*$

1/ ЮЖНОГО
ПОЛЮСА
ГОД 1QOO
* -«..
*♦«-
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
МОСКВА • IQ^fi

CARSTEN E. BORCHGREVINK
NÆRMEST SYDPOLEN
A AR ET 1900
1905
Перевод С. А. ТАРХАНОВОЙ
Редакция у
вступительная статья и комментарии
Н. Я. БОЛОТНИКОВА
Оформление художника Б. в. ШВАРЦА

Первый человек, ступивший на землю Антарктиды, был
автор этой книги норвежец Карстен Эгеберг Борхгревинк. Ов-
был также и основателем первой на Южном континенте
научной зимовки, участники которой, во главе с Борхгревинкомг
отважились провести там около года. Об их суровом быте,
походах, научных работах, об их опасных приключениях в
повествует книга «У Южного полюса. Год 1900».
Научный подвиг норвежского натуралиста Борхгревинка
имел большое значение для расширения географических
знаний. Он сказал, что жизнь существует и за Южным полярным
кругом, что, выражаясь словами американского исследователя
Ричарда Бэрда, «Антарктика не ложе из роз, но она и не
самое твердое ложе в мире», поэтому доступна для человека.

№
ОТ РЕДАКТОРА
Книга норвежского полярного исследователя Карстена Эге-
берга Борхгревинка «У Южного полюса. Год 1900» повествует
о первой научной зимовке на материке Антарктиды.
Написанная хорошим языком, эта книга, думается, будет с интересом
прочтена советскими читателями.
Первоначально книга Борхгревинка была издана в 1901 году
в Лондоне на английском языке под заглавием «Впервые на
Антарктическом континенте» («First on the Antarctic continent»),
затем она вышла в 1905 году в Бреслау (ныне Вроцлав)—на
немецком и в Христиании (ныне Осло)—на норвежском языках.
И с тех пор больше не переиздавалась. На русском языке она
издается впервые.
Перевод книги Борхгревинка сделан с норвежского издания
1905 года.
Карты и иллюстрации, кроме портрета Борхгревинка,
помещенного в начале книги, взяты из норвежского издания.
Примечания редактора и переводчика имеют в тексте
цифровой указатель и вынесены в конец книги.

К> Борхгревинк

КАРСТЕН ЭГЕБЕРГ БОРХГРЕВИНК
Читателю, который впервые прочел на обложке фамилию
автора этой книги, нет оснований упрекать себя в собственной
неосведомленности. Его незнание—лишь результат того, что
в географической литературе очень мало сказано о Карстене
Эгеберге Борхгревинке. Странный факт! О Кортесе, Бальбоа,
Писарро, о других конкистадорах-хищниках, потоками людской
крови заливших берега и земли, открытые ими, написаны тома
книг, их имена упоминаются в школьных учебниках, занесены
в энциклопедии всех цивилизованных стран, тогда как имя
человека, бесстрашно бросившего вызов неизвестному, развеявшего
ореол недоступности шестого материка нашей планеты, почти
предано забвению.
Борхгревинк был первым человеком, ступившим на землю
Антарктиды. В свое время он сумел возбудить потухший было
интерес мировой научной общественности к этой полузабытой
области земного шара. Он первый основал в Антарктиде
научную зимовку и провел там ряд ценных исследований. Наконец,
Борхгревинк первым ступил и на поверхность Великого
ледяного барьера Росса, дав правильное объяснение этому чуду
природы.
Научный подвиг скромного норвежского натуралиста имел
большое прогрессивное значение для развития географических
знаний. Но нельзя умолчать и о другой стороне подвига Борх-
гревинка. Никакие меркантильные соображения не оскверняли
его устремлений. Золото, алмазные россыпи, котиковые шкурки—
не их искал Борхгревинк в высоких широтах. Его желанная
добыча—коллекции растений, животных, горных пород. А цель—
познание, и только познание.
Почему же забыто его имя? В чем причина этой
исторической несправедливости? Неужели прав был писатель Стефан
Цвейг, столь скептически отозвавшийся об исторической науке?
7

«Кто ждет от истории справедливости,—писал он,—тот
требует от нее большего, чем она намерена дать: она часто дарует
посредственности подвиг и бессмертие, отбрасывая самых лучших,
храбрых и мудрых во тьму неизвестности».
Нет, причина не в слепой игре случая и не в прихотях
судьбы. Как сам подвиг Борхгревинка, так и забвение его были
вызваны определенными общественными условиями, всем
историческим ходом событий.
* * *
Биографические сведения о Борхгревинке, которыми
располагаем мы, весьма скудны. Они взяты из книги самого
Борхгревинка, из энциклопедии «Norsk Biografisk Leksikon» и из ответа
на наш запрос норвежской издательской фирмы «Chr. Schibsteds
Forlag» в Осло. Издатель фирмы Рагнар Волд любезно прислал
нам фотографию Борхгревинка, с которой сделан портрет,
публикуемый в начале книги, и краткую биографическую и
библиографическую справку.
Из того немногого, чем мы располагали, известно, что Кар-
стен Эгеберг Борхгревинк родился 1 декабря 1864 года в
Христиании, в семье кандидата юридических наук кассира
ипотечного банка Хенрика Христиана Борхгревинка (1812—1884).
Мать Карстена—англичанка Анни, урожденная Ридлей, намного
пережила мужа и умерла в 1923 году в возрасте 91 года.
Интерес к географии и, в частности, к полярным странам,
по словам самого Борхгревинка, пробудился в нем еще в
школьные годы, когда он учился в реальном училище. После смерти
отца будущий исследователь поступил в королевскую
лесоводческую академию в Таранде (Саксония).
«Получив свидетельство об ее окончании,—пишет
Борхгревинк,—я вступил в жизнь с неплохим запасом практических
знаний. Наилучшим, однако, из того, что я получил в Таранде, было
пробуждение интереса к природе и ее изучению».
В 1888 году Борхгревинк эмигрировал в Австралию. Нам
неизвестны причины, заставившие его покинуть берега родной
Скандинавии и пуститься в заморские края, но несомненно одно:
в Австралии он нашел свое призвание, обрел вторую родину.
Однако память о далекой Норвегии никогда не покидала
Борхгревинка. В своих антарктических записках он часто вспоминает
об отчизне, о дорогих сердцу каждого норвежца картинах,
гордится своими соотечественниками, давшими миру многих
славных исследователей, мореходов, тружеников.
Первые несколько лет Борхгревинк работал геодезистом
в штатах Квинсленд и Новый Южный Уэльс. Странствования по
девственным лесам и саваннам Австралии были отличной школой
для молодого изыскателя. Он закалялся в походах, тесное
общение с необычайной австралийской природой развило в нем цен-
8

ные качества исследователя—пытливость, наблюдательность,
выносливость. В 1893 году Борхгревинк сменил кочевую должность
геодезиста на педагогическую работу в Корвелл-колледже,
в Сиднее, где преподавал языки и естествознание. Здесь он
основал Корвелловский музей—ныне одно из замечательных
культурных учреждений Австралийского Союза. Но, видимо, даже
эта плодотворная и полезная деятельность не удовлетворяла его.
«В Австралии,—рассказывает Борхгревинк,—которую я влка-
честве геодезиста и естествоиспытателя исколесил вдоль и
поперек, мой интерес все более и более сосредоточивался на
антарктических областях. Для исследователя там лежало большое и
невозделанное поле. Еще в юности устремился я туда в своих
мечтах и представлял, как, изучая Антарктику, принесу такую же
пользу науке, какую принесли и продолжают приносить мои
соотечественники в Арктике».
Кажущаяся близость антарктических областей к Австралии—
каких-нибудь две с половиной тысячи миль напрямик—манила
Борхгревинка за Полярный круг. Рассказы китобоев о чудесах
Антарктики вызывали в нем страстное желание побывать там,
испытать свои силы в борьбе с полярной стихией, обогатить науку.
Диалектика учит: новые задачи, возникающие в любой области
человеческой жизни, способствуют выдвижению выдающихся
деятелей, призванных разрешить эти задачи. Устремления
Борхгревинка отвечали духу его времени.
Во второй половине прошлого столетия быстрые темпы
развития науки вызвали острую необходимость в изучении природы
полярных стран. В частности, без этого тормозилось развитие
ряда физико-географических отраслей знания. Множество
крупных «франклиновских» экспедиций, занимавшихся на
протяжении почти тридцати лет поисками Франклина и его спутников1,
в северных полярных областях намного обогатили знания
природы Арктики. Антарктика же продолжала оставаться
неизведанной.
Мало, непомерно мало исследователей бывало там.
Знаменитый Джемс Кук совершил плавание вокруг южнополярного
материка, но самого материка не нашел, русские моряки
Беллинсгаузен и Лазарев, открывшие Антарктиду, англичанин Росс,
американец Уилкс, француз Дюмон-Дюрвилль, позже
англичанин Нэрс2—каждый из них в той или иной степени внес свой
вклад в дело изучения Антарктики. Тюленебои, охотники за
котиками, плававшие в двадцатых-сороковых годах в
антарктических водах, в особенности Уэдделл и Биско3, способствовали
пополнению знаний, изучению особенностей южнополярной
природы, условий плавания в ледовых морях. Но сколь ни велики
были их усилия, сколь ни велик был вклад этих искателей
неизвестного, они не могли познать и сотой доли тайн Антарктики.
В результате хищнического промысла к началу второй
половины XIX века котики и тюлени были почти полностью истреб-
9-

лены. Несовершенство промысловой техники того времени
мешало попыткам отдельных китобоев наладить в антарктических
водах добычу китов, и плавания в высокие широты южного
полушария резко сократились. Изобретение гарпунной пушки,
усовершенствование некоторых технологических приемов на какой-
то период вызвали новый подъем китобойного промысла в
северных водах. Но через несколько десятилетий поголовье китов на
Севере быстро уменьшилось и китобои устремились на дальний Юг.
Плавание одного из таких разведчиков китов и сыграло
в жизни Борхгревинка решающую роль.
В конце 1894 года в мельбурнский порт прибыло судно
норвежского промышленника Свена Фойна «Антарктик»,
направлявшееся в южнополярные воды. Борхгревинк не раздумывая
оставил хорошо оплачиваемую должность преподавателя и упросил
капитана Кристиансена взять его в плавание хотя бы в качестве
матроса: для пассажира на судне не находилось места. О том,
как проходило это плавание, как 24 января 1895 года люди
впервые высадились на землю южнополярного материка,
Борхгревинк вкратце рассказывает в начале своей книги и с понятной
гордостью заключает: «Достоверно то, что на землю новой,
шестой части света впервые ступили именно норвежцы».
В 1951 году английский ученый Хантер Э. В. Кристи в своей
книге «Проблемы Антарктики» («The Antarctic Problem», 1951,
стр. 93—94) опровергает первенство норвежцев, утверждая его
за англичанами, в частности за капитаном брига «Дрэгон» Мак-
Фарланом и капитаном шхуны «Каракетт» Ашером. Мак-Фарлан •
и Ашер в поисках тюленей плавали южнее Южно-Шетландских
островов.
«В полумиле от входа в гавань острова
Десепшен,—цитирует Кристи сообщение некоего Филдса, корреспондента,
современника упомянутых моряков,—в ясный день глазам открывается
превосходный вид на землю, лежащую к югу. Она вся покрыта
снегом, но кое-где видны темные пятна проглядывающей сквозь
снег породы. В противоположность Южно-Шетландским
островам, расположенным к северу оттуда, эта местность возвышена.
Капитан брига «Дрэгон» Мак-Фарлан—человек очень
сведущий, говорил мне, что высадился там и видел морских леопардов
и слонов, тюленей же там не было. Шхуна «Каракетт» из
Ливерпуля (водоизмещением в 76 т, капитан Ашер), также нашла там
гавань и простояла в ней несколько дней на якоре, но ушла, не
добыв тюленей. Он (Мак-Фарлан) рассказывал мне, что там
хорошие места, со множеством морских леопардов, и что земля эта
того же типа, как Северные острова, прорезанная кое-где
проливами».
Это происходило в кампанию 1820/21 года. Любопытное
совпадение! Именно тогда, в том же районе находились шлюпы
«Восток» и «Мирный» экспедиции Беллинсгаузена—Лазарева.
Утром 25 января 1821 года шлюпы встретили около острова,
10

названного Беллинсгаузеном Малый Ярославец (современное
название—остров Сноу), восемь английских и американских
промысловых судов. Кто знает, может быть среди них и были бриг
«Дрэгон» и шхуна «Каракетт»?
Здесь, кстати, у русских моряков состоялась еще одна
встреча—с капитаном американского тюленебойного судна «Геро»,
тем самым Натаниэлем Палмером, которому позже его
соотечественники историки приписывали заслугу первооткрывателя
материка Антарктиды. Эта версия опровергнута; доказано, что
первенство в открытии южнополярного материка принадлежит
русским морякам. Но кто же все-таки первым ступил на землю
Антарктиды: англичанин Мак-Фарлан или норвежец Борхгре-
винк? Был ли берег, на который высаживался капитан «Дрэ-
гона», действительно Землей Грейама, частью материка? По-
видимому, нет, если сам Мак-Фарлан свидетельствует, что «земля
эта того же типа, как Северные острова, прорезанная кое-где
проливами». Наверное это были острова, а не материковый берег.
Но даже если допустить, что Мак-Фарлан и высаживался на
Земле Грейама, факт этот ни в какой степени не умаляет подвига
Борхгревинка и его товарищей. Условия плавания в
американском квадранте несравненно легче условий плавания в море
Росса. Кроме того, мыс Адэр, где высадились норвежцы,
расположен почти на восемь градусов южнее острова Десепшен.
И, главное, высадка Мак-Фарлана на материке, повторяем, если
она и состоялась, не имела никакого значения для прогресса,
для науки, тогда как плавание Борхгревинка на «Антарктике»
положило начало исследованиям шестого континента мира.
* * *
Великий человек, писал Плеханов, является начинателем
потому, что он видит дальше других и хочет сильнее других.
Сколь ни скромны были научные результаты от первого
посещения южного материка, плавание на «Антарктике» замечательно
уже тем, что оно дало возможность Борхгревинку заглянуть
дальше других.
«Я получил возможность,—пишет Борхгревинк,—вплотную
соприкоснуться с теми проблемами, которые живо интересовали
лучших географов мира. Обнаружение у мыса Адэр маленького
свободного ото льда участка берега подстрекнуло меня к тому, что
уже на пути в Мельбурн я стал набрасывать в общих чертах
план научной экспедиции на южнополярный континент».
Многие трудности, многие препятствия пришлось преодолеть
Борхгревинку, прежде чем он смог добиться осуществления
своего плана. Но, видимо, этот молодой, малоизвестный в
ученых кругах исследователь действительно хотел сильнее других.
На последние деньги он купил билет до Лондона, чтобы попасть
на VI Международный географический конгресс. Он добирается
11

туда буквально в последнюю минуту и в костюме с чужого плеча—
собственного, приличествующего высокому собранию одеяния
у Борхгревинка не нашлось—повествует с трибуны конгресса
о результатах своих наблюдений, излагает план экспедиции.
Конгресс признал изучение антарктических районов
«важнейшей, но еще не- выполненной задачей» и рекомендовал научным
обществам всего мира сделать все возможное, чтобы
безотлагательно приступить к этой работе.
Воодушевленный моральной поддержкой своих
коллег-географов, Борхгревинк стал искать средства, необходимые для
организации экспедиции,—занятие не менее трудное, нежели
плавание во льдах. Он выступает в периодической печати со
статьями, в которых ратует за организацию южнополярной
экспедиции, разъезжает с докладами по Англии, посещает
Германию, Америку, возвращается в Австралию и оттуда снова
в Англию, всюду пропагандируя свой план, всюду изыскивая
средства для его осуществления. Усилия молодого исследователя
долгое время оставались тщетными: нужных денег не находилось.
Ярким событием в этот наполненный хлопотами, казавшийся
таким беспросветным период жизни Борхгревинка. была его
женитьба на Констанс Прайор Стэндэн, англичанке, 28-летней
дочери ботаника и рантье Ричарда Стэндэна из Сассекса. В том же
1897 году Борхгревинк смог приступить к осуществлению своего
плана: владелец крупной английской книгоиздательской фирмы
Джордж Ньюнс ссудил Борхгревинку нужную сумму.
Это отнюдь не было актом благородства, меценатством:
у практичного дельца Ньюнса имелись свои расчеты. Во-первых,
снаряжение экспедиции обеспечивало фирме
широковещательную рекламу. Во-вторых, Борхгревинк, принимая материальную
поддержку, взамен передавал фирме Ньюнса монопольное право
на издание своей книги об экспедиции. И, наконец, в-третьих,
приняв английские деньги, норвежец Борхгревинк превращался
в ландскнехта британского капитала: открытые им земли, по
столь популярной в те времена теории так называемого
первичного завладения территорией4, объявлялись собственностью «ее
величества королевы Великобритании».
«Экспедиция на «Южном Кресте» была предпринята на
английские деньги. На гафеле судна развевался английский флаг,
подаренный мне нынешним наследным принцем Англии,—не
без горечи пишет Борхгревинк и далее с гордостью добавляет:—
Тем не менее экипаж в количестве 31 человека, который довел
экспедицию до счастливого окончания, состоял в большинстве
из норвежцев; все оборудование также было изготовлено в
основном из норвежских материалов».
Слабое утешение! Однако никто не осудит Борхгревинка за
то, что он решился на эту сделку с совестью. Таков удел многих
ученых исследователей капиталистических стран. Другого
выхода у Борхгревинка не было. Он стремился снарядить экспеди-
12

цию в Антарктиду и добился своего—стал начинателем дела
стационарного изучения южного континента.
А как осуществил Борхгревинк свой дерзкий план, читатель
прочтет в этой книге.
* * *
«Борхгревинк порвал с традиционной методикой полярных
исследований и перенес поле деятельности с корабля на сушу;
он впервые и с благоприятным результатом применил в
Антарктике новую полярную технику. Поэтому можно с полной
уверенностью сказать, что экспедиция Борхгревинка на «Южном
Кресте» возвестила новую эру в истории полярных
исследований»,—пишет «Norsk Biografisk Leksikon». С этим нужно
согласиться.
Непрерывные на протяжении всего годового цикла
метеорологические и магнитные наблюдения, проведенные экспедицией
Борхгревинка на мысе Адэр в сочетании с аналогичными
наблюдениями экспедиции на судне «Бельджика»5, создали довольно
надежную базу для изучения климата южнополярной области.
Магнитные наблюдения на материке позволили Борхгревинку
уточнить местоположение Южного магнитного полюса, впервые
определенное экспедицией Джемса Росса.
Результаты зообиологических исследований опровергли
некоторые ранее существовавшие гипотезы. Так, обнаружив у
берегов Южной Земли Виктории подводную фауну, Борхгревинк
развеял мнение столь авторитетного ученого, как Джон
Мёррей, отрицавшего возможность жизни в южнополярных
водах. Новым словом в науке было и открытие Борхгревинком
на шестом континенте различных видов мхов и некоторых
антарктических насекомых. Образцы горных пород, доставленные им
в Европу еще после плавания на «Антарктике», пополненные
богатой коллекцией, собранной во время зимовки, имели
большое значение для геологов. Изучив эти коллекции, они могли
судить о геологическом строении Антарктиды.
Много ценных наблюдений сделано экспедицией в ходе двух
плаваний «Южйого Креста» в области океанографии
антарктических морей. Борхгревинк сравнительно легко преодолел пояс
паковых льдов, пугавший мореплавателей своей
неприступностью, а преодолев его, подтвердил возможность относительно
свободного плавания в море Росса. Там же им проведены
измерения глубин.
Огромны заслуги отважного норвежца и перед
географической наукой. Им исправлены конфигурация, а местами впервые
нанесена на карту линия восточного берега Южной Земли
Виктории. Высадившись на Великий ледяной барьер и совершив
экскурсию в глубь страны на 75 километров до 78°50' ю. ш.,
Борхгревинк побил все существовавшие до него рекорды
достижения высоких южных широт.
13

Чтобы обрисовать то главное, то понятное всем в подвиге
Борхгревинка, уместно привести слова Ф. Нансена,
адресованные несколько позже другому норвежцу—Амундсену:
«...Человеческая воля и человеческий ум победили силы
и власть природы, подняли людей над серыми буднями и дали им
взглянуть в блистающие дали, на горы, подымающиеся к
морозному синему небу, на неизмеримые страны, покрытые глетчерами.
—Не сказка о давно прешедших временах, а победа живого над
застывшим царством смерти».
Организация экспедиции, зимовка на мысе Адэр были для
Борхгревинка серьезным испытанием. Он с честью выдержал
этот экзамен, проявив себя энергичным организатором, волевым,
авторитетным начальником, недюжинным исследователем. Он
не ограничивался только описанием наблюдаемых явлений,
констатацией фактов, а стремился к обобщениям, пытаясь
проникнуть в самую суть явлений. По высказываниям Борхгревинка,
разбросанным в тексте книги, и в особенности по заметкам
«Геологические наблюдения» и «Теория биполярности» можно судить,
что автор интересовался и был знаком со взглядами,
существовавшими в то время в этих областях науки, и не слепо, а критически
пытался осмыслить и применить их. Какая-то часть его
предположений устарела, отвергнута позднейшими исследователями,
но некоторые гипотезы подтвердились и поныне находятся на
«вооружении» науки. Используя, например, предсказание своего
современника Эдуарда Зюсса6 о структуре так называемой
«дуги Скотий»—островной дуги Южных Атилл,—Борхгревинк
правильно излагает гипотезу о связи южноамериканских Анд,
Антарктиды и Новой Зеландии, считая это одной из важнейших
проблем землеведения. Кстати напомним, что аналогичное
предположение о единстве происхождения островной дуги
Южных Атилл было высказано еще в двадцатых годах прошлого
века нашими соотечественниками Ф. Ф. Беллинсгаузеном и его
спутником мичманом П. М. Новосильским.
Борхгревинка глубоко интересовала и столь острая в те годы
проблема биполярности—кажущейся тесной связи биологических
видов Арктики и Антарктики. В наше время эта проблема
потеряла свою остроту, хотя полностью и не исчерпана. Сравнивая
то, о чем писал Борхгревинк более полустолетия назад, с
современными взглядами на биполярность, находишь у него немало
верных положений7.
* * *
Научная общественность Великобритании отдала должное
заслугам Борхгревинка. Один лишь перечень лиц,
присутствовавших на заседании Королевского географического общества 25
июня 1901 года, на котором Борхгревинк делал первое сообщение
о работах экспедиции, доказательство большого интереса
научных кругов Англии к Антарктике. Еще на VII Берлинском
14

географическом конгрессе 1899 года был выработан общий план
исследования Антарктики объединенными усилиями ученых
нескольких стран. Английская делегация, возглавляемая
президентом Лондонского географического общества Клементсом
Маркемом, одна из первых изъявила согласие принять участие
в осуществлении этого плана. К моменту возвращения Борхгре-
винка из Англии в море Росса уже отправилась большая
национальная экспедиция Роберта Скотта на судне «Дискавери»,
которая намеревалась работать в местах, посещенных
экспедицией «Южного Креста».
Для Борхгревинка наступила горячая пора. «Я ликвидировал
дела экспедиции,—пишет он,—приводил в порядок коллекции,
выпускал первые краткие отчеты, выполнял бесконечное
множество других дел, связанных с работами экспедиции».
Главное, надо было рассчитаться с фирмой Ньюнса. Борх-
гревинк упорно трудился над книгой «У Южного полюса» и
в том же 1901 году первое ее издание на английском языке вышло
в свет. Подготовить издание на норвежском языке Борхгревинк
не успел: его ждали иные дела, далекие от проблем Антарктики.
Весной 1902 года Вашингтонское географическое общества
предложило Борхгревинку принять участие в экспедиции,
снаряженной для наблюдения за деятельностью вулкана Мон-
Пеле на острове Мартиника, в Вест-Индии.
Вулкан Мон-Пеле, что означает «Лысая гора», считался дол-
foe время потухшим. Последнее слабое извержениа
наблюдалось в 1850 году. С тех пор вулкан выбрасывал только газы.
В первых числах апреля 1902 года над его вершиной появился
столб густого пепла, послышались подземный гул и сильные
толчки. Спустя несколько дней обнаружились новые тревожные
явления: змеи ушли из своих нор, птицы покинули окрестности
вулкана, многие реки и ручьи изменили течение. Пепел достигал
уже города Сен-Пьер, расположенного в северо-западной части
острова у подножия вулкана. Однако среди населения города это
не вызвало серьезного беспокойства.
23 апреля произошел сильный взрыв. Вулкан стал
выбрасывать камни и пепел. Вечером 2 мая из кратера внезапно
вырвался широкий грязевой поток и быстро устремился по склону. Два
сахарных завода, расположенных, у подножия вулкана, были
разрушены; 120 человек, работавших на заводах, погибли.
В городе началась паника. Но выводы комиссии из местных
ученых были оптимистичны: кратер вулкана широко раскрыт
и в случае повторного извержения потоки лавы и грязи
направятся в море, минуя населенные места.
Утром 8 мая раздался оглушительный взрыв и потоки лавы
устремились на Сен-Пьер. Город, окрестные селения,
плантации, сады—все было уничтожено. Это произошло так быстро,
что из судов, стоявших на рейде, сумел уйти в открытое море
только один английский пароход.
15

В Сен-Пьере погибло более 30 тысяч человек. Спасся лишь
один—негр Рауль Сарту, незадолго до катастрофы
заключенный в подземный каземат местной тюрьмы...
Работа экспедиции, в составе которой находился Борхгре-
винк, на Мартинике была тяжелой и опасной—вулкан не сразу
прекратил свою деятельность. Сильные извержения
повторились еще два раза—20 мая и 9 июня, причинив много новых бед.
О последующих годах жизни Борхгревинка сведения наши
совсем скудны. Издатель фирмы «Chr. Schibsteds Forlag» Рагнар
Волд в своем письме сообщает, что после экспедиции на
Мартинику Борхгревинк служил на северной биологической станции
в Тёмте. «Norsk Biografisk Leksikon» пишет, что в 1910 году он
«организовал участие Норвегии на международной охотничьей
выставке в Вене и был председателем норвежского комитета.
Как охотник-любитель, Борхгревинк принял горячее участие
в обсуждении проблем охраны дичи в нашей стране».
Скончался Карстен Э. Борхгревинк в 1934 году.
Заканчивая этот далеко не полный очерк о Борхгревинке,
хочется сказать еще об одной его характерной
черте—скромности, которую ощущаешь при чтении его книги и которой он,
верится, не изменил до конца жизни. Душа и инициатор такого
смелого и выдающегося научного предприятия, как экспедиция
на «Южном Кресте», Борхгревинк в своем повествовании отводит
главную роль товарищам
Сенсационные сообщения о походах его последователей—
Скотта и Шеклтона, скандальный спор между Робертом Пири
и Фредериком Куком за первенство в открытии Северного полюса,
трагичная гибель Скотта и триумфальный рейд Амундсена
к Южному полюсу8—заслонили научный подвиг
норвежца-начинателя. Да и кто был заинтересован в ту пору «национальных
скачек к полюсам», в том, чтобы не меркла слава имени
Борхгревинка? В Англии он оставался чужаком, хотя чужак этот именем
«ее величества королевы Виктории» застолбил огромные
пространства антарктических земель. Норвежцы гордились своим
соотечественником, но прав на его открытия не имели. Так и осталось
имя Карстена Борхгревинка в тени истории...
Сейчас, в дни Международного геофизического года, когда
ученые ряда стран, в том числе СССР и Норвегии, сотрудничая
между собой, проводят обширные исследования в Антарктике,
уместно вспомнить о тех, кто прокладывал новые пути, кто
ценою тяжких трудов раскрывал тайны полярной природы, кто
своим примером вдохновлял других на борьбу со стихией во
имя прогресса науки, во имя мирного созидательного труда всех
народов.
Среди этих героев науки почетное место должен занять Кар-
стен Эгеберг Борхгревинк, первый человек, ступивший на
студеные берега Антарктиды.
Н. Болотников
16

южного
ПОИ ЮСА
ГОД 4QOO
К. Борхгрев и и к

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА
D
выпуская в свет свою книгу «У Южного
полюса. Год 1900», я хочу выразить
благодарность тем, кто помогал мне советом
и делом в работе над книгой о первом
проникновении людей в Антарктиду.
В ходе работы над книгой я, помимо
своих собственных записей, использовал
также различные сообщения, сделанные
участниками экспедиции. Кроме того,
я опирался на следующие труды о
результатах экспедиции, опубликованные
главным образом на английском языке:
1. «Southern Cross Collections», British
Museum (Natural history). London, 1902.
2. «Southern Cross». Antarctic Expedition
1898-1900. Magnetic and
Meteorological Observation. Roval Society.
London, 1902.
3. Louis Bernacchi. To the South Polar
Regions. Hurst and Blachett. London,
1901.
4. С. Е. Borchgrevink. First on the
Antarctic Continent. George Newnes and
Co. London, 1900.
5. David. Rocks collected by С. Е.
Borchgrevink on South Victoria land. Proc.
Royal Society New South Wales. Sidnev„
1895.
6. Mitteilungen über einige von С.
E.Borchgrevink auf dem antarctischen
Festlande gesammelte Pflanzen.
Herausgegeben von Dr. N. Wille. Separataftryk aL
«Nyt Mag. for Naturvidenskab». Kristiania*
1902. Vorgetragen in «Videnskabssel-
skabet i Kristiania» 30 Mai 1902.
Вилла «Благдон» в Слемдале, 1905
КАРСТЕЫ Е. БОРХГРЕВППК

ВВЕДЕНИЕ
в
Шштг 1894 ГОДУ я нанялся в качестве матроса на норвежское
китобойное судно Свена Фойна «Антарктик», которое, направляясь
в пробный промысловый рейс в антарктические воды, зашло
в гавань Мельбурна. Таким путем я рассчитывал легче всего
добраться до морей и земель, покрытых вечным льдом и снегом
и окружающих Южный полюс.
С детских лет я мечтал побывать в этих далеких краях.
Уже в школьные годы я страстно набрасывался на всякую
арктическую и антарктическую литературу и не мог оторвать
взора от маршрутов, обозначенных на карте тонкими черными
линиями. Эти линии так много говорили о скрывавшихся за ними
человеческих усилиях, перенесенных испытаниях! В своей
маленькой комнате, где я готовил уроки, я часто рассматривал
на глобусе неведомые части земного шара. При этом мне
становилось все более понятным, сколько энергии и человеческих
жизней было принесено в жертву ради познания нашей планеты,
исследования еще не открытых областей. И трудности
увеличивались по мере того, как сужался круг неисследованных
пространств. Наибольшие трудности ожидали исследователей
на территориях, расположенных близ Южного полюса. Вот
где были нужны силы, вот какой цели предстояло еще
добиться!
Дикие народы, которые еще в древности влачили жалкое
существование на южных оконечностях Америки и Африки, не
20

осмеливались отправиться на своих жалких суденышках по без
брежным водам, которые в виде единого огромного океана стоят
на пути между сушей, окружающей Южный полюс, и прочими
частями света.
Лишь европейцы, после того как они достигли южного
полушария, стали продвигаться все дальше по волнам бурного
ледовитого Южного моря.
Смелые мореплаватели на своих кораблях, на постройку
которых шли дубы, срубленные в лесах Северной Европы,
впервые стали прокладывать дорогу сквозь паковый лед Южного
моря. По другую сторону льда они увидали возвышенную страну
с голыми утесами, являвшимися частью занесенных снегом могу*
чих горных массивов, увидали обледенелые острова—форпосты
огромных неведомых территорий, образующих шестую часть
света.
В глубокой древности географы во главе с Птоломеем
полагали, что у Южного полюса должен быть расположен материк.
Они называли его Terra australis. Когда была открыта в
качестве пятой части света Австралия, то ей присвоили именно это,
идущее из глубины веков название. Предстояло подыскать иное
название для новой погребенной подо льдом части света,
раскинувшейся на пространстве, вероятно, вдвое большем, чем Европа.
Теоретически предполагали, что вокруг Южного полюса на
большом протяжении должна находиться суша. В северном
полушарии сосредоточено так много суши, что для объяснения
равновесия земного шара надо было со всей определенностью
готовиться найти на самом крайнем юге громадную
территорию1.
Самые большие океанские глубины были определены в
южном полушарии, и * ожно было поэтому с полным основанием
ожидать—и так оно в действительности и оказалось,—что вокруг
Южного полюса высоко над уровнем моря возвышается
континент, частично состоящий из тяжелых горных массивов.
В 1774 году2 капитан Кук на 71 °10' южной широты и 106°54*
западной долготы впервые отметил внешнюю границу
южнополярного материка. Начиная с этого времени и вплоть до 1841
года различные экспедиции определяли границу предполагаемого
южнополярного материка примерно на уровне 71 градуса южной
широты. Если считать, что от этой границы и до самого полюса
земля тянется непрерывно, то это должно составить континент,
который насчитывает 8 миллионов квадратных географических
миль и по своей площади в два раза больше Европы3.
Примечательно при этом, что северная граница континента
расположена на таком же расстоянии к югу от экватора, на
каком к северу от экватора находится северная граница Норвегии.
Как будет, однако, показано в дальнейшем, все условия жизни,
животные и растительный мир на 71° южной широты и на 71°
северной широты между собой резко различаются.
21

В 1819 году Уильям Смит с борта брига «Уильям» открыл
группу островов к югу от мыса Горн, которую он назвал Южные
Шетландские. В 1820 —1823 гг. Уэдделл посетил эти острова
и видел там действующий вулкан, названный им Бриджменом.
Поуэлл, открывший Южные Оркнейские острова, побывал в 1822
году на вулканическом острове Бриджмен и нашел, что остров
возвышается над океаном приблизительно на 200 футов. В
следующем году Уэдделл вновь приблизился к острову и определил
его высоту как вдвое большую. В 1823 году Уэдделл достиг
74° южной широты, проникнув таким образом на юг дальше Кука,
но никакой суши не видел.
В 1831 году капитан Биско, плававший на бриге «Туле»,
открыл Землю Эндерби. В 1839 году Баллени открыл острова,
названные его именем, с вулканом высотой в 1200 футов. В 1839
году французская экспедиция Дюмон-Дюрвилля обследовала
Южные Шетландские острова. В 1840 году капитан Уилкс с
борта корвета «Винсент» открыл сушу, которой было присвоено его
имя4.
В 1841 году сэр Джемс Кларк Росс предпринял на кораблях
«Эребус» и «Террор» всем известную антарктическую экспедицию
и обследовал квадрант к югу от Австралии; там открыл он
возвышенный участок суши, который был им назван Южной Землей
Виктории. Главной задачей этой экспедиции являлось
достижение Южного магнитного полюса. Ей, однако, так же
как и предыдущим экспедициям, не удалось высадиться на
берег.
Росс провел свои корабли через южные паковые льды,
которые впервые встретились ему на 67° южной широты и 174°
восточной долготы. После того как льды остались позади, он увидел
дальше по направлению к югу открытую воду, которая
раскинулась примерно на 600 миль. К западу от этого морского залива
увидел он мощную цепь гор с вулканами, покрытыми снегом;
это был берег Южной Земли Виктории. Росс проследовал
на почтительном расстоянии от берега еще примерно на 500
миль к югу, где был остановлен мощным ледяным барьером,
высота которого, по определению Росса, достигала 180—200
футов.
В 1874 году «Челленджер» направился на юг и обследовал
море вблизи Земли Уилкса. В 1893 и 1894 годах норвежский
китобой капитан Ларсен посетил острова, лежащие к северо-
западу от антарктического континента, или, иначе говоря, к югу
от мыса Горн. Наиболее любопытным открытием этой экспедиции
было то, что она нашла окаменелости, включавшие куски дерева,
причем удалось выяснить, что это дерево не было принесено
течением.
Это обстоятельство свидетельствует о том, что в указанных
районах, где ныне можно встретить лишь низшие формы
растительной жизни, некогда господствовала пышная, богато разви-
22

тая флора. Большие перемены происходили, видимо, на
протяжении геологических эпох и в южном полушарии.
Я прибыл в Австралию в 1888 году. Объем привезенной мною
из Норвегии эрудиции исчерпывался теми знаниями, которые
я приобрел, обучаясь в течение трех лет после смерти отца
в Саксонской королевской лесоводческой академии в Таранде.
Получив свидетельство об ее окончании, я вступил в жизнь с
неплохим запасом практических знаний. Наилучшим, однако, из
того, что я получил в Таранде, было пробуждение интереса к
природе и к ее изучению, чему я обязан моему выдающемуся
преподавателю зоологии, профессору Фридриху Нитше. Я буду также
всегда с благодарностью вспоминать моего старого почтенного
учителя географии в Христиании Ганса Сиверса. Он с великой
заботой взращивал интерес к географии, обнаруженный им
у меня уже в юные годы.
Полярные области с их~ своеобразной фауной пленили меня
еще в бытность мальчиком. В Австралии, которую я в качестве
геодезиста и естествоиспытателя исколесил вдоль и поперек,
мой интерес все более и более сосредоточивался на
антарктических областях. Там для исследователя лежало большое
и невозделанное поле. Еще в юности я устремился туда в своих
мечтах и представлял, как, изучая Антарктику, я принесу
такую же пользу науке, какую принесли и продолжают
приносить мои соотечественники в Арктике.
Но тогда в Австралии я был одиноким пришельцем в чуждой
стране... Когда я вспоминаю ныне об этой поре, с ее
бесперспективной тяжелой работой, мне она кажется нереальной, не
имеющей никакой связи с тем временем, когда я отправлялся в
качестве руководителя большой, прекрасно снаряженной
экспедиции вместе с тридцатью смельчаками по направлению к
Южному полюсу, поставив целью: подчинить человеческому разуму
новые районы земного шара.
Находясь в Австралии, я завязал обширную переписку
с людьми, проживавшими во всех уголках Земли и
интересовавшимися полярными исследованиями. Главной моей опорой был,
однако, старый и неутомимый австралийский ученый,
профессор Мельбурнского университета барон фон Мюллер, немец
по происхождению. Он постоянно обращал мое внимание на
антарктические области, и в частности, на большое пространство
суши, которое Росс видел к югу от Австралии. Переписка и
беседы с моим ныне покойным другом и советчиком Арчибальдом
Арчером* определили дело моей жизни. Поступив работать
преподавателем естествознания в Корвельском филиале
Сиднейского университета, я в процессе организации естественноистори-
ческого музея близко сошелся с несколькими выдающимися
* Братом Коллнна Арчера (из Лаурвига), построившего корабль
«Фрам».
23

людьми с ясной головой, украшающими собой научный мир
Австралии. Общение с этими талантливыми людьми, которые
глубоко были заинтересованы в занимавших меня проблемах,
все более и более укрепляло мое решение целиком посвятить
себя антарктическим исследованиям.
Когда в 1894 году до меня дошла весть, что Свен Фойн
собирается послать пробное китобойное судно в Южный Ледовитый
океан, я принял окончательное решение. В тот день, когда «Ан-
тарктик» бросил якорь у Мельбурна, я отказался от должности
преподавателя и явился на борт для переговоров с капитаном
Кристенсеном и коммерческим уполномоченным Генриком
Булл ем.
Несколько молодых австралийских ученых также пытались
устроиться на судно, однако я, как норвежец, имел
преимущественное право. Кроме того, когда эти молодые люди услышали
на палубе китобойного судна запах ворвани и разлагающегося
китового жира, у них захватило дыхание. Но и меня самого
капитан согласился зачислить лишь в качестве рядового матроса.
На свои сбережения я купил себе самый необходимый
инструмент и явился с ним на борт «Антарктика».
Тяжелой была эта первая ночь на старом промысловом судне.
Единственная незанятая койка, которую мне предоставили,
освободилась накануне лишь потому, что бывший ее владелец
был отпущен на берег и на обратном пути утонул. Койка
закрывалась со всех сторон и была похожа на гроб. Под ней помещался
ларь с тюленьим салом. Запах разлагающегося от жары сала
смешивался с испарениями спящих матросов и насыщал собой
тесное пространство.
Я позавидовал своим австралийским друзьям, оставшимся
дома, и готов был вернуться на землю, но измученный за
последние дни подготовкой к путешествию вскоре заснул. Во сне
я уже видел себя на далеком юге, смотрел на вулканы Эребус
и Террор, на Великий ледяной барьер—на все то, к чему влекла
меня фантазия.
В задачи экипажа «Антарктик» входили поиски в Южном
Ледовитом океане гренландских китов. Несмотря на то, что эта
задача не была выполнена—удалось лишь установить, что ценное
китообразное животное гренландских вод здесь не встречается,—
в научном отношении значение плавания было велико. Раньше
«Антарктик» назывался «Кап-Норд» (впоследствии это судно
было использовано в нескольких научных экспедициях и в 1903
году погибло во время плавания О. Норденшельда). Под
управлением капитана Кристенсена ему удалось пробиться сквозь
паковые льды, преграждающие путь к южнополярному материку.
Ледовая обстановка была в том году особенно
благоприятной.
Никогда не забуду я старых грубых китобоев, которые, сидя
на ящиках, рассказывали мне множество историй; эти истории
24

оказались для моей будущей работы неоценимо полезными.
На борту «Антарктика» я встретился и со старым штурманом
Бернгардом Йенсеном, которого впоследствии назначил
капитаном «Южного Креста».
«Антарктик» дошел до 74°10' южной широты. Мы видели
множество синих китов, но у нас не было ни желания, ни
необходимых приспособлений для охоты на них. Когда мы повернули
назад, чтобы избежать опасности быть затертыми льдами, и на
обратном пути проходили мимо Земли Виктории севернее мыса
Адэр, я, к своей большой радости, заметил с наблюдательного
пункта на мачте в бинокль, что часть берега вблизи мыса Адэр
свободна от льда.
В моих последующих экспедициях этот участок берега сыграл
большую роль.
Мое страстное желание ступить на неведомую землю заразило
и капитана Кристенсена. Была спущена шлюпка, на которой
мы попытались добраться сквозь льды до берега. «Антарктик»
в это время ждал нас под парами на море. В лодке находились
капитан Кристенсен, Булль, я и еще три матроса.
Перетащив шлюпку через лед, нам удалось в конце концов
достичь пустынного берега нового неведомого континента, на
который еще ни разу не ступала нога человека.
Трудно сказать, кто первым ступил на землю. Охваченный
юношеским пылом, я спрыгнул с лодки, прежде чем киль коснулся
дна, и мне пришлось добираться до берега вброд. Капитан
Кристенсен перепрыгнул с форштевня, когда лодка была уже у
берега, прямо на землю, не замочив ног. Так или иначе земля
была у нас обоих под ногами. Путь, выбранный капитаном Кри-
стенсеном, был, по-моему, более разумным—и во всяком случае
более сухим. Достоверно то, что на землю новой, шестой части
света ступили впервые именно норвежцы.
Мы провели там несколько часов. Для научных изысканий
времени не было, но я все же успел собрать некоторые образцы,
установить наличие на почве растительности, а в прибрежной
океанской воде животной жизни: на глубине примерно одной
сажени я обнаружил медузу. По моем возвращении в Лондон,
этот факт время от времени подвергался сомнению. Однако
коллекции, которые доставил «Южный Крест» в 1900 году,
подтвердили правильность моего первоначального сообщения.
После короткого пребывания на суше мы вновь вернулись
на судно. Машины «Антарктика» заработали, и мы направились
на всех парах к северу. Этот был опасный путь между огромными
айсбергами, которые мы огибали во тьме и под завывание
снежной бури. Мы благополучно пересекли, однако, полярный круг
и в мае 1895 года счастливо вернулись в Мельбурн.
Результаты моего первого антарктического путешествия были
невелики. Поскольку я служил промысловым матросом, у меня
оставалось мало времени для научной работы. Не было минуты,.
25

чтобы мне не поручали сделать то или другое. То надо было
смолить канат, то свежевать тюленя, то чистить кухонный котел.
Однажды во время этого путешествия мне пришлось оказать
и медицинскую помощь—накладывать лубки на сломанную
ногу.
И все же плавание на «Антарктике» имело для меня
определенное значение. Я получил возможность вплотную соприкоснуться
с теми проблемами, которые живо интересовали лучших
географов мира. Обнаружение у мыса Адэр маленького свободного от
льда участка берега подстрекнуло меня к тому, что уже на пути
в Мельбурн я стал набрасывать в общих чертах план научной
экспедиции на южнополярный континент.
Все трудное и неприятное остается позади. Лишь о самой
работе сохраняется воспоминание.
Славный старик—комендант Свен Фойн, снарядивший
экспедицию, тем самым обессмертил свое имя в области южнополярных
исследований; коммерческий уполномоченный Булль и капитан
Кристенсен, которые боролись с исключительными
трудностями и потерпели крушение собственных надежд в отношении
ловли китов, оказали науке неоценимые услуги—несмотря на все
опасности, они осуществили плавание «Антарктика» и
чрезвычайно далеко продвинулись на юг. А моя поездка на «Антарктике»
позволила мне сделать первые наблюдения по ту сторону Южного
полярного круга и подготовила меня к дальнейшей
антарктической работе.
План, который я разрабатывал уже на обратном пути в
Мельбурн, состоял в том, чтобы организовать крупную научную
экспедицию, которая бы высадилась на южнополярном континенте
и перезимовала там. В случае удачи можно будет изучить и
побережье и глубже расположенные части суши.
В ближайшем году я хотел продвинуться с экспедицией как
можно дальше на юг, надеясь достичь Великого ледяного барьера,
с тем чтобы получить о нем ясное представление и, если повезет,
подняться на него.
В геологическом, зоологическом и ботаническом отношениях
лодобная экспедиция могла бы доставить очень ценные материалы
для характеристики этих неизведанных районов Земли. Не
меньший интерес представили бы и метеорологические
наблюдения.
Особенное внимание хотелось мне уделить наблюдениям над
земным магнетизмом.
Наблюдения над магнетизмом в непосредственной близости
к Южному магнитному полюсу восполнило бы недостающее звено
в человеческих знаниях этой своеобразнейшей особенности Земли.
Я намеревался побывать настолько близко к Южному магнитному
полюсу, насколько это позволит рельеф местности, проникнуть
в тот пункт или в те пункты, где явления земного магнетизма
проявляются с наибольшей интенсивностью.
■26

Я еще не предвидел тогда тех больших трудностей, которые
придется преодолеть, прежде чем удастся снарядить экспедицию.
Я был молод и сравнительно мало известен ученому миру. Это
обстоятельство явилось в ближайшие годы одним из самых
серьезных препятствий.
После прибытия в Мельбурн я сделал прежде всего в
Мельбурнском географическом обществе короткий доклад о том, что
видел и чего мне удалось добиться. Там присутствовал старый
барон фон Мюллер, который на склоне своих дней радовался
тому, что я обнаружил растительность на южнополярном
материке. Несколько позже я выступал в Сиднее.
Для дальнейшего продвижения моих планов настоятельно
требовалось возвращение в Европу. В ближайшее время в
Лондоне должен был состояться VI Международный географический
конгресс и на нем в порядке дня несомненно должна была стоять
проблема Антарктики. Мне нельзя было медлить.
На последние деньги я купил билет третьего класса на
пароход «Оруба» и отправился в Лондон. Пока мы плыли до
Суэцкого канала, я считал дни и часы. Мне нужно было попасть
в Лондон вовремя.
По прибытии в Неаполь стало ясно, что если я буду
следовать дальше на пароходе через Гибралтар, то окажусь в
Лондоне слишком поздно. Колебания были недолги. Моих средств,
к счастью, как раз хватало, чтобы оплатить проезд через Европу
по железной дороге. Я расстался с пароходо*м и приехал
в Лондон в тот день, когда антарктическая секция Конгресса
собралась на свое последнее заседание.
В Лондоне мне повезло. Я встретил там профессора Ингвара
Нильсена, делегированного на Конгресс университетом
Христиании. Он с большой предупредительностью оказал мне полную
поддержку.
Важность сообщений, которые я собирался сделать, была
принята во внимание, и на рассмотрение антарктической
проблемы был выделен еще один день с тем, чтобы дать мне
возможность доложить Конгрессу мои материалы. И вот на другой день
после моего прибытия я выступил в Лондоне, в Королевском
обществе, перед многочисленной аудиторией из географов всего
цивилизованного мира—в черном сюртуке профессора Нильсена.
Дело в том, что портной, как я объяснил профессору, не успел
сшить мне сюртук.
Среди участников заседания, на котором председательствовал
профессор Неймайер, находились: сэр Джозеф Гукер, уже
старик (в 1841 году он был спутником Росса), адмирал Оммэни, сэр
Джон Мёррей (известный ученый, входивший в состав
экспедиции на «Челленджере»), сэр Клементе Маркем, генерал Грили
{руководитель широко известной американской экспедиции
в Гренландию), австрийский полярный исследователь Юлиус
Пайер, Генри М. Стэнли и многие другие5.
27

Я изложил скромные результаты поездки на «Антарктике»
и сообщил вкратце свой план будущей экспедиции на
южнополярный континент. После этого развернулась дискуссия, в конце
которой выступил сэр Джон Мёррей. Очень лестно для меня
и ободряюще прозвучали его слова о том, что важность моих
наблюдений не поддается оценке.
Директор морской обсерватории в Гамбурге, Неймайер,
предложил резолюцию, единогласно принятую. Она имела
следующее содержание:
«Шестой международный лондонский конгресс 1895 года
признает, что изучение антарктических районов является
важнейшей, но еще не выполненной географической задачей. Учитывая,
что почти все отрасли науки могут получить многое в результате
антарктической экспедиции, Конгресс рекомендует научным
обществам всего мира сделать все возможное, чтобы еще до
окончания настоящего столетия приступить к этой работе».
После Росса в течение полувека изучением Антарктики по
существу никто не занимался. Эта резолюция вдохнула новук>
жизнь в исследовательскую работу по Антарктике. Она оказывала
мне огромную поддержку в той напряженной работе, которая
последовала за Конгрессом.
С самого начала было ясно, что в Норвегии я не смогу
раздобыть средств на выполнение своих антарктических замыслов.
Моя родина, кроме того, уже принесла большие жертвы на
алтарь науки в деле изучения Арктики. «Фрам» к этому моменту
еще не вернулся. Могла возникнуть необходимость посылки
экспедиции в помощь ему.
Надо было также считаться с тем, что расходы на
южнополярную экспедицию того масштаба и с теми задачами, которые
я предлагал, значительно превысили бы расходы, которые
обычно требовались для арктической экспедиции. Не говоря уже оба
всем остальном, число участников южнополярной экспедиции
должно было, само собой разумеется, быть значительно большим.
В то время как экипаж «Фрама» состоял из 13 человек, «Южному
Кресту» требовался 31 человек. Расстояние южнополярных
областей от районов цивилизации значительно больше того*
расстояния, которое отделяет от аналогичных районов
северные полярные области; судно и все снаряжение его должны быть
приспособлены к длительному путешествию из одного полушария
в другое и к пересечению жаркой экваториальной зоны.
В промежуток времени, последовавший непосредственно за
Географическим конгрессом, я написал ряд статей для газет
и журналов по южнополярным вопросам; в 1895—1897 годах
выступил с большим количеством докладов на эту же тему в
Англии, Германии, Америке и Австралии.
Тем временем была организована бельгийская антарктическая
экспедиция под руководством капитана Жерл яша. Экспедиционное
судно «Бельджика», отправившееся к югу от Америки, дошла
28

только до 71° ю. ш. и там было зажато льдами. За время зимовки
экспедиция сумела провести ценные наблюдения и собрать
интересные коллекции.
Сэр Клементе Маркем начал также разрабатывать план южно-
лолярной экспедиции. Это сильно ухудшило мои шансы на
помощь в Англии.
Ожесточенное сопротивление вызвала основная идея
экспедиции. Предполагалось, что судно, которое доставит меня к
намеченной точке, уйдет обратно, обрубив, таким образом, всякую
связь с внешним миром, а я останусь зимовать на обледеневшем
южнополярном материке. Мой замысел стали со всех сторон
признавать несбыточным. Говорили, что ни один человек не
в состоянии вынести зимний холод Антарктики. Но у меня не
было недостатка и в друзьях, которые продолжали стоять на
моей стороне. В Англии таких было двое: езр Джон Мёррей и мой
соотечественник Гуде—тогдашний секретарь объединенного
шведско-норвежского посольства. Пользуюсь случаем принести
им обоим благодарность.
В конце 1896 года я побывал в Шотландии и повидался там
с сэром Джоном Мёрреем. В те времена, когда все мои планы
были под угрозой крушения, этот человек поддержал и ободрил
меня. Он был болен, лежал в постели и никого не принимал.
Но услышав, что я явился, велел позвать меня в спальню—так
силен был его интерес к антарктическим проблемам. С глубоким
сожалением сообщил он мне, что, по его мнению, я не имею в
настоящее время в Англии ни малейших шансов на успех. Но
трудности только укрепляли мою решимость. С удвоенной
энергией я стремился раздобыть средства для реализации своих
планов.
В 1897 году в Хобарте6 я встретился со всеми
премьер-министрами австралийских колоний и внес предложение организовать
экспедицию.
Это предложение привлекло всеобщее внимание, и у меня
появилась слабая надежда на поддержку со стороны пяти
колоний. Но я уже знал по опыту, что всякие проекты такого рода
требуют санкции австралийских парламентов, на что было
трудно рассчитывать. Вконец измученный, вернулся я в Европу.
И тут мне улыбнулось счастье.
Уже вскоре после Географического конгресса 1895 года
у меня завязалось знакомство с крупным английским
книгоиздателем Джорджем Ньюнсом, членом парламента. В
дальнейшем он принимал участие в детальной разработке моих
планов и в боях, которые мне приходилось вести за их
осуществление.
И вот теперь он предоставил в -мое распоряжение 35 тысяч
фунтов стерлингов для возможно более быстрого снаряжения
экспедиции.
29

Таким образом, сэр Джордж Ньюнс—тот человек, который
сделал возможной экспедицию «Южного Креста»; именно он создал
предпосылки для прекрасных результатов, явившихся
ценным вкладом в науку. Экспедиция на «Южном Кресте» была
предпринята на английские деньги. На гафеле судна развевался
английский флаг, подаренный мне нынешним наследным
принцем Англии. Тем не менее экипаж в количестве 31 человека,
который довел экспедицию до счастливого окончания, состоял
в большинстве из норвежцев; все оборудование также было
изготовлено в основном из норвежских материалов.

Первая глава
СНАРЯЖЕНИЕ ЭКСПЕДИЦИИ И ОТЪЕЗД
ИЗ СЕВЕРНОГО ПОЛУШАРИЯ В ЮЖНОЕ
С
^^■^^ ЭР ДЖОРДЖ НЬЮНС предоставил мне полную
свободу действий как в подборе спутников, так и в подготовке
материальной части экспедиции. Я решил включить в состав экспедиции
как можно большее число моих соотечественников. Они,
во-первых, еще с юности привычны к снегу и льду, во-вторых, в
большинстве своем—хорошие лыжники.
Точно так же максимальную и наиболее важную часть
оборудования я заготовил в Норвегии—в стране, имеющей гораздо
больший опыт, нежели Англия, в деле снаряжения полярных
экспедиций.
Чтобы не утомлять своих читателей, я не стану приводить
здесь списки заготовленного провианта и оборудования. Все это
я упомяну по ходу описания путешествия, когда речь будет идти
о применении тех или иных предметов.
Запасы продовольствия делались на три года. Поскольку
при отъезде из Европы мы насчитывали 31 человека и 90 собак,
то дел у меня, понятно, оказалось по горло. Все запасы и
предметы снаряжения должны были быть высшего качества и, кроме
того, по возможности легкими и малогабаритными.
Судно, на котором я остановил свой выбор, было построено
по чертежам Коллина Арчера (из Лаурвига), строителя «Фрама».
Я назвал корабль «Южный Крест», по имени созвездия,
сверкающего в небе южного полушария.
31

Это судно не строилось специально для нашей экспедиции.
Оно предназначалось для охоты на тюленей в Северном
Ледовитом океане, где успело, правда, побывать лишь один раз.
«Южный Крест» был чрезвычайно прочным судном. Корпус
его был яйцеобразной формы. Оно имело парусное оснащение
барка; водоизмещение его составляло 521 тонну, чистая
вместимость—276 регистровых тонн; длина—146,5 фута, ширина—
30,7 фута, осадка—18 футов. У него были две палубы и круглый
ахтерштевень1. В качестве двигателя служила прямоточная
машина тройного расширения в 360 лошадиных сил. С ее
помощью судно могло развивать в тихую погоду скорость в 9
узлов. Гребной винт имел две лопасти. Его можно было поднимать
на борт. Последнее обстоятельство имеет большое значение для
судов, которые маневрируют среди льдов, ибо ледовые массы
могут легко сломать винт. Помимо того, мы имели с собой
запасной, легко насаживаемый винт.
Пожалуй, самое трудное при организации полярной
экспедиции—это подбор людей. Были сотни заявлений, из всех
частей света приходили просьбы о зачислении.
Почти все претенденты отзывались о себе в самых теплых
тонах и именовали себя вполне квалифицированными людьми.
Само чтение писем представляло большой интерес. Некоторые
наперед рассматривали себя как мучеников науки, изображали
в цветистых фразах все земные блага, от которых они
отказывались, чтобы следовать за мной, и не сомневались в том, что
мой выбор падет на них.
Очень трудно, однако, бывает определить в отношении
каждого данного лица, имеется ли у него подлинный интерес к
полярным исследованиям или тут налицо только внезапная
вспышка энтузиазма. Наиболее пригодными надо считать тех людей,
которые обладают ровным, хорошим характером и наделены
острой наблюдательностью. Есть немало дельных людей, но
нелегко бывает найти спутников, у которых хорошие способности
сочетались бы с открытым, ровным, веселым характером. Во время
полярной экспедиции самое лучшее настроение духа
подвергается серьезнейшим испытаниям.
При отборе своих спутников я предпочтительно принимал
людей, которые были бы в состоянии точно регистрировать
факты. Это казалось мне полезней, чем окружить себя учеными
специалистами. Я не считал ни желательным, ни возможным
разрабатывать в процессе самой экспедиции собираемые материалы.
Это легко понять, если представить себе те обстоятельства, при
которых нам пришлось жить и работать.
В особенности не имело смысла углубляться в изучение
зоологических коллекций прежде, чем они попадут в руки
специалистов, работающих в цивилизованных условиях. То отличное
состояние, в котором все коллекции «Южного Креста» были
доставлены в Британский музей, надо, по-моему, в первую очередь
32

объяснить быстротой, с которой отдельные особи погружались
в спирт, формалин, либо консервировались иным каким-либо
образом.
Необходимо было включить в состав экспедиции людей,
привыкших к суровым зимним условиям и умеющих ходить
на лыжах. Отбор 30 человек продолжался сравнительно долго.
Они принадлежали к трем нациям. В числе научных
сотрудников находилось 3 англичанина, стьюард был шведом,
кроме того, имелось два лапландца; все остальные были
норвежцами.
Капитаном «Южного Креста» я назначил Бернгарда Йенсена,
второго штурмана «Антарктика», 1853 года рождения, двадцать
лет плававшего в арктических водах. Я выбрал на этот
ответственный пост именно его потому, что ранее имел возможность высоко
оценить его опытность и предусмотрительность.
Первым магнитологом был назначен Уильям Колбек, офицер
запаса английского военно-морского флота, 1871 года рождения,
получивший образование в Халле. Он имел английские дипломы
штурмана и шкипера и до своего назначения плавал вторым
штурманом на пассажирском пароходе «Монтебелло», ходившем
между Халлом и Христианией (Осло). Врач экспедиции Гер-
луф Клевстад родился в 1866 году и получил медицинское
образование в университете Христиании. Луи Берначчи, родившийся
в Тасмании в 1876 году, учился сперва в Хобарте, а впоследствии
работал в Мельбурнской обсерватории. Антон Фоугнер,
«прислуга за все», посещал городское училище и сдал экзамен на
штурмана. Он родился в Христиании в 1870 году. Хью Ивенс,
1874 года рождения, учился в Глочестерской школе в Англии
и провел в дальнейшем четыре года в Канаде, где приобрел
большой охотничий опыт. Позднее он сопровождал консула Гундер-
сена в его экспедиции на остров Кергелен. Николай Гансон,
препаратор, родившийся в 1870 году в Христиансунне, был
воспитанником реального училища и являлся большим
любителем водного спорта. В течение ряда лет он ведал коллекциями
в Британском музее и в Зоологическом музее в Христиании. Коль-
бейн Элефсен, хороший гребец, работал в качестве повара в
правительственных экспедициях; Йорген Петерсен, штурман, имел
большой опыт плавания во льдах; Ганс Гансен, второй штурман,
также обладал этим опытом и, кроме того, был хорошим
охотником. На должность первого машиниста был зачислен Христиан
Ольсен, второго машиниста—Юлиус Иоганнесен, на должность
плотника—Ганс Улис, стьюарда—швед Карл Андерсен. В
состав экспедиции вошли, кроме того, 14 крепких закаленных
норвежских матросов. Их имена: боцман Клемент Клементсен,
Иоганнес Янсен, Франц Иоганн Магнуссен, Оскар М. Бьарке,
Ганс Нильсен, Ингвар Самуэльсен, Ганс И. Йонсон, Иоганн
А. Андерсен, Улаф Ларсен, Ларе А. Ларсен, Адольф М. Карлсен,
Карл X. И. Беен, Аксель Иогансен, Карл Брюнильсен.
3 к. Борхгревинк
33

На судно были приняты также уроженец норвежской части
Лапландии2 Савио, родившийся в 1877 году, отличный лыжник,
разумный и отважный, и его земляк и ровесник Муст, также
опытный и надежный лыжник.
Оба лапландца родом из южного Варангера оказались очень
полезны для экспедиции. Их ценные качества проявились еще
при оборудовании материальной части. Привычные к холодному
климату, они подсказали мне кое-что полезное. О цивилизации,
правда, лапландцы не имели ни малейшего понятия и ни разу,
например, не видели железнодорожного поезда. Первый в своей
жизни поезд пришлось им увидеть в Тронхейме.
Я сам перевез их из Норвегии в Англию, где им нужно было
ухаживать за 90 сибирскими собаками, доставленными в Лондон
для экспедиции. В своих красивых своеобразных одеждах оба
лапландца по прибытии в Англию возбудили, понятно,
всеобщий интерес. Мне трудно забыть поездку по железной дороге
из Халла в Лондон, которую я с ними совершил. На одной
маленькой станции нам надо было выйти из вагона, чтобы
пересесть на другой поезд. Мне удалось благополучно сойти на
перрон с обоими детьми природы. Вдруг паровоз потащил в сторону
багажный вагон, в котором находилось все имущество Савио
и Муста. В ужасе бросились они к вагону, схватились за
дверную ручку и изо всех сил пытались остановить вагон,
одновременно взывая на своем родном языке о помощи.
С особенно большой благодарностью вспоминаю я о
лапландце Савио. Руководить им было трудновато, но пользу во время
экспедиции он принес огромную. Не раз спасал он с опасностью
для самого себя жизнь мою и других участников экспедиции.
Позже я еще расскажу об этом более подробно.
Все оборудование было заказано в Германии, Англии и
Норвегии. До отплытия экспедиции его проверили в обсерватории
г. Кью, близ Лондона.
Большую часть продовольствия доставило военное интен-
данство в Лондоне, меньшая часть прибыла из Норвегии и
Дании. Как уже сказано выше, требовалось обеспечить запасы на
три года для 31 человека и 90 собак. Помимо учета того, сколько
все это весит и занимает места, необходимо было тщательно
соблюдать все требования гигиены. Коньки, лыжи и шубы были
доставлены из Норвегии. Доктор Клевстад получил из Норвегии
в свое распоряжение хорошо оснащенную аптеку с наилучшим
хирургическим инструментарием. При подборе медикаментов нам
следовало думать как о полярных областях, так и о тропиках
и иметь в запасе лекарства не только для людей, но и для наших
90 собак.
И вот, наконец, «Южный Крест» стоял в гавани Христиании
уже вполне готовым к отплытию. 30 июля 1898 года я поднял
английский флаг, подарок герцога Йоркского. При этом наши
пушечки старались произвести как можно больше шума.
34

Норвежцы—участники экспедиции распрощались с родными,
и «Южный Крест», разукрашенный флагами, при ярком свете
солнца заскользил по воде, покидая гавань Христиании. Пушки
старой крепости Акерсхус гремели, как будто вкладывая в свой
гул все пожелания счастливого пути, которыми нас провожала
родина.
Через пять дней мы достигли Лондона и приняли на борт
английских участников экспедиции и 90 упряжных собак.
Трудно описать ту напряженную деятельность, которая наблюдалась
в эти дни на «Южном Кресте». Ящик за ящиком поступал на борт.
Ящики были уже навалены до высоты двух футов, а между тем
места требовалось еще и еще.
Часть наших продовольственных запасов мы решили
отправить вперед в Тасманию на пароходе. Мы рассчитали, что пока
сами доберемся туда, то благодаря хорошему морскому аппетиту
освободим достаточно места на своем собственном судне. На судне
было так тесно, что уже в лондонском доке мы подняли на
верхушку главной мачты наблюдательную бочку («воронье гнездо»),
которая нам впервые должна была понадобиться, только в
Ледовитом океане.
30 августа 1898 года сэр Джордж Ньюнс устроил на борту
«Южного Креста» прощальный обед.
План экспедиции, тщательно продуманный и разработанный
мной, состоял в следующем.
На основании имевшейся в моем распоряжении информации
я считал наиболее удобным для высадки на южнополярный
континент квадрант океана, расположенный южнее Австралии.
В этот район мы и решили направиться.
Здесь Россу удалось в 1841 году продвинуться на юг дальше,
чем кому-либо другому. Он наблюдал издали непрерывную
береговую линию на протяжении более чем 400 миль. Некоторые
участки этой линии могли привлечь особенное внимание
исследователя.
Могучие действующие вулканы, колоссальные ледники,
высочайшие горные вершины, Великий ледяной барьер, ставший
на пути человеческой воли к познанию,—все это манило к себе.
Следовало также учесть, что в этой неведомой стране могут
быть выяснены вопросы земного магнетизма, имеющие не только
научное, но и чисто практическое неоценимое значение для
мореплавания в южном полушарии.
В мои намерения входило выбрать сперва хорошую опорную
базу на побережье. Главной целью экспедиции должно было
явиться изучение особенностей нового континента в его
прибрежной части. Я считал, что маленький полуостров у мыса Адэр—
сравнительно надежное убежище, где мы сможем по мере того,
как будем знакомиться с особенностями южно полярного
континента, строить все новые и новые планы его дальнейшего
изучения.
3* 35

Станция такого рода была также крайне желательна для
систематических метеорологических и магнитологических
наблюдений. Для создания такой станции я и хотел, если бы это мне
удалось, пробиться к берегу, чтобы устроить там наблюдательный
пункт, где были бы обеспечены наиболее благоприятные условия
для спокойной плодотворной работы.
Я вез с собой строительный материал, которого должно было
хватить на два вместительных деревянных домика. Для
сохранения коллекций, которые мы предполагали собрать, нам нужно
было изрядное пространство. Требовалось также помещение для
проявления фотографий, которые намеревались делать во
время санных разъездов.
Печальный опыт многих полярных путешественников говорил
о той серьезной ошибке, которую они совершали, откладывая
проявление фотографий до возвращения в Европу. Опасаясь
того, что и на проявленных пластинках эмульсия может сойти
или потускнеть, мы решили, не ограничиваясь проявлением
пластинок, делать также отпечатки с важнейших из них.
Как выяснилось в дальнейшем, выполнение этой работы даже
на территории основного лагеря натолкнулось на значительные
трудности.
Я хотел также еще по пути к мысу Адэр использовать
возможно больше самое судно для исследовательских целей. Таким
образом, я мог бы строить научные данные, исходя из двух опорных
пунктов. Представляло огромный интерес сравнить наблюдения,
которые будут сделаны на суше, с наблюдениями на борту под
другими широтами.
В случае, если нам посчастливится высадиться на
южнополярном континенте, я предполагал отправить судно к северу, так
чтобы оно во время зимы находилось в открытом море и не было бы
затерто полярными льдами.
Наблюдения, выполненные на этих широтах на борту «Южного
Креста», дали бы возможность сопоставить известные данные
об австралийском континенте с еще неведомыми природными
условиями южнополярного материка. Величайший интерес
представили бы не только метеорологические наблюдения на «Южном
Кресте» на сороковом и пятидесятом градусе. Те образцы морской
фауны, как и фауны почти неисследованных доселе островов,
которые мы предполагали собрать, могли быть использованы
для сопоставления данных по зоологии обоих континентов. Они
необходимы для решения вопросов, связанных с проблемой
биполярности. Если все пойдет гладко, то «Южный Крест»
обследует также район островов Кэмпбелла; чтобы выяснить
там наличие китов и тюленей. Капитан Йенсен, как старый
опытный китобой и охотник за тюленями, окажется при этом
исключительно полезным.
В следующем году с наступлением лета судно должно будет
как можно раньше направиться к мысу Адэр. Это позволит нам
36

использовать «Южный Крест» для детального обследования тех
берегов, которые полвека назад Росс видел издали. Я думал
также и о том, что «Южный Крест» сможет оказаться
необходимым и для обследования Великого ледяного барьера.
Срок экспедиции был определен в два года, а мы обеспечили
себя всем необходимым, как уже упоминалось, на три года.
Большие колебания температуры, с которыми приходится
иметь дело южнополярной экспедиции, заставляли меня при
снаряжении ее думать о многих, самых неожиданных вещах.
Например, перевозка через экватор упряжных полярных собак
наталкивалась на значительные трудности. Первоначально я
думал о том, чтобы их транспортировать в Австралию в холодном
помещении какого-либо большого парохода, совершающего
восточные рейсы. Пароходная компания потребовала за это 2 тысячи
фунтов стерлингов фрахта; финансовые возможности экспедиции
этого не позволили. Консервы нужно было упаковать с
особенной тщательностью, иначе при высокой температуре они могли
легко испортиться.
Поскольку животный мир за Южным полярным кругом был
почти так же неизвестен, как и сам южнополярный континент,
то у меня не могло быть никаких определенных сведений, какие
источники питания мы сможем найти в тех широтах, которые
собираемся посетить.
Во время экспедиции я намеревался сделать как можно больше
наблюдений и собрать больше всякого рода образцов, но не
тратить времени на их обработку, которая к тому же могла бы
испортить удачно собранный материал. Все, что будет привезено
экспедицией, я хотел передать в руки специалистов для
дальнейшего использования.
Морскими глубинами, за исключением измерений глубины
дна, я не собирался заниматься. Меня интересовали главным
образом прибрежные воды неизведанных земель, в которых во
время промысловой экспедиции за тюленями на «Антарктике»
в 1894 году я уже обнаружил кое-что интересное.
Основная задача нынешней экспедиции—добраться до
южнополярного материка и высадиться на берег, чтобы его
обследовать. Сверх того, я надеялся преодолеть Великий ледяной
барьер, если удастся, подняться на него и пробраться дальше
в неведомые края.
Если ставить себе целью продвинуться дальше на юг, чем это
удалось сделать сэру Джемсу Кларку Россу, то при всех
обстоятельствах необходимо подняться на Барьер. Я не собирался
побивать рекорды, хотя надо сказать, что всякая
исследовательская работа, которая стремится обогатить цивилизованный мир
новыми фактами, новыми знаниями о неведомых ранее областях,
не может сама по себе не ставить рекорды.
В конечном итоге весь наш успех или неуспех зависел от самих
условий, с которыми мы встретимся в новой, никому неизвестной
37

стране. Кто может сказать наперед, удастся ли нам пробиться
к берегу сквозь вечные льды?
Среди гостей, которые явились на борт «Южного Креста»,
чтобы пожелать нам удачи, находились представители
различных научных обществ, Географического общества в Лондоне
и многие другие. Были произнесены прощальные речи,
провозглашались тосты за королеву Викторию и за короля Оскара,
а также за герцога Йоркского, нынешнего наследного принца
Англии, который подарил экспедиции флаг.
Известный географ доктор Милль в короткой, но
содержательной речи охарактеризовал основные задачи экспедиции и
подчеркнул, что «Южный Крест» готовится отплыть в своего рода
«новый мир», ближайшее ознакомление с которым будет иметь
для науки колоссальное значение. Он воспользовался случаем
выразить также слова признательности сэру Джорджу Ньюнсу
за его щедрую помощь.
В немногих словах я поблагодарил выступавших и пообещал,
что я со своими людьми сделаем все, что будет в наших силах,
чтобы не обмануть надежд, возлагаемых на нашу работу.
Старый адмирал сэр Оммэни, который, будучи еще кадетом,
принимал участие в Наваринском бою и которого с тех пор друзья
называли Наваринцем, пришел в восторг от нашего
оборудования. Он также участвовал в экспедиции Джона Росса и среди
наших лыж, саней и собак чувствовал себя как дома.
Поступило много телеграмм с добрыми пожеланиями от
старых полярных исследователей, от научных обществ и от
родственников.
Стояла ужасная жара, что вызывало у собравшихся тоску
по арктическим температурам. На следующий день на берегу
состоялось богослужение. Команда и посетители заполнили всю
палубу. В полдень я попрощался с женой и маленьким сыном,
который в ту пору еще не умел говорить.
Ровно в 4 часа я снова взошел на борт и нашел все
подготовленным к отплытию. Пристань и мосты были полны любопытных
и сочувствующих. В тот момент, когда корабль тронулся,
слились воедино прощальные крики, вырвавшиеся из груди десятков
тысяч зрителей, которые заполнили мосты и берега Темзы. Новая
лондонская набережная со своими гордыми башенками
напоминала огромную театральную галерею, переполненную до отказа.
Всякое движение по набережной было прекращено. Возгласы
«ура», несущиеся оттуда, мы слышали еще долго после того, как
перестали видеть скопившиеся на набережной толпы народа.
Сотни маленьких пароходиков приветствовали нас нестройным
хором паровых гудков. У Гринвича нас ожидало такое же
скопление народа. Когда «Южный Крест» проходил мимо учебных
судов военного флота, их ванты и реи были унизаны людьми,
играла музыка и флаги были приспущены в знак прощального
привета.
38

Наши 90 упряжных собак аккомпанировали всему этому
своим воем.
На Темзе был в тот вечер один из самых великолепных
солнечных закатов. Горизонт на западе сверкал чистым золотом,
и на этом фоне резко выделялся величественный купол собора
Св. Павла, окруженный бесчисленными, башенками и дымовыми
трубами, между тем как ближайшие к нам корабельные мачты
казались еще выше на золотом фоне. Река пылала, как огонь.
Темнота постепенно сгущалась, взошел месяц и осветил нам путь
вниз по течению по направлению к Грейвсэнду3, где мы должны
были погрузить на борт дополнительный уголь и порох.
Сопровождавшие нас родственники, попрощались окончательно,
и «Южный Крест» начал свой необычный рейс.
В первые дни путешествия большинство занималось
приведением в порядок и размещением своих продовольственных
запасов, некоторые же легкомысленно бросали продукты за борт
в жертву Нептуну! Весьма удачным было для нас то
обстоятельство, что во время прохода по Ла-Маншу стояла хорошая погода,
ибо наша палуба была завалена ящиками, бочками, такелажем,
якорями. А там, где еще оставалось свободное местечко, стояла
гренландская собака, которая на своем эскимосском наречии
ворчала на сибирских братьев; постепенно разгорался концерт
на арктическом волапюке4, исполнявшийся всеми 90 голосами
и напоминавший по отсутствию дружелюбия концерт великих
держав.
Каюты были полны приборов и книг. Научный персонал
работал с увлечением. И все же то один, то другой по временам
задумывался, уносясь мыслями назад, на родину, домой! Никогда
не произносилось слово «родина» с таким глубоким чувством,
как тогда, когда команда «Южного Креста» на своем пути к
неведомой земле, откуда никому из нас, быть может, не суждено
было вернуться, увидала, как последние скалистые утесы Англии
скрылись за пенистыми гребнями океана.
Лишь только судно оказалось в открытом море, все—и научные
сотрудники, и матросы—взялись за тяжелый корабельный труд.
Когда нужно было ставить паруса, смолить снасти и сети, стоять
на вахте, размещать ящики, мыть палубу, кормить собак, все
включались в работу. Для того чтобы управляться, в частности,
с 90 всегда беспокойными животными у двух лапландцев часто
не хватало сил.
Так каждый из нас постепенно готовился к предстоящей
жизни. При этом я сам имел незаменимую возможность изучить
всех своих спутников по экспедиции.
Само собой разумеется, что при наличии 31 человека в
составе экспедиции должна была господствовать строжайшая
морская дисциплина и неуклонно соблюдаться грань между
старшими и младшими. И тем не менее в праздничные дни
устанавливалось братское единение.
39

Из числа научных сотрудников экспедиции лишь немногие
имели случай ознакомиться раньше с морской дисциплиной. Им
было вначале нелегко усвоить необходимость своего обособления
от матросов. Им трудно было постигнуть, что усвоенные с юности
идеи свободы и равенства должны своеобразно преломляться
в условиях жизни на корабле.
Однажды наш добродушный доктор сообщил мне, что он
договорился с одним из матросов поменяться местами на койках.
Я никогда не забуду выражения лица капитана Йенсена, когда
он услышал об этом проекте, а также изумления доброго доктора,
которому Йенсен сообщил о недопустимости такого обмена.
Неоднократно возникали на нашем пути в Австралию такого
рода инциденты, но постепенно все привыкли к соблюдению
необходимых требований дисциплины.
Совершенно ясно, что когда 31 человеческая душа и 90 собак,
у которых тоже, быть может, имеются души, вынуждены жить
совместно на тесном корабле, то трудно избежать того, чтобы
кто-нибудь время от времени не поворчал. Наши упряжные собаки
вносили тем не менее свою лепту в дело поддержания общей
дисциплины. За отсутствием других развлечений я прикрепил
каждого из своих спутников к одной-двум собакам. Когда кому-
нибудь становилось невтерпеж человеческое общество, он
отправлялся к своим любимцам, играл и возился с ними; после
этого он неизменно возвращался в лучшем настроении.
В соответствии с планом мы предполагали выйти в Южный
Ледовитый океан от берегов Австралии. До нее я хотел идти
Атлантическим океаном мимо мыса Доброй Надежды, так как из-за
собак не решался плыть через Суэцкий канал и по Красному морю;
невыносимая жара погубила бы животных.
На своем пути в южное полушарие через Атлантический океан
парусные судна обычно под действием северо-восточного
пассатного ветра попадают в дрейф, сносящий их от широты острова
Мадейры примерно до широты Пернамбуко (Ресифе) на
восточном берегу Южной Америки. Затем они попадают в зону юго-
восточного пассата, который гонит их вниз к острову Тристан-
да-Кунья, где их подхватывает «идущее с запада морское
течение».
«Южный Крест» направлялся примерно этим же путем, чтобы
в наибольшей степени использовать свое парусное оснащение.
Первым пунктом к югу, куда мы прибыли, покинув Англию,
был город Фунчал на острове Мадейра. Там нас приняли весьма
дружески.
Мы совершили прекрасную прогулку в горы и.скатывались
по склонам в легких повозках на полозьях. Тут мы узнали
впервые, что можно пользоваться санями и при отсутствии снега.
Остров 01личается трудно представимым богатством и
разнообразием растительности. Тут как бы произошло наше
знаменательное расставание с растительностью северного полушария.
40

Чем дальше мы продвигались на юг, тем становилось жарче.
Однако вскоре после того, как мы оставили Мадейру, задул
северо-восточный пассат; от ветра температура понизилась не
на много, но дышать стало значительно легче.
7 сентября мы прибыли в Санта Крус. Этот остров
представляет мало интереса. Весьма посредственна и его гавань, так что
долго там мы не задержались.
13 сентября «Южный Крест» бросил якорь у Сан-Винсенти,.
одного из островов Зеленого Мыса, возле африканского берега.
По плану это должна быть наша последняя стоянка перед
Тасманией, если только благоприятный ветер не позволит пристать
к Кейптауну, где английский губернатор сэр Гордон Сприггс,
по моим сведениям, собирался устроить пышное пиршество
в нашу честь. Из этого, однако, ничего не вышло. «Южный Крест»
уже ушел далеко к югу, когда губернатор телеграфно
осведомлялся в Лондоне о нашем местопребывании.
8 Сан-Винсенти зоолог экспедиции, препаратор Николай
Гансон, нарушил установленное правило и выпил сырой воды
без добавления спирта. Это не прошло без последствий. Не успели
мы оставить Сан-Винсенти, как Гансон заболел тяжелой формой
брюшного тифа.
Лишь 5 октября он впервые вновь появился на палубе. Чем
ближе мы подходили к экватору, тем становилось жарче. Для
нас в нашем полярном одеянии жара порой становилась почти
невыносимой. И люди и собаки сильно страдали от нее. Не
поддается описанию тот ужасный запах, который исходил от 90
собак, лежавших под вертикальными лучами солнца на
загаженных досках палубы. Нам пришлось остричь собак. Чтобы
добиться хоть некоторого снижения температуры, я распорядился
натянуть над палубой тент и непрерывно смачивать его водой.
Вследствие испарения температура под ним понижалась на
несколько градусов.
Мы встречали на своем пути отдельные суда. Изумленные
лица смотрели на нас поверх поручней и провожали взглядами
наш корабль. С непривычным для этих широт оборудованием,
в частности с «вороньим гнездом», поднятым на верхушку мачты,
с девятью десятками завывающих полярных псов судно наше
вызывало крайнее удивление.
С больших океанских пакетботов нас узнавали. Проплывая
мимо, команда и пассажиры кричали громовое «ура» и
«счастливого пути», флаги приспускались. Мы с радостью отвечали на
приветствия. На десятом градусе северной широты и двадцать
пятом градусе западной долготы мы попали в так называемый
«мертвый пояс», находящийся на границе северо-восточного и
юго-восточного пассата. Здесь пошел ливень. С неба струились
потоки воды, и мы наполнили ею наши чаны.
Воздух по временам был так горяч и влажен, что люди и
животные с трудом дышали. Ночью мы лежали на подвесных кой-
41

ках, которые развешивали в самых невероятных местах в
поисках хоть некоторой прохлады. На небе показался Южный
Крест, сверкающий, как Орион. С необычайной притягательной
силой мерцали нам звезды Южного Креста, и мы пытались
разгадать по ним нашу судьбу.
В ясные ночи при хорошей погоде стояли наши молодцы
на палубе и любовались сверкающим крестом на юге. Созвездие,
по мере того как мы приближались к цели, поднималось на небе
все выше.
Температура воздуха и воды непрерывно измерялась. Когда
море было спокойным, мы вылавливали с его поверхности
животных и растения или наблюдали за жадными акулами, которые
лениво следовали в кильватере, чтобы мигом броситься вперед
в тот момент, когда какая-либо несчастная собака по
собственной неосторожности, в результате драки со своими сородичами
или в силу удара, нанесенного ей парусным шкотом, падала
за борт. Оказавшись в воде, она становилась желанной добычей
хищников.
В экваториальных водах—и к северу и к югу от экватора—
мы видели летающих рыб (Exocoetus Volitans). С ними мы
расстались лишь на тридцать пятом градусе южной широты.
В пятницу, 23 сентября, мы пересекали экватор.
По старой морской традиции это важное событие было
отпраздновано. На борту появился Нептун. Он вынырнул из океана
у носа корабля, большой, с длинной седой бородой; с него стекала
вода, в руке он держал трезубец, голова была увенчана короной.
Его сопровождало несколько подданных из морских глубин.
Всех участников экспедиции, которые впервые пересекали
экватор, соблюдая необходимый церемониал, безжалостно окрестили
в большом железном чане. Затем в ознаменование перехода из
северного полушария в южное последовал торжественный обед.
Обеды и ужины были вообще наиболее существенными и
приятными событиями в однообразной жизни на корабле. В эти
моменты все собирались вместе, и время протекало в оживленной
шутливой беседе.
Над корабельным коком—шведом по национальности—то
и дело подтрунивали его норвежские собратья,
придерживавшиеся противоположных политических взглядов. Но надо
сказать, что готовил он хорошо, хотя пудинги ему явно не
удавались—они ложились на желудок весьма тяжелым бременем.
Как-то раз во время шторма, когда корабль сильно накренился
и в дверях показался кок с тяжеловесным угощением в руках,
•один из норвежцев, очень любивший дразнить шведа,
воскликнул: «Кок, поставь ради бога пудинг с наветренной стороны!»
Кок воспринял это совершенно серьезно и направился было
к выходу, но тут его осенило, что над ним смеются. Он
повергнулся к норвежцу и с возмущением ответил: «Да ты бы лапу сосал
от голода, если бы не мои пудинги!»
42

Подобные мелкие столкновения на «продовольственной почве»
оживляли обстановку и давали повод для бесконечных острот,
которые способствовали дружеским отношениям между всеми
членами экспедиции. Однако за время длительного плавания
«Южного Креста» иной раз бывало и так, что сохранить хорошее
расположение духа кое-кому не удавалось.
5 октября 1898 года—в день, когда наш зоолог Гансон после
перенесенного им брюшного тифа вновь появился на палубе,
мы достигли 27°25' южной широты. Здесь мы увидели первого
альбатроса (Diomedea exulans).
Большая белая птица на своих гигантских крыльях, имеющих
четырехметровый размах, величественно парила в воздухе. Затем
она молниеносно унеслась на неподвижно распластанных крыльях.
Получается впечатление, что скорость передвижения
альбатроса создается незначительным изменением наклона крыльев;
он ловко использует при этом тяжесть собственного тела, чтобы
стрелой упасть вниз и взять нужное направление. Альбатрос
достигает такой скорости полетов, что может продвигаться вперед
даже при сильном шторме. Он летит на неподвижно
распростертых крыльях, то показываясь на гребне волны, то скрываясь
между двумя валами, но ни разу не прикасаясь к воде, оставаясь
все время на высоте нескольких дюймов над ней.
Альбатрос принадлежит к большому семейству
буревестников, которые всю жизнь носятся над открытым морем и
пользуются сушей лишь для спаривания и высиживания яиц.
Во время плавания на «Южном Кресте» мы наблюдали,
помимо альбатросов, не менее двенадцати различных видов
буревестников—о наиболее своеобразных речь будет ниже.
В хорошую погоду мы порой наблюдали, как буревестники
молниеносно проносились мимо судна в погоне за своей добычей.
Когда же наступал шторм, то «Южный Крест» бывал подчас
окружен ими со всех сторон. Буря как бы привлекала их.
Буревестники таких пород, каких мы никогда не видали, взмывали
из-за гигантских морских валов, окружали корабль и
внимательно следили за всем, что сбрасывалось за борт.
Альбатрос—это великан в семействе буревестников. На своих
гигантских крыльях он летает лучше всех птиц.
Подобно всем буревестникам, он питается мелкими морскими
животными. Не брезгает он и падалью. Целыми днями следовали
они за кораблем, отлетая иногда в сторону на милю, с тем чтобы
вновь вернуться к нам. А между тем единственной их поживой
были отходы, выбрасываемые время от времени в воду.
Различные виды буревестников можно встретить и к северу
и к югу от экватора, но альбатрос встречается по преимуществу
под южными широтами, в основном к югу от 30° южной широты.
В этих районах они и совершают свои длительные
путешествия. Вполне возможно, что они иногда облетают на своих сильных
крыльях вокруг земли. Они почти никогда не летят с юга на се-
43

вер, но придерживаются одной и той же широты. Пояс,
расположенный между тропиками, представляет для них как бы
непреодолимую преграду; редко пересекают они экватор.
Отдельные экземпляры, которые пришлось видеть к северу
от экватора, были, по всей вероятности, случайными
пришельцами. (В Тихом океане отдельные виды буревестников,
по-видимому, совершают регулярные перелеты через тропическую зону.)
Единственным в своем роде случаем был тот одиночный
альбатрос вида Diomedea melanophrys, который, согласно
неопровержимым свидетельствам, жил 30 лет, до 1894 года, на одном из
Фаррерских островов.
По пути из северных холодных областей через умеренную
и жаркую зону, а затем за экватором при движении в обратном
порядке пока мы не добрались до Антарктики, от нашего
внимания не могли, естественно, ускользнуть те формы жизни, которые
представлены в тропической полосе.
На всем пути мы непрестанно интересовались сменой
растительных и животных видов, рассчитывая помочь в разрешении
проблемы биполярности—почему в Северном и Южном
Ледовитом океанах встречаются одни и те же виды, в то время как в
промежуточных водах умеренной и экваториальной полосы те же
виды отсутствуют.
Позже, делая подробный обзор научных результатов
экспедиции, я вернусь к этому вопросу и остановлюсь как на дискуссии,
которую вели на эту интересную тему Пфеффер, Джон Мёррей,
Фрех, Кун и другие, так и на том вкладе, который внесла
экспедиция «Южного Креста» своими исследованиями морской фауны
в полярном районе.
Я хочу здесь только отметить, что немецкая экспедиция 1897
года по изучению планктона в пределах «западного течения»
обнаружила на поверхности воды маленького, свободно плавающего
пелагического червя Sagitta hamata Moeb. Как показано на
карте нашего маршрута, его наличие непрерывно наблюдается
на всем пути от северных до южных морей. Но для того, чтобы
миновать высокую температуру тропиков, он уходит в
экваториальных водах в глубину, ускользая таким образом от
нагретого верхнего слоя воды.
8 октября «Южный Крест» находился на 29°4Г южной широты
и 15°54' западной долготы. Тут мы увидели первых капских
голубей (Daption capensis). В следующие дни попадалось много
альбатросов вида Diomedea melanophrys. Мы собрали уже
многих птиц из числа следовавших за судном. Вылавливали их прямо
из воды, и они попадали на борт целыми и невредимыми.
Когда альбатросы оказывались на палубе, им
предоставлялась полная свобода. Они расхаживали на своих мягких лапах
с перепонками, приспособленными для плавания, но взлететь не
могли, так как им недоставало пространства, чтобы развернуть
свои большие крылья. Собаки часто нападали на этих больших
44

течения,
Холодные г.
Карта южно-полярных районов.
Путь плавания «Южного Креста» обозначен жирной линией

О Грилвил
Путь «Южного Креста» через Атлантический океан

птиц, но каждая собака, напав однажды и получив крепкий удар
клювом, больше не рисковала своей шкурой.
Птиц мы умерщвляли хлороформом; так они умирали быстрее
всего и без мучений, и их великолепное оперение не бывало
испачкано кровью.
В конце октября паруса наполнились западным ветром. Мы
достигли «ревущих сорокаградусных широт», оставив к северу
мыс Доброй Надежды.
Еще прежде чем налетели свирепые порывы западного ветра,
мы провели все необходимые предварительные приготовления.
Западные штормы бушуют на этой параллели круглый год.
Иногда они чередуются с неистовыми циклонами, внезапно
налетающими на мореплавателей. Горе щкиперу, который к этому
моменту не привел свой такелаж в порядок.
Путь волнам здесь не преграждает никакая суша. С
незапамятных времен гуляют они здесь на свободе. А сильное
восточное течение способствует тому, что волны вздымаются на такую
высоту, которая в северном полушарии неизвестна.
Ураганные ветры со снегом сопровождали нас от мыса
Доброй Надежды до берегов Австралии. Мачты гнулись и скрипели,
все деревянные части «Южного Креста» вздыхали и стонали;
в верхних парусах завывал ветер. Судно стремительно врезалось
в высоко вздымавшиеся морские волны, а в то же время нижние
паруса свисали почти неподвижно.
«Южный Крест» показал воочию, на что он способен.
Отличное качество постройки становилось ясным, когда он с полным
грузом и на всех парусах летел по бурному морю со скоростью,
превышающей 11 узлов. Редко приходится встречать полярное
судно, столь прочное и вместе с тем так хорошо идущее под
парусами!
2 ноября мы были на широте островов Крозе. Море было полно
плавающих водорослей. Собаки страдали теперь так же сильна
от сырости и холода, как раньше от жары.
ч 10 ноября встретился черный альбатрос с белой отметиной
на*клюве снизу (Diomedea fuliginosa).
Наконец, 27 ноября, после того как мы больше двух месяцев,
не видели суши, в 5 часов вечера раздался крик вахтенного:
«Впереди земля!»
Это был берег Тасмании.

Вторая глава
ПУТЬ ИЗ ТАСМАНИИ В НЕВЕДОМОЕ.
В ТИСКАХ ПОЛЯРНЫХ ЛЬДОВ
В воскресенье, 27 ноября 1898 года, в 8 часов мы бросили*
якорь в бухте Приключений—как раз на том месте, где
полвека назад останавливались «Эребус» и «Террор» Росса.
На следующее утро снялись с якоря, машины заработали,
и мы стали подниматься к Хобарту.
Узкий залив Хобарта, который тянется с востока до самого
города, окружен чудесными пейзажами. Извиваясь между
островами, он достигает в длину около 30 английских миль. По
обеим сторонам высятся утесы. На северном берегу между скал
встречаются просветы, в которые можно видеть землю на
несколько миль.
Богатая растительность доходит почти до самого моря. Запах
эвкалиптового дерева доносился до нас уже издалека, он
пробудил во мне воспоминания о жизни в австралийской пустыне.
Сам город Хобарт лежит на южном берегу залива, у подножия
горы Веллингтон. Гора эта имеет в высоту всего 4000 футов, но
благодаря своим крутым складчатым скалам, так называемым
органным трубкам, кажется значительно выше. Даже летом
вершина горы бывает часто покрыта снегом. Когда мы
находились там, она была лишена снегового покрова.
Хобарт имеет 30 000 жителей и по своему географическому
расположению и климату является жемчужиной среди
австралийских городов. Летом его переполняют жители
австралийского континента, которые на прохладном берегу Тасмании
стремятся отдохнуть от жары внутри страны.
Хобарт превращался на протяжении ряда лет в своего рода
курорт. Во время нашего пребывания мы видели сотни
австралийских скваттеров1, наслаждающихся тут вместе со своими
семьями летней прохладой.
Столица Тасмании, когда мы навестили ее,
по-праздничному принарядилась и была разукрашена множеством флагов.
47

Нас сердечно принимали. Первого декабря, в день моего
рождения, губернатор лорд Корманстон устроил
торжественный обед для меня и моих помощников. Затем последовали обеды
и ужины в честь различных участников экспедиции. Лапландцы
в своих красочных национальных одеждах здесь также
привлекали всеобщее внимание. Вся Австралия проявляла интерес
к экспедиции. В австралийских научных кругах надеялись, что
мы сможем собрать достоверные сведения о метеорологических
условиях вблизи расположенной огромной части света, что
позволит глубже постигнуть закономерности погоды в самой
Австралии.
Я был занят тем, чтобы закончить как можно скорее
последние подготовительные работы к отъезду в полярный район, и
поэтому во время пребывания в Хобарте дел у меня было по горло.
Одна только переписка с Европой отнимала у меня время
днем и ночью. Отовсюду поступало бесчисленное количество
писем на самых различных языках, на которые надо было отвечать.
16 декабря я возложил на памятник Франклина лавровый
венок. На памятнике была следующая надпись:
сНе здесь твой прах—на севере далеком,
А ты, душа героя-морехода,
Счастливый ныне держишь путь
К просторам неземным»
Теннисок
Сэр Джон Франклин, перед тем как он отправился на
кораблях «Эребус» и «Террор» в свою последнюю роковую поездку
к северному полюсу, был губернатором Тасмании.
В один из ближайших дней—в воскресенье, 18 декабря,—
происходил наш отъезд. На борту «Южного Креста» состоялось
богослужение. Это было волнующее прощание с цивилизацией:
епископ и английские священники в своих ризах, хор
мальчиков в белых одеждах, торжественно молчащие матросы с их
морщинистыми обветренными лицами и тысячи людей, стоящие
на набережной с обнаженными головами.
Затем наступил момент, когда был передан сигнал в
машинное отделение. «Южный Крест» двинулся и медленно стал
уходить из залива.
К вечеру мы дошли до бухты Приключений. Здесь был
брошен якорь, и нас оставили друзья, следовавшие с нами из
Хобарта. Среди них были норвежский консул в Мельбурне г-н
Гундерсен, вице-президент географических обществ в Сиднее
и Мельбурне м-р Пантон, которому было поручено передать нам
прощальное приветствие, и ряд других австралийских друзей,
проявлявших живой интерес к экспедиции «Южного Креста».
Мы написали последние письма нашим близким, оставшимся
на далекой родине в северном полушарии.
48

Карстен Борхгревинк во время плавания
на «Антарктике» в 1894 году
Мыс Адэр (71° 18' ю. ш. и 170° 9' в. д.)

Николай Гансон, зоолог экспедиции
Первая высадка в 1895 году в шестой части света
(зарисовка К. Борхгревинка)

На следующий день в 4 ч. 20 м. пополудни снялись с якоря.
Как было условлено, мы отправили в Хобарт двух почтовых
голубей с приветственными письмами.
Незадолго до этого на борт явился фермер Грей, владения
которого лежали на берегу бухты Приключений. Он принес
в дар великолепного молодого быка и запас сена для него на
14 дней, которые мы приняли с благодарностью.
Посмотрев на быка и на сложенное рядом с ним на передней
палубе сено, я погрузился в размышления. Вот стоит животное,
обреченное на смерть. Число оставшихся ему дней жизни
определяется количеством сена. У меня на борту 30 человек, и запас
продуктов также заранее подсчитан. Хватит ли этих продуктов
вплоть до запроектированного конца путешествия? Это был один
из моментов, когда я ощутил наглядно весь размер принятой на
себя ответственности. Если мои вычисления окажутся
неправильными, то всем нам угрожает смерть.
Погода была ясной. С юго-запада дул легкий бриз. К полудню
ветер утих. Паровая машина заработала на всю мощность.
«Южный Крест» устремился в неизвестное. Вершина горы Веллингтон
в ясном освещении южной летней ночи становилась все менее
и менее заметна и, наконец, скрылась за горизонтом.
Теперь первоочередным делом для нас было выдержать битву
с бурным морем, которое простиралось на 2000 морских миль
от южного берега Австралии до южно полярного континента.
В северной части этого моря на широте сорока градусов завывал
бурный западный ветер.
Мы должны были пересечь море и на пятидесятом градусе
вступить в область туманов, айсбергов и снега. На этой
параллели происходит внезапный переход от климата умеренного
к холодному. Сменой климатических зон и объясняется
пелена тумана, почти всегда висящая над водой2.
Оставив эти опасные широты позади, мы будем двигаться
к шестидесятым градусам, где, по моим ожиданиям, должна была
произойти встреча с поясом плавучих льдов, ежегодно
образующихся у берегов южнополярного континента. Бушующие
антициклоны при наступлении антарктической весны разрывают этот
пояс на куски и гонят их на север.
С тех пор как мы оставили Лондон, лето для нас не
прекращалось. Оно должно было продолжаться и дальше. На нашем
долгом пути мы имели возможность наблюдать, как различно
выглядят летние месяцы под разными широтами. Когда мы
покидали Европу, стояли теплые дни позднего лета. Надвигалась
одень. Проплыли под тропическим солнцем зону вечного лета.
Пересекли экватор, и нас встретила весна южного полушария.
Теперь предстояло использовать короткое антарктическое лето,
для того чтобы внедриться в южнополярные льды.
Нам предстояло пробыть еще два месяца в плавании
прежде, чем достигнем южнополярного континента. Мы выбрали
4 К. Борхгревинк
49

не наиболее короткий путь к месту назначения, мысу Адэр,
который лежит на 170° восточной долготы. Кратчайший путь
был опасен в том отношении, что западный ветер мог бы нас
слишком сильно отогнать к востоку. В этих широтах стоит только
быть снесенным ветром в сторону от цели, как становится почти
невозможным снова лечь на правильный курс. Поэтому мы
двигались на встречу южнополярному льду приблизительно вдоль
150° восточной долготы, то есть значительно более западным
курсом.
У меня были еще и другие причины придерживаться более
западного курса. Я хотел получить возможность обследовать
район островов Баллени и, в частности, тот участок, где Уилкс
в 1823 году3 нашел землю, что сэром Джемсом Россом позднее
не было подтверждено. Как известно, между этими двумя
исследователями разгорелся жаркий спор по вопросу о наличии там
земли.
На пути сквозь зону западного ветра нас сопровождало
огромное количество птиц. Преобладали капские голуби, альбатросы
и маленький черный буревестник (Oceanites oceanicus).
Буревестник вместе с коричневым альбатросом следовал за нами до
самой полосы льдов.
24 декабря мы находились на 51°47' южной широты и 152°13'
восточной долготы. Был сочельник. По этому случаю мы,
положившись на почтаря Нептуна, опустили в море деревянный ящик
с письмами. Письма эти до сих пор не дошли по адресу. В 1895
году примерно на этом же месте мы отправили приблизительно
таким же способом почту с «Антарктика». Письма аккуратно
сложили в бычий пузырь, врученный нам для этой цели
норвежским консулом в Мельбурне, и «почтовый мешок» был брошен
за борт. Едва это произошло, как подлетел большой
альбатрос и все проглотил.
Вечером мы справляли Рождество.
26 декабря мы находились на 53°26' южной широты.
28 декабря поднялся юго-восточный шторм. Волны были так
высоки, что время от времени перекатывались через палубу.
Собаки сильно страдали от непогоды. Пришлось загнать их
на полубак, и они были набиты там, как сельди в бочке. Как-то
раз судно зарылось носом в воду и всех собак накрыла волна так,
что ни один волосок не остался сухим; насквозь промокшая
шерсть замерзла. Им нигде нельзя было найти сухого местечка
для сна. А между тем чего собака не переносит, так это
именно невозможности обсохнуть. Вечером 28 декабря мы видели
экземпляр гигантского буревестника (Ossifraga gigantea), а также
пару темных альбатросов.
29 декабря пересекли шестидесятый градус широты. На
следующий день, 30-го, в южном направлении сверкнул утром лед,
и вскоре вслед за этим мы увидели в воздухе первого снежного
буревестника (Pagodroma nivea).
50

°.1.чнпар.Ч
ю
\
•
/
J
\
ш „Эре бус''и„Террор'
—^Венсан "лейт. Учлкс
- „ Южный Крест "
160 SO (tfHuöp ч /ti'98 г
Район островов Баллени и Земли Уилкса
Мы поняли, что плавучие льды уже недалеко. Скоро поплыли
мимо судна отдельные льдины. Спустился туман, и температура
понизилась. Мы достигли льдов раньше, чем я ожидал, хотя на
том градусе долготы, который я избрал для продвижения к югу,
и можно было рассчитывать на раннее появление плавучих
льдов.
Появление льдов вызвало на борту оживление. Туман,
однако, стал очень густым, и видимость ухудшилась до предела.
Барометр упал, и мы медлили вступать в полосу льдов. Имело
смысл дождаться благоприятного момента—тихой погоды и
отсутствия волнения на море.
Кромка льда имела приблизительно два фута в толщину;
в полыньях была видна масса рачков. Вода казалась от них
совсем красной. В ту ночь никто не спал. Перед лицом первых
истинных трудностей у всех пропал сон. Один из моих
спутников записал в своем дневнике: «Ей-ей, мы теперь попали в
новый мир».
31 декабря на 62° южной широты и 159р25' восточной долготы
мы благополучно вошли в паковый лед. Глухие удары ледяных
глыб о крепкий нос «Южного Креста» можно было слышать и
ощущать даже в машинном отделении.
4* 51

Мы только начали углубляться в пак, как заметили белого
тюленя (Lobodon carcinopaga), но не успели взять в руки оружие,
как он исчез.
Позднее препаратор Гансон обнаружил на льду другого
тюленя. Выяснилось, что это тоже белый тюлень, который спокойно
разлегся и спал. Ход судна затормозили, Гансон спустился на
лед, чтобы застрелить тюленя.
Гансон следующим образом описывает это в дневнике:
«Я быстро вскинул ружье и спустил курок, но выстрела не
последовало. Поскольку тюлень задвигался, я отбросил ружье
и поспешил к животному с острогой. Тюлень хотел удрать, но
в этот момент я нанес ему удар острогой. Удар возымел слабое
действие. Тюлень, понявший, что имеет дело с врагом, в
следующее же мгновение обрушился на меня всей тяжестью; избежать
этого нападения мне не удалось, так как я увяз в рыхлом снегу
по колени. Тюлень пытался вцепиться в меня своими зубами,
но это ему не удавалось, так как острога засела своим зубцом
у него во лбу, и я не выпускал ее из рук. Тем временем подоспел
один из матросов и помог мне убить зверя».
В дальнейшем мы обнаружили в различных пунктах еще
много тюленей. Гансон, Берначчи и Колбек убили, между
прочим, одного морского леопарда 10 футов 6 дюймов в длину,
спавшего на ледяной глыбе на расстоянии полумили от судна.
Все антарктические тюлени были как ручные и не обнаруживали
страха, пока мы на них не нападали. Они были полны
доверчивости к нам—они ничего не знали до этих пор о кровожадности
цивилизации! Больно бывает на душе, когда убиваешь тюленя,
особенно, когда при этом приходится пользоваться ножом.
Если стреляешь из ружья и попадаешь прямо в голову или
в сердце, то они быстро умирают; если же ударяешь ножом и не
попадаешь сразу прямо в сердце, то тюлень приподнимается
на ластах и смотрит на тебя величественно и укоризненно своими
большими, темными и влажными глазами; кровь его брызжет
в это время на чистый белый снег, и картина создается
удручающая.
В канун Нового года, когда часы стали бить двенадцать, мы
палили из пушек, стараясь произвести как можно больше шуму.
В этом нам усердно помогали собаки. Затем мы распили в каюте
по стакану грога и вспомнили наших друзей и знакомых в
далекой Европе.
В эту ночь стояла исключительно ясная, чудесная погода.
Полуночное солнце освещало необозримые белые равнины, в его
лучах вблизи судна розовели два айсберга.
Первый день Нового года сулил много хорошего. Впереди
была незамерзшая вода, и на протяжении нескольких часов нам
удавалось продвигаться к югу. Однако к середине дня льдины
стали все больше сплачиваться. Прошло еще немного времени,
и судно застряло во льдах.
52

Во второй половине дня мы пустили всех наших собак
пробежаться для моциона по льду. Одновременно с этим
большинство научных сотрудников и членов команды сделало лыжную
вылазку. Я тоже стал на лыжи и, перепрыгивая через полынью,
устроил себе ненароком холодную ванну. Отчасти были в этом
повинны яркие солнечные блики на белом снегу, отчасти мое
неумение правильно рассчитать расстояние между двумя
льдинами.
Я разбежался и прыгнул, понадеявшись на свои длинные лыжи,
не обратив внимания на то, что край льдины на другой стороне
полыньи значительно выше льдины, с которой я прыгал. К тому же
за время долгого морского пути мои лыжи отсырели и частично
потеряли эластичность. В результате они уткнулись снаружи
в край льдины, и я оказался в воде. Своими остриями обе лыжи
вонзились в лед и образовали как бы маленький мостик через
полынью, на котором я и повис.
Теперь все дело было в том, чтобы держать голову над водой,
пока удастся привлечь чье-либо внимание. Лыжи были так
хорошо закреплены на ногах, что мне в том положении, в каком
я оказался, не удавалось развязать ремешки, и я напрягал все
силы, чтобы держать голову над водой. К счастью, меня заметил
Фоугнер и буквально в последнюю минуту вытащил из воды.
2 января мы все еще не сдвинулись с места. Лед тесно
сомкнулся вокруг нас, и из «вороньего гнезда» ничего
обнадеживающего нельзя было узреть. Бесконечное ледяное поле
простиралось насколько хватал глаз. Во второй половине дня Берначчи
попытался, расположившись на льду, определить угол
наклонения магнитной стрелки. Эта операция была связана с
большими трудностями, поскольку, как выяснилось, ледовое поле
находилось в непрерывном, хотя и слабом движении.
Берначчи определил угол наклонения в 83°18'. Мы
находились в это время на 63°42 %' южной широты и 160°1Г
восточной долготы. Вскоре после того, как Берначчи вернулся на судно,
льды слегка разошлись. Немедленно заработала машина, был
дан полный пар, и нам удалось возобновить медленное
продвижение к югу. Однако уже к 11 часам вечера судно опять было
задержано тяжелыми льдами.
Весь следующий день мы простояли неподвижно. Промеряли
глубину, но не достали до дна. Лейтенант Колбек определил
угол наклонения магнитной стрелки; он равнялся 83°73/4'.
Сделаны были также определения азимута с помощью
призматического компаса и искусственного горизонта. Мы находились
в это время на 63°43' южной широты и 160°37' восточной долготы.
4 января оставались на том же месте.
Из «вороньего гнезда» ничего хорошего увидеть было нельзя—
повсюду нагромождение льдов. Но у нас хватало работы и
хлопот и, несмотря на крайне медленный темп продвижения к югу,
на борту царило бодрое настроение.
53

5 января убили одного белого тюленя, в тот же день видели
большого буревестника-альбиноса (Brocellaria gigantea).
Ледовые массы стали понемногу колебаться. На следующее утро с
наблюдательной вышки была обнаружена в юго-восточном
направлении темная прогалина. Вскоре во льду образовались
небольшие проходы, и нам удалось в течение нескольких часов двигаться
в юго-восточном направлении; затем льды опять сомкнулись,
и дальнейшее продвижение стало невозможным. К полуночи пак
опять вскрылся, и, пустив машину на полный ход, мы повели
«Южный Крест» через проходы.
7-го была снежная буря. Льды охватили судно с бортов, и под
их давлением доски «Южного Креста» впервые затрещали. К
полуночи ветер улегся, но ледяные глыбы продолжали громоздиться
друг на друга.
В следующие дни дул легкий северо-восточный ветер. Погода
прояснилась. Мы видели открытые проходы в юго-восточном
направлении, но земли все еще не было заметно. 3 января выпустили
четырех почтовых голубей. Они все полетели на север. Один
из них 10 января вернулся на судно, пробыв, таким образом, без
еды семеро суток. Он казался совершенно измученным. Голубь
уселся на парусах. Одну совсем замерзшую лапку он все время
поднимал, согревая ее "своими перьями.
12 января мы достигли 65°3'6" южной широты и 161042V2'
восточной долготы. В 11 часов утра, просидев без перерыва десять
часов на холоде в «вороньем гнезде», я внезапно увидел на юго-
юго-востоке землю. В полдень она была ясно различима уже
с палубы. Подплывая к берегу все ближе и ближе, мы
взволнованно обсуждали, что это за земля. Заходящее солнце
окрашивало ее в яркие пурпурные тона.
Лед становился все толще. Теперь ледовые массы частично
состояли из материкового льда с отходящими от него крупными
и опасными языками под водой.
Скоро мне стало ясно, что перед нами один из островов Бал-
лени, которые являются форпостом южнополярного материка.
Судя по карте, остров должен был находиться на 35' дальше
к юго-востоку. Немного позже увидели еще два острова
восточнее первого. Ближайший к нам был, несомненно, действующим
вулканом: из него вырывались клубы дыма: Средний из трех
островов, обнаруженных нами, и являлся собственно подлинным
островом Бал лени.
По сообщению капитана Баллени, остров лежит, якобы, на
66°44' южной широты и 163°1Г восточной долготы. Это
утверждение не совпадает с нашим определением, которое было сделано
при исключительно благоприятных обстоятельствах и дало
66°33 южной широты и 162° 38 V2' восточной долготы.
Я решил задержаться здесь на ночь. С одной стороны,
хотелось продолжить наблюдения над встреченной нами землей,
с другой стороны, окружавшие судно ледяные громады представ-
54

ляли большую опасность для дальнейшего продвижения. Острова,
которые мы наблюдали, были значительной высоты; их покрывал
снег, но там и сям сквозь ледяной покров виднелись темные
горные хребты.
14 января на 65°48' южной широты и 163°16' восточной
долготы мы снова увидали землю на юго-востоке. Мы решили, что
это те же острова, которые видели 12января. 15января отдельные
ледяные глыбы сомкнулись и «Южный Крест» не мог
сдвинуться с места. Нам стало ясно, что корабли «Эребус» и «Террор»
в 1841 году попали в исключительно благоприятную ледовую
обстановку. Если бы они наткнулись на такие же льды, с
которыми приходилось бороться нам, то без помощи пара они и
подавно не могли бы выбраться. Окружавшие нас ледовые массы
двигались как одно целое в направлении востоко-северо-восток.
16-го разразился ужасный шторм, а «Южный Крест» находился
все еще в холодных объятиях полярного льда. Температура
стойко держалась на низких цифрах; достаточно холодно было и на
палубе, но особенно жгучим был мороз для того, кто часами
сидел в «вороньем гнезде». 18-го числа мы вновь, хотя и
медленно, продвигались между льдами.
В полдень увидели большого императорского пингвина
(Aptenodytes forsterii), нырявшего за кормой «Южного Креста»,
а на расстоянии примерно 400 аршин от судна заметили на
большой плоской льдине второго императорского пингвина,
по-видимому самку.
Заметив их, мы зорко наблюдали за тем, вынырнет ли первый
пингвин, самец, еще разок на поверхность, прежде чем он
достигнет самки. Этого, однако, не случилось. Лишь тогда, когда
судно оказалось рядом со льдиной, на которой сидела в
неподвижном созерцании съежившаяся самка, из воды молниеносно
выскочил самец и уселся в нескольких метрах от нее на льдине.
Это показывает, как остро у этих птиц развито чувство
ориентировки даже под водой и подо льдом. Самец немедля направился
к подруге и стал энергично жестикулировать своими короткими
ручками. Между ними завязалась оживленная беседа, предметом
которой было, конечно, наше появление. Птица, сидевшая на
льдине, находилась там, по-видимому, уже давно: вокруг нее
на льду валялось много маленьких коротких перьев.
В этот же день застрелено по крайней, мере семь белых
тюленей. Вероятно мы находились довольно далеко от открытого
моря, так как вокруг было немного птиц.
За 19 января по сравнительно широким проходам
продвинулись довольно далеко на юго-восток, достигнув 65°43' южной
широты и 165°47' восточной долготы. Время от времени
попадались пингвины—пингвин императорский (Aptenodytes
forsterii) наряду с малым пингвином (Pygoscelis adeliae), а также
различного рода тюлени. Не всегда, однако, удавалось
заполучить их на судно.
55

Нам нужно было использовать каждый удобный случай для
продвижения вперед. Люди, спускавшиеся поохотиться на лед,
не могли там долго задерживаться и далеко отходить от судна;
в любой момент, как только открывалось свободное
пространство и в силу этого ход судна мог возобновиться, они должны
были находиться снова на борту.
21 января мы обнаружили тюленя Росса. Это был первый
встреченный нами экземпляр. Гансон решил вначале, что он
нашел представителя нового, еще неизвестного вида тюленей.
Однако я быстро распознал своего старого знакомого еще по
моей первой экспедиции в южнополярный район.
Он имел короткую толстую голову с большими блестящими
черными глазами, с сильной нижней челюстью. Коренных зубов
у животного не было, имелось только два резца в нижней
челюсти и шесть резцов в верхней. Зубы эти имели шилообразную
форму. Хвост у тюленя короткий и тонкий. На всех пальцах
передних и задних ласт—ногти. Задние ласты по сравнению
с передними исключительно велики. Окраска зверя
серо-коричневая, брюхо серебристо-серое в белых крапинках. В длину он
имел 6 футов 10,5 дюйма, поперечный размер составлял на уровне
ушей 2 фута 10 дюймов, позади передних ласт—4 фута 11
дюймов, в бедрах—2 фута 9,5 дюйма. Расстояние от наружного края
носа до передней поверхности глаза составляло 4 дюйма, от
заднего угла глазной щели до кончика носа—5,5 дюйма, между
центрами глаз—6,5 дюйма, между задними углами глазных щелей—
10,5 дюйма. Мы сфотографировали животное и сделали с него
удачную зарисовку. К сожалению, эта зарисовка вместе с
частью моих зоологических рисунков и короткими записями,
сделанными Гансоном, пропала.
22-го бушевал страшный шторм со снежной бурей, льды
громоздились вокруг «Южного Креста». Под их давлением
дубовая обшивка судна вновь жалобно застонала. 23-го шторм
продолжался с той же силой. Утром Ивенс, гуляя по льду в
глубокой задумчивости, угодил прямо в полынью и принял невольно
холодную ванну.
В тот же день, немногим позже, давление льдов усилилось.
«Южный Крест» стало выпирать на поверхность, доски трещали
все более зловеще, и мы готовились к самому худшему.
После обеда совещались с капитаном Йенсеном. Я решил,
что должны быть выработаны все указания на случай, если судно
погибнет. Настолько серьезно обстояло дело. Сани,
продовольствие—все было подготовлено для переброски на лед. Каждый
знал, что ему нужно будет делать, если последует приказ об
оставлении судна. Каждый прослушал инструкцию совершенно
спокойно и с полным самообладанием, хотя если б произошло то
худшее, чего мы опасались, то у нас было бы мало надежды
попасть на южнополярный континент или хотя бы увидеть вновь
австралийские берега.
56

Вскоре после того как были сделаны инструктивные
указания, обшивка судна вновь затрещала. «Южный Крест» застонал,
весь вздрогнул, приподнялся вверх и вновь опустился. Высоко
в воздух поднялся нос корабля, затем—еще выше—ахтерштевень.
Стало ясно одно: наше великолепно построенное судно,
испытывая чудовищное давление, не разламывалось, а приподнималось
над поверхностью льда.
При этом открытии с моей души свалился камень. Я и Бер-
наччи с большим трудом сошли на громоздящийся лед.
Огромные многотонные глыбы льдин ползли друг на друга. Лишь
затратив много усилий, нам удалось сфотографировать «Южный
Крест», выступавший теперь на четыре фута над поверхностью
льда. Около полуночи судно начало вновь опускаться—верный
признак того, что давление ослабело. Но чудовищный треск,
катившийся к нам с севера подобно грому, не ослабевал.
Направление сжатия за это время, очевидно, изменилось.
24-го мы все еще лежали во льдах у островов Баллени. Хотя
все обстояло хорошо, меня все же время от времени брало
сомнение, хорошо ли я поступил, решив навестить острова Баллени.
Тяжелые льды лежали недвижно, как вечность вокруг
«Южного Креста», а обжигающий восточный ветер позволял нам
составить себе представление о том, что может нас ожидать
антарктической зимой. Было уже позднее лето, почти осень. Ночи
становились темнее, в полыньях появлялся новый лед. Я стоял,
погруженный в раздумье, и смотрел на сомкнувшийся вокруг
неподвижный лед, и мне казалось, что я состарился за несколько
часов.
26-го море слегка расчистилось. Мы пустили в ход машину,
чтобы отыскать место получше, но натолкнулись на новый
затор. К вечеру, однако, появились длинные проходы по
направлению к северу. Посовещавшись с капитаном Йенсеном, я решил
направиться на север и попробовать прорваться снова через
ледяной пояс восточнее. Времени оставалось немного, и нам
нужно было спешить.
27-го мы все еще находились на 66°35' южной широты и
166°8' восточной долготы. Еще раз попытались пробиться к югу,
так как проходы на север выглядели не более обнадеживающими,
чем прежде проходы на юг. На следующее утро в 8 часов
пересекли Южный полярный круг. Кругом плыло несколько
айсбергов высотой от 150 до 200 футов.
28-го положение наше из-за мощного сомкнувшегося вокруг
льда казалось совершенно безнадежным. Мы находились теперь
на 165°53'45" восточной долготы. После полудня измерили в
небольшой полынье на глубине 500 саженей температуру воды.
Она оказалась равной 1,8° Ц. Вечером на S 37 W видели остров
примерно на расстоянии 35 миль.
В понедельник, 30 января, мы были на 66°45 V2' южной
широты и 165°24' восточной долготы. Увидели два острова, один
57

на S 20 W, примерно в 30 милях, второй—на S80 W, примерное
70 милях. Полуденные наблюдения удались в тот день
прекрасно.
Суша, какая наблюдалась на юго-западе, против 80-й черты
азимута, была, несомненно, той группой тесно расположенных
островов, которые мы видели 12-го и которые простирались от
66°33' южной широты и 162°38 72' восточной долготы до 66°58'
южной широты и 162°32' восточной долготы.
Из-за тяжелого прибрежного льда и на этот раз оказалось
невозможным приблизиться к острову. О расстоянии можно было
только догадываться, так что местоположение островов удалось
определить лишь весьма приблизительно. Но от острова Францес
мы находились не далее чем в тридцати милях, и я считаю
правильным его местоположение, определенное мною. Он лежит на
67°13' южной широты и 164°59' восточной долготы.
Хотя погода была на редкость ясной, мы не смогли увидеть
второй остров, который капитан Росс видел на этом месте и
назвал островом Смит. Острова на юго-западе, против 80-й черты
азимута, сочтенные нами за самые северные из островов Баллени,
наиболее высокие: они не меньше, чем в два раза, выше южных.
Характеризует их пять больших куполообразных вершин.
Дальше всего к северу поднимается вершина, образующая по
отношению к горизонту угол в 30°; самая южная стоит под углом
примерно в 17°. Остров Францес в средней своей части весьма
возвышен, на востоке он заканчивается крутым обрывом, с левой
же стороны полого спускается к морю.
1 февраля мы опять были скованы льдами. Снова
ежедневные разочарования, снежные вихри, колючий ветер с юга.
2 февраля погода к полуночи прояснилась. Из «вороньего
гнезда» я увидел вершину острова Францес. С того места, где
я находился, она казалась совсем иной формы.
3 февраля был день рождения Фоугнера. Судно все еще не
двигалось, и мы воспользовались случаем, чтобы сварить в
салоне по стакану грога и прослушать игру музыкального ящика,
все мелодии которого к тому времени нам уже были, к
сожалению, слишком хорошо знакомы.
5 февраля вновь задула снежная буря. Опять обнаружились
открытые проходы на север. Мы снова изменили курс «Южного
Креста» с тем, чтобы попытаться выйти в открытое море и
поплыть по другой долготе.
6 февраля «Южный Крест» проходил в непосредственной
близости от удивительного айсберга. На площадке, которая лишь
на 10 футов выступала из воды, высились три остроконечные
пирамиды из кристально-чистого льда. Солнечные лучи играли на
призмах льда яркими до невероятности красками; краски
менялись по мере того, как солнце опускалось.
Неподалеку отсюда мы потеряли старого верного друга—
одного из чистопородных гренландских псов. Это был почтен-
58

-I 1 ' 1 1 I 1 I I'-" —■ ■" 1-T'
30' 30' 10 170° 30' W' 30' 20' 10 i69* SO'
Карта бухты Робертсон
ный «Дед»—как мы его называли. С лейтенантом Пири он
проделал великий поход через Гренландию, прибыл с Аструпом4
в Норвегию и оттуда сопровождал меня через экватор в
Австралию и затем дальше в Южный Ледовитый океан. По всей
видимости, «Дед» утонул. Он был стар. Тяжелые условия поездки при
жестоком—сорокаградусном морозе, ежедневно окатывавшая
собак ледяная вода—все это заставляло его сильно страдать.
Беднягу мучил злой ревматизм, который не щадил и кое-кого
из нас. К тому же он был покрыт густой шерстью, которая
отяжелела от влаги и уже не раз угрожала утянуть «Деда» в воду,
когда он туда падал. А случалось это с ним часто, потому что
к старости зрение его испортилось. Мы оплакивали славного
старика, который умел с помощью своих зубов добиться
уважения окружающих, обладал большим опытом, а во время охоты
на тюленей показывал себя с самой лучшей стороны.
8 февраля лед стал передвигаться и громоздиться, открылись
проходы, так что нам удалось продвинуться к северу. Во второй
половине дня разразился шторм, льды снова сомкнулись, и судно
59

оказалось в плену, как и раньше. Мы находились на 66° 7х/2
южной широты и 164°47' восточной долготы.
9 февраля шторм все усиливался, пока не превратился в
сильный ураган со снежной бурей, которая скоро погребла нас под
снегом. К вечеру прояснилось. Ночью установилась тихая
погода, лед вскрылся по направлению к северу и «Южный Крест»,
дав полный пар, устремился к северо-востоку.
11 февраля мы находились в открытом море, взяв
направление на востоко-юго-восток. Порывистый ветер дул к северу,
вздымая волны. К вечеру из «вороньего гнезда» я насчитал 90
солидных айсбергов в непосредственной близости от судна.
В понедельник, 13 февраля, наше местоположение—67°13'
южной широты и 173°7' восточной долготы. Насколько хватал
глаз, везде была открытая вода. Показались серые и темные
альбатросы.
14 февраля мы находились на 69°14' южной широты. Вокруг
во всех направлениях было множество айсбергов. Почти все они
четырехугольной формы и напоминали огромные плавающие
крепости. Много больших различных альбатросов окружали
судно. В 8 часов вечера снова вошли в пак; все птицы, за
исключением белых буревестников, исчезли.
15 февраля 1899 года мы были, несомненно, неподалеку от
большой неведомой земли. Но поднялся ужасный шторм, и нам
пришлось, кроме двух малых парусов, убрать все остальные.
Палубы и такелаж покрыло льдом. Вода, окатывавшая мачты,
немедля замерзала, и с нижних рей свисали длинные ледяные
сосульки.
Шторм продолжался всю ночь и весь следующий день, но
к вечеру мы увидели первые контуры южно-полярного
континента. Его высокие скалистые берега еще неясно выступали
по временам сквозь пургу. Всю ночь мы стояли под малыми
парусами и под парами, не осмеливаясь в такую непогоду
подходить к берегу.
17-го числа погода несколько прояснилась, и к вечеру нам
удалось, наконец, войти в бухту Робертсон, которая лежит
к юго-западу от мыса Адэр.
Мыс резко вырисовывался темным пятном на фоне полярного
ландшафта, поднимаясь до высоты 5000 футов. Он представляет
собой острую наружную оконечность очень длинного,
сужающегося кверху горного хребта, который находится к северу от гор
Адмиралтейства. На западе был виден могучий купол горы Сабин
в розовых отблесках. Мы находились на 7Г18' южной широты
и 170°9' восточной долготы. Магнитное склонение составляло
56° восточное, а угол магнитного наклонения—86°34\
Вскоре мы также увидели низкий треугольный полуостров,
простирающийся от мыса на запад, который я открыл в 1894 году.
Он казался издали таким маленьким и таким мало
привлекательным под нависшими над ним высокими обнаженными скалами,
60

что люди, которым предстояло сопровождать меня туда для
зимовки, невольно воскликнули:
— Если тут будет размещаться наша штаб-квартира, то,
пожалуй, лучше сразу же отправить с судном на родину письмо:
попрощаться навеки.
Навсегда останутся у меня в памяти те минуты, когда мы
медленно и осторожно, все время выверяя лотом путь,
приближались к низкому берегу. На этом куске суши еще никогда не жил
человек. Здесь, в условиях еще никому неведомых, предстояло
нам жить или умереть.

■rf
Третья глава
южнополярный континент,
корабль уходит,
десять человек на новом материке
февраля 1899 года в 11 часов вечера впервые был броше»
якорь у берегов неведомого материка.
Якорь «Южного Креста» скользнул на глубину 10 саженей
у берега Земли Виктории. На палубе еще не успела замерзнуть
вода, брызнувшая от падающего якоря, как грянули наши четыре
пушки; тридцать один человек с воодушевлением выкрикивали
одно за другим «ура». Эти выкрики разносились в ясном,
холодном воздухе и отдавались повторным эхом, постепенно замирая,,
между могучими, занесенными снегом горными вершинами.
Я распорядился спустить на воду маленькую лодку из
парусины и уселся в нее с Берначчи и лапландцем Савио. Высадка
затруднялась тем, что вдоль берега шло сильное течение и волны
были высоки. Мы дождались большой волны и затем стали грести
к земле со всей скоростью, на какую были способны. Вместе
с белой пеной была выброшена на берег и наша скорлупка. В тот
момент, когда лодка своим плоским дном коснулась земли, мы
немедля выскочили из нее, чтоб нас не подхватила и не смыла
обратно в море убегающая волна. После этого мы оттащили
лодку в безопасное место на берегу. Берначчи обнажил голову
и сердечно поздравил меня с успешным выполнением первой
задачи, стоявшей перед экспедицией,—достижением великой
неведомой страны.
На полуострове мы застали несколько пингвинов. Они
беспокойно расхаживали вокруг нас. Они как будто готовились
к путешествию на север до наступления зимы. Уже приближаясь
к берегу, мы слышали аммиачный запах, исходивший от куч
их помета; чем ближе мы подплывали, тем сильнее становился
этот запах.
Мыс был свободнее ото льда, чем при моем первом посещении
летом 1895 года. У меня осталось тогда впечатление, что лед
и снег лежат толщиною в несколько футов по гребню мыса; сей-
62
7

час он был темным и обнаженным. Полуостров и низкий берег,
на котором мы высадились, имели примерно тот же вид, что
и в 1895 году. Лишь кое-где были разбросаны небольшие льдины.
Почва была желтовато-коричневой, покрытой тонким слоем
птичьего помета. На этом слое находились бесчисленные кучи
мелких камней.
Первый визит на берег был непродолжителен, и мы вскоре
вернулись на «Южный Крест». Необходимо было использовать
хорошую погоду. В данный момент бухта была относительно
свободна ото льда, но казалось неразумным ввиду позднего времени
года надолго оставлять судно вблизи земли в угрожающей
ситуации. Если с севера или запада на мыс обрушится шторм, то
«Южный Крест» окажется в очень опасном положении. Тогда,
как мне было ясно, бухта заполнится паковым льдом в течение
какого-либо часа.
18-го мы начали выгрузку. Нужно было последовательно
перевезти на сушу на двух маленьких китобойных вельботах
все ящики, инструмент, мешки, собак, запасы продовольствия
на три года, двадцать тонн угля и строительных материалов
для обоих деревянных домов. Прибрежное течение здесь столь
сильно, что тяжело груженные лодки невозможно было подвести
вплотную к пологому берегу, непрерывно заливаемому водой.
Мы вынуждены были вброд добираться до лодок и перетаскивать
на берег на собственной спине каждый ящик, каждый мешок с
углем, каждые сани—словом,все наше снаряжение.
Около десяти дней пришлось работать почти по пояс в
ледяной воде. Охотно допускаю, что тот или иной из нас обязан своим
ревматизмом именно этим дням.
23 февраля работу внезапно прервал налетевший с
юго-востока необычной силы шторм. Он становился все сильнее и через
несколько часов превратился в ураган со снежной бурей.
«Южный Крест» находился в это время в нескольких
кабельтовых от берега. На востоке отвесной стеной поднимался мыс,
исчезавший из поля зрения в снежной метели. Позади же было
три небольших айсберга. В бухту нагнало много льдин. Перед
штормом барометр быстро упал—настолько быстро, что у нас
не было времени взять на борт людей, работавших на берегу.
От бушующего полярного шторма они имели единственную
защиту—простую лапландскую палатку. Правда, у них было
с собой немного продовольствия, но если б судно погибло, то
положение оставшихся на берегу оказалось бы безнадежным.
Сам я находился в это время на судне. Капитан Йенсен тоже
успел в последнюю минуту подняться на борт.
Еще до наступления темноты бушующая метель скрыла от
наших глаз маленький полуостров с находившимися там
товарищами. Судно закрепили на двух больших якорях. Хотя
частично мы были защищены утесами и ветер дул с юго-востока,
в неспокойной бухте нам приходилось достаточно круто.
63.

По мере того как сгущалась темнота, шторм все усиливался.
Нас бомбардировали камни малой и большой величины,
которые ветер срывал с отвесной стены мыса. Некоторые камни имели
до дюйма в поперечнике. В 10 часов судно начало срывать
с якорей, хотя уже были разведены пары и «Южный Крест»
выгребал вперед, чтобы ослабить тягу на якоря.
В 11 часов ураган достиг такой силы, что мы едва могли
держаться на обледеневшей палубе. Волны перекатывались
через «Южный Крест». В 11 V2 часов, когда мы с капитаном Йен-
сеном находились на мостике, одна якорная цепь оборвалась и
нас начало относить в бурное море. Впервые видел я капитана
Йенсена в растерянности.
На севере, в гуще снега, лежал полуостров; позади, в том
направлении, куда нас несло, мы видели, еще до того как
стемнело, три больших айсберга, которые, по всей вероятности,
достигали нижней своей частью самого дна.
В 12 часов я и капитан сошлись на том, что нужно рубить
мачты с тем, чтобы, используя паровую машину, направить
«Южный Крест» к берегу и посадить его на отмель. Таким путем
можно было спасти часть провианта и снаряжения. Но никто из
матросов не смог вскарабкаться вверх по обледеневшим вантам.
Ураган бушевал с такой яростью, что люди ползали по палубе
на четвереньках. Ветер завывал в снастях так сильно, что, лишь
спустившись в каюту, мы могли разбирать слова друг друга.
Все зависело теперь от машины. Вспоминаю, словно это было
вчера, как в ту ночь я спустился в машинное отделение, где
два добросовестных кочегара, лихорадочно работая, засыпали
в печь уголь, чтобы поднять как можно выше давление пара.
Даже там из-за бушевавшего снаружи урагана нельзя было
расслышать собственных слов.
— Нас сносит?—спросил машинист Ольсен. Оба кочегара
приостановили работу, чтобы услышать мой ответ. Я разъяснил
им опасность положения и заявил, что все зависит теперь от
машины; после этого все трое заработали с удвоенной энергией.
Каждую минуту нас могло швырнуть на утес или расплющить
между айсбергами. Когда давление пара было поднято так высоко,
как это только допускали стенки котла, лопасти винта
завертелись заметно быстрее. Казалось, «Южный Крест» вновь обрел
жизнь, а машинное отделение пульсировало так, что дрожало
все судно.
Нам удалось приклепать новый якорь, машина работала на
полном пару. Благодаря этому теперь нас сносило гораздо
медленней к грозным айсбергам.
К счастью, к рассвету шторм немного утих, и мы снова
начали осторожно приближаться к отвесным скалам мыса.
Уже в 50 метрах от берега из воды торчали отдельные утесы.
Барометр снова начал падать, опять стал усиливаться шторм.
Мы решили закрепиться за эти утесы с помощью двух прочных
64

Отъезд из Хобарта в воскресенье 18 декабря 1898 года
«Южный Крест» в полярных льдах

Борхгревинк производит наблюдения
После выгрузки

стальных тросов. В случае нового яростного налета урагана это
должно было помочь нам удержаться.
Операция была в высшей степени опасной и требовала
напряжения всех сил. И вот вперед выступил Оскар Бьаркё, заявив,
что он с двумя своими товарищами, Гансом Нильсеном и Гансом
Йенсоном, готов выполнить эту работу.
Эти мужественные парни боролись с волнами на всем пути
до утеса. Мы с судна следили с величайшим напряжением за
каждым их движением. Их легкая лодка, приближаясь к утесу,
то взлетала на гребень волны, то глубоко опускалась
между волнами. Часто казалось, что их ударит о скалу и
расплющит.
Оскар Бьаркё, внезапно сделав сильный прыжок, оказался
на обледеневшем утесе. Его спутники поплыли на лодке назад
к судну. Отсюда они доставили к утесу прочную веревку, к
которой был прикреплен стальной трос. Этот трос Бьаркё
предстояло закрепить вокруг утеса. Веревку привязали к канату,
ранее захваченному Бьаркё и сброшенному им теперь с утеса
для втаскивания троса наверх.
Прошло несколько тяжелых минут. Море бесновалось кругом
и не раз угрожало смыть Бьаркё со скользкого утеса. Он изрядно
замерз, пока двое других ездили на судно и обратно и затем
привязывали веревку с тросом к его канату. Еще один матрос
перескочил на скалу. Там вдвоем, окатываемые волнами
Ледовитого океана, они вытянули тяжелый трос наверх и закрепили
его вокруг утеса, который имел примерно 8 футов в поперечнике.
«Южный Крест» оказался таким образом в относительной без
опасности.
Тем временем участники экспедиции, которые провели но1 ь
на суше, возвратились на другой лодке на судно и рассказали
о том, что им пришлось перенести во время урагана. Накрывшись
палаткой, они просидели всю ночь на составленных вместе
тяжелых ящиках. Но каждый раз, когда ураган особенно
неистовствовал, ящики сдвигались с места и люди ежесекундно опасались,
что ветер сбросит их вместе с ящиками в море. За ночь они
насквозь промерзли.
Разгрузка развернулась теперь вовсю, но 26 февраля с юго-
востока налетел новый яростный шторм. На этот раз
единственными, оставшимися на суше в палатке, были два лапландца.
Все же остальные находились во время шторма на судне, которое
держалось под защитой скал мыса Адэр. Мы чувствовали себя
в относительном покое; лишь временами резкие порывы ветра,
переносящегося через скалистую ограду бухты, завывали в
снастях «Южного Креста». Позже судно дошло до самого
конца бухты Робертсон, где круто спускался к морю громадный
ледник.
Пока мы стояли здесь в ожидании благоприятной погоды, я
отправил на сушу нашу первую экспедицию. Она продвинулась
5 К. Борхгревинк ее

на ЗССО футсв вплоть до горного хребта, лежащего к западу от
большого ледника.
Во время этой короткой вылазки участники ее обнаружили
растительность на высоте почти трех тысяч футов. Она состояла,
впрочем, исключительно из лишайников. Кроме тех дв>х видов,
которые я нашел в 1895 году, тут было еще несколько других.
Минералогические образцы, добытые экспедицией, оказались
не менее интересными. Были доставлены большие куски кварца,
серый сланец и пористый базальт.
После благополучного возвращения на борт маленькой
сухопутной экспедиции мы вернулись к полуострову близ мыса
Адэр и со всей энергией приступили к сбору и оборудованию
небольших деревянных домиков, доставленных из Норвегии*.
Антарктическая осень далеко продвинулась вперед, штормы
усиливались. В бухту нагоняло все больше и больше льда.
Я опасался, что корабль окажется взаперти. Если, как это
предполагалось, «Южный Крест» должен снова двигаться назад через
паковые льды, пока они еще не сомкнулись, то вполне приспело
время сниматься с мыса Адэр.
Теперь нашей задачей было как можно скорее переправить
на сушу весь остаток снаряжения, необходимый для тех, кто
останется зимовать. Нам пришлось еще много поработать, пока
эта задача была выполнена. Вместе со мною число зимовщиков,
собиравшихся изучать тайны южнополярного континента,
составляло 10 человек. Требовалось немалое количество
продовольственных запасов и всякого рода снаряжения, чтобы
дать возможность такому числу людей благополучно провести
зиму, неизвестно насколько суровую. В конце концов нам
удалось, хоть и не без трудностей, вовремя переправить все на
сушу.
2 марта «Южный Крест» отплыл от мыса Адэр. Собаки и
последние ящики с продовольствием были доставлены на сушу.
Остававшиеся зимовать сердечно попрощались со спутниками
и покинули судно. Вместе со мной оставались зимовать на
узкой прибрежной полосе у подножия мыса Адэр следующие лица:
доктор Клевстад, лейтенант Колбек, Берначчи, Гансон, Ивенс,
Фоугнер, Кольбейн Элефсен и оба лапландца—Савио и
Муст.
В два часа пополудни на высокий шест, воздвигнутый рядом
с домами, мы подняли подаренный герцогом Йоркским
английский флаг. С «Южного Креста», на гафеле которого развевался
норвежский флаг, приветствовали английский флаг криками
«ура» и салютом. Затем судно снялось с якорей. Дым повалил
из трубы, завертелись лопасти винта, и «Южный Крест» сначала
медленно, потом все быстрее и быстрее стал отходить от мыса
Адэр.
* Эти домики, отличающиеся высоким качеством, были изготовлены
на деревообделочной фабрике «Стрёммен» в Норвегии.
66

Со смешанным чувством смотрели десять человек,
остававшихся на пустынном берегу, вслед удаляющемуся на север
судну.
Увидев, как уплывает «Южный Крест», унося с собой в
северное полушарие наши приветы и пожелания, мы впервые
полностью ощутили свое одиночество на этой полярной земле,
находящейся в 2000 миль южнее Австралии, и невозможность уехать
отсюда при желании.
Какая судьба ждала нас? Что суждено здесь найти в будущем
году «Южному Кресту? Сможем ли мы сохранить свою жизнь
на мысе Адэр? Хватит ли наших человеческих сил, чтобы
справиться с трудными условиями жизни и противостоять грозным
силам природы? Если «Южный Крест» на обратном пути будет
раздавлен льдами, то как долго придется нам ждать своей смерти
здесь, у Южного полюса?
Эти и подобные им мысли неотступно преследовали нас,
когда мы в полном молчании вернулись к своим домикам после
того, как «Южный Крест» скрылся из глаз в темноте. Тяжелый
труд, необходимый для того, чтобы противостоять натиску
антарктической зимы, целиком захватил нас и отогнал все
грустные мысли. Два маленьких деревянных дома, в которых нам
предстояло жить, имели каждый площадь в 15 квадратных футов
и расстояние от пола до потолка в 8 футов.
Когда домики были построены, северный я выбрал под жилье,
а южный под склад для провианта и снаряжения. Оба домика
находились на прямой линии север—юг, на расстоянии 12 футов
друг от друга.
Еще до ухода «Южного Креста» ветер успел показать нам,
какой силы он может здесь достигать, поэтому мы немедля
приняли все меры предосторожности для того, чтобы защитить себя
от тех страшных штормов, которые, по всей вероятности, будут
зимой. Мы захватили с собой на сушу четыре больших якоря,
врыли их в прибрежный грунт и к ним прикрепили стальными
тросами крыши домов, связав таким образом себя как можно
прочнее с твердой землей.
Чтобы ослабить силу юго-восточного ветра, который,
перевалив через гористый мыс высотою в 5000 футов, обрушивался
на нас всей тяжестью, мы соорудили с восточной стороны
домиков наклонный навес. Он защищал сверху донизу оба дома,
а также пространство между ними. Навес поддерживали две
большие деревянные подпорки, захваченные с «Южного Креста».
Пространство между домиками было прикрыто также и с
западной стороны косым навесом и стеной. В стене сделали дверь,
открывавшуюся внутрь, чтобы ею можно было пользоваться
и во время снежной вьюги.
Косой навес не только защищал нас от ветра; он означал
также весьма желательный прирост складской площади для
провианта, угля, саней и лыж. Мы получили возможность, не под-
5* 67

вергаясь неприятностям непогоды, переходить из одного домика
в другой.
Если бы мы не прикрепили дома так прочно к земле и не
защитили себя наклонным навесом от буйства ветра, то страдали бы
от зимних штормов еще сильнее, чем это было в действительности.
Никто из нас не может забыть первого настоящего урагана,
который зимой обрушился на нас. Домики дрожали и ходили
ходуном, анемометр под навесом вращался с невероятной быстротой.
Каждую минуту мы ждали, что толстые тросы оборвутся, и мы
сами вместе с домиками оторвемся от земли. Первые же пурги
завалили нас горами снега. При этом на западной стороне
образовался десятифутовый вал снега, в то время как восточная,
подветренная сторона дольше оставалась свободной от снега.
Закончив оборудование домиков, мы соорудили из
лапландской палатки магнитную обсерваторию.
Трудность заключалась в том, чтобы вблизи обсерватории
не было ничего металлического—это могло бы отражаться на
показаниях магнитной стрелки. Хоть в отношении своих размеров
и температуры палатка оставляла желать много лучшего, но для
работы Берначчи и Колбека она оказалась в известном смысле
подходящим помещением. К сожалению, скалы обладали
магнетизмом, а южное полярное сияние и сильные штормы вынуждали
часто обоих исследователей приостанавливать работу. Зато
каждую благоприятную возможность наши магнитологи
использовали с такой редкой старательностью и настолько забывая о
времени, что их работа была вознаграждена ценными результатами.
Примерно в 600 футах от домиков были поставлены
термометры, помещенные в ящике. Метеорологические наблюдения
велись так, как если бы их проводила метеостанция первой
категории. Записи делались добросовестно и по возможности
регулярно. Девять месяцев в году показания снимались каждые два
часа с девяти утра до девяти вечера. Но вот наступали три
зимних месяца: июнь, июль, август... а цифры неизменно
регистрировались через каждые два часа и днем и ночью. Мы имели,
кроме того, как уже упомянуто, самозаписывающие инструменты
(барографы и термографы).
Если учесть, что наща единственная комната, коль мы
рискнем так назвать жилой домик, имела площадь в 15 квадратных
футов и высоту в 8 футов, то в общем и целом мы не могли
жаловаться на недостаток комфорта. Самым большим неудобством
было то, что, когда все три двери закрывались, воздух
становился спертым. В западной стене находилось небольшое окно
с двойной рамой и с деревянным козырьком снаружи, который
защищал зимой от давления снега. В потолке был большой
четырехугольный люк, который вел на чердак, помещавшийся под
наклонной крышей. На чердаке у нас хранилась библиотека,
некоторые медикаменты и те виды продовольствия, которые не
переносили мороза.
68

Метеорологические наблюдения на борту судна во время разгрузки у мыса Адэр

Февраль,
число
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
По состоянию на 9 часов утра

температура

воздуха
-1,9
-1,7
-3,7
+ 2,1
+ 1,9
+3,1
+3,1
-3,9
-5,8
румб и скорость
ветра
Зюд-ост 3,5
Ост-норд-ост 4
Зюд-зюд-вест 2
Зюд-зюд-вест
2,5
Зюд-вест 3,5
Штиль 0
Норд-норд-ост 1
Зюд-ост 5
Ост-норд-ост 4
характер облаков
и степень
облачности
Слоистые 10
Слоистые 9
Дождевые 10
Слоистые 10

Перисто-слоистые 3
Слоистые 8
Слоистые 5

Перисто-слоистые 4
Слоистые 2


пература
воды
-0,9
-1,2
-0,9
-1,0
-1,0
-1,1
-1,7
-1,6
-1,8
По состоянию на 9 часов вечера


пература

воздуха
-3,1
-3,3
-2,6
-2,6
-4,8
-5,6
-4,3
-5,9
румб и скорость
ветра
Штиль 0
Зюд-зюд-вест 3
Штиль 0
Зюд-ост 4
Штиль 0
Зюд-ост 4
Зюд-ост 5
Ост-зюд-ост 3
характер облаков
и степень
облачности
Слоистые 10
Слоистые 10
Слоистые 10
Слоистые 10
Дождевые 10
Слоистые 1
Слоистые 10
Слоистые 1


пература
воды
-1,6
-1,1
-0,7
-1,1
-1,2
-1,7
-1,6
-1,4
Средняя
температура
воздуха
(полусумма
утренней и
вечерней
температуры)
-2,5
-2,5
-2,3
-2,3
-3,9
-4,1
-5,8
Амплитуда
колебаний
атмосферной
температуры
на протяжении
дня


мальная

температура
-3,1
-3,9
-5,0
-2,8
-3,7
-5,8
-6,7
-5,8


мальная

температура
-1,2
-1,5
-1,8
-1,0
-1,7
-1,9
-1,5
-3,8
Примечания: 1.20 февраля в 3 часа дня снег, в 5 часов вечера сильные порывы ветра.
2. 23 февраля в 9 часов вечера снег.
Магнитные наблюдения
Магнитное склонение: 55°49,4' к востоку; угол магнитного наклонения: 86°2,6'.
Еще большие углы магнитного наклонения были найдены при дальнейшем продвижении на юг. Максимальный угол равнялся
_ 88°26'. Он был зарегистрирован б февраля на берегу Вуд у подножия горы Мельбурн на 74°23' южной широты
со и 164°3' восточной долготы.

Деревянные койки располагались вдоль стен одна над другой.
По совету врача койки были забраны переборками, так что нам
приходилось влезать на них и вылезать через отверстие,
занавешенное куском материи. Доктор считал, что многим полезно
и даже необходимо по временам оставаться в одиночестве;
правильность этого вскоре подтвердилась. Когда мы лежали
отгороженные от всего мира на своих койках, последние по своему
уюту и убранству могли, конечно, казаться нам
модернизованным гробом. Но такое размещение вполне оправдалось на
практике. На протяжении антарктической ночи мы так надоедали
друг другу, что иногда можно было наблюдать следующую
картину: кто-нибудь, собираясь вылезти, осторожно поднимает свою
занавеску, чтобы убедиться, что в комнате нет чужого
ненавистного лица. Увидя товарища, который уже выбрался со своей
койки, чтобы глотнуть свежего воздуха, он снова задергивает
свою занавеску, как если бы увидел отрубленную голову Медузы2.
В западном углу нашего общего жилья был большой очаг
на четырех колосниках. В качестве дымовой трубы от очага
выходил через крышу полый железный цилиндр. Если мы
правильно топили, то от потолка до уровня наших плеч становилось
тепло, но пространство над полом оставалось холодным.
Несколько лучше обстояло дело, когда домик заносило снегом.
Тогда сквозняк прекращался, и единственным путем для доступа
свежего воздуха оставалась дымовая труба, а также узкий
проход наружу, который мы постепенно протаптывали сквозь толщу
снега. Для отопления употреблялись дрова, уголь и жир. Запас
дров был небольшим, поэтому ими пользовались главным
образом для растопки. Жир мы извлекали из большого количества
тюленей, которых находили на берегу еще до наступления зимы.
Мы ели также мясо убитых тюленей. В первые дни, когда
у нас еще были остатки говядины и жареной баранины, оно было
нам не по вкусу, но постепенно мы привыкли к нему.
13 марта термометр показывал минус 5,5° Ц. С этого
момента температура стала быстро падать и при первых штормах
лед начал снова нагромождаться в бухте Робертсон. Я с
нетерпением ждал минуты, когда он настолько окрепнет, что по
замерзшей бухте можно будет добраться на санях до западного
берега. Пока же мы стали внимательнее изучать маленький
полуостров и высокие скалистые утесы мыса Адэр позади домиков;
мы поднялись на мыс Адэр до высоты в 3670 футов, как показал
барометр-анероид.
На полуострове были обнаружены мелкие внутренние озера,
большинство из них пресные и одно лишь солоноватое. На берегу
озер мы видели множество тюленьих трупов, которые, вероятно,
лежали здесь годами. В сухом холодном воздухе они
мумифицировались. Кроме того, повсюду были разбросаны кости
пингвинов. Среди них чаще всего встречались скелеты птенцов, убитых
поморниками (Megalestris Maccormicki). Поморники водятся на
70

мысе Адэр в большом количестве. Они вдвое больше вороны и
обычно темно-коричневого цвета, их окраска несколько
варьирует; отдельные экземпляры бывают светло-коричневыми. Это
чрезвычайно наглые птицы, они часто набрасывались и на нас.
Позднее я более подробно остановлюсь на их особенностях и
образе жизни. Поморники всегда следуют за пингвинами, за счет
которых и существуют. В следующем году, когда пингвины
вернулись в облюбованные для насиживания яиц места, их
сопровождали неразлучные враги—поморники, так что мы получили
полную возможность основательно изучить этих хищных птиц.
Мыс Адэр представляет собой монолитный базальтовый утес,
который круто поднимается из моря на 900 футов почти
отвесной стеной. Затем на высоте примерно одной уставной мили3
он образует небольшую площадку и затем вновь под углом в 60—
70° поднимается до 5000 футов.
И внизу на полуострове и на вершине мыса почва состояла
из больших конгломератов базальтовых зерен. Происхождением
своим они обязаны, очевидно, леднику, который некогда
сползал по мысу, а ныне передвинулся к западу, где от него ежегодно
отрываются уплывающие в открытый океан огромные айсберги.
Полуостров, на котором мы расположились, образован был,
по всей видимости, движущимся ледником. Старый ледник
выносил щебень из пористой базальтовой скалы к западной стороне
мыса; там этот щебень постепенно откладывался слой за слоем,
пока не возник маленький полуостров, поднимающийся в самом
высоком своем месте на 20 футов над уровнем моря. Ледники—
не что иное, как потоки льда; в ледовых районах они выполняют
в геологическом отношении ту же роль, что водные потоки в
других местах. Медленно, но с непреодолимой силой надвигается
ледяной покров на каменную породу и уносит с собой как
свободно лежащие, так и оторванные им части. Все это следует вместе
с ледовым потоком, лишь часть обломков сдвигается в сторону
и образует морены по берегам этих ледников.
18 марта мы снарядили первую маленькую экспедицию,
целью которой было обследование вершины мыса Адэр. Я взял
с собою Берначчи и Колбека. Все что с нами было мы втащили
наверх по крутым скалам; при этом инструменты,
продовольствие и спальные мешки пришлось нести на спине. В это время
года темнеет рано, и с наступлением ночи мы разбили лагерь
на вершине мыса в углублении между двумя холмами,
сложенными из щебня.
Едва мы успели натянуть маленькую шелковую палатку, как
налетел первый порыв зимнего шторма, угрожая сбросить со
скалы и нас и все снаряжение в близлежащую пропасть. Только
нам удалось запихнуть в шелковую палатку свои спальные
мешки и часть продовольствия, как ураган разразился с полной
силой. Мы заползли в спальные мешки и лежали в шелковой
палатке, которая расстилалась над нами, подобно одеялу. Нача-
71

Карта полуострова у мыса Адэр
лась борьба с бурей. Ветер стремился сбросить нас в обрыв,
а мы как могли сопротивлялись.
Так прошла вся ночь, на протяжении которой ветер
непрерывно пытался сорвать шелковую палатку. Для того чтобы не
задохнуться, нам приходилось немного приподнимать край
палатки и при этом занимать сидячее положение. В ту ночь ветер
был так силен, что растрепал плотную шелковую ткань; о его
ярости можно судить по тому, что на утро двойной шелк палатки
напоминал прозрачную кисею.
На следующий день метель, вонзавшаяся в лицо снежными
иголками, продолжала бушевать. Мы все трое обвязали себя
одной крепкой веревкой и осторожно продолжали путь. Холод
и пурга почти не давали нам вздохнуть. В этом случае, как и во
многих других, мы ощущали тяжелое удушье. Внизу, на уровне
домиков, ветер дул со скоростью 87 английских миль в час,
а здесь, где мы провели ночь,—он был значительно сильнее.
Мы пришли к заключению, что в этих случаях наилучшей
защитой является хорошая меховая шуба. Все остальные виды одежды
ветер пронизывал, и даже в наших шубах, в тех местах, где мех
72

был сшит недостаточно плотно и куда проникал ветер, мы
испытывали болезненные ощущения, как будто от укола
булавками.
В результате этого шторма в бухте снова взломало лед, и в
нашем основном лагере воцарилось на некоторое время
вынужденное безделье. Мы занимались тем, что готовили себе на зиму шубы
из тюленьих шкур или исправляли повреждения, вызванные
последним штормом. К несчастью, от урагана пострадал один
из наших больших китобойных вельботов. Он был прочно
построен, очень тяжел и имел 16 футов в длину. Несмотря на это,
буря подхватила его, подняла, как птичку, на воздух и ударила
о скалу с такой силой, что от вельбота осталась груда обломков.
У нас теперь лишь один вельбот и несколько складных
парусиновых лодок.
Последним штормом к берегу прибило множество морских
звезд. Это были первые встреченные нами представители
глубоководной антарктической фауны. Для нас, как впоследствии и для
всего ученого мира, оказалось полной неожиданностью, что
у берега полярного континента не только существует
океаническая жизнь, но что она представлена очень богатой фауной.
Наше открытие опрокинуло старые общепризнанные
представления.
Магнитологические работы продолжались в эти дни как
обычно. Однако базальтовые скалы вследствие содержащихся в них
минералов отклоняли магнитную стрелку.
Мы по-прежнему обнаруживали на берегу много тюленей,
и наши собаки были обеспечены тюленьим мясом в изобилии. Нам
часто представлялась возможность наблюдать жизнь тюленей
на берегу: их ленивую лежку и радость по поводу того, что вода
еще не покрылась льдом. Берначчи, хороший фотограф, всегда
оказывался наготове со своим аппаратом.
Однажды на берегу разлегся один необычайно красивый
тюлень. Он привлек внимание Берначчи, и тот выбежал из хижины
с самым большим и самым лучшим аппаратом.
Как обычно оживленный и весьма озабоченный тем, чтобы
получить с животного хороший снимок, Берначчи очень вежливо
обратился к тюленю с просьбой открыть глаза и улыбнуться.
Подражая обращению профессиональных фотографов
цивилизованного мира со своими клиентами, он воскликнул: «Прошу
вас, улыбнитесь!» и попросил лейтенанта Колбека, чтобы тот
растолкал зверя. Сам же Берначчи, накинув на голову большой
кусок черной бархатной ткани, наводил на животное объектив
и согнувшись подбирался к тюленю.
Лейтенант Колбек, как его об этом просили, изрядно толкнул
тюленя, и неожиданно чудовище бросилось в сторону фотографа.
Тут ситуация полностью изменилась. Нападение тюленя
дало нам возможность созерцать чудную картину: Берначчи,
лежа на спине и дрыгая ногами, высоко поднимал в воздух до
73

рогой его сердцу аппарат; лицо его закрывал милосердный
бархат, из-за которого он не мог видеть наших злорадных
улыбок.
2 апреля разразился сильный шторм с максимальной
скоростью ветра, равной 82 английским милям в час. Высыпало много
снега, который на плоском полуострове надолго не задержался,
но между домиками образовался 12-футовый сугроб. Снегомер
на мысе Адэр оказался мало пригодным инструментом: снег
сдувало в сторону, и та небольшая часть, которая оседала в
снегомере, не давала правильного представления о среднем
количестве осадков.
У многих из нас болели глаза, особенно страдал от этого
Ганссн. Он вынужден был носить защитные очки.
19 апреля доктор Клевстад открыл в скале на мысе Адэр
пещеру глубиной примерно в 50 метров. Пещера была чарующей
красоты, стены ее покрывали ледяные кристаллы, с потолка
свисали длинные ледяные сосульки, делая ее похожей на
сталактитовую пещеру.
Мы тщательно обследовали ее и установили, что она вырыта
морем—бесконечные удары волн размыли мягкий базальт.
Весь апрель в бухте Робертсон не могло воцариться
спокойствие. Если один день морозило и бухта покрывалась льдом,
то на следующий день шторм взламывал лед и угонял его в море.
По сравнению с осенью ход течения стал другим; временами
создавалось впечатление, что течение в бухте изменит полностью
свое направление. Вода шла как будто с юга, чтобы, обогнув
мыс, пересечь устье бухты и дойти до западных утесов. Здесь
течение поворачивало и шло на юго-восток параллельно хребту
Адмиралтейства, пока не достигало другого конца бухты
Робертсон, где оно опять поворачивало и направлялось к мысу Адэр
с тем, чтобы дойти до нашей узенькой прибрежной полосы.
Таким образом, течение как бы обегало всю бухту и затем вновь
уходило в океан. Сильные водовороты возникали в тех местах,
где течение, обогнув бухту, опять встречалось с собственными
водными массами, устремлявшимися в западном направлении.
Любопытно было наблюдать за ходом течения. Задача эта
облегчалась теми льдинами, которые оно несло. В бухту
Робертсон вплывали среди других льдин и крупные айсберги. Тут
некоторые из них цеплялись за дно и застревали. Малые же
айсберги плыли, следуя за течением, вокруг всей бухты.
Айсберги, которые пришлось нам видеть, напоминали часто большие
плавающие крепости. Они имели в высоту 200—300футов и
отличались совершенно плоской поверхностью. На верхних 20—30
футах ледяной горы можно было заметить следы периодического
снегопада. Очевидно, снег падал на ледники превращался в лед
такой же плотности, как и остальной, отдающий синевой,
глетчерный лед, из которого состояла основная масса ледяной горы.
Различные снеговые слои мы могли ясно различить.
74

Если учесть, что объем подводной части айсберга в восемь
раз больше, чем объем видимой надводной его части, то можно
не удивляться тому, что многие из этих чудесных произведений
природы, попадая в морскую бухту, касаются в конце концов дна
и становятся неподвижными.
Нередко видели мы также, как они плыли навстречу ветру
и даже навстречу поверхностному течению. С колоссальной
скоростью устремлялись они против дико ревущего шторма и
посрамляли на наших глазах нелепую теорию о том, что движение
айсбергов определяется направлением ветра. Они доказывали
воочию, что в большинстве случаев движутся под действием того
течения, которое господствует в более глубоких слоях воды и
давит на основную массу айсберга.
Иногда случается, что верхнее течение идет в одном
направлении, а подводное нижнее в другом, и тогда мы наблюдаем
своеобразное и непривычное явление: айсберг плывет против
течения.
Даже после того как бухта замерзла, айсберги время от
времени разгуливали по ней, взламывая ледяные поля. Своей
сверкающей носовой частью они отбрасывали в стороны, как пену,
многотонные ледяные глыбы. Казалось, какая-то невидимая
сила гнала этих посланцев Южного полюса на север, в области
более умеренного климата, где они таяли и погибали в теплых
объятиях идущих с севера морских течений.
Исключительно важно поэтому уметь определять те основные
течения в южном полушарии,.от которых зависит передвижение
айсбергов. Многие корабли, идущие из Европы в Кейптаун
или вокруг Кейптауна в Индию и Австралию и
возвращающиеся оттуда, огибая мыс Горн, встречают опасных
посланцев Южного полюса и погибают в результате столкновения
с айсбергами. Уже по одному этому можно судить, какое
большое значение имеет для судоходства в южных водах
нанесение на карту господствующих здесь течений.
22 апреля в морской бухте к западу от мыса Адэр лед достиг
наконец толщины в 21/2фута. Мы с нетерпением ожидали этого
момента, чтобы предпринять первый санный объезд и успеть до
наступления зимы сделать картографическую съемку. Я решил
двигаться вдоль восточного берега бухты Робертсон, чтобы в
максимальной степени ознакомиться с совершенно неизвестной
внутренней частью морской бухты. Дел у нас было по горло.
Надо было упаковать продовольствие, собрать упряжь для собак
и подготовить все остальное для первого путешествия на санях.
Я брал с собой Фоугнера, Берначчи и лапландца Савио, запас
продовольствия на 20 дней и 20 ездовых собак. Помимо
инструментов и обычного снаряжения, шелковой палатки, спальных
мешков и лыж, мы захватили также маленькую лодку из
парусины. Она складывалась с легкостью книги и прекрасно
умещалась на санях.
75

Мы покинули лагерь в 11 часов утра. До темноты
продвигались по очень неровному льду. Чем дальше, тем лед становился
тоньше, поэтому требовалось соблюдать величайшую
осторожность. Напрягая все силы, мы достигли к вечеру узкой полосы
земли, образовавшейся на берегу маленькой бухты у подножия
вертикальной скалы. Эта полоска, на которой мы раскинули свою
шелковую палатку, имела приблизительно 20 футов в ширину
и лежала не более чем на 4 фута выше уровня моря. Она имела
форму лунного серпа и вогнутой стороной была обращена наружу.
Щебень, сыпавшийся с вертикальной скалы, образовал крутой
скат к берегу. Верхний край ската находился на высоте
примерно 30 футов над водой, скала отходила от него под прямым
углом ввысь на 500 футов. Таким образом, наша маленькая
полоска земли была замкнута с обеих сторон острыми утесами.
Первую вахту нес я, остальные забрались в спальные мешки.
Внезапно налетел порыв ветра, затем второй, и вот уже начался
шторм. В семь часов лед в бухте был взломан и нас окатило
водой.
Нельзя было терять ни минуты. У нас едва хватило времени
на то, чтобы втащить провиант на скалистый уступ,
примыкавший к отвесному утесу. Морская пена уже залила низкую
полоску земли, на которой еще несколько мгновений назад стояла
наша палатка. На уступе, на котором мы теперь стояли, или
скорее висели, образовалось нечто вроде балкона. Отвесная стена
утеса отбрасывала летящий на нас снег примерно на 4 фута. Сюда
долетали брызги воды; замерзая, они образовали плотную и
гладкую ледяную кромку. На этом балкончике, который лежал над
уровнем моря на высоте не более 30 футов, мы разбили свою
шелковую палатку. Пока мы переносили в безопасное место вещи,
все сильно промерзли. Первыми же набежавшими на берег
волнами нас промочило насквозь, а теперь с бушевавших вокруг
водных масс срывалась и летела хлопьями белая пена. Мы
тянули груз за грузом с помощью тонких обледеневших веревок,
пока пальцы совсем не закоченели. Положение наше казалось
безнадежным, а непогода с каждой минутой все усиливалась.
Упряжные собаки стояли на ледяном балконе и, сбившись
тесной кучей, выли не. хуже ветра. Они, казалось, понимали
всю серьезность положения. У нас не нашлось даже времени
снять с них упряжь. Скоро все обледенело: люди, собаки, сани,
палатки, даже провиант—с каждого тюка свисали ледяные
сосульки. Парусиновая лодка лежала свернутой на скалистом
уступе, сплошь покрытая ледяной оболочкой.
С помощью лыж, палок и тяжелых саней мы вновь укрепили
маленькую шелковую палатку в самом высоком месте уступа.
В палатку положили два спальных мешка и попытались
приготовить себе горячую еду, но наша маленькая спиртовка
находилась в таком жалком состоянии, что мы вынуждены были
отказаться от этого намерения и должны были довольствоваться
76

замерзшими анчоусами. Двое из нас забрались в спальные мешки,
двое остальных стояли на вахте. Так мы менялись каждые шесть
часов. Метель завывала всю ночь. Стоявшие на посту,
располагали площадью всего в десять футов. По ней они ходили взад
и вперед, взад и вперед, чтобы не заснуть. Холод и летевшие на
нас ледяные брызги обессиливали до такой степени, что лишь
с огромным трудом нам удавалось держаться на ногах. Зубы
стучали от холода. Савио, с которым я нес вахту, начинал время
от времени петь псалмы; он непрерывно спрашивал, который час,
пока не свалился на свой мешок и тотчас не заснул.
Наутро морская бухта оказалась свободной ото льда, воздух
был мутно-серым, море покрыто пеной; порывы ветра,
доходившие до нас из-за гор, то и дело меняли направление. Пока
что мы еще не видели выхода из нашего тяжелого положения.
Во вторую половину следующего дня ураган, к счастью,
передвинулся к востоку, волны больше не достигали нас. К вечеру
ветер улегся, в бухте больше не было видно льда, луна ярко
светила и барометр поднялся высоко. Учитывая все это, я решил
отправить на парусиновой лодке, выдерживавшей тяжесть двух
человек, Фоугнера и лапландца Савио. Они должны были
вернуться в лагерь и прислать нам на выручку товарищей. Во
всяком случае можно было надеяться, что хоть двое из нас таким
образом будут спасены. Они захватили с собой продовольствие
и снаряжение, и мы друг с другом распрощались. Берначчи
и я долго еще слышали удары весел, доносившиеся с маленькой
шлюпки, скользившей в лунном сиянии по спокойному морю.
Наконец, она исчезла за небольшим скалистым выступом, и мы,
оставшись наедине со своими мыслями, физически, и
нравственно измученные, залезли в спальные мешки.
Шум прибоя убаюкивал нас, и скоро мы погрузились в
подобие сна.
Внезапно я снова открыл глаза, еще не понимая почему.
Однако очень быстро причина стала ясна—меня разбудила
тишина.
Волны у берегов тоже как бы устали, выполнив свою работу.
Я выглянул. Бухта была набита льдом, точнее, своего рода
кашей из раскрошенного льда, не трогавшегося с места.
Я разбудил Берначчи. Он, так же как и я, скоро забыл о сне.
Мы думали о судьбе Фоугнера и Савио. Вероятно, маленькая
парусиновая лодка попала во льды, и оба ее пассажира
погибли.
От низкой температуры воздуха и воды лодка и люди,
возможно, быстро обледенели и затонули. На краю маленького
ледяного обрыва мы провели два дня, исполненные тревоги
и печали, в тщетных мысленных поисках какого-либо выхода.
Впереди лежал океан, за спиной высилась отвесная скала. Если
с нашими товарищами в парусиновой лодке что-нибудь
приключилось, то нам оставалось только терпеть и ждать. Зима была
77

на носу, бухта, по всей вероятности, вновь замерзнет; надо
поэтому терпеть и расходовать продовольствие крайне экономно!
Тем временем мы сосредоточили внимание на ледяной стене,
которая простиралась к северу от нашей галерейки и огибала,
по-видимому, один из отрогов крутой базальтовой стены. Чтобы
получить возможность заглянуть дальше, на следующий день
мы начали прорубать пешнями ступени во льду и медленно
подниматься по крутому откосу. После того как мы таким образом
продвинулись на несколько сот аршин, нашему взору внезапно
открылись две черные точки на северной вершине ледяной стены.
В бинокль мы разглядели, что это были Фоугнер и Савио,
которые на высоте 100 футов над уровнем моря крайне медленно
двигались по ледовой поверхности.
Заметив их, мы стали с удвоенной энергией вырубать во льду
ступени, чтобы быстрее приблизиться к ним. Эта тяжелая работа
подвигалась медленно. Однако с каждой ступенькой черные
точки на северной вершине становились все ближе. От нас
требовалась крайняя осмотрительность, чтобы не ступить
неосторожно и не сорваться в море.
Фоугнер и Савио были утомлены до предела и лишь с
большим трудом могли продолжать свой опасный путь по
направлению к нам.
Наконец после многочасового напряжения всех сил мы
встретились с товарищами, находившимися в состоянии полного
изнеможения. Отдохнув минуту, прислонившись к
скалистой стене все пустились в обратный путь к палатке, используя
ранее высеченные ступени. Скоро мы вчетвером сидели в
маленькой палатке на узком изолированном ледяном плато.
Лодка в действительности была настигнута льдами. В
последнюю минуту Фоугнер и Савио успели спастись, высадившись
на береговую полоску, вроде той, на которой мы едва не погибли
ночью, когда шторм отрезал нам путь к отступлению. Они
пролежали два дня под перевернутой парусиновой лодкой. Часть
провианта удалось спасти. К счастью, они обнаружили
поблизости тюленя, убили его и питались его мясом; жир
использовали как топливо для костра. Несмотря на это, жизнь их была
весьма незавидной.
О сне не могло быть и речи. Они то вползали, то выползали
из-под своей парусиновой лодки. Выползать наружу приходилось
каждый раз, когда небольшой костер, на котором сжигался
тюлений жир, начинал затухать. Утром с помощью пешни,
которой я предусмотрительно снабдил их, отправляя в дорогу,
они начинали выбивать ступени в южной ледяной стене с тем,
чтобы возвратиться к нам, взобравшись на крутой утес с
другой стороны. Они работали целый день, не осмеливаясь
прикоснуться к своему маленькому запасу продовольствия. К тому
времени, как стемнело, они не добрались даже до вершины
утеса, то есть не проделали даже трети пути до нашей палатки.
78

Фоугнеру и Савио пришлось спускаться по вырубленным
ступеням вниз, цепляясь опять за скалу в трудных местах, пока
они, голодные и измученные, не вернулись к своему потухшему
костру рядом с парусиновой лодкой.
«Вот приходит долгая ночь... вот приходит долгая ночь!»—
мрачно восклицал Савио. И в течение всей ночи каждые 10—
15 минут спрашивал он у Фоугнера, который час.
Как только рассвет возвестил наступление следующего
короткого дня, оба путника с помощью пешни добрались опять до
того места, где накануне вечером прервали свое восхождение,
и снова приступили к тяжелому труду, вырубая в ледяной стене
одну ступеньку за другой. Медленно, с напряжением всех сил
приближались они к вершине. Каждый раз, когда они огибали
очередной валун, их охватывал страх, что дальнейший подъем
по спасительной стене окажется невозможным. В этом случае
надежды на спасение уже не было бы, их могла ожидать только
мучительная смерть.
Все же Фоугнеру и Савио удалось достичь вершины утеса,
откуда открылась широкая перспектива к югу. В эту минуту
я их и увидал в бинокль.
После пятнадцатичасового непробудного сна в палатке наши
товарищи собрались немного с силами и рассказали, что там,
где они выбрались на землю, в скалистой стене есть удобное
место, где, по их мнению, можно было, применяя пешни
и веревки, вскарабкаться наверх.
На нашем ледяном плато мы оставаться больше не могли.
После короткого совещания было решено пробираться опять по
ледяному откосу, на котором встретились с Фоугнером и Савио.
Мы связали друг друга одной веревкой. Впереди пошел
лапландец Савио, который уже показал себя опытным альпинистом,
за ним Фоугнер, затем Берначчи и, наконец, я.
В результате огромных усилий мы достигли места, где была
палатка Савио и Фоугнера. Чтобы добраться до нее, нам
пришлось, высекая ступени во льду, подняться почти на 200 футов,
а затем вновь спуститься к морской бухте.
Собаки пытались следовать за нами. Бедные животные,
верные друзья! Они не могли удержаться на зеркальной глади
откоса, отчаянно пытались твердо стать на лапы, но срывались
и скатывались с возрастающей скоростью в море. Их попытки
спастись вплавь оказывались безуспешными из-за низкой
температуры воды. Одна за другой исчезали они в топкой и вязкой
каше изо льда и снега.
На месте лагерной стоянки Фоугнера и Савио мы приготовили
на скорую руку еду из остатков тюленя, чье мясо спасло наших
товарищей от голодной смерти, и затем обследовали расщелину
в скале. Там находилось нечто вроде ледяной колонны. Под
лучами полуночного солнца темная поверхность утесов
разогревалась так сильно, что колонна таяла и с течением времени по-
79

степенно заполнила расщелину сплошной массой льда,
образовавшей почти вертикально поднимавшуюся ледяную дорожку.
Если бы нам удалось вскарабкаться наверх по этой скользкой
крутой дороге, то мы смогли бы попасть на плато.
С помощью пешни начали прокладывать дорогу, вырубая
лестницу во льду. Связанные веревкой, мы медленно и
осторожно, шаг за шагом, поднимались кверху, стараясь попасть на
выступающий над нами на фоне ледяной скалы черный утес, где
надеялись сделать передышку.
Туда мы добрались только к полудню, хотя начали
восхождение как только рассвело. Как и рассчитывали, на утесе мы смогли
расположиться на отдых. Подъем потребовал большого
напряжения. Он был по временам так крут, что голова идущего сзади
касалась ног карабкающегося впереди. Если б один из нас
сорвался, то все мы слетели бы в пропасть, разделив участь
бедных собак.
Итак, временно мы оказались в безопасности. Дальнейшее
движение, однако, представлялось невозможным. С обеих
сторон поднимались под углом в 60 градусов скалы, обрывавшиеся
прямо в море. Эти крутые склоны представляли собой гладкие
утесы, покрытые тонким слоем льда. Выбить здесь ступени было
невозможно: путь вверх преграждала нависшая над нами скала.
Между тем к западу от нас находился другой выступ скалы,
очень похожий на тот, что висел над головой. До него было около
35 футов и располагался он несколько ниже. Однако добраться
до него по крутому ледяному склону казалось совершенно
невозможным.
Лапландец Савио с одного взгляда оценил обстановку. В том
месте, где мы стояли, зацепиться было не за что; если бы сорвался
один из нас, то остальные, связанные общей веревкой,
неизбежно полетели бы вслед за ним в пропасть. Савио все это быстро
сообразил. Не успел я и подумать, насколько его план реален,
как он сбросил с себя веревку и смелым прыжком достиг
противоположной стороны, перескочив через крутой обрыв.
Только благодаря его необычайной ловкости, все кончилось
так хорошо. Ощутив под ногами твердую почву, он упал ничком
на землю и закрыл лицо руками. Я так никогда и не узнал, о чем
он думал в ту минуту.
Вскоре после этого мы бросили ему конец веревки. Он
прикрепил ее к небольшому обломку скалы. Сначала к Савио
присоединился Фоугнер, затем Берначчи. Я имел возможность
полностью оценить опасность, с которой связан прыжок Савио,
прыгнув таким же образом. Но поскольку я был обвязан веревкой,
риск для меня намного уменьшился.
Со скалы, на которой мы теперь очутились, пришлось
проползти кверху еще примерно сотню футов и добраться, наконец,
до свободной от снега каменной породы. Теперь мы
находились в относительной безопасности, но до верхнего плато оста-
80

валось еще приблизительно 5000 футов. Поскольку уклон шел
под углом в 50—60 градусов, нелегко было ступать на землю
твердой ногой, тем более что весь крутой склон покрывала осыпь.
Этот подъем изрядно нас вымотал, но мы все же счастливо
добрались доверху и, двигаясь затем по краю плато, дошли
до мыса Адэр.
На пути повсюду видны были следы сползавшего некогда
ледника. Там и сям из-под снега торчали обломки скал высотою
в 10—15 футов, сложенные из более плотных вулканических
пород, чем все то, что их окружало. Ледник унес с собой мелкие
камни, а эти остались на месте.
Неподвижные каменные башни и колонны без слов говорили
о тех могучих силах, которые здесь ранее господствовали. На
весь горный массив они накладывали фантастический отпечаток.
Казалось, что мы находимся среди развалин старого замка.
Впрочем, эти геологические образования характерны для ряда мест
вдоль океана и тянутся вплоть до могучих вулканов Эребус
и Террор.
Наконец мы добрались до лагеря, где друзья встретили нас
с ликованием. С того момента, как ледяной покров в бухте
затрещал, они стали сильно беспокоиться за нашу судьбу,
прекрасно представляя себе те трудности, с которыми связана
высадка на гористый берег. Когда же взломанный лед, неся на
себе сорванные с берега крупные тяжелые окатыши, устремился
в океан, тревога наших товарищей возросла еще более. Из
лагеря им были видны в бинокль камни на льду, но из-за
дальности расстояния они принимали их за нас. Вдобавок во время
шторма в открытое море была унесена еще часть собак. В
бинокль также можно было разглядеть, как они отчаянно
метались на небольших льдинах.
Поэтому в лагере решили, что нас унесло в океан, где мы,
несомненно, погибли.
Начальником лагеря во время моего отсутствия был Колбек.
Он пытался немедля пустить в ход последнюю китобойную
шлюпку, еще остававшуюся у экспедиции, чтобы прийти нам на помощь.
От этого плана пришлось отказаться, так как бухту забило
льдом, а в открытом море было сильное волнение.
Друзья считали нас безвозвратно погибшими, поэтому тем
сердечнее была наша встреча.
По своем возвращении я с грустью увидел, что здоровье
Гансона значительно ухудшилось. У него был плохой аппетит;
силы заметно покидали его; вдобавок он очень тосковал по
родине. Все мы, конечно, тосковали по ней, но Гансон и доктор
сильнее всего.
Изолированность на полярной земле давала себя уже и раньше
чувствовать, но работа и множество новых своеобразных
явлений, которые мы наблюдали, всецело занимали наше внимание
и способствовали поддержанию хорошего настроения. Лишь
6 К. Борхгревинк 81

в ночное время года, когда вся кая жизнь вокруг замирала, в наш
кружок закрадывалось уныние.
Уже 15 марта впервые мы увидели южное полярное сияние
(Aurora Australis).
Свет был очень ярок. Полосы его передвигались с юго-востока
на юго-запад, где свет как бы возникал все с новой и новой
силой. Длинные лучи двигались с большой быстротой.
Временами они, казалось, скользили вперед по дуге, чтобы затем
внезапно опуститься к земле. Цвет менялся от белого до
зеленого и желтого, временами как будто совсем терялся, а затем
снова вспыхивал на востоке. Это изумительное явление
природы наблюдалось с 9 ч. 30 м. до 10 ч.ЗО м. вечера. Вскоре вслед
за этим темное перисто-слоистое облако затмило звездный
небосклон и с юго-запада забушевал сильнейший шторм; скорость
ветра достигала 42 английских миль в час. Замечательно то, что
после сильного полярного сияния почти всегда наступала
штормовая погода.
17 марта в 9 часов вечера мы наблюдали полярное сияние
на севере. Свет распространялся кверху, изгибаясь к зениту в виде
огромной дуги и достигал прямо над головой наибольшей силы.
В 9 ч. 45 м. он исчез. 7 апреля снова видели великолепное
полярное сияние. Яркие лучи света поднялись за мысом Адэр
и протянулись в направлении созвездий Кентавра и Южного
Креста, пересекли меридиональную плоскость приблизительно
в 3 градусах к северу от зенита и снова опустились книзу, к
созвездиям Большого Пса и Ориона. Лучи сверкали и двигались
с большой быстротой. Самые яркие из них имели красноватый
отсвет. Наибольшей интенсивности достигло сияние в 8 час. 50 м.
вечера и исчезло в 9 ч. 10 м. Температура держалась на уровне
6 градусов; при наступившем затем ветре с востоко-юго-востока
она уменьшилась. 19 апреля чудный свет снова засверкал над
нашим лагерем. Мы увидели его в 7 часов вечера, а в 7 ч. 30 м.
он почти исчез. В зените была видна корона, граница сияния
лежала у созвездий Южного Креста и Кентавра, примерно в
десяти градусах к северу от Сириуса и в пяти градусах к северу
от Ориона. На следующий день дул опять сильный ветер с
востоко-юго-востока.
Как уже упоминалось в свое время, мы обнаружили следы
глубоководной фауны у самого берега южнополярного
континента. В истории экспедиции это составляло одну из
интереснейших страниц.
Как-то утром мы с Гансоном бродили по северо-западному
берегу нашего полуострова, присматриваясь к переменам,
происшедшим после предшествующих штормов. И внезапно оба,
как по уговору, »остановились: под нашими ногами лежали семь
изящных морских звезд.
Перед нами развернулась новая область исследований.
В научных кругах придерживались ранее того мнения, что у бе-
82

регов южно-полярного континента вообще не существует жизни.
Теперь же подтверждалось сообщение, которое я сделал на
Географическом конгрессе 1895 года.
Мы приступили к тщательному обследованию не только
побережья, но и морского дна у берега. Работа происходила не в
тепле; нашим насквозь закоченевшим рукам в перспективе
угрожал хороший ревматизм. Все это напоминало о тех днях, когда
мы занимались перевозкой снаряжения с судна на сушу, но зато
теперь мы всегда бывали вознаграждены, возвращаясь в лагерь
с богатым набором полипов, медуз и других беспозвоночных.
В дальнейшем мы сделали еще много открытий в этой области.
Праздником для всех был тот день, когда мы поймали рыбу.
И впрямь, у берега антарктического материка была богатая жизнь.
Первую рыбу поймал Гансон, который долгое время тщетно
пытался это сделать с помощью бечевы. Он безуспешно
применял все мыслимые приманки, пока я не посоветовал ему забросить
блесну (жестяную рыбу) с крючком. В результате у нас скоро
оказалось пять видов рыб длиною от 6 до 14 дюймов.
Окраска их была различной: от зеленой—до коричневой и
красновато-коричневой. У некоторых была широкая голова
и далеко отстоящие друг от друга жаберные щели; другие же
выделялись узкой и заостренной формой.
Я остановлюсь в дальнейшем более подробно на отдельных
видах и на их особенностях.
Открытие имело для нас не только научный интерес. Быть
может, рыба окажется съедобной и вкусной и обеспечит нас
столь желанной свежей пищей. Перспектива эта, после того как
мы так долго жили исключительно на консервах, была крайне
заманчивой. Мы заранее уже облизывались... А пока осторожно
погружали первые сверкающие рыбы как коллекционные образцы
в спирт и формалин.
После того как блесны у нас были изготовлены в достаточном
количестве и с их помощью наловлено много рыб—больше, чем
требовалось для коллекций,—в один прекрасный день мы решили
приготовить их для еды. Заботливо зажарили с дюжину рыб.
Все стояли вокруг, вдыхая приятный аромат свежего блюда.
Осторожности ради я предложил бросить жребий, кому первому
отведать рыбу.
Быть может, они ядовиты, и было бы неразумно всем
нам сразу подвергаться опасности хотя бы легкого отравления/
Стали бросать жребий, но аппетит уже так разыгрался, что
все одновременно начали пробовать ароматное блюдо. Слишком
уж соблазнителен был запах, слишком мы истосковались по
свежей пище!
Для ловли рыбы мы обычно использовали естественные
отверстия во льду, но иногда обращались также к продушинам—
отверстиям, которые проделывают тюлени для дыхания: обидно
было тратить время, чтобы пробить двухметровую толщу льда.
6* 83

Однако в этих продушинах мы находили мало рыбы. Бесспорно,
рыба опасалась тюленей и уходила в сторону от подобного рода
мест.
Случалрсь по временам, что, когда мы сидели, дрожа от
холода и ожидая, пока клюнет (мысленно уносясь за многие тысячи
миль отсюда, в другое полушарие—между нами говоря, в
Норвегию), от грез внезапно пробуждали два больших глаза,
поднимавшихся из кристально-чистой глубины. Эти глаза
принадлежали тюленю, который неожиданно вылезал из лунки, почти
опрокидывая при этом нас. Собаки, дремавшие рядом,
приходили в ужас от внезапного вторжения и начинали громко лаять
и выть. Однако прежде чем они успевали прийти в себя и
наброситься на зверя, тюлень, устрашенный непривычным
зрелищем, исчезал с быстротой молнии.
Когда зима установилась по-настоящему, тюленям стало
трудно уберегать продушины от замерзания. Больше всего тюленей
мы видели в разводьях вблизи айсбергов, которые, как
упоминалось выше, продвигаясь, взламывали лед. Когда айсберг,
лежавший основанием своим на дне, приходил в движение, то
у его переднего острого края возникали большие полыньи;
ими пользовались тюлени, чтобы глотнуть воздух.
Животных привлекали также разводья, которые сами по
себе образовывались во льду. Пока лед был относительно тонок,
каждый тюлень пользовался для вдыхания воздуха отдельной,
«персональной» полыньей; когда же толща льда превышала шесть
футов, им приходилось пробивать лед совместно.
Возможно зверей объединяла потребность в дыхании, но
нет ничего невероятного в том, что между тюленями имеется
своего рода договоренность о наиболее разумном образе
действий в зимнее время.
Раз за разом, без перерыва всплывает тюлень на
поверхность маленькой полыньи и плещется в ней. Таким путем ему
удается предупредить ее замерзание, хотя при низкой
температуре вода, подверженная на несколько мгновений действию
холода, начинает кристаллизоваться. Мы, например, даже
внутри дома лишь с большим трудом могли предупредить
замерзание воды в фотографических ванночках при проявлении
пластинок.
Зимою тюлени держатся на поверхности разводья дольше,
чем это бывает в летнее время, когда полыньи имеются почти
всюду. Они плещутся и фыркают так, что кверху взлетают
фонтаны воды. Ныряя вглубь, они оставляют на поверхности какую-
то жирную желтую жидкость, которая, по всей видимости,
предупреждает замерзание воды.
Любопытно, что зимою различные виды тюленей пользуются
одними и теми же лунками для дыхания; это очень редко бывает,
если лед тонкий, тюленям легче следовать своей естественной
склонности.
84

Различные виды тюленей настроены, как правило, враждебно
друг к другу; белого тюленя (Lobodon carcinopaga) другие виды
особенно боятся. Белые тюлени часто дерутся также друг с
другом. У большинства из них мы находили глубокие ранения
мягких тканей и старые рубцы на коже. Это следы длинных клыков,
характерных для данного вида. Белый тюлень попадался далеко
не так часто, как тюлень Уэдделла; правда, его и не легко было
заметить на фоне белого снега. Иногда эти тюлени бывали
молочно-белыми, но обычно шерсть их отливает порядочной
желтизной, как у полярного медведя. Морда и ласты—темного
цвета, что обусловливается отсутствием волосяного покрова на
этих местах. Отделяясь от снежного фона, тюлени приподнимали
голову и окидывали нас глубоким печальным взглядом. В этот
момент они казались нам неописуемо красивыми.
Вечером 5 мая океанский лед впервые послал нам слова
приветствия. Мы только уселись за стол в своем маленьком домике,
как внезапно услышали некий своеобразный звук. Он
напоминал сильный гром, который на секунду замирал, с тем чтобы
разразиться с новой силой. Мы быстро надели шубы и, выйдя
за дверь, стали свидетелями одного из самых потрясающих
явлений природы.
Внизу на южном берегу маленького полуострова возникла
ледяная стена высотой больше 50 футов. Она вытянулась в
длину с севера на юг примерно на одну английскую милю. Вся стена
целиком двигалась на нас и наступала на косу как единая волна.
С вершины этой волны скатывались на наш маленький полуостров
ледяные глыбы, вес которых должен был измеряться многими
тоннами. Одновременно раздавались треск и грохот, от которых
дрожал воздух. Грохот доносился с севера, где, по-видимому,
на кромку льда налетал страшнейший ураган. Это было
гигантское столпотворение. Бушевали силы неведомой мощи.
Когда угол давления изменился, изменилось и направление
движения гигантской ледовой волны в верхней ее части.
Захваченные необычным зрелищем, мы на почтительном
расстоянии наблюдали, как все ближе и ближе с ужасающим
грохотом подвигается ожившая стена. Невольно думалось о том, что
случится, если эта стена на своем пути налетит на нашу
маленькую косу. Значительная часть полуострова была уже погребена
подо льдами. Та же судьба могла постигнуть и наш маленький
клочок земли с домиками и всем, находящимся на нем. В
подобном случае мы разделили бы участь мамонтов—были бы надежно
сохранены под толщей льда для изысканий грядущих поколений.
Страшный напор продолжался, ледяная стена по всей своей
длине уже вторглась на сушу метров на тридцать.
На отдельных участках высота громоздящихся льдов
превышала 50 футов. Там, где торошение было особенно сильным,
от страшного давления срывались громадные
кристально-прозрачные глыбы льда с легкостью, будто это были капли пены.
85

Однако ледяная стена остановилась так же внезапно, как
начала двигаться. Ледяные глыбы замерли подобно горам
позади нас и лежали неподвижно, как будто находились тут от
сотворения мира. Но вдали, на ледяном валу, где раньше все было
тихо, вновь возникло беспокойное движение и возобновилось
наступление на наши домики. Так повторялось неоднократно.
Через два часа с берега уже нельзя было наблюдать прежнего
величественного зрелища. Ледяная стена неподвижно застыла
и заслонила вид на море, но до нас доносился грохот
громоздившихся друг на друга льдов в океане. Однако и он тоже
постепенно слабел, пока совсем не замер.
На следующий день опять было прлярное сияние,' которое
началось в 6 часов вечера дугой на севере. Центр дуги
располагался на 3 градуса выше горизонта, радиус ее был очень велик.
Наружная часть едва светилась, свет и окраска по направлению
к центру усиливались.
Длинные лучи света можно было бы сравнить, хотя они
и не издавали ни малейшего звука, с органными
трубами—двигались вверх и вниз как в фантасмагории. С северной стороны
лучи не доходили до зенита на 15°, на востоке они были
ограничены Юпитером, на западе—Сириусом. Сияние закончилось
в 7 ч. 30 м., достигнув наибольшей интенсивности в 6 ч. 15 м.
Удивительно, что несколько маленьких пингвинов еще не
улетело. Но с каждым днем их становилось все меньше; они имели
беспокойный вид и вели себя как запоздалые путники.
Тюленей на берегу также почти не видно, это были главным
образом Leptonychotes. Вечером 15 мая явились три наших
англичанина и сообщили, что на льду к северу от лагеря они слышали
какие то странные звуки. При ближайшем ознакомлении мы
выяснили, что это была молодая тюленья самка,
принадлежащая к тому виду тюленей, которые издают звуки,
напоминающие игру на флейте. Тюлень имел в длину 5 футов.
В этот день солнце перед тем, как исчезнуть, послало нам
последний привет. Оно выглядело как огромный красный
эллипс, пылавший на северо-западе; очертания его постепенно ме*
нялись, пока оно не приобрело четырехугольную форму.
Угасающий день был залит, казалось, все нарастающим
великолепием красок. Позже краски заката стали еще богаче и тоньше.
Эта прекрасная картина неизгладимо врезалась в нашу
память и помогала пережить наступившие темные холодные
ночи. День 15 мая 1899 года закончился как бы торжественным
обещанием, что ясные дни и солнечное сияние наступят снова;
это должно было поддерживать наши надежды на протяжении
71 темных суток. Лишь 27 июля снова заблестели пики гор
в лучах восходящего солнца. Но и тогда нам долго еще
приходилось довольствоваться созерцанием освещенных дневным
светом ледяных вершин; на берегу же свет появился только
тогда, когда солнце с севера окончательно прогнало тьму.

Четвертая глава
ЖИЗНЬ В ДОМИКАХ. ПОЕЗДКИ НА САНЯХ
И ВОСХОЖДЕНИЕ НА ГОРЫ. ЮЖНОЕ ПОЛЯРНОЕ
СИЯНИЕ
|^тоял канун зимы. После того как солнце покинуло нас,
температура воздуха быстро понижалась и холод ощущался
сильнее. Когда же и впрямь наступила зима, то из-за стужи
записывать показания приборов стало очень трудно.
Приходилось снимать перчатки, а, когда руки соприкасались с
металлом, кожа пальцев прилипала к инструментам.
Хуже всего доставалось, наверно, магнитологам. Колбек
и Берначчи часами бывали на морозе в маленькой лапландской
палатке. При этом они должны были неподвижно сидеть,
сосредоточив все свое внимание на чувствительном магнитометре.
Но вдруг в разгар их работы вспыхивало своими волшебными
лучами полярное сияние и все безжалостно портило!
Когда в полярной ночи загоралось южное сияние,
магнитологические работы приходилось всегда прекращать. Как будто
это явление природы требовало нашего полного восхищения,
безраздельного внимания. Хоть мы и не делали попыток
проникнуть в его тайну, но оно постоянно вмешивалось в нашу
работу, приостанавливало ее. Когда же мы брали бинокли и
направляли их в небо, пытаясь получше рассмотреть, то видели
на небе лишь звезды, а духи, только что игравшие своими
волшебными палочками, исчезали полностью. Казалось, духи
полярного сияния прятались, дабы люди не раскрыли связей между
силами земли и силами эфира.
Помимо помех, которые испытывала наша магнитная
аппаратура от полярного сияния, на нее действовали, как уже
говорилось, и локальные факторы. Мы находились в окружении
базальтовых горных пород, содержавших металлы и
притягивавших магнитную стрелку. Единственное обстоятельство,
благодаря которому эти горные массивы не сводили на нет наши
магнитные наблюдения на мысе Адэр, было то, что горы более или
менее равномерно располагались вокруг. Наблюдения над маг-
87

нитным склонением на мысе Адэр проводились на протяжении
50 дней в разное время; в трех случаях наблюдения проводились
с короткими интервалами от 18 до 24 часов (см. ниже
таблицы).
Теперь снег полностью занес вход в наш домик, и если нам
нужно было в него проникнуть, то приходилось проползать
через своего рода воронку в снегу. Так попадали мы в свой
подземный дворец.
Упряжные собаки зарывались в кучи снега или ожидали,
когда их занесет снегом. В метель они свертывались неподвижным
клубком до тех пор, пока их полностью не покрывал снежный
покров. Тогда они начинали слегка двигаться, чтобы устроить
себе небольшую нору. Если снегопад продолжался несколько
дней подряд, то часто нам приходилось выкапывать собак из-под
снега. Нередко случалось и так, что у нас надолго пропадали
отдельные собаки, а позднее, раскапывая снежные сугробы,
мы их обнаруживали.
Собаки, предпочитавшие, чтобы их занесло снегом перед
пургой, всегда обеспечивали себя необходимым провиантом
и держались безмолвно в своих снежных убежищах, избегая
таким образом неприятной работы в упряжке.
Зимою упряжные собаки становились злее волков. С ними
мы легко управлялись пока вдоволь было тюленьего мяса;
когда же холод усиливался и питание становилось скудным,
всякая дружба между ними пропадала. Однако в боях за хлеб
насущный не всегда победителем оставался сильнейший.
Время от времени собаки, словно сговорившись, обрекали
одного из псов на съедение, и последний бесспорно знал об
уготованной ему судьбе. Он как можно ближе держался к нашим
палаткам и домикам, при первой представившейся возможности,
поджав хвост, вползал в жилище и укрывался там. Он не
осмеливался принимать участие в тех скудных трапезах, которые мы
готовили животным из собачьего бисквита. Он худел на глазах
и казался подавленным. Другие собаки все это время
подстерегали его. Как только он оказывался в пределах досягаемости,
вся стая бросалась, чтобы напасть на него и прикончить.
Горе псу, если он не обеспечил себе пути к отступлению.
Если он пытался бежать вперед, то начиналась дикая гонка
не на жизнь, а на смерть.
Вся кавалькада уносилась в лунном сиянии через
необозримые ледяные поля, пока не превращалась в черные точки
на белом покрове. Затем и они исчезали в темноте. Иногда
слышался отдаленный вой и внезапно наступала тишина. Мы
понимали: все кончено. Когда мы, вооруженные плетью и лыжными
палками, прибывали на лыжах к месту происшествия, то
находили от приговоренного к смерти лишь разбросанные кости.
Нас особенно поражало, что в те периоды, когда один из псов
был обречен на съедение, между остальными собаками воцарялся
88

мир. Казалось, они сознавали, что для осуществления их злого
умысла требуется сплоченность.
Таким путем мы потеряли многих наших лучших и наиболее
крепких упряжных собак.
17 мая мы, норвежцы, отметили в новой стране свой
национальный праздник1.
Был развернут большой норвежский флаг. Все выстроились
на лыжах и совершили нечто вроде традиционного «восхождения
на гору».
Английские участники экспедиции доставили нам немало
развлечений. Срываясь на лыжах с уступа, они с быстротой
молнии исчезали далеко внизу, в снежных сугробах. Я убежден,
что именно на лыжах можно лучше всего научиться терпеливо
переносить падения и мириться с неудачами, пока не
достигнешь успеха. Как трудно было научить англичан ходить на
лыжах! «Попробуйте еще раз»,— говорили мы им всякий раз,
когда после очередного падения они в отчаянии обращались
к нам за советом.
Впервые 17 мая было отпраздновано за Южным полярным
кругом. В этот день мы предавались нашему любимому спорту,
который пробуждает у, норвежской молодежи первый интерес
к исследованию Арктики. Этот вид спорта научил норвежцев быть
настойчивыми, дерзкими, во что бы то ни стало добиваться
успеха.
Впрочем, именно в этот день разразилась такая снежная
буря, какой еще не приходилось видывать. Сани, ящики, камни,
все, что могло прийти в движение, поднялось на воздух и исчезло
в вихре снега. Железный столбик анемометра толщиной в
полдюйма был сломан натиском ветра. Большие камни барабанили
по крыше. Завихрения, которые образовались в пространстве
между домиками, были так сильны, что подхватили множество
ящиков и завертели их в снежном вихре. Над нашим маленьким
убежищем скрещивались снежные смерчи. В это же время стал
вновь слышен глухой гром от громоздящихся в бухте льдов.
23 мая снова было яркое полярное сияние, начавшееся
в 6 ч. 30 м. Оно поднялось с востоко-юго-востока к
северо-западу, пересекая зенит. За этим последовал, по обыкновению,
страшный шторм. Перед штормом и после того, как он начался,
температура воздуха повышалась примерно в той же степени,
как падал барометр: от двадцати градусов мороза
температура за несколько часов поднялась до нуля. Барографические
и термографические кривые представляли большой интерес.
Ивенсу в полдень нужно было идти снимать показания
термометра в маленькой обсерватории. Хорошо укутавшись и
надев темные очки, он выбрался через снеговую воронку наружу,
держа перед собой ветровой фонарь.
Мы открыли ему маленькую дверцу. Ветер загудел в воронке,
и Ивенс скрылся во тьме. Однако мы были спокойны, так как
89

считали, что он держится за веревку, натянутую между
домиками и метеорологической станцией.
По заведенному в такие дни обычаю, мы сидели за
столом, играя в карты или в шахматы; лапландцы сидели рядом
друг с другом и разговаривали между собой на своем родном
языке; они всегда так сидели и разговаривали, когда стихии
бушевали. Мы привыкли, что ежедневно тот или иной член
нашей маленькой компании уходит из домика для записи
показаний термометра и временно отсутствует. Поэтому прошло часа
три, прежде чем мы хватились нашего «Джумбо»2. (Так обычно
называли Ивенса, потому что он,был самым толстым из нас всех.)
Мы вдруг сообразили, что уже пришло время для новой записи
температурных данных.
В доме мы оставили одного доктора. Мы предвидели, что
Ивенсу немедленно понадобится врачебная помощь, если только
нам удастся отыскать его в эту страшную бурю и живьем
доставить в лагерь. Из талого снега согрели воду, приготовили
медикаменты.
Один за другим мы переступали порог нашего жилища,
исчезая в бурной мгле. У края воронки мы соединялись и, крепко
взявшись за руки, попарно отправлялись на поиски пропавшего.
Поиски велись по плану, предложенному мною.
Двигаться было почти невозможно. В такую бурю, даже
приложив платок к носу и рту, с трудом удавалось дышать. Сплошь
и рядом нам приходилось ползти на четвереньках. При переправе
через покрытые льдом озерца, расположенные в верхней части
полуострова, мы, держась за руки, беспомощно скользили, не
в состоянии сквозь снег и тьму разглядеть друг друга. К тому же
стоял свирепый мороз. Мы искали, искали, но безрезультатно.
Воздух был наполнен поровну снегом и мелкой галькой.
Спотыкаясь и скользя, мы с трудом взобрались наверх, но ураган снес
нас с полуострова на лед залива. Руки были порезаны так, что
кровь капала через перчатки. Мы снова вскарабкались наверх
на четвереньках, продвигаясь, насколько это удавалось, ощупью
вперед. Кричать не имело смысла, так как даже людям из одной
пары не удавалось расслышать друг друга.
Меня сильно беспокоила участь Ивенса. Мы сами очень смутно
представляли себе, где находимся, и могли только догадываться
о местоположении домиков, скрытых под снегом.
С трудом ориентируясь в темноте, мы в паре с Гансоном
внезапно споткнулись о собачью конуру, врытую у входа в домики.
Это сразу же позволило нам определить, где мы находимся.
Подвигаясь ощупью вперед, я коснулся чего-то живого. Сперва
я подумал, что это одна из собак. Однако скоро почувствовал,
что держу в руке ногу человека. Это был лапландец Савио.
Я заявил ему, что в высшей степени не по-товарищески
прятаться в собачьей конуре в то время, как все остальные ищут
Ивенса, находящегося, вероятно, в смертельной опасности.
SO

Савио возразил, что, по его мнению, не следует ожидать
от него, чтобы он подвергал себя такой опасности. Если ураган
унес с полярной земли Ивенса, то он, Савио, в два раза легче
и меньше, чем Джумбо, и подавно не сможет ему сопротивляться.
Это была простодушная философия сына природы.
Другие пары ищущих не раз попадали в домик, случайно
натыкаясь на воронку в снегу. Согревшись немного и
убедившись, что Ивенс все еще не найден, они снова уходили во тьму
и непогоду продолжать поиски. Сопоставляя различные
донесения, я понял, что обыскан уже весь полуостров, за исключением
маленького участка у обрыва к северу от дома, и направил туда
лапландца Муста и Фоугнера. По моему предположению, Ивенс
мог сбиться с дороги, возвращаясь от метеорологической
станции. Чтобы добраться до домика, он должен был идти против
ветра. Основываясь на собственном опыте, накопленном в
австралийских джунглях, я предполагал, что Ивенс, как многие другие
в таких случаях, уклонился влево от намеченного пункта. Моя
теория подтвердилась: Фоугнер и Муст, обыскивая единственный
еще не обследованный уголок полуострова, нашли Ивенса на
маленьком выступе под скалистой стеной, промерзшим и
беспомощным.
Ивенс долго блуждал вдоль и поперек полуострова. Ему
попался на пути ящик с термометрами. Это помогло взять
направление к дому, но он снова отклонился и не дошел до жилья.
Помощь пришла в последнюю минуту, когда Ивенс, измученный
до предела, потерял всякую надежду найти когда-либо домик.
Сквозь снежную воронку его свели вниз в домик, и здесь им
занялся доктор. Ивенса сильно рвало, и его бил такой озноб,
что под ним тряслась койка. А лапландец Савио смеялся, и его
койка тоже тряслась.
На следующий день Ивенс более или менее оправился, но Ган-
сону после напряженных поисков стало еще хуже, чем раньше.
1 июня лапландцы сообщили, что экспедиция пополнилась
16 новыми участниками. Это были 16 щенков, которые, несмотря
на холод, жизнерадостно и весело резвились и, казалось, вполне
довольны своей ледяной конуркой. Однако матери держались
весьма озлобленно по отношению к другим собакам, ждавшим
только первого удобного случая, чтобы сожрать щенят.
По случаю расширения состава экспедиции мы закатили
большой праздничный обед.
2 июня южное полярное сияние показалось в 7 ч. 30 м. вечера
и оставалось на небе в течение нескольких часов. Особенно
красивым оно стало к полуночи. Как обычно, оно началось с дуги
на севере и северо-востоке*. Световые драпри поднимались к
зениту. Достигнув его, основная масса лучей стала неподвижной,
* Указывая положение сияния на небе, мы всегда даем
прокорректированные данные.
91

но с запада на восток продолжали перебегать вертикальные
волны. Корона сформировалась у зенита как раз под Южным
Крестом. Хотя сияние было очень ярким, оно не изобиловало
красным цветом. Время от времени сияние становилось
исключительно резко очерченным, с исходящими от него
горизонтальными лучами, затем оно вновь расплывалось, как туман. Часть
небосвода закрыли слоистые облака. Температура воздуха была
—22°Ц.
3 июня около 10 часов вечера мы вновь были очарованы
великолепным видом полярного сияния. На этот раз оно было
прекраснее, чем когда-либо раньше.
Сперва на горизонте заблистали короткие языки пламени,
затем появились разнообразные краски и великолепные лучи
стали совершать волновые движения по направлению к зениту,
быстро и неожиданно меняя свой цвет. Лучи света сначала были
почти белыми, потом яркость их увеличилась, они становились
розовыми. Наибольшей интенсивности свет достигал у зенита.
Гигантские занавеси ослепительной яркости и меняющегося
цвета, казалось, колебались под легким ветром.
Внезапно земля озарилась потоками розового и красного
света. Лучи падали сверху так быстро, что за ними невозможно
было проследить глазом. Когда сияние закончилось, мы, сомкнув
веки, все еще продолжали его видеть, настолько ослепителен
был его свет.
Был момент, когда лучи собрались близ зенита и соединились
в виде кольца ярко-красного цвета. Кольцо это быстро и
волнообразно совершало круговое движение.
Господствовало полное безмолвие.
Чудесные краски горели всего один час, но зарницы света еще
долго мерцали на юге. На следующий день с востоко-юго-востока
на нас обрушился ураган. Термометр показывал —35°Ц.
Четвертого мы опять поднялись на мыс, где установили на
высоте 700 метров термограф. Нам хотелось знать температурный
режим не только на уровне моря, но и на упомянутой высоте.
14 июня я сам поднялся на вершину мыса Адэр, чтобы забрать
термограф. До этого господствовала полная тьма, зимние штормы
задували с такой силой, что некоторое время нельзя было
вытянуть и разгладить ленту с термографической кривой.
Все спали, когда в 6 часов утра 14 июня я поднялся: мне
показалось, что погода несколько улучшилась. Правда, можно
было с тем же успехом встать и в полночь, так как между днем
и ночью разницы не существовало. С огромным трудом
взбирался я по крутым утесам. Температура была очень низкой,
и, пока я поднимался, меня несколько раз стошнило. Добравшись
до инструмента, я уложил его в рюкзак и поспешил обратно
в лагерь: барометр стоял низко.
Едва лишь я дошел.до воронки нашего жилища, как Южный
полюс снова надул щеки. Минутой позже поднялся такой ветер
92

и повалил такой густой снег, что даже при помощи каната
невозможно было добраться от дому до метеорологической станции.
Ивенс и Берначчи попробовали несколько позже перейти
через это пространство. Они вернулись на четвереньках,
измотанные и полузамерзшие. У Берначчи кисть одной руки стала
белой и твердой, как кусок льда. Доктор думал сначала, что ему
придется ампутировать кисть, так как остерегался, чтобы после
оттаивания не начался антонов огонь. Но Берначчи умолял
пощадить его руку, и доктор решил не трогать ее при условии,
что Берначчи не будет заходить в дом.
Доктор стал проводить лечение под навесом в холодном
помещении между домиками. Он долго растирал отмороженную
кисть снегом и держал ее в ледяной воде. На тех частях руки,
которые не подвергались массажу, все вновь и вновь
образовывалась ледяная корка. Постепенно кровь стала обращаться
в жилах. Прошло, однако, еще много времени, пока Берначчи
смог владеть своей рукой.
Позже я и лапландец Савио также пытались достичь
метеорологической станции. Мы ползли на четвереньках. На груди
у нас была захлестнута веревка, за которую нас удерживали
из домика, чтобы ураган не унес во тьму меня и Савио.
Однако продвижение вперед оказалось делом совершенно
невозможным. Каждый раз, как я вытаскивал наружу
привязанный на груди ветровой фонарик, чтобы прочитать показания
термометра, огонь в нем гас: так велика была сила шторма.
В восемь часов вечера скорость ветра равнялась 85
английским милям в час, воздух, казалось, был заполнен в равной
степени снегом и мелкими камушками.
На протяжении ночи шторм усилился.
Домики дрожали под его натиском. Мы пришли к заключению,
что с северо-восточной стороны весь снег с дома сдуло, так как
камни, сорванные ураганом с мыса, стучали по крыше
непрерывным дождем.
Время от времени мы справлялись с барометром, но всегда
с одним и тем же результатом. Барометр падал, падал непрерывно,
и мы начинали всерьез считаться с той возможностью, что наш
лагерь внезапно превратится в воздушный корабль.
Вопреки незавидному положению, в нашей маленькой колонии
господствовало хорошее настроение. Возможно, что у некоторых
это носило характер «юмора висельников». Одни высказывали
мнение, что стальные тросы, которыми было укреплено наше
жилище, в дальнейших воздушных путешествиях послужат
канатами, чтобы пришвартовываться к земле; другие
хладнокровно замечали, что анемометр, вращавшийся на крыше с
большой скоростью, явится незаменимым пропеллером. И впрямь,
иногда казалось, что мы летим по воздуху, так как хижину чуть
заметно приподнимало над землей. Барометр упал в конце концов
до 27 дюймов3.
93

Самое замечательное в этих штормах было то, что, достигнув
силы урагана, ветер внезапно прекращался на 2—3 минуты.
Шум на крыше замирал, и на короткое время воцарялась полная
тишина.
В это время можно было слышать ровное дыхание лежащих
на койках людей, совпадавшее с однообразным тиканьем
барографа, вычерчивающего кривую атмосферного давления.
Но вскоре ураган возобновлялся с прежней силой.
Этот шторм тянулся до 15 июня.
В такую погоду жизнь в нашем маленьком помещении
казалась иногда невыносимой. Нам не хватало света, движения,
воздуха. Мы как бы старились на глазах друг у друга. Волосы
доктора побелели, а между тем ему едва исполнилось тридцать лет.
Он всегда был в плохом настроении. Возможно, что его удручала
также мысль о состоянии других. Как врач, он замечал
наступавшие изменения у окружающих быстрее, чем они сами.
Мелодии музыкального ящика были нам известны более чем
достаточно; весь его репертуар исчерпан до предела, и если
даже кому-либо нравилась какая-нибудь мелодия, то другой был
противоположного мнения; то, что веселило одного, раздражало
и нагоняло тоску на другого.
За сим обычно следовали нескончаемые споры и пререкания,
которые составляли по существу наше лучшее развлечение. Не
знаю, как могли бы мы перенести долгую полярную ночь, если
бы у нас не возникали эти маленькие стычки. Нас удручали
темнота и однообразие. Тишина временами стучала в ушах,
всякое нарушение ужасной пустоты и оторванности было
облегчением. Мы с доктором если только не читали книги из нашей
отличной библиотеки, то много играли в шахматы. Другие также
играли в шахматы или в карты. Лапландцы часто коротали время
за игрой, называемой «сакко»,—своего рода шахматы, с выточе-
ными из дерева маленькими изображениями палаток, церквей,
лапландок и лапландцев.
Савио и Муст играли с большой горячностью. Неизменно
возникал большой шум, когда лапландка занимала место, на
котором до того стоял лапландец, или когда с доски снималась
церковка. Передвигая фигурки с одного поля на другое, они
произносили целые заклинания. Для меня было загадкой, как
вообще могли фигуры удержаться на доске, по которой они
часто стучали в азарте.
Проигравший обычно дулся на другого в течение нескольких
дней. Они разговаривали друг с другом тогда таким тоном, по
которому, даже не зная лапландского языка, можно было судить,
что речь идет не о комплиментах.
В общем и целом из всех нас лапландцы меньше всего страдали
от темноты. Жизнь на далеком Севере приучила их к этому.
Савио отличался большим прилежанием, он сшил нам за
зиму 50 пар лапландской обуви. Хотя раньше он этим де-
94

лом и не занимался, но уже первый его опыт оказался очень
удачным.
Оба они смотрели на меня в подлинном смысле как на отца,
обращались ко мне на «ты», делились со мной всеми своими
радостями и горестями. Особенно общителен был на протяжении
зимы Савио. Вообще он вносил много оживления, и я никогда
не забуду сценку, во время которой Савио буквально заболел
от смеха.
Мы все надоели друг другу больше обычного и использовали
каждый предлог для взаимных попреков. И вот однажды явился
ко мне доктор в качестве депутата. Для меня это не было полной
неожиданностью; я уже обратил внимание на то, что с доктором
о чем-то совещались. Он передал мне требование членов
экспедиции, чтобы в обращении с ними я пользовался словом «мистер».
Я немедля выразил полную готовность, и доктор передал мое
согласие комитету.
И вот наступило время обеда за общим столом. Среди
десятерых человек, погребенных под снегом, господствовало слегка
торжественное настроение.
Согласно своему обещанию, я, выполняя их просьбу, широко
прибегал к желательному им обращению. На лицах подчиненных
видна была радость по поводу одержанной победы; однако,
скрывая ее, они старались не смотреть друг на друга и делали
вид, что более обычного наслаждаются сомнительными яствами
нашей кухни.
Все шло хорошо, пока я не назвал лапландца Муста
«мистером». Тогда Савио разразился громовым смехом. Он смеялся
от всей души, так, что слезы выступили у него на глазах, и
торжественная серьезность обеда уступила место обычному
благодушному юмору.
Эти маленькие происшествия служили большими вехами в
нашей жизни.
Бывали у нас и приятные вечера, когда на стол подавали грог.
Это сразу разряжало атмосферу, и я пришел к выводу, что
применение по временам грога или вина оказывает на участников
экспедиции замечательное действие. Доктор также настоятельно
советовал пропустить иногда по стаканчику. Само собой
разумеется, что это проделывалось с большой осторожностью. Вино
было разрешено только во время пребывания в основном лагере;
пользовались вином не для согревания, а для того, чтобы в
условиях нашей изоляции от мира поддерживать взаимные
дружеские чувства.
Употребление спиртных напитков при поездках на санях
я считаю в высшей степени противопоказанным. Вино
согревает и добавляет силы только в первый момент. Как только
проходит его возбуждающее действие, сопротивление холоду резко
падает—искусственное возбуждение уступает место
расслабленности. Но в основном лагере, где можно было согреться и без
95

того, вино влияло на настроение как благодетельное лекарство.
Во время полярной ночи мы выкуривали также много табаку.
Среди нас лишь один препаратор Гансон не пил вина и не
курил.
Бедняга Гансон! Ему тяжело приходилось в зимнее время,
особенно когда он терял чувство осязания в нижних
конечностях. По временам Гансон вновь становился бодрым и веселым
и с надеждой ждал прихода весны. На свое несчастье, у него
были также плохие зубы. Ему трудно было разгрызть свежее
тюленье мясо, когда нам во время полярной ночи удавалось,
хоть и не часто, убить тюленя. Доктор постоянно лечил его
электричеством, но без большого успеха, и Гансон все реже сходил
со своей койки.
Трудной становилась жизнь в домике, когда наступало время
печь и варить. Кольбейн Элефсен разводил такой сильный огонь,
что лежавших на верхних койках почти поджаривало, в то время
как обитатели нижних коек замерзали. При этом Кольбейн
работал с таким усердием, что у него был вид человека,
находящегося в парном отделении бани.
Эта тяжелая работа, на протяжении всей зимы лежавшая на
его плечах, была также и крайне неблагодарной: если не
удавалось печенье или не приходилось нам по вкусу содержимое
консервных банок, ему за все попадало. Надо сказать, что с
течением времени нам изрядно надоело все, что варилось и
жарилось*.
Ивенс также мог превосходно печь, но мы редко его
привлекали к этому делу, так как он ухитрялся засыпать мукой все
жилище. Если же ветер врывался внутрь через дымовую трубу,
то мучная пыль в доме стояла таким же густым столбом, как
снежная метель снаружи. Однако печенье и пироги выходили у него
на славу и исчезали так же быстро, как роса на солнце. Иначе
обстояло дело с моим хлебом, который я по австралийскому
образцу пек в золе. Надо полагать, что он продолжает там лежать
и поныне в ожидании будущих экспедиций.
С течением времени развивалось все большее
взаимопонимание между нами и дорогими нашему сердцу собаками. Фоугнер
особенно сблизился с подаренным ему мною молодым псом.
И посейчас я вспоминаю, как он был удручен, когда животного
не стало.
Антарктическая ночь таит в себе что-то сверхъестественное.
Быть может, чары нерушимого одиночества еще усиливает
сознание того, что ты оторван от всего человечества. Было интересно
наблюдать, как незаходящая луна описывает в небесной синеве
законченный круг. Много дней она не садилась, а только касалась
горных вершин, вызывая там фантастическую игру света и
теней.
* Норвежские консервы фирмы «Мосс» оказались самыми лучшими
и по качеству и по упаковке.
96

Мы провели уже половину антарктической зимы. Она тянется
дольше, чем арктическая зима. Там солнце не заходит на неделю
(на 73/4 дня) дольше, чем здесь; здесь же зима соответствующим
образом удлиняется. Причина кроется в том, что Земля
находится на наибольшем расстоянии от Солнца как раз тогда, когда
она медленнее всего движется по своей орбите.
Орион и великолепный Сириус совершали всю зиму свой
большой кругооборот на небе, пересекая меридиональную
плоскость сперва на севере, а потом на юге.
На наших глазах Земля поворачивалась за 24 часа вокруг
своей оси! Как все то, что окружало нас, было похоже на лунный
ландшафт! Глубокая тишина и вокруг нас, и на далеком
спутнике. Там белеют лунные горы, а нас окружают лишенные
красок горные вершины Южного полюса.
Но, возможно, что там, среди лунных гор, все-таки теплее—
отдельные пики сверкают все время в солнечных лучах. А мы
в темноте, холоде и одиночестве.
Но как волшебны были эти лунные ночи! Я научился любить
луну не меньше, чем любил солнце. В этих призрачных ночах
на бескрайних просторах Южного полюса было много очарования.
Однажды лапландцы ворвались в дом в полном восторге,
вместе с псом Капрасом, долгое время отсутствовавшим..
Да, это был действительно Капрас, пропадавший два месяца.
В последний раз мы видели его, когда пса уносило на маленькой
льдине в открытое море, после того как ледяной покров бухты
был взломан ураганом.
Мы считали его тогда безвозвратно потерянным. А теперь он
стоял перед нами, живой и бодрый, и лапландцы ласкали его.
Пес был белым и чистеньким, но больше всего нас поражала
его хорошая упитанность. Где он был, чем питался все это время?
Одно мне было ясно, что кормился он пингвинами—тюленя могли
бы убить по меньшей мере три собаки.
Одновременно появление Капраса означало важную
зоологическую информацию. Во всяком случае он находился там, куда
пингвины перебираются на зиму; это могло быть только на кромке
льдов, на краю водного пространства. Значит, открытое море
находилось от мыса Адэр на расстоянии не большем, чем могла
за несколько дней пробежать собака, явившаяся оттуда в наш
лагерь.
На протяжении обоих месяцев она, конечно, не раз
предпринимала попытки нас разыскать. Начиная с того момента, когда
маленькая льдина, унесенная в море, примерзла к большому
ледяному полю, пес, наверно, стремился вернуться к своим
собратьям. Но голод снова и снова возвращал его обратно к краю
водного пространства, где находились пингвины.
23 июня 1899 года в 10 ч. 58 м. было лунное затмение.
Погода стояла ясная. Мы приготовили бинокли и инструменты.
Берначчи непрерывно стоял на вахте. К несчастью, поднялся
7 К. Борхгревинк 97

туман, и небо во время затмения было видно неясно. Туман
сгустился настолько, что вначале мы лишь с трудом могли найти
Юпитер.
Поверхность луны с помощью нашей большой подзорной
трубы была видна сравнительно четко. Когда на луну упала
тень, восточная ее часть совсем пропала, и мы не могли ее видеть
даже с помощью подзорной трубы. Когда затемнение усилилось,
стало видно, как под покровом тумана засверкали малые звезды
Стрельца и Южного Креста.
Полное затмение продолжалось приблизительно полтора часа.
Пока оно длилось, мы не могли даже с помощью лучших наших
стекол различить на лунной поверхности никаких ее
географических деталей. Во время первой фазы полного затмения западная
половина луны казалась багровой, а восточная—не была видима.
Во время второй фазы дело обстояло наоборот. Восточная
половина посветлела, а западная покрылась мраком.
1 июля в 7 часов пополудни появилось южное сияние,
которое распространялось с востока на юго-запад.
Температура равнялась —25°Ц . В 9 часов пополудни сияние
развернулось с наибольшей красотой. К часу оно начало
угасать, вскоре после этого разразился обычный шторм.
3 июля температура внезапно поднялась до нуля. Ночью
этого же числа мы едва не лишились всего, что имели.
На отдых мы улеглись рано; как обычно, некоторые из нас
читали на ночь, засыпая один за другим. В полночь я Енезапно
проснулся, близкий к тому, чтобы задохнуться от дыма. Оттого
места, где лежал Колбек, поднимались языки пламени. Одним
прыжком я выскочил через узкое отверстие своего спального
ложа. Очутившись в комнате, увидел Кол бека, который
занимался тем, что лил на пылавшие постельные принадлежности
первую попавшуюся под руку талую воду. Колбек заснул при
горящей сальной свече, которую поставил у своей койки, чтобы читать.
Но свеча перевернулась, и огонь быстро распространился; пылал
уже весь потолок. В своем замешательстве Колбек пытался
собственными силами потушить пожар. Это ему не удалось. Скоро
все были на ногах, каждый со своим одеялом, с их помощью нам
удалось затушить огонь. Продолжалось это, однако, довольно
долго.
К счастью, у нас в жилище было так мало воздуха, что нам
самим едва хватало его для дыхания. Если бы огню был обеспечен
больший приток воздуха, то все бы сгорело и мы оказались бы
в ужасном положении.
На следующий день мы устроили под утесом к востоку от
лагеря склад продовольствия. Здесь поместили также несколько
палаток, запас дров, пороха—на случай, если пожар уничтожит
главный лагерь, мы не остались бы ни с чем. Кроме того, я
распорядился, чтобы десять туго набитых вещевых мешков всегда
висели на определенном месте у выхода из жилого дома. Во всех
98

Полное лунное затмение
23 июни Мыс Адэр
По хронометру № 2262 фабрики Брокбаик, Аткинс и Мур
Начало
погружения в тень
Начало полного
затмения . . .
Конец полного
затмения . . .
час.
13
15
мин.
?
33
2
сек.
18
58
По Гринвич.
врем. . .
По Гринвич.
врем. . .
число
23
23
час.
1
3
мин.
32
3
сек.
48
0
5
111
5
111
5
111
5
ПО
5
109
5
109
21
45
23
34
24
27
31
15
23
53
34
43
56,5
30
0,5
50
0,8
30
13,7
20
28,2
20
20,5
40
Температура в 11 часов пополудни: —23°,6 Ц
Температура в 1 час пополуночи:—23°,7 Ц
Наблюдения в полдень
24 июня
Туман. Температура—7°,7Ц. Барометр 29,01?
Канопус час. мин. сек.
Время
Высота
Время
Высота
Время
Высота
Время
Высота
Время
Высота
Время
Высота
мешках, кроме продуктов, были спички и другие вещи, которые
в суматохе легко забыть.
14-го я вместе с Фоугнером и обоими лапландцами предпринял
поездку на санях в восточную часть мыса Адэр. На северо-востоке
мыс также поднимался отвесной стеной из моря.
У северной оконечности мыса выдавались из моря два утеса.
Они поднимались над морем примерно на 70 футов и имели
каждый около 4 метров в поперечнике. Как два могучих кряжистых
великана, стоят они здесь. На протяжении веков море самым
причудливым образом избороздило отвесные стены этих
базальтовых колонн. Они хорошо видны с моря, и я занес их на карту,
присвоив им название «Две сестры».
Первоначально мы выбрали направление на юго-юго-восток.
Однако я опасался, что наши сани могут пострадать от тяжелой
дороги, и поэтому послал Фоугнера и лапландца Савио обратно
в лагерь, чтобы они захватили материал для ремонта,
который, быть может, потребуется.
7* 99

После того как они уехали, Муст и я попробовали
продвинуться дальше на юг, но, несмотря на самые энергичные усилия,
пробраться сквозь льдины с острыми краями было трудно.
Когда, наконец, попалась льдина с плоской поверхностью,
мы в сердцах улеглись на ней. Спальных мешков не было, и в
ожидании Фоугнера и Савио мы спали просто в шубах. Так
лежали мы там, два человека в тысячах миль к югу от Австралии.
Луна висела над нами как большая лампа, и каждый раз, когда
холод будил нас, она оказывалась лицом к лицу с нами. А
огромные белоснежные айсберги, подобно призракам, плясали вокруг
нас в лунном свете.
Мы с лапландцем Мустом спали на снегу, когда вернулись
Фоугнер и Савио. Температура была —27°Ц. Небо было
совершенно чисто, на востоке сверкало полярное сияние.
Теперь мы отправились в путь на юг вчетвером.
Нагромождения льдин становились все более непроходимыми. Наваленные
друг на друга льдины не позволили тащить сани. Было достаточно
трудно продвинуться меж льдин хотя бы на несколько метров
и без саней.
Отчаявшись и измучившись, мы устроили привал. Все наши
старания пропали даром.
Лапландец Муст был особенно угрюм и вял. Он залез в свой
спальный мешок и закрылся там так, что почти не оставил
отверстия для воздуха. Заснул он быстро и при том так крепко, что
даже не проснулся, когда Савио, занимавшийся приготовлением
пищи, не зная, что Муст лежит в мешке, уселся на голову своего
приятеля. Савио думал, что он сидит на одной из головок
голландского сыра до тех пор, пока Муст не стал хрипеть под ним. Так
спать можно только в полярном путешествии после дня тяжелой
работы.
Ночью ледяные поля, которые до этого были по виду так же
недвижимы, как суша, стали передвигаться к востоку.
Льдины все больше громоздились и заметно приближались
к нам. Картина напоминала землетрясение. Холодные и
твердые льдины становились на дыбы, трещали и ломались,
сталкиваясь друг с другом. С грохотом раскалывались ледяные
массивы, и огромные куски льда разлетались по сторонам.
Большие айсберги покоились неподвижно и тихо, не
принимая участия в шумной игре природы.
К востоку от нас поднималась на высоту 5000 футов почти
отвесная стена. Если бы громоздящиеся льды дошли сюда, они,
по всей вероятности, раздавили бы нас, так как на берегу нигде
не было надежного укрытия. Льдины, навороченные у скал,
наглядно показывали, с какой страшной силой они наползают
на сушу.
Единственная возможность спастись от торосов—это найти
пристанище на айсберге; однако на большинство из них было
трудно взобраться. Антарктические айсберги поч^и всегда имеют
400 .

крутые бока, кроме того, как об этом уже упоминалось, плавают
в окружении зыбкого слоя взломанного льда.
Лишь в одном месте на берегу между мысом Адэр и нашими
санями я обнаружил пещеру, которая могла бы в случае нужды
стать для нас спасительной. Но расположена она так глубоко,
что ледяное крошево легко могло закупорить ее позади нас.
Позже, когда мне довелось побывать тут, я убедился в
правильности этого предположения. Вход в пещеру был полностью
прегражден колоссальной ледяной кучей, достигавшей 60 футов
в вышину.
Ледяной вал внезапно остановился, не дойдя до нас
нескольких сот метров.
Поскольку пробиваться на санях в южном направлении не
было возможности, мы приняли решение вернуться на основную
базу. Однако для того, чтобы мы вообще могли двигаться, нам
пришлось подвязать к саням лыжи: в результате перетаскивания
саней через острые льдины старые полозья за короткий срок
пришли в негодность.
Ремонт поломанных саней на морозе—тяжелая работа. Стоило
прикоснуться к металлическим частям, как кожа рук немедленно
прилипала к ним. Ремни, которыми прикручивали лыжи к саням,
были, как дерево, поэтому пальцы долго еще оставались согнутыми
и неподатливыми. Мы не в состоянии были привязать лыжи так
прочно, как это требовалось, и лишь после того, как разогрели
ремни на груди, мы смогли их сгибать по желанию.
Бутылочку с лекарством нам также приходилось носить
на груди, подвязав ее на тесемке за шею. Лишь таким путем
удавалось сохранять лекарство в жидком состоянии.
Однажды утром на пути к базе мы поднялись на айсберг
высотой в 300 футов. Отсюда открывался необычайно красивый вид.
Солнце было еще за горизонтом, но его лучи уже освещали
наиболее высокие вершины Антарктиды, покрывшиеся румянцем
от поцелуев юного дня. Мы же пока оставались окружены
холодной синевой ночи; она казалась еще темнее из-за того, что день
уже возвещал о своем приходе.
С вершины айсберга мы увидели на юге темную тучу. Ее цвет
свидетельствовал о наличии под ней открытого моря. Пока мы ее
разглядывали, образовался смерч. Было ясно видно, как эта
темная туча непрерывно всасывает в себя воду из разводья во льду.
Временами водяной столб исчезал, но очень быстро появлялся
вновь, вращаясь с колоссальной скоростью.
За время поездки на санях нам попалось вблизи айсбергов
много белых тюленей (Lobodon Carcinophaga). Нам осталось на
память несколько чудесных черепов этих животных.
Как-то вечером, разбив свой лагерь, мы обнаружили, что
пропал Савио. Как большинство детей природы, лапландцы
обладают врожденным инстинктом, который подсказывает им,
где можно найти дичь; поэтому я ни минуты не сомневался в том,
101

чю Савио учуял тюленей. Мы собирались уже заснуть,
забравшись в свои мешки, как вдруг услышали громкие крики Савио.
Впечатление было такое, что он вступил с кем-то в борьбу.
Мы вылезли из спальных мешков и увидели, как Савио гнал
перед собой большого тюленя—совсем так, как норвежские
крестьяне гонят скот на рынок. Тюленя убили. Из свежего мяса
сначала приготовили хороший обед для собак, а из сала разожгли
замечательный костер. Мы разложили вокруг огня спальные
мешки и стали посасывать трубочки; лапландцы, играя своими
большими ножами для охоты на тюленей, рассказывали
всевозможные истории.
Интересно было наблюдать, как лапландцы убивают тюленей.
При этом они проявляли радость, характерную для дикарей,
убивающих зверя. Правда, то же можно наблюдать и у
цивилизованных народов, у которых кровожадность именуется
благородной страстью к охоте.
Заметив тюленя, лежавшего на земле, лапландцы смотрели
на него загоревшимися глазами, затем вытаскивали свои
охотничьи ножи, кололи ими тюленя, чтобы он принял
оборонительную позу, и танцевали в самозабвении вокруг зверя, время
от времени приставляя нож к его груди и тут же отдергивая его.
Игра эта повторялась многократно, все больше возбуждая
охотничий инстинкт. Вдруг нож погружался с молниеносной
быстротой по рукоятку в тело животного и снова извлекался оттуда
с такой же быстротой. Из зияющей раны лилась потоком кровь.
Картина эта прямо-таки опьяняла лапландцев.
Часто тюлень очень долго корчился на снегу; случалось,
что нож, если удар был силен, оставался торчать в нем.
Несчастные животные хватали рукоятку ножа зубами. Пока они бились
на земле, лезвие и рукоятка ножа исчезали в толще их мышц.
Больших трудов стоит предупредить ненужную жестокость при
бое тюленей. Мы стремились умертвить животных как можно
быстрее.
На тюленьих промыслах большого масштаба в целях
выигрыша времени, а следовательно, и денег совершаются
отвратительные жестокости.
От старых охотников—тюленебоев—я слышал, что они не сразу
убивают тюленей, а предпочитают сдирать с них шкуру, пока те
еще живы. Тогда несчастное животное само помогает этому
процессу тем, что, корчась в страшных муках, пытается все время
отпрянуть от острого ножа; его обнаженные окровавленные
мышцы дрожат на свирепом холоде.
Во время этой поездки мы сильно страдали от мороза. Много
раз белели у нас щеки, нос и уши, хотя руки и лица были покрыты
толстым слоем жира.
Обычно по возвращении домой из далеких поездок мы
устраивали себе нечто вроде ванны. Правда, большей частью дело
сводилось к мытью лица и рук, но часто и этого не удавалось сде-
102

лать. О настоящей ванне, конечно, не могло быть и речи; для этого
у нас не было соответствующих приспособлений, кроме того,
нельзя было допускать, чтобы наша кожа сделалась слишком
чувствительной к холоду. Самыми чистыми из нас были
лапландцы и примером в этом смысле являлся Савио.
Посреди зимы, при очень низкой температуре, он устроил
себе под снегом ванную комнату. Я обратил внимание на то, что
он долго и старательно роет яму в большом сугробе. Когда в один
прекрасный день яма была готова, Савио скрылся в ней,
прихватив туда печурку и котелок, которые мы обычно использовали
для вываривания тюленьих голов и получения таким путем чистых
черепов. Вскоре мы увидели, как из сугроба торчит черная труба
печки, обложенная поленьями и асбестовыми пластинками.
Затащив в свою снежную пещеру несколько деревянных
ящиков и немного угля, Савио наглухо закрыл выход; вскоре
из трубы повалили густые клубы дыма.
Несколько часов мы не видели Савио, но вечером он появился
в доме, веселый и чистый, как младенец. На дворе было 40
градусов мороза, однако, несмотря на это, лапландец несколько
часов просидел под снегом голым и не замерз.
Этот способ мытья казался нашим лапландцам самым
обыкновенным делом. Уроженцы северной Норвегии часто так моются,
хотя по большей части они устраивают себе баню в каменных
или земляных хижинах.
Попариться Савио было явно невредно. Вскоре я осмотрел
его баньку и обнаружил, что он вырыл себе просторное
помещение, в центре которого стояла печка; сам же Савио располагался
на пустых ящиках. Он топил вовсю, и снег в нескольких местах
подтаял. Однако ледяная крыша была такой толщины, что
на ней ничего не было заметно. Теплый воздух, наполнявший
помещение, делал баню, с точки зрения Савио, безупречной.
Прием пищи происходил у нас в ту пору следующим образом:
в 8 утра—завтрак, в 12 часов—обед, в 8 вечера—легкий
ужин.
Откровенно говоря, легкой была вся кормежка, если не
считать сырого тюленьего мяса и плохо пропеченного хлеба, что
тоже случалось нередко. В подобных случаях у нас было
ощущение, что в желудок попал хороший строительный кирпич.
Время, которое отнимала у нас трапеза, последовательно
сокращалось. Обед по какому-либо торжественному поводу
отнимал 10 минут, а обыденный продолжался часто меньше пяти
минут.
Есть из жестяных банок хотя бы и свежие продукты вроде
рыбы, мяса, овощей и фруктов довольно противно.
Специфический металлический привкус, который приобретали продукты
в результате долгого нахождения в оловянных банках, отнюдь
не способствовал аппетиту, а черствые галеты, которые служили
нам вместо хлеба, отличались жесткостью камня.
103

Как сейчас, я вижу перед собой Берначчи. который обычно
пребывал в неизменно хорошем настроении, но однажды утром,
потянувшись за галетой и- безуспешно пытаясь ее раскусить,
Берначчи, чтобы разломить галету, ударил ею по столу. Когда
и это не дало результата, он пробурчал себе под нос нечто такое,
что лучше не повторять.
Часто мы ели только по обязанности, так как знали—это
необходимо для того, чтобы мы могли продолжать нашу
интересную работу. Но при этом чувство было такое, будто опускали
пищу в пустой мешок: удовольствия мы не испытывали.
С болью в душе я наблюдал за питанием Гансона с его плохими
зубами и еще более плохим аппетитом. С глазу на глаз я серьезно
побеседовал с доктором о состоянии здоровья Гансона. Сам Ган-
сон говорил мне, что он опасается цынги. Врач же заявил, что
для диагноза цынги нет никаких оснований; он не думал, чтобы
Гансон страдал этой болезнью. Что же именно было у него, он
не мог определить.
Я лично был того мнения, что Гансон страдал бери-бери4,
и поделился с доктором своими соображениями. Доктор мне
честно признался, что ему еще никогда не попадался случай
бери-бери, но судя по симптомам нельзя предполагать этого
заболевания. В медицинском обследовании и в заботах о Гансоне
доктор был неутомим; он возлагал надежды на хороший исход,
я же, напротив, испытывал ощущение, что смерть уже
наложила на Гансона свою печать.
В этот период мы испытывали все большее неудовольствие
по поводу нашего питания, особенно когда вспоминали кухню
цивилизованного мира.
Как часто упоминались в разговоре свежие овощи! Глаза
наши загорались голодным блеском при одних только словах:
«капуста», «шпинат», «салат». Мы с тоской вспоминали о
фруктовом изобилии под тропиками. Но если за столом мы из-за этого
бывали угрюмыми и не в духе, то зато после окончания трапез
трубки восстанавливали наше хорошее настроение. Бедняга же
Гансон, как некурящий, сидел одиноко в стороне.
Некурящий не представляет себе, каким незаменимым другом
является трубка, сколько силы дает табак, независимо от того,
происходит ли это в кругу курящих мужчин в комнате на суше
или в каюте корабля среди жующих и сплевывающих табак
охотников за тюленями.
Трубка мира у индейцев названа так далеко не случайно.
Табак устраняет немало трудностей, смягчает наши горести,
помогает при плохом пищеварении.
В длинные зимние месяцы курение было так же необходимо,
как сон. Мы относились к нему, как к непременной обязанности,
не лишенной к тому же приятности.
Доктор постоянно разнообразил меню. В середине зимы,
наше питание выглядело примерно следующим образом.
104

ПЕРВЫЙ ЗАВТРАК
Хлеб с маслом
Чай, кофе, сыр
Сардинки
Селедки
Каша
Хлеб с маслом
Сало
Кофе, чай
Каша
Ветчина
Хлеб с маслом
Чай, кофе
Каша
Сало
Хлеб с маслом
Чай, кофе
Каша
Ветчина
Хлеб с маслом
Чай, кофе
Каша
Ветчина
Хлеб с маслом
Чай, кофе
Каша
Ветчина
Хлеб с маслом
ВТОРОЙ ЗАВТРАК
Воскресенье
Какао
Сухари
Язык
Сыр
Варенье
Мармелад
Понедельник
Какао
Ветчина
Галеты
Варенье и мармелад
Вторник
Какао
Галеты
Селедка
Сардинки
Сыр
Варенье
Мармелад
Среда
Какао
Галеты
Ветчина
Сыр
Варенье
Мармелад
Четверг
Какао
Галеты
Селедка
Сардинки
Сыр
Варенье
Мармелад
Пятница
Какао
Галеты
Ветчина
Сыр
Варенье
Мармелад
Суббота
Какао
Галеты
Селедка
Сардинки
Сыр
Варенье
Мармелад
ОБЕД
Различные супы
Прессованное мясо
Рис, приправленный
карри5
Поджаренный
картофель
Каша
Молочная кашица
Вяленая рыба
Картофельное пюре
Сладкий суп
Жареный телячий
сычуг (консервы)
Поджаренный
картофель
Сушеные овощи
Пудинг с изюмом
Молочный суп
Вареная лососина
Сушеный картофель
Горох
Солонина
Сушеный картофель
Сухие овощи
Молочный суп
Сушеная рыба
Сушеный картофель
Сладкий суп
Мясные консервы
10Ь

Я держусь того мнения, что в арктическую или
антарктическую экспедицию следует брать двух врачей. Опыт показывает,
что во время экспедиции врачи страдают больше других.
Постоянно приходится слышать об экспедиции, вернувшейся из
полярных областей без врача или с врачом, рассудок которого
пострадал. Среди врачей неоднократно наблюдались морфинизм и
кокаинизм с последующим самоубийством.
Быть может это объясняется тем, что их профессия не всегда
оставляет место для других интересов, и поэтому время им
кажется особенно долгим.
А между тем в полярном путешествии на плечах врача
лежит исключительная ответственность.
Так или иначе, но история путешествий в неизведанные
страны показывает, что жизнь врачей, сопровождающих
путешественников, слишком часто омрачается грустными
событиями.
Настоятельно необходимо поэтому, чтобы руководитель
экспедиции, отбирая врача, уже в интересах их самих, проявлял
большую осмотрительность; это тем более важно, что работа
врача исключительно тяжела, а влияние его на окружающих
огромно.
При участии в крупной экспедиции, вроде той, которой
пришлось руководить мне и в которую входил 31 человек, от врача,
желающего быть достойным своего положения, требуется много
такта и сдержанности. При таком количестве людей на палубе
нужно соблюдать строгую дисциплину, а доктору приходится
вращаться попеременно между офицерами и матросами.
В то время как толковый и скромный врач может принести
много пользы и вне сферы своей профессиональной деятельности,
другой врач в результате неосторожности и часто без всякого
намерения причинит большой вред.
Некоторые нежелательные случаи показали, что врач иногда
злоупотребляет своим положением и вытекающими из него
возможностями.
Позволю себе упомянуть только об одном случае, имевшем
место на английском военном корабле, крейсировавшем в
австралийских водах.
Врач ненавидел своего шефа. В пути он использовал свое
положение врача, чтобы объявить капитана без всяких к тому
оснований душевнобольным. Команду принял старший офицер.
В дальнейшем выяснилось, что капитан был совершенно
здоров.
Этот случай показывает, насколько своеобразно положение
врача морской экспедиции, легко приводящее к опасностям и для
него самого и для других. Ему открыт доступ к корабельной
аптеке со всеми ее ядами и возбуждающими веществами. Просто
удивительно, что до сих пор не обращали внимания на
необходимость иметь при снаряжении больших полярных экспедиций
106

двух врачей, так чтобы один мог контролировать другого.
Общение их между собой на профессиональной почве будет
способствовать их душевному равновесию.
Когда наступает полярная ночь, то образованный человек
страдает в большей степени, менее развитый человек легче
переносит бездеятельность и темноту.
Но даже и среди тех, развитое мышление которых требует
перемен и новых занятий, бывают отдельные личности, которые
могут жить продолжительное время в снежной норе, почти
ничего не делая, без книг, при весьма скромном питании; несмотря
на все лишения, они веселы и здоровы.
В жизни и работе полярного исследователя юмор играет
существенную роль. Наилучшим образом чувствует себя тот,
у кого есть изрядный запас его.
В ходе зимы мы устраивали себе самые разнообразные
развлечения, и они нас прекрасно освежали. У нас были
музыкальные вечера, во время которых каждый участник экспедиции
успешно соперничал с музыкальной шкатулкой, проводились
доклады на темы полярные, литературные, религиозные и
политические.
Все это превращалось в более или менее съедобную окрошку.
Важнейшие вопросы европейской политики обсуждались и без
большого труда разрешались «концертом антарктических
наблюдателей». При этом достигалось главное: дремавшая мысль
пробуждалась к новой деятельности.
Чтобы дать читателю понятие о характере наших зимних
развлечений, привожу программу одного «вечера».
Программа
Борхгревинк—Доклад о работах, выполненных экспедицией
Доктор—Световые картины, изображающие различные средства
питания и лекарства; демонстрация
производится с помощью корабельного
«волшебного фонаря»
Фоугнер—Исполнит английскую песенку «Вниз по
речке» (если не устрашится огней рампы)
Гансон—Рыбачьи песни
Кольбейн Элефсен—Песни о любви к родине
Ивенс—Две комические песенки
Берначчи—Пение. Декламация стихов австралийских
поэтов
Колбек—Пение. Доклад
ПерСавиоиОлеМуст—Лапландский дуэт (духовные песнопения)
Почти вся наша десятка страдала от замедленного
кровообращения. Неоднократно испытывал я ощущение, что моя левая
рука онемела. Ощущение было такое же, как бывает, когда
107

лежишь долгое время, подложив под себя руку, на чем-нибудь
твердом. Эту руку часами я почти не чувствовал.
Аналогичные ощущения испытывали и другие участники
экспедиции, однако хуже всех приходилось Гансону.
Чувствительность в нижних конечностях падала у него все
больше и больше. Если он давил на кожу, то оставались надолго
углубления. Лицо его с каждым днем все больше желтело. Глаза
ввалились. При этом он не худел, а по сравнению с осенью
прибавил даже в весе.
Так текли без перемен длинные и темные дни зимы. Медленно'
и скучно проходило время, и лишь обязательная запись
показаний инструментов вносила некоторое разнообразие.
Только к концу июля, хотя солнце скрывалось еще за
горизонтом, начал я подумывать о том, чтобы предпринять для
обследования западной части мыса Адэр большую поездку на санях.
К этой поездке мы готовились задолго.
Доктор и Колбек обследовали содержимое всех наших
ящиков и ларей и отобрали в дорогу продукты наименьшего
веса.
Берначчи привел в порядок отобранные мною инструменты.
Фоугнер проверил сани и палатки. Лапландцы с большой
тщательностью поправили собачью упряжь, набили маленькие мешки
травой, которой мы теперь пользовались взамен чулок6,
упаковали запас корма для собак. Элефсен напек свежих ржаных
лепешек и наполнил ими жестяную коробку.
По окончании приготовлений вся кладь была взвешена,
найдена слишком тяжелой и снова до мельчайших подробностей
вымерена и переупакована. После этого мы стали укладывать
наши продовольственные запасы в большие, удлиненной формы
парусиновые мешки, подогнанные по своим размерам к саням.
Когда все было закончено, мы затянули мешки и прикрутили
их веревками к саням. Затем пришла очередь запасных лыж,
ледорубов с прямым и кривым заступом, тросов и, наконец,
больших оленьих шуб, сверх которых были водружены наши
ружья.
На базе господствовало оживление, упряжные собаки
чувствовали, какие труды им предстоят. Некоторые, смекнув уже
заранее, чем пахнет дело, своевременно заползли в укромные
места, так что их невозможно было найти.
Собаки—любительницы путешествий «паяли от радости. Перед нашей норой в снегу
разыгрывались пестрые картины. Вой собак, покрикивания
лапландцев, щелканье бичей—все это и сейчас звучит у меня
в ушах, когда я вспоминаю об этих приготовлениях.
После долгой и скучной ночи это была жизнь, настоящая
радостная жизнь.
Мы, отправлявшиеся в путь, взирали на будущее бодро
и с надеждой; те, которые оставались, от души желали нам
удачи во всем.
108

Перед санными вылазками всегда наступало доброе согласие
между участниками экспедиции, находили выражение подлинные
наши чувства по отношению друг к другу. В глубине души мы
думали, что, быть может, видим друг друга последний раз. Мы уже
познали все могущество стихии на полярном континенте и
понимали, какое короткое расстояние отделяет под этими широтами
жизнь от гибели.
Я взял с собою в путь обоих лапландцев и Ивенса, запас
питания на 30 дней, 29 собак и три пары саней.
Я намеревался (и фактически сделал это) отъехать сначала
яа один день пути, чтобы ознакомиться с ледовой обстановкой.
Если дальнейшие перспективы покажутся благоприятными, то
послать Ивенса на паре саней обратно, с тем чтобы он доставил
с собой Колбека, еще трех человек, две пары саней и новые
запасы продовольствия для той дополнительной базы, которую
я собирался организовать на другой стороне'морской бухты.
Первые мили удавалось преодолевать с трудом. Лед
нагромоздился на значительную высоту. Нам приходилось поднимать
сани на большие ледяные глыбы, а затем вновь их опускать
с другого конца льдины.
Продвижение в направлении большого айсберга, сверкавшего
вдали на необозримой снежной равнине, шло медленно. Собаки
тянули сани с большим напряжением. Лапландец Савио шагал
впереди. Это давало наилучшие результаты: собаки любили его,
и нам приходилось прибегать к кнуту гораздо реже, чем
обычно.
Хотя барометр стоял довольно высоко, состояние атмосферы
мне не нравилось—на юго-востоке воздух утратил
прозрачность.
С восточной стороны айсберга, имевшего в высоту около
300 футов, мы обнаружили пещеру на уровне примерно 10 футов
над морем. Здесь мы разбили лагерь, но никто ночью не отдыхал
по-настоящему. У всех как будто было предчувствие, что нам
опять придется встретиться с непредвиденными трудностями.
Такой своеобразный инстинкт, переходящий в повышенную
сверхчувствительность и даже, можно сказать, в дар
предвидения, развивается у плавающих и путешествующих в тех районах,
где грозные силы природы готовы ежеминутно унести жизнь
человека.
Мы стояли по двое на посту в своих тяжелых шубах. На
протяжении ночи время от времени налетали порывы ветра.
Мгновенно поднималась метель, и в незащищенные части тела острыми
колючками впивался снег. Впрочем, она так же быстро кончалась,
и снова наступало полное затишье. Эти порывы ветра носили
такой зловещий характер, что еще больше усиливали наше
внутреннее беспокойство. Хотя никто не выдавал ни словом своих
мыслей, но все, как я понимал, молча думали о том, что на юго-
западе готовится что-то страшное.

Утро выдалось таким ясным, каким оно давно уже не бывало,,
барометр твердо стоял на высоком уровне, и я начал уже
думать, что на этот раз предчувствие меня обмануло.
Минуя мелкие расщелины во льду, по изумительным ледяным
площадкам мы поднялись на айсберг, имевший столобразную
форму. На юг открывалась великолепная перспектива, ледовая
обстановка казалась удовлетворительной, поэтому я решил
отправить Ивенса, с вечера уже снабженного инструкциями,
на основную базу.
Ивенс взял с собой четырех сильных собак, сани, провиант
и направился на северо-восток. Расставшись с ним, я с
лапландцами свернул лагерь, снова прикрутил багаж к саням.
Щелкнули бичи, залаяли собаки, и тяжело груженные сани вновь
заскользили на юг по бесконечной равнине.
В этот день мы имели перед собой по большей части
относительно гладкий лед. Тем не менее нам часто приходилось делать
зигзаги; временами там, где встречались нагромождения льда,
мы наталкивались на значительные препятствия, преодоление
которых требовало терпения и времени.
Мы шли рядом с санями на лыжах. Через плечо был
переброшен канат, прикрепленный к переднему краю саней, так что мы
могли помогать собакам волочить сани. К полудню оказались
в зоне крайне неровного льда и с трудом выбрались из этого
места. Когда неровности льда увеличились еще больше, лыжи
пришлось скинуть. Несмотря на это, мы продолжали путь без
отдыха, надеясь, что успеем перейти морской залив и достигнуть
другого берега бухты, прежде чем погода переменится.
При заходе солнца температура была —34°Ц. С наших бород
свисали большие сосульки, образованные дыханием. И вот
наступила темная ночь, и мы шли уже по компасу.
В полночь собаки завыли, навострили уши и стали тянуть
сани сильнее, чем за всю дорогу. Вскоре перед нами оказался
большой тюлень (Уэдделла). Собак, которые давно не получали
свежего мяса, трудно было удержать на месте. Лапландцы
занялись своей кровавой работой, и собаки скоро набросились на
лакомство.
Отложив для себя тюленье сердце и лучшие куски мяса, иа
шкуры и сала зверя мы разожгли костер и бросили на огонь
остатки его туши. Языки пламени поднимались высоко в воздух.
Разжечь сало не всегда бывает просто. Сначала нужно
получить огонь, используя куски дерева или другого легко
воспламеняющегося материала, так как сало начинает гореть не раньше,
чем станет плавиться и размягчаться хотя бы в одном месте.
У нас же всегда при себе бывали для растопки куски легкого
сухого дерева, и это вполне себя оправдывало.
Согревшись, отдохнув и сварив какао, с помощью которого
подкрепили свои силы, мы снова пустились в путь, несмотря на
темную ночь. После любования яркими языками пламени костра,
ПО

ночь показалась нам еще непрогляднее. Чем дальше мы уходили
от костра, тем меньшим казался огонь, исходивший от
пылавшего тюленьего жира. И, наконец, он совсем скрылся за
горизонтом.
При восходе солнца все вокруг окутал густой туман,
температура воздуха была очень низкой. Собаки, сани, лыжи, люди
казались теперь одного цвета, все покрылось густым инеем,
стало белым, как снег.
Поскольку я не мог производить наблюдений, а
нагромождение льда было очень велико, решили сделать коротенький привал.
Через час туман внезапно рассеялся, и наш маленький караван
опять пустился в дорогу. Лыжи легко скользили по снежному
покрову.
Барометр весь день показывал низкое атмосферное давление,
поэтому я ожидал перемены погоды. Оба лапландца, по всей
видимости, ждали того же; я заметил, что они необычно много
говорят между собой по-лапландски и бросают время от времени
испуганные взгляды на юг, где сгущались тучи.
Непогода наступила быстрее, чем мы могли предвидеть.
Прежде, чем кто-либо из нас троих успел высказать свое мнение
о ближайших перспективах, пурга уже бушевала вокруг
высоких прибрежных горных пиков. Они быстро исчезли из виду.
Снег несся вниз со скоростью лавины и повисал над пропастями,
как вулканическое облако.
Первые яростные порывы ветра настигли нас прежде, чем мы
успели развязать веревки, которыми были прикреплены к саням
палатки и снаряжение.
Собаки несомненно чуяли приближение бури. Едва мы
сделали остановку, как они свернулись в неподвижный
клубок; так поступали они всегда при наступлении снежной
метели.
Только внесли мы спальные мешки в маленькую шелковую
палатку, как снежная буря разразилась с такой силой, какую
нам еще ни разу не приходилось испытывать.
Ветер захватывал дыхание. Пока мы ползали на
четвереньках, собирая продукты и наши маленькие спиртовки, нам
несколько раз казалось, что мы задохнемся. Мы ощущали на своем
теле все швы одежды. В тех местах, где оленьи шкуры были
сшиты между собой, казалось, в кожу вонзаются иглы.
Нам не удалось установить столбы для палатки. Мы должны
были поспешно залезть в свои спальные мешки, пока колючий
мороз не лишил нас этой возможности. И вот мы один за другим
заползали под лежавшую на земле шелковую ткань палатки, под
которой были сложены рядом наши спальные мешки, и скоро,
лежа в оленьем меху, начали отогреваться.
Некоторое время мы еще слышали вой урагана, бушевавшего
над снежными полями, затем этот вой становился все тише и тише,
а шелковое покрывало над нами все тяжелее,
111

Черное пятнышко, которое представляли мы собой в
бескрайней белой пустыне, было покрыто теперь толстым
белоснежным одеялом. Антарктическому шторму не с кем было разделить
свое мрачное одиночество.
В то время как сверху шум замирал, под нами начался грохот.
Это под давлением ветра стал трещать морской лед. Треск был
подобен пушечным залпам. Ежеминутно казалось, что ледяной
покров будет сломан, так же, как это произошло у незнакомого
берега во время нашей первой поездки на санях.
Если только лед станет гнать в море или льдины начнут
дробить друг друга, то мы наверняка погибнем—расстояние до
лагеря таково, что раньше, чем за 12 часов, мы не успеем
добраться до безопасного убежища.
Снеговой покров над нами достиг изрядной толщины и так
затруднял дыхание под шелковым покрывалом, что мы
вынуждены были позаботиться о большем пространстве для себя
и о большем притоке воздуха.
Сперва все встали на четвереньки, а затем начали одновременно
давить спинами на снежный покров до тех пор, пока не подняли
палатку на несколько футов кверху. Затем проткнули сквозь
снег лыжную палку и двигали ею бремя от времени так, чтобы
воздух мог проникать к нам.
Однако метель была так сильна, что отверстие в снегу занесло
почти моментально: пришлось непрерывно поворачивать лыжную
палку. Один из нас поддерживал спиной шелковую палатку,
в то время как двое других пытались приготовить трапезу. У нас
было два замороженных тюленьих сердца. Мы разрубили их
на куски и съели. Мало-помалу это блюдо становилось
излюбленной едой для Савио и меня.
Кроме того, мы пытались приготовить горячую пищу с
помощью спиртовки. Когда она была налажена, в нашем жилище
стало форменным образом тепло. В результате шелковая палатка
промокла в местах соприкосновения со снегом.
Неожиданным образом это помогло нам—избавило от труда
стоять на четвереньках и поддерживать палатку своей спиной.
Как только спиртовая лампа была потушена, температура внутри
палатки упала и влажный шелк плотно примерз к наружному
снеговому покрову. Таким путем образовалась невысокая
пещерка, на стенах которой выступили большие кристаллы льда.
Некоторые из этих кристаллов были длиной с дюйм;
озаренные нашими примитивными светильниками, кристаллы льда
сверкали и переливались; из глубины спальных мешков
мы созерцали их, как звезды. В те три бесконечных дня, пока
мы лежали в занесенной снегом палатке, эти прекрасные
кристаллы как бы вели с нами нескончаемый разговор и пробуждали
в нас самые необычные мысли и чувства.
Когда началась буря, мы залезли в спальные мешки с
большой поспешностью и занесли с собой внутрь мешков немало
112

Оскар Бьаркё
«Южный Крест» нас покидает. Первый дом на южнополярном
континенте

Домик с наклонной крышей
Ящик с термометрами

снега. Снег растаял, и нельзя сказать, чтоб нам было приятно
лежать мокрыми в оленьем меху. Влага от растаявшего снега,
пар от нашего дыхания способствовали образованию длинных
сосулек, свисавших вокруг отверстий спальных мешков.
Положение было не из завидных, но мы все же радовались тому, что
нашли защиту Ът снежной бури, проносившейся над нашим
убежищем с неослабевающей силой.
Когда мы не ели и не сосали свои коротенькие трубочки, то
начинали петь, и пели до тех пор, пока не засыпали.
Однако сильный треск льда и ограниченность пространства,
находившегося в нашем распоряжении, приводили к тому, что
сон был коротким и часто прерывался. Савио по обыкновению
ежеминутно справлялся который час. Меня же беспокоили
мысли о судьбе санной группы, которая должна была под
началом капитана Колбека следовать за нами с дополнительным
продовольствием.
Лапландец Муст страдал в эти дни под снегом больше всех.
В ночь на 31 июля было 40 градусов мороза. Ртуть замерзла, и нам
пришлось пользоваться спиртовым термометром. В эту ночь
я опасался за жизнь Муста.
Незадолго до полуночи мы прорыли отверстие в снеговом
настиле, чтобы дать доступ воздуху, и провели кое-какие
наблюдения. Едва лишь Муст просунул голову в врронку,
образовавшуюся в снегу, как в ту же секунду упал oöpafHO. Губы его
посинели. Муста тряс такой озноб, что он стучал зубами. Савио и я
с большим трудом согрели для него какао на спиртовой лампе,
растирали его как могли до тех пор, пока он не очнулся. Однако
Муст был в подавленном состоянии. Он затянул свои
лапландские песни, звучавшие здесь, глубоко под снегом, однотонно и
заунывно, в то время как сверху сквозь проделанное отверстие
доносился вой бури.
Я заставил Муста дышать над фонарем, чтобы в его легкие
попадало немного теплого воздуха. Время от времени и мы
доставляли себе это удовольствие.
Говорили мы тогда о самых невероятных вещах. Лапландцы
рассказывали о многих интересных событиях из их жизни за
Северным полярным кругом, делясь со мной своими радостями
и горестями. За эти дни лежания рядом в спальных мешках мы
по-настоящему узнали друг друга.
К счастью, мы захватили с собой мешок с травой для
утепления нашей лапландской обуви; иначе мы потеряли бы все пальцы
на ногах. Чулки мало что дают во время поездок на санях
в антарктических районах.
Когда чулки отсыревали, то при стоянии человека на месте
нижняя их часть, охватывающая стопу, превращалась в лед.
Вскоре вслед за этим той же участи подвергались и пальцы ног.
По-иному обстояло дело с травой, мягкой, нежной, но прочной,
которой лапландцы постоянно пользуются взамен чулок.
8 К. Борхгревинк 11 °

Трава эта растет на севере на берегах озер. Лапландцы
высушивают и набивают ею свою просторную обувь. При этом они
с характерной традиционной тщательностью распределяют траву
таким образом, чтобы она покрывала подошвы и тонким, но
равномерным слоем располагалась внутри обуви.
Ноги, обутые таким способом, отморозить нельзя. В случае
промачивания ног трава от сырости начинала преть и появлялось
приятное чувство теплоты. Из манеры лапландцев обуваться мы
извлекли в дальнейшем много полезного. Обнаженные ноги,
погруженные в траву, получали защиту от мороза. Однако
главное заключалось в том, чтобы трава была правильно
распределена внутри обуви. С течением времени мы приобрели
известный опыт, но все же всегда бывали довольны, когда лапландцы
сами набивали травой обувь: они укладывали траву более ловко
и более равномерно.
До сих пор вспоминаю, как в ту памятную холодную ночь
лапландцы рассказывали мне, что по возвращении в Норвегию
им придется пойти на военную службу. Они горько сетовали
на то, что их заставят носить военную форму, и горячо просили
меня замолвить за них словечко. Они ни в какой степени не
возражали против военной службы, но не хотели и слышать о
военном обмундировании.
Я исполняю данное мною обещание, сообщая здесь, что всем
надо поучиться обуваться и одеваться у лапландцев.
Зачем навязывать этим людям нашу жесткую обувь?
На протяжении поколений лапландские башмаки и их
своеобразная, но практичная одежда превратились в жизненно
важный для них вопрос. Лапландец питает к своей одежде большую
нежность, чем шотландец к своей юбке. Почему бы не разрешить
им и во время прохождения военной службы носить их красивое
практичное одеяние?
В своей лапландской обуви и на лыжах они могли бы
проходить значительно большие расстояния, чем в варварских
башмаках цивилизованного мира. Зимой они переносили бы любой мороз
и были бы весьма полезны, а не сидели в очереди на приеме в
полковом околотке. Под своей удобной щирокораспахивающейся
курткой лапландец может носить запас провизии на несколько
дней; будучи затянут в тесный мундир, он никогда не сможет
себя хорошо чувствовать.
Украсьте лапландца нашей национальной эмблемой, дайте
ему ружье, используйте его как солдата, и в случае войны он
окажет вам такие же услуги, какие оказали Савио и Муст
южнополярной экспедиции...
Меж тем наступило утро 31 июля. Мы выкарабкались из-под
снега и обнаружили, что буря улеглась. Было 35 градусов
мороза.
Сумрак и туман не позволяли делать наблюдений. Не было
видно ни собак, ни сйаряжения—все занесло снегом.
114

Мы сочли необходимым обыскать все подряд, извлекая на
поверхность один предмет за другим. Это, однако, происходило
не быстро. Когда мы остановились тут для привала, лед eine во
многих местах был свободен от снега; в других местах его
покрывал старый снег, плотно смерзшийся от холода и от давления.
Когда началась метель, собаки остались лежать неподвижно
и спокойно давали снегу засыпать себя. Их приходилось
отыскивать. Некоторых мы находили, втыкая лыжные палки в
снежные кучи, где, по нашему мнению, могли находиться псы. Других
собак нашли, следуя ходу постромков. Как выяснилось,
отдельные собаки питались собственной упряжью. Они отгрызали по
частям свою шлею, выработанную из тюленьей шкуры, пока
этот источник питания, дойдя до ошейника, не кончался.
Некоторые собаки лежали примерзшими ко льду; в желудке у них
были найдены куски ремня, в то время как остатки
постромков свисали с шеи. Благодаря такому питанию они прожили
три дня.
Восстановить все было не так просто. Сбрую и лямки требова-
лось вновь привести в порядок. Мы наскоро позавтракали
мясными консервами, какао, сухарями, дали собакам галеты и
остатки нашей трапезы и опять двинулись в путь на юг. После
получасовой езды мы обратили внимание на то, что у одной из
собак на языке повисла пустая банка из-под консерзов.
Собака задумала вылизать оловянную банку, и та примерзла к ее
языку.,
К полудню погода прояснилась; перед нами внезапно воз-
никли великолепные ледники горной цепи, которая тянется на
северо-запад от горы Сабин. Эта могучая вершина будет служить
излюбленным географическим центром для топографических
съемок в северо-западном углу Земли Виктории.
Путешествующий в этих широтах как по морю, так и по суше волей-неволей
обращается к пику Сабин и к окружающим его вершинам как
к своего рода дорожному указателю.
Бесчисленные ледники стекают между крутыми скалами
подобно большим белым рекам; за многие мили от берега мы уже
могли различить синевшие в глетчерах щели; издали они
выглядели как темные гребни волн на широком морском просторе.
В отдалении ледники казались великолепными й прямыми,
как стрела, дорогами; по мере приближения к ним стали
видны страшные крутые обрывы, по которым ледники
низвергались в море.
В бухте Робертсон все без исключения ледники спускались
к морю под большим углом, переходившим в конце концов в
крутой обрыв. При этом в ледниках возникали бесчисленные темно-
синие щели. Прежде чем наступила темнота, я обнаружил на юге
далеко выдающуюся вперед часть суши, которую принял
первоначально за полуостров. По-видимому, он был совершенно
свободен от снега.
8* 115

В связи с этим, а также из-за необычной формы этого куска
суши я пришел к выводу, что он представляет незаурядный
геологический интерес. Я считал также по характеру его
расположения, что на левом берегу, куда, по-видимому, вдавался с юга
небольшой залив, найдется относительно защищенное место
для лагеря. Однако прежде чем мне удалось выяснить
географическое положение полуострова, все окутала мгла.
Я не выпускал из рук компаса. Мы с трудом пробивали себе
путь сквозь нагромождение льдов. Приходилось бежать и
кричать на ходу, поднимать и тянуть тяжелые сани, которые
непрестанно переворачивались, застревали между большими
льдинами.
Вскоре мы попали в зону такого нагромождения льдов, что
с трудом находили дорогу. Отсюда мы сделали вывод, что суша
неподалеку. Несмотря на тяжелую дорогу, собаки потянули
веселее. Они все время лаяли, выли и, по-видимому, так же
страстно рвались к неведомой суше, как и мы. В 10 часов вечера
над нами нависли скалы. Чтобы взглянуть на Южный Крест,
приходилось закидывать назад голову. Созвездие мерцало высоко
вверху над темными очертаниями суши, четко
обрисовывавшимися на фоне синего звездного неба.
К полуночи мы достигли входа в узкий проход,
врезавшийся в сушу. Сначала я принял его за маленький фиорд, но при
ближайшем рассмотрении днем он оказался проливом. От этого
пролива дальше к востоку, между скалами, врезался в сушу
маленький фиорд; именно эту сушу я и заметил с вечера. Здесь
мы нашли прекрасное место для устройства базы, хорошо
защищенное от юго-западных бурь; по опыту мы уже зналич что оттуда
всегда можно ждать самых больших неприятностей. Собаки
выли от восторга. Освободившись от упряжи, они бросились,
невзирая на тьму, к морю, и вскоре мы услышали, как они
вступили в ожесточенный бой с тюленем. Зверь лежал недалеко от
края ледяной стены, представлявшей не что иное, как
обрушившийся ледник; во льду пролива от давления глетчерного льда
образовались полыньи.
Прежде чем заняться устройством базы, мы забили двух
больших тюленей (Уэдделла) и приволокли их к нашей лагерной
стоянке. Здесь их разрубили на куски и сытно покормили собак,
предварительно вырезав для собственного пропитания сердца
и грудинку. Затем мы разожгли из тюленьего жира костер и,
пока Оле варил тюленьи сердца, мы с Савио раскинули между
санями шелковую палатку. После этого поужинали. Тюленье
сало пылало на костре, освещая позади темные скалы, на которые
падали наши огромные тени. Первые человеческие тени во вновь
открытой стране!
Было 45 градусов мороза, когда лапландцы влезли в свои
мешки и глубоко заснули через пару минут. Собаки заснули
на снегу еще раньше—до того как мы окончили свой ужин.
116

Я же все еще не был в состоянии отправиться на покой.
Прекрасная сверх всякой меры ночь наполняла мою душу благоговейным
восторгом.
Благодарность за дарованное бытие... Чистые звезды там
вверху! Великая неведомая таинственная страна, которой мы
достигли и которую еще предстоит изучить... Труд, одиночество,
лишения, тоска и холод последних дней—все это вызывало во
мне такую покорность провидению, которая либо искажена,
либо совсем неизвестна в мире цивилизации... Мысли самые
чистые, самые ясные поднимались невольно из глубины души,
витали вокруг меня как самостоятельные существа и звучали
в унисон с органными трубами полярного сияния в небесном
пространстве.
Все было чудесно: и люди и жизнь!
В этом чистейшем воздухе ничто дурное не могло бы
сохраниться, подобно тому, как микробы не могут найти здесь
условия для существования...
Было уже очень поздно—забрезжил рассвет холодного и
короткого зимнего дня. Я забрался в свой твердый от мороза
спальный мешок, плоский и мало привлекательный,
лежавший между мешками лапландцев. Они спали так крепко, что,
несмотря на мою возню при попытках принять в мешке удобную
позу, храп их ни на минуту не прерывался.
Когда я проснулся в 11 часов утра, мороз был 43°. За ночь
все насквозь промерзло. Спальные мешки сохранили, затвердев,
форму нашего тела и лежали подобно гипсовым слепкам с нас.
Хотя мы спали сравнительно хорошо, у нас все же
оставалось ощущение, будто мы мерзли ночь напролет. Муст ходил
с посиневшими губами и дрожал, пока не принялся за работу,
складывая узкие полоски сала, вырезанные в прошлую ночь
из тюленя. Они тоже промерзли и напоминали деревянные
чурки.
Савио разогревал в жестяной кружке над спиртовой лампой
«шоколадное мороженое». Он заявил, что не собирается
проводить в палатке вторую ночь. У него были новые планы, которые
впоследствии оправдались и хорошо себя зарекомендовали.
Муст и я нагромоздили такое количество сала, каким со
спокойной совестью могли пожертвовать, и, разогрев его нашими
неоценимыми маленькими факелами, которые всегда брали с
собой в дорогу, настругали сухих щепок, чтобы с их помощью
заставить сало гореть.
Оба тюленьих сердца зажарили на сковородке, поставленной
на огонь из тюленьего жира. Сами мы поворачивались с боку
на бок не хуже тюленьих сердец, чтобы со всех сторон обеспечить
себе равномерное согревание. Часть тела, обращенная к огню,
была всегда накалена, в то время как противоположная часть
оставалась холодной как лед. В то утро мы вращались вокруг
своей оси так старательно, будто сидели на вертеле.
117

После того как мы поели и оттаяли немного изнутри и
снаружи, я и лапландец Муст отправились с 10 собаками,
провиантом и инструментами обследовать ближайшие окрестности.
Савио я оставил возле палатки; сейчас же после нашего отъезда
он принялся за устройство более теплого убежища.
К югу от стоянки мы с Мустом нашли в труднодоступном
месте огромные ледники, которые спускались в западном
направлении к морю. Они отрезали от моря бухту, ограниченную с
запада открытой нами землею.
Глетчерный лед сползал по скале высотой в 70 футов и
достигал поверхности моря под углом примерно в 30 градусов.
На западе мы увидели отвесную стену ледника, который
примерно на полмили выдавался в море. Там он поворачивал под
прямым углом к западу и продолжался в виде крутой ледяной
скалы еще около двух миль, достигая высокого гребня горы,
ограничивающей на западе этот огромный ледник.
Когда мы с Мустом поднялись на санях на поверхность
ледника, перед нами развернулся величественный и необычный вид.
Открытая нами вчера земля, где мы оставили Савио, оказалась
островом, лежавшим примерно в четырех милях от берега, как
раз в том месте, где смыкались два огромных ледника,
спускавшихся к морю.
Я назвал остров в честь нынешнего наследного принца Англии—
островом герцога Йоркского. Остров мешал тому, чтобы ледники
начали свое плавание по морю. Огромные массы льда
накапливались у западной оконечности острова. Там они образовывали
тесно спаянное, высоко громоздящееся «ледовое море». Оно
в свою очередь блокировало свободный выход в океан.
Образовывались новые глетчеры, которые, раскалываясь на огромные
куски, низвергались в полярный океан.
Там, охваченный этими ледяными объятьями, лежал темный,
свободный от снега островок. На его западном и южном берегах
возвышались на 70 футов ледники, великолепно отливавшие
белым и голубым цветом. На севере и востоке остров
непосредственно граничил с ледяным покровом океана.
Открытый нами новый остров поднимался на высоту 200 футов.
Он состоял из серовато-зеленого сланца, пересеченного
многочисленными более или менее широкими жилами кварца и местами
прослойками сернисто-железного колчедана.
Сланцевая порода тянулась почти прямо с севера на юг,
обнаруживая исключительно интересные геологические образования.
Здесь легко было распознать и проследить на далекое расстояние
господствовавшие различные условия давления.
Остров имел в окружности около пяти миль. В средней части
в него врезалась с севера на глубину мили бухта в форме
полумесяца; на восточном краю острова посередине также имелась
глубокая бухта. Вторую половину отграничивал один из рукавов
ледника.
118

С того места, где стояли мы с Мустом, можно было далеко
смотреть в глубь страны. На материке виднелось бесчисленное
количество горных вершин и ледников. Горные вершины
достигали 12 000 футов высоты и были окружены огромными
ледниками. Ослепительная белизна ледников, казалось, придавала
голубому ландшафту особое сияние. Там же, где их обрывистые
края образовывали глубокие расселины и ущелья, они блестели
еще ярче голубым и зеленым цветом.
В южном направлении гребни гор резко выделялись в голубом
воздухе своими остроконечными вершинами и частично были
свободны от снега. К западу же горные вершины имели более
мягкие очертания, местами они закруглялись в форме
белоснежных полушарий, напоминавших девичьи груди.
Эта картина, видимая сквозь окружавший нас голубой
прозрачный туман, была захватывающе прекрасна.
Сделав все необходимые предварительные наблюдения,
касающиеся нового острова и его местоположения, мы с Мустом
направились обратно к месту своей стоянки, куда явились как
раз в то время, когда голубой зимний день уступал свое место
темной ночи.
Савио пока что неплохо использовал время. Из лыжных палок
и подпорок он соорудил остов конической финской палатки,
покрыл его шелковой тканью маленьких палаток, мешками из-
под продовольствия и тюленьими шкурами. У верхушки
импровизированной палатки он оставил отверстие; теперь над ним
вился дымок от большого костра, на котором пылал
тюлений жир.
Палатка примыкала непосредственно к скале и была удалена
от замерзшего моря приблизительно на 10 футов. Она находилась
в безопасном месте, нагромождение камней и снега надежно
защищали ее от юго-восточных бурь, которые были для нас
худшим врагом, чем самый страшный мороз. Вечером в 8 часов
термометр показывал снаружи —44°Ц, однако в наших спальных
мешках мы чувствовали себя в эту ночь вполне уютно. Было так
«тепло», или, точнее говоря, мы так мало мерзли, что не спали,
а, высунув из мешков головы в сторону огня, шутили и болтали
друг с другом.
Савио рассказывал о своей жизни в высоких широтах, о
регулярных поездках на русские рынки, где норвежские лапландцы
делали дешевые закупки и получали много подарков и хорошее
угощение, о том, как прсле справленного праздника мчались
они на своих оленях по снежным равнинам. И пока длился
рассказ Савио, полосы полярного сияния, похожие на органные
трубы, поднимались к зениту длинными рядами, непрерывно
меняя цвет. Мы увидали его через маленькое отверстие в палатке,
и—ничего не поделаешь—пришлось расстаться с непривычным
удовольствием быть в тепле, вскочить на ноги и наблюдать
полярное сияние.
119

На следующий день мы продолжали обследование и побывали
во внутренней части острова герцога Йоркского. Тут всюду
попадались доказательства того, что массы глетчерного льда,
спускавшиеся с острова двумя потоками, в свое время—и не
очень давно—прошли по всему острову и унесли с собой свободно
лежавшие обломки сланца. В середине южной полосы острова
герцога Йоркского были также видны обломки сланца,
торчавшие рядами, как зубцы, и тянувшиеся с правильными
промежутками с севера на юг. Лишь там, где пролегли жилы кварца,
глетчерный лед не оставил следов своего прохождения.
В больших количествах мы встречали кристаллы серного
колчедана; эти кристаллы отливали металлическим блеском.
Во внутренней части острова этих кристаллов много.
Располагаясь неровным слоем над сланцем, они, по-видимому, меньше,
чем окружающие их породы, поддаются влиянию ветра, снега,
льда.
Отдельные кристаллы сидели в сланце, как «расшатанные
зубы», и без большого труда их можно было вытащить оттуда
рукой или выбить камнем.
Кварц содержал в себе, по всем данным, железо.
Сланцевые слои, как уже упомянуто, резко различались друг
от друга по цвету; на эти слои действовали, очевидно, различные
температурные условия.
Местность к востоку от острова герцога Йоркского сложена
исключительно из ноздреватого базальта. Фактически она
образует основу для горного хребта, который заканчивается к северу
мысом Адэр. С осадочными породами базальт встречается на той
же линии, что и остров герцога Йоркского; он как бы скользит
наподобие ледника по горному хребту из серого сланца.
Последний образует наружную границу выступающих на поверхность
и идущих к югу осадочных горных пород.
Мне хотелось бы здесь кстати упомянуть, что на пути дальше
к югу мы опять встретили серый сланец, в частности в бухте Вуд.
Предыдущие экспедиции обнаруживали к северо-востоку в
менее высоких широтах такие же точно или подобные им
осадочные горные породы, поднявшиеся с морского дна. Эти горные
породы наблюдаются также на Земле Грейама к югу от мыса
Горн, свидетельствуя о возможности геологической связи
между Австралией и Южной Америкой через южную половину
Земли Виктории.
Моя надежда найти окаменелости, д сожалению, не
оправдалась. Надежда эта покоилась на открытии нового острова из
серого сланца и том обстоятельстве, что капитан Ларсен нашел
окаменелости в такой же каменной породе на Земле Грейама.
Я не мог себе пока что объяснить, почему не прибывает
вспомогательная группа под командой Колбека. По всей
вероятности, эта группа, отправившись в путь, вынуждена была
вернуться на основную базу из-за той снежной бури, которая на три
120

дня засыпала меня и лапландцев. Однако с тех пор они могли бы
добраться до нас. Для дальнейшего продвижения нам крайне
необходимы были дополнительные запасы, которые они должны
доставить. Прождав девять дней, в течение которых о Колбеке
не было ни слуху ни духу, я решил возвратиться на основную
базу. Не было ничего невозможного в том, что со
вспомогательной группой что-нибудь случилось.
Однако, когда мы после сравнительно легкого обратного
пути прибыли вновь на мыс Адэр, все оказалось в порядке.
Как я и предполагал, Колбек со своей вспомогательной группой
был остановлен снежной бурей и в данный момент еще не
закончил приготовлений ко второму рейсу. Друзья очень беспокоились
и с восторгом встретили нас, когда мы, проделав путь без
малейших осложнений, неожиданно появились на санях на мысе Адэр.
Я принял решение организовать на острове принца Йоркского
постоянную вспомогательную базу, которая бы служила
отправным пунктом для наших дальнейших поездок. 14 августа с этой
целью я послал новую группу на санях под начальством Берначчи.
Ему было дано задание построить на острове каменную хижину,
пригодную для длительного пребывания в ней.
В качестве сопровождающих Берначчи получил Ивенса.
Фоугнера и Элефсена. Они разместились на 4 санях и захватили
с собой на 14 дней провианта. Сани тянуло 28 собак.
27 августа Берначчи с Ивенсом уже вернулись обратно.
Элефсена и Фоугнера Берначчи оставил на острове, чтобы
строить, если будет возможно, хижину.
В то время, когда Берначчи покидал остров, им еще не
удалось раздобыть нужный для постройки материал. Быть может,
главным виновником того, что они ничего еще не построили,
являлся мороз, который в эти дни был очень свиреп.
По возвращении на основную базу Берначчи следующим
образом отчитался о своей поездке:
«Мы втерли в лицо и руки для защиты от холода глицерин
и сердечно распрощались с товарищами. После этого начали свой
трудный путь между громоздившимися друг на друга глыбами
льда.
Уже через несколько часов на одних санях сломались полозья,
и мы затратили изрядное количество времени на необходимый
ремонт. Ледовая обстановка была такова, что каждую минуту
мы должны были останавливаться, чтобы перетаскивать сани
с их тяжелой поклажей через глыбы льда, преграждавшие дорогу.
Как только мы наталкивались на такого рода препятствие,
довольные собаки укладывались на отдых и сочувственно
смотрели на нас, пока мы напряженно работали, чтобы обеспечить
дальнейший путь нашего каравана.
Я лично обращался с животными не слишком терпеливо,
и хлестал их своими большими меховыми рукавицами. Рукавицам
при этом приходилось хуже, чем собакам. В качестве единствен-
121

ного результата я добивался только всеобщей свалки. Как
только я начинал хлестать собак рукавицами, они, чтобы
избежать ударов, начинали прыгать друг на друга, постромки их при
этом перепутывались и затягивались в узлы. После этого нам
приходилось окоченевшими пальцами растаскивать
огрызающихся собак и развязывать образовавшиеся узлы.
К полуночи мы добрались до одного айсберга и сделали там
привал. Температура была минус 40 градусов по Цельсию; мы
едва не отморозили себе руки, распаковывая провиант и
снаряжение.
Пятнадцатого числа было холодно и ясно. В 11 часов мы
выбрались из спальных мешков; я из-за холода мало спал.
Мы наскоро поели, укрывшись в пещере внутри айсберга.
Солнечные лучи падали внутрь пещеры, ледяные кристаллы
разлагали их на все цвета спектра, грот был разноцветно освещен,
кофе кипело.
За завтраком разыгралось следующее событие. Ивенс,
известный сластена, жевал, как обычно, большой кусок замерзшего
солодового экстракта. Солодовый экстракт очень липок и при
нормальной температуре, когда же он замерзает, то накрепко
пристает ко всему, с чем соприкасается. На этот раз солодовый
экстракт завладел передними зубами Ивенса. Как тот ни бился,
ничего не помогало, пока, наконец, солодовый экстракт не
одержал победу: его удалось оторвать только вместе с одним из
передних зубов. Это происшествие, став достоянием гласности, вызвало
всеобщее веселье. Зуб, оказалось, был вставным,
привинченным к сломанному корню и отодран от него вместе с солодовым
экстрактом.
Около часа пополудни мы наблюдали очень интересный мираж.
Большие айсберги, удаленные не меньше чем на 30—40 миль
и недоступные зрению при обычных обстоятельствах даже
с основной базы, благодаря преломлению световых лучей
отражались совершенно отчетливо в воздухе на высоте 900 футов,
то есть приблизительно на той же высоте, как вершина,
выступающая на севере мыса Адэр. Угол отражения непрерывно
менялся; становилась видимой то одна, то другая часть горизонта.
Временами мираж открывал нам на сотню миль вдаль
береговую линию, идущую к северо-западу.
День был тихим. Мы могли бы продолжать нашу поездку, но
сломанная пара саней требовала ремонта. Нелегкая это работа—
сгибать шершавые, тугие от мороза ремни, чтобы прикрепить
к саням новые полозья.
Всю следующую ночь мы ожидали наступления шторма и
готовились к нему, как могли. Палатка была приведена в
«ураганную готовность», собаки обильно накормлены. Сами мы
поужинали и выкурили свои короткие трубочки, обсуждая
целесообразность транспортировки айсбергов в Австралию, где лед
продается по шесть пенсов за фунт.
.122

На следующий день поднялся ураган с востоко-юго-востока,
и мы были вынуждены оставаться в нашей маленькой шелковой
палатке. Мы лежали вчетвером в палатке, как анчоусы в коробке;
нас заносило снегом наподобие наших собак. Выйти наружу
было невозможно. В воздухе крутилось столько снегу, что
дышать было крайне трудно. Вы легко можете представить себе,
что от чада нашей кухни и от дыма наших трубок воздух в
палатке много не выигрывал. Он сгустился настолько, что,
пожалуй, его можно было резать ножом.
Лежа в спальных мешках, мы играли в вист; проигравший
должен был готовить обед.
Рано утром 18-го, позавтракав на скорую руку, мы
продолжали путь. Днем я захотел пить и приложил губы к
алюминиевой фляге. Металл отодрал слизистую оболочку. Несколько
дней я испытывал ужасные боли. Ртуть в термометре замерзла,
пришлось опять прибегнуть к спиртовому термометру. Когда
в обыкновенном термометре замерзает ртуть, она собирается
в такой плотный комок, что в вертикальной трубочке ее совсем
не остается, и число градусов установить бывает уже невозможно.
Мы вылили на блюдце немного ртути. Через час она накрепко
замерзла, при щелчке издавала металлический звук.
Кристаллизация ее происходила снизу вверх.
Мы попробовали перелить часть ртути, которая не успела
замерзнуть, в сосуд. Сейчас же вдоль стенки сосуда
расположилось в шахматном порядке множество октаэдров.
Мы поинтересовались также тем, как переходит в твердое
состояние виски. Виски, перелитое в открытый сосуд, замерзло
полностью в течение 10 минут. Так как наш шеф запретил нам
потребление виски без его специального разрешения, то мы
использовали этот эксперимент, чтобы обойти закон. Мы вкусили
в полном смысле этого слова «запретный плод».
Наиболее сильный мороз свирепствовал как раз тогда, когда
солнце вновь появилось на небосклоне. Осенью ледовые массы
отдавали тепло, накопленное летом; сейчас, весною, ледяные
поля, наоборот, начинали копить тепло. Подобно этому
затянувшаяся осень как бы задерживает наступление зимы*.
День 19 июня был ясен и великолепен. Когда мы выползли
из своей палатки, солнце как раз всходило над горизонтом и
перистые облака принимали то пурпурный, то оранжевый цвет. Они
пылали на горизонте червонным золотом, а в верхней части
небосвода были бледно-розовыми. Вертикальные стены льда, не
замеченные нами раньше, окружали нас со всех сторон.
* Во время этой поездки на санях мы наблюдали температуры
чрезвычайно низкие, но все же не настолько низкие, как это случилось
отметить Борхгревинку вовремя предпринятого им санного рейда. Он
зарегистрировал минус 52° Фаренгейта, или 84° ниже точки замерзания воды,
что равняется по Цельсию минус 46 2/3°..Это самая низкая температура,
которая была зарегистрирована экспедицией за все время.
123

Ледяные стены заставили нас усомниться в правильности
выбранного направления. Если исходить из описаний и
инструкций Борхгревинка, то мы, по-видимому, заблудились. Нам
удалось подняться на айсберг, и я обнаружил, что мы пошли
неверным путем и уклонились на шесть миль к северо-западу от
правильного курса. В результате оказались теперь между двумя
огромными ледяными языками. Мы были в своего рода «cul de
Sac» (тупике). Эти ледяные языки были образованы гигантскими
ледниками. Ледник, стекающий в море одной сплошной массой,
без отрыва от своего ложа, разделился на два рукава. В темноте
мы сбились с пути на несколько миль. У окончания одного из
языков лежал большой валун. Вместе с-каким-нибудь айсбергом
он последует когда-либо в открытый океан, где и пойдет ко дну.
Определили высоту ледяных стен и нашли ее равной примерно
90 футам.
В это утро собаки плохо тянули сани. Предыдущий день они
выбивались из сил среди ледяных нагромождений и сильно
страдали от холода. Таким образом, к немалой нашей досаде, мы
должны были теперь повернуть назад, чтобы выбраться из тупика.
На восточной стороне ледяного языка мы обнаружили несколько
тюленей и обеспечили пищу для собак.
В ближайшие пять дней опять свирепствовала буря.
Температура поднялась до —10° Ц, так что мы, лежа в спальных
мешках, не мерзли больше и опять спали всласть. Снежная вьюга,
однако, днем не давала покоя. Нам удалось добраться до
западного берега морской бухты и до конечного пункта нашего
путешествия—острова Йорк. Там мы собрали ценные геологические
коллекции. Все же подходящего материала для постройки
каменной хижины мы не нашли, а ветер и мороз делали жизнь крайне
трудной. Осуществить основную работу—цель нашего
путешествия, таким образом, не удалось.
Во время пребывания на острове Йорк мы предприняли поход
на хребет Адмиралтейства и достигли высоты почти в 2000 футов.
Оттуда открывался обширный вид. Однако мороз и
угрожающее наступление метели заставили нас поторопиться обратно
на остров Йорк. Вниз мы спускались быстрее, чем поднимались
наверх, временами даже слишком быстро.
Мы осторожно скользили вниз по обрывам, пользуясь вместо
санок своими собственными ягодицами, что не всегда было
безболезненно. И все же мы благополучно достигли острова Йорк.
26-го числа Элефсен и я распрощались с Фоугнером и Ивенсом,
которые остались на острове. Мы проделали за 8 ч. 15м. 22
английские мили. Эта быстрота была перекрыта лишь несколько недель
спустя Борхгревинком, когда он покрыл за 15 часов 46
английских миль».

•i
яЛ
Пятая глава
ОСТРОВ ГЕРЦОГА ЙОРКСКОГО.
ЭКСКУРСИЯ ИЗ КАМЕННОЙ ХИЖИНЫ.
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ЛЕДНИКАМ. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Вскоре после того, как Берначчи и Элефсен вернулись
с острова герцога Йоркского и рассказали о тамошней
обстановке, я решил направиться туда, захватив с собой возможно
больше людей. Я отдавал себе отчет в том, что потребуется много
усилий, чтобы создать и оборудовать небольшую каменную
хижину. Она должна была стать базой для организации
дальнейших поездок на санях.
Поэтому я отправился в путь вместе с доктором Клевстадом,
Колбеком, Мустом и Савио. Ехали мы быстро, скоро достигли
острова Йорк и совместно с Фоугнером и Ивенсом немедленно
приступили к постройке каменной хижины: она должна оказать
нам неоценимую пользу при изучении хребта Адмиралтейства.
Работа была исключительно тяжелой и напряженной. Каменную
породу мы отбивали железными лопатами и кирками, при этом
кожа часто сходила с рук. Раны прохватывало морозом,
трещины и порезы на мозолистой поверхности рук не затягивались.
К счастью, в это время попадалось множество тюленей. Они
держались на том же месте, где мы обнаружили их зимой, когда
впервые открыли остров Йорк. Нашим ежедневным лакомством
были тюленьи сердца; упряжные собаки буквально округлились,
растолстев от обильной кормежки тюленьим мясом.
Постройка хижины неуклонно подвигалась вперед. Мы нашли
прекрасное, хорошо защищенное укромное место на восточном
берегу острова, прямо под нависшим каменным карнизом,
образованным скалами, сходящимися под острым углом.
Будучи практичными строителями, мы частично использовали
скалы в качестве стен хижины. Под очаг отвели самую глубокую
часть того угла, где смыкались скалы; при благоприятной погоде
дым оттуда должен был подниматься прямо вверх. К сожалению,
дым от очага, топившегося тюленьим жиром, большей частью
предпочитал оставаться вместе с нами в хижине. Изо дня в день
125

он ложился на нас жирным черным слоем, пока мы не стали совсем
неузнаваемыми. Все было покрыто этим черным слоем жира.
Хуже всего приходилось глазам. Я лично предпочитал держаться
снаружи на морозе и принимать пищу, дрожа от холода на
открытом воздухе, нежели выносить острую глазную боль, которую
причинял едкий дым пылающего тюленьего жира. Большинство
из нас все время бывало попеременно то внутри, то снаружи,
спасаясь от дыма на морозе или от мороза в дыму, пока не
наступало время отхода ко сну. Лишь тогда мы тушили очаг.
Каменная хижина имела в поперечнике 6 футов, в высоту
5 футов и ,была примерно круглой формы. Крыша сооружена
из лыж, саней, оленьих шкур и парусины. Вход имел в высоту
приблизительно 3 фута, в ширину 2 фута. Он был завешен
оленьими шкурами, свисавшими с каменной стены. Первая же
метель занесла всю хижину снегом в несколько метров толщиной,
так что мы были полностью защищены от сквозняка. Хижина
находилась примерно на 10 метров выше уровня морского льда,
на небольшом возвышении. В северо-западном направлении перед
нами простирался замерзший океан. На запад на многие мили
тянулись ледники и горные вершины.
Закончив, наконец, сооружение хижины и сравнительно
уютно устроившись в ней, мы занялись более тщательным
изучением ближайших окрестностей.
Много интересного представлял собой большой ледник,
сползавший на западе с острова Йорк в море, названный мною в честь
английского друга м-ра Фрэнка Дугдейля—ледником Дугдейль.
Антарктические ледники движутся обычно очень быстро,
значительно быстрее, чем гренландские. Но скорость движения
отдельных ледников, в зависимости от регулирующих ее
факторов, бывает очень различной и носит, так сказать,
«индивидуальный» характер.
Скорость движения всех ледников в целом, естественно,
подчиняется средней скорости сползания континентального льда
в Ледовитый океан.
Меня неоднократно спрашивали, как возникают «отпрыски»
антарктических ледников? Каким образом отщепляются ледовые
массы в форме самостоятельных айсбергов? Обламываются ли
языки ледника под собственной тяжестью после того, как
глетчер обрушивается в море, или же ледяные колоссы ломаются
на континенте и в таком виде попадают в воду?
На вопросы эти я должен ответить, что «рождение» дочерних
льдин происходит у различных ледников по-разному.
Происхождение ледников так же неодинаково, как неодинакова скорость
их движения. На основании собственных наблюдений морского
дна поблизости от ледника Дугдейль я прихожу к выводу, что
здесь рождение айсбергов происходит следующим образом:
ледник, падая в море под острым углом, ударяется о морское дно
с такой силой, что происходит отлом ледникового языка и на
126

поверхность со дна морского всплывает айсберг. Проведенные
мною измерения лотом показали, что наибольшие глубины
встречаются как раз поблизости от наружного края глетчера; эгот
край представляет собой 70-футовую ледяную стену. Между тем
несколько дальше от берега лот при погружении упирается в
большие кучи гальки.
Подобные же измерения я делал вблизи мыса Адэр. Наличие
там на морском дне аналогичных холмов из гальки также
подтвердило правильность моих взглядов на имевшее некогда место
движение ледников. Маленькая коса на мысе Адэр, где
находилась наша основная база, образовалась за счет
крупнозернистого песка, обрушившегося с мыса вместе с ледником и
представлявшего собой своего рода морену; прямо у берега в этом месте
отмечалась как раз самая большая глубина. Немного подальше, где
со дна морского взметнулись от удара огромные волны гальки,
я опять натыкался на небольшую глубину *.
После того как мы изучили окрестности и составили весьма
ценную геологическую коллекцию, я решил предпринять
поездку на санях в сторону темневшего напротив нас горного хребта.
Хребет выглядел издали как гигантский плуг, пропахавший
местность и отбросивший в обе стороны два могучих ледника:
глетчер Мёррей на восток и глетчер Дугдейль на запад. Глетчеры
бежали по бокам «плужного лемеха» и образовывали огромную,,
сливавшуюся воедино горизонтальную плоскость, которая
простиралась до западной части острова Йорк. Под влиянием
господствовавшего там огромного давления ледовые массы поднимались
и опускались. Здесь ледники переходили в два других, меньших
размеров, о которых я уже говорил в рассказе о своей зимней
поездке с лапландцами.
Большой незаснеженный кусок суши, окружавший
глетчеры, я назвал Землей Гейки в честь известного шотландского
геолога сэра Арчибальда Гейки. С острова Йорк Земля Гейки казалась
очень близкой, однако в дальнейшем выяснилось, что она лежит
примерно в шести милях от острова. Горный хребет поднимался
на высоту более 3000 футов.
Первый наш выезд из хижины на остров Йорк преследовал
также цель и посещение Земли Гейки. Мы достигли ее после
чрезвычайно легкой езды на санях по ровному льду. Однако возле
самой Земли путь нам преградило множество темневших
огромных и глубоких расселин, казавшихся бездонными, совершенно
недоступными для перехода.
Продвигаться стало чрезвычайно трудно. Каждый из нас
неоднократно проваливался в расселины, внезапно возникавшие,,
как ловушки под обманчивым и как будто вполне надежным снеж-
* Профессор Хэлланд отмечает, что на западном берегу Гренландии
у Якобсхавна скорость движения ледника достигает от 48,2 до 64,8 фута
в сутки.
127

ным покровом. С помощью общего прочного каната мы
предохраняли друг друга от падения в пропасть. В конце концов достигли
узкого, метров десяти в ширину, мыса, тянущегося в длину на
несколько миль; он состоял из камня и гальки, переходя на
востоке в ледяное поле, через которое мы прошли.
Эта была срединная морена, которая образовалась на стыке
ледников Мёррея и Дугдейля, смыкающихся у восточного края
Земли Гейки. Морена образована большими валунами,
состоящими из пористого базальта, гранита, сланца и серпентина1.
Несколько особенно крупных гранитных валунов, лежавших
поодаль, привлекли наше особое внимание. Один из них лежал
на ледяном пьедестале, поднимавшемся примерно на 5 футов над
поверхностью ледника.
Этот ледяной пьедестал или ледяная колонна, несшая на
себе огромный вес валуна, была в поперечнике много меньше, чем
сам валун. Она имела изумительно красивые очертания, как
будто была изваяна рукой скульптора. Тяжесть камня
распределялась на ледяную опору с таким расчетом, словно его положил
туда искуснейший инженер.
По мере приближения к трехтысячефутовым темным скалам
поверхность льда становилась более неровной, попадалось
много трещин, и нам приходилось проявлять большую
осторожность. Последние полмили, отделявшие нас от цели, были
отмечены большими скоплениями гальки и многочисленными
валунами. Хотя мы еще находились на поверхности ледника, под
полозьями саней скрипели одни только камни и крупный песок.
Пришлось снять с саней большую часть оборудования и
поочередно перетаскивать через морену каждые сани в
отдельности.
Земля Гейки сложена частично из базальта, частично из
сланца. Она расположена в непосредственной близости от того
вулканического горного хребта, который переходит в мыс Адэр и в
осадочные породы хребта Адмиралтейства.
Мы обследовали Землю Гейки вплоть до высоты 300 футов,
обнаружив на этой высоте растительную жизнь: почва была
покрыта лишайниками (оленьим мхом). В многочисленных
пещерах скалы нашли также перья и яичную скорлупу. Это явно
говорило о том, что мы весною будем здесь иметь прекрасный
материал для дальнейших исследований.
В последующие дни мы с трудом пробирались по огромным
ледникам, оставляя позади себя многочисленные расселины,
взбираясь по крутым подъемам. Могучие горные вершины по
мере приближения к ним буквально нависали над нами. Все
дальше и дальше, все выше и выше, а ослепительные шапки горы
Сабин, казалось, оставались все на том же расстоянии.
Однажды пробираясь через один очень большой ледник, мы
внезапно обнаружили отсутствие лапландца Муста, который
обычно шел на лыжах за последними санями. Глетчерный лед был
128

ровным и особенно больших трещин не имел, в связи с чем мы на
этот раз не связали себя канатом, сильно мешавшим движению.
Заметив исчезновение нашего дорогого помощника, мы
сделали остановку, и я послал лапландца Савио назад искать Муста.
Можно было предположить, что Муст потерял одного из молодых
псов, всегда во множестве следовавших за нашим караваном,
и без дальних разговоров бросился его искать. Далеко позади,
в нижней части ледника, на котором мы находились, я обнаружил
в бинокль несколько собак, стоявших рядом; следов же Муста не
было видно. Участок, на котором находились собаки, был
изборожден синевшими трещинами вдоль и поперек. Поэтому-то я и
беспокоился за судьбу Муста. Беспокойство возросло еще более,
когда я увидел, что лапландец Савио внезапно тоже исчез посреди
синевших на льду трещин.
Я послала туда двух людей на лыжах, чтобы они оказали
возможную помощь и разобрались в том, что произошло. Люди
поспешно умчались вниз по леднику с такой быстротой, что их не
останавливали и трещины, пересекавшие путь. Лыжники
становились все меньше и меньше, пока не обратились в две маленькие
черные точки, едва выделявшиеся среди стоявших на льду собак.
Час спустя, оба лапландца и люди, посланные им на помощь,
запыхавшись, вернулись на свои места возле саней. Лапландцы
сбросили верхнюю одежду, и на холоде от их разгоряченных тел
валил пар.
Произошло следующее.
Муст долгое время понапрасну искал молодого, особенно
ему полюбившегося пса, как вдруг услышал снизу, из глубины,
слабое тявканье.
С помощью других незапряженных собак, которые были при
нем, Муст разыскал, наконец, щель, из которой доносились
жалобные призывы животного. Однако видеть попавшую в беду
собаку он не мог. Мусту удалось обнаружить ее, лишь после того
как он сам влез в отверстие щели. Собака стояла на маленьком
выступе на глубине примерно 25 футов. Все попытки извелечь ее
не удавались.
Как только туда подоспел Савио, оба лапландца стали
совместно размышлять и придумали хороший план, к
осуществлению которого и приступили. Они стянули куртки и связали свои
прочные пояса. Один конец этого двойного пояса Савио
прикрепил к ремешку, продетому в штаны Муста, расставил свои
короткие ноги над бездонной щелью и велел Мусту спускаться туда,
где стояла и выла собака. После этого он вытянул Муста с
собакой наверх.
Оба лапландца выглядели гордыми и счастливыми, когда
присоединились к нам с молодым псом на руках. Трогательно было
вообще наблюдать, с каким самопожертвованием заботились
лапландцы о собаках. Описанный случай был не первым. Для
спасения собак они не раз рисковали своей жизнью.
9 А. Борхгревинк 129

Обычно молодым псам, когда они еще только бегали за
санями, мы давали что-нибудь тащить. Это делалось для того, чтобы
пораньше приучить их к работе. Такие псы, в противоположность
другим молодым собакам, будучи запряжены в сани сейчас же
начинали тянуть. Когда молодому псу исполнялось хотя бы
несколько месяцев, мы укрепляли вокруг его шеи упряжной
ремень и привязывали к нему пару лыж. И пес спокойно бежал
за санями, волоча за собой лыжи.
Я запретил спутникам двигаться по опасным ледникам
врассыпную. Канат так часто спасал нас от гибели, что постепенно
мы привыкли к ограничению движений. В конце концов каждый
освоился со своей ролью подчиненного звена в этой
извивающейся меж синевшими расселинами цепи людей, собак и саней.
Труднее всего было привыкнуть к канату лапландцам. Савио
однажды чуть не поплатился жизнью за свою неосторожность.
Как-то воскресным утром, когда мы все отдыхали после
совершенного накануне тяжелого перехода, он отправился один из
каменной хижины на остров Йорк к глетчеру Дугдейля. При
нем был пес Ларе. На беду под вечер выпало много снегу, который
сделал дорогу на глетчер вдвойне опасной. Савио ушел из
хижины рано утром и до полуночи не вернулся. В ожидании его
возвращения я все не ложился, так как отсутствие Савио меня
беспокоило.
Как только Савио появился в хижине и на его лицо упал свет
от жаровни, топившейся тюленьим салом, мне сразу стало ясно,
что с ним случилось что-то необычное. Однако я по опыту знал,
как неохотно делятся лапландцы своими переживаниями;
попытки выведать у них что-нибудь дают обычно противоположный
результат. Поэтому я был скуп на слова и не спрашивал его.
Савио мне показался чрезвычайно бледным, он кашлял и время от
времени хватался за грудь, по-видимому, испытывая боли. Мало-
помалу я выведал у него, что произошло.
Пробираясь утром по необозримым просторам ледника,
осторожно обходя синевшие щели, Савио внезапно потерял почву
под ногами. Белый снег, по которому он скользил, провалился
и Савио кубарем полетел в глубокую расселину.
— Рухнув на 60 футов вглубь,—рассказывал Савио,—я
посчитал, что все уже кончено и надеяться не на что. Я оказался
вверх ногами.Плечи были плотно, как клин, загнаны меж
ледяных стенок щели, так близко отстоявших друг от друга, что пока
удерживали меня от дальнейшего падения. Толстая меховая
куртка отчасти предохраняла меня; не будь ее, у меня была бы
сломана рука или нога.
Справа от меня ледяные стенки раздавались опять на ширину
4 футов, а глубже книзу разверзалась мрачная пропасть,
падение в которую было равносильно тому, что называется дорогой
в «вечную ночь». Уклонись я при падении хоть на один фут
вправо, я бы летел во мрак бог знает как далеко.
130

Голову я себе не ударил, но при нажимании на грудь ощущал
боли.
Медленно и осторожно я пытался перевернуться. Слева от
того места, где я находился, щель на протяжении 2—3 футов
была еще достаточно узка, чтобы предоставить мне возможность
держаться. Однако дальше влево также открывался синеющий
широкий провал, ведущий в бездонную пропасть. Понемногу
мне удалось освободить плечи и выпрямить голову. Упираясь
ногами в одну стенку и спиной в противоположную, я оказался
на корточках.
Со всех сторон окружал голубой лед. Дневного света я не
видел, так как футах в десяти над моей головой стенка щели
поворачивала под углом, и поэтому выходное отверстие было
скрыто от моих глаз. До меня доходило лишь туманное голубое
мерцание. Я не знал, как глубоко сорвался, но слышал над головой
слабо доносившийся до меня отчаянный вой Ларса. Из этого я
заключил, что упал на большую глубину.
Когда способность рассуждать вернулась ко мне полностью,
я понял, что о спасении думать нечего. Ледяные стены были
гладкими, как шлифованное стекло. Мне оставалось только одно—
звать на помощь. И я кричал часами не переставая. Звук,
однако, оставался как будто внутри расселины и тут же замирал.
Ларе некоторое время отзывался на мои крики, потом все
стало тихо-тихо, как в могиле.
Я кричал час за часом, голос мой становился все более и более
хриплым.
Кроме того, хотя на мне и была надета теплая шуба, я стал
мерзнуть. В голову приходили самые страшные мысли.
Сколько я смогу еще продержаться здесь, под землей? Ноги
стали затекать; время от времени я должен был менять их
положение. Оглядевшись кругом, я еще раз обдумал свое положение
и ясно понял его полную безнадежность. Я опять стал кричать,
пока не потерял голос. Потом ощупал свои карманы в надежде
найти остатки пищи... Обнаружил сперва смятую сигарету, потом
извлек из кармана вот этот ножик...
(Это был один из тех больших ножей, которые перед отъездом
из Норвегии я роздал всем участникам экспедиции.)
Нож заставил меня встряхнуться. Я начал выбивать им в
ледяной стене небольшие углубления. В эти углубления всовывал
носки своих башмаков, затем, опираясь спиной о
противоположную стену, подтягивался немного кверху и полз так между
гладкими ледяными стенами навстречу синевшей наверху щели.
Больше всего я боялся как бы не сломать нож. Если б лезвие
сломалось, то все было бы кончено.
Работа была не из легких. Местами расселина расширялась
настолько, что мне лишь с большим трудом удавалось
удерживаться между ледяными стенками и подтягиваться кверху. В
конце концов я так устал, что много раз был близок к тому, чтобы
9* 131

сознательно упасть в бездну и тем самым положить всему конец.
Когда оставалось всего около 6 футов до выхода наружу, у меня
сделалась судорога. Я был на волосок от того, чтобы опять
сорваться.
Почти теряя сознание, добрался я до выхода наружу и вылез
на поверхность ледника, где и свалился.
Не знаю, сколько я там пролежал, но когда очнулся, была
ночь и мерцали звезды. Пес Ларе стоял надо мной и лизал мне
лицо...
— Да, я был близок к смерти,—закончил Савио рассказ, и
зажег недокуренную сигарету, которую нашел в пропасти в
своем кармане. Переход от трагического к комическому был
настолько внезапным и неожиданным, что я разразился громким
и продолжительным смехом. Это привело к тому, что спальные
мешки вокруг нас зашевелились и оттуда выглянули любопытные
лица. Всем захотелось послушать историю Савио.
Рассказам Савио мы привыкли всегда доверять, он редко
отклонялся от истины, однако нам показалось, что на этот раз
он несколько преувеличил в своем рассказе глубину падения.
Врач осмотрел грудную клетку и конечности Савио. Однако
Савио был настолько черен от дыма нашей жаровни, что только
после того как вымылся, можно было увидеть кровоподтеки и
синяки. Серьезных повреждений у него не было, но он находился
в таких расстроенных чувствах, что я искренне обрадовался,
когда услышал на рассвете, что он спокойно храпит в своем
спальном мешке.
На следующий день мы с помощью каната исследовали щель,
в которую свалился Савио, и нашли насечки, сделанные ножом
на глубине 62 футов.
Было прямо чудом, что он так легко отделался. Узкое место,
где Савио при падении задержался и застрял, было не более
6 футов в ширину; по обе стороны от него обрывистые края вели
в пропасть. Бросая внутрь куски льда, мы слышали стук от их
падения долго после того, как они пролетали мимо места, где
застрял Савио.
Пребывание на острове Йорк имело, несомненно, огромное
значение для целей нашей экспедиции. Правда, жизнь в
маленькой хижине была значительно труднее, чем в относительно
уютно оборудованных домах на мысе Адэр. Но используя остров Йорк
в качестве исходного пункта, мы получали богатый и ценный
материал. Это вознаграждало нас за те лишения, которым мы
подвергались.
Мы систематически совершали из маленькой хижины
короткие поездки на санях; постепенно нам удалось собрать
исключительно важные коллекции минералов. Сам я занимался в
основном топографической съемкой. В сопровождении Савио я
работал почти восемь недель в горах вокруг пика Сабин, и мне
удалось точно зафиксировать береговую линию бухты Робертсон.
132

С основной базой на мысе Адэр мы поддерживали постоянную
связь. Когда жизнь в маленькой хижине начинала слишком
тяготить отдельных моих спутников, я посылал их на санях на
основную базу. Это позволяло также перебрасывать наши коллекции
в надежное место. Когда уезжавшие возвращались, они
привозили с собой провиант и другие необходимые предметы.
На острове Йорк мы сильно страдали от мороза, но к концу
августа все же почувствовали, что становится теплее, особенно
в ясные дни, когда сияло солнце.
29 августа маленький, очень чувствительный термометр,
шарик которого мы зачернили тушью, выставленный прямо на
солнце, показал —3° Ц, в то время как температура в тени
составляла —27° Ц.
В тот период Берначчи, Гансон и Элефсен находились на
основной базе. Поскольку мне нужно было продовольствие,
некоторые инструменты и фотографические пластинки, я послал на мыс
Адэр Фоугнера и лапландца Муста с тем, чтобы оттуда приехали
Берначчи и Элефсен. Я ожидал прибытия Берначчи в начале
сентября, однако он с Элефсеном появились на острове Йорк
только в середине месяца в полуночную темень.
После нескольких суток метели, в течение которых нам
пришлось лежать без дела в хижине, занесенной снегом, в этот день>
пока было светло, мы напряженно работали. Под вечер,
расположившись вокруг очага, в котором ярко пылал тюлений жир,
мы задумчиво созерцали языки пламени и потягивали трубку
мира. Вдруг раздался собачий лай, и вскоре после этого Берначчи
и Элефсен втиснулись в хижину, заняв два последних свободных
места.
Мне не терпелось услышать новости с мыса Адэр—нашей
столицы, однако я не предвидел, что друзья привезут роковую
весть.
После того как Берначчи скинул с себя меховые одежды, так
что стало видно его самого, он начал свое сообщение:
— В ночь на 31 августа,—рассказывал Берначчи,—Гансон,
Элефсен и я чуть не задохлись в доме на мысе Адэр."
Как обычно, мы улеглись на наши койки примерно в 11 часов
вечера, оставив несколько углей догорать в печи.
Рано утром Гансон разбудил нас, окрикнув меня по имени.
Я тотчас вскочил с койки. Не успел я коснуться ногами земли,
как все поплыло вокруг, голова страшно кружилась, воздуху
не доставало.
Я инстинктивно понял: нам угрожает опасность задохнуться
от угарного газа. Последним усилием воли я бросился к двери
и распахнул ее. Затем я потерял сознание и больше ничего не
помню до того момента, когда моих губ коснулась чашка с
вином, каковое я благополучно проглотил.
Надо мной стоял бледный Элефсен, едва держась на ногах,
и выглядел так, будто он сейчас грохнется в обморок. С ним про-
133

изошло то же, что со мной. Свежий воздух из открытой двери
привел его в чувство. Элефсен, почувствовав, что теряет сознание,
бросился наружу, где быстро пришел в себя.
Хуже всех пришлось Гансону. Его непрерывно рвало. По
всей видимости, он сильно страдал. На лбу выступили капли
холодного пота. Он то и дело терял сознание, и мы боялись за
его жизнь.
Однако после ему стало лучше, и он крепко заснул.
Мы с Элефсеном начали искать причину этого неприятного
происшествия и обнаружили, что направление ветра за ночь
переменилось и ветер стал задувать в дымовое отверстие. На нашу
беду, ложась спать, мы оставили огонь в печке. Поскольку
дымовой клапан продолжал находиться в прежнем положении,
угарный газ стал проникать в комнату и заполнил ее. Ввиду того,
что помещение было плотно закрыто, в него почти не проникал
воздух снаружи.
На следующий день Элефсен и я чувствовали себя крайне
разбитыми. Нас мучил кашель, сильно болела голова. Гансон,
наоборот, казался молодцом, и лишь несколько позже его
состояние опять ухудшилось. Но, по-видимому, это ухудшение
ничего общего не имело с описанным выше событием. Весь
следующий месяц у него был неплохой аппетит.
Порой, однако, находило на него плохое настроение. Это
обстоятельство сильно удручало Элефсена и меня... Гансон
сомневался в том, что он быстро поправится, и поэтому просил,
чтобы врач поскорее вернулся на основную базу на мысе Адэр.
9 сентября, когда явились Муст и Фоугнер, я пустился
вместе с Элефсеном в дорогу, исполняя полученный с острова Йорк
приказ.
Начали мы собираться с пяти утра, рассчитывая рано уйти
и иметь перед собой долгий день пути, но смогли тронуться
только в полдень. С нами было трое саней и 18 собак. На двух
санях везли провиант и личные вещи, на третьих санях лежала
разборная парусиновая лодка.
Погода в момент отправления много не обещала. Барометр
уже дошел до 28,5 и быстро падал дальше. Наверняка можно
было ждать крепкого шторма.
Большие снежные облака, похожие на воздушные шары,
нависали над горным массивом на востоке и над горизонтом на юге.
Резкие порывы ветра поднимали время от времени вихри
снега.
Быть может, я был и неправ, выезжая в поход в такую погоду,
но мы и без того уже слишком долго задержались. Я знал, что
при сколько-нибудь нормальных условиях мы еще до
наступления темноты доберемся до большого айсберга, лежащего в
морской бухте.
Ивенс сопровождал нас часть пути, пока у берега приходилось
нам перебираться через труднопроходимые нагромождения льдов.
134

Он помогал нам пробиваться примерно с час; за это время
барометр упал еще на 2/10 дюйма.
После того как Ивенс с нами расстался, Элефсен и я
продолжали медленно продвигаться вперед. Наши тяжело груженные
■сани каждую минуту опрокидывались из-за громоздящихся льдов.
Лишь после 5 часов пути, как раз тогда, когда разразился
ураган, мы достигли подветренной стороны айсберга.
Никогда не забуду я этой бури и всех ужасов последующей
ночи. Она всегда будет жить в моей памяти.
По счастью, прежде чем шторм достиг полной силы, мы
успели поставить палатку, накормить собак и приготовить себе еду.
В 5 часов пополудни барометр стоял на 28,2 дюйма. В 7 часов,
когда шторм уже бушевал, барометр показывал 28,1 дюйма,
в 9 часов мы зарегистрировали 27,9 дюйма.
Мы залезли в спальные мешки, но не для того, чтобы спать.
Ветер выл, шелк палатки хлопал, снежная пурга мела, морской
лед под нами трещал—все это полностью лишало нас сна.
Шторм крепчал с каждым часом. В полночь я счел
целесообразным установить вахту. Я вспомнил, что на севере и на северо-
западе видел открытое море. Мне пришла на память наша первая
поездка на санях и то, как быстро вскрылся тогда морской лед,
а также, как близко к гибели находились мы в ту поездку.
Сейчас, однако, вероятность нашей гкбели была гораздо больше.
Можно было с минуты на минуту ждать, что лед вокруг нас
разломает айсберг на куски.
Я попросил Элефсена стоять на вахте первые два часа и
разбудить меня незадолго до двух часов. Ночь была ужасной, я
трясся от холода в своем спальном мешке; в шелковую палатку
набился снег, барометр продолжал падать, шторм все усиливался.
Ровно в час ночи анероид показывал 27,8. Учитывая, что мы
находились непосредственно на уровне моря, низкое
барометрическое давление надо признать экстраординарным; такое
давление было зарегистрировано географами лишь раз—во время
тайфуна в китайских водах.
Треск и громыхание льда усиливались. Я счел наиболее
разумным покинуть палатку и в случае, если морской лед будет
взломан, искать прибежища непосредственно на айсберге, на
более высоком уровне. В том месте, где мы находились, лед имел
всего 2 фута в толщину.
Нас окружала полная тьма—не видно было даже стен
айсберга. Мы стояли, вперив взор в темноту, и нам казалось, что
видим темные дождевые тучи, свидетельствующие о наличии
открытого моря. И как раз в том направлении, где они нам
привиделись, раздался страшнейший треск льда.
Немного восточнее нас в айсберге имелась пещера, и мы
старались достигнуть ее, чтобы хоть как-нибудь укрыться. Тесно
прильнув к отвесным стенам, мы продвигались вдоль них на
ощупь. Мы не успели далеко отойти. Пробираясь мимо выступаю-
135

щей ледяной глыбы, внезапно нам довелось испытать на себе
полную мощь урагана. Ветер ударил нас так, будто бы это было
твердое тело, и швырнул вниз.
Температура, вероятно, равнялась—25 градусам. При таком
ветре и при таком морозе достигнуть пещеры было невозможно.
Поэтому нам оставалось только повернуть обратно к западной
стороне айсберга. С некоторым трудом нам удалось найти здесь
нечто вроде ледяной галереи, куда мы и вскарабкались. Там
пробыли до рассвета. Сама галерея давала до известной степени
защиту от буйства ветра, однако снегу было хоть отбавляй.
Мороз стоял страшный, и снег частично защищал нас от него.
Четыре часа пролежали мы на айсберге, занесенные снегом,
под вой урагана и при температуре —30 градусов. Под конец
мы стали дремать. Чтобы преодолеть это опасное оцепенение,,
тормошили друг друга. Если б мы поддались искушению, та
заснули бы на льдине, чтобы никогда больше не
проснуться.
Наконец забрезжило утро. Ветер заметно стих, но барометр
стоял все еще ниже 28 дюймов. Мы разыскали свои палатки
и сани, но сильно обеспокоились тем, что-йе видели нигде
открытого водного пространства. Одежда промерзла так, что не
сгибалась, ноги онемели; с бороды и волос свисали длинные
сосульки. Я проснулся в 2 часа; мы сварили себе кофе и поели.
Сильный ветер с юго-востока все еще продолжался, но погода
начала проясняться, барометр стал подниматься. Было весьма
вероятно, что на следующий день мы сможем продолжать
путешествие.
После еды мы опять залезли в спальные мешки и проснулись
утром в 6 часов. Ночью нас разбудила одна собака, которую чуть
не задушила собственная шлея. Упряжной ремень несколько раз
обвился вокруг ее шеи. Собака отчаянно выла, и мне пришлось
поспешить ей на помощь. Прошло много времени, пока я распутал
тугой от мороза ремень, в котором запуталась голова и шея
бедняжки. Поскольку температура была—35° Ц, мне стоило
больших трудов освободить пса от его пут.
Было уже 11 часов утра, когда мы снова двинулись в путь.
Спешили мы вперед, как могли. Однако нас задерживали
выбоины и нагромождения льда. День был ясный. Ослепительно
белый снег так сильно отражал солнечные лучи, что у нас стали
болеть глаза. На беду мы не захватили с собой темных очков.
Барометр стал опять падать. Перистые облака быстро двигались
с юго-запада на юго-восток. Я ждал нового шторма, но, к
счастью, на этот раз ошибся.
К вечеру мы добрались До относительно плоского и ровного«
льда. Сани легко заскользили. Однако собаки сильно устали и
измучились. Нам пришлось подхлестывать их больше чем обычно.
Теперь повсюду во льду встречались большие трещины.
Некоторые имели по футу в ширину и тянулись, насколько мы могли
136

заметить, на большом протяжении. К удивлению своему, я
обнаружил, что толщина льда не превышает во многих местах 18 дюймов,
хотя, по моим расчетам, она должна была быть около 5—6
футов. В 8 часов вечера уже стемнело, однако луна и звезды
светили так ярко, что мы без труда нашли дорогу к острову Йорк,
— Мы чертовски устали,—закончил Берначчи свой долгий
рассказ.—Оба путника впрямь выглядели измученными. После
всего пережитого Берначчи был не в духе, а отсутствие в
хижине самого элементарного комфорта не способствовало улучшению
настроения обоих путников.
Если бы они не были так измучены, то один взгляд на наше
скромное жилище оживил бы, быть может, их чувство юмора.
Каменная хижина, сложенная из обломков скалы, накрытая
сверху санями и холстом! В углу очаг, растапливаемый
тюленьим жиром, и вокруг него люди, с серьезным видом
созерцающие дымящие языки пламени,—люди, покрытые таким слоем
жирной копоти, что некоторые из них стали неузнаваемы.
Однако те, кто только что избежал смерти, обычно не расположены
к шуткам. Мы же приняли меры к тому, чтобы они возможно
скорее оказались внутри спальных мешков, и через короткое
время их горести и заботы потонули в могучем храпе.
На следующий день после прибытия с мыса Адэр Берначчи
и Элефсена мы предприняли поездку через ледники на запад
к Земле Гейки.
Примерно в трех милях от этой Земли мы въехали в область
морены и следовали дальше по ней в горы. Пока достигли
темных утесов, нам пришлось немало потрудиться, переправляя
сани и оборудование через моренные щели и кучи гальки. Когда,
наконец, все было переправлено, мы обнаружили между
моренами и скалами нечто вроде снежного пояса. По этому снегуг
следуя горному массиву, ограничивающему с востока Землю
Гейки, мы проехали первые несколько миль на запад. Сбоку от
нас горы поднимались над ледниками почти вертикально до
3000 футов. Продолжая путь по сравнительно хорошей
местности, мы добрались до огромного ледника, который с востока
граничит с Землей Гейки, а с запада с хребтом Адмиралтейства.
Хребет Адмиралтейства вздымается здесь своими бесконечными
вершинами и поворачивает затем на юг к пику Сабин.
Как часто во время этой поездки я думал о возможности
взойти на вершину этого пика! Оттуда было бы возможно
произвести точную тригонометрическую съемку на большом
пространстве, охватив всю вулканическую горную цепь, протянувшуюся
к югу от мыса Адэр до острова Поссешен.
С высоты птичьего полета можно было бы также взглянуть
на вершины всего хребта Адмиралтейства вплоть до Северного
мыса. Одновременно можно было бы точно определить
местоположение сверкающих горных вершин, далеко уходящих в глубь
полярного континента.
137

Но трудности, которые мы встретили уже на высоте 500
футов, отняли у нас всякую надежду, что в этом месте удастся
подняться на пик. Цепь гор внезапно преградила путь, и глетчер
Дугдейль встал перед нами во всей своей грозной
недоступности.
Все чаще и чаще попадались широкие и глубокие расселины.
Вначале их удавалось обходить окольными путями, но потом
количество их увеличилось, и вскоре поверхность ледника стала
походить на решето из-за обилия провалов, сделавших
продвижение просто невозможным.
Теперь волей-неволей пришлось придерживаться
сравнительно узкой снежной полосы, тянувшейся подобно белому
пояску между моренами и обнаженной скалой. Но и по ней
становилось двигаться все труднее по мере нарастания высоты. Из-под
глетчера к откосам тянулись трещины, и в снежной полосе, по
которой мы поднимались, неоднократно прямо под ногами
открывались опасные расселины.
Я сам чуть не сорвался в одну такую щель, успев в
последний момент перебросить над щелью свой альпеншток и таким
образом спастись от неминуемого падения. В тот момент, когда
снег под моими ногами исчез, я не был привязан к канату.
Несомненно я погиб бы, если б перед тем как сорваться, не вспомнил
об альпенштоке.
Мы, как могли, пробивались вверх. Однако на высоте
1000 футов пришлось отказаться от мысли, чтобы сани и собаки
сопровождали нас далее. Поэтому мы разбили небольшой лагерь
на поверхности морены на восточной стороне ледника. Я
оставил тут Берначчи и Элефсена, и сам с Колбеком, доктором Клев-
стадом и лапландцем Савио двинулся дальше. Мы уложили
провиант и инструменты в свои вещевые мешки, прикрепили шипы
к подошвам и начали пробивать себе дорогу. Дело шло
медленно, продвижение становилось с каждой минутой все труднее.
С ледника мы перешли на полоску льда, которая вилась вдоль
крутых склонов; по ней мы смогли продвигаться дальше в горы.
На высоте 1500 футов мы оказались в очень критическом
положении. В течение последнего получаса мы вырубали
ступенька за ступенькой узкую ледовую дорожку, которая, прячась под
отвесной скалой, вела на запад. Дорожка была настолько узка,
что оставляемый нами след напоминал лисий. Мы ставили одну
ногу перед другой, причем места было так мало, что мы должны
были отклоняться в сторону, чтобы не прикасаться к скале.
На западе скала обрывалась книзу вплоть до ледяного
поля, спускавшегося под большим наклоном к глетчеру
Дугдейль, который лежал на 1500 футов ниже нас. Это
ледяное поле блестело и было гладким как зеркало. Обвязавшись
•общим канатом, мы медленно двигались вперед, то и дело
наблюдая друг за другом. Однако сплошь и рядом двое исчезали за
поворотом, а двое других продолжали идти по их следам.
J 38

Мы дошли до того места, где скалистая стена круто
поворачивала на юг. Ледяной гребень здесь кончался. Острый выступ
скалы спускался прямо на блестевшую как зеркало ледяную
глыбу... Здесь пришлось сделать короткую остановку. Я
осторожно заглянул вниз, опираясь на выступавший камень. Савио
держал канат так крепко, как это только было возможно при
его неустойчивом положении.
Таким образом, я смог бросить взгляд по другую сторону
«лемеха», преградившего нам путь, и обнаружил другой ледяной
гребень, который начинался примерно в 5 футах от нас,
поднимаясь в южном направлении и постепенно расширяясь.
Хотя мнения по поводу того, что нам надлежало в ту минуту
делать, разделились, я решил продолжать путь.
Используя неровности, мне удалось обогнуть выступ
скалы и достигнуть ледяного гребня на южной стороне.
Подо мной зияла пропасть. Одно мгновение я даже
сомневался, целесообразно ли подвергать себя такому риску. Своих
спутников я не видел, но мог с ними переговариваться. Канат
свободной петлей свисал у острого выступа скалы.
С ледяного гребня, на который я ступил, осыпалось немного
снега на лежащее футах в пятнадцати ниже ледяное поле. Снег
понесся по гладкой поверхности с меняющейся скоростью по
направлению к синим трещинам ледника Дугдейль. До сих пор
у меня кружилась голова лишь один раз в жизни. Это было
в Австралии в 1890 году при подъеме на гору Линдсей в цепи
Макферсона*. Теперь я испытывал головокружение во второй раз.
Когда небольшой снежный ком полетел с возрастающей
скоростью по ледяному спуску, я подумал о том, что случится со
мной, если я потеряю равновесие и рухну с высоты. Это было
бы весьма неприятное путешествие с быстрым и трагическим
концом.
Если б слетел один из нас, то все мы последовали бы за ним.
Ближе всех ко мне стоял на довольно слабой опоре Савио.
Свались я, а вслед за мной Савио—все остальные неизбежно нашли
бы дорогу в пропасть.
Я поставил одну стопу перед другой, сохраняя равновесие,
опершись на скалу. На одно мгновение—правда, на одно лишь
мгновение—мне показалось, что голубые расселины глетчера
влекут к себе с непреодолимой силой. Но исчез из виду катящийся
вниз маленький снежный ком, и меня покинули опасные
фантазии, которые так легко могли решить нашу судьбу.
Первым вслед за мной обогнул выступ скалы лапландец
Савио. Как всегда, он сохранял полное спокойствие. Савио тоже
следил глазами за снежным комом и позволил себе по этому
поводу шутливое замечание, которое у Колбека и врача встретило
мало одобрения.
* Этот пик был взят лишь однажды. Овладел им я в сопровождении
Эдвина Брауна из Бодессерта (Квинсленд).
139

Один за другим все собрались по ту сторону разделявшего нас
выступа. После этого мы проложили лисий след дальше, по новой
узкой ледяной дорожке, которая вела вверх меж скалистыми
крутизнами.
На высоте 3000 футов мы еще видели олений мох (олений
лишайник)... Следы пребывания птиц исчезали на высоте 2000
футов. Горы состояли теперь в основном из осадочных пород.
Лапландец Савио и во время этой экскурсии оказал нам
бесценные услуги благодаря своему мужеству. Оказавшись в
тупике на одном исключительно крутом месте, мы бы наверняка
слетели вниз, если б Савио не нашел выхода, поставив на карту
собственную жизнь.
Как и в прошлый раз, Савио отвязал себя от каната,
вернулся обратно по нашим следам и добрался кружным путем до
одного выступа, куда я перебросил ему конец каната.
Потребовалось, однако, много труда и усилий, пока мне и Савио удалось,
укрепившись в этом рискованном месте, вызволить остальных
из их отчаянного положения.
Вся проделанная нами экскурсия потребовала огромного
терпения и осторожности, но, несмотря на затраченные нами
большие усилия, данный участок оказался в конце концов
недоступным для человека. Средняя высота над уровнем моря достигает
здесь 8000 футов, а отдельные снежные вершины высокомерно
смотрели с высоты 13—14 тысяч футов на маленькие черные
точки внизу, которые ползли к ним по белоснежной равнине.
Подъем по крутым склонам был труден и отнял много
времени, однако еще более рискованным был спуск. Тем не менее
нам удалось в сохранности доставить различные образцы,'
обогатившие наши коллекции.
Однако мы смертельно устали и совершенно изнемогали,
когда, наконец, оказались внизу, на леднике, где оставили своих
спутников, сани и собак.
Барометры-анероиды оказывали в этой экскурсии большие
услуги—и для определения высоты местности, и для
сигнализации о приближающейся буре. Теодолит мы с собой, понятно,
захватить не могли. В состав инструментов входили в основном:
призматический компас, секстан, искусственный горизонт,
термометры и барометры. Нужны были большие усилия, чтобы
поддерживать все эти инструменты в рабочем состоянии.
После того как мы вернулись в свою маленькую хижину
и отдохнули там сутки, я решил послать доктора, Берначчи и Кол-
бека обратно на мысАдэр. Доктора я просил использовать первую
же возможность, чтобы известить меня о положении вещей на
основной базе, прежде всего о состоянии здоровья Гансона.
Савио и Элефсен остались при мне. В первые дни после
отъезда доктора я проводил с помощью теодолита ту
картографическую работу, которую начал еще при первом своем посещении
этих областей.
140

Теперь мы ловили на блесну много рыбы в трещинах во льду.
Нам попалось несколько белых рыб неизвестного пока вида;
по величине они равнялись малой сельди. Встречалась рыба
в большом количестве, и тот, на чьей обязанности лежало
снабжать наш стол свежей рыбой, проводил все время на льду.
В результате трапезы опять стали иметь для нас
притягательную силу, так как жареные селедки обладали превосходным
вкусом. К большой нашей радости, в полыньях стали
показываться и тюлени разных видов; это обещало внести дальнейшее
разнообразие в меню.
Как-то вечером, направившись на лед, чтобы заняться рыбной
ловлей, я заметил на открытом месте очень большого тюленя.
Это была самка морского леопарда (Ogmorhinus leptonyx).
Я быстро вынул нож для закалывания тюленей, стащил
перчатки с рук. Стальное лезвие блеснуло в последних лучах
заходящего солнца и погрузилось по рукоятку в грудь
животного. Нож вонзился в сердце, брызнула кровь. Тюлень сделал
несколько судорожных движений, широко раскрыл пасть, стал
хватать снег. Прекрасные глаза потухли, и страдания кончились.
Это была необыкновенно жирная самка со слоем подкожного
жира в четыре дюйма. Нож от частого употребления
притупился, поэтому свежевание шло медленно. Я провел нож сквозь кожу
и жир до самых мышц и стал отдирать шкуру на обе стороны,
как обычно, подрубая на ластах.
Мороз был крепкий —30° Ц. С юга несло колючий снег.
Пальцы окоченели до того, что время от времени я вынужден был
делать глубокую насечку в тюленьей туше, чтобы вытекающая
горячая кровь согревала мне руки.
В целом свежевание продолжалось на этот раз довольно
долго. Заканчивая работу, я заметил какое-то своеобразное
движение внутри туши. В животе, несомненно, находился детеныш.
Я быстро вскрыл брюхо, и оттуда бодро кувыркнулся
четырехфутовый вполне сформировавшийся тюлененок. Я перерезал
пуповину, и, пока не перевязал рану, из нее хлестала кровь.
Молодое животное становилось постепенно все более подвижным,
фыркало, кашляло, каталось по снегу, не обращая внимания
на мороз. На него, видимо, совершенно не повлияли те
необычные обстоятельства, при которых оно появилось на свет.
Затем юный тюлень попытался добраться до лежащей
поодаль туши матери. Ему это удалось. Тогда он сделал попытку
сосать. Картина эта производила такое тяжелое впечатление,
что я уже подумывал, не лучше ли будет убить и малыша.
Однако поскольку он казался мне жизнеспособным, а обстоятельства,
связанные с его появлением на свет, были столь необычны, то
я решил, если удастся, вырастить его.
Я направился к хижине, где застал Савио. Мы впряглись в
сани и в быстром темпе вернулись к новорожденному, которого
нашли свежим и бодрым.
141

Мы привязали младенца к саням и доставили его в хижину,
где долгое время ходили за ним. Мы давали ему сгущенное
молоко, которое ему явно приходилось по вкусу. Позже отправили
его на мыс Адэр, где доктор Клевстад кормил его молочной смесью
из детского рожка, предусмотрительно захваченного из
цивилизованного мира.
Я едва мог поверить тому, что перед отъездом из Европы мог
дать свое согласие на покупку этого предмета роскоши. Рожок,
однако, прошел в смете по графе «прочих, непредвиденных
расходов». Теперь он во всяком случае пригодился.
К данному моменту мы уже успели основательно изучить
в геологическом отношении остров Йорк и его своеобразные
окрестности, нанесли на карту всю его береговую линию. Кроме
того, с горной вершины, лежащей примерно на высоте 2000
футов над уровнем моря, произвели геодезические измерения и
выполнили, исходя из них, несколько полезных работ. Сверх того,
мы нашли при обследовании этого острова и близлежащей
местности следы птиц, которые, очевидно, на зиму исчезали, но
по своем возвращении весной представят, конечно, богатое поле
для изучения.
Чтобы наметить основные работы, которые предстояли
весной, я немедля разработал соответствующий план.
С большим рвением, но, к сожалению, безуспешно мы
продолжали также поиски окаменелостей. Зная, что капитан Ларсен
в 1893 году нашел на островах южнее мыса Горн окаменевшие
куски дерева (а мною установлено, что остров Йорк и хребет
Адмиралтейства состоят из осадочных пород), я не давал себе
покоя в поисках окаменелостей.
Хоть я и обманулся в своих надеждах, мы все же открыли
кое-что, подтверждающее правильность предположения о
геологической близости Австралии и Антарктиды. Профессор
И. В. Грегори несколько раз выступал на эту интересную тему
в журнале «Нэйчюр».
Некоторые из коллекций, собранных нами как на самом
острове Йорк, так и в непосредственной близости к нему, говорили о
геологических связях с Южной Америкой. Это усугубило мою
заинтересованность в южнополярных экспедициях и в
собирании минералогических коллекций. Быть может, у нас еще будут
удачи в этом отношении. Все эти коллекции в сочетании с тем
материалом, который был мной успешно доставлен в Европу
в 1895 году*, укрепили меня в той мысли, что от Австралии до
Антарктиды тянется по дну Южного Ледовитого океана горная
складка. Она выступает из моря в виде южной части Земли
Виктории и продолжается до вулканов Эребус и Террор. Там она
* См. заметки о коллекции антарктических минералов, собранной
м-ром К- Э. Борхгревинком. Труды Королевского общества Нового
Южного Уэльса, XXIX, стр. 461—492, 1895.
142

переходит в Землю Грейама и снова уходит под воду с тем,
чтобы опять стать видимой в качестве мыса Горн и
южноамериканских цепей2.
Время образования этих горных массивов и их частичного
заливания лавой и еще многое другое можно будет уточнить
в случае нахождения новых окаменелостей на южнополярном
материке. Возраст пород, ископаемая флора и фауна уже
сами по себе заслуживают нашего изучения. Таким путем можно
внести ясность в историю земного шара, на котором
климатические условия и формы жизни много раз резко менялись.
Все это можно выяснить лишь с помощью тщательно
собранных коллекций. Нынешнее поколение должно идти по стопам
Дарвина, который достиг значительных успехов благодаря
своим блестящим коллекциям. Можно ожидать, что как раз
за Южным полярным кругом будут обнаружены недостающие
звенья многих областей науки. Если мы хотим подвести
серьезную базу под свои теории, нам необходимо заняться
розыском этих звеньев.
В конце сентября 1899 года у дверей маленького каменного
жилища остановился лапландец Муст, быстро проделавший путь
от главной квартиры. Он привез оттуда последние известия,
а также письмо врача, сообщавшего о состоянии здоровья Гансона.
Пока лапландец снимал с себя лыжи, я прочитал письмо
доктора Клевстада:
«В момент нашего прибытия 13 сентября на основную базу
у Гансона было сравнительно хорошее самочувствие, однако он
не выглядел таким свежим, как мне хотелось бы. Отравление
угарным газом, о котором Берначчи поставил вас в известность,
ухудшило его общее состояние. Аппетит его был нарушен, и
пищеварение было не в полном порядке. Пульс частил, отечность
ног увеличилась, так что ходить ему стало трудно; после
семидневного лечения наступило, однако, улучшение...»
4 октября я отправился из хижины на мыс Адэр с очень
ценной минералогической коллекцией, собранной в горах на
западной стороне бухты Робертсон. Моя записная книжка была
испещрена цифрами и зарисовками. Они послужили материалом
для вычерчивания карт этой области.
Кольбейна, Элефсена и лапландца Муста я оставил в
хижине с тем, чтобы они доставили к берегу моря некоторые
коллекции, собранные в Земле Гейки. Из-за вечных штормов мы эту
работу до сих пор не выполнили. Запас продовольствия в домике
был, правда, очень невелик, но по всем расчетам выходило, что
они смогут вдвоем закончить переправку коллекций на
протяжении одного дня, отправившись затем вслед за мной и Фоугне-
ром на мыс Адэр.
Примерно на полдороге между островом Йорк и мысом нам
попался молодой тюлень, которого мы положили и крепко
привязали к саням с тем, чтобы привезти его на основную базу.
143

Это был молодой тюлень вида Ogmorhinus leptonyx. В длину
он имел 4 фута. Вся его шкура была усеяна множеством
насекомых вида Pediculus setosus. Эти насекомые паразитируют на
тюленях подобно австралийским клещам. С помощью своего
маленького острого хоботка они вгрызаются в шкуру и подкожную
жировую клетчатку тюленя совершенно так же, как
австралийский клещ в кожу людей и тамошнего скота.
Этих опасных паразитов я сам приносил на себе в большом
количестве из австралийских девственных лесов. Мне
приходилось выковыривать их ножом, так как в тот момент, когда они
впивались в меня своим острым хоботком, я их не замечал.
Австралийский клещ все же опаснее, чем его родич в
Антарктиде. В Австралии происходил из-за него массовый падеж
молодняка; между тем я ни единого раза не наблюдал гибели тюленя,
от антарктического клеща, даже если его шкура кишела
этими паразитами.
Не исключено, что тюленей защищает их толстый слой жира
и что в силу этого Pediculus setosus не может добраться до
жизненно важных органов.

Шестая глава
КЛИМАТ НА МЫСЕ АДЭР. БОЛЕЗНЬ ГАНСОНА.
ПЕЧАЛЬНЫЕ ДНИ. БАЗУ ПОСЕЩАЕТ СМЕРТЬ
Оернувшись в полночь 4 октября после семинедельного
отсутствия на мыс Адэр, я застал на центральной базе все более
или менее в порядке. Работа, как обычно, проводилась спокойно
и систематически, чередуясь с регулярными отчетными
докладами.
Девятое сентября был на мысе Адэр тяжелым днем.
Разразился ураган, значительно более сильный, чем какой-либо из
предыдущих. Скорость ветра превышала 100 английских миль
в час. Барометр упал до 27,913 дюйма. Это было самое низкое
давление, какое только наблюдалось экспедицией за время
ее пребывания за Южным полярным кругом.
Каменный дождь со страшным грохотом барабанил по
крыше, с которой ветром смело снег.
Читателю небезынтересно будет знать, что самое высокое
атмосферное давление, которое вообще было отмечено, имело
место 22 июля 1899 года и составляло 30,156 дюйма. Таким
образом, амплитуда составляла 2,243 дюйма1.
Ниже я даю в виде таблицы наблюдения над климатом на
мысе Адэр (71°18' южной широты, 170°9,5' восточной долготы
от Гринвичского меридиана) за 1899 год [см. табл. на стр. 148|.
Как видно из этой таблицы, атмосферное давление резко
меняется от месяца к месяцу. Изменения эти не носят
закономерного, характера. Максимальные цифры отмечаются в июле
наравне с ноябрем, ниже всего давление в сентябре. Выше 760
миллиметров давление поднимается только в июле. В сентябре
оно не превышает 735 миллиметров. Самое низкое давление—
710,8 миллиметра—зарегистрировано в сентябре. На
предпоследнем месте стоит июль со своими 715,5 миллиметра.
Среднегодовое давление очень невысокое, составляет всего 740,7
миллиметра. Это явление не случайно, его можно заранее ожидать
в южных высоких широтах.
Ю к. Борхгревинк \АЪ

Атмосферное давление («а уровне моря) в миллиметрах

Среднемесячное
Максимум
Минимум

Амплитуда
Январь 1900 г.
Февраль 1900 г.
Март 1899 г. .
Апрель 1899 г.
Май 1899 г. .
Июнь 1899 г. .
Июль 1899 г. .
Август 1899 г.
Сентябрь 1899 г
Октябрь 1899 г.
Ноябрь 1899 г.
Декабрь 1899 г.
743,3
740
745
738
737
748
738
728,8
735,1
746,9
744.6
753,1
757,3
757,0
749,4
756,5
766,0
751.4
735,2
745,1
755,7
755,8
726,8
722.4
730,7
717,0
715,5
730,7
724,8
710.8
719,7
729,0
732,0
26,3
34,9
26,3
32,4
41,0
35,3
26,6
24,4
25,4
26,7
23,8
Среднегодовое
740,7
Температура воздуха
(по Цельсию)
Январь
Февраль
Март . .
Апрель
Май . .
Июнь . .
Июль . .
Август
Сентябрь
Октябрь
Нрябрь . .
Декабрь

Среднегодовая
Среднемесячная

фактическая
+0°,7
—
- 8,0
-12,2
-19,9
-24,9
-22,8
-25,3
-24,7
-18,8
- 7,8
~ 0.2

исправленная
+0°,7
- 3.7
- 8,0
-13,1
-19,2
-23,0
-24,6
-24,6
-23,3
-17,6
- 8,8
- 1,0
-13#,9
Максимум
+9\3
—
- 0,5
- 0,3
- 5,0
-10,1
- 4,7
- 7,4
-11,5
- 7,0
+ 7,6
+ 5,6
Минимум
- 3°,8
—
-19,3
-23,5
-35,3
-38,0
-39,7
-41,9
-35,5
-38,1
-20,2
-6,4

Амплитуда
13°, 1
—
18,8
23,2
30,3
27,9
35,0
34,5
24,0
31,1
27,8
12,0
Среднемесячные температуры дают среднегодовую в —13°,9.
В северном полушарии на соответствующей широте (7ГЗ')
среднегодовая температура равна —11°,5. Годовая температура
в —13°,9 там наблюдается на 72 3/4 градуса северной широты.
Южнополярные области в районе Земли Виктории холоднее, чем
соответствующие широты северного полушария.
146

По исправленным данным, наиболее высокая дневная
температура в году (+0°,7) отмечена 9 января, самая низкая (—24°,8)—
1 августа. Таким образом, годовая амплитуда
составляла 25°,5.
Самый теплый месяц—январь со среднемесячной
температурой в +0°,7. В северном полушарии такая же средняя
температура отмечается в июле на 82° широты. На 71° северной широты
средняя температура июля равняется +7°,6.
На мысе Адэр самыми холодными месяцами являются июль
и август; средняя температура их равна—24°,6. Такую же
среднюю температуру имеет январь на 61 V2 градуса северной
широты. На 71° северной широты средняя январская температура
равна минус 27 V4 градуса. На 71° северной широты самый
теплый месяц имеет температуру на 7 градусов выше температуры
на мысе Адэр, а самый холодный месяц на 2 V3 градуса
холоднее.
Наиболее высокой температура на мысе Адэр была 24 января
1900 года (+9°,3). Самой низкой — 5 и 6 августа 1899 г.
(—4Г,9). Размах равняется 5Г,2.
Январь .
Февраль
Март . .
Апрель
Май . .
Июнь . .
Июль . .
Август
Сентябрь
Октябрь
Ноябрь . .
Декабрь
Среднего
показа
до
ITC
вь
^л
ле
и


сительная

влажность

процент
84
71
86
92
82
90
84
87
74
81
84
83
1

Облачность! >
0—10
8,2
7,6
8,1
7,2
5,8
6,2
4,3
6,2
5,2
5,0
7,8
6,5
Число дней
с дождем
7
1
2
1
Итого
со снегом
7
4
5
8
5
11
6
9
2
4
5
66
3
X
и
0
1
0
3
4
6
9
5
6
9
2
45
с высокой
облач-
ностьюЗ)
15
14
20
16
9
12
4
13
12
8
18
141
со
штормовым
ветром*>
11
5
5
5
7
6
6
6
7
6
8
72
ПРИМЕЧАНИЯ: 1) 0—безоблачное небо, 10—сплошная облачность.
2) Облачный покрова.
3) Облачный покров>8.
4) Сила ветра^>7 по шкале Бофорта.
10* 147

Относительная влажность выше всего (92%) в мае и меньше
всего (71 %) в марте. В общем она выше зимой и ниже весной
и осенью.
Облачность больше всего зимой и осенью, меньше всего весной.
Дожди идут лишь с января по май.
Снег бывает круглый год, чаще всего в зимнем месяце—июле,
реже всего весною—в октябре.
Летом безоблачные дни редки, зато зимой и весной они часты.
Облачных дней в году гораздо больше, чем безоблачных. Около
43% всех дней года облачные.
Преобладающий ветер—юго-восточный, затем следуют
южный и восточный. Ветер от какого-либо другого румба
горизонта встречается редко, в частности западный ветер. Дни тихие
и ветреные наблюдаются одинаково часто.
Преимущественное направление ветров указывает на то,
что обычно имеет место более низкое атмосферное давление
на севере (океан) и более высокое на юге (антарктический
континент).
Повторяемость направлений ветров
(распределение в процентах к количеству наблюдений в данном месяце,
сезоне или годе)
Январь . . .
Февраль
Март . .
Апрель
Май . .
Июнь
Июль
Август .
Сентябрь
Октябрь
Ноябрь .
Декабрь
За 11
месяцев . .
Весна . . . .
Лето . . . i
Осень
•
Л
4
0
14
8
2
0
2
2
3
2
5
4
1
2
4
7
N0
2
14
7
3
0
2
3
2
0
0
0
3
2
1
1
8
о
20
18
8
5
8
11
3
7
11
3
16
10
7
7
18
10
SO
27
14
15
16
17
25
18
30
18
20
18
20
20
23
22
15
S
7
14
12
20
20
11
19
18
11
13
6
14
17
14
7
15
sw
2
4
2
2
10
0
2
2
5
3
6
3
4
3
4
3
W
2
4
3
0
0
2
2
2
2
2
3
2
1
2
2
4
NW
4
11
2
0
0
3
2
0
0
2
2
2
2
1
3
4
Штиль
34
—
21
37
45
43
46
49
38
50
55
44
42
46
48
39
34
148

Сила ветра
( • баллах по шкале Бофорта: 0-полный штильt
12-ураганный шторм)
Январь . . .
Февраль
Март . .
Апрель .
Май . .
Июнь
Июль
Август .
Сентябрь
Октябрь
Ноябрь .
Декабрь ,
За
го;
•
1 .
Средний
показатель
2,7
—
2,8
2,0
1.4
1>з
1,6
1.0
1.4
1.6
1.5
2,1
1.8

Наивысший
11
—
10,5
11
11
11—12
10
10
10—11
10
9
10
11—12
Числа месяца,
на которые
приходится
наивысший
показатель
11
—
20
20; 24
18; 25
16
27; 31
7;8
9
27
28
5; 17
16 июня
ПРИМЕЧАНИЕ. Среднегодовому баллу 1,8 соответствует скорость ветра, равная 4
метрам в секунду.
Наиболее частые и наиболее сильные ветры идут от румбов
SO и OSO.
Со штормами были отмечены 72 дня, что составляет 22% всех
дней наблюдений. Во время юго-восточных штормов ветер
достигал максимальной скорости в 45 метров в секунду.
Самые сильные и частые ветры являются также наиболее
теплыми; они наступали обычно в дни наибольшего
понижения атмосферного давления.
Когда ветер с востоко-юго-востока меняется на ветер с юго-
востока, давление поднимается; оно вновь падает при ветре с
востоко-юго-востока и поднимается, когда ветер поворачивает
на юг. Следующие признаки предшествуют обычно
юго-восточному шторму.
За несколько часов до шторма одновременно начинают
подниматься температура и падать барометр; нередко при этом
происходит явственный подъем температуры при незначительном
падении барометра. За полчаса до шторма наблюдается резкое
падение барометра. Дуют слабые ветры переменного направления,
которым сопутствуют периодически налетающие снежные вихри.
Несколько минут мертвого штиля, затем резкие порывы ветра
с востоко-юго-востока скоростью до 30 метров в секунду. Этот
149

порывистый ветер несет с собой в первые часы шторма сорванные
в горах камни и комья земли. Небо, как это ни странно, остается
безоблачным.
Во время шторма ветер часто полностью утихал внезапно на
несколько секунд, чтобы затем возобновиться с удвоенной силой.
В зимние месяцы штормы так же внезапно прекращались, как
начинались. Иногда атмосферное давление достигало
минимальных цифр как раз к концу шторма. Проходили после этого еще
сутки, прежде чем барометр поднимался до своего обычного
уровня.
Летние штормы были несколько слабее зимних, однако они
продолжались дольше, однажды целую неделю.
Значительное падение ниже нуля среднемесячной июльской
температуры надо приписать штормовым ветрам с востоко-юго-
востока, приносящим с собой низкие температуры.
Сильные морозы частично связаны с сухими ветрами,
дующими с гор, поднимающихся к востоку от нашей станции на
1500 метров над уровнем моря. С этим связана также и резкость
юго-восточных штормов. Между прочим, интересно заметить,
что дальше на запад подобные же резкие ветры были отмечены
немецкой полярной экспедицией в такой полосе, где никаких
высоких гор поблизости не было2.
В первые дни октября стояла прекрасная безоблачная погода
с очень редкими штормами. Температура, однако, держалась
на низких цифрах. На протяжении четырех дней она составила
в среднем — 28° Ц.
Дни стали удлиняться, и настроение наше соответственно
улучшалось.
На юге, где солнце лишь на несколько градусов уходило
за горизонт, дневной свет сохранялся и в полночь.
Состояние здоровья Гансона внушало в это время все
большие опасения. Он ел мало, но не похудел, а стал, наоборот,
весить больше. У него был желтый цвет лица и одутловатый вид.
Чувствительность в области конечностей понизилась у него
настолько, что, если врач втыкал ему иголку глубоко в бедро,
он не чувствовал ни малейшей боли.
Болей в собственном смысле он не испытывал, но левая рука
у него нередко немела. «Как будто я долго лежал на ней»,—
так обычно описывал Гансон это ощущение. Как правило,
настроение у него хорошее; он слушал с большим интересом
подробности нашего пребывания на берегу бухты Робертсон.
Гансон очень жалел, что не смог принять участие ни в одной санной
экспедиции. Спал он неспокойно, часто просыпался, и, хотя
болей у него не было, стонал всю ночь напролет.
Доктор ленил его конечности с помощью электризации и
был неутомим в своем уходе за больным. По мере того как
состояние Гансона ухудшалось, энергии у доктора
прибывало.
150

Быть может, тут играло роль и приближение весны, но я
полагаю также, что тот профессиональный интерес, который болезнь
Гансона возбуждала у доктора, способствовал освобождению
последнего от тех приступов мрачной рефлексии, которым он
слишком часто предавался в течение полярной ночи.
5 октября у меня была беседа с врачом о состоянии Гансона.
Я спросил, не считает ли он, что Гансон болен цингой. Это
предположение доктор отверг самым решительным образом. Для
диагноза бери-бери симптомов тоже недоставало, однако последний
диагноз нельзя было полностью исключить.
Сам не знаю, почему, но у меня все время было убеждение,
что Гансон болеет бери-бери. Убеждение это было до известной
степени поколеблено сомнениями нашего опытного врача в этом
диагнозе; однако мне и посейчас кажется, что болезнь Гансона
была именно бери-бери.
6 октября с утра, когда мы с Гансоном оставались в домике
вдвоем, он взял в руку небольшое зеркало и долго и внимательно
рассматривал свое отражение. Затем он сказал:
— Я всерьез думаю, что болен цингой. Мой отец когда-то
болел ею, и я слышал от него немало о сущности этой
болезни.
Лоб Гансона казался в то утро желтовато-восковым.
Он спросил, объяснил ли мне врач, в чем состоит его болезнь.
На это я ответил отрицательно.
Мне было ясно—врача самого одолевают сомнения насчет
характера болезни Гансона, но он неутомим в своем стремлении
сделать все, что только в его силах и вообще возможно при
данных обстоятельствах, для спасения Гансона. С утра до
ночи он был на ногах, изучал своего пациента, пробовал то одно,
то другое средство, массировал и электризовал его.
Остальные участники экспедиции обладали относительно
хорошим здоровьем. У меня и Фоугнера появились все же
симптомы напоминавшие в слабой степени болезнь Гансона. При
давлении на мышцы икры оставался след; у меня также
бывало нередко чувство онемения в левой руке. Однако и доктор
Клевстад и я держались того мнения, что это чувство имеет
ревматическое происхождение. Спереди и сзади с головы до ног
врач обклеил меня «пластырем от ломоты». Средство это помогло
прекрасно.
Наступило 6 октября, а Элефсен и лапландец Муст все еще
не являлись на мыс Адэр. Я знал, что запас продовольствия
у них невелик, поэтому, поскольку штормы могли задержать
их там и дальше, я решил как можно быстрее подбросить
продовольствие на остров Йорк и принять меры к их розыску.
7 октября в 5 часов утра я пустился в одиночку в путь в
сопровождении шести собак, уложив на сани максимальное
количество продовольствия. Я шел на лыжах впереди, за мной
следовали собаки, тащившие сани.
151

К полудню того же дня я вошел в хижину на острове Иорк.
Там стояла мертвая тишина. Не было ни Элефсена, ни Муста,
ни собак. Я стянул перчатку и положил руку на кусок тюленьего
жира, лежавший на очаге. Жир еще полностью не остыл, значит,
Муст и Элефсен не больше четырех часов назад были еще в
хижине. Вероятно они завтракали около восьми утра, и жир тогда
еще горел. Судя по наличию спальных мешков и различных
предметов оборудования, можно было думать, что хижина еще
не покинута и что перед своим отъездом на мыс Адэр обитатели
еще раз зайдут сюда. Понятно, нельзя было знать, когда именно
это случится.
Обмакнув свой указательный палец в расплавленный и
почерневший тюлений жир, я написал на куске парусины
несколько слов. Это было распоряжение Элефсену и Мусту немедленно
возвращаться на основную базу, захватив с собой лишь наиболее
ценные образцы из коллекций. Остальное можно будет увезти
весною на санях или же переправить летом на шлюпке.
После этого я поел холодного тюленьего мяса, отрезав его
от куска, висевшего под низким потолком на лыжном ремешке, и,
дав отдохнуть собакам, пустился в обратный путь к мысу Адэр.
Ровно в 11 часов вечера я уже был на основной базе на мысе
Адэр, здорово проголодавшийся, но не чрезмерно утомленный.
За время, прошедшее с 5 утра, я отмахал 46 английских
миль.
Мои товарищи, по собственному опыту знавшие о трудностях,
какие встречаются на пройденном мною пути, сначала не хотели
верить, что я успел побывать на острове Йорк. Убедившись же
в истине моих слов, они не могли скрыть своего восхищения.
Между тем состояние Гансона в последние дни сильно
ухудшилось. Каждый день можно было ждать катастрофы.
Привожу здесь несколько записей из моего дневника,
относящихся к этому печальному периоду.
Воскресенье, 8 октября. С Гансоном сегодня очень плохо.
Его самого беспокоит собственное состояние. Такого рода
беспокойство я замечаю у него впервые.
В 10 часов явились с острова Йорк с различными
коллекциями Элефсен и лапландец Муст.
3 часа дня. У Гансона рвота, что бы он ни съел. Врач неутомим
в своем уходе за ним, но состояние Гансона его явно озабочивает.
Остальным участникам экспедиции я поручил разного рода
работы вне дома.
Понедельник, 9 октября. Мы провели беспокойную ночь.
У Гансона все время возрастает одышка. Он жалуется на
чувство голода, однако не может удержать в себе проглоченное.
Много говорил со мною о родине и своих родных.
10 октября. Врач дежурил всю ночь. Время от времени он
дает Гансону лекарство. Я встретил его сегодня в
продовольственной кладовой, у ящика с медикаментами. Он рылся в какой-то
152

медицинской книге. Я спросил у него, что он думает о
состоянии Гансона.
— Если мне не удастся избавить его от повторной рвоты, то
положение станет серьезным,—сказал доктор.—Пищеварение
нарушено,—продолжал он,—виновата, быть может, слепая кишка.
После долгой зимы доктор сам имел нездоровый вид. Никогда
не забуду я тех минут, когда мы разговаривали с ним в тот день
в пристроенном к домику сарайчике,—не забуду его бледное
лицо, большие темные, выразительные глаза, в которых светило
беспокойство, седые волосы, падавшие на плечи (а, между тем,
ему едва исполнилось тридцать лет!).
5 часов вечера. Гансону хуже. У меня предчувствие, что мы
его потеряем. Врач все еще надеется его спасти.
Фоугнер поймал рыбу нового, до сих пор неизвестного вида.
Она имеет плоскую голову, длина которой в два раза превышает
ширину. Ее вытянутую морду образуют две длинные челюсти.
Носовые отверстия хорошо развиты и велики, голова занимает
почти треть всей длины тела.
Нижняя челюсть длиннее верхней. В нижней челюсти сидят
острые зубы хищника с направленными назад остриями. Спинка
ее темно-оливкового цвета, брюшко светлое. На голове имеются
темные пятна. Гансон рассматривал ее с большим интересом.
Бедняга! Он жалуется на то, что тело вышло из его
подчинения. С каким удовольствием вышел бы он сейчас на лед для
рыбной ловли.
Товарищи по экспедиции начали разговарить друг с другом
полушепотом—думаю, что они уже чуют надвигающуюся беду,
Сегодня я больше не сомневаюсь, что Гансон скоро умрет...
Врач сохраняет спокойствие. Когда он сидит около Гансона,
то внушает последнему уверенность в будущем. Однако потом
у доктора наступает упадок. По меньшей мере 48 часов он не
смыкал глаз. По моему настоянию он попытается сегодня ночью
немного поспать.
Среда, 11 октября. Состояние атмосферы, температура
воздуха и барометр указывают на приближение бури.
Сегодня видели коричневого поморника (Megalestris Mac-
cormicki).
Состояние Гансона сегодня резко ухудшилось, у него
непрерывная икота; внешний вид его, однако, неплохой. Силы
у Гансона еще настолько сохранились, что он может подняться
с постели и добраться до деревянного столика без посторонней
помощи.
Он проявил живой интерес, когда ему рассказывали о
пролетевшей коричневой чайке.
— Что ж,—сказал он,—близится весна, появятся съедобные
птичьи яйца, и я от них быстро поправлюсь. Досадно, что как
раз сейчас, когда я так охотно наблюдал бы прилетающих птиц,
я вынужден лежать.
15*

Тут он вновь погрузился в печальное раздумье.
Я загрузил делами всех участников экспедиции. Все заняты
и кажутся спокойными. Никто ничего не говорит, но каждый
понимает, конечно, что с Гансоном дело обстоит плохо.
12 октября. Я дежурил сегодня около Гансона до пяти утра.
Доктор забрался на свою койку (она расположена над койкой
Гансона); ему удавалось время от времени задремать. Гансон
неспокоен; его мучит непрерывная судорожная икота.
Он так сильно потеет, что на подушку скатываются крупные
капли пота.
8 5 утра доктор сменил меня, расспросив сначала подробно
о состоянии Гансона ночью.
9 утра. Гансону стало как будто лучше. Доктор доволен его
пульсом.
12 часов. Гансон проявляет беспокойство. Состояние его,
по-видимому, улучшается. Он хочет есть, но в его желудке
ничто не удерживается.
Доктор решил, что у Гансона чрезмерная продукция
желудочного сока; он хочет провести операцию откачивания
излишней кислоты.
13 октября. Сегодня рано утром врач оперировал Гансона.
Путем прокола желудка с левой стороны он удалил избыточную
жидкость. Болей у Гансона после этого не было. Он стал
жаловаться лишь тогда, когда снова наступил приступ
сильной икоты.
— Мне теперь легче,—сказал Гансон спустя несколько
часов после операции.—Меня, наверно, делала больным избыточная
жидкость в желудке.
Врач, однако, считает, что эта операция была ни к чему. По
его мнению, не в порядке слепая кишка.
Теперь он делает Гансону частые уколы, которые его
успокаивают и в то же время стимулируют жизненные силы.
Гансон просит пощадить его и меньше колоть. Врач терпеливо
дежурит у постели больного и Ьремя от времени щупает его
пульс.
Все люди, за исключением врача и Фоугнера, которого я дал
ему в помощь, пошли отдыхать в сравнительно уютную большую
зеленую палатку.
Я сам попытаюсь немного отдохнуть в своем спальном мешке
между ящиками с продовольствием.
14 октября в 2 часа утра меня разбудил Фоугнер и сообщил,
что Гансон умирает и обязательно хочет перед смертью
поговорить со мной.
Войдя в домик, я нашел Гансона лежащим на койке; он
был спокоен и сохранял полное самообладание. Доктор сидел
на табурете возле него и уступил мне место, когда я вошел.
— С добрым утром,—произнес Гансон,—доктор сказал, что
мне осталось жить недолго. Слова его, конечно, оправдаются.
154

Я, собственно, был уже к этому почти подготовлен; к тому же
особенных болей я не испытываю, мучит меня только
постоянная икота. Жаль мне очень, что я не смогу довести до конца
свою работу; как раз теперь, когда весна не за горами, мне бы
особенно хотелось еще немного пожить. Много бывает дела,
когда появляются птицы.
Затем он спросил меня, как я думаю распределить лежащие
на нем обязанности после его смерти.
Я сказал, что поручу Фоугнеру коллекционирование и
подготовку препаратов морской фауны, а Ивенсу наблюдения над
птицами и тюленями, но что им нужно будет дать в помощь еще
кого-нибудь. Он слушал меня с большим интересом.
Затем он возобновил разговор:
— Скажи, друг, где вы меня похороните?
Я ответил:
— Там, где ты захочешь.
— Помнишь ли ты большой валун там, высоко на мысе Адэр?
В тысяче футов над уровнем моря. Мы были там как-то в
воскресенье полгода назад? Там, в сени большого камня, хотел бы
я лежать... Впрочем, нелегко ведь вырыть могилу в промерзшей
земле. Вы положите меня, верно, в гробу...
Я обещал ему, что все его желания будут в точности
выполнены.
Затем мы говорили о его доме и близких.
— Поверь мне, Борхгревинк,—сказал он,—когда мы в
начале экспедиции прощались с Христианией, я ощущал переход
к новому этапу сильней, чем сейчас, когда я навсегда расстаюсь
с этим миром! У меня такое чувство, будто я отправляюсь в
долгий, долгий путь. Ничего нет в смерти особенного. Я представлял
ее себе совсем по-другому... Хорошо, пожалуй, что я умираю
тут и не вижу слез близких людей.
Затем он вновь посетовал на то, что не сможет довести до
конца свою работу.
По всему его телу выступил обильный пот. Однако болей,
сказал Гансон, он не испытывает никаких. Он благодарил меня
за все проявления добрых чувств, которые встретил в лагере
с моей стороны, и передавал приветы на родину. После этого
попросил позвать остальных товарищей.
Один за другим появлялись люди с обветренными лицами,
держа в руках меховые шапки. Один за другим подходили они
к койке Гансона, чтобы сказать ему последнее «прости».
Печально торжественной была в ту ночь минута, когда мы все
в последний раз собрались вдесятером. Перед моими глазами
стоит как живое и сейчас обрамленное седыми волосами
печальное лицо доктора, сообщающего всем собравшимся, что часы
Гансона сочтены...
Ныне и доктор перешел в тот великий неведомый мир, где
вечно сияет полуночное солнце...
155

У Гансона нашлось дружеское слово для каждого. Когда
все простились с ним и поблагодарили его за то, что он был
нам добрым товарищем, он вдруг ощутил прилив
жизненных сил.
— А что бы вы сказали, ребята, если б я сейчас с вами
побежал на лыжах?—и он рассмеялся...
Тихо покидали товарищи домик.
Последними уходили лапландцы.
— Кончилась, Муст, навсегда моя охота на
тюленей,—сказал Гансон, и лапландцы тоже покинули домик. По щекам их
струились слезы...
Затем мы с Гансоном еще поговорили немного. Вслед за этим
я оставил его, пообещав скоро вернуться. Занявший мое место
врач получил от него несколько личных поручений и
распоряжений для передачи родственникам.
15 октября. С рассветом Гансону стало значительно лучше.
Врач сообщил мне с великой радостью, что состояние Гансона
заметно улучшилось и что он не вырвал съеденную пищу.
Гансон производил впечатление человека, еще полного сил,,
и никак не походил по своему облику на умирающего.
В 11 часов пришли сказать, что на мыс Адэр вернулся
первый пингвин. Гансон воспринял эту весть с живейшим интересом.
Он попросил меня убить птицу и принести ее к его койке.
Внимательно осмотрев мертвого пингвина, Гансон установил, что
перед нами немолодое животное.
' — Как раз теперь надо было бы мне жить,—сказал он,—
теперь, когда весна вот-вот наступит.
Солнце снаружи ярко светило. Был один из лучших дней,
какие только выпадали на долю экспедиции...
В 12 часов у Гансона наступила рвота и сильное
беспокойство. Он стремился беспрестанно изменить положение и просид
перенести его на другую койку.
Мы сколотили новую койку и поставили ее посреди дома.
Шерстяное одеяло повесили так, чтобы свет снаружи не падал
на лицо Гансона (это его, по-видимому, беспокоило). Однако
Гансон выразил желание еще раз увидеть солнечный свет. Доктор
убрал одеяло и открыл окно. Свежий воздух и солнечные лучи
ворвались в комнату.
Гансон вновь как бы обрел силы, полностью и радостно
улыбнулся солнечному свету. Затем он опять погрустнел и сказал:
— Надо же было так случиться, чтобы я покидал свет как
раз теперь, когда наступает весна и возвращается «Южный
Крест». С какой бы радостью вернулся я домой вместе с вами
после всех трудов и лишений.
Он глубоко вздохнул и попросил нас вновь завесить окно.
В последний час с Гансоном оставались лишь я и доктор.
За полчаса до смерти Гансон сказал мне, что не испытывает
никаких болей и чувствует только «онемение» в левой руке.
156

Он говорил ясным громким голосом и выглядел
относительно неплохо; его выразительные глаза неестественно
блестели.
Доктор, который накануне вечером получил от Гансона
несколько записных книжек и заметки на отдельных листках,
передал их мне, рассказав о содержании каждой записной книжки
в отдельности. Но я не был расположен в этот момент
углубиться в их изучение.
От имени всей экспедиции я принес Гансону слова
благодарности за его труды...
Это произошло в 2 ч. 30м. пополудни. После этого я оставил
палатку и выпил чашку холодного кофе. Никого из людей в
помещении не было. Я заметил их на северном берегу полуострова,
где они следили за стаями пингвинов, спешивших к
полуострову.
Множество коричневых поморников, высоко летая,
внимательно наблюдало за перемещением пингвинов.
После моего возвращения в домик у Гансона вновь была
сильная рвота, и он потерял сознание.
В 3 часа он испустил последний вздох; присутствовали при
этом только Клевстад и я; Клевстад в это мгновение молча
протянул мне руку.
Я спросил доктора о причине смерти.
— По всей вероятности, воспаление слепой
кишки,—прозвучало в ответ. Поскольку врач не был абсолютно уверен в
диагнозе, я предложил сделать вскрытие. Из уважения к памяти
умершего, учитывая заинтересованность в этом деле родных,
а также членов экспедиции, доктор немедленно выразил
согласие.
Я лично присутствовал на вскрытии. Заворот кишок...—
непроходимость кишечника—таков был диагноз.
— Однако,—заявил врач,—причина смерти не имеет ничего
общего с тем заболеванием, которым Гансон страдал в течение
целого года.
Глубокая печаль охватила наш маленький лагерь после
смерти Гансона.
Все мы за это время сильно сблизились друг с другом.
Каждый привык опираться на других, и теперь мы болезненно
ощущали отсутствие одного из товарищей, ушедшего навеки.
Гансон лежал, укутанный почти до подбородка в норвежский
флаг. Выражение лица его было мягким и спокойным. Из-за
мороза черты лица не менялись. Лицо его было словно изваяно
из мрамора.
Все были в сборе, я выполнил обряд короткого богослужения.
После этого мы перенесли нашего мертвого друга под навес,
на мороз.
Когда в тот вечер мы собрались вместе в домике, горе от
утраты с новой силой охватило нас» Напрасно пытались мы успо
157

коить себя с помощью холодного голоса рассудка. Жара нашей
душевной боли не мог охладить и господствовавший кругом холод...
Этой ночью была ужасная погода. На следующий день
бушевал такой шторм, что вне помещения нельзя было находиться.
Поэтому мы вынуждены были отодвинуть день погребения Ган-
сона.
Ветер завывал, каменный дождь барабанил по крыше, а
Гансон тихо покоился под навесом, и ничего не доходило до
него.
И все же мы не считали, что можем его там оставлять одного.
Мы чувствовали потребность время от времени пойти и
взглянуть на него при свете фонаря. И в жилом помещении люди
говорили пониженным тоном, как бы боясь разбудить
спящего.
16-го я послал Берначчи и Ивенса вверх по склону мыса
с тем, чтобы вырыть могилу близ валуна. Ветер сдул снежный
покров с мыса, тем не менее рыть в твердом промерзшем грунте
из гальки и камней было невозможно. На следующий день они
захватили с собой динамит и с помощью взрыва сделали яму
глубиной свыше 5 футов.
Под слоем гальки в 1 фут и 6 дюймов они увидели пласт
льда, который являлся, бесспорно, частью бывшего ледника.
На старом леднике теперь лежал слой щебня. Он накапливался
здесь постепенно, по мере того как сильный юго-восточный ветер
сметал его с горного кряжа книзу.
Фоугнер и Колбек изготовили гроб.
18 октября в 6V2 часов вечера мы положили нашего мертвого
друга в сколоченный из досок гроб. Гроб поместили на сани,
поставленные возле домика.
Лапландцы попросили разрешения совершить отпевание.
Было трогательно смотреть на этих двух детей природы, когда они,
обнажив, несмотря на сильный мороз, головы, стояли там и
исполняли лапландские песнопения... Время от времени они
прерывали пение и обращались на своем родном языке к
бездыханному телу Гансона; по их щекам текли слезы.
Они испытывали большое удовлетворение от того, что им
было разрешено оказать Гансону последнюю честь, и, казалось,
несколько успокоились после этого.
Это хотя и необычное, но безыскусственное богослужение
оказало также и на остальных людей успокаивающее влияние.
Теперь нас оставалось только девять человек на большом
и пустынном континенте у Южного полюса.
Когда мы уменьшимся в числе до восьми человек? Кто
следующий разделит судьбу Гансона?
Вначале нам казалось просто непостижимым, что Гансон
впрямь умер. Все выглядело совсем по-иному, чем в случае чьей-
либо смерти в цивилизованном мире. Мы жили так близко, так
постоянно помогали, так хорошо знали друг друга—и смерть.
158

наступила спокойно и естественно, не сопровождаемая ни одной
из тех многих обрядностей которые делают сто^ь страшным
переход в иной мир в условиях цивилизации.
Гансон спал по-прежнему, застывший в своей
неподвижности, как статуя. Но в нашем маленьком лагере, отрезанном от
остального мира, после периода треволнений, связанных с
болезнью Гансона, от непосредственного соприкосновения со смертью
наступила теперь естественная реакция.
Доктор, который неутомимо дежурил и работал в последнее
время, погрузился опять в свое прежнее состояние. Он
замкнулся, стал нервозным, скупым на слова. Остальные
начали обращать чрезмерное внимание на свое здоровье.
Кто теперь на очереди?
20 октября Гансона похоронили.
Мы все собрались с утра перед лагерем, и я совершил
короткое богослужение. После этого я и Фоугнер положили
несколько засохших цветков на грудь Гансона. Это были лепестки,
которые Гансон получил от своей жены из Норвегии, когда мы
стояли в Тасмании. Затем заколотили гроб гвоздями,
привязали его к саням, покрыли норвежским флагом и приступили
к сво'ей трудной работе.
После шторма на полуострове осталось мало снега, поэтому
сани двигались медленно. Вокруг уже были сотни пингвинов.
Они устремлялись со всех сторон, чтобы стать свидетелями
необычайной процессии, приближавшейся к крутому мысу.
Мы тянули сани за веревки, прикрепленные к ним,
перекинув эти веревки через плечо.
Двигались мы как во сне. Пингвины в своем своеобразном
одеянии, с любопытством наблюдавшие за нами, казалось,
подчеркивали торжественность обряда.
Нам предстояла многочасовая, тяжелая, напряженная и
рискованная работа. По пути мы использовали каждый
покрытый снегом участок, чтобы облегчить свое продвижение вперед.
Временами сани и гроб с телом товарища повисали над
пропастью, тогда как мы сами лежали плашмя на скале, удерживая
веревки. Стоял сильный мороз, и пальцы, крепко сжимавшие
концы веревок, коченели.
Когда, наконец, втащили сани с гробом по откосу на высоту
900 футов, самое трудное осталось позади. После короткой
передышки продолжали свой путь по кучам гальки до того валуна,
где была приготовлена могила.
Я произнес у могилы краткую молитву и, закончив ее,
бросил на гроб три горсти норвежской земли. Это была
земля из цветочного горшка, привезенного Гансоном из
Норвегии.
Растение засохло уже по дороге из Европы в Австралию,
но Гансон из присущей ему любви к родине взял с собой
норвежскую землю на южнополярный континент.
159

Забросав могилу, положили на верхние камни собранный
мох. Мы надеялись, что за лето он покроет темные камни своим
извечным бледно-зеленым цветом.
На вершине мыса Адэр, на высоте 1000 футов, расположена
первая на южнополярном материке человеческая могила.
Там наш дорогой товарищ будет покоиться в мире, не зная
тления под мерцающим созвездием Южного Креста, под
восходящими и падающими лучами полярного сияния—до тех пор,
пока иное, немеркнущее солнце не зальет надгробный валун
морем непреходящего света.

Карстен Борхгревинк (портрет работы
Гильярда Свинстеда; Королевская
Академия, 1900 год)
Южное полярное сияние

У могилы Гансона на мысе Адэр
Споры пингвинов о нашем лагере

Седьмая глава
ПТИЧЬЕ ЦАРСТВО. ЖИВОТНАЯ ЖИЗНЬ
В ВОЗДУХЕ И В МОРЕ
1Приближалась весна с ее перспективой ясных дней, жизни
и труда. Птичье население спешило на свои старые места.
Бесконечно длинными шеренгами направлялись птицы по
замерзшему океану на полярный континент.
Глядя с берега на птиц, мы видели только черные головки
на белом фоне. Спереди пингвины—серебристо-белоснежного
цвета. Они шли и шли, один за другим; если посмотреть на них
сзади, то можно было подумать о какой-то траурной процессии.
Для сохранения равновесия они приподнимали свои короткие
рудиментарные крылья1, как руки. Своей походкой вразвалку
они напоминали старых матросов. Птицы ступают при ходьбе
на всю лапу, толстую и мясистую; создается впечатление, что
они идут в галошах.
Вскоре после того, как первый из пингвинов появился на
полуострове, вся колонна их затопала по твердой и ровной
дороге. На мысе Адэр число пингвинов непрерывно возрастало;
они прибывали день за днем. Мы выходили из домика и
наблюдали их на приличном расстоянии. Однако достаточно было
одному пингвину из шеренги заметить нас, как он сейчас же
покидал свой ряд и в сопровождении товарищей начинал осторожно
двигаться к нам по рыхлому снегу. При каждом шаге он так
высоко поднимал в воздух свои галоши, что мы отчетливо
различали их над снегом.
Подойдя к нам, передний пингвин останавливался и
поворачивался к своим товарищам. Немедленно развертывалась
оживленная научная дискуссия. Они осторожно касались нас своими
клювами, тянули за одежду, осматривали со всех сторон.
Высказав о нас свое ученое мнение, передний пингвин в
сопровождении остальных ходил вокруг нас на некотором расстоянии до
тех пор, пока любопытство каждой из птиц не было удовлетворено.
В гордой уверенности, что им удалось открыть новую породу
И К. Борхгревинк 161

пингвинов, они шествовали к местам, где обычно высиживали
яйца.
На некоторых участках паковый лед был взломан и
образовал нагромождения. Большие льдины преграждали дорогу путе-
шгствующим птицам, однако это не смущало пингвинов. Они
осторожно взбирались на маленькие айсберги и внимательно
оглядывали пропасть, отделявшую льдину, на которой они
стояли, от соседней. Они прикидывали расстояние между ними,
многократно приседали и приподнимали крылья, пока, наконец,
не решались на скачок. Если прыжок проходил удачно, птицы
с гордым видом поворачивались назад, измеряли глазами еще
раз расстояние между двумя льдинами и возобновляли путь с
удвоенной поспешностью. Восхищение самими собой как бы
придавало им силы, чтобы наверстать упущенное время.
Каким чисто человеческим было все их поведение! Не так
уж редко случалось, что прыжок пингвину не удавался, и он
срывался в океан. Тогда его место в шеренге занимал
ближайший в ряду. Остальные пингвины не удостаивали сорвавшегося
даже взглядом. У неудачника был пристыженный виноватый вид;
даже оставшись невредимым при падении, он долго держался
в стороне от остальных и, наконец, кружным путем снова
добирался до своего подразделения.
Как только пингвины оказывались на полуострове у мыса
Адэр, они начинали приводить в порядок свои старые гнезда.
Гнезда эти состояли из кругообразно сложенных камней. Дела
сразу же находилось немало. Больше всего, были, по-видимому,
заняты юные пингвины. Они подбирали себе самок, подыскивали
подходящее место для гнезда и собирали камешки.
Пингвины моногамны и свято соблюдают свои брачные
обязательства. Поэтому даже в больших городах полярной страны
господствует строгая нравственность. Правда, распространяется
она лишь на половые отношения. Очень комично выглядит, когда
молодой предприимчивый пингвин, воспользовавшись глубоким
философским раздумьем и рассеянностью какой-либо пожилой
пары, утаскивает камешек из их гнезда; с невинным видом
возвращается воришка после этого к своему гнезду и продолжает
его достраивать.
В солнечные дни самец, сидя в своем гнезде, принимает
горделивую осанку и направляет клюв кверху. Он вращает глазами,
двигает своими неразвитыми крыльями взад и вперед и испускает
хриплые крики, заканчивающиеся клохтанием и напоминающие
отчасти токование глухаря. Самка со вниманием прислушивается
к этой антарктической серенаде.
Подруга пингвина кладет два яйца; супруги, как и подобает,
делят между собой труд по высиживанию птенцов. Они сидят
на яйцах с середины ноября до середины декабря. Можно только
удивляться, как во время сильных снежных бурь,
разыгрывающихся на полуострове не только зимой, но также и ле-
162

том, пингвинам удается обеспечивать яйцам необходимое
тепло.
Мы пытались измерить температуру под птицами, сидящими
на яйцах. Однако эта работа была связана с некоторыми
трудностями. Подложенный в гнездо ртутный шарик термометра
птицы считали блестящим камешком, которому тут не место.
Они захватывали клювом инструмент и с важным видом
опытных метеорологов уносили его в сторону от гнезда на некоторое
расстояние. Там они осторожно клали термометр на землю и
возвращались к гнезду продолжать свой тяжкий труд.
После ряда неудачных попыток нам, наконец, удалось про-
никнуть в семейные тайны. Мы определили среднюю температуру
под сидящими на яйцах птицами. Она достигала по Цельсию
43° выше нуля.
Примерно через месяц птенцы вылупились. Маленькие,
серенькие, очаровательные, с мягкими перышками! Родители
относились, по-видимому, к малышам с большой любовью. Они их
так раскармливали, что птенцы, начав ходить по земле,
выглядели как серые набитые до отказа мешочки. Обильный корм имел,
вероятно, назначением обеспечить не только питание, но и
достаточную устойчивость при сильных штормах.
С ледяного покрова океана на полуостров вступали все новые
и новые пришельцы. Хотя птицы скапливались в большом
количестве, они, казалось, образовывали относительно
организованную общину. Они редко дрались между собой без особенного
повода. Чаще всего щум возникал тогда, когда того или иного
вороватого самца ловили на очередной краже камней из
чужого гнезда. Тогда хозяин начинал драться с похитителем до
кровопролития и гнался за ним; остальные пингвины
взволнованно кричали, наблюдая за дерущимися и нанося им удары
клювом.
Пингвины любят чистоту. Когда у одного из них бывает на
белом жилете пятно грязи, остальные сейчас же это замечают,
собираются вокруг и порицают его неряшливость. Несчастный
пингвин отыскивает тогда первую попавшуюся полынью и,
полный отчаяния, бросается в холодные волны с тем, чтобы
после этого присоединиться к своим родичам в сверкающей
безупречной белизной манишке.
Птицы, которые не были непосредственно заняты
высиживанием яиц, отправлялись компаниями по 50—100 штук к воде,
чтобы раздобыть корм, окунуться или порезвиться.
2 ноября мы нашли первое яйцо пингвина. Промежуток
между откладыванием первого и второго яйца составлял обычно
два-три дня. Яйца были белого цвета, длина их в большинстве
случаев равнялась 5—8 сантиметрам, поперечник их составлял
4—5 сантиметров. Скорлупа довольно толста, с внутренней
стороны зеленовата. Желток сравнительно с обильно
представленным белком, невелик.
и* 163

Не забуду я день 3 ноября, когда Муст появился перед нами
с собранной им кучей яиц. Теперь у нас к обеду будут свежие
яйца. Лишь тот, кто месяцами был вынужден питаться
консервами, может понять, как мы жаждали наступления того времени,
когда пингвины станут поставлять нам свежие яйца. Гансон,
бедняга, все мечтал о весне и о птичьих яйцах, от которых
он ожидал укрепления сил и выздоровления.
И нас также снедало нетерпение! По мнению врача, ак раз
пингвиньи яйца были нам настоятельно необходимы. Тем не
менее в то утро он просил еще воздержаться от их потребления:
доктор как раз был занят изучением нашего пищеварения и
кровообращения.
Он брал у нас кровь и для этой цели колол ланцетом так,
что она брызгала, затем изготовлял из выступившей крови
прекрасные микроскопические препараты, подсчитывал красные
кровяные тельца и записывал результаты. Наш пульс доктор
регистрировал с помощью сфигмометра2; аппарат закреплялся
над артерией и точно и наглядно вычерчивал неправильности
в работе сердца на полосках бумаги, закопченных на лампе.
В заключение он проверял деятельность легких. При этом нам
требовалось дуть что есть силы в резиновую трубку,
соединенную с металлическим цилиндром, на котором были нанесены
деления.
Все эти и многие другие детальные исследования доктор
проводил как раз в это время; данная работа поглощала его целиком
и полностью. Доктор считал, что если он разрешит сейчас
людям есть яйца, то эксперименты его потеряют свою чистоту.
Я, однако, не счел нужным пойти ему навстречу. Как только
на стол были поданы сваренные всмятку яйца, доктор
присоединился к прочим и с такой же быстротой стал их поглощать.
Свежие яйца вносили не только приятное разнообразие в
питание; они означали также пополнение на будущее наших
продовольственных ресурсов. Ежедневно собирали мы как можно
больше яиц и засаливали их впрок.
Если с «Южным Крестом» что-нибудь случится, то нам
придется, быть может, просидеть на новом континенте лишних один-
два года против запланированного времени, причем наше
питание в таком случае станет весьма скудным. Мы уже прекрасно
знали, на что можно рассчитывать во время антарктической
зимы; ничто нас так не страшило, как однообразная диета из
консервов.
Пингвиньи яйца были неплохи и очень нравились нам.
Однако я не уверен, что пингвины по вкусу своих яиц могут
соперничать с курами. Яйца пингвинов, как и сами птицы, были
слишком жирными и отзывали ворванью.
Когда нам приходилось есть самих пингвинов, имеющих ча-
tTO под толстой кожей до полудюйма сала, то мы сперва их
обдирали и затем вешали тушки снаружи, чтобы они вымерзли.
164

После этого кипятили их в уксусе, пока слой белого сала не
отставал и не начинал плавать на поверхности воды.
Но вкус пингвиньего мяса, подвергшегося только варке, был
все-таки очень неважен. Поэтому мы дополнительно жарили
мясо с маслом на сковороде. При всем том, мясо все еще имело
привкус ворвани и, несмотря на длительную кулинарную обработку,
оставалось жестким. Приятным на вкус его, во всяком случае,
нельзя было назвать.
Первые пришельцы уже сидели в своих гнездах две недели,
а новые путники все продолжали появляться и селиться меж
камней. Лишь с трудом, распихивая в стороны пингвинов,
расположившихся на земле тесными рядами, могли мы
себе прокладывать путь.
Места их расселения напоминали улицы, заполненные
озабоченными делами людьми в черно-белых одеждах. Между рядами
гнезд проходили вдоль и поперек неширокие улицы. Улицы были
настолько узки, что занятые высиживанием яиц пингвины могли
клювами доставать друг друга. И они непрерывно цеплялись
через улицу друг к другу, совсем как это делают настоящие
люди.
Промежутки между приемами пищи были у пингвинов очень
велики. Свои гнезда они не только тесно располагали на берегу
в нескольких футах над уровнем моря, но и в более высоких
местах. Я находил на мысе Адэр отдельные семьи пингвинов
в гнездах на высоте примерно в 1000 футов. Поскольку они
летать не умеют, а по суше подвигаются довольно неуклюже,
проходит, естественно, много времени, пока они проковыляют
вниз с крутого откоса возле мыса и снова вскарабкаются на
него.
Пища их состоит исключительно из морских животных
(ракообразных и мелкой рыбешки), поэтому в поисках
пропитания они вынуждены спускаться к морю.
В тех семьях, которых недостаток места на берегу загоняет
наверх, отцу семейства приходится много потрудиться, прежде
чем он накормит своих близких.
8 штормовые дни пингвины не отваживаются предпринимать
тяжелое и опасное путешествие по скале вниз и вверх, а
предпочитают неподвижно сидеть в своих гнездах. В это время они
живут, очевидно, за счет того толстого слоя жира, который
отложился у них под мощным оперением.
9 декабря мы обнаружили первого молодого пингвина,
только что вылупившегося из яйца. Он был прелестен в своей серой
мягкой пуховой шубке.
Кормление молодых пингвинов происходит следующим
образом. Они засовывают голову целиком в клюв одного из родителей.
Отец или мать во всю разевают глотку и изрыгают
полупереваренные остатки рыбы, которые исчезают сейчас же в покрытых
серым пухом зобах малышей.
165

Пингвины появляются на свет с темными лапками и
темными кольцами вокруг глаз. Лапы через несколько дней после
вылупливания становятся красновато-розовыми, черное кольцо
вокруг глаз превращается в широкий совершенно белый
кружок. Глаза всех взрослых пингвинов бывают им окружены, что
придает птицам вид, будто они носят очки.
Как во время высиживания яиц, так и в дальнейшем,
взрослые пингвины полны заботы о своих гнездах. Было весьма
интересно наблюдать птиц перед штормом. Сильные метели
никогда не заставали их врасплох. Уже задолго до того, как падал
барометр и поднималась температура, все пингвины, сидевшие
в это время ца гнездах, поворачивались клювом к юго-востоку,
откуда ждали сильного шторма. Очень любопытно наблюдать за
ними в это время.
Они прижимались телом к гнезду и старались прикрыть его
как можно больше. В обычную погоду они вертят клювом во
все стороны, чистят перья и перекликаются между собой; перед
штормом внезапно наступаеттишина, пингвины неподвижно лежат
правильными длинными рядами, устремив клювы в одном
направлении. Колония напоминает тогда огромный воинский бивак,
расположившийся под открытым небом. Эти меры
предосторожности принимаются так безошибочно точно, что в конце
концов мы стали пользоваться ими как лучшими и
надежнейшими признаками надвигающегося урагана.
Еще 14 октября, когда появился первый пингвин, временами
мы видели снежного буревестника (Pagodroma nivea), бурого
поморника (Megalestris Maccormiki) и отдельные экземпляры
гигантского буревестника (Ossifraga gigantea). Правда, они
появлялись на короткое время, но их беглые визиты на полуостров
указывали на близость весны.
Все эти виды так же, как и пингвины, держались зимой у
кромки льда и у незамерзших проходов вблизи свободного от
льда океана. Здесь добывали они свой привычный корм,
ракообразных и другие виды беспозвоночных. Гигантский
буревестник и поморник оставались, вероятно, на протяжении зимы в
непосредственной близости от пингвинов. Первый из них пожирал
пингвинов, которые пали жертвой надвинувшихся на берег
ледовых нагромождений; последний нападал на пострадавших и
больных пингвинов, чтобы убивать их и питаться их мясом.
Гигантский буревестник менял, таким образом, свое
привычное меню и, подобно стервятнику, начинал питаться
павшими птицами и тюленями; поморник держался куда более нагло
и нападал не только на пингвинов, но и на упряжных собак и
даже на нас самих.
Поморник падал с высоты, как молния, бил нас своими
крыльями и не желал отвязаться. Пингвинов поморники преследовали
непрестанно; нам же они стали всерьез досаждать лишь тогда,
когда принялись за высиживание своего выводка. Поморника,
166

однако, легко убить налету с помощью коротких палок. В
отличие от других птиц снежный буревестник придерживался
только той пищи, которая предназначена ему природой от рождения.
Он вылавливал ракообразных, а иногда и мелких рыбок.
Правда, и снежный буревестник охотно усаживался на землю вблизи
окровавленных внутренностей тюленя, когда мы потрошили
последнего. Все же я никогда не видел, чтобы эта птиц# садилась
на тушу убитого тюленя или хватала остатки его мяса.
Некоторое время сидела она, опустившись на снег вблизи тюленьих
потрохов, рядом с пятнами крови и втыкала порой свой клюв
в окровавленный снег. Мне кажется, ее влекло к кровавым
следам, которые всегда характеризуют собой продвижение
цивилизации в неведомые районы, простое любопытство.
Весьма возможно также, что снежный буревестник издали
принимал красные пятна крови на снегу за мелких
ракообразных, которые составляют его основной корм.
Бурый поморник, в противоположность снежному
буревестнику, после свежевания тюленя немедленно садился на
окровавленную, еще дымящуюся тушу. Больше того, он подлетал по
временам и тогда, когда мы еще не успевали закончить свою
работу. При этом он был так нахален, что, пока мы занимались
отделением головы, он уже вцеплялся в ласты.
Однако, присутствие поморника и снежного буревестника
при убое животных носило скорее случайный характер.
По-иному обстояло дело с гигантским буревестником. Он немедленно
появлялся, едва лишь первые капли тюленьей крови обагряли
снег.
У этих птиц должно быть либо исключительное обоняние,
либо особенным образом устроенные глаза. Часто мы не видели
гигантского буревестника на протяжении целого дня, но
стоило нам забить тюленя, как он немедленно был тут как тут.
В этой птице и в ее внезапном появлении было что-то
зловещее.
Гигантский буревестник имеет большое сходство с
альбатросом; как и последний, он бывает разнообразной окраски, хотя
редко встречающиеся белые экземпляры являются всегда
альбиносами.
Обычно он бывает темно-коричневого цвета, имеет такой же,
как у альбатроса, крепкий клюв, такие же внимательные,
зоркие глаза...
На бесконечной белой равнине я стою один на один с
дремлющим тюленем... Ослепительное солнце отражается от снежных
кристаллов... Нож для закалывания тюленей покидает свой
деревянный футляр с шорохом, который будит тюленя. Он поднимает
голову с большими темными доверчивыми глазами... Снова
засыпает, освещенный солнцем, на мягком снегу... Ласты
шевелятся—ему что-то снится, он испускает вздох через нервно
дрожащие ноздри.
167

По существу это грех, великий грех!.. Убить прекрасное
создание, одаренное таким взглядом, покрытое такой красивой
мягкой шкурой!..
Несмотря на толстый слой жира, снизу, под левым ластом,
отчетливо видны регулярные сокращения сердца. Да, это грех...
и тем не менее... бросаешь вокруг быстрый взгляд... взгляд
робкий, боязливый, пристыженный... Никого невидно... Кругом
простирается бесконечная белая равнина... Сверху слепит глаза
солнце.
Мгновенье, и кровь изливается сильными толчками из
пробитого насквозь, еще бьющегося сердца.
Тюлень приподнялся на передние ласты, темные глаза
становятся еще красивее, еще выразительнее... Они полны боли
и неописуемого ужаса... Еще секунда... и глаза гаснут, а
прозрачные слезы льются из них, смачивая шкуру.
Привычка ожесточает... но за ту минуту, пока начнется
свежевание, что-то заставляет бросить еще один взгляд на
горизонт... Один на один с убитым животным!
Нет, нет—совсем рядом сидит крупная темная птица
отталкивающего вида и смотрит на меня.
Это—гигантский буревестник!
Едва снята шкура и отделена голова, как птица уже
впивается в тюленьи мышцы, отрывает и проглатывает, давясь,
большие клочья мяса. В глотке ее один за другим исчезают
куски мяса. На шее птицы образуется шар. Медленно и с
большим трудом проталкивается этот шар книзу.
Птица глотает и глотает, пока ее мягкие лапы с
плавательными перепонками почти уже не держат ее.
Неоднократно после такого пиршества нам почти удавалось
поймать голыми руками объевшегося буревестника.
В таких случаях он прежде всего пытался убежать на своих
мягких и относительно слабых лапах. Впрочем, вскоре он
отказывался от этой мысли, чтобы попытаться подняться в воздух.
Если для этого хищник оказывался чересчур отяжелевшим,
то он начинал уменьшать свой вес—изрыгал из себя свой
обильный обед: один кусок мяса за другим появлялся наружу, за ними
следовали, наконец, остатки рыб и морских беспозвоночных.
Затем буревестник отрывался от льда и после нескольких
взмахов устремлялся с молниеносной быстротой вдаль, покачивая
своими большими, неподвижно распростертыми крыльями.
Птица эта своей ненасытной жадностью производила прямо-
таки отталкивающее впечатление. Напротив того, при полете
она имела весьма внушительный вид, а экземпляры,
отличавшиеся альбинизмом, были очень красивы.
Удивительно, что эти редко встречающиеся альбиносы
держатся в стороне от своих соплеменников.
Обычно альбиносы летают вдали от других птиц, высоко
вверху. Происходит ли это потому, что прочие птицы ненавидят
168

альбиносов за их обесцвеченное оперение или же они сами
рассматривают себя, как принадлежащих к высшей расе, я не в
состоянии решить. Так или иначе, они держатся особняком;
застрелить их не так легко, как остальных. Альбинос также
никогда не позволяет себе спуститься на труп тюленя вместе
с другим буревестником.
Мы наблюдали, кроме того, в это время целые стаи капских
голубей (Daption capensis)—как с окраской в клеточку, которых
мы уже видели на «ревущих» сороковых широтах, так и их кузена
в коричневую крапинку (Thalassoeca antarctica) несколько
большего по величине. Этот, как его иногда называют,
коричневый буревестник имеет коричневую голову, коричневый щиток
на спине и коричневые крылья. Мы видели, как огромные
скопления этих птиц летали даже во время сильнейшего шторма.
Маленький черно-белый буревестник (Oceanites oceanicus),
на длинных ногах и с желтой плавательной перепонкой между
пальцами, часто летал в беспокойном одиночестве над ледяными
глыбами, но очень редко залетал на полуостров...
Вскоре после смерти Гансона я отправил экспедицию на санях
под руководством Колбека и Ивенса к утесам на южном берегу
бухты Робертсон на розыски птичьих яиц. Они вернулись в лагерь
2 ноября очень уставшими от тяжелой поездки.
Несколько дней пришлось им пролежать в палатке, так как
бурная погода не позволяла предпринять ничего существенного.
Шесть дней неистовствовал форменный ураган. В те дни тот же
самый шторм бушевал и на мысе Адэр; из всех штормов, которые
пришлось нам вынести, это был, пожалуй, самый страшный.
Колбек и Ивенс привезли из своей поездки интересный
зоологический материал, но птичьих яиц не нашли...
С начала ноября я регулярно посылал 2—3 человека на
возвышенность мыса Адэр, чтобы разглядывать оттуда ледовую
обстановку на севере.
Весна все больше приближалась. Солнце уже сильно
пригревало, и лед на суше и на море начал таять. С мыса Адэр можно
было отчетливо видеть на севере возникшие вдали во льду
небольшие разводья. Однако они скоро опять закрылись, и вновь
неподвижно распростерлась бесконечная белая равнина, преграждая
доступ к южнополярному континенту...
6 ноября 1899 года. Сегодня опять разразился сильный шторм
с юго-востока, вынудивший нас оставаться в домиках.
Фоугнер занят тем, что погружаете спирт и формалин образцы
морской фауны.
Доктор укладывает пингвиньи яйца в ящики, наполненные
солью. Яйца надо ставить острым концом книзу; они так
сохраняются лучше всего. В тени повесили рядами убитых и
ободранных пингвинов для замораживания.
Если что-либо произошло с «Южным Крестом», то с помощью
яиц и мороженой птицы мы сможем провести зиму относительно
169

благополучно. Я, например, охотно пробыл бы еще год на
южнополярном континенте.
Колбек ремонтирует собачьи нарты: они понадобятся для
запланированной мною поездки на розыски птичьих яиц в той
местности, где сильные штормы не позволили раньше добиться
эезультата.
Савио и Муст шьют перчатки из старых штанов и оленьих
шкур.
7 ноября. Снова сильный шторм. Температура поднимается,
гак что залежи гуано становятся совсем мягкими; проникающий
в домик запах аммиака оскорбляет наши органы обоняния.
Сегодня мы законсервировали 2000 пингвиньих яиц.
8 ноября. Сегодня рано утром Ивенс вышел на прогулку
и вернулся с красивой белой шкурой тюленьей самки. Погода
стоит прекрасная. Лапландец Муст сидит снаружи на льду,
греясь на солнце, и говорит, что он теперь ощущает близость
лета.
С мыса присылают донесение, что на северо-западе ясно видны
темные проходы во льдах.
9 ноября. С Мустом и 25 собаками я направился на юго-запад
от мыса Адэр. Доктор и лапландец Савио помогли нам пройти
кусок пути через тяжелые нагромождения льдов. Мы везли с собой
на санях в сложенном виде одну из парусиновых лодок.
У Двух Сестер доктор и Савио расстались с нами, а мы с
Мустом продолжали свой путь на юг по сравнительно хорошему
льду. Однако скоро нам преградили путь широкие разводья
во льду, и мы, растянув парусиновую лодку, устроили в ней
привал.
На севере в ледовых полях, где, по-видимому, происходило
сильное нагромождение льдов, стоял непрерывный глухой гул.
На следующее утро мы были на ногах с трех часов и,
захватив сани, инструменты, провиант и собак, продолжали свой
путь на юг, переправляясь через разводья. Великое множество
-белых буревестников летало у скалистых обрывов, составляющих
и здесь северную границу полярного континента.
Взрослые птицы разыскивали и приводили в порядок свои
старые гнезда. Родителям приходилось отгонять молодежь от
родного очага с тем, чтобы они подбирали себе на обрывах
подходящее место для устройства собственного жилья.
Хлопанье крыльев и громкий птичий щебет не умолкали.
Шум продолжался всю ночь. Наш интерес был в такой степени
возбужден, что не могло быть и речи о сне.
Так лежали мы на дне маленькой парусиновой лодки; под
нами трещал лед, а мы в это время вели зоологические
наблюдения над птицами, громоздившимися над нами на скалистых
обрывах.
В светлую весеннюю ночь нам требовалось мало отдыха.
Природа как будто устроила так, что «зимняя спячка», в кото-
170

рую мы были недавно погружены, летом делала сон излишним.
И действительно, отдыхали мы только часа три, затем вновь
направились к югу.
10-го числа, в первую половину дня, мы натолкнулись на
двух белых тюленей-самцов, ожесточенно дравшихся между
собой. Они наносили друг другу страшные удары клыками,
проникавшими сквозь слой жира до мышц; раны широко зияли.
из них хлестала кровь.
Они не обращали на нас внимания и продолжали свой
поединок, пока не пришли в полное изнеможение и не были целиком
залиты кровью. Арена битвы представляла собой один
сплошной красный круг. Вдоволь налюбовавшись этой сценой, мы
тщательно прицелились и пристрелили обоих, завладев их черепами.
Оба они отличались необычно крупными размерами и имели
хорошо развитые клыки.
Чем дальше мы продвигались к югу, тем больше делались
полыньи. Немного спустя стал виден остров Поссешен, и мы
оказались перед широкой зоной плавучих льдин, которые со
стремительной скоростью неслись на север.
Это напоминало ледоход на безбрежной реке... Я не был в
состоянии точно определить, насколько широка зона плавучих
льдин, но полагаю, что от меридиана острова Поссешен она
тянулась на восток.
Судя по заторам, которые образовывались из плывущих
на север льдин, я пришел к выводу, что дальше к востоку должен
располагаться сплошной ледяной массив.
Льдины неслись стремительно. Наблюдая над некоторыми
более крупными льдинами, я с помощью призматического
компаса и карманного хронометра мог более или менее точно
определить, что быстрота передвижения льдин к северу составляла
по меньшей мере пять миль в час.
Дальнейшее движение вперед оказалось невозможным, и
ничего нельзя было придумать.
Ultra posse nemo obligatur3. Я постоял, почесал в затылке,
под своими отросшими волосами: всякая надежда продвинуться
дальше отпала. Нам больше ничего не оставалось, как ожидать
прибытия «Южного Креста». Но где было судно? Как сложилась
его судьба за этот год? Мы воочию убедились, что с помощью
весельных и парусных лодок не сможем далеко проникнуть
в Южный Ледовитый океан. Пока что разбили лагерь на
неподвижном как суша ледяном полуострове и стали наблюдать
за движением льдин.
Вскоре собаки, лапландцы и я были поражены тем, что
из воды в нескольких футах от нас внезапно вынырнул огромный
голубой кит и стал, фыркая и пыхтя, барахтаться в одной из узких
расселин ледяного выступа, на котором мы расположились.
Мы не ждали ничего плохого, но животное вдруг засопело
с такой силой, что все кругом заколебалось. Лапландец выронил
171

жестяную кружку с горячим кофе на одну из собак, я перевернул
спиртовку. Прежде чем мы успели привести в порядок свои
мысли и свои кухонные принадлежности, кит опять ушел под
воду. При этом сначала медленно и бесшумно поднялись в воздух
его большие задние плавники. Затем он описал в воде широкую
дугу и глубоко нырнул своим огромным неповоротливым серым
телом, увлекая за собой водяные массы. На поверхности воды
осталось темное сверкающее жирное пятно. Собака, на которую
был пролит горячий кофе, своим воем заглушала всех остальных
собак.
На следующий день мы пустились в обратный путь.
Приблизительно в 10 милях от лагеря нам попался
прекрасный экземпляр императорского пингвина (Aptenodytes Forsterii),
Он был несколько выше 4 футов. Охота на него была очень
занятна, хотя я и не сразу присоединился к ней. Навстречу
императорскому пингвину, который гордо ступал по гладкой
поверхности льда, пошел лапландец Муст. Оба они, казавшиеся
почти одинакового роста, все больше приближались друг к другу.
Каждый момент я ждал, что пингвин почует недоброе, но, видимо,
он был чересчур поражен тем, что видел перед собой, и решил
прежде всего как следует изучить лапландца. Так или иначе,
он ни единым звуком не решался спугнуть то непонятное
существо, которое к нему приближалось.
И вот они оба оказались на расстоянии друг от друга не больше
трех метров.
Лапландец остановился, пингвин последовал его примеру.
Лапландец стал на четвереньки, чтобы схватить пингвина, если
тот подойдет ближе, за черные лапы. Пингвин действительно
продолжал идти вперед навстречу лапландцу. Или он тоже
возымел желание схватить непонятного чужака за ноги и доставить
в свой пингвиний музей, или же разгадал коварный план
лапландца, но пингвин оставался фактически в недосягаемости для
Муста, стоя перед ним с философским видом и задумчиво
рассматривая его лапландскую обувь.
Быстрым движением лапландцу удалось схватить
императорского пингвина за одну ногу, так что птица рухнула на землю.
И тут началась потасовка.
Пингвин вовсю отбивался лапами. Прошло немного времени,
и оба они—лапландец и пингвин—были покрыты кровью. Птица
крепко била ногами по льду и по рукам Муста и таскала
противника за собою по кругу на гладком льду, вместе с тем они все
больше приближались к открытому разводью, из которого
пингвин, вероятно, и вылез... Было ясно, что Мусту одному с ним
не справиться.
Увидев, что лапландец завладел ногой пингвина, я
немедля бросился на помощь. К сожалению, прибыл я на поле боя
слишком поздно. Пингвин так близко подтащил Муста к
разводью, что тот вынужден был его выпустить. К моменту моего
172

появления пингвин успел опять вынырнуть с довольным видом
из глубины и торжествующе посмотрел на нас.
Лишь только мы вернулись к саням, как пингвин опять вышел
из воды на край льда и с еще большим интересом уставился
на нас. Однако теперь, осторожности ради, он держался гораздо
ближе к полынье.
Различными способами, но безуспешно пробовали мы
отрезать его от воды. Стоило нам чересчур приблизиться к нему,
как он опять нырял. В конце концов мы спрятались за кучей
льда и наблюдали за пингвином, который, как мы и подозревали,
был порядком-таки любопытен.
Он, вероятно, подумал, что мы нашли отверстие во льду
и нырнули в воду, и из чисто научного интереса хотел выяснить,
куда мы девались. Он все таращил и таращил глаза, но мы
бесшумно сидели за кучей льда.
Затем он начал искать нас между нагромождениями льдин.
Лапландец использовал первый удобный момент, чтобы
выскочить сбоку на него. Тут началась дикая погоня, точнее не погоня,
а отчаянный бег взапуски по направлению к полынье.
Лед был гладок, как зеркало. Пингвин немедля бросился
плашмя и с быстротой молнии заскользил по блестящему снегу.
Всегда, когда их преследуют, пингвины применяют этот способ
передвижения. Несколько раз нам чуть не удавалось его
поймать, но он ловким движением увертывался от нас, а мы
скользили и падали на гладком льду... Так продолжалось до тех пор,
пока пингвин прежде нас не достиг разводья и не скрылся из
глаз.
Разочарованные, но в то же время заинтересованные, мы
прошли примерно еще три английские мили по дороге к лагерю.
И вдруг недалеко от нас пингвин вынырнул опять из узкой
полыньи. Ему как будто был известен наш маршрут!
Самоуверенно выпрямившись во весь рост, он опять стоял перед
нами.
На этот раз пингвин не ушел от нас. Мы застрелили его
из моего мелкокалиберного ружья. Следы рук, оставшиеся на его
лапах, позволяли не сомневаться, что это та же самая птица.
Вскоре после того, как мы заполучили этот прекрасный
экземпляр, я въехал на своих санях на чрезмерно тонкий лед,
и, прежде чем успел заметить ненадежность льда, сани мои
провалились.
Сани с пятью собаками находились в воде, а я с другими
пятью собаками стоял на краю льда, натягивая и дергая
постромки. При этом я сам сорвался в воду, но выбрался без
посторонней помощи на прочный лед, еще до того, как
лапландец с другими собаками явился мне на подмогу. Объединенными
усилиями мы извлекли сани и собак из воды. В это время над
морем дул такой пронзительный ветер, что подобная холодная
ванна была достаточно опасна.
173

По прибытии на главную базу выяснилось, что почти весь
снег на полуострове стаял и что запах гуано стал еще более
резким.
С помощью солнечного термометра мы сделали очень
интересные наблюдения.
В то время как от облучения солнцем термометр нагревался
и показывал температуру до 10 градусов тепла, температура
окружающего воздуха оставалась близкой к нулю.
Задачей Берначчи во время этих исследований было
зачернить термометр с помощью туши или копоти от лампы. Это надо
было, понятно, выполнить с крайней осторожностью. Часто
проходило много времени, прежде чем удавалось получить
нужный результат.
Однажды Берначчи изготовил таким образом безупречные
термометр... Термометр был покрыт равномерным тонким слоем
копоти, и Берначчи собирался укрепить его в обсерватории.
Лапландец Муст сопровождал его туда в качестве ассистента.
Когда они достигли обсерватории, Берначчи передал термометр
своему спутнику, чтобы тот подержал его несколько минут, пока
он сам забьет гвоздь. Когда это было сделано, Берначчи взял
из рук лапландца инструмент... Что, однако, произошло?
Смеяться ли ему теперь или плакать? Он готов был разразиться
проклятиями, но комизм положения помешал ему это сделать.
Лапландец использовал время ожидания, чтобы до блеска
оттереть своим рукавом грязный термометр, который с таким трудом
закоптил Берначчи.
Муст гордился своим достижением и жаловался на эту
«жирную копоть», которая на все ложится.

Восьмая глава
СОЛНЕЧНОЕ ЗАТМЕНИЕ. НОВАЯ ПОЕЗДКА НА ОСТРОВ
ЙОРК. НАЙДЕНЫ НАСЕКОМЫЕ. РОЖДЕСТВО.
БОЛЬШАЯ МЕДУЗА. НАСТУПЛЕНИЕ НОВОГО 1900 ГОДА.
ЮЖНОПОЛЯРНОЕ ЛЕТО
Становилось все теплее и теплее. Разводья во льду, так
долго сковывавшем море, делались все больше и больше. Для
вылавливания из моря образцов флоры и фауны мы могли теперь
пользоваться нашими каяками и маленькими парусиновыми
лодками. С помощью этих крошечных суденышек был выполнен
ряд глубоководных измерений вокруг мыса Адэр.
Обработка собранных материалов отнимала у нас много
времени. Мне приходилось разрабатывать планы новых поездок
и повторного обследования мест, в которых мы побывали зимой,
одновременно наблюдать жизнь животных летом.
Солнце с каждым днем поднималось все выше, а сильное
отражение лучей от снегового покрова еще более усиливало
освещение; фотографировать в силу этого становилось все труднее
и труднее.
Если по утрам мы могли теперь выдерживать экспозицию
в 2—5 секунд, то в полдень часто приходилось ограничиваться
одной сотой секунды.
Как уже упоминалось, воздух от солнца нагревался лишь
немного, в то же время темные предметы поглощали солнечное
тепло и затем отдавали его частично в окружающий воздух.
С помощью увеличительного стекла в полдень мы легко могли
зажечь клочок темной материи или кусочек дерева.
На мысе Адэр у нас был регистратор солнечного сияния—
инструмент, представлявший собой стеклянный шар,
укрепленный подобно обычному глобусу на металлическом полукруге.
С помощью особого приспособления прикреплялась полоска
темной бумаги таким образом, что пучок солнечных лучей,
сконцентрированных стеклянным шаром, выжигал на
бумаге след. Отметчик времени позволял летом точно
регистрировать продолжительность падения солнечных лучей на мыс Адэр.
175

В это же время мы предприняли измерения горизонтального
и вертикального диаметров солнца и установили, что
горизонтальный поперечник на 2 минуты больше вертикального.
Магнитные наблюдения за Южным полярным кругом всегда
связаны с трудностями; магнитное притяжение, которое подлежит
измерению, здесь меньше и слабее, чем где-либо. Поэтому
внешние помехи действуют на него более заметно. Как уже
упоминалось, все время обнаруживалась явная связь между южным
полярным сиянием и земным магнетизмом. Во время сильного
полярного сияния почти всегда наступали магнитные бури и
нам приходилось приостанавливать магнитологическую работу.
3 декабря мы сделали все нужные приготовления к тому, чтобы
провести наблюдения над предстоящим солнечным затмением.
Необходимой подготовительной работой мы были заняты уже
довольно продолжительный срок: определили по местному
времени начало и конец затмения, смежные углы и степень
закрытия диска. Для будущих исследователей этих районов точное
определение долготы мыса Адэр имело бы большое значение;
это позволило бы им выверять свои хронометры, как только мыс
Адэр окажется в пределах видимости. Однако в своих надеждах
наблюдать солнечное затмение мы были обмануты. Нам не
пришлось ничего увидеть. Густой облачный покров все скрыл.
Все же нам удалось сделать ряд интересных
метеорологических наблюдений. На протяжении двух часов наступившей
темноты термометр, помещавшийся в ящике, упал на 0°,6 Ц.
Термометр, висевший на солнце вне ящика, упал на 6°,6 Ц.
Мы провели в это же время ряд наблюдений над силой
прилива. Они дали следующие результаты:
Пополуночи
9,0
10,30
Пополудни
0,27
1,35
Разница
Глубина воды
в футах
50
49
48
48
2
в дюймах
9
6
6 (середина
затмения)
6
3
В предыдущий день самый низкий уровень воды отмечался
в 5 ч. 45 м. пополудни, глубина равнялась в этот момент
51 фут 10 дюймов. Высшая точка прилива имела место в 8 ч. 30 м.
пополудни, глубина составляла в этот момент 55 футов 2 дюйма.
Разница равнялась, таким образом, 3 футам 4 дюймам.
176

Профессор Д. Г. Дарвин был того мнения, что за Южным
полярным кругом крайне важно провести точные измерения
приливов и отливов, «ибо земля не влияет тут на воду».
Таким образом, солнечное затмение не дало нам ожидаемых
результатов. Позднее на основании наблюдений над планетой
Сатурн, которые проводились 6 ноября 1899 года во время
лунного затмения, мы определили меридиан мыса Адэр—170°9'30"
восточной долготы. Джемс Росс в 1841 году определил, что
меридиан мыса Адэр проходит на 170°45' восточной долготы. Однако
он проводил измерения на большом расстоянии от берега, а
ошибка в определении отдаленности судна от мыса Адэр,
естественно, может дать большое отклонение в определении долготы.
9 декабря я отправился на санях на остров Йорк и Землю
Гейки разыскивать там птичьи гнезда и яйца. С собой я взял
доктора Клевстада, который очень нуждался в перемене
обстановки. Помимо него, меня сопровождали оба лапландца и 24
собаки с запасом продовольствия на месяц. Я вез с собой лучшую
из двух парусиновых лодок, так как лед в бухте за последние
теплые дни стал очень нестойким в связи со столь характерными
для полярных областей весенними перемещениями течений.
После тяжелой, но без осложнений поездки мы прибыли
на остров Йорк, который теперь частично освободился от снега
и выглядел совсем по-летнему. Мы разбили маленькую шелковую
палатку посреди острова в котловине, окруженной со всех сторон
пингвиньими, гнездами. Наверху на крутых склонах было видно
множество белых буревестников. Они влетали и вылетали из
проделанных ими небольших отверстий в слоях сланца.
Уютно устроившись в лагере, сделав хороший запас
пингвиньих яиц (гнезда пингвинов были для нас неистощимым
продуктовым складом), мы начали внимательно осматривать скалы,
рассчитывая раздобыть яйца буревестника. В результате поисков
мы обнаружили несколько гнезд, однако птицы держались так
глубоко внутри своих жилищ, что до них нельзя было достать
рукой. Когда же мы пробовали вытащить их оттуда палкой,
то они забивались в глубь узкого и темного гнезда, где
чувствовали себя в безопасности, или молниеносно улетали.
Если мы заглядывали в гнездо, то птицы обрызгивали нас,
иногда с большой силой, красновато-желтой дурно пахнущей
маслянистой жидкостью. Струя жидкости вылетала часто из
гнезда на расстояние пяти-шести метров. Этот способ защиты
использовал белый буревестник также и против поморника,
интересовавшегося его гнездами не меньше нашего. Такой метод
защиты широко распространен среди буревестников.
Почти в каждом гнезде мы находили по яйцу. Птицы эти
откладывают лишь по одному яйцу, совершенно белому и
величиной примерно с голубиное.
Если мы собирались фотографировать птицу, сидящую
в гнезде, то немедленно прилетал ее крайне взволнованный супруг,
12 К. Борхгревинк 177

опускался на какой-нибудь обломок скалы поблизости и начинал
оттуда отважно нападать на нас. После нескольких неудачных
попыток сфотографировать буревестника в гнезде и после того,
как мы загубили несколько пластинок, нам, наконец, удалось
сделать один удачный снимок. Однако сначала нам пришлось
с помощью топорика прорубить в сланцевом слое толщиной
в несколько футов отверстие, через которое свет падал на птицу,
высиживающую яйцо. Из этого фотоателье и вышел помещаемый
в книге портрет^ буревестника в гнезде.
На острове Йорк выводил птенцов также маленький черно-
белый буревестник (Oceanites oceanicus). Пока он еще не начал
откладывать яйца. Однако мы нашли прошлогодние замерзшие
яйца, а также множество мертвых птенцов, представлявших
разные стадии развития; были тут и только что вылупившиеся
птенцы и уже вполне подросшие птицы.
Oceanites oceanicus пользовался тем же методом защиты,
что и его белоснежный родственник; так же как и последний,
он неохотно подпускал к себе. Питался он мелкими
ракообразными. Равно неутомима эта птица в своем полете над снеговыми
полями и над великим, волнующимся океаном.
В первый же день мы собрали на острове Йорк 40 очень
красивых яиц белого буревестника и осторожно уложили их,
укутав ватой, в длинный, приспособленный к саням ящик.
На следующее утро я послал доктора Клевстада и лапландца
Муста на санях и с 12 собаками на Землю Гейки на поиски гнезд
буревестника с коричневой спинкой. Они вернулись, не найдя
гнездовья этой птицы, а между тем видели, как целые стаи их
летали на большой высоте между горными вершинами. Доктор
Клевстад привез из этой поездки на Землю Гейки хорошую
коллекцию лишайников. Она представляла ценность как таковая,
а, кроме того, приобрела особое значение благодаря находке,
сделанной доктором среди этих тайнобрачных.
Вскоре после своего возвращения доктор Клевстад занялся
сортировкой растений. Внезапно я увидел, как его обычно хмурое
лицо осветилось радостной улыбкой. Я понял, что произошло
что-то необычное, и порадовался вместе с доктором, когда он
показал мне крошечное черное насекомое, найденное среди оленьего
мха. Насекомое беспокойно ползало по блестящему куску жести
от консервной банки.
Я помнил, что в 1894 году, на блаженной памяти
«Антарктике» мы сами привезли в большом количестве самых
разнообразных представителей мира насекомых, которые потом часто
заставляли нас не только улыбаться. Но сейчас-то это было
не так. Прошло немного времени, когда и для меня стало
бесспорным, что сделано интересное научное открытие.
Позже доктор обнаружил еще два вида насекомых.
Насекомые одного вида имели серое туловище, красноватые лапки
и головку.
178

Спустя несколько дней я предпринял поездку на санях
в бухту Кресчент и в бухту Колбек, к юго-востоку от острова
Йорк, там, где открыл свободную от снега возвышенность. Бухта
Колбек тянется к юго-востоку от бухты Робертсон, являясь
ее рукавом.
На прибрежной полосе суши, покрытой огромными обломками
скал, мы сделали остановку. Несомненно некогда это была часть
области стока ледника Мёррея. Она тянулась в виде ущелья
из внутренней части континента, ограниченная с запада
огромным глетчером Мёррея, а с востока упомянутой раньше горной
цепью. В данном квадранте цепь эта образует как бы
демаркационную линию между базальтовыми и сланцевыми породами.
К северу, к западу и к югу горный хребет состоит из тех же
осадочных пород, что и остров Йорк; восточная и юго-восточная
сторона хребта образованы ноздреватым базальтом. Этот
последний, собираясь обрушиться на ледник Мёррея, застыл в
неподвижности, ледник же Мёррея в свою очередь передвинулся
на восток, оставив после себя широкое русло, чрезвычайно
отлого спускающееся к берегу. Это прежнее русло ледника имело
примерно милю в ширину и было полностью свободно от снега.
Вершины и крутые спуски восточного хребта, поднимавшегося
на 3000 футов, также лежали темными бесснежными пятнами
на фоне полярного ландшафта.
Ручей, питавшийся водой ледника Мёррея, журчал, струясь
меж темными большими валунами; температура воздуха
поднималась здесь среди дня градусов до десяти выше нуля.
Вскоре после привала мы наткнулись на труп большого*
белого тюленя, который пролежал тут, наверно, два-три года.
Приблизительно в двухстах метрах вверх по склону прежнего'
ледникового русла мы нашли прямо на берегу маленького
внутреннего озера еще одного мертвого тюленя. Это был также-
Lobodon carcinopaga. За время нашего пребывания тут мы
обследовали окружающую местность до высоты в 3000 футов; на этой
высоте была растительность—олений мох. Свою палатку мы
разбили приблизительно в 600 метрах от побережья и в 20 метрах
от подножия горной цепи на востоке. Горы поднимались под
углом в 65 градусов.
Теперь жить в палатке было хорошо, тепло и уютно. За время
нашей санной поездки это были самые теплые дни.
Однако место стоянки оказалось далеко не безопасным, и это
нам пришлось скоро почувствовать.
Однажды после утомительной прогулки, предаваясь в палатке
послеобеденному отдыху, мы были внезапно поражены каким-то
своеобразным гулом, доносившимся со стороны нависшего над
нами обрыва.
Лапландец Савио, заподозрив неладное, быстро полез из
палатки. Едва высунув наружу голову, он, словно одержимый,
стал жестикулировать и кричать в ужасе:
12* 179»

— Вон из палатки! Вон из палатки! Вас раздавит! Вас
раздавит!
Поскольку стряхивание с себя спальных мешков, в которых
мы лежали, потребовало бы слишком много времени, мы
выкарабкались из палатки прямо в них с максимально возможной
быстротой, похожие на шелковичных червей, спящих в коконах.
Снаружи мы сразу же увидели надвигавшуюся катастрофу.
Огромный кусок скалы, круглый и плоский, как колесо,
превышавший по величине нашу палатку в два раза, в
сопровождении более мелких камней несся по крутому склону вниз с
ужасной быстротой, оставляя за собой тучу пыли и щебня.
Это сплошное колесо толщиной примерно в четыре фута
катилось с головокружительной скоростью прямо к нашей
палатке и уже проделало три четверти своего пути. Лапландец
Савио кричал и выл. Он не отрывал взора от приближавшейся
громадины, пристально наблюдая за тем, как неровности
каменной почвы отклоняли ее в ту или иную сторону, судорожно
прыгая в соответствии с этим то вправо то влево.
Я почти не сомневался, что нас расплющит; такого же мнения
был и Клевстад. Времени на размышления у нас, однако, не
оставалось. Вдруг мчавшийся камень неожиданно разделился на две
части. Одна из этих частей сделала огромный скачок и разбилась
на множество мелких камней; другая продолжала со свистом
быстро нестись к нам, но зарылась в снеговой сугроб,
скопившийся у крупных валунов, лежавших в восьми футах от
палатки.
Несмотря на серьезность положения, я не мог не смеяться,
глядя на Савио, который, чтобы ускользнуть от большого камня,
прыгал то вправо, то влево; подобие легкой улыбки увидел
я и на лице Клевстада, наблюдавшего диковинные движения
Савио.
И все же на этот раз мы могли бы далеко не так легко
отделаться.
Когда к концу первой половины декабря мы пустились
с острова Йорк в обратный путь, целость ледового покрова была
уже сильно нарушена. Мы всюду натыкались на широкие
полыньи, у берега чаще встречались большие пространства открытой
воды. Нам стоило величайшего труда находить хороший,
прочный лед для тяжело груженных саней.
15 декабря после очень утомительного пути мы добрались
до центральной базы. Чтобы объезжать разводья во льду, нам
приходилось отклоняться от прямого пути. Мы были вынуждены
перебираться через большие нагромождения льдин, причем сани
неоднократно переворачивались. Несмотря ни на что, собранные
птичьи яйца были доставлены в целости.
Этой удачей мы, понятно, очень гордились. С еще большей
радостью было встречено на базе сообщение об открытии Клевс-
тадом насекомых. По этому поводу устроен был торжественный
180

обед с выдачей дополнительных порций; вечером сварили грог,
произносили тосты в честь почетных гостей—насекомых.
Лапландцы стали мало-помалу прекрасными
коллекционерами. В интересах науки они проявляли большое честолюбие.
Если кого-либо из нас прославляли за открытие чего-нибудь
нового, они начинали неутомимо искать в том же направлении.
Вскоре после нашего возвращения, как раз в ту минуту,
когда Клевстад сидел у микроскопа, изучая найденных им
насекомых, в домик ворвался вне себя от восторга Савио. Он
положил на стол мертвую мясную муху. Мы все немедля собрались
в доме и толпились вокруг стола, желая лучше рассмотреть
удивительное насекомое, которое открыл Савио. Да,
действительно, это была типичная мясная муха из рода Dipterous.
Когда Савио заметил, с каким серьезным видом, сомнительна
качая головами, смотрим мы на эту муху, он не выдержал и начал
смеяться во все горло. Вскоре и мы последовали его примеру.
Как выяснилось, эта муха сопровождала нас в банке варенья
и была, таким образом, лондонского происхождения.
Для сбора коллекций в полыньях мы часто пользовались
гребными лодками. За зиму мы хорошо отремонтировали
планктонную сеть, попорченную еще на «Южном Кресте».
Эскимосские лодки также оказывали нам большую службу.
Было очень интересно наблюдать, как плавают пингвины.
С лодки мы могли ясно видеть в кристально чистой воде, как они
молниеносно проносились подобно торпедам. Лишь с большими
промежутками и только для того, чтобы набрать воздуху,
приближались они к поверхности воды. При этом птицы высовывали,
и то не полностью, голову с клювом, в то время как все остальное
тело оставалось под водой. Ни разу я не видел, чтобы пингвин
плавал по воде на манер утки.
В воде они передвигались тем же способом, что и тюлень.
Скорость движения достигалась больше тем, что птица
извивалась всем телом, нежели отталкивалась рудиментарными
крыльями или плавательными перепонками на ногах.
Савио проделал опыт, который был для меня очень
убедителен. Ради развлечения он поймал пингвина, стянул ему лапы
веревкой и бросил его с лодки в воду, держа пингвина за
привязанную к лапе веревку. Пингвин хотя и был лишен возможности
работать лапами, с такой силой стал увлекать за собой лодку
с Савио, что тот в конце концов вынужден был его выпустить.
В тот период мы забавлялись тем, что стреляли из ружья
по неподвижной цели. Но уже после первого выстрела
продолжать стрельбу было невозможно. Ружейный ствол нагревался,
и в окружавшем холодном воздухе начинал клубиться пар,
закрывавший цель.
23 декабря в дневнике было записано: хорошая ясная погода;
горные вершины блестят в солнечных лучах. К Рождеству в доме
проводится «генеральная уборка»; Ивенс и Элефсей собираются
181

печь пироги и изучают несколько поваренных книг, подаренных
нам перед отъездом из Европы.
Большинство молодых пингвинов по росту уже наполовину
догнало своих родителей. Растут они с невероятной быстротой,
огромное количество корма, которое родители проталкивают
в их вечно пустые глотки, оказывается настолько действенным,
что юнцы быстро развиваются. Они напоминают собой мешки,
набитые сеном до отказа.
Хотя большинство молодых пингвинов достигло уже крупных
размеров, отдельные родители еще продолжают высиживать
яйца. Эти задержавшиеся пары в большинстве своем сами
вылупились только прошлым летом; их легко отличить по тому, что
шеи их еще не вполне почернели. Подросшие пингвины щеголяют
в мягких серых пуховых курточках.
На берегу много морских леопардов. Некоторые гоняются
за нами, когда мы гребем в своих лодках.
24 декабря. Массы больших белых облаков скатываются
на домик с горы позади нас. Термометр поднимается, барометр
падает. Готовится рождественский шторм.
12 часов дня. Шторм с юго-востока обрушивается на нас.
25 декабря. Несмотря на шторм, завывавший снаружи и
рвавший крышу, сочельник прошел вчера очень мило. Были розданы
дополнительные пайки и грог. Мы пели и веселились, делали
доклады, играли в карты, шахматы и сакко и удалились,
наконец, на покой, чтобы увидеть во сне свой дом по ту сторону
экватора.
Шторм бушует все больше. Убито уже много молодых
пингвинов; часть погибла от каменного дождя, сопровождавшего
шторм, часть от снежной бури.
Ветер дует страшный, и все говорит за то, что нам нужно
ждать дальнейших штормов с юго-востока. Боги ветров еще
раздувают свои меха—это видно по состоянию воздуха.
26 декабря. Мое предчувствие оправдалось. Сегодня
неистовствует ураган.
Нам в утешение Ивенс испек слоеный английский пирог,
он чудесен на вкус и исчезает с такой же быстротой, как роса
на солнце.
27 декабря. Сегодня в седьмом часу шторм стих.
По всему полуострову лежат мертвые молодые пингвины,
убитые бурей. Лишь в очень редких гнездах можно было найти
по два живых пингвина. В большинстве же случаев мать смогла
сохранить жизнь лишь одному из двух отпрысков.
Впрочем, уже тотчас по выходе из яйца оба птенца часто
настолько различаются по величине, что один может быть иногда
в два раза больше другого. Во время шторма более крепкий
выталкивает слабого из гнезда, обеспечивая себе таким образом
лучшую защиту со стороны матери. Мать готова беззаветно
заботиться о потомстве, но не в состоянии часто хорошо прикрыть
182

обоих птенцов маленькими короткими перышками своих
крыльев.
Первичное оперение пингвинов состоит скорее из коротких
щетинок, чем из настоящих перьев. Сама бородка пера, никогда
не бывающая в длину больше полудюйма, состоит из дудки,
с отходящими от нее под прямым углом маленькими, короткими
и жесткими щетинками.
Даже когда мать-пингвинка целиком расправляет свои
крылья над детьми, то и тогда они получают плохую защиту;
подлинное тепло бывает только непосредственно под нею. Именно по
этой причине так трудно в период высиживания определить
температурные условия, в которых происходит развитие яиц.
То же обстоятельство делает понятным, почему во время сильных
штормов мать обычно обеспечивает сохранность лишь одного
детеныша.
28 декабря в первой половине дня, когда я занимался
изучением некоторых рыб, в палатке появился запыхавшийся Фоуг-
нер и сообщил, что у самого берега нашего полуострова он увидел
на дне необычайное «морское чудовище».
Вооружившись сетями и другими орудиями лова, держа над
головой на манер больших шляп наши гребные лодочки, мы скоро
нашли то место, где Фоугнер обнаружил на морском дне чудовище.
Я тотчас же увидел, что мы имеем перед собой исключительно
крупную медузу.
Теперь дело заключалось в том, чтобы вытащить ее на
поверхность, не повредив при этом огромного колокола и не обломав
метровых щупалец.
По мере того как мы ее вытаскивали, мое изумление все росло
и росло.
Колокол медузы в поперечнике не меньше 29 дюймов был
фиолетового, «сине-красного» цвета. Медуза походила на огромную
шляпу с поднятой кверху бахромой, своей расцветкой
напоминающей шкуру леопарда.
Мы сфотографировали ее, пока она еще находилась в воде,
опасаясь как бы этот изумительный экземпляр не пострадал при
переноске.
После того как было сделано несколько хороших снимков,
причем медуза была наполовину охвачена сетью, мы, сгрудившись
вокруг на трех лодках, подняли ее на лед.
От красновато-желтого и бороздчатого края колокола
отходили длинные, в 4—5 метров, покрытые слизью щупальца. Вес
медузы достигал 90 фунтов.
Интересная находка была перенесена в дом на большом парусе.
Прошло немало времени, пока мы уложили чудовище в большую
железную банку и законсервировали в формалине.
Морская вода, которая всегда была кристально чистой, по мере
того как лето вступало в свои права, казалось, становилась
все более и более прозрачной. Она была настолько прозрачной
183

что с лодки мы могли наблюдать жизнь в море и на морском дне
словно через чистейшее зеркальное стекло. Временами даже
казалось, что мы глядели через увеличительное стекло. Мы видели
как тюлени, пингвины и рыбы быстро проносились под водой,
оставляя за собой серебристую полосу пузырьков воздуха.
Мы могли также внимательно разглядывать разнообразных
беспозвоночных, которые медленно, словно во сне, проплывали
между водорослями.
Вода кишела рачками, медузами, полипами, губками,
морскими червями и моллюсками. Теперь легко было собрать
богатейшую коллекцию образчиков фауны Южного Ледовитого
океана—мы могли подбирать нужные экземпляры прямо из
лодок.
Время от времени видели в бухте китов, и нам удалось
установить вид некоторых из них. Это были большие синие киты
южных морей.
На поверхности воды в большом количестве встречались
диатомеи и другие водоросли. Наибольшие трудности при сборе
коллекции были вызваны сильным течением, которое во многих
местах лишало нас возможности остановить лодчонки даже с
помощью завозного якоря.
Новогодний день подкрался совершенно незаметно; только
наши хронометры засекли то мгновение, когда наступило
1 января 1900 года.
По этому поводу мы устроили небольшой праздник. Вымылись
и по мере возможности привели себя в надлежащий вид, чтобы
достойно встретить Новый год. Последний день в старом году
был серым; погода была плохая, и дул такой ветер, что мы не
выходили наружу. А в домике так сильно разило аммиаком от гуано,
что вдыхать этот воздух было сплошным мучением.
Мы воспользовались случаем заняться своим туалетом. Одни
с помощью тупых бритв боролись со своей жесткой щетиной,
другие просили подстричь их обильно покрытые жиром и грязью
волосы с помощью заржавленной машинки. Так заканчивался
на новом континенте полный событиями 1899 год.
Когда часы стали бить двенадцать, мы вместе с нашими
80 собаками, возглавляемыми красавицей Семблой, подняли
оглушительный шум. Произносили тосты в честь далекой родины,
вспоминали друзей и родных, выкрикивали одно «ура» за
другим.
Потом разговор перешел на «Южный Крест», которого теперь
можно было ждать каждый день, и на его отважный экипаж,
от которого так сильно зависела наша судьба.
Делались всевозможные предположения о том, с чем могла
встретиться судно во время плавания на север осенью 1899 года.
Какие новости услышим мы по его возвращении?
Меня в первую очередь интересовал основной вопрос:
прибудет ли «Южный Крест» в срок достаточно ранний, чтобы можна
184

было воспользоваться кораблем для дальнейшего продвижения
на юг.
В день Нового года мы лежали на крыше и грелись на солнце,
как тюлени. Мы ощущали тепло нагретой темной крыши,
наслаждались бытием, исполненные надежд и одушевленные сознанием
того, что в истекшем году проделана работа, которую, может
быть, грядущие поколения признают достойной внимания.
На мысе Адэр скопилось в это время множество
императорских пингвинов, и мы неоднократно ловили этих прекрасных
огромных птиц. Наблюдать за ними было очень интересно.
Пингвины страдали от жары, хотя термометр стоял на нуле.
Они прятались в любую тень, какую им только удавалось найти,
и глотали кусочки льда, чтобы охладиться изнутри. Молодые
пингвины начали сбрасывать свой мягкий серый пух. Там, где
пух отпадал, становилось видно выросшее под ним короткое,
светлое, бледно-голубое оперение, напоминавшее эмаль.
Обычно они начинают терять пух со спины, где образуется
длинная ярко-голубая полоса густого первичного оперения;
иногда, однако, выпадение пуха начиналось с головы.
Молодые птицы представляли в это время в высшей степени
своеобразное зрелище. Некоторые потеряли пух на шее, которая
казалась поэтому необычайно тонкой по сравнению с еще
покрытой пухом головой. Они были похожи на английских судей в
больших париках, особенно когда кольца вокруг глаз принимали
белый цвет и создавалось впечатление, что птицы надели очки.
Никто из молодых пингвинов, на которых еще оставался пух,
не шел в воду; они держались возле родного гнезда.
Один из моих спутников бросил несколько молодых
пингвинов в пуховом оперении в море; они там свободно плавали и
ныряли. Видимо, искусство плавать заложено в них от природы;
тем не менее птенцы в своей промокшей пуховой шубке вылезали
как можно быстрее на землю.
Пока молодые еще носили свои пуховые шубки, мы обеспечили
себя несколькими сотнями шкурок. Лапландцы выдубили и
высушили, а мы припрятали их. Позже в Лондоне я отдал их на
выделку скорняку. Шкурки были удивительно мягкими и по
внешности очень напоминали продающиеся в Норвегии шкурки гаг.
Родители проявляли к молодому поколению все меньше
интереса.
Чем старше становились молодые, тем больше приходилось,
им клянчить у родителей корм. Старые птицы стали также
отлучаться от детей на продолжительное время. И вот молодые
пингвины либо отправлялись на охоту за рачками в ясной воде, либо,
погруженные в глубокую задумчивость, смотрелись, как в
зеркало, в лужицу талой воды на поверхности какой-нибудь льдины.
Сине-зеленый морской лед играл ту же роль для этого природного
зеркала, какую для обычного зеркала играет зачернение задней
поверхности слоем ртути. Кокетливые птицы рассматривали в
185-

этом естественном зеркале свои перышки, чистили и
укладывали их.
Наши собаки в основном уже пресытились кровожадными
подвигами среди мириадов пингвинов. Молодые псы тем не менее
предпринимали иногда набеги, после чего возвращались в лагерь
обрызганными кровью.
2 января 1900 года. Теперь все время чьи-нибудь зоркие
глаза глядят вдаль с мыса Адэр, разыскивая знакомые
очертания «Южного Креста». Элефсен, спустившись сегодня с мыса,
сообщил, что ледовые условия стали на севере как раз такими,
какими они были перед последним штормом в минувшем
году.
Зимний паковый лед, вероятно, еще не угнало из бухты
далеко на юг. «Южному Кресту», чтобы добраться до нас, нужно
пересечь довольно широкий пояс пакового льда.
Доктор Клевстад и я предприняли выезд в маленькой
парусиновой лодке. Исключительно сильное, направляющееся к морю
течение чрезвычайно помешало нам на обратном пути. Если бы
ветер был сильнее, нас, несмотря на то что мы гребли самым
энергичным образом, неизбежно снесло бы в море.
По этому поводу я вспомнил о трудностях, которые пришлось
преодолевать нам в 1895 году здесь, на китобойном вельботе,
когда почти обессиленные мы достигли старого «Антарктика»,
дожидавшегося нас в бухте Робертсон.
3 января 1900 года. Савио и Муст убили 100 молодых
пингвинов и приготовили прекрасный мех, который наверняка можно
будет выгодно продать.
Савио поймал аномального пингвина, у которого на одной
лапе было шесть пальцев.
Облачный покров темного цвета говорит о наличии на севере
широко открытого водного пространства. На запад море открыто
вплоть до горизонта.
5 января. Море на север, насколько можно видеть booj;^ ~.
ным глазом через бинокль, открыто. Пристально высматриваем
«Южный Крест».
Около полудня, когда большинство из нас было занято внутри
домика, послышался отдаленный гудок, который мы сразу
сочли исходящим из пароходной трубы. Однако оказалось, что
над нами снова подшутил Савио. Он забрался с железной трубой
на крышу домика и оттуда через дымоход подавал взволновавшие
нас сигналы.
Когда мы ринулись с непокрытыми головами наружу,чтобы
приветствовать судно, Савио встретил нас, буквально задыхаясь
от хохота. Он по существу был в составе экспедиции самым
большим забавником; при всем желании на него нельзя было
сердиться.
6 января. Савио и М>ст возвратились с вершины мыса Адэр.
Тумак помешал им разглядеть ледовую обстановку на севере.
186

Шесть часов пополудни. С юго-востока движется страшный
шторм. Вся коса и гора за нами едва различимы из-за снежного
вихря.
Если «Южный Крест» находится уже близко к земле, то ему
не так-то просто отыскивать правильный путь.
7 января. Шторм бушует непрерывно. Светло-серые тучи
тянутся к северу на темном синевато-сером фоне.
8 января. Шторм ночью улегся. Большие количества
дрейфующего льда быстро стремятся к бухте Робертсон.
9 января. Фоугнер занят исправлением музыкального ящика.
Он и в самом деле «на все руки мастер». При постройке домика
он проявил себя прекрасным строителем. Кроме того, Фоугнер
умелый повар, заменяет Гансона в роли препаратора, наравне
с другими регистрирует показания метеорологических приборов,
ставит паруса и гребет, исполняет обязанности санитара,
осуществил погребение Гансона, а сейчас пускает в ход музыкальный
ящик, без которого мы, выходит, все же никак не можем
обойтись.
Сегодня мы вложили в грот одного большого айсберга
дубовый бочонок. В бочонке содержатся краткий отчет об экспедиции,
внешние координаты айсберга и просьба к нашедшему бочонок
переправить документы в Лондон, в адрес Географического
общества. К нашедшему обращена также просьба указать долготу
и широту того пункта, где он выловил бочонок, погоду, при
которой это произошло, и прочие обстоятельства.
Айсберг очень велик; в тот момент, когда мы вручили ему
судьбу нашего дубового бочонка, айсберг был неподвижно
припаян ко дну. Послание находилось в непромокаемом пакете,
последний—в деревянном футляре, а футляр опять-таки
был вложен в абсолютно водонепроницаемую металлическую
коробку.
^тгоятельства нахождения когда-нибудь этого документа
^:грсд1?авили бы большой интерес, потому что, исходя из них,
можно было сделать важные выводы о направлении течения
и характере передвижений айсбергов в Южном Ледовитом океане.
К посланию мы приложили фотографию айсберга в его
нынешнем виде.
...Я пришел постепенно к убеждению, что у молодых
пингвинов шея белая, а у старых черная; у молодых пингвинов Адели
шея чернеет лишь по истечении первого года жизни.
Таким образом, пингвины с черной шеей и пингвины с белой
шеей не являются, как это утверждали отдельные зоологи,
различными видами.
Среди ночи я поднялся на мыс Адэр. Море на северо-востоке
всюду было свободно ото льда.
На высоте 3000 футов я нашел поморника с двумя птенцами.
Птицы были на редкость красивы. Сначала мать била меня
крыльями, потом взмыла высоко в воздух и оттуда налетела на меня
187

с неслыханной дерзостью. Молодые поморники были
светлосерого цвета с большими, хорошо развитыми клювами; лежа
в своем каменном гнезде и бросая оттуда пронзительный взор
умных глаз, они напоминали орлят.
10 января. Ивенс и Муст вываривают головы тюленей и
снабжают этикетками тюленьи черепа и шкуры.
Колбек проводит магнитные наблюдения.
11 января. Сегодня исполняется 60 лет с того момента, как
английский адмирал Росс впервые увидел берега, на которых
мы теперь живем и работаем.
Думаю, что всякий, кто страдал и боролся в этих районах,
преклоняется перед достижениями экипажей старых
кораблей—«Эребуса» и «Террора». Лишь подлинное знание всех
трудностей позволяет понять, почему понадобилось больше полувека,
прежде чем удалось преодолеть преграды, стоявшие перед
человеком на пути его проникновения на этот великий неведомый
континент.
В 1895 году впервые высадились люди на южнополярный
континент, и только в 1899 году смогли они начать ознакомление
с его сокровенными тайнами.
С юго-юго-востока дует жестокий шторм. Силу его мы
определили в 11 баллов.
К вечеру большие скопления облаков в северной части
небосвода явно испытывали давление с севера—новое доказательство
теории антициклонов.
В бухте Робертсон лед уже весь взломан и сошел.
Я сделал удачную зарисовку одного из насекомых, открытых
доктором Клевстадом. Используя микроскоп, зарисовал
подобным же образом много образцов морской фауны.
12 января. Опять бушует страшный шторм.
Айсберги, пригнанные осенью в бухту, повинуясь течению,
движутся теперь к северу.
Сегодня во время шторма был отмечен самый низкий за все
время уровень влажности. Во время многих наступивших здесь
штормов и непосредственно перед ними влажность обычно
падала. Впрочем, она и всегда бывает здесь невысока. Низкой
влажностью полярного воздуха объясняется меньшая
чувствительность к здешнему морозу, чем к зимним холодам умеренной
климатической зоны, где процент влажности относительна
высок.
13 января. С юга приплыло несколько больших айсбергов.
Подобно гигантским военным кораблям они прикрыли собой
вход в морскую бухту.
Надеюсь, что до прибытия «Южного Креста» я успею получше
изучить белого буревестника (Pagodroma nivea).
Мы теперь много упражняемся в стрельбе по мишени...
Сегодня на рассвете я застрелил очень красивого гигантского
буревестника-альбиноса.
188

Результаты соревнований с расстояния в 200 метров
Борхгревинк
Берначчи
Колбек
Ивенс
Фоугнер
Клевстад
Злефсен
Муст
Савио
7
7
7
9
1
5
2
7
9
Из десяти
7
3
4
2
5
4
4
7
7
10
1
1
0
7
3
4
6
4
возможны;
5
0
0
0
7
3
0
5
0
4
0
0
0
9
1
0
2
0
с
10
9
8
8
2
10
1
5
9
7
8
7
7
3
8
2
1
7
5
3
6
6
4
4
0
0
5
5
1
3
3
6
4
0
0
5
5
1
0
0
6
5
0
0
0
Из ста
возможных
65
33
40
33
48
47
13
33
46
14 января. За ночь выпало снегу на два дюйма. По мере того
как солнце поднимается, снег быстро исчезает.
Муст, спустившись с вершины мыса, докладывает: на севере
открытая вода; на западе много дрейфующего льда.
Я с Савио выезжали на весельных лодках и стреляли птиц.
Убили крупных снежных буревестников (Pagodroma ni vea),
а также мелких черно-белых буревестников (Oceanites oceanicus).
Течение было так сильно, что нас буквально выталкивало из бухты
со стремительной скоростью. Мы тормозили веслами и
остерегались дрейфующих льдин. Вокруг в прозрачной воде резвились
пингвины.
В наших легких лодочках были уложены охотничьи ружья
и патроны, поэтому приходилось соблюдать большую
осторожность, чтобы не перевернуться; на таких лодках это легко может
произойти даже у самых опытных гребцов.
16 января. Опять шторм. На западе видны паковый лед
и дрейфующие льдины. Эти штормы, воистину, тяжелое
испытание.
На нашем полуострове появилось множество гигантских
буревестников. Они обычно являются предвестниками длительной
непогоды.
18 января. Снова сравнительно спокойная погода. Боюсь,
что это ненадолго: птицы—вестники бури—не улетают.
19 января. Снова, как я и ожидал, шторм.
«Ну и ветер! Налейте нам по рюмочке!»—воскликнул Савио,
проснувшись и услыхав вой ветра.
Хватит уже с нас этого дикого ветра, который запер нас,
девятерых, в тесном помещении и мешает работать. Все те же
лица, те же знакомые черты, та же надоевшая история, когда
кто-нибудь начинает рассказывать, то же завывание вьюги
снаружи, то же однообразное постукивание камешков по крыше,
тот же равномерный, без всяких изменений, свет днем и ночью...
Хоть бы наступила для разнообразия ночная тьма! От этого
189

неизменного яркого света мы так же устали, как от безысходной
темноты в зимнее время. Часто мы скрываемся от света в какой-
либо пещере.
Смена впечатлений—необходимый раздражитель для нервной
системы человека. Здесь же одно время года мало чем отличается
от другого: белоснежный покров зимой, белоснежный покров
летом.
Как истосковались мы хоть по кусочку зелени, как хотели бы,
чтобы скалы сменили свое белое одеяние на зеленое! Как бы
великолепно ни сверкали в море света заснеженные утесы, они в конце
концов наводили тоску своей неизменностью.
19 января. Опять шторм со снежной метелью.
Восхитительная летняя погодка! Кому только она приятнее—
пингвинам или нам?
Настроение на базе ниже нуля. Долго ли нам еще тут сидеть
и видеть, как проходит молодая жизнь. Долго ли? Долго ли?
20 января. Шторм бушует с неослабевающей силой.
21 января. Шторм в 8 баллов без метели.
Барометр поднимается.
Два часа пополудни. Шторм упал на два балла.
Множество молодых пингвинов убито последним штормом.
В связи с днем рождения его величества короля Оскара
вывесили флаги. Торжественный обед, на котором я выступаю
с речью.
Несмотря на все еще бушующий резкий ветер, нам удалось
застрелить несколько гигантских буревестников.
Восемь часов пополудни. Шторм опять усиливается. Барометр
падает. Ивенс консервирует на зиму птичьи яйца.
23 января. Буря свирепствует по-прежнему, однако, судя
по состоянию воздуха, можно надеяться на перемену.
Атмосфера в домике—как физическая, так и
духовная—оставляет желать много лучшего.
Вспоминается мне 23 января 1895 года. В этот день я впервые
ступил ногой у мыса Адэр на южнополярный континент.
Большинство пингвинов старшего поколения резвится в воде;
молодежь, покрытая серым оперением лишь наполовину,
разгуливает на свободе и производит довольно жалкое впечатление.
Часть молодых пингвинов, полностью сменившая оперение,
устраивается на берегу и собирается приступить к упражнениям
в плавании. Родители больше их не кормят. Питание давно уже
стало скудным, сами родители живут сейчас за счет жира,
накопленного в хорошие дни. Голод заставляет молодых самих
заботиться о себе.
Родители, по-видимому, считают, что активность молодых
пойдет им на пользу и, кроме того, освобождает стариков от
излишних забот.
24 января. Шторм продолжается. Море неспокойно. Тяжелые
волны обрушиваются на южный берег бухты Робертсон.
190

Находиться в домике стало почти невыносимо. Шесть дней
стояла такая ужасная буря, что мы не могли высунуть и носа.
Из-за отчаянного ветра по косе можно было ходить лишь с
большим трудом, а спустить лодку на воду совершенно
невозможно.
Боюсь, что настроение упало ниже, чем столбик ртути в
барометре. Это, подлинно, дни испытания. Не знаю, как бы мы их
перенесли, не будь с нами Савио.
25 января. Шторм держится, но как будто слабеет.
Весь облачный покров равномерного светло-серого цвета.
Где при такой погоде может сейчас находиться «Южный Крест»?
В прошлый раз, когда в этом месяце стояла примерно такая же
погода, мы с «Южным Крестом» были на 66°16' южной широты.
Гигантские буревестники улетели в сторону моря,—отсюда
я заключаю, что погода изменится к лучшему.
Около полудня ветер внезапно улегся.
Во второй половине дня Фоугнер при тихой погоде выловил
с глубины 15 сажен очень красивую губку.
Шесть часов вечера. Полный штиль. Снегопад. С
прекращением шторма взрослые пингвины возвращаются к своим гнездам
и ободряют молодежь по мере сил. По-видимому, во время бури
они держались в воде; оставаться на мысе было в эти дни прямо
жутко. Не знаю, право, кому пришлось хуже—пингвинам
или нам.
Сегодняшний день мы употребили на то, чтобы составить
реестр всем нашим продовольственным запасам.
Доктор Клевстад содержит продовольственный склад в
образцовом порядке и может мгновенно отыскать все, вплоть до самого
маленького предмета.
26 января я пустился в путь в сопровождении Савио, чтобы
собрать образцы фауны на берегах бухты Робертсон; каждый
из нас плыл в отдельной лодке.
В момент отъезда стояла прекрасная погода, и лодки быстро
заскользили по зеркальной поверхности бухты. Вода лежала
так тихо и неподвижно, что жаль было возмущать чудесную
кристально чистую влагу ударами весел.
Савио положил позади себя в лодке пса Бурмана, в моей
лодке роль балласта играл захваченный нами провиант.
Вскоре мы достигли того берега или склона, на котором
пытались укрыться во время первой поездки на санях. Здесь
высадились и осмотрели запасы продовольствия, оставленные
в прошлый раз.
Едва мы успели покончить с этим делом, как я заметил
на снегу, покрывавшем склон, следы чьих-то лап, скорей всего
собачьих. Однако они показались мне чересчур маленькими,
да и по рисунку мало похожими на следы самоедских собак.
Следы шли с севера и проходили по таким крутым местам,
где собака не могла бы поставить лапу.
191

Мы внимательно изучили следы и нашли, что они тянулись
с полуострова и по этому признаку могли бы, по-видимому,
принадлежать одной из наших собак. Однако у нас не было
ни одной собаки с такими маленькими лапами —и все собаки
были в лагере налицо.
Быть может, это одна из тех собак, которые отстали во
время нашей последней поездки на санях? Возможно ли, что
собака нашла себе лучшее местопребывание, чем мыс Адэр?
Что же все-таки это за пес, который предпринял в одиночку
такое странное и, по-видимому, бесцельное путешествие по
скалам?
К югу следы вели в направлении бухты, затем они
поворачивали к леднику, недоступному с моря для человека. С помощью
своего прекрасного бинокля я мог разглядеть, как следы
поднимаются далеко вверх по леднику.
Действительно ли это следы одной из тех отставших собак,
которых мы при последней поездке на санях предоставили
собственной участи? Большинство из них, пытаясь следовать за
нами, погибло*.
Пройдя по этим следам так далеко, как могли, и убедившись,
что они не поворачивают обратно на мыс Адэр, мы снова
занялись собиранием образцов. На базу возвращались
великолепной ночью, залитые тончайшими переливами синего, зеленого,
желтого и красного цвета.
Лодки быстро скользили от ударов весел. Скоро мы
оказались опять у склада, оставленного на месте былого убежища,
и здесь решили сделать передышку. Лодки вытащили на сушу,
извлекли продукты и расположились на отдых, каждый в своей
лодке.
Я с большим трудом пролез через маленькое отверстие
лодочного дека на дно лодки и с наслаждением вытянулся во всю
длину, укрывшись парусиной, как вдруг услышал ужасный
незабываемый крик. Это кричал Савио:
— Лавина, лавина! Вылезай, вылезай!
В тот же момент моя лодка испытала легкий толчок, и затем
послышался оглушительный грохот.
Высунув голову из-под дека, я увидел рядом со своим
суденышком рухнувшую лавину и много принесенных ею тяжелых
камней.
Я стал оглядываться кругом. Дышать было почти
невозможно. В воздухе стояло густое облако снега, и самый воздух стал
плотным и тяжелым. Все это было делом секунды. Снеговые
массы и обломки скал пролетели с грохотом дальше в море,
взметнув столбы воды.
— Все обошлось лучше, чем я думал,—крикнул мне Савио
с какого-то пригорка, на который он вскочил в последнюю минуту
* Происхождение этих следов так и осталось невыясненным.
192

Услышав катившуюся с горы лавину и увидев летящие
впереди обломки скал, Савио толкнул мою лодку с тем, чтобы она
очутилась на воде и тем самым спасти мою жизнь. Неизвестно,
оказалась ли лодка с моей персоной слишком тяжелой или она
примерзла к почве, но достоверно лишь то, что у Савио не было
времени повторить толчок: следовало думать о собственном
спасении. Ему удалось добраться до высокого и притом укрытого
места, где он сейчас и стоял.
После пережитого мы сочли за лучшее грести дальше и
спустили лодки опять на воду. По пути домой мы едва не потеряли
нашего норвежского пса Бурмана. Он упал с лодки Савио
и пытался плыть к берегу. Но нигде на крутом берегу не
находил места, где мог бы вылезти.
Пес испытывал страх перед лодками. Надо сказать, что
вообще нелегко втащить собаку в лодку из воды, а эта лодчонка
опрокидывается, к несчастью, чересчур легко. Тщетные
усилия Бурмана выбраться на берег указывали на то, что ожидает
нас самих, если лодки перевернутся.
Больше получаса длились спасательные работы, которые
Бурман непрерывно усложнял.
Мы должны были буквально охотиться за ним. Один раз нам
объединенными усилиями почти удалось вытащить пса из воды,
при этом каждый поднимал его с одного бока. Но, оказавшись
в воздухе, пес стал барахтаться. Чтобы сохранить лодки в
равновесии, пришлось его выпустить. Бурман опять упал в воду и
сделал новую попытку выбраться на берег.
Ничего у него не вышло, и мы уже начали сомневаться,
удастся ли его спасти, так как он, по-видимому, закоченел в
холодной воде и беспрестанно жалобно выл.
К счастью, в последний момент мы наткнулись на
небольшую льдину, принесенную течением. Пес взобрался на льдину
и прыгнул с нее в лодку Савио, при этом чуть не перевернув ее.
На мысе Адэр мы застали всех обитателей дома крепко
спящими. Савио и я тихонько добрались до своих коек и скоро
заснули с приятным сознанием, что счастливо избегли немалых
опасностей и что позади остался день, полный приключений.
Во сне еще развертывалось передо мной все красочное
великолепие полярной ночи, когда я проснулся внезапно от того,
что кто-то изо всей силы ударил кулаком по большому столу
и громовой голос наполнил домик:
— Принимай почту!
Это был капитан Йенсен.
13 к. Бсрхгревинк

Девятая глава
ВОЗВРАЩЕНИЕ «ЮЖНОГО КРЕСТА». ОТЪЕЗД С МЫСА
АДЭР. ОСТРОВ ПОССЕШЕН И ОСТРОВ КУЛЬМАН
Первым из нас встретил капитана Йенсена Кольбейн Элефсен.
* * Он вышел рано утром наколоть из старого ящика щепы для
растопки кухонной печи. В это время он увидел очертания чего-
то «высокого», приближавшегося к нему с севера. Это «нечто»
выглядело наподобие императорского пингвина.
Кольбейн Элефсен вглядывался изо всех сил. Он тер себе
глаза и снова глядел. Любопытство его нарастало. Что это такое?
Пингвин ли это? Нет, это было больше, гораздо больше самого
большого пингвина, какого ему приходилось видеть.
Изумление его с минуты на минуту росло.
Во имя всего святого, что бы это могло быть? Пингвин или
человек? Восемь остальных членов нашей компании лежали
в домике на своих койках. Ни одним из них «это» не могло
быть.
Но кто же это в таком случае? Десятый—Гансон—лежал
высоко на холме... У Кольбейна помутилось в голове; уж не во
сне ли он это видит? Наиболее вероятное объяснение казалось
наименее правдоподобным, более того, немыслимым. «Южный
Крест», о судьбе которого мы гадали месяцами, нигде не был
виден.
Человек? Но человек, не принадлежащий к числу восьми его
товарищей...
И внезапно все стало ясно. Тот, кто приближался к Элефсе-
ну, был капитаном Йенсеном. Элефсен бросился ему навстречу,
они обменялись рукопожатием.
— Все живы?
— Нет.
— Кого потеряли?
— Гансона.
И Йенсен, неся за плечами мешок с почтой, быстро вошел
в домик.
194

Во взоре Йенсена я прочитал сразу, что на судне все в
порядке и что он не принес никаких дурных вестей. С того времени,
как мы расстались, с судном никаких неприятностей не было.
Хотя команде и пришлось за эти месяцы сильно страдать от
мороза и непогоды, но все остались в живых.
«Южный Крест» остановился к северу от пояса льдов.
Капитан Йенсен и матрос Ингвар Самуэльсен добрались до берегового
припая на вельботе. Самуэльсен остался на берегу с лодкой,
а капитан Йенсен стоял перед нами бодрый и здоровый, имея
при себе почту из Европы.
Все было высыпано на стол. Перед нами предстали письма
и газеты, полные новостей из внешнего мира.
Англичане воевали с бурами—английские газеты были
переполнены военными сводками.
Затем каждый со своими письмами удалился к себе в
угол.
Восстанавливать ход событий в их последовательности было
невозможно. Сперва мы узнавали о том, что случилось в
последнюю очередь: читая сначала о результатах, а после о том, что
их породило.
Как много изменилось за год! Как быстро текут события!
Человеку нужно быть отрезанным от культурного мира на
некоторое время, лишь тогда он может обнаружить
головокружительный бег истории.
Пока каждый из нас в своем узком кругу созерцает
ежедневные события, кажется, что все они имеют огромное значение.
Но при этом от нас ускользает самое важное—основная
тенденция, та конечная цель, к которой стремится и которую
подготовляет множество мелких событий. Крупные вехи истории
нам часто становятся понятны лишь многие годы спустя. И
когда промежуточные звенья исчезают из памяти, нам
кажется, что произошел скачок от того, что было, к тому, что
стало.
Именно так и получилось с нами.
Мы оказались в мире, куда не доходили сведения о
ежедневном ходе событий. Окружавшие нас скалы, ледники,
проявления южнополярной жизни несли на себе следы огромных
изменений, происшедших на протяжении времен. Но каждая
ступень измерялась здесь тысячелетиями.
Это различие в темпах развития в старом мире и в том новом
мире, где мы находились, необычайно резко бросилось мне
в глаза, когда 28 февраля 1900 года по нашему летосчислению
мы разбирали почту, впервые поступившую на южнополярный
континент.
События, казавшиеся многим обитателям земного шара
грандиозными и захватывающими историческими поворотами,—
что они значили в сравнении с тем, о чем повествовал великий
южнополярный континент? С тем, о чем гласили вершины этих
13* 195

гор, ледники, фауна морская, воздушная и наземная, с итогами
тех геологических эпох, рядом с которыми бытие человека
кажется не длиннее, чем жизнь мухи-поденки.
Что имеет в этом мире ценность для человека, если
результаты его труда, его жажда познаний переходят по наследству
к новому поколению поденок.
Что же имеет ценность?
— Работа!
Вселенная меняется непрестанно, и непрерывно расширяется
поле для работы. Каждое открытие—это ворота в новую область
исследований, это стимул для дальнейшей деятельности человека.
В большинстве своем мы получили хорошие вести, но кое-
кто получил и удручающие. Умерли родные, желавшие
счастливого пути при нашем отъезде из Норвегии. В нашу маленькую
колонию вторглась далекая жизнь, состоящая всегда из
хорошего и дурного.
Один пакет с письмами остался лежать на столе нетронутым.
Эти письма предназначались для Гансона, нашего товарища,
лежащего там, высоко на холме. Когда мы смотрели на эту
маленькую связку, оставшуюся на грубо сколоченном
деревянном столе, в памяти снова ожила горькая утрата...
К полдню «Южный Крест» был уже неподалеку от берега.
Я, Йенсен и лапландец Савио поплыли к нему. Лапландец и я
гребли, усевшись в лодку; капитан Йенсен и Самуэльсен плыли
на своем вельботе.
Первыми добрались до судна я и Савио. Когда мы были
уже в пределах слышимости, команда приветствовала нас
долгим раскатистым «ура», из судовых пушек был дан залп.
Вот спущен веревочный трап, и несколько мгновений спустя
нам навстречу протянулись крепкие руки. Велики были радость
и ликование. Никогда я не забуду той сердечности, с которой
нас встретили.
Следы полного труда и лишений года можно было заметить
и на самом капитане Йенсене и на его команде. Вопреки этому
они полностью сохранили свой юношеский пыл, свою любовь
к опасным приключениям, свой интерес к общему делу.
Капитан Йенсен немедленно представил мне подробный
отчеа о том, как «Южный Крест» бороздил во всех направлениях
океан к северу от нас, а также о всех выполненных за это время
работах и вообще о всем пережитом*. Цели, которую я перед
ним поставил, он достиг: судно находилось в образцовом
состоянии. В этом отношении мы могли быть совершенно спокойны
и теперь в состоянии продолжать свое рискованное путешествие
«а юг, к Великому ледяному барьеру.
В последующие дни на судне освободили достаточно места,
чтобы мы могли взять на борт все, что было в хижинах на мысе
* Этот отчет приводится в конце книги.
196

Адэр: коллекции, провиант, оборудование, которое могло
понадобиться во время нашей поездки к югу.
Приступить безотлагательно к погрузке мешала дурная
погода, нагрянувшая с юго-востока. Ветер и волны швыряли
«Южный Крест» туда и сюда и не раз угрожали угнать его вновь
из бухты в океан.
Когда ненастная погода, наконец, прошла, «Южный Крест»
стал на якорь как раз в том месте, где в прошлом году
производилась высадка. Началась утомительная работа по погрузке
инструментов, ящиков с коллекциями, провианта и
оборудования; для перевозки мы использовали вельботы.
Вновь пришлось нам, загружая вельботы, окунаться в
непрерывно катившиеся по каменистому дну ледяные волны;
вельботы не рисковали подойти к берегу вплотную из-за
быстрого прибрежного течения. Это была опять та же изнурительная
работа, те же тяжелые испытания, через которые мы прошли
в свое время при высадке.
На мою долю выпало самое тяжелое испытание: мне с
помощью обоих лапландцев надо было застрелить собак, которые
из-за болезни, старости, инвалидности больше не годились
для работы. Некоторые из них инстинктивно чувствовали
грозящую опасность. Мне стоило большого труда направить
смертоносное оружие на этих преданных и умных животных, которые
так долго нас сопровождали и которым мы многим были обязаны.
И все же, пожалуй, для измученных животных этот день был
самым счастливым с тех пор, как они резвились щенками в своем
родном краю.
Я оставил в домиках большое количество провианта и десять
тонн хорошего угля. Тут же был положен подробный список
содержимого отдельных ящиков. Я надеюсь, что это принесет
пользу будущим экспедициям.
Специальным документом я предоставил начальнику
экспедиции, которая явится после нас на полуостров,
неограниченное право использовать указанный провиант и топливо.
Расход продуктов
30 оловянных ящиков с «каютным» печеньем
1 ящик с печеньем «трикола»
30 оловянных ящиков смешанного печенья
8 ящиков венгерской муки
30 ящиков пшеничной муки
2 бочки пшеничной муки грубого помола
6 оловянных ящиков ржаной муки
1 оловянный ящик ячменной муки
1 » » риса
1 » ъ «тапиока»
28 банок порошка для выпечки пирогов
38 ящиков сахару
27 ящиков масла
197
Остаток
30
1
12
56
170
8
10
37
.36
7
16
34
37
V,
V.
V,
Va
Vi

4 ящика сахарной пудры
26 головок сыра «эйдаммер»
24 головки сыра «чеддер»
250 банок швейцарского молока
ПО банок «идеал»
150 разных банок
50 ящиков сахару, какао
50 банок прессованного чая
15 ящиков кофе
1 ящик чаю
3 ящика какао «В. X».
1 ящик мясных консервов и какао
2 ящика мясного шоколада
6 оловянных ящиков сиропа
120 оловянных банок маринада
20 » » варенья
10 горшков «фрейм фуд»
4 ящика вареного масла
180 оловянных ящиков «арми рэйшнс» (армейского рациона)
1 ящик рагу
1 » с черепахами
1 » паштета из языков
2 ящика ирландского блюда «баранина с капустой»
1 ящик паштета «Леви»
1 » рубленого мяса
2 ящика немецких сосисок
2 » ветчины
1 ящик сала
1 бочка солонины
2 банки «торнес герметик»
1 ящик «влизинген герметик»
20 банок «неприкосновенного запаса»
20 » мясного экстракта
1/2 ящика «оксина»
1 ящик мясного экстракта «НАО»
12 ящиков концентрата «либиг»
6 банок «боврил»
2 банки «хеддэк»
2 » сардин
1 банка сельдей
3 ящика томатного супа
2 » разных супов
1 ящик лососины
1 » супа «мулигатори» —
1 » супа с почками —
1 » супа «жюльен» —
1 » мясного бульона —
1 » горохового супа 6
10 банок «лагенбис скуэр» 30
1 бочонок гороха 1
6 ящиков сушеного картофеля 7
5 оловянных ,ящиков » 2
3 » ящика прессованного картофеля 1
5 » ящиков овощей 1
1 оловянный ящик бобов 0
30 бутылей соусов 50
1/2 ящика соусного порошка 2/2
4 оловянных ящика сушеных овощей 1
1/2 ящика с пряной приправой «чатни» Va
36
70
24
650
190
50
100
150
8
3
2
2
168
340
30
14
300
0
2
1
0
0
0
0
4
4
1
0
0
6
1
1
48
Г
3
1
1
1
I
7з
V.
7з
V«
Vi
V«
Vi
Va
Va
Va
Va
V*
v.
198

1 ящик пикулей 1
16 бутылок уксуса 24
25 » лимонного сока 15
25 банок с мясными кубиками 5
4 банки пряного порошка «Карри» 2
4 банки горчицы 1
3 ящика соли 1
3 » «силлэри» 1
10 ящиков сушеного чернослива 30
5 » изюму 30
*/2 ящика сухофруктов —
1 ящик южных фруктов 2
35 ящиков походного провианта 50
Затем я оставил короткий письменный обзор выполненной
работы и сообщил координаты важнейших обнаруженных нами
географических пунктов. К обзору были приложены
фотографические снимки с этих пунктов, а также с наших коллекций.
Если суждено чему-либо случиться с нами по пути на юг,
то эти материалы частично сохранят для науки результаты
наших трудов.
Покончив с этим делом, я в сопровождении научных
работников и части команды «Южного Креста» поднялся на мыс
Адэр, где посетили могилу Гансона. Я распорядился укрепить
на валуне железный крест с латунной дощечкой, на которой были
выгравированы имя, возраст и дата смерти Гансона. После
этого все мы вновь отправились на корабль.
2 февраля я дал приказ об отплытии. «Южный Крест»
развел пары и направился из бухты Робертсон. Густые облака,
подобно огромному занавесу после первого акта драмы, стали
спускаться с горных вершин и скрыли от наших глаз место
действия первого драматического этапа экспедиции.
Вперед на юг, вперед к новым открытиям в великих и
чудесных морях и землях Южного полюса, вперед к новым приключег
ниям!
Уже 3-го числа стал виден остров Поссешен. Было три часа
утра, когда я поднял научных сотрудников с постели. Они крепко
спали на теплых койках в приятном сознании, что
большая доля трудностей осталась позади. А «Южный Крест» в это
время сонно покачивался на крупной зыби Южного
Ледовитого океана.
В шесть часов утра мы застопорили машину и спустили
вельбот. «Южный Крест» находился в двух милях от северного берега
острова Поссешен, примерно на том самом месте, где в 1895 году
остановился «Антарктик».
Дул легкий бриз, однако зыбь была велика. Течение вдоль
того каменистого берега, где мы высадились в 1895 году, было
довольно сильным.
Как и тогда, высадка на берег представлялась далеко не
легкой. Море швырнуло наш вельбот на берег с тем, чтобы в
следующее же мгновение тяжелая волна, оставив на берегу боль-
199

шие камни, стремительно оттащила нас назад. Лишь
величайшая осторожность позволила нам сохранить лодку.
При первых неудачных попытках высадиться, обратная
волна неоднократно отбрасывала вельбот от берега, киль его с
силой проезжал по камням.
Наконец, использовав благоприятный момент, мы все
одновременно прыгнули в воду и задержали вельбот руками на
берегу; прибрежное течение едва не оторвало нам ноги.
В этом районе океана имеется сильное северное течение.
«Южный Крест», дожидавшийся нас под парами, чтобы
удержаться на месте, вынужден был непрерывно пускать в ход винт.
Мне сразу бросилось в глаза, что на этот раз на острове
снега гораздо больше, чем было в момент посещения острова
в 1895 году.
Теперь почти всю равнинную часть острова покрывал слой
снега метровой толщины. На острове также значительно меньше
было, чем в прошлый раз, пингвинов.
Мы нашли множество поморников, которые по своему
обыкновению встретили нас громкими криками; они неотступно
налетали на нас и били крыльями. В глубине острова было много
гигантских буревестников.
В месте высадки увидели тюленя Уэдделла, а также морского
леопарда; застрелить их не удалось—потревоженные нами, они
немедленно скрылись в воде.
Вскоре после высадки мы нашли столбик, перенесенный
с «Антарктика» в 1895 году, а также оставленный тогда футляр
с запиской. Написанное хорошо сохранилось, дата и подпись
были так отчетливы, как будто их только что нанесли на бумагу.
Теперь каждый из нас расписался на листке бумаги, и я вручил
железному ящику судьбу этого нового документа.
Разделившись на два отряда, мы разошлись по обеим сторонам острова
с тем, чтобы их обследовать и собрать коллекции.
Мы обнаружили ту же растительность, которую находили
в 1895 году; собранные нами образцы горных пород, из
которых сложен остров, были только более полным набором
коллекций, привезенных в Европу в прошлый раз.
Ноздреватый базальт, базальтовые валуны, гранит и полевой
шпат—вот основные геологические образцы, доставленные нами
на судно.
На этот раз мне удалось найти у подножья пика Арчера
растительность; в 1895 году флора была обнаружена только
на северо-восточном мысе. Кроме того, на этот раз я взошел
на совершенно свободную от снега вершину горы.
Уже в момент высадки атмосфера была лишена прозрачности
и таила в себе что-то угрожающее; когда же стало свежеть,
я посчитал благоразумным вернуться на судно.
Северная часть острова Поссешен, где мы высадились,
лежит на 7Г26' южной широты и находится на расстоянии при-
200

мерно двух миль от восточного берега континента, который"
здесь немного ниже берега бухты Робертсон.
В южном направлении на расстоянии примерно одной мили
от большого острова Поссешен лежит второй маленький
островок с такими же, как и северный его сосед,
курьезно-фантастическими очертаниями.
В юго-восточном направлении поднимаются из моря
одиночные крутые утесы. Издали они кажутся большими зданиями
с башенками и дымовыми трубами. Эти утесы имеют в высоту
приблизительно 750 футов. Один из утесов прорезан туннелем,
который был прорыт морем и настолько велик, что такое судно,
как «Южный Крест» с его высокими снастями, могло бы пройти
через него беспрепятственно.
Вскоре после нашего возвращения на судно машина
заработала, и мы поплыли дальше на юг, старательно занимаясь
фотографированием берегов.
Едва мы оставили остров Поссешен, как на пике Арчера
стали сгущаться облака. В конце концов всю западную часть
острова окутал непроницаемый туман. Барометр падал, что
заставляло меня ждать непогоды. Однако через несколько часов
воздух стал опять идеально прозрачным. Работа на борту кипела.
Все были заняты секстаном, компасом, вылавливанием
планктона, измерением глубин.
Температура воздуха была —5° Ц. Температура
поверхностного слоя воды в море равнялась —4° Ц.
Барометр показывал 29,1—29,2 дюйма.
В 6 часов мы были на уровне мыса, который Росс видел издали
и который он назвал мысом Галлет... Мыс этот представляет
собой голый утес, поднимающийся примерно на 900 футов;
вершина его свободна от снега.
Наряду с другими работами нам удалось сегодня сделать
несколько удачных снимков береговой полосы вплоть до мыса
Галлет.
Вечером показалась вершина острова Кульман. Она
высилась на юге, четко выделяясь на фоне свободного от льда моря.
Рано утром следующего дня мы находились примерно в 3
милях от западного берега острова Кульман; перед нами был»
крутые скалы с покрытой снегом и льдом конической вершиной,
свидетельствующей об их вулканическом происхождении.
В одном месте скалистая стена совершенна отвесно
поднималась из моря на 500 метров. Справа и слева от нее высота
скал достигала всего 30 метров.
За несколько минут до 9 часов утра я приказал спустить
на воду вельбот, взял с собой Берначчи, Колбека и одного
матроса. Мы гребли по направлению к двум выдававшимся в море,
выветренным и бесснежным выступам скалы; между ними
образовалось нечто вроде маленькой защищенной гавани, в которой
можно было произвести высадку.
201

Иа расстоянии примерно одной морской мили от острова
встретились в большом количестве тяжелые дрейфующие льды.
Они затруднили наше продвижение и потребовали величайшей
осторожности. Льды непрестанно двигались, поскольку и здесь,
у острова Кульман, существует сильное течение.
Каждое мгновение наша лодка подвергалась опасности быть
затертой льдами. Часто в последнюю минуту, когда проход,
по которому мы двигались, внезапно с шумом смыкался и
большие обломки льда с дикой силой громоздились друг на друга,
нам приходилось поднимать вельбот на какую-нибудь льдину.
После долгих поисков удалось найти место для высадки,
однако высадка была связана с серьезной опасностью. Двум из
нас пришлось спрыгнуть с вельбота на берег; в это время двое
других, борясь с прибрежным течением, старались уберечь
лодку, чтоб она при попятном движении огромных волн не была
разбита о неровное каменистое дно.
Это была первая высадка на острове Кульман, на который
до того еще ни разу не ступала нога человека.
Остров состоит из тех же вулканических пород, что и мыс
Адэр. Мы не смогли обследовать остров более подробно, так
как доступным был лишь тот свободный от снега участок, на
котором высадились. Все же мы собрали весьма интересные
коллекции и сделали несколько очень поучительных снимков.
Между прочим, нам удалось сфотографировать северо-западный
мыс, где ледяной покров стекает с конической вершины острова
Кульман в виде глетчера в море, образуя спаянный с сушей
язык льда.
Поскольку ледяной покров здесь не движется по долине
либо глетчерному ложу, он не обнаруживает разрывов ни на
берегу, ни в том месте, где впадает в океан; его белоснежная
поверхность непрерывна на всем протяжении.
В малом масштабе мы увидели здесь то, что впоследствии
имели случай наблюдать в более высоких широтах,
приблизившись к Великому ледяному барьеру.
Средняя высота острова Кульман—900 футов. Лишь в очень
немногих местах выступает из-под ледяного покрова темная
горная порода. В длину остров имеет от 15 до 20 миль...
После сравнительно короткого пребывания у подножия
крутых скал мы, захватив свои коллекции, снова стали грести
к судну.
Посоветовавшись с капитаном Иенсеном, я решил вести
судно в западном направлении, в сторону континента, поскольку
здесь береговая линия издали казалась заметно ниже, чем в
северной своей части.
В 7 часов утра с помощью бусоли определили угол
магнитного склонения; склонение к востоку оказалось равным 96°.
В полдень прошли мимо далеко выдавшегося в море
мыса, который не отмечен на карте Росса 1841 года и, по
202

всей вероятности, не был замечен английскими
путешественниками.
Мыс имеет красивые очертания и ослепляет белизной. Берег,
от которого он отходит, сложен темной горной породой; его
омывают голубые волны.
Верхняя часть мыса напоминала вершину острова Кульман,
хотя и не поднималась так высоко. Я окрестил этот мыс в честь
своей жены именем Констанции. На юго-западе ледяной покров
этого мыса простирался в виде огромной равнины,
поднимавшейся над уровнем моря не более чем на 70 футов.
Первоначально мы все считали, что имеем перед собой низко
расположенную часть суши. Однако скоро я разглядел из
«вороньего гнезда», что мы находились у выхода в море огромной
бухты, тянувшейся на запад; ее северная береговая линия
заканчивалась мысом Констанции.
Вся эта бухта целиком заполнена материковым льдом,
спускавшимся с той высокой горной цепи, которую я обнаружил
из «вороньего гнезда» далеко на западе. Вершины этой горной
цепи, казавшиеся даже сквозь самый сильный бинокль
маленькими и незначительными, на самом деле должны быть
выше, чем пик Сабин.
В материковый лед, кромка которого находилась, как
упомянуто, на высоте 70 футов, врезалась на юго-западе бухта
протяженностью в три мили. Эта бухта внутри материкового льда
была покрыта ровной ледяной коркой; во многом она напоминала
глубокий, покрытый льдом фиорд на моей родине.
После некоторых размышлений мы подошли к самому краю
этого ледяного массива и, бросив якорь, закрепились там.
Теперь мы чувствовали себя в полной безопасности, словно
«Южный Крест» стоял в лондонском доке Св. Катерины.
У края льда мы нашли двух императорских пингвинов и
несколько пингвинов Адели. Сквозь бинокль на льду бухты можно
было разглядеть много тюленей. Вдали виднелось множество
черных точек, которые тоже казались тюленями. Я тотчас же
послал двух людей на санях, чтобы уточнить этот вопрос.
Берначчи и Колбек извлекли свою аппаратуру: инструмент
для определения угла наклонения и магнитометр. Аппаратуру
осторожно уложили на санях, запрягли наиболее спокойных
и самых сильных собак; наблюдатели отыскали на льду
подходящее место, установили инструменты и начали
работу.
Между тем посланные мною два человека с помощью
сигналов, которые я мог ясно различать сквозь бинокль, сообщили
о том, что черные точки оказались стадом тюленей (Leptonycho-
tes) в количестве около 300 штук.
За все время это было наибольшее скопление тюленей,
которое мне пришлось видеть в Антарктике. Естественно,
сообщение это вызвало живейший интерес на судне.
203

После обеда я с двумя людьми отправился на нартах
посмотреть на тюленей. В момент нашего прибытия большинство из
них лежали и спали вблизи большого разводья во льду, однако
отдельные животные находились в стороне, на сплоченном льду,
и имели индивидуальные «продухи».
Тюлени держались, как ручные, что обычно в этих районах,
почти не обращая на нас никакого внимания. Они посапывали
и пофыркивали, греясь на солнце. Пока мы закалывали одного,,
другой лежал тихо и доверчиво до тех пор, пока запах горячей
дымящейся крови соседа не доходил до его чувствительного
органа обоняния. Тогда тюлень вскидывал голову кверху,
расширял узенькие ноздри и втягивал в себя запах крови. В тот же
миг зверя охватывал неописуемый ужас, он с невероятной
быстротой бросался к «продуху» и исчезал в глубине, прежде чем мы
успевали опомниться.
Материковый лед во многих местах обрывался крутой светло-
зеленой стеной; в других местах он постепенно более или менее
крутыми уступами переходил в морской лед. У южного конца
бухты морской лед незаметно поднимался на высоту 70 футов,
до уровня материкового льда, и мы легко взошли на сплошной
лед, покрывавший на западе всю огромную бухту. Северное
побережье бухты простиралось с востока на юг, а южная ее
сторона тянулась с юго-юго-востока на северо-северо-запад.
Было бы нетрудно объехать бухту на санях, однако я не мог
включить подробное обследование бухты в свои планы,
поскольку лето уже далеко продвинулось вперед. К тому же
наблюдения из «вороньего гнезда» убедили меня в том, что горы,
ограничивающие бухту с запада, чрезмерно высоки и не дадут
возможности проникнуть в глубь континента.
Впрочем, будущим экспедициям надо будет в свое время
обследовать эту бухту. Им предстоит обработать собранный нами
и могущий оказаться полезным другим путешественникам
географический материал.
На обратном пути мы подъехали к Колбеку и Берначчи,
которые непрерывно работали с момента высадки.
Они установили, что наблюдения над магнитным склонением
в сочетании с определением интенсивности магнитных сил
являются в данном месте невыполнимыми из-за того, что зыбь,
господствующая в Ледовитом океане, обусловливает хотя и
легкие, но нарушающие работу инструментов колебательные
движения льда. Зато им удалось успешно определить угол
наклонения, который оказался равен 87°18'5".
В этой бухте мы могли бы провести совсем неплохо
антарктическую зиму на материковом льду, который двигался к
востоку крайне медленно.
В этом случае «Южный Крест» мы завели бы в покрытую
относительно тонким льдом бухту. Лед здесь насчитывал
несколько лет с момента образования, но имел в толщину только
204

. 160е
NfF=
Самлм крайний южныйпунклъ, дос/гиш<утъш
.^jBopæzpceuHxoM, 17'февраля WOO года-
уЛ-за''"•■" -. •■ ■= : j ■ .
•. у?*УЩСи#Аш< крайн/ш, У>жн&1й-пункт,,
ледк.чк
<?<? кадуровк&о моря,
■$•..-■
il
Берег Земли Южной Вкиггории
ПО книге Борхгревинка „First on tKeanLarfUcConiinertf
© Пункты, наблюдения над мигнит*ъии гкллнением
**ч^ МоиКгШэр&о %§>•
19о. £od>cvm> \& ■
27 февраля

четыре фута. Это объяснялось действием течения, которое
неутомимо подтачивало лед снизу и не давало ему нарастать.
Однако времени нельзя было терять. Работы предстояло
еще много. Наступление осени налагало на нас еще большие
обязательства.
Скоро все опять собрались на борту, обогащенные ценными
наблюдениями, имея на руках сделанные здесь интересные
зарисовки. Выбрасывая клубы дыма, судно покинуло зону
материкового льДа и легло снова на курс к востоку от острова
Кульман.
Мы не решались пробиваться сквозь паковый лед, широким
поясом протянувшийся между островом Кульмана на востоке
и выступающим далеко вперед языком материкового льда на
западе.
Как легко мы могли попасть в его тиски и стать на годы
его пленниками! Таковы уж бухты и проливы Антарктики!
Таким образом, мы двигались обходным путем к западу от
острова Кульман, избегая опасной встречи с паковым льдом.
Сперва направились на север, а затем вдоль восточного берега
острова Кульман, с тем чтобы, миновав его, продвигаться
дальше к югу. Тем не менее на пути к востоку нас подстерегали все же
тяжелые льды значительной толщины. Лопасти корабельного
винта неоднократно ударяли по льдинам с такой силой, что
корабль весь содрогался, а я и капитан Йенсен не раз в
сомнении качали головой, пока не убеждались, что все обошлось
благополучно.

Десятая глава
БОЛЬШОЙ ВУЛКАН МЕЛЬБУРН И ЗЕМЛЯ НЬЮНСА.
ОСТРОВ ФРАНКЛИНА. ЮЖНЫЙ МАГНИТНЫЙ ПОЛЮС
К
U февраля мы при великолепной погоде продолжали плыть
к югу. Тяжелый паковый лед на западе вынуждал держаться
вдали от берега; временами даже из «вороньего гнезда» трудно
было увидеть береговую линию.
С юга шла высокая зыбь, указывая на то, что в этом
направлении имеется открытое водное пространство значительных
размеров.
Температура как воздуха, так и воды равнялась +4° Ц.
Полуденные измерения показали, что мы находимся на
74° 32' южной широты и 168°02' восточной долготы. Итак, мы
продвинулись к югу дальше Уэдделла, который добрался до
74°15' южной широты.
Однако более полувека назад горстка смельчаков на
кораблях «Эребус» и «Террор» уже доходила до того более южного
пункта, к которому теперь приближались и мы, вооруженные
последними достижениями человеческой науки.
Магнитное склонение составляло 140° к востоку. Это
большое склонение изумляло меня, так как сэр Джемс Кларк Росс,
когда он был со своими кораблями примерно на том же месте,
отметил размер склонения в 67V2° к востоку.
Около полудня стала видна на западо-юго-западе вершина
вулкана Мельбурн.
Чем ближе мы подходили и чем выше вырастал вулкан на
горизонте, тем больше бросалось в глаза сходство этой
своеобразной горной шапки с Этной.
Вулкан возвышается над Ледовитым океаном примерно на
3000 футов. Он служит началом длинной горной цепи или
горного хребта, который тянется на восток и заканчивается мрачно
выступающей скалой.
Эта скала носит название мыса Вашингтон. Передний край
ее имеет в высоту приблизительно 500 метров. К западу хребет
206

постепенно повышается. На полдороге между мысом и вулканом
поднимается на высоту в 1000 метров пирамидальная гора.
Далее происходит постепенный переход к могучему вулкану,
который, блистая снежной белизной, произвел на нас вблизи
неизгладимое впечатление.
Росс назвал прилегающий к вулкану залив бухтой Вуда.
Бухта заканчивается фиордом, который врезается на мили
в глубь материка; фиорд столь же своеобразен, сколь и
прекрасен.
Перед входом в бухту машину застопорили. Я забрался
в «воронье гнездо», чтобы составить себе ясное представление,
можно ли нам подойти на судне к берегу и произвести
высадку.
На первый взгляд в бухте было много льда, но лед казался
тонким. Он был изрезан темными полыньями; мимо «Южного
Креста» быстро несло на восток большие льдины.
Подробно обсудив с капитаном Йенсеном сложившуюся
обстановку, я решил, что судно должно приблизиться к берегу:
у подножия вулкана с его северной стороны мы видели землю,
свободную от снега. Ледовая обстановка казалась
благоприятной как раз для движения в этом направлении.
Все на судне проявляли живой интерес к тому
великолепному ландшафту, что открывался перед нами у входа в фиорд,
а также к тем изумительным вещам, которые можно было
рассмотреть, бросая взгляд в глубь страны через пролив и через
горные расселины. Интерес этот возрастал по мере того, как
судно, медленно пробираясь между льдинами, все глубже
заходило в бухту.
В 7 часов мы застопорили машину, будучи окружены высоко
вздымавшимся, но не плотным паком. Огромный вулкан
возвышался на юге на фоне голубого неба. Как воротником, он был
окружен белыми тучками, которые держались вблизи кратера,
то поднимаясь, то опускаясь. Время от времени там, где
проступала сквозь ледяной покров темная порода, они как будто
расступались.
День стоял ясный. Не видно было ни единого облака, если
не считать облачного воротника, плавающего в нескольких
сотнях футов над кратером.
По всем признакам вулкан бездействовал; однако вскоре
нам пришлось убедиться, что не все здесь обстоит безмятежно.
Темная не покрытая снегом земля тянулась от подножия
вулкана на 10—12 миль к западу.
В 9 часов пополудни мне удалось при прекрасной
безоблачной погоде и при весьма удовлетворительной ледовой обстановке
высадиться на низкое побережье у подножия вулкана.
Побережье, совершенно свободное от снега, было усеяно такими
же крупными округлыми камнями, как и полуостров у мыса
Адэр. Со мною высадились все члены моего научного штаба
207

и сверх того капитан Йенсен, Оскар Бьаркё и Ингвар Самуэль-
сен. Мы взяли с собой инструменты, фотографические аппараты,
запас провианта и снаряжения.
«Южный Крест» под командой штурмана Петерсена стал на
якорь у входа в гавань; в случае ухудшения ледовой обстановки
он должен был немедленно развести пары и уходить.
Высадка прошла очень легко, поскольку вдоль берега не
было никакого течения. Однако по отношению к льдинам,
которые несло на север, нам нужно было проявлять величайшую
осторожность.
Вскоре после высадки мы услышали гудок «Южного Креста»—
условный знак наступившего ухудшения ледовой обстановки.
Непосредственно вслед за этим мы увидели, как судно стало
с трудом прокладывать путь на восток в открытое море сквозь
сплачивающиеся льды. В бинокль я различил в «вороньем
гнезде» второго штурмана—Гансена; перед носом упорно
пробивающего себе путь судна громоздились высокие торосы.
Теперь, когда смело предпринятая высадка стала
совершившимся фактом, ее надо было всемерно использовать.
Плоское побережье находилось примерно в 20 футах над
уровнем моря. С севера оно было ограничено бухтой, с запада—
неизвестным, вытянутым и живописным фиордом, с юга—какой-
то небольшой бухточкой. Эта бухточка отделяла низкое взморье
от подножия вулкана Мельбурн, который здесь круто
обрывался девятисотфутовой базальтовой стеной, темной и
бесснежной.
У верхнего края этой скалистой стены был отчетливо виден
излом стофутового ледяного покрова, который шел по конусу
вулкана почти до самой вершины, где проступала уже темная
порода.
На полуострове попадались небольшие пингвины Pygoscelis
adeliae и множество поморников с крупными оперившимися
птенцами.
Наибольшее наше внимание привлекала юго-восточная часть
того куска суши, на котором мы находились. Нас интересовали
своеобразные очертания бесснежных утесов и геологические
структуры.
От полуострова, где мы находились, шел подъем к
юго-востоку. Там высились фантастические башни, колонны и галереи.
Создавалось впечатление, что из одного сказочного царства мы
были внезапно перенесены в другое.
Повсюду свободная от снега земля с гротами и колоннадами
из ноздреватого базальта. Огромные обломки скал покачивались
на созданных самой природой подпорках. Всюду видны были
следы разгула диких сил, возникших от пылающего подземного
жара. Повсюду лава и пемза, базальт всех цветов—от ярко-
красного и желтого до зеленого, коричневого, серого. Повсюду
выступы и ущелья!
208

По мере подъема наше изумление росло. С каждым шагом
перед нами открывался все более своеобразный и сказочный
ландшафт, пока мы не оказались, наконец, на обрывистом краю
котловины, имевшей в поперечнике около 600 футов.
Юго-западная сторона котловины была как будто смята
могучим взрывом. Глубокие выбоины и изломы на стенках
котловины наглядно говорили о той мощи, с которой
вулканические силы прорвали свою ледяную оболочку.
Посреди замороженной снежной страны лежало это темное
царство, грозящее своими фантастическими крепостями,
башнями, минаретами.
Обследовав верхнюю часть котловины и набив свои мешки
образцами вулканических конгломератов, мы двинулись дальше
к северо-востоку по небольшой долине, которая, быть может,
обещала привести к чему-то еще более интересному, нежели то,
что мы уже видели.
Долина поворачивала то влево, то вправо между высокими
столбами базальта. Временами казалось, что путь дальше
отрезан, и вдруг мы снова находили его, пройдя туннелями. Земля
была покрыта шлаком, пемзой и пеплом. Создавалось ощущение,
будто мы находимся на дне огромной печи или шагаем по
развалинам какого-то гигантского завода. А иногда нам казалось,
что мы вот-вот вступим в мастерскую самого бога Вулкана1.
Выход из долины запирали выветренные голые скалы,
покрытые пингвиньим гуано. Однако ни одного пингвина не было
видно. Я нашел здесь ту же растительность, что и на мысе
Адэр,—мелкие бледно-зеленые лишайники.
После тщательного осмотра всего этого своеобразного района
мы возвратились назад к низко расположенному полуострову,
где Колбек и Берначчи проводили магнитологические
исследования. На их счастье, тут наблюдалось следующее своеобразное
явление: несмотря на геологическую близость здешних скал
к базальту мыса Адэр, магнитная стрелка почти не испытывала
локального притяжения.
Угол наклонения, по точным наблюдениям, оказался равным
88°02'37". Я назвал вновь открытую землю Землей Ньюнса
в честь мецената нашей экспедиции.
Трудно было бы найти более надежное и защищенное место
для зимовки антарктической экспедиции, чем этот участок, при
том, конечно, условии, что вулкан Мельбурн не заговорит.
Конус вулкана служит хорошей защитой от юго-восточного
ветра, свободная от снега земля приглашает на ней
расположиться; в то же время фантастические гроты в скалах—верное
убежище от снега и мороза.
Весьма интересно уже то, что в этих широтах можно было
встретить землю, совершенно не покрытую снегом.
Наличие растительности и пингвиньих гнезд говорило о том,
что вулкан давно уже не действовал.
Н К. Борхгревинк 209

Сопоставление с образцами пород, собранных на мысе Адэр,
несомненно, свидетельствует о том, что как там, так и в районе
вулкана Мельбурн последние крупные геологические процессы
произошли одновременно, подчиняясь одним и тем же
импульсам из земных глубин.
Маленькая бухта между косой и подножием вулкана была
покрыта ровным непрерывным слоем льда, который, насколько
хватал глаз, тянулся на запад по фиорду. Можно предположить,
что при нормальных условиях какое-либо крепкое полярное
судно могло бы успешно перезимовать в этой бухте. При этом
ему пришлось бы пробить себе путь сквозь лед в такую
защищенную гавань, где оно не подвергалось бы давлению со стороны
опасных зимних торошений льда. Наибольшую опасность
представляли бы случайные айсберги, которые взламывают ледяной
покров и нагоняют на низкий берег горы льда.
В западной части бухты с обеих сторон из моря круто
поднимались высокие горные пики. Мы как будто видели перед собой
Хардангерфиорд в зимнем уборе; разница была лишь в том,
что могучие ледники, расположенные между горами в 2—4
километра высотой, низвергали сверху свой сине-зеленый лед.
Далеко не просто найти вполне безопасное место для
зимовки полярного судна. С одной стороны, ледовая обстановка часто
меняется на протяжении нескольких часов; с другой стороны,
одна зима сильно отличается от другой.
Судно, которое осенью одного года при благоприятной
ледовой обстановке легко достигнет безопасного места в какой-
нибудь из бухт антарктического континента, на следующий год,
быть может, окажется не в состоянии пробиться через тяжелые
льды, скопившиеся за это время перед той же бухтой. Насколько
могут различаться условия погоды, настолько же различными
могут быть передвижки полярного льда.
В открытом океане течение обусловливает в целом на
протяжении года более или менее регулярное перемещение
взломанного льда; внутри же бухты айсберг, пристав ко дну или
оставаясь плавучим, может каждый год создавать новую
обстановку.
Остановка судна в зимнее время хотя бы на короткий срок
в какой-либо неизученной бухте южнополярного континента
связана, таким образом, с большими опасностями.
Больше всего меня в этом убедил личный опыт, когда после
двенадцатичасового пребывания на суше я со своими
спутниками собрался плыть на вельботе обратно на борт «Южного
Креста».
В бухту нагнало огромные льдины; «Южный Крест» был едва
различим на горизонте.
В бинокль я видел, что на судне время от времени из гудка
вырывался клуб пара. Это штурман Петерсен пытался таким
образом подавать нам сигналы, однако расстояние было чересчур
210

велико, к тому же легкий западный ветер относил звуки в
сторону.
Мы понимали, что нужно спешить. Быстро спустили вельбот
на воду, перенесли в лодку собранные коллекции и стали грести
изо всех сил по одной открытой полынье, однако льды скоро
сошлись, причем так скоро, что я даже не успел заметить их
движения. В следующий момент мы уже находились на льду—
половина людей у руля, половина на левом борту: надо было
спасать от давления льда и лодку и самих себя.
Минута была решающая. Едва мы успели поднять лодку на
лед, как льдины с грохотом сомкнулись и перед нами
простерлось непрерывное белое поле. Полыньи закрылись, отдельные
льдины слились между собой. Видно было, как позади, на
берегу, высоко громоздился лед, что свидетельствовало о страшном
давлении, которое он испытывал. Задержись мы на воде хоть
мгновение—лодка была бы раздавлена как яичная скорлупа.
Мы протащили лодку по льду и успешно добрались до судна,
которое со своей стороны пробивало дорогу к нам через пояс
внешнего льда.
Оказавшись на борту, мы возобновили свое плавание к югу.
На следующий день ровно в 9 часов утра «Южный Крест»
вышел к южной стороне мыса Вашингтон. Приведя в
готовность все свои фотографические аппараты, мы сделали несколько
удачных снимков с этой хорошо заметной с моря географиче-,
ской вехи.
Тем самым я смог выполнить обещание, которое дал в 1898
году в Австралии своему другу, известному географу и писателю
Шиллинглау. Пасынок адмирала Вашингтона—Шиллинглау
просил меня привезти ему снимок замечательного мыса,
которому адмирал Росс присвоил имя его отчима.
В 1841 году Росс нашел у мыса Вашингтон угол наклонения
равным 88°33'. Между тем его пеленгование вулкана Мельбурн
с наблюдательного пункта дало показатели: N—82 мили W.
По нашим наблюдениям угол наклонения меньше
наблюдаемого в 1841 году. Во время нашего пребывания на суше солнце
находилось за горной вершиной, поэтому мы не могли
определить магнитного склонения; необходимость быстрого отъезда
не дала нам возможности измерить интенсивность магнитных
сил. Тем не менее сознание того, что мы все же сделали ряд
важных наблюдений, собрали богатые коллекции из царства
минерального, растительного и животного, преисполняло всех
радостью и гордостью. В то утро, когда вулкан Мельбурн скры-,
вался мало-помалу на северном горизонте, на борту «Южного
Креста» царило самое лучшее настроение.
К югу от вулкана Мельбурн берег был значительно ниже,
чем на севере. Отдельные места выглядели издали так, будто
они вполне подходили для высадки и для поездки в глубь
континента.
14* 211

В качестве пионеров мы должны были мириться и с
теневыми сторонами своей работы. Нашей задачей было
прокладывать путь другим. Недостаток времени не позволял нам самим
использовать результаты собственных трудов.
Мы провели год в таком месте, где с одной стороны был
бурный океан, а с другой—неприступные горы. Поэтому мы
поневоле вынуждены были тщательно изучать сравнительно
небольшое пространство; быть может, от этого наша работа стала
более углубленной.
Скоро нам предстояло ступить на низкую, легко доступную
землю с огромными, сверкающими белизной ледниками, но
углубиться в нее мы не имели возможности. На нашу долю
выпадало лишь проторить путь для следующего поколения
исследователей.
От подножия вулкана Мельбурн на юг тянется непрерывная
ледяная ступень, расположенная примерно на 70 футов выше
уровня моря. Внешняя сторона этой ледяной ступени падала
вертикально и образовывала как бы барьер, отграничивающий
внутреннюю часть. В отдельных местах ледяная стена
достигала высоты в 150 футов. Это происходило скорее всего там, где
ледяные массы, скользившие под страшным давлением с
антарктического плато, упирались в морское дно.
Эта ледяная ступень не представляла для нас ничего нового.
Мы встречались с такой же в бухте Робертсон, но здесь, где
поверхность материка была ниже, а обрыв к морю меньше,
ледяной покров спускался в океан постепенно и незаметно.
Когда солнечные лучи играли в кристаллах льда, ледяная
ступень блистала чудесными разнообразными красками—белой,
зеленой, голубой, ярко-красной.
Верхний край ледяной ступени, отходившей от берега
примерно на пять миль, представлял собой белоснежную равнину
и шел как своего рода проезжий путь вдоль всего берега к югу.
Несомненно, именно эту ледяную ступень видел Росс в
1841 году, когда он из-за пакового льда не смог приблизиться
к материку настолько, чтобы установить, что это действительно
материк.
Картографическая работа адмирала Росса закончилась
фактически вулканом Мельбурн. Дальше к югу его записи
базируются более или менее на отдельных догадках.
На следующий день в 3 часа утра мы подвели «Южный Крест»
к ледяной ступени вплотную и закрепили его с помощью
ледового якоря во льду, покрывающем маленькую бухту.
Здесь удалось выполнить очень точные магнитологические
наблюдения. Угол наклонения в этом месте равнялся 87°47'5".
Таким образом, мы находились рядом с Южным магнитным
полюсом. Однако определить склонение здесь нам также не
удалось.
212

Вблизи места якорной стоянки лежало несколько тюленей
(Уэдделла). Максимальная температура была в этот день 0°,2;
минимальная—8°,3 Ц. Показания барометра колебались между
29,184 и 29,330 дюйма.
В тот же день в 11 часов утра таким же образом, что и раньше,
мы сделали остановку на 30 миль южнее. Здесь угол
наклонения равнялся 87° 34'51". Отсюда следовало, что мы все более
и более удалялись от Южного магнитного полюса и что его
фактическое местоположение не совпадало с тем, которое
определил Росс.
Мне становилась ясна связь между огромной открытой
Россом на далеком юге ледяной стеной, остановившей его
продвижение, и нашей ледяной ступенью, которую в дальнейшем,
учитывая эту связь, я буду также именовать Барьером. Вскоре
после оставления стоянки у ледяной ступени мы оказались
в окружении тяжелых паковых льдов, грохотавших у бортов
судна; пришлось спасаться ото льдов на северо-восток.
Следующую ночь плыли на юг. Все увеличивающаяся зыбь
с юга свидетельствовала о наличии в том направлении открытого
моря. Лишь к 9 часам утра вышли из паковых льдов. Часом
позже увидели на горизонте остров Франклина, который лежит
на 76°07' южной широты и 168° 20' восточной долготы. Остров
быстро вырастал из моря, и вскоре мы увидели его темные
утесы.
Средняя высота острова равняется приблизительно 1000 футов.
На юге он весь покрыт снегом и льдом.
В 6 часов вечера мы высадились с вельбота на прибрежной
полосе—длинной отмели, чрезвычайно напоминавшей
полуостров у мыса Адэр.
Нас встретили многие тысячи пингвинов; примечательно
то, что здесь находилось больше пингвинов, чем на мысе Адэр.
Все это были Pygoscellis adeliae. Понятно, поморники в
большом количестве вились в воздухе; много их было и на берегу,
где они не давали прохода молодым пингвинам.
После высадки я разделил нашу партию на несколько групп.
Группа, руководимая мною, углубилась внутрь острова; вторая
группа, в которую входили Колбек и Берначчи, извлекла
магнитологическую аппаратуру и занялась своими наблюдениями.
Третья группа под руководством Фоугнера производила
обследование морского дна, вооружившись планктонной сетью
и другими принадлежностями.
Угол наклонения на острове Франклина был 86°52'13".
Росс в 1841 году определил в 12 милях к северу от сстрова
Франклина угол наклонения в 88°24\ Таким образом, за 59 лет
произошло уменьшение на Г32', иными словами, в среднем
за год—на Г56".
Южный магнитный полюс лежит, следовательно,
значительно севернее и западнее, чем это принимал Росс.
213

По нашему расчету, он находится примерно в 250 милях к
северо-западу от вулкана Мельбурн, или приблизительно на
73°20' южной широты и 146° восточной долготы.
Фоугнеру удалось извлечь с 15-саженной глубины несколько
редкостных образцов морской фауны. Помимо полипов, медуз,
губок и других беспозвоночных, он извлек также с морского
дна очень красивый коралл.
Сам я со своими спутниками двинулся по полуострову на
северо-восток. В верхней части взморья мы нашли много
тюленей, а еще глубже много тюленьих трупов, которые лежали
здесь, конечно, уже очень давно. Все это были тюлени Уэдделла.
Я продолжал свое обследование по всей обнаженной от снега
части острова вплоть до высоты 100 футов. Там я нашел ту же
флору, что и на мысе Адэр. Остров сложен из пористого рогово-
обманкового базальта, имеющего крупные оливиновые
включения; порода напоминает собой базальт, родственный лимбур-
гиту3 и встречающийся в некоторых частях Пруссии.
Оливиновые включения были величиной с кулак.
Собрав ряд интересных и ценных образцов, мы вернулись
на побережье.
Небо за это время нахмурилось. Барометр падал, зыбь с юга
усиливалась; я не счел целесообразным оставаться дольше на
острове. Скоро все были опять на борту с инструментами,
коллекциями и запасом неизгладимых впечатлений. В снастях
беспокойно свистал ветер, мрачные облака черным плащом
окутали остров Франклина. «Южный Крест» расправил белые
крылья своих парусов и стал быстро разрезать тихую
прозрачную воду, лежавшую под защитой острова.
Юго-западный мыс я назвал именем Берначчи; группа скал,
нависших над океаном и окатываемых бурной морской пеной
примерно в трех милях к юго-западу от этого мыса, была
названа Норуэй Роке (Норвежские Скалы).
Эти скалы и шхеры весьма опасны; поскольку близ острова
Франклина обычны очень сильные штормы, будущим
мореплавателям будет полезно держаться в открытом море, подальше
от этого места.
Остров Франклина—это, несомненно, наивысший пункт
вулканической гряды, протянувшейся с севера на юг. На
расстоянии 14 миль к северу Росс определил глубину океана и нашел
ее равной 1194 футам. Эта глубина уменьшается постепенно
до 305 футов в шести милях к северо-западу от острова
Франклина и доходит в четырех милях от берега до 220—250 футов.
На острове Франклина условия погоды также не позволили
нам измерить магнитное склонение; я решил поэтому произвести
измерение при посещении острова на обратном пути на север.
Остров мы оставили в 7 ч. 30 м. вечера. Если будет хорошая
погода, я рассчитывал на следующее утро увидеть вершины
известных вулканов Эребус и Террор.
214

Предпринимая плавание к югу, я надеялся, что мне удастся,
обогнув с запада вулканы Эребус и Террор, войти в бухту Мак-
Мёрдо, однако, познакомившись ближе с ледовой обстановкой
в бухтах южнополярного континента, я отказался от подобной
мысли. План этот был бесперспективен, поскольку я располагал
всего-навсего одним кораблем.
И, наоборот, я желал обследовать как можно подробней
Великий ледяной барьер, который в свое время задержал Росса
и который как будто делал невозможным всякое дальнейшее
продвижение на юг. Я решил пристать к Барьеру, подняться
на него и проехать по нему на санях с собачьей упряжкой так
далеко на юг, как позволит погода и уже сравнительно позднее
время года.
На рассвете 10 февраля 1900 года мы прошли примерно
в 10 милях к востоку от высокого, округлых очертаний острова
Бофорт. Вскоре затем стал виден примыкающий с востока к
вулкану Террор мыс Крозье и почти одновременно вулканы Террор
и Эребус.

w
Одиннадцатая глава
ВУЛКАНЫ ТЕРРОР И ЭРЕБУС
*" февраля 1900 года «Южный Крест» находился на 77° 17'
южной широты и 168° восточной долготы. Перед нами лежал
величественный своеобразный ландшафт. Прямо к югу
возвышались могучие вулканы Эребус и Террор. Из жерла Эребуса,
возвышавшегося на 12 000 футов над уровнем моря, толчками
выбрасывались густые облака дыма, расплывавшиеся в ясном,
холодном воздухе. У подножия вулкана Террор просвечивала
сквозь ледяной покров темная порода. Дальше к востоку было
видно начало знаменитого ледяного барьера, который доныне
охранял тайны Южного полюса.
Барометр стоял относительно высоко, поэтому я и решил
использовать время для проведения наблюдений. По моему
распоряжению «Южный Крест» бросил якорь в миле от берега.
На воду спустили вельбот, и я, капитан Йенсен, лейтенант
Колбек и два матроса направились к берегу. В мои намерения
входило обследовать свободный от снега мыс, лежавший у
подножия вулкана Террор. Там я надеялся собрать интересные
образцы горных пород.
Подплыв ближе, мы заметили небольшую прибрежную
полоску в форме полумесяца, едва достигавшую в наиболее
высоком месте 5 футов над уровнем моря. Очевидно, полоска эта была
образована осколками, срывавшимися с нависшего над берегом
темного обнаженного вулканического утеса, поднимавшегося
над морем до 500 футов. На вершине утеса лежал слой льда,
наружный край которого, резко обрываясь, имел в толщину
около 45 футов. Приблизительно в одной английской миле к
западу со склона вулкана Террор стекал в море огромный ледник.
Вскоре после того, как мы высадились на береговой полоске,
я имел неосторожность отправить лодку с обоими матросами
под командой лейтенанта Колбека обратно на судно за
фотографическим аппаратом. Я счел, что формообразование скал
216

представляет кое-какой геологический интерес, и поэтому не
хотел оставить данное место, не изучив его и не сделав несколько
снимков.
Лейтенант Колбек и матросы, взяв на судне
фотографический аппарат, находились уже на полпути между судном и
берегом, где стояли мы с капитаном Йенсеном, как внезапно что-то
сильно затрещало над нашей головой. Сперва Йенсен и я
подумали, что утес готов обрушиться.
На борту «Южного Креста» услыхали грохот одновременно
с нами и в первый момент тоже не поняли, какими силами
природы он вызван; в связи с близостью вулканов высказывались
самые разнообразные догадки.
Грохот не прекращался, и вдруг мы увидели на западе
изумительную картину. Огромная туча снега опускалась с высоты
на воду, а море как будто поднималось навстречу лавине.
Мы мгновенно поняли, что произошло,—я с капитаном Йенсеном
на берегу, а лейтенант Колбек с матросами в лодке—и так же
быстро осознали угрожавшую опасность.
Это родился могучий айсберг. Миллионы тонн голубовато
поблескивающего льда обрушились в Ледовитый океан.
Огромная ледяная масса, внезапно погрузившаяся в море, всплеснула
колоссальную волну, которая катилась к берегу, угрожая
поглотить нас.
Лейтенант Колбек, увидев с вельбота волну, стал грести
изо всех сил, чтобы добраться до берега, пока вода не покроет
нас с головой. Но мы тоже сразу поняли, что тяжелая лодка
придет слишком поздно, и инстинктивно бросились к самой
высокой части прибрежной полоски, хотя выгаданные нами 5 футов
высоты ничего не значили по сравнению с катившимся темным
водяным валом, угрожавшим смыть нас в ближайшее
мгновенье.
Все вместе взятое продолжалось, вероятно, несколько минут,
но нам они показались вечностью. Волна докатилась до нас,
покрыла с головой, швырнула об утес, потащила обратно и,
наконец, бросила на острые камни.
Первый вал был самым высоким. Скоро мы вновь
почувствовали твердую почву под ногами. Когда лодка добралась до
берега, лейтенант Колбек увидел, что нам здорово досталось.
Все мы были в крови, кроме того ледяная вода
проморозила нас до мозга костей.
Что спасло нас? По-видимому, ледовый дугообразный выступ,
находившийся в нескольких футах к западу от нашей стоянки.
Ударившись о него, волна затем обрушилась основной своей
мощью на утес, расположенный восточнее нас.
Волна покрыла гору на высоту до 6 футов, как раз до того
места, где находились мы, когда айсберг обрушился в море.
Если б мы там остались, то первым же ударом водяного вала
нас размозжило. Недаром от утеса были оторваны большие
217

обломки, а скалистая стена существенно изменила свой вид
от ударов волн.
Как можно скорее мы устремились в лодку, чтобы
обеспечить сохранность своим коллекциям, а кстати и самим себе.
На судне в это время царило большое возбуждение и
беспокойство... Когда все в относительно благополучном состоянии
оказались вновь на борту, нас буквально засыпали вопросами,
а врач занялся лечением наших ранений.
Лишь немногие исследователи имели случай присутствовать
при рождении айсберга. По правде говоря, мы явились
свидетелями редчайшего зрелища. Часто приходилось слышать об
эскимосах, которые, заслышав как стонет в родовых муках
глетчер, пытались спастись на своих лодчонках, но находили
холодную могилу в огромной волне, качавшей зыбку
новорожденного айсберга. Мы равным образом едва не поплатились жизнью
за свою любознательность.
Образцы базальта, обнаруженные у подножия вулкана
Террор, были вполне сходны с теми, что находили мы у мыса
Адэр, на острове Поссешен и на острове Кульман. Это был тот же
мелкозернистый базальт с роговой обманкой; примерно такие же
образцы я привез в Европу в 1895 году после плавания на
сАнтарктике».
По-видимому, эти породы образовались вследствие
вулканических переворотов, происходивших сравнительно недавно.
Химический анализ базальта, взятого у подножия вулкана
Террор, дал следующие результаты*:
Наше намерение сфотографировать вулканы
выполнить не удавалось; на горный массив
надвинулись облака, по временам полностью
скрывавшие от нас белоснежные вершины.
Вопреки падению барометра я решил
оставаться с судном поблизости, на случай, если
погода на минуту прояснится.
Мы находились на 77°17'30" южной широты.
Склонение магнитной стрелки—130°, восточное.
Пока что произвели определение глубины на
расстоянии двух миль от подножия вулкана
Террор и в результате дна не обнаружили даже на
99,45 глубине 150 саженей.
Прошло 59 лет с тех пор, как представитель человеческого
рода впервые наблюдал могучие вулканы у Южного полюса
земной оси. С того времени никто больше не решался
приблизиться к этим мало доступным крайним границам неизведанной
области нашей планеты.
Si02
Ti02
А1203
Fe203
FeO
MnO
CaO
MgO
Na20
K20
P205
не опр
—57.40
— 0,63
—20,27
— 5,38
— 5,48
— 0,17
— 7,59
— 2,94
— 5,78
— 2,83
— 0,85
.— 0,23
* Анализ произвел Г. Т. Прайор, член-корреспондент Британского
музея. См. его работу: «Southern Cross collectionsin British Museum».
518

Вулканы на западе и тянущийся на восток Барьер были раз
навсегда признаны последним достижимым пределом на юге.
То, что было за ним, удавалось рисовать лишь умозрительно
на основании опыта, накопленного в высоких северных широтах.
Прошло шесть десятилетий, и ныне норвежцы осмеливались
приподнять покров тайны и открывали путь для дальнейших
исследований.
Сэр Джемс Кларк Росс пишет следующим образом
относительно обоих вулканов:
«При попутном ветре и ясной погоде приблизились мы к
какой-то земле, которая была видна уже с 2 часов дня
предыдущих суток и которую мы назвали островом Высоким... Остров
оказался гигантской горой, поднимавшейся над уровнем моря
на 12000 футов. Гора изрыгала в больших количествах пламя
и дым. Нам стала ясна истинная ее природа. Открытие в
высокой южной широте действующего вулкана является, понятно,
событием исключительно важным в геологическом отношении;
оно должно будет пролить дальнейший свет на физическое
строение земли.
Я присвоил вулкану имя «Эребус», а другому, несколько
меньшему потухшему вулкану высотой примерно в 10 000 футов
имя «Террор».
Не достигающий такой высоты остров округлых очертаний,
который был виден все утро, был назван «остров Бофорт».
«В 4 часа пополудни,—продолжает Росс,—мы были на 76°6'
южной широты и 168°1Г восточной долготы.
Угол магнитного наклонения равнялся 88°27\ а склонение
составляло 95°ЗГ, восточное. Таким образом, мы были довольно
далеко к югу от Южного магнитного полюса; достигнуть
последнего мы не могли из-за материкового льда, который находился
на западе в непосредственной близости от нас и тянулся до
западной стороны острова Высокого, оказавшегося в дальнейшем
частью континента. Вулкан Эребус образовывал наиболее
выступающую точку континента.
Приближаясь к континенту на всех парусах, мы обнаружили
низкую белую линию, которая тянулась от восточной стороны
вулкана, насколько хватал глаз, на восток.
Линия эта выглядела довольно своеобразно; по мере того
как мы приближались, она постепенно поднималась и
оказалась, наконец, отвесной стеной, поднимавшейся из моря на
150—200 футов.
Сверху она была совершенно плоской и горизонтальной,
а на обращенный к нам стороне не имела никаких трещин и
выступов.
Что скрывала она в глубине, мы не имели ни малейшего
представления. Поскольку она была выше наших мачт, мы могли
увидать за ней лишь вершины горной цепи, протянувшейся
далеко на юг, возможно до 79 градуса. Этот хребет, включающий
219

в себя самые южные из всех до сих пор открытых горных
вершин, я назвал в честь капитана Уильяма Эдуарда Парри1—
«хребтом Парри». Позднейшим исследователям предстоит
установить, тянется ли хребет Парри к востоку и не составляет ли
он основу упомянутой своеобразной стены. Если на юге есть
земля, то она либо очень далека, либо значительно ниже той
части береговой линии, которую мы видели; в противном случае
мы заметили бы ее поверх Барьера.
Для всех было большим разочарованием, что нам пришлось
здесь натолкнуться на подобное препятствие. В мыслях мы
находились уже далеко за восьмидесятым градусом, уже наметили
там место встречи на случай, если пути кораблей разойдутся.
Препятствие оказалось такого рода, что надеяться было не на
что. Мы могли бы пробиться сквозь эту стену с таким же
успехом, как проплыть на парусах сквозь утесы Дувра».
После этих слов, которые на протяжении 59 лет преграждали
науке путь на великий таинственный континент Южного
полюса, адмирал Росс описывает впечатление, произведенное
могучими вулканами в 1841 году:
«В четыре часа пополудни вулкан Эребус извергал дым и
пламя в необычном количестве и представлял величественное
зрелище. Столбы дыма выбрасывались со страшной силой. Это
были как бы огромные колонны, поднимавшиеся над отверстием
кратера на 1500—2000 футов. В результате процесса
конденсации в верхних слоях образовывался снег и туман и облако
дыма постепенно рассеивалось.
Примерно каждые полчаса повторялось это изумительное
зрелище, но промежутки между последовательными вспышками
в общем не были равномерными.
Поперечник отдельной колонны дыма составлял от 2 до
300 футов. Столбы дыма были так близко к нам, что каждый раз
мы могли точно определить их диаметр. Когда дым относило
в сторону, можно было видеть огонь в кратере...»
«Часть суши между мысом Крозье и мысом Берд, на которой
находятся Эребус и Террор, кажется островом».
То же впечатление, которое оба могучих вулкана произвели
на Росса 59 лет назад, производили теперь и на нас в тот момент,
когда они, полностью открылись нашим жадным взорам.
В полночь 9-го числа, как раз, когда мы проходили мимо
мыса Крозье, тучи над вулканами разошлись, и они предстали
во всем своем подавляющем величии.
Перед нами, правда на очень короткий срок, открылась
картина того, что находилось на юго-западе. На переднем плане
могучие белоснежные вершины вулканов, поднимавшиеся на
3000—4000 метров из кристально-прозрачного голубого моря.
В чистом полярном воздухе вырисовывались резкие очертания
скал, которые с той же четкостью отражались в море. На западе
на самом горизонте мы видели высокие розовато-красные горы.
220

На юго-востоке было видно начало знаменитого ледяного барьера.
Он тянулся от мыса Крозье до самого горизонта, где терялся
в море в виде белой полоски.
Высота бледно-голубой стены составляла у подножия вулкана
Террор приблизительно 70 метров, на юго-запад она постепенно
понижалась до 30 метров над уровнем моря.
Высоту вулкана трудно было точно определить;
непрерывный белый склон плохо поддавался измерению. Кроме того,
у нас было мало времени для наблюдений. Однако, несомненно,
что Террор достигает в высоту около 3000 метров; кратер Эре-
<буса лежит приблизительно в 4000 метрах от уровня моря.
Обе горы имели вплоть до вершины ледяной покров.
Оба вулкана, лежавших перед нами в светлой полярной
ночи, представляли картину, величественней которой ничего
нельзя себе представить. Столбы густого дыма выбрасывались из
Зребуса со страшной силой и говорили о том, что работа в
лодземных мастерских природы идет полным ходом.
Открывшиеся нам здесь на краю земли пустынные области после последних
крупных потрясений находились в процессе преобразования,
•совершавшемся безостановочно.
К востоку от вулкана Террор мы видели много невысоких
гор. По-видимому, это были самостоятельные маленькие
кратеры, действовавшие, наверно, некогда одновременно с
вулканом Террор. Они служили своего рода предохранительными
клапанами, когда в горловине большого кратера, до краев
наполненного расплавленной лавой, развивалось чрезмерно большое
давление на стенки. Мы все потрясенные стояли молча на
палубе «Южного Креста» и рассматривали эту редкую картину,
в то время как судно медленно скользило по поверхности
темного и тихого Ледовитого океана.
Мы исполнены были преклонения перед безмерными, вечно
таинственными силами. Созерцая эти дымящиеся гигантские
мастерские, в которых природа даже среди вечных снегов
и льдов продолжала творить свою работу, призвав себе на
помощь из земных недр немеркнущее пламя огня, мы торжественно
склонились перед ее беспредельными и безграничными силами.
Для чего, в каких целях совершалось все это? Кто может
все это знать!
С вершин обоих гигантов, скованных льдом, к нам долетали
глухие звуки, внушавшие людям благоговейный трепет. Оба
великана высоко вздымались к небу в своем гордом
одиночестве, равнодушные к утлому суденышку, проходившему, не
оставляя следов, где-то у их подножия.
Но на восточном небосклоне разгорался свет; ночные
картины исчезали, и «Южный Крест» под ритмичные удары машины
устремлялся вперед в новые районы, навстречу новым чудесам
природы, на которые пытается пролить свой первый слабый
свет человеческая наука.
221

»-^—^—^—^^■^—^^^^^"^^—^—~~^"^~~'~ч
Двенадцатая глава
ВЕЛИКИЙ ЛЕДЯНОЙ БАРЬЕР. ВДОЛЬ ЛЕДЯНОЙ СТЕНЫ.
ПРОХОД В БАРЬЕРЕ
г
^ утра 10 февраля все наше внимание было приковано к Be*
ликому ледяному барьеру, который в небольшом отдалении стал
ясно виден теперь. Мне сразу же бросилось в глаза, как сильна
напоминал он наружную стенку ледниковых языков,
спускавшихся в бухту Робертсон.
Правда, этот ледяной барьер был несколько выше, и, как.
раз в том месте, где мы находились, он преграждал путь на юг.
Высоту Барьера существенно увеличивал сток в море ледника,
лежавшего меж вулканами Эребус и Террор, но, как уже
упоминалось, высота Барьера к востоку резко понижалась (с 20О
до 100 футов).
Мне тотчас стало понятно, что этот знаменитый ледяной
барьер, скрывающий от людей тайны Южного полюса, не что
иное, как самая крайняя оконечность гигантского ледника,
текущего от Южного полюса к северу.
Уже сэр Джемс Кларк Росс установил, что Барьер тянется
на сотни миль к востоку. Однако, поскольку Росс и его
спутники не имели возможности изучить в непосредственной
близости ледник Южного Ледовитого океана, они восприняли эту
ледяную стену, ставшую непреодолимым препятствием для их
дальнейшего движения, как необъяснимое явление природы.
При ознакомлении с Барьером, который более полувека
преграждал путь людям, мы смогли оценить пользу опыта,
накопленного в истекшем году в районе бухты Робертсон.
Кое-что здесь было и новым для меня, но, вообще-то говоря,
все это являлось повторением того, с чем приходилось
сталкиваться нам при поездках по ледникам Мёррея и Дугдейля;
только здесь все представало в более грандиозном и
неприступном виде.
Эта гигантская ледяная плита—первая ступень тяжелой
лестницы, ведущей к Южному полюсу,—состояла, вероятно, на,
222

далеком юге из бесчисленных ледников, которые, достигнув
океана, круто обрывались. Колоссальное давление,
испытываемое низвергавшимися ледовыми массами, спаивало их в
единое целое. Это же давление после образования за счет
различных ледников сплошного ледяного плато двигало гигантскую
ледяную плиту дальше к северу.
Разве не это же наблюдал я на примере ледников хребта
Адмиралтейства? То же самое видели мы к югу от вулкана
Мельбурн, где слитный ледяной поток, образованный бесчисленными
ледниками тянулся как искусственно созданный вал вдоль
берегов южнополярного континента до мысов Гаусса и Неймайера.
Стена блестела зелеными, голубыми и красными
кристаллами, цвет которых то усиливался, то ослабевал. Между тем
верхняя плоскость Барьера была белой, как мел, настолько
однообразно белой, что в конце концов действовала удручающе.
Она возбуждала во мне такое же чувство, какое наступает у меня
в открытом море при созерцании линии горизонта: как будто
голова плотно обвязана шнуром, проходящим прямо против
зрачков. Также действовала на меня эта белая прямая линия
без конца и начала.
11 февраля мы плыли дальше к югу. Из-за тумана
двигались очень медленно: приходилось соблюдать большую
осторожность в отношении айсбергов. Мимо нас проплывало много
ледяных колоссов, возвышавшихся от 30 до 60 метров над
уровнем моря.
Внешний вид их свидетельствовал, что это обломки
переднего края Барьера, который, вероятно, оттаивал.
Новорожденные айсберги, свободно плывшие к северу,
продолжали сохранять высоту Барьера.
Громадины этих четырехугольных ледяных крепостей
ежегодно—каждую осень—выплывали в Ледовитый океан; при
извержении вулкана и землетрясении эти голубые горы,
вероятно, заполняли собой большую бухту.
Тому, кто никогда не бывал в этих местах, трудно
вообразить зрелище, которое время от времени представляли Эребус
и Террор. Огонь и дым, вспышки и грохот, громкий треск
материкового льда, отламывающиеся от Барьера—не единицами,
а сотнями—айсберги, море, в диком смятении вздымающее
огромные волны,—и все это на фоне безмятежного белого ландшафта,
за десятки тысяч миль от Европы, рядом с Южным полюсом!
Мелкие эпизоды в истории земного шара, но представителю
человеческого рода они должны казаться грандиозными. Однако
люди рождались и умирали тысячелетиями и ничего не знали
об этих великих переменах. Тут, у Южного полюса, лежит одна
из величайших мастерских природы, тут—непочатый край для
исследований представителей грядущих поколений.
Что сталось с задачами, которые казались мне
неразрешимыми? В один миг истина предстала передо мной с покоряющей
22а

ясностью и простотой. Все вокруг было просто и
безыскусственно. Сама природа подсказывала нам решение
сложнейших проблем. То, на что человеческая мысль бесплодно тратит
десятилетия, открылось нам во всей своей сверкающей
красоте.
Здесь лежал ледяной покров, далеко отодвинувшись от
умеренного пояса с его яркими цветами и фруктами—того пояса,
по обе стороны которого раскинулись ледяные поля севера
и юга.
Но что расскажут нам когда-нибудь великие глетчеры,
скрывающиеся за барьером?
Не поведают ли нам камни и здесь о давно канувших в
прошлое растениях и животных?..
Температура держалась все время на уровне —21° Ц. Над
водою стлался туман, а верхушки мачт и «воронье гнездо»
временами были окружены прозрачным воздухом. Однако чаще
всего сидящий в «вороньем гнезде» испытывал ощущение, будто
он на воздушном шаре пронизывает облака. А верхушки мачт,
торчавшие из моря тумана, казались ему снастями затонувшего
корабля.
Увидеть что-либо вдали было невозможно, ибо покрывало
тумана скоро плотно окутало и «воронье гнездо».
Туман вызвал на борту «Южного Креста» появление сильной
изморози; в одно мгновение все деревянные части и веревочные
крепления покрылись большими острыми кристаллами белого
цвета.
Корабль уподобился огромному, плывущему по океану
засахаренному южному плоду.
В полдень туман разошелся, и мы увидели последний
отблеск вулканов Эребус и Террор.
К вечеру с юга поднялся сильный ветер, а барометр и
термометр стали падать.
Ни один корабль еще не заходил так далеко на юг, как
сейчас «Южный Крест».
Сэр Джемс Росс достиг в 1841 году 78°4' южной широты.
Наши полуденные определения, сделанные на палубе «Южного
Креста» при очень благоприятных условиях, показали 78°4'30",
я в 6 часов вечера были мы на 78°21' южной широты; перед этим—
целый день плыли к югу.
В ознаменование того, что экспедиция «Южного Креста»
очутилась на южной широте, доселе никем не достигнутой,
мы организовали празднество. Все свободные от вахты люди
собрались на кормовой палубе, украшенной флагами.
Подали кофе, и мы стали распевать песни во славу Норвегии
и Англии. Произносились речи и всевозможные тосты.
Настроение было самое праздничное. К сожалению, наш праздник был
внезапно прерван. Судно вновь окутал туман, тотчас же с
капитанского мостика был передан сигнал в машинное отделение:
.224

Второй штурман Ганс Гансен,
сЮжный Крест» у ледяного барьера

Герлуф Клевстад
Хью Ивенс

«Уменьшить ход наполовину»; я в каюте услышал, как стоявший
на вахте второй штурман Гансен громко закричал:
«Держи ход правым галсом!»
Было слышно, как завизжали цепи, и я почувствовал, что
судно накренилось набок; по компасу на стене каюты было
видно, что произошла резкая перемена курса. Мы с Йенсеном
одновременно выскочили из кают и увидели, что нижняя рея
«Южного Креста» касается зеркальной поверхности огромного
ледника, а корпус судна, подчиняясь рулевому управлению,
скользит вдоль ледяной стены.
Не стану скрывать, что при этом зрелище холод прошел
у меня по спине.
К счастью, выяснилось, что встреча с айсбергом причинила
лишь незначительные повреждения такелажу. Нам пришлось
остановить машину и лечь в дрейф, пока не разойдется туман.
Утром 12-го числа бушевал сильный шторм. Я записал
в дневнике:
«Мы плывем на двух парусах; ледяного барьера не видно,
но сквозь крутящийся снег заметны со всех сторон большие
айсберги
Море тяжелое; высокие крутые волны перекатываются через
палубу.
Море окатывает нас вновь и вновь.
Мороз вонзается иголками в лицо.
Брызги воды, попадая на палубу, мгновенно замерзают. Уже
к полудню на палубе льду наросло на фут. Снасти, паруса и реи
покрыты толстым слоем льда.
Капитанский мостик также покрыт льдом и стал таким
скользким, что по нему трудно ходить.
Йенсен и я с семи часов утра без перерыва находились на
капитанском мостике.
Собаки вымокли и сильно от этого страдают. Они не могут
ни стоять, ни лежать, ни принимать пищу. Бедные животные
буквально насквозь промерзли. Судно глубоко зарывается носом
в воду. Передняя часть судна обледенела и своим весом тянет
нос книзу. Бушприт, утлегарь1 и якорь превратились в один
большой ледяной ком. Весь вид судна стал совершенно иным.
Ледяной ком на носу все растет, так же как и слой льда на
палубе. Первое, что нужно будет сделать, когда погода
улучшится,—это счистить лед с палубы и со снастей.
13-го числа опять ужасный шторм и снежная метель с юга.
Волны высоки. На палубе кусает мороз. С девяти утра я трижды
сменил одежду. Сейчас 12 часов. У меня осталось теперь только
две смены сухой одежды. Благодаря нашему славному стюарду
Андерсену мы согреты изнутри и снаружи.
У Колбека морская болезнь, доктор тоже слег. На нашем
прекрасном судне никогда не было так беспокойно. Нигде нельзя
отдохнуть, всюду холодно и неуютно. Будем надеяться на
15 К. Борхгревинк 225

хорошую погоду в ближайшем будущем. При всех
обстоятельствах мы должны обследовать Великий барьер. Терпение,
терпение!
Деревянные части корабля трещат. «Южный Крест» вздыхает
и дрожит, сотрясается и становится дыбом. Шторм завывает
в снастях и по временам даже извлекает тоны из пароходного
гудка.
15 февраля шторм, бушевавший два дня, улегся; погода
прояснилась. Волны, покрытые белой пеной, вздымались все
еще высоко. К полудню, однако, успокоилось и море. Только
зыбь указывала на миновавшую бурю.
Мы снова взяли курс на Великий барьер. Вскоре он стал
виден».
Весь день 16 февраля и всю последующую ночь плыли вдоль
Великого ледяного барьера, хотя и на почтительном расстоянии
от него. Барьер тянулся миля за милей, сохраняя свой вид без
всяких изменений.
17 февраля 1900 года в шесть часов утра мы обнаружили,
наконец, нечто новое. Это произошло примерно на 164° западной
долготы.
Однообразная белая плоскость, параллельная поверхности
моря, и отходящая от нее книзу большая ледяная
стена—картина, которую мы наблюдали день за днем на расстоянии
400 миль, внезапно оборвалась. Барьер заканчивался мысом,
имевшим в вышину приблизительно 90 футов.
Вскоре мы заметили на расстоянии примерно полумили
к востоку от этого мыса другой ледяной мыс, во всем подобный
первому. Оба мыса как бы обрамляли собой вход в бухту,
открывавшуюся в Великом ледяном барьере.
Сквозь эти кристальные ворота из «вороньего гнезда» был
виден на далекое расстояние к югу открытый, свободный от
льда водный бассейн. Мы продолжали плыть к юго-востоку,
пока не оказались на траверзе этих ворот. Тут у нас с капитаном
Йенсеном состоялось короткое, но серьезное совещание. Речь
шла о том, стоит ли заплывать в эту своеобразную гавань.
Риск был велик, потому что с кромкой континентального
льда легко могли произойти такие изменения, в результате
которых ледяные ворота сомкнулись бы и «Южный Крест»
оказался бы в ловушке.
Кроме того, была уже поздняя осень. Почти все время
температура держалась на низких цифрах, и, хотя с севера шла
к Барьеру крупная зыбь, на море уже начал формироваться
молодой лед.
Наибольшая опасность грозила с востока. Вскоре после того
как судно остановилось примерно в двух милях от входа в бухту,
мы обнаружили тяжелый паковый лед, быстро двигавшийся
к северо-западу. Из «вороньего гнезда» сплоченный пак был
виден в восточном направлении почти до самого горизонта.
226

После того как все было основательно взвешено и
положение вещей без утайки сообщено всем участникам экспедиции,
в машинное отделение дали сигнал, и «Южный Крест» стал
медленно скользить к входу в бухту.
В 3 ч. 30 м. пополуночи 16 февраля 1900 года мы миновали
ледяные ворота и вошли в совершенно спокойные воды.
В западном направлении Барьер сохранял высоту в 90 футов;
на юго-восток он падал до высоты полутора-двух футов над
уровнем моря. К востоку и югу Барьер вновь поднимался до
100—120 футов и оставался на этой высоте насколько хватал
глаз.
Однообразная белая плоскость над вертикальной ледяной
стеной, прерывавшаяся воротами в бухту, вновь продолжалась
от восточного мыса и тянулась до тех пор, пока в отдалении
не сливалась с паковым льдом на поверхности Ледовитого океана.
Мне стало скоро ясно: или Росс ошибся, определяя
местоположение ледяного барьера, или внешний край Барьера на
протяжении полувека переместился к югу. Нет ничего
невозможного в том—и это, пожалуй, всего вероятнее,—что Росс
находился от ледяной стены Барьера дальше, чем предполагал,
и поэтому не мог точно определить его местоположение.
Бухта, или водный бассейн, где мы находились, имела в
глубину приблизительно две мили; поперечник ее составлял около
одной мили. Мы продвигались осторожно, установив
постоянное наблюдение из «вороньего гнезда», измеряя глубину с носа
и с кормы. Перед входом в бухту мы определили глубину в 350
саженей; лот принес со дна серо-зеленую глину.
Глубина поразила меня: в 5 милях к северу, на той же^при-
близительно широте, на которой мы находились, Росс
определил глубину от 200 до 300 саженей.
Весь огромный залив2, простирающийся от мыса Адэр на
юг, относительно глубок. Наибольшая глубина, на которую
Россом был опущен лот, не достигший, впрочем, дна, составляла
2700 саженей; это было на 74°40' южной широты и 166° западной
долготы. Поблизости от южнополярного континента измерения
глубины, предпринятые Россом, дали значительно меньшие
цифры. В шести милях от мыса Адэр Росс нашел 330 метров
(179 саженей), в 135 милях от мыса Филипс—360 метров (197
саженей).
Мы плыли на «Южном Кресте» до южной части гавани, где
Барьер возвышался над водой лишь на полтора фута, образуя
нечто вроде моста. Здесь бросили якорь.
Впрочем, мы не были единственными живыми существами
в этих широтах; на ледяном мосту сидел в одиночестве и смотрел
внимательно на нас императорский пингвин (Aptenodytes for-
sterii).
Чем ближе мы подходили к ледяной стене, тем больше он
беспокоился; когда же форштевень судна стукнулся о лед, пин-
15* 227

гвин бросился в прозрачную зеленую воду. Вскоре он оказался
на другой стороне, где вновь уселся на Барьер, откуда
подозрительно смотрел на нас взглядом таможенного чиновника.
На юго-востоке нам попалось несколько тюленей; все они
оказались принадлежащими к виду Leptonychotes Weddellii.
Вскоре вслед за этим встретилось несколько небольших
пингвинов Адели. Там и сям попадалась нам пара изящных белых
буревестников, однако Заметить их удавалось лишь в тот момент,
когда они опускались к темной воде либо взмывали к осеннему
серому небу; на белом же снегу различить их было нельзя.
Температура воздуха равнялась днем 17-го числа —16° Ц.
Барометр показывал 28,84 дюйма.
Вскоре после того, как мы стали на якорь, спокойная
поверхность воды в бухте начала замерзать. Уже к полудню она
затянулась тонким льдом вплоть до входных ворот в бухту на
севере. Небо было в тучах, и никаких наблюдений мы в этот
день сделать не могли. Я возлагал все надежды на быстрое
прояснение, так как время уходило и с каждым часом риск
возрастал.
С того момента как мы зашли в бухту, я решил изучить
поближе ледяной барьер. Теперь надо было, не откладывая,
использовать время. «Южный Крест», быть может, находился в
самой надежной гавани мира, в тысячах миль от Австралии, у
самой южной границы океана. Но безопасность была только
кажущейся. Малейший каприз стихии, и ледяной барьер мог
сомкнуться вокруг нас, заключив «Южный Крест», как пылинку,
в белый сверкающий саван.
Весь корабль был покрыт льдом, со снастей свисали длинные
ледяные сосульки. Поэтому пришлось после короткого отдыха
поставить большинство матросов на очистку палубы и носа
судна ото льда; остальные матросы деревянными дубинками
сбивали лед с парусов, которые от замерзшей воды стали
неподвижными и твердыми, как металл. Вскоре судно опять было
в полном порядке.

ta
Тринадцатая глава
ПОЕЗДКА НА САНЯХ ПО БАРЬЕРУ.
17 ФЕВРАЛЯ 1900 ГОДА—ДАТА НАИБОЛЬШЕГО
ПРИБЛИЖЕНИЯ К ЮЖНОМУ ПОЛЮСУ.
ОБРАТНО НА СЕВЕР
q
^* решил сделать санную вылазку к югу и изучить по
возможности поверхность Барьера. Это была последняя из
поставленных мною крупных задач.
Усердно занимаясь подготовкой к санному пробегу, я в то же
время чувствовал всю тяжесть лежа шей на мне ответственности.
Мы имели на судне запас продовольствия еще на год. Вряд ли
его хватило бы на больший срок, если только не рассчитывать
на пополнение запаса охотой на тюленей и птиц, рыбной
ловлей. При существующих обстоятельствах я должен был считаться
с реальными фактами, которые вынуждали меня придерживаться
первоначальных планов. Согласно им мы должны были еще
в 1900 году вернуться в Австралию. Поэтому нельзя было терять
ни минуты, если только мы хотели выполнить последнюю
задачу, стоявшую перед нами.
Если нам удастся найти путь к югу по Барьеру, если удастся
преодолеть препятствие, отпугивавшее исследователей на
протяжении 60 лет, если удастся, наконец, доказать возможность
использования самого Барьера для дальнейшего проникновения
в тайны Южного полюса, то тем самым мы откроем новым
исследователям дорогу в места, которые до сих пор были недоступны
для науки. Кроме того, это дало бы мне ключ к пониманию
некоторых интереснейших и важнейших проблем истории
Земли.
Утро следующего дня было ясным и многообещающим. Сани
со снаряжением были наготове. Люди с нетерпением ждали,
кого я выберу в качестве сопровождающих. Я взял с собой
лейтенанта Колбека и лапландца Савио. Все трое стали на лыжи.
Двенадцать лучших собак были впряжены в легкие сани с
провиантом и снаряжением. Перед тем как Савио, Колбек и я
отправились в дорогу, я условился с капитаном Йенсеном о мерах,
которые надо будет ему предпринять, если непредвиденные
229

обстоятельства неожиданно заставят его покинуть гавань в
Барьере, где «Южный Крест» находился в безопасности.
' Было очевидно, что множество айсбергов, проплывавших на
протяжении последнего года мимо бухты у мыса Адэр к северу,
составляло до этого часть Барьера и оторвалось от него или
в силу собственной тяжести или в результате внезапного
землетрясения вблизи вулканов Эребус и Террор.
Не было ничего невероятного в том, что в один прекрасный
день сравнительно узкий вход в эту своеобразную ледяную бухту
закроется или большие льдины придут в движение и станут
угрожать безопасности судна.
Понятно, меня беспокоил также и тяжелый пак на востоке.
Если он станет двигаться дальше к западу, то вполне возможно,
что закроет проход и забьет собой всю бухту. В этом случае для
«Южного Креста» будет мало шансов на спасение.
Серьезность положения нам была ясна. Ни одно из тех
осложнений, которые могли наступить, не осталось необсужденным.
Решено было держать в «вороньем гнезде» постоянную
вахту, которая бы немедленно сигнализировала о малейших
изменениях в ледовой обстановке. Судно должно было все время
находиться под парами, чтобы при первом появлении угрозы
могло двигаться.
Если Йенсену придется покинуть гавань до моего
возвращения, ему следовало оставить на льду Барьера, в том месте, где
сейчас пришвартовано судно, провиант и снаряжение,
включая шелковые палатки. В таком случае мы трое—Савио, Кол бек
и я—были бы на год обеспечены продовольствием.
Еще раз я предупредил всех, что обстоятельства могут
вынудить нас провести в Антарктике еще одну зиму, хотя я лично
всячески стремлюсь к тому, чтобы вернуться в Европу в 1900 году.
Увы, перспектива еще одной зимовки никому не улыбалась.
И удивляться этому не приходилось! Однако в одном все были
непоколебимы: надо взойти на Барьер и обследовать его.
В шесть часов сорок минут Савио, Кол бек и я начали свой
поход на юг. Мы двигались по небольшой ложбинке в Барьере,
которая по прямой линии поднималась на высоту в 120 футов.
Сани и лыжи легко скользили по гладкой ровной поверхности.
Впервые в Антарктике мы двигались с санями по прямой линии.
Здесь не было нагромождений льда, не было никаких
неровностей, которые бы затрудняли поход. Мачты «Южного
Креста» скоро скрылись за Барьером на севере, а мы втроем
неслись по белой равнине.
На высоте 35 метров ледяная равнина как будто перестала
подниматься й превратилась в ровное плоскогорье.
Там и сям на ней были разбросаны небольшие холмы в 6—
10 метров высоты. Они имели конусовидную форму маленьких
вулканов; их присутствие свидетельствовало о господствующем
здесь колоссальном давлении снизу. Возможно, что под этим
230

местом, расположенным в области барьерного льда,стекающий
с материка лед упирается в морское дно; при перемещении
континентального льда к северу возникает сильное давление
кверху.
Вскоре после того как впервые был обнаружен маленький
ледяной конус, мы заметили на юго-востоке нечто темное,
буквально выпиравшее из плоского пустынного льда. Вначале
я думал, что это виднеется в отдалении земля, но спустя час
бега на лыжах мы увидели, что это зеленая ледяная стена.
Мы задержались, чтобы получше рассмотреть стену,
нарушившую непрерывность белой равнины. В это время вдали что-то
бухнуло как будто выстрелили из пушки. Вскоре вслед за этим
такой же шум повторился многократно со стороны высокой
ледяной стены на юго-востоке.
Повсюду здесь проступали признаки высокого подземного
давления. Я ожидал каждую минуту, что на горизонте покажутся
те острые вершины, которые хотел увидеть сэр Джемс Кларк
Росс. Однако ожидание было напрасным. Небо заволокло
тучами, горизонт был в туманной дымке.
Несмотря на это, мы, безусловно, увидели бы землю, если
бы только она там была.
Сэр Джемс Кларк Росс записал по этому поводу в своем
путевом журнале 1842 года следующее:
«Корабль «Террор» нагонял нас в течение получаса, причем
связь между кораблями поддерживалась путем сигнализации.
«Эребус», согласно полученным наблюдениям, находился на
78°8' южной широты, а корабль «Террор» получил цифру 78°1Г.
Поэтому я принял для нашего местонахождения среднюю
величину 78°9'30". Стена Барьера должна была лежать в связи
с этим на 78°1Г южной широты и 16Г27' западной долготы.
В этом пункте Барьер круто поворачивал к северо-востоку,
почему мы и не могли попасть в более высокие широты.
Выбросив в море бочонок с вложенным в него кратким
описанием нашего путешествия, мы подплыли ближе к барьеру.
Подойдя к низкой части Барьера, увидели с наблюдательного
пункта на вершине мачты, что к югу Барьер опять постепенно
повышается и принимает вид покрытой снегом и льдом горы,
однако таких причудливо изломанных очертаний, которые никак
не могли быть характерными для Барьера. На сравнительно
большом расстоянии трудно было все же решить, перед нами
земля или нет. Поэтому я не могу утверждать с уверенностью,
что нам удалось открыть новую землю, хотя лично я и экипаж
обоих кораблей принимали в тот момент то, что мы видели
далеко на юге, действительно за землю.
Поэтому я сделал на карте отметку: «По всей вероятности,
земля».
Возникал вопрос: действительно ли то, что видели Росс
и его спутники, было землей или же это неровности на поверх-
231

ности Барьера, которые на значительном расстоянии легко
можно было принять за высокие горные вершины?
Даже нам, находившимся непосредственно на Барьере, его
неровности, окутанные голубовато-серыми тенями, казались
далекими горами. Когда же мы приближались к этим высотам
вплотную, то, к своему большому изумлению, обнаруживали,
что они совсем близки и относительно малы.
Хотя в этих наиболее высоких широтах мы не видели
никаких горных вершин, я лично придерживаюсь того мнения,
что они существуют и тянутся дугой от вулканов Эребус и
Террор в южном направлении к Земле Грейама, что лежит к югу
от мыса Горн.
Ледяной барьер, который Росс по незнанию его истинной
природы считал наружной границей континента, тянется,
вероятно, дальше к востоку, следуя береговой линии южнополярного
континента вплоть до Земли Грейама.
Весьма возможно, что граница гигантских ледников Южного
полюса имеет еще большее протяжение, чем считалось до сих
пор. У бухты Робертсон и у берегов южнополярного континента,
от мыса Адэр до вулканов Эребус и Террор я наблюдал
постоянно в отношении сравнительно небольших ледников, что
отдельные глыбы льда, движущиеся по глетчерному стоку, после того
как они оказываются в море и подвергаются там воздействию
новых сил, новых условий давления обнаруживают обычно
тенденцию сливаться в единую ледяную ступень типа Барьера.
Южная часть Земли Виктории является, так сказать, выступом
южнополярного континента, прорывающим вместе с двумя
могучими вулканами непрерывную ледяную стенку. Возможно, что
по ходу ледяной стены, прикрывающей подступы кг Южному
полюсу, имеется еще немало таких мест, где явственно
проступает обнаженная земля континента.
Сопоставляя наблюдения над ледниками бухты Робертсон с
данными, собранными при путешествии на юг в районе Великого
барьера, я прихожу к выводу, что огромные пласты южно-
полярного материкового льда, спускающегося по бесчисленным
глетчерным стокам, оказавшись в море, сливаются в один
сплошной массив.
По-моему, частично это происходит вследствие того, что
массы льда, сжатые до этого между скалами, расширяются;
частично от того, что глубокие пласты, из которых состоит
материковый лед южнополярного континента, застревают,
зацепившись за дно, вслед за тем они, накапливаясь и соприкасаясь
друг с другом, сливаются в одно неразрывное целое. Таким путем
в конечном счете образуется барьерная ступень, которая
обрывается на севере вертикальной зеленовато-голубой сверкающей
ледяной стеной, возвышающейся на 40 метров над уровнем моря,
в то время как ее нижняя часть прилегает к морскому дну на
глубине 320 метров.
232

После того как в течение получаса мы двигались к юго-
востоку по направлению к зеленой ледяной стене, нам
встретилось несколько глубоких трещин, которые дугообразно тянулись
с юго-востока к северу, поворачивая затем на юго-запад.
Сильный треск во льду регулярно повторялся на протяжении
каждых 20 минут. Судя по характеру трещин, давление шло с юга.
Мы продолжали двигаться к юго-востоку, пока на нашем
пути не выросла ледяная стена.
Здесь, по-видимому, наблюдалось давление исключительной
силы. Вокруг этого места мы заметили многочисленные
трещины и провалы.
Ледовитый океан был тут, без сомнения, неглубок.
По-видимому, лед был прижат здесь прямо ко дну.
С самого начала нашей вылазки температура держалась на
уровне —24°,4 Ц. Однако, когда подул ветер с юга, который
развеял легкий туман, нависший над бесконечной равниной,
то температура быстро упала до —32° Ц. Не встречая земли,
мы продолжали путь к югу по гладкой, ничем не пересеченной
равнине и достигли 78°50' (семидесяти восьми градусов
пятидесяти минут!) южной широты на меридиане 164°32'45"
западной долготы.
Это произошло 17 февраля 1900 года.
Тут мы остановились и устроили совещание.
Это была самая высокая широта, которой когда-либо
достигал человек. Лежавший перед нами путь, если учесть опыт
нашего путешествия по ледяному барьеру до сих пор, открывал
вполне благоприятные перспективы для дальнейшего
продвижения. Поэтому мне стоило больших усилий решить возвращаться
на судно.
План был выполнен, цель достигнута. Мы взошли на Барьер
и достаточно далеко продвинулись по нему на юг, чтобы
составить себе истинное представление о природе Барьера. Продолжив
свое движение к югу, мы рисковали быть отрезанными от судна
и обрекали себя, быть может, на новую зимовку. Рассудок
приказывал вернуться.
Снова защелкали в холодном воздухе бичи. Собаки
завизжали. Впервые началось движение вспять, на север.
Пока мы пробирались к югу, Фоугнер, Ивенс, второй
машинист Иоганнесен и Берначчи сделали короткую пробежку
по Барьеру к западу и добрались до такого места, где им
повстречалось 200 тюленей Уэдделла. Животные лежали в ложбине,
образовавшейся во льду; глубокая трещина позволяла им
поддерживать связь с морем. Среди тюленей находился
всего-навсего один белый экземпляр.
Савио, Колбек и я вернулись на «Южный Крест»
одновременно с участниками этой ближней вылазки. Выяснив с палубы
судна окружающую обстановку, мы сделали все необходимые
приготовления к отплытию.
233

Между тем несколько представителей птичьего государства
решило пожелать нам счастливого пути. Это были два
императорских пингвина и пять малых пингвинов (Pygoscelis adeliae).
Однако вместо того, чтобы поблагодарить и вежливо
распрощаться с ними, мы взяли их с собой с расчетом, если удастся,
доставить птиц в Австралию, откуда, может быть, посчастливится
отправить их в холодильной камере парохода в Европу.
На поверхности бухты наросло уже льда дюйма на два,
поэтому времени терять было нельзя.
Очень точное, выполненное при благоприятных условиях
определение показало, что судно находится на 78°34'37" южной
широты и 164°32/45// западной долготы. Магнитное склонение
у барьера 103°39' (сто три градуса 39 минут!), восточное.
Таким образом, «Южный Крест» находился в этот момент на
40 с лишним миль южнее крайнего пункта, достигнутого сэром
Джемсом Кларком Россом в 1842 году.
18 февраля в 1 час дня «Южный Крест» отчалил от Барьера.
Надо сказать, что вести судно на север через молодой лед
оказалось не так уж легко.
Лед был толщиной в три дюйма. Поскольку вода в бухте в
момент замерзания оставалась совершенно спокойной, лед был
очень крепким. Чтобы обеспечить судну возможность плыть, нам
приходилось сначала пробивать проход во льду. Двигались
крайне медленно. Лишь через несколько часов прошли мы мимо двух
больших зеленоватых мысов, ограничивающих вход в бухту,
и, к нашему большому облегчению, оказались в зоне более
тонкого льда.
Курс держали на остров Франклина, где рассчитывали
измерить угол наклонения магнитной стрелки—то, чего мы не
смогли сделать из-за плохой погоды на пути к югу.
Едва мы немного отплыли от Барьера, как обрушился
жестокий шторм с юго-запада. Свернули все паруса «Южного Креста»,
кроме двух. И все же, несмотря на прекрасные качества судна,
нас окатывало водой с носа и с кормы. Все вновь покрыло льдом.
Ночи были уже темными. И когда мы плыли теперь в
открытом бурном море между огромными айсбергами и осенняя буря
завывала в снастях, мы с сожалением вспоминали о спокойной
гавани за Барьером.
После трудного пятидневного плавания мы достигли острова
Франклина, однако условия погоды не позволили нам
высадиться с инструментами.
С западной стороны острова, примерно в двух милях от берега,
мы стали на якорь, спустили вельбот на воду. Волны были так
высоки и прибрежное течение так сильно, что я посчитал
нецелесообразной повторную высадку на остров. К тому же барометр
упал, и состояние атмосферы ничего хорошего не предвещало.
Нельзя было больше задерживаться ни минуты у острова
Франклина.
234

Снова обрушился на нас ужасный шторм с юго-востока. Он
напомнил нам о том, что мы приближаемся к эллипсу бурь у мыса
Адэр, где на протяжении всего года безраздельно господствует
безжалостный юго-восточный шторм.
При нашем следовании к югу судно неоднократно обрастало
толстой ледяной корой. Однако «Южный Крест» никогда не
приобретал большего сходства с пересахаренными южными
плодами, чем на отрезке пути от острова Франклина к северу. Лед
был повсюду—на такелаже, на палубе, в каютах, на
инструментах, на продуктах, в глазах, во рту, в волосах,—повсюду лежал
соленый лед. А тем временем «Южный Крест» зарывался носом
в огромные волны, рушившиеся на нас своими белыми гребнями.
Часы в «вороньем гнезде» и на капитанском мостике меньше
всего можно было назвать приятными. Эти дни были тяжелым
испытанием для наших нервов. Нам придавало силы лишь
сознание, что мы скоро окажемся в более мягких северных
районах.

ф
Четырнадцатая глава
НА ПУТИ В ЗОНЫ УМЕРЕННОГО КЛИМАТА.
ОКЛЕНДСКИЕ ОСТРОВА
Q
*-* марта пересекли Южный полярный круг. Здесь мы
повстречали сильные северо-западные штормы, которые безжалостно
гнали судно на юг.
Нашим бедным псам приходилось очень туго. Эмигранты из
южнополярного континента, которых мы с собой везли,—два
больших императорских пингвина и несколько малых пингвинов,
не страдая от холода и сырости, много натерпелись от качки.
Мы оплакЬвали безвременно погибших малых пингвинов,
которых смыло волной за борт. Императорские пингвины
прилагали все усилия, чтобы удержаться на палубе.
Каждого из них мы накрыли бочкой, крепко привязав
изнутри. Тут они находились в относительной безопасности, хотя,
бедняги, и были явно недовольны. Мы все же успешно уговорили
их отведать наших анчоусов. К сожалению, закуска была скоро
извергнута обратно. Что тому виной? Быть может, пингвины
страдали морской болезнью? Или же европейские консервы—
диета, не подходящая для южнополярных обитателей?
Не считая того льда, который нас окружал у Барьера, и
пакового льда, дрейфовавшего мимо судна с востока, когда мы
находились в самых высоких широтах, на пути к северу нам
попадались лишь редкие льды.
Тем не менее на траверзе острова Кульман нам пришлось
пробиваться сквозь пояс толстого и прочного пакового льда. Все же
он задержал нас не более чем на полдня. После этого мы плыли
безостановочно в открытом, хотя, правда, и неспокойном море.
Различные виды птиц появлялись в порядке, обратном тому,
в котором они пропадали при нашем движении к югу. Однако
самые разнообразные птицы теперь появлялись значительно
южнее, нежели исчезали в прошлый раз.
26 февраля, находясь на 7ГЗЗ' южной широты и 174° 13'
восточной долготы, на траверзе примерно мыса Адэр, мы увидали
236

множество капских голубей коричневого цвета, а также
отдельных альбатросов.
2 марта. Погода прекрасная. Чувствуется приближение к
зоне умеренного климата, хотя температура продолжает держаться
на довольно низких цифрах. Ветра почти нет. Пустили в ход
машину и плывем на всех парах к северу.
3 марта. Тихо по-прежнему. Плыли всю ночь без парусов.
Сильная зыбь.
Время от времени попадаем под проливной дождь.
Безоблачное небо—и через минуту густой туман. Жизнь на борту идет
своим чередом; регулярно измеряется, как было и на пути
к югу, температура воды и воздуха.
6 марта. Сильный шторм с западо-северо-запада. Бурное
море. Около полудня одну из собак смыло за борт. Бедняжка
отчаянно боролась с высокими волнами, временами наполовину
высовываясь из воды, чтобы лучше следить глазами за судном.
А мы в это время с бешеной скоростью неслись вперед, ныряя по
волнам.
Некоторое время я наблюдал за ней в бинокль. Она быстро
уменьшалась в размерах и, наконец, исчезла совсем среди белой
пены.
Из-за штормовой погоды и бурного моря мы не могли
спустить на воду вельбот, хотя и тяжело было продолжать свой
путь, в то время как наш преданный друг боролся за свою жизнь,
устремив взгляд на корму «Южного Креста». Вот также иной
тонущий моряк, держась в кильватере корабля, борется с
волнами до последнего вздоха, то обретая, то теряя надежду!
В такую погоду, какая была тогда, спустить лодку почти
невозможно и еще труднее снова поднять ее на борт.
По мере того как мы приближались к обитаемым областям
Земли и нас начинали согревать теплые солнечные лучи,
пробуждалось дремлющее чувство тоски по родине. Подобно тому
как блекнут растения, лишенные света и тем
самым—возможности вырабатывать хлорофилл, так были обесцвечены и наши души
в условиях холода и тьмы. А теперь мы, казалось, ощущали, как
наша кровь снова становится ярко-алой.
Однако в южном полушарии переход от холода к теплу
происходит слишком уж внезапно. Поэтому нас почти охватывал
трепет, когда судно, распустив все паруса, быстро бороздило
огромные волны пятидесятых градусов, направляясь к залитым
солнцем теплым берегам.
Ждать осталось недолго. После вечно белого и бескрасочного
ландшафта скоро наш взор будет радовать пышная
растительность—зеленые деревья и сочные травы.
Разговоры на судне вращались обычно вокруг жизни на
родной земле, вокруг зеленых лугов и буков на берегах Темзы,
либо норвежских сосен и елей, где токует глухарь, а дикая утка
крякает в темной топи под плакучей березой. Нам казалось, мы
237

слышим, как шумит водопад у нас на родине. Заслонив глаза
рукой, мы напряженно всматривались в даль, а «Южный Крест»
на полном ходу рассекал огромные волны океана, идя навстречу
теплу и солнцу. Наши мысли были в отчизне, за тысячи миль
к северу, где пламя заката сияющим венцом озаряет чудесную
страну. Какие сообщат нам новости из Европы? Сколько новых
событий прошло мимо нас!
С потеплением воздуха оба'императорских пингвина стали
хворать. Голова у них свисала, они отказывались от всякой еды,
интереса к окружающему больше не проявляли.
11 марта на 58°19' южной широты, как раз тогда, когда мы
отметили появление первого белого альбатроса, одна из двух
удивительных птиц—императорских пингвинов—умерла.
Поскольку вторая тоже была больная, я бросил ее за борт.
Вначале пингвин как будто был даже не в состоянии
двигаться в своей привычной стихии. Однако вскоре он ожил и, прежде
чем мы успели навести на него бинокль, пингвин с силой нырнул,
появился скоро на поверхности, нырнул опять и показался
затем вблизи судна с подветренной стороны. Он испустил короткий,,
но звонкий крик, после чего, ныряя, направился на юг. Наш
провожатый с южнополярного континента, последний
представитель замечательного птичьего государства, покинул нас.
Какой доклад сделает он по своем возвращении в столицу
южнополярной страны?
Что будет записано о нас в анналах южнополярного музея?
Как будет звучать отчет нашего провожатого в обработке
очкастых философов птичьего государства?
Постепенно мы освобождались от своих тяжелых одежд и один
за другим начинали принимать более культурное обличье:
остригли волосы, регулярно мылись и брились. Некоторые,
правда, хотели сохранить вплоть до возвращения в цивилизованный
мир—в расчете привлечь к себе внимание—отросшие волосы на
голове и длинные бороды, пропитанные жирной копотью. К
чести английских участников, должен я здесь сказать, что в
составе экспедиции они были самыми чистоплотными, хотя и не
брезговали, когда требовала работа, иметь дело с жиром, кровью,
копотью и т. п.
21 марта 1900 года мы, наконец, увидели землю, покрытую
настоящей растительностью. Это был один из Оклендских
островов, лежащий на 51° южной широты и 166° восточной долготы.
Я решил пристать к этому необитаемому, но чудесному
острову, чтобы запастись свежей питьевой водой и, если удастся,
раздобыть немного свежего мяса, в котором мы остро нуждались.
Все мы страдали от плохого пищеварения, и доктор Клевстад
непрерывно занимался нашим лечением. Он неутомимо прилагал
усилия к тому, чтобы поддержать наше здоровье, до тех пор пока
мы не вернемся в цивилизованные страны, в относительно
хорошем состоянии.
238

В этот период доктор очень внимательно изучал нашу кровь
и со все возрастающим интересом устраивал кровопускания
самому себе и всем нам.
Каким радостным становилось настроение на борту по мере
гого, как мы различали на земле разные детали!
Остров, на который мы держали курс, был самым большим из
группы островов, располагавшихся по обе стороны маленького
узкого пролива. Он имел примерно 30 миль в длину; поперечник
его в самом широком месте равнялся приблизительно 15 милям.
На острове две отличные гавани, в которые надо заходить
с востока. Мы наметили себе южную гавань Лори.
Оклендские острова открыл 18 августа 1806 года капитан
Авраам Бристоу, совершая кругосветное плавание на китобойном
судне «Океан». Острова, сложенные из базальта и серого сланца,
очень красивы и покрыты богатой, но невысокой
растительностью. Две холмистые гряды поднимаются на высоту около 400
метров над уровнем моря и почти доверху заросли густой травой
с крепким стеблем.
Большая часть деревьев, растущих на острове, относится
к виду Melaleuca Leucadendron, который, как я тотчас вспомнил,
рос на трясинах Австралии. Дерево это нетребовательное, с
узкими, как иглы, листьями, что придает ему вид хвойного дерева.
Ствол светло-желтый, иногда беловатый, покрыт толстым слоем
бумагоподобной коры, которую легко обрывать большими
тонкими «листками».
Лишь немногие деревья на этом большом острове достигают
в вышину более 10 метров. Большинство их ниже 5 метров;
однако густые кроны деревьев расположены горизонтально и не
пропускают солнечных лучей, так что влажная почва под ними
полностью затенена, что создает своеобразную полутьму.
Бесчисленные вьющиеся растения обвивают стволы, а пышно-
зеленые папоротники придают всему тропический вид. Здесь
растут Metrosideros lucida, Dracopyllum longifolium, Panax
simplex, Veronica eliptica. Между папоротниками я распознал 15
различных видов. Встретили в том числе и один экземпляр щитника
Aspidium с метровым стеблем. Alaria polaris и Pleurophyllum
criniferum попадались повсюду вблизи берега. Последнее
растение походит на плющ, но имеет большие как бы восковые цветы
величиной с капустную головку.
Эти растения поедают дикие свиньи.
На вершинах холмов встречаются чудеснейшие цветы. Многие
из них я видел в 1894 году на острове Кэмпбелл. Прекрасная
лилия, которая находится, несомненно, в близком родстве с Antheri-
cum, представлена здесь длинными рядами светло-желтых
цветов.
Здесь была также разновидность больших диких астр с
красными цветами и Veronica Benthamii с голубыми цветами. Наряду
с ними я нашел много европейских видов, например экземпляры
239

кардаминовых, лютиковых, представителей семейства Epilobi-
um, а также разновидность незабудок.
Мы решили остановиться в 10 часов вечера в очень красивой
бухте Объятья Сары на восточной стороне острова; тут нашлось
место с превосходным грунтом для якорной стоянки. Остров
известен многими происшедшими здесь кораблекрушениями,
печальные следы которых мы быстро обнаружили.
Оба якоря приготовили к отдаче. Сначала вытравили на
30 саженей цепь правого якоря, затем машинист Ольсен выпустил
из котла пар и совместно с обоими старательными кочегарами,
Брюнильсеном и Бееном, начал счищать со стенок котла толстый
слой плотно приставшей накипи, которая делала исключительно
опасным дальнейшее пользование машиной.
Бухта, в которой мы остановились, имела приблизительно
милю в ширину и уходила в глубь острова примерно на 5 миль.
Отдав якорь, спустили на воду четыре вельбота. Доктор Клевстад
и несколько матросов стали грести к северному берегу; там они
обнаружили с силой бьющий из-под земли источник, маленьким
водопадом низвергавшийся в море.
Они вернулись тотчас на судно и сообщили о своем открытии.
Я распорядился очистить одну из шлюпок, которую они
отбуксировали под скалы, где ручей быстро наполнил ее чудеснейшей
водой. Наконец-то у нас будет естественная вода!
Как наслаждались мы этой водой, бежавшей по песку и
камешкам. Лишь теперь мы в полной мере почувствовали
отрицательные качества талого снега.
На третью шлюпку село шесть человек. Они направились
пострелять дичь, захватив с собой ружья и немного провианта.
У входа в бухту на юго-восточном берегу мы обнаружили следы
диких свиней*.
Лапландец Савио отправился в путь на своей маленькой
гребной лодке, имея при себе гладкоствольное ружье. Скоро я
увидел, как он исчез у ручья между деревьями.
Рано утром следующего дня вельбот под командой Колбека
вернулся с двумя дикими козами. Кроме того, они видели
крупный рогатый скот, но не могли подойти поближе, так как
животные были очень пугливы. Дикие козы оказались нам очень
кстати. Правда, мясо их было несколько терпким на
вкус—собственно говоря, мясо одного из животных—самца. Вероятно, этот
своеобразный вкус мяса обусловлен характером корма животных.
Берначчи нашел три могилы с тяжелыми деревянными
крестами, тронутыми временем.
Надпись на одном из крестов гласила, что покоящийся в этом
уединенном месте умер от голода. Он принадлежал к экипажу
корабля, потерпевшего крушение. Вслед за последним корабле-
* Капитан Бристоу в 1806 году выпустил на остров свиней, и с тех пор
они невероятно расплодились.
240

Уильям Колбек
Луи Берначчи

Капитан Бернгард Йенсен Антон Фоугнер
Начало Великого ледяного барьера

крушением, которое произошло 50 лет назад, экипажи
австралийских военных кораблей выпустили на остров крупный рогатый
скот и кроликов.
Лапландец Савио вернулся с несколькими красивыми и
жирными чирками, которых он пристрелил из своей лодчонки. Позже
я застрелил еще трех уток этого же вида у окончания западной
бухты, где птицы держатся на низких кучах гальки, нанесенной
ручьем.
Обследование этого западного ручья дало весьма интересные
результаты. Растительность была столь же богатой, как и наша
охотничья добыча, состоявшая из уток, куликов и рыбы.
Временами двигаться вдоль ручья было довольно трудно. Он
бесконечно петлял между холмами, покрытыми высокой зеленой
травой. В некоторых местах густая листва нависала как свод
и скрывала под собой речку.
На острове Окленд почти круглый год идут дожди, так что
низменная часть острова отличается сырым и болотистым
характером.
Пребывание на острове Окленд явилось весьма приятной
передышкой. Дни отдыха пошли на пользу как команде, так
и научным работникам. Кроме того, у нас здесь было достаточно
времени для того, чтобы подготовиться к «ревущим сороковым
широтам», от которых наверняка можно было ждать кое-каких
сюрпризов.
16 К. Борхгревинк

Пятнадцатая глава
ОСТРОВ СТЮАРТ. НОВАЯ ЗЕЛАНДИЯ.
ПРИБЫТИЕ В АВСТРАЛИЮ.
ДОМОЙ!
-го числа мы отплыли от острова Окленд и взяли курс
на остров Стюарт, лежащий к югу от Новой Зеландии.
30 марта 1900 года в полночь мы подошли к бухте Паттерсон,
на юго-восточном берегу острова Стюарт, от которой идет
фиорд в глубь острова.
Заход в бухту не прост, к тому же шел дождь;
посоветовавшись с Йенсеном, я решил дожидаться утра. Медленно тянулся
остаток ночи, «Южный Крест» покачивался с боку на бок на
крупной зыби. Изнутри бухты доносился грохот прибоя о темные
утесы.
Там, на берегу, мы встретим людей! Что принесет нам
завтрашний день? Какие давно устаревшие новости услышим мы завтра
от жителей острова?
31 марта началось пасмурной погодой и дождем—в южной
бухте лежали на горах разорванные серые тучи. И как нам это
все нравилось! Даже дождь приводил нас в хорошее настроение.
Мы с наслаждением втягивали в себя доносившийся с земли
аромат эвкалиптовых деревьев.
В пять часов утра все были на ногах, а в шесть мы медленно
и осторожно вошли в бухту Паттерсон.
Мы глубоко вдыхали ароматный воздух. Новое, совершенно
непонятное нам самим чувство охватывало нас при взгляде на
зеленые деревья.
В 8 часов бросили якорь в хорошо защищенном уголке бухты.
Якорь зарылся в грунт в глубине 9 саженей. Мы находились в
одной миле от западного берега бухты. Все, у кого были
бинокли, прильнули к ним.
Я различил на острове к югу от берега красивый невысокий
дом. Вскоре вслед за этим Фоугнер, уронив от восторга свой
морской бинокль, закричал:
— Женщина! Женщина!
28
242

Это важное биологическое открытие произвело необычайный
эффект. Магнитологи засуетились, бинокли переходили из рук
в руки.
Немного спустя после того, как мы стали на якорь, я велел
спустить на воду вельбот и уселся в него, взяв с собою Самуэль-
сена и Бьаркё. Мы гребли к западной стороне бухты, в том
направлении, где я заметил красивый домик, стоявший на прогалине
в пышном тропическом лесу.
Едва лодка коснулась берега, как среди листвы показалось
коричневое от загара лицо. Я тотчас увидел, что это полукровка—
маори. Его большие темные глаза искали встречи с моими.
Я приветствовал его по-английски. Он ответил на приветствие
и стал медленно приближаться к лодке.
— Сможем мы здесь за деньги купить овощи?—спросил я.
— Не здесь, а на другой стороне острова,—раздалось в ответ,
после чего он стал недоверчиво измерять нас взглядом с головы
до ног, затем спросил:—Что за корабль?
— «Южный Крест»,—ответил я.
Хмурое лицо мгновенно просветлело.
— Борхгревинк на борту?
— Нет,—ответил я.
— Умер?—спросил он.
— Нет, он говорит с тобой,—был мой ответ.
Прием, который при одном упоминании моего имени оказал
в дикой глуши этот сын природы и обнаруженный им интерес
к моей судьбе, так растрогали меня, что я и теперь отношу эту
встречу к самым приятным своим воспоминаниям.
Этот бедный рыбак с величайшим вниманием отнесся к нашим
нуждам. Он прекрасно был осведомлен обо всем и заявил, что
сейчас же готов провести меня по острову на запад в рыбачий
поселок, где я смогу купить овощи, рыбу и мясо.
Я отправил людей на лодке к судну с новостями и немедля
пустился в путь через тропический лес в сопровождении
рыбака. Скоро мы добрались до протоптанной дорожки.
По обеим сторонам расчищенной с помощью топора тропинки
непроходимой стеной стоял первобытный лес.
Большинство деревьев и растений было мне знакомо по
австралийским лесам. Тут находились всевозможные разновидности
эвкалипта, камедного дерева, фисташника и других; между ними
образовали густую сеть самые удивительнее вьющиеся растения.
Одни из них, лишенные листьев, тянулись, как канаты, от дерева
к дереву, иные свивались друг с другом в бесконечные петли
и были покрыты листьями и крючковатыми шипами. За
характерную особенность ко всему цепляться австралийцы называли
их «стряпчими».
Мой проводник рассказал, что он дружил с маори Джо,
вместе с которым в 1894 году я занимался китобойным
промыслом.
16* 243

Бедняги Джо больше не было на свете. Хоть он и родился
«в сорочке», но нашел смерть в волнах. В 1894 году он однажды
свалился с палубы «Антарктика», попал между двумя тяжелыми
льдинами и долго барахтался в воде, пока нам не удалось его
выловить. Вновь оказавшись на палубе, он заявил, что ни секунды
не боялся утонуть: еще бы—он родился «в сорочке»!
Это суеверие, по-видимому, глубоко укоренилось среди маори..
Мой спутник тоже не верил, что Джо утонул без участия
сверхъестественных сил.
Через час мы достигли премилого городка.
Как в Северной Австралии, дома были выстроены на сваях.,
что защищало от белых муравьев1, пожирающих сухие доски
с невероятной быстротой. Я видел большой дом, который был
буквально изъеден ими. Снаружи он выглядел крепким и
основательным, но в то же время сквозь стену можно было легко
проткнуть палец. Белые муравьи оставили неповрежденной только
внутреннюю и наружную поверхности стены, которые были
окрашены, а все промежуточное пространство полностью
разрушили.
Все население состоит из маори, народа, который населял
Новую Зеландию еще до того, как она была открыта
европейцами. Маори принадлежат к малайской расе, но имеют, без
сомнения, смешанное происхождение. Из тех маори, что я видел,
некоторая часть не только чертами лица, но и цветом кожи
напоминает европейцев. Большинство же их принадлежит к негритянскому
типу. Это, однако, видоизмененный, значительно улучшенный
тип. Они напоминают креолов с Мартиники, но отличаются
более крепким телосложением и имеют в среднем рост в 170
сантиметров.
Подлинное происхождение маори и поныне не установлено.
Существует предание, что маори около 500 лет назад явились
в Новую Зеландию из Гавайки в двух каноэ «Арава» и «Таи-
нуи».
Некоторые этнологи полагают, что под этим надо понимать
Гавайю из группы Сандвичевых (Гавайских) островов. Вероятнее,
однако, что речь идет о Савайи—одном из островов группы
Самоа2.
Томсон из Отаго3 стремился внести в этот вопрос ясность.
Опираясь главным образом на языковое родство, он пытался
протянуть нить через малайцев к древним обитателям Бараты
В Южной Индии. Теорию эту он также основывает на находке
старинных часов, обнаруженных им в северной части Новой
Зеландии, на которых сохранилась надпись на тамильском языке4.
В 1877 году в южной части ущелья Уэка было найдено
несколько древних изображений на камне; среди
них—изображения животных, не встречающихся в Новой Зеландии, оружия
ь одежды, также неизвестных на этих островах. Надписи на
предметах вооружения напоминали тамильский язык.
244

На островах Чатам еще встречаются некоторые следы
народности, называвшейся мариори, или майориори; их часто считают
древнейшими обитателями Новой Зеландии.
Маори, как было сказано,—смелый и развитой народ,
прекрасные моряки и рыболовы. Они исключительно хорошо
умеют наблюдать природу. Например, еще до того, как маори
стали известны европейцам, они располагали поразительной
системой классификации растений.
Хотя маори умны и отважны, по временам они выказывали
исключительную грубость и жестокость5. В старину они были
людоедами; после уничтожения рабства этот обычай полностью
прекратился.
Административная система маори покоится на родовом
принципе. Земля распределена между отдельными родами. На севере
имеется еще 18 крупных родов, подразделяющихся на более
мелкие, или «хапус».
Из-за владения землей происходят кровавые битвы.
В 1858 году один из родов, и притом наиболее влиятельный,
отказался от подчинения европейцам и стал под начало
собственного короля.
Таугиао, сын Потатана, первого туземного короля, был
избран, как его наследник, королем в 1860 году.
На протяжении первых 15 лет своего правления он вел
жестокую войну с правительством Новой Зеландии. Он провел не
менее четырех кровопролитных сражений, но, наконец, сдался
в 1881 году и получал с тех пор от правительства ежегодную
пенсию в 225 фунтов стерлингов. Этот последний король маори
умер в 1894 году6.
Маори очень искусны в военном деле. В качестве рабочих на
фабриках, резчиков и ткачей они обнаруживают
исключительное мастерство. Кроме того, маори обладают врожденным
ораторским талантом, что оказывается очень полезным их депутатам
в Новозеландском парламенте. Депутаты маори издавна сумели
добиться уважения и восхищения со стороны белых сограждан.
Однако в массе маори еще совершенно недостаточно
приобщились к европейской цивилизации7.
В 1894 году в Новой Зеландии насчитывалось 41 993 маори,
в том числе 22 860 мужчин.
С великой радостью встретили нас на судне, когда мы
появились с двумя вместительными корзинами, наполненными
овощами, и со сравнительно свежей газетой. Сообщения из Австралии
изменили мое первоначальное намерение зайти в Сидней—там,
как и в Мельбурне, была чума.
В маленьком рыбачьем поселке, где я купил овощи, мне
посоветовали оставить бухту Паттерсон, и, обогнув на судне остров,
заплыть в Полулунную бухту, на берегу которой стоял поселок.
Там удобнее было стать на якорь и легче запастись продуктами.
Кроме того, сюда раз в неделю заходил пароход, поддерживаю-
245

щий связь с самым южным портом Новой Зеландии—Блеф-
фом.
Поэтому на следующий день мы поплыли вокруг острова по
направлению к поселку, где толпы местных жителей радушно
приветствовали нас.
Мало-помалу появлялись более интеллигентные жители. В
городе проживало несколько австралийцев. Сначала я свел
дружбу с белым почтмейстером, дом которого из-за белых муравьев
тоже был «на ходулях». Затем познакомился с несколькими
курортниками из Австралии, в том числе с одним австралийским
профессором из Крайстчерча. Он всячески старался быть мне полезным
и в то же время получить как можно больше сведений о
таинственном континенте, лежавшем далеко на юге.
Большую часть наших 70 собак я намеревался оставить на
острове Стюарт, так чтобы ими могли воспользоваться будущие
экспедиции. Тем самым мы были бы избавлены от всех
трудностей, связанных с перевозкой собак через экватор. Однако
выяснилось, что на острове Стюарт действовал новозеландский
закон, воспрещавший в интересах овцеводства и в целях
сохранения чистоты породы завезенных шотландских овчарок, ввоз
собак каких-либо иных пород. Этот вопрос имел в Новой
Зеландии существенное значение для национальной экономики.
Что-то следовало предпринимать. Когда мне предложили,
в расчете на возможное согласие правительства, в качестве
местопребывания собак островок, или, скорее, большую скалу
недалеко от острова Стюарт, то я сообразил, что надо делать.
На следующий день я временно распростился с «Южным
Крестом» и с экспедицией и перешел на суденышко с туземной
командой, совершающее рейсы вдоль побережья. Оно называлось
«Руругау», что на языке маори означает: «Не боящийся ветров».
Один из туземцев, говорящий по-английски, заявил: то, что
я попал именно на данный корабль,—хорошее предзнаменование.
С большой сумкой, полной писем, я покинул на маленькой
шхуне Полулунную бухту под прощальный салют и громкое
«ура», раздававшиеся с «Южного Креста». «Руругау» взял курс на
видневшуюся далеко на севере в голубоватой дымке землю.
Сильное западное течение и слабый ветер задерживали судно.
Все же земля на севере постепенно, вплоть до сумерек,
становилось все более различимой. С наступлением темноты с
юго-востока подул свежий ветер, и в 10 часов вечера 1 апреля мы увидели
огни маяка у входа в бухту Блефф.
После сложных поворотов между буями с колоколом и
бакенами мы ровно в 12 часов ночи вошли в гавань Блеффа.
Освещения на улицах не было. С большим трудом и после
долгих поисков нашел я, наконец, телеграф. Он помещался
в низком деревянном здании.
Долго и сильно барабанил я во входную дверь, пока,
наконец, услышал скрип оконца под крышей и недовольный голос,
246

спросивший, что случилось. Однако стоило мне назвать себя,
как меня самым вежливым образом попросили подождать
секунду. Через несколько минут застучал телеграфный аппарат и
была установлена связь с Австралией.
Телеграфист, исполнявший свои обязанности чуть ли не
в одном белье, был исключительно любопытен. Тик-так, тик-так—
работал аппарат. Вдруг телеграфист остановился. Его коллега
на другом конце провода интересовался, нашел ли я у Южного
полюса какие-либо поселения.
— Что мне ответить?—спросил телеграфист.
— Ответьте, что Борхгревинк нашел много птичьих
поселений.
Тик-так, тик-так—слышалось снова: в Австралии стало
известно, что «Южный Крест» и экспедиция благополучно
вернулись.
Моя первая телеграмма сэру Джорджу Ньюнсу в Лондон
гласила:
«Задача экспедиции выполнена. Положение Южного
магнитного полюса установлено. Доехал на санях до 78 градусов
50 минут. Зоолог Николай Гансон умер. На борту все в порядке.
Борхгревинк».
После отправки телеграммы я как будто освободился от
бремени, лежавшего на мне, и в ту же минуту почувствовал
страшную усталость, почти изнеможение. Собственно говоря, я был
даже и не рад тому, что меня больше не тяготит ответственность.
Я скучал по судну, по одиночеству, по знакомым лицам.
— Вы устали,—сказал мне телеграфист, и я как сейчас
слышу этот голос. Он оделся, проводил меня в гостиницу, где я
тотчас же улегся спать.
Когда в восемь утра я отдернул оконные занавески, первое,
что я увидел, был норвежский флаг, весело развевавшийся по
ветру на гафеле белого трехмачтовика. «Земляк» стоял у
пристани. С него выгружали сосны и ели, доставленные с далекой
родины. Это был первый привет «Старой Норвегии».
Патриотическое чувство охватило меня. Я раскрыл окно
и помахал рукой в сторону корабля.
После этого я принял первую культурную ванну. Едва
лишь я начал с наслаждением мыться, как кто-то настойчиво
постучал в дверь ванной.
Я выразил недовольство, но чей-то голос закричал мне, что
я должен немедленно открыть дверь и взять газету, где найду
приятную неожиданность. Я выскочил из воды и схватил
протянутую через дверь газету. В газете была напечатана телеграмма
из Аделаиды (Австралия), которая гласила следующее:
«Вчера в полночь пароход «Австралия» прибыл из Европы.
Среди пассажиров была миссис Карстен Борхгревинк. Один из
репортеров спросил ее, когда она ожидает своего супруга. Она
247

ответила, что не знает, удастся ли ему вернуться в этом году;
все же она считает, что его возвращение должно последовать
в недалеком будущем».
Моя жена в Австралии! Она оказалась там в тот момент, как
я ступил ногой на Новую Зеландию. Поразительное совпадение!
В первую минуту газетное сообщение показалось мне
неправдоподобным. Я подумал, что это обычная газетная утка.
Однако вскоре выяснилось, что корреспонденция заключала
в себе чистую правду.
Большой пароход «Австралия», совершающий рейсы на
восток, вышел из Европы пять недель назад. Никакой
договоренности между мной и женой о встрече в южном полушарии не было.
Возвращение мое зависело от ледовой обстановки. И тем не
менее оба мы оказались на австралийском материке в один и тот
же час. Мне было известно, что ее пароход уже находится на
пути в Мельбурн. Поэтому я немедленно телеграфировал туда,
сообщил жене о счастливом возвращении экспедиции и
одновременно просил ее направиться дальше, в Хобарт, столицу
Тасмании. Мельбурн и Сидней были объявлены подозрительными по
чуме. Прибытие «Южного Креста» туда означало бы задержку
и карантин, а также риск для участников экспедиции. Наша
первая встреча с женой должна была состояться в Хобарте.
После отправки телеграмм я нанес визит члену парламента
достопочтенному мистеру Уорду. Он принял меня с большим
радушием и тотчас же связался по телеграфу с
премьер-министром м-ром Седдоном. Последний немедленно дал мне
официальное разрешение высадить собак на острове Стюарт. Вечером я
был приглашен на банкет, где председательствовал мистер
Уорд.
Передав капитану Йенсену свои инструкции относительно
собак и отъезда в Хобарт, 4 апреля я сел на пароход «Мокойя»,
идущий в Хобарт.
К своему изумлению, на борту этого великолепного судна
я встретил старого друга, норвежского консула в Мельбурне
м-ра Гундерсена, который в 1898 году пожелал мне
счастливого пути.
После быстрого и приятного плавания 6 апреля мы прибыли
в Хобарт.
Город был украшен флагами, крепость салютовала
выстрелами, когда «Мокойя» вошла в гавань.
Прямо у входа в порт стоял норвежский клипер,
расцвеченный флагами. Когда мы проплывали мимо, нас приветствовали
могучим норвежским «ура». На пристанях было черно от народа;
когда же положили сходни, то разразилась буквально буря
приветствий.
М-р Мортон, хранитель музея в Хобарте, первым пожал мне
руку. Затем следовала депутация правительства во главе с сэром
Филиппом Фюш.
248

Меня подняли на руки и на кресле пронесли к уже
ожидавшему ландо. М-р Мортон сел рядом со мной, и под громкие крики
«ура» мы поехали в гостиницу, где я встретился с женой. Тут
меня ждала куча телеграмм из Европы.
Первые вскрытые мной телеграммы были от сэра Джона
Мёррея и от Эдинбургского географического общества. Затем шли
приветствия от сэра Клементса Маркема, от профессора Ингвара
Нильсена, от сэра Джорджа Ньюнса, от всех географических
обществ Европы и Австралии. Весь день приходили телеграммы
на самых разнообразных языках. Вскоре после моего приезда
появился адъютант губернатора м-р Роуменсон. Он передал мне
и жене приглашение губернатора быть на следующий день на
обеде. Там я был принят с той же сердечностью, какая была
проявлена в 1898 году при моем отъезде на неведомый юг.
Десять дней спустя, по прибытии «Южного Креста», город
Хобарт устроил официальный прием в большом зале ратуши. На
другой день состоялся в соборе благодарственный молебен,
который служил тасманийский епископ.
Дав все указания Йенсену о порядке следования в Европу,
я временно простился с экспедицией. Капитан Йенсен должен
был вести судно в Лондон вокруг Африки. Я не хотел, чтобы
судно шло через Красное море и Суэцкий канал, так как опасался,
что большая часть собранных коллекций испортится от жары.
27 апреля мы с женой оставили Хобарт на привезшем ее
большом и роскошном пароходе «Австралия». Когда
плавучий дворец медленно скользил мимо «Южного Креста», откуда
экипаж приветствовал нас громовым «ура», первый штурман
Петерсен дал салют из пушек и приспустил флаг. В эту минуту
я не мог не прослезиться. Мне был бесконечно дорог этот
норвежский полярный корабль, украшенный флагами. Я всем сердцем
полюбил его бесстрашную команду, посылавшую мне
прощальный привет.
Штурмана Петерсена я больше не увидел. Он умер на пути
домой 23 сентября и 28-го числа того же месяца был погребен
в море близ острова Св. Елены. Скончался он от той же болезни,
что и Гансон, по всей видимости, став жертвой бери-бери. Стоит
упомянуть, что доктор, вскрывавший Петерсена на острове
Св. Елены, не смог определить природу болезни.
Судя по отчету капитана Йенсена, симптомы были такие же,
какие я наблюдал у Гансона. Бедный штурман Петерсен! Не
суждено ему было увидеть свою родину и своих близких,
которые занимали непрерывно его мысли и о которых он все время
говорил. Всегда аккуратный и исполнительный, но в то же
время замкнутый и меланхоличный—таким вспоминаю я его
с благодарностью и грустью.
29 октября 1900 года «Южный Крест» прибыл в Лондон. В тот
же вечер состоялся торжественный ужин для всех членов
экипажа.
249

Я же приехал в Лондон через Суэцкий канал спустя пять
недель после отплытия на пароходе «Австралия» из Хобарта.
Научные сотрудники прибыли тем же путем на пять дней позже.
Каждому, кто провел со мной зиму на южнополярном
континенте, был куплен билет от Хобарта до Лондона за счет экспедиции.
На Лондонском вокзале, куда мы с женой прибыли поздно
ночью, нас встречали многочисленные друзья, в том числе Франк
Ньюнс, известный географ доктор Хью Роберт Милль в качестве
представителя Королевского географического общества, лейб-
медик Теодор Эгеберг сопровождавший короля Оскара в
Лондон, и многие другие.
25 июня 1901 года по приглашению Королевского
географического общества я прочел в Лондонском университете первый
доклад о работах экспедиции.
Председательствовал сэр Клементе Маркем, присутствовали
адмирал сэр Дальримпль, адмирал сэр Эразм Оммэни, сэр
Г. М. Стэнли, член парламента адмирал сэр Л. М. Клинток,
адмирал В. И. Уорд, адмирал сэр Уильям Уортон, генерал сэр
Генри Смит, сэр Джордж Ньюнс, генерал сэр Генри Норман,
адмирал сэр Энтони Госкинс, адмирал сэр Джордж Нэрс и
многие другие.
На следующий вечер сэр Джордж Ньюнс устроил в отеле
«Сесиль» в честь экспедиции банкет, на котором присутствовали
выдающиеся географы Англии, а также представители
правительства.
Затем для меня наступило очень напряженное время. Я
ликвидировал дела экспедиции, приводил в порядок коллекции,
выпускал первые краткие отчеты, выполнял бесконечное
множество других дел, связанных с работами экспедиции.
Отчеты о различных работах экспедиции публиковались
частями по-английски. И лишь теперь книга «У Южного полюса.
Год 1900» имеется в виде связного изложения на моем родном
языке. Родной язык моего отца был норвежским, а моей матери—
английским. Рассказ об экспедиции имеется теперь на обоих
языках. Но ведь экспедиция состояла в основном из
представителей Норвегии и Англии—двух морских держав, у которых
много общего и которые совместными усилиями пытались
приподнять покров над тайнами Южного полюса.

^0 Т Ч Е Т
а п и ш а к а
БЕРНГАРДА
ЙЕНСЕНА
\

ta
im
ПУТЕШЕСТВИЕ «ЮЖНОГО КРЕСТА» И ПРЕБЫВАНИЕ
НА ОСТРОВАХ КЭМПБЕЛЛ ЗИМОЙ 1899 ГОДА
П
т т ервого марта 1899 года «Южный Крест» отплыл от
мыса Адэр, на котором осталось 10 членов экспедиции. Судно с
максимальной скоростью двигалось к северу.
Уже 15 марта стал виден мыс Золотой самородок на юге
Новой Зеландии. После того как судно получило в доке Порт-
Чалмерс необходимый ремонт, оно отправилось в плавание и на
протяжении зимы выявляло наличие китов в районе острова
Кэмпбелл.
К весне «Южный Крест», избороздив воды вокруг острова
Кэмпбелл, вернулся в Новую Зеландию, в порт Блефф,
чтобы провести мелкий ремонт и сделать закупки
продовольствия.
10 декабря судно направилось на юг к оставленным на мысе
Адэр спутникам. 15 января «Южный Крест» вновь бросил якорь
у входа в бухту Робертсон.
Далее следует несколько записей из дневника, который вел
капитан Бернгард Йенсен.
Мыс Адэр, среда 1 марта 1899 года. Ветер небольшой, с
меняющимся направлением. Небо чистое. Работа началась в 8 утра.
В 9 часов был выловлен упущенный якорь. На сушу доставлено
все, что не успели доставить ранее.
В 2V2 часа почти все были на суше, чтобы присутствовать при
первом подъеме флага на южнополярном континенте.
Борхгревинк произнес короткую речь, после этого мы
сфотографировались всей группой.
Позднее Борхгревинк явился на борт и распрощался с нами.
Трудненько было расставаться с ними. Один за другим уходили
они с судна. Быть может, никогда не увидимся. Кто может
сказать, что предстоит им и нам...
253

В 9 часов мы подняли якорь и вскоре миновали косу мыса
Адэр. Было произведено четыре выстрела из пушек и дан салют
флагом. Крики «ура» раздавались повторно с судна и с земли, пока
мы могли видеть и слышать друг друга.
При расставании нас обуревали необычные чувства,
одолевали грустные мысли—всех ли мы найдем при возвращении?
После того как мы столько прожили вместе, так близко узнали
друг друга и так сдружились, расставаться тяжело. Но что
пользы мучить себя?
Последний прощальный гудок прорезал темноту. Последний
взгляд на мыс Адэр: свет в единственном окне единственного
дома.
Какие угрозы таит в себе мыс Адэр? Вернемся ли мы в 1900
году? Великий боже, храни оставшихся друзей, так, чтобы они
выполнили поставленную перед собой задачу и достигли цели
своих стремлений! Прощай, прощай, мой друг Борхгревинк,
возвращайся на родину в 1900 году с победой, порази своими
открытиями нас и весь мир!
Четверг, 2 марта 1899 года. Ветер западный. Небо ясное,
вода спокойная, льдов нет.
Взял направление на северо-запад. Видим, как исчезает
земля и вместе с нею оставленные там наши друзья. К полудню ветер
посвежел и стал восточным. С таким ветром и при ясном небе
плыть одно удовольствие. Кто бы подумал, что нас ждет такая
хорошая погода. Попалось несколько айсбергов, но далеко не
так много, как при нашем плавании к югу. Ах, если б мы имели
на всем пути или по крайней мере до тех пор, пока не выйдем из
полосы льдов, такую погоду!
Так или иначе судно вышло теперь в открытое море. Мы
приготовились ко всему: и хорошему и плохому. Прощайте, мои
друзья на мысе Адэр! Вспоминайте о нас, когда наступит
тяжелое время и когда вас одолеет одиночество.
Пятница, 9 марта 1899 года. Ветер с юга, свежий, ясное
небо. В 3 часа паковый лед, который нам мало помешал. Уже
к 5 часам мы его миновали и вышли на северо-восток в открытое
море. Айсберги видны тут и там на горизонте.
Мы, вероятно, уже прошли ледовый пояс. Если это верно,
то нам повезло. Хорошо помогает южный ветер, так что мы идем
быстро. Однако так холодно, что вода, плеснувшая на борт,
замерзает; брызги оледеневают на такелаже.
Сегодня мы на 68° южной широты и 172°49' западной
долготы.
Суббота, 4марта 1899 года. Ветер юго-западный, легкий,
пасмурно. Ночью был полный штиль, пришлось запустить машину.
К полудню ветер усилился до свежего бриза1. С запада шла зыбь,
следовательно, в том направлении нет пака. Сегодня пересекли
Южный полярный круг. Значит, идем хорошо. Как я скучаю по
Борхгревинку!
254

Как будто потерял опору! Так пусто, такая ужасная тишина!
Со временем станет легче. Надо привыкать к одиночеству.
Вначале это просто невыносимо.
Воскресенье, 5 марта 1899 года. Западный ветер, сравнительно
ясно. Движемся одновременно и под паром и на парусах. Пака
нигде не видно, айсберги всевозможных очертаний в большом
количестве. Хорошая видимость нам на руку.
Будем надеяться, что ночью станет попадаться меньше
айсбергов. Мы сейчас приблизительно на 64-м градусе—скоро
расстанемся с этими опасными попутчиками. Во второй половине
дня небольшой снег.
Понедельник, 6 марта 1899 года. Юго-западный ветер, свежий,
непостоянная облачность. Идем на полных парусах. Сегодня
после обеда видели еще два айсберга. Вероятно, это были
последние. По крайней мере, хотим, чтоб так было. В полдень я
сбросил запечатанную бутылку, в которую вложил сообщение о
высадке Борхгревинка и об удачном отплытии судна от мыса
Адэр.
Все тихо и спокойно. Даже слишком спокойно. Эта пресная
жизнь начинает всем нам становится невмоготу. Лучше уж нам
•скорее пристать к берегу и вновь собираться на юг.
Вторник, 7 марта 1899 года. Ветер западный, свежий,
дождь. Прошли мимо нескольких айсбергов. К вечеру ветер
совсем стих, пришлось идти только под паром.
Хотелось бы, чтобы ветер был сильнее: тогда мы скорее
пристали бы к берегу и вернулись в культурные страны.
Среда, 8 марта 1899 года. Ветер западный и юго-западный,
свежий, непостоянная облачность, небольшой дождь после обеда.
Пары в котле разведены, машина работает. В 3 часа пополудни
остановили машину, свежий бриз обеспечивает хороший ход
под парусами. Льдов сегодня не видно.
Сегодня мы, вероятно, на 60-м градусе. Если б только погода
совсем прояснилась, можно было бы сделать точные определения.
Бросил бутылку с сообщением, что все в порядке.
Четверг, 9 марта 1899 года. Юго-западный ветер, свежий,
пасмурно, позднее туман и дождь.
Пятница, 10 марта 1899 года. Свежий ветер с западо-северо-
запада, туман и дождь. Начиная от мыса Адэр нам не удалось
сделать ни одного безукоризненного наблюдения, поэтому точно не
знаем, где мы, собственно, находимся. При таком ветре мы не
сможем достигнуть острова Кэмпбелл. Впрочем, это и неважно,
поскольку нам надо попасть в Порт-Чалмерс, поставить там
корабль в док, а оттуда направиться в Блефф, чтобы запастись
углем; в районе острова мы станем работать позже.
Суббота, 11 марта 1899 года. Ветер юго-западный
равномерный, пасмурно. Сегодня удалось сделать точное определение;
мы находимся на 55°46' южной широты и 173° восточной
долготы.
255

Воскресенье, 12 марта 1899 года. Ветер западный, слабый;
плыли к северу под паром, так как совсем заштилело.
Море спокойно, воздух становится теплым. Сегодня дышать
просто приятно. Воскресенье—и вся команда наслаждается
прекрасной погодой. Считают дни, ждут не дождутся земли и вестей
от родных. То-то будет радость! Если бы ее могли разделить с
нами друзья на мысе Адэр! Бедняги! Скоро у них наступит
полярная ночь и начнет испытывать их терпение.
Понедельник, 13 марта 1899 года. Ветер западный, вода
спокойна, пасмурно. Машина пущена в ход; счастье еще, что у нас
пока хватает угля. Поразительно, что на всем пути от мыса Адэр
мы не встретили ни одного кита. Попадалось нам лишь немного
альбатросов. Фауна здесь бедная по сравнению с мысом Адэр,
где, кроме большого количества тюленей и пингвинов, мы видели
также много китов.
Вторник, 14 марта 1899 года. Западный ветер, пасмурно.
Море спокойно, плывем к северу. Находимся на 48° южной
широты и 172° восточной долготы.
Сегодня стирка и генеральная уборка, поскольку, вероятно,
завтра же пристанем к земле. Если это произойдет, то наше
путешествие и вправду окажется очень быстрым.
Сегодня впервые почувствовали, что приближаемся к
цивилизованным районам земли: увидели плывший на восток корабль.
Вид этого первого корабля произвел на всех сильное
впечатление.
Среда, 15 марта 1899 года. Ветер северо-западный, свежий,
ясно. Ветер был встречный, поэтому шли под полным паром.
В 11 часов утра увидели землю. Ветер посвежел, изменил
направление на западо-юго-запад, так что мы были вынуждены
поставить паруса. В 5 часов земля стала явственно видна. Это был мыс
Золотой самородок расположенный рядом с Порт-Чалмерсом,
Вероятно, завтра мы будем там.
Судно чисто вымыто, на борту все приведено в порядок.
Четверг, 16 марта 1899 года. Ветер с севера, погода ясная.
В 4 часа утра перед нами маяк у входа в Порт-Чалмерс. В 6 часов
подошли к молу. В 8 часов на борт явился лоцман. Когда мы
пристали к берегу, нас встречали таможенные чиновники, врач,
репортеры. Последних мы не пустили на борт. Понятно, они были
крайне недовольны. Один старый репортер грозился, что
напишет о нас статью, которую мы будем помнить всю жизнь. Едва
стали на якорь, как я сошел на сушу и отправил порученную мне
Борхгревинком телеграмму.
Пятница, 17 марта 1899 года. В 71/2 утра вошли в док.
Выяснилось, что задняя лопасть винта смята, а гребной вал поврежден
льдинами. Для отливки и сварки новой лопасти надо пробыть
в доке около восьми дней.
Необходимо ремонтировать ледорез в тех местах, где он
получил от пакового льда сильные зазубрины.
256

В Порт-Чалмерсе «Южный Крест» оставался до понедельника
17 апреля 1899 года. В 9 часов утра этого дня он снова вышел
в море...2
Капитан Йенсен пишет:
Понедельник, 17 апреля 1899 года. С западо-юго-запада
свежий ветер, переходящий в шторм, дождь. Пришлось убрать все
паруса, за исключением двух малых. Море очень неспокойно,
палубу сильно заливало.
Вторник, 18 апреля 1899 года. Шторм. Постарались с
подветренной стороны подойти к острову Стюарт. Поставили фок,
вскоре после этого увидели Золотой самородок на юге Новой
Зеландии. Намерен войти в залив у Самородка и стать там на
якорь.
Среда, 19 апреля 1899 года. Свежий бриз. Бухта у
Самородка оказалась плохой гаванью. Мы вышли из нее, держимся
близ берега, рассчитывая с помощью пара добраться до острова
Стюарт.
Четверг, 20 апреля 1899 года. Северо-западный ветер, слабый.
Пасмурно, небольшой дождь. Ветер днем усилился до свежего
бриза. Направляемся к Оклендским островам, с тем чтобы
подойти позже к острову Кэмпбелл. Погода неустойчива, барометр
падает, ветер свежеет.
Пятница, 21 апреля 1899 года. Ветер юго-западный. Пасмурно.
Видимость плохая. Ветер усиливается, идет сильная волна с юга
и юго-запада. Двигатель беспомощен. Надеюсь, шторм долго не
продержится.
Судно борется с волнами. Зрелище тяжелое.
Суббота, 22 апреля 1899 года. Ветер с западо-юго-запада.
Ливни. На море волнение продолжается.
Воскресенье, 23 апреля 1899 года. Держится упорный ветер,
море неспокойно. Не было возможности провести наблюдения,
поэтому точное местоположение неизвестно.
Понедельник, 24 апреля 1899 года. Ветер юго-западный,
свежий. Неспокойное море. К 8 часам настолько прояснилось, что
мы смогли определить долготу.
В 11 часов взят был курс на остров Кэмпбелл, в 2х/2 часа он
стал виден. Плывем к северной стороне острова, чтобы выяснить,
нет ли там китов.
Пока доплыли туда, стало так темно, что ничего нельзя было
увидеть. Поэтому поплыли в Заповедную бухту. Там в 10 часов
вечера стали на якорь. Цепь правого якоря была вытравлена
на 45 саженей, левого—на 30. Благодарение богу за пока
удачное плавание!
Вторник, 25 апреля 1899 года. Ветер юго-западный, свежий,
туманно. В 8 утра начали сносить на берег занимавшие слишком
много места ящики с собачьими галетами.
Подготовились полностью к тому, чтобы прослеживать
китов.
17 к. Борхгревинк
257

Штурман сообщает, что у команды нет большого желания
заниматься ловлей китов; сам он еще менее к тому расположен.
Я так и не знаю, что из этого получится.
Убрал брамсели, чтобы во время предстоящего шторма
сделать судно как можно послушнее. В наступлении шторма почти не
сомневаюсь. До сих пор помню совершенно ясно 1894 год, когда
старый «Антарктик» был накануне кораблекрушения и нам
приходилось рубить грот-мачту. Тьма стояла—хоть глаз выколи,
шторм выл и свистел в снастях, огромные волны обрушивались
на нас. Да, все это до сих пор вспоминается мне вполне
отчетливо— и очень хорошо я знаю теперь, чего можно ждать.
Среда, 26 апреля 1899 года. Юго-западный бриз и снег.
Вельботы подготовлены к охоте на китов.
Птиц видно мало. Вся жизнь как будто вымерла.
Четверг, 27 апреля 1899 года. Юго-западный, упорный бриз
со снегом. Вершины гор, поднимающихся примерно на 1000 метров,
побелели. К полудню остров был окутан туманом, пошел дождь.
Жажду поохотиться за китами.
Ночью будет, по-моему, шторм.
Пятница, 28 апреля 1899 года. Юго-западный шторм.
Сегодня молитвенный день, поэтому команда свободна. Некоторые
побывали на берегу и осмотрелись. Они удивлены, что на острове
никто не поселился. Этому, действительно, надо изумляться.
Гавань здесь хорошая, земли много, зима очень мягкая.
Суббота, 29 апреля 1899 года. Юго-западный шторм, дождь.
Дует свирепо. Хорошо, что мы сейчас в гавани. В открытом море
гигантские волны. На вельботах мы еще не выезжали. Все время
тому мешала непогода. Быть может, еще слишком рано
рассчитывать на китов в этом районе. Наверно, они появятся в
будущем месяце. По старым наблюдениям они уже должны бы
быть здесь. Может, конечно, получиться и так, как в тот раз на
«Антарктике»: все время держалась плохая погода, а когда
наступили хорошие дни, то китов уже не было.
Одни боги знают, куда они делись. Мне это осталось
неизвестным.
Будем надеяться, что они появятся. На всякий случай
приготовились к охоте на них.
Воскресенье, 30 апреля 1899 года. Свежий бриз со снегом.
Ландшафт совсем зимний. Ураган третью ночь, после полуночи
ветер несколько стихает.
Понедельник, 1 мая 1899 года. Юго-западный свежий бриз
и сильный снегопад. Снова слышу, что у команды нет желания
заняться охотой на китов; сведения исходят от второго штурмана,
который, правда, сам этого не хочет.
Вторник, 2 мая 1899 года. Юго-западный свежий бриз.
Лучший из всех дней, что мы здесь провели.
Сегодня мы смогли прогуляться на вельботах. К моему
удивлению, наловили рыб пяти разных пород.
258

Законсервируем всех их в спирте. Никогда раньше не
находили рыб в этих широтах (5ГО,5' южной широты). Если
благоприятная погода будет держаться, попробуем ловить рыбу неводом
и другими снастями.
Среда, 3 мая 1899 года. Северо-западный шторм с ураганными
порывами. Хотел бы я знать, так же сильно бушует ветер на
мысе Адэр. Если дело обстоит таким образом, то им завидовать
не приходится. Хорошо, что они как следует укрепили домик
с помощью якорей, так что их не снесет шквалом. Если бы
только не эта вечная тьма, которую вынуждены переносить
бедняги!
Хотел бы я, чтобы уже наступила минута свидания. У нас
теперь тихо и скучно.
Четверг, 4 мая 1899 года. С западо-северо-запада свежий бриз.
К полудню сильный туман. Выезжал на лодке с неводом и
поймал несколько рыб. Некоторые длиной от 20 до 25 сантиметров.
Все помещены в спирт.
Среди пойманных рыб есть камбала средней величины. Если
бы у нас было больше рыболовных снастей, то и улов был бы
много богаче. Завтра отправлюсь на поиски китов.
Пятница, 5 мая 1899 года. Слабый северо-западный бриз,
воздух прозрачен, почти недвижен.
В 7 часов утра снялись с якоря и вышли из бухты на поиски
китов. В открытом море увидели двух китов у берега и одного
перед судном. Поскольку вельботы еще не были приведены в
полный порядок, то мы поплыли дальше к северу, чтобы выяснить,
не встречается ли там больше китов. Однако там ни одного не
заметили.
На обратном пути в бухту заметили одного кита. Спустили
вельбот и пытались подойти на расстояние выстрела, но, к
сожалению, безуспешно.
Два часа гонялись за китом понапрасну. Подняли вельбот
опять на борт и вошли в гавань, где стали на якорь в 4 часа
вечера. Завтра возобновим попытку.
Воскресенье, 7 мая 1899 года. Слабый северо-восточный ветер „
туман и дождь.
Понедельник, 8 мая 1899 года. Юго-западный свежий бриз.
В 7 часов снялись с якоря и отправились на охоту за китами.
Однако море было так неспокойно, что нельзя спускать
вельботы.
Вторник, 9 мая 1899 года. Слабый юго-западный бриз.
Облачно. В 8 утра мы подняли якорь и отправились вновь
за китами.
Выйдя в открытое море, увидели вблизи острова одного кита.
Спустили два вельбота с полными командами и, налегая на
весла, стали приближаться к нему. Однако на расстояние
выстрела подойти не удалось: кит ушел к северу. Мы последовали
за ним.
17* 259

Подойдя па вельботе к самой северной оконечности острова,
вблизи от берега заметили другого кита, подплыли к нему на
достаточно близкое расстояние, и я выстрелил. Было ровно
11 часов утра.
Гарпун вонзился в кита, животное стало плыть с такой
скоростью, что я боялся за судьбу вельбота. Все, однако, сошло
хорошо. Отплыв в море, животное остановилось и стало ударять
хвостом по воде. Кровь била из дыхала, лилась из раны, в которой
торчал гарпун. Затем я запустил в него гранатой, второй
штурман последовал моему примеру. Оба снаряда взорвались.
Большие струи крови взлетели в воздух.
С судна также был сделан выстрел. Гарпун попал, но веревка
оборвалась. Я передал свою веревку с вельбота на судно.
Объединенными усилиями с судна и с вельбота мы продолжали
атаковать кита гранатами и гарпунами. Чтобы уклониться от наших
выстрелов, он стал огибать судно, при этом гарпунная веревка
натянулась вдоль кормы и руля и перетерлась о них. Кит
медленно уплыл в южном направлении, время от времени
останавливаясь и выбрасывая струи крови в высоту. При усиливающемся
волнении нечего было и думать нагнать его на вельботе: кит был
безвозвратно потерян.
Начало оказалось неудачным. Пока мы достигли гавани,
у берега видели еще трех китов.
Среда, 10 мая 1899 года. Упорный западный бриз. К полудню
дождь и туман. Кит, с которым мы вчера сражались, сейчас уже,
наверное, истек кровью.
По-видимому, к южнополярному киту при некоторой
осторожности подобраться не так уж трудно, но, во всяком случае,
нецелесообразно стремительно нападать на него, как делали мы
в 1894 году на «Антарктике». Имеет, пожалуй, смысл
пользоваться коричневыми лодками—недаром ведь у китов грудная часть
коричневого цвета.
Четверг, 11 мая 1899 года. Юго-западный свежий ветер.
Пятница, 12 мая 1899 года. Слабый северо-западный ветер.
Вышли на судне из бухты и скоро заметили у северной
оконечности острова двух китов. Тотчас же спустили два вельбота, но киты
уплыли с такой быстротой, что нагнать их было совершенно
невозможно. Пришлось вернуться и стать в бухте на якорь на том
же месте.
Погода собирается как будто измениться. Отметили сегодня
необычно высокое для этих широт атмосферное давление—
30,2 дюйма.
Суббота, 13 мая 1899 года. Штиль, море спокойно. В 7 часов
снялись с якоря и вышли в море. Взяли курс к северной косе,
проплыли мимо нее, не встретив «рыб», как называются киты на
матросском жаргоне. Повернули назад.
На обратном пути, проходя косу, увидали двух китов.
Спустили два вельбота и стали грести по направлению к ним. Однако
260

киты уплыли в южном направлении с такой быстротой, что
невозможно было за ними поспеть; таким образом, мы их
потеряли.
Плывя на вельботах вдоль берега, на совершенно мелком
месте обнаружили еще двух китов. Они играли в воде. Вероятно,
это была парочка. Сперва киты вынырнули перед лодкой второго
штурмана, однако он выстрелить не успел. Тем временем
приблизилась моя лодка; с нее последовал удачный выстрел. После
выстрела кит остался совершенно спокойным. Поэтому было
решено, что второй штурман со своей лодки попытается попасть
гарпуном во второго кита, спокойно плывшего рядом с первым.
Это удалось.
Киты, держась рядом друг с другом, с гарпунами в теле
продолжали плыть относительно спокойно и потащили нас за собой.
Мы выстрелили несколькими разрывными гранатами, но они
лишь ударились о спины китов и не дали в сущности никаких
результатов; только сквозь разодранную кожу
обнаружился жир.
Остроги, которыми мы затем выстрелили в китов, тоже не
оказали действия. Поэтому пришлось вызвать флагами лодку
с острогами. Лодка поплыла с четырьмя людьми, в том числе
с плотником. Я пересел в лодку и направил ее к киту. В первый
раз я удачно вонзил острогу, но во второй раз кит ударил
хвостом по середине лодки, как раз там, где стоял плотник. Удар
пришелся по веслу плотника, и оно сломалось. Хвостом задело всю
левую сторону лодки. Удар затронул также и плотника: ушибло
его левую руку и левый бок, до которого он не мог дотронуться.
На поврежденной лодке мы добрались до судна и подняли
плотника на борт. Там пострадавшего сначала положили на ящик
в кубрике и раздели, так как он сам не мог пошевелить ни одним
членом.
Чтобы дать второму штурману возможность обработать своего
кита острогами и гранатами, мы приняли одну из веревок на
судно. Однако киты тут же двинулись на север. Веревка, принятая
нами на борт, сразу же лопнула. Другая веревка, находившаяся
в лодке штурмана, сорвалась в тот момент, когда лодка огибала
косу. Команда шлюпки, усталая и разочарованная, вернулась
на судно.
Ах, если б у нас было китобойное судно с большой пушкой
и канатом толщиной в 15 сантиметров!
Загарпунить южнополярного кита мне представляется не
трудным, лишить же его жизни кажется почти невозможным.
К счастью, потеря в китобойных снастях была невелика.
Я устроил плотника в каюте врача, где ему будет лучше
лежать. Хоть и наступило улучшение, но он чувствует себя
разбитым.
Во время пребывания на острове Кэмпбелл был пойман хит
(Balaena antipodarum), который, по-моему, отличается от ав-
261

стралийского кита (Balaena australis). В этом отношении я
согласен с доктором Гьортом.
Помимо этого капитан Йенсен раздобыл для экспедиции череп
одного из наиболее замечательных представителей этого вида
кита. Он выменял его у капитана китобойного судна, зашедшего
на остров Кэмпбелл, когда там находился «Южный Крест».
Постоянное появление китов зимой близ острова Кэмпбелл
вызвало в Австралии интерес, хотя киты в этом районе никогда не
плавали стадами. Пятьдесят лет назад промышленники из
Нового Южного Уэльса били австралийских китов в большом
количестве и хорошо на этом зарабатывали. Тогда в бюджете Сиднея
добыча китов играла важную роль. Эти времена давно прошли.
Во время пребывания в Австралии у меня была полная
возможность собрать сведения о тогдашнем состоянии китобойного
промысла. Полученными мною данными я обязан бывшему
премьер-министру Нового Южного Уэльса сэру Джорджу Диббсу,
а также моему покойному и высокочтимому другу Арчибальду
Арчеру в Квинсленде. Тогда в больших количествах встречался
кашалот (Physeter mäcrocephalus); били его в более низких
широтах, чем теперь. При первом моем антарктическом
путешествии 1894/95 года я сам находился в вельботе, когда в 100 милях
к юго-востоку от Тасмании загарпунили кашалота. Там было
стадо в 30 голов.
Капитан Йенсен во время своего зимнего пребывания вблизи
острова Кэмпбелл не видел ни одного синего кита. Как синий, так
серый и белый кит с большим остроконечным спинным
плавником, наверно, летом держатся в более высоких широтах, вблизи
кромки льда и у берегов южнополярного континента.
Китовое поголовье в Ледовитом океане сейчас, по-видимому,
растет. Однако по численности южные киты не могут идти ни
в какое сравнение с северными китами; поэтому уменьшение их
в результате китобойного промысла гораздо резче бросается
в глаза.
Пятьдесят лет назад в районе островов Кергелен,
Королевской Компании, Макуори, Кэмпбелл, равно как и Оклендских
островов, острова Стюарт и всего побережья Тасмании и Новой
Зеландии китов били весьма энергично и с большой прибылью.
Вследствие этого китовое поголовье быстро сократилось и
процветавший промысел сам собой захирел. Лишь теперь южные
киты стали вновь появляться стадами на прежних местах.
Но как и гладкие киты вблизи острова Кэмпбелл, они были
близки к вымиранию.
Гладкий кит острова Кэмпбелл на протяжении многих
лет не истреблялся, чему и следует приписать прирост его
поголовья. Своим спасением киты обязаны той мало рациональной
системе, которая лежит в основе китобойного промысла. Если
китов становится меньше, то охота за ними перестает себя
оправдывать, и добыча их сама по себе сокращается.
262

В связи с вопросом о миграции китов интересно упомянуть
о случае, вызвавшем самые разнообразные толки и предположения-
Несколько лет назад у берегов Гренландии был убит кит, в теле
которого нашли старый гарпун. На этом гарпуне был фабричный
знак тасманийского китобойного общества. Отсюда сделали
вывод, что этот кит пересек экватор.
Я сомневаюсь в правильности этого заключения по двум
причинам. Во-первых, южнополярного синего кита никогда не
видели в экваториальных водах; во-вторых, тасманийские
китобои не посещают обычно тех районов у грани вечного льда, где
водится синий кит. Более того, они даже не ведут поисков этого
сравнительно малоценного кита, за которым они, кстати, и не
умеют охотиться.
Первым, кто добыл на севере синего кита, был норвежец
Свен Фойн. Он применил для этой цели специально выстроенные
стальные китобойные шхуны, на носу которых были поставлены
тяжелые гарпунные пушки.
Помимо чисто практического значения, это представляет
интерес также и в том отношении, что синий кит был последним
млекопитающим, остававшимся из-за своей силы и быстроты
недоступным человеку. Упоминаю об этом факте как из научных,
так и патриотических побуждений.
На острове Кэмпбелл живет также альбатрос. Он
откладывает единственное яйцо и высиживает его в гнезде, которое
устраивает на высоте 500 метров в зарослях из жесткой травы. Здесь
он лежит, отгоняя крепким клювом поморника и альбатроса,
когда те приближаются к гнезду.
На острове видны также многие тысячи капских голубей.
В 1894 годуя застрелил здесь трех куликов как раз в том месте,
где в бухту впадает речка и где позднее, зимой 1899 года, «Южный
Крест» стал на якорь.
Во время зимовки на острове Кэмпбелл команда корабля
переживала трудные дни. В эти месяцы капитан Йенсен ощущал всю
остроту лежавшей на нем ответственности. Один шторм следовал
за другим, а он должен был непрерывно оставаться на посту.
К тому же на корабле появились больные; капитану Йенсену
ничего не оставалось, как направиться в новозеландский город
Блефф, где пришлось положить в больницу первого штурмана
Петерсена.
Капитан Йенсен пишет по этому поводу:
Суббота, 11 ноября 1899 года. В 7г/2 часов мы вошли в бухту
Подковы. Я сошел на берег поискать врачебной помощи. Тут
однако, не было ни одного врача. Пришлось поэтому плыть
к Блеффу. В 1 ч. 30 м. на борт взошел лоцман.
Больные тотчас же получили лекарства.
Позднее были помещены в больницу штурман, Труэльс Маг-
нуссен и Оскар Бьаркё.
263

Их положили туда с заболеванием кишечника. Ноги опухли,
ходить было трудно.
Врач в больнице предполагал, что это бери-бери, однако
подробнее не высказывался.
30 ноября они были выписаны.
В воскресенье, 10 декабря, после того как все дела были
окончены и провиант погружен на судно, капитан Йенсен
приготовился отплыть к мысу Адэр за оставленными там участно-
ками.
В понедельник, 11 декабря, паруса были привязаны к реям.
Прошло, однако, еще с неделю, пока «Южный Крест» смог
оставить гавань Блефф.
Капитан Йенсен следующим образом описывает путь к югу:
Понедельник, 18 декабря 1899 года. Сильный ветер с OSO,
погода ясная. В 9 часов пополудни «Южный Крест» направился к
южнополярному континенту. В 9V2 часов лоцман съехал с судна.
Идем на всех парусах к острову Стюарт. Бросили якорь на
острове Стюарт, в бухте Мозен.
Среда, 20 декабря 1899 года. Свежий ветер с WSW. Дождь.
В 9V4 часов развели пары и поплыли вдоль острова дальше на
юго-запад.
Четверг, 21 декабря 1899 года. Свежий ветер с WSW. Ясная
погода. Поставлены все паруса, плывем вдоль берега. Позднее,
во второй половине дня, ветер усилился. Все паруса, кроме
стакселя3, свернули. Движемся только за счет машины.
Пятница, 22 декабря 1899 года. Ветер, туманная погода.
Суббота, 23 декабря 1899 года. Находимся на 5Г39' южной
широты, 169°28' восточной долготы.
Воскресенье, 24 декабря 1899 года. Слабый ветер с SSO.
Вторник, 26 декабря 1899 года. Плывем медленно.
Местонахождение: 58°32' южной широты и 170°54' восточной долготы.
Склонение 23°.
Четверг, 28 декабря 1899 года. Непрекращающийся ветер с
OSO. Шли вторую половину дня на парусах. Потом пустили
машину. Местоположение: 6Г52' южной широты, 168°6' восточной
долготы.
Пятница, 29 декабря 1899 года. Слабый ветер. Шли в
галфвинд4. В полдень были на 63°43' южной широты и 168°34'
восточной долготы. В середине дня мимо проплыл очень большой
айсберг.
Суббота, 30 декабря 1899 года. Легкий ветер, туман. Шли
в галфвинд. 65°40' южной широты, 169°5Г восточной долготы.
В полдень встреча с айсбергом, окруженным небольшими
глыбами льда.
Воскресенье, 31 декабря 1899 года. Слабый ветер, туман.
В 8V2 часов мы находились у плотной кромки льда, и поэтому
предоставили ветру возможность гнать судно.
264

Понедельник, 1 января 1900 года. Слабый ветер, густой
туман. Снегопад с утра. Снег слепит глаза. Прошли мимо
айсберга. Ветер усиливается. Туман держится. Еще один айсберг.
Вторник, 2января 1900года. Слабый ветер с густым туманом.
Поставили марсель, фок, грот5 и стаксель. 66° южной широты,
170°5Г восточной долготы.
Среда, 3 января 1900 года. Ровный свежий ветер с NNO.
Туман.
Четверг, 4 января 1900 года. Тихая погода, облачно. Вошли
в слабый лед под парами с поднятыми парусами. В три часа
пополудни из-за плохой видимости и волнения на море вынуждены
были остановиться.
Ветер с WSW. С кромки льда несет снегом. 66°55' южной
широты, 173°35' восточной долготы.
Пятница, 5 января 1900 года. Свежий ветер с WSW.
Врезались в ледяные поля. Лед очень крепок. В 12 часов тот же
свежий ветер с WSW, прозрачный воздух. Плыли в слабом льду
в галфвинд. 68°20' южной широты, 173°17' восточной долготы.
Суббота, 6 января 1900 года. Северо-западный слабый ветер.
К полудню посвежело, пурга. Пришлось остановиться среди
смерзшегося льда.
Воскресенье, 7 января 1900 года. Ветер NW с пургой. Стоим
в толстом паке.
Понедельник, 8 января 1900 года. Слабый ветер N0. Туман.
Стоим в паковом льду. К полудню посвежело.
Вторник, 9 января 1900 года. Все еще в паке. Ветер NW.
Среда, 10 января 1900 года. Легкий ветер NW. Стоим в битом
льду. К полудню лед стал расходиться. Развели пары.
Четверг, 11 января 1900 года. Ветер с WNW. Стоим на том же
месте. В полдень ветер усилился, пурга. Лед непрочен. На море
видно волнение.
Пятница, 12 января 1900 года. Слабый ветер NW. Метет.
В 6 часов утра лед рыхлый. Пустили машину в ход. Уже в 12
часов остановлены сплоченным льдом.
Суббота, 13 января 1900 года. Восточный ветер, метель. В
течение часа плыли к югу. Остановлены большой льдиной.
Понедельник, 15 января 1900 года. Юго-западный бриз. В час
ночи машина пущена в ход. Сквозь слабый лед двигались на юг
до 3V2 часов утра; остановлены сплоченным льдом. Льды на
северо-западе слегка торосятся.
69°37' южной широты, 173°26' восточной долготы.
Вторник, 16 января 1900 года. Легкий ветер с NNW. Стояли
в полынье среди пака. Нагромождения льда с северо-запада.
Среда, 17 января 1900 года. Свежий западный ветер со снегом.
Пришвартовались к большой льдине.
В полдень устремились на всех парах сквозь слабый лед на
юг, но во второй половине дня опять застряли в толстом
паке.
265

Лишь в пятницу, 26 января, наступила перемена. Капитан
Йенсен пишет:
Ветер северный. Облачно. Рыхлый лед. Машина заработала.
Из-за тумана должны были остановиться.
В 12 часов дня погода прояснилась. Стали пробираться дальше
на юг сквозь рыхлый лед с большими полыньями. В 8 вечера
вновь были остановлены толстым паком.
70°18' южной широты, 17Г47' восточной долготы.
Суббота, 27 января 1900 года. Слабый северо-восточный ветер.
Шли к югу сквозь рыхлый лед, в 6 часов вынуждены
остановиться из-за густого тумана.
Воскресенье, 28 января 1900 года. Слабый ветер. Облачно.
Плыли к югу через лед, то более слабый, то более крепкий.
Снежный вихрь. Поставили паруса. В 8 часов вечера вышли из полосы
льдов.
Четыре часа утра. Виден мыс Адэр. Что происходило там за
время нашего отсутствия? Застанем ли мы хоть кого-нибудь из
десяти в живых?
Свежий ветер с востоко-северо-востока. Крепим паруса.
В 4 часа находились примерно в 4 милях к востоку от мыса Адэр.
Ветер усилился. Правим к земле.
В 7 часов были приблизительно в 2 милях от мыса Адэр,
покрытого материковым льдом. Я распорядился спустить лодку
и стал грести. Мысли были тревожными. Я напряженно ожидал:
что встретится мне на суше? Как обстоит дело с первыми людьми
на южнополярном континенте? Живы ли они вообще?
Выше уже было рассказано о встрече капитана Йенсена на
^берегу с Кольбейном Элефсеном и о той ошеломляющей радости,
которая охватила обитателей домика в момент его прибытия.

^
РАТКИ И ОБЗОР
ЗООЛОГИЧЕСКИХ,
БОТАНИЧЕСКИХ
И ГЕОЛОГИЧЕСКИХ
НАБЛЮДЕНИЙ,
Ь Ъ1 полненных
КАРСТЕНОМ
БОРХГРЕВИНКОМ

зоология
Тюлени
кспедицией были найдены за Южным полярным
кругом всего четыре вида тюленей. Многие другие виды живут на
островах к северу от Южного полярного круга.
1. Белый тюлень. Одним из первых тюленей, кого мы
увидели на паковом льду, был Lobodon carcinopaga—белый
тюлень.
Он весь белый, за исключением морды и ластов, темных, почти
даже черных; это объясняется тем, что здесь нет волосяного
покрова и явственно выступает темная кожа. На всем теле тюленя
волосяной покров одинаков. Самцы и самки несколько
отличаются по цвету. Зимой они покрыты относительно густым мехом
желтовато-белого, а иногда просто белого цвета, летом имеют покров
серовато-белого цвета. В начале января белый тюлень начинает
сбрасывать зимний мех, месяцем позже он уже щеголяет в летнем
наряде, с едва различимыми темноватыми кольцами на
ластах.
Как уже было указано выше, у этого тюленя темперамент
наиболее пылкий. Мы неоднократно бывали свидетелями
кровавых боев между белыми тюленями. Они никогда не держатся
стадами; больше 2—3 штук вместе мы не встречали. Питаются
они главным образом рачками.
Череп белого тюленя не так велик, как это наблюдается
у Qgmorinus. Своеобразные коренные зубы позволяют легко
отличать его череп от черепов других антарктических тюленей.
Коренные зубы белого тюленя выделяются своей величиной
и своеобразным расположением бугорков на них. Главный
бугорок, как и на зубах обычных тюленей, посредине. Однако рядом
с ним нет, как это наблюдается у обычных тюленей, одного
внешнего и одного внутреннего бугорков, а имеется лишь один
совсем маленький бугорок спереди и до трех сзади. Главный буго-
269
Э

рок резко превосходит по величине прочие; верхушка его обычно
утолщена и округлена.
Мы встречали белого тюленя вблизи Великого барьера и на
паковом льду возле южнополярного континента.
II. Тюлень Уэдделла, или ложный морской леопард (Leptony-
chotes, Weddelli), встречается в большом числе на всем побережье
южнополярного континента; за Южным полярным кругом чаще
всего можно видеть именно его. Как явствует из моего описания
выше, нам приходилось видеть тюленей этой породы стадами до
300 штук. Близ Барьера мы также находили тюленя Уэдделла.
В зимнее время он встречался нам в полыньях вокруг айсбергов.
Этот тюлень наименее боязливый из всех; он нетороплив в
движениях и очень редко или даже никогда не обороняется.
Питанием ему служат ракообразные и мелкие рыбы. Со спины он
темно-серый, на груди желтовато-коричневый, а иногда коричнево-
серый. Мы наблюдали их спаривание в бухте Робертсон. Первого
детеныша мы видели в сентябре.
III. Морской леопард подлинный (Stenorhynchus leptonyx).
Его легко узнать по длинному телу, большой плоской голове,
маленьким и узким глазным щелям. Сообщение о том, что он
пожирает пингвинов, основано на ошибке. В этом нет ни грана
правды.
IV. Наименее известным, но, быть может, наиболее
интересным из антарктических тюленей является Тюлень Росса (Ommato-
phoca rossii). Мы раздобыли лишь четыре экземпляра этого вида.
Больше их и не встречали. За первое мое путешествие я добыл
лишь одно такое животное.
Этого тюленя видели в самых различных южнополярных
районах: Экспедиция «Южного Креста»—на юге Земли
Виктории; экспедиция на судне «Бельджика»—у Земли Александра I;
Брюс на «Шотландии»—у острова Жуанвиль и на Земле Луи
Филиппа.
Он серо-коричневого цвета, брюхо обычно несколько светлее.
Лишь один экземпляр имел серо-стальную окраску. Это был
тюлень свыше одиннадцати футов длиною.
У этого вида тюленей наиболее примечательно то, что шея
и затылок отличаются значительной толщиной. Шея расширена
буквально как бутылка; голова почти не видна на фоне этой
большой мешковидной шеи.
Череп сильно отличается от черепа других тюленей. Больше
всего он напоминает череп, которым обладает в северных
полярных районах Cystophora cristatas. Челюсти коротки, лобная
кость широка, носовая кость совсем короткая и отвесно
обрывающаяся.
Зубная формула совершенно необычна. Первый из тюленей
Росса, которого мы изучили, имел такую зубную формулу:
6 резцов в верхней челюсти и 2 в нижней. Признаков остальных
зубов не было.
270

Киты
Экспедиция «Южного Креста» видела еще меньше китов, чем
я наблюдал во время своей первой поездки в южнополярный
район на старом «Антарктике». Что касается гладких китову
то их существует, по-моему, два вида. Один Balaena Australis
и поныне встречается у австралийских берегов вплоть до
Сиднея; его более южный родич Balaena Antipodarum попадается
время от времени в районе Кергелена, острова Кэмпбелл, Ок-
лендских островов и Новой Зеландии.
Гладкий кит южного полушария иногда посещает
сравнительно высокие южные широты; выпускаемые им фонтаны можно
увидеть и в проходах между льдами приполярного района.
Однако обычно он держится в сороковых-пятидесятых
широтах.
Длина его и прочие размеры такие же, как и у
гренландского кита. В длину он имеет 45—50 футов и, пожалуй, несколько
поуже последнего. Его роговые пластинки значительно короче.
Подобно гладкому киту северного полушария, он не имеет на
спине плавника. Голова меньше, верхний край нижней губы-
других очертаний, нежели у гренландского кита.
Кашалот (Physeter macrocephalus). Этот спермацетовый кит
весит меньше; его легко узнать по огромной голове с резко
обрубленной мордой и по узкой нижней челюсти, снабженной зубами.
Голова составляет одну треть всей длины животного.
Этого кита вряд ли можно отнести к антарктической фауне,,
хотя он и заплывает иногда в область льдов. Ценность ему
придает содержащийся в мозговых желудочках жидкий жир,
находящий применение во многих областях и прежде всего при
изготовлении лекарств. У этого вида китов дыхало находится
с левой стороны головы, он выпускает одиночный фонтан прямо
вперед. В ките находят также амбру—своего рода болезненное
разрастание.
Наибольшее распространение за Южным полярным кругом
имеет большой синий ките плавником. Ни один экземпляр этого
кита еще не был убит. Больше всего он напоминает Balaenoptera
sibbaldi северных морей. Временами мы видели синего кита
в открытых проходах пакового льда, когда он выпускал свой
фонтан. Во время моего первого плавания мы попали в одно из
таких животных двумя гарпунами. Гарпуны были закреплены на
прочных тросах, а не на обычных веревках, применяемых в
китобойном промысле. Тросы разорвались, как нитки, и повисли,
свернувшись в кольцо.
Этот синий кит, почувствовав в своем теле гарпуны,
выпрыгивал целиком из воды. Он равнялся в длину примерно
70 футам.
В Южном ледовитом океане и у берегов южнополярного
континента часто встречается Megaptera.
27t

Здесь попадается также небольшой со спинным плавником и
усами4 KHTNeobalaenaMarginata. Он не превышает 20 футов в длину.
Из малых китообразных попадается много дельфинов;
встречаются также черные и белые прыгуны.
Пингвины
Императорский пингвин (Aptenodytes forsten). Из
южнополярных птиц—это самая большая. Он достигает 5 футов в
высоту и 50—90 английских фунтов веса. С боков птица иссиня-
черная. Голова и хвост черны как смоль. От ушей идут две
желтые полоски, расширяющиеся на белоснежной груди птицы.
Вся передняя сторона, за исключением черной шеи, белая.
Толстые и мясистые лапы имеют по три пальца, снабженных
плавательными перепонками. На пальцах имеются длинные и острые
ногти; назвать их когтями нельзя, эти роговые придатки
построены в точности как ногти.
Как и все антарктические пингвины, этот вид не отрывается
от южнополярного льда. Мы встретили его далеко на юге на 78°;
севернее же 65° я никогда не видел его.
Императорского пингвина видели мы на южнополярном
континенте как зимой, так и летом. Он был всегда представлен
или отдельными экземплярами, или очень небольшими группами.
Императорский пингвин никогда не бывает в обществе малых
пингвинов. Он держится в стороне от толпы. Гнездовья
императорского пингвина мы не нашли, и оно никому неизвестно.
Королевский пингвин (Aptenodytes patagonica) заслуживает
здесь тоже упоминания, хотя его и не пришлось встретить на
берегах Земли Виктории. Он обитает на берегах Патагонии, но
иногда посещает южнополярные районы. Королевский пингвин
имеет также местами гнездовья на Кергелене. Он встречается на
островах Макуори, Крозе и Стюарт. Его часто смешивают
с императорским пингвином, но он меньше и тоньше последнего.
У королевского пингвина, кроме того, уши красновато-желтого
цвета. Поднимающиеся к ним белые полоски также значительно
уже, чем у императорского пингвина. К тому же клюв
императорского пингвина значительно крепче и более изогнут, чем у
королевского. Хотя королевский пингвин и попадается в виде
исключения в районах пакового льда, как правило, он не бывает
южнее полярного круга, тогда как императорский пингвин
остается всегда у кромки льда и лишь изредка покидает юг
и пересекает Южный полярный круг.
Пингвин Адели (Pygoscelis adeliae)—это та птица, родным
домом которой служит южнополярный континент.
Во время кладки яиц пингвины Адели являются сюда
мириадами. Высота около 29 дюймов. Окраска примерно такая же, как
у императорского пингвина. Нет только желтых полосок на
ушах. Грудка белая, от нее тянется полоса белого оперения
272

к черному горлышку и черной головке, как у королевского
и императорского.
Пингвина этого находят повсюду на побережье
южнополярного континента; он держится всегда на кромке льда поблизости
от открытой воды, где добывает себе корм. Как и его более
крупные родичи, он питается в основном ракообразными.
Пингвин Гентоо (Pygoscelis papua). Очень похож на
пингвина Адели. Имеет на голове, за глазами, белую полосу. В том
квадранте, где была экспедиция «Южного Креста», он не попался
ни разу. Пингвин Гентоо встречается на островах Фолклендских,
Марион, Херд и на острове Кергелен.
Кольцевой пингвин (Pygoscelis antarctic) примерно такой же
величины, как и пингвин Адели, на спине с синеватым оттенком,
вокруг шеи, от уха до уха, у него черная полоса.
Catarrhactez chryzocone—пингвин, прыгающий по скалам.
Этого пингвина я уже описал после своего первого плавания,
обнаружив его при первом посещении острова Кэмпбелл в
1894/95 году. Он распространен на островах, лежащих в
сороковых широтах. Встречается он от Тристан-да-Кунья до Кергелена
и островов Св. Павла и далее до берегов Австралии и Новой
Зеландии. Этот пингвин в верхней своей части серый, голова его
черная; над каждым глазом ярко-желтая полоса, откуда торчит
как рог трех-пятидюймовый пучок волос; Это придает пингвину
вид маленького Мефистофеля.
Пингвин Catarrhactes chrysolophus. Этот пингвин похож на
предыдущего, однако у него над глазами более широкие желтые
полосы, идущие к основанию клюва. Его можно встретить на
острове Южная Георгия, на островах Фолклендских и на
острове Херд.
Родина Sphenisens magellanicus—Южная Африка и побережье
Южной Америки. Он встречается также на острове Южная
Георгия и на Фолклендских островах. Голова черного цвета,
переходящего на затылке в серый. По боковым краям головы сзади
белые полосы. На белой груди черная полоса.
Все эти малые пингвины бывают размером от 28 до 30
дюймов.
Буревестники
Наиболее типичным и красивым из южнополярных
буревестников является снежный буревестник (Pagodroma ni vea). Клюв
у него абсолютно черный, глаза черные, большие лапы с
плавательными перепонками.
Он держится всегда вблизи южнополярных льдов. Его
появление—верный признак приближения к паку. Гнездится он,
как уже было сказано, на скалах . южнополярного континента.
Буревестник Уильсона (Oceanites oceanicus), эта маленькая
выносливая птица также чувствует себя как дома на
южнополярном континенте, где располагается ее гнездовье. Этот буревестник
18 К. Борхгревинк 273

несколько больше предыдущего. Его легко отличить от снежного
буревестника по тонким длинным ногам; плавательная перепонка
между пальцами лап желтого цвета.
Буревестник Уильсона темной окраски; на голове, спине
и груди—темно-коричневый. Края крыльев светло-серые. Этого
буревестника встречают далеко на юге у Великого барьера на
78° южной широты. Он также гнездится на скалах и на побережье
южнополярного континента.
Коричневого буревестника (Thalassoeca antarctica), которого
часть относят к Priocella, мы видели также на 78° южной
широты. У него коричневая шея и голова и широкий белый край
крыльев. Хвост белый, на конце коричневый. В длину он равняется
примерно 17 дюймам. Множество буревестников этого вида мы
встречали в ноябре, но гнезд его никогда не находили.
Серебристо-серого буревестника (Thalassoeca glacialoides)Mbi
видели на 74° южной широты. Голова и шейка у него серебристо-
серые, тело немного темнее, хвост бледно-серый. В длину он
имеет 18 дюймов. Гнездится на острове Кергелен.
Капский голубь (Daption capensis) часто показывается летом
на мысе Адэр, однако его залеты носят чисто случайный характер.
Он не имеет гнездовья на южнополярном континенте. На лед
капский голубь как будто не опускается, всегда держится у
открытой воды.
Этот буревестник очень красив. Его внешний вид,
округленная форма вполне оправдывают его название капского голубя.Он
серовато-коричневого цвета, хвост белый.
«Капская курица» (Majaquesus aequinoctialis)—птица 20
дюймов длины; боковые поверхности головы белые; вокруг глаз
белое кольцо; у основания клюва тоже белое пятно. Держится
всегда у открытой воды. Южнее 60° мы ее не видели.
Гигантский буревестник (Ossifraga gigantea). По величине
приближается к альбатросу. Отдельные экземпляры этой
своеобразной птицы мы видели вплоть до 78° южной широты.
Взрослая птица шоколадно-коричневого цвета, молодые
экземпляры—светло-коричневые. Между ними встречаются
альбиносы. Длина птицы около 34 дюймов. Она гнездится на острове
Кергелен, на Южной Георгии, на Южно-Шетландских островах.
Большой белый альбатрос (Diomedea exulans) долетает до
кромки льда, но всегда держится близ открытой воды.
Черного альбатроса (Phaebetria fuliginosa) в январе 1899 года
временами видели мы над паковым льдом. Он высиживает яйца на
острове Кергелен и на острове Кэмпбелл. Птица черного цвета
с белым кольцом вокруг глаз. В длину имеет приблизительно
36 дюймов.
Чайки
Чайки представлены в южнополярной области только
поморником (Megalestris Maccormicki). Эта коричнево окрашенная
274

птица гнездится на побережье южнополярного континента.
Окраски она бывает от светло-коричневой до темно-коричневой.
Отдельные экземпляры имеют на шее перья светло-серые или
светло-желтые.
У нее острые когти, это хищная птица, похищающая у
пингвинов их птенцов.
Более крупной разновидностью этой чайки является Megale-
sir is ant ar et i ca, которую находят на Южно-Шетландских
островах.
Можно было ожидать встретить в южнополярных районах
чайку с черной спинкой (Larus dominicanus); однако мы ни разу
не видели этой птицы. О качурке тоже утверждалось, что она
представлена в антарктическом птичьем мире; нам не пришлось
ее увидеть.
Рыбы
Экспедиция привезла с собой больше 200 рыб. Они
принадлежали к 16 различным видам и были классифицированы
профессором Буланже. Из этих 16 видов не менее половины явились
новыми и науке неведомыми. Были обнаружены даже два
совершенно новых рода. Особенный интерес представили четыре вида,
принадлежащие к роду Trematomus. Буланже присвоил этим
видам имена Борхгревинка, Ньюнса, Гансона и Берначчи.
Из других вновь открытых, до сих пор неизвестных рыб
следует назвать Notothenia Nicolai, Notothenia Colbecki, Gymno-
draco acuticeps, Pleurogramma antarcticum. Последняя рыба
была изловлена вблизи Ледяного барьера, на 78°35' южной
широты и является, таким образом, рыбой, пойманной в наиболее
южных районах земли. Общая длина рыбы достигает 165
миллиметров.
Низшие формы
Читателей утомило бы перечисление многих разнообразных
животных форм, доставленных экспедицией. Ограничусь
упоминанием, что материал был велик и обилен; интересующихся
отсылаю к изданному Британским музеем толстому тому: Report on
the collections of natural history, made in the antarctic regions
during the voyage of the «SouthernCross», London, 1902. Там
можно также найти изображения большого числа новых и дотоле
неизвестных животных форм: новые медузы, каракатицы,
моллюски, брюхоногие, морские звезды, ракообразные, тритоны,
черви, новое мелкое насекомое (Jsotoma Klövstadi) и т. д.
Jsotoma Klövstadi—одна из наиболее важных находок
экспедиции—принадлежит к группе бескрылых прыгающих
насекомых. В ноябре 1899 года в Земле Гейки у бухты Робертсон
(7Г40' южной широты, 159°50' восточной долготы) было
поймано 8 таких насекомых. Доктору Клевстаду посчастливилось их
найти среди мхов. В арктических районах бескрылые насекомые
18* 275

повсеместно распространены. Там найдено не меньше 60
различных их видов. Наиболее распространен род Jsotoma, к которому
принадлежат 16 видов, поэтому в высшей степени интересно, что
впервые открытое антарктическое насекомое принадлежало
именно к этому роду.
Вид, найденный в Земле Гейки, оказался новым видом,
получившим название по имени того, кто первый открыл его. Этот
вид родствен виду, найденному ранее на Тьерра дель Фуего8.
Вся длина насекомого равна 2 миллиметрам, цвета оно темно-
фиолетового; усики, которыми оно отталкивается для прыжка,
желтовато-коричневы. Мы слишком мало знаем пока об ареале
этого насекомого, чтобы делать выводы о древней географии
антарктических районов, но Карпентер в своей статье о них
говорит, что наличие этих бескрылых насекомых на Земле Гейки
позволяет предположить, что антарктический континент занимал
раньше большее пространство.
Тот факт, что этот вид сродни насекомому на Тьерра дель
Фуэго, хорошо согласуется с гипотезой, что некогда имели место
миграционные процессы между восточной и западной
антарктической землей.
Ботаника
В районах, где побывала экспедиция, не было обнаружено ни
одного цветкового растения. Не было даже встречающихся на
северных антарктических островах (например, на Южной
Георгии) больших антарктических трав, травы Туесок (Poa flabbelata)
и менее высокой Aira antarctica. Попадались только отдельные
мхи л лишайники. На Земле Гейки найден был вид мха—Barbula
fuegiana, на склонах горы Мельбурн—Bryum argenteum. Один
новый, ранее не описанный вид мха, образцы которого я собрал
на Земле Ньюнса и Земле Гейки, доктор Брюн описал под
названием Jarconeurum antarcticum.
Следующие виды лишайников были найдены на Земле Гейки:
Lecanora melanoptalma, Lecidea geographica, Neuropogen Taylori,
Placodium elegans.
Было обнаружено прибитыми к берегу много водорослей
(морских споровых растений); часть их встречалась ранее в
северных арктических морях.

^
ИЗ ЗАПИСОК ПРЕПАРАТОРА НИКОЛАЯ ГАНСОНА
Ооолог экспедиции «Южного Креста», препаратор Николай
Гансон, умирая на мысе Адэр, оставил много интересных
записей, о различных птицах и животных, которых он наблюдал в
области паковых льдов по пути на юг и далее на мысе Адэр. Часть
этих записок, сделанных на тонкой папиросной бумаге, позднее
пропала. Из большей же сохранившейся части сделана
добросовестная выборка, в которой почти исчерпывающе освещаются
задачи экспедиции, дано описание собранных коллекций и
одновременно содержится много интересных наблюдений над
животным миром южнополярного континента.
Записки Николая Гансона начинаются с того дня, когда
«Южный Крест» на пути к южнополярному континенту, миновав
экватор, находился на 27°25' южной широты, и продолжаются
почти до самой его смерти на мысе Адэр.
5 октября. Заметил первого альбатроса. Птиц удивительно
мало. За последние дни показалось лишь несколько
буревестников. Сегодня видел отдельных птиц, похожих на ласточек,
они выхватывали из воды рыбу на небольшом расстоянии от
судна.
6 октября. Сегодня впервые появился капский голубь. Это
красивая птица с серой спинкой и белой грудкой, очень
доверчивая. Она подлетала часто вплотную к корме судна.
7 октября. Видели несколько буревестников и одного
альбатроса.
8 октября. Сегодня птиц встретили больше, чем обычно.
Позавчера показались два альбатроса и множество буревестников.
Тогда я ошибочно их принял за капских голубей.
Впервые видел капского голубя. Он очень красив, немного
больше обычного буревестника, с черной головкой, белой
грудкой и серой спинкой, на крыльях белые пятна. Крылья его за-
277

круглены больше, чем у других буревестников. Тем не менее он
летает так же хорошо.
9 октября. Сегодня безуспешно стрелял в двух капских
голубей, хотя уже торжествовал, когда они пролетали над судном.
Видели большое количество птиц самых разнообразных видов.
10 октября. Встретил тех же птиц, что и вчера. Заметил
альбатроса такого вида, какого я до сих пор еще ни разу не видел.
12 октября. Сегодня вокруг судна летало много птиц.
Пробовали поймать некоторых, но это не удалось. Борхгревинк поплыл
на весельной лодке и убил трех альбатросов, принадлежащих
к двум различным видам, а также двух буревестников типа
капских голубей. Собаки отказались от мяса альбатросов.
13 октября. Широта 33°37' Ю. Долгота 9°54' 3. Сегодня
кругом нас много птиц.
Поймал двух альбатросов. Доктор умертвил их хлороформом.
Это действует быстро и наверняка. Видели много дельфинов,
показалось несколько китов.
14 октября. Выделывал шкурки двух альбатросов, которых
вчера умертвили.
15 октября. Убил и отпрепарировал двух капских голубей.
16 октября. Широта 38°29' Ю. Долгота 0°2Г В. Вокруг судна
много птиц. Рано были на ногах и ловили капских голубей с
помощью веревки с крючком. За день поймали шесть штук. Заметил
два новых вида птиц. Одна—белоголовый буревестник, другая—
поморник.
17 октября. Встретил новый вид буревестника (Prion).
18 октября. Широта 40°27' Ю. Долгота 0°16' В. Много птиц
вокруг нас. Я поймал на крючок альбатроса и 7 капских
голубей. Это были Priofinus cinereus.
19 октября. Широта 39°55' Ю. Долгота 3°16' В. Видно много
птиц. Я поймал 7 капских голубей и двух буревестников Puffi-
nus Kuhli*. На спинке они пепельно-серые, а в остальном
подобны Puffinus major.
20 октября. Широта 40°27' Ю. Долгота 5°22' В. Сегодня были
видны два буревестника (Prion desolatus и Prion vitattus).
22 октября. Широта 4Г22' Ю. Долгота 13°Г В. Видели
впервые несколько экземпляров Diomedea fuliginosa.
24 октября. Широта 42°23' Ю. Долгота 20°32' В. Утром,
выйдя на палубу, я поймал одного большого альбатроса и двух
других Diomedea с черным и с желтым клювом. Во второй половине
дня англичане подстрелили несколько птиц из лодки, я—16 с
судна и 11 из лодки.
Видел несколько птиц почти целиком белых Они были
примерно такой же величины, как чайки Larus tridactylus.
27 октября. Сегодня препарировал последнюю из птиц,
пойманных 24-го числа. Теперь у меня 41 шкурка и 8 скелетов. На-
* В дальнейшем выяснилось, что это были Priofinius cinereus.—
Прим. изд.
278

деюсь, что скоро опять установится спокойная погода и я смогу
больше работать. Вокруг судна ежедневно бесчисленное
количество птиц.
29 октября. Широта44°2Г Ю. Долгота 37° В. Поймал
большого альбатроса. Он темнее того, которого я поймал первым;
возможно, что он на год моложе. Число альбатросов вокруг нас
ежедневно увеличивается. Вечером я видел сразу восемь больших
альбатросов.
30 октября. Сегодня видел большую белую птицу размером
с альбатроса. У нее короткий, задранный кверху клюв, пара
темных пятен на животе и на крыльях. Крылья узкие, хвост резко
обрывается. 24-го числа видел двух подобных же птиц, но
несколько меньшего размера, такой примерно величины, как Puf-
finus (собственно буревестник).
/ ноября. Сегодня прошли на расстоянии 2 миль мимо
островов Крозье, однако их не было видно. На воде заметили
несколько пингвинов.
3 ноября. Вчера вечером поймали 3 капских голубей, 2
альбатросов с черным и с желтым клювом и одного темного
альбатроса. Вчера же во второй половине дня заметили гигантского
буревестника. (Впрочем, в этом последнем наблюдении я не вполне
уверен.)
Стаю капских голубей в последний раз видели перед
прибытием в Тасманию. Видели также маленькое китообразное того вида,
который англичане называют бутылконосом1.
6 ноября. Широта 44°20' Ю. Долгота 68°28' В. Вокруг судна
бесчисленные птицы. Мы поймали четырех альбатросов с черным
. клювом и двух с желтым (Diomedea melanophrys).
7 ноября. Поймали 6 альбатросов и 4 капских курочек (Maja-
queusus aequinoctialis).
8 ноября. Поймали альбатроса с желтым клювом. Сегодня
после обеда Берначчи, Ивенс и я стреляли птиц из лодки.
Берначчи застрелил двух птиц, я одного альбатроса с желтым
клювом и четырех капских курочек. Колбек с палубы судна убил
одного темного альбатроса.
9 ноября. Поймали двух сероголовых альбатросов с
совершенно черными клювами; птицы, по-видимому, молодые.
10 ноября. Вчера после обеда Колбек поймал двух темных аль-
батросоз и одного альбатроса с черным клювом. Я поймал также
три экземпляра последнего вида.
13—18 ноября. За эти дни я поймал четырех альбатросов (трех
с черным клювом, одного Puffinus); за недостатком места не
стал сдирать с них шкурку.
Капских голубей мы больше не видим. Вблизи судна теперь
обычно держатся: большой альбатрос, альбатросы с черным
и с желтым клювом, капская курочка, гигантский
буревестник (Prion puffinus), китовые птицы и два маленьких
буревестника.
279

Вчера вечером, 18 ноября, я видел нескольких альбатросов,
покачивающихся на воде.
25 ноября. Видны несколько больших альбатросов. За
последнюю неделю встретилось порядочное количество белоголовых
буревестников и какая-то черная птица, полет которой
напоминает полет ласточки; по сравнению с последней она в два раза
больше. Капские курочки и волнорезы (топорки) почти совсем
исчезли. Вчера поймал большого альбатроса.
26 ноября. Забыл упомянуть, что 17-го мы поймали четырех
альбатросов, двух с желтым и двух с черным клювом и однога
Puffirms. Одного альбатроса мы выпустили, прикрепив к шее
цинковую пластинку, на которой была указана дата и название
судна.
27 ноября. Видна Тасмания. Одновременно с землей заметили
несколько новых птиц, которые раньше мне никогда не
встречались,—чернохвостого альбатроса, птицу=ювцу, глупышей из
вида Sula australis и двух чаек, из которых одна напоминала Larus
marinus, а другая очень походила на Larus tridactylus, но имела
розовые лапки и клюв. На следующее утро мы бросили якорь
в бухте Приключений. Здесь я видел много больших бакланов
и несколько чаек.
17 декабря. Вернулись из Хобарта и вновь стал|и на якорь
в бухте Приключений.
18 декабря. Ходил сегодня по побережью, собрал много
моллюсков и водорослей.
Пристрелили несколько птиц. Пройдя остров пингвинов,
пристали к суше, где видели много попугаев.
Наблюдали также, как белоголовая скопа выловила большую
рыбу. Одновременно видели множество морских сорок,
питавшихся устрицами.
20 декабря. В море встретили сегодня глупыша,
буревестников и альбатросов.
21 декабря. Птиц видно мало. Попадались лишь те, что и
вчера, и, кроме того, один альбатрос с желтым клювом.
23 декабря. Сегодня видели несколько альбатросов,
буревестников и в том числе гигантского; ни один глупыш не
попался.
24 декабря. Теже виды птиц, что и вчера. Кроме того,
несколько белоголовых буревестников, много альбатросов темных
и с желтым клювом.
Поймали трех альбатросов, в том числе двух темных. Птиц,
отпустили на свободу, снабдив их цинковыми пластинками.
25 декабря. Те же птицы, что и раньше. Больших
альбатросов нет, но сегодня заметили одну птицу вида Lestris.
26 декабря. Черных буревестников не видно; попадались
те же птицы, что и вчера, несколько альбатросов с черным
клювом и несколько пингвинов.
280

27 декабря. В первую половину дня видели несколько
пингвинов. Они играли перед судном, как резвягДиеся
дельфины.
28 декабря. Наблюдали обычного вида птиц, с которыми
уже встречались. Видели большого альбатроса и гигантского
буревестника, который следовал за нами весь день. Вокруг
судна летали также малый буревестник с белой грудкой,
несколько глупышей и темных альбатросов.
29 декабря. Утром заметили несколько глупышей. Вчера
во второй половине дня нас сопровождали альбатрос с желтым
клювом и Prion vitattus. Мы достигли 26° южной широты.
30 декабря. Во льдах. Тут мы встретили двух новых птиц
белую и темную, величиной с капского голубя. Старый приятель
Daption появился опять. Кроме этих птиц, наблюдал также
следующие виды: Diomedea fuliginosa, Diomedea melanophrys,
Cymodroma grallaria, Fregella melanogaster, Oceanites oceanicus,
Estrelata lessoni, Prion vitattus. Последняя—единственная
птица, которая продолжает оставаться с нами во льдах;
другие из прежних спутников покинули нас еще до того, как мы
увидели лед.
Сегодня заметили несколько китов. Между прочим, едва лишь
войдя в пояс льдов, видели одного очень большого кита.
Некоторые льдины желтого цвета. Сначала я думал, что
это зависит от минеральной пыли; впоследствии обнаружилось,
что такую окраску придают им водоросли.
31 декабря. В 3 часа утра меня разбудил Борхгревинк. Он
зашел в каюту взять ружье и патроны—на льду вблизи судна
лежал белый тюлень.
Я поспешил выйти на палубу, но, пока поднялся, животное
скрылось. В воде заметили коричневого тюленя; в тот момент,
когда я прицелился, он нырнул и больше не появлялся.
Борхгревинк, который был всю ночь на палубе, отправился отдыхать,
но попросил меня следить, не появятся ли тюлени; их мясо
могло нам очень пригодиться на корм собакам. Я оставался
на капитанском мостике до 5 часов утра, но так и не увидел
ни одного тюленя. Потом пошел спать, попросив второго
штурмана разбудить меня, если появится хоть один тюлень. Не успел
я натянуть на себя шерстяное одеяло, как один из лапландцев
прибежал с криком: «Гансон, на льду лежит тюлень».
Я спрыгнул с койки, поспешно оделся, впопыхах схватил
старое ружье с медными патронами и острогу для тюленей и
бросился на палубу. Я взял двух человек, и мы стали грести
на лодке к тюленю, стараясь прятаться за ледяным
выступом, поднимавшимся над льдиной, на которой находилось
животное.
Приблизившись, мы разглядели, что это белый тюлень—самец.
Животное лежало на довольно большой льдине. Пристав
к ней, я стал подкрадываться к тюленю под укрытием ледяного
281

выступа, вскинул ружье, но оно дало несколько осечек. Заметив,
что тюлень задвигался, я отбросил старое ружье и бросился
на зверя с острогой. Тюлень хотел увернуться, но я нанес ему
удар. Острога скользнула по голове. Тюлень быстро повернулся,
как будто хотел броситься на меня. Я застрял по колени в снегу,
отскочить не мог, поэтому нанес зверю еще один удар острием.
Удар пришелся по затылку, но произвел на тюленя мало
впечатления.
Острие все же так прочно застряло в затылке, что я не в
состоянии был подтянуть острогу к себе. Выбравшись из снега,
я прыгнул тюленю на спину. Началась борьба, еще более
ожесточенная, чем вначале. Животное извернулось и подмяло меня под
себя. К счастью, ему не удавалось вонзить в меня зубы, поскольку
я крепко держал застрявшую в нем острогу. Тюлень еще раз
перевернулся, и я вынужден был последовать за ним. Наконец,
мне удалось стать на ноги и еще раз ударить зверя по голове.
В эту минуту ко мне на помощь подоспел один из матросов.
Он стал бить тюленя багром по носу, пока не убил его. Весь день
после этой битвы я себя чувствовал неважно, ибо, сказать по
правде, повозиться со взрослым большим тюленем не такой
уж пустяк.
Едва я подремал с полчаса на койке, как меня снова
разбудили криком: «Тюлень на льду». На этот раз я захватил с собой
охотничье ружье со взрывными пулями. Этот тюлень—морской
леопард (самка)—был еще больше предыдущего и составлял
в длину 10 футов 7 дюймов. Судя по поведению животного, ему
никогда не приходилось иметь дело с превосходящим
противником. Когда я достиг льдины, на которой тюлень устроил
свою резиденцию, он медленно поднял голову и равнодушно
посмотрел на меня. Вероятно, зверь принял меня за пингвина
или за какое-либо другое существо низшего порядка, потому
что опять тотчас же улегся на покой. Посланная из ружья пуля
обеспечила ему быструю кончину. Мы перетащили мертвое
животное в лодку и перевезли на корабль. Туша зверя заняла
в лодке все свободное место.
В тот же день Борхгревинк застрелил спавшего на льдине
белого тюленя. Этот тюлень был значительно меньше убитого
мной.
Вечером судно было остановлено сплотившимися льдами.
Я воспользовался одной из маленьких лодок, чтобы проплыть
на веслах по разводью и пострелять птиц; 33 выстрелами убил
28 штук. Большинство из них были капские голуби и снежные
буревестники. Два вида мне еще не попадались. Один—вроде
буревестника (Fulmarus glacialis), встречающегося и у нас
на родине; второй—новый вид, с синей спинкой и головкой,
синей полосой на затылке и белой полосой между крыльями.
Грудка птицы белая. Помимо этих птиц, мы сегодня видели
Oceanites oceanicus.
282

/ января 1899 года. После обеда я был на льду и убил 17 птиц
15 снежных буревестников, одного капского голубя и одного
Oceanites oceanicus. Видел двух китов.
Один из кочегаров, сопровождавших меня, нашел на льдине
рыбу, похожую на сельдь. Несколько человек из команды
предприняли лыжную вылазку по паковому льду и принесли
большое количество полуторадюймовых крабов, найденных ими
на льду.
Я видел несколько медуз. Одни из них были овальными,
другие круглыми, голубоватого цвета, с четырьмя круглыми
коричневыми отростками, напоминавшими лучи жгучей медузы.
2 января. В 5 часов утра меня разбудил второй штурман
с тем, чтобы я застрелил пингвина. Когда я поднялся на палубу,
птица стояла в 100 футах от судна. Но, как только я оказался
на льду, пингвин нырнул и исчез. Я думал, что он испугался
и больше его не увижу. Однако несколько минут спустя я опять
увидел пингвина в 100 футах от судна. Сидя там, он производил
комическое впечатление, приподнимая свои неразвитые крылья
и созерцая судно и его население. Собаки и производимый ими
шум, казалось, особенно его интересовали. Время от времени
пингвин издавал хриплый звук, как будто желая подражать
тявканью собак. За излишнюю доверчивость он поплатился
жизнью: я застрелил его с палубы.
Позднее, среди дня, я взошел на капитанский мостик, чтобы
лучше рассмотреть пингвинов, расположившихся на льдах,
в которых мы застряли. Скоро мой взор остановился на большом
тюлене, спавшем на льдине приблизительно в500футах от судна.
Я спустился на лед со своей двустволкой, захватив двух людей.
Подойдя на расстояние выстрела, я крикнул спутникам,
чтобы они разбудили тюленя. Мне не хотелось убивать зверя
спящим.
Часом позже Борхгревинк застрелил молодого морского
леопарда, который взобрался на льдину, чтобы полюбоваться
на собак. Из птиц я взял только одного снежного буревестника
и одного Oceanites oceanicus.
3 января. Застрелил белого тюленя, трех капских голубей
и пять снежных буревестников.
4 января. Капитан Йенсен крикнул мне из «вороньего гнезда»,
что перед носом судна лежит тюлень. Взяв ружье, я ждал на
носу, пока мы подойдем к зверю на расстояние выстрела. Когда
нам оставалось около 200 футов, тюлень забеспокоился и пытался
добраться до открытой воды. Я не мог больше ждать и всадил
ему пулю между ребрами. Выстрел заставил тюленя подняться
на задние ласты, и я для большой верности послал две пули
в голову. Судно подошло к тому месту, где упал зверь, и мы
подняли его на палубу. Это был красивый молодой морской
леопард. Желудок животного был полон крабами так же, как
и у тюленя, которого убил Борхгревинк.
283

Капитан, спустившись с «вороньего гнезда», рассказал мне,
что недалеко от судна видел еще одного тюленя. Поскольку
судно стояло во льдах, почти не двигаясь, капитан Фоугнер
и я направились к тюленю. Фоугнер нес тюленью острогу и
старое ружье, где порох в патроне взрывался от удара стержнем.
После недолгих поисков мы нашли большого белого тюленя-
самца вблизи невысокого нагромождения льда. Тюленя я убил
двумя выстрелами. Желудок его оказался пуст. Сегодня я
застрелил также 4 капских голубей и 16 снежных буревестников.
5 января.Меня разбудили в 7 ч. 30 м. утра, чтобы убить
тюленя.
Это был большой экземпляр белого тюленя. Позже, среди
дня, находясь на льду, я заметил большую белую птицу с
черными пятнами, до которой нельзя было достать пулей. Вероятно,
это была та же птица, которую я в последний раз видел в
октябре. Борхгревинк называл ее «Ossifraga gigantea». Сегодня
я застрелил 8 снежных буревестников.
6 января. Во время нашей сегодняшней стоянки на льду
лежали четыре тюленя. Борхгревинк, Колбек, Берначчи и я
стали грести на маленькой парусной лодке, чтобы пристрелить
двух тюленей, лежавших с правого борта между высокими
нагромождениями льда.
Чтобы не повредить черепа, нужного для коллекции, я
послал первому животному пулю между ребер. Это, однако, не
произвело на него большого впечатления, поэтому я прикончил его
вторым выстрелом в затылок. По цвету шкура была совершенно
такая же, как и у прочих тюленей. При вываривании черепа
я нашел, что он резко отличается от черепов других тюленей.
По-видимому, я убил представителя какого-нибудь редкого
вида. Ни в одной из книг я не нашел описания такого тюленя.
Позднее, днем, застрелил гигантского буревестника.
8 января. Фоугнер и я отправились на лыжах на охоту за
императорским пингвином. Но он нырнул, прежде чем мы
оказались на расстоянии выстрела. Видел глупыша. В 3 часа дня
Йенсен спустился из «вороньего гнезда» и рассказал мне, что
на расстоянии около двух английских миль позади нас он
видел на льду тюленей. Я забрался в «воронье гнездо», чтобы
разглядеть животных. Второй штурман наблюдал за тюленями
с грот-мачты; он выразил желание пойти за ними вместе со мной.
Нас было семь человек, вооруженных тюленьими острогами.
Лишь один я захватил ружье. Лед был очень слаб, мы недалеко
отошли, как второй штурман, у которого не было лыж,
провалился и вымок. Все остальные, шедшие на лыжах, отделались
благополучно, хотя из-за тонкого льда под ногами должны были
быстро двигаться, чтобы не провалиться. Пройдя немного,
я усомнился в правильности выбранного направления, однако
ничего никому не сказал, будучи уверенным, что второй
штурман наметил нужный маршрут. Путь нам преградило разводье.
284

Три английских товарища заявили, что они устали и вернутся
на судно. Я же решил продолжать путь один, чтобы добраться
до тюленей. Пройдя еще немного, я заметил тюленей, лежавших
рядом с торосами. Оказалось, что это лежат не два, а три больших
взрослых тюленя. Я выстрелил поочередно во всех троих и всех
их убил. Трое моих спутников вернулись, мы сняли шкуры
и понесли их на борт.
Работа была нелегкая. В паковом льду появилось много
разводий. Лед сильно громоздился. Чтобы попасть на судно,
нам пришлось идти в обход, проделав путь в два раза больший.
По дороге на судно я подстрелил четырех буревестников—
трех небольших и одного снежного. Из убитых тюленей двое
были самки и один самец. Желудки их были совершенно пусты.
10 января. Убил сегодня двух молодых белых тюленей.
Желудки их были совершенно пусты. Один из них принадлежал к
новому виду, мне доселе неизвестному. Позже застрелил глупыша.
Голубого буревестника, который так часто встречается на
кромке пакового льда, с 6-го числа я больше не видел.
// января. Застрелил сегодня двух серебристых
буревестников, одного капского голубя, одного снежного буревестника
и одного Oceanites oceanicus.
12 января. Судно лежало во льду. Я подстрелил 1
императорского пингвина, 11 серебристых буревестников, 6 снежных
буревестников, 4 капских голубей и 3 Oceanites oceanicus.
13 января. Один матрос застрелил на льдине двух пингвинов.
Кроме того, мы видели обычных птиц. Тюлени не попадались.
Вчера после обеда дважды забрасывали планктонную сеть.
Результат хороший: попалась рыба длиною в шесть дюймов.
14 января. Сегодня утром только прилег, как зашел Борх-
гревинк взять патроны, чтобы охотиться на тюленя. Пошел
с ним на палубу, рассчитывая пополнить коллекцию шкурой.
Когда судно приблизилось к животному на расстояние 50 аршин,
Борхгревинк дал 5 выстрелов, из которых одним попал зверю в
заднюю часть, одним в затылок. Два матроса бросились на лед,
чтобы притащить тюленя на борт, но так как зверь еще двигался,
матросы не решались его схватить. Поэтому я тоже
спустился на лед и помог им прикончить тюленя. Во время свежевания
лед разошелся, так что нам пришлось добираться до судна с
помощью лодки. Я лег отдохнуть и проспал до обеда, когда
появился Колбек и рассказал мне, что он застрелил тюленя того
же вида, который был убит мной 10-го числа. Это был красивый
экземпляр, и я включил его шкуру и череп в коллекцию.
16 января. Среди дня я убил тюленя того же вида, что
застрелил и Колбек два дня назад. Со мной были все собаки. Пока
я снимал шкуру, они тут же пожирали его мясо. У меня было
чувство, будто бы я окружен волками. Шкура и череп пошли
на пополнение коллекции. Это был очень красивый экземпляр,
самка.
285

18 января. Сегодня мы двигались в воде, сравнительно
свободной от льда. Я видел несколько птиц, в большем количестве,
чем обычно, между ними коричневого буревестника того вида,
что так часто держится у кромки пакового льда. Как раз, когда
мы садились ужинать, с палубы раздался крик: «Большой
пингвин справа по борту». Я выбежал на палубу со своим
ружьем и тюленьей острогой. Мы находились еще далеко
от льдины, на которой сидел пингвин, как вдруг в кильватере
судна показалась вторая птица того же вида. Впрочем, она
быстро исчезла и все наше внимание было направлено теперь на
пингвина, неподвижно сидевшего на льдине. Судно, со скрежетом
резавшее лед, его не беспокоило. Внезапно из воды вынырнул
пингвин, находившийся в кильватере, и устремился к тойльдине,
на которой сидел первый пингвин. Встретившись, обе птицы,
приветствовали друг друга самым забавным образом.
Поразительно чувство ориентировки у этих птиц под водой; это
выразилось, в частности, в том, что второй пингвин безошибочно
показался как раз около той льдины, где сидел первый.
Расстояние, которое проплыла птица под водой и паковым
льдом, превышало сто аршин, и, насколько мы могли заметить,
на протяжении этого расстояния она ни разу не вынырнула
на поверхность.
Когда мы оказались в двухстах аршинах от птиц, они начали
проявлять беспокойство. Я сделал по ним два выстрела. Они
пустились наутек, однако первый из них, прежде чем успел
добежать до воды, упал на бок и остался лежать на льду. Я
сейчас же в сопровождении нескольких людей бросился к тому
месту, где он лежал, чтобы отнести мертвого пингвина на борт.
Второй же нырнул и исчез.
Пока мои спутники несли пингвина на корабль, я осмотрел
то место, где он сидел. Перья покрывали всю льдину. Кругом
были следы. Очевидно, птица, чтобы укрыться от ветра, меняла
часто свое местоположение. Она находилась, видимо, в
процессе линьки и поэтому была чувствительнее обычного к
холоду.
Эти птицы меняют перья не так, как другие виды. Они
скорее расстаются со своими перьями подобно тому, как змея
сбрасывает кожу: к тому моменту, когда опадает старое оперение,
новое бывает уже готово. Стержень старого пера соединяется
с новым пером кожицей или оболочкой. Новое перо растет под
старым и выталкивает его постепенно, пока само не становится
вполне готовым. Старое перо тогда отделяется и выпадает,
а вместе с ним и та оболочка, которая связывала оба пера.
Старое перо сидит в это время так свободно, что отпадает
уже при простом прикосновении руки. Во время линьки
пингвины, по-видимому, не любят бывать в воде.
Как долго находилась данная птица на льдине, я определить,
не мог из-за краткости нашего наблюдения.
286

Лишь только я оказался на борту, как увидел на льдине
в некотором отдалении от судна второго пиягвина, который
сидел, свернувшись клубком, спрятав голову в крылья. Судно
тронулось, и, когда мы приблизились, я увидел, что у птицы
из раны на боку сочилась кровь.
Я выстрелил в него вторично, получив таким образом двух
императорских пингвинов для нашей коллекции. Этот экземпляр
уже закончил свою линьку и был необычайно красив. Первая
птица была самкой, вторая—самцом.
19 января. Животных попадается теперь довольно много.
Мы убили 7 белых тюленей, из них пятерых убил я, а двух—
Борхгревинк. Кроме того, видели несколько китов, пингвинов
различных пород и большее, чем раньше, количество обычных
птиц. Все тюлени, которых мы видели, находились в процессе
линьки; желудки их были пусты. Дважды мы находили по три
тюленя, державшихся вместе. Седьмой тюлень выпрыгнул из
воды как раз в тот момент, когда судно зашло во вскрывшееся
разводье. Первые шесть тюленей, судя по их зубам, были очень
стары; зубы их потемнели и стерлись.
Двух императорских пингвинов, убитых вчера, я
консервировал. Вскрыв желудок одного из них, я увидел, что мое
предположение о том, что птицы во время линьки держатся вдали
от воды, подтверждается; в желудке были только моллюски,
камешки и зеленая масса, напоминавшая коричневый мох,
который нам встречался под льдинами. Желудок второй птицы был
наполнен всякого рода рыбой, крабами и камушками.
Вероятно, камушки облегчают переваривание пищи, хотя
желудок, по-видимому, не очень приспособился к такого рода
помощи.
20 января. Число птиц уменьшается со дня на день. Отсюда
мы заключаем, что находимся довольно далеко от открытой
воды.
Сегодня попалось очень мало птиц. Все-таки я застрелил
одну новую птицу—поморника. Туловище этой птицы несколько
больше туловища северного поморника (Lestris parasiticus).
Однако шея короче, а крылья имеют менее остроконечные
очертания. Задний палец на лапе не имеет когтя. У основания
большого махового пера—белое пятно. В хвосте два средних пера
приблизительно на 3/4 Дюйма длиннее остальных. Я застрелил
также одного Oceanites oceanicus.
Застрелил сегодня трех тюленей, самых красивых из всех
виденных мною. Одно животное было самкой белого тюленя,
два других темно-серого цвета с черными ластами (самец и
самка).
Обе самки имели опухоли во внутренних половых органах,
что, по мнению врача, делало их бесплодными. Селезенка
самца была поражена туберкулезом. Эту селезенку, так же как
и яичники обоих самок, я сохраняю в спирту.
287

21 января. Сегодня, когда судно вошло в лед, я увидел много
небольших пингвинов (Pygoscelis adeliae). Самое крупное их
скопление состояло из 8 птиц на одной льдине; обычно же они
сидели вместе парами.
Видел пингвина с белой шеей, сидящего рядом с черношеим
пингвином. Это первая птица с полностью белой шеей,
встреченная мною. Пингвин, которого я застрелил первым, имел под
клювом почти белоснежную полоску.
Около часу дня вдали на льдине показался большой
пингвин; судно направлялось как раз к нему. Пока мы медленно
пробирались сквозь льды, я заметил тюленя, который, стараясь
укрыться от наших глаз, прятался меж льдинами. Однако я
предпочел сначала заняться пингвином, представлявшим для меня
большую ценность, нежели тюлень. После непродолжительной
охоты я пристрелил для своей коллекции третьего
императорского пингвина. Один из товарищей понес птицу на борт, а я
занялся преследованием тюленя. Вскоре я обнаружил его за одной
большой льдиной и подобрался к нему на расстояние выстрела.
Едва я прицелился, как тюлень увидал меня и поспешно
ретировался. Он сделал это с такой скоростью, с какой никогда не смог
бы бежать человек по гладкому льду. Быстрота эта, однако,
мало ему помогла: пуля, попавшая в затылок, прекратила его
существование.
Никогда я не видал более редкостного животного. Короткая
и толстая голова, большие глаза, невероятно развитая нижняя
челюсть! Полное отсутствие коренных зубов, одни резцы—два
верхних, шесть нижних.
Зубы эти были остры, как рашпили, и имели вид клыков.
Хвост—короткий и узкий. Как на передних, так и на задних
ластах, на всех пальцах—когти. Задние ласты были велики
по сравнению с передними.
Спина—серо-коричневая, грудь—серебристо-серая с
пятнами более светлого оттенка. Размеры зверя: в длину 6 футов
10 г/2 дюймов, окружность головы за ушами 2 фута 10 дюймов,
окружность туловища за передними ластами 4 фута 11 дюймов,
окружность туловища над бедренными костями 2 фута 9V2
дюймов, расстояние от переднего угла глаза до носа 4 дюйма, от
задней стороны глаза до кончика носа 51/2 дюймов, расстояние
между передними углами глаз 6V2 Дюймов, между задними
углами глаз 10V2 дюймов.
Берначчи сфотографировал этого тюленя, а Борхгревинк
зарисовал его.
Содержимое желудка состояло из водорослей, кишки были
полны глистами.
22 января. Несмотря на плохую погоду кто-то из команды
убил тюленя рядом с судном. Позднее я убил четырех
пингвинов. Коллекция ежедневно увеличивается, скоро она будет
слишком велика для нашего теперешнего помещения.
288

23 января. Сегодня застрелил одного тюленя, одного
императорского пингвина, трех малых пингвинов и одного Prion vitat-
tus2—первого увиденного мной в этом году.
24 января. Сегодня, войдя в открытое разводье, увидели на
льдине одного императорского пингвина и двух тюленей. Мы
тотчас же решили ими заняться. В то время как судно держало
курс на тюленей, перед носом показались два кита. Быстро
зарядили обе пушки гарпунами. Однако киты были напуганы видом
судна и скрылись подо льдом. Зато тюленей мы заполучили.
Фоугнер и Борхгревинк убили пингвина. Позднее мы видели
несколько тюленей; один из них того же вида, как и тот, которого
я застрелил 21-го числа. Тюлень, однако, лежал настолько в
стороне от нашего курса, что мы не решились из-за него
останавливать судно. Вскоре после ужина с «вороньего гнезда»
закричали, что на льду лежат тюлени; когда мы приблизились, я
увидел перед собой тюленя редкого вида—и коллекция была
пополнена вторым представителем этого вида. Это была самка,
серо-стальной окраски на спине, снизу более светлая, со
светлыми неправильными полосами по бокам. У этого представителя
данного вида было больше зубов, чем у первого, а именно: по 6
коренных зубов с каждой стороны в верхней челюсти, по 5
коренных зубов в нижней челюсти и по 6 резцов в каждой челюсти.
Четыре средних зуба в нижней челюсти недоразвиты. Самое
в них удивительное то, что все они были слабо укреплены в
лунках, их легко расшатывать пальцем. В желудке нашли остатки
каракатицы и растительной пищи.
Сегодня видели китов и тюленей больше, чем за все время
пребывания во льдах.
25 января. Стоим во льду. Вокруг нас сегодня было много
китов, тюленей и птиц, однако мы убили лишь немногих, так как
во льду столько щелей, что едва можно двигаться по нему. Тем
не менее я дважды отправлялся за тюленями.
Сначала я пошел охотиться за 3 тюленями, лежавшими на
расстоянии 2—3 миль от нас. Мы взяли с собой одну из
маленьких лодок, чтобы переправляться через разводья. Однако
когда мы добрались до того места, где заметили лежбище
тюленей, то там их уже не было; труды наши пропали даром.
Едва мы возвратились на борт, как я увидел тюленя позади
судна. Взял с собой одного из лапландцев и уже через четверть
часа тюлень—один из обыкновенных белых тюленей*—был нашим.
Сегодня в первую половину дня подстрелили трех больших
пингвинов, плававших вокруг судна, так что у нас была полная
возможность изучить их движения в воде.
26 января. Убил трех обычных тюленей, а также двух Mega-
lestris. Видели несколько гигантских буревестников. У этих
* В своих записях Гансон именует тюленем обыкновенным как
морского леопарда, так и белого тюленя, поэтому трудно сказать, какой именно
вид он подразумевает.—Примеч. Борхгревинка.
19 К. Борхгревинк 289

птиц должно быть очень хорошо развито зрение и обоняние.
Стоит нам начать свежевание тюленя на льду—и они уже тут как
тут.
27 января. Вчера вечером, лишь только я улегся, меня
разбудил крик: «Тюлень на льду». Поднявшись на палубу, я увидел
лежавших невдалеке двух тюленей. Кое-кто из команды уже
был на льду. Я поторопился при спуске с судна, поскользнулся
и упал в воду. Мне удалось быстро выбраться на лед, и я побежал
вдогонку за остальными, которые уже успели пройти порядочное
расстояние. Едва я застрелил двух тюлецей, как появился
третий; его тоже убил.
Промок я насквозь. На мне была только рубашка, брюки
и морские сапоги; чулок и головного убора не было—и я стал
мерзнуть.
Сегодня не видели ни одного кита, птицы почти не
показываются.
28 января. Около четырех часов пополудни увидели тюленя,
находившегося на огромной льдине приблизительно в двух
милях от судна. В сопровождении нескольких матросов я
направился убить его. Мы сделали прекрасную лыжную пробежку
по льду, который наверняка имел возраст нескольких лет и был
покрыт тяжелыми торосами. Тюлень оказался самцом редкого
вида с толстым затылком. Он находился в процессе линьки
и, по-видимому, давно уже лежал на этом месте. Кругом на льду
было много волос и экскрементов. Вскрыв желудок зверя,
нашли его совершенно пустым, но, так же как и у первого
убитого нами тюленя этого вида, в желудке и в части кишок
оказалось много мелких глистов.
На туловище тюленя слой сала едва достигал одного дюйма.
Три человека понесли шкуру на борт, а я с двумя другими
товарищами направился к разводью во льду.
От убитого тюленя до открытой воды было по меньшей мере
1500 аршин. Мы шли к судну вдоль разводья, надеясь найти еще
тюленей, но ни одного на льду не встретили.
В воде были видны киты и белые тюлени.
Заметили также немного птиц. Измерял температуру морской
воды на глубине 1000 аршин; она равнялась +0,5° Цельсия.
29 января. Вокруг попадались отдельные киты и несколько
тюленей. Видел 20—30 небольших пингвинов. Черные
буревестники и капские голуби исчезли.
30 января. Вчера вечером я застрелил 4 серебристых и 2
снежных буревестников.
Сегодня видел несколько китов и тюленей, но ничего не убил.
В 3 часа утра я поднялся на палубу, чтобы записать температуру.
Вахтенный сообщил мне, что он видел 5 тюленей совсем близко
от судна. Один из них появился из воды с рыбой во рту 15-верш-
ковой длины. Рыба была сероватого цвета и имела сходство
с треской.
290

Все птицы, которых я сегодня заметил, летели с юго-запада
на северо-восток. Направлялись ли они в более теплые края?
31 января. Убил трех тюленей обыкновенных и одного
снежного буревестника. Я часто слышал рассказы бывалых
охотников за тюленями, будто бы тюлени, с которых уже содрана
шкура, способны прыгать по льду. До сих пор я считал это
за сказку, но сегодня собственными глазами убедился в
правильности этого наблюдения.
Второй штурман и я отправились сегодня утром на охоту
за одним замеченным нами тюленем. Я всадил разрывную пулю
ему в голову, так что череп разлетелся на куски. Понятно,
не могло быть и речи о том, чтобы у зверя сохранилась жизнь
или сознание. Несмотря на это, тюлень все время, пока второй
штурман свежевал его, продолжал шевелиться. Внезапно, когда
шкура была уже наполовину снята и передние ласты вместе
с большими артериями отделены от тела, тюлень высоко
подскочил в воздух.
2 февраля. Не видели ни пингвинов, ни других птиц. Доктор
застрелил сегодня своего первого тюленя; я застрелил двух.
Все они принадлежали к виду обыкновенных тюленей.
3 февраля. Стоим без движения во льду. Погода прекрасная.
Всю первую половину дня я не был на судне; отправился на
северна поиски тюленей. Убил трех животных, одно из нцх
принадлежало к виду тюленей с толстой шеей. Подобно другим убитым
мною тюленям, он лежал на льдине. У него уже отросла новая
шерсть. Из всех тюленей, каких я видел до сих пор, этот самый
красивый. Желудок его был наполнен в основном
моллюсками.
После ужина я стал у отверстия во льду и несколько раз*
забросил туда планктонную сеть, однако без всякого
результата: не вытащил ни животных, ни растений.
6 февраля. Заполучил сегодня первый экземпляр малого
пингвина. Птица была почти взрослой. Видели немало
пингвинов. К вечеру застрелили императорского пингвина. Я убил
одного обыкновенного тюленя и одного серебристого
буревестника. Один из убитых тюленей—молодой самец—плавал рядом
с судном. Желудок его был полон крабов.
7 февраля. Отправившись по льду назад к тому месту, где
мы ночью стояли на якоре, второй штурман и два матроса убили
одного тюленя и двух малых пингвинов. Птицы находились
в процессе линьки; их разыскали на большой льдине в ледяном
гроте, где они, по-видимому, нашли себе прибежище.
Матросам попались и другие гроты, наполненные перьями
и экскрементами; там, очевидно, также укрывались пингвины.
Сегодня на ходу судна я застрелил тюленя и снежного
буревестника, а также императорского пингвина.
Кроме этого пингвина, мы заметили много других. Я убил*
рядом с судном еще двух пингвинов. При этом я едва избежал
19* 29L

холодной ванны, так как лед был тонок и при каждом моем шаге
прогибался. Видел много китов и несколько глупышей.
8 февраля. Сегодня видел много тюленей, один раз четырех
в одном месте. Однако из-за недостатка времени мы застрелили
лишь одного тюленя. В гротах видели трех малых пингвинов.
Они линяли; в бинокль я мог разглядеть валявшиеся кругом
перья.
9 февраля. Сегодня попалось мало птиц и тюленей. Одним
из немногих встретившихся был морской леопард. Видел
снежных буревестников, которые сидели и отдыхали на льду по
двое, по трое. Колбек заметил сегодня рыбу длиной в 3—4
дюйма.
10 февраля. Сегодня мы находились в тяжелых льдах. Я убил
двух ослепительно белых тюленей, самых больших из тех, каких
мне приходилось встречать. Видел двух больших и одного
меньшего кита. Они принадлежали к тому виду, который нам
часто попадался среди льдов. На протяжении дня заметили
очень мало тюленей. Ни одна из обычных птиц не встретилась
в сколько-нибудь значительном количестве. Лишь попадался
коричневый буревестник; пингвинов не было.
Видел несколько маленьких рыб и несколько представителей
вида Maneter с красными пятнышками.
И февраля. Сегодня на одной льдине видел скопление сотни
тюленей. Некоторые были большими и темными и выглядели,
как морские леопарды.
Сегодня показалось стадо китов. Из птиц встретил я своих
старых знакомых по паковому льду, за исключением пингвинов
и гигантских буревестников. Из новых птиц видели птицу из
породы морских ласточек, а также большую белую либо серую
птицу, очень схожую с Larus glaucus.
12 февраля. Сегодня шторм. Видел несколько темных
альбатросов, альбатросов с желтым клювом, капских голубей,
серебристых буревестников и буревестников с коричневой спинкой.
13 февраля. На айсберге сидела стая буревестников с
коричневой спинкой.
Помимо тех видов птиц, которые попадались вчера, сегодня
видели альбатросов с желтым и черным клювом, маленького
буревестника, такого же по величине, как снежный буревестник.
Ни одного кита.
14 февраля. 69°13' южной широты.
Сегодня пока плыли по открытой воде, за нами следовало
много темных альбатросов и альбатросов с желтым клювом.
Некоторое время нас также сопровождала одна Diomedea
exulans. Я думаю, что эту птицу так далеко на юге еще никогда
не встречали.
Маленькие пингвины видны нынче в большом количестве
на льду и на воде. Перед тем как мы вошли сегодня во льды,
я заметил трех серых птиц, похожих на ласточек; их крики
292

напомнили мне о Sterna hirundo (крачка речная). Мы видели
также несколько китов и тюленей.
15 февраля. Бушует ураган. Подошли уже близко к
южнополярному континенту. Встретили два больших скопления
коричневых буревестников. В каждой стае было, вероятно, по сотне
птиц. Видели также снежных буревестников и капских голубей,
несколько пингвинов и Oceanites oceanicus.
16 февраля. Видели множество коричневых буревестников;
все они летели на восток. Видели одну особь Ossifraga gigantea
и одного серого буревестника.
17 февраля. Бросили сегодня якорь у мыса Адэр.
Борхгревинк и все научные сотрудники высадились на землю.
Борхгревинк и я берем с собой ружья, будем бить тюленей на
прокорм собакам.
Я убил 16 тюленей еще не встречавшейся породы Lepto-
nychotes Weddelli.
Птицы, которых мы видели, принадлежали к следующим
видам: малый пингвин Oceanites oceanicus, Megalestris Maccor-
micki и Ossifraga gigantea. Среди последних было четыре
альбиноса. Борхгревинк убил четырех Megalestris.
Перед тем как высадиться, мы видели сотни небольших
пингвинов. Большинство пингвинов уже ушло с мыса Адэр.
Виденные нами птицы находились в процессе линьки.
2 марта. Мы убили много тюленей и пингвинов на прокорм
собакам. В одном из тюленей нашли эмбрион длиной в 41/3Д1°йма-
Я его, к сожалению, не законсервировал.
3 марта. Занимались сегодня охотничьим «спортом».
Борхгревинк просил меня пострелять поморников. Эти птицы
напортили нам тем, что потаскали мясо тюленей и пингвинов,
отложенное для собак.
Я убил на лету 91 выстрелом 81 поморника. Колбек убил
сегодня большого тюленя. Нашли внутри эмбрион 5 дюймов
в длину. Желудок и кишечник были полны остатками рыб и
глистами.
4 марта. Бухта, где стоял на якоре «Южный Крест», заполнена
теперь льдами. Если бы судно продолжало оставаться там, то оно
не могло бы уйти. Вместе со льдом пригнало много тюленей,
которые нам очень пригодятся в качестве мяса для собак и как
источник топливного материала. Сегодня я убил лишь одного
тюленя. Это был очень красивый экземпляр Lobodon carcinopaga
с необычно большими зубами и с множеством рубцов на шкуре.
В желудке я нашел лишь песок и камушки, а также несколько
круглых глистов. Все остальные замеченные мной сегодня
тюлени принадлежали к виду Leptonychotes Weddelli. Видел
один экземпляр Pagodroma nivea.
5 марта. Воскресенье. Работал сегодня в домике и снаружи,
чтобы привести в порядок свои коллекции. Упражнялись
в стрельбе по мишени.
293

7 марта. Число птиц с появлением дрейфующих льдов резко
уменьшилось. Остались лишь единичные экземпляры следующих
видов:
1. Пингвины Pygoscelis adeliae
2. Megalestris Maccormicki
3. Ossifraga gigantea
4. Oceanites oceanicus
Тюлени (Leptonychotes) многочисленны по-прежнему.
9 марта. Сегодня я наблюдал за Oceanites oceanicus, который
упражнялся в полете на высоте 200—300 метров подобно стрижу.
Наблюдал этих птиц как с борта судна, так и здесь после высадки.
По вечерам, когда стемнеет, эти птицы молниеносно проносились
мимо судна или домика, как летучие мыши, с которыми они сходны
по характеру полета. Видел сегодня пингвина, который перед
тем как уйти, подходил к домику попрощаться. Сейчас уже
не встретишь ни одного ни на земле, ни на воде.
12 марта. Теперь осталось мало птиц. Лишь иногда
попадаются отдельные экземпляры. Тюлени же встречаются на
льдинах, набивающихся в бухту, относительно в большом количестве.
Почти все, за немногими исключениями, относятся к виду
Leptonychotes. У всех самок, которых я убил в последние дни, в матке
были эмбрионы от 4 до 7 дюймов. Содержимое желудка, если
там вообще что-нибудь бывало, состояло из остатков рыб.
Там были, кроме того, круглые и плоские глисты,
присосавшиеся к стенкам желудка. Вчера я застрелил трех тюленей и трех
Megalestris. Видел голубоватого удлиненного представителя
рода Manet. Пятнадцатью выстрелами убил сегодня 14
Megalestris.
17 марта. За последние дни застрелил 26 Megalestris
Maccormicki и 2 Ossifraga gigantea. Первый из названных
видов—единственный, оставшийся на побережье. Из других птиц попадается
там и сям, и то не ежедневно, по одному экземпляру.
Если бы поморников не удерживали остатки убитых
пингвинов, то и они тоже не остались бы после ухода пингвинов. У нас
сразу же создалось впечатление, что основной пищей поморников
являются пингвины. Теперь они питаются их остатками.
Число тюленей, по всей видимости, ежедневно уменьшается.
Сегодня во время лыжной вылазки с Берначчи и Ивенсом
мы нашли могильник мумифицированных белых тюленей (Lobo-
don carcinopaga)*.
8 один из ближайших дней я займусь этими
мумифицированными останками и посмотрю, смогут ли они удовлетворить мое
любопытство и дать представление о том, чего можно ждать
с наступлением весны. Быть может, тюлени проводят здесь
период случки.
* Я видел его в 1894 году во время своего первого путешествия и
упомянул о нем в своем докладе в Лондонском королевском обществе.
Борхгревинк.
294

18 марта. Сегодня с утра предпринял вылазку. Она не
осталась безрезультатной, так как я нашел одного пингвина,
сидевшего в гроте. Поскольку я решил понаблюдать ближе процесс
линьки, то, несмотря на энергичный протест со стороны
пингвина, я заставил его направиться вместе со мной к домику, рядом
с которым и предоставил ему жилую площадь в пустом
ящике.
Он еще не сбросил ни одного пера, но все оперение сидит
настолько непрочно, что достаточно к нему прикоснуться,
и перья выпадают. Я решил держать его в неволе все время пока
будет продолжаться линька.
Вчера я начал выкапывать новые мумифицированные остатки
тюленей.
В общем я извлек следующее:
1. Lobodon carcinopaga, старое животное, самец
2. » » нельзя было определить
3. » » самка
4. Определить невозможно, самец
5. Lobodon carcinopaga, старое животное пол остался
неясным
6. Leptonychotes Weddelli, беременная самка
7. Lobodon carcinopaga, » »
8. » » нельзя было определить
9. Определить невозможно, молодое животное, пол остался
неясным
10. Lobodon carcinopaga, старое животное »
11. Leptonychotes Weddelli, » » самец
12. Lobodon carcinopaga, » » самка
Что это должно означать? Дает ли этот список ответ на вопрос
зоолога: где телятся антарктические тюлени?
Разрешение этой проблемы представляло бы большой интерес,
так как процесс размножения у тюленей совершенно не изучен.
21 марта. Последние два дня свирепствует страшный ураган.
Штормовой ветер унес моего пингвина, и изучить смену
оперения не удалось. Порыв ветра подхватил ящик с птицей; теперь
он уже, верно, находится по дороге в Новую Зеландию.
22 марта. Нашел двух молодых поморников, которые едва
были в состоянии летать. Они лежали на высоте 1050 футов
над морем. К сожалению, собаки разорвали их на куски, и они
были потеряны для коллекции.
Сделал вылазку вместе с лапландцами и убил трех тюленей.
Все животные были молодыми; в их числе—два самца и одна
самка с эмбрионом. В желудках были остатки рыбы. Нашел
сегодня 13 мумифицированных тюленьих трупов (вида Lobodon
carcinopaga; пол определить было невозможно).
23 марта. Борхгревинк и я застрелили несколько
поморников. На мою долю пришлось девять. Сегодня не было видно
ни одного тюленя ни на земле, ни на море.
295

25 марта. Ходил сегодня с лапландцами и стрелял с ними
тюленей. Убили четырех. Трое из них были самцами, четвертая—
самка с эмбрионом девяти дюймов длины.
За последние дни бухта наполнилась льдами, которые
находятся в непрерывном движении.
Один из лапландцев и я трижды должны были отбегать
от одного тюленя, находясь всего в 100 аршинах от берега, так
как льды в бухте непрерывно двигались. Наконец, нам удалось
закончить свою работу. Это было сделано буквально в
последний момент; полминутой позже льдина, на которой мы до этого
находились, уплыла в море.
Можно видеть теперь лишь немного Megalestris. Морозы,
видимо, слишком жестоки для них; я думаю, осталось уже
немного до той минуты, когда нас покинет последняя птица.
31 марта. Не видно ни одного тюленя. Видели одного Ossi-
fraga gigantea. Борхгревинк видел вчера одного Pagodroma
nivea.
/ апреля. Вчера я застрелил белого тюленя вида Leptonycho-
tes, который здесь широко распространен.
В это же время видел девять других тюленей, которые
плавали и играли между льдинами. Они принадлежали к виду Lobo-
don carcinopaga. На льду теперь много животных. Я видел стаю
Megalestris и обычного Leptonychotes. Они, однако, находились
слишком далеко, чтобы можно было в них попасть.
Та единственная самка, что я убил, не была беременной.
Желудок ее был наполнен остатками рыбы, среди которых
я нашел нижнюю челюсть рыбы, очень похожей на треску.
Нижняя челюсть имела в длину 3 дюйма.
5 апреля. Сегодня гулял с Фоугнером и Ивенсом вдоль
побережья, чтобы посмотреть, не выбросило ли море во время
последнего шторма что-нибудь такое, что пригодно для коллекции.
За исключением нескольких песчанок, мы нашли одну голотурию
и один большой экземпляр Manet. Из птиц мы видели
Pagodroma и несколько Megalestris Maccormicki.
6 апреля. Сегодня я классифицирую маленьких животных,
найденных вчера. Получится, видимо, восемь различных видов.
7 апреля. Когда шторм немного улегся, Борхгревинк и я
вышли из домика, чтобы поискать на берегу пополнения для
коллекций. Ходили недолго и нашли так много, что Борхгревинк
пошел обратно за рюкзаком, чтобы поместить туда собранное.
Мы нашли полипов трех видов—желтого, серого и белого.
Попалось много экземпляров первых двух видов. Помимо
этого, нашли 7 изящных морских звезд и 2—3 вида
беспозвоночных.
8 апреля. Расхаживая сегодня по побережью, я нашел одну-
единственную маленькую рыбу. В воде видел множество
таких же рыб, принадлежащих, вероятно, к виду Cottus scorpius.
У нас не было с собой рыболовных снастей, чтобы их ловить.
296

Видел один большой экземпляр Manet, напоминавший нашу
жгучую медузу. Ее обжигающие щупальца были, однако, толще.
Из тюленей я видел один экземпляр Lobodon и двух
Leptonychotes; одного из этих последних, самца—вероятно, наибольшего
из всех нам попадавшихся—я убил. В его желудке нашел рыб
трех различных видов.
13 апреля. Позавчера, пройдя по косе, забрасывали невод,
рассчитывая что-нибудь поймать. Единственный результат—
промокшее платье и замерзшие пальцы. Ни одной рыбы не
вытянули; течение и мороз были слишком сильны. Во время попыток
рыбной ловли двух собак унесло на льдине в море; чтобы их
спасти, Оле и мне пришлось грести за ними на лодке. Нельзя
сказать, чтобы мы испытывали очень дружелюбные чувства к
собакам, когда втащили их в лодку. Из-за них мы были вынуждены
грести свыше 100 аршин без перчаток в парусиновой лодке,
пробираясь между огромными, быстро плывущими льдинами.
Улучшению моего плохого настроения мало способствовало,
то, что собаки снова выпрыгнули из лодки и мы их опять должны
были ловить. Даже то обстоятельство, что мы их здорово
отколошматили, не очень нас утешило.
Я видел несколько Pagodroma и отдельных Megalestris.
После обеда Фоугнер и я отправились на лед, чтобы наловить
на блесну. К большой радости, нам удалось поймать на удочку
первые шесть рыб.
Самые большие имели в длину от 6 до 8 дюймов. Они были
двух различных видов, напоминая полосатую зубатку (Апаг-
richas).
16 апреля. Последние дни держится хорошая бодрящая
погода. Ветра нет, температура минус 18° Цельсия. Когда
безветренно, мы не чувствуем мороза. За последнее время я хожу
ежедневно на лед ловить рыбу.
Обычно я занимаюсь этим спортом совместно с Фоугнером
и лапландцами. В общей сложности мы поймали 50 рыб тех же
видов, что и раньше. Сегодня Фоугнер поймал 14 штук, одна
из них имела в длину больше фута.
Когда мы находились сегодня на льду, собаки обнаружили
тюленя, которого они, прежде чем подоспел Оле, разорвали
в клочья. Это была самка без зародыша. Лапландцы убили
сегодня большого тюленя (Leptonychotes). Птиц мы не
встречали. Сегодня видел одного Megalestris.
18 апреля. Зоологическим трофеем сегодняшней вылазки были
две рыбы и один тюлений эмбрион 18дюймов в длину. Лапландцы
вынули его из старой самки Leptonychotes, которую убили, чтобы
скормить собакам. Они принесли с собой череп этого тюленя.
При осмотре черепа я нашел, что зубы полностью стерты.
Следовательно, это было очень старое животное.
Вчера и сегодня все мое время было занято консервированием
и фотографированием рыб, которых удалось поймать.
297

Около полудня Фоугнер отправился на рыбную ловлю и
принес четырех маленьких белых рыб. Быть может, это новый
вид?
20 апреля. Сегодня стало холодно, температура упала
до минус 46° Цельсия. К вечеру температура поднялась до минус
19° Цельсия.
Сегодня я, выйдя на косу, производил измерение глубины
морского дна. Позднее проводил наблюдения над течением.
В этом мне помогали Фоугнер и Оле. Мы работали некоторое
время к северу от мыса. Подвижность льдов заставила нас вновь
вернуться на землю. Все это были исключительно маленькие
льдины; некоторые так малы, что едва нас выдерживали. Не
очень-то приятно при той температуре, которая сегодня была,
работать, стоя на льду. И, откровенно говоря, мы не были в обиде,
что обстановка принудила вновь вернуться на твердую почву.
Во время работы видели одного Pagodroma. Последние дни
не видели, к сожалению, ни Megalestris, ни тюленей. Быть может,
тюлени не любят той подвижки льдов, которая господствует
последнее время.
21 апреля. Ивенс, Оле и я уходили из домика измерять
температуру морской воды. На расстоянии 300—400 аршин от берега
была обнаружена максимальная температура—2°,2 Цельсия.
Минимальная температура равнялась минус 3° Цельсия*.
24 апреля. Бушует шторм. С зоологической точки зрения
представляет интерес, что стаи коричневых и снежных буревестников
(Pagodroma nivea) ловили рыбу в просветах между льдинами.
Мы видели на льду нескольких тюленей, белых и серых. На берегу
я заметил нечто коричневое, выглядевшее как миксина2,
приблизительно в один фут длиной, но лишенное плавников.
25 апреля. Доктор, Колбек и я сегодня совершили
пешеходную прогулку по берегу. Нашли 3 звезды и губку. Эти виды
«были мне неизвестны. Сегодня показалось несколько тюленей
и птиц таких ж,е, какие попадались нам вчера.
26 апреля. Видели нескольких птиц, тех же, что и вчера.
В 9 часов вечера слышали, как какая-то птица 4—5 раз
прокричала над нашей головой. Звучало это вроде «кау-кау».
Было слишком поздно, чтобы разглядеть птицу, но это был,
конечно, крик Pagodroma. Последний раз я слышал его 30-го
числа прошлого месяца.
28 апреля. Я на прогулке убил двух тюленей.
29 апреля. Ходил сегодня по берегу и нашел 3 маленьких
животных, которые походили на червя пескожила. Они были
от 4 до 6 дюймов длины. Возможно, что это были Vanadis antarc-
tica. Они прозрачны, с коричневыми полосками, большим
количеством лапок напоминают сороконожку. Видели ^несколько
тюленей.
* С южной стороны при всех наших измерениях температура
равнялась минус 2° Цельсия.
298

30 апреля. Убил двух Leptonychotes—самцов и 3 снежных
буревестников.
3 мая. Сегодня после обеда к нам явился императорский
пингвин. Наши собаки тотчас же его загрызли и до такой степени
изодрали в клочья, что шкура стала непригодной для коллекции.
Однако скелет его я решил сохранить.
5 мая. Лапландцы убили сегодня на льду двух тюленьих
самок. В одной из них был найден эмбрион длиной в 55
сантиметров. Последний был уже вполне развит, с темными и светлыми
полосами на спине, волос нигде не было, кроме носа. Я его
законсервировал. Видел много других тюленей, в том числе Lobodon
и несколько уже встречавшихся ранее птиц. Фоугнер и я были
на льду и удили. Поймали 11 рыб.
6 мая. Ивенс и я совершили прогулку по берегу. На случай,
если попадутся птицы, взяли с собой ружья. По дороге туда
мы увидали на расстоянии 1000 аршин двух императорских
пингвинов. Мы тотчас перешли на лед, чтобы быстрее до них
добраться. Птицы казались боязливыми, поэтому мы спешили
как могли. Для этого было уже то основание, что собаки,
сопровождавшие пошедших на рыбную ловлю лапландцев, тоже
учуяли пингвинов и помчались вперед как наши опасные
конкуренты. Мы торопились к цели по мере сил. Однако собаки достигли
пингвинов раньше нас. Когда мы оказались на месте, то одну
птицу к этому моменту собаки уже разорвали на куски, второго
пингвина мы сразили выстрелом. Подошел Фоугнер. Птицу
отнесли на основную базу. Там ею восхищались,
фотографировали, взвесили и, наконец, законсервировали.
Я выдубил шкуру и приготовил скелет этих нежданных
зимних гостей. Один весил 64, другой 71 английских фунта. Слой
жира на спине достигал одного дюйма. Содержимое желудка
состояло из рыб, однако мы не нашли никаких камешков. Вскоре
вернулись лапландцы и принесли около 20 рыб, которые пошли
на ужин. Вкус у них отличный.
9 мая. Оле и я были сегодня на льду и поймали 57 рыб.
Один раз Оле вытащил на блесну две рыбы, другой раз даже
три. В той полынье, где мы ловили, дважды показывались тюлени
и разогнали в конце концов рыбу. Видели одного Pagodroma
nivea.
10 мая. Сегодня был очень хороший день для сбора
коллекций. Ивенс и я вышли сегодня с утра, и нам удалось застрелить
12 снежных буревестников. Мы собрали также значительное
количество беспозвоночных. Среди них было 5 различных видов
Maneter.
Затем мы нашли сотни червей-пескожилов, таких же, как
и те, что были найдены в прошлом месяце. Нам попалось также
много рыбьей икры,, прозрачной, как вода: какое-то серое
плавающее вещество, а также много маленьких созданий, ранее
не виденных.
299

15 мая. Последние дни время от времени мы видели
одиночного тюленя либо двух-трех обычных птиц. И сегодня встретили
лишь немного тюленей и одного снежного буревестника.
С утра заметил группу тюленей, примерно с дюжину, вероятно,
Leptonychotes, резвившихся в море. К вечеру, как раз когда
я собирался вернуться в домик, подошли три англичанина и
рассказали, что они видели и слышали на косе поющего тюленя.
Застрелить его им не удалось, они не сумели также определить
его вид. Тотчас же в сопровождении Колбека, Фоугнера и Ивенса
я отправился в дорогу со своим ружьем и фонарем. Ивенс не смог
найти то место, где лежал тюлень, и мы долго искали понапрасну.
Внезапно одна из собак недалеко от нас подала голос, и когда
мы пошли в ее сторону, то напали на тюленя. Свет от фонаря его
как будто не беспокоил. Он продолжал спокойно лежать,
внимательно рассматривая нас широко открытыми глазами, и даже
не пошевельнулся. Я ударил его стволом ружья по хвосту.
После этого он испустил певучую ноту и одновременно
булькающий звук, который, казалось, исходил из глубины груди.
Нота была звучной и приятной, напоминая отчасти пение
канарейки. Это была молодая самка Leptonychotes Weddelli,
наименьшая по размерам из всех мною виденных. В длину она была
всего пяти футов. Шкура ее и череп пошли на пополнение нашей
коллекции.
8 июня. Лапландцы, разыскивая сегодня на льду некоторых
собак, обнаружили 5 тюленей, лежавших у продуха,
проделанного ими во льду. У лапландцев не было с собой, ничего чем они
могли бы убить тюленей. Поэтому они заделали отверстие с тем,
чтобы тюлени до утра не ушли. Птиц лапландцы не видели.
9 июня. Рядом с отверстием, заделанным вчера лапландцами,
мы не нашли ни одного тюленя. Идя по их следам, обнаружили,
что тюлени направились в сторону айсберга, находившегося
примерно на расстоянии километра, и там убедились, что звери
нырнули в узкую полоску воды, тянувшуюся вдоль айсберга.
Поблизости на льду нашли только одного молодого Leptonychotes,
которого наши четвероногие бандиты уже наполовину
задушили.
В полосе воды вокруг айсберга плавало много тюленей, среди
них—что меня особенно заинтересовало—было большое
количество белых тюленей (Lobodon carcinopaga). Некоторые из них
были очень крупными. Тут представилась блестящая
возможность пополнить коллекцию несколькими хорошими шкурами.
На каждых 3 тюленей вида Lobodon приходился примерно один
тюлень вида Leptonychotes.
Мы некоторое время расхаживали вдоль воды и наблюдали
животных. Впечатление было такое, что мы находимся в
аквариуме. Они нас совершенно не боялись. Было бы у нас желание,
и мы могли бы трогать их руками. На льду у воды нашли рыбу,.
300

похожую на сельдь, длиной в 5 дюймов. Это был новый вид—
ценное приобретение для коллекции. Вероятно, рыбу спугнули
тюлени, и она выпрыгнула из воды.
Однако нам мало было любоваться тюленями. Прежде чем
стемнеет и наступит ночь, нам следовало прикончить несколько
тюленей. С нами была лишь одна тюленья острога. С ее помощью
трудно, если вообще возможно, вытащить на лед этих больших
животных. Сначала нужно было их застрелить, а затем вытянуть
на лед острогой. Сперва мы приблизились к одному тюленю,
который плескался в воде у края льда. Я прицелился и выстрелил
ему в затылок. Он был убит мгновенно. Оле подцепил зверя
острогой.за затылок, но, хотя мы считали, что острога сидит
прочно, тюлень с нее соскользнул и, прежде чем мы могли его
удержать, пошел камнем на дно.
Следующей жертвой тоже был большой белый тюлень. Но
и он после выстрела сразу ушел на дно, так что мы даже не успели
зацепить его острогой. Узкая полоска воды была переполнена
тюленями. Прошло, однако, довольно много времени, прежде
чем в том месте, где мы застрелили двоих, показались новые.
Поскольку это было самое подходящее место, чтобы
вытаскивать тюленей из воды, нам ничего другого не оставалось, как
ожидать именно тут.
По истечении четверти часа рядом со мной вынырнули 3тюленя.
Оле стоял наготове с острогой, и скоро нам удалось убить самого
большого и красивого зверя. Однако для того, чтобы вытащить
его на лед, пришлось приналечь всем пятерым.
Это был самец больше 8 футов в длину, очень жирный.
Собственно, мне больше не хотелось стрелять, но, пока я еще
занимался свежеванием добычи, появился другой и совершенно
спокойно подставил себя под выстрел. Я не замедлил угостить
его пулей в затылок. Вытащив тюленя на лед, мы
обнаружили, что это самка, которая, судя по ее объему, носила в себе
плод. В связи с этим я не пожалел, что застрелил ее. Я получил
в свое распоряжение эмбрион и мог таким путем хотя бы
приблизительно определить время спаривания.
Стало уже совершенно темно. Нам пришлось зажечь фонари,
прежде чем мы выполнили работу наполовину.
В желудках обоих тюленей нашлось большое количество
упомянутой выше сельди. Некоторые рыбы были еще так мало
переварены, что я использовал их для коллекции.
Зародыш имел в длину два фута; на теле у него уже были
волосы. Эмбрион, а также шкуру и мясо самки погрузили на сани
и потащили к домику. Второго тюленя мы оставили на месте
с тем, чтобы забрать его утром или в один из следующих дней.
Нелегкая это была работа тащить санки по неровному,
полному нагромождений льду. Мы тянули изо всех сил, отыскивая
с помощью фонарей наиболее удобный путь. Мы считали себя
уже вблизи от цели, как вдруг санки наткнулись на какой-то
301

кусок льда, и один полоз сломался. Из-за темноты нам ничего
не оставалось делать другого, как оставить санки со шкурой
и мясом на льду и возвращаться с остальным в лагерь.
За время вылазки температура упала до минус 35° Цельсия.
Шкура, которую мы доставили, имела 8 футов 5V2 дюймов в
длину, окружность ее за передними ластами составляла 6 футов.
14 июня. Делать нечего, и ничего не делается. Предполагали
совершить поездку на айсберг, где 9-го числа видели много
тюленей, с расчетом увеличить, если удастся, коллекцию. Но небо
к полудню не прояснилось настолько, чтобы мы смогли двигаться
без помощи фонарей. При подобных обстоятельствах вряд ли
возможно раздобыть для коллекции что-либо стоящее..Поэтому
мы решили отложить поездку на более подходящий день. Надеюсь,
что ждать долго не придется—недостаток деятельности удручает.
17 июня. Колбек видел одного Pagodroma nivea.
Буревестник подлетел совсем близко к нему, когда он считывал показания
термометров.
24 июня. Четверо из нас отправились в путь, чтобы поискать
тюленей: требовалось мясо для корма собакам. Нам повезло,
убили трех крупных животных.
С зоологической стороны интересно было лишь то, что мы
видели много Leptonychotes. Убили 2 самцов и 1 самку.
Удивительно, что во взрослой самке не было эмбриона.
28 июня. Вышли, чтобы поискать тюленей вообще и для
коллекции в частности.
Повсюду во льду продухи. Однако сопровождавшие нас
вопреки нашим желаниям собаки, разбежавшиеся во всех
направлениях по поверхности льда, загнали тюленей в воду. То, что
я сегодня установил в качестве непререкаемого факта,
представляет зоологический интерес: тюлени проделывают
продухи, чтобы иметь возможность скрыться при плохой погоде.
На одном айсберге, на котором ранее я видел белого тюленя,
и сейчас было много тюленей, однако все они держались подо
льдом, так что мне ни один не достался.
30 июня. Сегодня я нашел большого тюленя; на основании
его объема я счел целесообразным включить его в коллекцию.
Вернувшись на базу, я послал Оле, чтобы он убил зверя. Оле
принес мне эмбрион в 2 фута длиной, который уже наполовину
созрел и был хорошо развит.
Судя по тем эмбрионам, которые я до сих пор собрал, время
спаривания у белых тюленей должно приходиться на февраль,
а появление на свет потомства—в сентябре.
Плацента3 у белого тюленя располагается вокруг эмбриона
поясом; ширина плаценты у того тюленя, которого я сегодня
убил, равнялась 7 дюймам. Это был экземпляр Leptonychotes
Weddelli.
8 июля. Сегодня я убил двух больших тюленей—самца
и самку; в последней, однако, мы не нашли эмбриона. Оба зверя
302

были необыкновенно жирны, со слоем сала в 5—7 дюймов в
наиболее толстом месте.
Рядом с айсбергом находился большой тюлений продух, где
мы увидели много тюленей как Lobodon, так и Lep tony cho tes.
Некоторые из них были необыкновенно крупными. Судя по
неодинаковому цвету волос белых тюленей, можно предположить, что
представлены три различные стадии волосяного покрова.
Цвет варьировал от серого к коричневому с темными пятнами
на передних и задних ластах. Самые старые тюлени были
ослепительно белыми, без пятен. Последний тюлень, которого я видел,
был особенно велик и толст. У этого продуха он был единственный
такого белого цвета.
17 июля. Лапландцы убили большую самку тюленя (Lepto-
nychotes) без эмбриона.
23 июля. После своей вылазки Борхгревинк принес, между
прочим, также череп одного Lobodon, которого он вчера убил.
25 июля. Оле убил очень красивого Lobodon. Он был бел,
как горностай.
3 августа. Три англичанина вышли сегодня поискать
тюленей. Они ни одного не нашли, но напали на совсем свежий след
пингвина, которого Ивенс преследовал до темноты. Он считал,
что это след малого пингвина.
Открытая вода отстоит сейчас недалеко от нас, раз пингвины
показываются так близко на земле.
6 августа. Доктор нашел сегодня на льду мертвого
императорского пингвина, вероятно, задушенного собаками.
10 августа. На айсберге лапландцы нашли двух мертвых
императорских пингвинов, убитых собаками. Позавчера вечером
Ивенс застрелил большого тюленя Уэдделла, самца. Он был
очень жирен, со слоем сала в шесть дюймов.
20 августа. Сегодня ни на льду, ни в открытых полыньях
ни один тюлень не показался. Быть может, они перебрались
в другие районы, чтобы дать жизнь потомству. Если дело обстоит
именно так, то для меня это большое разочарование—тогда
я больше не смогу пополнять свои коллекции.
21 августа. Колбек и Савио убили большого тюленя
Уэдделла, самку без эмбриона. В грудной железе животного не было
ни капли молока. Возможно, что это бесплодная особь.
25 августа. Доктор и Колбек вернулись сегодня, ничего
с собой не принеся. Они видели 8 тюленей; трое оказались
самками, но ни одна из них не была беременна.
Это любопытно! Где же новое поколение? Время производить
потомство наступило! Все тюлени, которых заметили доктор
и Колбек, принадлежали к виду Уэдделла. Досадно, что я не могу
выйти, чтобы разыскать то место, где телятся тюлени. Мне
крайне интересно знать, где оно находится*.
* Гансон уже не мог в то время ходить—настолько прогрессировала
ето болезнь.—Примеч. Борхгревинка.
303

27 августа. Вчера вечером Берначчи и Кольбейн вернулись
с острова Йорка. Меня весьма заинтересовало то, что они нашли
большое количество тюленей, но ни одной самки с эмбрионом.
25 августа. Оле убил двух самок тюленя Уэдделла, но без
эмбрионов. Одна из убитых самок была еще совсем молодым
животным. Вполне понятно, что она в своем чреве еще ничего
не носила, но другая была вполне зрелой. Не могу понять, где
могут находиться вновь родившиеся тюлени!
3 сентября. Сегодняшний день принес мне решение загадки,
где телится тюлень Уэдделла. В этом месте были найдены особи
с эмбрионами, готовыми появиться на свет. На льду нашли также
одного молодого тюленя. Он, впрочем, производил впечатление
еще не вполне созревшего—на нем не было обычного волосяного
покрова, характерного для молодых тюленей. В одной убитой
самке был найден зародыш 4 футов длины с полностью развитым
волосяным покровом. У многих в желудке находили лишь рыбок,
у других—рачков, из которых я отобрал себе для коллекции
один подлинно красивый экземпляр.
Каждый раз, когда товарищи приближались к этим тюленям,
точнее к самкам, их встречало возбужденное мычание, похожее
на коровье. Такого звука мы не слышали раньше в этих местах.
Подобное мычание слышали лишь в апреле, но животные
находились в то время в воде. По пути на остров Йорк товарищи
не видели ни одного белого тюленя. Остается загадкой, где
сейчас находится этот тюлень? Быть может, Ивенс во время
своей ближайшей санной вылазки внесет ясность в этот вопрос?
Я все еще не в состоянии двигаться.
Кольбейн видел буревестника с коричневой спинкой совсем
рядом с домиком.
5 сентября. Вчера и сегодня у меня было много дела. Я
зарисовывал и измерял ракообразных, пойманных Ивенсом и Фоуг-
нером, а также изучал эмбрионов. Мне принесли, кроме того,
голову тюленя, найденного Борхгревинком. Судя по длинным
волосам тюленя, это было животное, готовое появиться на свет.
10 сентября. Тюлени стали опять возвращаться. Завтра
Фоугнер пойдет за ними на охоту, чтобы добыть корм собакам.
13 сентября. Товарищи видели вчера на острове Йорк
несколько Pagodroma. Они находились в воздухе на высоте
около 1000 футов. Во время полета они держались по двое
и испускали непрерывно свое «кау-кау». Пока птицы сидели
на скале, они оставались безгласными.
Товарищи нашли новый вид рыб и одновременно позвоночник
какой-то очень большой рыбы. В желудке некоторых убитых ими
тюленей Уэдделла они нашли также и клюв каракатицы. Четверо
из этих тюленей имели в себе жизнеспособных зародышей. Если
нам и не удастся найти дальнейших доказательств, я считаю,
что и сказанного достаточно, чтобы момент разрешения от
бремени тюленя Уэдделла относить на сентябрь; это вполне согла-
304

суется с тем, что я прежде говорил о времени спаривания
в феврале.
Помимо этих новых рыб, я поймал также несколько
глубоководных плоскоголовых рыб, характерных для здешних мест.
Температура на поверхности моря, где они были пойманы,
составляла минус 4° Ц. Представители этих рыб были пойманы на
глубине примерно полусажени (трех футов).
14 сентября. Сегодня обнаружилось кое-что, представляющее
большой интерес с зоологической точки зрения. Фоугнер
встретил на суше на высоте около 500 метров белого тюленя.
Поскольку животное было разъярено и сделало попытку
напасть на Фоугнера, когда ojh к нему приблизился, Фоугнер
вернулся на базу и взял себе на помощь Ивенса с ружьем. Они
принесли с собой для коллекции шкуру и часть внутренностей,
Судя по цвету, это было очень старое животное—белое, как
известь. В челюстях не было ни одного нестертого зуба. На шкуре
имелось много больших старых рубцов.
На брюшине оказалось бесчисленное количество маленьких
черных твердых узелков величиной с мелкую и крупную дробь.
Что привело на сушу этого старого тюленя? Он был, без сомнения,
болен, так как сильно отощал: под шкурой у него вряд ли было
полдюйма сала. Возможно, этим и объясняется происхождение
множества тюленьих трупов, которые мы повсюду находили
на полуострове и среди гуано.
Быть может, это место успокоения для старых тюленей
и они приползают сюда на землю, чтобы умереть.
Если это так, то старая моя теория, что белые тюлени проводят
здесь время спаривания, не выдерживает критики. Однако это
ни в какой степени не уменьшает интереса к моей последней
теории—если в ней что-нибудь кроется.
16 сентября. Вчера Фоугнер, Оле и Ивенс выходили, чтобы
принести лодку. Они нашли одного белого тюленя, убитого соба*
ками. Шкура была изодрана, поэтому принесли только голову.
Они видели тюленя Уэдделла, но не убили его. Сегодня Ивенс
вышел поискать белых тюленей. Он отсутствовал 5 часов, но
встретил лишь одного Leptonychotes, которого и убил. Это был
небольшой самец, длиной всего в шесть футов; шкуру присоединили
к коллекции. Ивенс нашел также лежавшего на льду малого
пингвина, которого загрызли собаки.
24 сентября. Ивенс выходил на поиски тюленей и^убил двух
белых тюленей; никаких признаков молодых тюленей,
рожденных или неродившихся.
/2 20 К* Борхгревинк

ГЕОЛОГИЧЕСКИЕ НАБЛЮДЕНИЯ
Do время экспедиции было собрано большое количество
образцов каменных пород из всех тех мест, где мы побывали.
По возвращении они были переданы для изучения
английскому специалисту, ассистенту Британского музея, м-ру
Г. И. Приору, составившему интересный геологический обзор.
Разбросанные по мысу Адэр гранитные глыбы ведут, вероятно,
свое происхождение от лежащего под сланцевыми слоями
гранитного массива Южной Земли Виктории.
В большей части Земли Виктории основными горными
породами, расположенными под базальтовой лавой, являются,
по-видимому, сланцы и кварцит. Из тех же пород сложен в основном
и остров герцога Йоркского; они же были найдены также
и на Земле Гейки.
В районе бухты Робертсон экспедиция обнаружила, что
базальт лежит поверх осадочных пород.
На мысе Адэр встречается только базальт, на мысе Северном—
только сланец. Вероятно, сланец распространяется под
базальтовым слоем вплоть до вулкана Эребус; мы видели его в земле
Ньюнса у подножия вулкана Мельбурн.
Была выдвинута смелая гипотеза, что Антарктида является
промежуточным звеном между южноамериканскими Андами
и Новой Зеландией.
Существует значительное сходство между землями Эндерби,
Кемпа, Уилкса, с одной стороны, и однообразным австралийским
берегом—с другой; в то же время восточный берег Земли
Виктории напоминает гористую цепь Новой Зеландии.
Южно-Шетландские острова и архипелаг Дерк Герритца имеют опять-таки
нечто общее с Андами Южного Чили и с Огненной Землей.
Гипотетическое продолжение Андов должно было проходить
через острова Статен, Барвуд, Бэнк и Шэг Роке до острова
Южная Георгия и направляться оттуда через остров Клерка
306

Рокка к острову Траверсе, самому северному из
Южно-Сандвичевых островов.
Горная цепь затем должна была идти на запад и юго-запад
через Южно-Оркнейские острова, острова Кларенс и Слоновый
по направлению к Южно-Шетландским островам и архипелагу
Дерк Герритца. Здесь создается дуга, подобная той, которая,
согласно Зюссу, возникает в виде Антильских островов,
представляющих как бы продолжение Кордильеров. Горная гряда
должна была соединяться с помощью исчезнувшего
антарктического континента с теми большими хребтами, которые Росс
хотел обнаружить к востоку от Великого ледяного барьера и
продолжением которых являются вулканы Эребус и Террор, горы
принца Альберта и хребет Адмиралтейства.
Эта береговая возвышенность в сочетании с лежащими к северу
вулканами, островами Бофорта, Франклина, Кульмана,
островом Поссешен тянется через острова Баллени, Кэмпбелла
и Оклендские до Новой Зеландии.
Так представляют себе связь великой тихоокеанской гряды
в Америке с восточноазиатскими горными массивами.
Здесь не место обсуждать правильность этой гипотезы. Она
упоминается тут лишь для того, чтобы показать, что
антарктическая геология имеет величайшее значение для решения общих
больших проблем географии земного шара.
20*

ТЕОРИЯ БИПОЛЯРНОСТИ
Краткий обзор
V/дним из самых интересных, но одновременно и одним из
самых трудных и наиболее дискуссионных вопросов является вопрос
о биполярности. За последние годы он занимал как
зоогеографов, так в меньшей степени и фито географов. Под биполярностью
понимают наличие в Северном и Южном Ледовитом океанах
одинаковых представителей морской фауны, сильно
отличающихся от фауны большого промежуточного океанического пояса.
Уже в 1847 году знаменитый сэр Джемс Росс сообщал, что
на 64° южной широты он встретил слизняков Clio и Limacina,
являющихся на севере обычной пищей кита. В Северном
Ледовитом океане они плавают в неисчислимом количестве на
поверхности воды. Росс рассказывает далее, что на 73° южной широты
он нашел множество животных форм: слизней, моллюсков,
морских пауков, ракообразных (Idothea), морских блох (Gammarus),
трубчатых червей (Serpula) и других. По поводу этих находок
он делает следующее интересное и важное замечание: «Для меня
представляло большой интерес, что между этими животными
я вновь узнавал различные формы, которые ранее находил
на таком же градусе северной широты».
К сожалению, коллекции Росса не были никогда обработаны
и, надо полагать, с течением времени полностью утрачены. Острое
зрение Росса-моряка было безошибочным; короткое его
высказывание звучит почти пророчески.
Можно было бы заранее возразить авторам, занимающимся
вопросами биполярности, что при современном состоянии
южнополярных исследований поспешно и легкомысленно делать
сравнения между северной, хорошо изученной фауной, и южной,
почти неведомой. Нельзя, однако, забывать, что в наши дни уже
известен животный мир ряда южнополярных районов. Например,
довольно хорошо изучена прибрежная фауна островов Кергелен
и Огненной Земли; она в большей своей части антарктическая.
308

Здесь, понятно, не место, глубже освещать литературу по
этому вопросу. Мнения резко противоречат друг другу, идет
ожесточенный бой; споры происходят в значительной степени
оттого, что систематики еще не договорились между собой о
разграничении различных видов.
Один из лучших обзоров современного состояния
исследований по вопросам биполярности представил шведский зоолог
Хьялмар Тил в географическом журнале «Имер» за 1900 год.
В основном на этот обзор и опирается автор в
дальнейшем.
Профессор Тил приводит существенные факты: уже в 1866 году
он обратил внимание на то, что в арктическом и антарктическом
районах фауна промежуточного слоя воды состоит в ряде
случаев из очень похожих живых существ. При этом профессор Тил
использовал исследования экспедиции «Челленджера» над
голотуриями.
Тил делит фауну Южного Ледовитого океана на три большие
группы:
1. Фауна глубоководная,
2. Фауна пелагическая, или планктонная,
3. Фауна промежуточного слоя.
1. Для вопросов биполярности глубоководная фауна имеет
очень малое или почти никакого значения. В океанских глубинах
господствует большое однообразие. Дно моря—это огромные
слои осаждающегося ила, частично неорганического, частично
планктонного происхождения. Дно моря—огромное кладбище
для всех организмов, живущих на поверхности. Их органическая
субстанция на пути в глубину растворяется или пожирается
другими организмами! живущими в промежуточных слоях. Однако
их неорганические скорлупчатые остатки по большей части
сохраняются, и далеко в глубине непрерывно струится на дно
морское поток кремниевых и иных остатков.
Температура тут почти повсюду одинакова, она держится
около нуля или ниже его, очень мало или совсем не зависит
от времени года. Давление на дне огромно и, понятно, меняется
с глубиной. Передвижение воды на морском дне происходит так
слабо, что лишь с трудом может быть уловлено с помощью
высокочувствительных инструментов. На больших глубинах на морском
дне господствует вечная тьма, нарушаемая лишь
фосфоресцирующим свечением некоторых глубоководных животных. Полная
темнота задерживает развитие какой-либо растительной жизни
на морском дне. Соленость повсюду примерно одна и та же.
Животный мир, живший и развивавшийся бесконечное время
при таких своеобразных условиях (идет ли речь о холодных
или теплых широтах), приобрел, естественно, определенный
своеобразный отпечаток. Почти всегда можно без труда определить,
обитает ли данное животное в глубине, у морского дна, или
оно живет в промежуточных водах.
309

Глубоководная фауна носит поэтому чисто
космополитический характер, и не в том смысле, что отдельные виды имеют
очень широкое распространение, а постольку, поскольку
пребывание на большой глубине накладывает характерный отпечаток
во всех морях мира на своих обитателей. Нельзя поэтому
глубоководную фауну распределять по зонам или по широтам.
Животные, распространяющиеся из южного или северного
полярного бассейна либо проживающие в глубине моря на экваторе,
могут жить и размножаться при тех же однообразных условиях
на дне всех морей.
Глубоководная фауна полярных районов не имеет, таким
образом, значения для вопроса о биполярности.
2. Рассмотрим планктонную фауну. Под планктоном
понимают, как известно, мелкие растительные и животные организмы,
содержащиеся в воде и пассивно передвигаемые течением. Эта
фауна также приспособилась к условиям жизни. Некоторые
из этих животных проводят всю свою жизнь, плавая в верхних
слоях воды; опускание ко дну означает для них умирание и смерть.
Напротив, другие планктонные организмы лишь короткий срок
живут на водной поверхности. Многочисленные животные формы
проводят на поверхности свою личиночную стадию и по
достижении определенного возраста погружаются в глубину и
продолжают тут свою жизнь в качестве либо неподвижных, либо
ползающих существ.
Планктон находят во всех морях мира—в наибольшем, быть
может, количестве в арктическом и антарктическом морях, где
он зато состоит из значительно меньшего числа видов, чем в
тропических морях.
Несомненно, что сила течения увлекает многие мелкие
планктонные организмы из присущей им области и увеличивает таким
образом их ареал.
Кун и Ортманн выдвинули даже смелую гипотезу, что имеет
место постоянный обмен планктонными животными между обоими
полярными океанами и что обмен совершается через глубокие
холодные слои воды тропической и субтропической зон. Поскольку
эти животные передвигаются с помощью морских течений, эта
гипотеза предполагает, что от одного Ледовитого океана к
другому существуют подобные глубоководные течения. Это, однако,
не доказано.
Широко известно, что одинаковые условия жизни приводят
к конвергенции или к параллелизму в развитии животных.
Планктонные фауны обоих Ледовитых океанов, составные части
которых в высокой степени похожи друг на друга, подтверждают,
по-видимому, старое наблюдение. В качестве примера можно
сослаться на то, что в обоих Ледовитых океанах встречаются
в большом количестве кремниевые водоросли (диатомеи) и что
ими бывают окрашены большие пространства. Если волочить
за кораблем узкопетлистую шелковую сеть (планктонную сеть),
310

то петли моментально закупориваются жестким
коричнево-зеленым дурно пахнущим илом, состоящим из миллиардов диатомей.
Можно привести также многочисленные примеры из животного
мира, которые показывают, что медузы, ракообразные, черви,
аппендикулярии, слизни и другие северные животные виды
имеют близкородственные формы (так называемые викарирую-
щие формы) в антарктических водах.
Еще разительнее становится сходство, если обратиться к тем
животным формам, которые благодаря наличию в огромном
количестве накладывают свой отпечаток на животную жизнь моря.
От различных экспедиций мы знаем, что в арктическом районе
встречаются большими и плотными скоплениями красивые
маленькие рачки Calanus finmarchicus и Calanus hyperboreus,
придающие морю на протяжении миль своеобразный красноватый
цвет. В антарктических районах встречается равным образом
в огромных количествах викарирующая форма Calanus propin-
quus.
Совпадение планктонных организмов обоих Ледовитых
океанов бросается в глаза; оно так велико, что начинают даже
сомневаться, что его можно объяснить одним только параллелизмом
развития, вытекающим из относительно одинаковых условий
жизни. Невольно приходишь к выводу, что между обоими типами
планктонных организмов существует генетическая связь.
В отдельных случаях с уверенностью знают, что в обоих
океанах имеет место один и тот же вид. Обычный в Северном
Ледовитом океане маленький пелагический червь Sagi t ta hama ta был
найден во многих местах Южного Ледовитого океана. Тот же
вывод делают в отношении родственного этому червю животного
Fritillaria borealis.
Прежде чем мы расстанемся с планктонной фауной, надо
заняться Sagitta hamata и его ареалом, так же как и теми
выводами, который сделал выдающийся немецкий зоолог Кун,
руководитель большой немецкой экспедиции по обследованию морских
глубин, из характера распространения этого маленького червя.
Мы отсылаем к карте пути «Южного Креста» через Атлантический
океан, на которой черные точки показывают распространение
червя Sagitta, а стоящие рядом цифры показывают глубину
в метрах, на которой встречается животное.
Червь Sagitta, как было указано, встречается повсеместно
на поверхности Северного Ледовитого океана. Его вылавливали
с помощью так называемой запирающейся сети (то есть сети,
которая может быть открыта и закрыта на произвольной глубине)
в течении Ирмингера на глубине 800—1000 метров. Он был
позже найден в южнополярном течении на 40° южной широты
и в холодном течении, гонимом западным ветром, на
незначительной глубине (70 метров). Немецкая экспедиция по изучению
планктона выявила его в целом ряде мест в теплых морях, но
всегда на значительных глубинах. Во Флоридском течении на глу-
311

бине 300—500 метров, в Саргассовом море дважды (900—1100
метров и 1300—1500 метров), в Гвинейском течении трижды (700—
1200 метров). Наконец, в экваториальном течении он был найден
на глубине 600—800 метров.
Таким образом, мы имеем непрерывную цепь от арктических
до антарктических районов. Во всех тех водных слоях, из
которых удавалось извлечь Sagitta, температура никогда не
превышала 5°,2 Ц и приближалась, таким образом, к температуре
поверхностного слоя воды полярных морей.
Есть и другие признаки того, что когда в теплых морях
опускаются к холодным слоям, то находят иные формы,
свойственные холодной воде. Даль сообщает, между прочим, что
он по всему Саргассовому морю находил в глубине животные
формы поверхностных северных вод. Отсюда можно заключить,
что холодное Лабрадорское течение опускается ниже уровня
теплого Флоридского течения. Даль, вероятно, видел рачков
(Copepoder).
Кун говорит, в частности, следующее. Если даже когда-нибудь
и будет приведен несомненный пример того, что один и тот же вид
обоих Ледовитых океанов встречается в глубине лежащих
между ними теплых морей, то этот пример не будет иметь силы
доказательства; придется лишь предположить, что в настоящее
время существует связь и обмен фауной обоих полярных районов.
Кун убежден, что когда «запирающуюся сеть» станут применять
шире, то найдутся многочисленные другие примеры подобных
способов распространения.
Исключается полностью, что Sagitta может добраться от
Ледовитого океана до экватора в силу собственного движения.
Наличие его в тропической области указывает поэтому на то, что
в глубине существуют неизвестные пока течения.
Против смелой гипотезы Куна о существовании связи между
обоими Ледовитыми океанами Тил выдвигает, между прочим,
мысль, что если б впрямь имелась такая связь, то в глубинных
слоях воды промежуточных океанов можно было бы найти
множество других северных и южных планктонных форм. Между
тем на самом деле этого нет. И, кроме того, в обоих Ледовитых
океанах наряду с многочисленными параллельными формами
можно было бы найти гораздо больше вполне идентичных форм.
Тил объясняет распространение Sagitta тем, что он считает
Sagitta за космополитический вид, исходящий не только из
полярных морей, но также из глубоких, спокойных, холодных
слоев воды морей, лежащих между ними. По мнению Тил а,
в океанах как холодных, так и теплых, существуют тихие,
не затрагиваемые течениями районы, где развиваются подобные
пелагические организмы и откуда они распространяются всюду,
где находят для себя удовлетворительные условия жизни.
3. Нам нужно, наконец, рассмотреть третью группу
животных форм—фауну небольших глубин, то есть животных, обитаю-
312

щих не глубже 400 метров. Эта фауна, как говорит Пфеффер,
является матерью всех фаун. Никакая другая область моря
не представляет столь благоприятных условий для
существования. Ее насквозь пронизывают лучи света. Вода тут находится
в непрерывном движении, она имеет различные температурные
условия и неодинаковую соленость. Дно равным образом в
высокой степени изменчиво, часто оно бывает скалистым и покрытым
могучими водорослями. Все эти многоразличные условия создали
с течением времени бесконечно варьирующую фауну.
Давно известно, что температура оказывает решающее
влияние-на распространение и распределение животных форм
в море и вообще на состав фауны. Поэтому прибрежная фауна
теплых морей очень отличается от фауны полярных районов.
В качестве примера указывают на то, что коралловые рифы,
с которыми связана особенная, исключительно богатая
своеобразными формами фауна, присущи только тропическим и
субтропическим морям. Дело в том, что строящие рифы кораллы не
переносят температуры воды ниже 19—20° Ц. Наподобие
огромного пояса, они тянутся вокруг всего земного шара между
тропиками, прерываемые лишь берегами Африки и Америки. В
современных полярных морях коралловые рифы отсутствуют
полностью, так же как и фауна, связанная с коралловыми
рифами .
Фауна небольших глубин, включая прибрежную фауну, имеет
в обоих Ледовитых океанах определенно выраженный общий
отпечаток и обнаруживает поразительное сходство. В ряде случаев
фактически невозможно решить, происходят ли животные формы
из одного или другого Ледовитого океана, из Арктики или
Антарктики.
Просматривая литературу о животных формах Антарктики,
вновь и вновь обнаруживаешь, что специалисты не могут
установить подлинного различия между южнополярными видами и давно
известными арктическими видами. Пфеффер высказывается
следующим образом: хотя арктическая и антарктическая фауна
отделены друг от друга всем протяжением Земли, сходство между
ними столь велико, что давно уже вызывало изумление зоологов.
Это сходство рассматривали как чисто внешнее, как результат
приспособления к одинаковым условиям жизни. Между тем
в настоящее время нужно рассматривать его как генетически
обусловленное.
Большое число родов не только ограничивается целиком или
почти полностью двумя Ледовитыми океанами, но и викарирук}-
щие виды этих родов отличаются лишь чисто подчиненными
признаками. Существует немалое число видов, особенно между
бокоплавами, моллюсками, головоногими, полипами,
кишечнополостными, среди которых нельзя различить, происходят ли они
из Северного или Южного Ледовитого океанов; в промежуточных
зонах они отсутствуют полностью.
21 К. Борхгревннк 31«3

В 1895 году знаменитый английский натуралист и мой
высокоуважаемый друг сэр Джон Мёррей выпустил работу о всех
животных формах, которые он обнаружил на Кергелене. Он указывал,
опираясь на наблюдения и высказывания специалистов в
различных областях зоологии, что фактически существует
исключительно большое сходство между морскими организмами в
высоких широтах обоих полушарий. Наличие полностью идентичных
форм в неглубоких водах Арктики и Антарктики пока еще не
доказано.
Заслуживает упоминания, что между водорослями семейство
фукаций—сюда принадлежит, между прочим, наша обычная
Fucus vesiculosus—играет доминирующую роль в обоих Ледовитых
океанах; между тем в тропиках место фукаций занимает саргас-
ская и другие водоросли. Джордж Мёррей и Э. С. Бартэн
называют множество водорослей, встречающихся в холодных океанах,
но неизвестных между тропиками.
Профессор Тил сам приводит пример необычайного сходства,
которое можно объяснить только близким родством. Ибо, как
говорит Тил, мы лишь неохотно допускаем, что один и тот же
орган, сходный у различных организмов во всем по своему
положению, строению и функции, мог возникнуть без того, чтобы
эти организмы были родственно близки друг другу.
В настоящее время знают два вида голотурий, из которых
одна живет в Северном, другая в Южном Ледовитом океане.
Это: Cucumaria glacialis и Cucumaria laevigata; в промежуточных,
более теплых морях они не существуют. У обоих этих видов стадия
свободно плавающей личинки (обычная для голотурий)
отсутствует. Их потомство развивается прямо, не проходя
промежуточных превращений. Материнская особь имеет для охраны
потомства специальные мешки, лежащие в полости тела и
связанные с нижней его частью. Яйца поступают в эти мешки и
развиваются здесь в молодых голотурий.
Из всех прочих голотурий, которых мы знаем несколько сот,
ни один вид, за исключением двух выше названных, не имеет
мешков для яиц. Нам приходится предположить, что некогда
возникла общая исходная форма, обладающая такими
мешковидными органами, от которой происходят оба упомянутых нами
вида. Если бы дело обстояло таким образом, что возникли два
совершенно одинаковых во всех подробностях органа без того,
чтобы в основе лежало близкое родство, то подобный факт
подрывал бы многие наши филогенетические воззрения.
Согласно Пфефферу, Куну, Тилу, Мёррею и многим другим
авторитетам, биполярность является, таким образом, фактом,
частично возникшим из параллелизма или конвергенции, но
покоящимся в основном на действительном родстве.
В отношении фауны небольших глубин вряд ли можно думать
о связи в настоящее время между обоими полярными областями.
Бездонный океан является непреодолимым препятствием для
314

фауны неглубоких слоев воды. Невозможно далее представить
себе, что полярная прибрежная фауна могла распространиться
у нынешних берегов Африки и Америки. Высокая температура
и некоторые другие обстоятельства стоят на пути подобной
миграции.
Думали о возможности перехода личиночных форм из одного
Ледовитого океана в другой. Против этого можно возразить, что
личинки—это крайне нежные и маленькие существа, которые
в высокой степени зависят от света, питания, равномерной
температуры, солености и многих других факторов; если личинки
по своем вылуплении не находят тотчас же подходящей среды
на дне морском, то они гибнут. Время личиночной стадии,
кроме того, настолько непродолжительно, что- нельзя и думать
о том, чтобы личинки с помощью известных нам течений могли
мигрировать из одного Ледовитого океана в другой. Наконец,
для животных небольших глубин в холодных зонах (так же,
как и для глубоководной фауны) характерным является как раз
выпадение личиночной стадии—развитие происходит прямо без
промежуточных фаз, что делает невозможным более широкое
распространение молодых животных.
Невозможно прийти к удовлетворительному объяснению бипо-
лярности, если исходить только из условий нынешней эпохи.
Чтобы получить правильное объяснение, надо обратиться к
предшествующим периодам в истории земли.
Известно теперь, что в более ранние геологические эпохи
климат на всем земном шаре был равномерно теплым. В начале
третичного периода начались изменения: на сбоих полюсах
температура ехала понижаться; постепенно образовались
различные климатические зоны. Изучение ископаемых животных
и растений полярных областей доказало, что в этих районах
климат был раньше много теплее, чем теперь. В меловом периоде,
например, Шпицберген и Гренландия имели чисто тропический
климат.
По мере снижения температуры на обоих полюсах, вероятно
в начале третичного периода, и по мере развития климатических
зон животная жизнь распределялась по соответствующим зонам.
Рифообразующие кораллы и все связанные с ними животные
формы не могли в связи с падением температуры сохраниться
на полюсах. Они вымерли или мигрировали из полярных районов
в экваториальные. Напротив, сохранились те формы, которые
уже ранее привыкли к глубинным слоям более холодной воды.
Формы, которые раньше во всех мировых морях составляли
единую непрерывную господствующую фауну тропического
характера, приспособились к изменениям климата так, что
на обоих полюсах обособилась полярная фауна, и возникла
экваториальная фауна, сконцентрировавшаяся в более теплых морях.
Измененные, но одинаково своеобразные условия
существования на юге и на севере действовали в одном и том же
21* 315

направлении на преобразование оставшихся тут животных
форм.
Пфеффер считает, что великое обледенение полярных областей
и полное единообразие там жизненных условий действовали
задерживающим образом на изменчивость; поэтому
первоначальное сходство видов в полярных морях сохранилось особенно
хорошо, в то же время общие черты с их тропическими предками
постепенно утрачивались.
По этой гипотезе, которая звучит очень правдоподобно,
большинство животных, населяющих оба Ледовитых океана, надо
рассматривать как остатки или реликты древних эпох, когда
по всему земному шару была распространена тропическая фауна.
Это объяснение также встречает возражения, в частности
со стороны геологов и палеонтологов. Имеющееся в нашем,
распоряжении место не позволяет подробнее остановиться на этом.
Из сделанного обзора проблем биполярности, разрешенных
пока лишь частично, напрашивается ясный вывод об огромном
значении систематического продолжения полярных
исследований. Только таким путем можно выявить новые звенья,
необходимые для разрешения этой проблемы.

Ко м мент a putl
К очерку «Карстен Эгеберг Борхгревинк»
1 Ч^ранклин, Джон (1786—1847)—английский полярный
исследователь. В 1803 г. совершил плавание в Австралию. В 1818 г. участвовал
в английской полярной экспедиции Дэвида Бьюкена. В 1819—1822 п\
предпринял сухопутную экспедицию вдоль побережья Северной Америки
от Гудзонова залива до устья р. Мекензи. В мае 1845 г. Франклин
возглавил экспедицию в составе 129 человек, целью которой было разведывание
морского пути от Баффинова залива к Беринговому
проливу—северозападного прохода. Весной 1848 г. после двухкратной зимовки во льдах
экспедиция уже без ее начальника, который умер летом 1847 г., оставила
суда, намереваясь идти пешком к р. Бекс-фиш, но в пути в полном составе
погибла. Свою задачу экспедиция не выполнила, но гибель ее послужила
причиной к организации ряда новых, спасательных экспедиций (около 50),
составивших целую эпоху в истории исследования Американского Севера.
(Подробности об экспедиции Джона Франклина, так же как и о важнейших
спасательных экспедициях, опубликованы в сборнике «Арктические
походы Джона Франклина». Издательство Главсевморпути, Л., 1937.)
2 Джемс Кук (1728—1779)—знаменитый английский мореплаватель.
С 1768 по 1779 год совершил три кругосветных плавания. Одной из задач
второго плавания (1772—1775) было открытие южного материка. Кук
трижды пересек Южный полярный круг, подходил ближе всех
предшественников к окраинам Антарктиды, но, не найдя их, отрицательно
высказался о возможности достижения южного континента, если таковой
и существует.
Беллинсгаузен, Фаддей Фаддеевич (1779—1852) и Лазарев,Михаил
Петрович (1788—1851)—выдающиеся русские военные моряки. Первый
возглавлял (второй был его помощником) русскую антарктическую
экспедицию на шлюпах «Восток» и «Мирный» в 1819—1821 гг. В январе 1820 г.
экспедицией были открыты окраинные берега Восточной Антарктиды
в районе Берега кронпринцессы Марты, Берега принцессы Рангхильды
(на современных картах), а на следующий год—о. Петра I и Земля
Александра I у берегов Западной Антарктиды.
Росс, Джемс Кларк (1800—1862)—английский полярный
исследователь, участник нескольких арктических экспедиций Уильяма-Эдварда
Парри (см прим. 1 к главе 11 «Вулканы Террор и Эребус») по отыскание
северо-западного прохода. В 1829—1833 гг. участвовал в экспедиции
своего дяди Джона Росса, провел три тяжелые зимовки в архипелаге
Парри, открыл северный магнитный полюс. В 1839—1843 гг. совершил
три плавания в Антарктику на судах «Эребус» и «Террор», Открыл обшир-
317

ное водное пространство, названное его именем,—море Росса, Землю
Виктории (или иначе Южная Земля Виктории), два вулкана, Эребус
и Террор, и Великий ледяной барьер Росса—окраину шельфового
ледника.
Уилкс, Чарльз—американский моряк, возглавлявший в 1839—
1840 гг. крупную экспедицию на шести судах, отправленную по решению
конгресса САСШ с целью «облегчения торговли и охоты на китов за
пределами мыса Горн». По утверждению Уилкса, он открыл и проследил
побережье Антарктиды между 100 и 140° восточной долготы, открыл
Землю Уилкса, Землю Терминации, горную страну Тотена, Берег Нокса.
По наблюдениям поздних исследователей, большая часть земель, открытых
Уилксом, была предугадана, нежели наблюдалась им в
действительности.
Дюмон-Дюрвилль, Жюль Себастьян Сезар (1790—1842)—французский
мореплаватель. В 1822—1825 гг. и в 1826—1829 гг. совершил два
кругосветных плавания. Вовремя своей третьей экспедиции он побывал в
южнополярных водах (1837—1842), открыл Землю Луи Филиппа, о. Жуан-
вилль, Землю Адели и др.
Нэрс, Джоржд Стронг (1831 —1915)—английский военный моряк,
исследователь. В 1852—1854 гг. участвовал в полярной экспедиции
Эдуарда Белчера, искавшей Франклина; в 1872—1874 гг. возглавлял
кругосветную научную экспедицию на «Челленджере», снаряженную для
глубоководных исследований Мирового океана. Экспедиция на
«Челленджере» побывала в южнополярных водах у западной оконечности
Земли Уилкса, собрала большой материал по океанологии, биологии
и геологии. В 1875—1876 гг. Нэрс возглавлял арктическую экспедицию
к полюсу на судах «Алерт» и «Дискавери», в 1878 г. на «Алерте» совершил
плавание в южной части Тихого океана.
3 Уэдделл, Джемс—капитан английского тюленебойного судна
«Джейн». В начале 1823 г. в поисках лежбищ котиков прошел от
Фолклендских островов к югу и достиг 74°15' ю. ш. (34с17' з. д.). Уэдделл
хотел продолжать плавание дальше, но вынужден был повернуть на север
из-за болезни команды и плохого состояния судна. Открытый им глубоко
вдающийся в материк обширный залив назван его именем—морем Уэд-
делла. Тогда же им был открыт и не известный ранее вид тюленей—тюлень
Уэдделл а.
Биско, Джон—капитан английского тюленебойного брига «Туле».
В 1831 —1833 гг., совершая плавание вокруг Антарктиды, открыл в южной
части Индийского океана, на меридиане Мадагаскара (46° в. д.) берег,
названный им по фамилии судовладельцев—Землей Эндерби. Продолжая
плавание в море Беллинсгаузена, Биско увидел гористый берег, который
назвал Землей Грейама. Возможно, это "был не полуостров, а
прилегающие к нему острова.
4 «Теория первичного завладения территорией»—буржуазно-правовая
теория, при которой «владельцем» территории считается тот, кто хотя бы
номинально установил над нею свою власть. Немногим позже, когда
обострилась борьба капиталистических держав за захват чужих
территорий, эта теория стала помехой для более сильных империалистических
держав в их борьбе за захват колоний и источников сырья. Вместо нее
теоретиками сильнейших империалистических стран была выдвинута
другая теория—«эффективной оккупации» приобретенной территории,
по которой «бесхозяйная» земля является собственностью того или
иного государства лишь в том случае, если это государство действительно"
завладело такой территорией и реально осуществляет на ней свою власть.
5 Экспедиция на судне «Бельджика»—морская экспедиция молодого
бельгийского исследователя Адриена де-Жерляша (Герлаха), работала
в южнополярных водах западной части Антарктики в 1897—1898 гг.
Члены экспедиции высадились на архипелаге Палмера и произвели
съемку его. Позже «Бельджика» была затерта льдами и 13 месяцев
дрейфовала в море Беллинсгаузена. В течение этого времени члены экспедиции
3*18

проводили метеорологические, магнитные, океанографические и иные
наблюдения.
6 Эдуард Зюсс (1831 —1914)—выдающийся австрийский геолог,
представитель школы контракционистов, признающих основным фактором
развития земной коры процесс охлаждения и сжатия Земли. В своем
капитальном труде «Лик Земли» Зюсс подвел итог геологических знаний
рубежа XIX и XX вв., сведя обширный геологический материал в
стройную систему развития земной коры. Это произведение оказало большое
влияние на развитие многих отраслей геологии. Некоторые положения
Зюсса устарели и отвергнуты.
7 Современные взгляды на биполярность вкратце изложены в книге
советского исследователя В. Л. Лебедева «Антарктика»
(Географическое издательство, М., 1957): «Явление так называемой биполярности,—
пишет автор,—в настоящее время объясняется несколькими теориями,
каждая из которых, очевидно, может быть справедлива в частных случаях.
Одни ученые предполагают, что сходные формы полярных областей
являются реликтами некогда единой морской фауны, тропическая часть
которых исчезла.
Согласно другим, параллельное и совершенно независимое развитие
полярных областей привело к кажущемуся сходству некоторых форм
организмов.
Существует также мнение, что некоторые животные организмы могут
мигрировать из одного полярного района в другой через холодные
глубинные воды тропиков». Ссылаясь далее на факт биполярного
распространения одного из моллюсков, встречающегося на разных широтах в водах
обоих полушарий, В. Л. Лебедев заключает: «Считают, однако, что это
явление скорее демонстрирует некоторый космополитизм глубинной
фауны, чем биполярность».
8 Скотт, Роберт Фалькон (1868—1912)—выдающийся английский
полярный исследователь, военный моряк. В 1901 —1904 гг. возглавлял
на судне «Дискавери» Британскую национальную антарктическую
экспедицию, которая открыла Землю короля Эдуарда VII, обследовала
Землю Виктории, центральную часть шельфового ледника Росса. Сам
Скотт пытался достигнуть Южного полюса, но дошел лишь до 82° 17' ю. ш.
В 1910—1912»гг. он возглавил другую экспедицию (на судне «Teppa
Нова») и вновь совершил поход к полюсу, но его опередил норвежец
Руал Амундсен, достигший полюса месяцем раньше. На обратном пути
отряд Скотта погиб.
Шеклтон, Эрнст Генри (1874—1922)—английский моряк, полярный
'путешественник. Участвовал в первой экспедиции Р. Скотта, 1901 —1904 гг.,
сопровождал его в походе к Южному полюсу. В 1907 г. организовал
самостоятельную экспедицию с той же целью достижения Южного полюса.
На этот раз Шеклтон не дошел до полюса всего 97 миль (88°23' ю ш.),
но другой участник его экспедиции—проф. Дэвид открыл Южный
магнитный полюс. Позже Шеклтон предпринял еще несколько экспедиций.
Пири, Роберт Эдвин (1856—1920)—американский полярный
путешественник. В 1886 и 1891 —1895 гг. совершил четыре путешествия в
Северную Гренландию. В 1901 —1909 гг. предпринял три экспедиции к
Серверному полюсу. В апреле 1909 г. Пири достиг околополюсного района
и, будучи уверен, что побывал на самом полюсе, возвратился. Как было
позже установлено, Пири из-за неисправности хронометра ошибся в
астрономических вычислениях и не дошел до цели лишь полтора градуса,
т. е. около 150 километров.
Первенство в достижении полюса у Пири оспаривал другой
американец—Фредерик Кук. Последний участвовал в гренландской экспедиции
Пири 1891 — 1892 гг. в качестве этнографа и как врач экспедиции Жер-
лаша на «Бельджике» 1897—1898 гг. В 1907 г. он предпринял
самостоятельную экспедицию к Северному полюсу. По утверждению Кука, он достиг
полюса 21 апреля 1908 г. Спор между этими американцами длился долго,
вызвав многочисленные дебаты и обвинения Кука в мистификации.
319

К главе «Введение»
1 Гипотетическая суша, занимающая значительную часть южного
полушария Terra australis, или Terra incognita australis (неизведанная
южная земля), признавалась всеми античными географами, в том числе
и Клавдием Птоломеем (II в. н. э.). Гипотеза о неизведанной южной земле
просуществовала более двух тысяч лет, вплоть до плавания Кука. В эпоху
великих географических открытий она легла в основу так называемой
умозрительной географии—течения в науке, утверждавшего, что
распределение воды и суши на земном шаре подчиняется закону
пространственного равновесия. По мнению приверженцев этого течения, огромной
континентальной массе северного полушария должен соответствовать
столь же огромный континент в южном полушарии. Взгляды
умозрительных географов и излагает здесь Борхгревинк.
2 В норвежском издании ошибочно указан 1772 год. На
71° 10' ю. ш. и 106° 54' з. д. Джемс Кук был в январе 1774 г. .
3 После пессимистического утверждения Джемса Кука о
невозможности плавания южнее достигнутых им пределов, среди географов
утвердилось противоположное мнение—об отсутствии крупных земель в
околополюсном районе, тогда как 71° ю. ш. являлся границей не материка,
а «белого пятна»—неисследованной области.
4 О плаваниях и открытиях Уэдделла, Биско, Дюмон-Дюрвилля,
Уилкса см. прим. 2 к биографическому очерку. Но странно, что
Борхгревинк, перечисляя плавания в антарктических водах, ничего не говорит
о русской экспедиции Беллингсгаузена—Лазарева 1819—1821 гг.,
результаты которой были очень высоко оценены такими авторитетами XIX
столетия, как Джемс Росс и немецкий географ Петерман.
6 Неймайер, Георг—выдающийся немецкий ученый, геофизик,
гидрограф и метеоролог, директор Германской морской обсерватории в
Гамбурге, активный поборник международного сотрудничества ученых в деле
исследования Антарктики.
Гукер, Джозеф Долтон (1817—1911), по словам К. А. Тимирязева,
«один из наиболее выдающихся ботаников-систематиков XIX и XX века»,
установивший несколько тысяч новых видов растений, ближайший
сотрудник Ч. Дарвина. Участвовал в антарктической экспедиции
Дж. К. Росса на «Эребусе» (1840), позже принимал участие в ряде других
экспедиций—в Индию, Ближний Восток, Австралию, Южную и Северную
Америку. В течение долгого времени возглавлял крупнейший
ботанический центр в Глазго. Почетный член ученых обществ почти всех государств.
Оммэни—английский полярный исследователь, участник
антарктической экспедиции Дж. К. Росса, а позже—Британской правительственной
экспедиции, отправленной на поиски Дж. Франклина.
Мёррей, Джон—английский натуралист, географ, участник
экспедиции на «Челленджере», ряда других экспедиций, в том числе и плавания
океанографического судна «Михаэль Саре» (1910).
Маркем, Клементе Роберт (1830—1916)—английский географ,
путешественник. В 1850—1851 гг. участвовал в поисках Франклина, в 1852—
1853 и 1860—1861 гг. посетил Перу и Чили, в 1867—1868 гг.—Абиссинию,
много раз странствовал по Индии. С 1893 г.—президент Лондонского
географического общества, принимал горячее участие в снаряжении
экспедиций Нэрса, Скотта и др. Автор многих трудов по географии.
Грили, Адольф Вашингтон (1844—1935)—американский полярный
исследователь. В 1881 г. возглавлял американскую метеостанцию на Земле
Гранта, организованную в связи с проведением Первого Международного
полярного года. Летом 1883 г., не дождавшись прибытия парохода,
застрявшего во льдах, персонал станции отправился на юг на лодках. В пути
вынужден был зазимовать, потеряв из-за цинги и голода 19 человек из 26.
Грили автор нескольких книг об Арктике, но сам больше там не бывал.
Пайер, Юлиус (1842—1915)—австрийский полярный исследователь.
В 1872—1874 гг. вместе со своим соотечественником Карлом Вейпрехтом
320

(1838—1881) руководил австро-венгерской полярной экспедицией на судне
«Тегеттгс-ф», открывшей предсказанный ранее русскими учеными
Шиллингом и Кропоткиным архипелаг Земли Франца-Иосифа. До этого Пайер
производил съемку Австрийских Альп, принимал участие в гренландской
экспедиции Карла Кольдевея (1869).
Стэнли, Генри Мортон (1841 —1904)—английский журналист,
ставший путешественником по Африке, куда был направлен издателем газеты
«Нью-Йорк геральд» Гордоном Беннетом на поиски пропавшей
экспедиции Ливингстона. Поиски знаменитого Ливингстона служили поводом для
сенсационных отчетов, которыми Стэнли должен был снабжать своего
хозяина. Прежде чем направиться в глубь Африки, Стэнли совершил
путешествие по Нилу, Ближнему Востоку, Крыму, Кавказу, Индии и лишь
оттуда снова в Африку. «Возможно по дороге вы услышите о том, что
Ливингстсш сам приближается к Занзибару,—гласил приказ Беннетта.—
Если нет, идите в глубь Африки и найдите его. Выжмите из него все
новости, какие сможете, относительно его открытий. Если он умер,
соберите доказательства его смерти. Все.» Стэнли задание выполнил. В 1874—
1877 гг. пересек Африку с востока на запад, посетил район Великих
восточноафриканских озер, открыл исток Конго р. Луалаба.
6 Хобарт—главный город острова Тасмания (Прим. пер.).
К главе первой «Снаряжение экспедиции и отъезд»
1 Барк—трехмачтовое судно, у которого две передние мачты (фок-
и грот-мачта) имеют прямые паруса (располагаемые с помощью реев
поперек судна), а третья—бизань-мачта сухая, т. е. без реев, с одной
гафельной бизанью (наклонное рангоутное дерево, укрепленное на мачте),
и гафтопселем (название паруса).
Водоизмещение—вес судна вместе со всеми предметами и грузами,
в нем находящимися.
Вместимость—различают вместимость валовую (брутто) и чистую
(нетто). Валовая вместимость—объем всех судовых помещений. Чистая—
равна валовой минус объем помещений, не предназначенных для груза
и пассажиров. Выражается в регистровых тоннах (объемная тонна
в 100 куб. футов)
Ахтерштевень—продолжение киля сзади судна.
2 Лапландия—область на севере Скандинавского полуострова и
к востоку от него, включая и Кольский полуостров; в настоящее время
расположена на территории СССР, Финляндии, Швеции и Норвегии.
8 Грейвсэнд—ближайший к Лондону порт на правом берегу Темзы
(Прим. пер.).
4 Волапюк—искусственный язык, созданный в 1879 г. М. Шлейером
в качестве международного языка. Распространения не получил. Позже
это слово стало синонимом непонятной речи.
5 «Ревущие сорокаградусные широты», или «ревущие сороковые»,—
акватория южной части Атлантического океана между 40 и 50—55° ю. ш.
Характеризуется постоянными и устойчивыми ветрами, называемыми
моряками «разбойничьи сороковые», дующими здесь с большой силой.
Они как бы образуют «барьер», препятствующий проникновению теплых
тропических воздушных масс в Антарктику и холодных антарктических—
на север.
К главе второй «Путь из Тасмании в неведомое»
1 Скваттеры—крупные заимщики новых земель—колонизаторы.
2 Смена климатических факторов, о которой говорит Борхгревинк,.
происходит в зоне сходимости полярных антарктических и субполярных
вод, называемой иначе антарктической конвергенцией. На этой
относительно четкой естественной (северной) границе антарктических вод
отмечаются не только изменения в температуре и влажности воздуха,
облачности, повторяемости туманов и т. д., но и в резкие изменения
гидрологических характеристик, особенно температуры, солености и цвета воды.
321

3 См. прим. 2 к биографическому очерку.
4 Аструп—норвежский полярный путешественник, участник
гренландской экспедиции Роберта Пири 1892 и 1893—1894 гг.
К главе третьей «Южнополярный континент»
1 Кабельтов—морская мера длины, служит для измерения
небольших расстояний, равная 1/10 морской мили (185,2 м).
2 Медуза —в греческой мифологии одна из трех Горгон—мифических
существ со звериными ушами, тупым носом, оскаленными зубами, с змеями
вместо волос на голове. Голова Медузы, отрубленная героем Персеем,
была прикреплена к щиту богини Афины и наводила на людей ужас.
3 Миля, уставная или статутная—1609 м, или 1760 ярдов.
К главе четвертой «Жизнь в домиках»
1 17 мая—национальный праздник норвежцев, день принятия
Учредительным собранием в Эйдсволле в 1814 г. первой норвежской
конституции.
2 Джумбо—большой африканский слон, живший в 70-х годах
прошлого столетия в Лондонском зоологическом саду; кличка его стала
нарицательным именем массивного человека (Прим. пер.).
3 Имеется в виду не миллиметровая, а дюймовая шкала.
4 Бери-бери—авитаминоз.
5 Карри—пряный порошок, применяемый в Индии для приправы
кушаний. В состав его входят куркумовый корень, чеснок и разные
пряности.
6 Речь идет о сеннеграсе—иначе альпийской траве—осоке,
употребляемой народами Севера в качестве подстилки и утепления обуви.
К главе пятой «Остров герцога Йоркского»
1 Серпентин, или змеевик,—минерал, магниевый силикат зеленого
цвета.
2 Предположение Борхгревинка о связи Антарктиды с соседними
материками—Австралией и Америкой—не лишено основания.
Современной наукой установлено много общего в геологическом строении
антарктических областей с районами Южной Америки, Африки и Австралии.
Несмотря на слабую изученность Антарктиды, различие в геологическом
строении ее восточной и западной частей вполне очевидно. Установлено,
что Восточная Антарктида является докембрийским ядром материка
и рассматривается как продолжение материковых платформ Южной
Африки и Австралии, входивших в состав Гондваны—единичного южного
континента, существовавшего в палеозойскую эру, впоследствии
распавшегося на отдельные массивы и послужившего для формирования Южной
Америки, Африки и Австралии. Западная Антарктида—область более
молодого происхождения—образована структурами Антарктических Анд,
являющихся продолжением южноамериканских Анд и далее уходящих
в Новую Зеландию и Австралию (По В. Л. Лебедеву. Цит. соч.).
К главе шестой «Климат на мысе Адэр»
1 В переводе на общепринятое измерение в метрических мерах
означает: скорость ветра превышала 45 м/сек; самое низкое давление—709,1,
самое высокое—766,0, амплитуда—56,9 мм.
2 Речь идет о германской глубоководной экспедиции Карла Куна
1898—1899 гг. на судне «Вальдивия», проводившего океанографические
исследования в африканском квадранте Антарктики и у Земли Эндерби.
К главе седьмой «Птичье царство...»
1 Рудиментарные крылья, рудименты—органы, унаследованные
от предков, уже потерявшие свое значение и находящиеся на пути к
исчезновению.
322

2 Сфигмометр, или сфигмограф,—прибор, служащий для записи
пульса, т. е. колебаний артериальной стенки, происходящих при каждом
сокращении сердца.
3 Ultra posse nemo obligatur—латинское выражение, соответствующее
русскому—«выше головы не прыгнешь».
К главе десятой «Большой вулкан Мельбурн»
1 Бог Вулкан—у древних римлян покровитель огня и кузнечного
дела.
2 Современное положение Южного магнитного полюса—68°50' ю. ш.
145°30' в. д. (эпоха 1955 г.)
3 Лимбургит—вулканическая порода, внешне сходная с базальтом,
но обычно не содержащая в себе полевого шпата (Прим. пер.).
К главе одиннадцатой «Вулканы Террор и Эребус»
1 Парри, Уильям Эдвард (1790—1855)—британский полярный
путешественник. В 1818 г. командовал одним из кораблей экспедиции
Джона Росса—старшего по отысканию северо-западного прохода. Он
обследовал Баффинов залив, затем дважды возглавлял экспедиции по
отысканию этого прохода. Во время последней экспедиции впервые оставил
судно на зимовку в Арктике. В 1827—1828 гг. возглавлял английскую
экспедицию к Северному полюсу, который он рассчитывал достичь
пешком. 48-суточное путешествие Парри по дрейфующим льдам севернее
Шпицбергена позволило выявить генеральное направление движения
арктических льдов из центра Полярного бассейна на юг, в Гренландское
море.
К главе двенадцатой «Великий ледяной барьер»
1 Бушприт—горизонтальное или наклонное дерево, выдающееся
с носа судна. Продолжением бушприта служит утлегарь.
2 «Весь огромный залив»—Борхгревинк подразумевает море Росса.
К главе пятнадцатой «Остров Стюарта...»
1 Белые муравьи—неправильное название термитов—отряда
насекомых, ничего общего не имеющих с муравьями. Термиты распространены
в жарких странах, чрезвычайно вредят человеку: грызут и разрушают
постройки, мебель и т. п. Известен случай уничтожения целого города
Джемстоуна на о. Св. Елены.
2 Борхгревинк излагает одну из нескольких до сих пор окончательно
не решенных гипотез о происхождении маорийцев—ветви полинезийцев.
По мнению видного советского антрополога проф. С. А. Токарева,
полинезийцев нельзя причислить ни к одной из трех основных так
называемых «больших рас» человечества—европеоидной, монголоидной,
негроидной, но они совмещают признаки всех трех. Все гипотезы о
происхождении полинезийцев проф. С. А. Токарев сводит к трем группам. К
первой группе относится гипотеза «местного» (автохтонного) происхождения,
согласно которой полинезийцы—потомки населения погибшего материка
«Пацифиды», затонувшего в водах Великого океана. Ко второй группе
■относится теория «американского» происхождения
полинезийцев—заселения островов с востока, из Америки. Напомним, что горячим защитником
-ее является норвежский этнограф Тор Хейердал. Чтобы доказать
справедливость этой теории, Тор Хейердал с пятью товарищами совершил
в . 1947 г. плавание на плоту из бальзовых деревьев от берегов Перу
до островов Полинезии. Подробности этого плавания описаны им в
увлекательной книге «Путешествие на «Кон-Тики» («Молодая Гвардия», М.,
1956). К третьей группе относится теория «азиатского» (из Индонезии
или Южной Азии) происхождения полинезийцев. Сторонники этой теории
считают, что с Юго-Восточной Азией полинезийцев связывают язык
и вся культура народов Полинезии.
Приверженец этой теории новозеландский ученый Те Ранги Хироа
(Питер Бак) в своей книге «Мореплаватели солнечного восхода» (Изда-
323

тельство иностранной литературы, М., 1950) считает, что первые
поселенцы Полинезии—выходцы из Индонезии—обосновались на архипелаге
Таити и один из островов этого архипелага—Рапатеа—вошел в
мифологию полинезийцев под именем «Гавайки». Именно архипелаг Таити,
а не Самоа и тем более не Сандвичевы (Гавайские) острова, и стал в
дальнейшем центром общеполинезийской колонизации.
Те Ранги Хироа подтверждает легенду, излагаемую Борхгревин-
ком,о прибытии из Гавайки в Новую Зеландию поселенцев на ладьях
(каноэ) «Таинуи» (водитель Хотуроа) и «Арава» (вождь Тама-те-капуа).
События эти относятся к XIV в., но еще в X в., свидетельствует Те Ранги
Хироа, Новая Зеландия была открыта рыбаком Купе, а в XII в. заселена
его соплеменниками, выходцами из Гавайки. Они-то и явились
родоначальниками современных маорийцев. ( См. указ. соч. Те Ранга Хироа).
3 Отаго—самая южная область Новой Зеландии (Прим. пер.).
4 Тамильский язык—один из древнеиндийских языков (Прим. пер.).
6 Утверждение Борхгревинка об исключительной грубости и
жестокости маорийцев не выдерживает критики. Буржуазный интеллигент,
он повторяет версию английских колонизаторов, которые умышленно-
разжигали междоусобные войны среди маорийских племен, а сами
подкупами, силой оружия, обманом захватывали у маорийцев земли.
6 То, что вкратце излагает Борхгревинк, лишь эпизод из истории
колонизации Новой Зеландии, истории полной глубокого драматизма.
Из всех народов Океании свободолюбивые маорийцы дольше всех
оказывали сопротивление английским колонизаторам. Британская экспансия
в Новой Зеландии началась в конце XVIII в. В 1840 г. британские власти
подписали с маорийскими вождями так называемый договор в Ваитанги.
По этому договору маорийцам гарантировалась неприкосновенность
их земель, а они в свою очередь признали суверенитет британской короны.
Договор был нарушен англичанами, которые начали еще более
бесцеремонно отбирать землю маори, на что последние ответили вооруженным
сопротивлением. Свыше 30 лет, с 1840 по 1872 г., длилась борьба маори
с колонизаторами, закончившаяся победой англичан.
7 Причина тому тяжелое экономическое положение маори, попавших
под власть колонизаторов. За полстолетие, истекшее с того времени,
когда Борхгревинк писал эти строки, положение их никак не
улучшилось. Три четверти маорийского населения обезземелено. Нищета,
повальные болезни мало способствуют «приобщению к европейской колонизации».
К «Отчету капитана Бернгарда Йенсена»
1 Бриз—ветер морских побережий, дважды в сутки меняющий свое
направление: днем—с моря, ночью—с суши.
а Стаксель—треугольный косой парус.
3 Галфинд—курс корабля поперек ветра или в полветра.
Марсель—второй снизу прямой парус; фок—нижний парус на фок-
мачте; грот—нижний парус на грот-мачте.
К главе «Из записок препаратора Николая Гансона»
1 Бутылконос, или клюворыл (Hyperoodon rostratus
Mull)—представитель китообразных, подотряда зубатых китов, семейства клюворылов.
Достигает длины Г? м. Рыло образует прямой клюв наподобие утиного.
Окраска сверху черная, брюхо и горло белые. Встречаются во всех морях
и океанах.
2 Миксина—морские рыбообразные животные из отряда круглоротцх.
Имеют сравнительно с миногами упрощенное строение. Временно
паразитируют, вонзаясь в тело крупных рыб. Промыслового значения не имеют.
3 Плацента—детское место, послед—орган, образующийся у
беременных самок большей части млекопитающих, так называемых плацентарных.
В плаценте кровеносные сосуды зародыша входят в тесные анатомические
и физиологические соотношения с сосудами мятери, благодаря чему
происходит питание зародыша.
324

ОГЛАВЛЕНИЕ
Стр.
От редактора 6
Карстен Эгеберг Борхгревинк 7
Предисловие автора 19
Введение 20
Первая глава 31
Снаряжение экспедиции и отъезд из северного
полушария в южное
Вторая глава 47
Путь из Тасмании в неведомое. В тисках полярных
льдов
Третья глава 62
Южно-полярный континент. Корабль уходит.
Десять человек на новом материке
Четвертая глава % 87
Жизнь в домиках. Поездки на санях и
восхождение на горы. Южное полярное сияние
Пятая глава 125
Остров герцога Йоркского. Экскурсия из каменной
хижины. Путешествие по ледникам. Возвращение
Шестая глава 145
Климат на мысе Адэр. Болезнь Гансона. Печальные
дни. Базу посещает смерть.
Седьмая глава 161
Птичье царство. Животная жизнь в воздухе
и в море
Восьмая глава 175
Солнечное затмение. Новая поездка на остров Йорк.
Найдены насекомые. Рождество. Большая медуза.
Наступление нового, 1900 года. Южнополярное
лето
Девятая глава 194
Возвращение «Южного Креста». Отъезд с мыса
Адэр. Остров Поссешен и остров Кульман
Десятая глава 206
Большой вулкан Мельбурн и Земля Ньюнса. Остров
Франклина. Южный магнитный полюс
Одиннадцатая глава 216
Вулканы Террор и Эребус
325

Двенадцатая глава 222
Великий ледяной барьер. Вдоль ледяной стены.
Проход в барьере
Тринадцатая глава 229
Поездка на санях по барьеру. 17 февраля 1900
года—дата наибольшего приближения к Южному
полюсу. Обратно на север
Четырнадцатая глава 236
На пути в зоны умеренного климата. Оклендские
острова
Пятнадцатая глава 242
Остров Стюарт. Новая Зеландия. Прибытие в
Австралию. Домой!
Отчет капитана Барнгарда Йенсена 251
Краткий обзор зоологических, ботанических и
геологических наблюдений, выполненных К. Борх-
гревинком 267
Из записок препаратора Николая Гапсона 277
Геологические наблюдения 306
Теория биполярности . . 308
Комментарии 317

Карстен Борхгревинк
У ЮЖНОГО ПОЛЮСА ГОД 1900
Редактор Л. Н. Воронцова
Художественный редактор Т. И. Алексеева
Технический редактор Н. И. Ногина
Корректор Г. И. Ландратова
Т-03839. Сдано в производство 19/ХН—57 г. Подписано в печать
23/IV—1958 г. Формат 60x92i/ie. Физических листов 22,13. Печатных
листов 20,5+1,63 вкл. Издательских листов 20,45. Тираж 25 000.
Цена 9 р. 50 к. Переплет 2 р.
Москва, В-71, Ленинский проспект, 15, Географгиз
16-я типография Московского городского Совнархоза,
Москва, Трехпрудный пер, д. 9. Заказ № 1598

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Вышли в свет:
Путешествия и исследования лейтенанта Лаврентия Загоскина
в Русской Америке в 1842—1844 гг., 1956, 456 стр., цена 19 руб.
Путешествия Христофора Колумба. Дневники, письма, документы,
1956, 528 стр., цена 12 руб.
Давид Ливингстон. Путешествия и исследования в Южной
Африке, 1956, 392 стр., цена 8 р. 85 к.
Давид Ливингстон, Чарлз Ливингстон. Путешествие
по Замбези, 1956, 384 стр., цена 8 р. 65 к.
Н. Н. М и к л у x о-М а к л а й. Путешествия на Берег Маклая,
1956, 416 стр.,- цена 9 р. 45 к.
Фритьоф Нансен. «Фрам» в Полярном море», ч. I, 1956,
368 стр., цена 9 р. 65 к.
Фритьоф Нансен. «Фрам» в Полярном море», ч. II, 1956,
352 стр., цена 9 р. 65 к.
Дневные записки П. К- Пахтусова и С. А. Моисеева, 1956, 216 стр.,
цена 9 руб.
Книга Марко Поло, 1956, 376 стр., цена 9 р. 40 к.
Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука, 1957,
272 стр., цена 7 р. 40 к.
Последняя экспедиция Р. Скотта, 1956, 408 стр., цена 9 р. 55 к.
Э. Шеклтон. В сердце Антарктики, 1957, 448 стр., цена 16 р. 10 к.