заключеніе съ нашимъ
„меморандумомъ14; что мы должны имѣть въ виду въ этомъ слу-
чаѣ? Мы должны дать нашему „меморандуму11 такую форму, чтобы
зразу было видно, распространяется ли онъ на данный частный
случай, или нѣтъ. Силлогизмъ стремится къ тому, чтобы быть
такой формой. Таковы его цѣль и задача. Силлогизмъ не даетъ
намъ права судить о томъ, правиленъ ли нашъ „меморандумъ11
или нѣтъ. Онъ только выясняетъ намъ, что если правиленъ „ме-
морандумъ11, то правильно и заключеніе. Главную задачу дедук-
тивной логикп можно охарактеризовать достаточно полно, если
содержаніемъ ея признать ученіе о способахъ яснаго и послѣдо-
вательнаго выраженія въ словахъ „меморандумовъ14, указываю-
щихъ на нашу увѣренность въ фактахъ.
Итакъ, вмѣсто того, чтобы стараться представить дедукцію
п индукцію элементами одного п того же процесса, къ чему по-
буждало его желаніе связать новое со старымъ, Миллю слѣдо-
вало бы, въ видахъ послѣдовательности и въ интересахъ системы,
разграничить эти два отдѣла, имѣющіе совершенно различныя
цѣли; дедукція разсматриваетъ условія правильнаго умозаключе-
нія изъ фактовъ. Можно ли, вообще, называть дедукцію умоза-
ключеніемъ, — это вопросъ названія, который должно разсматри-
вать отдѣльно. Можно не называть ея умозаключеніемъ; во тогда
мы сами запутаемся и запутаемъ другихъ, если не признаемь,
что, поступая такимъ образомъ, мы идемъ въ разрѣзъ съ тради-
ціонной терминологіей. Пожалуй, въ интересахъ ясности изложе-
нія, лучше всего войти въ компромиссъ съ традиціей и назвать
одинъ процессъ „формальнымъ14, а другой „матеріальнымъ11 умо-
заключеніемъ11.
Естественныя науки пользуются, главнымъ образомъ, мате-
ріальнымъ умозаключеніемъ, и Милль въ своей „индуктивной ло-
гикѣ14 хотѣлъ систематизировать условія и методы этого процесса.
Намъ придется теперь разсмотрѣть, какимъ образомъ соединеніе
дедукціи и индукціи у Милля повліяло на опредѣленіе принцп-
181 —
новъ матеріальнаго умозаключенія. И здѣсь тоже мы найдемъ осно-
ваніе для болѣе точнаго разграниченія этихъ двухъ отдѣловъ
логики.
Возражая противъ теоріи, которая въ то время считалась
правильной и утверждала, будто всякое разсужденіе идетъ отъ
общаго къ частному, Милль вітріісііег заявлялъ, что всякое раз-
сужденіе идетъ отъ частнаго къ частному. Но это положеніе вѣрно
лишь зесипсіит диШ, и хотя свою аргументацію Милль снабдилъ
необходимыми оговорками, все же самый тезисъ, принятый безъ
ограниченій, приводилъ къ нѳдоразумѣніямъ. Совершенно вѣрно!
Мы можемъ заключать — едва-ли здѣсь умѣстно воспользоваться
словомъ „разсуждать11—отъ наблюденныхъ частностей къ нѳнаблю-
деннымъ. Мы даже можемъ заключать, и заключать правильно, отъ
одного отдѣльнаго случая. Крестьянка, которую просятъ помочь
больному ребенку сосѣдки, заключаетъ, что то, что вылѣчило ея
собственнаго ребенка, поможетъ’и ребенку сосѣдки; соотвѣтственно
этому, она и даетъ лѣкарство. Можетъ быть, она и права. Но
можетъ быть также, что она ошибется; ошибки нигдѣ такъ часто
не встрѣчаются, какъ въ заключеніяхъ отъ однихъ частныхъ слу-
чаевъ къ другимъ, если при этомъ нѳ сдѣлать требуемыхъ огово-
рокъ. Такова мораль одной изъ басѳнъ Камерарія. Два осла шли
въ одномъ и томъ же караванѣ; одинъ былъ навьюченъ солью,
другой сѣномъ. Оселъ, несшій соль, оступился при переходѣ черезъ
ручей, тюки замочились, соль растворилась, и ноша яго стала
легче. Когда они пришли къ другому ручью, то оселъ, несшій
сѣно, опустилъ свою ношу въ воду, ожидая подобнаго же резуль-
тата. Приводимые Миллемъ примѣры правильнаго умозаключенія
отъ частнаго къ частному на самомъ дѣлѣ нѳ имѣли существен-
наго значенія. При разсмотрѣніи принциповъ умозаключенія для
насъ важны условія правильности его; ни одно заключеніе къ не-
наблюденному случаю не можетъ быть правильнымъ, если этотъ
случай не однороденъ съ наблюдавшимися прежде явленіями, если
мы не въ правѣ составить общаго предложенія. Намъ нѳ нужно
непремѣнно составлять его, но если общее предложеніе нѳ касается
всйхъ частныхъ случаевъ даннаго рода, то частное умозаключеніе
является неправильнымъ. Милль, конечно, не отрицалъ этого, но,
полемизируя съ установившимися воззрѣніями, онъ высказалъ
свое положеніе въ безусловной формѣ, и могло показаться, что
онъ игнорируетъ приведенную нами оговорку.
Не въ этомъ, однако, заключался главный недостатокъ по-
пытки Милля связать старое съ новымъ при помощи понятія ин-
дукціи Уэтли. Серьезнымъ дефектомъ является неудовлетворитель-
ность этого понятія, нѳ могущаго охватить всѣ способы научнаго
умозаключенія. Если какоп-лпбо признакъ найденъ въ соединеніи
съ другимъ въ одномъ, другомъ, третьемъ, во всѣхъ наблюден-
ныхъ случаяхъ, то мы заключаемъ, что его можно найти вообще
во всѣхъ случахъ, что соединеніе, имѣвшее мѣсто въ предѣлахъ
нашего дѣйствительнаго опыта встрѣчалось и внѣ его и будетъ
— 182 —
встрѣчаться впредь. Назовите это „наблюдаемымъ единообразіемъ
природы14: мы считаемъ себя въ правѣ ожидать, что наблюдав-
шіеся до сихъ поръ примѣры единообразія природы будутъ встрѣ-
чаться и впредь. Такія единообразія, напримѣръ: „всѣ животныя
обладают-ь нервной системой; „всѣ животныя умираютъ11; „хининъ
излѣчиваетъ лихорадку1’,—называются также „эмпирическими за-
конами11.
Но если мы имѣемъ право распространять эмпирическій за-
конъ за предѣлы его дѣйствительнаго примѣненія, то было бы
ошибочно думать, что главная задача науки состоитъ въ накопле-
ніи эмпирическихъ законовъ, и что единственнымъ научнымъ умо-
заключеніемъ является заключеніе отъ наблюдавшихся случаевъ
примѣненія эмпирическаго закона къ постоянству его дѣйствія. Для
науки открытіе эмпирическихъ законовъ составляетъ лишь преди-
словіе: „цѣль науки11, по выраженію Гершеля, „состоитъ въ объ-
ясненіи11. Указывая преобладающее мѣсто эмпирическимъ законамъ
въ своей теоріи, Милль ограничивалъ область индукціи, между
тѣмъ какъ наука приписываетъ ей болѣе широкія задачи. Наука
стремится познать „причины вещей11, старается проникнуть въ
глубь наблюденныхъ единообразіи, для того чтобы объяснить ихъ.
Нова наука состоитъ изъ наблюденныхъ единообразій, пока она
переживаетъ эмпирическую стадію развитія, ее развѣ изъ вѣж-
ливости можно называть наукой. Астрономія находилась на
этой ступени до открытія закона всемірнаго тяготѣнія. Медицина
носитъ эмпирическій характеръ, пока практически основывается
на обобщеніяхъ въ родѣ того, что „хининъ излѣчиваетъ лихорадку11,
не зная причинъ этого. Правда, объясненіе можетъ состоять лишь
въ открытіи высшаго или болѣе глубокаго единообразія, высшаго
закона связи явленій; важно то, что эти болѣе глубокіе законы
не всегда доступны наблюденію, и что методъ открытія ихъ со-
стоитъ не въ одномъ лишь наблюденіи и описаніи.
Въ своей „индуктивной логикѣ11 Милль подробно излагаетъ
методъ объясненія, которымъ пользуются изслѣдователи научныхъ
истинъ. Къ недоразумѣніямъ приводила лишь манера его обсу-
ждать вопросъ; казалось, будто задачей науки является собственно
распространеніе наблюденныхъ обобщеніи на новые случаи; мы,
напримѣръ, говоримъ, что всѣ люди умрутъ, потому что до сихъ
поръ всѣ умирали, или что всѣ рогатыя животныя принадлежатъ
къ жвачнымъ, потому что всѣ до сих'ь поръ наблюдавшіяся ро-
гатыя животныя обладаютъ этимъ свойствомъ. Другое нѳдорозу-
мѣніе, менѣе серьезное, возникаетъ благодаря той же полемикѣ
Милля, который отказался называть „индукціей11 простой суммарій
частностей. Повидимому, простому суммированію частныхъ слу-
чаевъ онъ придавалъ мало значенія. Однако, согласно его теоріи,
эти-то частные случаи и служили основаніемъ „индукціи11 въ истин-
номъ смыслѣ слова. Что всѣ люди умрутъ,—это выводъ изъ на-
блюденій, суммирующихся въ предложеніи: „всѣ люди умерли*1.
Если индукціей нельзя называть общее предложеніе, составленное
183 —
ня основаніи фактовъ, то что собственно значитъ это слово? Въ
сущности говоря, если мы безразлично употребляемъ терминъ „ин-
иукція“ какъ для обозначенія общихъ предложеній, суммпрутощих і
факты, такъ и для обозначенія общихъ предложеній, примѣняю-
щихся ко всякому времени, то только потому, что, разъ мы увѣ-
рены въ фактахъ, переходъ къ заключенію представляется весьма
простымъ, и вовсе нѣтъ надобности на практикѣ давать этимъ
дв\мъ процессамъ различныя названія.
Наша критика ученія Милля оказалась бы сбивчивой, если
бы ѳѳ стали понимать въ томъ смыслѣ, что формулированные Мил-
лемъ методы не научны, или что его система методовъ по суще-
ству является неудовлетворительной. Его „индуктивная логика4*,
какъ система научныхъ методовъ, была великимъ произведеніемъ
въ области организаціи знанія, настоящимъ „Коуши Ог§апшп“.
По существу, Милль былъ правъ, потому что систематизированные
имъ методы заимствованы изъ практики людей науки. Наши кри-
тика имѣетъ въ виду указать лишь на то обстоятельство, что для
соединенія новой системы со старой Милль избралъ невѣрный
путь. Болѣе двухъ вѣковъ дедукцію противополагали индукціи,
ага (НззегепИі—агз тсепіетіИі. Пытаясь примирить ихъ и привести
къ единому основанію, Милль слишкомъ тЬсно завязалъ узлы.
Устанавливая условіи союза между двумя договаривающимися сто-
ронами, онъ недостаточно ясно разграничилъ сферы ихт> дѣятель-
ности.
Теорія дедукціи и индукціи Милля, а также многотомныя
критическія замѣтки, которымъ она, въ свою очередь, подверглась,
несомнѣнно, оказали большую услугу выясненію вопроса объ осно-
ваніяхъ разсужденія. Изъ всего этого можно вынести урокъ, что,
если мы хотимъ включить въ логику ученіе о научныхъ методахъ
и назвать новый отдѣлъ „индукціей11, то лучше изъять изъ него
совершенно вопросы объ „общемъ1* и „частномъ**, которые отно-
сятся къ теоріи силлогизма, и признать, что „индукція** зани-
мается другого рода умозаключеніями, именно заключеніями отъ
фактовъ къ тому, что лежитъ внѣ ихъ сферы, отъ наблюдавшихся
случаевъ къ ненаблюдавшимся.
Что такова именно общая цѣль и истинная задача науки,
становится очевиднымъ при разсмотрѣніи ея исторіи. Постигнуть
т.гйны природы путемъ изученія природы, проникнуть въ область
неизвѣстнаго и неизвѣданнаго при помощи того, что извѣстно и
извѣдано,—таковъ былъ девизъ раннихъ реформаторовъ науки.
Только такимъ образомъ, по выраженію Рожера Бэкона, можно
было обезпечить и прочно обосновать достоверность и достигнуть
разумной увѣренности. Эту теорію, какъ н всякую другую, можно
поняіъ только при помощи того, что она отвергла. Рожеръ Бэконъ
отвергалъ аргументъ, разсужденіе, діалектику, какъ способы до-
стиженія увѣренности. „Они даютъ рѣшеніе вопроса, но не даютъ
увкренности, не даютъ намъ успокоиться въ созерцаніи истины,
пока она не найдена также и путемъ опыта**. Аргумента нельзя
— 184 —
считать безполезнымъ; Бэконъ возражалъ лишь противъ того, что-
бы разумную увѣренность въ области неизвѣстнаго можно было
получить путемъ одного только аргумента,—разсужденія, которо •
не идетъ дальше признанныхъ теорій или понятій. По его мнѣнію,
для этой цѣли, аргументація подлежитъ провѣркѣ опыта.
Наблюденіе фактовъ образуетъ, слѣдовательно, важнѣйшій
отдѣлъ научнаго метода. Факсы, на которыхъ основаны наши за-
ключенія, которыми мы провѣряемъ наши выводы, должны быть
твердо установлены. Но подчеркивая такимъ образомъ необходи-
мость точнаго наблюденія, мы должны остерегаться того, чтобы не
впасть въ другую противоположную крайность, мы не должны ду-
мать, что одного наблюденія достаточно. Наблюденіе, точное при-
мѣненіе чувствъ (я имѣю въ виду какъ внутреннія, такъ и внѣш-
нія чувства) еще не исчерпываетъ всей научной дѣятельности. Мы
моліемъ отмѣчать факты ежеминутно въ теченіе цѣлаго дня, но отъ
этого мы нисколько не поумнѣемъ, если разсудокъ нашъ не будетъ
создавать соотвѣтствующихъ конструкцій, если онъ не будетъ
объяснять фактовъ или выводить изъ нихъ заключеній. Для того,
чтобы нашъ анализъ сдѣлать плодотворнымъ, мы должны обладать
извѣстными понятіями, взглядами, мнѣніями, которыя надлежитъ
провѣрить. Сравненіе ихъ съ фактами и составляетъ индуктивную
ихъ провѣрку. Наукѣ приходится работать какъ надъ составле-
ніемъ гипотезъ, такъ и надъ изысканіемъ условій для провѣрки
ихъ путемъ наблюденія. Э ги условія и представляютъ собою „искус-
ственный опытъ44,—названіе, придуманное по контрасту съ наблю-
деніемъ, возмоліность котораго обусловливаетъ сама природа. На-
учныя наблюденія не имѣютъ пассивнаго характера. Слово „опытъ44
просто значитъ „проба44, а всякій опытъ, естественный или искус-
ственный, представляетъ собою „пробу44 гипотезы. По выраженію
Леонардо да Винчи, „теорія—полководецъ, а эксперименты—сол-
даты
Наблюденіе и умозаключеніе идутъ рука объ руку въ наукѣ,
но въ интересахъ методическаго изложенія мы раздѣлимъ ученіе
объ „индукціи14 на два обширныхъ отдѣла: „методы наблюденія14
и „методы умозаключенія44. Есть заблужденія, спеціально встрѣ-
чающіяся при наблюденіи, и заблужденія, спеціально связанныя съ
умозаключеніемъ. Ученіе о правильномъ наблюденіи и умозаключе-
ніи изъ наблюденій составляетъ задачу индуктивной логики; мы
разсматриваемъ научные примѣры, потому что людямъ науки эту
задачу удалось выполнить.
Нѣтъ надобности указывать на то, что всякое заключеніе къ
ненаблюденнымъ случаямъ основано на фактахъ, на данныхъ опыта.
Достаточно сказать, что индуктивная логика занимается умозаклю-
ченіемъ постольку, поскольку оно основано на данныхъ опыта. Н<
такъ какъ не всѣ данныя опыта имѣютъ одинаковое значеніе въ
качествѣ основаній для умозаключенія, то лучше начать съ ихъ
анализа, если мы хотимъ подробно ознакомиться съ различными
способами умозаключеній и условіями ихъ правильности.
— 185 —
ГЛАВА I.
Данныя опыта, какъ основанія умозаключенія или разум-
ной увѣренности.
Если мы разсмотримъ какіе-либо изъ тѣхъ частныхъ фактовъ,
на которыхъ основано заключеніе къ ненаблюденнымъ случаямъ,
то найдемъ, что эти факты не представляютъ собою изолирован-
ныхъ предметовъ или свойствъ, отдѣльныхъ объектовъ воспріятія
или мышленія, но обозначаютъ отношенія между вещами и ихъ
свойствами, ихъ составными элементами пли ингредіентами.
Возьмемъ тотъ „частный фактъ14, на основаніи котораго выво-
дила заключеніе крестьянка у Милля, ожидавшая излѣченія ребенка
сосѣдки. Этотъ фактъ выражаетъ отношенія мѳждѵ вещами. Налицо
слѣдующія явленія: болѣзнь перваго ребенка, назначеніе ему лѣкар-
ства и выздоровленіе его, т. е. рядъ событій, наступающихъ одно
за другимъ. Эта послѣдовательность и представляетъ собою тотъ
частный фактъ, на основаніи котораго крестьянка умозаключаетъ,
ея опытъ. Крестьянка ожидаетъ, что такая послѣдовательность
повторится и по отношенію къ ребенку сосѣдки.
Подобнымъ же образомъ мы найдемъ, что во всѣхъ случаяхъ,
когда мы выводимъ заключеніе, факты сложны; это не изолирован-
ные предметы, а отношенія между вещамп—понимая слово „вещь41
въ самомъ широкомъ смыслѣ,—отношенія, которыя будутъ повто-
ряться и впредь, которыя, по нашему убѣжденію, встрѣчались
раньше, или встрѣчаются теперь внѣ сферы, доступной нашему на-
блюденію. Эти отношенія, которыя мы можемъ называть совпаде-
ніями илп соединеніями, служатъ данными опыта, образующими
огправный пунктъ въ нашей увѣренности, въ нашихъ умозаклю-
ченіяхъ по поводу неизслѣдованныхъ случаевъ.
Такъ какъ задача индуктивной логики состоитъ въ опредѣ-
леніи тѣхъ условій, при которыхъ наша увѣренность можетъ счи-
таться разумной, то мы начнемъ съ разграниченія между отдѣль-
ными видами совпаденій или соединеній. Существуютъ совпаденія,
повторенія которыхъ мы ожидаемъ и внѣ сферы нашего непосред-
ственнаго наблюденія, но есть и такія совпаденія, которыхъ мы
вовсе не надѣемся вновь встрѣтить. Если мы ищемъ твердыхъ осно-
ваній для умозаключеній, то, очевидно, намъ надо заняться совпа-
деніями перваго рода, которыя мы, навѣрное, встрѣтимъ. Посмо-
тримъ, можно-ли ихъ выдѣлить изъ числа другихъ совпаденій.
1) Если нѣтъ причинной связи между А и В,—буквы служатъ
здѣсь символами для обозначенія членовъ совпаденія,— т. е. если
нѣтъ связи между объектами, встрѣчающимися вмѣстѣ, то мы не
ожидаемъ повторенія совпаденія. Если А и В связаны другъ съ
другомъ, какъ причина и слѣдствіе, то мы ожидаемъ, что слѣдствіе
будетъ повторяться вмѣстѣ съ причиной. Если причина вновь по-
явится при сходныхъ' обстоятельствахъ, то повторится и слѣдствіе.
18й —
Положимъ, кто нибудь попалъ въ васъ комомъ снѣга, и ударъ
сопровождается чувствомъ боли. Положимъ, что въ момента удара
сіяло солнце. Сіяніе солнца предшествовало какъ чувству боли,
которое вы испытали, такъ и удару. Но вы нѳ ожидаете, что бо іь
повторится, какъ только вновь появится со'інце. Вы вновь почув-
ствуете боль тогда лишь, когда въ васъ опять попадутъ комомь
снѣга.
Принятіе ииіци и извѣстное ощущеніе силы находятся между
собою въ причинной связи. Если мы испытываемъ голодъ, то чув-
ство слабости или усталости насъ нисколько не удивляетъ.
Положимъ, что, когда крестьянка давала лѣкарство своему ре-
бенку, у постели стояла собака и лаяла. Лай въ этомъ случаѣ
предшествовалъ излѣченію. Если бы крестьянка была суевѣрной и
придавала извѣстное значеніе этому сопутствующему факту, т ч.
ставила лай собаки и излѣченіе ребенка въ причинную связь другъ
съ другомъ, то, отправляясь лѣчить ребенка сосѣдки, она взяла бы
съ собою собаку. Отбросьте предположеніе суевѣрія, и крестьянка
такъ нѳ поступитъ. Она скажетъ, что лай собаки былъ случайнымъ
совпаденіемъ, и нѳ будетъ связывать съ нимъ никакихъ ожиданій.
Эти примѣры показываютъ намъ, что существованіе причин-
ной связи составляетъ, по крайней мѣрѣ, одно изъ условій, отъ
котораго зависитъ наше умозаключеніе къ ненаблюдѳннымъ слу-
чаямъ. Простой послѣдовательности мы нѳ придаемъ никакого зна-
ченія; причинная связь, причинная послѣдовательность, которую
мы наблюдали уже разъ, образуетъ главную опору умозаключенія.
Существуетъ ли причинная связь на самомъ дѣлѣ или нѣтъ,
мы все же зависимъ отъ нея, если фактически въ нее вѣримъ.
Но если она нѳ существуетъ въ дѣйствительности, то въ качествѣ
средства для познанія неизвѣстнаго она нѳ имѣетъ никакого зна-
ченія, и наша увѣренность нѳ можетъ считаться разумной. Ясно
поэтому, что если мы стремимся къ разумной увѣренности, то для
н съ важно убѣдиться въ существованіи причинной связи между
явленіями.
Обширный отдѣла. индуктивной логики, такъ называемая тео-
рія „экспериментальныхъ методовъ4* пикетъ цѣлью помочь намъ въ
этомъ отношеніи, т. ѳ. дать намъ возможность удостовѣриться въ
наличности причинной связи между явленіями. Признано, что по-
средствомъ внимательнаго наблюденія обстоятельствъ, сопровождаю-
щихъ данное явленіе, мы можемъ отличить простую послѣдователь-
ность отъ причинной; изученіе методовъ выясняетъ процѳссі на-
блюденія и указываетъ средства, при помощи которыхъ, мы можемъ
предохранить себя отъ заблужденій.
Замѣтьте, что эти методы, хотя и называются индуктивными,
не касаются вопроса о томъ, какимъ образомъ можно получить
общія предложенія. Принципъ нашь въ этомч, случаѣ простъ. Если
фактически можно убѣдиться въ томъ, что двк вещи связаны между
собою, какъ причина и слѣдствіе, то мы можемъ разсчитывать
встрѣтить точно такое же отношеніе между вещами и въ той области
— 187 —
явленій природы, которая нѳ подверглась наблюденію съ нашей
стороны. Здѣсь дѣйствуетъ общій принципъ, въ силу котораго однѣ
и тѣ же притины производятъ одни и тѣ же слѣдствія при,однихъ
и тѣхъ же обстоятельствахъ.
Замѣтьте также, что я нарочно говорю о причинной связи,
какъ объ отношеніи между явленіями. Можно ли оправдать съ
философской точки зрѣнія такое употребленіе терминовъ „причина"
и „слѣдствіе11,—это вопросъ, къ которому я еще вернусь впослѣд-
ствіи. Въ данномъ случаѣ я просто слѣдую обычной терминологіи,
согласно которой объекты воспріятія, т. е., напримѣрт, прописка
лѣкарства и выздоровленіе паціента, называются причиной и слѣд-
ствіемъ. Такого рода послѣдовательность, доступная нашему на-
блюденію, составляетъ причинную связь въ обыкновенномъ смыслѣ
слова; наука между прочимъ занимается ея наблюденіемъ. Я нѳ
отрицаю того, что истинная причина явленій, открытіе которой
составляетъ конечную цѣль знанія, заключается въ скрытомъ строе-
ніи или составѣ вещей. Но, какъ мы увидимъ ниже, эта причина
уже совсѣмъ иного рода. Пока, подъ словомъ „причина11 мы бу-
демъ понимать то, что обыкновенно принято понимать, именно
связь между предшествующимъ явленіемъ, доступнымъ нашему
воспріятію, и послѣдующимъ явленіемъ, въ такой же степени до-
ступнымъ воспріятію.
Строго товоря, какъ мы увидимъ ниже, наука имѣетъ только
одинъ методъ прямого наблюденія причинной связи между явленіями.
Но есть еще различные косвенные методы, которые я изложу въ
извѣстномъ порядкѣ.
Для практическихъ цѣлей установленіе причинной связи въ
какомъ-либо отдѣльномъ случаѣ не играетъ большой роли въ
смыслѣ основанія для умозаключенія, потому что заключатъ къ
повторенію мы можемъ только при тождественныхъ обстоятельствахъ.
Положимъ, крестьянка могла дѣйствительно удостовѣриться,—какъ
мы увидимъ ниже, прямое наблюденіе здѣсь не поможетъ, — что
лѣкарство излѣчило ея ребенка; знаніе это само но себѣ на прак-
тикѣ оказалось бы безполезнымъ, потому что изъ нею можно было
бы вывести одно лишь заключеніе: „точно такая же доза микстуры
при точно такихъ же обстоятельствахъ произведетъ совершенно
то же дѣйствіе. Но, какъ мы увидимъ ниже, отдѣльный случай,
хотя и лишенный практическаго значенія, пріобрѣтаетъ громадную
важность при провѣркѣ научныхъ предположеній относительно при-
чины того пли другого явленія.
2) Намъ затѣмъ нужно разсмотрѣть, существуютъ ли еще
какія либо разумныя основанія ожидать повторенія явленій, если
до тѣхъ поръ наблюдались извѣстнаго рода факты. Можно устано-
вить слѣдующій принципъ:
Если какое-либо совпаденіе или соединеніе постоянно повторялось
въ предѣлахъ нашего опыта, то мы ожидаемъ, что оно будетъ встрѣ-
чаться и впредь, и увѣрены въ томъ, что оно встрѣчалось и внѣ нашею
опыта.
— 188 —
Насколько такія ожиданія основательны, п въ какой мѣрѣ
можно довѣрять имъ,—таковы вопросы, которыми занимается индук-
тивная логика; но прежде всего необходимо замѣтить, что мы обы-
кновенно основываемъ свои ожиданія относительно повторенія со-
впаденій на привычкѣ; именно этимъ мы руководимся въ повседнев-
ной жизни. Если мы постоянно встрѣчаемъ кого-либо на улицѣ
въ извѣстный часъ, то, выходя изъ дому, надѣемся сго увидѣть,
и если не встрѣчаемъ его, то для насъ это бываетъ неожиданнымъ
сюрпризомъ. Если мы идемъ по дорогѣ и встрѣчаемъ столбы, раз-
ставленные черезъ извѣстные промежутки, то мы все время ожи-
даемъ увидѣть столбъ, какъ только кончается такой промежутокъ.
То, что Милль называетъ единообразіями природы, единообра-
зіями, выраженными въ общихъ предложеніяхъ, представляется на-
блюдателю примѣрами повторяющихся совпаденіи. Рожденіе, ростъ,
упадокъ, смерть не представляютъ собою изолированныхъ или
случайныхъ явленій, совпадающихъ съ существованіемъ организма:
всѣ раждаются, всѣ растутъ, всѣ старѣются и всѣ умираютъ. Та-
кія единообразія составляютъ порядокъ природы: совпаденія не
случайны, не встрѣчаются разъ пли два, кое-гдѣ, а повторяются
сызнова и вѣчно. Деревья, напримѣръ, служатъ примѣромъ едино-
образія среди измѣняющихся явленій природы; нѣкоторыя отно-
шенія между почвой и растеніемъ, между стволомъ, вѣтвями и
листьями постоянно существуютъ. Для наблюдателя каждое отдѣль-
ное дерево представляетъ собою повтореніе совпаденія. То же слѣ-
дуетъ сказать и о животныхъ: въ каждомъ изъ нихъ мы находимъ
извѣстныя ткани, извѣстные органы, соединенные другъ съ дру-
гомъ въ силу неизмѣнно созданнаго плана.
Въ логикѣ единообразія обыкновенно дѣлятся на „единообра-
зія послѣдовательности^ и „единообразія сосуществованіяТакъ,
повторяющаяся смѣна дня и ночи представляетъ собою единообразіе
послѣдовательности; постоянная зависимость инерціи тѣла отъ его
вѣса—единообразіе сосуществованія. Но для логики различіе это
не имѣетъ существеннаго значенія. Логика занимается наблюде-
ніемъ фактовъ и правильностью умозаключеній, на нихъ основанныхъ;
въ этомъ отношеніи для нея безразлично, будетъ-ли единообразіе,
которое мы наблюдаемъ и на которомъ основываемся, единообра-
зіемъ послѣдовательности или сосуществованія.
Только этими умозаключеніями, на основаніи фактовъ повтор-
наго совпаденія явленіи, Милль ограничивался въ своей теоріи ин-
дукціи, хотя и не въ изложеніи методовъ. Постулатами для такихъ
умозаключеній служатъ, какъ говоритъ Милль, единообразія при-
роды. Всякій индуктивный выводъ, говоритъ онъ вслѣдъ за Уэтли,
можно обратить въ форму силлогизма, въ которомъ принципъ
единообразія природы составитъ большую посылку; этотъ прин-
ципъ стоитъ къ индуктивному выводу въ такомъ же отношеніи,
въ какомъ большая посылка силлогизма стоитъ къ заключенію.
Если выразить этотъ абстрактный принципъ въ формѣ предло-
женія и привести его въ связь съ другимъ замѣчаніе ъ Мплля,
— 189 -
что порядокъ природы представляетъ не одно, а нѣсколько едино-
образій, то, по моему, большая посылка, постулатъ, пріобрѣтетъ
характеръ общаго утвержденія, что наблюдаемыя единообразіи при-
роды повторяются постоянно. Индуктивный силлогизмъ Милля въ
его полной формѣ приметъ приблизительно такой видъ:
Всѣ наблюдаемыя единообразія природы, постоянны.
Что всѣ люди умерли — это одно изъ наблюдавшихся
единообразій.
Слѣдовательно, оно постоянно, т. е. всѣ люди умрутъ и
умирали раньше до того, какъ фактъ былъ нами отмѣченъ.
Несомнѣнно, что постулатъ этотъ совершенно правиленъ. Какъ
и всѣ основные постулаты, онъ не можетъ быть доказанъ; есчи
Милль вывелъ его изъ опыта, то это не значитъ, что онъ дока-
залъ его. Въ данномъ случаѣ мы имѣемъ дѣло съ допущеніемъ,
на основаніи котораго и дѣйствуемъ. Если кто-либо захочетъ отри-
цать его, то мы не сможемъ выставить противъ возраженія ника-
кого аргумента съ своей стороны. Мы сможемъ только указать
противнику на практическую его непослѣдовательность, убѣдить
его въ томъ, что самъ онъ постоянно поступаетъ сообразно съ
этимъ допущеніемъ. Если мы не вѣримъ въ постоянство наблю-
давшихся единообразій, то почему мы всегда обращаемъ глаза къ
окну, ожидая найти его въ обычномъ мѣстѣ? Почему мы не смот-
римъ на другую стѣну? Почему мы обмакиваемъ перо въ чернила
и ожидаемъ, что всегда, когда будемъ писать имъ по бѣлой бу-
магѣ, то получимъ черныя линіи?
Принципъ вѣренъ; но неужели у насъ есть одинъ лишь по-
стулатъ при умозаключеніяхъ къ ненаблюденнымъ случаямъ? Неу-
жели наука допускаетъ въ своихъ выводахъ одно лишь постоянство
эмпирическихъ законовъ? Милль не сумѣлъ удовлетворительно
разрѣшить этого вопроса. Онъ указалъ на затрудненіе, котораго
не устраняетъ одна лишь вѣра въ эмпирическое постоянство. По-
чему мы больше вѣримъ въ одни единообразія, нежели въ другія?
Почему мы относимся съ большимъ недовѣріемъ къ факту нару-
шенія того или другого единообразія, нежели’ вообще? Положимъ,
путешественникъ возвращается изъ чужой страны и разсказываетъ,
что видѣлъ тамъ людей, у которыхъ голова растетъ ниже плечъ:
почему въ этомъ случаѣ мы отнесемся къ нему съ бёлыпимъ недо-
вѣріемъ, нежели если онъ скажетъ, что видѣлъ сѣрую ворону?
Всѣ вороны, которыхъ мы до сихъ поръ наблюдали, были черны,
и у всѣхъ людей, которыхъ мы видѣли, головы были выше плечъ;
если мы основываемся при умозаключеніяхъ исключительно на по-
стоянствѣ наблюдавшихся единообразій, то нарушеніе одного изъ
нихъ должно казаться столь же невѣроятнымъ, какъ и нарушеніе
другого,—ни больше ни меньше. Милль допускалъ это затрудненіе
и замѣтилъ, что тотъ, кто могъ бы устранить его, разрѣшилъ
бы проблему индукціи. Мнѣ кажется, что это затрудненіе разрѣ-
шить можно, но кромѣ него есть ещѳ одно. Первое можно вынс-
— 190 - -
нить, оставаясь въ предѣлахъ принципа эмпирическаго, т. е. на-
блюдавшагося постоянства. Единообразіе чернаго цвѣта у воронъ
есть исключеніе въ предѣлахъ другого, болѣе широкаго едино-
образія: окраска животныхъ вообще разнообразна. Вотъ почему
насъ не удивляетъ въ такой степени извѣстіе, что существуютъ
сѣрыя вороны; оно соотвѣтствуетъ болѣе общему закону. Съ дру-
гой стороны, одинаковое положеніе головы относительно другихъ
частей тѣла представляетъ собою единообразіе, столь же широкое,
какъ и все царство животныхъ, это совпаденіе повторяется столько
же разъ, сколько встрѣчались отдѣльные представители животнаго
царства; въ силу принципа постоянства единообразія, оно имѣетъ
за собою рядъ случаевъ, которыхъ рѣшительно невозможно отри-
цать, и среди которыхъ нельзя встрѣтить ни одного противорѣ-
чащаго примѣра.
Но дѣйствитѳльно-ли принципъ этотъ заключаетъ въ себѣ
все, что мы принимаемъ? Не допускаемъ ли мы также, что позади
наблюдаемаго факта единообразія лежитъ его причина, которая
недоступна поверхностному наблюденію и которой нужно искать
внѣ его сферы? И развѣ различныя степени увѣренности, съ ко-
торой мы ожидаемъ повторенія совпаденія, не зависятъ отъ суммы
нашихъ свѣдѣній о творческихъ причинахъ и способахъ ихъ про-
явленія? Въ сущности наша увѣренность въ постоянствѣ наблю-
денныхъ единообразій основана на увѣренности въ постоянствѣ
творческихъ причинъ, и пока мы не знаемъ причинъ, наша увѣ-
ренность не имѣетъ подъ собою твердой почвы, мы не можемъ
положиться на нее.
Вернемся къ примѣрамъ, съ которыхъ мы начали. Если въ
теченіе мѣсяцевъ мы ежедневно встрѣчали каго-либо въ извѣстный
часъ въ извѣстномъ мѣстѣ, то есть основаніе ожидать встрѣчи съ
нимъ завтра, даже если наше знаніе не выходитъ за предѣлы на-
блюдавшихся фактовъ повторнаго совпаденія. Но если мы кромѣ
того знаемъ, что именно приводитъ даннаго субъекта сюда, и зна-
емъ, что причина эта продолжаетъ существовать, то мы имѣемъ
болѣе вѣсскія основанія ожидать встрѣчи съ нимъ. То же слѣ-
дуетъ сказать и о примѣрѣ со столбами, разставленными по дорогѣ
черезъ правильные промежутки. Если мы знаемъ, почему они по-
ставлены, зачѣмъ понадобились такіе промежутки, то мы съ боль-
шей увѣренностью ожидаемъ ихъ повторенія въ предѣлахъ дѣй-
ствія ихъ причины. Уясненіе причинъ даетъ намъ болѣе твердую
увѣренность, потому что тогда мы лучше знаемъ, можетъ-ли что-
либо нарушить совпаденіе. Мы говоримъ, что единообразіе объ-
яснено, если извѣстна его причина, умозаключеніе отъ объяснен-
наго единообразія всегда болѣе достовѣрно, нежели умозаключеніе
отъ чисто-эмпирическаго единообразія, котороо просто наблюда-
лось нами.
Спеціальная задача науки заключается въ объясненіи явле-
ній, въ открытіи причинъ, дѣйствующихъ незамѣтно, позади фак-
товъ, доступныхъ наблюденію. При этомъ наука слѣдуетъ извѣст-
191 —
вому методу и подчиняется извѣстнымъ условіямъ, необходимымъ
для того, чтобы данное объясненіе считалось удовлетворительнымъ.
Научныя объясненія представляютъ собою умозаключенія изъ фак-
товъ постольку, поскольку они согласны съ фактамы, съ внѣш-
ними признаками проявленія внутренней причинной связи, т. е,
поскольку ихъ можно опрдвдать примѣрами, наблюдаемыми въ
дѣйствительности. Научныя объясненія не представляютъ собою
умозаключі ній пзъ фактовъ въ только что указанномъ смыслѣ,
эмпирическомъ. Въ сбояхъ объясненіяхъ наука предполагаетъ
принципъ, который можно назвать единообразіемъ природы. Но
этотъ принципъ не заключается въ одномъ лишь постоянствѣ на-
блюденныхъ единообразій Его можно выразить скорѣе въ видѣ
признанія того положенія, что внутреннія причины постоянны въ
своихъ дѣйствіяхъ; какъ онѣ дѣйствовали въ предѣлахъ опыта
человѣческаго рода, такъ онѣ всегда дѣйствовали и будутъ вѣчно
дѣйствовать.
Предшествующія соображенія указываютъ планъ общаго си-
стематическаго расположенія методовъ индукціи. Такъ какъ всякое
умозаключеніе изъ данныхъ опыта предполагаетъ существованіе
причинной связи между этими данными, то изъ всѣхъ стараній
установить правильныя основы для умозаключенія или для разум-
ной увѣренности, можно въ широкойь смыслѣ, образовать два
отдѣла: 1] методы удостовѣренія въ существованіи причинной
связи меледу явленіями, т. е „методы наблюденія", и 2) методы
опредѣленія сущности причинной связи, т. е. „методы объясненія".
Указанные отдѣлы образуютъ содержаніе индуктивной логики.
Но кромѣ того есть еще предисловіе и дополненіе. Безъ отношенія
къ вопросу о причинной связи, мы подвержены нѣкоторымъ за-
блужденіямъ при удостовѣреніи въ томъ, въ какой послѣдова-
тельности и при какихъ обстоятельствахъ дѣйствительно происхо-
дили тѣ или другія событія. Эги тенденціи къ ошибкамъ слѣдуетъ
отмѣтить съ цѣлью предостеречь отъ нихъ читателя; я постараюсь
выяснить ихъ сущность въ отдѣльной главѣ о наблюденіи фак-
товъ, находящихся между собою въ отношеніяхъ простой послѣ-
довательности. Глава эта предшесгвуетъ теоріи спеціальныхъ ме-
тодовъ наблюденія причинной послѣдовательности. Затѣмъ, въ
видѣ дополненія я разсмотрю два способа эмпирическаго заклю-
ченія изъ такихъ данныхъ, въ которыхъ причинная связь не
была удостовѣрена пли объяснена,—заключеніе отъ приблизитель-
ности обобщеній къ частнымъ случаямъ и заключеніе по аналогіи.
Большинство этихъ методовъ въ той или другой формѣ были
включены Миллемъ въ его „систему индуктивной логики"; это
большая заслуга съ сго стороны, хотя ему и пришлось отчасти
пожертвовать послѣдовательностью своей основной теоріи. Что
касается особаго рода эмпирическихъ заключеній, которыя Милль,
слѣдуя Уэтли, призналь типомъ всѣхъ вообще умозаключеній, го
логика о нихъ мало можетъ сказать. Вѣроятно, это и думалъ
Милль, когда говорилъ, что экспериментальные методы въ сущно-
192 —
сти тѣ же методы наблюденія, равно какъ и „методы исключенія
случайности при посредствѣ исчисленія вѣроятности11.
Нѣтъ иного метода наблюденія единообразій кромѣ простого
наблюденія ихъ. Нѣтъ и „мѳтода“ умозаключенія изъ нихъ; мы
можемъ лишь отмѣтить, что во всякомъ частномъ умозаключеніи
мы предполагаемъ вообще постоянство единообразій. Что касается
наблюденія ихъ, то мы можемъ указать еще и на то, что въ дан-
номъ случаѣ встрѣчается спеціальная ошибка, именно иногда
игнорируется исключе іѳ. Если мы настроены въ пользу какого-
либо единообразія, то склонны замѣчать лишь благопріятные для
него случаи и нѳ видѣть тѣхъ случаевъ, въ которыхъ предпола-
гаемое неизмѣнное совпаденіе нѳ встрѣчается. Бэконъ въ своихъ
Ша замѣчаетъ, что мы скловны запоминать тѣ случаи, когда
наши сны сбываются, и забывать остальные. Положимъ, мы за-
мѣтили, что послѣ новолунія въ субботу всегда идутъ двадцать
дней непостоянной погоды; одинъ, два, нѣсколько случаевъ, когда
наше предположеніе оправдывается, мы легко запоминаемъ; другіе
же случаи, когда погода ни особенно хороша ни особенно плоха,
мы склонны упускать изъ виду. Но разъ возможность такой
ошибки указана, то логикѣ нечего больше останавливаться на
эмпирическихъ единообразіяхъ; мы можемъ заключать отъ нихъ
съ нѣкоторой степенью разумной вѣроятности; если же мы хотимъ
имѣть основаніе для болѣе достовѣрнаго умозаключенія, то надо
постараться объяснить единообразія.
V
ГЛАВА II.
Установленіе фактовъ въ порядкѣ ихъ преемства.—Лич-
ное наблюденіе.—Сужденіе на основаніи слуховъ.—Методъ
провѣрки преданія.
Всякая увѣренность въ простомъ фактѣ въ концѣ концовъ
должна основываться на наблюденіи. Но, конечно, мы увѣрены во
многомъ, чего никогда нѳ видали. Чосеръ говоритъ:—
Впі Сой ГогЪейё Ъпі теп еііоиійё’ііеѵѳ
ДѴеі тогѳ іЬігщ теп Пай вееп лѵііѣ ѳуе.
Мап зЬаІІ поі лѵеепеп ѳѵегуіЬігщ а Ііе,
Втіі іГ ЬітееИ іі вѳѳіЬ ог еізѳ йойі ’).
Въ массѣ фактовъ, въ которыхъ мы увѣрены, мы по необхо-
димости зависимъ отъ наблюденій другихъ людей. И если мы хо-
*) Богъ запрещаетъ людямъ вѣрить вь то лишь, что оии видѣли
своими глазами. Нельзя считать ложью все. что мы сами не видимъ или
нѳ дѣлаемъ.	Пергв.
— 193 —
тимъ примѣнить научный методъ къ удостовѣренію такихъ фак-
товъ, то мы должны знать, какія ошибки возможны въ нашихъ
воспоминаніяхъ о томъ, что мы видѣли своими глазами, и какія
ошибки могутъ возникать при передачѣ со словъ очевидцевъ.
I.	Личное наблюденіе.
Трудно убѣдить кого либо въ томъ, что онъ не можетъ безу-
словно полагаться на свою память относительно того, что самъ
видѣлъ. Мы всегда готовы повѣрить тому, что другіе могутъ оши-
баться, но мы не допускаемъ, чтобы ошибались наши чувства.
Видѣть значитъ вѣрить. Намъ слѣдуетъ имѣть въ виду, что вся-'
кое наблюденіе подвержено ошибкамъ, даже наше собственное.
Можно указать на три обычныя ошибки или склонности къ
заблужденіямъ:
1.	Склонность обращать вниманіе исключительно на спеціаль-
ныя черты какого-либо явленія и упускать изъ виду прочія сто-
роны его.
2.	Склонность путать и нарушать порядокъ послѣдователь-
ности явленій.
3.	Склонность замѣнять фактъ умозаключеніемъ.
Первой изъ этихъ слабостей человѣка, какъ наблюдателя,
пользуются, главнымъ образомъ, фокусники, продѣлывая свои
удивительные фокусы. Ловкость руки играетъ здѣсь важную
роль, но гораздо больше значенія имѣетъ искусство отвести глаза
зрителю. Вотъ почему фокусники продѣлываютъ свои штуки подъ
музыку и все время не перестаютъ болтать. Болтовня не напрасна;
она разсчитана на то, чтобы отвести зрителю глаза въ сторону
отъ ловкихъ рукъ фокусника.
Необходимо помнить, что въ полѣ зрѣнія всегда бываетъ много
пре імѳтовъ, и что при всякой быстрой смѣнѣ явленій, ихъ прохо-
дитъ гораздо больше передъ глазами, чѣмъ можетъ удержать память
въ порядкѣ ихъ преемства. Конечно, мы больше всего подвержены
ложнымъ иллюзіямъ памяти въ моменты возбужденія и тревоги,
когда мы не въ состояніи наблюдать сосредоточенно. Мы безсо-
знательно рисуемъ себѣ связную картину того, что мы видѣли, но
часто случается, что порядокъ событій у насъ иной, нежели ка-
кимъ онъ былъ на самомъ дѣлѣ; мы представляемъ его соотвѣт-
ственно тому, какимъ образомъ были настроены при наблюдеЕііп
Событій. Отсюда ясно, что нельзя найти точнаго сходства между
показаніями свидѣтелей о какомъ-либо чрезвычайномъ событіи, о
ссорѣ, катастрофѣ на желѣзной дорогѣ, на морѣ, объ эпизодахъ
битвы и пр.
„Обыкновенно случаѳтся“, говоритъ Кпнглей І), „что самые
достовѣрные свидѣтели передаютъ эпизоды битвы болѣе или менѣе
различно при нападеніи на „Большой редутъ“ въ битвѣ при
9 „ТЬѳ Іпѵавіоп о Г Сгіт.ѳа“, III, 124.
ІТндукт. и дедукт. логика.
13
— 194 —
Альмѣ, одинъ молодой офицеръ, Анструверъ, бросился впередъ и
водрузилъ знамя уэльскаго королевскаго полка—но гдѣ? Нѣкото-
рые ясно помнили, что онъ воткнулъ конецъ флагштока въ пара-
петъ; другіе столь же отчетливо видѣли, какъ онь упалъ за нѣ-
сколько шаговъ до парапета. Точно такимъ же примѣромъ можетъ
служить фактъ смерти императорскаго принца близъ холмовъ
Италези въ войнѣ противъ зулусовъ. Принцъ былъ волонтеромъ
при развѣдочномъ отрядѣ. Отрядъ спѣшился у крааля и остано-
вился, какъ вдругъ толпа зулусовъ, подползши въ высокой травѣ,
открыла огонь и ринулась впередъ. Наши развѣдчики тотчасъ
вскочили па коней, какъ и долженъ былъ сдѣлать развѣдочный
отрядъ, и исчезли, принцъ же былъ настигнутъ и убитъ. На
военномъ судѣ пять солдатъ дали самыя противорѣчивыя пока-
занія относительно подробностей событія; несвѣдующій человѣкъ
рѣшилъ бы, что невозможно одно и то же событіе передавать та-
кимъ образомъ. Одинъ говорилъ, что принцъ отдалъ приказъ
сѣсть на коней, прежде чѣмъ зулусы стали стрѣлять; другой, что
приказъ состоялся сейчасъ вслѣдъ за выстрѣлами, третій утвер-
ждалъ, что принцъ вовсе никакого приказа не давалъ, но что
сѣсть на лошадей велѣлъ уже командовавшій отрядомъ офицеръ
послѣ нападенія. Одинъ говорилъ, что принцъ вскочилъ на сѣдло,
послѣ отдачи приказа; другой, что лошадь принца понесла, какъ
только онь схватился за сѣдло, и что онъ бѣжалъ рядомъ съ ней,
стараясь вскочить на ыее.
Всякій судъ, который занимается разслѣдованіемъ какого-
либо случая, сильно подѣйствовавшаго на очевидцевъ, навѣрное,
найдетъ такія же разногласія въ показаніяхъ свидѣтелей. Но осо-
бенно трудно намъ представить себѣ, что мы сами можемъ оши-
биться относительно того, что мы ясно и положительно видѣли, о
чемъ у насъ безусловно сохранилось отчетливое воспоминаніе. Мнѣ
самому случилось видѣлъ на одной изъ лон іонскихъ улицъ, какъ
одинъ субъектъ толкнулъ свою пьяную жену подъ экипажъ. Ря-
домъ ѣхали въ это время два экипажа, одинъ четырехколесный, а
другой кабріолетъ. Женщина едва не попала подъ первый и очу-
тилась подъ вторымъ. Случилось такъ, что происшествіе это не
пошло дальше полицейскаго участка, куда были доставлены обѣ
стороны послѣ упорнаго сопротивленія, оказаннаго сосѣдями, сим-
патизировавшими мужу. Сама женщина, когдгі ей перевязали раны,
признавала, что наказана справедливо и отказалась привлечь
мужа къ отвѣтственности. Я всячески хотѣлъ, чтобы на этомъ
дѣло кончилось; я отчетливо помнилъ, какъ четырехколесный эки-
пажъ переѣхалъ черезъ тѣло женщины, и сообразно этому мнѣ
пришлось бы подъ присягой давать показаніе, а между тѣмъ не
могло быть сомнѣнія въ томъ, что на с. момъ дѣлѣ черезъ нее
переѣхалъ кабріолетъ. Это видѣли не только сосѣди, которыхъ я
тогда заподозрилъ въ умышленномъ сокрытіи истины, но и кучеръ,
остановившій кабріолетъ, чтобы посмотрѣть, каковы результаты
несчастья. Я спросилъ потомъ извѣстнаго полицейскаго чиновника,
— 195 —
сэра Джона Бриджа, не дискредитировала-ли бы совершенно мое
показаніе на судѣ эта иллюзія памяти, которую я могу объяснить
только тѣмъ, что, вѣроятно, мои взоры были обращены на по-
теппѣвшѵю и я безсознательно приписалъ причину ея ушибовъ
тяжелому экипажу. Сэръ Бриджъ отвѣтилъ, что нисколько не
удивился бы этому; ему самому приходилось постоянно наблюдать
такія ошибки; и если бы нѣсколько очевидцевъ одного и того же
событія дали совершенно согласныя во всѣхъ подробностяхъ по-
казанія то онъ предположилъ бы, что они сговорились и порѣ-
шили между собою, что говорить на судѣ. Таково было мнѣніе
опытнаго судьи, тонкаго критика недостатковъ личнаго наблюденія.
Старый и опытный защитникъ, столь же хорошо знакомый со
слабостью человѣческой памяти, можетъ извлечь выгоду изъ того,
что слабость эта не извѣстна всѣмъ присяжнымъ засѣдателямъ;
онъ можетъ выставить ложное утвержденіе, что явныя разногласія
въ показаніяхъ свидѣтелей несовмѣстимы съ ихъ добросовѣст-
ностью *).
И. Передача.—Сообщеніе постороннихъ лицъ.
Вслѣдъ за личнымъ наблюденіемъ мы должны поставить со-
общеніе очевидца, устное или письменное. Оно даетъ наибольшую
достовѣрность, если мы сами не наблюдали событія. Однако, суды,
которые, принимая въ соображеніе недостатки личнаго наблюденія,
требуютъ показаній нѣсколькихъ свидѣтелей при установленіи
истины, въ нѣкоторыхъ случаяхъ вовсе исключаютъ сообщенія со
словъ другихъ и не безъ основанія.
Слыша какой-либо разсказъ, мы наблюдаемъ рядъ звуковъ,
имѣющихъ извѣстное значеніе, и потому мы подвержены всѣмъ
упомянутымъ выше ошибкамъ при наблюденіи. Ошибки здѣсь скорѣе
*) На самомъ дѣлѣ мы видимъ гораздо меньше, чѣмъ обыкновенно
думаютъ Мы обращаемъ вниманіе не на всякое изображеніе, появляю-
щееся въ сѣтчаткѣ, а разъ мы не обращаемъ вниманія на какой-либо
предметъ, то, собственно, и нельзз сказать, что мы его видимъ. Однажды
по дорогѣ въ Колледжъ, я былъ пораженъ, увидавъ, что часы въ витринѣ
показываютъ безъ десяти двѣнадцать, тогда какъ вообще я проходилъ это
мѣсто около сорока минутъ двѣнадцатаго. Я поспѣшилъ, боясь опоздать,
а по приходѣ увидѣлъ, что прекрасно поспѣлъ. На обратномъ пути, про-
ходи мимо часовъ, я посмотрѣлъ на нихъ, чтобы узнать, насколько онп
идутъ впередъ. Часы показывали безъ десяти восемь. На этомъ они оста-
новились. Когда я проходилъ раньше, то въ сущности видѣлъ лишь ми-
нутную стрѣлку. На сѣтчаткѣ у меня должно было появиться изображеніе
всего циферблата, но я смотрѣлъ или обращалъ вниманіе тоаько на то,
въ чемъ с мнѣвался, считая часъ извѣстнымъ. Долженъ прибавить, что
мои сотоварищи приписываютъ такія ошибки только сосредоточеннымъ
студентамъ, практическіе же люди болѣе осмотрительны. Эго происходитъ,
вѣроятно, потому, что послѣдніе яснѣе сознаютъ опасность ошибки.
33*
— 196 —
могутъ случиться, потому что слова труднѣе наблюдать, нежели
видимые факты. Вниманіе даже склонно отвлекаться въ сторону
въ большей мѣрѣ, чѣмъ при наблюденіи фактовъ дѣйствитель-
ности. Умъ нашъ останавливается на одной части разсказа и
упускаетъ изъ виду другую, а въ томъ, что удерживаетъ наша
память изъ связнаго разсказа, мы легко можемъ измѣнить послѣ-
довательность явленій и недостающія звенья дополнить сообразно
съ тѣмъ, что намъ хотѣлось бы слышать. Такимъ образомъ, при
передачѣ въ формѣ разсказа со словъ очевидца не только остаются
въ силѣ всѣ недостатки первоначальнаго наблюдателя, но къ нимъ
присоединяются еще болѣе грубыя ошибки второго наблюдателя.
Какъ быстро даже при небольшомъ количествѣ передачъ
разсказа, слухъ о чемъ-либо теряетъ всякую достовѣрность, на-
глядно иллюстрируетъ игра, извѣстная подъ именемъ „Киззіап
5сашіаІ“.
Кто-либо изъ компаніи играющихъ, А, пишетъ коротенькій
разсказецъ пли исторію и читаетъ его В; В повторяетъ его 0;
С—В и т. д. Когда разсказъ обойдетъ такпмъ образомъ все обще-
ство, послѣдній слушатель пишетъ свою версію, которая сравни-
вается съ оригиналомъ. Какъ бы вы ни старались играть честно,
измѣненія, вообще говоря, бываютъ весьма значительныя и важныя.
Иногда устную верѳдачу можно сравнить съ современнымъ
ей письменнымъ документомъ. Въ одномъ изъ очерковъ Рѳйварда
(НсулѵагсІ]: пТЬѳ Реагіз апсі Моск Реагіз оі’ НІ8Іогу“ есть нѣсколько
примѣровъ этого непріятнаго занятія. Такова интересная исторія
съ обмѣномъ вѣжливостей между предводителями французской и
англійской гвардіи въ битвѣ при Фонтнуа. По преданію, лордъ
Чарльзъ Гэй выступилъ впередъ и пригласилъ французскую
гвардію стрѣлять, на что д’Отрошъ, съ такпмъ же благороднымъ
рыцарствомъ отвѣтилъ: „Милостивый государь, мы никогда не
стрѣляемъ первыми, стрѣляйте вы“. Что на самомъ дѣлѣ про-
изошло, мы узнаемъ изъ письма лорда Чарльза Гэя къ матери,
которое случайно сохранилось. Лордъ писалъ: „Я сталъ впереди
своего полка, выпилъ за здоровье французовъ, сказалъ имъ, что
мы англійскіе гвардейцы и выразилъ надежду, что они подождутъ
нашего прихода и не переправятся черезъ Шельду, какъ пере-
правились черезъ Майнъ у Деттингена“. Традиція изъ этой шут-
ливой выходки сдѣлала актъ возвышенной и романтической вѣж-
ливости. Превращеніе, вѣроятно, произошло совершенно безсо-
знательно, благодаря какому-либо десятку или сотнѣ разскащи-
ковъ, которые запомнили лишь часть событія, а остальное при-
способили къ своей собственной фантазіи.
Возникъ какъ-то вопросъ: какъ долго можно вѣрить устной
традиціи? Ньютонъ полагалъ, что ей можно довѣрять въ теченіе
восьмидесяти лѣтъ послѣ событія. Другіе опредѣляли срокъ въ
сорокъ лѣтъ. Но если это значитъ, что мы можемъ довѣрять раз-
сказу, который циркулируетъ въ теченіе сорока лѣтъ послѣ с< -
бытія, то срокъ чрезмѣрно преувеличенъ. Въ данномъ случаѣ
игнорируется способность человѣка создавать мпеы. Періодъ вре-
мени достаточный для созданія вполнѣ готоваго миѳа, нужно
измѣрять часами, скорѣе нежели годами. Я дамъ примѣръ изъ
моихъ собственныхъ наблюденій, если они только не совершенно
дискредитированы моими предшествующими признаніями. Обыкно-
венно считаютъ восточные базары родиной всевозможныхъ миѳовъ,
почвой на которой миѳы ростутъ съ изумительной быстротой; но
мой миѳъ возникъ въ Абердинѣ. Лѣтомъ 1887 года нашъ городъ
повѣсилъ на одной изъ своихъ колоколенъ очень хорошій под-
борч. бельгійскихъ колоколовъ. Публика очень интересовалась
этими, событіемъ; энтузіасты—иниціаторы дѣла рисовали заман-
чивыя перспективы, и всѣ мы ожидали услышать серебристые
звуки, которые будутъ’ носиться надъ городомъ и наполнять собою
воздухъ. Въ день освященія, четыре часа спустя послѣ объявлен-
наго времени перваго церемоніальнаго звона, я былъ въ одномъ
магазинѣ; звона я не слышалъ и потому спросилъ, не случилось-
ліі чего-нибудь, что помѣшало церемоніи. „Да44, сказали мнѣ,—
„произошло несчастье; колокола плохо повѣсили, и когда жена
лордъ-мэра (ЬогсІ Ргоѵозі) взялась за веревку, чтобы дать первый
ударъ, все свалилось44. На дѣлѣ же случилось только то, что
звукъ колоколовъ окязался слабымъ, едва слышнымъ за сто ярдовъ
отъ колокольни и совсѣмъ не соотвѣтствовалъ ожиданіямъ. На
улицахъ было много народа, и миѳъ возникъ, вѣроятно, среди
тѣхъ, кто не слышалъ того, что ожидалъ услышать. Магазинъ,
гдѣ мнѣ разсказали о „несчастьѣ1*, находился на главной улицѣ,
на разстояніи не больше четверти мили отъ того мѣста, гдѣ коло-
кола звонили на глазахъ разочарованной толпы. Я не могъ не
подумать, что, если бы я былъ средневѣковымъ лѣтописцемъ, то,
придя домой, непремѣнно записалъ бы эту исторію, которая цир-
кулировала въ городѣ, несмотря на газетныя извѣстія, и черезъ
двѣсти лѣтъ ни одинъ историкъ не осмѣлился бы оспаривать до-
стовѣрности свидѣтельства современника.
Ш. Методъ провѣрки преданія.
Очевидно, что тѣ способы, которые суды примѣняютъ для
провѣрки свидѣтельскихъ показаній, имѣющихъ описательный
характеръ, непригодны для провѣрки данныхъ исторіи. Основной
принципъ исторической достовѣрности заключается въ томъ, что
принимать можно одни лишь показанія современниковъ; но даже
большинство такихъ показаній основано на слухахъ; если историкъ
г, воритъ, что онъ самъ былъ очевидцемъ событія, то все же сфера
его наблюденія по необходимости ограничена; его нельзя вызвать
па судъ въ качествѣ свидѣтеля и подвергнуть перекрестному до-
просу. Итакъ, значитъ, нѣтъ никакого способа удостовѣриться въ
историческомъ фактѣ? Слѣдуетъ-ли отвергнуть исторію, какъ со-
вершенно не заслуживающую довѣрія?
Разумный выводъ отсюда можно сдѣлать слѣдующій: очень
— 198 —
ма ло фактовъ можно установить на основаніи показаній описатель-
наго характера, которыя удовлетворили бы судъ. Кто ищетъ такой
достовѣрности, тотъ попалъ на ложный путь, и впереди его ждетъ
разочарованіе. Разсказываютъ о сэрѣ Вальтерѣ Ралеѣ, что, когда
онъ писалъ свою „Исторію міра“, онъ услыхалъ изъ своей тюрьмы
въ Тоуэрѣ, ссору, происходившую внѣ зданія; онъ старался уста-
новить, кто правъ, кто виноватъ, прослѣдить развитіе ея, но не-
смотря на тщательное изученіе вопроса, это ему не удалось; тогда
Ралей въ отчаяніи спросилъ себя, какъ онъ смѣетъ браться пи-
сать всемірную исторію, если не въ состояніи открыть истины
даже относительно того, что случилось у него подъ окнами. Но
въ сущности это значило устанавливать невозможную мѣрку исто-
рической достовѣрности.
Способъ провѣрки исторической достовѣрности основанъ
скорѣе на ньютоновскомъ методѣ объясненія, которымъ мы зай-
мемся впереди. Мы должны разсматривать всякій историческій до-
кументъ, какъ фактъ, который самъ по себѣ прежде всего под-
лежитъ объясненію. Само извѣстіе существуетъ; первый вопросъ
нашъ состоитъ въ томъ, каковъ наиболѣе раціональный способъ
его объясненія? Можно ли считать наиболѣе вѣроятнымъ, что со -
бытіе дѣйствительно произошло въ связи со всѣми обстоятель-
ствами, о которыхъ сохранилось извѣстіе? Можетъ быть, болѣе
вѣроятной является гипотеза о томъ, что извѣстіе представляетъ
собою иллюзію памяти самого-ли наблюдателя, если исі орикъ былъ
очевидцемъ-событія, или какого-либо посредника при передачѣ,
если извѣстіе имѣетъ характеръ традпціи? Для того чтобы имѣть
основаніе болѣе или менѣе раціонально отвѣтить на эти вопросы,
намъ нужно ознакомиться съ различными ошибками, которымъ
подвержены люди какъ при личномъ наблюденіи, такъ и при пе-
редачѣ разсказа; затѣмъ мы должны будемъ разсмотрѣть, насколько
тѣ или другія склонности къ ошибкамъ проявились въ данномъ
случаѣ. Мы должны изучать вліяніе этихъ склонностей • въ пре-
дѣлахъ нашего опыта и затѣмъ примѣнять добытыя такимъ путемъ
знанія. Мы должны изъ дѣйствительнаго наблюденія фактовъ опр -
дѣлить, на что способна миѳологія въ смыслѣ созиданія миѳовъ и
измѣненія порядка послѣдовательности явленій, и что выходитъ
за ея предѣлы; а затѣмъ мы опредѣлимъ съ возможно большей
вѣроятностью, насколько въ данномъ отдѣльномъ случаѣ прояви-
лось вліяніе творческой дѣятельости человѣка, придающей истори-
ческимъ событіямъ миѳическую окраску.
— 199 —
ГЛАВА III.
Установленіе причинной зависимости фактовъ.
I. Розѣ Нос ег§-о Ргоріег Нос.
Олна изъ важнѣйшихъ заслугъ старой логики передъ индук-
тивнымъ методомъ состоитъ въ томъ, что цѣлый классъ ошибоч-
ныхъ наблюденій она назвала особымъ терминомъ. Заблужденіе,
извѣстное подъ именемъ Рові Нос егдо Ргоріег Нос—„послѣ, значитъ,
вслѣдствіе1*—заключалось въ томъ, что простую послѣдовательность
фактовъ принимали за доказательство существованія между ними
причинной зависимости. Софистъ ссылается на опытъ, на наблю-
денные факты; послѣдовательнс сть, о которой онъ говоритъ, дѣй-
ствительно наблюдалась. Но ссылка его неправильна; наблюденіе,
на которое онъ полагается, указываетъ лишь на то, что одно со-
бытіе послѣдовало за другимъ. Конечно, такой порядокъ наблю-
дается и въ случаяхъ причинной зависимости, но его одного мало
для доказательства ея существованія. Рові кос егдо ргоріег кос можно
считать общимъ родовымъ терминомъ для обозначенія всякаго не-
удовлетворительнаго доказательства существованія причинной зави-
симости при наличности наблюдавшейся послѣдовательности фактовъ
во времени.
Классическимъ примѣромъ такой ошибки можетъ служить
заявленіе стараго кентскаго крестьянина, что сооруженіе Тентср-
денской колокольни было причиной появленія песковъ Гудвина.
Сэръ Томасъ Моръ (какъ разсказываетъ Латимеръ въ одной изъ
своихъ „Бесѣдъ о смѣшныхъ и неосторожныхъ умозаключеніяхъ4*),
былъ посланъ въ Кентъ для разслѣдованія причинъ засоренія Сэнд-
вичской гавани. Среди лицъ, явившихся къ нему для опроса, на-
ходился мѣстный старожилъ; полагая, что старикъ, по крайней
мѣрѣ, видѣлъ больше, нежели другіе, въ своей жизни, Моръ спро-
силъ его, что онъ можетъ сказать по поводу появленія песковъ.
„Дѣйствительно, сэръ11, отвѣчалъ старикъ, „я старый человѣкъ, и
я думаю, что тентерденская колокольня является причиной по-
явленія гудвинскихъ песковъ. Я старый человѣкъ и помню то
время, когда строили тентерденскую колокольню; и то время, когда
никакой колокольни здѣсь не было. До сооруженія тентерденской
колокольни нпкто и не зналъ о какихъ-либо меляхъ или пескахъ,
которые засоряли бы гавань; и я потому думаю, что тентерденская
колокольня является причиной ухудшенія и засоренія сэндвичской
гавани14.
Этотъ случай можно, какъ думалъ и Латимеръ, считать смѣш-
нымъ примѣромъ совершенно несостоятельнаго аргумента на осно-
ваніи наблюденія; но иногда ссылка на опытъ можетъ казаться
основательной и, тѣмъ нѳ менѣе, быть ошибочной. Лица, вѣрив-
шія въ „мазь чести** Кепельма Дпгбп, ссылались на опытъ въ
— 200 —
доказательство того, что она дѣйствительно излѣчиваетъ раны.
Обыкновенно „мазь честии прикладывали не къ ранѣ, а къ мечу,
которымъ она была нанесена; затѣмъ на мечѣ дѣлали перевязки
съ правильными промежутками; одновременно не забывали и о ранѣ,
ее тоже перевязывали и оставляли въ такомъ положеніи на семь
дней. Было замѣчено, что многіе излѣчивались такимъ путемъ. Но
тѣ, кто думалъ, что излѣченіе зависѣло отъ перевязки меча, упу-
скали изъ виду совершенно другое обстоятельство, которое, не-
сомнѣнно, могло проявить свое вліяніе въ данномъ случаѣ; рану
изолировали отъ внѣшнихъ воздѣйствій воздуха и всякаго рода
поврежденій, и процессъ лѣченія представляли природѣ. Впослѣд-
ствіи дѣйствительно нашли, что перевязка одной только раны оди-
наково хорошо отвѣчала цѣли, былъ-ли при этомъ перевязанъ
мечъ или нѣтъ.
Въ тѣхъ случаяхъ, когда розі Ііос ошибочно принимается за
рторіег Іюс, т. ѳ. простая послѣдовательность за причинную, обык-
новенно дѣйствуетъ какой-либо предразсудокъ или сила привычки;
наше вниманіе сосредоточивается на какомъ-либо одномъ антеце-
дентѣ, и мы упускаемъ изъ виду другія обстоятельства и другія
послѣдствія, которыя можно наблюдать въ другихъ случаяхъ.
Дигби и его послѣдователи, вѣроятно, питали нѣкоторое уваженіе
къ мечу, какъ къ оружію чести, и суевѣрно предполагали суще-
ствованіе какой-то тайной симпатіи между мечомъ и его обладате-
лемъ. Наблюденія были полны ошибокъ также и въ ту эпоху,
когда было распространено отравленіе и паническій страхъ вызы-
валъ преувеличенную подозрительность. Говорили, что папа Кли-
ментъ VIII погибъ отъ дыма отравленной свѣчи, которую поста-
вили въ его спальнѣ. Несомнѣнно, свѣчи были тамъ, но тѣ, кто
приписывалъ смерть папы дыму отъ свѣчей, не обратили вниманія
на то, что въ комнатѣ въ это время стояла жаровня съ углемъ,
и что дымъ отъ жаровни не имѣлъ свободнаго выхода. Говорятъ,
что принцъ Евгеній получилъ отравленное письмо; Онъ отнесся
подозрительно къ нему и бросилъ прочь отъ себя Желая удосто-
вѣриться въ справедливости своихъ предположеній, принцъ далъ
письмо собакѣ, а для того чтобы убѣдиться вдвойнѣ, онъ далъ ей
ещѳ противоядіе. Собака издохла, но относительно противоядія не
сдѣлано было никакихъ разслѣдованій.
Отвѣтъ Готспура Глендоверу указываетъ на настоящее зна-
ченіе простого преемства явленій.
Глендоверѵ.	Когда я родился,
Небеса были полны горящихт. молній,
Пылающихъ огней; когда я родился,
Вся земля до основаній своихъ
Тряслась, какъ трусъ.
Готспуръ'. Да п безъ того въ это время случилось бы все это, если
бы окотилась кошка вашей матери, хотя бы вы и не родились
вовсе.
I Неп. IV, 3, 1, 13.
— 201 —
Мы всѣ сразу признаемъ справедливость такого отвѣта! Ка-
кой принципъ правильнаго умозаключенія въ немъ содержится?
Задача индуктивной логики состоитъ въ томъ, чтобы выяснить
такіе принципы.
Терминомъ Ро8І Нос Рторіег Нос мы обозначаемъ вообще всѣ
ошибочные аргументы относительно причинной зависимости, осно-
ванные на наблюденныхъ фактахъ, всѣ неправильныя доказатель-
ства существованія причинной связи на основаніи опыта; въ ло-
гикѣ возникаетъ вопросъ: что еще кромѣ простой послѣдователь-
ности явленій (зедпѳпсе), нужно для того, чтобы выяснить причинную
связь между ними (сопьедиепсе)? Когда наблюденіе Ро8І Нос гаран-
тируетъ правильность умозаключенія рторіег Іюсі
II. Смыслъ „причины".—Методы наблюденія.—Экспери-
ментальные методы Милля.
Методы, формулированные Миллемъ подъ именемъ „экспери-
ментальныхъ", дѣйствительно успѣшно примѣняются людьми науки
и въ принципѣ совершенно правильны. По существу, Милль заим-
ствовалъ ихъ изъ практики научной лабораторіи въ томъ видѣ, въ
какомъ ихъ обобщилъ Гершѳль. Милль на самомъ дѣлѣ лишь повто-
рилъ ихъ вновь и систематизировалъ. Но споры, которые начались
изъ-за этого, нѣсколько затемнили истинное значеніе методовъ для
научныхъ изслѣдованій. Враждебно настроенная критика нашла,
что они не удовлетворяютъ тѣмъ цѣлямъ, для которыхъ Милль
предназначалъ ихъ, и отсюда заключила, что они совершенно
иллюзорны и безцѣльны.
Прежде всего мы должны отвергнуть понятіе, которому благо-
пріятствовала общая теорія умозаключенія Милля,—будто экспери-
ментальные методы имѣютъ какое-либо спеціальное отношеніе къ
наблюденію и распространенію путемъ умозаключенія такихъ едино-
образій, каковымъ, напримѣръ, является слѣдующее: „омерть —
общая участь всѣхъ органическихъ существъ14. Одинъ изъ этихъ
методовъ, какъ мы увидимъ ниже, методъ, названный у Милля
„методомъ согласія44, между прочимъ устанавливаетъ эмпирическіе
законы при наблюденіяхъ: этимъ, вѣроятно, объясняется преобла-
дающая роль его въ системѣ Милля. Но не такова его цѣль; глав-
ный методъ, который у Милля называется „методомъ различія44,
устанавливаетъ фактически одинъ лишь частный случай причин-
наго совпаденія. Экспериментальные методы занимаются доказатель-
ствомъ теорій причинной зависимости; это — методы наблюденія,
производимаго именно съ цѣлью опредѣленія причинной связи *).
Вслѣдъ затѣмъ намъ необходимо указать на то, что факты,
находящіеся между собою въ причинной зависимости,—факты, ко-
*) Какъ я уже замѣтилъ, это подразумѣваѳтся въ самомъ словѣ: „ек-
спериментальный“. Экспериментъ (опытъ) представляетъ собою доказатель-
ство дли пробу; но доказательство чего?—Именно теоріи, предпо.тожевіі.
— 202 —
торыми занимаются экспериментальные методы, подлежатъ наблю-
денію; они представляютъ собою отношенія между явленіями; но
сами этп причинныя отношенія или условія, которыя доказываются
ими, нельзя уже считать явленіями въ смыслѣфактовъ, доступныхъ
чувственному воспріятію, а скорѣе ноуменами ( ѵоор.еѵоѵ), потому что
мы пріобрѣтаемъ ихъ путемъ разсужденія, исходя изъ того, что
доступно нашему наблюденію.
Возьмемъ, напримѣръ, принципъ гидростатики, извѣстный
подъ именемъ диадиаѵегзиз *): давленіе на жидкость распростра-
няется равномѣрно по всѣмъ направленіямъ. Мы не можемъ наблю-
дать этого распространенія давленія частицъ жидкости другъ на
друга непосредственно. Ни одно изъ нашихъ чувствъ не въ состо-
яніи прослѣдить такого взаимодѣйствія между частицами. Но мы
можемъ предположить, что это такъ, разсмотрѣть, что именно
должно происходить при такихъ условіяхъ, и затѣмъ опредѣлить,
согласуются ли видимыя явленія съ нашей гипотезой. Мы можемъ
сдѣлать ящикъ, наполнить его водой и снабдить поршнями въ
крышкѣ, на днѣ и на каждой изъ четырехъ сторонъ его, такъ, чтобы
они указывали намъ количество давленія жидкости пзвнутри. Пусть
затѣмъ давленіе будетъ произведено сквозь отверстіе въ крышкѣ;
поршни покажутъ, что давленіе сообщилось всѣмъ имъ равномѣрно.
Искусственное давленіе и движеніе поршней — факты, доступные
наблюденію и связанные причинной зависимостью; во то, что про-
исходитъ между частицами жидкости, наблюденію недоступно; мы
создаемъ относительно этого внутренняго процесса разумныя пред-
положенія: причина явленія въ данномъ случаѣ представляется не
феноменальной, а ноуменальной 2).
Это различеніе, необходимое для пониманія области примѣ-
ненія экспериментальныхъ методовъ, было нѣсколько спутано Мил-
лемъ въ его предварительномъ разборѣ значенія термина „причина1*.
Совершенно справедливо, хотя это и не вполнѣ соотвѣтствуетъ его
первоначальной теоріи индукціи, онъ настаиваетъ на томъ, что „по-
нятіе причины образуетъ кор нь всей теоріи индукціи; необходимо
при самомъ началѣ изслѣдованія установить и опредѣлить эту идею
насколько возможно точнѣе. Но въ этомъ опредѣленіи Милль не удо-
вольствовался простымъ признаніемъ того, что экспериментальные
методы первоначально оперируютъ съ явленіями, такъ какъ дѣй-
ствительно одни только явленія могутъ быть предметомъ опыта и
наблюденія; Милль заявляетъ прямо, что наука имѣетъ дѣло исклю-
чительно съ „феноменальными причинами**, — „когда я говорю О
причинѣ какого-либо явленія, то при этомъ имѣю въ виду только
феноменальную причину, а не иную**; — далѣе онъ даетъ въ ка-
чествѣ единственнаго правильнаго опредѣленія, слѣдующее объяс-
ньніѳ: „причина есть сумма всѣхъ условій явленія **; — къ этимъ
*) Законъ Паскаля въ ученіи о жидкостяхъ.
Т. е. не видимой, а мыслимой.
ТГри.ч. перев.
— 203 —
условіямъ онъ относитъ и такія, которыя не имѣютъ феноменаль-
наго характера, въ томъ смыслѣ, что они недоступны наблюденію.
Ограничивая свое изслѣдованіе феноменальными причинами,
Милль является приверженцемъ философской традиціи. Было бы
лучше, если бы онъ дѣйствовалъ согласно своему собственному за-
мѣчанію, что надлежащее пониманіе научнаго метода изслѣдованія
причины не зависитъ отъ метафизическаго анализа самого понятія
причины. Любопытно, что это замѣчаніе составляетъ у него какъ
бы введеніе къ анализу причины, имѣющему мало общаго съ наукой;
въ сущности Милль продолжаетъ диспутъ, начатый еще Юмомъ.
Отсюда и можно понять значеніе у него слова „феноменъ44; толко-
вать его нужно въ связи съ тѣмъ, что, говоря о причинахъ, какъ
о явленіяхъ, Милль противополагалъ феноменальныя причины
„скрытымъ причинамъ44 въ томъ или другомъ метафизическомъ
смыслѣ *). Такого рода споромъ, не имѣющимъ никакого отношенія
къ наукѣ, Милль былъ совершенно поглощенъ; въ результатѣ по-
страдала мысль, которую вообще Милль самъ признавалъ, именно,
что наука пытается проникнуть дальше явленій въ сущность ко-
нечныхъ законовъ; эти законы не представляютъ собою явленій,
хотя и связываютъ явленія другъ съ другомъ. „Коллигація44 фак-
товъ, по выраженію Уэвелля, есть не явленіе, а ноуменъ.
Въ сущности говоря, для научныхъ изслѣдованій достаточно
весьма простого анализа „причины44. Достаточно только удостовѣ-
риться въ томъ, что причинная послѣдовательность не смѣшивается
съ простой. Причинная послѣдовательность есть простая послѣдо-
вательность и кромѣ того еще кое-что; это „кое-что44 обозначается
терминомъ „причинный44. То, что мы называемъ причиной, пред-
ставляетъ собою не простой антецедентъ, предшествующій слѣдствію
во времени; причина и слѣдствіе связаны между собою такимъ об-
разомъ?, что если бы не случилось причины или равносильнаго ей
собыіія, то не произошло бы и самое слѣдствіе. Если при отсут-
ствіи того или другого факта явленіе не произойдетъ, такъ, какъ
оно произошло въ дѣйствительности, то фактъ этотъ называется
причиной въ обыкновенномъ ея значеніи. Мы можемъ .опредѣлить
причину, какъ „необходимый антецедентъ44, съ оговоркой (о ней
см. ннже), что, если рѣчь идетъ объ общихъ явленіяхъ, каковымъ,
напримѣръ, представляется смерть, то и антецеденты должны быть
взяты съ соотвѣтствующей степенью общности.
Опредѣляя причину, какъ „совокупность всѣхъ условій явле-
нія •, согласію съ представленіемъ о ней, какъ о „феноменѣ44, Милль
внушаетъ неправпльное убѣжденіе, будто въ наукѣ слово „причина44
употребляется въ иномъ значеніи, нежели въ разговорной рѣчи.
Конечно, „причина44, съ философской точки зрѣнія, представляетъ
') Необходимо помнить, что вещи и ихъ свойства представляютъ собою
ноумены, а не феномены въ строгомъ смыслѣ слова, такъ же какъ и тяготѣніе
влп принципъ циадиаѵе.гзиз въ гидростатикѣ. Въ этомъ можно убѣдиться
при помощи точнаго психологическаго анализа. При такихъ условіяхъ
предубѣжденіе противъ оккультизма должно смягчиться.
— 204 —
собою,, сумму всѣхъ условій явленія, положительныхъ и отрицатель-
ныхъ, вмѣстѣ взятыхъ,—сумму всякаго рода обстоятельствъ, обу-
словливающихъ фактъ возникновенія даннаго слѣдствія14. Но ника-
кого противорѣчія между научнымъ или философскимъ значеніемъ
причины и общепринятымъ въ данномъ случаѣ нѣтъ. Наука или
философія должны лишь дать полное объясненіе событія, перечис-
лить всѣ его необходимые антецеденты. Простой человѣкъ не от-
казался бы назвать причиной все, что наука или философія счи-
таютъ необходимыми антецедентами, но интересъ его къ объясненію
явленія нѣсколько слабѣе. Ему нужно знать лишь то, что требуется
для той или другой цѣли, которая въ данный моментъ его зани-
маетъ. Человѣкъ науки, въ свою очередь, не могъ бы отказаться
называть причиной все, что въ общежитіи обозначается; этпмъ име-
немъ, если только извѣстный фактъ дѣйствительно обусловливаетъ
наступленіе даннаго событія. Но человѣкъ науки ждетъ иного объ-
ясненья. Необходимые антецеденты по его представленію могутъ
оказаться иными. Наука и философія удовлетворяютъ болѣе ши-
рокой любознательности; наука хочетъ знать всѣ причины, всю
сумму условій явленія. Съ этой цѣлью различные отдѣлы науки
занимаются разсмотрѣніемъ различныхъ условій. Но повсюду тер-
минъ „причина14 сохраняетъ свое обыкновенное значеніе.
Ііногда въ объясненіи указываются; различныя причины, въ
зависимости о:ъ тѣхъ или другихъ различныхъ цѣлей, но отсюда
нельзя заключить, чтобы слово „причина44 употреблялось при этомъ
въ различномъ значеніи. На вопросъ о причинѣ мы даемъ обыкно-
венно неполный отвѣтъ, мы высказываемъ лишь то, чего, по нашему
мнѣнію, данное лицо не знаетъ и что оно хочетъ узнать. Если насъ
спрашиваютъ, почему колокола звонятъ, то мы указываемъ на
свадьбу короля, на побѣду, на церковную службу, на обѣденный
часъ для фабричныхъ рабочихъ, смотря; по обстоятельствамъ. Мы
не считаемъ нужнымъ говорить, что языкъ колоколовъ ударяетъ о
ихъ стѣнки. Это понятно и безъ насъ. Точно также мы ничего не
говоримъ объ акустическихъ условіяхъ, о томъ, что колебанія ко-
локоловъ сообщаются нашему уху черезъ посредство воздуха, нѳ
упоминаемъ и о фи іологическихъ условіяхъ, о томъ, что колебанія
барабанныхъ перепонокъ передаются нервамъ при помощи извѣст-
наго механизма, состоящаго изъ косточекъ и тканей. Нашъ собе-
сѣдникъ можетъ не обращать вниманія на всѣ эти условія, хотя
онъ, конечно, готовъ признать ихъ необходимыми антецедентами.
Физіографъ, излагая причины періодическихъ разливовъ Нила,
сочтетъ достаточнымъ упомянутъ о таяніи снѣговъ въ горахъ внутри
Африки и ни слова не скажетъ о такихъ условіяхъ, какъ законы
притяженія или законы превращенія твердыхъ т ѣлъ въ жидкія подъ
вліяніемъ теплоты, хотя онъ и знаетъ, что и эти условія въ дан-
номъ случаѣ являются необходимыми. Врачъ объясняетъ смерть
огнестрѣльной раной или ядомъ пли опасной болѣзнью. Патологъ
можетъ пойти дальше, а моралистъ-философъ еще дальше. Но всѣ
эти изслѣдованія необходимыхъ условій представляютъ собою эле-
— 205 —
менты изученія причины. Во всѣхъ случаяхъ одинаково надо быть
на сторожѣ, чтобы нѳ принять простой послѣдовательности за при-
чинную.
Понятіе причины, какъ суммы всѣхъ условій явленія, въ спе-
ціально-научномъ смыслѣ, представляется неправильнымъ еще и въ
другомъ отношеніи. Оно какъ-бы усиливаетъ представленіе о томъ,
будто наука изслѣдуетъ всѣ условія явленія сразу, просто наблюдая
видимыя отношенія между серіей антецедентовъ и ихъ слѣдствій.
Но именно этого наука должна избѣгать, если хочетъ прогрессиро-
вать. Наука анализируетъ антецеденты, старается разграничить
различныя совмѣстно дѣйствующія причины (соейісіеітЬз) и затѣмъ
опредѣляетъ, каково значеніе каждой изъ нихъ въ отдѣльности.
Наука должна признать, что нѣкоторые антецеденты недоступны
наблюденію. Они-то и составляютъ спеціальный предметъ изслѣдо-
ваній какъ въ молярноіі, такъ и въ молекулярной физикѣ. Съ точки
зрѣнія практическихъ повседневныхъ цѣлей насъ интересуетъ, глав-
ными образомъ, видимая послѣдовательность явленій; скрытыя
условья занимаютъ насъ лишь постольку, поскольку они даютъ
болѣе прочное основаніе для заключеній о видимой послѣдователь-
ности явленій. Но опредѣленіе этихъ скрытыхъ условій составляетъ
главную задачу науки.
Однако, наука можетъ познать внутреннія условія явленій
только путемъ наблюденія: того, чтс доступно чувственному вос-
пріятію, и поэтому, чтобы понять научные методы, мы должны
разсмотрѣть, что вообще можно наблюдать въ причинной послѣдо-
вательности. Что можно наблюдать въ томъ случаѣ, когда явленія
идутъ одно за другимъ, какъ причина и слѣдствіе, т. е. когда
оно совершается въ силу того, что совершилось другое? По теоріи
Юма, которую Милль формально призналъ съ извѣстной оговор-
кой можно наблюдать исключительно постоянство или неизмѣн-
ность связи явленій. Когда мы говоримъ, что огонь жжетъ, мы
можемъ наблюдать только извѣстное ощущеніе, которое всегда по-
является, если подойти къ огню на очень близкое разстояніе. Но
это вѣрно лишь вь томъ случаѣ, если мы наше наблюденіе огра-
ничиваемъ фактами, указываемыми теоріей. Если бы теорія была
в. рна, то наукѣ пришлось ,,ы ограничиться наблюденіемъ эмпири-
ческихъ законовъ. Но здѣсь кое-что неправильно; во многихъ слу-
чаяхъ. когда наблюдались измѣненія, былъ несомнѣнно удостовѣ-
ренъ переходъ энергіи изъ одной формы въ другую; такое пред-
’) Оговорка указанная Миллемъ, состоитъ въ томъ, что причинность
является не только „неизмѣнной", но въ то же время и „безусловной11 по-
слѣдоват. явностью. Введеніе элемента „безусловной" послѣдовательности
въ понятіе причины, уже послѣ того какъ признано было, что причина
ѳст  сумма всѣхъ условій явленія, весьма близко напоминаетъ „кругъ" въ
доказательствѣ. Въ концѣ концовъ, теорія признаетъ, что наблюденію до-
ступн.. только вииамѣжная послѣдовательность. Еще важнѣе тотъ фактъ,
что въ свовхъ правилахъ примѣненія экспериментальныхъ методовъ Мнлль
допустилъ, что, помимо неизмѣнности, существуетъ еще нѣчто, доступное
наблюденію.
— 206 —
положеніе можно сдѣлать и относительно всѣхъ измѣненій. Ошибка
заключается въ томъ допущеніи, изъ котораго Юмъ вывелъ свою
теорію; именно онъ признавалъ, что всякая идея есть копія ка-
кого-либо впечатлѣнія. На самомъ же дѣлѣ мы обладаемъ и такими
идеями, которыя представляютъ собою не копіи съ какою-либо
отдѣльнаго впечатлѣнія, соединенія, коллигаціи, или сочетанія
(іпѣеііесѣіопв) нѣсколькихъ впечатлѣній. Психологическій анализъ
показываетъ намъ, что даже когда мы говоримъ о вещахъ въ связи
съ извѣстными ихъ свойствами, то мы уже выражаемъ не отдѣль-
ныя впечатлѣнія или умственныя явленія, а указываемъ предпо-
лагаемыя причины и условія ихъ, короче сказать ноумены’, эти ноу-
мены объединяютъ наши воспоминанія объ отдѣльныхъ впечатлѣ-
ніяхъ и ожиданія дальнѣйшихъ.
Экспериментальные методы исходятъ изъ того положенія, что
помимо неизмѣнной послѣдовательности, существуютъ еще и другіе
внѣшніе и видимые признаки причинной связи. Главный методъ
признаетъ, что если мы можетъ наблюдать извѣстное чередованіе
событій, то они находятся между собою въ причинной связи. Если
мы убѣждены, что при прежнихъ условіяхъ произошло только
одно измѣненіе, то этимъ положительно доказано, что всякаго рода
позднѣйшія измѣненія составляютъ слѣдствіе перваго, что послѣ-
довательныя измѣненія находятся въ причинной зависимости другъ
отъ друга. Когда барометръ Паскаля перенесли на вершину горы
Пюи-ле-Домъ, и ртуть въ немъ опустилась, то экспериментаторы
заключали, что паденіе ртути и измѣненіе высоты мѣста находятся
между собою въ причинной связи, разъ всѣ прочія обстоятельства
остались тѣ же. На этомъ основанъ такъ называемый, „методъ
различія**. Для того, чтобы рѣшить, что скрытымъ условіемъ въ
данномъ случаѣ была разница въ вѣсѣ атмосферы, понадобились
другія наблюденія, другія вычисленія и умозаключенія; но разъ
было доказано, что поднятіе барометра на извѣстную высоту было
единственнымъ измѣнившимся антецедентомъ, то причинная связь
между этимъ явленіемъ и паденіемъ ртути тѣмъ самымъ уста-
навливалась.
Очевидно, что въ данномъ случаѣ, мы принимаемъ положеніе,
которое не можетъ быть доказано; его просто нужно признать въ
качествѣ руководящаго принципа, подтверждаемаго опытомъ. Ни-
что не можетъ произойти безъ какой-либо переміны въ предше-
ствующихъ условіяхъ. Это положеніе извѣстно подъ именемъ „за-
кона причинности**: ех піііііо пііііі /И („изъ ничего ничего и не
выйдетъ**).
Нѣкоторые факты, доступные наблюденію, убѣждаютъ насъ
въ полномъ отсутствіи причинной связи. Мы допускаемъ, что вся-
кій антецедентъ, при отсуіствіи котораго явленіе происходитъ, не
находится съ нимъ въ причинной связи; затѣмъ мы исключаемъ
или удаляемъ различные антецеденты, какъ случайныя явленія, не
имѣющія отношенія къ причинной связи. Этотъ отрицательный
— 207 —
методъ. какъ увидимъ ниже, служить основаніемъ такъ называе-
маго „метода согласія1* Милля.
Замѣтьте себѣ разъ навсегда, что прежде чѣмъ дойти до за-
ключенія по „положительному методу** или по „методу разлитія**,
рамъ часто приходится дѣлать много наблюденій по „отрицатель-
ному методу**. Экспериментаторы, производившіе опыты съ баро-
метромъ Паскаля, не сразу заключили, что измѣненіе высоты мѣста
было единственной причиной паденія ртути: они сначала ставили
барометръ въ открытыхъ мѣстахъ и въ закрытыхъ, наблюдали его,
когда дулъ вѣтеръ, и въ тихую погоду, въ дождь и туманъ, для
того чтобы доказать, что веб эіи обстоятельства въ данномъ слу-
чаѣ оказывались безразличными. Мы должны излагать и объяснять
отдѣльно каждый методъ; однако, на практикѣ можно пользоваться
всѣми извѣстными наукѣ методами, для того чтобы притти къ ка-
кому-либо заключенію.
ГЛАВА IV.
Методы наблюденія. — Единственное различіе.
I.—Принципъ единственнаго различія. — „Правило**
Милля.
На какомъ принципѣ мы основываемся, когда, замѣчая по-
слѣдовательность явленіи, рѣшаемъ, что они связаны между собою
какъ причина и слѣдствіе, что одно случилось вслѣдствіе того,
что случилось другое? Принципъ этотъ можно выразить такъ:—
Если послѣ введенія какою-либо фактора появляется, или
послѣ удаленія ею исчезаетъ, извѣстное явленіе, при чемъ мы не
вводимъ и не [удаляемъ никакою другою обстоятельства, которое
могло бы имѣть въ данномъ случаѣ вліяніе, и не производимъ ни-
какого измѣненія среди первоначальныхъ условій явленія, то ука-
занный факторъ и составляетъ причину явленія.
На этомъ принципѣ мы основываемъ напгу увѣренность въ
существованіи причинной связи между нѣкоторыми явленіями; мы,
напримѣръ, говоримъ, что огонь жжетъ, что пища утоляетъ го-
лодъ, что вода утоляетъ жажду, что искра воспламеняетъ порохъ;
что если снять узкій сапогъ, то ногѣ станетъ легче. Мы наблю-
даемъ слѣдствіе, когда никакого другого измѣненія въ предшествую-
щихъ условіяхъ явленія не пр.'исходило, и когда обстоятельство,
которое мы имѣемъ въ виду, просто было введено въ сумму анте-
цедентовъ или удалено изъ нея.
Положимъ, мы сомнѣваемся въ томъ, можетъ ли данный фак-
тора произвести извѣстное дѣйствіе при извѣстныхъ обстоятель-
— 20В —
ствахъ; какъ намъ доказать это? Мы просто введемъ его или уда-
лимъ, при чемъ необходимо позаботиться о томъ, чтобы все оста-
лось по прежнему: затѣмъ будемъ слѣдить за результатомъ. Если
мы хотимь узнать, можетъ ли .ложка сахару сдѣлать сладкой чашку
чаю, мы пробуемъ чай безъ сахару, а затѣмъ прибавляемъ сахаръ
и опять пробуемъ. Введеніе изолированнаго фактора и есть опытъ,
экспериментъ. Если мы хотимъ знать, не болитъ ли нога отъ ту-
гой шнуровки сапога, то мы ослабляемъ шнуровку и другихъ из-
мѣненій не производимъ, если боль прекращается, то мы считаемъ
ея причиной тугую шнуровку. Опытъ нашъ состоитъ въ томъ, что
при удаленіи одного изъ антецедентовъ боль исчезаетъ.
Принципъ, на основаніи котораго мы убѣждаемся въ суще-
ствованіи причинной связи, одинаковъ какъ въ томъ случаѣ, когда
мы сами производимъ измѣненія, такъ и въ томъ случаѣ, если мы
наблюдаемъ ихъ чередованіе: простое наблюденіе только и доступно
намъ, когда приходится имѣть дѣло Съ великими силами природы,
стоящими внѣ власти человѣка. Во всякомъ случаѣ, причинная
связь считается установленной, если мы можемъ убѣдиться въ
томъ, что среди предшествующихъ обстоятельствъ было лишь одно
различіе, соотвѣтствующее различію въ результатѣ.
Милль формулируетъ этотъ принципъ, который у него назы-
вается „правиломъ метода различія61, нѣсколько отвлеченнѣе, но
доказательство, основанное на немъ, по существу одинаково,
Если случай, въ которомъ данное явленіе встрѣчается, и слу-
чай, въ которомъ оно не встрѣчается, во всемъ одинаковы, кромѣ
одного обстоятельства, и это одно обстоятельство встрѣчается
только въ первомъ случаѣ, то этотъ единственный элементъ раз-
личія между двумя случаями составляетъ (слѣдствіе или) *) при-
чину, или необходимую часть причины явленія.
Формуля Милля характеризуется точностью, но помимо своей
крайней отвлеченности, мѣшающей ея употребленію на практикѣ,
она въ одномъ отношеніи легко можетъ вызвать недоразумѣніе.
Кажется, будто два случая, о которыхъ говоритъ Милль, должны,
представлять собою два отдѣльныхъ сочетанія обстоятельствъ, ко-
торыя можно сопоставить и сравнить; въ одномъ данное явленіе
есть налицо, а въ другомъ его нѣтъ. На дѣлѣ же мы обыкновенно
наблюдаемъ только одно сочетаніе обстоятельствъ, мы вводимъ въ
него какой-либо факторъ или удаляемъ; оба случая, оба данныхъ
*) Профессоръ Бэнъ, принимая правило Милля, выпускаетъ слова въ
скобкахъ безъ всякихъ объясненій. Повидимому, Милль не обратилъ на
нихъ вниманія. „Обстоятельство41 во всѣхъ примѣрахъ его представляетъ
собою антецедентъ. Формула Гѳршеля, которую Милль лишь передалъ, та-
кова: „если можемъ найти въ природѣ или сами проитаеети два случая,
которые во всемъ согласны между собою кромѣ одного частнаго обстоя-
тельства и только въ немъ различаются, то вліяніе этого обстоятельства
относительно произведенія явленія, если только оно вообще обладаетъ
.щсообностью вліять, должно обнаружиться въ нашемъ опытѣ11.
— 209 —
опыта представляются намъ до и послѣ эксперимента. Напримѣръ,
человѣкъ раненъ выстрѣломъ въ голову и падаетъ мертвымъ;
насъ интересуетъ явленіе смерти,—случай, гдѣ его нѣтъ, это со-
стояніе человѣка до полученія раны, а случай, гдѣ оно есть,—это
его состояніе послѣ полученія раны; единственнымъ ^различіемъ
здѣсь служитъ рана, которая появляется вслѣдствіе введенія но-
ваго фактора. Возьмите затѣмъ извѣстный опытъ съ монетой и
перомъ, имѣющій цѣлью показать, что сопротивленіе воздуха
является причиной большей медленности паденія пера на землю,
сравнительно съ монетой. Здѣсь изслѣдуется явленіе замедленія
паденія пера. Когда оба предмета бросаютъ одновременно подъ
колоколомъ воздушнаго насоса, изъ котораго воздухъ не выкачанъ,
то перо падаетъ внизъ послѣ монеты. Эго случаи, гдѣ данное
явленіе налицо. Мы затѣмъ выкачиваемъ воздухъ изъ подъ коло-
кола, и тогда и монета и перо падаютъ одновременно. Это случай,
гдѣ даннаго явленія нѣтъ налицо. Единственное различіе между
двумя случаями составляетъ воздухъ, который мы удаляемъ для
опредѣленія причины явленія.
Правило Милля изложено такъ, что примѣняется одинаково
какъ къ тому случаю, когда обстоятельство, имѣющее то или дру-
гое значеніе, вводится въ сумму условій, такъ и къ тому, когда
оно изъ нея исключается. Но оно можетъ повлечь за собой недо-
разумѣніе, потому что вызываетъ представленіе о томъ, будто два,
необходимые для изслѣдованія, случая образуютъ двѣ отдѣльныя
группы условій; это лучше всего видно изъ того, что Милль самъ
сбился, когда говорилъ о примѣненіи своего метода къ соціальнымъ
изслѣдованіямъ, напримѣръ, къ изученію вопроса о вліяніи про-
текціонизма на національное богатство странъ. „Для того чтобы11,
говоритъ онъ, „воспользоваться самымъ совершеннымъ методомъ
экспериментальнаго изслѣдованія, именно методомъ различія, намъ
нужно найти два случая, которые во всемъ между собою сходны,
кромѣ одного частнаго обстоятельства, насъ интересующаго. Вы
должны представить себѣ двѣ націи, у которыхъ совершенно оди-
наковы всѣ ихъ естественныя преимущества и невыгоды, которые
сходны между собою во всѣхъ физическихъ и моральныхъ каче-
ствахъ, — обычаяхъ, нравахъ, законахъ и учрежденіяхъ; онѣ
должны различаться лишь въ одномъ обстоятельствѣ: одна нація
имѣетъ покровительственный тарифъ, а другая его не имѣетъ11.
Такъ какъ невозможно представить себѣ два такихъ случая, то
Милль рѣшилъ, что къ соціальнымъ изслѣдованіямъ методъ разли-
чія непримѣнимъ. Но на дѣлѣ вовсе не нужно имѣть двухъ націй,
для того чтобы получить необходимые случаи; достаточно пред-
ставить себѣ одну и ту же націю, которая сначала не имѣетъ того
или другого закона или учрежденія, а затѣмъ вводить ихъ. Дѣй-
ствительное затрудненіе, какъ мы увидимъ ниже, заключается въ
томъ, чтобы удовлетворить главному условію: оба случая должны
различаться только въ одномъ обстоятельствѣ. Каждое новое за-
коноположеніе можно было бы изучать опыінымъ путемъ согласно
ІІндукг. И	ЛОГИК».	14
— 210 —
методу различія, если бы всѣ обстоятельства, кромѣ его, остава-
лись неизмѣнными, пока не проявятся его результаты. Но такъ
какъ это бываетъ рѣдко или даже вовсе никогда нѳ бываетъ, то
наблюденіе въ области соціальныхъ изслѣдованій представляется
пли очень труднымъ или невозможнымъ, и простой методъ разли-
чія приходится дополнять другими пріемами.
Введеніе или исключеніе какого-либо обстоятельства пред-
ставляетъ собою типичный способъ примѣненія принципа метода
различія; однако, имъ можно пользоваться также и для сравненія
дѣйствій различныхъ факторовъ, которые можно вводить одинъ
за другимъ въ совершенно одинаковыя обстоятельства. Простой
примѣръ представляютъ земледѣльческіе опыты Джемисона, предпри-
нятые съ цѣлью опредѣлить вліяніе различныхъ способовъ удобренія,
навозомъ и суперфосфатомъ, на урожаи. Джемисонъ употребляетъ
всѣ старанія къ тому, чтобы въ предшествующихъ обстоятель-
ствахъ по возможности не произошло никакого измѣненія, исклю-
чая того, когорое наблюдается въ результатѣ вліянія того или
другого фактора, подлежащаго изслѣдованію. Джемисонъ выби-
раетъ поле съ однообразной почвой и поверхностью и дѣлитъ его
на участки; затѣмъ онъ равномѣрно осушаетъ его, такъ чтобы
повсюду была одинаковая степень влажности; для посѣва тща-
тельно сортируются сѣмена. Въ промежуткѣ между посѣвомъ и
созрѣваніемъ растенія, всѣ участки подвержены вліянію одинако-
выхъ атмосферныхъ условій. Такимъ образомъ, на практикѣ каж-
дый участокъ можно разсматривать, какъ сумму одинаковыхъ
условій, и всякое различіе въ результатѣ мы имѣемъ право съ
достаточной вѣроятностью приписать вліянію единственнаго раз-
личія въ антецедентахъ, т. е. вліянію сравнительныхъ между со-
бою способовъ удобренія.
П. Примѣненіе принципа единственнаго различія.
Принципъ, въ силу котораго мы относимъ явленіе къ един-
ственному измѣненію, непосредственно замѣченному въ предше-
ствующихъ обстоятельствахъ, — измѣненію, повліявшему въ из-
вѣстномъ смыслѣ на результатъ,—такъ простъ и такъ часто всѣми
употребляется, что сразу даже не видно, въ чемъ тутъ возможно
затрудненіе или ошибка. Если мы не представимъ себѣ ясно, какъ
трудно получить точное значеніе даже на основаніи столь простого
принципа и насколько при этомъ необходимо быть осторожнымъ,
то мы легко станемъ преувеличивать значеніе метода единствен-
наго различія и вообразимъ, что съ нимъ можно пойти далеко,
дальше, нежели на самомъ дѣлѣ. Изслѣдователь долженъ знать,
какъ примѣнять принципъ р зличія; одинъ какой-либо случай со
всѣми необходимыми предосторожностями можетъ занять цѣлые
дни или недѣли, и все же ученый мало подвинется на пути къ
пріобрѣтенію знанія.
Когда обстоятельства просты, и слѣдствіе наступаетъ тот-
— 211 —
часъ, когда, напримѣръ, горячая вода закипаетъ или ударъ пал-
кой разбиваетъ стекло, то сомнѣніи въ существованіи причинной
связи но можетъ быть, хотя многое остается еще изслѣдовать,
прежде чѣмъ можно дать отвѣтъ на всѣ вопросы: „почему". Но и
простая послѣдовательность явленій можетъ быть неясной. Мы мо-
ж мъ ввести нѣсколько факторовъ, не зная того, и если между
началомъ опыта и появленіемъ результата проходитъ извѣстный
промежутокъ времени, то могутъ явиться другіе факторы, по-
мимо насъ.
Мы должны точно знать, что именно мы вводимъ, знать всѣ
обстоятельства, съ которыми намъ приходится имѣть дѣло. Мы
склонны игнорировать существованіе такихъ антецедентовъ, кото-
рые дѣйствительно вліяютъ на результатъ. Напримѣръ, человѣкъ
разгоряченный во время жатвы полевой работой, быстро выпиваетъ
стаканъ воды и падаетъ мертвымъ. Несомнѣнно, что причиной
смерти въ данномъ случаѣ является выпитый работникомъ ста-
канъ воды, но, возможно, что повліяло не качество или количе-
ство жидкости, а ея температура; этотъ факторъ тоже былъ вве-
денъ въ сумму условій явленія, наряду съ извѣстнымъ количе-
ствомъ частицъ жидкости. Заваривая чай, мы всыпаемъ извѣстное
количество чая въ извѣстное количество кипятка. Но температура
чайника тоже играетъ роль въ дѣлѣ образованія настоя. То же
слѣдуетъ сказать и о химическихъ опытахъ; тамъ, гдѣ можно
было ожидать, что результатъ зависитъ только отъ того, въ ка-
кой пропорціи входятъ ингредіенты, на самомъ дѣлѣ вліяло нѳ
только количество ихъ, но и степень теплоты, выдѣлявшейся при
соединеніи. Прежде чѣмъ примѣнять принципъ е ишственнаго раз-
личія, необходимо убѣдиться въ томъ, что меж,., сравниваемыми
случаями разница заключается лишь въ одномъ обстоятельствѣ.
Воздушный насосъ былъ изобрѣтенъ незадолго до основанія
лондонскаго королевскаго общества (Еоуаі Восіѳѣу), и члены обще-
ства дѣлали много опытовъ съ этимъ новымъ способомъ изолиро-
ванія фактора и опредѣленія его свойствъ. Напримѣръ, подъ ко-
локолъ помѣщали живыя существа и выкачивали воздухъ; живот-
ныя быстро умирали. Такъ какъ отсутствіе воздуха въ данномъ
случаѣ было единственнымъ различіемъ, то такимъ путемъ была
доказана необходимость воздуха для жизни. Но воздухъ—сложный
факторъ, и когда былъ найденъ способъ разлагать его на состав-
ные элементы, то путемъ опыта были опредѣлены свойства кисло-
рода и углекислоты отдѣльно.
Хорошій примѣръ того, какъ трудно исключить всѣ фак-
торы, кромѣ наблюдаемаго, и удостовѣриться, что ни одинъ изъ
нихъ нѳ входитъ въ сумму условій явленія, представляютъ опыты,
производившіеся въ связи съ теоріей самопроизвольнаго зарожденія.
Надлежало разрѣшить вопросъ, возникаетъ ли когда-либо жизнь
безъ посредства живыхъ зародышей. Методъ изслѣдованія заклю-
чался въ томъ, что тщательно удаляли всѣ зародыши изъ какого-
либо аггрегата неорганическихъ элементовъ и наблюдали, не воз-
14*
__ 212___
никнетъ ли въ немъ жизнь. Если бы хотя въ одномъ случаѣ-
можно было навѣрное сказать, что никакихъ зародышей не суще-
ствовало, то мы доказали бы, что, по крайней мѣрѣ въ этомъ
случаѣ жизнь зародилась самопроизвольно.
Трудность обусловливается здѣсь тонкостью наблюдаемаго
фактора. Идею самопроизвольнаго зарожденія личинокъ въ гнію-
щемъ мясѣ сравнительно легко было опровергнуть. Нашли, что
когда мухи не могутъ садиться на мясо изъ-за проволочной сѣтки,
то личинки не появляются. Но по отношенію къ микроорганиз-
мамъ доказательство становится труднѣе. Зародыши не видны, и
удостовѣриться въ томъ, что они удалены, трудно. Французскій
экспериментаторъ Пуше думалъ, что ему удалось установить слу-
чаи несомнѣннаго самопроизвольнаго зарожденія. Онъ взялъ на-
стой изъ растительныхъ веществъ, прокипятилъ его до темпера-
туры, при которой погибаютъ всякіе зародыши жизни, и гермети-
чески закупорилъ жидкость въ стеклянные сосуды. По прошествіи
извѣстнаго времени микроорганизмы появились. Сомнѣніе въ томъ,
чтобы они дѣйствительно возникли самостоятельно, обусловлива-
лось двумя причинами: во-первыхъ, неизвѣстно было, всѣ ли за-
родыши погибли при кипяченіи, а во-вторыхъ зародыши могли по-
пасть въ жидкость до появленія въ ней жизни. При опытахъ Пуше
приходилось опускать горлышко сосудовъ въ ртуть. Когда Пастеръ
повторилъ эти опыты, ему пришло въ голову, что зародыши
могли проникнуть черезъ посредство атмосфэрной пыли къ по-
верхности ртути. Онъ потомъ подтвердилъ свое предположеніе;
когда поверхность ртути была тщательно очищена, никакой жизни
въ сосудахъ не появлялось.
Примѣненіе принципа единственнаго различія въ повседнев-
ной жизни человѣчества не имѣетъ большого значенія вслѣдствіе
чрезвычайной сложности явленій, трудности опытовъ и склонности
къ предразсудкамъ. Конечно, нельзя отрицать, что люди и обще-
ства людей находятся подъ вліяніемъ обстоятельствъ; это вліяніе
обстоятельствъ, если вообще оно подлежитъ изслѣдованію, необхо-
димо изучать при помощи наблюденія фактовъ. Наблюденіе послѣ-
довательности явленій должно составлять часть, по крайней мѣрѣ.,
одного изъ методовъ изслѣдованія причины и слѣдствія. Мы
должны прослѣдить, что будетъ, если прибавить новые факторы
къ суммѣ условій, раньше существовавшихъ. Но мы рѣдко мо-
жемъ, илп, пожалуй, вовсе никогда не можемъ, сдѣлать рѣшитель-
наго вывода на основаніи одной пары случаевъ, т. е. получить
ясное различіе въ результатѣ, которому соотвѣтствуетъ единствен-
ное различіе въ антецедентахъ. Простой методъ введенія илп
исключенія фактора въ данномъ случаѣ оказывается практически
непримѣнимымъ. Мы не можемъ произвести съ человѣкомъ такого
опыта, который соотвѣтствовалъ бы помѣщенію его въ гермети-
чески закупоренный сосудъ. Всякій человѣкъ пли человѣческое
общество, которыхъ мы наблюдаемъ, вѣроятно, испытываютъ много-
численныя вліянія. Каждое изъ этихъ вліяній вноситъ свою долю
— ‘213 —
въ общій итогъ наблюдаемаго нами измѣненія; но какъ разъеди-
нить ихъ? Посмотрите, напримѣръ, насколько невозможно въ каж-
домъ отдѣльномъ случаѣ, пользуясь методомъ единственнаго раз-
личія. доказать, что дурное знакомство портитъ характеръ чело-
вѣка. Можно, конечно, наблюдать нравственную порчу подъ влія-
ніемъ дурного знакомства, но какъ убѣдиться въ томъ, что не
было иного развращающаго вліянія, что за извѣстное время не
ѵспѣла развиться первоначальная безнравственность даннаго субъ-
екта? Впрочемъ, и такія положенія, касающіяся причинной зависи-
мости въ области морали, могутъ быть доказаны путемъ опыта съ
достаточной вѣроятностью. Тутъ только нужны болѣе широкія на-
блюденія, нежели какія принимаетъ въ соображеніе методъ разли-
чія въ тѣсномъ смыслѣ. Мы должны наблюдать много случаевъ
совпаденія между дурными знакомствами и нравственной порчей
людей и затѣмъ принять это во вниманіе при еще болѣе широ-
кихъ наблюденіяхъ надъ взаимнымъ вліяніемъ лю (ей другъ на
друга:
Очевидно, что простой методъ различія непримѣнимъ также
п къ изслѣдованію причинной зависимости соціальныхъ явленій.
Изданіе новаго закона или отмѣна стараго представляютъ собою
введеніе новаго фактора, но вліяніе его переплетается съ вліяніями
другихъ факторовъ, дѣйствующихъ одновременно. Такъ, профес-
соръ Кэрнсъ (Саігпез), по поводу введенія высокаго покровитель-
ственнаго тарифа въ Соединенныхъ Штатахъ въ 1861 году, замѣ-
чаетъ, что, прежде чѣмъ могли обнаружиться его результаты въ
торговлѣ и промышленности страны, произошли слѣдующія со-
бытія: 1) великая гражданская воина, во время которой погибло
множество капиталовъ; 2) образованіе крупнаго національнаго
долга послѣ войны и увеличеніе налоговъ; 3) выпускъ бумажныхъ
денегъ, которыя не размѣнивались на золото и серебро, и потому
вызвали колебаніе цѣнъ и заработной платы; 4) открытіе боль-
шихъ минеральныхъ богатствъ и нефтяныхъ источниковъ, 5) ши-
рокое развитіе желѣзнодорожнаго дѣла. Очевидно, что въ такихъ
случаяхъ необходимо обратиться къ другимъ методамъ, а не къ
методу различія, прежде чѣмъ можно составить удовлетворительное
понятіе о фактахъ, подвергшихся наблюденію. И все же изслѣдо-
ватель стремится главнымъ образомъ изолировать результаты от-
дѣльныхъ факторовъ.
— 211 —
ГЛАВА V.
Методы наблюденія. — Исключеніе *)• — Единственное
сходство.
I.—Принципъ исключенія.
Сущность того, что Милль называетъ „методомъ согласія*
заключается въ исключеніи (ѳіітіиаѣіоп) * 2) случайныхъ, несуще-
ственныхъ антецедентовъ явленія. Методъ этотъ примѣняется тогда,
когда намъ дано слѣдствіе, и мы должны открыть его причину.
Въ данномъ случаѣ мы отправляемся отъ слѣдствія и восходимъ
къ его антецедентамъ. Мы сначала производимъ анализъ антеце-
дентовъ, разсматриваемъ цѣпь всѣхъ обстоятельствъ, наблюдав-
шихся до появленія слѣдствія. Затѣмъ мы разсматриваемъ другіе
случаи, въ которыхъ встрѣчается то же самое слѣдствіе, а также
и другіе примѣры соединенія различныхъ антецедентовъ; тогда мы
получаемъ возможность установить принципъ, что всякій антеце-
дентъ, при отсутствіи котораго явленіе возникло или при налич-
ности котораго оно не произошло, можно оставить въ сторонѣ,
какъ случайный, какъ несущественный. Таковъ руководящій прин-
ципъ даннаго метода, какъ „метода наблюденія*.
Положимъ, напримѣръ, изслѣдуется причина распространенія
зоба. Случаи этой болѣзни собраны медицинскими наблюденіями
во всѣхъ странахъ за много лѣтъ. Почему въ однихъ мѣстностяхъ
она пріобрѣтаетъ эндемическій характеръ, а въ другихъ нѣтъ? Мы
предполагаемъ, что причина, какова бы она ни была, должна за-
ключаться въ томъ или другомъ обстоятельствѣ, общемъ всѣмъ
мѣстностямъ, гдѣ зобъ распространенъ. Если такое обстоятельство
сразу можно найти, то на основаніи повторнаго совпаденія мы мо-
жемъ заключить, что между нимъ и болѣзнью существуетъ отно-
шеніе причинной зависимости; затѣмъ мы будемъ продолжать наше
изслѣдованіе о природѣ этой зависимости. Но если такого общаго
обстоятельства сразу нельзя найти, то, приступая къ изслѣдова-
нію, мы исключаемъ всѣ случайныя условія, которыя бываютъ на
лицо въ однихъ случаяхъ, а въ другихъ отсутствуютъ. Одна изъ
У Минто употребляетъ терминъ „е1ітіпаііоп“, происходящій отъ ла-
тинскаго слова „1ітеп“—порогъ; т. ѳ. выдѣленіе за „порогъ“, изъ сферы
доказательства.	ІІрим. перев.
2) „Исключеніе“ или оставленіе въ сторонѣ случайныхъ антецеден-
товъ не слѣдуетъ смѣшивать съ выдѣленіемъ факторовъ въ методѣ раз-
личія. Мы употребляемъ этотъ терминъ въ его обыкновенномъ смыслѣ;
„исключеніе“ значитъ—выдѣленіе изъ сферы доказательства. Страннымъ
образомъ, профессоръ Бэнъ, слѣдуя Миллю, примѣняетъ терминъ „исклю-
ченіе“ въ смыслѣ изолированія или выдѣленія причиннаго обстоятельства.
Ѳто—небрежное отклоненіе отъ общепринятой терминологіи, въ силу ко-
торой „исключеніе“ означаетъ оставленіе безъ разсмотрѣнія какого-либо
обстоятельства, какъ не имѣющаго существеннаго значенія.
— 215 —
самыхъ раннихъ теорій признавала, что распространеніе зоба свя-
зано съ высотою мѣстности и очертаніями ея почвы, такъ какъ
нѣкоторые извѣстные очаги болѣзни представляли собою глубокія
горныя долины, куда почти не проникалъ воздухъ или вѣтеръ и
почва была болотистая и влажная. Но дальнѣйшія наблюденія по-
казали, что во многихъ долинахъ, которыя не были ни уже ни
глубже другихъ, зобъ тоже встрѣчался; такъ, напримѣръ его нашли
въ такой широкой и открытой долинѣ, какъ Аарская. Не заклю-
чаѳтся-ли суть дѣла въ геологическомъ строеніи почвы? Эту тео-
рію тоже пришлось оставить, потому что зобъ часто встрѣчается
въ однихъ деревняхъ и щадитъ другія, хотя геологическое строе-
ніе почвы и тутъ и тамъ совершенно одинаково. Не связано-ли
распространеніе зоба съ тѣми или другими качествами питьевой
воды? Въ частности, не благопріятствуетъ-ли развитію болѣзни
присутствіе въ водѣ извести или магнезіи? Эту теорію сильно за-
щищали, и нѣкоторые источники характеризовали, какъ разсад-
ники зоба. Однако, источники въ нѣкоторыхъ центрахъ распро-
страненія зоба не обнаруживаютъ и слѣда магнезіи. Сравнительный
иммунитетъ береговыхъ мѣстностей навелъ на мысль, что причи-
ной распространенія зоба является, пожалуй, недостатокъ іода въ
водѣ для питья и въ воздухѣ, и въ пользу такого предположенія
приводили много примѣровъ. Дальнѣйшія изслѣдованія показали,
что іодъ въ значительномъ количествѣ содержится въ воздухѣ, въ
водѣ и въ растительности тѣхъ мѣстъ, гдѣ зобъ сильно распро-
страненъ; между тѣмъ, на островъ Кубѣ, гдѣ нѣтъ и слѣда іода
ни въ воздухѣ ни въ водѣ.—зобъ совершенно неизвѣстенъ. Послѣ
ряда наблюденій, въ которыхъ всѣ мѣстныя условія исключались,
Гиршъ пришелъ къ выводу, что истинной причиной болѣзни дол-
женъ быть какой-либо ядъ, и что зобъ, какъ эпидемическую бо-
лѣзнь, слѣдуетъ причислить къ разряду инфекціонныхъ заболѣ-
ваній *).
Если то или другое обстоятельство наступаетъ или исчезаетъ,
не оказывая при этомъ вліянія на данное явленіе, то между ними
нѣтъ никакой причинной зависимости; — таковъ отрицательный
принципъ, согласно которому всегда дѣйствуетъ здравый смыслъ,
разграничивая событія, случайно совпадающія во времени. Птица
поетъ у нашего окна, и въ то же время на каминѣ тикаютъ часы.
Часы не начинаютъ тикать тогда, когда птица начинаетъ пѣть, и
не перестаютъ тикать, когда птица улетаетъ. Если часы остано-
вятся, и мы пожелаемъ изслѣдовать причину этого явленія, то
всякое предположеніе о существованіи причинной связи между
фактомъ остановки часовъ и прекращеніемъ пѣнія птицы, мы безу-
словно отвергнемъ. Это обстоятельство мы исключимъ изъ нашего
изслѣдованія, потому что изъ другихъ наблюденій мы знаемъ, что
оно лишь случайно сопутствуетъ данному явленію. Отвѣтъ Гот-
тона т	,-Сгео§гарЬіса1 апй Нізіогісаі Раі1іс1о§у“, переводъ Крей-
— ‘21(5 —
спура Глендоверу (стр. 200) былъ основанъ на этомъ принципѣ.
Если поэтическое чувство или суевѣріе отвергаютъ приговоръ
здраваго смысла или науки, то потому, что воображаютъ существо-
ваніе причинной связи, недоступной наблюденію; говорятъ, напри-
мѣръ, что часы дѣда навсегда остановились, когда онъ умеръ.
И.—Принципъ единственнаго сходства.
Процессъ примѣненія „метода согласія41 Милля состоитъ въ
исключеніи случайныхъ антецедентовъ или сопровождающихъ об-
стоятельствъ, пока не останется только одно изъ нихъ. Харак-
теръ доказательства, основаннаго на методѣ согласія, выяснится
для насъ, если мы спросимъ: до какихъ предѣловъ нужно довести
исключеніе, для того чтобы доказать существованіе причинной
связи? Отвѣтъ будетъ слѣдующій: „до тѣхъ поръ, пока мы не
исключимъ всѣхъ обстоятельствъ, кромѣ одного. „Мы должны уве-
личивать число наблюденій явленія, пока не установимъ, что изъ
всѣхъ антецедентовъ, кромѣ даннаго, ни одинъ не можетъ быть
причиной явленія". Мы должны принять въ соображеніе всѣ анте-
цеденты и на основаніи наблюденій притти къ выводу, что всѣ
они, кромѣ одного, имѣютъ случайное значеніе.
Если всѣ антецеденты явленія, кромѣ одного, могутъ отсутст-
вовать, не уничтожая этимъ явленія, то этотъ одинъ антецедентъ
находится въ отношеніи причинной связи съ явленіемъ, подъ усло-
віемъ, что приняты были всѣ мѣры къ тому, чтобы никакихъ
другихъ обстоятельствъ, кромѣ принятыхъ во вниманіе, на лицо
не оказалось.
Правило Милля по существу тождественно съ этимъ:—•
Если два или болѣе случаевъ явленія, подлежащаго изслѣдованію,
имѣютъ лишь одно обстоятельство общимъ, то это единственное
обстоятельство, въ которомъ всѣ случаи между собою сходны,
составляетъ причину [или слѣдствіе) даннаго явленія.
Формула Гершеля, на которой основано это правило, гласитъ
слѣдующее: „Всякое обстоятельство, въ которомъ сходны всѣ факты
безъ исключенія, можетъ быть искомой причиной, или, по крайней
мѣрѣ, побочнымъ слѣдствіемъ этой причины; если пунктъ сходства
является единственнымъ, то возможность превращается въ досто-
вѣрность.
Всѣ изслѣдуемые случаи должны быть сходными въ одномъ
обстоятельствѣ; отсюда и методъ носитъ названіе „метода согласія41.
Но доказательство основано не просто на сходствѣ, а на сходствѣ
въ одномъ обстоятельствѣ въ связи съ различіемъ во всѣхъ осталь-
ныхъ, если только мы убѣждены въ томъ, что всѣ обстоятельства
подверглись нашему наблюденію. Доказательство составляется
именно благодаря единственному сходству, которое здѣсь играетъ
— 217 —
точно такую же роль, какую въ методѣ различія — единственное
различіе ').
Говорили, что методъ согласія Милля въ концѣ концовъ сво-
дится къ „Ішінсііо рег епшпегаѣіопет еітріісет11, а онъ вѣдь
самъ говорилъ, что этотъ пріемъ неправильно называется „индук-
ціей11. Но это не совсѣмъ такъ. Не доразумѣніе, вѣроятно, возникло,
потому что Милль назвалъ свой методъ просто „методомъ согласія11,
тогда какъ слѣдовало его назвать „методомъ единственнаго согла-
сія11, подчеркнувъ, такимъ образомъ, значеніе процесса исключе-
нія всѣхъ случайныхъ обстоятельствъ, пока нѳ останется одно.
Правда, въ нашихъ наблюденіяхъ мы совершаемъ индукцію черезъ
простое перечисленіе. Исключая случайныя обстоятельства, мы въ
то же время обобщаемъ. Увеличивая число случаевъ даннаго явле-
нія. съ цѣлью исключенія всего несущественнаго, мы по необхо-
димости въ то же время увеличиваемъ число такихъ случаевъ, въ
которыхъ истинная причина, если только она одна, есть налицо.
Антецедентъ, заключающій въ себѣ истинную причину, долженъ
быть всегда налицо, когда возникаетъ являніе, и, такимъ обра-
зомъ, мы можемъ установить, путемъ нашихъ исключающихъ на-
блюденій, единообразіе связи между двумя фактами.
Возьмите, напримѣръ, изслѣдованіе Рожера Бэкона о про-
исхожденіи цвѣтовъ радуги. Сначала онъ, повидимому, хотѣлъ
связать явленіе радуги съ кристаллическими веществами, вѣроятно,
потому что былъ убѣжденъ въ существованіи кристаллической
тверди, которая по тогдашнимъ предположеніямъ окружала вселен-
ную. Бэконъ нашелъ, что цвѣта радуги появляются при прохож-
деніи свѣта чрезъ шестигранные кристаллы. Но затѣмъ, при даль-
нѣйшихъ наблюденіяхъ, онъ нашелъ, что прохожденіе свѣта черезъ
другія прозрачныя среды тоже сопровождается явленіемъ радуги.
Онъ нашелъ цвѣта радуги въ капляхъ росы, въ брызгахъ водо-
пада, въ капляхъ воды, разлетающихся по воздуху при греблѣ
веслами. Б н;онъ исключилъ тогда гипотезу кристалловъ и устано-
вилъ эмпирическій законъ, что прохожденіе свѣта черезъ прозрач-
ную среду шаровидной или призматической формы служитъ при-
чиной появленія цвѣтовъ радуги 2).
і становленіе постоянныхъ антецедентовъ можетъ, такимъ об-
разомъ, итти рука объ руку съ опредѣленіемъ анцедентовъ измѣ-
няющихся; исключеніе просто суживаетъ область изслѣдованія. Но
доказательство, изложенное въ правилѣ Милля, зависитъ не только
отъ постояннаго присутствія какого-либо антецедента или сопут-
’) Названія: „различіе11 и „сходство", хотя и простыя, могутъ смутить
начинающихъ, потому что въ методѣ различія случаи обладаютъ наиболь-
шимъ сходствомъ и наименьшимъ различіемъ, а въ методѣ согласія какъ
разъ наоборотъ. Въ обоихъ методахъ сущность доказательства заключается
въ изолированіи связи между антецедентомъ п слѣдствіемъ.
2) Что радуга на небѣ происходитъ благодаря прохожденію свѣта
сквозь мелкія водяныя капли въ облакахъ, было выведено изъ этого еди-
нообразія, постоянно наблюдавшагося.
— 218 —
ствующаго обстоятельства; необходима еще увѣренность въ томъ, что
всѣ обстоятельства, которыя могли бы имѣть вліяніе, подверглись
нашему наблюденію. Только при такомъ условіи, мы можемъ быть
увѣрены, что всѣ случаи имѣютъ лишь одно общее обстоятельство.
Правда, указанное условіе настолько трудно выполнить, что
доказательство причинной связи, согласно правилу Милля, практи-
чески представляется невозможнымъ. Ни въ одномъ изъ обычныхъ
примѣровъ оно не соблюдено. Недостатокъ незамѣтенъ благодаря
тому, что какъ исключевіе, такъ и положительное наблюденіе прос-
того сходства илп однообразнаго сосуществованія во всякомъ слу-
чаѣ полезны и плодотворны при изслѣдованіи причины, хотя и не
даютъ такого полнаго доказательства, о которомъ говоритъ „пра-
вило11 Милля. Такъ, при изслѣдованіи причины распространенія
зоба, исключеніе все же удовлетворяетъ извѣстнымъ цѣлямъ, хотя
результаты получаются чисто отрицательные. Изслѣдователь удо-
стовѣряетъ, что появленіе зоба не обусловливается никакими мѣст-
ными причинами, доступными непосредственному наблюденію,—ни
высотою мѣстности, ни температурой, ни климатомъ, ни почвой,
ни водой, ни соціальными условіями, ни привычками; при этомъ
область изслѣдованія сокращается, что, конечно, облегчаетъ задачу
дальнѣйшихъ изысканій. Даже частое повтореніе, а тѣмъ болѣе
постоянное сопутствованіе вызываетъ предположеніе о существо-
ваніи причинной связи, и такого рода изслѣдованія полезны въ
качествѣ предварительныхъ развѣдокъ. Прежде всего, у изслѣдо-
вателя, которому приходится оперировать съ массой случаевъ
какого-либо явленія, возникаетъ вопросъ: „что у нихъ есть общаго?1'
Если онъ находитъ, что одно какое-либо обстоятельство неизмѣнно
или даже часто бываетъ налицо, то, хотя бы и не могъ доказать,
что у случаевъ даннаго явленія нѣтъ другихъ общихъ обстоя-
тельствъ, какъ того требуетъ правило единственнаго сходства, все
же презумпція причинной зависимости достаточно крѣпка для того
чтобы на ней можно было съ увѣренностью строить дальнѣйшія
изысканія. Если изслѣдователь встрѣчаетъ заболѣванія съ извѣст-
ными симптомами въ цѣломъ рядѣ семействъ и узнаетъ, что всѣмъ
э-іимъ семействамъ доставляется молоко изъ одного и того же
источника, то хотя заключенія о существованіи причинной связи
въ данномъ случаѣ нельзя сдѣлать сразу, однако фактъ этотъ мо-
жетъ служить достаточнымъ основаніемъ для анализа молока съ
цѣлью опредѣленія, не входятъ ли въ его составъ ядовитые ин-
гредіенты.
Такимъ образомъ, хотя установленіе общаго антецедента не
приводитъ къ точному доказательству, оно все же можетъ указать на
существованіе причинной связи, не опредѣляя ея сущности. На-
блюденія Рожера Бэкона показали, что появленіе цвѣтовъ радуги
было связано съ прохожденіемъ свѣта черезъ прозрачныя тѣла
шаровидной или призматической формы. Ньютону осталось при
помощи другихъ методовъ доказать, что бѣлый цвѣтъ состоитъ
изъ лучей, и что эти лучи различно преломляются при прохожде-
— 219 —
ніи черезъ прозрачную среду. Другимъ примѣромъ того, насколько
важно простое сходство, открываемое среди разнообразныхъ объ-
стоятельствъ явленія, можетъ служить изслѣдованіе причины росы
Уэлльса. Сравнивая многочисленные примѣры появленія росы безъ
видимаго выпаденія влаги, Уэллі-еъ нашелъ, что во всѣхъ случаяхъ
наблюдается сравнительно низкая температура поверхности, на
которой замѣтна роса. Въ этомъ состояло все сходство, которое
ему удалось установить путемъ наблюденія; онъ не старался дока-
зать, что другихъ общихъ обстоятельствъ не было; открывъ, что
въ данномъ отношеніи всѣ случаи сходны между собою, онъ за-
тѣмъ попытался, пользуясь другими извѣстными фактами, опре-
дѣлить, какимъ образомъ низкая температура поверхности вліяетъ
на водяные пары сосѣдняго слоя воздуха. Уѳлльсъ не установилъ
своей „теоріи росы“ по методу согласія, но наблюденіе сходства
или общей черты въ массѣ случаевъ явилось одной изъ стадій
того процесса, при помощи которого онъ создалъ свою теорію.
Ш.—„Соединенный методъ согласія и различія41 у Милля.
Разсмотрѣвъ рядъ случаевъ, въ которыхъ встрѣчается извѣст-
ное явленіе, и найдя, что всѣмъ имъ предшествуетъ одно какое-
либо обстоятельство, мы можемъ затѣмъ перейти къ изученію тѣхъ
случаевъ, которые сходны въ иномъ отношеніи (іп рагі таіегіа,
какъ говоритъ профессоръ Фаулеръ), хотя въ нихъ данное явленіе
не наблюдается. Если во всѣхъ этихъ случаяхъ мы не встрѣтимъ
обстоятельства, обязательно сопутствующаго явленію, то сможемъ
вновь подтвердить предположеніе о существованіи причинной связи
меледу этимъ обстоятельствомъ и изслѣдуемымъ явленіемъ.
Принципъ этого метода, повидимому, изложенъ Миллемъ
подъ вліяніемъ изслѣдованій причинъ росы со стороны Уэлльса.
Уэлльсъ выставлялъ извѣстное число полированныхъ поверхностей
изъ разныхъ матеріаловъ и сравнивалъ тѣ ихъ нихъ, на которыхъ
оказывалось много росы, съ тѣми, на которыхъ росы было мало
или вовсе не было. Если бы онъ могъ имѣть двѣ поверхности,
совершенно одинаковыя во всѣхъ своихъ свойствахъ, кромѣ одного,
и одна изъ нихъ покрывалась бы росой, а другая—нѣтъ, то онъ
получилъ бы полное доказательство по принципу „единственнаго
различія44. Но это было невозможно, и Уэлльсъ въ своихъ пріемахъ
приблизительно руководился методомъ исключенія всѣхъ обстоя-
тельствъ, кромѣ одного, въ тѣхъ случаяхъ, когда поверхность по-
крывалась росой, а равно и тогда, когда росы не оказывалось.
Милль слѣдующимъ образомъ суммируетъ результаты опытовъ
Уэлльса: „Повидимому, случаи, въ которыхъ появлялось обиліе
росы, весьма разнообразные, сходились въ томъ, и насколько это
доступно наблюденію, только въ томъ одномъ, что поверхности илп
быстро лучеиспускали теплоту, или медленно ее проводили; опять
таки эти качества сходны исключительно въ томъ, что такъ илп
иначе тѣло, обладающее ими, быстрѣе теряетъ теплоту съ поверх-
— 220 —
ности, нежели можетъ возстановить ее извнутри. Напротивъ, тѣ
случаи, въ которыхъ вовсе не образуется роса, или появляется
въ ничтожномъ количествѣ, тоже крайне разнообразные, ни въ чемъ
между собою несходны (насколько это доступно наблюденію), кромѣ
того, что не обладаютъ указаннымъ свойствомъ. Такпмъ образомъ
мы, повидимому, опредѣлили характерную разницу между поверх-
ностями, на которыхъ появлялась роса, и поверхностями, на ко-
торыхъ ея не оказывалось. Въ данномъ случаѣ соблюдены условія,
необходимыя для примѣненія „косвеннаго метода различія “ или
..соединеннаго метода согласія и различія41. Правило этого метода
Милль изглагаѳтъ слѣдующимъ образомъ:—
Если два или болѣе случаевъ, въ которыхъ явленіе на-
ступаетъ, имѣютъ лишь одно общее обстоятельство, тогда
какъ два или болѣе случаевъ, въ которыхъ его нѣтъ, не
имѣютъ ничего общаго, кромѣ того, что въ нихъ отсутствуетъ
это обстоятельство,—то обстоятельство, въ которомъ только и
различаются двѣ группы случаевъ, представляетъ собою слѣд-
ствіе, или причину, или необходимую часть причины явленія.
На практикѣ никогда не удается достигнуть доказательства,
удовлетворяющаго требованіямъ теоретическаго образца. Изслѣдо-
ватели на дѣлѣ пользуются презумпціей, которую доставляетъ
„методъ согласія въ существованіи11 въ соединеніи съ „методомъ
согласія въ отсутствіи11, какъ говоритъ профессоръ Бэнъ. Если
найдено, что всѣ сильно пахнущія вещества сходны между собою
въ томъ, что легко окисляются, а болотный газъ или углеводородъ,
не имѣющій никакого запаха, не окисляется при обыкновенной тем-
пературѣ, то презумпція причинной связи между окисляемостыо и
пахучестью подтверждается, хотя бы намъ и не удалось исключить
всѣ обстоятельства, кромѣ одного этого, какъ изъ положительныхъ,
такъ и изъ отрицательныхъ примѣровъ даннаго явленія. Въ ни-
жеслѣдующихъ примѣрахъ профессора Фаулера тоже нѣтъ соот-
вѣтствія теоретическимъ требованіямъ метода Милля; есть лишь
усиленіе презумпціи благодаря двойному сходству. „Соединенный
методъ согласія и различія11 (или „косвенный методъ различія11,
или, какъ я предпочелъ бы выразиться, „двойной методъ согласія11)
постоянно примѣняется нами въ нашей житейской обстановкѣ. Я,
положимъ, постоянно заболѣваю какой-либо спеціальной формой
болѣзни, когда принимаю извѣстный родъ пищи; если же я пере-
стаю ее ѣсть, то прекращается мое нездоровье. Въ данномъ слу-
чаѣ я получаю двойную увѣренность въ томъ, что пища является
причиной моей болѣзни. Я, положимъ, замѣтилъ, что такое-то
растеніе въ изобиліи встрѣчается на какой-либо опредѣленной
почвѣ; если впослѣдствіи мнѣ не удается найти его ни на какой
другой почвѣ, то я убѣждаюсь, что въ этой почвѣ есть какіе-либо
химическіе элементы, пли особыя соединенія химическихъ элемен-
товъ, которыя являются въ высшей степени благопріятными, если
не необходимыми, для произрастанія даннаго растенія.
— 221 —
ГЛАВА VI.
Методы наблюденія.—Второстепенные методы.
I.—Сопутствующія измѣненія.
Всякое явленіе, которое какимъ-лпбо образомъ измѣняется,
когда измѣняется другое явленіе какимъ-либо особеннымъ образомъ,
составляетъ или причину или слѣдствіе этого явленія или связано
съ нимъ какимъ-либо фактомъ причинности.
Этотъ простой принципъ мы постоянно примѣняемъ при соеди-
неніи и раздѣленіи явленій. Если мы слышимъ, что какой-либс
звукъ усиливается или ослабѣваетъ одновременно съ тѣмъ, какъ
поднимается или прекращается вѣтеръ, то мы сразу связываемъ
эти два явленія. Мы можемъ и не знать, какова причинная связь,
но если два явленія измѣняются однообразно, то сразу возникаетъ
предположеніе, что одно находится въ прпчинной зависимости отъ
другого, или что оба представляютъ собою слѣдствія одной и той же
причины.
Принципомъ сопутствующихъ измѣненій воспользовался и
Уэлльсъ при изслѣдованіи причинъ появленія росы. Нѣкоторыя
тѣла являются худшими проводниками теплоты, нежели другія;
шероховатыя поверхности быстрѣе лучеиспускаютъ теплоту, нежели
гладкія. Уэлльсъ наблюдалъ различные проводники теплоты и раз-
личныя лучеиспусканія; онъ нашелъ, что количество осадковъ росы
пропорціонально медленности, съ которой проводятъ теплоту тѣла
пли быстротѣ, съ которой они ее лучеиспускаютъ. Онъ, такимъ обра-
зомъ, установилъ такъ называемую „школу интенсивности1' (Гершѳль),
между теплопроводностью и лучеиспусканіемъ тѣлъ, на которыхъ
появлялась роса, и количествомъ росы. Объяснялъ онъ свой законъ
тѣмъ, что въ плохихъ проводникахъ тепла поверхность быстрѣе
охлаждается, нежели въ хорошихъ, такъ какъ теплота медленнѣе
получается извнутрп. Точно также и шероховатыя поверхности
быстрѣе охлаждаются, потому что быстрѣе происходитъ лучеиспуска-
ніе теплоты. Но каково бы ни было объясненіе, фактъ измѣненій ко-
личества росы параллельно съ указанными свойствами тѣлъ, не-
сомнѣнно, наводилъ на мысль о существованіи между ними при-
чинной зависпмостп.
Необходимо помнить, что сопутствующія измѣненія сами по
себѣ указываютъ лишь на существованіе нѣкоторой причинной
связи. Природа этой связи должна быть установлена при помощи
другихъ методовъ, и вопросъ можетъ остаться неразрѣшеннымъ;
факты, между прочимъ, и служатъ той цѣли, чтобы, путемъ наблю-
денія, создавать проблемы. Такъ, наблюдалось замѣчательное сов-
паденіе между солнечными пятнами, сѣверными сіяніями и магнитными
бурями. Вѣроятно, эти явленія паходят -я въ причинной связп
— 222 —
между собою, но характера зависимости ихъ другъ отъ друга
наука еще нѳ открыла. Равнымъ образомъ, и въ другихъ наукахъ
извѣстныя свойства располагаются по школамъ интенсивности, и
всякое соотвѣтствіе между двумя скалами дѣлается предметомъ изслѣ-
дованія, наводя на мысль о существованіи въ данномъ случаѣ
причинной связи. Мы увидимъ ниже, какъ въ соціальныхъ изслѣ-
дованіяхъ сопутствующія измѣненія среднихъ даютъ матеріалъ
для постановки выводовъ.
Если два измѣняющихся факта могутъ быть точно измѣрены,
то сущность (гаііо) ихъ измѣненій, можно найти по методу единствен-
наго различія. Мы можемъ измѣнить антецедентъ и прослѣдить
соотвѣтствующее измѣненіе въ данномъ явленіи, стараясь при
етомъ, чтобы, нпкакой другой факторъ нѳ могъ повліять на ре-
зультатъ. Часто бываетъ, что вполнѣ исключить какой-либо факторъ
мы не въ состояніи; тогда мы удаляемъ его въ извѣстной степени,
доступной, измѣренію, и наблюдаемъ результатъ. Мы нѳ можемъ
вполнѣ устранить треніе, но чѣмъ оно слабѣе, тѣмъ большее
разстояніе пройдетъ данное тѣло подъ вліяніемъ воздѣйствія на
него со стороны одной и той же силы.
Пока сопутствующія измѣненія нѳ получили полнаго объясненія,
они представляютъ собою лишь эмпирическій законъ, и выводы,
распространяющіе ихъ примѣненіе за предѣлы наблюденій слѣдуетъ
дѣлать осторожно. „Параллельныя измѣненія44, говоритъ профессоръ
Бэнъ, „иногда прерываются критическими пунктами; такъ, отъ
теплоты тѣла расширяются, а около точки замерзанія наблюдается
обратное явленіе. Сила раствора не всегда соотвѣтствуетъ его
крѣпости; очень слабые растворы иногда обнаруживаютъ специ-
фическую силу, которой не имѣютъ вовсе болѣе сильные растворы.
Въ животномъ организмѣ пища и возбуждающія средства дѣйствуютъ
пропорціонально до извѣстныхъ предѣловъ, а затѣмъ дальнѣйшее
ихъ вліяніе задерживается особенностями въ структурѣ органовъ
живыхъ существъ..... Мы не всегда можемъ заключать отъ нем-
ногихъ элементовъ ряда къ цѣлому ряду, отчасти вслѣдствіе критиче-
скихъ пунктовъ, отчасти же вслѣдствіе развитія новыхъ силъ, кото-
рыхъ мы и не подозрѣвали, у крайнихъ предѣловъ. Сэръ Джонъ Гер-
шѳль замѣчаетъ, что еще очень недавно „эмпирически выведенныя
формулы упругости паровъ, сопротивленія жидкостей и. т. и. чуть-ли
не постоянно опровергали теоретическія конструкціи, которыя созда-
вались на почвѣ опыта44 *).
II.—Единственный остатокъ.
Если вычесть изъ какою-либо явленія ту частъ его, которая
согласно прежнимъ изслѣдованіямъ, оказывается слѣдствіемъ извѣ-
стныхъ антецедентовъ, то остатокъ явленія есть слѣдствіе осталъ-
гіыхъ антецедентовъ.
*) Ваіп, Доціс", т. II, стр. 61.
— 223 —
„Сложныя явленія, въ которыхъ нѣсколько причинъ дѣй-
ствуютъ параллельно другъ другу, въ противоположномъ направленіи
или совершенно независимо другъ отъ друга, производя сложный
результатъ, можно упростить, выдѣливъ слѣдствія всѣхъ извѣстныхъ
намъ причинъ, насколько позволяетъ природа даннаго случая,—
дедуктивнымъ путемъ или путемъ опыта; тогда придется объяснять
остальное явленіе. Современная наука прогрессируетъ главнымъ
образомъ, благодаря примѣненію этого метода. Большинство явленій
природы крайне сложны, и когда слѣдствія всѣхъ извѣстныхъ
причинъ точно опредѣлены и вычтены, то остающіеся факты пос-
тоянно проявляются въ формѣ совершенно новыхъ элементовъ ко-
торые приводятъ къ весьма важнымъ заключеніямъ44 *).
Очевидно, что методъ единственнаго остатка не принадлежитъ
къ числу основныхъ; имъ можно пользоваться съ большимъ успѣ-
хомъ при наблюденіяхъ, когда многое уже сдѣлано въ области
точнаго изученія факторовъ явленія и способовъ ихъ дѣйствія.
Величайшимъ торжествомъ этого метода было открытіе планеты
Нептунъ нѣсколько лѣтъ спустя послѣ того какъ Гѳршель напи-
салъ приведенный выше отрывокъ своего „Бізсоигзе44. Въ движеніи
планеты Уранъ замѣчены были нѣкоторыя пертурбаціи; орбита
его оказалась несоотвѣтствующей той, какая должна была бы
быть, судя по вычисленіямъ, основанныхъ на вліяніи извѣстныхъ
въ астрономіи небесныхъ тѣлъ. Эти пертурбаціи составляли оста-
токъ явленія. Предположили, что онѣ происходятъ отъ вліянія
какой-то неизвѣстной планеты, и два астронома, Адамсъ и Леверрье,
одновременно вычислили положеніе тѣла, которое могло объяснить
наблюдавшіяся отклоненія. Когда были направлены телескопы на
указанное ими мѣсто, то открыли планету Нептунъ. Это было въ
сентябрѣ 1846 года; еще до того, Сэръ Джонъ Гѳршель восторгался
перспективой будущаго открытія; выраженія его показываютъ,
насколько онъ вѣрилъ въ могущество метода остатка. „Мы видимъ
его44, говорилъ онъ, „какъ Колумбъ видалъ Америку съ береговъ
Испаніи. Его движенія мы ощущали, какъ дрожаніе вдоль гра-
ницы нашего анализа, и достовѣрность нашего опыта едва-ли усту-
паетъ личному наблюденію44 2)
Множество новыхъ элементовъ въ химіи было открыто при
помощи метода остатка. Напримѣръ, когда нашли спектры для
всѣхъ извѣстныхъ веществъ, то было признано, что каждое ве-
щество имѣетъ свой особый спектръ; линіи, не соотвѣтствующія
ни одному изъ извѣстныхъ веществъ, указывали на существованіе
неизслѣдованныхъ до тѣхъ поръ субстанцій и побуждали къ изыска-
ніямъ въ эгомъ направленіи. Такъ, Бунзенъ въ 1860 году открылъ
Два новыхъ щелочныхъ металла, цезій и рубидій. Онъ изслѣдовалъ
щелочи, оставшіяся послѣ испаренія значительнаго количества ми-
неральной воды изъ Дюркгейма. Изучая при помощи спектроскопа
*; НегзсЪёІ „СІ8еоигѳе“ § 158.
*) І)а Могдап, ,.Ви<і^сі оі Рага<1охез“, стр. 237.
— 224 —
пламя, которое давало эта особая соль или смѣсь солей, онъ
нашелъ какія-то свѣтлыя линіи которыхъ никогда раньше не наблю-
далъ, и которыхъ, какъ онъ зналъ, не давали ни, поташъ ни сода.
Тогда онъ приступилъ къ анализу смѣси, и въ концѣ концовъ
ему удалось выдѣлить изъ нея два новыхъ щелочныхъ вещества.
Получивъ ихъ каждый въ отдѣльности, онъ, конечно, воспользо-
вался методомъ различія и доказалъ, что они способны давать тѣ
именно спектральныя линіи, которыя возбудили его любопытство.
ГЛАВА VII.
Методъ объясненія.
Что мы должны прежде всего сдѣлать, если причина явленія
сложна? Мы описываемъ явленіе, стараясь найти ключъ для его
объясненія; мы внимательно разсматриваемъ всѣ обстоятельства,
съ цѣлью найти какой-либо способъ сближенія того, что затрудняетъ
насъ, съ тѣмъ, что намъ уже извѣстно. Вслѣдъ затѣмъ мы соста-
вляемъ догадку, предположеніе, или, выражаясь научнымъ языкомъ,
гипотезу. Мы упражняемъ нашъ умъ, 2ЙЖ5, воображеніе, все равно,
какъ бы ни называть это, и стараемся понять причину, которая,
по нашему мнѣнію, можетъ объяснить явленіе. Если нельзя сразу
сказать, что въ данномъ случаѣ дѣйствовала эта причина, то мы
должны разсмотрѣть, какія слѣдствія непремѣнно появились бы
въ результатѣ ея дѣйствія. Если такія слѣдствія оказываются на-
лицо, и если нѣтъ другого способа объяснить слѣдствіе въ связи
со всѣми сопровождающими его обстоятельствами, то мы заклю-
чаемъ, что наша догадка справедлива, что наша гипотеза доказана,
что мы нашли удовлетворительное объясненіе явленія.
Эти четыре ступени или стадіи можно различать во всѣхъ
болѣе или менѣе сложныхъ изслѣдованіяхъ причины. Онѣ соотвѣт-
ствуютъ четыремъ стадіямъ того, что Дживонсъ называетъ индук-
тивнымъ методомъ раг ехсёИепсе, именно: предварительному наблю-
денію, гипотезѣ, дедукціи и провѣркѣ. Такъ какъ слово „индукція44
ужъ слишкомъ часто употребляется, то, пожалуй, лучше было бы
назвать указанныя четыре стадіи „методомъ объясненія44. Слово
„индукція44, если имѣть в ввиду первоначальный, точно установлен-
ный его смыслъ, должно примѣняться лишь къ четвертой стадіи, про-
вѣркѣ, т ѳ. къ сопоставленію всѣхъ фактовъ для подтвержденія
гипотезы. Мы могли бы назвать методъ „ньютоновскимъ44, потому
что всѣ четыре стадіи его можно прослѣдить въ длинномъ процессѣ,
посредствомъ котораго Ньютонъ доказалъ свою теорію тяготѣнія.
Называть „индуктивнымъ методомъ44 просто всѣ четыре стадіи
умственнаго процесса, посредствомъ котораго мы переходимъ отъ
сомнѣнія къ удовлетворительному объясненію явленія, — значитъ
— 225 —
поощрять и безъ того широко распространенное недоразумѣніе.
Нѣтъ большей ошибки, чѣмъ думать, что въ научныхъ изслѣдо-
ваніяхъ играютъ роль только чувства. Нѣтъ другой ошибки, на
которою люди науки такъ досадовали бы, когда слышатъ ее отъ
лицъ, не имѣющихъ отношенія къ наукѣ. Тѣмъ не менѣе, ученые
отчасти сами способствовали распространенію такого взгляда, упо-
требляя терминъ „индукція44 въ неопредѣленномъ смыслѣ; въ дан-
номъ случаѣ они слѣдовали примѣру Бэкона, уклоняясь отъ тради-
ціоннаго употребленія слова „индукція44 и пользуясь имъ, какъ для
обозначенія процесса накопленія фактовъ,—собственно „наблюденія14,
такъ и для обозначенія „разсужденія14, упражненія ума, процесса
построенія удовлетворительныхъ гипотезъ. Въ видѣ реакціи про-
тивъ общераспространеннаго заблужденія, которому благопріят-
ствовалъ Бэконъ, теперь вошло въ моду говорить о роли „вообра-
женія44 въ наукѣ. Съ точки зрѣнія полемики это понятно. Въ обыч-
номъ своемъ значеніи понятіе „воображеніе44 соотвѣтствуетъ кон-
структивной способности въ наукѣ и, конечно, есть полное осно-
ваніе употреблять общепринятое слово, чтобы тѣмъ способствоватЕ.
всеобщему признанію истины. Однако, въ разговорной рѣчи сло-
вомъ „воображеніе44 обозначаютъ творческій геній въ изящныхъ
искусствахъ, и говорить о воображеніи въ наукѣ значитъ пред-
полагать, что наука имѣетъ дѣло съ фикціями, а Ньютонъ вѣдь
сказалъ: „НуроіНезез пои Гіп§ои 4). Въ борьбѣ за уваженіе публики
люди науки, пожалуй, правы, еслп присваиваютъ себѣ воображе-
ніе, но, въ интересахъ ясности понятій, логика должна сожалѣть,
что для защиты отъ обвиненія, возникшаго вслѣдствіе злоупотреб-
ленія однимъ терминомъ, ученые расширяютъ смыслъ другого тер-
мина столь же неправильно, и въ такой же мѣрѣ, рискуя впасть
въ недоразумѣніе.
Какъ бы ни называть это, но способность угадывать причины,
составлять вѣроятныя гипотезы, представлять себѣ прошлое поло-
женіе явленія или скрытыя, недоступныя наблюденію, условія, изъ
которыхъ получается явленіе,—такая способность принадлежитъ къ
числу наиболѣе важныхъ спеціальныхъ дарованій человѣка науки.
Благодаря именно ей въ наукѣ достигнуты были величайшіе успѣхи,—
сдѣланы были главныя открытія въ молярной и молекулярной фи-
зикѣ, біологіи, геологіи и вообще во всѣхъ отрасляхъ знанія. Мы
не должны слишкомъ настаивать на необходимое і и всѣхъ стадій въ
методѣ объясненія: иногда правильное объясненіе можно получить
сразу. Понятіе стадій полезно, главнымъ образомъ въ томъ отно-
шеніи, что выясняетъ различныя трудности въ изслѣдованіяхъ и
указываетъ на тотъ фактъ, что различные геніи обнаруживаютъ
различныя способности къ разрѣшенію тѣхъ или другихъ проблемъ.
Правильную гипотезу можно создать въ моментъ, какъ бы по
вдохновенію, но доказательства иногда требуютъ напряженнаго труда,
11 тѣ дарованія, которыя для этого необходимы, напримѣръ, огром-
*) „Я не выдумываю гипотезъ'1. Прим. перев.
Ицдук . и дедукт. логика.	15
— ‘<26 —
ныя математическія способности Ньютона при вычисленіи результа-
товъ гипотезы, терпѣніе Дарвина при провѣркѣ теорій, изобрѣ-
тательность Фарадея въ дѣлѣ постановки опытовъ,—все это великія
дарованія, могущія оказать услугу въ различныхъ стадіяхъ метода
объясненія. Но безъ оригинальности, безъ умѣнія создавать вѣроят-
ныя гипотезы, ничего не подѣлаешь.
Споръ между Миллемъ и Уэвеллемъ относительно мѣста и
значенія гипотезъ въ наукѣ,—въ сущности—споръ о словахъ. Милль
вовсе не умалялъ значенія гипотезъ и далъ ясное и отчетливое объ-
ясненіе условій доказательства ихъ. Но иногда онъ неосторожно
упоминалъ о „гипотетическомъ методѣ1' (подъ которымъ понималъ
собственно „методъ объясненія11); этотъ гипотетическій методъ пред-
ставляется какъ бы недостаточнымъ способомъ доказательства, и
наука обращается къ нему лишь тогда, когда „экспериментальными14
методами воспользоваться невозможно. Не стоитъ останавливаться
на вопросѣ о томъ, дѣйствительно-ли слова Милля имѣли такой
смыслъ, но очевидно такъ его понялъ Уэвѳлль, когда, какъ бы въ
защиту гипотезъ, возражалъ, что „индуктивный процессъ состоитъ
въ образованіи ряда гипотезъ, сравненіи ихъ съ установленными
фактами природы, и введеній въ нихъ видоизмѣненій, какія могутъ
оказаться необходимыми послѣ сравненія съ фактами". Это очень
хорошее опредѣленіе метода объясненія. Въ сущности оно нисколько
не расходится съ идеей „гипотетическаго метода" Милля. Милль
только самъ ошибался или вводилъ другихъ въ заблужденіе въ
томъ смыслѣ, что намѣренно или безъ всякаго умысла наводилъ
на мысль, будто „экспериментальные методы" представляютъ собою
особые способы доказательства. „Гипотетическій методъ", по опи-
санію Милля, состоитъ изъ индукціи, разумнаго умозаключенія и
провѣрки, и на дѣлѣ заключаетъ въ себѣ принципы всЬхъ спосо-
бовъ наблюденія, какъ естественнаго, такъ и искусственнаго, экспери-
ментальнаго. Это видно сразу при разсмотрѣніи вопроса о томъ,
какъ пріобрѣтается предварительное знаніе, сообразно которому
создаются гипотезы. Въ данномъ случаѣ главную роль играетъ
наблюденіе. Какъ бы ни были глубоки наши вычисленія, мы всегда
исходимъ изъ наблюденныхъ законовъ, или законовъ, по нашему
мнѣнію, аналогичныхъ имъ. Результаты теоретическихъ вычисленій
провѣряются всегда при помощи наблюденія.
И Милль и Уэвелль ограничивались почти исключительно
великими научными гипотезами, — гипотезой тяготѣнія, гипотезой
волнообразнаго распространенія свѣта и т. д. При разсмотрѣніи
научнаго метода было бы ошибкой ограничиваться такимп великими
вопросами; вслѣдствіе массы разнообразныхъ фактовъ провѣрка
здѣсь требуетъ продолжительныхъ и сложныхъ изслѣдованій. По-
пытки объяснить даже самыя незначительныя явленія построены
по такому же плану, и провѣрка предположеиій относительно ихъ
подчиняется тѣмъ же условіямъ; методы изслѣдованія и условія
провѣрки всего проще можно изучить на мелкихъ явленіяхъ. Я
затѣмъ считаю ошибкой ограничиваться научными изслѣдованіями
— 227 —
въ тѣсномъ смыслѣ, имѣя въ виду область точныхъ наукъ. Не
только люди науки, но и всѣ люди вообще въ повседневной жизни
должны слѣдовать одинаковымъ методамъ или, по крайней мѣрѣ,
руководиться одинаковыми принципами и условіями при всякой
попыткѣ объясненія.
Плевелы появляются среди пшеницы. Посѣяно было хорошее
сѣмя; откуда же берутся плевелы? „Врагъ посѣялъ ихъ44. Если
дѣйствительно видѣли, какъ врагъ сѣялъ плевелы, то Это можно
засвидѣтельствовать личными показаніями. Но если врага не ви-
дѣли, то намъ придется обратиться къ такъ называемой въ судеб-
ной практикѣ косвенной очевидности (сігситзѣапѣіаі ѳѵійепсѳ). Та-
ковъ и есть „гипотетическій методъ14 науки. Что плевелы—дѣло
рукъ врага,—это гипотеза; мы разсматриваемъ всѣ обстоятель-
ства даннаго случая для того, чтобы, пользуясь умозаключеніями
отъ извѣстныхъ намъ аналогичныхъ фактовъ, доказать, что эти
обстоятельства можно объяснить такъ именно—и только такъ. Рав-
нымъ образомъ обстоитъ дѣло и въ томъ случаѣ, если, напримѣръ,
возникаетъ вопросъ объ авторѣ анонимнаго сочиненія. Мы сначала
отыскиваемъ ключъ къ объясненію явленія, тщательно изучая слогъ,
построеніе фразъ, характеръ п источники примѣровъ, спеціальное
направленіе мысли. Мы основываемся на томь, что у всякаго ав-
тора есть характерные обороты языка, характерные образы и из-
любленные пути мышленія, и такихъ внутреннихъ указаній мы
пщемъ въ сочиненіи. Спеціальныя знанія и проницательность мо-
гутъ помочь намъ открыть автора сразу на основаніи общаго сход-
ства съ извѣстнымъ его сочиненіемъ. Но чтобы получить полное
доказательство, намъ необходимо показать, что сходство распро-
страняется на всѣ детали фразъ, стиля и образовъ, необходимо
установить, что, если авторъ—X, У или 2, то гипотеза наша объ-
ясняетъ всѣ эти обстоятельства. Даже этого мало, потому что мы
можемъ составитъ заключеніе на основаніи ошибочныхъ предполо-
женій о внутренней очевидности. Мы должны доказать, что другого
способа объяснить содержаніе и форму книги нѣтъ, -что она, на-
примѣръ, не написана подражателемъ. Подражатель можетъ воспро-
извести всѣ внѣшнія особенности творчества автора съ такимъ
пскусствомъ, что имитацію трудно будетъ отличить отъ оригинала;
немногіе, напримѣръ, могутъ отличить Фентона отъ Попа въ пѳре-
в і,ѣ Одиссеи. Создавая гипотезу относительно автора произведе-
нія, мы должны принять во вниманіе всѣ такого рода извѣстные
намъ факты. Ѳти гипотезы рѣдко можно доказать на основаніи од-
ной лишь внутренней очевидности: необходимо искать и косвенной
очевидности, другихъ обстоятельствъ, которыя должны обнару-
житься, если гипотеза справедлива.
Вліяніе причинъ, проявляющихся лишь въ своихъ слѣдствіяхъ,
над  . доказывать по тому же методу, по которому мы изучаемъ
в шініѳ прошедшихъ причинъ, оставившихъ позади себя свои слѣд-
™Происходитъ ли свѣтъ вслѣдствіе истеченія частицъ изъ
свѣтящагося тѣла, или же вслѣдствіе волненія, передающагося
15*
— 228 —
Черезъ промежуточную среду,—это вопросъ, котораго нельзя рѣ-
шить путемъ прямого наблюденія. Здѣсь можно лишь заранѣе опре-
дѣлить слѣдствія той или другой гипотезы и затѣмъ наблюдать,
оправдывается ли предположеніе въ дѣйствительности. Такого рода
случай представляетъ обширное поле для вычисленій въ теоріи и
для изобрѣтательности въ дѣлѣ постановки опытовъ. Создать общую
гипотезу или догадку довольно легко; оба способа передачи влія-
нія, истеченіе движущейся матеріи и волнообразное движеніе—пред-
ставляютъ собою близкіе другъ къ другу факты. Но не такъ легко
вычислить точно, какимъ образомъ долженъ направляться данный
толчокъ, и какія явленія свѣта и тѣни, отраженія, преломленія и
дмффракціи должны наблюдаться при развитіи движенія первона-
чальнаго импульса. И какъ бы ни было сложно вычисленіе, все же
соотвѣтствіе его съ фактами, доступными наблюденію, образуетъ
единственный правильный способъ доказательства гипотезы.
II. Препятствія къ объясненію.—Множественность при-
чинъ и смѣшеніе дѣйствій.
Два обстоятельства могутъ, главнымъ образомъ, служить по-
мѣхой объясненію. Могутъ существовать нѣсколько причинъ, изъ
которыхъ каждая способна производить данное слѣдствіе, и у насъ,
пожалуй, нѳ найдется средствъ опредѣлить, какая именно причина
дѣйствовала въ настоящемъ случаѣ. Появленіе плевелъ въ пше-
ницѣ могло быть результатомъ случайности или злого умысла, ано-
нимное сочиненіе можетъ быть или оригинальнымъ произведеніемъ
или подражаніемъ. Слѣдствіе, кромѣ того, иногда представляетъ
собою совокупный результатъ нѣсколькихъ совмѣстно дѣйствую-
щихъ причинъ, а отдѣльно потенціальную энергію каждой изъ
нихъ опредѣлить невозможно. Рѣзкая статья въ „(Діагѣѳг1у“, мо-
жетъ быть, способствовала смерти Джона Китса, но вліяніе ея
совпало съ разслабленнымъ состояніемъ поэта и съ чрезмѣрной
чувствительностью его темперамента, и мы не можемъ указать точно
роль каждаго изъ этпхъ совмѣстно дѣйствовавшихъ факторовъ.
Смерть можетъ явиться результатомъ сочетанія причинъ; органи-
ческая болѣзнь вліяетъ наряду съ внѣшней обстановкой, пере-
утомленіе вліяетъ въ связи съ разслабленнымъ состояніемъ орга-
низма, вызываемымъ болѣзнью.
Технически такого рода затрудненія называются „множествен-
ностью причинъ11 и „смѣшеніемъ дѣйствій11, но эти термины, безъ
соотвѣтствующаго разъясненія, могутъ вызвать недоразумѣніе. Въ
обоихъ случаяхъ намъ приходится оперировать съ нѣсколькими
причинами, но въ первомъ случаѣ причины одинаково возможны
и одинаково вѣроятны, и мы нѳ знаемъ, на какой именно остано-
виться, а во второмъ—причины дѣйствуютъ одновременно; слѣдствіе
представляетъ собою результатъ или продуктъ нѣсколькихъ совм ѣ-
стно дѣйствующихъ причинъ, и мы не въ состояніи опредѣлить, ка-
кая именно часть слѣдствія приходится на долю каждой изъ нихъ.
— 229 —
Чтобы преодолѣть эти затрудненія, наука старается изолиро-
вать ф ікторы и опредѣлить, на что способенъ каждый изъ нихъ
въ отдѣльности. Милль и Бэнъ разсматриваютъ „множественность
причинъ4' и „смѣшеніе дѣйствій44 въ связи съ ученіемъ объ экспе-
риментальныхъ методахъ. Пожалуй, лучше просто считать ихъ
препятствіями къ объясненію, а экспериментальные методы — спо-
собами устраненія такихъ препятствій. Вся задача эксперименталь-
ныхъ методовъ состоитъ въ изолированіи факторовъ и ихъ слѣд-
ствій; если такое изолированіе невозможно, то методы непримѣнимы.
Въ тѣхъ случаяхъ, гдѣ наблюдаемыя слѣдствія можно съ одина-
ковой вѣроятностью относить къ нѣсколькимъ причинамъ, мы не
можемъ исключить факторы такъ, чтобы получить единственное
сходство. Методъ согласія здѣсь непримѣнимъ. Изслѣдователь мо-
жетъ разобраться въ сложномъ слѣдствіи лишь въ томъ случаѣ,
если ему достаточно извѣстны причины и онъ вправѣ обратиться
къ методу остатка. Если же причинъ онъ нѳ знаетъ, то долженъ
искать въ природѣ или самъ изобрѣтать такіе примѣры, въ кото-
рыхъ факторы дѣйствуютъ раздѣльно, а затѣмъ примѣнить прин-
ципъ единственнаго различія.
Какъ ни велики затрудненія, все же теорія „множественности44
и „смѣшенія", взятая сама по себѣ, преувеличиваетъ ихъ значеніе.
Есть соображеніе, которое нѣсколько упрощаетъ дѣло и позво-
ляетъ надѣяться на разрѣшеніе вопроса. Различныя причины дѣй-
ствуютъ различнымъ образомъ и оставляютъ извѣстные слѣды своего
вліянія, по которымь можно распознать ихъ участіе въ томъ или
другомъ случаѣ.
Происходитъ, напримѣръ, взрывъ. Есть нѣсколько взрывча-
тыхъ веществъ, способныхъ произвести одинаковую картину раз-
рушенія, на первый взглядъ. Въ нашемъ примѣрѣ могъ дѣйство-
вать порохъ или динамитъ. Но названныя вещества дѣйствуютъ
не настолько одинаково, чтобы результаты получались совершенно
тождественные во всемъ. Экспертъ знаетъ изъ предыдущихъ наблю-
деній, что отъ пороха все кругомъ чернѣетъ, а динамитъ разры-
ваетъ и разбиваетъ предметы особеннымъ, свойственнымъ ему
образомъ. Изслѣдователь можетъ истолковать тѣ или другіе при-
знаки, имѣющіеся на лицо, создать и доказать свою гипотезу.
Въ водѣ найденъ трупъ. Можетъ возникнуть вопросъ, уто-
нулъ-ли данный субъектъ, или смерть его была насильственной.
Его могли задушить и затѣмъ бросить въ воду. Обстоятельства
дѣла выясняютъ всю исторію. Смерть отъ утопленія характеризуется
особыми признаками. Если субъектъ утонулъ, то въ желудкѣ у
него должна оказаться вода, а въ трахеѣ—пѣна.
Итакъ, хотя причинъ можетъ быть нѣсколько, все же въ
каждомъ отдѣльномъ случаѣ можно опредѣлить истинную причину
на основаніи отличительныхъ ея признаковъ, наука ставитъ
себѣ задачей изученіе этихъ причинъ. „Борозды“ на песчаной
почвѣ могутъ появляться по разнымъ причинамъ. Обыкно-
венно онѣ образуются подъ вліяніемъ приливовъ на песчаномъ
— 230 —
берегу моря, и тотъ, кто знаетъ только это, припишетъ появленіе
бороздъ дѣйствію этой причины. Но онѣ происходятъ также отъ
дѣйствія вѣтровъ на песокъ, отъ потоковъ, когда приливовъ вовсе
нѣтъ, вообще отъ всякой массы воды, находящейся въ движеніи.
Но неужели нельзя остановиться ни на одной изъ всѣхъ этихъ
одинаково вѣроятныхъ причинъ? Это вполнѣ возможно! Борозды
отъ дѣйствія вѣтровъ, потоковъ и приливовъ имѣютъ спеціальные
признаки и особыя условія, на основаніи которыхъ одной гипотезѣ
можно отдать предпочтеніе передъ другой. „Въ горныхъ образова-
ніяхъ“, говоритъ Пейджъ * *), „многое на первый взглядъ кажется
сходнымъ, при ближайшемъ же изслѣдованіи обнаруживаются раз-
личія, особыя условія, которыя исключаютъ предположеніе о томъ,
чтобы всѣ эти явленія могли возникнуть подъ вліяніемъ однихъ и
тѣхъ же причинъ".
Въ сущности, когда мы говоримъ о множественности причинъ,
о нѣсколькихъ возможныхъ альтернативахъ причинности, то не
имѣемъ въ виду слѣдствія въ его индивидуальномъ цѣломъ, а
лишь извѣстное общее или отвлеченное представленіе о немъ. Мы,
напримѣръ, говоримъ, что смерть можетъ послѣдовать отъ множе-
ства различныхъ причинъ, отъ яда, огнестрѣльныхъ ранъ, болѣзни
того или другого органа; при этомъ мы имѣемъ въ виду смерть въ
отвлеченномъ смыслѣ, безъ отношенія къ данному случаю, который
подлежитъ разсмотрѣнію, и который носитъ настолько индивидуаль-
рый характеръ, что относительно него возможно лишь одно пред-
положеніе о сочетаніи причинъ.
Наука стремится сдѣлаться все менѣе отвлеченной въ этомъ
отношеніи, наблюдая причины или сочетанія причинъ отдѣльно и
изучая спеціальный характеръ ихъ слѣдствій. Полученныя такимъ
путемъ знанія примѣняются на практикѣ; наука заранѣе предпо-
лагаетъ, что гдѣ налицо имѣются тѣ или другія характерныя осо-
бенности, тамъ, значитъ, дѣйствуетъ извѣстная причина или со-
четаніе причинъ. Если требуется объяснить какое-либо слѣдствіе,
то изъ нѣсколькихъ возможныхъ альтернативъ причинности выби-
раютъ одну на основаніи косвенной очевидности (сігспшзіапѣіопаі
еѵісіепсе).
Выраженіе Бэкона, Іпзіапііа сгисіз 2), можно съ успѣхомъ
примѣнять въ качествѣ техническаго термина для обозначенія та-
кихь обстоятельствъ, которыя имѣютъ рѣшающее значеніе при
выборѣ между одинаково вѣроятными гипотезами. Это предложилъ
сэръ Джонъ Гершель 3), который обратилъ вниманіе на іпзіапііае
сгисіз и далъ такой примѣръ: „Любопытно, какимъ образомъ Фре-
нель рѣшилъ вопросъ о томъ, какой изъ двухъ теорій происхо-
*) Раде, РЬіІозорѣу о! Сеоіо^у, етр. 38.
*) „Іпвіапііа сгисіз*1 (лат.) собственно значитъ „примѣръ съ крестомъ**;
сгих означаетъ здѣсь крестъ, который устанавливаютъ въ мѣстахъ, гдѣ
расходятся дороги, причемъ дощечки его указываютъ, куда ведетъ каждая
дорога.
'•) гВівсоигяс“, § 21».
— 231 —
жденія свѣта, раздѣлявшихъ ученыхъ со временъ Ньютона и Гюй-
генса, слѣдуетъ отдать предпочтеніе. Если положить одну на другую
двѣ чистыя стеклянныя пластинки, которыя не должны быть совер-
шенно плоскими, а одна или обѣ едва замѣтно выпуклыми, то
между ними появляются красивые и яркіе цвѣта; посмотрите на
нихъ сквозь красное стекло, и вы увидите поочередно темныя и
свѣтлыя полосы... Цвѣтныя полосы можно объяснить на основаніи
обѣихъ теорій, и ѳтимъ пользовались даже для подтвержденія ихъ
справедливости, но въ одномъ обстоятельствѣ замѣчается разница, въ
зависимости отъ того, къ какой теоріи обращается изслѣдователь
для объясненія явленія. По ученію Гюйгенса, промежутки между
свѣтлыми полосами должны быть абсолютно черными, по теоріи Нью-
тона, они должны быть наполовину свѣтлыми, если смотрѣть на
нихъ (особеннымъ образомъ) сквозь призму. Френель, замѣтивъ,
что въ извѣстномъ отношеніи теоріи свѣта противорѣчатъ другъ
другу, тотчасъ же провѣрилъ на опытѣ любопытный пунктъ разно-
гласія; результатъ, по его мнѣнію, рѣшительно говоритъ въ пользу
той теоріи, по которой свѣтъ состоитъ изъ колебаній упругой
среды
Ш. Доказательство гипотезы.
Мы получаемъ полное доказательство гипотезы, если то, что
предполагалось нами при объясненіи извѣстнаго явленія, впослѣд-
ствіи дѣйствительно наблюдалось или доказано чьимъ-либо свидѣ-
тельствомъ. Напримѣръ, мы предположили на основаніи внутрен-
ней очевидности, что Милль при составленіи своей „Логики" на-
мѣревался дать методъ для соціальныхъ изслѣдованій, и наше
предположеніе подтверждается письмомъ его къ миссъ Каролинѣ
Фоксъ, въ которомъ онъ самъ объ этомъ говоритъ.
Наиболѣе поразительнымъ примѣромъ такой окончательной
провѣрки гипотезы въ наукѣ является открытіе планеты Нептунъ;
здѣсь факторъ, существованіе котораго лишь предполагалось,
былъ дѣйствительно открытъ черезъ телескопъ согласно вычисле-
ніямъ. Столь же поразительные примѣры встрѣчались и въ исторі і
эволюціонной теоріи. Предполагалось, что въ отдаленной древ-
ности существовали особые виды съ нѣкоторыми свойственными
имъ признаками, въ качествѣ необходимыхъ звеньевъ между со-
временными представителями органической жизни, и дѣйствительно
геологи находили иногда ископаемые остатки такихъ видовъ.
Понятно, что такіе тріумфы бываютъ рѣдко. Большей частью
гипотетическій методъ приміняется къ такимъ случаямъ, въ кото-
рыхъ доказательство путемъ личнаго наблюденія невозможно, на-
примѣръ, когда нужно опредѣлить доисторическія условія нашей
планеты, или выяснить жизнь на землѣ въ этотъ періодъ, илп
когда приходится изслѣдовать конечное строеніе матеріи, и самый
сильный микроскопъ не можетъ намъ помочь. Нѣкоторые дѣйстви-
тельно предполагаютъ ограничить употребленіе термина „гипотеза"
— 232 —
такого рода случаями. Такъ поступилъ, напримѣръ, Милль; гипо-
теза, согласно опредѣленію Милля, представляетъ сосою не вполнѣ
доказанное предположеніе, имѣющее, однако, большую вѣроятность
за собою. Но процессъ изслѣдованія всегда одинъ и тотъ же,
иначе говоря, предположеніе, вычисленіе и сравненіе фактовъ съ
вычисленными результатами,—одинаковы во всѣхъ случаяхъ, все
равно, можетъ ли быть доказано существованіе предположеннаго
фактора путемъ прямого наблюденія пли нѣтъ; поэтому лучше
было бы не ограничивать употребленія термина „гипотеза11 областью
не вполнѣ доказанныхъ предположеній; гипотезой можно называть
всякое предположеніе, сдѣланное въ извѣстной стадіи процесса
изслѣдованія, какимъ бы способомъ мы его потомъ ни провѣряли.
При отсутствіи прямой провѣрки, гипотеза можетъ быть до-
казана тѣмъ, что только она одна удовлетворительно объясняетъ
обстоятельства явлевія. Данная гипотеза должна объяснять всѣ
обстоятельства явленія, и никакого другого объясненія не должно
быть. Другое требованіе выставлено было Ньютономъ въ выраже-
ніяхъ, послужившихъ предметомъ спора. Первая изъ его „Перщіае
РЬіІозорЬапйі66 требуетъ, чтобы предполагаемая причина была
ѵега саыза. „Мы не должны11, гласитъ правило, „допускать другихъ
причинъ естественныхъ вещей, кромѣ тѣхъ, которыя истинны и
удовлетворительно объясняютъ явленія66 ’).
Говорили, что требованіе „истинности66 излишне, что оно за-
ключается въ понятіи удовлетворительнаго объясненія, что если
причина достаточна для объясненія явленія, то ірзо /азіо она
должна быть истинной. Это теоретически, пожалуй, вѣрно, если
понимать выраженіе „достаточная причина16 въ широкомъ смыслѣ:
тѣмъ не менѣе, не мѣшаетъ различать между простой достаточ-
ностью причины для объясненія даннаго явленія и доказательствомъ
дѣйствительнаго существованія предположенной причины іп гегит
паіита, доказательствомъ ея фактическаго вліянія на извѣстный
результатъ. Со временъ Ньютона слово ѵега саиза вошло во все-
общее употребленіе, и это одно показываетъ, что въ немъ чувство-
валась потребность, хотя, пожалуй, и трудно точно разграничить
понятія „истинности16 и „достаточности66. Если разсмотримъ, каково
обычное значеніе термина, то увидимъ, что ѵега саиза требуетъ
какихъ-либо иныхъ доказательствъ предполагаемой причины по-
мимо изслѣдуемаго явленія. При провѣркѣ гипотезъ, мы должны
выйти изъ области фактовъ, насъ заинтересовавшихъ, т. е. фак-
товъ, требующихъ объясненія.
Едва-ли можно сомнѣваться въ томъ, что самъ Ньютонъ, вы-
ставляя свое правило, имѣлъ въ виду гипотезу вихрей (ѵогѣісез)
Декарта. Это была попытка объяснить солнечную систему при
помощи гипотезы, по которой міровое пространство представлялось
наполненнымъ жидкостью, а въ массѣ жидкости планеты вращаются
*) Саиваз гегит иаіигаііит пои ріигез айтіііі ДѳЬеге, диат диае еѣ
ѵегае зіпѣ еі еагит рйепотепіз ехріісапйів зиГГісіапі.
— 233 —
подобно щепкамъ въ водоворотѣ или листьямъ и пыли въ вихрѣ.
Такая гипотеза является ѵега саиза лишь постольку, поскольку мы
вообще знакомы съ вихрями; намъ стоитъ только помѣшать ло-
жечкой чашку чая, въ которой плаваютъ чайные стебельки, чтобы
получить примѣръ явленія. Предполагаемый факторъ удовлетвори-
тельно объясняетъ вращеніе планетъ вокругъ солнца, если только
жидкость въ состояніи удержать планету. Но если бы такая жид-
кость дѣйствительно наполняла міровоѳ пространство, то налицо
имѣлись бы и другія явленія: разъ другихъ явленій не окаэы-
вается, то гипотезу слѣдуетъ отвергнуть, какъ фантастическую.
Кометы, напримѣръ, входятъ въ то пространство, въ которомъ
предполагаются вихри, и выходятъ изъ него безъ всякихъ пер-
турбацій; фактъ этотъ является гпзіапііа сгисіз противъ гипотезы
Декарта.
Если подъ ѵега саиза понимается причина, доступная прямому
наблюденію, то сфера изслѣдованія явленій, несомнѣнно, сужи-
вается. Пришлось бы тогда исключить такія причины, какъ эѳиръ,
который, какъ предполагается, наполняетъ небесное пространство
и служитъ средой для распространенія свѣта. Мы допускаемъ су-
ществованіе такой среды и различныхъ свойствъ ея только по-
тому, что такое предположеніе удовлетворительно объясняетъ рядъ
наблюдаемыхъ явленій. Подобно предположеніямъ о конечномъ
строеніи тѣлъ, гипотеза эѳира причисляется къ разряду такъ-на-
зываемыхъ „наглядныхъ фикцій", о которыхъ говоритъ профес-
соръ Бэнъ; эти „фикціи" должны объяснять всѣ явленія, и дру-
гого объясненія не должно быть. Разъ доказано, что скорость
свѣта—величина конечная, то способъ его распространенія можно
объяснить одной изъ двухъ альтернативъ: или истеченіемъ матеріи
изъ свѣтящагося тѣла, или передачей колебаній черезъ промежу-
точную среду. И та и другая гипотезы объясняютъ много фактовъ;
нашъ выборъ долженъ остановиться на той, которая объясняетъ
всѣ факты лучше всего. Но даже если допустить, что всѣ явленія
свѣта можно объяснить нѣкоторыми свойствами промежуточной
среды, то все же, вѣроятно, гипотеза эѳира не будетъ признана
доказанной, пока не найдутся другія явленія, помимо свѣтовыхъ,
которыхъ не сможетъ объяснить ни одна другая гипотеза, кромѣ
гипотезы эѳира. Если бы свойства, которыя мы приписываемъ
эѳиру для цѣлей объясненія свѣтовыхъ явленій, могли въ то же
время удовлетворительно объяснять и другія явленія, безъ этого
непонятныя, теплоты, электричества или тяготѣнія, то увѣрен-
ность въ дѣйствительномъ существованіи эѳира сильно возрасла бы.
Но не только должны быть объяснены всѣ наличныя обстоя-
тельства; если предположенная причина дѣйствительно существуетъ,
то и другія обстоятельства должны быть именно такими, какими
мы ихъ ожидаемъ. Возьмите, напримѣръ, эрратическіе камни или
валуны, крупные обломки скалъ, находимые на извѣстномъ раз-
стояніи отъ родственныхъ породъ. Низменныя мѣстности Англіи,
Шотландіи и Ирландіи и большая центральная равнина Сѣверной
--- ХіУЛ: -----
Европы имѣютъ множество такихъ обломковъ. Составъ ихъ ука-
зываетъ на то, что нѣкогда они принадлежали къ холмамъ, ле-
жащимъ къ сѣверу отъ ихъ нынѣшняго мѣстонахожденія. Спи
какъ-нибудь, вѣроятно, оторвались отъ нихъ и были перенесены
туда, гдѣ мы теперь ихъ находимъ. Но какъ? Старое объясненіе
указывало на то, что ихъ перенесли вѣдьмы или что сами они
были вѣдьмами, которыя случайно спустились съ горъ и превра-
тились въ камни. Такого объясненія, обращающагося къ сверхъ-
естественнымъ силамъ, нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Нѣ-
которые ученые предлагали совершенно отказаться отъ такихъ
гипотезъ, на томъ основаніи, что имъ нельзя придать большей или
меньшей вѣроятности путемъ дальнѣйшаго изслѣдованія т). Но
наука собственно занимается не составленіемъ гипотезъ, а доказы-
ваніемъ ихъ. Чѣмъ больше гипотезъ, тѣмъ лучше; но если пред-
положить существованіе такого фактора, какъ колдовство, то
нужно надѣяться найти еще и другія доказательства его вліянія
въ другихъ явленіяхъ, которыхъ инымъ способомъ нельзя объ-
яснить. Говорили еще, что эрратическіе валуны были перенесены
водою. Вода постольку является ѵега саиза, поскольку потоки,
какъ извѣстно, способны переносить громадныя глыбы на большое
разстояніе. Но у глыбъ въ такомъ случаѣ были бы оторваны края
вслѣдствіе тренія, и кромѣ того потоки, которые достаточно сильны,
чтобы переносить и увлекать за собою на разстояніе многихъ
миль глыбы величиною въ коттэджъ, должны были оставить и
другіе слѣды своего присутствія. Въ настоящее время признано,
что глыбы перенесены ледниками и ледяными горами. Новая теорія
была принята лишь тогда, когда было изслѣдовано множество
случаевъ, изъ которыхъ ясно видно было, что ледники нѣкогда
находились въ тѣхъ мѣстностяхъ, гдѣ теперь встрѣчаются эрра-
тическія каменныя глыбы. Ледники изучены во всѣхъ подробно-
стяхъ въ мѣстахъ, гдѣ они теперь находятся; мы знаемъ, какъ
они медленно двигаются внизъ, увлекая за собою обломки скаля,,
какъ ледяныя горы отламываются отъ нихъ, когда они достигаютъ
воды, и плывутъ со всѣмъ своимъ грузомъ, который и сбрасы-
ваютъ при таяніи; ледники стачиваютъ и выравниваютъ поверх-
ности скалъ, по которымъ двигаются и которыя примерзаютъ къ
нимъ, они подтачиваютъ и вырѣзываютъ склоны лощпнъ, а на
тающихъ краяхъ ихъ образуются морены и т. д. Если какая-
либо мѣстность обнаруживаетъ всѣ признаки, которые, согласно
нынѣшнимъ наблюденіямъ, сопровождаютъ движеніе ледниковъ, то
мы получаемъ полное доказательство гипотезы о томъ, что нѣкогда
здѣсь были ледники.
См. у проф. Фаулера объ условіяхъ гипотезъ: Дпсіисііѵѳ Ьо^іс“,
стр. 100—115.
ГЛАВА VIII.
Дополнительные методы изслѣдованія.
I.	Постоянство среднихъ.—Дополненіе въ методу
различія.
Опредѣленные законы, до извѣстной степени, дѣйствуютъ по
отношенію къ тѣмъ явленіямъ, которыя обыкновенно считаются
совершенно „случайными “. Всякаго рода случай повторяется съ
нѣкоторымъ единообразіемъ. Если взять рядъ періодовъ и раздѣ-
лить общую сумму извѣстнаго рода явленій на число періодовъ,
то получится такъ-называемая „средняя11 для даннаго періода; за-
мѣчено, что такія среднія отъ періода къ періоду постоянны. Въ
теченіе извѣстнаго промежутка времени наблюдается постоянное
отношеніе между числомъ урожайныхъ и неурожайныхъ годовъ,
между дождливой и сухой погодой; каждый годъ случается приблизи-
тельно одинаковое число самоубійствъ, преступленій, несчастныхъ
случаевъ, увѣчій и пр. *), наблюдаются даже постоянно одни и тѣ
же способы самоубійствъ, преступленій или насилій; каждый годъ
въ какомъ-либо городѣ приблизительно одно и то же число дѣтей
убѣгаетъ отъ родителей и водворяется полиціей; каждый годъ,
приблизительно одно и то же число лицъ отправляетъ письма,
безъ указанія адреса.
Постоянство среднихъ представляетъ собою результатъ на-
блюденій, опыта, это—эмпирическій законъ. Разъ мы подмѣтили
среднюю для какого-либо рода событій, то можемъ положиться на
ея постоянство такъ же, какъ полагаемся на постоянство всякаго
другого наблюдаемаго единообразія. Страховыя общества поль-
зуются эмпирическими законами средней продолжительности жиз-
ни, вѣроятности несчастныхъ случаевъ на сушѣ и на морѣ; про-
цвѣтаніе ихъ служитъ практическимъ доказательствомъ правиль-
ности и полноты наблюдавшихся фактовъ и оправдываетъ выводы,
касающіеся постоянства среднихъ величинъ.
Такимъ образомъ, постоянство среднихъ руководитъ нами
въ практической жизни. Но при изслѣдованіи причинной зависи-
мости явленій, мы, помимо постояннаго единообразія, допускаемъ
еще кое-что. Мы признаемъ, что постоянство среднихъ обуслов-
ливается постоянствомъ причинъ. Мы разсматриваемъ среднюю
величину какъ результатъ дѣйствія опредѣленной суммы силъ и
условій, не поддающихся вычисленію въ каждомъ отдѣльномъ
случаѣ, но постоянно обнаруживающихъ свое вліяніе; эти силы
и условія въ теченіе опредѣленнаго періода времени непремѣнно
должны проявиться извѣстное число разъ.
’) Ср. по этому поводу „ежегодный бюджетъ преступности11, на ко-
торый указывалъ основатель новѣйшей статистики А. Кетле.
Прим. перев.
— ‘236 —
Если признать такое объясненіе правильнымъ, то отсюда
слѣдуетъ, что всякая перемѣна въ среднихъ величинахъ есть резуль-
татъ какой-либо перемѣны въ производящихъ условіяхъ; ѳтотъ произ-
водный законъ примѣняется въ качествѣ вспомогательнаго сред-
ства при наблюденіи и объясненіи соціальныхъ явленій. Собираютъ
и классифицируютъ статистическія данныя; выводятъ изъ нихъ
среднія; перемѣны въ среднихъ величинахъ относятъ къ перемѣ-
намъ въ сопровождающихъ условіяхъ.
При помощи закона среднихъ мы можемъ близко подойти къ
точному примѣненію метода различія. Въ какомъ-либо случаѣ мо-
гутъ дѣйствовать нѣсколько неизвѣстныхъ и неизмѣренныхъ нами
факторовъ, а среднюю величину мы можемъ принять за резуль-
татъ ихъ совокупнаго вліянія. Если затѣмъ мы введемъ новый
факторъ, или какой либо изъ извѣстныхъ уже факторовъ измѣ-
нится, и вслѣдствіе ѳтого сразу произойдетъ измѣненіе въ сред-
ней величинѣ, то съ большой вѣроятностью можно отнести пере-
мѣну въ результатѣ къ перемѣнамъ въ антецедентахъ.
Затрудненіе состоитъ въ томъ, чтобы найти такой слу-
чай, въ которомъ до появленія результата измѣнился бы только
одинъ антецедентъ. Можно нѣсколько упростить дѣло, если исклю-
чить такія перемѣны, которыя, какъ намъ болѣе или менѣе досто-
вѣрно извѣстно, не могли вліять на обстоятельства, подлежащія
изслѣдованію. Положимъ, напримѣръ, мы хотимъ разрѣшить
вопросъ о томъ, имѣлъ-ли вліяніе „актъ о воспитаніи11 1872 года
на сокращеніе числа малолѣтнихъ преступниковъ. Сокращеніе
произошло розі кое; было-ли оно ргоріег кое? Мы можемъ сразу
исключить или оставить въ сторонѣ такіе факты, какъ законъ
объ уничтоженіи покупки чиновъ. въ арміи или о расширеніи
правъ гражданъ, потому что они ѳдва-ли могли оказать вліяніе на
развитіе преступности въ томъ или другомъ направленіи. Но и
послѣ такого рода исключеній могутъ остаться другія возможныя
причины, какъ, напримѣръ, улучшеніе организаціи полиціи или
увеличеніе спроса на трудъ. Одинъ видный государственный дѣя-
тель спросилъ какъ-то: „Можѳте-ли вы предъ лицомъ хронологіи
сказать мнѣ, что актъ о преступленіяхъ 1887 года не уменьшилъ
безпорядковъ въ Ирландіи11? Но хронологическая послѣдователь-
ность сама по себѣ не доказываетъ причинности, такъ какъ одно-
временно измѣняются и другія условія, которыя тоже могли имѣть
вліяніе.
Важнымъ источникомъ заблужденій является склонность наша
къ исключенію или изолированію факторовъ согласно съ нашими
предразсудками. Отсюда и возникла поговорка, что статистикой
можно доказать все. Несомнѣнно статистикой можно доказывать
все, что угодно, если не требовать большой точности и игнориро-
вать факты, противорѣчащіе заключеніямъ. Но статистическія
среднія и ихъ колебанія очень полезны, если съ ними обращаться
осторожно. Средствомъ противъ опрометчивыхъ выводовъ изъ
статистическихъ данныхъ является не отказъ отъ статистики,
— 237 —
какъ метода, а развитіе ея и точное опредѣленіе условій разумнаго
доказательства.
II.	Презумпція на основаніи внѣ-случайнаго совпаденія.
Мы видѣли, что повторное совпаденіе вызываетъ презумпцію
сущесті ованія причинной зависимости между совпадающими явле-
ніями. Если мы замѣчаемъ, что два событія постоянно повторяются
вмѣстѣ, одновременно или одно вслѣдъ за другимъ, то мы приходимъ
къ выводу, что оба они связаны между собою отношеніемъ причинно-
сти, что есть какое-либо основаніе для ихъ совпаденія въ наблю-
даемыхъ нами случаяхъ. Возможно, что ни одно изъ нихъ не про-
изводитъ другого, что ихъ причины даже не связаны между собою;
но если даже они не зависятъ другъ отъ друга, то все же привя-
заны къ извѣстному мѣсту и времени; совпаденіе ихъ во времени
и въ мѣстѣ какимъ-либо образомъ опредѣлено.
Хотя по существу это положеніе вѣрно, но оно нуждается
въ оговоркѣ. Мы надѣемся встрѣтить извѣстное число повторныхъ
совпаденій, не предполагая при этомъ причинной связи. Если нѣ-
которыя событія часто повторяются въ предѣлахъ нашего’опыта,
и мы наблюдаемъ ихъ часто въ связи съ другими явленіями, то
все же совпаденіе можетъ быть чисто случайнымъ.
Напримѣръ, мы живемъ въ мѣстности, гдѣ много черныхъ
кошекъ; утромъ мы уходимъ по своимъ дѣламъ, и послѣ встрѣчи
съ черной кошкой съ нами можетъ случиться не разъ какое-либо
несчастье; но ставить въ связь этого событія съ такого рода
встрѣчами мы, конечно, не будемъ.
Нѣкоторыя планеты въ извѣстное время года находятся надъ
горизонтомъ, а въ другое время—подъ горизонтомъ. Въ теченіе
всего года раждаются мужчины и женщины, которые впослѣдствіи
выдвигаются на различныхъ поприщахъ жизни: въ любви, на
войнѣ, въ дѣлахъ, въ судѣ, на каѳедрѣ. Мы замѣчаемъ извѣстное
число совпаденій между восхожденіями нѣкоторыхъ планетъ и ро-
жденіемъ выдающихся людей, вовсе не предполагая при этомъ,
чтобы планеты какимъ-либо образомъ обусловливали фактъ пре-
восходства данныхъ индивидовъ.
Браки совершаются во всѣ дни года; солнце много разъ свѣ-
титъ во время церемоній; нѣкоторые браки счастливы, другіе—
несчастны; но хотя прп заключеніи многихъ счастливыхъ браковъ
надъ невѣстой сіяло солнце, мы считаемъ совпаденіе чисто слу-
чайнымъ.
Люди часто видятъ во снѣ несчастія и часто страдаютъ отъ
горя въ дѣйствительной жизни; мы поэтому можемъ ожидать, что
велѣть за несчастіемъ, видѣннымъ во снѣ, произойдетъ несчастье
на яву; и это совпаденіе будетъ носить случайный характеръ. Въ
Лондонѣ тысячи людей разныхъ національностей занимаются ком-
мерческими дѣлами и наживаютъ состоянія; можетъ быть много
случаевь, когда у представителей одной какой-либо національно-
— 238 —
сти образуется состояніе, но между фактомъ принадлежности дан-
наго лица къ той или другой національности и его удачами на
поприщѣ торговой дѣятельности мы не станемъ предполагать су-
ществованія какой-либо причинной связи.
Итакъ, мы допускаемъ извѣстное число повторныхъ совпа-
деній, не предполагая причинной связи между ними. Можно ли въ
данномъ случаѣ установить какое-либо правило для опредѣленія
точнаго количества такихъ случаевъ?
Проф. Бэнъ формулировалъ слѣдующее правило: „Разсмо-
трите, какъ часто повторяются сами явленія, и какъ часто вслѣд-
ствіе этого должны происходить совпаденія, предполагая, что здѣсь
нѣтъ ни причинной зависимости, ни взаимнаго исключенія. Если
чаще встрѣчается совпаденіе, то между явленіями существуетъ
связь; если же оно наблюдается рѣже, то слѣдуетъ предположить
взаимное исключеніе14.
Я не знаю, можно ли высказаться опредѣленнѣе. Число слу-
чайныхъ совпаденій находится въ извѣстномъ отношеніи къ пов-
торяемости (Ггѳдпѳпсу) совпадающихъ явленій; это отношеніе опре-
дѣляется въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ здравымъ смысломъ.
Тѣмъ не менѣе можно, пожалуй, уяснить себѣ принципы, на ос-
нованіи которыхъ здравый смыслъ рѣшаетъ, когда совпаденіе но-
ситъ случайный характеръ и когда случай не играетъ никакой
роли; правда, мы можемъ лишь выяснить, что собственно мы по-
нимаемъ подъ случайностью, въ отличіе отъ причины. Я полагаю,
что, исключая случайность въ томъ или другомъ явленіи, мы со-
вершаемъ какъ бы обратное примѣненіе принципа, который можно
назвать принципомъ „равныхъ и неравныхъ альтернативъ44. Его
можно выразить такъ:
Если у насъ есть извѣстное число возможныхъ альтер-
нативъ, и всѣ онѣ одинаково вѣроятны, причемъ каждая
непремѣнно должна обнаружиться въ теченіе опредѣленнаго
промежутка времени, то мы ожидаемъ, что каждая изъ нихъ
повторится одинаковое число разъ при условіи продолжитель-
наго наблюденія. Если нѣкоторыя альтернативы принадле-
жатъ къ одному и тому же роду, то мы ожидаемъ, что любая
альтернатива этого рода будетъ повторяться пропорціонально
числу альтернативъ, входящихъ въ составъ его. Если какая-
либо альтернатива обладаетъ преимуществомъ, то она будетъ
повторяться пропорціонально значенію этого преимущества.
Такое положеніе, при которомъ альтернативы абсолютно равны
между собою, рѣт,ко наблюдается въ прпродѣ, но оно искусственно
создается такъ называемыми „азардными44 играми, каковы, напри-
мѣръ, орелъ и рѣшетка, кости, жребій, карты тасованіе и сдача).
Сущность всѣхъ азардныхь игръ состоитъ въ образованіи из-
вѣстнаго числа альтернативъ, которыя должны быть возможно
болѣе равными другъ другу, при чемъ напередъ не дѣлается ни-
какихъ попытокъ къ тому, чтобы выпала какая-либо опредѣлѳн-
— 239 —
ная альтернатива. Тогда мы говоримъ, что результатъ опредѣ-
ляется случайностью. Почему мы увѣрены въ томъ, что, настанетъ
очередь для всякой альтернативы, если мы будемъ продолжать
игру? Отчасти на этотъ вопросъ отвѣчаетъ Де-Морганъ; онъ го-
воритъ, что у насъ нѣтъ никакихъ основаніи отдавать предпо-
чтете одной альтернативѣ, скорѣе, нежели другой. Однако, эго
еще не все. Мы увѣрены лишь въ томъ, что только въ тѳчеріѳ
долгаго промежутка времени, или въ среднемъ, наступитъ, очередь
для каждой изъ равныхъ альтернативъ, и, вѣроятно, такая ра-
зумная увѣренность основана на опытной провѣркѣ. Само по себѣ
равенство альтернативъ, если предположить, что онѣ совершенно
равны, позволяло бы намъ ожидать только, что каждая йзъ нихъ
появится въ каждой отдѣльной серіи, какъ только получится пол-
ный циклъ всѣхъ альтернативъ. Это вполнѣ естественное и нор-
мальное предположеніе, и его исправляетъ лишь опытъ. Положите
шесть шаровъ въ корзину, встряхните ее и выбросьте одинъ шаръ;
положите его обратно и выбросьте снова одинъ; ѳсле продѣлать
это шесть разъ, то можно ожидать, что каждый шаръ выпадетъ
по одному разу, при условіи абстрактнаго равенства альтернативъ.
Но опытъ показываетъ, что одинъ и тотъ же шаръ можетъ вы-
пасть два, три и даже четыре раза; если же повторить операцію
нѣсколько тысячъ разъ, то каждый шаръ выйдетъ приблизительно
одинаковое число разъ. Въ игрѣ въ орла и рѣшетку, орлы мо-
гутъ выйти десять или двѣнадцать разъ подъ рядъ, но если бросать
монету нѣсколько тысячъ разъ, то орлы и рѣшетки выйдутъ при-
близительно одинаковое число разъ. Такпмъ образомъ, „счастье*1
въ игрѣ допускаетъ раціональное изслѣдованіе вѣроятности; слу-
чайность уравнивается только въ теченіе продолжительнаго вре-
мени, при условіи, что событія носятъ чисто случайный харак-
теръ, т. е. что главныя альтернативы равны между собою.
Если три шара изъ шести одного цвѣта, то мы ожидаемъ,
что шаръ этого цвѣта при большомъ числѣ опытовъ въ среднемъ
будитъ выходить втрое чаще, нежели шаръ другого цвѣта. Это
иллюстрируетъ вторую часть нашего принципа. Третью можно
иллюстрировать при помощи монеты или кости, болѣе тяжелыхъ,
нежели остальныя.
Совершая регрѳсивное примѣненіе принципа, подтверждаемаго
опытомъ, мы часто находимъ ключъ къ уясненію причинной зави-
симости. Мы, во всякомъ случаѣ, можемъ изолировать проблему
для изслѣдованія. Если одна изъ альтернативъ повторяется чаще,
Нежели другія, то мы вправѣ предположить, что онѣ не одинаково
вѣроятны, что въ ихъ условіяхъ есть нѣкоторое неравенство.
Неравенство иногда состоитъ просто въ томъ, что одно изъ
< озпадающихъ событій можетъ чаще встрѣчаться, такъ, напримѣръ,
с іи въ корзинѣ съ шестью шарами три шара черныхъ. Мы по-
тому должны псключпть такія условія повторяемости, прежде чѣмъ
гать друп і причины. Предположите, напрпмѣръ, что по нашимъ
наблюденіямъ, когда восходитъ Юпитеръ, то чаще рождаются люди,
впослѣдствіи выдвинувшіеся въ торговой дѣятельности, нежели
лица, отличившіяся, напримѣръ, въ войнѣ, на судебномъ или пе-
дагогическомъ поприщахъ. Мы нѳ имѣемъ право предположить въ
данномъ случаѣ вліянія планеты, пока не сравнимъ различныхъ
родовъ дѣятельности въ смыслѣ ихъ распространенія. Если со-
впаденіе особенно часто встрѣчается, то, можетъ быть, просто по-
тому, что вообще въ коммерческой дѣятельности люди успѣваютъ
больше, чѣмъ на войнѣ, или чѣмъ на судебномъ и педагогиче-
скомъ поприщахъ. Если это такъ, то мы говоримъ, что совпаденіе
объясняется вліяніемъ случая, т. ѳ. что совпаденіе случайно по-
стольку, йоскольку дѣло идетъ о вліяніи планеты.
Если при эпидеміяхъ лихорадки мы находимъ, что въ сред-
немъ въ однѣхъ улицахъ города встрѣчаются чаще заболѣванія,
нежели въ другихъ, то отсюда мы еще не вправѣ предположить,
что причина заключается въ санитарныхъ условіяхъ этихъ улицъ
и въ особомъ предрасположеніи ихъ населенія къ инфекціоннымъ
болѣзнямъ; необходимо для этого принять во вниманіе, сколько се-
мействъ жпвѳтъ тамъ. Положимъ, что въ одной улицѣ встрѣчается
въ среднемъ въ десять разъ больше заболѣваній, чѣмъ въ другой;
совпаденіе можно считать случайнымъ, даже если въ этой улицѣ
живетъ въ десять разъ больше семействъ, нежели въ другой.
Кромѣ такого игнорированія условій повторяемости явленій,
можно указать еще и на нѣкоторыя другія ошибки или склонности
къ заблужденіямъ при примѣненіи теоріи случайностей.
1.	Подъ вліяніемъ предвзятыхъ идей или предразсудковъ,
мы склонны нѣкоторыя совпаденія яснѣе удерживать въ своей па-
мяти, нежели другія и, такимъ образомъ, предполагать существо-
вать внѣ-случайныхъ совпаденій тамъ, гдѣ ихъ совсѣмъ нѣтъ.
Эта черта человѣческаго характера способствуетъ укрѣпленію вся-
каго рода убѣжденій, суевѣрныхъ и другихъ,—вѣры въ сны, пред-
сказанія, возмездія, телепатическія сношенія и т. д. Многіе увѣ-
рены, что ни одинъ человѣкъ, мѣшающій имъ, нѳ кончитъ доб-
ромъ, и могутъ привести въ подтвержденіе своей увѣренности
массу примѣровъ изъ личнаго опыта.
2.	Если мы доказали, что кромѣ явленій, объясняющихся
повторнымъ совпаденіемъ, есть еще нѣкоторый остатокъ, то мы
склонны утверждать, что нашли какую-либо особую причину этого
остатка. Но на самомъ дѣлѣ, примѣнивъ принципъ случайностей,
мы еще не объяснили остатка, мы только изолировали проблему
для объясненія. Можетъ быть, здѣсь нѳ только случай дѣйствуетъ;
все же нельзя напередъ предполагать существованіе какой-либо
опредѣленной причины. Возьмите, напримѣръ, совпаденіе между
расами и различными формами христіанства въ Европѣ. Если бы
распредѣленіе религій совершенно нѳ зависѣло отъ расовыхъ
свойствъ, то можно было бы ожидать одинаковаго распространенія
всѣхъ вѣроисповѣданій пропорціонально дѣйствительной числен-
ностп общинъ. Но греко-каѳолическая религія встрѣчается почти
исключительно среди славянскихъ народовъ, римско-католическая—
среди кельтскихъ, а протестантизмъ—средп тевтоновъ. Совпаденіе
здѣсь слиткомъ ярко, чтобы его можно было объяснять простой
случайностью. Можетъ быть, характеру народа спеціально соот-
вѣтствуетъ то пли другое вѣроисповѣданіе? Пожалуй, такъ! Но
этого мы нѳ доказали простымъ исключеніемъ случайности. Для
доказательства мы должны установить, что другой причины здѣсь
не было, что только національный характеръ имѣлъ опредѣляющее
значеніе при выборѣ вѣроисповѣданія, что политическія условія,
напримѣръ, совершенно сюда не касались.
Презумпція на основаніи внѣ-случайнаго совпаденія состо-
итъ лишь въ предположеніи особой причины; при опредѣленіи
этой причины, мы должны сообразоваться съ обычными условіями
объясненія.
Совпаденіе между участіемъ въ управленіи государствомъ и
классическимъ образованіемъ можетъ быть слишкомъ велико, чтобы
его объяснять только случайностью; тѣмъ нѳ менѣе, самый фактъ
обученія латинскому и греческому языкамъ въ школѣ можетъ не
имѣть никакого спеціальнаго отношенія къ умѣнію лицъ, стоящихъ
во главѣ правительства, справляться со своими ооязанностями.
Число лицъ съ классическимъ образованіемъ въ составѣ прави-
тельства можетъ больше, чѣмъ число ихъ въ палатѣ общинъ, и,
однако, высоким'ь положеніемъ своимъ они, пожалуй, вовсе нѳ
обязаны воспитанію, которое получили. Люди извѣстнаго соціаль-
наго положенія пользуются преимуществами при опредѣленіи на
правительственныя должности, и всѣ эти люди, конечно, изучали
латинскій и греческій языки.
Выражаясь технически, совпадающія явленія въ данномъ слу-
чаѣ могутъ представлять собою независимыя другъ отъ Друга
слѣдствія одной и той жѳ причины.
3.	Если альтернативныя вѣроятности очень многочисленны,
то мы склонны не обращать должнаго вниманія на ихъ количество,
иногда преувеличиваемъ его, а иногда уменьшаемъ.
Умаленіе значенія числа альтернативъ особенно часто встрѣ-
чается въ азардныхъ играхъ, гдѣ стараются создать массу альтер-
нативъ, одинаково вѣроятныхъ и одинаково доступныхъ для игрока,
который, однако, нѳ можетъ вызвать ту или другую изъ нихъ по
своему желанію. Въ вистѣ, напримѣръ, всѣхъ сдачъ можетъ быть
приблизительно шесть билліоновъ. Нѳ смотря на это, общее впе-
чатлѣніе получается такое, какъ будто тотъ, кто играетъ каждый
вечеръ въ теченіе года, будетъ имѣть одинаковое число, какъ хо-
рошихъ, такъ и плохихъ сдачъ. Это ошибка. Чтобы исчерпать
геѣ возможныя комбинаціи потребно гораздо болѣе продолжитель-
ное время. Положимъ, игрокъ игралъ ‘2000 разъ въ теченіе года;
Это лишь одна „группа4*, одна комбинація изъ милліардовъ ком-
Иітдукт. и дедукт іогяжа.
16
— 242 —
бинацій. Среди милліоновъ группъ, если кромѣ случайности нѣтъ
другихъ вліяній, должны быть всевозможныя отношенія между хо-
рошими и плохими играми; въ однѣхъ группахъ всѣ игры хороши,
въ другихъ всѣ плохи, а въ нѣкоторыхъ хорошія и плохія игры
распредѣляются поровну ’).
Иногда, однако, число возможныхъ альтернативъ преувели-
чиваютъ. Такъ, напримѣръ, пріѣзжіе въ Лондонѣ часто замѣчаютъ,
что они непремѣнно встрѣчаютъ кого-либо изъ своихъ мѣстъ; они
удивляются этому, какъ будто шансы встрѣчи съ кѣмъ-либо изъ
земляковъ и съ кѣмъ-либо изъ постояннаго многомилліоннаго на-
селенія столицы совершенно одинаковы. На дѣлѣ возможныя аль-
тернативы встрѣчи гораздо менѣе многочисленны. Въ мѣстахъ, по-
сѣщаемыхъ пріѣзжими, бываетъ немного публики; число возмож-
ныхъ встрѣчъ надо считать тысячами, скорѣе чѣмъ милліонами.
ГЛАВА IX.
Вѣроятное заключеніе относительно частнаго случая.—
Измѣреніе вѣроятности.
Несомнѣнно, существуютъ различныя степени вѣроятности. Мы
не только ожидаемъ нѣкоторыхъ событій съ большей увѣренностью,
нежели другихъ, — увѣренность можетъ быть и ошибочной, —-
мы имѣемъ основаніе составлять такого рода предположенія. Су-
ществуютъ различныя степени разумнаго ожиданія. Допускаютъ ли
эти степени числовое измѣреніе?
Вопросъ перешелъ въ логику изъ математики. Исчисленіе вѣ-
роятное іей представляетчі собою отдѣлъ математики. Мы видѣли,
какъ оно представляется при изслѣдованіи причинъ явленія въ
смыслѣ исключенія вс< го того, что обусловлено случайностью; смутно
сознавали ученые, что так . называемое „исчисленіе вѣроятностей44
можетъ оказаться полезнымъ при опредѣленіи вѣроятности отдѣль-
ныхъ событій путемъ точнаго чпелового измѣренія. Д-рь Вѳннъ,
написавшій спеціальный трактатъ и „логпкѣ случайности44, упоми-
наетъ о „точномъ количественномъ измѣреніи нашеч увѣренности44,
какъ объ одной изъ задачъ, къ разрѣшенію которыхъ логика должна
*) См. Ке Могдап. „Еззау оп РгоЬаЬіІіііез4. гл. VI, „Ѳп соттоп по-
ііопя оГ ргоЬаЬіІііу “ (общія понятія вѣроятности .
— 243 —
стремиться. Нижеслѣдующій отрывокъ изъ сочиненія Вейна пояс-
нитъ его мысль
„Здоровый человѣкъ, безъ сомнѣнія, желалъ бы знать, будетъ-
лп онъ жить въ то же самое время въ слѣдующемъ году. Фактъ
будетъ удостовѣренъ такъ или иначе въ надлежащее время, если
данное лицо согласится ждать; но если отвѣтъ нуженъ сейчасъ,
то только статистика и теорія вѣроятностей могутъ дать кое-какія
свѣдѣнія. Мы узнаемъ, что вѣроятность жизни относится къ вѣроят-
ности смерти даннаго лица, какъ пятъ къ одному; таковъ и будетъ
отвѣтъ на вопросъ, насколько вообще какой-либо отвѣтъ возможенъ.
Статистика постепенно накопляетъ массу данныхъ такого общаго
характера. При этомъ она имѣетъ цѣлью дать намъ возможность
но всякое время и во всякомъ мѣстѣ сказать, каковы шансы за или
противъ того или другого факта, въ данный моментъ не поддаю-
щагося опредѣленію, но однако принадлежащаго къ классу такихъ
фактовъ, которые допускаютъ статистическую обработку.
Затѣмъ, помимо статистики въ тѣсномъ смыслѣ слова, которая,
вообще говоря, оперируетъ съ событіями, поддающимися счету пли
измѣренію и повторяющимися довольно часто,—есть еще обширное
поле изслѣдованій, допускающее нѣкоторое приближеніе къ разумной
увѣренности. Каковъ будетъ исходъ возникшей войны? Какая партія
побѣдитъ на предстоящихъ выборахъ? Выздоровѣетъ-лп паціентъ
послѣ кризиса болѣзни или нѣтъ? Что въ основѣ зтого лежатъ ста-
тистическія данныя, которыя косвеннымъ образомъ создаютъ и опре-
дѣляютъ нашу увѣренность,—я вполнѣ признаю; но въ то же время
здѣсь приходится считаться съ такимъ широкимъ промежуточнымъ
процессомъ оцѣнки и съ такимъ полемъ дѣятельности практичес-
каго ума, что непосредственное примѣненіе статистики въ обыч-
номъ смыслѣ не можетъ оказать намъ дѣйствительной помощи. По-
этому, выставляя требованія для идеальнаго состоянія знанія, мы
должны ясно отнести сюда и надлежащее распредѣленіе увѣренности
по отношенію къ каждому явленію такого класса. Если одинъ че-
ловѣкъ считаетъ достовѣрнымъ то, что Другой счптаетъъ невозмож-
нымъ, то налицо имѣется очевидная ошибка. Итакъ, разъ нельзя
точно предвидѣть будущее, то намъ нужно полное согласіе отно-
сительно опредѣленія степенп вѣроятности всякаго будущаго со-
бытія; а для этого нужно опредѣленіе степени вѣроятности и вся-
каго прошедшаго событія".
Выражаясь технически, если называть „модальностью"
всякое означеніе степени достовѣрности какого-либо положе-
нія, то (Ішсіегіа д-ра Венна, какъ оиъ самъ думалъ, представ-
ляютъ собою болѣе точное измѣреніе модальности предложеній. Мы
называемъ вещи достовѣрными, возможными, невозможными, вѣ-
роятными, въ высшей степени вѣроятными, мало вѣроятными и
*) Етрггісаі Ъодіс, стр. 56.
16*
— 24Д —
т. д.: мы принимаемъ достоверность за высшую степень вѣроят-
ности а затѣмъ постепенно спускаемся до нуля, обозначающаго
невозможность. Не можемъ-ли мы получить точное числовое измѣ-
реніе градаціи нашей увѣренности?
Изучать принципы, дѣйствующіе въ каждомъ отдѣльномъ
случаѣ, въ которомъ шансы за и противъ исчисляются на осно-
ваніи дѣйствительныхъ или гипотетическихъ данныхъ, значило бы
вторгаться въ область математики; тѣмъ не менѣе, нѣсколько
простыхъ примѣровъ укажутъ намъ, что именно измѣряетъ теорія
вѣроятностей, и каково практическое значеніе такого измѣренія
въ примѣненіи кь вѣроятности отдѣльнаго событія.
Положимъ, въ ящикѣ 100 шаровъ, 30 бѣлыхъ и 70 черныхъ,
во всемъ одинаковыхъ, исключая цвѣта; мы говоримъ, что шансы
вынуть черный шаръ относятся къ шансамъ вынуть бѣлый, какъ
7 къ 3, и вѣроятность вынуть черный шаръ измѣряется дробью ’/10.
При этомъ мы пользуемся принципомъ пропорціональныхъ шан-
совъ, о которомъ рѣчь была выше Мы навѣрное не знаемъ,
какой шаръ выйдетъ, черный или бѣлый, но, зная условія,
мы ожидаемъ появленія чернаго шара скорѣе, нежели бѣлаго, при-
чемъ степень вѣроятности соотвѣтствуетъ отношенію между коли-
чествами шаровъ въ ящикѣ. Этой дробью мы измѣряемъ степень
нашей разумной увѣренности, а степень увѣренности зависитъ отъ
объективныхъ фактическихъ условій и одинакова для всѣхъ людей,
какъ бы ни измѣнялась степень ихъ убѣжденія сообразно особен-
ностямъ индивидуальнаго темперамента. Что мы въ среднемъ вынемъ
черный шаръ семь разъ изъ десяти, если будемъ вынимать шары
до безконечности,—это вѣрно такъ же, какъ вѣренъ всякій эмпи-
рическій законъ; дробью 7/10 мы измѣряемъ вѣроятность появленія
чернаго шара въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ.
Когда мы основываемъ наши ожиданія относительно отдѣль-
ныхъ событій на статистикѣ наблюденія событій этого рода, то
разумность ожиданій въ концѣ концовъ опредѣляется тѣмъ жѳ са-
мымъ принципомъ. Что в'А среднемъ у насъ получится данная
пропорція, мы считаемъ достовѣрнымъ; отношеніе числа благопріят-
ныхъ случаевъ къ общему числу возможныхъ альтернативъ пред-
ставляетъ собою мѣру разумности ожиданія или вѣроятности какого-
либо отдѣльнаго происшествія.
*) Дживонсъ утверждалъ, что всякое умозаключеніе только вѣроятно
и что ни одно умозаключеніе не можетъ быть достовѣрнымъ. Но это просто
безцѣльное уклоненіе отъ общепринятой терминологіи, котораго самъ Джи-
вонсъ не въ состояніи держаться. Онъ, напримѣръ, говоритъ, что если бро-
сить пенни въ воздухъ, то онъ, навѣрное упадетъ той или другой стороной,
а какой именно, это уже вопросъ вѣроятности. Въ разговорной рѣчи вѣ-
роятность обозначаетъ степень увѣренности, которая не можетъ считаться
вполнѣ достоверной; сказать же, что достовѣрно ть представляетъ собою
высшую степень вѣроятности, вовсе не значитъ нарушить обычный смыслъ
Понятія.
— 245 —
Если ежегодно въ какомъ-либо городѣ отъ воспитателей
•убѣгаетъ 5°/0 дѣтей, то вѣроятность, что тотъ или другой ребе-
нокъ убѣжитъ ивъ дому, равна Отношеніе это является пра-
вильной мѣрой при условіи, что средняя изъ года въ годъ остается
постоянной.
Не вдаваясь въ сущность комбинацій вѣроятностей, мы уже
теперь имѣемъ возможность видѣть практическое значеніе теоріи
въ примѣненіи къ отдѣльнымъ случаямъ.
По этому поводу среди ученыхъ возникло разногласіе. Джи-
вонсъ упрекалъ Милля въ томъ, что онъ непочтительно отзывался
о теоріи вѣроятностей; самъ Дживонсъ восхвалялъ ее, какъ одно
изъ благороднѣйшихъ произведеній человѣческаго ума и цитиро-
валъ изрѣченіѳ Бутлера: „Вѣроятность руководитъ жизнью4'. Но
Бутлеръ, высказавъ свое знаменитое изрѣченіе, вѣроятно, не
имѣлъ въ виду математической теоріи вѣроятностей въ ея при-
мѣненіи къ отдѣльнымъ случаямъ, а Милль придавалъ ей мало
значенія именно въ этомъ смыслѣ.
Въ сущности говоря, мы рѣдко вычисляемъ, рѣдко имѣемъ
поводъ вычислять шансы отдѣльныхъ событій, развѣ лишь для
удовлетворенія любопытства. Правда, страховыя общества вы-
числяютъ вѣроятности, но они еЙ имѣютъ въ виду отдѣльныхъ
людей. Степень вѣроятности продолжительности жизни того или
другого индивида, насколько она опредѣляется статистическими
таблицами, безразлична для страхового общества; его интересуетъ
лишь постоянство средней. Наши ожиданія относительно продолжи-
тельности жизни того или другого отдѣльнаго лица не могутъ быть
измѣрены при помощи вычисленія шансовъ, потому что на нихъ
вліяютъ кромѣ того различные элементы. Мы создаемъ извѣстную
увѣренность относительно отдѣльны ъ случаевъ, но мы стараемся
найти болѣе прочныя основанія для нея, нежели шансы, вычислен-
ные согласно со статистическими данными. Положимъ, кто-нибудь
собирается устроить помѣщеніе для заблудившихся собакъ; онъ,
безъ сомнѣнія, попытается опредѣлить, сколько собакъ приблизи-
тельно убѣгаетъ отъ хозяевъ, и въ этомъ отношеніи ему придется
обратиться къ статистикѣ. Но если бы онъ имѣлъ въ виду какую-,
либо опредѣленную собаку, то на статистику, поскольку она опре-
дѣляетъ шансы, онъ обратилъ бы мало вниманія, а руководился
бы свѣдѣніями о характерѣ собаки и ея хозяина, добытыми эмпи-
рическимъ путемъ.
Положимъ, на скачкахъ держатъ пари противъ той или дру-
гой .-ошадп; игрокъ при этомъ не занимается вычисленіями на ос-
нованіи цифровыхъ данныхъ о числѣ лошадей на ипподромѣ или о
числѣ пораженій любимцевъ публики; онъ старается собрать свѣ-
дѣнія о происхожденіи лошади и результатахъ прежнихъ скачекъ,
въ которыхъ участвовали различныя лошади. Мы руководимся вы-
— 216 —
числсніями вѣроятностей только въ тѣхъ случаяхъ, когда ничего
лучшаго нѣтъ въ нашомъ распоряженіи.
ГЛАВА X.
Заключеніе по аналогіи.
Словомъ „аналогія41, согласно съ терминологіей XVIII вѣка,
воспользовался Милль для обозначенія основанія умозаключенія,
отличающагося отъ принциповъ, по которымъ мы распространяемъ
на новые случаи эмпирическій или научный законъ. Но терминъ
„аналогія14 употребляется въ различныхъ другихъ смыслахъ, болѣе
или менѣе сходныхъ, и чтобы уяснить его точное логическое зна-
ченіе, мы укажемъ на нѣкоторые изъ нихъ. Слово аѵаХо-ра, по тер-
минологіи Аристотеля, соотвѣтствуетъ слову „пропорція11 въ арио-
метикѣ; оно обозначало равенство отношеній, іабттр Хоусоѵ: два къ
четыремъ относится такъ же, какъ четыре къ восьми. Въ подоб-
номъ значеніи употребляется терминъ въ физіологіи, гдѣ онъ обо-
значаетъ сходство функцій, въ отличіе отъ сходства структуры,
которое называется „гомологіей11; хвостъ кита аналогиченъ хвосту
рыбы, потому что употребляется для передвиженія съ мѣста на
мѣсто, но онъ гомологиченъ съ задними ногами четвероногихъ; руки
человѣка гомологичны съ передними ногами лошади, но не анало-
гичны, потому что не употребляются для передвиженія. Помимо
техническихъ значеній, слово „аналогія11 въ разговорной рѣчи вы-
ражаетъ всякаго рода сходство. Такъ, де-Кинсей говоритъ объ
„аналогической11 способности памяти, понимая подъ этимъ способ-
ность припоминать вещи по внутреннему ихъ сходству, въ отличіе
отъ причинной зависимости между ними или ихъ послѣдователь-
наго порядка. Но даже Ѵъ разговорной рѣчи есть слѣды первона-
чальнаго значенія термина; когда мы говоримъ объ аналогіи, то
пмѣемъ въ виду нѳ одну пару вещей; „аналогіей11 мы называемъ
сходство между различными парами вещей. Вѣроятно, это и имѣлъ
въ виду Уэтли, опредѣляя аналогію какъ „сходство отношеній11.
Однако, въ строго логическомъ смыслѣ, по опредѣленію Милля,
Бутлера и Канта, аналогія обозначаетъ нѣчто большее, нежели
сходство отношеній. Аналогія выражаетъ преобладающее сходство
между двумя вещамп, которое позволяетъ намъ предположить, что
оно простирается дальше, нежели мы наблюдали. Э готъ видъ аргу-
мента отличается отъ эмпирическаго закона, распространяемаго на
частные случаи. Въ послѣднемъ случаѣ основаніемъ для умозаклю-
ченія служитъ совпаденіе, часто повторяющееся въ предѣлахъ на-
шего опыта; мы приходимъ къ выводу, что данное совпаденіе
встрѣчалось раньше и будетъ встрѣчаться впредь; въ аналогіи
эснованіемъ для умозаключенія является сходство между двумя
— 247 —
отдѣльными объектами илп классами объектовъ въ нѣкоторыхъ
ихъ свойствахъ; мы приходимъ къ выводу, что объекты сходны
между собою и въ другихъ свойствахъ, которыя принадлежатъ
одному изъ нихъ, какъ намъ уже извѣстно,—мы нѳ знаемъ лишь,
принадлежатъ ли они другому. „Двѣ вещи встрѣчаются вмѣстѣ во
многихъ случаяхъ, слѣдовательно, во всѣхъ, включая сюда и дан-
ный" —таковъ аргументъ при распространеніи обобщеній. „Двѣ
вещи сходны между собою во многихъ свойствахъ, слѣдовательно,
и въ данномъ",—таковъ аргументъ по аналогіи.
Примѣръ Рейда въ „Іпіѳііесѣпаі Гоѵгегз" сдѣлался классиче-
ской иллюстраціей аргументовъ но аналогіи.
„Мы можемъ замѣтить весьма значительное сходство между
землей, на которой мы живемъ, и другими планетами, Сатурномъ,
Юпитеромъ, Марсомъ. Венерой и Меркуріемъ. Всѣ онѣ вращаются
вокругъ солнца, какъ и земля, хотя на различныхъ разстояніяхъ
отъ него и вѣ различные періоды времени. Всѣ онѣ получаютъ
свѣтъ отъ солнца, какъ и земля. Нѣкоторые вращаются вокругъ
оси, и потому на нихъ тоже происходитъ смѣна дня и ночи. Нѣ-
которыя планеты имѣютъ спутниковъ, которые освѣщаютъ ихъ,
когда нѣтъ солнца, какъ луна освѣщаетъ землю. Всѣ планеты въ
свопхъ движеніяхъ подчиняются тому же закону тяготѣнія, что и
наша земля. На основаніи всего этого, мы имѣемъ право предпо-
ложить, что планеты, какъ и земля, заселены различными живыми
существами. Въ такомъ заключеніи по аналогіи есть нѣкоторая
вѣроятности 1).
Иногда говорятъ, что аргументъ по аналогіи проходитъ че-
резъ всѣ степени вѣроятности, отъ достовѣрности до нуля. Это
вѣрно лишь въ томъ случаѣ, если понимать слово „аналогія" въ
широкомъ смыслѣ всякаго рода сходства. Тогда всякій аргументъ
можно будетъ назвать аргументомъ по аналогіи, потому что всѣ
умозаключенія основаны на сходствѣ.
Я увѣренъ, что если брошу перо на воздухъ, то оно упа-
детъ внпзъ,—это потому, что перо, какъ и всякое другое тѣло,
вѣсомо. Но если употреблять терминъ „аналогія" въ тѣсномъ логи-
ческомъ смыслѣ, то оказывается, что степень вѣроятности гораздо
ближе къ нулю, чѣмъ къ достовѣрности. Это ясно изъ условій,
которыя установила логика для правильныхъ умозаключеній по
аналогіи.
1.	Сходство должно играть преобладающую роль. При оцѣнкѣ
значенія аргумента, мы должны считать неблагопріятными всѣ
свойства, въ которыхъ предметы различны, а также и тѣ призна-
ки пхъ, относительно которыхъ мы не можемъ рЬшпть вопроса
такъ или иначе. Числовое измѣр ніѳ умозаключенія выражается
отношеніемъ числа пунктовъ сходства къ числу пунктовъ различія
пл>''' " ''"Извѣстные пункты. Такъ, въ примѣрѣ съ планетами, мы
*) Нчшііі и, „Кісі", стр. 236.
— 248 -
доказываемъ, что онѣ обитаемы, потому что въ нѣкоторыхъ отно-
шеніяхъ онѣ походятъ на землю, а на землѣ есть жизнь; но сила
аналогіи ослабляется тѣмъ соображеніемъ, что мы очень мало
знаемъ о поверхности планетъ.
2.	При числовой оцѣнкѣ всѢ обстоятельства, связанныя
между собою, какъ слѣдствія одной и той же причины должны
считаться за одно. Иначе мы можемъ ошибочно преувеличить
число пунктовъ сходства. Такъ, при перечисленіи сходствъ между
землею и планетами у Рпда, вращеніе ихч3 вокругъ солнца и под-
чиненіе закону тяготѣнія слѣдуетъ принять за одинъ пунктъ
сходства. Если два объекта сходны между собою въ а, Ъ, с, й, е,
но в, слѣдуетъ изъ а, а (1 и е изъ с, то пять пунктовъ считаются
за два.
3.	Если объектъ, относительно котораго мы дѣлаемъ выводъ,
обладаетъ какимъ либо свойствомъ, несовмѣстимымъ съ нашимъ
умозаключеніемъ, то общее сходство не имѣетъ никакого значенія.
Луна не имѣетъ атмосферы, а мы знаемъ, что воздухъ является
необходимымъ условіемъ для жизни. Поэтому, какъ бы луна ни
походила на землю, мы не вправѣ заключить, что на лунѣ есть
живыя существа, подобныя тѣмъ, которыя, какъ намъ извѣстно,
населяютъ землю. Мы знаемъ также, что жизнь, какова она на
землѣ, возможна лишь въ извѣстныхъ предѣлахъ температуры,
и что на Меркуріи слишкомъ жарко, а на Сатурнѣ слишкомъ хо-
лодно, для того, чтобы такая жизнь могла тамъ существовать;
сходство этихъ планетъ съ землею въ данномъ случаѣ не имѣетъ
значенія.
4.	Если извѣстно или предполагается, что данное свойство
сопровождаетъ одинэ или нѣсколько пунктовъ сходства, то аргу-
ментъ по аналогіи оказывается излишнимъ. Намъ нѣтъ надобности
разсуждать на основаніи общаго сходства, если мы вправѣ пред-
полагать, что данное свойство вытекаетъ изъ какого-либо при-
знака, которымъ объектъ, какъ намъ извѣстно, обладаетъ. Если
бы мы знали, что какая-либо планета обладаетъ всѣми условіями
положительными и отрицательными, необходимыми для жизни, то
намъ не надо было бы перечислять всѣ пункты сходства между
этой планетой и землей, для того чтобы создать презумпцію насе-
ленія. Мы могли бы вывести заключеніе на другихъ основаніяхъ,
помимо аналогіи.
Знаменитое умозаключеніе Ньютона о горючести алмаза
приводятъ въ примѣръ аргументовъ1 по аналогіи. Но, вы-
ражаясь технически, оно, какъ указалъ профессоръ Вэнъ, отно-
сится скорѣе къ разряду обобщеній, распространяемыхъ на част-
ные случаи. Сравнивая тѣла въ отношеніи ихъ плотностей и свѣ-
топреломляющихъ способностей, Ньютовъ замѣтилъ, что горючія
тѣла преломляютъ свѣтъ сильнѣе другихъ тѣлъ одинаковой съ
ними плотности; замѣтивъ исключительно высокій коэффиціентъ
преломленія алмаза, Ньютонъ заключилъ, что онъ горючъ, что
— 249 —
впослѣдствіи было подтверждено опытомъ. „Соединеніе сильной
преломляющей способности съ воспламеняемостью представляло
собою эмпирическій законъ;, замѣтивъ этотъ законъ, Ньютонъ
распространилъ его на алмазъ. Брустеръ говоритъ, что если бы
Ньютонъ зналъ о свѣтопреломляющей способности минераловъ
дгеепмкііе’а и октоэдрпта, то распространилъ бы свое заключеніе
и на нихъ, что было бы невѣрно" ’).
Изъ разсмотрѣнія этихъ условій видно, что на основаніи
одной только аналогіи мы не можемъ выводить заключенія со
сколько-нибудь значительной степенью вѣроятности. Ѳто не исклю-
чаетъ мысли о томъ,—повидимому, такъ думаетъ Дживонсъ,—что
аналогіи въ смыслѣ указанія общихъ сходствъ часто бываютъ по-
лезны при направленіи изслѣдованія.
Если двѣ вещи весьма сходны между собою, и мы удосто-
вѣряемъ, что одна изъ нихъ обладаетъ извѣстнымъ свойствомъ,
то презумпція наличности этого свойства п у другой вещи пред-
ставляется достаточно сильной, для того чтобы провѣрить ее на
дѣлѣ.
Говорятъ, что общее сходство холмовъ близъ Балларата въ
Австраліи съ золотоносными розсыпями въ Калифорніи внушило
мысль искать золото въ Балларатѣ. Здѣсь аргументъ по аналогіи
оказался удачнымъ, но, безъ сомнѣнія, многіе производили изыска-
нія въ другихъ случаяхъ на основаніи такихъ общихъ сходствъ,
которыя, однако, оказывались безрезультатными. Подобнымъ же
образомъ, на основаніи общихъ сходствъ во многихъ случаяхъ
развивалась фармакопея; если одно лѣкарство походило на другое
въ отношеніи нѣкоторыхъ свойствъ, то являлось достаточное осно-
ваніе, для того чтобы изслѣдовать, не простирается ли это сход-
ство и далѣе.
Догадки такъ называемаго „природнаго остроумія" тоже ана-
логическаго свойства. Человѣкъ, обладающій широкимъ опытомъ,
напримѣръ, въ области погоды, знакомый съ военнымъ дѣломъ,
съ коммерціей пли съ политикой, можетъ выводить заключенія
относительно каждаго отдѣльнаго случая на основаніи предыду-
щихъ сходныхъ случаевъ; очень часто такого рода заключенія
оказываются совершенно правильными, хотя бы точной числовой
оцѣнки данныхъ произведено не было.
Главный источникъ заблужденій въ аргументахъ по аналогіи
заключается въ игнорированіи пунктовъ различія. Часто случает-
ся, что сходство, которое можетъ служить основаніемъ лишь для
реторическаго сравненія, играетъ роль солиднаго доказательства.
Такъ, сходство между организмомъ и обществомъ. 2) приводятъ
иногда въ подтвержденіе успѣшности терапевтическихъ:, пріемовъ
въ области государственной политики.
’) Ваіп, „Ъо^іс“г П, 145.
’) Замѣчательный примѣръ въ этомъ отношеніи представляетъ соціо-
логія Спенсера.	Прим. псрев.
— 250 —
Защитники ежегодныхъ парламе і'скиѵъ выборовъ въ эпоху
республики основывались на то”", что змѣя ежегодно мѣняетъ
свою кожу.
Посмотри на г , йшеѳ изъ животныхъ, змѣю
Эмблему вѣч.1 > и
И пр,‘Ч .ости государства.
Каждый го-.ь она мѣняетъ кожу
И съ не > .и жизнью и силой пробуждается
Ее кдый годъ.
Бритчг ч! Подражай змѣѣ.
Свою злату общинъ, покровъ государства
Зозобновляй ежегодными выборами;
Прг такихъ условіяхъ ты будешь жить спокойно
И зободу дашь своимъ сынамъ
До скончанія вѣка!
Карлейль казалъ, Ито корабль никогда не обогнулъ бы мыса
Корна, если бь капитанъ, желая измѣнить курсъ, всякій разъ
совѣтовался сг экипажемъ. Если принять это серьезно, какъ аргу-
ментъ по ана іогіи противъ представительнаго образа правленія,
то можно возразить, что разница между кораблемъ и государ-
ствомъ слишкомъ велика, для того чтобы отъ одного заключать
къ другому Это одна изъ тѣхъ ложныхъ аналогій, о которыхъ
говоритъ Гейне въ своей молитвѣ: „Небо, избави насъ отъ зла
п отъ метафоръ14.
О]Ѵи — библиотеі^а сайта
ілллллг.ЬюдгаЯа.ги