Э.Б. Сатцаев
НАРТОВСКИЙ ЭПОС
И ИРАНСКАЯ ПОЭМА
ШАХНАМЕ
(сходные сюжетные мотивы)

Отсканировано
22 июня 2013 года
специально для эл. библиотеки
паблика «Бєрзєфцєг»
(«Крестовый перевал»).
Скангонд єрцыд
2013 азы 22 июны
сєрмагондєй паблик «Бєрзєфцєг»-ы
чиныгдонєн.
http://vk.com/barzafcag

СЕВЕРО-ОСЕТИНСКИЙ ИНСТИТУТ ГУМАНИТАРНЫХ И СОЦИАЛЬНЫХ
ИССЛЕДОВАНИЙ им. В.И. АБАЕВА
ВИЦ РАИ И ПРАВИТЕЛЬСТВА РСО-АЛАНИЯ
Сатцаев Эльбрус Батрбекович
НАРТОВСКИЙ ЭПОС
И ИРАНСКАЯ ПОЭМА ШАХНАМЕ
(сходные сюжетные мотивы)
Владикавказ 2008

ББК63.5
Сатцаев Э.Б. Нартовский эпос и иранская поэма Шахнаме (сходные
сюжетные мотивы): Монография; Сев.-Осет. ин-т гум. и соц. исслед.
им.В.И.Абаева. Владикавказ: ИПО СОИГСИ, 2008.156 с.
Научный редактор: канд. филол. наук
Хамацаева Тамара Алексеевна
Рецензент: канд. филол. наук
Таказов Федар Магометович
Монография посвящена сравнительному анализу сюжетных мотивов
нартовского эпоса и эпической поэмы Шахнаме Фирдуоси.
Сопоставленный анализ осуществляется с целью подтверждения осетинского
происхождения нартовского эпоса, имеющего широкое распространение у
многих народов Кавказа.
ББК63.5
©ИПО СОИГСИ, 2008
© Сатцаев Э.Б., 2008

Предисловие
Индоевропейские языки, изначально возникшие в
Евразии, в течение последних пяти веков
распространились также в Северной и Южной Америке, Австралии
и отчасти — в Африке. Они были первой языковой
семьей, постулированной как особая форма объединения
языков по генетическим связям. Генетическое родство
между ними обусловлено общим их происхождением
от существовавшего когда-то индоевропейского
праязыка. На нем разговаривали древние индоевропейские
племена, которые кроме единого языка объединялись
также общностью происхождения. Примерно 5-7 тысяч
лет назад происходит распад древней индоевропейской
общности. Однако дифференция индоевропейского
праязыка и обособление отдельных племенных групп
не было единовременным актом.
Как известно, племенные группы, в среде которых
развились черты древнеиранской речи, определились
ко П-му тысячелетию до н.э. Ранее они прошли
сложный исторический путь в составе более крупных
племенных объединений, говоривших на индоевропейских
диалектах.
Среди индоевропейских языков различаются
группы, характеризующиеся особой близостью. Иранская
языковая группа1 проявляет значительную общность
с индоарийскими языками2. Установлено, что в
глубокой древности предки индоязычных и ираноязычных
племен жили в тесном общении, занимали одну общую
территорию, говорили на одном языке или на
близкородственных диалектах3. Эти племена в науке известны
как арийские4. Эпоха арийской племенной общности
~3~

относится к глубокой древности и не освещена
современными ей письменными источниками [8, с. 55-59],
История застает индоязычные племена в долине
Инда, большинство же ираноязычных — на Иранском
нагорье и в Средней Азии. Однако Индия и Иран
однозначно не были первоначальной родиной ариоязыч-
ных племен: и в Индии, и в Иране они были
пришельцами.
О продвижении арийских племен в долину Инда
имеются данные в ведической литературе.
Археологические данные также свидетельствуют о том, что до
прихода арийцев в Индию, там проживал коренной
неиндоевропейский народ, создавший высокую
городскую культуру (Хараппа, Мохенджодаро).
Комплекс исторических, историко-культурных и
языковых данных, относящихся к Иранскому нагорью,
также свидетельствует о том, что аборигенами этой
территории были не арийские, и даже не
индоевропейские племена [8, с. 67].
На территорию Индостана и Иранского нагорья
отправным пунктом а^я миграций ариоязычных
племен была, скорее всего, Средняя Азия. Такая установка
подкрепляется анализом ведических6 и авестийских7
гимнов, которые отражают быт и мировоззрение
первобытных пастушеских кочевых племен. Еще в более
древнюю эпоху ариоязычные племена локализовались
значительно западнее.
Исторические данные свидетельствуют также о том,
что некоторые группы иранцев8 попали на территорию
западной части Иранского нагорья через Кавказ. Кроме
того, происходили значительные миграции арийских
племен внутри ариоязычного ареала. Это особенно
характерно для иранских племен, значительная часть
которых продолжала вести кочевой образ жизни.
~4~

Еще 2-2,5 тысяч лет назад большая часть
огромной по территории евроазиатской степи от Дуная до
современной Монголии была населена иранскими
кочевниками. Ареал, где проживали иранские народы1, по
площади превосходил территорию, занимаемую тогда
всеми остальными индоевропейскими народами.
Учитывая величину территории, занимаемую иранскими
племенами и слабость хозяйственных связей между
ними легко допустить наличие различий между
языками отдельных племен. Однако в древнеиранскую эпоху
эти различия были незначительны, и языки всех
иранских племен были взаимопонимаемы. Только с
течением времени в связи с распадом первоначальной
общности и разделением диалектных групп начали
действовать уже отличные друг от друга процессы,
определившие самостоятельные отныне пути развития иранских
языков [8. с. 71].
Время выделения иранских языков из арийской
языковой общности датируется примерно началом 11-
го тысячелетия до н.э.
Период с начала П-тысячелетия до н.э. по 1У-Ш вв.
до н.э. определяется как древнеиранская языковая
эпоха.
Наука не располагает данными для определения
состояния языка арийских племен до рубежа III и II
тысячелетий до н.э. Этнонимом «арья» называли себя
тогда племена, являющиеся предками современных
иранских и индоарийских народов. Эти племена
являются создателями древнейшего памятника индийских
языков — ведов6 и древнейшего памятника иранских
языков — гимнов Авесты7.
И веды и Авеста представляют собой результат
соединения мифологических легенд и гимнов,
складывавшихся в течение многих столетий певцами и ска-
~5~

зителями из различных близкородственных племен,
говоривших на своих говорах или диалектах.
Древнейший ведический сборник — Ригведа9 окончательно
сложился к середине П-тысячелетия до н.э. на
территории Индии. Древнейшие части Авесты складывались в
первой половине Н-тысячелетия до н.э. на территории
Средней Азии и прилегающих к ней областей. Они
отражают образ жизни, быт, религиозные верования и
мифологию кочевников-скотоводов.
Позднее складывались части, связанные с именем
пророка Заратуштры (Зороастра), которые отражают
переход части древних иранских племен к новым,
более прогрессивным формам хозяйства — к земледелию
и оседлому скотоводству.
Древнейшим частям Ригведы и Авесты характерны
общие эпические сюжеты, общая религиозная
идеология, общее этническое имя создателей этих гимнов
— арья. Совпадают часто имена собственные богов и
героев. Гимнам Ригведы и Авесты характерно также
весьма близкое языковое родство. Важной
особенностью является и унаследование общеиндоевропейских
элементов как в Ригведе, так и в Авесте.
С начала 1-тысячелетия до н.э. наблюдается
передвижение больших групп ираноязычных племен на
территории к западу и юго-западу от Средней Азии.
Из ираноязычных племен, поселившихся в начале
1-тысячелетия до н.э. на плоскогорьях Западного Ирана
нам известно о мидянах и персах.
Другая группа ираноязычных племен
распространившаяся в это же время в Средней Азии, Северном
Причерноморье, северном Прикаспье и на Северном
Кавказе — это саки. Греческие авторы называли саков
Причерноморья и Кавказа скифами или сарматами.
Персы же, как сообщал Геродот, всех скифов называ-
~6~

ли саками. Скифы (саки) играли в свое время большую
роль в истории Закавказья и Передней Азии. Из
сообщений Геродота и других античных авторов, а также
из Библии известно о продвижении скифских племен
в области Сирии, Палестины и Месопотамии,
откуда они угрожали даже Египту. На западе скифы были
распространены вплоть до Среднего Дуная. В
китайских источниках упоминаются также сакские племена,
жившие в северо-западной части современного Китая
(пров. Синьцзян).
Все ираноязычные племена Средней Азии, скифы
(саки), мидяне и персы причисляли себя к племенам
арийского происхождения, и, как мы упоминали,
разговаривали на взаимопонимаемых диалектах и
говорах. Античные авторы отчетливо представляли связь
между скифами Восточной Европы и Средней Азии.
Несмотря на единое происхождение и
принадлежность к арийской общности, а также близкое языковое
родство, между иранскими племенами уже в древности
возникали противоречия, приводившие к
вооруженным столкновениям. Наиболее антагонистичными
стали противоречия между кочевыми и оседлыми
арийскими племенами.
Первые в основном были представлены саками
(скифами), сохранявшими прежний уклад жизни —
кочевое скотоводство.
Вторые представляли из себя тех иранцев,
которые стали заниматься земледелием и оседлым
скотоводством (персы, мидяне, иранские народы Средней
Азии).
Прямыми потомками саков, сохраняющими их
язык и эпическую традицию, являются осетины.
Потомками же осевших в древности на землю
иранцев являются современные персы, курды, таджи-
~7~

ки, афганцы и другие ираноязычные народы. Не
следует думать, что саки (скифы) исключительно все были
кочевыми скотоводами. По свидетельству античных
авторов, часть скифов была земледельцами. Однако
кочевой уклад жизни превалировал и определял
идеологию и нравы.
Точно также среди оседлых иранских племен
сохранились группы, ведущие кочевой образ жизни. Но в
общем общественный уклад жизни этих племен
определялся земледелием.
8~

Нарты и Шахнаме
Большинство иранских народов, как известно,
обладает богатой эпической традицией, имеющей
значительную древность. У различных иранских народов
наблюдается разная степень развития эпоса. Наиболее
богато эпос представлен у осетин и персов. У осетин
издавна бытует нартовский (нартский) эпос, на
персидском же языке создана эпическая поэма Шахнаме.
Кроме осетин, нартовский героический эпос
широко распространен у адыго-абхазских народов и может
считаться их национальным эпосом. Известен он также
балкарцам, карачаевцам, чеченцам, ингушам, народам
Дагестана и другим.
До сих пор в науке нет ясного толкования слова
«нарт». Попытки объяснить его с монгольского языка
не могут приниматься всерьез по причине отсутствия
тесных исторических контактов осетин с монголоя-
зычными группами. Монголо-татарское нашествие с
лингвистической точки зрения было тюркским и на
монгольском изъяснялась между собой лишь воинская
элита, которая не могла широко контактировать с
завоеванной массой. К тому же по многим косвенным
данным эпический этноним «нарты» сформировался
до монголо-татарского нашествия.
Имена главных нартовских героев в большинстве
своем у всех кавказских народов звучат одинаково.
Большая часть нартовских имен ясно
этимологизируются из иранских языков. Например: имя одного из
главных нартовских героев Урузмаг производится от
иранского слова «уагага» «кабан». Как антропоним,
это слово широко распространено в других иранских
языках. Имя прославленной героини нартовского
эпоса, сестры и жены Урузмага, «Сатана» («Шатана») вос-
~9~

ходит к иранскому корню зайа «радость», «веселье».
Это слово сохранилось также в персидском в виде вас! с
теми же значениями. Не совсем ясной остается
этимология антропонимов Хамиц и Батраз. В.И. Абаев
выводит их значения из монгольского, что большинству
современных ученых представляется спорным и
неубедительным. Для этимологии этих имен, думается, следует
шире привлечь иранский и индоарийский материал.
Больше всего легенд в эпосе о герое, который у
осетин зовется «Сослан», у кабардинцев «Сосруко»,
абхазов «Сасрыква» и т.д.
По мнению В.И. Абаева, это имя выводится из
тюркских языков. Однако и в тюркских языках это
слово представлено ограниченно, и к тому же в весьма
отвлеченных значениях.
Имя «Сосруко» можно рассматривать, как
адыгский вариант имени Сослан. В этом адыгизированном
виде оно вернулось затем к осетинам [6, с. 28].
Контакты предков осетин с тюркскими племенами
восходят к глубокой древности, что не могло не
найти отражение в эпосе. Однако тюркское влияние в на-
ртовском эпосе не стало до сих пор объектом глубоких
исследований. Если монгольский элемент все же
присутствует в нартовском эпосе, то он мог проникнуть
только через тюркское посредство — как упоминалось
ранее, непосредственный контакт предков осетин и
монголов как этносов в истории не отмечен.
Наиболее острые споры среди ученых вызывают
вопросы генезиса нартовского эпоса. Тюркские
народы — балкарцы и карачаевцы — появились на Кавказе
сравнительно поздно и заимствовали свои нартовские
сказания у черкесов или осетин.
Чеченцы и ингуши явно взяли нартовские сказания
у осетин. В Дагестане нартовские сказания разрознены
и сильно искажены.
~10~

Таким образом, только два этноса могут
претендовать на право родины нартов — адыго-абхазские народы
и осетины. Только у них нартовский эпос
характеризуется ясностью, постоянством, живописностью образов и
полнотой цикла. Однако ученые по-разному подходили к
этой проблеме. Многие исследователи были восхищены
богатством и стройностью нартовских сказаний и
сомневались в возможности их возникновения на Кавказе
среди малоразвитых, на их взгляд, народов [4, с. 161-164].
Исследователь-энтузиаст В.Б. Пфаф, например,
заявлял, что нартская мифология происходит от
греческой [8, с. 9, 173]. Некоторые исследователи уводили
все нити в Рим, Иран или еще куда-нибудь. Время
показало несостоятельность этих гипотез и сейчас
твердо установлено, что в целом нартовский эпос является
северокавказским, и на роль его создателей могут
претендовать только осетины или черкесы (адыги,
кабардинцы, абхазы, абазины) [4, с. 25-27].
Ряд известных ученых (Ж. Дюмезиль, В.И. Абаев и
др.) склоняются к теории осетинского происхождения
нартовского эпоса. В пользу этого тезиса говорят
следующие факты:
1) нартовский цикл у осетин более богатый и
стройный, чем у черкесов, и только осетинам известна
полная история нартов;
2) большинство нартовских имен
этимологизируются из осетинского языка.
Однако многим исследователям эти два аргумента
представляются недостаточными и вопросы генезиса
нартовского эпоса остаются открытыми.
К адыго-абхазским народам относятся
кабардинцы, адыгейцы, черкесы, абхазы, абазины и убыхи.
Нартовский эпос является одинаково общим достоянием
всех этих народов и его сравнительный анализ мало что
~11~

дает для выявления его генезиса. Других этносов,
родственных генетически адыгам и абхазам, мы не знаем.
Следовательно, возможность сравнительного анализа
ограничивается небольшим числом
близкородственных народов, проживающих в соседстве на
ограниченной территории.
Черкесы Турции и арабских стран в этом плане не
представляют интереса — они переселились 150-200
лет назад, когда нартовский эпос уже полностью
сформировался.
Другое дело осетины, являющиеся частью
обширного иранского мира, восходящего к арийскому и
индоевропейскому началу. Здесь для сопоставительного
анализа имеются весьма широкие возможности,
которые, к сожалению, были использованы ограниченно.
Среди иранских народов наиболее богатыми и
древними эпическими традициями обладают персы,
имеющие эпическую поэму Шахнаме.
Шахнаме — стихотворная обработка свода
эпических сказаний восточного Ирана и Средней Азии, а
также исторических хроник Сасанидского Ирана.
Под иранцами обычно подразумевают
совокупность племен и народностей древности, объединенных
историческими, этническими, языковыми, культурно-
бытовыми и религиозными особенностями.
Осетины также являются частью иранского мира,
что полностью доказано наукой.
Со времени первых письменных упоминаний об
иранцах прошло более 28 веков10. Древнейшие
письменные упоминания касаются главным образом
западных иранцев — мидян и персов, а также той части
скифов (саков), которые проживали в Причерноморье.
История основной массы иранцев, живших в
древности в евразийских степях и в Средней Азии, во многом
~12~

остается неясной. Археологические раскопки лишь
частично проливают свет на эту проблему.
Наряду со скудностью реальных исторических
сведений о древних иранцах наука располагает богатым
материалом по их религии и мифологии с элементами
героико-эпических сказаний. Самым ценным
источником этих сведений является Авеста. Наиболее
архаичной и ценной /и,ая исторической науки частью Авесты
являются так называемые гаты (религиозные гимны) и
яшты (песнопения в честь божеств). Они восходят к
периоду не позднее УШ-УП вв. до н.э. В этих древнейших
частях Авесты широко встречаются элементы
мифологических народных сказаний, восходящие ко временам
индоиранского единства [1, с. 3-9].
На основе прямых и косвенных данных можно с
полной уверенностью говорить, что уже до нашей эры
среди иранских народов существовали популярные
эпические сказания, которые еще не были сведены в
единый свод. Эти сказания получили отражение в Шах-
наме. Основную массу эпических сказаний,
отраженных в ней, составляют сказания, бытовавшие на востоке
иранского мира, в том числе среди саков (скифов).
Поэма Шахнаме начинается с краткой хвалы Богу,
а не с прославления единства божия (таухид), как было
принято в то время.
Далее дается картина мироздания в небольших
законченных фрагментах. Их названия следующие: «Слово
о разуме», «О сотворении мира», «О сотворении
человека», «О сотворении Солнца», «О сотворении Луны».
Следующая глава посвящена восхвалению пророка
и его сподвижников — обязательная и традиционная
для автора-мусульманина.
Далее следуют фрагменты, касающиеся истории
создания поэмы, ее источников. Заканчивается «введение»
традиционным панегириком султану Махмуду Газневиду.
~13~

Вся поэма Шахнаме построена как история царей,
преемственно сменявших друг друга на престоле
Ирана. Первым царем был мифический Каюмарс,
последним — исторический Сасанид Йездигерд-Ш, т.е. это —
история Ирана, выраженная в поэтической форме.
Объем поэмы весьма значителен и составляет
около 60 тысяч двустиший (бейтов), её условно можно
разделить на три части: мифологическую, героическую и
историческую. Формально Шахнаме представляет
собой единое историческое повествование.
Повествование в поэме ведется в рамках
царствований, что и обусловило его название, — Шахнаме, т.е.
— «книга царей».
Однако в ней, кроме описания царствований
сменяющихся владык Ирана, в большом количестве
встречаются композиционно завершенные былины, повести
и сказы эпико-героического содержания.
Шахнаме, будучи поэтическим произведением,
отражает исторические представления современников
Фирдоуси. Эти представления сохранялись вплоть до
середины XIX века. Однако достоверным, конкретно
историческим и последовательным можно назвать только ту
часть поэмы, которая касается династии Сасанидов11.
Лишь здесь налицо соответствие имен и фактов.
Сасанидам в Иране предшествовала династия
парфянских Аршакидов12 (у Фирдоуси — Ашканиды). В
поэме Шахнаме этому важнейшему в истории Ирана
периоду посвящены всего 44 строки.
В поэме нет упоминания об Ахеменидах13, которые
предшествовали парфянам-Аршакидам, Селевкидам14
и Александру Македонскому. Между тем в истории
Ирана Ахемениды сыграли огромную роль, по сути
определили весь дальнейший исторический путь
развития этой страны.
~14~

Не соответствует историческим реалиям и раздел,
посвященный Александру Македонскому (Искандер
Макдуни).
Исторический образ Александра — это один из
наименее историчных, насыщенный легендами и
фантазией, раздел Шахнаме. Александр представлен не как
завоеватель, а как последний законный владыка Ирана
из мифической династии Кеянидов.
Кеяниды занимают в поэме место исторических
Ахеменидов. В реальной истории Ирана династии под
названием «Кеяниды» не существовало.
Основа рассказов о Кеянидах — восточно-иранские
народные сказания, ставшие со временем
общеиранским достоянием. Западноиранские сказания и мотивы
впервые встречаются лишь в повествовании о
последних представителях Кеянидов.
Первая династия в Шахнаме, именуется «Пишда-
дидами». Они — основоположники справедливости.
Их десять царей. Пишдадиды представлены людьми с
чертами мифологических персонажей.
Основную часть поэмы, в соответствии с зороа-
стрийскими преданиями, Фирдоуси начинает с
сотворения первого человека Каюмарса. Поэт нигде не
говорит о том, с какой целью был сотворен человек. Однако
из изложения ясно видно, что человека создало доброе
божество (Ахура Мазда), зная о предстоящей ему
тяжелой борьбе с носителем зла (Ангра Манью или Ах-
риман), дабы человек стал союзником и помощником
Ахура Мазды.
Как только человек был сотворен, он тотчас стал
объектом нападений Ахримана.
В период царствования Каюмарса (Кайумарс)
произошел постепенный переход иранцев от
первоначальной дикости и отсталости к началу цивилизации:
15-

Тогда Кайумарс повелителем стал;
Высоко в горах он сперва обитал;
Там счастье обрел и державный удел,
Себя и мужей в шкуры барсов одел.
С тех пор стали люди умнеть и умнеть,
И все обновилось — одежда и снедь.
[10, с. 23].
Наследником Каюмарса стал его внук Хушенг,
который продолжил прогрессивные деяния деда:
Настал на земле небывалый расцвет,
Сиянием правды наполнился свет.
Сначала, к Познанью направив труды
Владыка железо исторг из руды;
Основой тогда процветания стал
Блестящий, из камня добытый, металл.
Царь создал мотыгу, топор и пилу —
Начало кузнечному дал ремеслу.
Затем оросил он пустынный простор
Водой животворною рек и озер;
По руслу прорытому воду пустил,
Догадкой народу труды сократил.
Владыка, чтоб людям нужды избежать,
Пахать научил их, и сеять и жать.
И каждый свой хлеб стал выращивать сам,
Не стал кочевать по степям и лесам,
А прежде чем к жизни привыкли такой,
Лесные плоды были пищей людской.
Одеждою листья служили одни...
Он веровал также, как царственный дед,
Владыку миров называя Изед.
Из камня извлек он огонь золотой,
Вселенную новой одев красотой.
[10, с. 29].
~16~

Во время битвы с драконом Хушенг разгадал секрет
огня. Он призвал людей отныне поклоняться огню,
дающему свет и тепло. Далее он отделил домашних
животных от диких, научил людей правильно ухаживать
за животными и использовать их в хозяйстве. Хушенг
также научил людей шить одежду из шкур. При всем
этом он велел людям не забывать вносить из собранной
жатвы трудовую дань в казну государства.
В годы правления Хушенга вводится обычай
празднования в дни зимнего солнцеворота праздника «сада».
В праздник на всех площадях и на вершинах гор
зажигали огромные костры.
Таким магическим действием человек старался
помочь рождению солнца.
Сын Хушенга Тахмурас продолжает добрые деяния
отца и добивается еще большей власти над силами зла.
В ответ на сохранение жизни силы зла вынуждены
были раскрыть Тахмурасу тайну письменности.
Как только избавились дивы от уз,
Пришлось им вступать с Тахмурасом в союз
Владыку писать научили они,
Зажгли в нем познанья благие огни...
[10, с. 33].
После Тахмураса престол достается Джамшиду.
Джамшид еще активнее продолжал деяния своих
предков и многому научил людей. Его царствование —
мифический золотой век, когда люди не знали нужды и
забот, когда не было ни болезней, ни старости, ни смерти.
Однако могущественный правитель так возгордился,
что Ахриману удалось обманным путем подчинить его
своему влиянию.
Ахура Мазда отвернулся от Джамшида, и в его
царстве воцарились смута и междуусобная борьба. Иран-
~17~

екая знать, мечтая о смене правителя, обратилась к
аравийскому царю Заххаку стать их шахом. Сам Заххак,
прежде чем стать царем Аравии, предательски убил
отца. В результате вероломного поцелуя Ахримана,
притворившегося в повара, на плечах Заххака
вырастают две змеи, из-за чего его прозвали драконоподоб-
ным. Однако это не смутило иранскую знать, и Заххак
воцарился на Иранском престоле. Все попытки
освободиться от терзающих его змей ни к чему не приводят.
Перед Джамшидом опять предстает Ахриман уже в
облике врача и заявляет, что единственное средство
усмирить змей и избавиться от причиняемых ими мучений
— давать каждой из них ежедневно в пищу по
человеческому мозгу. Заххак прибегает к этому средству, и, к
великой радости Ахримана, жизнь в бывших владениях
Джамшида замирает: количество людей уменьшается,
земли приходят в запустение. Тем временем втайне от
всех подрастает мститель. Его имя Фаридун. Он
является потомком Джамшида. Заххак всячески пытался
уничтожить Фаридуна, однако безрезультатно. Когда Фари-
дуну исполнилось 16 лет, мать открыла ему тайну
происхождения. Фаридун поклялся уничтожить Заххака.
Тем временем Заххак, видя недовольство всего
народа, решил составить документ, где будет написано,
что он — образец справедливости, и подписавшие
никого другого, кроме Заххака, не хотят видеть на троне.
Одним из первых документ предлагают подписать
авторитетному среди масс кузнецу по имени Каве. Тот
как раз пришел во дворец требовать правосудия, т.к.
из девятнадцати его сыновей в живых остался один,
остальных забрали на прокорм змей. Кузнец с гневом
отвергает предложение, рвет документ на куски,
выбегает из дворца и, нацепив на палку свой кожаный
передник, поднимает его как знамя борьбы с тираном.
18-

фаридун понял, что пришел его час. Он со своим
отрядом соединяется с восставшими, становится во главе
всех восставших, которые, свергнув Заххака,
приковывают его цепями к горе Демавенд.
На престоле — мудрый и справедливый правитель
Фаридун, осененный благодатью.
Но именно в его царствование начинается
страшная распря, которой суждено длиться века: Фаридун
делит свои владения между тремя сыновьями — Сальм
получает Рум, второй сын — Тур-Туран и Китай, а
третий — любимый сын Ирадж получает Иран и
богатырскую степь. Туру и Сальму такой раздел не понравился,
и они, возненавидев Ираджа, убивают его.
Одна из рабынь Ираджа родила от него, после его
смерти, сына Манучихра. Фаридун вырастил внука и поручил
ему отомстить убийцам отца. Манучихр убивает Тура, и
так начинается лютая вражда Ирана и Турана, которой
посвящена вся центральная часть поэмы. В этой части
Фирдоуси вводит в поэму своих главных героев-богатырей,
среди которых окажется и знаменитый Рустам.
Чудесная изначально история появления Рустама
такова: у богатыря Сама родится прекрасный во всех
отношениях сын, вот только волосы у него белые. Это
смущает отца. Сам, считая, что это порождение Ахри-
мана, относит младенца на высокую гору Альборз и
оставляет на произвол судьбы. Ребенка находит
мифическая птица Симург и воспитывает его. Через
некоторое время отец раскаялся в своем поступке, добрался
до горы, где оставил младенца, и к своему удивлению,
нашел его живым и здоровым, превратившемся в
богатыря. Несказанно обрадовавшийся Сам берет сына
домой и дает ему имя Заль. Царь Манучехр узнав о витязе
Зале, назначает его правителем области Систан
(область саков). В одну из поездок в Кабул Заль узнает, что
~19~

у его правителя Михраб-шаха, который вел свой род от
Заххака, есть прекрасная дочь по имени Рудаба. Заль
и Рудаба заочно страстно влюбляются друг в друга и
устраивают тайную встречу, где Заль принимает
окончательное решение взять Рудабу в жены. Все
препятствия этому браку в конце концов были устранены, и
была устроена свадьба. Большую роль в этом сыграла
мудрая мать Рудабы Синдухт.
У Заля и Рудабы рождается сын по имени Рустам.
Рождается он необычным способом — матери
разрезают бок и вынимают оттуда младенца. Он настолько
велик и силен, что его едва могут прокормить десять
кормилиц. Будучи еще совсем маленьким, Рустам
одним ударом палицы убивает свирепого белого слона.
Тем временем умирает шах Манучехр, и на престол
вступает его сын Наузар. В отличие от своего отца, Наузар
оказался злобным жестоким тираном. Народ Ирана
измучился от его правления и стал роптать, чем немедленно
воспользовался правитель Турана Пашанг, давно
мечтавший отомстить иранцам за смерть своего деда Тура.
Пашанг отправляет на Иран своего сьша — могучего витязя
Афрасияба, который впоследствии принес Ирану много
страшных бедствий. Наузар терпит поражение и
попадает в плен. На помощь приходит Заль со своей дружиной и
обращает туранское войско в паническое бегство. Однако
Афрасияб в припадке гнева убивает Наузара.
Шаха Наузара сменил Зав, при котором Иран и Ту-
ран заключили мир, границей владений стала река Аму-
дарья. Через пять лет Афрасияб нарушает соглашение и
снова вторгается в Иран. На защиту родной страны
выступает богатырь Рустам. Ему долго искали
подходящего коня, и только конь гигантского роста Рахш смог
выдержать тяжесть Рустама. Рахш служил ему верой и
правдой до самой смерти.
~20~

В поединке Рустама и Афрасияба последний
терпит поражение и в панике бежит к отцу, умоляя его как
можно быстрее заключить мир с Ираном, так как с
таким богатырем, как Рустам, не справится никто.
Заключают мир, границей снова стала река Амударья.
На престол Ирана вступает Кай-Кавус. Как-то раз
к нему пришел музыкант и певец из страны великанов
и стал восхвалять свою прекрасную страну. Выслушав
пламенное восхваление, Кай-Кавус решает
предпринять туда поход. Витязи стали отговаривать его,
напоминая, что никто из его предков не решался идти
войной на этих великанов. Но упрямый шах заявляет, что
он могущественнее своих предшественников и может
совершить то, что им было не под силу.
Начинается поход. Великаны, обладая искусством
колдовства, насылают на иранское войско слепоту и
беспомощные иранцы попадают в плен. На помощь
спешно выступает Рустам. Перед ним два пути —
легкий, но длинный, и короткий, но полный опасностей.
Медлить, однако, нельзя, и Рустам идет по
короткому, но опасному пути. Здесь Рустам совершает семь
подвигов. На первом же привале Рахш убивает льва.
Затем Рустам, охотясь на горного козла, находит
родник, убивает дракона и ведьму, которая хотела его
соблазнить. В единоборстве со «стражем лугов» Рустам
отрывает ему уши. Затем он ловит некоего Аулада и
заставляет его показать жилище белого великана, где
держат иранских пленников. Здесь Рустам убивает
сторожа пленников, великана Аржанга, и, наконец,
добравшись до белого великана, в единоборстве
убивает и его.
Таким образом, богатырь спасает пленных
иранцев и шаха Кавуса. Шах отпускает Рустама на родину,
а сам отправляется странствовать по миру и покорять
~2\~

окрестные страны. В одной из стран он влюбляется в
красавицу Судабу и женится на ней. Отец Судабы
заключает их обоих в замок на высокой горе. Афрасияб,
узнав об этом, сразу же вторгается в Иран, однако
Рустам опять идет на выручку, спасает шаха, затем
наносит страшное поражение войскам Афрасияба, который
в страхе бежит.
В один из походов Рустам попадает в пределы Ту-
рана, в область Саманган. Там он знакомится с Тахми-
ной — дочерью саманганского царя, женится на ней, но
вынужден вскоре покинуть молодую жену и вернуться
в Иран, где он ничего не рассказывает о своих
приключениях и женитьбе.
Через некоторое время Тахмина рожает сына,
которого нарекли Сухрабом. Сухраб вырастает могучим
богатырем. Во время очередной войны Турана с
Ираном происходит поединок Рустама с Сухрабом. Рустам
не знает, что это его сын, как не знает и Сухраб, что
Рустам его отец. Рустам наносит смертельную рану
своему могучему сыну и только тогда узнает правду. Но уже
поздно, Сухраб погибает.
В конце былинно-героической части следуют
пространные эпизоды подвигов Сиявуша, и его сына Фо-
руда, предание о кушанце Камусе и предание о Бижане
и Маниже. Героическая часть поэмы как бы
завершается казнью Афрасияаба, таинственным исчезновением
шаха Кай-Хосрова, и гибелью всех виднейших
иранских богатырей от жестокого снежного бурана.
Дальше действующими лицами поэмы становятся
по большей части фигуры исторические.
Мифологические герои постепенно уходят со сцены. В
противоположность мифологической части, герои здесь чаще
всего не цари, а люди, обладающие сверхчеловеческой,
но не сверхъестественной силой.
Для сравнительного анализа с нартовским эпо-
~22~

сом в плане генезиса историческая часть Шахнаме не
представляет особого интереса. Некоторые сюжеты
из этой части встречаются в осетинском фольклоре.
Однако они часто являются прямыми
заимствованиями и к нартовскому эпосу, скорее всего, не имеют
отношения.
В отличие от авторской эпической поэмы Шахнаме
осетинский нартовский эпос сохранялся в устной
форме. В прошлом веке казалось, что нартовский эпос
представляет собой только разрозненные рассказы. Однако
по мере накопления материала стало ясно, что это
цельная эпопея с чертами генеалогической циклизации.
В нартовском эпосе много проявлений начальной
стадии становления эпоса. В каждом отдельном цикле
много противоречий, чувствуется
непоследовательность. Но это отнюдь не может являться недостатком.
Наоборот, — это показатель глубокой архаичности
нартовского эпоса. Сказители не стремились
устранять противоречия и несоответствия, они тяготели к
сохранению сказаний такими, какими они были
изначально.
Основные циклы в нартовском эпосе следующие:
1. Начало нартов (Уархаг и его сыновья)
2. Урузмаг и Сатана
3. Сослан (Созруко)
4. Батраз
5. Сирдон
6. Ацамаз.
Кроме этого, в эпосе много малых циклов и
разрозненных сказаний.
В целом в нартовском эпосе содержится
удивительное богатство сюжетного материала.
Поэма Шахнаме, в этом плане, выглядит намного
скромнее.
23-

В сравнительном анализе двух эпосов большой
интерес представляет как сходство, так и различие
сюжетов, ибо в обоих случаях оно не случайное, а является
прямым результатом разделения древних иранцев на
западных и восточных, на кочевников и земледельцев.
Кочевая часть иранцев, сохраняя прежний уклад
жизни, лучше сберегла те сюжеты, которые возникли в
глубокой древности и продолжали соответствовать укладу
жизни кочевников (полукочевников).
У ставших земледельцами иранцев возникли новые
сюжеты, мотивы, вкусы, которые, однако, не могли не
базироваться на прежнем многовековом материале,
общем для всех иранцев.
Можно сделать логический вывод, что нартовский
эпос является заметно более архаичным вариантом
эпического творчества иранских народов, и с этой
позиции представляет огромный интерес для изучения
глубокого прошлого всех иранских народов, включая
период общеиранского, а возможно, даже
индоиранского единства.
Начало нартов и иранцев
Осетинский нартовский эпос начинается с
сотворения нартов. Нартам предшествовали уадмиры, кам-
бада, гамеры, гумиры и уаиги (великаны). Однако они
оказались неподходящими ^ля жизни на земле, и после
них бог сотворил нартов, которые удались во всех
отношениях — и ростом, и силой.
Шахнаме также начинается с сотворения мира и
человека. Но этот сюжет здесь более развернут и
красочен, с элементами философии. Данный сюжет часто
~24~

встречается и в других эпосах. Поэтому ставить вопрос
о генетическом родстве данного мотива в двух
родственных эпосах затруднительно.
¦ ¦ ¦
Родоначальником нартов был Уархаг. У него было
два сына-близнеца — Ахсар и Ахсартаг. Однажды
братья, преследуя раненую чудесную птицу, оказались в
подводном царстве. Птица превращается в красавицу
Дзерассу, дочь владыки вод Донбеттыра. Ахсартаг
женится на Дзерассе, но по пути домой братья погибают,
и Дзерасса возвращается к отцу в подводное царство и
рожает двух близнецов — Урузмага и Хамица. Братья
подрастают, разыскивают дедушку и женят его на своей
матери. Так было положено начало могущественному
нартовскому роду Ахсартаговых.
Имя родоначальника нартов «Уархаг» на старом
осетинском означает «волк». Тем самым
происхождение нартов возводится в круг тотемических мифов,
характерных для наиболее ранней ступени развития
общества.
Родоначальником иранцев в Шахнаме считается
Каюмарс.
В поэме нет никакой информации об истории его
рождения, о ранней биографии, кроме того, что он
сперва обитал высоко в горах:
Мудрец, летописец седой старины,
Кем сказы про витязей сохранены.
Сказал: «Сей престол, Каюмарс нам воздвиг,
И первым он был из веннаных владык...
Тогда Каюмарс повелителем стал,
Высоко в горах он сперва обитал.
[10, с. 23].
~25~

О происхождении самих иранцев, как об едином
народе в поэме нет никаких сведений. Народные массы
представлены как нечто аморфное, само собой
разумеющееся. Правители, сменяя друг друга, учат абстрактный
народ осваивать природу и поступательно развиваться.
Нартовский сюжет о происхождении нартов
представляется нам более древним, восходящим ко
временам индоевропейского единства. Подход к
возникновению человечества и его развитию как смене
мифологических правителей не мог изначально возникнуть в
условиях кочевого образа жизни иранской и тем более
индоиранской общности. В Шахнаме налицо влияние
переднеазиатской идеологии, когда в центре всего
сущего находился правитель, считавшийся наместником
бога на земле. Так было в Шумере, Вавилонии, Эламе,
Ассирии, Египте и других древних государствах этого
региона. Иранцы, занявшие территорию Иранского
нагорья, быстро восприняли новый, более развитый
общественный уклад, где все концентрировалось вокруг
правителя. Это нашло свое отражение в Шахнаме, где
история воспринимается как смена правителей.
¦ ¦ ¦
Нарты произошли от дочери водного божества Дзе-
рассы. Связь нартов с водной стихией проходит через
весь эпос. Несомненно, нарты проживали по соседству
с морем или большими реками.
Таковыми могли быть Черное и Каспийское моря,
а также такие крупные реки, как Волга, Дон, Днепр,
Амударья, Сырдарья и другие. Именно там проживали
предки осетин — скифы, сарматы, аланы.
В Шахнаме сюжеты никак не связаны с водной
стихией. Следовательно, нартовский эпос доносит до нас
архаичный сюжет, восходящий к временам иранской
-26

общности. Богине вод и плодородия Ардвисуре Анахи-
те посвящен пятый яшт (гимн) Авесты. При этом — это
один из наиболее замечательных по художественным
достоинствам гимн Авесты. В Шахнаме данный сюжет
не получил развития.
¦ ¦ ¦
По большинству вариантов нарты делились на три
фамилии: Ахсартаговы (Ахсартаггата), Бораевы
(Бората) и Алаговы (Алагата). Знаменитнейшие нартовские
герои относились к роду Ахсартаговых. Все три рода
часто враждовали друг с другом. Эта вражда является
отголоском соперничества между отдельными
скифскими, и, возможно, арийскими племенами.
Идентичное тройственное деление мы встречаем и
в Шахнаме, где иранские и враждебные им туранские
царствующие рода являются потомками единого
предка по имени Фаридун. Будучи еще живым, этот
правитель разделил свои владения между своими тремя
сыновьями. Двое из братьев остались недовольны
разделом, что послужило началом лютой вражды Ирана и
Турана, которой, собственно говоря, и посвящена вся
центральная часть поэмы. Фирдуоси неверно трактует
в поэме историческую составляющую этого
извечного противостояния. Описывая туранцев как извечных
врагов Ирана, он видит в них тюрков. Это
осовременивание древних преданий, возникших в период, когда
произошло разделение иранских племен на западных
— преимущественно земледельческих — и восточных
— преимущественно кочевых. Отголоски этих
преданий прослеживаются и в Авесте, где туранцы
считаются иранским племенем, стоящим на низкой ступени
развития и постоянно нападающим на оседлых
иранцев, доставляя им немало хлопот. При этом сходство
~27~

языка и общность происхождения двух групп древних
иранцев не стало объединяющим фактором, в основе
конфликта лежали различия ступеней их развития.
Позже, когда туранцев-иранцев сменили тюрки и
полностью поменялась этническая составляющая
исторического Турана, Иран переносит это название на
тюрков, и отныне под туранцами подразумеваются тюрки.
В борьбе Ирана с Тураном нашла свое воплощение
и конкретизацию идея борьбы добра и зла, имеющая
также религиозную подоснову. Сходство сюжетных
мотивов двух сравниваемых эпосов в данном случае
ограничивается фактом вражды — в нартовском эпосе
между родами, в Шахнаме между Ираном и Тураном.
При этом вражда между родами может считаться более
архаичным вариантом, не имеющим еще ни
политической, ни философской, ни социальной, ни
национальной подоосновы. В Шахнаме вражда между потомками
Ираджа и Тура приняла политическую окраску и
переросла в противоборство между Ираном и Тураном.
Сатан, Урузмаг и реликты иранского
матриархата
Одним из самых замечательных образов в
нартовском эпосе является женский образ Сатаны. Без нее на-
ртовский эпос потерял бы свое великолепие и богатство.
Сатана — истинная мать народа, центр и
средоточие нартовского мира. К ней сходятся все нити, без ее
участия и совета не обходится ни одно знаменательное
событие [6, с. 36].
Сатана взрастила Сослана и Батраза — славных на-
ртовских героев. Она выручает нартов в трудные
минуты, спасает их в голодный год.
28-

Кроме всего, Сатана обладает даром волшебства,
может вызывать снег и бурю, превращаться в старуху
или в молодую женщину. Родилась Сатана чудесным
образом. Отец ее — небожитель Уастырджи, мать —
дочь водного царя Донбеттыра Дзерасса.
Следовательно Сатана, сама, будучи земной женщиной, родилась от
мифологических отца и матери.
В образе Сатаны и ее матери Дзерассы мы видим
отголоски древнеиранских мифов о богине вод и
плодородия Ардвисуре Анахите. Вот как описывается она
в Авесте:
Она явилась зрима,
Благая Ардви-Сура.
Прекрасной юной девой,
Могучею и стройной,
Высокой и прямой,
Блестящей, благородной,
В наряде с рукавами,
Расшитом золотом.
Неся барсмана прутья
Златой, четырехгранной
Красуется серьгой,
И на прекрасной шее
Надето ожерелье
У родовитой Ардви.
А талию стянула
Она, чтоб грудь казалась
Высокой и тугой.
[1, с. 46].
Мифологический образ Ардвисуры Анахиты в
Шахнаме не получил развития. Но в поэме встречаются
образы, отдаленно напоминающие нартовскую Сатану.
Это сходство во многом обусловлено единым
происхождением.
~29~

¦ ¦ ¦
Интересным мотивом данного цикла является
женитьба Урузмага на сводной сестре Сатане, Этот брак,
как и брак матери Сатаны Дзерассы со своим свекром
Уархагом, является пережитком ранних форм брачных
отношений. Исторические источники донесли до нас
сведения о том, что у скифов и у других иранских
племен в древности существовали подобные формы
брака. Однако они носили строго ограниченный характер
и могли иметь место лишь при определенных
обстоятельствах. Как бытовой институт такие браки не были
общеиранским явлением, и в нартовском эпосе их
следует рассматривать в мифологическом аспекте.
В Шахнаме также встречаются подобия инцестных
браков, к примеру, освободитель Ирана от тирании Зах-
хака Фаридун женится на своих ближайших
родственницах, родных сестрах Джамшида, Шехрназе и Арнавазе.
Однако в Шахнаме этот брак не следует рассматривать
в мифологическом аспекте. Он связан с религией
зороастризма, где родственные браки в быту поощрялись. Но
известно, что зороастризм не оказал влияние на предков
осетин, у которых родственные браки в бытовом плане не
допускались. Следовательно, некоторое сходство
сюжетных мотивов инцеста или родственных браков в
Шахнаме и нартовском эпосе может иметь единый генезис.
¦ ¦ ¦
В голодный год Урузмаг и Сатана спасают нартов
от голодной смерти. Причем инициатива принадлежит
Сатане, которая открыла свои семь кладовых,
предусмотрительно наполненных всякими яствами и
напитками. Нарты пировали в доме Урузмага целую неделю.
Наиболее обессилевших нартов Сатана кормила своей
рукой. За неделю голодные люди укрепились и смогли
~30~

сами ходить и заботиться о себе. Так нарты спаслись от
голодной смерти.
Подобие этого сюжета встречаем в Шахнаме, где
мать Фаридуна, Феранек, также щедро одарила и
накормила народ:
Всем жителям края, кто жил победней,
Скрывая лишенъя от взора людей,
Она втихомолку казной помогла,
Их бедности тайну от всех сберегла.
Семь дней провела, раздавая дары;
Голодных не стало вокруг с той поры.
Раздав подаянье, другие семь дней
Готовила пир для людей познатней;
За скатерть роскошную, словно цветник,
Сажала любого, кто родом велик.
Потом из хранилищ она извлекла
Сокровища те, что года берегла.
[10, с. 83].
И нартовская Сатана, и Феранек из Шахнаме
выступают здесь в роли хранительниц запасов и их распреде-
лительниц, что характерно для ранних общественных
форм матриархата.
Одним из интересных сюжетов в нартовском эпосе
является сказание о безымянном сыне Сатаны,
который с рождения живет у родичей матери — в
подводном мире у Донбеттров. Урузмаг ничего не знает о нем
и нечаянно убивает.
Сходный сюжет мы встречаем в Шахнаме, где
богатырь Рустам убивает своего сына Сухраба, который
также воспитывался у родичей матери Тахмины в Туране.
Рустам во время поединка не знал, что состязается со
своим сыном. Он узнает об этом только тогда, когда
наносит ему смертельную рану, от которой сын погибает.
~31~

В Шахнаме встречаются немало и других эпизодов,
когда сын воспитывается с матерью без отца. Мотив
восходит к временам матриархата. Сын не знает отца, а
отец — сына, т.е. как в матрилокальной семье.
Значительное совпадение данного сюжета в нартов-
ском эпосе и Шахнаме не случайное: В обоих случаях
можно усматривать древнее арийское наследие,
сохранившееся в эпосах двух родственных народов.
Идеал эпического героя:
нарт Сослан и иранские богатыри
В нартовском эпосе по богатству сюжетов и
популярности выделяется цикл Сослана.
Наиболее известные сюжеты этого цикла:
1) необычное рождение Сослана из камня;
2) закалка в волчьем молоке;
3) дары богов Сослану и нартам;
4) схватка Сослана с Тотрадзом;
5) шуба Сослана;
6) как Сослан одолел великана Мукару;
7) Сослан в Стране Мёртвых;
8) женитьба Сослана;
9) смерть Сослана.
Мотив чудесного появления Сослана на свет находит
некоторые аналогии в Шахнаме. Однако в Шахнаме эти
мотивы более приземленные. К примеру, отец Рустама
Заль при его рождении вызывает на помощь птицу Си-
мург. Птица велит разрезать матери бок и вынуть
младенца через этот разрез. Она же дает чудесную мазь, которая
обеспечит полное заживление страшной раны.
Операцию «кесарева сечения» выполняет мудрец (мобед).
Нартовский Сослан рождается совсем необычным
способом — из камня. Потом он был закален в огне,
32-

и, если бы это сделали правильно, герой стал бы
бессмертным.
Нартовский вариант явно архаичней и восходит к
древнейшим иранским мифам. В Шахнаме же мы
встречаем лишь отголосок этих мифов в осовремененном
варианте. Хотя сюжет необычайного рождения героя
довольно распространен в фольклоре многих народов,
генетическое сходство этого сюжета в двух
сравниваемых эпосах представляется вполне вероятным.
¦ ¦ ¦
Осетины называют радугу «луком Сослана». В
персидском мы находим сходное название радуги — «лук
Рустама».
¦ ¦ ¦
В цикле Сослана особый интерес вызывает
сказание «Как небожители одарили Сослана и нартов».
Приведем его содержание полностью:
Среди нартов не было никого отважнее и сильнее
Сослана. Далеко разнеслась молва о его отваге.
Большой пир устроили нарты в честь Сослана —
да и как им было не пировать от одного дня недели до
другого такого же дня! Были званы на пир также
небесные зэды и дауаги; покровитель путников бесстрашный
Уастырджи, небесный Курдалагон, покровители скота
Тутыр и Афсати, покровитель зерна Уацилла, светлый
Реком и чистые Мыкалгабырта, небесные Сафа и Гала-
гон, а также покровитель вод Донбеттыр.
Пирующие произнесли много тостов за здравие
Сослана, за то, чтобы он был еще отважнее, еще
сильнее, еще доблестнее, чтобы еще больше возвысил имя
нартовского мужа.
Зэды и дауаги15 славили также нартов за их ум,
мужество и обычаи.
~33~

Тут за здравие Сослана взял слово покровитель
путников Уастырджи и в конце провозгласил:
- Дарю своего славного коня нарту Сослану,
потому что будет ему достойным всадником!
Следом слово попросил Курдалагон и в конце сказал:
- Свой чудесный меч (саблю) дарю нарту Сослану!
^,ля себя его делал, другого такого меча нет ни у кого!
Покровитель скота Тутыр подарил нартам
домашний скот, а Афсати — диких зверей; покровитель зерна
Уацилла, светлый Реком и чистые Мыкалгабырта
подарили нартам зёрна хлебных злаков.
Тогда повелитель ветров Галагон сказал:
- Ну, а я буду оберегать пшеницу нартов от всяких
бед. Если солнце будет их жечь, я пригоню тучу и
пошлю мелкий дождь. Если дожди их будут заливать,
разгоню тучи.
Последним за здравие Сослана сказал повелитель
вод Донбеттыр. Поблагодарил его нарт Сослан, как
того обычай требовал, и проговорил:
- Повелитель вод Донбеттыр, знаем мы, что все
воды тебе подвластны. Сила в тебе большая, прошу и у
тебя какой-нибудь дар для нартов.
- Нартом родившийся, — отвечал ему Донбеттыр,
— если построит на моих водах мельницы, я велю
своим дочерям без устали крутить жернова в воде. Это и
будет мой дар нартам.
Поблагодарили нарты своих гостей за дары и
пожелали им доброго пути [7, с. 92-93].
В Шахнаме функции нартовских небожителей,
одаривших нартов полезными вещами, выполняет первая
династия владык Ирана, именуемая Пишдадидами. Она
состояла из десяти царей, представленных людьми,
обладавшими чертами мифологических персонажей.
Благодаря усилиям и стараниям этих царей, происходит
-34

постепенный переход иранцев от дикости и невежества
к началу цивилизации. Каждый из царей учил иранцев
какому-нибудь полезному занятию и ремеслу. К
примеру, правитель Хушенг научил людей кузнечному
ремеслу, подарив им мотыгу, топор, пилу; научил людей
пахать, сеять и жать и т.д.
Здесь явно имеет место последовательное
развитие одного и того же древнеиранского сюжета. В более
архаичном нартовском эпосе дарителями выступают
небожители. В Шахнаме же небожители спустились
на землю, превратились в мифических царей и уже в
этом ранге стали выполнять возложенные на них
богом функции.
Как повествуется в сказании, Добеттыр преподнес
нартам необычный подарок: он велел своим дочерям
крутить жернова на нартовских мельницах. Донбеттыр
в нартовском эпосе является владыкой водного царства
и изображается в виде грозного мужчины, имеющего
много дочерей. Одна из них стала прародительницей
могущественного нартовского рода Ахсартаговых.
Нартовский сюжет имеет аналогию в Авесте, где
все, связанное с водной стихией, находится в ведении
богини вод и плодородия Ардвисуры. И в нартовском
эпосе, и в Авесте все, что касается вод и плодородия,
связано, как правило, с женским началом.
Сюжет этот древний, восходящий ко временам
древнеиранского единства. В Шахнаме он утрачен.
¦ ¦ ¦
Следующий сюжет из сослановского цикла — это
поиск Сосланом супротивника. Содержание его таково:
нарты устроили в поле Зилахар состязания. Равным Со-
слану среди нартовской молодежи не нашлось. Он решил
искать силу на стороне. Оказалось, что многие являются
сильнее, чем Сослан, и он едва спасшись от гибели, воз-
~35~

вращается домой. С тех пор богатырь никогда больше не
искал сильнее сильного, с кем бы мог померяться силой.
В Шахнаме сходный сюжет не встречается.
Противоборство в поэме обычно происходит между
богатырями, которые защищают интересы правителей и
государств.
¦ ¦ ¦
Весьма интересным /^ая изучения быта нартов
представляется сказание о Сослане и гумском
человеке. Оно показывает древнейший иранский кочевой быт,
когда угон скота у соседних племен или даже друг у
друга считался доблестью. Такой образ жизни решительно
осуждается в священной книге зороастрийцев Авесте,
отражающей идеологию мирных оседлых скотоводов,
которым постоянно угрожают полуразбойничьи
кочевые племена.
Пророком зороастрийцев был Заратуштра,
живший, по мнению большинства ученых, на рубеже 11-1-
го тысячелетия до н.э. на востоке области, населенный
иранскими племенами. Иранцы (арии) в ту эпоху были
кочевниками-скотоводами, но постепенно
приобщались и к земледелию. Однако важную роль в их
хозяйственной деятельности продолжало играть и оседлое
скотоводство. Новый уклад жизни требовал глубоких
реформ и в общественной идеологии. Реформировать
общественный уклад жизни иранских племен активно
попытался пророк Заратуштра. Согласно легенде,
проповеди Заратуштры не были восприняты на своей
родине среди кочевых сакских (скифских) племен, и
после многолетних скитаний он нашел прибежище при
дворе восточноиранского царя, чья жена — царица Ху-
таоса и придворные стали первыми, кто принял новую
веру. Саки (скифы) оказались не готовыми к восприя-
~36~

тию новой, более прогрессивной идеологии. Сказание
о Сослане и гумском человеке является отражением
процесса борьбы между новым и старым укладом. Бог
выступает здесь против угона скота, Уастырджи же
содействует угонщикам. Более того — на этой почве
между Богом и Уастырджи возникают разногласия.
Хотя в конце-концов инцидент был улажен, в
выигрыше остался похититель скота Сослан, что
символизирует сохранение старого и отторжение нового
взгляда на разбойничье деяние.
В Шахнаме данный сюжет не встречается. Мотив
угона скота был актуальным для древних иранцев. При
наличии устойчивых государств, когда скот потерял
свою значимость в качестве основного объекта
грабежа, его угон потерял свою актуальность.
¦ ¦ ¦
Осетинский нартовский эпос хранит воспоминание
предпочтения смерти затянувшейся старости. В одном
из сказаний говорится, что Урузмаг под старость
превратился в посмешище Нартов, молодежь стала плевать
на него и вытирать о его платье свои грязные стрелы.
Напрасно Сатана пыталась приободрить мужа: «Ведь
есть же поговорка: и камень стареет, и дерево стареет».
Эти мудрые увещевания напрасны: Урузмаг решил
умереть. Он приказал заколоть своего коня, сделать из
его шкуры бурдюк, зашить в него себя и бросить в море.
Отдаленно сходный сюжетный мотив мы
встречаем и в Шахнаме, где бес пытается подбить Заххака к
убийству престарелого отца:
И див говорит: «Именитый герой!
Зачем на престоле не ты, а другой?
Тебе ли склониться пред властью отца?
~У1~

Послушайся друга, добейся венца.
Властителю время в могилу сойти.
Он медлит — убрать его надо с пути.
Достойный ты славы и трона царя
Тебе подобает корона царя
[10, с. 43].
Автор поэмы осуждает это деяние, как
недостойное, не соответствующее нормам жизни иранцев:
От мудрого мужа я как-то слыхал,
Что сыну, хоть барсом он яростным будь,
Невмочь на отцовскую кровь посягнуть
Здесь тайную должно причину искать
Разгадку поведать могла бы лишь мать.
Свершилось деянъе ужасное. Так
Державу отцовскую отнял Заххак
[10, с.43].
Реликтом древнего арийского обычая можно
считать в Шахнаме также добровольный уход из жизни
правителя Кай-Кавуса. Он считает такой финал жизни
почетным и предпочитает его кончине от старости.
Как только покрылась земля темнотой,
Склонился прославленный Кей над водой;
Омывшись прозрачною влагой сперва,
Авесты святой произносит слова
И после вождей именитых зовет:
«Простимся, час вечной разлуки грядет».
Лишь копья зари заблестят в вышине,
Уйду и предстану вам только во сне
[12, с. 535-536].
~38~

Вслед за царем насильственная смерть постигла и
сопровождавших его славных богатырей. При этом
такую кончину пожелал им сам правитель, считая ее
достойной героев:
В песках пусть и вас не настигнет восход,
Хотя бы кропила вас амбра с высот.
С гор буря примчится, которой в пути
Под силу и мощные кедры смести.
Надвинуться тучи, посыплется снег,
Домой не найти вам дороги вовек.
[12, с. 536].
Нартовский сюжет восходит к обычаям скифов
и алан. Известный историк древности Аммиан Мар-
целлин, например, сообщает, что аланы предпочитали
смерть насильственную, героическую, а к
затянувшейся старости относились очень сурово. Другой древний
историк, Плиний, отмечает, что престарелые скифы,
чтобы покончить с затянувшейся старостью, бросались
в море [5, с. 199].
Ничего подобного мы не встречаем в обычаях
кавказских народов, где старики в любом возрасте
являются весьма уважаемыми в обществе.
Следовательно, корни сюжета презрения к
старости и естественной смерти следует искать у скифов,
или даже у ариев. На кавказской почве у осетин этот
обычай исчезает и сохраняется лишь в эпосе.
¦ ¦ ¦
В Сослановском цикле большой интерес
представляет сказание о пире у рода Алаговых. Во время пира
Сослан и сын Хиза устроили состязание, частью
которого был танец с чашей Нартамонга на голове. Сказа-
~39~

ние гласит: вынесли Алаговы Нартамонга. Сырдон
наполнил его разными напитками, змеями, ящерицами,
лягушками, чем попало. Алаговы сказали:
- Кто поставит Амонга на голову и, танцуя, ничего
не прольет, тот хороший танцор; кто же прольет, тот
нехорошо танцует.
Сперва поставил его Созрыко (Сослан) на
голову, протанцевал, попроливая из него. Сел Сосрыко на
свое место. Пришла очередь Хизова сына. Подошел он
и, взвалив себе на голову большой четырехушковый
Амонга, начал танцевать — и, о Боже, творец мира, как
он протанцевал! Много дивились нарты. Танцуя, он то
выхватит ящерицу и ударит её о грудь Созрыко, то змею
— и то же самое.
Содержание сказания представляется весьма
интересным и сразу же возникает вопрос — почему чашу
Нартамонга наполнили змеями, ящерицами и
лягушками, которых Хизов сын выхватывает и ударяет о грудь
Созрыко (Сослана), дабы предельно оскорбить его?
Непонятно, чем оправдано такое отрицательное
отношение к этим пресмыкающимся.
Нечто сходное мы находим в Авесте, где эти самые
твари отнесены к воинству Ахримана и выражены
понятием «храфстра», обозначающим все вредные,
хищные существа.
Аналогия в нартовском эпосе и Авесте не может
быть случайной, и ее корни следует искать в более
раннем периоде, у ариев.
В Шахнаме этот сюжет просматривается в двух
змеях, выросших на плечах Заххака после бесовского
поцелуя Ахримана:
Бес дважды к пленам властелина припал
И тут же, — о, чудо! — куда-то пропал.
Царь видит: из плен его змеи ползут,
Спасенья ища, заметался он тут;
~40~

Мечом, наконец, их решился отсечь,
Надеясь от тварей себя уберечь.
Но только срубил их испуганный шах, -
Вновь змеи, как ветви, растут на плечах.
[10, с. 45].
Заххак не знает, что предпринять, и тут к нему опять
приходит Ахриман в обличье врача и для избавления
от змей советует кормить их человеческими мозгами,
чтобы такой уловкой в конце концов уничтожить весь
людской род.
¦ ¦ ¦
В сказании о Сослане и сыновьях Тара-Мукаре и
Дибыце повествуется о состязании Сослана с богатырем
Мукарой. Земли богатыря располагались на берегу
Черного моря. Сослану по жребию пришлось в лютую зиму
из-за бескормицы гнать нартовский скот на земли Му-
кары, где не держались снег и холода. Нарты смертельно
боялись даже ступать на эти земли. В Шахнаме
аналогичной страной является Мазандеран, обитель дивов во
главе с Белым дивом. Никто из иранских правителей не
решался идти войной на этот прекрасный край.
Попытка шаха Кай Кавуса завладеть Мазандераном
окончилась провалом и пленением иранцев. Только
благодаря Рустаму иранское войско и правитель
избежали смерти.
¦ ¦ ¦
В цикле сказаний о Сослане есть и другой
интересный момент, имеющий аналогии в Шахнаме. Состоит он
в том, что Сослан, благодаря молитве, мог вызвать
зимние холода: «Бог богов, холод, который за год [на
землю] посылаешь, пошли в эти три дня». И вода замерзает.
Особенно часто к этому приему прибегает нартовская
~41~

Сатана, которая обращается к Богу с тремя пирогами с
медовой начинкой. Бог всегда выполняет ее просьбы.
В Шахнаме идентично поступает владыка Йемена.
Дабы не выдать своих дочерей замуж за сыновей Фари-
дуна, царь решил погубить братьев холодом:
Он тихо из сада ушел своего,
И втайне творить принялся колдовство.
Злой ветер и холод он стал нагонять,
Чтоб жизнь у царевичей спящих отнять.
Долины и горы вокруг будто медь
Сковала; не смел даже ворон взлететь.
Три сына владыки — грозы колдунов -
Вскочили, почуяв, как холод суров.
Изедовым светом и силой святой,
Отвагою, мудростью и чистотой
Сломили они силу темную зла,
И стужа, не тронув их, мимо прошла.
[10, с. 94-95].
Некоторые аналогии с нартовским эпосом
обнаруживает и другой эпизод из Шахнаме:
В ответ исполины иранской земли
Сказали: «Вокруг и тепло и светло.
Устали мы, степью брести тяжело.
Сперва подкрепимся едою и сном
И здесь, у ручья, до утра отдохнем».
Уснули, усталые веки смежив.
Вдруг мраком покрылась небес синева.
И вихрь заревел с дикой яростью льва.
Снег пал пеленою, уж скрылись под ней
И копья взнесенные богатырей.
Наружу пробиться пытались они,
Но тщетно под снегом метались они.
Простерлись недвижно, оставшись без сил
[12, с. 537].
~42~

Непогода длилась три дня, и только на четвертый
взошло солнце»
В нартовском эпосе вызванная молитвами непогода
всегда также длится ровно три дня. Это интересное
совпадение не случайное, и восходит корнями ко временам
ариев, у которых «три» являлось сакральным числом.
¦ ¦ ¦
Для расправы с великаном Мукарой Сослан
прибегает к различным уловкам и хитростям.
Прославленный нарт притворившись бедным пастухом
придумывает разные игры, в которые якобы играет Сослан. Не
поняв хитрости великан Мукара попадает в ловушку и
уже перед самой смертью пытается при помощи
колдовских приемов умертвить Сослана. Однако тщетно.
Сослану удается убить Мукару и он благополучно
возвращается домой, прихватив с собой красавицу-жену и
имущество великана.
В Шахнаме сходным является сюжетный мотив, в
основу которого положен эпизод боя Рустама с Исфан-
дияром. Эпизод имеет следующее содержание:
В первый день противоборства Исфандияр чуть не
одержал победу, изранив до полусмерти Рустама и его
коня. Рустам и его отец Заль понимают, что второго
раунда боя с врагом Рустаму не выдержать. Они решили
призвать на помощь Симурга, который подскажет
средство, способное привести к победе над Исфандияром.
Симур, как всегда, готов помочь и дает такой совет:
«Срежь, выбрав одну, попрямей из ветвей -
Сама чтоб короне, концы подлинней,
Не думай, что так уж ничтожна она
В ней жизнь Исфандьярова заключена*
Получше его распрями над огнем,
И два наконечника, старых притом
~43~

Из стали отменной концом подари
И трижды орлиным пером опери.
Итак, о Могучий, открыл я тебе
Чем недруга можешь осилить в борьбе».
[13, с. 287].
Мы видим, что, как ни сильны богатыри Сослан и
Рустам, им не удается честно, без хитростей и чародейства,
и без помощи других, одержать верх над противником.
¦ ¦ ¦
Сюжет спасения Сатаны Сосланом из озера ада не
находит аналогий в Шахнаме. Сам по себе этот сюжет
интересен своей противоречивостью: нарты, всегда
глубоко уважавшие Сатану, которая была их мудрой
советчицей, которая гостеприимно раскрывала а^я них
двери своих кладовых в голодные годы, бросили ее в
озеро ада. Сослан, вернувшись из похода, и узнав об
этом, истребил немало из нартов, затем, благодаря
своей удали, смог вернуть Сатану из Страны мертвых.
Близкий мотив мы встречаем в Авесте, где
неоднократно упоминается глубокое озеро Чайчаста. Зороа-
стрийцы молят Бога дать им удачу пленить врагов из
числа туранцев и предать их казни именно у этого
таинственного озера. Аналогия весьма интересная и
требует более глубокого научного исследования.
¦ ¦ ¦
Необычна и женитьба Сослана. Суженая является
представительницей враждебного рода, и, несмотря
на желание самой девушки, родственники не хотят
добровольно выдать ее за Сослана, которому приходится
силой забирать свою избранницу. При этом погибает
немало его друзей. Гибнут и родственники невесты, с
~44~

которыми Сослан ведет жестокую борьбу. Особенно
непримиримую позицию занимает отец невесты.
В Шахнаме можно встретить немало аналогий
этому сюжету. Жёны многих иранских богатырей, в том
числе Заля, Рустама и Сиявуша являются
представительницами враждебных народов — сторонников Ах-
римана.
Женой правителя Кавуса становится Судаба — дочь
царя Хамаверана — обладателя замка на высокой горе.
Властитель Хамаверана всячески пытался расстроить
брак дочери с враждебным правителем. Он даже
заключает Кавуса с Судабой в замок на горе. На выручку
приходит Рустам, который ловит вероломного царя
арканом и добивается почетного освобождения Кавуса.
В нартовском эпосе сын Хиза, на чьей дочери
женится Сослан, является нартом и противоречия между
Сосланом и сыном Хиза не носят антагонистического
характера. Мы в их отношениях видим обычную
враждебность и неприязнь. В Шахнаме же отношения между
Ираном и Тураном характеризуются непримиримой
враждой. Фирдоуси упорно стремится соединить в
браке два враждебных начала.
¦ ¦ ¦
В одном из сказаний цикла о Сослане, говорится о
том, что он как-то задумал сшить себе шубу из
скальпов и бород нелюбимых им Нартов. Герой собирает
нартовских женщин и приказывает им сшить шубу из
принесенных им скальпов. Женщины с ужасом
узнавали скальпы и бороды своих мужей, братьев, отцов.
Стремясь отомстить, женщины хитростью сталкивают
Сослана с могучим Елтаганом, надеясь, что тот убьет
ненавистного врага. Однако тому удалось одолеть
великана и снять с него скальп. К отчаянью нартовских
~45~

женщин, Сослан возвращается живым со скальпом Ел-
тагана, и шуба была дошита.
Ученые единодушно указывали, что этот мотив
восходит к скифским временам и отражает скифский
обычай скальпирования, описанный Геродотом.
Он засвидетельствован и среди алан — потомков
скифов. У осетин нет и намека на реальное существование
подобного обычая. То, что когда-то было живой традицией,
бытовым явлением, перешло впоследствии в фольклор, и
дошло до нашего времени как фольклорный мотив.
Сказание «Шуба Сослана» — одно из ярких
доказательств глубокой древности возникновения нартов-
ского эпоса, подтвержденной к тому же историческими
источниками.
В Шахнаме подобного «шубе Сослана» мы не
находим. Обычай снимания скальпов, характерный скифам,
в Иране, по крайней мере, уже во времена Ахеменид-
ской династии не засвидетельствован историческими
источниками.
Снимание скальпов — весьма архаичный обычай,
присущий различным племенам, преимущественно
кочевым, на ранних стадиях их развития.
Вполне вероятно, что скальпирование врага было
характерно не только скифам, но и другим арийским
народам древности. Шахнаме, будучи эпосом народов
сравнительно развитых формаций, не сохранил
сведений об этом обычае.
¦ ¦ ¦
К интереснейшим эпизодам Сослановского цикла
относится путешествие Сослана в царство Мертвых.
В нем мы узнаем, что Сослан, рано лишившись жены
Агунды, посватался к дочери Солнца. Однако
запрошенный калым, кроме всего прочего, требовал достать
~46~

листья с дерева, растущего только в царстве Мертвых.
Сослан, преодолев ряд препятствий, проникает в
загробный мир, и там перед ним развертываются одна за
другой странные и причудливые сцены. Он сначала не
может понять суть увиденного, однако потом Сослану
всё объясняет покойная жена. По её словам, это —
воздаяние, ожидающее людей за добрые и злые дела.
Щедрость, гостеприимство, супружеская и родительская
любовь обеспечивают блаженство на том свете. Тяжкая
участь ждет скупых, сварливых, воров и прелюбодеев.
Сослан получает у владыки загробного мира
нужные листья и пускается в обратный путь. Однако он
забывает напутственный совет покойной жены Агунды
ничего не поднимать с земли, и его постигают
неприятности: гибнет его любимый конь, раскрывается
тайна возможной смерти героя (он погибнет, если колесо
Бальсага перекатится через колени Сослана).
Данный сюжет — один из древнейших эпических
сюжетов, какие вообще засвидетельствованы в
памятниках мировой литературы. Многие эпические герои
разных народов посещали царство теней. В Шахнаме
мы не находим ни одного мотива, который бы как-то
сближался с этим сюжетом. Ни о каком царстве теней,
и ни о каком-либо посещении этого царства в поэме
нет ни слова.
Между тем в среднеперсидской литературе
религиозного содержания есть замечательное произведение
«Книга об Ардавирафе». Эта «книга» содержит легенду
об уничтожении при Александре Македонском древних
списков Авесты, что привело к раздорам среди
оставшихся без своей священной книги последователей За-
ратуштры. Чтобы выяснить истину, святой муж Арда-
вираф предпринимает «путешествие» в загробный мир.
Это путешествие во многом совпадает с путешествием
~47~

Сослана в царство Мертвых. Наличие весьма сходного
сюжета в творчестве родственных народов
свидетельствует о древности его происхождения. В Шахнаме, как
мы уже упоминали, этот сюжет полностью отсутствует,
и вероятной причиной этого может считаться влияние
ислама, по-другому трактующего воздание за добрые и
дурные деяния.
¦ ¦ ¦
В сказании о смерти Сослана повествуется о его
гибели в результате роковой встречи с Колесом Бальсага,
насланного на него отвергнутой небожителъницей.
Первая встреча Сослана с Колесом закончилась
поражением последнего. И только после советов Сырдона
Колесу Бальсага удалось перебить Сослану колени, и он
погибает. Нарты сооружают Сослану пышный склеп и с
почестями его погребают.
В Шахнаме сходным является эпизод любви Судабы
к ее прекрасному пасынку Сиявушу. Жена шаха Кавуса,
коварная красавица Судаба, обманом заманивает
царевича на женскую половину и, оставшись наедине с
юношей, пытается добиться его ласк. Сиявуш вырывается и
убегает, и тогда коварная женщина обвиняет его в
попытке насилия. Для выяснения истины Сиявушу устраивают
испытание огнем, и он выходит из пламени невредимым.
Таким образом, невиновность его доказана. Судаба,
однако не успокаивается и продолжает мстить пасынку. В
результате интриг лживой мачехи витязь Сиявуш
погибает. Рустам, который был воспитателем Сиявуша и
любил его больше отца, убивает коварную Судабу.
Сюжетное сходство двух сравниваемых эпизодов
довольно отдаленное. В Шахнаме гибель Сиявуша
происходит от рук негодяя Гаруя, который перерезает горло
царевичу. На месте, где пролилась кровь благородного
~48~

витязя, вырос небывалого вида цветок, называемый в
народе «Кровь Сиявуша». Рустам мстит за смерть
своего воспитанника. В нартовском эпосе Сослан погибает
от Колеса Бальсага, персонажа, неизвестного Шахна-
ме. Единственное сюжетное сходство в двух эпизодах
— это гибель Сиявуша и Сослана в результате мести
женщин-красавиц — в Шахнаме — Судабы, в
нартовском эпосе — дочери неба.
¦ ¦ ¦
Фигура Сослана и связанные с ним сюжеты
интересны с точки зрения эволюции образа эпического героя.
Идеал эпического героя меняется от народа к народу, от
эпохи к эпохе, в зависимости от уровня материально-
технического и социального развития. В наиболее
архаичных эпосах эпический герой — прежде всего
заклинатель, шаман, колдун, маг, волшебник. Это — проявление
слабости человека перед силами природы. Однако, по
мере развития производительных сил, роль человека с
новыми орудиями труда и новым оружием возрастает.
Исход борьбы все более зависит от совершенства этого
оружия, а не от колдовских сил и чародейства. Герой-
воин сменяет героя-колдуна и чародея.
Нартовский эпос отражает переходную стадию
этого процесса, когда герой-воин и богатырь еще время от
времени прибегает к хитростям и колдовству. Сослан
олицетворяет эту переходную стадию.
В Шахнаме герои-богатыри прибегают к колдовству
и магии крайне редко, лишь в исключительных случаях.
Наиболее показательным является эпизод
поединка Рустама с Сухрабом. Рустам, чувствуя, что его могут
одолеть, взывает к богу:
~49~

... Творец!
Защиты прошу я, твой раб, твой боец.
Всемощный владыка небес и земли,
Мне силу былую опять ниспошли!
И голос бойца до Йездана дошел,
И прежнюю силу Могучий обрел
[11, с. 76].
Ранее Творец по просьбе Рустама сократил его силы
вдвое, т.к. он тяготился своей непомерной мощи:
К Творцу он взмолился, печалью томим,
Желанье в молитве излил перед ним,
Чтоб хоть вполовину Йездан сократил
Избыток его отягчающих сил.
Услышал создатель молитву, и вождь
Утратил свою непомерную мощь...
[11,с.76].
Нартовский Сослан свои важнейшие подвиги
начинает как герой-воин, а кончает как герой-колдун.
Некоторые поединки он выигрывает, используя совершенно
нечестные методы борьбы. В нескольких случаях он
облачается то в шкуру волка, то быка и этот шаманский
прием приносит ему победу.
Со временем этот мотив переосмысляется и
сохраняется как пережиточный, структурный элемент.
Мотив переодевания Сослана имеет полную аналогию
в Шахнаме, где герой Рустам перед каждой решающей
схваткой также надевает шкуру тигра или барса:
Могучий, кольчугу надев пред войной,
Затем облагается в панцирь стальной,
Поверх — одеянье из барсовых кож,
Которому равных нигде не найдешь.
~50~

Та барсова кожа в военные дни
Дороже кольчуги ему и брони
Её ни вода, ни огонь не берет.
В ней, словно на крыльях, летит он вперед.
[11, с. 551].
Из Шахнаме этот сюжет перекочевал в поэму Ш.
Руставели «Витязь в барсовой шкуре», где Тариел (Шах-
рияр), возлюбленную которого похитили злые каджи,
облачается в шкуру барса и освобождает красавицу.
В сказании о Сослане и Тотрадзе мы находим
разъяснение мотива облачения Сослана в шкуру волка:
спереди Тотрадза не берет никакое оружие, со спины же
его легко убить. Конь Тотрадза взращен подземными
духами, которые не выдерживают вида волчьих шкур.
Сослан, по совету чародейки Сатаны, облачается в
волчью шкуру и выходит на поединок с Тотрадзом.
Взращенный чертями, конь уносит юного витязя, который
никакими усилиями не может остановить скакуна. Со-
слану таким образом удается убить в спину
непобедимого витязя Тотрадза и его коня.
Вероятнее всего сила колдовского приема
облачения в шкуру состоит в следующем:
- герой обретает полную силу, лишь
перевоплощаясь в образ животного;
- облаченный в шкуру животного герой становится
неуязвимым для противника, на стороне которого злые духи,
не переносящие вида шкуры волка, (тигра, барса и т.д.).
Сходство данного мотива в нартовском эпосе и
Шахнаме наверняка имеет генетические корни. В
Шахнаме нет никакого разъяснения — почему витязь
Рустам облачается перед боем в шкуру барса. Ответ на
данный вопрос дает нартовский эпос, где вносится
ясность в суть этого шаманского приема.
~51~

Добрый герой Рустам, облачившись в шкуру
барса, обретает его силу, как Сослан при взятии крепости
Хиз, одетый в бычью шкуру обретает силу быка. С
другой стороны шкура барса наводит страх и ослабляет
дух врагов Рустама, за которыми стоят силы зла.
Наверняка, у ариев шкуры определенных животных
использовались в магических целях. В Шахнаме этот
мотив сохранился как пережиточный, структурный. Если
в образе Сослана явственно выступают черты героя-
колдуна, то образ Рустама представляет собой тип
эпического героя, героя необоримой силы, сокрушающего
врагов богатырской мощью без хитрости и колдовских
приемов. Шкура барса — это архаичная пережиточная
черта, магический характер которого, скорее всего, был
неясен и самому автору поэмы Фирдоуси — он не дает
никаких разъяснений.
Нарт Батраз и Рустам
Одним из любимейших героев нартовского эпоса
является сьш Хамица Батраз. В этом образе народ видел
идеал мужчины, воина, сила и отвага которого не знает
границ. Батраз в бою презирает хитрости и уловки.
Закаленный в кузнице небесного кузнеца Курдалагона, он
проявляет неукротимую ярость к врагам и насильникам.
Батраз несет в себе черты мифологического образа,
чудеса сопровождают его всю жизнь, от рождения до смерти.
Чудесным является и само рождение Батраза.
Обстояло дело таким образом: Хамиц на охоте встретил
героя, который при очень малом росте проявил такую
доблесть и ловкость, что нарт захотел иметь жену из
рода этого героя. Герой оказался из племени водяных
существ. Он согласился выдать свою сестру за Хамица,
~52~

однако с условием, что её никогда никто из нартов не
увидит, иначе она немедленно вернется домой.
Хамиц нарушает обет, и дочь племени водяных
существ вынуждена покинуть его. Перед уходом она
вдувает Хамицу в спину между лопаток зародыш
нового существа. Сатана считает дни и в назначенный срок
вскрывает выросшую опухоль, откуда выскакивает
раскаленный, как огонь, мальчик. Чтобы остудить его,
Сатана закидывает мальчика в море, которое начинает
кипеть. Так рождается славнейший нарт Батраз.
Первые годы жизни Батраз проводит в море. Сатана
учит нартов, как им выманить Батраза на берег, чтобы
он более не смог уйти в море. Нартам удалась уловка,
и с тех пор Батраз поселяется среди нартов, Сатана же
заменяет ему мать.
Связь с водной стихией характерна для многих
нартов. Сама прародительница нартов, Дзерасса, также
была дочерью владыки вод Донбеттыра. Как правило, к
нартам попадают из подводного царства лица
женского пола, которые становятся родительницами
славнейших нартовских героев. У некоторых нартовских героев
с водной стихией связаны и отцы, породившие их.
Отцом Сырдона был водный дух Гатаг. Сослан, хотя и не
имел в прямой генеалогии связи с водными
существами, родился из камня посреди реки, т.е. и его рождение
косвенно связано с водой.
Данный сюжет не находит каких-либо аналогий или
схождений в Шахнаме. Однозначно можно заявить, что
нартовский сюжет «вода — как источник рождения»
является весьма древним, восходящим к временам
иранской общности.
Вода воспринималась как источник жизни на
земле, и на основе этого воззрения еще у древних иранцев
сформировался культ богини воды Ардвисуры Анахиты.
~53~

В среде оседлых иранцев этот культ сохранялся, однако
наряду с ним сформировался также и культ Митры —
бога Солнца. В Авесте об Ардвисуре Анахите говрится:
Благая, освещает
Она мужское имя
И матерей утробу,
Чтоб легки были роды,
Обильно молоко.
[1,с.23].
Авеста вобрала в себя мифологию как оседлых, так и
кочевых иранских племен. Сам Заратуштра — пророк и
основатель зороастризма, по легенде также является
выходцем из кочевого восточноиранского рода Спитамы.
Нартовский эпос доносит до нас древнейший дозо-
роастрийский культ воды, как источника плодородия. В
Авесте этот культ трансформировался в культ Ардвису-
ры Анахиты. В Шахнаме этот культ оказался утерянным.
¦ ¦ ¦
Батраз появляется на свет весьма необычным
образом. Мотив необычного рождения героя имеет
аналогии и в Шахнаме. Это — рождение Рустама:
Заль чудо-перо подобрать поспешил
И все по совету Симурга свершил.
Меж тем, все вокруг в ожиданьи стоят,
И каждый трепещет, боязнью объят.
И кровь проливает Синдхут из очей:
Когда же ножом извлекали детей?
Явился искуснейший в деле своем
Мобед; Рудабе, одурманив вином,
Он чрево прекрасной рассек без труда,
Ребенка слегка повернул и, вреда
Ему не доставив, наружу извлек
~54~

Кто чуду такому поверить бы мог?
Дитя великан появилось на свет.
И каждый глядит на него, изумлен:
Тде видан ребенок, могучий, как слон.
[10, с. 255].
¦ ¦ ¦
Нарт Батраз детство свое проводит в море у
родичей своей матери. Аналогично ему многие герои из
Шахнаме также до возмужания воспитываются в
семьях своих матерей. В обоих случаях здесь
просматривается древний иранский обычай, восходящий к
матриархату. Следовательно, данное сходство сюжетов носит
генетический характер.
¦ ¦ ¦
Начав жить среди нартов, Батраз не показывал силы
и редко выходил из дому. Однако, когда он вырывался
на улицу, то в неосторожной игре с ребятами калечил
их, т.е. он с детства стал обладателем такой неуемной
силы, что приводило в изумление нартов.
Необычным способом рожденный Рустам, подобно
Батразу, также с младенчества удивляет окружающих
своим ростом и силой:
Рос львенок — под стать дивной силе его
Десяток кормилиц кормили его.
Как время пришло от груди отлучать
И к мясу и к хлебу его приучать,
Стал блюд пятьдесят поедать он зараз.
На те чудеса все глядели, дивясь.
Годам к девяти, словно мощный платан,
Поднялся Ростем. Строен был его стан.
Глаза — словно звезды, сияло чело.
И это сияние взоры влекло.
[10, с. 258].
~55~

В девятилетнем возрасте Рустам заявляет
посетившего его деду, Саму:
Храбрейший из витязей, славься весь век!
Ты — ствол исполинский, ая- твой побег.
Знай, раб твой покорный томится тоской.
Не создан я негу вкушать и покой.
Броню бы мне, шлем, да седло, да коня!
Все мнится, оружие в руках у меня.
Врагов ненавистных крушить я готов
Во славу святого владыки миров
[10, с. 259].
Тогда же Рустам одним ударом палицы убивает
свирепого белого слона, к которому никто не решался
даже приблизиться:
Едва увидал его бешеный слон,
Горой на противника ринулся он,
И хобот поднялся, готовый крушить,
Отважного отрока жизни лишить.
Гиганта слона изо всех своих сил
Рустем булавою огромною хватил:
Гора Бисотуи задрожала пред ним
Поверженная мощным ударом одним
[10. с. 263-264].
Как видим, биографии двух богатырей — Рустама
и Батраза до определенного возраста во многом
совпадают.
¦ ¦ ¦
Далее Батраз отправляется к небесному кузнецу
Курдалагону, чтобы тот закалил его в кузне. Рустам же
никакой закалки не проходит.
56-

В Шахнаме в целом мотив закалки героя
отсутствует. Нартовский сюжет отличается своей архаичностью
и, судя по его мифологическому характеру, восходит к
весьма древнему периоду, возможно, даже, ко
временам индоевропейской общности.
Уже в Авесте, несмотря на её глубокую архаичность,
мы не встречаем мотивов, связанных с телесной
закалкой персонажей. Они здесь проходят идейную закалку
и испытание на верность Ахурамазде и другим добрым
божеством.
В Шахнаме мы находим некоторые эпизоды,
связанные не с закалкой, а с испытанием героев. Наиболее
ярким в этом плане является образ Джамшида. Джам-
шид — четвертый царь древней легендарной династии
Пишдадидов, сын Тахмураса, является одним из
древнейших образов иранской мифологии, восходящей еще
к пастушеской индоиранской древности.
В Шахнаме во время царствования Джамшида в
Иране наступает мифический золотой век, когда люди
не знали нужды и забот, не было ни болезней, ни
старости, ни смерти. Однако могущественный повелитель
возгордился и был наказан за это. Он потерял помощь и
поддержку Ахурамазды, и на земле вспыхнули раздоры.
Джамшид не прошел испытание властью и был за
это наказан. Пришедший к власти новый грозный
завоеватель Заххак предает Джамшида мученической смерти.
¦ ¦ ¦
История о том, как Батраз спас Урузмага в деталях не
обнаруживает сходства с каким-либо из эпизодов в
Шахнаме. Однако общим сюжетным мотивом все же является
здесь идентичная роль Батраза и Рустама в двух
сравниваемых эпосах. Оба героя пребывают вдали от общества,
Батраз — на небе, а Рустам — в родовом уделе на землях
~57~

Систана. Пребывая большей частью на небе у Курдала-
гона или у других небожителей, Батраз спускается лишь
для совершения подвига, чтобы выручить нартов или
отомстить врагам. Рустам также в момент опасности,
нависшей над Ираном, немедленно покидает родной Си-
стан и выступает на защиту иранцев. Сходство сюжетов
налицо и оно не случайное. Кстати, название «Систан»
восходит к слову «Сакастана», что означает страна саков
(скифов). Саки (скифы) заняли территории по низовьям
реки Гильменд, что на востоке Ирана. Они принесли свои
предания, постепенно оформившиеся в особый цикл.
Рустам является основным персонажем цикла. В Шахна-
ме также образ Рустама стал основным — с ним связано
около трети поэмы. Рождение Рустама происходит в
начале эпической части, а смерть знаменует собой как бы
конец героической части. Хотя саки жили на территории
иранской империи несколько обособленно, богатейший
систанский цикл влился в общий цикл иранских
сказаний. Следовательно, саки (скифы) Систана в данном
случае явились тем связующим звеном, которое объясняет
генетическое сходство сюжетов о Батразе и Рустаме.
Имя Рустама этимологически может быть возведено к
сочетанию древнеиранских корней раоса — «стан»,
«облик» и тахма — «сильный». Общее значение имени —
«Мощный обликом», «могучий». По сути это значение
полностью применимо и к образу Батраза.
В этимологии слова Батраз ясно усматривается
три компонента: вауа, Шга и шас. В древнеиранском
вауа означало «бог», «божественный», Шга — «сила»,
«мощь», а у^ас может восходить к древнеиранскому уас
— «слово», «дух» или к уадуа «сильный». Оба значения
приемлемы, и имя «Батраз» может переводиться как
«святая божественная сила» или «сильная
божественная мощь».
~58~

¦ ¦ ¦
Сказание о том, как Батраз в нартовской пляске
калечит великана Алафа, сына Афсарона, является
подтверждением того, что Батраз является спасителем
нартов, когда те попадают в сложную ситуацию. Те же
функции в Шахнаме выполняет герой Рустам. В
сказании о том, как Батраз сокрушил крепость Гур, говорится
о том, как с целью взятия твердыни Батраз велел
привязать себя к стреле и выстрелить в крепость. Широко
расставив руки и ноги, он пробивает в стене огромную
брешь и падает, как молния, во дворец властителя.
Батраз жестоко расправляется с врагами.
В нартовском эпосе мало говорится о крепостях и
об их взятии. Тем интереснее эпизод взятия крепости
Гур таким необычным способом. Сюжет взятия
крепости, где засели враги нартов, видимо, восходит ко
временам саков (скифов), т.е. к периоду, когда произошел
распад иранской общности на кочевников и оседлых
земледельцев и скотоводов.
Саки, сохранившие кочевой уклад жизни, не строили
крепостей. Их строили на земле саков греки-колонисты,
часто враждовавшие с аборигенами. Исторические
источники сообщают о многочисленных попытках саков
захватить греческие города-крепости. Сказание о
захвате крепости Гур доносит до нас эти события.
В Шахнаме мало эпизодов, где бы описывалось
взятие крепостей. Наиболее известной крепостью в поэме
является замок Бидад («Замок неправосудия»), где
живут людоеды.
Рустаму пришлось приложить немало усилий и
проявить находчивость, чтобы захватить обитель
людоедов, стены которой заколдованы и пробить их
никакими способами невозможно.
~59~

Рыть землю под крепостью стали затем;
И до половины подкоп доведя,
Ирана бойцы по веленью вождя,
Под стены твердыни столбы подвели,
Их, черною нефтью облив, подожгли,
И рухнул воздвигнутый Туром оплот.
[12, с.71].
Захватив крепость, Рустам и его войско учинили
жестокую расправу над его обитателями. Сходство
сюжетных мотивов в двух эпосах бесспорное.
¦ ¦ ¦
В нартовских сказаниях часто фигурирует
волшебная чаша «Нартамонга» или «Уацамонга». Название
волшебной чаши переводится как «выявительница на-
ртов» или «выявительница уаца», где «уац» может
означать «божественность», «святость» или «весть».
Чаша служила для нартов «определителем»
доблести. Она хранилась в доме у Алаговых, где обычно
происходили знаменитые нартовские пиршества. На них
нартовские герои рассказывали о совершенных
подвигах. К устам того, кто совершил славнейший подвиг
и правдиво поведал о нем, чаша сама поднималась, и
герой мог испить из нее.
Образ «Уацамонга» в осетинском нартовском эпосе
является своеобразным действующим персонажем
эпоса, обладающим даром определять достоинства героев.
Наиболее ярко волшебная чаша «Уацамонга»
проявляет свои волшебные свойства в цикле сказаний о
Батразе.
Мотив чудесной чаши имеет многочисленные
параллели в мировом фольклоре. Однако наиболее
важное значение для выяснения происхождения этого
60-

мотива, имеет яркая аналогия из скифского быта,
подробно описанная греческим историком Геродотом.
Согласно описанию древнего историка, раз в году каждый
правитель в своем округе приготовляет сосуд а^я
смешения вина. Из этого сосуда пьют только те, кто убил
врага. Те же, кому не довелось еще убить врага, не могут
пить вина из этого сосуда, а должны сидеть в стороне
как опозоренные. Для скифов это позорнее всего.
Напротив, всем тем, кто умертвил много врагов, подносят
по два кубка, и те выпивают их разом [5, с.174].
Близость между нартовской Уацамонга и скифской
чашей поразительна. И у нартов и у скифов чаша
являлась «определителем» доблести и геройства. Кроме
всего прочего, нартовская Уацамонга является еще и
разоблачительницей правды или лжи в словах героев и
оценщиком степени и качества «героических» деяний
нартов.
Героические деяния, вызывающие одобрение
чашей, часто противоречат взглядам и верованиям
современных осетин. Чего стоит, например,
умерщвление Батразом семи Уацилла. Это преступное, на взгляд
современного осетина, деяние оценивается нартовской
Уацамонга как доблесть. Известно, что Уацилла в
мифологии осетин один из самых популярных божеств,
являющийся предметом особого поклонения.
Глубокая архаичность сюжета волшебной чаши
Уацамонга не вызывает сомнений. В древних
индоиранских культах священные напитки и чаши играли
большую роль.
В Шахнаме также встречается эпизод, где речь идет
о волшебной чаше Джамшида. Принадлежит она
правителю Кай-Хосрову. Во время исчезновения
богатыря Бижана его друзья никак не могут напасть на след
витязя. Кай-Хосров разгневан на друзей Бижана за их
-61-

беспечность, и сам с помощью своей волшебной чаши
берется за поиски Бижана.
«Йездану, как он завещал, помолясь,
Святую его призову благодать
И нашу затем повелю я подать -
То зеркало мира, в котором видны
Просторы любой поднебесной страны,
Я царственным предкам, великим вождям,
От чистого сердца хваленье воздам
И после скажу, где Бижан дорогой;
Мне это откроется в наше благой»
[12, с. 146].
Чаша могла проявлять свои волшебные свойства
лишь в день Навруза — иранского нового года.
Настал долгожданный Навруз, наконец,
И вспомнил о наше печальный отец.
С надеждой предстал богатырь пред царем,
Моля и рыдая о сыне своем.
Царь, глядя на тот обескровленный лик,
Страданья отцовского сердца постиг.
Надеясь узнать долгожданную весть,
Велел чудотворную нашу принесть.
В одежде румийской парни облачен
В обитель молений направился он.
Создателю мира хвалу воздавал,
К пречистому с жаркой надеждой взывал,
Подмоги себеуЙездана просил,
Защиты от ков Ахримана просил.
К престолу царей воротился потом,
Воссел, осеянный кеянским венцом,
И в руки ту чашу заветную взяв,
Увидел все семь поднебесных держав,
Чтобы вызнать, где, что совершится и как,
-62

Внимательно весь обозрел Зодиак -
Всего небосвода торжественный храм,
Увидел Хормоз и Нахид, и Бехрам,
И Солнце, и Месяц, и Тир, и Кейван,
И страны земные, и весь океан -
Меж Рыбой и светлым созвездьем Овна
Вселенная вся чародею видна*
И взор устремив к Кергесарской земле,
По воле творца различил он во мгле
В тяжелых оковах Бижана бойца,
В отчаянье смертного ждет он конца
[12, с. 147].
В мировом фольклоре мотив чудесной чаши
встречается часто, однако многочисленные параллели
большей частью не восходят к единым генетическим
корням. Что касается осетино-иранской параллели, то
здесь сходство явно носит генетический характер.
Корни его могут восходить к временам индоевропейской
общности. В эпосах многих индоевропейских народов
чудесная чаша часто выполняла почти те же функции,
что и в нартовском эпосе и Шахнаме.
В нартовском эпосе мотив волшебной чаши более
развернут, чем в Шахнаме, где мы имеем, хотя и
пространный, но все же лишь один эпизод о волшебной
чаше царя Джамшида. Интересно, что в самом сказе о
царствовании Джамшида эта чаша не упоминается. Что
касается персидской поэзии и фольклора в целом, то
волшебная чаша Джамшида — один из наиболее
многократно воспетых мифологических сюжетов.
¦ ¦ ¦
В сказании о нартовском симде и женитьбе Батра-
за говорится о том, как морскую красавицу Акулу (или
Агунду) обманом заманили на нартовский симд и по-
~63~

ставили перед ней условие, чтобы та обязательно
выбрала кого-либо из нартов в мужья. Красавица
отвергает всех претендентов, за исключением Батраза, однако
ставит перед ним условие, чтобы тот освободил своего
деда, который давно уже томится в плену у чудовища
Кандзаргаса.
Батраз немедленно отправляется в путь, с
большими трудностями достигает замка Кандзаргаса, убивает
последнего, освобождает своего деда, а заодно двух
красавиц — дочь Солнца и дочь Месяца, которые также
томились в плену у чудовища.
Вернувшись победителем, Батраз получает руку
Акулы, а двух освобожденных красавиц отдает в жены
деду и отцу Хамицу. Свадьба деда, отца и сына
справляется в один и тот же день.
Мотив освобождения двух красавиц, которые
томились в плену у чудовища, во многом совпадает с
эпизодом борьбы Феридуна с чужеземным царем —
тираном Заххаком, у которого из плеч растут змеи,
питающиеся человеческими мозгами. Имя и образ Заххака
восходят к авестийскому Ажи-Дахака — трехглавому
демону — дракону, т.е. еще к космическим мифам о
черной туче — драконе, побежденном Солнцем,
светлым божеством. В плену у Заххака находились сестры
Джамшида — Эрнаваз и Шехрназ:
Джамшида сестер что достоинств полны,
Блистали меж девушек знатных страны.
Красавицу звали одну — Эрнаваз,
А имя другой луноликой — Шехрназ.
Обеих сестер повлекли во дворец
К дракону, носящему царский венец...
[10, с. 49].
~64~

Фаридун освобождает двух сестер-красавиц.
Борьба Фаридуна с Заххаком в деталях совпадает с
противоборством авестийского героя Трайатаоны с
трехглавым змеем Ажи-Дахакой, в результате которого были
вызволены сестры Йимы — Сахнавак и Арнавак.
Сюжет весьма архаичный, восходит к временам иранского
единства.
Следовательно, сходство данного сюжетного
мотива в нартовском эпосе и Шахнаме имеет генетический
характер и восходит к единым общеиранским корням.
¦ ¦ ¦
В сказании «Кто лучший среди нартов?»
повествуется о споре нартов за три драгоценности. Нарты
решили подарить их тому, кто окажется безупречным в
трех вещах: отваге и искусстве боя, воздержанности в
пище и рыцарском отношении к женщине.
Все претенденты отводятся, так как хотя бы в одном
случае каждый оказывается не на высоте. Тогда
встает Хамиц и заявляет, что все три сокровища по праву
принадлежат ему. Все удивились, зная, что тот не
соответствует рангу лучшего ни в каком аспекте. Но Хамиц
разъясняет, что требует сокровища не для себя, а для
своего сына Батраза. Из нартов никто не мог
припомнить ни одного случая, который бросил бы тень на
репутацию Батраза, и все три сокровища по праву были
отданы ему.
В Шахнаме нет аналогичного сюжетного мотива.
Отдаленно сходным является здесь лишь то, что и
Рустам обладает теми положительными качествами, что
и Батраз. В нартовских сказаниях из всех качеств на
первом плане стоят отвага и искусство в бою. В
Шахнаме то же самое выдвигается на первый план в
характеристике Рустама и других богатырей. Отвага и
~65~

искусство в бою высоко ценились у древних арийцев и
вполне возможно, что сходство между двумя эпосами
носит в данном случае генетический характер. Однако
однозначно утверждать это сложно, так как отвага и
искусство в бою высоко ценились и в эпосах неиранских
народов.
¦ ¦ ¦
Одним из популярнейших сюжетов Батразовского
цикла является месть Батраза за кровь отца. По одним
вариантам, Батраз выпытывает имена убийц Хамица у
Сатаны, грозя прижечь ей грудь раскаленным железом.
По другим вариантам, сами нарты или Сатана
посылают вестника к Батразу, который сообщает ему об
убийстве отца. Месть Батраза жестока и беспощадна. Он
убивает Сайнаг-алдара и семерых сыновей Бурафарны-
га, затем обращает ярость против нартов,
подозреваемых в соучастии в убийстве Хамица. Батраз подвергает
нартов жестоким испытаниям, заставляя выполнять
всевозможные требования. Непонятно, чем бы все это
закончилось, если бы нартам в последний момент не
удалось направить его ярость против небесных сил.
Многие детали из этого сюжета имеют аналогии в
Шахнаме. Подобно Батразу, Сухраб, угрожая матери,
узнает у нее о своем происхождении:
Пришел он смело и промолвил: «О мать,
Ответствуй, мне истину должно узнать:
Я сверстников всех отчего перерос,
Главу до высокого неба вознес?
Из рода какого происхожу?
Чей сын, — коли спросят, что людям скажу?
Когда вместо правды ты ложь изречешь -
Сама на погибель себя обречешь».
Мать сыну ответила речью такой:
~66~

Не гневайся, выслушай, дух успокой!
Отец твой — могучий воитель Росшем,
А предки — Заль храбрый и Сам, и Нейрем.
[11, с. 15-16].
Мотив мести часто встречается в Шахнаме. Фари-
дун мстит Заххаку за убийство своего отца:
Атбин, мой отец на иранской земле
Загублен Заххаком, погрязшим во зле.
Узнав, кто убийца, я в город его
Примчался отмстить за отца своего.
[10, с. 71].
Манучехр мстит Туру за убийство отца Ираджа:
Но царь Манучехр жаждой мести зажжен
Как вихрь, устремляется Туру вдогон,
И речь громовая простор потрясла:
«Стой, гнусный убийца, исчадие зла!
Срубил ты безвинную голову с плеч, -
Не ждал, что настигнет возмездия меч»!
Сталь спину пронзила убийце: упал
Из рук ослабевших булатный кинжал
Виновника встарь совершённого зла.
Сорвал Менучехр с боевого седла
Его обезглавил, осиля в бою,
И тело оставил добычей зверью.
[10, с. 137].
Рустам клянется отомстить врагам за смерть Сиа-
вуша:
«Клянусь, — возгласил, — и клятву сдержу:
Доспехов не сброшу, копья не сложу,
~(Л~

Не будет мне ратная жизнь тяжела,
Пыль битв и походов не смою с чела,
Доколе я смертью за смерть не воздам,
Пролившим безвинную кровь палачам.
Шлем будет венцом, чашей — ножны меча.
Помчусь я, аркан сыромятный меча,
И, верю, достойно злодею — врагу
Отмстить за царя Сиавуша смогу»!
[11, с. 268-269].
Рустам расправляется и с мачехой Сиавуша Суда-
бой, косвенно виновной в гибели царевича:
В покой Судабе устремился тотчас,
Коварную с трона низверг, из дворца
Прочь за косы выволок, подле крыльца
Рассек пополам закаленным мечом...,
[11, с. 270].
В нартовском эпосе Батраз, подобно Рустаму, также
мстит и косвенно виновным в гибели его отца Хамица
нартам.
¦ ¦ ¦
Завершается Батразовский цикл смертью Батраза.
Прежде чем погибнуть, он в большом числе убивает
«зэдов», «дауагов», «Уацилл» и «Уастырджи».
Уцелевшие обращаются к Богу с жалобой. Бог любит Батраза
и погубить его не желает. Он хочет образумить
любимца и дает ему знамение. Однако тщетно — Батраз даже
усиливает свою ярость против небожителей, которые
при каждой встрече с ним гибнут во множестве. У Бога
не остается другого выбора — он должен пожертвовать
либо своим воинством, либо — Батразом, и он
выбирает последнего. В итоге Батраз погибает. Однако и после
68

смерти от его тела исходят ядовитые испарения, от
которых продолжают гибнуть небожители. И только после
того, когда тело Батраза поместили в склеп, он перестал
представлять опасность для небесных сил и нартов.
Данный сюжетный мотив не находит прямых
аналогий в Шахнаме. Лишь некоторые эпизоды указывают
на богоборческие мотивы составляющих основу
сказания о смерти Батраза. В этом отношении характерно
поведение правителя Кай-Кавуса, который подчиняет
дэвов и мучает их, заставляя возводить одну за другой
грандиозные постройки. Измученные дэвы собирают
совет и находят средство отделаться от Кавуса. Они
рекомендуют ему предпринять полет на небо, чтобы
таким образом погубить его.
Царь, видно, хотел до небес долететь,
Чтоб даже на ангелов сверху глядеть.
Еще говорят, оттого он взлетел,
Что в битву вступить со Стрельцом захотел.
[10, с. 436].
Под созвездием Стрельца здесь подразумеваются
небожители.
¦ ¦ ¦
Отдаленное сходство усматривается также в
эпизоде о смерти Рустама, где он, истекая кровью,
умудряется убить своего врага Шагада. То есть Рустам, даже
раненый, представляет смертельную опасность ^\я
врагов. Здесь он подобен нартовскому Батразу,
которому и после смерти удается погубить немалое число
небожителей и нартов. В нартовском эпосе мотив
богоборчества представлен ярко и с универсальной
направленностью: гнев Батраза обрушивается на всех не-
~69~

божителей без разбора. В их число входят и «зэды», и
«дауаги», и «Уацилла», и «Уастырджи». Лишь один Бог
не является объектом преследования Батраза.
В Шахнаме мотивы богоборчества узко
специализированы. Объектом преследования становятся лишь
те божества, которые служат темным силам во главе с
Ахриманом. В случае же, если кто посягает на добрые
силы, в число которых входит и созвездие Стрельца,
его неминуемо ждет неуспех и наказание, служащее ему
уроком на всю жизнь.
Сходство мотива богоборчества в двух
сравниваемых эпосах наверняка восходит к единым древнеиран-
ским корням, однако в нартовском эпосе этот мотив
более архаичен, чем в Шахнаме, где древний иранский
сюжет трансформирован и дан в авторском осмыслении.
В нартовском эпосе трансформации не
просматриваются. В понятии современного осетина любое
посягательство на небожителей, и особенно на «Уастырджи»
и «Уацилла», немыслимо. Поступки Батраза в понятии
современного осетина могут квалифицироваться как
святотатство и преступление. Несмотря на это, Батраз
предстает в эпосе как положительный герой, действия
которого восхваляются. Следовательно, архаичный
сюжет не претерпел изменений и был донесен до нас в
первоначальном виде.
Сырдон и Ахриман
Одним из любимых героев нартовского эпоса
является Сырдон. Он фигурирует почти во всех историях,
и он в них незаменим. Его популярность не ниже
популярности других нартовских героев. Сырдон такой же
нарт, как и все, но низший по положению. Он вынужден
70

прислуживать нартам, однако и они нередко
обращаются к нему за помощью и советом.
Сырдон родился якобы от нечистой силы и во
многом составляет антипод нартовским героям.
Он откуда-то появляется и неизвестно куда
исчезает. Сырдон способен к превращениям. Он
любопытный, стремится все узнать и разведать, знает, что
происходит на расстоянии и что произойдет в будущем.
Сырдон много раз выводит нартов из
затруднительного положения. Сам он никогда не участвует в битвах,
отличается коварством. Сырдон проявляет злорадное
удовольствие по поводу грядущих бед и несчастий для
нартов. Он зачинщик и подстрекатель всякого рода
ссор. Злоба к нартам толкает его на преступные
проделки, после которых он с трудом уносит ноги.
Сырдон пребывает в состоянии вечной скрытой вражды к
нартам и проделывает с ними часто недобрые шутки.
Главный его враг — великий нарт Сослан. По вине Сыр-
дона он не смог исцелить смертельно раненого юного
друга. Сырдон стал виновником гибели и самого
Сослана, за что поплатился жизнью.
В сказании о рождении Сырдона повествуется, что
отцом Сырдона был водный дух Гатаг. Он, закрыв
нартовским женщинам доступ к воде, принудил одну из них к
сожительству, и от этой вынужденной связи родился
Сырдон. Нарты долго не признавали его членом своей
дружины и не допускали в свое село. Лишь после демонстрации
некоторых заслуг нарты приняли его в свою среду.
В данном сюжетном мотиве кроется то
противоречие, которое определило весь дальнейший жизненный
путь Сырдона. Нарты произошли от дочери водного
божества Дзерассы. Эта связь нартов с водной стихией
и ее властителями Донбеттырами проходит через весь
эпос. Однако известнейшие нартовские герои Урузмаг,
~71~

Хамиц, Батраз и косвенно Сослан связаны с водной
стихией по материнской линии. Лишь Сырдон связан с
водной стихией через отца. В этом кроется тот секрет,
почему нарты долго не признавали Сырдона членом
своей дружины. Появление Сырдона на свет нарушает
традиционное древнеиранское воззрение, согласно
которому родительницей всего живого является водная
стихия. Водная стихия, рождающая жизнь,
воспринималась древними иранцами в женском роде и в
соответствии с этим в Авесте сформировался культ богини
вод и плодородия «Ардви», сопровождаемой
постоянными эпитетами Сура (букв, «сильная») и Анахита
(букв, «незапятнанная, чистая»). В гимне, посвященной
Ардвисуре, говорится:
Благая, освящает
Она мужское семя
И матерей утробу,
Чтоб легки были роды,
Обильно молоко.
[1, с. 23].
Истоки образа Сырдона ведут, несомненно, к
древним мифам. Он связан с древнейшим слоем эпоса, где
действуют еще гении стихий и чародеи. Культ богини
вод и плодородия в Авесте является трансформацией
древнеиранского мифа.
В Шахнаме образ Ардвисуры Анахиты не
прослеживается. В поэме, основанной на древнеиранских
мифах и легендах, этот яркий образ утерян.
¦ ¦ ¦
Одно из сказаний, в котором Сырдон играет
главную роль, имеет следующее содержание:
~72~

Нарты Урузмаг, Хамиц и Сырдон собираются в поход
за добычей. Понимая, что поход будет долгим, они
решили взять с собой и Сырдона, чтобы он в пути забавлял их.
У Сырдона нет коня, и он идет пешим вслед за
всадниками. По пути нартовские богатыри подвергают Сырдона
мелким издевательствам. Сырдон затаивает зло против
нартов. Когда те по очереди подсаживают Сырдона на
своих лошадей, он вытаскивает у них у всех из карманов
огниво. Расположившись на ночлег, нарты ищут свои
огнива, чтобы развести огонь, но тщетно. Нарты замечают
вдали огонек и посылают туда Урузмага. Огонь исходит
от жилища великанов-людоедов. Они радуются Урузма-
гу как добыче и усаживают его на скамью, облитую
волшебным клеем. Урузмаг прилипает к сиденью. На поиски
Урузмага отправляются по очереди Хамиц и Сослан, но
их постигает та же участь. Сырдон тем временем
разводит костер, наедается и отправляется на поиски
пропавших нартов. Так он приходит к великанам. Те пытаются и
его усадить на скамью рядом с другими нартами, однако
Сырдон отказывается, говоря, что он не достоин такой
чести. Сырдон садится на другое место, где великаны, и
под него подливают волшебный клей. Однако Сырдону
удается перехитрить великанов, и он избегает участи
других нартов. Чтобы выпутаться из беды, он решает
стравить глупых великанов. После грандиозной драки
они все лежат на земле.
Поиздевавшись предварительно над
приклеившимися к сиденьям нартами, Сырдон с помощью кипятка
освобождает их, и они живыми, но с ожогами
возвращаются домой.
Ничего аналогичного в Шахнаме нет. В поэме
описывается много походов, однако они осуществляются
главным образом не для добывания добычи, а с целью
нанесения поражения врагу. Добыча весьма красочно
~73~

описывается в Шахнаме. Она является как бы
логическим закономерным последствием победы. В самих
походах можно усматривать древние корни. Однако
говорить о генетическом сходстве не приходится. В других
эпосах этот сюжетный мотив также встречается весьма
часто. Что касается проделок Сырдона в сказании, где
он одновременно и ввергает нартов в опасность, и сам
же спасает их, то в Шахнаме нет персонажа с
идентичным поведением.
¦ ¦ ¦
Широко известен также рассказ о краже Сырдоном
коровы у Хамица: в голодный год, когда нарты доедали
последнюю скотину, Сырдон похитил у Хамица корову.
В то время, когда мясо похищенной коровы варилось в
котле, Сырдон явился к нартам и стал подшучивать над
Хамицом. Хамиц заподозрил в краже коровы Сырдона
и решил пробраться к нему в дом, чтобы посмотреть, не
там ли его корова. Сделать это было непросто, ведь
никто толком не знал, где живет Сырдон. Хамиц привязал
нить к собаке Сырдона, и, следуя за ней, проник в
жилище хитреца. В котле варилось мясо, а вокруг сидели
сыновья Сырдона. Хамиц догадался, что в котле
варится мясо его коровы. Придя в ярость, он схватил
сыновей Сырдона, порубил их, побросал в котел и покинул
жилище. Сырдон вернувшись домой, стал доставать
мясо из котла и с ужасом узнавал члены тела своих
сыновей. В состоянии беспредельной скорби и отчаяния,
он создает арфу, натягивает на нее двенадцать струн и
начинает в звуках изливать свое горе. Плач Сырдона и
его игра так подействовали на суровых нартов, что они
простили ему все прошлые деяния и, как
равноправного, приняли в свою среду. Таким образом, из трагедии
родилась музыка.
-74

В Шахнаме часто встречаются различные
музыкальные инструменты: чанг, рубаб, руд и другие. Есть
краткая вставная новелла о Барбеде — певце-музыканте
Хосрова. Однако в поэме нет никаких сведений о
возникновении музыки или музыкальных инструментов.
Следовательно, нартовское сказание о том, как
возникла двенадцатиструнная арфа, не имеет параллелей
в Шахнаме. Жестокость, с которой Хамиц расправился
с сыновьями Сырдона, сродни многим мотивам в
Шахнаме, где такие жестокости вполне обычны.
Некоторый интерес в сказании представляет роль
погубленной Сырдоном Хамицовой коровы. Во-первых,
любопытно то, почему в сказании фигурирует именно
корова, а не бык, или баран. Во-вторых — гибель
коровы вызвала далеко идущие последствия — гибель
сыновей Сырдона, создание арфы и принятие Сырдона в
нартовскую среду, как равноправного.
В поэме Шахнаме образ коровы также играет
важную роль. Например, царевича Фаридуна вскормила
мифическая корова Бермайе:
В то время корова-краса Бермайе
Не знавшая равных себе на земле, -
Павлиньей окраски, — явилась на свет:
Особый у каждой шерстинки был цвет.
Толпясь пред коровой, пленяющей взгляд,
О ней мудрецы в изумлении твердят:
«В преданьях подобного случая нет,
Созданья такого не видывал свет».
Искал венценосец, исчадие зла,
Корову, чья слава по свету прошла.
[10, с. 56].
Сторонник нечистой силы Заххак, преследуя
Фаридуна, убивает его отца Атбина, затем прекрасную
75

корову-кормилицу Бермайе, чем вызывает страшный
гнев Фаридуна, и его обуревает жажда мести:
«Что сделал, то сделал слуга сатаны,
Теперь отомстить мои руки должны.
Я бурей помнусь, так велит мне творец
С землею сравняю зохаков дворец
[10, с. 60].
Корова у древних индоиранцев являлась символом
плодородия, изобилия и благоденствия. С течением
времени этот символизм у иранских народов
постепенно теряет свое значение. У индийцев же он получает
дальнейшее развитие и корова становится священным
животным. Наверняка, эпизод, связанный с Хамицо-
вой коровой в нартовском эпосе и коровой Бермайе из
Шахнаме, имеет единые генетические корни и восходит
ко временам индоиранского единства.
¦ ¦ ¦
Завершается цикл сказаний о Сырдоне его
завещанием и мнимой смертью. Содержание сказания не
имеет параллелей в Шахнаме. В иранской поэме герои, как
правило, после смерти никогда не оживают. В этом
сказании в сравнительном плане интерес вызывает лишь
один эпизод: Сырдон перед мнимой смертью оставляет
жене и нартам завещание. Однако он понимает, что те
сделают обратное тому, о чем их просят. Поэтому
Сырдон дает такие завещания, чтобы и после смерти месть
его нартам продолжалась, а сам он смог ожить и
вернуться к ним. Не было Сырдону настоящей смерти.
В Шахнаме этот эпизод имеет параллель.
Рустам долго преследует онагра, который на самом
деле был дэвом, принявшим облик животного. Выбив-
-76-

шись из сил, Рустам ложится отдохнуть. Дэв берет
спящего героя вместе с той землей, на которой он лежал,
и поднимается высоко в воздух. Рустам просыпается и
видит, в какое трудное положение он попал. Дэв
спрашивает витязя, куда его бросить: в реку или на горы.
Рустам понимает, что единственная возможность не
разбиться — это быть сброшенным в воду. Но в то же
время он прекрасно знает, что дэвы всегда делают обратное
тому, о чем их просят. Поэтому он выражает желание
быть брошенным на скалы. Дэв, не поняв хитрости,
бросает его в глубокую реку, и Рустам остается живым.
Видимо, эти эпизоды генетически родственны,
хотя схожие сюжетные мотивы часто встречаются и в
других эпосах.
¦ ¦ ¦
Интерес представляет сравнение образа нартов-
ского Сырдона и воинства Ахримана в Шахнаме. Все
злые деяния в Шахнаме совершаются при прямом или
косвенном участии Ахримана. Последний, будучи
противником Ахура-Мазды, является соответственно
врагом истины и всего благого на земле.
Концепция борьбы двух духов, при которой их силы
в течение некоторого времени находятся в равновесии,
привела к признанию могущества Ахримана на земле.
Он был признан творцом всего злого и вредного для
человека на земле. На основе этих религиозных
представлений сформировалось вероучение зороастризма,
которому предки осетин остались чужды.
По представлению зороастрийцев во главе светлых
сил стоит верховное божество Ахура Мазда. У него
шесть духов-помощников. Хотя имена их
представляют собой персонифицированные абстрактные понятия,
они покровительствуют определенным явлениям мате-
~77~

риального мира. Здесь, видимо, произошло
приспособление старых дозороастрийских верований к новой
религии, как и в христианстве, превратившем
некоторых языческих богов и героев в своих святых.
Против воинства добрых светлых сил выступают
темные полчища злых демонов во главе с Ахриманом.
Эти демоны действуют через свое несметное воинство.
В их числе — злые духи и колдуны, которые при
необходимости могут принимать другой облик.
В Шахнаме довольно строго выдерживается
дуалистическая концепция зороастризма. Все зло и несчастья
в поэме идут от Ахримана. Его порождением являются
извечные враги иранцев — туранцы, которые
постоянно стремятся уничтожить Иран. На службе у Ахримана
большое число дэвов и колдунов. Они чинят
всевозможные препятствия иранцам. Ахриман или сам, или
его слуги, часто принимая различные облики, все время
стремятся сбить иранцев с правильного доброго пути.
Действия Сырдона сродни действиям Ахримана и
его воинства. Аналогия может иметь единые
генетические корни. Истоки образа Сырдона восходят,
несомненно, к древним мифам. Сырдон — оборотень и
чародей, создан как бы на беду нартам, чинит им
всевозможные препятствия, совершает козни. Однако при
случае он и спасает их. Нарты немыслимы без
Сырдона, как и он без них.
В зороастризме и Шахнаме прототипом Сырдона
являются уже специализированные темные силы,
которые чинят только вред и в отличие от Сырдона никогда
не приносят иранцам пользы. Реальные их действия во
многом схожи с действиями Сырдона. Тут и
колдовство, и чародейство, и коварство, и ложь, и принятие
другого облика. Следовательно — Ахриман со своим
воинством в Шахнаме — это развитие архаичного пра-
-78-

образа Сырдона в собирательном, абстрагированном
и узкоспециализированном значении. Ахриман чинит
только зло и ни при каких обстоятельствах не
приходит на помощь и выручку иранцам.
Ацамаз и зороастрийская мифология
Одним из героев нартовского эпоса является
Ацамаз. С его именем связано несколько сюжетов. Один
из них — месть за кровь отца. Ацамаз еще ребенком
силой выведывает у матери имя своего врага и
немедленно отправляется на совершение мести. Страшный и
жестокий бой с врагом длится несколько дней. Ацамаз
и его враг получают бесчисленное множество ран. Раны
противника каждую ночь залечивает его волшебница-
жена. Ацамаз же, истекая кровью, слабеет. К счастью,
жена врага, увидев Ацамаза, влюбляется в него, втайне
от мужа начинает залечивать и его раны, а затем
помогает ему убить противника.
¦ ¦ ¦
Месть за кровь отца довольно распространенный
сюжет в фольклоре многих народов. Весьма часто этот
сюжет встречается и в Шахнаме.
Каюмарс жестоко мстит сыну Ахримана за смерть
своего сына Сиямака. Витязь Фаридун выведывает у
матери секрет гибели своего отца, затем жестоко мстит
убийце Заххаку. При этом Фаридуну оказывают помощь
жёны Заххака Эрнаваз и Шехрназ:
Сказали прекрасные: «Он в Хиндустан
Помчавшись, раскинул там дьявольский стан
Судьбы неизбежной страшась, он готов
~79~

Срубить много тысяч безвинных голов.
Проронил ему прозорливый мудрец:
Покинешь, мол, вскоре свой пышный дворец,
Отдашь Фаридуну всевластье свое,
Увянет цветущее счастье твое,
Сулящее деспоту гибель и тьму,
Пророчество сердце терзает ему».
[10, с. 72].
Особой жестокостью отличается месть Рустама за
гибель своего воспитанника царевича Сиявуша.
Вначале он убивает Судабу, косвенно виновную в гибели
Сиявуша. Затем его месть обрушивается на туранцев,
погубивших царевича. В первом сражении Рустаму
удается пленить сына Афрасияба Сурха. Он приказывает
зарезать пленного и бросить в степи, как это сделали с
Сиявушем. Витязи говорят ему, что так не поступают с
пленниками, но Рустам клянется зарезать собственной
рукой всякого туранца, где бы его не встретил.
В большом сражении, в котором туранцами
командует Афрасияб, Рустам учиняет ужасное побоище. Он
превращает Туран в пустыню, без счета убивая
ненавистных туранцев и разоряя их жилища.
Сюжетный мотив мести широко распространен и
в мировом фольклоре. Однако формы осуществления
мести в нартовском эпосе и Шахнаме настолько схожи,
что можно усматривать здесь единые сюжетные корни,
восходящие ко временам иранского единства.
¦ ¦ ¦
В одном из сказаний Ацамаз выступает как дивный
певец и музыкант, зачаровавший всех игрой на свирели.
Очарованы не только нарты, но и вся природа, и даже
небожители.
~80~

В сказании говорится, как виднейшие нарты
добиваются руки прекрасной Агунды, дочери Сайнаг-
алдара. Однако тщетно. Решается попытать свое
счастье и юный Ацамаз, сын Аца. Взяв свою драгоценную
свирель, он начинает чудную игру.
Вся природа — реки, горы, звери и птицы, цветы
и травы — пробуждается и, завороженная, слушает
чудного музыканта. Неприступная Агунда также
бросает свою работу и, очарованная, слушает волшебную
игру на свирели. Однако гордость не позволяет ей
признаться в охвативших ее любовных чувствах, и она с
полунасмешкой обращается к Ацамазу. Оскорбленный
Ацамаз, вдребезги разбивает свою свирель и уходит.
Агунда собирает обломки, ударяет по ним волшебной
плёткой, и они срастаются. Она заворачивает свирель в
платок и прячет в сундук.
Расстроенного Ацамаза встречают в пути
небожители, узнают, в чем дело, и берутся уладить дело.
После нескольких их визитов к Сайнаг-алдару, он, в конце
концов, соглашается выдать дочь за Ацамаза.
Небожители помогают ему собрать калым за Агунду.
Это сказание не имеет прямых параллелей в Шах-
наме. В поэме фигурируют различные музыкальные
инструменты. Но из героев Шахнаме игрой на
музыкальных инструментах никто не увлекается. Музыка
сопровождала преимущественно пышные застолья.
Под музыку плясали танцовщицы, которые разгоняли
печаль удальцов.
По сведениям исторических хроник, у Сасанидов
имелись придворные певцы и музыканты. Как обстояло
дело с музыкой у ранних иранских династий, мы не
знаем. Если она и существовала, то, вероятнее всего, была
заимствована у более развитых народов, покоренных
иранцами. В число этих народов входили вавилоняне,
81-

ассирийцы, египтяне и греки, у которых музыкально-
песенная культура была высока, и многие современные
иранские музыкальные инструменты восходят к ним.
Очевидно, развитая музыкальная культура появилась
у каждого иранского народа после распада иранской
общности. Аланы и их потомки осетины остались за
пределами культурного влияния Ирана, и у них
возникла собственная самобытная музыка. Все остальные
иранские народы находились в тесном общении, что
способствовало формированию сходной музыкальной
культуры. Она повлияла и на неиранские народы, в
частности — на народы Закавказья.
Одним словом, образ Ацамаза не имеет параллелей
в Шахнаме, однако это не означает, что он чужд
иранской мифологии. В зороастризме среди шести главных
духов-помощников мы видим Хаурватата («здоровье»)
и Амртата («бессмертие»), а также ближайшего
помощника Ахурамазды — бога света, правды и честности
Митру. Функции и роль этих духов и божества Митры
имеют немало схождений с функциями Ацамаза в
известном сказании о его женитьбе.
Малые циклы и Шахнаме
Кроме основных циклов в нартовском эпосе
немало самостоятельных сюжетных узлов. Многие
сказания нельзя отнести к определенному циклу. Одним из
таких является сказание о борьбе нартовских фамилий
Ахсартаговых и Бораевых.
В нем говорится, что вражда между двумя
фамилиями тянулась давно. Началась она с обиды, которую Ах-
сартаговы нанесли Бораевым. В ответ Бораевы убивают
сына Урузмага Айсану. Убивают не в прямом бою, а в
~82~

результате хитрых уловок: Бораевы выкопали большую
яму, замаскировали её, и когда Айсана пришел по
обыкновению помочь кузнецу Курдалагону, он провалился в
яму и погиб. После долгих попыток через злоязычного
Сырдона Ахсартаговы узнают обстоятельства гибели
Айсаны и немедленно отправляются в поход против
Бораевых. Узнав об этом, девица фамилии
Ахсартаговых, бывшая замужем за одним из Бораевых,
проклинает их, чтобы в течение семи лет мечи Ахсартаговых
не секли, кони не скакали, красноречие исчезло.
Не подозревая о проклятии, нартовские герои
отправились попросить войско к Кафтисар Хуандон ал-
дару. Нарты попытались показать ему свое боевое
искусство, однако осрамленные, вынуждены были
вернуться домой. Семь лет они провели в позорной
слабости и унижении. Тем временем срок проклятья истек,
и к Ахсартаговым вернулись их прежние доблести. На
этот раз алдар встречает их радушно, поняв, с кем
имеет дело. Он дает им огромное войско, однако, чтобы
управлять этим войском, нужно было знать его
численность. Хитростью Ахсартаговы выведывают у
всезнающего Сырдона численность войска и отправляются
против Бораевых.
Те подвергаются полному уничтожению.
Сказание о борьбе нартовских родов является
эпическим отголоском междоусобной борьбы, которую
постоянно вели древнеиранские племена. Центральная
часть поэмы Шахнаме композиционно вся построена
на основе постоянной борьбы между Ираном и Тура-
ном. И иранцы, и туранцы — потомки Фаридуна, т.е.
по существу являются единым народом. Страшная
распря, которая длилась века, началась с вражды между
сыновьями Фаридуна-Сальма, Тура и Ираджа. Сальм и
Тур убивают Ираджа, что стало началом лютой вражды
~83~

между Ираном и Тураном. При этом потомки СаЛьма,
одного из братьев, почти не участвуют
самостоятельно в ирано-туранских войнах. Так и в нартовском эпосе
вне борьбы между Ахсартаговыми и Бораевыми
остается нартовская фамилия Алаговых.
Борьба между фамилиями имела место на
протяжении многих столетий в родовом быту осетин. На почве
кровной мести истреблялись целые рода. Однако
сводить нартовское сказание к банальной кровной мести
представляется неверным. Оно восходит к временам
иранского единства, что ярко отражается и в поэме
Шахнаме, и именно в той эпохе следует искать его
истоки. Следовательно, нартовско-иранская параллель
имеет генетический характер. В нартовском эпосе данный
сюжетный мотив представлен в более архаичном виде.
¦ ¦ ¦
В иранской поэме Шахнаме сюжет междоусобной
борьбы немало изменен, и даже несколько
осовременен, политизирован. Под туранцами Фирдоуси
склонен видеть тюрков. Во времена, которые описываются
в Шахнаме, тюрки жили далеко на Востоке и
исторически к туранцам прямого отношения не имели.
В Авесте мы также находим остаток преданий о
внутрииранских конфликтах. Здесь иранцы — оседлое
племя, а туранцы — представители тех же иранских
племен, кочующие по степям и стоящие на более
низкой ступени развития. В Авесте часто представление о
туранцах связано с хищением скота и нанесением
урона оседлому хозяйству.
Нартовское сказание отражает еще более древнюю
эпоху, когда не было чёткого деления иранцев на
оседлых и кочевых.
~84~

¦ ¦ ¦
Другой эпизод нартовского сказания, имеющий
свою параллель в Шахнаме, — это обстоятельства
гибели сына Урузмага Айсаны. Он был убит, провалившись
в яму, которую специально для этой цели выкопали Бо-
раевы.
В Шахнаме богатырь Рустам также погибает при
сходных обстоятельствах. Он падает в глубокую яму, на
дне которой вкопаны мечи и копья. Их с целью
уничтожения Рустама вырыл шах Кабула. Он приглашает богатыря
на охоту и специально наводит Рустама на волчьи ямы,
куда падают Рустам и его могучий конь Рахш. Витязь
погибает не сразу. Смертельно раненому Рустаму удается
пробить стрелой своего убийцу, после чего он гибнет и
сам. Последний богатырь тем самым сходит в Шахнаме
со сцены, и наступает историческая эпоха в поэме.
¦ ¦ ¦
Одним из ярких воплощений мотива героя-ребенка
является образ Тотрадза, сына Албега.
В сказании говорится: нарт Сослан требует от
каждого нартовского дома бойца на игорное поле для
единоборства с ним. Никто не может ослушаться — иначе
придется платить штраф в виде девушки-рабыни.
Вдове павшего от руки Сослана Албега, некого
послать на вызов. Сын Тотрадз лежит в колыбели, так что
придется вдове отдать свою дочь в рабыни Сослану.
Вдруг малыш заговаривает с матерью и узнает о
причине ее горя и слёз. Тотрадз ломает вдребезги колыбель,
берет отцовское оружие, садится на отцовского коня и
выражает готовность идти на битву с Сосланом. Мать
уговаривает его не делать этого, однако Тотрадз
непреклонен. Начинается схватка. От первого же удара Албе-
гова сына Сослан, к огромному удивлению нартов, сле-
~85~

тает с коня, и целый день до вечера Тотрадз носит его
на острие своего копья по нартовскому селенью.
Опозоренный и униженный, Сослан просит отложить
единоборство до следующей пятницы, на что маленький
Тотрадз великодушно соглашается. Сослан приходит
к своей неродившей его матери, мудрой и всезнающей
Сатане, и та подсказывает ему способ, как справиться с
непобедимым врагом. Способ этот сводился к тому, что
конь Тотрадза, взращённый чертями, не выносил вида
волчьих шкур, и Сослану следовало облачиться в них,
чтобы конь испугался и понёс всадника. Сослан так и
сделал, конь понёс всадника, и Тотрадз был убит в
спину. Мать Тотрадза, увидя ранение в спину, сначала даже
не хочет хоронить его, считая трусом. Но, узнав
обстоятельства гибели сына, с почестями предаёт земле.
Мотив юного героя не чужд и Шахнаме, о чем мы
упоминали ранее.
Наиболее ярким воплощением этого мотива
являются образы Рустама, Сухраба, Сиявуша, Шапура и др.
Рустам, будучи еще совсем маленьким, одним
ударом палицы убивает свирепого белого слона. Под стать
Рустаму и его сын Сухраб:
Осанкой — в Ростема, и буйно растет
Лишь месяц младенцу, а кажется — год.
В три года о грохоте битв он мечтал,
На пятом отвагой героя блистал;
А в десять уж был он сильнейшим в краю,
Никто не дерзал с ним тягаться в бою.
[11, с. 15].
Огромной силой и отвагой выделялся совсем еще
юный царевич Сиявуш.
И вырос таким молодой Сиявуш,
Что с ним ни один не сравнялся бы муж.
~86~

Не раз, выходя с удальцами на лов,
Герой заарканивал яростных львов.
[11, с. 102].
Правитель Ардашир лишь по смелому поведению
узнает среди многих детей своего сына Шапура, Шапур
же в свою очередь — сына Ормазда.
«И тот, кто примчится ко мне, словно лев
И быстро, отважно мячом завладев,
Ударом искусным его отобьёт
И всадников прочих за пояс заткнёт,
То — сын, без сомнения, ведь сила его
От корня и мышцы, родства моего».
[14, с. 129].
И вот уж седьмой ему год миновал
Он в целом краю себе равных не знал.
От взоров чужих укрывали его
Играть никуда не пускали его.
[14. с. 135].
Сходство сюжетного мотива о юном герое,
наделенном недюжинной силой, в двух сравниваемых эпо-
сах восходит к единым генетическим корням.
¦ ¦ ¦
В сказании о Тотрадзе юный и благородный
погибает, а коварный и злой побеждает. Побеждает
нечестным путем, и способу, как справиться с юным витязем,
его учит мудрая всезнающая нартовская мать Сатана.
Шахнаме также не чужд этот сюжетный мотив.
Даже богатырь Рустам порой прибегает к некоторым
хитростям и уловкам, чтобы добиться победы над
~87~

врагами. В поединке с Сухрабом Рустам обращается к
творцу и с его помощью повергает соперника.
И вновь он взывает кЙездану: «Творец!
Защиты прошу я, твой раб, твой боец.
Всемощный владыка небес и земли,
Мне силу былую опять ниспошли!»
И голос бойца до Йездана дошел,
И прежнюю силу Могучий обрёл.
[11, с. 76].
В поединке с Исфандияром Рустам повел себя еще
более неблагородно. В результате длительного боя с
ним он убеждается, что его противник неуязвим.
Старый воин весь изранен, силы покидают его и он
прибегает к хитрости. Указывая на то, что уже вечер, и
скоро стемнеет, Рустам предлагает сделать перерыв и
отложить продолжение схватки на завтра. Исфандияр
соглашается. Изнемогающий Рустам идет к отцу и
заявляет, что более не в состоянии продолжать поединок,
и для избежания полного позора он воспользуется
ночной темнотой и убежит, куда глаза глядят. Отец Руста-
ма, Заль, вызывает мудрую птицу Симург, которая
всегда выручает Заля, когда тому нужна помощь. Узнав, что
произошло, Симург говорит: «На Исфандияре кольчуга
самого Зардушта, потому он и неуязвим».
Симург подсказывает способ, как убить
непобедимого Исфандияра:
«Срежь, выбрав одну, попрямей, из ветвей
Сама, чтоб короче, концы подлинней,
Не думай, что так уж ничтожна она, -
В ней жизнь Исфендьярова заключена.
Получше её распрями над огнём,
И два наконечника, старых притом,
~88~

Из стали отменной концам подари,
И трижды орлиным пером опери.
Итак, о, Могучий, открыл я тебе,
Чем недруга можешь осилить в борьбе».
[13, с. 287].
Рустам готовит свою магическую стрелу и пускает
в Исфандияра. Стрела пронзает оба глаза молодого
богатыря, что приводит к его гибели.
Данный сюжетный мотив из Шахнаме имеет
совпадающие в деталях параллели в нартовском сказании
о Тотрадзе. Значительное сходство сюжетов является
ярким подтверждением единства их происхождения в
двух эпосах. Возможно, этот сюжет бытовал у предков
осетин и иранцев еще во времена, когда они составляли
единую группу племен. Однако, учитывая то, что цикл
Рустама является восточноиранским вкладом в
Шахнаме, можно допустить и более позднее, восточноиран-
ское или сакское происхождение данного сюжета.
¦ ¦ ¦
В сказании о том, как сын Урузмага Айсана побил
агуров, повествуется, что тот с детства воспитывался
на небе у богов. Когда над нартами нависла опасность,
Айсана решил немедленно спуститься на землю к
нартам, чтобы защитить их. Виднейшие Нарты -Урузмаг,
Хамиц, Сослан и Батрадз- в это время были в походе,
что усугубляло ситуацию. Каждый из богов дает сыну
Урузмага что-нибудь из своего оружия, и хорошо
снаряженный герой наносит агурам страшное поражение.
Почти все агуры истреблены, и опасность, нависшая
над нартами устранена.
По мнению В.И. Абаева, в сказании отражены
конкретные события, относящиеся к У1-УН векам нашей
~89~

эры, когда произошли столкновения алан с гуннами.
Сама же сюжетная канва гораздо древнее, и она
находит немало аналогий в Шахнаме.
Туранцы чаще всего вторгаются в Иран в момент,
когда правитель и главные иранские герои
отсутствуют, т.е. пользуются сложным для Ирана моментом:
Пустует престол властелина владык.
Владеть им охотников много нашлось,
От замыслов алчных врагам не спалось.
И степь копьеносцев, и смежный Туран,
Тотчас же раскинули воинский стан
[10, с. 422].
Иранцы как всегда обратились за спасением к Ру-
стаму и он, подобно нартовскому Айсане, спешит на
выручку:
Отвагой в вожде загорелась душа,
Летит он, как буря, на битву спеша.
[10, с. 423].
Таким образом, опасность, нависшая над Ираном,
устранена.
Вполне вероятно, что данное сходство сюжетной
канвы в двух эпосах имеет единый генезис.
¦ ¦ ¦
В сравнительном плане интерес представляет
также сказание об Арахцауе, который больше
напоминает сказочный сюжет и имеет следующее содержание:
чудесным образом рожденного мальчика по велению
Сатаны кладут в сундук и закидывают в море. Сундук
с ребенком прибивает к владениям бездетного алдара
Бедзенага, который усыновляет мальчика, и ему дают
имя Арахцау.
~90~

Со временем Арахцау стал могучим богатырем. В
прекрасных доспехах на великолепном коне он
отправляется к нартам, которые пришли в изумление от вида
героя, его коня и оружия. Во время пиршества Арахцау
подвергается оскорблению Челахсартага и покидает
нартовское общество. Затем между Арахцауом,
поддержанным нартами, и Челахсартагом вспыхивает война.
Нарты побеждают, но Арахцау погибает от волшебной
стрелы Челахсартага.
В Шахнаме есть эпизод, где у Сама родится сын,
который всем был бы хорош, но только волосы у него
белые. Это смущает отца, который относит сына на
высокую гору и оставляет там на произвол судьбы.
Брошенного младенца находит мифическая птица Симург
и, подобно алдару Бедзенегу, начинает воспитывать его.
Со временем отец раскаивается в своем поступке, идет
на гору, и находит сына живым и здоровым. Сам берет
сына домой и дает ему имя Заль. Заль вырастает и
становится великим богатырем, как нартовский Арахцау.
Подобием волшебной стрелы Челахсартага в
Шахнаме является двужалая стрела из особого дерева газ, и
только им можно убить неуязвимого Исфандияра.
Мотив спасения брошенного ребенка является
мировым и неоднократно встречается в нартовском
эпосе. Вокруг этого мотива разворачивается действие и в
сказании о Сауайе, сыне Кандза. Содержание его
следующее: у престарелого, но бездетного Кандза на склоне
лет родился сын. Ему дали имя Сауай. Родители, было,
очень обрадовались, однако радость была
преждевременной. Ребенок оказался таким свирепым, что порвал
зубами груди своей матери и других женщин,
пытавшихся покормить его. Новорожденного уносят и
кидают в трещину ледника. Однако Сауай не погибает. Он
сосёт ледник и, кроме того, его подкармливают своим
~91~

молоком волчицы. Сауай вырастает храбрым
охотником. Слухи о нем доходят до Кандза, который, увидев
храбреца, узнал в нем своего сына и был очень рад.
Сауай остался жить у отца.
Во время одного из походов славные нарты взяли
Сауайя с собой и были неприятно удивлены его силой
и отвагой. Зависть и страх овладевают нартами, и они
решают даже убить его. Но всё тщетно — юный герой
неуязвим. Тогда нарты насылают на него ночью великий
снег. Однако и это не помогло. Видя, что им не
справиться с юным героем, нарты выносят решение породнить
его с собой. Происходит сватовство, Сауай платит калым
и уводит дочь Урузмага и Сатаны. Сватовство несколько
осложняется усмотрением некоторых недостатков в
невесте со стороны жениха, однако все сложности
преодолеваются и все завершается благополучно.
По мнению В.И. Абаева, это сказание «не является
исконно нартовским, и проникло в осетинский эпос из
черкесского фольклора». Однако по общему содержанию
сказания такой вывод можно подвергнуть сомнению.
Эпизод рождения Сауайа, а также отказ отца от его
воспитания и бросание в горах на произвол судьбы
находят детальные совпадения в Шахнаме:
- У Сама родился сын, который всем был бы хорош,
но только волосы у него белые. Отец считает, что это
дитя Ахримана, и нужно от него избавиться. Сам
относит сына в горы и бросает там, на произвол судьбы.
- У Кандза родился долгожданный сын, который
очень обрадовал родителей. Однако тут же он показал
такой свирепый нрав, что привел в замешательство отца. Тот
усмотрел в поведении младенца нечто дьявольское,
людоедское и велел бросить его в горах на произвол судьбы.
- В Шахнаме брошенный ребенок не погибает, его
находит мифическая птица и начинает воспитывать.
~92~

Тем временем Сам раскаивается, идет в горы, находит
сына живым и здоровым и забирает домой. Заль
становится бесстрашным витязем.
- В нартовском эпосе сын Кандза также не
погибает, он сосет ледник, к тому же его кормят еще и
волчицы, и когда Кандз видит его подросшим, узнает в нем
своего сына, и, обрадованный, берет его жить домой.
Сауай становится отважным богатырем.
Не отрицая распространенности мотива спасения
брошенного ребенка в мировом фольклоре, следует все
же признать, что сходство этого сюжетного мотива в
нартовском эпосе и в Шахнаме настолько детальное,
что здесь следует усматривать несомненное
генетическое родство.
¦ ¦ ¦
Что касается злого умысла нартов против юного
Сауайя, то подобное весьма часто встречается и в
Шахнаме. Попытка уничтожить Сауайя, наслав на него ночью
великий снег, имеет несколько аналогий в Шахнаме:
Задумал деянье жестокое царь,
Арабов главы, колдунов государь.
Он тихо из сада ушел своего
И втайне творить принялся колдовство:
Злой ветер и холод он стал нагонять,
Чтоб жизнь у царевичей спящих отнять.
Долины и горы вокруг будто медь
Сковала; не смел даже ворон взлететь
[10, с. 94].
Однако усилия колдуна оказались напрасными:
Изедовым светом и силой святой,
Отвагою, мудростью и чистотой
-93

Сломили они силу темную зла,
И стужа, не тронув их, мимо прошла.
[10, с. 95].
Когда властелин-чародей Серв пришел
посмотреть на результат своего колдовства, то вместо
сгубленных царевичей перед ним предстала совсем иная
картина:
Подобные месяцу трое юнцов
Сидели в блистании царских венцов.
Серв понял, что проку не даст колдовство,
И впредь отступиться решил от него.
[10, с. 95].
Главе арабов Серву пришлось смириться, и вместо
продолжения вражды он решил породниться с
царевичами, выдав за них своих дочерей.
Эпизод установления родственных связей путем
выдачи дочерей, конечная цель которых не допустить
конфликта с царевичами, аналогичен эпизоду выдачи
Урузмагом своей дочери за Сауайя в нартовском
сказании. Цель нартов такая же, как в Шахнаме, — коль не
удалось силой колдовства справиться с витязем, лучше
породниться с ним, дабы в дальнейшем избежать
неприятностей.
¦ ¦ ¦
Эпизод вызывания снега и мороза с целью
уничтожения противника связан с иранским витязем Ис-
фандияром, против войска которого были направлены
колдовские действия:
И слышит волшебник Пирана приказ:
«На гору подняться ты должен сейчас.
94-

Колдуй, заклинай, а заклятия цель -
Наслать на иранцев мороз и метель».
[11, с. 484].
Скованные стужей иранские бойцы начали терпеть
поражение, большое число их полегло, и тогда иранцы
стали молиться:
Тут к небу высокому руки с мольбой
Простёрли иранцы и вождь боевой:
«О, ты, вознесенный над знаньем людским,
Все видишь, хоть сам ты для смертных незрим!
Рабы твои слабые, грешные мы,
Взываем к тебе, неутешные мы
Над лютою стужей и жарким огнем
Ты властен смиренно, мы помощи ждем!
Лишь ты к избавлению знаешь пути,
Других избавителей нам не найти!».
[11, с. 484-485].
Услышав мольбу иранцев, Бог помог им узнать
местонахождение колдуна Базура, куда поспешил воитель
Роххам, нашел колдуна и расправился с ним:
Меч острый Роххам поспешил обнажить
И руку отсёк чародею. Тотчас
Грозящая смертью метель улеглась,
Очистилось небо от гибельных туч.
Иранский воитель удал и могуч,
С добычей своею —рукой колдуна
Спустился в долину, погнал скакуна
Как будто ни вьюг не бывало, ни бурь;
Вновь солнце сияет и блещет лазурь.
[11, с. 485].
95-

Сюжетное сходство с нартовскими вариантами
детальное, и скорее всего имеет единое происхождение в
обоих эпосах.
¦ ¦ ¦
Во втором эпизоде интересным является факт
отсечения руки чародея Базура. Роххам не стремится убить
колдуна, достаточно отсечь ему руку, и его колдовские
способности сразу же потеряют силу. При этом Роххам
не оставляет отсеченную руку, а приносит ее, как
добычу, в стан иранцев.
Полную аналогию этого эпизода мы встречаем в
нартовском эпосе, где Батраз отрубает руку Сайнаг-
алдару, приносит ее к Сатане и бросает перед ней в
качестве вещественного доказательства осуществления
мести. Сатана убеждается в правильности слов Батраза,
однако советует отнести отрубленную руку тому, кому
она принадлежит, так как, согласно обычаю, покойника
без конечности нельзя было хоронить.
Сюжетный мотив сходится в двух сравниваемых
эпосах в деталях, и он определенно имеет единые
корни. Об архаичности сюжета свидетельствует и
скифский материал.
Согласно Геродоту, скифы, наряду с животными,
приносили в жертву в честь бога войны и пленных: «...
Из каждой сотни пленников обрекают в жертву одного
человека, но не тем способом, как скот, а по иному
обряду...» (закалывают их определенным образом, затем...)
«внизу у святилища совершается такой обряд: у
заколотых жертв отрубают правые плечи с руками и бросают
их в воздух; затем, после заклания других животных,
оканчивают обряд и удаляются. Рука же остается
лежать там, где она упала, а труп жертвы лежит отдельно»
[4, с. 44-45]. Скифский обычай ритуального отрубания
96-

руки у жертв восходит к глубокой древности. Однако у
Геродота нет объяснения смыслу этого обычая.
У нартов отсечение правой руки служило
признаком позорной смерти. Разумеется, это трансформация
древнего обычая, и дело не просто в признаке
позорной смерти.
Смысл отсечения правой руки ясно сохраняется в
Шахнаме — в руке кроется некая сверхъестественная
сила, и через руку устанавливается связь с небом, с
божествами — добрыми и злыми. Достаточно отсечь
колдуну руку и его колдовская сила пропадает. Видимо,
этим же объясняется и скифский обычай, который в
несколько трансформированном виде сохранился в на-
ртовском эпосе. Следовательно, сюжетный мотив
отсечения руки весьма архаичен и восходит ко времени
иранского единства.
¦ ¦ ¦
В сказании о нарте Маргузе говорится о том, как
Уастырджи пожаловал в гости к Маргузу и, тронутый
его гостеприимством, решил чем-то ему помочь. Он
выяснил, что причина безутешного горя Маргуза — это
нечаянное убийство жены и повзрослевшего сына,
которого он из-за долгой отлучки не узнал. Уастырджи
своей волшебной плеткой оживляет их, чем несказанно
радует Маргуза.
В этом сказании эпизод убийства собственного
сына имеет аналогию в Шахнаме, где Рустам также
убивает своего сына, которого никогда не видел.
Имеет ли данное схождение в двух эпосах единый генезис
— сказать трудно. Сходен лишь мотив убийства
собственного сына. В деталях аналогий нет. Рустам
убивает сына в поединке, Маргуз же — из-за чувства
ревности.
~97~

В.И. Абаев считает, что сказание о Маргузе не на-
ртовского типа и стоит в эпосе изолированно. По его
словам, имя Маргуз встречается в монгольских
сказаниях [6, с. 82] .Однако в имени Маргуз явно прослеживается
иранский корень «мар» — «убивать», что вполне
соответствует характеру описываемого в сказании героя.
¦ ¦ ¦
Сказание о том, как нарты оживили кость
великана, скорее напоминает сказку, однако в ней есть
эпизоды, которые в сравнительном плане могут
представлять интерес. По содержанию сказание очень древнее.
Когда после молитвы костяк оживает и превращается
в великана невиданных размеров, Сослан спрашивает
его, из какого он племени. Великан отвечает, что он из
племени гумиров, которые владели всей этой землей до
нартов, но вымерли. Слово «Гумиры» напоминает нам
киммерийцев, населявших Причерноморье до прихода
туда скифов. Скифы изгнали киммерийцев и
поселились на их землях. Хотя произошло это более чем 2500
лет тому назад, нартовское сказание сохранило
название киммерийцев, а также память о том, что те когда-то
до нартов жили на их землях.
В сказании говорится также, что гумиры жили
соком земли, нарты же питались мясом и хлебом.
В Шахнаме также до пришествия царя-тирана Зах-
хака люди питались иначе:
А люди в еде изобилья в те дни
Не ведали, мяса не ели они.
Лишь злаки да овощи в пищу им шли -
Все то, что родится из щедрой земли.
Впервые животных вести на убой
Надумал нечистый. Доволен собой,
~98~

И птиц и зверей повелел убивать,
Их мясо варить и царю подавать,
Чтоб кровью кормился как яростный лев,
Чтоб в сердце растил он свирепость и гнев.
[10, с. 44].
В нартовском сказании слышен отзвук легенд о
золотом веке, когда люди ничего не сеяли, а могли жить
лишь соком земли.
В Шахнаме также встречается яркое воспоминание
о золотом веке, хотя трактуется оно несколько иначе:
Три века так жизнь беспечально текла,
Не знали в ту пору ни смерти, ни зла;
Не ведали душу томящих тревог.
А дивов на рабство властитель обрек,
С любовью царю повинуется люд
Повсюду ликуют, пируют, поют...
[10, с.38].
Однако шло время и правитель Джамшид:
Свое осознав торжество,
Он стал признавать лишь себя одного.
[10, с. 39].
Возгордясь перед Всевышним, правитель навлек на
себя ис:вою страну погибель и был уничтожен.
Воспоминание о золотом веке, его описание в двух
эпосах существенно отличается, что в общем, не
удивительно — нартовский эпос является чисто
фольклорным, Шахнаме — авторским произведением. Однако
само наличие воспоминаний о золотом веке может
служить доказательством единых корней древнего сюжета
у осетин и иранцев.
99-

¦ ¦ ¦
В сказании о черной лисице повествуется об
охоте нартов за черной лисицей, которую одновременно
застрелили три знаменитых нарта — Урузмаг, Хамиц
и Сослан. Они стали спорить, кому должен
принадлежать черный мех. После долгих споров решили, что
присудят шкуру тому, кто расскажет самое чудесное
приключение из своей жизни.
Урузмаг поведал о своих приключенческих
превращениях в осла, потом в лошадь и, наконец, в собаку.
Хамиц рассказал о том, как его с двенадцатью
товарищами проглотила громадная рыба.
Рассказ Сослана сводился к тому, что на охоте он
сгоряча убил своего товарища. Однако тут же
раскаялся, и, пытаясь оживить его, нашел необходимое
средство для оживления. Ему удалось не только оживить
товарища, но и покойную красавицу-жену, которую он
вывел из Царства Мёртвых.
Шкура черной лисицы достается Урузмагу.
По мнению В.И. Абаева, «в мотивах чудесных
рассказов нет ничего специфически нартовского». И
обращение героя в животного, и пребывание в чреве рыбы,
и чудесное оживление животного, а затем — человека
— все эти мотивы имеют широкое распространение в
мировом фольклоре.
В Шахнаме данное сказание не имеет каких-либо
схождений.
Некоторый интерес в нартовском сказании о
черной лисице представляет упоминание зайца. По
описаниям Геродота, скифы очень любили охотиться на
зайцев. Скорее всего, в этой охоте их привлекал охотничий
азарт, а не сама добыча — заяц в этом отношении мало
что из себя представлял. Видимо, осетины сохранили
отголоски охотничьего азарта скифов.
-100-

Мотив доброго коня
В нартовском эпосе и в Шахнаме есть сюжетные
мотивы, которые не привязаны к определенным их частям
и встречаются на протяжении всего повествования.
Это, прежде всего, сюжетный мотив доброго коня,
который верно служит своему хозяину и выручает его в
самых сложных ситуациях.
В мировоззрении древних иранских народов образ
коня занимал значительное место. Коней разводили в
большом количестве, и они составляли основное
богатство древних иранцев.
Главной военной силой кочевых иранских племен
была конница. Мобильная конница позволяла быстро
покрывать значительные расстояния, экстренно
совершать манёвры. Миграция части иранских племен на
территорию Средней Азии и Иранского плато
вызвала за собой изменение хозяйственного уклада.
Переселившиеся племена стали заниматься земледелием и
оседлым скотоводством. Хозяйственное значение коня
вследствие этого значительно изменилось.
Среди кочевых иранцев хозяйственная и
культурная роль коня сохранялась на высоком уровне, и
многие культовые моменты удерживались у их потомков —
осетин — до недавнего времени. Еще Геродот указывал
на значимость коня в культовой жизни скифов и описал
некоторые ритуалы, связанные с особой ролью коня у
них [5, с. 193]. В цикле сказаний о происхождении
первых нартов говорится, что первый конь появился
одновременно с рождением Сатаны. Матерью его была
покойная дочь Донбеттыров, а отцом — конь самого
небожителя Уастырджи. Жеребенку дали имя Чесана. В
цикле сказаний об Урузмаге и Сатане описывается конь
безымянного сына Урузмага, от дыхания которого на
~101~

большом пространстве таял снег. В поединке с
огромным белым жеребцом с железным ртом он, используя
уловку хозяина, побеждает. Железноротый жеребец
падает растерзанным.
В цикле сказаний о Сослане встречается покрытый
паршой жеребенок. Сослан вначале, было, удивился,
сможет ли этот жеребенок идти вровень с его конем.
Однако потом оказалось, что тот обладает
невиданной силой. Сослан хотел даже силой завладеть им, но
хозяин жеребенка — кумский человек, оказался не из
робких и оказал Сослану достойное сопротивление. В
конце они подружились и стали побратимами.
Благодаря скакуну, Сослану удается выбраться из Царства
Мертвых. Сослан часто беседует с конем, который дает
ему мудрые советы, подсказывающие выход из
трудного положения. Убить Сосланова коня совсем непросто
— это можно сделать только стреляя под его копыта.
Черти через Сырдона разузнали об этом и убили его.
Убитый скакун советует Сослану набить его шкуру
соломой и таким образом добраться домой. Чертям
удалось поджечь Сосланова коня, однако Сослан смог
добраться домой [5, с. 193].
Особая роль копыт встречается и в Авесте, где
благая богиня Аши во время распри между туранцами и
ариями из рода Наотара пытается скрыться под
копытом могучего быка. Науке пока неясно, что означает
этот утраченный миф. Упоминание особой роли копыт
в Авесте и нартовском эпосе не случайно и восходит к
единым корням.
Под стать и герою Батразу его конь, который
обладает огромной силой и выносливостью. Он может
разговаривать, и Батраз, оказываясь в затруднительном
положении, спрашивает у коня совета. Следуя им, на-
ртовский герой благополучно минует все препятствия
и добивается успеха.
-102-

В одном из сказаний описан легендарный конь Ар-
фан, который достался Батразу от деда как наследство.
Нелегко было оседлать строптивого белого скакуна,
однако Батраз успешно справился со сложной задачей. Конь
умеет разговаривать и, подобно человеку, — мыслить и
переживать. Когда речь зашла о деде Батраза — бывшем
хозяине коня, последний прослезился, вспомнив своего
владельца. Арфан дает Батразу советы, как поступить, и,
следуя этим советам, Батраз добивается успеха.
Даром речи обладает и конь Хамица — отца Батраза.
Он не только разговаривает, но обладает умом и
мудростью. Благодаря советам отцовского коня, Батраз
успешно расправляется с убийцей скакуна — Сайнаг-алдаром.
Отцовский конь Батраза пребывает под землей, где
его спрятали семеро великанов, завалив яму скалой. Он
грызет там железные подпорки. Батраз выводит коня и
седлает его. Тот пытается освободиться от седока, но
напрасно. Убедившись, что седок достоин его, конь
успокаивается. Батраз так ударяет скакуна по его же совету, что с
боков животного кожа летит клочьями. Это одно из
условий достижения успеха в поединке с Сайнаг-алдаром.
Из всех домашних животных нарты больше всего
любили коня и собаку. Это связано с образом жизни
нартов-охотников, воинов, пастухов, коневодов.
Только в такой среде конь мог играть первостепенную роль.
Лошади в нартовском эпосе пользуются не меньшей
известностью, чем сами герои. Из всех животных в
нартовском эпосе только конь и собака введены в антро-
погонический миф, в соответствии с которым первый
земной конь и первая земная собака произошли от
небесных коня и собаки.
Первостепенная роль коня в нартовском эпосе,
унаследованная от скифов и алан, является одним из
веских доказательств иранской первоосновы нартов-
ского эпоса.
-103

Об огромной роли лошади в жизни скифов и аланов
свидетельствуют многочисленные исторические
источники. Аммиан Марцеллин пишет об аланах: «Они гонят
перед собой стада крупного и мелкого скота и пасут их;
но главный предмет их забот — лошади» [5, с. 199].
Нартам были известны различные породы
лошадей. До недавних пор у осетин существовали
предания, что нартовские лошади понимали человеческий
говор, беседовали с человеком, убивали и поедали
противников своего хозяина. Они могли действовать
сами собой и не нуждались в постоянном управлении
всадником.
В нартовском эпосе встречаются следующие
клички лошадей: Арфан, Афсург, Аласа, Дур Дур, Дул Дул,
Афсандзых, Дзындз-Аласа, Кок-Цуал и т.д.
Наиболее известные породы следующие: алп, ара-
кан, саулох, хуар, афсург, аласа, арандзал и т.д.
Как видно из примеров, некоторые из кличек на-
ртовских лошадей одновременно используются и как
названия пород. На конях нарты передвигаются не
только по земле и небу, но из одного мира в другой.
В индоевропейской мифологии коню принадлежит
особое место, объясняющееся его ролью в хозяйстве и
переселениях древних индоевропейцев. Иранские
народы в большей степени, чем другие индоевропейские
народы, сохраняли древний индоевропейский образ
жизни, и этим объясняется сохранение важной роли
коня (лошади) в их мифологической системе. Ряд
мифологических и ритуальных представлений, связанных
с конем, совпадает у древних иранцев и народов
Центральной Азии, говоривших на алтайских языках, что
отражает древние контакты между этими народами.
В Шахнаме с самого начала до конца конь
сопровождает славных иранских витязей. Образы коней из
Шахнаме настолько сродни коням из осетинского на-
-104-

ртовского эпоса, что единство происхождения
большинства из этих образов не вызывает сомнения.
В сказе о Заххаке и его отце Фирдоуси пишет, что
другим именем Заххака был «Биверасп», что означает
«имеющий много коней» (Бивер — «много», асп — «конь»).
Видимо, по данной аналогии было образовано и имя
Заратуштры, что вероятнее всего означает «имеющий
тысячи верблюдов» или «имеющий тысячи голов скота».
Наиболее знаменитым конем в поэме является
Рахш — богатырский конь Рустама с нарицательным
значением — алый, огненный. В оригинале часто дается
тавтологическое сочетание «рахше рахшан» —
блистающий Рахш. (корень «рахш» — блеск, солнце, сияние).
Рустам долго выбирал себе коня в пригнанных из
разных мест табунах. Однако ни один не мог выдержать
тяжести богатыря. Рустам уже думал, что не сможет
выбрать подходящего коня, и тут на глаза ему
попадается могучий жеребёнок, ростом со слона. Рустам
спрашивает табунщика, кто его хозяин. Тот отвечает,
что «ничего не знает об этом, однако все называют
подросшего жеребенка Рустамовым Рахшем». У жеребенка
яростная мать, которая, как лев, кидается на всякого,
кто смеет приблизиться к нему. Табунщик советует не
связываться с жеребенком, подобным дракону, и его
свирепой матерью-кобылой. Рустам, однако, не внял
советам, и накинул аркан на гнедого. Свирепая кобыла-
мать кинулась на него, но тот испустил такой львиный
рёв, что кобыла лишилась сил. Рустам ударил её
кулаком, и та убралась восвояси. Он испытал пойманного
арканом скакуна, тот даже не дрогнул, как будто и не
почувствовал веса могучего всадника:
Подумал Росшем: «Вот сидеть мне на ком,
За дело я взяться могу на таком».
Взвился, словно буря, отважен, удал,
И резво под ним огнецветный взыграл.
-105 -

Спросил от табунщика: «Этот дракон
Во сколько, скажи мне, и кем оценен?»
Ответ был: «Бери, коль Росшем ты и есть;
На нем отстоишь ты отечества несть.
[10, с. 325].
В первом же сражении Рахш показал большую
сноровку и мужество:
Вдруг, вырвав копьё, разъярён и могуч,
Взревел богатырь, словно гром среди туч.
Врага приподнял и пронзил он копьём,
И в землю воткнулось оно остриём.
Такого дотоле не видывал свет.
Как птица, на вертел воитель надет,
И Рахш его топчет всей мощью копыт,
И враг побежденный недвижим лежит!
[10, с. 333].
Следующий эпизод, где Рахш проявил свою силу,
связан с походом Рустама в страну дивов (дьяволов)
Мазандеран.
Шах Ирана Кавус со своим войском попадает в беду
в Мазандеране. По старости своих лет Заль возлагает
миссию спасения шаха и армии на ещё юного сына
Рустама, предоставляя ему самому выбрать путь. Рустам
избирает короткий, но полный опасностей путь, где ему
приходится преодолеть ряд испытаний.
Достигнув на пути тростниковых зарослей, Рустам
расседлал коня и расположился на отдых. Он не
подозревал, что оказался близ логова льва:
И в чаще уснул: мирным кровом он счёл
Обитель опасностей, логово зол.
Скрывался в тех зарослях лев: никогда
И слон не посмел бы забраться туда
~106~

К стерёгшему богатыря скакуну
Лев ринулся: раньше схвачу мол, коня,
А там и седок не уйдёт от меня.
На Рехша напал, но сверкающий конь,
Весь, вспыхнув от ярости, будто огонь,
Ногами передними зверя сразил
И в спину сражённому зубы вонзил.
Сломил он свирепого, рассвирепев,
Был в клочья растерзан поверженный лев.
Ростем силънорукий, проснувшись едва,
Близ Рехша увидел убитого льва
И молвил: «О, Рехш, безрассудный, почто
Ты бился со львом? Как решился на то?
Когда бы тебя одолел он в бою,
То шлем боевой и кольчугу мою,
Тяжелую палицу, лук и аркан
Как пеший понес бы я в Мазендаран?
[10, с. 368-369].
Подобно нартовским героям, Рустам, подстрелив
на охоте огромную антилопу, жарит шашлыки и после
еды ложится отдыхать, предупредив Рахша более ни с
кем не связываться:
И жаркий, как солнце, костёр он разжёг,
И тушу обмыл и на углях испёк.
Уселся и всласть пировать принялся,
Отламывать кости, жевать принялся,
Затем из ключа напился он опять,
И тут захотелось Могучему спать.
Горячему Рехшу промолвил Ростем:
«Ни с кем не дерись, не дружись ты ни с кем.
Коль явится недруг, меня разбуди,
Один против дивов и львов не ходи».
[10, с. 371-372].
-107-

Рустам называет Рахша своим верным другом:
... «Друг верный, скачи!
Меня неустанно, стремительно мчи!
Врага догоню, обесславлю его,
В кровавом бою обезглавлю его».
[10, с. 455].
Однажды, когда Рустам заснул после удачной
охоты, туранские бойцы не без труда похитили Рахша:
Лишь только увидели чудо-коня,
Решились его увести, полоня.
Уже за арканом аркан занесён,
Помчались наездники с разных сторон,
Но конь боевой, их завидев едва,
Навстречу кидается яростней льва.
Лягнул одного и убил наповал,
Другому он голову вмиг оторвал.
Лежит уже третий поверженный враг,
А все скакуна не осилят никак.
[11, с. 9].
Проснувшийся Рустам, не найдя любимого коня,
убит горем, и идёт на его поиски. Следы Рахша
приводят его в туранскую область Саманган. Встретившись с
ее царём, Рустам заявляет:
«Признателен буду, коль сыщешь коня,
Награды заслуженной жди от меня.
А если мой Рахш не найдётся, готов
Снести я немало строптивых голов!».
[11, с. 11].
-108-

Царь успокаивает его и обещает помочь в поисках
скакуна. Во время посещения Самангана Рустам
знакомится с дочерью царя Тахминой, влюбляется в неё,
и тут же справляется свадьба. Рустам вскоре находит
коня и возвращается в родной Иран. Рахш, таким
образом, стал косвенной причиной того, что этот брак
состоялся. Через 9 месяцев у Тахмины рождается сын
Сухраб, который повзрослев, стал могучим богатырем,
под стать своему отцу Рустаму. С многочисленными
эпизодами выбора коней в нартовском эпосе в деталях
совпадает эпизод выбора Сухрабом достойного коня:
И матери молвит отважный: «В бою
Увидишь могучую хватку мою!
Конь добрый мне нужен, булатом копыт
В стремительном беге дробящий гранит,
По резвости равный газели степной
И птице пернатой, и рыбе речной,
Который не ведал бы устали, мча
Доспехи мои и меня, силача.
Нельзя же мне пешим идти воевать,
Когда поведу против недруга рать!».
[11, с. 17].
По веленью матери Сухраба Тахмины пригоняют
табуны лошадей, но среди них витязь не может
подобрать достойного коня. Стоит ему надавить рукой на
спину коню, как у того ломается хребет. Сухраб
опечален. Тут неожиданно ему сообщают, что есть еще один
могучий конь — потомок Рахша и предлагают
богатырю испытать его:
Рукой надавил ему спину Сухраб
И видит: годится для боя, не слаб.
Погладил, растёр, оседлал он коня,
-109-

Вскочил на него быстротою огня.
Под всадником, схожим с горой Бисотуп,
Под палицей — сваей не дрогнул скакун
И молвил Сухраб, именитый герой:
«Итак, отыскался мой конь боевой»!
[11, с. 19].
Когда Рустаму заготовили ловушку, конь
почувствовал неладное и перестал слушаться всадника,
пытаясь предотвратить беду. Однако тщетно — Рустам
огрел Рахша плёткой и устремился вперед:
Рехш мнится вперед — нет иного пути,
И как не пытался от рока уйти,
Низринулся в яму, упал тяжело.
Восторжествовали коварство и зло
Мгновенно клинки в его тело впились
Ни кинуться в битву, ни бегством спастись
Растерзаны Рехшу бока...
[13, с. 320].
В нартовском эпосе известны лошади, набитые
соломой и поставленные в позу передвигающихся. У
осетин до недавнего времени существовал обычай бах-
фалдисын «посвящение коня». В далеком прошлом
осетины вместе с мужчиной хоронили и его верховую
лошадь. Считалось, что конь был необходим ему в
загробном мире. Со временем обычай «посвящение коня»
трансформировался, и уже с конца XVIII века носил
символический характер. Скакуна в полном убранстве
с ружьем и плетью покойного подводили к усопшему.
Человек, совершавший обряд посвящения, произносил
молитву и отрезал кончик правого уха коня, что
символизировало приношение его в жертву хоронимого.
Отрезанная часть уха клалась в могилу покойного. По-
110

священного коня можно было использовать
исключительно лишь ^ля верховой езды.
Похоронные обряды осетин отличаются
чрезвычайной архаичностью. Обычай посвящения коня
восходит к глубокой древности.
Сходный ритуал описан древнегреческим
историком Геродотом у скифов. Согласно ему, скифы
умерщвляли 50 коней, извлекали у трупов внутренности,
наполняли чрево отрубями и зашивали. Затем протыкали
коней толстыми кольями, надевали им уздечки с
удилами и ставили коней с умерщвленными всадниками
вокруг могилы [3, с. 31].
Древнеиранский обычай посвящения коня в
трансформированном виде описан и в Шахнаме, где Тахмина
оплакивает погибшего сына Сухраба:
Увидела сына блестящий венец -
Кровь сердца окрасила слезы в багрец.
Над троном склоняет в отнаяньи стан,
Взывает: «О царственный, стройный платан!
Велит подвести боевого коня,
Чей блеск затмевал и сияние дня,
И крепко за шею обняв скакуна,
Всех тронула, всех изумила она*
То гриву погладит, то к ней припадет,
То слезы над нею горючие льет,
И горько рыдая, подковы ему
Целует, коню огневому тому.
Вот мантия царская принесена -
Как сына, покров обнимает она.
Внесли и кольчугу по воле ее,
Лук добрый, колчан, булаву и копье,
Седло и уздечку и щит боевой -
Несчастная бьется о щит головой.
Длины непомерной аркан перед ней -
111 —

Глядит и рыдает она все сильней.
На шлем, на стальную броню поглядев.
Взывает: «О, грозный, воинственный лев!»
Меч острый Сохраба схватила, стеня
Отрезала гриву и хвост у коня.
[11, с 94-95].
Эпизод захоронения погибшего Рахша рядом с Ру-
стамом также свидетельствует о большой значимости
коня в иранском обществе. Несомненно, этот
сюжетный мотив в Шахнаме восходит к временам иранской
общности:
Был поднят и Рахш из колодца — под стать
Ему во всем мире коня не сыскать!
Трудились два дня, чтоб взвалить на слона
Огромное тело того скакуна.
ИЗабулистан весь, и Кабулистан -
Рыданий и воплей безудержных стан.
Уж негде ступить между жен и мужей,
Застывших в суровой печали своей
Два гроба подняв, на руках понесли,
Их веса не чуя, без устали шли;
В Забул десять дней шли и десять ночей,
Но мысль в голове не мелькнула ничьей
Гробы хоть на миг опустить. Плач и стон
Немолчно со всех раздавались сторон.
Гробницу замкнув, разлучились потом
С великим и доблестным богатырем
У самого входа коня погребли,
Вроет Рехша там вырыть могилу смогли
Чего от земной ты обители ждешь!
В ней счастье сперва, после — муки найдешь.
Будь хоть из железа, хоть дивом ты будь -
Ведет, как и праведных, к смерти твой путь.
~№~

Твори лишь добро на привале земном,
Блаженство познаешь ты в мире ином,
[13, с. 325-326].
Кроме персонифицированного Рахша в Шахнаме
встречается еще немало других безымянных коней.
Образ Рахша настолько яркий, богатый и значимый, что
самого богатыря Рустама часто именуют «хозяином
Рахша», не называя имени витязя. Смысл этого эпитета
в поэме всем ясен и не требует дополнительных
пояснений. Без своего Рахша Рустам немыслим в поэме.
Приведенные в качестве примера сходства образа
коня в нартовском эпосе и Шахнаме, без сомнения,
говорят о едином генезисе этого образа в обоих эпосах.
Однако следует заметить, что в нартовском эпосе этот образ
архаичней и богаче. В Шахнаме он представлен в
трансформированном виде, и мы встречаем в поэме, хотя и
богатый, но единичный персонифицированный образ коня,
удостоенный собственного имени «Рахш». В нартовском
эпосе встречается свыше десятка имен и пород лошадей,
что свидетельствует о большей архаичности нартовского
эпоса по сравнению с поэмой Шахнаме.
Образ коня сформировался у иранских народов в
глубокой древности и нартовско-иранские параллели
этого образа, несомненно, являются наследием того
времени, когда предки осетин и иранцев Ирана
составляли один народ.
Женские образы
Нартовский эпос и Шахнаме богаты женскими
обрядами.
Нартовский эпос в этом отношении занимает в
мировом фольклоре особое место.
-113

В Шахнаме женщинам отведена большая роль. Но за
небольшим исключением, они при всем том остаются,
прежде всего, носительницами чисто женского или
семейного начала. Этим, в конечном счете, определяется
сфера активности женщин в поэме. Однако это
небольшое исключение во многом является связующим звеном
женских образов в нартовском эпосе и Шахнаме.
В нартиаде из всех женских образов главным
является образ Сатаны. Все другие женщины находятся в
тени этой главной героини эпоса.
Рассказ о той или иной героине начинается обычно
с описания ее внешности. Как правило, почти все на-
ртовские женщины отличаются своей красотой.
Описательная характеристика нартовских женщин во многом
сродни описанию в Авесте богини вод и плодородия
Ардвисуры-Анахиты:
Она явилась зрима
Благая Ардви — Сура
Прекрасной юной девой,
Могучею и стройной,
Высокой и прямой,
Блестящей, благородной
В наряде с рукавами,
Расшитом золотом
Неся барсмана прутья,
Златой, четырехгранной
Красуется серьгой,
И на прекрасной шее
Надето ожерелье
У родовитой Ардви,
А талию стянула
Она, чтоб грудь казалась
Высокой и тугой.
[1,с.46].
~114~

С именем Сатаны в нартовском эпосе связаны или
целые сказания или отдельные эпизоды. В решающий
момент появление Сатаны, даже в эпизодической роли,
имеет большое значение /^ая судеб нартовских героев.
В эпосе Сатане не посвящен отдельный цикл.
Скорее всего, это объясняется особенностями эпического
творчества героического характера, когда эпос творят
богатыри-мужчины, вокруг которых развивается
сюжетный узел.
Сфера активности Сатаны не ограничивается
любовными и семейными отношениями. С Сатаной
связана вся жизнь нартов, которых нельзя мыслить без неё.
Эта нартовская героиня — центр и средоточие нартов-
ского мира. Сатана взрастила нартам двух виднейших
героев — Сослана и Батраза. Она мудра и щедра,
обладает даром чародейства и предвидения. Сатана при
помощи колдовства может вызвать снег и бурю,
принять вид старухи или молодой женщины. У Сатаны есть
волшебное небесное зеркало, и она может видеть в нем
все, что происходит на свете.
Несомненно, образ Сатаны восходит к древним
временам матриархата. По сведениям древних
историков, у предков осетин — сарматов- женщины занимали
высокое общественное положение. История
сохранила некоторые имена выдающихся женщин у древней-
ранских народов: сарматская царица Амага (Полиен),
скифская царица Томирис (Геродот), массагетская
царица Зарина (Ктесий) [6, с. 39].
Нартовская Сатана является «родной сестрой»
этих выдающихся женщин, и по ее образу мы можем
предположить, какие функции несла древнеиранская
женщина. Кроме Сатаны, в нартовском эпосе немало
других женских образов (Дзерасса, Агунда, Акола, Бе-
духа, Эльда и др.). Однако ни одна из них по своему зна-
~115~

чению, размаху и жизненности не может сравниться с
Сатаной.
О глубокой архаичности образа Сатаны могут
свидетельствовать некоторые важные поведенческие
мотивы этой героини, которые не всегда вписываются в
социально-этические нормы жизни осетин последних
столетий. Однако эти поведенческие мотивы
наблюдались в обычаях и нормах жизни предков осетин —
скифов, сарматов и аланов. Например: брак Сатаны со
своим братом Урузмагом, периодическая неверность
Сатаны Урузмагу и т.д.
В.И. Абаев сводит брак сестры с братом к чисто
мифологическому началу и подвергает сомнению реальное
существование подобных браков. Однако, по сведениям
древних историков, среди скифских племенных вождей
подобные браки были реальностью. Считалось, что
титул вождя можно по наследству передавать только тому,
у кого и отец и мать благородных царских кровей,
предпочтительнее всего — брат и сестра. Скорее всего, сам
этот обычай имеет мифологическое начало.
В Шахнаме также встречается большое количество
женских образов. Однако в поэме нет ни одного
женского образа, который бы по яркости и значимости мог
сравниться с образом нартовской Сатаны.
В Шахнаме сфера активности женщины в основном
ограничивается кругом любовных и семейных отношений.
В героической части поэмы ярко представлен образ
красавицы Рудабы, дочери кабульского царя Мехраба:
«Такуюрастит он красавицу-дочь,
С которой и солнцу тягаться невмочь,
Как будто из кости слоновой она,
Как утро, прелестна, как тополь, стройна.
~116~

Она затмевает светило ночей;
Как сад расцветающий, взор веселит.
[10, с. 176].
Описание красоты Рудабы во многом совпадает с
описанием красоты нартовских женщин. Сравнение
красавиц с солнцем и луной является излюбленным
мотивом двух эпосов, и, возможно, он сформировался
во времена иранского единства.
Рудаба влюбилась в Заля заочно, будучи наслышана
о его силе и отваге. Сам Заль также, хотя и никогда не
видел Рудабу, пламенно в нее влюбился, наслышанный о ее
красоте. После тайного свидания, влюбленные хотят
пожениться, однако существуют серьезные препятствия:
Рудаба является дочерью одного из туранских царей,
Заль же является иранским богатырем. Иран и Туран
находятся в состоянии вражды, порой перерастающей
в кровопролитную войну. Уладить дело взялась мудрая
жена Михраба Синдухт. Благодаря уму и находчивости,
она сделала то, что не удавалось сделать даже
правителям. Синдухт не только предотвратила грядущую войну,
но и организовала свадьбу дочери с ее возлюбленным За-
лем. Она — одна из немногих женщин в поэме, мудрость
и отвага которой обращают на себя внимание читателя.
За мудрой Синдухт отрадил он послов
И много сказал ей приветливых слов.
.Подруга премудрая, — молвил он ей, -
Рассеяна тьма светлой мыслью твоей.
Тобою с героем союз заключен,
Владыки приходят к нему на поклон
Сумела ты делу начало найти
Не хуже сумей до конца довести.
Все сделай, как должно: тебе вручены
Венец и престол, и богатство страны.
[11, с. 246].
~117~

Синдухт своими действиями напоминает нартов-
скую Сатану. Наряду с Гурдией, о которой речь пойдет
ниже, образ Синдухт является реликтом образа
женщины древнеиранского общества.
С Синдухт, как видно из отрывка, её супруг-царь
Михраб не только советуется, но /^ля лучшего решения
дела он на время передает ей венец и престол. Синдухт
успешно справляется с возложенной на ней задачей. В
нартовском эпосе также не только Урузмаг, но и
другие нартовские герои в сложный безвыходный момент
ищут совета у мудрой Сатаны, и она, как всегда,
подсказывает им выход из сложившейся ситуации.
С образом Рудабы сходны и большинство других
женских образов в поэме. Несколько особняком в поэме
стоит образ Судабы — жены шаха Кавуса. Судаба
загорается страстью к своему юному пасынку Сиавушу и
пытается склонить его к прелюбодеянию. Не добившись
цели, она во всеуслышание возводит на юношу
обвинение в покушении на ее честь. Шах Кавус легко
убеждается в невиновности сына, но для оправдания его в общем
мнении принимает совет ученого старца подвергнуть
Сиявуша древнему способу испытания обвиняемого
огнем. Сиавуш успешно проходит это испытание.
Особо выделяется в Шахнаме образ отважной
иранской девушки-воина красавицы Гурдафарид,
которая после позорного поражения брата в поединке с
Сухрабом сама не побоялась выйти на схватку, спрятав
косу и надев воинские доспехи:
Услышала дочь Гождехема о том,
Что сдался Хеджир, побежденный врагом,
И вздрогнула дева, как смерть побледнев,
Вздох тяжкий исторгли обида и гнев.
Душа ратоборца была ей дана,
118 ~

Молва прославляла её издавна.
Ей Гордаферид было имя, в борьбе
Не знала отважная равных себе.
В шафран обратились тюльпаны ланит -
Такой за Хеджира терзал её стыд.
Исполнясь отваги в решительный нас,
В доспехи воителя вмиг обланась,
Запрятала косы в румийский шелом,
Завязки кольчуги скрепила узлом,
Кушак затянула, как муж на войне;
Покинув твердыню, на вихре-коне
Несется отважная Гордаферид,
И клин её грозный над полем летит.
[11, с. 23-24].
В поэме есть еще упоминание об отважной дочери
Рустама Гошесп-бану. Однако о ее подвигах ничего не
говорится в поэме.
Нартовские женщины также иногда выступают в
сугубо мужских ролях. В сказании «Нарты и
Черноголовые уаиги» повествуется, как нартовские девушки
во главе с красавицей Агундой, сменив свою одежду на
мужскую и вооружившись, выступили в поход. В это
время в страну нартов ворвались Черноголовые уаиги.
Они угнали стада и табуны нартов с пастухами и
табунщиками и увезли богатства нартов. Мудрая Сатана
заиграла йа золотой свирели, чтобы сообщить девушкам о
беде. Те, не медля, повернули обратно. В одном ущелье
они настигли Черноголовых уаигов и начали сражаться
с ними. Бой длился три дня и три ночи, но никто не мог
одолеть другого. Тогда старший уаиг предложил
решить исход боя единоборством. Вызов приняла Агунда
и вступила в поединок с великаном:
Вначале сражались пиками, однако скоро пика
великана переломилась пополам. Затем стали биться ме-
-119 -

нами, но меч Агунды выпал из её рук. Великан проявил
благородство и тоже бросил меч. Противники
схватились в единоборстве. Во время борьбы у Агунды с
головы слетел шлем и уаиг, узнав в своем противнике
женщину, прекратил бой...
Это единственное сказание в нартовском эпосе, где
сохранился отзвук мотива амазонок. Ход сражения и
его финал поразительно напоминают поединок между
Сухрабом и Гурдафарид в Шахнаме:
«1Ье витязи, где предводитель у вас?
Кто полный отваги воитель у вас?
Кто, равный чудовищам глуби речной
Захочет помериться силой со мной?»
Наездница лук оснастила, и вот
Под тучею стрел смертоносных Сохраб,
От них даже птица спастись не могла б.
И видит он: рати опасность грозит,
Бойца за бойцом неизвестный разит.
Тогда уязвленный, томимый стыдом,
Неистовой жаждою мщенья ведом,
Огромным щитом заслоняясь от стрел
Навстречу врагу богатырь полетел,
И яростью гордое сердце горит.
Поспешно повесила Гордаферид
Свой лук на плечо: разогнав скакуна,
Как птица взвилась и рванулась она
К Сохрабу: напрягши поводья своё,
Воителю в грудь устремила копьё.
От этого натиска рассвирепев,
Сохраб зарычал, словно яростный лев.
И сам, с быстротой грозового огня,
Узду натянул, бурно вздыбил коня,
Своим смертоносным огромным копьем
-120-

Сплеча размахнулся, стальным острием
Ударил, и панцирь мгновенно пробит,
Но сердцем не дрогнула Гордаферид.
Её совлекает с коня великан, -
Так мяч похищает проворный човган.
Но всадница, сбитая наземь с седла,
Булатом копьё удальца рассекла,
В седло боевое вскочила опять.
Однако сражаться ей дольше невмочь;
Коня повернула и ринулась прочь.
Боец буйным бегом дракона-коня,
Ты скажешь, сиянье похитил у дня;
Пыль черную к небу взметая столбом,
Летит, настигает, срывает щелом...
И вдруг по кольчуге скользнула коса;
Как солнце, девичья сверкнула краса.
И видит он: дева пред ним — не боец.
[11, с. 24-25].
\/ Значительные совпадения образов Агунды и
Гордафарид могут свидетельствовать об их едином
происхождении. Мифологический образ женщины-
воительницы сформировался в древнеиранскую эпоху.
Нартовский эпос и Шахнаме донесли до нас этот образ.
Высокий статус Сатаны определяется в нартовском
эпосе не только щедростью и хлебосольством, но и
умом и мудростью. В этом отношении аналогом нартов-
ской Сатаны является сестра витязя Бахрама — Гордие.
Боевой вождь Бахрам, правнук Сиавуша, в сложных
ситуациях обращается к своей сестре:
Берег предводитель в чертоге своем
Сестру молодую с высоким умом.
А звали разумницу ту Гордие
Бахрам утешение черпал в сестре.
[15, с. 306].
-121

Характерно, что мудрая советчица нартов Сатана
при всех своих достоинствах и дарованиях все же не
верховодит. Её советов просят, к ним прислушиваются
и родичи, и все нарты. Все признают её
проницательность. Но в публичных обсуждениях общественных дел
она не участвует. Решения принимаются без её
присутствия. В Шахнаме Бахрам также советуется с сестрой,
но и она, подобно нартовским женщинам, не
присутствует на собрании мужей. Гордие сидит за завесой и
ведет речь оттуда:
Всё слышала та за завесой своей
И вспыхнуло негодование в ней.
К собранью тому обращает слова,
В устах её древняя мудрость жива.
До брата лишь голос сестры долетел
Молчаньем ответил, прервать не хотел.
Безмолвие также избрали тогда
Ирана мужи, опасаясь вреда.
«О, знатные, — молвит мужам Гордие, -
Вы все, что взыскуете средства в беде!
Ответствуйте, что ж растерялись вконец,
Почто угасили кипенье сердец!
Наставлю мужей, хоть сама я не муж,
Не столь и моложе я брата к тому ж.
По ветру деянья отцов не развей.
Совет мой отвергнешь — потом не жалей!
[15, с. 310].
Толкуют мужи: «С чистым сердцем жена!
Правдивые речи держала она.
По книге, сказал бы, читает закон,
Сам ею премудрый Джамасп превзойден»
[15, с. 310].
-122-

В нартовском эпосе Урузмаг, возвращаясь домой,
делится с Сатаной своими мыслями и тревогами,
чтобы та дала какой-нибудь дельный совет, нашла выход
из сложной ситуации. То же самое видим в Шахнаме,
где вернувшийся домой Бахрам делится своими
мыслями с сестрой:
Как только сестра услыхала, что брат,
С владыкою встретясъ, примчался назад,
Венец драгоценный отбросила вмиг,
Поспешно окутала плечи и лик
Покровом — покорности знаком. Бежит
Навстречу, а сердце тревога крушит.
«Поведай, воинственный! — так начала,-
Как встреча с Хосровом твоя протекла?»
[15, с. 341].
Гордие не только умна и прозорлива, но и отважна
и искусна в боевых искусствах:
Сказала: «Вовек да не меркнет твой свет!
Доставить вели скакуна под седлом,
Доспехи воителя — панцирь, шелом,
Копье богатырское, крепкий аркан
И стрелами туго набитый колчан».
[15, с. 455].
Эти качества, присущие сарматским женщинам-
амазонкам, не свойственны большинству нартовских
женщин, в том числе и мудрой Сатане. Лишь в сказании
«Нарты и Черноголовые уаиги» встречаются одетые в
доспехи храбрые нартовские девушки во главе с Агундой.
Интересен также эпизод испытания Гордии на
крепость к вину:
Отважный владыка промолвил затем:
«О, ты, что себя не печалишь ничем!
Теперь погляжу, против чаши вина
~\2Ъ~

Окажешься ныне слаба иль сильна»?
И нашу, налитую царским вином,
Жена-богатырь принимает потом,
Та, коей был сам Ахриман устрашен;
Взор витязя каждого к ней обращен.
Всю разом за здравье вождя испила,
Родник осушить золотистый смогла
[15, с. 456].
В нартовском эпосе нет подобного эпизода. Однако,
по сведениям историков, у древних иранцев женщины
могли потреблять опьяняющий напиток в ритуальных
целях, что, вероятно, находит отражение и в Шахнаме.
При жизни Фирдоуси утвердившийся ислам запрещал
потребление вина (тем более женщинам). Но
воспоминания о древнем иранском обычае были настолько
прочны, что Фирдоуси включил в повествование
эпизод испытания вином.
¦ ¦ ¦
Явную аналогию с нартовским эпосом мы видим и в
эпизоде празднования весеннего праздника Фарвардин.
Гордие замыслила выбить себе подарок от супруга
Хосрова — целый город Рей, жители которого страдают
от насилия злого наместника. Прямо заявить об этом
она не могла — правитель мог разгневаться и наказать
ее за дерзость.
Гордие устраивает забавную потеху для Хосрова и
тот, развеселившись, в прекрасном настроении, идет
навстречу желаниям Гордие:
Наполнил уста повелителя смех,
На лицах от этого радость у всех.
«О, чистая сердцем! — сказал Гордие, -
Поведай теперь, что желанно тебе»
124-

Ему хитроумная молвит в ответ:
«Владыка, которому равного нет!
О милости вспомни, мне Рей подари,
Надеждой несчастных сердца озари».
[15, с. 459-460].
Нартовская Сатана также часто, используя
хитрости и уловки, деликатно доводит свое мнение до Уруз-
мага. Тот, сражённый её находчивостью и хитростью,
приходит в хорошее расположение духа и уступает
желаниям супруги.
Данный сюжетный мотив широко распространен в
мировом фольклоре, поэтому однозначно говорить об
единстве его генезиса в нартах и Шахнаме затруднительно.
Образ кузнеца в Нартах и Шахнаме
Одним из главных героев нартовского эпоса
является небесный кузнец Курдалагон. Кузнечное дело
в нартовском эпосе окружено особым ореолом.
Курдалагон изготовляет боевые доспехи, снаряжение,
чинит поврежденные в боях черепа нартов, подковывает
их коней, закаляет нартов. Он изготовил плуг для них.
У Курдалагона очень хорошие отношения с нартами, у
него нанебе подолгу гостят именитые герои. Небесный
кузнец сам участвует в нартовских застольях.
У осетин считалось, что с общественных пиршеств
или поминок сельским кузнецам следует выделять
долю, иначе не миновать гнева Курдалагона. На
пиршествах провозглашали специальный тост в честь
Курдалагона и за здоровье кузнецов-односельчан. Сами
кузнецы ежегодно приносили в жертву Курдалагону
барана и просили его об успехах в работе.
125

Большой популярностью пользуется также другой
нартовский кузнец — Сафа. В осетинской мифологии
он является также божеством домашнего очага,
создателем и покровителем надочажной цепи, подаренной
им людям и считавшейся самым священным предметом
осетинского дома. С именем Сафа и надочажной цепью
у осетин связаны многие обычаи и обряды, в частности
— примирение кровников и обряд принесения клятвы.
Клятва, данная именем Сафа, считалась священной.
Характерно, что небесный кузнец оказывает
помощь в рамках кузнечного дела и закалки не только на-
ртовским героям, но и их врагам, то есть Курдалагон
принадлежит не одному нартовскому роду, а всем
нартам без исключения.
Замечательный образ героя-кузнеца Каве создан в
поэме Шахнаме. Каве не является небесным кузнецом,
в его образе нет ничего мифологического. Но именно он
является инициатором восстания иранцев против
тирании Заххака. Придворные советуют правителю не
выпускать Каве из дворца, когда тот пришел искать правду, а
немедленно казнить. Заххак отвечает им следующее:
«Внемлите, о нуде поведаю вам.
Когда я Каве средь дворца моего
Увидел и голос услышал его, -
Вдруг что-то меж этим пришельцем и мной
Как будто железною встало стеной.
Лишь бить по своей голове стал кузнец,
О диво! — он дух сокрушил мне вконец.
Не знаю, него от грядущего ждать;
Нам тайны небес не дано разгадать.
[10, с. 63-64].
Кожаный передник кузнеца стал знаменем борьбы
против «ахримановой» тирании, а в дальнейшем —
знаменем всего иранского государства:
-126-

Из кожи передник, что в утренний нас
Кузнец надевает, за молот берясь,
Срывает Каве, прикрепляет к копью,
И пыль на базаре встает, как в бою
Передник тот — кожи нестоящий клок -
Друзей и врагов различить им помог.
И кожу, что поднял кузнец на копье,
Царь знаменем сделал, украсив её
Румийской парчой, ослепляющей взор:
На золоте чистом алмазный узор.
Почтил её царь, добрый видя в ней знак.
Вознёсся, как месяц, сияющий стяг.
Он был золотист, и лазорев, и ал,
Владыка его кавеянским назвал.
И каждый, на трон восходивший потом,
Всё множил каменья на знамени том.
И молотобойца передник простой
Невиданной в мире блистал красотой
В парче и в шелках удивительный стяг
Сиял, разгоняя томительный мрак.
Сказал бы, то солнце в глубокой ночи
Взошло, разливая надежды лучи.
Пора кузнецам приниматься за труд,
Пусть палицу мне боевую куют.
И вот уж заказ исполина готов.
Как яркое солнце, горит булава;
Снесли его шаху, закончив едва.
[10 с. 64-66].
О значимости кузнечного дела у древних иранцев
говорит и наличие в зороастризме особого божества
Хшатра Варья (достойное могущество) — покровителя
металлов и металлургии.
127-

Зороастрийское Хшатра Варья соответствует
осетинскому Курдалагону и является абстрагированным
мифологическим божеством.
Нартовский Курдалагон является
полумифологизированным образом, который, хотя и пребывает на небе,
непосредственно общается с нартами и часто участвует
в пиршествах.
Иранский кузнец Каве из Шахнаме лишен какой-
либо абстракции и мифологизма. Сохраняя в своей
исторической памяти высокую значимость кузнечного
культа у предков, иранцы придали особую значимость
кузнецу Каве в своем фольклоре, лишив этот образ
мифологических черт и полностью персонифицировав
его. Зороастризм же отражает наиболее древние мифы
и легенды о кузнечном деле и его покровителе,
возможно, даже восходящие к индоевропейскому началу.
По существу зороастризм, нартовский эпос и
Шахнаме воспроизводят последовательные этапы развития
образа кузнеца и кузнечного дела у иранских народов:
а) мифологический абстрактный покровитель
кузнецов Хшатра Варья (зороастризм);
б) полумифологизированный,
полуперсонифицированный небесный кузнец Курдалагон (нартовский эпос);
в) полностью персонифицированный кузнец Каве,
поднявший народ на восстание (поэма Шахнаме).
Образ «обожествленного кузнеца» — бога огня и
кузнечного дела -характерен для древних
индоевропейских традиций.
В Шахнаме древний индоевропейский
мифологический образ трансформировался в реального кузнеца-
мастера огня и кузнечного дела. Однако историческая
память народа, сохранявшая значимость кузнечного
дела и кузнецов в обществе, наделила реального кузнеца
Каве функциями освободителя народа от тирании
дьявольского правителя. Из содержания поэмы вытекает,
-128-

что роль Каве в становлении Иранского государства не
ниже, чем Фаридуна, возглавившего восстание.
В Шахнаме есть упоминание и о мифическом
кузнеце, властителе Хушенге:
Сначала, к Познанью направив труды,
Владыка железо исторг из руды;
Основой тогда процветания стал
Блестящий, из камня добытый металл.
Царь создал мотыгу, топор и пилу,
Начало кузнечному дал ремеслу.
[10, с. 28].
Во время схватки с драконом этот же мифический
царь смог постичь тайну добывания огня и поделился
этой тайной с людьми:
Он, камень, схватив, бурно ринулся в бой;
Взмахнул им во всю богатырскую мочь;
Отпрянуло чудище, кинулось прочь.
Ударился камень о крепкий гранит, -
Гранит раскололся, и камень разбит.
И брызнул огонь из осколков камней,
Стал темный гранит багряницы красней.
Дракона могучий Хушенг не настиг, -
Но тайну огня разгадал он в тот миг.
Железом в кремень ударяют с тех пор,
Чтоб искра, сверкнув, разгорелась в костер.
Рад дивному свету тому и теплу,
Вознес миродержец Изеду хвалу;
Божестаенным даром огонь называл,
Людей поклоняться ему призывал.
[10, с. 29].
Еще в индоевропейскую эпоху кузнечное дело и
кузнецы приобрели особую значимость. Об этом можно
-129-

судить хотя бы по наличию у древних индоевропейцев
повозок и колёсного транспорта, производство
которых предполагает определенный уровень металлургии.
В мифологии индоевропейских народов кузнец —
персонаж, наделенный сверхъестественной созидательной
силой. Кузнец может создавать не только любые орудия
из разных металлов, но и волшебное оружие героев. Он
связан с огнём и чаще всего воплощает небесный огонь,
обитая на небе. Как воплощение стихии огня кузнец
противостоит воде. Каве в персидском эпосе Шахнаме
выступает как противник дракона Заххака. Осетинский
Курдалагон более нейтрален в этом отношении, он
порой помогает и противникам нартовских героев.
Однако сфера деятельности Курдалагона не выходит за
пределы трех нартовских обществ. Мифологическое
противостояние кузнеца и дракона сохранилось в
осетинском обычае кузнецов делать по наковальне
дополнительно один удар, способствующий укреплению
цепей, которыми дракон якобы прикован к скале.
Прямые аналогии образа кузнеца в нартовском
эпосе и Шахнаме не просматриваются. Однако в обоих
случаях истоки этого образа, несомненно, восходят к
индоевропейской эпохе и имеют единый генезис.
Искусство охоты у иранских народов
Одним из нартовских героев является небожитель
Афсати, «хозяин» благородных диких животных,
покровитель охотников. Он — обладатель чудесной золотой
свирели. Афсати молились охотники о счастливой охоте.
В.И. Абаев придерживался мнения о кавказском или
фрако-фригийском происхождении этого
мифологического образа. Однако позднее известный исследователь
-130-

нартовского эпоса Т.А. Гуриев выдвинул теорию об
иранском происхождении названии этого божества и
представил иранскую этимологию слова Афсати. По мнению
ТА. Гуриева, имя древнего хозяина скота Афсати
произошло от слов рази «скот» и рай, раШ «хозяин»,
«господин», «протектор». В качестве сравнения Т.А. Гуриев
приводит название известного древнеиндийского божества
Разирай — «хозяин», божество диких животных [16, с.
10-20]. У древних индоевропейцев охота имела большое
хозяйственно-ритуальное значение, и с ней были
связаны разные суеверные представления, в том числе — та-
буирование отдельных слов во многих индоевропейских
языках и замена их эвфемистическими образованиями с
почти одинаковой семантикой. Охота долго оставалась
одним из видов хозяйственной деятельности и в
условиях развивающегося земледелия и скотоводства.
Охотничья деятельность служила как /^ая добывания пищи, так и
для целей охраны хозяйства от диких животных.
У осетин охота являлась одним из древнейших
занятий. Историк Аммиан Марцеллин сообщает об
аланах как о больших любителей охоты:
«С целью... охоты они доезжают до Меотийского
озера и Киммерийского Боспора, даже до Армении и
Мидии» [5, с. 199].
Охота не оказывала существенного влияния на
бюджет семьи, однако все же служила неплохим
подспорьем в хозяйстве осетин.
Наряду с практическим значением она вызывала у
осетин и спортивно-любительский интерес.
Большими любителями охоты являются и герои
Шахнаме. Искусным охотником был Рустам:
Охотиться вышел боец-великан;
Онагра большого как слон повалил,
Сняв кожу, на части его разделил,
~\Ъ\~

И жаркий, как солнце, костёр он разжег,
И тушу обмыл и на углях испёк.
[10, с. 371].
Метнул свой невиданно-длинный аркан
И тотчас онагра поймал великан.
Вот искру стрелой своей высек Ростем,
Из сучьев костёр распалил и затем,
Добычу добив и зажарив в золе,
Уселся один пировать на земле.
Ел мясо, откидывал кости: ни стол
Ему тут ни надобен был, ни котел.
[10, с. 368].
Охота была любимым занятием и Сухраба:
Равнина пред ним на просторе легла,
Онагры там носятся, нет им числа.
От радости вспыхнув, к охоте готов,
Коня погоняет Даритель венцов
Немало онагров ездок удалой
Сгубил булавою, арканом, стрелой.
Из хвороста после костёр он развел,
И выбрав ему приглянувшийся ствол,
Могучей рукою тотчас ухватил
И вырвал, и в вертел его обратил.
Онагра огромного, легче пера
Вращая, изжарил на углях костра,
Съел целую тушу, пируя один,...
[11, с. 9].
Особую страсть к охоте испытывал легендарный
правитель Бахрам-Гур. С ним связано большое
количество легенд, где описаны его приключения на охоте.
И если Рустам, Сухраб и предыдущие герои охотились
-132-

больше ради утоления голода, то Бахрам Гур —
исключительно по причине охотничьего азарта. Он так
безудержно истреблял диких зверей, что получил
порицание мобедов.
«О, царь Солнцеликий, — промолвил мобед, -
К себе у тебя капли жалости нет!
Львиц наша полна, да к тому же таких,
Что кормят детенышей малых своих...»
[14, с. 286].
Объектом охоты чаще всего являются онагры, реже
— львы или вепри. Охотничье искусство считалось у
иранцев доблестью. Никакого божества или
покровителя охоты в поэме нет. Однако ее роль и общественная
оценка в Шахнаме весьма напоминает нартовский эпос.
В двух сравниваемых эпосах нет указания на
хозяйственное значение охоты. И нарты, и герои Шахнаме
охотятся, как правило, во время походов, где они
проводят большую часть своего времени. Нарты в
походных условиях весьма искусно и быстро готовят на
костре еду из дичи. Такой же сноровкой обладают и герои
Шахнаме, при этом способы приготовления дичи
почти совпадают. Охотой увлекались и скифы, которые, по
описаниям историков, тоже умели быстро приготовить
еду из дичи. Способ приготовления был почти таким
же, каку нартов и иранцев из Шахнаме. Все это
является убедительным доказательством того, что сюжетный
мотив охоты в нартовском эпосе и Шахнаме восходит к
единым древнеиранским корням.
Широкое распространение охоты среди скифов и
других иранских народов, а также ясная и бесспорная
иранская этимология названия бога охоты нартов Аф-
сати делает бессмысленными попытки искать на
стороне корни нартовского сюжетного мотива охоты.
-133 -

Богоборчество
Сокрушив всех противников, нарты возгордились и
решили померяться силами с самим богом. Однако они
не знали, как это сделать, и тогда коварный Сырдон
посоветовал: «Рассердите его, и он сам к вам явится». Он
же научил их, как это сделать — перестать упоминать его
имя и сделать высокие двери, чтобы не нагинаться, иначе
бог может принять вынужденные поклоны в свой адрес.
Бог попытался образумить нартов, однако тщетно.
Нарты продолжали стоять на своем. Тогда бог
предложил им выбор: либо вечная жизнь, но без славы, либо
смерть, но вечная слава. Нарты предпочли вечную
славу вечной жизни. После этого бог поразил нартов
недородом, и они все погибли. Есть вариант, согласно
которому под ними разверзлась земля и поглотила их.
Данное сказание — наиболее яркое проявление
богоборческого мотива в нартовском эпосе. Этот же мотив
ярко выражен и в цикле Батраза. Встречается он и в
сказаниях о Сослане, где тот ведет борьбу с колесом Бальсага.
В Шахнаме богоборческий мотив выражен не столь
красочно, как в нартовском эпосе, который в этом
отношении представляет исключительное явление в
фольклоре не только иранских народов, но и в
мировом. Нартовские герои, а в конце и все нарты, вступают
в бескомпромиссную схватку с небожителями.
Примечательно то, что симпатии сказителей явно на стороне
святотатствующих нартов. Удивительно, как
богобоязненные осетины вообще могли сохранить эту часть на-
ртовских сказаний.
В Шахнаме богоборческий мотив сравнительно прост
и не столь бескомпромиссен. Касается этот мотив лишь
нескольких правителей, которые возгордились и были
за это наказаны. К их числу относятся правители Джам-
-134-

шид и Кавус. Царствование Джамшида — мифический
золотой век, когда люди не знали нужды и забот, когда
не было ни болезней, ни старости, ни смерти. Но именно
в этом скрывалась причина гибели Джамшида, который
возгордился и попал под влияние Ахримана:
Шло время. Свое осознав торжество,
Он стал признавать лишь себя одного.
Владыка, что свято создателя чтил,
В гордыне свой дух от него отвратил.
Мобедов, вельмож, окружавших престол,
Он речью такой в изумленье привел.
«Царить над вселенною — вот мой удел.
Немало свершил я блистательных дел.
Искусства и знанья живительный свет
Я первый зажег, мне подобного нет.
По-новому мир я устроил земной;
Таков он, как было начертано мной.
Не я ль вам одежду и злак даровал,
Довольство, обилие благ даровал,
Прославлен я всем человечеством сплошь;
Где в мире второго такого найдешь?
Я тайну целебных бальзамов познал,
Болезни и смерть от людей отогнал.
Пусть в мире немало державцев иных.
Кто, кроме меня, спас от смерти живых?
Дар дивный бессмертия мною вам дан;
Служить кто не станет мне — тот Ахриман.
А тот, кто мне предан, мой подвиг ценя, -
Создателем мира признает меня».
Собой пред всевышним творцом возгордясь,
Навлек на себя он погибель тотчас.
[10, с 39].
Джамшид утратил помощь и поддержку Ахура Маз-
ды. На земле вспыхнули раздоры. Джамшида свергли,
-135 -

и всё его царство захватил Заххак, который сразу же
оказался в дьявольских путах Ахримана. По его
наущению Заххак установил в Иране обстановку тирании.
Конечная цель Ахримана — сгубить человечество.
Ценой огромных усилий народу удалось свергнуть тирана.
Решающую роль в этом сыграл мужественный кузнец
Каве, поднявший народ на восстание.
Гордыня обуяла и другого иранского царя Кавуса,
который хотел долететь до небес, чтобы даже на
ангелов глядеть сверху:
Привязаны мощных четыре орла
К престолу — то воля владыки была.
Воссел на престол он гордыней ведом,
Тщеславьем своим опьянен, как вином.
Царь, видно, хотел до небес долететь,
Чтоб даже на ангелов сверху глядеть.
Еще говорят, оттого он взлетел,
Что в битву вступить со Стрельцом захотел.
[10, с. 438].
Полет кончается падением, и Рустам находит
своего повелителя увязшим в болоте у моря.
Малоразвитость богоборческого мотива в Шахна-
ме по сравнению с нартовским эпосом очевидна, но она
закономерна. Нартовский эпос формировался в
период, когда религиозные воззрения только начали
формироваться. Божества еще похожи на людей, тесно и
прямо общаются с ними.
Шахнаме же отражает эпоху, когда четко
сформировались религиозные воззрения, основанные на
дуалистической концепции — добрый бог (Ахура Мазда) и
злой бог (Ахриман). Вся положительная деятельность
человека — это борьба против злого бога Ахримана
136-

и помощь доброму богу Ахура Мазде. Богоборческий
мотив в поэме сводится исключительно к нарушению
этой основополагающей концепции. Сам же мотив
богоборчества весьма архаичен и восходит ко времени
иранского единства. Нартовский эпос и Шахнаме
отражают последовательные этапы развития этого мотива.
Богоборческие мотивы часто встречаются в
мировом фольклоре. Однако не следует, по нашему мнению,
искать корни богоборчества нартов за пределами
мифологии иранских народов. Аналогии этого мотива в
нартовском эпосе и Шахнаме являются свидетельством
его единых древнеиранских корней.
Аланы и Шахнаме
Завершаются нартовские сказания гибелью нартов.
Финал закономерен, ибо и в реальности кочевая часть
древних иранцев, с которыми мы склонны
ассоциировать нартов, в результате своего общественного
развития двигалась в сторону регресса. Скифы (саки)
занимали в свое время огромную территорию, были
мощнейшей группой племён древности, они порой решали
судьбы великих держав античности и влияли на ход
истории. Сарматы заметно утеряли эту роль, хотя
великие державы античности продолжали серьезно
считаться с ними. Поздние аланы играли локальную роль и
на развитие истории уже не оказывали существенного
влияния. Потомки алан — осетины оказались
малочисленным народом, которому порой грозило
исчезновение. Роль осетин свелась к минимуму даже в пределах
Кавказа. Видимо, этот регресс и нашел свое отражение
в сказании о гибели нартов.
-137-

В поэме Шахнаме аланы упоминаются неоднократно:
Аланов страну и Терне поручил
Аохраспу, воскликнув: «Исполненный сил!
Пусть грозной громадой,ведома тобой,(Рустамом)
Отборная конница ринется в бой!»
А там, где проходит Лохрасп-исполин,
[12, с. 200].
Склоняется каждый пред ним властелин.
Ты землю аланов, Хазарский весь край,
Отныне владением нашим считай.
[14, с. 255].
И горный Дербенд, и аланов страну
Аохраспу отдам я, закончив войну.
До Кафа, до тех величавых хребтов
Всем будет владеть безраздельно Хосров.
Ты войско и стяг, и броню ему дал (Аохраспу)
И в землю аланов сражаться послал
Он воин безвестный, безродный. О шах,
Не слыхивал я о подобных царях!
[12, с. 529].
В эпоху создания Шахнаме аланы были
влиятельным народом на Кавказе, и иранцам нередко
приходилось иметь дело с ними. Разумеется, Фирдоуси не знал о
генетическом родстве иранцев и аланов и, основываясь
на народной памяти, отразил в своей поэме некоторые
моменты ирано-аланских отношений:
Меж тем размышлял Менучехр: «Воевать
Раздумает Сельм. Верно, двинет он рать
К стенам Эланана; про славу и честь
Забыв, поспешит он в твердыне засесть.
Твердыня коль станет препоной ему,
~138 -

Оттуда не выбить его никому:
Ту крепость высокую — чудо-земли -
Из водных глубин колдовством вознесли -
Обилие благ наполняет его
И птица Хомай осеняет её.
[10, с. 139].
В Шахнаме под названием Эланан подразумевается
«крепость аланов». Скорее всего, речь идет о
Дербентской крепости на Кавказе.
В поэме повествуется, что во времена Сасанидов алан-
ский царь якобы даже претендовал на престол Ирана:
Лишь весть о кончине царя разнеслась,
Дошла до вождей именитых, — тотчас
Элана глава, царских войск пехлеван,
Воинственный, златовенчанный Шугнан,
Биверд — все сказали: мол, царство мое,
От праха до звезд все пространство — моё!
[14 с. 216].
В реальности аланы никогда не претендовали на
иранский престол. Правда, существовала легенда,
согласно которой Сасанидский правитель Хосров Парвиз
был сыном блудницы и воспитывался по закону курдов,
т.е. свободных и необузданных людей. Под ними,
скорее всего, подразумевали аланов, ибо Хосрова Парви-
за называли Алан-шахом. При Сасанидах алан-шахами
назывались правители области, расположенной в
Закавказье между Курой и Араксом.
В осетинском фольклоре сохранилось слово «ал-
лон», вкладываемое обычно в уста великанов. Речь шла
о народности самого героя (в осетинском нартовском
эпосе — осетина). Следовательно «аллон» является
одним из самоназваний осетин в прошлом. Так осетин
называли и многие их соседи, в том числе иранцы:
-139-

Бесчестье же нам не пристало сносить
До края аланов домчавшись, узрел
Забытый пустырь, разоренный предел.
Царь молвил мужам: «Заслужу я позор,
Коль дольше пребудет в Иране разор.
Нас недруги могут за то поносить,
Бесчестье же нам не пристало сносить».
Посланца избрал среди знати своей
Из мудрых и красноречивых мужей.
Так молвил: «Скачи с наступлением дня,
Правителям, войску скажи от меня:
Открыто и тайно известья дошли,
Блюстители верные мне донесли.
Что вы похвалялись: мол, нам не указ
Кесра!Горстка праха Иран, мол для нас...
Дождались вы ныне прихода Касры;
Разбили мы ставку, палатку, шатры.
Здесь ширь да высоты, воинственный строй
Владеет арканом, копьем и стрелой.
В ущельях, в пещерах — засады у вас,
И горы родные — ограды у вас,
И все же сюда мы войною пришли,
Хоть войско и вождь не из этой земли».
Посланец, до места домчасъ, передал
Слова, что владыка Ирана сказал.
Сошлись именитые тут же бойцы,
Аланов советники и мудрецы.
Их жизнь протекала в набегах одних,
И в мыслях добра не бывало у них.
В страх ввергли Иран, отнимали добро,
Одежды и золото, и серебро;
Влекли, угоняли, не зная стыда,
И жен, и мужей, и детей, и стада...
Слова, что владыка земли говорил
Открыто и тайно, посол повторил.
Внимают ему — нет на знатных лица,
Смутились от слов Нуширвана сердца.
-140-

И знать, и воители тут же пришли
С повинной, богатую дань принесли.
Рабыни, одежды, со златом мошны,
Горячие, лучших кровей скакуны
Доставлены шаху. И кто постарей
Из красноречивых и мудрых мужей.
Все в горести к Нушинравану пришли,
Былого стыдясь несказанно, пришли.
Коль разумом светлым воитель ведом -
Ему не придется терзаться стыдом...
Со щедрыми теми дарами пришли
Аланы к шатру властелина земли.
Ниц падают, землю целуют пред ним.
Льют слезы, раскаяньем каждый томим.
И царь благосклонно помиловал их.
Не стал вспоминать о злодействах былых.
На месте разрушенных сплошь городов.
Убежищем ставших для тигров и львов,
Град новый велит Нуширван заложить,
Полями, садами его окружить,
Высокой стеною потом обнести,
Чтоб недругам в град не осталось пути.
Внимает владыка ответным словам:
«Служить мы готовы подобно рабам.
Град новый построим, как ты повелел,
То будет стеной укрепленный предел».
[15, с. 54-55].
Судя по следующему отрывку, аланы жили к западу
от Ирана:
Двенадцать призвал еще тысяч других
Немало благих наставлений им дал.
В путь к землям аланов немедля послал,
Заката рубеж поручил ограждать,
В страну да не вторгнется чуждая рать.
[15, с. 461].
141-

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Шахнаме Фирдоуси — монументальное эпическое
произведение- Эпический рассказ составляет основу
поэмы. В нем преобладает героическая тематика. Поэма
насыщена батальными сценами. Героическое
повествование обуславливает героический быт, который состоит
из двух дополняющих друг друга сторон. Это бой и пир.
Бой, поединок или битва и необходимая для этого
подготовка в виде воинских забав, игр и охоты
получили в поэме красочное отражение. За ними следовал
заслуженный отдых — пир. Бой и пир считались
единственно достойным благородных героев жизненным
делом. Герои поэмы большей частью воюют и пируют,
но вместе с тем их борьба решает судьбы родины и
народа. В жизни героев Шахнаме большое место занимает
и любовь. Она часто как бы случайная, но связанная с
общим развитием повествования. Много в поэме и
пространных повестей чисто романического содержания.
Подобно героям Шахнаме, нарты также большую
часть жизни проводят в дальних походах, во время
которых живут охотой и набегами. По описаниям Аммиа-
на Марцеллина, таковыми были и аланы. Охота и
набеги были их излюбленными занятиями. Мало от них
отличались и скифы. Их боевой поход на Ближний
Восток оставил свой след даже в Библии. Страсть к
походам стала одной из причин перемещения значительной
части аланов в Западную Европу.
Нарты характеризуются дьявольской
воинственностью. Они не ведают страха смерти. Все великие нарты
и их противники умирают насильственной смертью
на поле битвы, будучи еще молодыми. Престарелый
Урузмаг — единственный из нартовских героев,
который умирает своей смертью. При этом одряхлевшего
142 -

Урузмага перестают уважать, что, по описанию Ам-
миана Марцеллина, было обычным и в аланской
среде. Он отмечал, что у алан: «считается счастливым тот,
кто испускает дух в сражении, а стариков или умерших
от случайных болезней они преследуют жестокими
насмешками, как выродков и трусов...» [5, с. 199].
Как и герои Шахнаме, нарты осуществляли свои
походы и бились не с целью добычи материальных
ценностей. Это, скорее всего, было образом жизни нартов, а
военные трофеи — само собой разумеющийся финал.
Походы и сопутствующие им бои завершались
обильным пиршеством. Впрочем, пиршества
организовывались нартами и без особого повода. Досуги в обоих
эпосах изображены ярко и красочно. Они сплошь
заполнены играми и пиршествами, а в нартах и плясками.
После тягот опасных поединков, боев, набегов и нарты, и
иранцы из Шахнаме предавались разгульному веселью.
Однако в отличие от иранцев, нарты ничего не
откладывали на черный день. Все добытое шло на угощение.
Устраивать щедрые и обильные пиры /^ля всего народа
было делом чести виднейших нартов и иранцев.
Любое успешно закончившееся мероприятие в
обоих эпосах, как правило, завершалось обильным
застольем, а в Шахнаме еще и щедрыми подарками и
подношениями. Нежелание делать запасы и откладывать
на черный день часто приводило нартов к всеобщему
голоду, доводившему их до гибели и истощения.
По свидетельству историков, подобный образ
жизни вели и скифы, жившие в условиях военной
демократии, где были обычными военные набеги, угон скота,
мясные и хмельные оргии.
По мнению В.И. Абаева, это обусловило неуспех
деятельности пророка Заратуштры, призывавшего
кочевников к мирному оседлому скотоводству под защитой
-143-

сильной власти. Эти идеи, отвергнутые кочевниками,
пришлись по душе оседлым иранцам, и позднее
зороастризм стал государственной религией Ахеменидов.
Скифы и их потомки, не воспринявшие проповеди
своего земляка Заратуштры, долго еще сохраняли
привычный образ жизни, прежние привычки и вкусы. Все это
нашло отражение и в нартах.
Родственные скифам оседлые иранские народы
многое унаследовали от прошлого уклада жизни,
однако над всем они поставили сильную центральную
власть. Этим объясняются сходства и расхождения
образа жизни, привычек, вкусов нартов и иранцев в двух
сравниваемых эпосах.
Описание обильных пиршеств, сопровождавшихся
танцами и играми-состязаниями, широко встречается
в мировом фольклоре. Однако нет необходимости
искать корни нартовского сюжета пиршеств и игр в
других эпосах. Сравнение нартов с Шахнаме показывает,
что эти корни восходят к временам иранского единства
и хорошо сохранились в обоих эпосах.
Жажда подвигов и презрение к смерти
характеризуют как нартовских, так и иранских героев. Однако
нарты больше подвержены идее вечной славы. В
Шахнаме же вечная слава имеет более конкретный смысл и
ассоциируется со славой государства и его правителя.
Нартам присущи простота и близость общения с
миром богов, что характерно для мифологического
мировоззрения той эпохи.
В Шахнаме мы встречаем лишь реликты таких
отношений в мифологической части.
Если отвести в сторону позднейшие наслоения и
влияния в нартовском эпосе, то можно восстановить
в древнейшей его части быт, мировоззрение и идеалы
древнего арийского общества, в среде которого фор-
-144-

мировалась основа нартовского эпоса. Эта же среда
послужила основой формирования мифологического
мировоззрения иранцев, на основе которого Фирдоуси
была написана эпическая поэма Шахнаме.
Иранский эпос претерпевал большие изменения,
чем нартовский эпос. У осетин эпос за последние 1000
лет почти не дополнялся и не развивался [6, с. 117].
Скорее можно говорить о забвении некоторых
сюжетов, легенд, сказаний, т.к. на первом плане у осетин с
XII века стояла проблема физического выживания, и в
такой период народу было не до художественного
творчества. Иранцы в подобные условия не попадали.
Нартовский эпос менее сложный, чем эпос иранцев
Шахнаме, где много сюжетов, появившихся сравнительно
недавно. В нартовском эпосе сюжеты в основном древние,
не подвергавшиеся значительным изменения [6, с. 96].
Возникшие различия между двумя эпосами тоже
представляют значительный интерес. Часто они носят
закономерный характер. То, что слишком
противоречило новому укладу жизни древних иранцев на новой
территории, забывалось или приобретало
противоположный смысл. Например: во времена древнеиранской
общности угодным делом считалось кочевое
скотоводство. После того, как предки иранцев отделились,
откочевали на юг и стали земледельцами, богоугодным
делом для них стало пахать землю [1, с. 12-21].
Другим фактором, повлиявшим на утерю прежних
воззрений, было то, что, будучи когда-то
близкородственными племенами, иранцы-земледельцы и
ираноязычные кочевники после разделения стали
врагами, которые пытались противопоставить идеологию
и взгляды на жизненные ценности. При этом процесс
систематизации религиозных воззрений — как основы
идеологии — у иранцев-земледельцев происходил
более интенсивно.
-145 -

После распада иранской общности предки осетин и
иранцев еще долгое время проживали в условиях
близкого соседства. Далеко немирные отношения, однако,
не исключали возможности прямого заимствования
некоторых сюжетных мотивов. Этому способствовали и
значительные перемещения больших групп восточных
иранцев на территорию Ирана и их последующая
ассимиляция. Языковая близость древнеиранских народов
благоприятствовала широким прямым
заимствованиям сюжетов между ними. Сохранялась во многом и
сходная форма общественного сознания
древнеиранских народов.
С течением времени количество различий
возрастало, и уже в исторической части поэмы Шахнаме мы
обнаруживаем мало схождений с нартовским эпосом, а
аланы воспринимаются как чуждый и довольно
враждебный Ирану народ, хотя и находящийся в сфере
интересов иранцев.
Осетины и иранцы, как генетически родственные
народы, могли унаследовать общее в эпосах от тех
времен, когда их предки жили еще вместе и составляли
один народ.
Сравнительный анализ нартов и Шахнаме
подкрепляет предположение о том, что ядро осетинского на-
ртовского эпоса сформировалось у предков осетин в
древнеиранском обществе.
От осетин он был воспринят многими соседними
народами, которые видоизменяли его, обогащали или
что-то теряли, придавая различную нравственную
окраску.
Наибольшее распространение за пределами Осетии
нартовские сказания получили среди абхазов и адыгов.
Однако даже беглого знакомства с нартами у разных
народов Кавказа достаточно, чтобы убедиться в свое-
146-

образии этих сказаний у каждого из них. Отличаются
построение, стиль, художественно-изобразительные
средства.
У разных народов независимо друг от друга нартов-
ский эпос возникнуть не мог, хотя отдельные сюжеты и
образы возникали и независимо.
Нартовский эпос — это весьма древний, архаичный
по типологии эпос с наличием мифологической
подосновы. Основа эпического цикла о нартах зарождалась
в каком-то едином центре и вокруг нее шло дальнейшее
развитие и оформление сказаний. Под сложной,
многослойной, часто громоздкой и противоречивой
системой нартовского эпоса распознается мифологическая
канва, составляющая его субструктуру. За очень
различным внешним оформлением и разной
суперструктурой сравниваемых эпосов существует одинаковая
или близкая субструктура.
Различают четыре основных условия появления
сходных элементов в фольклоре разных народов:
генетическое родство, субстрат, сходство мышления и
прямое заимствование. Генетическое родство сюжетов
нартовского эпоса и Шахнаме говорит о том, что
именно у далеких предков осетин сформировалось ядро
нартовского эпоса и наметились его главные герои. Это
дополнительно подтверждается также следующими
фактами:
- ономастика эпоса за некоторым исключением
имеет иранское происхождение;
- осетинский вариант наиболее полный и
завершенный;
- значительные скифо-нартовские параллели.
Возведение нартовских сказаний ко временам ко-
банской культуры на современном уровне исследован-
ности проблемы всерьез восприниматься не может.
-147 -

Бытование нартовского эпоса среди адыгов,
абхазов, карачаевцев, балкарцев и других народов Кавказа
объясняется различными факторами.
Адыго-абхазские народы в течение тысячелетий
находились в весьма тесном общении с
ираноязычными племенами — предками осетин.
В этногенезе адыго-абхазов ираноязычные группы
сыграли значительную роль. Все это способствовало
широкому распространению нартовского эпоса среди адыго-
абхазских народов, которые в свою очередь значительно
развили и обогатили нартовские сказания. То есть при
сохранении иранской (арийской) субструктуры появилась
адыго-абхазская суперструктура нартовского эпоса, не
лишенная элементов собственной субструктуры.
Распространение нартовского эпоса среди
балкарцев и карачаевцев — результат субстратного фактора.
Наличие аланского (иранского) субстрата у этих
народов подтверждено обширным научно-историческим
материалом.
Третья причина, в силу которой мы находим часто
поразительную близость в мифологии и сюжетах
самых различных народов — это типологическое
единство, связанное со спецификой фольклора как формы
общественного сознания. Одинаковые условия
материального и общественного существования
порождают одинаковые формы их отражения. Народы Кавказа
веками жили в одинаковых условиях, имели сходный
общественный строй и уклад жизни, что порождало
сходство их мышления. Черты типологической
близости мы часто находим и у тех народов, которые
проживали в большом отдалении друг от друга и никогда
не общались.
И, наконец, в эпосах народов Кавказа не
исключены и прямые заимствования. Например: адыгизиро-
~148~

ванное имя Сослана — Созрыко — попало к осетинам
и является частью ономастики осетинского нартов-
ского эпоса.
Становление и развитие нартовского эпоса
охватывает огромный отрезок времени, начиная с
первобытно-общинного строя и кончая феодализмом.
В нем, несмотря на их фантастический характер, нашли
отзвук реальные события и факты исторического
прошлого. Нартовский эпос привлекал и будет еще больше
привлекать внимание исследователей. Для осетин, не
имеющих древних письменных традиций,
исследование нартовского эпоса имеет особо важное значение.
Настоящая работа преследует цель обратить внимание
исследователей на схожесть осетинских и иранских
эпических сюжетов с целью выяснения первоосновы
(субструктуры) нартовского эпоса.
Приведенные аналогии подтверждают мнение
многих видных ученых о том, что в основе своей
нартовский эпос — осетинский [4, с. 161].
149-

~150~

Комментарий:
1. Иранские народы — группа народов,
разговаривающих на генетически родственных языках,
относящихся к иранской группе индоевропейской семьи
языков. Наиболее значительными иранскими народами
являются персы, афганцы (пуштуны), таджики, курды,
белуджи, осетины, гилянцы, луры, мазандеранцы,
народности Памира, бахтияры, хазарейцы;
2. Индоарийские народы — группа народов,
говорящих на генетически родственных языках, относящихся
к индоевропейской семье.
Как уже отмечалось, индоарийские языки
обнаруживают близкое родство с иранскими и дардскими
языками. Наиболее крупными индоарийскими
народами являются хиндустанцы, бенгальцы, маратхи,
пенджабцы, гуджаратцы, ассамцы, синдхи, бихарцы, ория;
3. Индоиранские народы — население,
составляющее особую ветвь индоевропейской семьи языков,
включающая индийские (индоарийские) [коммент. 2];
иранские [коммент. 1] и дардские [коммент. 5] языки.
Объединение этих трех групп языков в особую ветвь
мотивируется наличием несомненной индоиранской
языковой общности.
Ядро этой общности первоначально сложилось еще
на территории юго-восточной Европы и продолжало
развиваться в период расселения в Средней Азии или
на смежных территориях.
Наличие индоиранской языковой и культурной
общности подтверждается данными сравнительно-
исторической грамматики и лексики этих языков,
сходством религиозных воззрений, их этническим
самоназванием «АРИИ», что обозначало полнокровных
людей, в отличие от соседних или покоренных народов.
~151~

С середины 2-го тысячелетия до н.э.
начинается процесс обособления индийских (индоарийских) и*
иранских племен;
4. Арии — древнее самоназвание индоиранских
племен [см. коммент. 3];
5. Дардские народы — группа народов,
разговаривающих на дардских языках (кашмирцы, пашаи, нури-
станцы и др.), занимающих промежуточное положение
между индоарийскими и иранскими языками;
6. Веды (санскр. веда, букв. — знание) —
древнейшие памятники индийской словесности, созданные в
конце 2-го — начале 1-го тысячелетия до н.э. на
древнеиндийском (ведийском) языке;
7. «Авеста» — собрание священных книг
зороастризма — религии, распространенной в древности и в
раннем средневековье в Иране, Средней Азии и
Афганистане. Состояла из 21 книги. До нашего времени
дошло не более % этого текста. Большинство современных
ученых считает, что «Авеста» возникла в 1-й половине
1-го тысячелетия до н.э. в одной из областей Средней
Азии или соседних территорий Северо-Западного
Афганистана и Северо-Восточного Ирана. «Авеста»
является общим памятником иранских народов, важным
/^ая изучения их истории, быта, культуры, религиозных
верований, фольклора, языка;
8. Термином «иранцы» в современный период
называют также жителей государства Иран;
9. Ригвёда («Книга гимнов») — собрание
преимущественно религиозных гимнов, возникших среди
арийских племен в эпоху их переселения в Индию.
Слагались на диалектах, объединяемых термином
«ведический санскрит». Окончательное оформление Риг-
веды принято относить к 10 в. до н.э., но некоторые
гимны восходят, очевидно, к середине 2-го тысячеле-
-152-

тия до н.э. Более всего параллелей мифология Ригведы
находит в «Авесте». Общее происхождение
усматривается у ряда образов в мифах и других
индоевропейских народов;
10. Надпись ассирийского царя Саргона, сделанная
в 815 г. до н.э. клинописью, является первым
письменным упоминанием об иранцах;
11. Сасаниды — иранская династия, правившая в
3-7 вв. на Ближнем и Среднем Востоке. При Йездигер-
де III F32-652) государство Сасанидов было завоевано
арабами;
12. Аршакиды — династия, правившая в
Парфянском царстве в 250 г. до н.э. — 224 г. н.э. Аршакиды
возводили свой род к персидскому царю Артаксерксу II и
считали себя продолжателями династии Ахеменидов.
Народная традиция считает родоначальником Арша-
кидов потомка мифического хорезмийского героя Сия-
вуша, вождя одного из сакских племен;
13. Ахемениды — династия царей древне-
персидской державы E58-330 до н.э.), ведет начало от
Ахемена, вождя союза персидских племен;
14. Селевкиды — династия, правившая в 312-64 до
н.э. в одном из эллинистических государств в Западной
Азии, образовавшаяся после распада империи
Александра Македонского.
15.3эды и дауаги — в осетинской мифологии
небесные силы, небожители. Часто враждебно относятся
к нартам.
-153 -

Источники и литература
1. Авеста. Избранные гимны. Перевод и
комментарий И.М. Стеблин-Каменского. Душанбе, 1990.
2. Бертельс Е.Э. История персидско-таджикской
литературы. М., 1960.
3. Геродот. История в девяти книгах. Книга
четвертая. Владикавказ, 1991.
4. Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология. М.,
1976.
5. Дюмезиль Ж. Скифы и нарты. М., 1990.
6. Известия Северо-Осетинского НИИ. Т. X. Вып. I
Дзауджикау, 1945.
7. Нарты кадджыта. НУ. Составитель Хамицаева
Т.А. Дзаеуджыхъаеу, 2003-2007.
8. Оранский И.М. Введение в иранскую филологию.
М., 1988.
9. Пфаф В.Б. Материалы для древней истории
осетин // Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. 4.
Тифлис, 1870.
10. Фирдоуси. Шахнаме. Т.1. Перевод Ц.Б. Бану-
Лахути. М., 1957.
11. Фирдоуси. Шахнаме. Т. 2. Перевод Ц.Б. Бану-
Лахути. М., 1960.
12. Фирдоуси. Шахнаме. Т. 3. Перевод Ц.Б. Бану-
Лахути. М., 1965.
13. Фирдоуси. Шахнаме. Т. 4. Перевод Ц.Б. Бану-
Лахути. М., 1969.
14. Фирдоуси. Шахнаме. Т. 5. Перевод Ц.Б. Бану-
Лахути. М., 1984.
15. Фирдоуси. Шахнаме. Т. 6. Перевод Ц.Б. Бану-
Лахути. М., 1989.
16. Гуриев Т.А. Наследие скифов и алан.
Владикавказ: Ир, 1991.
-154-

СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие 3
Нарты и Шахнаме 9
Начало нартов и иранцев 24
Сатана, Урузмаг и реликты иранского
матриархата 28
Идеал эпического героя: нарт Сослан
и иранские богатыри 32
Нарт Батраз и Рустам 52
Сырдон и Ахриман 70
Ацамаз и зороастрийская мифология 79
Малые циклы и Шахнаме 82
Мотив доброго коня 101
Женские образы 113
Образ кузнеца в Нартах и Шахнаме 125
Искусство охоты у иранских народов 130
Богоборчество 134
Аланй и Шахнаме 137
Заключение 142
Генезис нартовского эпоса (таблица) 150
Комментарий 151
Источники и литература 154
-155 -

Научное издание
Сатцаев Эльбрус Батрбекович
НАРТОВСКИЙ ЭПОС
И ИРАНСКАЯ ПОЭМА ШАХНАМЕ
(сходные сюжетные мотивы)
Книга издана в авторской редакции
Компьютерная верстка Гаглоева Е.В.
Сдано в набор 14.07.2008. Подписано в печать 11.08.2008. Формат
бумаги 60x84 '/и. Гарнитура шрифта «Warnock». Печать на ризографе.
Усл.п.л. 9,1. Уч.-изд.л. 9,8. Тираж 500 экз. Заказ №101
Отпечатано в ИПО СОИГСИ им. В.И. Абаева
362040, г. Владикавказ, пр. Мира, 10