Текст
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Авторы, желающие поместить статьи в следующих книгах
сборника «Рыболов-спортсмен», могут направить свои рукописи
в адрес издательства.
Рукописи должны быть отпечатаны на машинке через два
ивтервала в одном экземпляре. Необходимо сообщить адрес и
имя автора. Принятые к печати рукописи оплачиваются, не
принятые — возвращаются авторам.
Редколлегия сборника: В. В. Архангельский,
А. А. Клыков, Д. А. Самарин, X. Н. Херсонский, А. А, Шахов,
Л. Р. Шейнин.
Составитель Д. А. Самарин.
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Уже вскоре после Первого пленума Всесоюзной секции
спортивного рыболовства, закрепившего большие перемены в рыболов*
ном спорте, мы с интересом читали 7 апреля 1955 года в газете
«Советский спорт» корреспонденцию из Мичуринска.
Три года назад при Мичуринском паровозоремонтном заводе
возник небольшой кружок любителей рыбной ловли. Впоследствии
он превратился в спортивную секцию ДСО «Локомотив». Число
членов секции возросло до 150. Был приобретен необходимый,
инвентарь, куплены лодки, построена на реке Воронеже база, где
можно укрыться в непогоду, починить снасть, получить мальков
и приваду.
В секцию начали поступать заявления от рабочих и служащих
многих предприятий, так как других рыболовных кружков в
Мичуринске не было, а спортивные общества (их в городе восемь)
не интересовались этим спортом. В скором времени секция ДСО
«Локомотив» уже не могла удовлетворить всех желающих. По-|
этому рыболовы-любители встретили с большим удовлетворением
весть об организации крупной секции спортивного рыболовства
при городском комитете физкультуры и спорта.
Посвященное образованию новой секции, общегородское со-*
брание рыболовов в клубе паровозоремонтного завода прошло
многолюдно и оживленно. Было сделано много интересных пред-*
ложений, составлен план работы и выбран президиум секции!
Собрание решило организовать секции рыболовов во всех
спортивных коллективах, расширить базу и заповедник на реке Вороя
неже, вести борьбу с браконьерством и хищническим ловом рыбы;
Хорошее начало, положенное мичуринцами, показывает, как
при добром желании самих рыболовов можно заложить прочные
основы советского спортивного рыболовства в каждом городе
нашей Родины, где есть река, озеро или другие водоемы.
Выполнение правильно намеченного плана работ такой секции
непременно должно привести в недалеком будущем к тому, что
Даже там, где водоемы не очень велики или оказались
обезрыбленными вследствие бесхозяйственного, а порой и хищнического к нШ
3
отношения, рыболовы, организованные отныне в коллектив,
дружными усилиями смогут добиться культурного рыборазведения,
очистки вод, заботливого ухода за дарами природы, станут в
своем деле не только охотниками, но садовниками и сеятелями.
Здоровый, освежающий отдых и развитие спортивных
навыков, постоянное восстановление сил благодаря общению с
природой — все чрезвычайно ценные для работника любой профессии,
для человека любого возраста «капиталы», какие дает нам рыбная
ловля,— это еще только полдела, если с широким государственным
взглядом на вещи оценивать начало массового движения
рыболовов-спортсменов.
Вторая половина нашего общего дела может быть кратко
выражена словами: рыбу надо не только умело ловить, но и умело
повышать «урожайность» рыбы... Мы должны научиться «сеять»
лучшие породы рыб, выращивать их и ежегодно добиваться
все более высоких уловов. Мы будем ловить такую рыбу, какую
хотим.
И должно быть, не случайно в борьбу с хищническим ловом
рыбы включились с первых же дней рыболовы города, носящего
имя великого преобразователя природы. Пожелаем мичуринцам
хороших успехов.
Положено начало работы рыболовных секций и во многих
других городах — в Киеве, Днепропетровске, Ленинграде.
К сожалению, газета «Советский спорт» в дальнейшем почти
забыла об этом, едва ли не самом массовом спорте и очень
мало помогает обмену опытом между молодыми коллективами
рыболовов.
Но хорошие вести идут со всех сторон.
Вот, например, руководство Всеармейского военно-охотничьего
общества в новом «Положении» о рыболовном спорте в системе
ВВОО, рекомендуя широкое развитие рыболовного спорта среди
военнослужащих, особо подчеркнуло задачу воспитания у членов
общества бережного отношения к использованию рыбных богатств
страны. Мы к этому можем добавить, что наш народ привык
видеть в представителях своей Советской Армии, от генерала до
солдата, образец высокодисциплинированного, сознательного,
культурного поведения всегда и во всем, когда дело касается
интересов народа, интересов Родины. По примерам, какие на деле
дадут спортсмены-военнослужащие, будут равняться многие, очень
многие рыболовы-любители по всей стране.
В новом «Положении» о развитии спортивного рыболовства
среди военнослужащих прямо говорится о создании рыбоводно-
спортивных баз, о проведении рыбоводно-мелиоративных работ для
улучшения условий жизни рыб и увеличения рыбных запасов
водоемов, о строгом соблюдении государственных правил
рыболовства и о необходимости широкой агитационно-массовой работы
через печать, радио и кино. В план работы включено создание
школ рыболовов-спортсменов, чтение популярных лекций и прове.
4
дение докладов по вопросам спортивного рыболовства, ихтиологии
и охраны рыбных запасов.
Из практических мероприятий, включенных спортсменами-
военнослужащими в свои планы, очень многое, нам думается,
должны сейчас уже перенять все секции спортивного рыболовства
на местах при добровольных спортивных обществах и комитетах
по физкультуре и спорту.
С другой стороны, среди работников, которые ведают по
поручению государства охраной рыбных запасов и рыборазведением,
созрело сознание того, что свои задачи они не смогут успешно
решать без широкого участия всего населения, и в первую очередь
рыболовов-спортсменов, организованных в добровольные
общества.
Поднятый на страницах сборников «Рыболов-спортсмен»
вопрос о неотъемлемом праве и о долге каждого советского
спортсмена активно участвовать в борьбе за чистоту рек, морей и озер
своей Родины, за постоянное умножение наших рыбных богатств,
за социалистическое, заботливое отношение к родной природе и
ее дарам обсуждался в 1955 г. на всесоюзном, республиканских
совещаниях органов рыбоохраны.
Министерство рыбной промышленности РСФСР сообщает нам,
что оно всемерно ориентирует свою систему рыбоохраны
опираться на помощь спортивных организаций и отдельных
спортсменов.
Мы можем надеяться, что в недалеком времени продвинется,
наконец, вперед и другое чрезвычайно важное дело: постоянная
широкая пропаганда охраны рыбных запасов среди всего
населения. Так, например, Министерством рыбной промышленности
РСФСР совместно с Научно-исследовательским институтом
прудового рыбного хозяйства разработаны и подготовлены к изданию
плакаты, листовки и брошюры, призывающие население и
общественность к охране рыбных запасов. Мы считаем, что это только
один из первых шагов. Такие плакаты, брошюры и листовки
должны появиться в каждом сельсовете, в каждом колхозе и
совхозе, в каждом фабрично-заводском и сельском клубе, в
комсомольских и пионерских организациях, во всех библиотеках страны.
Ясно, что выпуск таких плакатов и брошюр должен принять
массовый и постоянный характер и к этому надо приложить наши
общие усилия.
И, повторяем, первое правило каждого рыболова-спортсмена,
его неотъемлемое право и прямая обязанность — во время
пребывания на водоемах оказывать всяческое содействие работникам
рыболовных баз и инспекции рыбнадзора в их борьбе с
нарушениями правил рыболовства, засорением и загрязнением водоемов.
А в случае отсутствия инспекции рыбнадзора необходимо для
ликвидации нарушений привлекать работников милиции, работников
и членов сельских и районных Советов депутатов трудящихся.
#. Филимонов
КАРП ИВАНОВИЧ
асковая фамилия — Дитятко — вовсе не
соответствовала его внешности и характеру. Высокий и
кряжистый, с развалистой походкой, хмурый и
молчаливый, с рыжими усами, густыми, лохматыми бровями,
крупным пористым носом — таковы внешние черты
этого человека.
Жители Лесной Кручи никогда не называли своего соседа по
фамилии. Он известен как Карп Иванович. Впрочем, и это имя не
настоящее. Как окрестили его родители, какое отчество он носил,
я не знаю и по сей день.
Дитятко стал называться Карпом Ивановичем, так сказать, по
собственному почину, вытаскивая удочкой карпа, он непременно
восклицал:
— А-а! Карп Иванович! Пожалуйте сюда...
Так и приклеилось к нему это имя.
Карп Иванович — рыболов страстный. За ним ходила слава
непревзойденного коропятника. Работая на железной дороге, он
сутки дежурил, а двое отдыхал, и всё утра свободных дней
проводил на берегах Балановского пруда.
Как бы рано ни являлись туда другие рыболовы, они
непременно опаздывали: лучшие места уже заняты удочками Карпа
Ивановича. Только в те дни, когда он был занят по службе, удиль-
9
щики наперебой захватывали его позиции, где накануне было
выловлено несколько отменных карпов. Давно известно —
удильщик-неудачник всегда засматривается на занятое место. Ему
кажется, что именно там целые косяки рыбы стоят в нетерпеливой
очереди за наживкой.
Снасть у Карпа Ивановича грубая, прочная — три громадных
ореховых и можжевеловых удилища, толстая леса из крашеного
хирургического шелка, большие кованые крючки,
веретенообразные поплавки, выструганные из сосновой коры.
Самые усидчивые рыболовы, сложив удочки, купаются на
песчаной отмели, завтракают, спят на жестких коврах телореза.
Ничего не поделаешь — клев прекратился. И пора: солнце проплыло
половину дневного пути, бранливые пастухи пригнали на водопой
стадо, женщины полощут белье, детишки кричат. И даже в такой
час из-под старой, обомшелой вербы время от времени слышится
всплеск борющейся рыбы и знакомый возглас:
— А-а-а! Карп Иванович! Прошу вас ко мне.
Дитятко бережно прячет карпа в просторный мешок с мокрой
травой и долго уминает новый катышек хлеба, не отводя острых
глаз от чернеющих на воде поплавков.
Иные завистники утверждали, будто Карп Иванович знает
«заветное рыбье слово», приписывали удачи снадобью, которым,
дескать, сдабривается приманка. Глупости! Просто у него были
верные союзники — знание, умение и терпение. Пристроившись
где-нибудь на заболоченной косе, между кустами на небольшом
острове или у дощатой колонки водосливного устройства,
называемого почему-то «монахом», Карп Иванович мог часами
оставаться неподвижным.
Балановский пруд лежал на стыке земель крахмального
завода, животноводческого совхоза и колхоза имени 13-летия
Октября, считался «ничейным», и до войны удить в нем разрешалось.
Среди прочей рыбы здесь водились закованные в бронзовую
кольчугу карпы, легко оттягивающие стрелку безмена до девяти-
десятикилограммовой отметки. Такие рыбы почтительно и ласково
именовались «поросятами».
Попытки вытащить «поросенка» отнюдь не всегда увенчивались
успехом. Единоборство часто кончалось сухим треском сломанного
удилища, а иной раз и гулким всплеском упавшего в воду,
разгоряченного борьбой рыболова.
У Карпа Ивановича подобные катастрофы не случались.
В схватке со своим слишком сильным тезкой он не шел на риск
потерять лесу, обрубленную острой зазубриной спинного
плавника. В таких случаях удилище отпускалось и рыба до
изнеможения таскала прут по водоему, пока хозяин снасти вплавь не
овладевал удочкой.
Секретами своих удач Карп Иванович не делился. Стоило
любопытному остановиться за спиной, как он грубовато и решительно
предлагал убраться подальше.
10
На вопрос дачников: «Нет клева?»,— не оборачиваясь,
отвечал:
— Унес дядя Лева...— Или: — Поклевывает, да обратно
выплевывает...
Если наивные рыболовы интересовались, на что он ловит,
следовали односложные ответы:
— На удочку. На крючок. На насадку.
Местные рыболовы пытались дознаться, на какую же наживку
ловит удачливый коллега. Они тщательно исследовали берег, где
сиживал Карп Иванович, но находили то зерна вареной кукурузы,
то корочки белого и черного хлеба, то картофель или остатки
кубиков из мятой, пресованной пшенной каши. Особенно ревнивый
рыболов, лаборант крахмального завода Никита Петущак
подвергал эти крохи безрезультатному анализу, подозревая присутствие
«химических возбудителей».
Особенно Карп Иванович не любил ребятишек — за шустрость,
громкие крики и любопытство. Те завидовали рыболову и
боялись его.
Как-то один из мальчиков прямо и простодушно спросил:
— Дядя, на какую приманку вы так хорошо ловите?
— На жеваную сосновую шишку!
Ответ ошеломил, озадачил ребят. Это походило на правду.
Дитятко почти все время держал руку у рта, ковыряя в зубах.
Издали казалось, что он действительно беспрерывно жует.
Чего не сделаешь ради успеха? Ребята испробовали рецепт.
Смолистый, пахнущий хвоей, колючий плод сосны разжевать не
удалось, и мальчики решили механизировать переработку шишек.
Они варили их в кипятке, перемалывали на мясорубке, скоблили
ножами, измельчали на терках и, прицепив на крючок завернутое
в кусочек марли пахучее месиво, пытались ловить.
Карпы остались равнодушны к предложенному блюду. Они,
видимо, не страдали авитаминозом.
В другой раз Карп Иванович, желая подальше и надолго
услать юных рыболовов, по секрету поведал им, что ловит на
специальных «песочных червяков». Водятся они на глубине не менее
одного метра в песчаном холме возле пионерского лагеря, в двух
километрах отсюда.
Ребята, раздобыв лопаты, несколько часов добросовестно
добирались до заданной глубины. Найденных ими «сальников» —
личинок жука Карп Иванович забраковал:
— Не то,— сказал он.— Песочный червь зеленый, а головка
красная. Показал бы образец, да вышли все...
Сообразив, что над ними дважды посмеялись, ребята
изыскивали множество способов отомстить обманщику. Они
околачивались поблизости, истошными голосами горланя веселые песни,
подговаривали комбайнера Гришу, ездившего на мотоцикле без
глушителя, подле самого рыбака чинить свою, якобы
испортившуюся, трескучую машину. Иной раз тяжелый ком чернозема,
11
пущенный неизвестной рукой в самый напряженный момент клёва,
бултыхался между поплавками...
Лет за пять до начала Великой Отечественной войны Карпа
Ивановича постигло несчастье — поезд отрезал ему ногу. На пруду
он появился только через год, еще более неподвижный и
замкнутый. Порыбачил два-три раза и больше не показывался. Трудно
на деревяшке отшагать восемь километров от Кручи до Балановкй
и обратно, а попутная машина на этой лесной дороге встречалась
редко.
У Дитятко обнаружился другой талант — он отлично чинил
примусы, стенные часы, мебель, подшивал валенки, запаивал
самовары, шил крепкие сапоги, подбирал и даже окуривал меха,
придавая им соответствующую окраску. Карп Иванович стал
незаменимым человеком в Лесной Круче, этом полудачном
поселке.
Так, прирабатывая к пенсии, и жил он вдвоем со своей женой
Мотрей, суетливой, вечно на что-нибудь жалующейся женщиной.
Она вела все несложные расчеты с посетителями, принимала и
выдавала заказы, назначала сроки. Муж и дома сторонился людей,
стараясь даже серьезные вопросы, возникающие по работе, решать
не с заказчиком, а через Мотрю.
Зимой посельчане заметили, что Карп Иванович начал
неохотно принимать заказы, хотя попрежнему исполнял их добротно
и непременно к сроку. Заказчикам приводилось слышать, как за
дверью комнатки, превращенной в мастерскую, завязывался
супружеский спор:
— Возьми работу — человеку польза и нам прок,—
уговаривала мужа Мотря.— Тут делов-то на день, не боле. Ну, чего
уперся, как дышло в стенку?
Густой бас спокойно отвергал доводы:
— Нет у меня времени старые горшки латать. Дела есть по-
первей других. Иди — отдай. Скажи — пускай в Гостомель
снесут, к Сеньке-жестянщику.
— Чего так? — спрашивал огорченный заказчик, забирая
садовую лейку с отвалившимся носиком.— Деньги вам не требуются
или, вправду, дела другие есть?
— На кушетке развалится, да мух на потолке считает, вот и
все его дела,— тараторила Мотря, понизив на всякий случай
голос.— Я,— говорит,— думаю.— А чего думать? Хочет пасеку
завести, но пчелы в шапку меда не нанесут. Ульи требуются, на рои
также деньги нужны, а взять их, денег-то, откуда, ежели от
заказов нос воротить? Моду еще взял — полуношничать. Две лампы
засветит и малюет на бумажке крестики, кружочки да палочки.—
Черте-е-еж,— говорит. Или косточки на счетах швыряет — ему
одному ведомые подсчеты делает. А мне на эти чертежи керосину
бочками запасаться, что ли? После рождества в Киев подался за
книгами. Теперь эти книжки читает. К старости лет в науку
ударился. Вчера только из районного центра возвратился. Чего, спра-
12
шиваю,— тебя носило? Так разве он скажет по-людски? — На
консультации,— говорит,— был...
Поведение Карпа Ивановича объяснилось весной. Мотря на
базаре жаловалась бабам:
— Мой-то, вроде тронулся малость — задумал пруд на усадьбе
выкопать! Без ноги человек, а такой труд вырешил на себя взять.
Сам, говорит, все чисто сделаю, от пчел отказываюсь, рыбу
разведу.
— Рыбу, при надобности, на базаре купить можно, чем зря
земельный участок портить,— сочувственно вставила одна из
слушательниц.
— Вот и я так же доказываю, а он на своем стоит — на палец
не сдвинешь! — Мне, говорит, не жареная рыба нужна, мне
требуется наполнение чувства. Без любимой охоты душа моя в
ломаных кастрюлях не умещается... Уже досок два десятка привез,
тачку сколотил, колеса к ней купил, грабарскую лопату. Для дома
сделать чего — так некогда...
Два года рыл Карп Иванович котлован. Каждый свободный
час копошился в земле. Участок усадьбы у казенного леса
понижался, образуя естественную впадину. После многоснежной зимы
и дождливого лета она заболачивалась ржавой, цвелой водой,
в которой кишели головастики. В ходе «строительства» оказалось,
что здесь есть и подпочвенная вода.
Пруд получился отличный, с постепенно увеличивающейся
глубиной, любовно сделанными заводинками, высокими берегами и
устройством для сброса прибылой воды. Весной Карп Иванович
спустил сюда талую воду и, когда она отстоялась и согрелась,
зарыбил, посадив в пруд сотню сорокаграммовых карпиков,
приобретенных в ближайшем колхозном хозяйстве.
Осенью посельчане, проходившие мимо дитятковской усадьбы,
уже могли видеть, как из низинки вдруг выглянет согнутый кончик
удилища и послышится:
— Мое почтение, Карп Иванович! Прошу вас, прошу...
Хозяин заботливо ухаживал за прудиком. Он обсадил берега
орешником, ежевикой, по утрам подкармливал рыбу с плотика,
насыпая на него вареный картофель или ржаные отруби. В опасную
предвесеннюю пору, когда лед, чуть подтаявший за теплый день,
ночью смерзается и мороз наглухо закупоривает поры во льду,
Карп Иванович продалбливал пешней несколько прорубей. Ходил
между ними хмурый, беспокойный, наблюдая, как жаждущая
кислорода рыба скапливалась у лунок.
В жаркие июльские дни, когда вода «цвела», наполняясь
желто-зеленой мутью водорослей, от пруда веяло неприятным
запахом, а на поверхности появлялось много медлительных жуков-
водолюбов, рыба задыхалась в ядовитой углекислоте водорослей,
вяло поднималась наверх и жадно жевала воду.
Карп Иванович принимал решительные меры к спасению своих
питомцев. С помощью раздобытого где-то движка он соорудил
13
насос и по ночам поливал пруд длинными струями водяной пыли.
Посельчане отнеслись к новой затее с неодобрительным
пренебрежением:
— Переливает человек из пустого в порожнее. Одним концом
шланга воду из пруда забирает, а другим Туда же выливает...
— Плюнь на них, темный в таких делах народ,— отмахнулся
Карп Иванович от Мотри, поведавшей о насмешках соседей.— Это
зовется аэрацией. Вода разбрызгивается, смешивается с воздухом
и несет этот воздух в глубину, к рыбе. Нет у нашего пруда
водообмена, вот и доводится так действовать.
Вскоре пришлось воевать с извечными каверзниками —
ребятишками. В прудике было много карпов, клевали они осторожно,
но часто. «Браконьеры», пластунами подбираясь к берегу и лежа
на животе в кустах, подбрасывали облепленный хлебом крючок.
Ох, и попадало же голоногим, когда сгребали их длинные
ручища хозяина! Бить — не бил никогда, ушей не трепал. У
попавшихся впервые безвозвратно конфисковывал удочку с самой
драгоценной для ребят деталью — крючком. Злостных нарушителей
Карп Иванович карал иначе — отнимал штанишки и отпускал на
все четыре стороны.
— Пускай матка за штанцами явится. У меня с ней разговор
состоится, не с тобой...
Это было наибольшей неприятностью. Стыдно пробираться
к дому, хоронясь в колючей чащобе кустарников, скучно
дожидаться темноты, чтобы под ее покровом мигом проскочить через
улицу, юркнуть мимо соседских окон. Совестно объяснять причину
утраты необходимейшей принадлежности туалета, а матери
неприятно идти к Карпу Ивановичу за штанами. Таким образом,
юные любители карпов получали обязательно две экзекуции: одну
в голом виде, другую — во время облачения в возвращенное
одеяние.
Закоренелые любители рыбной ловли в чужих водах сперва
применяли сомнительный способ пассивной обороны, загодя пряча
в отдалении ценнейшую часть одежды. Потом была разработана
более надежная тактика: привлечение к операции младших
братьев или соседских карапузов. Им поручалось наблюдать за
окрестностями и подавать сигналы о приближении противника.
Новый прием целиком оправдал себя. Bo-время замеченный
Карп Иванович не мог преследовать быстроногих нарушителей.
И набеги участились.
Тогда Дитятко завел собаку — черного лохматого пса 'Карого,
с круглыми коричневыми глазами и безнадежно запутавшимся в
шерсти репейником. Пес должен был бегать вдоль отдаленного,
самого уязвимого берега, волоча за собой цепь с кольцом,
надетым на проволоку.
Карый надежд не оправдал. Он больше лежал, положив
голову на передние лапы и Тяжко вздыхал, отчего в песке перед
ноздрями выдувались ямочки.
14
Почуяв крадущегося мальчонку, пес поднимал голову,
настораживал согнутые, будто сломанные уши, удивленно мигал
редкими ресницами и отворачивался. Иногда он добродушно ронял:
«бб-у!» или тихонько утробно ворчал.
Его явно одолевала лень. На него тоже действовало
мечтательное очарование разлитой вокруг осени, перезвон птиц. В
огороде, на высоких узловатых стволах покачивались круглые,
закутанные в яркожелтые бахромчатые платки лики подсолнухов.
Картошка подставляла нежаркому солнцу по-старушечьи
морщинистые листья, целились в небо круглые острые стрелы зеленого
лука. Обласканные добрым соседом — прудом, растения, как ни
в один год, стояли сочные, темнозеленые.
Мальчишки принимали молчание пса за знак согласия и
осторожно выдвигали над водой удочки.
В августе 1944 года мне снова довелось побывать в Лесной
Круче. Фронт все быстрее откатывался на запад, бои шли на
границах Украины. Поселок уцелел, но на всем лежал скорбный
налет запустения, одичалости и какой-то оголенности. Так выглядит
лиственный лес после нашествия лавины гусениц, когда сквозь
неестественную летом голь деревьев просвечивают лишь горькие
листья осин, отвергнутые прожорливыми насекомыми. По ирпен-
ским лугам еще опасно было ходить: кое-где оставались мины.
В лесу разбитые снарядами сосны проливали прозрачные слезы
смолы. Среди слежавшейся, потемневшей хвои белели пески
окопов.
Карп Иванович попрежнему занимался ремонтом. Среди
заказов не стало мебели, самоваров, примусов. Обнищавшие,
обносившиеся люди тащили в починку главным образом обувь —
такую рухлядь, для которой до войны и на запыленном чердаке
не нашлось бы места. Работы прибавилось, но оплата
уменьшилась.— Вы бы, Мотря, рыбу продавали,— говорили люди.— Она
же есть у вас?
— Есть-то есть. Коропа в пруду, как пшена в мешке. Но мой
не велит. Себе, говорит, нужно. А для себя у нас излишек. Сядет
с удочкой, поймает два-три на обед, а что еще вытащит — обратно
выпускает. Не убили в нем охоту ни страх, ни нужда. Но
перечить, милые, мне нельзя — рыба при немцах нас от голодухи
спасла, ею только и питались...
Как только затихли бои в Лесной Круче, организовали детдом.
Сотня десятилетних мальчиков и девочек поселилась в просторном
доме, сохранившемся после владычества какого-то сбежавшего
«фольксдейче». В разношерстной, испятнанной множеством заплат
одежде, с необычайно длинными от худобы шейками, не по-детски
серьезные, они тихо бродили по лесу, собирая хворост и грибы.
В лесу с детьми часто встречался Карп Иванович. Но дети вели
себя смирно. Более того, они собирали для старика хворост и
шишки, сгребали хвою, помогали грузить тачку, гурьбой
подталкивали ее, если путь шел в гору. Горькая школа войны отучила
15
их от детских забав, но научила понимать чужое горе или нужду.
Давая отдых натруженной протезом ноге, Карп Иванович
садился под дубом, скручивал цыгарку. Детишки воробьями
слетались к нему, засыпая наивными «городскими» вопросами.
Как-то перед вечером Карп Иванович что-то старательно
писал, потом спросил у Мотри чистую рубаху, навел блеск на
стоптанный сапог, расчесал зазубренной гребенкой усы и вышел в
сени. Мотря спросила:
— Куда, на ночь глядя? И дождь собирается...
— Дело есть. В сельсовет иду.
— Семь километров в потемках ковылять! Сиди уж!
Подождет твое дело,— уговаривала жена.
— Нельзя. Неотложно.
Была пятница — день заседания исполкома поселкового
Совета. В комнате людно. В синих волнах густого махорочного дыма,
захлебываясь, бился худосочный огонек коптилки. В полутьме
трудно было сразу распознать вошедшего человека.
— Кто пришел? — оглянулся на стук щеколды председатель
исполкома Матвей Федорович — однорукий, светловолосый, в
шинели с полинявшими фронтовыми петлицами.
— Я это, Дитятко.
Карп Иванович нерешительно шагнул вперед, снял видавший
виды картуз, достал из него аккуратно сложенную бумагу и молча
протянул председателю.
Председатель, местный человек из рабочих-крахмальщиков,
всмотрелся, узнал:
— Ты, Карп Иванович? С чем пришел?
— С делом.
— Сейчас, сам видишь,— заседание. Может завтра, а?
— Отлагательства не терпит, товарищ председатель.
Заседание в самый раз. Оно свое решение и скажет. Дело у меня
минутное.
Матвей Федорович развернул бумажку, наклонился к огоньку,
с трудом разбирая неровные карандашные строки. Лицо его вдруг
посветлело.
— Товарищи,— выпрямился председатель, весело оглядывая
присутствующих и хлопая ладонью по столу.— Карп Иванович
выручает из трудного положения, над которым мы с вами сейчас
ломали головы. Я зачитаю, что он пишет:
«Кручанскому сельсовету. Заявление. Ввиду трудного
продуктового положения в нашем детском доме, по причине чего там
малые завтраки и обеды, а на ужин вовсе не хватает. Детки
терпят недоедание, отчего могут быть болезни и окончательное
ослабление, чего позволить невозможно. А потому прошу сельсовет
бесплатно выловить весь, как есть, мой пруд, для подмоги
детдому рыбой. Просьбе моей прошу не отказать, потому что бредня
лично не имею, а также самому выбрать коропа неспособно, по
причине инвалидности, в чем и расписываюсь. Дитятко».
16
Больше к этой истории добавить нечего. Можно, правда,
упомянуть, что весной во двор Карпа Ивановича лихо заехала
полуторка. Суетливая ватага детдомовцев в синих бумазейных
костюмчиках выгрузила подарок — две бочки, в которых плавала
сотня карпиков-зарыбок, полученная не без участия сельсовета в
Госмельском колхозе.
...Если случится вам рыбачить на Ирпене в районе стекольного
завода или на старых кручанских торфяных карьерах, спросите,
как пройти к усадьбе Карпа Ивановича. Не найдя его у верстака,
заваленного перегоревшими электрическими плитками,
испорченными садовыми опрыскивателями, велосипедными и
мотоциклетными частями, идите через фруктовый садик к пруду. Хозяин
наверняка там. Неловко вытянув свою, как он говорит, «эрзац-ногу»,
Карп Иванович сидит на складном стульчике, держа в руках все
то же, блестящее от старости можжевеловое удилище.
Неподалеку пристроились двое-трое соседских или детдомовских
ребятишек. Они тоже удят, ревниво косясь на поплавок деда, всегда
почему-то менее сонный, чем у них. Это старик учит рыбацкому
уму-разуму своих юных друзей.
Постойте, потерпите, выждите. Вы увидите, как хлопчик
вытащит рыбу и, подражая учителю, воскликнет:
— Здравствуй, Карп Иванович!..
2 Рыболов-спортсмен, кн. VI
Юрий Смирнов,
Андрей Шманкевич
ПИСЬМА С ВОЛГИ
От авторов
Редакция «Рыболова-спортсмена» попросила
нас написать для очередного сборника очерк о
рыбной ловле на Волге, где мы провели лето. Мы
решили предложить вниманию читателей
выдержки из писем, которые мы отправили с Волги
нашему другу, считая, что они могут оказаться
интереснее сухого отчета о том, как и какая рыба
ловится в том районе Волги, где мы были. Правы
ли мы, пусть судит читатель.
ПИСЬМО ПЕРВОЕ
Коля!
ез лишних слов — как ты решил проводить отпуск?
Может быть, в этом году присоединишься к нам?
Начинаем тебя соблазнять. Надеемся, нам это
удастся, как удалось соблазнить нас заядлому
рыбаку Александру Васильевичу, или просто Сане, на««
шему приятелю, с которым ты будешь иметь
удовольствие познакомиться, если приедешь к нам. Мы отправляемся на
Волгу. Едем с нами!
Так вот, сначала — до Горького, а огтуда несколько часов-
пароходом вниз по Волге, до пристани Бармино. В трех километ-
18
pax от пристани, на самом берегу, стоит деревня Кременки,
которая и будет нашей рыбацкой штаб-квартирой.
Природу описывать не будем: Волгу ты знаешь (читал о ней
немало). Перейдем прямо к тому, что больше всего интересует
всех нас,— к рыбе.
Рыбы, по словам Сани (а у нас нет оснований не верить ему),
там уйма. Рыбацкий рай на все вкусы. На спинниг — жерех,
судак, щука, голавль, язь. На удочки — лещ, густера, плотва, окуни,
подуст и прочее. Кроме всего этого, в близлежащих
многочисленных озерах — карась (килограммовый!) и линь. Ну, чего тебе еще
надо?! Снимайся с места, бери семью и приезжай. Мы собираемся
выехать в середине июля вместе с женами и детьми. Дай нам
знать, если решишься на этот подвиг, и мы встретимся либо в
Горьком, либо будем приветствовать тебя десятикилограммовыми
жерехами на пристани в Бармино.
Ты, конечно, начнешь судить да рядить — ехать тебе или не
ехать и почему именно сюда. Волга, дескать, большая, лучше куда-
нибудь под Казань: тебе там ближе...
Слушай, Фома неверующий, и вникай! Почему мы едем именно
сюда? Потому что здесь русло реки перегорожено дамбами, их
больше десятка, вот рыба и скапливается тут. Ясно, тугодум?
В прошлом году Саня (а он ездит сюда четвертый год подряд)
ловил в день по нескольку десятков килограммов! (Правда,
справедливость требует отметить, что он первоклассный спиннингист,
не нам чета. Или ты подучился?)
Да, чуть не забыли! Кроме рыбы, там, говорят, масса ягод;
деревня вся в садах — вишни, яблони, а уже в августе в лесу
невозможно пробраться сквозь заросли белых грибов. Так что твоя
жена тоже не будет сидеть без дела. Неужели тебя не соблазнят
все эти прелести?! Подгадывай свой отпуск и приезжай!
ПИСЬМО ВТОРОЕ
Привет с Волги!
Пишем из Кременок. Ответить на твое письмо из Москвы не
успели. Откуда такая нерешительность у бывшего разведчика?!
Нет, определенно ты обленился. Разубедить нас в этом ты
сможешь, только если приедешь сюда. Мы еще не оставили надежды
увидеть тебя на Волге...
Доехали мы без всяких приключений. Устроились хорошо.
Кременки стоят на высоком берегу. Пока поднимешься — сердце
лягушкой скачет. Мы живем внизу, на Подгорной улице, у протоки,
и отделены от Волги небольшим, заросшим густым кустарником
островом. На острове — бакенщики. У них мы берем лодку, на
которой обследуем подвластные нам окрестности. По обоим
берегам реки леса и озера. (Для любителя карася в сметане — рай!)
Уже собирали землянику. Потом пойдет клубника, черная
смородина, много будет малины, грибов и прочих лесных благ.
Сегодня утром Андрей поймал Жереха. Называем его с боль-
2*
19
шой буквы, потому что это первый в жизни Андрея жерех,
пойманный им на спиннинг. Кроме того, изловлены два крупных голавля,
три больших окуня, плотва, два подлещика (граммов по 600—700).
Ловля веселая. Ночами ловится судак, лещ.
Местных рыболовов здесь маловато. Удочками интересуются
в основном бакенщики. Есть тут и хорошие спиннингисты —
несколько стариков и ребят-подростков.
По вечерам, на «советах» начинаются волнения и споры —
куда завтра идти? Одно место краше другого. Попробуй, выясни,
какая из дамб лучше. Куда же отправиться? На шестую, на
седьмую, на восьмую, на девятую, на «закругление», или ехать в
Шелковый затон на ту сторону Волги? А может быть махнуть по
берегу до Белозер или на Бычек? А то и на Белозерскую дамбу?
Кроме того, надо же когда-нибудь попробовать половить карасей!
Правда, до нас дошли тревожные слухи — озера так быстро
зарастают, что без предварительной подготовки места для ловли (надо
прокосить, песочку подсыпать) трудно рассчитывать на успех. Вот
мы по вечерам гадаем и спорим, и доказываем.
Я, как знаешь, люблю спиннинг. Естественно, меня тянет на
дамбу. Юра удильщик. Ему хочется в затон, в заводи.
Расставаться же мы не хотим. И получается так, что чаще всего мы
посещаем шестую дамбу или, как ее называют, дамбу Александра
Невского. (В годы гражданской войны моряки затопили на самом
конце дамбы, метрах в 400 от берега, военное судно, чтобы оно не
попало в руки белогвардейцев. При низкой воде и сейчас еще
обнажаются некоторые части корабля, по названию которого и
окрещена дамба.)
В этом районе на Волге было много перекатов. Чтобы поднять
уровень воды на фарватере, привели сотни старых барж,
загруженных камнем, и затопили. Некоторые затопили вдоль берегов,
а некоторые поперек. Сверху баржи еще присыпали камнями,
а дальше помогла сама река — натащила на баржи песку.
Дамбы эти немного показываются над поверхностью реки
только в малую воду. Все остальное время вода переливается
через каменные гряды. На этих быстряках и водоворотах
промышляет жерех.
Видел ли ты когда-нибудь бой жерехов? Приезжай, получишь
удовольствие. Порой начинается такая возня, будто вода кипит!
Одновременно вылетают две-три, а то и четыре рыбины. А в
воздухе в это время кружатся сотни чаек. Они удивительно
«сработались» с жерехами. Оглушит шереспер десяток мелочи и, что
называется, оглянуться не успеет, а чайки все уже подобрали. Это
такая прожорливая'птица, что я боюсь за свои блесны-трехгранки.
Чайки и за блесной гоняются, так как она идет поч^и поверху.
Тут же у дамбы, и за сливом, и выше, резвятся голавль, язь, стоит
щука, шныряет судак.
Шестая дамба привлекла нас тем, что береговая ее часть
раньше, чем у других дамб, обнажилась, а за ней образовалась
20
довольно тихая заводь, где было что делать и Юре. В прошлом
году Волга промыла перешеек, соединявший дамбу с берегом, и
теперь дамба эта стала островом. Пролив шириной метров в 50
отделяет его от «большой земли». На шестую дамбу можно попасть
только на лодке.
Вторым нашим излюбленным местом, кажется, будет
«закругление» (такое название дамба получила благодаря своей форме).
Это совсем близко от дома — через протоку. На простую
проволочную удочку с маленьким грузиком на конце и без поплавка
я очень успешно ловил там вчера голавлей. Два раза у меня даже
оборвало леску; подозреваю язей. А Юра, удивительно везучий
на рыбу, поймал там, помимо всего прочего, трех лещей. Знаешь
ли ты, горе-рыболов, что такое лещ? Знаешь ли, какая радость
подсечь эдакую лопату и вывести ее на берег?.. Неужели так и не
приедешь?!
Короче говоря, от разнообразия хороших мест у нас глаза
разбегаются. Пока что мы больше шныряем с места на место, чем
ловим. Зато ты приедешь на все готовое. Когда ты появишься
здесь, все будет разведано нами. А когда ты все увидишь сам, то
мы уверены, что на будущий год нам не придется уговаривать
тебя. Ты первый будешь тащить нас в Кременки.
Волгой можно любоваться здесь днем и ночью. Особенно
хороша она, когда смотришь с нашего высокого берега. За рекой —
леса без конца и края. Они начинаются у самого берега, у белых
песчаных откосов, и уходят далеко-далеко в сизую дымку
горизонта. Правый берег горист. Местами он тоже порос лесом,
местами подходит к Волге крутыми глинистыми обрывами. Смотришь
на могучую реку и удивляешься обилию красок. Что ни
мгновение, то новые цвета. Чуть дунул ветерок, набежало облачко — и
все краски новые, а когда солнце встает или заходит, глаз от реки
не оторвешь — волшебство!
День и ночь живет река. Идут сверху и снизу пароходы, баржи,
вереницы плотов. Почти не бывает такого момента, чтобы на реке
не было ни одного плота или парохода, а порой у перекатов и
дамб, где фарватер узок, скапливается столько разных судов, как
в хорошем порту...
Хороша Волга! А какое здесь купание! Берег устлан мягким
желтым песочком, словно ковром. Когда пройдет пароход и волны
от него бьются о берег, полное впечатление морского прибоя.
А вода! Да что там говорить... Выезжай скорее!
ПИСЬМО ТРЕТЬЕ
Молчишь? Боишься оторваться от насиженного места? Мы
злорадствуем, представляя себе,. какая сумятица происходит в
твоей нерешительной душе... Да, да, нерешительной и трусоватой,
и попробуй опровергнуть это! Ну, в общем, дело твое, тебе вид-
нее...
21
Сегодня на рассвете приехал Саня, о котором мы тебе писали.
Естественно, что весь день мы провели вместе. Он показывал нам
места, где ловится жерех. Да что там места, он даже жерехов нам
показал. Андрей и Саня вместе ловили на спиннинг, и у Андрея ни
одной поклевки, а у Сани...
Да вот, послушай, как это делается. Довольно смешно.
Обычное представление о рыбалке: рыбак с берега забрасывает снасть
в воду. А у Сани совсем наоборот: с лодки он забрасывает блесну...
на берег! Да, да, на берег! Толпа мальчишек собралась
посмотреть на чщака. Что можно поймать у самого берега, где воды
на четверть?! Йадо сознаться, что и мы сомневались, но, зная са-
нину славу, помалкивали. Ведь Андрей всегда бросал блесну в те
места, которые, ему казалось, таят в себе рыбу, но никогда не
бросал блесну на берег. А Саня кинул раз, кинул другой, и вдруг
перед изумленными зрителями — нами на лодке и мальчишками
на берегу — произошло чудо. Не успел Саня сдернуть блесну с
прибрежного песочка, едва прикрытого водой, как там что-то
зашевелилось и на солнце сверкнул бок огромной рыбины.
Подсечка — и через несколько минут Саня перевалил через борт
жереха весом в четыре кило двести граммов, как это выяснилось
дома. Мы остолбенели. Ничего подобного мы и представить себе
не могли.
Саня объяснил нам этот секрет. Жерех загоняет мелкую
рыбешку к берегу и там хватает ее. Когда Саня сдернул блесну
и она, засверкав в воде, подняла фонтанчик песка, жерех, бывший
начеку, естественно, бросился на нее, решив, что здесь легкая
пожива.
Это был хороший предметный урок для Андрея. И представь,
он этим методом тоже вытащил двух жерехов, правда, помельче.
А Саня в первый же день поймал пять штук. Мы завидуем.
Откровенно сознаемся в этом пережитке. А ты? Но мы будем учиться у
Сани, а тебе придется делать это лишь заочно! Что ж, если ты
можешь получать удовольствие от заочной ловли рыбы, мы
обязуемся доставлять тебе его регулярно в письмах.
ПИСЬМО ЧЕТВЕРТОЕ
Странное явление — ни одного письма от тебя!
Уж не решил ли ты порвать-с нами дипломатические
отношения? Не выйдет, дружище! Тебе от нас не отвертеться!
Вот явление более странное: на шестой дамбе, пока Андрей
бродил со спиннингом, я поймал на удочку леща почти в три кило
весом. Андрей, конечно, тут же плюнул на свой спиннинг,
прибежал и подсел ко мне. Мы поймали четырех лещей, правда,
помельче моего первого. (Между прочим, язя на килограмм;
представляешь, какая была борьба!)
Это было вчера. А сегодня, по утренней зорьке, перебрались
мы на дамбу, заняли свои посты, размотали удочки, наживили
22
аппетитнейшими выползками, забросили и... ни одной поклевки,
буквально ни одной! И погода хорошая, и прогноз отличный, и все
условия, казалось бы, такие же, как и вчера, а рыбы нет! Не
говоря уже о леще! В чем дело? Что за тайна? Было бы понятно,
если бы рыба не ловилась нигде. Так нет, на берегу сидят
рыболовы и таскают одну за другой! Странное явление! Такое странное,
что даже твое поведение кажется нам менее странным! Но мы
терпеливы. Дождемся, когда начнут клевать лещи. Клюнешь и ты,
в конце концов. Мы допечем тебя нашими письмами.
Так вот, слушай дальше, покинули мы дамбу, как понимаешь,
в довольно мрачном настроении. Перебрались на берег, подсели
к рыболовам и начали нагонять потерянное время. Интересные у
местных рыболовов поплавки. Они не на воде, а в воздухе. Висит
такая пробочка или палочка почти под самым кончиком удилища
над водой, чуть рыба тронет наживку — поплавок уже дает
сигнал: подсекай, мол. Сперва мы отнеслись к этому способу
скептически, но вскоре на собственном опыте убедились в его
преимуществах. В местных условиях, конечно. Дело в том, что течение
здесь сильное, водовороты. Обычный поплавок все время
«кладет» на воду, а «местный» висит себе преспокойно в воздухе и
очень чутко реагирует на поклевку.
Неужели ты не хочешь половить лещей? К твоему приезду мы
обязуемся подкормить какое-нибудь местечко получше. И не
думай отмалчиваться. Не выйдет. Ну скажи, какой другой рыболов
поставлен в такие идеальные условия и окружен таким
вниманием, как ты?..
ПИСЬМО ПЯТОЕ
Наконец-то получили от тебя письмо! Клюнул все-таки! Нас не
устраивает, что «помыслами» ты с нами. Мы материалисты и,
к тому же, русские люди, нам нужен ты живой, чтобы мы могли
тебе и руку пожать и бока намять. Так что выясняй скорее вопрос
с отпуском и мчись к нам.
Вчера мы часто вспоминали тебя по разным поводам. Ну и
денек у нас был! С утра погода радовала нас. Небольшой ветерок,
что способствует клеву.
Мы решили ехать на нашу шестую дамбу. Взяли лодку,
переправились. Сначала стали на якорь, выше дамбы. Здесь, на ме-
ляке, на трехгранку можно ожидать хорошего клева. С третьего
же заброса я засек отличного судака и до сих пор жалею, что
попросил Юрия подсачить его. Ты, наверное, уже смеешься!
Правильно делаешь... Этот рыбак удивительно проворно при помощи
сачка освободил вышеупомянутого судака от всех дальнейших
неприятностей... Безропотно и самокритично выслушав после этого
мое мнение о нем, Юрий поклялся возместить потерю лещом, и мы
причалили к острову. Я снова _занялся спиннингом, а Юрий
размотал свои удочки. Надо отдать ему должное, слово свое он
сдержал, даже меня увлек, и я взялся за удочки. Клев был превосход-
23
ным, не то, что в прошлый раз, но это стоило нам дорого. Мы
чуть было не превратились в робинзонов. Мы увлеклись и не
заметили, что ветерок постепенно превратился в ветер, и в сильный.
Лодку начало захлестывать водой и бить о камни. Я объявил
аврал, и мы побежали к лодке. Надо было спасать ее, да и самим
спасаться бегством. Но куда там! Ветер не давал нам отчалить от
острова. Лодочки здесь делают добротно, солидных размеров, так
что пришлось нам попыхтеть, пока мы оттолкнулись от острова и
добрались до берега. При этом нас снесло течением и ветром чуть
не на полкилометра. Пришлось тащить лодку назад на веревке.
Ветер не унимался, и, чтобы не потерять целый день, мы
решили поискать другое место для ловли. Искать долго не пришлось,
устроились в затишке, на протоке. Здесь надежды на крупную
рыбу не было, но плотва, голавлики, подъязки и густерка довольно
охотно таскали наши поплавки вдоль и поперек протоки.
Дома решили пойманную мелочь использовать для
приготовления ушицы. При этом еще раз вспомнили тебя, так как ты давно
известен как непревзойденный истребитель этого блюда. Ничего
не забыли положить наши повара: в изрядных дозах и репчатый,
и зеленый лук, лавровый лист, перец горошком и перец молотый
и... три стакана молока. Что? Не пробовал такого? Если
приедешь — угостим. Этот рецепт привезен мной с Амура.
На вечерней зорьке мы наверстали упущенное утром. Юрий
опять вытащил леща! Просто поразительно! Сидишь радом с ним
и ни поклевки, а он тащит и тащит! Я думаю, что это происходит
потому, что он просто берет рыбу способом «высиживания». А я
не могу. Слежу-слежу за поплавком, и если в это время
где-нибудь сбоку бухнет щука, бросаю удочки и хватаю спиннинг...
Между прочим, помучила меня в этот вечер одна щука. На
мой взгляд, было в ней килограммов 12—15. Если я ошибся даже
наполовину, то и тогда это была вполне порядочная рыбка. Она
играла. Она нежилась в лучах заходящего солнца. В совершенно
тихой воде, у кустиков осоки, в десяти метрах от меня, она не
спеша показывала мне то верхние плавники, то хвост, роскошный
хвост, а иногда и всю спину. Я бросал блесну рядом с ней, и на
метр впереди, и на два сзади! Я сменил шесть блесен! Я, наконец,
просил ее! Обещал повезти в Москву! Ничего не помогало. Он*-
отмахивалась от всех моих блесен, как от назойливых комаров и,
я уверен, посмеивалась надо мной. При последнем луче солнца
она прощально махнула мне хвостом и ушла в свои глубины.
Обидно, она, наверное, и не вспомнит больше обо мне, а я вот
долго не забуду ее, долго еще будет она видеться мне во сне...
Если приедешь, так и быть, я покажу тебе то место, где я за
ней охотился. Тебе ведь тоже, как и Юрию, везет... Он в этот
вечер на червя (!) поймал щучку; затем на крючок подцепился ерш,
Юрий поленился снять его с крючка, и на ерша хватил судак!.. Ну,
знаешь!.. Хвала аллаху, уже почти на берегу судак догадался
разжать пасть и ушел, иначе бы я позеленел от зависти...
24
ПИСЬМО ШЕСТОЕ
Вчера устроили себе «выходной», рыбу не ловили, а с утра всей
артелью отправились в лес за грибами и ягодами. Очень жалели,
что нет с нами вашего семейства...
Лес тут первоклассный. Какой в нем аромат! Какая свежесть
и прохлада! А грибов сколько! Белых, подосиновиков,
подберезовиков... С ягодами хуже — сказалось долгое отсутствие дождей.
Клубника погорела не созрев. Но все же за утро мы собрали
немного ягод, а грибов две полные корзины. (Это после того, что мы
выкинули все грибы, собранные сгоряча, свежесть, молодость и
«благородство» которых вызывали у нас сомнение, и заменили их
грибами высшего сорта.) Еле дотащили «улов» до реки и сами —
в воду, купаться! Вот блаженство!..
В результате «грибопохода» наши жены замариновали
большую банку одних шляпок. Чуешь?.. А на обед мы съели две
сковороды жареных грибов. Была и грибная лапша, но с ней
произошел конфуз. Считаем своим долгом сообщить тебе об этом в
порядке обмена опытом. Юрий нашел гриб, единогласно
признанный «лучшим грибом дня». Сравнительно не крупный,
сантиметров 12—15 ростом, он являл своей формой классический белый
гриб. Тугой, свежий, без единой червоточинки, весом граммов в
600—700. Правда, окраска у него была несколько необычная —
светлокремовая, но каких только оттенков не бывают белые грибы!
И вот по персональной просьбе Юрия (и под его личным
наблюдением) сей царь грибов был положен в котел. И, о ужас,
лапша оказалась горькой, словно в ней растворили хорошую дозу
хины. Что за напасть!? Пришлось, конечно, все вылить. И, знаешь,
в чем дело? «Лучший гриб дня» оказался ложным белым
грибом!..
Обязательно привези с собой (а если не приедешь, то пришли)
определитель грибов. Есть такая книжка, выпущенная
издательством Академии наук. Здесь ее достать не удалось.
Хорошо, что сосед Кузьмич раскрыл нам глаза на опасность,
которой мы подвергались благодаря грибной неграмотности.
Между прочим, Кузьмич, который в первые дни нашего
пребывания здесь посматривал на нас несколько настороженно,
оказался довольно словоохотливым. Правда, ничего нового он нам
не сообщил. «Вот прежде наши места были богаты рыбой! —
окая по-волжски говорил он.—А теперь вы бы лучше на Суру
поехали или на Ветлугу. Близко отсюда. А рыбы там!.. И сазаны,
и сомы водятся... А щука! Пудовая!»
Очень возможно. Но нам вполне достаточно того, что мы имеем
здесь. И к тому же в Васильсурске или на Ветлуге (да ты это и
сам прекрасно знаешь) нас встретили бы такими разговорами:
«Разве сейчас здесь рыба?! Вот прежде... Вы бы лучше на Волгу
поехали, на перекаты возле Кременок. Вот там р&ба, это да!..»
Это в порядке вещей: за морем телушка полушка...
25
Все-таки мы не можем понять, кто ты такой в самом деле? Если
рыболов и спортсмен, то твое место здесь, с нами. Если же нет,
то мы обязываем тебя признаться в этом письменно, и тогда сиди
в своей берлоге, презираемый нами...
ПИСЬМО СЕДЬМОЕ
Ты что, смеешься над нами? Опять ни то, ни се!
Здесь довольно много отпускников. О существовании
некоторых мы даже и не подозревали. На другом берегу Волги вырос
небольшой городок: с десяток палаток, в которых живут
горьковчане. Против них мы собираемся повести войну. По рассказам
аборигенов, они приезжают сюда не первый год. Живут
по-походному, но с удобствами. Освоили берег, как полагается. Свои
моторные лодки. Даже печи для копчения рыбы собственной
конструкции привозят с собой! Можно только позавидовать их жизни.
Пожалуйста не подумай, что причиной предстоящей войны
является зависть. Ничуть. Дело в том, что они, помимо ловли рыбы
для души — на удочки и спиннинги, пользуются стопятидесяти-
метровой сетью. Это уж для заготовок впрок или еще чорт знает
для чего. И, представь, у них есть разрешение на ловлю сетью!
Сведущие люди говорят, что это разрешение им выдали в Горьком
какие-то добрые души. Едут, мол, заслуженные люди отдыхать,
пусть их побалуются рыбкой. А может быть, решили этот вопрос
по-приятельски, просто, не желая портить отношений? Как бы то
ни было, а такая «доброта» наносит огромный вред нашему
хозяйству, и с этим мириться нельзя.
И к чему им столько рыбы?! Разве что для базара...
Появился тут еще один рыбачок, тоже горьковчанин. Это
настоящий спортсмен и, видно, большой мастер ловли в проводку.
Он ставит лодку поперек течений на двух якорях, спускает за
борт мешок с прикормкой, и не проходит я несколько минут, как
он кладет в корзину очередную рыбешку (или рыбу,— как
придется) . Мы с берега любовались его точными движениями. Леску
с большим поплавком он опускает у самого борта, медленно
ведет ее, подсекает, когда леска натянута до предела, и снова забра,;
сывает.
Да, появился здесь один твой земляк — Михайлов. Может
быть, ты с ним знаком? Заядлый рыбак, только неудачник до
смешного. А причина его невезения — упрямство. (Уж не общее ли
это у вас качество?) Как привык он ловить щук и окуней на
заводях, так и тут пытается это делать. Сколько мы ему ни толковали,
что ради этого сюда и ехать не стоило, что здесь надо ловить на
течении, на быстряках, он все по-своему. Заберется с рассвета в
шелковый затон, бегает там до самого вечера со спиннингом и...
возвращается домой пустой. Даже такой пример, как Саня (тот
все таскает и таскает жерехов), никак не действует на Михайлова.
Мы подтруниваем над ним, а он все больше упирается, хочет до-
26
казать свою правоту, да тщетно. Так и сидит без рыбы. Ну, точно
такой же упрямец, как и ты! Плохое это качество — упрямство!..
ТЕЛЕГРАММА
Телеграмму выезде получили тчк Встречаем пристани Бар-
мимо тчк Клев почему-то прекратился зпт сам виноват тчк
Надейся на лучшее тчк Ждем нетерпением тчк Юрий Смирнов
Андрей Шманкевич.
Вас. Цикунов
ИЗ АЛТАЙСКОГО ДНЕВНИКА
26 мая — / июня.
ять суток в пути. Дни кажутся томительно длинными.
Живу завтрашним днем, мыслями я уже там, на
Алтае. Тороплю время, скорей бы, скорей...
Скоро уже десять лет, как я провожу свой
отпуск на реках Алтая, забираюсь в таежные дебри,
где легче встретить хозяина тайги — медведя, чем
человека. Ловлю рыбу, отдыхаю, помолодевшим и бодрым
возвращаюсь в Москву. Признаться, более приятного отдыха не знаю...
2 июня.
Лениногорск. Не так давно Лениногорск, ранее Риддер, был
простым таежным селом. За годы советской власти он вырос в
большой и важный промышленный центр.
Поезд в Новый городок, куда мне нужно попасть, отходит
ночью. На 30 километров проложена в горы узкоколейка.
Завтра — встреча с приятелем, учительствующим на Алтае, с
которым я переписывался всю зиму, а послезавтра мы будем уже в
тридцати километрах от Нового городка, в верховьях Убы.
На рассвете поезд остановился.
— Приехали,— крикнул кто-то! — Выгружайсь!
28
Прямо из вагона я попал в объятия Суханова.
$ июня:'
Оставив все лишнее, мы покинули Новый городок; В связи с
запоздавшей весной Уба была мутна, и мы решили отправиться
на реку Малая Ульба, впадающую в Ульбу, которая в свою
очередь вливается в Иртыш у Усть-Каменогорска. Всю аиму Суханов
в письмах твердил мне о Бархотах. Посмотрим, что за Бархоты!
4 июня.
Весь день шли по горной тропинке, извивающейся среди скал
и дремучей тайги. Часто встречались белки. Они безбоязненно,
с любопытством рассматривали нас. Уже в потемках добрались мы
до перевалочной базы. На наше счастье, завтра должны быть
лошади.
Суханов, большой специалист по хариусу, в ожидании
лошадей наладил мушки своего изготовления из петушиных перьев
и собственных волос, и мы пошли по небольшой горной речушке.
Он вверх, а я вниз. Побродив часа полтора-два, возвращаюсь.
Николай Михайлович лежит на траве, а хозяйка чистит темных,
отливающих голубизной хариусов. Присоединив свой бедный улов
к его двум десяткам, я лег рядом с приятелем.
— Хариус здесь интересный, особенный. На мушку и не
смотрит, весной подавай ему червя!
Вот в чем секрет успеха Суханова!
Вскоре прибыли четверо коноводов с лошадьми. Рыба наша
оказалась кстати. После ухи и двухчасового отдыха мы начали
подъем на Сержихинский белок*.
Чем выше мы поднимаемся, тем красочнее развертывается
перед нами тайга. Все реже и реже попадаются полянки с
цветущими огоньками. Лес редеет. Кругом журчат ручьи, выбегающие
из-под островков снега. Здесь еще пахнет ранней весной.
Достигаем последней зоны леса. Начинаются альпийские луга.
Впереди белеет снег и кое-где, в одиночку и группами, торчат
кедры. Взбираемся на лысину белка. Толстый снег покрывает
ровное плато. Яркие лучи солнца, играя на серебрящейся
поверхности, слепят глаза.
К вечеру добрались до Скрипникова, расположенного на
берегу Малой Ульбы. Остановились у знакомых Суханова. Собрав
спиннинг, отправились на берег. Вернулись уже в темноте. Сезон
открыт, поймали приличного тайменя, который и был
торжественно вручен хозяйке.
Река Малая Ульба гораздо меньше Убы. Протяженность ее
всего 120 километров. Начало берет с горы Золотой. Ширина реки
метров 50—60. Быстра, очень порожиста. Перейти ее вброд там,
где вода выше колена, невозможно — собьет с ног. Плыть
слишком рискованно.
Белок —горная вершина, локрытая снегом.
29
6 июня.
Простившись с хозяевами, отправились вниз по реке правым
берегом. Шли не спеша, любуясь рекой, природой. Солнце повисло
над горами, готовясь скрыться за снежным белком, когда за
поворотом мы увидели одинокий домик.
Пасечник, у которого мы остановились на ночлег, оказался
гостеприимным и общительным человеком, рыбаком и охотником.
Он заинтересовался нашими снастями. Спиннинг для него был
чем-то необычным. Пришлось объяснить, что это за инструмент!
для чего он нужен, как им пользоваться.
В свою очередь мы спросили, можно ли пройти Бархотами,
— Тяжело, дорог нет. Скалы большие.
— А проплыть нельзя?
— И думать страшно. Никто еще здесь не плавал.
8 июня.
Сейчас, когда Бархоты уже позади, мы свдим за столом у
лесника и с аппетитом уплетаем из огромного таза мед, запивая
молоком, как принято в Сибири. Я еще полон впечатлений от всего
виденного и пережитого. Шестнадцать километров с
восемнадцатью приторами * мы с великим трудом преодолели за два дня.
В первый день прошли меньше полпути. Надвигалась ночь, а
впереди было еще неизвестное количество скал, более высоких.
Решили заночевать. Развели костер, поужинали, выпили по
кружечке кипятку, заваренного баданом **, и улеглись спать.
Взбираясь на один притор, я чуть было не сорвался в
пропасть. Спасла случайная ветка. Камень, вырвавшийся из-под моих
ног, с грохотом полетел вниз, увлекая за собой целую лавину.
Долго еще гремела каменистая россыпь где-то далеко внизу. Лишь
к вечеру второго дня, перевалив через основной хребет, добрались
сюда, к дому лесника.
9 июня.
Встали позднее обычного. Малая Ульба раскинулась в этом
месте глубоким плесом. Поймали в нем четырех тайменей. Отдали
их хозяину в благодарность за то, что он помог нам соорудить
салик ***.
— А вы плавали здесь когда-нибудь? — спросил лесник.
— На Ульбе впервые,— ответили мы.
Лесник покачал головой и ничего не сказал.
Оттолкнулись от берега. Бурные потоки подхватили нас. Плот
изрядно швыряло из стороны в сторону. Все время приходилось
работать веслами, отбиваясь то влево, то вправо от огромных
булок ****. Вокруг них с бешеной силой ревела вода, пенилась,
крутилась, вздымалась огромными бурунами. Растеряйся,
прозевай одну-две секунды, и салик разнесет по бревнышку.
* Притор, или бом,— отвесные скалы, уходящие в воду.
** Бадан, или чагыр,— ароматное растение, растущее на скалах.
*** Салик — маленький плот из пяти-шести бревен.
**** Булка — большой камень в реке.
30
Я стоял у переднего весла. Николай Михайлович — у
кормового. Порой вода захлестывала нас выше колен. Вещи свои мы
предусмотрительно привязали к плоту.
За три часа проплыли километров 35. Река хоть и стала
немного спокойнее, но скорость течения все же была огромна.
Впереди скалистые ворота, шириною около десяти метров — Круглов-
ские щеки. Глубина там метров 30. Причалить бы надо да
посмотреть, но поленились. Авось пройдем.
«Авось» нам обошлось дороговато. Река круто падала с
двухметровой высоты, и наш салик стремительно нырнул в воду. Не
выдержав силы удара о подводную плиту, он разъехался на
несколько частей. Суханов слетел в воду. Весло его плыло в стороне.
Я сидел верхом на двух бревнах.
— Лови весло! — крикнул я.
Николай Михайлович схватил весло и уцепился за остатки
нашего «корабля». Плес оказался тихим, и нам удалось собрать
кое-что из наших вещей до начала нового порога. К счастью,
маленький топорик был цел, и мы принялись восстанавливать плот.
Но мой спиннинг остался в реке.
11 июня.
Вернувшись в Новый городок, мы отдохнули один день.
Суханов проявил пленку. Снимки оказались хорошими, хотя пленка
слегка подмокла. С сожалением вспоминаю об утопленном
спиннинге. Особенно горюет Суханов. Мой запасной ему нравится
меньше.
Сегодня утром взяли курс на Убу. Груза набралось порядочно.
У каждого за спиной почти по пуду. На ногах чуни — литые
галоши с пришитыми к ним кожаными голенищами. Нога не потеет,
легко, удобно. Главное, чуни очень крепки. Ни сучки, ни острые
камни не страшны этой обуви, идеальной для тайги, хоть и не
такой красивой.
Прошли километров 40. До Перфила Грузинова не дотянули
и решили переночевать. Уба еше полноводна, но начинает заметно
осветляться и входить в берега.
12 июня.
Перфила дома не оказалось — ушел на рыбалку.
— К вечеру вернется,— собирая на стол, сказала его жена.—
Садитесь, позавтракайте.
— Сделал ли нам Перфил лодку? — поев, спросил я.
— Давно сделал, вас поджидает.
Хозяйке лет под 60, но она выглядит молодо. Полная, очень
подвижная, ни минуты не может усидеть без дела.
— Беда с моим стариком,— жалуется она.— Всю посуду
извел. Тарелка была алюминиевая — изрезал. Кострюлю —
испортил. Кружку — и ту на свою рулетку переделал.
Мы расхохотались.
— Изобьют тебя, Вася, хозяйки,— сказал Суханов.— Ты своим
спиннингом всех на Убе взбудоражил. В Карагужихе, говорят,
31
всю алюминиевую посуду за неделю порасхватали. Все на
катушки пошло. Самовары на блесны переделывают!
Вскоре в дверях появился сам Перфил, здоровый, крепкий
мужчина лет шестидесяти пяти.
— Жалоба на тебя, Перфил. Хозяйку обижаешь!
— Кто ее обижает! А-а! Опять насчет кастрюли и
рукомойника! — засмеялся он.— Привезу из Лениногорска.
Перфил показал нам спиннинг своего изделия. Удилище
пихтовое, вернее не удилище, а простая палка. Кольца из проволоки.
Шиур сплетен из девяти катушечных ниток с узлами.
Заслуживала внимания катушка. Из березы Перфил вырезал кружок и к
нему прибил гвоздями щечки, вырезанные из кастрюли. Ось —
от рукомойника, наружная щечка — из кружки. Вращалась
катушка с треском, шумно, но все же вращалась!
— Купить негде, вот и мастерим. Ты леску-то привез?
— Не только леску, но и катушку привез.
— Вот это хорошо. Не зря, выходит, я лодку тебе мастерил!
14 июня.
Проснулись мы ранок умываться побежали на реку. Туман
медленно оседал, расползаясь по лощинам. Признак добрый,
к устойчивой погоде. Если туман поднимается вверх — жди дождя,
а дождь в тайге, если уж зарядил, поливает неделю, а то и две.
Берега Убы чрезвычайно живописны. Много малины,
смородины, черемухи, калины, рябины. В верхнем течении — десятки
колхозных пасек, но больших поселков всего три: имени 8 марта,
Карагужиха и Гузнобряха. Нижнее течение, начиная от Вербухи1,
заселено гуще. Там много сел и деревень.
Во многих местах Уба с ревом прорывается сквозь гранитные
утесы или мчится среди крупных булок. Как и всякая горная река,
Уба состоит из плесов и перекатов, чередующихся через каждые
200—1000 метров. Во многих местах Уба разбрасывается
широкой отмелью, образовывая мелкий перекат, называемый
сплавщиками релкой. Сесть на такую релку — дело нехитрое, труднее
проскочить ее. Даже опытные сплавщики не всегда правильно
определяют главный слив, и тогда разбирай свой плот и
перетаскивай по бревнышку.
Есть и другой сюрприз — дворы. Обычно река идет по двум
рукавам. В оба тяга одинаковая, но один из них разветвляется на
множество мелких или рассыпается по широченной отмели. Это и
есть двор. Заехав с плотом в такое место — располагайся, как
дома, жди весны!
Для лодки такие неожиданности не опасны, ее всегда можно
перетащить через отмель. Страшны для лодок валы и крупные
камни на перекатах.
На Убе для лодок около десятка опасных мест. Там, где
может пройти небольшой плот, не всегда проплывешь на лодке. Во
многих местах ее приходится спускать на веревке.
Первым препятствием на нашем пути от Перфила были Во-
32
рота. Десяток огромных камней, величиной с деревенский дом,
перегородил реку. Вода с яростным ревом прорывается через них,
кипит, вздымает более чем метровые валы. Ниже Ворот вода
замедляет свой бег, течет спокойно, словно отдыхает.
Благополучно спустив на веревке лодку, мы взялись за
спиннинги. Ширина Убы здесь метров 70—80, берега приглубистые, и
можно ловить с берега. Места знакомые. Я знал, где стоят в этом
плесе таймени.
Делаю первый заброс, прямо от лодки. Более половины пути
прошла блесна, поклевки нет. Почти у самого берега что-то вяло
остановило блесну. Подсекаю. Перфил, который провожал нас,
схватился за багорик, Суханов — за фотоаппарат. Таймень
несколько раз лениво мотнул головой и пошел почти без
сопротивления.
— Секач *, Коля, не трудись!
Но когда Перфил забагрил рыбину и выволок на берег, я
изумился: «Ничего себе, секач!»
Освободив блесну, осмотрел чуть ли не пудового тайменя.
Окраска яркая. Около хвоста и сам хвост — багрово-красный.
Таймень кровоточил, еще не оправился после нереста.
Я было упал духом: вываживать чуть живую рыбу занятие
весьма скучное, не для спортсмена. Но вторая поклевка, упругая,
сильная, с последующей свечой и длинным броском, окрылила
меня.
— Вот это другой разговор! — сдавая с катушки леску,
радостно воскликнул я.
Таймень, весом примерно семь килограммов, оказался весьма
непокорным. Не сразу удалось взять его со струи и подвести
к берегу. Долго еще кувыркался он и у берега, пока не попал на
багорик.
Распростившись с Перфилом, мы начали спускаться вниз по
реке к его брату Луке Михайловичу.
Семейство Грузиновых разместилось на Убе почти до порога.
Шесть братьев живут друг от друга на расстоянии 10—12
километров. Их отцу, деду Михаиле, больше ста лет. Но до сих пор он
мастерит туески **, сам делает ульи, ходит за пчелами, даже шьет
бутылы ***. Мы дивились его трудоспособности, здоровью, остроте
зрения.
До луки добрались уже в темноте. На этом участке пять
опасных мест: Водоворот, Сусек, Дурная протока, Котелек и Бур-
кальцы. В каждом из этих мест держится рыба, и там мы
поймали около тридцати тайменей. В Буркальцах, между прочим, не
обоцшось без приключений. Я решил проплыть. Между камнями
проскочил благополучно, но страшные валы залили лодку и чуть
• Секач — местное название мелкого тайменя.
** Туесок — посуда из бересты с вставленным дном и крышкой под
сметану, молоко, воду.
*** Бутылы — кожаная обувь, вроде сапог, но на мягкой подошве.
33
не опрокинули ее. Отчерпывая шляпой воду, кричу
растерявшемуся другу: «Бросай на меня!»
Суханов схватил спиннинг, и только после третьего заброса
мне удалось схватить лесу и подтянуться к берегу.
17 июня.
Утром мы снова на реке. До третьего Грузинова — Егора
километров 12. Егор отличается от своих братьев богатырским
ростом, неимоверной силищей и окладистой рыжей бородой.
Его дом расположен на берегу и виден издалека. Причалив к
берегу, мы перетаскали рыбу и занялись разделкой: я пластовал,
Николай Михайлович засаливал и укладывал в кадушку.
Тщательно укрыли рыбу от зеленых мух. Достаточно хотя бы одной
мухе проникнуть к рыбе, через 2—3 дня вся рыба будет испорчена.
Потрохов набралось порядочно. Разделку их поручили жене Егора.
19 июня.
Ночуем у Пихтовского порога. Плес здесь замечательный,
глубокий. Лодку спускали на веревке, плыть не рискнули.
На целые полкилометра перед плесом сплошная гряда валунов,
разбросанных в беспорядке по реке. Течение страшное.
Стемнело. Костер ярко пылает, озаряя все вокруг. На глади
реки играют отраженные блики. Длинную серебристую дорожку
проложили лунные лучи. Тихо кругом. Закончили свои мелодии
пернатые певцы. Лишь где-то вдали поскрипывает коростель да
птичка-пастух собирает своих птенцов... Хорошо...
— Слышишь, коростель скрипит? — тихо говорит Николай
Михайлович.— Испортится погодка...
Я молчу.
— А я тут без тебя, зимой, стихи сочинил. Хочешь послушать?
И Суханов читает:
«Под вечер сгущается синь в небесах,
Неясная даль открывается взору.
Сгущается сумрак вечерний в лесах,
Вплотную к воде приближаются горы.
Хоть выколи глаз до восхода луны.
Туман над рекою прохладный и мглистый.
У берега бьется вода в валуны.
Сидят у костра на камнях спиннингисты.
На ложе гранитном вздыхает река.
Вот кто-то во тьме затянулся цыгаркой...»
Клонит ко сну. Искры с треском взметаются над костром. Как
сквозь сон доносится тихий голос:
«...Спиною к костру и рассказчик уснул,
Обнявши рукою товарища нежно...»
Хорошо... Приятная истома обволакивает все тело... Одолевает
дремота. Но я креплюсь, не желая обидеть товарища. С усилием
раскрываю глаза.
34
«...Короткая ночь миновала. И вот,
В волнах, как в какой-то таинственной сказке,
На плесе качаются в зеркале вод
Багровые зори...»
Слова путаются. Засыпаю. Вижу, как по берегу горной,
бурливой реки, сторожко и молча, без звука, без слова «Проходят один
за другим рыбаки, рыбацкое счастье отыскивать снова...»
20 июня.
Под утро закапал дождь. Пришлось вытащить лодку,
опрокинуть ее недалеко от костра. Забравшись под «крышу», мы
снова крепко уснули.
21 июня.
Почти весь день и часть ночи шел мелкий дождь. От Пихтов-
ского порога отплыли часов в 9 утра. Через Сакмарихский
порожек спустили лодку на веревке и к обеду были в Карагу-
жихе.
По пути Николай Михайлович поймал удивительного окуня
весом около двух килограммов. Что это был за окунь!- Он весь
горел огнем, плавники его были яркие, золотисто-оранжевого
цвета. Я впервые видел такого франта.
Осталось последнее препятствие — Большой Убинский порог,
один из красивейших на Алтае. Длина его более семи километров.
Проплывать его отваживается только один человек — Константин
Ковалев. Он проделывал это раза четыре или пять на небольшом
плотике. Решили просить его сплавить лодку.
22 июня.
К полудню перевалили через горный хребет и сели под
порогом, ожидая Ковалева.
— Плывет! — крикнул вдруг кто-то из сплавщиков.
Вдали замелькал плот, поминутно скрываясь в пенящихся
валах. Николай Михайлович ушел в порог, захватив с собой
фотоаппарат. Он сделал несколько снимков, когда Ковалев
проплывал мимо него.
Через несколько минут Ковалев пристал к берегу, мокрый,
уставший. «Восемнадцать минут плыл»,— посмотрев на часы
только и сказал он.
По берегу порога я проходил несколько раз и уже хорошо знал,
как свирепо ревела и клокотала в нем вода. Река зажата в
гранитные тиски шириной в 20—30 метров, а разница в уровне от
начала до конца порога составляет метров 60—70. К этому следует
добавить тысячи огромных плит и камней, беспорядочно
разбросанных по реке. Опасен порог и сам по себе, не говоря уже
о таких местах на нем, как Затяжка, Коромысло, Зубья, Ступы,
Лотаки и т. д. Зубья, например, представляют ряд острых
каменных шпилей, через которые с ревом прорывается вода.
Вырвавшись из гранитных объятий, Уба раскинулась
километровым плесом глубиной до 7 метров и замедлила свой бег. Клочья
пены огромными папахами гордо и спокойно плыли вниз по реке.
85
Распростились с Ковалевым и начали чинить потрепанную
в порогах плоскодонку. Почти весь день ушел на это.
24 июня.
Вчера побывали на Голубом плесе, в самом пороге, где
Уба принимает в себя реку Белопорожную. Ловили с
противоположных берегов. На зацепах оставили всего четыре блесны.
Несколько блесен удалось спасти. Если зацеп был у Николая
Михайловича, я перебрасывал ему лесу с грузом, он заводил
свой шнур в заводное кольцо и потяжкой в свою сторону снимал
блесну. И наоборот.
26 июня.
Протяженность Убы — километров 300. От порога до
слияния с Иртышом — 180 километров. Снегиревский порог и Чор-
тово решето (второй порог) проплыли благополучно. В Бабьих
Увертах заехали во «двор». Рыбу пришлось выложить на берег.
Лодку перетащили волоком.
Сегодня последняя ночь на берегу Убы. Суханову не сидится на
месте. Он берет спиннинг и четыре раза подцепляет одну и ту же
полупудовую щуку. Заброс — поклевка и сход. Второй заброс —
и снова поклевка, и снова сход. И так четыре раза. Все на наших
глазах. Наконец, Суханов бросает блесну наперерез щуке —
стремительный бросок, и щука наша. Доигралась! В этом же плесе,
почти в темноте, мне попались приличная нельма и окунь
килограмма на два с половиной.
27 июня.
Вот и окончен путь по Убе. Мы в Шембнаихе, моем
родном селе. До конца отпуска остаются считанные дни. Решаем
отправиться на Бию. Теперь нас трое. Мой брат Владимир,
закончивший в этом году десятилетку, слезно молит взять его.
Сидеть без дела, когда рядом река и есть свободное время,—
настоящая пытка для рыболова-спортсмена. Хотя родственники
и уговаривали отдохнуть день-другой, разве удержишь нас, тем
более, что сразиться на Бии с тайменем на пару пудиков вполне
реальная возможность.
28 июня.
Утром прибыли поездом в Бийск, удачно пересели на машину,
и вот мы уже в Турочаке, в двухстах километрах от Бийска.
Турочак электрифицирован. Здесь есть средняя школа,
больница, кинотеатр, пять или шесть магазинов, чайная, столовая
«Золотопродснаба», в общем все, что должно быть в небольшом
таежном городке.
Небольшой домик Валентея, секретаря Аймакисполкома, у
которого мы решили остановиться, стоит на окраине, у самой
дороги, связывающей Турочак с Бийском.
Валентей встретил нас очень радушно. Фотокарточки, которых
у него хватит на добрый альбом, рассказывают о нем больше, чем
он сам. На одних он запечатлен с убитым медведем, на других
возле марала. На третьем фотоснимке — закапканенная лиса.
36
На одном из более ранних фото, пожелтевших от времени, Вален-
тей стоит весь увешанный дичью. А вот и рыбка — целая гора
тайменей. Тут же и он сам со спиннингом, и его сын с багориком.
Один из тайменей в рост рыболова.
— Какой же вес был у этого «дяди»? — заинтересовался
Суханов.
— Вешал я его потрошенным — 57 килограммов.
Работы у Валентея много, но все же каждую субботу вечером
он уходит в тайгу или на рыбалку.
30 июня.
К Телецкому озеру два пути: один прямой, по реке, второй —
по дороге. Расстояние почти одинаковое — 80
километров. Пошли берегом, по пешеходной тропе, перебираясь через
многочисленные скалы, утесы. Добравшись до озера,
остановились на туристской базе, в живописном поселке Артыбаш.
Телецкое озеро — одно из красивейших озер нашей страны.
Длина его 78 километров, наибольшая ширина — 6 километров,
глубина — до 325 метров. Иногда это озеро называют Золотым,
по-ойротски — Алтын-куль, т. е. Золотое озеро. Существует
связанная с этим названием легенда. Когда-то, в старину, один ойрот
нашел золотой самородок величиной с конскую голову. Во время
голодного года счастливец ходил из аила в аил с самородком,
желая выменять его на меру хлеба. Но никто не хотел давать
хлеба за золото. Тогда ойрот пришел к озеру и со скалы забросил
самородок в воду.
Берега Телецкого озера скалистые, трудно проходимые.
Кругом воды, дремучая тайга. Вода в озере светлая круглый год,
температура 4—5 градусов, и лишь к осени она согревается в
верхних слоях до 8—10. На юге в озеро впадает река Чулышман.
Кроме нее, в озеро впадает много мелких речушек. На севере через
бурный порог из него вытекает Бия. Плавать по озеру на лодке не
безопасно. Во время ветра поднимаются огромные волны, а
укрыться среди отвесно уходящих в воду скал можно не везде.
В озере встречаются таймень, ленок, хариус, щука, окунь, сиг,
налим и разная мелкая рыба.
Вчера вечером мы заночевали у парома через Бию. Володя
остался у костра готовить ужин, а мы с Сухановым побрели на
берег реки. Место подходящее, но поклевок не было. Вдруг
Николай Михайлович, бросавший выше меня, истошно завопил:
— Сел! Сел!..
Я побежал на выручку. С трудом удерживая удилище, он едва
держался на ногах.
Сделав крутой разворот, таймень рванулся вверх по течению,
всколыхнул воду, на одно мгновение показал свою широченную
лопату — хвост, и... леса ослабла. Все это продолжалось
несколько секунд. Блесна была целая, но один из якорьков сломан.
— Попал на челюсть,— объяснил я.— У тайменя не челюсти,
а стальные клещи.
37
Делаю несколько забросов. Вдруг резкий рывок, подсечка —
и сильный бросок матерого тайменя. Подматываю лесу — пусто.
Блесна перегнута пополам, оба якорька искалечены. Таймень,
видимо, был килограммов за сорок.
— Чорт меня дернул поставить эти якорьки! — ругал я сам
себя.— Пожалел хорошие!..
Хороших якорьков из двухмиллиметровой проволоки осталось
у нас всего с десяток, и ловить без лодки было рискованно. При
задевах их непременно оставишь в реке.
/ июля.
От Телецкого озера до Турочака можно доплыть в один
день, но с ловлей на это уходит дня два-три. Сегодня утром
приобрели долбленку из кедра, достаточно грузоподъемную, но очень
неустойчивую. Другой искать некогда.
2 июля.
Клев тайменя в июле значительно слабее, чем в июне.
Посленерестовый, самый интенсивный, жор кончился, но я все-
таки рассчитываю еще на «бешеные» поклевки.
Бия протекает здесь между скал. Места красивейшие, много
отличных, спокойных и глубоких плесов, особенно ниже порогов.
Все эти плесы мы старательно облавливали, но не очень успешно.
За весь сегодняшний день поймали всего несколько тайменей, но
тот, ради которого мы приехали на Бию, упрямо не хотел брать.
Я уже стал терять надежду, как вдруг... Впрочем, оно всегда так
и бывает, волнуешься, переживаешь, а когда вовсе не ждешь,
желанное и явится, как гром с ясного неба.
Ниже Саракакшинского порога, где в Бию впадает Саракакша,
хороший плес, но и он подарил нам всего двух небольших
тайменей и ленка. Сделав последний заброс и усевшись на камень,
я машинально подматываю леску, мурлыча себе под нос. И в этот
момент, когда я думал о чем-то другом, вздрогнуло мое сердце.
Поклевка! В одно мгновение я был на ногах. Таймень долго и
упорно крутил головой, сделал два коротких мощных броска,
затем совершил несколько подводных «сальто», но за лесой идти не
хотел.
Сколько прошло минут — не знаю. В такое время забываешь
обо всем. Наконец, рыба начала медленно подаваться в мою
сторону и показалась метрах в тридцати от берега. Темная спина
отчетливо вырисовывалась на поверхности воды, освещенной лучами
заходящего солнца. Но тут же таймень «разгреб» своим
хвостищем воду и скрылся в собственных бурунах. Чувствую, как он
свирепо мотает головой, стараясь освободиться от блесны, но все
же, метр за метром, приближается к берегу. Вот он уже рядом.
Володя багрит, но таймень вышибает из рук брата багорик и снова
скрывается в глубине.
Вывожу тайменя вторично. Теперь он не так резв, видимо устал.
С трудом выволакиваем почти двухпудового тайменя на галечную
отмель.
28
3 июля.
Пока поймать крупного тайменя больше никому не
удалось. Ловили поочередно Николай и Володя. Я уступил им,
сев за весла. (Ловить одновременно двоим с нашей «зыбучей»
лодки нельзя.) Даже под паромом, где таймени оставили нас без
якорьков, ни единой поклевки. Суханов начал унывать, не так
усердно молотит Бию своей блесной.
4 июля.
Ночь провели под Большим Иконостасом — одним из
красивейших утесов на Бии. Огромные плиты, между которыми,
словно свечки, стоят одинокие березы, нагромождены одна на
другую. Сотни стрижей носятся в воздухе.
Таймень летом выходит на тягуны и стоит под сливом.
Тягун — начало переката и конец плеса. Сверху вода имеет
сильное течение, внизу почти стоит. Использовав неровность дна,
таймень спокойно держится на тягуне, выжидая добычу.
Слив, наоборот, является началом плеса и концом переката.
Вода сверху продолжает неудержимо нестись, внизу же создает
как бы завихрения. Такие места таймень любит.
Самые крупные таймени держатся в глубоких ямах, но
обязательно под главной струей. По вечерам они выходят на отмели
и мелкие перекаты, нагоняя страх на хариусов и чебаков.
Последних, между прочим, в Бии великое множество.
Осенью, когда вода бывает особенно прозрачной, сверху,
забравшись на скалу, можно наблюдать красивое зрелище:
где-нибудь в заводи стоит около десятка, а то и больше тайменей. Более
крупные впереди, помельче сзади. Порядок клева тоже по
старшинству. Первая поклевка всегда самого крупного тайменя, за
ним, соблюдая очередность, по возрасту.
И это характерно для всех рек.
5 июля.
Уже второй день плывем без всяких происшествий.
Времени остается в обрез. В низовьях пойдем быстрее, там ловля
менее добычлива. Основные, самые интересные места тут — от
Барсучьего Яра до поселка Фрунзе. В прошлые свои приезды я
неплохо ловил в этих местах. Здесь можно еще встретить крупных
тайменей, в рост человека.
Сегодня у нас день «кошмарных» событий. Первого тайменя, на
19 килограммов, поймал под Ажами Володя. Я принимал у него
зачет на «зрелость» спиннингиста и поставил ему 5.
Броски тайменей над водой — явление обычное. Прыжки
вертикально вверх довольно часты, но такую красивую
гигантскую «свечку», какую нам показал володин таймень, я видел
впервые.
Во второй половине дня на мощной и резкой поклевке я
поломал свое клееное удрлище: таймень взял у самого борта лодки.
Пришлось приспособить пихтовое удилище. Работало оно
безотказно — легкое, гибкое, прочное.
39
Широким плесом раскинулась Бия под Барсучьим Яром. Плес
не раз в былые годы дарил мне крупных тайменей. Хочу
подбодрить повесившего нос Суханова: «Ну, Коля, бросай первым!»
Суханов сделал заброс. Подматывает. Когда его блесна
прошла полпути, делаю заброс и я. Недалеко от лодки некрупный
таймень хватает блесну Суханова. Вижу, как бежит моя блесна,
переваливаясь с боку на бок. Тенью метнулась из глубины
громадная рыбина, и блесна исчезла в ее зубастой пасти.
Пришлось потратить на этого великана не менее получаса,
пока я подвел его к лодке. Вот он уже у борта. Суханов с трудом
завалил рыбу в лодку. Таймень бешено забился на дне, хлестнул
Суханова по ногам и тот, не удержав равновесия, упал за борт.
Я бросился на тайменя и придавил его своим телом.
Чертыхаясь, Суханов уже выходил на берег.
— С крестинами, Михайлыч! — хохоча, крикнул ему Володя.
— Чорт надоумил багрить зверей в лодку,— ругался он.
Но это было еще не все. В этот вечер Николай Михайлович
побывал в воде еще разок.
— Ловись рыбка, да покрупнее! — делая заброс, сказал он.
Несколько оборотов катушки, резкий рывок — и большой таймень
делает ошеломляющий по скорости бросок вниз по течению. Лицо
счастливца выражало не то испуг, не то восторг. Но вдруг леса
ослабла, Суханов покачнулся и свалился в воду.
— Везет же тебе сегодня! — рассмеялся я, помогая ему
взобраться в лодку. Он не выпустил спиннинга из рук и начал
подматывать леску. Когда блесна была уже у борта, из-под самой
лодки вышел новый таймень и спокойно схватил блесну.
— Этого еще не хватало!
Николай Михайлович добился своего — поймал тайменя на
28 килограммов. Дурное настроение его как рукой сняло.
Укладываясь спать, Володя окликнул:
— Михалыч, а Михалыч! Завтра еще лучше плес, пошли бы
окунулись авансом разочка три!
10 июля.
Последний день пути.
— Жаль расставаться с такой рекой! — печально произнес
Николай Михайлович.
Несколько часов отделяют нас от Бийска. До будущего года,
Алтай!
Ал. Шубин
НА РАДЧИНСКОМ ПЛЕСЕ
!
осмотрит иной воронежец с высокого берега на реку
и посетует:
— Разве это река?
И верно: под городом, особенно в разгар жаркого
лета, Воронеж неказист. Узкий и мелкий, он не
удовлетворяет сейчас * ни купальщиков, ни рыболовов,
ни спортсменов-гребцов, ни мотористов, ни юных строителей
самодвижущихся судов и гидросамолетов. А любителям парусного
спорта и вовсе негде развернуться.
И все же наш Воронеж — река не такая уж маленькая. Он
протекает через несколько областей и имеет в длину 469 километров.
Судить о нашей реке по тому, какой мы видим ее в городе,
нельзя. Поплавайте по ней и убедитесь в этом сами. Достаточно
добраться до Лысой горы, чтобы полюбить Воронеж за его
красоту.
За Лысой горой вверх по течению следует гора Белая. Берега
* Я напнсал «сейчас» потому, что в недалеком будущем искусство наших
гидростроителей превратит Воронеж под городом в многоводную красивую
реку.
41
реки то вздымаются высокими обрывами, то отлого опускаются к
самой воде песчаными пляжами. И повсюду леса, леса, леса...
Живописных уголков, расположенных по Воронежу, не
перечислишь, пока доберешься до Радчинского плеса!
От песчаных отмелей проворная моторная лодка, поднимаясь
против течения, сворачивает влево. Все шире и шире становится
река. Неожиданно справа из густой береговой зелени показывается
широкое разводье.
— Что это — устье Усманки? — спрашивает молодой
путешественник, слышавший, что где-то здесь впадает в Воронеж речка,
прославившаяся бобровыми поселениями и рыбными богатствами.
— Нет, просто затон,— объясняю я.
За первым затоном открывается низкий, заросший косматыми
травами берег. Это место рыболовами прозвано «Дремы».
Опытный моторист предусмотрительно сбавляет ход, чтобы не
потревожить сидящих в лодках рыбаков. Поднимать высокие волны в этих
местах никем не запрещено, но считается невежливым.
Справа от нас новый залив. На этот раз поясняет моторист:
— Тоже затон. А вот за ним Усманка будет.
— Затон, это значит вроде болота? — иронизирует молодой
путешественник.
— Да, болото,— с сердцем отвечает моторист.— Если только
болото бывает глубиной более 20 метров...
Моторист сказал правду. Позже я узнал от рыбаков, меривших
глубину, что в этом затоне она достигает 22 метров. Впрочем, ямы
в 10,12, даже 15 метров и на Радчинском плесе — не редкость.
— А вот и Усманка.
— Этот... ручеек?!
Удивление новичка понятно. Усманка, впадающая в Воронеж
ниже Большого Радчинского плеса, очень узка. Только понаблюдав
за быстротой ее течения, проникаешься к ней уважением.
Но вот перед нами во всем своем величии в рамке лесов
развертывается панорама Радчинского плеса.
Нет здесь ни суровых скал, ни водопадов, ни безлюдных
непроходимых дебрей, но до чего же хороши берега! Радчинский плес
привлекает простой и вместе с тем величавой красотой русской
природы. Она не подавляет, не поражает воображение, а
успокаивает и радует, навевая светлые мысли о величии и богатстве
Родины, о свободе. Недаром приезжают сюда отдохнуть и набраться
сил люди, любящие природу, из Москвы, из Ленинграда, с
далекого севера, из знойного Закавказья.
2
Километрах в четырех от поселка Рамонь, районного центра
Березовского района, на полуостровке, образованном Большим
плесом и Радчинским затоном, расположился маленький рыбацкий
городок.
42
Под зеленью деревьев разбросано десятка два легких,
построенных на сваях, балаганов или даже хибарок. Здесь каждый сам
себе архитектор — строй и крась по своему вкусу. Иной рыболов,
приехавший без семьи, довольствуется крошечной двухскатной
палаткой или просто камышовым шалашом. Семейные же
приплывают с целым хозяйством: с детскими кроватками, самоварами,
собаками, даже с кошками. Иные рыболовы селятся не в самом
поселке, а на отшибе около своих облюбованных рыболовецких
местечек, на другом берегу затона возле устья Усманки на Козе
или на Дреме.
Пожалуй, лучше всех устроился самый завзятый и искусный из
радчинских рыболовов железнодорожник Николай Петрович Ра-
китин. Он построил себе жилище... на самой реке! Выкопал на
противоположном берегу Воронежа маленький заливчик, покрыл
его сверху скатом из жердей и земли и закрепил в нем конец своей
перетяжки *. Захочется ему отдохнуть, или буря поднимется, или
просто перестанет клевать рыба, он загонит лодку в свою «нору»,
и горюшка мало! Сухо, спокойно и, главное, без разлуки с
любимой рекой. Сиди «дома» и, если хочешь, тут же лови рыбу...
Радчинский поселок принадлежит охотничьему хозяйству
спортивного общества «Локомотив», но радушные хозяева не
возражают против приезда гостей. Места и рыбы хватает на всех — лови
сколько хочешь, не нарушай только охотничьих правил: не
браконьерствуй и не порть охоту другому.
Писать — так всю правду: попадаются еще «охотники»,
способные возбудить к себе недоброе чувство.
Посудите сами. Накопал я однажды с вечера (дело было под
выходной) самых лучших червей, наварил гороха и утром, часа
этак в три, еще в темноте отправился на одну из своих лучших
сидалок ** на Копейку (это местечко расположено чуть повыше
Большого плеса). Прихожу и вижу: место мое занято. Приехала
из города на легковой машине компания, заметила на берегу
удобное местечко и расположилась, костер горит, удочки стоят.
Что ж, думаю, пусть их ловят. Река — не личная собственность,
и смешно было бы доказывать, что эту сидалку я сам устроил и
уже две недели здесь рыб прикармливал. Прошел я мимо,
разыскал на берегу уютный заливчик, просидел там зорьку и,
конечно, кроме мелочи, десятка окунят, двух плотичек, подлещика и
ершонка ничего не поймал.
Прихожу на свою сидалку утром в понедельник: уехали мои
гости. Уехать-то уехали, но что после себя оставили! Уму
непостижимо, как можно испортить и запакостить место за один день.
Рваная бумага, объедки, окурки, разбитые бутылки, консервные
коробки, рыбья чешуя — все это еще полгоря: мусор убрать не
* Перетяжка — крепкая бичева или проволока, переброшенная с одного
берега на другой и лежащая на дне реки. Она служит рыболовам для
закрепления лодок на течении.
** Сидалка — расчищенное место на берегу.
43
трудно, но вот зачем понадобилось людям кору с деревьев срывать
и живые суки обламывать? Рядом с моей сидалкой в крутом
бережку под корнями дерева было гнездо зимородка — взяли и
раскопали его. Соседний муравейник разворочен и огнем обожжен.
Начал я на сидалке уборку делать и нашел застреленного дятла
(вот так охотничий подвиг!) и убитого большого ужа. Очень мне
жалко этого ужа стало! Жил он под корнями соседней ветлы и был
давнишним моим приятелем: я его иногда мелкой рыбешкой
подкармливал, и он ничуть меня не боялся. Приплывает бывало
с другой стороны реки, проползает у меня под ногами — и к себе
в нору. Пожалел я, что приучил его человеку верить!
Вот какие «охотники» бывают! А ведь, наверно, приедут в
город и станут хвастать:
— Как мы замечательно время провели: и прокатились, и
отдохнули, и поохотились (это на дятла-то!), и рыбу половили, и
природой полюбовались.
А какой-нибудь хвастун обязательно расскажет о смертельной
схватке с «огромной змеей», которая на него «прыгала».
Хорошо, что подобных «любителей природы» не так уж много!
Не таковы "настоящие рыболовы-охотники. Эти живут с
природой в великой дружбе. Не то, что деревьев ломать не станут,
а лишней палки не вырежут. Если они и потягивают из реки рыбу,
то делают это по правилам ловли. На то и охота.
Как-то мой сосед ловил окуней на уху и вытащил соменка.
Редко это бывает, чтобы на червя сомы брали, но все-таки бывает.
Но что делать с сомом в 200 граммов? Можно, конечно, было его
вместе с окунями сварить, но сосед рассудил иначе. Осторожно,
«пробы поменьше повредить губу, снял его с крючка и отпустил &
омут.
— Плыви, усатый, да не попадайся. Потолкуем лет через
десяток, когда подрастешь!
Про рыболовов ходит нехорошая слава, будто они мастера
прихвастнуть. Дыму, как говорится, без огня не бывает...
Нужно сказать, что рыболовы, в зависимости от квалификации,
делятся у нас по крайней мере на четыре категории. Высшая
категория — сомятники и сазанщики. Чином пониже будут лещевики
и язевики. К этой же категории, пожалуй, можно отнести
спиннингистов, промышляющих щук и, при случае, судаков. Рыболовц
третьей категории ловят что попало: подлещиков, плотву, окуней^
и бывают чрезвычайно довольны, когда им попадется «настоящий
лещ» килограмма на полтора или полуметровая щучка. Четвертая
категория, бесспорно, самая многочисленная — это ребята, oxotj-
ники за плотвой и селявками *. Для серьезной, усидчивой ловли
у них не хватает ни терпения, ни снастей, но нельзя не подивиться
проворству иного юного охотника, успевающего за какой-нибудь
час выловить 20, а то и 40 рыбешек величиной в 8—10 сантиметров
* Сел явка — местное название у клейки (ред.).
44
на удочку с простой ниткой и насадкой из кусочка червя или
хлебного шарика.
По моим наблюдениям, привирают, портя тем репутацию всех
рыболовов, главным образом рыбаки третьей категории. Желаний
у них много, а сноровки маловато. Как им воздержаться от
соблазна превратить двухсотграммового подлещика в
двухкилограммового леща? Однажды мне пришлось издали наблюдать, как
мучился один рыбак, зацепивший крючком подводную корягу.
Бился он, бился и оборвал-таки лесу. Через полчаса подхожу к
нему и спрашиваю:
— Как дела?
— Плохо,— отвечает,— ничего не поймал, но, между прочим,
сейчас со мной очень интересный случай произошел. Взял,
понимаете ли, сазан!.. Уж я его водил, водил, к самому берегу подвел,
уще брать его хотел, а он как пошел в глубину! Разве удержишь?
Леска — хрясь, и готово!
Рыбакам высших категорий прибавлять незачем — им и так
есть что порассказать. Ну, а уж если они и добавляют иногда
процентов десять лишнего, то это по старой привычке, оставшейся от
того времени, когда состояли они еще в третьей категории.
Любо послушать вечерком рассказы настоящего бывалого
рыбака! Лежишь у костра, огонь потрескивает, дымком попахивает,
подмигивают с неба звезды, а он сидит и рассказывает историю за
историей, точно леску плетет. Слушаешь не наслушаешься,
и только про себя смекаешь — где кончаются девяносто процентов
правды и начинаются сомнительные прикрасы.
Но в этом очерке я буду рассказывать только о том, что было
в жизни.
3
Каждый, кто бывал в музее Воронежского государственного
заповедника, несомненно, с удивлением останавливался перед
чучелом огромного сома. Историю поимки этого сома стоит
рассказать поподробнее.
Несколько лет назад, занимаясь зимней ловлей, Николай
Петрович Ракитин заметил, что мелкая рыба с плесов входит в
Усманку. Хороший знаток рыбьих повадок, он смекнул, что вслед
за мелочью пойдут крупные хищники, и решил поставить на их
пути сомовий вентерь — солидное сооружение, сплетенное из
капронового шнура с крыльями в семь метров и с бочкой в два с
половиной метра. Много труда потребовалось, чтобы установить
подо льдом такую махину.
— Прихожу проверять снасть,— рассказывает Ракитин,—
и вижу в бочке что-то большое и, как мне показалось сначала,
круглое. Увидел — и от страха обомлел. Ну, думаю, наделал беды:
не иначе ко мне в вентерь бобр попал и там запутался! Прямо в пот
бросило. Смотрю и вижу, однако, что это круглое шевелится и
45
длиннее становится... Эге, да это сом! Тебя-то, голубчик, мне
и нужно! А ну ка, вылезай!
Но «голубчик» вовсе не пожелал вылезать и разгорелся бой,
долгий и опасный для рыболова. Не учтя величины и веса своей
добычи, Николай Петрович по старой привычке (не раз
приходилось ему вытаскивать полутора-и двухпудовых сомов) взял
пленника за губу. Сом прочно захватил его четыре пальца, и стало
непонятно — кто кого, собственно, ухватил: охотник сома или сом
охотника...
— Приподнял я ему голову,— рассказывал Ракитин,— а
больше сделать ничего не могу и баста. Силенка, как сами знаете,
у меня порядочная, а тут...
В таком положении противники застыли. Преимущество у
человека было в том, что он мог свободно дышать, а сом начал
задыхаться. Поэтому он первый повел дальше схватку, повернувшись
на бок, стал выворачивать человеку руку. Большая сила у четырех-
пудового сома! Пришлось Ракитину с вывернутой рукой лечь на
самом краю проруби, и снова оба стихли, но теперь уже совсем
стало спорно: быть ли сому на льду или охотнику подо льдом...
И все это происходило в тишине. Они боролись молча. Если бы
даже закричал Ракитин, кто помог бы ему в ледяной пустыне,
далеко от жилья? Вот он и молчал...
— К тому же от крика человек слабеет, а мне в ту минуту
слабеть нельзя было,— говорит Ракитин.
И снова схватку начал сом. На этот раз он попробовал пустить
в ход свое страшное оружие — плес (хвост). Удар сомовьего
плеса — дело нешуточное, но на этот раз подводный хищник
сделал непоправимую ошибку, выбросив половину тела на лед.
Ракитин напряг все силы, схватил рыбу и, перевалив через себя,
вывалил на лед. Некоторое время так и лежали рядом охотник и
сом. Охотник переводил дух, а его противник засыпал от воздуха
и мороза...
Кончилось тем, что сом оказался в музее заповедника, а у
рыболова на память об этой охоте остался глубокий шрам на руке.
Кстати, в вентере оказалось еще пять сомов, но уже мелочь —
по десять-пятнадцать килограммов каждый.
В 1954 году мне самому пришлось увидеть рыболовецкое
мастерство Николая Петровича. На приманку из ракушек он поймал
сома по виду килограммов в 30. Долго пришлось ему повозиться,
чтобы утомить и поднять наверх огромную рыбу. В конце концов,
обессилевший сом лег под бортом лодки. Рыболову остались сущие
пустяки: поднять добычу снизу подсадным багром * и, понапряг-
шись, перевалить через борт лодки. Правда, задача осложнилась
тем, что рыбак сидел на корме, а голова сома находилась под
носом челнока.
* При поимке очень крупной рыбы ее поддевают снизу острым крюком,
насаженным на рукоятку, т. е. подсадным багром или крюком.
46
Дальше произошло нечто довольно неожиданное, о чем сам
Николай Петрович вспоминает теперь с веселой насмешкой над
самим собой.
— Обязательно я его взял бы, да беда в том, что уж очень
много зрителей собралось! И рыболовы ко мне отовсюду
подъехали, и на берегу народ собрался. Ребятишки кричат: «Дядя, как
же ты такого возьмешь?» Ну мне и захотелось немножко
пофорсить, публике представление дать.
Представление Николаю Петровичу удалось на славу! Вместо
того чтобы быстро и осторожно перейти на нос лодки и подбагрить
уставшего сома, он сделал нечто совсем другое: взялся закуривать.
Народ из себя выходит от нетерпения, а он хоть бы что!
Николай Петрович признает только самокрутки из «дорожного
табака», достал он бумагу, портсигар и давай папироску крутить.
Скрутил, вложил в мундштук, зажег и сидит, дым пускает.
Затянулся несколько раз, потом взял багор, поднялся во весь рост и
не спеша двинулся на нос лодки.
Все это было красиво, но ко всеобщему разочарованию
кончилось конфузно. Пока рыболов давал «представление», сом успел
отдохнуть и собраться с силами. В самый критический момент,
когда охотник нагнулся, чтобы нанести удар багром, сом оторвался
от лодки и, натянув лесу, бросился вниз. Рывок был так силен, что
крючок-двойчатка соскользнул с лески. Может быть, Николаю
Петровичу и было досадно, но он этого ничем не выдал и даже
похвалил сома.
— Молодец! Дал мне урок: теперь буду знать, как покуривать.
Пришлось, впрочем, Николаю Петровичу выступать однажды
в качестве настоящего артиста... Многие читатели, наверно, помнят
документальный фильм «Лесная быль» и в нем тот кадр, где
рыбак вытаскивает крупную щуку. Этот рыбак не кто иной, как
Николай Петрович.
4
По мнению рыбаков, рыба на Радчинском плесе, поминутно
встречаясь с рыболовецкими хитростями, «стала очень
грамотной»...
Вот какую историю поведал мне другой опытный рыболов.
Это было на лещевой охоте. Ловля началась удачно. Вскоре
около лодки на кукане ходил уже здоровенный лещ. О том, что
произошло дальше, пусть расскажет сам потерпевший:
— Забросил снова, жду новой потяжки, а ее нет и нет. Вдруг
слышу: что-то негромко треснуло и лодку качнуло. Я этому
значения не придал, думал под водой сырое бревно проплыло и слегка
лодку задело,— так иногда бывает. Час проходит, другой — нет
больше потяжек! Стало мне скучно, и решил я посмотреть, что мой
пленник поделывает. Взялся я за кукан, а леща нет: ушел и кукан
оборвал, а кукан сделан у меня из крепчайшего шпагата. Никогда
8fe думал, чтобы лещ, даже самый крупный, мог такой подвиг со-
4?
вершить! Посидел еще некоторое время без всякого толка, снялся
с перетяжки и поехал. Смотрю: и мой товарищ, что дрвил
невдалеке, снялся и ко мне плывет. «Ну, что,— спрашиваю?» — «Да,—
говорит,— странное дело получилось. Поймал язя и небольшого
леща, посадил их на кукан, а они кукан оборвали и ушли». Тут
только мы сообразили, что нашу добычу сом украл. Подкрался к
самой лодке, рванул пойманных рыб, и был таков. И верно, чем
самому охотиться, чего легче готовое взять?
Стало понятно и то, почему у нас больше рыба не брала. Какая
может быть рыба, если вокруг лодок усатый разбойник ходит?..
Опытных рыбаков этот грабитель, конечно, больше не
проведет, но новички до сих пор порой недоумевают, откуда берется
сила у лещей и язей, посаженных на крепкие куканы.
Иной же подводный богатырь не без оснований надеется на
свою силу, он благодаря ей выпутается чуть ли не из любой
переделки (я хотел было написать «выйдет сухим из воды», но
вспомнил, что по отношению к рыбе эта поговорка, увы, не подходит).
Николай Петрович Ракитин показал мне как-то крепчайший
донный удильник, переломленный у второго кольца, и порванную
тройную капроновую лесу.
— Посмотрите, какая работа!
Да, работа была изумительная и, конечно, сазанья. Я спросил:
— Сколько, по-вашему, в нем весу было?
— Пуд или больше. Сначала удильник сломал, потом лесу
обрезал.
В словах опытного рыболова чувствовалось уважение к
достойному противнику и, пожалуй, восхищение...
5
Николай Петрович Ракитин не только рыболов, но и своего
рода исследователь. Недавно, желая узнать, где и как ночует
рыба, он проделал интересный опыт. Установил на лодке
аккумуляторную батарею и с помощью провода, заключенного в
резиновый шланг, устроил прибор, дававший возможность осветить дно
до 2—3 метров глубины. .Осторожно двигаясь по Большому плесу,
он осмотрел многие его участки и рыбы на дне не обнаружил.
Тогда двинулся в устье Усманки, где подводный фонарь осветил
зрелище, поразившее даже бывалого рыболова. Здесь стояли,
повернувшись головами против течения, тысячи лещей. Они
разместились в несколько этажей в строго определенном порядке:
впереди (выше по течению) стояли самые крупные рыбы, дальше шли
рыбы поменьше, дальше — еще меньше. За лещами в том же
порядке размещались окуни. Все они, стоя головами против довольно
сильного течения, неподвижно удерживались на месте, медленно
шевеля плавниками.
Вдосталь полюбовавшись видом этой «рыбьей спальни»,
Ракитин решил испробовать, насколько крепок «рыбий сон». При слабом
48
ударе веслом по воде плавники рыб заработали быстрее, но сами
они не двинулись с места. Тогда Ракитин топнул по дну лодки...
— Даже понять не могу, куда делась вся рыба? — говорит
охотник.— Подо мной оказалось совершенно пустое дно.
Так вот, оказывается, откуда выходит на заре в раздольный,
богатый кормами Большой плес дневная рыба! И как боится она
шума, особенно стука.
Ракитина часто просят, чтобы он поделился своими
рыболовецкими «секретами».
— Никаких секретов у меня не было и нет,— говорит он.—
Я рассказываю всем, что и как делаю. И не моя вина, если мне
«везет», а другому рыбаку, севшему на мое место и ловящему на
ту же насадку, будто бы «не везет». Как же будет к нему идти
рыба, если, забрасывая, он плещет по воде и поминутно стучит
удилищем по дну лодки?
Чего проще подкормить рыбу? Взял набросал под дно лодки
пареной пшеницы -и жмыха, и жди когда соберется рыба. Но
рыбаки подчас бросают подкормку с таким плеском, что не
приманивают рыбу, а отпугивают ее. Или вот еще одна простая
«тонкость». Пшеницу для прикормки можно парить на два-три дня, но
жмых обязательно должен быть свежим. Закисший жмых
отпугивает рыбу, но парить его почаще многие просто ленятся. Кто же
виноват, что они остаются без добычи?
Рыбы под Радчинским плесом много, но и количество и состав
ее меняются. В 1954 году, по наблюдениям Ракитина, стало
больше сазана и крупного леща. Значительно чаще попадались
на удочку маленькие сомята. Язя, крупного окуня и судака стало,
наоборот, несколько меньше, но, может быть, эта убыль мнимая:
лето стояло чрезвычайно жаркое, рыба брала неохотно, и ее нужно
было искать то в густых зарослях, то в глубоких ямах, то в
местах, где воду освежают холодные родники. Но и самая злая
рыболовная неудача для того, кто вздумает побывать на Радчинском
плесе, с лихвой искупится богатством его природы. Не берет у
тебя в середине лета рыба — иди в лес за ягодой или за грибами.
Хорошо здесь отдохнуть, познакомиться с рекой и с лесом ц его
пернатыми и мохнатыми обитателями.
8 Рыболов-спортсмен, кн. VI
А. Синельников
ЕГОР И УСТИН
робираясь лесистым берегом Северного Донца к
сомовьему омуту Тубо, я заметил у реки человека,
стоявшего, как мне показалось, в каком-то раздумьи.
Я остановился. Заложив руки за спину, незнакомец
склонился над песчаной гривкой.
«Что он там разглядывает?» — подумал я,
всматриваясь в неровность на гладком песке. Вдруг загадочная гривка
зашевелилась.
— Ба-а! Да ведь это сом! — воскликнул я, явственно различив
у ног незнакомца, вывалявшегося в песке, довольно большого
сома. Тут же, за врезавшимся в реку узким закоском, из кудрявой
зелени лоз выглядывала корма каюка.
Незнакомец поднял голову. Выбившаяся из-под сдвинутой
набекрень фуражки светлая прядь слегка вьющихся волос, лихо
закрученные усы и окладистая борода цвета зрелой пшеницу
расстегнутая голубоватая косоворотка, черные штаны, заправленные
в белые шерстяные носки, а также традиционные чирики на ногах
незнакомца, говорили, что рыболов — донской казак.
— Здорово, станичник! — сказал я, приблизившись к нему.
— Здрасте! — бесцеремонно оглядывая меня с головы до ног,
ответил он.
50
— Где подцепил такого? — спросил я, указав глазами на сома.
Разгладив бороду и флегматично сплюнув через плечо, рыбак
махнул рукой в сторону крутого противоположного берега Донца:
— Под той вон кручей взялся,— сказал он.
— На удочку?
Качнув головой, рыбак криво усмехнулся. Тронув сома носком
чирика, он сказал:
— Нешто такого идола удочкой выволокешь? Хм, «удочкой»!
— Почему же?..— хотел я возразить незнакомцу, но он меня
перебил:
— Нешто удочка серьезная снасть? Так, баловство одно.
— Один только и попался?
— Такой-то один, а поменьше еще две штуки есть. Там1 —
кивнул он на каюк.
— А теперь что же, домой собрались?
Казак почесал за ухом:
— Да не-е-т, домой-то не охота. Нынче суббота, надо бы
рыбки наловить, да вот у меня загвоздка...— он снова тронул
сома чириком.— Рыбу на баз надо отправить!.. Хозяйка моя чуть
свет на базар собирается.
— Так и отправил бы, в чем же тут загвоздка? Или домой,
тебе далеко?
Казак скользнул по мне недоверчивым взглядом.
— Да не-ет, дом-то вон он, радом,— указал он на
видневшиеся за левадами черепичные кровли строений Луганской
станицы.— Полчаса до него ходу.
— Так что же тебе мешает?
— Опасаюсь я, как бы кто крючков с перетяжек не посрезал.
— Кому ж они нужны, твои крючки?
— Го-о-вори-и1 Намедни был у меня случай, только я это
самое...— незнакомец умолк и посмотрел на меня долгим,
испытующим взглядом.
«Кто тебя знает, что ты за человек?» — говорил его
недоверчивый взгляд. Вдруг его загорелое лицо посветлело:
— Знаешь чего? Давай с тобой компанию составим. А? Я тебя
переправлю на тот бок,— снова махнул он на противоположный
берег,— сядешь пониже той вон карчи,— он указал на черневшую
у самого обрыва корягу,— там сомов этих... чебаки тож,
широченные... Ну што, как? — спросил он.
Я всегда считал за удовольствие побывать в обществе
живущих у реки местных рыболовов. Мне всегда казалось, что у них
можно многому поучиться и услышать от ню^ немало интересного.
— Что ж, я не возражаю,— сказал я, сдерживая охватившее
меня радостное волнение.
— Тогда по рукам, как тебя?
Я назвал себя.
— Меня Егором кличут. Егор Башмаков. Погоди малость,
я сейчас.
51
Он пошел к каюку и через минуту причалил возле лежавшего
в воде плоского камня.
— Садись,— сказал Егор, подтягивая каюк к берегу. Пока я
усаживался в каюк, он приволок сома.
— Эка вывалялся, скотина! — воскликнул Егор,
приподнимая сома над землей. Он начал счищать с него песок, но
безуспешно.
— Минутку! — сказал Егор и ступил с сомом на камень.
— Что ты хочешь? — спросил я компаньона, с опаской
поглядывая на зевающего сома. Егор держал его особым способом.
Большой палец правой руки рыбака был у сома во рту, а
остальными четырьмя Егор подхватил сома за нижнюю челюсть.
— Ополосну его, идола!
— Упустишь!
— Плевать! Не таких, это самое...— самоуверенно отозвался
рыбак.— Разве это сом? — демонстративно окуная сома в воду и
размахивая им так, как женщины полощут белье, презрительно
воскликнул Егор.— Да я его!..
Раздался могучий всплеск, сноп брызг окатил Егора, ослепив
ему глаза. Вода у камня забурлила, вспенилась и оттуда, где
только что был сом, разрастаясь и исчезая, раскатились
увенчанные пузырями широкие круги. Кожа с большого пальца Егора
была содрана, сочилась кровь.
— Держи-и его! — протирая глаза, дико закричал Егор.
Взглянув на своего компаньона, я невольно отшатнулся.
Измазанное кровью лицо Егора было ужасно.
— Где он? — дико озираясь по сторонам, кричал Егор.
— Ушел,— ответил я.
— Ах, ирод проклятый! Вот чертяка! Сроду со мной такого не
было, а тут на тебе... В какую ж сторону он подался?
— Туда! — махнул я на середину реки.
— Скажи на милость,— Егор посмотрел на свой палец и,
сокрушенно качая головой, произнес: — вроде бы и сом не
важнецкой, а чего супостат натворил.
— Вытри лицо. На тебя смотреть страшно,— сказал я
незадачливому рыболову.
— Шут с им, поехали! — сказал Егор, сталкивая на воду каюк.
Мы причалили к высокому, глинистому яру. Егор вымыл лицо
и руки.
— Ты, Егор, говорил, что у тебя еще два соменка. Снеси их
пока, а дальше видно будет,— сказал я.
— И то снес бы, да куды они, ироды, делись? — шаря рукой по
залитому водой отсеку, проворчал Егор.— Тьфу, будь вы
прокляты... Ушли! — он с ожесточением заскреб рукой на затылке и,
не поднимая глаз, сказал сердито:
— Ну, ты это самое... Пойди, осмотрись покуда, а я перетяжки
трухну, может есть чего...
Я пошел осмотреть берег и облюбовать место для удочек,
52
а "Егор начал проверку переметов. Продвигаясь каюком вдоль
шнура перемета, он сердито ворчал:
— Ах, черти полосатые! И откуда вы набрались на мою голову1
— Кого ругаешь? — спросил я Егора.
— Да чикамасов, будь они неладны!
— Да за что же ты окуней ругаешь?
— А-а, погибели на них нет, всех вьюнов потравили!
— Что, много их?
— Почитай на каждом крючке. Сам с палец, а туда же, дрянь,
на вьюна зарится! Голову заглотал, а хвост изо рта свесился!
Живцов всех подушили.
Возле самого яра, у борта каюка, плеснулась какая-то рыба.
— Что там такое? — спросил я.
— Сом! — ответил Егор.
— Большой?
— Не, малый!
— Фунта на три?
— Да, на фунт три! — сострил Егор.. Эй-ей! Ушел! Ска-а-жи,
и этот туда же. Тьфу! — плюнул Егор...— Надо вьюнов добывать.
— Ну что ж, надо, так надо, только я понятия не имею, как
их ловить.
— Ничего, научишься. Поехали! — бросив в каюк большую
лопату-грабарку, сказал Егор.
— Я сейчас буду ил на берег выбрасывать, а ты вьюнов
выбирай да в отсек их сажай, вот и вся твоя работа,— стоя по пояс в
воде, вскоре говорил Егор, зачерпывая полную грабарку илу и
выбрасывая на берег. В иле закопошились два вьюна величиной с
карандаш. Они были такие верткие, что я с трудом удерживал их.
«Вот вы какие»,— подумал я, сажая вьюнка в отсек. Егор
напал на хорошее место, через час в отсеке металось не менее
полсотни вьюнов.
Когда работа была закончена, я сказал Егору:
— Что-то вьюны мечутся по отсеку как угорелые?
— Мечутся? А чего им метаться? — пожал плечами Егор
— Постой, Егор, а не потому ли они мечутся, что в отсеке у
нас чистая вода, без илу? —заметил я.
— Почему чистая? Разве ты ила не поклал им?..
— Нет! Ты мне ничего не говорил. Да и лопата все время была
у тебя.
— Ах, боже мой! Сам не маленький, понимать должен! На
лопату, подкинь им это самое,— швырнул он мне грабарку.—
Набирай больше! Не на базаре покупаешь! В-во! Теперь в самый раз.
Вываливай в отсек. Так! Ну, вот, давай лопату!..
Солнце склонилось к закату, когда мы подплыли к первому
перемету. Егор подцепил веслом шнур и, положив его на колени,
сказал:
— Ну, друг, перекурим, да и за дело! В другой-то раз курить
уж у костра будем.
53
Мы закурили.
— Ты пересядь на корму, будешь вьюнов мне подавать,— ска*
зал Егор.
Вечер наступал тихий, ласковый. Мохнатые шапки тополей уж
тронуло яркой киноварью заката. От широкого плеса реки
потянуло предвечерней прохладой, а от берегов еще дышало теплом.
— Благода-ать!— вздохнул Егор.— Наловим мы с тобой
рыбки. Какая покрупнее будет, хозяйке снесу — на базар, ну, а
которая помельче — на уху оставим.
Ленивый по натуре Егор, влюбленный в реку и в каюк, давно
уж превратил свою охоту чуть ли не в главный источник
существования. Все его восторги неизменно оканчивались расчетом: сколько
он выручит? Но, судя по всему, выручал он немного.
— Бросай курить! — сказал Егор.— Закончим с перетяжками,
костер разведем, чайку вскипятим... Ну, давай!
Я опустил руку в отсек, пошарил ею в черной, киселеобразной
жиже да так и обмер. Сомнения не было: вьюны уснули! Их
скользкие, подвижные тельца превратились в жесткие,
негнущиеся прутики.
— Чего ты там копаешься, давай быстрей! — окликнул меня
Егор.
Я схватил первого попавшегося вьюна и подал его компаньону.
— Ах, бо^ке ж мой! — страдальчески сморщился Егор.— Он же
дохлый! Задубел! — и с яростью швырнул вьюна за борт,
— Они все дохлые,— сказал я обреченно.
Егор побледнел. Мучительно сдвинув брови и наморщив лоб,
будто силясь что-то вспомнить, он некоторое время молчал. Потом
судорожно глотнул воздуху и прошипел:
— Шшто-о?
— Подохли! — повторил я с отчаянной решимостью.
— Подушил вьюнов, ирод! — поднимаясь с сиденья, взревел
Егор.
Я инстинктивно подался назад, но далеко ли уйдёшь в каюке.
Уперевшись руками в борта каюка, готовый ко всему, я не спускал
глаз с взбесившегося компаньона. Вдруг он ударил себя кулаком
по лбу и с проклятием ринулся вниз головой в воду. Перед моими
глазами мелькнули истоптанные подошвы его чириков и исчезли
в темной глубине. Каюк резко качнуло; зачерпнув воды, он,
качаясь, поплыл по течению.
— Язви тя в душу! — послышалось сзади.
Весло из каюка выпало. Действуя руками, как веслами, я кое-
как прибился к берегу. Егор уже сидел на камне.
— Не подхо-о-ди-и! — закричал он. Но вода уже отрезвила
Егора.— Уйди от греха, я ишшо не перегорел,— сказал он
упавшим голосом...
Часам к десяти мы заново накопали сорок вьюнов, и только за
полночь закончили с переметами.
— Костер будем жечь? — спросил я компаньона.
54
— Отвяжись ты со своим костром! — с досадой сказал Егор
и свалился на разостланную палатку.
— Ладно, Егор, дело прошлое, скажи: отчего подохли вьюны?
— От того, что я им сроду илу в отсек не клал. Вот отчего!
— Но ведь ты же говорил?..
— Спи уж, завтра рано вставать! — отвернувшись сказал
Егор.
Мы заканчивали проверку второго перемета. Осталось каких-
нибудь десять поводков — и конец.
— Ска-ажи на милость, хоть бы что-нибудь это самое...—
сказал Егор.— Не то што торговать, а и уху сварить не из чего. Это
ты такой несчастливый, сроду со мной этого не было, штоб я без
рыбы...
— Ну, а вчера ты пойманную рыбу упустил. В этом тоже моя
вина?
— То особый случай,— опуская глаза буркнул Егор. Вдруг
впереди под тонким слоем воды замаячил силуэт какой-то
большой рыбы.
— Сом! — толкнул я Егора.
— Где?
— Вон! На перемете,— указал я на всплывшего на
поверхность метрового сома.— На подсак!
— Куда ж его в подсак? Нешто он влезет? Багор бы... Ну, да
ничего, и так возьму. Смотри учись, может и самому когда
придется это самое... Суй ему в рот большой палец, а остальными за
салазки подхватывай, подними ему голову и — через борт, прямо
сам в каюк вскочит. Жалко, что правая рука не гожа, придется
левой... Смотри! Вот так!...
Выждав, когда сом разинул пасть, Егор сунул ему в рот
большой палец левой руки.
— Ну вот, теперь вот так...
Сом хлобыснул по воде хвостом, и... все повторилось с
поразительной точностью. У борта каюка вскипела вода, брызги также
окатили и ослепили Егора. Большой палец левой руки Егора был
•ободран и залит кровью, также разбежались широкие круги...
— Так я и знал. Энто ж тот самый. Леший вчерашний! —
равнодушно изрек Егор.— Поехали! Есть что-то хочется...
Вот и все. Я ожидал чего угодно, только не этого. Упустить
метрового сома и сказать при этом «хочется есть» — никак не
связывалось.
— Ловили мы с тобой, ловили, а уху сварить не из чего,—
горько усмехнувшись,— сказал Егор.
— Как не из чего, а вчерашние окуни?
— Протухли. Они ведь еще на крючках подохли.
— Ну что ж, Егор, не беда, сварим кулеш с салом,— сказал я
своему компаньону...
Когда,мы с Егором, после стольких неудач и потрясений,
усталые и проголодавшиеся, с волчьим аппетитом набросились на
55
пшенный кулеш, к нашему табору на старом заплатанном каюке
подчалил какой-то незнакомец.
— Приятный аппетит! — приподняв над головой соломенную
шляпу и вытирая вспотевший лоб, негромко сказал он.
— Милости просим! — пригласил я нежданного гостя.
Черты лица у незнакомца были крупные, выразительные, голос
низкий, грудной, а голубые глаза щурились в улыбке.
— Плыву мимо, гляжу: дымок в гору вьется. Вижу, рыбаки
уху хлебают, дай, думаю, заверну, авось предложат отведать.
Мы с Егором молча переглянулись.
«Принесла тебя нелегкая»,— прочел я в смущенном взгляде
Егора. Неуравновешенный, чудаковатый, но в сущности очень
добрый, Егор стыдился за наш кулеш без рыбы. Его рыбацкое
самолюбие страдало.
«Да, попались с поличным»,— подумал я.
— Садитесь с нами! — повторил я свое ^приглашение. Егор
вскинул на меня недоумевающий взгляд и слегка пожал плечами.
— Не откажусь! Оно хоть и говорится, что незваный гость
хозяину помеха, так ведь и то сказать, что на званого да на
желанного еды и питья не напасешься, а мне бы горячей ухи
похлебать да рыбью голову пососать, и тем премного доволен
останусь,— говорил словоохотливый незнакомец, выбираясь из каюка.
Услышав о рыбьей голове, бедный Егор даже привстал. «Где
ты взялся, каким ветром тебя надуло»,— говорил его явно
неприязненный взгляд.
Наш случайный гость оказался инвалидом. Скрюченная левая
нога его была почти вдвое короче правой. Опускаясь вниз и
поднимаясь, вихляя туловищем, словно оно у него было без костей,
и высоко взмахивая руками, он с трудом добрался до нашего
«стола» и тяжело опустился на разостланную палатку.
— Ффу-у! Я словно утка,— заговорил он, вытирая вспотевший
лоб.— Пока на воде — проворный, а как на сушу — так бе-е-да...
Мое сердце прониклось искренней симпатией к незнакомцу, но
Егор был неумолим. Оберегая свой рыбацкий авторитет, он
пустился на хитрость:
— Как же нам быть, ложки-то у нас только две,— сказал он,
пряча глаза.
— Не беспокойтесь, товарищи, ложка у меня есть,— весело
сказал незнакомец и достал из полевой сумки большую
деревянную ложку
Скрепя сердце Егор подвинулся, освобождая место гостю.
— Погляжу-ка я, что вы за повара! — улыбнулся гость,
придвигаясь к котелку.
Отведав кулеша, он, как и предполагал Егор, изумленно
вскинул рыжие брови и, в недоумении пожевав губами, удивленно
спросил:
— Что-о? Без рыбы?
— А чего ж удивляться,— сказал Егор.— Это тебе не май!
56
— А при чем тут май? — с искренним удивлением спросил
незнакомец.
— Ну да, не май,— ничего не объясняя, упрямо повторил Егор.
— Говорят же: «Пришел май, лови рыбку, не зевай!»,— помог
я своему компаньону.
— «А настал июнь, на рыбу плюнь!» Это вы хотите сказать? —
повернулся ко мне наш гость.
— А по-твоему, што ж, врут старики? — смешался Егор.
— По-моему, рыбы и в июне наловить можно,— просто
ответил незнакомец.
— Вот ты и налови, а мы это самое... Поглядим! — не
сдавался Егор.
— Что ж, и наловлю! Выливайте кулеш, да ставьте на огонь
воду для ухи,— распорядился незнакомец.
— Сначала налови, а потом и говори. Видали мы это самое...
— Наловлю, не беспокойтесь. Такого еще не бывало, чтобы
Устин Деревянченко хлебал на Донце кулеш без рыбы! —
вызывающе сказал незнакомец и спрятал ложку.
— Так уж и не бывало? — с издевкой сказал Егор
— Не было и не будет! — воскликнул Устин, поднимаясь с
палатки.— Выливайте кулеш, да ставьте воду,— сказал он мне
учтиво.— Через час и рыба будет.
— Нет уж, выливать кулеш мы малость это самое... погодим.
Лучше синица в руках, чем журавль в небе,^ донимал Устина
Егор, но тот не удостоил его ответом. Явно пренебрежительное
отношение Устина задело Егора.— Эй, как тебя, это самое?.,
будешь ловить, выбирай, чтоб была не костлявая!
Устин остановился. По его лицу промелькнула тень, но он мог
держать себя в руках. Посмотрев на Егора так, как взрослые
смотрят на расшалившихся детей, он молча сел в каюк и оттолкнулся
от берега.
— Видал? — обратился ко мне Егор, когда Устин отдалился
от берега.— Вот тип!
— Ты напрасно с ним так, Егор. Мне кажется, что Устин
хороший парень, да и рыбак он, видать, неплохой.
— Кто? Он? Брехун он, вот он кто! Наловлю!.. Через час!...
У нас две перетяжки, а он с одной удочкой... это самое... Видать,
плохо ты людишек знаешь...— накинулся на меня Егор.
— Ладно, Егор, не будем спорить. Посмотрим,—
примирительно сказал я.
— И глядеть нечего. Видать птицу по полету. Трепач он и есть,
это самое...
— Смотри, смотри, как он каюк ведет! — воскликнул я,
восхищенный мастерством Устина.
Захватив весло подмышку так, что длинная рукоять
оказалась у него за левым плечом, и не вынимая весла из воды, без
малейшего шума и плеска, одной левой рукой, Устин уверенно вел
тяжелый каюк параллельно берегу.
67
В правой руке Устин держал удочку. Ни поплавка, ни грузила
на леске не было. Вот он шевельнул кистью руки.
Пятнадцатиметровая волосяная леса с легким свистом, в перехлестку,
опережая плавное движение кончика гибкого удилища, летела назад
и бесшумно ложилась на воду. Новое, достойное удивления и
восхищения движение кисти руки искусного рыболова и длинная
леса, легко отделившись от воды, быстро летела вперед и послушно
падала в намеченное место.
— Чудесно! — невольно воскликнул я.
— Су-у-кин сын! Молодец! — не удержался от похвалы и Егор.
Каюк медленно скользил по реке. Рыболов зорко следил за
удочкой. Вольно, зигзагами упавшая на воду леса вдруг резко
выпрямилась и натянулась. Мгновенный рывок удилищем,
одновременно в сторону и вверх, и на крючке, обезумев от вероломного
предательства «случайно» упавшего на воду кузнечика, заметался
большой голавль.
— Браво, Устин! — захлопал я в ладоши.
— Хм... ничего, это самое... здорово он его! —пробурчал Егор.
— Вот тебе и «июнь — на рыбу плюнь!». В физиономии бы нам
плюнуть. Потешались над человеком. Эх, Егор! Видать, плохо ты
людей знаешь! — сказал я с укором.
— Так кто ж его знал. Кабы знать, это самое...— промямлил
Егор.
Я повернул голову к реке. Устин снимал с крючка другого
голавля. Перед тем как скрыться за поворотом, он засек третьего.
Егор молча выплеснул из котелка кулеш и пошел к Донцу за ро-
дой...
Через час Устин снова причалил к нашему табору. Голубые
его глаза светились улыбкой.
— Ну, как вода? — спросил он.
— Закипа-а-ет! — с готовностью ответил Егор.
— Принимайте рыбу,— сказал Устин, одного за другим
выбрасывая на берег шесть крупных голавлей.— Я свое слово
сдержал, а вам,— повернулся он к Егору,— в наказание за
недоверие, рыбу чистить и уху варить.
— Я же с превеликой охотой, это самое...— отозвался Егор.
— Одного, знаете, зацепил, килограмма на три, да сорвался,—
улыбаясь, сказал мне Устин.—А вы умеете настоящую,
рыбацкую, уху варить? — спросил он Егора.
— А какая она — настоящая? — отозвался мой компаньон.
— А вот послушайте: половину рыбы почистите, а другую
половину только выпотрошите. Чищенную порежьте пополам, а
нечищенную — на мелкие части. Вот вам! — достал он из сумки
марлевый мешочек,— кладите сюда изрезанную, нечищенную
рыбу, опускайте в котелок и пусть кипит полчаса. Потом мешочек
отожмите в котелок, а то, что в нем останется, выбросьте. А
чищенную рыбу сварите по частям, без мешочка. Как глаза
побелеют, так и готова. Тогда вот,— он достал из той же сумки и подал
т
Егору соль, лавровый лист и душистый перец,— забросите, дадите
еще раз прокипеть, и уха готова. Поняли?
— Понять-то я понял, а когда же картошка, это самое...
— Никакой картошки! Ясно? Иначе это уж не будет
настоящая рыбацкая уха. Делайте так, как я сказал, пальчики
оближете,— сказал Устин.
Через полчаса мы, вооружившись ложками, окружили
дымящийся ароматом полуведерный котелок.
— Вот это уха-а-а! — отведав душистой и наваристой ухи,
в восторге воскликнул Егор.— Сроду такой, это самое... не едал.
— Вот видите, какой я послушный,— смеясь сказал Егору
Устин.— Вы сказали, чтоб рыба была не костлявая, и я в точности
выполнил ваш заказ.
— Нн-да-а, — невольно краснея, промычал Егор.— Вы уж, это
самое...— перешел он вдруг с Устином на «вы»,— извиняйте меня
за дурость,— искренно раскаиваясь за свое недавнее
неблаговидное поведение, сказал он.
— Полно, кто старое помянет, тому глаз вон! — засмеялся
Устин.
Несмотря ня то, что мы с Егором недавно подкрепились
кулешом, от Устиновой ухи скоро ничего не осталось.
Устин молча любовался рекой, изредка поправляя больную
ногу: она мешала ему сидеть. *
Молчали и мы с Егором. Бывают в жизни такие минуты, когда
становится совестно за свое слишком цветущее здоровье. Что мы
должны были сказать? Чем могли утешить Устина?
Вдруг лицо Устина преобразилось, и он сказал, словно
угадывая наши мысли:
— А на реке нога мне не мешает!
Вдруг он спохватился: — Мне, товарищи, пора! До
свидания!...— Он замялся.— Надеюсь, что мы с вами еще встретимся,—
подал он мне руку.
— Непременно, Устин, непременно! — сказал я.
— Ну, желаю удачи! — он пожал руку Егору и заковылял к
каюку.
— Хороший человек, душевный,— сказал Егор, когда Устин
отъехал.
— Да-а! — донеслось с каюка.— Совсем было позабыл! Где
стоят ваши переметы?
— Вот здесь, на яме! — ответил Егор.
— Поставьте их ближе к перекату! На выходе из ямы!
Мы с Егором долго молча следили за удалявшимся Устином,
и когда он скрылся за изгибом реки, невольно вздохнули.
— Уплыл,— тихо сказал Егор. Я молча окинул взором недавно
казавшееся мне очаровательным место нашей стоянки: оно вдруг
стало чужим и неуютным.
— Ну что ж, будем переставлять перетяжки? — спросил Егор.
— Конечно!
59
— Когда?
— Сейчас!..
— Видал,— уже в третий раз возбужденно воскликнул Егор,
снимая с перемета третьего большого голавля.
«Откуда он знал, что именно здесь будет брать рыба?» —
думал я, вспоминая Устина.
— Сула! Видишь, сула! Да какая! — снова с восторгом
вскричал Егор, сняв с крючка аршинного судака.
«Где он сейчас? Что делает?» — думал я.
— Сом! Сом! Видишь — зашипел Егор.— Чего ты молчишь?
Дай подсак! — волновался Егор. Но смысл его возгласов едва
доходил до моего сознания. Машинально подав ему подсак, я с
грустью глядел на отдаленный теперь, крутой изгиб Донца и
ждал: не покажется ли оттуда заплатанный каюк Устина...
Встретились мы с Устином ровно через год. Оформив в июне
отпуск и покончив со всеми делами, я направлялся в станицу,
к Егору Башмакову.
Рыбачить решено было в Хомутках. Мы погрузили в каюк все
необходимое и поплыли вниз по Донцу. До Хомутков было не
менее семи километров. Погода стояла чудесная. Донец и лес
встретили меня непривычной тишиной и мягкой, ласковой прохладой.
Дорога наша была такая, что кажется плыл бы по ней и плыл, до
самого Дона...
Первый день ушел на устройство палатки, места стоянки
каюка, на сооружение стола и скамей. На заре следующего дня
я посидел над удочками, а в полдень мы с Егором накопали
вьюнов и поставили переметы.
Мы только что съели уху из пойманных мною окуней.
— Каково-то будет в этих Хомутках? — глядя на реку, сказал
Егор.
— Место рыбное, многие об этом знают,— ответил я.
Растянувшись на примятой траве, я глядел в синее,
безоблачное небо, в глубине которого, распластав прямые крылья, парил
одинокий ястреб.
— Кто-то плывет на каюке,— сказал Егор.
— Рыбак какой-нибудь. Мало их здесь плавает,— ответил я,
не поворачиваясь.
— Да нет, будто каюк знакомый,— не унимался Егор.— А ну,
встань! Посмотри, кто к нам плывет! — вдруг вскричал он
возбужденно.
Заслонившись рукой от яркого солнца, я посмотрел на реку ц
побежал по берегу.
— Устин, Устин! — кричал я на бегу.
Каюк ткнулся, тупым носом в берег. Ухватившись за цепь,
я подтянул его и примотал к приколу. Навстречу мне, широко
улыбаясь, шагнул Устин.
— Не ждали, не ждали! — сказал Егор.
— Зато я вас ждал-ждал, думал, что и не дождусь, да вот все
60
же довелось повидаться. Я и в Тубо несколько раз забирался,
думал, может там вас встречу. Всех рыбаков о вас расспрашивал.
А сегодня прихожу на пристань, ребята и говорят: — Два каких-то
рыбака на каюке в Хомутки проплыли.— Я скорее в каюк и —
сюда... Ну, рассказывайте...
— Егор! Ну чего ж ты стоишь! Принимай гостя, тащи, что там
у нас есть, на стол,— хлопотал я.
Через несколько минут мы уже сидели за столом. В лесу
звенели птичьи голоса. На поляне кружились пестрые бабочки.
— Ну, дорогой Устин! За осуществление наших желаний! —
поднял я наполненный вином стакан.
— За удачную рыбалку! — провозгласил Егор.
— Идет! А переметы вы уже поставили? — мягко спросил
Устин.
— Как же, как же, это самое... поставили,— сказал Егор.
— Тут, на яме?
— Да нет, это самое... возле переката.
— На выходе?
— Да.
— Ну, а если я опять посоветую вам переставить переметы, что
вы на это скажете? — спросил Устин.
— Куда переставить? — удивился Егор.— Теперь что ж, опять
на яму? — хрипло спросил он.
— Нет, переметы останутся на месте,— сказал Устин.
— Что ты нас морочишь, Устин. То переставить, то на
месте...— вспыхнул Егор.
— Я не сказал перенести, а сказал переставить! — твердо
сказал Устин и обратился ко мне: — Утром ловил рыбу на удочки?
— Ловил!
— И ничего не заметили?
— Будто бы ничего особенного. А что?
— Нынче поутру метелица вылетела,—многозначительно
сообщил Устин.
Мы с Егором переглянулись.
— У нас ее еще обыденкой зовут, мотылек такой, что живет на
свете всего один день, от восхода до захода солнца,— пояснил
Устин.
— А-а, по-ден-ка-а! Так бы ты и сказал. Но какое это имеет
отношение к нашим переметам? Вылетела, так и пускай себе
летает,— сказал я.
Теперь настал черед Устина удивляться нашему невежеству,
незнанию элементарных законов природы, связанных с рыбной
ловлей.
— Как это «какое отношение»? Переметы ваши поди по дну
стоят? — спросил Устин.
— А как же им стоять? По дну, конечно,— сказал Егор.
— Вот видите. А надо им стоять поверху.
— К чему же это? — удивлялся Егор.
61
— Вся метелица с заходом солнца будет в Донце, и река
закипит от рыбы. Рыба — поверху, а переметы ваши на дне. Ясно?
— Мм-да-а,— промычал Егор.— Значит, все-таки
переставлять перетяжки?
-— Непременно. Иначе они простоят зря.
— Чорт возьми! Только поставили и уже переставлять! —
почесав за ухом, сказал Егор.
— Ничего, я вам помогу. Рубите четыре шеста подлиннее на
подпоры. Шнуры на переметах крепкие?
— Новые,— сказал Егор.
— Вот и хорошо. Старые для этого непригодны — рвутся при
натяжке, а тянуть надо сильно, чтобы не провисали...
Солнце клонилось к закату. Вечер выдался на редкость теплый
и тихий. Смолкли в лесу птичьи голоса, им на смену в воздухе
зазвенели первые комариные песни. Под крутым яром звонко
плеснулась какая-то крупная рыба, за нею другая. Над широким
плесом Хомутков, словно первые редкие снежинки замельтешили
доживающие свой коротенький век полуживые
мотыльки-поденки.
— Начинается! — воскликнул Устин, устанавливая последнюю
подпору.
Вскоре метелица замелькала гуще. Рыба стала плескаться
чаще. В некоторых заводях, где вода кружилась в медленных
водоворотах и образовались скопления мертвой поденки, оглашая
реку шумом и плеском, то и дело плавилась какая-то крупная и
мелкая рыба.
Сумерки начали сгущаться. Поденка, как снегопад в феврале,
завихрилась повсюду. Она уже снежными хлопьями шла по Донцу
непрерывным потоком. Вся рыба поднялась на поверхность. Вода
на Донце забурлила, как в непогоду.
Зрелище было потрясающее. Мы с Егором смотрели на Донец
как зачарованные.
Обилие доступного и лакомого корма опьяняло рыбу, лишало
ее присущей ей чуткости и осторожности. Она хватала и
пожирала все, что ни плыло по реке. По крайней мере, нам с Егором
так казалось. Подпоры наших переметов вздрагивали и качались...
— Пора снимать рыбу! — сказал Устин.
— Вот как! Уж не проверять, а просто снимать? —
усмехнулся я.
— Тут и без проверки видно. Снимать ее надо, и чем скорее,
тем лучше. Пошли в каюк,— заторопился Устин.
Мы сняли с переметов целый ворох крупной рыбы.
— Вот диво-то! Не знал я, что чебаки на живца хватают! —
взяв в руки большого леща, изумленно вскричал Егор.
— Тут не разберешь, кто на что хватал,— сказал Устин.—
Метелица цепляется за поводки, за крючки, налипает на живцов, так
что разобраться, какая рыба на какую насадку взяла, невозможно.
Но мы и не ломали себе головы над этим. Рыба брала, как ни-
62
когда. Не смыкая глаз, работать пришлось до самого рассвета.
Утром поденка пошла на убыль, всплески рыбы стали реже и
тише.
— Проходит метелица,— сказал Устин.— Но во всех омутах,
заводях и коряжниках она еще задержится, и днем ее будет
доедать особо прожорливая рыба: щука, судак, окунь...
— Надо наладить там жерлицы и дреголины! — всполошился
Егор.
— Егор хочет посоревноваться со щуками да окунями в
жадности,— сказал я, смеясь.
— Не о жерлицах да о дреголинах надо думать, а о том, как
доставить в город пойманную рыбу,— добавил я.
— Верно,— поддержал меня Устин.— Впрочем, думать тут
нечего,— сказал он,— грузите рыбу в мой каюк. Один из вас
останется здесь, а другой отправится со мной в Николаевку, а оттуда
на попутной машине в город. Вот и вся недолга.
— Ну, это уж по ёгоровой части,— сказал я.
— А што ж, по моей — так по моей,— отозвался тот.— Ты
только это самое... адресок черкани... Надо ж свежачка твоим
забросить.
Через час нагруженный рыбой каюк Устина отчалил от берега.
— Эй! — крикнул с каюка Устин.— Переметы опустите на
дно. Наверху им больше делать нечего.
Он помахал мне рукой, а Егор крикнул уже с середины Донца:
— Не скучай! К вечеру обратно буду!
Каюк заскользил по озаренной притихшей реке, оставляя за
кормой, разбегавшийся лучами, широкий след. Вот он доплыл до
изгиба реки, развернулся направо, еще несколько взмахов весла —
и его уж не видать.
Я остался на берегу реки один. Но на душе у меня не было
прошлогодней грусти, когда я, вот так же впервые, провожал
глазами каюк Устина. Я не грустил и не думал: «Придется ли нам
когда-нибудь встретиться?»
Я знал, что впереди предстоит много интересных и
поучительных встреч с таким опытным рыболовом, как Устин.
Вл. Архангельский
РАССКАЗЫ О ДЕТЯХ
ДВД МАРТЫН ПЕРЕУЧИВАЕТСЯ
«Стар дуб, да корень свеж»
ед Мартын — человек не суровый, но выше всего
ценит порядок. Ранней весной занимает он место на
красивом мысу, где тихая Сабля незаметно
сливается с Нерлью, и рыбачит здесь до поздней осени.
Место ладное. Раннее солнце летней зари прячется
за спиной, но тень не падает на воду,— между
солнцем и дедом стеной стоит густой сосновый лес
Слева — Нерль в невысоких зеленых берегах, и сосны
отражаются в ней кудрявыми кронами. Справа — устье Сабли, широкий
омут, чуть дальше — изумрудный клочок островка посреди реки,
спокойная, мягкая лука берега, плотно закрытая ивняком.
Впереди — луг, поле, деревня Устье и оживленный большак,
по которому идут и идут машины.
Но до большака далеко, и шум моторов слышен так мало, что
это не пугает осторожных лещей, из-за которых по утрам и
вечерам сидит дед на своем живописном косогоре.
Веером раскинуты удочки над входом в омут. Прикормка
сделана на глубине. У берега Сабли стоит легкая долбленка из тол-
64
стой осины. И невидимой чертой отграничена от назойливых
мальчишек запретная зона деда Мартына: вход воспрещен сюда даже
самым смелым озорникам.
На рыбалке дед обычно спокоен и молчалив. Ребята шалят на
другом берегу Сабли, а Мартын сидит тихо. Но стоит ему
недовольно кашлянуть, приложить ладонь ко лбу козырьком и
уставиться на ребят дальнозоркими старческими глазами, как- над
Саблей нависает тишина. А все дело в том, что дед "Мартын —
самый известный острослов во всей округе.
Нашел он на шалунов управу: такую кличку навесит, что по
имени и звать не станут! И все прозвища на деревне — от деда
Мартына.
Правда, летом еще можно спрятаться от старика, так все равно
зимой доконает: он и школьный сторож, и плотник, и печник, и
маляр, и переплетчик. Куда ни кинь — не разминуться с дедом! Он
и на пионерском сборе такое ввернет словечко, что сделаешься
краснее галстука!
Но не надо думать, что ребята боялись Мартына. Они уважали
его: он научил их удочки делать, крючки к блеснам припаивать,
ловить окуней зимой. С ним ходили они по грибы и по ягоды, и
ничего не боялись даже в дальнем, очень глухом лесу, потому что
смелый Мартын ходил в молодости один на медведя с рогатиной...
Однажды сидел дед на мысу, досиживал утреннюю зорю.
Слева, из-за леса, уже показалось солнце, разбросавшее по веде
ослепительно яркие блики, пришла пора сматывать удочки. Да и
чего ждать, если рыба не клевала в лучшие часы тихого утра.
Но на берег против островка вышел Генька Ершов — русый
мальчик лет двенадцати в розовой майке и каких-то странных
трусах чуть не до колен. Мальчик нес удочку на плече, и дед
решил подождать — что-то у него выйдет?
Мартын знал, что Генька непременно завернет к ивняку, где
в тени кустов давно уже нежился его первый друг Венька,— сын
колхозного пастуха. Они посидят, посмеются. Затем Венька
задымит самокруткой и угостит Геньку, но тот откажется. Венька
встанет, соберет овец в кучу, и ребята отправятся на рыбалку.
Генька будет таскать окуньков, которых даже кошка ест с
выбором, а Венька растянется на старом, заплатанном ватнике и
станет подавать советы, хотя сам ни разу не держал удочки в руках.
Все случилось именно так, как и предполагал Мартын. Генька
старательно надел червя, громко плюнул на него, забросил крючок
в воду, уставился на поплавок и через две-три минуты поймал
какую-то серебристую рыбку.
— Плотичка,— решил Мартын.— И то забава!
Вдруг у ребят что-то произошло. Генька откинулся назад,
силясь выбросить через голову крупную рыбу, и закричал:
— Ого!
Венька вскочил с ватника и, громко приговаривая: «Держи!
Не тяни! Дай ему походить!» — начал сбрасывать рубашку.
65
Потом он быстро скинул штаны, бросился в воду, повторяя все
одну фразу:
— Сейчас я его! Сейчас я его!
Высоко подняв руки, чтобы не замочить локтей, и потряхивая
палкой, Венька шел в воду все глубже и глубже, осторожно
держась за леску, как за шаткие перила. Впереди него вскипали
буруны.
— Там что-то есть! — решил дед Мартын. Он поправил кепку,
распушил бороду, стал в лодчонку и, ловко управляясь кормовым
веслом, понесся к ребятам.
Венька взмахнул палкой раз, взмахнул два, прицелился и са
всего размаху хлестнул по воде.
— Еще! Еще! — кричал Генька, крепче сжимая удилище.
Венька стукнул по воде еще раз. На реке что-то забелело, и в
руках у мальчишки показался большой лещ. Генька бросил
удочку, выхватил из рук Веньки рыбу и помчался с ней от берега.
Мокрый Венька кинулся к приятелю и, прыгая на одной ноге,
другой норовил попасть в штанину.
Увидев Мартына, Генька со смеющимся лицом поднял рыбу
над головой и громко выкрикнул:
— Эвон какого леща мы подцепили! Из воды не идет, так
Венька его по голове кнутовищем!
— Да где ж это видано, чтоб леща палкой по голове? —
загремел дед.— Вы бы его еще из ружья! Разбой это, а не рыбалка!
Дед негодовал, ребята скисли и виновато моргали глазами.
Но, осмотрев леща, Мартын задумался и, как бы ненароком,
спросил:
— Первого здесь взяли? Может еще клевало? Вы, видать,
счастливые ребята?
— Нынче первого, а вчера в полдень крючок оторвало. Леска
то тонюсенькая, да мелко здесь, мы на леща и не надеялись,—
выпалил Генька.
— Вот так так! Значит, случай, и довольнр печальный,—
улыбнулся Мартын. Он достал из кепки крючок й протянул его Гень-
ке.— Ну, ребятки, не обижайтесь: пошумел только потому, что
превыше всего ставлю порядок. Сержусь, конечно, за такую
немыслимую рыбалку, а должен вам спасибо сказать: открыли глаза-
старику!
Оторопевшие ребята не успели и слова произнести, как дед
Мартын ловко вскочил в свой челн и отправился на мыс, к омуту...
Дед Мартын не умел зазнаваться, и ошибки свои признавал
без колебаний. И на другой день утром его запретная зона далеко
отодвинулась от омута, ближе к мели, где вчера боролись с лещом
Венька и Генька.
И когда пришел Генька, поздоровался с Венькой и приятели
пошли на вчерашнее место, на кукане у старого рыболова уже
ходили три леща, изредка выставляя из воды узкие серые спинки
Мартын поманил ребят, негромко поздоровался с ними:
66
— Видите, как выпадает в жизни? Не зря говорят люди, что
на каждую старушку бывает прорушка! Просто из головы вон,
что на дворе июнь. По прошлым-то годам лещ начинал на мели
брать, когда земляника румянилась. А нынче — на неделю раньше.
Выходит, сидел бы я еще семь ден на омуте, а вы тем временем
лещей бы по головам кнутовищем стегали.
— Да мы...— начал было Генька.
— Да он...— встрял в разговор Венька.
Дед Мартын захохотал:
— Ораторы! Ладно уж, будет вам! Чего там оправдываться!
Забудем про того несчастного леща. Съели его?
— Угу,— подтвердил Генька.
— Не один еще попадется за лето,— сказал Мартын.— Только
уговор: ловить как полагается, и чтоб кнутовище — в сторону!
И он стал рассказывать Геньке, как надо вести к берегу всякую
крупную рыбу. И чтоб без озорства!
— Да и подсачек нужно сделать. Без него негоже тащить
леща.
Дед глянул на поплавок, который закачался на воде, и
прошептал:
— Зайдешь в полдень, покажу, как подсачек оборудовать...
у плотины
«Сробел — пропал»
Дело было на исходе августа, перед вечером, на омуте за
Иваньковской плотиной. Печально кончилась бы вся эта история,
если бы рыболовы потеряли самообладание... Впрочем, обо всем
нужно рассказать по порядку...
Андрей Семеныч, инженер, купил наконец «Москвич» и в
воскресенье покатил с сыном ловить рыбу на Большой Волге.
День был солнечный, но жары не чувствовалось. Новую
машину обмыл по дороге краткий проливной дождь, и наступили те
часы предвечерья, когда у большой реки так приятно сидеть в
одной рубахе.
Рыболовы оставили машину на дамбе, взяли лодку у
знакомого механика и начали ловить живцов. Попадались ерши,
изредка клевали плотички и озорные, брусковатые ельцы.
Андрей Семеныч отобрал из улова с десяток белых рыбок, сел
на весла и отправился расставлять кружки. Коля собрал
спиннинг, и рыбалка началась.
Инженер не очень признавал спиннинг и всегда говорил, что
кружки доставляют ему больше радости. И даже то, что для них
непременно нужно было отлавливать живцов, не казалось
хлопотным.
Больше того, Андрей Семеныч любил эти минуты: ожидание
поклевки на удочку как бы возвращало его к дням далекого
детства, когда он пристрастился ловить пескарей и уклеек на легонь-
67
кое удилище из орешника. В глубине души он считал, что после
кружков самая лучшая снасть на свете — обыкновенная удочка —
без колец и катушки, просто — хороший бамбук с жилкой, легкий
гусиный поплавок, грузильце, острый, как жало пчелы, цепкий
крючок.
Первые же минуты на Волге доставили радость — живцы были
пойманы.
Теперь он быстро вел лодку, окидывая пытливым взглядом
рыболова огромный водоем и предвкушая новые радости: вот
раскинутся кружки в шахматном порядке и будут казаться красными
мухоморами на спокойной глади. А потом красное вдруг станет
белым: это рыба перевернет снасть! Хорошая подсечка, и в руках
уже скользит леска, ослабляя рывки сильной щуки. Податливо
пойдет хищница метр за метром, затем свечой вылетит из воды
с раскрытой пастью или черной торпедой бросится под лодку.
Словом, хороша и заманчива ловля на кружки!
Однако Коля не разделял увлечений отца. Удочку он не любил
за то, что надо слишком спокойно сидеть на берегу и не сводить
глаз с поплавков. Кружки казались ему весьма громоздкой
снастью: и бидон для живцов вози с собой, и ящик для кружков. И уж
эти капроновые лески! Вечно они путаются, да и сушить их после
рыбалки — беспокойство и хлопоты!
А, главное, не умел он пользоваться лодкой так толково, как
отец, который в любую погоду мог удивительно ловко
подбираться к любому кружку и носом, и бортом, и кормой.
Как и большинство ребят, Коля был горяч, самолюбив и
больше всего боялся прослыть отсталым в делах техники.*
Спиннинг он считал самой совершенной снастью рыболова:
катушка из дюраля, ролики, жилка, прозрачная, как льдинка,
стальные кольца, граненый бамбук, рукоятка, закрытая пробкой.
Словом, чудо рыболовной техники!
И для своих шестнадцати лет владел Коля снастью очень
неплохо. Правда, еще в начале лета друзья из восьмого «Б»
подтрунивали над ним, когда он прилежно тренировался забрасывать
блесну не в воду, а по берегу: вот, мол, хоть и с удочкой парень,
а не рыбак! Ты щуку поймай, тогда поверим, что ты настоящий
спиннингист!
Коля своего добился, и ребятам пришлось поверить: поймал он
за лето не одну, а двенадцать щук. И сегодня надеялся увеличить
счет. Он стоял на бетонном мысу правого берега, бросал блесну
в то место, куда думал забросить, блесна уходила в глубину и
возвращалась к рыболову, принося ему на тройнике то кусок
залежавшейся в воде щепки, то коричневую бороду водорослей...
Андрей Семеныч поставил десять кружков неподалеку от
правого берега, где не работали турбины, и, легко перебирая веслами,
держался на спокойной воде в отдалении от своих «мухоморов».
Вскоре рыболов встрепенулся: красная шапка одного кружка
закачалась, пошла юлой. Белое на воде!
68
Десять взмахов веслами, и кружок уже рядом. Но взять его
нельзя: накренившись, он пронесся вдоль лодки и скрылся под
водой.
— Слева! Гляди слева! — стараясь пересилить шум турбин у
левого берега, закричал Коля: ему уже было не до спиннинга, и он
на миг пожалел, что не поехал с отцом.
Андрей Семеныч развернулся, но кружок, нырнув три раза,
как поплавок, с брызгами вылетел из воды и, вычерчивая
извилистую линию, понесся к плотине.
Вот уже рядом ее бетонная громада. Она кажется стеной
десятиэтажного дома, у которого закрыты гигантские стальные
ставни.
Сейчас отец схватит этот беспокойный кружок, и начнется
удивительно волнующая борьба с рыбой. Но что-то громко кво-
кает в теле плотины, и с отцом происходит нечто совершенно
непонятное: он гребет изо всех сил, но ни на шаг не сдвигается с места,
будто лодка его села на мель.
На какой-то миг отец поднял весла, и уже видно, как
неотвратимо тянет его к плотине, где черными воронками ходит
возмущенная вода.
Отец бледен. Он упирается ногами в подножку и гребет с
такой силой, будто лодка загружена дровами или камнем. Но лодка
не повинуется ему, а черные воронки страшной воды заносят ее
кормой к бетонному быку плотины.
— Бросай в меня! — вдруг заорал отец во всю силу легких.
Коля остолбенел: а вдруг отец не сможет увернуться от блесны
с тяжелым грузом? Но раздумывать было некогда, и он
размахнулся удилищем. Руки дрожали, ноги не чувствовали опоры.
Блесна понеслась со свистом, кувыркаясь в воздухе, и в первый
раз сегодня не попала даже в такую крупную цель, как лодка.
Судорожно стал он подматывать леску, ручки катушки
выскакивали из пальцев.
— Бей! Бей! — кричал отец, но голос его заглушался грохотом
водопада. И уже зловещие воронки вихрились возле лодки, и
седая грива большой воды вырывалась на поверхность. Еще миг —
и лодка перевернется!
Коля закусил губы, со всего плеча махнул удилищем, и блесна,
ослепительно сверкнув на солнце, перемахнула за борт лодки.
Мальчик натянул лесу так, что она уже не пела, а звенела. Он
затормозил катушку, схватился рукой за лесу, которая так зримо
соединяла его с отцом, намотал ее на руку выше локтя и, упираясь
ногами в щель между бетонными плитами, тянул, тянул.
Лодка чуть вздрогнула, и леса сейчас же ослабла. Коля
переступил с ноги на ногу и потянул еще сильнее. Идет лодка! Она все
ближе и ближе! Уже видна мокрая рубаха отца, будто ему вылили
на спину ведро воды. Еще! Еще!
Лодка идет ходче, до нее не больше двадцати метров. Отец уже
не может держать весла. Он оборачивается, виновато улыбается.
69
молчит. А между быками плотины, где только что был отец,
грохочет разгневанная вода и вихрем несется по Волге, увлекая за
собой и тот кружок, что белеет на гребне волны, и те, что беспокойно
кивают красными шляпками.
Лодка у берега.
Через минуту отец лежит навзничь на камнях дамбы, устало
закрыв глаза. Коля стоит рядом и не знает, чем помочь ему. Он
глядит то на отца, такого необычного и странного, то на кружок,
который маячит среди волн маленькой белой точкой.
— Не думай о кружках, Николай! Догнать ли их нам? Да чорт
с ними! Это моя расплата за глупость. Жив остался, так другие
сделаю.— Андрей Семеныч приподнялся, сел.— А ты, молодец,
Колька! Дай руку, товарищ!..
В сумерках рыболовы возвращались домой по блестящему от
отблесков позднего заката шоссе, которое отгорожено справа
каналом имени Москвы, а слева — синим, густым лесом.
Пели вечерние дрозды, в стаи собирались крикливые грачи, под
алой полоской заката дымили впереди фабрики старинного
городка Дмитрова.
Новый «Москвич», славный летний вечер, ветерок бьет в
окна,— словно и не было той печальной истории у плотины. Но
отец и сын думали о ней, знали, что она сделала их более
осторожными и верили, что она никогда не повторится.
Валентина Потемкина
ПЕНСИОНЕР
еменов занял свое любимое место — крайняя скамья
у борта, и все пошло, как обычно. Так же плыли
мимо яркозеленые берега, залитые солнцем, за
кормой чайки скользили над самой водой, ловя
брошенные им куски хлеба, совсем близко к теплоходу
подплывали мальчишки и, блестя из воды загорелыми
плечами, неожиданно обдавали пассажиров прохладными брыз-
гамит На скамье лежали рюкзак и аккуратно увязанные удочки.
Сколько раз Владимир Александрович вот так ездил на рыбалку!
Что же произошло? Нет, ничего. Конечно же, ничего не случилось.
Разве не бывало раньше, что он уезжал далеко в глушь и надолго,
на целый месяц отпуска? Да, тогда он ездил в отпуск... Тогда это
был счастливый отдых, зарядка перед новой работой. Тогда
Владимир Александрович закладывал листок календаря и начинал
считать дни, которые к концу отпуска становились обидно
короткими и улетали с непостижимой быстротой. Теперь уже не надо
будет считать дней. Он может прожить в деревне месяц, два
месяца, год, даже всю жизнь. Всю жизнь!.. А много ли ее осталось?..
Теплоход подошел к высокой пристани. Там уже ждала стайка
голых, коричневых от солнца мальчишек, нацеливаясь прыгнуть
на палубу.
— Вот я вас! — крикнула пожилая женщина-матрос и замах-
71
нулась на ребят концом каната.— Ишь, бессовестные! Вот сейчас
товарищ полковник вас в милицию отправит!
Ребята покосились на Семенова и не стали прыгать. Теплоход
отчалил.
Мимо проплыли белые башни маяков и маленький домик
бакенщика на берегу.
Сколько раз, глядя на такие вот покоящиеся в зелени уютные
домики, Семенов мечтал: «Эх, уйти бы в отставку, поселиться где-
нибудь у бакенщика в глухомани, наслаждаться природой,
тишиной, удить рыбу, собирать грибы!..» И вот мечта сбылась...
Откуда же сейчас эта горечь?
Теплоход миновал дачные места, пестрящие купальщиками,
белыми крыльями яхт, голубыми пристанями, яркими клумбами.
Теперь он шел вдоль спокойных зеленых берегов с молодыми
посадками. Семенова удивило, что некоторые деревца, несмотря на
разгар лета, стояли с обнаженными ветками, лишенными листьев,
словно в ноябре. Но тут же явилась и разгадка. На пригорке
сидела старуха, а неподалеку от нее бородатая коза, подняв
бесовскую морду, ощипывала молодую листву. Покончив с нижними
ветками, коза становилась на задние ноги и опустошала вершинку.
Семенов видел, как старуха вынула кол, к которому коза была
привязана, и перенесла его поближе к свежим кустам.
«Чорт знает, что такое! — подумал Владимир
Александрович.— И ведь не понимает, глупая, что люди старались, сажали
для нее же!..»
Первой мыслью его было сойти на ближайшей остановке и
прогнать козу, но тут же он почувствовал свое забившееся сердце.
Вот и сердце дает о себе знать, требует покоя. Да! Теперь уже он,
Семенов, не тот!.. Отвоевал, отволновался, пора и на отдых. А вот
жена этого не понимает. Он вспомнил последний крупный
разговор.
— Да ведь не сам же я попросился на пенсию! — волновался
Владимир Александрович.
— Не о пенсии речь. А о твоем настроении,— строго сказала
Шура.
Привыкла у себя в школе воспитывать и дома хочет учить, как
маленького!..
Владимир Александрович раскашлялся, вытер глаза и
вспомнил пушкинские строчки:
Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит —
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия...
Пенсионер... С этим словом возникал образ тихонького,
сухонького, этакого благолепного старичка. Да, пенсионер... Значит,
жизнь по существу уже кончилась. Надо тихо доживать свой век,
в стороне от борьбы, от горячих дел—
72
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля —
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель'дальнюю...
Ветер дул в лицо, в глаза... Владимир Александрович все
вытирал их платком...
Семенов поселился в небольшой деревушке Загорянке на
берегу канала.
Каждое утро он просыпался от звуков пионерского горна.
Это пастух собирал стадо. Года три назад в Загорянку
приезжал на лето из города пионерский лагерь. После него осталась
старая медная труба. Она так понравилась старику-пастуху, что
он выбросил свою древнюю жалейку, и теперь хриплые, басовитые
звуки каждый день разносились по деревне. Подобрать какую-
нибудь мелодию старик не смог и просто дудел торжественно и
однотонно. Коровы привыкли к этим звукам, и если бы лагерь
сюда приехал снова, ребята, наверно, были бы весело удивлены,
когда вечером к ним на линейку, на зов горна, явились бы
рогатые гости.
Эти звуки будили в Семенове воспоминания о том времени,
когда его сын был худеньким подростком и каждое лето его
собирали в лагерь. Теперь Боря кончает институт и на каникулы
поехал не к отцу, а с экскурсией на Кавказ.
Семенов, вздыхая, переворачивался на другой бок. Издалека
начинало доноситься равномерное пофыркивание. Оно все
приближалось— это подходил рыбацкий катерок. Сейчас он заберет
лодки с людьми и сетями и повезет их на плесы.
Владимир Александрович продолжал лежать и рассматривать
темные дощатые-стены, черную рамку с множеством чужих лиц,
угол печи, затейливый узор скатерти на комоде.
Конечно, в прежнее время Семенов давно бы уже был с
удочками на воде — вон какое яркое сверкающее утро за окном!..
А сейчас он лежит и прислушивается к себе... Глухо, утомленно
бьется сердце, вот оно заныло то ли болью, то ли тоской... Тоска
поползла по телу, стало ломить левую руку. Почему-то
задергалось веко, а тут еще откуда-то взялся кашель... На дворе встрево-
женно орала курица, за стеной плакал ребенок, хозяйка
уговаривала его. И казалось, что все это: и куриное кудахтанье, и голос
хозяйки и детский плач — все это уже было. И вот такие же стены,
и точно такая скатерть... Все, все в жизни уже было!
Владимир Александрович, еще месяц тому назад
вскакивавший утром по будильнику, теперь валялся в постели, не зная,
когда вставать и вообще нужно ли вставать. Потом с трудом
поднялся, не стал обтираться холодной водой, как это делал каж*
73
дое утро, а только плеснул в лицо из висевшего на крыльце
умывальника. Бриться тоже, пожалуй, не стоит, зачем?..
Из желтого пятнистого зеркала смотрело припухшее от сна
лицо, новая горькая складка у рта, обиженные глаза...
На пристань он пришел, когда солнце стояло уже высоко.
Начиналась жара. О серьезной рыбалке нечего было и думать. Он
отвязал лодку, бросил в нее удочки, мешочек с накопанными
вчера червями и, не спеша «чапая» веслами, двинулся вдоль
канала. Солнце сразу обволокло горячей истомой. Оно через
сорочку жгло плечи, пробиралось под полотняную панаму, сшитую
Шурой. Такие панамки она любовно мастерила когда-то
маленькому Борису.
Семенов въехал в залив, выбрал место за мыском, встал
недалеко от берега на якорь — два кирпича, связанных вместе,—
забросил удочку. Но пока разматывал вторую, поплавок быстро
мелко задергался. На крючке трепыхался крупный ерш. Семенов
переменил червя и только взялся за вторую удочку, как поплавок
снова начал приплясывать и ушел в воду. Владимир
Александрович отложил вторую удочку и стал ловить одной. Он едва успевал
насадить червя — тотчас же какой-нибудь маленький обжора
жадно набрасывался на добычу.
За полтора часа Владимир Александрович наловил штук
семьдесят ершей и теперь не понимал, что будет с ними делать. И все
же не без сожаления он заставил себя смотать удочку и поехать
дальше.
У березовой рощи виднелись две большие лодки с людьми и
третья поменьше. Это рыбаки притоняли невод. Семенов стал
грести к ним. Люди вместе с бригадиром Натальей Супрун
крутили ворот, на который наматывался канат.
На Наталье были холщевые брюки и очень высокие резиновые
сапоги. Она сбросила с себя спецовку, и Семенов видел, как под
тонкой вылинявшей кофточкой напрягались мускулы, как на лбу
и шее выступили прозрачные капли.
Владимира Александровича уже знали в деревне и сейчас
сделали вид, будто на него не обратили внимания.
— Здравствуйте, товарищи!
Два-три рыбака ответили ему и продолжали работу.
Наталья взглянула, и в ее синих глазах на очень загорелом
лице он увидел усмешку. «Наверно я им кажусь дачником,
бездельником,— подумал Семенов.— Да в сущности это так и есть».
— Ну как рыбка? Ловится? — спросила Наталья, но в
вежливом вопросе явно чувствовалась издевка.
— Да вот... мелочь,— почему-то краснея ответил Владимир
Александрович и показал на бадейку с ершами. Он снял свою
панаму и пятерней пригладил седеющие волосы.
Наталья беззастенчиво рассматривала его улов, и синие бусы
на ее загорелой шее весело поблескивали.
— Сильно! — сказала она, и парни на лодке рассмеялись.—
74
Глядите, ребята, этак товарищ полковник и нас обловит.
Придется нам с вами другие места искать,— уже под дружный хохот
закончила она.
В это время ход каната замедлился, и люди, перестав смеяться,
налегли на ворот.
Семенов шагнул в их лодку и решительно сказал Наталье:
— Разрешите-ка, я попробую. А вы отдохните.
Она недоверчиво, с прежней полуулыбкой, взглянула на него,
но встала.
Все смотрели выжидающе, с нескрываемым интересом.
Семенов сел на место, взялся за ручку, и тут же понял, что
значили их взгляды. Он всегда был физически неслабым
человеком, но сейчас напрягал все свои силы, а ворот двигался с таким
трудом, словно это был жернов гигантской мельницы. Вскоре
Владимир Александрович почувствовал, что ладони его горят, сердце
стучит и весь он с головы до ног обливается горячим потом.
— Ну, ладно. Хватит! — властно сказала женщина.— А то
надорветесь, а за вас потом отвечай.
Говорила она полушутя и также полушутя снова взялась за
ручку ворота.
Семенов пересел в свою лодку. Неужели же нельзя облегчить
эту тяжелую работу? Неужели нельзя заменить ручной ворот
машиной? В таком труде есть что-то устаревшее, что-то от прежней
России...
Вот из воды показалось крыло невода. Люди оставили ворот и
начали тянуть невод руками, аккуратно складывая его в лодке.
— Двойка! — крикнула Наталья. Это среди поплавков
появились из воды два связанных вместе — середина невода.
На другой лодке заметно заторопились. Но вот и у них
показалась двойка. Обе лодки снялись с якорей и пошли на сближение.
Они сошлись у небольшой отмели. Здесь был чистый песчаный
берег и просвечивало такое же чистое дно без камней и травы.
Лодки встали рядом, и люди продолжали выбирать невод.
— Айда! — крикнула Наталья, и первая прыгнула за борт.
Вода доходила до края ее резиновых сапог, но женщина
продолжала спокойно работать. Она ловко перебирала руками невод,
подтягивая к берегу мотню.
Вошли в воду и другие рыбаки.
Вытащенная широкая мотня с рыбой колыхалась,
переливалась на солнце всеми оттенками и словно дышала. Улов вывалили
в третью лодку. Среди живого месива мелочи ворочались широкие
плоские лещи, темные узкомордые щуки, словно алюминиевые
судаки. Мелькнул жирный желтый линь. Рыбины выпрыгивали из
общей массы и, сверкнув на солнце, беспомощно плюхались назад.
Семенов рассматривал улов, и вдруг ему показалось, что среди
множества плотвы, ершей, окуньков и густерок он видит
сеголетков судака.
— Куда же всю эту мелочь? — спросил он.
75
Наталья сидела на корме. Сняв платок, она поправляла свои
темнорусые волосы.
— А в зверосовхоз! — небрежно процедила и вынула изо рта
шпильку.— Лисиц кормить.
— Вы ловите для... зверосовхоза?
— А как же! Только ими, сердечными, и держимся,
зверушками. Мерной-то рыбы много ли? Разве ею план выполнишь!..
Семенов слышал, что бригада Натальи Супрун из года в год
перевыполняет план рыбосдачи. И, сдерживая волнение от
неожиданно пришедшей догадки, он спросил:
— А вы знаете инструкцию о том, что малька судака и других
ценных пород нельзя вылавливать?
— Как же! Читали,— кротко ответила Наталья.
— Куда же вы деваете их?
Наталья медленно обвела взглядом кишащую у ее ног рыбу,
повязала платком голову, нагнулась, выбрала несколько рыбешек
и бросила их в воду.
— А назад кидаем,— так же кротко сказала она.— По
инструкции,— озорно сверкнула на Семенова глазами и пошла
прочь.
Владимир Александрович посмотрел на воду. На поверхности,
брюхом кверху, плыли безжизненные судачки, величиной с
папиросу. Семенов почувствовал, как у него пересыхает в горле.
* *
Прошло три дня. Семенов ходил по лесу, собирал первые
боровики, по вечерам дотемна ловил подъемкой живцов, а на
утренней заре распускал кружки, но, что бы он ни делал, его всюду
преследовало воспоминание: солнечный день, берег в буйной
живой зелени, а на поверхности воды белеют неподвижные
бездыханные рыбешки...
Семенов сидел в лодке, смотрел на мерно покачивающийся на
течении кружок, а неотступные мысли не давали покоя.
Может быть, это только показалось, может быть, то были вовсе
не судачки? А если не показалось? Сколько ежедневно тоней
делает бригада Натальи Супрун? И не только ее бригада. Значит,
сколько килограммов, сколько тонн сеголетков леща, судака, щуки
получают ежедневно лисицы и норки, которым совершенно
безразлично, что поедать: ершей или судака. А наши водоемы год от
году беднеют, и вот уже надо ездить на рыбалку за много
километров, а когда-то, говорят, щука ловилась возле самого города.
И в магазинах теперь так редко можно увидеть свежего судака.
Еще бы! Он, бедняга, не имеет возможности вырасти, его в
младенчестве вычерпывают неводами такие Натальи Супрун.
Солнце вынырнуло из-за облака, и вдруг все вокруг
засверкало, заискрилось, заиграло. Семенов набрал полные легкие врз-
76
духа и с шумом выдохнул. Почувствовал живительную свежесть
во всем теле, прилив каких-то новых сил.
Наталья сказала, что сеголетков ценных пород они
выбрасывают обратно. Ерунда! Разве можно среди десятков и сотен
килограммов рыбы выбрать всю эту мелюзгу? Да если и выбрать, куда
годятся крошечные судачки — помятые, лишенные жизни?
Интересно, понимает ли сама Наталья, что она обкрадывает свой
завтрашний день? Конечно, понимает. Вспомнить только ее взгляд,
ее усмешку, с какой она бросила в воду рыбешек. Ей просто нет
дела ни до чего, ей важно выполнить план, может быть, получить
премию.
Семенов в волненье повернулся и увидел: два белых
кружка плыли уже довольно далеко, - уносимые невидимым
хищником.
Владимир Александрович схватился за весла, догнал кружки.
Поздно! На одном тройник был пуст. На другом болталась
изжеванная плотичка.
К вечеру небо стало затягивать тучами. Семенов из своего
окна видел, как рыбаки сняли невод, что сушился на вешалах, как
подошел катерок, как люди грузили снасть, как Наталья что-то
горячо доказывала, размахивая руками. Потом катерок деловито
зафыркал и скрылся вместе с людьми и лодками из виду.
«Поехали в Иваньковский залив»,— подумал Семенов и взял
книгу. Но ему не читалось. Он прошел на берег. С запада бил
холодный ветер, солнце ушло в кроваво-сизые тучи. Тучи
надвигались с угрожающей быстротой, а под ними совсем низко над водой
висела белая «борода».
Решение возникло как-то само собой. Семенов вдруг
заторопился. Побежал домой, там захватил бадейку, теплую куртку,
весла. Когда садился в лодку, бьющуюся о пристань под
порывами ветра, сумерки уже сгустились и откуда-то из-за леса
зарокотал гром. Владимир Александрович всем телом налег на весла,
лодка вошла в канал. Здесь было тише. Чувствуя прилив
прежней молодой энергии, Семенов вдыхал сырую прохладу ночи,
подставляя ветру разгоряченное лицо. Несколько капель дождя упало
ему на лоб. Это тоже было чудесно!..
Прошло минут двадцать-тридцать. Из канала лодка свернула
в залив. Здесь приходилось преодолевать сопротивление волны.
Темная масса воды сливалась вдали с таким же темным небом.
Вдруг небо с грохотом раскололось, ослепительно фиолетовая
молния осветила тучи и водоем. И сразу, как горох, посыпался
крупный дождь.
Семенов знал место, где обычно пригоняются рыбаки. Он греб
туда. Теперь молнии то и дело освещали все вокруг, и вскоре он
заметил черные силуэты лодок.
Дождь лил беспрерывно. Волны вздымались, как на море.
Владимир Александрович испытывал какое-то мальчишеское
наслаждение, преодолевая сопротивление воды под веслами и по-
77
рывы ветра. Вот уже можно различить фонари в руках у людей.
Рыбаки успели сделать одну тоню, когда налетела гроза.
Теперь они пережидали ее, кто в лодках, укрывшись брезентовыми
плащами, кто на берегу под деревьями.
— А-а, старый знакомый! — не очень дружелюбно бросила
Наталья, осветив фонарем лодку.— И что это вам в такую непогодь
дома не сидится?
Лица ее не было видно, но в голосе отчетливо слышалась
досада.
— А я к вам, товарищ Супрун, с просьбой. Не одолжите ли
живца?
— Нашел время! — проворчал кто-то невидимый в темноте.
Наталья молчала.
— Мне немного. Хоть штучек двадцать.
Он протянул бадейку.
— Да хоть и сорок — не жалко. Только некогда с вами
возиться,— неохотно сказала Наталья.— Идите, берите сами, что ли...
Семенов осветил карманным фонариком кучу рыбы. Она
переливалась то серебром, то перламутром. Красноперые окуни
вздрагивали, били хвостом, пытались выпрыгнуть из лодки. Другие
жадно хватали жабрами воздух. Вот нежная плотва, она уже
уснула. А это что? Маленькая неподвижная рыбка была похожа и
на густерку и на сеголетка леща. Семенов лихорадочно принялся
отбирать...
Когда он отъезжал, молния резким зигзагом метнулась в
сторону, осветив воду, лес, рыбацкие лодки... Наталья стояла на
носу в накинутом на плечи плаще, на голове ее был какой-то
треух. Она задумалась, глядя вперед, и не ответила на прощанье.
Дома Семенов торопливо зажег лампу и поднес рыбу к свету.
Он всматривался, боясь ошибки. Сабанеев! Да, только Сабанеев
может помочь. Владимир Александрович схватил с полки толстую
книгу — «рыбацкую библию», как ее называли рыболовы, и
лихорадочно начал листать. Нашел описание леща, а вот густерка. Тут
же рисунки. Он впился в строчки.
«Густерка отличается от леща меньшим числом лучей в
спинном (три простых и восемь ветвистых) и заднепроходном (три
простых и двадцать-двадцать четыре ветвистых) плавниках».
Семенов достал лупу и начал считать.
Сомнений больше нет! Плоские широкие рыбешки — это
сеголетки леща.
А что это? Конечно, так и есть! Тут уже не нужен Сабанеев.
Ни с чем нельзя спутать тонкие, словно выточенные формы и
окраску, напоминающую цвет алюминия. Это маленькие судачки.
И странно! Все волнение, все напряжение, в каком Семенов
находился последние часы, вдруг прошло. Четкими, точными
движениями он отобрал и уложил в коробку из-под папирос
сеголетков, выпил стакан очень крепкого и очень горячего чая, какой
любил пить всю жизнь, лег в постель и быстро уснул.
78
Утром тщательно выбритый, подтянутый, спокойный, он уже
ехал на теплоходе в город.
В корцдорах Министерства рыбной промышленности бродили
приехавшие, очевидно, с юга загорелые люди, из комнат доносился
треск пишущих машинок. На стенах висели диаграммы и портреты
передовиков. Среди них — Наталья Супрун с напряженным
взглядом. Видно, неловко чувствовала себя перед объективом.
Подпись— лучший бригадир. Семенов горько усмехнулся. Бригадир,
перевыполняющий сегодня план за счет завтрашнего дня!..
Владимир Александрович с трудом записался на прием к
министру — секретарша уверяла, что и так уже слишком много
народу — и с решительным видом уселся в кресло возле двери в
кабинет.
Ждать, действительно, пришлось долго. Только к концу дня его
пригласили войти.
Семенов по-военному вытянулся перед человеком, сидящим за
массивным, украшенным бронзой столом.
— Я вас слушаю,— устало сказал министр и предложил
кресло.
Владимир Александрович молча вынул коробку с сеголетками
и положил на министерский стол.
— Что это?
Министр с недоумением посмотрел на маленьких дохлых
рыбешек.
— Это судаки, а вот лещи.
— Простите, не понимаю...
— Я тоже не понимаю,— Семенов вздохнул и начал
рассказывать все по порядку.
*
Теплоход прогудел в последний раз и отвалил от пристани. На
берегу осталась Шура, она махала Владимиру Александровичу
рукой. Утро было такое же, как и в тот день, когда он ехал в
деревню впервые. Такое же солнце, и зелень, и купающиеся
мальчишки. И в то же время было что-то совсем новое. Может быть,
потому, что сегодня воскресенье? Немного больше народа, больше
шума и смеха...
— На тебя хорошо действует деревня,— сказала на прощанье
Шура.
Семенов стоял на корме, смотрел на удаляющийся берег, на
Шуру, на бурно выбегающие из-под винта волны.
И мысли так же быстро и весело то собирались, то снова
убегали. Вчера в Министерстве был подписан новый приказ о
запрещении вылавливать рыбу сетями с мелкой ячеей. А в отделе
рыбоводства и охраны рыбы ему, Семенову, предложили быть
общественным инспектором рыбнадзора. Он ответил, что подумает,
посоветуется дома. А Шура сказала:
т
— Это дело как раз по тебе, ты же теперь пенсионер.
И впервые это слово не укололо его.
Он ехал в Загорянку словно к себе домой и думал о Наталье
Супрун, о рыбаках... В голове его теснились планы о том, как
облегчить их тяжелый труд... Поставить ли трактор на берегу, где
обычно рыбаки пригоняются? Пусть трактор крутит ворот и тянет
невод. Или хлопотать: пусть даже на реках и озерах рыболовецкие
бригады получат катера с многосильными моторами, чтобы с их
помощью можно было вынимать невод, как у рыбаков на море?
Владимир Александрович тихо насвистывал. Он всегда
насвистывал, когда еще в армии ему приходилось решать трудные, но
важные тактические задачи.
ПОЙМИ, ЖЕНА!
Жена шумит: «Опять ты на рыбалку!
Нет удержу! За сорок мужику!»
И здесь проявишь ты немалую
смекалку,
Присущую спортсмену-рыбаку.
Как рыба — нем, укладываешь
снасти,
Со всем согласен, все готов принять.
Когда чуть-чуть спадут, утихнут
«страсти»,
Тут подойти, тихонечко обнять,
Сказать про дружбу, ту, что греет
вечно
Любовь, да мир. Спокойно трогай в
путь.
А вслед тебе: «Когда придешь на
речку,
Укутать шею шарфом не забудь».
Друзья уже волнуются в вагоне,
Уже состав рванулся за гудком.
И вот ты появился на перроне —
В поту, с пешней, с огромным
рюкзаком.
Рукопожатья, шутки, разговоры...
Мелькают перелески вдоль окна.
Часы летят быстрей, чем поезд
скорый...
Об этом ты не думала, жена?
Пойми, жена, бывают в жизни вещи,
Их не забыть... То ночи у костра...
И первый лещ... Иль попросту
подлещик.
Привал. Уха. Беседа
Валентин Глущенко
Рыболов-спортсмен, кн. VI
Я. Киселев
КОЖАНКИНА ЗАВОДЬ
ван Иванович шел у самой воды. Под ногами то
похрустывала галька, то поскрипывал песок. Справа
текла Кама, а слева поднимался обрывистый берег,
поросший лесом. Иван Иванович часто посматривал
вверх — на лес: по рассказам дочери получалось,
что как только он окончится, так и начнется заводь.
Но лес все тянулся и даже не редел. Это беспокоило: Иван
Иванович шел за лещами, а они ведь лучше берут на ранней зоре.
Он усмехнулся, вспомнив, что вчера на свадьбе дочери, сказал:
у зятя есть большой недостаток — он не рыболов. Все поняли
шутку, но говорить ее все же не следовало — зять заявил, что в
каждой шутке есть доля правды. Как часто он станет приезжать
к дочери в этот маленький древний городок? Иван Иванович не
хотел признаться себе, что это будет зависеть и от уловов.
Наконец, берег стал положе, а лес начал отступать от него.
В сумраке впереди показался силуэт быстро шедшего человека.
Пригнувшись, чтобы лучше видеть человека на фоне чуть
светлевшего неба, Иван Иванович заметил на плече у него удилища.
— Эй, рыбак! — окликнул Иван Иванович.
Человек замедлил шаг, и вскоре они поравнялись. Это был
паренек в поношенной черной шинели фабзавучника.
— До Кожанковой заводи далеко?
Паренек недружелюбно посмотрел, помолчал, а потом ответил:
82
— Не Кожанковая, а Кожанкина. Сразу за поворотом и
начнется. А зачем она вам?
— А она мне, дорогой, нужна за тем же, зачем и тебе: лещей
ловить.
— Что же, руками будете вытаскивать их? — с улыбкой
спросил паренек, шагая рядом.
— Вот моя снасть,— ответил Иван Иванович, похлопав по
туго набитому клеенчатому чехлу.
— Такие короткие удилища?
— Четырехколенные, каждое колено по метру.
— Такие и в чемодан можно положить.
— А я их специально для дороги и сделал. Как в
командировку — так обязательно с ними.
— В какие же командировки вы ездите?
Иван Иванович сделал вид, что не расслышал вопроса, и
спросил паренька, глубока ли заводь? Тот ответил, что у берега —
мелко, а дальше, метров за пятнадцать,— обрыв.
Лес отступил куда-то в темноту, берег стал пологим. Паренек
остановился почти в начале заводи и стал разматывать удочки.
Иван Иванович пошел дальше, увидел несколько темневших в
воде валунов и решил использовать их вместо рогулек — комель
удилища можно положить на берег, а вершинку — на валун.
— Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять. Стоп! —
говорил себе старый рыболов, снимая с мотовильца одно колено
лески за другим. Теперь ее длина, вместе с четырехметровым
удилищем, составила двадцать метров. Быстро нацепив тугого
извивавшегося выползка, он взял леску тремя пальцами несколько
выше грузила, раскачал и послал вперед. Бросок был точным, груз
без рывка пошел на дно, леска хорошо натянулась. Через
несколько минут все три удочки, поставленные веером, ждали
поклевки.
Иван Иванович стал закуривать, но пришлось и папиросу и
спичку бросить на берег — класть их в карман было некогда:
поплавок правой удочки сдвинулся с места, пошел в сторону, а
потом медленно — ко дну. Лещ упорствовал где-то в глубине, не
хотел идти ни к берету, ни на поверхность реки. Удилище все более
сгибалось — старый рыболов тянул рыбу на себя.
Наконец, лещ всплыл и стал бить хвостом по воде. После
нескольких ударов он легко пошел к берегу — его одурманил воздух.
Леща еще не было видно из-за тумана, но Иван Иванович знал:
сейчас он лежит плашмя и похож на кусок доски.
Второго леща старик вытянул вскоре после первого, но третью
поклевку пришлось ждать минут десять. Но что это была за
поклевка! Под воду одновременно ушли два поплавка. Иван
Иванович сделал подсечки — сразу правой и левой руками. Теперь
рыбу предстояло выводить без подсачка. Шаг за шагом, отступая
от воды, старик не сводил глаз с кончиков удилищ. Потом он
пошел на риск: рывками выбросил лещей на берег.
4*
83
Почти совсем рассвело. Бесшумно, оставляя за собой полосу
дыма, вившегося из трубы домика, проплыл плот. Первая чайка,
на мгновение присев на воду, схватила рыбешку. На том берегу, в
конце деревни, хозяйки выгоняли коров. Поклевки стали редкими.
«Лещи отошли, сейчас будут язи»,— подумал Иван Иванович.
И действительно, начали клевать эти сильные и красивые рыбы.
Но вскоре и они перестали попадаться, шел уже восьмой час.
Солнце припекало, настала пора возвращаться. Старик собрал
удочки, выбросил в воду оставшихся червей. Посмотрев в сторону
паренька, он увидел его сидевшим спиной к реке. В руках он
держал прутик, которым что-то чертил на песке.
— Домой-то пойдешь? — подходя спросил Иван Иванович.
— Подождите немного.
Иван Иванович хотел сесть, но не успел: поплавок одной из
удочек паренька пошел ко дну.
— Окунь! — сказал он, подсекая, и не ошибся.— Не годится
за лещами ходить с такими грузилами.
— Это чем же они плохи? — спросил паренек.
— А тем, что не скользят по леске. Лещ начинает брать
насадку, чувствует, что не поддается, и отходит.
— Удочки у меня отцовские, а он всегда раз в десять больше
вас лавливал.
— А ты, что, мой улов подсчитал?
— Знаю — пара ершей да немного мелочи.
— Ершей у меня нет, а вот семь лещей, да четыре язя есть.
— Покажите,— недоверчиво сказал паренек, оторвавшись,
наконец, от вычислений.
Иван Иванович снял с плеча рюкзак, развязал его и показал
переложенный крапивой улов.
— Обловили вы меня,— медленно проговорил паренек,
подвигая ведро. Из него торчали хвосты трех лещей, таких же, как и у
Ивана Ивановича, и двух язей.
Паренек провел по песку, на котором были начертаны
формулы, ногой, точно тряпкой по школьной доске, и снова начал
что-то вычислять. Иван Иванович внимательно посмотрел на
формулы, поискал вокруг себя прутик, не нашел, взял в руку гальку
и быстро покончил с вычислениями.
— Вот как надо,— сказал Иван Иванович.— Теперь все?
Паренек вскочил и нерешительно спросил:
— Простите, пожалуйста, кто вы будете?*
— Профессор Иван Иванович...— и старый рыболов назвал
широко известную фамилию.
— Простите, Иван Иванович, я никак не мог подумать...
Улыбаясь, профессор перебил его:
— Имя, отчество, профессия?
— До отчества еще не дброс — ловите Костей, а работаю
контрольным мастером на Лесозаводе.
— Постой, это на каком лесозаводе?
84
— «Победа». Знаете?
Паренек, несколько смущаясь, стал рассказывать:
— Видите ли, доски должны иметь определенную влажность.
И вот для того, чтобы определить ее, из партии берется одна
доска, от нее отпиливается кусок. Он взвешивается, сушится, опять
взвешивается. Разница в весе и составляет количество влаги.
Иван Иванович всмотрелся в формулу на песке:
— Ну, а ты хочешь пропускать через древесину электричество:
чем она влажнее, тем быстрее пройдет ток?
— Да, Иван Иванович, хочу сделать прибор, который будет
измерять влажность древесины. Полгода мучился — то одно не
получалось, то другое.
— А почему ты к Сорокину не обратился?
— К главному инженеру? Вы его знаете?
— Вчера на свадьбе у него был.
— Ходил к нему, да он все занят.
Иван Иванович вспомнил шутку на свадьбе и усмехнулся:
— Найдет он время, я скажу. А хороша заводь!
Костя согласился и добавил, что его отец ловил только здесь.
— Но название у нее какое-то странное — Кожанкина заводь.
Вот на Волге есть заводи — Тихая, Красивая, Веселая.
— Почему все-таки у нее такое название?
— Народ такое дал.
Возвратился Иван Иванович с большим опозданием, его уже
давно ждали. Взяв мешок, дочь удивилась:
— Ведь здесь, папа, не меньше пуда. Ты, наверно, устал?
— Нет, Оленька,— рыбу нес Костя.
— Какой Костя? — спросил зять.
— Паренек такой, контрольным мастером работает. Толковый
он, прибор интересный задумал, а ты его принять не можешь.
— У нас на заводе есть только один контрольный мастер-
Костя — Костя Кожанкин. Он сын героя гражданской войны,
знаменитого местного рыболова, чьим именем названа заводь, где вы
сегодня ловили.
С. Миримский
ПЕРВАЯ УДАЧА
торую неделю мы плыли вниз по Припяти, оставляя
позади пологие песчаные берега, поросшие мелким
кустарником, редкие селения, баржи, сидевшие на
мели, водомерные столбы да избы бакенщиков на
крутоярах, обнесенные, словно изгородью, рыбац-
кими сетями на кольях.
Мы прошли уже Добрую сотню километров на двух лодках,
поднимая при попутном ветре черный (такой попался брезент)
пиратский парус на флагмане, заходили в устья речушек,
останавливались на ночевки у глубоких омутов, но рыбы нигде не
находили. То ли лето было жаркое, палящее, то ли просто не было
удачи, но об ухе приходилось лишь мечтать.
Мои товарищи по поездке: профессор Шарапов и художник
Владимирский, дружно ругали нашего общего московского
знакомого, посоветовавшего предпринять эту поездку, и уже на
третий день переключились на ружейную охоту. Правда, профессору,
человеку тучному и малоподвижному, охота была не так
сподручна, как неутомимому и живому Владимирскому, но и ему
ничего не оставалось делать.
Много лет преподавал профессор кредитно-финансовое дело в
одном из московских институтов, а недавно ушел на пенсию, и
теперь в любое время года его можно было встретить в далеких
86
и близких угодьях, куда заносит человека только охотничья
страсть. В числе других необходимых вещей он возил и
неизменную записную книжку, куда методично записывал все
выдающиеся события и эпизоды путешествий. Насколько мне известно,
он свои записи никогда не публиковал. Но, возвратись домой,
подробно рассказывал обо всем своей больной жене, которая в
прошлом была его спутником во всех охотничьих и рыболовных
путешествиях. Яркие рассказы профессора действовали на
впечатлительную Марию Николаевну лучше любого лекарства.
Тучность мешала профессору бродить по болотам, и он
разработал собственную систему охоты. Высмотрев место на озере,
где утки садились на дневку, он строил шалаш на берегу и с утра
заваливался туда дремать возле установленного на рогульке
ружья, нацеленного в заводинку, окруженную тростниками.
Выдержка профессора была удивительна. Он мог спокойно смотреть,
как садится утка, и не стрелял до тех пор, пока она сама не
попадала на мушку. Так вот, не очень себя утруждая, он приносил к
обеду две, три, а иногда и четыре утки.
Владимирский, человек горячий* и в охоте неровный, долго не
мог примириться с профессорской «методой».
— Ну, знаешь, батя, тебя на выставке показывать,—
возмущенно пожимал он плечами.— После этого остается поверить,
что можно действительно поймать блоху, насыпав ей соли на
хвост.
Владимирский обычно брал с собой альбом, краски, кисти,
мольберт, раскладной стульчик, но я не помню, чтобы он когда-
нибудь привозил в Москву этюды и наброски. Азартный охотник и
рыболов, он совершенно забывал о живописи и только на
обратном пути в Москву проклинал себя, вспоминая, какие бесценные
виды упустил, не сделав даже самых беглых зарисовок.
Увлекшись охотой, профессор и художник предоставили пытать
счастье на реке мне, третьему участнику экспедиции.
Рыболов же я необычный. Говорят, что нет человека, который
не стал рыболовом, если хоть раз ему удалось вытащить
приличную рыбину, «побороться» с ней. Но ко мне это не относится: за
пять летних поездок, совершенных в дни отпуска, я не выудил ни
одной рыбы весом более ста граммов.
Повидимому, я принадлежу к особой категории любителей.
Настоящие охотники и рыбаки с удовольствием берут нас в
дальние и трудные поездки именно потому, что мы «ни уха, ни рыла»
не смыслим ни в охоте, ни в рыбной ловле. Зато мы оказываемся
незаменимыми поварами и костровыми, отлично разбираемся, как
и где разбить палатку, устроить уютный и теплый ночлег. Мы
бегаем в сельпо за консервами, готовим уху, держим про запас
спички и курево, оттираем песком закопченные кастрюльки,
собираем грибы или ягоды.
В этих поездках меня прежде всего привлекало то доброе
товарищество, которое, мне кажется, сродни солдатской дружбе.
87
Какими открытыми, простыми, хорошими становятся люди на
природе, после сутолоки городской жизни. И каждый раз я
возвращался домой физически окрепшим, вспоминая потом весь год те
радости, которые я делил с охотниками и рыболовами в очередной
поездке, всегда трудной и очень интересной.
Так вот: в то время, когда Шарапов и Владимирский
охотились на озерах, я оставался при палатке и лодках за
караульщика, имея достаточно досуга, чтобы вкушать и прелести
одиночества. Я любил стихи и даже сам сочинял их тайком, никому,
впрочем, не показывая. Иногда я развлекался ловлей на удочку.
Это занятие устраивало меня своей простотой. На крючок
насаживался катышек хлеба, забрасывался в воду, и, если стоял
солнечный д^нек, на любом перекате можно было вытащить множество
мелкой рыбешки.
Но весь улов обычно уходил на уху Пальме, четвертому
участнику нашей экспедиции, так что меня даже прозвали «собачьим
рыболовом».
О Пальме стоит рассказать особо.
Это была крупная легавая, на редкость глупая собака. Все
тринадцать месяцев .своей жизни она провела в городе и, кроме
возни с дворовыми мальчишками, никакой науки не прошла.
Ее хозяин, ответственный работник одного из министерств, был
человеком занятым и натаской Пальмы не занимался. Он
предложил ее Владимирскому, и тот охотно взял собаку с собой,
надеясь пробудить в ней охотничий инстинкт. Но Пальме наука
давалась с трудом. Жалко было смотреть на нее, рослую, красивую,
с такой умной мордой, трусливо фыркающую* когда ей подносили
подранка к носу. К тому же она имела скверную привычку.
Укладываясь на ночлег в ногах, у входа в палатку, она ночью тайком
перебиралась поближе к изголовью, норовя пристроиться под
теплым и мягким боком профессора.
Шарапов благоволил к Пальме, но не занимался с нею;
Владимирский не взлюбил ее за непонятливость, и собака вскоре
поступила в полное мое распоряжение.
У нее оказался уживчивый характер и доброе сердце, и мы
прекрасно ладили. А когда мне хотелось вслух порассуждать или
почитать собственные стихи, я не мог найти слушателя более
внимательного и терпеливого, чем Пальма.
В тот день, о котором я хочу рассказать, Шарапов и
Владимирский уехали на подводе с местным колхозником, заночевавшим
возле нашей палатки, на дальние Елецкие озера. Там, по словам
колхозника, «этой самой птицы хоть палками сбивай». Сам
колхозник охотником не был, и я мало верил в успешность этого
предприятия (до озер было километров двадцать пять), но
Владимирский, как и все охотники, человек легковерный, уговорил
тяжелого на подъем Шарапова, и они поехали.
Раздумывая о том, чем бы все-таки покормить своих друзей
вечером, я пересмотрел наши запасы. Несколько банок с консер-
88
вами, завялые грибы, собранные мною накануне, раскисшие
груши и сливы, которые давно следовало бы выбросить,
неаппетитное желтое сало, разные крупы — вот и все, чем я располагал.
Из этого, конечно, чудес не сотворишь. Надо было что-то
предпринять.
День надвигался жаркий, и к десяти часам солнце накалилось
в полную силу. Лень было даже думать, и я решил последовать
примеру Пальмы—она спряталась в кустах возле палатки — и
устроился в тени, пытаясь прочесть старый номер «Литературной
газеты», в который были завернуты зачерствевшие батоны.
Не знаю, сколько я продремал, но проснулся от возни на
берегу. Возились мальчишки. Один из них, то и дело отбрасывая
прядь со лба, ползал на четвереньках вокруг распластанного на
земле бредня, проверяя, нет ли порванных ячеек. Другой,
белоголовый малыш, поглаживал грудь и пробовал пальцами ноги
воду, не решаясь войти в реку. Помню, что я возмутился: Пальма
не проявила никакого интереса к пришельцам и спокойно
продолжала спать.
— Далеко? — спросил я, подходя к ребятам.
Старший недовольно поднялся и угрюмо осмотрел меня.
— А туда,— неопределенно махнул он рукой, сматывая
бредень.
— На озера?
— Ага,— подтвердил младший.— За рыбой. А перевезете на
тот бок?
— Перевезу. А что, ловится? — спросил я, подумав, что
хорошо бы хоть раз сделать уху из настоящей рыбы.
— Это как ловить,— неохотно ответил старший.— Если с
умом,— поймаешь.
— И на удочки ловите?
Мальчики переглянулись.
— А на что нам. Бредешок есть.
Что-то было в этих ребятах такое, что я подумал: эти не
вернутся без улова.
— А меня возьмете? — спросил я.
— А чего ж? Пойдемте, коли охота.
Я побежал в палатку прихватить с собой ведро для рыбы.
Пальма, видя, что я собираюсь уходить, беспокойно забегала возле
палатки, умильно заглядывая мне в глаза. Оставаться она не
хотела, и мне пришлось привязать ее к веревочному креплению
палатки. Конечно, рассчитывать на нее как на сторожа не
приходилось, но если она не убежит при виде приближающегося
человека, то и человек не осмелится подойти к палатке при виде
собаки.
«Сторожем я им не нанимался,— на миг мелькнула обидная
мысль о товарищах. Они себе гоняют, где им вздумается, а ты
сиди, как привязанный. Ничего не случится, схожу с ребятами и
скоро вернусь».
89
Когда мы сели в лодку и понеслись поперек быстрой реки,
Пальма заскулила.
— Взяли бы собаку,— сказал младший мальчик Сашок,—
никто у вас ничего не стащит. У нас не такие.
— Пусть стережет,— сказал старший, Петька.
На том берегу, у самой воды, на столбах, точно подвешенный
в воздухе, стоял бревенчатый домик бакенщика с антенной на
крыше. Наш путь лежал мимо избы.
— Вы куда это? — спросила показавшаяся в дверях девочка.
Она была худенькая, и все в ней выражало крайнюю степень
любопытства: большие, с мохнатыми ресницами глаза, и острый
нос, и чуть оттопыренные уши, и смешные косички, упруго
торчащие в стороны, как пружинки.
— Никуда,— буркнул Петька.— Всяким отвечать — время не
хватит.
— Бакенщикова дочка, Аленка,— пояснил младший,
шагавший рядом со мной.— Сейчас еще привяжется, вот увидите.
— И я пойду с вами,— действительно заявила она и, не
дожидаясь согласия, сбежала с крыльца.— Половлю.
— Сейчас как дам,— прошипел Петька,— уйди с глаз.
— Ах так,— как-то зловеще выдавила Аленка.— Вот скажу
отцу, как вы бреднем ловите. Он говорит: кого увидишь с
бреднем, прямо ко мне беги.
Чтобы не ссориться с въедливой девчонкой, решили взять ее с
собой.
В первом же озерке Петька и Сашок, ухватившись за бредень
и оставив нас с Аленкой караулить трусы и рубахи, стали делать
тоню. Они шумно взбалтывали ногами воду, двигались вдоль
берега.
— Тяжелый,— остановился Сашок.— Вытаскивай.
— Давай, давай, еще,— командовал Петька.— Не
поработаешь, не поймаешь.
В Петьке было что-то от кряжистого мужичка. Он не ради
забавы пришел сюда, ему нужна рыба, и терять времени даром он
не хотел. Для Сашка эта ловля была развлечением, и выбиваться
из сил он не собирался, норовя почаще отдыхать.
У ребят то и дело возникали споры. Петька грозился съездить
дружка «по шее за такое отношение». Наконец, они подтащили
бредень и выбросили на берег ворох мокрых, коричневых
водорослей. Мы с Аленкой бросились его растаскивать, но ничего не
нашли.
— Тьфу, чорт,— выругался Петька.— Все ты, кукла,— гневно
глянул он на Сашка.
Сашок обиженно сопел: после первой тони он, видно, уже
потерял всякий интерес к такой тяжелой ловле.
Солнце сильно припекало затылок. Решив охладиться, я
сменил Сашка и полез с Петькой тащить бредень.
Но и наш заход оказался пустым. Потом снова взялся за бре-
90
день Сашок. Вода доходила ему до подбородка, попадала в рот.
Он пыхтел и отплевывался.
— Замучаешь ребенка,— кричала с берега Аленка.— Смотри,
аж позеленел.
— Не...— хотел возразить Сашок, но, глотнув воды, замолчал,
словно подождал, пока она пройдет в живот.— Только дух пе-
рех...— Сашок снова хлебнул воды и пустил пузыри.
Я схватился за бредень и подтолкнул Сашка к берегу.
Петька, скептически оглядев водоросли, заметил:
— Из этого ухи не сваришь. Пошли.
Он взвалил тяжелый бредень на плечо и упрямо пошел к
следующему озеру. Я поражался какому-то злому упорству этого
двенадцатилетнего паренька. «Хотя и не везет ему, но, чтобы стать
настоящим рыбаком, надо быть вот таким одержимым и сильным,
как этот мальчик»,— подумал я. Мы устало плелись за ним,
осторожно обходя кочки. За высокой стеной камыша
серебристо-зеленым клином тянулось озерко, заваленное разлапистыми
корягами. г
— Будем руками ловить,— сказал Петька. Он бросил бредень
на траву и полез в воду. В воду бросились Сашок и Аленка. Я
никогда не видел, как ловят руками, и остался на берегу.
Зайдя по пояс, ребята погружались в воду по самую шею и
застывали. Головы, как шары, медленно передвигались на
поверхности, приближались к корягам и неторопливо обходили их.
Стояла напряженная тишина, головы плавали, глаза горели и
вращались, выдавая волнение рыболовов.
— Попалась,— сдержанно сказал Петька.
Под водой шла борьба. Мальчишка выпячивал губы вверх,
чтобы не захлебнуться, и сосредоточенно смотрел в одну точку,
словно решал в уме трудную задачу.
— Есть,— объявил он и вдруг встал из воды, которая едва
закрывала ему живот, а в руках, трепеща и изгибаясь блестел
полосатый окунь.
Тут-то меня, что называется, подхватило и понесло. Я зашагал
по илистому вязкому дну, чуть дальше от берега пошла упругая
цепкая трава, ноги путались в ней. У коряги я с азартом
погрузился в воду, и что-то сразу полоснуло меня по руке, точно через
нее пропустили ток. Но я быстро пришел в себя и снова стал
шарить.
— Тюкнула,— завопил рядом Сашок, выхватывая руки из
воды, точно ужаленный,— акула, с места не сойти. Вот такая,—
он немножко развел руки, потом подумал и развел их шире.— Так
вот между ног и ушла...
— Ой, мальчики, держу линя,— задыхалась от волнения
Аленка.— Так и крутится окаянный, так и крутится...— Она
выбросила на берег мокрый ворох травы и кинулась вслед, звучно
шлепая по воде.
Наконец, и я схватил рукой что-то живое и мягкое. Едва дыша,
91
подгреб рукой траву и вместе с ней выташил почти задушенного
линя. На моем лице, видимо, так непосредственно отражался
восторг, что ребята заулыбались.
Рыба, слепая во взмученной воде, толкалась в ноги,
забивалась в водоросли, там теряла подвижность и затаивалась.
Оставалось только зажать ее у жабер и выбросить на берег.
После того как я выбросил несколько окуней, двух линей и
карася, Петька проникся ко мне доверием.
— Вы линя гладьте по животу, он сразу и успокоится,—
наставлял меня рыбак.— Линь — рыба смирная. Вот смотрите,—
показывал он, вытаскивая охапку водяной сосенки. И, пока с нее
стекала мутная зеленая жижа, он осторожно разворачивал охапку,
и внутри ее виднелась темная спинка линя.
Мы бороздили озеро, сталкиваясь лбами, разбредались и снова
сближались. Петька ловил молча, в его движениях чувствовались
опыт и хватка. Сашок суетился, подбегал к каждому, кто
вытаскивал рыбу, и пристраивался рядом. Аленка ловила в стороне.
Растрепанная льняная головка ее с сияющими серыми глазами
торчала среди водяных лопухов и острых ножей телореза, как
огромная кувшинка. Когда же мошкара клубками носилась над водой,
залепляла лицо и набивалась в носы, мы окунались, а высунув
головы, переглядывались, как заговорщики.
Но вот донесся далекий выстрел, и до сознания смутно дошло,
что Шарапов и Владимирский приближаются к стану.
Вдруг я увидел собаку. Пальма металась по берегу, волоча
обрывок веревки на шее, ступая передними лапами в воду, она
тянулась ко мне, нетерпеливо повизгивая, а я не знал, что с ней
делать — отколотить или приласкать. Оставить палатку и трусливо
сбежать с поста — было мелкое предательство. Но перебраться
вплавь через Припять, обойти несколько озер и все-таки найти
меня — в этом было что-то трогательное...
Уже вечерело, когда мы возвращались. Сгущались краски в
небе, солнце, наливаясь малиновым цветом, спускалось к лесу.
Вечерняя прохлада ложилась над широкой поймой реки.
Подобревший Петька размахивал перед Пальмой окуневой
снизкой, а Сашок подносил к уху Аленки противогазную сумку,
набитую рыбой, и спрашивал:
— Слышишь, шепчутся? А сейчас мяукать будут.
И верно: из сумки раздавалось жалобное кошачье мяуканье.
Это вьюны, засыпая, издавали такие странные звуки...
Сколько я ни уговаривал ребят остаться, чтобы вместе
повечерять, они отказывались.
— Мы уж лучше завтра,— пообешал Петька,— а то дома
заругаются.
Оставшись один, я, несмотря на усталость, взялся за костер.
И надо же было так случиться, что профессор и художник пришли
с охоты без единой утки. Владимирский мрачно бросил к моим
ногам убитую цаплю:
92
— Верь этим болтунам,— пробурчал он,— хоть бы чирок про*
свистел.
Профессор, кряхтя и потирая поясницу, завалился у костра, и
сразу же под боком у него устроилась Пальма.
— Чем-то нас сегодня покормят,— неуверенно, задумчиво
спросил он, следя за мной глазами.— Да, не повезло, знаете...
А есть чертовски хочется.
Я торжественно вынес из палатки закутанную в бумагу и в
одеяло кастрюлю и очень эффектно поднес ее к костру.
Впечатление, как говорится, превзошло все ожидания.
— Н-да, бывает,— наслаждаясь, чмокал профессор, обсасывая
окуневую голову.— Редко, но бывает. Позвольте, дорогой,
записать кое-какие подробности из вашего рассказа. Моей Марии
Николаевне это будет весьма любопытно.
Пальма, с раздавшимися после еды боками, тяжело и довольно
вздыхала и грустно смотрела на огонь костра.
— Это не ловля,— возмущался Владимирский, жадно доедая
остатки ухи. — Брать беззащитную рыбу руками, это, знаете,
свинство. Нет, ты повозись с рыбой, возьми ее в честном поединке,
так сказать, в равном бою, тогда и хвались... Впрочем, уха из нее
не менее вкусная, честное слово.
Мне было приятно смотреть, как рядом росла горка из рыбьих
косточек.
«Хвалите, хвалите,— думал я,— но завтра кто-нибудь из вас
должен будет остаться с Пальмой караулить палатку. С меня, что
называется, хватит».
Я плохо спал в эту ночь: мне страстно хотелось, чтобы скорее
наступило утро. Может быть, тогда-то впервые и проснулся во мне
рыболов.
В. А. Дроздов
РЫБОЛОВЫ
(шутка)
Рыболовы спозаранку
приготовили приманку,
И отправились друзья
в наши водные края.
Вот уселись все на речке,
на хорошеньком местечке,
Каждый с удочкой сидит
и внимательно глядит,
Не балуется ль рыбешка,
Не клюет ли хоть немножко.
Словом, каждый клева ждет,
Но рыбешка не клюет.
День прошел, спустился вечер,
а похвастаться все нечем,
Просто даже зло берет.
не клюет и не клюет!
Нет добычи, нет успеха.
Хоть бы что-нибудь для
смеха!
Вдруг Филиппов, не спеша,
тащит резвого ерша.
Кутаренков на мормышку
подсекает пескаришку.
— У меня начался клев!
громко шепчет Михалев,—
И за маленький крючишко
зацепился окунишко.
У Гуреева крючок,
глянь, плотвичку приволок.
Весом бойкая плотица
будет граммов даже в
тридцать!
А Васильев сам не свой —
оторвал крючок с блесной!
— Надо ж было ухитриться,
за корягу зацепиться!
Но потом он всех догнал —
граммов в сто ерша поймал.
Так, окончивши рыбалку,
все тихонечко, вразвалку,
По домам пошли, смеясь,
впечатленьями делясь.
Разминая свои ноги...
Подведем теперь итоги.
Подсчитаем барыши.
Сколько стоят все ерши?
Лишь полтину без алтына,
Интересная картина!
Поистратили рубли,
но гроши приобрели!
А на эти деньги ныне
закупили б в магазине
Не такие пустяки!
Ваше слово, рыбаки!
Отвечают рыболовы:
Это все для нас не ново,
Нам известно, что ерши
стоят малые гроши.
Что ерши всегда сердиты,
их колючки ядовиты,
Но ершовая уха
даже очень неплоха!
А какое наслажденье
получаешь в то мгновенье,
94
Когда чувствует рука, нам дают его ерши!
что добыча уж близка! Значит, дело рыболовье
И не в этом дело даже,— сохраняет нам здоровье!
ведь здоровья нет в продаже! Значит, вот чем хороши
А на воздухе, в тиши, и плотвички и ерши!
Л. Синельников
ЗАПИСКИ РЫБОЛОВА
КАРЛИКИ
тренние и вечерние зори я охотился на уток, днем
отсыпался в саду, а ночи коротал на Северном Донце
с удочками и подпусками. Видной неглубокой заводи
хорошо в то лето брали голавли. Насадка была тут
же под ногами, ею являлось содержимое ракушек.
— Бросай-ка ты, друг, своих голавлей,— сказал
однажды Фрол Степанович, у которого в доме я жил.— Пойдем
со мной на озеро Эсаульское. Там нынче горбулей тьма! Веслом
не проткнешь! Вот провалиться — не вру! Ей-ей!
Но мне жаль было расставаться с голавлиной заводью.
— Нашел о чем жалеть! Невидаль какая — голавень! Давай
собирайся! — настаивал Фрол Степанович.
— Чего ж менять кукушку на ястреба! До твоего Эсаульского
семь верст киселя хлебать! — возразил я.
— Хоть и семь верст, да все лесом. Ты пойми, голова, в лесу
прохлада, птицы поют, грибами пахнет. Нешто в тяготу пройти
семь-то верст по такой дороге? Зато и с ракушками возиться не
будешь. Как тебе не противно? Тьфу! Я бы этакую пакость и в
руки не взял! — плевался старик.
96
Несколько дней я, как мог, отбивался от него, но он не
отставал. В конце концов, я вынужден был уступить.
— Ладно, собирайся!
— Давно <ш так-то! — обрадовался Фрол Степанович и
засуетился в сборах...
Озеро Эсаульское невелико. Оно занимает не более тридцати
тысяч квадратных метров. Кругом лес. Берега озера совершенно
недоступны. О забросе удочки с берега нечего было и думать:
мешала широкая полоса куги и осоки. В единственной, поросшей
тростником, рдестом и кубышками, просеке стояли три лодки.
Кстати, ни одна из них не была прикована. Мы сели в одну из
лодок. Вытолкались шестом на довольно широкий плес, основа*
тельно заросший остролистником.
Пока я рассматривал озеро, Фрол Степанович торопливо
размотал удочку, поставил ее в один из просветов и сразу вытащил
из воды золотистого карпика величиной с ладонь.
— Гляди-ка, какой проворный! — радостно воскликнул старик.
Поплавок моей удочки, едва коснувшись воды, тоже сразу
двинулся к осоке. Словом, трехсотграммовые карпики хватали
насадку на ходу, не давая ей опуститься на дно, и к обеденной поре
мы натаскали их полный садок.
— Хватит! — сказал я, сматывая удочку.
— Что ты! Что ты! Нешто можно! Лови, пока ловится! —
запротестовал старик.
— Хватит! — повторил я решительно.
— Да ты что ж это?..— рассердился Фрол Степанович.
— Карасей-то нести надо! Да и куда ж их больше?
— Сам донесу. Тебя утруждать не стану.
— Короче говоря, если хочешь, чтобы это был не последний
мой выход на Эсаульское, мотай, Фрол Степанович, удочку! Не
жадничай! — сказал я ему.
— Сказал тоже — «не жадничай»! Да нешто в жадности тут
дело? Лов-то уж больно интересный,— бубнил старик, сматывая
удочку...
С этого дня Эсаульское стало постоянным местом моих
рыбалок. Фрол Степанович оказался прав. «Семь верст лесом» не
пугали меня больше. А ловля карпиков была просто очаровательна.
Однажды, закончив рыбалку на Эсаульском, я прилег в тени
широкого дуба и закурил. Обильный улов лежал тут же, на
примятой траве. Позади меня что-то треснуло. Я обернулся и увидел
немолодого казака-колхозника.
— Здорово дневали! — приподнял он фуражку.
— Здравствуйте! — ответил я, привстав и разглядывая
пришельца.
Скользнув наметанным глазом по удочке к моим трофеям, он
спросил коротко:
— Удочкой?
— Да.
97
— Одной?
— Как видите!
— Чорт-те што! У меня вон три сети, да шесть вентерей, а улов,
вот! — хлопнул он рукой по тощей холщевой сумке. Я сообразил,
что сам рыбак не мог быть владельцем трех сетей и шести
вентерей, и спросил:
— От колхоза ловите?
— От колхоза! Да плохи мои дела. План срываю!
— Переходите на удочку, вот и выполните план,— сказал я
серьезно. Рыбак снова прошелся взглядом по моему улову.
— Похоже, что ваша правда, да где ее взять, удочку-то.
Пожалуй, в город надо ехать.
Мне было ясно, что для устройства незамысловатой, так
сказать, промысловой удочки ему нужен был только крючок, а
остальное нашлось бы на месте. Но у меня было превосходное
настроение, и в эту минуту мне хотелось быть щедрым.
— Это ваша? — спросил я рыбака, указав на ту лодку, с
которой я ловил карпиков.
— Колхозная.
— Я, видите ли, пользовался ею. Вот вам, в виде уплаты
долга вашему колхозу! — сказал я, протягивая рыбаку свою
складную удочку.
— Да нет... А вы то сами, как же?..— смутился и обрадовался
рыбак.
— За меня не беспокойтесь! Ловите! План надо выполнять! —
сказал я серьезно.
— Вот уж истинно... Одолжили... Ну, и спасибо! Вот уж
спасибо! — растерянно бормотал рыбак, принимая удочку.
На следующий день я на рыбалке не был. А через день, когда
я подошел к озеру, в глаза мне прежде всего бросились
растянутые на осоке, получившие отставку сети и вентеря.
«Мал карпик, а все-таки карп. Хитер, шельмец, не загонишь
его в сеть»,— подумал я.
Навстречу мне вышел знакомый рыбак. Глаза его светились
радостью.
— Давно вас дожидаюсь! Хочу за удочку поблагодарить,—
заговорил он.
— Ну, как ваш план? — спросил я его.
— Было мне за него...— засмеялся рыбак.— Пришел это я в
колхоз с удочкой, а колхозники и насыпались на меня.— А-а, вот,
дескать, почему Федор — это меня так зовут — план не
выполняет. Ему дело поручили, а он удочкой тешится. В полевую
бригаду его, неча ему дуру валять! У нас, дескать, хребты трещат,
а он, сякой-такой, с удочкой прохлаждается! — Что тут было-о!
А я возьми и скажи:
— Я, мол, этой удочкой план выполнять буду: ни черта, мол,
собачьего в-сеть не лезет.— Подняли меня тут на смех. Уж
смеялись, потешались! А председатель смерил меня взглядом и гово-
98
рит так, спокойно: — Давно это с тобой случилось? — Что,—
спрашиваю.— А он покрутил пальцем перед глазами, да ка-а-ак заорёт
на меня: — Сдурел ты давно? Ежели, говорит, недавно, так можно
еще поправить. Ну, а ежели давно, то прямая тебе, говорит, дорога
в Сватово. Это он про дом малоумных намек мне сделал. А тут
еще пацаны сбежались.— Тю-у! — кричат,— сдурел дядя
Федор! — В пору мне было бежать из колхоза,— заключил рыбак
свой рассказ.
— Ну, и что же, не сбежали? — спросил я его.
— Стерпел! Знал, что недолго им осталось смеяться. Приволок
вчера два пуда коропов.
— А председатель что?
— Да что ж, председатель? Посмотрел он на рыбу, потом на
меня и сказал: — Действуй,— говорит.— Словом, спасибо вам.
Выручили меня,— сказал рыбак...
КОНФУЗ
Как-то рассказал я товарищам о ловле карпиков в озере Эса-
ульском. Я знал заранее, что мой рассказ будет воспринят как
плод досужего вымысла и предусмотрительно избежал даже
самых незначительных неточностей. Тем не менее товарищи
сочувственно кивали головами, но молчали.
Откровенно говоря, никто не хотел верить моему рассказу:
настолько он казался неправдоподобным. Поверил мне только
Андриан Владимирович и попросил свезти его на озеро. Поездку
мы назначили на очередную субботу.
Был уже конец сентября. К озеру мы добрались только ночью,
спали в шалаше: повидимому, Федор поставил его, когда ночи
похолодали. Андриан Владимирович почти не спал, ему не
терпелось поскорее начать лов. Утром сели в лодку и выбрались
на плес. С понятным волнением размотали мы по одной удочке,
наживили крючки червями и закинули в окна среди остролист-
ника.
Андриан Владимирович взялся было за вторую удочку, но я
его отговорил:
— Погодите немного. В пору будет с одной управиться.
Прошла минута, другая, а за другой и третья.
«Наверное, начнут брать, когда солнышко пригреет»,—
подумал я.
Сидим, ждем. Проходит полчаса, час... клёва нет.
— Что бы это такое значило? — сказал я, теряясь в догадках.
Андриан Владимирович размотал-таки и забросил вторую
удочку, а еще через некоторое время поставил и третью.
Я уже не отговаривал его.
Прошло еще полчаса: ничего!
— Давайте переменим место,— предложил я товарищу.
Просидели полчаса у другого окна, но и тут— ни поклевки.
99
«Неужели Федор всех карликов выловил?» — думал я,
наблюдая за поплавками. Но мысль об опустошении озера одной удочкой
показалась мне и смешной и абсурдной. Я мельком взглянул на
Андриана Владимировича, но он отвернулся.
— Что ж, давайте еще раз переменим место,— сказал я.
Товарищ повернул ко мне голову и молча пожал плечами. Видно
было, что он считал меня лжецом.
Я сгорал от стыда и мысленно взывал к карликам: «Где вы,
дряни этакие, попрятались? Видите, из-за вас человек погибает!
Тонет в болоте лжи!»
И мне вспомнился Федор, который едва не сбежал из колхоза
со стыда. Мне тоже в пору было бежать с Эсаульского.
От этих мыслей отвлек меня Андриан Владимирович. Он
предложил:
— Поедемте на Донец, может хоть окуней наловим.
Мне показалось, что уход с Эсаульского будет признанием
моей несуществующей вины, и я сказал твердо:
— Отсюда никуда не пойду! Рыба здесь есть!
Мы молча просидели еще не меньше часа: поклевок не было.
Не знаю, чем бы кончилось наше бесплодное сидение на озере, но
тут из лесу вышел маленький, сухонький старичок. Он был бел от
головы до пят (позже я узнал, что он «сидел» мельником на Дер-
кульской водяной мельнице).
— Ну как, горюны, клюет? — наивно спросил он.
Меня основательно передернуло, да и Андриану
Владимировичу беседа со стариком, видимо, не казалась приятной.
Не дождавшись ответа, старичок с той же детской наивностью
задал другой каверзный вопрос:
— Много наловили?
— Проваливай, дед, без тебя тошно,— махнул я рукой.
Но старичок и не думал уходить:
— Удим, удим!..— засмеялся он.
— Седина в бороду, а дурь в голову! — буркнул я.
— Да ты не серчай, милай! — сказал дед — Я ведь чего
смеюсь? Знаю я тебя, постояльца Хролки Дежнева. Хролка и сынаш
мой Хведор уж так-то тебя хвалили, а ты вон какой ершистай.
Знать, плохи твои дела, коли на старика осерчал.
— Так вы отец Федора? — спросил я.
— Ну, да. Сын он мне, Хведор-то.
— Так чего же вы сразу не сказали?
— А зачем сразу? Мне не к спеху! Хотел об рыбе потолковать,
да вот и не пойму, в чем я тут маху дал. Думаю, не от хорошей
жизни озлился на меня рыбак. Видать, плохи у вас дела.
— Хуже бы, да некуда! — отозвался Андриан Владимирович.
— А на чего рыбку маните?
— На червей, конечно, на что же еще,— ответил я.
— Не будет вам клеву,— сказал старик.
— А на что ж ловить?
100
— На пшенную бы кашу али на вареную картошку. Червяк,
он в свежей воде воняет, не возьмет его короп.
— А у нас ни каши, ни картошки,— поникнув головой, сказал
Андриан Владимирович.
— А ты на хлебный мякиш попробуй.
Андриан Владимирович быстро заменил насадку на одной из
своих удочек и, волнуясь, опустил ее в окно. Поплавок медленно
двинулся к осоке.
— Подсекайте! — крикнул я вне себя от радости. Андриан
Владимирович подсек, и вскоре на дне лодки забился золотистый
карпик-фунтовичок. Я глубоко вздохнул и засмеялся. Будто гора
свалилась с плеч.
— Дедушка! Милый! Да откуда же ты взялся? Ты меня от
позора спас! Извини за горячность,— сказал я в порыве
благодарности.
— Чего там! Это я за Хведора, за долги его.
— Ну, а как Федор?
— Низко тебе кланяется. Премию он получил.
— Значит, выполнил он план?
— Нешто за выполнение премию дают? Он полтонны лишку
дал!
— И все удочкой?
— А нешто сетями? Он и не мочил их с того дня, как с тобой
повстречался.
Эти слова старика были мне в ту минуту приятнее музыки.
На эту тему я готов был говорить без конца.
— Да начинайте же! Время летит! — взмолился Андриан
Владимирович, вытаскивая третьего карпика. Я тоже заменил насадку
и закинул удочку.
— Пошло? — спросил старик.
— Пошло, дедушка, пошло,— радостно воскликнул я, подсекая
карпика.
Дм. Успенский
ПАРТИЗАН-РЫБОЛОВ
ла вторая зима Великой Отечественной войны.
У одного из белорусских лесных озер приютились
землянки небольшого партизанского отряда.
На нарах, устланных пахучими сосновыми
ветвями, лежали два человека.
Один из них — местный уроженец,
пятидесятилетний Мирон Иванович Бойко, спал.
Другой был Андрей Громов, поправляющийся от ранений. Он
лежал с открытыми глазами и глядел на накат потолка,
машинально пересчитывая сосновые жерди с их бурой корой, светлыми
следами обрубленных сучьев и каплями янтарной смолы.
Дверь отворилась, и в землянку, вместе с ворвавшимся
морозным воздухом и облаком пара, вошла Таня, девушка лет
восемнадцати. Она внесла вязанку сучьев и опустила ее у небольшой
печурки.
Увидев, что Андрей не спит, Таня сказала:
— Что-то Семенчук с Ярошеней задерживаются... Крупы и
сахару почти не осталось...
Действительно, с питанием дело обстояло тяжело. Все
партизаны и начальник отряда уже много дней как ушли далеко от
своего лесного пристанища на подготовку крушения фашистского
102
поезда, а Семенчука и Ярошеню послали за продовольствием для
оставшихся на базе раненых партизан и медсестры. Однако
посланные до сих пор не возвращались...
Разогрев ужин — ложки по три ничем не сдобренной ячневой
каши и по кружке кипятка, Таня накормила раненых.
Поужинав, Мирон Иванович снова заснул.
— Поправляется,— подумал Андрей.— Теперь бы ему
питание получше... А Семенчук с Ярошеней как на зло не идут. Может,
и в самом деле с ними что-нибудь стряслось... Вот ведь
положение... И озеро рядом, и рыба там есть, а как ее взять?
Он ясно представил себе оставшиеся в Москве рыболовные
снасти, досадуя, что нет у него сейчас хотя бы пары блесен и
моточка лески.
Огонек коптилки, освещавший землянку, замигал,— нагорел
фитилек.
Вернулась Таня. Она заправила коптилку, прислушалась
к дыханию спящего Мирона Ивановича и заботливо покрыла его
полушубком.
— А ты почему не спишь? — спросила она, увидев, что Андрей
лежит с раскрытыми глазами, и положила ладонь ему на лоб.
— Скажи, Танюша, есть у тебя иголки?
— Иголки?! Зачем тебе?
— Да ты отвечай. Есть?
— Найдутся.
— Так. А помнишь, у нас был кусок освинцованного провода?
— Помню. Еще сегодня под нарами видела.
— Хорошо. У Семенчука имеются напильник и шило. Поищи,
пожалуйста, в его вещах. Потом вот еще что: лямки от немецкого
парашюта у нас были,— помнишь? После того фрица, которого мы
осенью ссадили. Темнозеленые такие, капроновые. И их найди.
— Зачем? Что это ты затеял, Андрей?
— Будем с тобой рыбу ловить!
— Рыбу?!
— Да, только без тебя я ничего не смогу, а вдвоем мы это дело
осилим.
— Да какая же ловля зимой? Летом, я понимаю, а зимой...
— Танюша, милая, ты только помоги мне, а рыбы мы
достанем.
В ответ Таня только недоверчиво покачала головой.
Андрей стал обдумывать, как лучше сделать блесны. Ведь
настоящих крючков нет, их должны заменить иголки без жала.
А главное — как закрепить иголку в свинцовой пластинке, чтобы
крючок не вертелся?..
Долго не смыкал глаз Андрей...
Утром Таня помогла больным умыться, дала им завтрак и,
заметив вопросительный взгляд Андрея, утвердительно кивнула,—
сейчас принесу,— и вышла.
Андрей спустил с нар ноги, посидел некоторое время, затем,
103
опираясь на сосновый сук, пытался встать, но, морщась от боли,
тотчас же сел обратно.
— Не выходит? — сочувственно спросил Мирон Иванович.
— Замозжило...
— Плохо, брат... Голодновато становится... Нас-то Таня
кормит, а ела ли сама — вопрос...
Он замолк: в землянку вошла Таня.
— Танечка,— сказал Андрей, раскладывая на коленях
здоровой правой рукой принесенные ею вещи,— не найдешь ли
тоненькой стальной проволочки, такой, чтоб сквозь ушко иголки прошла.
Хоть маленький кусочек...
— Что это вы затеваете? — удивился Мирон Иванович.
— Ничего особенного,— ответил Андрей.— Мы с Таней решили
вас свежей рыбкой угостить. Вот наладим удочки, пойдем на озеро.
— Рыбы тут пропасть, да как взять ее зимой — вот задача.
Летом-то и я бы вас ухой накормил...
Таня ушла искать проволочку, а Андрей принялся объяснять
Мирону Ивановичу способ зимней ловли на блесну.
— Та-а-ак, значит,— покачивая головой, говорил Бойко,— все
дело тут на обмане построено. Вот, мол, тебе рыбка, малек!..
А оно — не малек вовсе, а кусок свинца или жестянка. Занятно...
Нет, для нас это дело непривычное. То ли дело сеточкой, неводком
или вентерями ловить... Это вернее.
— Попытка — не пытка, Мирон Иванович. Попробуем.
Таня принесла моток стальной проволочки, найденной в сумке
хозяйственного Семенчука. Андрей взял одну "из иголок и
-примерил к ее ушку проволочку — подошла.
Принялись за дело. По указаниям Андрея Таня сняла с
провода свинцовую оболочку, из которой затем было вырезано
несколько продолговатых пластинок. Над зажженной лучиной
«отпустили» закалку иголок, потом их загнули и вновь закалцли.
Пропустив стержень иголки через два отверстия в свинцовой
пластинке, Андрей плотно обогнул ушко иголки — с продетым в него
кусочком проволочки — верхней кромкой пластинки. Крючок
держался крепко.
С капроновой парашютной лямки Таня срезала продольный
край и ловко вытянула длинную нитку для лески. Затем она
сходила за сосновыми ветками для удилищ, и к концу дня были
готовы две удочки, да на запас шесть блесен и несколько метров
лески.
На крючки Андрей привязал красные шерстинки, вытянутые
из варежек Мирона Ивановича. Приготовления к рыбной ловле
были закончены. Выйти на озеро решили следующим утром.
На рассвете Андрей, поддерживаемый Таней, вышел из.
землянки. Он опирался на захваченный с собою железный ломик,
которым пользовались партизаны, доставая воду из озера.
Свежий морозный воздух опьянил Андрея. У него закружилась
голова, и он крепче .оперся на руку Тани.
104
Шагах-в тридцати от землянки начинался ледяной покров
довольно большого озера с торчащими вдоль берега
прошлогодними стеблями тростника и осоки, полузанесенными снегом.
С трудом преодолел это расстояние Андрей.
— Попробуем тут, Танюша,— опустившись на лед, сказал он.
Таня пробила первую лунку. Толщина льда, к счастью, была
невелика — не больше четверти метра.
Андрей опустил блесну в лунку, но под нею оказалось только
с полметра воды.
— Мелковато. Надо поглубже искать. Я пока на этой лунке
посижу, попробую, а ты руби новую, вон там.
Андрей присел на захваченное Таней ведро, вытянул больную
тагу и, держа на весу левую руку, правой стал блеснить. Но
первая лунка не дала ничего, и он вскоре перебрался на вторую.
Здесь минуты две блесна играла в воде впустую, а затем по
всем жилам Андрея вдруг пробежал огонь такого радостного
ощущения, которого он не испытывал как будто еще ни разу в жизни...
Знакомый окуневый стук!., да такой стук, который
свидетельствовал о солидной добыче.
Перекидывая леску через кисть забинтованной руки, Андрей
стал поспешно поднимать добычу, но, когда рыба была уже у
самой лунки, леска ослабла, и первый окунь сошел.
— Не везет!..— с досадой подумал Андрей.— Надо
приноровиться ловить на иголку...
Он вновь опустил блесну в воду. Через полминуты — опять
поклевка, и крупный окунь, весом не меньше полкило, пойман!
Через минуту — еще один!
Побледневшие за время долгого лежания в землянке щеки
Андрея покрылись румянцем. Он уже не чувствовал донимавшей
его с утра ноющей боли в левой ноге, не ощущал ломоты в
заживающей руке. Он весь был сосредоточен на одной мысли, на одном
желании: чтобы начавший брать окунь не переставал хватать
блесну, чтобы количество этих красноперых красавцев, лежащих
на снегу возле лунки, все росло и росло... Ведь эти окуни для
них — для Мирона Ивановича, для Тани, для него, Андрея —
силы, здоровье, жизнь...
Вот и третий окунь, за ним два схода подряд. Вот уже пять
рыб билось на снегу. И все ровные — граммов по 400—600
весом.
Таня, никогда не видевшая такой ловли рыбы, с изумлением
смотрела на Андрея.
Он продолжал ловить. Сходов было не так много. Блесны
пришлось заменять дважды. Первую срезал щуренок, а на второй
разогнулась игла. К полудню клев прекратился, и рыболовы
двинулись к землянке.
— Ну, как дела? Рассказывайте скорей,— с трудом повернув
к вошедшим голову, спросил Мирон Иванович.
— Сейчас сами увидите,— ответила Таня, улыбаясь.
105
Она помогла Андрею улечься на нары и, выбежав из землянки,
принесла ведро, почти полное рыбы.
Мирон Иванович приподнялся на локте:
— Ну-ка, покажи, покажи. Все окунь? Хороша рыбка.
Поздравляю, ребятки! Теперь наше дело в гору пойдет. Молодцы, ей*
богу! Никак я не думал, Андрей, что такой фитюлькой, как эти
блесны, можно этакие дела делать...
В следующие дни Андрей с Таней также ловили рыбу. Стала
и Таня блеснить. Вернувшиеся через неделю Семенчук и Ярошеня
так и застали их на озере, у лунок.
А вскоре, выполнив задание, возвратились и все остальные
партизаны.
Велико было их удивление, когда Таня угостила вернувшихся
друзей ухой из свежей рыбы, и немало похвал выпало на долю
как поварихи, так и основного «виновника торжества» — Андрея.
Василий Алферов
НА ГЛУХОЙ ВОЛОЖКЕ
юль — самый разгар лета. Дни стоят жаркие,
солнечные, погожие. Зреют в садах плоды, поспела вкусная,
нежная малина, красная, с кислинкой, смородина.
Цветет липа — любимица пчел, стоят в яркожелтых
тюбетейках подсолнечники, голубеют цветы цикория.
Тихие озера у берегов покрыты белоснежными и
желтыми лилиями и кувшинками. У таких птиц, как малая чайка,
турухтан, лысуха, цапля, чирок, иволга, соловей, дятел,— птенцы
уже взрослые. На пойменных лугах — сенокос. Комаров стало
значительно меньше, чем в июне. Зато великое множество слепней
и оводов...
В назначенный день ребята пришли ко мне, как и было
уговорено, ровно в пять часов утра. В их точности и аккуратности я не
сомневался, однако в шутку сказал:
— Что же это вы, друзья, опаздываете?
Ваня укоризненно посмотрел на Толю:
— Это он виноват — долго возился...
Татя, морща нос, оправдывался:
— Я щучью леску забыл в рюкзак положить, а потом
вспомнил...
На переправе было многолюдно. Длинной вереницей стояли
107
грузовые автомашины, подводы. Мы протиснулись на самоходку.
Оглушительно прогудев, она отошла от пристани.
А минут через пятнадцать мы были уже на правом берегу
Волги. Поднялись на высокий берег, откуда Куйбышев виден как
на ладони, и направились к Синнцынскому мостику. Потом
свернули направо, на луговую дорогу, ведущую к Глухой Воложке.
До нее оставалось не больше часа ходу. Было тихо. Только на
верхушках старых высоких тополей еле заметно покачивались тонкие
ветви. Перед нами широко раскинулся луг, а вправо, точно
огромные зеркала, застывшие в ласковой тишине, виднелись Синицыно
и Лещевое озера. Я предложил:
— Может быть, здесь, на озерах, остановимся?
— Что вы, на озерах!.. Хочется на новое место. Здесь мы уже
много раз были. Да тут и соловьев совсем не слышно...
— Ну, хорошо. Пойдем туда, куда наметили. Однако насчет
соловьев ничего не выйдет. Их и там не услышим.
— Почему?
— Потому что в эту пору они уже не поют. У них сейчас
птенцы взрослые, и соловьи скоро улетят от нас туда, откуда
прилетели. В августе их не будет.
— А иволга поет в июле?
— Тоже перестает петь. Она в одно время с соловьями
улетает из наших мест. Вообще, певчие птицы радуют человека
своими песнями только в мае и июне, пока гнездятся. А выведут
птенцов и — все кончено.
...Когда мы перешли через перешеек, соединяющий первый
омут Глухой Воложки со вторым ее омутом, Толя немного отстал
от нас. Его прельстила ракушка перловица, и он не хотел с ней
расстаться. А в лесу опять услышали его крик:
— Идите скорее сюда!
Мы с Ваней вернулись к нему.
— Тише, тише! — почти шопотом просил он, не глядя на нас.
— Что же у тебя тут такое? Клюёт? — пошутил я.
— Да тише!.. Посмотрите вон на тот куст — что за птица сидит
на нем? По моему, это молодой кобчик... А как интересно: такую
большую птицу кормит маленькая трясогузка. Сейчас она
принесла червяка, положила кобчику в рот и улетела. Вот увидите,
скоро опять прилетит...
— Сам ты кобчик,— сказал Ваня, когда увидел пищавшую
птицу.— Это не кобчик.
— А кто же? — спросил Толя.
— По-моему, это чибис.
— Ну да,— чибис! Чибис совсем не такой...
— И не чибис, и не кобчик,— вмешался я,— это кукушонок.
— Кукушонок? Интересно, почему же его трясогузка кормит?
— Потому и кормит, что считает его своим детенышем.
— Да как же это так?
Я рассказал об обычаях бездомной кукушки. Значит, и на тря-
108
согузкину долю досталось кукушиное яичко. Смотрите, какого
она себе нахлебника высидела! Выкормить такого нелегко...
Мы оставили кукушонка и пошли дальше. С крутого, высокого
берега второй омут Глухой Воложки просматривался далеко.
Ребята с восхищением проговорили:
— Эх, и хорошо же здесь!
Немного не доходя до поворота, где Глухая Воложка
соединяется с Рождественской Воложкой, мы спустились вниз, к самому
берегу. Там поперек омута лежал огромный кудрявый тополь,
подмытый весенним половодьем.
— Вот здесь и остановимся. Будем ловить рыбку большую
и маленькую.
— А щуку? — спросил Толя.
— Щуку будем ловить в августе,— ответил я.— Сейчас она
здесь не берет. Ты мог не брать щучью леску.
Разматывая удочку, Ваня не без иронии заметил товарищу:
— Тебе все бы щуку! А ты хоть уклейку или ерша поймай, и то
спасибо.
Первую половину дня мы обычно всегда рыбачим, потом после
отдыха Ваня и Толя уходят в лес или в луга, охотятся за
насекомыми, собирают растения.
Клев был очень плохой. Ваня сидел неподалеку от меня. Но
ему, видимо, надоело смотреть на спокойно лежащие на воде
поплавки и он, взяв одну удочку, ушел от меня по берегу, стал
искать уклейку.
Я перестраивал свои удочки по-разному: то бросал насадку на
самое дно, то опускал поплавок ниже — так, чтобы крючок с
червяком находился от дна на расстоянии 5—10 сантиметров, ловил
в полводы, но ничего не получалось. Как в бочке! А рыбы, между
прочим, в Глухой Воложке много всякой: тут и плотва, и язь,
и голавль, и окунь, и подлещик... Но вот не клюет, да и только!
Что за причина? Может быть, не берет только потому, что воду
рябит этот «злосчастный» северный ветер? Однако прихожу
к выводу, что дело не в северном ветре, а в приманке. Навозные
и земляные черви хотя и считаются лучшей приманкой для мирных
рыб, но они бывают хороши в определенное время года, например
зимой, ранней весной, в конце лета, осенью. Ну, а какой сегодня
выход из положения? Нужно пробовать разнообразную приманку,
но у меня, кроме червей, ничего не было. Даже теста не замесил
и ржаного хлеба не захватил с собой. Понадеялся на червей,
а они подвели.
И Толя ушел, но не к Ване, а в другую сторону, за откос, и мне
его не было видно. Я терпеливо сидел на одном месте, изредка
снимая с крючка то ерша, то небольшого окунька.
Времени было уже много — пора делать перерыв. Я наблюдал,
как Ваня махал удилищем: его одолевали уклейки. Из-за откоса
показался Толя — довольный, улыбающийся.
— Вот она, рыбка-то,— а-яй сколько! — крикнул он издали.
109
Было чему удивиться. Когда Толя подошел ко мне, я заглянул
в его корзинку: в ней шумно билось десятка три плотвы,
подъязков, голавлей.
Подбежал Ваня с десятком одеревеневших уклеек,
болтавшихся на кукане, и громко позавидовал товарищу.
— А ты говорил, я не поймаю,—напомнил Толя.
Всю рыбу Толя поймал на мякиш ржаного хлеба с
закатанными в него пушинками ваты и сдобренного подсолнечным
маслом. Ловил он в проводку — там, где из глубокой ямы вода по
узкому коридорчику текла в более мелкую яму...
После вкусной ухи и отдыха ребята отправились в островной
лес. Им хотелось встретить на новом месте что-нибудь совсем
необыкновенное.
Они нашли гнездо мухоловки и в нем свежие яички.
Мухоловка, как и некоторые другие птички — зяблик, гори-
хвостка, клинтух,— делают среди лета вторую кладку.
...Мы не заметили, как прошел день.
Увлеченные новыми открытиями, Ваня и Толя не успели
собрать нужных насекомых для коллекции. Зато набрали таких
цветов, которые особенно полезны школе для оборудования уголка
ботаники: лесная герань и ползучая лапчатка.
Но вот мы снова у переправы. Родной город стоит весь на
виду. Огней еще нет. Солнце медленно уходит к западу. Скоро мы
будем дома, а через несколько дней — опять на рыбалку!..
И. Толоконников
НА ОЗЕРЕ
акой чудесный, сверкающий день, пронизанный
ослепительно-яркими мартовскими лучами. И воздух
какой-то вкусный. Именно вкусный! Совсем не тот,
что в городе.
Легкий ветер, качая вершины деревьев, гоняет по
снегу зыбкие пятна солнечных зайчиков. Небольшой
морозец чуть пощипывает щеки. Идти легко, весело. Скорее бы
только добраться до водоема!
Надо сказать, что я здесь был впервые... В душе родилось
«беспокойство, охота к перемене мест. Весьма мучительное свойство!..»,
понятное многим из нас. А зазвал меня в эти края знакомый
инженер, работающий теперь в соседней МТС. Сам он рыбачком
никогда не был, только знал, что в округе есть река с заливными
лугами и несколько озер, а на колхозном базаре бывает много
крупной рыбы. Откуда она, чем и как ее там ловят — все это надо
было теперь выяснить на месте...
Лесная дорога дала крутой поворот, пошла под уклон, и тут
неожиданно мне встретилась шумная группа
ребятишек-лыжников.
Двое из них, очевидно, близнецы, были одинакового роста
и поразительно похожи друг на друга. Одинаковые, загорелые,
обветренные лица с белесыми широкими бровями, красивым
Ш
рисунком полных смешливых губ и бойкими озороватыми
«глазами. Шедший за ними более высокий мальчуган, со здоровым
румянцем во всю щеку, держал себя солидно и степенно, как
подобает старшему. За широкий кушак, стянувший его телогрейку,
были засунуты варежки, пестрый шарф с кистями замотан вокруг
шеи.
Немного отстав от всех, энергично работала палками
маленькая девочка в Лыжном костюме и шапке-ушанке, из-под которой
торчали короткие темнорусые косички. Рядом с ней скакал в
глубоком снегу кудлатый пес ростом чуть не со свою хозяйку.
Я люблю колхозную ребятню, бойкую, жизнерадостную, более
самостоятельную, чем ее городские сверстники, и так непохожую
на прежних деревенских детей, в залатанных отрепьях и рваных
отцовских валенках. При случае я рад вступить в разговор,
пошутить, услышать ответную шутку, расспросить про их дела и житье-
бытье. А тут еще предстояло навести необходимые справки. Ведь
от самой станции не к кому было обратиться с вопросом.
— Привет знаменитым лыжникам! — начал я, чтобы завязать
разговор.
— Здравствуйте,— послышался разноголосый ответ.
— Далеко ли до реки осталось?
— Река рядом, под горой, а озера — подальше.
— Где бы тут порыбачить у вас?
— Порыбачить-то можно, да плохо теперь ловится. Один дед
Архип знает, где ловить. У него и сейчас полно. Мешками на базар
носит,— наперебой заговорили ребята.
— А где бы найти этого Архипа?
— Он сейчас на озерах. Только не любит, чтобы мешали. Вот
и нас прогнал, не дал посмотреть.
— Что же это он так? Ну, я к нему все-таки дойду.
— Счастливо! — помахали мне вслед руками мальчуганы.
«Славные ребята,— подумал я, ускоряя шаг.— И чего на ник
этот дед злобствует?»
Понемногу лес начал редеть, и сквозь расступившиеся деревья
стала проглядывать широкая долина, тянущаяся до самого
горизонта. Снег искрился на солнце, переливаясь мириадами
сверкающих искр. По голубым теням можно было заметить причудливый
росчерк широкого русла реки и цепь луговых озер, очевидно,
заливаемых в половодье.
На одном из них маячила вдалеке одинокая фигура.
Вскоре мне стало ясно, что на льду орудует шестом какой-то
мужчина. Быстрым движением опуская в прорубь большой сачок,
вроде наметки, он тут же выхватывал его на лед.
«Ишь ты?! Да он черпает рыбу из проруби, как йз котелка»,—
удивился я, видя теперь уже ясно на льду подскакивающую
серебристую рыбешку и порядочную груду застывшего улова. А рыбак
ведь не подъемкой ловит...— так думал я, ускоряя ход.— Постой,
постой! Ясно! Здесь, очевидно, «замор».
112
В конце зимы подо льдом не хватает кислороду, и рыба,
задыхаясь, гибнет. Если же сделать прорубь, то она, как шальная,
будет идти к поверхности воды. Тут-то ее и вылавливал этот
мародер. Но почему у каждой проруби здесь видны следы навоза?
Бросать в воду удобрения? Что за бредовая идея! «Ах, негодяй,—
вдруг догадался я.— Да он это сделал нарочно, чтобы протушить
воду и вызвать этот замор».
Рыбак, не замечая меня, продолжал действовать саком.
— Ловко! — нарочито громко сказал я, подходя ближе.
— Чего-с? — тонким хриплым голоском прогнусавил он,
заметно вздрогнув.
— Ловко, говорю, рыбачишь. Вон сколько нацедил!
— Как умеем, так и ловим, гражданин хороший. Старание ко
всему надо иметь!
— А почему навоз в воду сыпал?
— Понапрасну придираешься, прохожий! Обидно и слышать
такое! Человека оговорить можно. А ты вот докажи, что я
виноват! Мало ли народу перебывало. Я за всех не ответчик! — с плохо
разыгранной обидой протянул он, зло поглядывая на меня.
Да, это был «типаж». Он казался особенно коренастым в
широком полушубке. Длинное, вытянутое, какое-то «лошадиное» лицо
его, с тяжелой нижней челюстью и реденькой, взъерошенной боро-
денкой мало вязалось с шельмовскими, узкими,
прицеливающимися глазами, бегающими по сторонам.
— Что ты делаешь? — попробовал я урезонить его.— Сколько
малька погубил. А ведь это все будущая крупная рыба: щука,
лещи, линь. Надо совесть знать!
— А зачем губить? У меня и мелочь не пропадает. Мы ее на
базар, как снеток, препроводим. И людям польза, и мне доход.
Оправившись от первого смущения, он стал заметно наглеть,
но говорил все тем же слащаво-елейным тоном.
— Ты только о своей выгоде думаешь! Вперед не смотришь!
— Смотрю! Я на артель работаю.
— Ну, нет. Не артельский ты человек. Хапуга! Только бы
сорвать, а там пусть все пропадет. Тебя будто Архипом звать.
А как фамилия?
— Так я тебе все и выложу. Бесфамильный я! — уже совсем
издевательски ответил он, раскрывая мясистый, потный рот.
Трубно высморкавшись, Архип пытливо посмотрел, видимо
соображая, что я за человек и насколько могу быть ему опасным.
И, сделав какой-то свой вывод, резко переменил тон: даже взгляд
его стал другим.
— Пустые все разговорчики! Рыба в озерах не твоя, не тебе
и командовать. И нечего мне тут с тобой валандаться! Иди-ка ты,
браток, отсюда подальше, подобру-поздорову!
Что с ним было делать? Отнестись безучастно к этому наглому
браконьерству? Нет, это не годится! Идти заявлять в село? Но
5 Рыболов-спортсмен, кн. VI ИЗ
куда и на кого. Отобрать сачок? Нет, добром не отдаст, н начнется
у нас драка. Надо придумать что-то другое.
— Ну, ладно, Архип! Что ж, чорт с тобой, раз потрудился
здесь, так пользуйся,— примирительно сказал я.— А интересно
это у тебя получается! Не дашь ли ты мне немного половить
саком? Рыба мне не нужна, оставишь себе. Я так, для интересу!
Может быть, закуришь пока,— раскрыл я пачку папирос.
Архип подозрительно глядел на меня, но не выдержал и
протянул руку к папиросам.
— Вот так-то лучше! По-хорошему да по-умному всегда
можно договориться. Полови, пока передохну немного. Я сегодня
дюже намаялся: с утра спину гну. На сачок!
Этого мне только было и нужно. Опустив сачок в воду, я с
силой толкнул его под лед, и древко сразу далеко ушло в сторону.
— Ах, ты, проклятый! Чтоб тебя прорвало! Чем ловить-то
теперь? Рыба уйдет! — сразу как-то сникнув и сгорбившись, чуть не
плача, запричитал по-бабьи Архип.
— А ты рыбу-то, как медведь, лапами, лапами! — уже в свою
очередь издевательски засмеялся я.
Архип дико глянул на меня. Но когда в проруби пошли
большие круги и показалось крутое перо какой-то крупной рыбы, он
не выдержал и бросился на колени на лед. Несколько раз
запускал руку выше локтя в воду, но все впустую. Из лунки
показывались только красные, скрюченные, как когти, дрожащие пальцы,
да из рукавов, как из водосточной трубы, хлестала вода.
Не слушая проклятий Архипа, я спустился к реке и
отправился отыскивать окуневые стойбища. После всей этой «баталии»
хотелось хоть сколько-нибудь заняться ужением. Но спокойно
рыбачить я не смог. Надо было принять меры против хищника. Ведь
завтра, продав свой улов, он выйдет на водоем с другой пешней и
новым сачком. И все начнется сначала.
Задолго до захода солнца я отправился в село, чтобы
постараться выяснить личность хищника.
Мне помогли в этом ребятишки-лыжники, которых я снова
встретил около школы. Вместе с ними и местным учителем мы
прошли в сельсовет и составили протокол на Архипа.
Дело это передается в суд. И надо думать, что Архипу
неповадно будет теперь мародерствовать на водоемах.
Вл. Холостое
КАБОТАЖНЫЙ РЫБАЧОК
тех пор как дядюшка был назначен главным врачом
энского порта и надел морскую форму с золотыми
нашивками, в его разговоре появилось необычайно
много чисто флотских выражений.
Умываться с дороги, приехав по делам службы
в Москву, он пошел не на кухню, а в кубрик;
надувная резиновая лодка, на которую я пытался наклеить яркокрас*
ную заплату, порадовала его своей остойчивостью... Оказалось,
что устойчивость допустима только на суше, а на воде у всякой,
даже резиновой, посудины способность не переворачиваться
называется — остойчивостью.
В очередное воскресное утро я отправился посидеть с удочками
на берегу верхнего пруда в Царицыне: это всего в двадцати
километрах от Москвы и десяти минутах ходьбы от станции. Рыбалка
в этом пруду, конечно, особого интереса не представляет: на хлеб
и овес ловится плотва, на мотыля — некрупный красный карасик,
а на червя — окунишки. Говорят, что есть в пруду и другая рыба,
что общество «Рыболов-спортсмен» разводит здесь привезенного
из Абрау-Дюрсо большеротого черного окуня, говорят... Да мало
ли что говорят рыбаки!
Было много причин, почему именно этот пруд предпочел я в
115
тот воскресный день другим, более заманчивым, но зато и более
далеким водоемам Подмосковья.
Прежде всего, открытая на ночь фортка к утру сама
захлопнулась: это значило, что дул ветер северного румба, а когда дует
норд, то, как известно, рыбацкое счастье везде изменяет
удильщикам. Во-вторых, днем я обязательно хотел попасть на стадион
«Динамо», посмотреть встречу сборных футбольных команд СССР
и Венгрии. В-третьих, потому предпочел я этот близкий рейс, что
еще до революции выудил я там, на среднем пруду, первого
в жизни огромного леща, а на нижнем, Борисовском, пруду с лодки
при свете карбидного велосипедного фонаря помогал отцу ловить
судаков; захотелось, словом, посмотреть родные места.
— Что за удовольствие сидеть в парке, на самом фарватере
гуляющих? — смеялся дядюшка, узнав, куда я собираюсь.— Что
за ловля, когда всюду заливаются гармошки, а за твоей спиной
дежурит армада десятилетних критиков? — дядюшка безнадежно
махнул рукой: — Каботажный ты рыбачок, мелко плаваешь,
племянничек!
С первым поездом, к восходу солнца, прибыл я на место.
Дорожки парка были еще пустынны и пахли влажной ночной
свежестью. Запоздалый гуляка, огромный выползок, не успел юркнуть
в норку и вскоре был насажен на крючок. Вторую удочку я
наживил хлебом, третью — мотылем,— на карася.
Утро выдалось солнечное, теплое, но рыба брала плохо. Часам
к девяти на дорожках парка начались первые студенческие кроссы,
из лесу, с противоположного берега, понеслись «Голубка» и
«Школьный вальс» в исполнении мощного радиорепродуктора;
бронзовые юноши, чувствуя себя властелинами вод и поднимая
фонтаны брызг, с разбега бросались в воду, а издалека
надвигалась на меня и соседних рыбаков целая флотилия голубых
прогулочных лодок.
Пора было сматывать удочки, но тут как раз появился мой
уважаемый дядюшка. Он снял капитанскую фуражку,
пренебрежительно поглядел на улов — полтора десятка плотиц и карасиков,
трепетавших в сетчатом садке, и расположился рядом на зеленой,
словно изумрудной мураве.
— Эх, ты, каботажный рыбачок! — еще раз попрекнул он меня
и принялся созерцать поплавки.
Солнце ласково пригревало спину, я растянулся на плаще
и закрыл глаза. Но дремать пришлось недолго:
— Подсачек! — услышал я вопль дядюшки.— Скорей,
подсачек!
Он кричал, обращаясь к сидевшему рядом рыболову: у меня
подсачка не было. Тоненькая леса звенела, как струна.
Большой куговый поплавок, словно бакен в девятибалльный
шторм, то скрывался под .водой, то вновь появлялся на
поверхности. А струна все звенела и, посвистывая, рассекала воду. Рыба
ходила на кругах. И вот в зеленоватой, пронзенной солнцем глу-
116
бине мелькнул на мгновенье оранжево-золотой бок рыбы, а пять
минут спустя сазан был подхвачен в подсачек уверенной, рукой
седого моряка.
— Будет над чем потрудиться кубрику! — произнес,
довольный авралом, мой почтенный родственник.— Ты, небось, таких и
не видывал здесь? — обратился он ко мне.
Я молчал. Молчали и сгрудившиеся позади нас удильщики,
молчали, открыв рты и почтительно посторонившись, молодые
критики, развесив весла, замерла на ревде голубая эскадра: и без
слов была ясна дистанция между каботажным рыбачком и старым
морским волком дальнего плавания!
П. Филимонов
«АПТЕКАРЬ»
кочующем племени рыболовов Степан Ковшик
выделялся глубокомыслием, рыбацким костюмом и
невезением.
Наблюдения и выводы Степана Кузьмича, как и
у одного из чеховских героев, были так непреложны,
что даже самые закоренелые спорщики не
осмеливались перечить.
— В жаркий день рыба быстро портится,— говорил он,
бывало.
В самом деле, что можно возразить?
Иногда подобное изречение преподносилось нам, когда мы
возвращались без единой рыбы. Это обстоятельство указывает на
высокоразвитое у Ковшика чувство такта.
Был всего один случай, когда ему возразили. Ехали мы тогда
на моторной лодке рыбачить. Мотор вдруг закапризничал,
остановился, и его никак нельзя было завести. Почти целый час
течение влекло нас, куда ему вздумается. Пока мы по очереди вертели
ручку стартера,* заливали под свечи бензин и подавали друг другу
советы, Степан Кузьмич сделал три открытия. Во-первых, он
сказал:
— Двигатели внутреннего сгорания иногда останавливаются
по причине самопроизвольности...
118
С этим мы охотно согласились. Минут через пятнадцать
последовало второе замечание:
— С двигателями внутреннего сгорания нужно уметь
обращаться.
Отрицать подобное умозаключение мы не осмелились и молча
кивнули. Только Гриша, владелец лодки, шофер первого класса,
почему-то скрипнул зубами.
Затем Степан Кузьмич сообщил:
— Нас сносит вниз по течению...
Вот тогда-то Гриша и взбунтовался:
— Лодку-то сносит, товарищ Ковшик, но человек не все может
снести!
В дополнение он пробормотал что-то о терпении и натянутой
струне.
Ковшик обиделся и до прибытия на место не сделал больше
ни одного обобщения. Надо сказать, что самолюбие у Степана
Кузьмича было настолько болезненным, что даже поимку каждой
рыбы товарищем по охоте он воспринимал как личное
оскорбление.
Рыбацкий костюм Степана Кузьмича тоже заслуживает
внимания. Сшитый из зеленого сатина, по специальному заказу, он
обладал по крайней мере пятью необыкновенными для такой вещи
свойствами. Летом в нем было жарко, осенью — холодно, он
промокал, имел неисчислимое количество карманов и отпугивал
комаров.
Придавая ткани непромокаемость, Степан Кузьмич пропитал
ее неизвестным составом, после чего костюм приобрел устойчивое
благовоние, с которым мог сравниться, пожалуй, лишь запах
складского помещения прачечного комбината, час назад
принявшего в стирку несколько тысяч пар чулочно-носочных изделий.
Первыми жертвами химических опытов Степана Кузьмича
бьшсне комары. Вначале пострадал кондуктор пригородного
автобуса, получивший выговор в приказе за длительную остановку
машины в неуказанном месте. Начальник автотранспортного
управления, подписавший приказ, не внял объяснению
кондуктора, что остановка произошла стихийно, по требованию
пассажиров, вдруг пожелавших выяснить, кому следовало ехать дальше —
им или Степану Кузьмичу.
Этот инцидент имел и другие последствия: Кузьмич стал
предпочитать выезды на рыбалку водным транспортом. Мы понимали
его: на пароходах и катерах не бывает кондукторов, и все обычно
ограничивалось тем, что пассажиры требовали от Ковшика
оставаться на подветренной стороне палубы и приставляли к нему
дежурного. В обязанность последнего вменялось не допускать
появления зеленого костюма в прочих местах судна. Как мы
установили, дежурный всегда избирался по жребию.
За эти «разительные» особенности костюма и пристрастие
к пахучим веществам, употребляемым для приманки рыбы, Сте-
119
пана Кузьмича окрестили «аптекарем». Судя по тому, как он
увиливал от бесед на темы о запахах, прозвище было ему известно.
Однажды наши новые знакомые по рыбалке, без всякого злого
умысла, полагая в Степане Кузьмиче действительно аптекаря,
обратились к нему с просьбой:
— Нельзя ли в вашей аптеке раздобыть несколько граммов
анисового масла? Чудесная штука для сдабривания прикорма!
— Степан Кузьмич ничего не ответил,— рассказывал
впоследствии один из них,— но взгляд у него был холодный, как стекло.
В рыболовный спорт Ковшик пришел какими-то своими,
нехожеными тропами, когда ему перевалило за пятьдесят.
Конечно, как и всякому новичку, Ковшику приходилось на
первых порах туговато. Гордость не позволяла ему обращаться за
советами к опытным рыболовам, поэтому, решив до минимума
сократить период освоения практики рыболовного спорта, он
углубился в теорию.
Случалось,видеть, как, сидя над поплавками, Кузьмич
украдкой извлекал из кармана сборник «Юный рыболов» и сверял
изображенных там рыб с пойманным им экземпляром.
Мы вовсе не отрицали несомненной пользы учебно-спортивной
литературы. Наоборот! Но мы всегда стояли за тесное
содружество теории с практикой, чего явно недооценивал Степан Кузьмич,
он слепо верил написанному, считая преподанные советы годными
на все случаи жизни. Именно в этом крылись причины многих
неудач Кузьмича.
А не везло ему удивительно.
В «Спутнике рыболова-удильщика» — книге, изданной на
заре спиннингового спорта, Степан Кузьмич вычитал такой совет:
«Если берег, с которого производится заброс спиннингом, зарос
кустарником или крепкой травой и занесенная назад блесна может
зацепиться крючком за эти препятствия, вызвав поломку снасти,
следует брать с собой на ловлю кусок клеенки. Разостлав ее на
берегу и уложив на клеенку блесну с крючком, смело производите
заброс. При таком способе тройник не зацепится за
растительность...»
Ковшик так и поступил. И, впрямь, тройник не зацепился за
растительность, он зацепился за... клеенку, унес ее на середину
реки, где она скоро и затонула.
Мы посоветовали Степану Кузьмичу брать на рыбалку целый
рулон клеенки, от которого можно, по мере надобности, отрывать
куски.
Ковшик оставил наш совет без внимания, сказав с обидой
в голосе:
— В книге написано: кусок клеенки, а не рулон...
Авторы ряда книг справедливо указывают на целесообразность
заблаговременной подготовки к рыбной ловле. Степан Кузьмич
применил их указания при заготовке прикорма. Он накануне
ловли замешивал глину с размоченным хлебом, толчеными
120
ракушками, пшенной кашей. К утру месиво неизменно скисало,
отпугивало рыбу, а Степан Кузьмич поражался:
— Странно! Такой роскошный прикорм, а не клюет...
В один из дней Ковшик удивил нас своим новым заплечным
мешком, прикреплявшимся на плечах, почти у самой шеи. Хозяин
мешка авторитетно объяснил:
— Альпинистская литература рекомендует именно так
устраивать рюкзаки. Тяжесть, расположенная высоко, ближе к затылку,
меньше дает себя чувствовать.
Возможно. Только едва Степан Кузьмич зачем-то перегнулся
через борт лодки, как заплечный мешок стукнул его по голове,
равновесие нарушилось и...
И с той поры лямки мешка были несколько удлинены.
Одно время Ковшик выезжал на рыбалку с собакой — рыжим
ирландским сеттером по кличке Пожар.
— Откуда такая странная кличка? — спрашивали мы.— Из-за
огненного цвета шерсти?
— Нет. Я это имя в книге вычитал,— ответил Степан
Кузьмич.— Не помню сейчас — в какой, не то в «Путеводителе по
собакам», не то в «Породистом справочнике». Понравилась кличка,
вот решил и своего кобеля так назвать...
Как-то Степан Кузьмич, захватив Пожара, выехал на рыбную
ловлю с вечера. На ночлег остановился в деревне, расположенной
близ заманчивых озер. Пожар не отличался
дисциплинированностью, и ранним утром, когда пора было трогаться в путь, куда-то
запропастился. Хозяин долго, громко и безуспешно звал его.
Представляете, какое впечатление мог произвести человек,
стоявший утром среди деревни' и кричавший:
— Пожар! Пожар! Пожар!
Степан Кузьмич не любит детализировать свои рассказы,
поэтому мы не знаем, что произошло, когда сбежались сонные,
наспех одетые колхозники, прихватившие с собой ведра, лопаты
и прочий противопожарный инвентарь. Известно лишь, что Пожар
прибежал последним, даже после сельской пожарной дружины.
Наверное, за такую медлительность пес вскоре был продан, а
Степан Кузьмич с тех пор всячески избегал деревню, где произошел
этот случай.
Всем приходилось наблюдать постоянную ошибку начинающих
фотографов. Стремясь «получше» зафиксировать изображение,
они дольше, чем нужно, держат затвор аппарата открытым. В
результате — передержка и снимок испорчен. Приблизительно то же
получалось у Кузьмича. Зная из книг, что карась и линь имеют
обыкновение долго заглатывать наживку, он применил это
правило ко всем рыбам. Поплавок уже скрылся под водой, давно пора
подсекать, а Ковшик медлит:
— Пусть получше возьмет...
Стоит ли удивляться, что в девяноста случаях из ста он
вытаскивал только микроскопические остатки объеденного червя?
121
Известно, что пойманную рыбу в жаркую погоду неплохо
хранить закопанной в холодном прибрежном песке. Прочитал об этом
и Ковшик. Но если не везет, так не везет! Чаще всего он потом не
мог отыскать, где лежит его рыба. Воткнутый для заметки прутик
сбивался чьей-нибудь неосторожной ногой.
Наш общий знакомый, Лев Михайлович, шутя посоветовал
как-то Степану Кузьмичу:
— Вы закапывайте свою рыбу квадратно-гнездовым способом.
Так легче будет находить-
Заметив, что Ковшик обиженно промолчал и с новым рвением
продолжал перекапывать берег, Коровнин подмигнул нам и
добавил, скрыв иронию:
— Нет, я серьезно. О квадратно-гнездовом способе
закапывания рыбы в книге Сабанеева упоминается. Страница сто
пятьдесят вторая, строка девятая снизу...
— Верно? В книге сказано?—встрепенулся Степан
Кузьмич.— Тогда другое дело. Попробую.
Ко всеобщему изумлению, шутка помогла. С тех пор Ковшик
стал находить, по крайней мере, половину своего улова.
Однажды зимой Степан Кузьмич провалился под лед.
Произошло это на мелком месте, все окончилось счастливо, если не
считать, что он вымок по воротник. До ближайшего жилья было
далеко, и обогревать рыболова пришлось тут же. Товарищи охотно
поделились с ним одеждой и полезными в таких случаях
напитками.
Прежде чем переодеться в сухое, Ковшик, дабы усилить
кровообращение, в полуоблаченном виде, с большим темпераментом,
сплясал на льду лезгинку. Зрители отбивали рукавицами такт.
Балетный номер длился до тех пор, пока мокрое пальто Кузьмича
не примерзло ко льду.
Итак, перечень рыбацких неудач Степана Кузьмича
пополнился этим зимним эпизодом.
Следует отметить, что Ковшик с трудом отделывался от
допущенной им ошибки. Он до сих пор путает перекат с перевалом,
ерик с яликом, серебристого чебака с чабаном, а подъязка с
подвязкой.
По мере того как Ковшик овладевал рыбацкой техникой, мы
начали забывать прозвище «аптекарь», но новый казус, связанный
с лекарственными препаратами, снова закрепил за ним это имя.
Произошло следующее.
Выехали мы рыбачить с вечера. Всю дорогу Степан Кузьмич
находился в добром расположении духа и охотно приобщал нас
к тайнам мироздания. В этот раз он учил, как отличать правый
берег реки от левого, потряс сообщением, будто на голый крючок
рыба не клюет, пояснил, почему меньшая река, впадающая в
большую, называется притоком и что тело рыб имеет обтекаемую
форму. Рассказ о шарообразности земли он закончить не успел:
катер прибыл на место, и мы отправились в деревню Комаровка.
122
Нам показалось, что Степан Кузьмич открыл еще какую-то
тайну, которой, против обыкновения, не желал поделиться. Дело
в том, что он хитро ухмылялся и, как бы невзначай, обронил:
— Завтра увидим, кто больше рыбы наловит — вы или я!..
Как всегда, он с вечера замесил корм, уложил его в вещевой
мешок и, чтобы корм не скис, оставил его во дворе
гостеприимного хозяина.
На рассвете нас разбудили завывание ветра в трубе и вопли
Ковшика, доносившиеся снаружи. Встревоженные, мы бросились
из хаты. Во дворе нам представилось забавное зрелище.
На вещевом мешке Степана Кузьмича стояли в угрожающих
позах два кота. Услышав их голоса, мы поняли, что ни ветер, ни
труба тут непричастны. В некотором отдалении, мяукая и шипя,
кружком расположились другие коты. Вероятно, во дворе
собралось кошачье поголовье со всей округи. Рюкзак выглядел, как
вытащенный из воды: так добросовестно его вылизали кошачьи
языки.
Кузьмич метался по двору, тщетно пытаясь овладеть своим
мешком. Веник, кружка, ведро, мыльница и другие предметы
домашнего обихода, превращенные в метательные снаряды, не
возымели действия. Коты держали себя воинственно и не
отступали ни на шаг. Особенно выделялся яростью и неустрашимостью
худой, пестрый и клочковатый кот с облезлым хвостом. Он ловко
уклонялся от бросаемых в него предметов, но с мешка не сходил.
Только с помощью длинной жерди Степану Кузьмичу удалось,
наконец, добраться до мешка.
Дело на этом, однако, не кончилось. Победа Ковшика
оказалась не полной — мяукающие коты провожали его через все село,
и казалось, что Кузьмич дирижировал самодеятельным оркестром,
в котором преобладали фаготы и флейты.
На берегу реки коты выжидающе устроились за спиной
рыболова, урча и подвывая. Кузьмич трижды менял место ловли, но
стая неотступно следовала за ним. Гоняться же за упрямыми
животными с хворостиной в руках не позволяло достоинство
Степана Кузьмича. Позже мы спросили его:
— Что случилось? Почему коты проявили такой повышенный
интерес к вашему вещевому мешку?
После глубокомысленного раздумья он решился объяснить:
— В одном из номеров журнала «Огонёк» за 1953 год я
прочитал, что запах валериановых капель привлекает рыбу. Вчера,
подготавливая приваду, я обильно окропил ее валерианкой и... вот,
сами видели... вместо рыбы явились коты...
Особенно неудобно чувствовал себя Степан Кузьмич на
людной пристани при возвращении домой. Животные и здесь не
оставили его в покое. Ковшик до того разнервничался, что нам
пришлось спросить, не осталось ли у него в запасе несколько капель
валерианки для употребления по прямому назначению.
Напряженную обстановку случайно разрядила пожилая пас-
123
сажирка, явившаяся на пристань с кучей котомок и корзин.
Заметив интерес котов к особе Степана Кузьмича, она сказала:
— Брысь, проклятые! Вишь, рыбки им захотелось! Кошачья
порода за десять километров запах рыбы чует...
Ковшик ухватился за спасительную мысль, которая не только
выручала из смешного положения, но и поднимала его рыбацкий
престиж. Он резко переменил отношение к своим мучителям.
Направляясь к сходням, он помахивал мешком, в котором ничего не
было, кроме плаща и остатков еды, и громко, чтобы все слышали,
говорил ласковым голосом:
— Ах, ты, рыжий котяга, щучки тебе захотелось? Не могу
угостить, у меня их всего пять. Себе не хватит. А тебя^ тигристый
нахал, может быть судачком попотчевать? Не рассчитывай —
поймал лишь одного и тот крупный, не по зубам тебе...
Настроение Степана Кузьмича исправилось, н на катере ои
снова стал сообщать нам интересные вещи, вроде того, что солнце
заходит на западе, а хорошие пловцы чувствуют себя в воде много
уверенней, чем люди, не умеющие плавать...
— А вы знаете,— сказал он при расставании,— тот особенно
нахальный кот с облезлым хвостом чем-то напомнил моего рыжего
пса Пожара. Только чем — не вспомню...
Мы согласились охотнее, чем обычно.
Наверное, Степан Кузьмич все же вспомнил, чем сходны
рыжий сеттер и пестрый кот, так как больше в Комаровку
рыбачить не ездил.
Mux. Заборский
ГИРИ
аныне не было у нас в Акатове привычки окуней
из проруби на блесну дергать. Моду эту в последние
годы городские рыбаки завезли. И теперь, как
глянешь зимой на речку, дивно даже. Народу на льду —
______ точно грачей на пашне. И ребята с удочками сидят,
•ви™|^™и"ив и мужики, и бабы. Старухи — и те печку теплую на
лунку променяли. Всех заразила охота!
А занятное все-таки дело — зимняя рыбалка! Стоит
поинтересоваться. Вот сидит, к примеру, на ведре мужчина — усы инеем
запушены, нахохлился, удочку в прорубку опустил, голову свесил.
Думается со стороны — задремал. И вдруг как соскочит с ведра.
Будто его током ударило электрическим. И давай руками махать.
То одной, то другой. Это означает, что рыбину зацепил и тащит ее
с большой глубины. По нашему это называют «шьет рыбак».
И, верно, издали в точности смахивает на портного, когда у него
нитка длинная. А как только начал шить — все прочие с места
снимаются и хотя бы издалека, но к тому человеку бегут. И начинают
рядом с ним лунки рубить. Расчет простой: вытащил человек
рыбину — значит, и вторая где-нибудь поблизости, подо льдом, рот
разевает. Только, конечно, не всякий бывает доволен, когда его
обрубать начнут. Другой очень расстраивается и даже кричит: —
125
Уходите, дескать, люди милые! Речка что ли вам, шакалам, мала?
И так далее... Но это обычно помогает плохо.
Дед Стулов второй год, как в это занятие включился. И, надо
сказать, неплохие обнаружил показатели. Везло очень деду. И не
только своих облавливал деревенских, но и приезжих, случалось.
Сидит, бывало, иной рыбачок, машет удочкой, а все без толку.
Десятка два лунок вокруг надолбит, а нет рыб. Он и так, он и
этак! Разве что одного окунишку зацепит из тех, что «хвост да
глаза» прозывают. А тут к нему как раз дед Стулов топает.
Станет рядышком, поздоровается, оглядится вокруг.
— Разреши, скажет, хозяин, поблизости привал сделать. И в
какую тебе не жалко луночку — позволь блесну макнуть! На
стариково счастье! Уважь пожилого человека!
Ну как откажешь?
Свои деревенские — те уже знают. Лучше с дедом и не
связывайся! Попробуй — откажи! Он так заблагует, так начнет тебя
срамить, что хоть сам слезай с лунки и уходи подальше. А
приезжему тоже стыдно старика обидеть.
— Садись,— скажет,— не жалко. Все равно, не берет!
Деду же только этого и надо. Сядет, и давай окуней таскать.
Да все толстых, икряных! Откуда и рыба появилась? Словно кто
там внизу ее на дедов крючок подвешивать взялся!
Так и наберет рыбы у тебя под носом. В твоих же лунках!
А после сам еще и измывается:
— Ежели, говорит, я лично буду каждую луночку рубить,чтак
и ноги протянуть недолго. Лед-то нынче того!.. Попотеешь! А у
меня, может, давление!
А какое у него, к лешему, давление, когда он за день верных
два воза дров в лесу свалит, домой привезет да еще на завтра
расколоть целится? Так что никакое давление здесь ни при чем.
А вот, что рыбалка дело темное — это истинно! Это уж кто как
рыбе потрафит!..
Поздно в этом году Медведица стала. В декабре только.
И замерзала очень долго, будто рыбачков дразнила. Схватит ее
лед ночью — ну, думаем, порядок! А днем опять снег мокрый,
а то и дождь. Так и мытарились — ни лед, ни вода!
Все же замерзла кое-как речка. И ловля в скором времени
началась очень подходящая. Кто из рыбаков посвободнее — те даже
днем в избу вовсе не заходили. На льду и питались. Потому что
в перволедье рыбака час кормит. А деду Стулову бабка на речку
даже обед возила. Укутает миску с похлебкой в старый ватник,
поставит на саночки, веревкой прихватит, чтобы не перевернулась,
и везет. А обратно посуду порожнюю тащит да мешочек с рыбой.
Чем плохо?
Но вскоре рыба из-под деревни ушла. Ближе к Волге
скатилась. И решил дед Стулов книзу податься, под Шушпаново. Там
всю зиму в ямах крупный окунь стоит, И другой раз такие
оковалки попадаются, по килограмму!
126
Рано вышел в тот день дед. Еще темно на дворе. К берегу
направился, по рыбацкой тропе. И слышит впереди пешня звенит —
снег царапает, да скрипят валенки. Тоже, значит, рыбачок на
добычу идет. Прибавил дед шагу. И вскоре человека догнал. Тут на
деда маленько сивушкой пахнуло. После чего он и сказал себе: —
Ага!
А почему так сказал, требуется пояснение.
Был тот человек Федя Рощупков. В больших людях когда-то
ходил Федя. В сельсовете работал. Потом в кооперации. И даже
председателем колхозным был чуть поменьше года. Только не
всякому человеку командирство идет на пользу. С большой власти
зашибать начал Федя. Понемножку сначала, а потом и пошло.
И языком стал сильно перерабатывать. Намного выше нормы.
С три короба наговорит. А как разобраться — ничего твердого в
этом разговоре нету. Воздух один. Ну и разобрались колхознички
тоже, попросили Федю из председателей.
Жил Федя от деда Стулова наискосок, через улицу. Сам роста
был низенького, в плечах же широк. Бороду брил и, пожалуй,
зря — уж очень морщин было на лице много. Глаза желтые,
брови пучками, нос утиный и сильно красный к окончанию.
Голос же Федя имел такой тонкий, что если глаза закроешь, то
можно обознаться — не гражданка ли это какая у сельпо в
очереди дискуссию разводит. И также, когда шел Рощупков, то
издали показывало, будто катится колесо. А в том дело, что ноги
у Феди были исключительно кривые. Его так в деревне и
прозвали — Федя-Колесо.
И еще, надо добавить, что третью неделю, как заменял
Колесо кладовщика Степана Трофимовича, который в область
выехал на желудочную операцию. Был же Степан Трофимович деду
Стулову первый друг с самых юных годов. Они и в школу еще при
царе Косаре вместе ходили, и в рекрутах куражились, и в
Петрограде, в гражданскую, советскую власть становили, а сейчас
вместе в колхозе Медведицком век доживают. И уже скоро надо бы
возвращаться Трофимычу, как велел председатель Петя Овчинин
сделать экстренную проверку в кладовой. И, отдав тот приказ,
тоже на трое суток в район отбыл. Чего это Пете в голову
стукнуло— так никто и не разобрался. Все же создали по проверке
комиссию из трех человек. И все проверивши, только руками
развели. Потому что у других людей, как проверка, то все больше
не хватает, а тут в кадушке одного масла коровьего лишку
оказалось девять килограммов. А почему так произошло, никто от Феди
толку не добился. По той причине дело решили оставить до
председателя. Поскольку случай исключительный...
Обернулся Федя. И тоже деда признал:
— А, говорит, соседушко! В Шушпаново что ли?
И уж совсем было подготовился дед Стулов задать один
секретный вопрос, как попадись им поперек тропки какая-то палочка.
Первый дед ее увидел, а Федя поднял. Оказалась же это удочка
127
зимняя из мозжухи с крючком и леской. Может, своя,
деревенская, а может, из приезжих кто обронил. Так себе удочка — не
больно важная. И тут же Федя начал разливаться, как бы хорошо
владельца этой удочки разыскать. И возвратить ему снасть. И
какой бы тот вышел счастливый и довольный. А уж, известно, раз
прицепился Федя к иной малости, так и пойдет жевать ее, точно
корова жвачку. И намотает вокруг пустяка разговору клубок
целый.
Вот и взялся Федя, к случаю, рассказывать, как нашел его
брат в Калязине бумажник кожаный, а в нем денег девять рублей.
И тоже принялся хозяина разыскивать. Объявление даже в
газетах поместил и отдал за него двенадцать целковых. Владелец же
только на второй год обнаружился. И то не через газету, а в
пивной, по случайному разговору. И как узнал, то бумажник обратно
потребовал и денег девять рублей. А за объявление так и не
отдал ни копеечки. Вот оно как за честность-то люди страдают.
Дед на этот счет много распространяться не стал и спросил
только, стоющий ли на удочке крючок и не тот ли это брат,
которого недавно по амнистии выпустили? И потом опять было рот
хотел раскрыть по секретному вопросу, как Федю дальше
понесло.
Уж раз прилип Федя к случаю — все! Скоро не отдерешь!
— Обман, кричит, это дело страшное! За него и на этом свете
неприятностей не оберешься. И неизвестно еще, на том похвалят
или нет! И опять рассказывать взялся. Только уже про судью
районного, товарища Мачехина. Судья — уроженец наш, акатов-
ский, и первый охотник, почему каждую осень деревню навещает.
Приехал судья к первому августа. В одиннадцать вечера прибыл.
С друзьями-товарищами. А в двенадцать ноль-ноль — пожалуйста,
открывайте сезон. Потому что охота по области разрешается.
И едва все с катера слезли, утка стеной пошла. Только бей! А судья
такой человек — ни сам не стреляет, ни товарищам не велит.—
Только кричит,— попробуйте палить! Каждого на год со строгой
изоляцией! И на дружбу кровную не погляжу! Всех под суд! —
Ну, те, конечно, перепугались. Хоть и приятель, а судья все-таки.
Кто знает, что у него там на уме? Так никто и не выпалил. А
через час, как разрешилась охота — словно назло — будто сгорела
утка! Так никто единой и не ухлопал. И у одного из охотников с
той поры трясучка пошла. До сих пор, говорят, головой дергает.
От потрясенья нервов. Вот она какая оказия получается у честных
людей! Да!..
— А я,— буркнул дед,— часы бы подвел. Вперед на час! Беги
до деревни, проверяй по радио, если охота есть! И намазал бы
нос судье!.. А вот скажи ты мне лучше, друг...
...Но тут такой ветрище дунул деду в бороду, что и не до
беседы. Потому что лесок они миновали и на Шушпановские
пустоши вылезли. Как стало светать, ровно кто погоду подменил.
Поземка, да злая! Дальше в ручей спустились, где бакенщики зи-
128
мой лодки хоронят, и вышли на лед. А там тоже так несет, что на
ногах не устоишь. И скользко очень, весь снег с речки сдуло. Дед
же вместо пешни топор взял. Думал нести легче. Вот тебе и легче
вышло! Нечем упереться. Сносит проклятый ветер!
Стали мужики затишья искать, за бугор повернули. А там и
вовсе, как в трубе какой. Свистит даже. Плес длинный, и видно
в отдалении рыбаки сидят. С полкилометра не менее, и против
ветра. Ух, ну и ветер же! Обратно вернулись, где ручей выходит.
Под самый бугор. Тут вроде заводинки образовалось. И чуть
потише. Стукнул дед Стулов по льду топором, и сразу насквозь —
вода даже побежала. Значит, ручей поблизости лед подмывает,
струя! Осторожно надо! В другом стукнул месте. Та же история!
— Ах ты, нечистый дух! — забеспокоился дед. И сам задом,
задом.— Тут дело не иначе Иорданью пахнет! И нет никакого
расчета из-за рыбы купанье устраивать!
И только когда нашел потолще ледок, успокоился и сел на
ведро. Спиной к ветру оборотился. И с места пошел у деда окунь.
Один за другим. А у Колеса никак нет удачи. Катается кругом
деда Колесо и уже с десяток лунок проткнул; рыбы же ни одной.
И деду никак не дает секретного вопроса поставить. Потому, что
опять завелся. Что вот все так некрасиво в жизни устроено. И
приходится не только людей обманывать, а даже и рыб. Хотя бы и
сейчас взять: суют они окуню заместо пищи под нос жестянку
какую-то, а он, чистая душа, верить этому должен и на крючок
вешаться. И что если ему, Рощупкову, рыбалить и приходится, то
не иначе как с очень тяжелым сердцем. А это потому, что в роду
у них все хотя и очень честные, но с детских лет злые охотники.
И вот через эту злость приходится Феде душой кривить и
обманывать рыбину. А дальше такую понес околесину, что даже и
слушать — уши вянут...
А следом и произошло. Такого зацепил дед горбача, что
насилу леска вытерпела. Верный килограмм. Федька в тот момент
оглянись, да повернись, да поскользнись, да с маху топни ногой.
И тут лед под ним — хрясь!.. Страшное это дело, когда человек в
проруби барахтается. Злому врагу не пожелаешь! Шевелятся у
Федора губы, а оказать спервоначалу слова не может. Очумел!
Морщины еще глубже стали, будто их кто ножом врезал, а лицо
точно в муке вываляно. Глаза же такие, что и говорить не
приходится. Уцепился за край льда, а под ним опять — хрясь!
— Закидывай, дьявол, ногу! Боком заноси! — орет дед Стулов.
А тот и верно, что колесо. Вот уж назовет народ без промашки!
Кривые у него ноги! Разве такую ногу закинешь?..
Тут еще ветер — проходимец безрукий! Точно ждал события!
Так и толкает, так и гонит и деда нашего по льду прямо к
полынье.
Рубанул тут дед по льду топором. Зацепился кое-как. Сам на
четвереньки стал. Словно зверь какой. Только борода по ветру
мотается. А Колесо маленько очухался:
129
— Спасай, кричит, погибаю. Родимый соседушко!
Легко сказать — спасай! Веревки нету. Пешню Колесо утопил.
До лесу далеко. Да не в раз и жердь вырубишь! А ближе
подползешь руку подать — обоим купаться! Уж и лед кругом полыньи
водой залило.
— Как,— кричит дед,— Федька? — А у самого слезы из глаз
текут.— Минут с десяток протерпишь? А я сейчас помощь вызову.
Рыбаки там. Пешни свяжем, и в момент вытащим!
— Буду,— кляцает Федор зубами.— Буду стараться! Только
поскорее, ради Христа! Холодно шибко. Сердце заходит!
Выбрался дед за бугор. И ну реветь — рыбаков кликать.
Только разве против такой струи услышат? А к ним уходить,
Федьку бросать — душа не лежит. Нельзя! Тем более, дойдешь не
скоро — ветер сбивает, скользят ноги. Чего делать?!
И вдруг видит дед, под берегом хворостинка брошена. Не
больно надежная. Жиденькая. Тащить человека — не вытащишь,
а поддержать можно. Временно. Ладно, думает дед. Хотя
как-нибудь.. А дальше что?
И вдруг как треснет себя по лбу...
Подался к середине реки. Чтобы его рыбакам виднее было.
И ну руками махать. Шить! Будто окуней таскает. Одного за
другим. И в точку попал дед Стулов: видит — зашевелились рыбачки!
Не вытерпели, с места снимаются. Значит, засосало у них! И
направляются в дедову сторону. А чего им по ветру не добежать?
Так и рассчитал дед, что через' пять минут помощь обеспечена.
Схватил хворостину и скорее к Федору. Топором рубанул,
загнал его в лед. Уперся. Одной рукой за топорище держится,
а другой хворостину подает.
— Берись,— кричит,— Колесо, за конец. Только гляди не очень
нажимай! Шибко потянешь — обломится!
Тот уцепился одной рукой, а другой за лед.
— Ой,— стонет,— видно приходит моя смертушка! Замерз.
А где же народ-то?
И видит дед Стулов, пришел момент подходящий... Задавать
пора секретный вопрос!
— Ушел,— говорит,— с речки весь народ. Никого нету.
Домой, наверное, погода!.. И хочу я поэтому вас, Федор Никитич,
перед кончиной вашей мученической спросить: скажите, ради бога,
откуда это девять килограммов масла коровьего лишку в кадке
очутилось?
А тот еще больше побледнел и вот-вот пузыри пустит. Однако
за хворостину держится цепко. И молчит.
— Конечно,— кричит против ветра дед,— с чистой совестью
преставиться много легче. Многие об этом рассказывают, и даже
в старинных книжках напечатано. Взять хотя бы жития святых
мучеников. Так что давай, Федя! Как на духу чтобы! Тем более,
сам говорил, что все у вас в роду ужасно честные. Открывай тайну
посмертную!
130
— Гири! — мычит Колесо.— Ой, гирюшки! Масло подтопил.
Сунул во внутренность. Все говорили, не жилец Трофимыч, не
вытерпит операции! А лишку выбрать не успел! Ревизия, как снег на
голову! Ой, кончина моя! Ох, водка окаянная! Прощай, соседушко!
А тут как раз народ бежит из-за бугра. Рыбаки все тертые.
У нас в деревне редкий мужик из-за этой окаянной рыбы в
проруби не бултыхался. Каждый с опытом. Ну, веревка у кого-то
нашлась. Петлю накинули — и вмиг Колесо на лед выволокли...
Ух, и почесал же он до деревни! На самолете не догонишь! Но,
между прочим, домой попал во-время — только печку закрыли
русскую и жар сильно пошел. Не заболел Колесо. Выходился. Еще
потом объяснял, что пьющего человека простуда так просто не
заберет. Нет, брат!.. И опять разные приводил случаи...
Конец же всему делу получился такой. Собрание было. И
хотели сначала Федю судье передать. Товарищу Мачехину. А
потом простили все-таки. Много очень народу выступало. И Степан
Трофимович, кладовщик, выступал, что благополучно прибыл с
операции. По его слову более и простили — под него ведь Федька
главную мину закладывал. А потом и председатель, Петя Овчи-
нин, говорил.
— Я,— каялся,— мужики, тоже очень виноватый. Разве можно
горького пьяницу до колхозного добра допускать? Не досмотрел!
Потому что дела очень много. Так что, извините!
А за ним дед Стулов вылез:
— Ошибся,— сказал дед,—все-таки Федор Никитич. Когда
в утро-то все учил меня жить по-честному. И не надуй дед Стулов
рыбачков — кормить бы, нечистый дух, Федьке окуней под Шуш-
пановым!..
И тут такой хохот поднялся на собрании, что даже дверь в
клубе маленько отошла. Слабая там у нас дверь..
Ал. Балонский
У ЛУНКИ
Блистают белизною
Сугробы у кустов.
Над лункой ледяною
Склонился рыболов.
Морозен воздух синий,
И стынет даль реки...
Покрыл мохнатый иней
Сухие тростники.
По берегу крутая
Тропа уходит в бор.
И лыжники слетают
С высоких снежных гор.
Морозец нынче знатный...
Кружит поземки пыль.
У рыбака насадка —
Рубиновый мотыль.
Вот тронул кто-то смело
Послушный поплавок...
Рыбак привстал и сделал
Стремительный рывок.
Знакомая поклевка!
Так окунь лишь берет.
Рыбак легко и ловко
Поднял его на лед.
Большой, спина крутая,
Попал на мотыля...
С него вода слетает,
Как блестки хрусталя.
Кругом лежит пороша.
Морозит все сильней.
Сегодня клев хороший
Красавцев окуней.
Не страшны рыболовам
Ни дождь, ни летний зной,
Ни лютый зимний холод,
Ни ветер ледяной.
И при любой погоде
На гладком льду реки
Свой выходной проводят
У лунок рыбаки.
Я. Киселев
СЕРЕЖИН БУТЕРБРОД
есколько минут назад окончилась суббота и началось
воскресенье. К перрону подошел последний поезд
пригородного сообщения.
Одни рыбаки стали сразу же входить в свой
«традиционный» вагон, другие еще поджидали
товарищей. Мой друг тоже запаздывал, и я начал
беспокоиться. В это время на перроне появился мальчик лет двена-
цати. В руках у него был чехол с удочками, за плечами — рюкзак,
а ногах — резиновые сапоги. Мальчик, видимо, строго
придерживался «инструкции» родителей: пальтишко было застегнуто на
see пуговицы, воротник поднят. И правда — ночь стояла про-
ушдная.
Казалось, мальчик кого-то разыскивает: проходя среди
рыболовов, он внимательно их осматривал. Около меня он постоял в
нерешительности и, помолчав, полез в карман.
— Почитайте, дядя,— сказал он, протягивая конверт.
В конверте оказалась записка:
«Уважаемый товарищ! Податель — мой сын,— читал я.— Очень
тоошу Вас взять его с собой на рыбалку. Сам я болен, и поехать
ie могу, а оставить его дома — не смею. Впрочем, Вы ведь рыбак,
тоймете и меня, и его. Я не могу ему не разрешить рыбалку, тем
133
более, что он позавчера закончил пятый класс на пятерки. За него
не беспокойтесь: он хорошо плавает, да и все чаще стал
облавливать меня. Ехать же ему одному, сами понимаете, еще рано.
Заранее благодарю Вас».
Далее стояла подпись и номер телефона.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Сережа.
— Куда поедем?
— Куда вы — туда и я...
Он еще что-то хотел сказать, но я не расслышал — паровоз дал
гудок, и мы заспешили в вагон. Так, вместо опоздавшего друга,
у меня появился новый спутник.
В дороге я окончательно убедился, что Сережа не специалист
по ершам и пескарям, как пишут о ребятах в некоторых
рассказах про рыбную ловлю, а настоящий спортсмен-удильщик.
Часа через два мы были на месте. Едва начинало светать.
Показывая Сереже на небольшую, но довольно глубокую заводь
среди зарослей тальника, я сказал:
— Это лучшее место. Садись, а я — чуть подальше.
Сережа сразу оценил достоинства заводи, но занимать ее
наотрез отказался. Он положил свой рюкзак на том месте, где я сам
собирался ловить. Здесь тоже была заводь, но значительно
меньшая, и, судя по очертаниям берега, менее глубокая.
Мне не везло. Сначала поклевки были редкими, потом одолели
ерши. Когда же они отошли, поклевки опять стали редкими. Часа
через полтора у меня было только с дюжину окуней и плотиц.
Посмотрев в сторону Сережи, я заметил, что он пытался
позавтракать, но это ему не удавалось. Едва он успевал откусить
булку, как тут же клал ее в карман: начинало клевать на одну из
удочек. Он вытаскивал рыбу почти непрерывно, и я не вытерпел —
спросил, на что он ловит: на мотыля или опарыша?
— На бутерброд,— ответил Сережа.
Я тоже достал булку и стал насаживать на крючки горошины
из мякиша. Однако это не помогало: поклевки стали еще
более редкими. Мне сделалось неловко: мальчик мог подумать, что
я покривил душой, посоветовал ему заводь, которая похуже,
а сам хотел занять ту, которая получше. И теперь он наверное
смеялся надо мной.
Но в это время Сережа поднял над головой окуня с
полкилограмма весом:
— Вот! Это уже второй.
Я сказал, что известный ученый и рыболов Сабанеев тоже
однажды поймал окуней на хлеб.
— А я не на хлеб.
— На что же?
— На бутерброд. Вот посмотрите!
Я подошел и увидел, что на крючке у Сережи два мотыля и
два опарыша.
— Ведь рыба берет на ту насадку, которая ей нравится,—
объяснил Сережа.— Подойдет к мотылю, не понравится ей — уйдет,
а другая подойдет — клюнет. Так и с опарышем. Значит, применив
сразу две насадки на одну удочку, можно поймать в два раза
больше.
Чуть не бегом я бросился к своим удочкам. Но было уже
поздно: шел восьмой час, клев кончался.
Собирая снасти, я вспомнил, что растения одного и того же
вида имеют индивидуальные особенности. Одно больше любит
влагу, другое меньше; одному нужно больше света, другому
меньше. Нечего и говорить, что у рыб индивидуальные
особенности еще более развиты. Поэтому и в стае, скажем, плотиц одним
больше «по вкусу» мотыль, другим — опарыши.
Сережа был рад хорошему улову, мне было приятно, что я
узнал что-то новое. А это сулило успех в будущем.
Валентина Потемкина
ВЕЧЕРНЯЯ ЗАРЯ
Знакомый берег, камыши...
Над гладью лески взлет проворный.
Теперь сиди и не дыши...
И жди тревожно и упорно.
Теперь весь мир для рыбака
Вот эта синь, прозрачность эта,
Да легкий трепет поплавка —
Поклевки первая примета.
Бегут минуты чередой,
Их бег в такой тиши не слышен.
Все меньше света... Уж седой
Туман вдали окутал крыши...
Но вдруг гусиное перо
Полезло кверху, встало дыбом...
Ты, выждав, дернул!.. Серебром
Блестит трепещущая рыба.
Красавец-лещ! Пусть он не мой.
Здесь мерят меркою иною.
Мы возвращаемся домой
Наполненные тишиною,
Дыханьем трав, сверканьем вод-
Причал. И сразу вдруг стемнело.
Стал глубже синий небосвод.
На нем звезда зажглась несмело.
На дачах светятся огни.
Идут соседи нам навстречу.
И улыбаются одни,
Другие цедят: «Добрый вечер!»
«Как?.. В этой сетке весь улов?
На что убито ваше время?»
136
Что им сказать?.. Таких нет слов.
Мы рыбаков заядлых племя.
Слепому можно ль рассказать
О блеске волн, игре зарницы?..
Или глухому передать,
Как по утру свистели птицы?..
И мы молчим. Уходим прочь.
Пора на отдых. До свиданья!
...И снится, снится мне всю ночь
Звезды далекой трепетанье...
Ян Моравек
Перевод с чешского
И. Беляевой и X. Херсонского
ЛЮДИ У ВОДЫ
(Отрывки из книги)
ВЕСНОЙ
акое счастье, что, кроме рек, на свете существуют еще
пруды, озера, затоны, старицы, словом, разные
другие водоемы со стоячей водой!
Вот где можно половить рыбу в самое
мучительное (да разве вы это поймете?) для рыболова время,
когда лед уже сошел и в воде с необыкновенной
резкостью отражаются яркое небо и обнаженные берега, и при
вцде чудес, происходящих в природе, истинный рыболов,
томившийся всю долгую зиму, чувствует волнующую тягу к воде, его
снедают страстное желание и жгучее беспокойство,— а до
открытия сезона еще далеко.
Гладь воды уже бороздят уклейки, а рыбы покрупнее, как тени,
проплывают в глубине, недосягаемые для горячих лучей солнца,
только порой вынырнет со дна и снова скроется молоденький кар-
пик или линек. В общем, сударь мой, «готовь монету» для всту-
питательного взноса да фотокарточку и пиши заявленьице потро-
138
гательней в какой-нибудь рыболовный клуб: «Выдайте, дескать,
бога ради, разрешение, сил больше нет терпеть!»
На пруду или в затоне, все равно где, только бы уж начать
ловить! Что?.. Еще доплатить надо? Пожалуйста, будьте
любезны! Возможность когда-нибудь выудить
тринадцатикилограммового карпа, да и просто подержать стройную красотку-удочку
над водой,— разве это не стоит нескольких крон?
Рыбацкая лихорадка завладела кротким, тихим человеком: как
угодно ловить, лишь бы сидеть у воды и ловить! Сегодня он
попробует на пруду, завтра в старице,— только бы выкроить
свободный денечек. А ловится что-то неудачно... Карпы не клюют
совсем, лини чуть-чуть притрагиваются к наживке, мелкая густера
и ерши, правда, лопают вовсю, но разве же это рыбалка?..
Нахальный северо-восточный ветер дует так, что удочки гнутся и стонут.
Но рыболов терпеливо сидит и ждет, и наслаждается первыми
минутами своего счастья. С него достаточно, что он у воды. И если
вы его спросите: «Ну что за удовольствие сидеть так целый день
на берегу, дрожа от холода, и уходить потом домой ни с чем?» —
он ответит вам немного смущенно:
— Главное — я у воды. Я ее вижу и чувствую; вид ее ласкает
глаза и радует мое сердце. Это невозможно выразить, — это надо
почувствовать. Если вы не любите воду, мои слова будут для вас
чужды, мертвы. Ну, и потом, какая природа вокруг! Гляньте-ка,
как чудесно распускается плакучая ива, краснотал, ольха и
тополь! Какие переливы красок! А над ними — смотрите! — как
величественно плывет пара аистов! А вот — слышите? Это вон там —
две в ярком оперении пестрые птицы гоняются друг за другом и
ссорятся. Это удоды играют. Тш!.. А взгляните-ка вниз под ту
ивушку — на ее ветку потихоньку забралась водяная крыса, вред-
нющая зверюга, и обгладывает молодые побеги. К нам она
равнодушна. Она привыкла к нашему присутствию, да и все тут
принимают нас вроде как бы за часть водоема. Вон зимородок
мелькнул, тоже ничуть меня не боится. Да, сударь мой, посидишь здесь
у воды тихонько с удочкой и таких вещей и дел насмотришься,
каких прохожему никогда не увцдеть.
Волшебство природы!.. И уют и покой родного дома,— ибо
рыболов только здесь, у воды, и чувствует себя вполне в своем
домашнем кругу. Поймает он хорошую рыбу — чудесно! А
попадется мелкота или недомерок — такую бросай обратно в воду.
И при этом рыбак еще выговаривает какому-нибудь недорос-
шему судачку:
— Ах, ты, негодник! Паршивый мальчишка! И куда только
лезешь? Рыбешку больше самого себя заглотнуть норовишь! Эх,
ты, недоросль!
А то карпу помельче:
— Марш домой, плутишка, приходи, когда прибавишь с пол-
килограммчика.
Но на тощую мелкую густерку злится — только объедает все
139
тесто на «крючках, да и вообще это дрянь. А порядочный лещ
притих, небось, где-нибудь в глубине и в ус не дует.
Сменяет рыбак тесто на мотыль, мотыля на дождевых червей,
пробует и на малька ловить — где там! Наверно, холодно, рыба
еще как следует не оттаяла для новой жизни, и к ней не вернулась
ее обычная прожорливость. Ну, да ладно — чего нет, того нет.
А чего нет — то будет! Вот погорячей засветит солнышко,
прошумит теплый дождик...
Но так или иначе, а в следующее воскресенье рыболов опять
отправляется с удочкой к воде... Помогай тебе покровитель ры-
бачков и сам, как известно, завзятый рыбак — апостол Петр!
В ПОСЛЕДНЮЮ МИНУТУ
Папаша Зоула был сыт по горло этим проклятым никчемным
сидением у воды. Рыбам и людям на смех! Уж если не клюет
плотва, не берут лещи, ельцы, бычки-подкаменщики, если и
голавли не интересуются сладкими спелыми черешнями и лини
пренебрегают крупным сочным мотылем, а сазанчики отворачиваются
от ароматной манной каши и молодой картошки,— ну, тогда
только и остается убить время еще на то, чтобы попытаться
подцепить угря. Следует заметить, что о жерехе папаша даже и думать
не хотел, потому что этот постреленок ловится только на блесну,
а с ней вылезать было еще рано. Ничего, пусть подрастут к осени...
Покосившись на воду, он подумал об этих сорванцах во
множественном числе, потому что в старице Влтавы в те дни лопало
рыбью икру огромное множество жерехов.
Так, стало быть,— гришки-угришки, как дразнил их папаша
Зоула, когда был в хорошем настроении... Чаще же, по сходству
со змеями, он называл их просто гады. «Гады тут, конечно,
имеются, об этом и говорить нечего...— соображал он.— Каждый
год мы их вытягивали более чем достаточно. Прошлой весной,
например, придет человек к реке, насадит дождевого червя и через
минуту — уже подцепил. Правда, иной раз гришка сам
оказывался не намного больше того червя, но все-таки он попадался!..
Ловились — это их места! Сколько раз было,— прямо невероятно!
Хотя бы вот случай с редактором из Рокоски! Приехал в
воскресенье в девять часов утра к реке, с одной единственной
удочкой: так, проветриться. Солнце печет, как ненормальное! «Я бы и
к реке не пошел,— говорит мрачно (у него жена болела
плевритом),— так доктор прописал ей компрессы. Через каждые три
часа менять. Ну, стало быть, три часа у меня свободных. Чем
заняться? Жена сама говорит: «Поди, милый, посиди у воды». Ну,
взял я удочку и вот...» Редактор насадил на крючок червя и
яростно закинул леску в воду. Я себе думаю: где там на червя в
такую жарищу! Ну, сидим, беседуем. А не прошло и четверти
часа — вот ведь штука! — колокольчик! Через секунду опять,, и
конец удилища закачался. Я ему: «Тяните, на крючке* что-то
143
есть»... Редактор хватает удочку — и вот он уже тут: гришка,
прекрасный гришка — и здоровый, яе какая-нибудь там мелкота...
Вот ведь как: против всяких правил, в самый припек, среди бела
дня. Стало быть, были они здесь. Не сомневаюсь, что и сейчас
прячутся. Только как за них взяться?»
Папаша Зоула прикидывал и так и эдак, пока, наконец, не
додумался вот до чего. Поздним вечером, вернее, ночью, он взял
электрический фонарик и жестянку и отправился в парк на За-
мецкой горе собирать выползков. Утром он опять был у воды и
разбросал приваду. Вечером забросил в «подготовленную» воду
две мощные донки с колокольчиками. На крючках крутились
прекрасные выползки, товар экстра, как он хвалился. Поставил,
закурил трубку и стал спокойненько ждать: ведь угорь обычно клюет,
когда стемнеет. Но пошел девятый час, смеркалось, вдобавок на
небе тучи — от них вода стала почти черной, духота, дождик
собирается... То есть погодка славная, как на заказ,— а гришка не
берет и не берет, хоть бы тебе что. За рекой в Голешовицах часы
пробили девять. Рыболовы уже сматывают удочки и подтрунивают
над папашей — не забудь, дескать, если останешься тут на
ночевку, что ловить можно только до десяти, иначе, того и гляди,
будешь объявлен браконьером, человеком в темноте опасным для
населения реки... Кто-то пропел ему даже его собственную
поговорку:
«Я домой не пойду,
Я еще подожду,
Что удастся мне поймать —
Кошкам я могу отдать...»
Папаша Зоула начал выходить из себя. Наконец, смотался
последний рыбачок, и Зоула остался на берегу один. Зло его брало:
неужели вся его основательная подготовка — впустую?
А время летело просто сломя голову. Из-за реки доносился
через .отмеренные пятнадцатиминутные интервалы бой часов, и
каждый раз эти четверть часа оказывались непостижимо
краткими. Нет, невозможно, чтобы время мчалось так быстро! — и
Зоула ругнулся. Он смотрит на свои часы. Да, они показывают
на несколько минут меньше, но большой разницы это все равно
не составляет. Папаша яростно дымит, таращит глаза, чтобы не
потерять в сумерках из виду кончики неподвижных удилищ и, так
сказать, сам считает минуты, не доверяя часам.
Без четверти десять он вздохнул и плюнул. Проворчал с
горьким упреком:
— Ничего, придете ко мне когда-нибудь в другой раз! Я тогда
вас угощу, нахалы бессовестные!..
И стал собираться. А в это время на шоссе за ним уже
наблюдал инспектор. Скрытый в темноте за стволом каштана, он только
ждал боя часов, чтобы наброситься на папашу и отобрать у него
удостоверение и удочки. Инспектор был уверен, что дождется
своего и браконьер от него не уйдет, потому что разве сможет ото-
141
рваться от воды в самое подходящее для клева время человек,
который решил во что бы то ни стало выудить угря?.. Пусть пройдет
несколько минут одиннадцатого: если удочка еще будет в воде —
всему конец! Инспектор подстерегал рыболова, как рысь...
Без десяти десять папаша Зоула вытащил первую донку.
Физиономия у инспектора вытянулась от горького разочарования. Без
пяти десять папаша приступил ко второй. Теперь инспектор уже
не прячется, он сдается, так как нет сомнения, что рыбак —
честный охотник-спортсмен. Инспектору даже немножко стыдно. Он
радушно направляется к Зоуле, но вдруг останавливается как по
команде. И Зоула тоже: вечернюю тишину внезапно прорезает
колокольчик. Один раз, другой, третий — коротко, сильно. Чорт
возьми, кто-то злобно и крепко дергает леску!
— Клюет! Скорей! — завопил инспектор и, перескочив через
низенькую загородку у шоссе, скатился по склону вниз и ринулся
за сачком.
Папаша на него даже не взглянул, он согнулся над удочкой,
подсек, как надо, и быстро стал сматывать леску. Катушка
крутилась с трудом, в воде таилось что-то крупное, что никак не хотело
оторваться ото дна.
— Вот бы сом! — выпалил инспектор, подбегая с сачком
наготове.
Зоула молчит, знай крутит, сгибается в три погибели и так и
сверлит сверкающими глазами темноту над водой. Наконец —
бурный всплеск. Рыба заметалась из стороны в сторону, так что
даже удилище заскрипело.
— Он! — прохрипел Зоула.
Молчаливую борьбу выдавали только плеск воды да громкое
дыхание и ускоренный стук сердец.
— Сом? — топотом спрашивает инспектор.
— Нет, гришка! А здоровый, гад!
— Крепко сидит?
— Крепко.
— Так тащите же! Скорей!
— Будете меня учить! — усмехнулся папаша Зоула и одним
махом выбросил угря на берег.
И тютелька в тютельку в это самое время за рекой часы
пробили десять.
Зоула оттянул добычу к самому склону под дорогой, наступил
угрю на голову, а инспектор перерубил ему хребет. Они
набросились на него, как два разбойника. И вот в эту-то минуту
рыбацкого восторга на них упала с шоссе полоса света и раздался
строгий официальный голос:
— Ну, вот и дождались, граждане, не так ли? Будьте любезны
подойти сюда. Давайте познакомимся!
Сомнений не было: наверху стоял полицейский. Он принял их
за браконьеров. Зоула обомлел. Но прежде чем он успел
сообразить, что к чему, ответил инспектор:
142
— Мы-то дождались, а вот вы — нет! Жалко, не так ли?
Поднялся на шоссе, предъявил свое удостоверение и
засвидетельствовал, что угорь засекся на удочке ровно без одной минуты
десять.
— Знаете, я тоже на этого упрямого рыбака точил зубы, да
зря. Видимо, ему святой Петр покровительствует. Хотя он и сам
вполне заслужил этого гада!
Оба подождали, пока рыболов собрал свои монатки и
вскарабкался к ним наверх, после чего они дружески поздравили его с
уловом.
— М-мда... шикарно получилось! — смеялся папаша Зоула,
рассказывая об этом на другой день рыболовам, усевшимся там
же вокруг него под Белой скалой. Окончив рассказ в этом
товарищеском «клубе», он опять наживил донки на гада, и целая
вереница рыбаков на берегу поступила так же, потому что папаша еще
раз доказал им, что в рыбной ловле, как и во всяком другом
начинании, необходимо проявить упорство, находчивость и
приложить все усилия, если хочешь чего-нибудь добиться.
РЫБЬИХ ДЕЛ СОВЕТНИК
Ох, уж эти нам всезнайки! Вечно прохаживаются они по
берегу, останавливаются позади погрузившихся в созерцание
рыболовов и начинают одаривать вас своими глубокими познаниями в
рыбной ловле,— бесплатно угощают своей премудростью.
Большею частью это самоуверенные господа с солидным
брюшком; они уже не в состоянии держать, да и неизвестно, умели
ли когда-нибудь, в руках удочку. Но они столько лет
прогуливались по Протоптанной вдоль берега дорожке!.. Ну и, конечно, кое-
что здесь видели, вот потому-то твердо считают себя высокими
специалистами рыболовного спорта.
С ними случилось, как с некоторыми критиками: те сами
написать не умеют, но зато великолепно знают, как надо писать.
Рыболовы, разумеется, шибко «любят» эту породу, но что
прикажете делать?.. Без них, если как следует вдуматься, ничто в
жизни у нас далеко не пошло бы!
В наших местах под Буловкой таких знатоков прогуливается
несколько, и каждый рыбак, задолго до того, как появится один из
них, уже знает о его приближении. По всему берегу от одного
рыболова к другому летит предостерегающее:
— Господин советник такой-то идет!
Но вот я однажды безрассудно пренебрег превосходным
советом одного такого глубоко осведомленного консультанта и...
нашел в его лице заядлого врага на всю жизнь. Послушайте, как это
случилось.
Я тогда (это было довольно давно) переехал в Либень... *
* Либень — район на окраине Праги.
143
Там вода оказалась у меня, так сказать, под носом, иу и,
разумеется, взял я удочки и отправился в поход на рыбу. Шел я в бой
со всей своей тяжелой артиллерией, прямо как ходят на зубастых
хищников на Эльбе. Местные рыболовы приветствовали меня под
Голешовицким мостом с ехидными улыбочками. Косясь на мое
мощное оборудование, они спрашивали довольно ядовито:
— Вы на Лысую или в Нератовицы за судачками?
В общем, издевались надо мною чисто по-либеньски, не злобно,
а просто, чтобы повеселиться. Это были шутки между своими. Но
все же между нами оставалась какая-то прохладная стенка, вроде
той, что существовала когда-то между пехотой (это они) и
кавалерией (это я). Видя, что я в этих местах новичок, они стали
давать мне различные советы. Дескать, с таким мощным удилищем,
с катушкой и такой толстой леской сидеть здесь бесполезно.
А если я хочу что-нибудь поймать, то ловить нужно на опарыша
или на мотыля, потому что судаков и щук тут нет, самое
большее — может встретиться жерех, но этого так запросто не
выловишь, хоть живого мышонка пусти ради него по воде — неуловим
старый хулиган. Словом, здесь можно подцепить только плотичку
да ерша или подкаменщика, ну и еще тому подобную дребедень,
а на них удочка нужна чувствительная, тонкая, как игла, легкая,
как прутик.
Стыдно мне было перед ними за свое невежество, я чувствовал
себя, повторяю, вроде закованного в латы всадника среди
пехотинцев, но что мне было делать, раз другого снаряжения у меня с
собою все равно не было? Я попросил у них извинения и какую-
нибудь рыбешку, ну уклейку, что ли, чтобы хоть попробовать. Надо
мной сжалились, подарили живцов — я их аккуратненько насадил
и забросил.
Сижу на берегу, наблюдаю. Рыболовы потаскивают своих
подкаменщиков и плотичек, наполняют ведерки. Если бы эти ловцы
знали, как я их презирал, они, наверное, окунули бы меня в воду.
Ловить такую пакость было ниже моего достоинства, я тогда, как
свойственно молодым людям, делал все в большом масштабе —
рыбу меньше кило предпочитал не брать. И, наблюдая их
муравьиные усилия, я отчаянно мечтал, чтобы случилось чудо и на мой
крючок села бы порядочная щучина. То-то бы я утер им носы!
То-то показал бы я им «судачков»!
День клонился к вечеру. Время текло, как вода, а мои удочки
дремали в неподвижности. Понемногу меня охватило состояние
безнадежности. Ребята были правы!.. И вот в восемь часов вдруг
заверещал один колокольчик, за ним другой. Боже ты мой, какое
меня охватило волненье! Попался! Это судак! Это угорь! Жерех!
Хищников тут в моем воображении оказалось
видимо-невидимо!..
Но прежде чем я пришел в себя, все кончилось. Удочки вновь
застыли неподвижно, и колокольчики умолкли. Вытащил я лески
и увидел, что живцы сорваны. При всех своих обманутых ожида-
144
ниях- я получил известное утешение: появилась надежда, что
крупная рыба тут все же водится!..
На следующий день я снова под мостом и опять ловлю на
живца. А ровно в восемь повторяется вчерашняя история — та же
внезапная тревога, и опять ничего. Сначала зазвонил один, потом
второй колокольчик, и живцы опять пошли к чертям. Сажусь под
мост и на третий день и с бьющимся сердцем жду восьми. Вокруг
меня дюжины две рыболовов, ибо моя рыбацкая слава начинает
распространяться по берегам Влтавы. Но вот уже девятый час,
а ничего нет. Поражение по всему фронту! Уже темнеет, и я
вытаскиваю свои удочки. Сначала складываю одну, потом подхожу
iKo второй. И тут я чувствую — сердце застряло в горле: вижу, как
леска постепенно разматывается... Я забыл вам сказать, что эту
катушку я не поставил на тормоз, а пустил свободно, чтобы рыба
яе чувствовала сопротивления, когда клюнет, и беспрепятственно
.проглотила наживку. Да, леска потихоньку разматывается, и
уже размоталась почти до конца: добрых пятьдесят метров!
Задрожал я от радости, но креплюсь, молчу, поднимаю
удилище, подматываю леску и подсекаю... Есть! Чувствую на леске
рыбу, в ладонях отдается это великолепное ощущение
сопротивления... И тут, уже уверенный, я победоносно ору:
— Сидит!.. Сачок!
О, если бы вы только видели! Две дюжины рук подхватили
сачки — и ко мне!
На берегу стало вдруг тесно, как в трактире.
— Отпусти немножко!
— Тяни!
— Не отпускай!
— Пусти!
Чего мне только не советовали! Не знаю, как я выдержал всю
эту суматоху... Короче говоря, вытащил я, в конце концов, хотя
и не судака, но все же порядочного жереха. Против всех рецептов
и в опровержение общепризнанного опыта. Вот бывают же на воде
такие непостижимые вещи!..
С этого вечера я стал знаменитым рыболовом. И еще больше
утвердилась за мной эта слава, когда на другой день я таким же
манером извлек превосходного угря,— событие тут прямо-таки
невиданное.
В жерехе было два кило, в угре — поменьше, но их вес,
передаваясь из уст в уста, возрастал в народной молве до
бесконечности, так что одна вечерняя газета — слава богу, хоть меня там не
назвали — опубликовала заметку о грандиозных уловах под Го-
лешовицким мостом...
Ну, а потом?.. А потом клева все нет как нет. Сидел я тут
каждый вечер и уходил домой ни с чем. Менял места, бросал
прикормку — все напрасно.
И вот сижу я как-то вечером немножко выше моста, возле
перевоза, и грущу над удочками.- И, пожалуйте, останавливается за
в Рыболов-спортсмен, кн. VI 145
моей спиной какой-то глубокомысленный тип, конечно с брюшком,
и, покачав головой, вещает:
— Тут вы, голубчик, ничего не поймаете. Вон там под
мостом — счастливое место. Там недавно один рыболов — его
сегодня как раз нет, он с газового завода и сейчас работает —
поймал судака на восемь кило и трехкилограммового угря. Советую
вам пойти туда посидеть, но только живца насаживайте вот каким
способом...
Я окаменел. Минутку я его еще слушаю, даже с любопытством
расспрашиваю, но, наконец, чувствую, что с меня хватит, и
взрываюсь:
— Послушайте, господин советник! Этот судак, которого тот
рыболов поймал, был жерех и весил всего два кило. А в угре был
килограмм. А рыболов — тот, который с газового завода и
которого нет, потому что он сегодня работает,— так это я, понимаете?..
Ну, а теперь ступайте раздавать свои мудрые советы и свое
благорасположение кому-нибудь другому, судак вы эдакий!..
Слышали бы вы, что тут поднялось! Видели б вы только это
оскорбленное достоинство всезнайки! По всему берегу каждому
встречному и поперечному он, захлебываясь, рассказывал, какие
дерзкие сейчас пошли молодые люди. Но больше он у нас не
показывался. Очевидно, выбрал себе другой район: ведь без того,
чтобы благодетельствовать рыболовов своими советами, он жить
не может. Ну, посмеялись мы, конечно. А ко мне с той поры
привязалась дружеская кличка «тот с газового, что сегодня
работает»...
ДОБРЫЙ РЫБОЛОВ
(Фантастическая прогулка)
В глубоких водах возле Голешовицкой пристани под
присмотром старой матери лещихи лежала стайка молоденьких серебряно-
баких подлещиков. Несколько стариков-лещей тоже забрели сюда
подкормиться — обычно же они слоняются по руслу реки, где
быстрое течение и глинистое, хрящеватое дно, а это не идет ни в
какое сравнение с почти стоячей водой и заболоченным дном у
пристани. Да вы сами знаете, мужчины ведь ходят домой только
поесть да поспать...
Пузатенькая мать лещиха обосновалась тут со своим
потомством из соображений материального характера: с транспортных
судов падал хлеб, сыпалось зерно и прочая пища, а в тине масса
съедобного. В русле же реки, промытой течением, как в лавке
после распродажи. Если что и приплывет, то попадет в пасть вечно
голодным голавлям или ельцам. За этими бойкими хищниками
подлещики, конечно, не могли угнаться. Была еще, правда,
отличная кормушка под Тройским мостом — у устья «теплого канала»,
который тек от электростанции, но ее захватили
прожорливые губастые подусты и усачи. На другой стороне под мостом
146
вливался проток из Кобылис, но там опять-таки разместились
толстые язи, угри и озорные окуни, что для мальков-лещей уже
небезопасно. Да и кроме того, жить в этих грязных сточных водах
не так уж приятно. Следовательно, лучше всего — пристань.
Ловля здесь воспрещена, и тут в общем спокойно, если не считать
редких набегов какого-нибудь разбойника-судака, жереха или
щуки. Ну, а уж это обычный риск и судьба рыбьей жизни, так оно
и у всякой живой твари,— вон и люди истребляют друг друга, так
что уж тут!..
Весна потихоньку подвигалась к лету, вода у пристани
нагревалась, теряя понемногу кислород, и мать лещиха вместе с
многочисленным семейством стала готовиться переменить
местожительство. Обычно она переплывала реку и держалась со своей
молодью в вымоине под набережной правого берега, куда стекала
дождевая вода, а с нею попадала разная пища. Не без пользы для
лещей ходили сюда вдобавок рыбаки. Они шли из Либени,
Кобылис, Голешовиц, Летны, да, пожалуй, и из Высочан и бросали
немало приманки: разной крупы, пшенной каши, гороху, картошки,
размоченного хлеба, вишен и чего угодно. Рыбам больше всего
нравились кнедлики * и пшено. К сожалению, в годы оккупации
такое блюдо было редким деликатесом,— рыбак сам бы с
восторгом поел кнедликов, не то что рыбам бросить! — и рыбам
приходилось довольствоваться просто тестом из плохой муки.
— Вот скоро мы попируем, детки!..— радовалась мать лещиха
приходу лета и выпытывала у старых лещей, сидят ли уже
рыболовы, бросают ли приманку?
В половине июня примчался один подросток-подлещик с
новостью: рыбачки появились! Хотя и без удочек, но приманку уже
бросают! Спорят о местах! Больше всего народу хочет сидеть под
Буловкой!
— Как всегда!..— удовлетворенно кивает старая лещиха.
И напоминает подростку-лещику:
— А ты теперь не зевай, ты уже не недомерок, не надейся на
благородство рыбака, он тебя с удочки в воду уже не вернет.
Прежде чем лопать, облизни верхнюю губу и вспомни о том, что
с тобой было!
Лещик обомлел. Да, он совсем забыл об этой истории! Он
облизнул свою немного искривленную верхнюю губу. В прошлом
году его подцепил на удочку рыбак и вытащил из воды. Это было
неописуемо ошеломительно! Иной мир, душная пустота и
ослепительный свет... Лещик упал в обморок... Очнулся лишь, когда
шлепнулся в воду. Рыболов над ним сжалился и швырнул обратно
в реку.
С тех пор этот подлещик стал осторожнее, но его ужасно
разбирало любопытство. Он всплывал на поверхность воды и наблю-
* Кнедлики — национальное чешское блюдо, напоминающее украинские
галушки н русские вареники.
6*
147
дал этот потрясающий иной мир там, снаружи. Он припоминал
все советы, которые слышал от матери лещихи, когда еще вместе
со всеми мальками плавал за нею,— и теперь убеждался в .ее
опытности и мудрости. Да, это, должно быть, очень умная мать!
Нынче, когда он действовал сам на свой страх и риск, он понял
это и исполнился к ней уважения. Бывало, раньше он посмеивался
над ее неуклюжестью и толщиной, а теперь уже сам мечтал: мне
бы дожить до таких размеров! Он видел, что лещи-мужчины
покидают свои семьи куда чаще и раньше, чем лещихи. Ах,
безрассудная смелость и легкомыслие часто отправляют нас на тот свет...
Он испугался и, еще раз облизнув искривленную губу, решил, что
будет держаться матери лещихи и ее стайки, хотя бы остальные
подростки и смеялись над ним.
Между тем мать собрала своих малышей и сказала им
торжественно:
— Итак, сорванцы, мы идем на летнюю воду! Смотрите,
лопайте там как следует, чтобы" продержаться потом всю зиму. Не
отставайте от меня и все делайте, как я. Кто ослушается, того
сожрет щука, и я о нем плакать не буду, потому что сам виноват.
О рыболовах я вам расскажу на месте...
Она выплыла на открытую воду, а за ней густой толпой — ле-
щата. Плыли глубоко, у самого дна, где реже охотятся хищники.
Благополучно добрались до другого берега. Дно тут было
каменистое, лишь местами загрязненное разным барахлом, которое
бросали сюда люди. Рыбы о них думали по-своему, и отнюдь не
похвально.— «Вот дурачье! Так грязнить себе же воду! А потом
они в ней моются, купаются и ловят рыбу!»
У берега было прекрасное течение. Но в тине и иле,
покрывавшем берег под водой, расплодилось множество рачков и пиявок.
— Ими бы можете наесться досыта. Но будьте осторожны,
когда вас будет угощать человек. Помните: человеку никогда
нельзя верить, хитрейшее создание в мире! Пойдемте посмотрим,
кто тут сидит из рыбаков, я вас познакомлю с нравом каждого,
чтобы вы знали, как к кому подступиться...
Она всплыла из глубины к поверхности и сквозь воду,
освещенную солнцем, стала всматриваться. На берегу рядком, в
предписанных пяти метрах друг от друга, восседали рыболовы. Первый
был уже старый человек с закрученными усами и строгим лицом.
Он неподвижно уставился на два длинных удилища, с них свисали
тоненькие лески; крючки плавали почти у самого дна, предлагая
рыбам белых мясистых опарышей. У лещат слюнки потекли, но
мать остановила неразумных.
— Внимательно рассмотрите этого рыболова, это для рыб
субъект очень опасный. Уже долгие годы он сидит тут и губит нас
без милосердия. Правда, он делает ставку на крупных рыб, но и
маленькие рыбешки для него тоже рыба.— «Если не льет, так хоть
крапает»,— приговаривает он и сует в свое ведерко даже и
недомерка. Для кошки, дескать!.. Злодей не уйдет от воды, пока не
148
выловит кого-нибудь на ужин этому своему чудовищу. Он уселся
по течению ниже других, чтобы ему первому попадались все
проходящие мимо рыбы. Смотрите: видите, он бросает в воду
вареную крупу. Можете угоститься, но только не прыгайте на комочек
крупы, от которого тянется конский волос или нитка...
Бросай, бросай приманку, нам это нипочем!.. Лещата
подобрали вкусны^ разбухшие зерна и поплыли дальше за матерью.
— Внимание! Вот еще один кит-рыболов! Не знаю уж, кем
он там наверху работает, но думаю, что он делает сладости,
потому что ловит нас на нежнейшее тесто. Прибавляет в него какого-
то ароматного масла и сахару. Полюбуйтесь, как жадно он
таращит глаза на кончики своих удочек, не дрогнет ли хоть одна.
Такому старому человеку в садике бы повозиться, а он за рыбой
поплелся. Вот уже и брючину разорвал! Обратите внимание: для
приманки он бросает всегда только несколько шариков, точно
таких, какие нацепляет на крючок, это чтобы нас подразнить. Вот
эти свободные хватайте не стесняясь, но те, что на леске,— ни-ни!
Оставьте их какой-нибудь глупой плотве.
У второго рыбака лещики долго не задерживались. Около
третьего мать, повеселев, собрала их:
— Тут, дети, поиграем. Тут я вас кое-чему научу. Посмотрите
на этого юношу на берегу. Все на нем самое модное — от рубашки
до удочек. Чистая Америка! Вам этот молодой стиляга не страшен,
вы ему не нужны. Смотрите, как он задирает нос. Ждет он только
крупной добычи. На крючках у него выползки, значит, на
солидного леща, на сазана, угря или линя. Он думает, что наставил
свою артиллерию мастерски, а между тем он глуп, как головастик.
Смотрите, как насадил червя! Вместо того чтобы поддеть крючком
с краю, оставив для рыбы только один конец, он нацепил
посредине, так что у червя два конца. Вы хватайте за задний и дергайте,
что оторвете — то ваше...
И тут мать лещиха наглядно показала это детям. Когда она
оторвала полчервя и натянула леску, рыболов, разумеется, подсек,
взмахнул удилищем и напрасно.
— Поздно!..— ругал себя рыболов и взволнованно
рассказывал соседям, что это был сазан, непременно сазан!..
И стал ругать рыб: — Это воровское племя, человек и
прикурить не может, сорвут червя, и след простыл..
— В этом разиня прав,— согласилась мать лещиха.— Позднее
и я вас научу, как обмануть самого бдительного рыболова
У следующего рыбачка они не останавливались. Наверху
поднялась кутерьма. Появилась стая уток. Возмущенный рыболов
гнал их прочь. Это был низенький сухонький старичок в плоской
кепочке на голове, страховой агент.
— «Кач, кач, кач, пойди сюда на пекач» (на противень),—
позвал вдруг кто-то йз рыболовов. И старичок окончательно
рассвирепел. На вбде крякают утки. На берегу идет веселая суматоха.
149
Все стараются чем-нибудь поддеть разволновавшегося человечка
(он когда-то подцепил на удочку утку, и с тех пор его прозвали
«пан Кач»). Ну и он им тоже, конечно, отвечает различными
ядовитыми прозвищами, кто какое заработал за свое пребывание
у воды...
Лещата поплыли дальше за своей матерью; они не понимали,
что происходит. Внезапный шум их испугал. Мать наставляла:
— Не пугайтесь, это люди так забавляются. Что же рыболовам
делать, если они ничего лучшего не умеют? Недаром их называют
«тихо помешанные».
Рыболов, к которому они затем подплыли, только что вытянул
из воды леску, и так как он обнаружил, что наживка с крючка
исчезла, то принялся ругать рыб, называя их воровками и разными
другими именами, столь же некрасивыми. Сосед его спросил, на
что он ловит, тот отвечал, что на «красненьких» (так называют у
нас мелких навозных червей).
Сосед на это посмеялся.
— Да вы можете ловить хоть на голубеньких — один толк.
И снова на берегу поднялся тарарам.
— Ты со своим характером, сидя тут на набережной,
высохнешь, как жгут, и скоро сможешь спать в футляре для
кларнета! — по-голешовицки осадил его оскорбленный товарищ.
Старая лещиха с неодобрением посмотрела на них и
произнесла:
— Вот, детки, это люди! Они ссорятся из-за всякой глупости!..
Прогулка продолжалась...
Под конец лещиха привела свою стайку к одинокому рыболову.
Он сидел последний в ряду, под маленькой ольхой. У него была
всего одна удочка, да и на ту он почти не обращал внимания. Ему
было не до нее; он все хватался за какие-то бумажки, которыми
были набиты его карманы, и что-то записывал. Но даже когда он
сидел тихо и смотрел на удочку, он все равно не замечал, что у
него клюет,— разве что когда уже было поздно. Явно он думал о
чем угодно, только не о ловле. То был довольно старый человек.
Он курил трубку, для него и это уже составляло немалый труд.
Иногда он вдруг принимался бормотать что-то, как будто хотел
услышать, как звучит какое-нибудь там слово... В общем, не
оставалось никаких сомнений — этот человек всегда был мыслями
где-то в другом месте, но только не здесь. Ну, и улов его
выглядел соответственно. Увидев его, мать лещиха радостно
воскликнула:
— Вот он, слава богу! Детки, вот ваш благодетель! Это
золотой человек. Он вас не обидит. Этому можете даже попасться на
удочку. Другие рыбаки над ним посмеиваются, но ему все равно.
Каждый день приходит он в пять часов к воде, бросает нам
несколько горстей корму, обмакивая удочку, а там поймал не
поймал, ему главное, что побыл у воды,— так говорит он добродушно.
Ну, не знаю, что он от этого получает, должно быть, он художник
150
или как там... любитель природы, а такие люди всегда немножко
того... Но пусть! Нам-то что? Давайте-ка его позабавим. Прыгайте
ему кто-нибудь на крючок, не бойтесь!
И правда: лещики успели девять раз сорвать с удочки
задумчивого рыболова наживку, прежде чем ему удалось подцепить
одного. Он вытащил смельчака из воды, и в стайке поднялся
страшный переполох. Только мудрая лещиха была спокойна.
И знала, почему. Старый гражданин снял недомерка с крючка,
погладил его, ранку подмазал иодом, залепил пластырем и потом
ласково пустил в воду с отеческим наставлением:
— Иди домой,— что это тебе взбрело в голову, малыш? — и
больше этого не делай: иод и пластырь дорогая штука!..
Лещик, возвращенный -к жизни, весело замахал плавничками
и, мигом подплыв к своим, не успевал отвечать на вопросы
любопытной мелкоты о том, как там наверху. Ну, разумеется, он
хвалился изо всех сил, и все остальные нетерпеливо прыгали доброму
рыбаку на удочку, так что он не успевал их вытягивать, лечить и
возвращать в воду.
Наконец, мать лещиха оказала детям:
— На сегодня все. Вы должны пожалеть старого человека.
День клонился к вечеру, вода темнела, и они залегли в
глубоком тихом месте.
Рыболов собрал свои вещи и, шагая домой, хвалился:
— Вот нынче так я половил!
— Еще бы, такой опытный рыболов! — подтрунивали над ним
исподтишка остальные.
И лещата в глубине вокруг старой лещихи тоже над ним
потешались...
Да, бывает так: кажется, ничего в человеке нет
привлекательного, и ума-то в нем немного...
Но смеяться над добрым рыболовом никогда не стоит.
ВЕСЕННЕЕ ТОМЛЕНИЕ
Весна дохнула на пойму реки. Такой погоды старожилы не
помнят. Начало января, а Влтава буйствует, как в марте. Вода в Го-
лешовичках под Либенью подошла к самым домам. Впрочем,
никто ее там не испугался: у реки обитает особое племя людей, если
их и не кормит вода, то все же около нее проходит вся их жизнь.
А случайные жители давно переселились отсюда куда-нибудь в
другое место...
Зима, мороз бы должен трещать, а река кипит. Это ж чудо,
люди добрые! Только что перед рождеством вытащили лодки на
берег, а теперь опять спускай их на воду. Ведь нужно прощупать
старое русло под Либенью, рыба из разлившейся реки, наверняка,
попала в ее тихую заводь. И вот рыболовы на лодках заполнили
старицу Влтавы под Буловкой. Каждый взял еще с собой и прия*
теля, чтобы тот помог ему тащить, если бы удалось подцепить
151
что-нибудь покрупнее. Береговые жители, что без лодок,
захватили старую пристань над Гофманкой, и оживление тут царит не
хуже, чем весной, когда все не отходят от воды или когда
вытащат утопленника.
Люди приходят по аллее от Либени и стоят, смотрят с
восторженной улыбкой. Все в великолепном настроении. Над поречьем
веет весна. На востоке небо, правда, нахмурилось, зато на западе
тучи прорвались, и оттуда сильным потоком ослепительно хлынуло
солнце.
Влтава превратилась в могучую стихию. Надулась горой,
несется со страшной силой. Она похожа на стремительный поток
серо-зеленой лавы и выгладит еще более грозной и
величественной от того, что движется бесшумно. Только у быков моста и там,
где вода припадает к берегу, она шумит и налетает огромными
пенистыми валами.
Пристань совсем скрылась под бурлящим валом. Рыболовы
уверены, что тут полно рыбы, занесенной сюда течением. Они
заняли места по обе стороны реки и бороздят мутную воду лесками
с двойными крючками, на которые насажен жирный выползок.
Один из страстных рыболове» Ярда Кобылка, молодой
металлург с Кольбенки, уже тащит что-то здоровое. Удочка его
выгнулась, и леска вот-вот лопнет. Но Кобылка из породы
непрошибаемых, его не выведет из равновесия ни неожиданно свалившееся
счастье, ни взволнованный гомон рыбаков. Снаряжение у него
первоклассное, и катушка работает безотказно. Не в первый раз ему
приходится тащить такую рыбину...
— Усатый, я полагаю!..— цедит он одним уголком рта": в
другом у него папироска.— Нужен порядочный подсачек.
Пойманная рыба взбесилась. Несколько раз промчавшись по
тихой воде у пристани, она вдруг вырвалась назад в бурную
струю течения. Ярда не мог ее удержать, катушка затрещаЛа,
разматываясь, но мощный поток опять отбробил рыбину к берегу.
Кобылка — бегом за ней по набережной, то отпустит добычу
немножко^ то опять к себе подтянет — измором берет. Рыболовы бе-
Йт за ним с подсачеками. За ними дети и зрители всех возрастов,
а берегу суматоха-
Под Гофманкой вода разлилась на прибрежном лугу, она
доходит здесь до колен, но зато тихая. Вот сюда, в тишь, и нужно
завести рыбу. Теперь уже видно, что это сильная штуковина,
вправду усатый сом. Переваливается, яцк боров, устал уже.
Кобылка его подтягивает потихоньку, словно бревно.
— Кило десять потянет!
— Двенадцать!
— Врите уж! В нем добрых питнадцатьг
— Увидим! — отвечает хладнокровно'Кобылка.— Эй, Пепик!—
повернулся он к приятелю в резиновых сапогах.— Схвати-ка его
за рыло, только смелей!
Прежде чем Пепик сообразил — глядите люди! — к подведен-
152
ному к берегу сому прыгнул некий инспектор рыбнадзора — тоже
был в резиновых сапогах — и цепко ухватил великана за голову.
Сом отбивался, но тщетно. Инспектор его выволок прямо к
корням груши под насыпью шоссе, где тот уже не мог удрать. Он
был пойман за хвост, хорошо был подцеплен, большой мощный
крючок прочно сидел у основания хвостового плавника.
— Спета твоя песенка, страшилище! — восхищается
инспектор, весь мокрый — Голова моя! — говорит Кобылке.
— Ну, само собой! И еще кус в придачу отвалю! Ты мастак,
товарищ контролер! — со знанием дела оценил его помощь
удачливый ловец — Пошли со мной, распотрошим его как полагается.
Рыболовы потянулись обратно к пристани. Старый Зоула в это
время подцепил какую-то мелкоту, бросил обратно в воду и
заворчал:
— Стар уже, не могу...
Молодой Петрак подъехал к нему. Хитро усмехнувшись, сказал
уверенно:
— Вот так речи! К ночи увидите, дядюшка, когда на берегу
никого не будет... Навяжу я на леску секач и пойду их таскать,
как селедки из бочек!
Секач — изобретение браконьеров: это целый хвост крючков,
которым водят по дну и подбагривают залегших там рыб.
Зоула закачал седой головой:
— Ну, ты, я знаю, вреден, как выдра, а я на это не гожусь
Я уже рад, что у воды сижу, пусть и не поймаю ничего...
И он стал, не отрываясь, смотреть на могучую реку, на
покрытый влажной дымкой простор воды, на солнце, заходящее над
Стромовкой в небе, охваченном свеглым огнем, вдохнул в себя
предвесеннее томительное очарование и блаженно улыбнулся.
Быть у воды — и то для него великое счастье...
— Хорошо начинается новый год,— говорит он скорее самому
себе, чем другим, и, услышав под ногами плеск воды, кричит с
восторгом:
— А все еще, бестия, поднимается! Ой, братцы, вот завтра они
нам натянут удочки!
Пронеслись над водой чайки. Дети бежали по дороге, крича.
— Сома поймали... Сома!
Йад Влтавой шумела весна, и была она тем милее, что шел
январь.
Л. Самарцев
УДИЛЬЩИКИ И ИХ ОРГАНИЗАЦИЯ
В нашей стране любительское рыболовство стало едва ли не
самым массовым видом спорта. Если бы удалось учесть всех
удильщиков, получилась бы астрономическая цифра. Но такого
общего учета нет. Больше того, вряд ли найдется городской
комитет физкультуры и спорта или общество рыболовов, способные
сказать, сколько удильщиков в их городе.
Объясняется это не только недосмотром наших спортивных
организаций, не только тем, что в члены обществ и секций
вовлечена пока лишь ничтожная часть удильщиков, но и сложностью
задачи. В самом деле, как учесть всех рыболовов-спортсменов,
если ничто не обязывает их где-то регистрироваться?
В летнюю пору за удочками сидят ежедневно на лодках,
катерах, мостах и на берегах рек, озер, прудов тысячи подростков,
взрослых-отпускников или «выходных», а также стариков,
пенсионеров, инвалидов. Но это лишь те, кто свободен сегодня.
Завтра их будет не меньше, но люди будут уже другие, послезавтра —
третьи. Попробуйте уловить каждого из этой армии, вечно новой,
непоседливой, передвигающейся.
До войны рыболовная секция Ростовского областного общества
охотников и рыболовов как-то попыталась учесть удильщиков.
Наметили пути, приступили к делу. Проводили общегородские
собрания рыболовов, учитывали их на своей спортивной базе, на
местах особого скопления (зимой на льду). На собрания являлись
всего десятки человек; на базе, едва попав туда, удильщики
поспешно разбредались по берегам водоема; на льду — и того хуже:
меняя лунки, двигались и перемешивались без конца. Учли кое-как
до пятисот человек (при сотне членов Общества), запутались и
прекратили наивную затею.
А между тем совершенно ясно, что именно в силу особой
массовости рыболовного спорта организация любителей, создание
спортивных баз для них, оказание им необходимой помощи в
проведении досуга имеют большое значение, и в этом есть
настоятельная необходимость.
157
Конечно, закинуть удочку в реку можно и без членского билета
общества в кармане. Этого никто не запрещает. Но не везде
спортсмен может легко удовлетворить свою страсть; да и не каждый
способен, особенно ранней весной или поздней осенью, ночевать
в лодке или на берегу, а в летнюю ночь не смыкать глаз,
отбиваясь от полчищ комаров. Преимущества поездок на хорошо
организованные спортивные базы, где можно укрыться от непогоды,
отдохнуть часок-другой, пользоваться элементарными бытовыми
услугами или готовым спортивным инвентарем, вряд ли
нуждаются в доказательствах.
Еще в начале тридцатых годов Ростовское областное общество
охотников и рыболовов организовало две спортивные базы на
водоемах. Одна из них чисто охотничьего характера. Другая,
преимущественно рыболовная, находилась в дельте Дона, на Терновом
ерике, близ хутора Недвиговка. Рыболовы Ростова, Таганрога,
Новочеркасска и расположенных меж ними станиц и хуторов
охотно посещали эту базу, пользуясь местными поездами.
Конечно, это пришло не сразу. Удильщики вначале упорно
держались в стороне, ездили на рыбалку кому куда вздумается, благо
водоемов на Дону много, а рыбы хватало. Однако постепенно, по
мере улучшения постановки дела на базе и широкого
распространения сведений о ней, настроения менялись.
Я хорошо помню, что если в 1934—1935 гг. на базу Тернового
ерика приезжали под выходной день 5—10 человек, то в
последующие годы стали приезжать сотни. Бывало прибудет со
стороны Таганрога или Ростова в Недвиговку местный поезд и
высадит целый полк любителей. Поспешно взвалив на плечи рюкзаки
и снасти, люди дружно устремлялись к перевозу у Мертвого
Донца, и тогда казалось, что к речке движется добрый лес
бамбуковых удилищ. Под конец дело дошло до того, что один
перевозчик не справлялся с работой, а, главное, база стала тесной, лодок
на всех рыболовов уже не хватало.
Что же способствовало росту организации, чем спортивная
база привлекала к себе, что она давала удильщику? Уловы? Надо
сказать прямо, они не всегда были удачными. Бывали иногда и
«пустые» поездки. Но где же их не бывает? А все же рыболовы
ездили туда, вступали в Общество сами, вовлекали других.
Объяснялось это рядом причин и главным образом все же
уловами. Дело в том, что в Терновом ерике, впадающем в
Таганрогский залив Азовского моря, неподалеку от заповедника, наряду
с прочей мелкой рыбой почти всегда имелись сазанчики в 0,5—
1,5 кг, а после сильных низовых (западных) ветров — и крупные
сазаны. Правда, местный рыбколхоз периодически облавливал
ерик волокушами, но удильщикам рыбы тоже хватало.
Дело не обходилось и без курьезов, вызывавших шумный
восторг спортсменов. Представьте себе такую картину...
Ясный воскресный день. Берега ерика усеяны удильщиками.
Среди них много старожилов, но есть и приехавшие впервые.
158
В речке сотни донных лесок, над берегами густо торчат удилища.
Рыбалка выпала удачная. То там, то сям слышится бурный плеск
воды, мелькнет в воздухе сачок, и снова тишина.
Но вот из-за поворота реки неожиданно появляются каюки с
рыбаками-колхозниками. Дюжие хлопцы уже засыпали волокушу
и теперь медленно гребут по-над берегами вдоль ерика, так как
тоней здесь нет, берега крутые и выбирать улов приходится прямо
на каюки.
Настроение спортсменов мгновенно портится. Слышатся
ворчания, недовольные возгласы:
— Принесла вас нелегкая!..
— Сейчас всю рыбу выгребут и распугают...
— Даже в воскресный день покоя от вас нет.
Удильщики поспешно выбирают далеко закинутые лески, чтобы
уберечь их от волокуши; Иные сматывают снасти вообще,
собираясь уходить.
Волокуша медленно проходит участок, занятый удильщиками,
и скрывается вслед за каюками, за изгибом ерика.
— Закидывай, ребята, снасти! — слышится совет какого-
нибудь оптимиста.— Сейчас вновь клюнет...
— Держи карман...— брюзжит с недалекого
противоположного берега разочаровавшийся новичок или безнадежный
пессимист.
Проходит пять-десять минут, и вдруг — бурный плеск воды,
удилище — дугой, в воздухе мелькает сачок. Немного погодя —
та же картина в другом месте, затем — в третьем. Тогда над
речкой раздается дружный смех удильщиков, слышатся
восторженные крики:
— Ай да сазанчик! Никакой волокушей его не взять!..
— Молодец-рыба! Другая с перепугу разбежалась бы, а этой
и горя мало...
Тогда удильщики, собиравшиеся уходить, поспешно
разматывают уже связанные снасти и устраиваются на прежние места.
*Лов продолжается, точно никакой волокуши и не было.
...Мы не раз наблюдали такие картины на Терновом.
Наблюдали и дивились способности сазана увернуться от волокуши и
спокойно продолжать клев.
* *
*
Нет нужды доказывать, что удильщиков не вовлечешь ни в
какое общество, не приучишь ни к какой спортивной базе, если в
основе этого хозяйства не имеется интересного водоема. Пусть
водоем находится далеко от города, пусть труден транспорт к
нему, пусть мало там прочих удобств и услуг, но нужно, чтоб в
этом водоеме была спортивная рыба. Любитель преодолеет все
трудности, примирится с отсутствием удобств и будет
систематически посещать базу. Но достаточно водоему оказаться пустым,
159
неспособным удовлетворить спортивную страсть,— удильщик
отвернется от него после первой же поездки.
Что же представляла собою спортивная база Тернового ерика,
почему удильщики заин?ересовались ею? Прежде всего, потому,
что удачные * уловы были здесь не редкостью. Повторяем,
несмотря- на периодический облов ерика сетями, удильщик все же
имел возможность почти всегда поймать 3—5, а иногда и 10
сазанчиков, не считая прочей рыбы (тарань, подлещик, елец, окунь,
линь, красноперка и т. д.). А это всегда и всюду для удильщика
главное. Когда же спортсмен видел, что, кроме интересной
«поклевки», база предоставляет еще и известные удобства, отдых,
бытовые услуги, то вопрос — вступать или не вступать в Общество
рыболовов — решался сам собой.
На первый взгляд, база Тернового ерика не представляла
собою ничего особенного. На берегу речки, в тенистом саду стояла
обыкновенная деревянная хата примерно в 50 кв. метров,
состоящая из большой общей комнаты и двух маленьких. Тут же жила
семья смотрителя базы, всегда готовая сварить уху, предоставить
посуду, приветливо встретить удильщиков. При базе имелись до
двух десятков лодок, связка удилищ, более десятка кроватей с
постельным бельем и одеялами, одежные ящики, простейший
кухонный инвентарь, шахматы, шашки, домино, настольный
биллиард и прочее.
Все это было в распоряжении члена Общества за плату в три
рубля (на одну поездку). Если же на базу приезжал не член
Общества, с него взимали пять рублей, но никогда не отказывали в
приеме. В тех же случаях, когда удильщик не пользовался
кроватью и лодкой, плату брали всего рубль и два.
Пользуясь услугами базы, спортсмен мог хранить, там свои
снасти, рыбацкое обмундирование, держать на стоянке
собственную лодку. При таких условиях можно было выезжать на лов без
особого груза и в оба конца в чистой одежде.
Важным удобством была также возможность не заботиться о
червях, не рыть и не возить их с собой. Работавший на Мертвом*
Донце, у остановки поезда, старик перевозчик всегда обеспечивал
удильщиков червями за ничтожное вознаграждение. Полная
консервная банка знаменитых «задонских» червей — рубль. Только в
аварийных случаях (сильная засуха или болезнь старика)
приходилось рыть червей самим, тут же, неподалеку от перевоза.
Так было поставлено дело на спортивной базе. Следует лишь
сожалеть, что все это — в прошлом. В войну фашистские громилы
разорили базу и ее хозяйство. Общество же охотников и
рыболовов, хотя и существует попрежнему, так и не возродило ее на
Терновом.
* Разумеется, мы подразумеваем здесь удачные с точки зрения любителя-
спортсмена, а не добытчика и спекулянта, аппетиты которого несколькими
сазанчиками не удовлетворишь.
160
Некоторые удильщики Ростова, Таганрога, Новочеркасска
проводят отпуск на рыбалке вдали от дома, Одни живут по двое-трое
суток на островах в Низовьях Дона, другие — по две-три недели
в палатках на берегу реки, в районе станиц Арпачин, Богаевская,
Раздорская, Семикаракорская, Кочетовская. Выезжают они в эти
места иногда вдвоем, порой же группами в пять-десять человек.
Точно так же, группами до десяти человек, удильщики Ростова
выезжают иногда на рыбалку под воскресный день. Одновременно
на нескольких лодках, поездом или грузовой автомашиной
добираются до намеченного водоема, удят неподалеку друг от друга и
вместе возвращаются назад.
Подобных поездок еще очень мало, они случайны, но могли
бы стать систематическими и послужить основой для проведения
спортивных соревнований.
Опираясь на растущую инициативу самих удильщиков и на
описанный выше довоенный опыт, Общество рыболовов могло бы,
при желании, возродить базу на том же Терновом ерике, создать
базы в станице Синявской или в районе Черного Яра, примерно в
пятнадцати километрах выше Ростова. В последнем случае в
распоряжении удильщиков были бы не только знаменитые участки
Дона, но и цепь интересных озер под Аксайско-Ольгинской
дамбой.
Породы рыб в этих озерах для любителя заманчивы: сом,
сазан, лещ, судак. Но можно бы обернуть дело еще лучше: зарыбить
озера зеркальным карпом, карасем, линем и тем сделать эти
водоемы еще более интересными для удильщиков.
Впервые удильщики ловили бы не только «дикую» рыбу, но й
«свою», выращенную усилиями и заботами спортивного общества
и его членов.
Это не только крайне актуально сейчас, но и вполне реально.
Выращивают же полеводческие колхозы рыбу в своих прудах!
Почему же этого не может делать спортивное общество на
закрепленных за ним озерах?
Хрис* Херсонский
О ЧЕМ ГОВОРЯТ РЫБОЛОВЫ
Это было в июле на озере Сенеж.
Как будто миллионы снежинок медленно кружились в
вечернем воздухе: их рассыпали с высокого берега тополя. Когда стало
смеркаться, из дома отдыха союза художников понеслись далеко
над озером песни и арии. Мягкий бас Шаляпина с потрясающей
силой души и нежностью то рокотал печально, то торжественно
уплывал куда-то на немыслимую высоту.
— «О... если б навеки так было-о-о!»
Песня падала с высоты на воду озера, обнимала притихшие
березы, кружилась в дыму над желтыми огнями костров и над
темными силуэтами садящих вокруг них рыболовов.
Быстро темнело. Люди молчали.
— «Ох, да не спится мне...» — вздыхал Федор Иванович.
Позже, когда на дом отдыха и на окрестные деревни спустился
сон и только по другую сторону озера, не смыкая глаз, сверкал
гирляндой огней городок Солнечногорск, рыбаки стали собираться.
Судейская коллегия у пристани «Рыболова-спортсмена» вызывала
их на старт.
Воробьиная летняя ночь коротка. В половине второго
северовосточная сторона неба начала светлеть, голубеть. Рыболовы,
-негромко переговариваясь, садились в лодки. Восемьдесят лодок
со стариками и юношами, безвозвратно влюбленными в эти
рассветы, двинулись во все стороны по озеру: кто на Старый Сенеж,
кто к Малиновым островам, кто к усаженной ветлами дамбе, кто
неподалеку к заливам, где среди камышей дремлют белые лилии.
Тут и там вспыхивали и гасли короткие разговоры.
— Заснул я, понимаешь, на полчасика и — хвать! — во сне
поймал ерша. Только во сне и увидишь такого великана. По всем
статьям ерш как ерш, а величиной с крокодила.
— А я лежал и думал: хорошо бы здесь настоящую рыбу
развести. Ну, скажем, севрюга водиться не будет, а сазан — почему
бы нет?.. Питомники можно устроить выше по реке Сестре на
чистой воде...
1G2
— Ага... Почему нельзя? Можно! А ты слушай дальше.
Ударил мой ерш ершович хвостом, и приплыли мы с ним прямо в
новый дом рыбака. А там на каждой комнатке табличка... На
одной— «Для некурящих». На другой, пожалуйста, читаю: «Для
любителей табачного яда»... И даже есть особая комната для
сквернословов... Чтобы другим жизнь не отравляли...
— А гляди-ка, солнце-то вот-вот выйдет... Лучше этих минут
ничего не бывает в природе!
Тихое утро рыболовы встречают на глади озера, с закинутыми
далеко от лодки поплавками...
* *
*
К часу дня — возвращение к финишу соревнования.
Загоревшие, отдохнувшие и увлеченные не только удачами, но и
разгадыванием таинственных неудач, рыболовы толпятся у судейского
стола.
— Ого! Вот это плотица!
— 305 грамм,— объявляет главный судья, председатель
секции удильщиков общества «Рыболов-спортсмен» П. М. Иванов.
— Ай-да окунек!
— Он у меня на выполозка взял да как начал вокруг лодки
водить!
За утро на каждого рыболова пришлось в среднем по два кило
добычи. Первое место занял Макарий Аркадьевич Шевелев,
поймавший семь с лишним кило плотвы, второе — Иван Федорович
Зименков: у него улов перевалил за пять кило. Оба работают в
центральной лаборатории Мосэнерго. Первый —
слесарем-жестянщиком, второй мастером по оборудованию.
— С каких лет занимаюсь я рыболовным спортом? С детства
полавливал немного, потом оставил. А с 1946 года увлекаюсь уже
как следует,— говорит Зименков.— Решение избрать рыболовный
спорт пришло, знаете ли, на фронте, когда особенно оценил
значение свежего воздуха. Тогда, еще в боях, мы с товарищами
решали: кто говорит — «после войны пойду в пчеловоды», другой —
«стану садовником», я сказал — «буду рыболовом». Прошел я с
боями от Орджоникидзе до местечка Чешские Броды недалеко от
Праги...
По энергичному загорелому лицу Ивана Федоровича прошла
тень воспоминаний. Кто свободен от них?.. Помолчав, он
просветлел и с улыбкой уронил:
— Чудесная страна Чехословакия!.. А как нас там встречали,
забыть невозможно.
— А вы, Макарий Аркадьевич, когда стали рыболовом?
— Я на Волге вырос, в Калязине... об чем же тут говорить?
Удить начал лет с шести... Сейчас мне пятьдесят два. Ловлю и на
спиннинг, и на кружки, но больше всего мы оба уважаем удочки.
163
— Больше разнообразных ощущений они доставляют. И
чаще эти ощущения,— поясняет Иван Федорович. И глядя на озеро
говорит: — Здесь, на Сенеже, хорошо бы сделать искусственные
островки для рыбаков, чтобы можно было прятаться вокруг них
от ветра и от высокой волны. А возле островков прикормить рыбу.
Дно озера почистить пора бы...
— И на других водоемах,— вставляет Шевелев,— не худо бы
нашему обществу для москвичей, которые имеют возможность
выехать на рыбалку всего на один день, на постоянных местах
прикармливать рыбу. А без прикормки много не поймаешь, да и одна
мелочь идет...
— Крупной-то возле Москвы почти и не стало. Ее всю «на
корню» сетями вычерпывают,— горячо подхватывает Зименков.—
А какой в этом толк?.. Государство от пригородных рыболовецких
промысловых артелей получает гроши. Больше убытков. И
подсчитайте-ка хотя бы, сколько тратят сил и денег многие тысячи
рыболовов, чтобы добраться куда-нибудь, где еще ловится
хорошая рыба!.. Мы гоняем грузовики и автобусы за двести и более
километров, изнашиваем машины по всяким дорогам и без дорог.
Люди, вместо отдыха, устают: ведь 400—500 километров туда и
обратно не шутка, и не во всяком возрасте это приятно!..
И он логично приходит к выводу, который давно уже созрел
у всех московских спортсменов:
— Самое простое и во всех отношениях выгодное для
государства— сделать вокруг Москвы ГОО-километровую зону
спортивного отдыха. Убрать отсюда карликовые рыбные промыслы.
Запретить какую бы то ни было ловлю рыбы сетями. Заново
заселить водоемы лучшими породами.
— Тогда и в самой Москве, гляди-ка, рыбку половим,—
заключает Шевелев.— Язей, леща, судачка, налима, как было когда-то...
Нагруженные уловом и удочками, Шевелев и Зименков идут
к машине. Они спешат на поезд в Москву. Повезут с собой новый
запас энергии, молодости, загара и впечатлений от солнечного
утра на озере.
Зименков задержался, покосился на блокнот в моих руках,
вернулся и добавил:
— А наши базы «Рыболова-спортсмена» — только начало!
Нужно, чтобы на них был режим домов отдыха. Никакого шума
в спальнях. Уют. Чистота. Чем строже — тем лучше! Только тогда
и отдохнешь по-настоящему. И спортом как следует займешься
для здоровья...
И зашагал энергично, как юноша, догоняя товарища.
П. Макашов
ЛЕТНЕЕ УЖЕНИЕ ЛЕЩА
Рассвет. Тишина. Лишь на берегу озера где-то в ивняке чуть
слышно подает голос пеночка.
Но кажущаяся тишина обманчива. Озеро живет кипучей
жизнью, об этом говорят громкие всплески лещей.
Много нужно терпения, чтобы подцепить и вытащить хотя бы
одного из них. Зато сколько радости доставляет эта сильная и
красивая рыба!
В чем дело? Почему трудно поймать лавд,?
Лещ — донная рыба, оседлая. Основная ее пища — разные
членистоногие и ракообразные паучки, личинки насекомых,
многоножки и моллюски. Лучшие наживки для него — мотыль, опарыш,
короед. Для успешной ловли леща обязательна привада из
животных или растительных кормов! Лучше всего лещ в озере ловится
в июле и августе. Места он выбирает в глубоких ямах, крутоярах
с илистым дном. Все это известно, но успеха нет! Изредка удастся
поймать за зорю одну-две рыбины. Пришлось пораскинуть умом,
чтобы добиться хороших результатов...
В один из июльских утренников, сидя в лодке с удочками у
обрывистого берега, я поймал двух крупных лещей и девять очень
хороших подлещиков. Радуясь такой удаче и увлекшись ловлей,
я не заметил, что лодка несколько отошла or берега и в один из
забросов крючок за что-то зацепился.
Кончив ловлю, я обследовал это место и вытащил из воды
большой куст березы с ветвями и листьями, покрытыми тонким
слоем ила. Я не бросил обратно куст в воду, а втащил его в лодку,
чтобы выбросить'на берег. На берегу я заметил, что все ветви и
листья покрыты различными букашками, паучками и другими
насекомыми. Но не сделал из этого наблюдения никаких выводов.
На следующее утро я явился сюда же, просидел в лодке зорю,
но ни одной поклевки не было, хотя в природе за сутки словно
ничего не изменилось.
Опечаленный неудачей, я обратил внимание на куст, вчера
165
выброшенный мною на берег, и подумал: не в нем ли дело? Ведь
могли же в нем находить убежище букашки, которыми кормилась
рыба?
Отъехав от берега, я. багром вытащил еще два куста и при
осмотре насчитал на них сотни различных насекомых. И тогда
догадки уступили твердому убеждению, что для удачной ловли
лещей нужен на дне этот подводный «сад».
Невдалеке от дома, на обрывистых глубоких ямах я опустил
на дно в двух местах ворохи березовых, ольховых и рябиновых
ветвей, перевязанных проволокой и снабженных грузом, а возле
них сбросил в воду несколько больших кусков дерна. А чтобы еще
лучше подготовить место для ловли, выложил здесь же приваду.
И мои хлопоты не пропали даром: скоро наступило такое утро,
когда в садке у меня плескалось двенадцать лещей, и среди них
были рыбины до трех-пяти килограммов весом...
Более того, подводный «сад» оказал мне услугу и при зимней
ловле лещей. И если возле такого «сада» прикормить лещей
зимой, то ловить их можно с большим успехом из одной
единственной лунки, прорубленной точно возле «сада».
Я. Дормидонтов
ЛОВЛЯ ЛЕЩА НА МОРМЫШКУ ЛЕТОМ
В июле 1954 года мне пришлось быть в устье реки Андома,
впадающей в Онежское озеро.
Выезжая утром и вечером на реку, я наблюдал, как выходят
гулять на поверхность крупные лещи. Но ловля их на
поплавочную удочку не давала результатов.
У меня с собой оказались мормышки, и я решил попробовать
ловить на них. Правда, мотыля разыскать не удалось, и я заменил
его навозными червями.
Выехав вечером, уже после заката солнца, я поймал за час
несколько лещей.
В конце августа я попробовал ловить лещей таким способом
на Рыбинском водохранилище, вблизи города Череповца, в запани
лесосплавного рейда «Кривец». Результат превзошел все мои
ожидания. Замечательные уловы были и в сентябре. При этом
ловились не только лещи; но и язи.
Теперь у меня накопился некоторый опыт ловли леща на
мормышку, и я хочу поделиться им с товарищами «по оружию».
Какой снастью я пользовался?
Удилище было обычное, зимнее, длиной 0,7—1 м. Леса жил-
ковая, 0,5—0,6 мм в диаметре. Разумеется, можно ловить и на
более тонкие жилки, но не нужно забывать, что мормышку
хватают и крупные окуни и язи, летняя поклевка которых сильно
отличается от зимней. Да и крупный лещ сопротивляется очень
активно.
Мормышки применялись самые разнообразные по форме,
размерам и расцветке. При ловле крупных лещей (от 1,5 кг и выше)
и язей я в последний выезд пользовался мормышками с
небольшим тройничком. Тройник гарантировал верную засечку, сходов
рыбы не было. На сильном течении приходилось в 10—15 см выше
мормышки прикреплять продолговатый свинцовый груз.
Насадкой обычно служили земляные, а еще лучше навозные
черви. Надевал я их по две-три штуки.
167
Ловля производилась, как и зимою: медленный подъём и спуск,
потряхивание на месте с дрожью, и сейчас же подсечка после
каждого такта. Правда, движения мормышки были несколько резче
и быстрее, чем зимой.
Конечно, большое значение имел выбор места для ловли. Как
правило, оно всегда бывало неподалеку от дневной стоянки лещей.
Очень хорошо выезжать к местам выхода лещей на прогулки
и ловить их там на самом глубоком месте. На глубинах меньше
четырех метров ловля не бывала успешной.
В лесных районах очень много лещей собирается в сплавных
запанях, под бревнами.
Лес в запанях служит прекрасной защитой от сетей, и лещи
стоят в запанях, пока бревна не выловлены. Здесь рыба находит
обильный корм: личинок, червей и насекомых. Как показали
наблюдения, лещ питается и размякшим камбиальным слоем дерева,
расположенным под корой.
Ц цсные тихие дни можно видеть, как целые косяки лещей
поднимаются на поверхность воды и сосут кору деревьев, издавая при
втом громкое чмоканье.
Ловить мне приходилось в разное время: трижды я очень
хорошо" рыбачил в 11—12 часов дня.
Повидимому, применение прикормки и привады может
значительно повысить уловы, но я этого не делал.
Гораздо лучше ловить с лодки, расположив грузы на носу и
на корме, или с плиток запани, с пыжа древесины, опуская
мормышку в «окна» между бревен, с бонов, которые выдаются в реку,
и т. д. Во всех случаях соверщенно необходимы отцепы и подсачек.
Поклевка леща выражалась следующим образом: это было или
ощущение большой тяжести, повисшей на лесе, весьма похожее
на зацеп, или толчки, которые заставляли начать вываживание
рыбы.
Иногда, напротив, казалось, что ни мормышки, ни. груза уже
нет. Это лещ, устремившись навстречу мормышке, по ицерции
проходил после хватки вперед и поднимал .мормышку с грузом.
В этот миг и приходилось делать длинную и резкую подсечку.
При ловле на глубине до семи метров очень надоедали ерши:
если же место было более глубокое, брала только крупная рыба.
Применять «кивок» или «сторожок» не было необходимости,
поклевки ощущались Икбез «их.
В заключение должен сказать, что ловля в 1954 году была
феноменальной: применяя мормышку, я выудил за сезон больше
лещей, чем поймал их поплавочными удочками за тридцать семь
лет своей рыбалки...
Я. Королев
ЛЕЩ-ХИЩНИК
Как известно, лещ не является хищником. Он питается
ракообразными, мотылем, моллюсками, а также водорослями, червями
и личинками насекомых.
Но однажды в жаркий июльский день 1951 года, после
короткого грозового дождя на реке Десне, в двадцати километрах ниже
Брянска, я поймал взрослого леща на
блесну.
После заброса спиннингом
блесны с двойным крючком (рис. 1),
почти вплотную к
противоположному берегу я начал подводку.
Блесна шла понизу, изредка касаясь дна.
Примерно на середине реки она
зацепилась за что-то мягкое, как будто за
трайу или за небольшой кусок глины.
Каких-либо толчков или рывков не
было, не чувствовалось также и
ослаблений натяжения лесы или
«потяжки» ее вверх или вниз по
течению, что бывает при поклевке щуки,
окуня, судака или жереха.
Создавалось впечатление, что за
блесной тянется какой-то обломок
древесины, давно находившийся в
воде. Но это был лещ.
При вываживании он не бился,
как это обычно делают хищники, а всего лишь несколько раз
взмахнул хвостом. Оба крючка блесны находились у наго во рту.
Этот случай дает основание предполагать, что взрослые лещи
не прочь полакомиться мелкой рыбешкой, как и их ближайшие
собратья — карпы и сазаны. Но весьма возможно и то, что лещи
принимают маленькую блесну за крупных водяных насекомых,
например жуков, за которыми они охотятся.
Блесна с двойным крючком
1G9
Аш Толстите
ГОЛАВЛИ
Петлю, которую делает здесь Усьва, выпрямляет протока.
Шириною она метров десять, в истоке мелкая — до колен, а на
остальном протяжении, почти с километр,— значительно глубже Усьвы.
Есть на протоке ямки, где лодочным шестом, а он длиной метра
три, не удается достать дна. Прозрачна вода Усьвы... В узкой
протоке стремительное течение подмывает правый наружный берег,
и вот уже во многих местах кусты ивняка склонились над
протокой и даже сползли в воду,— прекрасное укрытие для рыб! Чуть
выше одного из таких кустов я лежу на обрывистом берегу.
Напротив, на острове, пасется колхозное стадо. Трава дащга
выкошена, коров выгоняют на отросшую отаву. Пасут мальчишки. Они
верхами на лошадях. Вот устроили скачки. С гиком носятся по
острову, обгоняя друг друга.
Прогретый солнцем, пропитанный тонкими запахами увядания,
воздух неподвижен. Вдыхаешь его, как пьешь ароматный настой.
Теплота от земли, теплота, льющаяся сверху, разнежили тело.
Сладкая дрема вот-вот овладеет мной. Ночь почти не спал. Вечер
просидел у костра с разговорами, встали до солнышка, обошли
все луговые озера. Но уток, видно, выбили до нас. Видели пару
чирят, и по тем стрелять не пришлось. Алексей не хочет
возвращаться домой без добычи, ушел в березняки поискать
тетеревиные выводки. Жду его уже часа полтора, смотрю в воду. Глубина
тут около трех метров, но быстрые струи настолько прозрачны,
что видно каждый камушек. Пескари, прижавшись ко дну, стоят
неподвижно, борются с течением. Некоторые из них иногда делают
короткие броски, ловят что-то, проплывающее рядом. Пришли два
небольших окунька, напали на пескарей, пескари умчались, и
пришлось окуням убираться не солоно хлебавши. Показалась стайка
ельцов. Бросил им кузнечика. Он оказался для их ртов великоват.
Ельцы долго его тормошили. Откуда-то выскочил хариус, схватил
кузнечика и скрылся.
Как басовитое жужжание шмеля, донесся звук заводского
170
гудка. Пол пятого. До города по прямой километров двенадцать,
а гудок слышно хорошо. Мощный у завода голос.
Один из мальчишек-пастухов переехал протоку по мели и
галопом проскакал по тропе рядом со мной, мимо куста. Из-под
куста, держась около дна, вышел голавль, за ним второй, третий,
четвертый — целая стая широколобых, чернохвостых красавцев.
Полтора часа сидел я до этого на берегу — они не показывались.
И вдруг вышли спокойно, даже торжественно.
Значит, не щука их выгнала. Да и большой должна быть щука,
чтобы напугать таких рыб... Их багряные грудные плавники ярко
выделялись на сером фоне дна... Медленно поднявшись метров на
пятнадцать вверх по течению, они так же неторопливо, спокойно
стали уходить под другой такой же куст.
Я обошел его, чтобы посмотреть, не спустятся ли голавли
ниже? Нет, они остались под кустом. В чем же причина? —
спрашивал я.— Что произошло? Уже не топот ли лошади их
потревожил?
Я взял толстый сук и с силой ударил несколько раз по тропе
возле куста. Смотрю, выходят мои голавли, чинно, как на
демонстрацию. Какое удовольствие смотреть на них!
Несколько раз вызывал голавлей из-под куста, любовался ими,
пересчитал.
Подосадовал, что не взял с собой спиннинг. Часто,
отправляясь на охоту за утками, брал спиннинг, а на этот раз, когда
он так нужен, я оказался безоружным. Утешало одно — я в
отпуске и завтра с утра, конечно, буду здесь.
Алексей пришел через полчаса. Он-таки нашел выводок и взял
пару молодых тетеревят, поэтому имел вид победителя.
— Ты, Алеша, не очень-то зазнавайся,— сказал я ему.—
Подумаешь, какая важность — двух тетеревенков застрелил. Я, гложет,
волшебник, и звери, и птицы, и рыбы мне подвластны, да не за-
энаюсь.
— Что ты волшебник — я знаю, что у тебя рюкзак пустой —
тоже знаю,— улыбаясь ответил Алексей.
— Ах, ты не веришь в мои способности? Хочешь, покажу чудо?
— Пустой рюкзак?!..
— Настоящее чудо!..
— Например?
— Например, вызову на это место,— я указал пальцем под
обрыв,— пятьдесят шесть голавлей. Трех больших, двадцать двух
по два килограмма и тридцать одного по килограмму.
— А ну вызови, волшебник...
Я сделал серьезное лицо, отвесил три глубоких поклона и
выпалил нелепый набор слов... Алексей смотрел на эту комедию,
тихо посмеиваясь. Тогда я ударил семь раз суком по тропе,
приговаривая замогильным голосом:
— Рыбы, подвластные чарам моим, выходите на смотр!
Когда Алексей увидел показавшихся из-под куста трех огром-
171
ных голавлей, а потом и всю стаю — в глазах его было
восхищение.
— Считай,— сказал я ему. Он начал считать, но не успел —
голавли ушли под куст. Я снова вызвал их.
— Пятьдесят семь.
— Ты не умеешь считать. Их пятьдесят шесть. Убедился
теперь, что я волшебник?
Алексей так посмотрел на меня, что я расхохотался.
— Нет, ты объясни, в чем тут дело, в чем секрет? — просил он.
— Выходят на стук, а почему — не знаю. Это их спросить
надо. Только они не скажут.
На этот раз голавли долго бродили перед нашими глазами.
Когда мы собрались уходить, решив, что завтра чуть свет
будем здесь со спиннингами, услышали за спиной шаги и тихий,
глуховатый голос:
— Добрый день, охотники!
Оглянулись. Перед нами стоял пожилой мужчина с
загоревшим лицом, на котором выделялись белесые усы и брови. Был он
в керзовых сапогах и полинявшей гимнастерке. В руках длинное
закопченное удилище, под мышкой — свернутая телогрейка. Он
пристально посмотрел на нас светлоголубыми глазами, на сук,
валявшийся на тропе, и спросил:
— Голавликами любовались?
— Какими голавликами? — попытался удивиться Алексей,
будто он ничего не знал. Я понял его — он хотел сохранить это
место в тайне. С сетями нагрянут — прощай наши голавли.
— Что ты говоришь? — рыболов склонил голову к правому
плечу, поворачивая к Алексею левое ухо.— Ты погромче говори.
Я плохо слышу. Контузия у меня.
— О каких голавлях спрашиваешь? — крикнул Алексей.
Рыбак улыбнулся лукаво:
— Будто не знаешь... Про тех, что тут под кустом живут.
Открыли ведь вы их. Я уж по вашим глазам понял.
Он подошел к кусту и топнул три раза.
— Эвот они. Хороши!.. Да не вдруг их возьмешь, если
по-честному-то. Все лето охочусь, а только пятерых перехитрил.
Мы поняли, что это добрый рыбак и о голавлях знает больше
нашего. Разговорились. Он оказался рабочим из отряда
геологоразведчиков, расположившегося лагерем километрах в двух от
протоки. Эту стоянку голавлей знает давно. Почти каждую ночь
приходит удить их. Рыба берет очень редко. Никакие насадки ее
не соблазняют — ни майский жук, ни кузнечик, ни хлеб. Ловится
только на короеда и то плохо. Сидеть нужно вдали от воды, чтобы
над берегом выставлялся только кончик удилища, которое должно
быть темное. Ни грузила, ни поплавка не нужно. Осторожен
голавль до крайности. Увидать его просто: постучи — покажется
сам, а чтобы поймать — надо много хитрости и терпения. Была
еще большая стая голавлей, жила в Усьве недалеко от истока про-
172
токи под упавшим в воду огромным осокорем, но ту стаю
разбомбили. Про этих пока браконьеры не знают, вот они и целы.
— Если бы тут было помельче, я бы их руками переловил,—
сказал рыбак.
— Как так руками? — удивились мы.
— А очень просто, залез бы в воду и переловил.
Видя на наших лицах недоверие, он предложил:
— Могу показать, как голавлей руками ловят. Только вы мне
помогите немного. А ну, пошли со мной.
Он привел нас к кусту, так же сползавшему в воду. Здесь было
мелко. Около куста метра полтора, а выше по течению у
глинистого берега — до колен. Рыбак начал раздеваться. Нам приказал
зайти выше куста и мутить воду у берега, чтобы муть шла под
куст. Мы с Алексеем были в болотных резиновых сапогах.
Разогнув голенища, спустились в протоку и начали старательно
топтаться. Густая красноватая муть поплыла вдоль берега. Наш
знакомый полез в воду и стал осторожно шарить среди затопленных
веток куста. Прошла минута — и на берег полетела большая
серебристая рыбина.
— Старайся, старайся,— покрикивал он.
Мы старались, крайне заинтересованные столь простой и
оригинальной рыбалкой. Вот уже вторая рыбина прыгает на берегу.
Выброшена третья, четвертая. После шестой наступил перерыв.
— Все. Тут больше нет,— сказал рыбак.— Да и озяб я. Вода-
то уже холодновата.
— Шесть голавлей от четырехсот до шестисот граммов за
пятнадцать минут пойманы голыми руками. Вот это, действительно,
чудо.
— Какое тут чудо,— говорит рыбак, усмехаясь.— Способ
старый, правда, не многим известный. Все очень просто. Муть
пустишь — голавль слепнет. Нащупаешь его под кустом, возьмешь
за жабры — и на берег. Главное, не надо суетиться, дотрагиваться
до него тихонько — легонько. Когда этак его заденешь — он не
боится. Оглаживаешь с хвоста по животу, к жабрам
подбираешься, а тут хвать! — и держи крепче, иначе вырвется. Сноровка,
конечно, нужна, не без этого. А хитрости нет никакой. Что под этим
кустом голавли стоят, я знал давно. Но одному мне поймать их
тут было несподручно.
— А другую рыбу так ловить можно? — спросил я.
— Ни боже мой! Даже не дотронешься.
Мы рассказали, что собираемся завтра утром поохотиться на
тех голавлей со спиннингами.
— На блесну? Утром? Лучше и не ходите. Не поймать. Надо
ночью, в темноте. Истинную правду вам говорю. Хотите, совет
хороший дам? К якорьку привяжите черное птичье перо. Ловить
надо с острова, с отлогого песчаного берега метров на двадцать
выше куста. Да от воды становитесь подальше, да одежду темную
надевайте. Тогда дело будет.
173
Распрощались мы, как старые хорошие знакомые. С Алексеем
договорились — дойти до дому, оставить ружья, взять спиннинги
и — к протоке. Ночку еще не поспим — подумаешь важность
какая. Так и сделали. Вращающиеся блесны черными перьями
оснастили.
На протоке были еще засветло. Бросали блесны под куст.
Поклевок не было. Вызвали голавлей стуком, протаскивали
блесны среди стаи, но рыба от наших приманок шарахалась в
стороны.
Дождались темноты. Перешли на остров. У меня клюнуло с
первого заброса. Голавль оказался из младших. Алексей же сразу
поймал голавля постарше. После этого с полчаса поклевок не
было. Очевидно, стая уходила, испуганная возней, которую
подняли сопротивлявшиеся нам рыбы. Потом опять начались
поклевки. Алексею посчастливилось больше. Он зацепил одного из
вожаков стаи. Голавль этот оказался больше трех килограммов.
Он так буянил, что распугал всех. После него никто уже не
клевал.
Домой вернулись с восходом солнца, усталые, но счастливые.
И еще три раза ходили за теми голавлями. Больше половины стаи
выловили. Остальные куда-то ушли.
Аш Архангельский
ЛОВЛЯ ГОЛАВЛЕЙ НАХЛЫСТОМ
Способ ловли голавлей, о котором я хочу рассказать,
распространен в Пензенской области крайне мало. А ведь это
необыкновенно интересная, увлекательная и добычливая ловля, хотя и
хтоль же трудная и напряженная.
На реке Хопре голавли в 1,5—2 кг встречаются и не так уж
редко.
Я ловил на Суре, от станции Чаадаевка до Пензы, Хопре в Сер-
добском районе и на реке Шукше в Лунинском районе.
Основными условиями для наличия голавля в том или ином
месте являются: свежая вода, хотя бы небольшое течение и
глубина не менее 1,5—2 м. В совершенно спокойных, без течения
ямах, где вода покрыта клочьями пены и всяким мусором, а также
на отмелях голавль почти не встречается, и поймать его здесь
можно только случайно.
Крупные голавли держатся на несильном течении около
больших коряг и подводных стволов деревьев. Именно в такие места
и надо стремиться забрасывать приманку, избегая песчаных, хотя
и крутых берегов и ям без течения.
С берега ловить нахлыстом трудно и неудобно. Приходится
подолгу и осторожно подкрадываться, пробираться через кусты,
следить, чтобы тень не падала . на воду. И все же
предосторожности часто не достигают цели. Подползешь на животе, взглянешь
на воду — голавли разгуливают на поверхности. А как только
высунешь кончик удочки из-за куста — их и след простыл! Жируя
на поверхности, голавль все видит и очень осторожен. Приходится
или заново подкрадываться, или ждать, когда рыба успокоится и
подойдет. Кроме того, с берега трудно сделать заброс, крючок
цепляется за траву и кусты. Ловить с лодки несравненно удобнее.
Лодку можно направить в любое место, обловить любой уголок,
любую корягу, маскироваться не обязательно, заброс
производится легко и свободно. Иногда во время ловли 'с лодки
приходится слышать насмешки сидящих на берегу рыболовов.
175
— Вон чего захотели! Голавль пуглив и осторожен, а тут
плывет на неге такое чудовище! Да разве вы так поймаете?
Однако когда выхватишь голавля из воды на лодку,— а такие
случаи бывали,— то насмешнику приходится умолкать.
Лодки и людей, сидящих в ней, даже если их тень падает на
воду, голавль боится гораздо меньше, чем малейшего движения
или шума на берегу.
Лодку следует направлять вдоль берега на расстоянии
нескольких метров от него, с тем расчетом чтобы приманку можно было
закинуть к самому берегу. Делать забросы по другую сторону
лодки, на простор реки, в большинстве случаев совершенно
бесполезно. Голавль жирует днем только около берега, между корягами
и кустами, в водоворотах, под нависшими деревьями, держась
ближе к струе течения, несущей корм. Надо стараться
забрасывать приманку ближе к берегу, под кроны деревьев. По еле
заметным признакам, вроде тихого всплеска или кругов, можно узнать
о присутствии голавлей и сделать заброс наверняка.
Забросы следует производить беспрерывно. Нет смысла
держать насадку в воде больше 15 секунд. Лучше задержать лодку
и в особо подходящем месте бросить 2—3 раза, стараясь привлечь
голавля, а не ждать, пока он сам подойдет.
Уметь управлять лодкой одной рукой, точно и бесшумно, при
данной ловле чрезвычайно важно.
Кормовое весло берется в левую руку, ближе к лопасти
рукоятка упирается в плечо. Гребут не вынимая весло из воды.
Требуется не только сила и выносливость, но и большая практика.
Это своего рода искусство!
Надо самому грести, беспрерывно забрасывать удочку именно
в то место, куда хочешь, надо следить, чтобы крючок не зацепился
за свисающие над водой кусты, чтобы лодка не наехала на какую-
нибудь корягу, и в то же время беспрерывно наблюдать за
поплавком, чтобы не прозевать мгновенную поклевку голавля. Только
максимальная точность и быстрота движений обеспечат успех.
Распашные весла при ловле не нужны, но пригодиться они
всегда могут. Лучше всего ловить с лодки одному. Но можно и
вдвоем.
Если круча, у которой производится ловля, находится по
движению лодки с левой стороны, то рыболов, сидя на корме,
забрасывает удочку, а лодку направляет носом вперед. Если круча
находится с правой стороны, то лодка направляется кормой вперед:
так гораздо легче и удобнее грести одной рукой.
Несмотря на то, что голавль боится лодки меньше, чем
береговых шумов, все же при ловле полезно соблюдать тишину.
Особенно надо избегать ударов весла о борт, удочки о лодку и
различных предметов в лодке. Легкие всплески весла и волнение,
идущее от лодки, существенного вреда не приносят.
Самая подходящая лодка — небольшая плоскодонка, легкая
на ходу, поворотливая и устойчивая. В ней удобно могут располо-
176
житься даже два рыболова, поместить запас провизии и прочие
многочисленные рыбацкие принадлежности.
В лодке-плоскодонке хорошо иметь решетки.
Наиболее удобная удочка — бамбуковая. При большой
прочности она легка.
Комель хорош толстый и, сравнительно со всей удочкой,
тяжелый. Такую удочку легче забрасывать, и она крепко сидит в руке.
Длина удочки около 3 м, но не больше. Другой конец удочки ни
в коем случае не должен быть очень тонким и слабым (не тоньше
4—5 мм в диаметре). Лучше пользоваться цельным удилищем.
Соединения складных удилищ обычно недостаточно надежны,
особенно вставные, держащиеся силой трения. От многочисленных
забросов и резких подсечек они могут расшататься и вылететь.
Кроме того, соединение обладает каким-то весом, хотя бы и
небольшим, и переносит центр тяжести ближе к тонкому концу, что
не желательно.
Из лесок более всего подходит капроновая диаметром 0,5 мм.
Она почти не путается. При ловле нахлыстом леска имеет много
возможностей запутаться каждую минуту. И' нет ничего досаднее,
когда перед хорошим местом, да еще на быстром течении, леска
запутывается.
Леса должна быть немного длиннее удочки, как раз на
величину расстояния от крючка до поплавка, т.е. на 25—30 см. Если
длину удочки, и особенно лески, увеличить, то трудность забросов
возрастет, точность снизится, а преимуществ это не даст никаких.
Необходимости в катушке тоже нет, потому что лодка плывет
на таком расстоянии от берега, что заброс можно сделать туда,
куда надо.
На конце лески привязывается поводок из капрона толщиной
0,2—0,3 мм. Поводок является слабым звеном. При ловле часто
бывают такие зацепы, которые устранять очень трудно (например,
за нависшую над водой крону дерева). В этом случае можно
потянуть за леску, и поводок лопнет. Надо всегда иметь с собой
несколько штук готовых поводков.
Крючки берутся больших размеров. Например, № 10—12.
Рот у голавля большой, поэтому даже самые маленькие
экземпляры этих рыб свободно заглатывают такие крючки. Жало крючка
должно быть очень острым. На рыбалке надо иметь с собой
маленький брусочек и время от времени подтачивать крючки.
Поплавок удобен пробковый, круглый по форме, довольно
большой (диаметром не менее 2 см). Такой размер нужен, ятобы
он при падении на воду производил всплеск, это не пугает, а,
возможно, привлекает голавлей к месту падения насадки.
Я употребляю слегка обожженные поплавки. Они не гниют,
прекрасно заметны в воде, в любом месте и при любой погоде.
Привязывать поплавок к леске надо на 25—30 см от крючка и как
можно прочнее, чтобы он от сильных и резких подсечек не сползал
к крючку и не срывался с лески.
7 Рыболов спортсмен, кн. VI J 77
Грузило при ловле нахлыстом не требуется.
Из всех насадок при ловле голавля самой распространенной и
доступной является кузнечик. Голавль на него берет охотно. Сидит
кузнечик на крючке прочно. Добывать и сохранять кузнечиков
легко. Ловить их лучше утром по росе, до восхода солнца, и
вечером, после захода, до темноты. В это время кузнечики почти не
прыгают. Пойманных кузнечиков кладут в коробку,
предварительно оторвав задние ноги.
В спичечную коробку можно положить не более 40 кузнечиков,
они живут 2—3 дня.
Ловить голавлей можно и на мертвых кузнечиков. При
интенсивном клеве рыбы в день надо 150—200 кузнечиков. Полезно
делать запас на весь день, а то и на несколько дней.
Как насадка, хороши крупные кузнечики, пестрые, с большой
головой и яркожелтым брюшком. Насаживать кузнечика советую
с брюшка, пропустив его через весь крючок, а кончик жала
выставлять из головы наружу. В этом случае кузнечик выдерживает
две-три поклевки. Если же насаживать с головы, то мягкое
брюшко моментально объедается. Чуть дернет маленький голавлик —
брюшка уже нет, кузнечика надо менять.
Мелких кузнечиков можно насаживать на крючок по две-три
штуки. Полезно верхнюю часть стержня крючка под колечком
обматывать красной шерстинкой или тряпочкой.
Весной и в первую половину лета голавлей можно ловить на
навозного, земляного червей и на майского жука.
Однако лучшая насадка при ловле голавлей — рачье мясо.
Даже при плохих условиях (дурная погода, убыль воды и т. д.)
почти при каждом забросе следует поклевка, если насажены
шейка или клешни рака.
Применение искусственных насадок дает худшие результаты.
Объяснить это можно следующим образом. Голавль берет
упавшую насадку по-разному. Иногда он, заслышав всплеск,
стремительно бросается и с ходу проглатывает ее. Гораздо чаще
особенно крупные рыбы подплывают к искусственной насадке
медленно и сначала как бы обнюхивают ее, а потом хватают. Поэтому,
перед тем как поплавок уйдет под воду, около него появляется
всплеск, бурун. Но не всегда после буруна следует поклевка.
Значит, насадка не пришлась рыбе по вкусу. Отсюда можно
предположить, что искусственные мушки не всегда привлекают голавля.
Поклевка голавля резкая и сильная. Поплавок быстро идет в
глубину, реже в сторону и на дно. Только очень мелкие рыбешки
«дробят» поплавок, видимо, не в силах его утопить. Следить за
поплавком надо очень внимательно и подсекать тотчас, как он
скроется под водой или даже после движения, иначе голавль
почувствует крючок и быстро выплюнет его. Промедлишь хотя бы
на одну секунду,— и подсечь рыбу уже почти невозможно. Сам
голавль никогда не засекается, так как губы у него очень крепкие.
Поэтому только быстрая и сильная подсечка приносит успех.
178
Если голавля удалось засечь, он ведет себя весьма бойко,
особенно первые секунды. Рыбу более одного килограмма весом
вначале даже не удается приблизить к поверхности. Он бросается в
ближайшую корягу или, что еще хуже, под лодку. Если попался
крупный экземпляр, то нужно встать в лодке и спокойно поводить
рыбу, не стараясь тотчас поддеть ее сачком. Пока голавль в воде,
его ввести в сачок почти невозможно. Но вскоре он утомится,
и тогда его голову можно будет слегка приподнять над водой; он
тотчас присмиреет.
Голавлей весом до 600 г можно тащить в лодку без сачка.
Ловить голавлей можно с ранней весны, сразу после того, как
осядет муть, и до поздней осени.
С первым похолоданием воды голавль становится «злее»,
хватает насадку жаднее, менее осторожно.
Для ловли можно использовать целый день. Голавль выходит
на поверхность воды обычно после восхода солнца. В 12—13
часов дня наступает небольшое ослабление его клева. Самый
лучший клев бывает на вечерней заре, часов с 15 и до захода солнца.
Вечерний клев, как правило, сильнее утреннего.
Хороша теплая, ясная и, главное, солнечная погода. Азартно
берут голавли после прошедшего дождя, но за несколько часов
перед дождем брать перестают.
Нахлыстом можно поймать не только голавля, а также язя,
шереспера и красноглазку; реже — плотву, уклейку, подлещика
и даже крупного леща. Еще реже попадаются сомята.
Нахлыст не оставляет желать ничего лучшего. Здесь рыболов
не ждет рыбу, а ищет ее, вызывает и дразнит своими забросами.
7*
С- Бернштейн
ЛОВЛЯ НАЛИМОВ
Налим своим образом жизни резко отличается от остальных
видов наших пресноводных рыб. Свою жизнедеятельность он
проявляет только в холодной воде. Поэтому и ловля его обычно
начинается в конце сентября или в начале октября, когда
температура воды понижается до 14°, и кончается в начале мая, когда
температура воды вновь становится 13—14°.
В летнее время налим забивается в норы, под коряги или под
камни и погружается в долгий сон, который прерывается лишь
временами, когда хищнику необходимо покормиться раками или
личинками, которых он находит около своей норы.
Питается налим в основном ночью, и чем темнее ночь, тем
лучше бывает его клев.
Налим очень прожорлив. Известны случаи, когда налимы, не
более 300 г весом, были пойманы с застрявшими в горле окунями
весом в 100 г. Мне пришлось поймать одного налима, который
заглотал живцов на двух соседних донках. Такие же случаи бывают
и при ловле на переметы.
Вес налима в подмосковных водоемах достигает 7 кг. Мне
.дважды удалось выловить на Истринском водохранилище
налимов по 6 кг.
В южных районах СССР налимы встречаются более редко
и вес их достигает не более 1,5 кг. Наоборот, в северных районах
нашей Родины налим — рыба очень распространенная, вес его
там достигает 20—25 кг.
Нерест налима в подмосковных водоемах начинается с 5—
20 января и продолжается 7—12 дней. Чем крепче мороз, тем
раньше начинается нерест, тем быстрее он кончается. Напротив,
при слабых морозах и оттепелях нерест проходит позднее и
продолжается несколько дольше.
Специально ловлей налимов у нас занимаются мало.
Объясняется это, видимо, тем, что ловить налима приходится в ночное
время, притом часто в непогоду. Кроме того, немногие рыболовы
хорошо знакомы с этим видом рыбной ловли.
180
В наших подмосковных водоемах налимов довольно много.
Для ловли не требуется особой техники, снасть нужна
примитивная, так как налим — рыба неосторожная. И если для ловли
других пород рыб мы применяем тонкие, мало заметные леску и
поводок, то для ловли налимов это не является обязательным.
С одинаковым успехом его можно ловить на капроновую жилку
и на более грубые и заметные лески. Главное требование к снасти
при ловле налимов — прочность лесы, поводка и шнура, так как
налим часто заводит под коряги не только поводки, но и шнур.
Самое основное в ловле налимов — это обнаружить его
местонахождение, так как он держится лишь в определенных участках
водоема. Его излюбленные места в реках — обрывистые берега,
ямы, подводные ключи, участки около плотин, возле забитых свай,
купален и мостов. В новых водохранилищах налима надо искать
на закоряженном дне у затопленных русел рек. В канале имени
Москвы он чаще всего встречается около скатов, выложенных
камнями. Любит налим и песчаное дно. Поздней осенью и ранней
весной он заходит в заливы поохотиться за мелкой рыбой и
лягушками.
Лучшая насадка для налима — ерш, пескарь, плотва и мелкие
рыбы других пород. Весной он хорошо ловится на выползка. На
некоторых водоемах налим берет также на лягушек, куриные
кишки, рака и на кусочки рыбы. Клев, продолжающийся с начала
октября до начала мая, иногда прерывается в первую неделю
ледостава и во второй половине февраля после нереста
возобновляется снова.
Весной, при появлении закраин и прибыли воды, налим очень
хорошо берет в заливах, особенно в мелких. В осеннее время
лучший клев наблюдается в ненастные, темные ночи. Хорошо берет
налим в первые часы после наступления темноты и за два-три
часа перед рассветом. Налима ловят на донки, на подпуски с
колокольчиками и на поплавочную удочку, а по перволедью на
зимнюю блесну. Иногда оставляют снасть на ночь и проверяют ее
утром.
Удилища налимных донок для ловли с берега обычно делаются
из можжевельника длиной в один метр, на конце удилища
привязывается петелька для пропуска лесы. Комлевая часть удилища
заостряется. Это дает возможность глубже воткнуть его в землю.
Для намотки лесы удилище оснащается двумй мотовилами, леса
для ловли налимов должна выдерживать не менее 5 кг мертвого
веса. Длина лесы 10—20 м, в зависимости от глубины. Запас
лесы не требуется: налим заглатывает насадку, стоя на месте,
и лишь через некоторое время уходит в свою нору или под корягу.
Поэтому при ловле в коряжистых местах лишний запас лесы
ведет лишь к зацепу. Леса соединяется со съемным поводком.
Длина поводка 25—35 см. Делается он из капроновой жилки (са-
турн 0,5 мм) или из капрона, обработанного олифой.
Металлические поводки мешают заглоту, п поэтому мы их не рекомендуем.
181
Крючки для ловли налимов употребляются одинарные или
двойники (№ 8—12).
Величина крючков, конечно, зависит от рода насадки и
величины живца. Разумеется, чем крупнее живец, тем крупнее должен
быть крючок.
При ловле с колокольчиками поводок привязывается выше
груза, это дает возможность лучше слышать поклевку. Вес груза
не менее 20 г, если нет течения, и не менее 30—40 г при течении.
Налим — рыба донная и насадку берет только со дна. Поэтому
вес груза имеет существенное значение, так как легкий груз дает
возможность живцу подняться при виде хищника и ускользнуть
от него.
Избрав место для лова, рыболов аккуратно разматывает всю
лесу, укладывая ее кругами на бумагу или на клеенку, втыкает
удилище острым концом в землю, надевает насадку и делает
плавный заброс. Затем на расстоянии 10—20 см от удилища
пропускает лесу через отверстие в колокольчике и прикрепляет ее к
петельке на конце удилища.
Если колокольчиков нет, донки периодически проверяются;
для этого лесу осторожно подергивают на себя. Налим клюет
слабо, иногда заглатывает насадку так тихо, что даже не слышно
звона колокольчика. Поэтому даже при ловле с колокольчиками
не мешает делать периодические проверки.
Налима можно ловить на удочки, применяя светящийся
поплавок, который хорошо виден в темноте.
Донки целесообразно ставить и на глубине в коряжистых или
каменистых местах, и у песчаного берега на глубине от 2 до 4 м.
Такой порядок расстановки донок диктуется тем, что иногда
налим лучше ловится на глубине, а иногда — на мели. По моим
наблюдениям, в холодные ночи клев бывает лучше вблизи берега.
В водоемах, где есть течение, лучше ловить на подпуска, чем на
донки. Устройство подпуска отличается от устройства донки лишь
большим количеством крючков (от 3 до 10 штук). Расстояние
между поводками в этом случае должно быть от 1 до 4 м; чтобы
поводки не захлестывались за лесу, лучше делать их из
капроновой жилки.
Ловля налимов на перемет очень добычлива и применяется
главным образом в водоемах, где нет течения. Его устройство
довольно простое. На прочном шнуре через каждые 1,5 м надевают
поводки длиной 25—35 см.
Поводки прикрепляются к шнуру путем пропуска крючка
через петлю. Поводки лучше всего сделать из капроновой жилки.
Если жилки нет, то можно применить любую прочную леску,
лишь бы она не закручивалась. Переметный шнур с поводками
аккуратно наматывают на фанерку, и каждый крючок обвязывают
пять раз шнуром.
Для успешной ловли налимов нужно, чтобы живцы или
другие насадки обязательно находились у дна. Для этого на шнуре,
182
через каждый метр, прикрепляют (накатывают) кусочки свинца
или через 3—4 м привязывают камешки. Перемет ставят с лодки
вдвоем следующим образом: основной шнур привязывают к грузу,
к нему же подвязывают второй шнур от буйка. Буйком может
служить кусок пробки или легкий кусок дерева. Привязанный
буек выбрасывается в противоположном направлении по
отношению к ходу лодки. Этот способ предохраняет от запутывания
переметных поводков с буйковым шнуром. Затем спускают груз и,
дойдя до первого крючка, надевают насадку и опускают ее в
воду. При ловле в коряжистых местах ко второму грузу также
привязывается буек. Выбирая перемет с одного конца, не всегда
удается освободить шнур от задева. В этом случае надо снимать
перемет со второго буйка. Этот способ обычно дает
положительные результаты.
При осмотре перемета шнур перебирают руками, надевая на
оголенные крючки новые насадки или заменяя уснувших живцов
живыми. Пойманных налимов снимают вместе с поводками.
Рыболов, сидящий'за веслами, должен медленно подвигаться
параллельно лежащему перемету и следить за работой своего
напарника.
Как уже сказано, в первые дни ледостава налим не берет.
В это время он обычно подходит к берегам и неподвижно стоит
подо льдом.
Через 7—8 дней после ледостава налим возобновляет клев, и
его начинают ловить на донки в стоячей воде или подпусками на
течении.
Со льда ловят налима следующим образом: вырубают лунку
диаметром в 16—20 см, поперек лунки укладывают палку,
к центру которой привязывают леску. Живец должен лежать
на дне.
Чтобы лунки замерзали не так быстро, их засыпают снегом.
У каждой засыпанной лунки ставится палочка или прутик. Такая
метка дает возможность находить лунки даже после метели. В
морозные, но бесснежные дни полезно конец лески привязывать к
проволоке длиной в 30—60 см. Оба конца проволоки нужно
загнуть. Второй загнутый конец надевается на палку. Это исключает
опасность перерубить леску, когда вскрываются лунки.
На блесну ловят налимов немногие. Между тем этот способ
бывает весьма добычлив в тех местах, где налимов много. Для
их ловли нужно применять прочное удилище, так как нередко
попадаются налимы весом до 4 кг и даже больше.
Лучшая леса для ловли на блесну — капроновая жилка
сечением 0,4—0,5 мм; блесну можно изготовлять из латуни или из
нержавеющей стали. Размер блесны 7—10 см.
Конечно, для ловли на течении применяются более тяжелые
блесны, а если течения нет, то легкие. По моим наблюдениям,
налим хорошо ловится на блесны, у которых нижняя часть покрыта
белилами.
183
Лучшее время ловли налима на блесну — через неделю после
ледостава и по последнему льду. Ловить надо с наступлением
темноты в продолжение 3—4 часов и часа за 2—3 до рассвета.
Техника ловли налима на блесну несколько отличается от
обычного блеснения, так как налим берет блесну у самого дна и
хватает ее только после остановки.
Поэтому, как только блесна ляжет на дно, надо закрепить лесу
на конце удилища. Затем кистью руки нужно сделать небольшой,
но резкий взмах удилищем вверх на 30—40 см, затем опустить
вниз и сделать паузу 8—10 сек. Эти движения повторяются с той
же последовательностью. Главное, чтобы блесна при спуске
удилища находилась у самого дна. Нередко налим берет блесну, если
положить ее на дно.
Иногда выгоднее блеснить другим способом. Блесну опускают
на дно, затем чуть приподнимают ее и слегка подергивают
удилищем, потом снова кладут на дно. Способы блеснения зависят
от состояния клева, и рыболов должен замечать, при каком
способе блеснения налим лучше хватает блесну, и в дальнейшем им
пользоваться. При подсечке крупного налима получается
впечатление задева. Если же такой «задев» подается, нужно тащить
блесну к лунке. Ловля производится чаще всего в коряжистых
местах и около дна, где задевы блесны неминуемы, поэтому отцеп
является необходимой принадлежностью рыболова. Ловля налима
производится в темноте, поэтому обязательно нужно принять
следующие меры предосторожности: нельзя выходить на ловлю, если
участок льда не был обследован днем; не следует выходить на
ловлю налимов в одиночку и без карманного фонаря.
В заключение следует отметить, что налимов можно ловить
попутно с другими рыбами. Например, при ловле на кружки их
можно оставить на ночь, опустив при этом живцов на дно. При
ловле на зимние жерлицы, живцов на ночь также опускают на
дно, а лунки засыпают снегом.
К. Красильников
ТАЙМЕНЬ
Таймень, рыба семейства лососевых, обитает в горных речках
с каменистым дном, с перекатами и быстрым течением. Таймень
обычно держится в глубоких омутках, загроможденных наносом.
В отличие от окуня, догоняющего свою добычу, таймень
глушит рыбу ударом хвоста, а потом уже ее хватает. По мнению
одного специалиста по спиннинговому спорту, таймень также
«глушит» и проплывающую мимо него блесну. Рыболов в это
время старается остановить ход блесны и дает ей падать на дно.
Бывали случаи, что таймень брал блесну и со дна.
В летние дни, чаще в начале августа, тайменя можно встретить
в затишье у выхода родника, где он около травы или коряги
поджидает добычу. Поймать тайменя в жаркий день — дело случая.
В это время его донимает червячок красного цвета (толщиной
0,5 мм и длиной до 2 см), присасывающийся к жаберным
крышкам тайменя. Таймень иногда всплывает вверх брюхом, и течение
речки несет его, а он старается остановиться у глубокого выхода
родника. Напав на такую заводь, таймень стоит в ней, уткнув
голову в холодную струю.
Во второй половине августа таймень начинает брать. Клев с
кавдым днем улучшается, и очень хорошо берет таймень в тихую
погоду, когда снежок падает крупными хлопьями, тут же тая.
Мне пришлось испытать местный способ ловли тайменя на
мышь-полевку. В первых числах августа я шел из деревни Сали-
хово вверх по реке Селеуку, намереваясь половить* голавлей и
крупную плотву. На правом берегу реки я увидал
рыбака-башкира. Около него лежало удилище, а он лил из ведра, стоя на
коленях, воду, как оказалось потом, в мышиную норку. Когда из нее
показалась мышь, рыбак ловко ее поймал.
— Зачем ты ловишь мышей? Кошки рассердятся!—пошутил я.
Рыбак засмеялся и ответил:
— Сейчас на мышь рыбу буду ловить! Кзыл шуртан берет,
я давно так ловлю.— Так по-башкирски он назвал тайменя —
красная щука.
185
Я забыл, что иду ловить голавлей и, заинтересовавшись,
пошел за рыбаком. Подошли к омутку. Рыбак распустил
капроновую лесу, в пять или шесть метров длиной, на конце которой был
крючок-тройник. Удилище его было длиной около четырех метров.
Вынув из мешочка мышь, рыбак достал из кармана резиновое
колечко, отрезанное с широкого конца детской соски, шириной в
4 мм. Приложив тройник к мышонку, так что крючки пришлись
у его шейки, а леска шла к хвостику, рыбак надел, с головы, на
мышь резиновое кольцо до середины ее туловища. Чтобы мышонок
не сильно ударялся об воду, рыбак делал забросы очень
осторожно. Он пускал эту необыкновенную насадку на струю по
течению, обязательно вверх спинкой. Если заброс не удавался и
мышь ложилась вверх брюшком, то он забрасывал снова. Когда
же мышонок ложился правильно, то течение подхватывало его и
он плыл.
Мы медленно шли вверх по течению речки, закидывая в
каждый омуток. Поклевок не было. Позади остались мельница и
пруд. Пошли перекаты и омутки. В одном омутке, ниже куста
тальника, выдаваясь в реку, торчал пенек толстого вяза, а от его
корней шла молодая поросль. Струя, доходя до этого пенька,
круто сворачивала к нашему берегу. Башкир сделал заброс.
Течением потянуло мышонка к нависшему тальнику. Раздался
сильный плеск. Леска быстро пошла под кусты, стала
натягиваться. Удилище согнулось в дугу. Леска звенела, но не рвалась.
Рыбак быстро передал мне удилище, а сам побежал выше по реке
к перекату. Таймень, взяв насадку, остался на месте и не выходил
из-под кустов. Перейдя на другую сторону речки, рыбак нашел
длинную палку и ею стал выпугивать тайменя. Тот бросился на
струю. Я его еле сдерживал, а он крутился по омутку. Рыбак
бежал ко мне и кричал:
— В коряги не пускай, тащи его к перекату!
Я осторожно пошел навстречу к рыбаку. Подбежав, он
выхватил у меня удилище и быстро пошел к перекату. Таймень терял
силы и не сопротивлялся. Башкир подвел рыбу к берегу, взял
тайменя обеими руками поперек туловища и положил его на траву.
Много я видел разной рыбы, но такого красавца я не встречал.
Длинное покрытое мелкой чешуей тело, с плоской головой, на
боках темные, величиной с горошину, пятнышки. К хвосту таймень
был красноватого цвета, а к голове этот цвет постепенно
переходил в серый. Когда рыба начала засыпать, окраска тела стала
меняться. Сначала она была голубой, а потом перешла в серый.
Пятнышки на коже постепенно уменьшались и стали величиной с
булавочную головку черного цвета. Только плавники и хвост тайменя
оставались красноватого цвета.
— Некрасивый стал, как щука,— сказал рыбак.
Я раскрыл у тайменя его большой рот. На челюстях и нёбе
зубы образовывали сплошную полоску. Все имели уклон внутрь
пасти. Длина тайменя оказалась 74 см. А вес около 8 кг.
Б. Ильин
УЖЕНИЕ В ЧЕРНОМ МОРЕ*
НАЖИВКИ И ПРИВАДЫ
Удача лова зависит от правильности выбора наживки и
способа наживления, чтобы заставить рыбу схватить приманку.
Всем рыбам, которые берут пищу, руководствуясь зрением,
надо предлагать блестящие или белые предметы, так как в воде
они дальше видны, особенно если мелькают от движения. Для тех
донных рыб, которые разыскивают пищу, пользуясь обонянием
или вкусом, годны наживки и невзрачные, но непременно
пахучие. Для выбора наживки также важны плотность ее мяса и
крепость кожи.
Чтобы получить хороший улов, удильщик должен умело
хранить свои наживки. Как правило, все живые наживки не выносят
нагревания и быстро погибают от прямого действия солнечных
лучей.
Чем свежее наживка, тем больше улов. Всегда нужно иметь
в виду, что в большинстве случаев искусственная наживка хуже
консервированной, а последняя хуже свежей и живой.
Черви. Нереиды— морской червь (рис. 1). Бывает
длиной до 10—15 см. Любимое местопребывание — скопления ила в
устьях речек, в гаванях и в бухтах. Здесь, на глубине до 1 м, черви
попадаются под камнями, лежащими у берега, на заиленном песке
или гравии или под прибитыми к берегу водорослями.
Хранить эту наживку лучше всего в сыром песке в плоском
деревянном ящике с крышкой. Хорошо песок смешивать (1:1)
с толченым древесным углем. Лучше в ящик положить немного
морской травы или водорослей. Рваные и придавленные черви
быстро мрут. Их нужно использовать в первую очередь.
Морские черви — прекрасная наживка почти для всех рыб,
в том числе и для кефали. Они очень хорошо держатся на крючке.
Для крупной рыбы насаживают двух-трех нереид, прокалывая
* Продолжение. Начало см. в книге пятой сборника.
187
их под головой, получается «струящаяся» наживка. Для средних
рыб насаживают одного червя, вкалывая крючок под головой и
выводя его жало после того, как будет закрыто цевье. Для мелких
рыб червя насаживают кусочками.
Офелии. На некоторых пляжах стоит копнуть песок,
заливаемый волнами, как в нем обнаружатся черви длиной 5 см, с
острой головкой (рис. 2). Это и есть офелии. Хранят их так же, как
и нереиду.
Для ловли кефали можно пользоваться и опарышем,
широко известным многим рыболовам.
Раки. Раки представляют прекрасную наживку почти для всех
морских рыб.
Креветки (усики, скачки, скакунпы) (рис. 3). Большая
креветка и более красивая малая креветка населяют мелководные
заросли. В местах с ровным песчаным дном, покрытым редкой
растительностью, в большом количестве их можно вылавливать
Рис. 2.
Офелия
\
Рис. 1.
Нереида
Рис. 3. Креветка
183
наметкой (рис. 4) или корейскими ножницами (рис. 5).
Устройство этих приспособлений понятно из рисунков. В портах креветок
ловят, проводя сачком вдоль днищ стоящих судов или по теневым
стенкам молов.
На крючке креветки держатся хорошо, но очень быстро мрут.
Их наживляют целыми или по частям. Крючок обычно вкалывают
в хвост, жало выпускают среди ног, обламывая острый нос. Это
универсальная наживка. Очищенные от скорлупы, они представ-
Рас. 4. Наметка Рис. 5. Корейские ножницы
ляют лучшую наживку для барабули (султанки) и для камбал.
Прекрасно берет целую креветку и белорыбица.
Чтобы подольше сохранить эту наживку на крючке живой, ее
обычно задевают за последний сегмент. Когда вода спокойная,
поступают иначе: вкалывают крючок поперек грудки или
проводят его через грудку и первое кольцо хвоста. Забрасывают
осторожно и легко, чтобы ее не сбить.
Мертвая креветка идет для лова лапины и калкана. В этом
случае вкалывают крючок между ног и нанизывают по изгибу
крючка, а жало выводят между последним и предпоследним
кольцами хвоста. Вареные креветки — плохая наживка.
Крабы. В Черном море чаще всего попадаются зеленый или
травяной краб, краб-плавунец, красный или каменный краб и
черный, или береговой, крабик. Первые два составляют
постоянный прилов тяглых и ставных неводов, а также и сетей. Удобнее
всего для наживки черный крабик, у которого панцырь всего в
18Э
4—5 см ширины, и краб-плавунец. Черный крабик населяет
каменистые берега у самого заплеска. Особенно легко ловить крабиков
после захода солнца с фонарем. Они "вылезают из-за камней на
свет. Крабы начинают линять весной. В это время их просто
можно собирать в прибрежных лужах.
При наживлении крабика нужно предварительно сорвать
верхний панцырь. Брюшная часть легко поддается делению. Ее можно
разломить пополам, а каждую половинку — по швам между осно-
Рис. 6. Крабовая удочка Рис. 7.
Водяная мокрица
ваниями ног. Поэтому для крючка каждой величины можно
подобрать подходящий обломок, в котором мясо будет покрыто
скорлупой. Крючок обычно просовывается внутри ножных члеников.
Остальное зависит от догадливости рыболова.
Отправляясь на ужение среди камней, не следует пренебрегать
крабовой удочкой, которая состоит из жилковой петли-удавки,
крепко привязанной ниткой к концу полутораметрового прута
(рис. 6). Заправляют петельку так, чтобы она свободно
затягивалась, осторожно подводят к крабу и дразнят его, вынуждая
схватить жилку. Как только это случилось, удочку тянут и
вытаскивают краба из воды.
Краб-плавунец крупнее, но панцырь у^него мягче, чем у
черного, и плавает он быстрее. Для крупной рыбы его можно
насаживать, оторвав клешни и хвост и поддев крючком за верхний
щит, а для более мелкой разрывать так же, как и черного.
Можно пользоваться для наживки кусочками травяного и
красного крабов.
190
Рак-отшельник водится массами на песчаных и
гравийных грунтах. Он обычно прячется в спиральных раковинах. Очень
хорошо ловится в рачевни, сделанные из тюля, канвы или другой
достаточно частой сетки. Прекрасной наживкой служит его
задняя, спрятанная в раковине половина. Передняя же часть
выбрасывается. Выгнать его из раковины нетрудно, стоит лишь нагреть
на спичке ее кончик. Эта наживка хороша для камбалы, голяка
и других рыб, живущих на песках.
Песчаная блоха — это мелкий рачок, обычно роющийся
в сыром песке берегов и прыгающий по нему при всяком
изменении уровня моря. Много блох обитает в кучах выброшенных
прибоем водорослей (камки). Сделав из газеты воронку или «фунтик»
и быстро подставив их под приподнятый комок камки, можно
налавливать сотни этих рачков. Сохранять их нужно в открытой
банке, в том же мусоре, который насыпается во время сбора.
Наживляют их по нескольку штук на средний крючок и по одному —
на самый мелкий. Всякая рыба клюет на рачков очень охотно.
Применяют их и для привады.
Водяная мокрица, или морской таракан (рис. 7),
кишит в мягких водорослях, защищенных от прибоя. Эту наживку
ловят сачком, проводя им по водорослям. На мокрицу отлично
берут такие мелкие рыбы, как караси, зеленушки и т. д. Иногда
применяется и как привада. Сохраняется трудно.
Рис. 8. Мидия
Ракушки и улитки. Мидия, или синяя ракушка (рис.8),—
неоценимая наживка, так как на нее берут все рыбы. Плохо лишь
то, что мясо мидий слишком нежно и слабо держится на крючке.
Чтобы его уплотнить, этих ракушек кипятят, пекут или вялят на
191
солнце, иногда даже солят Но, конечно, лучше всего привлекает
рыбу свежая мидия
Рыболовы вскрывают ее ножом, отрезая мускулы сначала от
одной, потом от другой створки. Делать это нужно аккуратно:
небрежно вскрытую мидию нельзя хорошо насадить на крючок.
Между половинками тела мидии лежит маленькая темнофиоле-
товая «нога». В нее-то и нужно вколоть крючок, затем пропустить
его через тело мидии из стороны в сторону и, наконец, вогнать его
в один из плотных белых мускулов, соединяющих створки. На
ручных и закидных удочках мидии часто обвязывают ниткой. Раньше
чем наживлять, следует вырвать роговые нити (биссус).
Гис ° Сердцевидка (счева) и шапочка (справа)
Мидий собирают на сваях пристаней, на каменных грядах,
ловят драгами, а также покупают, так как они представляют
вкусную пищу и для человека. Их можно хранить в простой
корзинке без воды больше недели
Сердцевидка, или кардиум (рис 9)прекрасная
наживка для камбал и других донных рыб, однако менее
привлекательная, чем мидии Ее легко набрать на илистом песке, особенно
в редких зарослях зостеры и в мелководных бухтах Чтобы
открыть и уплотнить мясо, их обваривают, но не кипятят. В прогив-
ном случае мясо становится слишком плотным, и рыбы от него
отказываются На крупные крючки насаживают по нескольку
штук На сердцевидку хорошо берут белорыбица, морской ворон,
горбыль и другие рыбы. Сердцевидка съедобна.
192
Заменить сердцевидку можно дочациллой, это двустворчатый
моллюск с белой гладкой раковиной не более 2—3 см длины Оп
встречается в песке пляжей, который пересыпается
откатывающейся волной
Черенок — отличная наживка, особенно для белорыбицы
камбалы и горбыля Его добывают из нор, разыскивая в песке и
вкалывая в него крючок из проволоки. Часто черенки
выбрасываются на берег бурей.
Шапочка, или пателла (рис 9),— съедобная ракушка
с раковиной, похожей на китайскую шапочку Живет между
водорослями, крепко присосавшись к скале Сорвать ее можно,
внезапно подсунув лезвие ножа под край раковины. Ею пользуются
там, где мало мидий Мягкая часть ее очень хорошая наживка, но
так как она слишком нежна, то ее разрезают на кусочки, которые
провяливают час или два перед ловлей На нее берут зеленушки,
бычки и другие рыбы.
Рыбф. Хамса — хорошо блестит в воде и, благодаря своей
жирности, особенно немного полежавшая, обладает сильным
запахом. Замечательная наживка для ловли скумбрии. Дает большой
эффект в приваде. В зависимости от величины рыбы, которую
предполагают ловить, ее нанизывают целиком или кусочками.
10 Выкраивание наживки
Тюлька — очень хороша для многих рыб, особенно для
голяка. Удобна для закидных удочек, хороша для снасточек Ее
применяют целиком или кусочками, обязательно с блестящей
кожей. Хороша для приготовления привады.
Скумбрия и ставрида с успехом используются для
ьаживки. На крючки насаживаются куски филе вместе с кожей.
Выкраивают кусочки кожи несколькими способами: срезают
каплевидную пластинку с бока хвостового стебля, начиная там,
где кончаются хвостовой и анальный плавники (рис. 10), получают
две наживки от одной рыбы; делают глубокий надрез у начала
подхвостового плавника, а затем срезают его вместе с плавнич-
193
ками до начала хвостового плавника,— получается одна наживка
с рыбы и т. д.
Феринка — рыбка, стайками плавающая в бухтах и портах.
Она легко ловится частой сеткой или на удочки. Ее нанизывают
на крючок, как червя.
Э м (эмка или пескорой) — очень хорошая насадка для ловли
белорыбицы, скумбрии и других рыб с помощью спиннинга и
донных удочек. Используется как живая, так и мертвая. Прочно
держится на крючке. Насаживается половинками. К сожалению,
добывается очень нелегко: обычно драгами на сыпучем песке
в лунные ночи. Но если есть возможность приобрести пескороя,
нужно ею воспользоваться.
Заменить пескороя иногда можно кусочком мяса саргана, но
эта наживка гораздо хуже.
Бычок. Эти рыбки отличаются своим запахом, поэтому,
несмотря на отсутствие блеска, представляют хорошую наживку для
донных удочек на рыб, ориентирующихся обонянием: осетровых,
камбал, скатов и т. д. Кусочки мяса бычков применяются для на-
живления удочек, рассчитанных на всяких рыб, начиная с самих
бычков. Прекрасно ловятся на простейшие удочки.
Камбала (глосса, калкан) тоже сильно пахуча. Это одна из
лучших приманок для лова крабов; иногда их для этого
подвяливают. Молодые камбалы, величиной в пятак,— прекрасная
наживка для белорыбицы.
Селезенка и печень млекопитающих и птиц —
хорошие и удобные наживки, которыми удильщики обычно
пренебрегают. Разрезанные на кусочки подходящей величины, они хорошо
скрывают крючок и хорошо на нем держатся.
Ветчинная кожа в виде узких ремешков, похожих на червя,
надевается на крючок при ловле рыбы на дорожку.
Тесто или хлеб редко применяется в море как наживка,
хотя кефаль можно удить на шарики клеклого (недопеченного,
«закаленного») белого хлеба. Свежеотваренные макароны также
подходящая наживка для этой рыбы.
Рис. 11. Искусственная мушка
Искусственные наживки. Искусственные мушки
(рис. 11) в море применяются только для лова таких рыб, как
скумбрия, пеламида, тунец. Легкая мушка представляет просто
194
одно-два серых перышка, привязанных к цевью крючка. В
зависимости от своего вкуса и возможности, рыбак пользуется
перышками цесарки, гагары, курицы, индюшки; некоторые — голубыми
перьями сойки. Исследования последних лет позволяют
предполагать, что некоторые рыбы предпочитают красные перышки.
Мушкой пользуются на самодурах, удочках и дорожках для
сельди, ставриды, пеламиды и других рыб. Тяжелая мушка —
пучок белых перьев чайки
или курицы, привязанный
к крючку и отягощенный
свинцом, — применяется
только при ловле на
дорожку белорыбицы,
скумбрии, пеламиды и тунца.
Блесны
употребляются качающиеся и
вертящиеся (рис. 12). Из
последних выбирают
самые длинные.
Предпочтительнее блесны
качающиеся, так как они дают
более разнообразные
колебания. На них ловят
белорыбицу и скумбрию.
Такова, например, овальная
выпуклая блесна в 1 см
ширины и в 6—7 см длины
с якорьком на конце.
Иногда для ловли на
спиннинг и дорожку
пользуются фантомами, орено, де-
вонами и т. д.
Привада. Привадав
морском уженье имеет не
меньшее, если не большее, рис 12. Качающиеся и вертящиеся
значение, чем в пресновод- блесны
ном. Она не только
привлекает рыбу, но возбуждает ее аппетит и успокаивает ее
подозрительность. Обычно для донного лова приваду топят камнями
в мешке из куска сети, привязанном на веревке, и забрасывают
удочку рядом с ней. Для ужения поверху или в полводы приваду
бросают в воду небольшими порциями, чтобы на поверхности
образовалось жирное пятно, тянущееся по течению.
Самые сильные привады — это фарш из крабов, из потрохов
жирных рыб или из целых рыб. Мидии, печень и селезенка скота
и вообще всякие отбросы рыбных заводов, боен и столовых в
измельченном или смолотом на мясорубке виде годны для привады.
195
Но к этому фаршу всегда полезно прибавлять крупного песка,
толченой ракуши, мела и помидоров.
Привада из белого хлеба применяется для ловли кефали. Хлеб
растирают с водой в очень жидкую кашицу, которую
подбрасывают во время ужения.
УЖЕНИЕ С КАМНЕЙ, ПРИСТАНЕЙ И В ЗАРОСЛЯХ
Многие из морских рыб берут наживку в камнях, у пристаней
и в зарослях водорослей.
Особенно удобны для ловли таких пород рыб южный берег
Крыма, Тарханкутский полуостров и берега Кавказа. Здесь есть
рыбы, которые прячутся в камнях (галей, зеленушки, бычки,
собачки) и которые живут и кормятся среди водорослей
(белорыбица, ерш, лосось). Кроме того, много рыб, которые там «пасутся»,
проходя мимо.
С камней можно удить днем и ночью. Чем дальше в море
выдается гряда и чем больше она подвержена действию течения и
прибоя, тем она привлекательнее, обещая более крупную, а часто
и необыкновенную добычу.
Можно различить три основных типа ужения с камней:
отвесное, забросом и плавное.
Отвесное ужение применяется при ловле рыб, прячущихся
в щелях, норах и пещерах — бычков, зеленушек, налимов, собачек,
и вообще тогда, когда можно подавать наживку, находясь над
рыбой. Для этого способа ловли обычно пригодна простейшая
удочка.
Ужение забросом требует определенного уменья. Им
пользуются с концов выдающихся в море каменных гряд и молов, под
которыми находится более или менее значительная глубина.
В этом случае лучше иметь удилище с катушкой. Так ловят
белорыбиц, лососей, горбылей и некоторых других рыб.
Плавное ужение предназначается для ловли поверхностных
рыб. Оно производится также с выдающихся в море гряд, но
удочка, с одним или несколькими поплавками, пускается по
течению. Удилище в этом случае не обязательно. На такую удочку
ловят сарганов, скумбрий, ставрид.
На камнях можно ловить самоловом, шнуром или кармаком,
так на Черном море зовут удочку без удилища.
Такой удочкой, если забрасывать леску подальше с камня,
с пристани или с мола, можно поймать горбыля, триглу и другую
более или менее крупную рыбу. Лесу обычно держат лишь двумя
первыми пальцами.
При вертикальном лове с небольшой глубины, если
рассчитывают ловить только бычков, зеленушек, налимов, собачек, конечно,
нет смысла делать лесу длинной; достаточно 10, а часто и 5 м нити
диаметром меньше 1 мм. Грузило привешивается не тяжелее 50 г.
Ловят такой удочкой главным образом «на глаз», подавая на-
196
живку к щелям, норам, под карнизы и т. д. Волна, свободно мотая
крючки, заносит их в обиталище бычков, чем последние и
пользуются, не показываясь удильщику.
Удобнее все же удочка хотя бы с коротким (1,0—1,5 м)
удилищем. Ею можно точнее положить наживку именно к той норе и к
той заросли, где обитает рыба, которую надо ловить.
При ловле с камней обычно приваживают рыбу избранной
наживкой. Если наживкой служат крабы, то и приваду делают из
толченых крабов, креветок, береговых блох и т. д.; если же ловят
на кусочки рыбы или на ракушки, то и приваду делают из рыбьих
отбросов и ракушек.
Удочкой с длинным удилищем (в 6—7 м) пользуются при
ловле рыб средней величины с крутого берега, с молов, пристаней
и каменных гряд. Впрочем, для ужения белорыбицы в тихую
погоду, при прозрачной воде, такая удочка не годится, так как вид
удилища пугает эту рыбу. Удилище выбирают бамбуковое, тонкое
и легкое, с не очень гибким концом. Обычно леса делается почти
такой же длины, что и удилище. Для донных рыб эта удочка
употребляется с концевым грузилом в 35—50 г, с двумя поводками,
и с крючками до 8 мм ширины. Поводки располагаются так, чтобы
крючки висели выше грузила. Для ловли верховых рыб на удочку
ставят поплавок и небольшие грузила, чтобы он правильно
погружался. Для плавного лова белорыбицы нужна катушка с 75—
100 м капроновой жилки в 0,3—0,5 мм, поплавок из пера, чтобы
держать наживку в полводы, поводок из жилки или капрона
в 0,28 мм и крючок в 12 мм ширины.
При ловле с привадой крупных белорыбиц и горбылей
бамбуковое удилище в 5—6 м длины обычно обматывается для
крепости лентой и снабжается катушкой со 100 м шелковой или
капроновой лесы" в 0,5 мм. Поплавок — крупное перо или что-нибудь
подобное. Подлесок из жилки 0,45 мм, длиной в 2 м, поводок
толщиной в 0,4 мм, длиной 2 м. Крючок— 10—13 мм ширины.
Грузила—дробинки на подлеске. Спуск в полводы. Привада —
фарш из хамсы. Для наживки годны хамса, креветки или
несколько нереид, закрывающих крючок. Забросив, как позволяет
удилище, дают лесе всплыть на 50 и более метров. Белорыбица
клюет резко и сильно. Ее плавно подсекают, когда она стянет
1—1,5 м лесы. Для вываживания необходим сачок с рукояткой
в 1,5 м. Если ловля производится в камнях и ночью, лучше
пользоваться более длинным удилищем в 6—7 м.
Зимой с пристаней и молов кавказского берега и южного
берега Крнма можно ловить голяка, пользуясь удилищем с
катушкой. Леса из жилки 0,3 мм, четыре-пять поводков длиной по 20—
25 см, диаметром 0,25 мм. Крючки с длинным цевьем 9—10 мм
шириной. Грузило — плоское, с латунными рожками, весом около
100 г. Забрасывать'снасть надо как можно дальше. Подсекают
вслед за поклевкой и, немного подтянув, ослабляют лесу, чтобы
грузило вновь опустилось на дно. Так проделывают столько раз,
197
сколько на снасти крючков. Затем выбирают сразу несколько рыб.
С берега (мола, пристани) можно ловить и на спиннинг. На
эту снасть берут скумбрия, пеламида, ставрида, горбыль, лосось,
белорыбица и некоторые другие рыбы.
Перед устьями Дуная, Буга, Днепра и Дона на спиннинг
должна браться и сельдь. Для лесы достаточна жилка в 0,2 мм. Блесна
маленькая, но блестящая, или маленький девон, или ложечка-
муха. Тройники на блеснах лучше заменить простыми крючками
шириной 7—8 мм. Забросы должны быть дальними. На камени-
нистых местах вместо блесен можно пользоваться кусочками
ветчинной кожи. Ловится белорыбица.
Общий совет при ловле с берега: в тихую погоду, при
прозрачной воде, надо стараться быть как можно менее заметным для
рыбы. Одежда должна быть бурого или зеленоватого цвета.
Никаких резких движений: чем их меньше, тем лучше. Иное дело во
время волнения или прибоя. Волнующаяся поверхность воды
искажает все предметы и превращает их в движущиеся для рыбы
так же, как и для рыболова.
РЫБЫ КАМЕНИСТЫХ МЕСТ И ПОРТОВ
Бычки (семейство бычковых) в Черном море встречаются
повсюду, но больше всего их у самого берега. Везде попадается
черный бычок; под скалами, у берегов Крыма и Кавказа, живет
крупный бычок-змея; в Одесском и Каркинитском заливах
живет бычок-рыжик; в зарослях зостеры обитает
зеленый бычок, а также бычок-кругляк; среди рифов —
бычок-жаба, или рябой; среди галечных пляжей прячется
губан, такого же серого цвета, как галька; наконец, в местах
с течением, близ устьев речек, держится полупрозрачный
песочник.
Все эти бычки — рыбы донные; они обычно сидят в норах и
щелях; зеленый прячется в зостере, песочник зарывается в песок.
Бычки малоподвижны, но, испугавшись, уплывают очень быстро,
впрочем, скоро возвращаясь на старое место. Они избегают света
и выходят из своих укрытий по вечерам, когда солнце уходит
к горизонту.
Все бычки — хищники: они питаются раками, червями,
улитками, ракушками, не отказываются от мелкой рыбки. В поисках
пищи прекрасно руководствуются чувством колебания воды и
вкусом, а также и зрением, поэтому они прекрасно отыскивают пищу
и в мутной воде. Некоторые из них исключительно рыбоеды,
например жаба; кругляк же — моллюскоед, песочник — ракоед.
После охлаждения воды ниже 6° все бычки теряют активность и
жадность. На зиму они отходят от берега в более спокойные глубины,
а черный, змея и губан не выносят ледового покрова и потому в
северных заливах и в Азовском море почти не встречаются.
198
Нерестятся бычки весной там же, где живут обычно,
приклеивая икру на камни, раковины и другие твердые предметы. Самец
охраняет ее до выхода молоди, при этом он чернеет и сильно
худеет, так как на все это время совершенно отказывается от
пищи.
Мясо бычков не жирно, но нежно и вкусно.
Лучше всего ловятся они при температуре воды 10—18°. Легко
добываются всякими простыми и сложными донными удочками,
переметами и ловушками. На наживки неприхотливы, но
необходимо, чтобы последние имели запах и двигались. Поэтому бычков
хорошо ловить в проводку. Во время сильного жора они берут
даже на тряпочку. Очень часто наживкой для них служит мясо
первого попавшегося бычка.
Бычки берут жадно, часто глубоко заглатывая крючок, легко
сами подсекаются и стремятся уйти с крючком в нору.
Для ловли бычков пригодна любая грубая удочка, обычно
с удилищем длиной в 2,5 м и больше и такой же лесой, с грузилом
до 30—35 г и с одним-двухмя поводками. Поплавка не требуется.
Крючки нужны в 6—9 мм ширины, с длинным цевьем, если
можно — без зазубрин. Поводки привязываются над грузилом
так, чтобы один из крючков лежал на дне, а другой висел. Жала
крючка можно не закрывать. Подсекать нужно при первой же
поклевке.
Зеленушки, губаны (семейство губановых) —
постоянные обитатели камней и зарослей, от которых они отходят только
на самое короткое расстояние. Более крупные зеленушки обычно
неподвижно стоят в нишах и подводных пещерах, прижавшись
к стенке; мелкие спасаются в щели и норы при всякой тревоге.
Они мирно живут вместе с морскими собачками, бычками и
крабами. На зиму лишь глубже забиваются в свои щели.
Ловятся зеленушки донными или поплавочными удочками
с самыми мелкими крючками, наживленными кусочками
нереиды, мидии, мелких крабиков, креветок и рыбьего мяса.
Наибольший интерес вызывает крупная и более вкусная зеленушка —
лапина, для которой удочка должна быть покрепче и крючок
около 10 мм шириной. Ловится она лучше всего ранним утром.
Лучшая наживка для зеленушек — креветка. Насаживают
лишь один ее хвост, а если она очень мала, то — й всю, отрывая
острый нос. В ряде случаев вместо креветки лучше наживлять
черных крабиков: их зеленушки объедают не так быстро.
Нереиду насаживают, как земляного червя, не оставляя
длинного конца, так как мелкие зеленушки немедленно его объедают,
не попадаясь. Свежая мидия держится на крючке слишком плохо.
Чтобы она держалась лучше, ее варят.
Для лова пригодно вдякое каменистое место: осыпи, заросшие
водорослями, водовороты близ мысов и особенно участки берега
с подводными нишами и пещерами, которые доставляют убежище
рыбам.
199
Крупная лапина берет нежно, мешкая, как сазан, в пресной
воде. Чем она крупнее, тем недоверчивее. Руку нужно держать
легко, подсекать после первого слабого толчка, за которым следует
трясение лесы. Лапина никогда не втягивает наживки, и очень
редко подсекается сама. Крупные сильно борются, но быстро
устают.
Галей, морской нали м,— типичная рыба скалистых
берегов. Живет в норах и щелях под камнями, кормится почти
исключительно по ночам. Видит плохо, но отлично чувствует
колебания воды, запахи и вкус.
Ловится на удочку, особенно по ночам, с наживкой из краби-
ков или креветок, а также на мясо и на червя. Иногда попадается
на перемет. Лучше ловится с привадой из раков или из тузлука
после их посола. Особенно удачен бывает лов в ноябре. Крючок
нужен шириной 8—10 мм.
Морской ерш, скорпида,— донная, малоподвижная,
маскирующаяся хищная рыба. Обычно сидит в зарослях цисто-
зиры и других водорослей. Предпочитает закрытые бухты. Когда
вода охлаждается ниже 12° и согревается выше 23°, отходит в
глубину.
Мясо считается очень вкусным.
Ловится в течение всего теплого времени, особенно хорошо в
марте и июне — июле, а также в сентябре — октябре. Попадается
на всякие удочки, заброшенные в заросли и наживленные
кусочками рыбы, креветкой или крабиком, а иногда — на самодур.
Отдает явное предпочтение серой креветке. Величина крючка
безразлична, так как рот даже у самых мелких ершей велик. Хватает
наживку с жадностью, и обычно подсекается сам.
Белорыбица лаврак — не имеет ничего общего с
речной белорыбицей, как и все представители «морского зверинца» —
собаки, коты и кошки, лисицы и мышки, перепелки и рябчики —
с теми зверями, имена которых они носят.
Рыба эта — сильная, стремительная и смелая, но в то же время
очень осторожная. Она обычно бродит вдоль морской стороны
прибоя, подстерегая добычу, смытую с берега. С мая до осени
подходит к устьям рек, где мечет пловучую икру. Лаврак — хищник,
охотящийся за мелкими рыбами, преследующий стаи хамсы,
ферины; не пропускает креветок и крабов. .Поэтому считается
одной из самых спортивных рыб в море. Клюет резко и сильно.
Подсекается сам. На толстые лесы не берет. Охотнее клюет ночью.
Ловится в полводы. Неприхотлив на наживку. Наиболее вкусны
крупные рыбы в апреле, мелкие — в июне.
Ловится белорыбица с камней на донные и поплавочные
удочки, у пляжа — на спиннинг забросом за прибойные волны, близ
устьев рек — на дорожку с рыбкой, блесной или мушкой. Все эти-
снасти должны быть прочными, почти как для ловли на лосося.
Сильно бьется на крючке. Хорошо иметь наготове багор.
При ужении с берега на ручную удочку нужно насаживать на
200
крючок и пользоваться в качестве привады линючим крабом или
хамсой. Для привады делают жидкий фарш, почти бульон.
Жирующая белорыбица выходит на дорожку, образуемую фаршем.
Лесу забрасывают в том направлении, где появились всплески
рыбы.
На удилище с катушкой белорыбицу ловят с берега несколько
иным способом. Для наживки небольшие полоски из ветчинной
кожи (8—10 см длины, 7—8 мм ширины) привязывают к крючку
и ставят небольшие грузила (8—10 г) выше наживки на
расстоянии 30 см. Затем забрасывают леску и подтягивают, чтобы
наживка шла над дном.
Распускают лесу внатяжку до 50 и больше метров, тщательно
наблюдая за тем моментом, когда будет поклевка. Рыбе сдают не
больше полутора метров лесы и плавно, но сильно подсекают. Для
вываживания крупной белорыбицы непременно нужен сачок.
С длинным удилищем, оснащенным катушкой, ловят
белорыбицу с мола и на нереиду. Снасть должна быть тонкой: леса —
0,4 и даже 0,25 мм, длиной до 15 см, гуминый поплавок,
двухэтажный во время волнения. Крючок — в 9 мм ширины. Приваживают
фаршем из хамсы, на крючок надевают 4—5 нереид, скрывая его.
При поклевке отпускают лесу до 1,5 м, отсчитывают две секунды
и подсекают.
На пляжах днем удят без груза, но с катушкой, так как
наживку делают весом 5—6 г, чтобы иметь возможность
забрасывать ее метров на 20 на забурунье или на бар перед устьем речки.
Забросив, поддерживают ощущение контакта с наживкой,
которую прибой понемногу сносит, катя по песку. В этом случае годна
и креветка. Рыба подсекается сама.
С лодки белорыбицу удят на дорожку, медленно продвигаясь
неподалеку от береговой зоны. Хороша длинная качающаяся
блесна, блесна с пропеллером впереди и сзади или каучуковый
червяк. Также можно использовать искусственную муху из белых
перьев чайки или курицы. Годна и крупная креветка.
Дорожку протаскивают мимо скал, устьев рек, ворот портов,
лучше при небольшом волнении. Плывут без звука, держа наживку
почти над дном в 25—30 м от лодки.
Ужение на якоре дает хорошие результаты в том случае, если
море немного волнуется и бьет в камнях; тогда рыба плохо видит
лодку и охотнее клюет. Леска нужна капроновая — 0,5 мм,
подлесок из капрона 0,4 мм, длиной в 5 м и крепостью в 5 кг, поводок —
0,35 мм тоже из капрона, лучше черного, в 1 м длиной, крепостью
в 4 кг. Крючок в 12—13 мм ширины, груз —десяток мелких
дробин по 2,5—3,0 г.
Лучшая привада — жидкий фарш из хамсы. Сначала бросают
несколько ложек, потом, когда на воде образуются ясные жирные
пятна, продолжают подбрасывать понемногу. Самая обычная
наживка — хамса. Ею скрывают весь крючок. Если пользуются
линючими крабами, то наживку держат ближе ко дну.
801
Становятся на якорь среди скал или гряд, вытянувшихся
в море. Если течение сильное, то лаврак прячется за скалами, если
слабое, то бродит перед грядами камней. К берегу надо
приблизиться настолько, чтобы течение несло запах привады на скалы.
Ловят короткими забросами, не задерживая лесу в воде надолго.
Больше привады бросают подальше от лодки, тогда белорыбица
берет смелее. Если нет скал, то ловят у берега, бросая якорь
у мыса и ловя на границе течения.
Ужение за прибоем с лодки самое интересное. Берут лесу с
подлеском в 5 м длины. Крючок — с длинным цевьем в 13 мм ширины
на латунном поводке длиной в 0,5 м. На поводок прикрепляют
длинное грузило в 15 г весом, над которым зажимают свинцовую
пластинку, мешающую верчению. На крючок нацепляется ремень
из ветчинной кожи, которую привязывают над грузилом, длинный
кусок ее тянется сзади. Во время волнения груз увеличивают.
Рис. 13. Автоматическая верховая удочка
Лесу забрасывают в кипень, бушующую под скалами. Леса
должна хорошо вытянуться в воде. Для этого сначала дают ей
тонуть, затем, через несколько секунд, натягивают, потом
неравномерно, но не очень быстро потягивают и подергивают. Клев очень
точен. Внимательно следят, чтобы рыба не сорвалась. Белорыбица
сначала быстро уходит вниз. Отпускать ее надо как можно меньше,
а тащить как можно скорее.
Сарган, игла, морская щука, веретенница —
стремительный, стайный хищник верхних слоев .воды. Питается
главным образом мелкой рыбой, стаи которой преследует. Весной
стайки саргана примешиваются к стаям скумбрии и кефали. Днем
сарган держится поглубже, а в тихие безлунные ночи
приближается к поверхности моря.
Осенью и зимой сарган жирен и вкусен. Один из
отличительных признаков саргана — зеленые кости.
Так как эта рыба по преимуществу верховая, то для ловли
пользуются автоматической верховой удочкой (рис. 13). Берут
лесу в 12 волос (4 кг крепостью) или из капроновой жилки в 0,3—
0,35 мм. На ее конце через два метра друг от друга, надрезав их
вдоль, прикрепляют 4—5 бутылочных пробок и обвязывают их
нитками, чтобы не спадали. Затем берут пробочный квадрат (или
из другого пловучего материала) примерно 10 X Ю см с
отверстием посредине, в которое втыкают палочку длиной 15 см. К ее
толстому концу привязывают лесу, а к более длинному тонкому —
202
подлесок из жилки в 5 м длины, а на его конце поводок в 25 см из
нержавеющей стали в 0,2 мм. На поводке крючок с длинным
цевьем в 7—10 мм ширины.
Наживив, удочку пускают по течению. Как только рыба
клюнет, большая пробка опрокидывается и, оказывая большое
сопротивление, вынуждает саргана засечься. Попавшийся сарган
обнаруживает свое присутствие беспорядочным движением пробки.
Ловят в июле, августе и сентябре, когда вода прозрачна, море тихо
и сарган подходит к берегу. Выбирают место достаточно глубокое,
на течении. Привада — рыбный фарш.
Ловят саргана нахлыстом на шелковую кисточку, без крючка.
Часто сарган попадается на дорожку во время лова скумбрии, при
этом поклевка его очень слаба. Тем не менее необходимо
подсекать сразу и сильно. Он не подплывает близко к лодке, держась
обычно в 10—12 м от нее.
Каменный окунь — рыба тепловодная, довольно обычная
у каменистых берегов с апреля до декабря.
Ловится больше всего в сентябре и октябре, обычно на простую
удочку из 6—15 волос или из капрона в 0,2—0,3 мм. Подлесок из
капрона 2 м длиной, на нем два-три коромысла по 15 см длиной,
в 25—30 см друг над другом, на коромыслах крючки в 7—10 мм
шириной.
С берега можно забрасывать, как обычно, или вилкой, но
лучше удить с лодки под скалами. Клев ясный, даже резкий; он
сильно зависит от величины рыбы.
Кефаль — рыба тепловодная, стайная, чрезвычайно
осторожная и быстрая. Отличается стремительностью и способностью
легко прыгать из воды.
В Черном море живет три- вида кефали: лобан, сингиль
и остронос.
В апреле — мае стаи кефалей движутся в северные
мелководные заливы и в Азовское море, а в сентябре — октябре — обратно.
Зимуют у южных берегов Крыма, а также в закрытых бухтах и
портах. Во второй половине лета и в начале осени в открытой воде
мечут пловучую икру.
Кефаль считается одной из самых вкусных рыб Черного моря.
Кефаль ловится на самые тонкие удочки без поплавка и без
грузила, с крючком до 8 мм ширины. Лучшая наживка — нереида,
но годится также мясо креветки, мотыль, даже опарыш.
Применяют также белый хлеб, икру, вареный картофель. Привадой
служит тузлук из-под крабов и креветок. Ловят в полводы.
Клев кефали слаб, и подсечка трудна. Берет она на
поверхности так тихо, что почти невозможно заметить поклевку. Нужно
немедленно отпустить лесу, не подтягивая, и чуть спустя засечь.
При ужении ручной удочкой, чтобы перехитрить кефаль, нужно
быть как можно менее заметным: одеваться в серую одежду,
держаться дальше от воды, прятаться за камнями и т. д.
Отправляясь на лов, берут с собой лесу из капроновой жилки
203
в 0,35 мм или из 15 волос. Ее подготовляют перед началом лова
на камне рядом. Подлесок — 2м жилки или капрона в 0,3 мм или
из 10 волос, крепостью в 3 кг, и дальше — 1 м жилки в 0,25 мм или
в 6 волос, крепостью в 2 кг; поводок — 0,5 м жилки в 0,2 мм или
в 5 волос, крепостью в 1,5 кг, крючок в 6 мм ширины. Грузило не
требуется.
Приваду делают из рыбьих отбросов, пропущенных через
мясорубку, но непременно той же рыбы, мясом которой предполагают
наживлять крючок. Приваду помещают в сетчатый мешок и
погружают в подходящем месте. Поведение кефалей различно в
ходовом косяке или в кормящемся. В первом случае рыбы плывут
быстро, не задерживаясь. Они могут приближаться к приваде, но
пройти мимо. Они могут идти поверху друг за другом,
останавливаться, затем поворачивать. Голодная кефаль, привлеченная
жиром, струящимся из привады, начинает над ней вертеться.
В этом случае есть надежда на поимку.
Если рыба подвижна и стремится навстречу частицам привады,
клев бывает почти обязательно: следите за крючком, который
медленно тонет, и готовьтесь подсечь. Подсекайте не резко, тяните
не сильно и не быстро — рот у кефали нежный.
Ужение с удилищем возможно, но не в тихую погоду и не при
прозрачной воде. Во время волнения, когда вода мутная, удилище
получает свои права, особенно бамбуковое, с полугибким концом
и катушкой, с трещоткой на 100 м лесы. Хороша для лесы
капроновая жилка в 0,4—0,45 мм, крепостью в 5—6 кг; подлесок—
длиной в 2 м, толщиной в 0,35 мм; поводок — из 1 м такой же жилки
сечением в 0,25 мм. В тихую погоду нужен поплавок из пера или
целлулоидной трубки; грузила ставятся друг над другом — дробь
№ 6 или 8, прикрепленная на подлеске вразнос. Крючок в 6—8 мм
ширины, в зависимости от величины рыбы.
Приваживают, как и при ловле, ручной удочкой. Забрасывают
леску в жирную полосу от привады. Если море волнуется, то перья
сильно танцуют, заставляя дергаться наживку. Для амортизации
ставят два перяных поплавка (двухэтажный поплавок), более
крупный внизу, на расстоянии одного-полутора метров друг от
друга. Грузило должно быть таким, чтобы затопленное перо
служило амортизатором; его окрашивают в зеленоватый или
буроватый цвет.
Поклевка быстрая, но слабая, подсечка должна быть скорой,
но мягкой, как бы расслабленной рукой. Сачок необходим. Ужение
кефали на нереиду или креветку — очень интересно, так как
требует тонкой снасти. Удилище берут в 4—5 м, обмотанное шелком
или лентой, с катушкой. Леса — капроновая жилка длиной 75 м
в 0,3—0,35 мм, крепостью в 3—4 кг; для тихой погоды —
поплавок из пера с прутиком, во время волнения — двухэтажный
поплавок. Подлесок — в 2 м жилки сечением 0,2 мм, крепостью в 2 кг.
Поводок — жилка в 0,16 мм, длиной 0,3—0,4 м, крепостью в 1 кг.
Крючок в 4—6 мм шириной. Грузила — дробинки № 8,
распредели
ляющиеся на расстоянии 1,5 м; одна дробина — в 15 см от крючка,
другая — над концом подлеска, еще одна — на 15 см выше ее,
далее — на 10 см и т. д. Если дробь № 8 велика и ее не хватает на
1,5 м подлеска, то можно распределить ее на 1 м. Подлесок лучше
делать из проволоки, из нержавеющей стали. Чтобы кефаль
меньше чувствовала инерцию, для грузила можно брать и более
мелкую дробь. Сачок необходим.
Нереиду накалывают на крючок в 1 см от головы, натягивают
на цевье и второй раз прокалывают немного ниже. Если кефаль
мелкая (чулара), то пользуются крючком в 3,5 мм ширины,
прокалывая нереиду один раз и оставляя острие голым. Qt креветки
берут только очищенное от скорлупы мясо хвоста. Крючок
вкалывают в тонкий конец и нанизывают на цевье так, что острие хорошо
прячется в мякоти. Эта наживка легко сбивается, и ее нужно
забрасывать осторожно.
Старайтесь удить «на глаз». Постоянно забрасывайте на
жирную дорожку, заметную на поверхности,— она бывает прозрачнее.
Когда видно, что рыба взяла наживку, спокойно поднимайте руку
и скорее подсекайте. Если кефаль вертится вокруг наживки, не
решаясь взять ее, то медленно подтягивайте наживку и тяните
руку, чтобы подсечь, как только, рыба клюнет.
Можно ловить кефаль на спиннинг, пользуясь обычным
вооружением: леса из капрона в 0,18 мм и самая маленькая блесна-
ложка на поводке из капрона в 0,16 мм. Лучше, если блесна
снабжена простым крючком, а не якорьком.
Осенью, пока вода еще не совсем остыла, кефаль, скопившаяся
в бухтах Севастополя, Новороссийска и Геленджика, хорошо
ловится на поплавочные удочки и без привады. Ловится она
с молов длинным удилищем в 4—6 м без катушки, «на глаз».
Обычно идет кефаль в 100—200 г, но изредка попадается до 3 кг.
Леса составляется из 12 м капроновой жилки 0,3 мм и
оканчивается поводком не толще 0,28—0,25 мм. На лесе — легкий
поплавок и грузило из двух дробин № 4, зажатых в 30—35 см от крючка,
ширина которого 6—8 мм. Наживкой служат белый хлеб, тесто
(как для плотвы), а также свежесваренные макароны. Ловят
в полводы на спуск в 1,2— i,5 м.
На южном берегу Крыма летом кефаль иногда ловят на
плавной перемет, делая его основу из тонкого (2—4 мм толщиной)
шнурка, к которому через метр привязываются поводки из жилки
длиной в 30—40 см, с крючками в 6—8 см шириной. Через 2—3 м
к основе привязывается по бутылочной пробке. Крючки
наживляют нереидой, и перемет пускают по течению с выдающегося
в море камня или рифа, закрепляя перемет на берегу.
Летом, в тихую погоду, кефаль ловят на кружки. Это
полушария из пробки диаметром 11 см, окружность их в 12 мм от края
плоской стороны обтянута ниткой, к которой привязано 3—4
поводка длиной чуть больше поперечника, с простыми крючкам л
в 5—6 мм шириной. Наживляют крючки квадратиками булки,
205
вырезанными из наружного слоя, с которого снята тонкая корочка.
Штук 6—12 кружков расставляют в 10—15 м друг от друга,
с лодки, по соседству с пещеристым, щелистым и вообще
скалистым дном. Подбросив несколько горстей сильно размоченных
комочков булки, отходят в сторону. Рыбы поднимаются к
кружкам и начинают теребить наживку. Схватив ее, рыба, устремляясь
на дно, подсекается сама и довольно быстро устает.
В Одессе и в Новороссийске, где электростанции сбрасывают
в море теплую воду, случается ловить кефаль в декабре и январе.
Шемая, селява,— рыба проходная. С августа и в течение
всей зимы входит в реки, где мечет икру. Стайки ее бродят вдоль
морского берега и подхватывают все падающее в воду, прежде
всего насекомых, но иногда нападают на мальков и, наконец, едят
мелких раков. Такие стайки часто заходят в порты.
Шемая относится к самым жирным, вкусным и ценным рыбам.
Ужение ее на верховую удочку очень похоже на ужение уклеи.
Она клюет очень стремительно и быстро утаскивает крючок,
особенно если стайка собралась на какой-нибудь приманке, вроде
плавающего куска белого хлеба. Для этого лова желательно хотя
бы небольшое удилище и крючок шириной в 6—8 мм. Поплавка
не требуется.
М. Никольской
НА ЧЕРНОМ МОРЕ
Обычно удильщик начинает с бычков. Потом он переходит на
конец мола-пристани и там специализируется на барабуле.
Следующий этап — лодка, снасть-самодур и ловля всякой рыбы.
Начну со ставриды. Надо сказать, что ставрида, а в
особенности крупная, питается хамсой. Если косяк ставриды встретится со
стаей хамсы, то через несколько часов ставрида поест почти всю
хамсу.
Бывает и так. В 1954 году в районе Батуми наблюдалось
большое скопление ставриды. Тогда сюда немедленно устремились не
только рыболовы, но и хищные рыбы, чтобы полакомиться жирной
ставридой. В те дни в этом районе можно было встретить
различных хищных рыб, ловля которых для любителей представляет
большой интерес. Прежде рыболовы выходили в море с
самодурами и дорожками, на которые добывали рыбы немного. В 1954
году прокатилась волна «рыболовной лихорадки». Все, и стар и
млад, бросились ловить ставриду на самодуры. На эту снасть
начали ловить не только местные рыбаки, но и приезжие
отдыхающие. Замечу, что ставриду не легко поймать на плохую снасть.
Плохой крючок, лишние узлы, слишком толстая жилка на
поводке — причина плохого улова.
Многие из приезжих — любителей рыболовства получили
большое удовольствие и хорошо отдохнули, проводя на море по два или
четыре часа в сутки. Правда, не всем удавалось получить шлюпку,
и тогда кое-кто стал ловить с пристани. Насадкой служили кусочки
ставриды. Один из удильщиков, приезжий из Пензы, решил
половить с поплавком. Несколько минут поплавок лениво покачивался
на волнах. Вдруг он дрогнул, слегка погрузился и опять стал на
место. Потом опять дрогнул. Клев был какой-то странный. Рыбак
не выдержал и слегка подсек. В воде завозилось, леска
вытянулась, затем, со свистом рассекая воду, переметнулась в другую
сторону. На крючке была сильная и бойкая рыба. Все принялись
помогать пензяку, но он, не слушая советов посторонних, решил
вывести рыбу на берег. Поднять ее на высоту он не решился. Рыба
207
сначала сопротивлялась, но все же медленно приближалась к
берегу вслед за каждым шагом рыболова. «Кефаль!» — закричал
кто-то. Действительно, это была кефаль весом в 0,5 кг.
В этот вечер рыболов поймал еще две кефали. После этого
случая он каждый вечер шел на пристань ловить удочкой кефаль,
а иногда и лобанов *.
Я решил тогда же попробовать ловить кефаль, хотя обычно
занимался этой ловлей в сентябре, а описанный случай был
в августе. Итак, мы ловили некрупных кефалей, хотя однажды
пензяк вытащил лобана тоже до полукилограмма весом. А в один
из вечеров — блестящую, довольно широкую с зубастым ртом
рыбу. Вытащив ее, он обнаружил отсутствие крючка на том
новодке. на котором только что выудил рыбу. Мы еще не видали
таких рыб, и старый черноморец нам сказал, что эта рыба
называется «леферь», или «луфарь». Обычная длина — 40 см, но
иногда достигает длины 1,5 м и веса 15 кг! У этой рыбы такие острые
зубы, что она перекусывает любую жилку.
— Удивительно, что вы ее вытащили,— закончил
черноморец,— обыкновенно луфарь откусывает крючок тотчас после
подсечки.
Тогда мы стали искать в пасти крючок и нашли его за жаброй.
Пришлось надрезать правую жаберную крышку и ножом
вытаскивать крючок. Оказалось, что поводок был надкушен от крючка
в 2 см.
В конце августа неожиданно сильно похолодало, температура
воды понизилась с 24 до 13°. К вечеру подул ветер, развело волну,
но к утру опять стало тихо. Из Сочи пошли рейсовые глиссеры
в Хосту. И вот в море с одного из глиссеров пассажиры заметили
какой-то блестящий предмет. Когда глиссер приблизился, то
с борта увидели большую рыбу длиной больше метра. Рыба еще
слабо старалась перевернуться брюхом вниз, но не могла. Ее,
подхватили и вытащили на судно. Это была белорыбица весом около
13 кг! Надо сказать, что она не имеет ничего общего с каспийской
белорыбицей, рыбой проходной, каждый год входящей в Волгу для
икрометания. Морская белорыбица Черного моря не имеет
жирового плавничка, и чешуя ее очень крупная. Вес доходит до 24 кг
и длина до 2 м.
В районе Туапсе эта рыба встречается чаще, чем в других
местах. Она подходит к устьям речек, где ее иногда ловят на
спиннинг. Так, в Адлере, в устье речки Мзымты, к спиннинговой лесе
привязывают длинный поводок, на конце которого прикрепляется
тройник с живцом. Снасть закидывают на струю речки, пока не
произойдет поклевка. Эта ловля интересна, но мало добычлива.
Лучшее время для такой ловли — конец августа и начало
сентября.
Еще в Черном море водится хищная рыба — тунец. Часто
* Лобан — вид кефали весом до 3 кг и длиной до 60 см (Прим. ред.).
208
тунцы преследуют стаи кефалей, сельдей или ставрид. Тунцы —
крупная рыба, достигающая веса 500 кг и длины 3 м.
Для спортивной ловли тунцы очень интересны. Их ловят на
дорожку или спиннингом. Они появляются в большом количестве
вблизи Анапы, там, где имеются кефальные промыслы. Если
тунец, преследуя кефаль, заплывает в поставленную у берега сеть, то
он может разорвать ее и уплыть в море.
В 1954 году рыболовный сейнер ловил ставриду в районе
Батуми. Однажды в заметанный в море невЬд, вслед за косяком
ставриды, влетело восемнадцать крупных тунцов! Внутри невода
тунцы хватали испуганную ставриду и глотали ее. Создалась
опасность, что невод будет разорван. Рыбаки открыли огонь по
тунцам из винтовок. Перебить тунцов удалось не скоро. Общий вес
их оказался около 5,5 т.
Описанные случаи, конечно, редки. Любительская ловля
тунцов в Черном море может быть организована, но с известными
предосторожностями.
8 Рыболов-спортсмен, кн. VI
В. Н. Догонов
С УДОЧКОЙ В СУХУМИ
После установления теплой, солнечной погоды, в мае на берег
вышли рыболовы. Чем они были вооружены? О чем рассказывали
нам, новичкам, в морской спортивной ловле?
Почти все ловят здесь на удочки, на поплавочную и донную.
Между портом и городским пляжем в Сухуми вдоль берега много
камней. Камни лежат и на берегу, и под водой. И, чтобы ловить
с них, надо иметь длинное удилище, иначе лов будет неуспешный.
Леска должна быть толщиной 0,3 мм, крючок
№ 5—8, поплавок тонкий, длинный,
прикрепленный посредством ниппельной резинки и цевья
от сломанного крючка, грузка соответственно
грузоподъемности поплавка.
На поплавочную удочку можно ловить
большинство рыб, обитающих в море. Весь день
ловится бычок. Насадкой служит земляной и
навозный черви, мясо краба, креветка, мидия.
Морской карась, предпочитающий большую
глубину, чем бычки, тоже берет на червей, а еще
лучше — на креветку. Жало крючка вводится
между тремя хвостовыми плавниками и
остается в голове креветки.
На удочку ловится и барабулька. Поклевка
ее отличается частым подергиванием насадки,
после чего поплавок тонет. Лучшее время
лова — сентябрь — октябрь.
Ставрида хорошо клюет в тихую погоду.
Она быстро хватает насадку и резко дергает
леску. Губы у нее слабые и часто рвутся.
Крепление поплавка Надо много терпения и сноровки, чтобы крупную
ставриду подвести к берегу и подсачить.
Светлый горбыль, или, как его иногда называют, морской
сазан, очень осторожен. Насадкой служит креветка. Мелкие горбыли
210
особого сопротивления не оказывают, и их легко подвести к
берегу.
На донную удочку ловятся карась, крупная барабуля, ставрида,
светлый горбыль и скат (морской кот).
Весной и летом (до августа) ловятся морской карась, ставрида
и бычки. Барабулька лучше ловится в осенние месяцы. При этом
на донную попадают более крупные рыбы. В августе же попадает
и морской карась, но только утром, с 5 до 8 часов.
Лучшая же ловля рыбы — после сильного волнения или при
полном штиле. Однако, как замечено, светлый горбыль ловится и
во время сильного волнения.
В районе Сухуми окончание утреннего клева в большинстве
случаев совпадает с окончанием ночного бриза.
Вл. Холостое
БАРХАТНЫЙ СЕЗОН
В первое же утро по прибытии в Феодосию я нарушил строгий
режим и до восхода солнца тихонько выбрался из санатория.
Город и развалины генуэзских башен вдали были еще окутаны
туманной дымкой. Едва плескалась голубая волна у ног, а над
безбрежным водным простором полыхало восходом безоблачное
небо — оранжево-красное на горизонте и лимонно-желтое, с
переходом в зеленые и голубые тона над головой. Загорелые рыболовы
живописно расположились на камнях.
Они чутко держали на весу убегающую в море леску...
А день спустя я сидел среди рыбаков со шнуром в руках и
старался не прозевать поклевку незнакомой морской рыбы.
Поклевка ощущалась указательным пальцем как легкий
толчок или трепетное подергивание; иногда ее сигналом было
внезапное ослабление слегка натянутой лески.
Рыболовы скептически косились на мою снасть — закидушку,
связанную из куска часто путающегося хлопчатобумажного шнура
и двух кусков сатурна разной толщины и цвета. К концу
закидушки у меня привязан согнутый в кольцо кусок железного прута
весом около ста граммов. Свободный конец снасти закреплен на
фанерном мотовильце, подсунутом под камень. Короче говоря, это
было что-то вроде донной удочки без удилища, с наглухо
привязанным к рабочему концу грузом.
У местных любителей рыбной ловли закидушка оснащена
более совершенно: полсотни метров «месины» — так называется
здесь прозрачная перлоновая леса толщиной 0,5 мм и больше
(чем толще, тем, говорят, лучше!), к концу которой на коротких
поводках привязаны 3—5 средней величины крючков и свинцовый
(до 50 г) груз в форме узкой, приплюснутой пластины или
брусочка. В следующую поездку в Крым я захвачу с собой
обыкновенный наш глубомер — это будет самый подходящий груз.
Основной добычей феодосийских рыболовов в начале
«бархатного» сезона — в августе — является красивая и вкусная серебри-
212
стая кефаль. Она так нежна, что иногда, стремясь освободиться,
с кукана отрывает тело от собственной головы!
Аккуратными кругами разложены на берегу у линии прибоя
50 м лески. Раскрутив в воздухе метровый рабочий конец снасти,
рыболовы закидывают ее в море, и тоже — чем дальше, тем,
полагают, лучше. Есть в Феодосии один любитель, который берет
груз в зубы, отплывает от берега на 70—80 м и там аккуратно
опускает крючки на дно.
Мое железное кольцо летит превосходно и даже жужжит в
воздухе.
Когда вы услышите, что вчера хорошо брала кефаль, а сегодня
клюет только чулара,— не верьте ушам своим: это одна и та же
рыба, различаемая аборигенами по возрасту или весу. Так ведь
и у нас: то лещ, а то — подлещик.
Кефаль — это рыба около полукилограмма, чулара же —
молодая кефаль весом до двухсот граммов; нечто среднее между чу-
ларой и кефалью называется серынак. Но самая заветная
добыча— это лобан — лобастая кефаль весом в килограмм и
больше. А когда ваш груз зацепится в воде за камни, кричите «ме-
рикоп»! Тогда всем будет понятно и, глядишь, выищется какой-
нибудь десятилетний чернокожий болельщик и, скинув штанишки,
поплывет, держась за вашу месину. Нырнет так, что позавидует
любой водолаз, и тяните спокойно вашу снасть, товарищ, все в
порядке!
В разгар «бархатного» сезона, с конца августа, активнее
начинает брать кефаль. Держится она обычно в прибрежной
полосе моря: здесь для нее больше пищи. В Феодосии ловят ее по
утрам, после восхода солнца, и под вечер с узкого берега перед
нарядным проспектом Ленина, в порту — с волнореза и мола,
а иногда ездят и за 8 км на изумительный Золотой пляж, куда с
автостанции у базарной площади каждые полчаса отправляются
маленькие голубые автобусы.
Эта рыба довольно общительна; она не особенно смущается
близостью пляжа, расцвеченного всевозможными зонтиками и
пестрыми пижамками, берет иногда по соседству с купающимися
смуглыми курортниками и даже невдалеке от взлетающих в
фонтанах брызг ярких резиновых мячей. В глубоких местах — с
волнореза или лодки — кефаль успешно ловится и на обычные
поплавочные удочки.
Особенно хорошо берет кефаль в Коктебельской бухте — это в
девятнадцати километрах от Феодосии, но там негде добыть
морских червей, и запастись ими нужно заблаговременно. Черви же
очень слабы и даже в морской траве, завернутой в сырую тряпку,
редко сохраняются более суток. Всегда надо беречь их от солнца.
Вообще, добывание морских червей — очень сложное дело. Для
этого у берега, невдалеке от тех мест, где спускаются в море
какие-либо нечистоты, лопатой берется со дна куча черного и
затхлого песка-гальки, в которой, при удаче, и находят два-три,
213
а иногда и до десятка червей. Величиной и цветом они похожи на
обычных навозных червей, но более нежны, плоски и снабжены по
обеим сторонам двумя десятками едва заметных присосков.
— Нереис,— называет их мой приятель Иосиф Павлович.
Высоко засучив белые брюки, он стоит с лопатой по колено в воде и
каждого найденного червя бережно кладет на выступающий рядом
из воды небольшой плоский камень.
Червей на одно утро ловли требуется до полусотни, так как
объедают их с крючков все, кому не лень: удивительно
прожорливые бычки и «собаки», круглоносые барабульки и особенно
крабы. На другую же приманку капризная курортница-кефаль,
увы, не клюет.
Есть в море и другие рыбы — ставрида, скумбрия, морской
окунь, близкая скумбрии пеламида, камбала. Они попадаются
осенью на те же закидушки или удочки, наживленные маленькими
крабами с оторванными ногами, а еще лучше — на малька и
«усики» — рачков-креветок, шныряющих среди морской зелени.
Особенно успешной бывает осенью ловля ставриды, пеламиды
и скумбрии с лодки на самодур — грубую, но чрезвычайно
добычливую снасть. Любителям отвесного блеснения и ловли рыбы на
мормышку самодур может доставить истинное наслаждение.
Самодур — это палка, например нижняя часть складного
бамбукового удилища с привязанной к ней 15-метровой толстой меси-
ной. К концу месины прикреплен палочкообразный груз в 30—
50 г, а над ним на протяжении 3—4 м подвязано до дюжины
поводков с крючками, к которым красным шелком примотаны
серые перышки. Особенно ценятся знатоками перышки
утки-шилохвости, голубые перышки из крыла сойки и, наконец, перья
цесарки. Никакой дополнительной наживки на крючки не требуется.
Для ловли выезжают в море и становятся на глубине 10—15 м.
Распускают самодур так, чтобы грузило коснулось дна, и
подергивают снасть, как это делают зимние удильщики, ловя на блесну.
При подходе косяка на крючки вешается одновременно по две,
три, а то и больше крупных и красивых хищных рыб.
Самодур распространен по всему берегу Крыма и, кажется, на
кавказском побережье Черного моря.
В радиусе 5—10 км от Феодосии есть несколько недавно
созданных прудов, называемых здесь ставками. В них на удочку и ту
же закидушку хорошо ловятся средние, а иногда и крупные караси
и карпы («коропы»). Особенно популярны среди феодосийских
рыболовов ставки в районе деревни Тамбовки и, наконец,
расположенный в 4—5 км от города ставок Аджигаль. К сожалению,
и здесь встречаются браконьеры — любители завести в воду
большую промысловую сеть...
Не знаю, удастся ли вам достать лодку и половить ставриду на
самодур, но что касается кефали, то полсотни метров месины,
глубомер и дюжину запасных крючков, собираясь на курорт,
захватите обязательно!
Анатолий Волков
ОЗЕРО НЕОЖИДАННОСТЕЙ
— Ну, Андрей,— ворвался ко мне в комнату мой приятель,
сосед по квартире и постоянный спутник по рыбной ловле «Алеша-
мотоциклист».— Озеро я открыл! Щук в нем, уй-уй-уй! — при этом
Алеша так замотал головой, как будто у него сильно болели зубы.
— Где же это?
— За Очамчире. Прямо на берегу Когиды. И мы должны
немедленно туда ехать, пока хапуги не пронюхали.
Хапугами, браконьерами, а то и просто уголовниками Алеша
называл любителей добывать рыбу противозаконными способами.
— Понимаете, озеро небольшое. Заведут разок-другой
пятидесятиметровым неводом, и — все!
Хозяйственные сборы лежали на мне. Алеша брал на себя
подготовку мотоцикла и своих рыболовных принадлежностей. Правда,
машина у него всегда работала, но в остальном мой товарищ
частенько проявлял удивительную беспечность: он мог уехать на
охоту без патронташа, а на рыбную ловлю — без коробки с
блеснами.
И если Алеша редко возвращался домой без рыбы, то причину
надо искать в рыбных богатствах сухумских водоемов, в доброте
его товарищей, а главное — в его могучем рыболовном энтузиазме.
Алеша горяч, вспыльчив и неукротим в спорах. Сказав
что-нибудь, даже явную нелепость, он уже не в состоянии признаться в
промахе или в ошибке.
При всем том Алеша неплохой товарищ по рыбалке. Стоило
поменьше ему противоречить, время от времени снабжать
червяками, и все получалось хорошо, разумеется, с алешиной точки
зрения...
Уложив имущество в рюкзаки и наскоро перекусив, мы
выбрались из своего переулка на оживленное Тбилисское шоссе и взяли
курс на Очамчире.
Я люблю поездки на мотоцикле по дорогам черноморского
побережья Кавказа.
215
В ушах стоит напряженный шум, в котором вместе сливаются
и гул ровно работающего мотора, и свист встречного ветра, и
шипение резины на раскаленном асфальте.
Как пассажир, я свободен от наблюдения за дорогой. Всецело
доверяя водительским способностям Алеши, я спокойно
поглядываю по сторонам и любуюсь пролетающими навстречу пейзажами.
Миновав последние постройки, мы выезжаем из Сухуми.
Остались позади Келасури, Мачара, и дорога, извиваясь,
пошла среди бесконечных садов, в которых тонут частые здесь
домики и небольшие поселки.
Вот обширная плантация цитрусовых. В густой, темнозеленой
листве невысоких деревьев видны еще зеленые шарики
мандаринов.
Далее на сотни метров протянулись посадки молодых
эвкалиптов. Эти «деревья-насосы» с висящей лохмотьями корой и
узкими, как будто лакированными, издающими пряный аромат
листьями, сильно облегчают борьбу с чрезмерной сыростью.
За изгородью из колючего лимонника ровными рядами стоят
приземистые тунговые деревья, ядовитые плоды которых служат
сырьем для получения ценного технического масла.
Пока я любуюсь видами, наш мотоцикл мчится все дальше и
дальше. Вот под нами промелькнула река Кодори, остались
позади реки Мокви и Дзигдза и, миновав шлагбаум, мы въезжаем в
Очамчире.
Город протянулся вдоль берега моря, он радует глаз чистотой
улиц и красотой зданий.
Позади остались шестьдесят километров. После Очамчире
предстоит проехать еще двадцать километров по берегу моря к Ко-,
гиде.
На мосту через.Гудаву делаем остановку. Надо передохнуть.
Красив плес, образованный слиянием двух рек — Окуми и Гудавы,
обрамленный густой, пышной зеленью. Здесь есть сазаны, сомы,
щуки, лещи. Какой-то гражданин, в широкополой соломенной
шляпе, прямо с моста удит рыбу. Он охотно отвечает на наши
вопросы и показывает улов — несколько голавлей, пойманных на
личинку стрекозы.
Отдохнув, снова едем дальше. Вот поселок Гиценцери.
Недалеко от Гиценцери вдоль берега тянется цепь озер, изобилующих
щукой и окунем.
Еще несколько километров, и мы, наконец, подъезжаем к Ко-
гиде, точнее — к домику местного колхозника и рыболова Михаила
Яковлевича, где Алеша намерен оставить мотоцикл.
Нас встречает сам хозяин, невысокий, сухой старичок, бодрый
для своих шестидесяти пяти лет.
После взаимного обмена приветствиями вкатываем мотоцикл в
чистый, уютный дворик, погруженный в густую тень двух орехов,
и задаем извечный рыбацкий вопрос:
— Ну, а как рыбалка?
216
— Та як вам сказать,— Михаил Яковлевич переселенец с
Украины, и его речь состоит из смеси русских и украинских слов,—
сегодня взял двух сомят по полтора кило да трех щук.
— И крупные щуки?
— Э, какое там! Меньше кило. Як крупная, так и уйдет.
Из дальнейшей беседы узнаем, что наш хозяин даже не
подозревает о существовании таких вещей, как жерличные рогульки,
тройники и прочие ухищрения рыбацкой техники.
Он просто вбивает в дно реки кол, привязывает к его вершине
шнур в четыре-пять метров с одинарным крючком, прикрепляет
поплавок и пускает живца плавать на глубине полутора метров.
И если небольшой соменок или килограммовая щука порой
попадают на кукан к Михаилу Яковлевичу, то крупная щука или сом
либо безжалостно срывают наживку, либо уносят с собой крючок
и шнур.
Мы пытаемся объяснить Михаилу Яковлевичу причину его
неудач. Однако старик оказывается «консерватором»:
— Э, якись там рогульки! Двадцать рокив ловлю, и — ничего.
И сами сыты, и на продажу остается.
— А где же продаете рыбу?
— Та в заводе. Вот тильки шо оттуда.
Мы подивились. В шестьдесят пять лет, после ночи,
проведенной за охраной колхозной кукурузы (наш хозяин — сторож
колхозных огородов), Михаил Яковлевич объехал на лодке свои
снасти, снял добычу и «сбегал» на завод — так зовут здесь
маленькое предприятие, выпускающее ящики для фруктов,— сделав
четырнадцать километров!
Взяв снасти, мы отправились на озеро по тропе, указанной
хозяином. Тропа, идущая вдоль берега моря, вскоре вывела нас на
длинную плоскую косу, ограниченную справа морем, а слева —
широким плесом Когиды. Открытый с нашей стороны, заросший
деревьями и кустарниками на другом берегу, с рукавами,
уходящими куда-то в глубину леса и доступными только на лодке, плес
был очень живописен.
— Ну, как? — спрашивает Алеша с таким видом, будто он
создал этот уголок природы.
— Лучше не придумаешь, вот только, есть ли рыба?
Высказанное сомнение о богатствах Когиды повергают моего
друга в сильнейшее негодование.
— То есть, как есть ли рыба?! Да ее здесь столько, что успевай
закидывать. Тьфу! — Алеша все больше расходится, хотя я
молчу.— Не надеетесь на улов, так нечего было и ехать!
Кое-как успокаиваю своего горячего товарища, а попутно
убеждаюсь, что патриоты своего края принимают за смертельную
обццу любое сомнение в его достоинствах.
Однако Алеша не совсем верит в искренность моих извинений.
И, чтобы окончательно убедить меня в рыбных богатствах Когиды,
говорит:
217
— Идите, Андрей Иванович, на озеро, оно тут сразу, за
истоком Когиды. Начинайте там спиннинговать, а я здесь останусь.
Увидите, сколько я наловлю!
Делать было нечего. Правда, мне хотелось сделать несколько
забросов в Когиде, но пришлось покориться и зашагать к озеру.
Оно оказалось в двухстах метрах от Когиды. Ограниченное со
стороны моря песчаной отмелью, переходящей затем в невысокий
береговой обрыв, а с другой — густейшими зарослями тополей,
ракитника и других кустарников, заплетенных колючими плетями
ежевики, озеро казалось мне очень живописным.
Его ближний к Когиде конец зарос тростником и водяными
травами, но значительная часть поверхности была чистой и удобной
для применения спиннинга, В тростниках торчали две рогатые
кочки, оказавшиеся головами двух буйволов, принимавших
грязевую ванну.
Быстро собрал я спиннинг и сделал первый заброс. Но ни
первый заброс, ни второй, ни третий, ни десятый не дали ничего.
Блестящая пластинка «Байкала» напрасно бороздила воду, проходя
то у самого дна, то в толще воды, то почти по ее поверхности.
Сняв «Байкал», я начал пробовать другие блесны, но ничего не
помогало. Рыба не клевала.
Больше часа прошло в бесцельном бросании блесен. Я уже
собрался махнуть рукой на хваленое озеро и идти на Когиду. Но
Алеша меня опередил, внезапно появившись за моей спиной. Вид
моего друга был достаточно красноречивым: и на Когиде щуки не
хотели хватать блесну.
Приближался вечер, а рыбы у нас не было.
Грустным было бы наше возвращение к домику Михаила
Яковлевича. Думали поразить хозяина уловом, а, чего доброго,
придется занимать у него рыбу на уху.
Но тут нам повезло. Уже покидая Когиду, в последний заброс
Алеша выхватил щучку. Настроение сразу поднялось.
— Ну, ничего, Андрей Иванович,— бодро говорил Алеша.—
Завтра наверстаем. Ведь тут щук, уй-уй-уй! Только успевай
вытаскивать!
Уха из свежей щуки, компания Михаила Яковлевича и его
гостеприимной жены, отличный аппетит, длинные разговоры о
рыбалке,— кто из рыбаков не оценит подобного вечера!
— Рыбы в той Когиде було,— рассказывал Михаил
Яковлевич,— страх сколько! Сазаны, сомы такие, шо лодки перевертали!
А щуки сколько було, як той гамбузии!
— Ну, а теперь? — спрашивал Алеша.
— Шо теперь! Хватками ловят уси, кому не лень. Бомбят рыбу.
Якусь-то отраву придумали в реку пускать. Мало того, шо рыбу
губят, в том месяце колхозных свиней потравили. Еле отходили!
Михаил Яковлевич разгорячился:
— А шо с сазанами делают? Топорами рублять, колы воны
лезуть в траву икру метать. С ружей палят, острогами колють. Ну,
218
пропадает сазан. Тильки сому да окуню ничего не делается. Сом,
тот по ямам ховается, а окунь — этот против бомбы дюже
крепкий. Не берет его бомба!
Но тут во дворе залился лаем Джульбарс, давая понять
хозяину, что по соседству кто-то бродит, и Михаил Яковлевич,
вооружившись батожком, отправился в кукурузу. А мы пошли
спать...
Утро не оправдало оптимистических ожиданий Алеши.
Напрасно мы бороздили блеснами и Когиду, и озеро: щуки как в воду
канули! Алеша был настолько явно обескуражен, что мне стало
его жаль.
— Знаете, Алеша, давайте-ка поедем домой. Ну их, этих щук.
Раз они забастовали, плюнем и мы на них,— по возможности
бодро сказал я.
Но не так-то просто оказалось подорвать алешин энтузиазм.
— Ни в коем случае! — отрезал он.— Как это так, без рыбы
домой вернуться! Мы же еще на поплавочные не пробовали.
Было уже часов девять утра, солнце начинало припекать по-
настоящему, а рядом ласково шумело море.
— Попытайтесь,— согласился я.— А по мне — лучше
выкупаться. Будет рыба клевать,— покричите.— И, положив
спиннинг на брошенный под кусты плащ, я отправился к морю.
Не успел я, однако, обсохнуть после первого купанья, как
сквозь шум прибоя услышал какие-то слабые крики.
«Наверное, буйволов гонят,— лениво подумал я, подставляя
под утреннее солнце другой бок,— как бы на спиннинг не
наступили»...
Крики не утихали. Мне даже послышалось что-то вроде
«Андрей Иванович!» Пришлось подняться.
Выйдя на песчаный гребень, я увидел Алешу. Он отчаянно же-
стикулировал и кричал:
— Одевайтесь! Окуни клюют, уй-уй-уй, не успеваю
закидывать! И красноперки. Да какие! — И для вящей убедительности
Алеша отмерил руками чуть ли не полметра.
Через три минуты, одевшись, как по тревоге, я был на берегу
озера, а еще через минуту тащил из воды первую красноперку.
Забрасывал я недалеко от кромки водорослей с песчаной
отмели, сделав отпуск около 60 сантиметров. Поклевки следовали
одна за другой. Клевали крупные, в двести-триста граммов
красноперки, буквально не давая ни минуты передышки.
У канавы, протянувшейся от нашего озера к другому, в тени
подступивших к берегу тополей трудился Алеша. Ловил он со дна
и одного за другим добывал крупных окуней.
Клев был потрясающий! Примерно в течение часа — где уж тут
было следить за временем! — мы наловили более полусотни
крупных окуней и красноперок, из которых некоторые достигали веса
в триста-четыреста граммов.
В одиннадцать часов клев внезапно оборвался.
219
Уложив добычу в корзину, ставшую изрядно тяжелой, мы
пошли на базу.
— Ну что? — торжественным тоном вопрошал Алеша.—
Каково? А вы — домой! Нет, брат, тут рыбы — уй-уй-уй! А какое
удовольствие наблюдать, как поплавок уходит в глубину, и тащить
крупного окуня! Удилище гнется, леса звенит, да разве сравнишь
со спиннингом!
По обыкновению, Алеша начал увлекаться.
Я не противоречил. Действительно, такого удовольствия давно
не приходилось испытывать. И я только спросил:
— В чем же дело? Чем можно объяснить такой удивительный
клев?
— По-моему,— объяснение простое.
— Какое же?
— Очевидно, сегодня нет щучьего жора. Щуки сидят в траве.
Вы видели, чтобы хоть одна сыграла?
Я признался, что не видел.
— Ну вот. И я не видел. Значит, щуки где-то попрятались.
Вот окуни с красноперками и вышли на кормежку. А тут и мы
подвернулись! Эх, жаль, утро потеряли! Начни мы удить с зарей,
весь берег закидали бы окунями. Уй-уй-уй!..— замотал Алеша
головой.
— Хватит и этого,— заключил я беседу, и мы вошли в усадьбу
Михаила Яковлевича, изрядно удивленного нашим уловом.
Такова была первая неожиданность, которую преподнесло нам
открытое Алешей озеро.
Через час мотоцикл мчал нас домой.
Слегка поворачивая голову вправо, Алеша кричал:
— В следующий раз... опять... и прямо на озеро. Вот уж
потаскаем... всех удивим...
Большую половину сказанного Алешей ветер проносил мимо
моих ушей, но смысл был ясен. Алеша любил пустить пыль в глаза
многочисленным приятелям-рыболовам, а тут представлялся
такой случай!
— Возьмем перемет... донки...— продолжал кричать через
плечо Алеша,— кинем... а насадим гамбузию... выползков.
Я поддакивал, но Алеша моих реплик не слышал, поскольку
они никак не могли угнаться за мотоциклом, да, кажется, и не
нуждался в них. Вопрос о следующей поездке был решен
окончательно.
...Через два дня за час до заката мы вновь были у домика
Михаила Яковлевича. Оставив мотоцикл, почти бегом поспешили на
озеро. Надо было сделать многое. Наловить рыбы на уху,
поставить перемет и донки, разбросать приваду, предложенную
хозяином.
Но план наш снова провалился полностью. Озеро словно
вымерло. Ни одна щученка не позарилась на наши блесны, а на
поплавочные удочки клевали только микроскопические бычки.
220
Солнце садилось. В котелке бегала единственная, пойманная
мною красноперка. Посмотрев на нее, я сказал:
— Знаете, Алеша, пока вы ставите перемет, я налажу
жерлицу.
В ответ послышалось ворчание, смысл которого был ясен:
Алеша остался верен себе. Он забыл дома перемет.
Поэтому Алеша продолжал следить за поплавками своих
удочек, а я занялся донками.
Их у меня было две. Каждая состояла более чем из двадцати
метров полумиллиметрового капрона с четырьмя крючками и
свинцовой гирькой.
Я скоро переоборудовал одну донку в жерлицу: сняв грузило
и поводки с крючками, пристроил к концу лески стальной поводок
с тройником, а на метр выше привязал поплавок. Прикрепив донку
к прутику у воды и сложив бухточкой около него запас лески,
я насадил красноперку на тройник и забросил снасть за границу
трав, метров за шесть от берега.
Вторую донку я забросил неподалеку, насадив на крючок
толстых выползков. Тут же Алеша разбросал несколько горстей
подсолнечного жмыха — больше для очистки совести, нежели для
приманки рыбы, и мы отправились на ночлег.
На другое утро еще затемно вернулись мы на озеро.
Жерличный шнур оказался натянутым. В предвкушении
добычи я взял шнур, выбрал слабину и энергично подсек.
Почувствовалась слабая возня, и через минуту я извлек из воды... судака.
Да, это был самый настоящий судак, немного меньше
килограмма. То обстоятельство, что пойманная рыба оказалась
судаком, повергло Алешу в изрядное изумление.
— Скажи пожалуйста! — удивлялся он.— Вот уж не думал,
что здесь водятся судаки!
Однако удивляться было некогда. Прутик, к которому я вчера
прикрепил вторую донку, вдруг энергично закачался, явно давая
понять, что на крючке сидит рыба.
— Еще судак,— в волнении зашептал Алеша.— Подсекайте!
Я не заставил себя ждать. На леске кто-то заходил так
энергично, что пришлось несколько раз сдавать шнур, пока рыба не
была подведена к берегу.
Но тут последовал неожиданный бросок рыбы в сторону, и она
влетела в густую заросль прибрежных водяных трав. Шнур
остановился. Я подергал. Шнур держался крепко, но жизни на его
конце не чувствовалось.
— Сорвался,— упавшим голосом сказал я.— Да еще и донку
запутал.
— Как же это вы... эх! — Алеша не договорил. Но слово
«шляпа» так явственно повисло в воздухе, что хотелось оглянуться
и посмотреть, кто это ругается.
— А чорт его знает! Помогите, что ли, донку освободить, вы в
резиновых сапогах.
221
Алеша шагнул в воду и стал концом удилища подгребать к
берегу водоросли. Я в это время выбирал шнур.
Вот в руках у меня появился первый пустой крючок, за ним
второй, но вдруг раздался плеск, и не успел я опомниться, как Алеша
наклонился и с торжествующим возгласом — Есть! — извлек из
воды вместе с охапкой травы изрядного... сазана.
Новый сюрприз! На траве у наших ног лежал толстый,
отливающий медью сазан — мечта и гордость всякого удильщика.
Оживленно обсуждая вполголоса это событие, мы принялись
за ловлю.
— Вы только подумайте,— шептал Алеша, помогая мне вновь
налаживать и забрасывать донки,— после судака, и вдруг —
сазан! Это стариковская привада помогла. Значит, сазан здесь есть.
В следующий раз приедем, мы их тут черпанем!—Алеша, по
обыкновению, увлекся...
Но вот заброшены донки, размотаны и поставлены удочки.
Я огляделся. Где-то за лесом поднималось солнце. Далеко на
западе под его лучами сталью заблестело море, а у нас, на озере,
стоял еще полумрак. Было свежо. На спокойной глади воды
замерли поплавки. У отмели, где я в прошлый раз ловил
красноперок, азартно плескались окуни, а может быть, и судачки,
преследуя гамбузию — свою обычную пищу.
Из задумчивого состояния меня вывел шум, донесшийся со
стороны Алеши. Мой товарищ водил какую-то крупную рыбу. Я
схватил подсачек, поспешил на помощь, и мы благополучно извлекли
из воды второго такого же сазана.
— С полем! — от души поздравил я товарища.
Только сазан был посажен на кукан, как клюнуло на моей
донке. Опять сазан, еще более крупный, заставивший нас
основательно поволноваться,
В общем, за утро мы поймали полдюжины сазанов весом от
килограмма до трех и были необычайно довольны. Особенно я,
впервые в жизни познавший прелесть борьбы с сазаном. Самый
крупный из них попал на мою поплавочную удочку,
оборудованную катушкой. И не будь катушки, рыба ушла бы, оборвав тонкую
жилку.
Такова была вторая неожиданность, которую устроило нам
таинственное озеро.
Часам к девяти утра клев прекратился, и мы отправились к
мотоциклу.
— Вот это озеро,— восхищался мой друг, сгибаясь под
тяжестью корзины с рыбой.— Видали вы такое на Урале?
— Где уж там такое увидишь,— отвечал я, все еще под
впечатлением утра.— Сазанов у нас нет. Но и рыбаков таких,
которые едут на рыбалку и забывают дома перемет, тоже нет.
Алеша смутился, но ненадолго.
— И хорошо, что я его не взял. А то бы не знали, куда рыбу
девать!
222
Ответ показался мне не лишенным находчивости.
Действительно, не торговать же нам рыбой! А того, что
поймали,— хватит на весь домг да еще и останется.
Угощаясь дома жареным сазаном, Алеша толковал:
— Ну, теперь можно и отдохнуть. Посидим дома денька три-
четыре, позагораем, покупаемся...
— Правильно,— поддакивал я.— Утомительно так-то через
день ездить. Да и рыбу девать некуда.
Наши жены лишь молча переглядывались, плохо веря в
устойчивость наших намерений. И они были правы...
Вечером, за чаем, Алеша снова завел разговор о «нашем»
озере.— А знаете, Андрей Иванович, какой у меня сазан сорвался!
Уй-уй-уй! Я подсекаю — ни с места! Как за столб зацепило. Потом
он как рванется в глубину, я даже удочку приподнять не мог.
И — все! Сошел!
— Крупный, значит, был сазан...
— Наверное, с пуд. Но я таки доберусь до него. Вот завтра
поедем...
— Позвольте, а пляж, купанье?
— Тьфу! — мой приятель мгновенно вспылил.— Ну и сидите
дома! Такой случай представляется поймать крупного сазана! —
Алеша пренебрежительно махнул рукой куда-то в сторону
веранды.— Так, мелочишка! Не хотите ехать, не надо. Найду себе
компаньона... Вот Иван Петрович...
Спорить было бесполезно.
На следующий день мы снова мчались на Когиду.
Стоит ли говорить, что и на этот раз озеро поднесло нам
сюрприз, и притом такой, на который почти невозможно было
рассчитывать.
Но по порядку. Оставив мотоцикл у Михаила Яковлевича, мы
пошли по знакомой тропинке. Было часа четыре пополудни. До
заката еще оставалось полных три часа. Дул свежий ветерок, небо
затягивали наползавшие с запада довольно плотные, впрочем, не
обещавшие дождя, облака, с моря тянуло свежестью.
На Когиде мы разделились. Я остался у реки, собираясь поймать
несколько красноперок и поставить жерлицы, а Алеша отправился
на озеро за «знакомым» сазаном.
Поимка живцов и расстановка жерлиц заняла у меня часа
полтора. Потом я отправился на озеро.
Первое, что мне бросилось в глаза, когда я подошел к Алеше,
была кучка из полдесятка каких-то незнакомых мне рыб, среди
которых была одна не меньше килограмма.
— Лобаны! — воскликнул Алеша, не ожидая моего вопроса.
— Лобаны!? — повторил я, глядя на алешин улов. Так вот она,
эта знаменитая крупная черноморская кефаль, известная также
под именем лобана, о которой так много мне рассказывал Алеша,
А здесь передо мной лежали толстоспинные лобастые рыбы,
весь вид которых говорил о стремительности и силе движений.
223
Пока я настраивал удочку, Алеша вполголоса наставлял меня:
— Клюет поверху. Делайте отпуск четверти две, не больше.
Подсекайте с первой поклевки. Черви в мешочке.
Быстро приготовив удочку и насадив толстого червя, я
сбросил с катушки запас лесы, равный двойной длине удилища, и
сделал заброс. Поплавок занырял в мелкой ряби, поднимаемый
ветром. Вдруг я заметил около поплавка волну, поднятую какой-то
рыбой.
— Приготовьтесь! Это лобан. Сейчас клюнет,— быстро
проговорил Алеша, наблюдавший за моей удочкой.
Волна повторилась, поплавок качнулся и быстро юркнул в
сторону. Я энергично подсек и сразу почувствовал: добыча крупная.
Кефаль заходила упористо, пытаясь зарыться в глубину, но я
заставил ее ходить на кругах, постепенно подбирая на катушку
избыток лесы.
В таких случаях рыболов не замечает бега минут. Кефаль, как
торпеда, резала воду, сгибая в дугу тонкое бамбуковое удилище
и заставляя замирать сердце рыболова.
Прошло несколько минут, и рыба появилась на поверхности.
Она показалась мне прекрасной! Дав ей глотнуть воздуха, я
подвел ее к берегу и прямо рукой (где тут было думать о подсачке!)
взял за спину и выбросил на берег.
Вытащенная из воды кефаль изумительно красива.
Ослепительно светлая чешуя на боках отливает перламутром, спина и
верх широкой лобастой головы — черные.
Посадив рыбину на кукан, я снова забросил удочку. Через
несколько минут поклевка повторилась, и вскоре на кукане у меня
оказалась вторая такая же кефаль.
В течение часа, остававшегося до темноты, я вытащил
одиннадцать лобанов, из которых четыре самых крупных вместе потянули
шесть килограммов. Столько же поймал и Алеша.
Утром мы отправились на озеро уже втроем. С нами пошел
Михаил Яковлевич. Увидев вечером наш улов, он заявил:"
— Девятнадцать рокив живу на Когиде и в перший раз с^пышу,
шоб лобан брал на червя! — И не поверил нам.
Осталось только взять старика с собою и продемонстрировать
ему клев кефалей.
И действительно, лобаны брали, хотя и не так интенсивно, как
накануне. Мы с Алешей уступили Михаилу Яковлевичу самое
уловистое место, а сами устроились по соседству.
Отойдя на песчаную отмель к зарослям водяных трав, я
ухитрялся забрасывать, рискуя сломать удилище, чуть ли не пятна-
ддатиметровую леску.
Уже мы с Алешей успели поймать по нескольку лобанов, а
Михаил Яковлевич все не мог угадать с подсечкой. Подсекать надо
было с первой же поклевки. Но наш хозяин, привыкший поддавать
красноперкам и другим рыбам, обладающим таким же спокойным
клевом, все время опаздывал с подсечкой.
224
Но вот нашелся лобан, который не сумел перехитрить Михаила
Яковлевича. Вскочив на ноги, старик подсек, и вода у его поплавка
забурлила: на крючке была, как видно, крупная кефаль.
— Водите! — закричал я ему.
Какое там! Наш рыбак, схватив удилище обеими руками,
тащил прямо через голову бешено сопротивлявшуюся рыбу. И
случилось то, чего следовало ожидать: любимое алешино удилище
вдруг треснуло, а вылетевшая в этот момент из воды кефаль
пролетела метра два по воздуху и плюхнулась в заросли ряски у
берега.
Что тут произошло! Бросив удилище, Михаил Яковлевич
сунулся по плечи руками в воду, пытаясь схватить лобана. Но,
хотя это ему нё удалось, лобан все же не ушел. Крючок, впившийся
в мясистую пасть рыбы, и крепкая леска сделали свое дело: через
минуту кефаль была извлечена из воды и торжественно уложена
в объемистую хозяйскую корзинку.
— Ну, разве так делают! — укоризненно говорил я несколько
сконфуженному Михаилу Яковлевичу, выжимавшему воду из
рукавов своего ватника.— Ну, удилище, бог с ним, починим. А ведь
рыба могла уйти!
— Та хто ж его знал, шо вин такий увесистый! —
оправдывался старик.— Я всю жизнь так кидаю, через голову.
Вскоре после этого события клев начал затихать. Лобаны все
еще шныряли около поплавков, колебля их и разводя волну, но
клев стал настолько неверным, что из десятка поклевок
только одна кончалась удачной подсечкой. Затем и такой клев
кончился.
И тут, в качестве своеобразного заключительного номера,
произошла еще одна поклевка.
Выпрыгнув из воды в противоположном конце озера, появился
крупный лобан. Он помчался к нашему берегу, держа курс прямо
на алешину удочку и делая по воздуху метровые прыжки. Похоже
было, что откуда-то вырвалась сверкающая серебром ракета и вот
она рикошетирует через все озеро, то исчезая на миг под водой, то
вновь вылетая на воздух. Зрелище было исключительным.
— Держитесь! — крикнул я Алексею.— К вашей удочке
спешит!
Шутка оказалась правдой. Не успел лобан исчезнуть перед
поплавком алешиной удочки, как тот мгновенно исчез под водой.
Алеша подсек без опоздания, и через минуту на траве бился
полукилограммовый лобан.
Наш хозяин, поймавший все же трех рыб, был в восторге.
— Ну, теперь я их начну тягать! Заводской буфетчик, такий
паразит, не берет щуку. Подай, кажет, кефаль, а то барабульку.
А у меня и хватки нема. Да и хваткой тую кефаль тильки ночью
возьмешь. А я ночью — сторож. Мне некогда по ночам с хваткой
на берегу шататься. Вот спасибо, ребята, что научили кефаль
ловить.
225
Таков был третий, пожалуй, самый приятный, сюрприз,
сделанный нам этим озером, которое мы единодушно назвали «озером
неожиданностей», если не считать главного сюрприза, который
состоял в том, что рыба, за которой мы, собственно, поехали,
именно — щуки, в озере у нас так ни разу и не клюнула.
На обратном пути мы узнали, что в Когиду можно попасть
проще: доехать по тракту до поселка Гали, откуда до Когиды три
километра неплохим проселком.
Но воспользоваться новым маршрутом мне не пришлось. Через
несколько дней после этой последней рыбалки я сидел в поезде,
уносившем меня к далекому Уралу, и вновь переживал в памяти
все перипетии своего знакомства с «озером неожиданностей».
И. Орсний
РЫБОЛОВ-СКОРОХОД
Узнав однажды от своего соседа о ловле рыбы нахлыстом,
я сделал себе нахлыстовую удочку и стал практиковаться во дворе
дома. Правда, длина лесы не превышала длины удилища.
Сосед мой сам не был рыболовом, но от своего знакомого
слышал, что короткой нахлыстовой лесой всегда ловится крупная
рыба. Как удалось выяснить, этот рыболов ловил
преимущественно на зорях, проходя берегом реки за ночь до десяти и более
километров. Сойдя на одной станции, он после ловли подходил к
другой, если же река круто отходила от железной дороги, то он
выбирался на шоссе и возвращался домой автобусом.
Нахлыстовая удочка, легкий подсачек, рюкзак и растопка для
костра — такой была его походная амуниция.
Рыболов брал с собой растопку. Но когда же он разводил
костер, если днем спешил на поезд, а до вечера ему надо было
наловить кузнечиков, мотыльков или других насекомых и успеть
половить на вечерней зоре? Ясно, что костер рыболов разводил
среди ночи, когда рыба спит.
Рыболов ловил на зорях. Да так и должно быть. Зори —
утренняя и вечерняя — лучшее время клева крупной рыбы.
За ночь рыболов проходил берегом реки до десяти и более
километров. Значит, шел он довольно быстро. Но в каких же случаях
он останавливался на берегу? Таких случаев могло быть немало,
и рыболов должен был заранее изучить особенности того участка
реки, который ему предстоит пройти за одну ночь.
Рыболов знал глубины, мели, перекаты и весь береговой
рельеф, одним словом, знал реку. На глубоких местах он
останавливался и производил заброс нахлыстовой удочкой. Будем счи-
тать^то рыболов был наблюдателен и осторожен. Вот, например,
по берегу растет трава, но дальше вдоль берега сенокос. Где он
мог бросать снасть? Конечно, там, где скошена трава. Именно
в этом месте много потревоженных насекомых попадало в воду.
Чем не прикормка?
Далее по берегу мелкое место, но поблизости есть большой
227
омут, бочаг или уступ дна реки. В них держится рыба и выходит
ночью жировать на мелководье к берегу. И сюда зашел рыболов
со своей легкой снастью.
Еще дальше сваи в воде — остатки старого моста. Разумеется,
здесь всегда держится рыба. Дальше идет лозняк, ива или другие
кусты и деревья, нависшие над водой. С них падают в воду
гусеницы. Рыба привычна к таким местам. Надо и здесь половить!
Еще дальше к воде подходит овраг, по которому во время дождей
мчатся мутные дождевые потоки и несут в реку земляных червей,
насекомых, отдельные зерна злаков. Нахлыст в этом месте реки
может оказаться весьма кстати.
Ну, а растопка для костра? Рыболов прошел за вечернюю зорю
почти половину своего пути, надо и отдохнуть. При ловле ходом
сидеть на месте — значит тратить зря время. Чтобы не делать
этого, опытный рыболов, сидя у самого берега, развел костер,
взмутил воду на дне комлевой частью удилища и сделал заброс по
течению мути. Это тоже неплохой прием!
Рыбалка в ночные часы так развила наблюдательность
рыболова, что он стал примечать ночью следы на воде.
Может ли это быть: видеть следы на воде, да еще ночью!
Оказывается, что может.
Крупный линь спал весь день на дне глубокой заводи. А перед
рассветом вышел жировать на мелкое место. Спинной плавник его
коснулся поверхности воды. Извивающийся на крючке червяк
тотчас же подброшен к этому следу на воде.
Тихий всплеск, расходящиеся круги на воде или пузырьки
поднимающегося со дна воздуха часто выдают присутствие рыбы.
И как знать! Может быть, наметанный глаз рыболова только и
ищет эти следы на воде! Может быть, характер следа говорит о
величине рыбы, а в некоторых случаях и о ее породе? Если
рыболов все это изучил, то, значит, перед нами очень хороший
следопыт, охотник за крупной рыбой...
Что ж, я попробовал разгадать все эти приемы опытного
рыболова и, скажу откровенно, не остался без крупной рыбы.
Так же, как и он, я окончил ловлю и вышел с грузом на шоссе.
И прошел за ночь по берегу двенадцать километров. А так как до
станции железной дороги было далеко, я тоже возвратился домой
с первым рейсом автобуса.
Константин Фарутин
НА ЧЕРНОМ ОЗЕРЕ
Три километра уже позади. На четвертом — поворот влево, на
озера.
Наш проводник — дежурный по станции — Богатырев легко
шагает впереди. На плече у него помахивает гибкими вершинами
несколько удилищ. Я и мой товарищ — телеграфист Востриков —
еле успеваем за ним: у Вострикова рюкзак с продуктами, а у меня
удилища, накомарники и ведро для ухи. Само ведро не тяжелое,
но Богатырев положил в него специи, килограмма три картошки,
десяток луковиц, пачку соли, два стручка красного перца и
лавровый лист. Должны же мы отведать ухи!
Бежим за проводником и мучаемся. Я через каждые десять
пГагов перебрасываю ведро из руки в руку, а Востриков
беспрестанно подтягивает рюкзак, который почему-то сползает с его
узких плеч и давит на поясницу.
— Шибко жмет что-то, пощупай-ка,— просит он меня.
Откидываю пудовый рюкзак от его мокрой спины: буханка
хлеба острым углом давит в позвонок. Пока наводим порядок,
изрядно отстаем от Богатырева и рысью бежим вдогонку. Но
проводник внезапно останавливается, и мы чуть не наскакиваем на
него.
— Вот и поворот,— говорит Богатырев,— тут уже рукой
подать, километра через два мы и на озерах. Э, да вы, молодые
люди, заморились. С чего бы это? И дорога вроде ровная. Вот
сейчас гарью пойдем, там хуже, завалов много.
Востриков тяжело вздыхает.
— Ну, ничего, ничего,— успокаивает Богатырев.— Хлеб сам
себя несет, с хлебом везде хорошо. Вот придем, сиди и отдыхай,
да знай себе потаскивай рыбешку.
Заметив, что Востриков посматривает, куда бы присесть для
отдыха, Богатырев заявляет решительно:
— Ну, молодые люди, поспешим, поспешим, а то, чего доброго,
и к ночи не доберемся и ухи не попробуем! Пошли!
229
Ох, уж эта лесная дорога! Я лечу через колодину, второпях
подбираю часть рассыпанной картошки, чувствую, что ведро уже
не так оттягивает руку. А Востриков не один раз летит кувырком,
но груз у него не убавляется. И ему, конечно, хуже, чем мне.
Наконец, гарь кончается. Редким сосняком дорога тянется в
гору, и когда мы взбираемся на нее, то перед нами раскрывается
озеро.
— Все! — торжественно заявляет Богатырев.— Пришли! Эйр
перед нами, Белое озеро. Рыба здесь берет только ночью, а днем
ее ничем не соблазнишь. Вода — хрусталь! Глубина десять
метров, и .ежели на дно бросить, к примеру, вот этот ключ,— он
вынимает ключ из кармана,— увидишь его за милую душу. Удить
окуней здесь будем ночью, а сейчас поторопимся на Черное озеро,
оно тут рядом!
Богатырев легко сбегает с горки, лавируя между соснами,
а мы, чтобы не отстать, стараемся сократить путь и стукаемся об
деревья. При спуске несколько картошин и две луковицы
вылетают из ведра, но я не обращаю на это внимания. Востриков
невзначай задевает рюкзаком за сосну и катится вниз,
предоставляя мне возможность подобрать его фуражку. Но темпа мы не
сбавляем.
Под горой на нашем пути болотина. Богатырев машет нам
рукой и кричит:
— Близко ко мне не подходите: тряско! Мы уже почти на
середине озера. Видите прямо от меня воду? Это самый центр
водоема, а мы около центра. Под нами глубина метра три, и мы уже
далеко прошли по озеру. Здесь и удить будем, располагайтесь!
У небольшого куста багульника я ставлю ведро, а Востриков
к другому кустику кладет рюкзак. Спина у товарища черная от
пота.
— Наверное, здорово спину натерло? — спрашиваю я.
— Это хлебом-то? Ерунда! Его уже нет!
— Потерял?
— Размок хлеб и давить перестал,— спокойно отвечает
Востриков, расправляя усталые плечи.
— Николай Павлович! — обращаюсь я к Богатыреву.— А как
мы до воды-то доберемся? Ведь туда не пройти по трясине.
— Там нам и делать нечего, мы и здесь хорошо поудим,—
загадочно отвечает Богатырев, разматывая удочки.
Я переглядываюсь с Востриковым, и мы тихо посмеиваемся
над нашим проводником.
— Все готово? — спрашивает Николай Павлович, когда мы с
удилищами, как с пиками, располагаемся на своих местах, не
смея сделать ни одного шага.
— Никандрович! — говорит Богатырев мне.— Идите сюда!
Я осторожно пробираюсь к нему по зыбкому мху.
— Видишь черную лунку? Иди к ней. Метрах в трех от нее
остановись и приступай к ужению. Удилище у тебя длинное, до-
230
станешь. А Востриков пусть идет влево. Около вон того
багульника есть дыра, там земля покрепче, можно подойти поближе и
начинать удить.
— А вы, Николай Павлович? — робко спрашиваю я, боясь,
что он оставит нас одних и мы не выйдем из этого гиблого болота.
— А я уже на месте! Вот она, лунка моя,— и он, наживив
червя на крючок, забрасывает леску недалеко от себя, под кустик
багульника.
...И началось! Клев такой, что ждать не приходится. Насадку
окуни проглатывают глубоко, и много времени уходит, пока
достанешь крючок. Окуни черные, но не крупные. У моих ног растет
куча рыбы, да и у Вострикова не меньше.
Вечереет, но клев не ослабевает.
— Хватит, молодые люди,— громко кричит Богатырев,— всей
рыбы нам не выловить, а на уху наудили. Хватит на уху-то?
— За неделю не сварить,— отвечаю я.
Скоро мы выходим на сухое место, в гору. Жарко полыхает
костер. Вкусна уха из окуней. Усталости никто не чувствует.
— А сейчас, молодые люди, отправимся на Белое озеро
крупных окуней удить. Ночь уже наступает!
— А на Черное озеро вернемся? — спрашивает Востриков с
тревогой.
— Как же! Утром опять к своим лункам.
Веселые, мы поднимались в гору, чтобы попасть на Белое
озеро.
...Кому захочется побывать на этих озерах, тот должен доехать
по Северной железной дороге до станции Няндома. Там, в
окружающих лесах, есть одиннадцать озер, и среди них, километрах
в пяти-шести от станции,— Белое и Черное.
Особенно интересно удить окуней на Черном озере из лунок,
зияющих в моховой трясине.
Г. Пирогов
НА ЛУКОВСКОМ ОЗЕРЕ
В одну из поездок по Западной Белоруссии я надолго застрял
в небольшом городке Кобрине, расположенном на берегу узкого
судоходного канала Днепро-Бугской системы. В моем
распоряжении оказалось несколько свободных дней. Как и при любой
поездке, в чемодане у меня был набор рыболовных снастей.
Все попытки поймать в канале что-нибудь стоящее внимания
ни к чему не привели. Клевали главным образом надоедливые
ерши. Не нашлось хорошей рыбы и в старом русле Мухавца.
В субботу вечером ко мне зашел знакомый бухгалтер и
пригласил поехать на одно из окрестных озер, где, по его словам, было
много раков.
Вспомнив поговорку «на безрыбьи и рак — рыба», я
согласился. Машина должна была идти минут через сорок, и у меня
было время лишь взять снасти и явиться к месту сбора у начала
шоссе Кобрин — Влдава.
Изумительно красиво это старое шоссе, почти на всем
протяжении густо обсаженное могучими вербами и каштанами. Кроны
громадных деревьев сплетались над головой, образуя сплошной
зеленый тоннель, скупо пропускающий лучи солнца/
Скрипя и громыхая, старая полуторка часа через два
доставила нас на озеро. Мои спутники, размотав небольшой бредень,
ринулись в воду, а я решил немного осмотреться.
Озеро напоминало по форме огромную толстую подкову и
занимало площадь до 12—15 квадратных километров. На узкой
песчаной косе, образуемой подковой, тянулась в одну улицу деревня
Луково, по имени которой и названо озеро. На самом конце косы
стояла древняя деревянная церковка, окруженная столетними
дубами. Под одним из них и остановилась наша машина.
Призвав на помощь вездесущих мальчишек, я "попытался
запастись червями, но в песчаной почве их не было. Лишь ночью
при свете карманного фонаря удалось найти десятка два
навозных червей под слоем камышовых наносов на самом берегу озера.
Мои товарищи, утомленные ночным лазаньем с бреднем, еще
232
крепко спали, когда я, взяв у колхозника лодку, стал перед
рассветом на приколе метрах в тридцати от берега, на краю крутого
подводного обрыва, и закинул четыре удочки. Вскоре густая
пелена тумана обволокла лодку и заслонила от меня все вокруг —
даже недалекий берег. Поплавки стояли неподвижно.
Вот уже первые лучи солнца позолотили клубы поднявшегося
тумана, день обещал быть замечательным, а настоящего клева
не было. Правда, изредка попадались очень небольшие окуньки,
которых я, на всякий случай, опускал в садок. А тут и черви
кончились. Я начал сматывать удочки, на берегу показался владелец
лодки.
— Ну, как, наловили?
Я молча приподнял садок с трепыхавшимися в нем шестью
окуньками.
— Вот это и все? Да вы на что ловите-то?
— На червя.
— Вы попробуйте на раковую шейку, дело лучше пойдет. Вот
тут и ловите, это место хорошее.
И как это я ухитрился забыть про такую наживку? И ведь у
машины полный мешок раков, наловленных бреднем!
Я выскочил на берег и поспешил к машине. Над костром
висели два ведра с закипавшими раками.
— Как успехи, рыбачок? — спросил меня один из
товарищей.— Садись-ка лучше завтракать.
Но мне было не до еды. Я отобрал штук семь-десять небольших
раков, махнул рукой на вторичное приглашение к завтраку и
вернулся в лодку. Надо сказать, что никакого опыта ловли на
раковую шейку у меня до этого дня не было.
Прошло минут пять, и вдруг поплавок одной из удочек стал
веСти себя как-то странно. Перо медленно опускалось примерно
на сантиметр, поднималось и тихонько двигалось в сторону. Потом
поплавок вдруг лег, замер, поднялся опять, снова закивал и, все
убыстряя движение, скрылся под водой.
На крючке, сгибая удилище, заметалась какая-то сильная
рыба. Ни сачка, ни багорчика у меня не было, волей-неволей
пришлось подводить добычу к самому борту и хватать рукой.
Рыба, к моему удивлению, оказалась небольшой и я,
приподняв удилище над лодкой, схватил ее левой рукой... Резкая боль
от укола заставила меня отдернуть руку, и добыча, отцепившись
с крючка, упала ко мне под ноги.
На первый взгляд это был самый обыкновенный соменок-фун-
товичок, и я подумал, что наскочил рукой на жало крючка. Но
оказалось, что у этого соменка три острых, как иглы, шипа,
зазубренных с одной стороны. Два из них были на боковых
плавниках, один — на спинном. Кроме того, помимо обычных для сома
двух больших боковых и четырех нижних усиков, у моего соменка
оказалось еще два верхних уса, да и тело его было более
клиновидно, чем у обычного сома (рис. 1).
233
Пока я разглядывал свою необычайную добычу, удилище
второй удочки стремительно скользнуло по борту, и я еле успел
схватить его, чуть не опрокинув лодку.
Давно не испытывал я такого удовольствия. Соменок в
полкило весом оказал такое сопротивление, какого можно было
ожидать от большой щуки. Наученный опытом, я на этот раз
осторожнее вытащил рыбу.
Рыба брала жадно, и почти все крючки приходилось
освобождать зевником. За какой-нибудь час я поймал десятка два сомят
и три или четыре крупных окуня, всего около восьми килограммов.
Рис 1. «Калифорнийский сомик» касатка
В половине девятого клев прекратился, и только тогда я
заметил, что обе руки у меня исколоты и начинают нестерпимо
зудеть.
У машины товарищи уже собирались домой. Я же рискнул
остаться ,еще на денек: уж очень увлекательной показались
борьба с сомятами.
Владелец лодки приютил меня у себя и, когда узнал про моих
сомят, поведал мне интересную историю.
В начале этого столетия польский пан Лещинский надумал
развести в своем озере ценные породы рыб. Запустил
производителей, но дело не пошло. Неисчислимые полчища раков,
населяющих озеро, уничтожили почти всю икру. Долго и безрезультатно
боролся пан с раками, но сделать ничего не смог.
Кто-то посоветовал ему выписать из Калифорнии и запустить
в озеро «калифорнийских сомиков», которые якобы в основном
питаются раками. Пан так и сделал. Но опять-таки ничего не
вышло. Сомиков расплодилось много, но и раков не убавилось.
Так и плюнул паи на эту затею. С тех пор и идет в озере
жестокая война между сомиками и раками, но все время с переменным
успехом.
По словам хозяина, сомики больше килограмма не растут,
питаются мелкими и в основном линючими раками, но не брезгают
и другой, как животной, так и растительной пищей.
234
Есть в озере и иные рыбы: сазан, лещ, щука, окунь, голавль,
сом, налим, плотва, линь, изредка попадаются даже угри, но
больше всего сомиков и раков.
К вечеру погода резко изменилась. Подул ветер, где-то вдали
погромыхивал гром, по озеру заходили белопенные гребни волн.
О ловле нечего было и думать. Использовав мою батарейку от
карманного фонаря, хозяин оживил свой стоявший без питания
приемник. Сын хозяина натаскал свежего душистого сена и мы,
слушая передачу из Москвы, уснули под музыку.
Сильный треск и вспышка ослепительного света заставили нас
вскочить на ноги. Оказалось, молния, ударив в антенну,
расплавила ведущий к приемнику провод. Сам приемник, к счастью, не
пострадал. Хлынул ливень, и мы под его монотонный шум опять
крепко заснули. В три часа я встал и вышел во двор.
Гроза прошла, звезды начинали меркнуть, легкий ветерок
поднимал зыбь на озере. Выпив наспех молока, я отвязал лодку и
отправился на старое место. Клев был ленивый, но более
продолжительный, и к десяти утра в моем садке плескалось десятка два
рыбин. Пора было собираться домой, предстояло пройти семь
километров до шоссе, а там ожидать попутной машины.
Шоссе оказалось пустынным, и мне пришлось прошагать еще
восемь километров до поворота на лесосеку, где машины ходили
чаще. И только через пять часов я добрался домой. Но почти все
сомики, к моему удивлению, проявляли признаки жизни, а два из
них, пущенные в бадью с водой, чувствовали себя вполне
нормально.
Я вскрыл тринадцать сомовьих желудков. Восемь из них
оказались пустыми, в пяти были мелкие линючие раки. Уха из
сомиков оказалась очень вкусной — жирной и ароматной.
На другой день мне срочно пришлось выехать, и
сфотографировать сомиков не удалось. Хозяйка по моей просьбе сделала
это сама и прислала снимки, но они оказались не совсем
удачными. Вернувшись в Москву, я попытался найти что-либо о
«калифорнийских сомиках» в литературе, но безуспешно.
Поздней осенью возвращался я из поездки в Комсомольск-на-
Аму]ре. Наш прямой московский вагон отцепили в Хабаровске и
загнали на запасной путь. И вот тут-то, возвращаясь.из города,
я вдруг увидел, что проводник вагона режет на куски точно
такого же «калифорнийского сомика». Оказалось, что он купил его
на рынке. Хотя до отхода поезда времени оставалось в обрез,
я взял такси и немедленно отправился на рынок, где и обнаружил
целую гору этих сомиков.
Выяснилось, что рыба эта в изобилии водится в Амуре и его
притоках и называется косаткой. К сожалению, ничего о
повадках этой рыбы я узнать не успел.
В. Ильин
ЛОВЛЯ СПИННИНГОМ НА СЕЛИГЕРЕ
Озеро Селигер, простираясь свыше 90 км с севера на юг и
около 40 км с востока на запад, то разливается на широкие, до
десятка километров плесы, то сужается в узкие протоки.
Многочисленные заливы, песчаные косы, полуострова создают
чрезвычайно изрезанную береговую линию. Хвойные боры на островах,
прибрежные заросли можжевельника и различных кустарников,
высокая водная растительность вдоль берегов оставляют
неизгладимое впечатление у всякого любителя природы.
В озере есть около 160 островов. На некоторых из них имеются
внутренние проточные озера, кроме того, много озер в лесах,
окружающих Селигер. Само название озер: Щучье и Остреченье
(мелкого окуня на Селигере называют остреченок) говорит
спиннингисту об интересующей его рыбе. Лучшие места на Селигере
для спиннинговой ловли — западная и северная части озера,
а также побережье острова Хачин, на котором есть одиннадцать
небольших озер, соединенных с Селигером речками и протоками.
На берегах Селигера много зарослей тростника, часть которого
местное население скашивает и использует в качестве сена.
Щука держится по закраинам водной растительности, в
небольших заливах (по-местному такой заливчик называется лука,
отсюда и название нескольких прибрежных деревень — Залучье).
Много в этих луках и окуня. Любят щуки подводные рощицы
рдеста, где так удобно устраивать засаду. Если вы обнаружите
устье хотя бы маленького ручейка, его нужно обловить: здесь
обязательно снует рыбья мелочь, а на краю тростниковой заросли
притаилась щука, в чистых местах бродят стайки окуней.
Заросли тростника на Селигере начинаются у самого берега и
доходят до глубины около полутора метров, причем ширина
таких зарослей в ряде случаев доходит до 40—50 м, и забрасывать
блесну с берега в большинстве мест не представляется
возможным.
Ловить спиннингом лучше всего с лодки, оснащенной парусом,
236
который позволяет без особой затраты сил преодолевать большие
пространства озера. Местные лодки устойчивы на воде.
Располагаясь для заброса, удобно становиться на сиденье в корме,
представляющее собой площадку с бортиком, которая позволяет
поворачиваться во все стороны без риска оступиться при взмахе.
В таком положении одинаково применимы одноручный и
двуручный спиннинги.
Спиннинговое удилище не трудно сделать на месте: в
прибрежных зарослях можжевельника можно выбрать подходящий
хлыст.
Блесны следует употреблять вращающиеся: «байкал», «уни-
версалку», трофимовскую, «Кеми» и другие.
По моим наблюдениям, наибольший улов в июле и августе,
при хватках в одном месте и щуки, и окуня, дает трофимовская
блесна. Хороши «Кеми», «Канада» и ложка с оснасткой
«Байкала», на тройник которых специально для окуня нужно
прикреплять красные шерстинки. Широкую поверхность указанных
блесен хищник хорошо видит издалека. Это качество широких
блесен особенно ценно при лове во время «цветения» воды на
Селигере, которое происходит обыкновенно в конце июля или в
начале августа. Следует заметить, что на большинстве
окружающих Селигер озер в течение лета «цветения» воды не бывает,
и лучше всего в это время перейти с Селигера на окрестные
озера.
При спиннинговом лове в сентябре и позднее наилучший
результат дают вращающиеся блесны большего размера и
удлиненной формы, типа «Байкал» и «Универсалка».
Располагаясь для забросов, лучше всего ставить лодку на
якорь или просто камень весом 5—8 кг против берега, чтобы
иметь возможность делать дальний заброс к краю тростника.
Нужно стараться подбросить блесну возможно ближе к полосе
травы и вести ее в сторону озера.
Ведя блесну таким образом, мне приходилось вылавливать на
участке шириной 30—40 м до 10—12 щук, причем хватка
хищников следовала почти после каждого заброса. Вероятно, зубастое
щучье войско на данном участке переднего края теряло добрую
половину своего личного состава.
Необходимо избегать забросов в гущу тростника: тройник
зацепляется за него так прочно, что приходится снимать лодку с
якоря и освобождать блесну. Подобная возня распугивает щук,
и они временно покидают облавливаемое место.
При облове рыбных мест случается наблюдать, как
щуки-травянки, играя в тростнике, выскакивают из воды, согнувшись
дугой, и плашмя падают обратно.
В один из моих забросов к тростнику щука, вместо блестящей
латунной «трофимовки» на стальном поводке, схватила
малозаметный свинцовый груз. При подмотке рыба вышла на
поверхность воды, блесна отчаянно билась из стороны в сторону. Я не-
237
доумевал, почему же все-таки тащится эта добыча. Лишь в двух
метрах от лодки щука выпустила груз, оставив на нем вмятины
до миллиметра глубиной. Вероятно, грузило в зубах щуки, при
постоянном натяжении лесы, вибрировало и производило
впечатление чего-то живого.
Отыскивать места стоянок глубинной щуки на озере Селигер
значительно труднее, чем в реке. Там много ориентиров, которые
указывают на стоянку хищников. На большом же озере таких
признаков нет, а промер глубин занимает всякий раз много
времени. Лучше всего расспросить местных рыбаков. Некоторые из
них всю жизнь занимаются рыбной ловлей на Селигере и могут
показать интересующие спиннингиста места. Такие места с
резким изменением рельефа дна, где постоянно держится крупная
рыба, называются на Селигере «нальё».
Отправляясь на лодке в город Осташков или в соседнюю
деревню, местные рыболовы берут в рот шнур дорожки и по пути
иногда ловят таких щук, что спиннингисту приходится лишь
завидовать их попутной добыче.
Интересна ловля окуня на Селигере. На спокойной водной
поверхности заливчика возникает шум, рыбья мелочь выскакивает
из воды, видны несколько водных полос, круто поворачивающих
за удирающей уклеей или мелкой плотвой. Охота стаи окуней за
молодью напоминает тактику волчьей стаи. То же неутомимое
преследование, тот же нагон жертвы на одного из хищников.
Двигаясь фронтом до десятка метров, окуни на ходу нагоняют
рыбок, и редкой из них удается увильнуть в сторону. После такого
«боя» окуней приходилось находить плотичек на широких листьях
озерной белой лилии; погружался лист в воду, рыбка оказывалась
живой и бойко уходила в глубину.
При забросе блесны в стайку окуней один из них схватывает
ее, подсекается и уже по воле спиннингиста идет к лодке.
Остальные, предполагая, что их собрат поймал солидную добычу и нё в
силах с нею справиться, сопровождают пойманного окуня иной
раз до самой лодки, около которой моментально исчезают в
глубине. При таких хватках окуней вспоминаешь рекомендованную
М. Н. Никольским окуневую снасточку-дугу с 2—3 блеснами, но
менять снасть в это время некогда.
В глубинных местах встречаются окуни весом в килограмм и
более. Борьба с килограммовыми окунями доставляет
спиннингисту много удовольствия. Взявший на блесну окунь, как и всякий
придонный житель, жмется в глубину, и длительное время не
знаешь, с кем имеешь дело. Если крупный окунь-горбач взял
блесну среди щучьих хваток, то представляется, что ведешь 5—
6-килограммовую щуку.
Да и возвращаясь с уловом, глядя на полосатых красавцев-
окуней, насаженных на куканы среди щук, говоришь:
— Вот сегодня будет настоящая уха!..
В. Макаров
ОДИН ЕДИНСТВЕННЫЙ
Город Щелково, что на реке Клязьме, расположен к северу от
Москвы.
Как-то, будучи в Щелкове по делам, решил я посмотреть,
какова там Клязьма и нет ли на ней хороших мест для рыбной
ловли.
Река на окраине города оказалась запруженной. Хорошая
заводская плотина с металлическими конструкциями
перегораживала реку. Через окна плотины вода падала несколькими прозрач-
нозеленоватыми каскадами на стлань, мощным потоком
низвергалась в омут. Видимо, плотину переставляли не раз за последнее
столетие: ниже ее виднелись старые сваи, ржавые скрепы и костыли.
У омута сидели с удочками три рыболова. Выбрав старичка
поприветливей, я подсел к нему и спросил, какая же рыба тут
водится. Он охотно рассказал, что тут есть всякая мелочь: плотва,
окуньки, подлещики, пескари, а насчет крупной рыбы плохо.
Правда, рано утром на течении изредка «выворачиваются»
крупные щуки, но добраться до них нет никакой возможности.
— Ловим на удочки, а на блесну не пробовали,— заметил
рыболов.
Я решил проверить, нельзя ли поймать щуку, о которой
говорил старик, и в ближайший свободный день приехал на омут со
спиннингом.
Когда мои оловянные девоны понеслись под самой
поверхностью воды поперек течения, перескакивая с волны на волну, за
ними погнались не щуки, а шересперы. Это открытие меня
порадовало. Началась отличная ловля.
Редко я возвращался из Щелкова с пустым мешком. Ловились
исключительно шересперы от двух до восьми килограммов!
Если оловянные девоны не давали поклевок, приходилось
пускать в ход желтые, золотистые. Их я делал из тех же оловянных,
покрывая красным спиртовым лаком. Если же и это не помогало,
то применял, смотря по погоде и разным обстоятельствам, другие
приемы ловли.
239
Я был очень увлечен ловлей в Щелкове и однажды пригласил
двух моих товарищей и брата поехать на заветный омут под
плотиной.
Когда наша компания прибыла к плотине, я вывел всех на
возвышенное место, чтобы можно было обозреть всю обстановку
сразу. Место понравилось.
Я предложил им, как моим гостям, самим выбрать места для
ловли.
Они оглядели водоем и единодушно выбрали те два места,
с которых обычно ловил я: плотину и низкую косу на правом
берегу, где росли три вяза.
Один из товарищей начал ловлю справа от меня. Там стояли
четыре ряда свай, возвышаясь над водой на метр. Ловец
осторожно измерил глубину и начал водить крупную щучью ложку
между сваями около дна. Каждое мгновение можно было
ожидать поклевки, но ее не было.
Брат расположился на плотине. Он ловил на снасточку, то-
есть пускал в ход опаснейший для рыбы прием, особенно на
течении. Но и у него тоже было все спокойно.
Второй товарищ быстро водил девон у поверхности воды,
стараясь ловко обходить приманкой сваи. Но не обходилось и без
досадных зацепов.
Ловля шла уже часа два, а поклевок не было, и это начало
меня беспокоить. Даже ни одного всплеска шереспера не было
слышно. Нужно было что-то предпринимать, тем более, что
рыболовы уже не верили в спиннинг и хотели ловить окуней на удочки.
Я же решил не сдаваться. Неудача? Да! Но выход надо
искать. Повидимому, причина неудач — слишком яркое солнце.
К тому же очень чиста вода, рыба хорошо видит все детали снасти
и остерегается брать приманки. Следовательно, поймать ее
обычным способом нельзя. Но у шереспера есть еще одна слабость:
он не может «равнодушно» воспринимать всплеск уклейки. Когда
уклейка вылетает из воды и снова ныряет, в момент ее перехода
из воздуха в воду она ничего не видит. Этим моментом и
пользуется шереспер, чтобы схватить ее. Но уклейка должна нырнуть
перед носом шереспера. Деревянная рыбка как раз и способна
дать тихий всплеск, очень похожий на всплеск уклейки.
Когда я достал приманку и прицепил ее к карабинчику
поводка, друзья мои начали шутить: деревянная, сигарообразной
формы приманка с головным и хвостовым пропеллерами
показалась им очень странной. Она была раскрашена в фиолетовые,
зеленые и кроваво-красные цвета. Глаза большие, выпуклые.
Хвостовой тройник и два боковых — очень крупные. Словом, ни рыба,
ни рак,— скорее всего ядовитая стоножка экваториальных стран.
Товарищи смеялись, что со страху шересперы начнут
выбрасываться на берег.
Я зашел в воду и сначала бросил приманку в сторону, чтобы
проверить, как скользит леса по кольцам и как бежит катушка.
240
Потом стал на прямой, соединяющей левый вяз с березкой на той
стороне омута. На этой линии я разыскал давно мне известный
водоворот на расстоянии метров тридцати пяти, размахнулся и
сильно бросил туда приманку. Она взвилась на фоне голубого
неба и начала описывать красивую пологую параболу. Груз летел
впереди. Началось торможение катушки. По инерции приманка
опередила грузило. Попасть в водоворот величиною с большой
носовой платок обычным приемом было трудно, поэтому я повел
удилищем в сторону, приманка последовала за ним. В момент ее
удара о воду я резко взял удилище на себя, и пестрая деревяшка
нырнула...
В следующие две секунды вода в этом месте поднялась бугром,
как в огромном кипящем котле, удилище рванулось из рук,
катушка издала легкий змеиный свист: на тройнике сидел крупный
шереспер...
Он понесся, очертя голову, сначала, как водится, по течению.
Как птица, пролетел он метров пятьдесят, хотя я сильно тормозил
катушку пальцем, и стал перед сваями.
Со всей осмотрительностью я потянул его. Тогда он бросился
вверх по центральной струе, но леска сдержала его порыв,
и скрыться в сваях ему не удалось. Он бросился ко мне. Быстро
вращая барабан катушки, я подобрал провисающую лесу. Теперь
он устремился к противоположному берегу, энергично крутясь и
сгибая удилище. Я опять завернул его на себя. В конце концов,
ему пришлось держаться середины омута и ходить на кругах.
Сначала он носился вполводы, но леса укорачивалась и ему
пришлось подниматься все выше и выше. Он стал ходить высоко, так
что грузило уже все время было над водой, а потом поднял голову
и сейчас же опрокинулся в воздухе, ударив хвостом по воде.
Наступила последняя фаза вываживания. Шереспер метался,
выставив острый плавник над водой, послушный поворотам удилища и,
наконец, сразу лег не на бок, а вверх брюхом. Без багра я взял
его на руки и положил на траву.
Дальнейшая ловля не дала нам успеха. Так и поехали мы в
Москву вчетвером с одним шереспером!
Справедливость требует сказать, что вообще-то я ловил не
лучше моих товарищей. Но в Щелкове я имел перед ними
превосходство, так как хорошо знал место, а они нет...
Точный и далекий заброс, особенно в связи с ловлей крупных
шересперов и судаков, часто решает дело. И тренироваться в
таких забросах нужно как можно чаще. Только в результате
серьезной тренировки появляется соответствие между мускульным
усилием и длиною заброса, развивается глазомер. Ловля принимает
характер спортивности и мастерства.
Но это еще не все. Для «уточнения» заброса необходимо
использовать мало известное свойство спиннинговой снасти,
состоящее в следующем: во второй половине пути летящей по воздуху
приманки мы начинаем тормозить катушку. Леса, конечно, натя-
9 Рыболов-спортсмен, к». VI 241
гивается. Попробуйте в это время качать удилище вправо и влево.
Леса, а за ней и приманка с грузилом, будет следовать за
колебаниями удилища. Конечно, амплитуда этих колебаний будет
меньше, чем амплитуда колебаний удилища, но она возрастет,
если катушка будет тормозиться сильнее, потому что сильнее
натянется леса.
Правда, все это продлится одну, много — две секунды, но
этого достаточно, чтобы наклоном удилища заставить приманку
с грузилом несколько отклониться вправо или влево. Это-то
свойство снасти и дает возможность внести поправку в полет приманки
и уточнить попадание в цель. Следовательно, колебаниями
удилища можно не дать приманке ложиться левее и правее цели, а,
развив глазомер, торможением катушки можно уложить приманку
точно в цель.
Иногда при полете приманки удилище располагается против
глаз, и становится трудно следить за ее полетом. Тогда надо
отклониться самому: со стороны полет приманки всегда видней.
Надо признаться, что мы еще не умеем бросать далеко и точно.
Мы зачастую миримся с тем, что бросаем приблизительно в
избранном направлении и попадаем приблизительно в намеченную
точку. Иногда мы можем точно указать, где стоит рыба, но не
можем положить блесну перед нею. Следовательно, мы
оказываемся в положении охотника, стреляющего не точно в тетерева,
а приблизительно туда, где он сидит.
Нужно ли говорить, что такая ловля не только
малоэффективна, но и просто неинтересна!..
А. Цатовач
РЫБАЛКА НА АПШЕРОНЕ
Обилен Каспий рыбой, и бакинцу нетрудно найти место для
рыбалки на песчаных отмелях и каменистых грядах Апшеронского
полуострова.
Рыбная ловля в Баку с набережных и на приморском
бульваре запрещена, но уже начиная с ближайших окрестностей
города и по всему побережью Апшерона, до Яшмы на севере и Сан-
гачал на юге много приволья на морском побережье рыболову-
спортсмену.
Конечно, есть такие счастливцы, которые живут на Биби-
Эйбате, в Бузовнах, Мардакянах или на островах Жилом, Артеме,
или на новых островах, созданных в последние годы для добычи
нефти в открытом море. Эти рыболовы всегда у самого берега
моря и могут половить рыбку в любую свободную минуту!
Впрочем, удобное сообщение по электричке, а также автобусы
дают возможность сравнительно быстро попасть в любое место.
Выбор для рыбалки богатый, но нужно уметь сделать выбор...
Для этого надо знать особенности рыбной ловли на Апшероне.
Только большой опыт подскажет, куда следует поехать, учитывая
состояние моря, направление и силу ветра, время года, обычные
пути движения рыб и их привычки.
Недаром говорят, само наименование «Баку» означает «город
ветров»: очень редко здесь бывает тихая безветренная погода. На
Апшероне господствуют ветры двух направлений: южные, обычно
называемые «моряной», и северные — «норд», «норд-ост». И те и
другие чаще всего дуют с большой силой и по нескольку дней
подряд. Волны, вызываемые такими ветрами, обрушиваются на
берега Апшеронского полуострова, и бакинцы, собираясь на
рыбалку, еще накануне поездки решают, какой завтра будет накат.
Если пятидневная крепкая моряна только сегодня сменилась
северным ветром баллов в пять и если за ночь ветер не усилится,
то накат от моряны завтра в Лок-Ботане будет еще довольно
сильный. Только крепкий норд собьет накат от моряны, и тогда не
только шемаю, но можно ожидать и подхода жереха.
9*
243
А при небольшом норде может быть лучше поехать на
северное побережье?.. Там на Бузовнинских камнях или со скал в
Бильгя на донку хорошо ловится не только вобла, но- и сазан,
усач, кутум.
Но что там делать, если норд разыграется в полную силу?
Следовательно, надо знать: северный ветер будет усиливаться,
ослабевать или переменится на моряну.
Готовясь на рыбалку, мы слушаем по радио сводки погоды,
узнаем показания барометра, приглядываемся к полету птиц,
учитываем движение облаков в верхних и нижних слоях, смотрим,
появились ли завихрения на кромках туч и куда они направлены...
Некоторые рыболовы обзавелись еще таким своеобразным
домашним осведомителем: высушенную небольшую иглу-рыбку
перевязывают по середине шелковой ниткой и подвешивают на
длинной нитке к потолку. Оказывается, при смене ветра рыбка
изменяет положение. Повидимому, это связано с тем, что при
моряне воздух влажный, а при норде значительно суше и это
отражается на волокнах нитки, сокращение которых вызывает
поворот рыбки подобно стрелке барометра.
Как часто бывало, что в прекрасный солнечный день в
компании рыболовов, расположившихся на прибрежных камнях где-
либо в Загульбе или на Приморской, начиналась тревога, когда
вдали ла севере, на совершенно безоблачном небе, появится
небольшая сигарообразная тучка.
— Норд идет! — раздается недовольный голос. И хотя на море
еще бегут волны, поднимаемые южным ветром, опытные рыбаки
уже начинают собирать снасти. Проходит 10—15 минут, и море
точно вскипает от бегущих с севера волн, еще немного — и
воздух становится прохладнее, а волны с севера, опрокинув поднятое
до этого моряной — с юга движение воды, начинают все сильнее
обрушивать свирепые удары на прибрежные скалы.
Рыбалка испорчена. Многие возвращаются домой. Среди
остающихся возникает спор. Усилится норд к вечеру или
ослабеет? Кто надеется, что он ослабеет хотя бы до 4—5 баллов,
уходит на Бузовнинские скалы, ожидая, что волны, теряющие свою
силу на отмели, дадут возможность ловить в протоке у самых
скал хотя бы воблу на донку с тяжелым грузом. Другие
отправляются в дальний путь к Шувелянскому маяку —там скалы
несколько ограждают от прибоя.
Если в предыдущие дни моряна была не очень сильная, то
появление крепкого норда — в 6—7 баллов — вскоре сбивает накат
и создает хорошие условия для ловли на Шиховой, в Лок-Ботане
и других местах по южному побережью Апшерона, кроме Санга-
чал. Выехавшим на северное побережье Апшерона приходится в
таких случаях спешить на электричку и переезжать в места, где
ветер не помешает ловле,— не терять же выходной день!
Побережье Апшерона — чаще всего отмели, очень редко —
каменистые гряды со сравнительно небольшой вблизи глубиной,
244
и поэтому рыбные пути обычно расположены в нескольких
десятках метров от берега. Кто умеет забрасывать поплавок на 40-^
70 м от берега или донку на 60—90 м, получает значительные
преимущества перед тем, кто ловит у самого берега.
Для далеких забросов отлично служит спиннинг.
Даже опытные мастера дальнего заброса донки на 80—90 м
признают преимущества спиннинга не только за удобства выва-
живания крупной рыбы, но и за отсутствие помех при забросе, так
как нередко сильный ветер путает разложенный на берегу шнур
донки.
А в ночное время преимущества ловли спиннингом на донку
настолько очевидны, что их признают даже самые заядлые «заки-
донщики»,— складывают свои шнуры в сумку и пользуются
ночью спиннингом.
Поэтому на Апшероне почти всякий рыболов-любитель,
повышая свое мастерство, становится в конце концов спиннингистом.
Он понемногу оставляет ловлю бычков, мелкой таранки,
сазанчиков у самого берега и переключается на охоту за более крупной
рыбой, используя спиннинг для ловли на блесну, на поплавок и
как донку.
Спиннинг в условиях ловли на Апшероне является
универсальной снастью, и ни один бакинец не согласится с мнением, что
«спиннингом ловят исключительно хищных рыб» *.
Спиннингом бакинцы чаще пользуются для ловли на донку и
на поплавок, чем для блеснения, рлеснят же обычно
жерехов с каменистых гряд, далеко вдающихся в море, причем иногда
попадается и кутум. Можно ловить на блесну сельдь-залом, но
только в редчайших случаях она подходит к берегу ближе чем на
100 м. Ловили на мелкую блесну крупную шемаю, но
предпочитают ловить на поплавок (насадка — креветка). Самая крупная
шемая за последние годы была поймана в Лок-Ботане на креветку
в 1952 г. весом 1,25 кг.
Берш прекрасно ловится на блесну в глубоких местах у самых
скал, хотя и предпочитает живца-бычка. Благодаря
чрезвычайному обилию, бычки в Каспии являются самым обычным кормом
не только для берша и судака, но и для жереха.
Прежде часто ловили бершей с лодок, выезжая в открытое
море, нередко за 5—7 км от берега. Ловили у подводных скал на
глубинах 15—20 м на донку (насадка — бычок или даже кусок
бычка). Ловля эта очень добычливая — редко два-три человека
в лодке привозили менее пятидесяти штук, обычно сотню и более.
Но в ноябре 1952 года в целях безопасности рыболовов было
опубликовано распоряжение Южно-Каспийского управления
рыбоохраны и рыбоводства в дополнение к действующим
правилам о том, что «любительский лов рыбы удочкой в море с
гребных, парусных и моторных лодок запрещается».
* Д. И. Колганов. Спнннинговый спорт, стр. 5, нзд. 4-е, 1950 г.
245
В связи с тем что уровень Каспия падает, нередко исчезают,
засыпаются песком глубины в 5—10 м, появляются мели там, где
прежде были прекрасные пути для хода рыбы.
Исчезли глубины в излюбленных бакинцами местах лова на
Загульбинских камнях, у Бузовнинских скал, на Корявой и
Крестце у Шиховой, ухудшилась ловля в Култуках, в Лок-Ботане,
но взамен этого появляются новые косы и каменистые гряды,
изменяются направления течений и движения рыбы. Там, где
держался на глубине у скал берш, при обмелении ловится вобла и
сазан, а у появившейся косы резвится жерех и бывает кутум.
Куда бы ни поехать на рыбалку — в Бильгя, на Приморскую,
к Шувелянскому маяку, в Яшму, в Сангачалы — в любом месте
надо учесть направление морских течений, их изменчивость
(в связи с переменами в направлении ветра) и возможные пути
движения рыбы.
Горячая пора для любителей рыбной ловли на Апшероне
начинается с конца марта и продолжается до декабря. В самое
жаркое время (июль — август), когда даже ночью бывает около 30°,
многие выезжают с вечера под выходной день на берег моря.
На развитие спиннингового спорта в Баку большое влияние
оказало полученное в 1951 году приглашение принять участие во
всесоюзных соревнованиях по спиннингу в Калуге. Секция
спиннингистов при Бакинском комитете физкультуры и спорта,
возникшая в августе 1950 года, приняла меры к подготовке команды
спиннингистов. Были проведены соревнования на первенство Баку
и на первенство ДСО «Нефтяник». Все это привлекло внимание
широкой массы рыболовов-любителей к спиннингу. Но, к
сожалению, в Баку до последнего времени было трудно достать
приличную катушку и клееное удилище.
Удилища здесь обычно делают двуручные, очень жесткие, при
забросе применяют груз около 100 г, причем очень распространен
заброс через голову или через плечо с дальностью нередко до
100 м. Как этот, так и одноручный забросы правой рукой, но с
левой стороны, откидывая туловище назад и подавая его потом
вперед, еще мало описаны в спортивной литературе, хотя такими
забросами на практической рыбной ловле достигаются
значительная дальность и точность.
На собраниях бакинских рыболовов-спортсменов уже не раз
было отмечено, что спиннинговый спорт на море, доступный не
только молодежи, но и людям пожилого возраста, помогает
укрепить организм, повышает сопротивляемость заболеваниям,
улучшает работоспособность.
Перед бакинскими спиннингистами стоит задача освоить ловлю
лосося, которая, повидимому, возможна в местах, где
оканчиваются подводные гряды и течение создает буруны. К сожалению,
раньше не были приняты практические меры для изучения этой
высшей формы спиннингового спорта. Пока что приходится
сказать: ловля лосося спиннингом на Апшероне не освоена.
С. Панкратов
ЛОВЛЯ РЫБЫ В ЭСТОНСКОЙ ССР
На территории Эстонии много рек и озер, это дает
возможность рыболову-любителю выбирать как водоем, так и рыбу,
которую он собирается ловить. В реках и озерах Эстонии обитают
судаки, щуки, лещи, окуни, язи, голавли, жерехи, налимы, а также
лососи, хариусы, угри, сиги.
Местные рыболовы используют самые различные способы
ловли рыбы в соответствии с временем года и погодой, которая в
Прибалтике весьма неустойчива.
В зависимости от водоема ловля производится различными
способами. В нешироких речках с берегами, заросшими деревьями
и кустарником, ловят на поплавочные удочки окуня и плотву.
К вечеру рыболовы «перестраиваются»: снимают с лесок поплавки
и грузила и начинают ловлю язя нахлыстом. Он здесь попадается
весом до 3 кг. Ловят большей частью, насаживая на крючок
стрекозу или кузнечика. Рыболов при ловле тщательно маскируется.
Очень хорошие результаты дает ловля язя, когда рыболов пускает
насадку по течению, под нависшие с берега кусты и к
прибрежной траве. Удилище берется не длиннее 2 м, а леска до 5—6 м.
При ловле необходим подсачек. Насадка — пареный горох.
Прикормкой служит пареная пшеница.
Летом в озерах блеснят окуня на местах с каменистым дном.
Рыболов располагается на корме лодки, держа в одной руке
короткое весло, а в другой — удильник. Эстонцы ловят иначе.
Рыболов, сев на весла, дает лодке разгон, затем кладет весла, берется
за удильник и пересаживается на корму, блесна идет по дну
скачками. Блесны рыболовы обычно изготовляют сами. Материалом
служит пуля винтовочного патрона. К ее заостренной части
припаиваются в одной плоскости, остриями в разные стороны, два
крючка без бородок. Большое внимание уделяется остроте
крючков и яркости блесны. Пуля слегка сплющивается, и ей придается
небольшой изгиб. Делают блесны и из медных или латунных
пластинок со свинцовым припоем (типа «Карасик»),
247
При ловле на судоходных реках рыболовы пользуются
исключительно донными удочками с поплавком и грузиком (50 г). При
ловле с берега леска может быть до 30 м, а при ловле с лодки на
фарватере реки или на ямах — до 20 м.
Во время весеннего хода окуня, например в реке Нарве,
рыболовы пользуются донками в 7—8 м длиной. Выше основного
крючка привязываются на поводках еще 3—4 крючка. Такая
снасть дает иногда возможность вытаскивать сразу несколько рыб.
Судака ловят летом и зимой в озерах, соединяющихся
протоком с другими, соседними. Большие уловы судака обычны в озере
Вагула, которое соединяется с озером Тамула, у города Выру.
Ловят с лодок у лесистого острова на глубине 12 м
преимущественно в тихую погоду, с 11 час. утра до наступления полной,
темноты. Средний вес вылавливаемого судака 800—900 г.
Наибольший улов за день — 32 судака. Лучшие уловы судака и окуня
наблюдаются в мае и августе, но и в остальное время года рыба
ловится неплохо.
Щуку ловят в апреле — мае спиннингом на блесну в руслах
рек и у озерных берегов. В летние месяцы блесну заменяют
рыбкой на снасточке (плотичкой). Ловят также на дорожку на
мертвую рыбку, вдоль берегов по краю водной растительности. Самых
крупных щук вылавливают в Чудском и Псковском озерах. В
реках щуки более 5—8 кг встречаются крайне редко. В июне —
августе большинство рыболовов переходит на ловлю жерлицами в
заливчиках и старицах.
С конца августа и до наступления холодов рыболовы снова
переходят на спиннинг, применяя длинные (до 12 см) узкие
блесны из меди, с насечкой в виде чешуи.
Угря рыболовы-любители ловят на переметы и донные удочки
с насадкой выползка, колюшки, салаки, кильки и мелких лягушат.
Основное время ловли — август.
Угорь — ночной хищник. Переметы и донки ставят на ночь.
В эстонских реках длина пойманного угря редко превышает 80 см,
но иногда встречаются экземпляры длиной до 150 см и весом
3—4 кг.
Интересно отметить, что, по наблюдениям рыболовов в
Эстонии, вылавливаются почти исключительно самки угрей.
ПОД УФОЙ
И. Летучий
ЛОВЛЯ ХАРИУСА НА БЛЕСНУ
Год от года на реке Уфе рыбы становится все меньше и
меньше. Близкие места уже не устраивают
рыболовов-удильщиков. Пользуясь велосипедами, мотоциклами, автомашинами,
моторными лодками и речным транспортом, рыболовы устремляются
в верховья реки.
Если раньше рыба ловилась на расстоянии 5—8 км от города,
то теперь приходится забираться за 45—75 км и дальше.
Вот уже в течение шести лет бригады Вельского речного
пароходства для углубления мелких мест в фарватере реки применяют
аммонал. Имея доступ к взрывчатке, некоторые браконьеры
глушат ею рыбу в омутах.
От г. Уфы и до Красного Ключа подорваны все ямы,
погублены и крупная рыба и большое количество малька. Об этих
преступных фактах сообщалось в редакцию газеты «Красная
Башкирия» и Башкирскому рыбнадзору, но мер к пресечению этих
безобразий не принято до сих пор. Летом 1954 г. взрывы рыбных мест
продолжались.
Многие «любители» применяют запрещенные виды снастей
и т. п.
Все это заставило удильщиков устремляться выше в поисках
рыбных мест.
В верховьях Уфимки вода более холодная, так как из
каменных берегов туда поступает много ключевой воды. Поэтому в
верховьях реки меньше язя и судака, зато больше хариуса,
подуста и белорыбицы.
Хариус в большом количестве держится у Красной Горки,
Красного Ключа и выше до Караиделя, а также во всех горных
речках, впадающих в р. Уфимку.
В сентябре 1952 года я поднялся на лодке в район Красной
Горки и, при ловле окуней на блесенку, случайно поймал не-
249
сколько хариусов. Это и натолкнуло меня на мысль ловить их с
помощью окуневой блесны.
Остановился я у деревни Старо-Бедеево и начал спускаться
по реке по знакомым местам. В заводях или на ярах ловил щук
спиннингом, на перекатах и в местах с более быстрым течением —
головля донной удочкой на корочку хлеба, а в самых тихих и
захламленных местах — окуня на зимнюю блесенку.
Как-то под вечер я ловил окуней. Под берегом, в воде, на
тихом течении, лежали глыбы глины, смытые весной с берега, как
камни. Поддерживая блесну, которая касалась дна, временами
ощущал ее натяжение. Тонкий конец удилища изгибался, и мне
думалось, что блесна задевала за дно. Так повторялось
несколько раз.
При одном из таких «задевов» мне показалось, что с блесны
сошла рыба. В следующий раз я сделал сильную подсечку, стал
быстрее вытаскивать лесу и, действительно, с блесны сошла
какая-то сильная рыба весом 400—500 г. Подъехав к берегу, я
решил сменить блесну, так как крючок в нее был впаян без бородки,
поднялся снова вверх метров на триста и стал блеснить.
Повторился тот же «задев», и в лодке оказалась красивая, бойкая
рыба.
Рассмотрев ее внимательно, я пришел к выводу, что это
хариус. Пока спускался до базы, поймал еще три рыбы.
На другой день утром, чуть свет, я снова на лодке выехал на
середину реки в начале яра. Течение было умеренное, глубина
около 5 м. Я привязал блесну потяжелее и стал блеснить.
Весь яр тянулся менее километра, дальше было мелко. За
каждый проплыв по яру мне удавалось поймать трех-четырех
хариусов и одного-двух окуней. Окуни тоже держались у середины реки
вместе с хариусами, но попадались реже.
Хариус при хватке блесны не стучал, как окунь, а, хватая
блесну с ходу, натягивал лесу и гнул удилище...
Ловля хариуса на блесну очень интересна. Ловить нужно
обязательно с лодки в большом водоеме. Клев начинается, как
только очистится и остынет вода, т. е. с конца августа до
ледостава. В ветреные и облачные дни, даже в дождь, клев лучше.
Хариус — стайная рыба, которая придерживается постоянных
мест. Зимой в этих же местах на блесну он хватает активно, но
быстро отходит от лунки. Приходится пробивать лунки в разных
местах и рыбачить то на одной, то на другой, далеко от берега
и над глубокими местами. На перекаты хариус выходит только в
жаркие июльские дни и в первой половине августа.
На лодке нужно двигаться без якоря, чтобы не мутить воду и
не шуметь. Удилище лучше длинное, не меньше 4 м, жилка 0,3 мм,
блесна потяжелее, крючок с бородкой. Блесну следует бросать
впереди лодки, слегка поднимая над дном. Делать подсечку
необходимо тогда, когда рыба натягивает лесу и сгибает тонкий верх
удилища.
250
Хариус — скользкая подвижная рыба, и снять ее с крючка не
так-то просто. Рыба кровянистая, нежная, быстро засыпает, а
летом в жаркие дни быстро портится. Мясо очень вкусное.
С НАХЛЫСТОМ ПО УФИМКЕ
В Уфимке течение довольно быстрое, вода — чистая и
холодная, особенно в верховьях.
Крутые высокие глинистые яры — с одной стороны, низкие,
песчано-гальковые берега — с другой поросли лиственным лесом,
кустами смородины и ежевики. По извилистым берегам много
черемухи, дикого хмеля и папоротника. Хвойных лесов много в
районе Красной Горки и выше, где Уфимка протекает между гор
Уральского хребта.
Большие весенние воды реки, заливая и размывая берега,
сносят в фарватер много деревьев, и они остаются у берегов после
спада весенних вод.
Такие места хороши для стоянки голавля, язя, щуки и другой
рыбы.
После того как вода войдет в берега и станет совершенно
чистой, настает время нахлыстовой ловли.
Для нахлыста удобно цельное трехметровое бамбуковое
удилище с жилкой в 0,5 мм, длиной 6—8 м и с поводком. Крючок —
крупный. Насадкой служат кузнечики. Можно надевать
три-четыре мелких кузнечика одновременно или одного большого.
Значительно лучше, если насадка плывет не по верху, а в полводы;
для этого на жилку, на расстоянии 25—30 см от крючка, следует
надеть небольшой груз (дробинку).
Кстати сказать, кузнечиков гораздо лучше ловить рано утром,
по росе, или поздно вечером: в это время они прыгают слабо и
наловить их нетрудно. Хранить насадку удобно в бутылке, в
прохладном месте.
Сезон для ловли нахлыстом — июль — август и половина
сентября. Голавль в это время держится на быстром течении, а также
в тех местах, где упали в реку деревья.
Язь обычно отстаивается в ярах, где дно и берег с красной
глиной.
Пройдя за день три-пять Уфимских яров, спускаясь вниз по
течению реки, еще недавно можно было поймать до 20—25 кг
голавлей и язей. С 1951 года на р. Уфимке рыбы стало меньше,
так как воды ее очень загрязнены отходами производственных
предприятий.
ЛОВЛЯ ГОЛАВЛЯ НА КОРКУ ХЛЕБА
В последние годы у нас, в г. Черниковске, начали ловить
голавля и язя со дна на корочку хлеба.
Устройство донной удочки для ловли голавлей и язей со дна
несложно. Обычно применяется цельное бамбуковое удилище в
251
3 м, жилка толщиной в 0,5 мм (запас ее —до 10—15 м). Груз
скользящий, весом 25—40 г привязывается выше крючка на
расстоянии 25—30 см.
Чтобы не брать с собой лишней удочки, можно применять
спиннинговое удилище; для этого нужно лишь заменить блесну
крючком и оснастить его коркой хлеба.
При ловле приходится довольно часто передвигаться, так как
больше трех-четырех поклевок в одном месте не бывает.
На корочку чаще клюют крупные голавли или язи. Поклевка,
особенно у голавля, бывает быстрой и сильной.
Ловить можно и с берега, но еще лучше — с лодки на якоре.
В этом случае у рыболова больше возможностей для обуживания
хороших мест и больше шансов на успех...
А. Саленное
ОСЕНЬЮ НА БЕРЕГАХ КУБАНИ
Вторая половина ноября нз исходе. А в 10>аснодаре теплые
солнечные дни^ По утрам город и река застилаются легкой дымкой
тумана, но к девяти-десяти часам утра он обычно рассеивается и
солнце начинает светить ослепительно ярко.
Деревья в тород&сй* .скверах и на улицах багряно-желтые.
Еще сохраняется зеленая, хотя и поредевшая, листва на кустах
сирени и роз. |
Давно не было такой теплой поздней осени. Даже
северо-восточные ветры не приносили похолодания. Если небо и
заволакивалось серыми тучами, то через час-другой солнце вновь
пробивалось.
В один из таких дней, в конце ноября, я с Андреем, своим
старым приятелем по рыбной ловле, отправился на Кубань
разведать, ловится ли на удочку рыбец и шемая. Захватили
рыболовные снасти.
Рыболовы-любители Краснодара ежегодно с наступлением
поздней осени ждут не дождутся, когда же с низовьев Кубани
начнут подходить косяки этой исключительно ценной рыбы. Да и
как не ждать, когда скучно стало рыболовам; сазан и сом уже
давно залегли в глубокие ямы на зимнюю спячку, плохо берут на
удочку усач, жерех. Даже пескарь — и тот обходит рыболова.
Кубанский рыбец обычно каждый год в конце октября или в
начале ноября покидает Азовское море и идет большими косяками
вверх по Кубани и в ее притоки. Вместе с рыбцом, только
меньшими косяками, идет обитательница Азовского и Черного морей,
небольшая серебристая рыбка — шемая.
Массовый ход рыбца и шемаи продолжается до декабря, а в
иные годы не прекращается и до февраля. Зимой 1954/55 г. косяки
рыбы в среднем течении Кубани начали появляться с большим
опозданием. Старики-рыболовы объясняют это тем, что «осень уж
больно тепла, а рыбец прохладную воду любит».
Почти в черте города, на его южной окраине, недалеко от
городского парка, мы перешли высокую железнодорожную насыпь
253
и спустились в большую котловину, которая отделяет город от
реки. Вышли на правый берег Кубани.
В эту осень она обмелела, обнажила широкие песчаные косы
и плотно прижалась к высокому крутому правому берегу. Но, и
обмелев, осталась величаво-стремительной в своем течении.
В обычные годы поздней осенью Кубань бывает полноводной,
ведет себя бурно. Отламывает от берегов огромные глыбы
глины, выворачивает с корнями деревья и несет все это в Азовское
море.
Иногда в излучинах река громоздит большие завалы из коряг
и стволов деревьев, наносит на эти завалы песок, глину, образуя
небольшие островки. В дни подъема воды такие островки
покрываются водой, размываются течением и исчезают.
А теперь Кубань присмирела, поубавилось у нее силы. В
крутых больших излучинах ведет себя почти тихо. Эти спокойные
излучины с наносными островками — любимые места рыболовов.
Правда, многие любят и песчаные косы.
Осторожно спускаемся с Андреем крутой тропинкой, выбитой
порожками, к самой воде. На небольшой площадке усаживаемся
на корточках рядом со знакомым рыболовом Михаилом
Ивановичем. Он живет в Нижнем Тагиле. Еще во время войны, осенью
1944 года, ему пришлось несколько раз побывать на Кубани.
Здесь он пристрастился ловить рыбца и с тех пор ежегодно
проводит с удочкой в наших местах свой отпуск.
На вид ему не больше пятидесяти лет, а на.самом деле все
шестьдесят. Открытый большой лоб. Глаза немного прищурены и
на редкость живые, со смешинкой.
Расспрашиваем, как доехал, удалось ли ему закончить
научную работу, доволен ли нынешней осенью на Кубани? А мой
приятель, Андрей, торопится:
— Михаил Иванович, ну, а как сегодня клев? Идет ли рыбец
и шемая?
— Сижу вот с утра, а клева еще и не видел. Говорили
знакомые рыбаки, что в низовьях всю Кубань перегородили сетями,
поэтому и рыбец идет плохо.
— Ну, а вчера и позавчера был клев?
— Вчера ничего не поймал, а вот позавчера на этом самом
местечке взял пару хороших рыбчиков и две шемаички.
Столкнувшись папиросами над зажженной спичкой, мы
улыбнулись друг другу.
— Вчера у меня приключение вышло,— продолжая улыбаться,
сказал Михаил Иванович.— Сижу, значит, мечтаю. Вдруг
показалось, что на одном из удилищ зазвенел колокольчик. Я, как
одержимый, бросился к удилищу, поскользнулся да и полетел в воду.
Еле выбрался...
— Смотрите, клюет! — закричал Андрей.
Михаил Иванович махнул в нашу сторону рукой и, забыв
вчерашнее купание, бросился к удилищу, поскользнулся и, стоя
£54
одной ногой в воде, уже торопливо выбирал леску. И вот
серебристым боком сверкнул небольшой рыбец.
Загорелое лицо Михаила Ивановича расплылось в улыбке.
— Вот видите, дорогие мои друзья, еще один прорвался сквозь
сети. Может быть, на нашу долю прорвется какая сотня?
Сидевший недалеко рыболов тоже вытащил рыбца и высоко
поднял его, показывая нам.
— Рыбец пошел! — восторженно, нараспев проговорил
Андрей.
Мы быстро поднялись по тропинке крутоярья наверх и почти
бегом направились добывать металика.
Краснодарские рыболовы-любители называют металиком
личинку поденки. Это лучшая насадка, особенно осенью и зимой.
Водится она в воде, на дне, преимущественно возле обрывистых
берегов Кубани, на глубине от двух до трех метров. Пришлось
немало повозиться, чтобы специальной лопатой с длинной ручкой
накопать металика на два-три дня. Нужно сказать, что хорошо
промытые личинки сохраняются в сухом песке несколько суток.
У нас по три бамбуковых удилища. Я захватил с собой еще
гибкие прутики черноклена. Мы расположились в небольшой
излучине, где у самого берега течение менее быстрое.
Солнце поднялось в полдень. Становилось нестерпимо жарко.
Пришлось снять верхнюю одежду, а Андрей остался только в
трусах и майке. Торопимся забросить удочки, а торопливость, как
всегда, приводит к новым задержкам. Так и сейчас — без конца
путаются длинные капроновые шнуры.
На Кубани донные удочки для ловли рыбца очень уж
громоздки. Обычно для снаряжения донки рыболовы готовят
капроновый шнур толщиной 0,5 мм, длиной 25—30 м.
На конце лески на отдельном поводке привязывается
свинцовый груз в 200—250 г, иначе сильное течение сносит леску с
крючками к берегу.
Затем недалеко от груза, на расстоянии 0,5 м один от другого,
привязываются поводки из жилки сечением 0,25 мм, с небольшими
крючками. Надо рассчитывать, что будет клевать не только
рыбец, но и осторожная маленькая шемая.
Чтобы закинуть такую снасть с несколькими поводками,
нужен некоторый опыт. Но пусть это не смущает новых рыболовов.
Укладывайте леску небольшими кругами возле ног, а затем,
осмотревшись, не произошло ли зацепов, сильным взмахом
бросайте снасть немного вверх по течению реки. Груз должен
остановить леску против удилища и натянуть ее до отказа.
Спутник мой уже закинул свои снасти, удобно уселся на
маленькой походной табуретке и внимательно следит за концами
удилищ. А я все еще вожусь со своими прутиками, расставляя их
один от другого на расстоянии трех-четырех шагов. Случается же
иногда,— забыл для одной удочки грузило. Спросил у Андрея, нет
ли у него запасного.
255
. Но ответа не последовало. Повторил просьбу громче, но
Андрей взмахом руки остановил меня на полуслове, вцепился в
крайнее удилище и застыл, как каменное изваяние. Лицо его
побледнело.
Да и немудрено. Кто из рыболовов не переживал этих минут?
И старый опытный рыболов, и молодой спортсмен при клеве
оказываются во власти тревожного напряжения.
Но вот Андрей поднял удилище, сделал широкий взмах в
сторону и начал быстро выбирать леску. Вскоре у берега
показались мечущиеся из стороны в сторону два серебряных красавца.
Андрей свободной' рукой достал подсачек и, волнуясь, еле сумел
подхватить обоих рыбцов. Вновь усевшись на свою табуретку, он
долго продолжал любоваться пойманной рыбой, а затем
проговорил:
— Эх, и красавцы! Ведь в каждом почти по килограмму.
Таких я еще не ловил... Говорят, что во время нереста самцы еще
более красивы. У них спинки тогда становятся бархатно-черного
цвета с синеватым отливом вороненой стали. Красивая рыба!
Прошло не меньше часа, а Андрей все не мог успокоиться. Он
то и дело поглядывал на пойманных рыбцов, как будто видел их
первый раз, и взволнованно смотрел на меня ясными светлокарими
глазами.
Но вот вздрогнул, зазвенел мелкой трелью колокольчик на
моем удилище, конец его прижало почти к самой воде, леска
натянулась струной. Я почувствовал, как кровь отхлынула от лица,
сердце рванулось и замерло.
Я схватил удилище и потянул. Чувствую по толчкам
выбираемой лески, что на крючке засеклась какая-то крупная рыба,
а какая — понять не могу. Кажется, что в этот момент у меня
не хватит ни выдержки, ни уменья как следует управлять
леской.
Рукам передаются все более резкие толчки. Вдруг вылетел из
воды длинный, почти круглый усач. Изогнувшись в полудугу, он
рванул шнур в сторону и снова ушел в глубину, оставив после себя
целый фонтан брызг. Я то отпускал, то подтягивал леску, пробуя
остановить сильную, быструю в движениях рыбу.
Собравшиеся на высоком берегу рыболовы подавали советы:
— Дай ему как следует погулять. Леску, леску-то не
ослабляй!
— Подними его, чорта, дай глотнуть ему воздуха, он сразу
присмиреет.
— Саша, подсак... подсак, держи наготове,— кричал мне
Андрей.
Леска временами натягивалась до предела, еще малейшее
напряжение — и обрыв неминуем. Я пробовал успокаивать себя,
чтобы хладнокровно вести борьбу с могучим и хитрым
противником по всем правилам опытного рыболова. Но куда там! Нервы,
как и леска, еле выдерживали напряжение.
256
Усач начал сдавать только, после долгого и упорного
сопротивления. Вот уже удалось подвести его почти к самому берегу, но
неосторожное движение подсачка и рыба, очевидно, собрав
последние силы, снова рванулась в глубину, выдернув из моих рук
леску... «Ушел»,— мелькнуло у меня в голове.
Неожиданно леска снова натянулась, но теперь уже не
чувствовалось сильных рывков. Вскоре я подтащил усача к берегу. Он
покорно шел за леской. Волнуясь, еле-еле освободил я крючок,
а затем поднял метровую рыбину перед собой, чтобы все
посмотрели на мою добычу.
Первые секунды усач вел себя спокойно, еле шевеля своим
голубоватым спинным плавником, затем изогнулся у меня в
руках, с силой взмахнул хвостом и шлепнулся в воду. Растерявшись,
я так и остался стоять с поднятыми руками и не знал, что же
предпринять.
— Разиня! — презрительно крикнул кто-то с берега.
— Упустил!.. Упустил! — кричали хором нивесть откуда
появившиеся мальчишки.
Затем раздался громкий смех. Слышалось басовитое хо-хо-хо,
и тихий, сдержанный смех. Звонко хохотали мальчишки. Своей
оплошностью я доставил всем истинное удовольствие. Они
смеялись над тем, что, конечно, было смешно.
Только звон колокольчика заставил меня очнуться. Неужто
опять крупный усач? Но леска на этот раз идет спокойно,
слышатся лишь небольшие толчки. Рыбец? Неспеша, плавно
перебираю леску, и через несколько секунд у меня — небольшой рыбец и
маленькая юркая шемая.
Поклевки стали все чаще и чаще. Наступили недолгие минуты
вечернего клева, когда рыбец, как и другие рыбы, особенно жадно
хватает личинку поденки.
Андрей так увлекся, что не почувствовал наступившей
прохлады. Он оставался в одной майке. Каждую пойманную рыбу
взвешивал в руке и любовался ею до тех пор, пока его не
отрывала новая поклевка.
Короток ноябрьский день. Осеннее солнце все быстрее и
быстрее уходит на запад, унося с собой ласковую теплоту дня.
Постепенно начинают скрываться в мягком сумраке на далеком
горизонте невысокие горы, утрачивают свои очертания заводские
корпуса и домики, почти не видно ни рыбаков на противоположном
берегу, ни лодок на реке. Все погружается в густую темнофиоле-
товую мглу.
Над Кубанью спускается ночь в спокойном и молчаливом
своем величии. Огромное, еще не совсем темное, небо
покрывается первыми крупными звездами. Высоко и в то же время
где-то совсем близко слышится громкое и звучное «га-ганг» — это
тянутся к югу запоздалые станицы диких гусей.
Уже в полной темноте, смотав наскоро снасти, мы поднялись
по крутой тропинке на берег и зашагали к городу.
257
Ночь перед выходом на вторую рыбалку прошла тревожно.
Я часто просыпался, боясь опоздать к сбору, В пять часов утра
уже шагал по улицам города. Стояла удивительная тишина. Даже
гудки паровозов не нарушали ее.
Через полчаса я был уже на переправе. На небольшой
площадке, перед спуском к реке, возле тускло горевшего
электрического фонаря, стояла группа рыболовов, ожидающих переправы
на левый берег Кубани.
В ответ на мое приветствие услыхал знакомый грубоватый
голос Андрея:
— Какая нелегкая принесла тебя в такую рань? Договорились
встретиться в семь часов, а ты пришел — еще шести нет.
Михаил Иванович, кивнув головой в сторону Андрея, смеясь
проговорил:
— А вы его спросите, чего он так рано пришел? Думал, что
первым придет и займет хорошее местечко.
Все засмеялись: видно у каждого была такая думка.
Поджидая паром, говорили о лучших местах на Кубани,
вспоминали о ловле рыбца в прошлом году. Но разговор явно не
клеился. Нетерпеливо посматривали на левый берег, где у причала
стояла лодка. Поругивали паромщика: из-за него пропадает
золотое время.
Михаил Иванович, надеясь отвлечь рыболовов, затеял
разговор.
— Петрович, не скажешь ли, какая сегодня будет погодка?
Петрович, маленький сухонький старичок, неутомимый
рыболов, пользовался славой веселого рассказчика и знатока народных
примет.
— Кубань на погодку очень капризная,— оживленно начал
он,— ежели по моим приметам судить, быть сегодня дождю и
ветру.
— Стариковские приметы, как и сводки бюро погоды, чаще
всего не оправдываются,— вставил Андрей.
— Мил^ человек,— сдержанно сказал Петрович,—
стариковские приметы копились тысячами лет и проверялись не одну
тысячу лет...
Польщенный вниманием слушателей, он продолжал торопливо,
словно боясь, что его снова кто-нибудь перебьет:
— Вот, к примеру говоря, кто не знает домашнего паучка и
паука-крестовика? А ведь они самые верные предсказатели
погоды. Знаю я от отца, а отцу еще дед его рассказывал, если пауки
вьют паутину или поправляют старую, надо ждать хорошей
погоды. А вот если пауки сидят по углам и ничего не делают, так и
жди непогоды...
С противоположного берега отчалила большая лодка паром-
258
щика. Рыболовы засуетились и, не дослушав Петровича, стали
спускаться к берегу.
Когда лодка миновала быстрину, уставший от напряжения
паромщик хриповатым простуженным голосом проговорил:
— Петрович, чего молчишь сегодня? Напрасно на Кубань
пришел, ветер будет, дождь пойдет, рыбец не поймаешь.
— Ну, это как сказать,— отозвался Петрович,— рыбаку
ненастье приносит иногда и счастье. Перед дождичком обязательно
клев будет. Вот, к примеру говоря...
Но и на этот раз не удалось Петровичу поговорить. Лодка
носом стукнулась о берег. Рыбаки молча покидали лодку и
торопливо уходили.
Андрей, поравнявшись со мной, внимательно рассматривал
места, где можно было бы остановиться. Но где лучше? Песчаная
коса почти везде одинакова. Все, что по опыту мы знаем,— рыбец
и шемая в осеннюю миграцию предпочитают чистое песчаное дно,
места с галечным грунтом, любят на реке перекаты.
Светало. На востоке загоралось огромное зарево, но до
восхода солнца оставалось не менее получаса. Раскинув удочки, мы
стали ждать клева.
На реке — ни одного всплеска. А как хотелось полюбоваться
игрой крупных рыб, когда они выскакивают из воды, гибкие и
сильные, волнуя сердце рыбака!..
Клева все нет и нет. Но вдруг... Я вздрогнул...— тихой трелью
зазвенел колокольчик, затем другой. Мне кое-как удалось
разогнуть онемевшие ноги и, прихрамывая, я подбежал к ближайшему
удилищу. Леска шла свободно, не чувствовалось обычных толчков
при вываживании рыбца. Только у самого берега блеснули в воде
две маленькие шемайки. Оставив пойманных рыбок на песке,—
возиться с ними некогда,— бросился выбирать вторую леску.
Она шла напряженно, но руки тоже не ощущали резких
толчков. Уж не коряга ли зацепилась? — подумал я. Рывок в сторону
сразу же убедил меня, что на крючке засеклась рыба... Минута,
и на берегу крупный рыбец. Неожиданно рука почувствовала
новый рывок, и в воде, метаясь из стороны в сторону, показались
еще два крупных рыбца.
Я не успевал управляться с пятью удочками. Пока с одной
снимешь пойманного рыбца, насадишь личинку поденки,
забросишь, на других уже звенят колокольчики. Подошел косяк, зевать
не приходится.
Прошло время, и клев прекратился. Уже ярко светило солнце,
на небе ни облачка, только трубы старой электростанции
распускали по небу грязные разводья дыма. Недалеко от берега в
зарослях краснотала я набрал сухого хвороста. Вскоре на песчаном
холмике начал дымить костер. Весело прорывались вверх
маленькие язычки огня. Сижу возле костра й наслаждаюсь отдыхом.
Чертовски устал, даже заныла поясница от беспрерывного
сгибания.
259
Мои друзья тоже убедились, что в клеве наступил перерыв,
подошли к костру, уселись на корточки.
— А хороший косячок прошел,— пробасил Андрей.
К костру, прихрамывая, подошел Петрович, косо посмотрел
на нас, вздохнул и начал жаловаться на плохой улов.
— Просидел, почитай, целое утро, а улова... Откуда теперь
быть улову! Смотрите, что на Кубани делается,— указал он рукой
на реку.
По всей реке двигались черными пятнами отходы нефти.
Ветерок с востока наносил на берег неприятные запахи мазута.
— А того не хотят понимать,— возмущенно продолжал
Петрович,— летом красная рыба, а сейчас рыбец да шемая идут в
Кубань метать икру. Рыба, она, как человек, любит чистое жилье,
а они его загрязняют, вот рыбка и пропадает.
— Да, пора Кубань в порядок приводить,— соглашается
Михаил Иванович.— Я как-то в Ростове был, какая там набережная
на Дону, как в сказке! А на вашей реке ни одного деревца.
— Кустика — и то нет,— вставил Петрович.
— Верно, и кустика даже нет на правом берегу. Надо, чтобы
набережная была с красивыми каменными лестницами, надо
насадить широкие аллеи липы, клена, березы.
— Нет, мил человек, у нас надо садить тополь! Произрастает
он быстро, смотри, и мне бы еще пришлось полюбоваться. Потом
цветы кругом насадить... Они благородным человека делают.
К костру подошел знакомый рыболов, полковник в отставке.
Видно, надоело сидеть одному и его потянуло к нашему костру.
— Как думаешь, Петрович, подойдет еще рыбец? — спросил
он, прикуривая от головешки.
— Давно, много лет примечаю я: рыбец больше ночами идет,
а днем, ну, один, ну, другой косячок пройдет, да и все. Надо будет
собраться как-нибудь на ночь-
Михаил Иванович, расстелив на песке плащ-палатку, увлекся
настройкой радиоприемника: он не расставался с ним на рыбной
ловле.
Как-то совсем неожиданно из небольшого ящичка вырвалось:
Куда, куда вы удалились,
весны моей златые дни...
Слова и музыка арии Ленского с какой-то особенной теплотой
оседали на сердце.
Рыбацкий костер и музыка над просторами реки потянули к
нам и других рыболовов. Они подходили, усаживались у костра и
слушали...
С севера наползали тяжелые серые тучи. Давно уже начал
накрапывать дождь. Порывистый ветер поднимал на реке гребни
больших волн.
Смотав кое-как снасти, мы спешили к переправе. Далеко на
песчаной косе погасал костер. Последние угольки его нехотя
светились красноватыми точками, а затем погасли совсем.
В. Гребеннин
НА РЕКЕ ВУОКСЕ
Месячный отпуск в 1954 году я решил провести на р. Вуоксе,
в районе Каменногорска, и поселился в домике местного
любителя-рыболова Ильина, на берегу озера, не имеющего названия.
Через озеро проходит русло северной красавицы Вуоксы. Место
красивое: огромные гранитные скалы, отвесно уходящие в воду,
покрыты лесом, и даже в трещинах скал закрепились корнями
деревья.
В моем распоряжении была лодка с мотором, но многие
рыболовы согласятся со мной в том, что передвижение с помощью весел
имеет свои преимущества: мы получаем возможность пользоваться
дорожкой.
Перед началом ловли я объехал облюбованный участок реки и
озеро, познакомился с рельефом дна и перед рассветом выехал на
рыбалку.
Часа в два ночи я добрался до небольшого заливчика в озере,
где глубина была не больше метра, привязал лодку к двум кольям
и, в предрассветных сумерках, с трудом различая поплавок,
наловил живцовой удочкой десятка два ельцов и плотичек.
Колья были набиты во многих местах, и скоро я перебрался к
тем из них, которые были расположены в озере в 20—30 м от
русла реки. Течение было слабое, глубина не превышала 4 м.
На установку снастей времени ушло немного: вот уже с кормы
заброшена донка с двумя ельцами, на носу лодки установлена
щучья поплавочная удочка с тройником, на котором насажена
крупная плотва. Удочка оснащена катушкой, а живец и поплавок
отходят от лодки и останавливаются почти у реки.
В ожидании поклевки на живцов я поставил две поплавочные
удочки, наживленные крупными красными червями. Со дна сразу
же начали брать подлещики, густерки, довольно крупные
плотички и небольшие окуни. Клев активный, некогда даже
полюбоваться куликом, который пролетает над озером, возвещая начало
дня.
Вдруг удилище щучьей удочки сильно вздрогнуло, слышен
261
треск катушки. Щука! Хочу подхватить ее подсачком, да не тут-то
было! Оказывается, щуки в Вуоксе чрезвычайно бойкие. Рыба
делает свечку, трясет головой, разиня рот, и ее приходится
хорошенько поводить. Но борьба заканчивается моей победой —
почин сделан!
Пока я занимался мелочью да выудил небольшого леща,
затрещала катушка на корме лодки. Короткое удилище перегнулось
через борт, по ходу жилки было видно, что рыба ведет по течению.
«Вероятно, судак»,— подумал я и вспомнил совет Ильина:
«при поклевке судака не торопитесь с подсечкой». Взяв удилище,
я дал рыбе основательнее заглотить живца. Затем — подсечка, но
сопротивление очень слабое, и в пяти-шести метрах от лодки на
поверхности воды показывается измятый живец. Правда, второй
елец еще живой. Я снова забросил донку, сменив искусанного
ельца на целого.
Минут через десять вторая поклевка. Вот уже рыба на крючке,
но и она бросает живца в четырех-пяти метрах от лодки. И только
при третьей поклевке мне удается вытащить судака.
На какой-то миг наступило полное бесклевье: видимо, я
распугал даже подлещиков, когда вел борьбу с судаком.
Но скоро на поверхности озера начались массовые всплески
рыбы. Совсем недалеко от лодки выскочил из воды крупный лещ
и плашмя упал на воду.
На щучьей удочке снова послышался треск катушки. Большой
поплавок промчался по зеркальной глади и нырнул под воду. Еще
одна щучка! Что ж, улов неплохой. А, главное, впереди еще много
веселых утренних зорь...
На востоке блеснули первые лучи солнца. Можно двигаться к
дому, а по пути половить на дорожку,— она оснащена желтым
«байкалом». И эта прогулка по озеру приносит мне еще одну
щуку.
Первый же выезд на рыбалку заставил меня пересмотреть
оснащение своих удочек, и я решил поставить вместо одинарных
крючков маленькие тройнички, чтобы судаки сходили реже.
♦ *
♦
Как-то Ильин сказал мне, что некоторые любители ловили
судака на донки на 30-метровой глубине, наживляя крючки кусками
рыбы.
Я решил проверить это сообщение, но стал ловить не на донку,
а на подпуск.
Садилось солнце, когда я подъезжал к глубокой яме,
расположенной недалеко от берега у высокой горы, которую местные
жители называли Черной скалой.
Со скалы с шумом слетела матерая глухарка и скрылась в
чаще леса.
262
Впервые в жизни мне пришлось опускать якорь на тридцати-
метровую глубину. Дно, повидимому, каменистое, течение не очень
быстрое. На подпуске у меня шесть крючков: три из них
наживлены кусками рыбы, еще на трех — мелкие карасики.
Подпуск, опущенный в воду с небольшим грузом, вытянулся
на дне по течению. Конец подпуска в руке (рис. 1).
Прошло не больше трех-четырех минут. Я не успел выкурить
папиросу, как рука почувствовала рывок. «Дам судаку
хорошенько заглотить наживку»,— подумал я и сделал значительную
паузу.
Картечина
Юм-
Рис. 1. Подпуск со скользящим грузом
Удивительно, что после подсечки рыба шла к лодке почти без
сопротивления. Судак, показавшийся в прозрачной воде, едва-
едва шевелил хвостом. Окраска рыбы необычная, белесоватая.
Брюхо голубовато-белое, глаза выпучены.
Второй судак оказался таким же пучеглазым и вялым.
Первые два судака были пойманы на живцов. Третий судачок,
поменьше размером, взял на кусок рыбы. Таким образом,
сообщение Ильина оказалось правильным...
*
Просматривая книжку Ф. П. Кунилова «Рыболовный спорт»,
я обратил внимание на описание пловучей жерлицы, и у меня
мелькнула мысль воспользоваться этой снастью при выезде на
ночную рыбалку.
Предложение понравилось Ильину, и мы с ним быстро
соорудили пять дощечек — жерлиц. Грузила — картечь, шнуры —
хлопчатобумажные, крючки № 7 с жилковыми поводками, 0,5 мм в
диаметре. В качестве наживки решили использовать личинку
миноги.
О существовании в Вуоксе таких личинок я узнал, когда
вскрыл желудок одного крупного окуня, пойманного на дорожку.
После поисков в прибрежном иле на одном из полуостровков
263
я нашел место, где постоянно и добывал в нужном количестве эту
ценнейшую наживку.
Кунилов рекомендует прокалывать тело личинки, но это, по-
моему, неверно. Если рассмотреть личинку, то можно легко
заметить ряд отверстий у ее головы, в одно из которых и нужно
вводить жало крючка, чтобы его конец выходил из такого же
отверстия, симметрично расположенного с другой стороны головы.
Личинка, насаженная таким образом, живет более суток, тогда
как с проколотым телом быстро засыпает. Хранить личинок
миноги следует не в иле, а в воде, часто ее сменяя.
Выбрав теплый, тихий вечер, мы с Ильиным направились на
лодке к небольшому и узкому перекату, соединяющему два озера.
По дороге мой товарищ показал рукой на один из заливов:
— Вот здесь на ночь поставим жерлицы. Это лучшее место
для ловли угрей,— сказал он уверенно.
Залив показался очень хорошим: густо росли камыши по его
берегам, вдоль берега было много водорослей.
Мы сейчас же наметили план ловли: до вечерней зари посидеть
у кольев возле переката; на заре — поставить пловучие жерлицы
на угря; затем отдохнуть до рассвета у костра; на рассвете —
половить на спиннинг на самом перекате, а после восхода солнца —
осмотреть жерлицы.
На вечерней заре мы поставили в центре залива два кола в
20 м друг от друга, на глубине около 3 м. Между кольями
натянули веревку с надетыми пловучими жерлицами и насадили на
них личинки миноги. Наживку пустили в 10—15 см от дна.
Ночь у костра была такой восхитительной, что не хотелось
даже разговаривать, и мы подолгу сидели молча, наблюдая, как
прочерчивает в небе огненную дорожку падающая звезда,
прислушиваясь, как проносится стая уток. Так, в приятной дремоте, мы
и дождались рассвета.
— Жерлицы посмотрим позднее,— предложил Ильин.
— Что ж, утренний клев не упустим, да и жерлицы постоят
подольше,— согласился я.
Подчалив лодку к берегу, мы подошли по берегу к перекату.
На поверхности стремительного потока воды уже начались
всплески рыбы.
— Язь и форель играют,— сказал Ильин.— А вот пониже
переката, на струе, недавно два рыболова видели огромного лосося.
Он взял на блесну, на дорожку. Только упустили его рыболовы у
самой лодки.
Я представил себе и лосося, исчезающего в пучине бурлящего
потока, и физиономии рыбаков-неудачников...
Улов в это утро был у нас небогатый: взяли лишь одного
жереха средней величины да одну крупную форель.
Но нам предстояло еще одно приятное занятие — осмотр пло-
вучих жерлиц. Ведь так всегда волнует рыболова что-либо
неизведанное, новое.
264
Солнце уже стало сильно пригревать, когда наша лодка
мчалась к заливу. Зорко вглядывался Ильин в залив и вдруг радостно
крикнул:
— Три жерлицы с переверткой, что-то есть!
— Только бы не окунь,— заметил я.
В руках у меня подсачек. Ильин осторожно вытянул шнур
ближайшей к нам жерлицы и вывел на поверхность воды
небольшого угря.
— Этого и без подсачка возьмем,— сказал он, перебрасывая
через борт лодки рыбу, похожую на змею, и сделал ей надрезы
ножом у головы и у хвоста.
Дощечка второй жерлицы слегка вздрагивала. Ильин подсек
и сказал:
— Сорвал,— но тут же добавил: — А ведь что-то есть, ей-богу
тащу что-то.
Из воды показался небольшой угорь, делающий легкие
конвульсивные движения длинным змееподобным телом.
— Повесился! — громко рассмеялся Ильин.
И действительно, угорь, попав на крючок и пытаясь
освободиться, наделал несколько петель на жилке, в одну из них попал
головой и затянулся...
Скоро ловля наша окончилась...
— Ну как? — спрашивал меня на обратном пути мой друг.—
Понравились жерлички?
— Понравились! Неплохих угрей наловили!..
Отпуск на Вуоксе проходил весело, да и без рыбы оставаться
не приходилось.
Г. Гин
ПО СЫР-ДАРЬЕ
Отпуск проводим на Сырь-Дарье втроем. Вместе со мной мой
сын Кира и Львович — старик-инвалид, из-за боли в ногах,
сменивший уж навсегда ружейную охоту на посильную ему рыбную
ловлю удочками.
28 сентября трогаемся на лодке от поселка Чиназ вниз по реке
к старому нашему приятелю Тиллябеку — страстному рыбаку и
охотнику.
Чиназ расположен на берегу Чирчика, который в
полукилометре от поселка впадает в Сыр-Дарью. Бурный Чирчик в месте
впадения, подпираемый водами Сыр-Дарьи, глубок и почти не
имеет течения. Путь от лодочного причала до устья приходится
проходить на веслах. Вот и Сыр-Дарья.
Издалека видна резкая граница воды двух рек: чистая,
голубоватая — Чирчика и желтая Сыр-Дарьи.
Несколько сильных взмахов распашными веслами, лодка
пересекает эту границу и, подхваченная сильным течением,
поворачивает вправо, под деревянный мост.
За мостом река разливается еще шире, и нужно усердно
работать вёслами, чтобы, идя по течению, пересечь широкий стрежень
у железнодорожного моста и пройти под его левобережным
пролетом.
Вскоре за мостом Сыр-Дарья поворачивает вправо, и мы,
сокращая путь, пробираемся неглубокими протоками.
Берега Сырь-Дарьи не так живописны, как у рек европейской
части СССР, Урала и Сибири. Они покрыты низкой степной
травой, чаще всего верблюжьей колючкой, и окаймлены
кустарниковыми зарослями — тугаями.
В тугаях невысокие деревца туранги и серебристого лоха, по-
казахски— джиды, с терпкими на вкус, продолговатыми,
похожими на финики плодами. Они висят гроздьями на присыпанных
серебристой пыльцой побегах. Много ветлы, гребенщика и
колючих кустарников, которые приносят массу огорчений ретивым
охотникам за фазанами.
266
Нам, после знойного лета в большом, шумном Ташкенте,
водная гладь большой реки казалась сказочной. Особенно
восторгался самый младший из нас, впервые совершавший такое
большое путешествие по воде.
Жгучее летнее солнце уже умеряло свой пыл, но подставлять
ему обнаженную спину не рекомендуется: будут ожоги.
Дождями, грозами и не пахнет. Ночи обещают быть
прохладными. Ночью будет роса, и легкий предутренний ветерок
заставит подкинуть дровец в костер и поудобнее натянуть ватное
одеяло или телогрейку.
Настроение у нас приподнятое: октябрь — лучшее время и для
спортивной ловли. Мутная летом вода Сыр-Дарьи уже посветлела.
Можно ждать жадного клева крупного сазана, усача, жереха,
чехони. Правда, крупные сомы в это время не берут, но
сомята— от одного до шести-восьми килограммов попадаются
часто.
Первую ночевку мы наметили у впадения в реку протоки из
озера Калган-Сыр, но ввиду позднего выезда остановиться
пришлось гораздо ближе.
— Вот в этой заводи я лет двенадцать назад ловил хороших
сазанов,— обратился ко мне Львович, указывая на небольшой
залив под крутым, поросшим кустарником берегом,— давайте
попытаем счастья, ведь торопиться некуда.
Место, действительно, казалось заманчивым: крутой берег
обрывом уходил в воду, течение обратное и еле заметное. Солнце
низко стояло над горизонтом. Пора было подумать о ночлеге.
Не успел я причалить к берегу, как сынишка выскочил из лодки
и, на ходу разматывая удочки, помчался по. берегу. За ним,
кряхтя, поплелся Львович, а на мою долю досталась подготовка
к ужину и к ночлегу.
Я вытащил на берег лодку, выгрузил необходимые для
ночлега вещи, натаскал дров, развел костер и поставил на огонь
ведерко с водой для ухи: сомнений не было в том, что рыболовы не
вернутся без рыбы.
У Киры крупная рыба скоро оборвала лесу возле поводка.
Повцдимому, насаженным на крючок крупным выползком
соблазнился усач, а неопытный рыболов растерялся и дал ему
возможность вытянуть лесу и удилище в одну линию.
Но сынишка мог и не огорчаться: в садке у него плескалось
уже несколько сазанчиков, два небольших усача и пять чехоней.
Я пересыпал рыбу в ведерко и направился к костру, но в это
время Львович, с неестественной для него прытью, вскочил на
ноги, держа в руках согнутое удилище.
— Есть! — совершенно изменившимся голосом выкрикнул
он.— Помогите, откиньте удочки!
Я подбежал к берегу, вытащил две удочки и схватил подсачек.
Рыба бросалась то вверх, то вниз по течению и, наконец, угодила
в подсачек. Это был сазан до трех килограммов весом.
267
— Ну, Львович, после такого поросенка тебе нужно отдохнуть,
пойдем чистить рыбу.
— Да ведь в этом году сазан-то первый! Давайте уху на
завтра оставим, а сегодня хлеба пожуем. Клев-то какой!
Руки, свертывавшие папироску, дрожали, и махорка сыпалась
на землю. Мне хорошо знакомо это переживание, я не стал
настаивать и пошел готовить ужин один.
Больших трудов стоило мне оторвать рыболовов от удочек.
Темнело. Поплавки сливались с темным фоном воды и не были
видны. На червя продолжали брать один за другим крошечные
сомята, не больше ста граммов. Но крупной рыбы не было, а
ловить сомят и бросать их в реку — занятие мало интересное. Кира
и Львович пришли к костру.
Вот уже и опорожнено вместительное ведерко ухи. Вместо
чая — ароматная дыня, а потом — разговоры у костра. Все
перетряхивали в памяти — от первой пойманной в детстве плотички
до волнующих встреч с речными великанами. А ночь уже
окутывала прохладной мглой, но сна не было.
Уложив своих спутников, я собрал спиннинг, захватил ведерко
с живцами и поплыл к песчаному острову на середине реки.
Давно мне хотелось проверить, можно ли ловить сомов ночью
на спиннинг, и я еще засветло присмотрел песчаный островок над
омутом, возле которого должны выходить сомы на охоту.
Раз сорок я закидывал блесны, но безрезультатно. Отчаявшись
в успехе, я привязал к леске двойник, ниткой укрепил на нем
живца и закинул на быстрину. Течением снесло живца на границу
омута с мелью. Прошло минут десять. Поклевка — легкий рывок,
за ним другой, посильнее. Багра не было, пришлось войти в воду
и выволочь соменка на песок; в нем было больше полпуда.
Борьба с соменком и дневные хлопоты утомили меня,
захотелось спать, и я поплыл к бивуаку. Сынишка спал, а Львовича на
месте не было: он развел у воды костер и ловил сомят на «огонек».
Четыре небольшие рыбы уже сидели на кукане. Так кончился наш
первый день на Сыр-Дарье...
Утром я проснулся, когда мои рыболовы уже сидели с
удочками. Они поймали пять сазанчиков по 600—800 г, а Кире даже
удалось выудить хорошего усача на шарик из белого хлеба.
Скоро мы тронулись в путь. Останавливались на
приглянувшихся нам местах, ловили рыбу; по утрам, на песчаных островах,
я стрелял уток, разнообразя дичью наш стол. Видели трех
кабанов, переплывавших реку.
В конце пятых суток, уже в вечерних сумерках, показался
знакомый остров, покрытый зарослями тамариска. Еще один поворот,
и на другой стороне реки хижина нашего приятеля Тиллябека.
Кира дал салют: дуплетом возвестил о нашем прибытии. Из-за
кустов показалась знакомая коренастая фигура Тиллябека.
Возле кибитки нас встретила жена Тиллябека с трехлетней
дочуркой и киргизская овчарка Даска.
268
Сложив вещи, уселись на кошме, и начался бесконечный
казахский чай и разговору. Тиллябек порадовал: есть фазаны и утки,
кабаны и рыба. Сразу же приняли и решение. Завтра утром мы
пойдем на знакомые нам места и половим удочками, а когда
Тиллябек освободится от работы в колхозе, отправимся с ним
выбирать места для подпусков.
Разбудил я своих рыбаков около шести часов утра. Чуть
рассветало. Поеживаясь от утренней прохлады, мы захватили удочки,
корзинку с продуктами, чайник и направились к реке.
Я выбрал место в большом заливе, где в прошлом году бойко
брали небольшие сазанчики, а у Львовича ушло две рыбины: одна
оборвала леску, а другая сломала крючок.
Кира ловил только на червя: другой насадки он не признавал.
Мы с Львовичем закинули по три удочки с разными насадками —
черви, хлеб и саранча. А для подкорма подбросили
размельченный хлопковый жмых.
На червя стали брать сазанчики и мелкие сомята. А когда я
сменил саранчу на большую белую личинку майского жука, то
клюнул и сом. Правда, небольшой — килограмма на четыре.
Этот соменок распугал рыбу, да, собственно, и ловить уже
было не к чему: запас сделан больше чем на один день. Я передал
удочки сыну, развел костер и занялся подготовкой кармышков.
Кармышок — распространенная среди сыр-дарьинских рыбаков
снасть для ловли сомов. Это грубое удилище, а на крупных
сомов— почти жердь, толщиной в руку и в два-четыре метра
длиной.
На удилище привязывается крепкий шнур в два-три метра,
оснащенный крупным сомовьим крючком. Удилище крепко
втыкается в берег, крючок с насадкой закидывается в воду.
Выбирается место на быстром течении, где вода, ударяясь о берег,
сильно отклоняется. Насаживают на крючок живца, обычно
сазанчика, а на крупного сома — сазана весом до двух-трех
килограммов или щуку. Шнур закидывают с таким расчетом, чтобы
спинной плавник живца находился на поверхности воды. Рыбаки
объясняют это правило тем, что живец плещется в струе воды и на
плеск скорее подходят сомы. Не знаю, верно ли это
предположение, но кармышок — снасть весьма добычливая.
Конечно, многое в этой ловле зависит от уменья выбрать
глубокое место, где бьет струя.
Я приготовил двенадцать кармышков и поехал ставить их. Но
поставил только восемь: опрокинулось ведро в лодке, и живцы
полетели за борт.
Когда я вернулся, спутники мои, оставив на берегу удочки, уже
сидели в тени навеса и завтракали дыней с горячими, только что
испеченными лепешками. Как выяснилось, Кира поймал
двухкилограммового сазана и десятка полтора сазанчиков. Львовичу
повезло меньше: у него сошел крупный, по его уверению, сазан и
увел всю рыбу.
£69
Скоро пришел Тиллябек и рассказал нам, как рыбачил с весны.
Крупный сом — до пяти пудов — брал только ранней весной,
в марте и в апреле, и главным образом на щуку. Тиллябеку даже
пришлось съездить за щуками за восемнадцать километров на
озеро, к рыбакам. На одну из щук он взял сома в центнер весом.
Этот сом полдня таскал его по реке.
Усач брал с весны только на жирного, крупного червя. А как
зацвела джида — пошел усач на крупного зеленого кузнечика.
Так ловил Тиллябек, пока не поспели дыни. А поспели дыни,
начал наживлять на крючки галушки. Тесто месил круто, как на
лапшу. Затем клал галушки в кипяток — варил их. А из
кипятка — прямо в холодную воду. Крепко сидит на крючке такая
галушка, не один день.
Долго рассказывал Тиллябек интересные случаи из своей
многолетней практики. Солнце склонялось к вечеру, когда мы сварили
котелок галушек и поехали вверх по реке.
Сыр-Дарья текла здесь одним нешироким руслом. У низкого
песчаного берега, на небольшой глубине, в дно реки были крепко
воткнуты вятловые шесты.
— Вот хорошее место,— указал Тиллябек,—здесь я неплохо
ловил усачей. Эта рыба любит быструю воду. Давай ставить
подпуска.
Подпуск на Сыр-Дарье — это крепкий шнур длиной 100—120 м.
На одном конце его груз, обычно половина кирпича, затем через
каждые 1,5 м петлей привязываются короткие, по 40—50 см,
поводки с крючками. Другой конец привязывается к шесту.
Подпуск завозится на лодке и забрасывается в воду.
Мы с Тиллябеком поставили четыре подпуска на расстоянии
50—60 м друг от друга и все крючки насадили галушками, слегка
сдобренными хлопковым маслом.
— Ну, ловись, ловись, рыбка! — сказал Тиллябек, закидывая
последний подпуск.— Айда домой, отдыхать будем.
Утром Тиллябек поднялся чуть свет. Мы, захватив ружье и
патроны, отправились к лодке.
На первом подпуске не было ничего: крючки были затянуты
водорослями, но насадка не сбита. На втором сидел полупудовый
усач, на третьем — тоже усач, но еще крупнее. Тиллябек
совершенно не церемонился с ними. Смело подтаскивал к борту, брал
их под жабры и бросал в лодку. Четвертый подпуск был пустой.
Освежив насадку, мы снова поставили четыре подпуска.
Тиллябек попросил у меня ружье и три патрона:
— Я пойду посмотрю, немножко стрелять буду,— объявил он.
Высадив его на берег, я поплыл к дому. По дороге проверил
поставленные накануне кармышки и снял с них пять рыб. На
самого большого сазанчика взял хороший соменок, а на лягушонка
попался усач. Я крайне удивился этому, так как до сих пор ловил
усачей только на червя, саранчу и галушку.
Вдали послышался выстрел, затем дуплет.
270
Когда я подъезжал к стану, из-за кустов выскочила собака
Тиллябека, а вслед за ней показался и сам хозяин, держа в руках
ружье и трех длиннохвостых фазанов.
Моих спутников еще не было. Расположившись с Тиллябеком
на кошме и попивая всегда готовый у него чай, мы ждали их.
— Кира твой сегодня отличился — большого сазана поймал,
а старик совсем злой: сазан леску порвал,— рассказывал Тил-
лябек.
Вскоре появился сынишка, а за ним и Львович.
— Ого, да вы с добычей,— увидел Львович фазанов.— Что из
них готовить будем?
— Давайте плов,— попросил Кира.
— Нет, лучше я сварю вам блюдо: «уха из петуха» — хитро
улыбнулся Львович — Ел ты когда-нибудь такое? — обратился он
к Кире.
— Нет, даже и не слыхал,— ответил тот.
— Ну, так вот, я научу тебя. Будешь помогать мне.
Львович взял ощипанных и выпотрошенных фазанов,
разрубил их на половинки, положил в котел с водой вместе с
картошкой, луком и всякими специями. Когда фазаны сварились, он
вынул их, на их место положил нарезанных на куски двух крупных
усачей.
— Ну вот вам и готова «уха из петуха»,— заявил он, снимая
с огня котелок с кипящей ухой.
Уха, действительно, была превосходна, а когда Львович подал
на второе фазанов, слегка поджаренных в котле с маслом, мы
наградили его званием заслуженного повара...
Так проходили дни за днями. Мы совершали далекие
экскурсии на лодке, выискивая новые места для рыбалки, купались,
отдыхали.
Я много раз пытался ловить спиннингом в самых, казалось,
удачных местах, но ни разу не удалось поймать усача или сома.
Изредка попадались небольшие жерехи. Тиллябеку мои неудачи
даже доставляли удовольствие, так как он сразу же усомнился
в этой снасти. Свои неудачи я объяснял тем, что недостаточно
умело пользовался спиннингом. Ведь ловят же усача на Днепре на
блесну, да и сом идет на спиннинг.
«Наверстаю в следующий раз»,— думал я. А в эту поездку
было достаточно и того, что ни одного дня мы не обходились без
рыбы, которая хорошо ловилась на удочки...
Три недели пролетели незаметно. А потом пришел пароход,
и мы упросили капитана забрать нас с собой и отбуксировать
нашу лодку.
Тиллябек стоял на берегу и махал нам шапкой.
— До новой встречи!..
Н. Павлов
НА РЕКЕ ИЛИ И ОЗЕРЕ БАЛХАШЕ
Или, как река внутреннего бессточного бассейна, впадающая в
огромное, но мелководное озеро Балхаш, имеет рыбную фауну
совершенно своеобразную. Основными видами, населяющими и ее,
и бассейн Балхаша, являются два ввда типичного центрально-
азиатского рода, так называемых маринок. Одна из них —
балхашская маринка, красивая брусковатая серебристая или
желтоватая, изредка оливково-черноватая, рыбка до 500 г весом.
Другая — илийская маринка, неправильно называемая в
Алма-Ате османом, значительно крупнее, обычно 3—4 кг, иногда и
до 12 кг весом.
У обоих этих видов ядовиты икра и черная тонкая пленка,
выстилающая брюшную полость и очень легко снимающаяся при
мойке рыбы. Следует сказать, что пленка, если по незнанию ее
оставить, вызывает сильную рвоту, а икра, в зависимости от
количества, может вызвать и смертельный исход. Между тем молоки
самцов, а также головы обоих видов маринки не только не
ядовиты, но даже очень вкусны, и указания о их ядовитости в
некоторых книгах совершенно ошибочны.
Видами Или и Балхаша являются также особый белый,
лишенный темных поперечных полос балхашский или ш р е н к о в
окунь и несколько крупных, достигающих длины 20—25 см и
веса до 100 ггольцов-губачей: пятнистый, с рассеянными,
как у леопарда, темными пятнами; одноцветный, серый и северцов-
ский. Балхашский окунь для рыболовов малопривлекателен:
мелок, чаще всего 100—120 г, лишь в Балхаше достигает до 700 г, по
окраске одноцветный, серый и, кроме того, чрезвычайно костляв.
Нельзя обойти молчанием и рыб, искусственно
акклиматизированных в Или и Балхаше. В 1905 году в Или прорвался, в связи
с высокой водой ее алма-атинских притоков, сазан из городских
прудов. Ныне он чрезвычайно размножился как в самой Или, ее
старицах и притоках, так и в Балхаше, причем в дельтовых озерах
во время подледного зимнего лова встречается до 7—8 кг весом.
272
Лет 10—12 тому назад был выпущен в Или аральскиь шип
из осетровых рыб. Размножается он медленно и до сих пор к
отлову сетями запрещен. Наконец, в последние годы выпущены в
Балхаш аральский лещ и усач.
С ужением рыбы на Или и Балхаше мне пришлось
познакомиться лично во время ботанических путешествий. Первое из них
происходило во время Отечественной войны, в 1943 году, когда я
на лодке спустился от поселка Илийского до Балхаша примерно
на 300 км, пересек на рыбацкой «реюшке» Балхаш и от рыбного
завода Буро-Байтал с большим трудом добрался до станции Эспе,
Турксибской железной дороги. Ужением рыбы мы занялись с
первого же часа прибытия на реку.
Сразу же встал обычный и чрезвычайно затруднительный в
Казахстане вопрос о насадке. Запас красных червей,
предусмотрительно нарытых в Алма-Ате на огородах, был значительный, но
при изнурительной жаре они быстро портились.
К тому же и клев на червя был далеко не блестящим, ловились
преимущественно гольцы, а излюбленная нами маринка «стрелка»
попадалась лишь изредка, одна на десяток-полтора гольцов.
Около Илийска течение очень быстрое, и ловили мы без
поплавка, с тяжелым подвесным грузилом. Были у нас и шнуры,
типа подпусков, с 5—6 крюками каждый; их мы ставили на ночь
и наживляли лягушатами или разрезанными пополам мелкими
гольцами. На них попадались лишь изредка одна-две маринки
весом до 2 кг.
Вскоре черви вышли, и наше благополучие окончилось. Были
испробованы хлеб, пареная кукуруза и кобылки. Первые две
насадки успеха совсем не имели. На кобылку же ловилась только
маринка, да и то изредка. Тогда мы стали ловить на кишки
маринок. Кишки эти всегда бывали наполнены зеленоватой
полупереваренной массой и быстро портились. Чтобы избежать этого, мы
промывали их и выдавливали из них содержимое, после чего они
становились похожими на тонких розовых червячков. Эти
«червячки», насаженные на крючок в виде бантика, стали
универсальной насадкой для маринок, окуня и гольцов.
При остановке на ночлег выбирался какой-нибудь удобный для
стоянки поворот реки, где она образовывала затишку или
противотоки, и дежурный рыбак садился тотчас ловить рыбу. Двое
других участников экспедиции ставили палатки и марлевые
пологи, так как комаров на Или необыкновенно много.
Километров двести мы плыли в высоких берегах, покрытых
«тугуями», т. е. древесными зарослями из тополей, ивняков и
разных пустынных кустарников. Примерно в ста километрах oi
Балхаша Или начинает отделять крупные боковые протоки: Джпдели,
Топар и другие и вступает в совершенно плоскую равнинную
дельтовую область, заросшую непроходимыми камышами, тысячей
протоков и множеством озер, доступных только в зимнее время,
когда на них происходит подледный неводный лов сазана.
Ю Рыболов-спортсмен, кн. VI 273
Тут Или в значительной степени изменяет свой облик. Она
медленно течет в низменных камышовых или иловатых берегах, чаще
образует острова и кишит рыбой. Нам пришлось наблюдать здесь
невиданный способ промышленной ловли: сидит человек на
приступочке берега с небольшим, меньше метра в диаметре, сачком
и однообразными взмахами цедит воду сверху вниз по течению.
За день куча вычерпанной им рыбы достигает его роста...
Однако, как это ни странно, при ужении количество балхашской
маринки «стрелки» по мере приближения к Балхашу у нас резко
падало, зато сильно возросло число вылавливаемой маринки илий-
ской. Если вверху реки за два-три часа вечернего ужения
вылавливалось 5—6 кг мелких «стрелок» по 250—300 г, то в низовьях
достаточно было поймать трех-четырех «османов», чтобы
выполнить обязанности кормильца экспедиции. Особенно крупных
экземпляров ни на удочки, ни на шнуры нам не попадалось.
Хуже стало, когда мы доплыли до расположенного при устье
Или поселка Куйган. Здесь большой рыбозавод, по реке снует
множество лодок, на берегах постоянный шум, и ужение оказалось
безуспешным. В Балхаше близ устья мы не ловили: он
мелководный, далеко в воду уходят сплошные стены камыша, на километр
от берега глубина его всего по пояс.
Весною 1951 года мне пришлось снова подъехать к Балхашу,
но уже с противоположного, северо-западного его берега. Около
крайней оконечности залива Ак-Куль мы впервые увидели его
гладь и затем в продолжение почти двух недель ехали, не теряя
озера из виду. Сразу же заметили, что этот берег был по
характеру совершенно другим, и именно отсюда мы смогли оценить
грандиозные размеры озера. Камыши на этом берегу крайне редки
и малы, а по большей части берег скалистый или песчаный,
в обоих случаях голый. Он причудливо изрезан множеством
заливов и мысов, далеко вдающихся в озеро, поблизости множество
островов, о существовании которых на южном берегу нельзя и
подозревать. Один из прибрежных поселков носит название Мын-
Арал, что значит «тысяча островов».
Озеро у северного берега мелководно: чтобы погрузиться
в воду до пояса, нужно уйти от берега по меньшей мере на
километр. Таким образом, с рыбной ловлей у нас ничего не
выходило...
Лишь единственный раз мы отвели душу. Было это на длинном
мысу в 12 км от Мын-Арала, где камни облеплены мальчишками,
удившими рыбу. Это было в сущности не ужение, а баловство,
так как ловились, правда ежеминутно, мелкие, едва длиннее
пальца, окуньки. Насадкой служил глаз окуня. Я разговорился с
малолетними рыбаками, посмеялся над их кошачьей добычей.
И тогда один из них обиженно сказал, что вот сегодня им
некогда, а на конце мыса, на глубине, «знаешь, какая маринка
ловится, по кило и больше». Я ухватился за это сообщение и
предложил ему поехать с нами на машине, проводить к этому месту.
274
Мальчик полез в кузов... Мы переехали несколько каменистых
водостоков и на краю мыса остановились ночевать.
С утра, обойдя два залива, достигли с нашим проводником
крутой каменистой оконечности мыса и, насадив на крючок глаз
окуня, закинули удочки. Действительно, из трех-четырех поклевок
по крайней мере одна принадлежала довольно крупной, до 2 кг
весом, балхашской маринке.
Окуни надоедали чрезвычайно. Я пустился в поиски какой-
либо иной насадки и остановился на сероватых жирных кобылках.
Успех превзошел все ожидания: клев стал несколько реже, но
зато ловилась одна только маринка, окуни кобылкой не
интересовались.
К закату солнца мы натаскали два ведра крупных маринок,
и вечером над лагерем благоухал аромат жирной ухи.
Ф. Куиилов
ВОЛХОВ
Первый раз я посетил Волхов задолго до войны.
Вдвоем с товарищем мы решили половить спиннингом ниже
плотины Волховской гидроэлектростанции, где обычно
скапливалось много разной рыбы, поднимающейся по Волхову из
Ладожского озера.
Приехав из Ленинграда поездом на станцию Званка, мы
заночевали на берегу Волхова, а в семь часов утра выехали в лодке
на ловлю. Лодку поставили на якорь ниже плотины, через которую
вода падала широкой зеленой стеной, а внизу кипела и бурлила.
Мы развернули спиннинги и начали ловлю, забрасывая блесны
на струю. За день удалось выловить несколько жерехов, судаков
и голавлей.
В следующем году мы еще два раза побывали под плотиной
и каждый раз возвращались с хорошим уловом.
Местные рыболовы ловили здесь рыбу с берега на донные
удочки, наживляя их земляными червями. Ловились язи, лещи и
сырти.
Как-то из разговора с одним охотником я узнал, что в реке
Оскуй, впадающей в Волхов, водятся крупные щуки, которых
местные рыболовы весьма успешно ловят на дорожку, и решил
отправиться туда с товарищем.
День выдался малооблачный, с легким западным ветерком, но
поздние часы и жаркая июльская погода не благоприятствовали
ловле. За утро удалось поймать лишь двух небольших щучек.
К часу дня вернулись на устье Оскуя, занялись завтраком, сидя у
костерка, и вдруг услыхали шумные всплески жерехов, которые
охотились на Волхове за уклейками.
Я настроил спиннинг и начал ловлю, забрасывая блесну по
всплескам рыб. Однако хваток на блесну «Успех» и «Байкал» не
было. У товарища нашелся круглый серебристый «девон»,
который тотчас был пущен в дело и сразу же вызвал хватку жереха.
А когда крупный жерех оборвал девон, мы взяли трех рыб на
круглое «Орено».
276
В следующее воскресенье я снова был на устье Оскуя и удачно
ловил жерехов на «девоны» и «Орено».
Жерехов было много, особенно возле травянистых берегов,
и опытные ленинградские спиннингисты вскоре освоили более
верные способы их ловли. В качестве приманки применялись главным
образом самодельные круглые «девоны», сделанные из
металлических наконечников карандаша, так как эти приманки в продаже
не встречались. Хорошо ловился жерех на мертвых рыбок.'
Лучшие места для ловли были в устьях Кавы, Керести, Оскуя
и Пчевжи и выше станции Волхово, до пристани Высокое.
На спиннинг ловились жерехи, щуки, судаки и окуни, а в
проводку и на донную — лещи, густера, язи и другие рыбы.
Большое распространение получила ловля хищников на пульку
и на обыкновенную дорожку...
Рыба ловилась по всей реке. На пульку и дорожку попадали
щуки весом до 10—15 кг и очень крупные судаки. Днем на пульку
ловили иногда небольших сомов, а на переметы — крупных угрей.
Война нанесла огромный ущерб рыбному хозяйству Волхова.
Охотничьи и рыболовные базы на Волхове, открытые в разных
местах ленинградскими организациями, были уничтожены. В реке
погибло много рыбы от бомб и мин.
После войны поездки рыболовов на Волхов возобновились
лишь в пятидесятых годах, когда на станции Волхово вновь были
открыты охотничья база и лодочная станция ЛВОО.
Я побывал на Волхове в июле 1951 года. На базе мы взяли
лодку и вдвоем с товарищем направились вниз по реке ловить
на знакомых местах на пульку-зеркальце.
Утром заметили лишь несколько всплесков жереха. Река
казалась пустынной и непривычно тихой.
Однако пулькой, наживленной соленой рыбкой, в устье речки
Кавы мы поймали восемь щук и двух окуней.
В сентябре 1954 года мне пришлось побывать на охотничьих и
рыболовных базах ЛВОО, расположенных ниже станции Волхово
до устья Пчевжи.
Целью нашей поездки было выяснить, как восстанавливаются
рыбные запасы в Волхове после войны, где бьют жерехи и
ловятся судаки, щуки и сомы. Мы останавливались на базах,
беседовали с рыбаками и старыми егерями общества, живущими на
Волхове много лет.
По словам егерей, количество рыбы в Волхове заметно
увеличивается. На многих плесах реки в большом количестве появился
судак, пришедший в Волхов из озера Ильмень.
В многочисленные озера, которые тянутся по лугам и
соединяются с Волховом протоками и речками, заходят для
икрометания щука, лещ, язь и другие рыбы.
Много стало по всему Волхову сома, хотя он и редко попадает
в сети. Любители ловят на переметы лишь небольших сомиков —
до 10—15 кг весом. Но этого крупного хищника наших рек можно
277
ловить на глубоких плесах и ямах в ночное время на пульку с
«квоком».
Жерехи встречаются на тех же местах, где они «били» и до
войны: в устьях Кавы, Оскуя, Керести, Колпинки, Пчевжи и
других местах, подходящих для обитания.
Конечным пунктом нашей поездки была база в деревне Меле-
ховской, на Пчевже, в трех километрах от ее впадения в Волхов.
База хорошо оборудована, имеются лодки для охоты и рыбной
ловли на озерах. В течение трех дней я четыре раза выходил на
Пчевжу с поплавочной удочкой. Несмотря на часто перепадающие
дожди, я выловил больше ста окуней, плотвы и язей. На червя
поймал одну щучку, а вторая, более крупная, отгрызла жилковый
поводок и ушла.
На соседних озерах, соединяющихся с Волховом Колпинкой,
побывать со спиннингом не удалось. Между тем приезжавшие на
Пчевжу неделю назад спиннингисты увезли отсюда несколько
десятков крупных щук.
Поездка по Волхову, протекающему в живописных зеленых
берегах, за которыми тянутся смешанные леса, оставляет надолго
приятное впечатление. Эта полноводная и рыбная река, мало
облавливаемая рыбаками-промысловиками, должна снова привлечь
внимание рыболовов-любителей.
Проехать на волховские базы ЛВОО можно по Октябрьской
железной дороге до станции Волхово и по Московскому шоссе
через Чудово до охотничьей базы в Грузине. От Волхово, вниз по
реке, с заходом в реку Оскуй до селения Оскуй ежедневно ходит
пассажирский катер с остановками в Грузино и на устье Оскуя,
где есть базы ЛВОО. Кроме того, катер общества совершает рейсы
вниз по Волхову до любой базы ЛВОО.
Вверх по реке, от станции Волхово, ежедневно ходит пароход,
останавливающийся у прибрежных селений, где можно получить
ночлег и лодки у местных жителей и бакенщиков, половить
спиннингом и на удочки.
Близ пристани Вергежа, в деревне Высокое, также есть охот-
база и лодки ЛВОО. Здесь, в Волхове и на озерах, возможна
ловля рыбы разными спортивными снастями.
А. Гудзоеский
ПОД ОДЕССОЙ
Водоемы юга Одесской области по богатству рыбных запасов
уступают Днепру, Волге или рекам Сибири. Но
рыболову-спортсмену есть много мест для удовлетворения своей благородной
страсти. Это река Днестр в нижнем течении с богатой озерами
поймой и множество лиманов, глубокими языками вдающихся в
сушу. Интересна для рыболовов и Одесская морская бухта.
По установившейся традиции любители рыбной ловли делятся
у нас на «пресноводников» и «морских» рыбаков. Значительно
пополняют ряды рыболовов на море и курортники, прибывающие из
всех областей Союза в многочисленные оздоровительные
учреждения Одессы. Лично я десять лет рыбачу как в пресных водоемах,
так и на море. Много радостных дней, спортивных побед и огор-
.чений пережито за эти годы.
У истоков ТУРУНЧУКА
В восьмидесяти километрах северо-западнее Одессы утопает
в садах и виноградниках деревня Чобручи.
Здесь, как и в расположенной невдалеке Слободзее, проводят
летний отпуск тысячи ленинградцев и москвичей. Сады Чобручей
подходят к берегу Днестра в том месте, где от него, пробиваясь
через разрушенную дамбу, отходит полноводный рукав — река Ту-
рунчак. Падая через дамбу с высоты трех-четырех метров, вода
вымыла ниже ее основания глубокий омут.
Турунчак течет более пятидесяти километров параллельно
Днестру и снова соединяется с ним. Проходные и местные рыбы,
поднимаясь к верховьям, идут и по Днестру и по Турунчаку. Рыба
накапливается в омуте у Чобручей, не имея возможности
подняться выше. Здесь обычны сом, судак, сазан, рыбец, голавль, язь,
жерех, севрюга, тарань и чехонь.
Для промысловиков омут недоступен, потому что сильно
захламлен топляками и камнями разрушенной дамбы. Одесские
рыболовы добираются сюда не часто: в Чобручи не легко проехать
279
из-за отсутствия постоянного транспорта. По сути дела,
монопольным «хозяином» омута является дед Андрей — сторож колхозного
виноградника, протянувшего отягченные гроздями лозы почти к
самому омуту. На своей нещадно текущей душегубке ставит он
по омуту «перетяжки» (переметы) и, проверяя их, ворчливо
ругает «проклятых сомов», сокрушающих его немудрящие снасти.
Дед Андрей ругает их... по-французски. Он больше четырех лет
провел во Франции, будучи солдатом русского экспедиционного
корпуса, посланного царем для боевых действий на Западном
фронте.
Ругать — ругает, но свое рыбное хозяйство знает хорошо и
много дельных советов дает рыболовам-любителям по местным
наживкам, повадкам рыб, условиям лова и особенностям дна омута.
Как-то в погожее июльское утро я сел с донками на выходе из
омута. Приятель мой торопливо собирал спиннинг, возбужденный
гулкими ударами разгулявшегося жереха.
Наступало тихое утро. Еще не везде отделилась от воды пелена
тумана. На пенистой струе, падающей за дамбой, расходились
широкие круги от частых всплесков жирующей рыбы.
Первый заброс у приятеля оказался неудачным: блесна
зацепилась за плиту, укрытую в бурлящей струе. Еще заброс — прямо
на удар жереха,— и запела катушка. Жерех выбрасывался из
воды, делал резкие повороты, стремясь уйти в камни, но умелый
рыбак уверенно вывел его на чистоводье и, дав походить на
кругах, настойчиво направлял в подсачек. Я направился, чтобы
помочь товарищу взять рыбу, но послышался стрекот катушки на
моей донной удочке. Это оказался сазан, который скоро и улегся
на травяную подстилку в кошелке. Товарищ мой тоже
благополучно подсачил жереха, хотя дед Андрей, подошедший из
сторожки, говорил с сомнением:
— Та хиба на такую павутынку нашу рыбу впиймаеш? У мене
он яку шпагатинку обрывае, а цеж для него одно баловство.
Но когда рыба была снята с крючка, дед долго щупал
капроновую жилку, почтительно рассматривал катушку и, наконец,
заключил:
— Це никак хранцузы выдумалы такую хитрящую снасть,
дошлый народ!
К полудню в наших рыбацких кошелках были и сазаны и
жерехи, два голавля и три небольшие севрюги весом по килограмму.
Моторкой добираемся по Днестру к Тирасполю, а затем уже
поездом в Одессу.
ПРИДНЕСТРОВСКОЕ ОХОТНИЧЬЕ ХОЗЯЙСТВО
В центральной части плавней Днестра, на его рукаве Турун-
чак (с. Яски), расположена база Приднестровского охотничьего
хозяйства. Сеть озер, река Днестр и Турунчак богаты
разнообразной рыбой. Ранней весной и осенью на реке не дает зевать круп-
280
ная чехонь; летом сом и сазан хорошо берут на донные удочки. На
озерах — плотва, красноперка, тарань, а в камышовых зарослях —
окунь.
В мае — июне на озере Тудорово в камышах слышится
громкое чмоканье жирующих окуневых стай. Окунь берет жадно, надо
только уметь взять его, когда он после подсечки стремительно
бросается в камыши.
В охотничьем хозяйстве рыболов-спортсмен может получить за
пять рублей в сутки постель и каюк (местную остроносую лодку,
легко проходящую в узких, мелких гирлах и в камышах). От
Одессы до села Яски регулярно ходят автобусы.
...В жаркий августовский день собрались мы небольшим
коллективом на рыбалку. Шестьдесят километров от Одессы проехали
на машине за два часа. И вот, торопливо отмечая путевки, мы уже
уточняем с начальником хозяйства, где лучше клюет и на какую
снасть ловить.
Решаем половить сома на квок.
Солнце близилось к закату, когда мы уселись на каюки и
выгребли вдоль протоки на реку.
Лучшая пора для ловли на квок — августовские сумерки. Сом,
выходя на жировку, издает характерные звуки. Эти звуки
привлекают и других сомов к месту кормежки. А квок — изогнутый
брусок сухого яблоневого дерева, заканчивающийся копытцем,
позволяет имитировать эти звуки.
Ловля производится на крупный крючок, наживленный
пучком червей и опущенный почти до дна на прочной леске.
Рыбачить лучше вдвоем: гребец и ловец.
Выйдя на реку, я вел каюк медленными, без всплесков
гребками. Мой напарник, наживив мясистых червей на крючок, с
мерными ударами квока, подергивал лесу с наживкой. Квок-квок!
Квок-квок! — раздавалось над затихающей, слегка дымящейся
испарениями рекой. Густо поросшие вербами берега гулким эхом
разносили эти звуки.
С каждым ударом квока мы ждали поклевки, однако ее долго
не было. Но вот резко дернулась рука ловца. С легким
сопротивлением начал он отдавать рыбе запас лесы.
Быстрый разворот каюка, весла долой, пусть теперь сом тянет
каюк. Но он борется недолго и, подхваченный сачком, ложится на
дно каюка, шевеля длинными усами.
Ночь. Запивая чаем обильный ужин — жареный сом с
молодым картофелем, мы отдыхаем на веранде, причудливо увитой
виноградом, и планируем утреннюю рыбалку.
В УСТЬЕ ДНЕСТРА
Поезд ежедневно отправляется из Одессы в Овидиополь
(55 км), а там — вдоль берега просторного Днестровского
лимана — восемь километров на попутной машине к устью реки.
281
Днестр йлавйо подносит воды к лиману. Вот и последняя
береговая кромка, отделяемая от коренных берегов широкими
камышовыми плавнями. И в них постоянное место жировки рыбы.
В устье запрещен промысловый лов рыбы, да сетевикам там и
делать нечего — столько туда нанесла река коряг и топляков. Но
зато какое приволье для рыболовов-спортсменов! Днестровский
лиман богат рыбой, а плавни — ее кормовые места. На узком
мысу дом бакенщика и одновременно это рыболовно-спортивная
станция окружного совета.
...Запись участников намеченного выезда на рыбалку началась
за неделю до срока. Все эти дни готовились снасти, привада,
наживка. Шли разговоры о том, где и как ночевать, кто поедет, кто
лишь запишется, но обязательно опоздает к отходу машины, кому
в день рыбалки жена нарочно купит билеты в театр (и так
бывает!). Словом, переживаний было много.
Но вот и наступил день отъезда. Двадцать три члена
спортивно-рыболовной секции держат путь на Овидиополь.
На Днестровском лимане парусная шаланда принимает
рыбаков для переправы. А от того берега всего лишь четыре
километра до Зеленого мыса с домиком бакенщика у входа в Днестр.
Тихий погожий вечер. Ветер еле-еле наполняет паруса. Солнце
склонилось к закату, рыболовы встревожены: как бы не опоздать
к вечернему лову.
Шаланда проходит мимо плавней, окаймляющих устье реки;
будоража рыбацкое сердце, раз за разом раздаются на воде
мощные всплески сазанов и сомов.
'Наконец, все выгрузились на желанном берегу, но солнце уже
село и рыболовы сумели до темноты только подобрать места для
утренней зари.
Ночью многие рыбаки не спали: они слушали ночную жизнь
реки, всплески рыб, кряканье пролетающих уток, возню каких-то
зверюшек в прибрежной траве.
А на зорьке, чуть забрезжил рассвет, над низким берегом
склонилась длинная шеренга удилищ. Здесь и спиннинг, и донка,
и обычная поплавочная удочка. Кто-то мастерит закидушку.
Какой-то начинающий рыбачок ходил со своей немудрящей снастью
и просил «мастеров» показать ему, что с ней делать. Все это
попадало на пленку фотографа, приглашенного на коллективную
рыбалку.
Начались первые поклевки: поплавочник борется с лещом,
один донщик одолел первого сазана, другой таскает сомят и
бросает их в свой садок.
Конечно, не все шло гладко: одному рыболову попался сом не
по снасти, который, быстро сокрушив ее, благополучно ушел.
У другого — сазан, поборовшись с полчаса, унес крючок с добрым
концом лески.
Время проходило незаметно. Кончился срок рыбалки. Перед
вечером пришла шаланда за рыболовами. Уже сфотографирована
282
добыча — десятки сомят, три сазана, несколько лещей,— надо
трогаться в обратный путь.
Мы едем домой и разговариваем о том, что добычу подсчитать'
не трудно, а чем измерить отличный отдых и здоровую зарядку,
полученную на рыбалке!
НА ТИЛИГУЛЬСКОМ ЛИМАНЕ
Этот лиман не радует глаза любителей красивого пейзажа. Он
вытянулся на много километров к северу от моря и лежит в гли*
нисто-серых обнаженных берегах, оживляемых только редко
разбросанными рыбацкими селами.
Но о пейзаже забываешь, как только забросишь в лиман
насадку.
Ловить мы выехали в Поповку (45 км по шоссе Одесса —
Киев, где часто ходят автобусы), на известную всем нашим
рыболовам Поповскую дамбу.
При подъезде к дамбе прежде всего виден большой парк
различных машин. Это не автостоянка, а рыбацкий табор: водители
и хозяева машин, значит, уже сидят с удочками.
Дамба пересекает лиман. Мост на ней разрушен, и обе
половины ее разделяет полоса глубокой воды.
Половинки дамбы и высокие мостовые быки густо усеяны
рыболовами. На быках они висят шевелящимися, машущими
прутами удилищ, гроздьями: и все ловят, и все с добычей! Правда,
одни «специализировались» на бычка, хватающего подчас и
пустые крючки, другие — на тарань и плотву, а иные подбирают все,
что село на крючок. Это одесские любители-рыболовы прибыли
сюда целыми коллективами еще в субботу вечером.
Нас тоже привезла трехтонка, укомплектованная на полную
емкость. Мы также поспешно бросили машину, торопясь
удовлетворить обуявший нас рыбацкий азарт.
Клев был отличный: вторые и третьи удочки так и остались в
чехлах, мы еле успевали управляться с одним удилищем.
Бестолковый, мелкий бычок хватал без разбора все, что ему
подбрасывали: мякоть ракушки мидии, червя, рачка (креветку);
тарань отдавала предпочтение навозному червю и быстро
стягивала его с крючка, если «щедрый» рыбак наживлял его целиком.
Хвостик червя, насаженный на мелкий крючок, давал без схода
увесистых тиранок и плотву — при ловле в половодье. Рыбалка
была настолько активной, что даже заядлые курильщики редко
добирались к своим портсигарам.
Вечерний итог — от пяти до десяти килограммов рыбы на
удочку.
Тилигульский лиман — богатый рыбой водоем, но ловля с
дамбы не дает возможности взять в нем ту рыбу, которая может
удовлетворить требовательного, опытного спортсмена.
Лещ, сазан, язь, судак, крупная тарань и кефаль не подходят
283
к шумному табору рыбаков на дамбе. Эту рыбу надо искать на
глубине, в ямах лимана. А туда без лодки не добраться...
Как-то в осенний ветреный день, когда рыболовы вышли на
дамбу, мы с приятелем решили попытать счастья: половить на
прибое крупную тарань на кузнечика. Наживка была собрана в
степи. Поклевка последовала немедленно. Мы ее не ждали, и,
конечно, кузнечик был снят. Снова забросили, но уже были на-
.чеку,
За три часа мы взяли килограммов по десяти отборной,
крупной тарани.
Теперь в Поповке организована рыболовно-спортивная база,
обеспечивающая рыбаков ночлегом...
Б. Казенное
СПОРТИВНЫЙ ЛОВ РЫБЫ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ
Зимней ловлей рыбы особенно увлекаются рыбаки
Комсомольска-на-Амуре и Хабаровска. Сорокаградусные морозы и
сильные ветры не останавливают тех любителей, которые в теплых
тулупах и валенках, соорудив из льдин и снега заслон от ветра,
выходные дни просиживают над лунками.
В более мягкую погоду, особенно в солнечные дни марта —
апреля, количество рыбаков увеличивается. Клев неплохой всю
зиму, но к весне усиливается. В Комсомольске, прямо против
города, находится рыбное место, охотно посещаемое городскими
рыболовами. Удят они преимущественно на блесенку длиной в
4—6 см с двумя крючками на концах, привязывая ее за середину.
Кроме того, ловят на обычную донную или поплавочную удочки,
наживляя их кетовой икрой. Попадаются щуки, хариусы, ленки,
таймени и другие хищные рыбы, а иногда и лещ. Интересно
отметить, что лещ хватает блесенку ртом, довольно часто
забагривается за челюсть, реже — за брюхо или за бок. Эти же рыбы
(кроме щуки) берут и на поплавочную удочку, наживленную
кетовой икрой.
В Хабаровске одно из наиболее посещаемых зимой мест
находится также против города, но довольно далеко от берега. На
блесну и на кетовую икру там ловятся те же рыбы.
В начале или в середине апреля вскрываются реки Дальнего
Востока. Весеннее половодье небольшое, реки обычно не выходят
из берегов, и полая вода быстро спадает. После половодья сразу
же начинается летняя рыбалка.
В реках, текущих по болотистым широким долинам, очень
много собирается рыбы в бесчисленных старицах, заливах и
пойменных озерах. В апреле и мае в таких местах на червя хорошо
ловится карась, золотистый или серебристый, в среднем 300—500 г
весом. Изредка попадаются караси и до 2 кг. Несколько позднее
на червя в тихих и глубоких местах начинают клевать
одновременно с карасем лещ, горчак, язь, сазан и белый амур. В конце
285
мая начале июня начинают клевать и хищники: китайский
змееголов, уссурийская косатка (плеть) и щука.
Змееголов и уссурийская косатка ловятся большей частью со
дна как на живую рыбку, так и на мертвую. Особенно жадна
косатка: она берет на любой кусочек рыбы.
Косатка — необычная рыба для тех спортсменов, которые не
бывали на Дальнем Востоке. У нее — сомовья морда с усиками,
тело гладкое, обильно покрытое слизью, и три острых шипа: один
на спине и два у грудных плавников. Шипы в минуту опасности
рыбы ставят торчком. Окраска у косатки в общем
зеленовато-бурая, с желтыми полосами на боках, брюшко желто-белое. Средний
вес косатки — 300—400 г.
В горных речках в апреле — мае ловля совершенно иная. Вода
в них мутная, желтая, мчится быстрым мощным потоком. Хариус,
ленок и таймень поднимаются по этим рекам в маленькие притоки
на летние кормные места. В это время мелких ленков и хариусов
ловят в устьях маленьких речек на донку с большим грузом.
Насадка: червь или кетовая икра. Но ловля эта скучная: поклевок
мало, на леску то и дело цепляется грязь и мусор.
В июне куда интереснее. Солнце печет уже сильно, вода
осветляется. Кругом пышная зелень, комаров еще мало. В горных
речках хариусы и ленки стоят на кормных местах и хорошо берут
на насекомых и на искусственную мушку. На блесну начинает
брать таймень. В низинных реках на донную и поплавочную
удочки начинает брать амурский сом. Он значительно мельче, чем
его европейский собрат, и весит не больше 10—15 кг. Чаще же
берут сомята до 2—3 кг. Клюют они отлично. Мне случалось за ночь
на 15—20 крючках ловить до 20 сомят — на живую или мертвую
рыбку, на лягушонка и червя.
Лучшие места для ловли сома — заливы или узкие протоки с
тихим течением, по которым рыба направляется из рек в более
кормные места, например в озера.
К середине июля становится все жарче и жарче, а комаров —
все больше и больше. Некоторые рыболовы не выдерживают и
бросают рыбалку: в накомарнике жарко, без накомарника —
заедает мошкара. В середине июля к комарам присоединяются и
оводы. Комаров особенно много в болотистой долине Тунгуски и
нижнего Ина. В горах, к западу от Биробиджана, комаров меньше,
но оводов, которые, кстати, служат хорошей наживкой для ловли
хариусов, больше. В окрестностях Комсомольска-на-Амуре и
Ворошилова-Уссурийского комаров немного.
С середины июля до начала, а иногда и до середины августа
льют проливные дожди, хотя и не каждый день. Бурно вздуваются
в это время и грозно ревут маленькие горные речки, неся бурелом,
камни и всякий мусор.
Низинные реки поднимаются на 4—7 м, Амур — иногда на
8—9 м. Болотистые низкие берега затопляются, и рыба выходит
жировать на покрытые водой луга.
286
Спортивная ловля рыбы во время наводнения чрезвычайно
затрудняется. Но очень интересно наблюдать, как ходит рыба на
мелких местах. Вот всплеск, другой, третий! Видно, как шевелится
у берега затопленная трава. Вдруг невдалеке на огромном
пространстве поднимается рябь от множества подпрыгнувшей
мелочи — это торпедой промчался хищник. Пробовал я, пройдя вброд
два-три километра, устраиваться с удочкой на бугорках,
островках, торчавших на залитой водой пойме, но с малым успехом: на
мелких местах, где рыба кормится, она к себе не допускает, а на
глубоких — трудно найти, где она ходит,— уж очень много места.
Возможно, что ловля с лодки дала бы лучший результат.
Во второй половине августа вода спадает, и снова начинается
ловля всех рыб. Особенно добычлива она в пойменных озерах,
откуда рыба не успела скатиться в реку. Также хороша рыбалка в
заливах и старицах.
В горных речках усиливается клев хариуса, ленка и тайменя.
Д\не случалось видеть ленков по 3—4 кг, пойманных в сентябре на
поплавочную удочку на червя. Более крупные рыбы ловились на
жерлицы.
Тайменя на Дальнем Востоке ловить умеют немногие. У
большинства рыболовов схватка с тайменем кончается обрывом лески
или поломкой удилища. Однако есть рыболовы, систематически
ловящие довольно крупных тайменей в августе — сентябре на
самодельную мышь или на живца.
Золотая дальневосточная осень — лучшее время года. Стоит
тихая солнечная погода. Сухо, тепло, но нет уже той жары,
которая была летом. Комары и мошки постепенно исчезают. Первые
ночные заморозки бывают в Комсомольске-на-Амуре, в Хабаровске
и в Биробиджане в начале октября, а несколько южнее — в се*
редине октября. Зеленые краски лета сменяются роскошным
разноцветным нарядом осени. Поспевают виноград, манчжурские и
кедровые орехи. Понемногу облетают красные, желтые, бурые,
золотистые, бронзовые листья. Только дуб и отчасти орешник
сохраняют сухие листья до весны, придавая сопкам характерный
желтовато-бурый оттенок. Бесчисленные стаи гусей и другой
перелетной птицы летят по Амуру и Уссури на юг. Движутся к югу та-
бунки ходовой козы. Счастливое это время для охотника и
рыболова!
Хариус и ленок клюют до поздней осени. Иногда ходишь на
рыбалку уже по снежку. Глубокой осенью эти рыбы скатываются
вниз, в средние и крупные реки, где и зимуют. Но если в
маленькой речке есть довольно глубокие омуты, то часть хариусов
остается зимовать в них.
Поплавочная удочка имеет среди дальневосточных рыболовов
наибольшее распространение.
В небольших быстрых речках на червя и на насекомых (овод,
кузнечики, мухи), а также на кетовую икру они ловят хариуса,
ленка, ельца; в более тихих водах средних и больших рек, а также
287
в озерах и заливах — карася, леща, язя, верхогляда, сазана,
толстолоба, амуров (черного и белого), красноперку, плотву, коня
(губаря) и других карповых рыб, а также косаток, амурского сома
и сига.
В качестве наживки рыболовы применяют червя, хлеб, горох,
овсяную кашу, тесто, личинки насекомых, раковые шейки, кетовую
икру, рыбье мясо, мальков и т. п.
Особенно хороша ловля карповых рыб с привадой и
прикормкой. В качестве прикормки употребляется овсяная каш^
смешанная обычно с песком и с глиной, подсолнечный, конопляный или
соевый жмых, наконец вареная картошка.
На донную удочку в верховьях рек ловят хариуса, ленка,
налима, но эта ловля мало добычлива: нужно иметь либо несколько
донок, либо часто менять место ловли. Исключение составляет
ловля на донную удочку весной, о чем уже сказано.
Значительно интереснее ловля на донку и ее разновидности —
закидушки и маленькие переметы — в средних и нижних участках,
рек, в озерах и заливах. Здесь на донки, наживленные животными
насадками, ловится самая разнообразная рыба. Особенно хороша
ловля косаток, сомов и налимов на живцов и мертвых рыбок, на
лягушат, раковые шейки и кусочки рыбы. Довольно часто при
этом попадаются змееголовы и щуки. Однако мертвую рыбку
амурская щука берет неохотно.
Интересна и добычлива ловля тайменей и ленков на попла-»
вочную удочку в небольших речках. Рыболов оснащает
обыкновенный спиннинг поводком с большим поплавком. На крючок
насаживается живая рыбка — мелкий хариус, ельчик, гольянчик.
Тщательно маскируясь, рыболов облавливает омут, отпуская
рыбку плыть по течению иногда на 50—80 м.
С помощью катушки и удилища можно заставить приманку
обойти все сулящие успех места, и, если в этом омуте есть рыба,
она обязательно возьмет.
Отсутствие поклевки означает, что рыба напугана или ее
здесь нет.
Иногда рыбку заменяют искусственной мышью, сделанной из
пробки, обтянутой шкуркой или кусочком старого валенка.
Уловы бывают при этом очень велики, но часто ловля
кончается крушением снасти, так как рыба попадается крупная: ленки
до 6—8 кг, таймени более 10 кг, а пространства для маневра мало,
и рыба, зацепив леску за куст, корягу или камень, уходит.
Бывает, что рыба хватает за поплавок. Некоторые рыболовы
поплавок тоже маскируют войлоком и оснащают крючком, но,
конечно, при этом количество зацепов увеличивается. Таким
способом ловят с лодки.
Нахлыстом ловят немногие, хотя в речках, населенных
лососевыми, можно рассчитывать на хорошую добычу.
Кроме лососевых, нахлыстом на насекомых ловят лещей, язей,
верхоглядов, красноперок, ельцов и других рыб. Лучшими искус-
288
ственными мушками для ловли в мелких речках в конце лета и
осенью считаются мелкие серенькие и черно-серые мушки.
Обилие хищников в водоемах Дальнего Востока делает
заманчивой и интересной ловлю на дорожку и на спиннинг, особенно
с лодки. На эти снасти можно ловить тайменя, ленка, щуку,
змееголова, желтощека (из семейства карповых, достигающего 30—
40 кг веса), сома, косатку и других рыб. Из блесен хороши
«Байкал» и крупные колеблющиеся ложки, лучше белые.
Думается, что трехгранка Сабунаева и невская пулька-зеркальце
дали бы тоже хорошие результаты.
Реки Дальнего Востока имеют между собой много общего.
Большинство из них начинается в горах и в верховьях населены
лососевыми: хариусом, ленком, тайменем. Кроме того,
встречаются различные разновидности форели, особенно в речках,
впадающих непосредственно в Японское море. После выхода из гор
реки эти текут по болотистым равнинам, изобилуя старицами,
пойменными озерами, протоками и островами. Течение здесь
значительно слабее.
Река Суйфун начинается в Китайской народной
республике и зпадает в Амурский залив неподалеку от Владивостока.
Ложе реки в районе Ворошилова-Уссурийского галечно-песчаное.
Берега отлогие, поросшие тальником, черемухой и другими
кустарниками. На этих участках в Суйфуне всгречаются сом, сазан,
красноперка, елец, косатка, змееголов, щука и другие рыбы. Сюда
заходит из моря на нерест кета. Интересно, что в Суйфуне
огромное количество речных крабов (до 3—5 см в поперечнике). Они
чрезвычайно надоедливы и часто попадаются на удочку. Комаров
у реки сравнительно мало. Разливается Суйфун во второй
половине лета. Протекая неподалеку от железной дороги, Суйфун
доступен для рыболовов-спортсменов на протяжении около 70 км —
от Ворошилова-Уссурийского до устья.
Река Большая Бира начинается на восточных отрогах
Буреинских гор под названием Сутар. После слияния с Кульду-
ром Сутар называется Большой Вирой и течет до Биробиджана.
Приняв ряд притоков (Бирокан, Никита, Сагда-Бира и другие),
Б. Бира становится многоводной. Впадает в Амур километрах в
100 выше Хабаровска. На реке много островов, заросших кустами
и деревьями. Ложе в верхней части каменистое, в средней —
галечно-песчаное. До Биробиджана Б. Бира — горная река, с
живописными перекатами, омутами и зарослями черемухи и тальника
по берегам. Ниже Биробиджана она приближается по характеру
к низинной реке. Невдалеке от Амура Б. Бира пересекает горный
хребет Чурки, снова становится стремительной и шумной, пока,
наконец, вырвавшись в пойму Амура, не успокаивается
окончательно. Железная дорога у ст. Кимкан выходит на один из
притоков Б. Бирмы — Кимкан, затем у ст. Известковая пересекает реку
Кульдур и идет по северному берегу на протяжении около 100 км
вдоль Биры, нигде не удаляясь от нее дальше 3—5 км, а иногда
289
и приближаясь к самой реке. При этом железная дорога
пересекает большое количество притоков Б. Биры. У более крупных из
них стоят разъезды, на которых и можно сходить любителям
рыбной ловли в горных речках. Вблизи ст. Теплое можно из окон
вагона видеть знаменитое Теплое озеро — родину значительной
части амурской кеты, и строения рыборазводного завода на нем.
В Б. Бире есть таймени, ленки, хариусы, лещи, ельцы,
красноперки, сазаны, толстолобы, сиги, косатки, сомы, щуки, налимы и
другие рыбы. Осенью в Б. Биру заходит на икромет кета, но отлов
ее запрещен.
Реки Ин и Тунгуска. От разъезда Усов Балаган на
протяжении более 100 км железная дорога идет невдалеке от рыбной
реки Ин, протекающей по болотистой равнине. Здесь также
прекрасная рыбалка в реке, озерах и старицах. Ин впадает в
Тунгуску — большую реку, впадающую в Амур в нескольких
километрах ниже Хабаровска. Для Ина и Тунгуски характерны те же
рыбы, что и для Б. Биры, только их здесь еще больше. По рыбным
запасам близки к Б. Бире и такие большие реки Дальнего
Востока, как Хор, Иман и Бикин. Но они доступны только в нижнем
течении, где их пересекает железная дорога.
Амур — самая богатая рыбой река Советского Союза. В нем
водится более 90 пород рыб. Все рыбы, о которых упоминалось
ранее, есть в Амуре. Кроме того, там встречается верхогляд,
амурский язь и амурский лещ. Есть и чисто промысловые рыбы —
осетр и дальневосточная калуга. Много в Амуре речных черепах
и раков.
Амур у Хабаровска и ниже вполне доступен
рыболовам-спортсменам Хабаровска и Комсомольска. Хабаровские рыбаки ловят
на поплавочную удочку закидушками и донками как с берега,
так и с лодок в черте города. Кроме того, они посещают устье
Уссури и особенно живописные и богатые рйбой заливы, протоки
и старицы левого берега Амура.
В окрестностях Комсомольска-на-Амуре озеро Мылки и
многочисленные протоки, соединяющие его с Амуром,— любимое место
рыболовов, которые предпочитают тихие плесы, а речка Силинка
посещается любителями ловли ленков и хариусов.
Сам Амур несется то сплошным мощным потоком, то
разделяется бесчисленными островами на множество больших и малых
протоков. Правый берег его покрыт лесом, и горы подступают к
самой реке, левый берег — затейливым кружевом больших и
малых озер, стариц, заливов, проток,-островов, полуостровов и кос.
Пойма Амура иногда расширяется на много километров. По Амуру
ходят катера и пароходы, так что рыболовы-спортсмены могут
проехать в любое место.
М. Криницын
ПО ПРИТОКАМ КОЛЫМЫ И ИНДИГИРКИ
РЕКИ
Мне немало пришлось побродить по притокам Калымы и
Индигирки с удочкой в руках. Хороши эти северные суровые реки,
хороши их перекаты, глубокие омуты у прижимов, протоки,
пойменные озера.
Как не похоже здесь все на наши привычные места! Кругом
лиственница и лиственница. Только на островах и у берегов
увидишь старых знакомых — серебристого тополя и лозу.
Летом, когда зеленеют и лиственница на приречных долинах,
и тополь на островах, и стланник на сопках, кажется, что вы
находитесь в сплошном зеленом море. Но пройдете еще несколько
километров, долина реки сузится, один из берегов станет высоким,
отвесным, сложенным из мрачных камней. Река, прижатая горой,
ревет и бушует, уже нет зеленого моря, перед вами лишь веющий
холодом прижим.
Так и чередуются широкие долины с крутыми горловинами,
так и меняется лицо рек, их характер и поведение. То они
широкие, спокойные, то разделяются на массу протоков и проточек
с многочисленными островами между ними, то становятся узкими,
бурлящими потоками, где вода легко играет пудовыми валунами.
В паводки маленькие ключи и речушки превращаются в
широкие, бурные, бешеные реки, по которым плывут огромные лесины
и уродливые, напоминающие морские чудища коряги... Паводки
здесь сильнее не весной, а ближе к осени, в августе, когда к воде
от непрекращающихся дождей добавляются подпочвенные воды
от оттаявшей вечной мерзлоты.
А ледостав! Тут он начинается не с поверхности воды, а со дна.
Смотришь на дно, а там на каждом камне налипла ледяная
каша — шуга. Когда ее наберется много, она поднимается на
поверхность и устремляется по реке, пока не прижмется к какому-либо
выступу берега, где сильный мороз скует все воедино и положит
291
начало ледоставу. Заполняя все зеркало реки, шуга с каким-то
таинственным шуршанием и шипением непрерывно идет и день,
и два. А встанете в одно утро, глянете на реку, она уже и застыла.
Все теперь неподвижно на ней. Только кой-где остались неза-
мерзшие оконца, через которые виднеется черная, как тушь, вода.
Реки становятся надолго — с конца октября по конец мая.
Толстый лед вырастает на них, и если глубины невелики, то замирают
они на всю зиму, промерзая насквозь. Захотите напиться —
кладите лед в котелок, воды не ищите.
Не перезимовать здесь никакой рыбе. Уходит она до весны
в большие глубокие реки.
Весной появляются на льду маленькие струйки воды:
собравшись вместе, они образуют поток, который обязательно прижмется
к берегу, где, работая вместе с солнцем, прорежет лед и отдаст
свою воду реке. Много их, таких помощников, у нее. Набухнет
вскоре скованная река, поднимет и с шумом разломает свой
ледяной панцырь.
Долго по реке будет плыть лед в сторону моря. Но по пути он
потемнеет, расколется на тонкие синие иглы и растает.
Очистятся реки, пойдет рыба кверху. Самая большая — до
своей границы, средняя — до своей, а всякая мелкая — в
маленькие речушки и ключи.
Привычные к суровым условиям рыбы выбрали эти реки и
речки для своего обитания. Не выжить здесь ни толстому линю, ни
храброму жереху, ни копушке-карасю...
Рыболову, впервые приехавшему сюда из средних широт и
европейских долгот, приходится все начинать сначала.
И не раз помянет он недобрым словом наших ученых
ихтиологов. Возьмет рыболов первую попавшуюся книжку о рыбе, желая
найти что-либо если не о способах лова, то хотя бы о том, кто тут
водится, и не найдет. Таймень, нельма, ленок, хариус — эти
упоминаются. А вот о гольце, серуке и других рыбах — ни слова.
Надо расспрашивать у местных рыбаков-якутов, но на беду мало
кто из них ловил на крючки — все больше «мордами». Но все же
от них и я узнал о тех основных рыбах, на которых может
рассчитывать удильщик.
В первую очередь это — хариус, за ним ленок; затем — налим,
серук и «каталка», щука, таймень, нельма; в больших озерах
красавец голец, по-местному — красная форель и в любом мало-
мальски глубоком озерце — гольяны.
Особенно заинтересовала меня «каталка». Как ее правильно
назвать, я до сих пор не знаю. Это красивая, в крупной чешуе
круглая рыба, если смотреть на нее сверху, со стороны спины. Стоит
перевернуть ее, как бросится в глаза безобразный рот. Он
находится далеко от носа, губы толстые и светлые, напоминающие
присоски. Это явно донная рыба. На крючок она почти не ловится.
Местные рыболовы прозвали ее «каталкой»; по их мнению, она не
плывет, а катится по дну. В морды эта рыба, особенно осенью, попа-
292
дает в большом количестве, составляя на отдельных речках
основной улов.
Искал я про эту рыбу у Брэма. Судя по описанию, она
относится к разновидностям сигов *.
Мало известен рыболовам и серук. Это также красивая рыба,
напоминающая подуста. Рот у нее маленький и, так же как у
подуста, отнесен от острого носика. Этой рыбы здесь много. На
крючок она попадается только со дна на червя или ручейника.
Из старых знакомых я тут встретил только налима и щуку.
Остальных увидел впервые.
Эти мои первые познания о рыбах очень мало помогли при
выборе способов охоты на них.
Как, чем и на что ловить? Немало пришлось походить и
понаблюдать, пока я достаточно близко познакомился с хариусом,
ленком и серуком. Остальные рыбы ловились очень редко. Мне так
и не пришлось как следует повоевать с крупным тайменем (все
попадались мелкие!), а вот ленка хорошо узнал.
Но первое место в моих рыболовных занятиях принадлежало
вездесущему хариусу: нет такого ключа, куда бы он не зашел
весной. Попадались рыбы и до килограмма весом, ловились и стограм-
мовичкк* Хариус настолько широко распространен, что первое
время казался здесь единственным представителем рыбьего рода. Но
вскоре это представление изменилось. Неожиданная поимка на
кузнечика килограммового ленка дала понять, что он является
достойным конкурентом хариусу.
Для полноты картины нужно сказать, что рыболова ждет
некоторое разочарование в описываемых районах (притоки Индигирки
и Колымы). Причиной этохму послужат не «количественные
показатели» рыбной ловли, а «качественные»: откровенно говоря, мне
нередко надоедало вытаскивать одних лишь хариусов, и больших
и маленьких. Это не раз заставляло меня бросать отличные места
и бродить по реке в поисках другой рыбы.
Хариус. Любитель стремительных горных рек с прозрачной
прохладной водой, хариус часто избирает местом обитания озера. Мне
пришлось жить у озера, носящего официальное название — Озеро
танцующих хариусов. Оно полностью оправдывалось это
название: хариуса в нем было — не счесть.
Как-то осенью наблюдал я изумительную картину —
возвращение хариусов на зиму в озеро. Очень мелкий ключ, по которому
они поднимались, можно было легко перешагнуть, но он
изобиловал маленькими порогами и водопадами, и рыбы, настойчиво
преодолевая эти препятствия, двигались вверх.
Красивейшая это рыба! Таким шелковистым, упругим и
сильным спинным плавником, как у хариуса, не может похвастаться ни
одна другая рыба. Он строен и изящен, когда не торопясь
прогуливается под нависшими над тихой глубокой заводью лозовыми
* По всей видимости, речь идет о чукучане. (Составитель.)
293
кустами в надежде на неосмотрительность кузнечика, стрекозы
или слепня.
А сколько в нем силы и ловкости! Вот он стоит под перекатом,
прижавшись к обкатанной булыжине, и еле заметными
движениями плавников удерживается на месте, где скорость течения
воды валит с ног человека. Но стоит какой-либо добыче появиться на
поверхности воды, как стремительным броском он окажется
наверху и, схватив ее, тут же опустится на прежнее место.
Способность хариуса менять окраску в зависимости от цвета
дна и берегов сильно помогает ему как при нападении, так и при
защите. При всем этом хариус очень осторожен. Он обладает
прекрасным зрением и острым слухом. Стоит задеть сапогом камень,
даже на значительном расстоянии от берега, как он подастся
вглубь.
С первых дней после ледохода до появления шуги хариус клюет
одинаково хорошо, но в зависимости от погоды, от горизонта и
состояния воды, от периода лета и даже суток он меняет места
своего пребывания, а это, в свою очередь, заставляет изменять не
только места ужения, но и способы лова и насадки.
Неудачи при ужении можно объяснить только перекочевкой
хариуса или неподходящей к сезону насадкой.
В начале весны, когда вода сильно загрязнена, хариуса лучше
всего искать в устьях ключей с чистой водой. Заходит он и в
мелкие протоки и держится на мелких перекатах, где, благодаря
незначительной глубине, даже загрязненная вода достаточно
просвечивается солнечными лучами, чтобы заметить в ней добычу. В эту
пору лучше всего ловить на белую личинку короеда. Под корой
каждого пня ее легко найти. Эта насадка хороша своим заметным
в воде белым цветом. В реки она попадает весной с корягами
и пнями. Лучший способ лова — на поплавочную удочку без груза.
При каменистом, неровном дне северных рек груз часто становится
помехой.
С наступлением межени, когда вода очищается и становится
прозрачной, хариус перекочевывает под перекаты, но немало его
заходит с высокой водой и в мелкие ключи.
Я не раз бросал привычные места на реке и уходил от нее по
мелким ключам. Здесь попадались такие экземпляры что диву
даешься, как они смогли пробраться сюда. Но долго хариусы в
ключах не держатся: не позже августа — начала сентября, они
покидают их и возвращаются в реки.
Летом хариусы наиболее капризны в выборе насадки. Именно
в эту пору рыболову необходимо проявлять максимум
наблюдательности и строго следить за жизнью насекомых, вернее — за
чередованием их появления.
В начале лета насадкой служит комнатная муха, а иной раз
и комар. Понятно, для такой насадки крючок должен быть самый
маленький. Несколько позже любимой пищей хариуса становятся
слепни.
294
Слепня нужно насаживать с головы, чтобы жало крючка
закрывало животик. Не раз приходилось удивляться, с какой
ловкостью сбивает хариус животик слепня, оставляя нетронутой головку
с крыльями,— к ним он равнодушен.
Примерно с конца июля слепня приходится заменять
кузнечиком, ставя крючок побольше.
Хорошо удить летом в проводку, с частой подтяжкой, пользуясь
обычной удочкой. Хорошо ловить и нахлыстом.
Хариус отлично берет на красного червя, но в районах вечной
мерзлоты редко удается его обнаружить.
Хорош в качестве насадки и таракан, но он очень непрочно
держится на крючке: рыба его легко сбивает.
С началом осени картина резко меняется, в эту пору ни одна
насадка не прельщает хариуса. Он кормится исключительно
поденкой (северный вид), в огромном количестве плывущей по реке,
стоя на ножках и сложив крылышки парусом. С берега можно
увидеть интересную картину: куда только ни глянешь,— всюду
бьют хариусы. То покажется спина, то хвост, то весь он на
мгновение выскочит из воды. На предлагаемую насадку, да и на самого
рыболова он никакого внимания не обращает, прыгая возле берега
рядом с ним. Куда девалась его осторожность?
Но все же способ лова и в эту пору был найден. Это — ужение
на обманку. Для обманок были испробованы перья всевозможных
птиц, лучшими оказались перья с шеи красного петуха.
Удилище при ловле на обманку должно быть длинным —
до 6 м — и жестким. Длина лесы — не больше половины длины
удилища.
Если место выбрано удачно и обманка хороша, стоит ей
коснуться воды, как хариус будет на крючке. При активном клеве
лучше всего удить вдвоем. Один занят ужением, второй, стоя на
определенном расстоянии, зависящем от длины удилища и лесы,—
снимает рыбу. Ловля вдвоем хороша и тем, что можно поочередно
отдыхать. А отдых необходим: держать пята-шестиметровое
березовое или лиственничное удилище, да еще почти в горизонтальном
положении, не так-то легко.
С конца августа и в сентябре крупный хариус хорошо берет
и на живца — гольянчика или хариуса-сеголетка. Редки случаи,
чтобы хариус пропустил живца. Но крупные хариусы стоят обычно
по одному, по два, поэтому приходится довольно часто переходить
от переката к перекату.
В течение одного и того же дня хариус часто меняет места
своего пребывания.
Рано утром его верней всего искать на самих перекатах. Здесь
он ночует на мелких местах, где глубина не больше десятка ,санти-
метров, спасаясь от крупных хищников — налима и ленка: сюда
эти хищники не рискуют заходить.
Как только солнце пригреет, хариус переходит ниже перекатов
и на глубокие плесы. В это время он держится недалеко от берега.
295
Ближе к обеду клев хариуса почти прекращается и
возобновляется с пяти-шести часов вечера.
Хариус берет и ночью. При ужении ночью поклевка узнается
исключительно «стуком». При ночном ужении может применяться
любая насадка.
Идя на хариусов, бесполезно брать с собой больше одной
удочки. При быстром течении рек, даже при слабом клеве, больше чем
с одной удочкой не справиться, тем более, что ужение хариуса
требует частых переходов.
Ленок. Ленок — типичный представитель лососевых в
пресных водах. Это настоящий хищник. По внешнему виду он
напоминает форель, значительно превосходя ее размерами. Питается он
в основном рыбьей мелочью, хорошо берет червя, не брезгает
и насекомыми.
В желудке некоторых выловленных ленков было найдено и по
одной мыши. Повидимому, мыши попадали в воду вместе с
подмытым куском берега.
В погоне за мелочью ленок заходит в мелкие протоки, заливы
и стоит* здесь подолгу без движения, ожидая добычу. В
прозрачной, мелкой воде он хорошо виден, но, не всмотревшись
пристально, его легко принять за набрякший и потонувший кусок
дерева.
Ближе к осени ленки занимают все устья ключей и мелких
речек в ожидании скатывающихся в эту пору хариусов и гольянов.
В брюхе одного ленка пришлось насчитать 27 мальков-сеголеток
хариуса, попался же сам ленок на червя у самого берега.
Специальной охотой на ленка я занимался редко и только в тех
случаях, когда удавалась точно установить, что он посещает тот
или другой залив. Поставив в заливе две-три жерлицы, легко было
проверить, заходит ли сюда ленок.
Насадкой всегда служил гольян. Как живец он очень хорош,
благодаря своей живучести.
Ленок охотно берет живца почти все лето. В июле, правда, он
попадается редко.
Больше всего ленки ловились попутно, при ужении хариусов.
И каждый раз радовал сильный «стук», оповещавший о том, что
ленок соблазнился приманкой.
Один раз удалось выловить двухкилограммового ленка на
таракана. Поэтому, как бы ни хотелось пользоваться более нежной
снастью при ужении хариуса, от нее приходится отказываться в
предвидении возможной поклевки ленка. А там, где имеется
мелочь, он себя долго ждать не заставит. Перемещение табунов
мальков почти всегда вызвано погоней за ними ленка.
Ленок упорен и настойчив. Мне как-то пришлось вытащить
одного с тремя моими же крючками, которые он оборвал в течение
каких-нибудь пятнадцати минут.
Опыты применения блесны дали неважные результаты.
Основная причина этому — частые задевы за крупные камни и коряги.
295
На «байкал» удалось взять двух ленков, но вскоре моя
единственная блесна осталась в реке.
Во всех отношениях ужение ленка сходно с ужением щуки. Та
же удочка, та же жерлица и блесна хороши и для него. И своим
поведением эти рыбы похожи друг на друга.
Ленок не менее осторожен, чем хариус, поэтому при охоте на
него следует пользоваться любым прикрытием, а на открытых
местах перед забросом следует посидеть или постоять минут десять
неподвижно с вытянутым над водой удилищем. Живец должен
ходить: вялый, он мало привлекает ленка.
Мне ни разу не пришлось удить здесь с лодки. Этому мешает
исключительно быстрое течение, требующее огромных усилий для
подъема лодки вверх. На веслах подняться невозможно, применим
только «волок». А одному это делать очень трудно.
Блесной пришлось пользоваться на дорожке с плота. Для этого
потребовалось подняться по реке вверх, связать там плот и
спускаться на нем вниз. Но и такая охота невозможна без хорошего
товарища.
Налим. Излишне здесь описывать эту широко
распространенную рыбу. Она везде одинакова. Основным отличием местного
налима является лишь его активность и в летний период. Холодная
и быстрая вода, повидимому, этому способствует.
Налим является основным врагом хариуса, соответственно:
крупный — крупному, мелкий — мелкому.
Охота на налима, особенно начиная с сентября, бывала
исключительно удачной.
Применял я способ лова, несколько отличный от тех, которыми
пользовались местные рыболовы. Мои снасти — закидушки с
одним крючком. Большее число крючков, при обилии камней, только
мешало делу.
Насадка — хариус до ста граммов, а нередко и его половинка.
Основное — это выбор места. Мои товарищи выбирали места
поглубже и как можно дальше от берега. Я же забрасывал на
самих перекатах, где не глубже одного метра.
В редких случаях мои крючки оставались нетронутыми, и я
имел возможность заранее подсчитывать количество пойманных
налимов по числу поставленных крючков.
Техника заброса закидушек достаточно известна. Необходимо
только помнить, что свободный конец должен быть обязательно
привязан к чему-либо упругому. Для этой цели я использовал
прибрежные лозовые кусты, а где их не было,— срезал лозовые
прутья, шнур привязывал к их середине, а концы прутьев
прижимал тяжелыми камнями.
Если же закреплялся один конец и рыба имела возможность
натягивать шнур в одну линию с прутом-удилищем, она нередко
обрывала снасть и уходила. За малыми исключениями, налимы
брали взаглот, и, чтобы долго не возиться с ними при утренней
проверке закидушек, пришлось завести двойной комплект снасти.
297
Нужно отметить, что налим обитает не во всех реках. В
отдельных притоках Индигирки, достаточно широких и глубоких,
обнаружить налимов не удалось. Что заставляло их миновать эти
притоки, трудно сказать. По всей вероятности, здесь сказалось влияние
режима рек, а также время и место образования наледей. А где
наледь, там река промерзает насквозь. Повидимому, более
активному в зимнее время налиму реки с частыми препятствиями не
подходят, поэтому он и минует их.
ОЗЕРО МАХАЛКОН
Мы много наслышались про это чудесное озеро, но добраться до
него и вернуться за одни сутки было невозможно: нужно было
проехать тридцать километров на автомашине и пройти двенадцать
километров тайгой в подъем.
Наконец, в сентябре, после успешного окончания плана работ,
мне и моему товарищу был предоставлен трехдневный отпуск.
Все для рыбной ловли и охоты у нас было давно приготовлено.
Осталось найти проводника. И его нашли. Не теряя времени, мы
тронулись в путь.
Доехав на попутной машине до маленького таежного поселка
Приветливого, мьГдвинулись вниз по одноименному ключу до
впадения его в реку Худжах.
Эта часть пути доставила нам мало приятного: в трех местах
ключ был перегорожен. Следовательно, вся спускающаяся вниз
рыба попадала в морды или лотки. Такое же варварское
устройство встретили мы и на реке.
Наше возмущение по поводу недопустимого способа лова на
рыбаков никакого впечатления не произвело. Сами же мы были
удивлены порядком установки морд: две морды были поставлены
по течению, две — против течения. Казалось бы, что осенью, при
скатывании рыбы вниз, морды должны были быть обращены
входными горловинами к направлению струи, а здесь — две стояли
нормально, а две — горловинами в обратную сторону.
Разъяснение рыбака также доставило нам мало приятного.
Оказалось, что на этом месте осенью хариус идет и вверх и вниз.
Вверх — на зиму по ключу, впадающему выше перегородки в реку,
что вытекает из озера Махалкон, куда мы шли, а вниз — по своему
обычному пути — в поисках глубоких ям, где можно было бы
перезимовать.
— Вот ваших хариусов и переловят,— сказал наш проводник.
Дальше он с нами не пошел, оставшись в землянке, близ которой
были расставлены морды.
С плохим настроением зашагали мы вверх по ключу к
заманившему нас озеру.
За час до захода солнца мы были на месте. С первого же
взгляда на озеро, на окружающую его тайгу и ближние сопки мы
поняли, что пришли сюда не зря.
298
Озеро, почти круглое, расположенное на водоразделе в
окружении пологих, сплошь заросших стланником сопок, зеркально
спокойное, в обрамлении зеленой осоки, на заходе солнца
представляло собой прекрасное зрелище.
Что касается моего товарища, то восторг в его глазах и крик
«есть» были легко объяснимы не только красотой местности, но и
тем, что мы увидали в правом углу озера.
Там два ястреба не давали уткам покоя. Эти хищники
заставляли одних крякв подниматься, других нырять, а третьих
прятаться в густой осоке.
—- Сейчас я их всех успокою!— уверенно заявил товарищ.
— Есть!— пришел черед крикнуть и мне: на озере? недалеко от
берега, появились два больших круга.
Хорошо товарищу: ему и гадать нечего, знай крадись и
постреливай. А мне? Поди угадай, кто тут обитает в этом глухом
таежном озере, кто на закате солнца запятнал его зеркальную гладь?
Что ж, надо действовать.
У меня были кузнечики и штуки три червяка — больше не
нашел, но для крупной рыбы, которая разгуливала по озеру, это
мало подходящее блюдо — нужен живец. А его где взять и есть
ли он здесь?
Вспомнил я про отрезанных от озера перегородкой хариусов.
Не все же они спустились в реку, вероятно, осталось их немного
и тут, а хариус от червяка и кузнечика не откажется.
Наладив удочку, я побежал к истоку ключа. Был он тут не
больше метра шириной и глубиной сантиметров пятнадцать-два-
дцать. Но ничего живого в нем не оказалось, а если и было, то я
распугал. Решил попытать счастья в самом озере. Через несколько
минут мой поплавочек возле осоки пошел вниз! Из воды показался
золотистый гольянчик. Прекрасно! Руками выкопал у берега ямку
и запустил в нее живца. Так я их выловил еще штук пять.
Увлекшись гольянами, я не заметил, что солнце закатилось,
а пока наладил две удочки на живцов — и темнеть стало. Наконец,
выбрано место с удобным подходом, и живцы осторожно
возвращены озеру, но на этот раз на крючках, в качестве насадки.
К удовольствию моего товарища, первый ужин приготовлен на
«базе» его трофеев. К моему приходу у костра лежали две кряквы
и шилохвость.
— Дело плохо,— заявил он.— Озеро глубокое, без лодки уток
не достать.
— Стреляйте,— сказал я ему,— утром сделаем плот и соберем
уток.
На заре каждый побежал на свое место.
Моих поплавков нет! Только рыболову понятно, что пережил я,
когда схватил первое удилище и почувствовал, как сопротивляется
неведомая рыба!
Правда, за несколько часов, что рыба побыла на крючке, она
ослабла и без особых усилий пошла ко мне. У берега из воды по-
299
казалась яркорозовая рыба! Вот она у меня в руках! Что же это,
золотая рыбка жила в этом озере?
В ней меньше килограмма весу, она стройна и кажется
прозрачной, а по расцветке ей место только в аквариуме. Такие
розовые, переходящие в бордовые тона встретишь только на лепестках
роз где-нибудь на Кавказе или в Крыму.
Это и есть голец или, как его зовут здесь, озерная форель.
На втором крючке сидел такой же яркий красавец.
До десяти часов утра, вперемежку с ловлей гольянов, я
выловил еще семь штук. А с десяти часов клев прекратился.
Товарищ в ожидании меня у костра успел задремать. Немало
восхищался он моей добычей, разбуженный восторженным
криком. На этот раз на завтрак была уха из «золотых рыбок».
У товарища остались плавать животиками вверх пять уток.
Взялись за вязку плота. Угораздило же нас сколотить его
квадратным. О нашей ошибке мы поняли, когда товарищ, подобрав трех
ближних уток, стал отталкиваться шестом к дальним. Все шло
у него хорошо, пока шест доставал до дна; но вот он оттолкнулся
последний раз, а при следующей попытке упереться в дно, шест его
не достал.
— Гребите! — подсказал я ему. Какое там — «гребите»: хо#
рошо уравновешенный квадратный плот от взмахов шеста только
крутился на одном месте.
— Сидите теперь и ждите ветра — прибьет вас куда-либо,—
успокоил я его.
Разлегся он на плоту, шест положил рядом.
— Хорошо,— говорит,— буду ждать ветра.
Будь бы вода потеплей, можно бы выручить товарища, но вода
в озере оказалась настолько холодной, что в ней и минуты нельзя
выдержать.
В ожидании ветра товарищ отдыхал на плоту, я устроился на
берегу и задремал.
Проснулся часам к четырем, смотрю — плот стоит на одном
месте: ветра нет никакого. Охотника моего и утки перестали
бояться: плавают рядом с плотом, а стрелок лежит на боку и
любуется ими.
Что делать? Пришлось мне вязать другой, длинный и узкий
плот. Потрудился я немало, таская к берегу лесины. Шест выбрал
длинный и взял еще один — запасной. Подтолкнулся я до
товарища, перелез он ко мне, и с трудом добрались мы до берега.
Вечерняя и утренняя зори оказались удачными у обоих. В
рюкзаке у товарища накопилось полтора десятка уток, у меня
примерно столько же гольцов.
Это оказалось моей единственной охотой на красивейшую,
никогда не виденную мною рыбу.
Больше удить гольцов мне не пришлось...
На обратном пути, не застав у загородки хозяина, мы
вытащили морды и пустили их по реке.
Н. Гастунсний
СО СПИННИНГОМ В СИБИРИ
Мечта юных лет — поохотиться, побродить по широким
сибирским просторам — сбылась.
Постукивая на стыках рельсов, скорый поезд Москва —
Владивосток мчит меня к далекому Байкалу. В купе под лавкой, на
шкуре дикого кабана, лежит любимец с прекрасным чутьем,
красивым широким поиском, желтопегий пойнтер Каро. На верхней
полке, в чехле-ящике,— бескурковка, спиннинг.
Последняя железнодорожная станция Татаурово, переезд на
пароме через многоводную Селенгу, далее 260 километров баргу-
зинским трактом на случайной грузовой автомашине до г.
Баргузина. На пути несколько деревень. Жители исстари занимаются
крестьянством, рыбным промыслом, охотой. В прибрежной к
Байкалу полосе земледелие ограничено — ледяной ветер с озера
губит всходы зерна, картофеля. До половины июня Байкал
скован толстым, до полутора метров, льдом. Первый пароход из
Иркутска на север вдоль восточного берега идет в последних
числах июня. С первым санным путем прибайкальские рыбаки
отправляются в баргузинский аймак менять соленую рыбу — омуля,
хариуса на хлеб, картофель, овощи. В сторону от тракта селений
нет. Тянутся горы, дикая сплошная тайга.
Богатый многими породами рыб, Байкал славится омулем.
О нем сложилась поговорка: «Кто омуля не ел, тот в Сибири
не был...».
Реки, впадающие в Байкал, горного типа, а потому имеют два
паводка: весенний, в начале апреля, и второй, более
значительный, в начале июня, связанный с таянием снега в горах.
Стояла вторая половина августа, страдная пора подходила к
концу. С полей увозился урожай овса. От прошедших дождей
дорога испортилась, ехать приходилось днем. Застрять на машине
в пути, просидеть ночь в глухой тайге большого удовольствия не
предвещало. Во время первого ночлега в деревне Гурилево шофер
целые сутки исправлял машину.
301
Только на третьи сутки, сделав всего 160 километров, мы
подъехали к реке Турке.
Без особых приключений добрались до устья многоводной
реки Баргузин. Переправились на пароме, въехали в обширный,
старинный рыбацкий поселок Усть-Баргузин. В этом месте Байкал
не образует глубокой бухты. Большие пароходы, курсирующие
между Иркутском, курортом Горячинском, Усть-Баргузином и
далее к устью Верхней Ангары, становятся на якорь в 500—800 м
от берега. В непогоду катер подойти к пароходу не может,
посадки пассажиров не бывает. От Усть-Баргузина до г. Баргузина
46 километров. Небольшой городок расположен на высоком
правом берегу одноименной реки. Ниже его, в одном километре,
широкая пойма замыкается узким ущельем.
Во время весеннего паводка для икрометания и летней
жировки рыба из Байкала большими косяками поднимается вверх по
Баргузину, расходится по многочисленным, большим и малым
озерам широкой баргузинской поймы.
В конце августа — начале сентября горизонт воды начинает
резко понижаться, рыба спешит оставить привольные места
летних жировок, большими массами входит в реку, заполняет
глубокие водоемы и широкие плесы реки. Задержавшись в них на
несколько дней, начинает обратное движение в Байкал.
Можно назвать счастливцем того рыболова, который в это
время попадет в эти богатые рыбные места. В тихие вечерние и
утренние часы он удовлетворит свою страсть рыбака со
спиннингом, борясь с тайменем, который иногда достигает веса 70 кг...
Шестого сентября в дверь постучал мой товарищ по охоте.
— Грех в такое утро спать рыбаку,— сказал он.— Лодка
готова, с Байкала потянул крепкий ветерок, закусывай — да в путь-
дорогу.
Я не заставил себя ждать. Подняли, закрепили парус.
Товарищ сел за руль.
— Отчаливай! — скомандовал он.
Парус рвануло ветром, лодка накренилась на правый борт и
быстро пересекла реку.
Бороздя, пеня острым носом воду, лодка бойко подымалась
вверх по Баргузину. Шли средней протокой. Берега, частью
крутые, частью пологие, поросли кустарником, тростником, осокой.
С ближних к берегу болот то и дело подымались большие стаи
уток. Сделав круг почти на том же месте, с которого только что
слетели, утки с опущенными вниз задами, вытянутыми вперед
лапками грузно падали, исчезая в густой осоке.
— Надо подготовить поджарку,— бросая за борт
блесну-дорожку, зажав в зубах конец шнура, сказал товарищ. В
продолжение получаса он поймал несколько щук и окуней.
— Хватит! — улыбнулся он, наматывая на рамку шнур.— Еще
крупная щука зуб вырвет.
Ветер крепчал. Отрываясь все дальше и дальше от Баргузина,
302
мы далеко оставили за собой прекрасные места летних охот.
Вдали, на краю деревни, показалась гора Двенадцати дев.
Местные жители говорят, что в старое время на ее вершине стоял дом,
в нем жили двенадцать девушек. От сильного подземного толчка
вершина горы осела, засыпала дом с его обитателями.
Крутые изгибы реки, высокие, поросшие густым ивняком
берега закрывали от ветра парус. Пришлось скатать его, идти на
веслах. Проплыли уже около 14 километров, за мысом
остановились отдохнуть. Над рекой пролетел гусь. После выстрела он упал
с перебитым крылом. Вошли в залив, лодку вытянули на отмель.
Около берега в кустах поставили палатку. Я занялся заготовкой
дров, товарищ хлопотал около костра. На воткнутых в землю
деревянных вертелах шипели, жарились распластанные окуни.
За поздним временем блеснение оставили до утра, вышли на
перелет уток. Одна за другой над головой по сторонам со свистом
проносились стаи разных пород уток. Стаи, видимо, летели из
отдаленных мест и, не делая кругов, с шумом падали вниз, на
посадку. От частых выстрелов дуплетов стволы бескурковки
сделались горячими. Около ног лежала изрядная кучка убитой
птицы.
Сумерки сгустились, перелет кончился. Из-за реки, со стороны
Волчьего ущелья, донесся протяжный вой волка. С трудом
ориентируясь в серовато-мутной мгле холодного тумана, я подошел к
костру. Товарищ пришел раньше, приготовлял к поджарке уток.
Выпотрошил, подвернул под крыло головки, поверх перьев гладко
обмазал глиной, положил в жар углей костра.
От реки донёсся скрип уключин, всплески мерно опускаемых
весел. Лодки медленно прошли мимо нашего костра.
— Охотникам доброго здоровья! — крикнул широкоплечий,
крепко сложенный, с загорелым энергичным лицом рыбак.
— Привольна жизнь рыбаков,— начал я разговор.— Круглый
год на чистом воздухе, вволю, какую пожелают, едят рыбу.
Молодец к молодцу, старики — так и те нашего брата заткнут за
пояс.
— Что говорить,— подхватил разговор товарищ,— народ на
подбор, смелый, могучий, решительный, трусу нет места. Только
геройство временами спасает, а иной раз губит. Выйдут в озеро —
тихо... Отойдут, расставят верстах в двадцати от }берега сети.
Потянет свежим ветерком, разыграется непогода. Подымется буря,
волны, что горы, чуть сплошал — натерпишься горя. Но и удача
соблазнительна.
Неподалеку от устья Баргузина стоит небольшая
рыболовецкая деревушка. На ее краю, в сторону Байкала, жил старый
рыбак, было ему после революции под семьдесят лет. Здоровья
крепкого, что дуб. Старик зимой на реке ставил забои, старуха около
Светца плела сети. Наступила весна. Старики с бреднем выехали
на реку ловить соровую рыбу. Чувствуют, зацепили что-то
тяжелое — бревно или корягу. С большим трудом подтянули к берегу.
303
Головой к корме лежал громадный осетр. Народ помог вытянуть
его на отмель. Осетр к неводу рыба спокойная — его тащут, а он
спит. Лежит, не шелохнется, от старости покрыт седым мохом.
Больше ста килограммов потянула та рыбка.
Наступила тишина, каждый из нас погрузился в свои думы.
Подбросили дров. Тяга холодного воздуха к костру леденила
спину. Накинули теплые пиджаки. Поужинали, напились крепкого
чаю, легли в палатку.
Солнце позолотило тростник, посеребрило иней на поблекшей
осоке, залило пойму ярким светом, но лучи грели слабо.
После завтрака вышли блеснить с борта лодки. Около
большого куста сильно рвануло. Вытащил хорошую щуку. Блеснение
шло ходко: то я, то товарищ выкидывали в лодку щук, крупных
окуней. Правда, частые заезды, подъемы впустую против течения
переутомляли, отбивали интерес к охоте.
Оставив товарища в лодке, я со спиннингом вышел на берег.
Шагах в двухстах выше находилась другая, с широким плесом
заводь. На первом забросе задергался большой окунь. Хватки
шли одна за другой. От частых подмоток шнура занемели пальцы
правой руки. На одном из забросов я почувствовал сильный
задев. Опасаясь обрыва, осторожно стал подматывать шнур.
Тяжесть сдвинулась с места, легко поддавалась к берегу. Сквозь
светлую воду показалась белая, широко открытая пасть
громадной щуки. От могучего рывка с визгом закружилась катушка. На
беду забыл я в лодке багорик. Боролся полчаса, щука сдалась.
Замечательная рыбина — больше шестнадцати килограммов!
Часа за три до заката снова вышли блеснить. Вечер выдался
на редкость теплый, тихий. Товарищ блеснил с борта лодки, я со
спиннингом. Загруженные богатой добычей, утомленные, но
счастливые, делясь впечатлениями дня, в сумерках подходили мы
к палатке. Мой вечерний улов составлял не менее пуда средних
размеров щук и крупных окуней.
Сели за поздний ужин. Раздражая голодный аппетит, на
вертелах шипели, румянились распластанные крупные окуни. Весело
потрескивал сушняк в костре. Из-за озера показался, поплыл
вверх меднокрасный диск ночного светила. Исчезла мгла,
открылись неясные дали. Разговор не клеился, каждый погрузился в
воспоминания впечатлений дня.
Последнюю ночь спали в палатке. Завтра заботливая рука
приготовит мягкую постель, но сладок, беззаботен сон у костра
на воле.
В мае для проведения гидрологических работ прибыл я на
р. Турку. Остановился в трех километрах от ее устья, в небольшой
рыбацкой деревушке Охотино, у старого рыбака Новокрещен-
ного.
Не во власти весеннего солнца было растопить толстый лед,
которым был скован неспокойный, суровый Байкал. Он лежал
нетронутым, залитый холодным, синеватым, искрящимся блеском.
304
Его дали на горизонте сливались с фиолетовыми расцветками
неба.
В устьях рек и речушек по широким закраинам кормились стаи
прилетной утки. Валуны белели от сидящих на них чаек. Зелень
едва пробивалась — розовые тычинки выглядывали из-под
полегшей прошлогодней травы. Турка очистилась ото льда в середине
апреля. Большие косяки хариуса подымались в ее верховье на
икрометание, за ними двигались таймени, могучими кругами
плавясь в широкой, расположенной на крутом изгибе реки, глубокой
суводи.
После обеда я попросил хозяина отпустить со мной его сына,
подростка Петю, половить тайменей. Хозяин долго смеялся,
называл спиннинг детской забавой, предсказывал возвращение без
снасти и без тайменей В пример приводил
спиннингиста-бухгалтера, приезжавшего год назад из Иркутска. Таймени порвали его
шнуры, переломили удилище. Уехал он с позором — без рыбы
и без снасти.— Нарыбачил!.. больше не заглянет,— смеялся
хозяин.
Таймень обычно держится в глубоких, с большими подводными
камнями и корягами, с возвратным течением, широких суводях
сибирских рек, недоступных для лова сетями и неводами.
Рыбакам весьма редко удается захватить его в большие невода в
Байкале. Таймень идет на прорыв могучим броском, старается
пробить невод или перескочить через верх.
Мы с Петей быстро подплыли по течению к месту охоты,
причалили к скалистой площадке берега. На ней стоял с
провалившейся крышей шалаш горемыки-рыбака, спиннингиста из
Иркутска.
На поверхности широкой суводи мощными кругами плавились
таймени. Охота на этих рыб была первой в моей жизни, и
поэтому многое у меня оказалось не в порядке. Шнур тонок, тройник
мал, багорик слабый. Эти недостатки обнаружились в самом же
начале охоты.
После первого заброса на шнуре повисла большая тяжесть.
Последовал могучий рывок, и тотчас же рыба застыла на месте.
Сдвинуть ее, накрутить на катушку хотя бы метр шнура было
невозможно. Правда, временами спокойно таймень легко шел на
подмотку, но неожиданно бешеным рывком разматывал шнур,
стрелой мчась к середине суводи. Я был ошеломлен этой силой
борьбы, могучей энергией противника. Во время одной из
подводок таймень сделал свечу: громадная рыбина на метр взлетела
в воздух. Во время обратного ее падения я растерялся, не выбрал
шнур. Таймень выкинул из широко разинутой пасти блесну и
пошел гулять по родным просторам.
Борьба кончилась... Я стоял на берегу со спиннингом в руке и
размотанным шнуром. Рядом, с растерянным видом, топтался на
месте Петя.
Насколько возможно, я привел в порядок снасть. Немедленно
Ц Рыболов-спортсмен, кн. VI 305
заменил тонкий шелковый шнур более крепкой бечевкой, из сумки
достал сделанную из большой серебряной столовой ложки
запасную блесну с крепким крупным тройником. По совету опытных
рыболовов крючки были закрыты концом хвоста белки. К
металлическому поводку я прикрепил тяжелое грузило. С сожалением
посмотрел на изящный, слабой конструкции багорик.
Скоро на тройник попался более крупный экземпляр тайменя.
Бешеные его броски к середине реки, молниеносные разматывания
им шнура с катушкой меня уже не волновали. Спокойно я
принимал меры от перебежек шнура, за которыми, как правило, всегда
следует обрыв лески, потеря рыбы и оснастки. Своевременно
выбирал шнур в конце «свечи».
Борьба продолжалась около двадцати минут, но наступил и
благоприятный для меня конец. Бурный, могучий противник
ослабевал, терял энергию. Все чаще и чаще он спокойно шел на
подмотку, наконец стал у берега против течения, тихо пошевеливая
большими плавниками. Тут уж не трудно было подбагрить этого
красавца, который весил двадцать четыре килограмма.
Слабый багорик, не предназначенный для крупной рыбы, скоро
стал разгибаться. На четвертом таймене, к счастью, когда он уже
бился на берегу, крючок багорика выскочил из места пайки. Петя
побежал в деревню его исправить. Но на это ушло много
драгоценного времени.
Сидя на высоком выступе скалы, отвесно падающей к реке,
я любовался красотой сибирской природы. Передо мной, куда
хватал глаз, всюду лежала тайга. Она накрывала долину,
поднималась в горы, переваливалась через хребет, и, кто знает, где она
кончалась?..
Внизу, под ногами, отливая отблеском стали, с шумом мчались
холодные, чистые, как слеза, воды Турки. Поверхность широкой
суводи пестрила кругами: это выкидывалась вода со дна глубоких
ям. Ударившись о выступы подводных скал, струи спешили
обратно, чтобы набрать силы, прорваться в другом месте, не
опоздать явиться к суровому Байкалу.
Через час с исправленным багориком прибежал Петя, подал
лодку. В это время около противоположного берега, оставляя на
поверхности реки широкие круги, плавился большой таймень.
После первого же заброса он бушевал на тройнике. Трудно, почти
невозможно передать напряженность борьбы, которую пришлось
выдержать мне с могучим противником. Быстрое течение сносило
лодку вниз к плотам. Боясь, что таймень уйдет под них, зацепится
за тросы, я велел Пете держаться середины реки. «Свечи» этот
таймень не сделал — видимо, он для них был стар и тяжел: в нем
было ровно два пуда!
Наступили сумерки, охота кончилась. На берегу рядом
лежали семь тайменей. От причала богатую добычу привезли на
подводе. Хозяин был поражен, предлагал мне таежной дорогой
на телеге подняться на сорок километров вверх по течению Турки
306
за Соболиху. Он рассказывал, что в суводи около большого, с
горячими серными источниками, острова водится громадное
количество тайменей. Как ни заманчивы были перспективы охоты,
воспользоваться ими я не мог: служба требовала приезда в Баргузин.
Посмотреть мой редкий улов пришли местные рыбаки из Охо-
тина. Все дивились, а один старый рыбак сказал:
— Такой улов тайменя не бывает к добру...
Но предсказание старика, конечно, не оправдалось: все
обошлось благополучно. После двухдневного отдыха в Охотиие с
богатой добычей я прибыл к себе в Баргузин...
Н. Жаров
НА ВЕРХНЕЙ ВОЛГЕ, В НОВОМ МЕЛКОВЕ
Первое июня 1954 года.
Я получил отпуск и утром следующего дня уже сидел на
крылечке рыболовно-спортивной базы в Новом Мелкове,
разговаривал с местным рыболовом Петром Поликарповичем.
— Если бы у меня было две-три небольшие блесны, я охотно
под вечер поехал бы с вами ловить рыбу на дорожку. Есть
хорошее место, и, вероятно, ловля была бы успешной,— говорил Петр
Поликарпович.
Я дал ему блесны, а часов в шесть вечера мы медленно
продвигались на двух лодках по краю русла, направляясь к Чортову
болоту.
При въезде в болото Петр Поликарпович подождал меня и
похвалился двумя пойманными щуками. Я же был без улова и
лишь несколько раз зацеплял блесной за травы. Видя мое
недоумение, он сказал, что в этих местах надо ловить на дорожку без
груза, тогда блесна будет идти над травой. А чтобы леса не
закручивалась, вместо груза нужно ставить пластинку из целлулоида.
Чортово болото — это залитый Волгой болотистый берег,
который тянется от рыболовной базы до Старого Мелково. Длина его
более двух километров, а ширина более полкилометра. Средняя
часть болота, расположенная против залива Пальна,— наиболее
рыбная.
Глубина в этих местах не превышала трех метров, и болото
было почти сплошь затянуто травой. Но трава еще не успела
подняться, и ловить на дорожку можно было везде.
Совет-Петра Поликарповича пришелся кстати. Распустив
метров пятьдесят лесы, я вскоре почувствовал рывки рыбы. Вот и
первая щука. Она невелика, но первый успех все же радует.
Ближе к шоссейной дороге поклевки стали чаще, и порой я не
успевал распустить всей лесы.
Возвращаясь домой, мы подсчитали улов. Петр Поликарпович
поймал пять щук и четырех окуней, мой улов был несколько
308
больше. Короткая леса, на которую ловил Петр Поликарпович,
несомненно, отразилась на его улове...
Когда перед рассветом я уложил все необходимое в лодку,
у пристани никого уже не было. Московские рыболовы —
участники соревнования по спиннингу — старательно гребли,
направляясь к руслу Волги и дальше: одни — на озеро, другие — в Паль-
ню, третьи —к белому бакену. Куда же ехать мне? Вспомнив, что
три дня назад я успешно ловил с Петром Поликарповичем на
дорожку в Чортовом болоте, решил направиться в тот район. Около
травы виднелись характерные для окуневой стаи всплески. Первый
заброс оказался неудачным: блесна зацепила траву. Поставив
очень легкий груз и ускорив подмотку лесы, я поймал четырех
хороших окуней.
Правда, всплески прекратились, и дальнейшие забросы были
без поклевок. Примерно через полчаса я забросил блесну в другом
направлении и почувствовал хватку. Эта была небольшая щука,
но она сошла у борта лодки.
Удивительный случай: поклевок было много, но щуки,
показавшись на поверхности воды, сходили. Я менял крючки, щуки брали
очень вяло, тройник цеплялся за самый край губы.
За три часа, часто ощущая поклевки, я сумел поймать только
четыре щуки. Часам к десяти утра поклевки прекратились.
Решал попробовать счастья в русле Волги, у островка в устье
Пальны. Лишь только блесна упала в русло, как была подхвачена
крупной рыбой и началась борьба. Это был жерех. Он боролся
настойчиво: выходил на поверхность и, блеснув серебром,
сматывал весь запас лесы с катушки; уходил в глубину русла, и леса
звенела, разрезая воду. Все же не удалось этому красавцу сойти
с крючка!
На реке кипели буруны,— это гуляли жерехи. Но, как я ни
старался, второго жереха поймать не удалось, хотя при одном из
забросов рыба ударила о блесну.
До конца соревнования оставалось часа три, и я решил
вернуться на прежнее место к болоту. Щуки стали брать так жадно,
что сходов почти не было.
При одном из дальних забросов блесну что-то остановило.
В первый момент это казалось зацепом. Но «зацеп» ожил и стал
выбирать с катушки лесу. Было странно, что на глубине не больше
полутора метров схватила крупная рыба. Приложив больше силы,
я повернул ее и заставил пойти к лодке. Метрах в тридцати рыба
остановилась, потом бросилась в сторону и ушла. Петля блесны,
на которой крепился крючок, была разогнута, тройника не было.
И вспомнил я недобрым словом предприятия, выпускающие
в продажу блесны, которые следует считать браком. К сожалению,
такие блесны и по сей день встречаются на прилавках рыболовных
магазинов.
Пора было возвращаться к финишу. В моем улове было
четырнадцать щук, пять окуней и один жерех, и я получил первый приз.
309
Интересно отметить, что в этом массовом соревновании
рыболовов-спортсменов 4 июня 1954 года все участники были с уловом.
В прошлые годы очень успешно мне пришлось ловить на Го-
луни. Место это считается хорошим, там всегда держится крупная
рыба. От базы общества до острова с будкой бакенщика было
километров шесть.
К шести часам вечера мы, три приятеля-рыболова, были на
острове и торопливо налаживали подъемники для ловли живцов.
Травянистый заливчик, около которого стоит будка бакенщика,
оказался прекрасным местом; за короткое время мы наловили
мелких плотичек, на которых охотнее всего берут судаки.
Приготовив оснащенные для ловли судаков кружки с
поводками из жилки и мелкими тройниками, мы условились о встрече
на ночлег возле костра и разъехались.
Иван Сергеевич расставил кружки возле острова, чуть выше
будки, я — с другой стороны, против песчаной косы, а Василий
Назарович спустился ниже, к красному бакену.
Вскоре один из моих кружков перевернулся, и я вытащил
судака. Затем последовали еще перевертки, и, когда начало темнеть,
у меня было шесть судаков. В том месте, где я ловил, возле берега
было не больше метра, к руслу глубина резко увеличивалась и в
50—60 м от берега доходила до 10—11 м. Спуск у меня был около
7 м, а перевертки были там, где глубина не превышала 7,5—8 м.
Ветер к вечеру стих, и кружки тянуло течением по краю
русла на выбранной глубине: это создавало большое удобство
для ловли.
Ночь мы провели у костра. Кипели котелки с ухой и чаем.
У Василия Назаровича было четыре судака, у меня — шесть.
Иван Сергеевич был без улова.
Перед рассветом наступило огорчение. Живцы, пойманные
вечером, уснули в бадейках; следовало бы посадить их в сетчатый
садок и опустить в реку подальше от берега, но мы этого не
сделали. Впереди день, а живцов у нас нет! Да и не ловились они:
заливчик, в котором было так много живцов накануне, сейчас был
пуст. Промучившись почти три часа, мы поймали по пятку
плотичек и по десяти-пятнадцати ершей.
Я не мог себе простить такой опрометчивости. Ведь не раз
приходилось убеждаться в том, что в районе Мелкова ночью поймать
живцов очень трудно. Поистине плохо, что иной рыбак задним
умом крепок!
Но ничего не оставалось, как ехать с этим скудным запасом
живцов.
Василий Назарович снова поехал к красному бакену, я — на
вчерашнее место, а Иван Сергеевич встал рядом со мною, но чуть
выше. Утро было тихое, и кружки тянуло течением вдоль русла, но
переверток не было.
На зеркальной глади воды кружки были видны далеко, и я
поехал к берегу половить живцов, но успеха не добился. Возвратив-
310
шись к кружкам, я не нашел одного из них. Оказалось, что он
метрах в ста двигался против течения.
Василий Назарович, наловив живцов у травянистого островка,
поставил кружки у левого берега реки против красного бакена,
напал на стаю судаков и торопливо ездил от одного кружка к
другому. Он издали махал мне рукою, чтобы я ехал к нему.
Я поспешно наловил живцов у островка, который указал мне
Василий Назарович, но было уже поздно — поднялся ветер, и
перевертки прекратились.
Поехали мы к Ивану Сергеевичу. Рыболов сиял: он наловил
живцов в заливчике, и теперь на кукане у него было почти два
десятка судачков да три щуки. В нашей небольшой компании он
был на первом месте!
Так кончилась наша поездка на Голунь...
Июнь 1954 года, проведенный в Новом Мелкове, оставил много
ярких впечатлений. Вот о некоторых из них захотелось рассказать
товарищам по рыбалке.
В. Маркевич
НА КРИВАНДИНСКИХ ОЗЕРАХ
В середине ноября наступило потепление со снегопадами и
дождями. Ехать в такую погоду на Кривандинские озера было
рискованно, так как они замерзали позднее, чем водоемы
Подмосковья.
Почти ежегодно ездил я в Кривандино, недалеко от которого,
в лесной глуши, среди торфяных болот и камышовых зарослей,
затерялись три небольших озера — Белое, Черное и Ярмолово.
Ближайшее от деревни Бардуки (где я обычно
останавливаюсь) — Черное озеро. Вода в нем очень темная, откуда и его
название. Озеро отличается поразительной глубиной, доходящей
на середине до 50 м. На нем много родников, и поэтому в
некоторых местах лед очень тонок. Легче всего пройти к озерам по
первому льду, когда подмерзнут болота, а снега еще мало. Поэтому,
как только наступили морозы, я- со своим товарищем, Николаем
Ивановичем, соблазнившимся моими рассказами, не теряя
времени выехал из Москвы.
На Черном озере в прошлом году у меня взяла такая щука,
что справиться с ней в одиночку я не смог, и она ушла вместе с
жерлицей.
Второе озеро, Ярмолово, было когда-то очень рыбное, но
теперь обмелело. Правда, на озере еще есть ямы глубиной метров
пять, где можно встретить рыбу. Наиболее интересно для
рыболовов третье озеро, Белое, расположенное в лесу, в 4 км от деревни.
Окуня и небольшой щуки (1—2 кг) там очень много. Дно озера
песчаное, вода светлая, и в лунку хорошо видно, как окуни
хватают блесну.
Поздно вечером добрались мы до деревни Бардуки.
Остановились у Ивана Мироновича, бодрого старика, прожившего в этих
краях больше 80 лет.
— Расскажи, Мироныч, про здешнюю рыбалку, а то Николай
Иванович сомневается,— попросил я нашего хозяина за чаем,
после того как мы сообщили ему о всех московских новостях и
выслушали местные.
312
— Что ж рассказывать! Ты лучше меня знаешь. Опять
позовешь помогать тебе нести рыбу до станции! — рассмеялся
старик.
— Завтра увидим,— недоверчиво буркнул Николай
Иванович.— Уж больно вы расхваливаете свои озера!
В предрассветных сумерках, поеживаясь от холодного ветра,
мы тронулись в путь. Вскоре впереди показалась ровная снежная
поляна, окаймленная деревьями и кустарником,— Белое озеро.
Щупая пешней лед, мы двинулись к нависавшим над берегом
кустам, где в прошлом году хорошо брал окунь.
Сколько волнений и томительного ожидания перенесешь, пока
пробьешь лунку, наладишь снасть и начнешь блеснить! А когда
почувствуешь на удочке первую тяжесть и с затаенным дыханием
вытащишь полосатого красавца, забудешь все огорчения и
невзгоды.
Окунь сразу стал брать жадно, не давая блесне опуститься на
дно. Маленьких окуньков мы пускали в бадейку с водой (для
ловли щуки на Черном озере живца приходится заготовлять
здесь), а покрупнее складывали на льду.
Не прошло и получаса, как я услыхал могучий бас моего
приятеля:
— Вот, подлая!.. Не дала душу отвести...
Представьте себе огорчение рыболова, у которого в самый
разгар клева щуренок откусит блесну!
Пока Николай Иванович налаживал удочку, окуни от его
лунки отошли. С завистью посматривал он в мою сторону. Но
вскоре прекратились поклевки и у меня. Мы решили поискать
новое место, подальше от берега.
На этот раз рыбацкое счастье перешло к Николаю Ивановичу.
Он вытаскивал одного окуня за другим, а я блеснил впустую.
— Ловить надо уметь! — подтрунивал надо мной приятель.
Оказывается, он переменил блесну и ловил на «судаковую»,
а я блеснил маленькой, желтенькой. Повидимому, крупный окунь
предпочитал и крупную блесну. Как только я заменил блесну,
пошло дело и у меня.
К вечеру мы поймали по полному ведру окуней и стали
готовить лунки для жерлиц на завтра.
На следующий день, взяв санки, мы вышли на Белое озеро
пораньше. Было совсем светло, когда мы поставили все жерлицы и
собрались поблеснить. Но в это время начался такой клев, что мы
носились от одной жерлицы к другой, не успевая снимать рыбу и
насаживать живцов. К вечеру мы совсем выдохлись и стали
сматывать жерлицы. Уложили улов на санки и, измученные,
добрались до дома.
Последний день решили провести на Черном озере.
Утром погода была ясная, морозная. Легкий ветерок обжигал
лицо, но идти было приятно. Добравшись до Черного озера, мы
быстро поставили жерлицы на глубине 15—20 м, а сами принялись
313
блеснить. Поймали несколько крупных окуней, а щучьих поклевок
все не было. С грустью посматривали мы на флажки.
Но что это? Николай Иванович побежал к крайней жерлице,
где медленно наклонялась веточка и так же медленно уходил в
лунку флажок. Эта была характерная поклевка крупной щуки.
Я бросил удочку и с багорчиком наготове побежал на помощь
приятелю.
Николай Иванович потихоньку сдавал леску. Но вот леска
остановилась. «Пора подсекать!» — подумал я, но промолчал.
Товарищ был опытный щурятник и не любил, когда ему
подсказывают. Наконец, он выбрал слабину и резко подсек.
Наколовшись на тройник, рыба метнулась в сторону. С трудом сдерживал
ее порывы Николай Иванович. Из кармана он выбросил моток
шнура и попросил меня надвязать леску. Рыба то немного
подавалась вверх, то опять уходила на дно. Каждый метр лески
приходилось отвоевывать с трудом. Но вот в лунке показалась
огромная голова. Сильный рывок — и рыба опять потащила леску вниз.
Тьфу, пропасть! Мы забыли затемнить лунку снегом, и свет
испугал щуку.
Наконец, Николай Иванович остановил рыбу. И когда в лунке
показалась щука, я сунул ей в пасть багорчик. Но бамбуковая
ручка вдруг затрещала, и я с обломком в руке отлетел в сторону.
Щука, сомкнув пасть, перекусила багорчик!
— Скорее! Мой, мой возьмите! — задыхаясь от волнения,
выкрикнул Николай Иванович.
Я схватил металлический багорчик и, зацепив рыбу под жабры,
обеими руками выволок на лед громадную пудовую щуку.
Николай Иванович вытер пот с лица. Забыв про все, мы молча
рассматривали редкую добычу, бьющуюся на льду.
— Ну, верите теперь в Кривандинские озера? — нарушил я
молчание.
Приятель только махнул рукой.
С. Томилан
ЗА КАРАСЕМ ПО ПОДМОСКОВЬЮ
Рыболовный сезон в полном разгаре. Рыболовы осаждают магазины и
палатки, торгующие мотылем, червем и опарышем. Многие из них жертвуют
своим обеденным перерывом, чтобы пораньше запастись насадкой. Некоторые
даже направляются на квартиры мотыльщиков, чтобы не терять времени на
стояние в очередях. В разговорах этих любителей-рыболовов часто слышишь
вопрос:
— Куда бы поехать половить в выходной день с наименьшей затратой
времени на переезды и с лучшими результатами лова?
В Подмосковье есть хорошие водоемы, богатые разнообразной рыбой,
но многие из них сравнительно далеко расположены от Москвы, и на поездку
туда требуется значительное время.
Приехав на незнакомое место, рыболов затрачивает много времени, пока
выбирает место для ловли, устанавливает, какая есть рыба и на что она
берет, так как каждый водоем имеет свои особенности.
Этим небольшим справочником я хочу помочь рыболовам-спортсменам,
указав им ряд мест в Подмосковье, расположенных в радиусе 30—35 км от
столицы, где я ловил в течение ряда лет и не могу пожаловаться на
результаты лова...
Останкино. Пруд расположен перед дворцом-музеем. Подходы к
пруду и берега хорошие. Ловля с лодки: рано утром и на вечерней заре;
летом, с началом купального сезона и открытием лодочной станции,— только
ранним утром. При ловле с берега берет белый карась, при ловле с лр^дки,
'в 20—30 м от берега,— более крупный карась; иногда попадают экземпляры
до 200—250 г. Насадка: опарыш и белый хлеб; хуже — мотыль и червь.
Ростокино. Леоновский пруд. Берега пруда и подходы к нему
хорошие. Ловится мелкий красный карась. Лучшее время — летнее утро, днем
и вечером много купающихся. Насадка: мотыль.
Тимирязеве Территория Сельскохозяйственной академии. Есть три
пруда: большой — по дороге в Коптево и два — в Лиственной аллее: верхний
и нижний. В большом пруду иногда запрещают ловить: там проводятся
научные работы. Пруд, расположенный по дороге в Коптево, богат мотылем. Берега
хорошие, но со стороны парка подход закрыт. Ловится в основном средний
красный и белый карась, редко бывает крупный. Вообще же клев в пруду
вялый. Объясняется это, повидимому, большим наличием мотыля. Насадка —
мотыль и опарыш.
В нижнем пруду ловится белый и красный карась. Белый карась —
средний по величине — идет на опарыша, овсянку, белый хлеб. Красный карась—'
на мотыля и червя. Берега пруда сухие, с хорошим подходом, и только часть
берега закрыта для ловли. Весной и осенью можно ловить весь день. Летом —
только рано утром: днем и вечером мешают купающиеся. Лодок на пруду нет.
В верхнем пруду ловится мелкий белый карась и мелкий зеркальный карп.
317
Насадка — опарыш, овсянка и белый хлеб, иногда — мотыль. Время ловли то
же, что и на нижнем пруду.
Селезневская ул. Пруд, именуемый Антроповой ямой. В пруду есть
крупный красный карась, но берет редко. Насадка: мотыль и мелкий навозный
червь. Ловить можно только ранним утром. Купаться там запрещено, но
вокруг рыболова собирается много зрителей, а это мешает ловле.
Фабрика им. Петра Алексеева. Имеется два пруда — большой,
у самой фабрики — и меньший — в парке, недалеко от трамвайной остановки.
В большом пруду ловится красный карась, но берет вяло. Насадка — мотыль.
В пруду, расположенном в парке, ловятся тоже красные караси среднего
размера, но иногда берут и крупные. Насадка — мотыль и белый хлеб. Весной
и осенью можно ловить весь день, летом мешают купающиеся. В пруду у
фабрики, кроме карася, есть окунь, плотва и линь. Берега обоих прудов сухие,
подходы хорошие.
Измайлово. Большой пруд расположен в 500 м от станции метро.
Ловится красный карась на мотыля. Берега сухие. Лучший лов с лодки,
достать которую можно на лодочной станции. Весной, до начала купального
сезона и открытия лодочной станции, можно ловить весь день. Летом — только
ранним утром. В пруду, кроме карася, есть крупный карп и пескарь.
Западная железная дорога (Белорусский вокзал)
Ст. Кунцево—И км от Москвы. Направо от станции, в 1,5—2 км по
ходу поезда из Москвы, расположен большой пруд. Берега и подходы к ним
хорошие. Ловится белый и красный карась среднего размера. Иногда
попадается и крупный. Насадка для белого карася — опарыш и белый хлеб, реже —
мотыль; для красного карася — мотыль и червь.
В Кунцево же, в 500 м от станции, налево, у фабрики-кухни есть
небольшой пруд, где ловится красный карась. Насадка: мотыль. В том и в другом
прудах летом много купающихся. Ловля возможна лишь ранним утром.
Ст. Немчиновка — 16 км от Москвы. В 1—1,5 км от станции, направо
от линии есть пруд. Берега и подходы хорошие. Ловится красный карась.
Насадка— мотыль. На пруду есть лодки. Лучшая ловля с лодки ранним утром.
Ст. Баковка — 21 км от Москвы. В 2 км от станции, налево от линии,
в лесу расположен большой пруд. Хорошо ловится белый карась, красный
берет реже. Насадка — опарыш и овсянка; для красного карася — мотыль.
Лучшее время ловли — раннее утро. Весной и осенью можно ловить весь день.
Ст. Одинцов о — 24 км от Москвы. По обеим сторонам станции, в
радиусе от 100 м до 2 км, расположено 17 прудов. Это бывшие карьеры
кирпичных заводов. Во всех прудах много среднего и мелкого карася —
преимущественно красного.
Лучше других пруд, расположенный у самой станции. В нем хорошо ло-'
вится средний и крупный красный карась.
Хорош пруд, расположенный в 1 км, налево от станции, в конце поселка.
Ловится хороший белый карась. Насадка — опарыш и белый хлеб. В пруду,
кроме карася, есть окунь.
Возле бани есть еще один пруд, именуемый «банным». Он находится
направо от станции, в 500 м, возле колхозного рынка. Там ловится средний
и крупный красный карась.
Третий пруд расположен между железной дорогой и шоссе. Надо идти
к нему 1,5 км вперед по ходу поезда. Находится он справа от
железнодорожной линии, в 100—150 м. В нем есть белый и красный карась. Против этого
пруда, по другую сторону железной дороги, расположена деревня Яськово. От
железной дороги до нее не более 500 м. Среди деревни есть два пруда: один
большой, второй — поменьше. В большом пруду хорошо ловится на опарыша
и овсянку крупный белый карась. Есть там и красный, но размерами меньше.
Если пройти от станции вперед по ходу поезда 2—2,5 км, то недалеко от
железнодорожного переезда, справа от линии дороги, расположены два больших
пруда. Ловится белый и красный карась, в основном средний, но нередко
берет и крупный.
318
В остальных одинцовских прудах также много карася, но главным
образом среднего и мелкого. В прудах, расположенных вдали от станции, можно
ловить в течение всего дня: там не бывает купающихся. Лодок на прудах нет.
В 4 км от станции, направо от Усовского шоссе, находится старый
большой пруд, расположенный почти возле шоссе. В пруду хорошо ловится
крупный красный карась иа навозного червя. Ловить можно в течение всего дня.
Ст. Пионерская — 29 км от Москвы. В 1 км от станции, налево от
линии, расположены два пруда. Ловится красный карась — средний и
мелкий—на мотыля. С весны • и осенью можно ловить весь день, летом, с
открытием пионерского лагеря,— только ранним утром.
Ст. Перхушково. В 1 км от станции, направо от линии находится
большой пруд. Ловится мелкий и средний карась на мотыля.
Там же, в 4 км от станции, у деревни Власиха, расположены два больших
пруда. В них много белого и красного карася. Кроме карася есть карп, орфа
и крупная плотва. С середины 1954 года пруды обнесены забором: ловля
разрешается комендантом городка в каждом отдельном случае.
Ст. Голицино. В 1,5—2 км от станции, направо от линии, расположен
ряд карьеров, как и в Одинцово. В них также много карася, в основном
красного. На мотыля ловится средний и мелкий карась.
Северная железная дорога (Савеловский вокзал)
Ст. Бескудниково —10 км от Москвы. Направо и налево от
станции в радиусе до 1 км " расположен ряд карьеров, в которых много и белого
и красного карася. Берега и подходы к ним хорошие. Ловится в основном
средний и мелкий карась. Изредка попадается и крупный белый.
Там же, в 2 км от станции, направо от линии, у отдельно расположенного
дома находятся два больших пруда. В них хорошо ловится красный карась.
Берега и подходы к ним хорошие. Насадка — мотыль и червь.
Ст. Лионозово —12 км от Москвы. В 2—2,5 км от станции, направо
от линии; у деревни Алтуфьево расположен большой пруд. В пруду есть белый
и красный карась, линь и окунь. Местные жители говорят, что есть и карп, но
мне не приходилось там ловить его. Карась — средний и крупный. Линь
крупнее 400 г почти не встречается. Окунь — до 100—150 г. Белый карась охотнее
идет на опарыша и овсянку, красный — на мотыля и червя. Лучшие места
лова возле больницы. Подходы и берег хорошие. Летом днем мешают
купающиеся. Лодок на пруду мало.
Ст. Долгопрудная — 18 км от Москвы. В 2 км от станции, направо
от линии, у здания районного совета находятся два пруда. В обоих ловится
исключительно на мотыля средний красный карась. Редко попадаются
экземпляры свыше 200—250 г. Лучшие места для ловли — со стороны парка. В
большом пруду есть очень крупные вьюиы. Берега и подходы к прудам хорошие*.
Со стороны парка берега большого пруда поросли осокой. Лодок на прудах нет.
Летом много купающихся.
Ст. Хлебниково — 21 км от Москвы. В 500 м от станции, направо от
линии, возле кирпичного завода находятся два смежных пруда. В обоих
ловится средний красный карась. Насадка — мотыль. На червя попадаются изредка
и крупные экземпляры, но поклевки крайне редки. Берега и подходы хорошие.
Налево от станции, в 3—3,5 км, расположены два пруда. В меньшем пруду
ловится средний красный карась на мотыля, большем — карась крупнее, и
берет он охотнее на червя.
В этом пруду, кроме карася, есть лини, окуни и плотва. На юго-запад от
прудов в 2 км, у церкви, есть два заросших старых пруда. Там изредка берет
на червя крупный карась до 400 г.
Ст. Л о б и я — 26 км от Москвы. В 300—400 м от станции, налево от
линии, расположен большой пруд. В нем много красного карася. На удочку идет
средний карась в 100—150 г. Иногда ловятся рыбки и до 30 г. Насадка —
мотыль. Летом на пруду много купающихся.
Ст. Катуар — 35 км от Москвы. В 3—4 км от станции, направо от
линии, у деревни Марфиио расположен большой пруд. В нем много карася,
319
карпа, окуня, плотвы и подъязика. Карась ловится средний красный — на
мотыля. Берега пруда хорошие, один открытый, второй — заросший лесом.
Лучшие места для ловли карася — у здания дома отдыха, другая рыба лучше
берет в верховьях пруда. Летом на пруду много лодок, что мешает ловле.
Ст. И кш а — 45 км от Москвы. В 2 км от станции, направо от Москвы,
в деревне Игнатово находятся три пруда; два из них расположены в самой
деревне, третий в 1 км за деревней, в поле.
Приехав на станцию, нужно метров 300 идти вперед, по ходу поезда, до
переправы через канал. Перебравшись на другой берег, следует пройти в гору,
к церкви, которая хорошо видна со станции. Один пруд находится перед
церковью, второй —в начале деревни. На северо-восток от церкви за деревней
находится третий пруд. В первом пруду ловится крупный и средний карась на
мотыля и червя; во втором и третьем прудах — мелкий и средний карась;
ловится он на мотыля, изредка на червя.
Октябрьская* железная дорога (Ленинградский вокзал)
Ст. Левобережная — 17 км от Москвы. В 2 км от станции, направо,
на территории совхоза находится большой пруд. Идти к нему надо берегом
канала. В пруду есть средний и крупный красный карась, который ловится на
мотыля и мелкого навозного червя. Редко берет белый карась на опарыша и
овсянку. Берега пруда сухие. Купающихся мало.
Там же, в Левобережной, километрах в 2,5, тоже направо от станции,
находится старый Игумновский пруд. Он расположен на окраине населенного
пункта. Берега пруда заросли кустами. Ловится главным образом мелкий
красный карась — на мотыля.
Ст. Планерная — 24 км от Москвы. В 2,5—3 км от станции, направо,
у деревни Бурцево расположен большой пруд. Там берет белый и красный
средний карась. Белый — на опарыша, хуже на овсянку; красный — на мотыля.
Берега пруда хорошие: один открытый, к другому подходят огороды
колхозников. Летом мешают ловить купающиеся.
На северо-восток от этого пруда в поле есть второй пруд, где ловится на
мотыля мелкий и средний красный карась. Подходы и берега хорошие.
Купающихся нет.
Ст. Подрезково — 28 км от Москвы. У самой станции, направо от
линии, расположен пруд. В нем ловится на мотыля мелкий и средний красный
карась. Ловле мешают купающиеся.
Там же, направо от станции, в 3 км в деревне Черкизово расположен
большой пруд возле церкви, которая хорошо видна со станции. В пруду
ловится в основном средний белый и красный карась, нередко попадаются
и крупные экземпляры — до 300 г. Белый лучше берет на опарыша и белый
хлеб, красный — на мотыля и червя. Берега пруда заросли осокой.
Совхоз Чашниково — 40—42 км от Москвы. Ехать нужно автобусом
по Ленинградскому шоссе до остановки «совхоз Чашниково». В совхозе есть
пруд, в нем много белого и красного карася, попадают нередко и крупные
экземпляры. Белый лучше берет на овсянку, хуже на опарыша, красный — на
мотыля. Ловить можно с разрешения дирекции совхоза. Удочками ловить
разрешают. Летом много купающихся.
Московско-Рязанская железная дорога (Казанский вокзал)
Ст. Косино — 16 км от Москвы. В 1.5—2 км от станции, налево от
Москвы расположены два озера — Белое и Святое. Первое — налево, второе —
направо от шоссе, идущего от станции (от шоссе до озер 500 м).
В Белом озере есть карась — средний и крупный, но клюет он редко.
Кроме карася, в озере есть окунь и плотва. Берега и подходы хорошие. На
озере есть лодочная станция и база московского ДО «Рыболов-спортсмен».
В Святом озере много белого и красного карася, но берега озера и под-
-ходы к нему очень плохие — трясина и грязь, необходимо иметь резиновые
сапоги; некоторая часть берега вообще недоступна для ловли. Лучшие резуль-
320
таты при ловле с лодки. Ловится средний белый и красный карась. Белый —
лучше на опарыша и овсянку, несколько хуже на белый хлеб. Красный —на
мотыля и червя. Ловить можно в течение всего дня, так как купающихся на
озере почти нет.
Ст. Люберцы —19 км от Москвы. В 4 км от станции, налево от линии,
у совхоза Зенино расположены «Поля орошения». Подходы и берега к ним
плохие — сырые и вязкие, во многих местах водоем не доступен из-за трясины
и густых зарослей осоки. В водоеме много белого и красного карася. Охотнее
берет белый на самую разнообразную насадку: на опарыша, овсянку, белый
хлеб, макароны; красный — охотнее берет на мотыля. Попадаются нередко
крупные экземпляры. Купающихся мало, можно ловить в течение всего дня.
Летом очень много комаров, так как кругом расположены отстойники полей
фильтрации. Лодок на озере нет, кроме нескольких челнов местных жителей.
Особенно удачна ловля с резиновой лодки у камышей, так 'как у берегов
сравнительно мелко и мешают водоросли. От станции до совхоза ходит автобус.
Ст. Панки —22 км от Москвы. На этой станции надо сделать
пересадку на электропоезд, идущий до Дзержинска (б. Николо-Угрешский
монастырь). Там есть два больших старых пруда. Карась, преимущественно
красный, среднего размера, берет на мотыля и червя. Кроме карася есть линь и
окунь. Берега хорошие. Летом много купающихся.
Ст. Томилино — 24 км от Москвы. В 3 км от станции, налево от
линии, у моста через реку Пехорку есть пруд, соединяющийся с этой рекой.
В пруду много крупного белого карася, который берет на опарыша и на
овсянку. Мотыля все время сбивает малек, которого там очень много. Подходы
и берега хорошие. Купающихся мало.
Ст. Быково и Ильинская — 32—34 км от Москвы. Параллельно
линии железной дороги протекает река Пехорка, в коюрой много белого
карася, причем нередко попадаются довольно крупные экземпляры. Насадка —
опарыш и овсянка. Берега реки сырые, в зарослях осоки. Купающихся
относительно мало. Лучшее время для ловли — с весны, когда еше береговая осока
недостаточно поднялась.
Деревня Островец. Автобусами 54 и 56, идущими на Бронницы и
Коломну, нужно проехать 30 км по Рязанскому шоссе, остановка в конце
деревни. В 200—300 м от шоссе, налево, расположен большой длинный пруд.
Ловится средний и мелкий красный карась на мотыля. Подходы к пруду
хорошие, берега в зарослях осоки.
Деревня Заозерье. Следующая остановка тех же автобусов после
Островца. Остановка у моста через Москву-реку. Налево от остановки, в 1,5—
2 км, в поле расположены три пруда, расстояние между ними 300—400 м.
В прудах средней величины есть белый и красный карась. Насадка — опарыш
и мотыль. Берега и подходы хорошие. Купающихся мало,— пруды
расположены далеко от населенных пунктов.
Дере.вня Кривцы. Теми же автобусами нужно проехать 51 км по
Рязанскому шоссе. Налево от шоссе, в пойме, расположены два больших пруда.
Подходы к ним сырые, берега же хорошие, хотя и заросшие осокой. Много
белого и красного карася. Насадка — опарыш, овсянка, червь. Изредка
ловятся плотва и окунь. Купающихся мало, лодок нет.
Московско-Донбасская железная дорога (Павелецкий вокзал)
Ст. Расторгуево — 22 км от Москвы. В 4 км от -станции, направо от
линии, находитси Сухановский пруд. Идти к пруду от станции нужно до конца
поселка, к парку. Перед парком дом отдыха, за ним — большой пруд; в
котором много карася, преимущественно белого. Ловится средний и крупный карась.
Лучшая насадка — опарыш и овсянка. Лучшие места для ловли — открытый
берег. Берега сухие. Кроме карася, в пруду есть карп, окунь, плотва и линь.
Летом много купающихся.
Там же, по дороге к Сухановскому пруду, в 500 м от дома отдыха и в
100—150 м от дороги есть второй небольшой пруд. В нем много среднего и мел-,
кого красного карася, который ловится на мотыля. Берега пруда сухие.
321
Ст. Ленинская — 30 км от Москвы. Налево от станции, в совхозе
Горки Ленинские есть пруд, в котором много карася, преимущественно
красного. Ловится средний карась, на мотыля. Реже берет более крупный белый
карась —на опарыша. Берега пруда хорошие. Дирекция совхоза разрешает
спортивную ловлю удочками.
Московско-Киевская железная дорога (Киевский вокзал)
Ст. Толстопальцево — 31 км от Москвы. В 4 км от станции, налево
от линии, возле старого кирпичного завода расположены четыре пруда
В них ловится белый и красный карась разных размеров —на опарыша,
мотыля, овсянку и червя. Берега прудов хорошие, купающихся мало.
Ст. Кокошкинская — 33 км от Москвы. В 200—300 м от станции,
налево от линии, в поселке расположен пруд. В нем много карася, особенно
белого. Ловится хорошо средний карась на опарыша. Есть и красный карась,
который берет на мотыля. Берега пруда сухие, подходы хорошие. Летом можно
ловить только ранним утром. Купающихся нет, но из пруда жители берут воду.
Ст. Крекшино — 37 км от Москвы. В 2—2,5 км от станции, направо
от линии, в деревне Крекшино расположен пруд. В нем ловится
преимущественно красный карась — средний и крупный. Насадка — мотыль и червь. Белый
мелкий карась берет реже. Насадка — опарыш. В этом большом пруду, кроме
карася, есть окунь, линь и щука. Берега пруда сухие, подходы хорошие.
Там же налево от станции, в 1—1,5 км, в поле есть два пруда. В них
много мелкого и среднего красного карася. Насадка — мотыль и червь.
Подходы хорошие, но берега в зарослях осокн. Купающихся мало.
Московско-Курская железная дорога. Курское направление-(Курский вокзал)
Ст. Царицыно —22 км от Москвы. В 1 км от станции, налево от
линии, перед недостроенным екатерининским дворцом, расположен большой
пруд. Он окружен красивым парком, берега сухие. Есть разнообразная рыба —
карпы, караси, окуни, плотва и пескари. Карась преимущественно белый,
обычно ловится на овсянку и опарыша, а иногда охотнее идет на червя. На
пруду есть лодочная станция. Летом можно ловить только ранним утрЪм,
днем много купающихся. Зимой можно ловить окуня, плотву и пескаря.
Ст. Б у т о в о — 33 км от Москвы. В 1 км от станции, налево от линии,
возле школы находится пруд, именуемый Школьным. В пруду ловится
красный карась, средний и мелкий, на опарыша.
Там же, в 3 км от станции, у деревни Дрожжино расположен большой
пруд. Ловится преимущественно белый карась средних размеров. К пруду надо
идти по шоссе от станции. Берега обоих прудов и подходы к ним хорошие.
Ст. Щербинка — 37 км от Москвы. В 2 км от станции, налево от
линии, есть большой пруд в деревне Захарьнно. Там ловится в основном красный
карась — на мотыля. Белый берет реже. Подходы и берега хорошие. Лодок нет.
Летом много купающихся.
Там же, возле деревни Захарьино, в поле есть ряд карьеров, в которых
много мелкого красного карася. Ловится на мотыля. Берега карьеров хорошие,
Московско-Курская железная дорога.
Горьковское направление (Курский вокзал)
Ст. Кусково —10 км от Москвы. В 1 км от станции, направо от
линии, расположено четыре пруда. Первый большой пруд — прямо перед
дворцом-музеем. В нем ловится средний белый карась на овсянку, белый хлеб и на
опарыша. Берега-и подходы хорошие. На пруду есть лодочная станция.
Второй пруд, именуемый Цыганским, расположен в 200 м от большого
пруда, налево. Там ловится на мотыля красный карась.
Третий пруд, Итальянский, расположен налево от дворца, у вдания
бывшей церкви, в парка Пруд небольшой, но очень глубокий. Ловится средний и
крупный красный карась на мотыля и червя.
322
Четвертый пруд у здания Комсомольской школы, метрах в 100 дальше
большого пруда у дворца. Ловится белый и красный карась, но мелкий.
Ст. Горенки — 25 км от Москвы (ветка на Балашиху). В 1—1,5 км от
станции, направо от Москвы, есть небольшой пруд. Ловится красный карась
средних размеров на мотыля и червя. Берега пруда хорошие. Купающихся
много, лодок нет.
Ст. Балашиха — 27 км от Москвы. В 2 км от станции, возле фабрики,
расположен большой пруд, в котором есть разнообразная рыба: караси, окуни,
плотва, подлещики, ерши. Красный карась средних размеров ловится на мотыля,
но поклевки редкие. Берега пруда сухие. Лодочной станции нет. Купающихся
много, но так как пруд большой, то всегда можно выбрать место для ловли.
Ст. Железнодорожная — 24 км от Москвы. В 4 км от станции,
направо от Москвы, находится Савинский пруд (возле фабрики). От станции до
фабрики ходит автобус. В пруду есть карпы, караси, окуни, лини, плотва.
Подходы и берега хорошие.
Ярославская железная дорога (Ярославский вокзал)
Ст. Соколовская —31 км от Москвы. В 3 км от станции, налево от
линии, у деревни Образцово, возле церкви, которая видна со станции, есть два
пруда. Ловится в них средний и мелкий красный карась на мотыля. Берега
прудов хорошие.
Пл. Воронок — 33 км-от Москвы. В 1—2 км от станции находится ряд
карьеров, в них много карася, ио берет в основном мелкий красный карась на
мотыля. Берега сырые.
Должен сказать, что я перечислил далеко не все водоемы, богатые
карасем, а лишь те, где ловил сам.
Было бы неплохо, если б товарищи продолжили начатую мной работу,
внесли свои дополнения и поправки. Таким образом, удалось бы создать
полный справочник о водоемах Подмосковья, богатых карасем.
К сожалению, за малыми исключениями, ловля карася никем не
регулируется. Ловят его когда угодно и чем угодно. Ловят сетевыми снастями с
ячейкой любых размеров, уничтожая его в период нереста, ловят для откорма
свиней и т. д. А стоило бы взять карася под защиту, так как многим из нас
спортивная ловля его доставляет много удовольствия.
Анатолий Волков
ПО РЕЧКАМ И ОЗЕРАМ БЛИЗ МОЛОТОВА
Город Молотов на Каме богат разнообразными водоемами. Вблизи от
него — множество больших и малых, тихих и быстрых, широких и узких рек,
сотни озер, десятки обширных прудов. А с 1954—55 г. под самым городом
выросло обширное Камское водохранилище.
Разнообразно и население водоемов. Здесь и хариусы — обитатели рек
с чистой и холодной водой; тут н плотва, окуни, лещи — жители озер, прудов
н спокойных рек; здесь и голавли, подусты и ельцы — любители свежей воды;
тут и язи, предпочитающие воду потеплее. Рыболов найдет и щук, и судаков
и шересперов, чьи гулкие всплески так волнуют его сердце, и отыщет
неповоротливых, тихих карасей, нарушающих тишину летнего дня меланхолическим
чмоканием в гуще озерных зарослей.
Жаль только, что далеко не всегда можно видеть по-хозяйски бережное
отношение к рыбе. Глушение взрывчаткой, бой острогой н из ружей,
злоупотребление ботальнымн мережами и сетями с мелкой ячеей, постройка на малых
речках сплошных «езов» и наряду с этим — порча воды в реках спуском
промышленных и сточных вод—все это привело к заметному уменьшению запасов
рыбы в Каме и ее притоках...
323
Вот некоторые маршруты рыболовных поездок вокруг Молотова с краткой
характеристикой водоемов, их населения и способов ужения.
С ы л в а. Один из притоков Чусовой. Живописная река с красивыми,
холмистыми берегами, покрытыми лесом.
В связи с постройкой плотины Камской ГЭС у города Молотова, нижнее
течение Сылвы на несколько десятков километров замедлилось, река сильно
разлилась, глубины ее значительно увеличились. Все это создает
благоприятные условия для увеличения рыбных богатств Сылвы.
По всему течению Сылвы в изобилии водятся щуки, окуни, голавли, язи,
плотва, ерши, пескари, ельцы, подусты. Встречаются судаки и шересперы.
Много налима. В нижнем течении есть лещи.
Обычные способы ужения —на поплавочную и донную удочки. Хорошие
результаты дают жерлицы, закидушки и подпуска. В летние месяцы добычливо
ужение голавлей нахлыстом и в проводку.
Широкое применение могут найти кружки. Найдутся плесы на Сылве
и для спиннингистов.
Попасть на Сылву из города можно по нескольким маршрутам:
Один — поездом по Горнозаводской линии до ст. Сылва. Для рыбной ловли
на спиннинг и удочки лучше пройти 5—7 км вверх по течению — в район села
Троица. Летом 1954 г. спиннингисты успешно ловили в Сылве щурят в районе
старого железнодорожного моста.
Другой — на автобусе линии Молотов — Пермская Серга или на попутной
машине — до переправы через Сылву близ впадения в нее речки Сыры.
Хорошие места для ужения как вверх, так и вниз по течению Сылвы, а также
в нижнем течении Сыры. Можно удить с берега, с плотов или с лодки. В этот
район можно также проехать на автомобиле, мотоцикле или велосипеде по
Сибирскому тракту через село Лобаново, дальше по Кольцовскому тракту до
переправы. От города около 50 км.
Третий —на поезде Пермь-П — Кунгур — до ст. Ергач, а оттуда на
попутной машине до деревни Новоселы 10—12 км. На автомашине от города до
Сылвы по этому маршруту (через Кылосово на Сибирском тракте) около 90 км.
О б в а. Приток Камы. Впадает в нее в районе Слудки. Тихая, спокойная
река, извивающаяся среди обширных полей и сенокосных, угодий. В нижнем
течении подпор воды после постройки Камской ГЭС.
Для жителей Молотова наиболее доступна Обва в К&рагайском районе.
На пригородном поезде Пермь-П — Менделеево можно доехать до ст.
Обва, от которой до ближайшего населенного пункта на Обве (дер. Чайпыж)
пешком около 7 км. Проселочная дорога проходит по полям, открывающим
широкие, живописные горизонты.
Можно доехать до ст. Менделеево, откуда ходят автобусы и грузовики
через Карагай, а значит, и через Обву (14 км), но и в этом случае придется
пройти несколько километров, чтобы отойти от Карагая. Ниже Карагая,
километрах в десяти на Обве есть водяная мельница (Маркова мельница). Местные
жители считают, что ниже мельницы Обва более богата рыбой. Водятся
главным образом щуки, окуни, лещи, голавли, плотва, ерши, налимы, подусты,
шересперы, язи.
Удить можно всеми способами, в том числе и спиннингом. Хорошо ловятся
голавли на поплавочную удочку на кузнечика.
Бабка. Одни из притоков Сылвы, впадает в нее недалеко от Кунгура.
Вытекая нз Калининского района, течет сначала на северо-запад, вскоре после
Бизяра поворачивает на северо-восток, проходит мимо села Янычи, откуда уже
на юго-восток течет до Кунгура вдоль Сибирского тракта.
На Бабку можно попасть поездом Пермь-Н — Кунгур до любой станции,
начиная от Янычи и дальше. При остановке в Янычах следует либо пройти
вперед, по линии, до моста через Бабку ОУг—2 км), либо сразу же от станции
взять вправо, через поле и лес (около 5 км).
На автомашине по Сибирскому тракту можно доехать до любого пункта
на Бабке, начиная от Янычей (от Молотова — 50 км).
В верховья Бабки, в район Бизяра можно попасть по Сибирскому тракту
через Ергач, откуда ведет дорога через Бым на Бизяр.
324
В Бабке водятся щуки, окуни, голавли, плотва, ельцы, пескари, ерши,
налимы, хариусы (последние главным образом в верховьях), хотя в начале лета
клюют на перекатах уже в районе Янычей.
Обычные способы ужения — на поплавочную и на донную удочки. В
верхнем течении с успехом можно ловить в проводку. Начиная от Янычей и ниже
возможно ужение спиннингом.
О ч е р. Очень рыбная река, впадающая в Каму возле Оханска.
Перегороженная в нескольких местах заводскими плотинами, река образует ряд
больших прудов — Очерский, Павловский, Дубровский, Острожский. На участках
между прудами, в невысоких глинистых обрывистых берегах при довольно
частой перемене глубин течение слабое.
Наиболее удобный маршрут — по Казанскому тракту через Юго-Камск
и Оханск до любого из перечисленных прудов. Ближайший пруд —
Острожский, следующий за ним — Дубровский (расстояние до 120 км). На Очерский
пруд ведет дорога от села Дуброво через деревню Пономари (около 150 км).
На Павловский и Очерский пруды можно попасть поездом через Вереща-
гино (от ст. Пермь-И), откуда до Очера 20 км (ходят машины).
В Очере водятся щуки, окуни, лещи, голавли, язи, налимы, плотва, ерши,
пескари. Основной вид ужения в Очере — на поплавочную удочку. Ближе
к осени распространено блеснение окуней. Осенью же добычлива ловля
налимов на донки с насадкой кусочков вяленого мяса.
Юмыш. Один из'притоков Бабки. Впадает в нее недалеко от ст. Ергач.
Две водяные мельницы образовали на Юмыше несколько километров
спокойных, глубоких плесов, хорошо прогреваемых солнцем, по берегам, заросшим
лозняком. Извилистое русло Юмыша, по берегам которого разбросаны
огороды, поля и сенокосы, богато удобными для ужения местами и очень
живописно.
Маршрут: поездом до ст. Ергач, оттуда пешком около 4 км по дороге на
деревню Мясниково. На автомашине по Сибирскому тракту.
Юмыш богат язями. Есть щуки, налимы (в омутах под мельницами),
плотва, окуни, ерши, пескари. Встречаются голавлики. Ужение главным
образом на поплавочные удочки с прикормом. В подмельничных омутах
спиннингом можно поймать щуку.
К у т а м ы ш. Хорошая речка для тех, кто любит ловить хариусов и не
боится длительных и утомительных пешеходных прогулок. Путь идет по очень
живописным местам, скрашивающим трудности. Беря начало недалеко от ст.
Селянка Горнозаводской железной дороги, Кутамыш течет на запад и впадает
в Сылву почти против села Троица.
Маршрут: на пригородном поезде до ст. Комарихинская. Отсюда пешком
до расположенной на Кутамыше деревни Сосновая гора. Расстояние около
8 км. Отсюда — вверх по реке, насколько хватит времени и желания. Хороший
клев хариусов начинается в 3—4 км выше Сосновой горы.
Для разнообразия, чтобы не возвращаться тем же путем на станцию,
можно, двигаясь вверх по Кутамышу, дойти до деревни Белой, от которой есть
тропа к линии железной дороги. Расстояние от Белой до Комарихинской как
по этой тропе, так и через Сосновую гору — около 20 км.
Ю р м а н. Еще одна речка, в которой много хариусов,— приток Кута-
мыша. Впадает в него почти при слиянии Кутамыша с Сылвой.
Попасть на Юрман несколько сложнее, чем на Кутамыш. От
Комарихинской можно пройти на Юрман по лесным тропам через Сосновую гору или
Сергинцы (деревня на Кутамыше в 3 км от Сосновой горы вниз по Кутамышу),
держа направление строго на юг. Этот маршрут выведет в верховья Юрмана,
богатые хариусом. Расстояние до 12 км.
Другой маршрут: на автобусе Молотов — Пермская Серга до села
Насадка, оттуда на попутной машине по дороге Серга — Тарханове до деревни
Тархановой, лежащей в нижнем течении Юрмана. Рыбалка начинается
километрах в пяти выше Тарханове вверх по течению.
В весенние или осенние месяцы можно* поймать на донки налимов В
нижнем течении Юрмана и Кутамыша встречаются в небольшом количестве окуни
и щуки.
325
Бырьма. Следующая речка из серии хариусовых, приток Бабки, впа*
дающий в нее около Н. Пальника, Течет по широкой, живописной долине,
богатой сенокосными угодьями.
Маршрут: от Молотова доехать до поселка Юговского, а оттуда пешком —
по дороге на Ковалевку. Дорога (строго на юг) идет по широкой просеке. До
Бырьмы около 8 км.
Двигаясь «с рыбалкой» вверх по Бырьме, можно дойти до тропы, ведущей
к Юговской через гору Благодать. Тропа хорошо заметна. По ней до проселка
около 12 км. Тропа выводит в район лесозаготовок, откуда можно подъехать
на автомашине.
Помимо хариусов в Бырьме имеются налимы, а в нижнем течении —
щурята и окуни.
Сыра. Приток Сылвы, несколько лет назад славившийся обилием
хариусов и налимов. Теперь их в Сыре стало меньше. Образуется Сыра из не*
скольких ручьев, стекающих с лесистых возвышенностей из района,
лежащего в 20 км юго-восточнее Молотова, и соединяющихся близ деревни Соф-
роны.
На Сыре расположены также деревни Верх-Сыры, Меркушово, Кольцово,
Рассольная, Мостовая н др.
Лучший район для ужения хариусов между деревнями Софроны и
Меркушово. Встречаются хариусы и ниже, но там их значительно меньше, так как,
в результате начавшегося в последние годы по Сыре выпаса скота, вода в ней
становится малопригодной для хариусов.
Маршруты: в пригородном поезде кунгурского направления доехать до
ст. Мулянка или Крестята. От этих станций есть проселочные дороги в
Меркушово. Расстояние 5—7 км.
Можно проехать на Сыру на велосипеде, мотоцикле или на автомашине
по Сибирскому тракту до деревни Клопы, оттуда влево через деревни Плишки,
Поздерино, Большая Мось на Софроны. Расстояние около 15 км. Большая Мось
расположена на речке Мось, в которой водятся налимы и хариусы.
Нижняя Мулянка. Приток Камы. Впадает в нее у села Нижние
Муллы. Течет из района, расположенного восточнее Башкиро-Култаево. Так
же, как и Сыра, еще недавно Нижняя Мулянка была богата хариусом, но в
результате неумеренного вылавливания ботальными мережами в последние
годы оскудела. Оставшиеся невыловленными хариусы переместились к
верховьям речек, из которых образуется Нижняя Мулянка.
На автобусе или на попутной автомашине по Казанскому тракту можно
доехать до села Култаево, откуда до Башкиро-Култаево около 7 км. Рыбалка
начинается выше заброшенной мельницы (2 км от Башкиро-Култаево вверх по
течению) или сразу от деревни по другому ручью, текущему из района
Малиновки.
Лучший вариант — уйти сразу по любому из этих ручьев вверх
километров за восемь и там уже начать ужение.
Помимо хариусов в Н. Мулянке водятся также налимы.
Гай в а. Небольшая лесная речка, впадающая в Каму несколько выше
дачного поселка Верхняя Курья. В нижнем течении в Гайве встречаются
щуки, голавли, окуни, ельцы, плотва, налимы, пескари, ерши, в верховьях есть
хариусы.
На Гайву можно попасть из дачного поселка В. Курья или с пристани
Усть-Гайва. Оттуда — вверх по Гайве.
Если на пароходе доехать до пристани Хохловка и пройти через лес на
запад 6—7 км, тропа выведет к верховьям Гайвы, богатым хариусом. Гайва
в этом районе несколько десятков километров течет параллельно Каме.
Заостровские озера. В урочище «Красава», примыкающем к Каме
в районе поселка Заостровка, расположены большие и малые озера.
Ближайшее к Заостровке — озеро Сорокинское. В нем водятся щуки,
окуни, плотва, караси. Берега болотистые, подход к воде по кочкам и пням
спиленных деревьев.
Немного дальше лежит длинное и неширокое, похожее на речное русло,
протянувшееся вдоль Камы, озеро Глубокое (длина свыше 1 км). В нем, кроме
326
щук и окуней, ловятся подлещики, плотва, голавлики, караси. В 1954 г. при
ловле бреднем были обнаружены судаки.
К дальнему концу Глубокого примыкают два небольших озера с забавным
названием Портки. Рыбье население в них такое же, как и в Глубоком.
Следующее за Портками озеро Подносное. Между Подносным и Камой
вдоль Камы протянулось еще одно озеро Долгое, название которого точно
соответствует его виду. В этих озерах, кроме пород, свойственных Глубокому,
водятся еще язи.
Попасть в этот район можно пароходом до пристани Заостровка или на
трамвае (№ 3) до конечной остановки, откуда пешком до озер 2—3 км.
Подосиновые озера. Так называется группа озер за деревней
Заосиновкой. Наиболее рыбное и, пожалуй, у рыболовов самое популярное из
этих озер — Большое Подооиновое. Водятся в нем лещи, язи, щуки, окуни,
плотва. На озере есть несколько мостков, принадлежащих местным рыболовам.
Немного дальше в лесу лежит озеро Водопойное, населенное в основном
щуками, окунями и плотвой. Ближе к Каме озеро Карасиное. В ием живут
одни лишь караси.
От Заостровки до этих озер 6—7 км. Чтобы попасть иа эти озера, лучше
всего на пароходе доехать до пристани Закамск, оттуда переправиться через
Каму, а от Камы до озер несколько километров.
Большое дикоеозеро. Расположено в километре от правого берега
Камы против села Усть-Качка. Озеро живописное, частично окружено лесом.
Берега сухие. В нем водятся щуки, окуни, язи, леши, голавли, плотва.
Доехав на пароходе до пристани Усть-Качка, надо переправиться через
Каму и по хорошо проторенной тропе выйти к озеру (около километра).
Другой путь — на автомашине по Казанскому тракту до села Култаево,
откуда дорога идет в Усть-Качку. Расстояние около 60 км.
Можно на Большое дикое озеро попасть из Краснокамска, откуда до озера
15 км.
В Усть-Качке на речке Качке ужение окуней, плотвы, голавлей, ельцов,
ершей, а в подмельничном омуте и налимов.
Большое Ласьвинское озеро. Самое большое нз группы озер
в излучине Камы на ее правом берегу, почти против села Нижние Муллы,
километрах в двух от Камы против пристани Трухиоята. Тропа начинается от
поселка сплавщиков.
Берег озера со стороны Камы низкий и сырой. Кое-где удильщиками около
воды навалены груды хвороста, служащие сиденьями. Противоположный
берег озера — высокий, заросший сосновым лесом.
В озере — щуки, окуни, лещи, язи, налимы, плотва и др.
Ю. Шеманскый
НОЧНОЙ ЛОВ РЫБЫ НА УДОЧКУ
Обычно клев С наступлением сумерек начинает увеличиваться, и рыбы
ловятся более крупные. Когда дневное освещение слабеет и вечерние тени
ложатся иа воду, рыбы начинают подниматься к верхним слоям водоема.
Возможно, поэтому вечерние (а также и утренние) зори* считаются лучшим по
добычливости временем. Но предвечерние успехи рыболовов кратковременные
Они длятся, пока насадки еше видимы для рыб и привлекают их. В то же
время известно, что многие, особенно хищные рыбы, например сомы, иочью
усиленно охотятся и питаются.
Основным чувством, помогающим многим рыбам ориентироваться и на*
ходить пищу, является зрение, но есть и другие, которые играют не менее
важную роль. Например, чувство «боковой линии». Оно позволяет рыбам
чувствовать иа расстоянии различные предметы: камни, коряги, сети, стаи рыб.
Видимо, рыбы получают ощущения в темноте о встречаемых предметах таким же
образом, как это делаем мы с помощью гидролокационных установок.
327
Поэтому ловить рыб ночью можно, конечно, на привлекающие их в это
время суток приманки.
Я вспоминаю об оригинальном ночном лове рыб на удочку, в котором мне
еще мальчиком пришлось принять участие.
Как-то раз мой отец познакомился со старым рыболовом на Кавказском
берегу Каспия и от него узнал о ночном лове рыбы. Дождавшись тихой
безлунной ночи, отец отправился на ловлю, взяв меня с собой. В качестве
наживки захватили креветок, наловленных заранее.
Когда зашло солнце, мы с удочками устроились на мостках, несколько
выступавших в море. Стало темнеть, и скоро все скрылось в темноте южной ночи.
Тогда я догадался, почему отец в качестве наживки взял креветок. Они.
очищенные от панцыря, довольно ярко светились, как светятся зеленоватым
светом гнилушки дерева или светлячки. Светились креветки настолько ярко,
что их было видно с мостков даже в воде. И мы могли следить за клевом
рыбы не по поплавкам, а по креветкам.
Рис. 1. Скопление глубоководных организмов и рыб усиливает
свечение
Ждать поклевок нам пришлось недолго. Не успела светящаяся приманка
остановиться, как вдруг исчезла из моих глаз. Удилище согнулось.
За два часа мы с отцом наловили столько кефали, что не мог идти
в сравнение ни один наш дневной улов.
С наступлением лунных ночей и в ненастную ветреную погоду улов на
светящуюся приманку сильно снижался, и иногда мы не вылавливали ничего.
Убедиться вновь в привлекающем действии на рыбу такого природного света
мне довелось в Охотском море, где некоторыми капитанами рыболовецких су-
дон применяется способ облавливания ночью ярких светящихся мест. Свечение
в Охотском море наблюдается за материковой отмелью, над большими
глубинами, и отличается обычно большой яркостью. Яркость свечения вызывается
скоплением преимущественно глубоководных организмов, поднимающихся
ночью с глубин к поверхностным слоям моря в поисках пищи. Среди этих
организмов имеются и кормовые для разных видов морских рыб, в том числе
и лососевых, а также для котиков, кашалотов и других животных.
Скопление глубоководных организмов и рыб, питающихся ими, усиливает
движение воды и яркость свечения. А последнее, в свою очередь, привлекает
новые стаи рыб. В результате, места яркого свечения в Охотском море
зачастую дают отличные уловы рыбы (рис. 1).
Свечение иногда бывает настолько сильным, что дает отблеск на облаках
при штилевой погоде и в безлунные ночи.
328
У меня возникла мысль использовать светосоставы для освечивания
рыболовных сетей и приманок, делая их пригодными для ночного лова.
Первые пробы я провел с транспортного судна в Балтийском море.
Пользуясь ночными стоянками, я опускал с борта судна небольшой вертикальный
подъемник (4,5 X 4,5 м) до дна и через несколько минут снова поднимал его.
Сетку этого подъемника я окрасил светящейся краской и периодически ее
освещал яркой электролампой для возбуждения свечения состава, (так как
это был светосостав временного действия). Такая же сеть, но без окраски
светосоставом работала в другой части судна (с носа) и служила как
контрольная (рис. 2).
Рис. 2. Подъемники с окрашенной и обычной сетками
Эти эксперименты с несомненностью показали, что светосостав привлекает
рыб. Уловы рыбы (преимущественно тресковых) светящейся сеткой обычно
бывали в 6—8 раз больше, чем сеткой без свечения.
Наметки или сачки, с нанесенными на них светящимися большими
пятнами, были испробованы в пресных водах —в реках и озерах. И здесь они
в большинстве случаев давали положительные результаты.
Испробованы были ловы рыбы на удочку с помощью искусственных
светящихся червячков (рис. 3). Сделать их несложно: отрезав небольшой кусочек
тонкой прозрачной пластмассовой трубочки и придав ей вид натурального
червячка, надо налить внутрь светящийся лак. Вместо прозрачной иногда
применялась белая трубка, а светящийся лак наносился снаружи. После
подсыхания лака такие червячки, хорошо светившиеся в темноте, одевались на
рыболовные крючки и с успехом служили ночной (а иногда и дневной)
приманкой для рыб (рис. 4).
Хорошие результаты удалось получить при ловле ночью в Балтийском
море «на поддев» трески и в канале на удочку при ловле угрей. Хотя угри
отличаются отрицательной реакцией на искусственный свет, однако мягкое
зеленоватое, фосфоресцирующее излучение светосоставов на приманках не
329
только не пугало угрей, но и привлекало их в какой-то степени. Возможно,
что привлекающее действие светосоставов на угрей можно объяснить тем, что
оно похоже на свечение мертвых организмов, служащих угрям пищей. Это
подтверждается тем, что и раки и крабы тоже прекрасно ловятся в рачницы,
покрытые светосоставом.
Особенно удачно действовали светящиеся приманки при лове спиннингом,
на дорожку и на отвесное блеснение. Сомы, налимы, судаки и другие рыбы
с успехом ловились на светящиеся приманки. Весьма добычливыми были ловы
лососевых рыб днем в темных затененных водах или на больших глубинах
у Мурманского побережья, в Белом море и в водах Дальнего Востока.
В Онежском озере отвесным
блеснением на больших глубинах лови*
лась палия. При этом более успешно,
чем на обычные приманки. В реках
Приуралья на светящиеся приманки
ловился таймень. В Белом море на
дорожку со светящимися
приманками— морские окуни, зубатки, бычки.
В Баренцовом море удавалось таким
же способом ловить крупных палтусов
(рис. 5). На реке Неве, в Карелии, на-
хлыстом удавалось ловить ночью и в
сумерки форелей; а на реке Сестре,
под Ленинградом,— хариусов.
Ряд любителей спортивного
рыболовства, заинтересовавшихся этим но-
^^у^У^^^Ш 'ШЁШ^Ф''' вым способом лова, проводили в тече-
iBP^V ' ние последних лет опытные ловы рыб
* с применением светящихся приманок
разных сортов, размеров и
конструкций. В большинстве случаев рыболовы
дают им положительную оценку. Так,
Н. G. Сыромятников (совместно с
другими членами рыболовной секции)
сообщал об удачном лове на
светящиеся приманки лососей, судаков и щук
в Неве и Вуоксе (на Карельском
перешейке). В. Н. Петров сообшал, что
ему удалось поймать в конце сентября
1953 г. в устье одной речки Рыбачьего
полуострова семгу в 22 кг.
Приманкой служила большая блесна типа
«Байкал», полностью покрытая
светосоставом. М. Н. Горский написал об удачном применении светящихся
приманок на реке Урале.
С Дальнего Востока ряд спиннингистов сообщали, что они успешно ловят
на светящиеся приманки лососевых в Авачинской губе (у устья Паратунки) и
в заливе Ахомтен. Успешно применялись светящиеся приманки при ловле
туица в Черном море и судаков в окрестностях Ленинграда.
В зимнем лове у рыболовов было много неудач. Так, в Архангельской
области наряду с успешными летними ловами налимов, окуней и щук многие
попытки ловить зимой ночью на светящиеся приманки окончились неудачей.
Правда, зимний лов имеет свои особенности и трудности: рыбы очень
пассивны, многие из них почти не питаются в это время, концентрируются только
в определенных местах водоема, в наиболее теплых прослойках воды»
откуда их никакими приманками не привлечь, особенно если приманка попала
в более холодный слой воды. Все это может служить иногда оправданием
неудач лова зимой.
Выяснилось, например, что окраска светящихся приманок (особенно
больших) полностью, а не отдельными светящимися точками или кружками,
Рис. 3, Светящийся червячок
330
рисунком чешуи, менее привлекает рыб. а иногда даже их и отпугивает. Об
этом сообщают многие рыболовы, в частности и Сабунаев, указывая, что
судаки на приманки, окрашенные полностью, не брали совсем, но хорошо брали
на приманки, если на них были светящиеся небольшие круги.
Многочисленные опыты по применению в любительском рыболовстве
светящихся приманок и составов привели к следующему мнению.
Основная ценность их состоит в том, что, нанесенные на обычные
приманки в виде отдельных светящихся крапинок, эти составы делают приманки
пригодными для лова при наступлении темноты и даже ночью. Светящиеся
крапинки увеличивают привлекающее действие приманок и при ловле днем.
Попадая в темные слои воды, такая приманка начинает светиться и становится
более заметной, тогда как обычные приманки теряют свои свойства. Сама
Рис. 4. Светящиеся червячки привлекают рыбу
мягкость свечения светящихся приманок в темных водах часто сильнее
привлекает рыб, чем блеск металлических приманок. Лов рыбы в темноте не требует
маскировки рыболова, что облегчает приемы лова и делает их иногда более
успешными.
Приманками для удочек в ночном лове успешно служат такие же
приманки, которые применяются в лове днем, но только белой окраски. Они,
покрытые светящимся лаком, как днем, так и ночью не теряют своей
естественности, и рыбы охотно их берут. Сюда можно отнести приманки, сделанные
под белого огородного червя, древесных и других белых червей, слизней, тельца
улиток, креветок и т. п. Для нахлыстового лова успешно служат приманки,
сделанные под бабочек и других насекомых светлых окрасок (рис. 6).
Для лова спиннингом применялись приманки, изготовленные из металла,
дерева и прозрачных пластмасс (органического стекла). Последние особенно
хорошо светятся, так как отдельные светящиеся крапинки дают отражение по
всей приманке. Она очень эффективно излучает свечение и часто бывает
добычлива. Приманки из пластмассы имеют и некоторые недостатки. Они очень
легки, недостаточно прочны (при ловле крупной рыбы), легко ломаются и
плохо заметны днем в воде. Поэтому, используя для приманок органическое
стекло или другие виды пластмасс, надо изготовлять приманки таких конструк-
331
Рис. 6. Светящиеся приманки для нахлыстового лова
ций, которые предусматривают и утяжеляющий ее грузик. Удачной является
приманка «Беломорка» (рис. 7).
Для большей крепости приманки, если она предназначается для ловли
крупной рыбы, надо пользоваться пластмассами более толстыми (15—20 мм).
Крючки на них надо скреплять
металлическим скреплением с особо
прочным поводком. Отнюдь
нельзя рассчитывать на крепость
пластмассы, которая может быть
разрушена сильными челюстями
крупной рыбы. Так, у пойманной (Ио-
канга) семги, 17 кг весом, в пасти
нашли только крючок. Сама
пластмассовая приманка отсутствовала.
Прозрачные приманки надо
подкрашивать белой нитрокраской,
тогда они хорошо видны рыбе и
днем.
Из тяжелых приманок следует
отметить: «Рыбку-ночесветку»
трехстворчатую (рис. 8), «Трехгранку
Сабунаева» (рис. 9), «Девоны» и
«Оттеры» (рис. 10), «Пульки»,
«Свирки» и другие, но все
светящиеся.
Светящиеся составы могут
применяться для освечивания орудий
лова (наметки, ручного сачка,
подъемника). Отдельные части
орудия опускаются в жидкий лак
(рис. И). Для окрашивания
поплавка или конца удилища надо
покрыть их белой нитрокраской, а
затем нанести один-два раза
светящийся лак. Указанные
светосоставы являются синтезированными
порошками различного
химического состава. Советской промышленностью вырабатываются светосоставы
постоянного и временного действия.
Светосоставы постоянного действия особенно удобны для рыболовства.
Рис. 7. Приманка «Беломорка»
Рис 8 «Рыбка-ночесветка»
Светосоставы временного действия для возбуждения их свечения требуют
облучения <олнцем или электрическим фонарем (ночью).
Для нанесения светящегося порошка на приманку, его надо
предварительно соединить с лаком, прочным, влагоупорным и прозрачным (1 часть
333
Рис. 11, Светящиеся орудия лова
порошка и 2—3 части лака). Хороши прозрачные нитролаки, даммарный и
другие. Загустевший светящийся лак может быть разбавлен ацетоном,
амилацетатом и др. Светосостав от времени не теряет своей способности светиться.
Рис 12 Лов светящейся подъемкой
Его надо беречь на приманках от механических повреждений, обмывать от
загрязнений и т. п.
Светящуюся приманку несложно сделать самому и испытать этот вид
спортивного рыболовства (рис. 13),
Г. Дырдыра, Г. Иванов
РЫБАЧЬЯ СМЕКАЛКА
Сутки пути, и поезд, скрипя тормозами, остановился у небольшого
полустанка. Жаркий летний день клонился к концу. Багровый диск солнца все
ниже опускался на верхушки далекого леса.
Напевая любимую песенку, отпускник бодро зашагал по знакомой дороге.
Вот сверкнула вдали серебристая гладь извилистой .реки Киуры, так знакомой
Борису Алиеву, выросшему в этих местах. Перейдя недавно построенный мост,
он свернул в узкий прогон, упиравшийся в боковую улицу деревни.
Вскоре Борис сидел за столом и, прихлебывая ароматный горячий чай,
внимательно слушал отца о новых, славных делах их объединенного колхоза.
— Ну, небось, завтра и на рыбалку? — спросил старик, любовно
оглядывая подтянутую фигуру старшего сына.
— Да надо бы попытать, батя,— ответил Борис,— вот только не знаю,
как нынче клев...
— На Кнуре что-то неважно,— вмешался в беседу младший брат Коля.—-
А вот рубил я недавно лозняк на Березовке, знаешь, на омутах, недалечко
отсюда, и перед закатом уж больно плескались там щуки — за. мелкотой
гонялись! Завтра ведь воскресенье, пойдем туда этой ночью,—предложил Ни*
колай,— рыба там должна брать хорошо.
— Ну что ж, сходим,— ответил Борис.
Встав из-за стола, ов снял со стены добротный двуручный спиннинг и
начал наматывать иа катушку лесу.
Рано утром братья уже сидели на берегу широкого тихого ^омута и,
негромко переговариваясь, готовили снасти. Светало. Молочная дымка тумана
все выше и выше поднималась над водой. В соседних кустах задергал
коростель. Над головой с шипящим свистом пролетела кряковая утка.
335
Пора,— прошептал Борис и еще раз проверил свой спиннинг.
Стараясь не шуметь, Коля отошел в сторону и, примостившись у старой
ракиты, без плеска закинул у берега две поплавочные удочки.
Невдалеке берег реки мысом вдавался в омут. Войдя на мыс. Борис
осмотрелся и привычным взмахом гибкого бамбукового удилища забросил на
середину омута блесну. Много раз кидал он приманку, но поклевок не было.
«В чем же дело,— недоумевал Борис,— уже пять разных блесен сменил,
и ни одной хватки... Может быть, Николашка заплутался ночью и привел
меня не на то место? И есть ли здесь вообще крупная рыба?
Закурив, Борис прекратил ловлю. Слева над самой водой склонился
толстенный ствол упавшего с берега осокоря. Осторожно продвинувшись через
сучья к затопленной кроне дерева, рыболов лег вдоль ствола и погрузился
в созерцание подводного мира.
Солнце уже взошло, и сквозь прозрачную, чуть зеленоватую воду в
глубине омута хорошо просматривались водоросли и затонувшие коряги; но,
кроме стаек мелкой плотвы, сновавшей среди подводной растительности,
другой рыбы не было.
Вооружившись терпением, Алиев продолжал наблюдать. Вдруг спокойно
кормившаяся мелочь в испуге заметалась; некоторые рыбешки даже
выплеснулись из воды, а в стайку плотичек стрелой врезался крупный, горбатый окунь,
успевший схватить зазевавшуюся малявку.
«Килограмма на полтора будет,—думал Борис, любуясь полосатым
красавцем.— Вот бы его поддеть на тройник...» И не успел он и шевельнуться,
как вдруг одна из толстых коряг, видневшихся в глубине омута, ожила,
и спиннингист увидел громадную щуку, бросившуюся на окуня. Но окунь
ловко увернулся от опасного противника и мгновенно скрылся из глаз. Щука
не стала его преследовать и вернулась на прежнее место.
Осторожно, не делая резких движений, Борис добрался до берега,
забросил к осокорю блесну и стал подматывать леску, ведя приманку в полводы.
Вот удилище передало руке знакомый толчок щучьей поклевки. Рыбак сделал
подсечку —и движение лески затормозилось, но на одно лишь мгновение.
Затем леса вновь ослабла.
«Накололась на крючки и выплюнула тройник»,— с досадой подумал
Борис и, осмотрев 'блесну, продолжал ловлю. Но настоящих, жадных хваток
в это утро так и не было; единственным его трофеем оказался небольшой
окунь. Коля поймал на свои удочки десятка два плотичек Улов был
незавидный.
Вернувшись домой, Борис перелистал книги. «Клев хищников на блесну
в летнее время бывает лепив и непостоянен; зачастую они, схватив приманку,
тут же ее выплевывают, а если крючки тройника и зацепят рыбу s$ край
челюсти, то в большинстве случаев при подмотке рыболовом лесы хищник
сходит с крючков. Более азартный и жадный клев начинается лишь к концу
лета и продолжается почти всю осень»,— писал один из авторов. Но Борис
решил не дожидаться осени.
Три дня копался он с блеснами, что-то рассчитывал на бумаге, чертил и
несколько раз подолгу пропадал в слесарной мастерской МТС. Наконец
как-то вечером он торжественно заявил брату:
— Ну, Николашка, придумал я одно несложное устройство для блесны,
чтобы рыба не сходила, да надо только проверить все это на деле. Сходим-ка
нынче ночью на Васильевский омут!
— Сходим, конечно,— радостно воскликнул младший брат.— А ты мне
покажешь, что к чему?
— Изволь. Садись к столу, смотри да слушай!
Борис вынул из шкафа два чертежа и несколько блесен.
— Вот обыкновенная качающаяся блесна фабричного изготовления. А эту
я сделал сам еще в прошлом году. Обе блесны имеют тройник. На нашу беду,
этот тройник часто цепляется на дне за камни, бревна и коряги. Как
избавиться от зацепов, не отказываясь от тройника? Вот я и решил сделать тёк,
чюбы тройник во время ловли удерживался" в вогнутой части ложки блесны
и выскакивал оттуда лишь при толчке, вызванном хваткой блесны рыбой.
336
Борис укрепил тройник с помощью металлической стойки и рычажка
с крючочком, который был соединен с небольшой спиральной пружинкой.
— Теперь блесна «заряжена». Но достаточно небольшого нажима на этот
рычажок, чтобы крючочек сорвался с ушка тройника. Крючки под действием
пружины отскочат назад и попадут глубоко в пасть рыбы. Видишь? — Борис
показал брату, как выбрасывается тройник после нажима на рычажок.
— А ведь здорово должно получиться! — воскликнул Николай, быстро
«заряжая» вторую блесну.— А покажешь, как все это мне самому сделать?
— Возьмешь любую качающуюся блесну и по размерам длины тройника
просверлишь в ее ложке отверстие в 2 мм для закрепления стойки. Второе
отверстие того же диаметра надо просверлить в 10—15 мм от передней части
ложки блесны для закрепления рычага с крючочком. Рычаг и крючочек легко
Переоборудование блесны
изготовить из стальной проволоки толщиной 0,6—1.0 мм; пригодны для этой
цели и прочные канцелярские скрепки. Для стойки годится гвоздь: не толще
3 мм в диаметре, а для пружины — нетолстая стальная проволока. Рычагу
надо придать слегка изогнутую форму, и длина его должна быть такой, чтобы
он заходил за острие тройника на 6—8 мм. Крючочек, который удерживает
якорь в заряженном состоянии, припаивается к рычагу так, чтобы он
находился впереди (справа) от стойки; этот крючочек должен иметь небольшой
выгиб, чтобы беспрепятственно и во-время соскакивать с ушка тройника.
— А в слесарной на оснастку десяти блесен потребуется не более двух
часов,—закончил свою «лекцию» Борис.
Беседа затянулась до полуночи, и спать было уже некогда: пора
выходить на рыбалку. На этот раз ночь была теплая, ясная и рассвело раньше
обычного. На омуте Коля не стал разматывать свои удочки и с любопытством
следил за действиями брата. Первые три заброса прошли без поклевок. Затем
Борис выудил щучку килограмма на два, за ней — двух крупных окуней.
После этого клев оборвался, и с полчаса не было ни одной хватки,
— Покурим,— вполголоса предложил Каля.
Усевшись на траве, братья завернули по цигарке.
Внезапно под противоположным обрывистым берегом омута брызгами
рассыпалась во все стороны рыбья мелкота, и гулко раздался всплеск щуки.
Схватив спиннинг, Борис точным броском послал блесну туда, где только что
был всплеск. Еще момент —и затрещала катушка. Вскочив на ноги, Борис
быстро подсек рыбу и отдал ей немного лесы.
•|2 Рыболов-спортсмен, кн. VI 337
«= Видать, крупна и бывала,— шепнул он брату,— смотри, сейчас
что-нибудь выкинет!..
И действительно, на поверхности воды показалась большая щучья
голова с разинутой пастью. Приоткрыв жабры, хищница энергично трясла
головой, пытаясь освободиться от крючков. Чуть подмотав лесу, Борис выжидал.
Вскоре голова исчезла, и леса вдруг ослабла.
— Как бы не сделала «свечку»,— озабоченно пробормотал рыболов,
быстро опуская конец удилища в воду. Из водоворота, показав на миг все свое
метровое тело, высоко выплеснулась рыбина. Борис мигом подал вперед руку
с удилищем и, как только рыба исчезла в воде, опять подмотал леску.
Борьба длилась долго, но рыболов победил: щука, чуть шевеля
плавниками, дала вывести себя на мель.
— Подбагривай ближе к жабрам и тащи без рывков! — шепнул 6paiy
Борис, прекратив подмотку лесы,
Плавным, но сильным взмахом Николай глубоко вонзил багорик в шею
хищницы и вытащил ее на берег.
Много вечерних и утренних зорь провел этим летом Борис на омуте и
всякий раз возвращался оттуда с богатой добычей. Блесна новой конструкции
себя оправдала.
В. Васильев
О ВЫБОРЕ СПИННИНГОВОГО УДИЛИЩА
Каждый начинающий рыболов-спиннингист стремится выбрать себе
хорошее спиннинговое удилище. Однако отсутствие личного опыта и ясности
в своих требованиях к удилищу нередко приводит его к случайному выбору
и дальнейшему сожалению.
Личный опыт в ловле спиннингом свыше 35 лет, самостоятельное
изготовление удилища из колотого клееного бамбука, безотказно работающего 24 года,
и ряд последующих опытов в поисках лучшего удилища, естественно, привели
меня к некоторым практическим выводам. Они могут оказаться полезными
начинающему рыболову.
Самой обычной ошибкой новичка бывает приобретение им
негармонирующих между собой удилища, катушки, лесы, грузил и т. д. В результате рыболов
иногда оказывается обладателем одноручного спиннинга с большой катушкой
для двуручного спиннинга, слишком легких грузил и толстой лесы. А затем
он никак не может достичь успеха в забросах и ловле.
Чтобы избежать этого, надо обдумать и решить, какой спиннинг,
одноручный или двуручный, более отвечает желанию рыболова и будущим условиям
ловли, а в соответствии с этим решением потом подбирать и все остальное:
катушку, леску и прочее. Правильный подбор всех составных элементов спин-
нинговой снасти имеет очень большое практическое значение.
Выбирая удилище, спиннингист должен учитывать свои физические
данные. Так, легкое, упругое удилище размером до 1,7—2 м, с небольшой
катушкой диаметром 80—100 мм и тонкой лесой-жилкой диаметром 0,3—0,35 мм
будет, конечно, менее утомительным во время ловли, чем более тяжелый,
длинный и мощный двуручный спиннинг.
Небольшое удилище имеет свои преимущества в стесненных условиях
заброса, например при ловле с берега; заросшего кустами и лесом, с небольшой
площадки под крутояром, сидя в лодке и т. п.
В свою очередь более длинные, двуручные удилища в 2,5—3 м имеют
некоторые преимущества при ловле семги, кумжи, тайменя, линя, форели,
жереха. Ловля этих рыб часто требует большей дальности заброса, применения
более тяжелых блесен и более толстых лесок. Впрочем, и при двуручном
спиннинге в ловле форели и жереха всегда преимущество будет оставаться
за тонкой лесой и небольшой приманкой.
Иногда у рыболовов появляется стремление приобрести длинное, до 3,5 м,
338
спиннинговое удилище. Никаких особых преимуществ это удилище не имеет.
Оно громоздко, тяжело и утомительно в ловле.
По мере развития спиннингового спорта стали появляться удилища из
самых разных пород дерева: бамбука, гринхардта, лансвуда, гикори, белого
бука, клена, жимолости, можжевельника, пихты и т. д. Вместе с тем стали
встречаться удилища из дельта-древесины, стальных прутков, трубок и
пластмассы.
Однако лучшим материалом, обладающим всеми нужными качествами
спиннингового удилища, пока следует признать длинноволокнистый
выдержанный бамбук.
Из колотого бамбука готовятся самые лучшие клееные удилища.
Ему немного уступает по прочности и длительности срока службы
прямослойный гринхардт. Хороши правильно сделанные удилища из тонкостенных
конических стальных трубок, но они встречаются пока редко. Грубы и тяжелы
удилища из дельта-древесины и винилпласта. Мало надежны спиннииговые
удилища из лансвуда, гикори, белого бука и клена. Лучше последних пород,
но требуют еще изучения и дальнейшего практического испытания жимолость,
можжевельник и пихта.
Изготовление удилища иногда вынужденно зависит от наличия того или
иного материала. В этих случаях следует учесть вышесказанное.
К сожалению, до сих пор в торговой сети из-за отсутствия должных
технических условий и контроля на производстве встречаются спиннииговые
удилища низкого качества.
Чаще всего встречаются следующие дефекты: сырой невыдержанный
материал; рыхлая, непрочная древесина; несоответствие соединительных трубок
толщине удилища; неправильная посадка самих трубок; лакировка удилища
неустойчивыми лаками, искривление и прогиб удилища от ловли; грубая и
некачественная обмотка удилища.
Это приводит к тому, что на удилище, провисевшем одну зиму дома, вес-
ной вдруг начинают качаться, а затем отваливаться соединительные трубки
и шелковая обмотка сползает. Еще хуже, если недоброкачественный лак
быстро слетает и влага попадает внутрь древесины. Это удилище скоро изогнется
и останется кривым, древесина загнивает, а клееное удилище расклеивается.
Если же оно сделано из рыхлого или подгнившего на корню, или косослойного
бамбука, то возможны совершенно неожиданные переломы удилища даже
при подсечке рыбы, схватившей блесну.
Поэтому при выборе спиннингового удилища рекомендую обращать
внимание на следующее:
1. Ручка удилища должна быть отделана пробкой и иметь резиновый
буфер-грибок.
2. Соединительные трубки на коленах удилнща должны быть
цельнотянутыми, без шва, желательно с усилительными поясками в середине основной
трубки и верхнем конце ее. При соединении колен контртрубка должна плотно
и ровно входить в основную, нижнюю, трубку. Длина соединения трубок
должна быть не менее 3,5 диаметра контртрубки.
Трубки должны быть плотно посажены на дерево, соответствовать
диаметру колен, обязательно иметь на концах «лапки» и в собранном виде при
встряхивании удилища не давать вибрации.
3. Пропускные кольца должны быть поставлены в легкую, но прочную
оправу и не отяжелять удилища; оправа и кольца не должны окисляться на
открытом воздухе; внутренняя поверхность колец должна быть полированной.
4. Крепление для катушки должно надежно и устойчиво закреплять
катушку на ручке удилища в нужном месте и не портить пробку ручки.
5. Обмотка «лапок» у трубок, оправы колен и самих колен удилища
должны быть тонкими и прочными.
6. Удилище из клееного бамбука должно быть склеено очень тщательно.
7. Лакировка удилища обязательно должна быть выполнена
высококачественным масляным лаком, стойко выдерживающим все условия, в которых
работает удилище. (Все лаки, не предназначенные для наружных покрытий и
неэластичные, для лакировки удилища не пригодны.)
12*
339
8. Удилище должно быть правильно сбалансировано. Центр тяжести
должен находиться возможно ближе к месту закрепления катушки.
9. Удилище не должно иметь остаточной деформации. После плавного
изгиба собранного удилища, не встряхивая удилища, смотрят вдоль него. На
удилище из материала низкого качества останется некоторый изгиб. Чем
больше остаточная деформация, тем хуже качество материала удилища.
Хороший строй удилища зависит от соотношения его размеров и качества
материала. Однако неоднородность материала, идущего на удилища,
различная плотность древесины, непостоянная влажность и выдержка дерева,
различный возраст его создают неопределенные условия для расчета и
построения удилища. Поэтому удилище обычно делается по каким-то испытанным,
лучшим образцам (его размерам) с получением приближенных результатов.
Надо помнить, что в борьбе с крупной рыбой верхняя часть правильно
поставленного удилища при изгибе выключается и напряжение приходится на
нижнюю часть удилища с ручкой.
Толстая, жесткая, непружинящая ручка удилища часто приводит к
перелому его около рукоятки.
Необходимо остановиться на том, что среди спиннингистов сушествует
термин «грузоподъемность удилища».
Если термин «грузоподъемность» применяется в технике к кранам,
блокам и т. д., то в применении к удилищу он совершенно безграмотен, вносит
явную путаницу в основные понятия начинающих спиннингистов и приводит
к неправильному обращению с удилищем.
О каком «поднятии груза» идет речь, когда рыбак искусным
маневрированием удилища, катушкой, эластичностью лесы борется с рыбой?
Общеизвестно, что даже некрупную рыбу нельзя «поднимать» удилишем
из воды или выбрасывать им рыбу на берег.
Едва ли авторы этого неуместного термина будут испытывать сами
грузоподъемность своего удилища, поднимая им рыбу весом 5—8—20 кг.
Поэтому давно пора этот термин исключить.
Часто встречаются поклонники, восторженно описывающие заграничные
удилища со стальным центром. По неопытности находятся и желающие
самостоятельно изготовить клееное удилище с таким центром.
Очевидно, наличие стального центра в удилище служит лишь целям
коммерсантов, позволяя фирме и продавцам воздействовать на воображение
покупателя.
Между тем многие не знают, что толщина этого стального центра
измеряется в 1—1,5 мм, причем, будучи вынут из удилища (а мне это приходилось
делать в английских удилищах марки «Гарди»), стержень, взятый за конец,
провисает дугой под собственным весом, а главное, он совершенно бесполезен
внутри удилища.
Проанализируем, какие напряжения возникают при изгибе удилища.
Очевидно, при изгибе верхняя выгнутая часть будет работать на растяжение,
а противоположная вогнутая —на сжатие. Центр удилища будет в
нейтральном положении. И действительно, кроме лишней тяжести и вредного влияния
на строй удилища и его склейку, стальной центр ничего не дает.
Вот о создании хороших стальных удилищ из конических трубок,
обеспечивающих правильный строй удилища, следует подумать!
Легкость в сочетании с упругостью — вот самые ценные качества
спиннингового удилища, к которым надо стремиться.
Очень мягкое (хлыстоватое) удилище затрудняет подсечку рыбы, особенно
при поклевке на дальнем забросе, тем более при значительной эластичности
жилковых лес.
Жесткое удилище грубо, оно не пружинит при забросе, и ловля таким
удилищем не доставляет никакого удовлетворения.
Упругое, пружинящее удилище, взятое за рукоятку около грибка, при
нескольких боковых толчках влево и вправо дает короткие, быстро
затухающие колебания по всему удилищу, включая его рукоятку. Такое удилище
окажется лучшим.
Для самодельного изготовления хорошего удилища надо взягь выдержэн-
340
ное, цельное бамбуковое удилище; выправить над слабым огнем все его
искривленные места; подготовить и поставить хорошие соединительные трубки;
обмотать (с клеем или лаком) удилище самой тонкой лентой (газовой или,
в крайнем случае, выстиранной лентой от пишущей машинки); тщательно
отлакировать удилище масляным лаком, годным для наружных работ; сделать
из пробки хорошую рукоятку, и можете быть уверены, что вы подготовили себе
надежное, хорошее, легкое удилище, способное служить долгие годы.
Встречаются иногда «любители», которые утверждают, что для спиннинга
пригоден любой кол, лишь бы на нем были кольца. Не будем бесполезно
спорить с такими любителями дубовой снасти, но начинающим рыболовам
порекомендуем держаться от них подальше.
В заключение дадим начинающим рыболовам основные советы правильного
обращения с удилищем: никогда не делать забросов с силой. Заменяйте силу
ловкостью и легкостью приемов. Не применяйте хорошее удилище для ловли
дорожкой или «перетягой». Не пытайтесь силой отвечать иа сопротивление
рыбы. Катушка и выдержка рыболова всегда осилят самую крупную рыбу.
На рыбалке не кладите удилище на землю. Дома не ставьте его в угол,
а вешайте в чехле на стену. Берегите свой спиннинг, во-время устраняйте все
повреждения, особенно следите за лакировкой, и он будет долго и надежно
служить вам.
В. Васильев
БЛЕСНА ДЛЯ СПИННИНГА, ДОРОЖКИ И ЗИМНЕЙ ЛОВЛИ
Предлагаемая блесна относится к колеблющимся приманкам. По форме
она представляет собой изогнутую пластинку с отогнутым хвостом. Выпуклая
Рис. 1
сторона овальная, гладкая. Вогнутая сторона к головной части плавно
утолщается.
Общий вид ее и чертеж указаны на рис. 1.
В зависимости от применяемого материала (латунь, бронза, медь, железо,
баббит, третник, свинец) вес блесны колеблется от 25 до 50 г.
341
Достаточный вес блесны позволяет применять ее при ловле спиннингом или
на дорожку без дополнительного груза, что в некоторых условиях ловли
(например, при мелководье) является необходимым.
Эта блесна может быть применена и при зимней ловле крупной хищной
рыбы.
Блесна может изготовляться отливкой. Форму для литья можно сделать
из дерева, гипса и другого материала. Если нужна формовка (в гипсе), то
образец блесны предварительно делается из легко обрабатываемого материала
(дерево, свинец). Блесна отливается в хорошо просушенную форму, после
опиливается, шлифуется и полируется.
Иногда лучшие результаты ловли дает не полированная, а грубо
шлифованная блесна.
Можно изготовить блесну и другим способом. Вырезают изогнутую по
форме блесны металлическую пластинку толщиной 1,5—2 мм. На внутреннюю
поверхность ее напаивают свинец, третник или баббит и отделывают по форме
блесны. В головной и хвостовой частях блесны сверлятся отверстия.
Оснащается блесна следующим способом: в головную часть ее вводится
надежное заводное кольцо с карабином. В кольцо заводится короткий, в 15—
20 мм длины, стальной поводок диаметром 0,35—0,4 мм с крючком-двойником.
Затем в то же заводное кольцо заводится второй металлический поводок
длиной до хвоста блесны. На этом поводке ставится тройник. Поводок около ушка
тройника обертывается два раза тонкой, мягкой, медной проволочкой, концы
которой обрезаются в 8—10 мм длины, вводятся в хвостовое отверстие блесны
и раздвигаются в разные стороны.
Крючок-двойник слегка прикрепляется мягкой, тонкой проволочкой к
поводку тройника. Крючки можно замаскировать красной шерстью.
Рыба, схватив блесну поперек, попадается на двойник. При поклевке
с хвоста блесны во рту рыбы оказывается тройник. Медная проволочка
разгибается, оба крючка сразу же отстегиваются от блесны, и она свободно висит
на кольце и поводке. Леса н поводки с крючками представляют собой как бы
одно целое. Такая оснастка значительно уменьшает количество сходов рыбы.
Я изготовлял блесны различных видов и образцов и, наконец, выбрал из
них дающую хороший улов, которую и назвал «Надежда».
Эта блесна хорошо видна хищной рыбе снизу, сверху и с боков. На
вогнутой стороне я припаиваю металлическое ребро высотой от 4 до 8 мм, в за-
Г. Кулькин
БЛЕСНА «НАДЕЖДА»
Блесна «Надежда»
342
висимости от величины блесны. Без ребра блесна видна сбоку в виде тонкой,
мало заметной дугообразной линии, с ребром она видна гораздо лучше. Кроме
того, ребро дает возможность закреплять на нем двойник, подвешенный иа
головном колечке блесны. Двойник хорошо держится на ребре своим зажимом
и легко отстегивается при хватке рыбы.
Блесна «Надежда» показала хорошие качества при отвесном блеснении и
при ловле на спиннинг. Ее можно изготовлять из латуни, меди и нержавеющей
сгали любых размеров и веса в зависимости от назначения.
Применяется она при ловле щук, жерехов и окуней.
М. Семушин
УПОР ДЛЯ ПАЛЬЦА НА ЛАПКЕ СПИННИНГОВОЙ КАТУШКИ
Меткость и дальность заброса спиннингом в большой степени зависит от
того, как тормозится барабан катушки. Для забросов па 25—30 м число обо-
Упор для пальца на лапке спиннинговой катушки
рогов барабана катушки достигает 5 ООО в минуту, а при забросах на 60—80 м
доходит до 15 ООО (имея в виду катушку со средним диаметром намотки лесы,
равным 90 мм).
.543
Пересчитав число оборотов в секунду, получим соответственно 83 и 250.
При такой скорости вращения требуется крепко сжимать рукоятку
удилища и сильнее тормозить. Реакция человека на явления, сопровождающие
заброс (дальность, меткость, сила взмаха, направление и сила ветра), должна
быть очень быстрой, чтобы не образовался парик. Торможение осуществляется
пальцем, регулирующим вылет лесы. Если катушка укреплена вверху рукоятки
удилища, то торможение барабана производится большим пальцем правой
руки (паиболее распространенный случай). При этом кисть руки не может
сильно сжать рукоятку удилища, так как большой палец только тормозит
катушку, сгибаясь в двух суставах. Движение пальца происходит на большом
плече, уменьшая ощущение торможения.
Если катушка установлена внизу рукоятки удилища, то торможение
производится указательным пальцем левой руки (менее распространенный
случай). При этом указательный палец тормозит, сгибаясь в трех суставах. Его
движение происходит на еще большем плече, чем в первом случае, сильно
уменьшая ощущение торможенпя.
Для улучшения и облегчения торможения мною у лапки катушки сделан
для пальца упор, немного выступающий за переднюю щечку барабана.
Конструкция такого упора может быть различной, зависящей от формы
лапки.
Упор может быть сделан заодно со стойкой, к которой укреплена лапка,
или отштампован заодно со стойкой и лапкой, или изготовлен отдельно и
прикреплен к лапке. Если лапка отстоит сравнительно далеко от барабана, то
упор должен быть подведен к нему. Расстояние от упора до барабана равно
4 мм. В месте прилегания пальца на упоре может быть сделана насечка
(накатка).
Такой упор дает возможность: руке, производящей торможение катушки,
сжимать рукоятку удилища с полной силой, так как большой палец участвует
в сжатии, касаясь упора; увеличить ощущение и плавность торможения,
поскольку палец получает опору в месте сгиба верхнего сустава и движения его
осуществляются на малом плече.
А. Балашов
О ЛОВЛЕ СПИННИНГОМ В РЕКАХ ПОДМОСКОВЬЯ
В последнее время у многих московских спиннингистов укоренилось мпе-
иие, что в открытых водоемах, расположенных в радиусе 100—120 км от
Москвы, почти нет смысла ловить рыбу спиннингом. Лишь изредка на
подмосковных реках появляются начинающие спиннингисты, начитавшиеся в
рыболовной литературе про былую славу этих мест. Чаще же здесь можно
встретить или группу туристов, или какую-нибудь праздную компанию,
орудующую запретными бредешками.
Где же проводит свой выходной день и досуг большинство московских
спиннингистов? Одна их часть, примирившись с фактом менее спортивной
ловли в стоячей воде, оседает на базах многочисленных и обширных закрытых
водоемов Подмосковья. Другая же, неменьшая, часть, для которой стали узки
рамки Московской области, выезжает теперь на водоемы Рязанской,
Калининской, Ярославской и Смоленской областей.
Однако правильно ли утверждение многих спиннигистов, что реки
Подмосковья не могут удовлетворить даже их умеренных требований? Я не склонен
разделять этого мнения. Правда, рыбы под Москвой за последние годы стало
меньше, и ловить ее, конечно, труднее. Но при правильном учете ряда условий
ловля на подмосковных реках может быть весьма успешной по своим
результатам.
Каковы же эти условия?
Места и время ловли. Как только в реках спадет вода и
посветлеет после весеннего половодья, начинается ловля спиннингом. В средней
полосе обычно это бывает в первой декаде мая.
344
Ранее этого срока возможна ловля лишь в верховьях Москвы-реки и реки
Угры, где вода светлеет, при нормальном ходе весны, в последней декаде
апреля.
В это время года вода бывает еще заметно выше, чем в межень, и течет
быстрее. Для ловли следует выбирать в первую очередь перекаты, которые
позднее зарастают различной водной растительностью. На песчаных и
каменистых перекатах в это время неплохо ловится шереспер.
Ловить же ранней весной в глубоких плесах реки, ямах и омутах, где
течение слабее, бесцельно: рыба там не держится. Однако пренебрегать
глубокими заливами и заливчиками ни в коем случае не следует. Нужно отметить,
что весной рыба берет хорошо в течение всего дня.
По мере спада воды до летнего уровня многие перекаты и плесы мелеют
и быстро зарастают травой до такой степени, что ловить спиннингом в этих
местах становится довольно трудно.
Период с конца июня и почти вплоть до середины августа многие рыболовы
считают глухим, или «мертвым», сезоном и в эту пору не ловят спиннингом
на мелких и средних реках. Некоторые спиннингисты вовсе прекращают ловлю
до осени или перебираются на закрытые водоемы, где, по их мнению, клев
лучше, чем в открытых реках. Однако это не так.
Правда, уже нет такого жора, какой бывает весной после нереста, но все
же рыба не перестает кормиться. Изменились лишь места ее обитания, а
отсюда — и условия ловли.
Летом рыбу следует искать в траве или непосредственно около травы.
Особенно нужно помнить об этом, собираясь на ловлю щук.
Лучшими местами для ловли в этот период нужно считать травянистые
перекаты любой глубины, подходы к ним и спады после них, заросшие со дна
лопушником, быстрые протоки (борозды) между островами камыша и куги,
травянистые отмели неподалеку от фарватера и, наконец, всякие
захламленные валунами или корягами места, если они не удалены от струи. Ловить
нужно утром и вечером.
Ближе к осени и осенью, когда трава ложится на дно, ловить нужно в
более глубоких местах реки. Техника ловли спиннингом в этот период
становится проще.
Снасть и приманка. Какие требования надо применять к снасти
и к приманке во время ловли спиннингом летом?
Прежде всего нужно предпочесть двуручный спиннинг одноручному.
Удилище не должно быть длиннее 2,4 м; именно это обеспечивает
большую маневренность при любых условиях ловли. Кроме того, удилище должно
обладать повышенной жесткостью, которая особо необходима при ловле
в травах. С таким удилищем при частых задевах крючками за стебли
водорослей бывает достаточно одного резкого и короткого рывка, чтобы крючки
срезали стебель и остались чистыми, а блесна продолжала работать далее. Этого
не получится, если удилище недостаточно жесткое.
При ловле не следует резко срывать блесну лишь в том случае, когда
тройник зацепился за стебель куги. Иначе куга подломится в том месте, где
ее захватили крючки, и придется приложить много усилий, чтобы вырвать ее.
Лучше в этом случае постепенно натягивать лесу. Крючок, распоров стебель
куги до вершины, легко освободится.
Катушка должна удовлетворять, по крайней мере, двум основным
условиям: 1) барабан ее должен быть достаточно легким и прочным; 2) сама она
должна при надобности вращаться так, чтобы свободно получалась при
подмотке скорость движения приманки до 1,5 м/сек.
Ловить нужно преимущественно на мертвую рыбку. Для этих целей очень
хороша снасточка К. Миткевича (рис. I), которая за последние три-четыре
года завоевала общее признание у московских спиннингистов. В качестве
насадки на эту снасточку более всего подходит уклейка средних размеров. Она
очень хорошо играет в воде и не срывается со снасточки после нескольких
забросов.
Из искусственных приманок лучше брать колеблющиеся блесны среднего
размера «Шторлек», «Уральскую» и «Норич» (рис. 2). Блесна должна быть
345
довольно тяжелая, чтобы далекий заброс можно было делать без применения
добавочного свинцового грузила в оснастке. Блесны «Шторлек» или «Норич»
надо изготовлять из металла, толщиной 2 мм, а «Уральскую»— 1,5 мм. Хорошо
иметь блесны двухцветные. Наилучшие комбинации цветов: белый с желтым
или с золотистым и белый с красным. Для этого одна сторона блесны,
изготовленной из латуни или меди, серебрится гальваническим или иным способом.
Обычно это выпуклая поверхность. После серебрения не следует полировать
покрытие, а непосеребренную сторону блесны желательно отполировать.
Якорек блесны нужно оперить тёмнокрасной шерстью. К карабину блесны
присоединить стальной одножильный поводок длиной 15—20 см с заводным кольцом
на конце, за которое подвязывается леса. Лучшая леса — из капроновой жилки
высокого качества диаметром 0,4 мм.
Техника ловли. Как я уже указывал, за последние годы условия
ловли в Подмосковье изменились.
Чтобы успешно ловить теперь, от спиннингиста требуется высокая техника
владения снастью. Спиннингисту, не умеющему в совершенстве забрасывать
Рис 1 Снасточка Рис 2 Колебчющиеся блесны
К Миткевича
блесну, рассчитывать на успех нельзя. Но и одного заброса недостаточно:
нужно уметь водить приманку в таких местах, которые недавно еще считались
недоступными.
Нужно отойти от старых, шаблонных способов и приемов заброса, так как
они себя не оправдывают. Совершенно исключительную роль при ловле летом
приобрела точность заброса. Чем точнее забрасывает спиннингист, тем с
большим правом он может считать себя хозяином тех мест, о которых только что
говорилось. А точности нельзя добиться, применяя боковой заброс. Его нужно
заменить вертикальным забросом через плечо. Этот способ при хорошей
катушке и тяжелой приманке дает возможность послать блесну далеко и точно
в цель. Им-то и должны овладевать московские спиннингисты.
С середины лета и до осени уровень воды в наших реках самый низкий.
В широких плесах и глубоких местах течение делается слабее. Только на
перекатах быстро бежит извилистая струя прозрачной воды. В ней, как пучки
длинных шелковых лент на свежем ветре, полощутся стелющиеся травы.
Крайние стебли куги мелко дрожат под напором струи, ослепительно
поблескивая на солнце, а широкий лист кувшинки то всплывает на поверхность, то
снова медленно погружается в воду.
Все хищные и нехищные рыбы летом здесь или поблизости. Послушайте
у гром и вечером в погожий летний день, как бурно кипит жизнь в этих местах,
346
и вы, без сомнения, поймете, где искать рыбу в такой, казалось бы,
«безнадежной» реке.
Когда вода мелкая и прозрачная, спиннингист должен уметь маскиро-
ватьси. Передвигаться по берегу нужно бесшумно, несколько отступив от
кромки воды, так как рыба часто стоит поблизости в траве. Солнце по
возможности должно быть за спиной, Но тень рыболова не должна падать на воду.
Дело в том, что, когда солнце светит в глаза, поверхность воды ярко серебрится
и рыболов ничего не видит под ней. Только иногда темное отражение в воде
проплывающего в небе облака открывает ему на короткое время небольшой
кусочек подводного мира, а рыба видит его хорошо.
На перекатах удобнее ловить, поднимаясь вверх, против течения реки,
а забросы нужно делать так, чтобы блесна при подмотке шла по течению или
несколько под углом к нему. В этом случае колеблющиеся блесны и снасточки
играют эффективнее, а крючки, не задевая, соскальзывают с водорослей,
натянутых течением в сторону движения приманки. Первый заброс нужно всегда
делать вдоль берега, затем разворачиваться веером в поперечном направлении.
Как бы ни была узка струя между сплошной зарослью трав, как бы ни
было мало чистое оконце, позволяющее сделать лишь три-четыре свободных
оборота катушкой, бросать туда нужно не раздумывая.
Чем отважнее и решительнее сделает это рыболов, чем точнее попадет
блесной, тем скорее поймает он рыбу. Часто в таких случаях поклевка щуки
следует мгновенно за падением приманки.
Пусть спиннингиста не смущает бешеная скорость движения приманки на
мелких и быстрых местах над травой,— ведь она ничтожна в сравнении со
скоростью, которую развивает щука при броске: быстрота реакции и скорость
движения у нее феноменальны.
Пусть травянистый перекат будет такой мелкий, что его можно перейти
в сапогах; это не должно смущать спиннингиста: он скоро сможет убедиться
в том, что и на мели водится крупная рыба. Бывает, что к таким местам
невозможен подход из-за сплошного ивняка на берегах. Тогда нужно раздеться
и ловить взабродку. Нужно помнить, что такие места летом бывают забиты
рыбой.
Приманку следует водить не монотонно, а рывками, то ускоряя ее ход, то
замедляя. Эти паузы должны меняться во времени. Кстати, сам характер
трудных для ловли мест вынудит рыболова делать это, чтобы избежать частых
зацепов.
Описанная здесь ловля весьма спортивна и исключительно красива.
В большинстве случаев рыболов видит весь процесс поклевки, причем сила
ее, не потушенная глубокой водой, мощно передается на его удилище.
А не ради ли этих мгновений постоянно зовут рыболова далекие и близкие
берега?!
А. Новиков
НОВЫЕ ЖЕРЛИЦЫ—ДОННЫЕ УДОЧКИ
Существующие устройства жерлиц, сигнализирующие о поклевке рыбы
поднятием флажка, имеют существенные недостатки.
Ловля на эти жерлицы связана с необходимостью наблюдения за каждой
жерлицей в отдельности, что в значительной степени утомляет рыболова.
В процессе ловли рыболову все время видны флажки, изменяющие при
поклевках рыбы только свое относительное расположение.
Так, например, при ловле на жерлицы с падающим флажком для
обнаружения поклевки нужно заметить ту жерлицу, на которой флажок упал. При
наблюдении же за жерлицами с поднимающимися в моменты поклевок
флажками необходимо заметить поднявшийся флажок.
Нередки случаи, когда рыболов, ослабив внимание при наблюдении за
жерлицами (особенно в дни слабого жора рыбы), не замечает упавшего или
поднившегося флажка. В это время рыба, наколовшись при заглатывании
347
живца на тройник или выбрав всю лесу и почувствовав задержку,
освобождается от крючка.
Таким образом, несвоевременное обнаружение поклевок в известной
степени снижает успех ловли.
Но представим себе такую картину. Рыболов, ожидающий поклевку рыбы,
имеет в поле зрения только слабо выраженные контуры зимних жерлиц, изго-
Рис. 1. Жерлицы в настороженном положении:
а — деревянный шестик или дюралюминиевая трубка длиной 65 см, б — катушка
с запасом лесы (15—25 м), в — корпус устройства, сигнализирующего о поклевке
рыбы, г —резинка с крючком, стопорящая катушку
товленных из дюралюминия или окрашенных в белый цвет, которые подчас
совсем незаметны на общем фоне зимнего ландшафта. Рыболов настолько
свыкся с окружающей обстановкой, что почти не замечает расставленных
жерлиц.
Только время от времени окидывает он их беглым взглядом, но,
оказывается, этого вполне достаточно, потому что в момент поклевки рыбы на белом
348
фоне местности появится раскрывшийся яркокрасный флажок-вымпел, который
рыболов мгновенно обнаружит с большого расстояния. Раскрытие флажка-
вымпела сопровождается характерным щелчком, который может быть услышан
рыболовом. Если рыболов прервал наблюдение за местом расположения
жерлиц, то при внезапной поклевке его внимание привлечет звук щелчка. Затем
он увидит выброшенный жерлицей флажок, как бы «вспыхнувший» на белом
фоне.
Рис 2 Момент поклевки рыбы
д — бучавка, удерживающая пружин} е — флажок, ас — пружина
Описываемая жерлица, сигнализирующая о поклевке рыбы
раскрывающимся (выбрасывающимся) флажком, успешно применяется в качестве
летней жерлицы, а также донной удочки для ловли карпа, сазана, окуня, леща,
налима и другой рыбы.
На рис. 1 изображен общий вид жерлицы в настороженном положении.
Показан и момент поклевки рыбы (рис. 2): натянувшаяся при хватке рыбы
349
блесна увлекла за собой булавку, удерживавшую в сжатом состоянии в корпусе
сигнализирующего устройства пружину ж; пружина разжалась, выбросив
закрепленный на ней флажок е, который затем раскрылся. Верхний конец резинки
укреплен наглухо на мотовильце, за нижнее мотовильце на время ловли задет
крючок резинки. На мотовильце может быть намотана леса для быстрейшего
ее просушивания после ловли (если в качестве шестика жерлицы использована
трубка, то резинку можно поместить внутри трубки, выведя наружу только
крючок из мягкой проволоки).
Сигнализирующее устройство жерлицы состоит из корпуса, пружины
с укрепленным на ней флажком и оси.
Корпус сигнализирующего устройства жерлицы (рис. 3) лучше всего
изготовить из листового дюралюминия толщиной 0,5—0,8 мм (сплав АМЦ),
который не требует светлой окраски, легок и не подвержен коррозии. Можно также
использовать для этой цели обыкновенную жесть или кровельное оцинкованное
железо.
гО
-50-
г
.18
П.
А:
/4
t
4
о
С\3
е-
Рис 3. Корпус сигнализирующего
устройства
Рис. 4. Пружина
Из выбранного материала вырезают пластину размером 100 X 50 мм и
выпиливают в ней трехгранным напильником вырезы а, необходимые для на-
стораживания жерлицы (удерживания пружины в сжатом состоянии) при
помощи булавки д.
Затем зубилом, заточенным под острым углом, или острием ножа одну из
сторон пластины рассекают на глубину 10—12 мм. Полученный при этом зуб б
загибают круглогубцами, придавая ему форму крючка в, предназначенного для
фиксирования пружины в сжатом состоянии (походное положение).
Выполнив указанные операции, пластину выгибают по линии гд так, чтобы
крючок находился внутри полученного корпуса, после чего высверливают
отверстия е для оси пружины, а также крепления корпуса к кронштейну шестика и
отверстия ж для заклепки, предназначенной для ограничения хода плеча
пружины с выброшенным флажком с таким расчетом, чтобы угол между
плечом пружины и корпусом сигнализирующего устройства составлял
примерно 90°,
350
В качестве корпуса сигнализирующего устройства может быть
использована трубочка из бамбука, в стенке которой следует сделать соответствующий
вырез по длине.
Пружину (рис. 4) можно изготовить из проволоки толщиной 1,25 мм,
обладающей достаточной упругостью. Лучше всего употребить для этой цели
рояльную проволоку или жилу стального троса.
На металлический стержень диаметром 6—8 мм, зажатый в тиски,
наматывают четыре-пять витков указанной проволоки, плотно располагай витки.
Концы свободно разжавшейся пружины должны составлять угол примерно
160—170°.
Флажки (рис. 5) изготовляются из красной шелковой ленты шириной около
5 см.
В корпусе сигнализирующего устройства свободно вмешается флажок из
ленты длиной 15—18 см.
Один конец ленты окантовывают металлической законцовкой. Лучшим
материалом для законцовки является листовой алюминий, алюминиевый сплав
(АМЦ) толщиной до 0,5 мм, обыкновенная жесть или листовое железо.
Изогнув металлическую пластинку по длине вдвое, в нее вкладывают обрез
ленты, после чего пластинка сжимается. Ширина металлической законцовки
не должна быть более 3,5 мм,
иначе при поклевке будет происходить
заедание флажка в корпусе
сигнализирующего устройства.
Вместо металлической
пластинки, для законцовки обреза
флажка можно использовать
проволоку диаметром 3,5 мм, которую
следует обернуть лентой, а затем
прошить или проклеить.
Второй конец ленты-флажка
закрепляется на длинном плече
пружины также при помощи
изогнутой вдвое металлической
пластинки, которая, кроме того, препятствует прогибу длинного плеча пружины
в настороженном положении.
Сборке сигнализирующего устройства предшествует изготовление
кронштейна, при помощи которого его корпус подвешивается к шестику
жерлицы.
Для кронштейна используется такой же материал, как и для корпуса
сигнализирующего устройства.
Расстояние между стенками (щеками) кронштейна должно
обеспечивать свободное качание корпуса сигнализирующего устройства на своей
оси.
В отверстия корпуса сигнализирующего устройства вставляют заклепку и
расклепывают ее в потай. Затем на корпус надевают кронштейн, после чего,
сжав концы пружины, вкладывают ее в корпус и, совместив отверстия
кронштейна, корпуса и пружины, вставляют в них ось пружины.
Отпустив концы пружины, проверяют ее ход в корпусе сигнализирующего
устройства и, убедившись в хорошей работе пружины, расклепывают ось с
таким расчетом, чтобы подвеска корпуса на кронштейне была свободной.
При помощи кронштейна сигналнзируюшее устройство прикрепляют к
шестику жерлицы одной-двумя заклепками.
При свободной подвеске в момент поклевки разжавшаяся пружина силой
отдачи короткого плеча толкает корпус сигнализирующего устройства в
сторону шестика жерлицы.
Щелчок, происходящий от удара корпуса сигнализирующего устройства
по шестику жерлицы, является первоначальным сигналом для рыболова о
поклевке рыбы.
Выбрасывание флажка в момент поклевки рыбы и раскрытие его при
условии правильной укладки происходят совершенно безотказно.
Рис. 5. Флажок
351
Флажок надо сворачивать в рулончик, наматывая его на металлическую
законцовку нижнего конца ленты (не на пружину!). Затем, сжимая пружину,
вкладывать свернутый флажок в корпус сигнализирующего устройства и
заводить конец пружины (являющийся древком флажка) за крючок в (рис. 3),
который служит для удержания пружины в походном положении.
Нижний конец шестика жерлицы делается квадратным, чтобы
предотвратить повороты жерлицы вокруг своей оси во время сматывания рыбой лесы
с катушки. На шестик монтируются катушка, мотовильца и резинка с крючком
для стопорения катушки в походном положении. Верхнее мотовильце
закрепляется на расстоянии 12 см от конца шестика, второе —на расстоянии 28—'
30 см. Катушка монтируется ниже второго мотовнльца с таким расчетом,
чтобы она не затрудняла наматывания лесы на мотовильца.
Необходимо учитывать, что наличие катушки на зимней жерлице полностью
исключает зацепы лесы за различные неровности льда и снега, сокращает
время как расстановки жерлиц, так и их сматывания.
Катушку можно выточить из дюралюминия, пластмассы (желательно
белого цвета) или из дерева. Катушка должна быть достаточно
легкой. Толщина стенок (щек) катушки может меняться в
зависимости от прочности материала. Катушка должна вмещать
более 25 м лесы.
Отверстия в стенках необходимы для просушивания лесы и
стопорения катушки. Кроме того, они облегчают ее вес. Как
показала практика, в тормозе нет никакой необходимости.
Порядок расстановки зимних жерлиц
Приготовив лунку, сначала укрепляют шестик жерлицы
так, чтобы сигнализирующее устройство располагалось над
центром лунки.
Растопорив катушку и зацепив крючок резинки за нижнее
мотовильце, освобождают тройник и опускают его с глубомером
в лунку, давая лесе свободно сматываться с катушки (до
момента касания глубомером дна).
Отмерив длину отпуска (живец должен находиться ото дна
на расстоянии 30—50 см) к лесе (обыкновенной петлей),
привязывают булавку, вставляют ее в вырезы корпуса
сигнализирующего устройства, после чего конец пружины освобождают
от зацепления с крючком (рис. 6) и прижимают им булавку.
При этом пружина, стремящаяся разжаться, удерживает
булавку в настороженном положении.
Затем жерлица заряжается живцом, который опускается
в лунку так, чтобы не выдернуть настороженную булавку.
При опускании живца в воду надо, чтобы живец сам ушел
в глубину и выбрал всю лесу (отпуск).
При несоблюдении этого правила груз может обогнать
живца, который впоследствии запутает лесу и поводок.
Вводить крючок в живца и крупного малька следует вдоль
их спинки от головы к хвосту, не выводя жала крючка наружу.
Увеличение усилия, потребного для выдергивания булавки
из вырезов корпуса сигнализирующего устройства, жерлицы,
достигается выгибанием конца пружины во внешнюю от
корпуса сторону, а также запиловкой вырезов на большую
глубину и под углом более 5°, если пружина слабая.
При ловле окуня на малька зимой, а также в случаях
когда жерлица применяется в качестве донной удочки, усилие
на выбрасывание флажка, потребное для выдергивания
булавки, необходимо соответственно уменьшать.
Это достигается путем удлинения плеча запирающей
булавки, отстоящего от стенки корпуса сигнализирующего
устройства жерлицы.
V
Рис 6.
Жерлица
в походном
положении
352
Время полного сматывания жерлицы по окончании ловли не превышает
1—1,5 мин. Это достигается наличием катушки и приспособлением для ее сто-
порения.
Перед наматыванием лесы на катушку сигнализирующее устройство
жерлицы приводят в походное положение (рис. 6). заводя конец пружины за
крючок и не допуская при этом раскрытия флажка, и снимают булавку с лесы.
Подмотав лесу, освобожденный от живца тройник зацепляют двумя
крючками за верхний обрез корпуса сигнализирующего устройства так. чтобы ось
пружины и ограничительная заклепка препятствовали сходу тройника во
внешнюю сторону.
Затем продолжают наматывание лесы на катушку до момента, когда
поводок жерлицы будет упруго натянут.
Удерживая катушку в этом положении, снимают крючок резинки с
нижнего мотовильца и заводят его в одно из отверстий катушки с тем, чтобы
поводок оставался натянутым (этот способ закрепления тройника и стопорения
катушки заимствован у А. В. Никитина).
Применение жерлиц с раскрывающимся флажком для летней ловли
Охотясь за щукой, жерехом п другой рыбой, мы применяли жерлицу с
раскрывающимся флажком, прикрепляя ее к специальному древку, воткнутому
в берег под определенным углом, или же к ветвям нависшего над водой дерева
Мы весьма успешно также применяем жерлицу с раскрывающимся
флажком в качестве донной удочки.
Жерлица с переворачивающимся флажком
Другим типом зимней жерлицы, идея которой также основана на
появлении при поклевке рыбы флажка, является сконструированная автором жерлица
с переворачивающимся флажком.
Общий вид жерлицы изображен на рис. 7.
На рисунке (положение а) показана жерлица в настороженном
положении: флажок обращен к пункту наблюдения за расставленными на льду
жерлицами белой стороной.
Положение б показывает момент поклевки рыбы, при котором флажок
жерлицы не удерживается более лесой, опрокинулся и повернулся к рыболову
красной стороной.
Материалом для изготовления флажка может служить обыкновенное
кровельное железо (лучше оцинкованное), жесть или дюралюминий.
Наиболее целесообразной формой флажка является форма, изображенная
на рисунке..
Эта форма при поклевке рыбы обеспечивает перевертку флажка без
применения дополнительного груза.
Шарнирами служат ушки, которые после вырезывания флажка загибаются
под углом 90°.
В зависимости от условий ловли и желания рыболова размер флажков
может быть изменен в ту или иную сторону (при сохранении конфигурации).
В нижней части флажка высверливается отверстие, в которое пропускается
тонкая проволочка для закрепления петли лесы.
Ось флажка изготовляется из жесткой проволоки диаметром 3—4 мм,
которая выгибается под тупым углом, как показано на рисунке, чтобы ось флажка
установленной под необходимым углом жерлицы была расположена
горизонтально. Перемещение флажка вдоль оси ограничивается двумя припаянными
к ней шайбочками.
В верхнем конце шестика жерлицы высверливается отверстие, в которое
должна плотно входить ось флажка.
Во избежание возможных трещин целесообразно верхний конец шестика
353
усилить металлическим кольцом (гильзой); можно также применить обмотку
тонкой проволокой или ниткой.
В целях предохранения флажков от деформации и более удобной укладки
снасти при перевозке целесообразно их снимать с шестиков жерлиц.
Рис. 7. Жерлица с переворачивающимся флажком
Прикреплять флажки к шестику жерлицы наглухо не рекомендуется еще
и потому, что съемные оси флажков позволяют рыболову при перемене пункта
наблюдения за расставленными на льду жерлипами быстро развернуть флажки
белой стороной к себе, не затрачивая лишнего времени на перестановку самих
жерлиц.
От редколлегии. Предложенная А. Новиковым конструкция летней
и зимней жерлицы интересна и остроумна. Неожиданное появление флажка
выгодно отличает жерлицу Новикова от других. Но в то же время конструкция
Новикова имеет существенные недостатки, особенно в условиях зимней ловли.
При излишней сложности и громоздкости она предполагает широкое
применение металла, что создает для рыболова-спортсмена значительные неудобства
на морозе (не говоря уже о том, что рекомендуется металл, который не всегда
найдется у рыболова под рукой).
И очень существенным конструктивным недостатком является применение
зимой булавки. Если в лунке образуется хотя бы тонкий слой льда (что бы-
354
вает, кстати сказать, постоянно), эта булавка, встречаясь со льдом, непременно
вызовет сопротивление, толчок или даже резкий рывок, почувствовав который,
хищник, взявший живца, тут же постарается от него освободиться.
Тем не менее мы помещаем заметку Новикова о его жерлице как пример
изобретательной инициативы.
Предложенный им принцип сигнала может быть подхвачен и
усовершенствован другими спортсменами*
Г. Пирогов
ЖЕРЛИЦЫ ДЛЯ ЛОВЛИ В КОРЯЖИСТЫХ И ТРАВЯНИСТЫХ
МЕСТАХ
Для ловли щук в коряжистых и травянистых местах рекомендую
использовать неоднократно применявшиеся мною жерлицы. Особенность их
заключается в том, что длину шнура можно ограничить 1,5—2 м, что дает
возможность избежать зацепов.
Если шнур такой длины поставить без амортизатора, то рыба оборвет либо
его, либо свою губу. У жерлиц, о которых идет речь, амортизатором служит
стальная пружина диаметром 9—10 мм и длиною около 30 см. Одним концом
такая пружина прикрепляется к рогульке жерлицы, а к другому привязывается
короткий шнур. Длина шнура берется в зависимости от расстояния до
ближайших коряг или травы с учетом длины растяжения пружины
(50—60 см).
Во всем ином конструкция жерлицы остается без изменений. Пружину
можно навить самому из подходящей стальной проволоки диаметром 0,&-.
1,0 мм. Очень хороша для этой цели проволока марки ОВС.
Такой амортизатор хорошо смягчает рывки рыбы, быстро утомляет ее и
позволяет облавливать не доступные для обыкновенных жерлиц водоемы.
А. Григорченко
ПРИМЕНЕНИЕ СНАСТОЧКИ ДЛЯ ЖЕРЛИЦЫ
Многие спиннингисты употребляют снасточку из двух якорьков для ловли
хищников на мертвую рыбку.
В прошлое лето я применил снасточку, состоящую из двух якорьков к
жерлицам. Живец, посаженный указанным ниже способом, живет и «играет»
целыми днями. И характерно, что хищник, будь то щука или судак, схвативший
живца, уже засекается с момента хватки им наживки, и сход рыбы совершенно
исключается.
Снасточка изготовляется следующим образом. Берется мягкая проволока
диаметром 0,7—0,8 мм, желательно из светлого металла. Делается несколько
своеобразных карабинчнков, к которым крепятся крючки — один тройник, а
второй двойник. Причем один из крючков, тройник, берется меньше размера
двойника на I—2 номера и крепится в верху снасточки. Наглядно это видно из
рис. 1.
Пойманный живец насаживается на эту снасточку следующим образом:
нижний двойник одним крючком входит в нижнюю губу рыбки снизу через рот,
а второй крючок самопроизвольно касается боковой части головы живца.
Острия крючка при этом направлены к хвосту рыбки.
355
Верхний крючок-тройник продевается
через спинку, позади спинного плавника,
обычным путем (рис. 2). При такой насадке
живец прочно держится на снасточке и
может жить довольно продолжительное время.
Особенно хорошо «играют» при этом
такие живцы, как окунь, ерш и пескарь.
Необходимо отметить, что двойник,
удерживающий голову рыбки, почти всегда засекается
за язык щуки так прочно, что даже
освобождается с трудом.
За верхний якорек хищник засекается
только губами.
Следует добавить, что как бы хищник
ни схватил живца, насаженного
вышеуказанным способом, он всегда засекается сам.
Эта снасточка была проверена мною в тече-
Рис. I. Устройство снасточки Рис. 2. Снасточка с живцом
ние всего летнего сезона. За лето на жерлицу с применением снасточки мною
поймано свыше полсотни щук. Не было ни одного схода рыбы, что обычно
наблюдается при наваживании живца на один тройник.
В. Догонов
УЖЕНИЕ «НАПЛАВОМ»
Рано утром, в полдень н вечером, в ясный солнечный день и в моросящий
дождь Егора Ивановича можно встретить спокойно стоящим по колено в воде
и наблюдающим за поплавками. Многие удильщики едут на выходной день
в Артемовские луга на речку Ватому, в «Кстовское колено», другие места ловли
на Оке, а он никогда никуда не выезжает, всегда спокойно направляется на
свое излюбленное место на берегу Волги у лестницы, спускающейся по откосу
к воде от памятника Чкалову. Не торопясь, разматывает лески на засаленных
мазутом удилищах, заходит в воду и аккуратно втыкает в дно реки железные
рогульки, согнутые из пятимиллиметровой проволоки. Примерит удилище на
рогульки, снова их переставит поудобнее, но всегда установит не выше 20 см
от воды. На груди у него висит холщовый мешочек с червями, в кармане —
356
хорошо размятый черный хлеб, в баночке — распаренный горох. Черви у него
всегда большие, толстые выползки. Леса — жилка толщиною 0,15 мм, крючок
№ 5. Поплавок из пробки, почти весь погружаемый в воду. Со стороны
посмотреть, так ничего особенного его снасть не представляет, а когда
присмотришься к ней, оказывается, тут все так рассчитано, что каждая часть удочки
дополняет другую, гармонируя с ней.
Установив поплавок на соответствующую глубину, Егор Иванович
насаживает выползка иа крючок и плавно, без шума забрасывает насадку в воду.
Затем кладет удилище на рогульки и достает из кармана баночку с махоркой.
Течение тотчас же подхватывает поплавок, вытягивая леску на всю длину.
Задержанный лескою, поплавок останавливается на месте и, рассекая течение,
образует «усики». Насадка тоже находится в непрерывном движении в 10—
15 см от дна реки.
— Зачем мне ходить далеко? — говорит Егор Иванович.— Уйди хотя за
тридевять земель, а если не применишься к водоему и к особенностям ловли
в нем, так все равно ничего не наловишь. Мне и тут хорошо.
Мы частенько присаживались около Егора Ивановича с надеждою
половить в его компании, но всегда получался конфуз: он всех нас облавливал.
Поймаешь пяток плотичек или язишку граммов на 300 — и весь улов, а Егор
Иванович знай себе вываживает язя за язем в полкило и более. Случалось и
нам кому-либо выудить хорошего красноперого красавца, а завтра снова в
корзине одна мелочь.
Мы все ловили на донные удочки, оснащенные по всем правилам
долголетнего опыта. Некоторые забрасывали насадку на 5 м от берега, а другие —
и на 20 м, но результаты были одни и те же.
Мы горячо спорили между собою, каждый стараясь доказать причины
наших неудач.
Наблюдая за нами, Егор Иванович только улыбался. Убедившись в наших
бесконечных и бесполезных спорах, он начал рассказывать.
— Донка к нам пришла из далекого прошлого. Предки наши ее применяли,
и мы ею же ловим. Но, друзья мои, она хороша в опредетениых условиях,
которых множество, а в данном случае она вредна.
Давайте разберем данный случай. Посмотрите сюда. Вода из
канализационной трубы стекает в реку мутная. Сюда подходит в поисках корма плотва, язь,
редко хищник. На далекое расстояние рыба насадку видеть не может, она
чувствует ее своим обонянием и подходит к ней. При забросе донки падение груза
в воду производит ненужный шум, и это отпугивает рыбу, особенно крупного
язя. Плотва посмелее, она чаще попадает на ваши крючки.
Посмотрите теперь на мою снасть. Это обычная поплавочная удочка, только
груз немного увеличен по сравнению с ловлей в заливе или озере. При
забрасывании насадки в воду он не создает шума и опускается тихо. Рыба не
пугается и ходит близко около меня. В мутной воде она меня не видит.
Поплавок все время находится на «плаву», и малейшая поклевка хорошо заметна.
Применив ужение «наплавом», я вылавливаю крупных язей.
Нельзя пользоваться снастями по стандарту во всех случаях. Нужно
совершенствовать способ ловли, нужно в каждом отдельном случае критически
рассматривать условия ловли, тогда можно рассчитывать на успех,— закончил
Егор Иванович.
Так по малому узнаешь большое в нашем любимом спорте.
А, Авилов
С ЛЕТНЕЙ УДОЧКОЙ ЗИМОЮ
Иногда в мягкие зимы или в длительные оттепели, на быстрых реках и
речках, а также ниже плотин образуются широкие продольные промоины с
открытой водой.
Ближе к берегу обычно сохраняется полоса вполне прочного льда,
толщина которого по мере приближения к промоине постепенно уменьшается.
357
В таких местах при температуре воздуха около нуля вполне можно ловить
рыбу в проводку обыкновенной летней удочкой.
При этом такая ловля часто бывает более добычливой и интересной, чем
на зимние удочки в том же водоеме...
Как-то я вышел на реку, которая извилистой лентой вилась среди
заснеженных берегов. Прибрежные кусты и деревья, убранные инеем, стояли не
шелохнувшись в это тихое туманное утро. На белом фоне покрытого снегом
льда, ближе к середине реки, четко выделялась промоина.
С удочкой и пешней я осторожно спустился на лед: в четырех-пяти метрах
от берега он достаточно крепок, и с него можно забрасывать насадку.
Через несколько минут рубиновая кисточка мотыля была заброшена в
прозрачную ледяную воду, и поплавок, чуть высовывая из воды беленький
кончик, плыл вдоль кромки льда, чутко сторожа ожидаемую поклевку.
Она не заставила себя долго ждать: поплавок вдруг исчез, и вслед за
подсечкой рыба бросилась под лед. Я подал длинное удилище вперед, чтобы не
перерезать леску у острых и неровных закраин льда, и крупная плотва,
переброшенная через ледовую кромку, уже билась на снегу у моих ног.
Кроме плотвы, попадались ельцы и подъязки. В другой раз, ближе к весне,
на этом же месте ловились лещи...
Но, разумеется, такая ловля у промоины заставляет рыболова быть все
время начеку.
Особую осторожность следует соблюдать при ловле в весенние, солнечные
дни, в периоды бурного таяния снега. В течение дня горячие лучи солнца и
растущий напор воды быстро и порой незаметно разрушают лед. Ширина
полосы чистой воды быстро увеличивается, от кромки льда все чаще и чаше
начинают отрываться истаявшие куски. При таких условиях нужно немедленно
отходить к берегу, проверяя состояние льда ударами пешни.
Снасть для ловли в проводку зимой практически не отличается от летней
проволочной снасти. Обычная жилка 0,2—0,15 мм в диаметре с поводком
длиною 1—0,8 м соответственно несколько меньшей толщины, крючок мотыльный
№ 2—3, тонкий, груз из нескольких дробинок и проволочный поплавок из
пенопласта, сердцевины стебля репейника или из пробки.
Так как на близкое расстояние к кромке подходить нельзя, необходимо
пользоваться удилищем до 4—5 м длиною. Поклевка обычно бывает у самой
кромки льда.
Конечно, не всякая промоина одинаково годится для зимней проводки.
Слишком мелкие места с быстрым течением не пригодны вовсе; в зимнее время
рыба там не держится.
Лучше всего ловить на глубине от 1,5 до 3 м, где заметно ровное и не
очень сильное течение и где глубина почти не меняется. Разумеется, величина
поплавка и груза должна меняться в зависимости от глубины и силы течения.
Поэтому надо иметь с собой запас по-разному оснащенных поводков и
поплавков различной грузоподъемности. Поплавок должен быть хорошо выверен,
чтобы из воды торчал лишь его кончик высотой 5—6 мм. Цвет кончика
поплавка лучше белый или светложелтый: он более заметен на фоне почти черной
воды.
Как и всегда, хорошие результаты дает применение прикормки. Корм
(мелкий и средний мотыль) опускается на шнуре в конусной мотыльнице в
1—1,5 м от места ловли, выше по течению.
Б. Савицкий
НА СТРЕЛУ
Мы жили в палатках на крутых берегах красивой и холодной Воркуты.
Лед уже прошел, и река входила в берега. Антоныч — повар нашей
геологической экспедиции,— поглядывая на желтые воды Воркуты, уверял нас:
— Пройдет полая вода, уж покормлю я вас хариусом!
И Антоныч при этих словах резко взмахивал кистью руки в знак того, что
о гастрономических достоинствах хариуса и говорить нечего.
358
— Да на наш коллектив трудно наловить,— с сомнением говорили мы
повару: в нашей партии не было ни спиннинга, ни сетей.
— На ложках да на вилках этого не объяснить, хариус рыба такая, что
без смекалки ее и не возьмешь. А ежели кто из вас пожелает, научу ловить
своим способом.
В тот год на Воркуте весна была дружная. Окружающий нас пейзаж
тундры изменялся не по дням, а по часам. Снег быстро таял, все больше и
больше земля покрывалась яркой, ласковой зеленью и бутонами цветов. Кусты
карликовой березы распускали миниатюрные листочки. Снег оставался только
в глубоких ложбинах, но и он был серым, тяжелым и рыхлым.
Нахохлившиеся куропатки, похожие на домашних наседок, меняли белое
зимнее оперение на серое, летнее. Иногда на местах, где стаял снег,
обнаруживались мертвые куропатки: их подбирали росомахи и песцы. Антоныч,
полярник бывалый и опытный, сейчас же объяснил нам, что, когда в тундре бушует
пурга, куропатки в поисках убежища выкапывают в снегу ямкн. Птицы
забираются туда, и их немедленно заносит снегом. Там и тепло и безопасно, но
когда утихает непогода, не всем птицам удается выбраться из-под толстого и
плотного покрова снега, и они погибают от голода.
Наступил, наконец, теплый, залитый полярным незаходящим солнцем
день. Возвратившись с работы, мы сели ужинать, и все обратили внимание на
хорошее настроение Антоныча. Оказалось, что он приготовил нам сюрприз.
Когда первое блюдо нашего меню было съедено, повар демонстративно
подал на стол огромное блюдо, на котором было с полсотни жареных хариусов.
Мы были немало удивлены, Антоныч исполнил свое обещание.
— Чем же ты их ловил? — послышались наперебой вопросы.
А Антоныч только посмеивался да потирал руки, а иногда, как бы
невзначай, проводил пальцами по могучим, пышным усам.
Так всю весну Антоныч потчевал прекрасными хариусами всю нашу
полевую партию и все отделывался шуткой, когда мы спрашивали его, где и чем
он ловит рыбу.
Все открылось случайно. Большой спорщик, Антоныч проиграл одному из
геологов пари, и мы все стали настаивать открыть нам его секрет ловли
хариусов. Ничего не оставалось, и Антонычу пришлось сдаться.
Солнце клонилось к горизонту, был тихий и теплый вечер. Прозрачные
воды Воркуты отражали обрывистые зеленые берега. Антоныч взял свою
снасть, которую он называл «стрелой», и повел нас на перекат, предупредив,
чтобы мы громко не разговаривали: хариус —рыба тончайшего чутья! Затем
он спустился с обрыва, пригнулся и начал подкрадываться к бурлящему
перекату.
Мы уселись на обрыве, стараясь соблюдать осторожность, а рыболов стал
запускать стрелу, которая состояла из кола полметра длиной и не более 15 см
в диаметре. К стреле под углом 45° был привязан прочный шнур с десятью
поводками до 40 см длиной. На крючках — искусственные мушки, сделанные
из светлосерых перьев куропатки.
Антоныч спускал с руки шнур с крючками, а стрела натягивала его.
Мушки оставались на поверхности воды, под углом, все дальше уходя от бе-
Ловля иа стрелу
359
рега. И только рыболов начал спускать с реки пятый поводок, как на первом
от стрелы уже метался средней величины хариус, уходя вглубь и выпрыгивая
из воды, но стрела, идущая против течения, влекла за собой шнур и рыбу.
Как только поводки приблизились к середине переката и на втором, и на
третьем, и на четвертом забились хариусы, Антоныч уже спустил последний,
десятый, поводок, но после резкого рывка на восьмом поводке стрела
дернулась и стала нырять. Она уже не продвигалась вперед: сидящий на восьмом
поводке крупный хариус, как и другие рыбы, нарушал ее ход.
Антоныч начал наматывать шнур и по мере приближения поводка к берегу
извлекал из воды одного за другим трепещущих рыбин. С первого же захода
стрелы на десяти поводках оказалось семь рыбин. На все это ушло не больше
двадцати пяти минут.
Со второго захода стрелы он снял девять штук, с третьего — шесть, и то
лишь потому, что на седьмом поводке сидел килограммовый хариус.
Антоныч сделал еще несколько заходов, но они уже были менее успешны:
хариусы, как известно, не держатся большими стаями в одном месте.
Разумеется, каждый из нас срочно изготовил по одной стреле
конструкции Антоныча и за первую же проводку поймал от четырех до шести рыб.
В. Васильев
ЛЕТНЯЯ ЛОВЛЯ НА МОРМЫШКУ
Перед нами тихо и спокойно поблескивала водная гладь реки, покрытая
бесчисленными листьями кувшинок...
На середине реки кувшинок не было, но мы туда не добрались: не
нашлось ни лодки, ни плота. Товарищ повертел в руках котелок и с сожалением
вздохнул:
— Эх, ушицы свежей хочется...
А рыба смело плескалась среди листьев кувшинок. Плотва, подъязок,
густера, окунь на виду плавали в зарослях водорослей.
Я собрал двухколенное, легкое бамбуковое удилище длиной 3,2 м,
оснастил его тонкой лесой, крючком и легким поплавком.
Насадил маленький кусочек червя, осторожно опустил насадку между
кувшинками... Поплавок стал у края кувшинки и замер... Томящий, знойный,
безветренный день, конечно, никакого клева...
Сменил насадку на маленький хлебный шарнк. Затем поймал мелкого
кузнечика и заменил им хлеб. Поплавок попрежнему невозмутимо торчал среди
кувшинок.
Товарищ, лениво следивший за моими тшетными усилиями, посоветовал:
— Иди полежи лучше... Ведь придется идти еще далеко...
Километров через двенадцать мы должны были выйти с равнины в
пересеченную местность, где эта тихая, спокойная река превращалась в быстро
текущую речку с перекатами и омутами, манившими рыбацкое сердце.
Но это впереди. А пока уха явно откладывалась. Я стал перебирать
коробку с крючками. Среди них попалась желтая мормышка — овсинка среднего
размера.
С бесполезно торчащей удочки я снял всю оснастку и привязал на леску
мормышку. У конца удилища прикрепил вдвое сложенный для большей
жесткости отрезок жилковой лески толщиной 0,5 мм и длиной 50 мм, а на конце
отрезка укрепил кусочек пробки размером с лесной орех. На кончике удилища
получился хорошо видный сигнализатор. Закрепив на этой пробочке лесу,
привязанную к концу удилища, насадил на крючок мормышки кусочек червя,
осторожно опустил мормышку между кувшинок и... слегка потянув мормышку
кверху, увидел, как сигнализатор качнулся вниз!.. Легкая подсечка, и рука
ощутила столь знакомые толчки попавшейся рыбы. Это оказался небольшой окунь.
При следующей проводке мормышки попалась плотва. Затем — подъязок.
И через 10—15 минут котелок с рыбой, луком, перцем, лавровым листом был
поставлен на костер.
360
Товарищ проснулся, посмотрел на солнце, потом на часы, затем на уху,
вкусно дымящуюся над огоньком, крикнул что-то и быстро полез за ложкой...
Вечером, когда мы пришли на речные перекаты и омуты и бойко
потаскивали из-за кустов на мормышки некрупную рыбу для ухи и живцов, я спросил
приятеля:
— Что ты сказал днем, когда увидел уху? Я не понял...
Приятель отцепил от мормышки вытащенного окуня и произнес:
— Хотел сказать... уха приснилась!.. А потом смотрю —да где же моя
ложка?..
Эл. Холостое
СТАРЫЕ СОВЕТЫ
В разгар весны проголодавшаяся за зиму рыба особенно азартно хватает
«поднявшихся на крыло» и падающих в воду майских жуков. Рыболовы —
любители нахлыста и ужения в проводку — считают майского жука лучшей
насадкой весеннего сезона.
Однако стоять с сачком или хворостиной на вечерней тяге жуков, как это
делает большинство рыболовов, непрактично: и жуков собьешь мало, да и
добрая половина их бьется хворостиной намертво. А ведь для рыбы главная
прелесть в том, чтобы насадка была живая. Не устоит рыба против жука,
шевелящего ножками в воде.
Между тем раздобыть любое количество майских жуков весьма просто.
Рано утром, непосредственно перед рыбалкой, когда жуки еще оцепенело
неподвижны от холода, их просто стряхивают с дерева на разостланные под
деревом простыню, плащ или газеты. Тонкие деревца трясут руками, а с
больших деревьев жуков сбивают, ударяя шестом по веткам или, чтобы не вредить
деревьев, зацепляя и встряхивая их ветви багром.
Жуки скапливаются обычно на редкостоящих одиночных деревьях у
лесных опушек и просек; в глубине леса жуков совсем мало.
Добытые стряхиванием живые жуки хорошо и долго сохраняются в
коробке с травой или листьями.
Собирая эту крылатую насадку, рыболовы тем самым способствуют охране
наших лесных богатств, так как сам майский жук, поедая молодые листья,
является злейшим врагом лесонасаждений, а его личинка, питающаяся
корешками деревьев и кустарников, нередко губит не только молодые, но и старые
деревья на больших площадях.
* *
*
Отличную насадку для крупной рыбы всех пород — выползков собирают по
ночам, идя по дорожкам и тропинкам с фонарем. Эта охота часто
малодобычлива, так как при первом же световом или звуковом (шум шагов) раздражении
выползок стремительно скрывается в норке.
Тем не менее выползков, как, впрочем, и дождевых червей, нетрудно
добыть и днем, полив землю соленой водой и подождав несколько минут их вы
хода. Правда, в другой раз, даже через неделю, обнаружить в этом месте
червей не удастся.
Обитание выползков в данном месте легко определяется наличием на
дорожках характерных дырочек (нор) и кучек переработанной выползками земли.
* *
*
Муравьиные коконы с куколками, называемые в обиходе «муравьиными
яйцами», применяются опытными рыболовами для ужения плотвы и кое-какой
другой нехищной рыбы.
Не следует трудиться самому собирать муравьиные яйца, лучше всего
поручить эту нелегкую работенку самим муравьям. Для этого надо расчистить
361
от травы маленькую площадку в непосредственной близости от муравейника,
постелить на нее носовой платок, обрамить его валиком из веточек и сделать
из них легкий теневой заслон. После этого нужно разворошить палкой
муравейник, особенно его основание. Встревоженные стихийным бедствием,
трудолюбивые муравьи тотчас бросятся спасать свое потомство — куколки, понесут
их в безопасное место. Самым безопасным местом муравьиная разведка
признает ваш платок. И через несколько минут вы свяжете в узелок горстку
нежных белых «муравьиных яиц».
Л. Соколов
СОВЕТЫ РЫБОЛОВУ-ЗИМНИКУ
Блесна. Применяются два вида блесен: типа «Московская», длина
которой равна 35 мм, ширина 7 мм, вес 2,5—4 г и кустарного изготовления —
длина 30—33 мм, ширина 8—10 мм, вес 3—3,5 г (рис. 1).
Эти блесны из желтой меди различной формы показали себя наиболее
уловистыми как в закрытых, так и в проточных водоемах.
Рис. 1. Блесны Рис. 2.
Замочек
Замечено, что если на «Московскую» блесну клюет мелкий окунишка, то
стоит опустить в лунку кустарную блесну, на нее вытаскиваешь хороших
окуней. Щука же предпочитает «Московскую» блесну.
Внутренней стороне блесен после заливки их оловом я придаю волнистую
форму (посредством напильника и шкурки), а затем зачищаю стеклянной
палочкой. Такая обработка блесны дает ей чистую и светлую поверхность.
«Волны» могут быть расположены параллельно друг другу или в
шахматном порядке.
Маскировку крючка блесны красной шерстинкой я нахожу совершенно
излишней.
Рыба обращает внимание только на сверкающие полоски блесны, в то
время как крючок остается ею не замеченным, будь он замаскирован или нет.
Другое дело, применять шерстинку для привлечения внимания рыбы на
красный цвет. Но для этого нет необходимости маскировать блесну шерстинкой,
мешающей игре блесны.
Я же надеваю на крючок (от основания до нижнего его изгиба) красный
резиновый изолятор, снятый с телефонного провода. Этим достигается наличие
на блесне красного цвета.
Для более быстрого снятия рыбы с крючка я впаиваю в блесны
самодельные крючки без бородок.
Замочек. Для непосредственного соединения лесы с блесной я приме-
362
няю свой замочек (рис. 2). Изготовляется он из гитарной струны
(предварительно освободив последнюю от медной обмотки) или из другой проволоки
сечением 0,4 мм. Размеры замочка 7X4 мм. Он удобен при быстрой замене
блесны, менее заметен в воде, даже по сравнению с небольшими размерами
заводных колец, сам по себе не раскрывается и выдерживает нагрузку
7,5—9 кг.
Заводные же кольца, продаваемые вместе с блеснами, выдерживают
нагрузку (в зависимости от сечения проволоки) 5,2—8,5 кг.
Пружинка. При ловле блесной советую применять пружинку длиной
до 100 мм, закрепляемую на конце удочки сверху или снизу по отношению к
рабочему положению (рис. 3).
Рис. 3. Удилище с пружинкой
В этом случае леса на конце удочки не закрепляется, а имеет свободный
ход внутри пружинки.
Применение пружинки имеет следующие преимущества: сматывая лесу
с мотовилец при опускании или подъеме блесны, нет нужды предварительно
освобождать лесу от крепления на конце удочки. Леска не
путается в руках, а под тяжестью блесны всегда
находится в натянутом состоянии. В момент блеснения пружинка
отлично отзывается на всякое прикосновение к блесне рыбы,
что важно для своевременной подсечки.
Одновременно пружинка дает блесне дополнительные
движения.
Для легких блесен можно применять пружинку,
изготовленную из новой спирали
электроплитки.
«Кошка» для пешни. Случаи,
когда неосторожные рыболовы топят свои
пешни, не редки.
Как же достать пешню со диа
водоема, если под руками нет багра, цепа,
шеста с гвоздем и т. п.?
Для этой цели удобен якорек из
четырех рыболовных крючков большого
размера, соединенных по принципу
обычного якоря и утяжеленных свинцовой
заливкой (рис. 4).
К выходящему из тела якорька ушку
привязывается тонкая, очень прочная
бечевка длиной 10—15 м. Наличие такого
якорька при любых условиях обеспечит
вам сохранность пешни.
Известно, что утонувшая пешня
обычно не ложится на бок, а,
воткнувшись в дно, остается в вертикальном положении. При этом необходимо, чтобы
предохранительная веревка, находящаяся на пешне, имела не один конец,
а замкнутый круг (рис 5), за что и зацепляется якорек при ее подъеме
Приманка. Приходилось ли вам применять при ловле на блесну какую-
либо приманку? Попробуйте и поделитесь опытом.
Мне приходилось однажды ловить рыбу в озере с приманкой из сгусткоз
Рис. 4. Якорь
Рис 5. Веревочнсе
кольцо на пешие
363
свиной крови. Стоял конец декабря. Бурный клев по перволедку уже кончился,
и вся моя надежда на улов была обращена к приманке.
Вырубив лунку в том месте, где по перволедку наблюдался хороший клев
окуней, я вылил в нее из баночки сгустки крови. Затем лунку припорошил
снежком, чтобы побуревшая вода не обращала на себя внимание непрошенных*
гостей, и пошел блеснить в другое место, дав время распространиться в воде
запаху крови.
Часа два спустя я вернулся к своей секретной лунке, освободил ее от
лишнего снега н опустил в воду блесну. Минут через десять я ощутил резкий
рывок. Последовала подсечка. Иа блесие повисла крупная рыба, но в тот же
момент леска ослабла, и я вынул ее из лунки без блесны. Она была откушена.
Привязав новую блесну, я опустил ее в лунку. В этот момент, когда блесна
еще не пришла в отвесное положение, вновь произошла сильная поклевка.
Спустя несколько секунд пойманная щука лежала на льду.
В этой лунке поклевок больше не было, но из вырубленных поблизости еще
двух лунок я поймал еще одну щуку более килограмма весом и шесть
некрупных окуней.
Жалею, что откусившая мою блесну щука больше не клюнула. Повлияла
ли кровь на привлечение к этому месту рыбы или я удачно выбрал его,
предоставляю судить другим и советую проверить действие крови и другой приманки
иа хищную рыбу.
АГ. Самарин
САДОК — ФУТЛЯР ДЛЯ РЫБОЛОВНЫХ КРУЖКОВ
Кто из рыболовов-спортсменов, любителей ловли рыбы на кружки, не
знает, что иногда, а большей частью всегда, для успешного лова рыбы, кроме
выбора места стоянки хищника, большое значение имеют быстрота и
маневренность.
Это особенно важно, когда из-за отсутствия переверток вы решили сменить
облавливаемую вами тоню или просто захотели снова прогнать кружки на
облюбованном участке водоема.
И вот начинается борьба за время, то драгоценное время короткой
утренней золотой зорьки, которая, собственно говоря, и награждает рыболова-кру-
жочника хорошим уловом.
Вы начинаете быстро собирать по зеркалу водоема разбросанные
утренним прохладным ветерком кружки, аккуратно берете живцов, не снимая их
с крючков, с поводками, опускаете их в бадейку и спешите снова начать тоню.
Но как бы вы ни старались быстро начать тоню или сменить место ловли,
вам приходится еще потратить минут 10—15, чтобы распутать поводки и
разобрать запутавшихся живцов.
При наличии одной бадейки живцы обычно скоро запутываются, устают и
чрезвычайно быстро теряют свою жизнеспособность.
Часто рыболовы-кружочники берут две или несколько бадеек, но не всегда
это можно и не совсем удобно.
Чтобы избежать путаницы поводков с живцами, сэкономить время и
создать максимум удобства во время ловли, рыболовы-кружочники стали вводить
усовершенствования: размещать живцов по отдельным, спаянным между собой,
жестяным банкам (обычно банки из-под консервов).
Позже стали применять рекомендованные Ф. Цетельманом в первой книге
сборника «Рыболов-спортсмен» (1950 г.) садки — ванночки с перегородками,
изготовленные из оцинкованного железа. В каждое отделение ванночки пускается
живец. Таким образом, появилась возможность избежать путаницы поводков
с живцами и чрезмерного утомления живцов при распутывании.
Но, учитывая, что рыболову приходится носить на себе провиант, кружки
и прочий рыболовный инвентарь, а иногда с тяжелой ношей проходить большие
расстояния, эти железные ванночки (а их автор рекомендует иметь две)
—громоздкий и неудобный, но все же весьма необходимый при рыбной ловле груз.
364
Большая часть рыболовов-кружочников имеет специально приспособленные
для кружков чемоданы, а некоторые из них едут на рыбную ловлю со своим
живцом, перевозимым в специальных канах. Все это вместе взятое бывает
довольно-таки тяжело поднять одному человеку.
По просьбе многих рыболовов-любителей вниманию читателей предлагается
весьма легкий, портативный садок-футляр, одновременно служащий футляром
для хранения и перевозки кружков, а также садком для живцов при ловле.
Садок-футляр изготовлен из жести в виде двух отдельных ванночек,
соединенных между собой двумя шарнирными петлями.
Рис. I. Садок-футляр в раскрытом виде
Боковые стенки футляра А прочно припаяны к стенкам ванночек и
являются основной скрепляющей частью футляра.
Каждая из двух ванночек имеет перегородки, изготовленные также из
жести и припаянные к внутренним стенкам ванночек. Края ванночек заборто-
вываются. Перегородки должны быть также хорошо припаяны к внутренним
стеикам, чтобы вода из соседних отделений садка не выливалась в лодку при
ее резком наклоне.
Количество перегородок в ванночках зависит от количества имеющихся
кружков. Если, например, у вас 10 кружков, то в каждой ванночке надо сде-
Садок-футляр (вид сверху;
Рис. 2. Схема садка
лать по 4 перегородки, одна напротив другой, если у вас 12 кружков, то
необходимо сделать 5 перегородок в каждой ванночке, учтя, что в каждом
отделении, образованном двумя перегородками, помещалось бы два кружка.
Автором этой статьи изготовлен такой футляр-садок на 14 кружков,
состоящий из 14 отделений, образующихся 12 перегородками, по 6 перегородок в
каждой ванночке, таким образом, количество отделений для живцов
соответствует количеству кружков.
С наружной стороны посередине футляра припаиваются четыре петли для
ручки и два крючка для запирания футляра.
Во избежание ржавления футляр окрашивается. Рекомендуется
внутреннюю сторону окрашивать в белый, а наружную в зеленый цвет.
365
На рыбной ловле в развернутый футляр-садок, расположенный на дне
лодки, наливается вода, а кружки располагаются против своих отделений, куда
пускаются живцы.
Рис. 3. Садок с кружками а — раскрытый, б — в походном
положении
Футляр-садок очень легок и весьма удобен на рыбной ловле, обеспечивает
быстроту и маневренность рыболова, особенно когда необходимо быстро
собрать кружки и переехать на другое место, сохранив при этом целость и жи-
Рис. 4. Положение раскрытого садка и кружков в лодке
вучесть живцов при полном отсутствии путаницы поводков. Одновременно он
является надежным футляром для кружков, предохраняющим их от ударов,
сберегающим их целость и окраску, а также крючки от затупления.
А. Попов
ПРОСТЕЙШАЯ ЛОДКА ИЗ ТРЕХ ЛИСТОВ ФАНЕРЫ
Лодка, о которой идет речь в этой статье, может быть двухместной и
одноместной. Длина двухместной лодки 430 см, ширина 120 см, высота 32 см,
грузоподъемность около 250 кг. Длина одноместной лодки при той же ширине и
высоте около 350 см. Внутренность лодки представляет собой три изолированных
друг от друга отсека, разделенных перегородками, которые служат в то же
время и шпангоутами и опорой сидений (фиг. 1).
Для изготовления лодки необходимы следующие материалы:
1. Три листа трехслойной березовой фанеры высшего сорта, без сучьев,
трещин, пучностей, отслоений и вставок, толщиной 4 мм, размером 120 X
X 150 см, с неповрежденными краями и углами.
2. Две доски толщиной 4 см, шириной 18,5 см и длиной 88 см для
перегородок.
3. Две доски толщиной 1,5 см, шириной 15 см, длиной 88 см для сидений.
4. Восемь деревянных планок толщиной 1,5 см, шириной 3,5 см, длиной
43 см для удлинения перегородок.
366
5. Две планки толщиной 4,5 см, шириной 11 см, длиной 95 см для
угольников носа и кормы.
6. Две рейки толшиной 1,5 см, шириной 10 см, длиной 5 м для бортов.
7. Пять реек толщиной 1,5 см, шириной 10 см, длиной 1,5 м для
решетчатого пола.
8. Три рейки толшиной 1 см, шириной 4 см, длиной 3 м под дно.
9. Полтора килограмма толевых
гвоздей (400 штук) диаметром 2 мм, длиной
2,5 см с шириной шляпки 1 см для
прибивки фанеры.
10. Двести шурупов с полукруглой
головкой, диаметром 2 мм, длиной 1,5 см
для пришивки фанеры к бортам.
11. Семьдесят шурупов с плоской
головкой, диаметром 3 мм, длиной 3,5 см
для крепления сидений, бортовых реек
и планок удлинения перегородок.
12. Четыреста жестяных шайб
диаметром I см под головки мелких
шурупов.
13. Три килограмма смолы или
олифа хорошего качества для пропитки.
14. Два килограмма водоустойчивой
краски для окраски лодки.
15. Два килограмма сапожного вара
для заливки щелей.
16. Цепь с замком.
17. Четыре железных замковых
кольца диаметром 4 см.
Во время работы над лодкой
потребны инструменты:
1. Топор плотничный. 2. Пила
столярная лучковая. 3. Рубанок. 4.
Стамеска. 5. Молоток. 6. Отвертка. 7.
Коловорот. 8. Перки диаметром 25, 10 и 3 мм.
Порядок изготовления следующий:
1. Нужно изготовить лекало (фиг. 2)
поперечного сечения лодки. На куске
фанеры 35 X 120 см нужно начертить
радиусом 58,5 см дугу в 130° и обрезать
фанеру по дуге. На дуге лекала следует фиг / 0бщий вид лодкц
отметить середину и концы дуги.
Изменение указанного поперечного сечения лодкн может привести к тому,
что она окажется неустойчивой и опасной для пользования.
2. Пользуясь лекачом, необходимо изготовить из доски толщиной 4 см
две полукруглые перегородки по фиг. 3 и из доски толщиной 1,5 см восемь
планок по фиг. 4. Планки нужно привернуть шурупами к перегородкам по фиг. 5.
3. Затем надо изготовить две доски для сидений по фиг. 6 и привернуть их
шурупами к перегородкам (фиг. 5).
4. Сострогать ребра дуги собранных перегородок на конус по фиг. 7.
5. Из планки толщиной 4,5 см изготовить две угловые планки для носа
и кормы по рис. 8.
6. Из двух листов фанеры вырезать носовую и кормовую части по фиг. 9.
Все изготовленные части пропитать горячей смолой или олифой.
7. Положить перегородки поперек скамейки сидениями киизу и закрепить
временно гвоздями так, чтобы состроганные на конус стороны были обращены
к носу и корме, а кромки цельного фанерного листа пришлись бы на середине
толщины перегородок. Посредине ширины каждого листа начертить осевую
линию, а на перегородках — середину дуги. На всех кромках фанеры надо на-
367
чертить линию забивки гвоздей на расстоянии 1 см от кромки, а по кромкам
О—Л — на расстоянии 2 и 3,5 см.
8. Цельный лист фанеры следует облить кипятком с обеих сторон и
наложить на ребра перегородок так, чтобы концевые кромки приходились строго
Фиг 2 Лекало Фиг3- Пф%ородю
на середине толщины перегородок. По осевой линии листа забить в перегородку
один гвоздь и согнуть лист так, чтобы он плотно прилег к дуге перегородок.
Боковые края листа перехватить тремя временными стяжными рейками или
ремнями и прибить гвозди от середины к бортам через каждые 3—4 см.
Фиг.4. Планка удлинения перегородки
(радиус дуги по лекалу)
9. Одну из угловых планок широкой гранью положить на край верстака
и временно закрепить двумя гвоздями. На одну из боковых граней этой плаики
наложить край внутреннего выреза фанеры так, чтобы точка О выреза совпала
Фиг. 5. Перегородка с планками
удлинения и сидением
Фиг. 6. Сидение
с точкой О планки (фиг. 8), а
планки, и после этого, начиная
бы с вершиной конуса
гвозди по всей длине
край выреза совпал
от точки О, забить
планки.
10. Сняв угловую планку с
прибитой фанерой с верстака, распарить
фанеру с обеих сторон кипятком и,
подыскав подходящую опору, с
помощью товарища тщательно пригнуть
второй край выреза ко второй грани
планки так, чтобы фанера плотно
прилегла к планке по грани и по торцу,
и забить гвозди от точки 0.
Параллельно первому ряду гвоздей нужно забить
в шахматном порядке второй ряд.
11. Поперек свободного конца
носовой (кормовой) части поставить
лекало так. чтобы середина дуги лекала совпала с осевой линией листа, а конпы
дуги отстояли бы от краев листа на 10 см, т. е. поставить лекало по отношению
к дойной поверхности с наклоном в сторону носа (кормы), и по линии при-
Фиг.7. Сечение ребра перегородки по дуге
363
легания лекала отчертить линию. По этой линии фанеру необходимо отрезать.
Это необходимо для того, чтобы дно носовой и кормовой части находилось
не иа одном уровне со средней частью лодки, а было бы несколько выгнуто.
Подготовив таким путем носовую и кормовую части, необходимо
приложить их к перегородкам так, чтобы кромки на стыках прилегли друг к другу
без всяких щелей. После этого обе части нужно прибить к перегородкам в
таком же порядке, как была прибита и средняя часть.
12. Положить сколоченную лодку на пол и к планкам перегородок снаружи
привернуть временно бортовые рейки, чтобы они ложились на фанеру
внахлестку, шириной в 2 см. Проверив плотность прилегания реек по всей длине
лодки, надо сиять бортовые рейки и аккуратно подровнять неровности фанеры
по всей длине, после чего
привернуть рейки большими
шурупами к планкам
перегородок и плаикам носа и
кормы окончательно, используя
на каждый узел крепления
по два шурупа. Лишние
концы реек и фанеры иа носу и
корме отпилить.
13. С внутренней
стороны лодки бортовые кромки
фанеры пришить мелкими
шурупами к бортовым
рейкам, располагая шурупы
через 5—6 см и подкладывая
под каждый шуруп по
шайбе.
14. Для перетаскивания
лодки нужно в носовом и
кормовом концах бортовых
реек высверлить отверстия
диаметром 2,5 см и вставить
в них рукоятки-валики (по
фиг. 1).
15. Очистив лодку от
пыли и грязи и дав ей
высохнуть, необходимо ее со всех
сторон тщательно покрыть
горячей смолой или олифой
и хорошенько высушить.
После просушки лодки все
щели на стыках и сочленениях
тщательно залить струйкой
горячего вара, дав ему заполнить малейшие пустоты. Очистив лодку от
подтеков вара, покрыть ее снаружи и снутри водоустойчивой краской или слоем
горячего вара, нанося его жесткой кистью.
16. Для предохранения носа и кормы от повреждений при столкновении
с разными предметами к нижней части носа и кормы после окраски лодки
необходимо мелкими гвоздиками прибить по полоске жести, вырезав их по
фиг. 10.
Для предохранения дна лодки от истирания при перетаскивании к нему
снаружи надо привернуть шурупами три тонкие рейки толщиной 1 см и
шириной 3,5 см, одну из которых расположить по оси лодки, а две другие — по
сторонам средней рейки, на расстоянии 5—6 см.
Для предохранения средней части лодки от продавливания во время
неосторожной посадки, укладывания якорного груза и т. п. необходимо из
тонких и узких реек изготовить съемный решетчатый пол (фиг. 11), чтобы он мог
свободно укладываться между сиденьями и убираться. Этот пол также должен
быть тщательно окрашен.
По 6Б
Фиг 8 Угловая планка для носа и кормы
13 Рыболов-спортсмен, кн. VI 369
17. Для втыкания маскировочных веток при охоте и рыбной ловле к
бортам лодки снаружи или внутри привернуть шурупами добавочные планки
сечением 3 X 3 см с отверстиями через каждые 8 см.
18. Для крепления веревок от груза к каждому сиденью или планке
необходимо по обеим сторонам лодки привернуть по одному замочному кольцу —
всего 4 штуки.
Фиг.9. Раскрой листов для носа ц кормы
к
\
Ч5(Н
, /ПОП
Г
Фиг. Ю. Полоска жести для идса и кормы
Перед тем как пользоваться лодкой, необходимо ее тщательно проверить
на полную водонепроницаемость и остойчивость под полной нагрузкой до
250 кг. Если все кромки хорошо защищены от воды заливкой, то бояться, что
фанера расклеится, не приходится. В пропессе пользования необходимо
следить за целостью окраски и заливки и в случае обнаружения повреждений
тотчас же восстановить ее, не давая воде просачиваться внутрь фанеры.
По окончании рыбной ловли или охоты лодку нужно вытаскивать
полностью на берег и ставить вверх дном на подпорки.
При изготовлении одноместной лодки укорачивается лишь длина среднего
фанерного листа до 70—80 см; остальные же размеры остаются теми же. Вто-
370
рое сиденье в одноместной лодке можно использовать для укладки снастей.
Наилучшим веслом для этой лодки является байдарочное двухлопастное
весло (фиг. 12).
'5
ч
30
/50 Н-
О о
II
^ г-»
35
о
Фиг II. Съемный решет*
чптый пол
Фиг /2 Весло
Такая лодка неплохо зарекомендовала себя. Но пользоваться ею на
больших открытых водоемах при сильном ветре не рекомендуется: она сильно
парусит.
Я. Постарев
ФУТЛЯР К ЛОДОЧНОМУ МОТОРУ
Появившиеся в последнее время в продаже лодочные моторы МЛ-20
«Чайка» мощностью около 1,7 л. с. представляют собой интерес для любителя*
рыболова своими сравнительно небольшими размерами, малым весом и
небольшим расходом топлива.
Этот мотор не даст большой скорости, но доставят рыболова на заветную
ямку. Ведь для рыболова второстепенным является показатель скорости, так
как самое главное — прибыть на место ловли со свежими силами, не
израсходованными на встречном течении быстрин и перекатов или многокилометро*
вых просторах озер.
13*
371
Все было бы прекрасно, но ведь мотор до лодки надо донести и дома его
где-то хранить изолированно: и бензином от него попахивает и из карбюратора
может накапать. Указанные неприятности может свести к минимуму футляр,
показанный на чертеже (рис 1). Футляр служит своеобразным контейнером
для хранения и переноски мотора на спине. Между прочим, ручка дает
возможность нести футляр, как чемодан, когда это удобно.
Для изготовления понадобятся следующие материалы и детали:
1. Фанера буковая или березовая толщиной 3 мм — 2 м2.
2. Доска сосновая 15 X 30 X 2000 мм.
Распилить после сктОки
левым уго/шт ртищ
Рис. 1. Чертеж футляра к лодочному могору
3. Рейки сосновые 20 X 20 X 1 ООО мм — 5 шт.
4. Резина листовая гофрированная (как.для набивки на лыжи) — 150X200.
5. Резина листовая толщиной 3 мм — 100 X 100.
6. Латунь листовая толщиной 1,5 мм — 20 X 300.
7. Дюралевый уголок 15 X 15 — 600 мм.
8. Проволока пружинная 0 3 мм — 200 мм.
9. Шурупы стальные длиной 20 мм — 300 г.
10. Гвозди мелкие длиной 15 мм —50 г.
11. Заклепки дюралевые 0 4 мм длиной 10 мм —4 шт.
!2. Навески 35 X 35 — 2 шт.
13. Петля под замок—1 шт.
14. Ручка чемоданная — 1 шт.
15. Замок маленький подвесной — 1 шт.
16. Ремень ружейный брезентовый широкий — 2 шт.
17. Резиновый прижим — 1 шт. (он же резиновый поршень от
гидравлического тормоза легковой машины).
18. Резиновое кольцо шириной 10 мм (вырезается из старой велокамеры).
19. Олифа натуральная 0,4 л.
20. Клей казеиновый — 150 г.
Квадратные сосновые рейки надо сострогать с ребра до получения
трехгранного профиля.
372
Детали футляра склеиваются казеиновым клеем и одновременно
скрепляются шурупами. Кое-где вбиваются гвоздики для фиксации деталей при
сборке Расстояние между шурупами 80—100 мм. Рекомендуется познакомиться
по специальному руководству с употреблением казеинового клея. Крышка
футляра аккуратно отпиливается от корпуса футляра после его окончательной
склейки и просушки.
Под карбюратором в футляре следует просверлить отверстие 0 20 мм для
стока возможных капель бензина.
Навески приклепываются к корпусу футляра и к крышке заклепками.
Футляр необходимо проолифить снаружи и внутри, впитав в него окаю
0,4 л олифы для его водоупорности.
При установке в футляр мотора винт ставится в вертикальное положение,
а кронштейн мотора притягивается к дейдвудной трубе резиновым кольцом. При
работе мотора это кольцо скидывается с кронштейна и остается на дейдвудной
трубе.
В футляре хватит места также для бортсумки, воронки, фильтра, тавотного
шприца, обтирочной тряпки.
Ремнями удобно пользоваться как штуртросами, пристегнув их по бокам
к штурвалу мотора.
На чертеже футляра показаны основные размеры, руководствуясь
которыми, нетрудно сделать рабочие эскизы деталей.
Н. Вольский
СКЛАДНОЙ ПОДСАЧЕК
Рис. 1. Чертеж складнёго подсачека и его деталей
373
Изготовленный и успешно испытанный мною подсачек (рис. 1) имеет
максимальный габарит в своей широкой части всего лишь 5,5 см. Благодаря этому
в разобранном виде он легко вмещается в обыкновенный спиннинговый чехол.
Сетка на нем надета на двух прямых съемных трубках (рогульках).
Соединительный механизм подсачека состоит из трехрожкового крепления,
двух прямых алюминиемых трубок (рогулек) и одной короткой трубки для
постоянного крепления бамбуковой ручки. Подсачек отличается своим легким
весом, а благодаря устройству в трубках (рогульках) воздушных перегородок
он не тонет, если упадет в воду.
Подсачек собирается в таком порядке:
1) трубки (рогульки) с постоянно надетой на них сеткой надеваются на два
косых рожка;
2) натягивается и завязывается шнур, поддерживающий и крепящий сетку
со стороны верхних концов трубок;
3) свободно подвязанные к сетке концы шнура завязываются в узел на
верху ручки подсачека.
Этими же двумя концами шнура необходимо пользоваться при разборке
подсачека, связывая их с верхним натянутым шнуром, пропущенным в головках
трубок, чтобы избежать падения сетки с освободившихся от основания концов
трубок. Основное крепление подсачека может быть сделано из отлитой
алюминиевой пластинки. Боковые трубки надо делать из прямых алюминиевых трубок.
При отсутствии такого материала концы, одевающиеся на рожки крепления,
делают из трубок длиной 10 см, верх — из бамбука.
/?. Федоровский
СОСТАВ ДЛЯ «СЕРЕБРЕНИЯ» БЛЕСЕН
Основной частью состава является амальгама олова (амальгамами
называются сплавы ртути с оловом, свинцом, медью, серебром и т. п.). Для
приготовления 25 г амальгамы отвешивают 15 г (60%) олова н расплавляют его в
железном сосуде (при работе с ртутью нельзя употреблять сосуды из латуни
или меди).
В расплавленное олово, не снимая его с огня, приливают 10 г (40%) ртути
и все быстро перемешивают деревянной палочкой.
Чем больше в амальгаме ртути, тем легче происходит «серебрение»
блесны, но тем менее прочно покрытие и наоборот. Поэтому не следует готовить
амальгаму олова с содержанием ртути более 40%.
Полученный состав выливают в холодную воду, высушивают и грубо дробят
ударами молотка.
Затем сплав в фарфоровой или стальной ступке превращают в тонкий
порошок. При растирании порошка между пальцами не должны ощущаться
отдельные частицы.
Для приготовления состава к порошку сплава нужно добавить 20 г талька
и 2 г какой-либо кристаллической кислоты (лимонной, щавелевой,
виннокаменной) . Кислота должна быть также тонко измельчена.
«Серебрение» производится следующим образом: блесна, очищенная от
окислов, смачивается водой и посыпается небольшим количеством состава,
который затем растирается на блесне (можно пальцем), покрытая амальгамой
блесна тщательно промывается водой. Если в состав не прибавлено кислоты,
блесну следует смочить соком какого-либо кислого растения (можно соком
щавеля, клюквы, яблока).
Состав не обладает едкими свойствами и не разъедает ни рук, ни одежды.
При хранении его следует беречь от влаги.
Изготовление гипсового теста
Для отливки из свинца или другого легкоплавкого металла грузов, отцепов,
девонов и т. п. применяют гипсовые формы.
Для того чтобы гипсовые формы были наиболее долговечны, гипсовое тесто
374
нужно готовить следующим образом: в три объема хорошо прокипяченной воды
всыпают 4—4,5 объема гипса.
Гипс полностью должен быть покрыт водой. Когда он хорошо пропитается
водой (на это потребуется около одной минуты), все перемешивается
деревянным веселком в течение одной минуты. Получается гипсовое тесто консистенции
сметаны, из которого можно отливать нужные формы.
Прочность теста можно увеличить заменой воды 3—5-процентным
раствором алюминиевых (белых) квасцов.
А. Афанасьев
КРОВАТЬ НА БИВУАКЕ
Во время рыболовных походов очень удобна, в особенности в сырую
погоду или в сырых местах, показанная на рисунке кровать. Длл ее изготовления
нужен кусок материи типа плащ-палатки длиной 2 м 20 см и шириной 1 м
Кровать на бивуаке
(размеры могут быть изменены по росту). С обеих сторон по длине материал
подгибается на 10 см и прошивается крепкими нитками. В получившиеся
карманы продевают с обеих сторон палатки круглые палки, концы которых кладут
на вбитые в землю вилообразные колья, длиной 0,8 м. Кровать готова.
Вал. Потемкина, Хрис. Херсонский
УВЛЕКАТЕЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ
Н. Грибачев, А» Кривицкии, С. Смирнов. Десна-красавица, Москва,
«Молодая гвардия», 195б> стр. 230, тир. 90 ООО экз., цеиа 7 руб. 40 коп.
Нужно с самого начала сказать — успех этой книжки отнюдь не в
«рыболовецких» описаниях. Они занимают в ней очень мало места и не принадлежат
к ее лучшим страницам. Однако то, что определило ее несомненный
литературный успех, дорого сердцу каждого советского спортсмена-рыболова, и потому мы
от души рекомендуем эту книжку нашим читателям...
Горячая любовь к своей Родине, к ее людям и к ее природе,
заинтересованное, увлеченное и деятельное участие во всем, что происходит вокруг, и,
наконец, если хотите, воспитание характера советского туриста — человека, готового
к любым трудностям и невзгодам в путешествии, человека, знающего великую
«силу локтя»,— разве не это главное, что должно составлять поэзию каждой
книжки, пропагандирующей туризм?.. Это отлично поняли три автора
предлагаемого описания собственного путешествия на лодках по красавице Десне от
Брянска до Киева.
Тут снова нужно оговориться. Туристы бывают разные,.. Опытный, хорошо
подготовленный и знающий свое дело турист вряд ли найдет в этой книжке
много новых сведений, пригодных для других походов. Даже, напротив, он
наверняка сможет десятки раз поправить и дополнить рассказчиков и дать им
ценные советы, как нужно было осмотрительнее вести себя в подобном
путешествии. Точно так же, вероятно, во многих случаях, не будет удовлетворен
и специалист-краевед, он отыщет в книжке пробелы и промахи в краеведческих
описаниях. За туристом и краеведом потянутся к перу охотник и
рыболов-спортсмен и, таким образом, следующее издание этой книжки, благодаря письмам
осведомленных читателей, обращенным к авторам, окажется значительно более
солидным во всех отношениях. Хочется думать, что второе издание состоится
и что произойдет это именно таким образом...
И, право, иет большой беды, что авторы этого путешествия на лодках
оказались поначалу людьми мало опытными, так сказать, любителями-новичками
в туризме, в краеведении и в рыбной ловле. Как это на первый взгляд ни
парадоксально, именно такое обстоятельство даже придало их запивкам особую
прелесть. Она прежде всего в очаровании свежести. Обо всем, что видели и
пережили в пути, путники рассказывают с увлечением первооткрывателей...
Думается, что в этом же нужно искать и добрую часть объяснения успеха книжки
у массового читателя. Таких же вот новичков, любителей путешествий по
родной стране у нас миллионы. Вероятно, еще больше людей, мечтающих
совершить похожие поездки и походы. Н. Грибачев, А. Кривицкии и С. Смирнов
сумели посмотреть на многие вещи глазами этих увлеченных людей, немного
мечтателей, проникнуться общим с ними настроением и повести их за собой,
а по пути, между прочим, все-таки и научить кое-чему немаловажному.-
Так возникает сочувствие читателя.
379
Между читателем и авторским коллективом книжки устанавливается
живое и подчас волнующее душевное общение... Вечно живой источник этого
общения в той большой любви, о которой сами авторы, описывая свою последнюю
стоянку, говорят так:
«Облик родной земли, ее свет, ее воздух, древние морщины оврагов, как
морщины на лице старой и вечно молодой матери, ее вечная ласка... Этот облик
заполняет нам душу с детства и живет в нас до конца наших дней. Что бы мы
ни делали, о чем бы мы ни думали — он всегда с нами, он кладет свой свет
на все наши чувства и помыслы. И жалок тот, кто утрачивает ощущение этой
связи: не будет в его чувствах полноты и широты, от которой захватывает дух,
не будет в его жизни высокой и чистой красоты! А главное — так и не
разберется он до конца в людях, которые его окружают, потому что останется для
него за семью замками могучая и плодотворная сила, незримо присутствующая
в каждом их побуждении и действии. Сила эта — любовь к родной земле в ее
бесконечном и неповторимом разнообразии!..» (Стр. 215—216).
В этих строчках ясно выражена как бы программа книги. И на многих
страницах она талантливо литературно реализована авторами в свободной
манере, не связанной узкими рамками какого-либо одного жанра и менее всего
позой сухого назидания... В живой разговор неожиданно легко врываются
лирические отступления, целые драматические психологические новеллы, лирические
и непритязательные стихи, обнаженная публицистика... А весь тон книжки, тот
самый «той», который, как известно, делает музыку, приобретает
жизнелюбивый и жизнеутверждающий характер также и благодаря юмору — и это
происходит органично, как бы само собой, потому что юмор — непременный и
надежный участник во всех таких коллективных путешествиях... Такова сама
жизнь. Читатель с удовольствием находит верность жизни почти на каждой
странице.
И даже само вот это жанровое разнообразие, прихотливое и свободное,
является отражением верности жизни... И, в частности, не благодаря ли этому
разнообразию книжка читается с неослабевающим интересом, а задушевное
общение, установившееся между авторами и читателем, достигает особенной
полноты?
Пожалуй, лучшие страницы — это лирическая новелла, «рассказ о первой
любви» Никиты, Алеши и девушки Саши,—записанный со слов безымянного
<капитана» поездки, затем ночная встреча у костра Сергея с отщепенцем,
человеконенавистником, бывшим кулаком («У чужого огня»), воспоминания
о партизанах Брянских лесов и беседы с колхозниками об артельных
делах.
Нам думается, чем более органично подобные весьма уместные
«отступления» будут вплетаться во многие «туристские», «охотничьи» и «рыболовные»
книжки, .тем такие книжки, становясь ближе к жизни (и нужнее ей!), будут
тем самым ближе и к большой литературе. К этому нужно стремиться.
Есть у Н. Грибачева, А. Кривицкого и С. Смирнова и не совсем
литературно отстоявшиеся, еще рыхлые страницы. Затянуто несколько надоедающее
описание внутренних нескладиц перед отплытием флотилии. Искусствениостыо,
нарочитостью веет от «дневника» подростков Витьки и Юрки. Порой
повествование перегружено ненужными подробностями, лишенными, мы бы сказали,
мысли, 'цвета и вкуса... Но это — недостатки второстепенные, да и в какой
книжке, тем более в такой, которая содержит элементы жанрового
новаторства, не встретишь поначалу ошибок и остатков строительных «лесов» и
мусора?
Перейдем к нашим замечаниям рыболовного характера. В соответствии
с содержанием рецензируемой книги у нас тоже напрашивается некое
смешение жанров... Думается, что в данном случае это извинительно...
Первое замечание: о рыбной ловле сказано слишком мало. Как никак
рыбалка должна была составить едва ли не основное занятие путешествующих
на лодках по Десне и первую «статью» в планировании «прожиточного
минимума»... Почему же об ухе тут сказано вкуснее и красочнее, чем о самой
рыбной ловле?.. (Мы боимся упрекнуть почтенных авторов в несколько более
потребительском, чем спортивном, отношении к спиннингу и удочке...) Хотелось
380
бы, чтобы в новом, переработанном издании этот пробел был восполнен и самый
процесс ловли разных рыб в Десне нашел более талантливое, красочное,
спортивное описание.
И не из того же ли пренебрежения к рыболовному спорту исходят авторы,
когда в заключение, отвечая на вопросы читателей, рекомендуют в такие
путешествия прежде всего брать с собою «из серьезных снастей — сеть»
(стр. 226)?..
Разумеется, есть свои спортивные элементы и в ловле небольшой сетью,
но все же, хочешь не хочешь, даже такая сеть—уже некий компромисс в
сторону промыслового лова. А слишком азартное пользование сетью может
прямиком привести к тому, что турист мало чем будет отличаться на реке
от того самого старика отщепенца, «последнего единоличника», который
так красочно описан у костра: «половину жизни на разных статьях
обжигался...»
Сомнительный со спортивной точки зрения нам кажется и рекомендация
оснащать спиннинги только жилкой толщиной в 0,7-—0,8 мм, тем более, что
наши фабрики выпускают жилку в 0,4—0,5 мм. И мы решительно возражаем
против того, что будто бы «такой леской хорошо ловить только ракушек на
пляже»... (стр. 16). Впрочем, участники поездки по Десне нынче несколько
снизили свои требования... Помчится в «Литературной газете» (12 сентября
1953 года, JVfe 109) они сетовали главным образом на то, что в магазинах не
нашли жилки в полный миллиметр (!) толщиной.
По этому поводу разрешите пошутить:
И со страницы «Литгазеты»
Вещают миру три поэта,
Как рыбу следует удить.
Но вот несчастье: где купить,
Где раздобыть такую леску,
Что б не рвалась от взмахов резких?
Нет в магазинах ни одной
Хотя б в миллиметр толщиной.
Читатель скажет: — Ну, загнули!
Миллиметр — это снасть акулья.
Лесой сечением ноль восемь
Пудовых брали мы лососей.
А вам на вашего ерша
Вполне ноль двадцать хороша...
Впрочем, на Десне, конечно, можно ловить не только ершей... Покушение
наших путешественников на крупную рыбу вполне понятно. Так вот уже без
шуток! Жилка 0,5 для спортсмена не так уж плоха и выдержит ие только
ракушку.
Но вот зачем, например, подуст оказывается «усатым»? (стр. 171).
Может быть, речь идет не о подусте, а о мироие-усаче?.. И почему шереспер
переименован (стр. 213) в шелеспера? В" честь чеховского
«злоумышленника»?..
Имеем мы претензию и к художнику И. Семенову. Изобразив на стр. 166
в руках Ильи пойманную на удочку чехонь, художник отделался рыбкой
наподобие картонажной из стандартного ассортимента елочных украшений,—
должно быть убоявшись непривычной саблеобразной формы чехони?
Что же касается еще нежданных открытий, которые в свое время были
сделаны Н. Грибачевым, А. Кривицким и С. Смирновым в очерках об этом
путешествии, напечатанных в «Литературной газете», то сами авторы дают иам
право вернуться к этому вопросу еще раз. В послесловии к своей книжке они
между прочим пишут об откликах, полученных от читателей:
«Три различных автора задают нам ехидный вопрос: почему солнце,
аккуратно работавшее по астрономическому графику многие века, разленилось и
381
стало запаздывать, как только ему пришлось светить для нашей экспедиции?
При этом делается ссылка на фразу: «Сегодня в пять утра наши завзятые
рыболовы встали, как по команде... Еще темно...» Отвечаем честно: ни в чем не
повинное светило было более чем на час задержано тем, кто сдавал материал
в набор». (Стр. 224).
Внесем некоторую дополнительную ясность Вышеупомянутое
непредусмотренное на небесах поведение солнца действительно вызвало в свое время
бурную реакцию очень многих читателей «Литературной газеты», потому
что в очерке дело происходило, помнится, в июле, в средней полосе
России.
Народ говорит про летние воробьиные ночи «заря с зарею сходятся».
Колхозники выходят в поле во втором часу утра... Не слишком ли скромно и
уклончиво в таком случае определение, что если «в пять утра еще темна», то светило
запоздало якобы всего только «более чем на час»?.. Ведь известно, что летом
светлеет задолго до восхода солнца... Так уж если и в пять утра еще
оказалось темно настолько, что наши рыболовы, как помнится, вынуждены были
надевать червей на крючки ощупью, то обленившееся светило (или уважаемый
товарищ, сдавший впопыхах спящее светило в набор) опоздало, по крайней
мере, часа эдак на два с солидным гаком. Не такова ли простейшая
астрономическая арифметика?
По этому поводу можно сказать:
А дальше пишут нам поэты
Про небывалые рассветы,
Когда в июле, в пять утра,
Не видно дома и двора.
И ощупью идут на речку
Червя насаживать при свечке,
Удить в кромешной темноте...
Так пишут нам поэты те.
Наивность истинно святая!
Ведь летом в два часа светает,
Река блистает, как стекло.
А в пять уже светлым светло.
Так на каком же сеновале
Поэты зори все проспали?
И наяву или во сне
Они катались по Десне?
Теперь, получив книжку, мы с удовольствием видим, что наши поэты
ездили по Десне наяву и очень многое не проспали, обо многом рассказали
свежо, талантливо, интересно...
Поэтому разрешите и нам сделать маленькое послесловие;
В хорошей книжке три поэта
Свое расхваливают лето,
Идея их нам всем ясна,
Что, мол, да здравствует Десна!
Что иа Десне (мы с тем ие спорим)]
Порой не хуже, чем на море.
Мы тоже любим леса ропот,
Еще исхоженные тропы...
И мы походы по глуши
Приветствуем от всей души!
Мы лишь хотим, как говорится,
Отсеять быль от небылицы,
Что б ие смущать порывов чистых
Других неопытных туристов...
382
Хрис. Херсонский
ДОСАДНАЯ ОШИБКА В ХОРОШЕМ РАССКАЗЕ
С чувством живого интереса и растущей благодарности будут читать
рыболовы-спортсмены хороший рассказ Юрия Нагибина «Ночной гость»,
напечатанный в четвертом январском номере «Огонька» за этот год. Автор очень
верно, образным языком, с художественной точностью рассказывает о весенней
рыбной ловле на удочку в реке, вытекающей из большого озера, названного им
Сватеевым озером.
В рассказе все живое: и природа, и рыбалка, и люди, главное — люди. Как
часто мы, встречая разных людей в скитаниях с удочкой по рекам, молчаливо
накапливаем любовь к чертам характера и поведению одних случайных, врв'
менных спутников и неприязнь, порой переходящую в ненависть, к чертам
других. Порой мы даже не даем себе труда выяснить, в чем же тут все-таки
дело,—-ну, понравился тебе, как говорится, запал в душу один человек и не
полюбился почему-то другой, и все тут... Юрий Нагибин мастерски ведет нас по
пути сопоставления иа первый взгляд незначительных фактов. Он рассказывает
о случайном ночном госте в избушке бабки Юли, о молодом человеке, который
своей непринужденной душевной легкостью и жадным вкусом к жизни покоряет
вначале сердца бабки и ее двух молодых дочерей и остановившихся на ночевку
рыболовов, а затем на поверку оказывается чужим и враждебным им
человеком.
В конце рассказа: «На него в упор были наставлены два темных, с
желтоватыми белками, два много видевших на своем веку, натруженных, по-солдатски
зорких, добрых и беспощадных глаза». И обладатель этих глаз рыболов
Николай Семенович сказал «со странным выражением нежности и злости» правду
ему в глаза:
— Ничтожный, жадный, ласковый паразит.
Автор заключает: «И вдруг неуловимый, лоскутный, противоречивый
характер Пал Палыча (так зовут «ласкового» ночного гостя.— X. X.) определился
для меня в своей конечной цельности. Я понял теперь, почему мне казалось,
будто я уже встречал его когда-то. Нет, с Пал Палычем мне ие довелось
встречаться, но с подобными ему сталкивался я не раз».
Сила, художественное очарование рассказа в том, что Нагибин тонко и не
навязчиво, а вместе с тем убедительно, со множеством выразительных деталей
рисуя человеческие характеры, последовательно приводит к этому же выводу
читателя и показывает вместе с тем, как не может в нашей среде надолго
ужиться, несмотря на все свои таланты, человек, привыкший за чужой счет
снимать сливки с жизни. Немного раньше или позже он чем-нибудь да
обнажится, и не удастся ему больше словами «застить себя», и все от него
отвернутся с презрением или холодной ненавистью: и умудренная жизнью веселая
бабка Юля, и ее «характерные» душевно твердые как алмаз, и такие же чистые
в любви дочери Катерина и Люба, и другие ночные гости
рыболовы-спортсмены, которых соединяют неписанные, но великие законы товарищества,
взаимопомощи, душевного внимания друг к другу,— все что идет от воспитаииого
уважения к человеку, к человеческому достоинству, из чувства дружеского
локтя, из постоянного чувства «себя в народе», «себя с людьми». Читатели будут
горячо благодарны рассказчику за такое близкое сердцу спортсменов
психологическое содержание рассказа, за его моральную тему, освещенную взволно-
ванио и зорко «с солдатской добротой и беспощадностью».
И тем более жаль, что приходится отметить ошибку писателя, сделанную
им, очевидно, по неведению... Описывая ночную охоту иа рыбу с острогой при
свете пылающего соснового смолья, Нагибин рассказывает об этом
хищническом браконьерском занятии с увлечением, ие считаясь с тем, что бой рыбы
острогой у нас запрещен законом. Добро бы этой зверской охотой занимался
в рассказе один Пал Палыч,— это ему вполне идет. Но дело в том, что Пал
Палычу помогает и сам рассказчик и не только в переносном, но и в самом
прямом смысле. Нагибин, без всяких критических оценок, которые ему
следовало бы сделать где-либо в рассказе, ведя повествование от своего лица,
красочно описывает, как он, сопутствуя Пал Палычу, держал для него над водой
383
железную «козу» с огнем, освещая реку и дно, и как острога пронизывала
(и кромсала, и бессмысленно ранила!) плотву.
Сочувствуя во всем автору-рассказчику, читатели получают таким образом
вполне благодушное представление о бое рыбы острогой в средней полосе
России, что никак не вяжется с государственными задачами рыбоохраны и
рыборазведения и с кодексом наших спортивных законов, обязательных для
каждого советского рыболова. Это идет в разрез с общим гуманистическим
содержанием талантливого рассказа...
Вл. Архангельский
СОВЕТЫ УКРАИНСКИМ РЫБОЛОВАМ
«Охота на Украине». Киев, 1955, стр. 225, тираж 30 0Й0 экз., цена 10 руб. 50 коп.
Вышло в свет пособие для украинских охотников и рыболовов, выпущенное
Государственным издательством сельскохозяйственной литературы Украинской
ССР «Охота на Украине». Один из разделов книги посвящен рыбной ловле
(стр. 150—201), он подготовлен В. И. Гиливаровым и А. М. Парадниковым.
В заключительной части этого раздела дано описание раков и способов их лова
(автор С. Я. Бродский). Завершает книгу «Календарь охотника и рыболова
Украинской ССР», составленный П. Н. Ивановым.
Весь материал, относящийся к любительской рыбной ловле, изложен
в восьми основных подглавах: а) Принадлежности для ловли рыбы; б)
Рыболовная снасть; в) Виды наживок или насадок; г) Прикормки и кормушки для
привлечения рыбы; д) Влияние погоды на рыбную ловлю; е) Сборы на рыбную
ловлю; ж) Лов различных видов рыб; з) Советы рыболову-любителю.
Как видно, охвачены все основные вопросы, с которыми приходится
сталкиваться рыболову-спортсмену. Но материал отвечает главным образом на
вопросы — чем ловить и кого ловить? На вопрос — когда ловить? — частично
дан ответ в «Календаре». На вопрос — как ловить? — удовлетворительного
ответа не дано. Где ловить? — на это книга, к сожалению, не отвечает вовсе, так
как в ней не дано описания ни одного водоема Украины.
Конечно, отрадным является сам выход подобной книги: в справочной
литературе по охоте и рыбной ловле давно ощущается острая потребность. Но,
на наш взгляд, авторы справились со своей задачей неудовлетворительно.
Очень странно, что в книге не получил должного отражения массовый,
спортивный характер рыбной ловли. Авторы везде подчеркивают, что у них речь
идет о любительском лове, словно забывая о том, какое оздоровительное и
воспитательное значение приобрел в нашей стране такой массовый спорт, как
рыбная ловля.
Повидимому, этот существенный недостаток в работе авторов привел их
и к неправильному выводу — умолчать о том, куда и когда могли бы выезжать
на рыбалку рыболовные коллективы предприятий и учреждений таких крупных
центров Украины, как Киев, Харьков, Одесса, Сталино, Днепропетровск,
Львов и многие другие.
Отсутствие материалов о рыболовном спорте в книге, изданной в 1955 г.,
дает основание сделать неутешительный вывод: авторы руководства
действовали по старинке, выпустив труд, который весьма напоминает всякого рода
справочники, издававшиеся в нашей стране еще со времен Л. П. Сабанеева.
Но сравнения с известным руководством Сабанеева их справочник не
выдерживает.
Таким образом, первая существенная ошибка авторов состоит в том, что
они не отразили размаха и особенностей спортивной рыбной ловли в Советской
Украине.
Много недоумений вызывают и главы, посвященные описанию рыб и
технике лова.
При внимательном чтении создается впечатление, что Гиливеров и Парад-
ников мало знакомы с биологией тех двадцати шести видов рыб, которые они
384
описывают, и с техникой рыбной ловли. Да и преподносят они материал так
скупо, скороговоркой и описывают предмет так не точно, что многие их выводы
и заключения носят слишком «любительский» характер, не имеющий
отношения к подлинной науке.
В частности, трудно представить себе тех рыб, о которых идет речь в
справочнике, тем более что редакционная коллегия всего сборника не сочла
возможным дать соответствующие рисунки.
Вот, например, описание уклеи: «Небольшая с зеленоватой спинкой и
серебристыми боками рыбка» (стр. 176). Ни размер уклеи, ни другие ее
характеристики не даны. Вот описание ельца: «Так же, как и уклея — небольшая
рыбка, но толстенькая» (там же). О леще лишь сказано, что это «крупная
рыба» (стр. 177). Плотва — «Небольших размеров, с крупной чешуей рыба»
(стр. 183). Окунь —«Очень прожорливая и хищная рыба, достигающая веса
нескольких килограммов» (стр. 186).
Крупная, мелкая, небольшая,— вот н вся характеристика, в которой нет
ничего научного. Возникают, естественно, самые разнообразные вопросы.
Сколько килограммов в окуне: три, пять, десять? Действительно ли плотва
в 800—900 г может быть отнесена к «небольшим рыбкам»? Что означает
«крупный лещ»? И т. д.
Налет любительской скороговорки, несерьезной отписки лежит на всем
разделе о рыбах. Авторы, по всей видимости, не смогли или не пожелали
затруднить себя более добросовестной, научной характеристикой рыб,
описанием среды, в которой рыбы живут, данными классификации и подробными
описаниями того или иного вида. А простая отписка не может удовлетворить
взыскательных рыболовов.
Вызывают недоумение и некоторые категорические утверждения авторов
в этом разделе о рыбах.
Например, они говорят, что для ловли судака зимой потребны главным
образом малые блесны (стр. 187), причем размера блесен не указывают. Это
заявление далеко не соответствует истине. Далее они утверждают, что основной
снастью для ловли судака являются спиннинг и дорожка (там же), хотя
ленинградские рыболовы-спотсмены отлично ловят судака на пульку-зеркальце,
а москвичи с особым успехом ловят его на кружки. Кстати, авторы руководства
для украинских рыболовов ничего не говорят ни о кружках, ни о
пульке-зеркальце: им эти прекрасные снасти не знакомы. Ничего не сказано о том, что
судак весьма активен зимой, что он жадно берет на блесну и что в
уловах многих рыболовов-спортсменов он занимает зимой весьма значительное
место.
Очень слабо написан раздел об ужении жереха. Пользуясь случайными
советами авторов, ни один начинающий рыболов не поймает жереха
спиннингом или на жерлицу.
Общими словами ограничиваются авторы и при описании ловли других
рыб, в частности окуня и ялотвы.
Несколько серьезных замечаний нужно сделать Гиливерову и Парадникову
по поводу изложения ими материалов о рыболовных принадлежностях и
снастях.
Очень мало сказано о спиннинге, о нахлысте, об отвесном блеснении окуня
зимой и летом. А то, что сказано, далеко не всегда соответствует
действительности.
Так, например, в разделе о нахлысте -авторы руководства рекомендуют
ставить на нахлыстовое удилище леску лишь на 2 м длиннее удилища, вовсе
не давая представления о конической леске в 10—15 м и об искусстве ловли
рыбы такой интересной снастью.
При описании дорожки авторы категорически заявляют, что ловить рыбу
этой снастью нужно лишь в 4—5 м от берега, ведя блесну на глубине I м от
поверхности воды (стр. 165), тогда как с помощью дорожки можно обуживать
различные места водоема на разных глубинах.
Не дают авторы н настоящей картины зимней рыбной ловли. Нет у иих
указаний об успешном применении снасточки; только в разделе о ловле сомов
рекомендуется пользоваться багром для вываживания. Даже крупных щук и
385
судаков авторы рекомендуют подхватывать подсачеком, а не багром. Вряд ли
такой совет поможет украинским рыболовам овладеть крупной добычей с лодки!
В связи с тем, что книга издана на русском языке, уместно сказать и о
терминологии, которой пользуются авторы при описании снастей, способов
ловли рыбы и названий рыб.
Поплавочная удочка именуется ими удочкой-поплавчанкой (стр. 160),
грузило — грузком (там же), разновидность донной удочки с овальным
грузилом— удочкой-покотком (стр. 161), донная удочка с коротким удилищем —
удочкой-грузовкой (там же), квок для ловли сомов — клоком и клокушкой
(стр. 164), подлещик назван полящиком и т. д.
Наконец, последнее замечание: о крючках авторы пишут так, словно не
имеют никакого представления о советском ГОСТе, ясно определяющем
размеры крючков по-новому, а не по старинке.
Недостатки раздела о рыболовном спорте становятся еше очевиднее,
когда мы знакомимся с разделом о ловле раков и «Календарем».
Раздел о раках написан хорошо и не вызывает каких-либо замечаний.
В разделе о рыбной ловле в «Календаре» есть, к сожалению, некоторые
ошибочные выводы.
Нет оснований утверждать, что лещ и голавль не кормятся в январе
(стр. 303); несколько странной кажется фраза о зимней рыбалке: «Ловля на
блесну очень увлекательна, и каждый рыболов-любитель, который не боится
немного померзнуть, не лишит себя удовольствия половить рыбу и сейчас,
когда, казалось бы, всякая рыбная ловля уже окончена до будущей весны»
(стр. 319). Автор, видимо, не знает, как увлекательна и добычлива ловля рыбы
зимой!
Л. Самарцев. «На дне реки». Ростовское книжное издательство, 1954, стр. 70,
тираж 30 ООО экз., цеиа 2 руб. 50 коп.
Как видно из пояснения на титульном листе, автор полагает, что его книга
составлена из рассказов и сказок. Вернее было бы отметить, что рассказов
в ней нет, а есть только сказки, отличительной особенностью которых является,
как известно, повествование о вымышленных событиях.
Хорошая сказка ничуть не хуже любого хорошего рассказа. А Л. Самарцев
написал как раз очень неплохие сказки. И это нисколько не снижает ценности
его книги.
В книге «На дне реки» действуют и рассуждают рыбы, которые обитают
в устье Дона и встречаются на просторах Азовского и Черного морей. Из тех
или иных поступков рыб и даже целой «конференции», которую созвала Белуга
после жаркого спора с Акулой, читатели узнают много интересных сведений из
жизни подводных обитателей, знакомятся с тем, чем они ценны для человека
и т. д. Биология пескаря и уклеи, линя и карася, сома и налима, щуки, судака,
леща, сазана, окуня, осетра и многих других рыб дана со знанием дела. И юные
читатели, которым прежде всего адресована эта книга, будут признательны
автору за интересное, живое повествование.
Жаль, конечно, что в книге встречаются «огрехи», хотя их и не так много.
На стр. 6 плохо сказано о Налиме, что он «собирается к спячке»; неудачна
авторская ремарка о Сомике, который «испуганно и оторопело» уставился на
Налима (стр. 8); не объяснено, что это за рыба «клепец» (стр. 10 и другие);
из текста на стр. 14 можно понять, что человек добивал Сома, оставшегося
в мочажине, с помощью остроги; не совсем точно сказано на стр. 17, что
у сома и у щуки «пасти огромные, зубастые», словно между этими двумя
рыбами нет различия в строении пасти и зубов; на стр. 18 неправильно
употреблено слово «хулиганить»; в русском литературном языке нет слова плотвичка
(стр. 27), есть слово плотичка; наконец, не следует такую известную
пословицу, как «На то и щука в море, чтоб карась ие дремал», заменять таким
бледным текстом —«На то и щука в воде, чтобы карась не дремал»
(стр. 18) ит. д.
386
Ростовское книжное издательство выпустило недавно книжку А. Клыкова
«Карпик», которая по внутреннему оформлению и по обложке очень похожа
на книжку Л. Самарцева: тот же фон, те же краски и т. д.
Хотелось бы напомнить издательству, что детям нужны книги, которые
резко отличаются друг от друга манерой оформления. Да и на рисунки следует
обращать больше внимания: в книге Л. Самарцева дети не смогут понять,
в чем же отличие одной маленькой рыбкн от другой. Да и более крупные рыбы
выписаны не всегда удачно.
Но, несмотря на некоторые неудачи, работу Ростовского издательства по
выпуску книг, посвященных рыбной ловле, нужно признать хорошей.
И. Короткий. «Юным рыбоводам» (на украинском языке), Киев, «Радянська
школа», 1953 г., стр. 115, тираж 15 000 экз.
Книгу И. Короткого нельзя признать хорошим подарком для юных
ихтиологов: в ней содержится ряд неверных положений.
Правда, автор сообщает школьникам интересные материалы по биологии
рыб. Но и в этом разделе он допускает ошибку, заявляя, что карпы нагуливают
в прудах за одно лето от 25 г до 3 кг веса (стр. 43).
Но самый главный порок книги в том, что автор, не давая никакого
представления о спортивных рыболовных снастях, уделяет все свое внимание только
промысловой ловле. Следует отметить, что для ловли рыбы он рекомендует
лишь такие способы и снасти, с помощью которых: а) отцеживают рыбу, б)
запутывают ее, в) одновременно запутывают и отцеживают, г) колют и ранят
рыбу.
Такое «пособие» вряд ли можно рекомендовать широким кругам наших
школьных читателей. И издательство «Радянська школа», безусловно, сделало
ошибку, выпустив в свет книгу такого профиля.
Школьникам нужны интересные книги, которые воспитывают бережное
отношение к рыбным запасам страны и повышают спортивное мастерство юных
рыболове».
А всякого рода «пропагандистов» незаконного лова рыбы у нас и так
вполне достаточно.
В. Неволин, Справочник рыболова-любителя, Молотовское книжное
издательство, 1953, стр. 182, тираж 5000 экз., цена 2 руб. 70 коп.
Судя по названию, автор книги намеревался написать пособие, которым
мог бы пользоваться рыболов-любитель для получения необходимых справок по
технике любительской рыбной ловли, прн выборе снасти, времени лова, мест
лова и тому подобного. На это как будто указывает и карманный формат
книги. В введении автор прямо говорит, что «...книжка рассчитана на
начинающего рыболова-любителя, мало знакомого с техникой рыболовства».
Однако детальное ознакомление с книгой показывает, что это ие
совсем так.
Первый раздел книги «Водоемы Молотовской области и их рыбонаселение
(ихтиофауна)», дающий краткую характеристику основных рек, озер и прудов
области, действительно интересен не только начинающему, но и вполне зрелому
рыболову-любителю, даже ие проживающему в Молотовской области, но
интересующемуся водоемами нашей Родины с точки зрения их пригодности для
спортивной рыбной ловли.
Однако уже второй раздел книги «Рыбы внутренних водоемов
Молотовской области» только в очень малой степени соответствует своему назначению.
По меньшей мере странно деление этого раздела на части: «Рыбы,
имеющие значительный удельный вес в промысле (?)», «Рыбы, имеющие
незначительный удельный вес в промысле», «Рыбы проходные, подлежащие охране»
и «рыбы, не имеющие промыслового значения». Может быть, автор
недостаточно точно выразился и под словом «промысел» понимает любительскую
387
ловлю? Отнюдь нет. Жерех, интереснейшая в спортивном отношении рыба,
отнесена к «имеющим незначительный удельный вес в промысле» так же, как
сазан, карп, стерлядь, судак, голавль, линь, сом — к рыбам, «не имеющим
промыслового значения». Следовательно, речь идет о действительно
промысловой характеристике рыб, которая в книге, предназначенной для
рыболова-любителя, должна быть заменена характеристикой с точки зрения спортивной
рыбной ловли.
Описание отдельных рыб страдает отсутствием интересных для рыболова-
любителя данных: очень редко указывается средний или наибольший для
водоемов Молотовской области размер и вес рыб различных пород, их
спортивная или пищевая ценность, способы любительской ловли. Странно утверждение
автора, что «окунь, как хищная рыба, подлежит интенсивному вылавливанию».
Ни для одной из иных хищных рыб он такой рекомендации не дает и даже
относится вполне терпимо к рыбам, уничтожающим икру рыб ценных пород —
ершу, ельцу и другим.
Раздел «Лов рыбы» мало полезен начинающему рыболову-любителю.
Прежде всего не очень просто разобраться в терминологии автора. Из фразы:
«В любительском спортивном рыболовстве применяются удочки, размер
которых определяется из нумерации с № 1 по № 13» (стр. 95), можно, пожалуй,
догадаться, что «удочка» это крючок, но уже через пять строк и далее крючок
называется своим именем. К ловле рыбы нахлыстом термин «ужение удочкой
в нахлыст» илн «ужение удочкой брандахлыстом» (вероятно местное
название?) можно применить с трудом.
Описание этих способов ловли настолько поверхностно, что начинающий
рыболов ничего полезного из него не почерпнет. К тому же среди прочих
способов любительского лова удочкой (куда, кстати, отнесено и «ужение на
подпуск») описания простого ужения на поплавочную удочку нет.
Так же поверхностно написан раздел «Материалы и инструменты для
рыбной ловли». Здесь встречаются существенные ошибки: нумерация крючков дана
старая, только что срезанные удилища автор рекомендует сушить на солнце (?),
составные удилища, по мнению автора, имеют железные (?) соединительные
трубки, багорик «употребляется для подсачивания (?) крупной рыбы».
Описание блесен весьма запутанное, невозможно понять о каких блеснах
хочет рассказать автор. Во всей книге только один рисунок блесны,
конструкция которой заставляет предполагать, что эта смесь ложки с уралкой едва ли
одинаково пригодна и для спиннинга и для ловли в отвес, как это можно
понять из текста. Длина блесен рекомендуется «от 21 до 75 мм» (не больше, не
меньше). С мормышками автор, повидимому, не знаком совершенно.
В специальном разделе рассматриваются «Насадки при ловле удочкой».
Разделив вначале насадки на естественные и искусственные, автор затем нигде
не упоминает о том, какие из описанных им видов насадок следует отнести
к той или иной группе.
Далее подробно описываются промысловые орудия лова, применяемые
в Молотовской области. Здесь между «отцеживающими рыболовными сна-
стями»-неводами и сетями и «промысловыми ловушками»-вентирями, мордами
и котцами читатель с удивлением обнаруживает «промысловые крючковые
снасти», а именно: кружки, жерлицы и дорожку.
Вполне возможно, что рыбаки-промысловики Молотовской области
употребляют эти снасти, но относить их к промысловым едва ли правильно,
особенно кружки.
Последние разделы книжки, содержащие описание способов хранения
рыбы, заготовки ее в копченом, соленом и вяленом виде, а также определение
сортности рыбы, рассчитаны скорее на хозяйственного добытчика, чем на
начинающего рыболова-любителя, который едва ли потащит на рыбалку бочки
и соль из расчета «25—30 кг на 100 кг пойманной рыбы».
Действительно полезен, хотя слишком краток, помещенный в конце книжки
рыболовный календарь.
Автору книжки и особенно ее редактору Л. Н. Давыдычеву следовало бы
более серьезно отнестись к своей работе.
386
Xptic. Херсонский
H. Л. Бухаров «Ловля рыбы в проводку», «Физкультура и спорт», 1955 г.,
стр. 56, тираж 50 ООО экз., цена 85 коп.
Рыболовы-любители, в особенности начинающие, с интересом встречают
выпуск популярных брошюр по отдельным видам рыболовного спорта: о ловле
нахлыстом, в проводку, на дорожку, на донки, на кружки, о зимней н летней
ловле на блесну, на мормышку и т. д. Можно только пожелать, чтобы выпуски
этой библиотечки рыболова поскорее охватили все разновидности ужения и
чтобы каждая книжечка давала полное представление о своем виде
«вооружения» спортсмена и о всех способах применения этого вооружения на
разнообразных водоемах нашей страны — не только на больших реках, но и на морях,
у берегов океанов, в озерах, на горных, луговых и таежных речушках, в прудах,
старицах, каналах...
Мне думается, что было бы хорошо, если бы каждая брошюра прежде
всего содержала живое описание особенностей данного вида ужения. Автор,
разумеется, человек бывалый, мастер своего дела мог бы живо, увлекательно
рассказать о тех случаях, приемах, хитростях, успехах, которые и составляют
особенную, неповторимую привлекательность, скажем, нахлыста или дорожки,
ловли в проводку или на мормышку.
Нужно раньше всего оказать: почему выбирается именно та, а не другая
снасть? Нужно подсказать начинающему, как много радости и замечательных
открытий принесет ему самостоятельное изучение и умелое иепользование
природных условий, особенностей водоема (с учетом времени года и дня и т. д.)
и знание образа жизни той рыбы, какую он собирается ловить. Надо, кроме
того, научить его выбирать способ уження в прямой зависимости от его
личных склонностей, чтобы он мог получить наиболее полное удовлетворение от
рыбалки. Всей этой, я бы сказал, агитационно-пропагандистской части
брошюры я придаю-очень большое значение,— ведь ею по существу определяется
главная пель брошюры! И, повторяю, это должно быть написано непременно
мастером, влюбленным в избранный вид ужения. Чем более художественно,
живо, темпераментно, с увлечением это будет написано, тем лучше. А затем
уже должны последовать всякие прикладные сведения. Часть из них следует
давать сжато и набирать петитом, в виде подсобного справочника или
приложений...
Брошюра Н. Бухарова построена совсем иначе. О том, что такое ловля*
в проводку, автор начинает более или менее ясно и подробно, с примерами,
рассказывать, только перешагнув уже далеко за половину книжки — на
38-й странице. А перед тем читателю предложены подробные подсобные
сведения об удилище, о лесе и поводке, о крючке, о грузиле, о поплавке, об огру-
жении лесы, об отцепе, о сиденье и садке, о лодке, о насадках, о добывании
насадок, о прикормке и приваде, наконец, о выборе места для уження.
Спору нет, о многом, о чем здесь рассказано, необходимо знать вообще
каждому рыболову, в том числе, например, и о том, что «черви водятся в сырой
земле, под мусором, щепой, камнями, сухим конским и коровьим навозом,
в канавах, под слоем листьев, под кустами, в земле, покрытой густой травой,
в особенности в прибрежной полосе рек, озер и болот»... Но стоило ли с
подобных более или менее общеизвестных вещей начинать крупным шрифтом
книжку, чтобы затем, спохватившись, пожалеть, что пострадало при этом
главное и написать в предисловии: «...автор считает, что вследствие малого объема
в книге не удалось привести больше примеров и пояснений»... О проводке?
Право, если бы Бухаров начал с главного — с описания ловли в проводку и
сделал бы это описание основой книжки, то потом ни ему самому, ни читателю,
может быть, ие пришлось бы сожалеть об упущенном месте...
Краткие (слишком краткие!) рассказы Бухарова о самой рыбалке (на
стр. 44—48) очень интересны. И только здесь, кстати говоря, наконец-то
раскрывается его индивидуальное авторство опытного «проводчика».
Рассказы Бухарова учат каждого спортсмена не оставаться пассивным
созерцателем с крючком на конце лески, наугад опущенным в воду, но быть
389
зорко-внимательным, пытливым, активным, изобретательным рыболовом.
Действительно жаль, что так случилось; книжка в целом скуповата на живые
примеры и пояснения, которых у Бухарова в запасе, видимо, немало.
И любопытно, что именно тут, уже перед концом книги, Н. Бухаров
обретает точный, выразительный, ясный язык изложения. Конечно же, как и у
всякого пишущего, чистая, лаконичная и выразительная речь появляется
тогда, когда автор рассказывает о пережитом, о виденном, о чем нельзя
говорить равнодушно.
А сколько раз перед тем читатель наталкивается в этой брошюре на
неряшливости языка, пропущенные редактором. Вот примеры: «вываживание рыбы,
имеющей вес в два раза более прочности лесы» (стр. 12). Но как, вываживая
рыбу, вычислить «вес в два раза более прочности»?.. Или: «Крючок с длинным
цевьем скорее сломается или разогнется, чем крючок с коротким цевьем,
благодаря рычагу, создаваемому длинным цевьем» (стр. 14). Так за что же все-
таки и кого тут нужно «благодарить»?.. Или: «Рыба, втянув в рот с порцией
вода насадку и почувствовав укол или присутствие в насадке крючка и
сопротивление лесы, немедленно ее выбрасывает...» Причем тут «порция воды»?..
И кого «выбрасывает» рыба?.. Леску?.. Или вот такая неуклюжая фраза: «Из
приведенного ассортимента растительных насадок точно нельзя сказать, что же
предпочитает рыба» (стр. 27). Или совет: «Для привлечения рыбы можно
употреблять куски дерна и растительную землю» (стр. 31)... Но что это такое:
растительная земля?.. А как понять такую фразу: «Необходимо заметить, что
при специальном ужении в тюлудонку применяется огружение, состоящее из
одной дробины размером, соответствующим скорости течения» (стр. 49).
Примеры неточного, неряшливого языка можно продолжить. Кроме того,
есть в брошюре и попросту неверные утверждения. Неправильно называть
ручейника «разновидностью бабочки» (стр. 29), а ерша иехищиой рыбой
(стр. 54). Неверно, что «в водоемах, изобилующих мотылем, рыба на него берет
неохотно» (стр. 25). Не объяснено спорное утверждение, что «закатывать в
хлеб вату, чтобы он лучше держался на крючке, не следует» (стр. 27). На
странице 50-й «мирными» рыбами названы, между прочим, ерш и голавль. Не
теряет ли в таком случае всякий смысл определение «мирная рыба»?., (в
противоположность «воинственной»?)
По необъяснимым причинам в числе рыб, которых можно ловить в проводку,
не указаны уклея, форель, хариус, сырть, многие виды рыб Сибири, нашего
Севера, Дальнего Востока, Средней Азии. Не попали в список и шемая, рыбец,
чехонь, гольян. Впрочем, это крупный недостаток очень многих рыболовных
книжек, они ничего или почти ничего не рассказывают о разнообразном опыте
спортивного рыболовства в нашей стране за пределами ближайших «дачных»
выездов москвичей. Думается, что энергичный почин, сделанный в сборниках
«Рыболов-спортсмен» в сторону географического расширения нашего кругозора
должен быть широко подхвачен издательством «Физкультура и спорт», ведь
нздательство-то это всесоюзное*! Оно должно отвечать интересам читателей по
всему СССР. Да и москвичи-спортсмены ездят повсюду от Белого до Азовского
морей и от Каспия до Балтики и Дальнего Востока.
Xpttc.- Херсонский
С. М. Бернштейн «Ловля рыбы на кружки», «Физкультура и спорт», 1955,
изд. 2, испр. и доп. стр. 53, тираж 50000 экз. Цена 80 к.
Брошюра, рассчитанная на массового читателя, содержит необходимые
начальные сведения о ловле рыбы на кружки. Вместе с тем автор дает
практические советы, основанные на длительном опыте на водоемах Подмосковья.
Многие советы С. М. Бернштейна, несомненно, принесут пользу рыболову,
который захочет заняться этим видом рыболовного спорта, приобретающим,
кстати сказать, особенно благоприятные перспективы развития в связи с
непрерывным ростом в нашей стране закрытых водоемов с медленным течением.
Брошюра иллюстрирована рисунками, дающими наглядное представление
390
о необходимом рыболовном «хозяйстве» кружочника и о некоторых условиях
успешного лова.
К сожалению, в тексте встречаются небрежности языка. Любитель ловли
нахлыстом почему-то назван «нахлыстовщиком» (стр. 3). Правильнее — нахлы-
стовик; к тому же это слово проще и чище, зачем от него отказываться?..
Кружки из пенопласта получают нынче широкое распространение вовсе не
потому, что пенопласт «является удачным заменителем цельной пробки» (стр. 6)...
Разве пробка все-таки лучше?.. Это так же неверно, как вообще неверно было
бы назвать все новое и более совершенное только «удачным заменителем»
прежнего. Далее, трудно понять утверждение, что на клев «отрицательно влияет...
атмосферное давление» (стр. 29). Если это так, то очевидно самый удачный
клев наблюдается на луне, где нет или почти нет атмосферы?.. Очевидно, автор
хотел сказать о влиянии изменений давления?.. Но в таком случае о каких
изменениях? Как действует на клев повышение или понижение атмосферного
давления? И какое именно атмосферное давление будет для клева наилучшим? Или
же, вне зависимости от местной «нормы», отрицательно влияет на клев всякое
вообще изменение давления в любую сторону (хотя бы от чрезмерного — к
норме), пока давление не установится на каком-нибудь любом уровне?.. Научные
термины требуют очень точного употребления.
Неточность и засоренность языка почему-то слишком часто встречаются
в литературе о рыболовном спорте. Но, полагаем, языковому неряшеству нужно
и здесь так же решительно отказать в праве гражданства, как и в любом другом
виде литературы!
А вот еще пример туманности. Автор пишет (стр. 26) «Кружочник должен
научиться ловить живцов, имея при себе сетку-подъемник из тонкой нити,
окрашенную в блеклозеленый или желтокоричневый цвет. Размер сетки— 1,5Х1.5м
или 2X2 м, размеры ячеек — 14—15 мм для ловли судаков и крупных окуней
и 16—22 мм для ловли щук». Так кого же рекомендует автор ловить сеткой-
подъемником? Живцов, то есть мелкую плотичку, окуньков и ершей?.. Или,
напротив, крупных окуней, судаков и щук?.. Как понять его указание?.. Или он
хотел сказать, что щука отвергнет живца, пойманного сеткой с ячеей в 14—16 мм?
И, кстати говоря, если уж речь зашла о сетках-подъемниках, следовало бы
тут же предостеречь начинающего рыболова от увлечения отнюдь не
спортивным (промысловым и браконьерским) злоупотреблением этой снастью. Нам
приходилось, например, видеть, как у Иваньковской плотины местные жители
усердно черпают подъемниками без зазрения совести (и совершенно
безнаказанно!) множество судачков-недомерков, величиной с карандаш или чуть
больше. А ведь такую рыбью молодь ценных пород любой человек, мало-
мальски уважающий законы об охране родной природы и заботящийся об ее
будущем, обязан отпускать обратно.
Надо надеятьси, что иовое пересмотренное издание этого нужного
руководства по ловле кружками пополнится сведениями о своеобразных условиях и
приемах ловли в других местностях СССР и за границей, а также будут приведены
новые данные (новые правила и описание опыта) массовых соревнований кру-
жочников. Правила соревнований, приложенные к этой брошюре, отчасти
устарели.
Я. Ловцов
КРЯКАЮЩИЙ СЕЛЕЗЕНЬ
По мотивам очерков А. Коломийца и П. Грукалеико (редактор
И» П. Лотышев), «Рыболов-любитель», Краснодарское книжное издательство,
1954, тираж 15000 экз.
— Что за ночь на рыбалке! — воскликнул очеркист Анатолий Коломиец,
размахивая пухлым портфелем.— Смотрите! Удивляйтесь! Вникайте! Наша
любимая река Кубань, освещенная чуть-чуть луной, серебрится! — И он,
вдохновенно вскинув голову, неожиданно заметил на бледном профиле месяца лукавую
усмешку, на миг смутился и прошептал:
391
— Наслаждайтесь?
— Замечательный человек...— указал на литературного работника редактор
издательства товарищ Лотышев.— Вы еще не знакомы с его творчеством? Нет?
Так я скажу: он поражает в своих творениях фантазией, домыслом, смелостью
и рыболовно-охотничьей широтой мысли. Бесспорно, у Анатолия Коломийца
природный талант! Нет,— врожденное талантище! А то мы бы его не печатали, нет,
нет! Не спорю,— рыбак он молодой, да и сам Коломиец этого не скрывает.
В своем очерке «Шапсуг» он откровенно пишет: «Я верил, верил всему, о чем
рассказывал Иван Петрович, потому что он в один день сделал меня рыбаком
и ежеминутно расширял кругозор моих представлений о реках, рыбах, о
природе».
— Талантливый ученик.
От полноты чувств редактор встал и, согнувшись почти в дугу, отвесил
Коломийцу поклон.
Тоскливо глядел иа умирающие огоньки костра другой очеркист, Грука-
ленко, большой любитель поучать неопытных рыболовов трудному искусству
ловли рыбы с помощью удочек и прочих снастей.' В одной книжке с Коломий-
цем он поместил свой длинный-предлинный очерк: «Озерно-речной рыболовный
спорт», творение по названию академическое, а по существу все содержание
этого труда можно было уложить в несколько строк. Но еще Алексей
Максимович Горький говорил, что маленькие вещи писать очень трудно. Грукаленко
и испугался трудностей и давай скорописью наносить мелкие буквы на белый
простор бумажных листов. Сколько труда положил человек! Сколько поту
обронил на страницы рукописи, а написал, кратко суммируя: «Рыбу на Кубани
следует ловить чернокленовыми удилищами, на небольшие крючки, которые
наживлять обыкновенным навозным червем».
Пожалуйста, не спутайте с другими червями! Да, не суйтесь на рыбалку
с иной наживкой, вроде мотылей, опарышей, ручейников, майских жуков и
прочих, прочих насекомых.
Все это ерунда! Обыкновенный навозный червячок и чернокленовое
удилище—вот атрибуты новой техники рыболовного спорта!
— О зимней ловле и писать зарекаюсь! — бурчал философски
Грукаленко.— Какой толк в зимней рыбалке? Простите, еще ко льду примерзнешь
или ненароком нырнешь в прорубь. Всяко бывает! А то еще стрептококковую
ангину подхватишь...
— О чем это ты, хлопец? — ласково спросил его редактор.
Но Грукаленко не удостоил своего покладистого дружка ответом. Он
болезненно вспоминал, что написал про судака и щуку очень мало. Указал, что на
Кубани этих рыбок ловят случайно, не забыв добавить — «рекомендую на них
охоту с острогой»!
— Не указывайте, без вас знаю, что этот способ ловли запрещен законом,
ио кто с понятием — всегда вывернется из протоколов представителя
госрыбнадзора! Понимать надо!
Около самой реки сидели два подростка: Степа, лет двенадцати, и Вася,
лет четырнадцати. Вася налаживал свою катушечную удочку, он сам, без вся*
кой помощи и совета товарищей Коломийца и Грукаленко, смастерил эту снасть.
В очерке Анатолия Коломийца «В подкове Старой Кубани» красочно описано,
как Вася на свою снасть, оснащенную тройником, за один заброс поймал днем
щуку и сома, обоих за верхнюю губу. Да, и эта подробность не опущена. Ей-ей
не вру! Товарищ Лотышев должен подтвердить, ведь он редактировал. Беда не
велика, что щука берет с рассветом, а сом хватает насадку в сумерки по ночам
Но вот же поймал молодой рыболов этих двух хищников среди белого дня, под
знойным кубанским солнцем. Так засвидетельствовал очеркист Анатолий Ко-
ломиеп.
Под кустами дремал, нервно вздрагивая, Тарас Григорьевич Гусь, рыболов-
любитель с реки Шапсуг. Бедняга случайно попал сюда и как встретил
Коломийца — так его дрожь взяла.
— Вот бисова мазница! — ворчал старый рыбак.— Як размалевал, як
разукрасил меня пид старость, що добрым людям стыдно в очи глядеть.
На толстенной связке удилищ, отдуваясь и смахивая с крутого лба обиль-
392
ные капли пота, сидел высокий и плечистый молодой рыбак Костя. Он все еше
не мог отдышаться. Шутка ли сказать, на своих собственных плечах от самого
города до.реки он притащил 17 чернокленовых удилищ, лопату, топор и разной
снеди на целые сутки! Вот ведь как нагрузил своего приятеля Анатолий
Коломиец. Не верите? Тогда прочтите его очерк: «На берегах Афипса».
На реке в заводях кружились и копошились утки и нырки, хотя еще
дедушка Аксаков сказал: «С нырка начинаются утиные породы». Но что делать,
раз у Коломийца так написано — переделывать не будем.
Сзади, где-то далеко на берегу, слышались удары кузнеца. Это по заказу
Анатолия Коломийца сам Парамоныч выковывал необычайный рыболовный
крючок, вес которого был определен в полкилограмма.
Уж раз ловить рыбу, так на такую снасть, чтоб можно было показать
маловерам!
Всю эту компанию наш очеркист собрал на рыбную ловлю в одну из
излюбленных заводей Кубани. И сейчас он сам, его дружок Грукаленко и
редактор Лотышев с нетерпением ожидали прибытия заводских цепей. Вы удивлены—
для чего цепи? Конечно же, для рыбной ловли! Уж коли заниматься на Кубани
рыболовным спортом, то так, чтобы затмить китобойную флотилию «Слава»
с ее гарпунерами. Цепи —это изобретение Коломийца. Ему и крючок в
полкило в руки!
— Пока что, сейчас бы юшки похлебать! — зевая протянул Лотышев.
— О, це дило! — оживился Грукаленко, подняв глаза на Анатолия.
— Степа! — порывисто вскочив, вдруг гаркнул Коломиец.— Пойдем-ка
бычков пальцами ловить. Народ ухи захотел!
— Это мы можем! — сразу отозвался услужливый паренек.— Но только,
дядя Анатолий, я первый полезу.
— Валяй, друже, валяй...— снисходительно согласился очеркист.—
Пожалуй, тебе и лучше, ведь сам знаешь, какой я рыбак. В одни сутки постиг эту
науку.
Оставшись в одних трусах, Степан и Анатолий влезли в воду. Рассвет
только начал заползать на реку. Нащупав ногой камни, Степан подозвал дядю
Анатолия и вразумительно сказал:
— Вот глядите в воду, смотрите на камни. Видите на них желтые крупинки,
как пшенная каша?
— Вижу...— прошептал Коломиец.
— Это икра бычков. Сами они сидят где-то тут, в щелях, в водорослях и
стерегут свои яички-крупинки. Дави, дядя Анатолий, икру. Дави! Бычок
обязательно выскочит и набросится на твои руки, он не страшный, не кусается, а
только носиком толкается. Вот тут и хватай его. Хватай! — уже в азарте
кричал мальчишка, выкидывая одну рыбешку за другой на берег.— Вот так их,
так!
Сразу же на гладь реки всплыли широкие желтые пятна от раздавленной
икры. Но рыболовы-хищники на них не обращали внимания, они торопливо
хватали бычков и выкидывали их на песчаную отмель.
Эта дикая операция продолжалась до тех пор, пока редакторская
жадность не была удовлетворена.
— Довольно, теперь все будем сыты! — воскликнул он благосклонно.
Тут прибыл долгожданный грузовик с рыболовными цепями. Шофер
пренебрежительно скинул возле издательских работников длиннющую цепь с
необыкновенным крючком и, покосившись на кучу бычков, трепыхавшихся в
предсмертных судорогах по песку, укоризненно покачал головой.
Но два очеркиста и редактор только рукой махнули.
«Не твоего, мол, ума дело. У нас и книга готова!»
— Эх! — с сердцем плюнул водитель, сел на машину и уехал.
Ниже стана рыболовов закрякала утка. Коломиец насторожился и
авторитетно заявил:
— Это крякает селезень! Дурная птица, вроде кто ее за йоги тянет. Сома
бы на него напустить...
Тарас Григорьевич Гусь злобно взглянул на очеркиста, отвернулся от него
и проворчал:
393
— Вот так и прописал, что селезень крякает. Скилько рокив на свите
прожил, а такой худобы еще не бачил...
Из-за прибрежных верб и тополей, пылая жаром возмущения, показалось
летнее солнце. Очеркист и редактор увидели, как вблизи, огибая заросли рогоза
и желтой кубышки, выплыла стайка лещей. Блестя бронзой чешуи, они
направились на кормежку. Анатолий Коломиец своим всевидящим оком у корней
камыша и аира заметил громадную щуку. Она по-волчиному кралась за
безмятежными лещами. Стрелой миновав лещей, выскочила впереди их и с
совершенно необычайной (для ученых ихтиологов) повадкой, как цирковая актриса,
вдруг подпрыгнула, ткнулась головой в ил и завертелась, и закружилась, и
подняла муть. И только тут, в мутной воде, сцапала одного из удивленных
лещей! Здорово получилось? А? Дорогие читатели, подобного щучьего
представления вам, конечно, никогда в жизни не увидеть, и ваши дети и внуки не
заметят, как бы они пристально ни рассматривали светлые речные или озерные
струи. Этот щучьий маневр — фантазия Коломийца. Но на этом ои не
остановился. В дальнейшем эта большущая щука попадает у него в пасть сому,
который, проглотив добычу, поплывет к крякающему селезню. Сюжет, что надо,
разработан, как в приключенческой повести.
Затем Коломиец ясно увидел, что селезень, хлопая крыльями и взбивая ими
пену, попытался сняться с воды, но кем-то схваченный за лапки, тоскливо,
отчаянно крякал и медленно погружался вглубь.
Какая утрата для науки! За один только гонорар очерка погиб этот
необычайный голосистый селезень!
— Закуканить нужно гуляку. Эгэ-гэ! Во-во! — закричал редактор.
— Все в наших руках. Придет час, и изловим. За тем сюда и приехали,—
с философским спокойствием успокоил Коломиец.
Не торопясь, рыбаки начали готовиться к лову. Первым вскочил Костя.
Топнул каблуком, чтоб найти устойчивую точку опоры, и стал снаряжать
хватку. Правда, ни один уважающий себя рыболов-любитель не будет
пользоваться подобной снастью. Но здесь, сами убедились, собрались особые
рыболовы. На нравственные качества человека они поплевывали, на законы смотрели
сквозь пальцы. Костя, настроив сеть, сразу закинул ее в реку и через минуту
радостно объявил:
— Судачище, братья! Беда!
— Где? — сразу проснулся Коломиец, кидаясь к Косте.
— Да уж в хватке! Сейчас накрою его мешком, а там держи черпак.
— Нет, Костя, сорвется, прошибет головой сеть! — испуганно замахал на
него руками очеркист.
— Ты, Анатолий, молчи... Мы его... Мы его...
— Постой! — заорал вдохновенно на всю реку Коломиец.— Мне явилась
яркая, светлая мысль!
— Какая же?
— Саданем судака по голове лопатой!
Разделавшись с десятнкилограммовым судачищем, наши рыбаки стали на-
лаживаать перемет из цепей. Когда перемет был готов, Коломиец вытащил из
портфеля жареную утку, собственноручно нанизал ее на крючок своей
конструкции и вместе с друзьями под унылый звон цепей закинул перемет в омут.
Вы, читатель, наверное, удивлены? Неужели,— скажете вы,— в обширном
Краснодарском крае есть подобные рыболовы? Спешу разуверить — конечно,
нет. Их не было и не будет. Они все придуманы в этой тощей брошюрке «Рыбо-
ловупрбитель». Кроме указанных уже методов ловли, много разных несуразиц
встретите вы: вымершие лошади тарпаны почему-то названы торпунами,
форель оказалась похожей на щуку и т. д. и т. п.
В конце концов, сказав словами Коломийца, Краснодарскому книжному
издательству явилась яркая, светлая мысль — выпустить сборник «Рыболов-
любитель». Но в издательстве к этому подошли с преступной поспешностью,
считая, повидимому, что о рыбаках и рыбках можно печатать всякую ересь.
Мы же скажем, что краснодарская брошюра «Рыболов-любитель» —
вредная книга, пропагандирующая запрещенные способы рыбной ловли и в
искаженном свете показывающая рыболовов-любителей.
394
Я/г. Холостое
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
А. Смирнов «Советы рыболову-любителю», Одесское обл. издательство,
1954 г., стр. 48, тираж 6 ООО экз., цена 1 руб. 15 коп.
Ежегодно тысячи советских граждан едут на Черноморское побережье
отдохнуть, полечиться в чудесных здравницах на берегу моря. Среди едущих на
курорты немало рыболовов-любителей, которым отпуск, проведенный в
приморском доме отдыха, показался бы еще полнее, если бы... если бы они могли
уделить немного свободного времени своему любимому занятию! Но десяток
метров лески, поплавок, грузило и пара крючков, захваченные на всякий случай
любителем-рыболовом, пригодны разве лишь для бычков и зеленушек, ловля
которых составляет счастливый удел десятилетних мальчишек. А какую рыбу
ловят у берегов Черного моря и что для этого нужно захватить с собой — мы
не знаем: литературы о спортивной ловле рыбы на море у нас, к сожалению,
еще слишком мало. Книжка А. Смирнова призвана хоть в какой-либо мере
заполнить этот досадный пробел.
«Советы рыболову-любителю» не свободны от недостатков. Книжка не
совсем удачно систематизирована и не дает читателю, не знакомому со снастями,
применяемыми местными рыболовами, ясного представления о стричках,
пистолете, закидных самоловах и нужных поплавочных удочках; только самодур
описан автором действительно полно. Подробных описаний можно было бы
избежать, снабдив брошюру полдюжиной схематических рисунков устройства и
оснастки орудий спортивного лова. Недостаточен и тираж книжки, которую
охотно приобретет не только местный рыболов или собирающийся отдохнуть
в окрестностях Одессы любитель, но и каждый, кто вообще интересуется нашим
увлекательным и разносторонним рыболовным спортом.
СОДЕРЖАНИЕ
Вместо предисловия 3
Рассказы и очерки
/7. Филимонов. Карп Иванович 9
Юрий Смирнов, Андрей Шманкевт. Письма с Волги 18
Вас. Цикунов. Из Алтайского дневника 28
Ал. Шубин. На Радчинском плесе 41
A. Синельников. Егор и Устин 50
Вл. Архангельский. Рассказы о детях 64
Валентина Потемкина. Пенсионер . , 71
Валентин Глущенко. Пойми* жена! 81
Я. Киселев. Кожанкина заводь 82
С. Миримский. Первая удача 86
B. А. Дроздов. Рыболовы (шутка) 94
А. Синельников. Записки рыболова 96
Дм. Успенский. Партизан-рыболов 102
Василий Алферов. На Глухой Воложке 107
//. Толоконников, На озере 111
Вл. Холостое. Каботажный рыбачок 115
П. Филимонов. «Аптекарь» И 8
Mux. Заборский. Гири 125
Ал. Балонский. У лунки 132
Я. Киселев. Сережин бутерброд 133
Валентина Потемкина. Вечерняя заря 136
Ян Моравек. Перевод с чешского И. Беляевой и X. Херсонского. Люди
у воды (отрывки из книги) . , 138
Статьи и заметки
Л. Самарцев. Удильщики и их организация 157
Хр. Херсонский. О чем говорят рыболовы 162
П. Максимов. Летнее ужение леща 165
П. Дормидонтов. Ловля леща на мормышку летом 167
/7. Королев. Лещ-хищник 169
А. Толстиков. Голавли 170
А. Архангельский. Ловля голавлей нахлыстом 175
C. Бернштейн. Ловля налимов 180
К. Красильников. Таймень 185
.6. Ильин. Ужение в Черном море 187
Наживки и привады "Т
Ужеиие с камней, пристаней и в зарослях J 96
Рыбы каменистых мест и портов *®5
М. Никольский. На Черном море m
397
В. И. Догонов. С удочкой в Сухуми 210
Вл. Холостое. Бархатный сезон 212
Анатолий Волков. Озеро Неожиданностей . 215
Я. Орский. Рыболов-скороход 227
Константин Фарутин, На Черном озере 229
Г. Пирогов. На Луковском озере 2Г;2
В, Ильин. Ловля спиннингом на Селигере 236
B. И. Макаров. Один единственный 239
А. Цитович. Рыбалка на Апшероне . . 243
C. Панкратов. Ловля рыбы в Эстонской ССР 247
И. Летучин. Под Уфой 249
A. Саленков. Осенью на берегах Кубани 253
B, Гребенкин. На реке Вуоксе 261
Г. Гич. По Сыр-Дарье 266
И. Павлов. На реке Или и озере Балхаше 272
Ф. Кунилов. Волхов . . 276
A. Гудзовский. Под Одессой 279
Б. Казенное. Спортивный лов рыбы на Дальнем Востоке ...... 285
М. Кринщын. По притокам Колымы и Индигирки 291
И. Гастунекий. Со спиннингом в Сибири 301
Я. Жаров. На Верхней Волге, в Новом Мелкове 308
B. Маркевич. На Кривандинских озерах 312
Обмен опытом
C. Томилин. За карасем по Подмосковью 317
Анатолий Волков. По речкам и озерам близ Молотова 323
/О. А. Шеманский. Ночной лов рыбы на удочку 327
Г. Дырдыра, Г. Иванов. Рыбачья смекалка 335
В. Васильев. О выборе спиннингового удилища 338
В. Васильев. Блесна для спиннинга, дорожкн и зимней ловли .... 341
Г. Кулькин. Блесна «Надежда» 342
М. Семушин. Упор для пальца на лапке спиннинговой катушки .... 343
А. Балашов. О ловле спиннингом в реках Подмосковья ..... . . 344
А. Новиков. Новые жерлицы — донные удочки 347
Г. Пирогов. Жерлицы для ловли в коряжистых и травянистых местах 355
A. Григорченко. Применение снасточки для жерлицы —
B. Догонов. Ужение «наплавом» 356
A. Авилов. С летней удбчкой зимою 357
Б. Савицкий. На стрелу 358
B. Васильев. Летняя ловля на мормышку , 360
Вл. Холостое. Старые советы 361
А. Соколов. Советы рыболову-зимнику 362
1С. Я. Самарин. Садок-футляр для рыболовных кружков 364
A. Попов. Простейшая лодка из трех листов фанеры 366
Я. Костарев. Футляр к лодочному мотору 371
Я. Вольский. Складной подсачек 373
B. Федоровский. Состав для «серебрения» блесен 374
Изготовление гипсового теста г—
А. Афанасьев. Кровать на бивуаке 375
Критика и библиография 377
«Рыболов-спортсмен», кн. 6
Редактор Е. К. Петровская
Художник Д. П. Мощевитин
Художественный редактор Л. Е. Золотарева
Технический редактор Л. Л. Доценко
Корректор М. В. Мазур
Сдано в набор 15/Х 1955 г. Подписано к
печати 20/II 1956 г. Формат 60X92V16. Объем
12,5 бум. л.; 25,0 печ. л.; 25,36 уч.-изд. л.;
25,0 физ. л.; 40 576 зн. в 1 п. л. Л-93180.
Заказ № 882. Тираж 90 ООО экз. Цена 8 р. 60 к.
Издательство «Физкультура и спорт»
Москва, М. Гнездниковский, 3.
Набрано в 3-й типографии «Красный
пролетарий». Отпечатано в Первой
Образцовой типографии имени
А. А. Жданова, Главполиграфпрома
Министерства культуры СССР.
Москва, Ж-54, Валовая, 28. Заказ № 1497.