/
Автор: Виппер Р.Ю.
Теги: история история рима греция древний и античный мир история греции римская империя
ISBN: 5-85880-124-2
Год: 1995
Текст
РВИППЕР ГРЕЦИЯ
ЛЕКЦИИ ПО ИСТОРИИ ГРЕЦИИ 0 4 ЕРКИ ПО ИСТОРИИ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ < 1-Я АЧ А-ГЧ о > ЕН М Izl КС Ростов-на-Дону 19 9 5
ББК 63.3 В 52 Оформление С. А Царева, Т. П. Неклюдовой Вступительная статья Ю. Е. Журавлева На обложке ~ Дионис. Бронзовая скульптура. Неаполь. Виппер Р. Ю. В 52 Лекции по истории Греции. Очерки истории Рим- ской империи (начало). Избранное сочинение в II то- мах. Том I. Ростов н/Д: Издательство «Феникс», 1995. в4700000000-100 4МО(03)-95 Без объявл. ББК 63.3 ISBN 5-85880-124-2 © Феникс, 1995
ЛЕКЦИИ по истории ГРЕЦИИ
Античность и современность в трудах Р. Ю. Виппера Русский историк Роберт Юрьевич Виппер прожил долгую жизнь. Он родился в 1869 году, когда Россия стояла накануне великих реформ, и умер в 1954 году, на пороге «оттепели» после сталинского времени. На его глазах проходила смена историче ских эпох, происходили грандиозные и трагические события, ме нявшие судьбы миллионов людей. Р. Ю. Виппер не был активным участником этих событий. Его призванием была история. Он был историком широкого диа пазона. Его творческое наследие насчитывает около 300 работ, охватывающих период от древности до современности. Он чи- тал лекции по всем разделам всеобщей истории и много специалъ пых курсов. В педагогической деятельности он видел смысл своей жизни. Чтение лекций в университете было для него «величай- шим удовольствием, а шум аудитории в перерывах казался «при- ятной музыкой», вдохновляющей на новую работу. (А. П. Дани- лова. Р. IO. Виппер как историк античности, ж. Вестник древ- ней истории, 1984 № 1, с. 162) Р. Ю. Виппер был хорошо подготовлен для деятельности ис пюрика и педагога. Он получил прекрасное образование сначала в гимназии при Лазаревском институте восточных языков, а по- том на историко-филологическом факультете Московского уни- верситета. Среди своих университетских учителей Р. Ю. Вип- пер выделял В. О. Ключевского, близкого ему своими мыслями «о создании новой, социальной истории», «истории общества, исто рии народа, его самобытной жизни, его глубоких культурных и политических стремлений». Р. IO. Виппер продолжил свое образование во время двух по ездок за границу. Он посетил Берлинский, Венский, Мюнхенский и Парижский университеты, слушал лекции выдающихся исто- риков того времени Э. Курциуса и Н. Д. Фюстель де Куланжа. Вторая поездка в Европу была использована для работы в архи- вах по теме диссертации. В 1894 году Р. Ю. Випперу была при- суждена ученая степень доктора, а за книгу «Влияние Кальвина и кальвинизма на политические учения и движения XVI в. Цер- ковь и государство в Женеве XVI в. в эпоху кальвинизма» он по- лучил большую премию имени С. М. Соловьева. Как видим, Р. Ю. Виппер начинал свою научную деятель- ность в качестве историка средних веков. В том же году он ста- новится профессором кафедры всеобщей истории Новороссийско- го университета в Одессе. Среди читаемых им учебных курсов - также и курс по истории древней Греции и древнего Рима. Тогда- то и зародился у Роберта Юрьевича глубокий интерес к антич пой истории. И в Московском университете, профессором кото рого Р. Ю. Виппер стал в 1901 году, он читал лекции по всем разделам всеобщей истории. Его педагогическое мастерство вы соко ценили те, кому довелось слушать лекции Р. Ю. Виппера и работать в его семинарах. Один из его учеников, впоследствии 5
академик Н. М. Дружинин писал, что Р. Ю. Виппер «бесспорно был самым выдающимся профессором историко-филологического факультета 1911- 1916 гг.» Другой ученик Р. Ю. Виппера, став- ший выдающимся ученым-античником, Н. А. Машкин особо выде- лял семинары по Фукидиду, Плутарху, Тациту и другим антич- ным авторам, которые вводили студентов в лабораторию иссле- довательской работы историка. Еще один известный историк Е.А. Косминский отвечал, что вместе с В. О. Ключевским, Д.М. Петрушевским, А. М. Савиным Р. Ю. Виппер представ- лял цвет преподавательского состава историко-филологического факультета первых двух десятилетий XX века. (Все данные из статьи А. П. Даниловой). В этот же период появились и работы Р. Ю. Виппера по истории Греции и Рима. Историческая концепция Р. Ю. Виппера сложилась под влиянием тенденций, господствовавших в антико- ведении того времени. А там происходили крупные перемены. На протяжении длительного времени европейские историки, зани- мавшиеся изучением истории Греции и Рима, все свое внимание обращали на политическую историю античного мира и историю его культуры. Социально-экономической истории уделялось мало внимания. Но вторая половина XIX века была временем быстро- го развития капитализма и сопутствующих ему явлений. Бур- ный рост экономики влиял на все сферы жизни общества и, преж- де всего, на обострение социальных противоречий в обществе. Марксисты видели в этом доказательство правильности своей теории, а их противники, стремясь опровергнуть взгляды марк систов, втягивались в изучение проблем социально-экономической истории. Социально-экономическая история древности стано- вится важным направлением в мировом антиковедении. Ведущие позиции здесь занимали немецкие ученые во главе с Эд. Мейером. Свои взгляды на социально-экономическую историю древности он отстаивал в полемике с другим немецким ученым К. Бюхером, который защищал положение о примитивном харак- тере экономики древнего мира. Сам же Эд. Мейер считал, что древность прошла те же этапы развития, какие позже прошла Европа, что уже в древности существовали промышленность и развитая торговля, капитализм и капиталисты, что античное общество в период своего наивысшего развития принципиально не отличалось от европейского общества XIX в. Что касается раб- ства, то, по мнению Эд. Мейера, оно не определяло характера экономики и общественного строя и не играло решающей роли в хозяйственной жизни. Взгляды Эд. Мейера получили широкое признание среди историков, но противники обвиняли его в модер- низации древней истории. Другой характерной чертой антикове- дения этого периода стало распространение так называемой ги- перкритики. На рубеже XIX - XX вв. произошло резкое изменение источ- никовой базы исследований по древней истории. Под этим пони- мается накопление в больших масштабах памятников древних цивилизаций. В конце XIX в. археологические раскопки охватили 6
асе Средиземноморье. Археологи изучают теперь не отдельные памятники, а целые комплексы памятников. Археологические раскопки перестают быть делом отдельных ученых-энтузиастов и приобретают государственное значение. Приведем два харак- терных примера: в 1875 году начались раскопки немецких ученых в Олимпии, на которые германское правительство ассигновало 800 тыс. марок - огромную по тем временам сумму. В начале 90 х гг. для французских раскопок в Дельфах понадобилось отсе- лить жителей деревни, находившейся на месте раскопок. Фран- цузское правительство взяло на себя выплату большой компенса- ции за это переселение. Конечно, и частное благотворительство по-прежнему играло значительную роль. Последние три десятилетия прошлого века ознаменовались настоящим взрывом в античной археологии. Из недр земли были извлечены развалины древних городов и храмов, надписи, свитки папируса, целые библиотеки и архивы. Раньше в распоряжении историков были в основном произве- дения древних авторов. Теперь круг источников резко расширил- ся, они стали гораздо разнообразнее. Новые источники сущест- венно меняли прежние представления о древности, сложившиеся у историков на основании сообщений древних историков. Это усиливало недоверие к рассказам античных авторов. Гиперкри- тическое, т. е. сверхкритическое течение в западноевропейской историографии получило в это время широкое распространение. Р. IO. Виппер был одним из тех русских ученых, кто в наиболь- шей степени воспринял новейшие идеи западноевропейской науки. В первые десятилетия нашего века выходят основные работы Р. Ю. Виппера по античной истории: «Лекции по истории Гре- ции» (1905), «Очерки истории Римской империи» (1908), «Исто- рия Греции в классическую эпоху IX - IV вв. до Р. X.» (1916). В них проявились характерные для него взгляды на античную историю. Остановимся подробнее на последней из этих трех работ (с петыми двумя читатель имеет возможность ознакомиться по настоящему изданию). Вслед за Эд. Мейером Р. Ю Виппер находит в Древней Гре- ции те три цикла исторического развития, которые прошла по- зже Европа (варварство, феодализм, капитализм). Поэтому го- меровский век характеризуется как греческое средневековье: * Многое в быту и понятиях напоминает раннее греческое средне- вековье», - говорит автор. Он оспаривает натуральный харак- тер хозяйства гомеровской эпохи: «Ко времени гомеровскому оно (т. е. натуральное хозяйство - Ю. Ж.) во всяком случае не прослеживается». Дальнейший ход исторического развития Гре- ции обнаруживает по Випперу явные черты сходства с классиче- ским европейским средневековьем. Он говорит о кризисе «героиче- ского века», который «втянул новые элементы в морские набеги, в дальние экспедиции, в колонизацию чужих стран. За рыцарями двинулись купцы и ремесленники, крестьяне и рабочие. Место аристократии заняла городская Греция. Это та же картина, ка- 7
кую мы видим в западной германо-римской Европе XI и XII вв». Говоря о Древней Греции, нельзя обойти вниманием рабство. Вот как оценивает его значение Р. Ю. Виппер: «Из отдаленных краев начинают доставлять новый товар, невольников. По грече ской традиции привозные рабы впервые появились в торговой об щине Хиоса... Новый состав привозных рабов идет, главным об разом, в мастерские: это хейротехнай индустриальные ра бочие... Применение их привело к существенной перемене в производстве. В известных отраслях предприятия приняли фаб ричный характер на манер старых европейских мануфактур». Наконец, все это развитие проходит в условиях нарастающей классовой борьбы. Позволим себе привести еще одну цитату на тему о борьбе классов. В начале власть принадлежала аристок ратам, «но авторитет ускользает из их рук. Подчинявшиеся им раньше классы, всколебленные колонизацией, торговлей и синой- кизмом, заявляют протест, волнуются и грозно идут на господ- ские замки. Вместе с внешними антагонизмами эпохи разгорает- ся внутренняя борьба». Автор выделяет две социальные силы, боровшиеся против аристократии. Одну из них он характеризу- ет как «сельскую партию», состоящую из «некрупных землевла- дельцев». Другая получает более развернутую характеристику: «Гораздо решительнее выступает против аристократии другой класс... Он образуется из различных социальных осколков. Впе реди всех стоят воинственные купцы и судовладельцы, промыш ленная вольница; это зерно обрастает массой примыкающего к ним неоседлого люда, недовольных своим положением фетов, обез земельных сельчан, затем приморского населения, рыбаков, лоц манов, перевозчиков, из которых набирается экипаж морских флотилий, так слагается обширный класс, получивший в Атти ке название паралиев, т. е. приморских. К ним примыкают город ские ремесленники, гомеровские демиурги.» Перед нами характе ристика древнегреческого «третьего сословия», если проводить аналогии с Европой нового времени. Далее Р. Ю. Виппер переходит к истории образования афин ского государства и развития афинской демократии. Это особая тема, заслуживающая специального разбора. Отметим, что в за падноевропейской историографии этого времени, прежде всего в немецкой, произошла переоценка афинской демократии. Преж нее, часто панегирическое, отношение сменялось'резко критиче ским. Усилились нападки на Перикла, которого стали считать виновником войны со Спартой и последующего упадка Афин. Ка кова же позиция Р. Ю. Виппера в этом вопросе? (Здесь мы рас считываем на читателя, имеющего представление об истории образования Афинского государства хотя бы в объеме школьного курса. Иначе пришлось бы объяснять слишком многое). Виппера сближает с западноевропейскими историками гипер критическое отношение к источникам. Данные античных авто ров о древнейшем периоде истории Аттики он считает недосто верными. Так, сведения Геродота о Килоне, Солоне и Писистра те, по мнению Виппера, анекдотичны. Невысоко он оценивает и 8
Аристотеля: «Сравнительно близкий к событиям, которые при- ходится изображать, Аристотель чужд их понимания... Аристо- тель обнаруживает недостаток исторического чутья. Он цели- ком зависит от тенденции своих источников». По поводу картины социальной реформы Солона, рисуемой Аристотелем и Плутархом, Виппер пишет: «К сожалению ^надо сказать, что во всей интересной композиции, переданной обоими писателями, нет почти ни одной достоверной черты; и -- что хуже -- из множества необоснованных фантастических деталей составляется картина, которая в целом неправдоподобна и фальшива». Такое отношение к античным авторам дает возможность Випперу построить свою оригинальную концепцию афинской ис- тории. Вот как выглядит ранняя история Афин в трактовке Виппера. Он считает, что нет никаких оснований говорить об аграр пом кризисе в Аттике в VI в. до н. э. Выражения Аристотеля и Плутарха «вся земля была в руках немногих» и тому подобные неудачно сочинены, Аттика, вероятно, исстари была областью независимых хлебопашцев и садоводов, а строение общества - демократическим. «Афины не видели в своей среде революционно- го акта, который бы освободил придавленных сельчан и сделал сразу истощенных долгами и разоренных людей обеспеченными самостоятельными гражданами». Солон и Писистрат не были «диктаторами социальной революции». Представления о разви тии политического строя Аттики от аристократии к демокра тии неверны. Цензовую конституцию Солона сочинили в середи не IV века до н. э., но это не значит, что следует отрицать деление афинского общества на классы. Кроме пентакосиомедим нов, происхождение которых неясно, остальные классы сущест вовали. Всадники - пережиток гомеровского общества. Во вре мена Солона они были высшим классом, сосредоточившим в своих руках высшую власть. Также реально существование зевгитов и фетов. Странно, что Аристотель и Плутарх забыли упомянуть о паралиях и демиургах, купцах, судовладельцах и ремесленни- ках, или причисляют их к низшему классу. Именно в интересах последних и действовал Писистрат. «Ясно, в интересах какого класса были все эти предприятия Писистрата, а следовательно1 ясно и то, какими слоями афинского общества он был вознесен на высоту власти. Это были совсем не крестьяне, которых Аристо - тель выдвигает в качестве главной опоры Писистрата, а пара лии и демиурги, судовладельцы, мореходы и индустриалы, рабо тавшис на сбыт». Что касается Солона, то его Виппер считает создателем ко- декса законов. Уголовные законы Солона были смягчены по срав- нению с драконтовыми. В этом, по мнению Виппера, и заключал см компромисс, о котором говорит Солон в своих элегиях. Наиболее оригинальна точка зрения Р. IO. Виппера на зако- нодательную деятельность Клисфена, которого он называет ор- ганизатором сельской Аттики: «Ясно, что политика Клисфена, 9
отвернувшегося от моря и от ионийских связей, была поворотом в интересах сельского населения; реформатор воспользовался подъемом крестьянства Аттики и в свою очередь укрепил этот класс своей организацией. Если держаться афинских терминов, Клисфен помог диакриям и педиэям против паралиев, горожан и мореходов, выдвинутых в свое время ионийской политикой писи- стратидов». Таким образом, Писистрат и Клисфен были собирателями и организаторами демократических элементов Аттики: первый городских и мореходных, второй сельских и сухопутных. «Исто- рия Афин слагается потом из союза и антагонизма обеих демок- ратий. От каждого из них остались учреждения и традиции, ко- торые в своем целом и составляют характерную особенность афинского строя V века». С этой точки зрения Аристид выступает как прямой после- дователь Клисфена. Но господство этой партии продолжалось лишь до войны с персами. Во время войны пришлось вооружить народ. «Появилась новая сила, хорошо сознавшая свое положение в государстве, надвинулся большой демократический переворот во внутренней и внешней политике». Таким переворотом Виппер считает реформу ареопага в 462 году до н. э. «Если принять во внимание все перемены, связанные с отменой власти ареопага и усилением народных учреждений, то надо признать, что рефор- ма 462 года представляет вступление в жизнь новой чисто-де- мократической конституции». Виппер сочувственно относится к и становившемуся демократическому строю и защищает его от обвинений в охлократии: «Враги заклеймили его (строй - Ю. Ж.) именем охлократии, разумея непосредственное господство толпы... Но с нашей исторической точки зрения было бы боль шой ошибкой согласиться с таким суждением. Афинская ради кально-демократическая конституцця была обставлена чрезвы чайно искусно известного рода гарантиями, которые обеспечива- ли ее прочность и вместе служили закономерному и правильному течению дел». Виппера интересует прежде всего социальная сторона иссле- дуемого вопроса. Характерно, что в «Лекциях по истории Гре ции» один из разделов VII главы носит название «Социальный характер политических партий». Историки предшествующего периода исследованию социального характера политической борь- бы в Афинах уделяли мало внимания. Вслед за античными писа телями они, как правило, говорили о борьбе аристократов и де- мократов, не выясняя социального содержания этих терминов. Различие между аристократами и демосом понималось как раз- личие между знатными и незнатными,. богатыми и бедными, а борьба между ними - как следствие политической традиции, уходящей своими корнями в глубокую древность. Виппер указы- вает на ошибочность такого представления об афинских пол- итических партиях V в. до н. э. По его мнению интересы соци- альных групп афинского общества полнее всего проявились во внешней политике. При определении внешнеполитического курса 10
и произошло выделение двух политических партий. Одна из них -- радикальная - отличалась «империализмом», т. е. стремлени- ем к внешней экспансии. В ней сгруппировались различные соци-~ альные элементы, объединенные общими интересами. С одной стороны это «корабельная чернь» и вообще портовое население, с другой - богатые судовладельцы и торговцы. Вторая партия - консервативная. В ней объединились противники завоеватель- ной политики - крестьянское население и крупные землевла- дельцы. К этой же партии примыкала также и та часть город- ского населения, которую «давило новое капиталистическое раз- витие Афин, т. е. мелкие торговцы и ремесленники». Анализ социальных причин политической борьбы в Аттике у Виппера глубже, чем у его предшественников, но у него же силь- нее проявляется и склонность к модернизации древней истории. Приведенная картина социальной структуры афинского обще- ства очень напоминает структуру общества какой-нибудь евро- пейской буржуазной державы XIX века. На это указывает сам Виппер: «В целом вместе соединялись те же приблизительно кон- сервативные элементы, какие и в новоевропейских государствах XIX века образовались на сельских землевладельческих и мелко- буржуазных классов». Развитие демократических начал выразилось в увеличении числа оплачиваемых должностей. Но Виппер подчеркивает, что демократия в Афинах V в. до н. э. «была полной и последователь- ной лишь в принципе, но не на практике». Важнейшие должности в государстве оказались в руках небольшого числа лиц, выдавав- шихся своим богатством и влиянием. «Можно говорить о насто- ящем политическом нобилитете в Афинах». В тесной связи с выяснением социальной сути афинской де- мократии стоит у Виппера вопрос об афинской морской державе. Исходя из положения; что на морской державе и ее ресурсах дер - жалось все здание демократии. Виппер оценивает общее состо - яние афинской демократии в зависимости от успехов ее внешней политики. Эта политика характеризуется им как империали- стическая: «Одновременно с осуществлением крупных демокра- тических реформ радикальная партия повела крайне энергичную внешнюю политику, которую можно было бы назвать империали - стической: дело шло о расширении морского могущества, о завое - ваниях на счет персидского государства и в то же время о соеди нении всей Греции под верховенством Афин». Однако эта политика оказалась неудачной вследствие раз- бросанности затеваемых предприятий. Наибольший удар афи- нам нанесла неудача, которую они потерпели в Египте. При шлось отказаться от завоевательной политики не только на да леких окраинах Средиземноморья, нои в самой Греции, пришлось заключить тридцатилетний мир с Пелопоннесским союзом. «Тридцатилетний мир знаменует собою начало падения афин- ской державы. Афины более не могли вернуть себе того могуще- ства, которым они обладали в начале 50-х годов. Это было не только поражение собственно афинской республики, но также' 11
большого союза демократий, сложившегося в 60-х годах и вынуж- денного капитулировать перед таковым же союзом олигархии». Таким образом, Виппер приходит к выводу, что расцвет Афинского государства приходится на 60-50 годы V века до н. э., а с конца 50-х годов начинается упадок Афин. Периклу, вставше- му во главе правящей партии, пришлось идти на сокращение ра- дикальной программы: «Периклу выпала очень трудная задача: примирить демос, ставший необыкновенно воинственным, с но- вым положением, а в то же время напитать и занять разоренные войной классы общества». Выражением кризиса демократической программы был закон 451 года о правах гражданства. «В известном смысле закон пред- ставляет и моральный кризис демократии. Она стала сама иск- лючительным замкнутым кругом, подобно тем политическим и социальным формам, против которых она выступала во имя принципа свободы и равенства. Для оценки политики Перикла опять-таки важно, что его имя стоит в тесной связи с этой тенденцией к замыканию демократии. И во внешней и во внут- ренней политике Перикл отступился от более прогрессивных принципов Фемистокла и Эфиалыпа». Социальный вопрос Перикл стремился решить организацией строительных работ в Афинах и усилением эксплуатации союз- ников: «финансовая политика Перикла была вместе с тем и окончательным порабощением союзников интересам афинского гражданства». В то же время и в рамках урезанной демократической про- граммы Перикл стремился к развитию торговли и установлению тесных экономических связей со всеми уголками античного мира. Это обеспечило ему широкую социальную опору в лице богатых торговцев, а также той части демоса, которая была связана с морем. «Богатые слои не могли не испытывать благодарности к руководящему политику за столь бережное отношение к их ин- тересам ... Господствующие классы столичного и мореходного гражданства безгранично доверяли своему вождю». Благодаря поддержке этих слоев обществ Перикл достиг всей полноты ела сти. Виппер присоединяется к тому определению политического строя Афин при Перикле, которое дал Фукидид. Экономическая экспансия Афин создавала опасность для дру- гих греческих государств и привела в конечном итоге к войне с Пелопоннесским союзом. Зачинщиками войны Виппер считает Афины. «Снова сказалась воинственность беспокойной и неуто- мимой демократии. Пелопоннессцы, гораздо более пассивные, ско- ро увидели, что Афины возобновляют свою политику империа лизма, хотя и несколько другими средствами и с другого конца». Что касается Спарты и ее союзников, то они оказались вынуж денными вступить в войну перед лицом экономического наступле ния Афин. Но и в Аттике лишь определенные слои общества были заинтересованы в войне. «Можно думать, что война была решена голосами промышленных предпринимателей, судовладель- цев, моряков и городской демократии, говоря по-старому, парали- 12
ев и демиургов, против геоморов, массы сельского населения, ко- торому грозило непосредственное нашествие сильного на сухопу- тии врага в незагороженную с перешейка Аттику». В то же время Виппер подчеркивает значение социальных противоречий, также послуживших причиной войны: «... можно ... сказать, что война не была бы такой упорной и ожесточенной или она и вовсе не разразилась бы, если бы не резкие столкнове- ния социальных групп внутри общин ...>. Автор имеет в виду столкновение между массой разоряющегося демоса и олигархии - «людьми капитала». Таким образом, Пелопоннесская война, по мнению Виппера, была вызвана причинами социально-экономиче- ского характера. Не отрицая правильности этого вывода, мож но, однако, заметить, что исследователь несколько преувеличи- вает влияние экономических интересов на политику греческих полисов. В древности это влияние, видимо, было не столь силь- ным как в современном Випперу капиталистическом мире. Поэ- тому кроме экономических причин к войне вели и политические причины, и Спарта, не проводившая подобно Афинам широкой внешнеэкономической экспансии, в то же время стремилась к ус тановлению своей гегемонии над Грецией. Поэтому Виппер не прав, считая, что лишь Афины стремились к войне. Здесь рус ский историк оказался, видимо, под влиянием западноевропейской историографии своего времени. Виппера сближает с западноевропейскими учеными гиперкри- тическое отношение к источникам. С марксистами его сближает интерес к социально-экономическим проблемам истории древнего мира. Но уделяя большое внимание социально-экономическим воп- росам, он не выделяет вопроса о рабстве и его значении в древно сти. Для Виппера рабы - то же, что и современный пролетари ат. Однако, Виппер не во всем соглашался и с модернизаторами. Он не был в числе тех, кто отрицательно характеризовал афин- скую демократию. Хотя Виппер во многом воспринял модерниза- торские идеи западноевропейской науки, это не привело его к от- рицательной оценке всех действий афинской демократии. В це- лом же отношение к афинской демократии у Виппера сдержанное. Он указывает на очень ограниченный характер этой демократии, построенной на эксплуатации рабов и союзников. В то же время Виппер выступает и против излишне критического отношения к Афинам. Его окончательный вывод таков: «афин- ская демократия и афинская морская держава были самыми сложными, крупными и деятельными организмами: это были вы- сшие политические и социальные продукты греческой городской культуры». Другая крупная работа этого периода вышла под названием «Очерки истории Римской империи». По поводу этой книги со временник Виппера, известный историк В. П. Бузескул заметил, что се название может ввести в заблуждение: имеется ввиду ис тория не Римской империи, а скорее римского империализма. Суть этого замечания заключается в том, что в научной лите ратуре, говоря о Римской империи, подразумевают последний пе 13
риод истории римского государства (с 30 г. до н. э. по 467 г. н. э.), когда в Риме была ликвидирована республиканская форма правления и установилась власть императоров. Но иногда Рим- ской империей называют средиземноморскую державу, созданную римскими завоеваниями еще в республиканский период. Р. Ю. Виппер ставил своей целью «объяснить социальные условия воз- никновения Римской империи, описать общество, устремившееся в движение империализма, и затем показать, каким образом факт создания колониальной державы в свою очередь отразился на общественном строе метрополии, т. е. Рима и Италии, и, наконец, как следствие тех же причин произошел крупный пол- итический кризис, замена республики принципатом». По призна- нию автора под империей он подразумевает не политическую форму, а «завоевательное расширение Рима и Италии, движение римского капитала и римского оружия». Что касается империи как формы государства, то она, по мнению Р. Ю. Виппера, «была только естественным концом быстрых военных успехов общества, слабо развившего производительную энергию и превра- щенного благодаря новым, хищнически нажитым богатствам, в большую сеньориально-крепостную громаду». Здесь русский историк вступает в полемику с самым автори- тетным специалистом в этой области Теодором Моммзеном, до- казывавшим демократическое происхождение императорской власти. Р. Ю. Виппер утверждает: «демократия и император- ство соприкасаются, но лишь как две смены, больше того, как два антагониста». Политический режим принципата, установившийся после паде- ния республики, был далек от интересов римской демократии. «Раз только решиться посмотреть на императорство с точки зрения социальных судеб римского и италийского общества, приходится признать римскую монархию далекой от каких-либо демократиче- ских задач: она составляет лишь продолжение и'увенчание обще- ственной иерархии». Р. Ю. Виппер затронул здесь тему, которую до сих пор продолжают обсуждать историки. Уже после Виппера к этой теме в отечественной историографии обращались такие ав- торитетные ученые как Н. А. Машкин и С. Л. Утченко, да и сей- час она остается актуальной в антиковедении. Как уже отмечалось выше, Р. Ю. Виппер принадлежал к со- циально-экономическому направлению в историографии. Важней- шие вопросы римской истории рассматривались им в связи с эко- номическим развитием Италии. И здесь им были высказаны глу- бокие суждения. Как отмечалось в научной литературе (см. напр. указ. соч. А. П. Даниловой), Р. Ю. Виппер указал на нео- днородность римского поместного хозяйства, выделив разные его типы, показал более раннее развитие средних хозяйств «като- новского типа» в сравнении с латифундиями. Этот важный вы- вод был позже развит в концепциях историков, изучавших рим- ское рабовладельческое хозяйство. Заслугу Виппера видели также в том, что он указывал на большую роль рабского труда в сельском хозяйстве Италии, 14
хотя и не видел в этом специфики античной экономики. Разви тие рабства он считал важной чертой «римского капитализма». Вообще, он широко использует применительно к римской исто- рии такие термины как «капитализм», «буржуазия», «партии», «пролетариат» и т. д., что позволяет обвинить его в модерниза- ции также и римской истории. Мы найдем в этой работе и гиперкритику, которая выступа ет прежде всего при освещении ранних периодов римской исто- рии. Это выражается в том, что патрициев раннего Рима он изображает главами купеческих домов, которые «подобно венеци- анским нобилям были некогда негоциантами, монополистами торговли в Лации, коммерческими предпринимателями, судовла дельцами и даже каперами; это коммерческое прошлое Рима за туманено, стерто в позднейшей традиции, изображающей нам земледельческий край и суровую деревенскую простоту». Несмотря на эти недостатки, характерные для «буржуаз- ной» исторической науки начала века, другие качества историка - демократизм и признание им роли экономического фактора в историческом развитии, позволяли говорить о близости Р.Ю. Виппера к марксизму. Но марксистом он в те годы не стал. Во-первых, по причине обнаружившейся в теоретических рабо- тах Р. IO. Виппера склонности к эмпириокритицизму, за что его резко критиковал В. И. Ленин (Поли. собр. соч., т. 45, с. 27). Суть заблуждений историка с точки зрения марксистской тео- рии состояла в том, что он отрицал объективность историче- ского познания. Видимо, не менее важная причина расхождения Р. Ю. Виппе- ра с теоретиками и практиками русского марксизма состояла в его приверженности к демократии не только античной, но и со временной. Демократические взгляды Виппера определили его отрица- тельное отношение к событиям октября 1917 года и советской действительности в следующие годы. В 1924 году он уехал в Латвию, чтобы продолжить научно-педагогическую деятель- ность в Латвийском университете. Но в 1940 году советская власть установилась и в Латвии. Во время пребывания в Латвии Р. Ю. Виппер стоял в стороне от общественной деятельности и смог избежать обвинений того характера, которые часто выдви- гались в СССР по отношению к бывшим эмигрантам. Р. Ю. Вип пер вернулся в Москву и продолжил работу в области истории древнего мира и средних веков в Институте истории АН СССР и в МГУ вплоть до своей кончины в 1954 году. Конечно же ста- рый ученый пришел к признанию марксистско-ленинской филосо- фии в качестве единственно верного метода научного познания. Более того, он становится «воинствующим материалистом», как этого требовал когда-то В. И. Ленин. Не будем упрекать за это историка. Никто не знает, в какой степени это было вы нужденным шагом. В те годы таков был для него единственный путь самосохранения и в науке, и в жизни. Советская власть в свою очередь оценила заслуги историка. Он был избран акадсми- 15
ком в 1943 г., награжден орденом Трудового Красного Знамени и орденом Ленина. Главной темой научных штудий этого периода стала тема ран- него христианства. Академик Виппер выступил с серией статей и двумя большими работами по истории раннего христианства: «Воз- никновение христианской литературы» и «Рим и раннее христиан- ство». Вот как оценивает их значение двадцать лет спустя изве- стный специалист в этой области М. М. Кубланов: «Оригиналь- ные, изобилующие многими тонкими наблюдениями, увлекательно написанные работы Виппера оставили значительный след в исто- риографии. Его приемы исследования, в частности сравнительный анализ социального фона, испюрико-кулыпурной, духовной, бытовой обстановки, некоторых не включенных в канон раннехристианских произведений («Пастырь Гермы», «Дидахе», «Послание Варнавы»), имеющий целью выявление некоторых хронологических ориентиров, его понимание раннехристианской литературы как органического элемента эволюции умственной жизни века, его интерес к некото- рым психологическим аспектам первохристианства, его поиск «во- дораздела», с которого оно начинается, несомненно заслуживают полного внимания». (М. М. Кубланов. Возникновение христианст- ва. М., 1974. С. 210). Кубланов не ограничивается этой высокой оценкой и следом вы- сказывает ряд критических замечаний по содержанию работ Вип- пера. Мы ограничимся указанием на одну особенность, которая была присуща всем работам о раннем христианстве советского пе- риода. В изучении раннего христианства издавна существовали две школы: историческая и мифологическая. Сторонники первой при- знавали реальное существование Иисуса Христа. Сторонники ми- фологической его отрицали. Все советские историки принадлежали к мифологической школе. Хотя теоретически признание исторично- сти Христа не обязательно влеует за собой признание его божест- венности, с точки зрения «научного атеизма», видимо, представля- лось более Надежным для развенчания религии доказать, что ника- кого Христа никогда не было, что Христос - это миф. На этой позиции стоит и Р. Ю. Виппер. Он доказывает, что появление новозаветной литературы и само начало христианст- ва следует отнести ко второй половине II века. Эта книга, как и прежние работы историка, написана на высоком профессио- нальном уровне, но выводы автора вряд ли сейчас сохраняют на- учное значение. Почему же мы решили издать некоторые труды Р. Ю. Вип- пера? Прежде всего потому, что это история античного мира, представленная ярко и талантливо. Потому что отдельные идеи, выдвинутые старым русским историком, нашли свое разви- тие в современной историографии. Наконец, потому, что его взгляды на историю обнаруживают много общего со взглядами таких ученых как Эд. Мейер, О. Шпенглер, А. Тойнби, получив- ших теперь признание и в нашей стране. Ю. Е. Журавлев 16
Географический очерк древней Греции с Общий вопрос о географическом влиянии на культу- ру и строй общества. Когда мы обращаемся к гео- графическому описанию исторически важной страны, нам интересно не только иметь определение поля действия дан- ного общества,— мы ищем также тех первоначальных, неза- висящих от него самого условий, в которых оно должно было действовать. Поэтому перед нами возникает одновре- менно и общий вопрос о том, насколько принудительно вли- яют на человеческое общество физические условия и затем — как далеко, на какие стороны быта распространяется их сила. Само предположение, что между этими двумя рядами яв- лений есть связь, было сделано людьми весьма рано. Греков уже при самом возникновении их науки стал занимать воп- рос о влиянии географических особенностей на характер на- родов. В V веке до Р. X. появилась замечательная работа, в которой можно было видеть начало и основу исторической географии. Это — исследование (т. е. — о влиянии воздуха, 17
воды и местоположения), которое, по-видимому, принадле- жит врачу Гиппократу, современнику Геродота. Гиппократ исходил от той же основной противоположности европей- ских и азиатских народностей, которая занимала и Геродота, и старается свести их существенные отличия к влиянию кли- матов. Позднее Аристотель интересовался влиянием климата на характер расы, но он делил народности по другому прин- ципу: на северные и южные. Тепло и холод влияют, по мне- нию Аристотеля, на умственные и нравственные свойства людей, к их воздействию надо отнести, с одной стороны, уравновешенность и рассудительность южан, а с другой — порывистость, смелость северян. Между новоевропейскими учеными этими проблемами более всего занимались Бодэн в XVI, Монтескье в XVIII, Бокль в XIX веке. Они расширили самое понятие о геогра- фических условиях, подлежащих изучению историка и соц- иолога: помимо климата они старались установить влияние на быт человеческих обществ других элементов, почвы, уст- ройства поверхностей, продуктов питания. Они шире опре- деляли также и круг тех человеческих отношений, которые, по их мнению, должны были находиться под воздействием физических условий: привлекали общественный и политиче- ский строй, религиозные воззрения и даже самую судьбу на- родов, ход истории. Усилия этих социологов исходили глав- ным образом из желания найти в исторических явлениях, среди переменчивых данных, непрерывно и неуклонно дей- ствующий постоянный фактор, пли, как иногда говорили, сделать из истории точную науку, одну из естественных наук. В самом деле, если условия физической природы представляют собою явления почти неизменные или медлен- но изменяющиеся, и если целые ряды поколений должны к ним приспособляться, строить по ним свою жизнь, то явля- ется мысль: не должны ли все привычки, весь склад понятий народа, живущего в таких-то условиях, отлиться в твердые, раз навсегда данные рамки и формы, и нельзя ли предуга- дать самую судьбу народа, линию безусловно необходимого его развития? Эта мысль у иных географов и социологов принимала очень крайнюю форму. Географ Бэр выразил ее в таких словах, представляющих своего рода географиче- ский фатализм: «когда земная ось получила свой наклон, воды отделились от материков, поднялись горные хребты и отграничились различные территории, судьба человеческого рода в крупных своих чертах была определена». При таком понимании воздействия физических данных 18
забывают, что сама деятельность человека создает новые внешние условия. Достаточно вспомнить, например, какие важные изменения в климате, почвенных условиях произош- ли в Европе вследствие вырубки первобытных лесов. Затем географический фатализм не принимает во внимание и дру- гого обстоятельства. Человеческие общества не остаются изолированными и зависят не только от местных условий обитаемой ими страны; они вступают между собой в сноше- ния, обмениваются продуктами и вследствие этого начинают жить как бы в новом расширенном кругу; они приходят в зависимость от разнообразных, часто отдаленных условий, вступающих, может быть, в борьбу с, местными ближайшими данными. В качестве примера можно привести следующее явление современности. В Бразилии есть область св. Павла, где расположены обширные, чрезвычайно плодородные рав- нины, которые могли бы служить разнообразным и богатым полевым культурам. Но условия торговли и особенно сбыта в Европу привели к тому, что эта огромная территория иск- лючительно идет под обработку кофе, занята кофейными плантациями. При тех размерах, которые здесь получило производство кофе, его транспорт и сбыт, может работать только крупный капитал, и страна распадается на несколько огромных ферм, которые в то же время принадлежат круп- ным капиталистам: они привлекают тысячи иностранных ра- бочих высокой заработной платой, рассчитанной на немно- гие годы работы, после которой пришлые рабочие уезжают. Весь сбыт направлен через приморский порт Сантос, в кото- ром движется и работает масса людей, несмотря на крайне нездоровый климат. Вся эта, можно сказать, сплошная гео- графическая несообразность — результат большого торгового сцепления, где человек — вовсе не раб природных условий, где он наперекор этим условиям служит некоторой большой организации, сложенной самими людьми. Таково одно необ- ходимое ограничение при определении географического вли- яния. Нужно иметь в виду роль отвлекающих причин и не считать воздействия физических условий чем-то исключи- тельным, неустранимым. Но следует остерегаться и другой односторонности, которая вела социологов к преувеличению и переоценке географических воздействий: она состояла в том, что нередко за сущность известной культуры принимал- ся один ее момент, одна ее черта, которая и приводилась в связь с физическим строением той страны, где эта культура проявилась. Примером может служить рассуждение Монте- скье (в «Духе законов»). В его объяснении политические 19
порядки двух главнейших греческих общин, демократия Афин и аристократия Спарты — результат почвенных усло- вий Аттики и Лакедемона. Скудность почвы в первой обла- сти заставляла всех жителей много и в одинаковой мере ра- ботать и держала благодаря этому всех в умеренном достат- ке, а равенство общественное создало равенство политическое: напротив, плодородие Лакедемона создало избыток: отсюда крупные имущества аристократия и крепо- стной труд. В этом рассуждении прежде всего упущено из виду, что демократия держалась в Аттике какие-нибудь 2 века: ни до, пи после скудная почва Аттики не вызывала социального и политического равенства населения. В чем же неверность по- становки? В том, что приведены в прямую связь вещи, меж- ду которыми множество промежуточных ступеней и звеньев. Не принято во внимание, что на известной почве садилось множество переселенцев разного происхождения, приносив- ших уже свои определенные привычки работы, что на одном и том же месте много раз меняли культуру земли, что в стра- не могли появляться посторонние завоеватели, которые вры- вались в имущественные отношения и изменяли их, что мог- ли установиться торговые сношения, которые притягивали в страну капитал независимо от ее природных данных и т. д. Из совокупного действия этих явлений сложилась новая сре- да — общество данной страны. Физические условия страны послужили к развитию его, но лишь в известной доле. Что же касается политического порядка, возникшего гораздо по- зже, то к нему вовсе нет линии, которая бы шла прямо от физических условий: этот порядок зависел уже от обще- ственного строения, которое само по себе стало большой промежуточной силой. Эти общие замечания могут нам определить место и зна- чение географического очерка для ближайшего предмета на- шего изучения, истории древней Греции. Если мы не хотим поддаться географическому фатализму и нё хотим искать причинной зависимости между явлениями, которые не стоят в связи друг с другом, нам следует поставить задачу осто- рожно и точно. В географических условиях мы будем ви- деть, во-первых, обстановку, среди которой действовало данное общество, во-вторых, границы, которые отчасти свя- зывали его и вместе с тем давали направление его работе, и, в-третьих, материал, которым оно распоряжалось. Устройство поверхности Греции. Древняя Греция при- близительно совпадает с нынешним греческим королевством, 20
занимая около четверти Балканского полуострова. Едва ли есть другая страна в Европе, настолько обособленная, так мало связанная с остальными частями материка. Строение горных ветвей Греции крайне благоприятно для защиты страны. С севера она закрыта горизонтально горами. При дальнейшем переходе к Пелопоннесу, поднимаются одна за другой еще четыре загородки: из них две проходят по Фес- салии, одна находится между Беотией и Аттикой, и наконец, последняя пересекает перешеек, ведущий в Пелопоннесу. Трудно проходимые хребты перегораживают путь поперек и движение возможно лишь по узким ущельям и горным тро- пинкам. Эти проходы возможно защищать мелкими отряда- ми против больших сил, как показала знаменитая оборона Фермопил в греко-персидской войне. Завоеватель не только у порога страны, но и внутри встречал непреодолимые пре- пятствия. Благодаря этому в Греции имеются наиболее благоприят- ные условия для ведения партизанской народной войны. «Народ мог быть покоен, как человек в хорошо построенном доме с крепкими стенами и надежными затворами». Это об- стоятельство имело важное культурное значение. В течение всей истории древней Греции народ был свободен от опасно- сти нашествия чужих некультурных племен. В этом отноше- нии Италия образует заметную противоположность. Конеч- но, в истории древней Греции можно указать на персидское нашествие. Но оно не представляет племенного передвиже- ния. Это — военная экспедиция со стороны культурного го- сударства, притом не доведенная до конца, неудавшаяся в значительной мере именно вследствие тех затруднений, ко- торые представляет устройство поверхности для движения завоевателя. Между тем дикие, некультурные народы были в ближайшем соседстве греков, на севере того же полуостро- ва. Греки могли пользоваться их работой, эксплуатировать их экономически, они могли наблюдать их жизнь и делать научные сравнения со своим бытом, но собственный внут- ренний строй греческих общин не терпел этого соседства. Удивительно защищенная от внешнего врага, страна вме- сте с тем, благодаря строению ^орных ветвей, раздроблена па мелкие области, совершенно разобщенные между собой. На горных склонах, обращенных в разные стороны, в не- больших котловинах, закрытых с трех сторон и имевших выход только к морю, легко могли удержать самостоятель- ность небольшие группы населения. В Греции более чем где- нибудь даны подходящие условия для развития кантональ- 21
кого строя, т. е. самобытности мелких общин. Страна лише- на единства; в ней нет ничего похожего на такую область, откуда возможно было бы установить господство над други- ми частями страны (каково, например, в Испании кастиль- ское плоскогорие); нет и такой речной долины, которая бы связала ряд областей (как, например, Дунай в Австрии). Реки европейской Греции мелки, долины их узки. Мало того, что не велики размеры рек,— их долины нередко еще перерублены пополам: речка убегает в ущелье, спертое гора- ми, скатывается сразу вниз на другую террасу, и верхняя долина оказывается совершенно отрезанной от сухопутных сообщений с нижней. Нигде в такой мере физические условия не содействуют развитию партикуляризма, т. е. исключительного интереса к своим узким местным делам. Поучительно в этом отношении сравнить с Грецией Швейцарию. Это — тоже страна разоб- щенных долин и замкнутых кантонов. И в Швейцарии гор- ные проходы имели огромное, можно сказать, решающее ис- торическое значение. Швейцарский союз сложился благода- ря тому, что горцам выгодно было держать в своих руках альпийские проходы и эксплуатировать самое крупное в средневековой Европе товарное и пассажирское движение между среднеевропейскими областями, с одной стороны, Ри- мом и Средиземным морем — с другой. Выгоды эти застави- ли их совместно оберегать господство над проходами: отсю- да возникло соединение швейцарских общин, их союз. Но все эти проходы лежат приблизительно в одной горизонталь- ной линии и имеют более или менее общее значение для жи- телей большинства швейцарских кантонов. Иначе в Греции, где они расположены как бы вертикально, где они идут по- следовательно, отделяя одну область от другой. В Греции не было общего интереса для защиты каждого барьера в отдель- ности; всякий кантон думал лишь о ближайшей к нему заго- родке; чем дальше он был расположен от начала пути, тем меньше у него было интереса к защите верхних частей. В греко-персидской войне Спарта и другие пелопоннесцы сто- яли на том, чтобы защищать только свой полуостров, и хо- тели ограничиться возведением загородки на перешейке; они весьма неохотно примыкали к предприятиям и планам дру- гих греков, живших севернее. Фессалию и первые два барь- ера на севере греки, собравшиеся из общин середины и юга, бросили без защиты и только для обороны Фермопил двину- ли, наконец, небольшие силы. Нигде и нельзя указать, кроме древней Греции, примера 22
такого кантонального размельчения. Каждая община, каж- дое местечко искало полной самостоятельности. В глазах греков подчинение общины более крупному союзу было рав- но потере политической и личной свободы. Общины обособ- лялись даже там, где не было уже для этого и принудитель- ных физических условий. Например, на маленьком острове Аморге, который занимал 127 кв. километров, т. е. 2 1/3 кв. мили, образовались три независимых политических тела. Местный патриотизм и невнимание к общему интересу при- нимали в Греции самые резкие формы. Среди похода, на- пример, для которого соединились ополчения союзников, вдруг уходил какой-нибудь отряд, чтобы справить дома свой местный праздник. Жестокая вражда кипела часто между соседними общинами, нередко она удовлетворялась лишь полным истреблением противника. Береговая линия. Греческое море. Замкнутые друг от друга греческие области были, напротив, открыты для внеш- них сношений. За немногими исключениями, они все имели выход к морю. Вторая поразительная черта страны, это - необыкновенное развитие береговой линии, глубокое и по- всеместное проникновение моря с его заливами и бухтами. В Пелопоннесе нет ни одного пункта, который бы отстоял бо- лее чем на 7 миль от моря, в средней Греции — более чем на 8 (в Фессалии и Эпире — на 14). Изрезанность Греции мож- но характеризовать по сравнению с Пиренейским полуостро- вом: вся Греция не больше Португалии, между тем как ее береговая линия больше берега всего Пиренейского полуост- рова, в котором Португалия составляет одну шестую. Мож- но еще иначе определить развитие береговой линии Греции. Если взять поверхность ее материковой части и прибавить острова, получается масса земли в 1 482 кв. мили (почти 1500). Если эту массу представить окруженной водой и в виде правильного круга, берег составит по теоретическому вычислению 128 миль (около 130): это будет минимум ее пограничной периферии, наименьшая граница, способная охватить эту территорию. Цифра эта для нас составит мерку. Чем больше береговая линия страны превосходит такой ми- нимум, тем выгоднее ее морское положение. В действитель- ности в Греции береговая линия равна 420 милям, т. е. в 3 1/4 раза более минимума. Море, лежащее между Грецией и Малой Азией, в собственном смысле греческое море, пред- ставляет все черты, которые могут привлекать к поездкам и предприятиям и облегчать выселение. С любого пункта бере- га виден другой противоположный или несколько островов в 23
разных направлениях. Острова образуют непрерывные цепи от европейского берега к азиатскому: переезды между ними коротки и благодаря этому возможны частые остановки: нет острова, от которого другой остров или другой берег отстоял бы более чем на 5 миль. Все это море легко обозреть: у мо- ряка всюду перед глазами ориентирующие пункты. Выезжая через Геллеспонт (Дарданеллы) с севера в Эгейской море, он видит сейчас же далеко выдавшуюся в море черную массу Афона. Афон виден во всей северной части Эгейскогр моря. С Хиоса, острова, близко, примыкающего к Малой Азии, видна поперек моря Эвбея, плотно прилегающая к европей- ской Греции. В более широкой южной части моря есть про- межуточный пункт: горный массив Ида на Крите виден с мыса Малеа на окраине Пелопоннеса и с о. Родоса, близкого к малоазийскому берегу. Это море — точно большое внутреннее озеро. При несо- вершенстве старинной техники морского дела особенности греческого моря играли еще более важную роль, чем в совре- менности. Осенью и зимой греки не ездили вовсе: суда сто- яли, защищенные от ветра, в тихих закрытых бухтах. В так называемые «спокойные» летние месяцы они пользовались правильностью течений и ветров. Посредине моря проходит течение с севера, по обе стороны вдоль берегов — обратные течения. В продолжение дня дует сильный северный ветер (этесии греков), который к вечеру ложится. С этими движе- ниями воздуха и воды легко можно было сообразовать поез- дки. Таким образом сами собою намечались этапы для стран- ствований и колонизации греков: колонисты легко рассыпа- лись ц разные стороны. Когда же*за пределами европейской Греции образовался новый обширный круг колоний и рын- ков, море стало превосходно служить и новой более широ- кой цели — обмену в этом раздвинувшемся греческом куль- турном и экономическом мире. Колонии сносились с метро- полиями, со старинными местами культа: обмен получал яркое выражение в больших общегреческйх празднествах, на которые публика — богомольцы, артисты, состязатели, зрители — съезжалась с разных концов по морским путям. Различие восточной и западной Греции. Общее геогра- фическое положение Греции. Большая часть этих замеча- ний относится к морю, омывающему восточную часть Гре- ции. Море и берега имеют неодинаковый характер на восто- ке и западе Греции, и вообще между восточными и западными областями проходит крупная разница в климате, естественных богатствах и культуре. Таким образом Греция 24
разделяется вертикальной чертой на две группы земель, весьма различных и притом малосообщающихся между со- бою. На западе, помимо глубокого Коринфского залива, бе- рег мало развит и мало доступен: с этой стороны мало остро- вов; вдоль берега идут большею частью дикие лесистые гор- ные области. Их население значительно позже стало вступать в историю и в конце концов не играло важной роли. На востоке берег представляет именно то удивительное раз- витие, о котором было сказано: море образует здесь ряд га- ваней и с этой стороны усеяно островами в необыкновенном изобилии. На восточной окраине Греции больше также от- крытых долин. В этой-то более выгодно поставленной части и сложились важнейшие греческие государства, разыгралась греческая история: здесь именно море и было могучим фак- тором объединения. Если вообще Греция изолирована от остальной Европы, то восточная Греция, малосвязанная с западной, в то же вре- мя тянет к соседним неевропейским берегам на востоке, к Малой Азии. Она как бы обращена лицом к востоку: тут как будто отсутствует граница между Европой и Азией. На карте это бросается в глаза: острова Эгейского моря — прямое про- должение горных хребтов восточной Греции: Киклады тя- нутся заметными четырьмя параллельными рядами от вы- давшихся концов полуострова. Последние звенья этих рядов нечувствительно переходят в группу Спорад, которые в свою очередь представляют продолжение береговых возвы- шенностей Малой Азии. В свою очередь западные и юго-западные окраины Ма- лой Азии по расчленению берега, почве, климату очень на- поминают восточную Грецию и, напротив, не похожи на од- нообразное дикое плоскогорье середины Малой Азии. Эгей- ское море таким образом связывает две родственные страны, и из них-то, вместе взятых, и образовался исторический гре- ческий мир в тесном смысле. Уже ранние передвижения пле- мен и те предприятия, которые отразились в эпосе, произош- ли внутри этих рамок. Позднейшая колонизация, которая направилась в Черное море, в Африку и особенно в запад- ную часть Средиземного моря, вышла из круга земель, охва- тывающих Эгейское море. Очень характерно, что колониза- ция Италии, Сицилии и даже столь близких к западной Гре- ции Ионических островов двинулась не с ближайших к ним берегов западной Греции, а с востока, из областей и городов, лежавших у Эгейского моря, из Эвбеи, Коринфа, Милета и других малоазийских городов, т. е. она пошла кругом Гре- 25
ции, потому что исходила из готового, сложившегося старо- го греческого мира, созданного особыми условиями Эгейско- го моря и его берегов. Если в Греции много благоприятных данных для пере- движения по морю для сношений с соседними странами, для переселений, то с другой стороны, имелся ряд отрицатель- ных условий, которые вынуждали народ на передвижения, заставляли выселяться или искать посторонних рынков. Прежде всего, европейская Греция — страна, скудная естест- венными произведениями. Продукты страны. Некоторые условия экономической политики греческих общин. Для экономической жизни стра- ны очень важно обладание металлами. В Греции нет золота и мало меди. Для того, чтобы не быть вынужденными поку- пать золото за дорогую цену у азиатских народов, греки ста- рались захватить в свои руки ближайшие к ним золотые руд- ники Македонии и Фракии. В этой необходимости уже за- ключался сильный толчок к выходу в колонии и на сторонние завоевания. Серебро имелось только в Аттике (Лаврийские рудники), и это исключительное обладание было важной причиной благосостояния и торгового развития Аттики. Наконец, Греция довольно богата железом: в раз- ных местах была значительная индустрия железа, например, в Спарте. Местонахождения железа опять в той же самой восточной, географически и культурно более развитой части Греции и на островах восточного, Эгейского моря. Но добы- вание железа и обработка его требовали большого примене- ния топлива: в перспективе этого дроизводства поднималась новая опасность — сведения лесов. Что касается растительных продуктов, Греция также не богата ими. Ее почвенные условия крайне неблагоприятны для посева хлеба. На крутых склонах греческих гор мало наноса: мягкие слои, получаемые от выветривания, смыва- ются ливнями, и твердые каменные породы выступают нару- жу. Тут всякая горсть земли на счету. Человеку приходится как бы создавать почву, собирать ее частицами и насыпать вместе: то с большими усилиями он наносит тонкие слои на голые уступы, то роет ямы для добывания мергеля, лежаще- го местами под почвой, вторым слоем, и таким образом до- бывает себе почву из-под земли, перекладывая слои. Другое невыгодное обстоятельство представляет недоста- ток орошения. Восточная Греция бедна дождями, реки и ручьи питаются горными снегами. Все они — короткие не- большие потоки, низвергающиеся в море, частью совсем пе- 26
ресыхающие. Достаточно напомнить, что крупнейший город Греции, Афины, стоял на двух ручьях, летом совсем безвод- ных. Пресной воды в Греции поразительно мало: тут воз- можны вечные споры из-за какого-нибудь ручейка, и необ- ходимо старательное распределение очереди для получения воды. Во множестве бытовых привычек и понятий отражает- ся эта жестокая постоянная нужда в воде. В известной клят- ве членов пилейской амфиктионии (союза, охранявшего Дельфы) было определенное обещание «не отрезывать у со- юзных общин проточной воды». Для грека свежая вода — особенное высшее благо. И сейчас современный грек говорит на прощание: «доброго пути и свежей воды». А древний грек произносил почти в тех же словах напутствие отошед- шему в другой мир. Все эти обстоятельства создавали необходимость слож- ной и хлопотливой системы искусственного орошения. Оно в такой мере было нужно, что для греков понятие об обра- ботке земли совпадало с искусственным орошением. Работы, которые относятся к сооружению его, сами по себе трудны; но кроме того, много внимания требует поддержание ороси- тельной системы. В древней культуре Греции это дело сто- яло высоко: с тех пор ирригация пришла в упадок, и совре- менная Греция не идет и в сравнение. Факт этот важен пото- му, что, без сомнения, старинная Греция имела гораздо более плотное население, чем современная. Если эта масса, стесненная на небольшом пространстве, могла прокормить- ся, то объяснение лежит не только в развитии широкого под- воза, но и в крайне заботливой, технически высокой культу- ре земли. Хлеб в Греции сеяли больше, чем теперь, но наступил момент, когда его стало не хватать. С увеличением населе- ния сделался необходимым ввоз хлеба. Сношения с хлебны- ми рынками, особенно на севере, у Черного моря, и на юге, в Египте, были важнейшей стороной иностранной политики Афин. Одной из главных опор этой республики было обла- дание проливами, которые вели в Понт (Черное море) и со- ставляли ключ к черноморским рынкам. Первостепенное значение в древней Греции получило одно растение, хорошо приспособленное к ее климатическим и почвенным условиям, но требовавшее также большого и особенно правильного орошения: это — оливка. Маслины со- ставляли важнейший, даже главный предмет питания об- ширных слоев народа: оливковое масло служило также зна- чительным техническим продуктом. Оливка производилась 27
в огромном количестве, и поэтому цены на маслину и ее про- дукты были необычайно низки: в Афинах времени Сократа (немного более литра) стоил 2 медных денежки, менее пол- уторы копейки. Ввиду огромного экономического значения оливки ее экс- плуатация в Аттике была регулирована государством, и меры эти крайне характерны для древней Греции. Закон за- прещал собственнику выкапывать более двух оливковых по- садок в году, за исключением особенных случаев, какого-ни- будь большого общественного празднества или похорон. На- рушитель этого закона платил за каждое срубленное дерево штраф в 200 драхм, половина которого шла доносчику, по- ловина — государству, в свою очередь отдававшему 1/10 часть суммы богине Афине. Вывоз оливки был также сильно ограничен: государство имело преимущество предваритель- ной покупки на известную часть урожая: благодаря этому, оно могло внимательно контролировать вывоз. Все эти меры представляли тяжелое ограничение прав собственников: принимая их, политическая община имела в виду интересы широких классов населения, которым надо было обеспечить дешевые цены на местные продукты первой необходимости. Вместе с тем эта стеснительная экономическая политика хо- рошо характеризует всю тесноту греческой кантональной жизни и зависимость людей от мелочно-предусмотрительной экономической организации, которая в свою очередь была вызвана скудостью земли. Нет ничего более характерного для политического сознания, резвившегося среди этих тес- ных кантональных условий, как присяга, которую должен был произнести всякий гражданин. В сравнении с современ- ными неопределенно-торжественными формулами, присяга лица, вновь вступающего в среду греческой общины, отлича- лась крайним реализмом и обстоятельностью самых точных и мелочных обещаний. Недавно в Херсоне Таврическом (близ Севастополя) открыта надпись с полным текстом гражданской присяги, относящейся к концу V или началу VI века. По своему положению, отброшенная в варварскую страну, эта греческая колония однако воспроизводила ха- рактерные условия большей части кантонов европейской Греции: это была гавань с небольшой полоской земли у вы- хода сухопутной дороги, обладавшая несколькими укреп- ленными пунктами на станциях и перекрестках этой дороги. Колония воспроизводила также характерную борьбу партий греческих общин с их заговорами политических клубов, из- гнаниями побежденных противников, национальными изме- 28
нами эмигрантов, исключительными законами и т. д. Поэто- му присяга херсонцев характерна и для греческих городов вообще. Гражданин обещает в ней «мыслить согласно с другими о благосостоянии и свободе города и граждан, не предавать интересов Херсона и его крепостей ни греку, ни варвару, но сохранить их верно народу херсонцев». «Я не стану нару- шать демократического строя, не буду помогать врагу и пре- дателю этого строя, не скрою о подобном замысле, но сооб- щу о нем демиургам, поставленным для управления горо- дом. Так же буду я поступать и в качестве демиурга и члена совета. Я не передам тайно ни греку, ни варвару ничего та- кого, что может повредить городу, не возьму даров с этой целью, не вступлю в заговор ни против общины, ни против отдельных граждан. Если же я с кем-нибудь вступил бы в заговор и связал себя особой клятвой, лучше мне нарушить обет, чем сохранить его...» Вслед за этими чисто политическими заверениями идет обещание, также чрезвычайно конкретное, вызванное продо- вольственными условиями Херсона и законами о хлебной торговле: «Я не буду продавать хлеба, получаемого с полей (нашей) родины, я не стану его вывозить в другое место, помимо Херсона». Видимо, дело идет о правильном обеспе- чении хлебом главного города и о запрещении свозить куда- либо его запасы, кроме центра, чтобы власти имели полную возможность отделить необходимую долю для продовольст- вия горожан и только излишек допустить к вывозу. Это ме- сто в присяге, нечто в роде наивного вложения перста в раны, наглядно выделяет значение тесной продовольствен- ной регламентации в жизни греческой общины. Климат. Когда рассуждали о географической необходи- мости старинной греческуй культуры, то больше всего, мо- жет быть, старались выделить воздействие климатических условий на быт и национальные черты древних греков. В самом деле, нельзя не заметить открытого характера их жиз- ни, широкой публичности всего гражданского обихода гре- ческих общин. Эти явления, по-видимому, естественно со- здавались в стране, где человек может весь день в течение большей части года проводить на открытом воздухе, доволь- ствуясь несложным и однообразным для разных сезонов кос- тюмом. В соответствии с климатом должны были сложиться и жилищные условия, в свою очередь косвенно определяв- шие публичный быт. Старинный греческий дом существенно отличается от се- 29
верного типа жилища, в котором центром служит отаплива- емое и освещаемое очагом сравнительно большое помещение, где семья проводит большую часть времени; позднее с при- менением стекла из этого типа вырабатывается новоевропей- ский дом с просторными комнатами, в которые стараются пропустить возможно больше света. В греческом доме, на- против, комнаты служат лишь спальнями: они мелки и тем- ны; на своем домовом участке владелец хлопочет больше о том, чтобы выиграть место для внутреннего двора: он обво- дит такой двор колоннадой и верандами, чтобы иметь отдых в тени, и располагает кругом небольшие жилые помещения. Эти дома без окон наружу, и каменные ограды дворов тяну- лись вдоль улиц мертвыми слепыми рядами. Тем более оживлены были площади, базары, перекрестки, места перед большими публичными зданиями. Здесь выступала особенно характерная архитектурная форма древнего греческого горо- да — крытые аллеи колонн, продолговатые веранды без бо- ковых стен, в которых множество горожан могли встречать- ся, заключать сделки, вести беседы, слушать публичные речи и лекции, наконец, просто укрываться от солнца и от- дыхать в течение жарких часов дня. Следует указать еще одну черту быта, находящуюся в связи с климатическими условиями — черту, может быть, на- иболее постоянную на протяжении веков и смен культуры: это чрезвычайная умеренность европейца-южанина в отно- шении еды и питья. Какой-нибудь афинянин был сыт, если съедал ячменную лепешку, горсть маслин или пару луковиц и несколько фиг. Известна также привычка древних греков к сильно разбавленному водой'вину. При этой непритяза- тельности небольшое дневное содержание, которое выдавала казна, открывало в афинской демократии возможность массе беднейших граждан активно участвовать в политической жизни. Воздействию климата Греции, ее солнечных дней припи- сывали еще большее — именно господствующее настроение людей, которое издавна привыкли называть Но преимущест- ву жизнерадостным и уравновешенным. Но настроение — не- что трудно уловимое и трудно определимое, когда дело идет о массах. Можно находить, что само по себе такое определе- ние национального характера греков односторонне и преуве- личено: есть целый ряд данных, которые указывают на су- ществование пессимистических направлений в религиозных верованиях, литературе и искусстве греков. Но преувеличе- нием грешит не только характеристика морального результа- зо
та, а также определение природного фактора. Не надо забы- вать об отрицательных сторонах климата Греции. Восточная часть ее страдает от сухости воздуха: дожди очень редки; в летние месяцы жара становится, например, в Аттике, крайне тяжелой и невыносимой. Зимы, правда, очень коротки, но они вовсе не мягки: во всех местностях Греции бывает снег, а главное — весьма резки переходы температуры, и-велики колебания между ее максимумом и минимумом. Явления эти опасны для здоровья. В современной Греции замечается большая смертность, и то же самое можно предполагать для Греции древней. Общие замечания о связи географических и культурных условии древней Греции. Обращаясь к географической ха- рактеристике Греции, мы заранее отказались от мысли ис- кать неподвижные и неотразимые влияния природных усло- вий. В современной Греции иное политическое устройство, иная растительная и техническая культура, другие торговые связи и другие общественные условия, чем в древней Элла- де. Уже этого достаточно, чтобы не видеть в старинных со- циальных, политических и религиозных формах неизбежно- го результата географических условий: мы можем говорить только о том, что географические данные входили известной и большой долей в образование этих форм. «Климат не при- нуждает, а склоняет», говорит Гердер. То же самое можно сказать о других внешних факторах. Они образуют благо- приятную обстановку для выработки культуры в некотором направлении, но сама культура в своем целом — результат сложных сцеплений. Можно пойти несколько далее и указать на характерную перестановку культурных элементов в южной Европе вооб- ще, идущую в разрезе с географическими воздействиями. Посмотрите на современную Грецию и Италию: не только костюм, но и устройство дома отличаются существенно от старинного быта: нет также прежней широкой и шумной публичности, нет пребывания на улице политиков, риторов и софистов, промышленников и потребителей, профессоров и студентов, как в старинной Греции. На старых местах рас- пространилась совершенно иная культура, отмеченная во всем своем складе северным характером. Между тем в древ- ности юг Европы по растительным продуктам стоял ближе к средней, Европе, чем в настоящее время (сеялись ячмень, просо и только отчасти пшеница, но не маис, отсутствовал рис, сахарный тростник и южные плоды). Напротив, обще- ственная жизнь, домашний обиход были в южноевропейских 31
странах ближе к культурам африканским и азиатским и рез- ко отделялись от среднеевропейской. В настоящее время мы видим обратное явление: в отношении хозяйственной куль- туры, растительных продуктов южная Европа отделилась от средней и сблизилась со странами подтропическими: в то же время в строении жилища, в костюме, в общественных нра- вах она примкнула к культуре, сложившейся в средней и даже северной Европе. Взаимное положение двух разных сторон культуры, технической и социальной, переставилось, но и в древности и в наше время оно представляло собой некоторое взаимное противоречие двух влияний, географи- ческого и социального,— противоречие, которое выражалось то в одну, то в друхую сторону.
Гомеровский век Приблизительные даты древней истории Греции. Полное развитие микенской культуры: морские сно- шения с Египтом 1600-1300 до Р. X. Передвижения и ката- строфы в европейской Греции, на островах Эгейского моря и берегах Малой Азии 1300—1000. Гомеровский век (так наз. греческое Средневековье) 1000—700.— Одновременные даты. Новое царство в Египте и завоевание египтянами Сирии 1600-1200. Сношения между Нильской долиной и равниной Евфрата (так наз. Амарнский век) 1400. Первое ассирий- ское царство 1200. Начало финикийского движения на запад 1100. Израильское царство Давида 1000. Второе ассирийское царство 850. Древняя история Греции. Многочисленные раскопки с 70-х годов XIX в. открыли для знакомства со старинной Гре- цией обширный археологический материал. Все яснее высту- пает перед нами своеобразная культура, тесно связанная с бытом Передней Азии и Египта. Оставляя пока в стороне 2. Вшшнер, т. 1 33
обширную эпоху так называемого македонского века, мы должны, однако, сказать о нем несколько слов, чтобы уста- новить связь между ним и последующим гомеровским време- нем. До открытия архиологического материала последних 40 лет быт гомеровских греков считался обыкновенно началом культуры на почве Греции и момент этот относили прибли- зительно к 1000 году до Р. X. Открытия отодвинули начало истории Греции далеко вглубь. Целый ряд вновь найденных памятников весьма развитой культуры надо отнести ко вто- рому тысячелетию до Р. X., поднять до 2000 года и, может быть, еще дальше. Под ними открыты еще более старинные слои: из них древнейшие относятся к каменному веку. Бла- годаря этому, получилось огромное расширение пределов исторического зрения. Мы должны допустить, что на почве Греции произошло два культурных процесса, что здесь была своя особая древняя история, более продолжительная, чем та собственно греческая история, которую мы до сих пор знали главным образом по литературным данным, и которая является новой по отношению к первой, открывшейся нам теперь в археологических следах и остатках. Можно сомне- ваться, чтобы древняя культура побережий Эгейского моря была созданием греков, во всяком случае тех греческих пле- мен, которые выступают в следующий новый исторический период. Можно думать, что греки вообще или их поздней- шие исторические группы впервые появились в качестве вар- варов и опрокинули старинную микенскую культуру. Очень похоже, что она кончилась катастрофой: от нее после нет ни следов, ни традиции: в конце V в., например, Фукидид не подозревал о ее существовании и считал культуру своего времени первой и единственной на почве Греции. Новых исследователей микенской культуры сначала по- ражало несходство ее форм с позднейшей греческой. Укреп- ленные замки, усыпальницы, наподобие египетских, богатая обстановка заставляли заключать о быте каких-то султанов, ближе напоминающем роскошь восточных стран, чем про- стые отношения греческих общин. Иначе исследователи склонны были поэтому думать, что микенская культура была наносной и краткосрочной, результатом «открытия Ев- ропы» азиатскими промышленниками и наплыва в Грецию продуктов иностранной, сирийской и египетской, индуст- рии. Теперь нет сомнения, что на берегах Эгейского моря были своя широко развитая промышленность, свое искусст- во в самом архистаринном Египте оказались продукты ми- 34
йенской культуры или подражания ее работам. Всего пора- зительнее оказались открытия, сделанные в последнее деся- тилетие на о. Крите. Здесь найдены следы значительных го- родских поселений, крупные дворцы со множеством художе- ственно устроенных зал, один из них с большой театральной сценой: открыт, наконец, настоящий Лабиринт, согласно из- вестному греческому мифу, который помещает его именно на Крите, и теперь уже нет нужды считать предание о чудесном дворце Миноса перенесением мотива из египетской действи- тельности. На Крите нашли первые следы письма, пока еще нс прочитанного: оно одно указывает на высоту старинной культуры. По своей старине, по развитости культура древней Гре- ции могла бы соперничать с восточными, переднеазиатскими и египетской. Она и стояла с ними в сношениях: обмен в Эгейском море, в восточной части Средиземного в середине второго тысячелетия до Р. X. был чрезвычайно оживлен- ным. Греция входила тогда в состав большой международ- ной, политической и культурной системы, которая образова- лась из стран, прилегающих к Леванту: Египта, Сирии, Ма- лой Азии и Месопотамии. Отношения гомеровского века к микенскому. Шлиман, начавший огромную работу раскопок на почве Греции, искал в памятниках иллюстрации к Гомеру и верил, что открывает подлинную гомеровскую обстановку. Вопрос об отношении микенских памятников к гомеровскому веку стоит теперь иначе: о совпадении археологически восстановленного века с отраженным в литературном произведении не может быть речи. Можно лишь спрашивать, насколько они соприкасают- ся, в какой мере начало гомеровского времени захватывает конец микенского периода. Между литературными изображениями и остатками мате- риальной культуры есть несомненные черты сходства: так например, строение дома, выясненное археологией, близко напоминает соответствующие описания Гомера. Но наряду с этим есть отличия: например, похоронный обряд, изобра- женный в эпосе, состоит в сжигании умершего и помещении сосуда с пеплом под курган: по данным же раскопок видно, что хоронили без сожжения, в земле или в склепах: в боль- ших гробницах видны следы забот о сохранении тела: на лицо клали золотую маску, рядом помещали различные предметы обихода. Эти два совершенно различных обряда указывают и на два несхожих круга верований, на различие представлений о существе души и о судьбе ее за гробом. 2* 35
Но нам нельзя просто сопоставлять на одинаковом осно- вании все данные эпоса с археологическими находками, от- носящимися к микенскому периоду. Дело в том, что эпос сам по себе не представляет цельности и единства в своих куль- турных характеристиках. В нем не трудно указать ряд про- тиворечий; в нем можно различить старые и новые черты. В эпосе заметны наслоения, которые отражают понятия и быт разных эпох. Остановимся на нескольких определенных примерах. Как известно, медь и железо характеризуют два разных пе- риода культурного развития. Медные или, точнее, бронзо- вые орудия и вооружение, вследствие большей легкости до- бывания этого металла и более легкой обработки его, всюду появляются раньше железных. У Гомера заметно несомнен- ное преобладание меди: ко всем видам оружия прибавляется эпитет бронзовый. Бронза упоминается раз в 10 чаще, чем железо. В некоторых песнях железо даже ни разу не упоми- нается. Но в других песнях есть указание на железо: назва- ны железные инструменты. Ахилл ставит призом на играх железный диск и выхваляет выставленный предмет: кто пол- учит его, у того железа хватит на 5 лет и не придется ему посылать в город за металлом своего пастуха или пахаря. Из этого места и других видно, что железо очень ценится, что оно производит особенное впечатление. Когда хотят указать на необычайную твердость в переносном смысле, берут срав- нение от свойств железа; говорят: железное сердце, желез- ные руки, железное терпение. Везде, где речь идет о железе, мы несомненно имеем отражение времени, которое гораздо позже, чем эпоха, отмеченная преобладанием меди. Но из приведенного примера не только видно, что эпос охватывает большой промежуток времени — до известной степени на нем также можно наблюдать смену эпох. Железо не получило еще широкого распространения: из него еще не делают ору- жия. О нем говорят как об интересной новинке, оно занима- ет воображение, тогда как о меди, бронзе не говорят особли- во, это — вещи обыденные, привычные, общеизвестные. Эпос как бы отразил момент важного нововведения. Еще пример из области брачного права. В позднейшее время в Греции при заключении брака давалось приданое семьей невесты. Совершенно иначе заключается брак у Гоме- ра. Жених платит отцу невесты известную сумму, он дает вено, покупает жену. Покупная сумма называется e8va. Иногда это не деньги и не подарки, а какая-нибудь услуга, работа: мужчина должен заработать жену. Например, за 36
Кассандру, дочь Приама, сватался Отрионей, надеясь пол- учить ее от отца без вена, но при условии, что он прогонит ахейцев из-под Трои. Это - старинная форма брака через покупку/Деловые отношения при заключении брака играют большую роль. Обе стороны наблюдают свою выгоду, хло- почут, чтобы не быть обманутыми, и в случае обмана требу- ют выдачи платы или объекта ее обратно. Бог Гефест узнает о неверности своей жены, Афродиты: в гневе он заявляет, что не помирится до тех пор, пока отец жены не выдаст на- зад подарков, которые взял при заключении брака. Но рядом с этой старинной формой брака в эпосе есть другие, совсем похожие черты. Бывает, что жена приносит в новый дом сокровища, приданое. Агамемнон обещал отдать Ахиллу свою дочь безвозмездно и еще приложить много да- ров на придачу. Старый обычай, очевидно, сменился, и пе- ремена отразилась в эпосе. Но этого мало: есть возможность наблюдать самый поворот, самую борьбу старого и нового обычая. В Одиссее обстоятельно изображено, как хозяйни- чают во дворце отсутствующего басилея женихи и какие пла- ны они строят относительно имущества оставшейся наслед- ницы, вдовы мнимопогибшего Одиссея, Пенелопы. Они хо- тят, чтобы она выбрала себе из их среды мужа, но заранее никто не желает платить вена. Самый решительный из жени- хов просто предлагает отослать Пенелопу к ее отцу и потре- бовать за нее подарков, приданого. Тут приданое названо тем же словом eSva, которым обозначалось раньше противо- положное понятие вена. Но интересно, что предложение же- ниха встречает решительный отпор со стороны Пенелопы и ее сына Телемаха. Пенелопа согласна отдать свою руку лишь при условии уплаты вена. Таким образом, здесь нали- цо оба взгляда, старый и новый, и они находятся в столкно- вении между собой: женихи в Одиссее являются в роли но- ваторов, их требования выражают переход к позднейшему обычаю. Приведенные примеры указывают, что в эпосе охвачена эпоха очень большая, внутри которой происходили различ- ные перемены. Своими новейшими частями эпос заходит в весьма позднее время, в VIII или даже VII век. Когда, на- пример, изображается битва сплоченных фаланг, мы узнаем исторически известный строй гоплитов, тяжело вооружен- ных латников, тот самый строй, который греки противопо- ставили персам в начале V века. А наряду с этим упомина- ются допотопные колесницы, на которых герои несутся в бой,—черта настолько архаическая, что сам поэт не знает, 37
куда девать потом эту диковинку военного музея: в тех боях, которые у него изображены, колесницам и негде развернуть- ся, и он, эффектно показавши на них своих героев, спокойно забывает потом об этой декорации. Таким образом, нельзя соединять все черты, какие дает эпос, в одну одновременную картину. Но как распределить культурные данные эпоса? Какую реальную цену имеют за- ключенные в нем указания на более старинные черты? Это зависит от того, как мы взглянем на характер и происхожде- ние нашего источника. Несомненно, что в эпических песнях иное изображено современником описываемых событий или бытовых картин и, с другой стороны, иное явно представля- ет повторение или воспроизведение с чужих слов некоторых старинных мотивов. Материал песен подвергался существен- ной переработке. Но вопрос в том: где и как сложилась пер- воначальная основа, и далее, когда и насколько она потом видоизменилась? Старые и новые теории о происхождении эпоса. Не ос- танавливаясь подробно на вопросе о происхождении эпоса, отметим лишь ту перемену, которая произошла во взглядах на так называемые гомеровские поэмы. В новоевропейскую науку сначала перешло общее убеждение греков, что автор эпических песен,—определенное лицо, т. е. передалась вера в единоличного Гомера, создателя двух поэм. В XVIII в. это убеждение было поколеблено. Джанбатиста Вико считал Го- мера символом большой эпохи, обозначением известной сту- пени культурного сознания. К концу века сомнения в лично- сти и личном авторстве Гомера были в систематической фор- ме высказаны Фр. Авг. Вольфом? Они сводились к тому, что эпос нельзя принимать как нечто цельное: нельзя искать и авторов его в нашем смысле: можно предполагать устную передачу небольших песен, которые дополнялись певцами следующих поколений: та форма, в которой они до нас до- шли, есть результат позднейшей редакционной записи уче- ного характера, появившейся уже после прекращения живо- го поэтического творчества. Это воззрение было подхвачено и развито романтической теорией о бессознательной коллективной народной поэзии. Теория эта отрицала наличность особых художников и поэ- тов: в первоначальной поэзии она не допускала плана, наме- ренного вымысла, искусственной обрисовки: Гомер в ее оп- ределении есть ни что иное, как собирательное имя для всего поющего народа. На основании такого понятия в Илиаде и Одиссее видели лишь случайный подбор разрозненных пе- 38
сен об отдельных героях и событиях: каждая песнь внесена особой народной группой (теория песен Лахманна, 1847 г.). Преобладающий взгляд до последних десятилетий XIX В. сводился к тому, что гомеровские поэмы представляют тип народной поэзии в смысле безыскусственного безличного творчества. Этот взгляд на происхождение эпоса влиял и на оценку его содержания, т. е. на определение древности и уровня культуры, о которой говорят песни. В самом деле, если они сложены народом на такой ранней ступени разви- тия, когда еще не выделились личности художников, то, оче- видно, и сами бытовые черты, о которых говорит эпос, дол- жны быть очень старинными, близкими к первоначальным. Коротко говоря, гомеровское общество определяли, как пер- вобытное. Гораздо слабее был распространен противополож- ный взгляд, настаивавший на единстве и планомерности го- меровского творчества. Его сторонники относили элементы цельности к первоначальному старинному ядру поэм и боль- шею частью сходились со своими противниками в представ- лении о позднейшем обрастании этой основы обширными вставками и дополнениями, которые нарушили и почти за- глушили первоначальный замысел. Личного Гомера они во всяком случае искали не в конце, а в начале поэтического процесса. В последние 20 лет произошла существенная перемена взглядов на гомеровский эпос. Во-первых, археологическое открытие целой древней истории Греции позади Гомера сде- лало совершенно невозможной 'у мысль, будто бы в эпосе отразилась жизнь общества, близкого к первобытному. Во- вторых, изменились сами понятия о народной поэзии, глав- ным образом благодаря этнологическим наблюдениям. Фольклор, т. е. сравнительное изучение старинных культур, показывает нам сложный процесс развития поэтического творчества. Уже в первых шагах поэзии есть определенные сочинители с известною индивидуальностью: дальнейшее развитие вовсе не есть только частная разработка эпизодиче- ского характера: эпос не представляет стихийного движения механически примыкающих друг к друга исполнителей. В развитии народной поэзии могут происходить перерывы, ос- тановки, за ними могут следовать моменты нового творче- ского расцвета. Очень поучительно в этом отношении сопоставить извест- ные нам формы эпоса у разных народов: огромные поэмы индусов, германский эпос (песнь о Нибелунгах), возник- ший, по-видимому, в эпоху больших племенных передвиже- 39
ний и сложившийся окончательно в цельную форму в позд- нейшей рыцарской среде: русские былины, оставшиеся в разрозненном виде, но идеально связанные по большей час- ти с одним географическим и историческим центром: серб- ские народные песни, финская Калевала, которая представ- ляет чисто ученую редакционную запись XIX в., соединив- шую многочисленные эпизодические песни и варианты; наконец, песни среднеазиатских каракиргизов. В этих продуктах культуры разных народов мы встреча- ем не только оттенки одного общего типа, но до известной степени также различные стадии, которые проходило разви- тие эпоса: в иной среде цикл дошел до конца, в другой пре- рвался, и сохранившаяся до нас форма есть только окаме- невшая ступень эволюционного движения. Если этим путем можно выяснить некоторый нормальный путь в развитии эпоса вообще, то категории и моменты этого развития можно по аналогии применить и к объяснению гомеровской поэзии (первый настойчиво указал на важность этих аналогий, Пельман, систематически провел их в последнее время Дре- руп). В самих гомеровских поэмах отчасти можно найти изо- бражение более ранних стадий развития поэзии. Вот, напри- мер, картина исполнения былин в старину: в IX песне Или- ады Ахилл в ставке поет, аккомпанируя себе, а Патрокл си- дит молча напротив и ждет очереди, чтобы продолжать. Так приблизительно исполняются песни у современных средне- азиатских народов. По-видимому, в большинстве известных нам случаев можно указать особый толчок'развитию эпоса в виде круп- ного исторического события, большой битвы, осады, катаст- рофы. Такова у сербов Коссова битва, у германцев — боль- шие столкновения пленен в V веке, в древней Руси — борьба со степью, сосредоточивающаяся около Киева. Песни начи- нают кружить около некоторых драматических центров, раз- рабатывают эпизоды героического кризиса, дела отдельных участников его. Такого рода песни слагают особые поэты по ремеслу, призванные художники. Это — аойды, которых не раз упоминает Гомер; наиболее верно старине аойд изобра- жен, может быть, в картине на щите Ахиллеса, где он поет среди народного хоровода. Аойды, мастера композиции, раз- рабатывали, вероятно, раз данные темы, но оставались при отдельных моментах и эпизодах и вливали их в формы неко- торого условного языка. После работы нескольких поколений аойдов творчество 40
начинает иссякать, сюжеты и их обработка фиксируются: на смену им являются виртуозы-исполнители, сказители, рап- соды греков. Они механически повторяют песни, застывшие в известных формах, часто не умея объяснить иных старин- ных приемов и выражений. В таком виде песни могут де- ржаться очень долго, как это было у финнов и у русских, они могут вымереть совсем. Но они могут послужить также основой для позднейшего нового творчества. Может пройти несколько веков, и в другой среде круп- ные поэты с яркой индивидуальностью могут взяться за об- щую обработку всего сюжета, который был до тех пор раз- дроблен во множестве отдельных старинных песен. Так было с песнью (поэмой) о Нибелунгах. В ней упоминаются фигуры и события V века, бургунды, Аттила, Теодорих, от- ражается бурная эпоха передвижений. Вероятно, тогда же вскоре после событий, о них возникли песни. Но большая связаная поэма сложилась через 7 веков, в XII в. и ее автор, выдающийся поэт, хотя и неизвестный нам по имени, вос- пользовался старинными песнями, как материалом, и сочи- нил крупную цельную вещь по собственному плану. Историческая основа гомеровских поэм. Так же мы мо- жем представить себе и возникновение тех гомеровских поэм, которые дошли до нас. Ранние песни были сложены вслед за действительными событиями. Мы можем допустить, что была настоящая троянская война, что был Агамемнон, Приам. Археологические находки сходятся с указаниями эпоса. В Малой Азии, на месте, где должна была стоять Троя, а в Греции в Микенах, с которыми связан главный царь греков, действительно найдены крупные замки, рези- денции сильных вождей. На Эгейском море были возможны предприятия, подобные большой экспедиции европейских греков, описанной Гомером, возможна была и осада при- шельцами большого города на берегу Малой Азии. Гораздо позднее выдающийся поэт собрал эти песни и со- ставил из них целую поэму по собственному замыслу со встав- ными фигурами и эпизодами, со своей мотивацией. Современ- ным ученым уже не кажется странной мысль об определенном поэте Гомера. Конечно, никто не будет настаивать на принад- лежности Илиады и Одиссеи одному и тому же поэту. Между двумя поэмами есть разница быта, понятий и географического кругозора. Автор Илиады ближе стоял к истории. Составитель Одиссеи более держался сказочных мифологических сюжетов, он скомбинировал драму возвращения мнимопогибшего героя с мотивом удалых морских предприятий. 41
К этому надо еще добавить, что после того, как поэмы сложились в своей крупной и детально разработанной фор- ме, к ним были сделаны еще некоторые вставки, и содержа- нием, и языком обличающие свое более позднее происхожде- ние: такова вся X песнь Илиады, рассказывающая о ночных приключениях Одиссея и Диомеда в троянском лагере и не вяжущаяся с общим развитием сюжета; затем так называе- мый каталог кораблей в конце II песни Илиады, где позд- нейшие редакторы, по-видимому, старались выделить почет- ное участие в старинных подвигах каждому греческому на- роду и каждой общине. В гомеровских поэмах бросаются в глаза единство идеи, стройность замысла и затем сложная искусная техника; в них много намеренного, рассчитанного, много резонерства и рефлексии, чувствуется тонкая психологическая разработка. Надо представить себе придворно-аристократическое рыцар- ское общество с развитыми требовательными вкусами, кото- рое хочет наслаждаться обстоятельным рассказом, искусно составленным романом о своих подвигах. Мастер поэтиче- ской композиции, располагая множеством сюжетов и деталь- ных эпизодов, выбирает фабулу, свободно группирует около нее частности и, развивая их, придумывает новые сцены и ситуации. Он не забывает в совершенно новой картине изо- бразить и себя. Во дворце Алкиноя вестник, т. е. церемоний- мейстер, вводит на торжественный пир «всеми чтимого» по- эта Демодока и сажает его на видное место среди гостей. Выступает почетный гость Одиссей и в выражениях, облича- ющих знатока этикета, произносит поэту целый панегирик, говорит о божественном вдохновении, которое выпадает на его долю, и горячо хвалит его за верность поэтического изо- бражения: «ты так художественно рассказываешь про дела, приключения и страдания ахейцев, точно ты сам был с ними или слышал от очевидца». Новый поэт, однако, в большой мере звисит от своего материала. Рядом с объективными мотивами остаются услов- ный язык, затверделые формулы, повторения. Это — цель- ные куски, массивные камни, вставленные в новую стройку в том виде, как они дошли до поэта. Если таково происхож- дение поэм, то надо думать, что они сразу появились в напи- санном виде: сочинить эту массу стихов на память, воспро- изводить их по памяти было немыслимо. Эпическая поэзия должна была пройти не только боль- шой круг развития, но она совершила и географическое странствие. Об этом можно судить по языку поэм. Они до- 42
шли до нас па ионическом наречии, которое господствовало в средней части западного берега Малой Азии. Но в них много следов и остатков эолийского наречия, преобладавше- го, по-видимому, в старину на восточном берегу европейской Греции. Эти эолийские следы указывают на родину первона- чальных песен: они были сложены на старинном наречии и возникли, вероятно, в старинной Греции: этим происхожде- нием и объясняются архаические черты у Гомера. Начало и конец в развитии греческого эпоса, может быть, разделены катастрофой. В европейской Греции произошли по-видимому, большие передвижения, явились более воинст- венные народности, которые разбивши государства, опроки- нули и культуру микенского периода. Может быть, это и были дворяне, которые по приданию пришли с севера в Пе- лопоннес. Но от старины остались песни, которые вместе с эмигрантами и колонистами перешли в Малую Азию. Тут в оживленной среде ионийских городов они и были перерабо- таны в большие поэмы. Новые поэмы жили в совершенно другой обстановке, не похожей на старинные дворы царей восточного типа. Их окружала шумная аристократия, пред- приимчивая, привычная к морю. В поэмах и отражается этот быт ионийской аристократии, быт периода больших морских поездок и довольно развитой торговли, быт, в котором резко обозначились классы. Поэт передает настроения и понятия высших кругов этого обще- ства так же, как составитель песни о Нибелунгах изображал свой XII век, время рыцарства, хотя в его рассказе действу- ют старинные германские герои. Возможно, что и та стари- на, о которой повествует Гомер, отстоит от него веков на пять, шесть; воспроизводя склад и выражения старых песен, он непроизвольно переносит нас в эту незнакомую ему эпо- ху; благодаря этому он дает нам иногда малопонятные ему самому сведения о царях, о вооружении, обычаях и т. п. предшествующей микенской поры.
з. о П № Общественный и МIЛ политический строй fJu№ гомеровского века 2ГКг Старинная группировка общества по Гомеру. Грече- ский эпос дает стильный материал для характери- стики общественного устройства. Многие черты мы можем удобно сопоставить и проверить йо тем данным, которые со- хранились в чистоисторических источниках и восходят к эпохе, предшествующей времени борьбы классов и демокра- тических переворотов. В картине общественного устройства естественно встретить черты более архаические и более но- вые. Иногда составители эпоса своеобразно тонко оттеняют это различие. В Илиаде есть два любопытных места, указывающих на старинное деление народа. Оба раза характерные обозначе- ния встречаются в речах патриархального басилея Нестора, старейшего вождя, хранителя традиций. Мы не можем не видеть здесь некоторой намеренности автора. В одном слу- чае старик Нестор хочет внушить общему вождю Агамемно- ну, что для энергического нападения на троянцев, для взя- тия их города силой надо распределить греческое войско по филам и фратриям, чтобы каждая фратрия помогала другим 44
фратриям, а филы — филам. «Если ты сделаешь так, и тебя послушаются ахейцы, ты узнаешь потом в битве, кто трус- лив и кто мужественен между вождями и народами, потому что они будут биться каждый в своей среде» (или «в естест- венном порядке»). По мнению Нестора, нельзя разместить» воинов лучше, из соображений ли тактики, или ради их оду- шевления. Он приглашает, видимо, к группировке, наиболее привычной в мирное время, к воспроизведению на поле бит- вы существующих общественных союзов. Более тесный из этих союзов, фратрию, тот же Нестор рисует нам с другой стороны. После неудачной битвы с тро- янцами, оттесненные в лагерь, греческие вожди сходятся на совещание: они готовы последовать предложению Агамемно- на и бежать на кораблях домой, но Нестор советует отпра- вить посольство к Ахиллу и просить его принять участие в бою. Ввиду серьезности и рискованности предложения - старый басилей противоречит главному вождю — он говорит торжественно: «я скажу речь до конца откровенно и прямо, и никто не осудит меня. Ведь только тот, кто совсем одичал, кто вне фратрии, вне законов, без очага, может любить страшную братоубийственную войну». Сопоставление этих понятий очень интересно. Кто не стоит в союзе фратрии, тот вне права, не имеет охраны, это — волк, которого всякий мо- жет убить; у него нет очага, он не имеет оседлости, не может жить среди людей. В характеристике Нестора сильно звучит нравственное осуждение: человек, не принятый во фратрию, выключенный из нее или не захотевший в нее войти,— враг общества, у него не может быть и совести, нет чувства прав- ды, он не может признавать ни божеских, ни человеческих законов. Итак, вне фратрии нет гражданской жизни: надо быть членом братского союза, чтобы быть членом общества. С этим порядком мы встречаемся позднее в доклисфенов- ских Афинах: чтобы вступить в число граждан, надо было войти в одну из фратрий, быть принятым в один из союзов. Фратрия узаконяла также гражданские права лиц, ро- дившихся в среде тех семей, которые принадлежали к ее со- ставу. Еще одно место в Одиссее, может быть, имеет отношение к жизни старинных союзов, хотя ни филы, ни фратрии в нем не названы. Картина опять связана с именем старика Несто- ра. Но это уже мирная идилия на родине, в его царстве. Сын Одиссея, Телемах, со своим наставником Ментором приез- жает в Пи л ос, где правит Нестор с сыновьями. На самом берегу гости застают большой публичный народный обед. 45
Стоят девять рядов скамей. В каждом ряду сидят по 500 человек, и перед каждым рядом лежат 9 зарезанных быков. Это — жертва и пир одновременно: бедра сжигаются в честь морского бога, внутренности вкушают люди. Среди собра- ния приезжие находят старого царя с сыновьями: их прибли- женные готовят для них еду, жарят мясо и втыкают на вер- тела. Царская семья устремляется навстречу гостям и сажает их с собою. По-видимому, собрался весь народ общины: есть что-то патриархальное в этом собрании, где все одинаково участвуют, и вождь сидит вместе с простыми людьми. Таков был, вероятно, старый обычай. Царь выполнял как-будто обязанность, само собою вытекающую из его сана. Когда Одиссей в беспокойстве спрашивает призрак матери своей, не расхищено ли его царское достояние, сохранилось ли оно в руках сына Телемаха, он слышит в ответ: «Никто не завладел твоим достоянием: Телемах беспрепятственно пользуется доходом с царской земли, участвуя в общих все- народных обедах, как и следует лицу, облеченному высоким саном судьи: да его и приглашают все». Тут видна известно- го рода взаимность. Tepevog — это земля, которую басилею выдает народ: доход с этой земли идет частью на обществен- ную цель; вместе с тем народ требует, чтобы басилевс спу- скался в его среду. В первом из приведенных мест, относящемся к Пилосу, не сказано, правда, что народ распределен по фратриям, но вполне вероятно, что группы, обозначенные рядами пирую- щих,— именно фратрии. Каждая скамья, занятая пятьюста- ми сотрапезников, образует как бы особое жертвенное отде- ление, или товарищество среди большого приносящего жер- тву и пирующего общества. Это — черта, которая подходит к старинным афинским фратриям: каждая фратрия образует особый религиозный союз, имеет свой жертвенный очаг и в то же время все они чтят общих богов. Зевса Фратрия и \фину Фратрию, и собираются осенью на общий праздник всех союзов, на Апатурии. Выделение новой военной организации. Совет, подан- ный Нестором Агамемнону, не имеет, по-видимому, успеха: не видно, чтобы войско ахейцев расставили по филам и фратриям: вообще о подобнохм распределении на войне нигде не упоминается. Мы, правда, нс можем определить отчетли- во, по какому принципу сложены военные кадры гомеров- ских греков, но есть много отдельных выражений, характе- ризующих порядок, не похожий на старинное народное де- ление по братским союзам или товариществам. Мирмидоны, 46
народ, подчиненный Ахиллу, прибыли под Трою на 50 ко- раблях, по 50 человек на каждом, они распределены между пятью второстепенными вождями. Основа деления чистс арифметическая, внешняя: батальоны мирмидонского полка или экипажи кораблей имеют, вероятно, мало общего с до- машней группировкой того же племени. Но есть указания еще совсем иного характера. Околс вождя всегда целая свита или дружина. Дружинники носят разные названия, то более, то менее почетные: или друзей, братьев, близких или боевых слуг. Эти товарищи, оруженос- цы, конюшие и т. д. снимают с убитого врага доспехи, уво- дят захваченных коней, устраивают прием гостей, выходят навстречу победителю: они образуют постоянный двор вож- дя, стерегут его дом; он делится с ними добычей, советуется, ищет у них поддержки. Вот — особая группировка частного характера, уже без сомнения, вырывающая людей из среды домашних организаций, тех союзов, в которых они выросли. Эта группировка напоминает в свою очередь средневековые свиты с их вассальной зависимостью военных слуг и товари- щей от магната. Есть техническое выражение «следовать» которое обозначает обязанность идти на войну по зову сень- ера. Повинность эта имеет свою материальную цену. Иной боится отказать главному сеньеру в повиновении: придется заплатить тяжелый штраф (для этого понятия есть также технический термин исоц). Но можно также откупиться от обязанности следовать на войну: Агамемнон получил от од- ного из своих вассалов кобылу в виде выкупа за его отказ идти под Трою. Все это показывает, что военная организация перебивала, расстраивала порядок, сложившийся в мирной среде, или по крайней мере, отвлекала людей от этого порядка и соединя- ла их в новые группы. Новые общественные деления и груп- пировки должны были тем более развиваться, тем более пол- учать перевес, чем сильнее оказывалась тревожная военная пора. В этом отношении гомеровские картины производят самое определенное впечатление. Перед нами очень подвиж- ное, воинственное общество. Ярко сказывается всюду право сильного, кулачное право. Самое обычное явление у Гомера, это — усобица, не вызванная, по-видимому, ничем другим, кроме жадности и удальства: какая-нибудь банда угоняет у соседнего города или поселка скот или высаживается внезап- но на чужом берегу, похищает людей, чтобы получить за них выкуп или привести домой в качестве рабов. «Все можно взять грабежом, — говорит Ахилл,— быков, тучных овец, ме- 47
галлические котлы и золотистые гривы коней». Можно указать, впрочем, известное экономическое осно- вание для набегов и усобиц: по-видимому, есть местности, где население увеличилось несоразмеримо со средствами пропитания: избытку народа приходится или выселяться, или искать дополнительного питания в военной добыче. Этот мотив, чрезмерная плотность населения, звучит не- сколько странно для гомеровской Греции. Но он был даже в •сознании людей того времени. В Киприях, поэме, разраба- тывающей мотивы троянской войны, не вошедшие в Илиаду, есть своеобразное истолкование Зевсова решения поднять ссору между греками и троянцами: верховный бог задумал войну для того, чтобы облегчить землю, обремененную мно- жеством людей. Очень выразительны также гомеровские эпитеты в роде «густонаселенные города». Грабежи, усобицы, военные предприятия ведут к боль- шим переменам и катастрофам в имущественном положении. Одни быстро разоряются, другие быстро богатеют. Одни те- ряют свободу, отрываются от своего места и поневоле уходят бездомными рабами, другие расширяют свой дом и владе- ние, окружают себя множеством слуг, дворни, разных зави- симых и обязанных людей. Все это опять резко отразилось у Гомера. Герой Одиссей, нагруженный огромной добычей из- под Трои, сопровождаемый множеством товарищей и слуг, теряет все и приезжает домой нищим. Эта превратность судьбы — главный мотив поэмы. Большая необеспеченность существования и большое имущественное неравенство — вот характерные результаты этого непрерывного военного поло- жения, этой эпохи феодальных усобиц, так напоминающей времена средневекового европейского рыцарства. При всех колебаниях судьбы есть известный слой людей, которые удерживают в своих руках и передают своим семь- ям массы богатств. У Гомера эти богатые люди вместе с тем — вожди предприятий и часто носят титул РаслХцЕс;, что, может быть, лучше передавать средневековым термином «сеньер», чем византийским «царь». Этой аристократией и занят главным образом эпос: удальство, благополучие и при- ключения ее представителей более всего интересуют поэта. Вопрос о происхождении аристократии. Гомер не дает нам прямого объяснения, как произошла эта аристократия: у него главы общества уже занимают известные места и строят дальше свое богатство и влияние. Но косвенные указания на общественное положение аристократии можно извлечь. Они не сходятся с тем, что утверждала теория, так стройно и по- 48
следовательно изложенная в книге Фюстель де Куланжа «Гоажданская община древнего мира». Эта теория выводила государство из развития семейного начала. Общественные союзы в их последовательном расширении она рассматрива- ла как эволюцию семьи и как воспроизведение ее принци- пов. В этом восходящем движении, в этом соединении семей в роде, родов — во фратрию, фратрии — в филу и фил — в государство, теория, о которой упомянуто, признавала глав- ной движущей силой религиозное начало, и притом именно культ предков. Культ прямого предка скрепил семью; для дальнейших более широких соединений нужна была всякий раз тоже скрепляющая вера в общего родоначальника. Из того же семейного начала теория объясняла и происхожде- ние аристократии. Культ предка связан с таинственным пе- реходом священной силы на его продолжателя, т. е. старше- го в семье: он — хранитель традиций, он — священник самого культа и он же носитель высшего авторитета в тесном семей- ном союзе. За его потомством, за старшей линией авторитет остается и переходит позднее на круг более широкий, на союз нескольких семей. Так развивается аристократия: это — как бы разряд священников, составившийся в разных груп- пах из старших братьев и их потомства. Аристократия семей сохраняет значение в больших союзах, она продолжает в них править, потому что они сложены из семейных групп и наподобие их: окруженные священным авторитетом, ари- стократические семьи соединяют подчиненные им союзы и обращаются затем в сословие, в политический слой. Не будем обстоятельно разбирать эту теорию. Она вызва- ла против себя возражения общего характера. Социолог не решится теперь выводить общественные союзы из семьи: нельзя доказать, чтобы группировка товарищеского или дру- жинного типа, чтобы союз в роде фратрии был продолжени- ем и развитием группировки по родственному началу. Затем, едва ли также можно ставить вопрос о том, какой союз древ- нее: семейный или общественный. Они, по-видимому, росли одновременно и параллельно, но в соперничестве между со- бою. В семье скорее можно видеть антагониста, чем родона- чальника и пособника общественного союза. И в наше время семья, семейные интересы в известной мере представляют собой противообщественный элемент, во всяком случае от- влекающий от служения обществу. Еще сильнее эта противо- положность сказывалась в старинном обществе. Один мотив привязывал человека к его дому, к его потомству, питал его личные чувства, изолировал его. Другой мотив направляет 49
его на общение с более обширным кругом сверстников и себе подобных для взаимной защиты, для обмена мысли, для бо- лее крупных предприятий, т. е. социализировал человека. Можно указать еще другой общий недостаток теории, развитой Фюстель де Куланжем. В возникновении и разви- тии общественных союзов она слишком много приписывала религиозному воздействию, в особенности роли культа пред- ков. Она исходила от предположения, что именно верование в силу божества определило первоначальную организацию людей и руководило всяким шагом в социальных изменени- ях: пока жив был первый религиозный мотив, сохранялись и те формы, которые сложились под его давлением: лишь религиозная реформа вызывала новое общественное измене- ние. В основе этого толкования лежит тот взгляд, что идея творит учреждение. Но, по крайней мере, с таким же правом мы можем выставить и обратное положение. Когда сложился известный порядок, установились определенные обществен- ные отношения и укрепился обычай, все то, что крепко, что издавна взялось, что по смыслу непонятно, становится свя- тым, получает религиозное сияние. Другими словами, рели- гиозная санкция, религиозный мотив может быть не первым словом учреждения, не исходной его точкой и творящим эле- ментом, а его последней опорой иногда может быть, надгроб- ной надписью отживающему порядку. Ввиду этого нет до- статочного основания, чтобы считать первой аристократией жречество и выводить высший класс из среды носителей се- мейного илИ родового культа. Правдоподобнее, что более сильные, более многочисленные семьи, захватив себе богат- ство и авторитет, постарались, уже после того придать ему священный характер. Если такому возвеличению способен был послужить культ предков, тЪ это было именно такое средство, которым только и могла располагать сложившаяся уже аристократия: только в ее среде мог удержаться генеа- логический культ с ясной памятью о его представителях че- рез много поколений. Характер аристократии по Гомеру. В характеристиках Гомера мы найдем до известной степени поддержку такому объяснению. У Гомера нет указаний на какое-либо особое место, занимаемое аристократией в общенародном культе, не видно, чтобы аристократия стояла хотя бы в фиктивных родственных отношениях с массами простых людей в обще- народных союзах. Если Гомер чем-нибудь мотивирует богат- ства и почетное положение аристократии, то исключительно ее военными заслугами. В этом отношении есть одно весьма 50
обстоятельное рассуждение. Ликийский герой Сарпедон, союзник троянцев, побужда- ет своего товарища по оружию стать в первые ряды в бою. «Надо же оправдать,—говорит он,—те преимущества, кото- рые представляет нам народ, подарив нам прекрасное име- ние на берегу реки и чествуя нас на обедах первым местом, лучшими кусками жаркого и полными чашами вина. Надо же нам, басилеям, показать, что поедая жирных овец и вы- пивая сладкое вино, мы не прячемся в неизвестности». Здесь нет никакого намека на священный авторитет, на жреческое происхождение власти аристократии: сущность мотивации состоит в том, что народ чтит своих вождей и наделяет их благами земными за услуги, за их первенство на войне. В то же время бросается в глаза крайне материалистический ха- рактер всей картины. В том же духе выдержаны и обычные определения аристократии: они «блистают счастьем и богат- ством», они «блаженствуют». Вожди у Гомера называются также людьми «жирными, тучными», как в средневековых итальянских городах. Материальное восхваление крупных людей совершенно нечувствительно переходит в моральное: они «хорошие, лучшие». Оба выражения стоят иногда даже рядом: «богатый и добрый человек», говорится в складном размере. Еще резче эта наивная дерзость оттеняется обозна- чением массы небогатых «худыми людишками». Мелкий на- родец от природы предназначен служить цвету человечества: прикидываясь бедняком, Одиссей идет во дворец предлагать свои услуга: колоть дрова, раздувать огонь, подавать питье и еду за столом, резать мясо — «все, что худые делают для лучших». Без конца любит Гомер перечислять богатства, которыми блещут «лучшие». О сокровищах и запасах подробно упоми- нается в похвальбе героев друг перед другом и в перегово- рах, когда один вождь склоняет другого к союзу. Тут всегда на первом месте металлы, золото, серебро, медь и железо в виде оружия, утвари и просто в весовых массах, затем искусные в работе рабы и особенно рабыни-мастерицы, на- конец, стада и земля. Сама война рассматривается в значи- тельной мере под углом зрения выгоды. Устами своих героев Гомер высказывает весьма прозаические соображения отно- сительно барышей от набега и взятия в плен врагов. Тут есть и предварительные расчеты и игра на повышение. Вот на- пример, разъяренному Ахиллу попадается один из сыновей Приама, Ликаон, которого греческий вождь раз взял в плен и продал на остров Лемнос сыну Язона, Эвнею за серебря- 51
ную чашу, в свою очередь приобретенную у финикийцев. Пленника перекупает за большую цену гость Эвнея и увозит к себе. Но Ликаону удается бежать в отцовский дом. И вот под Троей он опять попадается Ахиллу. В ужасе он падает к ногам героя, молит о пощаде, напоминает, что в свое время для выкупа представил сто быков, и обещает дать на этот раз втрое больше. Любопытную фигуру представляет и этот сын Язона на острове Лемнос, не раз упоминаемый в Илиаде. Это — сень- ер-торговец, и торговля его именно питается войной. Он по- сылает со своего острова вино ахейцам, стоящим под Троей, получая в обмен железо, медь, быков, бычачьи шкуры, пленных рабов — все продукты захвата на войне. Из выше- приведенного примера видно, что перепродажей он увеличи- вал свои барыши от обмена. Есть у Гомера еще пример баси- лея-купца, который, вроде норманского викинга, сам ездит с товарами. Это — правитель «веслолюбивых» тафийцев — ма- ска богини Афины — который везет в дальнюю страну желе- зо, чтобы обменять его на нужную ему медь. Остановимся еще на одной черте для характеристики во- енной аристократии. Во всех описаниях битв ее представите- ли резко выделены от остальной массы: они одни, по-види- мому, бьются в полном металлическом вооружении. Затем они выезжают в битву на колесницах. Правда, колесницы упоминаются как-будто в виде только декорации, и некото- рые толкователи думают, что это — не реальная подроб- ность, а традиционный оборот, повторяемый поэтом: на сво- ем условном языке он воспроизводит старинную фигуру ук- рашения, взятую из времени, когда в Греции бились на колесницах, как потом долго еще на Востоке, хотя сам ни- когда такой битвы не видел. Верно это объяснение или нет, но применение лошадей в бою, обладание конями и холя их, увлечение конскими играми, вообще обширное коневодст- во — характерная черта аристократии. Поэт описывает кра- соту коней, упоминает замечательных их укротителей: в сре- де богатых постоянно встречаются имена Гиппомах, Гиппо- фой и т. д. В этом признаке обладания конем как-будто наглядно обозначается социальная грань. Сказать «конный воин» — значит отметить человека богатого высшего класса. Это обозначение поразительно напоминает смысл, который придается слову всадник, caballarius, в средневековой Евро- пе: в капитуляриях Карла Великого можно найти прямое противопоставление конницы и бедноты. Другая характерная черта военной аристократии уже 52
была отмечена. Сеньеры окружены большой дружиной или свитой, они держат многочисленный дом, массу челяди, вся- кого рода зависимых и обязанных людей и рабов. Многие из них сидят по замкам, укрепленным городкам. Аристократические роды. Большой магнатский дом мо- жет собрать и удержать при главе семьи массу родственни- ков. Соединение родни - опять черта аристократии, отчет- ливо выделенная у Гомера. В рассказе старого Феникса, Ахиллова спутника, когда-то молодым принцем бежавшего из отцовского дома, ярко выступает эта шумная толчея на- бившихся во дворец родственников и клиентов. Феникс хо- тел бежать от отца, с которым жестоко поссорился. Тесной толпой меня обступили друзья и родные, Долго меня умоляли, чтобы с ними в дворце я остался. Тучных не мало овец и тяжелых быков Криворогих. В жертву заклали они, и не мало свиней утучнелых Было изжарено ими над пламенем ярким Гефеста. Выпито было немало вина из кувшинов отцовских. Девять ночей провели они рядом со мной, неотступно. Стражу держа чередой. Два огня никогда не тушились: В портике внешнем один — перед входом во двор защищенный, В самых чертогах другой — в сенях, у дверей моей спальни. В Илиаде описывается подробно дом царя Приама, в ко- тором живут вместе с отцом его многочисленные сыновья с женами и замужние дочери с мужьями, первых 50, вторых 12, каждая семья в особом покое, тесно примыкающем к среднему общему строению, причем вторая половина, отдан- ная дочерям, хуже, дальше расположена от середины. Теми же чертами в Одиссее описывается дом старика Нестора в Пилосе. Эти изображения очень подходят к тому, что нам открывают раскопки: во дворце большой зал в середине, к которому выходят небольшие спальные покои: женская по- ловина в более отдаленной части дворца. В описаниях Гоме- ра есть подробности, которые относятся к размещению род- ственников в доме и характеризуют различное их положе- ние. Например, у Нестора после общей трапезы сыновья женатые расходятся по комнатам: единственный еще неже- натый младший сын не имеет особого покоя: он проводит ночь в глубине общего помещения, уступая, по-видимому, свое обычное лучшее место в передней части залы гостю. С другой стороны, в семье Приама выделены Гектор и Парис, два старшие сына: у них свои отдельные хоромы с оградой, подле отцовских. Они уже более самостоятельны, приобрели свой достаток (о Парисе, например, сказано, что он возво- дил свой дом сам, помогали строители Трои). Несмотря на Возможность такого выделения, в аристок- 53
ратнческой среде вообще, по-видимому, новые семьи не раз- лучаются со старой родительской и, что характерно, эта семья привлекает еще зятьев, родственников по женской ли- нии. Расширенная большая семья, по-видимому, пользуется имуществом нераздельно: у нее общее хозяйство. Но оно не- обходимо предполагает в основе скопление большого богат- ства. Таким образом, аристократия может держаться более сплоченными и многочисленными группами. Это дает ей но- вое преимущество. Ее представители могут легче закрепить за своими семьями и вернее передать по наследству раз при- обретенное владение и влияние. Так возникает право рожде- ния, признаваемое за членами известных семей: через не- сколько поколений уже образуется представление об искон- ности подобных аристократических преимуществ. Магнаты поддерживают эти представления генеалогиями, выведением своих предков от богов и героев. Ввиду этого, например, по Гомеру выходит, что Зевс — отец всех людей, но вожди «лучшие», это — люди, по преимуществу и непосредственно родившиеся от Зевса, или по крайней мере, как выражается эпос, «вскормленные» им. В связи с этой мыслью создается понятие об особой се- мейной или родственной части. В последней сцене Одиссеи, когда разъяренные сторонники и родственники убитых же- нихов идут грозно с толпой народа против дворца, Одиссей возбуждает своего сына Телемаха к бою напоминанием о знаменитом роде отцов, прославившихся на всю землю си- лою и храбростью; младший потомок должен показать себя достойным предков, не посрамить фамилии. Поэт увлекает- ся тем же мотивом дальше и хочет изобразить, как крепко все старшие и младшие члены стоят заодно и оберегают свое имя и свое прошлое, но впадает в крайность. Он выводит на первый план битвы Лаерта, старого отца Одиссеева, умилен- ного соревнованием сына и внука, забывши, что тот едва во- лочил ноги; воодушевленный родственной идеей, Лаерт бро- сает копье в вождя восставших. Афина направляет удар, ко- торый решает дело: народ, увидев гибель вождя, бежит. Эта сцена, неудачная и почти смешная, заканчивает поэму: она, однако, не случайна и очень характерна. Автор поэмы, со- чувствующий аристократии, хочет сказать этой картиной: «гордость и единение крупной семьи одолевают бесформен- ную массу народа». У Гомера материал для характеристики аристократиче- ской среды чрезвычайно богат. Остановимся еще только на 54
одной черте, выделяющей своеобразный лоск и культур- ность аристократии. Общество это очень ценит красноречие. Случай говорить представляется весьма часто, и среди хва- лебных эпитетов героя нередко упоминается способность им- провизации. Диомед славится тем, что он и в бою из первых, и в собрании один из лучших ораторов. Напротив, Ахиллес с досадой говорит, что он теперь (после смерти Патрокла) земли бесполезное бремя. Будучи в битве способный других аргивян меднобронных, Только в собрании многим в искусстве речей уступая. Интересно еще место, из которого видна обстановка со- брания, где произносятся речи. Происходит примирение Ахилла и Агамемнона. Агамемнон говорит: Должно внимательно слушать и не прерывать говорящих. Трудно пришлось бы тогда и тому, кто к собраниям привычен. Кто среди шума толпы в состоянии слушать другого Иль говорить перед другими? Смутится и громкий вития Землевладение. Сравнительно с ярким изображением быта аристократии Гомер дает гораздо меньше для характе- ристики остальной массы народа. Но и в этом отношении материал, заключенный в поэмах, интересен. Мы уже виде- ли в гомеровском обществе резкое деление на классы, обра- зование крупного культурного и экономического неравенст- ва. Нам важно было бы проследить, в какой мере эти соци- альные различия и крайности связаны с развитием землевладения, с распределением земельной собственности. В гомеровских картинах все указывает на отчетливое раз- витие индивидуального права на землю. Постоянно упоми- наются ограды полей, виноградников и садов: на границе владений положены межевые камни; существуют способы правильного измерения земли и часто даются точные опреде- ления размеров того или другого участка. Ввиду тесноты на- селения нередко должны были возникать споры о владении между соседями. Это явление настолько обычно, что поэт, подыскивая сравнение для двух ожесточившихся бойцов, на- ходит наиболее наглядным уподобить их двум землевладель- цам, которые в горячем споре за неразделенную небольшую полоску, наступают друг на друга: у них в руках сажени для измерения земли, и они ревниво наблюдают, чтобы остаться при полном равенстве в разделе. Когда Гомер описывает ос- нование колоний на новом месте, он считает нужным прежде всего упомянуть о наделении вновь прибывших земельными участками. С такого наделения начал Навсифой, вождь фе- аков, поселивший их в Схерии. Феаки — это идеализация 55
ионийцев, среди которых сложился эпос. Картина образова- ния колонии со всеми ее подробностями хорошо была изве- стна ионийскому обществу, сравнительно недавно устроив- шемуся на новом месте. Оно начало свою жизнь с отчетливо- го распределения земель. Первые старинные наделы считались, по-видимому, не- которой нормой владения. В качестве знаков первого рас- пределения земли лежали старые межевые камни, помещен- ные, как говорит Гомер, людьми прежних времен. Может быть, понятие о нормальном наделе связано было со словом ХХцрод. Некоторые выражения, по крайней мере, показыва- ют, что под клером разумели определенный участок, тесно связанный с домом и известным уровнем хозяйства. Возбуж- дая троянцев к энергическому натиску, Гектор ставит им на вид, что в случае смерти воина жена и дети сохранят дом и нетронутый надел. Дом и надел не раз встречаются вместе, как тесная совокупность определенного владения. Наконец, выражения ах^цос и лоХц/Х^ПР? безнадельный и многона- дельный, показывают, что в клере заключалась известная норма, единица землевладения, которая определилась, веро- ятно, первой нарезкой участков. Но как раз эти последние выражения обнаруживают, что старое распределение владений сдвинулось, что наступила мобилизация земли. Она стала переходить из рук в руки: в одном месте земля прикупается, в другом дробится. Дробле- ние — результат разделов между несколькими наследника- ми. Оно грозит больше всего мелкому владельцу-крестьяни- ну. У Гесиода в Еруа, сборнике деревенской мудрости, пря- мо говорится, что мужику* всего выгоднее иметь только одного сына-наследника. Так или иначе, появляются люди с ничтожным наделом или вовсе без надела. Эти безземельные образуют уже целый разряд. Ах^црод, стало синонимом бед- ного, разоренного человека. В противоположность им поднимаются poXoxA,r|poi аибрсожл, класс людей преуспевших, которые сосредоточи- ли в своих руках старые мелкие наделы. Этот термин встре- чается в очень характерном месте Одиссеи. Царь вернулся на родину, но хочет остаться неузнанным и сочиняет для своего инкогнито целую историю: он прикидывается побоч- ным сыном критского магната: при разделе имущества после смерти отца законные дети выбросили ему небольшую часть, но он поправил свои дела тем, что взял жену из среды круп- ных землевладельцев. Из этого рассказа видно также, что земля могла свободно переходить в наследование женщин. 56
Низшие классы гомеровского общества. Ясно, что в го- меровской Греции множество людей лишилось почвы, сдви- нулось со своего первоначального крестьянского или мелко- владельческого положения. Многим нечего более терять дома, и они идут на чужбину. Образовался опять-таки осо- бый разряд людей, которые носят уже техническое обозначе- ние «переселенцев». В силу господствующих правовых по- нятий эти чужаки занимают в общинах очень низкое положе- ние: они презренны, они лишены всякой защиты. Когда хотят сказать: такой-то совершил надо мною насилие, нару- шил все мои человеческие права — говорят: он обошелся со мною как с метанастом. Из того же класса обезземеленных образовался, вероят- но, и другой разряд — рабочие, батраки. Феты вынуждены идти на службу под покровительство более сильных и само- стоятельных людей. Существует форма наемного договора: рабочий нанимается на год за определенную плату. В Одис- сее подробно изображается положение сельского рабочего, нанимающегося к богатому владельцу. Один из женихов го- ворит Одиссею, переодетому нищим: «Странник, ты верно поденщиком будешь согласен наняться В службу мою, чтоб работать за плату хорошую в поле, Рвать для забора терновник, деревья сажать молодые. Круглый бы год получал от меня ты обильную пищу, Всякое нужное платье, для ног надлежащую обувь» На это Одиссей отвечает, что он может показать свою силу на косьбе в долгие летние дни, когда придется косить с утра до вечера, и суметь на волах распахать большой уча- сток. Можно думать, что безземельные далеко не всегда оста- вались в положении вольнонаемных рабочих, что они так или иначе вынуждены были брать более тяжелые обязатель- ства и вследствие этого попадали в условия крепостной службы. Во всяком случае фета часто ставят рядом с рабом, его как будто мало отличают от раба по социальному поло- жению. В Одиссее есть место, где характерно выступает раз- личие между главными классами. Женихи обеспокоены отъ- ездом Телемаха. Они спрашивают, с кем он уехал, с какой свитой: сопровождают ли его военные товарищи %оиро! что буквально соответствует старо-русским «отрокам», набран- ные в Итаке, или он взял только собственных наемных и подневольных людей. Здесь проведена резкая грань между военными вассалами, которые со всего владения сеньера по- следовали его зову, и собственными слугами, по средневеко- вому выражению, министериалами магната. В этом послед- 57
нем разделе феты поставлены наряду с рабами. Очень интересно также одно место Илиады, где описано беззащитное положение наемного рабочего, приближающее его к рабству. Дело идет собственно о службе у троянского царя Лаомедонта двух наказанных свыше богов, Аполлона и Посейдона, которые должны нести на земле самую тяжелую работу. Поэт увлекается реальной картиной и забывает, что его действующие лица — лишь актеры, маски: он говорит о горе настоящих фетов. Боги, принявшие вид рабочих, угово- рились лишь относительно платы, за господином осталось право по своему усмотрению назначать им вид и размеры работы: один из фетов должен был пасти стада, другой — складывать стены. Но владелец обманул их ко времени рас- чета. Об этом напоминает потом с горечью Посейдон своему прежнему товарищу по службе: после года работы, когда на- ступил день платежа, говорит он: Лаомедонт непреклонный удержал насильственно плату, с угрозами нас отославши, Ибо тебе он грозил, что связавши и руки и ноги, В рабство продаст на одном из чужих островов отдаленных Нас же обоих пугал, что безжалостно уши отрежет. Так от него негодуя, отправились в путь мы обратный, сильно сердясь на награду, что он обещал, да не отдал. Удерживая обещанную плату, господин, очевидно, хотел закрепить рабочих за собой еще на следующий срок или пол- учить за них капитальную цену, продавши их, как своих хо- лопов. Перед фетом ввиду такого насилия были три пути: или он продолжал служить в надежде когда-нибудь пол- учить заработанное и фактически переставал быть вольнона- емным, или он покорно переходил в разряд рабов, становил- ся владеемой душой, предметом бойкого обмена, или он бе- жал, обращался в бродягу и подвергался риску получить от господина клеймо, которое навсегда должно было сделать его отверженцем общества. Рабство у Гомера. Из того же примера видно, что рабст- во питалось, помимо захватов на войне, еще из одного источ- ника: это именно насильственное завладение трудом наемни- ка, превращение фета в холопа. Трудно определить хозяйст- венное значение рабства в гомеровскую эпоху. Рабов не видно в качестве полевых рабочих. В известном альбоме ти- пичных картин, которые собраны вместе при описании щита Ахилла, есть изображение жнивья на поле крупного вла- дельца. Многочисленные жнецы названы термином epiSoi, который только раз встречается у Гомера. Ничто не указы- вает, что это были рабы, для которых вообще есть целых три 58
обозначения Souloi, oi%r|8^, 5цш^. Вернее, что ерики — при- шлые наемные рабочие Напротив, рабы не раз упоминаются в качестве пастухов при обширных стадах, принадлежащих магнатам. Но главным образом гомеровские рабы - домаш- ние дворовые люди, челядь. Как сейчас на мусульманском востоке, так гомеровский сеньер, а позднее римский нобиль, держал много лишней дворни для мелких услуг, для пред- ставительства дома. Среди домашних рабов можно отметить, однако, одну индустриальную группу: это — мастерицы, по- ложение которых в больших девичьих (по 50 рабынь у Ал- киноя и у Одиссея) напоминает гениции, женские мастер- ские больших королевских имений времен Карла Великого. Одна часть этих работниц занята размалыванием зерен руч- ным способом, другая — приготовлением пряжи и тканей, они обшивают, по-видимому, население двора и готовят ков- ры, служащие для украшения покоев. Между рабами есть более приближенные и привилегиро- ванные по своему положению. Им дают до известной степе- ни административное положение, поручают надзор за обык- новенными рабами: для этой должности есть технический термин, постоянно возвращающийся. Между прочим, это на- звание прилагается к верному Одиссееву рабу, Эвмею, кото- рому возвратившийся басилей открывается раньше всех. Эв- мей выделен в особое положение у него отдельная изба, есть скот, и, что особенно любопытно, он сам купил себе раба. Сознавая свои заслуги, он уверен, что господин, вернув- шись, даст ему усадьбу и полевой участок, а также выберет жену. По-видимому, он выражает мечту об отпуске на волю. Этому ожиданию вполне отвечают обещания Одиссея, с ко- торыми он обращался к тому же Эвмею и к другому пастуху, призывая их на борьбу против женихов. Одиссей даже вы- ражается еще определеннее в смысле освобождения верных рабов. Он говорит, что выделит каждому и устроит жену, хозяйство и дом и что они будут потом в его глазах как бы товарищами и родными его сына Телемаха. Если здесь дей- ствительно подразумевается отпуск на волю, то вместе с тем выделена еще одна черта, характерная для быта вольноотпу- щенных и известная из примеров римских отношений: быв- шие холопы, получив личную свободу, но будучи обязаны своим социальным положением прежнему господину, оста- ются в некоторой материальной от него зависимости: на это как будто намекает выражение Одиссея, что он построит им избы в непосредственной близости со своим домом. Настроение низших классов по Гесиоду. Гомер дает 59
лишь в отрывочных формах и некоторые черты быта низших классов. Но он отражает чуждое им настроение. В его кар- тинах широкой блестящей вольной жизни военной аристок- ратии и в его счастливых идиллиях, раскрывающихся среди богатой обстановки замка, нет места чувствам и представле- ниям простого люда. Для знакомства с этим миром отноше- ний надо взять Гесиода. Такое сопоставление возможно, хотя поэмы, дошедшие под именем Гесиода, относят обыкно- венно ко времени немного более позднему (около 700 г.) да и составитель их жил в области, далекой от Ионий, именно в Беотии: но оно возможно потому, что социальные отноше- ния Гесиодовой среды воспроизводят черты, знакомые нам из Гомера. Главы общества носят у Гесиода то же название, что у Гомера РасяХт|ед, и поэт непосредственно обращается к ним приблизительно с тою же раздраженной речью, какая у Гомера вложена в уста демократического оратора и оппози- ционера, Ферсита. Но в то время, как Гомер, симпатизируя сеньерам, травит побитого простолюдина, Гесиод с ударени- ем называет себя мужиком. Гесиод полон вражды к самим составителям эпоса. Он в них явно метит, когда заставляет вдохновительниц своих муз обратиться к сельским пастухам, «каторжному народу, чревоугодникам» с такой речью: «мы умеем нагромождать ложь, похожую на истину, но мы умеем также, когда захотим, рассказать и правду». Первая фраза буквально взята из Одиссеи: она относится там к фантасти- ческому рассказу, который придуман Одиссеем, временно скрывающим от жены свою личность. Гесиод хочет сказать: «я не буду сочинять благозвучных сказок, как Гомер, гово- рящий устами своего героя, а изображу действительность без прикрас». Поэму «Труды» он пишет о простом народе и для него. Он сам человек этой среды и выражает ее настроение и мировоззрение. В «Трудах» нет определенного сюжета. Это — ряд сдав- ленных в душе чувств, мыслей и приготовленных, но не про- изнесенных речей. Внешней привязкой служит спор о владе- нии, который ведет составитель со своим братом. Он не ве- рит в справедливость решения властных людей и хочет обратиться против неправедных и подкупных правителей к народу, изложить перед ним свое дело, чтобы добиться прав- ды. «Я расскажу басню в поучение басилеям, хотя они и сами все хорошо понимают. Сильный человек похож на яст- реба, простой — на соловья, который попался ему в когти. Ястреб несет его под облака и кричит, не дает окровавленно- му соловью даже жаловаться: «Чего ты стонешь, презрен- 60
ный! Ведь я бесконечно сильнее тебя. Все равно ты будешь там, куда я тебя утащу, и нисколько тебе не поможет, что ты певец искусный. А сделаю я с тобой, что вздумается: или съем или выпущу. Безумец тот, кто захочет спорить с силь- ными; он уйдет разбитым и вдобавок увидит один позор и муки». Так говорил быстролетный ястреб, ширококрылая птица». Гесиод умеет только найти тщсие безнадежно злые слова, когда говорит о сеньерах. Самый естественный их эпитет у него — «пожиратели даров», т. е. — взяточники. Он предлагает брату бросить неправедный путь тяжбы и отдаться лучше честному заработку. К этому призыву он прибавляет разные сельскохозяйственные и домовые советы, рассчитанные на ограниченный крестьянский быт. Советы и наставления мелочны: надо всем лежит тяжелая атмосфера страха за будущее своего тесного хозяйства. Говорит чело- век, согнувшийся под тяжестью работы изо дня в день: для него труд — почти проклятие, его точно беспокоит перспек- тива нищенства, которое может наступить при всякой слу- чайности. Есть у него мысль о каком-то возмездии на свете. Он ве- рит, что Зевс видит и узнает истину и воздаст каждому по его делам. Дика, т. е. Правда, дочь верховного бога, все ему откроет, все злые дела, и когда-нибудь весь народ заплатит страданиями за вину могучих людей. Но эта надежда мало утешает в настоящей жизни. В каждой строке Гесиода скво- зит бессильное раздражение: оно создает пессимический взгляд на мир и на будущее человечества. Нет покоя нигде в мире. На земле господствуют две Вражды. Одна злая, на- правляет людей на войны и усобицы. Другая полезная, за- ставляет даже нерадивого работать: это — соперничество, ко- торое вызывает у всякого человека зависть к благосостоянию других. Гесиод как-будто хочет сказать: борьба за существо- вание наполняет все помыслы людей: она — главный и един- ственный двигатель труда. Но и эта мысль в конце-копцов принимает мрачный оборот:«горшечник грозит горшечнику, плотник ненавидит плотника, нищий завидует нищему, пе- вец — певцу». Эти тяжелые мысли слагаются в целую философию исто- рии. Злое начало в мире нарастает, и он клонится к порче и гибели. Человечество когда-то в золотом веке переживало идеальное состояние: с тех пор оно стало спускаться все ниже и ниже. Прежде люди жили в раю подобно богам: ни горя, ни заботы не было у них: не знали они старости: смерть их была подобна спокойному сну. Умершие обраща- 61
лись в духов-хранителей живых людей. В изобилии родила земля, и труд был легким и счастливым. Следующие поколе- ния уже несут в себе начала порчи и зла. Железные люди становятся страшны своей силой и железным орудием. Они распространяют по земле войну, обман и насилие. Горе тому, кто живет в этом веке! Но будет еще хуже: господство получат одни злые люди: стыд и чувство правды покинут землю: когда станут появляться на свете дети с седыми воло- сами, Зевс уничтожит и это поколение. Торговля и индустрия по Гомеру. Класс демиургов. Ге- сиодовы картины и мысли освещают оборотную сторону го- меровского общества. Из сопоставления Гесиода с Гомером еще резче выступает факт значительного классового деления в эпоху эпоса. Но мы до сих пор видели главным образом две группы, состоящие на противоположные краях этого об- щества. Образовался ли в нем также средний класс и какое место занимал он в жизни общества? Самостоятельный класс людей, не связанных с землею и живущих той или иной технической профессией, образуется в том случае, если достаточно развились обмен и индустрия. В этом отношении гомеровскому обществу нередко давали неверное определение. Его строй называли натурально-хо- зяйственным: говорили о замкнутой экономической жизни отдельных домов и семей. С термином «натуральное хозяйство» стали обходиться вообще осторожнее в последнее время. Для того, чтобы най- ти порядок, заслуживающий этого названия, надо обратить- ся к временам очень ранним, спуститься к культуре очень низкой: только там мы встретим действительно слабый об- мен и слабое производство на сбыт В таком обществе, как гомеровское, можно говорить лишь б некоторых натурально- хозяйственных чертах и главным образом в применении к домашнему быту сеньеров. Во всяком случае множество предметов уже привозятся извне, и в обмен за них поступа- ют местные продукты. В Одиссее есть подробный рассказ о приключениях царского сына на торговой галере финикий- цев: купцы стоят в гавани целый год, сбывают привезенные безделушки и накупают жизненные припасы. Для товара, перевозимого на кораблях, есть помимо только что приве- денных, еще другие термины обата, срород и, конечно, одно это обилие выражений указывает на развитие обмена. Не одни финикийцы являются купцами, есть особый разряд торговцев местного происхождения. Один из борцов при дворе Алкиноя, желая оскорбить знатного гостя, Одиссея, 62
говорит ему, что он не похож на атлета, а разве на привыч- ного к переездам капитана, начальника моряков-купцов, ко- торый, держит в своей памяти количество груза и наблюдает за сохранностью товаров. Насколько развился обмен, видно из наличности опреде- ленных цен на товары. У Гомера очень часто указана цена вещи: некоторые цены правильно возвращаются: они фикси- рованы, например, плата за знатного пленника, за мастери- цу, за оружие. Установилось соотношение цен, как видно, из одного места Илиады, характерного уже тем, что в художе- ственное изображение неожиданно врывается прозаическая меркантильная черта. Два противника в бою, вместо поедин- ка, примиряются и обмениваются оружием. Но один из них, в великодушном порыве, не замечает невыгоды мены: отда- вая свой золотой щит, он взамен получает бронзовый или, как говорит Гомер, «дает сто быков за девять». Едва ли эти цифры случайны: надо думать, что цена золота действитель- но относилась к цене бронзы, как 100 к 9, т. е. приблизи- тельно была в 11 раз дороже. Гомеровские цены расчислены на количество голов рога- того скота. Нечего и говорить, что быков и коров не надо считать всюду реальными деньгами: это в большинстве слу- чаев лишь мерка, единица расчета и уплаты, кредитный знак. У Гомера упоминаются также таланты, но только в зо- лоте, т. е. весовые куски драгоценного металла. Наконец, есть еще одна форма денег, это — металлические орудия, то- поры, и металлическая утварь — котлы и треножники (т. е. котлы на ножках): расчет в последнем случае был своеобра- зен: он состоял в определении цены не весом металла, а вме- стимостью сосуда. Богатые люди хранят у себя большие за- пасы металла для крупных расчетов, выкупов и т. п. Довольно определенную картину дает Гомер и для характе- ристики индустрии. Известная доля ремесленной работы ис- полняется, как мы видели, в доме. Но во многих отношениях каждое крупное хозяйство нуждается в услугах пришлых лю- дей, которые своей работой дополняют домашний обиход. В Одиссее есть общая характеристика этих представителей до- полнительного пришлого труда. Женихи сердятся на Эвмея, старинного и опытного раба, который привел в дом нового едо- ка (это — переодетый Одиссей). Эвмей защищается: Приглашает ли кто человека чужого В дом без нужды? Лишь тех приглашают, кто нужен на дело. Или гадателей, или врачей, иль искусников зодчих, Или певцов, утешающих душу божественным словом. Их приглашают с охотою все земнородные люди. 63
«Кто нужен на дело» —. Демиургами в Афинах в более позднее время обозначали ремесленников, людей всякого труда, помимо того, который связан с обработкой земли. Этот самый термин есть уже у Гомера. Он означает подвиж- ной перехожий класс людей, живущих постоянной работой и не имеющих собственного постоянного домоводства. Обоз- начались и отдельные специальности: между ними есть не- сколько интеллигентных профессий: врачи, гадатели, пев- цы, вестники (т. е. распорядители сходок и бирючи). Затем идут собственно ремесленники: плотники, они же столяры, горшечники, кузнецы, они же оружейники и золотых дел мастера, строители кораблей, кожевники. Но разделение труда еще не сделало больших шагов. Так, например, кожев- ник не только готовит кожу, режет ее,— ему приходится так- же обтягивать кожей щиты или обивать их металлическими пластинками, и тогда он уже заменяет оружейника. Плотни- ку приходится работать над древесным материалом вообще, например, также над орнаментовкой, раскраской дерева в постройке: но он же должен озаботиться и самим приобрете- нием материала, т. е. срубать деревья. Как мало дифферен- цирована работа, видно из примера Одиссея, который сам сооружает себе небольшой парусный корабль, а также дела- ет для себя художественную кровать: в последнем случае, ввиду разнообразия материала, ему приходится приложить искусство каменотеса, столяра, шорника, мастера в слоновой кости и ювелира. Приведенное выше место из Одиссеи дает некоторое по- нятие о положении демиургов в аристократическом обще- стве: приезжих мастеров приглашают и берут на содержание во время их работы. Некоторые ремесла или искусства в осо- бенном почете: золотых дел мастер работает, вдохновляемый непосредственно божеством. Поэт считает нужным называть по имени выдающихся оружейников по поводу той или иной вещи их работы, хотя бы они сами не выступали в описыва- емых событиях. Но нет следов какой-либо организации ремесленников. Они появляются в Гомеровском обществе разрозненно, не соединенные в группы, союзы. Не видно и другого показате- ля самостоятельности ремесленника — собственной мастер- ской: не видно, чтобы он приобретал материал своими сред- ствами. Мастеру обыкновенно выдают материал, особенно если этот материал имеет некоторую цену. Характерно в этом отношении, что в числе сокровищ и запасов у богатых людей упоминаются куски железа, а один раз заходит речь 64
об употреблении такого куска: Ахилл выставляет железный круг в виде приза и уверяет, что его обладателю в течение пяти лет не придется посылать из имения в город за железом своего пастуха, и пахари будут обеспечены,- подразумевает- ся, вероятно, орудиями. Остатки старинного общественного дома по Гомеру. Впрочем, один вид мастерской у Гомера упоминается особо, именно кузница. ХаХхцюд играет своеобразную роль в де ревне. Это — большое помещение, куда сходятся потолко- вать соседи и где бывает довольно шумно, нечто вроде обще- ственного клуба для простого люда. В Одиссее бойкие слу- жанки смеются над переодетым Одиссеем, и одна говорит, что ему не место в дворце: «ты совсем рассудок потерял, бродяга; идти на ночлег в кузницу или на постоялый двор ты не хочешь, а тебе нравится вот тут громко и дерзко бол- тать в большом обществе». В той же связи кузница и лесха названы также у Гесиода. Наставляя крестьянина быть бе- режливым, он советует на заходить зимой в эти полные на- роду теплые помещения, куда деревенский люд собирается поболтать, когда нет работы. У простого народа есть, следовательно, общий дом, куда идут отдыхать или беседовать, где может переночевать про- езжий и где ночуют нищие люди, призреваемые обществом. О таком помещении, в противоположность частным домам, упоминает и Телемах, когда берет под защиту все того же переодетого бродягой Одиссея против женихов, пирующих во дворце: он сажает нищего у порога, ставит ему еду и питье и прибавляет, что здесь он, Телемах, может распоря- жаться: это дом, который ему приобрел Одиссей, а не обще- ственное здание. Последнее выражение очень любопытно: оно похоже на технический термин и как-будто указывает на определенный общественный обычай или форму жизни. Невольно мы гото- вы сопоставить его с одним учреждением, которое в живом виде можно наблюдать у некоторых малокультурных паро- дов в современности и которое, по-видимому, стоит в связи с очень старинными формами общественного устройства. Уч- реждение это в современной этнологии получило название мужского клуба или мужского дома. Там, где встречается такое помещение, оно обыкновенно в буквальном смысле представляет единственный настоящий дом в противополож- ность обособленным мелким семейным жилищам. Дом имеет различное назначение: служит местом общественного приема гостей, местом общих торжественных трапез, затем ночлегом 3. Вишер, т. 1 65
или для гостей, или для молодых неженатых членов обще- ственного союза, для бессемейных и не имеющих хозяйства воинов, которые большею частью образуют определенную возрастную группу: затем дом служит для общественных развлечений, например, танцев и мимических действий. Да- лее, это — запасный общественный магазин, склад оружия, арсенал, или склад товаров и питательных продуктов. Нако- нец, почти всегда в этом доме хранятся различные религиоз- ные эмблемы, священные маски и костюмы, знамена, идолы и т. п., которые выносятся в торжественных ходах или в мистических церемониях. Дом имеет религиозное значение, он отчасти храм и иногда окружен строгим запретом для не- посвященных или для женщин. Можно заметить известную связь между существованием такого религиозно-общественного центра, находящего себе выражение в большом доме и старинными формами обще- ственной организации. Одна из очень старых форм, следы которой наблюдаются во многих местах, это — союз «назван- ных братьев», союз сверстников, людей одного возраста и занятий: чаще всего он принимает особый вид соединения молодых неженатых воинов. Для своих общих трапез, для устройства ночного лагеря со стражей, для хранения оружия они выстраивают себе общий барак, который должен слу- жить залом и кладовой. С течением времени характер союза и значение общего дома могут измениться. В товарищеском, чисто обществен- ном соединении молодых неженатых воинов есть известная противоположность индивидуальной группировке по семь- ям. Но семьи могут с развитием оседлости, земледелия и до- машних технических занятий в свою очередь образовать свое общественное целое. Тогда союз товарищей, уже несколько отодвинутый в своем значении, может принять более тесную специальную форму мужского клуба, или ордена посвящен- ных. В таком виде мы встречаем союзы, наполовину окру- женные тайной, у иных африканских и малайских племен. Иногда их роль главным образом выражается в чрезмерной юстиции, во внезапном наезде с производством разных мще- ний и экзекуций. Они удерживают в своих руках большой дом, сохраняют за ним характер крепости, но стараются об- лечь его жизнь таинственностью: иногда в нем скрывается старинная магия со всеми ее церемониями и эмблемами, пре- вращенная в специальное достояние союза. В Греции спартанский военно-дружинный быт, с его за- прещением браков до известного, весьма высокого возраст- ьь
пого предела, с его общественными обедами, внезапными на- ездами и экзекуциями над рабочим населением (криптия) представляет пример такого одностороннего товарищеского союза. Но организация первоначального союза может ослабеть, расплыться: большой мужской дом тогда сохранит значение места публичного соединения для всей группы, всего около- тка, для всех семей, поскольку они объединены общими ин- тересами. Перемена может пойти и в другом направлении. Старинное устройство может быть оттеснено вследствие пе- редвижений и войн новой организацией, в которой выдви- нется своя иерархия. Так, мы видели, что в Гомеровской Греции военная аристократия отодвинула старую обществен- ную группировку: она образовала свой общественный строй и живет на счет других групп. Вместо общих трапез, кото- рые соединяли целое племя (пример их еще есть в Одиссее, именно в рассказе о празднике на берегу Пилоса во владе- нии старика Нестора), гомеровский вождь позднейшего вре- мени принимает почетных гостей в своем дворце: он устраи- вает пиршество в замкнутом обществе, но собирает для этого взносы со всего народа: так угощали Одиссея и его спутни- ков на острове Крите. Естественно, что при этих условиях старое публичное здание, служившее всему обществу, когда оно имело более демократический вид, уступит большую долю своего авторитета замку ссньера и останется лишь в виде места собрания для низших классов, для мужиков, ма- стеровых, для бездомных бедняков: оно станет деревенским клубом. В таком сокращенном виде оно и совмещается с лес- хой и кузницей. Но еще может сохраниться представление о некоем общенародном публичном помещении, где нет других хозяев, кроме общей общины, всего племени: под названием от%од его продолжают противопоставлять частным жилищам, где правит единичная воля владетеля. На этих явлениях гомеровской Греции, как ни слабо очерчены они среди других, стоит остановиться уже потому, что в позднейшей общественной жизни греческих городов, напр. Афин, играют известную роль аналогичные формы в виде общих публичных трапез и в виде собраний в обшир- ных открытых залах, портиках и т. п., в которых сходится всякого рода люд для деловых сношений, для беседы, для отдыха. В этих формах как будто бы опять оживают, после известного упадка и под воздействием более демократиче- ской городской среды, старинные бытовые черты. Любопыт- но даже внешнее сходство греческих публичных сооружений з* 67
с мужскими домами современных полинезийцев и негров: большой греческий портик — такое же открытое на все сто- роны помещение, здание без стен, в котором крыша поддер- живается рядом столбов. Широко распространенная форма общественного быта вылилась в определенный внешний ар- хитектурный вид. Политический строй гомеровского века. Басилевс. Если перед нами достаточно отчетливо и в реальных чертах выяс- нился общественный строй гомеровской эпохи, мы можем уже предугадать ее политический быт. Конечно, эти круп- ные землевладельцы, многосемейные, окруженные больши- ми свитами, повелевающие множеством рабов, крепостных и вольноотпущенных, владетели замков, располагающие кон- ницей и металлическим вооружением, должны быть облада- телями власти. Народная масса не может играть большой политической роли: значительные группы простого люда стоят в той или другой личной зависимости от магнатов, как военные слуги, как мастера техники, как наемники; другие группы, сохранившие самостоятельность, не имеют доста- точной экономической силы. Наконец, при постоянных пе- редвижениях, набегах, столкновениях между соседними вождями необходимо представить себе большую дробность политических единиц, похожую на средневековый феода- лизм. Все эти заключения вполне совпадают с действительно- стью, но с добавлением одной черты: как среди феодальных сеньеров есть король, старинная власть, сильно померкшая, так и в гомеровском обществе среди вождей цреоед и т|уг|торед, есть расяХеид или ауае. Относительно басилея у Гомера какое-то противоречие. Поэт постоянно силится изо- бразить блеск, величие этой власти, он наделяет басилея воз- вышенными титулами, вроде «отца, пастыря народа», или выражается так: «Жизнь и сила народа (феаков) держится басилеем», «народ слушается его, как бога». Но те реальные черты обстановки, в которой действует басилевс, не подхо- дят к тенденции автора эпических поэм. Басилея плохо слу- шаются, с ним резко препираются: на войне нет общей ко- манды: битва распадается на схватки отдельных дружин и ополчений, приведенных разными сеньерами: в свободное время отдельные вожди совершают самостоятельные набеги. Нужно особое воззвание Нестора для того, чтобы в кри- тическую минуту Агамемнон принял начальство над войска- ми. Любопытна при этом мотивация, которую применяет старый оратор. «Я распоряжусь расстановкой стражи на 68
ночь (чтобы можно было спокойно собраться на ночной со- вет). А потом уж ты, Атрид, прими начальство: ты ведь у нас главный царь. Устрой трапезу старейшинам, это твоя обязанность: у тебя палатки полны вина, которое каждый день подвозят тебе морем из Фракии: у тебя всякое есть уго- щение: ведь ты городами правишь». Но после этого компли- мента кладовым главного вождя Нестор не умеет найти ни- каких других оснований для поднятия авторитета его: он го- ворит дальше: «Много вождей собери и тому повинуйся, кто лучший даст нам совет, потому что ахейцы больше всего нуждаются в разумном мнении». Еще более характерны известные сцены II песни Илиа- ды. Тут все изображение точно рассчитано на то, чтобы по- казать, как неловко и неудачно взялся главный басилевс провести свою затею и как он по этому поводу окончательно убедился в Полном неповиновении войска. Агамемнон соби- рает воинов, чтобы двинуть их на решительный приступ к Трое, но сначала хочет испытать настроение и для этого предлагает обратный план — ехать домой. Все бросаются к кораблям. Нет никакой возможности остановить бегущих и вернуть в собрании порядок. Среди шума и мятежа непос- лушных басилею воинов слова, которые поэт вложил в уста Одиссею, звучат почти безнадежным резонерством: Мы, аргивяне, не все, полагаю, здесь царствовать будем. Не хорошо многовластие. Единый да будет властитель, Царь единый, которому Кроноса хитрого сыном Скипетр дан и законы затем, чтобы царил надо всеми. Но за проповедью монархизма в такой неподходящей аудитории следуют бранные и мятежные речи Ферсита: этот до известной степени первый греческий демагог, правда, изображен в карикатурной форме, но автор позволяет ему сказать весьма злые вещи властям. Порядок в конце-концов восстановляет не верховный ба- силевс, а сеньеры, более всёго тот же самый нетактичный политический резонер, Одиссей, который уже прибег к дру- гим аргументам, начавши энергически действовать скипет- ром по спинам. Агамемнон молчит, грозные речи произносят второстепенные вожди: они же одушевляют войско к присту- пу на Трою, а Нестор, напомнив воинам клятвы и обязатель- ства, принятые ими перед походом, обращается тут же с по- учением и к Агамемнону: Ты же, о царь, будь и сам благомыслен и слушай другого. Наставление звучит сурово, как будто старик хочет ска- зать, что обе стороны провинились. 60
Власть басилея настолько в упадке, что вожди приравни- вают себя ему, называют себя сами PaoiXr|eq. Для того, что- бы выделить из их среды царя, приходится придумывать ему особый термин в превосходной степени. Нестор называ- ет Агамемнона расиХеитатод. Алкиной, находящийся в подо- бном же положении среди других феакийских вождей, вы- ражается так: «двенадцать славных владык-басилеев правит над народом: я же тринадцатый». Это настоящий primus inter pares, король-сюзерен среди сеньеров-пэров средневе- ковья. Как разъяснить противоречие между терминологией ве- личия царской власти и ее фактическим превращением в ка- кую-то тень? Может быть, вышеприведенная теория проис- хождения эпоса помогла бы нам выйти из затруднения. О старинной власти, когда-то влиятельной, пелось в былинах, имена и эпитеты ее представителей залегли в традиции твер- дыми формулами условного языка. Потом составители эпоса воспроизводили выражения о «боговдохновенных» царях, «отцах людей» и т. п., так же как, например, имя Карла Великого появляется в позднейшей рыцарской поэзии. Авто- ры позднего времени знали, однако, басилеев совершенно иного типа, оттесненных военной аристократией, и во всякой реальной картине могли рассказать только об этих неавтори- тетных носителях блестящих титулов. Может быть, в этом падении царской власти отразилась та самая смена мирной организации военною, которую мы отметили, как главный результат передвижений. Если это верно, тогда можно одну группу функций баси- лея, чуждых собственно военному начальству, отнести на счет старины: сюда принадлежит его роль, как жреца, воз- носящего молитвы за весь народ и его судебный авторитет. То и другое жречество и судебная власть, сохранились за старинной должностью в Афинах, которая носила имя баси- лея и явно была остатком прежней царской власти. Рядом с нею была другая — должность полемарха, главного воена- чальника. Аристотель объясняет соединение этих двух дол- жностей в одной коллегии тем, что наряду со старинными басилеями, которые оказались неспособными к войне, была поставлена новая чисто военная власть, отодвинувшая преж- нюю на второе место. В этом объяснении мы бы только уст- ранили мотив «неспособности» басилеев к войне: они и не предназначались для военного начальства. Но в остальном Аристотель прав: издавна существовали две разные верхов- ные власти, и мы можем проверить эту двойственность на 70
ряде аналогий: у некоторых германских племен, у арабов, у японцев, у иных современных малокультурных племен. Дело в том, что в раннем государственном быту нет того единства власти, того единства верховенства, без которого нельзя себе представить современный государственный строй. Племя в мирное и военное время имеет две разные несовпадающие организации: это — точно два разные госу- дарства, одно в другом. Государство, хотя и без того крайне слабо, но все-таки оно еще и двоится. Мирные власти с су- дебными и религиозными функциями отступают, когда пле- мя соединилось для войны и во главе его, с новым авторите- том, становятся новые выборные лица, которых не было в управлении в мирное время. Позднее, особенно если военное положение становится продолжительным, если общество прочнее сплачивается, обе власти могут совместиться, или военная поднимается выше мирной, султан выше халифа (у арабов), шогун выше микадо (в дореформенной Японии). Следы двойственности власти могут долго сохраняться: старинный «царь» удерживается среди должностей, соответ- ствующих новому строю общества, как архонт-басилевс в Афинах среди других архонтов, как там же фило-басилеи, старейшины фил, как в Риме rex sacrificulus рядом с военны- ми консулами. В гомеровском обществе, правда, такой двой- ственности не видно: его РасяХеитатод — тоже военный вождь, как и другие распХт|сд; старые начальники, похожие, может быть, на афинских фило-басилеев, или остались дома, не последовали за колониальным движением или они совсем утерялись в новом общественном строе военно-ари- стократического типа. Но память о них ясно сохранилась и передалась до известной степени механически в условных формулах старинных былин. Совет старейшин. Нечто аналогичное можно сказать и о других учреждениях гомеровской эпохи. В поэмах упомина- ются РаиХт|, ближайший совет басилея, и ауорт|, общая сходка: иногда они соединяются вместе. Буле осуждает важные меры, выслушивает посольства: советники часто сходятся в дом басилея или на войне в его палатку, причем совещание связано обыкновенно с трапезой. Тесная связь советников с баси леем особенно иллюстрирует- ся одним местом Одиссеи: в передней палате дворца стоят столы, уставленные кубками для сотрапезников царя, кото- рые постоянно «работают» с ним и ходят с ним на совещание и в собрание народа: последние два понятия выражены здесь словами и Зтцлои. Кто же образует его состав? есть ли 71
это аристократическая коллегия, как бы мы ожидали ввиду социального строения гомеровской среды? Опять мы видим некоторое колебание и противоречие между терминами и фактической сущностью. В очень мно- гих случаях советники называются старейшинами, старика- ми ycpovTcg или ycpovTcg РоЛбот или РоиХт] yepovTcov. Есть даже такие соединения, как усроистюд oxvog, вино, выпивае- мое старейшинами. Еще любопытнее усроистюд ор%од — осо- бая присяга, принимаемая старейшинами, во имя всего наро- да. Она упоминается в следующей комбинации: Гектор пред- лагает выплатить грекам выкуп, чтобы они отступили от Трои: с этою целью должно обложить податью весь троян- ский народ, а в виде гарантии, что обязательство будет вы- полнено, подвести к присяге стариков. Особенно характерно то название, которое члены совета носят у троянцев: здесь они бтщоуероутед — народные старейшины. Если, однако, посмотреть на поименный состав совета, напр. при Агамемноне, то окажется нечто совершенно несо- ответствующее только что приведенной терминологии: в ка- честве yepovTcg apioTTjeg, числом, семь, сидят герои битв, люди молодые и средних лет, между ними только один ста- рик, Нестор. Опять, как в характеристике положения баси- лея, мы склоняемся к тому, что Гомер отразил две ступени развития: название указывает на старинный характер учреж- дения, фактическая сторона передает современный автору порядок. В Греции можно сослаться только на один пример, где сохранился настоящий совет стариков, именно на Спар- ту, но пример этот важен: Спарта во многих отношениях — настоящий музей социальных и политических древностей. Насколько мы можем судить по аналогиям низкокультур- ных народностей, стариковский совет — одна из первона- чальных форм власти. Она стоит в связи с самым старинным давлением на классы, именно по возрастам. В то время, как средний возраст — главный носитель подвижной военной силы племени, старики, вышедшие за пределы военной год- ности, выступают обычными руководителями, дипломатами, знатоками права и судьями, хранителями политического опыта. Старейшие в племени в такой мере являются естест- венными членами государственного совета, что вместо «госу- дарственный совет» можно скг1здть «старики». Это будет всем понятная метафора: так она применяется и у Гомера, хотя состав совета по большей части уже перестал быть ста- риковским. Впрочем, внимательно присматриваясь к выра- жениям Гомера, мы и в этом обществе еще найдем следы 72
деления на возрастные классы. В «Одиссее» один из орато- ров народного собрания выражает свое удовольствие по по- воду такого редкого явления, как призыв народа, и хочет знать, кому обязаны собравшиеся этим счастливым оборо- том: молодые люди оказали давление или же возраст более пожилой? В другом месте, в Илиаде члены совета прямо от- несены к возрастной группе, находящейся за пределами во- енной годности. Но это только следы ослабевшей группировки. Среди об- щества, где возрастные классы заменились экономическими и культурными разрядами, в совете уселись сильнейшие и влиятельнейшие люди. Есть даже сцена, которая в драмати- ческой форме как будто рисует отступление стариков в сове- те перед авторитетом молодого вождя. В упомянутой выше сходке Телемах идет на возвышение, где раньше сидел его отец, и старики уступают ему место. Новые люди в совете украшают себя, однако, почетным старинным названием. Название это рисует нам вместе с тем прошлое, дает сокра- щенно историю учреждения. Народная сходка. Известного рода катастрофу можно отметить и в судьбе народной сходки. И термин, очень опре- деленный, и некоторые подробности указывают на то, что это было раньше настоящее живое и деятельное учреждение. Видно, например, что у народного собрания есть своя тради- ция, своя символика, свой порядок и приемы. У старика, который на сходке, описанной в Одиссее, говорит с похва- лой об инициаторе собрания, есть довольно отчетливое пред- ставление о возможных программах заседания (он упомина- ет сообщение народу вестей с поля битвы, публичное опове- щение какой-либо меры властей и произнесение политических речей). В собрании сидят, при чем старейши- ны занимают особое место. Оратор выходит на середину аре- ны и берет у распорядителя палку, атрибут авторитета. Есть определенное убеждение, что не годится созывать собрание к закату солнца и т. п. Но учреждение носит черты упадка среди изображаемой поэтом современности, оно фактически в ослабленном виде. Все в том же приводившемся уже месте «Одиссеи» бывалый старик припоминает, что в течение 20 лет на острове не со- зывали собраний. Конечно, при условии такой редкости и случайности созыва, сходка не могла быть активным орга- ном. В «Илиаде», правда, чаще случаи, когда она созывает- ся, и это понятно: на войне и в сборе находятся самые дея- тельные п энергичные люди племени, представляется боль- 73
ше критических моментов, в которых вождям важно позна- комиться с настроением массы: недаром Агамемнон велит со- звать поименно всех воинов, когда Гектор, после победы над греками, ночует со своими троянцами под окопами греческо- го лагеря. На войне вообще вожди постоянно на глазах и под невольным контролем остальных воинов. Но даже и эти более частые случаи сходки в «Илиаде» не показывают ее особенного влияния. Большое, подробно опи- санное во II песне собрание созвано было лишь для того, чтобы оповестить массу о решении, которое принял баси леве с советом, и склонить народ в пользу принятого решения. В другой раз сходка созвана по предложению одного из вож- дей, Ахилла, но ее роль совершенно декоративная: собрав- шиеся слушают пассивно, как ссорятся вожди, затем их рас- пускают. Есть, правда, один случай, когда сходку созывают для того, чтобы решить спор вождей, из которых один хочет остаться на войне, другой советует вернуться. Но собрание не удается: толпа делится пополам на две партии, и решения никакого принять нельзя: возбужденный народ вскакивает с мест, и сходка расстраивается. О голосованиях вообще не слышно. Масса служит в собрании немым свидетелем проис- ходящего: в ее присутствии басилевс говорит с вождями и советниками, не обращая на нее внимания. Изображение народной сходки у Гомера так же, как ха- рактеристика буле, дает возможность составить некоторое понятие о прошлом и о современном положении учрежде- ния. Перед нами в сжатом виде история сходки. Судя по всему, гомеровская ауорт] — не слабое начало новой народ- ной формы, а скорее остаток старого учреждения из эпохи более живой деятельности союзов, подобных филам и фрат- риям. В данное время оно сдавлено и оттеснено аристокра- тией, и на нем отражается общая раздробленность и прини- женность гомеровских avdpeg.
Греческая колонизация в Средиземном море. Перевороты в городских общинах Греции Колонизационное движение греков за пределы Эгей- ского моря. Торговая сила и предприятия Коринфа, Мегары, Халкиды, Милета и Фокеи около 700 года. Осно- вание колоний в южной Италии и Сицилии (Сиракузы в 735 г.). Колонизация северных берегов Эгейского моря (по- луострова Халкидики в VIII в.) Геллеспонта и Черноморья (в VII в., Византия 660 г.). Открытие Египта для греческой торговли: Ливийская династия (Псамметих), опирающаяся на греческих наемников, с 660 г.; основание милетцами На- вкратиса в Нильской дельте. Занятие Кирены греками 630 г. Колонии греков на крайнем западе: Массалия 600 г. Начало чекана монеты в Лидии и восточно-греческих городах 680- 650 гг. Внутренние отношения в греческих общинах. Движе- ния против аристократии. Первые записи права во второй половине VII века: Дракон 624 г. (Второзаконие в Иудее 621 г.) Айсимнеты и тираны 650—510. Тираны в Сикионе, Коринфе, Мегаре, Афинах. Образование пелопоннесского союза со Спартою во главе около 550 г 75
Развитие национальных учреждений в Греции. Дель- фийский оракул под охраной общегреческого союза (пилей- ской амфиктионии) 590 г. Участие разных греческих общин в олимпийских играх с 600 г. Одновременные даты. Ассири- яне захватывают израильское царство 722 г. Падение Асси- рии 606 г. Нововавилонское (халдейское) государство на Евфрате и в Сирии: взятие Иерусалима и конец самостоя- тельности Иудеи 586 г. Персидское государство с 550 года, его завоевания в Передней Азии и Египте до 525 г.; мало- азийские греческие города под властью персов с 545 г. Внешние очертания колонизации. При изучении гоме- ровского общества мы исходили из того представления, что поэмы рисуют быт лишь некоторых частей Греции, именно тех, которые лежали у моря, более втянулись в оборот и были более захвачены подвижной, беспокойной воинствен- ной и торговой жизнью. В этом отношении интересно отме- тить географический кругозор, которым располагает Гомер: ему хорошо известны все берега Эгейского моря, он знает проливы, ведущие в Черное море, ему знакомы путешествия в Сидон, сношения с Кипром и Финикией, наконец, изве- стен и Египет. Как будто бы несколько более окутаны ска- зочным покровом берега и острова западной части Средизем- ного моря. Но современные исследователи и знатоки этого края все более приходят к убеждению, что под видом раз- ных гротов нимфы Калипсо, острова богини Кирки и т. д. Гомер дал поразительно верные описания запада, Сицилии, Мальты, Гибралтара и т. п., а, следовательно, представил доказательства того, что греки уже посещали в его время эти местности. Есть даже основание думать, что упомянутая в каталоге кораблей Илиады Алиба, страна Гализонов, т. е., опоясанных морем, где «родится серебро», есть Испания. Таким образом, гомеровские поэмы, возникшие на почве пе- редовых общин Греции, уже намечают обширный круг за- морской колонизации греков. Можно довольно отчетливо описать внешний ход колонизации и ее географические рам- ки. Она пошла не из одной европейской и не из одной ази- атской Греции, а именно из того круга, который образуют берега Эгейского моря, из истинного центра Греции, внутри которого уже сложились стародавние сношения. Главными исходными пунктами колонизации были: Ко- ринф с его замечательным положением, как бы на перекре- стке двух дорог: сухопутной через перешеек и водной, обра- зуемой двумя близко подступающими друг к другу глубоки- ми заливами, Халкида на Эвбее, выдвинувшаяся благодаря 76
своим медным рудникам, и Милет в Ионии на выходе реки Меандра, проникающей из Лидии, страны, сыгравшей важ- ную роль в восточных сношениях греков. Колонизация идет сначала в VIII в. к западу на острова, лежащие у западного берега Греции, на остров Сицилию и южный край Италии. Позднее в VII в. колонисты начинают расходиться на север и юг от старого греческого мира у Эгейского моря. Греки занимают проливы, ведущие к Чер- ному морю, и основывают поселения на европейских и ази- атских берегах его (одному Милету приписывали основание 80 колоний). В это же время для греческих колонистов от- крылся Египет при династии Псамметиха: они стали садить- ся в Нильской дельте, а также рядом на берегу Кирены (ны- нешней Барки). И, наконец, около того же времени грече- ская колонизация захватила еще один крайний угол на Западе: именно предприимчивые фокейцы из Малой Азии исследовали западную часть Средиземного моря и основали около устья Роны Массалию, нынешний Марсель; еще позд- нее сюда примкнула группа других поселений в южной Гал- лии. Это крупное передвижение приходится на два века: вось- мой и седьмой. В результате его берега Средиземного моря на 2/3 были заняты греками. Крайними пунктами греческих поселений были на Западе Пиренеи, на Востоке — устья Дона и Кавказ; соединяющая их линия составляет большую ось Европы. Только юго-западный угол Средиземного моря — Испания и Африка — занятый финикийскими коло- ниями, остался грекам чужд. Нигде колонии не были захватом больших внутренних областей, приобретением целых территорий: воспитанные кантональной жизнью тесных приморских террас и котловин пли небольших островов, греки перенесли кантональную политику и в новые поселения. Они занимали береговые по- лоски, нанизывали поселения рядом, в горизонтальную ли- нию, не углубляясь внутрь. Таким образом, по меткому вы- ражению Цицерона, «греческий берег составляет точно кай - му, пришитую к обширной ткани варварских полей». Мотивы колонизации. Гомеровские поэмы вводят нас и в бытовом отношении в эпоху колонизации. В «Одиссее» есть обширная и с видимой любовью написанная социальная идиллия мореходцев-феаков, образовавших новую колони- альную общину. Она начинается с акта основания колонии: если выключить мифическую генеалогию основателя, то г этой картине все остальное может быть принято за реальнук 77
передачу типичной истории образования новой общины. Фе- аки, теснимые сильными воинственными соседями, бросают свою «просторную» родину и выбирают ради безопасности удаленный от других поселений остров; их вождь строит ук- репленный город, возводит храмы и распределяет землю между поселенцами: здесь на новом месте их главным ресур- сом становятся, по-видимому, торговля и мореходство. Под давлением таких условий и двинулась, вероятно, первая крупная эмиграция греков: важной ее причиной были племенные передвижения на родине. Без сомнения, сказа- лась и теснота населения, недостаток средств пропитания на родине; сознание этих явлений также отразилось в поэмах Гомера. Отсюда получился другой мотив для передвижений. Значительная доля колониальных образований была резуль- татом активных и планомерных поисков и открытий со сто- роны более крупных, населенных общин старой Греции: им нужно было найти дополнительные средства питания. Этой цели и стал служить ввоз сырых продуктов первой необхо- димости из колоний в метрополию: хлеба — из Сицилии, южной Италии и с Понта; леса — из Фракии, рыбы, кож, металлов из черноморского края. Позднее с развитием еще большего обмена вступает новый фактор — индустрия. Это — та же очередь явлений, которая, лишь в более широких раз- мерах, получалась в истории колонизации европейцами дру- гих частей света. В XVI и в XVII вв. американские колонии были выходом для избыточного или недовольного населе- ния: они отдавали Европе известные питательные и техниче- ские продукты, а более всего европейцы старались эксплуа- тировать их запасы в драгоценных металлах. Позднее в XVIII в. европейские страны, поднявшись на ступень силь- ного индустриального и фабричного развития, обратили уси- ленный сбыт продуктов своей промышленности в колонии. То же было и с греческими колониями: не индустрия вызва- ла колонизацию, но колониальное распространение греков двинуло развитие индустрии на родине: появление новых рынков в разных концах Средиземного моря притянуло уси- ленную работу индустрии в самой Греции. Развитие индустрии. Характерной чертой изучаемой нами эпохи может служить техническое совершенствование индустрии. Это — время важных индустриальных изобрете- ний. Особенно значителен был прогресс в металлическом деле, в литейном производстве. В гомеровское время ору- жейник делал щит или панцырь из отдельных пластинок, которые скреплял крючками и гвоздями: в таком виде, 78
напр., описана работа бога Гефеста над оружием Ахилла, Теперь была изобретена спайка металлических полос: харак- терно, что изобретатели способов литья и паянья были уро- женцами передовых общин на малоазийских островах, Хио- се и Самосе. Большие успехи сделала также фабрикация глиняной по- суды. Здесь надо различать чисто ремесленные грубые изде- лия, принадлежащие мелкому местному производству, и ар- тистическую работу, художественно формированные и рас- крашенные сосуды. Вот эта последняя форма производства и становится предметом обширного вывоза. Образуются оживленные центры худбжественно-промышленной фабри- кации посуды: сначала — это Коринф и Мегара, потом, осо- бенно в VI в., Афины. Здесь вырабатывается знаменитый способ наведения черных фигур на блестящий красноватый фон, искусственно достигаемый путем примешивания желез- ной окиси. Для этой отрасли промышленности характерно то, что сохранились имена замечательных мастеров-изобре- тателей, художников-предпринимателей этого дела. Под влиянием совокупности всех указанных условий - ухода массы населения в колонии, ввоза сырых продуктов из колонии в метрополию, развития индустрии в метрополии и вывоза ее продуктов в колонии — в пределах всего Среди- земного моря развивается очень сильный обмен. Само по- средничество в этой торговле, подвоз и перевоз товаров за счет других потребностей, становится крупным источником пропитания не для отдельных только групп людей, но для целых общин. Такова, например, Эгина. Занимая неболь- шой скалистый остров с почвой скудной и неблагодарной, эгинеты поднялись на степень сильной мореходной общины в Греции и лишь в V в. уступили Афинам. Между тем зна- чение Эгины выросло главным образом на торговле и при- том, так как остров не мог много покупать и вывозить, на торговле транзитной, на посредничестве, доставлявшем про- дукты в разные концы греческого мира. Появление монеты в Греции. Важнейшим показателем силы обмена в эпоху колониального расширения может слу- жить возникновение и распространение в греческом мире мо- неты. Гомеровское общество пользовалось, как мы видели, разнообразными способами для определения цен и для рас- чета: большую роль при этом играли металлы, но в основе применения их не было самого главного, что создает метал- лические деньги, именно системы веса. В этом отношении греки колонизированной эпохи воспользовались давнишним /У
изобретением старокулыурных восточных стран. У египтян употреблялись медные деньги, которые ходили большею ча- стью в виде колец: они не были монетой в собственном смыс- ле, и хотя кусочкам придавали определенный вес, но при обмене приходилось все-таки ради осторожности произво- дить особое взвешивание. Это вносило много затруднений, и потому в Египте рядом с денежной торговлей широко приме- нялась старая меновая. В Ассирии и Вавилонии, вместо меди, ходило золото и серебро. Вавилоняне подчинили денежную систему весовой, а в основу последней в свою очередь положили деление, за- имствованное из астрономических вычислений: высшая еди- ница (киккар=30 килограммам, или 1 пуду 25 фунтам) дели- лась на 60 мин, мина в свою очередь делилась на 60 шеке- лей. Все эти названия означали собственно весы или весовые единицы: цены определялись весовым содержанием золотых и серебряных плиток, ходивших в обмене. Вавилоняне уста- новили точное отношение между ценой золота и серебра (40:3, или 13 1/3), которое усвоено было потом в других странах и долго держалось. Но до чекана монеты все-таки у них не дошло: точно так же и финикияне до весьма позднего времени обходились в своей торговле без чеканной монеты с принудительным курсом. Впервые такая монета, сколько можно судить, возникла в небольшом, но экономически и культурно весьма развитом малоазиатском государстве,, в соседней с ионийскими грека- ми Лидии; Эта страна, сама по себе богатая, занимала чрез- вычайно выгодное торговое положение: долины ее рек пред- ставляли выходы к Эгейскому морю, а с другой стороны от нее направлялись пути в глубину полуострова и дальше к странам Передней Азии, лежавшим восточнее. Лидийцы ста- ли естественными посредниками в весьма широком обмене между странами Эгейского моря, Малой Азии, Сирии и, мо- жет быть, Месопотамии; к транзиту они присоединили сбыт продуктов своей собственной индустрии производства и ок- раски тонких тканей, металлургии и др., Геродот отмечает одну характерную черту в быту лидийцев: он указывает на го, что они первые занялись мелкой розничной торговлей, гсрштог %ая^Хо1 sy^vovro. Это обстоятельство он, по-видимо- му, склонен привести в связь с возникновением у них чекана монеты. Но у лидийцев имелось еще выгодное условие для выработки этого необходимого средства постоянного и очень детального обмена: в их стране были обильные залежи бело- го золота, или электра, т. е. натуральной смеси золота и се- 80
ребра. Из этого металла и чеканились лидийские монеты, начиная приблизительно с половины VII в. Вскоре потом чекан монеты начался в соседних с Лидиеи малоазийских греческих общинах, в Милете и на о. Самосе, затем в Фокее, Митилене, Кизике; немного позднее в городах европейской Греции, в Эгине (конец VII в.), Халкиде на Эвбее, Коринее и Афинах. Замечание Геродота о лидийцах направляет нас на одно общее соображение. Большие культурные восточные госу- дарства могли долго обходиться без монеты. Им важнее было выработать обширную кредитную систему, которая могла бы регулировать сделки в пределах крупных террито- рий; лишь при окончательных, сравнительно редких расче- тах выступали металлические деньги в виде весовых групп. Другое дело там, где товар в короткий срок переходил не- сколько политических границ. В торговле лидийцев и мало- азийских греков были необходимы немедленные и дробные расчеты; здесь близко стояли совершенно независимые и равносильные конкуренты. Естественно было каждой общи- не стремиться к тому, чтобы иметь собственный расчетный знак, сообразуя его в то же время с господствующими вокруг системами. Греки имели при этом возможность сразу воспользовать- ся результатами длинного и сложного развития в весовой и денежной системе/ не проходя промежуточных ступеней. Принятые ими весовые и денежные единицы воспроизводят вавилонские деления и даже частью восточные названия мер. К высшей мере перешло старинное греческое название весовой массы — талант: его шестидесятая доля обозначалась семитским словом мина (часть). В дальнейшем делении де- сятичный счет^соединялся с двенадцатиричным, как у вави- лонян: мина делилась на 50 статеров по 12 оболов, или на 100 драхм по 6 оболов. Статер — перевод семитического сло- ва шекель, значит весы. Что касается мелких единиц, драх- мы и обола, они, по-видимому, имели отношение к местной греческой весовой системе, связанной с именем Фейдона, ба- силея Аргосского. Обол, вероятно, произошел от бреХод (гвоздь, кончик копья). Из обелов или обелисков, железных прутиков, состоял вклад, сделанный Фейдоном в храме Геры в Аргосе (около половины VIII в.) и показывавшийся еще во времена Аристотеля. Фейдона считали в Греции изо- бретателем денег, и можно в самом деле думать, что он ввел в Пелопоннесе железные весовые деньги. Знаменитые впос- ледствии своей неуклюжестью железные деньги Спарты, для 81
перевоза которых в сумме 10 мин (около 400 р) требовалась парная упряжь, были, по-видимому, архаическим остатком этой системы. Позднейший серебряный обол, вероятно, соот- ветствовал по цене железному прутику того же наименова- ния; а драхма (полная горсть) — шести прутикам, связке, которую можно было удержать в руке. Политическое господство аристократии. В начале коло- ниально-промышленного движения аристократия стояла во главе его. При основании колоний обыкновенно впереди всех идет в качестве ойкиста, вождя или попечителя, член какого-либо аристократического рода. Торговое мореходное дело на первых порах находилось также в значительной мере в руках аристократии, как это видно по Гомеру. Таково было еще на исторической памяти положение рода Бакхиа- дов в Коринфе. Они принимали большое участие в крупной торговле, под их руководством произошло основание важ- ных колоний, Сиракуз и Коркиры. Бакхиады образовали особую тесную политическую группу, замкнувшуюся от ос- тального гражданства; члены этого рода могли вступать в браки только между собой. Из их среды выбирался глава государства, так называемый TrpiSraviq. В Афинах выдающиеся аристократические семьи оттес- нили династию Кодридов, ставившую из своей среды баси- леев, и установили между собою очередь для занятия вы- сших должностей, которые они превратили в срочные. Еже- годно избираемый глава исполнительной власти, «начальник», поднялся выше двух старых властей, басилея и полемарха, которые также стали ежегодно возобновляться. Все они вместе с несколькими судьями, точнее толкователя- ми или издателями права, составили коллегию, на которую перешло название новых очередных начальников — «архон- ты». Как раньше басилеи, так теперь архонты совещались с собранием «старейшин», т. е. выдающихся членов аристок- ратических родов. Архонты, вероятно, выходили из его со- става и возвращались в его среду. Еще впоследствии старин- ный совет в Афинах 'Ар81ф лауф роиХт^, или, как мы го- ворим коротко, Ареопаг пополнялся вышедшими из должности архонтами. Социальные изменения в торгово-индустриальных об- щинах. С течением времени именно в передовых общинах, где всего дальше шагнуло вперед экономическое развитие, положение аристократии стало колебаться. Разные условия вели к этому кризису. Прежде всего то обстоятельство, что в качестве купцов, 82
судовладельцев, промышленников и индустриальных пред- принимателей могли выступать люди, не принадлежавшие к аристократии. В гомеровский век это были или лрт|хтцр8д va6xat, приезжие корабельные компании, или разрознен- ные, также перехожие отщюеруои То же название демиур- гов мы встречаем позднее в Аттике, но это уже влиятельный класс, по-видимому, сложившийся в социально-политиче- скую партию под названием Ttdraloi. Очевидно, демиурга, люди промышленного труда, сели прочнее на местах и обра- зовали организации, сплотились. Еще одно условие содейст- вовало усилению промышленных предпринимателей. Дело в том, что с захватом отдаленных пунктов в варварских зем- лях и с развитием индустрии на родине появился новый ра- бочий состав — привозные иностранные рабы. Гомеровское общество почти не знает этого рода рабов. Его оцсоед боль- шею частью военнопленные из единопленников: они состав- ляют домашнюю челядь или военную прислугу, сидят на ху- торах, приставлены к скотоводству. Новый гораздо более многочисленный состав рабов образовал крупный предмет внешней торговли и ввоза с окраин. По греческой традиции привозные рабы впервые появились в торговой общине ост- рова Хиоса. Эти рабы составляют уже предмет более интенсивной эксплуатации в экономическом отношении: их применяют в рудниках, в ремесле, в тяжелых портовых и корабельных работах. Владение рабами, покупка рабов становится важ- ным способом помещения капитала. В V в. главные индуст- риальные и торговые центры Греции, Афины, Коринф, Эга- на, Сиракузы, располагают и наибольшим количеством ра- бов. Из примеров несколько позднего времени мы видим, что возникла особая посредническая форма в применении рабского труда. Были капиталисты, которые покупали рабов не для собственного промышленного дела, а для отдачи их внаймы мастерам и предпринимателям, например, эксплуа- таторам рудников или владельцам фабрик. Условие такого найма состояло в том, что рабовладельцу должен уплачи- ваться известный процент с заработка каждого раба, с его добычи: рабовладелец получает весьма правильный прочный доход, его риск,— лишь в случае смерти раба. Или же пред- приниматель отпускает рабов, купленных им, на заработки или позволяет нм устроить свою мастерскую и держит их на оброке, который уже уплачивается без посредника. С применением массового рабского труда изменился ха- рактер индустрии Предприятия в известных, по крайней 83
мере, отраслях расширились и приняли фабричный харак- тер. Слово фабрика может вызвать в наше время преувели- ченное представление о греческой индустрии: но оно все- таки применимо, если мы будем иметь в виду не современ- ные нам гигантские формы скопления рабочих в немногих крупных предприятиях, а хотя бы тип английского промыш- ленного предприятия XVIII века. Благодаря этому новому виду помещения капитала и но- вому составу рабочих могли обогащаться новые обществен- ные слои, чуждые аристократии. Разбогатевшие, соединив- шиеся вместе демиурги должны были столкнуться с правя- щей аристократией в своих промышленных интересах, в вопросах торговой политики и на почве новых правовых ус- ловий, вытекавших из рабовладения. Еще другой результат, невыгодный для правящего клас- са, получился вследствие усилившегося обмена, ухода эмиг- рантов в колонии и обратно, притока новых поселенцев или промышленников в метрополии и вообще в торговые города. Появилось множество людей, посторонних старым обще- ственным союзам, фратриям и филам. В Аттике им было присвоено имя метойков (приселенцы, обыватели), напоми- нающее гомеровских метанастов. Так как многие афинские местности (Бутады, Филаиды и т. п.) носили имена аристок- ратических родов, можно предполагать, что роды занимали господствующее положение в старых территориальных сою- зах. -Новый слой переселившихся ускользал от подчинения родам и союзам, но уже был настолько многочислен, что по отношению к нему нельзя было ограничиться по-прежнему пренебрежительной оценкой. Крестьяне в социальном движении VII-VI веков. Наи- менее ясно для нас положение, которое в поднимающемся социальном движении занимает крестьянство. Мы видели в гомеровском обществе обеднение части землевладельческого населения, обратившейся в d%Xi|poi и дцтед. Но все же дол- жна была остаться большая масса крестьян с наделами: из них, очевидно, и составлялись гомеровские Xaoi, которые собирались, хотя и нечасто, на сходки и могли на свой счет вооружаться для битвы в общем строе. Какова теперь судьба этих Xaoi, занимают ли они место в борьбе против аристок- ратии? В Аттике мы встречаем потом деление народа на три группы по занятиям и социальному положению: крупных землевладельцев (эвпатридов), промышленников (демиур- гов) и крестьян (yEcoxyoi или dupot%oi). Источники наши 84
знают еще другую старинную группировку населения Атти- ки, именно по трем различным местностям страны: это я8О18тд, rcdpaXot, 4id%, жители равнинной, приморской и на- горной полос. Спрашивается, соответствует ли вообще вто- рое деление первому? Мы можем предполагать на плодород- ной равнине большие имения аристократии, а в партии «бе- реговых» людей видеть прежде всего заинтересованных в морской торговле промышленников, судовладельцев и т. п. Тогда «горцами» окажутся по большей части dupoixoi — крестьянство. В социальной характеристике афинских пар- тий у Плутарха они названы y£vog, ^тщот^сбтатои, ради- кально демократической группой. Это политическое направление крестьян выходит по Плу- тарху результатом их социально-экономического положе- ния: радикализм сельского люда вызван его крайне матери- альной нуждой. «В то время,—говорит Плутарх в биогра- фии Солона,— резкое неравенство между бедными и богатыми дошло до высшей степени, и государство было со- вершенно расшатано кризисом. Весь народ был в долгу у богатых. Одни работали на полях крупных владельцев и должны были отдавать шестую часть урожая, откуда их на- звание (шестидольники), или феты; другие в качестве неоп- латных должников шли в кабалу к кредиторам и служили рабами на родине или были продаваемы на чужбину». Ари- стотель выдвигает тот же момент в положении людей земле- владельческого класса (которых он называет e/T^popoi и яеХат), они не в силах были платить тех долей, при условии которых арендовали землю, и обращались с семьями своими в кабальных aycoyipoi. Вследствие этого аграрный кризис привел к концентрации земли в руках немногих крупных владетелей: ^сг8 ?rdaa yrj at oXiycov rjv. В ответ поднялась революция. «Самые энергичные эле- менты в среде недовольных,—говорит Плутарх,—составили многочисленный союз и уговорились устранить невыноси- мый порядок: с этою целью они решили освободить должни- ков, произвести раздел земли и общий государственный пе- реворот». О том, что радикальная партия при Солоне ожи- дала раздела земель, говорит и Аристотель. Анализ известий Аристотеля и Плутарха. Разбирая со- циальцо-исторические конструкции Аристотеля (род. 384 г., ум. 322 до Р. X.) и Плутарха (род. 45 г., ум. 127 г. после Р. X.), мы прежде всего должны отметить, что на них отрази- лось влияние литературы более позднего времени. Они оба дают формулу резкого разделения общества на два класса, 85
бедных и богатых. Все другие общественные группировки отсутствуют: на одной стороне — безземельные рабочие, на другой — немногие крупные землевладельцы-предпринима- тели. Затем оба приводят также отчетливую революционную программу обездоленного класса. То и другое, формула и программа, слишком ясно напоминают характер обществен- ных отношений и настроения во многих греческих общинах в эпоху социального кризиса пелопоннесской войны. Плу- тарх еще решительнее Аристотеля изображает картину соци- альной бездны между классами и столкновение представите- лей капитала с организованными пролетариями, и это понят- но. После Аристотеля в конце IV и в III в. социальная история обогатилась в Греции новыми событиями: в Сици- лии, в Пелопоннесе в самых резких формах прошла истре- бительная борьба классов. На почве этих грозных фактов реальной жизни возникла в Греции публицистика. С 400 года развивается литература политических и социальных романов, социалистических и социально-реакционных проектов, планов общественного пе- реустройства и утопий. Составители этих произведений об- ращались к истории и старались найти оправдание своих программ в событиях прошлого: в глубине веков они искали наилучшего устройства, под легендарно-историческими име- нами Фесея, Ликурга изображали социальных реформато- ров. Выработались особые схемы в изображении социально- го пересоздания народа и особые типические формы харак- теристикК социального реформатора. Такая схема особенно ярко выступает в биографии Ликурга, составленной Плутар- хом и опирающейся, между прочим, на социалистическую публицистику времени спартанской социальной революции (40—20 годы III века). Реформатор изображен на фоне пол- ного распадения общества, в котором средний класс исчез и остались лишь две крайности, богачей и бедняков. Разрисо- вывая эту картину, Плутарх употребляет те же выражения, которые нам уже знакомы из его биографии Солона и отча- сти из Аристотеля: «когда в общине наступило резкое нера- венство», «когда богатство сосредоточилось в руках немно- гих» — в этих фразах чувствуются формулы и программные воззвания, сложившиеся в борьбе партий. Дальше изобра- жается, как классы бедных принимают угрожающее положе- ние. Тогда реформатор одной радикальной мерой излечивает общество от кризиса: он производит передел всей земли и вводит общее равенство имуществ. Раздел земель вместе с кассированием долгов составлял опять-таки формулу, ло- 86
зунг радикально-социалистических партий в греческих об- щинах с конца V века. Черты этой типической обработки социально-историче- ского сюжета представляет также история Солона у Плутар- ха и у Аристотеля. В ней есть, правда, вариант. Солон слыл за представителя понятий и интересов среднего класса, за социального философа середины. Поэтому он хотя и застает в Аттике типическую «аномалию» и хотя ему открыт полный простор вязать и решить, но — так привыкла его изображать социально историческая традиция — он все же отстраняет предложение социалистов и не соглашается на раздел зе- мель. Однако он принимает другое знакомое радикальное средство — кассирует долги. Насколько рассказ Плутарха и Аристотеля о социальной реформе Солона интересен нам в качестве документа настро- ения греческого общества в IV и III вв., настолько же мало он способен дать нам руководство в понимании аграрных от- ношении VI в. С живейшим интересом мы читаем в тринад- цатой главе Плутарховой биографии Солона о больших со- браниях пролетариев, на которых обсуждались планы соци- альной революции. Но весь этот интерес целиком относится к эпохе позднейшего социального кризиса. Однако, и помимо тех заключений, к которым нас приво- дит литературный анализ рассказов Аристотеля и Плутарха, мы не можем по существу принять изложенной у них соци- альной схемы. Если низший класс состоял из половников, подавленных чрезмерными взносами, каким образом им мог- ло помочь кассирование долгов? Раз только оставались неиз- менными аграрные отношения, прежние тяжелые для них условия должны были через несколько лет опять возвратить- ся. Правда, Солон сам в политических стихотворениях сво- их говорит о задолжании; он ставит себе в заслугу, что снял со многих участников каменные столбы, которые по обще- принятому объяснению составляли знаки отдачи земли в за- лог. Но в таком положении могли быть только землевла- дельцы, между ними, вероятно, и мелкие, крестьянского типа, а уж никак не гектемории, не половники. Зачем и кому стал бы закладывать гектеморий свой участок? Какой был бы смысл крупному владельцу ставить запрет на участке, с которого он не получал нужной доли? К нашему удивлению, мы видим, что как раз крестьян, вообще представителей среднего и мелкого землевладения и не хватает в социальной картине, нарисованной Аристотелем и Плутархом. Поэтому реформа Солона в их изображении висит на воздухе; она не 87
связана органически ни с предыдущим, ни с последующим. Это — социальная легенда вне пространства и времени, вставленная на темное, неясное историческое место. Положение крестьян в Аттике в VI веке. Наше заключе- ние пойдет неизбежно в разрезе с мнениями, высказанными Аристотелем и Плутархом. Наоборот, нам кажется, что и ранняя история Афин и реформа Солона останутся непонят- ными, если мы не допустим в VI в. существования многочис- ленного и довольно сильного крестьянства, владевшего зем- лею. В V в. Аттика представляет страну с очень развитым мелким землевладением. Клисфенова конституция конца VI в. предполагает большую самостоятельность оседлого владе- ющего сельского населения. Когда же успело бы сложиться это независимое крестьянство, если бы менее чем за 100 лет до того «вся земля была в руках немногих», а деревня состо- яла из беспомощных мелких арендаторов и неоплатных дол- жников? У самого Аристотеля, впрочем, есть одно случайное, но ценное известие, которое показывает, что крестьянство око- ло времени Солона играло видную роль. Именно, Аристо- тель передает в сухой, сжатой форме, похожей на выписку из летописи, что после нового кризиса, следовавшего за ре- формой Солона, в 583 году, враждующие общественные пар- тии пошли на компромисс и порешили распределить между собою места в высшей правительственной коллегии архонтов с тем, чтобц отдать 5 мест эвпатридам, 3 — агройкам и 2 — демиургам. В этом распределении бросается в глаза, что аг- ройкам, сельскому классу, отведена большая доля авторите- та, чем промышленной группе, связанной с городом и мор- ским берегом. Один этот факт достаточно указывает на зна- чительную самостоятельность агройков. Сельское население, выступившее с такой энергией в политической борьбе, долж- но было иметь в своей среде сравнительно зажиточный, пре- успевающий класс. Совершенно невозможно представить себе под именем агройков одних безземельных сельских про- летариев или едва живых половников. Из всего сказанного следует, что действительно положе- ние крестьянства в Аттике около 600 г. было далеко от того, что изображают Аристотель и Плутарх. Его участь никак нельзя назвать разорением; иначе трудно было бы понять, как потом произошел столь быстрый политический подъем сельских классов. В новой исторической литературе можно встретиться с тем взглядом, что сведения Аристотеля и Плутарха о разоре- 88
нии крестьян от задолженности все-таки верны, и что эта задолженность - результат замены натурального хозяйства денежным вследствие развития торгово-промышленных от- ношений. Но и это объяснение не спасает сведений Аристо- теля и Плутарха. Можно обратно допустить, что усиление обмена и рост индустрии отразились благоприятно на поло- жении крестьян Аттики. Они могли, например, извлечь вы- году из вывоза оливки, а это, в свою очередь, могло повести к усиленной выработке продукта, к более интенсивному хо- зяйству. Если даже часть сельского населения действительно состояла из безземельных фетов или половников, работав- ших на крупных владетелей, то все-таки и для них надо до- пустить некоторую возможность улучшения, благодаря тому же самому развитию обмена и городских занятий: безземель- ный или гектеморий, недовольный своим положением, мог уйти в город и найти заработок в новых промыслах. Крестьянская реформа Солона. Но у нас остаются все же очень определенные заявления Солона, современника и главного деятеля эпохи, о снятии закладных столбов с зе- мельных участков и о выкупе кабальных. Какие бедствия и затруднения хотел реформатор устранить этими мерами? Здесь возможно такое предположение. В старину крестьяне Аттики находились в некоторой за- висимости от крупных владельцев, так называемых apioToi или ioSXoi и платили взносы натурою. С развитием торгов- ли и промышленности землевладельцы могли потребовать перевода натуральных оброков и повинностей на деньги, а это могло повести и к полному их выкупу, как мы бы сказа- ли, к освобождению крестьян. Выкуп мог начаться за не- сколько десятилетий до Солона, он, вероятно, проходил не особенно гладко, так как крестьянину трудно было доставать деньги (еще при Солоне признанный процент=18%). В слу- чае затяжки выкупного платежа, больших недоимок или не- состоятельности крестьянина землевладелец или кредитор применял формы старого права: налагал запрет на земель- ный надел или отдавал хозяина в кабалу. С этими частными тяжелыми последствиями большой перемены, которая в об- щем была благоприятна для крестьян, и пришлось иметь дело Солону. В качестве вождя раздраженных взысканиями агройков он, вероятно, требовал полного сложения всех не- доимок и освобождения кабальных. Положение было, по-ви- димому, грозно для высших классов. В политических своих элегиях Солон нападает на сребролюбие и неуступчивость богатых и советует им добровольно сдаться, так как все рав- 89
но им не осуществить своих притязаний: «мы вас не послу- шаемся, и не все у вас останется в руках». Затем его выбра- ли полномочным посредником между партиями. Тогда он провел полную ликвидацию отношений» затянувшихся вследствие тугого хода выкупа и освобождения крестьян. К такой радикальной реформе очень подходит традиционное и непонятное позднейшим афинянам выражение oetoaxvei, буквально, «освобождение от ига». Вполне правдоподобно, что именно к этому важному событию относилась большая всенародная жертва» которую афиняне также называли сей- сахфией. Выход крестьян из зависимости начался в Аттике до Со- лона и не был результатом одного акта: он происходил мед- ленно и постепенно. Но некоторые тяжелые его результаты были уничтожены резкой единовременной мерой. Этот мо- мент и остался в традиции под именем «освобождения» на- рода, а главный его деятель запомнился в качестве первого представителя народа. Переход к денежному хозяйству и положение крестьян. Наши сведения о крестьянах в других греческих областях очень слабы. Можно сделать однако предположение, что во- обще в тех общинах, которые втянулись в более подвижную жизнь колонизации, торговли и крупного ремесла, произош- ло улучшение в правовом и экономическом положении кре- стьян. К такому заключению можно придти отрицательным путем, именно исходя от изучения тех более отсталых обла- стей, которые не приняли участия в торгово-промышленном движении. Между тем, как в Аттике VI—V вв. напр. не вид- но вовсе следов зависимости .в положении крестьян,— в та- ких областях, как Спарта, Мессения, Фессалия, Аргос, о. Крит, дельфийская территория,’население, работавшее на земле, находилось в положении крепостных. На Крите раз- личались две категории крепостных, хХарсота, принадле- жавшие частным лицам, и pvoixa, находившиеся во владе- нии государства. Спартанские гелоты отдавали владельцам, составлявшим военную аристократию, оброки натурою: взносами ячменя, масла и вина. Порядки эти отличались большою косностью. В Спарте лишь весьма в позднее время (во второй половине III в.)гелотам был предложен выкуп из крепостной зависимости за взнос известной суммы в госу- дарственную казну. Если этого не сделали раньше, то причи- на лежала не только в политических соображениях, не толь- ко в опасении господ потерять авторитет над подчиненным сельским населением, но очевидно, также и в невозможности 90
для крепостных заменить натуральные взносы денежными. В этом обстоятельстве отразилась общая экономическая от- сталость Спарты; в свою очередь она закрепила надолго и юридическое положение сельского населения. Мы нигде в Греции не можем указать момента и обстоя- тельств освобождения крестьян: но мы видим, что там, где вступило в силу денежное хозяйство, нет крепостного кре- стьянства. Если считать порядки Спарты, Фессалии, Крита не только своеобразными местными явлениями, но также ос- татками архаического строя, более или менее общего для всей Греции, тогда можно допустить, что торгово-промыш- ленное развитие в передовых общинах содействовало круше- нию старого сельского порядка и выдвинуло на политиче- скую сцену свободных крестьян. Демос в греческих общинах. Его интерес к судебному разбирательству. Мы не можем принять той картины борь- бы классов в VII—VI вв., которую дают Аристотель и Плу- тарх. Но, без сомнения, мы должны признать, что в целом ряде общин, сначала в малоазийских, потом в европейских и италийских, Коринфе, Мегаре, Афинах, Сиракузах и т. д., вследствие разных условий происходил сильный подъем торгово-промышленного класса и крестьянства, угрожавший господству аристократии. Видно, что в городах масса, кото- рая составлялась частью из людей пришлых, не входивших в старинные союзы, стала беспокойнее. «Демос» шумит и вмешивается особенно в судебные разбирательства, он, ви- димо, добивается контроля над судебной функцией прави- тельственных лиц. Эта черта отмечена еще у Гомера в его позднейших час- тях или вставках. Среди цикла картин на Ахилловом щите яркими красками выделяется изображение судебной тяжбы и интересов к ней народа. Большая толпа собирается на сходку. Два человека спорят о выкупе за убийство: один уверяет, что уплатил приходящийся с него выкуп, и объяв- ляет о том народу; другой утверждает, что он ничего не пол- учал. Тяжущиеся решают обратиться к посредническому приговору. Народ делится на две партии и криками выража- ет сочувствие обеим сторонам. Пристава стараются удержать массу в порядке; судьи-старцы садятся в священный круг на гладких камнях. Они берут скиптры из рук приставов, по очереди встают и произносят мнение; в середине лежит за- лог — два золотых таланта. Одно место «Одиссеи» — неожиданная прозаическая вставка среди картины страшного морского приключения — 91
рисует нам развитие суда еще с другой стороны: Одиссей, чтобы не погибнуть в водовороте Харибды, хватается за вет- ви смоковницы, растущей над пучиной, и виснет на ней до тех пор, пока не выплывают из бездны обломки его корабля, а это, по его рассказу, было поздно — «в такую пору дня, когда судья, разобрав множество тяжеб между молодыми людьми, искавшими суда, встает, чтобы уйти из заседания домой ужинать». Выражения здесь очень характерны: судебных дел, види- мо, много, обыватели постоянно поднимают разные тяжбы, судья каждый день до позднего вечера исполняет свою дол- жность, его занятие обратилось в обособившуюся профес- сию. Гесиод со свойственной ему горькой иронией объясняет нам причину этого интереса народа к судебным разбиратель- ствам. Он несколько раз настойчиво повторяет жалобу на «неправый суд господ-мздоимцев». Процветание общины и ее населения, как ему кажется, исключительно зависит от того, применяют ли судьи правильные нормы по отношению ко всем обывателям, как пришлым, так и местным урожен- цам. Первые записи права. Очевидно, в народной жизни на- ступил момент, когда вследствие усложнения жизни, нару- шения старых отношений и появления массы пришлых воз- никли постоянные колебания в толковании и применении обычая или обозначалось недовольство самим обычаем, как правило устарелым и неподходящим: таково, вероятно, было движение в Афинах до Солона против долговой кабалы. Гос- подствующий класс, в руках которого находился суд, дол- жен был уступить напору различных гражданских элемен- тов и допустить прежде всего, чтобы право было закреплено в точных формах. В результате получились первые записи права в целом ряде греческих общин. Первые писаные законы в Греции (в их числе очень про- блематичные Залевка в италийских Локрах, затем Харонда в Катане и других халдийских городах Сицилии и Италии, Питгака в Митилене на Лесбосе, Дракона и Солона в Афи- нах) приходятся на VII и начало VI в. Мы имеем о них лишь отрывочные представления. Но по этим данным можно су- дить, во-первых, о новых потребностях, выдвинутых жиз- нью; во-вторых, можно поставить вопрос о том, в какой мере первое законодательство ограничивалось закреплением су- ществующего права, и в какой оно представляло реформу, изменение обычного до тех пор порядка. По содержанию своему они были довольно однородны. В 92
них нельзя искать положений, относящихся к политическо- му строю. Первые записи права в Греции так же, как в Риме законодательство XII таблиц, не касаются конституции об- щин. Государственное право начинают формулировать го- раздо позднее, да и то не в систематическом виде, а в отдель- ных практических резолюциях. В первых же записях опре- деляются права собственности и наследования, семейный строй, долговое право, рабовладельческие отношения, затем устанавливаются формы преследования за обиды и правона- рушения и вообще судебные порядки. В законодательстве есть, однако, различия по тенденции и в зависимости от ус- ловий общего гражданского развития в отдельных общинах. В иных случаях законодатель порывал со старинным обыча- ем ввиду изменившихся отношений и приводил новое прави- ло, в других — он ограничивался тем, что давал точную фор- мулировку существующим отношениям, фиксировал господ- ствующее право; тогда его цель, очевидно, заключалась в том, чтобы дать ясные для всех и доступные положения и устранить этим жалобы на колебания и произвол суда. Право, определяющее условия обмена. Прежде всего необходимо было определить нормы для тех отношений, ко- торые создавались вследствие равития обмена. В промыш- ленных общинах видную роль заняло рабство. Оно сложи- лось в целое учреждение. Рабовладельцы претендовали на известные права и протестовали против отклонений. Но с их стороны могли быть также различные злоупотребления по отношению к свободным. Писанные законы ограждают пра- ва рабовладельцев и регулируют учреждение рабовладения; в то же время они запрещают насильственное, неправильное обращение в рабство, похищение свободных для превраще- ния их в рабов, а также похищение чужих рабов, как изве- стного вида собственности. Далее писаные законы регулируют различные обязатель- ственные отношения, вытекающие из обмена. Но здесь за- метна существенная разница между отдельными общинами. Так, например, в Локрах, заметно недоверчивое отношение к явлениям денежного хозяйства. В подобных земледельче- ских колониях боятся последствий слишком развитого обме- на: законодатель, видимо, хлопочет о том, чтобы не подни- мался особый купеческий класс: он запрещает всякую по- средническую торговлю, крестьянин должен сам продавать свои продукты. Консервативный характер носит также дру- гое постановление в Локрах: контракты писаные не призна- ются, законную силу имеют лишь те договоры, которые, по- 93
старинному, заключены в присутствии свидетелей. Для этой ступени культурного развития очень характерно также по- становление Ппттака в Мптилене: купеческая сделка имеет силу лишь в том случае, если она заключена в присутствии басилея или высших сановников, пританов. Иначе, чем обы- чаи Локр, относилось к промышленным делам законодатель- ство Харонда, выработавшееся в торговых халкидских горо- дах Италии и Сицилии, оно, сколько можно судить, подроб- но определяло различные условия коммерческих отношений. Среди развития денежного хозяйства очень важное место должно было занять долговое право. Старинная форма взы- скания с несостоятельного должника заключалась в том, что кредитор обращал его в рабство, эксплуатировал его личный труд, или иначе реализовал свой долг посредством продажи должника в рабство. Это жесткое право долговой кабалы в Афинах, по крайней мере, осталось неотмененным при со- ставлении первой записи: уничтожение старого долгового права принадлежит эпохе второго законодательства — соло- новского. Семейственное право. Другая группа постановлений ка- сается семейственного права. Они вызываются ослаблением старинных союзов, которые давали охрану личности и в свою очередь вносили притязания в ее имущественное и ра- бочее положение. В промышленных общинах появилось множество людей, посторонних этих союзам, соответствую- щих гомеровским афрцто рядом со старинным видом собст- венности, землей, развилось движимое богатство. Земля сама втянулась в обмен, появилась потребность в более сво- бодной ее передаче из рук в руки; а между тем такой моби- лизации препятствовали различнее старинные условия, свя- зывавшие надел с определенной семьей и группой, причем применялся сложный счет родства и т. д. В более консервативных общинах, где сохранила преоб- ладание землевладельческая аристократия, остались в этом отношении старые порядки: первоначальный надел считался неприкосновенным, нераздельным (так в Спарте случилось, что несколько братьев сидели, не разделяясь, на одном не- большом земельном участке), владелец его не мог свободно им распорядиться: определение наследования зависело от целой группы родственников, поэтому земля не должна была выходить из рода: если у владельца была единственная дочь-наследница, он должен был выдать ее замуж и присо- седить мужа, при отсутствии наследников он должен был усыновить кого-либо. Эти обычаи долго еще действовали в 94
Спарте, где вовсе не было записи права. Писанное право в этом отношении расходится в разных общинах. В так назы- ваемых vopoi &8Т1ХО1 Филолая в Фивах есть постановление, напоминающее спартанские порядки: если нет прямых на- следников у собственника, он обязан совершить усыновле- ние. Но с этими обычаями порывает, напр., в Афинах Со- лон. Он вводит право замещения в том случае, если нет пря- мых наследников, т. е. допускает роль личной воли в распоряжении имуществом и отстраняет вмешательство группы, союза. Нравственно-полицейское законодательство. Третий ряд постановлений касается общественной дисциплины го- родского населения, относится к полиции нравов. В тесноте городской жизни, ввиду постоянных столкновений, власти стараются регулировать поведение отдельных лиц, устра- нить то, что нарушает общественную тишину или чувство общественного приличия. В этом отношении интересно, что законодатель часто берет на себя роль моралиста-воспитате- ля. Дракон (а также тиранны Периандр в Коринфе, Писист- рат в Афинах) принимает меры против праздности и против нищенства ввиду того, что оно может служить обременением для граждан. В законодательство вводят меры для охраны вдов и сирот, регулируют управление приходящегося на их долю имущества; у Харонда значится запрещение вдовцу вводить в дом, если у него есть дети, мачеху, в противном случае ему грозит потеря гражданских прав. Сюда же относятся и законы против роскоши. Это — лю- бопытная черта старинного законодательства вообще, повто- ряющаяся в Средние века, и также особенно в городском быту. Законодатель стесняет траты, запрещает показное бо- гатство, сокращает блеск частных лиц, предписывает извест- ный костюм, руководясь, по-видимому, моральными сообра- жениями: чванство считается неприличным или даже проти- ворелигиозным. По таким соображениям запрещали, например (Залевк, Солон, Питтак), пышные похороны, ко- торые были в обычае у знати, хоры наемных плакальщиц, сожжение вместе с умершим массы сокровищ; запрещалось также неумеренное питье вина (Питтак), хождение знатных дам со свитами по улицам и т. д. Но, несомненно, под мо- ральными терминами крылись также экономические мотивы. В старинном быту человек склонен отдавать чрезмерно мно- го божеству, т. е. тратить непроизводительно, бросать на ве- тер. Общественные праздники, тризны и т. п. представляли 95
именно случаи таких грандиозно-безумных, нерациональ- ных трат. С течением времени человек становится расчетли- вее и, вместо несчитанных подарков божеству, начинает вы- давать ему определенный доход, содержание. В тесной го- родской жизни все более или менее должны подчиниться этому экономическому аскетизму или этой буржуазной бе- режливости, и аристократия поневоле утрачивает здесь свою привилегию блеска и широкой обстановки. Таким образом, косвенно эти дисциплинарные правила уже задевали ее ин- тересы. Устройство суда. Но в известных отношениях аристок- ратия должна была сделать и более заметные уступки, осо- бенно в области суда. Сюда и относится четвертая и послед- няя группа законодательных постановлений. Ясно видно же- лание законодателя определить точно судебные формы, регулировать ход процесса, установить твердые нормы нака- зания. Эта сторона выступает, например, в так называемых законах Залевка: они лишают судью права устанавливать меру наказания и определяют точно штрафы или телесные истязания. Старинные кодексы, между ними Драконов, счи- тались впоследствии очень суровыми. В них еще вполне от- ражается старинный принцип возмездия, «око за око», вся- кое телесное повреждение наказывается таким же поврежде- нием у виноватого. Обвинение целиком сохраняет частный характер: обиженный или получивший увечье должен сам выступать в качестве обвинителя. Только в тех случаях, ког- да затронуты боги или интересы государства, например, произошло ограбление храма, могут выступать с обвинением официальные представители города. В остальных делах в сущности руководятся тем правилом, что если нет обвините- ля, то нет и судьи, нет и суда. Реформа суда. Но тем не менее число судебных дел и разбирательств возросло, и с введением писанного права так или иначе связана была реформа самого судоустройства, увеличение числа судей, специализация их занятий. По Го- меру суд творит большой совет старейшин. В позднейшее время совет, напр., в Афинах, Ареопаге разбирает только дела государственной важности: для массы частных исков и тяжб имеются отдельные, выбираемые большею частью на год судебные сановники. Но рядом с ними равно появляются в качестве судей и простые граждане либо по назначению сановников, либо в известной правильной очереди. Это — ха- рактерная городская форма. На ее появление указывает лю- бопытный закон, относимый к записи Харонда, который 96
предписывает всем гражданам обязательное участие в суде и устанавливает даже штрафы за уклонение, более крупные для богатых и менее значительные для бедных. Это — нача- ло будущего народного суда, который потом в Афинах выра- ботался в суд присяжных, «гелнастов». Вместе с тем в изве- стных общицах могло весьма рано появиться право апелля- ции осужденного к решению народа, т. е. к народному собранию. В Локрах было допущено очень своеобразное об- ращение к пароду; оно разыгрывалось в виде процесса меж- ду осужденным и сановником, который произнес приговор. Осужденный мог подать жалобу на неправильное толкова- ние закона; тогда оба они, жалобщик и сановник, должны были появиться перед большим Советом Тысячи с веревками па шее и защищать каждый свою точку зрения. Тот, против которого высказывался Совет, на месте должен был подвер- гнуться казни через удушение. Религиозная стадия уголовного суда. Наиболее сущест- венная перемена в изучаемую нами эпоху произошла в обла- сти уголовного суда за убийство. В гомеровское время убийство не считалось преступлени- ем и не вызывало вмешательства властей: оно было частным делом родственников и близких убитого и убийцы; от них зависело применить различные средства кровной мести и вы- купа. Но уже в позднейших переработках эпоса есть понятие о греховности убийства. Понятие это является в виде мысли, что пролитие крови осквернило убийцу, что он не может те- перь приблизиться к богам, пока не очистится от оскверне- ния. Убийца, например, Ахилл, убивший Ферсита (в Эфио- пиде), бежит на чужбину не только для того, чтобы укрыть- ся от преследований, но и для того, чтобы совершить очистительные церемонии и примирить с собою высших бо- гов и духов мщения, т. е. духов убитой жертвы. Эта мысль развивается все более и более: кровь требует искупления и этому правилу должны подчиняться сами боги: бог Аполлон, убивая злого демона Пифона, совершает подвиг, и все же он должен очиститься и искупить грех кро- вопролития. В смысле такого искупительного акта стали истолковывать ту унизительную службу, тот рабский труд, который по мифам, несут Аполлон, Геракл и т. д. Очисти- тельные действия подобного рода не имели внешней обяза- тельности: виновный мог уклониться от них. Но тогда на него падало религиозное проклятие, его отлучали от религи- озных актов. Он становился sacer, как выражается римский судебно-религиозный язык, т. е. клейменный богами, окаян- 4. Виппер, т. 1 97
иый. Это имело и гражданские последствия: отлученный ли- шался покровительства богов и вместе с тем охраны союза, к которому принадлежал: его предоставляли врагам как без- защитную жертву. Вот первая форма наказания, которую можно было бы отнести к религиозной стадии в развитии уголовного права. Руководящая роль в направлении известного хода мысли и в совершении определенных актов принадлежит в эту пору жрецам или гадателям. Нередко вся система идей и актов исходит от определенного культа или святилища: в данном случае, очень возможно, пропаганда идей примыкала к культу Аполлона и его святилищу в Дельфах. Для этой сту- пени характерна еще одна черта: общее мнение признает осо- бые священные места, так или иначе отмеченные религиоз- ным событием и присутствием богов, места убежища, где ви- новатый получает предварительную охрану божества, чтобы можно было начать очистительные церемонии. Уголовный суд как государственное учреждение. В бо- лее тесном общежитии города эти идеи и учреждения разви- ваются дальше, и наказание вступает в новую стадию разви- тия, которую уже можно назвать государственной. Члены более крупной городской общины уже не могут равнодушно отнестись ни к факту убийства, ни к самоволь- ной расправе над убийцей. Они не хотят допускать в своей среде кровавых столкновений, усобиц: поэтому запрещается носить оружие в народном собрании, а иногда под страхом тяжелого наказания запрещается носить оружие вообще в го- роде, так например, в Локрах и Спарте. Затем сознание го- ворит, что убийством затронута безопасность многих лиц. Но мысль, что убийство может нарушить жизнь всего обще- ства, принимает сначала тоже религиозную окраску: боятся, что боги станут избегать места, где пролита кровь, иначе го- воря, что преступлением будет осквернена вся община. Она не может предоставить дела мщения родственникам и чле- нам фратрии убитого: чтобы очистить себя, отстранить гнев богов, община сама должна подумать о наказании или изгна- нии убийцы. Таким образом, она вмешивается в дело перво- начально частное; она пытается регулировать кровную месть: во-первых, не дать ей разрастись в бесконечную усо- бицу между двумя сторонами, во-вторых, определить, какие имеются основания для преследования убийцы; после того, как это сделано, община предоставляет расправу заинтересо- ванным лицам. Вот начало вмешательства государства в дело кровной расправы, в вопрос о наказании за убийство. 98
Оно отмечено тем, что в закон вносят характерное юри- дическое различение. Во-первых, отделяют умышленное убийство от ненамеренного, во-вторых, в категории умыш- ленного убийства в свою очередь различают: 1. злонамерен- ное убийство и 2. убийство на законном основании с целью самозащиты. В законах Дракона в Афинах это различение ясно проведено, так что получаются три случая. В первом злонамеренный убийца, подвергнутый осуждению, передает- ся мстителям, которые и совершают над ним расправу. Если ему удастся бежать раньше произнесения приговора, он осуждается на вечное изгнание. Раз установлен мотив злона- меренности, уже не может быть допущено добровольное со- глашение с близкими убитого, т. е. убийца не может отде- латься выкупом, как это было возможно раньше до издания закона. Второй случай состоит в том, что убийство соверше- но с умыслом, но на законном основании, например, когда кто-нибудь на месте преступления захватывает прелюбодея или вора или защищается сам против нападения. Такое убийство оправдывается. Третий случай представляет убий- ство случайное или невольно совершенное, например, при упражнении в оружии или на состязании: такой убийца мо- жет покинуть на некоторое время страну, чтобы избавиться от мести; по прошествии некоторого срока ему позволяется вступить в соглашение с родственниками убитого и запла- тить выкуп. Греческое право представляет в этом отношении интересную параллель с ветхозаветным иудейским. Во Вто- розаконии, которое хронологически почти совпадает с зако- нодательством Дракона, проведено такое же различение мо- тивов убийства. Но в греческом уголовном праве долго сохранялись ста- ринные религиозные черты и оставалось место частной рас- правы. Крайне характерно, что еще Солон не определил на- казания за отцеубийство: предлагалось, что убийцу в этом случае преследуют лишь духи мщения, не давая ему покоя пи на земле, ни в царстве теней, над ним тяготеет религиоз- ное проклятие. Остаток старины можно видеть и в том обя- зательстве, что в Афинах уголовный суд происходил в раз- ных местах, смотря по мотиву убийства (причем, иапр5 слу- чайный или невольный убийца защищался с лодки у морского берега, потому что его считали находящимся на чу- жой территории) Это различение места объясняется, веро- ятно, тем, что для каждой категории поступка существовало особое религиозное убежище, и что суд собирался там, где спасался убийца. 4 99
Очень архаична также форма уголовного* процесса, при- менявшаяся в Афинах в случае умышленного убийства. Дело начиналось с того, что мститель, лицо, ближайше обя- занное поднять преследование, объявлял убийце вражду и отлучал его от храма и рынка. Обвиняемый не мог более оставаться в городе. Если он уходил в изгнание, признавая этим свою виновность, суд не начинался вовсе. Если он от- рицал свою виновность, то должен был очиститься. Тогда он бежал на холм бога войны Арея, находившийся перед воро- тами старого замка, около него в ущелье предполагались страшные духи мести, Эриннии. Здесь и собирался суд, так называемый «совет на Ареопаге», под председательством ба- си лея, сановника с жреческими функциями. Процесс носил характер символического и клятвенного состязания: убийца становился на «камень обиды», а мститель — против него «на камень непримиримости»: между ними клали разрезан- ную надвое жертву. Оба клялись в истинности своих утвер- ждений, и каждый призывал проклятие на противника и на- весь его род. Суд склонялся на сторону того или другого и либо признавал обвиняемого очистившимся и поканчивал дело водворением его в городе, или отдавал его для распра- вы мстителю. Политические столкновения в греческих общинах. Пер- вые писаные законы были результатом соглашения между правящим классом и остальным гражданством. В них уже заключалась известная уступка со стороны аристократии. За нею могли'следовать другие, более существенные, в роде того дележа власти между представителями разных классов, какой мы видели в Афинах под 583 годом. Но борьба могла также принимать бурные формы. В самой аристократии воз- можен был раскол: в Афинах отдельные крупные аристокра- тические роды сближаются с другими гражданскими слоями Алкмеониды с группой паралиев, Солон и Писистратиды с диакриями. Нередко результат столкновения был очень ре- зок: побежденная партия подвергалась казням, изгнанию, конфискации имуществ. Обратившись в эмигрантов, побеж- денные поднимали против родного города войну, призывали вооруженное вмешательство его врагов или сами приводили наемные силы. Новые формы политического посредничества и попу- лярной монархии. Борьба классов выдвинула также некото- рые своеобразные политические формы. Впоследствии, в V в., всюду, где средние и низшие классы взяли верх, господ- ствует демократия: при более или менее широком избира- 100
тельном праве действуют верховные народные собрания и ответственные перед ними коллегии должностных лиц, сме- няющихся в частой очереди. В предшествующие полтора века демос греческих общин, далеко не обладая еще такой подвижностью и активностью своих элементов, прибегал к другим формам представительства и защиты своих интере- сов. О роли и характере этих форм и политических органов нам трудно судить, потому что непосредственных следов их деятельности почти нет, а позднейшие суждения и характе- ристики, относящиеся к ним, окрашены социально-полити- ческими мотивами совершенно другого времени. Ясно одно: народ выдвигал полномочных вождей и представителей; не- редко это были члены аристократических родов, порвавшие с людьми своего сословия и добивавшиеся возвышения во главе одной из народных партий. Такой вождь партии пол- учал пожизненно или на значительный срок доверенное мо- нархическое положение, которое давало ему возможность энергически защищать интересы выдвинувшей его народной группы; таким образом Питтак в Митилене был выбран на- родом для того, чтобы защитить молодую демократию от ре- акции эмигрантов-аристократов, а Солон в Афинах — для того, чтобы уничтожить остатки крепостных отношений и провести запись нового права, приспособленного к изменив- шимся условиям. В своем курсе греческого государственного права Аристо- тель относит эту политическую форму к видам монархии. Но он склонен различать в городской диктатуре два разных от- тенка. Одних ее представителей он называет айсимнетами, что приблизительно подходит к ветхозаветному обозначению «судей»; в Афинской Политии Аристотель обозначает Соло- на другим, но, очевидно, аналогичным термином «посредни- ка». Аристотель определяет власть айсимнетов по сравнению с другими монархиями так: «это — выборная монархия, ко- торая отличается от форм, свойственных культурным народ- ностям, не тем, что она лишена законной основы, а только тем, что она не основана на традиции». От такого переданного народом полномочия Аристотель отличает узурпацию под названием тирании. Узурпатором мог сделаться, по его мнению, очередной сановник, если он располагал широким и неопределенным авторитетом; так, в Милете тирания выросла из высшей должности притана. Но большая часть старинных тиранов вышла, как думает Ари- стотель, из среды демагогов. Он замечает, кроме того, что ввиду сравнительной слабости населения городов в прежнее 101
время и раздробленности народа по деревням, вождям демо- са легко было захватить власть. Аристотель как будто хочет этим сказать, что возникающая демократия еще не имела вы- работанных организаций и вынуждена была предоставлять своим вождям большую свободу действий и значительный, слабоконтролируемый авторитет. Возможно, что Аристотелево различение айсимнетства и тирании совершенно искусственно и вызвано старанием ра- зобраться в неясных для греков IV в. старинных терминах. Есть аристотелевский отрывок, в котором говорится, что ти- раны в старину называли себя айсимнетами, так как это на- звание заключало в себе благоприятный оттенок. Ученик Аристотеля, Феофраст, в книге «О монархии» просто отож- дествляет айсимнетство и тиранию. У Аристотеля есть и оценка тирании. Она отражает взгляд, выработавшийся по отношению к тиранам в среде развитой и организованной демократии V в., которая ввела очередь, правильную смену правящего состава и крайне не- доверчиво относилась к слишком продолжительному или ус- тойчивому авторитету отдельных лиц. Это воздействие позд- нейшего демократического сознания у Аристотеля ясно чув- ствуется в следующих словах его Политии: (тираны) «безответственно правят над людьми, которые равны нм по достоинству или даже лучше их, и правят во имя своей вы- годы, а не для пользы управляемых». Тирания отнесена по- этому у Аристотеля к формам упадочным; «она — «уродли- вая монархия» и представляет собой вообще искажение, от- ступление от правильного политического развития. Тираны, как представители политического извращения,— дурные пра- вители. Они хуже басилеев: у царя забота о возвышенном, у тирана — о наслаждении; царь руководится честью, тиран — жаждою обогащения; цари окружены стражей граждан, ти- раны — чужеземными наемниками, так как они насильно подчиняют себе народ против его желания, между тем как старые цари правили по закону и встречали добровольное повиновение. Можно быть уверенным, что такого отношения к тирании не было в эпоху политической борьбы в VII и VI вв. Тира- ния носила, по-видимому, весьма популярный характер. Следы этого отношения заметны еще в рассказе у Фукидида о Писистратидахе: по его словам, управление Гиппия было безукоризненно, подати взимались умеренно и деньга шли на нужды города и на покрытие военных расходов; сущест- вующие законы не нарушались, и господствующая семья 102
хлопотала только о том, чтобы кто-либо из ее членов зани- мал одну из важных очередных должностей. В Афинах пе- ремена взглядов в отношении к тирании произошла уже по- сле греко-персидских войн; еще в начале V в. у Писистрати- дов было много сторонников; да и противники их, Алкмеониды, добивавшиеся популярности, вели себя так, что к ним нетрудно было предъявить обвинение в тираниче- ских замыслах. Все это дает нам возможность поправить то условное изо- бражение старой тирании, которое мы находим у Платона и Аристотеля, у ораторов вообще в политической литературе и в теории IV в. и которое придало безразличному первона- чальному термину wpavvog оттенок осудительный. Старин- ная тирания была, по-видимому, формой популярной и представляла первый выход для сил и требований выдвинув- шихся снизу классов. Тирания не была, может быть, в боль- шинстве случаев нарушением существующего политического строя. По крайней мере по поводу Писистрата даже Аристо- тель, высказавшийся так неблагоприятно о тиранах вообще, замечает, что он правил не тиранически, а конституционно (palllou 7ioXiTixwg г) wpavvi%). Аристотель называет так- же имена нескольких архонтов эпохи Писистрата, следова- тельно, очередь выборных сановников соблюдалась. В од- ном смысле, однако, деятельность тиранов носила безуслов- но характер антиконституционный. Это было время исклю- чительных законов, время осуждений, изгнаний и конфиска- ций, направленных против представителей партий, враждеб- ных тирану. Затем возможно, что тирану давали на более или менее продолжительный срок чрезвычайную военную власть. Это можно заключить из энергичной внешней политики, кото- рую вели тираны городов Истма (перешейка) и Афин. В этом смысле можно также истолковать наивный анекдот, пе- редаваемый Аристотелем о Писистрате. Аристотель хочет объяснить, как Писистрат разоружил народ: он собрал граж- дан однажды на военный смотр и начал нарочно говорить тихо: когда же стали кричать, что ничего нельзя понять, он повел народ на вершину горы в крепость: во время речи сто- ронники его незаметно подобрали сложенное народом ору- жие и поместили под замок в храме Фесея. Если этот рас- сказ имеет какое-нибудь реальное основание в традиции, то из него можно вывести, что тиран распоряжался военным арсеналом и командовал вооруженной силой города. Писист- рат был в таком случае предшественником афинских страте- 103
гов, которых можно было переизбирать на новые сроки, и следовательно, держать у дел продолжительное время, в противоположность ежегодно сменявшимся гражданским са- новникам. Внешняя политика тирании. Очень трудно нарисовать реальными чертами политику тирании. Больше всего мы знаем о тиранах в общинах перешейка, в Сикионе, Коринфе, Мегаре и в прилегающей к перешейку Аттике. Тирания так и распространяется с юга на север по линии, разделяющей два главные глубоко вдавшиеся залива западного и восточ- ного моря Греции; она последовательно захватывает те об- щины европейской Греции, которые, благодаря своему поло- жению, широко развили торговлю, мореходство и колониза- цию. Тирания именно тесно связана с торговым и колони- альным расцветом этих общин. Сколько можно судить, ти- рания создала формы особенно энергичной и предприимчи- вой внешней политики в интересах вновь поднимающихся классов. Тираны были военнопромышленными инициатора- ми и вождями экспедиций, захватов и торговых союзов. При тиранах Кипселидах Кориф захватывает остров Коркиру и береговые пункты в западной Греции, на востоке основывает Потидею на полуострове Халкидике и становит- ся во главе обширной колониальной группы. Мегара при ти- ранах той же эпохи заводит торговлю с черноморскими стра- нами, впервые начинает вывозить из Понта хлеб в значи- тельном количестве — что указывает вместе с тем на плотность населения этой сравнительно небольшой общи- ны — и ради обеспечения своего хлебного пути завладевает ключом к Понту, основывая у Босфора Византию и Калхе- дон. Наконец, в Афинах Писистратиды занимают опорные пункты в разных частях Эгейского моря, устанавливают вы- годные договоры с островными тиранами и кладут таким об- разом основу большому морскому союзу греков и морской державе Афин V в. У Фукидида в его сжатых социологических характери- стиках есть интересное замечание об экономическом харак- тере тирании. «Когда Эллада стала могущественнее и с боль- шей энергией, чем раньше, направила внимание на увеличе- ние денежного богатства, в общинах поднялись тираны, тем более, что и доходы начали возвышаться — tov KpoooScov — (между тем как раньше былй патриархальные цари, пользо- вавшиеся традиционными подарками, 87U рт|тотд) vepacn и вот в Элладе возникают флоты и люди все более отдаются морю». Фукидид хочет, по-видимому, сказать, что главную 104
основу смены двух политических форм, патриархальной и выборной монархии составляет переход от натурального хо- зяйства к денежному. Под традиционными подарками он ра- зумеет неподвижные доходы, на которые опиралась полуре- лигиозная власть баси леев; но вот появился новый капитал: благодаря усиленным морским предприятиям и новые пред- приниматели стали властителями вместо старых сеньеров с их заповедными имениями. Социальная политика тирании. Гораздо труднее сказать» что-нибудь определенное о внутренней политике тиранов. У Геродота имеется по этому поводу обширный материал но- велл, романтических легенд, частью занесенных с востока, иногда перефразирующих мифы. Рассказы собственно боль- шею частью лишены места и времени; они часто внешним образом привязаны к имени тиранов только потому, что вож- ди партий и властители остались в памяти позднейших вре- мен в качестве самых ярких индивидуальностей эпохи. Сре- ди новелл Геродота в этой области есть, впрочем, один рас- сказ, который принадлежит не столько литературе и мифологии, сколько истории. Это история Клисфена сики- онского, который приходился дедом по матери Клисфену афинскому, из рода Алкмеонидов. Геродот близкий к Алк- меоштдам, мог воспользоваться родовыми традициями этого дома: притом то, что он передает о реформах старшего Клис- фена, напоминает меры, принятые младшим, а о последних можно говорить уже с большею достоверностью. В Сикионе были 4 филы. Из них три включали в себя господствующий класс дорийского племени, знать, проис- шедшую от завоевателей; подчиненное население местного происхождения, вероятно, более многочисленное, было сби- то в одну филу Эгиалеев («береговых»). По Геродоту Клис- фен, последний тиран династии Орфагоридов, в течение ста лет правивший в городе, хотел принизить прежних господ, дворян, и поднять остальных обывателей, оттесненных в худшее положение. С этой целью он повел сложную религи- озную политику. Он старался, во-первых, разорвать связи сикионских дворян с дворянами других областей, особенно Аргоса; так как у всех дворян были общие названия фил, Клисфен переименовал дорийские филы в Сикионе и наде- лил их позорными прозвищами, а филу туземцев он назвал, напротив, почетным именем ap%eXaoi, господ. Затем он за- претил сказителям публичное исполнение гомеровских пе- сен, так как в них восхвалялся Аргос. В то же время он принял меры, чтобы истребить культ местного национально- 105
дорийского героя Адраста и перенес весь почет и жертвы этого культа на злейшего мифического противника Адрасто- ва, останки которого нужно было для этой цели перевезти издалека, именно из Фив. Наконец, трагические хоры, кото- рые пели в честь Адраста, он отдал простонародному богу Дионису. Несмотря на некоторую анекдотичность геродотовского рассказа, мы видим в действиях Клисфена целую систему религиозно-социального принижения высших классов. Можно представить себе и материальные последствия такой духовной деградации. Центры культа собирали около себя известные жертвенные общества: очень важно было распре- деление между ними храмовых имуществ и религиозных приношений; если одни общественные группы лишались своих старых привычных мест соединения, а другие, до тех пор слабые и разрозненные, получали организацию, то это составляло крупное перемещение сил и капиталов в общине. Можно думать также, что филы в Сикионе, так же как в Аттике, были голосующими единицами при выборах и в ре- шении общих вопросов, что они представляли как бы изби- рательные округа. Поэтому меры тирана Клисфена, которые у Геродота приняли вид игры прозвищами, вероятно, носили более серьезный характер и относились к размещению фил в народных голосованиях. Может быть, опозорение дорий- ских фил, наряду с возвышением туземной филы, означало лишения первых участия в голосованиях или раздроблении их состава. На эту мысль наводит сравнение с реформами Клисфена афинского, который, по-видимому, воспользовал- ся в своих политических комбинациях фамильными тради- циями. Он тоже оттеснил старые жертвенные союзы новыми соединениями и произвел переименование фил, причем раз- дробил и разрезал прежние организации с целью ослабить влияние аристократических родов, которые в них господст- вовали. Замена названий для фил у Клисфена афинского покрывала, таким образом, важную перемену, именно пере- распределение избирательных округов, или голосующих групп гражданства. Можно предполагать, что такой же смысл имела реформа фил и у Клисфена сикионского. Политические результаты тирании. Трудно высказать общее суждение о политических последствиях тирании. Пу- тем изгнания аристократических родов, конфискаций их имущества или при помощи религиозно-социальной полити- ки в духе Клисфена сикионского тираны расстраивали ряды старинного правящего класса и этим расчищали почву для 106
демократии. Можно, однако, думать, что тираны не только этими косвенными средствами, по и прямо содействовали развитию демократии. После тиранов в Афинах остается обычай остракизации, т. е. удаления из общины опасного для спокойной ее жизни деятеля. По-видимому, это был прием, который применяли раньше сами тираны в борьбе сс своими противниками. Для проведения остракизмов надс было созывать большие общенародные сходки и произво дить в них правильные голосования. Это был большой шаг к возобновлению старинной avoprj, которая пришла в такой упадок в гомеровскую эпоху. Сходки не только стали чаще, но также получили более стройную авторитетную организа- цию, и лишь на такой почве могла потом возникнуть дея- тельность партий и, следовательно, правильная демократия, характеризующая Афины V века. Но не везде получились те же результаты. Реформы Клисфена в Сикионе продержались 60 лет, а после того до- рийская аристократия снова вернула себе господство. В дру- гих общинах Истма, в Коринфе и Мегаре, точно также свер- жение или прекращение тирании сопровождались восстанов- лением аристократии.
Афины в VII— VI веках Первые столкновения областных групп и классов в Аттике около 630 года. Первая запись права в Афи- нах (Дракон) 624 г. Айсимнет Солон и вторая запись права 594 г. Тирания Дамасия и соглашение областных партий 583 г. Тирания Писистратидов 560—510 гг. с перерывами. Союз ионийских тиранов на Эгейском море около 530 г. Вмеша- тельство Спарты и изгнание тирана из Афин 510 г. Законо- дательство Клисфена 508-6 гг. Поход Дария на Скифов че- рез Балканский полуостров 513 г.; персы завладевают грече- скими городами у пролива к Понту. Интерес к ранней истории Афин и состояние источни- ков. Лишь в общих чертах мы могли набросать картину тех общественных изменений, которые происходили в передо- вых греческих общинах VII и VI вв. Среди этих данных были некоторые сведения об Афинах. Спрашивается, много ли мы можем прибавить еще более или менее достоверного к истории Афин за ту же эпоху? Наше внимание в данном случае вызвано не той ролью, которую город играл в VII и 108
VI вв.: около 600 года и позже Афины занимали еще второ- степенное положение и в торговом, и политическом отноше- нни, уступая, напр., соседним сравнительно мелким общи- нам, Мегаре и Эгине. Вопрос наш вызван, конечно, интере- сом к позднейшему положению Афин, к том} замечательному развитию демократии и морской державы, которое характеризует афинскую республику V в.; нам хоте- лось бы знать, из каких же условий выросла эта сила, как выработались строй и культура Афин, почему этот город обогнал другие общины, равные ему или даже превосходив- шие его раньше. Интерес этот передали нам греческие исследователи, уче- ные и публицисты, преимущественно времени, близкого к кризису Афин в конце V и начале IV в. Мы вступаем в изу- чение ранней истории Афин по тем путям, которые были продолжены афинской ученой и политической литературой. Обстоятельство это имеет свои невыгоды. Перед нами до- вольно значительный материал, относящийся к истории Афин VII и VI в., собранный и обработанный писателями конца V и IV в.* ничего подобного в отношении других гре- ческих общин у нас нет. Эта масса материала способна со- здать известного рода оптический обман, будто старинную историю Афин мы можем представить себе гораздо яснее и полнее, чем историю других городов. Но вопрос в-том, како- ва цена собранного материала: лежат ли перед нами откры- тые греческими исследователями подлинные остатки и запи- си старины или мы имеем дело с их конструкциями и догад- ками, значение которых зависит уже от того, насколько они выдерживают наши критические приемы и соответствуют на- шим общим историческим воззрениям. Суждение Фукидида о греческой старине. Чтобы уста- новить в этом отношении определенную точку зрения, очень важно вслушаться в суждения Фукидида. Его История пело- поннесской войны написана в течение последней четверти \ века, когда работа над собиранием материала по старинной истории Афин только что начиналась. Любопытно, как пред- ставлял себе осторожный и добросовестный исследователь этого времени возможность исторического восстановления афинской старины. Фукидид предпосылает изображению современных ему событий общий очерк развития греческих общин, с отдаленнейших времен. Этот очерк военно-эконо- мических и отчасти культурно-политических отношений - нечто единственное в своем роде в исторической науке гре- ков. Первые 22 главы Истории пелопоннесской войны пред- 109
ставляют тонкую социологическую работу, стройно связан- ную общими идеями; она вся проникнута основным матери- алистическим мировоззрением историка. История для него - арена столкновения реальных сил и интересов; распределе- ние богатств — главный двигатель в предприятиях и взаим- ной борьбе общественных групп. От характера экономиче- ских отношений зависят размеры племенных и политиче- ских союзов, военное их устройство и политический порядок. Эволюция экономических отношений и есть основ- ной исторический факт: формы натурального и денежного хозяйства составляют две ступени исторического развития. Первой из них соответствуют: раздробление народа на мел- кие общины, его разобщенность и экономическая замкну- тость, жизнь непокойная, грабежи и набеги: второй стадии — образование крупных союзов и государств, обмен, осед- лость, прочное пользование имуществом и сила крупного ка- питала. Если отметить моменты движения этих форм и пере- ход одной формы в другую, получатся очертания главных исторических периодов. На чем построено изображение Фукидида? Он не поль- зовался пи какими-либо летописями, ни законодательными документами, ни мемуарами, современными событиями. Фу- кидид не упоминает об этом материале, хотя мы можем пред- ставить себе, как важны были бы такие источники для него. Он не считает возможным говорить в деталях ни об Афинах, ни о других общинах за время до греко-персидских войн. Его картина старины представляет лишь общие очертания, и он составил ее самостоятельно, частью по данным археоло- гическим и этнографическим,4по культурным остаткам и пе- редвижениям; эти данные он старается связать с рационали- стическим истолкованием деталей, передаваемых эпосом п преданиями. Но к основному содержанию преданий, к уст- ной традиции вообще Фукидид относится весьма сурово. Традицию эту он считает очень спутанной и противоречивой даже для такой сравнительно близкой эпохи, как конец VI в., время падения Писистратндов. Фукидид приводит примеры противоречий и недоразумений и жалуется на лег- коверность тех, кто без критики принимает устные рассказы о старине, в том числе и о своей родине. Он резко отзывает- ся о публике, которая верит, во-первых, поэтам, разукрасив- шим и преувеличившим события, во-вторых, логографам, «представлявшим прошлое в форме более приятной для уха, чем близкой к правде, вследствие чего приходится слышать о вещах бездоказательных и вырастающих в баснословные ио
размеры». Хотя логографами обыкновенно назывались со- ставители городских хроник с конца VI в., но Фукидид хо- тел, вероятно, этими словами задеть также своего близкого предшественника Геродота, который так обильно воспользо- вался преданиями и новеллами. В этом резком отказе от всего, что не заверено точным документом, что заключает в себе придаток легендарный, обнаруживается несколько односторонний скептицизм Фу- кидида, убежденного последователя софистической школы. Он пренебрежительно относится к народной поэзии, к мифу, к тому, что мы бы назвали религиозными древностями: по- добно рационалистам XVIII в. нашей эры, он готов видеть в продуктах народного творчества суеверие, заблуждение тол- пы или намеренный вымысел рассказчика. Он также непос- ледователен, как историки-рационалисты XVIII в.: выкиды- вая элемент чудесного из старинных сказаний, он удержива- ет остов их и переводит содержание на прозаический язык. Фукидид считает, напр., возможным составить по гомеров- скому каталогу кораблей статистику войска и населения Гре- ции в эпоху троянской войны. Эти недостатки исторической манеры Фукидида, однако, не мешают нам оценить важность его общего мнения об от- сутствии прочной документальной основы для воссоздания политической истории прошлого; напротив, именно ввиду отношения Фукидида к источникам мы уверены, что связ- ная, последовательная летопись, одновременная событиям, имела бы в его глазах особенно важное значение. Юридические и исторические работы Аристотеля и его школы. Если после Фукидида мы возьмем историческое из- ложение первой части Афинской Политип Аристотеля, мы будем поражены обстоятельностью фактической картины и уверенностью суждений относительно той самой эпохи, ко- торая Фукидиду казалась такой сомнительной и неясной. У Аристотеля есть подробные описания двух конституций: драконовской и солоновской, есть характеристики партий около 600 г., изображение социальной политики Писистра- тидов, суждения о степени прочности и тенденциях старин- ного политического законодательства. В Афинской Политип странным образом события и внутреннее развитие Афин от 620 до 500 г. рассказаны гораздо обстоятельнее, чем более близкий к автору пятый век. Откуда эта обстоятельность и уверенность в изображении афинской истории VII—VI вв. у автора, писавшего восемьдесят лет спустя после Фукидида? Нам необходимо прежде всего остановиться на самом ха- 111
рактере работ Аристотеля и его школы по вопросам политиче- ского и социального развития. Основным сочинением в этой области является его Политика, курс лекций по государствен- ному праву греческих общин (составленный, по-видимому, в 336-5 гг.). Здесь преобладает юридический интерес. Автор старается теоретически установить основные формы общежи- тия и управления культурных народов; он дает сравнительные характеристики различных общественных и политических форм, выделяя при этом нормы и отклонения; намечает черты строя наилучшего при данных реальных условиях; развивает целую теорию политических переворотов; наконец, ищет опре- деления главных условий возникновения, роста, сохранения и падения государств и форм правления. Эта работа опирается на широкое применение аналогий, она сделана при помощи сравнительного метода; для нее нужно было привлечь обширный материал политических и социально-исторических фактов со всех концов тогдашнего культурного мира, доступного грекам. Этот материал был, вероятно, собран при содействии нескольких ученых и исс- ледователей, работавших под руководством Аристотеля. Но собиратели вовсе не имели в виду только сделать подбор фактов для дедукций общего курса государственного права. Школа Аристотеля предполагала также воспользоваться со- бранным материалом для того, чтобы составить большую эн- циклопедию по государственному праву Греции, которая служила бы отчасти руководством для политиков-практи- ков, отчасти удовлетворяла бы идеальной потребности и по- могала бы выработке политического мировоззрения в широ- ких кругах. Аристотель сам упоминает о пользе для людей, уже прошедших известное политическое развитие, такого сборника, как он выражается Euvavcovai two vopcov %ai noXiTEtuv. У греческих писателей позднейшего времени (Плутарха, Страбона) мы встречаем указания на существо- вание коллекции конституций, или Политий: ее называли или at Арготот яоАдтетш, или %Tioeig %оа лоАлт. Последнее обозначение очень характерно и ясно отмечает план изложе- ния отдельных очерков этой энциклопедии, которых насчи- тывали 158 и больше. План этот мы находим и в известной нам теперь почти целиком Афинской Политии, которая вхо- дила в состав большой коллекции. Сначала идет историче- ское изображение развития конституции с древнейших вре- мен до современности, это — %7moig; за ним следует система- тическая часть, характеристика действующей конституции, это и есть собственно яоАдтею. 112
Ясно, что при таких задачах для составителей очерков ие могло быть и речь об историческом анализе. Имея в виду возможно более сжатые и обозрительные очерки, Аристо- тель или его сотрудники и ученики, естественно, должны были искать уже готового, извлеченного из источников, сис- тематизированного материала, который бы легко поддавался обработке. Не археологи и источниковеды садились за этот труд, а юристы и социологи-популяризаторы. Вся цена тех сведений, которые мы можем найти в Афинской Политик об афинской старине, зависит не от исторической проницатель- ности, не от исторических методов Аристотеля или других перипатетиков, а от достоинства предшествующих историче- ских работ, которыми они воспользовались. Что можно ска- зать об этих более ранних работах? Исторические построения у публицистов конца V в. На- чало исследований в области афинской старины носит чисто публицистический, больше того, резко-партийный характер. Когда кризис пелопоннесской войны позволил врагам де- мократии открыть нападение на существующий порядок в Афинах, стали появляться памфлеты реакционного характе- ра, в которых так или иначе идеализировалась старина за- счет современности. Все чаще в полемике выступает термин латрод лоАдтега, т. е. «дедовская», патриархальная консти- туция, под которой разумели порядок, более или менее дале- кий от демократии, какой-то нормальный афинский строй, будто бы расстроенный и искаженный последовательной и насильственной политикой демократии. Естественно, было среди реакционеров желание точнее изобразить этот строй, и враждебные демократии оппозиционные фракции старались при этом нарисовать старину в двух своих программах, дать своим политическим тенденциям историческую защиту. Та- кая историческая апология занимала реакционных полити- ков даже в самый момент осуществления их практической программы: мы знаем из Аристотеля, что в 413 г., когда была образована комиссия для пересмотра конституции, один из олигархов внес добавочное предложение, чтобы пе- ресмотрели старинные законы, которые провел Клисфен (за 95 лет до того); при этом было дано руководящее указание изображать клисфеновский порядок не демократией, а стро- ем, близким к солоновскому (последний олигархи считали, по-видимому, далеким от демократии). Около того же вре- мени или позже вышел памфлет еще более антидемократиче- ский, который приписывали Критию, одному из членов поз- днейшего правительства 30 тиранов; он заключал в себе из
враждебную характеристику афинской жизни при восхвале- нии Спарты. Исторические вылазки реакционных памфлетов вызыва- ли ответные реконструкции прошлого со стороны защитни- ков демократии. Следы этой полемики, обрывки демократи- ческих и олигархических легенд можно найти у Аристотеля: в истории Солона, напр., он противопоставляет две версии рассказа: одну, исходящую от сторонников демократии, дру- гую — от «клеветников»(рХаофтщ£Ту), надо добавить etg vqv бццохратю. Аристотель счет возможным добавить в свою историю афинского государственного строя целую картину, создан- ную олигархической романтикой. Таково описание консти- туции Дракона в IV главе Афинской Политип. Всех новых исследователей так или иначе затруднял этот курьезный па- раграф. Во-первых, в тексте Афинской Политии изложение драконовского строя похоже ia какую-то постороннюю вставку, не вяжущуюся ни с предыдущим, ни с последую- щим. Во-вторых, излагая конституционную реформу Драко- на, Аристотель впадает в противоречие со своим собствен- ным ясным заявлением в Политике: «Дракон дал лишь от- дельные (гражданские) законы при сохранении прежнего политического строя. В них не было ничего своеобразного и достойного памяти, кроме жестокости уголовных наказа- ний». Что касается содержания изложенной у Аристотеля кон- ституции Дракона, то с первого же взгляда в ней заметны черты, характерные для новых времен и. не подходящие к VII веку: условием для замещения должностей признается денежный ценз; упомянуты стратеги (которых ранее конца VI в., по-видимому, не было); а главное — в основу консти- туции положен принцип, что политические права принадле- жат людям, способным вооружиться на свой счет. Именно эта последняя черта и направляет нас на след авторов мни- мой драконовской конституции. Целью афинских олигар- хов, совершивших переворот 411 года, было — выключить малоимущих из среды активных граждан, «запереть» состав гражданства и численно ограничить верховный народ одни- ми состоятельными людьми. В конституции Дракона, как она записана у Аристотеля, есть даже выражение, буквально совпадающее со словами проекта олигархов 411 года. У Ари- стотеля: атгеЗеЗотот! яоАлтемх xoig олХа яарехоцсиок;. В про- екте (по Фукидиду) etva Зе auxtnv (т. е. в составе 5000 пол- ноправных) iJtoooi олХа яарехоа. Публицисты олигархиче- 114
ской партии нашли удобным отождествить проект реакцион- ной реформы с 7г%тр1О£ TtoXiTsai и перенести этот строи назад на 200—210 лет, через головы всех известных народных вож- дей, в том числе и Солона, который казался им все еще слишком демократическим; они выбрали в виде точки опоры никому почти неизвестного допотопного Дракона. Мы не знаем, как согласить противоречие между выражениями Политики Аристотеля и его же Афинской Политип по пово- ду законодательства Дракона: сам ли Аристотель, познако- мившись после издания своей Политики с олигархической редакцией о Драконе, поместил ее в Афинскую Политик), или это сделал его сотрудник, его продолжатель? Исторические работы аттидографов и их источники. Публицистика и воинствующая историография конца пело- поннесской войны отразились в сочинении Аристотеля, но не они дали главный материал его работе: они во всяком случае передались ему большей частью посредственно через другие руки. Гораздо ближе к нему стояла литература дру- гого рода. Приблизительно с 400 года начинаются Аттиды, летописные по форме городские хроники Афин, составляв- шиеся разными писателями (первым считается Гелланик Митиленский, затем идут афиняне Клейдем, Андротион и др.). Это — произведения более спокойные и сухие, чем пуб- лицистика конца V в. В них преобладает интерес к государ- ственным древностям. Но и они отражают настроения своего времени. Аттиды возникли на почве демократии, восстанов- ленной после тяжкого национального поражения; они испол- нены патриотической тенденции и ставят целью защиту де- мократии. Это заставляет авторов возводить демократиче- ские учреждения далеко в глубь афинской истории. Мы видели, кроме того, что историческая литература этого вре- мени усвоила социалистические формулы и перенесла пред- ставление о современных ей классах и борьбе их на VII и VI века. Все новые исследователи более или менее согласны в признании зависимости Аристотеля от Аттид. В Политип есть места, которые своей сухой деловой формой в такой мере напоминают стиль летописи, что их можно считать за прямые выписки оттуда. Но и в других параграфах, где про- шла литературная обработка составителя очерка, можно большею частью предполагать, что подбор материала, груп- пировка явлений и их объяснений заимствованы из Аттид. Аристотель и его школа не имели уже перед собой разроз- ненного первоначального материала; различные данные све- 115
дены в систематические изображения; эти связные картины могли различаться между собою в оттенках, могли быть спорные толкования частностей, между которыми остава- лось выбирать составителю Политий; но возможные источ- ники были уже использованы, основные рубрики, последо- вательность фактов были уже установлены. Новый состави- тель находил утвердившиеся в литературе темы: таковы были рубрики о крайней нужде парода в 600 г., о посредни- ческой роли Солона, о времени введения различных учреж- дений и т. д. На каком же реальном материале основывались догадки и построения аттидографов, какие подлинные данные они могли привлечь или вновь открыть для восстановления об- щественно-политических отношений VI в.? Аристотель дает нам возможность судить об этом. У него очень твердая хро- нология, иногда он точно обозначает год того или другого события именем архонта. Из этого можно заключить, что у составителей Аттид были в руках старинные списки должно- стных лиц, может быть, иногда с краткими пометками важ- ных резолюций народа, в роде распределения архонтских мест после тирании Дамасия в 583 г. Другой источник, вы- деляющийся у Аристотеля, это — тексты некоторых отдель- ных старинных законов. Из речей афинских адвокатов IV в. мы знаем, что старинные законь сохранялись на aeoveg или XupPeig, столбах или плитах, выставленных для публики. Можно предполагать, что в IV в. были также в распростра- нении рукописные сборники этих законов. Аттидографы взяли из этого материала то, что казалось им характерным, и пытались по старинным терминам, по архаическим обыча- ям восстановить очертания исчезнувших политических сис- тем. Аристотель приводит несколько гипотез, напр., о проис- хождении архонтов, об имущественном положении класса всадников. Выводы в них сделаны, как мы говорим, путем реконструкции из какого-либо переживания, выражающего- ся в имени, в словах присяги и т. п., Аристотель вводит их словами: Texprjpiov Зе, отщетоуЗе. Вероятно, в большинстве случаев он повторяет построения, сделанные аттидографа- ми, иногда, может быть, сам применяет к новым случаям установившиеся в этом отношении методы. Но этот материал мог дать, лишь слабые и разрозненные иллюстрации к изображению общественно-политического движения. Тексты (xeovgjv заключали в себе только граждан- ские положения, напр., по наследственному праву, или инс- трукции должностным лицам; в них не было государствен- 116
по-правовых, конституционных постановлении; еще менее по ним можно было бы судить о социально-политических мерах VI века. Как мало было данных в этом отношении, видно из попы- ток дать толкование тем реформам Солона, которые извест- ны под названием сейсахфии. Уже аттидограф Андротион (в 40-х годах IV в.) знал о сейсахфии ровно столько же, сколь- ко же и мы, т. е. только самое слово, в котором он и искал разгадки явления. В конце-концов вопросы, относившиеся к истории политических и социальных реформ, решались на основании установившихся общих взглядов на роль Солона в судьбе афинской демократии, на положение тирании и т. п. Только еще один источник могли привлечь в эту эпоху. Всматриваясь внимательно в характеристику дела Солона у Аристотеля, мы замечаем, что основные черты ее взяты из автобиографических заявлений Солона, изложенных в его политических элегиях. Этот источник и есть, может быть, наиболее важное добавление к составу тех данных, которы- ми пользовались Фукидид и его современники. Если в их время преобладание рационалистического взгляда могло препятствовать изучению поэтической литературы для целей исторической реконструкции, то теперь в IV в., напротив, появился особый интерес к культурной старине, к проявле- ниям того, что мы назвали бы народным элементом в куль- туре. Вероятно, уже аттидографы собирали подобный матери- ал и вводили его в свою политическую летопись. В этом смысле школа перипатетиков шла им навстречу: у Аристоте- ля, еще более у его ученика Феофраста, заметно искание народной мудрости, интерес к поговоркам и их истолкова- нию, к характерным бытовым анекдотам. Примером может служить рассказ в 16 главе Афинской Политип, приурочен- ный к названию одного имения в Аттике — /cnpiov атеХеи «вольный участок». Писистрат в один из своих объездов по деревням встречает мужика, который копается в какой-то безнадежно каменистой земле. На вопрос, какой он барыш получит от такого труда, мужик ответил: «ничего, кроме горя и нужды, да и то половину надо отдать Писистрату». За такой откровенный ответ и за трудолюбие Писистрат ос- вободил мужика от подати. Анекдот и неуместен в конститу- ционной истории, и не нужен даже для ближайших целей автора, т. е. выяснения социальной политики Писистрата; он поместил рассказ, как любитель фольклора. Аристотелева Афинская Политая очень важна для нас, 117
как отражение исчезнувшей ученой литературы IV в. по ис- тории Афин. По этому отражению мы достаточно можем су- дить, как слаб был материал и как неясна традиция относи- тельно афинской старины VII—VI вв. в ту эпоху, когда про- изводились исторические исследования. Очень трудно приучить себя к той мысли, что традиционная афинская история, так стройно размещенная и рассказанная с такими реальными подробностями, получившая под конец такую блестящую обработку в Афинской Политии Аристотеля,— что эта традиционная история разлагается на ряд позд- нейших догадок, построений, легенд, что до своей окон- чательной редакции она подверглась ряду наслоений и по- следовательных переработок и что за удалением этой обо- лочки остается очень небольшое зерно подлинных сведений о старине. Историки давно привыкли смотреть таким обра- зом на литературную традицию по истории древнего Рима и ветхозаветного Израиля. По отношению к греческой исто- риографии до сих пор держится гораздо больший консерва- тизм. Промышленное развитие Аттики в VII и VI вв. Очень немного достоверного знаем мы по истории Аттики до ре- формы Клисфена. Соседние общины на перешейке и на ближних островах, Коринфе, Мегаре, Этина, эвбейские го- рода Халкида и Эретрия обогнали ее в торговом и капитали- стическом развитии. Но невыгодное положение Аттики на выступе восточного берега Греции и как раз это соседство самых подвижных и предприимчивых общин скоро втянули и ее в морское движение. Уже в VII в. у Афин был военный флот: на старинных вазах, относящихся к этому времени, изображены корабли и морские сражения. Впоследствии со- хранялась память о странном разделении Аттики на 48 на- вкрарйй, т. е. корабельных округов, между которыми рас- пределена была повинность по поставке военных судов. В VI в. Аттика уже много вывозила; ее глиняные изделия были не только в большом ходу в Греции: их можно было найти в Кипре и в Этрурии. Характерно, что около 600 г. Афины уже принимают участие в борьбе за обладание проливами, ведущими к Понту, и стараются приобрести себе здесь опор- ный пункт. Они завладели Сигеем на выдающемся мысе Ма- лой Азии у входа в Геллеспонт, недалеко от Трои. Сигей сделался первой афинской колонией, первым колониальным фортом, который должен был служить для обеспечения сно- шений с отдаленным рынком. Владение подобного рода за- тягивало в свою очередь в соперничество с другими мореход- 118
ными общинами, и Афинам пришлось отстаивать Сигей про- тив Митилены. Все это были успехи главным образом «паралии», бере- говых поселений Аттики. Успехи эти не давали, однако, од- ностороннего преобладания одной группе населения: мы ви- дели, что в Аттике было сильное крестьянство, достаточно самостоятельное рядом с крупными землевладельцами. Ин- тересы классовые и профессиональные соединились с мест- ными группировками, и Аттика ясно делилась на три обла- стные партии. В своих внешних отношениях Аттика также колебалась между двумя большими союзными системами: на юге она тя- готела к общинам Пелопоннеса, перешейка и прилегающего залива; на востоке ее привлекал ионийский мир, протянув- шийся полосой через середину Эгейского моря; лежавшие на краю этой полосы общины Эвбея совсем близко придвига- лись к Аттике. Связь с первыми началась раньше и вырази- лась в принятии так называемой эгинской монетной систе- мы. Но сношения с ионийской группой стали перетягивать, и при Солоне это выразилось в замене эгинской монеты эв- бейской. Однако двойственность во внешних связях оста- лась: она дала себя знать потом очень резко во время изгна- ния тиранов и реформы Клисфена и чувствовалась еще в V веке. Общие политические направления от 630 до 500 гг. На почве этой розни интересов и возникла внутренняя борьба: в ней выдвинулся ряд лиц, которые в разрисовке патриотиче- ской легенды, политического романа и государственно-пра- вовой теории выступают представителями разных систем конституционной стройки и социальной политики. Если их обозначать коротко теми эпитетами, которыми их наделила традиция, это будут: тиран Килон, айсимнеты Дракон и Со- лон, тиран Дамасий, тираны Писистрат и Гиппий; к ним можно прибавить в качестве посредника-реформатора и Клисфена. Мы можем теперь отвлечься от условных обозна- чений, под которыми они были помечены в позднейшей ле- тописи, тем более что и последующая политическая теория не находила существенной разницы между айсимнетом и ти- раном: тогда мы заметим, что на протяжении 120—130 лет с перерывами выдвигается с известной последовательностью форма единоличного руководительства, управления партий- ного вождя. Община выбирает ежегодно коллегию 9 или 10 архонтов, но выборы эти не дают возможности согласить партии; постоянно выступает тот или другой вождь, который 119
защищает интересы определенной группы или находит сред- ство примирить требования нескольких групп; силою вещей он сохраняет на более или менее значительный промежуток времени то авторитетное положение, на которое его выдви- нула партия. В этом смысле продолжателями айсимнетов и тиранов VII—VI вв. являются в V в. полномочные первые министры афинского народа: Мильтиад, Фемистокл, Ари- стид, Кимон, Перикл. Политические взгляды Солона по его элегиям. Возмож- но ли точнее определить направление политики отдельных вождей? Для характеристики Солона очень важны отрывки из его политических элегий, которых более всего сохранил Аристотель в Политии. В этом источнике прежде всего от- крывается любопытная бытовая черта. Представитель пар- тии или реформатор облекал свою политическую программу или общие политические идеи в форму песни. В произведе- ниях этой общественной лирики перед нами выступают или воззвания вождя к партии, к единомышленникам, к народ- ной массе, или политические завещания, политические апо- логии деятелей, сходящих со сцены. Выполнял ли автор сам публично свое произведение или поручал это особым испол- нителям, но песни предназначались к распространению в на- роде, составляли свойственную эпохе публицистику и слу- жили средством политической пропаганды. В сохранившихся отрывках солоновских элегий можно различить два несхожих настроения, соответствующие двум моментам его деятельности. Сначала он говорит, обращаясь с вызовом к противникам: «слушайте, вы, пресыщенные вся- кими благами, смирите свое жестокое сердце и умерьте гор- дый дух: ведь мы вас не послушаемся и не все у вас останет- ся в руках». Это — роль вождя недовольных, который гово- рит от имени масс, направляя оппозицию мелкого люда. Если Солон произвел какой-либо переворот, то в приведен- ных словах заключались угрозы и обещания, высказанные перед тем, как голос большинства поставил его во главе дел с полномочиями посредника, 8iaXXa%TT)e. Иначе звучат и другие отрывки: в них чувствуется удов- летворение человека, который стоял у власти и озирается теперь на совершенное им дело: он напоминает о своей за- слуге и дает политические советы своим преемникам. Тон этих речей уже иной: Солон говорит о том, что он разумно примирил интересы разных групп: он не посылает более вы- зова крупным людям: есть только намек, что они должны благодарить его за сохранение своего достояния и искать его 120
дружбы. По отношению к массе, напротив, выражения до- вольно суровы: с похвалой говорит автор о себе, что он ук- ротил народ. В его глазах люди резко делятся, как у Гомера, на два разряда: благородных и плохих: немыслимо, чтобы те и другие на равных правах владели богатой землей. Солон считает свою реформу удавшейся и так определяет ее содержание: сначала «освобождение земли», с которой он снял столбы opoi, знаки отдачи в залог: с этим одновременно освобождение и возвращение кабальных людей, проданных за долги вне родины или томившихся в рабстве дома. Для проведения этих мер ему нужна была чрезвычайная власть, и он сумел разумно «соединить законность с насилием». За- тем он составил строгое, равное для всех законодательство (иеоцобд еурасра). Социальная реформа Солона. В первой группе мер, упо- мянутой Солоном, еще древние исследователи старались от- крыть знаменитую сейсахфию. Но других указаний, кроме слов элегии и факта старого праздника, называвшегося сей- сахфией, не было, и толкователи изображали «освобожде- ние от ига» в меру своей социальной фантазии или своего социального опыта. Одни представляли себе умеренную ре- форму в виде редукции, уменьшения долгов (Андротион), другие — радикальный переворот, кассирование долгов. Аристотель присоединился к последнему толкованию. Мы уже разбирали вопрос об аграрном положении в Аттике до Солона и об аграрной реформе Солона. Сейсахфия, по на- шему мнению, была завершением выкупа крестьянских взносов и повинностей, концом освобождения крестьян. Нам нужно теперь только отметить ее значение в столкновении классов общества. Возникают вопросы: против кого была направлена мера: кто были те денежные люди, которые стеснили должников и вынуждены были сделать уступки? По Аристотелю это были крупные землевладельцы. Но надо думать, что к числу [ist^oug и ptav apeivoveg, которых упоминает Солон, следует отнести также людей, выдвинутых торговлей, мореплавани- ем и крупной индустрией. Солон выступал, может быть, как вождь многочисленной раздраженной диакрин против пара- лиев и крупных землевладельцев; он предложил и провел принудительную ликвидацию различных долговых обяза- тельств, создавшихся вследствие вступления денежного хо- зяйства: эта мера, внушенная сочувствием к крестьянину, была в экономическом смысле реакционной: она насильст- венно отбрасывала последствия, вытекавшие из развития де- 121
нежного хозяйства. Но она была не только моментальным средством выхода из затруднений. Помимо общей долговой амнистии, Солон, по-видимому, провел принципиальную юридическую реформу, изменил долговое право, уничтожив форму долговой кабалы. Солон не хотел, однако, идти дальше: он считал неруши- мым деление классов и не уступил более демократическим требованиям крайнего крыла своей партии: нельзя, впрочем, определить точнее, в чем они состояли. Политическая реформа Солона. Еще труднее сказать что-нибудь определенное о политической реформе Солона, хотя его наделили в этом отношении очень отчетливой ролью. В сущности было бы всего осторожнее держаться собственного признания Солона, что он дал иеоцоид отдель- ные гражданские положения по долговому, наследственному праву и т. д. Но патриотическая литература IV в. сделала его основателем демократии: она противопоставляла Солона в качестве идеального политика, с одной стороны, узкой си- стеме аристократии, с другой — эгоистичным тиранам, об- ратившим доверие народа в свою пользу. Солон изображал собою таким образом мудрую середину, цеоотпд, и, каза- лось, эту мысль подтверждали его собственные слова: в эле- гиях он заявляет, что занял нейтральное положение между массой народа и высшими классами. Такой взгляд на Солона дал основание связать с его именем важную реформу, в ко- торой и древние, и новые историки видели переходную сте- пень от старинного аристократического строя к демократии. Предполагаемая тимократия Солона. Именно Солону приписали введение тимократии, т. е. строя, в котором пол- итические права распределены иерархически, соответствен- но имущественному положению граждан. По Аристотелю и Плутарху афинское гражданство было разделено на четыре класса (teXtj), по оценке доходности (тгцтща) имуществ. Ценз первых трех классов был определен минимальным до- ходом в 500, 300 и 200 мер (медимнов) сыпучих или жидких тел. Этим классам (KevTa%ooiojiE3ipvoi, ijncexg или шлаЗа теЗоЗутед, фиуггаО было предоставлено право занятия дол- жностей, как говорит Аристотель, при соблюдении точного соответствия важности сана размеру имещества (e%a<jToig avaXoyou тер peyeoei тои тщт] paxog rqv архцу). Ценз послед- него класса (ицтед) был определен отрицательно; к нему от- носили всех, кто имел доход ниже 200 мер. Масса их была со времени Солона впервые притянута к публичной деятель- ности в народном собрании и в судах. Таким образом актив- 122
ное избирательное право было сделано всеобщим, а пассив- ное ограничено состоятельными классами и подразделено на ступени. Вот — общепринятая система, изложенная у Плутарха и Аристотеля в качестве реформы Салона. В ней находили ра- зумную уступку массам, удовлетворение честолюбия бога- тых людей и не аристократического происхождения и береж- ность по отношению к старым носителям власти, аристокра- там. Критика общепринятого представления о тимократии. Вся только что приведенная система, однако, основана на догадках и толкованиях названий. Во времена составления Аттид не было никаких живых следов описываемого учреж- дения. В пользу соответствия должностей с имуществом мог- ли привести только один факт: что кандидаты на должность казначея должны быть из пентакосиомедимпов. Однако в IV в. термин этот не имел реального экономического значения, это не было обозначение высшего имущественного класса: пентакосиомедимном мог быть человек бедный. Поэтому яс- ного представления о характере классов не имели. Цифру 500 мер просто прочитали в слове пентакосиомедимн. Раз было решено понимать эту цифру в смысле старинного дохо- да с землевладениями, то явилось желание определить циф- ры доходов других классов. Что остальные цифры 300 и 200 мер не были переданы в традиции и не сохранились ни в каких записях, видно из колебаний Аристотеля. Он не знает, как лучше объяснить имущественное положение «всадников»: «одни говорят — передает он нам,— что иииетд разряд людей с чистым доходом в 300 мер, а другие находят, что принадлежность к этому классу зависела от обладания конем, причем ссылаются и на термин «всадника» и на вещественные памятники: в самом деле, в афинском замке есть статуя с надписью, в которой объяснено, что ее посвятил богам Анфемий, сын Дефила, за то, что ему удалось из класса фетов подняться в класс всад- ников. А рядом с изображением человека стоит конь, оче- видный знак его нового звания. Это не лишено правдоподо- бия,— прибавляет Аристотель, но по аналогии пентакосиоме- димнов вернее, что принадлежность к всадникам зависела от размера ежегодного дохода». Рассуждение Аристотеля, передающего гипотезы истори- ков, стоило привести целиком, потому что оно очень харак- терно отражает манеру исследования аггидографов и бед- ность их материала. Мы ясно видим, что о «всадниках» в IV 123
в. собственно ничего не знали. Звено за звеном составлялась цепь системы догадок. Из слова пентакосиомедимн вывели понятие о минимальном цензе высшего класса: это понятие применили затем к «всадникам». Надо было отыскать для них также минимальную цифру. Может быть, раньше опре- делили цифру дохода зевгита. Под зевгитом разумели кре- стьянина: средний нормальный доход мелкого землевладель- ца приблизительно поддавался определению. Его рассчита- ли в 200 мер, а потом уже между этой цифрой и первой, 500 мер, наметили имущественное место, которое должно было принадлежать людям, способным выставить коня на войну — в виде 300 мер дохода. Когда таким образом сложилось представление о тимок- ратической системе, о разделении гражданства на имущест- венные разряды, возник вопрос, к какому времени отнести ее возникновение. Аристотель говорит, что классы существо- вали раньше Солона, но Солон, по его мнению, утвердил это деление граждан и воспользовался им для того, чтобы сооб- разовать должности с имущественным положением граждан. В этом определении Аристотеля чувствуется какое-то коле- бание. Оно оставляет притом непонятным, для чего же рань- ше было введено деление на классы. Мы видим, как слабы были основания, чтобы Солопу приписывать введение тимократии. Против этого предполо- жения говорит и дальнейшая конституционная история Афин в том самом изображении, которое ей дает Аристо- тель. Тимократическая форма Солона остается у него без продолжения. Не видно, чтобы за нею следовала эпоха гос- подства имущественного ценза, и не указаны моменты после- довательного уничтожения ценза. Изложив историю рефор- мы Солона, Аристотель вслед за тем сообщает о тирании Да- масия и о компромиссе изгнавших его партий, которые решили распределить архонтские места между тремя группа- ми населения, эвпатридами, агройками и демиургами. Оче- видно, или в это время не существовало никакого искусст- венного деления по доходности (земельных владений), или оно оказалось непригодным и игнорировалось массой насе- ления, которое группировалось по характеру занятий и по местности. Затем, если бы введение тимократии было важ- ным шагом политического развития, то и в отмене ее долж- ны были видеть важную реформу. Аристотель сообщает по этому поводу только один факт: в 457 г. допустили впервые зевгитов к должности архонтов. Если это сведение верно, то оно именно и показывает, что понижение ценза для занятия 124
должностей не имело в Афинах важного значения: оно было проведено поздно, после решительных демократических ре- форм Клисфена и Эфиальта. Притом до конца, до полного уничтожения ценза так и не дошли: формально, законом все- общее пассивное избирательное право не было введено в Афинах. Аристотель говорит, что и в современную ему эпо- ху невыгодно было назваться фетом: это вызвало бы смех. Если мы зайдем вперед, то заметим легко, в чем состоял главный шаг развития афинской демократии. Эта была Клисфенова реформа фил и дем, т. е. введение местного са- моуправления и вместе с тем установление связи между зем- скими мирками и высшим политическим управлением. Демы и соединения демов были сделаны избирательными округа- ми, где выбирались главные должностные лица и представи- тели высшего государственного совета. Эти новые округа за- менили собой старые филы, где голосования были в руках аристократии и ее свит, а главное — они раздробили старин- ные областные группировки, между которыми поднимались постоянно непримиримые столкновения. Существеннейшей реформой в политическом развитии Афин было перераспре- деление округов: при этом, может быть, расширился круг избирателей, увеличилось активное избирательное право, но всего важнее было то, что они становились в другие группы, более благоприятные для самостоятельных действий отдель- ных поселков и отдельных лиц. Рядом с этой реформой те- рял значение вопрос о расширении пассивного избиратель- ного права, т. е. вопрос о том, будут ли в состоянии прони- кать в безвозмездные должности люди низших имущественных классов. Если понижение ценза в избира- тельном праве не имело большого значения в государствен- ном развитии Афин, то нам трудно допустить, чтобы когда- либо была введена и система ценза или тимократия. Значение четырех классов. Существование четырех классов все-таки несомненно, к какому бы времени их не относить. Для чего они существовали и что означает упоми- наемое Аристотелем допущение зевгитов к архонству в 457 г.? В двух названиях, шлетд и мы узнаем знакомые гомеровские классы, конных воинов и сельских рабочих. В зевгитах все более или менее согласны видеть крестьян, мел- ких землевладельцев. Таким образом, за выключением пен- такосиомедимнов, остальные названия классов не что иное, как старые бытовые термины. Допустим, что пентакосиоме- димны, «люди за 500 мер дохода», также составляли старин- 125
ное обозначение богачей среди землевладельцев (соответст- вующее менее определенным выражениям эпоса cupoEoi, лахстд, т. е. popolo grasso). Тогда четыре класса легко раз- делятся на две пары: в первой будут люди старого военного класса, гомеровские цупторед и их хоброг, дружинники, по- средневековому, сеньеры и их рыцари, составившие потом одно сословие «благородных», дворян; во второй окажутся гомеровские Xaoi люди ремесленного труда и люди, работав- шие на земле, как мелкие землевладельцы, так и батраки. Между этими двумя группами, еще и позднее гомеровского времени, оставалось важное различие относительно военной службы: во второй группе, рабочей, кроме того заметно вы- делялись мелкие землевладельцы от безземельных. Разли- чие в отношении вооружения и военной повинности и состав- ляло главный смысл естественного разделения на классы, за которыми сохранились старинные бытовые названия. Когда началась более оживленная политическая жизнь и образовался ряд выборных должностей, к этим должностям стали тесниться люди двух высших военных и имуществен- ных разрядов. Никакой закон не определял за ними такого права; это — был результат фактического положения вещей и продолжение той роли, которую euXoi играли в гомеров- ское время. Людям из класса xaX°l и xePveS трудно было проходить в неоплачиваемые должности, и хотя они добива- лись определенной доли участия в замещении этих должно- стей (дележ 583 года), но все же им приходилось доверять защиту своих интересов популярным вождям из среды вы- сшего класса, тиранам. Когда Клисфен ввел представитель- ство всей земли в виде совета Пятисот, борьба за высшую должность утратила острый характер. К этому времени дол- жны были в значительной мере разрушиться старинные классы и сгладиться прежние различия в военном отноше- нии. Конные воины гомеровского времени уступили ополче- нию пеших гоплитов, а гоплитское вооружение мог приобре- сти зажиточный крестьянин. Старые классовые названия стали лишь бледным обозначением общих имущественных различий. Еще позднее после демократической реформы Эфиальта, архонство стало доступно и для людей низших классов; у Ари- стотеля сохранено даже имя первого зевгита, который прошел в архонты. Но едва ли для этого понадобился закон. Люди небогатые лишь получили фактическую возможность пользо- ваться правом, которое при демократическом характере обще- ства само собою разумелось. А возможность создавалась вслед- 126
ствие того, что в это время начали вводить вознаграждение за службу, тогда как раньше должности были безвозмездны. С проведением оплаты должностей образовалось принципиаль- ное разногласие между аристократической и народной пар- тией: одни защищали почетную службу, другие — вознаграж- дение политических обязанностей. В сущности слово тимокра- тия, которое, может быть, возникло лишь во время этого принципиального спора, и означает почетную службу. Ари- стократическая партия для подкрепления своей аргументации ссылалась на обычаи старины, когда не было жалованья. Ис- торики IV в., и с ними Аристотель, усвоили эту ссылку ари- стократии. Но они ошибочно предположили, что в старину были также и законы, определявшие господство ценза. Совет 400 и народное собрание. Ничего точного не знали в IV в. и о других политических учреждениях или реформах Солона. На его долю относили установление рядом со ста- рым советом на Ареопаге еще нового совета Четырехсот. Но Аристотель считал этот новый совет 400 (собственно 401) учреждением Дракона. О компетенции нового Совета он не умел ничего сказать. С этим советом 400 мы ни разу не встречаемся в событиях VI в. вплоть до учреждения несом- ненного клисфеновского совета Пятисот. Возникает даже вопрос, существовал ли когда-нибудь этот совет Четырехсот. Затем к реформе Солона относили установление пра- вильного народного собрания. Аристотель и Плутарх осо- бенно настойчиво говорят о важности судебного авторитета народного собрания и относят учреждение народного суда на счет Солона. Аристотель выделяет следующие три демокра- тические момента в законодательстве Солона: 1) запрещение рабства за долги, 2) предоставление права жаловаться на суд лицам, посторонним потерпевшему, т. е. свобода обвине- ния в замене прежнего права родственной мести, и 3) апел- ляция к народному суду. «Последнее, как говорят, более всего повело к усилению массы, потому что, ставши верхов- ным судьей, народ делается неограниченным властелином в государстве». «Вещь незначительная вначале,—говорит Плутарх,— впоследствии приобрела огромную важность». В словах Аристотеля и Плутарха как нельзя более чувст- вуется отражение политической теории, создавшейся под влиянием широкой и многосторонней деятельности народ- ных судов в афинской демократии V и IV вв. То, что каза- лось ее современникам наиболее важной чертой полной де- мократии, историки перенесли на тот момент, который они считали зарождением демократии. 127
Нам приходится опять искать опоры в собственных при- знаниях Солона. Он говорит в элегиях, что установил равен- ство всех перед законом, предоставил народу умеренную свободу, передал ему столько силы, сколько следовало. Это неопределенно, но заставляет предполагать, что Солон в ка- кой-либо форме прибегал к общей санкции своих мер со сто- роны народной массы, следовательно, собирал народ на об- щие сходки. Таким путем он возобновлял старинную ауорц, оживлял обычай созывать народ для крупных решений. Но больше мы едва ли вправе говорить о его политических уч- реждениях. Общее значение реформы Солона. Наше общее заключе- ние о Солоне сведется к тому, что за ним несомненны два дела: 1) социальный компромисс и 2) вторая запись права (первая принадлежала Дракону); особой политической орга- низации он не создавал: нам нечего искать очертаний Соло- новой конституции. Но если даже вместе с аттидографами и Аристотелем верить в существование такой конституции, то нельзя найти следов ее действия в VI в. Она остается чисто теоретическим созданием и этим выдает своих авторов. Солон был преемником популярной тирании и предшест- венником тирании. Он, вероятно, действовал также в ее духе. Характерно, что последующий преуспевший тиран, Писистрат, был из того же рода, что и Солон. Но традиция о Солоне пошла другим путем. Позднее, когда тирания была осуждена демократической теорией, больше всего помни- ли того тирана, который продержался в Афинах вместе со своей династией около 50 лет. Тогда демократическая леген- да, отыскивая ему противовес, сделала его предшественни- ка, от которого остались политические элегии в народни- ческом духе, представителем законных конституционных начал демократии: раз установилось убеждение, что родо- начальником демократии был Солон, его образ стал все бо- лее обрастать идеализирующей фантазией и резонерством. Писистратиды. Внешняя их политика. Немногим лучше осведомлены мы об эпохе тирании Писистр^тидов. К этому времени аристократия, как класс, утратила свое единство: крупные роды разбились между всеми тремя партиями. Ал- кмеониды действуют во главе паралиев и сначала идут в со- юзе с Писистратом, вождем диакриев, потом они разрывают этот союз и вместе с другими аристократическими родами вынуждены уйти в изгнание. Писистрат достиг верховного положения в Афинах в зна- чительной мере благодаря своим иностранным владениям и 128
иноземной помощи. Он владел золотыми рудниками в Пан- гее, около устья Стримона, и воспользовался материальной поддержкой богатого Лигдамида с о. Наксоса; благодаря этому он мог привести с собою для завоевания власти в Ат- тике фессалийскую конницу. Укрепившись в Афинах, Писи- страт сумел завязать и поддержать обширные связи по всему побережью Эгейского моря. Афинский род Филаидов, из ко- торого потом вышел Мильтиад, захватил Херсонес у входа в Геллеспонт по другую сторону Сигея и основал здесь особое княжество. Писистрат поддержал Филаидов, но обратил Херсонес в вассальное владение. Таким образом в руках афинян оказался проход в Черное море. На о. Наксосе Пи- систрат помог своему союзнику сделаться тираном: наиболее важный остров посредине Эгейского моря стал вследствие этого в политическую зависимость от Афин. В свою очередь Лигдамид поддержал тиранию Поликрата на о. Самосе. По- ликрат завел большой флот в 100 кораблей, держал круп- ный отряд наемников, блестящий двор и поддерживал дру- жественные отношения с Египтом. Эти три тирана образовали между собой союз и распоря- жались в Эгейском море. Они представляли собою силу ионийской народности по обе стороны моря, и эта нацио- нальная черта выразилась в заботах Писистрата и Поликра- та о возвышении святилища Аполлона на о. Делосе. До из- вестной степени тут уже были намечены очертания будущего делийского союза, во главе которого стояли Афины со вре- мени греко-персидской войны. Во всяком случае тирания Писистрата сильно двинула Афины по пути торгового разви- тия. Но уже теперь складываются и два противовеса этому морскому союзу: на западе в самой Греции союз пелопоннес- цев под верховенством Спарты, на востоке новооснованная держава персов, которые захватили в это время малоазий- ские греческие города. Эти общие черты внешнего положе- ния Греции во второй половине VI в. могут нам объяснить силу афинской тирании и вместе с тем условия ее падения в конце века. Внутренняя политика афинской тирании. О внутренней политике Писистратидов можно сказать гораздо меньше. Ос- талась традиция, что Писистрат поддерживал интересы кре- стьян: крестьянские культы Диониса и Деметры вошли при нем в большую силу. Аристотель сообщает в очень опреде- ленной форме, что Писистрат доставлял крестьянам деше- вый кредит и назначил сельских судей, руководясь при этом и социально-филантропическими побуждениями, и полити- 5. Вишхер, т. 1 129
ческим расчетом, чтобы удержать разрозненный по деревням народ в повиновении. Таким образом Аристотель комбини- рует два изображения тирании: одно - о социальной опеке народа со стороны популярных реформаторов, другое - об эгоистической охранительной политике незаконных правите- лей. Нам надо осторожно отнестись к данным того и другого рода, так как они по всей вероятности обязаны своим проис- хождением работе политических и социальных романов. Изображение Аристотеля вызывает сомнение именно по ло- гичности и симметричности построения: до Солона было об- щее задолжание и разорение крестьян и все земли перешли в руки немногих, Солон сделал первый шаг к облегчению бедных, уничтожив долги; Писистрат довершил социальный переворот, открыв прямую поддержку мелким землевла- дельцам: при нем наступает для крестьян настоящее царство Крона (т. е. золотой век). Падение тирании в Афинах. Как и отчего произошло па- дение Писистратидов? В этом отношении также сложилось своего рода романтическое представление, навеянное позд- нейшими политическими настроениями и теориями. В среде позднейшей демократии установилось убежде- ние, что тирания была сброшена народной массой: народ, наконец, эмансипировался, перестал нуждаться в руководи- телях и опекунах и изгнал тиранов. Это представление вы- звало другое — о том, что тирания сама ускорила и обостри- ла свою катастрофу, что она изменила своей народнической политике и стала гнетущим режимом. На этой почве сложи- лись идеализация тираноубийц, хотя ясно демократическая легенда стянула вместе два факта, между которыми не было связи: убийство одного из братьев, правителя Гипиия, вы- званное совсем не политическими мотивами, и падение тира- нии, которое произошло позже и было вызвано сцеплением внешних условий. Прежде всего разрушилось морское положение союзных ионийских правителей. Они потеряли важную опору на юге, когда персы захватили Египет (525 г). В последнюю чет- верть VI в. персидская держава еще более надвинулась на греческий мир: Поликрат самосский был взят в плен мало- азийским сатрапом, и его самостоятельное княжество унич- тожено. Персы начали забирать острова и во время скифско- го похода перешли на Балканский полуостров. Афинская ти- рания была таким образом изолирована со стороны моря. На другом конце с перешейка на нее надвигался пелопоннес- кий союз, в состав которого вошли Коринф, Мегара, Эги- 130
на, соперники Афин в торговом отношении. Пелопоннесцы, со Спартой во главе, хотели ослабить Афины, может быть, заставить Аттику войти в свой союз: Спарта в это время ве- дет энергическую наступательную политику. Тирании афин- ской надо было и на этот фронт защищаться. Этими затруднениями воспользовались изгнанные ари- стократические роды, безуспешно пытавшиеся до тех пор свергнуть Песистратидов. Теперь при помощи спартанского вмешательства, они достигли цели и заставили Гиппия бе- жать. Спартанцы готовы были содействовать реставрации аристократии. Но роль популярных тиранов взял на себя род Алкмеонидов, обладавший большим капиталом и обшир- ными связями в Греции. Глава дома, Клисфен, сумел выдви- нуть очень искусную политику примирения различных групп населения Аттики, организовать народ в самостоя- тельную силу и расстроить этим замыслы других аристокра- тических родов, опиравшихся на иноземную помощь. Конституция Клисфена. Реформа фил. О реформе Клисфена мы можем составить довольно ясное представле- ние. Главные учреждения, введенные им в местном и общем управлении Аттики, оставались в цолной силе ко времени аттидографов и Аристотеля. О политической борьбе конца VI в. сохранились весьма живые воспоминания, как видно из ее изложения у Геродота. Сущность общей реформы Клисфена состояла в уничто- жении старых политических группировок и введении новых на их место, как мы бы сказали в перераспределении окру- гов. Раньше гражданство в Аттике разделено было на 4 ста- ринные филы, названия которых повторяются во всех ионийских общинах. Мы не знаем, составляли ли эти филы сплошные территории. Но внутри каждой была организа- ция: филы в целом и их подразделения, триттии (т. е. тре- ти — термин, соответствующий латинской tribus) выступали на выборах сплоченными политическими единицами. Клисфен заменил эти старые 4 филы и 12 триттий новы- ми 10 филами и 30 триттиями. Для новых фил были приду- маны имена мифических родоначальников, заимствованные из старинной афинской истории. Эти имена были одобрены авторитетным оракулом в Дельфах. Новые филы, предназ- наченные также служить избирательными округами, были намеренно составлены из разрозненных кусков. При этом реформатор исходил от деления страны на три естественные области. Они у Аристотеля названы: 1) областью около го- рода, т. е. Афин; 2) береговой и 3) срединной. Мы без труда 131
узнаем в них равнину, паралию и диакрию, между которыми было издавна соперничество. Каждая из этих территорий была теперь разделена на 10 частей (триттий новых). Для составления филы брали по одной части (по одной триттии) от каждой территории. Следовательно, в каждой филе был кусок от города Афин или его окрестностей, от внутренней земли и от береговой полосы. Центральные бюро или изби- рательные залы фил, вероятно, находились в Афинах, но в каждом из 10 центров сходились избиратели из всех трех областей. Это смешение разных элементов населения и со- ставляло главную цель реформы. Дробя их по небольшим округам и соединяя в каждом округе представителей сопер- ничающих групп, реформа Клисфена расстраивала большие старинные группировки по областям и ослабляла их давниш- ний взаимный антагонизм. Если применить наши современ- ные термины к сравнительно мелким отношениям греческой общины, то реформу можно бы назвать торжеством государ- ственности над провинциализмом, растворением местных интересов в общеполитических задачах. К изложенному мотиву реформы присоединялись еще другие соображения. Аристотель говорит, что в начале Клисфен в борьбе с другими аристократическими группами был побежден гетериями. Под гетериями можно разуметь свиты, окружавшие крупные аристократические семьи, кото- рые при этом находили опору в родовом и приходском (фратриальном) культе. Гетерии могли много значить и в политических голосованиях при старой группировке населе- ния. Новое дробное деление неизбежно должно было раз- бить гетерии и этим ослабить аристократию. В дальнейшей истории Афин аристократически роды не выступают более в качестве самостоятельной силы‘так же, как нет более мест- ных партий, педиэев, паралиев и диакриев. Наконец, может быть, было еще одно основание рефор- мы, на которое намекает Геродот. Он сравнивает, как мы знаем, обоих Клисфенов: совершенно так же, как старший Клисфен в Сикионе из нерасположения к дворянам отменил общедорийские названия фил, так младший Клисфен, пре- зиравший ионян, уничтожил в Аттике ионийские названия фил. Что означает это презрение Клисфена афинского к ионянам и разрыв номинальных связей с ними? Здесь крыл- ся, может быть, поворот внешней политики. Писистратиды тяготели к ионийскому миру, занимавшему острова и мало- азийские берега Эгейского моря. Алкмеониды за время сво- его изгнания завязали отношения в совершенно другой сто- 132
роне. Они сблизились с дельфийским оракулом, который дал им денежные средства для возвращения в Афины. Отказ от восточных, морских и ионийских связей и обращение к сухопутной политике,— это была целая программа в интере- сах сельского населения. Мы видим ее скоро на практике. Через несколько лет после реформы Клисфена, вероятно, еще под его руководительством, афиняне повели энергичную завоевательную политику по отношению к ближайшим сво- им соседям на острове Эвбее и посадили большое число кре- стьян-колонистов (клерухов) на землях, отнятых у рыцарст- ва города Халкиды. В таком колебании между движением на восток и разви- тием морских сил, с одной стороны, а с другой — увеличени- ем сухопутных владений и укреплением своего положения в средней Греции проходит в сущности вся внешняя история Афин в V в. Фемистокл решительно поворачивает на путь, намеченный Писистратидами. Клисфен в промежутке между ними является представителем другой внешней политики. Она опиралась на интересы и на силы главным образом кре- стьянства Аттики. И конституция Клисфена открывала зна- чительный простор самостоятельной жизни того же класса. Местное самоуправление. Усиление крестьянства видно также на другой важной его реформе — введении местного самоуправления. Клисфеновы филы были только политиче- скими единицами, с которыми сообразовывались выборы на должности. Но филы не составляли земских и администра- тивных округов. Самоуправление было дано более мелким единицам, на которые распадались в свою очередь триттии: это были демы (общины, коммуны). Демы Клисфена примыкают к старым поселкам. При введении автономии мелкие поселки были сложены по не- скольку вместе в немногие более крупные или присоединены к более крупным. Обратно, главный город и его предместья были разделены на несколько демов. Таким образом, Афины не получили особого цельного столичного управления: в Ат- тике не образовалось коммуны главного города, как в новых европейских государствах. Город Афины как бы остался гео- графическим понятием: на его территории лишь теснее ле- жало несколько демов, несколько самостоятельных общин. Это — важная черта: в клисфеновской конституции не было противоположения города и деревни. Деревенские, город- ские и приморские элементы были перемешаны. Фактически внегородские интересы были даже сильнее представлены. В следующем веке со времени греко-персидской войны образо- 133
вался перевес в пользу главного города и его гавани: интере- сы Афин и Пирея обособились. Но это обособление не имело опоры в конституции: оно было результатом одностороннего морского развития государства. Строение дема представляло известное подобие общин- ной организации. Ежегодно сменялся выборный староста, который заведовал кассой, собирал взносы и аренду с об- щинной земли, держал известный надзор за порядком окру- га, руководил собранием демотов и приводил в исполнение его приговоры; мирской сход проверял его правоспособность при вступлении на должность (докимасия) и снимал с него отчет при сдаче должности так же, как это делало общена- родное собрание при избрании и уходе в отставку главных должностных лиц. Свободные люди местного происхождения входили рань- ше в состав гражданства через посредство фратрий, старин- ных союзов, связанных культом. Члены аристократических родов составляли во фратрии привилегированную группу геннетов, особо тесной религиозной корпорации. Все это приходское устройство было оставлено без изменения, но оно потеряло значение для гражданского строя. Принятие в гражданство зависело теперь от дема. Граждане считались прежде всего членами того или другого дема. Они и их по- томки обозначились именем того дема, в котором их застала реформа. Демарх держал список граждан, а собрание дема решало тайным голосованием вопрос о принятии в свою сре- ду сыновей граждан, достигших совершеннолетия. Точно так же при чрезвычайной проверке гражданских прав собра- ние демотов могло выключить из списков тех, кого сочло бы неправильно вошедшими в состав гражданства. В деме не было никакого следа прежней иерархии прихо- да. Аристотель говорит по этому поводу, что кандидата на должность отныне спрашивали лишь о принадлежности к дему, для того чтобы новопринятые граждане не были вы- нуждены обнаруживать свое происхождение указанием сво- его отечества. Демы, вероятно, в большинстве случаев сво- боднее относились к допущению новых граждан, чем старые союзы. Поэтому реформа Клисфена могла повлечь за собой значительное расширение состава гражданства и увеличение его на счет метойков, т. е. «обывателей», которых привлека- ло торговое и индустриальное развитие Аттики. Совет Пятисот. Демы образовали главное деление нового расширенного гражданства. Но вместе с тем они составили основу нового общеполитического порядка. На них было по-
строено общее представительство страны. Желая дать народ- ной массе широкое участие в политической жизни, Клисфен ввел совет Пятисот, который должен был служить как бы постоянной комиссией народного собрания. Совет 500 обра- зовал главную правительственную коллегию: вместе с долж- ностными лицами он заведовал финансовыми и внешними делами: и в то же время он составлял совещательный орган, подготовлявший решения народного собрания. Вследствие этого он входил в состав народного собрания: члены прита- нии, очередной десятой доли Совета, сидели во главе народ- ного собрания и ее представитель ежедневно сменявшийся, Етпатахт| становился также председателем народного собра- ния. Совет 500 никогда не выступал в Афинах так ярко, как народное собрание с его шумными и драматическими дебата- ми; но он занимал центральное место в направлении госу- дарственных дел. Совет не обладал верховенством как парламент в конституционных государствах; но он прибли- жался к тому положению, которое занимает теперь предста- вительное учреждение там, где есть так называемый рефе- рендум, т. е. проверка парламентского решения общим на- родным голосованием. Ввиду этого крайне важен был способ его составлениям Выборы в совет 500 происходили по демам. Каждый дем ставил число депутатов, пропорциональное ко- личеству его населения. Совет был представительством само- стоятельных общин, на которые распадалось государство. В важных случаях собирался весь Совет в полном соста- ве. Но для заведования текущими делами он был разделен на очередные 10 сессий по 50 человек, которые сменяли друг друга в течение года. Отделения совета, притании, и соот- ветствующие им десять долей года были сообразованы с 10 новыми филами; очередное отделение Совета из 50 человек было всякий раз представительством одной из фил. Таким образом новые филы как бы сменяли друг друга в управле- нии государством. К новому делению граждан была приспособлена еще одна важная правительственная коллегия, десять стратегов, соответствовавших 10 новым филам. Стратеги были не толь- ко генералами ополчения. Так как на них лежала также фи- нансовая сторона снаряжения и ведения войны, они прини- мали ближайшее участие в бюджетном управлении. Устрой- ство совета 500 и его правильные смены должны были отразиться и на характере народного собрания. Оно переста- ло быть простой сходкой случайного и беспорядочного со- 135
става. Надо думать, что раз филы производили в своей среде выборы, они и в народном собрании выступали в качестве голосующих единиц, как римские центурии и трибы. Таким образом в народном собрании появилось распределение на группы, которое обеспечивало равномерное участие граждан и правильность решений. Общий характер реформы Клисфена. В Афинах в свое время хорошо понимали, что именно Клисфеново устройство создало демократию. Этот взгляд отразился и у Геродота, который непосредственно к характеристике конституции Клисфена присоединил свой знаменитый панегирик демок- ратическим Афинам и великой силе, заключающейся в иде- ях свободы и равенства. «Афиняне выросли и стали могучи, и обнаружилось ясно, что за великое дело равноправность и вольная речь %ртща cnrouSaTov... В подчинении у тиранов они плохо работали для общего дела. Достигнув свободы, они проявили огромную энергию, так как каждый мог с пол- ной силой отдаться своей цели». В самом деле, в конститу- ции Клисфена все данные направлены были к тому, чтобы привлечь массу граждан к деятельной роли; она развивала автономию мелких общин и строила на представительстве местных мирков общее управление; она старалась сделать это представительство возможно более равномерным, ввела частую смену и очередь отдельных групп или лиц, служив- ших представителями местных делений. В организации Клисфена, замечательной по своей строй- ности и продуманности, можно различить две группы уста- новлений. Устраивая демы, реформатор, без сомнения, при- мыкал к существовавшему издавна сельскому устройству. Он, может быть, видоизменил несколько границы этих мел- ких округов, но невозможно и думать, чтобы сами организа- ции были созданы заново: в этом отношении роль Клисфена заключалась в том, что он заметил жизненное старинное уч- реждение и сумел им воспользоваться. В других частях за- конодательства, в организации перемешанных по своему со- ставу фи л, в устроении пропорционального представительст- ва, во введении частых очередей и сменяющихся сессий, в симметричности численных отношений — во всех этих сторо- нах выступает новатор, и притом деятель рационалистиче- ского склада, замечательный политический изобретатель. Рационализм и изобретение выражаются не только в том, что он кладет в основу организации сложные, чисто матема- тические выкладки, но и в том, что он решается разорвать с традиционными «святыми» группировками, делениями и 136
именами, что он сдвигает старые мифы и заменяет их искус- ственными историческими терминами. В этом отражаются своеобразные черты начинающегося «философского» движе- ния и рационалистической критики в тогдашнем мире. Остракизм. С именем Клисфена связывают обыкновенно введение одного политического обычая в Афинах, который применялся несколько раз в течение V века, именно, остра- кизма. Из позднейшей практики мы знаем, что народ опра- шивался ежегодно в одном из весенних собраний относи- тельно того, должно ли в данном году состояться постанов- ление об изгнании, посредством тайной письменной подачи голосов, лица, подозреваемого в тиранических замыслах. Bi случае утвердительного ответа созывалось особое собрание для остракизации, т. е. для определенного голосования, на- правленного против того лица, которое будет указано в запи- сках (остраках); для того, чтобы собрание считалось закон- но состоявшимся, нужно было не менее 6000 голосов. Осуж- денный лишался на время только своих политических, но не гражданских прав и уходил в изгнание. Едва ли можно думать, что остракизм был учрежден осо- бым законом, что он был введен теоретически в конститу- цию. Вероятно, он вошел в обычай в силу ряда прецедентов, после того, как несколько раз собирали народ на сходку для удаления вождей побежденной партии. Можно предпола- гать, что в бурную эпоху борьбы тиранов с их противниками не раз прибегали к такой форме публичного осуждения: эти способы выражения народного голоса и были, может быть, главными проявлениями народного собрания в раннее вре- мя. С установлением представительной демократии обычаи могли применить, обратно, к вождям партии бывшего тира- на. По известию афинской летописи, в первый раз остракиз- мом изгнали как раз лицо из родства Писистратидов в 487 г. Обычай перешел в практику демократии, конечно, с новой мотивацией,—служить предохранению общины против ново- го возврата тирании. Но применить остракизм всякий раз могла только та пар- тия, которая имела перевес. Такая партия, стремясь к вла- сти, пользовалась остракизмом, чтобы разгромить оппози- цию, стоявшую против нее, и лишить ее вождя. Благодаря этому смысл остракизма как будто должен был измениться: обвинение в тиранических замыслах оставалось лишь выве- ской: в действительности дело шло о том, чтобы посредством такой исключительной меры в критические моменты боль- ших столкновений давать окончательное торжество той или 137
другой политике. В этом отношении афинские остракизмы сравнивали ср сменой министров в современной конституци- онной Европе. Это колебание мотивов вызвало в ученой литературе но- вого времени спор о значении остракизма. Может быть, все- го правильнее будет видеть в остракизме, применявшемся афинской демократией, наследие тирании. Он был и остался средством тирании: при его помощи вождь возобладавшей партии мог править без соперников, проводить без сопротив- ления свою политику. Такой характер имели: остракизм Аристида для торжества Фемистокла и его морской полити- ки, остракизм Фукидида (сына Мелесия) для Перикла. По- следний остракизм дал Периклу бесспорное руководительст- во на 13—15 лет, а его руководительство современники срав- нивали с тиранией Писистрата. Политическая лирика. Лишь в общих чертах можно было наметить социальные и политические условия VI в. Некоторые моменты культурного сознания этой эпохи дадут нам возможность несколько конкретнее представить себе со- временников Солона, Писистрата и Клисфена. В подвижной неспокойной внутренней жизни Афин VI в., как мы видели, известное место заняла политическая ли- рика. Этот вид субъективной поэзии — характерное явление века тирании и борьбы классов. Главное ее содержание — бури социальных столкновений. В то время, как Солон заяв- ляет о необходимости дать права народу, в стихах Феогнида мегарского слышится непримиримость аристократа: «го- род — все тот же город, но люди в нем стали совсем другие. Те, что раньше ничего не понимали в праве и законе, ходили в овчинах, и как дичь лесная, жили за городом, вот кто те- перь, дорогой друг, попал в благородные (ayaSoi). А преж- няя знать сброшена в грязь. Можно ли вынести это зрели- ще?» Аристократ и представитель старинного города (aaxoi — называет он своих единомышленников, людей благородно- го звания), поэт — в ужасе от наплыва деревенщины, кото- рую он по-старому зовет %a%oi (средневековое vilains): он возмущен поведением вождей, которые «развращают народ и склоняют приговоры в пользу неправды, ради своей коры- сти или чтобы захватить власть... Не долго продержится мир в городе, поднимутся мятежи и убийства: беда, если на- роду полюбится единоличный правитель». В лирике этого времени заметна еще одна черта. Поэт заявляет прежде всего о своем «я», о своих симпатиях, неу- дачах или успехах; он ставит в центр изображаемых собы- 138
тий или настроений свою душевную жизнь, свои требования. Он сознает, что его умственное дарование, его интеллекту- альное развитие образует великую силу в жизненной борьбе. Архилох, один из ранних лириков, говорит про себя: «вели- ким даром я владею — клеймить позором тех, кто зло мне причинил». Лирика проникнута резонерством. Она отражает морали- стические рассуждения и в этом отношении стоит рядом с наставлениями практической философии. Нравственные вопросы о том, что такое истинное добро и справедливость9 как согласовать добро и счастье, сильно занимают людей. Фокилид милетский пишет целый стихотворный кодекс пра- вил жизни и нравственных предписаний соответственно по- вышенным понятиям о правде, которые уже не сходятся с обычаем. Все это показывает, что жизнь сильно выбита из традиционных рамок, что унаследованное мировоззрение не удовлетворяет многих людей. Рационализм и критика традиций. Над элементами этого мировоззрения начинает работать критика. Приемы раннего критицизма крайне любопытны. В них видны настойчивость приемов и вместе с тем слабость техники мысли, неспособ- ность подняться над старым материалом. Критика направляется на содержание старинной религи- озной мысли, на сказания. Они более не удовлетворяю!’ нравственным понятиям умственной пытливости. Но так как другого материала нет, в мифах начинают отыскивать новый смысл, скрытое значение; их пытаются согласовать между собою, возвести в систему, устранить из них детали, режу- щие нравственное чувство. Под влиянием такого направле- ния в половине VI в. Стесихор старался переработать мифо- логические сюжеты для хоров. Стесихор, например, не мог примириться со сказанием о похищении Елены. Одно из них: или оставалось признать, что она была преступницей, но тогда в сказании заключена безнравственная идея, или же сказание в той форме, как оно передано, должно быть лож- но: и Стесихор дает сюжету другой оборот: очевидно, бот подарили похитителю Парису лишь обманчивый призрак, и Елена вовсе не последовала в Трою; но ее не было и дома, она прожила это время в Египте. Стесихор отрицал также чудеса превращения: богиня Артемида не могла превратить героя Актэона в оленя, как рассказывает миф: она бросила на Актэона оленью шкуру, а собаки, приняв его за зверя, растерзали его. В особенно резкое критическое отношение к старинным 139
сказаниям становятся так называемые логографы. Это на- звание собственно обозначало прозаиков. Логографы впер- вые появились в Ионии, где главным образом развился эпос: они были продолжателями эпоса. Уже составители эпоса об- наружили большой географический и исторический интерес: некоторые части эпоса прямо носят характер географиче- ских, мореходных и этнографических поучений: видимо, со- ставители поэм в своих переездах старательно собирали вся- кого рода местные сведения и сказания, интересовались странами, племенами и происшествиями в пределах доступ- ного им мира и старались вдвинуть эти собранные сведения в общую картину. Географико-исторический интерес получил еще большее преобладание у логографов. Они обращались, однако, уже к другой публике. Хотя эпические поэмы, как уже сказано, были с самого начала записаны, но распространение их со- вершалось, вероятно, главным образом устным путем. Рап- соды пели публично, иные в аристократической, другие в народной среде, на площади. Логографы писали в прозе, следовательно к декламации не предназначали своих произ- ведений; они могли рассчитывать на сравнительно неболь- шую избранную публику, так как немногие еще были знако- мы с грамотой и искусством письма. Появление этого вида литературы до известной степени образует начало разъеди- нения общества в умственном отношении на группу интелли- генции и народа. Здесь в этой новой, более тесной среде и сказывается собственно критическое отношение к традиции. Крупнейший представитель литературы логографов — Ге- катей из Милета около 500 г. Его произведение начиналось такими словами: «я записываю то, что мне представляется истиной; сказания же эллинов многочисленны, и как мне ка- жется, смешны». Каковы же были его приемы критики? Он, останавливается, напр., ьа известном рассказе о том, как Геракл по приказу Эврисфея сходил к Гадесу, повелите- лю мертвых, и принес оттуда адского пса, Кербера: Гекатею даже показывали на мысе Тенарон пещеру, через которую Геракл входил в подземный мир. В глазах Гекатея все это невозможность и сказка: он уже не мог поверить в существо- вание богов под землею; притом он сделал совершенно эмпи- рическое, трезвое замечание при наблюдении пещеры: она не особенно глубоко входит в гору. Какой же его вывод? Гекатей не отбрасывает всего рассказа, а перефразирует его и сводит на обыденные размеры. Он принимает содержание, но старается устранить, отбросить искажающую шелуху. Ге- 140
ракл — для него историческая фигура, Гекатей принимает и пещеру за подлинное место происшествия. В пещере, гово- рит он, жила ядовитая змея. Так как ее укушение вызывало смерть, т. е. приводило всякого неукоснительно в ад, а уку- шение также напоминает собак, змею прозвали адским псом Вот это опасное животное Геракл схватил живьем и принес к Эврисфею. Таково естественное событие, которое нелепая народная молва, введенная в заблуждение названием адско- го пса, обратила в смешную сказку. Подобным образом Ге- катей отрицал и другие рассказы Гомера и Гесиода, так как они казались ему и физически, и исторически невозможны- ми. Произведение Гекатея не представляло летописи, хроно- логического изложения всемирной истории, оно было гео- графическим обозрением, причем для каждой обозреваемой местности или города он старался установить традицию, происхождение, любопытные происшествия и достопримеча- тельности. Детали и факты у логографов группировались главным образом около того, что греки называли хтюец, т е. основания городов, и аирццат, т. е. изобретения. В по- следнюю группу отходили различные общие вопросы, кото- рые интересовали пробуждающуюся критическую и истори- ческую мысль. Как возникли технические инструменты, меры, вес и деньги, виды искусства, кто их изобретатели? Это были вопросы исторические и вместе с тем психологиче- ские: определяя мотивы изобретений, исследователи стара- лись выяснить смысл человеческих установлений и продук- тов человеческого творчества. Постановка обыкновенно крайне наивна, но интересен большой круг вопросов, подвергнутых обсуждению. Между ними, напр. поставлен был вопрос о происхождении челове- ческого языка и о том, какой язык древнейший, а отсюда и о том, какой народ древнейший на земле. Есть рассказ у Геродота, воспроизводящий с вариантом более старинный, вероятно, гекатеевский, из которого видно, как удовлетворя- лась пытливость в этом вопросе. Египтяне считали себя исс- тари древнейшим народом на земле. Но это убеждение было поколеблено после научного опыта, сделанного царем Псам- метихом. Царь велел взять несколько новорожденных детей и отдать их на воспитание женщинам, у которых предвари- тельно вырезали языки, чтобы они не могли сообщить детям речи. Дети росли до 2-х лет в совершенном уединении, не слыша голоса человеческого. Цель опыта состояла в том чтобы подметить первые звуки, которые они произнесут 141
Когда к ним вошли первый раз, дети стали протягивать руки, очевидно прося пищи, и кричать: бек, бек. Сам царь проверил это явление и велел расследовать по всем ему из- вестным странам, не имеет ли какой-либо народ в своем язы- ке похожего слова. При этом узнали, что у фригийцев есть слово что значит хлеб. Отсюда царь сделал заключе- ние, что язык фригийцев ближе всего к естественному, т. е. первобытному языку; а затем был получен и дальнейший вывод,— что фригийцы, находящиеся в обладании самого старинного языка, являются самым старинным народом на земле. Египетский Псамметих в этом рассказе, конечно, совер- шенно романическое лицо, весь опыт — фантазия греческого резонирующего рационалиста. На основании этой новеллы мы можем до известной степени представить себе беседы ин- теллигентных людей этого времени и те приемы просвети- тельства, которые были у них в ходу. В такой среде могли получить подготовку смелые рационалистические головы вроде афинского реформатора Клисфена. Вполне усвоив себе критическое отношение к мифам, с которыми было свя- зано почитание местных приходских святых, а также ста- ринные организации политических союзов, законодатель этой школы мог смотреть на политическое устройство, как на соединение более или менее искусно придуманных меха- нических приемов; мало того, свободный во взгляде на рели- гиозную символику, он мог в ней самой видеть одно из внеш- них средств для новой политической стройки, он мог сам в области этой символики применить изобретение; такой имен- но характер носит Клисфенова номенклатура новых 10 фи л.
Восстание ионийских греков против персидского гос- подства 498—494 гг. Неудачная экспедиция персов против Греции: гибель персидского флота у Афона 492, Ма- рафон 490. Борьба партий в Афинах. Архонство Фемисток- ла и начало его морской политики 493. Реакция и успехи Мильтиада 491-89. Остракизация противников Фемистокла 487—2. Реформа архонства и установление двух характер- ных форм афинской демократии, стратегии и демографии 487. Закон Фемистокла об устройстве афинского флота 483 Поход Ксеркса и образование оборонительной Федерации греков 481. Саламин 480. Битвы при Платеях в Беотии и мыс Микале в Малой Азии; освобождение Греции от персов 479. В начале V в. весь греческий мир так широко распрост- ранившийся по берегам Средиземного моря, испытал силь- нейший кризис: это было столкновение с огромной персид- ской державой и ее союзником на Западе, Карфагеном. В изучении этого кризиса нас могут занимать особенно два вопроса: во-первых, в условиях борьбы, сущность кото- 143
рой состоит в том, что слабая федерация совершенно авто- номных общин Греции выступает против большого организо- ванного государства; во-вторых, о последствиях борьбы для внутренних отношений в среде греков, т. е. более всего о возникновении афинской державы и окончательном разви- тии демократии в Афинах. Традиция о греко-персидской войне и се критика. Пря- мых современных свидетельств о ходе войны не сохрани- лось. Единственный дошедший до нас современник, который о ней говорит, Эсхил; передает в своей драме «Персы» лишь общее настроение момента нашествия и национального из- бавления; мы видим из его изображения только одно: на- сколько опасным греки считали противника. В последую- щую эпоху стала разрастаться традиция, которая все более преувеличивала культурное превосходство греков над азиа- тами и заслуги Афин в борьбе. Больше всего эта традиция выступает у афинских риторов в IV в.; оттуда она перешла в ученья и учебные изображения нового времени. В школь- ном классицизме стало общим местом восхваление героиче- ской борьбы горсти греков против варварских полчищ, вы- сланных Азией. В новейшей науке этот взгляд вызвал протест. Греческую традицию подвергли шаг за шагом резкой критике. Один из исследователей, Дельбрюк, отметил любопытную параллель между двумя патриотическими традициями, греков о пер- сидской войне и швейцарцев о войне с бургундцами Карла Смелого в XV в. Там и здесь демократические горные канто- ны, ополчения мужиков и мещан бились против рыцарства и наемных профессиональных солдат; там и здесь националь- ная гордость повела к преувеличению цифры врагов до неве- роятных размеров, между тем как в борьбе, насколько выяс- няется из критического анализа источников, было приблизи- тельно количественное равенство, и перевес одной стороны получился не от сверхъестественного геройства и необычной силы немногих, а от большого совершенства тактики и воо- ружения одной стороны, от естественных условий местно- сти, необычных для одного противника и привычных для другого. Первый и самый существенный вопрос в анализе тради- ции — это выяснение количества воюющих с той и другой стороны. Он связан и с вопросом общей статистики населе- ния Греции в то время, насколько о ней можно говорить. Лишь в том случае, если удалось бы в этом отношении при- обрести реальную основу, можно было бы, наконец, вы- 144
браться из области сказочного романа, в которую нас завела греческая традиция. Мнение исследователя, который более всего придает зна- чение статистической постановке вопроса, сводится к тому, что нам нечего пытаться найти какую-нибудь опору в циф- рах, приводимых Геродотом или другими старинными исто- риками; подсчитывать контингенты отдельных отрядов и проверять сумму, уменьшать ее настолько-то и т. д. — бес- плодная и произвольная работа. Необходимо решительно от- вергнуть цифры традиции. Число воинов Ксеркса, приведен- ное у Геродота, 1 700 000, стоит наравне с любым эпическим преувеличением Гомера. Такое войско не только не могло бы поместиться в Греции: в самом персидском государстве оно заняло бы при движении линию во всю длину от Геллеспон- та до Инда. Необходимо затем выяснить реальные условия, при которых могло совершаться передвижение и продоволь- ствование в то время, и, наконец, отыскать прочий исходный пункт для суждения о силах отдельных греческих кантонов; это дало бы возможность оценить и силы противника, кото- рые, принципиально говоря, должны были приблизительно равняться греческим. Некоторую опору мы имеем в цифрах афинского ополче- ния в начале пелопоннесской войны; они не велики, несмот- ря на то, что граждан весьма интенсивно притягивали к не- сению военной повинности и забирали очень немолодые воз- растные группы. В эпоху греко-персидской войны население было, вероятно, менее плотно и ополчение было еще мень- ше. Афины едва ли могли выставить более 5 000 гоплитов. Спарта, вероятно,— столько же (с распределением 2 000 на господ, спартиатов, и 3 000 на обывателей, периойков). Бо- лее мелкие общины, Коринф, Фивы и т. д. сравнительно с ними, могли выставить от 1 000 до 2 000 каадая. В соеди- ненном ополчении, которое сражалось в 479 г. при Платеях не могло быть больше 20 000 тяжеловооруженных. Если на каждого гоплита считать в среднем по одному военному слу- ге или оруженосцу, которые набирались из младших граж- дан, обывателей или рабов, и могли составлять частью отря- ды легковооруженных, получаются максимальные цифры: для Марафона (при 5 000 афинских гоплитов) 10 000 чело- век всего, при Платеях — 40 000. Едва ли намного больше были те армии персов, которые в 490 и в 480 гг. нападали на греков. Нигде не видно, чтобы в сражении персидские силы могли обойти и сдавить пози- ции греков. Не более 10 000 персов были перевезены на ко- 145
раблях и высажены при Марафоне в 490 г. Может быть, не более 25 000 воинов было в войске Ксеркса в 480 г., которое потом (479 г.) осталось под начальством Мардонпя (тради- ция считает 300 000, но почему-то видит в них только часть огромной армии, пришедшей в предыдущем году, тогда как Ксеркс, очевидно, оставил все сухопутное войско в Греции). При 25 000 персидских солдат можно допустить большее число слуг, оруженосцев, легковооруженных, обозных и т. д. чем у греков, приблизительно как в войске европейских крестоносцев 1096 г., двигавшихся обратно из Европы в Азию. Тогда мы получим общую цифру в 60, самое большее 70 000 человек персов всего. Эта масса могла произвести на греков в их тесной стране подавляющее впечатление. Но численного перевеса на стороне персов все-таки не было. В исходе борьбы поразительно не то, что одолело меньшинство, чего и не было в действительности, а то, что профессиональные солдаты, при централизации войны и уп- равления, были отражены сошедшимися из независимых мелких общин, почти несвязанными между собою ополчени- ями помещиков, крестьян и промышленников, оторванных от дела, необученных, до тех пор выходивших только на мелкие соседские стычки. Сведение традиционных цифр на более скромные вели- чины неизбежно связано с пересмотром других известий, от- носящихся к греко-персидской войне. Традиция распредели- ла очень неравномерно свет и тени. На одной стороне будто бы неумение, отсутствие плана, пассивность насильно приве- денных варварских народностей; на другой — одушевление, обдуманность, искусство. Благодаря такой характеристике закрывались своеобразно-интересные стороны организации большой персидской державы, а вместе с тем недостатки, которые представляло устройство греков. Для восстановле- ния истинного положения вещей 500-470 гг. важно всмот- реться в то изображение персидской державы, которое дает Геродот. Поддаваясь в рассказе о самой войне национально- му преувеличению, Геродот передает, однако, очень объек- тивно любопытные сведения о быте и строе персов, собран- ные им в качестве географа и путешественника, посетившего большую часть владений персов и близко видевшего их соо- ружения и богатства. Общий характер персидского государства. Персидское государство представляет интерес прежде всего как первая в истории великая держава. Его предшественники, Вавилон, Египет, и даже Ассирия, далеко не достигли его размеров и 146
пестроты состава. У персов, видимо, была распространена мысль о господстве над всем миром, как потом у римлян. В этом отношении интересны формулы политического созна- ния, выразившиеся в надписях. По одной — Агурамазда, верховный бог, делает персидского царя «господином над всей великой землей, над многими странами и языками, над горами и равнинами по ту и сю сторону моря, по ту и сю сторону пустыни». По другой — царь обязан выполнять за- дачу, поставленную ему Агурамаздой: «водворять право, наказывать неправду и ложь, награждать друзей, карать врагов и под покровом Агурамазды давать всем странам за- коны». Последнее выражение совпадает буквально со знаме- нитой фразой римского поэта времен Августа о мировой мис- сии римлян. Едва ли можно представлять борьбу греков с персами, как столкновение культуры и варварства. Персы были куль- турным народом. Их религия, насколько мы можем судить, составляла возвышенную систему идей. Их государственное устройство по своей сложности может быть сравниваемо с Византией, с халифатом Аббасидов. Персы воспользовались по большей части готовыми учреждениями и формами адми- нистрации Вавилона и Ассирии. Но тот расширенный вид, который придали персы этим формам, надолго останется ти- пом для больших держав на востоке, для новоперсидского государства Сассанидов или для арабского халифата: от эпо- хи Ахеменидов 540— 330 гг. идет податная система, основан- ная на кадастре земли, высшее финансовое управление, го- сударственная почта, система государственных дорог и орга- низация контроля. В провинциальной администрации особенно любопытны управляющие общегосударственными работами и сооружениями. Центральное управление было, по-видимому, весьма сложно устроено: оно состояло из нескольких приказов, ми- нистерств, с большим штатом чиновников. Важные решения вырабатывались в государственном свете под председатель- ством царя. Все производство носило письменный характер. Судебные решения заносились в протокол. Все, что проис- ходило при дворе, старательно записывалось; в сражении при царе состояли секретари, чтобы заносить в список «бла- годетелей», т. е. государственных пенсионеров,—имена сол- дат и начальников, которые отличились». В эти протоколы вписывались все решения царя; из отдельных актов состав- лялись дневники или летописи, которые хранились в сокро- вищницах трех столиц: Сузе, Экбатане, Вавилоне. Таким об- 147
разом всякое решение, всякий акт и прецедент можно было во всякое время документально проверить. Персидское государство соединило в себе области и на- родности, которые находились на очень различных ступенях экономического развития; впереди стояли такие очень насе- ленные высокоразвитые, индустриальные области, как Еги- пет и Вавилония; затем торговые города Финикии и Малой Азии, державшиеся обменом с отдаленными странами; далее области с преобладанием мелкого землевладения, крестьян- ства, какова была сама Персия, наконец, горные и степные области, слабо населенные племенами варварскими, боль- шею частью кочевыми, в Закавказье, в Туркестане, Восточ- ном Иране, Аравии. Монетная реформа и финансы персидского государства. Персы набросили на все эти разнородные части сеть одина- ковых высших административных органов, предоставляя внизу мелким единицам довольно значительную автоно- мию. В центральной организации самое замечательное место принадлежит монетной и податой системе, которую ввел Да- рий I. В сущности, на всем протяжении государства ранее ре- формы Дария монета чеканилась только в Малой Азии, в области греческих городов и тесно к ним примыкавшей Ли- дии. В большом кругу обмена, который охватывал Египет и Переднюю Азию, т. е. Сирию и Вавилонию, как мы видели, вовсе, не было монеты; для оценки товаров и для значитель- ных уплат применялись весовые куски драгоценного метал- ла, которые при обмене приходилось свешивать, они не име- ли государственного штемпеля. Ввиду этого монетная реформа Дария составляла куль- турно-политический шаг большой важности. Она состояла во введении государственной золотой валюты. Дарий отнял у подчиненных общин и князей право золотого чекана и об- ратил его в государственную регалию. Монета, которую он ввел, золотой дарейк с изображением царя на коленях, пус- кающего стрелу, была приспособлена к старой вавилонской весовой системе, усвоенной уже за более, чем 100 лет, ли- дийцами и греками; дарейк составлял 1/3000 таланта и по нынешней весовой цене золота приблизительно равнялся бы 11 рублям. В этой государственной монете принимались все уплаты в казну и производились все выдачи из казны. Вве- денная Дарием монета широко распространилась и проникла далеко за границы персидского государства, получив ход и в греческом мире Для хозяйственных отношений в пределах 148
персидской монархии очень характерно, что именно начали с государственного чекана золота, крупной драгоценной мо- неты: государственное учреждение проходило, так сказать, по верхам экономической жизни общества: весь ежедневный оборот совершался помимо этой государственной платежной единицы; всюду оставалась в ходу меновая торговля, всюду преобладали натуральные повинности, натуральные постав- ки. Только в тех случаях, когда производились крупные рас- четы, при окончательной ликвидации в купеческих отноше- ниях или при выдаче из казны содержания солдатам и чи- новникам, вступало государственное золото в качестве удобнейшей формы для перевоза барыша или для сбереже- ния. Монетная система Дария открыла возможность ввести правильную податную организацию, точно также первую в своем роде в таких размерах. Дарий положил для каждой из них 20 сатрапий, т. е. больших наместничеств, определен- ную годовую сумму в деньгах, которые должны были пла- титься с земли. Эта поземельная подать основывалась на ка- дастре, на оценке земли. Геродот передает размеры взносов по отдельным сатрапи- ям. Цифры эти не вполне удовлетворительны: Геродот счи- тает лишь те суммы, которые из областей шли прямо, в виде излишка, в царскую казну, и не указывает нам того, что в каждой провинции шло на содержание гарнизонов, штата управления и т. д., следовательно, его цифры гораздо ниже действительных взносов. Но все же они любэпытны. Больше всего платили населенные западные области: впереди всех стоит Вавилония со взносом 1 000 серебряных=100 золотых таланта (около 3 1/2 млн. рублей по современной стоимости золота), затем Египет с Киреной, вносившие 70 золотых та- лантов (около 2 млн.); следующее место занимали хотя и небольшие по размерам, но богатые береговые малоазийские области (греческие и ликийские общины, Лидия с Мизией), платившие 50 талантов. Гораздо меньше платили восточные и северные области. Вместе, со всех сатрапий, по Геродоту, получалось И 200 серебряных или 1 120 золотых талантов (около 36 млн. рублей). Это очень большая сумма, если при- нять во внимание, что мы вынуждены делать перевод на со- временную весовую стоимость золота, между тем как оно надставляло несравненно большую покупательскую цену в то время. Дарий не ограничился одними денежными повинностя- ми. Характер придворной жизни с постоянными кочевания- 149
ми целого царского поселка, система больших государствен- ных дорог, доставка провианта, оружия, скота, перевозоч- ных средств и т. д, для гарнизонов, для отдаленных пред- приятий — все это вызывало по необходимости большие на- туральные поставки. Случайно мы знаем в этом отношении некоторые данные. Каппадокия (в середине Малой Азии) ставила 1 500 лошадей, 2 000 мулов, 50 000 овец: Мидия приблизительно вдвое больше. Наконец, к доходам надо прибавить пошлины, дорожные сборы и различные поступ- ления с царских имений. Как значительна была финансовая сила государства, можно судить по огромным запасам в царских казнохрани- лищах. В войне с Александром последний царь, Дарий III, истратил крупные суммы и во время бегства своего на восток захватил из персидских сокровищниц много запасного золо- та. Тем не менее Александр нашел в Сузе почти 50 000 се- ребряных талантов (около 170 млн. руб), в Персеполе — 120000 (более 400 млн.). Любопытно во всяком случае срав- нить эти сбережения с теми запасами, которые были у грече- ских общин. В Афинах запасная касса в храме Афины при Перикле заключала всего б 000 талантов (20 млн.). Громадность запасов показывает вместе с тем, как срав- нительно мало тратилось на государственные цели. Геродот передает характерную черту о способе хранения богатств. Царь приказывает растоплять металл и заливать его в глиня- ные сосуды; когда сосуд наполнится, глиняную оболочку разбивают и снимают. Если царю нужны деньга, он велит отколоть от слитков, сколько требуется. Страбон рассказы- вает по старинным сведениям, что каждый из царей строил себе в замке особый дом и особую сокровищницу, в которой хранились отчеты о полученных им взносах. Золото и сереб- ро большею частью были переработаны в посуду, и лишь незначительная часть металла перечеканена в деньги: в виде вещей было удобнее и хранить драгоценности, удобнее было в них делать и подарки. Конечно, это — черты очень прими- тивные; их отсталость в сравнении с финансовой системой еще более оттеняет сложность и развитость последней. Эта система во всяком случае перевешивала государственные по- требности: она не соответствовала существующему обмену; государство накопляло невероятные запасы, которые лежа- ли мертвым капиталом. Обложение в персидском государстве. Для нас возника- ет вопрос о том, насколько население было обременено под- атями. К сожалению, нельзя сделать даже приблизительного 150
расчета в этом отношении. Эдуард Мейер выставил следую- щее вычисление. Земли, входящие в состав персидского го- сударства, в настоящее время заключают около 41—42 мил- лионов населения; в древности надо считать население ази- атских областей персидского государства, особенно Ирана, более значительным и общую цифру населения (с Египтом) предполагать до 50 млн. Из этого числа надо вычесть в раз- мере полумиллиона персов, господствующую народность, свободную от взносов. Если сумму взносов с 19 сатрапий (за выключением 20-й индийской), равную 53 млн. марок, раз- делить на 49 1/2 млн. населения, получится немного более 1 марки (50 к.) среднего денежного взноса на голову (т. е. прибавим от себя, вчетверо больше, 2 руб. на реального пла- тельщика, если считать в среднем двоих детей на семью). Уже этого много, если опять припомнить относительную ценность золота и серебра в то время. Но Эд. Мейер призна- ет, что его расчет не дает настоящего представления о всеоб- щем обременении, так как, во-первых, подать была положе- на на землю и большая часть городского населения, вероят- но, не участвовала в ее уплате; следовательно, знаменатель вышеприведенного вычисления, число плательщиков, при- шлось бы значительно уменьшить. Затем мы знаем, какой процент общего обложения составляли приведенные у Геро- дота доходы провинций. Дело в том, что геродотовские чис- ла показывают не общие суммы, которые платились провин- циями, а лишь то, что за вычетом местных трат на областное управление, на содержание войска, отправлялось в цент- ральную казну. Интересно сравнение с нынешней Персией, в которой подобный же «чистый» доход шаха составлял еще недавно около 1/7 суммы взносов, собираемой с населения. Чтобы судить о степени обременения, нужно еще присчитать натуральные поставки. Далее необходимо принять во внима- ние, что в автономных общинах западной части державы, в Иудее, в греческих городах, население должно было тра- титься и на местное управление. При этих условиях надо считать обложение весьма тяже- лым. В известных более бедных местностях, например, в Па- лестине, где нередко случались неурожай и засуха, населе- ние, вероятно, бывало в большом затруднении. В таких слу- чаях крестьянам приходилось отдавать в залог поля и виноградники, чтобы уплатить царскую подать, а при пол- ном разорении они даже продавали в рабство детей; в тех областях, где запас металлических денег был невелик, мел- кие землевладельцы попадали в руки ростовщиков. В этих 151
явлениях открывается оборотная сторона персидского уст- ройства: становятся понятны и постоянные восстания в раз- личных западных областях, особенно в Египте. Одно из та- ких восстаний, большой мятеж в Вавилоне, существенно по- могло грекам в 479 году; персы должны были увести войско из Греции, чтобы сосредоточить силы на Евфрате. В конце VI и начале V вв. при первом организаторе пер- сидского государства, Дарии I, эти слабые стороны строя не успели еще сказаться с той силой, как впоследствии. Военный строй персов. Персидское правительство в кон- це VI и начале V вв. развивает широкие завоевательные пла- ны. Если несомненно, что для их осуществления оно распо- лагало крупнейшими финансовыми средствами, то возника- ет другой вопрос: насколько подвижны были ее военные силы, а также в какой мере тяжела была военная повин- ность. Согласно традиционному изображению, подданные персидского царя шли в далекое предприятие против греков крайне неохотно, как рабы под гнетом чуждой им воли и плана. С другой стороны, под впечатлением живописного обозрения у Геродота пестрых национальных костюмов и во- оружений, великую армию 480 года представляли себе ка- ким-то международным сбродом. Однако, очень сомнитель- но, чтобы для трудной экспедиции на запад царю понадоби- лись разные эфиопы в шкурах, ливийцы с копьями из обожженного дерева и т. п. Может быть, Геродот здесь про- сто собрал вместе и вставил в общую картину различные свои этнографические наблюдения. Во всяком случае этих экзотических воинов не могло быть много в войске Ксеркса. Его массу составляли, конечно, не ополченцы и охотники из полукультурных народностей Кавказа, аравийской степи и т. п., а правильно вооруженные контингенты центральных и западных провинций; между ними большинство, без сомне- ния, образовали иранцы и среди них господствующая народ- ность — персы. Именно в таком виде, без включения живо- писных инородцев, сам Геродот изображает войско Мардо- ния в 479 г., а мы уже видели, что оно и составляло всю сухопутную армию Ксеркса; следовательно, есть еще основа- ние считать остальных литературной декорацией. Персы, несомненно, занимали особое место в военном строе: из них набиралось постоянное войско, которое состав- ляло гвардию, сопровождавшую царя, и гарнизоны, охра- нявшие целость провинций; в это войско более крупные зем- левладельцы ставили кавалерию, крестьяне — пехоту (10000 «бессмертных»). Помимо того, сыновья аристократических 152
семей отдавались иа воспитание к царскому двору, к Порте, как можно было бы перевести техническое выражение Ксе- нофонта (euTaigPaoiXecodupaig); иначе говоря, из молодых магнатов составлялась особая дружина. Будущие солдаты получали соответствующую выучку смолоду. Эти военные обычаи напоминают частью македонян в начале их завоева- тельной эпохи, частью арабов времени распространения ис- лама. В иранском населении, видимо, накопилось много воен- носпособных элементов, которые в течение нескольких деся- тилетий, от Кира до Ксеркса, искали выхода в завоеваниях и в военной колонизации. Мы знаем, что после взятия Вави- лона, среди покоренных и кругом новой столицы были посе- лены иранцы с наделом землею. Правдоподобно, что на та- ких же правах военных колонистов были устроены персы и другие иранцы в остальных областях, где они стояли гарни- зонами. Это можно заключить из описания смотров (греки употребляют для них техническое выражение ouXXoyoi), ко- торые производились самим царем или особыми ревизорами: иа смотры должны были являться все воины области, кроме тех, которые находились в крепостях, таким образом, надо представить себе, что воины были рассеяны в различных ме- стах провинции. Вознаграждение не ограничивалось наде- лом: отряды, расставленные по областям, получили также дополнительное содержание (тросрц), уплата которого лежа- ла на обязанности наместника. Часть войска была на жало- вании, и можно думать, что богатый царь очень хорошо пла- тил. Эти, к сожалению, разрозненные и не вполне явные чер- ты получают некоторое освещение при сравнении с более нам знакомыми системами устройства византийских страти- отов и арабских военных колонистов. Из истории арабских колоний мы знаем, что пограничные поселения господствую- щей народности служили исходными пунктами новых завое- ваний и давали для них военный материал. Может быть, под влиянием такого же движения с окраин совершались и пер- сидские завоевания, и к числу их надо отнести движение на Балканский полуостров. Впоследствии, после поражения ар- мии Ксеркса, персидские гарнизоны и военные поселенцы во Фракии в течение многих лет держались очень упорно про- тив греков; они бились, может быть, за свои наделы, лежа- щие в этом краю. В персидском войске греки должны были встретить сол- дат большею частью профессиональных, технически обучен- 153
ных, хорошо снабжаемых продовольствием: каков бы ни был политический строй персов, но воители господствующе- го народа вовсе не представляли пассивной массы, которую насильно двигала капризная воля. Их конница и стрелки оказались вооруженными хуже греческих пеших железных латников; но и это войско одерживало над греками победы, как напр., в 453 п в Египте, где была уничтожена афинская армия, помогавшая восстанию. Успехи персов до 480 г. Среди персидских завоеваний поход на европейских греков вовсе не был незначительной в глазах персов пограничной войной; .он не был также плохо обдуманной варварской затеей. Напротив, персидская де- ржава систематически продвигалась на запад. Значительная часть греческих общин, малоазиатские, островные и афри- канские (в Кирене), около 1/4 всей греческой территории, уже подчинились им. В руки персов перешла вся длинная береговая линия от Трапезунда в восточной части Черного моря и до залива Сирта в Африке, т. е. около 1/3 всего протяжения берегов Средиземного моря. Персидское госу- дарство стало также морской державой: в его распоряжении был финикийский флот и корабли малоазийских греков, что вместе составляло большую морскую силу. Персы успевали уже стать прочной ногой в Европе: они захватили угол Бал- канского полуострова между Черным и Эгейским морями, завладели золотыми приисками в Пангейской горе около ус- тья Стримрна, обратили Македонию в своего вассала и сто- яли почти у самых ворот на севере европейской Греции. Без сомнения, персы придавали большое значение поко- рению Греции. На это предприятие их выну ждала политиче- ская необходимость. Восстание ийонийских городов показа- ло им, что спокойное обладание малоазийскнм берегом не- возможно, пока подчиненные греки могут получать поддержку из Европы от независимых своих единомышлен- ников. Персы систематически шли к своей цели: в их наступа- тельной войне сменяются или комбинируются два опреде- ленных плана: движение сушею с севера, из собственных балканских владений с тем, чтобы последовательно пройти по.гарным долинам и кантонам Греции, и нападение прямо с моря посредине европейской Греции. Они два раза пробова- ли то и другое. В большом похбде Ксеркса оба плана были соединены вместе. Дипломатия персов носила также весьма определенный характер. При персидском дворе находилось много греческих эмигрантов, между ними в 90-х годах V в. 154
были спартанский царь Демарат и афинский тиран Гиппий, такие изгнанники сохраняли сношения с партиями своих сторонников на родине и могли рассчитывать на возвраще- ние при помощи персов. Персы имели возможность таким путем входить в соприкосновение с оппозицией в греческих общинах с различными группами недовольных. На стороне персов нередко, напр., в Фессалии, в Фивах, была аристок- ратия, которая искала в них поддержки против поднимаю- щихся народных слоев. И в столкновениях между общинами иногда одна сторона добивалась помощи против другой у персов: Клисфен обращался к их союзу против афинской аристократии и спартанцев. У персов, по-видимому, имелась даже определенная по- литическая программа для устроения Греции после завоева- ния. Едва ли они бы стали добиваться непосредственно гос- подства над этим отдаленным и бедным краем и прямой экс- плуатации его средств. Скорее они рассчитывали оставить греческим общинам собственное управление и поместить в них, как это было уже сделано в малоазийских городах, та- ранов в качестве своих доверенных людей с ответственно- стью перед персидским правительством; такими вассалами персов могли бы сделаться эмигранты или представители аристократии, составлявшие в самой Греции партию сторон- ников персидского царя. Фессалийский род Алевадов наде- ялся с помощью персов объединить под своею властью всю страну. Персы могли удержать привязанность своих васса- лов богатыми пенсиями, вроде той, которую получил потом Фемистокл, когда подвергся изгнанию и бежал к царю. Дипломатия персов достигла еще одного важного успеха. Они скомбинировали против греков союз с Карфагеном. Греческая нация была чрезвычайно раздроблена; иные коло- нии, например, италийские или Массалия в южной Галлии, отстояли так далеко от метрополии, что не могли принять участия в борьбе и даже мало были в ней заинтересованы. Только одно сравнительно крупное греческое государство, основанное в Сицилии сиракузским тараном Гелоном, и мог- ло помочь балканским грекам. Чтобы парализовать участие этой наиболее значительной общины колониальной Греции, персы направили против нее постоянного соперника сици- лийцев, Карфаген. Сиракузский тиран, занятый борьбой с карфагенянами, не мог оказать никакой помощи грекам. Греческий мир подвергался нападению с двух концов. Положение европейских греков в 480 г. и устройство оборонительного союза. Весьма слабыми казались, с другой 155
стороны, шансы греков. Между отдельными общинами и между классами внутри общин была крайняя разрозненность интересов: соседи, Спарта и Аргос, Афины и Эгина, беотий- ские города и Фивы, находились в резком конфликте, пра- вящая группа в иных городах стояла перед революцией и готова была искать поддержки у национального врага. Не было никакой общенациональной союзной организации. При наличности множества открытых и тайных сторонников пер- сов некоторые общины, Аргос, Фессалия, Фивы, остались в 480 г. нейтральными, не примкнули к союзу тех, кто решил сопротивляться и даже с приходом персов последние две об- ласти присоединились к врагу. Но и временный союз, обра- зовавшийся для ведения войны, был слабой и неопределен- ной федерацией. На его устройстве нам, однако, следует ос- тановиться, так как он представляет первую попытку широкой организации национального характера. По предложению Афин, но, вероятно, по вызову Спарты, осенью 481 г. сошлись уполномоченные делегаты от «честно мыслящих» общин в храме Посейдона на перешейке и обра- зовали «союз на присяге» против персов. Клятва состояла в том, что союзники обязались в случае счастливого оконча- ния собрать с изменников греческому делу десятину, т. е. взять добычу и принести в дар дельфийскому богу. По над- писи на священном подарке победителей в Дельфах число союзных общин было 31. Сначала решено было приостано- вить все внутренние споры и тяжбы между союзниками. За- тем поставлен был вопрос о верховном начальстве на войне. Решено было передать его спартанцам, как наиболее силь- ным по ополчению. Любопытна была при этом та историче- ская ссылка, которую выдвинули спартанские басилеи: они требовали себе главного начальства над всеми греками в ка- честве законных наследников Агамемнона, бывшего общим вождем под Троей. Афиняне заявили было притязание на главное начальство над флотом, но ввиду общего протеста, отступились. Союзники не определили размера повинно- стей, количества отрядов и кораблей, поставляемых в союз- ное войско и флот, и, по-видимому, ограничились только обещанием содействовать общему делу в меру сил. Однако, не все в деле снаряжения было предоставлено самостоятель- ному решению отдельных общин: союзники собрали на об- щие нужды известную сумму и заплатили ее спартанцам в качестве военного налога. Конгресс на Истме был только предварительным собра- нием. Он разошелся, как только собирались военные силы, 156
и больше о его деятельности в течение всей войны ничего не слышно. Составился другой, чисто военный совет стратегов, начальников отдельных континентов и флотилий, который установил план военных операций; затем образовались две особые организации, два совета стратегов, сухопутный и морской, которые вырабатывали уже самостоятельно свои решения. Несовершенство этих форм бросается в глаза. Но они от- ражали общий разлад интересов. Перед каждой крупной ор- ганизацией поднимался принципиальный спор, в котором обнаруживалась неохота спартанцев и других пелопоннесцев выступать со всей силой за пределами своего полуострова. На второй год войны в 479 г. афинянам удалось добиться присылки пелопоннесского ополчения в среднюю Грецию только ценой угрозы, что они заключат союз с персами. Позднейшая патриотическая традиция изображала общее одушевление и готовность на жертвы со стороны греков. Но Геродот, который еще довольно близко стоял к событиям, рассказывает другое. Настроение греков в 480 г. было весь- ма подавленное: «одни выразили полную покорность персам и рассчитывали, что им вреда не будет от варваров; другие, хотя и не сдались, но находились в большом страхе, во-пер- вых, потому, что по их мнению, у греков флот был меньше и корабли были хуже, во-вторых, потому что большинство отступалось от войны и с полной готовностью примыкало к азиатам. Коркирейцы, обещавшие крупную морскую по- мощь союзу, держали, однако, свои корабли: они были уве- рены, что греков постигнет катастрофа. Страх греков выра- зился между прочим в советах дельфийского оракула, нахо- дившего, что надо смириться перед неминуемой судьбой и подчиниться. А вот выражения мегарского поэта, в которых отражаются и сомнения относительно возможности борьбы, и вместе с тем партикуляризм разбитых по кантонам греков: «Феб, ты сам оградил этот город стенами, защити нас от персидского войска, чтобы мы опять могли справлять празд- нества в честь тебя: страх берет меня, когда я погляжу на неразумение и губительный раздор между эллинами: охрани же, милостивец, наш город». Каким образом Греция вышла из этого критического по- ложения? Как объяснить неожиданный на первый взгляд ис- ход столкновения? Условия победы греков. Греческое войско. Большое предприятие персов было задумано планомерно и велось весьма настойчиво. Но в известный момент персы должны 157
были его оборвать, будучи отвлечены большим восстанием в Вавилоне; грекам, таким образом, много помогли внутрен- ние усложнения в персидском государстве. Вместе с тем экс- педиция 480 года разбилась, благодаря целому ряду естест- венных условий Греции. Персы хотели пройти шаг за шагом всю страну и поддержать свою сухопутную армию флотом. Но то и другое движение было крайне затруднено. На суше мешали последовательно пересекающие дорогу барьеры гор, через которые можно было лишь медленно перебираться из одного кантона в другой: персы с трудом пробились через северные проходы (Фермопильская битва), но так и не ре- шились напасть на последнюю загородку, пересекающую пе- решеек. На море они встретились с бесконечно извилистой линией берегов, которая давала возможность греческим ко- раблям ускользать от их флота и вновь собираться для со- противления. Но, конечно, объяснение исхода борьбы лежит не только в самих естественных условиях Греции. Иранцы явились на чуждую им почву, и все чуждое сое- динилось против них: незнакомые внешние условия и вжив- шаяся в них своеобразная культура. Главною особенностью этой культуры была необыкновенно интенсивная жизнь са- мостоятельных мелких общин, состав которых в отдельности не превышал какого-нибудь одного или немногих десятков тысяч полноправных граждан. Каждый город мог выставить свое, хотя небольшое ополчение. Такое ополчение нельзя было увести на далекий поход, и при всякой затяжке кампа- нии отдельный отряд какой-нибудь общины мог легко от- стать и уйти домой. Но, сражаясь вблизи своей области или города, в знакомой и привычной местности, среди пересечен- ной страны, в ущельях, опираясь на скалистые склоны, эти гражданские ополчения отлично могли удерживаться. Грече- ские гоплиты, латники и копейщики, превосходили воору- жением иранские и месопотамские войска, которые состояли главным образом из стрелков и конницы. Этим превосходст- вом оружия надо было, однако, суметь и воспользоваться. Тяжелую фалангу греков было нетрудно обойти в открытом месте, и тогда она становилась беспомощной: персы поэтому искали по возможности равнин и старались выманить к ним греческие отряды. Главное искусство Мильтиада при Мара- фоне, а потом Павсания при Платеях состояло в том, что греческие вожди не дались на этот маневр персов и, напро- тив, применили тактику, единственно правильную при поль- зовании стеною железных неповоротливых воинов, и, вместе с тем, удивительно приспособленную к естественным усло- 158
ВИЯМ страны. Они открыли настоящий национальный способ ведения войны. В 490-м и потом в 480—479 гг. прием греков был один и тот же: они становились у тесного выхода, загораживая его фалангой и примыкая ее боками к высотам: в этом оборони- тельном положении они держались очень долго, пока поте- рявший терпение враг не бросался в нападение на них: тогда фаланга делала навстречу короткий разбег и стараясь сохра- нить замкнутые ряды, напирала всей силой своей стены на противника, разрезывала его массу и избивала в рукопаш- ной отдельных воинов; но и в эту решительную минуту она не должна была отважиться слишком далеко, чтобы не ос- таться с обнаженными боками в случае нового нападения врага. У лучших гоплитов Греции, спартанцев, было прави- ло «не бросаться в преследование разбитого врага, так как важнее сохранить строй, чем избить несколько бегущих». Поэтому сухопутные победы греков над персами не были особенно истребительны для последних: после поражения при Платеях большая часть войска «великого царя» ушла назад через северную Грецию и Фракию в Азию. В битвах греко-персидской войны ясно выступают два ус- ловия: искусное пользование особенностями поверхности родного края и тактическая выдержка ополченцев. Совер- шенство тактики в то же время отражает общественный по- рядок и общественное воспитание, сложившиеся в тесном кругу кантональной жизни. Принцип неразрывности фалан- ги считался настолько важным, что он вошел даже в клятву афинского гражданина: «не покину соседа по строю, с кото- рым мне вместе идти». Значение морской войны для греков. Но сухопутные ополчения греков, способные вести успешно оборонитель- ную войну, не могли бы подорвать в корне весь большой план персов. У врага оставалась еще возможность блокады берегов, внезапных высадок и оказания поддержки своей су- хопутной армии: при затяжке войны могло наступить исто- щение Греции, более чем наполовину зависевшей от ино- странного подвоза. Ввиду этого настоящим спасением Гре- ции были два морские поражения, нанесенные флоту персов: одно у берега средней Греции при Саламине, другое на противоположном берегу Эгейского моря при Микале. Эти победы дали возможность изолировать персов на мате- рике и отбить приведенное из Азии сухопутное войско. Успехи греков на море были главным образом заслугой Афин. Но Афины могли достигнуть их только вследствие 159
крупного военно-политического преобразования, которое произошло в ходе самой борьбы. Таким образом, когда нача- лось столкновение персидского государства с греками, одно- го важнейшего фактора сопротивления еще не было налицо: он сложился в самой борьбе. Афины в течение первого десятилетия V в. Ввиду этого особенно важное значение имеет та борьба партий в Афинах, которая приходится на двадцатилетие между реформой Клисфена и походом Ксеркса. Реформа, проведенная в Ат- тике незадолго до столкновения с персами, выдвинула на первое место средние классы населения, особенно мелких землевладельцев. Административное и политическое пере- устройство Аттики вызвало, по всей вероятности, и военное преобразование. Можно думать, что те группы населения, которые получили активное участие в местном самоуправле- нии и в политической жизни, были усиленно притянуты к военной службе. Люди, способные по своему имущественно- му положению приобрести полное металлическое вооруже- ние (олХа ларехоцеиоц как их называли впоследствии), вы- делились благодаря этому в особый социальный строй. Со- ставленное из них новое ополчение гоплитов показало свою силу в успешных войнах, особенно при завоевании Эвбеи. Оно, по-видимому, сознавало свое значение в преобразован- ном государстве. Алкмеониды, вероятно, старались закрепить свое влия- ние на основе господства этого общественного строя. Но они не удержались у власти. В Аттике было еще много сторонни- ков изгнанной династии Писистратидов. В 495 г. они даже провели представителя этого рода в архонты. Во время борь- бы Алкмеонидов и Писистратидов выступает новый деятель, Фемистокл, первый неродовитый человек между афинскими политиками. Известна та крупная финансовая’и военная реформа, по- средством которой он впоследствии в 80-х годах обратил Афины в морскую державу. Но надо думать, что планы это- го наиболее оригинального и смелого политика и организа- тора Афин возникли гораздо раньше, и можно заключить, что он старался провести их еще в 90-х годах. Такое предпо- ложение основано, во-первых, на том, что Фемистокл был архонтом в 493 году, за 2 года до Марафона; в это же время начинают строить новую гавань Пирей в глубокой бухте: со- оружения эти были необходимы для крупных военных ко- раблей, которые требовали также устройства доков и арсена- лов. С тем же моментом совпадает постановка знаменитой 160
политической трагедии Фриниха «Взятие Милета». Пьеса изображала только что совершившуюся в Азии печальную катастрофу ионийского восстания, которому афиняне оказа- ли слишком слабую поддержку; в трагедии заключался тя- желый упрек народу, и поэтому она вызвала такое волнение среди публики, что поэта присудили к большому штрафу за нарушение праздничного настроения и оскорбление бога. Драматург был, вероятно, своего рода союзником Фемисток- ла в пропаганде морской политики. Задача Фемистокла была очень трудна. Дело шло о крупной перемене внешней политики Афин и в связи с этим о новом распределении повинностей. Военная служба в гоп- литском ополчении составляла натуральную поставку со сто- роны граждан. Создание флота и морских сооружений пред- полагало образование бюджета, и, следовательно, ту или иную форму обложения. Реформа военной обороны, замыш- лявшаяся Фемистоклом, имела и политическую сторону, ко- торая могла с самого начала казаться опасной для классов, выдвинутых клисфеновской конституцией на первое место. Устройство большого флота неизбежно должно было пове- сти к усилению паралии, прибрежного портового населения, занятого в торговле и мореходстве, и выдвинут тот класс, который называли потом uaimxog о%Ход, корабельной чер- нью. По этому поводу с самого начала должна была закипеть сильная политическая борьба. В истории V века не было вопроса более жгучего, чем эта противоположность земле- владельческого и морского элементов. На первых порах Фемистокл потерпел неудачу. В год его архонства в Афины прибыл один из крупнейших магнатов Аттики, представитель фамилии, составившей себе во вто- рой половине VI в. княжеское положение вне пределов об- щины. Это был Мильтиад из рода Филаидов, владетель Херсонеса у Геллеспонта, бывший вассал персидского царя, служивший Дарию в его походе на скифов, но не поладив- ший в конце-концов с персами. Мильтиад явился с большой свитой, с наемным отрядом в 500 человек, со всеми приема- ми владетельной особы. Его поведение плохо мирилось с де- мократической обстановкой клисфеновских Афин Мильтиа- ду пришлось тотчас же защищаться против обвинения в ти- раннических замыслах, по всей вероятности к обвинению примкнул и Фемистокл, потому что появление лица с таким влиятельным положением грозило опрокинуть его политику Однако Мильтиад оправдался и, по-видимому, вызвал надежды тех классов, которые выставляли гоплитское опол- 6 Виппер, т 1 161
чение. В нем могли видеть лучшего вождя против ожидаемо- го нападения персов, превосходно знакомого с их бытом, тактикой и общими планами. Когда войско Датиса и Артаф- рена в 490 г. высадилось у Марафона, Мильтиад склонил мнение большинства в пользу выхода навстречу врагу вме- сто того, чтобы ожидать его за стенами Афин. Еще больше реакция против планов Фемистокла должна была сказаться под впечатлением самой Марафонской битвы, которая была торжеством строя гоплитов над персидскими стрелками из лука. Только последующие неудачные предприятия Мильти- ада на островах Эгейского моря повели его к падению и сно- ва выдвинули Фемистокла. В 80-х годах, в промежутке меж- ду двумя нашествиями персов, он проводит самые решитель- ные военные и политические реформы в Афинах. Борьба в 80-х годах V в. Десятилетие, следующее за Ма- рафонской битвой, отмечено ожесточенной борьбой партии в Афинах; это видно из ряда остракизмов, которые никогда не были так часты, как в этот промежуток. Остракизм, несом- ненно, теперь применяли в виде политического средства, при помощи которого направитель известной программы ус- транял своих противников. Один за другим подверглись из- гнанию сначала Писистратид Гиппарх, потом один из Алк- меонидов и близкий к тому же роду Ксанфипп, отец Перик- ла; наконец, несколько времени спустя, Аристид, деятель, также выдвинувший в союз с Алкмеонидами. Если присое- динить сюда падение Филаидов в лице Мильтиада, то ока- жется, что в короткий промежуток, разрушилось влияние трех крупнейших родов в Аттике, еще сохранявших свое значение от предшествующего периода господства аристок- ратии и правивших городом по очереди от 560 до 483 года. Весьма правдоподобно, что все эти остракизмы были направ- лены рукой Фемистокла, который расчищал себе дорогу для безусловного господства над общественным мнением и для проведения своих военных и политических планов. В течение того же десятилетия прошли и две решительные де- мократические реформы: вторая из них по времени, устрой- ство флота в 483/2 г. осталась и в позднейшей традиции, связанной с именем Фемистокла: о первой, преобразований архонства в 487 г. не сохранилось такого указания, но, веро- ятно, и она должна быть отнесена на счет инициативы Фе- мистокла ввиду общей связи с его программой. Реформа архонства и общее значение этого политиче- ского момента. Реформа архонства состояла в том, что отме- нили старый способ прямого выбора главных сановников и 162
ввели вместо него жребий, решавший избрание между мно- гими кандидатами. Иначе говоря, значение первой должно- сти в государстве было принижено: вместо опоеделенных влиятельных и доверенных лиц, которых выдвигала избира- тельная борьба, теперь в архонты должны были попадать случайные люди, архонство обращалось в простую деловую исполнительную обязанность без инициативы, без возмож- ности политического руководительства. Старые начальники, на которых еще отражался авторитет басилеев, уступили ме- сто коллективному правителю. Народ становится теперь не- посредственно правящим государем. Общий демократический смысл этой реформы совершен- но ясен. Но также легко понять, что она вводит лишь новый принцип государственной жизни, определяет лишь теорети- ческую сторону политики. Нам важно выяснить, однако, чем и как заменила демократия главнейший правительственный орган. Нельзя себе представить реального правления народ- ной массы в несколько тысяч. Как бы часто она ни собира- лась, состав ее всегда будет отличаться известной случайно- стью. Дебаты в таком многочисленном собрании могут ре- шать лишь очень общие вопросы: последовательная практическая политика не может быть направляема массовы- ми голосованиями. Большие собрания отражают превосход- ство настроения, общие желания и мнения, но политика за- ключается в действиях, а действия предполагают план, ини- циативу, с одной стороны, а с другой — возможность властно распоряжаться средствами государства. Поэтому народ необ- ходимо должен выдвинуть из своей среды доверенных пол- итиков-руководителей, или, иначе говоря, коллективный го- сударь должен иметь более или менее постоянных минист- ров. Как этот вопрос был разрешен в Афинах в эпоху, когда Аттика перестает быть небольшой кантональной общиной и переходит к широкой внешней политике, требующей приме нения более или менее крупных материальных средств? В этом отношении особенности афинского строя должны будут выступить ясно перед нами, если мы сравним крупней- шую греческую республику с римской. В Риме за все время республиканского правления оставался в силе тот порядок, который в Афинах отменили в 487 г., во главе дел стояли очередные, ежегодно сменявшиеся магистраты с законода- тельной инициативой, судебной и исполнительной властью, начальством над войском, правом распоряжаться финанса- ми. Нельзя не заметить, однако, что в Риме при постоянной (>♦ 163
смене и очереди должностных лиц были такие условия, ко- торые обеспечивали последовательность политики. Они за- ключались в господстве аристократии, продержавшейся до конца республики. Очередь переходила в кругу немногих крупных фамилий с выработавшимися традициями: между ними могло быть соперничество, но различные противопо- ложности более или менее сглаживались общими интересами в среде высшего общественного слоя, т. е. больших родов с зависимыми от них людьми. Эти общие интересы выража- лись в деятельности сенатской коллегии, стоявшей позади очередных магистратов и составлявшей настоящий прави- тельственный орган. Народные выборы и голосования пред- лагаемых магистратами проектов не могли давать общего на- правления политике или изменять ее главные задачи: они вели только к перестановкам в среде правящих фамилий: руководство оставалось за их сплоченной коллегией, кото- рая составлялась из пожизненных членов, обладала тради- ционной практикой и цепкими установившимися программа- ми. Вследствие этого в Риме не было смены у власти боль- ших политических партий, существование которых характеризует современные народоправные государства, ре- спубликанские и конституционные, и классический пример которых можно видеть в Англии XVIII и XIX вв. В Афинах начало похоже на Рим. Архонство в его старом виде с прямыми выборами определенных кандидатов отвеча- ло правлению аристократии. Аристократические роды, сое- диненные в городе, ревниво наблюдали между собою равен- ство, ежегодно замещали несколько главных должностей: может быть, стараясь держаться известной очереди. Частая смена архонтов не мешала последрвательности в ведении об- щинных дел, которая зависела от господства небольшого вы- сшего слоя. Дальнейший ход политического развития Афин совершенно отклоняется от типа, который мы изучаем на Риме. Аристократия, как класс, разрушилась в Афинах в течение VI в. Сначала развитие торговли и внешних сноше- ний разрознило интересы ее представителей: затем изгнания и эмиграция оторвали многих с твердой почвы. В стране об- разовались партии, и аристократические роды могли спасти положение свое только тем, что становились во главе этих партий В то время, как партии находили возможность груп- пироваться в народном собрании, в Афинах не было учреж- дения, в котором, как в римском сенате, представители вы- сших классов могли бы соединиться, составить противовес народной массе и взять в свои руки направление политики. 164
Некоторую возможность выступить в этой роли имел ста- рый совет на Ареопаге. Он составлялся из бывших архонтов, и члены его были пожизненны. На нем лежала функция вы- сшего уголовного суда, и это давало ему большой моральный авторитет. Он был поставлен независимо от народного со- брания, мог вступаться при нарушении закона, карать за та- кие нарушения и даже кассировать на этом основании поста- новления народного собрания, если признавал их противны- ми конституции. Ареопаг мог, по-видимому, вмешиваться и в финансовые дела. По Аристотелю в 480 году, во время нашествия Ксеркса, Ареопаг и был настоящим руководителем общины, которая будто бы совершенно потеряла самообладание; после этого он сохранил еще авторитет на 17 лет до реформы Эфиальта, уничтожившей его силу. Сведение Аристотеля безусловно преувеличено, и он опять поддался влиянию какого-нибудь реакционного публициста, расхвалившего старинное охрани- тельное учреждение: община не потерялась в 480 г. и руко- водил ею не совет сановитых стариков, а замечательный ор- ганизатор и демократический политик Фемистокл; Ареопаг не правил 17 лет после 480 г., а правили партии народного собрания и во главе партий их вожди. Но в известной мере указания Аристотеля правильно: Ареопаг за это время пы- тался выдвинуть свой авторитет. Однако вмешательство его могло носить только отрицательный, тормозящий характер, тем более, что оно проявлялось лишь в чрезвычайных фор- мах. Ареопаг не был собственно Верхней палатой, пересмат- ривавшей постановления народа; он мог устранять народные решения только судебным порядком, путем процесса, если удавалось показать их неправильность с точки зрения суще- ствующего общего закона. Текущие дела, администрация, внешняя политика проходили мимо Ареопага: он не имел при себе исполнительного органа. Даже совет 500, заключав- ший в себе представительство демов, не мог соперничать в этом отношении с общим собранием граждан, с экклесией. При постоянной очередной смене секций Совет вел подгото- вительную работу к народному собранию, но не мог сделать- ся самостоятельной правящей политической корпорацией; в нем не было места для влиятельной роли выдающихся лю- дей, так как они не могли бы найти там простора для посто- янной и продолжительной деятельности. Правление партий. Демагогия. Таким образом центр тя- жести всей настоящей общей политики в Афинах неизбежно переходил к экклесии. Вследствие этого вопрос о господстве 165
и смене политических систем становился в прямую зависи- мость от группировки интересов в среде массы народа. Такая группировка именно вела к образованию больших партий, которые старались овладеть голосованиями: партии выдви- гали вождей на место руководящих советников народа. В свою очередь для человека с политическими *дарованиями и склонностью ко власти открывалось наиболее подходящее положение в роли вождя партии, по греческому выраже- нию — демагога. Демагог — своеобразная политическая фигура в афин- ском демократическом строе: нигде демагогия не складыва- ется в такой определенный тип, а главное — нигде не являет- ся в такой мере правильно действующим, руководящим пра- вительственным элементом, как в Афинах. Правда, и в Риме влиятельному или должностному лицу приходилось высту- пать в качестве демагога, т. е. агитатора, народного оратора, но лишь по временам, при критических выборах или прове- дении крупного закона: с другой стороны, демагогия в Риме могла быть формой оппозиции или даже могла принимать революционный характер: такова была демагогия трибунов конца республики. В Афинах демагогия — правильный фак- тор текущей политической жизни: руководящий демагог — это хотя и не официальный, но главный министр самодер- жавного народа: от него исходит инициатива, программа политики, он дает главное направление работе политических органов. У демагога было основное условие для проведения последовательной политики: он мог долго и непрерывно удерживать свое положение: это зависело от прочности в ор- ганизации партии, от степени доверия, которое имел народ в массе к своему руководителю и к его программе. Когда пар- тия ослабевала, распадалась, или когда доверие к руководя- щему политику падало, он должен был уступить место дру- гому вождю, другому демагогу, опиравшемуся на другую партию и другую программу. Итак, в демократии рядом с сменяющимися чиновниками и правительственными коллегиями появляется политическая сила, более постоянная или, по крайней мере, сменяющаяся в более медленной очереди. В афинской демократии можно поэтому отметить как бы ряд замечательных министерств или демагогических правлений: Фемистокл был первым та- ким демагогом-правителем, полномочным министром афин- ского народа. Затем идут Аристид, Кимон, Эфиальт и Пе- рикл. Стратегия и ее соединение с демагогией. Но в новой ор- 166
тонизации демократического управления необходимо отме- тить еще одну важную черту. В течение первых 60 лет пол- ной последовательной демократии в Афинах демагогия пра- вильно комбинируется с самой важной должностью админи- стративно-военного характера — со стратегией. Демагог, начиная с Фемистокла и кончая Периклом, непременно стратег и притом главный стратег государства. Стратегия заняла совершенно особое положение среди других должностей. Остальные перешли на жребий и стали заполняться случайными, так сказать, безличными людьми, деятельность которых стиралась уже благодаря их частой смене. Военное начальство, связанное с командой во флоте и неизбежно с дипломатией, требовало особенных дарований, и чем сложнее становилась внешняя политика, тем более здесь нужны были специалисты. Стратегам предавались так- же важные финансовые полномочия: им приходилось заве- довать военным бюджетом. Поэтому стратегия осталась вы- борной должностью. Самые выборы стратегов приобрели особый всенародный характер. Между тем как раньше каж- дая фила выставляла стратега отдельно, теперь народ выби- рал из всех фил наиболее известных или выдающихся лю- дей. Затем в Афинах стали большею частью сосредоточивать военную власть в руках одного лица. Так было в 480 г., ког- да афиняне, вступив в общегреческий союз против персов, выбрали одного главного стратега с подчинением ему осталь- ных. С образованием большого морского союза, в котором афиняне получили руководящее положение, обыкновенно нужен был также один главный стратег для общей команды над союзным флотом: его другие коллеги составляли тогда сто штаб. В известных случаях народ давал верховному стратегу чрезвычайные полномочия и предоставлял свободу действовать независимо от общинных властей и от своих коллег, делал его на определенный срок неограниченным (aiTo/ратсор). Стратеги выделялись еще в том отношении от других должностей, что одно и то же лицо могло быть переизбирае- мо в течение многих лет: таким образом, наряду с демагога- ми, они представляли также постоянный политический фак- тор в государстве. Стратег, выходивший из прямых народ- ных выборов и предлагавший важные общие планы на усмотрение народного собрания, не мог остаться вне партии: больше того, для него важно было занимать руководящее партийное положение на собрании. Стратег необходимо дол- 167
жен был стремиться к демагогии. В свою очередь демагог, для того, чтобы держать в своих руках исполнение полити- ческих планов, должен был стремиться к должности, в кото- рой соединялись главные нити исполнительной власти. В пе- риод от 487 до 429 г., года смерти Перикла, демагогия и верховная стратегия почти неизменно соединяются в одном лице. Первый, кто соединил то и другое, опять был Феми- стокл. Он провел реформу, которая обратила Афины в мор- скую державу и выдвинула низшие классы, и он же высту- пил в критический момент национальной войны главным правителем дипломатии и начальником войска и флота; в этой роли ему пришлось испытать все качества новосоздан- ной силы государства. Реформа флота и начало афипского бюджета. Лишь че- рез 10 лет после первых попыток Фемистокл добился прове- дения своего плана. В конце 80-х годов получилось боль- шинство в его пользу под впечатлением, во-первых, новых успехов персов и несомненных приготовлений с их стороны к новому походу, выразившихся, между прочим, в прорытии Афинского перешейка, во-вторых, под влиянием неудачи Афин в столкновении со своим близким соседом и соперни- ком на море, Этной. Устройство крупного военного флота, на которое согла- сился народ в 483 году, можно рассматривать с финансовой и с социально-политической стороны. Оно потребовало сво- его рода финансовые реформы: с него начинается существо- вание афинского бюджета. В Аттике не было правильного обложения. Не было и правильных государственных расхо- дов на войско и корабли. 'Суда для защиты берегов стави- лись управлениями местных округов и на средства местных касс. Как раз ко времени управления Фемистокла народ получил в свое распоряжение большой чрезвычайный доход, который давала аренда новооткрытых государственных се- ребряных рудников в Аттике. По старинному типу распреде- ления добычи эту сумму предстояло сообща «проесть», т. е. распределить между гражданами и притом, в виду превра- щения Афин в демократию, в среде массы граждан, тогда как столетием раньше ее разделили бы между собою правя- щие роды. Фемистокл предложил народу отказаться от этой раздачи и отнести сумму чрезвычайного дохода на построй- ку нового флота. Этим он, правда, не вводил еще обложения граждан; но он покрывал новый расход отнятием у граждан государственного вознаграждения. Помимо общего взноса в такой форме, необходимо было, однако, обращение также к 168
частным взносам. На обязанности отдельных богатых граж- дан осталось снаряжение кораблей. Это была одна из так называемых «общественных повинностей», литургий (XciToopyia) наряду с обязательством вознаграждать празд- ничные хоры и устраивать в известные дни публичные обе- ды в своей филе. Литургия - также остаток старинной ари- стократической эпохи, удержанный в демократии и превра- тившийся как бы в прогрессивный налог. Реформа имела важные военные и политические послед- ствия. Она приблизительно удвоила военную силу Афин. К ополчению гоплитов прибавился большой состав корабель- ного экипажа, гребцов и военных моряков. На 180 афинских кораблях, сражавшихся при Саламине, их насчитывали до 27.000. Так как их экипировка стоила очень немного, они могли быть набираемы из низшего класса, так называемых фетов, с добавлением метойков («обывателей») и более вер- ных рабов. Эта новая военная сила перешла, благодаря воз- никновению особого бюджета, на иное положение сравни- тельно с гоплитским ополчением; община стала им платить жалованье. Вместе с тем масса притянутых вновь к службе получила и политическое значение, которого не могла рань- ше иметь. Возвышение новых классов и ослабление деревенской Аттики. Благодаря реформе Фемистокла рядом со старыми классами преимущественно сельского населения, которых выдвинула конституция Клисфера, поднялись новые, вырос- шие около моря и в морских сношениях. Сама война 480 г. повела к новой перестановке отношений в пользу второй и к урону первой из этих групп. При наступлении персов жите- ли Аттики и Афин, по плану Фемистокла, покинули землю и недвижимость, увезли свои семьи и то, что можно было захватить, на соседние острова, а способные к бою сели на корабли. Аттика была отдана на полное разграбление врагу. Это было большой потерей для землевладельцев, связан- ной с очень тяжелым передвижением для них. Насколько такое передвижение разрушало веками установившиеся обы- чаи, можно судить из картины, набросанной Фукидидом и относящейся к подобному же уходу с земли сельского насе- ления Аттики в начале пелопоннесской войны. Из деревень увозят семьи, нужную утварь, сдирают с домов деревянную обшивку, мелкий скот и вьючных животных отсылают на острова.«Но переселение (avaaTaaig),—говорит Фукидид,- очень тяжело отозвалось на афинянах, так как они по боль- шей части привыкли жить в деревне. В этом отношении афи- 169
няне с древнейших времен особенно выделялись перед всеми другими»- Фукидид излагает затем кратко странную исто- рию Аттики, чтобы показать, что местная жизнь была край- не развита в стране и что «синойкизм царя Фесея», т. е. сосредоточение местных властей и представителей в главной общине, далеко не ослабил этой местной жизни и не оторвал людей от земли. «Афиняне усвоили себе прочно самостоя- тельный сельский быт (%ататт|Ухсорауаитоиоц(р); несмотря на политическое объединение, все-таки и в старину, и в бо- лее позднее время большинство по привычке жило всем до- мом вне города; передвижение вызвало в них поэтому край- нее раздражение: покидая дома и святыни, которые в силу старинного строя казались точно родовыми их владениями, меняя весь свой обиход, они как будто утрачивали свою ро- дину (koXiv tt|v аитои)». Эта характеристика Фукидида очень важна. Она показы- вает, в какой мере деревенской страной была Аттика исста- ри, и тем более оттеняет факт огромного переворота, подготовленного реформой Фемистокла и завершенного об- стоятельствами войны с персами. Сельское население, раз- оренное, сбитое с мест, не скоро могло потом оправиться. Напротив, те классы, которые не были связаны с землей, остались после морских побед, после укрепления главного города и соединения его стенами с укрепленной гаванью, господами положения. Политика Фемистокла превосходно оправдалась исходом борьбы. Еще только в одном отношении он дополнил прове- денную организацию. В Аттике до войны не было значитель- ных укреплений, и афинянам пришлось бежать от нашест- вия. Община обратилась на время в плавучую колонию. Фе- мистокл имел в виду теперь сохранить за нею опору на материке. Поэтому поспешно была двинута постройка афин- ских степ: они должны были превратить главный город в сильную крепость. Еще больше значения придавал Феми- стокл укреплению новой военной гавани Пирея. Этот порт представляет вообще тип нового города с широкими прямы- ми улицами, выведенными по плану, вместо скученной и не- правильной стройки старинных городов. Здесь билась иная жизнь, чем в традиционном центре, здесь господствовали те более бойкие приморские элементы, на которые опирался Фемистокл в своей политике. Фукидид в своей характери- стике, полной преклонения перед создателем морского могу- щества Афин, говорит, что Фемистокл считал Пирей гораздо более важным, чем «верхний город» (т. е. Афины). Он по- 170
стоянно повторял народу, что вся его сила теперь в морское положении. В случае нового нападения персов и поражение на суше, по его мнению, достаточно будет оставить за стена- ми небольшой гарнизон из наиболее слабых военных элемен - тов. Лучшие силы народа должны из Афин перейти в Пирей и здесь с кораблей дать решительный отпор врагу. Фукидид говорит также, что Фемистокл ясно указал афинянам и> крупную внешнюю задачу: «обратившись в моряков, вь приобрели важнейшее средство для основания своей держа - вы (eig то %тт|<уасгоа1 Suvapiv)». Результат этот быстро наступил. Около афинской мор- ской силы составился большой союз островных и малоазий- ских греков, которые воспользовались катастрофой персов, чтобы оторваться от них.
7. Образование афинской морской державы и торжество демократии в Афинах Г-Ц—Д-11- Ц—IT TL—ДГ1Г- П-^Д,,Д Захват греками Геллеспонта. Образование делийско- афинского союза в 477 г. Остракизм Фемистокла и возвышение консервативной партии в Афинах около 473 г. Победа над персами при Эвримедонте 468 г., союз начинает обращаться в морскую державу Афин. Восстание гелотов в Спарте 464 г. Падение консервативной партии в Афинах, из- гнание Кимона; решительные демократические реформы: ог- раничения Ареопага, начало системы государственного со- держания гражданства 462— 457 гг. Завоевательная полити- ка афинской радикальной партии с 460 г. Катастрофа афинян в Египте 454 г. Продолжение национальной войны и ее следствия. Борьба с азиатской державой имела важные политические последствия для большей части греческих общин. Под влиянием угрожающего нападения персов образова- лась афинская морская сила, и Афины выдвинулись из ряда греческих кантонов средней величины и значения. В отраже- нии персов Афинам принадлежало первое место. С тою же 172
стремительностью и энергией афиняне бросились в политику дальнейших приобретений на счет врага, которого толькс что выбрали из средины Греции: афинские деятели настой- чиво и последовательно проводили крупную политику, на путь которой община вступила в 483 г. Вслед за истреблени- ем персидского флота (на малоазийском берегу при мысе Микале против о. Самоса) союзники, и впереди других афи- няне, направились в Геллеспонт, чтобы отвоевать проливы между Азией и Европой и отрезать персам переход на Бал- канский полуостров; но также ясно была видна и другая цель — захватить дорогу в Понт, важную для подвоза хлеба в Аттику, и другие населенные общины средней Греции. Персы, однако, еще крепко сидели на северном берегу Эгейского моря, во Фракии. Усилия афинян, чтобы выбить их, сосредоточились особенно около устьев Стримона. Этот край был важен по своим рудникам, золотым и серебряным (в Пангейской горе) и по своему богатству строевым лесом. Афиняне изгнали отсюда персов и основали в Эйоне коло- нию (клерухию). Этим была положена основа важным для афинской державы владениям во Фракии. Но еще несрав- ненно важнее для Афин было образование под их главенст- вом так называемой делийской симмахип, самого крупного по размерам, количеству населения и финансовым средствам соединения, какое только было за все время существования греческих республик. В 480-478 гг. начальство над союзными греческими сила- ми всюду принадлежало спартанским предводителям. Впер- вые заявили протест против спартанского командования ост- ровные греки и ионийцы, приставшие к европейским после победы при Микале. Они обратились зимой 478/7 гг. к афинянам, как ближайшим единоплеменникам, просили у них защиты против произвола спартанского начальника (ба- силея Павсания) и выразили желание стать под их военное начальство. Натиск азиатской экспедиции 480—79 гг. разбил- ся в Греции, несмотря на раздробленность небольших грече- ских общин. Но необходимость защиты, а затем, после пер- вых успехов, желание добиться полного освобождения от персидского господства вызвали греков на устройство круп- ной союзной организации. Временное сосредоточение сил против национального врага превратилось в большую союз- ную державу, составленную из множества мелких общин. 11ациональная борьба заставила таким образом массу греков выйти из условий узкого кантонального быта. Образование делийского союза. Его финансы, террито- 173
рия и положение. В мотивах обращения к афинянам остров- ных и малоазийских греков была выражена первоначальная цель союза (оирца%1а): продолжать войну с персами и со- ставить для этого федерацию на Началах равноправности входящих в нее членов. Все общины, образующие вместе союз, сохраняют автономию (auxovopoi); все они имеют че- рез делегатов голос в синоде, т. е. союзном собрании (%oivr| зиуоЗод), которое должно сходиться на острове Делосе. Каждая образуется доставлением средств для военных дей- ствий. Эти черты воспроизводят формы более старых союзов: пелопоннесского под руководством Спарты и чрезвычайного общегреческого, составившегося в 481 г. против персов. Но в новом союзе была одна особенность, которая сразу выде- лила его от прежних организаций. Война велась в крупном стиле на море и требовала больших сооружений. Было бы крайне невыгодно распределить поставку кораблей натурой по небольшим общинам союза и потом собирать по мелочам разношерстную эскадру. Вследствие этого на синоде было решено, чтобы лишь крупные островные общины Эгейского моря Лесбос, Хиос, Самос, Наксос и Фасос, владевшие уже флотами, ставили, наравне с Афинами, свои корабли в союз- ную эскадру. Остальные, более мелкие или менее сильные на море общины, должны были платить соответствующий их средствам взнос и предоставить постройку и снаряжение ко- раблей на счет этих денег афинянам. Годовая сумма общего сбора определилась в размере 460 талантов (1.080.000 руб- лей): она, вероятно, соответствовала расходу на 100 триер, больших военных кораблей. Сумма эта была распределена между платящими общинами; при чем установить размеры отдельных взносов было предоставлено афинским вождям. Начальник афинского флота, Аристид, совершил объезд и на основании оценки дохода в отдельных общинах опреде- лил взнос каждой. Таким образом на первый план в устройстве союза вы- двинулась финансовая организация, между тем как она от- сутствовала в союзах предшествующей эпохи. Основывая делийскую федерацию, афиняне и их союзники вступили на почву денежно-хозяйственной организации государства. Впрочем, для большей части союзников уплата правильного налога не была новым явлением: они взносили его в качестве подданных персидского царя, располагавшего, как мы виде- ли, огромным бюджетом. Ввиду этого интересно сравнить взносы, шедшие в распоряжение Афин, или иначе стоимость 174
союза, обращенного против персов, с тем обложением, кото- рое несли те же общины, когда находились во власти персов. Эд. Мейер сопоставляет цифру 460 талантов, определившу- юся в 477 г., с тою суммой, которую персы собирали до 480 г. со своей первой (по счету) сатрапии, так как эта сатрапия заключала в себе приблизительно равную по размерам и почти ту же территорию, что и союз. Сатрапия давала 400 вавилонских талантов (1.200.000 р.), т. е. немного более, чем стали платить общины в союз; следовательно, государст- венный федеральный налог автономных общин в пользу со- юза был немного лишь легче, чем их же податной в персид- ской монархии. Союз охватывал почти все Эгейское море. Только Крит и немногие острова на юге и близ Пелопоннеса не входили в его состав. На западе к союзу принадлежала большая часть доступного берега, Аттика и Эвбея, на севере значительно большая часть берега со всей его извилистой линией в Хал- кидике до Геллеспонта, а дальше с небольшими перерывами до Босфора, на востоке вся линия берега от Босфора до за- гиба линии малоазийского полуострова на юге, наконец все, что лежало внутри этого круга: на территории союза насчи- тывалось до 200 городов. Далее было важно то, что союз вполне располагал двумя выходами из Эгейского моря: юго- восточным, между Критом и Малой Азией, который вел к Кипру, Сирии и Египту, и северо-восточным, выходившим через пролив к Понту (Черному морю). В проливах и лежа- щей между ними Пропонтиде (Мраморном море) оба берега, и азиатский, и европейский, почти на всем протяжении от Эгейского до Черного моря находились во владении союза: иначе говоря, ему принадлежал весь путь, по которому на- правлялся ввоз хлеба в Грецию и которым обратно шел гре- ческий экспорт в черноморские страны. Таким образом вла- дения, входившие в состав союза, образовали замкнутую в себе, компактную и очень выгодно поставленную морскую державу. Размером территории, количеством населения и ресурсами она превосходила остальную Грецию. Вместе с тем полоса малоазийского берега, отошедшая к союзу, заго- раживала персидскому государству доступ к греческому морю. Обращение союза в Афинскую державу. С самого нача- ла афиняне располагали в союзе значительным перевесом сил. Синод делегатов не мог обеспечить равенства членов союза. Для того, чтобы оказывать правильное воздействие на внешнюю политику, собрание было слишком многочис- 175
денно и пестро: сами союзники жаловались потом на затруд- нения, которые создавало большое число голосующих. Толь- ко немногие более крупные общины были достаточно авто- ритетны, чтобы возражать афинянам на синоде: но они ни- чего не могли сделать одни, так как мелкие общины, большею частью завися от Афин в своем торговом положе- нии, подавали свои голоса за главный город. Собрание име- ло больше номинальное значение: с пятидесятых годов V века о нем ничего не слышно. Силами союза заправляли афинские выборные начальни- ки; в то время как военными действиями руководили страте- ги, во главе финансового управления, заведуя сбором взно- сов и их расходованием, стояла коллегия «казначеев грече- ского дела», ежегодно избираемая в Афинах. Дальнейшие события все более увеличивали перевес афи- нян. Война с персидским царем продолжалась: Ксеркс со- брал в Малой Азии новое войско и особенно усиленно занял- ся подготовкой большого флота: персы еще держались в се- верной части Балканского полуострова. Лишь в 468 г. в большой двойной битве при Эвримедонте, у берегов Ликин, Кимону удалось разгромить армаду царя и этим надолго ос- вободить Эгейское море от всяких покушений персов: после этого их вытеснили также из Фракии. Успехи эти были одержаны почти исключительно усилиями афинян: союзни- ки доставляли только средства, все тягости войны несла главная община: ее моряки и солдаты приобрели навык и искусство, в то время как другие члены союза совершенно были отстранены от военного дела, притом афиняне совер- шили ряд завоеваний уже не для союза, а для себя: в целом ряде пунктов они сажали своих колонистов (клерухов). Впервые обнаружилась эта возросшая сила Афин по воп- росу о том, свободна или принудительна принадлежность от- дельных общин к союзу. Во время приготовлений персид- ского царя к новой экспедиции от Федерации отложился бо- гатый остров Наксос, может быть, в надежде на помощь персов. Афиняне тотчас приняли энергичные меры, осадили главный город острова, принудили его к сдаче и заставили общину отказаться от автономии* внешним выражением этой потери был переход Наксоса с поставки кораблей на уплачу дани. Еще резче поступили афиняне с общиной о. Фасоса, своего соперника по эксплуатации металлических рудников Фракии. Фасос небольшой сравнительно остров, разбогател благодаря разработке собственных залежей, но кроме того, основная община заняла рудники и на противоположном бе- 176
регу материка. Интересы Фасоса были сильно затронуты, когда афиняне повели завоевания около устья Стримона и направили сюда своих клерухов. Фасос решился восстать в расчете на постороннюю помощь (Спарты). Расправа афи- нян была суровая, они потребовали разрушения городских стен, выдачи военных кораблей, уплаты военной контрибу- ции, перехода фасийцев на ежегодную дань, и, наконец, ус- тупки материковых владений Фасоса вместе с их золотыми рудниками. Эти экзекуции достаточно освещают характер союза. О решении союзного собрания по отношению к восставшим ни- чего не слышно. Афины действовали в обоих случаях совер- шенно самостоятельно, в полном сознании своего исключи- тельного авторитета, не справляясь с мнением других союз- ников. Но и помимо такого чрезвычайного вмешательства, афи- няне имели возможность входить во внутреннюю жизнь со- юзных общин и подчинять их своему влиянию. Во всех со- юзных общинах, где была демократическая партия, она есте- ственно искала опоры у сторонников и руководителей демократии афинской, афиняне везде в свою очередь помо- гали демократическим революциям и установлению демок- ратических конституций: везде в союзных общинах аристок- ратические группы были их воагамп и держали сторону внешних противников союза и Афин. Но эти взаимные де- мократические связи неизбежно вели к тому, что Афины вмешивались во внутреннюю жизнь автономных общин союза. Особенно резкий случай такого рода представляет введе- ние Афинами конституционных реформ в городе Эрифры (на малоазийском берегу). Афинское народное собрание осо- бым решением определило, что в этом городе члены совета должны быть избираемы жребием, и указало их количество, затем ввело афинский способ проверки (докимасию) при из- брании и установило текст присяги для эрифрейцев, в этой присяге заключалось обещание верности Афинам и союзу По этого мало. Так как перед этим в Эрифрахе происходи- ли, вероятно, большие волнения и пришлось прислать афин- ский оккупационный отряд, то выборы в союзном городе были поставлены под надзор коменданта, присланного от Афин гарнизона. Этот афинский офицер получил полномо- чие и впредь ежегодно вместе с советом, уходившим в от- ставку, производить выборы нового состава совета, и, следо- вательно, мог оказывать сильнейшее давление на управление
общины. Кроме того, из Афин присылались в союзные об- щины и гражданские чиновники, так называемые епископы. Подчинению союзных общин всего более содействовало развитие судебного авторитета главного города. Все процес- сы, касавшиеся союзного строя, разбирались афинским на- родным судом: измена союзу, отпадение от него, сношения с врагами, нарушение союзнических обязанностей, всякие столкновения и споры между Афинами и союзными община- ми, всякие жалобы и споры по уплате союзных взносов. Во всех этих случаях суд был односторонний, исключительно направляемый господствующим городом. Но этого мало, Афины старались в подчиненных городах забрать внутрен- ний суд: все процессы по более тяжким проступкам, за кото- рые грозила смерть или изгнание и лишение гражданских прав, должны были идти в Афины на разбирательство на- родного суда. Разумеется, это перенесение суда более всего вело к подчинению союзных общин руководящему городу. И афиняне с полным авторитетом стали распоряжаться средствами союза в качестве прямых своих доходов и при- надлежащих им повинностей. Они требовали вспомогатель- ных отрядов у союзников в различных предприятиях, кото- рые не касались союза и стояли вне его сферы, при столкно- вениях уже не с персами, а с другими греческими общинами, напр., со Спартою. Значительная часть экипажа афинского флота набиралась потом из населения союзных городов. Но особенно важно было то, что афиняне взяли в свои руки со- юзную казну. Внешним образом торжество афинского авто- ритета выразилось в том, что в 454 г. касса была перенесена из Делоса, религиозного центра союза, в Афины и помещена вместе с афинской государственной казной в храме богини- покровительницы города. Это перенесение как бы оконча- тельно закрепило превращение первоначальной ц 'Avrqvatcov ао|ица%1а в позднейшую ц ар%т| ц Aurjvaicov; Афины из ру- ководящей общины союза обратились в столицу большой подчиненной державы. Эта первая большая держава Греции не была федерацией в настоящем смысле, при равноправно- сти членов и с большою ролью представительства союзных общин: она была господством одного города на основе неко- торых союзных задач и некоторых общих интересов. Нельзя однако же рассматривать союз только как внеш- ний придаток, как источник материальных ресурсов руково- дящего города. Многочисленные и разнообразные общины союза образовали фундамент всей богатой внутренней поли- тической и культурной жизни Афин. Правда, борьба прин- 178
ципов, широкие программы в народном собрании» в литера- туре, в школьной диалектике, на театральной сцене — все это кипит и разыгрывается в наиболее ярких формах на неболь- шой сравнительно арене города с населением много в 100.000 человек. Но этот город - столица крупной и финан- совой державы, которая собирает в себе силы, средства и таланты различных зависимых частей. Под влиянием этого основного изменения во всем строе афинской республики борьба партии в Аттике получает не- сравненно более широкий характер. Источники истории «пятидесятилетия». Эпоху от Ксер- ксова похода до начала пелопоннесской войны (480—430) мы знаем чуть ли не хуже, чем события предшествующего двад- цатилетия греко-персидских войн. Обстоятельное изложение Геродота останавливается на 479 годе. Фукидид дает только сжатую характеристику общей политики Фемистокла и об- разования морской державы Афин. Внутренняя история Афин за это время, борьба партий, конституционные измене- ния представляют много неясного. Ряд биографий Плутарха (Фемистокл, Аристид, Кимон, Перикл) образуют источник, чрезвычайно неудобный для изучения политической и соци- альной истории. Между отдельными биографиями нет свя- зи. Но помимо того, что мы не получаем у Плутарха общей последовательности событий на весь период, нечего искать ее и в пределах отдельных биографий. Составитель исходит от интереса психологического: он группировал данные без внимания к их общеисторическому месту: его занимали мо- ральные категории, и в его материале набрано множество дидактических анекдотов, что неизбежно принижает весь тон рассказа, извлекаемого биографом в значительной мере из архива сплетен, тенденциозных шуток, и т. д. На связное изображение эпохи с политической точки зре- ния претендует конституционная история Афин в Аристоте- левой Политпи. Но соответствующий отдел, несомненно, са- мый слабый во всем очерке Аристотеля. В своей характери- стике VII—VI веков он отражал гипотетические построения ученых историков IV в. в изображении же V в., великой эпохи могущественных демократических Афин, Аристотель направляет прямо по руслу пристрастной критики, проло- женному врагами демократии. В его очерке близкое к нему сравнительно и богатое событиями время от 490 до 415 изло- жено гораздо короче, чем отдельный и неясный век Солона и Писистрата. В Аристотелевой Политии нет ни одного сло- ва о быстром колониальном и торговом расширении Афин, о 179
важных новых политических принципах. При чтении глав Политип, относящихся к V веку, остается впечатление, как будто речь идет все о том же небольшом кантоне, где тиран объезжал деревни и мог спрятать оружие всех граждан в кладовой храма. Составитель не дает себе ясного отчета в той связи, которая существует между образованием морской державы Афин и торжеством демократии, между поворота- ми внешней политики и борьбой конституционных партий. Для Аристотеля эпоха 480-400 гг.— время упадка. По его изображению выходит, что в течение 17 лет после нашествия Ксеркса Ареопаг еще сдерживал демократию. Но когда его авторитет был уничтожен, началось разложение политиче- ского строя (ашесюш ttjv rcoXtTEia) под давлением необуз- данных демагогов (8ia тоид лроицсод Зццаусоуосютад). К тому же у партии умеренных не было порядочных вождей. Ограничиваясь для характеристики Фемистокла анекдотом о его хитрости, Аристотель находит сказать о Перикле толь- ко одно, что он постарался перебить своего соперника Кимо- на, известного щедрыми раздачами из своего имущества, си- стемой содержания народа на государственный счет: в за- ключении он холодно замечает о крупнейшем демагоге Афин: «пока Перикл стоял во главе государства, дела шли сносно, после его смерти стало гораздо хуже». И в общем итоге Аристотель хочет нас уверить, что истинно честными и крупными политиками за всю эпоху V века были только трое: Никни, Фукидид (сын Мслесия, противник Перикла) и Ферамент После пренебрежительного отзыва о даровитых и энергичных основателях, могущества афинской демокра- тии, это восхваление одной бездарности, одной неизвестно- сти и одного, правда, способного, но беспринципного оппор- туниста производит досадное и комичное впечатление. Со- ставитель Политии слишком доверился бойким памфлетам, в которых сколько можно судить по отраженным у него све- дениям, искусно и ярко была препарирована вся история этого ненавистного олигархам великого века демократии. В одном месте Политии мы непосредственно встречаемся с от- рывком антидемократического памфлета. Основатель мор- ского союза Аристид будто бы внушил народу, что с захва- том господства над союзниками граждане могут покинуть де- ревню и переехать в город «всем будет корм и содержание, одним в войске, другим в гарнизонах, третьим в обществен- ной службе (та %otua лраттоися)». Афиняне поступили как раз по совету Аристида, и масса получила богатое содержа- ние: на взносы союзников, пошлины и другие повинности 180
стали кормиться (xpecpeouai) более 20.000 человек: и Ари- стотель приводит цифры членов народного суда, совета 500, городских чиновников , должностных лиц в союзном управ- лении и др., наконец, отрядов конных и стрелковых. Цифры эти насильственно стянуты вместе: одни имеют значение только для военного, другие также для мирного времени. Вознаграждение членам суда, по словам самого Аристотеля, было введено позднее Аристида и вообще в одну картину соединены разновременные явления. Но дело не в этом. Об- щий факт переселения массы народа в город произошел лишь в начале пелопоннесской войны под давлением нужды, а между тем он перенесен задним числом на эпоху возникно- вения союза и представлен в виде исполнения программы хитрых вождей демократии. Речи Аристида по Аристотелю настолько циничны, что в них можно видеть только ирони- ческую выдумку позднейшего противника демократии; та- кой же противник подсчитал, не без греха цифры людей, находившихся в разное время в оплачиваемых должностях и политических занятиях, для того, чтобы эффектно противо- поставить привилегированный демос, извлекающий содер- жание из политики, остальной массе управляемых им пла- тельщиков. Во всей этой будто бы точной статистике чувст- вуется резонерство, подведение итогов и оценка позднейшего времени. Что же касается партий и программ эпохи Фемистокла и Аристида, то они вовсе не выясняются из Аристотеля. Социальный характер политических партий. В течение пятилетия от 483 г. до 478 г. политика Фемистокла достигла полного торжества. Но это не значило, чтобы совершенно были принижены противоположные интересы в среде насе- ления Аттики. Эти интересы опять выступили, как только исчезла непосредственная опасность со стороны большого азиатского государства. Различные элементы, оттесненные политикой Фемистокла, недовольные возвышением новых классов, сплотились в большую консервативную партию, ко- торая старалась найти опору в учреждениях Солона и Клис- сона, тогда как Фемистокл и его продолжатели шли к но- вым, еще более решительным демократическим реформам, к еще более полному развитию морского преобладания Афин, п составили радикальную партию. Можно ли определить реальными чертами характер этих двух партий, борющихся в Афинах с 70-х годов V века? Ко- нечно, они никоим образом не могут быть сведены к проти- воположности аристократии и остальных классов. Аристок- 181
ратия афинская поредела, растворилась, и представители родов, как напр., Алкмеониды, ищут влияния в качестве вождей демократии. Но различие партий не совпадает также с делением граждан на богатые и бедные классы. Скорее все- го можно бы отделить в одну сторону сельские землевла- дельческие классы, в другую городские, торговые, индуст- риальные и рабочие; но и это не будет вполне точно. Вопросы внешней политики более всего волнуют граждан- ство и всего чувствительнее задевают реальные интересы его различных групп. Завоевательные планы, агрессивный образ действий не только по отношению к персам, но и к греческим общинам, особенно европейским, должны были вызывать не- довольство и опасения среди массы землевладельческого и кре- стьянского населения Аттики. Оно стояло за мир, особенно за мир с сильной Спартой, так как разрыв с ней грозил прежде всего походом спартанцев через перешеек и даже нападением на незакрытую Аттику с двух сторон: с юга из Пелопоннеса и с запада от Фив, в которых спартанцы искали опоры. Эти группы гражданства составили главным образом консерватив- ную партию. Консерваторы были сторонниками первоначаль- ного общеэллинского союза, в том виде, как он сложился в 481 г. при нашествии персов; они недоверчиво относились к тому партикуляристическому союзу, который составился под верхо- венством Афин, разрезывал Грецию пополам и составлял вы- зов Спарте. Вместе с тем классы, выдвинутые Клисфеновой конституцией, со времени реформы Фемистокла, войны и об- разования союза, были оттеснены городским населением цент- ра, Афин с гаванью, которые в качестве большой торговой и политической столицы стали сильно разрастаться. К сельским классам, вероятно, примыкали также известные старогород- ские группы, которых давило новое капиталистическое разви- тие Афин, т. е. мелкие продавцы и ремесленники: их стесняла успешная конкуренция крупных предпринимателей больших купцов и фабрикантов, имевших возможность вложить свой капитал в приобретение массы дешевых рабочих рук, т. е. ра- бов. В целом вместе соединялись те же приблизительно кон- сервативные элементы, какие и в новоевропейских государст- вах XIX века образовались из сельских землевладельческих и мелкобуржуазных классов. В противоположность этой консервативной малоафинской партии радикальная выделялась империализмом. Но и в ней сгруппировались различные имущественные и социальные эле- менты. Наиболее компактную массу ее составляло портовое на- селение,- vav>Ti%ogoxXog, «корабельная чернь», как его потом 182
называли противники, и те более подвижные классы, которых кормило новое положение Афин, в качестве большой предпри- нимательской и коммерческой общины. Но к той же партии по большей части принадлежали также представители крупного капитала, судовладельцы, оптовые торговцы, фабриканты, банкиры. Радикализм и империализм этих социальных эле- ментов находит себе аналогию в Риме, где капиталисты в по- следнее столетие республики большею частью стояли в рядах демократической партии и были сторонниками политики рас- ширения. В эпоху колониального развития Афин эти классы имели еще особое основание защищать программу завоеваний и широких внешних предприятий. Они искали в качестве предпринимателей, дешевых рабочих рук, т. е. хлопотали ,в увеличении ввоза рабов. В V в. Афины становятся крупней- шим рынком рабов наравне с другой более старинной рабовла- дельческой общиной Греции, Хиосоме. Почти через всю историю Афин до катастрофы во время пелопоннесской войны проходит противоположность двух очерченных больших партий. Столкновения между ними принимают иногда ожесточенный характер, особенно в пер- вые два десятилетия после нашествия персов. В течение борьбы был изгнан и обвинен в измене сам основатель афин- ской державы, Фемистокл, потом его противник, Кимон, другой видный деятель в войне с персами, еще позднее погиб насильственной смертью радикальный вождь Эфиальт, сло- мивший последнюю сдержку демократии, политический кон- троль Ареопага. Программа Афинской радикальной демократии. Мы не только не знаем хода самой борьбы, но не можем точнее оп- ределить и программы той или другой партии. Не сохрани- лось ни одного обрывка политической речи этого времени. Лишь косвенно из позднейших литературных произведений мы можем составить некоторое представление о главных политических принципах эпохи. Радикальная партия выста- вила формулу, которая звучала для масс, вероятно, в роде liberte, egalite, fratemite французской революции: это —сло- ва юоооцю, icavopia, равенство перед законом, равное участие всех в политической жизни. Великий поклонник де- мократических Афин, Геродот в своем горячем панегирике народоправству применяет термин inovopia в качестве обоз- начения высшего политического блага. «Господство народ- ной массы (лХтро ар%от) уже тем хорошо, что носит возвы- шенное название равноправности (оиооца xa^iaTOV icrovopvqv). В демократии должности распределяются по 183
жребию, носители их подлежат ответственности и все реше- ния зависят от общей воли (то %оюоо). Масса народа все собой охватывает (еиуартср лоХХф eotxa Kavxa).» Та .же формула подробно развита в речи Перикла у Фу- кидиа, речи, конечно, идеальной, в которой можно скорее всего видеть установившуюся энциклопедию демократиче- ских идей. «Наш строй,-говорит оратор народу,-стоит на- звания демократии, потому что управление отдано в руки не меньшинства, а большинства, массы (eg TtXetovg). По зако- нам в отношении общегражданских интересов все имеют одинаковые права; что же касается степени влияния и значе- ния в государстве, то каждый может быть призван к полити- ческой деятельности по своим дарованиям: важно не то, что- бы человек принадлежал к известному классу (церод), а именно то, чтобы он выделялся личными достоинствами: если же бедный человек способен оказать услугу государст- ву, ему не помешает в этом низкое общественное положе- ние». Речь Перикла отнесена на 40 лет позже того момента, который нас занимает. По мысли историка, передающего ее, руководитель афинского народа имел в виду совершившийся уже факт, он говорил об установленном законами и обычаем равноправия. Переведем эти торжественные формулы старо- го министра и парламентского лидера на более бурный язык еще неисполненных желаний, представим их себе в виде программы требований и мы будем иметь приблизительное представление об агитационных речах Фемистокла, Эфиаль- та и самого Перикла в его молодые годы. Они приблизитель- но говорили: долой преимущества рождения или социально- го положения; откройте дорогу всем талантам: дайте воз- можность всякому сказать свое слово в политике. В общем деле простой и бедный человек может быть также полезен своим мнением и работой, как и высокопоставленный. Ра- венство лежит в природе человеческих отношений. Раз весь народ призван к власти, не должно быть никаких перегоро- док. Пусть слово «самодержавие парода» будет и делом. Такое же представление можно извлечь из враждебных характеристик эпохи 460 г., принадлежащих представите- лям позднейшей реакции. Комики, вообще бывшие против- никами демократии, находйли, что под влиянием речей Эфиальта народ сорвал узду, как бешеный конь, а по Пла- тону, Эфиальт «опоил демос неумеренной свободой». Первое крупное столкновение партий приходится на се- редину 60-х годов V века и связано с вопросом об отношении 184
к Спарте. Афинам удалось почти беспрепятственно соста- вить крупный морской союз и быстро развить империалисти- ческую политику, в значительной мере благодаря невмеша- тельству Спарты, которая во время войны с персами стояла во главе греков и теперь уступала первенство без спора. В свою очередь бездействие Спарты объясняется тяжелым кризисом, который переживала в это время самая сильная военная община Греции. Это заставляет нас остановиться на общей характеристике Спарты. Спарта и источники ее истории в V веке. Сведения о Спарте чрезвычайно скудны: причина этого лежит в своеоб- разной политике военной республики с ее таинственной дип- ломатией, отсутствием публичных дебатов, недоверчивым отношением общины к посторонним, которое выражалось в известном обычае высылки иностранцев, затем в ее низком культурном уровне и отсутствии местных наблюдателей и публицистов. Только с начала IV в., когда порядки очень изменились сравнительно с прежним временем, появляются описания быта и учреждений и очерки политической исто- рии Спарты, принадлежащие как чужим составителям, так и местным спартанским. Но эта литература отличается очень малою степенью объективности и реальности: наблюдатели и исследователи видели перед собой результаты почти полного разрушения старого строя, а в то же время они руководи- лись известными романтическими взглядами реакционного или социалистического характера; согласно тому или друго- му идеалу они рисовали более или менее фантастическую картину старинной Спарты, ее первоначального устройства, дела ее творца, законодателя Ликурга и т. д. Самые старинные сведения о Спарте, если не считать не- многих отрывок спартанских поэтов, мы находим у Геродо- та. Данные Геродота относятся к современному ему V веку и очень ценны тем, что захватывают еще старую Спарту до большого экономического переворота конца V в., вследствие которого она из замкнутой землевладельческой общины об- ратилась в крупнейшую денежную плутократию Греции. Эти немногие сведения дают мерку для оценки того матери- ала, который представляет позднейшая литература, сливаю- щая описание быта с исторической идеализацией. Спартанский консерватизм. Геродот поражен чертами архаичности в спартанском быту V в. Он подробно передает о патриархальной обстановке власти басилеев, о различных порядках, повинностях и взносах, которые поступали в их пользу натурою. Некоторые обычаи, напр., шумные изъяв- 185
ления траура по умершему басилею, кажутся ему чем-то вар- варским, и Геродот вспоминает известные ему аналогичные обряды азиатских варваров. Внимание Геродота останавли- вает еще одна черта, которая кажется ему опять-таки не гре- ческой, т. е. некультурной, и аналогию которой он отыски- вает в’Египте. Это — наследственность профессий, или, ина- че говоря, кастичность общественных слоев. Хотя сравнение с Египтом выбрано не вполне удачно, но мысль Геродота понятна: его поразила неподвижность общественных отно- шений в Спарте, резкие преграды, поставленные между классами. Почитателю демократических Афин это обстоя- тельство должно было особенно броситься в глаза. С замечаниями Геродота в этом смысле сходится аноним- ный автор Афинской Политии, приписанной Ксенофонту, но в действительности вышедшей около 425 г. Он указывает па сравнительную свободу, которою пользуются рабы в Афи- нах, на их хорошие заработки, на то, что их трудно отличить от граждан низших классов и что они не боятся господ. «Со- всем другое дело в Лакедомоне»: там все рабы как класс, чувствуют страх перед господами. На этот раз замечание принадлежит не демократу вроде Геродота, который пренеб- режительно судит об отсталой общине, а афинскому консер- ватору, втайне завидующему спартанской социальной иерар- хии. Нам важно здесь также отметить этот мотив сочувствия Спарте, чтобы судить о взглядах консервативной партии в Афинах. В дополнение к Геродоту можно указать еще несколько архаических черт в Спарте, известных нам уже из других источников. Во-первых, там были поразительные следы дав- ления на возрастные классы, одной из самых старинных об- щественных группировок, насколько мы можем судить. На это деление указывает известная круговая песнь, которую исполняли по очереди три хора: стариков, зрелых людей и юношей. Из эпохи деления общества по возрастным группам сохранилось также устройство совета стариков (увроисяа). В Спарте даже осталась номенклатура дробных делений, проходивших через большие возрастные группы и поколе- ния: люди в возрасте от 18 до 30 лет разделялись по своим летам еще на 3 разряда (peXXetpeveg, KpcoTipeveg и ocpaipexg). Аналогию этому любопытному делению можно найти у неко- торых низкокультурных народностей, известных в совре- менной этнологии. Старинную черту в Спарте представляли общественные обеды (avSpexa или <pi8ixia) в пределах лагерных товари- 186
ществ. Эти соединения отражали известного рода пренебре- жение к семейному началу. В фидитиях можно видеть оста- ток старинной особой организации мужской молодежи — того, что в современной этнологии .называют мужским до- мом, и что можно наблюдать у целого ряда полукультурных народов. Наконец, в Спарте можно отметить очень своеоб- разное брачное право с остатком полиандрии: в небогатых семьях случалось, что братья оставались вместе на неподе- ленном участке: старший хозяйничал, содержал остальных и делил с ними жену. В политическом устройстве Спарты отражается та же от- сталость: кроме гомеровских басилеев и совета стариков, там сохранила старинный характер и сходка. Собрание спартан- цев не знало правильных дебатов, и решения принимались без определенного голосования, криками общего сочувствия или неодобрения (xpivou<HpoT|xat<pT|<p<|>, замечает Фукидид, сравнивая беспорядочность сходки в Спарте с точным под- счетом голосов в Афинах). Эти архаизмы указывают на то, что социальные формы жизни здесь издавна застыли, остановились в неподвижно- сти в течение ряда веков. Спартанский порядок держался на резком выделении небольшой сравнительно владельческой группы «равных» над большой массой полузависимых и крепостных. Община основалась здесь на захвате земель: произошло ли завоевание со стороны пришельцев, как рас- сказывала легенда о переселении дворян, или местный воен- ный класс сплотился, захватил лучшие земли и организовал эксплуатацию крепостного труда, это неясно. Но результат несомненен. Господствующая община резче чем где-либо от- делилась от подчиненных. Она вся сосредоточилась в цент- ральном пункте: говоря о спартанцах, Геродот применяет выражение aoxoi, «горожане», прямо в смысле класса «бла- городных». Область, в которой были расположены земель- ные владения господ-спартиатов, была также сплошной по- лосой и носила характерное название «земли граждан» (яоХгахлх^Р01) • Рабочее население в ней было крепостное. Остальные города, напр., приморские, были лишены само- управления: над ними были поставлены спартанские приказ- чики (appooxai); в них не могли развиться торговля и боль- шое ремесло. Уменьшение числа фаждан и перемена внешней полити- ки Спарты. В свое время, когда военный класс был много- числен, спартанцы вели энергичную завоевательную полити- ку с целью обеспечения избытка полноправных новыми зе- 187
мельными наделами. Так была захвачена соседняя Мессе- ния, лучшие земли ее розданы спартанским владельцам, а ее население обращено в крепостных. Раз весь строй жизни был поставлен на непрерывное во- енное положение и раз было проведено резкое различие между классами общества, гражданская община зависела лишь от собственного прироста. Правда, в состав полноправ- ных принимались те представители низших классов, кото- рые вырастали вместе со спартиатами и получали военную выправку (уеобацшЗа), или побочные дети спартиатов от ге- лоток (цоиахед), но это не составляло значительного чис- ленного увеличения. Напротив, экономические условия рас- страивали состав гражданства и уменьшали его. В многодет- ных семьях доля каждого в пользовании наделом стано- вилась так мала, что уже с нее нельзя было отбывать воен- ную службу, а следовательно, отдельные члены этих семей теряли гражданские права. Другие участки, напротив, вследствие вымирания семей, сосредоточивались в руках не- многих крупных владетелей. Любопытно, как при этом об- ходили старинное право, которое ставило границы мобили- зации земли. Нельзя было продавать наследственное владе- ние, но можно было дарить его и передавать по завещанию. Клеры сосредоточивались в руках сравнительно немногих, и все большее число спартиатов беднело. Бедные не могли принимать участия в товарищеских кружках и пере- ходили из состава полноправных (opoioi) в разряд «худ- ших» (oTtopetoveg). Остановка в приросте граждан или даже уменьшение со- става гражданства отразилась на внешней политике Спарты. От системы завоеваний, сопровождаемых нарезкой для спартанцев земли с крепостными, в Спарте перешли к пол- итике заключения договоров с соседями, к политике расши- рения союзов. От общины, вынужденной вступить со спар- танцами в союз, требовали только поставки известного опол- чения на общие войны; предприятие обсуждалось на общем конгрессе, к которому союзные общины приписывали деле- гатов, но Спарта могла также по своему усмотрению и со- гласно особому договору требовать от той или другой общи- ны участия в войне. Таким образом спартанская аристокра- тия, сохраняя тип и задачи военной общины, стала вести свои войны преимущественно посторонними союзными сила- ми. Реакционная внутренняя политика Спарты и условия реформы. Еще более отражалась численная слабость состава 188
гражданства на внутренней политике Спарты. На обе обла- сти, Лакедемон и Мессению, считают приблизительно от 250-300.000 жителей: из них около 2/3 крепостных. Среди всего количества населения во времена персидских войн, т. е. в начале V века, спартиатов было, может быть, не более 12.000. Получается отношение между господами и подчинен- ными приблизительно как 1:23. Раз в Спарте хотели удер- жать социальное различие и сохранить за господами все пре- имущества, это было возможно лишь при помощи системы строжайшего надзора и жестокой дисциплины. Настоящими носителями этой системы и органами замкнутой спартанской аристократии были ежегодно сменяемые выборные пять эфо- ров. Сами эфоры и областные начальники имели бесконт- рольный суд и расправу над гелотами, крепостными и пери- ойками, свободными обывателями зависимых общин. Изве- стна рассылка молодых спартанцев для надзора за гелотами, с правом убивать подозрительных: характерно также еже- годно возвещавшееся эфорами объявление войны гелотам, для того, чтобы умерщвление гелота не считалось убийством н не оскверняло гражданства. Это было непрерывное воен- ное положение. Ввиду крайне подозрительного отношения к многочис- ленным крепостным им не решались давать оружия в руки; отдельных гелотов брали на войну в качестве слуг, ио из них не составляли отрядов. Даже периойков забирали в ограни- ченном количестве сравнительно с их общей численностью. Военная сила страны поэтому вовсе не соответствовала тому, что она могла бы дать, если бы ее мужское население притя- гивалось равномерно. Самая воинственная в Греции община далеко не достигала того размера ополчения, который она могла бы иметь, если бы не было этой социальной непра- вильности, если бы иначе были распределены земли и владе- ния. Кроме того, это имело еще одно последствие для самого спартанского гражданства: его силы были крайне напряже- ны. Военная служба была фактически бессрочна: она начи- налась с 20-летнего и кончалась 60-летним возрастом. При этих условиях Спарте было трудно выполнять круп- ные внешние задачи, брать на себя активную инициативу, становиться во главе Греции. Страна не могла выставить много военной силы, ополчения союзников было нелегко со- брать, финансовая организация была совсем не развита. Если правительству нужны были деньги, назначался чрезвы- чайный налог. Но граждане давали весьма низкую оценку своих имуществ, и удавалось собрать очень немного; тогда 189
обращались к добровольным взносам союзников. Возможна ли была реформа в Спарте, которая бы подня- ла материальные и военные силы общины? В IV веке, когда Спарта дошла до тяжелого кризиса, о реформе ее строя го- ворили повсюду в Греции. Аристотель производит расчет, по которому один Лакедемон при более рациональном и равно- мерном распределении земли мог бы выставить 30.000 гоп- литов; вероятно, столько же способна была выставить и Мессения. Такая крупная сила, конечно могла бы объеди- нить всю Грецию. Но перемена подобного рода была бь! воз- можна только при полном перевороте крепостных и уравне- ния подчиненных с гражданами. Революционные планы в этом смысле существовали в Спарте уже в V веке, и их носителями были басилеи из дома Агиадов. Своеобразная черта спартанской политической ис- тории вообще состоит в том, что басилеи выступают в каче- стве реформаторов и революционеров. В значительной сте- пени это происходило оттого, что басилеи имели дело с внешней политикой: у них более всего было возможности опереться на посторонние связи: у них возникло больше по- буждений и имелось больше средств внести активный эле- мент и во внутреннюю политику. В реформе внутренних от- ношений они могли найти притом средство усилить свою власть, ограниченную аристократией. Поэтому очень прав- доподобно известие, что басилей Павсаний, бывший началь- ник общегреческих сил против персов, когда его обвинили в измене, завел сношения с гелотами и побуждал их к восста- нию, обещая им свободу и гражданские права. Тем более сила консервативной реакции в Спарте была направлена против всяких притязаний и попыток царя выйти из своего ограниченного положения. Главным органом этой реакции являются эфоры. В их лице сократившаяся в числе община «равных» выдвигает охранителей своих привилегий. Пятый век полон резких столкновений аристократии с царской вла- стью, и несколько баси леев кончают печальной катастрофой, изгнанием, казнью, свержением. Результат этих столкнове- ний — падение власти баснлеев и усиление контроля над ними эфоров: эфоры начинают сопровождать их в походы. Вместе с принижением власти басилеев торжествует соци- альная реакция, и совершенно преграждается возможность социальной реформы. Спартанское государство и общество принимает все более и более старомодный облик(архаютрола та етатлбеирата). Община удерживает целый ряд устарелых обычаев и симво- 190
лов и практикует их исключительно из принципа, ради об- щей верности традиций, чтобы ничего не трогать: Спарта так и остается соединением пяти центральных деревень, которое не превращают в город и не обводят стеной; -в стране не до- пускается золотая и серебряная монета, не допускается за- пись права, запрещен свободный выезд спартанцев за грани- цу и т. д. Особенности внутреннего строения Спарты вызывали к ней известное отношение извне. Чем крепче упиралась спар- танская община в свою консервативную основу, тем более искали в ней поддержки различные охранительные элемен- ты других общин Греции, между прочим и афинская консер- вативная партия. Она могла надеяться найти в Спарте опору против демократической пропаганды, против широких осво- бодительных идей нового времени: представители консерва- тизма могли также видеть в Спарте защитника старой идеи общей греческой федерации, покрывавшей в сущности пар- тикуляризм и кантональную дробность,— против нового объединительного движения, во главе которого стояла афин- ская демократия. Если Афины могли воспользоваться затруднениями Спарты в 70-х годах, чтобы основать свою морскую держа- ву, то в следующее десятилетие открылась возможность на- нести Спарте окончательный удар. С 465 г. Спарта пережи- вала тяжелый кризис. Землетрясение разрушило большую часть центрального поселения. Замешательством господ вос- пользовались крепостные в Лакедемоне и Мессении, види- мо, уже давно организованные, и подняли восстание. Спар- танцы, правда, расстроили военные силы гелотов в откры- том поле, но восставшие ушли в Мессению и укрепились в естественной твердыне области, на горе Ифоме. Спартанцы искали посторонней помощи и обратились между прочим к Афинам, очевидно рассчитывая на союз, который был в свое время заключен между двумя главными общинами против национального врага, персов. Падение консервативной партии в Афинах. По этому по- воду в Афинах должен был подняться важный принципи- альный спор. Радикальная партия, с Эфиальтом во главе, возражала против оказания помощи. В Пелопоннесе подни- мались демократические движения (в Аргосе, Элиде, Ман- тинее), явно враждебные Спарте, и казалось, выгоднее было бы, обратно поддерживать ее противников и приобрести друзей афинской демократии в ближайшем соседстве Спар- ты, внеся расстройство в среду самого пелопоннесского сою- 191
за. Напротив, консервативный вождь Кимон отстаивал идею единства Греции с разделением авторитета между двумя главными руководящими общинами. «Не надо допускать, чтобы Эллада охромела и чтобы Афины тянули повозку без другого коня». Но, без сомнения, в этой мотивации отража- лись и социальные симпатии афинских консервативных сло- ев к спартанской аристократии. Поэтому Кимон настоял на посылке вспомогательного отряда в Пелопоннес и вызвался быть его предводителем. Экспедиция афинян, однако, кон- чилась неудачей: спартанцы, недовольные затяжкой осады Ифомы, выразили афинянам недоверие и отослали их обрат- но. Это опозорение афинян повело к падению Кимона и кру- шению поднявшейся было консервативной партии в Афинах. Еще во время отсутствия Кимона была проведена решитель- ная демократической реформа. Когда он возвратился, ради- кальная партия обвинила его в сочувствии спартанцам и вражде к народу (cog cpt%oXa%tova %at цюоЗцоу). Народное собрание высказалось против Кимона, и он был присужден к изгнанию. Захватив власть, радикальная партия повела необыкновенно энергичную внешнюю политику с целью втя- нуть в афипскую державу большую часть сухопутных общин Греции. Десятилетие от 462 до 453 г представляет безуслов- ное господство этой партии и время наибольшего расшире- ния внешнего могущества Афин в связи с торжеством демок- ратии. Реформа Ареопага. Демократическая реформа 462 г. со- стояла в ограничении авторитета Ареопага. Весьма трудно определить точно ее содержание, тем более что самые функ- ции Ареопага в предшествующее время представляются не- ясными. Об этих отмененных реформою функциях прихо- дится делать заключения от позднейшей деятельности на- родных судов, которые заменили Ареопаг. Нам хорошо понятно, почему нападения радикальной партии были направлены на Ареопаг. Старый совет на холме бога войны применял известного рода вето по отношению к народному собранию. Составляясь из бывших архонтов, Ареопаг был в это время местом особого влияния на дела высших социальных слоев, так как в нем преобладали еще родовитые люди, выбранные до реформы 487 г От этой со- циально-аристократической сдержки радикальная партия хотела эмансипировать народное собрание. Главный виновник реформы Эфиальт начал нападение на Ареопаг с ряда процессов против отдельных ареопагитов, 192
которых он обвинял в подкупности и утайке государствен- ных денег. По-видимому, он хотел морально дискредитиро- вать Ареопаг. Другой предварительной мерой было предло- жение Перикла ввести вознаграждение за участие в народ- ном суде. В предстоящей реформе Ареопага эта мера имела целью привлечь сочувствие массы бедных граждан, так как с отнятием у Ареопага множества дел должно было последо- вать чрезвычайное расширение деятельности народного суда. Сама реформа состояла, по-видимому, в том, что народ- ное собрание отняло у Ареопага ряд функций, при посредст- ве которых он вел надзор за государственным управлением, наблюдал за исполнением законов и сохранением граждан- ского порядка, т. е. все, что соединялось в Афинах под по- нятием KoXiTeiag <риХа%т|. В области уголовного суда Арео- наг утратил круг самых важных дел, главным образом раз- бирательство в тех случаях, где были проступки, касавшиеся всей общины или ее сановников, где были противозаконные действия служащих или частных лиц; он потерял также пра- во налагать наказания и штрафы против нарушителей обще- ственного порядка. Ареопагу оставили лишь его религиоз- ные функции, надзор за приходами и уголовный суд по убийству, которое по-старинному рассматривалось с религи- озной точки зрения. В целом у аристократического учреждения отняли конт- роль над гражданством. Реформа эта имела самое решитель- ное влияние на демократизацию Афин. Она притягивала ни- зшие классы к более активному участию в управлении. Пол- итическая власть распределялась теперь между однородными учреждениями, в замещении которых равно- мерно участвовала масса граждан. В реформе 462 г. можно различить две стороны: консти- туционную и социальную. Охрана конституции и организация политического конт- роля в Афинской демократии. Если мы всмотримся в строе- ние конституционных и республиканских государств древно- сти и нового времени, то везде откроем в той или другой форме тенденцию поставить известные сдержки верховному решающему органу в государстве. Парламент, представляю- щий собою народ, находит сдержку в вето старой королев- ской власти или другой «верхней» палаты; или существуют ограничения в смысле выделения известной группы вопро- сов, особенно важных, которые могут быть решаемы лишь при определенных условиях, напр., при наличности значи- 7 Виппер, т. 1 193
тельного большинства голосов, положим двух третей, в вер- ховном собрании. Подобными средствами стараются гаран- тировать прочность известных учреждений, устранить воз- можность скороспелых, случайных решений. Из этой же общей политической задачи возникает идея со- ставления систематической конституции, т. е. предварительно- го ограничения, в силу которого известные учреждения и зако- ны должны будут считаться неприкосновенными или же хотя и подлежащими изменению, но только при особенных, трудно достижимых условиях. В современной французской республи- ке, напр., для перемены конституционного закона нужно боль- шинство в обоих собраниях, палате депутатов и сенате, кото- рые должны в таком случае собраться вместе и составить наци- ональный конгресс. Конституция Соединенных Штатов может быть изменена лишь при условии значительного большинства голосов (2/3) в обеих палатах и еще большего количества штатов (3/4), согласных на изменение. Такие конституции в науке государственного права принято называть негибкими, в противоположность гибким, как в Англии, где нет отличия между обыкновенным и конституционным законом, где про- стым постановлением парламента может быть отменен или вновь введен основной государственный закон.. В Англии сдер- жкой и гарантией прочности политического порядка служат не какие-либо правила и параграфы систематически выработан- ной конституции, а общее сознание права и традиций, укре- пившиеся в различных учреждениях и политических органах страны. В других странах с конституционным и республикан- ским устройством встречаются, однако, особые учреждения, которые представляют элемент охраны существующего пол- итического строя. В великой американской республике в этом отношении действует федеральный суд, который разбирает дела, касающиеся нарушения общей конституции штатов, и та- ким образом служит ее охраной и является толкователем ее. Можно спросить, что же аналогичного этим ограничи- тельным и сдерживающим формам и учреждениям имелось в древних республиках, и, в частности, в Афинах? С отме- ной вето Ареопага должно было установиться непосредст- венное господство демократии: народное собрание эмансипи- ровалось от опеки коллегии бывших сановников, избирав- шихся из среды высших классов. Но значило ли это, что вместе с тем отпали все сдержки по отношению к решениям общего собрания, между тем как эти решения могли быть произвольны или недостаточно обдуманы ввиду случайности егс состава или настроения? Мы знаем, что дебатам в народ- 194
ном собрании предшествовало кроРоиХсица, проект сове- та 500, но яророиХсица скорее похоже на предложение парламентской комиссии, в собрании могла произойти пере- становка, параграфы могли быть изменены и заменены, лроРоиХеица не связывало дальнейшего решения. Поэтому очень важна наличность в Афинах учреждения, которое заключало гарантию против политических колеба- ний, возможных в демократии, обеспечение прочности изве- стного конституционного порядка. Это — урафц лара%оцсоу, обвинение в противозаконности предложений, сделанных в народном собрании. Впоследствии, напр. в 4f 1 г., когда оли- гархии пытались опрокинуть демократическую конститу- цию, графе параномон служило главной опорой этой консти- туции и существенным препятствием для государственного переворота. Мы не знаем, когда была установлена эта форма процесса, но очень правдоподобно, что гарантию в таком виде ввели в связи с отменой вето Ареопага. Всякий гражданин мог после народного голосования или до него сделать заявление под присягой, что он поднимает обвинение в «противозаконности» против инициатора зако- нодательного предложения. Это заявление имело прежде всего тот результат, что решение приостанавливалось впредь до судебного приговора. Суд происходил под председатель- ством фесмофетов, т. е. 6 низших архонтов. Во время пре- ний обвинители имели право выяснить вредный, по их мне- нию, характер того народного решения, которое они оспари- вали, но, собственно говоря, формально обвинение должно было указать только противоречие между данным законо- проектом и существующими законами или же установить, что при проведении закона были нарушены те или другие формальности. Следовательно, это была настоящая судебная охрана конституции с предоставлением обвинительной ини- циативы частным лицам. Тра<рт| raxpavopu представляло серьезное обвинение: обвиняемого могли осудить на более или менее тяжелый штраф или приговорить даже к смертной казни в особенно тяжких случаях. Тот, кто троекратно под- вергался осуждению, утрачивал право вносить предложения в народное собрание. Это своеобразное решение вопроса о гарантировании конституционного порядка очень важно от- метить. Афинская демократия вовсе не была несдержанным правлением более или менее неопределенных общих сходок граждан. Трасрт] Kapavopv представляет замену только одной чрез- вычайной функции Ареопага. Но в кругу того надзора, кото- 7* 195
рый принадлежал ему, был целый ряд текущих дел. Они перешли к совету 500 и к народным судам. Совет 500 стал судить по делам о нарушении законов. Он следил за деятельностью финансовых чиновников, привле- кал их к ответу в случае злоупотреблений и налагал наказа- ния. Всякий гражданин мог внести в Совет обвинение про- тив чиновника в несоблюдении им закона. Совет принимал обвинение по делам, где затронуты были интересы казны, где предполагалось присвоение казенных имуществ, наруше- ние торговых и таможенных постановлений, затем он участ- вовал в процессах по тяжелым государственным проступ- кам, в так называемых эйсангелиях. Наконец, совет 500 про- изводил докимасию, т. е. проверку или оценку кандидатов, указанных выборами. Совет данного года проверял состав коллегии архонтов и состав Совета будущего года: таким об- разом он имел большое влияние на состав своих преемников. Реформа Ареопага повела, следовательно, к расширению компетенции Совета и к усилению его политической роли. Это было как бы дальнейшим развитием Клисфенова уст- ройства, по которому Совет, в качестве представительства дел, занял центральное место в управлении. Другая часть дел, относившихся к политическому надзо- ру Ареопага, отошла к народным судам и к различным кол- легиям выборных судей. Таковы были отчеты чиновников, выходивших в отставку, главным образом в отношении фи- нансовой стороны ведения дел. Эти дела были обставлены необыкновенно тщательно. Отчеты рассматривались в тече- ние 30 дней особой ревизионной комиссией 30 выборных по жребию XoyioTai. В случаек если открывались нарушения или возникали сомнения, вышедшие со службы призывались к ответу: тогда против них выступали в качестве судебных истцов или адвокатов также определяемые жребием ouvriyopoi. При этом предоставлялось также вносить обвине- ние против бывших чиновников частным лицам, отдельным гражданам. При обвинении, со стороны ли ревизионеров или посторонних лиц, дело шло на рассмотрение присяжных какой-либо сессии народного суда. Наказанием был штраф, при утайке или подкупе равный десятикратной стоимости той суммы, которая значилась в обвинении. Но, помимо это- го, происходил еще общий опрос, общая оценка деятельно- сти лиц, так называемая eoSuva. Ее производили тридцать EuSuva, которых по три от филы совет выбирал из своей среды; и опять при этом отдельно граждане могли вносить письменные жалобы. 196
Все эти учреждения показывают, в какой степени эле- мент контроля был развит в афинской политической жизни. Это был очень сложный, тонкий, осмотрительно выработан- ный порядок. Необходимо иметь его в виду при оценке обычных обвинений против афинской демократии, которые подняты были ее прямыми врагами, афинскими же олигар- хами, и воспроизводились много раз до нашего времени. Афинский многоголовый государь не был капризным деспо- том, он был весьма добросовестным и точным в исполнении обязанностей конституционным правителем. Социальная сторона реформы 462 г. Начало системы раздач. Реформа 462 г. важна также в социальном отноше- нии. Она была подготовлена установлением платы за уча- стие в суде в виде суточных денег присяжных. В то же время реформа передавала множество дел в руки народных судов, и количество лиц, привлекаемых в качестве присяжных, должно было чрезвычайно увеличиться. В эпоху развития морской державы Афин, когда в главном городе разбира- лось множество процессов по делам союзников, присяжных насчитывали до 6000. Таким образом, масса граждан стала получать от государства содержание за время участия в су- дебных сессиях. Это было началом целой системы уплат и выдач гражданам из казны за участие в государственной жизни; большая часть относящихся сюда нововведений при- ходится на время управления Перикла. Несомненно, что мера Перикла была рассчитана на при- влечение массы малодостаточных граждан, но в то же время она вытекала из самой сущности общей демократизации Афин. Для того, чтобы общее равенство не осталось только отвлеченным правом, а стало действительным фактом, было необходимо выплачивать гражданам возмещение за потерю рабочего дня в судебных и политических делах; иначе мало- состоятельные люди не могли бы принимать в них участия, и политика фактически осталась бы в руках зажиточных. Суточные деньги за участие в суде были, впрочем, очень не- значительны, всего два обола; лишь во время пелопоннес- ской войны выдачи были увеличены еще на один обол. Этого вознаграждения за участие в суде (цюЗосрора тотс; 81%а8татд) едва хватало на дневное прокормление. Дневная выдача из казны была ниже обычного заработка ремесленни- ка (например, вдвое ниже выручки каменщика); она была также значительно ниже дневной оплаты военной службы в армии или флоте. Крестьянину она далеко не могла возме- стить потери рабочего дня: притом крестьянам отделенных 197
округов приходилось еще неизбежно терять из-за одноднев- ной судебной сессии двое, трое суток. Ввиду этого нельзя было ввести одинаковую для всех граж- дан обязательность участия в суде. Это обстоятельство вносило важное фактическое ограничение в составе присяжных. К за- писи в число присяжных теснились большею частью бедные граждане главного города, у которых заработки были незначи- тельны и которые, живя на месте, не теряли времени на пере- движение. При таких условиях для них судебная плата могла служить приманкой, так как занятие было необременительно и интересно. Люди с известным достатком «и приличного обще- ства», как говорили враги демократии, напротив, большею ча- стью чуждались участия в судах. Отсюда в результате рефор- мы получился новый демократический прилив, еще большее участие низшего класса в политической жизни; и в то же время перевес в активной политике заметно стал склоняться к город- скому населению; хотя численное преобладание в общине все еще оставалось за деревней. За судебными деньгами последовало установление дру- гих выдач. Во-первых — феорик (&E<opi%ov), который так- же приписывали Периклу, в качестве меры для агитации против Ареопага. Феорик — денежная поддержка бедных для того, чтобы дать им возможность посещать в праздники театр. Сначала выдавали феорик в размере драхмы лишь на три дня праздника Дионисий, когда давались трагедии. По- том стали платить феорик ко всем большим празднествам, чтобы гражданин мог отдохнуть и развлечься. Вероятно, около того же времени были введены и другие формы выда- чи гражданам и вознаграждения за службу, административ- ную и военную, и за исполнение политических обязанно- стей. Суточные деньга стали выдавать булевтам, членам совета Пятисот, который в качестве важнейшего центрального орга- на в разросшейся афинской державе сходился почти еже- дневно. Эта выдача была необходима, чтобы дать возмож- ность недостаточным людям, особенно гражданам сельских демов, принимать участие в работе главного политического учреждения. На жалованье перешли по большей части и ад- министративные должности, между прочим, архонство. В связи с этим становится понятно известие Аристотеля, помещенное в Афинской Полйтии под 457 годом, а именно, что к должности архонта были впервые допущены люди ни- зшего имущественного разряда. Это допущение не было ре- зультатом новой реформы. Никакого закона о цензе в Афи- 198
пах, по-видимому, не было. Но фактически низшие классы были до сих пор выключены от занятия должностей. Уплаты и выдачи уравняли для граждан разного достатка возмож- ность участвовать в администрации, и таким образом поя- вился в 457 г. первый «зевгит» в качестве архонта. К выдачам из казны надо присоединить жалованье, кото- рое платили служащим в армии и во флоте. Уже с самого основания союза, когда открывались крупные и сложные морские операции, надолго отвлекавшие гоплитов и моряков от дома, ввели продовольственную плату для солдат. Но, помимо того, государство брало на себя вооружение извест- ной части воинов, а затем и прямой наем на службу большо- го числа граждан. Плутарх рассказывает без точного обозна- чения даты, что при Перикле ежегодно выпускали в море флотилию в 60 триер (с экипажем приблизительно в 12.000 человек); она исполняла сторожевую службу, и в то же вре- мя занятые на ней граждане упражнялись в морском деле: в течение 8 месяцев плавания они получали жалованье, счита- лись нанятыми (cpptoSot). Можно думать, что и на эту на- емную службу преимущественно шли люди малодостаточ- ные. Сколько можно судить, вся система вознаграждений была в главных чертах выработана Периклом. В программе демократии осуществления этих мер занимало важное место и имело крупное принципиальное значение. На эту сторону демократической политики направляли потом свои сильней- шие нападки противники демократии. Безвозмездность гражданской службы стояла впереди всей их программы. Эта оппозиционная точка зрения особенно ярко выразилась к комедии, служившей в Афинах главным образом интере- сам консервативной и аристократической партии. Комедия полна насмешек над праздными мещанами, которые важни- чают в судах, кладут в карман легко достающийся заработок и жадно выслушивают расточаемую им лесть. В ходу была также другая враждебная демократии формула, которую пе- редает Аристотель. Она сводилась к тому, что будто бы Пе- рикл хотел найти противовес грандиозной щедрости Кимо- на, который совершал из своих богатств множество раздач народу; так как Перикл по состоянию своего имущества не мог соперничать с ним, то он решил подкупить народ из средств общих, из казны, и ради этого увлек народ к разгро- му Ареопага. Критики прибавляли, что вследствие этого вве- дения казенных выдач судьи в Афинах и вообще афиняне стали хуже, потому что с этой поры правительственные кол- 199
легии стали заполняться людьми случайными и увлекаемы- ми корыстью. В такой форме обвинение было, конечно, непоследова- тельно. Противники демократии не считали, очевидно, и прежнего участия бедных граждан в политике безвозмезд- ным и в реформе видели только замену частных щедрот го- сударственными: им поэтому не к лицу было говорить о по- тере самостоятельности суждения у граждан. Но врага де- мократии совершенно правильно отметили мотив, которым руководились радикальные политики: имелось в виду поста- вить бедных граждан в положение, независимое от щедрот частных лиц. В этом случае можно сравнить систему выдач в Афинах с подобной же системой в Риме. В эпоху преобладания ноби- лей крупные соперники на важные должности, особенно пе- ред выборами, покупали голоса и расположение избирателей всякими раздачами, в форме съестных припасов, одежды, публичных обедов, предоставления своих садов, наконец, устройства публичных игр. Демократическая партия в Риме старалась отвлечь массы соответствующими выдачами из казны и этим способом эмансипировать народ от частной опеки. Такой смысл имела знаменитая реформа введения хлебных законов, начатая Каем Гракхом. Это была государ- ственно-социалистическая мера с целью поставить народ в независимое положение относительно частного капитала и крупных владельческих фамилий. Поскольку принципат по- том действовал в качестве наследника римской демократии, он продолжал ее политику: принцепс старался монополизи- ровать выдачи, отвлечь их4 по возможности от инициативы частных лиц. Так произошли казенные даровые спектакли в Риме, известные circenses и затем еще более характерные уп- латы избирателям округов за труд избрания должностных лиц. Противники демократии формулировали еще одно обви- нение, которое мы находим у Аристотеля в вышеприведен- ном месте Политии, где излагается программа Аристида. Афинское гражданство живет на счет массы подданных: оно только управляет и вознаграждает себя за труд управления: или в передаче нашими терминами, афинское гражданство представляет собою бюрократический состав, класс чиновни- ков в государстве. Положение это как будто можно подкре- пить тем, что действительно, в связи с развитием державы Афин крайне увеличилось число должностных лиц, избирав- шихся в Афинах для заведования финансами, контролем и 200
надзором в союзных общинах. Союзники знали и видели у себя афинян, главным образом, в качестве администраторов. Но все же формулу консервативных противников афин- ской демократии нельзя признать справедливой, в особенно- сти, когда ей придают тот оттенок, что афинские граждане в своем центре только судили и распоряжались, пользуясь всеми выгодами своего державного положения. Афинский народ до самой катастрофы демократии в конце V в. нес также в полной мере все личные повинности и главным об- разом военную службу, в то время как союзники были боль- шею частью избавлены от нее. В важных походах и предпри- ятиях Афины участвовали «всем народом». Нельзя умалчи- вать об этой стороне положения афинян в державе и выдвигать только другую — их участие в администрации. В афинской державе было своеобразное распределение повин- ностей, создавшееся вследствие совмещения старых общин- ных порядков и новых государственных ресурсов. Народная сходка, народный суД и общее ополчение остались делом личной, поголовной повинности граждан. Но их деятельно- сти открылся теперь несравненно более широкий простор, благодаря новой финансовой основе, на которой построи- лась морская держава. Переход государства на денежно-хо- зяйственную систему давал возможность пользоваться сила- ми граждан для предприятий, гораздо более крупных; но та же система повела и к оплате службы. В этом развитии государство остановилось на полпути: на новых плательщиков не распространили старой граждан- ской службы, и в свою очередь граждане господствующе^ общины не приняли на себя податной повинности. Если рас- сматривать союз как социально-политическое целое, то в нем осталось разделение военно-гражданского класса, с одной стороны, и промышленно-рабочего, с другой. Это — то же самое деление народной массы, какое в грубых чертах пред- ставляла и самая отсталая община Греции, Спарта. Оно вос- произведено было потом и в идеальной картине государства у Платона. Против общего принципа такого деления грече- ская аристократия ничего не могла сказать. Она была недо- вольна тем, что при демократическом устройстве финансо- вые тягости косвенно все-таки ложились на богатых людей, и еще тем, что демократия придерживалась правила делить излишки поступлений в среде народной массы. Если мы свяжем вместе реформу Ареопага, расширение деятельности народного суда и начало системы раздач, тс получим эпоху усиленных демократических реформ, кото- 201
рая приходится на конец 60-х и начало 50-х годов V века, приблизительно 20—25 лет спустя после первой эры демокра- тических реформ, проведенных Фемистоклом в 80-х годах. Консервативная партия потерпела жестокий урон и на долгое время была оттеснена от власти. Лишь в конце 40-х годов она еще раз попыталась собраться с силами, чтобы свергнуть радикальную демократию. После этой новой неу- дачи она не выступает активно до 411 года, т. е. до общей катастрофы афинской морской державы. Внешняя политика афинской радикальной демократии. Одновременно с осуществлением крупных демократических реформ радикальная партия повела крайне энергичную пол- итику, соединяя задачи морского преобладания и цели обще- го объединения греков под верховенством Афин. В самое короткое время Афины заключили ряд важных союзов: с Фессалией, с городами Беотии, которым афиняне помогли оторваться от главного города области, Фив, с дру- гими небольшими общинами средней Греции (Локридой, Фокидой); затем в самом Пелопоннесе — с враждебным Спарте Аргосом. Еще одна область Пелопоннеса вошла в союз с Афинами, Ахайя; на противоположном ей берегу Ко- ринфского залива афиняне приобрели опору в городе На- впакте, где они поселили мессенских гелотов, ушедших из Ифомы после подавления восстания спартанцами. Далее в союз с Афинами вошла Мегара. Афиняне благодаря этому завладели гаванью в Коринфском заливе; вместе с тем они могли теперь загородить путь для прохода пелопоннесцев через Истм. Эгину они заставили капитулировать, присоеди- ниться к морскому союзу с потерею всех кораблей. Наконец, афиняне заняли опорный пункт в самом Пелопоннесе (Тре- зен). Афинский адмирал Толмид напал на гавань Спарты и сжег в ней арсенал и верфи. Был момент, когда Спарта и оставшиеся ей верными пелопоннесские союзники с двух сторон были охвачены силами Афин и их союзниками. В то же время афиняне направляли крупные предприя- тия и на восток. Они не остановились на вытеснении персов из европейских владений и отстранении их от берегов Эгей- ского моря. По-видимому, была поставлена цель приобрести господство во всей восточной части Средиземного моря. Воз- никла задача поддержать греков на Кипре, захватить этот остров в афинский союз и пробить себе путь к торговле на берегу Финикии и Сирии. С другой стороны, афиняне при- давали большое значение захвату торгового пути в богатую Нильскую долину. Они приняли самое деятельное участие в 202
большом восстании, которое поднялось в Египте против пер- сидского господства. Клерухии. Нечто единственное в истории городского пери - ода в Греции представляет это одновременное ведение столь- ких предприятий, это необыкновенное напряжение сил афин- ской республики. Конечно, оно было возможно лишь на основе тех значительных финансовых сил, которыми Афины стали располагать со времени основания морского союза. Но пред- приятия эти были бы все же непонятны, если бы не имелось налицо массы избыточных сил населения, которыми также располагала в то время Аттика. Избыток отражается не только в возможности снаряжать несколько одновременных экспеди- ций, но и в колонизации, направляющейся из Афин. Колони- зацию эту можно назвать внутренней, в сравнении с предшест- вующей, внешней, выходившей за пределы первоначального греческого мира; афинские колонии, клерухии (от хХцрод — надел), основывались на земле, раньше занятой другими гре- ками, на отобранной территории. Афинская колонизация действует с особенной силой именно в эпоху наибольшего развития морской державы: не- сколько тысяч афинских клерухов были выведены за 25 лет, от 470-445, в целый ряд местностей внутри союза: в Эйон около устья Стримона, захваченный у персов, на фракий- ский Херсонес, на острова Эвбею, Наксос, Лемнос, Скирос и др. Часть этих колоний была устроена на земле, отнятой у туземного населения после восстания и попытки отделиться от союза. Клерухии напоминают во многом позднейшие римские военные колонии, и формы их жизни составляют своеобраз- ное право. За выделением из конфискованной земли доли богов, иногда доли государства, т. е. арендной земли, ос- тальное разбивалось на участки, которые выдавались по жребию гражданам, подавшим заявления. Государство, по- видимому, сохраняло за собою право собственности на уча- стки, iio крайней мере, клерухи не могли ими свободно рас- поряжаться. Колонист большею частью был обязан жить на своем участке и не имел права сдавать его в аренду. На нем лежала военная повинность: владение должно было обеспе- чить его службу. У нас есть некоторые данные, чтобы судить о доходности участков. Сравнительно старые клеры на о. Саламине дава- ли около 50 медимнов (12 1/2 четвертей зерна), т. е. могли прокормить крестьянскую семью из 5-6 человек. Участки, позднее розданные на о. Лесбосе, давали ренту в 200 драхм 203
(около 50 р.): в Афинах считали, что фет, получивший та- кой участок, может перейти в класс зевгитов (с доходами в 200 медимнов-50 четвертей), т. е. исполнять службу гопли- та. Отсюда можно заключить и о тех целях, которыми руко- водилось государство при выведении клерухов. Оно устраи- вало часть бедных афинян на бывшей союзной территории и увеличивало состав самостоятельно вооружавшихся граж- дан. Социально-политические мотивы, поддержка малоиму- щих соединялись с военными, с устроением гарнизонов и приобретением опорных пунктов внутри территории союза. Клерухи сохраняли принадлежность к афинской граж- данской общине: они сами и их потомки оставались членами тех фил и дем, в которых были записаны на родине: при отдаленности от Афин они не могли принимать активного участия в политической жизни. Каждая клерухия составля- ла самостоятельную общину, воспроизводившую точно по- рядки метрополии: в ней были булэ и агора, архонт, поле- марх, фесмофеты, народный суд. Но в крупных делах коло- нисты судились в Афинах. Кризис завоевательной политики Афин. Программа внешней политики Афин 462 г. выделяется своей широкой постановкой; но выполнение ее оказалось непосильным. Ее погубила прежде всего разбросанность предприятий. Наи- большее значение имела катастрофа, постигшая афинян в Египте. Персы истребили в Нильской дельте крупный афин- ский флот и войско, посланные на помощь восставшим. После этой потери рост афинского могущества останавли- вается. Неудачи в отдаленном заморском предприятии тот- час же отразились на материковом положении Афин: один за другим стали отпадать недавно приобретенные союзники, города Беотии, Аргос, возникло восстание на Эвбее. Мегара отделилась и опять вошла в пелопоннесский союз, и спар- танцы освободили себе опять проход в среднюю Грецию с постоянной угрозой Аттике. Из всех приобретений афиняне •сохранили только Эгину и Навпакт. Под влиянием этих событий с конца 50-х годов измени- лась общая политика Афин. Опасность заставила партии на время примириться. Вождя консервативной оппозиции, Ки- мона, вернули из изгнания и поставили во главе военных сил против персов. Но после его смерти крупные предприя- тия против большого азиатского государства были все-таки приостановлены. Афиняне решили покинуть отдаленный Кипр и ограничиться ранее приобретенными позициями в Эгейском море и проливах. С персидским царем состоялось, 204
по-видимому, соглашение (так паз. Каллиев мир), по кото- рому афиняне обязались не воевать более с ним и не поддер- живать его мятежных подданных, а персы обещали не вво- дить своих военных кораблей в воды союза. Но и в Греции пришлось отказаться от завоевательной программы. После нескольких неудачных столкновений с пелопоннесцами Афины покинули политику объединения, Так называемый тридцатилетний мир (445 г.) восстановил равновесие между двумя главными руководящими община- ми Греции и закрепил систему дуализма, равносильности двух больших союзов, афинского и пелопоннесского.
8. f Афины v? \ в 40-х и 30-х годах 2? / V века Закон об ограничении прав гражданства в Афинах 450 г. Последние действия афинян против персов в Кип- ре и соглашение с царем 448. Тридцатилетий мир со Спар- тою 445. Основание общеэллипской колонии Фурии в юж- ной Италии 443. Оппозиция империализму в Афинах и ост- ракизм Фукидида 442. Безусловное преобладание Перикла 442-430. Крупные сооружения в Афинах. Восстание о. Са- моса 440. Экспедиция Перикла в Черном море 436. Столкно- вения афинян с Коринфом, составляющие начало общегре- ческой войны 433. Религиозные процессы и скрытая оппози- ция Периклу. Начало большой пелопоннесской войны и первое вторжение спартанцев в Аттику 431. Падение Перик- ла 430. Его смерть 429. Изображения и оценка времени и деятельности Перик- ла. Со времени Фукидида и под его влиянием привыкли свя- зывать время наибольшей внешней силы Афин и наибольше- го развития демократического строя с именем Перикла. По- этому оценка политических идей, деятельности и личности 206
Перикла всегда заключала в себе прямой или косвенный приговор в отношении афинской демократии и афинской де- ржавы. Такая постановка, конечно, неправильна и узка с ис- торической точки зрения, но она почти неизбежна ввиду ха- рактера нашего материала для эпохи 460-430 гг. Никто не написал социальной истории пятидесятилетия между двумя войнами, греко-персидской и пелопоннесской, сочинения, подобного обстоятельным работам Геродота и Фукидида об эпохах, приходящихся по обе стороны проме- жутка. Фукидид говорит, что в этом отношении его предше- ственники оставили «пустое место». У него самого яркими чертами намечен только общий итог политического развития Афин к 430 году, выдвинутый в программные речи Перикла при начале пелопоннесской войны. Плутарх в биографии Перикла передает нам результаты сложной работы, сделан- ной в разное время на основании разрозненных исследова- ний, частью мемуарных и литературных данных (каковы, напр., реконструкции, которые напоминают приемы Аристо- теля и его школы и опираются также нередко на позднейший публицистический материал. И по характеру своих сведе- ний, и по своей тенденции Плутарх не мог дать историческо- го образа эпохи и не мог выяснить социально-политической обстановки Афин в промежуток 460-430 гг. Не заботясь о хронологической последовательности и точной характери- стике партий и программ, он поместил свой материал в рам- ки моральной характеристики Перикла. Поэтому к большому нашему сожалению, иначе как путем анализа этих уже готовых, слаженных и известным образом построенных суждений о главном деятеле мы не можем до- браться до оценки современной ему афинской демократии. Но отношение новой европейской исторической литерату- ры к приговорам античных писателей было весьма различно в разное время. В 40—70-х годах XIX в. в западной истори- ческой литературе под влиянием политических движений, исходивших от французской и американской революции, за- метно сильное увлечение демократическими идеями и фор- мами. Оно совпало с преобладанием классицизма и в резуль- тате получалось представление, что перикловские Афины за- ключают в себе образец чистой и наиболее совершенной демократии, момент наиболее гармонического соединения начал свободы личности и общественной солидарности. В изображениях такого рода Перикл и Афины середины V в. утрачивали конкретные очертания и получали характер, чего-то всесветного, общечеловеческого. 207
В последующие 20-30 лет совершенно разрушилась и от- пала легенда школьного и политического классицизма, и греко-римский мир стал представляться в чертах более ре- альных. В то же время сказалось влияние новых социаль- ных и политических течений. С точки зрения новоевропей- ского понятия о социальном равенстве афинская демократия с ее выключением «обывателей», с ее эксплуатацией союзни- ков стала казаться формой узкой и непоследовательной. Но она встретила критику еще с другой стороны, именно под впечатлением крупных размеров и задач современных государств, их огромного военного и индустриального разви- тия. В целом ряде суждений о Перикле и его эпохе сказа- лось пренебрежение к сравнительно мелким вопросам афин- ской демократии. Поклонники нового государства находили, что Перикла нельзя назвать оригинальным и выдающимся политическим деятелем: к нему неприложима такая крупная мерка, и он только заслуживает имени замечательного бур- гомистра, дельного городского головы. В истории Греции мы, разумеется, нигде не имеем тех крупных явлений, какой потом представляет римская импе- рия или даже средневековая Европа. Но в пределах того, что могла дать античная Эллада, население которой, впро- чем, по всей вероятности, значительно превосходило совре- менную Грецию, афинская демократия и афинская морская держава были самыми сложными, крупными и деятельными организациями: это были высшие политические и социаль- ные продукты греческой городской культуры. Только такое сравнение с формами и явлениями одновременными и дает нам основу для справедливой оценки самого афинского об- щества, а также его выдающегося деятеля. При этой оценке необходимо также принять во внимание различие моментов в развитии Афин: в дошедшей до нас исторической литера- туре это различие игнорировано или затемнено, а между тем Афины около 460 г. и около 440 г. очень разнятся и по ко- личеству своих сил, и по настроению большинства граждан. В связи с этим и деятельность Перикла между двумя момен- тами никоим образом нельзя рассматривать как одну цель- ную по тенденциям и средствам систему. Первые шаги Перикла приходятся на время необыкно- венного усиления Афин, образования большой морской и финансовой державы, развития широких завоевательных и торговых планов: настойчиво и последовательно проводят афинские демагоги программу Фемистокла. Внутри этим ус- пехам отвечает торжество радикально-демократической по- 208
литики, выражающейся в полной эмансипации верховного народа и введения системы раздач, которая должна была осуществить социальное равенство в среде граждан. Молодой Перикл в начале своей деятельности, 60-х и 50-х годах V в., вполне принадлежит и программе, и партии, которая с нею выступает На этом политическом пути он был, может быть, главным инициатором важной в глазах радикальной партии системы государственных раздач и обеспечения граждан в их политической деятельности содержанием от казны; он разделял также политику расширения, далеких экспедиций, захватов на суше, в европейской Греции и вооб- ще был сторонником объединительных целей. Приблизи- тельно до 450 г. Перикл не располагал особенным авторите- том. Он был только одним из нескольких выдающихся та- лантливых и влиятельных политиков и стратегов демократии: как ни слаба традиция об этой эпохе, опа сохра- нила все же несколько крупных имен: Эфиальта, Дамона, «учителя Перикла», стратегов Миронида, Толмида и др. Позднейшие изображения, которые старались вырисовывать одного необыкновенного деятеля, возвышающегося над всей остальной массой, дали этим людям слишком скромную от- метку «друзей, сотрудников» Перикла, позади которых он будто бы сознательно скрылся, чтобы выступать лишь в са- мых важных случаях. С конца 50-х годов ряд неудач останавливает завоева- тельную политику демократии. Вероятно, под впечатлением кризиса в Египте афиняне перенесли союзную казну из Де- лоса в Афины, может быть, опасаясь вторжения персидского флота в Эгейское море. Надо было спасать основу державы и переходить всюду к мирной политике; по отношению к персам, Спарте и сухопутным общинам южной и средней Греции, наконец, к полуварварским государствам северной части Балканского полуострова. Союзникам сделали уступ- ки и сбавили суммы их взносов. Тем не менее около 30 горо- дов, главным образом на юго-западном берегу Малой Азии, вся окраина Л икни и Карии, отпали от союза, и территория его сократилась против первоначальной. Число граждан вследствие потерь, понесенных в различных экспедициях, уменьшилось. В таком урезанном виде было афинское государство, ког- да Перикл выдвинулся на место главного вождя партии. В среде сторонников широкой программы 460 г. должен «был произойти поворот, который повел к выделению из них бо- лее умеренной группы; в числе обращенных был и Перикл, 209
вероятно, одним из первых формулировавший новую, более сдержанную программу. Изменение внешних условий и дает мерку для суждения о политике Перикла во вторую полови- ну его деятельности, в эпоху его «управления» в Афинах, за 20 приблизительно лет, от 450 до 430 года. Афины останови- лись в своем финансовом и военном развитии. Какими сред- ствами можно было укрепить пошатнувшееся внешнее поло- жение государства и что можно было сделать в этих рамках для социального обеспечения граждан? Проект национального конгресса в Афинах. К сожале- нию, многие акты этой эпохи трудно приурочить к опреде- ленному времени: нам приходится лишь догадываться о свя- зи явлений, отразившихся в разрозненных известиях. Такое сомнительное хронологически место занимает попытка Пе- рикла созвать в Афинах национальный конгресс греков. Из Плутарха мы знаем, что по предложению Перикла, афиняне разослали по всем греческим общинам, европейским и азиат- ским, большим и малым, приглашение прислать делегатов в Афины на общегреческий съезд (ооХХоуод) для совещания по такой программе: восстановление сожженных и разру- шенных персами святынь и храмов; организация жертвопри- ношений и благодарность богам за победу над национальным врагом; общее замирение греческого моря и истребление об- щими силами пиратства. В этой программе заключалось при- знание, что военная пора национальной борьбы завершилась и наступает мирная эра: но в то же время в ней скрыта была новая попытка вернуть Афинам общегреческий авторитет; инициаторы дела указывали на то, что главная заслуга в за- мирении принадлежит именно Афинам, которые довели борьбу до конца и потому обращаются ко всей Элладе. Национальный конгресс, предложенный афинянами, не удался. Пелопоннесцы отказали в присылке делегатов. В от- казе ясно отразился антагонизм большинства европейских общин Греции против Афин. Перикл выступает в этом неу- давшемся национально-федеративном предприятиии консер- вативным политиком в сравнении с радикальной партией 460 г., которая поставила задачу принудительного объедине- ния греческих общин. Ограничение состава гражданства. Консервативною до известной степени можно назвать и внутреннюю политику Перикла с конца 50-х годов. Мы видели, что разумела ради- кальная партия под последовательным проведением демок- ратии: не одно отвлеченное равенство прав, не одну деклара- 210
цию свободы, но и известное социальное обеспечение массы, фактическое уравнение граждан в смысле предоставления всем возможности активно участвовать в государственной жизни. Эта социальная сторона демократии выразилась в са- мых различных мерах и средствах: в системе вознагражде- ния за службу и занятие должностей, в раздачах, в органи- зации казенных работ, в устройстве гражданских колоний и предоставлении бедным земельных участков. Все эти меры чрезвычайно повышали цену афинского гражданского пра- ва: принадлежность к гражданству являлась огромной пре- мией именно благодаря господству радикальной партии и осуществлению ее программы. Но население Афин, Пирея и вообще Аттики далеко не состояло из одних граждан. Как раз сильное индустриаль- ное и торговое развитие привлекало множество чужих лю- дей, которые, однако, садились прочно в Афинах. Прибли- зительно одинаковое положение с метойками занимали воль- ноотпущенные. Для государства в смысле несения повинностей эти классы были очень важны. Их привлекали к морской службе, а затем стали брать в сухопутное гоплит- ское ополчение; с них собирали особую подать за право жи- тельства и некоторые литургии. Но они далеко стояли от гражданских прав. Каждый метойк должен был избрать себе патрона. Они не имели права приобретать земельные владе- ния и за право торговли платили особый рыночный взнос. Но всего важнее было то, что они были выключены от поль- зования социально-политическими преимуществами граж- данства. Еще ниже по сравнению с афинскими гражданами стояли союзники. В ходе жизни возникал существенный для демократии вопрос: остановится ли она на известной черте в распространении гражданских преимуществ? В какой мере растяжимой окажется афинская демократия? Если бы Афины раскрыли двери к гражданству сначала метойкам, потом постепенно союзникам, начиная с ближних и более верных, это повело бы к устранению партикуляриз- ма общин и образованию однородного большого сплоченного государства. Может быть, таковы были цели Фемистокла. Эта мысль о широком распространении демократии и граж- данских прав на все союзные и подчиненные общины мель- кает и впоследствии: она не была вполне чуждой Афинам. Когда позднее разразилась катастрофа в Сицилии и граж- данство жестоко пострадало в своем численном составе от военных потерь, в Афинах стали говорить о необходимости свободного расширения круга граждан. В одной комедии 211
Аристофана ясно сказано: «Возьмите в шерстяной клубок (т. е. в состав гражданства) метойков и тех чужестранцев, кто вам предан, а также задолжавших государству. Помни- те, что города, которые составляют колонии нашей земли (т. е. Иония и острова), лежат раскиданные, как клоки шер- сти: соберите все это в большую кучу, сделайте большой клубок и сотките из него демосу плащ». Но Афины слишком поздно приступили к выполнению этой программы. После поражения при Эгоспотамах в конце пелопоннесской войны, решавшего участь Афин, один лишь демос о. Самоса остался верен главной общине союза. За это всему народу Самоса было даровано право афинского граж- данства, но афинская держава уже рушилась в это время, и Аттика опять обратилась в небольшую общину В эпоху своей силы Афины были однако далеки от такой либераль- ной политики. В принципе афинское гражданство мог пол- учить лишь тот, кто происходил от родителей-граждан. Тор- жество радикальной демократии повело именно к тому, что в этом пункте гражданство замкнулось, стало нетерпимо; как раз радикальная политика давала такие выгоды граж- данству, что наличный состав граждан пи с кем больше не хотел ими делиться: всякое расширение прав на новых лиц означало бы умаление социальных преимуществ для тех, кто ими уже пользовался. Случилось то же самое, что в Риме при Кае Гракхе, в момент возникновения демократии и нача- ла системы раздач: там верховный народ воспротивился уравнению союзников в правах и принятию их в римское гражданство, хотя это было вопросом справедливости ввиду тяжелых повинностей, лежавших па союзниках: римляне не хотели с ними делиться преимуществами, и демократия всту- пила в противоречие со своим принципом, оказалась исклю- чительной и нетерпимой. Но в Афинах остановка носила еще более резкий харак- тер. Политика демократии была в этом вопросе не консерва- тивной только, а реакционной. По-видимому, раньше в Афи- нах признавали законными браки с чужестранками, и дети от таких браков хотя считались «неравнорожденными», но их все-таки допускали к гражданским правам. В среде ари- стократии такие браки были даже распространены: от полу- гражданских браков произошли Клисфен, Фемистокл, Ки- мон. Демократические политики середины V в. держались более исключительных взглядов и сделали шаг назад. Они согласны были признавать афинскими гражданами только тех, кто имел родителями граждан с отцовской и с материн- 212
ской стороны. В этом смысле и был проведен Периклом за- кон 450 г. В силу него дети граждан, происходившие от не- равных браков, сыновья матерей-чужестранок, выключались от прав гражданства, признавались незаконнорожденными. Эта мера значительно ограничивала число конкурентов в получении раздач и потому была популярна среди граждан. Новый закон резко сказался в жизни. Принятие в граж- данство происходило по демам: по достижении 18 лет сын гражданина, вступая на службу, приписывался в состав граждан дема. При этом происходила проверка его прав, и ему могли отказать в принятии: на решение дема можно было жаловаться в суд. Если суд решал не в пользу жалоб- щика, его могли продать в рабство. Очень характерно оби- лие таких процессов и осуждений лет шесть спустя после закона 450 г., когда африканский князь Псамметнх прислал афинянам большой груз хлеба, и когда его стали распреде- лять между гражданами в виде казенной выдачи. В этом законе демократия достигает известного предела развития, так же как дальше не идет расширение внешнего могущества Афин. В известном смысле закон представляет и моральный кризис демократии. Она стала сама исключи- тельным замкнутым кругом, подобно тем политическим и со- циальным формам, против которых она выступала во имя принципа свободы и равенства. Для оценки политики Пе- рикла опять-таки важно, что его имя стоит в тесной связи с этой тенденцией к замыканию демократии. И во внешней и во внутренней политике Перикл отступился от более про- грессивных принципов Фемистокла и Эфиальта. Но в рамках этой остановившейся демократии Перикл проводил широкую экономическую политику. Общественные работы в Афинах. Хорошо известны те крупные сооружения в Афинах 40-х и 30-х годов V в., кото- рые сделали город художественным и интеллектуальным центром Греции. Перикл, их направитель, сумел связать их так или иначе с национальными традициями греко-персид- ской войны и подсказать народу идеальный мотив: Афины должны стать культурной столицей Греции (t^v те лаоау ndXtu тцд EXXaSog лаюеиаю eiuat) . Но крупные строитель- ные предприятия в Афинах и в Пирее служили также соци- альной задаче. Плутарх говорит: «Массы неорганизованного народа, занятого в различных ремеслах (daiSvxaxTog xai Раиаиоод oxXoq), получили работу: плотники, каменщики, скульпторы, литейщики, маляры, ювелиры, мастера в сло- новой кости, живописцы, граверы, вышиватели тканей, за- 213
тем поставщики и перевозчики строительного и художест- венного материала, т. е. на море — купцы, корабельщики, лоцманы и матросы, на суше — экипажные фабриканты, со- держатели лошадей, извозчики, производители веревок, по- лотна и кожи для упаковки, дорожные мастера, чернорабо- чие. Каждое из этих ремесел и занятий в свою очередь, по- добно военному штабу, командующему войском, распоряжалось массой поденщиков, носильщиков и черных рабочих (&т]Т1%ои dxXov xal оаийттр) , превращенной в стройно действующие органы больших коллективных тел. Таким образом люди всякого возраста и звания принимали участие в труде и заработке.» Такова несколько идеализированная картина, послужив- шая, вместе с речами у Фукидида, основой для всех после- дующих характеристик Перикла. Финансовая политика Перикла. Превращение Афин и Пирея в две большие связанные между собой крепости и ху- дожественная перестройка Афин потребовали больших трат, и Перикл неизбежно должен был поставить государство на новую финансовую основу. В Афинах не было общего бюджета: суммы, поступавшие в качестве союзнических взносов или пошлин или доходов с государственных имуществ, были записаны на определенные расходы и частью прямо направлялись в специальные кассы или к своему назначению. Но приблизительную цифру дохо- дов все-таки мы можем определить по Ксенофонту: эта была сумма в 1000 талантов (около 2 3/4 миллиона р.), состав- лявшаяся из сборов местных (tcov ^vS^pcov) и иностранных (vqviSnepopiag) . На последние, т. е. доходы с владений им- перских, лежавших вне Аттики, можно положить приблизи- тельно 600 талантов (400-взносы с союзников и около 200 — пошлины с товаров, взимавшейся в особенности в проливах, ведущих из Черного моря). На местные доходы остается около 400 талантов (1 000 000 р). Из Аристофана мы знаем их отдельные статьи: процентные сборы (теХц x<xi ехатоотш), между прочим с продажи рабов, затем с прода- жи разных товаров, плата за судебные издержки (лритаиета), взносы откупные, за пользование рудниками (цотаХХа), портовые и рыночные сборы, аренда казенных имуществ (ptoScoostg), аукционы, конфискации (Зццкжрата). Что касается расходования этих, сумм, то прежде всего надо иметь в виду, что собственно финансовое управление вследствие характера поступлений стоило недорого. Главные 214
сборы состояли из косвенных налогов, которыми государст- во не управляло непосредственно: оно не имело персонала сборщиков и счетчиков; налог сдавался частным лицам с торгов, а затем в случае нужды к неаккуратным плательщи- кам применяли экзекуции. В Афинах был, таким образом, тот же характер финансового управления, что в Риме. Но, не тратясь на бюрократию, государство выдавало сравни- тельно много на очередных представителей самоуправления. Около 150 талантов, т. е. 3/8 местного бюджета, или 1/7 общегосударственного, уходило на выдачи присяжным судь- ям, членам совета и т. д. Небольшими остатками от местных доходов невозможно было покрыть огромные траты на укрепление и украшение Афин. Перикла обвиняли в том, что он ставит образа богов и храмы в тысячи талантов (%tXioTaXavToug) ценою. В са- мом деле, золотая статуя богини покровительницы (Афина- Парфенос) стоила около 800 талантов, Пропилеи — более 2100. Хотя мы не знаем точно, что стоил главный храм в замке, Парфенон, но на основании разных сопоставлений можно заключить, что за время усиленной стройки Парфе- нона в 447-438 гг. было истрачено около 3000 талантов, т. е. не менее 300 ежегодно, а в следующие шесть лет, от 437 до 432, около 4000 талантов, т. е. 660 талантов ежегодно. Откуда покрывались эти расходы? Прежде всего, по-ви- димому, из денежных запасов, которые имелись в храмовых сокровищах, особенно в казне богини Афины на Акрополе. Храмовые запасы составлялись из доходов со священных зе- мель, из долей военной добычи и из частных вкладов и да- рений. Эти суммы до тех пор представляли мертвый капи- тал, как у персидских царей или в старину у греческих ба- силеев. Изредка, напр., во время национальной обороны или в момент крупных военных усложнений около 460 г., из запаса брали взаймы, то взятую сумму потом возвращали. В управление Перикла решено было пустить в оборот сбереже- ния, находившиеся в храме Афины, поставить их в распоря- жение народа вместо того, чтобы оставлять их неподвижной массой, предназначенной только для парада и для удовлет- ворения благочестивого чувства. Реформа порывала со старым экономическим и религиоз- ным принципом. Богатства божества не должны были оста- ваться неприкосновенным запасом: богиня Афина, как выра- жается Эд. Мейер, стала постоянным банкиром народа. Но- минально все еще считалось, что занятые у нее деньги подлежат полному возвращению, но это была лишь фикция: 215
храмовое сокровище было в сущности присоединено к госу- дарственной казне. Вопрос о союзниках и реакционная оппозиция в Афи- нах. Но финансовые захваты афинского народа пошли го- раздо дальше: затронут был военный бюджет, покрывав- шийся из союзнической казны. Перикл выставил тот прин- цип, что раз главный город выполняет свои обязанности в отношении союзников и поддерживает достаточное вооруже- ние на случай войны, он может употреблять излишки на свои нужды, на те сооружения, которые принесут ему веч- ную славу и дадут гражданам хороший заработок. В финан- совом отношении это означало слияние общинной и импер- ской казны, объединение их на почве бюджета расходов, уп- равляемого односторонними решениями афинского народа. Таким образом, финансовая политика Перикла была вместе с тем и окончательным порабощением союзников интересам афинского гражданства. Финансовое управление Перикла давало много основа- ний для критики: под знаменем защиты интересов союзни- ков собралась в середине 40-х годов сильная оппозиция. Мы мало знаем об этой оппозиции. Можно предполагать, что она соединила консервативные, землевладельческие и сель- ские элементы, которые составляли в свое время партию Ки- мона. Но до нас дошли только возражения оппозиции про- тив внешней и, главным образом, финансовой политики гос- подствующей партии. Во главе оппозиции стоял Фукидид, сын Мелесия. В противоположность Кимону он был не военным деятелем, но мастером организовать партию, превосходным оратором и серьезным соперником Перикла в экклесии. Сплачивая рас- сеянные элементы оппозиции, Фукидид вернулся к одной старинной форме союзов дружинного типа, которая в Гре- ции всюду начинает служить реакции высших классов про- тив демократии. Это — гетерии, прежде полурелигиозные товарищества, похожие на фратрии, теперь чисто политиче- ские общества, замкнутые кружки «заговорщиков», т. е. скрытых противников существующего строя. В Афинах, благодаря клисфеновскому представительству дем в Совете и народном собрании, группы людей высшего общественного слоя, недовольных демократией, были раздроблены. Фуки- дид сплотил их в гетерии, где единомышленники могли столковаться между собою, и по-видимому, устроил союз со- единенных гетерий для противовеса народной массе. У Фукидида было много сторонников в союзных горо- 216
дах, где он пользовался большим влиянием. Он искусно внес в свою программу мотивы недовольства союзников и защиту их интересов. Он говорил, что афиняне совершают грубый акт произвола над единоплеменниками, употребляя на удовлетворение своих интересов излишки денег, которые платятся для целей общей защиты. Город приобретает дур- ную репутацию: на глазах всей Греции растрачиваются со- юзные деньги в то время, как Афины, вроде тщеславной ко- кетки, обвешивающей себя золотом и драгоценными камень- ями, украшают себя миллионными статуями и храмами. Различие между партиями Фукидида и Перикла, если принять приведенную характеристику Плутарха, сводится к противоположности широкой колониальной империалисти- ческой политики, с одной стороны, и более тесной общин- ной, партикуляристический, слабофедеративной, с другой. По организация гетерий заставляет предполагать еще ряд других разногласий по внутренним вопросам. Можно ду- мать, что кружки «порядочных людей» (%a%oi%aya8oi), как они названы у Плутарха, возражали против системы раздач, против содержания бедных граждан па счет казны и требо- вали возвращения к безвозмездной службе, т. е. фактически выключения низших классов. По крайней мере, впоследст- вии у олигархов, преемников партии Фукидида, этот пункт стоял на первом месте. К концу 40-х годов отношения партии сильно обостри- лись, «скрытая полость в железе обратилась в глубокую тре- щину». Перикл и его Партия, несомненно, должны были приложить все усилия, чтобы избавиться от этой организа- ционной оппозиции. Они предложили народу не раз приме- нявшийся выход: выбрать между двумя вождями и удалить одного из них остракизмом, чтобы дать полный простор пол- итике другого. На стороне Перикла собралась большая мас- са интересов. В 443 и 442 г. народное собрание высказалось большинством голосов против Фукидида, и он должен был пойти в изгнание. Правление Перикла. Положение Перикла после этого не только укрепилось, но приняло совершенно исключительный характер. В течение 12—13 лет он проводил свою программу, не встречая более оппозиции. Ежегодно избираемый в стратеги, он принимает главное начальство в крупных экспедициях, иапр., при подавлении восстания в Самосе, и в большой Афин- ской демонстрации в Черном море. В то же время ему пере- дано главное руководство сооружениями, т. е. вся организа- 217
ция обширных публичных работ, которая захватывала матери- альные интересы большей части гражданства. Непрерывное за- нятие стратегией фактически освобождало Перикла от необхо- димости давать народу отчет в своих действиях и особенно в расходовании финансовых средств. Для того, чтобы притянуть к ответу полномочного человека, надо было его сместить и под- вергнуть суду. Это и произошло потом, во время кризиса пело- поннесской войны в 430 г.; только тогда Периклу пришлось ответить по поводу одной дискреционной траты - подкупа вождей спартанского войска — сделанной им из казны еще в 445 г., за 15 лет до того. Перикл окружает себя целым штабом сотрудников, до из- вестной степени своим особым министерством. И это уже не тот Перикл, что раньше. Если раньше ему приходилось не раз приспособляться и уступать партии, он держит себя те- перь самостоятельнее и резче заявляет свой авторитет. Его начинают сравнивать с тираном Писистратом, называют его сторонником Писистратидами, и в самом деле многое напо- минает популярную тиранию. Одна характерная мера этого времени оттеняет несколько общее направление внутренней политики. Во время опасного для Афин восстания на о. Са- мосе политическая комедия, главное средство оппозицион- ной критики и сатиры, подверглась стеснению: было запре- щено выводить политических деятелей под их настоящим именем и в подходящей гримировке. Скоро, впрочем, это цензурное стеснение пришлось отменить. К последнему десятилетию перед пелопоннесской войной относится и знаменитая характеристика афинского полити- ческого порядка у Фукидида: «по имени была демократия, а на деле монархия первого человека в государстве». Колонизационные и торговые предприятия Афин. С по- ловины 40-х годов афинская держава, по необходимости замкнувшаяся в тех политических рамках, какие сложились под влиянием национальной войны, пыталась увеличить свои ресурсы за окраинами тесного старого греческого мира. В этом отношении важны попытки укрепиться на западе в южной Италии и Сицилии и на востоке у Черного моря. С западом Аттика вела оживленную торговлю. В боль- шом количестве направляли Афины продукты своей индуст- рии, особенно художественно разрисованную посуду, к бере- гам Италии, в Этрурию и по Адриатическому морю к долине реки По. В свою очередь Аттика получала из Италии и Си- цилии важные предметы питания, между прочим, хлеб и скот, из Карфагена материи. Но афиняне не имели колоний 218
и опорных пунктов в Италии. Уже у Фемистокла в этом отношении были известные планы. При Перикле Афины взяли на себя руководящую роль в устройстве новой коло- нии, Фурии, на месте разрушенного Сибариса. Колонизация Фурий представляет вообще любопытное предприятие в смысле систематической попытки на общена- циональной основе. В новооснованном городе должны были сойтись и основать одну общину колонисты из всех частей Греции. В этом духе Афины составили призыв к греческим городам. На него откликнулись выдающиеся люди разных общин, софисты Эмпедокл (из Акраганда в Сицилии) и Протагор (из Абдеры во Фракии), который принял на себя редактирование городского права Фурий; историк Геродот из Галикарнаса в Малой Азии, архитектор Гипподам из Ми- лета, известный своими планами новых правильно и гигие- нически возводимых городов, набросавший план и для Фу- рий; наконец, эмигранты в роде спартанца Клеандрида, осужденного на родине за поспешное заключение мирного договора с Афинами. Все эти лица приняли горячее участие в устройстве новой колонии и записались в число ее граж- дан. Увлечение, охватившее некоторые круги греческого об- щества, можно сравнить приблизительно с теми чувствами, какие в конце XVIII в. вызывала у европейцев свободная республиканская Америка, образовавшаяся из эмигрантов разных европейских стран. В метрополии многие, по-види- мому, были убеждены, что на новой почве, без местных тра- диций, вне старых связей и соперничеств, в среде граждан, составившейся из перемешанных, разнородных элементов, удастся создать более здоровое нормальное общество и про- вести прямо в жизнь рациональные просветительные начала. Внимание Афин привлекала и другая окраина колонизо- ванного греками мира, именно Понт. Когда образовался морской союз для борьбы с персами и приморские общины отделились от персидской державы, пограничным на севере пунктом союза сделалась Византия у пролива к Понту. Об- ладание проездом к Черному морю имело важное значение для Афин. Из черноморских стран везли на афинский рынок сырые продукты, скот, рыбу, соль, кожи, строительное де- рево, деготь, лен и пеньку, но главным образом — хлеб: пон- тийский хлеб составлял около половины общего хлебного привоза в Аттику. В свою очередь в греческие колонии Пон- та и в варварские земли скифов и фракийцев направлялись афинские фабрикаты. Когда варвары начинали теснить пон- тийских греков, от этого очень страдала афинская торговля: 219
поэтому в интересах Афин было поддержать колонии и за- крепить свое положение в Черном море. Перикл, во многих чертах продолжатель политики Писи- стратидов, положивших начало обладанию проливами, на- стоял на посылке в Понт морской экспедиции. Во главе большого флота он сам отправился в Черное море с тем, что- бы «выразить сочувствие» грекам, а варварским царям и князьям «показать величие афинской помощи, уверенность и смелость, с которою афиняне плавают, где им угодно, и держат в своем распоряжении все море» (rcaoav и<р аитотд ле коидоиаю tt|v uaAaooav). Очень возможно, что последние выражения, носящие характер торжественных формул, при- надлежат какой-нибудь программной речи Перикла. Афиняне укрепились на двух противоположных берегах Черного моря: в Синопе, где была основана афинская коло- ния, и у Керченского пролива (Нимфей около Пантикапеи). Последнее приобретение у входа в Азовское море (Боспор Киммерийский) сделало их прямыми хозяевами большей ча- сти хлебной торговли, шедшей с севера. Колонизация Фурии и понтийская экспедиция очень ха- рактерны для афинской политики после «тридцатилетнего» мира. Когда рушилась задача объединения европейской Гре- ции, Афины стали искать создания колониального господст- ва, приобретения отдаленных рынков, которые питали всю Грецию. Неудачный исход и этих попыток повел за собой полную катастрофу афинской державы: ее падение началось с гибели большой сицилийской экспедиции 415 г., которая имела целью овладение западным торговым районом; оно за- вершилось потерей проливов, ведущих к Понту. Общее заключение о политике Перикла. Оппозиция в конце его правления. Все эти явления дают вместе с тем материал для суждения о роли Перикла в афинской демок- ратии. На его деятельности можно проверить тот поворот, который Афины совершили с 460 до 430 г. Он начал в рядах энергичной радикальной партии, воспользовавшейся силами новой афинской державы и искавшей господства Афин во всем греческом мире: главной опорой ее была городская де- мократия Афин и Пирея. Ряд неудач заставил демократиче- скую партию, выступившую в 460 г., остановиться. В ней произошел раскол. Под руководством выделившейся около 450 г. умеренной демократической группы афинское граж- данство старалось возместить потери и неудачи, понесенные в европейской Греции, на широкой торгово-колониальной политике: главным направителем ее и стал Перикл. Она да- 220
вала перевес городским промышленным классам, и в пользу горожан Афин и Пирея стали главным образом поступать государственные раздачи. Этот односторонний оборот пол- итики должен был вызывать не только недовольство, но и серьезные опасения в среде сельских классов. Захваты афинской торговли, особенно на западе, поднимали вражду пелопоннесцев: более всех беспокоился Коринф, которому афиняне во всякое время могли перегородить из Навпакта выход через западный залив. Снова грозила перспектива на- шествий страшных пелопоннесцев на беззащитную сельскую Аттику. Политика Перикла готова была жертвовать интересами многочисленного сельского населения. Это видно по плану дальнейшей войны: отдать страну на разграбление и собрать все население в крепости соединенных Афин и Пирея, под- держивая только один выход к морю. Недовольные не мог- ли, однако, составить в народном собрании влиятельной партии, которая была бы в силах бороться против всей про- граммы управления Перикла. Тем не менее в конце его продолжительного министерст- ва, если можно так выразиться, и еще до наступления боль- шого кризиса войны обнаружилась довольно сильная оппо- зиция. На нее указывают нападки комедии и ряд процессов против людей, так или иначе близких к Периклу. Оппози- ция, однако, не имела ничего общего с протестом известных классов против морской политики или против проведения демократических начал. Сложившийся за 30 лет до того строй стоит прочно, и никто не решается открыто поднять голос против него. Оппозиция вождю демократической пар- тии носит коалиционный характер: она составлена из двух противоположностей, справа и слева. Религиозные процессы в Афинах. Во-первых, против 11срикла вооружаются культурные реакционеры. Правитель Афин был близок к кругам просветителей и рационалистов, которые охотно посещали Афины, жили подолгу в шумном городе и знакомили публику со своими взглядами и учения- ми. Отражение новых взглядов можно было найти в его фи- нансовой политике, которая порывала со старинным религи- озным началом храмовых сбережений, и в проведенной им перестройке акрополя, разрушившей старые святыни. Пря- мого нападения на Перикла, впрочем, не было: его лишь косвенно старались задеть обвинением людей того же круга. В смысле религиозной реакции всего важнее было пред- ложение, внесенное в народное собрание знатоков сакраль- 221
ных древностей и толкователем оракулов Диопейфом. Родо- начальник афинской инквизиции требовал, чтобы строгий процесс эйсангелии (применявшейся к тяжелым государст- венным преступлениям) был перенесен на всех тех, кто бу- дет обвиняться в отрицании божественных сил в мире или изложении каких-либо астрономических теорий. За предло- жением Диопейфа последовал ряд доносов и обвинений про- тив святотатцев (aoepouvieg) и между ними процессе Анак- сагора, в учении которого популярное мнение как раз боль- ше всего и выделяло ту мысль, что солнце не одухотворено живой божественной силой, а образует раскаленную камен- ную массу. Анаксагор с трудом избег осуждения на смерть: он должен был выплатить большой штраф и уйти в изгна- ние. Процессы конца 30-х годов открывают нам отчасти свое- образную постановку религиозного вопроса в Афинах. В политике общины благочестивые чувства занимали видное место. Среди подвигов Кимона особенную популяр- ность доставило ему перенесение в Афины с захваченного острова Скироса останков национального героя и святого Ат- тики, Фесея: весь город торжественно встречал возвращение божественного покровителя области. Чтобы добиться согла- сия народа на устройство колонии в Фуриях, Перикл дол- жен был прибегнуть к поддержке предсказателей и богосло- вов, которые добыли подходящее изречение дельфийского оракула и выяснили религиозную необходимость основания города именно в этом месте Италии. Несмотря на эти настроения в массе афинян, греческим просветителям казалось, что нигде они не могут найти такой чуткой и обширной аудитории, как в Афинах. Здесь учил скептик Протагор о сомнительности существования богов и о том, что человек — мера всех вещей; пессимист Диагор от- рицал вовсе присутствие божества в мире на том основании, что на земле нет справедливого возмездия людям. Драма- тург-популяризатор Эврипид решился (вероятно, около 430 г.) поставить на афинской сцене пьесу, которая представля- ет настоящее ниспровержение старых священных авторите- тов, полную религиозную революцию. В его Беллерофонте, напоминающем по идее байроновского Каина, был изобра- жен борец за человеческие права, бурно вздымающийся про- тив небес: он хочет притянуть богов к ответу за их правле- ние; он горько упрекает их за то, что они дают счастье и удачу жестоким и вероломным тиранам и в то же время бро- сают без помощи благочестивые общины, которые гибнут от 222
руки злодеев. «И после этого говорят, что на небе есть бога? Их нет там, их нет, если только люди не хотят безумно ве- рить старым сказкам!». Все эти смелые речи пользовались, однако, лишь факти- ческой терпимостью — до первого частного доноса и обвине- ния в святотатстве, aoepeiou; которое мог внести любой гражданин. Условием успеха этих обвинений был религиоз- ный консерватизм афинской народной массы, преобладав- шей в судах. Религиозный процесс всегда было не трудно повернуть на политическую почву и поставить вопрос о гражданской благонадежности обвиняемого. «Атеиста» Диа- гора осудили на смерть, как преступника против общины, равного тиранам и сторонникам персов; опале его придали общенациональный характер: было послано приглашение пелопоннесцам, чтобы и они приняли участие в его пресле- довании. Предложение Диопейфа еще более облегчило эту политическую постановку религиозных процессов и дало возможность афинской демократии, обращаться в опасную реакционную силу по отношению к умственным движениям. Рядом с реакционерами против Перикла выступила край- няя группа радикалов, во главе которых выделялся уже, по- видимому, демагог последующей эпохи, Клеон. Из дальней- шей политики Клеона можно заключить, что эти отклонив- шиеся от Перикла демократы хотели решительного нападения на Спарту и на пелопоннесцев, завоевательных действий на окраинах и не останавливались перед возможно большим напряжением платежных средств союзников. Пар- тия эта потому и нападала на Перикла, что он казался недо- статочно решительным, не рисковал бросить на весы все силы афинского государства и в предстоящем столкновении хотел ограничиться блокадой Пелопоннеса, политикой утом- ления и выматывания противника. Для внутренних отношений в Афинах крайне характер- но, что ни та, ни другая из оппозиционных партий не напа- дала на социальную политику Перикла: радикальная партия потому, что была с нею согласна, консервативная — потому, что не решалась поднимать против нее голос. Демократия в оценке ее врагов. Афинская демократия в том виде, как она сложилась с 460 г. несмотря на неудачную первую войну с Пелопоннесом и на падение ее авторитетного вождя в начале второй, большой пелопоннесской войны, сто- яла вполне прочно. Это признавали и сами враги ее. В этом отношении мы имеем одно свидетельство совершенно исклю- чительного свойства. До нас дошла небольшая характери- 223
стика политического и общественного строя Афин, занесен- ная случайно в число сочинений Ксенофонта (род. 427 г. до Р. X.), но в действительности написанная анонимным авто- ром в первые годы пелопоннесской войны, между 429 и 425 г. Составитель этой псевдоксенофонтовой Политии — афи- нян, аристократ и резкий противник существующего строя. Он пишет не воззвание и не памфлет, обращенный к боль- шой публике; его речь направлена к единомышленникам, вынужденным молчать, или, еще вернее, к друзьям афин- ской аристократии за границей, может быть, в Спарте; ее цель — показать, что ненавистный демократический строй чрезвычайно силен, тесно связан со всем существованием го- сударства, и что на его низвержение почти нет надежды. Ав- тор чрезвычайно пристрастен, но его наблюдения тонки и интересны, и тенденция его придает особенную заниматель- ность этой характеристике демократии, написанной злейшим ее врагом. В политической брошюре неизвестного олигарха мы встречаем, прежде всего, замечательное изображение мор- ской державы и богатства торгового государства. Для автора ясны и несомненны военные и промышленные основы могу- щества Афин. Союзные и подчиненные общины разъедине- ны: они нигде не могут собрать вместе крупных сил. «Ведь м